BfflrPW
Уполномоченный по правам человека
в Российской Федерации
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ
Российской Федерации
Фонд «Президентский центр Е.Н. Ельцина»
Издательство
«Российская политическая энциклопедия»
Международное историко-просветительское,
БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЕ И ПРАВОЗАЩИТНОЕ
общество «Мемориал»
Институт научной информации
ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ РАН
Редакционный совет серии:
Й. Баберовски (Jorg Baberowski),
Л. Виола (Lynn Viola),
А. Грациози (Andrea Graziosi),
А. А. Дроздов,
Э. Каррер Д’Анкосс (Нё1ёпе Carrere D’Encausse),
В. П. Лукин,
С. В. Мироненко,
Ю. С. Пивоваров,
А. Б. Рогинский,
Р. Сервис (Robert Service),
Л. Самуэльсон (Lennart Samuelson),
А. К. Сорокин,
Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick),
О. В. Хлевнюк
uu
ДОКУМЕНТЫ
Прйвоэсеровский
Г ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС
в Москве
8 ииня - Ч августа 1922 г.
Стенограммы
СУДЕБНЫХ ЗАСЕДАНИЙ
П1М1-2
РОССПЭН
Москва
2011
УДК 94(47+57)
ББК 63.3(2)6-4
П68
Правоэсеровский политический процесс в Москве. 8 июня — 4 августа
П68 1922 г. Стенограммы судебных заседаний : в 14 т. Т. 1 и 2 / сост.: В. К. Ви-
ноградов, А. Л. Литвин, В. Н. Сафонов, В. С. Христофоров ; науч, ред.:
А. Л. Литвин. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН):
Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — 687 с. — (История
сталинизма. Документы).
ISBN 978-5-8243-1524-0
В настоящем издании публикуются стенограммы 47 судебных заседаний процесса
над лидерами партии правых эсеров. Тексты стенограмм издаются по стенограммам, хра-
нящимся в Центральном архиве ФСБ РФ. Подневные газетные отчеты, публиковавшие-
ся в центральных партийно-советских газетах «Правда» и «Известия В ЦИК», давали не-
полные и тенденциозные сведения о ходе процесса и публиковали далеко не все
выступления его участников. Представленное издание является первой, наиболее под-
робной публикацией стенограмм судебного процесса, раскрывающих драматизм проти-
воборства представителей некогда самой крупной социалистической партии страны с
пришедшими к власти большевиками.
УДК 94(47+57)
ББК 63.3(2)6-4
ISBN 978-5-8243-1524-0
© Центральный архив ФСБ РФ, 2011
© Коллектив авторов, 2011
© Российская политическая энциклопедия, 2011
Введение
Советские историки, следуя большевистским и тенденциозным судебным
оценкам, писали о деятельности противников правящей в стране партии негатив-
но. Историографическое освещение судебного процесса над лидерами и активи-
стами партии правых эсеров не было исключением. Даже в лучших для той поры
работах по истории партии эсеров говорилось лишь о мнении обвинителей на
процессе и делался вывод на основании их заключения о «падении эсеровских
вождей, тесной связи ЦК этой партии с международным империализмом»1. Сре-
ди опубликованных в то время источников следует назвать «Обвинительное за-
ключение» и два выпуска материалов самого процесса2 3. Именно они, а также ра-
боты, специально опубликованные в ходе широкой агитационно-пропагандист-
ской кампании, призванной возбудить ненависть к эсерам и «показать» их
преступную деятельность , позже стали источниками трудов советских истори-
ков. Авторы этих работ основывались также на признательных брошюрах быв-
ших эсеров, амнистированных в ходе процесса и давших компрометирующий ма-
териал против своих коллег для обвинения4. Подлинность и достоверность этих
документов не подвергалась сомнению, приговор и обвинительное заключение
трибунала рассматривались как констатация вины лидеров правых эсеров и всей
партии перед партией победителей в Гражданской войне, теперь правящей в
стране.
Нетрудно проследить связь между решениями высших большевистских фо-
румов той поры и принятием решений о проведении судебного процесса над ли-
дерами партии правых эсеров. 26-28 мая 1921 г. в Москве состоялась X Всерос-
сийская конференция РКП(б), на которой рассматривались и вопросы об отно-
шении к иным политическим партиям. Выступивший на конференции К. Радек
разъяснил, что в условиях проведения новой экономической политики предос-
1 См.: Гусев К. В., Ерицян X. А. От соглашательства к контрреволюции (очерки истории по-
литического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров). М., 1968. С. 410; Гу-
сев К. В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. М., 1975.
С. 365-366; Непролетарские партии России. Урок истории. М., 1984. С. 519. К. В. Гусев и позже
не усмотрел фальсифицированности процесса, источниковую недостоверность многих показа-
ний его участников (Гусев К. В. Рыцари террора. М., 1992. С. 100-111).
2 Обвинительное заключение по делу Центрального комитета и отдельных членов иных ор-
ганизаций партии с.-р. по обвинению их в вооруженной борьбе против Советской власти, орга-
низации убийств, вооруженных ограблений и изменнических сношениях с иностранными госу-
дарствами. М, 1922; Процесс П. С.-Р. Речи государственных обвинителей: Луначарского, По-
кровского, Крыленко, представителей Коминтерна К. Цеткин, Муна, Бокани. Приговор
Верховного революционного трибунала. Постановление Президиума ВЦИК. Воззвание Ко-
минтерна. М„ 1922; Процесс эсеров. Речи защитников и обвиняемых. М., 1922. Вып. 2.
3 К процессу правых эсеров. Тезисы для агитаторов. М., Агитпропотдел ЦК РКП(б). 1922;
Вардин И. Эсеровские убийцы и социал-демократические адвокаты (факты и документы). М.,
1922; Луначарский А. В. Бывшие люди. Очерк истории партии эсеров. М., 1922; Покров-
ский М. Н. Что установил процесс так называемых «социалистов-революционеров»? М., 1922;
Он же. Идеология эсеров за два последних года (1921-1922) // На идеологическом фронте
борьбы с контрреволюцией. М., 1923; Стеклов Ю. Партия социалистов-революционеров (пра-
вых эсеров). М., 1922 и др.
4 См.: Буревой К. Распад. 1918—1922. М., 1923; Семенов Г. (Васильев). Военная и боевая ра-
бота партии социалистов-революционеров за 1917-1918 гг. М., 1922 и др.
тавлять меньшевикам и эсерам свободу действий, когда массы крестьянства на-
строены против большевиков, было бы равносильно самоубийству1. Естествен-
ным было принятие решения об «усилении репрессии против политических вра-
гов Соввласти и агентов буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров);
проведении этой репрессии ревтрибуналами и нарсудами в наиболее быстром и
революционно-целесообразном порядке; обязательная постановка ряда образцо-
вых (по быстроте и силе репрессии; по разъяснению народным массам, через суд
и через печать, значения их) процессов в Москве, Питере, Харькове и нескольких
других важнейших центрах»2. Это из письма Ленина народному комиссару юс-
тиции Д. И. Курскому 20 февраля 1922 г., а 28 февраля того же года в «Правде» и
«Известиях» было опубликовано постановление ГПУ о предании суду Верхов-
ного революционного трибунала группы членов ЦК и активных деятелей партии
социалистов-революционеров за контрреволюционную и террористическую
деятельность.
Весь процесс 1922 г. контролировался Политбюро ЦК РКП(б), создававшего с
этой целью различные «тройки», в работе которых принимали участие Ф. Э. Дзер-
жинский, Л. Б. Каменев, Д. И. Курский, Ю. М. Стеклов, Л. Д. Троцкий и др.3
Поэтому можно утверждать, что «заказчиком» судебного процесса было руко-
водство правящей партии, а «исполнителями» — правоохранительные органы,
прежде всего взявшие на себя всю черновую часть подготовки процесса — чеки-
сты. Целью процесса стала дискредитация и ликвидация одной из самых в то
время многочисленных оппозиционных большевикам партий в стране. В усло-
виях продолжающейся в стране «малой» гражданской войны (сотни крестьян-
ских восстаний, рабочих забастовок, «профессорских» стачек и др.) власть пре-
держащая стремилась уничтожить тех, кто мог ее возглавить, памятуя опыт ле-
та — осени 1918 г. и движение за восстановление власти Учредительного
собрания, возглавляемого тогда правыми эсерами. Разумеется, судебный про-
цесс должен был продемонстрировать решимость и жесткость руководства
РКП(б) в отстаивании своего права на однопартийную власть в стране: либера-
лизация в экономике (нэп) не означала демократизации в общественно-полити-
ческой жизни. Кратко и точно эту направленность отразил циркуляр ВЧК от
31 января 1921 г.: «...вести работу на совершенное уничтожение и ликвидацию
партии с.-р. как таковой»4.
Организация судебного процесса политическим руководством страны изна-
чально придавало ему политический характер, несмотря на многочисленные об-
винения в адрес правых эсер в вооруженном сопротивлении советским властям
во время Гражданской войны или проведении террористических актов. Когда
12 июля 1922 г. председательствующий на суде Г. Л. Пятаков упрекнул А. Р. Гоца
в том, что он вместо делового объяснения все время произносит агитационные
речи, Гоц возразил, сказав, что лишь следует «тому методу, которым идете вы и
гражданин прокурор, ибо меньше всего я усматриваю в ваших вопросах желание
1 Протоколы Десятой Всероссийской конференции РКП (большевиков). Май 1921 г. М.,
1933. С. 66.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 396.
3 Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922 г.). Подготов-
ка. Проведение. Итоги: Сб. документов. М., 2002. С. 19-20.
4 См.: Павлов Д. Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 — се-
редина 1950-х годов. М., 1999. С. 176.
выяснения деловой обстановки, а все время лишь выяснения политической об-
становки»1.
В Центральном архиве ФСБ РФ за № Н-1789 хранятся ИЗ томов материалов
следствия, стенограммы суда, агентурного обслуживания, документы о деятель-
ности партии правых эсеров. Активная ликвидация этой партии началась в
1921 году секретным отделом ВЧК, когда были арестованы многие члены ЦК
этой партии. Следствие было закончено 21 апреля 1922 года. Верховный трибу-
нал при ВЦИК заседал 48 дней (8 июня - 7 августа 1922 г.). Последнее заседание
было посвящено оглашению приговора. К процессу было привлечено 177 чело-
век, но судили 34 руководителя этой партии. Следствие вел известный в свое'
время мастер политического сыска Яков Агранов2. Наиболее обличительные ма-
териалы о террористической деятельности правых эсеров содержались в брошю-
ре Г. И. Семенова о боевой и военной работе эсеров в 1917-1918 гг., изданной в
1922 году в Берлине и напечатанной в типографии ГПУ на Лубянке, д. 18, в Мо-
скве; а также в письме в ЦК РКП(б) Л. В. Коноплевой. Григорий Иванович Се-
менов (Васильев) был в 1918 году руководителем боевой эсеровской группы, а
Лидия Васильевна Коноплева — активным ее членом.
Показания Семенова и Коноплевой, изложенные письменно и устно во время
процесса, вызвали недоверие и недоуменные вопросы многих эсеров во время
суда (А. Гоца, Е. Тимофеева и др.). К ним отнеслись весьма критично зарубеж-
ные историки. По мнению голландского историка Марка Янсена, Семенов и Ко-
ноплева писали свои «разоблачения» по поручению чекистов3. В советской исто-
риографии их показания, подтвержденные обвинительным заключением трибу-
нала над эсерам 1922 г., были приняты как наиболее достоверные описания
террористической деятельности этой партии. Бывший следователь прокуратуры
Д. Л. Голинков в четырех изданиях книги о борьбе с антисоветским подпольем
верил признаниям Семенова и Коноплевой, когда писал: «Будучи в прошлом не-
посредственными участниками преступлений, Семенов и Коноплева открыли
факты использования эсерами в борьбе с Советской властью диверсий, экспро-
приации и индивидуального террора в отношении виднейших деятелей больше-
вистской партии и Советского государства»4.
1 ЦА ФСБ РФ. Ф. Н-1789. Т. 31. Прецедент подобного процесса был в конце ноября 1918 г., ко-
гда к суду были привлечены лидеры партии левых эсеров М. А. Спиридонова, Ю. В. Саблин и др.
Спиридонова на суде протестовала, считая недопустимым суд одной политической партии над
другой и призывая к арбитражу еще только создающийся III Интернационал. Спиридонова и Саб-
лин были приговорены к годичному тюремному заключению, но через день, 29 ноября 1918 г., ре-
шением ВЦИК амнистированы // Гусев К. В. Эсеровская богородица. М., 1992. С. 113-114.
2 Агранов Я. С. (Соринзон Я. Ш., 1893-1938), эсер в 1912-1915 гг., большевик с 1915 г.
В 1918-1919 гг. — секретарь СНК РСФСР. С мая 1919 г. — особоуполномоченный особого от-
дела ВЧК. В 1921-1922 гг. — особоуполномоченный по важнейшим делам при начальнике сек-
ретно-оперативного управления ВЧК-ГПУ. В 1934-1937 гг. — зам. наркома внутренних дел
СССР, комиссар ГБ 1-го ранга. В апреле - мае 1937 г. — начальник УНКВД Саратовской об-
ласти. Арестован 20 июля 1937 г. как «шпион и активный участник антисоветской эсеровской
организации». Расстрелян 1 августа 1938 г. Не реабилитирован (Петров Н. В., Скоркин К. В.
Кто руководил НКВД. 1934-1941. Справочник. М., 1999. С. 82-83).
3 Янсен М. Суд без суда. 1922 г. Показательный процесс социалистов-революционеров. М.,
1993. С. 44-45.
4 Голинков Д. Л. Крах антисоветского подполья в СССР. М., 1986. Кн. 2. С. 207. Подобные
утверждения содержит и книга Н. Д. Костина «Суд над террором». М., 1990.
7
Показания Семенова и Коноплевой не были документально аргументиро-
ваны. Им возражали такие же участники событий. Но организаторы этого
первого большого политического процесса в стране имели, видимо, целена-
правленные политические, а не правовые установки. Они верили тому, кому
хотели верить, и в этом смысле напоминали тех, кто в середине тридцатых
годов говорил об отсутствии вещественных доказательств, а оговоры подши-
вали в дело как свидетельство виновности тех, против кого они были
направлены...
Брошюра Семенова стала одним из оснований для предания эсеров суду за
проведение терактов. Ее рукопись хранится в материалах процесса с чернильной
пометкой И. В. Сталина: «Читал. И. Сталин. (Думаю, что вопрос о печатании
этого документа, формах его использования и также о судьбе (дальнейшей) авто-
ра дневника должен быть обсужден в Политбюро. И. Сталин»). Написание руко-
писи Семенов завершил 3 декабря 1921 г.1. По Семенову, покушение на Ленина
30 августа 1918 г. готовили эсеры с главным исполнителем Фаней Каплан. Коно-
плева, ознакомившись с текстом доклада Семенова, обнаружила в нем «ряд фак-
тических ошибок и искажений, которые лишают известной доли ценности док-
лад как документ исторический», о чем и сообщала в письме на имя ЦК РКП(б)
26 февраля 1922 г. Коноплева утверждала, что первая террористическая группа
эсеров, занимавшаяся организацией покушения на Ленина, была создана ею, она
же готовила покушение на Урицкого и пули, отравленные ядом кураре для
стрельбы с целью уничтожения большевистских вождей2 3. В результате на далеко
не завершенном следственном деле № 2162, хранящемся в ЦА ФСБ РФ, появи-
лась надпись: «Составлено к процессу над партией правых эсеров в 1922 году и
является приложением к т. 4 материалов этого суда». Действительно, 18 мая
1922 г. заведующая следственным производством по делу правых эсеров
Е. Ф. Розмирович, рассмотрев присланное из ГПУ дело по обвинению Каплан,
принимая во внимание, что Каплан была правой эсеркой, постановила: «Считать
дело Каплан вещественным доказательством при деле правых эсеров». Заметим,
что многие участники процесса, не придерживающиеся официально навязывае-
мой точки зрения, всячески отрицали утверждение о членстве Каплан в партии
правых эсеров .
В 1920-е гг. появились первые документальные публикации по материалам
процесса, обзоры вышедшей литературы. С. Б. Ингулов писал, что содержание
1 ЦА ФСБ РФ. Ф. Н-1789. Т. 2. Л. 3.
2 Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь - август 1922 г.).
С. 177-178.
3 Семенов (Васильев) Г. И. (1891-1937), из семьи акцизного чиновника, уроженец г. Юрь-
ева, самоучка. Эсер с 1915 г. После Февральской революции 1917 г. — комиссар 3-го конного
корпуса, член военной комиссии при ЦК партии с.-p., член Петроградского комитета партии
эсеров, в конце 1917-1918 гг. — руководитель боевой группы партии эсеров. В сентябре
1918 г. был арестован чекистами и взят на поруки секретарем ВЦИК А. Енукидзе. В 1919 г.
Семенов примкнул к эсеровской группе «Народ», вероятно, с этого времени он работал в
ВЧК. В январе 1921 г. по рекомендации А. С. Енукидзе, Л. П. Серебрякова и Н. Н. Крестин-
ского вступил в РКП(б). 5 декабря 1921 г. Семенов писал в ЦК РКП(б), что уже в конце
1920 г. пришел к «мысли о необходимости открыть белые страницы прошлого партии с.-р.»,
что он был за границей, следил за работой эсеров и понял, что из всех партий эсеры — «безус-
ловно, единственная сила, могущая сыграть роковую роль при свержении советской власти»,
8
Пиг и материалов, опубликованных к процессу над партией правых эсе-
ров,/«насквозь пропитаны элементами злободневности и относятся больше к
послеоктябрьскому периоду деятельности эсеровской партии»1. Советские ав-
торы и позже, ссылаясь на материалы судебного процесса 1922 г., отказывали
партии эсеров в демократичности, определяя ее как мелкобуржуазную и
контрреволюционную после октября 1917 г.2 Одновременно меньшевик
В. С. Войтинский в брошюре, вышедшей в Берлине с предисловием К. Каут-
ского, осудил процесс над эсерами3. С протестами против расправы над рос-
сийскими эсерами тогда выступили многие западноевропейские социалисты,
а также писатели и ученые: А. Барбюс, М. Горький, Р. Роллан, Г. Уэллс,
потому решил «разоблачить партию с.-р. перед лицом трудящихся, дискредитировать ее... от-
крыв темные страницы ее жизни, неизвестные еще ни РКП(б), ни большинству членов пар-
тии с.-р. — Это и было основной причиной, побудившей меня написать доклад» (РГАСПИ.
ф. 17. Оп. 84. Д. 45. Л. 8-10).
21 января 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) поручило заместителю председателя ВЧК
И. Уншлихту принять меры, чтобы известная ему рукопись Семенова вышла из печати за
границей не позже чем через две недели (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 256. Л. 2). В 1922 г. Се-
менов был осужден и амнистирован. Позже работал в разведуправлении РККА. Семенов
был арестован НКВД И февраля 1937 г. по обвинению в том, что с 1928 г. являлся участни-
ком нелегальной антисоветской организации правых и был связан с Н. И. Бухариным; был
руководителем «боевой и террористической организации правых, по поручению Бухарина
создал ряд террористических групп из числа бывших эсеров-боевиков; что силами этих
групп подготавливал совершение терактов против руководителей ВКП(б) и советского пра-
вительства». 8 октября 1937 г. Военная коллегия Верховного суда приговорила Семенова к
расстрелу, и в тот же день он был расстрелян. Военная коллегия 22 августа 1961 г. дело Се-
менова прекратила за недоказанностью предъявленных ему обвинений (ЦА ФСБ РФ. След-
ственное дело № 11401. Т. 1. Л. 366). Подробнее о Г. И. Семенове см.: Литвин А. Л. Азеф
второй // Родина. 1999. № 9. С. 80-84; Журавлев С. В. Человек революционной эпохи: судь-
ба эсера-террориста Г. И. Семенова (1891-1937) // Отечественная история. 2000. № 3.
С. 87-105.
Коноплева Л. В. (1891-1937) из семьи учителя. Училась в архангельской женской гим-
назии, участвовала в революционном движении. В партию эсеров вступила в 1917 г. Летом
1917 г. работала секретарем газеты «Земля и воля» в Петрограде, в конце года вошла в воен-
ную организацию, в 1918 г. — в боевую дружину, в начале 1919 г. — в группу «Народ». В фев-
рале 1921 г. по рекомендации Н. И. Бухарина, И. Н. Смирнова и М. Ф. Шкирятова вступила в
РКП(б), Вероятно, с осени 1918 г. Коноплева сотрудничала с ВЧК. У нее хранилась часть эсе-
ровского архива и составленная для чекистов инструкция по «подрывной химии». В 1922 г.
на судебном процессе была осуждена и амнистирована. В 1922-1924 гг. работала в 4-м управ-
лении штаба РККА. Позже работала в московском отделе народного образования, в издатель-
ствах «Работник просвещения» и «Транспечать». Арестована в Москве 30 апреля 1937 г., об-
винена в связях с Семеновым и Бухариным, расстреляна 13 июля 1937 г. 20 августа 1960 г.
реабилитирована «за отсутствием состава преступления» (ЦА ФСБ РФ. Следственное дело
№ 11401. Л. 147).
1 Владимирова В. «Работа» эсеров в 1918 году // Красный архив. 1927. Т. 1 (20). С. 153—
174; Ингу лов С. О бурно пожившей и бесславно погибшей партии (Обзор литературы об эсе-
рах) // Печать и революция. 1922. Кн. 8. С. 95.
2 Гармиза В. В., Жумаева Л. С. Партия эсеров в современной буржуазной историографии //
История СССР. 1968. № 2. С. 200-202.
3 Войтинский В. Двенадцать смертников. Суд над социалистами-революционерами в Моск-
ве. Берлин, 1922.
9
А. Франс, А. Эйнштейн, Ф. Нансен, Р. Гильфердинг и др.1 Именно тогда сре-
ди либеральной западноевропейской интеллигенции стало складываться мне-
ние о несовместимости большевистского режима с демократическими принци-
пами.
Книга нидерландского историка Марка Янсена, посвященная истории
процесса над лидерами партии правых эсеров, была опубликована на англий-
ском языке в 1982 г., с дополнениями автора переведена на русский язык и
издана в Москве И лет спустя, в 1993-м. Русскому варианту издания пред-
шествовала публикация ряда статей2. Это исследование было основано на
критических оценках итогов процесса российской социалистической эмигра-
цией, документах, хранящихся в различных зарубежных и российских архи-
вах. Его выводы о тенденциозности проведения процесса, его неправовом, а
политическом характере, направленном на ликвидацию неугодной правяще-
му режиму оппозиционной партии, не вызывают сомнения. М. Янсен стал
составителем и комментатором сборника документов из архива партии эсе-
ров, в котором были опубликованы письма М. А. Веденяпина и Г. К. Покров-
ского на имя В. М. Чернова (20 мая 1922 г.) и Заграничной делегации пар-
тии эсеров (12 июня 1922 г.), а также защитительная речь М. Я. Гендельмана
31 июля 1922 г. на процессе3. М. Янсену, по независящим от него причинам,
не удалось ни в монографии, ни в сборнике документов использовать доку-
менты о процессе, хранящиеся в ЦА ФСБ РФ, что стало возможным для ис-
следователей лишь в последние годы.
В 1995 г. было изданы следственные дела Ф. Каплан (дореволюционное и
1918 г.), в котором подвергалось сомнению ее участие в покушении на Ленина
30 августа 1918 г. и данные, приводимые во время процесса над эсерами Семе-
новым и Коноплевой. Так, последние в публикациях и на процессе утвержда-
ли, что пули, использованные для выстрелов в Ленина, были отравлены ядом
кураре. На вопрос, почему же яд не действовал, отвечали, что не знали его
свойств терять свое воздействие при высокой температуре. Однако во время
подготовки процесса тогда же привлеченный в качестве эксперта профессор
Д. М. Щербачев 18 апреля 1922 г. дал заключение о яде кураре, заявив, что
«высокая температура 100 °C и даже выше яда не разрушают». Мнение экс-
перта во время процесса не было принято во внимание. У Семенова и Коноп-
левой на процессе были свои сторонники среди той группы эсеров, привле-
ченных к суду, но согласившихся сотрудничать с чекистами, проводившими
следствие. Но М. Я. Гендельман подверг сомнению всю историю с отравлени-
ем пуль, тогда же авторы этого утверждения не смогли точно определить
1 См.: Флешман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О. Горький и дело эсеров // Дружба народов.
1990. № 12. С. 231-239.
2 Jansen М. A show trial under Lenin. The Hague. 1982; Янсен M. Суд без суда. 1922 год.
Показательный процесс социалистов-революционеров. М., 1993; Он же. Е. М. Тимофеев и
другие члены ЦК ПСР после процесса 1922 г. // Минувшее. М., 1989. Вып. 7. С. 193-231;
Он же. Суд над эсерами // Огонек. 1990. № 39. С. 14-17; Он же. Первый показательный.
Два процесса — над эсерами (1922 г.) и над КПСС (1992 г.) // Независимая газета. 1992.
1992. 4 сент.
3 Партия социалистов-революционеров после Октябрьского переворота 1917 года: Доку-
менты из архива п. с.-р. Собрал и снабдил примечаниями и очерком истории партии в порево-
люционный период Marc Jansen. Amsterdam, 1989. С. 275-293.
10
цесто, где они этим занимались. В 1990 г. академик врач Б. В. Петровский, оз-
накомившись с делом болезни Ленина, пришел к выводу: «Не было и отравле-
ния, которое якобы несли с собой “отравленные” пули. Хотелось бы, кстати,
заметить, что пули в то время не начиняли ядом... ни о каких отравленных пу-
лях речи не могло быть»1.
Многотомное документальное издание по истории партии эсеров также со-
держит ряд документов о процессе над ними в 1922 г. Это выступления на суде
эсеров Евгении Ратнер, А. Гоца, М. Гендельмана, заключительные речи А. Аль-
товского, Н. Артемьева и др. Все они даны в перепечатке из издававшегося за ру-
бежом эсеровского журнала «Революционная Россия». Но при этом утверждает-
ся, что «текст речей взят с подлинников»2. Естественно, журнальная перепечатка
«подлинником» быть не может. Даже стенограмма таковым не является. Это мо-
жет быть подлинная стенограмма, но насколько полно в нее занесена речь высту-
пающего? Ведь во время процесса адвокат подсудимых А. С. Тагер упрекал пред-
седателя суда Пятакова, что в стенограмме есть пропуски. Пятаков с ним согла-
сился и обещал впредь внимательнее следить за текстом стенограммы3, но
насколько это было осуществлено — неизвестно. Рукописные тексты выступле-
ний осужденных скорее всего не сохранились, поэтому можно говорить лишь о
стенографических записях, либо журнальных перепечатках их речей и ответах на
вопросы обвинения.
Опубликованные обзоры о публикациях документов по истории партии
эсеров выявили как новизну многих изданий, так и предстоящую работу по
обнаружению и представлению еще недостаточно известных источников4.
Наиболее крупным изданием документов, посвященных судебному процессу
над партией правых эсеров, стал сборник материалов о его подготовке, прове-
дению и итогам. В предисловии к сборнику его авторы, С. А. Красильников и
К. Н. Морозов, подчеркивали важность научного исследования процесса
1922 г., полагая, что это требует «всесторонней реконструкции причин, об-
стоятельств и механизма подготовки и проведения большевистской партийно-
государственной машиной антиэсеровского показательного политического
процесса, воссоздания картины мужественного поведения подсудимых в ходе
и после него, сквозь призму оценки процесса как части исторического проти-
востояния “тоталитарного” и демократического социализма»5. И они многое
сделали в этом направлении, опубликовав документы о том, как власти гото-
вили процесс, обратив внимание на такую специфику его организации, как
широкое использование эсеров-ренегатов, провокаторов, готовых сочинить
любые небылицы ради исполнения принятого ими поручения следствия. Ведь
практически вся обвинительная часть в проведении террора против больше-
1 Фанни Каплан, или Кто стрелял в Ленина?: Сб. документов. Казань, 1995; Дело Фани Ка-
план, или Кто стрелял в Ленина? Изд. 2-е, исправленное и доп. М., 2003. С. 66.
2 Партия социалистов-революционеров: Документы и материалы. М., 2000. Т. 3. Ч. 2. Ок-
тябрь 1917 г. - 1925 г. С. 855-921.
3 ЦА ФСБ РФ. Д. Р-1789. Т. 25. С. 158.
4 См.: Павлов Д. Б. Отечественные и зарубежные публикации документов российских
партий // Исторический архив. 1997. № 3. С. 208-220; № 4. С. 203-220; Суслов А. Ю.
О публикации документов по истории партии эсеров // Вопросы истории. 2002. № 10.
С. 174-175.
5 Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь — август 1922 г.). С. 13.
И
вистских вождей в годы Гражданской войны обосновывалась на обвинениях,
представленных в брошюре Семенова, а также его и Коноплевой выступлени-
ях в ходе процесса. Авторы предисловия ставят под сомнение время написа-
ния Семеновым его брошюры, говорят о моральной ответственности тех, кто
клеветал на своих бывших однопартийцев. Но, видимо, следует затронуть и
содержательную часть как брошюры, так и их выступлений на процессе, вы-
звавших яростное сопротивление и уличение в фальши со стороны обвиняе-
мых эсеров и защиты. Ведь суд своим обвинительным заключением сделал
как бы легитимными все домыслы Семенова.
Это Семенов и Коноплева придумали миф об отравленных пулях, террори-
стической группе под руководством Каплан, ее участии в работе эсеровской ор-
ганизации. Это они во время процесса не смогли ответить на прямо поставлен-
ные вопросы, и не потому, что не знали на них ответа, а потому, что этот ответ не
вписывался в заранее подготовленный сценарий. Так, Семенов ничего по суще-
ству не мог ответить А. Гоцу, утверждавшему, что Каплан непричастна к выстре-
лам в Ленина, и напомнившего Семенову его же сообщение о том, что это сделал
«дружинник». Кто был этот дружинник? Его имена варьируются до сих пор
(А. Протопопов, В. Новиков, Л. Коноплева). Во время процесса желание некото-
рых эсеров все «свалить» на расстрелянную 3 сентября 1918 г. Каплан было
столь тенденциозным, что доходило до курьезов. Когда Евгения Ратнер попроси-
ла И. Дашевского, уверявшего о знакомстве с Каплан, описать ее внешность, тот
затруднился это сделать, хотя до этого уверял, что именно он познакомил Семе-
нова с Каплан. Обвинительное заключение утверждало, что Каплан стреляла в
Ленина, и подтверждало это свидетельскими показаниями эсеров, заявивших о
сотрудничестве с властями. Показания, утверждавшие обратное или выражавшее
сомнения, не были приняты во внимание1.
1 Дело Фани Каплан, или Кто стрелял в Ленина? С. 34-35.
Год А. Р. (1882-1940) в партии эсеров с 1902 г. Учился в Берлинском университете, с
1907 г. — на российской каторге. После февраля 1917 г. — лидер фракции эсеров Петроградско-
го совета, член Президиума 1-го Всероссийского съезда Советов, осудил захват власти больше-
виками, председатель Комитета спасения Родины и революции, депутат Учредительного собра-
ния. Весной 1918 г. вошел в военный штаб «Союза возрождения» в Петрограде. В 1920 г. аре-
стован, в 1922 г. на суде приговорен к расстрелу, замененному ссылкой в 1925 г. в Ульяновск, в
1931 г. — в Семипалатинск, с 1935 г. — в концлагере, в 1937 г. доставлен в Алма-Ату для допро-
сов. В мае 1937 г. в Алма-Ате был обвинен в том, что вместе с М. И. Либер-Гольдманом и
С. О. Ежовым-Цедербаумом пытался в 1935 г. «создать единую социалистическую антисовет-
скую партию». По всей вероятности, тогда же, в 1937 г., — расстрелян. По другой версии умер в
Красноярском лагере 4 августа 1940 г. В 1947 г. в «Социалистическом вестнике» (№ 4. С. 54-
57) появились статьи о расстреле А. Р. Гоца и М. И. Либера в ноябре 1937 г. в Алма-Ате, когда
они подверглись физическим и моральным пыткам и подписали все, что у них требовали. Дей-
ствительно, судя по признаниям Гоца в 1937 г. он отказался от всего, что отрицал в 1922 г. во
время процесса, заявив, что тогдашние его выступления были «продиктованы только партий-
ными соображениями». В этом же следственном деле отмечается, что Военная коллегия Вер-
ховного суда 20 июня 1939 г. приговорила его к 25 годам лишения свободы и что он умер в
Краслаге 4 августа 1940 г. (ЦА ФСБ РФ. Д. Н-13598. Л. 151). В. М. Зензинов опубликовал о
Гоце очень теплые воспоминания (Социалистический вестник. 1947. № 5. С. 79-85). А. Р. Гоц
был реабилитирован в 1990 г.
Дашевский И. С. (1891-1937), член боевой группы партии с.-p., в 1921 г. вышел из пар-
тии правых эсеров. Во время суда 1922 г. был приговорен к 3 годам заключения и амнистиро-
12
Оценка обвинительных материалов против эсеров на процессе сложна и не-
однозначна, подчеркивают С. А. Красильников и К. Н. Морозов, так как его
правовая обоснованность была весьма уязвима. Факт участия эсеров в воору-
женной борьбе с большевиками в 1917-1920 гг. неоспорим. Но все они были
амнистированы, а партия легализована. Их участие в террористических актах, в
том числе в покушении на Ленина, не имело доказательств, кроме свидетельств
Семенова и Коноплевой, которых многие считали провокаторами. В ходе про-
цесса стали преобладать политические аспекты, что превратило суд в судили-
ще. «Обвинения против эсеров на процессе были построены на весьма сомни-
тельных фактах, а во многих случаях и абсолютно голословны», — утверждает
профессор А. И. Юрьев1.
Брошюра Семенова и его выступления во время процесса с обвинением эсе-
ров в террористических актах против большевистских вождей требуют тщатель-
ного источниковедческого анализа. Ныне установлено, что не было отравленных
пуль, высказаны большие сомнения в причастности Ф. Каплан к покушению на
Ленина и ее членстве в эсеровской партии, нельзя быть уверенным в достоверно-
сти и иных «фактов», предъявленных Семеновым. Думается, что отсутствие тща-
тельного содержательного анализа брошюры и выступлений на процессе Семе-
нова и Коноплевой является одним из самых существенных недостатков соста-
вителей и авторов предисловия и комментарий сборника о судебном процессе
над партией эсеров.
Рассмотрим лишь еще одно утверждение из брошюры Семенова, которое
как должное многожды называется в указанном сборнике документов. Речь
идет об убийстве комиссара по делам печати, пропаганды и агитации Петро-
градской трудовой коммуны В. Володарского (Гольдштейн М. М. 1891-1918)
20 июня 1918 г. Семенов об этом писал так: эсеровские боевики готовили по-
кушение на Зиновьева и Володарского. За ними была установлена слежка.
Н. Сергеев — рабочий, маляр, около 30 лет. «Маленький, невзрачный человек
с красивой душой, из незаметных героев, способных на великие жертвы.
В нем всегда горело желание сделать что-нибудь большое для революции. Он
был глубоко убежден, что большевиками делается губительное для революции
дело». Сергеев был исполнителем. Он спросил Семенова, как ему действовать,
если представится случай убить Володарского, и получил указание — стре-
лять. И вот: «В этот день автомобиль Володарского по неизвестной причине
остановился невдалеке от намеченного нами места в то время, когда там был
ван. В момент ареста 30 апреля 1937 г. работал замначальника сектора кадров Всесоюзного
автогенного треста. Расстрелян 13 июля 1937 г. (ЦА ФСБ РФ. Д.Н-11401. Л. 312). Реабили-
тирован.
Ратнер Е. М. (1886-1931), член ЦК ПСР, в 1922 г. судом приговорена к расстрелу, заме-
ненному ссылкой в Самарканд. В 1931 г. умерла во время операции (рак) в Ленинграде. Реаби-
литирована (Минувшее. Т. 7. С. 209).
Новиков В. А. (1883-1937), член боевой эсеровской группы в 1918 г. Он был в списке эсе-
ров, которых привлекли к судебному процессу, но в г. Старый Оскол Курской области, где он
тогда жил, его не нашли. Он был арестован в 1925 г. в Ленинграде, где его случайно опознали.
Расстрелян в 1937 г. На допросах подтверждал версии Семенова. Реабилитирован.
1 Судебный процесс над социалистами-революционерами. С. 33, 39, 84; Юрьев А. И. По-
следние страницы истории партии социалистов-революционеров // Отечественная история.
2001. № 6. С. 129.
13
Сергеев. Шофер начал что-то поправлять. Володарский вышел из автомобиля
и пошел навстречу Сергееву. Кругом было пустынно. Вдали — редкие прохо-
жие. Сергеев выстрелил несколько раз на расстоянии двух-трех шагов, убил
Володарского, бросился бежать. Сбежавшаяся на выстрел публика погналась
за Сергеевым. Он бросил английскую военного образца бомбу (взвесив, что на
таком расстоянии он никого не может убить). От взрыва преследующие расте-
рялись. Сергеев перелез через забор, повернул в переулок, переехал реку и
скрылся. Полдня скрывался на квартире Федорова, два дня в квартире Мора-
чевского. Затем я отправил его в Москву». Семенов отмечал, что Сергеев до
революции был анархистом, а позже стал эсером, что отказ ЦК партии откры-
то признать это убийство как свое действо был «для нас большим моральным
ударом»1.
Во время следствия, которое возглавил Ф. Э. Дзержинский, выяснилось,
что автомобиль остановился из-за нехватки горючего на одной из пустынных
улиц, что Володарский вышел из него вместе с сотрудницами Смольного —
своей женой Н. А. Богословской и Е. Я. Зориной, что человек, видимо, знав-
ший его в лицо (Сергеев), пошел следом и убил его тремя выстрелами в упор.
Расследование продолжалось до конца февраля 1919 г., но результатов не
дало. В деле много загадочного, главное — автомобиль остановился там, где
его ждали... Фраза из сообщения Семенова: «автомобиль Володарского оста-
новился по неизвестной причине невдалеке от намеченного нами места...», го-
ворит о том, что либо была договоренность с шофером, либо что-то другое.
Выяснилось, что Володарский ехал на митинг рабочих Обуховского завода и
матросов минной дивизии, поддерживавших эсеров и меньшевиков на пред-
стоящих выборах в Петроградский совет, и что ехавшие впереди машины Во-
лодарского Г. Е. Зиновьев и А. В. Луначарский не остановились, увидев по-
ломку его машины.
Тогда же возникло сомнение и в истинности фамилии убийцы — Сергеев.
Следствие, готовящее процесс над партией правых эсеров, было ознакомлено с
накопленными материалами по делу об убийстве Володарского. В нем находи-
лись показания шофера машины Г. Юргенса, жены Володарского и сотрудницы
Смольного Зориной. Они сообщили, что комиссар был убит выстрелами в спи-
ну, и это было для всех неожиданно, что Володарский стоял в трех шагах от
машины и был убит человеком «среднего роста, плотным, приземистым, на нем
темно-серый поношенный костюм и темная кепка. Лицо очень загорелое, скула-
стое, бритое, ни усов, ни бороды. На вид лет около 30...». В деле находится и
заключение следователя Петроградской ЧК Отто, сделанное им в феврале
1919 г. в связи с прекращением расследования: «Злоумышленников, убивших
Володарского, обнаружить не удалось, как не удалось установить пособников
их, кроме одного — Петра Юргенсона (Юргенса), наводившего справки о ме-
стопребывании и месте выезда Володарского и подговорившего шофера Гуго
Юргенса согласиться на убийство товарища Володарского. Петр Юргенс по по-
становлению комиссии расстрелян». Жена Володарского — Н. А. Богословская,
видевшая убегавшего убийцу шагах в 15, заявила, что представленный ей для
опознания брат шофера Петр Юргенс «имеет большое сходство с убийцей». Се-
менов заявил, что человека с такой фамилией он не знал и потому был расстре-
1 Семенов Г. (Васильев). Указ соч. С. 27-29.
14
Лргн невинный человек. Сергеев, которого в качестве, убийцы Володарского он
уплывал, так и не был найден в 1922 г.1 Никакого отношения к партии эсеров
не имел и застреливший 30 августа 1918 г. председателя Петроградской ЧК
М.. Урицкого поэт Л. Канегиссер2.
Э. Вандервельде, бельгийский социалист, защищавший эсеров во время
процесса 1922 г., тогда же сообщал газете «Голос России» (Берлин. 25 июня
1922 г.) , что обвинения в покушении на Ленина основывались на показаниях
Семенова и Коноплевой и носят такой характер, что ни один нормальный суд
не смог бы принять их во внимание. «Весь оговор Семенова основан на том,
что он якобы с согласия ЦК устраивал покушения, которые затем ЦК деза-
вуировал. Однако после этого он снова устраивал покушения, и снова от него
отрекались. Совершенно очевидно, что все это было придумано впоследствии
совместно с теми, кто его инспирировал». Он назвал Семенова и Коноплеву
провокаторами.
Во время процесса партию эсеров обвиняли в организации вооруженной
борьбы с большевиками, указывая на создание Комитета членов Учредитель-
ного собрания (Комуч) в Самаре и его «народную армию», в июне - октябре
1918 г. ведущую бои с советскими властями в Поволжье. А также созданные в
1918 г. социалистические правительства на Урале, в Сибири и на Севере Рос-
сии (Временное областное правительство Урала, Временное сибирское прави-
тельство, Верховное управление северной области). Гражданские войны нигде
и никогда не велись в цивилизованных, правовых формах. С. П. Мельгунов
признавал, что власть Комуча должна нести ответственность за все, что дела-
лось от ее имени, а карательные экспедиции Комуча мало чем отличались от
аналогичных актов других властей3. Причем в Самаре находилась тогда боль-
шая часть ЦК правых эсеров во главе с В. М. Черновым, и эсеровский ЦК ни-
как не предотвращал и не осуждал террор по отношению к различным слоям
населения, инакомыслящим на захваченной территории. Действительно,
VIII Совет партии эсеров (7-16 мая 1918 г.) в резолюции по текущему момен-
ту утверждал важность возвращения к идеям Февральской революции и что
«главным препятствием для осуществления этих задач является большевист-
ская власть. Поэтому ликвидация ее составляет очередную и неотложную за-
дачу всей демократии»4. Эту задачу они и осуществляли в 1918 г. всеми воз-
можными мерами.
В целях объединения сторонников Учредительного собрания 8 сентября
1918 г. в Уфе собралась, по выражению В. М. Зензинова, «вся противоболыпеви-
стская Россия»5. Его участники избрали из эсеров и кадетов Всероссийскую вер-
1 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-1789. Т. 10. Л. 20, 64, 106, 376-377; Выстрел в сердце революции. М.,
1983. С. 50-52; Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Октябрь 1917 - 1929: Сб. доку-
ментов. СПб., 2000. С. 122-124.
2 См.: Литвин А. Л. Красный и белый террор в России. 1918-1922 гг. М., 2004. С. 237-244,
303-307.
3 Мельгунов С. П. Трагедия адмирала Колчака. Белград, 1930. Ч. 1. С. 136.
4 РГАСПИ. Ф. 274. On. 1. Д. 1. Л. 17.
5 Зензинов В. Из жизни революционера. Париж, 1919. С. 110. В. М. Зензинов (1880-1953),
правый эсер, этнограф, депутат Учредительного собрания, член самарского Комуча и уфимской
Директории (Зензинов В. Пережитое. Нью-Йорк, 1953). В 1922 г. ГПУ включило Зензинова в спи-
сок эсеров за его антисоветскую деятельность, но он жил за границей, и его дело было выделено.
15
ййвную власть ~ Директорию (правые эсеры Н. Д. Авксентьев, В. М. Зензинов,
кадет В. А. Виноградов и беспартийный сибиряк П. В. Вологодский, генерал
В. Г. Болдырев). Собрание приняло «Акт об образовании Всероссийской верхов-
ной власти», объявив временное Всероссийское правительство (Директорию)
«единственным носителем Верховной власти на всем пространстве государства
Российского». Главной задачей правительства провозглашалась «борьба за осво-
бождение России от советской власти»1. Однако быстро выяснилась недееспо-
собность Директории, неподчинение ее распоряжениям сибирских областников,
непримиримость в ее составе сторонников военной диктатуры и народовластия,
отсутствие поддержки со стороны союзников. 18 ноября 1918 г. в Уфе на кварти-
ре заместителя министра внутренних дел Директории Е. Ф. Роговского были
арестованы отрядом казаков Роговский, Авксентьев, Зензинов, Д. Ф. Раков и др.
Раков перед этим был в Москве, встречался со Свердловым и вел с ним перегово-
ры об открытии фронта народной армии перед большевиками. Узнав об этом,
члены Директории Вологодский и Виноградов передали власть Колчаку2. Эсеры,
члены Директории, были арестованы: Авксентьев и Зензинов высланы за грани-
цу. Началась расправа колчаковцев с эсерами, многие были расстреляны или по-
сажены в «поезда смерти», часть во главе с председателем Комуча В. К. Воль-
ским, создала группу «Народ» и стала сотрудничать с советской властью, другие
пошли на службу Колчаку3.
К концу 1918 г. со знаменем Учредительного собрания в России было поконче-
но усилиями противоборствующих сторон. По выражению В. К. Вольского, «силы
у демократии и Учредительного собрания не оказалось. Они потерпели поражение
со стороны двух диктатур»4. Советская и отчасти постсоветская историография,
как и обвинители судебного процесса 1922 г., включают «демократическую контр-
революцию» в общее Белое движение той поры, объединяя их определением «ан-
тибольшевистское». Это некорректно. Да, те и другие ставили целью свержение
власти большевиков, но первые ставили задачей превращение страны в демокра-
1 Архив русской революции. Берлин. 1923. Т. XII. С. 189-190.
2 Урал и Прикамье. Ноябрь 1917 — январь 1919: Док. и материалы. Париж, 1982. С. 420.
3 Н. Д. Авксентьев (1878-1943), эсер с 1905 г., член ЦК, депутат Учредительного собрания,
председатель Директории. По приказу Колчака выслан в Китай, затем переехал в Париж. Д. Ф. Ра-
ков (1881-1941), эсер с 1905 г., член ЦК, депутат Учредительного собрания, член самарского Ко-
муча. В ночь на 19 ноября 1918 г. арестован по приказу Колчака, освобожден в марте 1919 г. Автор
брошюры: «В застенках Колчака. Голос из Сибири» (Париж, 1920). Был в числе обвиняемых на
процесс 1922 г., осужден на 10 лет заключения. Расстрелян в сентябре 1941 г. Реабилитирован.
Е. Ф. Роговский (1888-1950), эсер с 1905 г., депутат Учредительного собрания. По приказу Колча-
ка был арестован и выслан за границу. В 1922 г. был включен ГПУ в список эсеров, привлекаемых
к процессу, но дело было выделено в связи с пребыванием Роговского за границей.
4 Судьба Учредительного собрания. Доклад председателя Комуча В. К. Вольского // Исто-
рический архив. 1993. № 3. С. 146. См. также: Аргунов А. Между двумя большевизмами. Па-
риж, 1919. А. А. Аргунов (1866-1939), эсер с 1901 г., член ЦК, депутат Учредительного собра-
ния, член Директории. По приказу Колчака был арестован и выслан за границу. Был в списке
эсеров, привлеченных ГПУ в качестве обвиняемых к процессу 1922 г. Дело выделено в связи с
пребыванием за границей. В. К. Вольский (1877-1937), эсер с 1908 г., депутат Учредительного
собрания, председатель самарского Комуча, арестован по приказу Колчака. В феврале 1919 г.
возглавил делегацию эсеров, заключившую соглашение с большевиками. Один из основателей
группы «Народ». В качестве обвиняемого участвовал в процессе 1922 г. Освобожден по амни-
стии, затем снова арестован. Расстрелян 4 октября 1937 г. Реабилитирован.
16
'рщеское, парламентское государство, вторые — видели в будущем частичную рес-
таврацию монархического режима с переходным периодом в виде военной дикта-
туры. К сторонникам демократизации России больше подходит стремление в ту
пору найти свой, «третий путь» и в революции, и в Гражданской войне.
Во время судебных заседаний эсеры обвинялись в связи Б. В. Савинковым, с
его участием в вооруженной борьбе Комуча с большевиками. Государственные
обвинители Н. В. Крыленко, А. В. Луначарский, М. Н. Покровский неоднократ-
но цитировали книгу Савинкова «Борьба с большевиками», работы других эсе-
ров, приказы Комуча и т. д., выбирая из них цитаты, способствующие усугубить
вину обвиняемых. Но они не цитировали данные из брошюры узника колчаков-
ского застенка Ракова или слова Савинкова о том, что, к его сожалению, «самар-
ская контрразведка не столько интересовалась большевиками, сколько офицера-
ми...». 12 марта 1922 г. у арестованного Н. В. Святицкого была изъята написан-
ная им статья, в которой говорилось о том, что эсеры помогали Красной армии в
борьбе с Колчаком и Деникиным, но ВЧК расправилась с группой «Народ»1.
Но главное, наверное, состояло в другом: 26 февраля 1919 г. В ЦИК своим
постановлением «Об отношении к партии правых эсеров» легализовал эту пар-
тию и амнистировал все социалистические группы, которые отказались от воо-
руженной борьбы с советской властью2. Следствие по подготовке процесса над
руководителями партии правых эсеров началось в декабре 1921 г., а в марте
1922 г. Политбюро приняло решение начать судебный процесс «не позже чем
через месяц». 1 апреля 1922 г. И. Уншлихт известил партийное руководство,
что судить эсеров нельзя, пока не будет отменена амнистия по отношению к
ним 1919 г. В качестве компромиссного выхода из правового тупика он предла-
гал Наркомюсту истолковать это постановление в том смысле, что оно не рас-
пространяется на тех эсеров, которые принимали участие в террористической и
экспроприаторской деятельности партии в 1918 г. Но и такая формулировка не
спасала ситуацию, ибо в причастности к террору можно было обвинить членов
боевой группы Семенова, а большинство из них сотрудничало со следствием3.
1 РГАСПИ. Ф. 5. On. 1. Д. 2578. Л. 26. Савинков Б. В. Борьба с большевиками. Варшава,
1920. С. 43.
Декреты Советской власти. М., 1959. Т. 4. С. 436. 6-9 февраля 1919 г. в Москве проходила
общепартийная конференция с.-p., на которой было решено «временно приостановить воору-
женную борьбу против врагов демократии и народовластия» (Современный момент в оценке
партии социалистов-революционеров (февраль - март 1919 г.). Париж, 1919. С. 4). На IX Сове-
те партии с.-р. (Москва. 18-20 июня 1919 г.) также решили борьбу с большевиками «временно
прекратить» (Девятый Совет партии и его резолюции. Paris, 1920. С. 5).
3 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 2. Л. 258; Судебный процесс над социалистами-революционера-
ми. С. 27. Чекисты и ранее понимали слабость юридических обоснований, связанных с привле-
чением к суду представителей социалистических партий, предпочитая внесудебные расправы.
За права ВЧК изолировать собственными решениями выступал Ф. Э. Дзержинский. В январе
1922 г. в переписке с Лениным об этом же говорил И. С. Уншлихт. «Есть целый ряд дел, — со-
общал он, — по которым в трибуналах из-за отсутствия фактического материала будут вынесе-
ны оправдательные приговоры, в то время как у нас имеется агентурный материал вполне дос-
таточный для строгого приговора, вплоть до высшей меры наказания. По отношению к деяте-
лям антисоветских партий... необходимо применять те или другие репрессии, не имея против
них конкретных материалов. Все это выполнимо лишь в административном порядке» (Пав-
лов Д. Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 — середина 1950-х го-
дов. С. 54-55).
17
Видимо, с этим связаны споры о начале процесса. 21 апреля 1922 г. Коллегия
ГПУ приняла решение о передаче дела «по обвинению правых социалистов-ре-
волюционеров в вооруженной борьбе против Советской власти, в экспроприа-
циях, террористических актах, военно-подрывной деятельности и в сношении с
союзниками, получении от них денежных средств в 1918 г.» в Верховный рево-
люционный трибунал. Сроки начала процесса переносились несколько раз, но
даже после того, как трибунал заседал, наверное, недовольный ведением дела
Сталин телеграфировал 14 июля 1922 г. С. М. Кирову в Баку, где готовилось
подобное же судилище с предложением «срочно сообщить, можно ли отложить
процесс эсеров на один месяц»1.
Сталину о ходе московского процесса докладывал Бухарин, который участ-
вовал в нем в качестве представителя ЦК, а не был «защитником Семенова в
индивидуальном порядке». Ведь это «защитник» Бухарин тогда организовал
слушателей коммунистического университета для устройства «кошачьего кон-
церта» на вокзале с протестом против приезда международных защитников
Э. Вандервельде и др. 28 мая 1922 г. эсеры — заключенные Лефортовской
тюрьмы — А. Гоц, М. Гендельман, М. Веденяпин, Д. Донской и др. писали
приехавшим Э. Вандервельде, К. Розенфельду и Т. Либкнехту, что «с тяже-
лым чувством узнали... о диких сценах, разыгравшимся около вокзала в мо-
мент Вашего приезда в Москву». Они назвали это «инсценировкой народного
негодования» и заявляли о своей решимости отказаться от помощи междуна-
родной защиты, нежели подвергать опасности самосуда видных деятелей со-
циалистического движения2 3. Среди материалов процесса хранятся большое
число различных рабочих решений, особенно предприятий Москвы, с требо-
ванием расправы над обвиняемыми эсерами, а также многие телеграммы из
разных стран с призывом помиловать их и прекратить позорный процесс над
О	з
членами социалистической партии .
Устроители тщательно готовили процесс, во всяком случае внешняя атри-
бутика была продумана и осуществлена в виде отбора свидетелей, представи-
телей защиты, сценарий расположения в Колонном зале Дома союзов участ-
ников процесса. Вначале это выглядело так: суд располагается на трибуне. На
правой стороне отводилось место для подсудимых, а перед подсудимыми —
место для защиты. Слева от суда — столы для обвинителей, покрытые крас-
ным сукном, также слева, немного позади суда, — место для стенографисток, а
чуть впереди суда — трибуна для защиты. Внизу сцены — столы для предста-
вителей прессы. Кроме зала судебного заседания были оборудованы совеща-
тельная комната с туалетом, комнаты для свидетелей, машинисток и стеногра-
фисток, для подсудимых, для караульных. Подсудимых на ночь отправлять в
тюрьму ГПУ в Кисельном переулке. Продуктами обеспечивает наркомпрод,
состав суда, обвинителей и секретаря — столовая Совнаркома. Стенографи-
сток подбирает аппарат ЦК РКП(б), «самых надежных» — 12-18 человек, ма-
шинисток — 12. В зал пропускать по билетам с печатью трибунала, публику к
трибунам не подпускать4.
1 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. И. Д. 30. Л. 26.
2 ЦА ФСБ РФ. Д. 17358. Л. 33, 34; Ф. Н-1789. Т. 42. Л. 47-47 об.
3 Там же Т. 41. Л. 1, 10, И, 25, 26, 117; Т. 42. Л. 1-5, 20, 43 и др.
4 Там же Т. 55. Л. 22.
18
। Последние историографические изыскания свидетельствуют, что после из-
вестной работы М. Янсена о процессе над лидерами партии правых эсеров новых
исследовательских работ не появлялось1. Хотя нельзя исключить из исследова-
тельских работ ни монографию Д. Б. Павлова о репрессиях против социалисти-
ческих партий в Советской России, ни обширные предисловие и комментарии
С. Красильникова и К. Морозова к сборнику документов о судебном процессе
над социалистами-революционерами. Книга Янсена основана преимущественно
ца материалах западных архивов, исследование Павлова весьма избирательно
раскрывает репрессивную политику властей по отношению к оппозиционным
партиям. Сборники документов, посвященные партии правых эсеров, говорят
большей частью о подготовке процесса, создание общественного мнения вокруг
него и судьбах осужденных.
Представляемый сборник документов посвящен непосредственно самому
процессу. В нем представлены полностью стенографические отчеты 47 судеб-
ных заседаний Верховного революционного трибунала (8 июня - 4 августа
1922 г.). Председателем на суде решением Политбюро был назначен Г. Л. Пя-
таков, большевик с 1910 г., недоучившийся студент юридического факультета
Петербургского университета, к 1922 г. был известным партийным и хозяйст-
венным работником. Государственным обвинителем стал Н. В. Крыленко,
большевик с 1904 г., окончивший экстерном юридический факультет Харь-
ковского университета. Он выступал обвинителем на многих политических
процессах 1920-х — начала 1930-х гг. Его правовое кредо звучало так: «Наш
суд не может и не должен ограничить себя от общественной и политической
стороны дела»2. Среди обвинителей были нарком просвещения РСФСР
А. В. Луначарский и его заместитель — историк М. Н. Покровский, среди за-
щитников — Н. И. Бухарин.
Стенограммы процесса сосредоточены в фонде Н-1789, хранящимся в ЦА
ФСБ РФ. Они представляют собой машинописные копии, иногда с трудно
читаемым текстом, среди выступлений иностранных представителей защиты
и обвинения тексты на французском и немецком языках. Стенограммы про-
цесса и иные его материалы собирались в отдельный фонд вплоть до конца
1934 г. Все материалы из собранных в начале 90 томов (вскоре их будет ИЗ)
были разбиты на четыре части: следственное производство, судебное произ-
водство, агентурное обслуживание и охрана процесса и документы о дея-
тельности партии эсеров в первые годы Советской власти. При составлении
фонда выяснилось, что два первых тома, состоявших из протоколов допроса
обвиняемых и свидетелей, пришлось сшивать из вороха бумаг, относящихся
к этой теме. Но из 37 названий документов по описи не было обнаружено
7 документов. Луначарский жаловался председателю трибунала о замечен-
ных им ошибках в стенограмме четвертого дня заседания, то же делали и
другие3. В справке о содержании фонда говорилось, что всего по делу привле-
1 Суслов А. Ю. Партия правых социалистов-революционеров в Советской России (октябрь
1917 - 1930-е гг.): источники и историография. Казань, 2000; Кононенко А. А. Современная
российская историография партии социалистов-революционеров (Отечественная история.
2004. № 4. С. 112-120).
2 Политические партии России. Конец XIX — первая треть XX века: Энциклопедия. М.,
1996. С. 287.
3 ЦА ФСБ РФ. Д. Н-1789. Т. 44. Л. 14 и др.
19
чено 177 (вскоре их число увеличится до 188) человек, из них осуждено 34,
прекращено по амнистии 29, за смертью обвиняемых — 13, выделены дела тех,
кто не разыскан или находится за границей — 92. В особое производство по-
пали 9 человек. Стенограмма судебного процесса занимает 23-36-й тома
(14 книг-папок).
Этот процесс остался в советской политической истории единственным, где
обвиняемые могли полемизировать с обвинителями и уйти со скамьи
подсудимых несломленными, с гордо поднятой головой. Е. М. Тимофеев в
заключительном слове сказал своим обвинителям: «Вы получите наши головы,
чтобы положить к ногам Коминтерна, но чести нашей вы не получите».
При составлении примечаний были использованы материалы следующих
изданий: Политические партии России. Конец XIX — первая треть XX века.
Энциклопедия. М., 1996; Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая
треть XX века. Энциклопедический биографический словарь. М., 1997;
Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922 г.).
Подготовка. Проведение. Итоги. Сб. докоментов, М., 2002; Базанов П. Н.
Издательская деятельность политических организаций русской эмиграции
(1917-1988 гг.). СПб., 2004; Морозов К. Н. Судебный процесс социалистов-
революционеров и тюремное противостояние (1922-1926): этика и тактика
противоборства. М., 2005; а также подготовленные В. Н. Сафоновым биогра-
фические данные о многих участниках процесса.
Л. Л. Литвин
Стенограмма судебного заседания
Верховного трибунала ВЦИК
Том 1
8 июня 1922 года
Первый день
Утреннее заседание
Председательствующий: Судебное заседание Верховного трибунала Всерос-
сийского центрального исполнительного комитета объявляется открытым.
Прошу сесть.
Объявляю состав присутствия. Председатель — Пятаков Г. Л. Члены трибуна-
ла: Карклин О. Я. и Галкин А. В. Запасные члены: Немцов Н. М. и Озол Ф. И.
Слушается дело Центрального комитета и отдельных членов иных организа-
ций партии социалистов-революционеров по обвинению их в вооруженной борь-
бе против Советской власти, организации убийств, вооруженных ограблений и
изменческих сношениях с иностранными государствами.
По данному делу трибуналом допущены обвинение и защита.
Обвиняют: тт. Крыленко, Луначарский, Покровский, Муна, Клара Цеткин и
Бокани.
Защищают две группы защитников: одна группа допущена в порядке ст. 17-й
Основного положения о трибуналах и другая группа, согласно данным указани-
ям, допущена в изъятие ст. 17-й.
Ст. 17-я гласит: Защитниками могут быть только близкие и родственники
подсудимых, или лица, пользующиеся полным доверием трибунала, или члены
Коллегии защитников.
Под эту статью подходят граждане: Членов, Оцуп, Липскеров, Бухарин, Пет-
ров, Биценко, Томский, Шубин-Виленский, Б. Ратнер, Катаньян, Овсянников,
Стуков, Знаменский, Садуль, Ф. Кон, Вегер. В изъятие ст. 17-й допущены: Ван-
дервальде, Либкнехт, Розенфельд, Жданов, Муравьев, Тагер, Патушинский, Ка-
рякин, Вотерс и Муте.
Председательствующий: Товарищ секретарь, кто вызван по данному делу и
кто явился и кто не явился.
Гендельман: Гражданин председательствующий, ввиду открытия заседания и
оглашения списка суда и обвинителей прошу предоставить мне возможность
заявить отвод.
Председатель: Отвод кому?
Гендельман: Отвод всем судьям и обвинителям.
Председатель: Прошу. Слушаем.
Гендельман: Граждане, я делаю свой отвод от имени 22 товарищей, членов
партии социалистов-революционеров, состоящих членами Центрального коми-
тета, 7 товарищей, остающихся членами партии и сейчас. Ввиду того что на-
стоящий акт политической борьбы втиснут в рамки судебного процесса, я сей-
час не укажу основания, по которым я предъявляю отвод, основания, преду-
смотренные вашими же кодексами. В числе причин к отводу значится: «Судья
может быть отведен в тех случаях, когда стороной указаны будут обстоятельст-
ва, вызывающие сомнения в беспристрастности судьи». Правила этой статьи
распространяются также и на общественных обвинителей. Вопрос о том, име-
ются ли налицо обстоятельства, вызывающие сомнение в беспристрастности
судьи, решается в зависимости от трех моментов: от того, кого судят, за что су-
дят и кто судит. Кого судят — общеизвестно. Об этом говорит присутствие
23
здесь представителей двух Социалистических интернационалов. За что судят —
этот вопрос станет предметом обсуждения во время судебного следствия. Все
будет вскрыто на суде. Кто судит — только что было оглашено, но, к сожале-
нию, не была констатирована партийная принадлежность всех судей и обвини-
телей. Я думаю, так как это факт общеизвестный, мне позволено будет сослать-
ся, что все они — члены коммунистических партий. Какой характер имеет на-
стоящий процесс? В чем нас обвиняют? Я буду оперировать судебными
материалами. В обвинительном заключении сказано: члены Центрального ко-
митета предаются суду по обвинению в том, что, будучи руководящими деяте-
лями и ответственными вождями указанной партии, направляли деятельность
этой партии в сторону использования всех ее средств и сил на свержение завое-
ванной пролетарской революцией власти рабоче-крестьянских советов. Итак,
не всякое свержение власти ставится в вину, а свержение власти рабоче-кресть-
янской, завоеванной пролетарской революцией.
Председатель: Подсудимый, вы это можете сказать в вашем последнем слове.
Сейчас мы просим ваш отвод кратко формулировать. Какие вы имеете мотивы
по вопросу об отводе суда.
Гендельман: Если отвод должен быть кратко формулирован, я постараюсь
это сделать. В обвинительном заключении на странице 52 нам вменяется в вину,
между прочим, следующая цитата из письма Центрального комитета партии:
учитывая рост крестьянского движения, партия должна обратить особое внима-
ние на работу в деревнях, причем лозунгом этой работы должна быть борьба за
продление диктатуры Российской коммунистической партии... Значит, нам ста-
вится в вину пропаганда идей нашей партии, и даже не то, что предусмотрено
старой 129-й статьей, а именно наше расхождение с партией коммунистической.
Другими словами, то обвинение, которое здесь ставится, это есть продолжение
той нашей борьбы с коммунистической партией, которую мы раньше вели в сове-
тах. Теперь она перешла благодаря изменившемуся положению в зал суда. Ввиду
этого я хочу констатировать, что, таким образом, этот процесс, который имеет
место, — это есть состязание между двумя партиями, нашей партией социали-
стов-революционеров и вашей партией, большевиков-коммунистов. Если эта
сторона еще может быть поставлена под сомнение, то я прямо указываю на
имеющийся в деле судебный материал. В деле имеется заявление ведшего след-
ствие по нашему делу особоуполномоченного Агранова. Допрошенный Аграно-
вым свидетель заявляет: «Ввиду сделанного мне особоуполномоченным Аграно-
вым определенного заявления о том, что предстоящий процесс по делу партии
социалистов-революционеров не преследует отнюдь карательных целей, а ис-
ключительно цели политической обороны и выявления действительной тактики
и методов партии социалистов-революционеров в борьбе с Советской властью и
коммунистической партией...» Следователь Агранов своей подписью утвердил
это и, таким образом, установил, что здесь имеет место борьба партии коммуни-
стической с партией социалистов-революционеров. Вот характер процесса. Те-
перь каковы же факты, которые дают мне и всей группе моих товарищей, от име-
ни которых я говорю, право сказать, что беспристрастности суда и обвинителей,
принадлежащих к коммунистической партии, в силу характера настоящего про-
цесса быть не монет. Такие факты имеются налицо, в этом же деле имеется доку-
мент из саратовского дела, в котором от имени Центрального комитета Россий-
ской коммунистической партии сообщается в органы, ведущие следствие по это-
му делу, что Центральный комитет партии постановил освободить таких-то
24
привлеченных по делу и находящихся под стражей. В том же деле, том 5-й, лист
54-й, имеется секретная записка по прямому проводу, за подписью заместителя
председателя Верховного трибунала гражданина Галкина, и этот самый гражда-
нин Галкин сейчас входит членом в настоящее присутствие. Вот записка: «Ввиду
поступления в Верховный трибунал ВЦИК дела правых социалистов-револю-
ционеров на основании постановления особой тройки Политбюро Центрального
комитета прошу Вас собрать и привести в Москву весь обвинительный материал
по делу эсеров на Кавказе, в частности в отношении Донского». Итак, следствен-
ные действия производились по предписанию Центрального комитета Россий-
ской коммунистической партии. Кроме того, гражданин ГАЛКИН, входящий в
настоящее присутствие, принимал, оказывается, участие в этих следственных
действиях, а это согласно вашему же заявлению противоречит кодексу и требует
отвода, ибо кто принимал участие в дознании и следствии, не может принимать
участие в распорядительном заседании, ни в судебном заседании. На предвари-
тельном следствии было достаточно фактов, указывающих, что если лицо, веду-
щее следствие, принадлежит к Российской коммунистической партии, то права
обвиняемых и подсудимых не ограждены. Мы все сидим уже давно в ваших
тюрьмах, и обвинение нам было предъявлено только теперь, после декрета, в ко-
тором вместо Всероссийской чрезвычайной комиссии было установлено Госу-
дарственное политическое управление. Таким образом, мы уже давно были осу-
ждены и несли наказание по тому делу, которое сейчас только ставится на суд.
Но из числа всех тех товарищей, которые привлечены к настоящему процессу,
целый ряд из коих...
Председатель: Подсудимый, вы злоупотребляете временем Революционного
трибунала. Вы имели достаточно времени для отвода. Прошу закончить, потому
что достаточно ясен смысл вашей речи.
Обв. Гендельман: Я имею достаточно материала, доказывающего основатель-
ность отвода. Если время оратора ограничено, то прошу поставить меня в извест-
ность, сколько минут времени я имею. Имеется целый ряд лиц, привлеченных
вместе с нами к настоящему делу; они тем не менее подверглись административ-
ной ссылке, никаким декретом Советской власти не предусмотренной. Этот факт
служит доказательством, что приговор наш предрешен, поскольку его выносят
члены Комиссии ВЧК и Российской коммунистический партии. Я имею много
доказательств: я констатирую, что благодаря заявлению гражданина председате-
ля я отбрасываю ряд оснований для отвода. Приведу следующее: нарушены пра-
вила судопроизводства даже во время организации этого суда: кто является об-
винителем по нашему делу? Гражданин Крыленко, который в то же самое время
является председателем Верховного трибунала, а между тем это опять-таки, не-
совместимо и недопустимо и предусмотрено в вашем же кодексе. Гражданин
Крыленко является мужем гражданки Розмирович, которая вела предваритель-
ное следствие по этому делу. Меня мало интересует, будет ли он обвинять или
нет, но это иллюстрация того, что ни с чем не считаются в данном процессе, не
считаются прежде всего с процессуальными нормами. Разрешите мне, граждане,
попытаться найти, как это ни странно покажется, общий с вами язык. Конечно, и
люди, говорящие на разных языках, иногда говорят одно и то же, но бывают
люди, говорящие и на одном языке, но не понимающие друг друга. Я апеллирую
сейчас к тому, кого и вы и мы считаем своим учителей — к Карлу Марксу. (Смех
в публике.) Разрешите мне... (продолжающийся смех в публике заглушает слова
подсудимого.) Да, да...
25
Председатель: Подсудимый, обращайтесь к суду. Я предупреждаю слушате-
лей, чтобы они не вмешивались в судопроизводство.
Поде. Гендельман: Итак, гражданин председатель, я доканчиваю: «Общество
10 декабря, основанное в 1845 году...» {Читает.)
Председатель: Подсудимый, я вас еще раз предупреждаю, что это к делу со-
вершенно не относится. Вы читаете нам о Бонапарте. Речь идет о Центральном
комитете партии эсеров.
Подсуд. Гендельман: Я кончаю. Я заявляю, что для нас, граждане, суд этот
является, поскольку он является судом коммунистической партии, диктатурой
коммунистической партии. Мы его рассматриваем как диктатуру Общества
10 декабря Бонапарта. Вот почему мы не рассматриваем себя как подсудимых на
этой суде. Вот почему мы заявляем, что мы сюда пришли только потому, что при-
сутствие двух Интернационалов дает нам надежду на то, что мы сможем в из-
вестных пределах свободно говорить и свободно, в лицо вам, навстречу вашему
обвинению, бросить наше обвинение. Все, что я говорил, вполне доказано и гово-
рит за то, насколько основателен мой отвод, и лучшим доказательством правиль-
ности моего отвода будет то, что, несмотря на всю его очевидность, наш отвод бу-
дет оставлен вами без уважения.
Председатель: Государственный обвинитель имеет заключение.
Защитник Муравьев: У нас имеется также отвод и против государственного
обвинителя.
Председатель: Разберем сначала отвод суда, потом отвод государственного
обвинителя.
Защ. Муравьев: Может быть, я недостаточно ясно выражаюсь. Я позволю об-
ратить себе внимание трибунала на то, что вы спрашиваете заключение государ-
ственного обвинителя, а у защиты имеется отвод против государственного
обвинителя.
Председатель: Имеется еще заявление обвиняемого. Обвиняемый РАТНЕР...
Об. Ратнер: Товарищ председатель. По вопросу об отводе от лица группы
обвиняемых я имею заявить следующее: группа обвиняемых в составе меня,
Игнатьева, Дашевского и других, а также членов боевых групп партии социали-
стов-революционеров, сидящих на скамье подсудимых, заявляет, что Верхов-
ный пролетарский суд, в состав которого входят лица, облеченные доверием
высшего органа власти рабочих и крестьян, мы признаем полностью. Мы при-
знаем полное право высшего органа власти пролетариата судить нас за наши
прошлые преступления. Мы заявляем, что наше полное доверие настоящему
суду не оставит нас в течение всего процесса. Мы рассматриваем заявление
только что выступавшего здесь представителя другой группы подсудимых, как
попытку срыва процесса, как попытку уклониться от прямой ответственности
пред трудящимися массами за делавшиеся и продолжающиеся делаться престу-
пления. Вот те заявления, которые я тут имел сделать от лица второй группы
подсудимых. {Аплодисменты.)
Председатель: Я должен объявить слушателям, что здесь происходит судеб-
ное заседание и никакие аплодисменты и выражения со стороны публики своего
удовольствия или неудовольствия абсолютно недопустимы. Ввиду большого ко-
личества обвиняемых, ввиду того что я не знаю в лицо всех обвиняемых, прошу
просящих слово называть свои фамилии. Обвиняемый Ефимов, прошу.
Ефимов: Я от группы обвиняемых боевиков заявляю протест против отвода
суда, так как мы ему вполне доверяем и видим центр тяжести отвода, сделанного
26
даенами Центрального комитета партии эсеров в желании перенести ответствен-
ность за преступления Центрального комитета партии эсеров на нас.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Я имею дополнение: во избежание всяких недоразумений, для
того чтобы наш отвод не был истолкован как желание уклониться от суда, я заяв-
ляю, что в течение двух с половиной лет пребывания в тюрьме мы искали суда и
не мы уклонялись от этого суда, а та партия, которая нас судит. Я заявляю, что
мы от суда не уклоняемся и мы от суда не уйдем. Мы желаем этого суда, и наши-
ми судьями являетесь не вы, а трудящиеся всего мира.
Председатель: Защитник Муравьев.
Муравьев: Разрешите остановиться на некоторых судебных аргументах, кото-
рые должны быть высказаны перед вами немедленно, так как такого рода аргу-
менты имеют значение по вопросу о правильности конструирования суда и по
вопросу отвода тех или других лиц. Выслушав заявление обвиняемого Гендель-
мана, я прошу трибунал с точки зрения судебной остановиться на одной части
его заявления, на той части его, которая касается участия в деле в качестве обви-
нителя товарища Николая Васильевича Крыленко. Позвольте мне поставить пе-
ред трибуналом вопрос, является ли правильно сконструированным такой суд,
в котором в качестве обвинителя, а стало быть и в качестве стороны в процессе,
находится председатель того самого учреждения, в котором происходит состяза-
ние сторон и в котором председатель занимает место одной из двух борющихся
на суде в судебном порядке сторон. Позвольте предложить вниманию трибунала
мнение защиты по этому поводу, которое заключается в том, что таким положе-
нием, если оставаться на точке зрения действующих ныне декретов, коренным
образом нарушается основное положение, которое заключается в равноправно-
сти сторон на суде. Стороны должны быть построены равноправно, дабы то или
другое суждение трибунала выносилось вне связи с тем или иным должностным
положением сторон, а исключительно на основе силы и значения существа тех
аргументов, которые та или другая сторона приводит. И вот с этой точки зрения,
по мнению защиты, участие председателя трибунала при судоговорении, которое
происходит перед самой той коллегией, в которой он председательствует, главой
которой он является, заключает в себе коренное и основное нарушение принципа
равноправности сторон. Я позволю себе в дальнейшем ссылаться на те узаконе-
ния, которые мы имеем, стало быть, с одной стороны, на хорошо вам известные
положения о революционных трибуналах, а с другой стороны, постольку, по-
скольку в этих законах и кодексах собраны те судебные обычаи, которые сущест-
вуют и должны существовать в стране, а также в положениях о порядке произ-
водства уголовных дел, которые уже прошли и одобрены Всероссийским цен-
тральным исполнительным комитетом. Так как на основании этих двух кодексов
те отводы, которые имеют значение и для отвода зашиты, и для отвода обвините-
лей, должны быть приурочены к тому же самому моменту, как и отвод судей, то я
должен был обратить внимание трибунала на эту основную и коренную непра-
вильность чисто судебного построения настоящего процесса. Пусть не думают
члены трибунала, что это только мое исключительное мнение. Я могу сослаться в
данном случае на авторитет, который, мне кажется, является в глазах трибунала
в этом отношении совершенно решающим, имеющим окончательное значение,
авторитетом. Я позволю себе обратить внимание трибунала на то, что этот суще-
ственный для состояния правосудия в стране вопрос был внесен на рассмотрение
самого Верховного трибунала, вниманию которого я позволю себе сейчас пред-
97
ставить мои возражения. Этот вопрос был решен Верховным трибуналом и как
принципиальный вопрос сообщен не только для сведения, но и для руководства
по всем трибуналам нашей страны. Чтобы вы не думали, что я в чем-либо погре-
шил в данном случае перед истиной или позволяю себе неточную формулиров-
ку, — я позволю себе напомнить вам то положение, которое, по-моему, решает
данный вопрос. Это положение Верховного трибунала, изложенное в циркуляре
за № 8, который от 31 января 1922 года разослан по всем революционным трибу-
налам. Вы найдете его в дополнительном издании циркуляров, которое обяза-
тельно для нас, судебных работников, и которое называется «За 3 месяца. Сбор-
ник циркуляров Верховного трибунала за январь, февраль, март 1922 года». Мы
там читаем следующее: «В некоторых трибуналах имели место случаи выступле-
ний председателя и членов трибунала в качестве обвинителей в том же трибуна-
ле. Верховный трибунал ВЦМК указывает...»
Председатель: Какая страница?
Муравьев: Страница 25-я. Я прошу меня проверить, чтобы я был совершен-
но точен. «Верховный трибунал ВПДК указывает на совершенную недопусти-
мость смешения этих функций, подрывающих доверие к приговору трибунала,
и потому воспрещает председателям и членам трибунала выступать в том же
трибунале в качестве стороны». Если такова резолютивная часть этого положе-
ния, то вы благоволите это сопоставить с той юридической, исключительно су-
дебной аргументацией, которую я вам дам, и вы, быть может, усмотрите, что
эта судебная аргументация целиком укладывается в это основное положение.
Но нельзя не возражать что то принципиальное положение, которое здесь за-
ключается, имеет значение для всех трибуналов Российского государства, за
исключением одного трибунала, того трибунала, который, рассмотрев этот во-
прос, сам решил это принципиальнее положение и преподал его к общему ру-
ководству. Мы, конечно, скажем, что и для Юпитера закон должен существо-
вать, что Юпитер, в данном случае Верховный трибунал своим подчинением
этому положению сам должен показать подведомственным ему трибуналам за-
конопослушность действующим в Российском государстве законоположениям.
Надо вам сказать, что не впервые защита встречается с положением столь не-
правильно построенным, нашедшим себе столь высокое и авторитетное с точки
зрения его общеобязательности решение. Защита встречалась с этим в других
процессах, и бесплодно я в течение целого ряда недель обращал внимание выс-
ших властей в стране на необходимость исправить, наконец, эту ошибку, дабы
приговоры, произносимые трибуналами, не носили в себе этой порочной фор-
мальности, которая подрывает доверие к приговору трибунала. И я очень сожа-
лею, что мне приходится еще раз обращать внимание Верховного трибунала на
это обстоятельство, и я сожалею сугубо о том, что наш противник, которого вне
этого условия мы всегда приветствуем в качестве судебного пледера1, в данном
случае в силу положения, которое при его участии выработано и, быть может,
даже им как председателем Верховного трибунала подписано и разослано по
всей стране, сам должен показать пример подчинения тому основанному на за-
коне положению, которое он сам составил, участие в составлении которого он
сам принимал. Вот основные наши положения. Но позвольте мне также остано-
виться и на другом. Ввиду того что мы, прислушиваясь к заявлениям, сделан-
1 Так в тексте.
28
Йым обвиняемыми, и не касаясь их политической стороны, оставаясь исключи-
тельно в области судебной — так понимаем мы нашу задачу, — должны с точки
Зрения судебной проверить те части заявлений обвиняемых, которые имеют су-
дебное значение, — я должен сказать, что установление этих положений в та-
ком процессе будет огромным резонатором для страны. Я должен констатиро-
вать, что и другая часть заявления, сделанного обвиняемыми, заслуживает ува-
жения с точки зрения судебной, с точки зрения защиты. Наш закон требует,
чтобы правильно был составлен суд, причем правильно были составлены также
и стороны. Специальная статья процессуального кодекса устанавливает, что
правила, которые имеются по отношению отвода судей, относятся и к прокуро-
ру; более того, в статье 63 имеется положение, что мы должны заботиться о
том, что даже с точки зрения участия секретарей суд должен быть составлен
правильно. Поэтому отводы в случае, если они имеются, в случае, если они
имеют значение, подобно описанному, в случае, если они фактически примени-
мы не только в отношении к обвинителям, но и в отношении секретариата, они
должны быть заявлены защитой. При перечислении поводов, которые имеются
для отвода судей, закон страшно оберегает не заинтересованность, судей и как
внешний повод, такой незаинтересованности исключает родственные отноше-
ния из числа отношений, допускаемых на суде. Перенесемся к другому ряду
фактов. Судоговорение заключается в проверке результатов следственного ма-
териала. Результат следственного материала преподносится Верховным трибу-
налом в том резюме, которое именуется обвинительным заключением и которое
преподносится следственной властью в лице заведующего следственным произ-
водством по делу правых эсеров в нашем случае. И это совершенно правильное
положение нашего закона. Если суд есть проверка следственного материала, то
при проверке суд в целом, и даже секретари, имеющие отношение к судопроиз-
водству, должны быть беспристрастны и не должны иметь родственных отно-
шений с теми должностными лицами, которые участвовали в предварительной
стадии создания судебного процесса, ибо родственные отношения являются
формальным признаком заинтересованности, и, стало быть, если родственники
будут проверять работу один другого, то здесь не будет гарантии заинтересо-
ванности, которая должна быть у трибунала. И вот с этой точки зрения я к мо-
ему величайшему сожалению в отношении личного состава сторон в данном
процессе (ибо сильный обвинитель нужен так же, как и сильный защитник)
должен сказать, что отвод, предъявленный к Николаю Васильевичу Крыленко
при наличности родственных отношений по известным нам и вам всем факти-
ческим основаниям, также заслуживает уважения. Так как вы должны остано-
вить ваше внимание на этом нашем заявлении, может быть, разрешите прервать
здесь мое слово. В дальнейшем я буду просить вас о некотором пополнении в
составе защиты, а это уже не есть отвод. Позвольте ограничиться по части
отвода.
Председатель: Гражданин обвинитель.
Крыленко: Я прежде всего должен отвести все те ссылки на статьи процес-
суального кодекса, которые угодно было здесь цитировать представителю защи-
ты. Если защите угодно было знать точно дату введения в жизнь действий Уго-
ловного процессуального кодекса. Таковая дата постановлением Всероссийско-
го центрального исполнительного комитета в его 3-й сессии отнесена к 1 июля;
следовательно, до настоящего момента у нас в качестве действующего закона
имеется Основное положение о ревтрибуналах, с одной стороны, и Положение
29
о едином народном суде — с другой, в тех его статьях, которые специальными
статьями положения о трибуналах не исключены из действия. Отсюда ссылка
на не введенный в жизнь закон не является в настоящий момент аргументом.
Обращаясь теперь непосредственно к действующему закону и к тем статьям, на
которые долженствовало бы ссылаться прежде всего защитникам, мы не нахо-
дим ни одной статьи положения о ревтрибуналах, которая бы разрешила или
ставила вопрос об отводах. Ревтрибунал, как исключительный суд, имеет свои
особые задачи борьбы с особыми категориями преступлений, представляющи-
ми наибольшую опасность для существующего в РСФСР общественно-полити-
ческого порядка; он освобожден от целого ряда тех формальных гарантий, фор-
мальных стеснительных правил, которые остаются каждую минуту в силе для
действия общих народных судов. Но если мы обратимся к статьям Положения
о народном суде, то мы найдем статьи 50, 51, 52 и 58; это единственные статьи,
которые говорят об отводе и практике этого отвода в народном суде, где гово-
рится о народных судьях и народных заседателях, и только о них. А отсюда вы-
текает, что распространение силы этих статей может касаться только данных
элементов судебного процесса, т. е. народных судей и народных заседателей, и
они обязаны отвести себя в том случае, если прямо или косвенно заинтересова-
ны в исходе дела или находятся в родстве или в особых отношениях с обвиняе-
мыми. Никаких других моментов ни в смысле объектов отвода состава, ни в
смысле мотивов здесь не указано, а поэтому, оставаясь исключительно только
на почве процессуального формального закона, я должен прежде всего отбро-
сить все ссылки на Уголовный процессуальный кодекс. Перехожу теперь к той
аргументации, которую развивал представитель обвиняемых гражданин Ген-
дельман и представитель зашиты в лице гражданина Муравьева. Мы переходим
к следующей мотивировке. Первое — это то, что здесь, как говорил представи-
тель обвиняемых, нет элементов, которые обязательны для всякого суда, эле-
ментов беспристрастия постольку, поскольку здесь в составе суда и сторон яв-
ляются представители коммунистической партии. Отсюда делают вывод пред-
ставители обвиняемых, что...
Председатель: Товарищ обвинитель. Мы относительно состава суда потом
будет обсуждать. Сначала кончим вопрос с государственным обвинением.
Крыленко: Значит, если перейдем к вопросу о государственном обвинении,
в первую голову, я установил, что в действующем письменном законе не имеет-
ся ни одной статьи, которая говорила бы о праве отвода сторон. Но обращаясь
к аргументации, которая была здесь развита, в частности по отношению моего
личного участия, в этом деле и ссылке гражданина Муравьева на циркуляр
Верхтриба по данному вопросу я должен констатировать, что прежде всего гра-
жданин Муравьев либо не дал себе труда в достаточно полной мере ознако-
миться с теми постановлениями, которые по этому вопросу имеются и цитиро-
вал их неполно, либо гражданин Муравьев не счел необходимым и нужным
привести указания на соответствующее постановление Пленума Верховного
трибунала. Верховный трибунал по действующему закону в качестве органа,
руководящего всем направлением судебной и карательной политики всех ис-
ключительных судов Республики, имеет учреждение, именуемое Пленумом
Верховного трибунала. И если гражданину Муравьеву угодно ознакомиться с
действующим законом 23 июня 1921 года, он найдет там статью 5-ю, которая
гласит: все права по ревизии, контролю, надзору и инструктированию револю-
ционных трибуналов принадлежат Пленуму Верховного трибунала. От Верхов-
но
рого трибунала зависит не только дача отдельных указаний циркулярно-инст-
рукционного характера всем трибуналам, но и разрешение целого ряда конкрет-
ных случаев и конкретных казусов и фактов, которые возникают в Коллегиях
Верховного трибунала, Пленуму Верховного трибунала принадлежит право от-
мены в порядке надзора любого постановления судебной Коллегии Верховного
трибунала, Коллегии военной, транспортной, Коллегии кассационной; ему при-
надлежит право отмены и исправления в области мер наказания отдельных
приговоров коллегий Верховного трибунала и, следовательно, отмены, надзора
или инструктирования своих коллегий по каждому частному процессуальному
вопросу, который возникает. В частности, этот вопрос об участии тех или дру-
гих из членов Коллегии трибунала в том или другом процессе в качестве сторо-
ны был поставлен перед Верховным трибуналом и Пленум его разрешил сле-
дующим образом: допущение выступления кого-либо из членов Судебной кол-
легии Верховного трибунала в качестве стороны в каком-либо отдельном
процессе, каждый раз разрешается специальным постановлением Пленума Вер-
ховного трибунала и согласно этому правилу перед тем, как поставить вопрос о
допущении на этот процесс представителя обвинения, в частности меня, Судеб-
ная коллегия Верховного трибунала постановила: просить Пленум Верховного
трибунала, в порядке указанного постановления Пленума, разрешить выступле-
ние в данном процессе в качестве сторон данного конкретного лица, меня, к в
постановлении Пленума Верховного трибунала по этому вопросу — это поста-
новление должно иметься в деле, — говорится: в данном процессе, в порядке
принятого постановления, такое ходатайство Судебной коллегии Верховного
трибунала удовлетворить и такое выступление допустить. Так что если гражда-
нину Муравьеву угодно опираться на писаный закон, опираться на те принци-
пы, по которым строит свою практику Верховный трибунал, то в этом отноше-
нии он имеет перед собой совершенно формально правильное и правомерное
выступление, оформленное соответствующим порядком, которое не может быть
оспариваемо с формальной стороны. Правда, гражданину Муравьеву благоугод-
но было не раз поднимать этот вопрос перед высшими инстанциями вплоть до
Президиума Всероссийского центрального исполнительного комитета, но втуне
было его обращение. Президиум Всероссийского центрального исполнительно-
го комитета, действующий в качестве высшего надзирающего контролирующего
органа всех до единого учреждений Российской Социалистической Федератив-
ной Советской Республики, оставил эти жалобы без движения и без уважения,
считая, что те лица, в данном случае мы, которые Президиумом ВЦИК ставят-
ся для вершения и направления нашей судебной политики, вполне соответству-
ют своему назначению. В данном случае те требования, которые ставит или ко-
торые угодно ставить гражданину Муравьеву, не подлежат удовлетворению.
Так стоит вопрос первый, вопрос формальный, относительно моего участия в
данном процессе. Обращаюсь ко второму моменту, который благоугодно было
поставить защитникам; к моменту отношений, которые якобы противоречат
единственной 52 статье Пояснения о народных судах относительно родствен-
ных отношений сторон. Но, во-первых, эта статья трактует исключительно о
народных судах и народных заседателях, а во-вторых, если даже мы обратимся
к подлежащему введению в жизнь процессуальному кодексу, то прокурор в от-
ношении следствия имеет право надзора, право контроля, право соответствую-
щих указаний и имеет это с самого начала и до самого конца следствия, вплоть
до отказа в утверждении обвинительного заключения, вплоть до постановления
31
об изъятии вон из дела и постановления нового заключения за своей личной
ответственностью. Отсюда вытекает, что не может быть поставлен вопрос тако-
го характера, что имеются якобы две равноправные стороны, два равноправных
элемента в процессе и в предварительной следствии, в отношении коих одна
должна впоследствии проверять другую. Такого положения в процессе нет, есть
обратное: есть подчиненное положение следственной власти по отношению к
прокурорскому надзору и право прокуратуры отменить или не согласиться с
любым постановлением следственной власти, вплоть до обвинительного заклю-
чения. И посему, когда требуется заключение в итоге следствия и выносится на
суд, в качестве лица, защищающего положение дела, существует не заведующий
следственным производством по данному делу, а существует утверждаемое про-
куратурой обвинительное заключение. Вот почему не может быть поставлен во-
прос так, как он ставится защитником о том, что имеется проверка якобы дол-
женствующим быть незаинтересованным в следствии обвинителем. Насколько
обвинитель своим штампом утверждает или не утверждает обвинительное за-
ключение, вопрос о таком характере отношений не является существенным для
процесса и не может служить основанием для отвода. Вот те два формальных
заявления, формальных момента, которые были выдвинуты защитой и которые
я должен был здесь указать и отвести. Что касается вопроса об отводе суда, я
дам заключением впоследствии, после того, когда суд разрешит первый вопрос
относительно отвода обвинения.
Защитник товарищ Садуль просит слово.
Председатель: Гражданин переводчик, задайте вопрос товарищу Садулю,
угодно ли ему дать заключение по вопросу о составе обвинении или по вопросу о
составе суда.
Председательствующий: Об этом будет речь впереди. Сейчас идет речь о го-
сударственном обвинении. По этому вопросу снова даю слово защитнику Му-
равьеву.
Муравьев: Разрешите мне в немногих словах ответить на продолжительную
аргументацию обвинителя. Я констатирую перед вами, что он был прав, когда
говорил, что вопрос о праве участвовать в процессе главе Коллегии и доказы-
вать обвинение перед той Коллегией, в которой он председательствует, еще не
разрешен Президиумом ВЦИК. Стало быть, мы свободны — вернее сказать,
трибунал свободен решить, а мы вольны предложить нашу аргументацию по
этому вопросу. Здесь говорилось, что еще не существует писаного закона, кото-
рый устанавливает эти положения. Позвольте мне очень легко отвергнуть это
утверждение. Ведь нет никакого сомнения, что циркуляр, который разослал
Верховный трибунал, является циркуляром законным, то есть покоящимся на
некоторых законных основаниях; стало быть, говорить о том, что известное по-
ложение не нашло себе формального выражения в каких-нибудь словах закона,
еще не значит отвергнуть правильность этого самого положения. Мы много раз
слышали со стороны обвинения, что трибунал творит живое дело, а создает в
пределах закона нормы, которые имеют обязательное значение и которые, ко-
нечно, законны, несмотря на то что они прямого выражения в законе не имеют.
Поэтому и существуют циркуляры, которые должны быть выведены из тех по-
ложений, которые имеются в законе. Позвольте мне указать и констатировать
таким образом, что этот закон совершенен и циркуляр обязателен для трибуна-
ла, что он является имеющим свои корни в дебетующем законодательстве.
Нельзя отвести мои возражения в том направлении, что если бы суд был назна-
32
чен 20 днями позже, тогда мы имели бы этот закон. Нельзя потому, что наше
заседание рассчитано на долгий срок, и поэтому невозможно употреблять аргу-
мент, что 1 июля мы могли бы перед вами ссылаться на букву закона, а сейчас
не должны этого делать. Сейчас мы ссылаемся на общее положение, сущест-
вующее во временном законодательстве и истолкованное этим циркуляром.
И нельзя нас ставить в такое положение, что только 1 июля мы могли бы сде-
лать такое предложение. Затем позвольте обратить ваше внимание на наказ
Кассационной коллегии Верховного трибунала по поводу отмены приговоров.
Там говорится о том, что состав судебного присутствия ревтрибуналов в случае
несоответствующего закону порядка его составления является безусловным по-
водом к отмене самого приговора. Так что, конечно, этот наказ — тот же закон.
Это показывает, что Верховный трибунал был страшно озабочен правильно-
стью состава присутствия. Мне кажется, что это крайне формально, убедитель-
но и логично. Мы обязаны и вправе поставить перед данным составом трибуна-
ла вопрос о правильном представительстве сторон. И Верховный трибунал в
данном случае не связан никаким постановлением. Он сам может и должен по-
становить по этому поводу свое определение на основании тех аргументов, ко-
торые мы предоставляем: и ссылаться на то, на что ссылается обвинитель, —
это значит, собственно говоря, влагать персты в раны. Вопрос заключается в
том, правильно ли составлен данный трибунал с точки зрения представления
обвинения и защиты. Поэтому я настаиваю на правильности обоих моих отво-
дов, и я не убежден аргументами обвинителя, которые не находят себе подтвер-
ждения в действующих законах. Я утверждаю, что это положение содержится в
том законе, который уже написан и является действующим законом. Ссылаясь
и подтверждая такое мое толкование законов на циркуляр Верховного трибуна-
ла и на наказ Кассационной коллегии Верховного трибунала, я обращаю вни-
мание трибунала на необходимость сейчас же, с этого же момента, устранить те
формальные причины, которые, по мнению самого трибунала, подрывали бы
доверие к предстоящему приговору трибунала.
Председательствующий: Представитель обвинения...
Крыленко: Я хочу только в двух словах указать на абсолютную нелогичность
тех построений, которые сейчас были выдвинуты. Вопрос решается исключи-
тельно и только в зависимости от соотношения и соподчинения соответствую-
щих инстанций Верховного трибунала: Пленума и его Коллегии. Пленум может
отменить приговор и все отдельные постановления любой коллегии. Коллегия
может и должна исполнять постановления Верховного трибунала. Поскольку по-
становление состоялось, формально вопрос решен, и отвод Коллегии против ре-
шения Пленума предъявлен быть не может.
Председатель: Защитник Жданов...
Жданов: Я хочу сказать, что с формальной стороны возражения гражданина
представителя обвинения совершенно не убедительны. Они не убедительные
еще и потому, что в Циркуляре № 8, хотя бы он был для данного дела так или
иначе видоизменен Пленумом Верховного трибунала, указывается не только на
формальное запрещение, но указываются и причины, почему не допускаются
представители трибунала в качестве обвинителя, ибо такое допущение подрыва-
ет доверие к приговору трибунала. И вот теперь, если вы будете ссылаться на то,
что было уже другое постановление Верховного трибунала, которое допусти-
ло, — а это постановление Пленума Верховного трибунала обязательно, то вы,
следовательно, должны будете признать, что, несмотря на то что такое допуще-
33
ние, как признал Верховный трибунал, безусловно, подрывает доверие к приго-
вору трибунала, вы допускаете все-таки Николая Васильевича Крыленко в каче-
стве обвинителя. С этим можно, конечно, согласиться, но вряд ли это желательно
для Верховного трибунала.
Другая точка зрения относительно недопущения Николая Васильевича Кры-
ленко только потому, что у него есть известное отношение к тому, кто писал об-
винительное заключение. Я согласен совершенно с тем, что следствие и обвине-
ние — это две различные функции; что действительно следствие подчинено об-
винителю, что обвинитель может признать или не признать обвинение, может
его отвергнуть, если оно ему не понравится или если он найдет те или иные де-
фекты, чтобы не было презумпции того, что то, что сделала одна сторона, она де-
лала на руку другой. Поэтому обвинитель не может быть допущен в том случае,
если эта презумпция для данного случая может быть применена. Вот почему я
всецело поддерживаю ходатайство защиты.
Крыленко: Я хотел бы в двух словах...
Председатель: Вопрос ясен.
Верховный трибунал определил: прежде всего ввиду того что председа-
тель Пленума Верховного трибунала никоим образом не может оказать
влияние на Судебную коллегию трибунала во время судебных заседаний, во-
вторых, Циркуляр № 8 говорит о провинциальных трибуналах, к которым в
Верховном трибунале приравниваются отдельные коллегии Верховного три-
бунала, а тов. Крыленко не является председателем ни одной из Коллегий
Верховного трибунала, а председателем лишь Пленума Верховного трибуна-
ла, все же остальные соображения, в том числе относительно родственной
связи, трибунал признает несущественными. Поэтому Верховный трибунал
определил: тов. Крыленко в качестве общественного обвинителя допустить.
Теперь относительно состава суда: угодно ли государственному обвинителю
дать свое заключение?
Крыленко: Здесь по вопросу об отводе состава суда, опираясь опять-таки
на писаный закон, мы находим только одну статью, которая говорит, что при
открытии суда председательствующий дает возможность заявить отвод На-
родного суда и народных заседателей. Суд обязан отвести их, если прямо или
косвенно они заинтересованы в исходе дела или находятся в родственных от-
ношениях со сторонами. Обвиняемым было угодно в аргументации, которую
они развивали, указывать на то, что здесь имеет место не судебное разбира-
тельство, или вернее, имеет место судебное разбирательство, которое пред-
ставляет в составе суда заинтересованную сторону в лице членов коммунисти-
ческой партий. Отсюда они делали вывод о невозможности признать данный
состав суда соответствующим формальным требованиям закона и его внутрен-
него содержания. Когда на скамью подсудимых садятся граждане, совершив-
шие по предъявленным им обвинениям то или другое преступное деяние, они
имеют дело, с одной стороны, с точно установленной в законе определенной
квалификацией преступных деяний, которые им вменяются в вину; они име-
ют дело с точно указанными в законе, в определенной статье закона, опреде-
ленными признаками того преступного деяния, за которое или по обвинению
в котором они садятся на скамью подсудимых. Они имеют перед собою состав
суда, который формируется на основании действующих в стране законов, ко-
торый формируется на основании соответствующих правил и статей Основно-
го положения, и они имеют право в пределах этих статей, в пределах наруше-
34
дня этих статей, в пределах указания на неправильность квалификации
по тем или другим статьям бороться против тех обвинений, которые им
предъявляются, и утверждать, что обвинение неправильно было формулиро-
вано, или хотя формулировано правильно, но не доказано. Вот те рамки, гра-
ницы и пределы, в которых могут действовать на суде обвиняемые. Их дело
признавать или не признавать в области их политических воззрений, в облас-
ти их политических симпатий и антипатий, программных требований и т. д.,
признавать или не признавать ту линию поведения, которая осуществляется
государственной властью. Их дело в пределах средств и возможностей, кото-
рые данная государственная власть предоставляет им, бороться против ее дей-
ствий и ее направления и политики. Вопросы расхождения в области полити-
ческих действий на почве борьбы партийных, программных отношений с той
поры, когда они сидят на скамье подсудимых, такие вопросы здесь, в зале
суда, подыматься не могут, такие вопросы в зале суда дебатироваться не мо-
гут, и поэтому ссылка на тот или другой факт, что тот или другой состав суда
принадлежит к той или другой политической группировке, никакого отноше-
ния к существу процесса, к моментам предъявления обвинения, к моменту
предъявления доказательств и опровержения отношений не имеет. И посему,
если угодно гражданам обвиняемым использовать право, которое может быть
им предоставлено по ст. 52 и 58 Народного суда (они относятся исключитель-
но к отводу судей в случае, если они, как указано в циркуляре и наказе, име-
ют перед собой неправильный с точки зрения закона состав суда). И только в
этой плоскости я бы полагал возможным предъявление отвода, и поскольку
не было сказано в этой плоскости ничего, постольку отвод не подлежит удов-
летворению. Обращаясь к вопросу относительно частностей, которые были
указаны, в частности, по вопросу относительно указаний на заявление следо-
вателя Агранова, или относительно того, что ряд лиц, которые в данном про-
цессе не фигурируют, находятся, как выразился представитель обвиняемых, в
административной ссылке, — я должен установить прежде всего, что в Вер-
ховный трибунал дело поступило 21 апреля этого года и принято к производ-
ству, как гласит первая же страница тома третьего, 29 апреля. С этого момента
Верховный трибунал в лице тех органов, которые вели или совершали те или
иные следственные действия, ответственен и в этой плоскости исключитель-
но, с этого момента может в порядке, законом определенном, быть обжалова-
но то или иное действие, постановление или решение следователя или Распо-
рядительного заседания. Все остальные моменты, которые имели место до
этого, могут быть обжалованы в другой плоскости, в другом направлении, мо-
гут быть обжалованы даже путем подачи соответствующего заявления через
трибунал, но не непосредственно в трибунал, ибо эта категория действий к су-
допроизводству Верховного трибунала не относится. Точно так же приходит-
ся целиком отбросить и те ссылки на то, что то или иное лицо, те или иные
свидетели якобы находятся в административной ссылке. Если будет установ-
лено делом, что по отношению к тому или иному лицу было совершено непра-
вомерное деяние, законом устанавливается срок и мера, которую надлежит
принять, и принимает соответствующий орган, на предмет исправления не-
правомерного действия. Вот почему мне представляется, что те указания, ко-
торые были даны против формального состава суда, не могут подлежать ува-
жению. Обвиняемые указывают на постановление Центрального комитета,
имеющегося в производстве по Саратовскому делу. Я должен сказать, что об-
.35
виняемые злоупотребили предоставленным им правом. Совершенно точно
и ясно на основании ст. 15 Положения о ревтрибуналах определенным обра-
зом указывается, что в этом случае «ходатайство и жалобы по поводу произ-
веденного следствия приобщаются к делу и разрешаются непосредственно в
судебном заседании, если по существу этого ходатайства уже не состоялось
постановление трибунала и при назначении дела к слушанию в особом распо-
рядительном заседании. В особом распорядительном заседании ссылка и хо-
датайство о приобщении указанных документов было заявлено и отклонено, а
поэтому на основании закона не мог быть и поднят этот вопрос и не могло
быть даже произнесено какого-либо намека относительно этого процессуаль-
ного момента, который уже был отвергнут в распорядительном заседании, на
точном основании 16-й статьи Основного Положения о ревтрибуналах. Если
обратимся к этой статье, то мотивировка распорядительного заседания доста-
точно исчерпывающа и не имеет никакого отношения к данному процессу, к
данному обвинению. Вот почему я полагаю, что этот вопрос и этот момент це-
ликом не подлежит удовлетворению и состав сторон должен быть оставлен в
том виде, в каком доложил председатель.
Председатель: (Дает слово тов. Садуль.)
Председатель: К сожалению, мы не имели пока возможности дать постоянно-
го переводчика. Относительно переводчика будет речь впереди. У нас есть ино-
странная стенограмма. Мы переведем по стенограмме. Угодно защите дать свое
заключение. Слово имеет гражданин Вандервельде.
Председатель: Гражданин Вандервельде, речь идет сейчас не о королевском
Бельгийском правительстве, а речь идет об отводе состава Революционного три-
бунала. Прошу вас держаться в этих рамках.
Председатель: Защитник Муравьев.
Муравьев: Разрешите сделать заявление. Так как на перевод реагируют слу-
шатели, мне кажется, что мы не должны вводить их в заблуждение в этом отно-
шении. И если перевод не только неточен, но, как выразился мой товарищ по
защите, он передает мысль совершенно обратно, то продолжать нам перевод на
русский язык французских речей наших т.т. по защите до того, как мы запаса-
емся удовлетворительным переводчиком, значило бы делать дело, которое не
имеет никакого значения для трибунала и, напротив, имеет даже обратное зна-
чение, потому что мысль оратора передается аудитории в совершенно противо-
положной форме. Потому я заявляю ходатайство трибуналу о том, что в случае
если председателю угодно будет предоставлять слово нашим т.т. по защите —
иностранцам, то чтобы перевод их речей был бы передан и сообщен аудитории
тогда, когда мы будем иметь здесь удовлетворительно знающего оба языка пе-
реводчика.
Председатель: Вопрос о переводчиках будет разрешен. Для заключения пре-
доставляется слово представителю обвинения.
Крыленко: Я должен все-таки вернуться вновь к вопросу о той окраске, кото-
рая была сделана здесь гражданином Вандервельде относительно состава трибу-
нала. Гражданин Вандервельде сказал, что такой трибунал у них в Бельгии со-
вершенно немыслим. Я с этим совершенно согласен. (Смех.) Такого состава три-
бунала Бельгия дождется тогда, когда не только бывшим королевским
министром, но и настоящим королевским министром и самому королю места в
Бельгии не будет. Вот тогда мы обратимся к бельгийским рабочим. И вот тогда,
когда в Бельгии будут революционные трибуналы, в которых все те, которые
36
поддерживают прямо или косвенно королевский режим, все те, которые поддер-
живали прямо или косвенно империалистическую войну, будут сидеть на скамье
подсудимых... (аплодисменты), тогда мы с этим составом трибунала и с этим со-
ставом бельгийских рабочих поставим вопрос, какой из трибуналов — тепереш-
ний Бельгийский или наш Российский революционный трибунал — будет иметь
право говорить о большем доверии, которым они пользуются со стороны рабо-
чих масс. В течение пяти лет, когда борется за свое существование Советская
Россия, в течение пяти лет, рабочие и крестьяне России всеми силами отбива-
лись ценою страшных жертв и лишений от нападений и интервенций Антанты и
всех капиталистических держав, в состав которых входила и Бельгия, в лице ее
бывших и настоящих министров...
Председатель (прерывая обвинителя)'. Прошу ближе к делу.
Крыленко: В настоящее время должен апеллировать исключительно к
писаному закону. Вот почему в настоящий момент, когда ставится вопрос о
составе трибунала, я должен сказать: действующий закон, действующие уч-
реждения, в том числе Пленум Верховного трибунала, установили у нас
здесь определенный порядок. Вопрос отвода — вопрос формальный, вопрос
этот решает суд. Если он признает эти формальные основания достаточны-
ми, он отведет, если же он не признает, он ставит отвод без уважения. Но не
гражданин Вандервельде, ставя этот вопрос, ссылается здесь, после пяти лет
борьбы русских рабочих и крестьян, на то, как решался бы этот вопрос в
Бельгии.
Председатель: Защитник Бухарин имеет слово.
Бухарин: Неоднократно имело место несколько заявлений со стороны граж-
данина Вандервельде, где он официально, перед лицом общественного мнения
всех трудящихся масс России и Западной Европы, заявлял нам, что он приезжа-
ет в Советскую Республику, чтобы здесь, став на точку зрения чисто юридиче-
ской защиты из соображений гуманности, защищать социалистов-революционе-
ров, попавших за свои преступления на скамью подсудимых. В настоящем своем
заявлении гражданин Вандервельде утверждает, что он говорит здесь не как про-
стой адвокат, как было утверждаемо в прошлые разы, а как представитель мно-
гих тысяч рабочих, то есть как представитель 2-го Интернационала. Если вторая
версия заявлений гражданина Вандервельде верна, то мы можем сказать и кон-
статировать, что он действительно выступает здесь не престо как адвокат чисто
юридической защиты, а что он выступает как представитель не многих миллио-
нов рабочих, а как представитель 2-го Интернационала с политической защитой.
Но если гражданин Вандервельде осмеливается выступать здесь с политической
защитой, то мы должны констатировать, что как представитель 2-го Интернацио-
нала, в состав которого, входят такие партии, как германская социал-демократия,
и как бывшая и сейчас существующая французская социалистическая партия и
как многие другие партии, — он ответственен и политически и за империалисти-
ческую войну, и за те сотни и десятки миллионов рублей и исключенных в импе-
риалистическую, за расстрелянных, убитых, повешенных в Германии, Испании,
Италии и целом ряде других стран... Он является политически ответственным за
убийство тов. Либкнехта и тов. Розы Люксембург; Либкнехта, брат которого
приехал сюда для того, чтобы опозорить имя своего родного брата, лежащего в
могиле. Товарищи, если на эту почву переходит здесь спор; если и в области чис-
то юридической он переходит в область политического спора, то наша группа за-
щитников поднимает эту перчатку и будет доказывать и докажет всю ответствен-
47
ность, которая лежит на этих представителях 2-го Интернационала, и не за две и
не за пару жизни, а за потоки и море крови, которую пролили вы, за Версальский
договор, которым вы душили нас в течение целого ряда лет, и за те мучения, ко-
торые перенесли русские рабочие и крестьяне, наши коммунисты и красноармей-
цы на всех фронтах и которые сейчас вернулись калеками, вы за это
ответственны...
Председатель: Тов., мы просим держаться ближе к делу.
Бухарин: Я только хочу констатировать, что наша группа защитников подни-
мает перчатку, брошенную гражданином Вандервельде. (Голос с места: Вечная
память убитым 2-м Интернационалом.)
Председатель: Трибунал решил сторонам больше слова не давать, слово ис-
ключительно подсудимым. Подсудимый Гендельман...
Гендельман: Я оглашу, может быть, прозаический, но весьма красноречивый
факт. Поскольку митинговые выступления гражданина Крыленко и Бухарина
нуждаются с нашей стороны в ответе, его даст тов. Тимофеев. Итак, гражданин
Крыленко считал нужным отвергнуть наш отвод всего суда и всех обвинителей,
именующих себя общественными, потому что хотел нас поставить в тесные
процессуальные рамки, где мы не имеем права оспаривать состав суда, квали-
фикацию преступления и т. д. А основой мой отвод, что никаких данных нет,
которые гарантировали бы ваше, граждан членов трибунала, беспристрастно,
это он оставил без внимания и сказал по этому поводу приблизительно лишь
следующее: что дело это поступило только 25 (29) апреля, а потому все те фак-
ты, на которые я указывал, как на нарушение всех наших прав на демонстра-
цию пристрастия в этом деле, все этих факты, содеянные членами РКП и по
приказу ЦК, все эти факты были отвергнуты. Гражданину Крыленко угодно го-
ворить только о действиях Верховного трибунала. Охотно последую этому
предложению и укажу ряд фактов, касающихся Верховного трибунала. Я уже
указывал на действия тов. Галкина, который по приказу политической тройки
производил следственные действия, исследовал следственный материал и тем
не менее здесь заседает. На это гражданин Крыленко ничего не ответил. Я буду
говорить о действиях Верховного трибунала, утвердившего обвинительный акт.
Вот несколько примеров. Я прошу следить и проверять меня. На ст. 106 обви-
нительного акта приводится в кавычках показания Н. Н. Иванова в следующих
словах: «С некоторыми оговорками я считал бы возможным и совершение част-
ных экспроприаций. Мое предложение о моем вступлении в боевую организа-
цию было отклонено». Том 1, лист дела 301. Обращаемся к этому первому
тому, листу 304. И мы видим, что слова «мое предложение о моем вступлении
в боевую организацию было отклонено» прибавлены, их там не существует, они
существуют в другом показании.
Председатель: Какое это имеет отношение к составу суда? Тогда, когда бу-
дем анализировать обвинительный акт, каждый отдельный факт, который в нем
содержится, — по всей вероятности там есть много неточностей, — то в резуль-
тате судебного следствия каждое отдельное утверждение будет установлено
или опровергнуто. Сейчас разбирается вопрос об отводе суда, и я прошу дер-
жаться исключительно в этих рамках. Мы затягиваем и так процесс в ваших
интересах...
Гендельман (обвиняемый): Прошу разрешить сейчас не опровергать этих
фактов, установленных в обвинительном акте, но иллюстрировать свои по-
ложения некоторыми фактами, имеющими место, чтобы доказать, что в дан-
38
ном случае Верховный трибунал не проявил надлежащего беспристрастия.
Разрешите привести два примера о подлогах, совершенных в обвинительном
акте.
Председатель: Обвинительный акт подлежит рассмотрению на судебном
следствии; тогда и будет установлено, есть или нет подлоги1. Речь теперь идет о
персональном составе Верховного трибунала, и только.
Гендельман (обвиняемый): Ввиду того, что этот состав утвержден Революци-
онным трибуналом, я по призыву гр-на Крыленко привожу факты, имевшие ме-
сто после 29 апреля. Вы до сих пор не ограничивали гр-на Крыленко и гр-на Са-
дуля, которые говорили много не относящегося к делу, и даже гр-н Садуль позво-
лил себе оскорблять представителей защиты. Разрешите и мне аргументировать.
Вы не даете слова нашим защитникам, а даете подсудимым. Разрешите мне дока-
зать пристрастие ваше в деле утверждения обвинительного акта. Я приведу две
цитаты...
Председатель: Я вас перебиваю, я вам не разрешаю.
Гендельман: Лист дела страница 67 обвинительного акта...
Председатель: Не разрешаю.
Гендельман: Я не знаю, как ведется протокол, но я прошу отметить в прото-
коле, что в этом смысле мои слова касаются вопроса об утверждении следствен-
ного акта. Я обращаюсь к тому вопросу, по которому вы не лишаете нас слова.
Это то, что члены суда являются членами коммунистической партии — РКП. Это
не служит основанием, по мнению гражданина Крыленко, для того чтобы запо-
дозрить вашу добросовестность, Я утверждаю, что в деле имеется постановление
Центрального комитета партии коммунистов...
Председатель: Прошу указать страницу дела, где имеется этот документ, на
который вы ссылаетесь.
Гендельман (обвиняемый): Я уже ссылался. Я приведу еще раз. Вы меня не
перебивайте, это мне мешает. Я потом дам ссылку. Том пятый, лист дела 54:
«Секретная записка по прямому проводу, за подписью зампредседателя Верхов-
ного трибунала Галкина в Тифлис». Ввиду постановления Верховного трибуна-
ла ВПДК дело правых социалистов-революционеров, на основании постановле-
ния особой тройки Политбюро Центрального комитета... Я голословен не буду.
Разрешите продолжать. Члены Центрального комитета и председатель Совета
народных комиссаров — Ленин, напечатал статью под заглавием: «Дорогой це-
ной», где указывает, что слишком напрасно обещал гр-н Радек о том, что мы не
будем расстреляны. Смысл этой статьи был такой, что мы уже признаны винов-
ными. Это не есть ли мнение лица, воля которого для вас обязательна? Гражда-
не, вот здесь, на скамье подсудимых, я опять указываю на нарушение наших
прав, которое имеет место. Здесь, на скамье подсудимых, чтобы не говорить об
остальной группе, которая по вашему закону подлежит амнистированию и ко-
торая в старое время имела определенный термин, чтобы не говорить об этой
группе, скажу о гражданине Ратнере и гражданине Игнатьеве. Григорий Ратнер,
если вы прочтете обвинительный акт внимательно, ни в коем случае к нашему
делу привлечен быть не может. Он не член Центрального комитета, не член
Центрального бюро...
Председатель: Я опять вынужден вас прервать.
1 Так в тексте.
QQ
Гендельман: В вашем обвинительном акте в резолютивной части имеется два
постановления: дело гражданина Игнатьева выделить и другое постановление:
дело гр-а Игнатьева не выделять. Настолько вы безобразно, неряшливо состави-
ли обвинительный акт, что в резолютивной части имеется два противоречивых
постановления. Я скажу, для чего вы не выделили: чтобы эту скамью подсуди-
мых превратить в обвинение, чтобы их защитникам прокурору дать последнее
слово1. Вот вам демонстрация того, как вы организуете свой суд, для нас суд Рос-
сийской коммунистической партии не есть суд. С нашей точки зрения РКП, это
выродившаяся власть, это ничто иное по своему составу, как Общество 10 декаб-
ря... (В зале возгласы «вон его», шум.)
Председатель: Я прошу зал успокоиться. Подсудимый Тимофеев.
Тимофеев: Я буду очень краток. Я только подхвачу слова гр-на Садуля, не ос-
тановленного гражданином председателем. Гр-н Садуль сказал, что мы здесь бу-
дем вести политическую борьбу. Гр-н Бухарин сказал, что брошенную перчатку
мы поднимаем. Затем и пришли сюда мы. Не для того чтобы оправдываться, не
для того чтобы спасать свою жизнь, которая принадлежит революции, а чтобы с
вами в политической борьбе столкнуть наши мысли. И я думаю, что седая Клара
Цеткин приехала сюда не за нашими головами, а чтобы столкнуться с нами в че-
стном политическом бою. Если вы достойны званий судей хоть в этом направле-
нии, если вы можете гарантировать нам открытую политическую борьбу, вы как
судьи должны уйти. Вы не судьи, вы сторона. Милости просим против нас к это-
му столу, столу обвинения. Но как судей мы вас не признаем.
(Муравьев просит слова.)
Председатель: Трибунал лишил слова обвинителя Луначарского и не дает
слова защите. Вопрос затянулся, вопрос ясен.
Муравьев: Я прошу слова не для себя. Коллега Либкнехт, как не знающий
русского языка, просил меня передать его просьбу предоставить ему слово.
Председатель: И так затянулся вопрос. Невозможно. Трибунал взвесил все
аргументы как обвиняемых, так и защиты, так и обвинителей. Трибунал конста-
тирует, что мы в Советской Республике, в Рабоче-крестьянской Республике не
стояли и не стоим на точке зрения надклассовой юстиции. Конечно, мы пристра-
стны, мы пристрастны в сохранности и безопасности рабоче-крестьянской вла-
сти. Наш трибунал не есть партийный суд. Это есть орган власти, орган рабоче-
крестьянского государства, и как орган этого государства он призван разрешать
те вопросы, которые подлежат его рассмотрению в предстоящем судебном про-
цессе. Мы знаем, что юстиция не бывает надклассовой. Мы знаем, что все пустя-
ковые разговоры о беспристрастности юстиции в этом отношении не имеют ни-
какого значения. Наш трибунал беспристрастен в смысле установления фактов.
Личных отводов против суда не было. Нас, как представителей Государства, смо-
гут обвинить в пристрастии только в смысле вынесения того или иного приговора.
Если будет установлено (будет или не будет — неизвестно), если будет установ-
лено, что все те факты, которые содержатся в обвинительном акте, верны, в этом
случае мы будем судить не с точки зрения буржуазии, а с точки зрения рабочего
класса. Поэтому политический отвод трибунал считает несущественным. Что ка-
сается персонального отвода против одного из судей — тов. Галкина, то трибунал
констатирует, что тот документ, на который ссылался один из подсудимых,
1 Так в документе.
хл
в деле содержится, но подсудимый просмотрел один пустяк — что эта телеграмма
была адресована не государственному органу, эта телеграмма была адресована
партийному товарищу через Центральный комитет нашей партии и является ча-
стной телеграммой. Наша коммунистическая партия, стоя на стране рабоче-кре-
стьянской власти, всегда оказывала всемерное содействие советской власти то-
гда, когда это нужно было, и в данном случае заместитель председателя Верхов-
ного трибунала обратился за содействием к одним из партийных органов. Это не
есть опорочение одного из членов суда, и таким образом отвод тов. Галкина три-
бунал признает тоже не существенным. Посему дело слушается в том же составе
Трибунала. Затем, было еще заявление отвода относительно только секретарей.
Муравьев: Нет, не было.
Председатель: Таким образом вопрос исчерпан. Переходим к следующему
вопросу. Товарищ секретарь, какие обвиняемые вызваны по этому делу?
Муравьев: Разрешите сделать некоторое заявление по формальному вопросу:
по поводу публичности настоящего заседания. По существующим декретам засе-
дания трибунала публичны; даже в том случае, если они объявляются ведущими-
ся при закрытых дверях, обвиняемые имеют право провести и получить доступ,
по крайне мере, для трех лиц с своей стороны. Мои товарищи по защите обраща-
ют внимание трибунала на следующее обстоятельство: целый ряд ходатайств за-
щиты и обвиняемых...
Председатель: Вам известно, что об этом уже был возбужден вопрос в распо-
рядительном заседании трибунала?
Муравьев: Да.
Председатель: Вам известно, что распорядительное заседание отклонило
этот вопрос?
Муравьев: Да, но нам было разрешено...
Председатель: Гр-н Муравьев, этот вопрос был защитой поставлен в распоря-
дительном заседании трибунала. Распорядительное заседание этот вопрос разре-
шило. Таким образом, повторное решение в судебном заседании трибунала не
необходимо.
Муравьев: Может быть, вы разрешите огласить то постановление...
Председатель: Я устраняю рассмотрение этого вопроса.
Муравьев: Я заявляю трибуналу, что так как мы не могли получить выписки
из протокола в этой части, то мы просим огласить, с тем чтобы это было отправ-
ной точкой.
Председатель: Секретарь, огласите выписку.
Секретарь: {Оглашает выписку из распорядительного заседания Коллегии
Верховного трибунала от 2 июня 1922 г.)
Председатель (обращаясь к переводчику): Переводится, что вопрос обсужда-
ется не о защитнике Либкнехте. Если он почувствовал себя обиженным, то мо-
жет подать письменное заявление в трибунал, и после рассмотрения его заявле-
ния ему будет дано соответствующее объяснение.
Председатель (обращаясь к переводчику): переведите Либкнехту еще раз, что
он должен подать заявление в трибунал, и только после того трибунал вынесет
соответствующее решение. Сейчас я ему по этому личному вопросу слова не дам.
(Обращаясь к секретарю.) Огласите, пожалуйста, список обвиняемых, привле-
каемых по настоящему делу.
Секретарь (читает): Гоц Абрам Рафаилович, Донаков Дмитрий Дмитриевич,
Герштейн Лев Яковлевич, Лихач Михаил Александрович, Иванов Николай
41
Николаевич, Иванова-Иранова Елена Александровна, Ратнер-Элькинд Евгения
Моисеевна, Тимофеев Евгений Михайлович, Морозов Сергей Владимирович,
Раков Дмитрий Федорович, Федорович Флориан Флорианович, Агапов Влади-
мир Владимирович, Артемьев Николай Иванович, Веденяпин Михаил Алексан-
дрович, Нендельман-Гродовский Михаил Яковлевич, Злобин Павел Владимиро-
вич, Львов Михаил Иванович, Зубков Федор Васильевич, Ефимов Федор Тимо-
феевич, Пелевин Павел Николаевич, Усов Константин Андреевич, Федоров-
Козлов Филипп Федорович, Дашевский Иосиф Самойлович, Ратнер Григорий
Моисеевич, Коноплева Лидия Васильевна, Семенов Григорий Иванович, Став-
ская Фани Ефремовна, Мораческий Юлий Витальевич, Альтовский Аркадий
Иванович, Горьков-Добролюбов Григорий Лаврефьевич, Утгоф-Дерюжинский
Владимир Львович, Либеров Александр Васильевич, Берг Ефим Самойлович,
Игнатьев...
Председатель: Сейчас мы установим наличие всех подсудимых. Обвиняемый
Год, ваше имя и отчество.
Год: Абрам Рафаилович.
Председатель: Ваш возраст.
Год: 41, сын московского купца, образование высшее, имущества никакого, в
Советской Республике не судился, член Центрального комитета партии социа-
листов-революционеров... Обвинительный акт вручен.
Председатель: Донской.
Донской: Дмитрий Дмитриевич, 41 года.
Председатель (обращаясь к залу): Товарищи и граждане, если будет такой
шум, трибунал вынужден будет позаботиться о разгрузке залы и о сокращении
слушателей.
Донской, еще раз ваше имя, отчество и возраст.
Донской: Дмитрий Дмитриевич, 41 год, сын врача, образование высшее, иму-
щества никакого, в Советской Республике судим не был, член Центрального ко-
митета партии эсеров. Обвинительный акт вручен.
Председатель: Герштейн. Ваше имя, отчество.
Герштейн: Лев Яковлевич, возраст 45 лет, рабочий, образование домашнее,
имущества никакого, судим в Советской Республике не был, член Центрального
комитета партии эсеров, обвинительный акт вручен.
Председатель: Лихач.
Лихач: Михаил Александрович, 34 лет, сын чиновника, образование высшее,
имущества никакого, судим не был, член Центрального комитета партии эсеров.
Обвинительный акт вручен.
Председатель: Иванов.
Иванов: Николай Николаевич, 34 года, мещанин, образование высшее, иму-
щества никакого, судим не был, член Центрального комитета партии эсеров. Об-
винительный акт вручен.
Председатель: Иванова-Иранова.
Иванова-Иранова: 37 лет, мещанка, высшее образование, имущества никако-
го, не судилась, член партии эсеров. Обвинительный акт вручен.
Председатель: Ратнер-Элькинд.
Ратнер-Элькинд: Евгения Моисеевна, 34 года, дочь врача, образование некон-
ченое высшее, имущества никакого, не судилась, член Центрального комитета
партии эсеров. Обвинительный акт вручен.
Председатель: Тимофеев.
42
Тимофеев: Михайлович, 36 лет, сын ссыльного поселенца, образование не-
конченое высшее, имущества никакого, в тюрьме два года без суда, член Цен-
трального комитета партии эсеров. Обвинительный акт вручен.
Председатель: Морозов.
Морозов: Сергей Владимирович, 34 лет, сын чиновника, имущества никако-
го, образование среднее, 3 года в тюрьме без суда, член Центрального комитета
партии эсеров. Обвинительный акт вручен.
Председатель: Раков.
Раков: Дмитрий Федорович, 40 лет, крестьянин, никакого имущественного
положения, образование высшее, член Центрального комитета партии эсеров, в
Советской России 2 года без суда. Обвинительный акт вручен.
Федорович: Флориан Флорианович, 43 лет, дворянин, лишенный прав, иму-
щественное положение — никакое, образование неоконченное высшее, член Цен-
трального комитета партии эсеров, не судился. Обвинительный акт вручен.
Агапов: Владимир Владимирович, возраст1 — год, разночинец, имуществен-
ное положение — никакое, образование неоконченное высшее, в Советской Рос-
сии два года без суда, член партии эсеров. Обвинительный акт вручен.
Артемьев: Николай Иванович, 38 лет, сын крестьянина, имущественное по-
ложение — никакое, образование высшее, два года без суда и ни разу не допро-
шен, член партии эсеров, обвинительный акт имел честь получить.
Веденяпин: 42 года, имущественное положение никакое, лишенный всех
прав, имею честь принадлежать к Центральному комитету, два года без суда, не-
оконченное высшее образование, обвинительный акт вручен.
Гендельман-Грабовский: Михаил Яковлевич, 41 год, сын врача, имущест-
венное положение — никакое, образование высшее, в Советской России два
года без суда, член Центрального комитета партии эсеров, обвинительный акт
вручен.
Здобин: Павел Владимирович, 40 лет, сын чиновника, из дворян, с 5 лет ни-
щенствовал, пока не стал зарабатывать, неоконченное высшее образование, член
партии эсеров, три раза судился в Советской России, Минским трибуналом был
оправдан, привлекался как редактор журнала «Социалист-революционер», обви-
нительный акт вручен.
Львов: Михаил Иванович, 37 лет, сын священника, имущественное положе-
ние — никакого, образование домашнее, не судился в Советской России, член
партии эсеров. Обвинительный акт вручен.
Альтовский: Аркадий Иванович, 41 год, сын крестьянина, имущественное по-
ложение — никакого, инженер, член партии эсеров, два с половиной года в Со-
ветской России без суда, обвинительный акт получил.
Горьков-Добролюбов: 47 лет, лишенный прав крестьянин, имущественное
положение — никакое, образование среднее, член партии эсеров, не судился в
Советской России, обвинительный акт вручен.
Утгоф-Дерюжинский: 35 лет, сын офицера, гардемарин морского корпуса,
никакого имущественного состояния, под судом не был, 4 года при Советской
власти, член партии социалистов-революционеров. Обвинительный акт вручен.
Либеров: Александр Васильевич, 35 лет, сын сельского дьякона лишенного
сана, никакого имущественного положения, образование среднее, 3 года Совет-
1 В тексте пропуск.
43
ской власти без суда. Привлекался к ответственности как член Московского про-
фессионального союза служащих, 2 раза водили к народному судье, суд кончил-
ся скандалом для Советской власти, и была получена бумага, что дело слушани-
ем прекратить на неопределенное время. И до сих пор продолжения судебного
дела не было. Член партии социалистов-революционеров. Обвинительный акт
вручен.
Берг: 46 лет, рабочий, имущественного положения нет, начальная школа,
привлекался к суду по созыву Всероссийского рабочего съезда в 1918 году. С тех
пор арестовывался 4 раза, сижу два с половиной года без всякого обвинения и
только 27 мая привлечен к данному суду. Член партии социалистов-революцио-
неров. Обвинительный акт вручен.
Ефимов: 39 лет, крестьянин, имущественного положения никакого, студент.
Не судился при Советской власти, беспартийный социалист. Обвинительный
акт вручен.
Зубков: 33 года, рабочий, начальная земская школа, имущества никакого, при
Советской власти не судился, беспартийный. Обвинительный акт вручен.
Пелевин: ..Л
Федоров-Козлов: крестьянин-землевладелец, 34 лет, окончил земское учи-
лище, беспартийный. Под судом при Советской власти не был. Обвинительный
акт вручен.
Усов: 26 лет, сын рабочего, имущества нет, окончил высшую начальную шко-
лу, судим при Советской власти не был, член Российской коммунистической
партии большевиков. Обвинительный акт получен.
Дашевский: 31 года, рабочий, образование — незаконченное высшее, иму-
щества нет, судился в Ревтрибунале в 19-м году1 по делу о Саратовской орга-
низации эсеров, с 1920 года — член меньшинства эсеров. Обвинительный акт
получен.
Председатель: Ратнер.
Ратнер: Григорий Моисеевич.
Председатель: Ваш возраст?
Ратнер: 26 лет.
Председатель: Классовая принадлежность?
Ратнер: Сын врача.
Председатель: Ваше имущественное положение?
Ратнер: Никакого.
Председатель: Ваш заработок теперешний?
Ратнер: По третьей категории слесаря.
Председатель: Ваше образование?
Ратнер: Среднее.
Председатель: Судились ли в Советской Республике?
Ратнер: Нет.
Председатель: Обвинительный акт получили?
Ратнер: Получил.
Председатель: Партийная принадлежность?
Ратнер: Член Российской коммунистической партии.
Председатель: Садитесь.
1 Так в тексте.
44
Член суда Галкин: Гр-ка Евгения Моисеевна, Ратнер, вам родственница?
Ратнер: Сестра.
Председатель: Коноплева.
Коноплева: Лидия Васильевна, 31 год, дочь учителя, имущественное положе-
— никакого. Образование незаконченное высшее. Была не разыскана
по делу... член Российской коммунистической партии, обвинительный акт
получила.
Семенов: 31 год... член Российской коммунистической партии. Обвинитель-
ный акт получен.
Ставская: ...1
Морачевский: 27 лет, сын дворянина, имущества никакого, образование — не-
оконченное высшее, не судился. Был член партии... теперь беспартийный. Обви-
нительный акт получил.
Игнатьев: 35 лет, сын учителя, имущества никакого, образование высшее, не
судился, с октября 1921 года вышел из состава Центрального комитета и из пар-
тии. Обвинительный акт получил.
Председатель: Таким образом, трибунал констатирует, что все обвиняемые
по этому делу налицо. Тов. секретарь, какие свидетели вызваны по делу, при
этом, чтобы сократить процедуру, вы будете называть имя свидетеля и соответст-
вующего свидетеля я прошу выйти хотя бы на трибуну, потому что перед тем,
как свидетели уйдут в свидетельскую комнату, мне придется им всем вместе сде-
лать соответствующее заявление.
Тагер: Разрешите мне не ходатайствовать, а только спросить вас, когда вы
найдете более удобным, чтобы не вышло недоразумения, внести заявление по по-
воду дополнения списка свидетелей.
Председатель: Мы пропустим свидетелей, которые вызваны, потом будем
иметь суждение, держать ли их здесь все время процесса или часть распустим, а
потом будут дополнительные заявления сторон о дополнении списка.
Секретарь (оглашает список свидетелей): Ракитин-Броун, Заггейн, Розенб-
люм, Рабес, Иевлев.
Председатель (оглашает список свидетелей, находящихся под стражей):
Шмелев.
Граждане-свидетели, вам придется давать свидетельские показания перед
Верховным трибуналом, вы должны будете устанавливать определенные факты,
о которых вы знаете, свидетелями которых были. Не говоря уже о том, что вся-
кое лжесвидетельство перед лицом Верховного трибунала карается чрезвычайно
сурово, уже по одному этому вы обязаны показывать трибуналу одну только
правду, не говоря уже об этом, вы будете давать свидетельские показания на про-
цессе, имеющем колоссальную историческую важность. Нам необходимо устано-
вить, что действительно было и чего не было за истекшие годы Гражданской вой-
ны, борьбы Рабоче-крестьянской власти со всякими контрреволюционными по-
ползновениями. Поэтому по двум причинам, ввиду ответственности перед
трибуналам за всякое ложное показание и ввиду чрезвычайной исторической
важности этого процесса, трибунал призывает вас в следующих показаниях гово-
рить только правду, говорить только то, о чем вы знаете наверное, что вы можете
засвидетельствовать перед трибуналом.
1 Так в тексте.
45
Комендант, свидетелей уведите в свидетельскую комнату. {Свидетелей
уводят.}
Теперь по поводу свидетеля Ренэ-Маршан. Свидетель Ренэ-Маршан болен.
Может быть, стороны выскажут свои соображения; он сейчас просит его отпус-
тить с тем, что трибунал его вызовет, когда будут нужны его показания. Есть ли
возражения со стороны общественного обвинения?
Крыленко: Нет.
Председатель: Со стороны защиты?
Защита: Нет.
Председатель: Подсудимые не возражают, чтобы Ренэ-Маршана вызвать, ко-
гда нужно будет. {Подсудимые не возражают.}
Комендант Ренэ-Маршан свободен и будет вызван, когда будут нужны его
показания. Трибунал определил, что все, находящиеся под стражей и не
явившиеся на заседание трибунала по недосмотру комендатуры, все они мо-
гут считаться условно присутствующими, относительно них будет иметься
суждение трибунала, сейчас замечаний не будет, а относительно остальных
свидетелей, не явившихся {перечисляет фамилии}, относительно них трибу-
нал хочет узнать мнение сторон (всиавив)1, будем ли мы заслушивать даль-
ше дело.
Тагер: От лица защиты просим объявить небольшой перерыв, чтобы защита
могла посовещаться по этому поводу.
Председатель: Объявляю перерыв на 15 минут.
Заседание возобновляется.
Председатель: Заседание продолжается. Поступило ходатайство подсудимо-
го Пелевина о допущении в качестве защитника Вегера. Трибунал не встречает
препятствий к допущению защитника Вегера.
Защитник Комодов: Ввиду его болезненного состояния просит освободить
его от защиты. Вы, гр-н Комодов, кого защищаете?
Комодов: Я должен солидарно защищать с тов. Тагером и другими.
Председатель: Подсудимые не возражают? {Нет.}. Трибунал не встречает
препятствий к освобождению защитника Комодова.
Муравьев: Разрешите, раз поднялся вопрос о защите, поставить те вопросы,
которые защита имеет к трибуналу, и те ходатайства, которые касаются этого
вопроса.
Председатель: О допущении иных защитников?
Муравьев: Да. Обвиняемые заявили о допущении большого числа защитни-
ков, нежели то количество защитников, которые в настоящее время налицо. Во-
прос отклонения этой защиты и мотивировка этого отклонения еще не доведены
до сведения обвиняемых. Ввиду того, как мы сейчас видим, происходит переста-
новка в вопросе о защите, допускаются одни, устраняются вследствие заявления
другие, мы ходатайствуем перед трибуналом о том, чтобы вопрос о допущении
защиты был бы сейчас поставлен на очередь, так как это один из предваритель-
ных вопросов.
Председатель: Вы имеете другие вопросы сверх тех, которые слушались в
распорядительном заседании?
Муравьев: Как те, так и другие.
1 Так в тексте.
46
Г” Председатель: Те вопросы, которые слушались в Распорядительном заседа-
нии трибунала, здесь слушаться не могут, и вам это известно. Если же вы имеете
ходатайство о дополнительных защитниках, о которых Распорядительное заседа-
ние трибунала не имело суждения, тогда прошу вас высказаться.
Муравьев: Разрешите утверждать, что мне по процессуальному вопросу из-
вестно обратное, а именно: что судебное заседание, где присутствуют представи-
тели и обвинения, и защиты, оно, даже вне зависимости от текста закона, являет-
ся более высоким, чем заседание Распорядительное, так как оно дает больше
гарантий...
Председатель: Я прошу вас не затягивать судебного процесса и не пререкать-
ся с трибуналом. Я вам объявляю постановление Верховного трибунала по во-
просу, уже решенному, и которое дальнейшему обсуждению не подлежит.
Муравьев: Разрешите выслушать это постановление и его мотивировочную
часть, чтобы мы могли иметь представление о тех основаниях, которые положе-
ны в его основу.
Председатель: Товарищ секретарь, прошу огласить постановление распоря-
дительного заседания о допущении и отклонении защиты.
Крыленко: Я буду почтительнейше ходатайствовать перед трибуналом в свя-
зи с упорно поднимаемым гр-ном Муравьевым вопросом довести до сведения
гр-на Муравьева точный текст ст. 15 Основного положения, чтобы раз и навсегда
покончить с постановкой этого вопроса.
Председатель: Ст. 16 в той части, которая нас в настоящее время интересует,
гласит: «Все ходатайства приобщаются к делу и разрешаются непосредственно в
судебном заседании, если по существу этого ходатайства...» Таким образом, все
эти вопросы сейчас устраняются, а постановление Распорядительного заседания
относительно недопущения ряда защитников, относительно которых ходатайст-
вовали те или иные обвиняемые, мы огласим.
Дебрев (секретарь читает выписку из протокола № 22 от 2 июня 1922 года):
«§ 3. Слушали: Ходатайство граждан Гоц, Тимофеева, Ратнер и Федоровича о до-
пущении в качестве защитников Рубина, Гуревич-Вера и Ванштейна. Постано-
вили: принимая во внимание, что одновременно с заявлением обвиняемых о до-
пущении защитников Рубина, Гуревича и Ванштейна в Верховный трибунал по-
ступило анонимное (без подписи и адреса) заявление от контрреволюционной
организации Центрального комитета РСДРП о допущении тех же граждан в ка-
честве защитников, а также препровожденное из редакции газеты “Правда” вто-
рое заявление той же организации, из коего явствует, что те же граждане уполно-
мочиваются названной организацией на выступление контрреволюционного ха-
рактера, Верховный трибунал постановил: 1) в ходатайстве подсудимым
отказать и 2) оба заявления указанной организации направить в ГПУ на предмет
соответствующего расследования».
Муравьев: Я ходатайствую об оглашении двух совершенно противополож-
ных постановлений Верховного трибунала, касающихся — одно допущения, а
другое недопущения защитника Либера, так как в связи с этим я буду иметь хо-
датайство к трибуналу и так как в этой части, как я понимаю, права обвиняемых
являются нарушенными, чисто судебные права.
Председатель: Огласите второе постановление о Либере.
Дебрев (читает): «Выписка из протокола Распорядительного заседания Су-
дебной коллегии Верховного трибунала ВЦИК от 27 мая 1922 года. §7. Слуша-
ли: заявление группы обвиняемых о допущении защитниками по их делу Ван-
47
дервельде, Либкнехта, Розенфельда, Тагера, Муравьева, Жданова, Патушинско-
го, Ратнера, Оцупа, Гольдмана (Либера) и Карякина. Постановили: допустить
Вандервельде, Либкнехта, Розенфельда и Гольдмана (Либера) в изъятие статьи
17 Основного положения о Революционных трибуналах — Тагера, Муравьева,
Патушинского, Бориса Ратнера, Оцупа, Карякина и Жданова». «Выписка из
протокола № 24 Распорядительного заседания Судебной коллегии Верховного
трибунала ВЦИК от 6 июня 1922 года. §10. Слушали: отношение ГПУ с отво-
дом Либера как защитника на процессе правых эсеров. Постановили: ввиду по-
лученной справки из ГПУ за № 156345 от 6 июня 1922 года во изменение по-
становления Распорядительного заседания от 27 мая и на основании статьи
17 Основного положения о ревтрибуналах Либера как защитника от процесса
отвести».
Муравьев: А справка там. Позвольте спросить справку, которая положена в
основание и затем определение суда по поводу защитника Гиршмана.
Председатель: Справка была дана трибуналу и свидетельствовала о том,
что гражданин Либер отказался от всякой общественной деятельности и обя-
зался вести исключительно культурно-просветительскую и хозяйственную ра-
боту. На основании этого обязательства гражданина Либера трибунал счел не-
обходимым гражданина Либера от защиты отвести. Что вам еще угодно?
Гиршман-Гуревич?
Крыленко: Я позволю себе сказать следующее: по поводу этих двух защитни-
ков нужно установить следующий факт. В протоколе Распорядительного заседа-
ния имеется несколько заявлений в отношение Гиршмана. Так что сначала нуж-
но установить, какое постановление защите угодно выслушать. Теперь в отноше-
ние Гуревича. Здесь, благодаря тому, что защита не удосужилась исполнить
лежащие на ней обязанности в смысле подачи формального заявления в трибу-
нал о желательности допустить указанных лиц к защите на определенных для
сего основаниях, которые она не удосужилась опять-таки изложить на бумаге, в
Распорядительном заседании трибунала произошла явная ошибка, и я буду про-
сить суд через секретариат исправить эту ошибку, чтобы не произошло недоразу-
мения, которое может иметь место, я буду просить защиту установить, о каком
Гуревиче идет речь, и соответственно этому прочитать выписку из протокола
Распорядительного заседания, где фамилия иная.
Председатель: Угодно вам дать справку.
Муравьев: Разрешите не входить в личную полемику. О наших обязанностях
знаем мы и их исполним, и суждение об этом может иметь только трибунал и мы
сами, но не наши противники. Затем разрешите сказать, что обвиняемые хода-
тайствовали о допущении к защите Соломона Александровича Гуревича, кото-
рый не носит фамилию Бер, а носит одну фамилию Гуревича.
Председатель {обращаясь к секретариату)'. Есть у вас постановление относи-
тельно Соломона Александровича Гуревича?
Секретарь: Нет.
Председатель: Секретариат указывает, что такого заявления не было относи-
тельно Соломона Александровича Гуревича. В общем списке было упомянуто
имя Гуревича без всякого указания, кто он такой, как его звать, и трибунал не
мог иметь специального индивидуального суждения относительно Гуревича по
той постой причине, что ему неизвестно, что это такое за лицо.
Муравьев: Разрешите заявить по поводу выслушанного ходатайства. Здесь
произошло изменение с защитой. Прибавлены новые защитники, один защит-
48
’цик ушел; и вот во внимание к этим новым обстоятельствам разрешите мне
давить ходатайство. Во-первых, мы ходатайствуем о том, я передаю ходатайст-
во обвиняемых, чтобы гражданин Киршман и Гуревич Соломон Александрович
были допущены трибуналом к отправлению обязанностей защиты по настояще-
му делу. Гуревич значится в списке заявления, поданного обвиняемыми под
jje 8, а Берг-Гуревич — под № 6. По вопросу о Л ибере мы имеем противопо-
ложных два постановления трибунала, и разрешите обратить внимание на то,
ijro второе постановление составлялось вследствие отношения ГПУ с отводом
защитника.
Председатель: Относительно Либера я просил огласить постановление Рас-
порядительного заседания. Этот вопрос исчерпан. Одно было раньше, другое
позже. Первое было вынесено, когда были неизвестны обстоятельства, о которых
я сообщил. Прошу говорить относительно Соломона Александровича Гуревича,
и только.
Муравьев: Ввиду новых обстоятельств, которые были заявлены, разрешите
просить этот вопрос пересмотреть. Это неизбежно процессуально. Я остаюсь в
пределах процессуальных рамок. Позвольте аргументировать, почему я прошу о
пересмотре этого постановления. Это важно не только с точки зрения законов,
которые действуют, но и с той точки зрения, что обвиняемым предоставлена
большая свобода в выборе защитников.
Председатель: Вы злоупотребляете терпением трибунала. Относительно Ли-
бера вопрос исчерпан. Прошу говорить исключительно о Гуревиче.
Муравьев: Разрешите коснуться вопроса относительно двух остальных за-
щитников, о которых обвиняемые просили. Я буду говорить только о процессу-
альной форме. Обвиняемые на суде; им объявлено, что они могут свободно ука-
зать защитников. Они этих защитников в этих лицах указали, и мне нет дела, что
другое учреждение или организация их также указала. В пределах индивидуаль-
ных заявлений и индивидуальных желаний большая группа обвиняемых просит
вас допустить к их защите индивидуальных граждан. В этих пределах я нахожу,
что просьба обвиняемых подлежит удовлетворению, и ходатайствую, чтобы, от-
части ввиду соображений, которые я привел чисто процессуального свойства, ос-
нованных на наших законах, вы пересмотрели это постановление, потому что
статью 1 нельзя понимать так, что она при новых обстоятельствах не дает вам
права пересмотра. Она дает нам право ходатайствовать перед вами, и вам дает
право и даже возлагает на вас обязанность это ходатайство пересмотреть. Мы с
нашей стороны сделали ошибку относительно Бера, но не по нашей вине и не по
вине обвинителя, а потому что это процесс очень сложный и мы недостаточно от-
тенили двух Гуревичей. Итак, здесь произошло недоразумение. Не все обстоя-
тельства были выявлены, они изменились, и наша просьба к трибуналу пере-
смотреть свое решение и в ограждение элементарных прав, обещанных обвиняе-
мым, допустить ту защиту, которой они доверяют.
Председатель: Представитель Государственного обвинения.
Крыленко: Я должен буду просить трибунал вернуть защитника Муравье-
ва на почву действующих законов, с которой он упорно сходит и на которую
встать упорно не желает. При разрешении вопроса о допущении защиты в
трибунале последний руководствовался, с одной стороны, соответствующими
статьями Положения о Народном суде и специальной статьей 17 Положения
о трибунале. Из совокупности этих статей вытекают те принципы, на основа-
нии которых действует в данный момент трибунал. Статья 43 Положения
49
о Народном суде гласит, что в качестве защитника привлекаются (читает).
Вот действующий закон. В дополнение к этому закону имеется статья 17 По-
ложения о трибуналах, которая говорит: защитникам, кроме... (читает). От-
сюда вытекает, что, если в данном процессе в отступление от общего порядка
было допущено и разрешено обвиняемым по точному смыслу статьи 45, где
говорится, что назначение защитников происходит как по просьбе заинтересо-
ванных лиц, так и по усмотрению Народного суда, обвиняемым было предос-
тавлено право на основании статьи 45 указать тех лиц, коих им благоугодно
будет видеть в процессе в качестве защитников. Это была одна сторона дела.
Второй момент, действие статьи 17, где трибунал имел право либо допустить,
либо не допустить защитников. В изъятие статьи 17 был допущен целый ряд
лиц, которые полным доверием трибунала не пользуются, как об этом было
оглашено здесь, на заседании. Остальные по точному смыслу статьи 17 он от-
вел. Об этом тоже имеется постановление распорядительного заседания с точ-
ным указанием и ссылкой на статью 17. Так что вопрос этот представляется
разрешенным. Если защитнику Муравьеву угодно снова, несмотря на точный
смысл статьи 16, возвращаться к этому вопросу, то я в этом случае вступаю на
сторону формального закона и предлагаю это ходатайство трибуналу не
рассматривать.
Председатель: Обвиняемый Гоц.
Гоц: Я прошу занести в протокол следующее заявление. Отвод товарища
Л ибера на основании справки ГПУ, которая гласит, что товарищ Л ибер заявил
о своем отказе от политической деятельности, не соответствует действительно-
сти. На основании этого считаю, что справка, данная ГПУ, есть фактическая
неправда, которая может быть документально доказана. Я вновь возбуждаю во-
прос о разрешении пригласить в качестве защитника товарища Либера. Разре-
шите еще добавить, если действительно имеется письменное заявление товари-
ща Либера такого рода, как гласит справка ГПУ, то покорнейшая просьба пред-
ставить ее нам сюда.
Председатель: Защитник Розенфельд.
Rosenfeld: Bevor ich zu sprechen beginne, bitte ich urn Erlaubnis, dass meine
Rede von dem Dolmetsch iibersetzt wird, welchen mir mit Zustimmung der russi-
schen Regierung mitgebracht haben. Nach den Erfahrungen, welche mir mit
Ubersetzungen gemacht haben, haben wir keine Garantie, dass das, was wir sagen
wollen, richtig iibersetzt wird. Selbstverstandlich kann man unsere Ubersetzer, welche
Juristen sind, kontrollieren. Diese Kontrolle muss ausreichen und bereitigt
erscheinen. Wir lassen unsere Wiinsche iibersetzen, von dem Dolmesch, den wir als
zuverlassig erachten.
Der Vertreter hat eine Reihe von Bestimmungen des russischen Rechte verlesen, z.
B., dass die Zulassung der von den Angeklagten gewunschten Verteidigung nicht
zulassig sei.
Председатель: Трибунал определил: ввиду того что официальные переводчи-
ки еще не утверждены, трибунал в данном случае, во избежание недоразумений,
допускает временное нарушение общего порядка и разрешает перевести заявле-
ние гр. Розенфельда его переводчику.
Rosenfeld: Die Wiederlegung dieser Ausfuhrungen iiberlasse ich meinen russischen
Mitverteidigern. In diesem Prozess vor diesem Gericht entscheidet nicht nur das
russische Recht, entscheidet auch die Internazionale Vereinbahrung der drei Inter-
nationale auf der Konferenz in Berlin.
50
Ich unterlasse es, politische Erorterungen anzuschneiden, dazu bin ich nicht nach
iMoskau gekommen. Ich lehne es ab, mich auf diesen Weg drangen zu lassen, mogen
provokazionen kommen von welcher Seite sie wollen. Aber die Fragen des
internationalen proletarischen Rechtes, wie sie festgelegt worden sind auf der Berliner
j^pnferenz, diese Fragen bilden die Grundlage an der Teilnahme unserer Verteidigung
>uad auch die Grundlagen des Gerichtes. Auf der Berliner Konferenz ist eine
gemeinsarne Erklarung der drei Exekutiven ergangen. In dem Protokoll heit es
yzortlich:
Die Konferenz nimmt Kenntnis von der Erklarung der Vertreter der Kommunis-
tischen Internationale, dass in dem Prozesse gegen die 47 Sozialrevoliitionare alle von
diesen gewiinschten Verteidiger zugelassen werden. Wir stiitzen uns also bei dem
Verlangen nach Zulassung der Verteidiger, die die Angeklagten wiinschen, auf die
Erklarung der 3. Internationale. Und das hochste Revolutionsgericht steht vor der
Frage: Gelten Erklarungen der 3. Internationale oder gelten sie nicht?
Ich verweise weiter darauf, dass Radeck in den Erorterungen, die diesem
Beschluss vorausgingen, erklart hat: Wir sind zwar wilde Menschen, aber die
Angeklagten haben das Recht, sich die Verteidigung zu wahlen, die sie wollen. Daraus
folgt, dass das Gericht vor der zweiten Frage steht, ob die Erklarungen des Vertreters
der 3. Internationale in diesem Saal Geltung haben oder nicht. Die Frage der
Verteidigung, die garantiert ist in der Berliner Besprechungen, diese Frage ist nicht
gewahrleistet, wenn die Angeklagten nicht frei wahlen konnen, wer sie verteidigen
soli. Es wird mir zwar schwer, von der Freiheit der Verteidigung hier zu sprechen,
nachdem wir auslandischen Verteidiger hier in Bedingungen gebracht worden sind,
dass wir uns als Gefangene fiihlen konnen. Trotzdem tue ich das, weil ich bis zudiesem
Augenblick das Vertrauen habe, dass die Vereinbarungen der 3 Internazionalen und
die Erklarung der 3. Internationale vor diesem Gericht Geltung haben.
Председатель: Защитник Бухарин.
Бухарин: Ввиду заявления, сделанного гражданином Розенфельдом, и ввиду
его ссылки на определенное лицо, на товарища Радека, который здесь присутст-
вует, я прошу Верховный трибунал, чтобы было дано слово товарищу Радеку для
разъяснения фактической стороны дела.
Председатель: Со стороны государственного обвинения не встречается
возражений.
Крыленко: Для государственного суда не является ни в какой мере связую-
щими его в какой-либо степени постановления или решения соответствующих
инстанций, которые не являются инстанциями ни судебного, ни государственно-
го характера. Поскольку те или иные решения тех или иных общественных, пар-
тийных, политических и других организаций являются решениями, определяю-
щими направление политики государственной власти, поскольку в качестве ру-
ководящих элементов этой политики является та или другая партия, постольку
дело соответствующего верховного государственного органа указывать или пред-
указывать то или другое направление деятельности и подчиненных ему ве-
домств. Суд, как таковой, может опираться исключительно и только на формаль-
ное, писаное право. Президиум ВЦИК и Народный комиссариат юстиции как
контроль за судебными учреждениями, от которых зависит в тот или другой мо-
мент давать или не давать те или другие указания, сохраняя общий принцип
формального писаного права, Верховный трибунал в данном процессе обращал-
ся за соответствующими указаниями, когда писаное право входило в соприкос-
новение или возбуждало сомнение с теми общими решениями, которые установ-
51
лены Всероссийским центральным исполнительным комитетом. Вот почему в
этом вопросе и в этом процессе были допущены соответственные изъятия из ста-
тьи 17, во-первых, в отношении иностранных граждан, во-вторых, о допущении в
качестве защиты по этому процессу желательных обвиняемым защитников. Вер-
ховный трибунал не знает никаких указаний в этом отношении, которые были
бы для него обязательны, о допущении кого угодно из русских граждан Россий-
ской Социалистической Федеративной Советской Республики. В отношении же
возбужденного вопроса никаких соответствующих указаний ни от ВЦИК, ни от
Комиссариата юстиции мы не знаем. Мы имеем перед собой писаное право и на
точном основании его действовал до сих пор трибунал. Я полагаю, что пока нет
других указаний ВЦИК и Наркомюста, в этом вопросе трибунал с формальной
почвы сойти не может.
Председатель: Трибунал определил: ввиду того что, к сожалению, до сих
пор международного пролетарского права не существует, ввиду того что, к со-
жалению, в других странах мы еще не имеем пролетарской власти и обязатель-
ных норм пролетарского права, обязательных и для суда Российской рабоче-
крестьянской республики, трибунал считает, что формальное заключение госу-
дарственного обвинителя правильно, но тем не менее, принимая во внимание,
что Российская Советская Республика относится с чрезвычайным уважением к
3-му Коммунистическому интернационалу и те или иные заявления 3-го Ком-
мунистического интернационала имеют, несомненно, существенное значение,
хотя формально и не обязательны для трибунала, трибунал решил допросить
по этому вопросу товарища Радека, который от имени Коммунистического ин-
тернационала, соответствующее обязательство давал и соответствующее заявле-
ние делал. Ввиду этого, прежде чем решить вопрос относительно допущения
или недопущения тех защитников, о которых ходатайствовали сейчас допущен-
ные уже к защите, предоставляется слово товарищу Радеку для соответствую-
щего разъяснения.
Радек: Переговоры о процессе эсеров велись не на публичном заседании, в
котором присутствовал защитник Розенфельд, а велись в технических комисси-
ях. Этому факту я приписываю те неточности, которые нахожу в представлении
дела защитником Розенфельдом. Делегация Коммунистического интернациона-
ла отклонила принимать какие бы то ни было обязательства от имени русского
суда и русских властей и заявляла, что она является не представителем Совет-
ской России, а представителем Коммунистического интернационала. Но одно-
временно делегация заявила, ссылаясь на факты, известные в печати, именно на
статьи Стеклова в «Известиях» и телеграммы Суворина в «Сейе» и «Гюманите»,
и из этих газетных сообщений ясно, что советское правительство даст социали-
стам-революционерам все свободы, предписанные и разрешенные им русским за-
коном. Тогда был выдвинут вопрос об иностранных защитниках, и даже в этом
вопросе мы единственно взяли на себя ходатайство перед Советским правитель-
ством о допущении одного лишь гражданина Вандервельде, так что само присут-
ствие в этом зале гражданина Либкнехта и Розенфельда является добавочным (я
не знаю, как сказать) удовольствием, что ли, для этого трибунала. Никаких обя-
зательств по отношению к этим гражданам мы не принимали и не считаем себя
связанными. Но меня как свидетеля здесь волнует и возмущает больше всего то,
что после срыва...
Председатель: Вас ничего волновать и возмущать не должно. Вы должны
дать трибуналу исключительно фактическую справку.
52
Радек: Я позволю себе тогда без возмущения констатировать факт, что согла-
шение 12 апреля в Берлине сорвано представителями тех организаций, которые
это соглашение с нами заключали, и что дело Советской власти и этого трибуна-
ла. в какой мере они считаются связанными морально данными нами обещания-
а ни в ко	е защитники не имеют права ссылаться на обязательства,
которые и/мандатер^исами порвали...

° ПредседатёЛьГТлово имеет государственный обвинитель товарищ Луна-
чарский.
1 Луначарский: Не входя в рассмотрение аргументации гражданина Вандер-
В^льде относительно справедливости и прав защиты, о чем я предоставляю су-
^ить трибуналу, я должен обратить внимание на то, что здесь защита явным об-
разом выбрала неправильный путь. Если защита полагает, что 3-й Интернацио-
нал по тем или другим причинам не выполнил своих обязательств, то защита
благоволит обратиться через представителей 2-го и 2-х с половиного Интерна-
ционалов к 3-му Интернационалу и спросить, выполнил ли он или не выпол-
нил и почему не выполнил своих обязательств. Дело 3-го Интернационала при
этом обратиться к Советской власти, если бы оказалось, что Советская власть
или коммунистическая партия, являющаяся правящей в Советской России, не
выполнила бы, в свою очередь, своих обязательств по отношению к 3-му Ин-
тернационалу. И только после того, как компетентная Советская власть даст
трибуналу на основании закона определенные разъяснения, трибунал может с
этим считаться. Непосредственная конфронтация трибунала с 3-м Интернацио-
налом процессуально совершенно недопустимая вещь. Поэтому я со стороны
обвинения прошу абсолютно отказать в рассмотрении этого дела. Этот вопрос
политического соглашения или несоглашения отдельных партий, но не вопрос
процессуальный. Мы же рассматриваем в данный момент вопрос исключитель-
но процессуального характера, вопрос о составе защиты. Повторяю, из этого во-
все не следует, чтобы в этом зале голос 3-го Интернационала не был бы доста-
точно компетентным, но у нас нет никакой уверенности в том, что именно то
толкование, которое вносит гражданин Вандервельде в заявления, сделанные
представителями 3-го Интернационала в Берлине, разделяется представителя-
ми 3-го Интернационала.
Председатель: Защитник Членов.
Членов: Товарищи члены трибунала, я не собираюсь говорить о политиче-
ской стороне вопроса, которая так усиленно обсуждается; точно так же я не соби-
раюсь использовать свое положение защитника, чтобы добиться ограничения
прав обвинения, но если я не возражаю против того, о чем ходатайствует гражда-
нин Вандервельде, то я обязан возражать против некоторых из тех недопустимых
приемов и аргументов, которые он пускает в ход, чтобы обосновать свое заявле-
ние. В речи гражданина Вандервельде было одно место, которое его переводчик
гражданин Липскеров начал переводить, но не перевел до конца потому ли, что
не успел, или потому, что постеснялся. В этом месте было сказано, что равнопра-
вие обвиняемых нарушено потому, что некоторым обвиняемым гарантирован
иммунитет потому, что они искупили его предательством. Я не буду предвосхи-
щать приговор; мы посмотрим еще, кто окажется виновным в предательстве — те
ли, которые изо дня в день исполняя директивы Центрального комитета, риско-
вали своей жизнью, или те, которые выставляли активных членов партии в каче-
стве объективных убийц. Мы должны сказать, что если иммунитет состоит в том,
что эти люди здесь уже сидят на скамье подсудимых в качестве обвиняемых и
53
многие находятся под стражей, то гражданин Вандервельде понимает иммунитет
довольно своеобразно. Если иммунитет состоит в том, что, по словам гражданина
Вандервельде, эти люди предательством искупили свою неприкосновенность, то
они здесь являются в качестве обвиняемых по целому ряду статей, по которым"
по всем русским законам грозит высшая мера наказания, то гражданин Вандер-
вельде понимает это довольно своеобразно. И когда гражданин Вандервельде го-
ворит, в обоснование своего ходатайства, что вся защита обвиняемых состоит не
из юристов, а является чисто политической, а потому им нужна и особая полити-
ческая защита, то я не возражаю, чтобы им была дана какая угодно защита, но со
своей стороны утверждаю и должен заявить, что гражданин Вандервельде гово-
рит о фактах, которых не знает. Конечно, среди нас нет защитников, которые бы
имели в своем юридическом стаже такое звание или ответственную юридиче-
скую должность, как королевский министр юстиции. Но все-таки большинство
из нас юристы и отличаются от гражданина Вандервельде тем, что они знают со-
ветское право. Это неправда, что мы пришли, чтобы разводить политическую де-
магогию, что мы только коммунисты, среди нас есть два некоммуниста — Петров
и я. И мы пришли, чтобы вести защиту и юридическим путем выяснять факты, а
не путем недосказанных инсинуаций.
Председатель: Постановлено в 5 часов объявить перерыв. Объявляю перерыв
до 7 часов вечера.
7, 8 июня 1922 года
Первый день
Вечернее заседание
Председатель: Объявляю заседание открытым в час... мин...1. Трибунал рас-
сматривал заявленные ходатайства о допущении новых защитников и, считая во-
прос достаточно выясненным, определил, что формально никакие политические
соглашения не касаются трибунала. По сему случаю трибунал в своих действиях
Свободен от этих политических соглашений и на основании статьи 17 трибунал ре-
шительно отводит тех защитников, которые предложены ему, именно: Гуревича-
Бера, Рубина, Ванштейна и Либерова, как лиц, абсолютно не пользующихся дове-
рием трибунала. Что касается по существу политической стороны дела, то точно
так же как по отношению защитников Вандервельде, Либкнехта и Розенфельда
было соответствующее обращение к высшему органу правительственной власти,
точно так же и в данном случае надлежит обратиться через Наркомюст во Всерос-
сийский центральный исполнительный комитет, который может дать соответст-
вующие указания Верховному трибуналу о допущении защитников в изъятие ста-
тьи 17. Все дальнейшие прения по этому вопросу трибунал отклоняет. По поводу
защитников никаких заявлений и слов я больше предоставлять не буду.
{Один из обвиняемых пытается говорить.)
Обвиняемый, я призываю вас подчиниться постановлению трибунала, благо-
волите сесть.
Обвиняемый Лихач: Вы меня не поняли. Я хочу сделать заявление о процес-
суальном нарушении.
Председатель: По поводу защиты.
Обвиняемый Лихач: Нет, наше заявление.
Председатель: Это заявление вы сможете сделать потом, когда мы покончим
со всеми вопросами перед оглашением обвинительного акта. Речь идет о даль-
нейшем слушании дела. Вы слышали, что некоторые свидетели не явились; како-
во будет заключение по этому вопросу сторон? Товарищ государственный обви-
нитель, вы имеете по этому вопросу заключение?
Герштейн: Гражданин председатель, я прошу занести в протокол, что трибу-
нал принял свое решение по вопросу о допущении защитников, не выслушав по-
следнего слова, предоставляемого обычно обвиняемым.
Председатель: Секретарь, занесите это в протокол с добавлением, что мы об-
виняемых по этому вопросу выслушали. Я прошу с этим вопросом покончить.
Решение трибунала есть. В дальнейшем оно обсуждению не подлежит.
Гендельман: Я прошу констатировать и занести в протокол, что суд, объявив-
ши перерыв и не осведомивши нас, что он удаляется для обсуждения и постанов-
ления резолюции, после перерыва объявляет эту резолюцию.
Муравьев: Мой сосед, не знающий по-русски, Розенфельд, хочет обратиться с
просьбой к председателю.
Председатель: Этот вопрос закончен. По всем вопросам относительно поли-
тического соглашения я указал: надо обращаться через Наркомюст во Всерос-
сийский центральный исполнительный комитет, а не к трибуналу.
1 Так в тексте.
55
Председатель: Никаких вопросов о Берлинском соглашении больше здесь
обсуждаться не будет. Я прошу подчиниться постановлению трибунала. Слова я
вам не даю, пожалуйста, сядьте.
Крыленко: Относительно свидетелей, я должен указать прежде всего отно-
сительно не явившихся свидетелей; тех, которые были здесь оглашены. Я ос-
тавляю в стороне свидетелей, находящихся под стражей, поскольку доставле-
ние их не представит технических затруднений. В отношении свидетеля, кото-
рый вызывался, именно свидетеля Галкина, которого не удалось разыскать за
отсутствием сведений относительно его настоящего местопребывания, обвине-
ние не настаивает на его вызове и считает вполне возможным слушание дела в
его отсутствие без его допроса. Равным образом и в отношении свидетеля Роза-
нова, чьи показания имеются в деле и на точном основании соответственной
статьи закона может быть в нужный момент, если о том будет ходатайство сто-
рон оглашено. Дальше, что касается свидетеля Поспелова, чьи показания к на-
стоящему делу не приобщены, который вызывался обвинением и не прибыл, я
полагаю, что в настоящий момент его отсутствие равным образом не может яв-
ляться препятствием к слушанию процесса и в соответствующий момент мною,
если это будет признано необходимым, будет возбуждено ходатайство о приоб-
щении к делу его показаний из имеющихся в производстве по Саратовскому
делу. Что касается свидетеля Верховского, то ввиду того, что повестка свидете-
лю вручена, таковой находится в Москве, я считаю возможным слушать дело
сейчас в его отсутствие с тем, что оставляю за собой право принять все меры к
тому, чтобы Верховский явился на заседание трибунала и был здесь в заседа-
нии трибунала допрошен. Его отсутствие в данный момент с моей точки зрения
не может явиться препятствием к слушанию дела. Равным образом полагаю,
что отсутствие свидетелей, которые находятся под стражей, — то все их показа-
ния находятся в деле, и если бы встретились технические затруднения при их
доставлении в суд, можно было бы ограничиться их показаниями, имеющимися
в деле, и в этом отношении их отсутствие не может быть препятствием к слу-
шанию дела. Далее идет свидетель Кудря, который не был допрошен на предва-
рительном следствии и был включен в список свидетелей по ходатайству обви-
нения на одном из Распорядительных заседаний. Я не вижу причин невозмож-
ности к слушанию дела в его отсутствие. И считаю возможным слушать с тем,
что, когда Кудря явится, я буду ходатайствовать о допущении и выслушании
его показания здесь на суде.
Что касается свидетелей Комиссарова, Йорданова, Шмераля, которые не
явились, то ввиду того что они находятся в Москве, я полагаю равным обра-
зом возложить на обвинение обязанность доставить их на судебное заседа-
ние и допросить, когда к этому представится возможность. Я не вижу пре-
пятствий к слушанию дела в настоящий момент даже при отсутствии тех
свидетелей, относительно которых установлено, что они в зале заседания от-
сутствуют.
Что касается Блюмкина, то равным образом он допрошен, и, если он не явил-
ся, его допрос может быть заменен на точном основании закона оглашением его
показания, если к тому представится надобность. И я со своей стороны буду до-
полнительно ходатайствовать о том, чтобы был дополнительно вызван свидетель
Алексеев, показания коего равным образом имеются в деле. Это свидетель, кото-
рый будет показывать относительно имевших место на юге России, на Украине,
событий, с которыми была связана партия эсеров, в которых она принимала
56
участие, в том числе отдельные лица из обвиняемых; и я буду ходатайствовать о
допушении его к показанию при помощи тех средств, которые находятся в моем
распоряжении.
Председатель: Защитник Тагер.
Тагер: Мы должны ответить вам на несколько вопросов, связанных с вызовом
свидетелей, это во-первых.
Председатель: Мы разделим вопрос о вызове дополнительных свидетелей.
Сначала поговорим о возможности слушания дела ввиду неявки некоторых
свидетелей.
Тагер: Позвольте предпослать этому простую просьбу, удовлетворение кото-
рой не представит трудности для трибунала. Для того чтобы сказать, можно слу-
шать дело или нет, нужно пополнить одно обстоятельство, по которому не сведе-
ний. В этом списке, который вы огласили, были такие имена: Кудря, Дворжец и
другие. Нам неизвестно, по каким обстоятельствам они вызваны. Мы хотели бы
знать это для того, чтобы сознательно отнестись к тому, почему они включены в
списки свидетелей. Нам просто неизвестно, у нас нет сведений. Может быть, об-
винитель скажет это.
Председатель: Представитель обвинения.
Крыленко: Я думаю, что защита будет иметь все возможности сознательно
отнестись к этому моменту, когда будет слушать показания свидетелей. Нико-
гда, нигде, ни в каком моменте не указано, что при вызове свидетеля обвине-
ния, при допущении в суд через Распорядительное заседание последнее обяза-
но уведомлять защиту и доводить до сведения, почему оно считает необходи-
мым вызов того или другого свидетеля. С этой точки зрения чисто
формальной: таких статей в законе, которые предписывают осведомление за-
щиты, вы не найдете. Что касается вопроса существа, то этот вопрос обсуж-
дался в Распорядительном заседании, когда были соответственные доклады от
этом. Я лично могу об этом доложить, если трибунал считает необходимым
удовлетворить требование защиты, что уже вызван свидетель Кудря, который
должен показать относительно деятельности организации партии эсеров на
Юге, на Украине в частности, о Военной комиссии. Свидетель Дворжец будет
показывать о деятельности в Самаре членов организации партии социалистов-
революционеров, о деятельности Самарского комитета членов Учредительно-
го собрания, относительно чего имеются данные в обвинительном акте. Сви-
детель Кузьминский и Ребрух будут показывать относительно событий, имев-
ших место на Кавказе, в связи с оккупацией Кавказа и о деятельности тамош-
ней организации. Свидетели Фросар, Шмераль и Иорданов как представители
организации трудящихся масс иностранных государств, где эти трудящиеся
массы находятся до сих пор под гнетом капиталистических государств, будут
показывать об отношении этих капиталистических государств, в блоке с кои-
ми действовали и выступали обвиняемые, сидящие на скамье подсудимых;
они будут показывать об отношении, с одной стороны, этих государств к тру-
дящимся массам, а, с другой стороны, о той роли, которую эти государства
сыграли в организации интервенции и о тех ужасах и зле, которые благодаря
этому были нанесены Советской России. Представитель Франции Фросар бу-
дет говорить о роли Франции в организации интервенции. Представитель
Англии — об Англии и Шмераль — о Чехословакии, о тех формах угнетения,
которые причинялись правительством в отношении к своим трудящимся мас-
сам и трудящимся массам России. Эти свидетели представляются чрезвычай-
57
но ценными с той точки зрения, что для Советской России, а также для меж-
дународного пролетариата и трудящихся масс всего мира чрезвычайно важно
знать основные судебные факты.
Председатель: Защитник Тагер.
Тагер: В неявке различных свидетелей мы препятствий к слушанию дела не
видим. Естественно, что вопрос о тех свидетелях, которые не доставлены, кото-
рые названы условно присутствующими, мы обсудим тогда, когда выяснится во-
прос, могут ли быть они доставлены. По вопросу о новых свидетелях — когда вы
позволите — сейчас или потом?
Председатель: К слушанию дела из-за неявки свидетелей препятствий нет?
Тагер: Нет.
Председатель: Другая часть защиты тоже не имеет препятствий?
Защитник: Нет.
Председатель: Обвиняемые не имеют препятствий к слушанию дела из-за не-
явки некоторых свидетелей?
Тимофеев: Мы присоединяемся к заявлению нашей защиты. Вызов Фросара,
Шмераля и других для нас является доказательством, что здесь дело идет не о су-
дебном процессе, а о политическом...
Председатель: Это не по вопросу. Все это вы можете сказать в своем по-
следнем слове. Таким образом, трибунал определил слушать дело, предоста-
вив сторонам право принять все меры к явке тех свидетелей, которые не яви-
лись, и в зависимости от дальнейшей доставки этих свидетелей на суд будет
решаться вопрос о допущении их в качестве свидетелей. Относительно вызова
дополнительных свидетелей товарищ Крыленко возбудил ходатайство о вызо-
ве Алексеева.
Луначарский: До моего сведения дошло, что в зале заседания находится гра-
жданин Ключников, который был одним из министров сибирского правительст-
ва и должен быть в курсе дела целого ряда чрезвычайно важных актов отдельных
членов и Центрального комитета партии эсеров. Я бы попросил суд допросить
гражданина Ключникова в качестве свидетеля.
Председатель: Я прошу защиту дать заключение о вызове этих свидетелей.
Тагер: Я не возражаю против вызова этих свидетелей.
Председатель: Трибунал определил вызвать в качестве свидетелей еще граж-
данина Алексеева и гражданина Ключникова. Алексеева нет здесь, а гражданин
Ключников, если находится в зале судебного заседания, я прошу его выйти из
зала заседания и явиться завтра к 10 часам утра сюда.
Тагер: Позвольте указать всех свидетелей, которые представляются защите
необходимыми для выяснения истины. Мне представляется, что в пределах
фактов вопрос о свидетельском материале является центральным вопросом все-
го процесса, и с этой точки зрения у меня есть целый ряд имен, которые я по-
зволю себе назвать. Есть такие имена, в отношении которых вопрос рассмотрен
в Распорядительном заседании, и я выступаю не для того, чтобы повторять хо-
датайства с этими мотивами, а для того, чтобы сказать, что эти свидетели нуж-
ны для опровержения тех показаний, которые сейчас заново вводятся в процесс
и по тем же обстоятельствам. Я позволю себе думать, и с этим, я думаю, согла-
сится мой постоянный противник в суде, вопрос о допущении свидетелей ре-
шается по одному признаку, именно, если их показания имеют значение для
дела; и поскольку я буду утверждать, что показания тех свидетелей, имена ко-
торых я имею честь вам назвать, будут даны по тем же самым обстоятельствам,
со
j^TfnBbie только что признаны имеющими значение по ходатайству обвинения,
постольку я освобождаю себя от обязанности доказывать, что эти обстоятельст-
ва значение для дела имеют. Для того чтобы заранее быть правильно понятым,
дозвольте сделать одну оговорку. Я не имею аргументов, чтобы наперед дока-
зать достоверность показаний каких бы то ни было свидетелей, и поэтому ни-
' д?кпй аргументации от меня, доказывающей достоверность свидетелей или оп-
ровергающих достоверность, вы ждать в данном случае не можете, потому что в
течение прежних процессов в некоторых случаях мне пришлось встретиться с
Неожиданным эффектом показаний свидетелей. Я укажу на те обстоятельства,
которыми вызывается их необходимость на суде. Это свидетель Вольский. Его
показания имеются в деле, но он нужен нам по другим обстоятельствам, кото-
рые совпадают с теми обстоятельствами, по которым будет показывать свиде-
тель Дворжец. Дворжец — секретарь того же Комитета, председателем которого
фдл Вольский. Значит, и свидетельства их по меньшей мере одинаковы и каса-
ются одинаковых фактов. А поскольку мы имеем основание ждать, что показа-
ния их могут не совпадать, постольку нет основания возражать, чтобы оба эти
лица были названы и допрошены. Мне известно, что препятствие к вызову
Вольского состоит в отдаленности его местопребывания от суда. Мне неизвест-
но, где он пребывает, но, принимая во внимание, что мы будем сидеть здесь
около 3 недель, этого времени достаточно, чтобы он был оставлен из любого
места, далеко отстоящего от Москвы, а для дела он чрезвычайно нужен. Затем
новый свидетель, имени которого не было раньше, это Фанни Бухтер. Она со-
держится в Таганской тюрьме и может опровергнуть показания Дашевского ка-
сательно казуса с опубликованием резолюции Центрального комитета партии
эсеров по вопросу о реакционном характере правительства Деникина. Это об-
стоятельство, которому обвинительный акт придает значение, и суд согласится,
что опровержение этих доказательств должно быть признано, как процессуаль-
ное задание, весьма основательным. Затем, по вопросу, которому также прида-
ется в обвинительном акте большое значение, которому посвящено около
4 страниц обвинительного акта, — по вопросу о событиях Приволжских, в част-
ности по вопросу о роли Союза трудового крестьянства и о роли партии социа-
листов-революционеров. В этом отношении подсудимыми указано, что показа-
ния двух свидетелей могут иметь значение для этого обстоятельства. Во-пер-
вых, Камков Борис Давыдович и, во-вторых, Дроздов Валентин Алексеевич.
Позвольте для краткости адресов не указывать. Если они понадобятся, их мож-
но узнать в секретариате. Это по вопросу о характере Союза трудового кресть-
янства. И в опровержение тех утверждений, которые содержатся на 4 страни-
цах обвинительного акта. Это во-вторых. Теперь, в-третьих, по тем вопросам,
которые возбуждены сейчас обвинением, а именно о роли партии социалистов-
революционеров в связи с событиями сибирскими, применительно к допросу
Ключникова, в связи с ролью партии социалистов-революционеров, имевшей
место на юге России и на Украине, в связи с вызовом свидетеля Алексеева по
тем же обстоятельства и в опровержение соответствующих показаний. Позволь-
те мне перечислить фамилии свидетелей, а затем я скажу, как они разбиваются
по группам; свидетели следующие, количество их меньше, чем вам было пред-
ставлено в первом списке. Я называю Вольского, Смирнова, Дисканского, Под-
бельского, Еремеева, Филипповского, Алкина, Васильева, Петренко, Локкерма-
на, Иванова Бориса Сергеевича, Березова, Кашина, Мерхалева. Это, так сказать,
фамилии, а затем обстоятельства: часть из них имеет показать как раз по тем
59
же обстоятельствам, по которым имеют показать некоторые свидетели, указан-
ные обвинителем. Для примера свидетель Шмераль; предмет его показаний —
это освещение различных событий русской жизни в связи с чехословацкими
выступлениями в Поволжье и за Волгой. Часть моих свидетелей имеет опреде-
ленный материал по этому вопросу; к числу их относится Филипповский и Ал-
кин. По вопросу о событиях на юге России по тем же обстоятельствам, о кото-
рых говорил обвинитель, о котором обвинитель здесь не говорил, но в опровер-
жение соответственного утверждения обвинительного акта, свидетели Кашин и
Мерхалев могут, по мнению обвиняемых, утверждать перед судом и показать о
том, что те дружины, о которых говорится в обвинительном акте и которым
придается значение органов террора и экспроприации, ни в начальном его мо-
менте, ни в последующие моменты такого характера не представляли ни по по-
становлениям, ни по директивам руководящих кругов партии, к которой при-
надлежат обвиняемые. Таким образом, это опровержение конкретно необходи-
мо, чтобы понимали, что здесь речь идет не о декларативном постановлении, а
о декларации известного положения. Если нужно еще детализировать, то я по-
стараюсь еще детализировать, но мне представляется, что эти общие указания
столь же общи, как и указания обвинителя, и были бы достаточны. Я перечис-
лил, мне кажется, около 15 свидетелей на 22 человека обвиняемых, которые
противостоят 50 свидетелям со стороны обвинения. Еще один изолированный
свидетель, который касается не общих фактов, а одного из обвиняемых, а имен-
но: Ивановой Елены Александровны, это Иванов Кирилл, который может пока-
зать и утверждать перед судом, что в период времени летом 1918 года вопреки
обвинительного акта обвиняемая Иванова была на организационной работе вне
Петрограда, в Северо-Западной области. Я не могу более детально указать пе-
риод; его детально мы выясним в процессе допроса. Вот те общие указания и
общие мотивы, которые я могу сообщить и на сообщение которых я уполномо-
чен. Еще один изолированный свидетель — Шестаков; этот свидетель касается
обвиняемого Артемьева и должен будет указать, в опровержение обвинительно-
го акта, что Артемьев состоял членом Московского бюро Центрального комите-
та по сентябрь 18-го года. Вот те общие соображения, которыми я позволяю
себе ограничиться и которые бьют по самому вопросу, не расходясь ни с одним
обстоятельством, указанным обвинителем, и к ним можно отнестись так же
одинаково, как и к свидетелям обвинителя.
Председатель: Вы говорите, что защита представляет 15 свидетелей, я под-
считал, по-моему, выходит 30, 19 названо сейчас и И прежде.
Тагер: Первоначально было 35 свидетелей.
Председатель: У нас вызвано 11 свидетелей защиты; теперь защита вызывает
еще 19, выходит 30.
Тагер: Первоначально был подан список в 35 свидетелей.
Председатель: 11 свидетелей было вызвано.
Тагер: По списку, который был оглашен, из 35 свидетелей вызвано постанов-
лением трибунала 9 человек.
Председатель: Давайте сверим. (Сверяют фамилии — получается 30 свиде-
телей.)
Крыленко: Я хочу просить трибунал, не входя пока в существо заявления
защиты относительно отдельных свидетелей, все-таки разрешить сразу один во-
прос, который защита упорно постоянно желает ставить, несмотря на то что
трибунал имел по сему поводу суждение. Защита опять упорно повторяет здесь
60
ходатайство о вызове свидетелей, которое уже было отклонено по строго фор-
мальным основаниям. Я стою также на строго формальной почве и прошу три-
бунал стать также на строго формальную почву и раз и навсегда заставить за-
щиту уважать и постановление трибунала и требование закона, и не возбуждать
здесь ходатайств, которые по точным основаниям статьи 17 были однажды
отклонены.
Председатель: По этому вопросу никакие прения не нужны. Вопрос совер-
шенно ясен, так же и в вопросе относительно защиты, в связи с ходатайством о
вызове защитников, которые были отклонены на Распорядительном заседании
трибунала мы потеряем лишь только лишнее время. И сейчас, на основании точ-
ного смысла закона, трибунал отклонит все ваши ходатайства относительно вы-
зова тех свидетелей, которые рассматривались в Распорядительном заседании
трибунала. Поэтому я прошу вас, гражданин Тагер, говорить исключительно о
тех свидетелях, которые не рассматривались в Распорядительном заседании
трибунала.
Тагер: Я не хочу полемизировать, я понимаю вашу точку зрения, что, если
раз было отклонено, не проси второй раз — такова ваша точка зрения. Я с само-
го начала сказал, что интересовался, почему вызваны те свидетели, о которых
говорил обвинитель и о которых раньше не было никакого представления.
Я называл ряд фамилий, в том числе ряд прежних фамилий. Представьте себе,
что встречаются новые обстоятельства. Обвинитель имеет право вызвать новых
свидетелей. При вручении обвинительного акта этих свидетелей не вызывали, а
затем их вызывают в судебное заседание, а в опровержение не вызывают тех, о
которых заявляли раньше и получили отказ. Их теперь надо вызывать по дру-
гим совершенно обстоятельствам, по другим поводам, по другим формальным
основаниям; я ставлю вопрос об этих свидетелях в опровержение новых дан-
ных, только что нам сообщенных. Вот почему я думаю, что я не пошел вопреки
тому, что сейчас говорилось.
Председатель: Новые свидетели ничего не показывали. Когда они дадут
свои показания, вы будете иметь возможность ходатайствовать о вызове сви-
детелей в опровержение их показаний. Сейчас вы и не возражали против вы-
зова этих свидетелей. Посему считаю, что ходатайство обвинения было удов-
летворено только на основании этого. Теперь я буду говорить о тех свидете-
лях, показания которых в Распорядительном заседании не рассматривались.
Никаких новых фактов сейчас не фигурирует, кроме того, что фигурирует в
обвинительном акте.
Кого из свидетелей вы просите вызвать из тех, которых не было раньше?
Тагер: Тех, которых раньше не было.
Председатель: Значит, если я не ошибаюсь, это будут Дроздов, Иванов Ки-
рилл, Кашин и Мерхалев.
Тагер: Шестаков, мне кажется. Иванов Борис был.
Председатель: Был.
Крыленко: Шестаков был.
Гендельман: Господин председатель, прошу дать слово для заявления.
Защитник Карякин: Я поддерживаю ходатайство защиты о допросе свидете-
лей, которых она указала, и с нею, несмотря на объяснения председателя, все-та-
ки вернуться несколько к этому вопросу, но в совершенно...
Председатель: Я не разрешаю вам.
Защ. Карякин: ...но в совершенно другом...
61
Председатель: Я покорнейше прошу исполнять мои распоряжения. Я вам го-
ворю — по этому вопросу решение есть, благоволите исполнять его, речь идет о
четырех новых свидетелях.
Защ. Карякин: Тогда благоволите выслушать заявление обвиняемых, от лица
которых я его делаю, о том, что исключительный процессуальный закон, при ко-
тором рассматривается настоящий процесс, лишил их возможности как следует
ознакомиться с колоссальным материалом по настоящему делу, ибо трибуналу
известно, что петитом 125 или 130 страниц — это только обвинительный акт, и
мы, считавшие, что...
Председатель: Какое это имеет касательство к вопросу о новых свидетелях?
Защитник Карякин: Касательство это имеет такое, что, прочитав сначала
этот обвинительный акт и не имев возможности сверить его со всеми данными
следствия в такой же мере многотомного, обвиняемые не могли как следует
формулировать свое заявление о допросе свидетелей; вследствие этого на осно-
вании чистого недоразумения, неправильно понятой формулировки, трибунал
имел свое суждение и вынес определение об отказе обвиняемым в вызове сви-
детелей, самых для них существенных. Вот почему я ходатайствую перед вами
разрешить мне, вне тех условий, в которых работали обвиняемые, изложить ту
формулировку, которую в настоящее время вне этих тяжелых условий мы мо-
жем вам изложить. Вместе с тем, совершенно склоняясь перед существующими
законами, к соблюдению которых в особенности нас призывал представитель
государственного обвинения, я прошу трибунал, не найдет ли он возможным
использовать в этом исключительном случае способ тот, который уже был ис-
пользован для допущения защиты в изъятие из этого строго формального про-
цессуального закона. Может быть, если трибунал разделит нашу точку зрения о
необходимости обвиняемым защищаться в процессе, найдет, что предоставле-
ние обвиняемым этой возможности защищаться лежит вне компетенции трибу-
нала, в силу таких-то статей закона, то трибунал обратится во Всероссийский
центральный исполнительный комитет за соответствующим разрешением по
этому вопросу. В этих пределах не закона нарушение, а закона утверждение; не
из желания во что бы то ни стало раздражать трибунал или спорить против за-
кона для того, чтобы добиться своего, а только в интересах возможности защи-
щаться в этом деле, я прошу предоставить мне право точно формулировать их
заявления, ибо повторяю, только по недоразумению, благодаря плохой форму-
лировке. Трибунал, не поняв ходатайства, мог отклонить ходатайство, отказав в
допросе самых важных свидетелей. Если разрешите, я укажу, что самый важ-
ный факт в обвинительном акте — это связь с Деникиным в момент Деникин-
ского наступления, т. е. ужаснейшее обвинение из всех, которые в обвинитель-
ном акте значатся. И вот по этому обвинению оказывается у обвиняемых ряд
свидетелей, которые могут установить, что, наоборот, в действительности все
силы были направлены на то, чтобы бросить против Деникина все освободив-
шиеся от борьбы части, что в этот момент наступления Деникина, партия при-
нимала все меры...
Председатель: Вы произносите защитительную речь.
Карякин: Это не защитительная речь.
Председатель: Я прошу говорить только об относящемся к данному вопросу.
Вы так затягиваете время, что процесс продлится не 3-4 недели, а 3-4 месяца.
Карякин: Я считаю, что во всяком суде обвиняемые имеют право защищать-
ся, имеют право представлять свои доказательства, это право в моих глазах боль-
62
me, чем формальный закон. Мы здесь не можем бронироваться формальным за-
коном потому, что на основании формального закона мы не в состоянии исследо-
вать 5-летнюю борьбу партии, выяснить правду за 5-летний исторический
период. Если трибунал не может собственной властью выйти из этого формаль-
ного затруднения, я прошу трибунал найти законное средство для того, чтобы
это законное право обвиняемых было в суде ограждено.
Председатель: Обвиняемый Гендельман.
Гендельман: Гражданин председатель, насколько мне известно, судопроиз-
водство Ревтрибунала, следовательно, и Верховного трибунала, может рассмат-
ривать дело, найдя дело ясным не только в отсутствие свидетелей, но и совсем
без сторон. Равным образом и мы имеем право (никто не может отнять этого
права) не явиться в ваш суд и предоставить производить суд в наше отсутст-
вие. И мы, собственно говоря, привыкли в нашем долголетнем стаже в Чрезвы-
чайной комиссии к тому, что именно так решались дела в Чрезвычайной ко-
миссии и ничего нового не было бы, если бы так решалось и дело в Революци-
онном трибунале. Но мы пришли сюда потому, что было заявлено, что мы сюда
явимся и будем облечены правами защиты, но что нам нечего будет возразить
на те обвинения, которые нам предъявлялись. Вот о чем кричала официальная
пресса и вот что теперь получается. Для объяснения того, что творится в капи-
талистических странах, каково положение трудящихся, обвинению предостав-
ляется вызов свидетелей для того, чтобы разъяснить каково было положение на
фронте. И если мы пришли в суд, так пришли для того, чтобы использовать
наше право и использовать наши возможности, и если будет такое неравнопра-
вие, что обвинителям будет предоставлено право вызова свидетелей, а нам в
этом праве будет отказано, и если свидетелям обвинения будет предоставлено
слово даже для обрисования ситуации внутри стран Антанты, а нам не будут
позволять говорить.
Председатель: Представитель обвинения.
Крыленко: Я прежде всего должен заявить в отношении на речи обвиняемо-
го Гендельмана, которая по существу вопроса, который мы сейчас рассматрива-
ем о порядке и форме допущения свидетелей, отношения не имеет, а в отноше-
ние тех возражений, которые угодно было выставить защитнику Карякину. За-
кон есть закон, и на то он и исключительный закон, поскольку исключены те
преступления, за которые сидят на скамье подсудимых данные обвиняемые.
Если в их интересах защищаться, то еще больше в их интересах было не совер-
шать этих преступлений. Указывают на то, что в изъятие статьи 17 было сдела-
но допущение Народным комиссариатом юстиции при Всероссийском цен-
тральном исполнительном комитете защитника Вандервельде и других и по
сему поводу рекомендуется сейчас сделать второе отступление от закона. Для
этого было время и место и нужно было тогда говорить на Берлинской и иных
конференциях, чтобы здесь судил не трибунал, а Народный суд на основании
тех прав, которые предоставлены Народному суду. Этого сделано не было. Та-
кого рода соответствующих указаний на это не дает ни один из действующих
верховных, надзирающих, контролирующих органов, и полагаю, что имею все
основания и права требовать, чтобы в данном процессе, исключительном по
типу и содержанию тех преступлений, которые вменяются в вину обвиняемым,
чтобы здесь закон строго ограждался с начала до конца, чтобы требования зако-
на соблюдались во всей строгости; пусть мне не говорят о том, что в данном
случае стеснены права обвиняемых в отношении ознакомления с обвинитель-
63
ным материалом. Соответствующая статья закона говорит, что, безусловно, рас-
смотрение дела не может иметь место ранее чем через 24 часа после вручения
копии обвинительного заключения; вот срок минимальный, который устанав-
ливает суд. В отношении этого процесса и данной группы подсудимые имели
больше двух недель для ознакомления с материалами дела, и только вчера со-
стоялось постановление трибунала, чтобы прекратить это ознакомление ввиду
технических затруднений с доставкой. Здесь говорить об отсутствии тех гаран-
тий, которые формально были предоставлены на основании статьи 16, нельзя.
Вот почему я думаю, чтобы раз и навсегда покончить с этим необоснованным
ни формальным положением, ни требованием закона, ни действительным поло-
жением вещей требованием, которое предъявляет защита в противовес ему,
Верховный трибунал в лице Судебной коллегии должен противопоставить
строгое соблюдение закона без всяких отступлений и без допущения ходатайст-
ва о таком отступлении.
Председатель: Обвиняемый Лихач.
, Лихач:Траждане, Центральному комитету вашей партии было угодно, в отли-
чие от прежних расправ в подвалах Чрезвычайной комиссии, поставить судеб-
ный процесс в Революционном трибунале. Мы не питали себя иллюзиями отно-
сительно того, что представляет из себя Революционный трибунал. Мы знали,
что условия этого суда таковы, что нам могут предоставить 24 часа на ознакомле-
ние с материалом, который заключает 9 томов, а первоначально их было 60. Мы
знали, что Революционный трибунал может каждую минуту, когда ему захочет-
ся, прекратить допрос свидетелей, прекратить прения сторон и сказать, что дело
для него выяснено. В старой России такие суды назывались скорострельными
полевыми судами, тем не менее мы пришли на этот суд постольку, поскольку нам
в прессе, коммунистической прессе всех стран, и в протоколах Берлинского со-
глашения Берлинской конференцией было заявлено, что нам будет предоставле-
на возможность защищаться, что нам будет предоставлена свобода выбора за-
щитников, что нам будет предоставлена гласность, как и все права, которые в Со-
ветской России и Революционном трибунале могут быть предоставлены для
опровержения и прочее. Мы не питали иллюзий. Если мы согласились прийти в
этот суд, то только потому, что мы имели гарантию в том, что здесь будут присут-
ствовать представители Международного пролетариата 2-го и Венского Интер-
национала. (Смех.) Но вот пришел этот день. Мы пришли на заседание Револю-
ционного трибунала и первое, что мы услышали и узнали, это то, что свободы,
гласности в этом процессе нет. Зал набит представителями той партии, которую
мы уже в процессе... (Голоса: «Прочь».)
Председатель: Обвиняемый, речь идет сейчас о вызове дополнительных сви-
детелей, а вы загромождаете судебный процесс совершенно не относящимися к
делу заявлениями. Все, что вы хотите сказать сверх обсуждаемого вопроса, вы
будете иметь возможность сказать в вашем заключительном слове. Все возмож-
ности к этому у вас будут. Сейчас благоволите аргументировать вопрос, исклю-
чительно имеющий формальное значение о допущении или недопущении тех
или иных свидетелей.
Лихач: Я перехожу к непосредственному вопросу, хотя имею очень много
сказать и по существу других вопросов, затронутых мною, но я подчиняюсь, по-
скольку меня заставляют подчиниться. Почему, спрашиваю я, суд мог вызвать
для освещения деятельности партии эсеров из Закавказья Ребруха и нельзя
нам вызвать для освещения той же деятельности Березова? Почему для осве-
са
щения боевых рабочих дружин, которые здесь ставятся нам в вину как дружи-
цЫ террористические и экспроприаторские, вызывается эта часть обвиняемых,
которая фактически, — я утверждаю это, гражданин Членов, — являются свиде-
телями, пользующимися всеми правами иммунитета, для которых оправдание
дли отсутствие какого бы то ни было наказания обеспечено, которыми обвине-
ние пользуется в качестве обвиняемых для того, чтобы поставить их в лучшие
условия?
Председатель: Обвиняемый, вы опять-таки не к делу говорите.
Лихач: Я говорю, почему мы не имеем права для опровержения тех данных,
которые будут ставиться в вину гражданам, сидящим на этих скамьях, вызвать
свидетелей. Я говорю: свободы гласности в этом суде нет, поскольку никому, не
принадлежащему к членам коммунистической партии, здесь места нет. Свобо-
ды выбора защитников, которая публично и неоднократно в изданиях Комму-
нистического интернационала нам была гарантирована, нет. Я спрашиваю Ре-
волюционный трибунал: вы хотите нам дать возможность опровергнуть обвине-
ния, которые против нас приводятся и будут приводиться? Вы хотите дать
возможность опровергнуть утверждения обвинительного акта, в котором есть
многие утверждения с подлогом? Я спрашиваю, вы дадите нам эту возмож-
ность или нет?
Председатель: Защитник Вегер.
Вегер: Вопрос о вызове свидетелей со стороны известной группы защиты об-
ращен как целый ряд других заявлений защиты по вопросу о том, в каких усло-
виях производится настоящее судебное заседание, ставится явно незаконно. Гра-
жданин Гендельман, который заявил только что, что они вели Гражданскую вой-
ну против Советской власти, и они этого не отрицают, что надлежит занести в
протокол, и гражданин Лихач, который заявляет, что этот процесс поставлен в
условия, которые являются аналогичными условиями Чрезвычайной тройки.
Гражданин Гендельман и гражданин Лихач должны были вспомнить, в какие ус-
ловия были поставлены те процессы, которые происходили на территории под-
властной Учредилки...
Председатель (прерывая): Это к делу защиты не относится. Я вас прошу
строго держаться порядка; если у вас есть заявления только по вопросу свидете-
лей, пожалуйста, — иначе мы никогда не закончим.
Вегер: Я слушаюсь указания председателя трибунала и перехожу непосредст-
венно к вопросу о вызове свидетелей, ибо я не имею ни малейшего намерения из
судебного процесса делать место для одних только деклараций, как это творит
известная группа защитников. Вопрос о вызове свидетелей связан с группой об-
виняемых, которые находят, что все обстоятельства дела, на которые ссылается
защитник Тагер, разъясняются теми свидетелями, которые уже вызваны только
потому, что они вызваны обвинением, нельзя утверждать, что они отнюдь не яв-
ляются свидетелями защиты, ибо они связаны с той частью свидетелей, которая
перечислена Тагером. Эти свидетели настолько же осведомлены в предшествую-
щих обстоятельствах, как и те, о которых здесь ходатайствуют. Показания Двор-
Жеца и показания свидетелей, фигурирующих в настоящее время, достаточны
Для того, чтобы установить в действительности те обстоятельства обвинения, ко-
торые вменены в вину обвиняемым. Поэтому группа обвиняемых, к которым
принадлежит мой подзащитный, считает лишним вызов свидетелей, о которых
просит другая группа обвинения.
Председатель: Защитник Членов.
65
Членов: Я не знаю, от чьего имени делал это заявление товарищ Вегер. От це-
лой группы обвиняемых, я и целая группа моих товарищей по защите считаем,
что поскольку вызов свидетелей, относительно которых заявил Тагер, ни в коей
мере не нарушает ни прав, ни интересов наших подзащитных, поскольку я гово-
рю о себе лично, так как у меня связаны руки относительно вызова свидетелей,
которые мне нужны, если не будет дана возможность другой группе вызвать сво-
их свидетелей, то этим лишат нас возможности вызывать своих свидетелей. По-
этому мы не возражаем против ходатайства защиты.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Я хотел еще раз подчеркнуть, последний раз беря слово по по-
воду вызова свидетелей, что наша группа не возражает ни против одного из
уже представленных обвинением свидетелей, ни против тех, которые могут
быть вызваны. Чем шире гласность, чем больше точек зрения, чем больше вос-
поминаний и фактов будет приведено, тем шире будет освещен вопрос. Мы
обращаемся к вам: можете ли вы сделать также честно и открыто хотя бы
один шаг навстречу нам в этом чисто формальном, чисто процессуальном
деле? Здесь говорилось вне всякой связи с обвинительном актом, что должны
быть расследованы действия правительств Антанты, положения трудящихся
масс в различных странах Европы. Я приветствую это. Да, в таком случае по-
звольте нам рассмотреть положение трудящихся в той стране, которая прежде
всего касается нас и которую мы, русские социалисты, должны блюсти. Мы не
пытались вызывать ни одного свидетеля-эксперта, и теперь гражданин Фро-
сар делегируется Коминтерном в качестве свидетеля-эксперта. Мы на такой
решительный шаг не рисковали пойти, потому что мы знаем, что путь экспер-
тов ведет отсюда в довольно близкое помещение, но для них не совсем прият-
ное. Мы вызываем только тех, которые сидят в ваших тюрьмах, они все в пре-
делах вашей досягаемости, число их незначительно, и что они знают и что они
могут показать, это показывает тот факт, что они находятся в тюрьмах. Граж-
дане, вы отказываете нам в этом. Я слышал мотивацию представителя обвине-
ния, который говорил, что свидетель такой-то осветит положение дел в военной
организации Всеукраинского комитета партии эсеров. Я приветствую появление
этого свидетеля, я приветствую первого и второго, я буду приветствовать и
третьего, но дайте нам и другого свидетеля по этому вопросу. Мы называем
Бориса Сергеевича Иванова, члена Центрального комитета партии, нашего со-
товарища, который против своей воли не оказался на скамье подсудимых, ко-
торый был членом областного Комитета, который эту организацию распустил
и ее контролировал. Вот основания для вызова. Вы отказываетесь, прикрыва-
ясь тем, что это дело рассмотрено. Но ведь оно может быть пересмотрено, и
вы имеете право ваше постановление изменить; если вы будете исходить из
нужд дела, из существа вопроса, вы не откажете и простите, если мы берем
несколько резкий тон, если мы говорим, что нам закрывают рот. Формальные
разговоры для нас, подсудимых, со ссылкой на статьи закона нам ничего не
говорят. Вы можете связать статьей закона наших защитников, но нас, кото-
рые стараются выяснить дело так, как оно было в действительности, во всей
полноте считаясь со всеми возможностями в наших интересах, в интересах
того дела, которое мы явились защищать и которое мы назвали своим делом,
восстановления истины, нам кажется, вы отказать не можете. Мне смешно
спорить здесь, на таком грандиозном процессе, вызывать то или иное лицо; вы
можете отказать во всем, вы можете лишить нас защиты, вы лишили нас час-
ти защиты, но мы сами от суда не уйдем, если мы уйдем, это будет знаменем
того, что мы ничего не можем сделать. Мы приветствуем вызов свидетеля
Ключникова, мы приветствуем его появление здесь, на свидетельском мете,
его, который призывал нас к суду и грозил высшей мерой наказания, мы при-
ветствуем его появление здесь, но дайте нам возможность вызвать тех, кто
был с нами в тех боях, которые мы вели, ведем и будем вести.
Председатель: Защитник Розенфельд.
Розенфельд: Вставка на немецком языке — стр. 91-92.
Председатель: Председатель обвинения.
Крыленко: Я оставлю прежде всего, конечно, опять-таки в стороне те заяв-
ления, которые делались со стороны обвиняемых, и буду пока что базировать
и разбирать ту систему аргументации, которая была здесь преподана высту-
павшим здесь гражданином защитником Розенфельдом. Я должен сказать
прежде всего, что если иностранные защитника приехали к нам сюда для того,
чтобы установить правильно или неправильно мнение известных кругов, на-
стоящее или ненастоящее правосудие существует в Советской Республике, то
это не та задача, для которой и во имя исполнения которой они сюда были до-
пущены, и не им, представителям страны, где существует капиталистический
порядок, указывать нам на правосудие, существующее там, чтобы эти образцы
в данном случае служили нам как пример. У нас есть нами изданные законы,
и мы имеем право требовать от представителей иностранной защиты, чтобы
они эти законы здесь уважали, чтобы считали их незыблемыми и не пытались
нормировать их по образцам берлинского правосудия; а мы знаем пример
Берлинского суда над убийцами Либкнехта и Розы Люксембург, и нам нечего
указывать на пример этих форм правосудия. У нас есть свои законы и форма
правосудия, и мы для того, чтобы показать, что правосудие в РСФСР осуще-
ствляется на точном основании законов, требуем точного соблюдения этих за-
конов, чтобы именно доказать, что не по произволу тех или иных соглашений
или по произволу тех или иных иностранных гостей, а чтобы на основании
писаных законов вершился этот суд, и, если обвиняемые имели несчастье по-
пасть на скамью подсудимых в Революционный трибунал, они должны счи-
таться с судом Революционного трибунала; и если говорят о боязни со сторо-
ны тех или иных свидетелей, то защитник должен был просить трибунал точ-
но ознакомить его с мотивированным постановлением Революционного
трибунала в Распорядительном заседании, где точно указаны мотивы отвода
этих свидетелей, где указано, почему не могут быть признаны достоверными
показания людей, которые фигурируют по этому делу в качестве обвиняемых,
Дело коих было выделено в особое производство, и которые здесь, на суде,
были бы поставлены в неизбежное положение, либо отказываться от дачи по-
казаний, как до сих пор было, то есть быть ненужными, бесцельными для су-
дебного следствия, либо должны были бы показывать против себя по сущест-
ву тех фактов, и в этом отношении им принадлежало бы право не давать пока-
заний, и они не принесли бы пользы либо принуждены были бы давать
показания в свою пользу, а в этом отношении с точки зрения судебной досто-
верности, эти показания не представляли бы той судебной ценности, которую
свидетельские показания имеют. Вот почему, принимая во внимание, что в
вызове почти всех лиц, о которых ходатайствовали защитники, в том числе
были ходатайства о Подбельском и других, было Распорядительным заседани-
ем отказано, вновь подымать этот вопрос нет основания. Можно огласить и
fi7
посмотреть эти ходатайства, они имеются в деле. Вот те мотивы для отклоне-
ния этого ходатайства и те формальные основания, на которых стоял и дейст-
вовал Революционный трибунал, и я принужден еще раз просить трибунал
сделать защите указание для того, чтобы показать, что в данном случае в Вер-
ховном трибунале при рассмотрении исторической важности процесса строго
соблюдается закон. Это является предпосылкой и презумпцией правильности
решения Верховного трибунала. В этом отношении нужно стоять на строго
формальной почве и не допускать отступления.
Председатель: Обвиняемый Ратнер.
Ратнер: От группы подсудимых, находящихся на этих скамьях, я должен зая-
вить, что мы приветствуем всякую попытку внести максимальную кристальную
ясность в действительную тактику партии эсеров. Мы считаем, что никакие сви-
детели, даже самые тенденциозные и заинтересованные, не смогут при всем сво-
ем желании извратить ту действительную картину, которую мы, бывшие эсеры,
знаем как свои пять пальцев. Поэтому мы подчеркиваем, что мы никоим образом
не возражаем против вызова кого-либо из свидетелей, вызываемых тою частью
подсудимых.
Председатель: Защитник Муравьев.
Муравьев: Я желал бы возразить против последнего возражения обвинителя.
Стороны не должны монополизировать за собой закон. Закон существует для
обеих сторон, и обе стороны имеют право его толковать. Я стою на точке зрения
закона в моем возражении и утверждаю, что мое понимание закона является пра-
вильным. С этой точки зрения я возражаю обвинителю. Обвинитель думает, что
трибунал может допустить только достоверных свидетелей. Где такой закон, ко-
торый бы это утверждал? Такого закона нет и такого закона быть не может. Тако-
го закона быть не может потому, что нет аппарата, объективного аппарата, кото-
рый мог бы ранее выслушания свидетеля дать возможность судить о том, досто-
верны его показания или нет. Суд выслушает его показание. Может быть, эти
показания покажутся достоверными обвинению и покажутся недостоверными
защите, и наоборот, может быть, они покажутся достоверными защите и не по-
нравятся обвинению. Объективного материала нет. Трибунал составит свое
субъективное мнение, которое возможно только после того, как свидетель выслу-
шан. Так что когда возражают, что все свидетели, о которых вас просят, недосто-
верные свидетели, то не имеют права ссылаться на закон, ибо такого закона нет и
такого закона быть не может, ибо закон разумен и не может предписывать
неразумного.
Председатель: Объявляется перерыв. Трибунал удаляется на совещание.
После перерыва в ... часов ... минут1 председательствующий объявляет заседа-
ние продолжающимся.
Председатель: По вопросу о допущении новых свидетелей, вызываемых за-
щитой, Верховный трибунал определил: в изъятие ст. 16 Основного положения
о ревтрибуналах относительно допущения свидетелей, допустить свидетелей:
Вольского, Фанни Бухтер, Кашина, Смирнова, Филипповского, Алкина, Ивано-
ва Кирилла. В отношении гражданина Мерхалева, которого защита вызывает в
качестве свидетеля, трибунал обращает внимание, что дело о Мерхалеве выде-
лено за нерозыском. Ввиду этого если защита сможет доставить Мерхалева на
1 Так в тексте.
68
"суд, то он будет фигурировать по этому делу в качестве обвиняемого. В отно-
шении свидетеля Камкова, трибунал определил его не вызывать как свидетеля,
не имеющего никакого отношения к этому делу. В отношении свидетеля Под-
бельского подтвердить постановление Распорядительного заседания Верховно-
jx) трибунала от 6 июня, протокол № 24: «В вызове свидетеля Подбельского от-
казать на основании того, что свидетель Подбельский является обвиняемым по
Тамбовскому делу, отказался от дачи показаний, и при таких условиях показа-
ния его не могут иметь для суда значения достоверных свидетельских показа-
ний». В отношении свидетелей Васильева, Петренко и Локермана в вызове от-
казать на следующих основаниях, подтвердив тот же протокол № 24 от 6 июня:
ввиду того что указанные лица осуждены Верховным трибуналом по обвине-
нию их в преступной деятельности в Ростове-на-Дону и к данному делу отно-
шения не имеют, в ходатайстве отказать». В отношении свидетеля Иванова и
^ерезова подтвердить постановление Распорядительного заседания от 6 июня,
Протокол № 24, которое гласит: «Принимая во внимание, что, во-первых, ука-
занные лица проходят в качестве обвиняемых по делу о Всеукраинском коми-
тете, причем на предварительном следствии от показаний те же лица отказа-
лись, что, таким образом, показания данных лиц в качестве свидетелей являет-
ся, по существу, предварением судебного следствия судебного следствия по
тому же делу, что в таких условиях показания тех же лиц, если они согласятся
давать показания, не могут иметь для суда значения достоверных свидетель-
ских показаний, — в ходатайстве обвиняемых отказать». В отношении свидете-
ля Диконского — подтвердить постановление Распорядительного заседания на
следующих основаниях: «Принимая во внимание, что обвинительным актом не
оспариваются постановления партийной конференции от 8 февраля 1919 года о
декларативном прекращении борьбы с Советской властью, — в ходатайстве от-
казать». Таким образом относительно этих свидетелей решение трибунала со-
стоялось. Неясным остался вопрос относительно свидетелей Дроздова и Ере-
меева. Трибуналу неясно, по каким соображениям защита вызывает этих свиде-
телей. Мы просим сейчас дать нам разъяснения, по каким вопросам они
вызываются, и затем, после получения соответствующего заключения государ-
ственного обвинителя относительно этих двух свидетелей, мы вынесем допол-
нительное решение.
Крыленко: Я буду просить председательствующего точно повторить свидете-
лей, которых постановлено вызвать.
Председатель: Эти свидетели: Вольский, Фанни Бухтер, Смирнов, Филип-
повский, Алкин, Кашин, Иванов Кирилл и Шестаков. Относительно Мерхалева,
в случае его доставления, он будет фигурировать в качестве обвиняемого. Угодно
ли дать разъяснения о свидетелях Дроздове и Еремееве; по какому вопросу они
вызываются?
Подсудимый Альтовский: Что касается Дроздова, то я прошу вызвать его
потому, что он жил в деревнях в Тамбовской и Саратовской губерниях в 18-м и
19-м годах, в то время когда стихийно возникали крестьянские восстания про-
тив Советской власти, и поэтому об условиях возникновения этих восстаний,
вызываемых самой Советской властью, он может дать многочисленные факти-
ческие указания, поэтому я настаиваю на необходимости его вызова в суд.
Председатель: Заключение представителя государственного обвинения.
Крыленко: Объектом судебного разбирательства и судебного следствия яв-
ляется вопрос о степени причастности, участия, подготовки, организации и
69
руководства крестьянскими мятежами и движением там, где таковые возника-
ли, со стороны Центрального комитета и местных организаций партии эсеров
в числе тех лиц, которые сидят на скамье подсудимых. Следовательно, объек-
том обследования является только момент органической связи и степень уча-
стия только конкретных обвиняемых. Вопрос о мотивах, причинах, объектив-
ных или иных, кои вызывали вообще восстания, ко вопросу о степени и доле
участия в них партии эсеров не относится и никакого отношения к существу
предъявляемого обвинения не имеет. Поэтому я полагаю, если бы свидетель
Дроздов мог показать, в какой степени и доле принимала участие партия эсе-
ров или отдельные ее члены в восстании, его присутствие было бы ценно, но
поскольку он в данном случае по этому вопросу показать не может, вызов его
представляется излишним.
Председатель: В отношении свидетеля Еремеева.
Гоц: Товарищ Еремеев вызывается нами для того, чтобы охарактеризовать
настроение петроградского пролетариата в мае и июне месяцах 18-го года. В ча-
стности, он должен рассказать о тех расстрелах петроградского пролетариата,
которые имели место в то время и которые стихийно породили то настроение
ненависти, возмущения и гнева против Советской власти, на почве которых
возникло убийство Володарского. Мы считаем его присутствие чрезвычайно
важным и поэтому настаиваем на вызове тов. Еремеева. Затем, тов. Еремеев мо-
жет охарактеризовать те задачи и цели, которые ставились боевым рабочим
дружинам в то время, в частности, может подтвердить, что боевые рабочие дру-
жины преследовали не экспроприаторские и террористические цели, а были
созданы как органы защиты наших рабочих (клубов) от налетов большевист-
ских отрядов. По этой причине я считал бы чрезвычайно важным его присутст-
вие в качестве свидетеля.
Председатель: Заключение представителя государственного обвинения.
Крыленко: В отношении свидетеля Еремеева выставлено перед трибуналом
два момента: один относится к той категории явлений, о которых гласит ходатай-
ство о вызове свидетеля Дроздова и о которых я уже имел возможность устано-
вить мою точку зрения, что вызывать нет оснований. Что касается Еремеева, ко-
торый может показать, как утверждает обвиняемый Гоц, связь стихийного воз-
никновения восстания, который может показать относительно ненависти,
вызвавшей факт убийства Володарского, то и здесь объектом судебного обследо-
вания и разбирательства не может являться обследования психологического мо-
мента, а является исключительно момент конкретной деятельности отдельных
обвиняемых, и в том числе обвиняемого Гоца, по вопросу об организации, подго-
товке и руководстве самого убийства. Отсюда вытекает, что заявление обвиняе-
мого Гоца относительно вызова свидетеля Еремеева является необоснованным.
Что же касается второго мотива, что Еремеев может сказать о роли и значении
организации военных дружин, то суд располагает, с одной стороны, показаниями
свидетелей, которые были вызваны на суд и будут фигурировать на суде и кото-
рые были организаторами и руководителями этих военных дружин, а с другой
стороны, имеются показания обвиняемых, которые состояли членами этих дру-
жин. Вообще представляется, что эти две категории судебных фактов и судебных
показаний, показания обвиняемых, которые были руководителями дружин и со-
стояли членами этих организаций, и показания ряда уже вызванных свидетелей
по тому же вопросу, представляют собой материал вполне достаточный, чтобы
считать излишним отыскание новых доказательств по этому вопросу.
70
Ft? Председатель: Обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Я совершенно не могу согласиться с представителем обвинения.
^JaM приписывается организация или совершение определенных деяний, и мы
являемся, по утверждению обвинительного акта, первопричиной этих деяний.
Если нами вызываются свидетели, которые, по нашему мнению, могут подтвер-
дить, что не мы были первопричиной этих деяний и что в некоторых случаях, на-
оборот, наша партия в лице своих организаций на местах и своего Центрального
комитета, членами которого мы имеем честь быть, от этих деяний даже удержи-
вали, если тов. Еремеев, нами вызываемый в качестве свидетеля, может подтвер-
дить, что члены партии эсеров и некоторые районные организации Петрограда
Должны были брать под свою защиту ораторов большевиков и представителей
(Советской власти в Петрограде, а вовсе не организовывали заговора против них,
то я думаю, что отвод такого свидетеля совершенно недопустим. Советская
власть, по мнению свидетеля Розанова, являлась первопричиной тех беспоряд-
ков, которые инкриминируются нам. Разрешите выслушать и это мнение. Может
б^тгь, некоторые деяния приписываются нам совершенно напрасно. От тех попы-
ток и стремлений поднять крестьян против Советской власти, в которых мы уча-
ствовали, мы не отрекаемся и отрекаться не будем, но это не значит, что каждое
1фестьянское выступление против власти мы должны взять на себя. Мы не на-
столько горды, чтобы считать себя первопричиной всех выступлений против Со-
детской власти. Мы думаем, что первопричины — это вы, но позвольте выяснить
истину и сказать, где были мы и где были не мы.
Председатель: Ввиду того что предметом настоящего судебного заседания
являются определенные конкретные преступные деяния определенных конкрет-
ных лиц, относительно которых и могут быть вызываемы те или другие свидете-
ли, Верховный трибунал определил свидетеля Дроздова, как не имеющего ника-
кого отношения к делу, — не вызвать. По отношению первой части мотивировки
Вызова свидетеля Еремеева — сохраняется в силе. Мотивировка относительно
свидетеля Дроздова, а относительно второй части мотивировки вызова Еремеева
в качестве свидетеля, долженствующего показать, что боевые дружины партии
эсеров организовывались не с террористической целью, а с другими целями, три-
бунал не находит нужными вызывать его по той простой причине, что ни в обви-
нительном акте, ни в других документах, фигурирующих по делу, противопо-
ложного утверждения не содержится, речь идет о дальнейшем развитии боевых
дружин, а не о тех целях, для которых эти боевые дружины организовывались.
Ввиду того что свидетель Еремеев, как не имеющий отношения к делу по первой
части и могущий дать несущественные для дела показания, не опровергающие ни
одного утверждения, содержащегося в обвинительном акте, Верховный трибунал
постановил не вызывать его.
Вопрос о свидетелях таким образом окончен.
Обвиняемый Гендельман: Разрешите просить занести в протокол, что граж-
данином председательствующим было сделано фактически неверное утвержде-
ние, ибо в обвинительном акте содержится указание, что рабочие дружины, кото-
рые были впервые под руководством Кононова, в то же время намечали экспро-
приаторские планы. Таковое утверждение имеется, и потому утверждение, что в
обвинительном акте говорится о последующем развитии, не соответствует
Действительности.
Председатель (секретарю): Занесите в протокол. Имеют ли стороны еще ка-
кие-нибудь добавочные формальные заявления о дополнении или пополнении
71
тех материалов, которые будут в дальнейшем фигурировать на процессе перед
чтением обвинительного акта?
Членов: У меня есть ходатайство о разрешении допустить дополнительных
свидетелей.
Председатель: Прошу...
Членов: Одного свидетеля, касающегося защиты подсудимого Дантевско-
го. Это свидетель Иван Яковлевич Жилкин, бывший начальник политотдела
8-й армии. Обстоятельства, по которым я нахожу необходимым ходатайство-
вать о его допущении, сводятся к следующему. Подсудимый Дашевский при-
знает те обвинения, которые к нему предъявлены по обвинительному акту. По-
этому его защита не может сводиться ни к отрицанию фактов, которые ему ин-
криминируются, ни к отрицанию юридической квалификации. Значит, остается
открытым один вопрос, который, согласно нашего Уголовного кодекса, подле-
жит в каждом случае разрешению суда. Это именно о личности подсудимого,
или, как формулирует кодекс, об опасности его для общества в данное время.
По отношению к подсудимым, сознающимся в своих преступлениях, для три-
бунала чрезвычайно важно, как мне кажется, установить, что они такое собою
представляют. Представляют ли собою людей, искренно перешедших на сторо-
ну Советской власти и чем-нибудь доказавших искренность этого перехода,
или же, как это утверждается в целом ряде газетных статей, приобщенных к
делу и фигурирующих в качестве материала в обвинительном заключении, они
представляют собою просто-напросто предателей, которые свою преданность
Советской власти выражают исключительно доносами в Чрезвычайную комис-
сию. Это вопрос чрезвычайно важный для суда. Жилкин — это тот человек, ко-
торый был начальником Дашевского в течение 2 лет работы Дашевского в
Красной армии. Что касается свидетелей Дибермана и Смолякова Григория, я
прошу вызвать их по делу обвиняемой Коноплевой. Здесь к тому общему сооб-
ражению, которое я сейчас привел, присоединяется соображение специальное.
Я полагаю, что приобщение к делу статьи в «Деле народа» являются судебным
материалом, ибо раз они к делу приобщены, на них, очевидно, можно ссылаться
и на них, конечно, будут ссылаться. В этом «Деле народа» целый ряд лиц, кото-
рые могли бы дать по делу чрезвычайно ценные показания, ибо они были в
курсе тех событий, которые являются предметом судебного рассмотрения, по
тем или иным соображениям предпочитают давать свои показания не в Верхов-
ном трибунале, а на страницах берлинской газеты. Показания эти в части, ка-
сающейся Коноплевой, содержат, по-моему, целый ряд заведомо лживых сооб-
щений и инсинуаций. В частности, там имеется статья некоего гражданина Тес-
ленко, в которой содержится утверждение относительно того...
Председатель (прерывая Членова): Вы чрезвычайно длинно мотивируете и
предвосхищаете дальнейший судебно-следственный процесс.
Членов: Я прошу вызвать этих свидетелей, чтобы они могли осветить два мо-
мента: первое, что после своего ухода их партии эсеров Коноплева была откоман-
дирована на фронт для ведения фронтовой работы, а не была при Особом отделе,
во-вторых, второго свидетеля Смолянского, который видел нелегальную работу
Коноплевой в Крыму при Врангеле и может подтвердить, что она там вела рабо-
ту, подготавливала террористический акт против Врангеля. Меня просил подсу-
димый Игнатьев, защитники которого отсутствуют, доложить трибуналу, что,
ввиду того что трибунал допустил свидетеля Макушина и Кудрявцева, дающих
показания о Сибирском комитете, он просит, в опровержение показаний этих
72
ДСмлетелей, допустить свидетеля Дьяконова Б. М., который освещает те же об-
стоятельства, которые признаны трибуналом существенными, и который нахо-
дится в Бутырской тюрьме.
Председатель: Защитник тов. Овсянников.
г Овсянников: Подсудимый Усов признает, что он совершил самое тяжелое
йпеступление. Подсудимый Усов не отрицает то, что произошло. Подсудимый
Усов менее всего намерен отрицать или скрывать какие-нибудь факты. Подсу-
димому Усову грозит самая тяжелая кара, которая может быть по закону Со-
детской Республики. Он может защищаться против этой кары только таким
способом. Он может и обязан доказать, что он ушел от той поры своей жизни,
когда он совершил эти преступления в силу тех обстоятельств, которые, я наде-
юсь, с полной очевидностью вскроет этот процесс. Я надеюсь, что этот процесс
вскроет, на кого фактически падает ответственность за преступления; но Усов
де только на словах перешел на сторону борющегося пролетариата, он своими
делами доказал этот переход, потому что если бы этот переход совершился
урлько на словах, то...
Председатель: Я прошу вас мотивировать необходимость вызова дополни-
тельных свидетелей.
и Овсянников: Эти свидетели могут удостоверить, что Усов своими делами
подтвердил, что он искренно перешел на сторону борющегося пролетариата, это
свидетель Герасимов, рабочий Волховского завода. Он может удостоверить, что
еще во время октября 17-го года подсудимый Усов участвовал в октябрьских
боях на Гатчинском фронте — против Керенского и Краснова. Свидетель Мар-
кин С. В., военный работник, может удостоверить военную и партийную работу
Усова на фронтах после его ухода от эсеров. Кроме того, эти свидетели могут
выяснить те душевные драмы и переживания, которые создались в душе Усова
и других боевиков под влиянием той наполовину провокационной, наполови-
ну предательской тактики, которой держался Центральный комитет партии эсе-
ров по отношению к своим боевикам-рабочим, и по этим обстоятельствам, ко-
торые заставили его уйти, я прошу допустить этих двух указанных мною
свидетелей.
Председатель: Есть еще какие-либо заявления? Государственный обвини-
тель не встречает возражений?
Крыленко: Я должен в данном случае прежде всего сослаться на установив-
шуюся практику в Верховном трибунале о том, что свидетели, касающиеся лич-
ных характеристик подсудимых как таковых, как правило, не вызываются, и все-
гда такие ходатайства трибуналом отклоняются. В данном случае мы имеем, с од-
ной стороны, мотивировку, которая указывает, что в условиях, в которые
поставлены данные подсудимые, где область фактической стороны ими не оспа-
ривается, и вопрос стоит в области обрисовки мотивации, с одной стороны, тех
или других поступков, с другой стороны — доказательств поведения подсудимых
с момента, когда, в частности по отношению к Дашевскому, была применена в
1919 году амнистия Всероссийского центрального комитета, то, поскольку те же
Мотивы выставляются и по отношению свидетелей Либермана, Смолянского, Ге-
расимова и Маркина в отношении Усова, обвинение, стоя на точке зрения фор-
мальной, вынуждено сослаться на предыдущую практику и со своей точки зре-
ния с формальной стороны считает вызов этих свидетелей ненужным. Но по-
скольку трибунал в сегодняшнем своем определении, вынесенном только что в
Изъятие из прямой статьи закона, допустил вызов свидетелей, которых, с моей
73
точки зрения, вызывать не надлежало, поскольку в изъятие из практики трибу-
нал более свободен ввиду соответствующего заявления защитника, бороться в
области фактической стороны и поскольку такая мотивация является той обла-
стью, в которой предоставляются права главным образом подсудимым, постоль-
ку здесь, я полагаю, что возражений против вызова этих свидетелей с формаль-
ной стороны не встречается, ввиду создавшегося прецедента отступления трибу-
нала не имеет практики, а от точной буквы закона. В отношении Дьяконова
вопрос стоит иначе, поскольку, мне помнится, в отношении Дьяконова состоя-
лось постановление Распорядительного заседания о его недопуске. Поэтому я
полагаю, что здесь необходимо было бы точное определение трибунала, допуска-
ет ли он в данном случае отступление от требований закона.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Хотя большое количество свидетелей, нами просимых, трибуна-
лом не вызваны, хотя право вывода из этого мы оставляем за собой, мы тем не
менее не только не возражаем, но всячески поддерживаем ходатайство защиты
группы обвиняемых, сидящих слева от нас. Мы знаем, что преданность этих лиц
теперь существующей в России власти не может быть заподозрена.
Председатель: Обвиняемый, я прошу вас не пользоваться всяким случаем
для произнесения агитационных речей. Нас интересует определенный, очень ма-
ленький, конкретный вопрос о вызове свидетеля.
Тимофеев: Постольку поскольку мы не только не возражаем, но приветству-
ем расширение вызова свидетелей, кто бы они ни были, мы вправе надеяться, что
трибунал не откажет нам в вызове тех свидетелей, о коих мы ходатайствовали.
Председатель: Относительно вызова дополнительных свидетелей Верховный
трибунал определил: свидетелей Жилкина, Либермана и Смолянского ввиду пе-
регруженности процесса свидетелями, которые в непосредственном установле-
нии тех или иных фактов, интересующих трибунал, не могут внести ничего су-
щественного, нового, не вызывать. Свидетеля Дьяконова вызвать и свидетеля Ге-
расимова, характеризирующего деятельность одного из обвиняемых в период
совершения инкриминируемых ему преступлений, вызвать. Свидетеля Маркина,
свидетельствующего личность подсудимого после совершения соответствующих
преступных деяний, не вызывать. Таким образом, вызову подлежат усилиями
сторон и трибунала свидетели Дьяконов и Герасимов. Свидетели Жилкин, Ли-
берман, Смолянский и Маркин вызову не подлежат.
Защитник Членов: Дьяконов находится в тюрьме, и поэтому он не может
быть вызван защитой, а может быть вызван только трибуналом.
Председатель: Относительно Дьяконова будет дано соответствующее распо-
ряжение. Все свидетели, о вызове которых вынесено постановление и находя-
щиеся под стражей, будут вызваны распоряжением трибунала; относительно тех,
которые не находятся под стражей, стороны сами должны позаботиться о достав-
ке их на суд.
Защитник Карякин: Подсудимые до сих пор ничего не ели, и они просят пре-
рвать заседание до завтрашнего дня.
Председатель: О подсудимых было дано распоряжение, чтобы их кормили
здесь. Подсудимые заказали обед на 11 час. вечера. Я наводил соответствующие
справки. Это чистейшее недоразумение. Может быть, обвиняемые согласятся,
чтобы кончить сегодня со всеми формальностями и дойти до чтения обвинитель-
ного акта, а чтение обвинительного акта начать завтра.
Защита: Мы этого и просим.
74
Председатель: Имеют ли стороны чем-нибудь дополнить судебное следствие?
Покровский: Я прошу приобщить к делу партии эсеров нижеследующие до-
кументы, хранящиеся в архиве Октябрьской революции: 1) Дело Архангель-
ской губчека о членах Северного белогвардейского правительства. Я не пере-
числяю номеров, под которыми это дело значится в архиве, так как у меня это
выписано. Это дело необходимо в дополнение фактов, изложенных в первой
части обвинительного акта, глава 5, раздел 1, стр. 25 и следующая. Затем, дело
начальника Иркутского губернского управления государственной охраны о вы-
яснении деятельности партии эсеров, группировок и отдельных лиц для попол-
нения фактов, изложенных на странице 79 и след. 2) Дело Всероссийского Вре-
менного правительства, журналы заседаний и постановлений правительства.
3) Материалы к истории Комитета членов Учредительного собрания в Самаре
и других бумаг, относящихся к эпохе Самарского комитета членов Учредитель-
ного собрания и 4) журналы заседаний управляющих ведомствами Комитета
Учредительного собрания. Все это в дополнение фактов, изложенных в разде-
ле 3, 5-я глава, 2-я часть обвинительного акта. И, наконец, контрразведки и во-
енного контроля при штабе Верховного главнокомандующего в Омске для ус-
тановления фактов военной работы партии эсеров в Поволжье, о чем также
имеются данные в обвинительном акте.
Председатель: Со стороны защиты имеются ли заключения к вопросу о при-
общении новых документов?
Тагер: Мы не возражаем против приобщения документов, ставя это как залог
для возбуждения ходатайства с нашей стороны о приобщении других докумен-
тов после того, как мы ознакомились с делом. И второе условие такое: эти доку-
менты указаны как хранящиеся в государственном архиве; это учреждения, куда
свободный доступ для всех лиц воспрещается. Поэтому покорнейшая просьба,
если бы нам встретилась надобность, в связи с этими документами, по ходу про-
цесса изучить материалы, также получить доступ к материалам, чтобы нам было
дано соответствующее формальное удостоверение для доступа, дабы мы это пра-
во могли осуществить, иначе этот источник, открытый для другой стороны, оста-
нется закрытым для нас. По вопросу о приобщении этих документов мы, само со-
бою разумеется, не возражаем.
Председатель: Другая группа защитников не возражает против этого?
Защитник: Нет.
Председатель: Таким образом, Верховный трибунал определил все эти доку-
менты приобщить к делу.
Тимофеев: Нами было возбуждено ходатайство относительно документов,
которое трибунал удовлетворил. Так как все издания нашей партии нами всегда
регулярно пересылались и передавались в государственный архив и таковые те-
перь трибуналу заявлены, то я просил бы принять меры к доставлению докумен-
тов, допущенных условно, чтобы представить их нам.
Крыленко: Я по поводу заключения защиты. Мне представляется, что здесь
произошло недоразумение или здесь некоторое преувеличение, я бы сказал,
не знаю, вольное или невольное, того содержания, которое я слышал от тов. пред-
седателя. Вопрос сводится к тому, что когда тов. Покровский возбуждает хода-
тайство о приобщении определенных документов, он указывает, на какой пред-
мет и какой именно документ. Это общее правило. Следовательно, ходатайство
гр-на Тагера должно быть совершенно адекватно, равносильно. Вы должны ука-
зать, какой документ на какой предмет вам нужен, а ходатайствовать вообще
75
о том, чтобы гр-н Тагер мог обозревать исторические архивы в Петрограде, Мо-
скве или Париже, само собою разумеется, такое ходатайство является совершен-
но невытекающим ни из формулы, заявленной председателем, ни из общих ра-
мок процессуального права. Поэтому я полагаю, что трибунал должен точно в на-
стоящее время поставить в известность в данном случае обе стороны, как защиту,
так и обвинение, о содержании каждого ходатайства. Что касается заявления, ко-
торое было сделано обвиняемым Тимофеевым, я должен указать, что поскольку
в противовес заявления гр-на Тагера имеется точное указание Распорядительно-
го заседания, имеется определенная мотивация, а в-третьих, указано место нахо-
ждения, в этом отношении процессуальная форма была более точно соблюдена,
чем в первом случае.
Председатель: Защитник Тагер.
Тагер: Я не сомневаюсь, что, вероятно, М. Н. Покровский с аргументацией
Н. В. Крыленко вряд ли согласится. Эти дела может указать тот человек, кото-
рый в архиве их изучал. Я сейчас впервые узнал, что в государственном архиве
есть дела, которые имеют отношение к материалу судебного рассмотрения. Со-
гласитесь, если я не попаду туда, как я могу назвать хотя бы название этих дел.
Николай Васильевич не знает выхода, я не сомневаюсь, что если я у М. Н. По-
кровского прошу разрешение осмотреть дела в подведомственном ему архиве, ве-
роятно, это разрешение я получу; но если бы он не был компетентен дать его, как
могли бы в этом разрешении мне отказать.
Крыленко: Я должен указать, что гр-н Тагер допускает недопустимое расши-
рение разъяснения тех рамок, которые определены председателем. Вопрос сво-
дится к тому, должно ли быть выдано разрешение трибуналом гражданину за-
щитнику на обозревание всех архивов или он должен в порядке частного согла-
шения, частной инициативы, в данном случае через тов. Покровского, осмотреть
тот или другой архив, затем трибуналу предъявить ходатайство, что такой-то до-
кумент имеет отношение к этому делу, находится там-то, а посему позвольте
приобщить его к делу. И совершенно недопустима иная форма ходатайства, и
были случаи, когда гр-н Тагер полагал, что ему может быть разрешено обозрение
архива в Государственном политическом управлении, но таковая форма разре-
шения не вытекает ни из чего и должна быть отклонена.
Председатель: Верховный трибунал разъясняет, что, разумеется, он имел в
виду исключительно указания совершенно конкретного свойства, что, если за-
щите или обвинению понадобятся определенные документы из того или другого
хранилища, трибунал представит все возможности, чтобы эти документы фигу-
рировали на суде. Угодно вам ходатайствовать о приобщении еще каких-нибудь
документов?
Тагер: В данный момент нет, но по ходу процесса мы будем возбуждать хода-
тайство. Позвольте считать, что никаких дальнейших напоминаний с нашей сто-
роны не будет требоваться. В вашем постановлении от 6 июня сказано, что такие-
то и такие-то вещи затребовать из Госполитуправления. Больше с нашей сторо-
ны не потребуется указаний.
Председатель: Представитель государственного обвинения.
Крыленко: Согласно данным протокола Распорядительного заседания,
соответствующая справка в Госполитуправление была послана, и получен
соответствующий ответ. Сейчас обвиняемые указывают иной источник ме-
стонахождения этих документов, возбуждают ходатайство о том, чтобы еще
раз искать не в Госполитуправлении, а искать в определенном месте в Госу-
76
Дарственном архиве, указывая тот факт, что все документы в копиях, партия
эсеров посылала в Государственный архив. На защите лежит обязанность
указать точно, какие именно из документов в настоящем деле нужны, соста-
вить список, на какие справки дан отрицательный ответ, переписать на от-
дельном листе и направить в трибунал, чтобы он выдал соответствующий
ордер на предмет осмотра в Государственном архиве. И только. Больше ни-
чего из данного разъяснения не вытекает.
Председатель: Вопрос исчерпан. Когда вам понадобится определенный
документ, вы будете возбуждать соответствующее ходатайство. Относитель-
но Госполитуправления вопрос разрешен. Вопрос можно считать исчерпан-
ным. Перед чтением обвинительного акта имеют стороны еще какие-нибудь
заявления?
Крыленко: Прежде всего одного — касательно моментов, которые до сих пор
обсуждались. Ввиду того что этот момент, который мы сейчас заканчиваем, —
момент предъявления новых ходатайств о приобщении документов, нужно уста-
новить, я полагал бы, чтобы это было зафиксировано в протоколе, что он не яв-
ляется еще исчерпывающим моментом, поскольку могут возникнуть в течение
процесса на точном основании ст. 24 Положения о народном суде, которое не от-
менено и введено в новый Процессуальный кодекс трибунала; трибунал не будет
связан в этом отношении в смысле ходатайств и истребования новых доказа-
тельств. Я ходатайствую, чтобы трибунал определил и поставил в известность
стороны, что исчерпанием этого момента перед чтением обвинительного акта не
исчерпывается и не закрывается возможность новых ходатайств на основании
24-й статьи Положения о народном суде. Второе заявление будет касаться иного
порядка. Я буду ходатайствовать об установлении точного регламента заседания.
Поскольку этот вопрос не является вопросом процессуального характера, я дам
его после заявления защиты.
Тагер: Один из вопросов, который я хотел сказать, касается порядка наших
заседаний. Если хотите (обращаясь к Крыленко), скажите сначала свое предложе-
ние. Затем есть еще один процессуальный вопрос. Оба вопроса могут быть связа-
ны, и вы их вместе, может быть, обсудите. Что касается времени заседаний, то
процесс очень тяжелый. И в течение процесса каждому из нас нужно над процес-
сом работать. Может быть, ни обвинители, ни группа защитников, которая сидит
влево от нас, не возражала бы, а трибунал, может быть, нашел бы возможным
вести заседания с 10 часов утра до 6 часов вечера с маленьким перерывом посре-
ди дня, что дало бы возможность всем участникам процесса иметь вечер для ра-
боты над процессуальным материалом. Это одно. Второй вопрос также стоит в
связи с длительностью и сложностью процесса. Стенограмма ведется несколько
в ином порядке, чем обычно. Насколько мне известно, расшифровка будет про-
исходить не после процесса, а в течение процесса, то есть в конце каждого заседа-
ния будет иметься стенограмма соответствующего дня. Так как процесс будет тя-
нуться ряд дней, несомненно, по опыту прошлых процессов, мы будем встречать-
ся с необходимостью установления фактов, имевших место в предшествующие
Дни и ссылки на стенограммы. Не найдет ли трибунал целесообразным представ-
лять в течение каждого дня или на следующий день по одному экземпляру стено-
граммы в распоряжение сторон, дабы они могли бы быть проверены, а также вне-
сены необходимые поправки и в дальнейшем можно было бы, не возвращаясь к
спорам о содержании стенограммы, и прямо на стенограммы ссылаться. Иначе
мы будем поставлены в такое положение, что придется ссылаться на стенограм-
77
мы через две недели, и восстановлять стенограммы через две недели, когда фак-
ты испаряться из памяти, и мы будем спорить, что же произошло и насколько
точно это в стенограмме записано.
Председатель: Вам нужна одна стенограмма на всю группу защитников и
обвиняемых?
Тагер: Я думаю, что одной стенограммой наша группа обойдется.
Председатель: Защитник Карякин.
Карякин: Я поддерживаю ходатайство Тагера о сокращении наших рабочих
часов в самом зале заседания. Я еще считаю нужным указать на то, что обвините-
лем Покровским возбуждено ходатайство о приобщении к делу целого ряда
больших досье различных учреждений, которые обследовали деятельность пар-
тии социалистов-революционеров. И вот при том порядке, который мы взяли се-
годня, мы не найдем возможности и времени осведомить обвиняемых о содержа-
нии их документов и подчеркнуть из объяснений с ними и со сторонами надле-
жащей материал для тех поправок, которые нужно будет и необходимо придется
внести. Вот почему я считаю, что тот порядок, который предлагает Тагер, есть
единственно правильный при ведении дела.
Председатель: Представитель государственного обвинения.
Крыленко: Я принужден и полагаю, что защита согласится со мной и будет
солидарна с обвинением, я принужден протестовать против предложенного.
Я считаю, что порядок, который предложил защитник Тагер, совершенно не от-
вечает задачам ни экономии времени, ни экономии сил. Предлагается заседание
вести с 10 утра до 6 вечера без перерыва или с малым перерывом, а вечер остав-
лять свободным. Может быть, с точки зрения личного удобства гр. Тагера это
удобный и подходящий модус для занятий. Но на нас всех лежат государствен-
ные обязанности все время, независимо от тех обязанностей, которые мы несем
здесь, и мы не можем перевернуть строй и занятия в государственных учрежде-
ниях из-за тех соображений, которые предложены Тагером. Вот почему я пола-
гаю, что время до 12 часов дня, которое может быть использовано защитой для
подготовки к процессу, должно быть целиком предоставлено как время свобод-
ное, ибо это время мы должны, по долгу служебных обязанностей, использовать
для занятий. Я поэтому полагаю, что единственно возможное время с 12 часов
дня до 5 часов вечера, что составляет 5 часов работы в процессе, затем двухчасо-
вой перерыв и с 7 часов вечера еще 5 часов занятий (мы привыкли к такой рабо-
те, хотя, может быть, другим и трудно). Мы предложили бы во всяком случае до
11 часов вечера вести занятия, а если затянется какой-нибудь отдельный инди-
видуальный вопрос, продолжить занятие еще часов до 12. Мы полагаем, что это и
будет принято. Затем еще вопрос. Второй вопрос относительно праздников. Этот
вопрос становится ребром ввиду интенсивности работы; поэтому праздники
должны быть свободны для возможности систематизации материала и для отды-
ха. Третий вопрос — относительно стенограмм. Здесь я должен не согласиться с
представителем защиты, если стенограммы равнять к протоколу, то в таком слу-
чае, мы имеем совершенно определенную процессуальную норму, которая гово-
рит, что протокол получает свою силу с момента утверждения его председателем,
затем может быть выдан, если встретится надобность, для замечания сторон
и т. д. Поэтому стенограмма получает действительную силу только с того момен-
та, когда она, согласно протоколу Распорядительного заседания, с одной сторо-
ны, просмотрена секретарем, с другой — подписана председателем, — с этого мо-
мента она проверена, утверждена и может быть выдана, и никаким дальнейшим
78
поправкам подвергаться не должна. Отдельные поправки могут быть внесены в
протокол. Вот почему я полагаю, что поправок в стенограмму вносить не следует,
а только в протокол, а стенограммы получает свое юридическое бытие с момента
подписи председателя.
Председатель: Защитник тов. Кон.
Защитник Кон: Я предлагаю сосредоточить все обсуждение дела на вечернем
заседании, то есть с 12 часов дня и до вечера, считая, что этот процесс слишком
серьезный и важный для всех пролетарских масс и потому желательно, чтобы
пролетарские массы присутствовали здесь, на суде.
Председатель: Обвиняемая Ратнер.
Ратнер Евгения: Мы, обвиняемые, находящиеся в тюрьме, категорически за-
являем: пробыв в тюрьме в течение долгих лет, мы затратили такое количество
нервных энергий, что располагать своей нервной энергией так свободно и спо-
койно, как это может сделать гр-н Крыленко, мы не можем. Он ссылается на то,
что у него много работы. Работа по содержанию заключенных очень тяжела, но
быть заключенным в тюрьме еще тяжелее, и мы просим суд считаться с нашим
психологическим и физическим состоянием. Лишение всяких впечатлений в те-
чение многих лет, мы не можем теперь сразу привыкнуть к тому, что здесь проис-
ходит, и нам нужен довольно длительный промежуток времени, когда мы сумеем
работать так интенсивно, как мы должны, а мы должны работать очень интенсив-
но, потому что нас 22 человека и нам противостоит обвинение напротив, обвине-
ние в лице суда, обвинение на скамье подсудимых, обвинение на скамье защиты
и 2000 обвинителей, которые сидят в зале (протестующий шум в зале). Вся наша
энергия должна быть в нашем распоряжении, а в течение 12 часов в сутки мы не
можем предоставить ее в ваше распоряжение. У нас очень много нервных сил.
Мы это доказали в течении этих двух лет, но все-таки мы не можем выявлять
нашу нервную энергию, и мы требуем, чтобы вы с этим нашим категорическим
заявлением считались.
Тагер: Гражданин председатель, одно замечание: если интересное вечернее за-
седание, то, может быть, можно от 2 до 12?
Председатель: Трибунал отнюдь не в состоянии вести дело с 10 до 6; 8 часов
непрерывной работы — это невозможно. Мы предлагаем с 12 до 5 и с 7 до 11.
У защиты будет целое утро для ознакомления и подготовительной работы. Затем
два часа в середине перерыв, два часа отдыха для обвиняемых. Обвиняемые мо-
гут в эти два часа пообедать. Сегодня было недоразумение, завтра этого не будет.
Этот вопрос чисто технический и никакого принципиального значения не имеет.
Я предлагаю сторонам согласиться по этому вопросу.
Крыленко: Я принужден предложить следующую комбинацию. Мы снисхо-
дим к нервному и психологическому состоянию обвиняемых, которые отвыкли
от интенсивной работы за бытность в тюрьме; но вопрос сводится не к их нерв-
ной психологии, а к интересам дела. Здесь вопрос стоит таким образом. Если в
Данном случае очень труден тот рабочий день, который я предложил, то рабочий
день от 12 до 5 и от 7 до 10 совершенно нормальный. Я предлагаю сохранить то,
что мне особенно важно — принцип деления на утро и вечер и принцип сохране-
ния свободного утра.
Тимофеев: Я думаю, что попытаться кончать заседание суда в 10 часов, ко-
нечно, можно. Голос гражданина обвинителя утром звучал звучно, а сейчас он
еле слышан у нас. Очевидно, устал и он; но я говорю: попытаться кончать в 10 ча-
сов можно. Мы попытаемся.
79
Председатель: Трибунал определил вести дальнейшие заседания от 12 до 5 и
от 7 до 11 ввиду чрезвычайной длительности всего периода процесса. Если сто-
роны не будут выдерживать, они смогут сделать такие же заявления, которые де-
лали они сегодня, что мы не можем выдержать дальше и ходатайствуем о том,
чтобы прервать заседание. В отношении праздников, по поводу каждого празд-
ника в отдельности, мы будем иметь соответствующее решение. По поводу сте-
нограммы я подтверждаю слова обвинителя, что в Распорядительном заседании
состоялось постановление: стенограммы будут иметь силу после подписи предсе-
дателя, а смогут ли стороны получить стенограммы в тот же день или на следую-
щий, я выясню завтра.
Тимофеев: Для нашей защиты очень важно иметь стенограммы до вашей под-
писи, чтобы ее сверить.
Председатель: Если защита или обвиняемые усмотрят в стенограммах те или
иные неточности и неправильности, они на судебном заседании смогут сделать
соответствующее заявление, которое будет занесено в протокол, и в зависимости
от этого будут произведены или не произведены изменения.
Объявляю заседание закрытым.
Председательствующий суда Верховного трибунала ВЦИК
по делу правых эсеров (подпись)
r 9 июня 1922 года
Второй день
Утреннее заседание
Заседание возобновляется в 12 часов пополудни.
Председатель: Мы вчера закончили все вопросы, за исключением краткого
заявления от защитника Муравьева на две минуты. Вам дается короткое заяв-
ление.
Муравьев: Я хочу обратить внимание трибунала, что, если я ошибаюсь, то
сейчас же прерву мое ходатайство, одно ходатайство обвиняемых относительно
защиты еще не было рассмотрено трибуналом. Я считаю, что я ходатайствую о
соблюдении закона, потому что трибунал вправе удовлетворить ходатайство и
вправе отказать, но рассмотреть во всяком случае трибунал должен, и если он не
рассмотрел, то, следовательно, вышло недоразумение, а именно, я говорю о за-
щитнике Соломоне Александровиче Гуревиче. Оказывается, обвинитель, посы-
лая упрек, что мы своевременно не заявляли ходатайства, допустил ошибку. Есть
список защитников, подписанный обвинителем, в котором есть два Гуревича,
один — Гуревич-Бер и другой — Соломон Александрович Гуревич.
Председатель: Это ясно.
Муравьев: О Соломоне Александровиче я и прошу вашего постановления.
Председатель: В списке, о котором вы говорили, была упомянута одна фами-
лия защитника — Гуревич. Кто такой и какой адрес, неизвестно — просто Гуре-
вич. Если угодно возбудить этот вопрос, то благоволите подать в письменной
форме заявление с точным указанием, кто он такой. Это лицо неизвестно трибу-
налу. Тогда мы этот вопрос рассмотрим.
Муравьев: Там есть полностью имя Соломона Александровича.
Председатель: Общественному обвинителю предоставляется слово для за-
ключения.
Крыленко: Я в этом вопросе не согласен так легко уступить гражданину Му-
равьеву в его утверждении о том, что со стороны защиты были приняты соответ-
ствующие, требуемые законом меры, и поскольку эта оплошность была допуще-
на защитой, постольку я не вижу основания для трибунала исправлять ошибки,
которые было угодно совершить защите. Дело относительно гражданина Гуреви-
ча обстояло следующим образом. После того, когда по списку, представленному
обвиняемым, было отклонено ходатайство о допущении защитников Киршмана
и Гуревича, тогда в личных переговорах гражданину Муравьеву и гражданину
Тагеру было предложено возбудить вопрос перед трибуналом о допущении тех
Же граждан на следующих условиях, что они будут техническими работниками и
помощниками защиты, не будут выступать в процессе в качестве формальных за-
щитников, отказываются от выступлений и пользования теми правами, кои им
могли быть предоставлены по закону, если бы они были защитниками по форме.
Мною было отвечено, что в этом случае благоволите подать формальное заявле-
ние в трибунал, и трибунал соответствующее заявление рассмотрит, и вам был
указан час, в котором надлежит это заявление подать. Час минул, и такого заяв-
ления подано не было. Считаясь с тем, что, может быть, защита почему-либо за-
была подать это заявление или сочла для себя почему-либо неудобным на бумаге
формулировать те условия, которые она предлагала трибуналу, мною были доло-
81
жены эти условия в Распорядительном заседании, и Распорядительное заседание
трибунала решило пойти навстречу защите в этом ходатайстве. Соответствую-
щее постановление Распорядительного заседания гласит о том, что один из этих
двух защитников, именно Киршман, в отношении которого состоялось постанов-
ление трибунала, отклоняющее это ходатайство, а именно второго, допускается,
как сказано, на условиях, предложенных гражданином Тагером. Не моя вина в
том, что, сообщая фамилию, я мог в этой фамилии ошибиться и указать вместо
Гуревича-Бера, который фигурировал в первом списке официально предложен-
ном обвиняемыми, другую фамилию — Бер. Распорядительное заседание трибу-
нала пошло навстречу ходатайству защиты и занесло его под фамилией Бер. Так
как такого физического лица не существует в той форме, для тех ролей, для кото-
рых предназначена его защита, то, конечно, это постановление остается пустым
местом и юридического значения не имеет. Если угодно защите здесь возбудить
вновь ходатайство и на суде здесь подтвердить, что ходатайствует о допущении
Гуревича, того, о котором говорил Муравьев, в качестве технического помощни-
ка для исполнения специальных заданий, кои будут даны ему Муравьевым и Та-
гером, то, снисходя к трудностям, в которых находится защита от трибунала,
будет зависеть, подтвердить или не подтвердить постановление, сделанное в Рас-
порядительном заседании трибунала. В такой формулировке защита может воз-
будить ходатайство, и ни в какой иной, потому что это во всех иных формах уже
решено и решено в отрицательном смысле.
Тагер: Разрешите...
Председатель: Я предупредил, что даю только две минуты вашего заявления,
реплики обвинителя, и больше никаких речей; прошу подчиняться постановле-
нию трибунала и прошу сесть.
Гендельман: Прошу мне дать слово, гражданин председатель, не по этому по-
воду, а по поводу...
Председатель: Суд совещается, прошу не мешать. (Совещаются.) Трибунал
определил предложить защите, если им будет угодно, вызвать в качестве защит-
ника Гуревича Соломона Александровича, подать соответствующее письменное
заявление в трибунал с указанием адреса и кратких биографических сведений о
Гуревиче и о том, что Гуревич будет заниматься делом на условиях, указанных в
предшествующих заявлениях гражданина Тагера; а именно, что Гуревич будет
заниматься исключительно техническим обслуживанием защиты.
Муравьев: Разрешите мне ходатайствовать о занесении в протокол: я хода-
тайствую, чтобы в протоколе судебного заседания было отмечено, что вопреки
статье 21 Основного положения о трибунале по вопросу о допущении свидетеля
защиты (защитника Гуревича) было дано последнее слово не подсудимому, как
предписывает это статья, а обвинителю. Затем прошу занести в протокол, что
здесь кроется ошибка. Я утверждаю, что это естественно, что ошибка могла быть;
но обвиняемые упоминали в списке защиты имя защитника Гуревича с указани-
ем его имени, отчества и фамилии, а затем я должен заявить, что я хотел бы в по-
следующих моих выступлениях опираться на закон и отвергаю всякие частные
соглашения с обвинителем, потому что в вопросах публичного права и уголовно-
го процесса частного соглашения быть не может, равно как ни защита, ни, мне ка-
жется, обвиняемые ни в каких снисхождениях к нашему положению не нужда-
ются. Я хочу основываться на законе, и больше ни на чем.
Гендельман: Гражданин председатель, прошу дать мне слово для заявления
по поводу...
82
F Председатель: Слова я не дам.
Гендельман: По поводу присоединения к защитнику и заявления протеста о
Нарушении наших прав.
Председатель: Я заявил, что вам надлежит в письменной форме подать заяв-
ление о допущении вашего защитника Гуревича, и этим вопрос ликвидирован.
Гендельман: Я усматриваю нарушение наших прав и прошу дать нам возмож-
ность разъяснить вам, в чем наши права нарушены.
Председатель: Мы допускаем вам защитника Гуревича, и никаких слов боль-
ше я давать не буду.
Гендельман: Гражданин председатель...
Председатель: Извольте занять место, я прошу не вступать в пререкания с
трибуналом.
Гендельман: Наши права нарушаются. Мы из этого сделаем свои выводы.
Крыленко: Я прошу слова по поводу заявления о нарушении закона. Товари-
щи, я должен сказать для того, чтобы сразу устранить возможность недоразуме-
ний и привести точный смысл статьи 21, на которую угодно было сослаться гра-
улянину защитнику. Статья 21 гласит: «В трибунал всех категорий подсудимый
имеет право задавать вопросы свидетелям и давать объяснения как по существу
дела, так и по поводу каждого документа в любой момент судебного следствия.
Трибунал может, однако, устранить вопрос, если признает его не относящимся к
делу. Подсудимому всегда принадлежит последнее слово». Этот текст статьи со-
вершенно ясен и категоричен. Он касается процессуального момента по вопросу
о том, как ведутся прения сторон по поводу определенных документов, свиде-
тельских показаний, имеющих отношение к делу и по существу его. Вопрос, ко-
торый здесь возник, является вопросом исключительно касающимся момента
допущения того или другого защитника, порядка этого допущения по частному
вопросу, возбужденному защитой. Если возбуждает вопрос обвинитель, заклю-
чение дает защита. И отсюда зависит, допустить или не допустить дальнейшие
реплики или решить вопрос кардинально. Если вопрос возбуждает защита, за-
ключение дает обвинитель, и говорить о том, что из сего следует, что по каждому
допросу, возбуждаемому защитой, надлежит сверх реплики обвинителя давать
слово еще представителю защиты, это толкование, которое не вытекает из точно-
го смысла статьи 21, гласящей исключительно и только о существе дела, об от-
дельных документах или показаниях в момент судебного следствия, которое,
если благоугодно знать, если стоять на точном смысле закона, гражданин защит-
ник, еще до сих пор не начиналось. Отсюда вытекает, что такое распространи-
тельное толкование никакому прямому, вытекающему из статьи 21, смыслу не
отвечают. Если хотите знать, есть еще другая статья, на которую я до сих пор не
ссылался. Это по вопросу о том, как эта статья толкуется Процессуальным ко-
дексом. Вот что я хотел сказать. В частности, по вопросу о частном соглашении
между мной и защитой я буду очень благодарен защите за разъяснение и знать,
что слова, которые говорятся ими, как официальными представителями защиты,
без писаных документов и не фиксированные на листе бумаги, не могут иметь
никакого значения.
Председатель: Это отношение к делу не имеет. Заносится в протокол заявле-
ние защитника Муравьева и заявление государственного обвинителя. И на этом
вопрос исчерпан. Переходим к чтению обвинительного акта.
{Большой шум. Одновременные выступления обвиняемых Тимофеева, Гоца, и
других и защитников Вандервельде и других не дают возможности записать.
83
Председатель несколько раз приглашает секретаря приступить к чтению обви-
нительного акта. Секретарь начинает чтение обвинительно акта.}
Муравьев (перебивая}'. Позвольте об объявлении перерыва, так как нам нуж-
но успокоиться и обсудить создавшееся положение. Разрешите маленький, хотя
бы минутный перерыв.
Председатель: Если обвиняемые на процессе не могут собой владеть и им не-
обходимо успокоиться, то трибунал согласен объявить перерыв.
Объявляется перерыв на 10 минут.
Заседание возобновляется в 1 час 55 мин.
Председатель: Защитник Розенфельд имеет слово.
Rosenfeld: Ich habe fiir die Angeklagten und fiir die Verteidigung folgende
Erklarung abzugeben:
Die Angeklagten fiihlen sich in ihren Rechten aufs Schwerste beeintrachtigt, einmal
durch eine Reihe von Beschliissen, die gestern erfolgt sind, z. B. durch die Ablehnung
von Verteidigern oder durch die Ablehnung von Zeugen, offenbare Verletzungen der
Abmachungen der 3. Internationale, heute durch die Verweigerung des Wortes an die
Angeklagten Gendelmann und Gotz und durch die Tatsache, dass der Vertreter der
Anklage und nicht der Angeklagte das letzte Wort hatte. Trotzdem sind die Angeklagten
bereit, den weiteren Verhandlungen zu folgen. Sie behalten sich aber selbstverstandlich
alle Rechte vor, insbesondere das Recht, den Prozess zu Ende zu fiihren unter
Bedingengen, die eine wirkliche Klarung des Sachverhaltes ermoglichen.
Усов: Прошу слова.
Председатель: Больше никому никаких заявлений давать не буду.
Усов: Товарищ председатель, разрешите...
Председатель: Суд разъясняет, что во вчерашнем заседании суд уклонился от
точного смысла закона, действующего в Рабоче-крестьянской республике в поль-
зу обвиняемых и по вопросу о допущении защиты, и по вопросу о допущении
свидетелей. Суд констатирует, что берлинское соглашение, как не имеющее ни-
какой силы для суда, может иметь место только в отношении переговоров пред-
ставителей Интернационала с высшим органом государственной власти. В отно-
шении отказа от слова суд считает необходимым обратить внимание сторон на
то, что точный смысл статьи 21 свидетельствует, что обвиняемые имеют послед-
нее слово в другой части процесса, именно в момент судебного следствия. Тем не
менее вчера по всем вопросам обвиняемые всегда получали последнее слово.
С другой стороны, вчера же защита от имени, по-видимому, и своих подзащит-
ных дала согласие, что мы во вчерашнем заседании закончим все процессуальные
вопросы, за исключением одного вопроса, который оговорил гражданин Муравь-
ев с тем, чтобы скорее перейти к материальной, наиболее важной и существенной
части процесса. И сегодня, в последний раз, трибунал снова в пользу обвиняе-
мых еще раз нарушил свое постановление, дав возможность защите сделать соот-
ветствующее заявление, и я надеюсь, что мы сможем теперь перейти, наконец, к
чтению обвинительного акта, т. е. переходим к материальной части процесса. На
этом процессуальная часть заканчивается. Товарищ секретарь, благоволите чи-
тать обвинительный акт.
Обвиняем. Усов: Гражданин председатель, разрешите...
Председатель: Ни обвиняемым, ни защите я больше никаких слов давать не
буду. Мы начали чтение обвинительного акта. (Секретарь пытается начать
чтение обвинительного акта.}
Обв. Усов: Разрешите сделать заявление.
84
F Председатель: Прошу подчиняться моим заявлениям. Мы начали читать об-
г винительный акт в целях продолжения процесса в присутствии обвиняемых, ко-
торые попытались сорвать процесс. Я предоставил слово единственно Розен-
фельду, чтобы нам перейти к чтению обвинительного акта. Теперь — кончено.
Ци общественному обвинителю, ни защите, ни обвиняемым, никому никакого
; ддова давать не буду. Перед началом чтения обвинительного акта есть еще два
маленьких вопроса: во-первых, я получил в письменной форме заявление подсу-
дной Ивановой о том, что она по болезни просит разрешить ей не присутство-
вать в зале заседания на время чтения обвинительного акта. Встречаются ли пре-
пятствия, чтобы Елена Иванова находилась в комнате для заключенных, а не в
зале заседания. {Возражения не встречаются.)
Иванова: Во время чтения обвинительного акта.
Председатель: Да, затем относительно свидетелей. Сейчас уже 2 часа, очевид-
но, для работы нам остается сегодня 7 часов. Я предлагаю, что обвинительный
ДКГ будет читаться не менее 6 часов. Около часу уйдет на предварительный опрос
подсудимых. Очевидно, сегодня свидетели не будут допрашиваться. Не встреча-
ется препятствий, чтобы отпустить свидетелей до завтрашнего дня?
Крыленко: С моей стороны никаких препятствий не встречается. Я полагал
бы, может быть, только, что сегодня, после окончания чтения обвинительного
акта, можно обсудить вопрос, какие именно свидетели и в каком количестве бу-
дут вызваны завтра.
Председатель: После чтения обвинительного акта и обмена мнений о ходе
процесса это будет установлено. Со стороны защиты препятствий не встречает-
ся? (Нет.) Комендант, свидетелей отпустите до 12 часов завтрашнего дня.
Итак, приступим к чтению обвинительного акта.
(Секретарь читает обвинительный акт.)
9 июня 1922 года
Второй день
Вечернее заседание
Председатель: Прошу занять места.
Обвин. Усов: Прошу освободить меня от присутствования во время чтения
обвинительного акта — у меня рука разболелась.
Председатель: Обвиняемый Усов просит разрешить ему не присутствовать
до завтра ввиду болезненного состояния. Есть возражения? Нет.
Секретарь: «Та третья сила... (Читает обвинительный акт.)
(В ... час. ... мин) председатель объявляет перерыв на 15 минут.
В ... час. ... мин'' Заседание возобновляется.
Продолжается чтение обвинительного акта.)
Председатель: У нас сейчас остается до условленного времени 20 минут;
дальше идет глава в 7 страниц, для прочтения коей потребуется примерно пол-
часа. Угодно будет начать следующую главу и, так сказать, досидеть до без чет-
верти 12 или мы сейчас прервем?
Тимофеев: Я бы усиленно просил кончить заседание в 11 часов.
Председатель: У нас сегодня было соглашение с вами.
Тимофеев: Я не возражаю против сегодняшнего соглашения, я хочу обратить
внимание на маленькую техническую проволочку; мы раньше 12 часов домой не
попадем. Считая, что нам приходится есть один раз в день, — это не совсем доста-
точно. В половине одиннадцатого утра нас просят явиться сюда.
Председатель: В половине 1-го.
Тимофеев: В половине одиннадцатого нас просят быть готовыми. Я бы
усиленно просил о следующем: чтобы по мере возможности заседания конча-
лись в условленное время в И часов, чтобы к этому времени был подан авто-
мобиль, который мог бы нас отправить и чтобы оттуда нас брали не ранее по-
ловины двенадцатого. Получаса вполне достаточно, чтобы нас доставить. Рав-
ным образом вторая маленькая просьба: во время перерыва здесь нельзя ли
организовать так, чтобы вывод нас отсюда и привод сюда сопровождался
большей быстротой?
Председатель: Первое и второе вполне приемлемо. Вчера вам был подан ав-
томобиль позже потому, что мы рассчитывали кончить в 12 часов и только во
время заседания условились кончить в И. Сегодня вы ждать не будете. Что ка-
сается того, чтобы доставлять вас сюда в половине 12-го, то сегодня я прибыл
сюда одновременно с вами в половине 12-го. Позже половины 12-го доставлять
трудно будет. О том, чтобы здесь вас быстрее выводили и вводили в зал, то это
очень трудно потому, что здесь здание совершенно неприспособленное. Здесь
настолько большое общение с публикой и со всеми остальными, что это нужно
будет обсудить. Я сегодня с комендантом переговорю, может быть, это можно
будет устроить. Я прошу вашего мнения: будем мы читать сегодня дальше или
прервем?
Гоц: Если мы условились в половине двенадцатого, если можно, то конечно,
кончим. Мы, в конце концов, высидим условленное время.
1 Так в тексте.
86
Г Катаньян: Мой подзащитный Пелевин болен и просит, если возможно, пре-
рвать заседание до завтрашнего дня.
Председатель: Сейчас мы подошли к главе второго покушения на Ленина;
реудобно останавливаться посередине главы. 7 страниц — это будет длиться при-
мерно полчаса. Мы условились работать до 11 часов 30 минут. Я задаю вопрос:
^прервем мы сейчас или, может быть, поработаем еще полчаса?
Крыленко: Я не возражаю. Вопрос этот передан целиком на усмотрение суда.
Председатель: Тогда прервем до завтрашнего дня. Еще один маленький во-
прос: я получил сейчас заявление за подписью Гоца, Тимофеева, третью подпись
я разобрать не могу, как будто Лихач: «По требованию трибунала разъясняем —
избранный нами защитник Соломон Александрович Гуревич живет: Садовая-
Кудринская, 23, квартира 87. Окончил курс юридического факультета Москов-
ского университета: ученик профессора Чернета, с 31 августа 1911 года зачислен
был в адвокатуру помощников Н. К. Муравьева. Согласно утреннему решению
Верховного трибунала трибунал допускает гражданина Гуревича Соломона
Александровича в качестве защитника в помощь Муравьеву».
1 Объявляется перерыв до завтрашнего дня до 12 часов.
Председательствующий суда Верховного трибунала
ВЦИК по делу правых эсеров (подпись)
10 июня 1922 года
Третий день
Утреннее заседание
Председатель: Объявляю продолжение заседания.
Муравьев: Разрешите сделать заявление технического свойства.
Шубин: Я имею сделать срочное заявление.
Обв. Тимофеев: Можно задать вопрос технического характера?
Председатель: По очереди. Слово имеет Муравьев.
Муравьев: Просьба моя технического характера. В трибунале сегодня по-
ставлена решетка между обвиняемыми и защитой. Мы ничего не имели бы
против, если бы она технически не мешала в одном обстоятельстве. У нас
очень мало переводчиков и двое обвиняемых, знающие одна — немецкий
язык — Ратнер, а другой — французский язык — Альтовский, помогают в пе-
реводе во время заседания. Ввиду этого обстоятельства, которое нам мешает
технически, не найдете ли возможным вы, гражданин председатель, разре-
шить нам по-прежнему общение между защитой и первой, по крайней мере,
скамьей подсудимых потому, что во время процесса возникают вопросы и
улаживаются они тут же у нас благодаря тому, что мы имеем возможность
перешепнуться.
Председатель: Об этом мы сейчас говорить не будем: об этом мы будем иметь
переговоры потом.
Шубин: Подсудимый Пелевин болен. Свидетельство о его болезни только что
представлено. Он ходатайствует о том, чтобы его поместили в больницу, во-вто-
рых, он не возражает против того, чтобы дело слушалось в его отсутствие.
Председатель: В перерыве обсудим этот вопрос.
Обв. Тимофеев: Я хотел говорить по тому же поводу, по которому говорил
защитник Муравьев.
Председатель: Об этом мы в перерыве будем говорить. Приступаем к чтению
обвинительного акта.
{Секретарь читает обвинительный акт.)
Председатель: Чтение обвинительного акта окончено. Перед перерывом мы
некоторые формальности ликвидируем. Трибунал сообщает прежде всего, что из
государственного архива затребованы и приобщены к делу согласно предшест-
вующего постановления:
1)	Дело Архангельской губчека о членах белогвардейского правительства
(АОР № 31 по описи № 1).
2)	Дело начальника Иркутского губернского управления государственной
охраны (совершенно секретное), объяснения деятельности партии социали-
стов-революционеров, группировок и отдельных лиц (АОР № 55) 1 по описи
№ 865 (дм).
3)	Дело Временного всероссийского правительства (АОР № 55) 7-а по описи
№ 9.
4)	Материалы к истории Комитета членов Учредительного собрания. Папка
протоколов заседания Комитета членов Учредительного собрания в Самаре и
других бумаг, относящихся к эпохе Самарского комитета членов Учредительного
собрания (АОР № 35 по описи № 2).
88
Fo  5) Те же журналы заседания управляющих ведомствами Комитета членов Уч-
редительного собрания (АОР № 35 по описи № 3).
6) Дело контрразведки и военного контроля при Штабе Верховного главноко-
мандующего в Омске — «Дознание о членах Учредительного собрания» (АОР
55) 9 по описи № 12.
1 Затем по вопросу о подсудимом Пелевине. Слово просит защитник Тагер.
Тагер: Здесь было возбуждено ходатайство об освобождении Пелевина от
Присутствования во время процесса по его болезни. У нас нет аргументов возра-
жать против этого, но мы только просим в соответствующее время допросить его,
jfjo6bi не считалось, что он окончательно выбыл из процесса и мы не имеем воз-
можности задать ему вопроса.
р. Председатель: Слово для заключения представителю государственного об-
ращения.
-j > Крыленко: Я должен указать, что на точном основании статьи 18 отсутствие
Обвиняемого не может служить препятствием к слушанию дела, в случае согла-
сия на то самого обвиняемого. Этот вопросы первый, формальный, который
^рдлежит разрешить и который разрешается сделанным зашитой заявлением,
НТО Пелевин не возражает против слушания дела в его отсутствие. Так как, со-
гдасно свидетельству врача, болезнь Пелевина, видимо, является серьезной,
мне передавали, что это острый плеврит, могущий продлиться достаточно дол-
дэе время, поэтому подлежит постановке разрешение равным образом и другого
допроса; вопроса о том, как быть с той необходимостью присутствия Пелевина,
|й)гда его показания могут касаться других обвиняемых. В этом отношении мы
Ймеем достаточно точные и ясные указания в законе, в статье 19, которая гово-
рит, что показания подсудимого, данные на предварительном следствии, рав-
ным образом могут быть оглашены. Этими двумя статьями исчерпываются в
Йолной мере все процессуальные казусы, которые по этому поводу могут воз-
никнуть. Единственно правильным разрешением вопроса может быть только
Ьдно: гражданин Пелевин подлежит сейчас направлению в больницу, а срок его
вызова обратно в трибунал зависит исключительно от состояния его здоровья.
И только.
,, Председатель: Обвиняемый Пелевин, как вы полагаете, в течение процесса,
Когда встретится надобность, вы сможете явиться сюда?
Обв. Пелевин: Если состояние моего здоровья это позволит, то мне самому
желательно.
Председатель: Я оглашу удостоверение, данное гражданину Пелевину.
(Оглашает удостоверение.') «Удостоверение. Дано настоящее подсудимому
Пелевину Павлу Николаевичу в том, что он в настоящее время страдает ост-
рым левосторонним воспалением плевры (плевритом), сопровождающимся
сильными и острыми болями в груди и левом боку, а также резкой одышкой
сердца, осложненного плевритом, почему подсудимый Пелевин подлежит по-
мещению в больницу для лечения. Врач амбулатории внутренней тюрьмы
ГПУ (подпись). Начальник тюрьмы ГПУ (подпись). 2 июня 1922 года (пе-
чать)^.
Тагер: Конечно, нет никакого сомнения, что сейчас гражданину Пелевину
Должна быть дана возможность лечиться. Из всех процессуальных казусов, о ко-
торых обвинитель только что говорил, нужно говорить об одном...
Председатель: Если не будет возможности его вызвать, то тогда вы будете
Препираться с обвинителем.
RQ
Тагер: Я прошу только оставить вопросы открытыми в том отношении, что
уход Пелевина с процесса не значит, что его нельзя допрашивать.
Председатель: Трибунал определил: подсудимого Пелевина поместить в
больницу, от присутствия на процессе освободить, и в случае, если встретится
надобность в его допросе, вызвать, если к этому не будет препятствий со стороны
его болезненного состояния.
Затем имеются заявления двух свидетелей. Так как не определился дальней-
ший ход процесса, я прошу стороны высказаться. Во-первых, имеется заявле-
ние свидетеля Безсонова: «Ввиду того что я перегружен работой...» (текст за-
явления). Есть препятствие, чтобы освободить Безсонова и вызвать, когда пона-
добиться?
Крыленко: Я лично возражаю против такой постановки вопроса потому, что
разрешение этого вопроса в отношении свидетеля поставит вопрос о таком же раз-
решении в отношении остальных свидетелей. С другой стороны, невозможно ста-
вить суд в зависимость от телефонных звонков и тех или других моментов присут-
ствия или отсутствия свидетеля в указанном им месте. Заседание трибунала пред-
ставляется непрерывным и ввиду того, что показания свидетелей касаются ряда
моментов процесса и ряда категорий явления, которые подлежат обследованию, и
мы, по крайней мере обвинение, абсолютно не можем в настоящий момент гаран-
тировать того, что допрос одного свидетеля будет закончен в один прием и не бу-
дет необходимости допрашивать его несколько раз. Поэтому я полагал бы, что мо-
дус, предлагаемый свидетелем Безсоновым, подлежит отклонить. Единственно, на
что можно было бы пойти, это объявить приблизительно, после соответствующих
дебатов, группировку свидетелей и в зависимости от этого, чтобы они считались с
той группировкой, которую дает им суд, а не обратно.
Тагер: Я думаю, что это в общем правильно. Действительно, тут нужно опре-
делить, когда свидетель должен быть нужен суду и излишне его не стеснять.
Председатель: Трибунал определил: в просьбе свидетеля Безсонова отказать.
Затем свидетель Снежко-Блоцкий подал заявление. (Читает заявление.)
Муравьев: Чем он занимается?
Председатель: Не указано.
Крыленко: Я против такой постановки вопроса возражать не буду потому,
что свидетель Снежко-Блоцкий приблизительно намечается во второй группе и
при условии ежедневной явки к определенному часу в свидетельскую комнату
возможно определить тот день, когда он будет нужен.
Тагер: С этим можно согласиться с оговоркой, что вопрос может быть решен
после того, как мы наметим группы.
Председатель: Значит, пока вопрос оставить открытым до решения вопроса о
дальнейшем ходе процесса. Таким образом, формальные вопросы покончены.
Так как подсудимый Пелевин будет сейчас уведен, нам необходимо узнать, как
подсудимый относится к заключению обвинительного акта в отношении его.
Подсудимый Пелевин, вы слышали ту часть обвинительного акта, которая каса-
ется вас. Вы признаете себя виновным?
Обв. Пелевин: Да, я признаю свои действия, но в терроре против Ленина я
участия не принимал. Относительно второго пункта, то есть относительно Троц-
кого, у меня имеются точные указания в моих показаниях. Относительно экспро-
приаций, Да, признаю свое участие в экспроприациях, указанных в обвинитель-
ном акте.
Председатель: Объявляется перерыв.
90
г; В ... часов ... минут1 заседание возобновляется.
Председатель: Заседание трибунала возобновляется. Обвиняемый Гоц, вы
слышали обвинительный акт в той части, которая вас касается?
Обв. Гоц: Слышал. У меня есть до вопросов еще одно заявление, которое вы
вчера не дали нам сделать и которое имеет отношение к формальной стороне
процесса.
Председатель: Пожалуйста.
Обв. Гоц: Гражданин председательствующий, когда мы возбуждали вопрос
о вызове свидетелей, мы, между прочим, возбуждали вопрос и о Мерхалеве
Владимире Николаевиче. Мы знали и были осведомлены, что в обвинительном
акте и в делах Революционного трибунала есть представление о выделении его
дела за его нерозыском. В соответствующем месте дела имеется справка об
этом Государственного политического управления. Основываясь, очевидно, на
этой справке, Революционный трибунал отказал нам в вызове его в качестве
свидетеля. На самом же деле разрешите доложить вам, что гражданин Мерха-
лев в настоящий момент содержится во внутренней тюрьме Главного политиче-
ского управления. Постольку поскольку показания Мерхалева — будут ли они
даны нам в качестве свидетеля или в качестве обвиняемого — представляются
нам очень важными, мы предлагаем, чтобы он был привлечен в залу суда. Дело
в том, что, вероятно, в истории политических процессов впервые раздается тре-
бование со стороны обвиняемых кого-либо к делу в качестве обвиняемых. Но
нас вынуждают к этому совершенно особые обстоятельства. Дело в том, что из
первого списка свидетелей в 36 человек трибуналом были вызваны 12 человек;
из второго списка свидетелей 5 человек трибуналом был вызван 1. Из послед-
него списка свидетелей, оглашенного здесь на суде, — 19 человек; нам были до-
пущены в качестве свидетелей со стороны трибунала только 8 человек. В силу
этих соображений мы и разрешили себе подобную просьбу по отношению и Ре-
волюционному трибуналу, причем наша просьба не ограничивается одним Мер-
халевым, а мы имеем в виду просить привлечь в качестве обвиняемых по на-
стоящему делу еще нижеследующих лиц, именно: Подбельского Ю. Н., которо-
го было отказано вызвать в качестве свидетеля, Иванова Б. С., которого было
отказано вызвать в качестве свидетеля, и Цейтлина М. С. Разрешите в двух
словах мотивировать это несколько странное и совершенно необыкновенное в
истории политических процессов заявление и просьбу. Дело в том, что нам об-
винительный акт оглашен, и я на него могу ссылаться. Нам ставится в вину, —
и это, вероятно, одна из крупнейших наших вин, — что мы и после постановле-
ния 9-го Совета партии, по которому наша вооруженная борьба с советской
властью была прекращена, продолжали эту борьбу, в том числе известное воо-
руженное движение крестьян в Тамбовской губернии, которое ставится нам в
вину как инсценированное и провокационное партией социалистов-революцио-
неров. Большинство обвинений заключается на странице 43 обвинительного
акта. За все события, которые имели место, мы берем на себя, конечно, полную
ответственность, но некоторые пункты мы будем оспаривать. Подбельский,
бывший член губернского комитета партии эсеров, больше всех осведомлен о
Тамбовском восстании. В качестве свидетеля его отказано было вызвать, пото-
му что он привлечен в качестве обвиняемого по другому делу. Поскольку это
1 Так в тексте.
91
же Тамбовское восстание инкриминируется нам, членам Центрального комите-
та партии социалистов-революционеров, мы просим привлечь Подбельского на
эту скамью подсудимых. Затем Иванов Б. С. и Цейтлин М. С., они являются
членами партии эсеров, о чем есть указания и в обвинительном акте. Больше
того. На странице 38 обвинительного акта в качестве одного из моментов, отяг-
чающих нашу вину и доказывающих, что мы вели вооруженную борьбу с Со-
ветской властью и после 9-го Совета партии, цитируется письмом Мих. Солом.
Цейтлина. К сожалению, обвинительный акт, как и в очень многих других слу-
чаях, процитировал только часть письма. Письмо имеется в томе 3 страница
430. В этом письме М. С. Цейтлин, член Центрального комитета партии эсеров,
и другие товарищи, находятся сейчас в Ярославской тюрьме, просили привлечь
их к этому суду, дабы они могли разделить честь вместе с нами на скамье под-
судимых, отдать отчет в своих действиях перед трудовыми массами и России, и
Запада. Я думаю, что этот момент совершенно достаточный для того, чтобы и
трибунал мог привлечь их к этому делу. Я не мотивирую об Иванове, не моти-
вирую о Цейтлине, поскольку их показания являются существенными. В вызо-
ве их в качестве свидетелей нам было отказано. Нам важно их присутствие в
этом зале. Здесь они могут дать свои объяснения хотя бы в качестве обвиняе-
мых. Я думаю, что Революционный трибунал не найдет возможным отказать
нам в этом. Что касается процессуальных норм, то есть что им не был вручен
обвинительный акт за 24 часа до начала процесса и то, что они отсутствовали
здесь при чтении обвинительного акта, то я могу от имени всей группы подсу-
димых, сидящих на этих скамьях, дать заверение, что они никаких процессуаль-
ных вопросов поднимать не будут.
Председатель: Это ваше частное дело. Государственный обвинитель имеет
заключение.
Крыленко: Если бы на одну секунду встать на точку зрения, которую раз-
вил здесь обвиняемый, то я не сомневаюсь в том, что, вероятно, не хватило бы
скамьи подсудимых, поскольку все те, которые принадлежат к партии эсеров и
которые не отказываются от солидарности в действиях, учиняемых этой парти-
ей, тем самым учиняют преступление, предусмотренное статьями 60, 61 Уго-
ловного кодекса, и поэтому имеют основание на то, чтобы сидеть на скамье
подсудимых. Из этого еще отнюдь не вытекает, несмотря на заверения Лихача,
что трибунал может по одному заявлению того или другого подсудимого обяза-
тельно садить в тот или другой процесс новых подсудимых. По вопросу отно-
сительно Цейтлина, по вопросу относительно Бориса Иванова и третьего лица,
названного здесь, Подбельского, мы имеем определенным образом направлен-
ное следственное производство. В угоду Лихачу и другим подсудимым трибу-
нал не вправе нарушать установленный для этого следственного производства
закон. Вопрос не в том, считаются или не считаются те или другие отдельные
лица с действующими законами, а вопрос в том, считает или не считает, соблю-
дает или не соблюдает их трибунал как орган суда. По этим соображениям все
эти заявления Лихача подлежат оставлению без уважения. Однако есть и дру-
гие мотивы, которые равным образом требуют такого же разрешения этого во-
проса. Здесь в изъятие статьи 16 трибуналом было допущено обсуждение во-
проса относительно дополнительного вызова свидетелей, в отношении которых
было отказано в Распорядительном заседании;, затем это суждение имело место
на судебном заседании и на судебном заседании решение трибунала было так-
же отрицательное. Подсудимый Лихач не указал никаких новых моментов, ни-
92
Каких новых мотивов, кроме тех, которые были раньше высказаны и по кото-
fpbiM состоялось соответствующее определение суда, не привел. Вот почему я
думаю, что в отношении этих трех последних, указанных обвиняемых или сви-
детелей — Цейтлина, Подбельского и Иванова, подлежит ходатайство оставить
без рассмотрения. Что же касается свидетеля Мерхалева, то я должен удостове-
рить следующее: прежде всего, насколько я слышал, если я правильно слышал
д не ошибся, вопрос поднят о Мерхалеве Владимире. Я не помню сейчас инди-
видуального тома, и я боюсь, не происходит ли здесь ошибка в смешении имен
и тот ли Мерхалев имеется в виду, о котором говорится тут. Ибо имеется еще
ДОерхалев Дмитрий. Во всяком случае, если дело идет о Мерхалеве, члене воен-
ной комиссии, о Мерхалеве, принимавшем участие в работе партии эсеров, в
Петрограде в 17-м и начале 18-го года, то надлежит установить следующее: уже
состоялось определение суда о том, что, если он сюда явится или если будет
указано его действительное местопребывание, он подлежит здесь привлечению
в качестве обвиняемого. Если вопрос стоит так, то, следовательно, в отношении
его, во-первых, должны быть не только соблюдены те нормы закона, которые
дают ему определенные права и определенные гарантии, но равным образом
должны быть соблюдены и те нормы закона, которые закон возлагает на обви-
нение в смысле точного определения и точной квалификации и установления
не только в плоскости общего надзора по свидетельским показаниям и показа-
ниям обвиняемых, но и в плоскости точной проверки, точного установления
соответствующими методами следственного производства правильности или
неправильности соответствующей ссылки отдельных обвиняемых или свидете-
лей. Эти права не только представлены обвиняемым, но они предоставлены об-
винению, они являются сущностью следственного производства и являются
препятствием, которое мешает в данном процессе данным лицам сидеть в каче-
стве обвиняемых. Что касается вызова Мерхалева в качестве свидетеля, мы
сталкиваемся здесь с другим процессуальным вопросом, который вызывает ряд
сомнений, с вопросом, с которым мы не раз сталкивались в этом процессе, а
именно: нам не известно, какого сорта показания, какого характера показания
будет он давать в качестве свидетеля. Перед ним станет та же дилемма: или ут-
верждать что-либо, что его уличает в этих условиях, как свидетель, он будет
иметь право отказаться давать показания, и в этом случае он будет излишен
для процесса; или он будет давать показания, в которых он будет отрицать те
факты, которые могут быть при следственном производстве вменены ему в
вину. В этом случае его утверждения явятся предварением судебного следствия
в новом процессе, которые нельзя будет вычеркнуть из протокола и с которыми
придется считаться следственному производству по данному делу; или он будет
отрицать определенные факты, и тогда его показания не будут иметь, в силу
этого значения, достоверных свидетельских показаний. Вот почему, опираясь
на состоявшееся решение суда, я полагал бы, что, исходя из соображений того
положения, которое занимает в процессе Мерхалев, вызов его сюда ни в качест-
ве свидетеля, ни в качестве обвиняемого иметь места не может.
Овсянников: Я просил бы по этому поводу слова.
Председатель: Слово предоставляется гражданину Освянникову.
Овсянников: Прежде всего подсудимому Лихачу следует установить, о каком
Мерхалеве идет речь: идет ли речь о Мерхалеве Дмитрии или Владимире. По
сведениям моих подзащитных, здесь, в Москве, находится не тот Мерхалев, о ко-
тором идет речь в обвинительном акте, и это чрезвычайно существенно. По суще-
93
ству заявления Лихача я имею честь заявить следующее: вчера мы имели пре-
красный пример того, как подсудимые первой группы очень громко деклариро-
вали нам, что здесь стеснены их права. Сегодня происходит обратное явление.
Подсудимый Лихач намерен узурпировать права Верховного трибунала, потому
что он берет на себя инициативу...
Председатель (перебивая}'. Прав Верховного трибунала никто узурпировать
не может.
Овсянников: Он берет на себя инициативу привлечения к суду тех или иных
лиц. Я думаю, что Центральный комитет партии эсеров в лице подсудимого Ли-
хача, намеривающегося собрать в этот зал те остатки партии эсеров, которые еще
сохранились только потому, что находятся в тюрьмах, и которые не имеются вне
пределов этих тюрем, — этот Центральный комитет партии эсеров, безусловно,
присваивает непринадлежащие ему судебные функции. Эти функции, бесспорно,
должны оставаться за Верховным трибуналом.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев.
Обв. Тимофеев: Я прежде всего хочу выяснить недоразумение относитель-
но того, в отношении какого Мерхалева здесь идет речь. Действительно, в при-
роде существуют два брата Мерхалева — Дмитрий и Владимир Николаевичи.
Мы утверждаем, что поскольку нам известно, в настоящее время в Москве в
распоряжении ГПУ находятся оба брата — и Дмитрий, и Владимир, причем, со-
гласно определения Верховного трибунала и Мерхалеве Владимире, члене Во-
енной комиссии Центрального комитета партии эсеров, выбранном на 4-м съез-
де, о привлечении его к делу, в случае обнаружения его местонахождения, оп-
ределение трибунала уже состоялось. Дальше мы не имели намерения собирать
сюда остатки партии социалистов-революционеров. Собираем эти остатки не
мы, а Государственное политическое управление. Я хочу только указать, что мы
желаем всеми возможными средствами, в нашем распоряжении находящимися,
перед Верховным трибуналом в форме судебного процесса восстановить ту ис-
тину, которая, по-нашему, нарушена перспективами обвинительного акта и са-
мой постановкой данного процесса. Поэтому, совершенно не считаясь с претен-
дентами, а исходя из того, что гражданин обвинитель заявил, что революцион-
ное право творчества совершается именно здесь, мы предлагаем вам пойти
наперекор всем буржуазным предрассудкам и привлечь к процессу и тех лиц,
которых мы вызывали как свидетелей и посадить на эту скамью в качестве об-
виняемых. Причем чтение обвинительного акта выясняет целый ряд фактов,
наличность которых не может быть в ней ни проверена, ни опровергнута без
этих лиц. Примерно на странице 56 имеется утверждение, что после 8-го Сове-
та партии в мае 1918 года члены Центрального комитета партии эсеров Рихтер
и Герштейн были делегированы на Украину, не в Киев, а на Украину. Но опро-
вергнуть этот факт, а этот факт, по нашему утверждению, не верен, может толь-
ко член Украинской организации Борис Сергеевич Иванов, в вызове которого
нам было отказано неоднократно. Я не могу ссылаться на закон, чтобы устано-
вить, насколько этот факт важен, но повторяю, этот факт важно выяснить на-
столько, что мы готовы поддержать почтительнейшее наше ходатайство поса-
дить этих лиц на скамью подсудимых.
Председатель: Верховный трибунал определил: в отношении гражданина
Мерхалева навести соответствующие справки, о каком Мерхалеве идет речь — о
том ли, о котором трактует обвинительный акт, или о другом каком-нибудь. По
получении соответствующих справок будет вынесено соответствующее решение.
94
jjpo отношению Подбельского, Иванова Бориса и Цейтлина, ввиду того что со-
стоялось совершенно определенное мотивированное постановление о выделении
цх дела, и оно будет своевременно заслушано, оставить ходатайство подсудимых
фрз последствий.
<1 Приступаем теперь к опросу подсудимых.
Обвиняемый Гоц Абрам Рафаилович, вы слышали ту часть обвинительного
,дкта, которая касается вас?
„ Гоц (обвиняемый)'. Я ее слышал.
Г Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обв. Гоц: Ответственность за свою деятельность в течение 4 лет революции я
несу перед своей совестью, перед трудящимися классами России и перед партией
эсеров, членом которой я имею честь состоять. Я явился сюда не защищать свою
жизнь, отданную всецело делу служения социализму, революции и демократии,
что подтвердил 14 годами каторги, ссылки и тюрьмы, а чтобы отстаивать здесь то
дело, которому я служил, служу и буду служить. Я считаю, что суд, который гра-
жданин председатель сам охарактеризовал как пристрастный суд, это не та пра-
(вомочная инстанция, которая бы могла разрешить тяжбу между партией эсеров и
партией коммунистов. Что касается фактических разъяснений по всем тем во-
просам, которые были затронуты в обвинительном акте, то я буду давать о них
свое разъяснение в ходе судебного процесса, в том порядке, который, я думаю,
было бы рационально выработать соглашением сторон трибунала.
Председатель: Обвиняемый Донской Дмитрий Дмитриевич, слышали ли вы
ту часть обвинительного акта, которая касается вас?
Обв. Донской: Слушал.
Председатель: Признаете себя виновным?
Обв. Донской: По политическим мотивам, не считая данный состав суда и
данную обстановку могущими законно судить, на вопрос и о виновности моей я
не могу сейчас ответить. Что касается фактических объяснений инкриминируе-
мых мне деяний я в течение процесса своевременно их изложу.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев, слышали ли вы ту часть обвинитель-
ного акта, которая касается вас?
Обв. Тимофеев: Да.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обв. Тимофеев: Вопрос о виновности вытекает из моего отношения к суду,
которое я уже выяснил. Но поскольку в инкриминируемых мне фактах имеется
большое количество деяний, совершение которых я признаю вполне, поскольку,
с другой стороны, в обвинительном заключении имеется целый ряд деяний,
мною действительно совершенных, но неправильно обвинительным актом осве-
щенных, и, с другой стороны, поскольку имеется целый ряд фактов, мне припи-
санных, но мною не совершенных, поскольку все свои деяния в качестве члена
Центрального комитета и производил вместе с решениями всего Центрального
комитета партии эсеров, и я бы хотел сейчас же дать общие объяснения по ним,
не входя в детали, рассматривая только общую связь этих деяний.
Председатель: Обвиняемый, все объяснения и мотивацию соответствующих
поступков вы можете дать в вашем заключительном слове после того, как перед
нами пройдет ряд фактов, утверждаемых или опровергаемых как свидетелями,
так и обвиняемыми. Тогда нам будет гораздо легче устанавливать правильность
Или неправильность и ваших утверждений. Сейчас мы желаем от вас иметь то
короткое заявление, которое вы сделали, что вы себя не признаете виновным, ряд
95
фактов считается правильным, ряд фактов неправильным. Какие неправильно-
сти содержатся в обвинительном акте, это выяснится в ходе судебного следствия
по каждому в отдельности факту.
Обв. Тимофеев: Я обращаюсь все-таки с просьбой разрешить мне дать свои
объяснения сейчас. Я буду говорить исключительно в рамках того исторического
освещения деятельности партии эсеров, которое дано обвинительным актом.
Председатель: Освещение фактов вы дадите впоследствии. Так вы ставите
на голову весь процесс. Нам сначала необходимо установить определенный
ряд фактов. В обвинительном акте, несомненно, имеются правильные и непра-
вильные утверждения. Судебное следствие выяснит, что здесь правильно и
что неправильно. Тогда, на основании результатов судебного следствия, вы
сможете дать какие угодно объяснения тем фактам, которые установлены
здесь.
Обв. Тимофеев: Я еще раз настаиваю на своем предложении дать объясне-
ния сейчас. Ни один суд в мире не сможет сразу в целом обсуждать все данные
обвинительного акта. Очевидно, при обсуждении инкриминируемых нам мате-
риалов придется их группировать по определенным признакам — хронологиче-
скому, предметному или каким-нибудь иным. Вместе с тем при таком разделе-
нии утрачивается связь между теми или другими фактами. Устанавливать эту
связь в показаниях отдельных свидетелей во время объяснения будет более чем
трудно, так как рамки этих заявлений будут ограничены пределами того вопро-
са, который конкретно в данное время трактуется. В связи с этим я бы очень
хотел, чтобы эти лица всей нашей группы мне представлена была возможность
говорить1. Целый ряд вопросов может быть освещен, если моя просьба будет
удовлетворена трибуналом. Вы не считаете нас социалистами, однако мы тако-
выми остаемся. Все наши деяния мы совершали, исходя из идеалов социализ-
ма, и поэтому вы никогда при опросе свидетелей не получите выявления вашей
точки зрения на социализм и связь между нашим пониманием социалистиче-
ского учения и теми тактическими приемами, которые мы во имя его применя-
ли в России. Я извиняюсь, что задерживаю ваше внимание, но хочу указать еще
на один факт. Конечно, прецеденты прошлого не обязательны для настоящего,
но я помню, ибо я судился не раз, что всегда подсудимый, который идет «в соз-
нание» или который принимает часть обвинений и говорит, что да, такие-то
деяния он совершал, получает возможность давать сейчас же объяснение.
Я принимаю утверждение о том, что партия эсеров вела вооруженную борьбу с
советской властью. Да, в 17-м году партия эсеров, возглавляемая данным соста-
вом Центрального комитета, вела вооруженную борьбу против советской вла-
сти. Всю ответственность за эту борьбу мы принимаем на себя, и я бы хотел
иметь по этому поводу слово.
Председатель: Защитник Тагер.
Тагер: Разрешите представить вам нашу точку зрения по этому вопросу.
Позвольте мне прибегнуть к тому методу, к которому прибегал и обвинитель.
Мы сейчас находимся в той стадии процесса, которая именуется судебным
следствием. 21-я статья, о которой мы вчера уже с обвинителем толковали, го-
ворит дословно следующее: что обвиняемый имеет право давать объяснения
как по существу всего дела, так и по поводу каждого отдельного документа
или показания, в любой момент судебного следствия с тем, что трибунал мо-
1 Так в тексте.
96
FjiceT прекратить всякие вопросы, если признает их не относящимися к делу,
рот совершенно точный формальный, не оставляющий никакого сомнения
текст. Для того чтобы логический вывод был совершенно безупречным, я дол-
жен сейчас перед вами еще доказать, если это нуждается в доказательствах,
что сейчас есть момент судебного следствия. Если обвинитель прибегнет к по-
следнему методу и скажет, что сейчас не момент судебного следствия, а судеб-
ное следствие начнется еще впереди, я ему задам один вопрос. Не секрет ни
для него, ни для нас, ни тем более для всех обвиняемых, что такой процесс, с
большим количеством свидетелей, это редкость для практики трибунала. Зна-
чит, после оглашения обвинительного акта, суд приступает к опросу обвиняе-
мых1 - это есть процесс без судебного следствия. Это есть процесс с судеб-
ным следствием, которое начинается с этого момента. Это формально. Теперь
по существу. Согласитесь — это не одно и то же; сначала выслушать показа-
ния свидетелей, а потом обвиняемых, или сначала выслушать показания обви-
няемых, а затем эти показания проверять допросом свидетелей. С другой сто-
роны, показания обвиняемых по общим вопросам, по предъявленным обвине-
ниям даются и до дальнейшего опроса свидетелей. Я беру гипотетический
пример. Если целый ряд обвиняемых признается в предъявленных обвинени-
ях, можно устранить вообще необходимость опроса целого ряда свидетелей,
если соответствующие факты не вызывают никакого сомнения. Но при корре-
ляции председателя объяснения обвиняемых не могут быть устранены ни в
один из моментов судебного следствия, в полосу которого мы сейчас, несо-
мненно, вступили, ибо судебное следствие есть поверка показаний обвиняе-
мых, начинающее с момента оглашения обвинения.
Председатель: Слово государственного обвинителя.
Крыленко: Мы здесь сталкиваемся снова с поднятым уже вчера вопросом
о толковании 21-й статьи Основного положения и трибунале. Для того чтобы
быть точным, я в данном вопросе буду ссылаться не только на точный текст
21-й статьи, а еще на соответствующие статьи Положения о Народном суде, с
одной стороны, и, поскольку буржуазные кодексы имеют определенное авто-
ритетное значение для представителей защиты, постольку и на соответствую-
щие статьи Уголовного судопроизводственного Устава 1864 года. Соответст-
вующая статья Положения о Народном суде гласит: (68-я статья) «при уча-
стии (читает). Статья 69 — При полном и согласно... (читает). Суд может
перейти к заключительному моменту процесса, то есть к прению сторон, к
предоставлению последнего слова и вынесению приговора. Судебное следст-
вие считается необходимым и долженствующим быть произведенным тогда,
когда судебное следствие считается поверкой доказательств, приведенных в
обвинительном акте и является необходимым, когда мы сталкиваемся с отри-
цанием или непризнанием фактов, вменяемых в вину. Постольку поскольку
мы имели бы признание обвиняемыми фактов, имевших место, так как они
изложены в обвинительном акте, поскольку отпадала бы дальнейшая необхо-
димость в производстве судебного следствия. Следовательно, согласно точно-
му смыслу духа процесса и точному смыслу статей закона судебное следствие
начинается с момента, когда суд объявляет, что приступает к производству су-
дебного следствия ввиду необходимости поверять представленные обвиняе-
мыми доказательства, если к этому встречается необходимость в виде отрица-
1 Так в тексте.
07
ния или непризнания соответствующих фактов. Поэтому утверждение защи-
ты, что судебное следствие, как таковое, начинается с момента оглашения
обвинительного акта, неверно. Тот же самый текст статьи мы находим бук-
вально и в Уставе 1864 года. Следовательно, я полагаю, что исходя из этих
формальных соображений, та формулировка и та постановка вопроса, кото-
рую дает сейчас защита, неправильна. Теперь, что же касается вопроса отно-
сительно толкования точного смысла 21-й статьи, где говорится, что подсуди-
мый имеет право в любой момент судебного следствия давать объяснения по
существу дела и «ад гок»1, по поводу каждого документа, то в этом смысле эта
статья имеет одно значение. Она имеет назначение гарантировать подсудимо-
му возможность и право давать соответствующее объяснение. Вот смысл и
цель, и назначение этой статьи. Ведение судебного следствия, группировка
свидетельских показаний и объяснений подсудимых являются вопросами тех-
нического характера, устанавливаемыми, с одной стороны, либо прямым ре-
шением и постановлением трибунала, либо устанавливаемыми в результате
соответствующего соглашения сторон, если такое достигнуто. И практика
наша, практика Верховного трибунала, точно и совершенно непререкаемо ус-
тановила, что вопрос об объяснениях подсудимого, заключающих в себе не во-
просы установления фактов, а заключающих в себе вопросы оценки мотива-
ции, объяснения, мотивировки, освещения, относятся к последнему моменту
судебного следствия после того, когда целый ряд фактов пройдет здесь путем
установления доказательств, показаний свидетелей и обвиняемых, и докумен-
тов. Такова судебная практика. Эта практика не только вошла в нашу тепе-
решнюю практику, но она нашла свое письменное выражение в определенной
статье тех предполагаемых процессуальных норм, которые указаны в Процес-
суальном кодексе. Это еще одно доказательство того, что дух законодательст-
ва, цель и существо 21-й статьи могут быть понимаемы только так, как я ее
понимаю. Относительно поднятого защитой вопроса о том, что показания
подсудимых являются каким-то непременным элементом судебного следст-
вия, что их помещение в тот или другой момент может отвратить или извра-
тить, или неправильно осветить судебные факты, абсолютно так же не основа-
но на соответствующем формальном положении закона. Мы можем устано-
вить следующий принцип, и я полагаю, что гражданин Тагер в этом со мной
вполне согласится. Процесс предполагает и прямо устанавливает, что может
быть мыслим такой момент, когда подсудимый с самого начала процесса зая-
вит: «Я показаний на суде давать не желаю». При таком положении вещей за-
дача следствия сводится к тому, чтобы здесь путем свидетельских объектив-
ных показаний, чтения документов, вещественных доказательств представить
перед судом факты так, чтобы они имели авторитет неоспоримого судебного
доказательства, независимо от того, говорят что-нибудь или не говорят подсу-
димые. Вот почему, исходя из этой предпосылки, которую закон прямо пред-
видел, нельзя ставить вопроса так, что показания обвиняемого составляют та-
кой существенный момент процесса, что решения вопроса, к какому месту
процесса их относить, является кардинальным, решающим самый вопрос о
правильности того или другого судоговорения. Вот почему я в конце всех
этих формальных указаний полагаю, что в настоящее время трибунал вправе,
на основании всей нашей судебной практики и указаний, которые мы находим
1 Так в тексте.
98
Fj принятом уже Процессуальном кодексе, отнести общие показания подсуди-
мого, касающиеся не самих фактов, а освещения и мотивации фактов к концу
судебного следствия, после установления фактов путем оглашения свидетель-
ских показаний и соответствующих документов.
Председатель: Слово имеет защитник Муравьев.
Муравьев: Обращаю опять внимание трибунала, что со стороны обвините-
ля трибунал не выслушивает никаких указаний, никаких справок и никаких
разъяснений, имеющих обязательное для трибунала значение. Так как мысль
должна соответствовать слову, то мне казалось, что правильнее было бы нам,
сторонам, для наших мыслей выбрать соответственные слова и раз и навсегда
перестать говорить об указаниях, которые та или другая сторона в процессе
может желать, но не иметь права по закону давать трибуналу. Позвольте мне
высказаться по существу. Какой короткий смысл длинной речи обвинителя,
быть может, более длинной, чем то объяснение, которое просит трибунал раз-
решить ему дать обвиняемый Тимофеев. Вы уже изволили несколько раз го-
ворить, гражданин председательствующий, что наш процесс несколько исклю-
чительный, может быть, совсем исключительный. Позвольте остановиться на
одном моменте. Во всяком случае процесс этот исключителен по своей вели-
чине. Если вы изволите прислушаться к тому, что говорит обвинитель, то об-
ратите внимание на следующее: он говорит — вся наша практика сводится к
тому, что обвиняемым должно быть предоставлено слово при заключении
следствия, в последнюю минуту. К чему привело бы это правило, которое не
существует, как я себе позволю утверждать, если бы оно существовало, в при-
менении его к настоящему процессу. Оно бы привело к тому, что по столь
важному для жизни и чести подсудимых и для их политической работы во-
просу, уста обвиняемых были бы замкнуты если не на недели, то по крайней
мере на дни, ибо никто из нас не станет отрицать, что будут проходить перед
нами такие свидетельские показания, которые могут длиться целыми часами,
быть может, даже днями. Поэтому с разных сторон процесса, желающих осве-
тить дело, в том числе и со стороны состава трибунала, возникает мысль, что
даже показания отдельных свидетелей мы должны разбить на отдельные час-
ти, чтобы сохранить яснее в памяти для беспристрастного, надеюсь, о них су-
ждения, различные моменты и чтобы по этим моментам выслушать также и
показания обвиняемых. Так что, если бы даже такие права и такие прецеден-
ты и такая практика существовали бы, они должны были бы быть изменены
во внимание не к букве, а к смыслу того, что здесь происходит. Затем, по-
звольте мне, оставив в стороне немножко далеко отстоящий от нас Устав
1864 года, перейти к тому кодексу, который возымеет силу с 1 июля. Этот ко-
декс имеет для нас значение потому, что он подытоживает некоторые общие
положения и практики и правового миросозерцания, и правового воззрения
Для настоящего момента. Он построен не извне, в нем выражены некоторые
отношения нашего времени к тому, как должен идти процесс. Здесь есть такая
норма: если подсудимый признал себя виновным в предъявленном ему обви-
нении и дал показания, причем признание его не возбуждает сомнения, суд
может не производить дальнейшего судебного следствия. Как можно отрицать
после этого, что заявление обвиняемого на вопрос о виновности есть начало
судебного следствия, которое может повлечь за собой в известный момент не-
нужность судебного следствия. Как можно, когда статья говорит о признании
обвиняемого, как можно стеснять в этом моменте процесса обвиняемого; как
99
можно, когда обвиняемый, хотя он и не юрист, точно сказал перед нами:
«Я кое-что опровергаю, кое-что признаю, позвольте мне разграничить то и
другое и установить, что я признаю и почему я признаю, и как можно стес-
нять обвиняемого и нарушать его права. Нам спорить по этому вопросу не
следует, до такой степени право обвиняемого бесспорно. Зачем мы будем за-
ниматься словопрениями и формалистикой.
Председатель: Я прошу вас именно не заниматься словопрениями и предос-
тавить трибуналу просто разрешить этот вопрос.
Муравьев: Этими словопрениями занимается противная сторона, я обязан
указать на это трибуналу, и моя обязанность дать ответ на эти словопрения.
Я думаю, что перед нами элементарное право обвиняемого, но этот маленький
вопрос имеет некоторое принципиальное значение; вот почему я думаю, что кон-
кретно мы теперь уже были бы в половине, а может быть, и в конце объяснений
Тимофеева, если бы вместо этих словопрений, ненужных и начатых обвините-
лем, а потому продолженных нами в силу обязанностей, если бы мы просто без
формальностей подошли к просьбе одного из 24 обвиняемых дать объяснения и
предоставить ему слово.
Председатель: Позвольте фактическую справку, прения были начаты защит-
ником Тагером, а не обвинителем. Если бы Тагер не начал говорить, я бы не дал
слова обвинителю.
Тагер: Совершенно короткая справка. Для того чтобы я не мог быть обвинен в
голословности, позвольте процитировать два текста и тем самым отплатить неко-
торую любезностью обвинению. Я хочу привести не кодекс, отмененный 5 лет
тому назад, для нас не убедительный, а кодекс, имеющий вступить в силу через
3 недели: «Статья 283. Судебное следствие начинается чтением обвинительного
заключения по делу. Статья 284. После оглашения председатель спрашивает
разъяснения подсудимых о виновности, спрашивает, признает ли себя подсуди-
мый виновным и желает ли давать показания. Никаких исключений из этих пра-
вил в процедуре Революционных трибуналов не установлено». Если эти аргу-
менты недостаточны, то после нового возвращения обвинителя, новых аргумен-
тов я прибавить не могу.
Председатель: Защитник тов. Катанян.
Катанян: Товарищи судьи, я возражаю против ходатайства защиты первой
группы совершенно не по процессуальным причинам. Наша защита уже в первом
заседании доказала, что мы отнюдь не намерены скрываться за процессуальной
стороной и лишать возможность ту группу обвиняемых — тех или других воз-
можностей для своей защиты. Мы не стараемся скрываться за процессуальной
стороной, но мы понимаем, что для той группы обвиняемых, которая уже неод-
нократно посылала нам упрек, что здесь сидят люди, которые пользуются имму-
нитетом. {Голоса обвиняемых: Правильно. Нет, не правильно.)
Председатель: Прошу вас не пререкаться с обвиняемыми.
Катанян: Когда нам бросили упрек, что эта группа пользуется иммунитетом,
мы не старались скрываться за процессуальной стороной. Для нас важно, чтобы
был правильно освещен процесс; для нас необходимо также, я процитирую сло-
ва гр-на Муравьева, чтобы в настоящем случае были выяснены все обстоятель-
ства, имеющие существенное значение для жизни, для чести и для политиче-
ской деятельности определенной группы. И вот по этим .соображениям я пола-
гаю, что в настоящем случае нам нужно идти по этому пути, чтобы иметь
возможность каждый момент, каждую излучину, каждое искривление, каждое
100
^показание тех или других свидетелей, каждого объяснение того или другого об-
виняемого осветить в надлежащей степени. Если мы пойдем по пути, который
, рекомендуют нам гр. Тагер и Муравьев, мы не знаем, сколько времени продлят-
ся эти объяснения. Правда, гр. Муравьев говорил, что один подсудимый просит
слова, но здесь их не один, а 22, и возможно, что 22 будут беспрерывно гово-
пить. Может быть, они так затуманят перспективы, что этим лишат возможно-
сти выявить те излучены, те детали, которые крайне необходимы для наших
подсудимых. По этим соображениям я полагаю, что в целях сокращения про-
цесса, с одной стороны, с другой стороны, в целях того, чтобы не затушевывать
процесса, чтобы фактическая сторона этого процесса была выявлена возможно
полнее, нужно идти по тому пути, который был предложен государственным
обвинителем.
Председатель: Защитник Вандервельде.
Vandervelde: C’est tout a fait naturel que si un groupe d’accuses fait une declaration,
pn membre de 1’autre groupe soit autorise a lui repondre.
C’est selon ces conditions que nous demandons non pas que tous les accuses
prennent la parole, mais qu’un seul d’entre eux fournisse en leur nom des explications
d’ordre generale.
Je constate que sur 1’admission de cette demande I’accusation et la defense ne sont
pas d’accord en ce qui concerne I’interpretation du texte legal.
J’en conclus d’abords qu’il у a un doute et, en second lieu, que ce doute doit
beneficier les accuses. Et a 1’appui des considerations qui ont deja ete presentees par la
defense, je voudrais presenter une seule consideration d’ordre general et elementaire.
Vbici deux jours qu’on donne lecture a 1’acte q’accusation, qui contient contreles
accuses des accusations formidables. La substance de cette acte d’accusation se trouve
repandue dans toute la Russie par la presse, on plus exactement, par une presse la seule
qui existe ici — la presse officielle.
Apres ce requisitoire, qui a dure deux jours, on va faire entendre des temoins, dont
la majorite sont des temoins a charge.
Leur declaration durera de longs jours, de si longs jours, que tout a 1’heure
Krilenko declare que pour permettre aux temoins des pays de 1’entente de venir a
Moscou il fallait demander une sorte d’autorite...
C’est done pendant quinze jours, peut-etre que I’accusation aura seule la parole. Il
est done certain qu’apres un acte d’accusation, dont la lecture a dure deux jours, nous
aurons a entendre pour la plupart des depositions a charge qui dureront sans doute
plus de dix jours.
Je demande que pendant ce long espace de temps de I’accusation ne soit pas seule a
avoir la parole.
Si notre intention etais de prolonger inutilement ce proces nous insisterons que
tous les accuses prennent la parole. Il n’en est pas ainsi. Nous ne demandons qu’une
chose, c’est qu’un d’eux soit appele a faire la declaration. Nous admettons qu’une
declaration soit faite aussi par un membre de 1’autre groupe d’accuses...
Председатель: Трибуналу вопрос ясен.
Крыленко: Я буду просить точного цитирования статьи закона, которая, мне
кажется, кардинально разрешает весь этот вопрос, я прошу цитировать ст. 281 и
286 Уголовно-процессуального кодекса.
Тагер: Я прошу огласить 283 и 284 ст.
(Председатель оглашает статьи 281, 283, 284 и 286. После оглашения статей
председатель объявляет перерыв для совещания суда.)
101
Заседание возобновляется в ... часов ... минут1.
Председатель: Верховный трибунал констатирует правильность толкова-
ния закона государственным обвинителем. С другой стороны, Верховный три-
бунал констатирует ряд противоречий, которые обнаруживаются в заявлениях
защитников и подсудимых: 1) Подсудимый Гоц и Донской заявили, что они
дадут соответствующие объяснения по фактической части в ходе судебного
следствия. Подсудимый Тимофеев заявил, что он хочет дать объяснение сей-
час по всему обвинительному акту, по фактической его части. Защитник Вен-
дервельде заявил, возможно, что по незнанию русского языка, мы это сейчас
установим, что подсудимый Тимофеев желает дать соответствующее фактиче-
ской пояснение от имени одной целой группы обвиняемых. Ввиду этого Вер-
ховный трибунал считает необходимым выяснить это вкравшееся здесь проти-
воречие между заявлениями обвиняемых Гоца, Донского, Тимофеева и защит-
ника Вандервельде. По выяснении этого вопроса и предварительного опроса
подсудимых трибунал решит вопрос о представлении или не представлении
соответствующего слова подсудимому Тимофееву. Прежде всего, подсудимый
Гоц, подсудимый Тимофеев имеет сделать соответствующее фактическое по-
яснение и от вашего имени.
Гоц (обвиняемый): Да. В целях экономии времени, не желая задерживать три-
бунал, мы решили поручить сделать наше общее заявление от лица всей группы
тов. Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Донской, уполномочиваете ли вы подсудимого
Тимофеева и от вашего имени?
Обвиняемый Донской: Да.
Председатель: Подсудимый Герштейн. (Разрешите не задавать одного и того
же вопроса, а просто я буду называть фамилии?) Подсудимый Герштейн?
Обвиняемый Герштейн: Да.
Председатель: Подсудимый Лихач?
Обвиняемый Лихач: Да.
Председатель: Подсудимый Ратнер Евгения?
Ратнер: Да.
Председатель: Подсудимый Раков?
Обвиняемый Раков: Да.
Председатель: Подсудимый Федорович?
Обвиняемый Федорович: Да.
Председатель: Подсудимый Веденяпин?
Обвиняемый Веденяпин: Да.
Председатель: Подсудимый Гендельман?
Обвиняемый Гендельман: Настоящее заявление тов. Тимофеев сделает также
и от моего имени. Но для того чтобы это не было прецедентом, для того чтобы в
дальнейшем всем обвиняемым давали слово, а не только одному, я сейчас же сде-
лаю оговорку, что в дальнейшем всякий из нас сохраняет право делать заявление
от своего имени.
Председатель: Речь идет о сегодняшнем фактическом заявлении. Подсуди-
мый Морозов?
Обвиняемый Морозов: Да.
Председатель: Подсудимый Артемьев?
1 Так в тексте.
102
Обвиняемый Артемьев: Да.
Председатель: Подсудимый Ратнер Григорий?
Обвиняемый Ратнер Григорий: Я не даю никаких полномочий гражданам,
сидящим направо от меня, но лично мне товарищи по этим скамьям поручают
сделать соответствующее заявление от нашей группы.
Председатель: Подсудимая Иванова?
Обвиняемая Иванова: Да.
Председатель: Кому — Ратнеру или Тимофееву?
Обвиняемая Иванова: Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Львов?
Обвиняемый Львов: Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Ефимов?
Обвиняемый Ефимов: Ратнеру.
Председатель: Подсудимый Зубков?
Обвиняемый Зубков: Ратнеру.
Председатель: Пелевин отсутствует. Подсудимый Усов?
Обвиняемый Усов: Я поручаю сделать заявление т. Ратнеру.
Председатель: Подсудимый Козлов?
Обвиняемый Козлов: Ратнеру.
Председатель: Подсудимый Дашевский?
Обвиняемый Дашевский: Ратнер сделает заявление от моего имени.
Председатель: Подсудимая Коноплева?
Обвиняемая Коноплева: Я поручаю Ратнеру.
Председатель: Подсудимый Семенов?
Обвиняемый Семенов: Я поручаю сделать заявление Ратнеру.
Председатель: Подсудимая Ставская?
Обвиняемая Ставская: Ратнеру.
Председатель: Подсудимый Морачевский?
Обвиняемый Морачевский: Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Агапов?
Обвиняемый Агапов: Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Злобин?
Обвиняемый Злобин: Товарищу Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Альтовский?
Обвиняемый Альтовский: Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Утгоф-Дерюжинский?
Обвиняемый Утгоф-Дерюжинский: Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Либеров?
Обвиняемый Либеров: Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Горьков-Добролюбов?
Горьков-Добролюбов (обвиняемый): Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Берг?
Обвиняемый Берг: Тимофееву.
Председатель: Подсудимый Игнатьев?
Обвиняемый Игнатьев: Я поручаю Ратнеру, но оставляю за собой право сде-
лать все необходимые дополнения.
Председатель: Таким образом мы имеем два коллективных и одно присое-
диняющееся оговоркой заявления: заявление Тимофеева, Ратнера и Игнатьева
По фактической части обвинительного акта. Разрешите тогда закончить фор-
1(14
мальный опрос подсудимых и затем трибунал разрешает соответствующие фак-
тические показания сделать. Подсудимый Герштейн, вы слышали ту часть об-
винительного акта, которая вас касается, признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Герштейн: Вопрос, который мне предложен, предполагает нали-
чие двух моментов: 1) признание, хотя бы молчаливое...
Председатель: Обвиняемый, вопрос ясен: признаете ли вы себя виновным,
или не признаете?
Обвиняемый Герштейн: В такой форме вопрос для меня не приемлем, ибо не
желая отрицать некоторые инкриминируемые мне факты, я в то же время не
могу ответить на этот вопрос, по мотивам, которые я хотел изложить. Мотивы
следующие: ответ на этот вопрос предполагает наличие двух моментов...
Председатель: Значит, вы ряд фактов признаете, а виновным себя не
признаете?
Обвиняемый Герштейн: Я так ответить не могу. Я прошу дать мне возмож-
ность выяснить то, что я хотел сказать. Я считаю, что на этот вопрос можно отве-
тить только, признавая определенные действия преступными. Я считаю по долгу
совести старого революционера, 24 года боровшегося за то, что я считал справед-
ливым...
Председатель: Подсудимый Герштейн, это к делу не относится. Будем счи-
тать установленным, что ряд фактов вы признаете установленными правильно и
ряд неправильно, преступными их не считаете, виновным себя не признаете.
Обвиняемый Герштейн: Я считаю, что вы, граждане судьи, не имеете права
ставить мне вопрос о виновности, ибо за свои действия я отвечаю перед партией
эсеров и перед трудящимися всего мира, а не перед вами, моими политическими
противниками.
Председатель: Хорошо. Подсудимый Лихач. Вы слышали ту часть обвини-
тельного акта, которая касается вас?
Обвиняемый Лихач: Да.
Председатель: Признаете себя виновным?
Обвиняемый Лихач: Поскольку нами был отведен данный состав суда, во-
прос о моей виновности не может подыматься.
Председатель: Те факты, которые устанавливаются относительно вас, в ре-
золютивной части обвинительного акта, считаете ли вы правильно установ-
ленными?
Обвиняемый Лихач: Дам соответствующее объяснение во время судебного
процесса.
Председатель: Подсудимый Иванов, вы слышали ту часть обвинительного
акта, которая вас касается?
Обвиняемый Иванов: Да.
Председатель: Виновным себя признаете?
Обвиняемый Иванов: Так как мы смотрим на происходящее здесь не как на
суд-
Председатель: Речь идет не о «мы», а о вас лично.
Обвиняемый Иванов: Так как я смотря на то, что здесь происходит не как на
суд, а как на акт политической борьбы, то констатирую, что в политической
борьбе не бывает виновных или невиновных, а бывают победители и побежден-
ные, а кто из нас выйдет победителем, скажет история. (Смех.)
Председатель: Подсудимый Ратнер Евгения, вы слышали ту часть обвини-
тельного акта, которая касается вас?
104
Обвиняемая Ратнер: Да.
Председатель: Признаете себя виновной?
Обвиняемая Ратнер: Я признаю себя ответственной за все действия Цен-
трального комитета своей партии, как за те, которые совершены моими собствен-
ными руками, так и за те, которые совершены руками, сидящих здесь моих
товарищей.
Председатель: Вы отвечаете только за то, что совершено вашими собственны-
ми руками.
Обвиняемая Ратнер: Извиняюсь. Дело касается членов Центрального коми-
тета партии эсеров, и мне лично обвинительный акт приписывает очень мало
действий. Я же признаю себя ответственной не только за свои действия, но и за
все то, что делали мои товарищи, то есть я объявляю себя солидарной с их дейст-
виями. Виновной же я признаю себя перед вашим судом ровно постольку, по-
скольку я признавала себя виновной перед тем царским самодержавным судом,
который признавал меня виновной неоднократной, то есть за то, что все силы
своей жизни я отдала на служение русской революции.
Председатель: Подсудимый Раков, вы слышали ту часть обвинительного
акта, которая касается вас?
Обвиняемый Раков: Слышал.
Председатель: Признаете себя виновным?
Обвиняемый Раков: На Ваш вопрос я отвечу следующим образом: я всю
свою сознательную жизнь отдал служению интересам рабочего класса...
Председатель: Речь идет не о всей вашей жизни, а об определенном периоде
вашей жизни, о которой трактует обвинительный акт.
Обвиняемый Раков: И в этот период, который мне инкриминируется в обви-
нительном акте, я объективно и субъективно служил интересам рабочего класса.
Я был честным и верным солдатом армии международного революционного со-
циализма. Я нес и несу ответственность за свои действия перед судом трудящих-
ся масс и международного социализма. Что касается фактов и событий, мне вме-
няемых в вину, то надлежащие и полные разъяснения я дам во время судебного
следствия.
Председатель: Так что вы виновным себя не признаете?
Обвиняемый Раков: Я на этот вопрос не отвечаю.
Председатель: Подсудимый Федорович, вы слышали ту часть обвинительно-
го акта, которая говорит о вас?
Обвиняемый Федорович: Слышал.
Председатель: Признаете себя виновным?
Обвиняемый Федорович: Вопрос о виновности здесь, на этом суде, совер-
шенно устраняю и не могу отвечать на этот вопрос.
Председатель: Подсудимый Веденяпин, вы слышали ту часть обвинительно-
го акта, которая говорит о вас?
Обвиняемый Веденяпин: Слышал.
Председатель: Признаете себя виновным?
Обвиняемый Веденяпин: В своих действиях я выполнял роль, лежащую на
мне как на члене партии и выполнял долг, возложенный этой партией, долг рево-
люционера и социалиста, и поэтому вопроса о моей виновности для меня не
существует.
Председатель: Обвиняемый Гендельман, вы слышали ту часть обвинительно-
го акта, которая говорит о вас?
105
Обвиняемый Гендельман: Да.
Председатель: Признаете себя виновным?
Обвиняемый Гендельман: Свое отношение к вашему суду я достаточно вы*
явил в первый день, во время отвода, а поэтому вопрос о виновности я устраняю
также, как и вопрос о том, что вы — судьи. Что касается фактов, том я дам когда
надо соответствующее разъяснение.
Председатель: Обвиняемый Морозов, вы слышали ту часть обвинительного
акта, которая говорит о вас?
Обвиняемый Морозов: Слышал.
Председатель: Признаете себя виновным?
Морозов: Я не подсудимый, а пленник. Происходящий суд не суд, а расправа
одной партии, временно победившей, над членами другой партии — временно
побежденной. Я несу ответственность за все дела и поступки за время вступле-
ния в партию эсеров, к которой имею честь принадлежать.
Председатель: Вы неясно отвечаете. Часть обвиняемых отказывается отве-
чать на этот вопрос, а факты, инкриминируемые вам в этом обвинительном акте
о вашей деятельности в партии, относятся к определенному периоду вашей
жизни.
Морозов: О фактах я не отказываюсь объяснять во время следствия.
Председатель: Обвиняемый Артемьев, вы слышали ту часть обвинительного
акта, которая вас касается?
Обвиняемый Артемьев: Я слышал обвинительный акт и по этому вопросу
дам следующие объяснения: не о виновности своей я должен говорить вам, ибо
говорить о виновности — это значит признавать тот суд, который здесь соверша-
ется над нами. Я должен говорить только о тех действиях, которые инкримини-
руются мне в обвинительном заключении. Мне инкриминируется моя активная
работа в рядах партии социалистов-революционеров. Эту активную работу я нес.
Я инкриминирую себе не только то, что говорится в обвинительном акте, но я
должен заявить суду, что я ответственен за все действия, которые исходят от от-
ветственных руководящих органов партии социалистов-революционеров в лице
его съездов, советов и постановлений Центрального комитета. За эти деяния я
несу полную моральную ответственность.
Председатель: Виноват, речь идет об уголовной ответственности, а не о мо-
ральной. (Смех.)
Обвиняемый Артемьев: Уголовной ответственности я никакой не несу
здесь перед вами. Я буду нести ответственность всякую и уголовную, и мо-
ральную перед судом трудящихся (смех), только тогда я могу сказать о том,
виновен я или нет.
Председатель: Подсудимый Ратнер Григорий, вы слышали ту часть обвини-
тельного акта, которая касается вас?
Обвиняемый Ратнер: Да, слышал.
Председатель: Признаете себя виновным?
Обвиняемый Ратнер Григорий: Признаю себя ответственным и виновным
за все действия партии социалистов-революционеров и ее руководящих орга-
нов, начиная с моего вступления в партию в 1913 году и кончая моим фор-
мальным выходом из нее в августе 1919 года. О своей личной позиции и свою
персональную роль я освещу в процессе судебного следствия. По вопросу о
признании своей виновности точно так же, как гр-н Лихач признавал право
предавать суду членов коммунистической партии и рабочих в Архангельске,
106
точно так же, как гр-н Веденяпин в Самаре сам создавал суды, расправляю-
щиеся с рабочими и крестьянами в податной ему территории, точно так же,
как Виктор Чернов предает суду...
Председатель (перебивая)-. Ближе к делу, подсудимый Ратнер.
Обвиняемый Ратнер: ...коммунистов в пролетарских берлинских газетах, я
точно также, как работник пролетарской партии, всецело признаю себя винов-
ным перед судом пролетарского трибунала. (Аплодисменты.)
Председатель: Подсудимая Иванова-Иранова, вы слышали ту часть обвини-
тельного акта, которая вас касается?
Обвиняемая Иванова-Иранова: Слышала.
Председатель: Признаете ли себя виновной?
Обвиняемая Иванова-Иранова: Ни о какой виновности не может быть речи,
так как это есть не суд, а расправа над нами. Я продолжала ту борьбу, которую я
цела с самодержавием, а о том, как я боролась против вас, об этом я на судебном
следствии скажу.
Председатель: Подсудимый Львов, вы слышали ту часть обвинительного
акта, которая вас касается?
Обвиняемый Львов: Я слышал.
}1 Председатель: Признаете себя виновным?
Обвиняемый Львов: Перед судом, обращенным коммунистической партией в
Органы расправы над инакомыслящими вообще и над своими идейными против-
никами в частности, я себя виновным не признаю.
Председатель: Те факты, которые вам инкриминируются в обвинительном
акте, Вы признаете правильно установленными?
Обвиняемый Львов: В процессе судебного следствия я об этом скажу.
Председатель: Обвиняемый Ефимов, вы слышали обвинительный акт в той
части, которая касается вас?
Обвиняемый Ефимов: Да.
Председатель: Признаете себя виновным?
Обвиняемый Ефимов: Признаю свою ответственность за участие только в
двух случаях. Первый случай в марте месяце — слежка за тов. Лениным и вто-
рой — то, что дал согласие Семенову на помощь организации экспроприации в
Петрограде. С этого момента ни в каких боевых организациях не участвовал и ни
в одном акте участия не принимал. Свои действия, которые я совершил до этого
момента, считаю ошибочными.
Председатель: Обвиняемый Зубков, слышали ли вы обвинительный акт в
той части, которая касается вас?
Обвиняемый Зубков: Слышал.
Председатель: Признаете ли себя виновным?
Обвиняемый Зубков: Да. Будучи социалистом-революционером, я совершил
приписываемые мне акты против советского правительства по постановлению
Центрального комитета партии эсеров. Впоследствии я счел себя неправым в
этих действиях...
Председатель: Объяснения вы дадите потом. Сейчас нам достаточно одного
заявления.
Обвиняемый Зубков: Я из партии вышел и вполне считаю суд надо мною
справедливым, ибо другого правительства сейчас нет, а все мои преступления
были направлены против Советской власти.
Председатель: Обвиняемый Пелевин отсутствует, он уже дал свой ответ.
107
Обвиняемый Усов, вы слышали обвинительный акт в той части, которая ка-
сается вас?
Обвиняемый Усов: Да, слышал.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Усов: Да, признаю себя виновным в том, что, поняв по суще-
ству разгон Учредительного собрания, как факта, направленного в интересах
рабочего класса к достижению социализма, я принял участие в вооруженной
борьбе против Советской власти для восстановления власти разогнанного Уч-
редительного собрания. Мои действия выразились в следующем: я принимал
участие в подготовке террористических актов против товарищей Ленина и
Троцкого...
Председатель: Обвиняемый Усов, это вы сделаете в свое время. Сейчас нам
достаточно вашего заявления.
Обвиняемый Усов: В обвинительном акте есть обвинения, которые я не
признаю. Я считаю необходимым перечислить то, что я делал, и то, что не
делал. Я принимал участие в вооруженной экспроприации артельщиков на
Северной дороге, принимал участие в подготовке экспроприации на экспеди-
цию заготовления государственных бумаг в Петрограде. Правда, эта экспро-
приация мне почему-то в обвинение не поставлена. Я принимал участие в
ограблении купца по Павелецкой железной дор... Я принимал участие в по-
пытке экспроприации у Дворцового моста в Петрограде. Во всех остальных
экспроприациях, которые перечислены в обвинительном акте, я участия не
принимал.
Председатель: Обвиняемый Козлов, вы слышали обвинительный акт в той
части, которая касается вас?
Обвиняемый Козлов: Да.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Козлов: Признаю.
Председатель: Обвиняемый Дашевский, слышали ли вы ту часть обвини-
тельного акта, которая вас касается?
Обвиняемый Дашевский: Слышал.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Дашевский: Так как всецело признаю право Революционного трибунала су-
дить меня за деяния, совершенные мною вместе с товарищами по партии социа-
листов-революционеров в период вооруженной борьбы с Советской властью,
деяния, которые я сам несколько лет тому назад осудил как преступления против
революции рабочего класса, я признаю себя виновным в тех фактах, которые
вменяются мне в вину обвинительным актом.
Председатель: Подсудимая Коноплева, вы слышали ту часть обвинительного
акта, которая касается вас?
Обвиняемая Коноплева: Да, слышала.
Председатель: Признаете ли вы себя виновной?
Коноплева: Я признаю все свои преступления перед революцией и считаю
себя ответственной перед Революционным трибуналом.
Председатель: Подсудимый Семенов, вы слышали обвинительный акт в час-
ти, вас касающейся?
Семенов (обвиняемый): Слышал.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Семенов: Признаю.
108
Председатель: Подсудимая Ставская, вы слышали обвинительный акт в час-
ти, вас касающейся?
Ставская: Слышала.
Председатель: Признаете ли вы себя виновной?
Обвиняемая Ставская: Считаю все свои деяния 17-го и 18-го года преступле-
нием перед революцией и признаю себя виновной.
Председатель: Подсудимый Морачевский, слышали ли Вы обвинительный акт.
Обвиняемый Морачевский: Слышал.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Морачевский: Виновным я себя не признаю. Из всего того, что
приписывается мне обвинительным актом, признаю только факт состояния сво-
его в Василеостровской дружине.
1 Председатель: Подсудимый Агапов, вы слышали обвинительный акт?
Обвиняемый Агапов: Слышал.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Агапов: Я этот вопрос отстраняю, так как не вам нас судить. Что
Касается фактической стороны террористической борьбы 1917 года, то я могу
сказать, что не ради вашего удовольствия, а для присутствующих здесь предста-
вителей...
- Председатель: Трибунал заседает не для удовольствия, а для карания пре-
ступников, посягнувших на рабоче-крестьянскую власть. Подсудимый Злобин,
вы слышали ту часть обвинительного акта, которая вас касается?
Обвиняемый Злобин: Слышал.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Злобин: Если бы этот вопрос был обращен ко мне от имени Ин-
тернационала... (Возгласы: Какого Интернационала.) Я член партии социалистов-
революционеров, в организационной работе принимал участие и считаю, что со-
циалистическую партию может судить только союз социалистических партий —
Интернационал. Постановку вопроса, постановку о моей виновности я считаю
неправильной, неуместной и преждевременной. (Смех в публике).
'I Председатель: Подсудимый Альтовский, слышали ли вы ту часть обвини-
тельного акта, которая вас касается?
, Обвиняемый Альтовский: Да, я слышал.
। Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
г Обвиняемый Альтовский: Перед лицом трудящихся масс России и Европы я
мог бы признать виновным во многом, но не в том, в чем обвиняет меня комму-
нистический трибунал, за которым я не могу признать права судить о моей
виновности.
Председатель: Обвиняемый Утгоф-Дерюжинский, вы слышали обвинитель-
ный акт в части, вас касающейся?
Утгоф-Дерюжинский: Да, слышал.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Утгоф-Дерюжинский: Должен сказать, что вместе с партией со-
циалистов-революционеров я 16 лет борюсь за народовластие и социализм.
Председатель: Речь идет не о 16 годах, а о времени после Октябрьского вос-
стания рабочих и крестьян.
Обвиняемый Утгоф-Дерюжинский: Для меня нет вопроса о том, кто кого су-
Днт> а если нужно будет говорить о фактической стороне нашей борьбы за наро-
довластие, которое мы будем продолжать... (Шум.)
109
Председатель: Подсудимый Либерер, вы слышали обвинительный акт в той
части, которая вас касается?
Обвиняемый Либерер: Да.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Либерер: Да, виновен, но не перед данным судом, который я
тоже не признаю. Вина моя заключается в том, что в 1918 году я недостаточно ра-
ботал для свержения власти большевиков.
Председатель: Подсудимый Горьков, Вы слышали обвинительный акт в той
части, которая вас касается?
Обвиняемый Горьков: Да, слышал.
Председатель: Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Горьков: Виновным я себя не считаю, так как я не признаю те-
перешней власти и вместе с тем заявляю, что в период с 1918 по 1919 год я состо-
ял членом Московского бюро Центрального комитета и свои объяснения в том,
какую роль я играл в этом бюро, я дам в процессе расследования.
Председатель: Подсудимый Берг, вы слышали, что вам инкриминирует обви-
нительный акт?
Обвиняемый Берг: Да, слышал. Я рабочий и считаю себя виновным перед ра-
бочими России в том, что не смог со своей силой бороться с так называемой ра-
боче-крестьянской властью, которая распылила и загубила всех рабочих России.
(Шум в зале.) Я в этом дам ответ по существу обвинительного акта. Я бы просил
дать мне два слова. Я хочу указать трибуналу, как составляется обвинительный
акт.
Председатель: Вы будете иметь возможность дать соответствующее объясне-
ние после окончания судебного следствия.
Обвиняемый Берг: Тут есть криминал для меня. Я хочу его выяснить. (Шум
в зале.)
Председатель: Я вас спрашивал, желаете ли вы сделать соответствующее объ-
яснение по фактической части обвинительного акта через обвиняемого Тимо-
феева, вы ответили — да. Так что я слова вам предоставлять не буду.
Обвиняемый Берг: Тогда я кончаю. Я еще раз заявляю, что я рабочий, член
партии эсеров. С такими полномочиями и с таким именем я пользовался полным
доверием петроградских рабочих, с начала, с 24 февраля 1917 года по тот момент,
когда вашей властью я был посажен в тюрьму и просидел почти 3 года, и не моя
вина, что я не мог бороться со всей той силой, которую я признаю важной и
должной. Я надеюсь, что мое время еще не ушло и я еще сумею показать рабо-
чим... (Шум.)
Председатель: То, что вы рабочий, это вам инкриминируется. И то, что вы
пользовались доверием — тоже. Речь идет о том, что фактически предъявляется
вам обвинительным актом. Эти факты вы признаете?
Обвиняемый Берг: Я по этим фактам дам объяснения в процессе.
Председатель: Подсудимый Игнатьев, вы слышали обвинительный акт в той
части, которая вам инкриминируется? Признаете ли вы себя виновным?
Обвиняемый Игнатьев: Я признаю, что я фактически совершил инкримини-
руемые мне деяния, за исключением того, что я не несу ответственности за все
деяния Комитета спасения родины и революции, как это сформулировано в об-
винительном акте, ибо один из моментов деятельности Комитета спасения роди-
ны и революции, — так называемое юнкерское восстание, — было организовано
без согласия Пленума этого комитета. Поэтому ответственности я за него не
110
несу. Далее здесь мне инкриминируется, что я вошел в связь, в сношение с орга-
низацией Филоненко и Иванова для того, чтобы вооруженно бороться с совет-
ской властью. Этой вины я на себя также не принимаю. Теперь, по вопросу о ви-
новности, я считаю, что я несу прежде всего моральную ответственность за все те
действия, которые я совершил, несу ее прежде всего перед своей совестью и пе-
ред всеми трудящимися России, и иностранными, и рад и счастлив, что обо всем
том, что я совершил, я через головы гласного Верховного трибунала могу заявить
всему пролетариату. И второе, я считаю, что во всяком государстве суд является
олицетворением той власти или, вернее, власти того класса, который господству-
ет. И с этой точки зрения в полной мере беспристрастного суда быть не может, и
становиться на обратную точку зрения, на ту, на которую стали здесь и часть об-
виняемых и часть защиты, сидящей направо от меня, я не могу, ибо я никогда не
встречал и не видел такого государства, у которого, по принципиальным сообра-
жениям беспристрастия, в суде была бы исключительно оппозиция, и притом
классовая оппозиция. Я не сомневаюсь, конечно, что в Бельгии, например, более
беспристрастный суд был бы, если бы была оппозиция классовая и он состоял из
пролетариата...
Председатель: Речь идет не о суде и не о суде совести, а о вашей уголовной
ответственности.
( Обвиняемый Игнатьев: Совершенно верно. Я признаю себя виновным пото-
му, что настоящий суд отвечает, по-моему, и духу, и ходу русской революции и
поэтому я считаю себя перед ним вправе отвечать, виновен я или не виновен.
Председатель: Объявляется перерыв на два часа, до 7 часов вечера.
10 июня 1922 года
Третий день
Вечернее заседание
Председательствующий: Слово для фактических пояснений о фактах, изло-
женных в обвинительном заключении, имеет обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Моя задача и трудна и вместе с тем легка по одной и той же при-
чине. Обрисовать мотивы, двигавшие нас к тем деяниям, которые частично и в
значительной части совершенно верно приписываются нам, как авторам их, это
очень легко, потому что это прежде всего всем известно. Ни для кого не является
новостью, что партия социалистов-революционеров, возглавляемая данным со-
ставом Центрального комитета...
Председательствующий: Виноват, речь не о мотивах, о них будет речь в за-
ключительном слове. Речь идет о правильности или неправильности фактиче-
ского изложения обвинительного акта.
Тимофеев: Я об этом хочу говорить. Я говорю: всем известно, что партия
социалистов-революционеров и ее Центральный комитет в нашем лице защи-
щал в Октябрьские дни ту государственную и демократическую организацию
России, которая была создана и выдвинута Февральской революцией. Всем
известно, что вся борьба против попыток коммунистических партий, тогда
еще партий большевиков, сделаться государственной властью и утвердить так
называемый советский режим, прежде всего пала на наши плечи, и эти факты
неоспоримы. Вместе с тем является совершенно новым утверждение обвини-
тельного акта, что мы и наша деятельность была источником, вызвавшем Гра-
жданскую войну в России. Я помню момент, когда я лично прибыл в Петро-
град, немного позже нашего партийного съезда, который удостоил меня чести
быть избранным в состав Центрального комитета. Первое, что мне бросилось
в глаза на улицах, — это плакаты, расклеенные новой властью или партией,
ставшей правительственной, плакаты, которые гласили: «Да здравствует Гра-
жданская война». «Мир хижинам, война дворцам» — старый лозунг социализ-
ма, был принят целиком в тот момент, и именно его на своих знаменах несла
победившая в тот момент партия большевиков. Наши выступления с этого
момента стояли под знаменем спасения страны и революции от Гражданской
войны. Мы не разделяли, как не разделял одно время летом того же года и
гражданин Ленин, возможность развернуть русскую революцию 17-го года в
революцию социалистическую. Мы не согласились и с тем, что данная рево-
люция является революцией чисто буржуазной. Мы понимали, что Европа,
переживающая пожар мировой войны, не может вернуться к старому, чисто
буржуазному укладу жизни. Мы понимали, что в России настала эра не толь-
ко свержения ига самодержавия и уничтожения класса помещиков и земле-
владельцев, но мы также понимали, что буржуазный правопорядок в войне
изжил себя, что нужен новый подход к социалистическому правительству, но-
вые пути творческой жизни, и дело трудящихся масс, дело рабочего класса,
принять самое активное участие в этой работе и вместе с тем помешать гос-
подствующей буржуазии использовать всеобщее ослабление в войне, и выдви-
нуть кадры рабочего класса для того, чтобы положить предел новым войнам и
проложить первую тропинку в царства социализма. И вот именно... Исходя из
112
^этого стремления, понимая, что базисом социалистического движения и со-
циалистического строительства является состояние народных сил, а живым
фактором — его организованность и спаянность, мы и выступили против Ок-
тябрьского переворота как разрушающего и без того ослабленные производст-
венные силы России и дробящего ряды российских трудовых масс. Не мы
одни, граждане, выступали с такой позицией: я напомню вам, документы в
деле имеются, заявление части некоторых членов Совета народных комисса-
ров октябрьского состава и заявление части членов Центрального комитета
победившей тогда коммунистической партии о том, что они не могут нести
ответственность за деяния победителей в полной мере и должны покинуть
Совет народных комиссаров и Центральный комитет.
Председатель: Не об этом речь идет. Сейчас на скамье подсудимых сидят не
члены Центрального комитета большевиков, а сидите вы. Благоволите говорить
о себе.
Тимофеев: Я и буду говорить о том, что делали мы, но я все говорю к
тому, что не мы несли знамя с лозунгом: «Да здравствует Гражданская вой-
на», не мы писали, как писал Бухарин, что Чернову не увильнуть от Граждан-
ской войны, не мы это писали. Наша задача была стоять на страже завоеваний
Февральской революции, охранять и закреплять жизнь, так как на этой почве,
В случае развития революции на Западе, русская революция могла бы, по вы-
ражению Маркса, явиться сигналом, чтобы массы могли двинуться вперед.
Поэтому, граждане, совершенно неверно все то, что говорится в обвинитель-
ном акте. Не от нас и не по нашей инициативе началась Гражданская война.
Мы были против Гражданской войны, и за Учредительное собрание, так как
мы хорошо понимали, что Октябрьский переворот грозит Учредительному со-
бранию. Мы тогда обращались с словом предупреждения, мы пытались пре-
пятствовать распространению тех самых переворотов, которые могли быть и в
других местах России, силами, которые Российская трудовая демократия ус-
пела собрать в период между февралем и октябрем. Эта карта наша была бита.
Учредительное собрание было разогнано. Тогда было совершено покушение
на волю народа, тогда был брошен не только лозунг «Да здравствует Граждан-
ская война», начатая в масштабе всей России, опровергавшая народовластие,
которым, как фиговым листком, авторы Октябрьского переворота прикрывали
свою работу. Я повторяю, — в тот момент мы все-таки говорили: «Страна идет
к Гражданской войне и должна быть спасена от нее». Есть только одно средст-
во против этого — это созыв Учредительного собрания, ибо только оно одно
могло реализовать все задачи, которые в это время жизнь выдвигала. Эти ре-
альные задачи были вполне правильно сформулированы, — всегда умеющей
охватывать и внешне формулировать устремления трудящихся, — партией
коммунистов. Хлеб, мир и воля — если не ошибаюсь — были лозунги, которые
иногда варьировались, хлеб, мир и земля, вариации незначительные, содержа-
ние одно и то же. Действительно, болезненные нужды народа, самые насущ-
ные нужды были в то время формулированы, и мы понимали, что это так, и
мы хотели делать то же самое, но разница между нами и теми, кто затем при-
шел и утвердил свою власть, была та, что мы учитывали объективное положе-
ние вещей. Я вместе с другими товарищами говорил, что нужен мир, но всеоб-
щий, не сепаратный мир, — и не отрекаюсь и не раскаиваюсь в тех словах, ко-
торые в обвинительном акте приписываются мне лично, как автору одной из
статей, что сепаратный мир горше всякой войны. И не я один был такого мне-
113
нйя, — гражданин Бухарин развивал такую же мысль, но впоследствии отка-
зался от нее. Мы знали, что сепаратный мир должен был обязательно быть
Брестским миром, другим миром этот мир не мог быть. Мы понимали, что как
бы ни стремились в настоящее время в России к хлебу, земле и свободе, для
нас эта проблема не будет разрешена до тех пор, пока не будет разрешена про-
блема войны: выход или участие в ней России. И мы знали, что вопрос о на-
шем участии в войне — есть вопрос не только касающийся трудовых масс
России, но это есть вопрос, касающийся интересов трудящихся масс всего
мира. Не знаю, может быть, будет большой смелостью с моей стороны утвер-
ждать тогда, но все-таки мы народ смелый, и я буду утверждать то, что гово-
рил тогда, что протяни Россия, с напряжением всех своих сил, протяни она
свое участие в мировой войне, не было бы того Версальского трактата, не
было бы того порабощения народа и трудящихся масс, которое имеется сейчас
(смех). Правда, на счет Версальского мира можно смеяться сколько угодно,
это так смешно, что революционная Россия оказалась совершенно вышиблен-
ной, что в этот момент революционная Россия могла только поддержать пред-
ложение гр. Радека, Берлиновским, Спартаковцем1 и это все и больше ничего,
когда она могла бы в качестве полноправного гражданина войти в концерт...
(Шум, смех.) Это смешно.
Председатель: Я вас не перебивал, вопрос о Версальском мире не имеет ни
малейшего отношения к процессу эсеров. Я прошу вас в дальнейшем не злоупот-
реблять временем. Если мы будем говорить на какие угодно темы, тогда мы ни-
когда на кончим этот процесс.
Тимофеев: Не я внес в программу нашего заседания вопрос об Антанте. Если
мы будем говорить об Антанте, мы не раз вернемся к Версальскому миру.
(Крыленко: Не в этой плоскости.)
Председатель: Прошу успокоиться зал. Если вы берете на себя ответствен-
ность на Версальский мир.
Тимофеев: Первое обвинение относительно того, что мы являемся виновни-
ками Гражданской войны, выставленное в обвинительном акте, я отвергаю от
лица своего и своих товарищей. С одной стороны, я всецело и полностью прини-
маю ответственность и перед страной, и перед трудовыми массами, и перед всем
миром за то, что мы не хотели сепаратного мира и квалифицировали этот мир
как будущую войну. Целый ряд наших положений был повторен гр. Чичериным
в Генуе. После разгона Учредительного собрания для нас стало ясно, что нужно
было ждать отхода трудовых масс от большевизма, нужно было созывать или
способствовать организации трудовых масс в новых формах, и тогда, пока еще не
поздно — я это подчеркиваю — силою устранить большевизм. Вызов нам был
брошен разгоном Учредительного собрания. Еще до него, — если возьмете поста-
новление Центрального комитета нашей партии, к делу приобщенное, от 19 ок-
тября, вы найдете там такие слова, — мы заявляли, что на разгон Учредительного
собрания наша партия ответит всеми средствами, какие находятся в ее распоря-
жении. И мы стали ждать. Мы думали, что отход трудовых масс будет быстрым,
и он действительно был быстрым. Очень скоро откачнулись от большевизма ра-
бочие. Что касается крестьянства, то достаточно сказать, что как раз в эту эпоху,
в начале 18-го года, были формированы и пускаемы в ход рабочие дружины для
собирания хлеба. Это была первая попытка отравить трудовые слои города и
1 Так в тексте.
114
деревни, этих двух братьев, на которых покоились все судьбы России, превра-
тить их в двух врагов и во славу и во имя интересов других социальных групп за-
лить кровью все поля и земли России. Отход рабочих и крестьян в это время за-
метен, и к маю месяцу позиция была уже ясна. И опять-таки, не мы инспириро-
вали в то время восстание против Советской власти. Я дальне приведу
фактические данные о том, как началось и развивалось то движение, которое
привело к созданию Волжского фронта, наибольшей угрозе Советской власти.
По нашему плану это движение было преждевременным, но оно произошло так,
потому что дальше стихийные массы терпеть не могли. Мы, правда, сделали одну
ошибку, и один из обвинителей, гр. Покровский, может быть, укажет мне эту
ошибку. Мы забыли, что в русской истории имеется предохранительный клапан:
что трудовые элементы во все времена разрешали трудные проблемы своей жиз-
ни не тем, что становились лицом к лицу к своим классовым врагам, а тем, что
уходили от него. Они уходили после Ивана Грозного и его реформ, уходили они
после великих реформ Петра Великого, который на 30-40 лет всколыхнул рус-
скую жизнь.
Председатель: Вы говорили о Версальском мире и о взаимоотношениях рабо-
чих и крестьян; теперь заговорили о Иване Грозном, Петре Великом; мы так ни-
когда не договоримся до обвинительного акта.
Тимофеев: Я не виноват, что почти вся история русской революции охвачена
обвинительным актом, а русская революция является продуктом всей русской
жизни.
Председатель: Так можно начать от обезьяны и, пройдя через всю историю
человечества, дойти до русского народа. Я не могу позволить бесконечно гово-
рить об этом в зале заседания, благоволите держаться того, что написано в обви-
нительном акте. Прошу вас не вызывать меня на новое замечание.
Тимофеев: И так я говорю, что тот натиск, который рабочие городов начали
оказывать на Советскую власть, при первом сопротивлении со стороны Совет-
ской власти, кончился тем, что пролетариат России начал разбегаться. Он раз-
бегался индивидуально. Он уходил в эти самые рабочие дружины для выкавы-
ривания хлеба штыком. Как говорилось вообще тогда, — штык был поставлен
на порядок дня. Опереться на штык как на главный фактор — вот что делали
все время большевики и вот против чего мы главным образом и боремся. Одна-
ко настроение рабочих масс, активное и явно враждебное по отношению к Со-
ветской власти в деревне, давшее организации бывших фронтовиков, привело к
тому, что наш 8-й Совет партии, состоявшийся в мае 1918 году, принял резо-
люцию о необходимости восстановления Восточного фронта. Революции нужна
была тяжелая вооруженная борьба с большевизмом потому, что все начинания
революции гибли от того, что творилось с Советской властью. Это был период
Смольного. И я спрашиваю вас, что оставалось делать нам, непосвященным,
нам, изгоняемым из Советов, нам, которые поняли, что делается глупость в
стране, где свобода печати сокращалась и уничтожалась с каждым днем, где
свободных собраний не было, где были организованы и Всероссийская чрезвы-
чайная комиссия, и все остальные чрезвычайные комиссии, и где царил полный
произвол над пролетариатом. Что оставалось нам, партии социалистов-револю-
ционеров, делать в этих условиях, как не взяться за меч. И мы взялись за него.
В дальнейшем, в отдаленных объяснениях своих личных и своих товарищей,
мы покажем, как эта задача была нами выполнена. Наступает эпоха прямой от-
крытой революционной борьбы. Обвинительный акт не соответствует действи-
115
тельности. Он нас изображает как каких-то заговорщиков. Нас можно назвать
прямо какими-то дурачками. Мы чересчур гласно и откровенно говорили о том,
о чем должны были бы молчать. Ваша партия гораздо умнее: она сор из избы
не выносит. Мы действовали иначе. Если вы просмотрите наши циркуляры за
это время, вы увидите, что Центральный комитет изо дня в день советовал
только одно: оставайтесь по мере возможности на поверхности, сохраняйте ваш
технический аппарат, но ведите открытую борьбу с ними. Для того чтобы дать
пример... для товарищей, Центральный комитет сам решил никогда и нигде
конспиративно не выступать. Все мы выступали открыто, все мы выступали по
мере возможности письменно под своими именами. Если мы что прятали, то
только адреса наших квартир. Так что не заговор, а возглавление народного
восстания мы производили. Какое было в это время настроение, судебное след-
ствие покажет лучше, чем я могу сделать в своем обзоре. Наступили дни пря-
мой борьбы. Перед нами стояли две задачи: задача защиты революции и защита
страны. Мы не мыслили защиту революции без защиты страны. Мы хорошо
понимаем, что если бы даже нам удалось сломить власть большевиков, то это
не значило бы, что мы освободились от германского империализма. Мы не ве-
рили, что судьбы германского империализма уже должны быть для него тра-
гичны. Не верили в это и большевики. Дальше мы убедились, что в это время в
рядах большевиков велись сильные разговоры относительно того, не заключить
ли в конце концов официальные военные конвенции с германским империализ-
мом для борьбы с Антантой и против Восточного фронта. Мы знаем, что отго-
лосок этих мнений нашел себе место в письме... (неслышно). Я не рекомендую
заключить этот самый союз. В этих условиях борьба с германским империализ-
мом, которую проповедовали левые социалисты-революционеры и часть ком-
мунистов. Мы думали, что нация должна быть защищена нацией. Мы думали,
что ось национального фронта, центр его должны явиться те участки, те части
армий1, которые заполнены будут представителями групп трудящихся. Я не
буду описывать вам перипетий этой борьбы и наших отношений, наших сноше-
ний с союзниками. Об этом мы будем говорить во время судебного следствия.
Скажу вам одно: да, мы с союзниками отношения имели, и ваш покорный слуга
как раз эти переговоры с союзниками, по уполномочию Центрального комите-
та, вел. И опять-таки, это не ново: я не помню, кажется года два тому назад гра-
жданин Гильбо написал об этом статью и, кажется, обещал опубликовать целую
книгу. Нами велись сношения с Шарлем Дюма (и еще называют фамилии), и
об этом мы писали в своих собственных газетах. Об этом никаких новых заго-
воров со стороны преступности социалистов-революционеров не открыто. Мы
это делали вполне откровенно, вполне открыто, не скрывая ни от кого мотивы,
которые я приводил и о которых буду говорить дальше. Мы всегда выступа-
ли — и судебное следствие это докажет — выступали противниками интервен-
ции во внутренние дела России, и в этом отношении нами много делалось
и кое-что удалось сделать. Наша позиция была вполне определенна. Россия
не может заняться своими внутренними делами без разрешения своей внеш-
ней проблемы. Наша карта в этом отношении была бита. Российские социаль-
ные силы, дезорганизованные Октябрем, расстроенные перед этой войной,
вступившие в революцию неорганизованно, не могли создать чудес. Мы ждали
и хотели чудес. Мы знали, что их не могло быть, знали, что действительно хо-
1 Так в тексте.
116
^ИМ невозможного, но наша невозможность была меньше той, которую мы хоте-
ли. Ибо вместо социализма вы получили нэп. Однако мы делали все, что было
И наших силах. Мы в этой игре биты. Восточный фронт воссоздать не при-
шлось. Германская революция усилиями германских пролетариев нас от этой
обязанности избавила и спасла Россию от порабощения. Если бы не усилия
германского пролетариата, об успехах которого мы тогда меньше думали, чем
об успехе пролетариата России и других стран, тогда бы Брест еще тяжелым
камнем висел над Россией: но мы были биты в наших стремлениях. В наших
рядах были измены, были колебания, были отошедшие, были предавшие нас,
были ошибки, но главное не это. Главное было то, что рабочие массы города и
деревни не смогли весь тот порыв, с которым они выступали против больше-
визма, организационно закрепить. Был порыв энтузиятических! стремлений,
были ясно формулированы лозунги, но не было воли к борьбе, ибо не было об-
становки, эту борьбу благословляющей и ободряющей. Восточный наш фронт,
наш демократический буфер в Самаре был раздавлен с двух сторон: с одной
стороны — ваши части войск, с другой стороны — реакционные силы. И партия
социалистов-революционеров сейчас же перешла к перестройке своих рядов и к
Изменению своей тактики. Мы не отказались от своих задач, стоящих в нашей
Программе: они одни и те же чтение всей русской революции от октября до на-
стоящего времени это спасти все1, что возможно из завоеваний Февральской
революции. С каждым днем все меньше и меньше завоеваний можно было спа-
сти, нам все больше приходилось суживать круг наших стремлений, но мы все
возможное делали. И в целях обороны и защиты достояния Февральской рево-
люции, которые формулируются нами в идее народовластия и прежде всего ук-
репления демократического режима в стране и закрепления земли за крестья-
нами и тех норм рабочего законодательства, которые превращали наших проле-
тариев из рабов в свободных граждан — эти завоевания мы пытались спасти
всеми мерами. Во имя их мы боролись в октябре, во имя их мы создали фронт
Против вас летом 1918 года, во имя их мы перестраивали наши ряды, изменяли
нашу тактику с конца 18-го года. Вы нас обвиняете в том, что в течение этого
времени и в последующий период, когда мы формально отказались от воору-
женной борьбы, на практике мы ее вели. Нет, граждане, этого не было, и судеб-
ное следствие этого не докажет. Когда мы вели открытую Гражданскую войну,
мы об этом заявляем откровенно. Мы объявили, что будем вести против вас от-
крытую вооруженную борьбу, когда мы к ней еще не приступили. И когда мы,
под влиянием германской революции здесь, в Москве, в декабре, не имея сведе-
ний о том, что наделано Колчаком в Сибири, призвали наших товарищей и
трудящихся России, поскольку они были под нашим влиянием, требуя удале-
ния иностранных войск, когда в феврале, а вовсе не в сентябре, как говорит об-
винительный акт, бюро Центрального комитета сделало тоже на Юге России, и
когда в феврале в нелегальных условиях, в стране, разорванной между 3-
4 фронтами, наша партия сумела все-таки собрать конференцию, на которой
были формулированы мнения партии, то это мнение было вполне определенно.
Сейчас главной угрозой всем завоеваниям революции, которую мы защищаем,
являетесь не вы, хотя вы не сделали ничего, чтобы эти завоевания отстоять, а
является реакция. С вами поэтому мы вели политическую организованную
борьбу, отрывая от вас те рабочие массы города, которые еще оставались в это
1 Так в тексте.
117
время в пролетариате, который уменьшился в десять раз, и организовывая спа-
янное крестьянство для того, чтобы удержать его от тех ошибок, которые по-
стоянно ваша продовольственная система его толкала. В июне 1919 г. собрался
9-й Совет партии в Москве. Он постановил то же самое: приостановить воору-
женную борьбу с большевиками. Я помню, что при моем аресте в 1920 г. и при
аресте других товарищей прежде всего теперешнее ваше Государственное поли-
тическое управление, а тогдашняя Всероссийская чрезвычайная комиссия гово-
рила: «Ага, вы стоите на прежней позиции, вы не приостановили вооруженную
борьбу, вы не отказываетесь от вооруженной борьбы». Я вас спрашиваю: могут
ли какие-нибудь представители организаций, опирающиеся на рабочие массы,
организаций революционных социалистических, отказаться от права вооружен-
ной борьбы? Никогда этого быть не может, и вы первые этого сказать не може-
те, ибо если вы это скажете, то что скажут немецкие коммунисты, которых вы
зовете на восстание? Мы не сторонники мартовской бойни, но мы думаем, что
пролетариат, трудящиеся имеют право взяться за оружие. Но за оружие берут-
ся тогда, когда есть организация, а не для того, чтобы эту организацию созда-
вать. Я заявляю, что с этого времени, с 1919 г., партия социалистов-революцио-
неров вооруженную борьбу с большевистской советской властью, с которой мы
отнюдь не примирились и с которой мы отнюдь не согласны, идеям которой мы
противопоставляем наши идеи демократического социализма и в противовес
советской власти, мы все время проводим идею власти демократической, в
форме народовластия, возглавляемого Учредительным собранием, — мы с этой
властью вооруженной борьбы не вели, эту вооруженную борьбу стали вести с
реакционными силами, хотя у нас сил было меньше, чем у вас. Мы знали, это
вы сделали так, чтобы мы могли войти в эту борьбу с реакционными силами
значительно меньшими отрядами. Мы не пошли вместе с вами потому, что в
глазах наших диктатура трудящихся и диктатура белых разнозначащи. Доказа-
тельством этому является то, как часто рабочие и крестьяне перекатывали
справа налево, от вас к нам. Мы все же отдали наши силы вам, мы участвовали
в этой борьбе, мы кончили Колчака и приложили руку к концу Деникина.
(Смех.) Мы не гордимся этими трофеями, мы не приписываем себе этот успех.
Важно то, что ориентация политики и организация нашей партии строилась по
линии борьбы с реакцией. Это я подчеркиваю не для того, чтобы оправдаться в
ваших глазах, не для того, чтобы указать, что мы вам оказали услугу; мы оказы-
вали услугу не для вас, мы делали это для того, чтобы покончить с реакцией, а
потом начать бороться с вами, если позволит организация и состояние сил ра-
бочего класса. В таком виде мы остались. Вы нам вчиняете в вину Тамбов и
Кронштадт. Я думаю, что об этом говорить здесь не приходится. Судебное
следствие это покажет. Судебное следствие покажет, что не только в Тамбове,
но в других губерниях было бесконечное количество восстаний. Я помню, что в
1918 г., когда Восточный фронт лопался, до 30 губерний одновременно имели
крестьянские восстания. Это движение стихийно, оно не устранимо. Что каса-
ется Кронштадта, — да, граждане, мы движение приветствовали (шум, не слыш-
но). Не так давно официально в Московском совете было заявлено граждани-
ном Радеком, что партию социалистов-революционеров будут судить не за про-
шлые деяния, а за настоящую политику. Да, вы имеете основания судить, ибо
действительно наши передние задачи борьбы с. вами отодвигаются и являются
новые. Мы должны направлять рабочие массы города и деревни против бур-
жуазии, иго которой якобы Октябрьским переворотом уничтожено. (Смех.)
118
французская пословица говорит: хорошо смеется тот, кто смеется последним.
думаю, что многие пролетарии в России сейчас уже не смеются и неда-
ром все рабочие газеты, все рабочие организации боятся этого самого нэпа, и
недаром выдвигается вопрос о том, что надо коммунистическую партию пере-
строить так, чтобы она на стала партией сторонников новой экономической
политики.
’ Председатель: Вопрос о нэпе очень интересный и сложный вопрос, но дело в
том, что сейчас вопрос идет не о нэпе, а о других интересных вещах, например о
сношениях ваших с союзниками и о вашей вооруженной борьбе с рабочей вла-
стью. Об этом вы говорили очень бегло, а как раз вот это нас и интересует.
Тимофеев: Хорошо, я буду говорить об этом. С ноября 1918 года наше отно-
шение к союзникам было вполне определенное. Никаких сношений, борьба с
интервенцией всеми силами, которые были в нашем распоряжении. Я не буду
скрывать от вас, что в рядах нашей партии имелись по этому поводу различные
Мнения; некоторые из наших товарищей сделали иной выход и признали ин-
тервенцию, и партия их покарала, как покарала всех тех, кто поддерживал Кол-
рака: они все исключены из парЪш. Вам не нравится, что мы их не казнили, но
у нас нет таких приемов. Вам не нравится то, что мы в течение месяца не ис-
|слючаем 26 % всего состава, не исключаем тех, кто вчера был хозяином и рас-
порядителем жизни великой страны и великого народа. Мы не называем героя-
|<и тех, кого завтра будем называть подлецами. Действительно, от нас много
ушло, и это, конечно, ослабило наши ряд1я, но в то же время это и укрепило нас
уем, что избавило нас от слабых и гнилых элементов. Они ушли к вам, они все-
гда шли туда, где надеялись на победу, и сначала они шли направо, к Деникину
й Колчаку, но так как они оказались битыми, они перешли к вам, и вы их при-
няли и теперь выставляете их против нас. Ну что же будешь делать. Мы боро-
лись с ними, и для нас нет ничего удивительного в том, что здесь будут фигу-
рировать в качестве обвиняемых те, которые были в наших рядах и ушли из
них; и будут фигурировать в качестве свидетелей те, которые нас хотели судить
то, что мы крайне революционеры, а теперь за то, что мы контрреволюционе-
ры. Так было, так будет всегда, но мы остаемся на наших старых позициях.
С вами мы непримиримы. В этом — наша гордость и этой позиции мы не усту-
пим и не отступимся от нашего права вооруженной борьбы. От этого мы не от-
кажемся никогда и не можем отказаться. Но вместе с тем в настоящее время
Мы этой борьбы не ведем и трудовых масс России не провоцируем. Сейчас тру-
довым массам России нужно пройти брешь политической борьбы, нужно да-
вить на вас политически, чтобы заставить вас уступить. В этом отношении не-
которые шаги уже сделаны и до известной степени две группы уже раскрепо-
щены; нужно раскрепостить пролетариат городов, но я боюсь, что этот момент
наступит тогда, когда не будет почти пролетариата. Во всяком случае все, что в
этом отношении мы можем сделать, мы сделали. Социализм, утвержденный
штыками, социализм, который провозглашает своим лозунгом фунт пролета-
рию и полфунта буржую, социализм, который говорит, что только дурак может
говорить о производстве — как это утверждал Ленин в 19-м году, — такой со-
циализм — не наш социализм. Мы в этом отношении сторонники старого со-
циализма. Мы знаем, что социализм есть результат развития производственных
сил и что России сейчас менее всего приходится думать о социализме. Только
опираясь на наших братьев на Западе, мы, может быть, сможем принять уча-
стие в этой великой исторической борьбе, которая служит содержанием этой
119
эпохи. Вот краткое объяснение для того, чтобы не было разрыва между отдель-
ными фактами, отдельными частями процесса. Вы видите, я отметил террор, я
отмел экспроприации, ибо партия их не делала. По конкретным же вопросам
мы в дальнейшем объяснения вам представим.
Председатель: Заседание возобновляется. Слово для фактических разъясне-
ний по существу обвинительного акта имеет обвиняемый Григорий Ратнер.
Обвиняемый Ратнер Григорий: Мы, обвиняемые этой группы, всегда быв-
шие далекими от высокой политики партии, мы имеем за собой много преступ-
лений. Но одного преступления мы признать за собой никоим образом не мо-
жем. Это не были фразерами; мы делали самые тяжкие дела, но мы никогда их
не скрывали, никогда не двурушничали, а действовали прямо и решительно, и
мы в этом отношении действительно плохо выполняли директивы наших ста-
рых лидеров. Если бы мы тогда не поняли тактику наших верхов, то мы долж-
ны были бы быть прежде всего самыми злостными и лицемерными политика-
нами. К счастью, мы этому не научились. Но сейчас, сегодня, для нас эта карти-
на бесстыднейшего лицемерия раскрывается с полной ясностью. А с особенной
ясностью это высказалось сейчас, в последней речи человека, которого я лично
на лицемерие не считал способным. Только что при опросе подсудимых люди,
всегда любившие фразы, кричали с надрывом о том, что они повинны только в
том, что они слишком...
{Председатель звонит и, обращаясь к обвиняемым направо, просит соблюдать
тишину.)
Обвиняемый Ратнер: Которые в порыве фразерства признавали себя винов-
ными только в том, что они не сковырнули Советской власти тогда, когда были
на свободе. Если бы это было прямое и искреннее заявление, поддержанное офи-
циальным представителем Центрального комитета партии Тимофеевым, мы бы
уважали их как контрреволюционных, но честных противников Советской вла-
сти. Пусть они ведут вооруженную борьбу, пусть они применяют террор и все
средства, но пусть они признаются в этих средствах в открытую. С таким против-
ником и таким союзником работать и бороться приятно. Но когда после наглого,
вызывающего мальчишеского ответа на вопрос председателя мы имеем выдер-
жанную парламентскую речь Тимофеева, такую речь, которую произносят в па-
лате лордов, — когда мы видим открещивание от всего и вся, — тогда рассыпают-
ся вдребезги все остатки уважения к тем, директивы которых мы когда-то выпол-
няли. Для нас прежде всего нужно от всякой партии ясный и точный ответ о
политической религии. Я помню, как еще на 8-м Съезде партии Чернов говорил
золотые слова о том, что если партия вынуждена вести тайную дипломатию, если
партия должна скрывать свою истинную тактику — это значит, что партия исто-
рически обречена, это значит, что партия загнила и изжила сама себя и обречена
на политиканство и мелкий авантюризм. Эти золотые слова Чернова напрашива-
ются сейчас, когда мы присутствуем, наконец, на суде, когда мы, наконец, выяс-
нили, какую линию занимают центровики, когда мы выяснили, что именно это та
линия скрывания, утаивания, лицемерия, — что эта линия взята нашим бывшим
Центральным комитетом. И здесь не обошлось без лицемерия, и здесь представи-
тели Центрального комитета постарались увильнуть от самых больных вопросов,
от тех вопросов, которые и тогда нас больше всего волновали, и сейчас больше
всего волнуют. Они, извольте ли видеть, отложили до судебного следствия эти
больные вопросы. Что же не поминаете вы, гражданин Тимофеев, что для нас
вопрос о террористических актах...
120
fP' Председатель: Обвиняемый, обращайтесь к суду.
Ij Обвиняемый Ратнер: Я извиняюсь. Должны они понять, что для нас вопрос о
Терроре — это самый больной вопрос, что для нас и для тех товарищей, которые
непосредственно стреляли и непосредственно грабили, — это первый вопрос. Что
jce мы в конце концов, уголовники, убийцы, шпана или мы политические борцы,
Идущие за идею? На это вы нам ответа не дали, вы только кратко отреклись от
гех, которых вы посылали ...
Председатель: Обвиняемый Ратнер, обращайтесь к суду, а не к другой части
подсудимых.
, Обвиняемый Ратнер: Они предпочли, не вдаваясь в подробности, которых
Ьни не обходили, когда говорили о других вопросах, — просто предать своих
партийных исполнителей, лучшие силы своей партии, те рабочие силы партии,
которыми она держалась в те дни. Они предпочли предать их, объявить уголов-
ными убийцами, шпаной, которую мы встречали в тюрьмах. Но это не случай-
ность. Это предательство своей партийной периферии не случайно. Это, к со-
жалению, повторялось из разав раз, и даже не столько по злому умыслу от-
дельных членов Центрального комитета — среди них много порядочных
людей, — а потому, что партия поставила себя в такое социальное положение,
что она иначе действовать не могла. Этот обман партийных низов повторялся
из раза в раз. Вся партийная тактика была построена на этом скрывании, на
этом утаивании истинного положения партии от своих партийных низов. Нам
говорилось, что мы имеем право на борьбу с большевиками, ибо боремся с
большевизмом, как с самодержавием, так и с комиссародержавием. Я лично по
поручению того же Центрального комитета написал листовку, написал ее с пол-
ным сердцем, будучи глубоко уверен в своей правоте, что борьба с большевика-
ми ведется исключительно третьей силой, что, борясь с большевиками, мы, со-
1щалисты-революционеры, столь же яростно ведем борьбу со всеми контррево-
люционными силами. Я верил в это, верил глубоко до тех пор, пока мне волею
судеб и волею Центрального комитета не пришлось объехать всю Россию, объе-
хать те территории, где партии социалистов-революционеров надлежало бы бо-
роться с правыми реакционными кругами. А там, там — увы, в добровольческой
армии, в деникинщине, где можно было бы показать, что действительно партия
социалистов-революционеров свергает не только Советскую власть, но и мо-
нархических узурпаторов, — там мы застали другую картину. В Екатеринодаре,
в,этом постоянном центре всех казацких, контрреволюционных и офицерских
золотопогонных сгустков, — там, в этом центре, собрались в этот момент луч-
шие силы партии: туда приехал и Руднев, и Григорий Шредер, ряд местных
крупных работников, из которых многие были кооптированы в центральное
бюро, и что же делала там партия? Разрешите мне взять тамошнюю эсеровскую
газету «Родная земля», орган членов Юго-Восточного комитета Учредительно-
го собрания. Все они называли себя верными сынами партии. Они до сих пор
все остаются верными сынами партии и не исключены из партии. Эта газета
редактировалась исключительно социалистами-революционерами, занимающи-
ми видное, серьезное, почетное положение в партии. И вот что писали они о
той добровольческой армии, с которой, по словам Тимофеева, партия социали-
стов-революционеров вела непримиримую борьбу. Вот что об этой доброволь-
ческой армии писал тот же Г. И. Шрейдер, наш почетный 60-летний член пар-
тии. Не буду задерживать ваше внимание. «При данных условиях добровольче-
ская армия является необходимым соучастником в той общей работе, которая
121
направлена на оздоровление и возрождение нашей измученной родины. Это
прежде всего. Затем, каковы бы ни были тенденции и стремления отдельных ее
групп, однако добровольческая армия глубоко демократична по целям и зада-
ниям, которые формально были поставлены». (Смех.) Точно так же вопрос
предрешался не только о добровольческой армии, о которой указывается, что
она демократична. Как вам известно, после смерти генерала Алексеева его сме-
нил генерал Деникин, потом генерал Верховский, все фигуры известные по
своему «демократизму» очень хорошо. Здесь определенно говорилось не по от-
ношению к буржуазным группировкам, не о кадетах, которые считали себя рес-
публиканцами, а определенно по отношению к монархическим группам. Мы
имеем в первом же декларативном номере «Родной земли» статью Бочаринико-
ва, теперь занимающего очень видное положение в партии социалистов-рево-
люционеров, являясь членом Центрального органа «Два пути». А газете «Род-
ная земля» мы читаем: «Разногласие между монархическими и демократиче-
скими рядами народа», так называется статья. (Читает.) «Мы полагаем, что
все, кто действительно желают работать и работают, чтобы спасти Россию, же-
лают найти общее понимание и цель, должны пойти по общему пути». Слиш-
ком страшен нынешний час, чтобы можно было теперь свои выводы выводить
только из духа программ. Теперь над всеми программами должна быть постав-
лена одна программа — возрождение России». Конечно, социалисты-револю-
ционеры не монархисты; для них демократическая Республика, мы знаем, что
это значит. Они забыли о социализме, но демократия им дорога, но не настоль-
ко, чтобы затушевать и стереть разногласие с монархистами. Здесь позиция
ясна и определенна, из этого вытекает отношение и к отдельным персонажам.
Тот же почтенный маститый Григорий Ильич Шрейдер после смерти генерала
Алексеева пишет следующие трогательные строки: «Смерть генерала Алексеева
является невознаградимой потерей для добровольческой армии и тяжелой ут-
ратой для того дела, которому мы служим. (Смех.) В нем Россия потеряла
крупного борца за ее воссоединение и возрождение. Что де будет теперь, когда
его не стало. (Смех, звонок председателя.) Понятна не только та скорбь, но и та
тревога, с которой мы, стоя у его свежей могилы, устремив взор в грядущее».
Я не буду затруднять ваше внимание дальнейшими цитатами; я хочу только
констатировать, что та, по большей частью весьма почтенная группа членов
партии социалистов-революционеров, — как раз тех, которые делали высокую
политику, которую теперь некоторые из них продолжают делать в центре Рос-
сии, а некоторые предпочитают делать ее за границей, — что эта группа опреде-
ленно и ясно поддерживала Деникина и добровольческую армию, а не боролась
с ней. Я должен признать, что Центральный комитет как будто бы не солидари-
зировался с этим. В той директиве, которую я получил, когда от имени Цен-
трального комитета ехал туда, они совершенно не давали этой линии поведе-
ния; но Центральный комитет прекрасно знал и по моим докладам, и по докла-
дам Хреновского, а после того, как через тот же Екатеринодар проехала целая
куча членов Центрального комитета, — тогда Центральный комитет прекрасно
был осведомлен об этой линии поведения. Я не знаю не только об исключении
этих членов партии, я не знаю даже о тех мерах предупреждения или хотя бы
предварительной партийной репрессии, которой подвергались бы эти члены
партии. Третьей силы не было, не было борьбы на 2 фронта.-Если на Украине в
дни гетмановщины была попытка создать хотя бы какое-нибудь маленькое во-
енное ядрышко для свержения гетмановщины, то и это несчастное военное яд-
122
рышко моментально спуталось с союзниками, слилось с Союзом возрождения и
Превратило себя в такую организацию, пользоваться которой для борьбы невоз-
можно. И в борьбе с гетмановщиной партия социалистов-революционеров, бо-
ровшаяся на два фронта по своим резолюциям, ничего не сделала. Я не знаю,
что было в Сибири, то есть я знаю, но я не был непосредственным свидетелем.
Это, вероятно, определит судебное следствие. Но то, что было на юге, говорило
ясно и определенно, что декларация о борьбе на 2 фронта, которую я до поездки
на юг искренне писал под диктовку Центрального комитета, что все разговоры о
третьей силе, было для некоторых самообман, а для других прямым и откровен-
ным обманом своей партийной периферии. Третьей силы не было, а была неиз-
бежная в тех условиях коалиция с монархическими элементами. И даже если
бы местные работники пожелали бы действительно вести борьбу на 2 фронта, а
таковых было немало (местные организации сплошь и рядом с еще большей не-
навистью относились к дениковщине, чем местные большевики, — эти товари-
щи давно не в партии эсеров, они пройдут как свидетели), объективная обста-
новка создалась такая, что эта.-одновременная борьба на два фронта была невоз-
можна. Получилась такая обстановка, когда я — красноармеец — должен был
идти, еще не выйдя из партии социалистов-революционеров, а только ставши
под угрозу исключения из нее за вхождение добровольцем в Красную армию,
принужден был идти со штыком "на своих же товарищей по партии, торчавших
по ту сторону фронта. Эти товарищи были екатеринодарские и киевские эсеры,
следствие выяснит их имена и фамилии, о них знают Тимофеев и Донской, они
провели огромную кампанию добровольчества в добровольческую армию, вели
широкую вербовочную кампанию. Из ряда документов вы убедитесь, что тот
же Руднев, ответственный член партии, организовал снабжение этой добро-
вольческой армии. Я повторяю: вся декларация о борьбе на два фронта, вся
декларация о третьей силе для некоторых была наивным самообманом, для
других была определенным лицемерием и определенным надувательством сво-
ей собственной периферии, которой приписывались официальные постановле-
ния и которой предлагались великолепно составленные декларации. Вопрос о
союзниках. Здесь Тимофеев нам поведал о том, что всем известно, что партия
социалистов-революционеров никогда не скрывала, что ведутся переговоры с
союзниками, не скрывала, что был почтенный представитель Франции Эрлих, с
которым он вел переговоры и т. д. и т. д. Этот разговор о том, что не скрывала,
это прямая и открытая ложь потому что я, кооптированный в Московское бюро
Центрального комитета как раз в тот период, когда тот же Тимофеев вел эти
переговоры с союзниками, я про это мог только догадываться. Ни одного док-
лада на Пленуме Московского бюро не было; были только переговоры на соб-
раниях троек, самые конспиративные переговоры. Если бы Тимофеев сказал,
что это диктовалось интересами конспирации, что это было неизбежно, то я бы
с этим еще примирился так же, как примирился с их правом на конспирацию
тогда. Но если он говорит, что конспирации не было, что это делалось открыто,
то это неправда. Точно так же, когда ставился вопрос вообще в более широкой
постановке о союзниках, когда 8-й Совет партии по докладу Чернова принял
постановление о приемлемости военной интервенции, но отнесся скептически к
вмешательству во внутренние дела, когда была составлена очень тонкая резо-
люция о том, что техническая и военная помощь союзников для борьбы с гер-
манским фронтом приемлема, но вмешательство во внутренние дела не прием-
лемо, разве это не было лицемерием? Хитрая формулировка эта была очень на-
123
ивным обманом для нас, юнцов, для нас, партийных середняков. А наши
партийные верхи знали, что при военной интервенции не может не быть поли-
тической интервенции. Они себя не обманывали. Быть может, если наивные
люди среди некоторых членов Центрального комитета, но более искушенные и
прожженные политики вроде Авксентьева, они знали, что это такое. Вот что
пишет Авксентьев в письме, которое не предназначалось, конечно, для опубли-
кования, но которое попало в руки злокозненной чрезвычайки. Письмо это
говорит так. Он пишет относительно 8-го Совета партии: «Мы стояли за воору-
женную борьбу с немцами и большевиками...» (Читает письмо Авксентье-
ва.) Н. Д. Авксентьев — конечно, не большевик. Конечно, в этом отношении,
если он разочаровался в партии, то только с точки зрения ее рыхлости и неспо-
собности к действиям; но он имеет большое достоинство, что он никогда не пы-
тается себя обмануть, себя гипнотизировать, а предпочитает обманывать дру-
гих. Для меня резолюция 8-го Совета партии была действительно правдивой, я
как-то мог уложить в своем мозгу допуск иностранных войск на территорию
Сибири и в то же время верил в возможность устранения всякого влияния на
внутренние дела России. И кто-кто, но Тимофеев в наивности не повинен.
В этом отношении он был бы хорошим моим учителем, если бы он свое пре-
красное понимание истинной подоплеки всех резолюций разъяснил бы нам.
Вынесение такой резолюции было для руководителей Центрального комитета
и, конечно, для Чернова, который эту резолюцию писал, лицемерием и обма-
ном. Партия не может поверить, что можно допустить иностранные войска и в
то же время не допустить их во вмешательство в русские дела. Ошибка была
лишь в том, что Чернов, в упоении своей силы, рассчитывал на то, что эта со-
юзная интервенция поддержит так называемую демократию. Она же, использо-
вав демократическую фирму, демократическое знамя предпочла поддерживать
совсем другие силы. Вспоминая об этой резолюции теперь, я не знаю, как на-
звать ее; были ли это образец святой наивности или образец безнадежного ли-
цемерия. Я помню те записочки, которые из-за фронта присылал нам
В. М. Зензинов, записочки, в которых мы получали единственную информацию
о положении в Самаре. Это было в июле 1918 года, когда начался этот самар-
ский демократический фронт. Он писал нам, что чехословаки — это образец де-
мократической армии. Он писал, что Дутов и генералитет — это величина со-
вершенно несущественная, что это совершенно пустяковая сила, которой боять-
ся совершенно не приходится. Он писал, что никаких опасностей справа в
данном случае нет, что правые элементы идут у нас на поводу и что бояться
взрыва изнутри не приходится. Союзники, по его утверждению, твердо и не-
преклонно ориентировались на социалистов-революционеров. У меня с под-
польных времен к В. М. Зензинову осталось большое уважение как к человеку;
быть может, если бы он был здесь, на суде, он принужден был бы лицемерить
так же, как и иные товарищи, которых я до сих пор тоже уважал. Но в данном
случае я не могу допустить, чтобы человек, находившийся там на месте, знав-
ший, что такое дутовщина и какие особые военные силы есть за Колчаком, что-
бы он мог думать искренно то, о чем он информировал нас. Чем являлись эсе-
ровские организации, находящиеся на территории Советской России и Юга,
каковые были отношения эсеров к союзникам, — это вопрос, в котором партия
в целом, партийные рабочие низы никогда, ни при каких условиях не пошли
бы за Центральным комитетом, если бы знали его искреннюю тактику. Здесь
был образец определенного политического лицемерия, утаивания, в расчете,
124
Рбыть может, на то, что после победы уж судить не будут, а до победы все сред-
ства хороши. Все это относится к тому проклятому периоду 1918 года, который
был осужден февральской конференцией 1919 года. Мы перешли через эту по-
досу.*Я и громадное большинство партийных низов, теперь давно порвавших с
партией, мы были действительно убеждены, что началась новая эра партии.
И вот на ошибках и уроках мы узнали, что можно делать и чего нельзя. Мы за-
каялись на веки вечные даже не упоминать о третьей силе. Об этой мифиче-
ской борьбе на два фронта. Мы закаялись иметь какие бы то ни было дела с так
называемыми нашими союзниками и т. д., незаконченный опыт всех окраин,
Оесконечный опыт всех мерзостей с союзниками показал нам, что надо идти по
другому пути, и казалось, что наступает новая эра. Февральская конференция
делает уже некоторый шаг вперед. В феврале 1919 года было постановлено о
Прекращении вооруженной борьбы с Советской властью не потому, что нет сил у
партии социалистов-революционеров; нет, в феврале вопрос стоял принципиаль-
но о том, что исторически вооруженная борьба с Советской властью обречена на
торжество реакции. Так стоял вопрос. Это не была временная передышка, вре-
менное прекращение борьбы. Правда, была там группа, — в эту группу входил и
я, которая шла более уверенным путем. Мы прямо ставили вопрос о соглаше-
нии с коммунистической партией и Советской властью. Нам пришлось тогда
остаться в меньшинстве. После этого нам пришлось вскоре пойти на партий-
ный раскол. Но в одно мы верили, верили в то, что сдвиг партии произошел.
Но немедленно после этого, после конференции, Центральный комитет вновь
начал свою вечную тактику обмана партийной периферии. Вопреки и в прямое
противоречение с постановлением конференции последовало разъяснение Цен-
трального комитета, извращающее постановления февральской конференции и
вновь втягивающее партию в авантюру, вновь втягивающее партийную органи-
зацию в различного рода вспышки, дающее полное основание отдельным чле-
нам партии на местах к разным самым безобразным погромным восстаниям.
И если в дальнейшем в огромном большинстве местных крестьянских восста-
ний, о которых Центральный комитет скажет, что он в них неповинен, о, да, он
неповинен, но если всюду всовывались местные эсеры, то виноваты не эти эсе-
ры, а те резолюции, те директивы Центрального комитета, которые непрерывно
толкали их на путь вспышкопускательства, на путь втягивания во всякое дви-
жение, которое направлено было против Советской власти. И здесь двурушни-
чество Центрального комитета, обманы партийных низов, сказались с полной
яркостью. Сейчас, на суде, они отрекаются от целого ряда восстаний: от Ишим-
ского, Алтайского и Тамбовского и т. д. Я не берусь ручаться, что Централь-
ный комитет санкционировал эти постановления. Я, слава богу, не был тогда
членом партии социалистов-революционеров, но я знаю, что на местах членами
партии в движение втягивались и втягивались наиболее смелые и наиболее
авантюристические элементы партии. Ответственен за это Центральный коми-
тет или нет, пускай на это отвечает он. Я думаю, что он и здесь, как в вопросе о
терроре, ответит отрицательно. Наконец, вопрос о борьбе с реакцией. Уже по-
сле 1918 года, уже после этих проклятых уроков, когда и Центральный комитет
в своих резолюциях заявил, что борьба с реакцией всеми силами — вот задача
партии, — и тогда уже все попытки отдельных элементов партии встать на пра-
вильную точку зрения, что единственная возможность борьбы с реакцией, —
есть поддержка Красной армии, были осуждены Центральным комитетом со-
вершенно категорически, совершенно решительно. Когда я, вступая доброволь-
125
цем в Красную армию, спросил на этот счет директивы у Тимофеева, он отве-
тил мне, что если вы это сделаете незаметно, конечно, мы вас из партии не
исключим, но если вы из добровольчества в Красную армию сделаете полити-
ческий шаг, тогда вас исключение из партии не минует. Я политического шага
не сделал. Я взял винтовку молча, но я предпочел сам выйти из партии, ибо эта
линия поведения для меня оказалась решительно немыслимой. Большая часть
членов партии, в том числе Семенов и Дашевский, мобилизовавшихся в ряды
Красной армии, были исключены из партии. Точная формулировка причин ис-
ключения: «за мобилизацию добровольцев в Красную армию». По этому пути
пошли и разногласия. Я сейчас спрашиваю сам себя, — и я ответа на это не
имею, — неужто искренно могут члены Центрального комитета мыслить о том,
что вне рядов Красной армии можно бороться с деникинщиной и контрреволю-
цией. Я думаю, что умудренные политическим опытом, наши высокие полити-
ки прекрасно понимали, что всякая борьба в рядах Красной армии есть борьба
на руку Советской власти. Это они отвергали. Они понимали, что и повстанче-
ская борьба с той стороны фронта — тоже есть поддержка Советской власти, и
недаром фактически этой борьбы нигде не было. Если были отдельные вспыш-
ки, то это был только предзаключительный аккорд перед вступлением Красной
армии на ту или иную территорию. И в 1919 году декларация о борьбе с контр-
революцией была только декларацией, тем красивым фразерством и деклама-
цией, которая так много говорила нашим доверчивым сердцам в старое время, в
1918 году. И теперь, говоря о нас, ушедших из их рядов, они называют нас наи-
более слабыми элементами. В дальнейшем, вероятно, повторят то, что писал
Чернов в заграничных газетах: объявить нас и предателями, и провокаторами.
Вероятно, Коноплеву объявят любовницей Семенова — даже на эту грязь по-
шел Чернов в «Голосе России». Он способен лить на нас все, что угодно. Пусть
они подсчитают реально свои силы, пусть они реально учтут, какие элементы
ушли из партии влево. Среди тех подсудимых, которые сидят на скамьях, нет
мартовских революционеров. Среди нас все без исключения начали революци-
онную работу с полуюношеского возраста. Среди нас немало товарищей, отбы-
вавших каторгу и имеющих колоссальные заслуги перед революцией. Среди
нас большинство рабочие, и если есть сильный элемент в партии социалистов-
революционеров, то это — партийные низы, частью партийная молодежь, всту-
пившая в революцию в момент рабочего движения 12-13-го годов, и после ухо-
да этих элементов в партии останутся только верхи, умеющие произносить пре-
красные парламентские речи, умеющие прекрасно, безукоризненно надувать
свою партийную периферию, умеющие политиканствовать и заслуживать ком-
плименты французских дипломатов, признавших Тимофеева прекрасным рос-
сийским дипломатом, но которые не способны будут ни на какую борьбу, ни на
революционную, ни на контрреволюционную (смех). Моя задача была показать
нашу роль, роль подсудимых так называемой второй группы, роль тех, которые
пользуются «иммунитетом» по словам наших теперешних противников, старых
соратников. Наша роль — не роль высоких политиков; мы не знали и не пони-
мали, и не понимаем ничего в высокой политике. Мы умеем действовать прямо
и решительно. Мы умели и умеем уважать тех, которые действуют прямо и от-
крыто. Но мы органически презираем и ненавидим всяких двурушников, вся-
ких лицемеров. И сейчас, в процессе судебного следствия_эти наши противни-
ки ко всем своим лицемерным выпадам в прошлом совершат еще последнее
предательство своей собственной партии, если они отрекутся от того, что дела-
126
ди партийные боевики по их директивам, если они попытаются сорвать про-
цесс или иным кунштюком оставить на ответственность, в качестве уголовных
Преступников, своих бывших исполнителей, — это будет то последнее преда-
тельство, после которого не будет иной клички партии, как кличка партии ли-
цемеров и предателей. Мы признаем все свои преступления, но это преступле-
ние, преступление лицемерия, фразерства и двурушничества, мы категорически
отвергаем. (Аплодисменты.)
Председатель (звонит): Товарищи и граждане, здесь заседает суд Верховного
трибунала, и никакие аплодисменты здесь недопустимы. Обвиняемый Игнатьев,
вы сделали оговорку, что обвиняемый Ратнер будет не вполне выражать ваше
мнение и оставили за собою право сделать соответствующее личное заявление.
Угодно ли вам воспользоваться этим словом?
Обвиняемый Игнатьев: Я бы хотел воспользоваться этим словом по таким
соображениям. Ратнер здесь говорил, главным образом, от имени группы под-
судимых, бывших членов партии эсеров. Я к этой группе не принадлежал, я
был членом Центрального комитета партии трудовых народных социалистов,
и поэтому я не хотел бы остаться без некоторого небольшого слова, которое я
беру. Дело в том, что важны не только те или иные проступки, которые мне
ставятся в вину, а важен тот контекст, в котором они произошли, важна та ат-
мосфера, в которой они проявились. И вот из тех замечаний, которые здесь
были сделаны со стороны гражданина Тимофеева, я вижу некоторые черты,
которые предают совершенно иной характер моей деятельности, моей работе,
согласно тем данным, которые имеются в обвинительном акте. Я считал наи-
более ценным в общественной и политической работе открытую прямую и
честную работу, и потому мне, как обвиняемому в определенном проступке,
выражающемся в вооруженной подготовке против Советской власти и в от-
крытых вооруженных выступлениях против Советской власти, и притом в
вооруженных выступлениях совместно с союзниками, меня интересуют имен-
но те моменты, на которых остановился гражданин Тимофеев. Я не касаюсь
совершенно вопроса о терроре и экспроприации; это мне в вину не вменяется.
Но в каком положении я как политический работник нахожусь, когда мне го-
ворят, что ту подготовку к вооруженной борьбе, которую я вел против Совет-
ской власти, в подготовке, которую вел совместно с союзниками, когда в этой
подготовке участвовали все оппозиционные против Советской власти полити-
ческие группировки, когда мы выступали и действовали от имени всей этой
оппозиции, в том числе от руководящей в то время партии эсеров, когда мы
не за страх, а за совесть шли против Советской власти, в каком положении
оказываюсь я, когда мне говорят, что интервенция, этот основной кардиналь-
ный вопрос, был совершен без санкции, без ведома, вопреки постановления
основной группы, которая вела борьбу против большевиков. Что же, мы, аван-
тюристы. (Выкрики группы подсудимых чекистов: «Да».) Что же я, который
имел возможность, или, вернее, случай открыто выступить в качестве члена
северного правительства именно на этой платформе, когда я ссылался на то,
что в этой группировке участвовали не только мы лично, персонально, но и
определенные общественные силы, что же я, занимался политическим шанта-
жом? (Крики группы подсудимых членов Центрального комитета: «Да».) Нет,
граждане, нужна политическая честность, и я ни в какой степени не желаю на
себе оставить подозрения, что я в то время был нечестен, что я массам давал
неверные указания. Я утверждаю, что эта группировка, как и другие группи-
127
ровки, практически и активно стояла на точке зрения интервенции и вместе
со мной строила ту власть, которая боролась против большевиков совместно с
интервенцией. Второй момент, который меня интересует, это момент моей по-
следующей борьбы в Сибири. Там тоже является основным тот же момент,
что когда я там боролся на других уже началах, которые на процессе выяснят-
ся, когда вел там борьбу против Советской власти совместно с крестьянством,
когда я приглашал к участию в этой борьбе различные общественные группи-
ровки и тех или других лиц, что же я в то время тоже занимался политиче-
ским шантажом, когда говорил массам, что наша организация носит опреде-
ленный социалистический характер, что мы боремся под определенным со-
циалистическим флагом, что такая-то группировка идет вместе с нами. Мне
здесь заявляют, что согласно постановления 8-го съезда партии эсеров, кото-
рый состоялся значительно раньше, так как борьбу я вел позже, — согласно
этому постановлению социалисты-революционеры в этой борьбе не принима-
ли участия и, следовательно, вся та борьба по Сибири, которую я вел, явилась
тоже с окраской того же политического шантажа. Я опять-таки категорически
заявляю, что в том процессе борьбы, который велся в Сибири, принимали
участие социалисты-революционеры. Мне неинтересно, граждане, знать, кто
персонально там участвовал, участвовал ли Центральный комитет, участвова-
ли ли местные комитеты. Я решительно заявляю только одно, что во всей
этой борьбе участвовала одна партия социалистов-революционеров, представ-
ленная в этой борьбе значительным количеством своих членов. Больше того, я
категорически утверждаю, что я не знаю ни одной политической организации,
которая руководила бы этой борьбой, где бы члены партии эсеров не были бы
абсолютно в большинстве в руководящих органах этих группировок. Таким
образом я констатирую, что здесь не может быть даже тени намека на какое-
нибудь политическое двурушничество, на какой-нибудь политический шан-
таж с моей стороны как работника в этой борьбе этих 2 периодов, когда мы
боролись совместно с союзниками и когда мы боролись в Сибири. Гражданин
Тимофеев сказал, что вот они, сидящие на этих скамьях — хилые и слабые, —
ушли от нас и находятся уже слева от нас. Я как раз в период первой револю-
ции был справа от них. Надеюсь, что меня ни к хилым, ни к слабым причис-
лить нельзя, и вот теперь я оказываюсь слева. Почему? А все потому, что бла-
годаря той же политике, которую они вели: когда в первый период революции
стоял вопрос кардинально о великой войне, войне международной, тогда пар-
тия эсеров не могла разрешить в течение 2 месяцев с лишним основного во-
проса — воевать или не воевать. И вот эта неопределенность, вот это лицеме-
рие в основном кардинальном вопросе всей политики, заставило меня тогда,
стоявшего на определенной ясной точке зрения, бороться против них потому,
что я считал это лицемерием. И теперь, когда я путем практического опыта
многих лет упорной борьбы с коммунистами пришел к выводу, что вопрос
стоит так же ясно, так же просто, не в другой плоскости — да, воевать нельзя.
И когда я вижу со стороны этой группы обвиняемых, что и здесь нет этого оп-
ределенного ответа, что и здесь продолжается определенное лицемерие — и
воевать и не воевать — я говорю: да, теперь я борюсь и против вас, потому что
и сейчас должен быть лозунг ясный — не воевать.
Крыленко: Я буду просить в занесении в -протокол некоторых заявлений, ко-
торые были сделаны в декларативных выступлениях подсудимых, в частности
подсудимого Тимофеева.
128
F! Председатель: Только о занесении в протокол.
Крыленко: Да, только о занесении в протокол. В своем утреннем выступ-
лении до перерыва — если я ошибаюсь, меня можно будет поправить по сте-
нограмме — было сказано: партия эсеров, возглавляемая данным составом
Центрального комитета - при этом был жест, указывающий этот состав —
рела вооруженную борьбу против Советской власти. Поскольку в этом заявле-
нии имеется полный состав преступления, предусмотренного 6-й статьей Уго-
ловного кодекса, я прошу о занесении указанного факта в протокол. Посколь-
ку в сегодняшнем втором заявлении было сказано: да, мы входили в сноше-
ния с союзниками в тот момент, когда союзники находились в состоянии
войны с Советской Республикой, поскольку здесь имеется полный состав пре-
ступления, предусмотренного 59-й статьей Уголовного кодекса, я прошу о за-
несении указанного факта равным образом в протокол. Точно так же в даль-
нейшем гражданином Тимофеевым было сказано: да, мы не отказываемся и
впредь вести вооруженную борьбу тогда, когда для сего наступит время. По-
скольку в этом заявлении имеется полный состав преступления, предусмот-
ренного 62-й статьей Уголовного кодекса, я равным образом прошу о занесе-
нии указанных слов в протокол. Одновременно я имею возбудить перед три-
буналом ходатайство, касающееся фактического характера тех сообщений,
которые были сделаны в речи гражданина Тимофеева, а именно — касающие-
ся деятельности на Поволжском фронте.
Председатель: Я прошу вас об этом не говорить. Это немедленно вызовет ре-
плики защиты, а это совершенно неуместно сейчас. Все ваши заявления внесутся
в протокол, а если Тимофеевым допущена неправильность, тогда...
Крыленко: Нет, не о неправильности. Я буду просить о вызове двух свиде-
телей, которые своими показаниями здесь, на суде, опровергнут утверждения
гражданина Тимофеева о характере той власти, которая учреждалась на По-
волжском фронте. Это рабочие города Самары, прибывшие сюда, их которых
один, будучи избран беспартийной конференцией рабочих, принимал в Сама-
ре участие в работах специальной комиссии по обследованию содержавшихся
в местах заключения, в том числе представителей рабочих и крестьян, членов
коммунистической партии и тех расправ, которые с ними чинили. Другая сви-
детельница, работница Трубочного завода, которая была личной свидетельни-
цей тех зверств, которые чинились во время пришествия туда чехословаков,
главным образом при посредстве и поддержке комитета членов Учредительно-
го собрания над русскими крестьянами и рабочими. Эти два товарища прибы-
ли сегодня. Я буду просить о допущении их в качестве свидетелей. Имя одно-
го Иван Васильевич Чанин, другая Прасковья Васильевна Ашуева. Я буду
просить равным образом предоставить мне право впоследствии представить
ряд показаний, написанных собственноручно рабочими и крестьянами Сама-
ры, рисующих те события, которые имели место и к которым приложила руку
партия эсеров.
Председатель: Защитник Жданов.
Жданов: Я только не понял, просит ли обвинитель занести в протокол только
слова подсудимых или слова подсудимых с последующей их квалификацией?
Председатель: Квалификации никакой не было. Были мотивы для определе-
ния, почему было сделано заявление о занесении в протокол. В протокол зано-
сятся места из речи подсудимых; для большей точности мы занесем эти места в
протокол из стенограмм.
1OQ
Тагер: Прежде всего по поводу занесения в протокол. Обвинитель согласится,
вероятно, с одним уточнением, которое надлежит сделать: что все эти факты, о
которых говорили обвиняемый и обвинитель, по словам Тимофеева, относятся к
периоду времени до февраля 1919 года.
Председатель: Трибунал констатирует, что не все указания относятся ко вре-
мени до февраля 1919 года. Одно из заявлений, которое требовал общественный
обвинитель занести в протокол — это то, что партия социалистов-революционе-
ров не отказывается от вооруженной борьбы. Это относится не только к 17-му и
18-му, но и к будущим годам.
Тагер: Затем, по вопросу о свидетелях. Если сейчас разрешить этот вопрос —
нужен маленький перерыв для совещания по поводу свидетелей с нашей стороны.
Председатель: Может быть, обвиняемые со своей стороны об этом заявят.
Обвиняемый Тимофеев.
Обвиняемый Тимофеев: Я хочу сказать, что сделанные мной заявления
должны быть занесены на скрижали истории прочнее, чем в судебный протокол.
Что касается права нашей вооруженной борьбы — от этого я не отказываюсь.
В отношении свидетелей мы пока не возражаем, но я надеюсь, что трибунал оста-
вит за нами право, в связи с показанием этих свидетелей, вызвать соответствую-
щих свидетелей с нашей стороны, если это будет необходимо. Пока мы никаких
свидетелей не указываем.
Председатель: Верховный трибунал определил: ввиду ходатайства общест-
венного обвинителя и не имея возражений со стороны защитников и обвиняе-
мых, свидетелей Ивана Василевича Чанина и Прасковью Васильевну Аушеву
вызвать в качестве свидетелей.
Теперь нам надлежит обсудить вопрос о самом ведении судебного следствия.
Трибунал предполагает — еще не вынес окончательного решения, а предполагает
вести судебное следствие в следующем порядке: разбить всю группу свидетелей
на 2 групп, соответственно ходу обвинительного акта, приурочив допрос каждой
группы свидетелей к определенному моменту обвинительного акта. Трибунал
предполагает выделить следующие группы:
I.	Вооруженная борьба вплоть до Учредительного собрания включительно:
1)	Зимний дворец, наступление третьего корпуса,
2)	восстание юнкеров,
3)	связь с иными белогвардейскими организациями и подготовка восстания в
день Учредительного собрания.
II.	Связи с союзниками и белогвардейскими организациями.
III.	Роль правительства Антанты в русской контрреволюции и их отношения
к партии эсеров.
IV.	Поволжье и крах Учредительного собрания.
V.	Архангельск.
VI.	9-й Совет партии эсеров, раскол эсеров по 9-й Совет.
VII.	Состав Центрального комитета, Военная комиссия партии эсеров, уста-
новление личного состава различных организаций Центрального комитета воен-
ной комиссии, Московского бюро Центрального комитета, Бюро фракции Учре-
дительного собрания.
VIII.	Военная работа партии эсеров 1917 и 1918 годов.
IX.	Террор.
X.	Экспроприация.
XI.	Подрывная работа.
130
Повторяю, это пока еще только предположение трибунала. Трибунал хотел
бы выслушать по этому вопросу заключение сторон для вынесения окончатель-
ного решения по вопросу о дальнейшем ведении судебного следствия и соответ-
ствующей группировки свидетелей. Товарищ общественный обвинитель, ваше
заключение.
Крыленко: С моей стороны возражений против такого порядка ведения су-
дебного следствия не будет. Я полагаю только, что, может быть, было бы целесо-
образнее произвести передвижку третьей группы, касающейся характеристики
Антанты, ближе постольку, поскольку постановка его в третью очередь отдалит
допрос по этому вопросу по меньшей мере на неделю. Между тем я знаю, мне пе-
редали это в частном порядке товарищи, которых вызывало обвинение из пред-
ставителей III Коммунистического интернационала, связанные партийными и
общественными, и политическими обязанностями, якобы возбудили ходатайст-
во чтобы их допросили раньше. Если такое ходатайство поступило, я полагал бы
необходимым эту группу допросить раньше.
Председательствующий: Заключение защиты.
Муравьев: Мы поддерживаем целиком тот порядок, который предложил
председатель Верховного трибунала. Мы думаем, что поправка, которую вносит
обвинитель, была бы неправильной поправкой. Во-первых, по материалам выхо-
дит так, что общие вопросы должны послужить последствием частным вопросам.
А во-вторых, было бы с тактической стороны в высшей степени странно, если бы
процесс, посвященный целиком освещению деятельности партий социалистов-
революционеров, которая является одной из русских политических партий, от-
крылся в момент выслушания свидетельских показаний как раз рассматривани-
ем деятельности Антанты и государств Антанты в России. Это было бы совер-
шенным извращением общей перспективы и общего абриса того здания, которое
совершенно правильно намечен председателем. Что касается до практических
удобств группы и очень маленькой группы приехавших издалека лиц,
иностранцев, то мне кажется, что некоторыми общими интересами, в которых
заинтересовано значительное количество людей. Поэтому мы присоединяемся к
вашему предложению.
Председатель: Защитник Жданов.
Жданов: Я не совсем понял тот вопрос, который был поставлен в качест-
ве второго вопроса: это связь с союзниками и белогвардейскими организа-
циями. Дело в том, что этот вопрос в исторической части выделен в очень
небольшую форму, именно — вопроса о связи с союзниками в очень неболь-
шую форму, именно — вопроса о связи с союзниками до начала вооружен-
ной борьбы, до начала Поволжского фронта. Но и дальше этот вопрос все
время возникает в связи с Поволжским фронтом, Архангельским фронтом
и т. д. Если трибунал выделит вообще все отношение к союзникам в этот во-
прос, то у нас фактически выйдет полная передвижка всех вопросов. Я бы и
хотел, чтобы трибунал сейчас ограничил этот вопрос о связи с союзниками и
белогвардейскими организациями только пределами, указанными в п. 1 и 2
обвинительного акта стр. 16 и 17.
Председатель: Защитник Овсянников.
Овсянников: Наша группа защиты солидарна с предложением тов. председа-
тельствующего, но здесь есть, нам кажется, одно упущение: упущена Украина и
Юго-Восток. В частности, я недоумеваю, куда войдут те события и показания,
которые касаются поездки Ратнера на Украину по командировке Центрального
131
комитета. В обвинительном акте по этому поводу имеется достаточный материал
и имеются некоторые свидетели. Поэтому я предлагаю этот список дополнить,
поставив после 5-го номера, говорящего об Архангельском правительстве, пункт
об Украине и Юго-Востоке.
Председатель: Трибунал имеет в виду в пункт пятый включить все окраин-
ные белогвардейские правительства. Туда войдут как северное правительство,
так и Сибирь, и Украина и Юго-Восток; в таком расширенном смысле мы и
будем толковать пункт пятый.
Верховный трибунал определил: вести судебное следствие в таком порядке,
который мною ранее был намечен с тем, чтобы роль правительства Антанты на-
ходилась на третьем месте, как предполагалось. В случае же если встретится не-
обходимость допросить соответствующих свидетелей вне очереди, то таковые
свидетели должны будут подать соответствующее заявление Верховному трибу-
налу и Верховный трибунал будет иметь суждение об основательности этих
заявлений и необходимостью внеочередного их допроса.
В отношении пункта 2, связи с союзниками и другими белогвардейскими ор-
ганизациями, Верховный трибунал толкует этот вопрос не ограничительно, а ре-
шительно с тем, чтобы по этому пункту была возможность допросить всех свиде-
телей, имеющих в той или иной степени ту или иную связь с союзниками или
иными белогвардейскими организациями.
Таким образом мы установили соответствующий порядок ведения судебного
следствия. Я прошу товарищей и общественных обвинителей и защиту как од-
ной группы, так и другой группы — соответственно этому порядку распределить
свидетелей и представить их мне перед началом следующего заседания для того,
чтобы трибунал мог установить соответствующие группы свидетелей и дать
соответствующее распоряжение об их вызове.
На этом мы сегодняшнее заседание кончаем, и к допросу свидетелей не перей-
дем. Ограничимся только небольшим формальным вопросом, который поднимет
гр-н Тагер.
Тагер: Вопрос этот следующий. К моменту вопроса обвиняемых позвольте
приурочить одно ходатайство, выполнение которого должно занять некоторое
время. Целесообразно сейчас его возбудить, чтобы потом о него не споткнуться.
Для дела может иметь значение когда-то или другое лицо, находящееся на ска-
мье подсудимых, было арестовано и в течение какого времени было под стражей.
Соответствующих данных в исчерпывающей форме в деле не имеется. Попытка
получить без помощи трибунала справки частным путем окончились неудачей,
ибо получался ответ, что пусть трибунал затребует, и справки будут даны. Поэто-
му такая справка должна быть получена в соответствующих местах заключения
или в тех местах, которые постановляли о заключении. Во-вторых, в течение за-
седания доставлены некоторые новые материалы по ходатайству М. Н. Покров-
ского. Они имеют довольно объемистый характер, и мы просим разрешения в те-
чение процесса дать нам возможность с ними ознакомиться. Так, чтобы это хода
процесса не нарушало. В-третьих, нас интересует вопрос о том, когда мы могли
бы ознакомиться со стенограммами первого и второго дней заседания.
Председатель: Стенограммы мной еще не утверждены. Слово государствен-
ному обвинителю.
Крыленко: Прежде всего относительно первого вопроса о сроках, в течение
которых подсудимые находятся под стражей. Этот момент обыкновенно устанав-
ливается к самому концу процесса, а очень часто путем фактического опроса
132
обвиняемых в последние минуты процесса для исполнения того требования за-
клана, которое говорит о необходимости зачета предварительного заключения, за
исключением момента, если бы трибунал признал почему-либо это ненужным.
Для этаго нет необходимости сейчас этот вопрос ставить. В т. 5 на стр. 423 име-
ются данные о том, когда каждый из обвиняемых был арестован. Не представля-
ется поэтому необходимости даже ставить этот вопрос сейчас. Я держу том 5, где
имеется графа, в которой указано, с которого времени находятся подсудимые под
трестом.
Тагер: Я меньше всего думал о зачете, когда я возбуждал это ходатайство.
Ц имел в виду другое. Время пребывания под стражей будет иметь значение при
опросе возможности совершения подсудимым того или другого деяния. Данные,
находящиеся в томе 5, относятся к содержанию под стражей по этому делу.
В промежуток 4 года обвиняемые были под стражей вовсе не по этому делу, и
единственная возможность проверить это принадлежит трибуналу. Для облегче-
ния я могу указать те даты, которые мне представляются правильными, и когда
трибунал их может проверить.
Крыленко: Если вопрос стоит так, защита обязана ходатайствовать перед
трибуналом и указать в ходатайстве, относительно какого периода и какого
именно обстоятельства требуется эта справка, так как вообще требовать, чтобы
трибунал установил в отношении 34 обвиняемых все мотивы, нет оснований.
Я полагаю, что эти ходатайства могут быть пополнены теми предпосылками,
которые должна представить защита. В отношении второго вопроса — относи-
тельно ознакомления с делами — это право защиты. Но я полагаю, что здесь
идет вопрос только об ознакомлении, и не будет поднят вопрос о приобщении
материалов к делу, поскольку таковые материалы постановлением трибунала
уже приобщены. Пока в протоколе это не будет точно зафиксировано, у меня
не будет уверенности, что защита не попытается снова поднять вопрос о приоб-
щении уже приобщенных материалов.
Тагер: Я прошу занести в протокол, что я понимаю, что материалы уже при-
общены к делу.
Председатель: Верховный трибунал констатирует, что действительно в
томе 5 на стр. 423 имеется список арестованных по делу правых эсеров в числе
28 человек с точным указанием, с какого времени соответствующие обвиняе-
мые находятся под стражей. Ввиду этого первое ходатайство защитника Тагера,
как беспредметное, Верховный трибунал определил оставить без последствий.
Второе ходатайство, относительно права ознакомления с теми документами, ко-
торые приобщены к делу, Верховный трибунал определил предоставить защите
право в соответствующем порядке с документами, приобщенными к делу, озна-
комиться.
Тагер: И для обвиняемых.
Председатель: Да, и для обвиняемых.
Тимофеев: Я прошу приобщить к делу нижеследующие материалы: прежде
всего комплект «Вестника Чрезвычайной комиссии», выходившего в 1918 году
И имеющегося в архивах Государственного политического управления. Данные
Документы я прошу приобщить к делу для характеристики той обстановки, в
Которой рабочим и крестьянам России приходилось отстаивать свои права. Да-
лее, я прошу приобщить к делу «Красную книгу» Чрезвычайной комиссии.
В этой книге имеется статья, посвященная деятельности Чрезвычайной комис-
сии по подавлению Ярославского восстания. Там имеется место, которое пока-
133
зывает, что данное восстание реакционное или контрреволюционное, но, одна-
ко, представляющееся явлением внутренней политики России, было подавлено
с помощью иностранных немецких войск. Далее, я прошу приобщить к делу №
газеты «Социал-демократ», издание Московского областного комитета больше-
виков за 25, 26, 27, 28, 29, 30 августа 17-го года. Это приблизительно корнилов-
ские дни. В них имеется доказательство: можно быть даже членом партии боль-
шевиков и коммунистом и думать, что в интересах социализма иногда нужно
действовать и помимо Советов, в обход Советов, а не через них. Я просил
бы, если только обвинение в лице гр. Покровского будет любезно напомнить
мне точное название брошюры Ленина, вышедшей в Кронштадте летом 17-го
года и направленной против Советов, приобщить и эту брошюру к делу. Дан-
ную брошюру Ленина я прошу приобщить в тех же целях, в которых просил
приобщить и газету «Социал-демократ». Далее, прошу приобщить американ-
ский журнал «Фортен ревью», имеющийся в социалистической академии, но-
ябрь 21-го года. В этом журнале имеется статья американского уполномоченно-
го и делегата неофициального президента Вильсона — некоего Уилтона в Си-
бири, уясняющего как факт самого переворота Колчака, так и отношение к
интервенции иностранных войск в русские дела, проявляемое различными рус-
скими партиями, в том числе партией социалистов-революционеров. Поскольку
данное лицо является официозным истолкователем мнения руководящих поли-
тических сфер Северо-Американских Соединенных Штатов, постольку его мне-
ние является ценным в этом направлении.
Председатель: Ваше заключение, гражданин общественный обвинитель.
Крыленко: Я должен указать, что прежде всего ни брошюра т. Ленина, ни
журнал «Социал-демократ» отношения к данному делу не имеют, потому что
они относятся к датам, которые в период исследования на данном процессе не
входят и имели место до этого периода. Значит, по вопросу о степени уголовного
вменения тем или другим лицам или тем или другим партийным организациям,
поставившим своей целью борьбу с советским режимом, эти брошюры и факты,
которые в них изложены, никакого отношения иметь не могут. Я поэтому и ду-
маю, что это ходатайство подлежит отклонению. Что касается ходатайства о при-
общении, с одной стороны, «Вестника Чрезвычайной комиссии», который якобы
трактует о той обстановке, в которой крестьянам приходилось бороться за свои
права, то я должен прежде всего указать, что мне совершенно не ясна связь, кото-
рая устанавливается в данном случае ходатайством обвиняемых с существом
процесса. Я думаю, что поскольку предметом нашего дела является не изучение
непосредственных контрактных деяний обвиняемых, это ходатайство подлежит
отклонению, равным образом как и книга, трактующая о Ярославском восстании,
которое в вину обвиняемым не ставится. Дальше, что касается компетентного
свидетельства американского свидетеля, хотящего сказать об отношении офици-
озных «сфер» Северо-Американских Соединенных Штатов, то я не знаю как для
кого, но я полагаю, что для пролетарского трибунала это компактное мнение аме-
риканских представителей, да еще изложенное в американской официальной
прессе, отнюдь не является ни компетентным, ни ценным. У нас есть показания
этих деяний, чьи непосредственные показания имеются уже либо в книгах и до-
кументах, либо в лице тех свидетелей, которые будут допущены на суд и чьи по-
казания будут приобщены к делу. Вот почему я думаю, что-это свидетельство
американского представителя отношения к делу не имеет и приобщению к нему
не подлежит.
134
Председатель: Предварительный вопрос к обвиняемому Тимофееву. По вто-
рому документу вам угодно установить участие в подавлении Ярославского мя-
тежа иностранных войск в каком смысле: как войск иностранных правительств,
или как солдат иной национальности?
Тимофеев: Я хочу сказать: та Германская иностранная рота, находившаяся
под командой немецких офицеров, которая решила судьбу этого восстания1.
Жданов: Я никак не могу понять того спора, который сейчас возбуждается
Представителем обвинения. Эти документы не будут иметь, может быть, решаю-
щего значения для убеждения судей. Это уже будет дело их совести. Целый ряд
таких наших ходатайств отклоняется, о которых мы не просим, чтобы они были
обязательны, но пускай нам позволят представить целый ряд доказательств, вот
почему я не представляю возможности отклонения таких доказательств, на
которые мы как на общеизвестные могли бы ссылаться.
Председатель: Объявляю перерыв для совещания суда трибунала.
Председательствующий: Верховный трибунал, рассмотрев вопрос о присое-
динении новых пяти документов, определил: комплект «Вестника Чрезвычайной
комиссии», «Красная книга чрезвычайных комиссий» со статьей о деятельности
чрезвычайных комиссий по подавлению Ярославского восстания как документы,
не имеющие абсолютно никакого отношения к делу, дабы не загромождать дело,
к делу не присоединять. «Социал-демократ» от 25 до 30 августа 17-го года как от-
носящийся к периоду до того времени, которое инкриминируется обвиняемым, к
делу не присоединять. Брошюру Ленина, которая трибуналу неизвестна, по
представлению более точных данных, возможно обсудить еще раз. Номер газеты
от ноября 21-го года со статьей Уилтона, по представлении более точных дан-
ных, какие именно факты должна эта статья удостоверить или опровергнуть, рас-
смотреть вторично.
Альтовский: Разрешите сделать еще одно ходатайство: я прошу трибунал
присоединить к делу стенографический отчет Главного земельного комитета
первой и второй сессии 17-го года. Эта стенограмма необходима нам ввиду того,
что мы будем разъяснять различия между нашим пониманием социализации
земли и той социализации земли, первый параграф которой приводится в начале
обвинительного акта. То обстоятельство, что эти документы относятся ко време-
ни до Октябрьской революции, не может служить препятствием к присоедине-
нию их, как не служило препятствием присоединение полного комплекта «Дела
народа» за весь 1917 год, который я вижу здесь, на столе.
Председатель: Заключение государственному обвинителю.
Крыленко: Я хочу прежде всего указать, что комплект «Дела народа», приоб-
щен к делу со ссылкой на документ и на номера, которые относятся к периоду
после Октябрьского переворота, за исключением одного документа, который от-
носится к установлению личного состава избранного на 8-м съезде Центрального
комитета постольку, поскольку члены этого комитета были членами Централь-
ного комитета в период Октябрьского переворота до выборов на 4-м съезде пар-
тии социалистов-революционеров нового Центрального комитета. Следователь-
но, аргументация по аналогии, которая в данном случае приведена, не может
быть признана заслуживающей уважения, и я полагаю, что ходатайство это
Должно быть отклонено. Второе обстоятельство — относительно понимания со-
циализации земли. Поскольку в качестве аргумента приводится ссылка на поме-
1 Так в тексте.
14е;
щенный в обвинительном акте закон, принятый Советской властью в период ее
первого установления, то в данном случае этот закон является фактом общеизве-
стным и как таковой оспорен быть не может. Протоколы Земельного комитета,
выясняющие воззрения социалистов-революционеров на социализацию земли,
поскольку эти воззрения им в вину не вменяются и к делу отношения не имеют,
также не должны быть приобщены к делу.
Председатель: Обвиняемый Альтовский.
Альтовский: В стенограммах, присоединение которых я требую, речь идет не
о воззрениях партии социалистов-революционеров на социализацию земли, а о
тех действиях и подготовке настоящей социализации земли, которые были про-
изведены земельными комитетами, местными и главным, и тех действиях, кото-
рые были предпринимаемы крестьянскими массами при отобрании земли у по-
мещиков гораздо ранее Октябрьского переворота, и о ходе подготовки действи-
тельно социализации земли, которая как раз была разрушена Октябрьским
переворотом. Поэтому я настаиваю на присоединении этих стенограмм.
Председатель: Подсудимый Альтовский, вы являетесь отнюдь не членом
фракции социалистов-революционеров в Учредительном собрании, а обви-
няемым на скамье подсудимых перед Верховным революционным трибуна-
лом. Следовательно, определенные конкретные действия, вменяемые вам об-
винительным актом, не являются действиями Главного земельного комитета
в период Октябрьской революции. Поэтому Верховный трибунал определил
соответствующие документы как не имеющие никакого отношения к делу
Центрального комитета и организаций социалистов-революционеров, не
присоединять.
Слово предоставляется защитнику Стукову.
Стуков: У меня на руках имеется четыре документа, которые мне переданы
одним из моих подзащитных, тов. Ратнером, и которые я считаю' необходимым
приобщить к делу. Первые два документа — это письмо т. Ратнер к Централь-
ному комитету партии социалистов-революционеров датируемые: одно авгу-
стом 1919 года, а другое 1921 годом. В первом документе имеются сжатые ука-
зания т. Ратнера на ту фактическую и программную линию, которая проводи-
лась и проводится Центральным комитетом партии социалистов-
революционеров и заявление т. Ратнера о том, что он с этой линией, как с про-
граммой, так и тактической, не согласен и заявление т. Ратнера о том, что он, в
силу этого обстоятельства, исчерпав все приемы борьбы, оставляет за собой
право на предстоящем совете еще раз выступить и попытаться провести свою
точку зрения. Другой документ, адресованный тов. Ратнером в Центральный
комитет социалистов-революционеров, датированный 1921 годом, указывает на
те доказательства некоторых членов партии социалистов-революционеров, ко-
торые преследовали цель использовать положение тов. Ратнера как члена уже
коммунистической партии и поэтому весьма характерно для общего морального
облика членов партии социалистов-революционеров и всей партии. Затем, тре-
тий документ это обращение тов. Ратнера в мае 19-го года, адресованное чле-
нам Московской организации партии социалистов-революционеров, где
тов. Ратнер анализирует более пространно тактику и основные положения по-
литического свойства партии социалистов-революционеров с указанием членам
Московской организации партии социалистов-революционеров, что эта тактика
и основные положения неправильны и по существу контрреволюционны. Этот
документ опять-таки характеризует то, что тов. Ратнер, будучи в рядах партии
136
социалистов-революционеров, которая с его точки зрения уже тогда была объ-
ективно контрреволюционна. Наконец, имеется 4-й документ, который отно-
сится к тому моменту, когда тов. Ратнер был в рядах Красной армии, характе-
ризует *зго поведение и работу в этой Красной армии. Краткая мотивировка
этого ходатайства заключается в том, что мне и всей нашей группе защиты при-
ходится выступать здесь, защищая наших подзащитных с точки зрения мораль-
но-политической, ибо с точки зрения юридически формальной, наши подза-
щитные признают себя виновными, и мы не в коей мере не хотим отстаивать
этого их открытого и честного сознания. Ввиду того что другая группа подза-
щитных и их защитники уже неоднократно делали соответствующие выпады
морально-политического свойства по адресу нашей группы подзащитных и вви-
ду того что морально-политическая сторона наших подзащитных должна иметь,
по моему мнению, большое значение для трибунала, я считаю, что эти докумен-
ты чрезвычайно важны. Именно с точки зрения характеристики наших подза-
щитных, и в особенности тов. Ратнера, с морально-политической стороны, я
Прошу трибунал о том, чтобы эти документы были приобщены к делу. Я счи-
таю необходимым еще сообщить, что письмо, адресованное в Центральный ко-
митет в 19-го году, тов. Ратнером было передано и там должно было быть полу-
чено. Письмо, адресованное членам Московской организации партии социали-
стов-революционеров, передано Буревому, который здесь будет присутствовать
9 качестве свидетеля. Наконец, второе письмо, адресованное в Центральный ко-
митет и датированное 1921 годом, точно так же передано в Центральный
комитет партии социалистов-революционеров.
Председатель: Передайте защите эти документы для ознакомления, а потом
общественному обвинителю.
Муравьев: Хотя это черновики или копии, но мы просим приобщить эти до-
кументы к делу как ввиду желания гр. Стукова, так и потому, что они относятся
к показаниям подсудимого Ратнера.
Крыленко: Я полагаю, что оставляя в стороне вопрос, который косвенно
поставлен был защитником относительно подлинности этих документов и ко-
торый может быть разрешен показаниями того свидетеля, на которого ссылал-
ся защитник Стуков, я обращаюсь к существу и полагаю, что документы, оха-
рактеризованные как письма обвиняемого Ратнера в Центральный комитет и
к Московской организации, эти документы, имеющие непосредственное отно-
шение к тому периоду внутреннего разброда и раскола, которые нашли себе
характеристику на страницах обвинительного акта, с одной стороны, и по-
скольку такого же рода ходатайство возбуждалось уже защитой, и удовлетво-
ренного трибуналом, данное ходатайство подлежит удовлетворению равным
образом. Что касается двух документов, из которых один по характеристике
защитника, должен определить или указать на те обращения, которые дела-
лись к обвиняемому Ратнеру со стороны других подсудимых или вообще чле-
нов партии социалистов-революционеров в опытность Ратнера уже в рядах
Коммунистической партии. Для характеристики морали тех или других чле-
нов партии социалистов-революционеров, мне кажется, что с формальной сто-
роны нет никакого основания для удовлетворения ходатайства о приобщении.
Равным образом я полагаю, что по вопросу о приобщении четвертого доку-
мента, касающегося установления фактов, характеризующих деятельность
Ратнера впоследствии в рядах Красной армии и т. д., поскольку аналогичные
Ходатайства уже возбуждались и были отклонены, я полагаю, что нет основа-
137
ния для приобщения и этих документов. Мое заключение сводится к тому,
чтобы приобщить те документы, которые характеризуют внутреннюю борьбу
и раскол среди партии социалистов-революционеров, а именно: два письма,
адресованные в Центральный комитет. Одно обращение к Московской орга-
низации и удостоверение о нахождении в рядах Красной армии.
Председатель: Верховный трибунал определил: копию письма Ратнера в Цен-
тральный комитет партии социалистов-революционеров, помеченное 1921 годом
во время состояния Ратнера в Российской коммунистической партии, а также
удостоверение о нахождении его в рядах Красной армии, датированное февра-
лем-мартом 1920 года и октябрем 1919 года, как не имеющие отношения к делу, к
делу не присоединять. Документы, относящиеся к деятельности Ратнера в каче-
стве члена партии социалистов-революционеров, а также письмо Ратнера в Цен-
тральный комитет, помеченное маем 1919 года, как имеющие непосредственное
отношение и характеризующее деятельность партии социалистов-революционе-
ров в период, инкриминируемый обвинительным актом, к делу приобщить.
Я прошу еще раз стороны представить мне к понедельнику к часам 11 список
свидетелей согласно тому плану, который нами установлен. Заседание закрыва-
ется до понедельника.
Заседание прерывается в ... час. ... м1.
Председательствующий суда Верховного трибунала
Всероссийского центрального исполнительного комитета
по делу правых эсеров (подпись)
1 Так в тексте.
138
12 июня 1922 года
Четвертый день
Утреннее заседание
Председатель: Заседание возобновляется. Переходим к судебному след-
ствию. Сначала я хочу сообщить следующий порядок; так как мы переходим
к судебному следствию, которое затянется довольно долго, и так как в тече-
ние этого следствия сторонами могут быть возбуждаемы ходатайства о вызо-
ве новых свидетелей и приобщения новых документов, и вообще ставится
ряд формальных вопросов, то для того чтобы не нарушать порядки судебно-
го следствия, все вопросы такого порядка будут разбираться в конце вечер-
него заседания.
Гос. обв. Покровский: Я прошу относительно приобщения документа, кото-
рый касается сегодняшнего дня.
Председатель: Хорошо, сейчас мы ликвидируем этот вопрос. Но на следую-
щие дни я попрошу подготовлять все свои ходатайства к вечеру и вечером заяв-
лять о них.
Гос. обв. Покровский: Я прошу приобщить к делу 10-ю книжку журнала
«Современные записки», издаваемого в Париже.
Там помещена статья Керенского под названием «Гатчина», которая пред-
ставляет собой свидетельское показание одного из главных действующих лиц во
время Октябрьского переворота. Там есть факты, с которых начинается судебное
следствие.
Председатель: Есть возражения со стороны защиты?
Защ. Муравьев: Нет.
Председатель: Со стороны обвиняемых нет?
Лихач: Нет.
Председатель: Верховный трибунал определил № 10 «Современных запи-
сок» со статьей Керенского «Гатчина», как имеющую непосредственное отноше-
ние к делу, присоединить к делу. Вопросов больше нет?
Обв. Лихач: Разрешите технический вопрос.
Председатель: Хорошо, только я допущу это в последний раз. А в дальней-
шем вопросы такого порядка прошу оставить в вечернем заседании.
Обв. Лихач: Дело в следующем. Уже в прошлый раз мы заявляли, что нам
здесь совершенно невозможно работать, и нам было обещано, что хотя бы для
первого ряда обвиняемых будет поставлен стол. Сейчас начинается допрос сви-
детелей, и мы не можем записывать свидетельские показания, это технически не-
возможно. Это первое. Второе, нам систематически не пропускают материалов,
необходимых нам. Может быть, вы как-нибудь урегулируете этот вопрос, чтобы
журналы, газеты и книги нам пропускались и чтобы те материалы, которые при-
несены сюда, были бы нам представлены.
Председатель: Это вы можете ходатайствовать через защиту. Относительно
стола я говорил коменданту. Он говорит, что не может поставить стол при отсут-
ствии соответствующей гарантии со стороны обвиняемых.
Слово для заявления имеет государственный обвинитель.
Гос. обв. Крыленко: Я хочу сделать следующее заявление. Ввиду того что в
настоящее время мы приступаем к изучению дела путем судебного следствия и
139
ввиду того что со стороны обвиняемых на вопросы председателя относительно
признания себя виновными последовали своеобразные декларации относительно
непризнания вообще права даже задавать таковые вопросы; в видах уточнения и
уяснения исторической истины, с одной стороны, и установления факта, что об-
виняемые, и в частности декларировавший сугубо по этому поводу гр. Гендель-
ман, отнюдь не всегда стояли на такой точке зрения, а наоборот, в моменты, когда
им удавалось захватить власть в свои руки, они стояли на точке зрения допусти-
мости учинения суда над своими, как они называли, классовыми противниками,
я бы просил из приобщенных к делу документов огласить выписку из протокола
заседания Совета управляющих ведомствами комитета Учредительного собра-
ния 1918 года по вопросу прений о ведомственной охране государственного по-
рядка, интерпелляция Гендельмана, в которой он как раз касается вопроса об уч-
реждении суда над участниками Октябрьского переворота. Полагаю, что оглаше-
ние этого документа, как характеризующего некоторую эквилибристику мною
указанных граждан, и в частности уясняющего историческую истину в этом во-
просе, — будет иметь значение для суда. С другой стороны, я просил бы огласить
из еще не приобщенного документа, который я буду ходатайствовать приобщить,
из «Самарских ведомостей» № 11 от 22 июня, приказ № 43 Комитета членов Уч-
редительного собрания, где они устанавливают особую форму исключительного
суда и дают квалификацию преступлений, за которые подлежат этому исключи-
тельному суду виновные с их точки зрения отдельные граждане, и где квалифи-
кация делается приблизительно по тем же признакам, по которым в настоящий
момент указанные граждане сидят на скамье подсудимых. Я ходатайствую о при-
общении № И и оглашения приказа № 40.
Председатель: Оглашаю приказ № 43.
Обв. Гендельман: Гражданин председательствующий, вы не выслушали нашу
сторону.
Председатель: Оглашение документа может потребовать любая сторона в
любой момент.
Гос. обв. Крыленко: Это не приобщенный документ.
Защ. Тагер: Разрешите посмотреть.
Гос. обв. Крыленко: Разрешите сделать добавление. По постановлению три-
бунала к делу был приобщен комплект Вестника комитета членов Учредительно-
го собрания. В этом комплекте имеется 4 или 5 номеров «Самарских ведомо-
стей», а потом идет «Вестник Учредительного собрания». Таковой не подлежит
уже прениям, он уже приобщен. Я ходатайствую только о приобщении этих пяти
номеров «Самарских ведомостей».
Обв. Гендельман: Мы, конечно, не возражаем против приобщения этих доку-
ментов, но для меня осталось не ясным, считает ли гражданин Крыленко необхо-
димым с этого начать судебное следствие; он просит сейчас же огласить докумен-
ты, как будто перестроит тот план ведения судебного следствия, который был на-
значен в прошлом заседании гражданином председательствующим. Если сейчас
это будет сделано предметом обсуждений, то, очевидно, придется сейчас же доп-
рашивать и свидетелей, относящихся к эпохе деятельности Самарского комитета
членов Учредительного собрания. А это главным образом перестроит принятый
уже план ведения судебного следствия.
Председатель: Государственный обвинитель.
Гос. обв. Крыленко: Я имел в виду, конечно, оглашением этих документов
не нарушать плана, установленного председателем. Я индивидуально этого
140
плана не имею и не могу этого сделать. Этот документ относится к моментам
последнего дня процесса, как раз к тем декларативным заявлениям, которые
были сделаны. Это подлежит приобщению к делу, а также оглашению. Я обя-
зан бьцг принести его и показать. Я это сделал. Поскольку это относится к мо-
менту, уже имевшему место, я бы полагал, что было бы своевременно, незави-
симо от установления факта деятельности комитета в Самаре, огласить имен-
но эти документы.
Обв. Гендельман: Гражданин председатель, я прошу слово по этому вопросу.
Председатель: Пожалуйста.
Обв. Гендельман: Я опять-таки возражаю против того, чтобы сейчас это огла-
шалось. С этой скамьи не будет ни одного возражения против ходатайства об ог-
лашении документов, имеющих целью так или иначе направить процесс. Но тем
самым может создаться некоторый прецедент. Мы можем, не имея возможности
вносить документы во время судебного следствия, внести их по моментам, уже
прошедшим. Но не^удет ли это нарушать работу? В частности, я могу предста-
вить свои возражения и объяснения по поводу документов, о которых ходатайст-
вует гражданин Крыленко и которые должны выяснить мое отношение в суде во-
обще, к суду во время Гражданской войны, к суду, где была власть членов Коми-
тета Учредительного собрания. Я не знаю, ограничимся ли мы оглашением этих
документов или будем выяснять этот момент в полном объеме. Я должен напом-
нить гражданину Крыленко, что этот момент будет еще освещаться, как он сам
указал, в свое время. Таким образом, не возражая против оглашения документов,
Я бы просил трибунал предоставить нам возможность затронутый момент осве-
щать в полном объеме.
Председатель: Установленный нами порядок есть порядок допроса свидете-
лей. Оглашение документов, в зависимости от желания сторон, может последо-
вать когда угодно. Что касается ходатайства о приобщении новых документов к
делу, то разумеется, что, если в прошлых этапах была недостаточно освещена та
или иная сторона деятельности партии с.-p., вы всегда вечером можете возбудить
ходатайство с приобщением новых документов, вызове новых свидетелей и так
далее. Я сегодня только нарушил тот порядок, который мы наметили по ведению
самого процесса. Я объявляю это решение лишь утром, и сторонам эти не было
известно. Таким образом, если вечером вы потребуете приобщения новых доку-
ментов, то мы это будем делать, если они имеют непосредственное отношение к
Делу. Трибунал определил соответствующие документы огласить, присоединив к
Делу соответствующие № «Самарских ведомостей».
Оглашаю первый документ: выписка из протокола заседания Совета управ-
ляющих ведомствами Комитета членов Учредительного собрания от 29 августа
1918 года: «По поводу § 33. Интерпелляция: Г. Гендельман просит разъяснений,
будут ли освобождаться все те, к которым не предъявлено определенных обвине-
ний и предлагает создать особую комиссию при Комитете членов Учредительно-
го собрания для разбора дел всех, которые прикосновенны к Октябрьскому пере-
вороту. При такой постановке, если к ответственности привлекаются по опреде-
ленным обвинениям, достаточно судебной власти.
Е. Ф. Роговский разъясняет, что в дополнение к положению вносится проект
Приказа об установлении известных кар в административном порядке по отно-
шению к большевистским комиссарам, провокаторам и тому подобное никаких
Поблажек делаться не будет, несмотря на § 33».
Оглашается второй документ.
141
«Приказ № 43 Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания
20 июня 1918 года, город Самара. Граждане, объявленные на военном положении
местностей, подлежат военному суду за следующие преступления:
1.	За восстание, приготовления и подстрекательство к восстанию против су-
ществующей власти Учредительного собрания и против властей, им поставлен-
ных, а равно за всякое сопротивление им.
2.	За шпионство.
3.	За умышленный поджог или иное умышленное истребление, либо приведе-
ние в негодность воинского снаряжения и вооружения, складов огнестрельных
припасов, а также запасов продовольствия и фуража.
4.	За хранение оружия без надлежащего разрешения.
5.	За умышленное повреждение: водопроводов, постов, частей, колодцев, до-
рог и прочих средств снабжения войск.
6.	За умышленное истребление и повреждение телеграфной и телефонной
сети, железнодорожного пути и подвижного состава.
7.	За нападение на военный караул, часового, дневального, милиционера, за
вооруженное сопротивление военному караулу и чинам милиции, а равно за
убийство таковых.
8.	За разбой и грабеж.
Настоящий приказ входит в силу со дня его опубликования; военному штабу
принять соответствующие меры.
Члены Учредительного собрания: В. Вольский, П. Брушвит, И. Климушкин,
управляющий делами Дворжец».
Обв. Гендельман: Разрешите, гражданин председательствующий, сделать
разъяснение и заявление по поводу оглашенного документа.
Председатель: Это ваше право.
Гендельман: Итак, из того, что было оглашено, вы слышали, что, когда я вы-
сказывался по поводу этого проекта, я указал, что для возбуждения этого дела и
для расследования этих преступлений достаточна наличность судебной власти.
Я высказался — и это будет установлено — против проектов о каких бы то ни
было охранках, как бы они ни назывались, чрезвычайками или как-нибудь иначе
и на какой бы территории они не были. Из этого места, которое оглашено, следу-
ет, что незачем создавать таких органов, потому что достаточно судебной власти.
Если гражданин Крыленко огласил это только для того, чтобы показать, что я
все-таки признаю суды, то он ломился в открытую дверь. Конечно, я не отрицаю
необходимости судов и преследования преступлений, но, граждане, те преступ-
ления, которые должны были преследоваться на территории Комитета членов
Учредительного собрания, это отнюдь не были бы суды нашей партии, это были
бы суды присяжных заседателей.
Гос. обв. Луначарский: Военные суды.
Обв. Гендельман: Вы слышали, о каких преступлениях там идет речь. И вот,
граждане, и у вас на территории Советской России, где сейчас вы являетесь вла-
стью, мы вовсе не будем отрицать всяких судов, не будем предъявлять отвод та-
ким судам, который совершенно основательно мы предъявили вам. Если вы соз-
дадите здесь суд присяжных заседателей, если вы даже создадите над нами суд
Советов рабочих депутатов, но правильно избранный, не назначенный, не фаль-
сифицированный, а такой суд Совета рабочих депутатов, на который мы давно
предлагали вам передать все наши споры и споры об Учредительном собрании,
мы обязуемся подчиниться решению такого суда. Суд такого учреждения мы
142
всегда признаем. Если у вас будет суд гласности, если обвиняемым будут предос-
тавлены все права — ведь обвиняемые тоже сторона в деле, об этом гражданин
Крыленко забыл. Если обвиняемые не будут поставлены в такие чисто физиче-
ские услс^вия под равными предлогами, когда они не смогут работать, как, напри-
мер, сейчас, я не могу достать справки, какого свидетеля нужно вызвать; если вы
создадите суд беспристрастный, мы такому суду подчинимся и такой суд призна-
ем. У нас, на территории Комитета членов Учредительного собрания, был такой
суд (смех и шум).
Председатель: Прошу к обвинению не обращаться, а обращаться к трибу-
налу.
Гендельман: Гражданин председатель, ввиду того что документ оглашен и
для того чтобы показать, что я говорю не голословно, я прошу сейчас же ис-
следовать этот момент, и из той группы свидетелей, которые должны быть до-
прошены по 4-й группе, я прошу сейчас же допросить хотя бы двух свидете-
лей: председателя Комитета членов Учредительного собрания Вольского и
секретаря Шмелева.
Председатель: Обвиняемый Гендельман, так как вы дали разъяснение недос-
таточно полное, то трибунал предлагает вам дать объяснение по двум вопросам:
были ли военные суды, о которых гласит приказ № 43, с присяжными заседате-
лями и были ли члены этих военных судов выборные или назначенные?
Гендельман: Гражданин председатель, военные суды, которые должны были
действовать исключительно на территории военных действий, были, как и все
военные суды, не выборные, а состояли из лиц военного ведомства. И в этих
судах, гражданин председательствующий, были даны все гарантии для защиты
подсудимыми своих прав. (Смех.) Кроме того, гражданин председательствую-
щий, были созданы те общие гарантии гласности и свободного запроса, и сво-
бодного уголовного преследования против всех лиц, совершивших должностное
преступление, которые гарантировали, что злоупотреблений этой военной юс-
тиции не будет.
Председатель: Вполне понятно.
Гендельман: Свидетельскими показаниями может быть установлено, что, ко-
гда такие злоупотребления имели место, — а они всюду имеют место, где дейст-
вует государственная власть, — там назначались расследования и виновные при-
влекались к ответственности.
Председатель: Все же ваше разъяснение неясно. На этом заседании Комитета
членов Учредительного собрания говорил Роговский, который дал некоторое
разъяснение, вами сейчас не затронутое, я снова оглашу то место и попрошу дать
объяснения. Оглашаю документ. «...Е. Ф. Роговский разъясняет, что в дополне-
ние к положению вносится проект приказа об установлении известных кар в ад-
министративном порядке по отношению к большевистским комиссарам, прово-
каторам и т. п. никаких поблажек делаться не будет, несмотря на § 33».
Гендельман: Желаете выслушать разъяснение?
Председатель: Прошу вас.
Обв. Гендельман: Опять-таки из самого моего запроса следует, что если не
предъявлено обвинение, то лица должны быть освобождены; а если обвинение
предъявлено, то дело идет в судебном порядке и, следовательно, никаких чрезвы-
чайных органов создавать нельзя. Что касается разъяснений Роговского относи-
тельно того, что будут допустимы еще административные меры взыскания, я не
Помню, чтобы такого рода административные меры взыскания применялись.
143
кроме того, гражданин председательствующий, это заявление Роговского не вы-
ходило за пределы тех мер, которые носят характер так называемых мер пресече-
ния, т. е. административный арест лиц, которые являются с точки зрения власти
в данный момент Гражданской войны опасными для государства. Речь не шла о
тех административных мерах, о тех расстрелах, всяких чекистских троек, кото-
рые так широко практиковались и которые будут фигурировать у нас еще и по
этому делу. На территории Комитета членов Учредительного собрания не только
смертных приговоров, не только расстрелов, но никаких административных на-
казаний не было.
Председатель: Не угодно ли кому-либо из обвиняемых дать еще объяснения
по поводу оглашенных документов.
Защ. Членов: Я хотел задать вопрос обвиняемому Гендельману по поводу од-
ного места из оглашенного документа, которое осталось для меня неясным.
Председатель: Я думаю, что когда будем говорить о Комитете членов Учре-
дительного собрания, тогда будем об этом подробно допрашивать обвиняемых и
свидетелей. Сейчас я только огласил документ, дал слово для объяснения обви-
няемому и на этом покончу.
Гендельман: Я не слышал, как разрешил трибунал мое ходатайство о том,
чтобы хотя бы два свидетеля были допрошены сейчас же.
Председатель: Свидетеля Вольского еще физически нельзя вызвать и допро-
сить, потому что он еще не находится в Москве. Может быть, он будет к концу
процесса доставлен.
Обв. Гендельман: Значит, как только он будет доставлен, можно будет возбу-
дить это ходатайство и просить рассмотреть.
Гос. обв. Крыленко: Я не хочу вести ни прений по этому вопросу, ни тем бо-
лее брать слово по поводу этого документа. Это право согласно заявления пред-
седателя я буду иметь тогда, когда мы подробно перейдем к обследованию этого
документа. Я просил только слова, чтобы установить ту цель, для которой я про-
сил огласить документ, и вернуть в надлежащие рамки сугубо неправильные
объяснения, которые давал обвиняемый Гендельман. Я просил бы отметить в
протоколе, что вопрос в оглашенном документе шел о порядке привлечения к от-
ветственности участников и причастных к Октябрьскому перевороту лиц, а не к
тем деяниям, которые имели место не территории Самары в тот момент и т. д.
Вот этот момент я хотел отметить. Для этого я и оглашал документы.
Председатель: Ваше заявление заносится в протокол. Вопрос исчерпан. При-
ступаем к допросу свидетелей. Я предлагаю в течение сегодняшнего и завтраш-
него дня допросить следующих свидетелей: Ракитина-Броуна, Краковецкого, Ка-
шина, Белецкого, Дзеруль, Паевского, Фейта, Кононова, Городского, Келлера,
Бермана, Соколова, Михаила Верховского, Борисенко, Сотникова, Рейснера,
Филипповского, Шестакова, Бейлина, Эльяшевич, Буревого и Святицкого...
Есть ли возражения со стороны сторон, чтобы остальных свидетелей отпустить
до послезавтрашнего дня?
Гос. обв. Крыленко: Я буду просить вас задать защите вопрос, мне неясный.
Согласно плана, идет вопрос о военной работе в Петрограде, о подготовлении
вооруженных восстаний. Я не помню точной мотивировки вызова Филиппов-
ского, Шестакова, Бейлина — это по вопросу о боевых дружинах?
Тагер: Эти трое свидетелей мною включены в эту группу после того, как вы
заявили, что как самостоятельный 7-й пункт первоначального плана, военная ра-
бота 1917 и 1918 годов выпадает и распределяется по отдельным группировкам.
144
Гос. обв. Крыленко: Насколько я знаю, это касается только военной работы в
Петрограде.
Защ. Тагер: Это те свидетели, которых указали обвиняемые.
Гос. офв. Крыленко: Которые касаются военной работы в Петрограде.
Председатель: Вопрос ясен.
Обв. Тимофеев: Значит, 8-я группа остается?
Гос. обв. Крыленко: Она идет вторым пунктом.
Председатель: Вопрос исчерпан. Защитник товарищ Овсянников.
Защ. Овсянников: Мною вызывался свидетель Герасимов. Его показания от-
носятся к октябрю 1917 года. Он вызывался из провинции. Если он прибыл, его
необходимо допросить в первой группе, а если он прибудет позднее, то я остав-
ляю за собою право вернуться к его допросу в связи с этими событиями.
Председатель: Возражений нет, остаются названные свидетели, остальные
ртпускаются. Объявляю перерыв на 3 минуты.
Перерыв на 3 минуты.
Председатель: Заседание возобновляется. Свидетель, ваше имя, отчество и
фамилия?
Свид. Ракитин-Броун: Михаил Яковлевич Ракитин-Броун.
Председатель: Ваш возраст?
Св. Ракитин-Броун: 32.
Председатель: Ваша классовая принадлежность?
Ракитин: Мещанин.
Председатель: Чем занимаетесь?
Ракитин: Служащий.
Председатель: Образование?
Ракитин: Среднее.
Председатель: Ваша партийная принадлежность?
Ракитин: Я член Российской коммунистической партии большевиков.
Председатель: С какого времени?
Ракитин: С марта 1919 года.
Председатель: Раньше к какой партии принадлежали?
Ракитин: Раньше, в 1905-1906 годах был анархист-коммунист; был 10 лет на
каторге, а с 1917-1918 годов состоял в партии эсеров, привлекался...
Председатель: По какому делу?
Ракитин: Вооруженное нападение группы анархистов-коммунистов на бан-
кирскую контору.
Председатель: Вы были в той группе свидетелей, которой я сообщил, что они
находятся перед судом трибунала и должны показывать одну только правду?
Ракитин: Был.
Председатель: Скажите, свидетель, что вы можете показать о деятельности
партии эсеров в 1917-1918 годов в Петрограде, о вооруженной борьбе этой пар-
тии против советской власти?
Ракитин: Могу показать следующее: я состоял с лета 1917 года секретарем
Военной комиссии Центрального комитета партии эсеров и руководил текущей
работой военной комиссии, председателем комиссии был гражданин Герштейн.
В октябрьские дни, когда готовился переворот, — об этом нам как членам Воен-
ной комиссии было известно на построении всего гарнизона; мы видим, что
этот переворот неизбежен, что этот переворот совершится. Последние дни пе-
ред 25 октября Центральный комитет заседал, но никаких директив мы от него
145
не получали. 25 октября, когда войсками революционного комитета занимался
Зимний дворец, ко мне в Военную комиссию явился кооптированный член
Центрального комитета товарищ Фейт и заявил: «Почему вы не двигаете ваши
силы в защиту Временного правительства?» Я ответил, что таких сил не имеет-
ся. Он по этому поводу выразил большое сомнение, несмотря на мое настойчи-
вое уверение, и просил меня сообщить ему телефоны обоих казачьих полков, —
насколько я помню, 1-го и 2-го Донских казачьих полков. Я ему сообщил. Он
тогда стал к ним звонить. Звонил в 1-й полк, во 2-й. Конечно, получил отрица-
тельный уклончивый ответ, что-то вроде того, что без пехоты не пойдем, с пе-
хотой пойдем. И убедился в том, что контрвыступления невозможны. На дру-
гой день, это было, кажется, 26-го, я точно не помню, во всяком случае тогда
уже собрался 2-й съезд Советов. Ко мне явился один из членов Военной ко-
миссии товарищ Брудере и говорит, почему же мы, Военная комиссия, никаких
мер не принимаем. Я ответил ему тем же, чем и Фейту. Он стал настаивать, что
это совершенно неправильный подсчет сил, что на нашей стороне имеются юн-
кера, что юнкера сейчас есть наиболее дисциплинированная боевая сила, в то
время как остальные части все разложены и сделал подсчет этих юнкеров. И по
его уверениям вышло, что этих сил достаточно для того, чтобы оказать контрвы-
ступление, принимая во внимание, что главная часть военных сил революцион-
ного комитета отвлечены на Гатчинский фронт. Он меня убедил, и я с ним со-
гласился. Вскоре с этим согласился тов. Краковецкий. Краковецкий 25 октября
был представлен мне гражданином Герштейном с указанием, что Краковецкий
назначен Центральным комитетом командующим всеми войсками эсеров. По-
сле этого я Герштейна не видел: он поехал в целях агитации в окрестности и к
дальнейшему восстанию касательства не имел. Тогда мы втроем созвали заседа-
ние Военной комиссии, на котором стали обсуждать вопросы о возможности
выступления. На этом заседании решено было готовиться, организовываться и,
если представится соответствующая возможность и если войска Керенского по-
дойдут близко к Петрограду, когда понадобится помощь изнутри, — тогда вы-
ступить. Соответственно этому мы завязали связь, т. е. вернее укрепили свою
связь с теми эсеровскими ячейками, которые имелись во всех юнкерских час-
тях. Я помню Константиновское артиллерийское училище, потом Михайлов-
ское артиллерийское, Павловское и Владимировское пехотное и Николаевское
инженерное. С Николаевским кавалерийским училищем ничего не выходило,
но кое-какая связь была и с ним, и мы организовали там дежурство представи-
телей нашей ячейки. Дежурили у нас в течение трех дней — 26-го, 27-го, 28-го.
В течение 2-3 дней дежурства у нас происходили, и дежурные сменялись одни
другими, мы их кормили. Таким образом, у нас с ними была неразрывная
связь, наконец, 28 октября со мной виделся член Центрального комитета Гоц.
Я теперь не помню, где это было — было ли это в здании Центрального комите-
та на Галерной или в Исполнительном комитете крестьянских депутатов на
Фонтанке. На этом свидании Гоц заявил, что Комитет спасения родины и рево-
люции назначил в качестве руководителя восстания полковника Полковникова,
бывшего командующего войсками Петроградского военного округа. Я с резким
протестом обратился в Гоцу по этому поводу, считая, что Полковников полити-
ческая фигура, очень неопределенная и подозрительная. Кроме того, я не видел
никаких деловых преимуществ у него перед товарищем Краковецким, которого
я знал еще по каторге и о котором я был соответствующего мнения, как годно-
го для этого дела. Несмотря на это, Гоц предложил мне подчиниться этому и
146
как члену Центрального комитета, которого я считал уполномоченным всего
Центрального комитета, я принужден был подчиняться этому предложению.
Затем, вечером с 28-го на 29-го нас с Краковецким и Кашиным, его адъютан-
том, вызвали на Фонтанку в исполнительный Комитет съезда Советов кресть-
янских депутатов. В комнате, куда нас ввели, находилось несколько человек, в
том числе Авксентьев, Богданов, Гоц, Полковников. Кто-то был еще, кажется
Синани, от имени военной социал-демократической организации. Гоц предло-
жил нам сообщить Полковникову и всему собранию все данные об имеющихся
у нас боевых силах и тот план, который мы выработали. Эти данные были
мною сообщены и план также. У нас было Военной комиссией выработано две
вариации плана. Одна заключалась в том, что выступления начинаются сразу в
двух концах города, на материке и затем, кажется, на Васильевском острове,
там, где было Владимирское и Павловское училища. Сначала мы захватываем
телефонную станцию, Михайловский манеж, где стояли броневики, и начинает-
ся восстание в Ни1флаевском инженерном замке. В то же время другой центр
восстания, на Васильевском острове; владимирцы освобождаются, идут и осво-
бождают павловцев; вместе они составляют большую пехотную силу и двига-
ются к центру, к Петропавловской крепости. В это время мы, соединившись с
Константиновским артиллерийским, и имея главным образом у себя техническое
превосходство, при малом пехотном прикрытии, движемся к ним, соединяемся в
Петропавловской крепости, захватываем ее, — ибо у нас были связи с частями,
которые были в Петропавловской крепости (а именно, насколько мне помнится,
с самокатчиками), затем двигаемся уже объединенной мощной группой к Смоль-
ному институту. После этого, захватив Смольный, направляем все наши части
плюс те колеблющиеся, как Преображенский, Семеновский, Волынский, Каза-
чий полки, которые отказались сначала с нами выступать, но которые, по на-
шим расчетам, несомненно, присоединились бы к нам в случае удачного разви-
тия операций, — образовываем ударный кулак, который бросаем в тыл войскам,
стоящим на Гатчинском фронте. Таким образом, эти войска, стоящие между
двумя силами — войсками Керенского и Краснова и нашими, должны были, не-
сомненно, пасть, и таким образом власть Временного правительства была бы
восстановлена. Это был первый план. Второй план отличался от первого только
тем, что восстание вспыхивало не двух центрах, а в одном — Николаевском ин-
женерном замке и оттуда развивалось путем постепенного присоединения од-
ной нашей части к другой в последовательном порядке, путем уличных боев с
теми силами, которые попытались бы нам сопротивляться, пока мы опять не
объединились бы в достаточный кулак, чтобы захватив Петропавловскую кре-
пость и Смольный и завершить намеченный нами план, о коем я уже сообщал.
Это была вторая вариация. Как раз за такую вариацию стоял Краковецкий. За
первую вариацию с двумя центрами восстания стоял я. Полковникову было до-
ложено о всех силах, которые у нас имелись в юнкерских училищах, затем
связь с Михайловским броневым манежем, в котором имелись машины и в ко-
тором у нас тоже была связь со своими людьми. Затем нам был известен па-
роль караула, стоящего на телефонной станции.
Председатель: Откуда это было вам известно?
Обв. Ракитин-Броун: Я не помню точно фамилии, кажется что-то вроде Клю-
зере, какая-то нерусская фамилия, там был один латыш, который был близок к
Смольному и посредством которого мы получили этот пароль и имели пропуска
Для свободного движения по городу и для движения автомобилей.
147
Председатель: От этого самого латыша?
Обв. Ракитин-Броун: Да, он был членом партии эсеров, имел отношение к
Военной комиссии эсеров. Это все было сообщено Полковникову. Полковников,
заслушав все эти сообщения, пришел к заключению, что сил имеется достаточно,
что этот план выполним и стал на точку зрения первой вариации, т. е. восстания
одновременно в двух центрах. Затем, через некоторое время, я точно не помню,
когда именно, было ли это через полчаса или это через час, было ли это в той же
комнате или в следующей, но нам было принесено, опять-таки не помню кем, из-
вестие весьма панического характера: что революционный комитет уже знает о
готовящемся восстании, что им меры могут быть приняты с часу на час, что чуть
ли не в броневой части уже принимаются меры к нашей ликвидации. Под влия-
нием этого и, с другой стороны, под влиянием известия о приближении Керен-
ского к Гатчинскому фронту решено было выступление начать немедленно. При
обсуждении этого вопроса — начинать или не начинать — присутствовали все те
лица, о которых я уже говорил раньше, и тут же стали составляться Полковнико-
вым и Краковецким боевые диспозиции для каждой нашей части с приказом вы-
ступать туда и занять то-то. Причем дежурившие связи, т. е. представители на-
ших частей, находились при нас же, мы их перевели с собой на Фонтанку с Га-
лерной. Тогда мы назначили ряд эмиссаров, которые вместе с этими юнкерами
должны были являться в их училище и руководить выступлением. Затем капи-
тан Виндижгрец, который явился к нам совершенно неожиданно, заявил, что он
берет на себя овладеть броневыми машинами. Я узнал совершенно недавно, что
этот Виндижгрец был позднее расстрелян за бандитизм в Петрограде. Он заявил,
что он может сейчас же овладеть броневыми машинами, и был послан в Михай-
ловский броневой дивизион с отрядом юнкеров. Я забыл сказать, что, когда было
решено выступать, мы перешли с Фонтанки в Николаевский инженерный замок,
который и сделали центром восстания.
Председатель: Кто это мы?
Ракитин-Броун: Полковников, Краковецкий, Кашин и я. Еще было несколь-
ко человек, которых я не помню.
Председатель: Какой это был орган?
Ракитин-Броун: Штаб. Начальником, руководителем восстания был назна-
чен Полковников, его помощником был назначен Краковецкий. В качестве
представителя военной партийной организации там присутствовал я; как пред-
ставитель военной организации партии социал-демократов был Синани; эти
лица представляли собой штаб восстания. И вот этот штаб переселился в Ни-
колаевский инженерный замок и оттуда начал боевые действия. Но приказы о
выступлении были написаны еще на Фонтанке в Исполнительном комитете
крестьянских депутатов. Там они давались на подпись Авксентьеву как предсе-
дателю Всероссийского исполнительного совета крестьянских депутатов и как
представителю Комитета спасения родины и революции. Он подписывал эти
боевые приказы: такой-то части выступить туда-то, занять то-то. И вот эти при-
казы тут же раздавались, как я уже говорил, эмиссарам и юнкерам, и те разъез-
жались на места. Затем, когда мы прибыли в Николаевский инженерный замок,
то мы отрядили два отряда. Первый отряд был отряжен в Михайловский бро-
невой манеж, который он занял без сопротивления благодаря тем связям, кото-
рые там имелись, и выкатил оттуда несколько — 3 или 4 броневых машин, ко-
торые и были доставлены в распоряжение штаба и привезены в Николаевский
инженерный замок. Другой отряд был направлен на телефонную станцию и,
148
Г^цая пароль, под видом караула проник в станцию, обезоружил находившийся
! уам караул и занял ее. После этого все телефоны Смольного, всех учреждений,
• з также, насколько мне помнится, частные были выключены и были оставлены
ЛИШЬ те телефоны, которые были нам нужны, которые связывали нас с нашими
частями. Затем мы по телефону получили сведения о том, что владимирцы уже
выступили из своего училища, из одного здания, в котором они находились, и
' приближались к другому зданию, главному, где находилась главная масса юн-
керов Владимирского пехотного училища. Таким образом восстание в начале
развивалось согласно заранее намеченному плану. Я должен указать, что фак-
тически всем в это время руководил один Полковников, Краковецкий был им
как-то от дела отстранен, у Полковникова появился назначенный им начальни-
ком штаба какой-то с греческой фамилией, вроде Хабулари, и, кроме того, еще
несколько военных. Затем, после развития операций, стал собираться еще ряд
военных лиц определенно монархического покроя, которые стали стекаться и
предлагать свои услугу под тем или другим предлогом. Часть из них была ис-
пользована Полковниковым, часть болталась без всякого дела. Должен еще ука-
зать, что накануне на Фонтанке ко мне явился и представился один офицер от
имени 600 офицеров, расположенных, насколько я помню, в Астории и заявил,
что предлагает услуги свои и услуги этих самых офицеров. Затем он сказал, что
он был у Авксентьева, и Авксентьев послал его к нам. Я ему сказал, что мы в
раших услугах не нуждаемся, у нас сил достаточно и уклонился от его участия;
уклонился просто потому, что для меня было ясно, что он никакого отношения
К эсерам не имеет и что его группа — это определенно монархического покроя
офицерья. И вот, когда восстание начало принимать удачный характер, тогда
появилась общественная необходимость открыть лицо, т. е. показать, кто под-
нял восстание и во имя чего оно было поднято. И вот тут мною и Синани и
кем-то еще, не помню точно, было написано воззвание от имени Комитета спа-
сения родины и революции, в котором указывалось, что Комитет спасения ро-
дины и революции сверг власть большевиков, что все, именующие себя члена-
ми Военно-революционного комитета и их пособники, подлежат аресту и что
восстановлена власть Временного правительства.
Председатель: Кто подлежит аресту?
Обв. Ракитин-Броун: Все члены Военно-революционного комитета больше-
виков. Этот приказ был составлен мною для представления на подпись Гоцу и
Авксентьеву. Что касается Гоца, то он раз или два, но один раз во всяком слу-
чае, во время развития операции был у нас в замке, причем сказал, что он сей-
час поедет к казакам, чтобы попытаться их поднять, после того как он узнал,
что казаки к нам не присоединились. В расчете, что он скоро к нам явится и
что мы разыщем и Авксентьева, мы этот приказ составили и оставили место
Для подписей Авксентьева и Гоца: Авксентьева как председателя Исполнитель-
ного комитета Совета рабочих и крестьянских депутатов и от имени Комитета
спасения родины и революции, а Гоца, насколько я помню, как представителя
Центрального комитета партии. Кроме того, там было оставлено место для на-
ших подписей — меня как секретаря военной Комиссии эсеров и Синани как
представителя, не помню точно должности, был ли он председателем или сек-
ретарем, но во всяком случае как представителя военной социал-демократиче-
ской организации меньшевиков. К сожалению, при всем старании нам ни Гоца,
ни Авксентьева разыскать не удалось. Тогда копии этого воззвания, в которой
наши 4 фамилии были отпечатаны на машинке, была направлена для отпечаты-
149
вания в типографию, а на подлиннике остались пока только подписи Синани и
моя и место для подписей Авксентьева и Гоца. Конечно, поскольку восстание
было ими руководимо, постольку для нас не подлежало на малейшему сомне-
нию и не возникало вопроса о том, что они пишут воззвание, и для нас не име-
ло значения, подпишут ли они до момента напечатания или после этого момен-
та, ибо приказы более серьезного свойства — о боевых выступлениях — подпи-
сывались Авксентьевым без всяких с его стороны препятствий или возражений.
После этого стало обнаруживаться, что восстание начинает клониться к упадку.
Выяснилось, что главным массам юнкеров Владимирского училища не удается
выйти благодаря сопротивлению их команд. Точно так же и юнкерам Павлов-
ского училища не удается выйти, и команды обстреливают Владимирское учи-
лище и стерегут Павловцев. Тогда на помощь им вышел наиболее крупный
броневик «Ахтырец» для того, чтобы всех осаждающих разбросать, освободить
юнкеров и двинуть их куда следует. Но «Ахтырец» доехал до места, не помню
какого, и вернулся обратно. Шофер заявил, насколько помнится, что там бар-
рикада из дров. Тогда вторично был послан этот броневик вместе с пехотным
прикрытием юнкеров Николаевского замка, чтобы эту баррикаду разбросать,
чтобы броневик мог проехать. Но броневик не проехал и вторично вернулся,
потому что шофер заявил, что мотор портится. Мы и тогда догадывались, что
дело не в моторе, а что шофер не хочет ехать. В то же время владимирцы зво-
нят, что положение тяжелое, что становится жарко, что подвезли орудия, что
надо их выручать. Мы делали попытки всякого рода, мы обратились в Констан-
тиновское артиллерийское училище. Константиновцы требовали пехоту для
прикрытия, но у нас не было таковой, чтобы послать. Мы обращались в Нико-
лаевское кавалерийское училище, которое отличалось наибольшей черносотен-
ностью, наибольшей правизной. Те категорически отказались выступить. Кроме
того, из телефонной станции в то же время звонили, что их осаждают, что труд-
но становится держаться, и туда был послан другой броневик поменьше, без
орудий с пулеметом, который пару раз проехал, использовавши свободное ме-
сто, и после того стал осаждать и обстреливать телефонную станцию. Таким об-
разом наступил переломный момент восстания. Тогда мною и Краковецким ре-
шено было, что единственный выход из создавшегося положения — изменение
тактики, т. е. приближение к тому плану, который был вначале. Мы решили
бросить Николаевский инженерный замок, бросить центр восстания, штаб и
выйти на улицу. Так как мы для охраны нашего замка держали при себе при-
крепленную группу юнкеров человек в 70, то следовательно вместо того, чтобы
охранять ненужный штаб, коль скоро этот штаб оказался без армии, выйти с
этими юнкерами на улицу, подойти к Константиновскому училищу, взять с со-
бой артиллеристов и двинуться вместе с артиллерией, броневиком и пехотин-
цами из Николаевского инженерного училища, двинуться на ту сторону на по-
мощь владимировцам и павловцам и поддержать их, как было предусмотрено.
Но Полковников, когда ему было доложено, от этого оказался, отказался по тем
или иным мотивам, и это предложение не прошло. Я считал и считаю, что он
отказался просто потому, что как генерал от академии он не привык к уличным
и партизанским боям и не мог работать вне штаба без письменных диспозиций
и т. д. Как бы то ни было, тот выход, который диктовался положением, принят
не был и мы стали безмолвными свидетелями того, как одна за другой падают
наши позиции: а именно, были из орудий расстреляны Владимирское училище,
сдались юнкера, затем была занята телефонная станция. А затем, это было меж-
150
ду 4-5 часами дня, когда нами было получено, опять-таки я не помню через
кого, распоряжение Комитета спасения родины и революции о том, чтобы даль-
нейшее сопротивление прекратить ввиду неудачи и сложить оружие, это нами
было уделано уже механически, так как складывать было нечего, все части
были разбиты. Тогда мы втроем, я, Краковецкий и Кашин, вышли из штаба,
причем это было около 5 часов. Когда мы вышли, то увидели у самого штаба
красноармейцев, которые приближались для ликвидации самого штаба. Они
почему-то нас не тронули, очевидно, полагая, что мы не имели отношения к
делу, и вошли в штаб. Что было дальше, я не знаю. После этого мы удалились
на квартиру Кашина, где и находились. Через день-два я прочел в эсеровской
газете, не помню какой, «Воле России» или «Дело народа», три письма в редак-
цию, в которых Синани, Авксентьев и Гоц заявили, что было выпущено Коми-
тетом спасения родины и революции воззвание о свержении большевиков, но
мы этого воззвания не подписывали и никакого отношения к нему не имели.
Когда я это прочел, мне было очень тяжело морально, ибо хотя формально они
были правы, то тем не менее вся моральная ответственность за восстание была
на них. Ибо если бы они не принимали участия в восстании, если бы его не
возглавляли, то, может быть, его бы и не было. Собственно, я считаю, что если
Центральный комитет был против восстания, то он мог бы его запретить и то-
гда в порядке дисциплины его бы не было. Но раз они его возглавили, раз они
его признали своим, значит, писать такое опровержение, придираясь к фор-
мальному пункту, это значит давать понять, что вообще мы никакого отноше-
ния не имеем к этому восстанию и что восстание, очевидно, было авантюрой,
которую затеяли кто-то, прикрывшись нашими партийными ярлыками. Так
надо было понять их отречения. Это подействовало на меня очень тяжело. Тем
не менее я своей подписи не опротестовал, ибо тогда не был еще искушен в по-
литических тонкостях и не знал, что если восстание не удалось, то надо от него
отречься. Этим мое участие в восстании и контрреволюционной деятельности
партии эсеров кончилось. Через несколько дней я выехал на юг. Работал в Ели-
заветграде, в Одессе, но уже не в качестве активиста, а в качестве сторонника
советской власти...
Председатель: Меня интересует вот что. Тогда, когда вы организовали это
юнкеровское восстание, то вам и Центральному комитету эсеров был ли ясен ха-
рактер самих юнкеров, т. е. что элемент из себя представлял.
Обв. Ракитин: Видите ли, мы считали так, там есть часть эсеров, затем часть
несомненно неэсеровская, а гораздо более правого толка. Мы предвидели...
Председатель: Это политическая характеристика. Меня интересует соци-
альная характеристика. Это были рабочие и крестьяне или какой-либо другой
элемент?
Обв. Ракитин: Ясное дело, что это были представители состоятельного класса.
Председатель: В тот момент для вас это было совершенно ясным?
Обв. Ракитин: Для меня не было вопроса.
Председатель: С кем из членов Центрального комитета партии эсеров были
вы знакомы и кто из них вас хорошо знал?
Обв. Ракитин: Лично я был знаком с Герштейном, поскольку все время с ним
вел работу, и встречался иногда с Гендельманом, но с ним знаком не был. С Рих-
тером был знаком, с Веденяпиным был хорошо знаком, поскольку он был секре-
тарем Центрального комитета и работал в соседней комнате со мной. С Раковым
был хорошо знаком.
151
Вот вы еще упомянули о том, что были боевые приказы, под-
писанные Авксентьевым. Были такие приказы?
Ракитин: Это я категорически утверждаю.
Председатель: Вы можете назвать?
Обв. Ракитин: Я могу указать. Все боевые приказы — Владимирскому учили-
щу выступить, пойти на соединение с Павловским; Павловскому училищу вместе
с Владимирским пойти и занять позиции там-то, все эти боевые приказы, на осно-
вании которых двигались части и благодаря которым фактически состоялось вос-
стание, каждый из них подписывал Авксентьев, потому что мы не рисковали брать
на себя. Мы знали, что ни имя Полковникова, ни имя Краковецкого, ни мое — ни-
кого не поднимет. Я могу указать только на один факт, что, когда был такой при-
каз за подписью Авксентьева и Полковникова получен в одном из юнкеровских
училищ, которое должно было этот приказ выполнить, они вместо выполнения
прислали ко мне представителя — зная меня как секретаря Военной комиссии
Центрального комитета эсеров — спрашивая, действительно ли это есть дело пар-
тии эсеров, ибо, очевидно, они не были достаточно осведомлены о том, кто такой
Авксентьев, или потому что Авксентьев подписывался не как представитель пар-
тии эсеров. Имя Полковникова им ничего не говорило, и они усомнились, были ли
они представители нашей эсеровской ячейки. Когда я сказал, что я как секретарь
Военной комиссии партии эсеров утверждаю подлинность подписи Авксентьева,
они предложили мне это написать и я на этом приказе подписался. После этого это
училище взялось за выполнение той задачи, которая была на него возложена.
Председатель: Угодны вопросы.
Гос. обв. Крыленко: Я буду просить товарища свидетеля прежде всего уточ-
нить некоторые факты из его показания. Прежде всего уточнить факт вашего
разговора с Фейтом. Фейт был тогда членом партии Центрального комитета?
Обв. Ракитин-Броун: Он был кооптированным членом Центрального ко-
митета.
Гос. обв. Крыленко: Значит, Фейт спрашивал все конкретно. О чем?
Обв. Ракитин-Броун: Он спрашивал, почему не предпринимаете мер, чтобы
двинуть наши части.
Гос. обв. Крыленко: Это первое, а потом сам лично.
Ракитин-Броун: Тогда он мне предложил протелефонировать казачьей части.
Я сказал: пробуйте сами, это дело безнадежное.
Гос. обв. Крыленко: Следующий вопрос тоже нужно уточнить. Вы говорите,
что было две версии плана восстания. Первая была чья?
Обв. Ракитин-Броун: Одна моя, другая Краковецкого.
Гос. обв. Крыленко: И обе версии обсуждались совместно с Полковниковым.
Полковников в это организационное ядро или штаб восстания был введен?
Обв. Ракитин-Броун: В качестве начальника.
Гос. обв. Крыленко: В качестве начальника. Кем же?
Обв. Ракитин: По предложению Гоца.
Гос. обв. Крыленко: Вы возражали?
Обв. Ракитин: Возражал.
Гос. обв. Крыленко: Значит, это было сделано в порядке партийного приказа?
Обв. Ракитин: Я принужден был согласиться с этим в порядке подчинения
приказу Комитета.
Гос. обв. Крыленко: Полковников возбудил ваше сомнение'в политическом
смысле?
152
Обв. Ракитин: И в политическом, и в стратегическом.
Гос. обв. Крыленко: С точки зрения политической. Почему?
Обв. Ракитин: Потому что как фигура карьеристская он никакого отношения
к партии н$ имел, неизвестно откуда выплыл, до переворота он известен был в
качестве начальника Петроградского военного округа и возбудил сомнение.
Гос. обв. Крыленко: Какие мотивы приводились, что лучше Полковников?
Обв. Ракитин: Я помню следующие мотивы: во-1, тот, что за Полковнико-
вым пойдет Донской казачий полк. Но это как раз не оправдалось. Полк за ним
не пошел, но Гоц считал почему-то, что Донской казачий полк пойдет за Пол-
ковниковым.
Обв. Ракитин: Этого не указывал.
Гос. обв. Крыленко: В казачьих полках ваша ячейка была?
Обв. Ракитин: Несомненно, что скорее вправо.
Гос. обв. Крыленко: Так что, когда Гоц указывал на то, что донцы пойдут за
Полковниковым, он в качестве фактора не указывал ли мотива? Может быть, вы
припомните?
Обв. Ракитин-Броун: Я определенно помню, что он не указывал. Но я понял,
что донцы не пойдут за нами как за эсерами, а пойдут за Полковниковым как бо-
лее близким к старому режиму.
Гос. обв. Крыленко: Затем тот офицер, который явился в качестве предста-
вителя от 600 офицеров, послан был к вам от чьего имени?
Обв. Ракитин: Он мне заявил, что он был у Авксентьева и Авксентьев его по-
слал ко мне.
Гос. обв. Крыленко: А вы считали, что с этим господином нельзя иметь дело?
Обв. Ракитин: Да.
Гос. обв. Крыленко: Почему?
Обв. Ракитин: Потому что он производил на меня впечатление черносотенца
и белогвардейца, а я считал, что наше восстание социалистическое и в такой мо-
мент он не может быть допущен.
Гос. обв. Крыленко: Постановление о прекращении военных действий вы по-
лучили от кого?
Обв. Ракитин: От Комитета спасения родины и революции.
Гос. обв. Крыленко: Так что не только начальный момент, но и заключитель-
ный аккорд был санкционирован именно этим?
Обв. Ракитин: Да.
Гос. обв. Крыленко: Скажите, пожалуйста, вы хорошо знаете Веденяпина и
Ракова? Вы упомянули о какой-то соседней комнате. Может быть, вы уточните
роль и степень осведомленности о вашей деятельности Веденяпина и Ракова?
Обв. Ракитин: Что касается Веденяпина и Ракова, то они были вполне ос-
ведомлены о том, что мы готовимся оказать вооруженное сопротивление и что
мы готовимся выступить... Они находились в галерной, где находится Цен-
тральный комитет, рядом с помещением, где была Военная комиссия, секрета-
рем которой был я. Веденяпин в шутку обратился ко мне: что, будете воевать?
Я сказал: да. Дальнейшее течение протекало вне их непосредственного наблю-
дения, т. к. мы переселились на Фонтанку, а затем в Николаевский инженер-
ный замок.
Гос. обв. Крыленко: Будьте любезны еще один момент... Вы указывали, что
по плану восстания, который вами намечался, необходимо было ударить в тыл
красным войскам. Не можете ли развить этот момент конкретнее?
153
Ракитин-Броун: Весь смысл нашего восстания заключается в том, что оно на-
ступает в тот момент, когда к Петрограду подходит Керенский, для облегчения
ему доступа сюда. Но оно было формировано теми сведениями, которые возник-
ли, и это выступление было формировано на день, на два, оно было форсировано
сведениями о готовящемся ликвидации. Наша задача заключалась в том, чтобы
ударить в тыл красным войскам, сражавшимся с войсками Керенского.
Крыленко: Была ли у вас формальная, чисто военного характера связь с вой-
сками по ту сторону?
Ракитин-Броун: От нас посылались люди туда, и оттуда приезжали к
нам. Связь техническая была слабая. Сведения были неопределенные, но я
помню пару моментов, когда мы туда посылали людей и когда к нам оттуда
приезжали. Но точной осведомленности, чисто стратегической, у нас совер-
шено не было.
Крыленко: Но отдельные частичные сведения, получаемые путем прибы-
тия соответствующих курьеров с соответствующего характера сведениями, у
вас были?
Ракитин-Броун: Да, были.
Крыленко: А попытки правильной организации этого момента не было или
был только случайный момент?
Ракитин-Броун: Это и был результат попытки, когда мы хотели организовать
правильную связь, но это нам с трудом удалось. В результате попыток я помню
один или два раза, как кто-то был отправлен туда и кто-то прибыл к нам. Мы по-
сылали много людей, но никто почти не успел вернуться.
Крыленко: Когда это было, до восстания или во время восстания?
Ракитин: Во время восстания.
Крыленко (обращаясь к председателю)'. Я буду просить товарища председате-
ля указать мне, является ли в данный момент допрос ограниченным моментами,
изложенными свидетелями, или мне разрешается равным образом остановиться
на организации Военной комиссии.
Председатель: Вы хотите говорить относительно организации Военной ко-
миссии и личного состава ее?
Крыленко: Относительно связи, деятельности и т. д.
Председатель: Об этом мы будем говорить тогда, когда будет идти речь об ор-
ганах партии социалистов-революционеров, о Центральном комитете, о Военной
комиссии и т. д.
Крыленко: Тогда я пока вопросов не имею.
Председатель: У государственного обвинителя вопросов нет? (Нет.) У за-
щиты?
Тагер (обращаясь к свидетелю)'. Будьте добры мне сказать, к какому мо-
менту примерно относится ваше вступление в партию социалистов-револю-
ционеров?
Ракитин-Броун: Летом, может быть, в июне или в мае 1917 года.
Тагер: К каким событиям, имевшим место тогда, можно приурочить ваше
вступление? Может быть, подготовка в органы местного самоуправления?
Ракитин-Броун: Пожалуй, это было в начале избирательной кампании.
Тагер: В органы местного самоуправления. Где вы были тогда?
Ракитин-Броун: В Елизаветграде.	-
Тагер: Принимали ли вы участие в этой кампании?
Ракитин-Броун: Нет.
154
Тагер: К какому моменту относится ваше вступление в коммунистическую
партию?
Ракитин-Броун: К марту 1919 г.
Тагер: Не помните ли вы, постановления Всероссийского центрального коми-
тета об исключении социалистов-революционеров из местных советов было до
этого или после этого?
Ракитин-Броун: Это было после моего вступления в партию коммунистов.
Мое вступление было непосредственно после амнистии данной партии
социалистов-революционеров.
Тагер: Порядок как раз обратный. Постановлением Всероссийского цен-
трального исполнительного комитета было 14 июня 1918 года.
Ракитин-Броун: Я думал, что вы имеете в виду то постановление, которое
партия социалистов-революционеров была вновь признана легальной.
Тагёр: 14 июня 1918 года партия социалистов-революционеров была исклю-
чена из Советов.
Ракитин-Броун: Значит, ясно, что я вступил в партию в марте 1919 года, что
это было после объявления амнистии для партии социалистов-революционеров.
Тагер: Значит, вы вступили после этого?
Ракитин-Броун: Да-да.
Тагер: Вот в тот момент, когда вы вступили в коммунистическую партию,
вы, — я вот не знаком с процедурой вступления, — надлежало ли вам сообщить и
сообщили ли вы о роли вашей в октябрьские дни в Петербурге?
Ракитин-Броун: Конечно, сообщил.
Тагер: Теперь, ваше показание, которое в деле имеется, вы не помните, когда
вы его дали?
Ракитин-Броун: Это показание я давал...
Тагер: В конце марта, приблизительно 30-го.
Ракитин-Броун: Нет, это позже было.
Тагер: 30 марта подписано.
Ракитин-Броун: Процесс был объявлен гораздо раньше, я думал, что меня
вызовут. Меня не вызвали, и я сам явился и дал показания.
Председатель: Какое это имеет отношение к делу?
Тагер: Вы потом увидите.
Председатель: Если бы свидетель был подсудимым, тогда ваш вопрос уме-
стен. А перед нами свидетель, и это абсолютно не имеет отношения.
Тагер: Разрешите сейчас. В тот момент, когда вы давали показания, вам было
известно содержание брошюры Семенова?
Ракитин-Броун: Когда давал показания, было известно, да.
Тагер: Теперь скажите следующее: когда был сформирован тот комитет спа-
сения, о котором вы говорили сейчас?
Ракитин-Броун: Он был сформирован непосредственно после Октябрьского
переворота, после 25 октября.
Тагер: Не сохранила ли ваша память каких-либо обстоятельств о формирова-
нии этого комитета еще до того, как состоялось первое заседание второго съезда
Советов, до того как было арестовано Временное правительство, т. е. до самого
переворота.
Ракитин-Броун: Я этого точно не помню.
Тагер: Вы не помните этого. Хорошо. Теперь сохранила ли вам память что-
либо о тех разговорах и переговорах, из которых ничего не вышло, которые шли
155
в различных группах в период времени и дней Октябрьского переворота — 25, 26,
27 октября и примерно до 15-18 ноября того же года о создании единого социа-
листического правительства?
Ракитин-Броун: Да, я помню.
Тагер: Что вы помните?
Ракитин-Броун: Я помню переговоры. Я помню, что Викжель принимал уча-
стие, но я не понимаю, какое это имеет отношение к восстанию.
Председатель: Это вопросы, которые можно установить официально, не доп-
рашивая свидетеля. Это факты общественные, которые можно установить по
документам.
Тагер: В моем распоряжении нет официальных документов. Они в распоря-
жении государственных учреждений, и я не могу указать их.
Председатель: Вы можете просить о приобщении определенных номеров га-
зет, где говорится об образовании так называемого единого социалистического
правительства.
Тагер: Позвольте воспользоваться этим случаем и просить о приобщении сле-
дующих документов: стенограммы последнего заседания Временного совета рес-
публики.
Председатель: Это вы будете просить вечером.
Тагер: Нет.
Председатель: У защиты еще есть вопросы?
Тагер: Нет.
Председатель: А у другой части защиты?
Катаньян: Прежде всего я ходатайствую перед трибуналом отметить, что все
показания, данные свидетелем Ракитиным-Броуном, не содержатся в брошюре
Семенова. Это первое обстоятельство. И второе, разрешите мне задать несколько
вопросов свидетелю? Гражданин свидетель.
Председатель: Трибунал сверит брошюру Семенова с показаниями свидетеля.
Катаньян: Скажите, свидетель, вы указали, что на совещании перед выступ-
лением присутствовали Гоц, Краковецкий, Постников и т. д. К какой партии
принадлежит Постников?
Ракитин-Броун: Он лидер меньшевиков, член первого Всероссийского цен-
трального исполнительного комитета.
Катаньян: Борис Сергеевич.
Ракитин-Броун: Я имени и отчества не знаю.
Катаньян: Второе, вам не известно, кто командовал донцами?
Ракитин-Броун: Нет.
Катаньян: Известно ли вам, что в это время в Петрограде находился Дутов?
Ракитин-Броун: Да, как будто бы находился.
Катаньян: Были ли разговоры в это время о том, что необходимо Временное
правительство сменить и вместо Керенского поставить Чернова?
Ракитин-Броун: По этому поводу я могу дать показания. Дело в том, что в
Центральном комитете была все время борьба между правым и левым крылом
и наиболее левым был тогда Герштейн. И мы с Герштейном неоднократно гово-
рили и особенно нам как работникам Военной комиссии было великолепно из-
вестно, что делается в массах. Мы знаем, что когда мы являемся на митинг, то
нам нельзя заикнуться об имени Керенского. Мы знали, что Временное прави-
тельство теряло всякую почву и считали, что необходимо радикально переме-
нить курс, порвать с Керенским, если он не подчинится партийной дисциплине,
156
отказаться от коалиции и осуществить созыв Учредительного собрания и со-
циализацию земли. Вот это был мой взгляд тогда, и такого же взгляда держал-
ся тогда Герштейн. Я вообще считаю, что он недалек был от того, чтобы ото-
рваться от правого крыла. Он с ними вел определенную идейную борьбу внут-
ри, стремясь провести свою точку зрения, но ему это не удалось ввиду
оппозиции Зензинова, Авксентьева и др. и ввиду определенного влияния Чер-
нова, и поэтому меня крайне удивило, когда я узнал, что Генштейн стал одним
из видных активистов.
Катаньян: Скажите, не было ли вам известно, что впоследствии предполага-
лось в Могилеве создать правительство во главе с Черновым, но без Керенского.
Ракитин-Броун: Нам было великолепно известно: мы оценивали тогда роль
Чернова, как очень некрасивую, ибо его позиция все это время, по тем сведени-
ям, которые у нас имелись, была самая возмутительная и самая двойственная.
Он видел, очевидно, не хуже нас, что Керенский пал безвозвратно и что на Ке-
ренском выехать нельзя, но у него не хватало мужества положить свое имя на
другую чашку весов и сказать, что надо порвать с Керенским, и он балансировал
между обоими этими крыльями. И потому во время октябрьских дней, когда он в
Могилеве создавал правительство, он выкинул лозунг: Временное правительст-
во, но без Керенского. Он почувствовал, что с Керенским нельзя больше держать
власть; с другой стороны — это было политически все-таки не доведено до конца,
ибо, коль скоро он отверг Керенского уже после его падения, можно было стро-
ить всякие предложения насчет мотивов, по которым он это сделал.
Катаньян: Известно ли вам содержание письма, которое Керенский прислал
из Гатчины на имя Комитета спасения родины и революции?
Ракитин-Броун: Нет, не известно.
Катаньян: Вы участвовали во фракции социалистов-революционеров 2-го
съезда Советов?
Ракитин-Броун: Нет.
Катаньян-Броун: Нет, не помню.
Катаньян: Не известно ли вам о расколе, который происходил на заседании
фракции?
Ракитин-Броун: Да, кое-что я слышал об этом, но сейчас затрудняюсь отве-
тить. Я помню борьбу, которая началась еще на 7-м съезде партии.
Председатель: Для чего нам свидетельские показания о фактах, которые из-
вестны. Об этом свидетеля спрашивать не нужно.
Катаньян: Затем скажите, кто должен был юнкерам Владимирского училища
сообщить о необходимости выступления?
Ракитин-Броун: Брудерер.
Катаньян: Он сообщил?
Ракитин-Броун: Нет, он по дороге был арестован. Он ехал в автомобиле с од-
ним юнкером и проговорился, а шофер, узнав, кто они и зачем идут, остановил
машину около какого-то поста, и Брудерера задержали. Поэтому и произошла за-
держка, которая погубила все восстание.
Катаньян: Кем было ликвидировано восстание юнкеров в Петербурге: вой-
сками ли Совета народных комиссаров или восставшими рабочими?
Ракитин-Броун: Войск тогда почти не было в Петрограде. Наиболее надеж-
ные войска были на фронте. Тут оставались только колеблющиеся части. На
этом и был построен наш расчет. Мы предприняли восстание, потому что знали,
что в Петрограде нет большевистских надежных войск, а есть только разрознен-
157
ные отряды матросов и солдат, которые, с нашей точки зрения, представить силы
не могли. На проверку оказалось, что это именно матросы, солдаты и рабочие с
винтовками в руках, стихийно поднявшиеся, оказались настолько грозной силой,
что нас ликвидировали довольно быстро.
Катаньян: Значит, насколько я могу понять вас, с одной стороны, была кучка,
выступившая оторвано от масс, которой противопоставляется массы рабочих и
крестьян Петрограда?
Ракитин-Броун: Так и вышло. Ударный кулак юнкеров против рабочих и
солдат.
Председатель: Защитник Овсянников.
Овсянников: Скажите, пожалуйста, во время Октябрьской революции вы
были в Петербурге?
Ракитин-Броун: Да.
Овсянников: Скажите, пожалуйста, есть ли какая-нибудь разница в движе-
нии 25 октября и юнкерским восстанием?
Ракитин: Эта разница слишком ясна: то было стихийное движение масс, кото-
рые восстали с определенными лозунгами, а это было организованной кучкой
контрпереворот.
Овсянников: Скажите, почему основным кадром движения были избраны
именно юнкера?
Ракитин: Потому что, кроме них, никто не хотел выступать. Мы обращались
и к Семеновскому, и к Преображенскому полкам, и к Волынской и Донской час-
тям, т. е. к тем частям, которые не были на стороне большевиков, но они отказа-
лись выступать, а юнкера дали согласие.
Овсянников: Почему для восстания социалистов-революционеров не были
использованы рабочие, принадлежащие к партии социалистов-революционеров?
Ракитин: Видите ли, я не могу ответить на этот вопрос. Дело в том, что вос-
стание было предпринято Военной комиссией Центрального комитета социали-
стов-революционеров, которая не была связана с местными силами, а с другой
стороны, по нашим собственным соображениям, мы не могли питать никаких на-
дежд, что рабочие выступят против рабочих.
Овсянников: Не могли питать никаких надежд. Скажите, пожалуйста, вы
мельком коснулись вопроса о переговорах, о коалиционном правительстве. Что,
юнкерское восстание происходило в момент этих переговоров об образовании
коалиционного правительства?
Ракитин: Мне трудно ответить, так как в эти дни я был занят работой по во-
енной организации.
Председатель: Это к делу не относится, дата юнкерского восстания установ-
лена свидетелем, и вы сами можете сопоставить.
Овсянников: Юнкерское восстание началось когда?
Ракитин: Оно началось в ночь с 28-е на 29-е и продолжалось до 5 ч. дня 29-го.
Овсянников: Какие вы имели сведения с Гатчинского фронта, какие войска
шли с Керенским и кто руководил ими?
Ракитин: Мы знали, что шли казаки и Краснов.
Овсянников: Краснов какой частью командовал?
Ракитин: Мы знали, что это есть части, имеющие отношения или входившие
в 3-й корпус.
Овсянников: Третий конный корпус?
Ракитин: Да.
158
Овсянников: Не входили ли эти войска в тот корпус, который формировался
Корниловым с целью контрреволюционного переворота?
Ракитин: Да, мы знали, что это те части, которые направлял Корнилов с Ке-
ренским.»
Овсянников: Значит, Керенский и Корнилов двинулись за...
Председатель: Я предлагаю вам, защитник, не отвечать за свидетеля, а зада-
вать ему вопросы. Вы в ваших вопросах подсказываете ответ.
Овсянников: Скажите, пожалуйста, кто из членов Центрального комитета
партии или других общественных деятелей, принимавших участие в юнкерском
восстании, и был на Гатчинском фронте вместе с войсками?
Ракитин: Мы знаем, что Герштейн выезжал в окрестности до 25 октября и ос-
тавался там; мы знали также, что Гоц выезжал, стараясь поднять дух этих войск.
Овсянников: Из меньшевиков там никого не было?
Ракитин: Где?
Овсянников: На Гатчинском фронте?
Председатель: На скамье подсудимых находятся социалисты-революционе-
ры, а не меньшевики. О меньшевиках речь не идет.
Овсянников: Теперь я хочу осветить другой момент. Вы говорите, что вы
вступили в Российскую коммунистическую партию в марте 19-го года?
Ракитин: Да.
Овсянников: В тот момент продолжалась пролетариатская война. Был Кол-
чак, Архангельский фронт...
Ракитин: В этот момент, я помню, уже бы Колчак, уже Уфимский переворот
был свершен, а у нас была власть петлюровская, и эту петлюровскую власть мы
свергли.
Овсянников: Вы вступили в партию на Украине?
Ракитин: Я вступил на Украине в Елизаветграде и был в числе первого ис-
полкома, еще подпольного, который был при петлюровцах, принимал участие в
свержении петлюровской власти. После погрома, устроенного петлюровцами, мы
опять произвели второй переворот, выгнали петлюровцев, и я был избран пер-
вым секретарем Елизаветградского исполкома, принадлежал еще к партии
социалистов-революционеров.
Овсянников: Больше вопросов не имею.
Председатель: Есть еще вопросы?
Стуков: Я хочу вам, товарищ, задать 3 вопроса, для установления политиче-
ской характеристики комитета, связанного с выступлением. Первый вопрос был
затронут т. Катаньяном, но был неточно сформулирован, поэтому разрешите точ-
нее сформулировать этот вопрос. Вопрос такой — известен ли вам факт, когда об-
виняемый Гоц в эсеровской фракции 2-м съезда Советов делал доклад и резко
нападал на лозунг «Вся власть Советам»?
Председатель: Свидетель заявил, что он не присутствовал на 2-м съезде сове-
тов, следственно, он не может ответить на этот вопрос.
Стуков: Следующий вопрос. Как вы расцениваете роль Гоца во время вос-
стания?
Председатель: Дело свидетеля не расценивать, а устанавливать определен-
ные факты.
Стуков: Больше ничего не имею. Раз в этой плоскости вы не разрешаете во-
просы, тогда я отказываюсь.
Председатель: Защитник Шубин.
159
Шубин: Скажите, вам приходилось участвовать в заседаниях Военного рево-
люционного комитета?
Ракитин: Да.
Шубин: Когда и при каких обстоятельствах?
Ракитин: Я был делегирован Военной комиссией Центрального комитета со-
циалистов-революционеров в состав Петроградского революционного комитета.
Целью этого комитета являлось противодействие контрреволюции и выводу
войск из Петрограда. Эта цель была приемлема и для социалистов-революционе-
ров, которые, правда, вкладывали другое содержание в слово контрреволюция;
но формально социалисты-революционеры не могли не поддержать борьбу с
контрреволюцией, и поэтому я был туда делегирован. Приходил я туда раз или
два, один раз, наверное, когда там присутствовали Антонов-Авсеенко, Троцкий
и др. Это было дней за 15 до переворота. На этом заседании я выяснил, что целью
этого Революционного комитета является свержение власти Временного прави-
тельства, и поэтому заявил от имени партии социалистов-революционеров о сво-
ем выходе из Революционного комитета. Тогда же там присутствовал председа-
тель Петроградской организации Каплан.
Шубин: Вас не исключили из Революционного военного комитета?
Ракитин: Нет.
Шубин: Значит, деятельность Военного революционного комитета, подготов-
лявшего переворот, происходила на ваших глазах?
Ракитин: Да, это нам всем было известно. Мы точно знали дату переворота и
все прочее.
Шубин: Скажите теперь следующее: вы юнкерским восстанием хотели соз-
дать только внутренний фронт по Петрограду?
Ракитин: Да.
Шубин: Вы рассчитывали главным образом не на это восстание, а на какой
фронт?..
Ракитин: Главным образом на Керенского. Смешно было бы думать высту-
пать с группой юнкеров против всего петроградского гарнизона, в котором было
до полутораста тысяч штыков.
Шубин: Значит, вы рассчитывали на внешний фронт?
Ракитин: Да.
Шубин: На внутреннем фронте кто командовал?
Ракитин: Полковников.
Шубин: На внешнем фронте кто командовал?
Ракитин: Тогда точно мы не знали. Мы знали, что идет генерал Краснов и
Керенский.
Шубин: Вас тут защита спрашивала относительно единого социалистическо-
го фронта.
Ракитин: Да.
Шубин: Но на практике вы знали, что есть фронт Краснова и Полковникова.
Ракитин-Броун: Тогда вообще не было разговора о едином социалистическом
фронте. По крайней мере, в нашей Военной комиссии мы тогда разговаривали
только о том, чтобы поставленную нами цель боевого характера осуществить.
Шубин: Вы говорили, что Полковников присоединился к тому, чтобы штаб
не пошел вслед за юнкерами. Что же, Полковников был арестован после юнкер-
ского восстания?
Ракитин-Броун: Он убежал на Дон.
160
Шубин: Из штаба кто-нибудь был арестован после юнкерского восстания?
Ракитин-Броун: Был арестован только Брудерер.
Шубин: Он оказался случайно арестованным. А из верхушек никто не был
арестован?
Ракитин-Броун: Никто.
Шубин: Значит, план Полковникова оказался правильным. Никто не был
арестован.
Ракитин-Броун: Да, мы тогда так и расценивали его.
Шубин: Скажите следующее: что значит, что вам говорил член Центрального
комитета Веденяпин в шутку: «Вы собираетесь воевать». Что значит эта шутка,
как вы это понимали?
Ракитин-Броун: Конечно, мне трудно в его мысли заглянуть. Я думаю, что
это была шутка безобидного свойства. Он сомневался в том, выступим ли мы.
Шубин: Запрещения вам не было дано?
Ракитин-Броун: Даже намека не было на запрещение. Если бы было запреще-
ние, мы не бросили бы своих имен.
Шубин: Какие же у вас имеются основания утверждать после такого шутли-
вого отношения к вашему выступлению, что Центральный комитет не расцени-
вал все юнкерское восстание как шутку?
Ракитин-Броун: Дело в том, что нам о позиции Центрального комитета ниче-
го не было известно. Мы не знали, как решили они реагировать на этот план. Мы
знали только, что члены Центрального комитета Гоц и Авксентьев возглавили
восстание. Мы считали, что если Гоц действует, то он на это уполномочен Цен-
тральным комитетом, а получил он на это соответствующие полномочия, нам не
было известно. Это было достаточной гарантией того, что дело санкционируется
Центральным комитетом партии социалистов-революционеров.
Шубин: Известны ли вам распоряжения Гоца Краковецкому о том, чтобы при
занятии Смольного не было эксцессов?
Ракитин-Броун: Да, мне Краковецкий сказал, что Гоц ему сказал, ради бога,
Аркадий Антонович, примите меры, когда вы будете занимать Смольный, к тому,
чтобы никто не пострадал, особенно Ленин и Троцкий.
Шубин: Скажите, при этом штабе, который был у Полковникова, и при тех
силах, которые участвовали в восстании, как вы думаете, мог ли Краковецкий,
гарантировать это требование Гоца?
Ракитин-Броун: Я думаю, что в тот момент, когда мы уже видели, кто такой
Полковников, по тому сброду, который его окружал, для нас было ясно, что ни-
какой гарантии дать было нельзя. Для нас стало ясно, что движение растет не в
том направлении, в каком нам было желательно, и что те силы, которые мы от-
толкнули до начала восстания, которых не хотели принимать к себе, эти силы
входят в круг нашего восстания благодаря Полковникову. Мы с Краковецким от-
носились к этому отрицательно. Я во всяком случае могу сказать, что никакой га-
рантии, чтобы просьба Гоца была соблюдена, быть не могло.
Шубин: Как же вы поняли тот факт, что, с одной стороны, Гоц принимает та-
кие меры в охране лиц, которые находятся в Смольном, а, с другой стороны, на-
значается Полковников, за которым идет сброд, как вы сказали?
Ракитин-Броун: К сожалению, я на этот вопрос ответить не могу. В мысли
Гоца мне залезть трудно. Я был глубоко возмущен, что он назначает Полков-
никова и что Комитет спасения на этой точке зрения стоит. Но почему они
это сделали, я не знаю. Возможно, что они считали, что Полковников будет
161
более популярен, чем Краковецкий, которого в Петрограде никто не знал.
Возможно, что они верили в его военные таланты, и, наконец, один мотив, ко-
торый Гоц привел, что это за Полковниковым пойдут донские казаки, ему
преданные.
Шубин: Когда Гоц заявил о Полковникове, он был уже на фронте Керенского,
в войсках Краснова?
Ракитин-Броун: К сожалению, этого я не помню.
Председатель: Защитник т. Членов.
Членов: Скажите, пожалуйста, Комитет спасения родины и революции, кото-
рый, по вашим словам, политически возглавлял восстание, имел ли какой-ни-
будь исполнительный орган, президиум или исполком, с которыми вы непосред-
ственно имели дело?
Ракитин-Броун: Я не помню, но надо полагать, что был соответствующий
Президиум. Мы лично считали, я по крайне мере, что Авксентьев является его
секретарем. Уже потом выяснилось, что это не соответствовало истине.
Членов: Какие политические партии входили в состав Комитета спасения ро-
дины и революции и какие органы?
Ракитин-Броун: Социалисты-революционеры, социалисты-демократы, на-
родные социалисты, были и избранные Городской думой, кадеты, остальных ор-
ганизаций я не помню.
Членов: Значит, партия социалистов-революционеров входила официально в
Комитет спасения родины и революции?
Ракитин-Броун: Да, несомненно.
Членов: Давало ли это вам право делать вывод, что распоряжения, даваемые
Комитетом спасения родины и революции, тем самым являются распоряжения-
ми, санкционированными партией социалистов-революционеров.
Ракитин-Броун: Нет, если бы Гоц или Авксентьев не давали бы нам непо-
средственно тех или других директив, мы бы не считали для себя обязательными
какие-либо директивы Комитета спасения родины и революции.
Членов: Входили ли в Комитет спасения родины и революции кадеты?
Ракитин-Броун: Да.
Членов: Персонально кого-нибудь помните, кто принимал руководящее уча-
стие в делах комитета?
Ракитин-Броун: Нет, не помню.
Членов: Теперь меня интересует другой вопрос: когда вы прочли в газетах
об отрицании Авксентьева и Гоца от своих подписей, чем вы это тогда объяс-
нили?
Ракитин-Броун: Я и тогда объяснил это ренегатством. Главным образом я
приписывал это неудаче восстания. Если бы восстание было удачно, то отрече-
ния не последовало бы, потому что восстание вполне соответствовало тем чаяни-
ям и надеждам, которые они в это восстание вкладывали. Может быть, у них на-
шлись бы возражения редакционного свойства.
Членов: Носило их отречение редакционный формальный характер или ха-
рактер отречения по существу?
Ракитин-Броун: Действительно, отречение было составлено довольно остро-
умно. Они фактически не подписывали этого восстания и формально, значит, не
участвовали ё восстании, но раз они заявили, что не подписывали воззвание, то
они этим создали впечатление, что они к восстанию никакого отношения не име-
ют. Я полагаю, что, если бы они хотели установить правду, они должны были бы
162
/сказать: восстание было возглавлено нами, мы его организовали, но под данным
воззванием мы не подписывались, и тогда они были бы политически честны. Но
странно было бы ожидать от них такой политической честности.
Членов: Почему странно?
Ракитин-Броун: Дальнейшие деяния партии социалистов-революционеров
показали, что это были только первые ласточки, но потом они определенно отка-
зывались от дел, под которыми они подписывались.
Членов: На других активных участников восстания какое впечатление произ-
вело это отречение?
Ракитин-Броун: Такое же, как и на меня, т. е. я тогда говорил с Кашиным и
Краковецким, и мы тогда расценивали это, как недостойное выступление.
Членов: Как ренегатство?
Ракитин-Броун: Да.
Председатель: Есть еще у защиты вопросы?
Карягин: Будьте добры сказать: на вопрос одного из защитников тов. Катань-
яна, кажется о Дутом, вы сказали: «Как будто бы был Дутов». Вы настаиваете на
том, что он был, т. е. вы сами его видели, удостоверяете его какое-то отношение в
это время к делу или это просто фраза, ничего не значащая?
Председатель: Свидетель был в то время на фронте, а не в Петербурге, и по-
этому засвидетельствовать о бытии или небытии Дутого он не может и поэтому
ответил, что как будто бы, по слухам, он слышал. Он так и ответил.
Карягин: Вопрос так и ставился, был ли Дутов в Петербурге в то время?
Ракитин-Броун: Я говорю определенно, я слышал, что был, а был ли он в дей-
ствительности, я не знаю.
Карягин: Будьте добры ответить вот на какой вопрос: вы сказали, что, когда
петлюровцы были прогнаны, вас в Елизаветграде выбрали в секретари местного
исполкома. Вы в это время были в партии социалистов-революционеров и как
вы шли по выборам как социалист-революционер?
Ракитин-Броун: Наша елизаветградская организация стояла, в значительной
степени благодаря моим выступлениям, на почве признания советской власти.
Карягин: Значит, поэтому вы были избраны. Еще один вопрос. Вы сказали,
что приказ был написан вами, тот самый приказ, о котором шла сейчас речь на 3-
4-й день после 25 октября.
Ракитин-Броун: Ничего подобного. Этот приказ был написан в тот же день,
но он был отпечатан 29 октября.
Карягин: 29 октября.
Ракитин-Броун: В самый день восстания, 29 октября, с утра он был подписан.
Карягин: Тогда я не совсем понял ваше выражение, которое я записал, что вы
нашли, что пора показать лицо, и тогда и приступили к написанию этого приказа.
Почему какой-то срок времени понадобился, чтобы выяснить для себя, надо ли
показывать лицо или не надо.
Ракитин-Броун: Я разъясню. Вначале, пока восстание было в проекте, пока-
зывать лицо нечего было. Когда восстание развивалось, когда оно приняло раз-
витие и наш план осуществился, тогда явилась необходимость выявить, кто же
выкинул знамя восстания, чтобы приобрести популярность и особенно чтобы
склонить колеблющиеся полки.
Карягин: Я, прежде чем задать вопрос, может быть, я от него откажусь, прошу
вас, гражданин председатель, сообщить мне, есть ли в деле подлинный приказ
или его нет?
1ВЗ
Председатель: Как будто бы его в деле нет.
Карягин: Скажите, пожалуйста, редакция приказа, может быть, вызвала и от-
каз от подписи?
Ракитин-Броун: Ни в коем случае.
Карягин: Не можете ли вы редакцию приказа восстановить по памяти.
Ракитин-Броун: Это очень трудно. Я целую ночь не спал, когда писал тогда.
Приблизительно сущность заключалась в том, что изменники-большевики про-
извели переворот, свергли законную власть Временного правительства, ныне
поднялась армия Комитета спасения родины и революции, свергла большевист-
скую власть и предлагается всем арестовывать всех членов Военно-революцион-
ного комитета. Вот в этом духе.
Карягин: Вам как партийному человеку должна быть известна та щепетиль-
ность, с какой партия относится к редакции своих деклараций или объявлений.
Ракитин-Броун: Для меня не подлежало сомнению, что с точки зрения редак-
ции тут не к чему было придраться. Тем более что это было выработано раньше
мною и обсуждено с другим партийным представителем Синани и еще кое с кем
и возражений не встретило.
Карягин: Еще один вопрос. Вы в то время были молодым партийным социа-
листом-революционером. Насколько я помню, вы все время были анархистом-
коммунистом, по обвинению в экспроприации на банкирскую контору были осу-
ждены на каторгу и оттуда явились. Скажите, пожалуйста, вам были известны
все большие партийные решения того момента перед 25 октября?
Ракитин-Броун: Нет.
Карягин: Я не буду задавать наводящих вопросов, но точнее сформулирую
вопрос: как раз перед 25 октября не было ли предложения о том, чтобы Керен-
ского от власти отстранить и создать другую группировку?
Ракитин-Броун: Я уже об этом говорил.
Председатель: Гражданин защитник, я опять должен сделать замечание. Вы
предсказываете.
Карягин: Я говорю, другой группировки какой-нибудь не было?
Ракитин-Броун: Я об этом говорил определенно, что было два течения в Цен-
тральном комитете, что эти течения боролись все время.
Карягин: То есть вместо Керенского — Чернов?
Ракитин-Броун: Это мне не известно. Я не слышал, чтобы в Центральном ко-
митете обсуждался вопрос о замене Керенского Черновым. Но я знаю, что стоял
вопрос о замене коалиции социалистическим правительством и что Герштейн
был сторонником этой последней точки зрения.
Карягин: Из кого это социалистическое правительство должно было быть
создано?
Ракитин-Броун: Из социалистов-революционеров, меньшевиков, народных
социалистов.
Карягин: И только?
Ракитин-Броун: Не помню, может быть, и большевиков.
Карягин: Это самое интересное, может быть, большевиков или действительно
с большевиками?
Ракитин-Броун: Там были сторонники того и другого взглядов. Несомненно,
были такие, которые считали бы возможным быть в министерстве с большевика-
ми. Я считаю, что для Герштейна, для Веденяпина — это было приемлемо, но для
Авксентьева и Зензинова это было совершенно не приемлемо.
164
Карягин: Я не имею больше вопросов.
Председатель: Защитник Кон имеет слово для вопроса.
Кон: Я в связи с подписями под приказом. Насколько я помню последнее за-
явление свидетеля, текст приказа предварительно обсуждался, причем при обсу-
ждении принимал участие также Синани?
Ракитин-Броун: Да.
Кон: Не обратило ли на себя ваше внимание то обстоятельство, что, несмотря
на то что и Синани принимал участие в обсуждении текста, когда последовало
после этого отречение от этого приказа, в числе отрекшихся был и Синани?
Ракитин-Броун: Это обстоятельство весьма обратило наше внимание. Дело в
том, что фактически все восстание — это было делом социалистов-революционе-
ров и тех частей, с которыми они были связаны. Комитет спасения родины и ре-
волюции обещал дать силы и не дал ни одного солдата; социал-демократическая
организация меньшевиков обещала дать силы и не дала ни одного человека.
Я был тогда предубежден против этих двух организаций как не сдержавших свое
обещание, и особенно против социал-демократической организации, и я даже со
своей стороны не видел надобности, чтобы Синани подписал приказ, ибо факти-
чески они ничего не дали в восстание, но тем не менее он захотел сам подписать,
а после этого отрекся, что было уже совершенно возмутительно, потому что он
подписал это по своему собственному желанию.
Председатель: Слово защитнику Шубину.
Шубин: Как вы поняли письмо, которое было написано в газете, это было от-
речение от неудачной редакции приказа с признанием роли социалистов-рево-
люционеров в юнкерском восстании или еще что-нибудь?
Ракитин-Броун: Поскольку они ограничились сухим выявлением, что они не
подписали воззвания, постольку совершенно ясно, что они косвенно хотели
снять с себя всякую ответственность за восстание: и моральную, и юридическую.
Шубин: Это первый вопрос. Теперь вас спрашивали здесь несколько раз о
Чернове. Не известно ли вам на демократическом совещании, когда шел вопрос о
коалиции и о том, составит ли правительство коалиционное, социалистическое,
без кадетов, как тогда голосовал Чернов?
Ракитин-Броун: Он воздержался.
Шубин: Пожалуйста, расскажите подробнее, как воздержался, какая была то-
гда обстановка?
Ракитин-Броун: Обстановка была такая, что нужно было или взять на себя
смелость отказаться от коалиции с кадетами и тогда взять власть в свои руки.
Председатель: Я прослушал вопрос. Речь идет о демократическом сове-
щании?
Ракитин-Броун: Да.
Председатель: Это к делу не относится. Это общеизвестный факт.
Шубин: Я себе позволил поставить вопрос только потому, что другая группа
защитников поставила вопрос о Чернове и о том, что он должен был возглавлять
будущее правительство.
Председатель: Здесь много лишних вопросов ставится, и в дальнейшем при-
дется более круто принимать крутые меры в этом отношении, в особенности в
отношении защиты.
Председатель: Дальше, пожалуйста.
Шубин: Тогда я больше ничего не имею.
Председатель: Защитник т. Овсянников.
165
Овсянников: Скажите, пожалуйста, товарищ, вы, кажется, были социали-
стом-революционером, когда были выбраны в Елизаветградский исполком?
Ракитин: Да.
Овсянников: Вы были за Советскую власть?
Ракитин: Да.
Овсянников: Скажите, ваша точка зрения, ваша политика встречала ли про-
тиводействие со стороны партии социалистов-революционеров?
Ракитин: Мы тогда не были связаны непосредственно с партией, мы толь-
ко знали, что партия не стоит на этой точке зрения. Тем не менее, принимая
во внимание объективный ход вещей, принуждены были признать советскую
власть.
Овсянников: Кто мы?
Ракитин: Елизаветский исполком партии, который действовал совершенно
автономно.
Овсянников: Вопреки директив Центрального комитета партии?
Ракитин: Ввиду отсутствия директив, зная, что Центральный комитет не сто-
ит на точке зрения признания советской власти.
Председатель: Защитник Патушинский.
Патушинский: Благоволите, свидетель, объяснить, как, не будучи связаны с
центром и не имея никаких директив от Центрального комитета, тем не менее
знали, что в тот момент Центральный комитете не стоит на вашей позиции?
Ракитин: Это было ясно, все-таки люди приезжали, социалисты-револю-
ционеры бывали, только не было директив, не получались циркуляры Цен-
трального комитета и т. д., но живая связь с отдельными партийными лицами
и Москвой поддерживалась, когда приезжал тот или иной человек. Затем, мы
читали газеты.
Патушинский: Знали по слухам?
Ракитин: Зачем, мы читали газеты, по газетам знали.
Патушинский: По каким?
Ракитин: Нам попадали московские газеты.
Патушинский: Социал-революционные.
Ракитин: Нет, не социал-революционные, а советская пресса.
Патушинский: Я больше не имею вопросов.
Председатель: Кто-либо из обвиняемых желает ли задать вопрос?
Гоц: Разрешите сделать разъяснение.
Председатель: Не вопрос.
Гоц: Я прошу слова, чтобы сделать разъяснение в связи с показаниями, кото-
рые дал гр. Броун.
Председатель: Мы сначала закончим допрос для того, чтобы отпустить сви-
детеля, мы и так его полтора часа держим, а для разъяснения я дам вам, конечно,
слово в свое время.
Бухарин: Я бы просил ответить вот на какой вопрос: кто поставил тов. Бро-
уна секретарем военной организации партии социалистов-революционеров?
Ракитин-Броун: Гражданин Герштейн.
Бухарин: Какими соображениями руководствовался Герштейн, когда пред-
ложил назначить вас секретарем военной организации социалистов-револю-
ционеров?
Ракитин: Я был рекомендован официальным представителем елизаветград-
ской организации Сиротой.
166
Бухарин: Не можете ли вы сказать по существу, какие были мотивы и аргу-
менты, которые заставили выставить вас в качестве секретаря военной организа-
ции в связи с вашей личной квалификацией?
Ракитин: Я думаю, что мне трудно на этот вопрос ответить. Люди, которые
меня знали, рекомендовали меня на эту должность, вероятно, потому, что они по-
лагали, что я гожусь как человек с определенным революционным стажем.
Председатель: Подсудимый Тимофеев имеет слово.
Тимофеев: Я хотел спросить свидетеля о следующем: он говорил, что одним
из руководителей дивизии, о котором он показывает, т. Брудерер был арестован
в автомобиле, когда вез приказ в училище. Меня интересует: он был арестован
как личность или при нем были документы, устанавливающие его принадлеж-
ность к данному делу?
Ракитин: Я этого не мог знать.
Тимофеев: Вам известна его дальнейшая судьба?
Ракитин: Мне известно, что он был арестован, потом освобожден и погиб в
Сибири от рук колчаковских офицеров.
Тимофеев: Вам известно, каким образом он был освобожден в Петрограде?
Ракитин: Я помню, что по этому делу был суд.
Тимофеев: Вам неизвестен тот факт, что он был освобожден просто по про-
стому письму Центрального комитета нашей партии о том, что т. Брудерер явля-
ясь членом нашей партии и действовал соответственно нашим директивам.
Ракитин: Мне неизвестно. Я не был тогда в Петрограде.
Тимофеев: Вы в то время, когда были членом Военной комиссии Централь-
ного комитета, сами были на военной службе?
Ракитин: Нет.
Тимофеев: Но вы имели касательство к военным кругам?
Ракитин: К военным кругам непосредственно не имел.
Тимофеев: Но вы, может быть, знали, каким образом в это время пополня-
лись юнкерские училища и откуда брался контингент юнкеров после Февраль-
ской революции?
Ракитин: Я знал, что в эти училища, которые раньше были главным образом
прибежищем аристократии, тогда вливалась вся буржуазная молодежь, которая
до того времени, большей частью особенно еврейская по тем или иным сообра-
жениям, не имела к ним доступ. Я знал эту молодежь. Приблизительно это была
молодежь типа среднебуржуазного круга и в очень малой степени, почти незна-
чительной — пролетарская.
Тимофеев: А вам неизвестны приказы Временного правительства и выполне-
ние их на протяжении всей Российской державы того времени относительно де-
легирования полками с фронта наиболее отличившихся нижних чинов в юнкер-
ские училища по представлению полковых и иных комитетов?
Ракитин: Мне неизвестно, но я полагаю, что для вас совершенно не имеет зна-
чение — известно мне это или нет. (Смех.)
Тимофеев: Я задам только еще один вопрос: значит, Брудерер погиб на вос-
точном фронте, борясь против Колчака?
Ракитин: Боролся ли Брудерер против Колчака, мне неизвестно. Я знаю, что
он был в партии социалистов-революционеров, и знаю, что партия социалистов-
революционеров воздвигала трон Колчаку, а потом погибла от его руки. Я, ду-
маю, то же самое относится к Брудереру.
Тимофеев: Значит, точных сведений не имеется?
167
Ракитин: Нет.
Тимофеев: Я бы просил об одном, чтобы нам было позволено задавать вопро-
сы не только после защиты, но и иногда и между защитниками. Может быть, это
даже ускорит ход судебного следствия, в силу того, что целый ряд фактов...
Председатель (прерывая его): Мы обсудим этот вопрос.
Гендельман: Раз трибунал будет обсуждать этот вопрос, разрешите привести
одно соображение: ввиду того что здесь имеется сторона обвинения и группа за-
щитников и затем наша группа и наши защитники, я бы просил, чтобы перекре-
стный допрос велся сторонами так: когда допрос передан нашим защитникам,
чтобы за ними давалось слово нам, а не группе защитников той стороны.
Председатель: Процесс ведется так, как удобнее трибуналу. Вы находитесь
не за судейским столом, а на скамье подсудимых, так что мы будем регулировать
дальнейшее ведение процесса как нам яснее.
Гендельман: В интересах установления истины, я думал, допрос должен вес-
тись так, как мы предлагаем.
Председатель: Слово защитнику Муравьеву.
Муравьев: На прямой вопрос подсудимого Тимофеева вы ответили целым
рассуждением. Я прошу дать ответ на этот вопрос. Вам известно, что Брудерер
погиб в Сибири от руки Колчака?
Ракитин: Да.
Муравьев: Вас спрашивали, боролся он с Колчаком или против?
Ракитин: Мне неизвестно.
Председатель (прерывая)'. Защитник Муравьев, разве вам не известно, что
свидетеля в это время в Сибири не было? Как же он может установить факт, сви-
детелем которого не был. Он сообщил, что по слухам ему известно то-то и то-то.
Свидетель ответил в достаточной степени определенно. Неужели вас надо учить,
как вести допрос?
Луначарский: Разрешите задать один вопрос.
Председатель: Это значит начать все сначала.
Луначарский: Известно ли вам, что правительством Керенского вызваны
были войска с фронта для подавления восстания в Петербурге еще до Ок-
тябрьского переворота и что неприбытие их явилось большим разочарованием
как для Временного правительства, так и для группировок, на которые они
опирались?
Ракитин-Броун: Это известно, и в расчете на эти факты мы и строили свои
операции. Иначе наши операции совершенно не имели бы смысла, если бы мы не
рассчитывали на подход войск с фронта.
Карягин: Разрешите мне сделать заявление. Я бы покорнейше просил вас уст-
ранять вопросы в такой наводящей форме, в какой они задаются.
Председатель: Вы являетесь только защитником, а не судьей. Если все, и за-
щитники, и обвиняемые, и обвинители будут вести процесс, то в таком случае
порядка у нас не будет. Слово государственному обвинителю т. Крыленко.
Крыленко: Я прошу прежде всего еще раз установить, лично ли вами дава-
лись на подпись Авксентьеву боевые приказы?
Ракитин-Броун: Нет, Краковецким давались.
Крыленко: В вашем присутствии?
Ракитин-Броун: Да, в моем присутствии.
Крыленко: И подписывались?
Ракитин-Броун: И подписывались.
168
Крыленко: Второй вопрос. Когда появилось в газетах то, что вы называете от-
речением, то сколько таких отрекшихся появилось?
Ракитин-Броун: Мне известно три персональных.
Крыленко: Каких именно?
Ракитин-Броун: Авксентьева, Гоца и Синани.
Крыленко: Вы установили, что Синани подписал приказ?
Ракитин-Броун: Конечно.
Крыленко: Вы указывали, что по сему поводу вы имели беседу с Кашиным и
Краковецким. Мне интересен следующий факт. В этих беседах ставился ли во-
прос о том, как это объяснить, что двое, как вы говорите, формально не подписа-
ли, а третий фактически подписал, одновременно появились все три отречения в
одной газете и были у вас какие-нибудь шаги, чтобы выяснить, было ли соглаше-
ние между отрекшимися или не было соглашения?
Ракитин-Броун: Дело в том, что они все втроем послали отречение, не попы-
тавшись связаться со мной. Я понял, что с Синани они связались, а со мной не
связались. Я понял, что это является результатом задуманного шага.
Крыленко: Тов. председательствующий, я буду просить слово в связи с во-
просом, заданным обвиняемым Тимофеевым, когда вы это сочтете возможным
допустить.
Председатель: Обвинитель т. Покровский имеет слово.
Покровский: Тов. Броун, вы сказали, что от Центрального комитета партии
социалистов-революционеров вы до самого выступления большевиков 25-го чис-
ла не имели никаких директив.
Ракитин-Броун: Нет.
Покровский: Одновременно с этим вы сказали, что о готовящемся выступле-
нии вас было давно известно, по-видимому, числа с 15-го?
Ракитин-Броун: Да.
Покровский: Что же, Военная комиссия социалистов-революционеров абсо-
лютно никаких мер не принимала по подготовке этого выступления?
Ракитин-Броун: Мы не принимали мер постольку, поскольку нам было
ясно, что нет сил, на которые можно опереться, и поскольку Петроградский
гарнизон находится в самом городе, постольку безнадежна попытка сопротив-
ляться. Мы решили выступить тогда, когда гарнизон был на фронте и город ос-
тавлен, как нам казалось, на произвол судьбы. Поэтому мы раньше не принима-
ли никаких мер.
Покровский: В таком случае это был план, который был составлен заблаго-
временно.
Ракитин-Броун: Нет, я этого не могу сказать. Это было мое личное соображе-
ние и кое-кого из членов комиссии. Я держался такой точки зрения, что совер-
шенно безнадежна всякая попытка сопротивления большевистским войскам или
Революционному комитету. Если бы я думал, что это возможно, то я бы, конеч-
но, внес это на заседание Центрального комитета, через Герштейна. Но я считал,
что нет возможности.
Покровский: Какой национальности был капитан Виндикгрец, который пред-
лагал вам свои услуги?
Ракитин-Броун: К сожалению, я не помню, то есть я не знал и тогда, но про-
изводил он впечатление русского, но довольно темного типа.
Покровский: Какой службы был этот капитан, русской или иностранной?
Ракитин-Броун: Русской.
169
Председатель: Гражданин Тимофеев, ваше слово.
Тимофеев: Я отказываюсь, чтобы не затягивать заседание.
Председатель: Больше вопросов нет. Слово имеет член трибунала товарищ
Озол.
Озол: Какова была непосредственная роль Гоца во время восстания?
Ракитин-Броун: Я уже об этом докладывал. Во-первых, он возглавил его по-
средством Полковникова, и, во-вторых, он присутствовал при обсуждении плана
и при решении вопроса о том, что сегодня надо выступать. Затем, в течение вос-
стания один или два раза, во всяком случае один раз, наведывался к нам и после
этого отправился к казакам, чтобы поднять их на помощь нам.
Председатель: Слово имеет член трибунала товарищ Галкин.
Галкин: Скажите, свидетель, какую роль в восстании в Петрограде играл пол-
ковник Халтулари?
Ракитин-Броун: Он был назначен Полковниковым в качестве начальника его
штаба, штаба наших восставших войск.
Галкин: В каких отношениях был он непосредственно с социалистами-рево-
люционерами и с кем именно?
Ракитин-Броун: Это мне неизвестно. Мое впечатление, что он был привлечен
Полковниковым и только с ним был непосредственно связан, а об отношениях с
кем-нибудь из социалистов-революционеров у меня данных не было. Если бы он
был с ними связан, я как секретарь Военной комиссии знал бы об этом.
Галкин: А вы сами имели с ним сношения?
Ракитин-Броун: Только во время нахождения в штабе мне пришлось пару раз
с ним о чем-то говорить.
Председатель: Слово имеет член трибунала товарищ Карклин.
Карклин: Когда вы видели Гоца, говорили ли вы с ним по поводу восстания?
Когда восстание было подавлено, видели ли вы Гоца?
Ракитин-Броун: Нет.
Карклин: Вы не знали, остался ли он в Петрограде?
Ракитин-Броун: Нет, не знал.
Карклин: Ничего не слыхали о нем и ни с кем не говорили о нем?
Ракитин-Броун: С кем?
Карклин: С кем-нибудь из ваших товарищей?
Ракитин-Броун: Может быть, и говорили, но теперь не помню, прошло уже
5 лет.
Председатель: Я повторяю вкратце то, что нас интересует: пользуясь тем, что
петроградский гарнизон был отвлечен на борьбу с подходящими войсками, вы в
качестве представителя Военной комиссии партии социалистов-революционе-
ров принимали участие в организации юнкерского восстания, которое руководи-
лось Центральным комитетом партии социалистов-революционеров, именно Го-
цем и Герштейном, и при этом знал об этом восстании Веденяпин.
Ракитин-Броун: Я не могу сказать, восстание руководилось Центральным ко-
митетом, как таковым. Я могу сказать, что оно руководилось членами Централь-
ного комитета Гоцем и Авксентьевым, и о нем знали члены Центрального коми-
тета Веденяпин и Раков, но я ни на минуту не сомневался, что они являются
людьми, уполномоченными на то Центральным комитетом.
Председатель: Для меня не ясна роль члена Центрального комитета Веденя-
пина, который как будто бы юмористически относился к этому восстанию. Како-
ва была роль Веденяпина в этом деле?
170
Ракитин-Броун: Он был осведомлен о восстании. Сам он не выразил ни сво-
его сочувствия восстанию, ни своего отрицания восстания, а относился как-то
действительно юмористически.
Председатель: То есть как юмористически. Он выражал недоверие к практи-
ческой целесообразности?
Ракитин-Броун: Мне трудно сказать с уверенностью, но у меня было впечат-
ление, что он сомневался в том, решимся ли мы выступить.
Председатель: Я полагаю, что свидетель Броун нам больше не нужен.
Крыленко: Я прошу оставить свидетеля в зале заседания, пока по поводу его
объяснений будут здесь говорить обвиняемые.
Председатель: В свидетельскую комнату его не нужно удалять.
Крыленко: Я буду просить оставить его в зале заседания.
Председатель: Защита не возражает.
Муравьев: Наоборот, мы считаем это правильным.
Гоц: Я прошу дать мне слово для обвинений.
Председатель: Обвиняемый Гоц, я, конечно, обязан дать вам слово для обви-
нения, и дам, если вы будете настаивать. Но не сочтете ли вы более целесообраз-
ным ваше объяснение дать после того, как мы допросим еще нескольких анало-
гичных свидетелей: Краковецкого, Кашина и др.
Гоц: Я понял. Я прошу дать мне возможность ответить по существу тех пока-
заний, которые были сейчас даны.
Председатель: Пожалуйста, это ваше право.
Гоц: Прежде чем перейти к изложению всех тех фактических неточностей,
которые имелись в показании гражданина Броуна, я хотел бы остановиться на
одном вопросе, который, по-видимому, фиксировал всеобщее внимание и кото-
рый гражданин Крыленко охарактеризовал как отречение. В обвинительном
акте моему отречению, о котором я буду сейчас подробно говорить, отведено
несколько красноречивых строк. Здесь говорится, что этот факт чрезвычайно
симптоматичен, что он чрезвычайно характерен, что в нем, как в капле воды,
отразилась вся система чудовищного лицемерия, которым была пропитана вся
деятельность Центрального комитета. И вот я думаю, что действительно, на
этом маленьком факте мы сейчас вскроем, кто имеет право говорить о лицеме-
рии, кто имеет право говорить о клевете и на чьей стороне находится объектив-
ная правда. Я и товарищ Авксентьев действительно поместили в «Известиях»,
которые издавались в то время Комитетом спасения родины и революции, те
письма, о которых здесь была речь. В этом письме констатирован только один
факт, который подтвердил и гражданин Броун, что тот приказ, о котором шла
речь, не был подписан ни мною, ни Авксентьевым. Я его не видел. Здесь, в этом
приказе, я трактовал как председатель Комитета спасения родины и револю-
ции. Здесь сейчас гражданин Броун запутался, и он уже возвел в ранг предсе-
дателя Авксентьева. Я должен сказать, что ни я, ни Авксентьев фактически
председателем не были, и все те товарищи, которые принимали участие в поли-
тической жизни 17-го года, знают, что никакого председателя у Комитета не
было и не было даже Президиума. Вот к констатированию этого факта и своди-
лось мое заявление о том, что не я подписал этот приказ, и я меньше всего хо-
тел сбросить с себя морально-политическую ответственность за события 29 ок-
тября. Об этом свидетельствует мое письмо, которое было помещено в «Деле
народа» и которое имеется у вас в деле. Я прошу разрешить его огласить. Это
письмо относится к 15/XI и помещено в № 200. В № 178 «Правды» была поме-
171
щена статья под заголовком «Как они изворачиваются», автор которой с побе-
доносным видом задает Гоцу, Авксентьеву и Синани ряд язвительных вопросов
и учиняет им допрос с пристрастием. На это письмо я ответил статьей, которую
оглашаю: «И поверьте мне, господа большевистские рыцари без страха и упре-
ка, Каменевы и Троцкие, что мною руководит не стремление избежать ответст-
венности за события 29-го, каковые я на себя принимаю, а нежелание полити-
ческую борьбу, даже вооруженную борьбу, принизить до уровня ваших военно-
революционных застенков». {Шум. Возглас с места: «Негодяй».) Я просил бы,
гражданин председатель, оградить нас от оскорблений, чтобы и нам не давать
возможность и права отвечать тем, кто нас оскорбляет.
Председатель: Я принимаю все меры, но если рабоче-крестьянская аудито-
рия выражает свое негодование, не всегда можно удержать ее.
Муравьев: Это не так. Вы не изволили сделать даже замечание тому лицу из
публики, которое позволило себе крикнуть это слово и которое, конечно, не отка-
жется себя назвать. (Шум.)
Председатель: Я еще раз обращаю внимание защитника Муравьева, что ему и
подавно следовало бы знать порядок ведения судебного заседания, и, если защи-
та будет вмешиваться в мои функции, я буду ставить ее всегда на свое место.
Муравьев: Слушаю. Я обратился к вам с ходатайством, и ходатайствовать
есть мое неотъемлемое право и моя обязанность. Я только ходатайствую перед
вами, и от вас зависит исполнить или нет мое ходатайство.
Обвиняемый Гоц: Итак, я считаю, что вопрос об отступничестве, который так
подробно смаковался здесь, и с этих (показывая налево) и с этих (показывая на-
право) скамей, решен. Я не отрекался, о своей причастности к восстанию я зая-
вил в тот момент, когда я был приказом Троцкого объявлен вне закона. Я знал,
что мне грозит расстрел, и тем не менее я считал своим моральным и политиче-
ским долгом взять всю полному ответственности на себя. Меня мало интересует
мнение обо мне гр-на Броуна, но я считаю вполне недопустимым, чтобы состави-
тели обвинительного акта, которые имели возможность, познакомится с мате-
риалами и теми письмами, которые были помещены в «Деле народа» в 1918 году,
чтобы они этого факта не знали. Я это признаю той клеветнической кампанией,
которая ведется против нас. Клеветники вы, а не мы, лицемерами оказались вы, а
не мы. Мы с открытым забралом выступаем. (В зале крики: «Ничего подобного, до-
лой», шум. Кричат: «Долой».) Я сюда пришел не по своей воле.
Председатель: Товарищи и граждане, прошу не мешать.
Обвиняемый Гоц: Дальше, позвольте мне заявить, что в аналогичном случае,
когда в июльские дни выступали большевики, сделав попытку вооруженного
восстания, и когда эта попытка была сорвана, тогда большевики старались замес-
ти следы, тогда они нас уверяли: о, мы не причастны. Это восстание было сти-
хийно, это из глубины недр стихия вырвалась против вас, и тогда гр-н Стеклов,
который теперь является редактором «Известий», забрал две смены белья и от-
правился на постоянное жительство в Таврический дворец и говорил направо и
налево: «Я тут ни при чем, я не большевик». Вот кто отрекался и кто не отрекал-
ся от своих слов.
Теперь я перехожу по существу тех показаний, которые сделал гр-н Броун.
Здесь с самого начала я должен установить некоторые неточности. Руководство
движением лежало в политической стороне его на мне. Я здесь буду иметь воз-
можность развить подробно те политические соображения, которыми мы руко-
водствовались, подняв это движение, пока я хочу установить только фактиче-
172
скую сторону. Когда движение было решено, мы пригласили представителей Во-
енной комиссии Броуна и Краковецкого на заседание Комитета спасения
родины и революции, военной его секции, и запросили, какие силы имеются в их
распоряжении. Они дали нам подробный отчет. Сообщение их, насколько, веро-
ятно, помнит и гр-н Броун, произвело на меня и на представителей других социа-
листических партий, которые там присутствовали, неудовлетворительное впе-
чатление, и я заявил определенно, что на основании этих сведений, которые, по-
моему, являются недостаточно критически просмотренными, продуманными и
взвешенными, нельзя предпринимать такого решительного шага. Поэтому я на-
стаиваю на том, я повторяю, что в данном случае руководство лежало на мне, а не
на Полковникове, он был руководителем военной части, настаивал на том, чтобы
движение было отложено. На этом мы и покончили. Я покинул заседание Воен-
ной комиссии, ее военной секции Комитета спасения родины и революции. Ко-
гда я через некоторое время вернулся, то я застал уже совсем другую карти-
ну. Все бурлило, кипело, было ясно, что пришли новые вести, которые внесли из-
менения в состоявшееся уже решение. И действительно, это правильно показал
гр-н Броун: были получены сведения, что большевиками поставлено перебро-
сить все те силы, на которые мы могли опираться в своем движении, на фронт; в
частности, мы должны были двинуть броневые части, которые составляли нашу
опору, чтобы не позволить вашим частям ударить в тыл войскам, которые были в
то время у Керенского. Впоследствии, в отмену этого нашего старого решения,
мы выработали новый план немедленного выступления; военным руководителем
я назначил Полковника. Здесь было много разговоров, почему именно Полков-
никова, и здесь кто-то ехидными вопросами старался внушить гр-ну Броуну,
подсказать ему, что, вероятно, потому что Гоц знал или подозревал, что полков-
ник Полковников является черносотенцем и, очевидно, симпатизируя его черно-
сотенным настроениям, он был выбран. Позвольте вам сказать, почему он был
выбран. Он был выбран потому, что в военном отношении он представлялся дей-
ствительно интересным, с нашей точки зрения — спецом.
А с другой стороны, с политической стороны, если он возбуждал сомнение в
наших рядах, они были, я скажу впоследствии, то совершенно с другой стороны:
и не в прикосновенном и не в симпатии к черносотенным организациям мы его
подозревали, а в симпатии и прикосновенности к большевикам (смех). Граждане,
тут смешного ничего нет. Вы знаете, что целый ряд военных, которые с нами дей-
ствовали, они потом перешли к вам. Больше того, целый ряд генералов, которые
вас и нас расстреливали, были приняты вами как триумфаторы, как генерал
Крымский и Слащев, так что в этих моих словах смешного ничего нет. Гр. слаще-
вы с вами.
Председатель: Обращайтесь к суду.
Обвиняемый Гоц: Я продолжаю. Если, повторяю, генерал Полковников воз-
буждал некоторое сомнение среди некоторых товарищей, то только в этой сторо-
ны. Но я проверил все те слухи, которые распространялись на его счет, и устано-
вил его лояльность. Впоследствии оказалось, что я все-таки ошибался, и те това-
рищи мои, которые упрекали его в том, что он близок к большевикам, имели
определенное основание, ибо в 1919 году полковник Полковников очутился там
Же, где очутился и гр-н Броун. Они очутились в одной компании. Он был воен-
руком Симбирского округа. В доказательство того, что я вам сообщил, соответст-
вует действительности, я могу сослаться на ту статью Керенского, приобщения
которой сейчас потребовал председатель обвинения. Здесь совершенно опреде-
173
лённо Говорится, на странице 48, что сам Полковников как представитель глав-
штаба вел в эти роковые дни двойную игру и руками большевиков хотел нас
свергнуть. Вот мой ответ, почему был назначен полковник Полковников. В даль-
нейшем события вылились в ту форму, в которую мы имели надежду предпола-
гать, что они выльются. Я не буду загромождать военными техническими деталя-
ми: какие вырабатывались нами пути, доморощенные варианты, какие оказались
лучшими, факт тот, что движение не удалось. Но я должен только подчеркнуть,
что в ликвидации этого движения, которое протекало все время под контролем и
под нашим руководством, ликвидация этого движения сыграла решающую роль.
Я все время был в Комитете спасения родины и революции и поддерживал теле-
фонные сношения с Полковниковым. Я действительно раз был там у председате-
ля штаба, беседовал с ним, и, когда выяснилась картина неудачного развития
внутренних операций на Петроградском фронте, когда, с другой стороны, я полу-
чил сведения, ибо я поддерживал связь с Керенским, я отвечаю на любопытства
гр-на Крыленко, я поддерживал связь с Керенским, который шел сюда, мы полу-
чили известия о действиях, которые развертывались на Пулковском фронте, ко-
гда я получил сведения, что произошла какая-то заминка, я, не желая вызывать
излишнего кровопролития, распорядился по телефону в 4 часа ликвидировать
это движение, и тем частям, которые были в это время в манеже, разойтись с ору-
жием в руках, сохранив его при себе, что и было сделано. Позвольте мне еще
только в двух словах сказать на вопрос одного из защитников, знали ли мы, ка-
кие части шли на Петроград и предпринимали ли мы какие-нибудь меры к тому,
чтобы вызвать части с фронта. Да, эта лента была у меня взята. В свое время она
попала в руки гр-на Крыленко, который в это время занимал пост командующего
войсками Петроградского округа. Из этой ленты он должен был знать и, вероят-
но, помнит и сейчас, что я беседовал с комиссаром 12-й армии на предмет воз-
можной переброски надежных революционных войск в Петроград, и в этом отно-
шении мы шли только по следам большевиков, ибо и большевики в то же время
вели переговоры с латышскими частями, и, к сожалению, им первым удалось
осуществить это намерение. Латышский полк вошел раньше в Петроград для по-
давления нашего движения, чем те войска, которые вызывали мы. Дальше спра-
шивают, знали ли мы, кто такое Краснов. Да, гражданин, мы знали, а позвольте
вас спросить, знали ли вы и помните ли вы, кто был тот генерал, который воз-
главлял войска, которые боролись с нами? Это был знаменитый пресловутый
Муравьев, тот самый Муравьев, который накануне переворота обивал порог у
меня и у Керенского и уговаривал, что с большевиками надо круто расправлять-
ся, что это агенты германского штаба, что никакой пощады тут не должно быть.
Мы таких агентов и авантюристов гнали, а вы использовали его, они вам при-
шлись на потребу, и вы не имеете права сейчас упрекать нас в том, что мы-де зна-
ли, кто такое Краснов. Вы знали, кто такое Муравьев, и вы пользовались им. Это
тот самый Муравьев, который обессмертил себя и ту самую партию, которая взя-
ла его под свое высокое политическое покровительство, в своих приказах и само-
судах на месте, в первом приказе, которым было ознаменовано его вступление в
должность командующего войсками. После этого чисто фактического разъясне-
ния, которое, мне кажется, вполне исчерпывает вопрос о моем личном отноше-
нии к событиям 29-го числа, а позвольте мне перейти к вопросу в обвинительном
акте о том, кто является фактическим зачинщиком Гражданской войны. По чьей
вине продолжалась Гражданская война в течение многих лет, уничтожая села и
города, разрушая народное хозяйство, унося тысячи и тысячи жертв.
174
Председатель: Вы просили дать вам слово по поводу показания свидетеля, а
сейчас стремитесь использовать свое слово для вопросов посторонних. Нельзя
по поводу каждого свидетельского показания производить агитационные высту-
пления, несмотря на то что вы собирались презрительным молчанием отвечать
на наши вопросы, вы разразились здесь агитационной речью и очень мало дали
фактических разъяснений. Давайте ограничимся этим.
Обвиняемый Гоц: Гражданин председатель, я здесь не обещал отвечать мол-
чанием на ваши вопросы, наоборот, мы подчеркивали, что мы пришли сюда для
того, чтобы выяснить нашу точку зрения, и если вы не хотите, чтобы мы говори-
ли, то не приписывайте ваши чувства и ваши мысли мне.
Председатель: Сейчас речь идет не о точке зрения. В вашем заключительном
слове вы сможете ее выяснить. Сейчас речь идет об определенных фактах.
Обвиняемый Гоц: Здесь был затронут вопрос о том, кто является вдохновите-
лем и инициатором движения 29 октября. Я считаю, что мы никогда не поймем и
не выясним смысла этих событий, если мы не обратимся к вопросу о том, кто же
вызвал и руководил этим движением, кто первый бросил факел Гражданской
войне в сердце революционной демократии. И только в этих пределах, не уходя в
рассуждения на общие темы, я буду сейчас говорить, я не могу не говорить об
этом. Я считаю, что не могу претендовать на то, чтобы предварить приговор исто-
рии, но я с твердой силой убеждения должен сказать, что зачинщиками, винов-
никами и вдохновителями Гражданской войны явилась партия коммунистов-
большевиков, а не мы. (Шум.} Октябрьские дни и Октябрьский переворот, не-
разрывно связанный с событиями 29 октября, произошел не только накануне
Учредительного собрания, но он был совершен на самом пороге съезда Советов.
Это обстоятельство я просил бы особо отметить. Это было тягчайшее преступле-
ние против русской революции. Здесь Военно-революционный комитет, этот ор-
ган повстанчества, этот орган интургенции, поставил своей целью в эти дни со-
вершить переворот накануне 2-го съезда Советов, чтобы поставить этот съезд
лицо к лицу перед уже совершившимся фактом. Я не буду отрицать, что те ло-
зунги, которые тогда были брошены партией большевиков, что они пользовались
симпатией и сочувствием широких кругов и народных масс Петрограда и тех де-
легатов, которые съехались в те дни на съезд. Лозунги «Земля и воля», «Мир и
хлеб», это были те лозунги, которые были выдвинуты с первых дней революции,
эти лозунги были написаны на знаменах Февральской революции, и если она не
сумела и не успела их реализовать, претворить их в жизнь, то только потому, что
она протекла в трагических условиях небывалой международной войны. Но если
сочувствие народных масс было на стороне этих лозунгов, то тактика большеви-
ков, то те методы, которыми большевики пытались их осуществить, эти методы
не пользовались сочувствием, и это распылило большевистскую партию, которая
стремилась к военному перевороту и учла их полностью и всецело. Прикрываясь
лозунгом немедленного созыва Учредительного собрания, вкидывая эти демо-
кратические посулы и обещания, которыми они пытались оправдать свою такти-
ку, ту тактику, повторяю, которая не пользовалась сочувствием делегатов, — вот
как действовали большевики. Вот почему приходилось спешно форсировать со-
бытия, вот почему большевики почувствовали, что им необходимо поставить
съезд лицом к лицу перед совершившимся фактом. Я убежден глубоко, что все
те, кто пережили эти дни в Петрограде, знают, что делегаты 2-го съезда сумели
бы поставить новые задания перед вновь избранным Всероссийским централь-
ным исполнительным комитетом в той части, которая касалась военной
175
кампании, в вопросе, к которому было приковано внимание всех трудящихся, к
вопросу о войне, поставить этот вопрос как более актуальный и потребовать бо-
лее реальной и новой политики в проведении этого вопроса. Они не хотели санк-
ционировать той тактики партийной диктатуры, которая тогда уже намечалась, и
эту политику большевики хотели сорвать, и они своим переворотом, совершен-
ным ими, опираясь на военные части, — ибо я утверждаю, что главными дейст-
вующими силами в тот период были матросские отряды и отдельные части Пет-
роградского гарнизона и лишь рабочая молодежь, набранная в красногвардей-
ские отряды, а громадная масса, толща петроградского пролетариата, массив
петроградского пролетариата, он занимал выжидательную настороженную пози-
цию и только не противодействовал тому новому эксперименту, который начи-
нал подниматься. Для нас же было совершенно ясно в то время, что вопрос шел
основной, кардинальный, — идти ли русской революции путем демократиче-
ским, путем осуществления чаяния народных масс в форме народовластия или
на обломках народовластия, на обломках раздавленной должна утвердиться дик-
татура одной партии. Мы это предчувствовали, мы знали, что граждане больше-
вики приведут фатально, неизбежно к господству диктатуры Центрального ко-
митета, и, зная это, мы не могли не выступать против большевистского военного
переворота всеми теми силами, которые были в нашем распоряжении. Вот наше
моральное и политическое оправдание на то восстание, которое мы тогда пред-
приняли. Мы считали, что большевики апеллировали не к сознанию, не к воле
трудящихся, а апеллировали к пулеметам и пушкам, перенося наши споры из
съезда и из совета на улицу, и тем самым они и нас понуждают обратиться к ору-
жию. Насилию мы могли противопоставить только силу. Вот чем объясняется,
что в те дни, после Октябрьского переворота, мы, Центральный комитет партии
социалистов революционеров, приняли решение бороться всеми мерами против
этого захвата. В дальнейшем, когда мы увидели, что это движение не поддержано
по тем или иным обстоятельствам теми частями войск, на которые мы могли и
смели рассчитывать, не желая углублять и продолжать Гражданскую войну, мы
ее временно прекратили и приступили к тактике иной, к тактике морально-поли-
тической изоляции. И, граждане, что в этом отношении мы не субъективно при-
страстно и партийно расцениваем смысл совершающихся событий, что мы не ув-
лекались нашим партийным озлоблением, что мы действительно трезво и реаль-
но учитывали то положение, которое создалось, и те опасности, которые грозили
русской революции, показывает лучше всего тот факт, что недели две спустя по-
сле переворота из вашей же среды, граждане большевики, раздались слова, кото-
рые представляют только перефразу всех предостережений, которые мы рассы-
пали в октябрьские дни. Не нам, а вам принадлежат следующие слова, на кото-
рые позвольте мне сослаться.
Председатель: Какой документ?
Обвиняемый Гоц: Этот документ, который помещен в «Деле народа» от
6 ноября и подписан «к уходу членов Центрального комитета Российской
коммунистической партии». Мы считаем, что создание такого социалистиче-
ского правительства необходимо ради предотвращения дальнейшего крово-
пролития, надвигающегося голода, разгрома революции калединцами, руково-
дящего... (Читает.)
«Мы не можем нести ответственность за эту гибельную политику, которую
Центральный комитет проводил вопреки воле огромной части пролетариата и
солдат, жаждущих скорейшего прекращения кровопролития между отдельными
176
частями демократии. Политика руководящей группы ведет к разгрому пролета-
риата». Товарищи, это не мы говорили, это говорили ваши лидеры, ваши руково-
дители — Каменев, Рыков, Милютин, Зиновьев и Ногин. Еще более решительное
заявление мы имеем от имени группы Ногина, Рыкова, Теодоровича, Арбузова,
Юренева, Рязанова и Ларина. Они заявляли: либо социалистическое правитель-
ство, либо сохранение чисто большевистского правительства средствами полити-
ческого террора. На этот путь вступил Совнарком. Мы видели, что это ведет к от-
странению массовых и пролетарских организаций от руководства политической
жизнью, установлению безответственного режима и к разгрому революции в
стране. В этих словах, граждане, лучшее оправдание той политике, которую вели
мы в октябрьские дни.
Председатель: Обвиняемый Гоц, по поводу ваших разъяснений меня интере-
сует только фактическая сторона, а не агитация. Я позволю себе задать вам два
вопроса: прежде всего — известно ли вам, что Петроградский совет рабочих депу-
татов до октябрьского восстания санкционировал это восстание и известно ли
вам, что после Октябрьского восстания собравшийся 2-й Всероссийский съезд
Советов рабочих депутатов тоже утвердил это восстание, причем меньшинство
съезда вышло из состава съезда?
Обвиняемый Гоц: Разрешите мне начать ответ со второго вопроса. Да, мне из-
вестно, что второй съезд Советов, поставленный перед дилеммой: либо санкцио-
нировать уже совершившийся за его спиной и без его ведома переворот, либо ан-
нулировать этот переворот и начать новую Гражданскую войну против той вла-
сти, которая захватным путем создалась, вынужден был признать его (Голос: Не
верно), и я утверждаю, что на этом, то и был построен расчет Военно-революци-
онного комитета и тех групп, которые к нему примыкали, ибо вы, гражданин
председатель, знаете лучше меня всю закулисную сторону и механику подготов-
ки. Вы знаете, что переворот был подготовлен за спиной членов Центрального ко-
митета перепиской между Московским и Петроградскими комитетами. (Смех.)
Вам смешно, гр-н Бухарин, но эти факты, опубликованные вашей печатью, так
что я утверждаю, что изнасилована была воля съезда, и в этом я вижу тягчайшее
преступление, которое было совершено в эти дни Революционным комитетом и
тем элементом большевиков и...
Председатель: Речь идет не об изнасиловании и не о вашей мотивировке. Меня
интересует сухой факт, легальный факт, что вторым Всероссийским съездом Сове-
тов, который нами признается за верховный орган рабоче-крестьянской власти,
санкционировал это восстание1. Вы ответили, что вам это было известно, причем вы
объявляете это изнасилованием съезда. Для нас же это определенный легальный
факт. Второй вопрос. Мне не ясно. Вы признали, что политически и морально и
всячески ответственны за юнкерское восстание 29 октября, но все-таки вы пообеща-
ли мне ответить, но не ответили: почему же, в конце концов, вы поместили письмо-
отречение от этого воззвания или приказа, причем письмо имеет определенный ха-
рактер отречения от юнкерского восстания вас, Авксентьева и Синани.
Обвиняемый Гоц: Я уже ответил достаточно подробно, что об отречении не
может быть и речи именно потому, что непосредственно после объявления меня
вне закона я поместил письмо, в котором всю полноту моральной и политиче-
ской ответственности принял на себя. Что же касается моего заявления в газете о
1 Так в тексте.
177
том приказе, о котором сейчас идет речь, я считаю нужным указать, что таких
фактов не было, ибо я только отмел то, чего не было, я только отмел вымысел,
ибо этот приказ не подписал и не мог перед лицом Комитета спасения родины и
революции фигурировать в качестве самозванного, неизвестно кем избранного,
представителя комитета, когда я никогда не имел честь состоять председателем
его. Должен сказать, что это письмо было помещено в бюллетене, а затем перепе-
чатано в газете.
Председатель: В качестве руководителя этого восстания вы действовали лич-
но или по уполномочию Центрального комитета партии эсеров?
Обвиняемый Гоц: Я получил от Центрального комитета определенную ди-
рективу, которая сводилась к тому, чтобы вооруженной рукой противодейст-
вовать тому перевороту, который совершился. Центральный комитет был ос-
ведомлен о моих действиях. Все же техническое руководство, все дальнейшие
распоряжения исходили только от меня. Я не имел в то время возможности
совещаться с моими друзьями, членами Центрального комитета, потому что я
заседал в штабе.
Председатель: Наконец, последний вопрос: Вы в то время были ли арестова-
ны Советской властью или не были?
Обвиняемый Гоц: Я был арестован группой матросов при моей попытке вместе
с рядом лиц — Зензиновым, Наранским и др. переправиться к Керенскому в каче-
стве делегатов от городской думы, которая постановила принять все меры к тому,
чтобы остановить кровопролитие. Я был окружен, и только случайность спасла
меня от самосуда. Затем, когда я был доставлен в распоряжение гр-на Крыленко,
я ему немедленно сообщил об этом, и тогда еще, по-видимому такой факт вызы-
вал у него возмущение, потому что я отчетливо помню, как он негодовал против
такого обращения со старыми революционерами.
Председатель: А как же вы были освобождены после этого?
Обвиняемый Гоц: Я был отправлен в распоряжение Военно-революционного
комитета в Смольный. Мои друзья были освобождены. Когда я пришел в Смоль-
ный, Смольный представлял небывалую картину полного развала и хаоса, там
был полная мешанина. Ко мне, старому товарищу, председателю Всероссийского
центрального исполнительного комитета, было такое отношение, что меня рас-
сматривали не как пленника и вообще наши взаимоотношения тогда еще недос-
таточно были выяснены. Я не содержался как пленник и после некоторого пре-
бывания там, я оттуда спокойно ушел. По пути я встретил гр-на Шляпникова, с
которым имел длинную беседу, и гр-на Калегаева. Я должен сказать, что та ле-
генда, которая была в то время кем-то пущена, что будто я дал слово не уходить и
ушел, нарушив слово, эта легенда является клеветой, основанной только на са-
мых вздорных слухах.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель тов. Луначарский.
Государственный обвинитель Луначарский: Я хотел задать несколько вопро-
сов, касающихся этого чрезвычайно важного факта об отречении гр. Гоца от вос-
стания, которым он руководил. Мне не совсем ясно, почему гр-н Гоц, считая че-
рез 16 дней после этого восстания долгом своей революционной чести принять
на себя за него полную ответственность, не пришел к такой простой мысли, как
та, которая пришла в голову тов. Броуну, а именно, что, заявляя, что главный до-
кумент этого восстания им не был подписан, он тем не менее берет на себя за это
восстание ответственность. Мне кажется это недопустимым, и, может, гр-н Гоц
это как-нибудь разъяснит?
178
Председатель: Товарищи, уже берете на себя квалификацию.
Луначарский: Я вовсе не делаю квалификации, я хочу, чтобы гр-н Гоц мне
разъяснил, как он полагал, — широкая публика тогда отнесется к этому восста-
нию, если непосредственно после восстания в газетах будет сделано такое катего-
рическое заявление. Это первый мой вопрос.
Председатель: Во-первых, прошу, говоря, обращаться ко мне, а во-вторых, не
делать квалификации действий.
Луначарский: Я задаю вопрос: думал ли гр-н Гоц, что его категорическое за-
явление, — без всякого выяснения его отношения к восстановлению, без всякого
разъяснения по поводу восстания, — что он, Авксентьев и Синани не подписыва-
ли этого основного документа, могло произвести на большевиков и на всю чи-
тающую публику иное впечатление, как то, что они, Гоц, Авксентьев и Синани,
ответственности за этот факт не берут. Это мой первый вопрос.
Гоц: Прежде чем перейти к политическому ответу, я думаю, что министр на-
родного просвещения...
Председатель: Здесь нет министра народного просвещения, а есть государст-
венный обвинитель тов. Луначарский.
Обвиняемый Гоц: Хорошо. Государственный обвинитель Луначарский, ко-
торый является не только обвинителем, но и министром народного просвеще-
ния... (Смех.)
Председатель: Это вас абсолютно не касается.
Обвиняемый Гоц: Прежде чем ответить политически, я заявляю, что мое
письмо было помещено 5-го, а события произошли 29-го. Я думаю, правила
арифметики, обязательные для меня и для министра, показывают, что прошло
всего 6 дней. А затем я должен заявить, что вопрос о том, что мое письмо вы-
звало возмущение в кругах Броуна и Краковецкого, этот факт мне стал извес-
тен только тогда, когда я познакомился впервые с показанием гр-на Броуна.
Он никогда ни ко мне, ни к моим друзьям не обращался с этим, и я менее все-
го думал, что из рядов моих товарищей такого рода наветы могут исходить.
Но ввиду того что «Правда» позволила себе клеветнически осветить этот
факт, я считаю нужным ответить на упрек, который брошен гр. Броуном, ко-
торый ко мне не обращался и к моим друзьям не адресовался. Я отвечал на
статью Луначарского в «Правде», в № 178, и в ответ на эту статью привожу и
мои разъяснения.
Луначарский: Я констатирую тот факт, что гр-н Гоц сказал, что это было
15/XI. (Гоц: 5-го.) Если это 5-го, то это простая ошибка, но это нисколько не ме-
няет сути моего дальнейшего вопроса, и все-таки я на первый вопрос никакого
ответа не получил. Затем второй вопрос. Я спрашиваю у гр-на Гоца как полити-
ческого человека: если совершается восстание, если такое-то лицо этим восста-
нием руководит, если в этом восстании выпускается единственный публичный
манифест и если это лицо опубликовывает, что манифест этого не подписывал и
не делает никаких примечаний относительного того, какое отношение имеет к
восстанию и кто им руководил, может ли широкая публика в тот момент, в эти
5 дней, которые прошли после этого, может ли читающая публика сделать другой
вывод, как только тот, что к восстанию лица, отрекшиеся от этого документа, ни-
какого отношения не имеют.
Обвиняемый Гоц: Позвольте мне ответить. Относительно арифметики мы
уже согласились. Теперь что касается моральной квалификации, позвольте мне
сказать гр-ну Луначарскому, что мы, очевидно, несколько иначе относимся и
179
расцениваем обязанности политических деятелей. Я никогда не отрекался от
того, что делал, а позвольте вам сказать, что вы в июльские дни отреклись и по-
зорно отреклись...
Председатель (прерывая): Виноват, виноват... Обвиняемый, я еще раз говорю,
что здесь устанавливаются факты и по поводу каждого вопроса...
Обвиняемый Гоц: Я уже установил, я этот факт совершенно определенно уже
установил, что я никогда не уклонялся от ответственности и заявил это в тот мо-
мент, когда я был объявлен вне закона.
Луначарский: Я перехожу к следующему вопросу. В данном случае я могу
констатировать, что гр-н Гоц считал, что такого рода его заявления без упомина-
ний, что он был все же вождем этого восстания, в заблуждение ввести никого не
могло. Констатирую эту психологическую предпосылку, несколько странную
для меня. Дальше, нам не объяснил гр-н Гоц, что тот факт, что Синани, который
подписал собственной рукой этот манифест, все же подписал и то письмо Гоца и
Авксентьева, в котором от подписи он отрекался. Может быть, гр-н Гоц даст объ-
яснение этому странному явлению.
Обвиняемый Гоц: Разрешите, гражданин председатель?
Председатель: Каждый раз от меня разрешения не требуется. Вам задается
вопрос — отвечайте.
Обвиняемый Гоц: Я считаю вопрос ваш, гражданин Луначарский, направлен-
ным не по адресу, я не занимался и не занимаюсь чтением в сердцах. Какими мо-
тивами руководился гр-н Синани (смех), я не знаю. Смешного тут нет ничего.
Может быть, вам, привыкшим заниматься чтением в сердцах по должности в Го-
сударственном политическом управлении, представляется странным, что мы
этим не занимаемся. Может быть, этот вопрос надо отправить гражданину Сина-
ни. Вероятно, он ответит, почему он считал необходимым отметить еще одно
чрезвычайно любопытное обстоятельство. Когда в наших кругах обсуждался во-
прос — кто же являлся автором этого не манифеста, как угодно пышно его окре-
стить гражданину Луначарскому, а этой бумаги, то я никогда раньше не слыхал
от гр-на Броуна или от лиц, близких ему, что он был автором его. Мы этого не
знали и бродили в потемках. И только в последствии я узнал, кто был действи-
тельным автором этого заявления.
Луначарский: Позвольте мне еще...
Председатель: Пожалуйста.
Луначарский: Я констатирую, что для гражданина Гоц остается неизвестным
факт странного поведения гражданина Синани, который, в отличие от граждани-
на Гоца, от подписи отрекся. Я бы просил гражданина Гоца, думает ли он, что из
Смольного он мог бы так же спокойно идти, если бы он был руководителем вос-
стания, или он предпочел сделать это заявление через 5 дней, — не через 15, а
только через 4, — когда он был поставлен вне закона, стало быть, скрывать было
нечего, и когда он был, кажется, фактически вне досягаемости революционной
власти.
Обвиняемый Гоц: Позвольте мне ответить. Прежде всего и после событий
29-го я жил все время в Петрограде, так что я был в пределах досягаемости, гра-
жданин Луначарский, для ваших разыскных органов. Дальше, когда я был аре-
стован, то при мне была найдена лента, которая попала в руки гр-на Крыленко.
Этого уже было достаточно для того, чтобы обрисовать мою роль и то значение,
которое я играл во всех событиях. Меньше всего я это скрывал и собирался
скрыть. Что касается того, как поступили бы представители Военно-революци-
180
онного комитета, если бы и т. д., то этот вопрос, поставленный гражданином Лу-
начарским, надо адресовать к ним, а не к нам. Я думаю, что они поступили бы
так, как они поступали вообще в то время. Если бы я попался им на улице, то
они, вероятно, меня предали самосуду, но открыто они не посмели меня тро-
нуть... Затем, позвольте мне в связи с этим сказать: я вам напомню, как в июль-
ские дни вы, гражданин, запаслись сертификатом на тот предмет, что вы не яв-
ляетесь, как вы помните, провокатором. Я могу подтвердить это свидетельскими
показаниями, ибо гражданин Луначарский накануне июльских дней обратился
ко мне с просьбой передать ему сертификат... что...
Председатель: Позвольте, обвиняемый, это абсолютно не имеет никакого ка-
сательства к делу.
Обвиняемый Гоц: Это имеет моральное отношение к некоторым моим моти-
вам и мотивам гражданина Луначарского.
Луначарский: Конечно, относительно последнего замечания я вопроса не
буду поднимать. Гражданин Гоц сам знает всю лживость его обрисовки этого
факта. И из моих вопросов и из ответов гражданина Гоца следует, что Советская
власть, имея эту ленту в руках, о которой говорил гражданин Гоц, и не нуждаясь
в дальнейших его заявлениях, чтобы констатировать, что он был руководителем
юнкерского восстания, стремился овладеть Петроградом и ударить в тыл рево-
люционным войскам, тем не менее спокойно отпустила его из Смольного, сделав
таким образом какую-то явную политическую нелепость, которая может быть
объяснена тем, что факты не были точно известны. После этого в течение 5 дней,
как видно из показаний Гоца, он был объявлен вне закона впоследствии откры-
тых новых фактов, иначе он был бы арестован тогда, когда был в Смольном. По-
сле объявления его вне закона, когда, стало быть, никакие его дальнейшие пока-
зания и саморазоблачения не могли уже изменить отношения советской власти к
нему, явилось то заявление, которое было здесь прочитано. Это я констатирую
здесь перед судом.
Председатель: Государственный обвинитель тов. Покровский.
Покровский: Гражданин Гоц показал, что он участвовал в вызове войск с
фронта для усмирения петроградского пролетариата, что об этом знал Централь-
ный комитет партии. При этом гражданин Гоц ссылался на ту статью Керенского
«Гатчина», которая по моей инициативе приобщена к делу. Все это чрезвычайно
упрощает дальнейший разговор. Остается только выяснить вот что. Керенский в
своей статье говорит, что вызов войск с фронта имел место до выступления боль-
шевиков 25 октября, и так как вы статью Керенского читали...
Обвиняемый Гоц: Нет, не читал.
Покровский: Вы на нее указывали. Так вот меня интересует один факт.
Ваши сношения для вызова войск с фронта имели место до 25 октября или
после 25-го?
Обвиняемый Гоц: Прежде всего революционные отряды, которые мы собира-
лись вызвать, не вызывались нами для подавления петроградского пролетариата,
а вызывались нами для борьбы с темы вооруженными силами, которые имелись
в распоряжении большевиков. Далее, эти отряды вызывались уже после 25-го.
Далее, здесь разговор у меня шел с представителями армейских комитетов и с
комиссарским составом 12-й армии на предмет возможной переброски надежных
в революционном отношении сил в Петроград. Я еще не имел возможности по-
знакомиться со статьей Керенского и не знаю, говорит ли он об этом моменте
или о каком ином.
181
Покровский: Я попросил бы потом разрешения огласить соответствующее
место статьи Керенского.
Председатель: Пожалуйста, какое место? Государственный обвинитель
тов. Крыленко имеет слово.
Крыленко: Я прошу вас уточнить в памяти то, что будет касаться момента,
когда Вы были в Смольном. Вы пришли туда под конвоем или без конвоя?
Обвиняемый Гоц: Я пришел в сопровождении одного солдата, который там
меня оставил, и ушел, причем лента, то есть уличающее меня, осталась у этого
солдата.
Крыленко: Теперь позвольте дальше. С кем именно конкретно вы имели раз-
говор или беседу в Смольном?
Обвиняемый Гоц: В Смольном я встречался с целым рядом лиц. В это время
в Смольном царил такой хаос.
Крыленко: Мы не будем говорить о хаосе. Среди этого хаоса я прошу вас
уточнить пару лиц, с которыми вы беседовали. О причине вашего прибытия в
Смольный беседовали ли вы с кем-нибудь?
Обвиняемый Гоц: Гражданин председатель, я уже заявил, что там царил та-
кой хаос... {Шум с мест.) Будьте любезны не перебивать меня и иметь терпение
без этих жестов выслушать меня. Я вас не перебивал, гражданин Крыленко.
Я повторяю, что там был такой хаос, что я не могу запомнить всех тех лиц, с ко-
торыми я встречался и разговаривал. При выходе я помню, что имел беседу и
разговаривал с комиссаром Шляпниковым, которому я рассказал тот же самый
инцидент о том, что я чуть не подвергся расстрелу и самосуду, о котором я сооб-
щил, если мне не изменяет память, и Калегаеву. В тех же самых выражениях я
сообщил об этом и вам, гражданин Крыленко.
Крыленко: Вы сообщили уже выйдя из Смольного, а при царившем хаосе вы
говорите, что не можете припомнить конкретно ни одного лица, с которым вы го-
ворили в Смольном.
Обвиняемый Гоц: Нет.
Крыленко: Я больше пока вопросов не имею.
Защитник Муравьев: Я бы просил дать мне слово в самом конце, потому что
я обращусь с ходатайством в трибуналу, которое относится к этому моменту.
Обвиняемый Гоц: Позвольте мне заявить, что я до сих пор не могу уловить
смысла вопроса гражданина Крыленко. Если он хочет сказать, что я ушел из
Смольного как арестованный, как пленник большевиков, то позвольте мне ска-
зать, что от вас уходил 5 раз, и я это не скрываю.
Крыленко: Я это знаю.
Обвиняемый Гоц: О чем же тогда разговаривать, чего вы добиваетесь? {Шум
с мест.)
Председатель: Слово имеет защитник тов. Кон.
Кон: Для меня важно в заявлении Гоца один вопрос. В связи с этим прика-
зом гр-н Гоц сделал заявление, что он не знал, откуда исходит этот приказ,
кто его напечатал, и только впоследствии, гораздо позже, об этом узнали.
Здесь, на суде, установлено, что гр-н Гоц этого не отрицал, что под этим при-
казом, наряду с высоко поставленными членами Центрального комитета, была
подпись и Броуна. Если нужно было печатать объяснения о том, что письмо
это не исходит от Гоца, Авксентьева и т. д., и если гражданин Гоц недоумевал,
кто автор этого письма, то для меня странно, почему он не обратился к треть-
ему, подписавшему это письмо, либо за разъяснением, не он ли написал это
182
письмо, либо с предложением присоединить свою подпись к тому отречению,
которое было сделано.
Председатель: Короче.
Кон: Для меня важно установить, считали ли нравственно допустимым и по-
литически нравственным гр-н Гоц, раз под этим документом была подпись дру-
гого члена партии партии социалистов-революционеров, без его ведома, отре-
каться от письма и не предлагать ему подписать это отречение.
Обвиняемый Гоц: Позвольте ответить в двух словах. Гр-н Броун здесь уста-
новил, что я имел честь познакомиться с ним впервые накануне. Я к этому бы
прибавил, что последний раз я его видел 29 октября, до появления его в качест-
ве свидетеля здесь. Куда он исчез, я не знаю, я его больше не видал. Дальше я
буду просить сейчас же констатировать, действительно ли имеется подпись
Броуна под этим приказом. Насколько я помню, подписи не было. Броун был
человеком вчерашнего дня в нашей партии. Это лицо, которое мало было из-
вестно в партии. Тот приказ, насколько я помню, был подписан двумя лицами,
но я боюсь это утверждать, не полагаясь на свою память, и хотел бы сейчас это
установить. Я должен еще заявить, что гражданин Броун ошибается в одном
отношении. Приказы о вступлении подписывались не Авксентьевым в боль-
шинстве, а мною, и такой приказ за моей подписью был арестован у граждани-
на Брудерера, когда он направился, назначенный комиссаром Владимирского
училища, на фронт. Этот документ был взят при аресте, и он, конечно, попал в
руки следственной власти.
Председатель: Защитник Членов имеет слово для вопроса.
Членов: Я не для вопроса, а обвиняемые Игнатьев и Усов просят вашего раз-
решения дать объяснения по обстоятельствам, которые были затронуты в пока-
заниях свидетеля Броуна и в объяснении обвиняемого Гоца.
Председатель: Значит вопросов больше нет.
Муравьев: Может быть, вы теперь разрешите выступить с ходатайством. Сто-
ронам придется иметь суждение о значении так называемого отречения, вот то,
что здесь называлось так, от некоторых документов. Документ этот весьма раз-
лично квалифицировался сторонами. Один из обвинителей назвал его манифе-
стом, один из защитников письмом. Не установлен самый вид этого документа,
потому что свидетель Броун говорил, что он его подписал, обвиняемый Гоц зая-
вил, что, по-видимому, он не подписан. Наконец, для того чтобы мы имели сужде-
ние по объективным данным об этом отречении, для этого нам нужно знать, какие
подписи остались без отречения. Вот, суммируя это, у меня покорное ходатайство
к трибуналу: не найдете ли вы возможным истребовать из государственного ар-
хива из подотдела современной революции, и в частности октябрьских дней Пет-
рограда, все приказы и прокламации, которые были изданы за дни 25-го, 26-го,
27-го и 28-го или, если я слишком расширяю мою просьбу, то, по крайней мере,
те приказы, которые относятся к юнкерскому восстанию. По моим сведениям,
там есть самая подробная коллекция петербургских предписаний и приказов, от-
носящихся к этим дням. Когда эти вопросы фактически будут решены, и вопро-
сы и разъяснения, которые будут даны сторонами, будут покояться на твердых
фактических основах.
Председатель: Защитник Муравьев, вы это ходатайство возбудите в конце
вечернего заседания. Я еще раз предостерегаю, чтобы не прерывать судебного
следствия, не обращаться к суду с такими ходатайствами до конца вечернего за-
седания.
183
Муравьев: Позвольте понять так, что надо все ходатайства и впредь относить
к вечеру?
Председатель: За исключением тех, которые необходимы немедленно по
ходу следствия. Защитник Карякин.
Карякин: На мой взгляд, в отношении оценки отречения или не отречения
этот документ, пописанный Броуном, ничего не прибавляет к тем документам о
выступлении, которые Гоц подписал и которые должны иметься в деле, и, таким
образом, я поддерживаю ходатайство защиты только потому, что обвинение при-
дает этому документу какое-то исключительное значение.
Овсянников: Я просил бы подсудимого Гоца установить, в какой газете и в
каком номере было опубликовано его первое письмо, где он протестовал против
помещения своих подписей на приказах, потому что он нам цитировал второе
письмо.
Председатель: В деле все это есть.
Овсянников: В деле этого письма нет. В деле первого письма не имеется.
Обвиняемый Гоц: О каком письме вы говорите?
Овсянников: Я понял так, что было два письма Гоца. Одно письмо Гоца, кото-
рое он нам цитировал, было ответом на статью в «Правде».
Председатель: А другое от 5 ноября. Возьмите дело, и вы найдете.
Овсянников: Гоц отрицает, что было два письма.
Обвиняемый Гоц: Имеется так называемое, как угодно было тут выразиться,
отречение, помещенное в «Известиях» и перепечатанное в «Новой жизни». Оно
было перепечатано из бюллетеня Комитета спасения родины и революции. За-
тем имеется мое письмо в «Деле народа» от 5-го.
Луначарский: Можно мне сделать разъяснение от лица обвинения по поводу
вопроса, поднятого здесь защитником Карякиным?
Председатель: Мы вечером будем разрешать все такого рода вопросы.
Луначарский: Но он не возбуждал ходатайства, а старался охарактеризовать
значение этого документа. Защита имеет право сделать заявление...
Председатель (перебивая)'. Право защиты делать заявления, которые к делу
защиты абсолютно никакого отношения не имеют...
Крыленко: Я протестую, я прошу занести в протокол, что защита имеет право
делать заявления, которые к делу отношения не имеют.
Луначарский: После того как это заявление Карякиным было сделано и, оче-
видно, попадает в стенограмму, я считаю совершенно необходимым сделать свое
разъяснение, которое будет в двух словах.
Председатель: Пожалуйста.
Луначарский: Гражданин Карякин заявил, что документ, о котором мы спо-
рим, имеет даже меньшее значение, чем те приказы о боевых выступлениях, от
которых Гоц не отрекался.
Я констатирую, что приказы не опубликовывались, а этот документ был
опубликован для выяснения политического лица руководящей партии, как
объяснял здесь Броун. Поэтому этот документ имеет особенно важное значе-
ние.
Обвиняемый Гоц: Разрешите мне объяснить. Я думаю, я имею право.
Председатель: Ваше право не заключается в том, что вы в любой момент мо-
жете говорить.
Покровский: Будет ли иметь место чтение этого отрывка статьи Керенского?
Председатель: Когда я оглашу, вы сможете тогда дополнить.
184
Обвиняемый Гоц: Я считаю, что замечание Луначарского бьет совершенно
мимо цели. Тот боевой приказ, который был мною подписан, попал туда, куда
ему надлежало, вероятно, по мнению гражданина Луначарского, попасть — в
Чрезвычайную комиссию, или, так как тогда еще, мне напоминают Чрезвычай-
ных комиссий не было, в Военно-революционный комитет. Так что все улики
были у них и никакого отречения здесь не было.
Председатель: По ходатайству государственного обвинителя оглашается сле-
дующее место из статьи Керенского под названием «Гатчина» из журнала «Со-
временные записки», книжка 10-я, страница 148. (Читает.) «Со своей стороны
правительство готовилось к подавлению мятежа и, не рассчитывая на оконча-
тельно деморализованный корниловским выступлением С.-Петербургский гар-
низон, изыскивало другие средства воздействия. По моему приказу с фронта
должны были в срочном порядке быть высланы в Петербург войска, и первые
эшелоны с северного фронта должны были появиться в столице 24 октября».
Обвиняемый Тимофеев: Разрешите мне процитировать.
Председатель: Цитировать вы ничего не можете.
Обвиняемый Тимофеев: Я попросил бы огласить с той же страницы 148 дан-
ного журнала, 10-ю строками приблизительно выше, почти сначала страницы.
Председатель: Отзывы профессоров слов — эта подготовка... (Читает.) «Это
подготовление шло довольно успешно. В частности, потому что остальные со-
циалистические партии и социальные группировки, относясь к всем сведениям о
готовящихся событиях как к контрреволюционным измышлениям, даже не пы-
тались своевременно мобилизовать свои силы, способные в нужный момент ока-
зать сопротивление большевистской затее». После этого следует абзац, мною
оглашенный.
Обвиняемый Гоц: Нет, дальше.
Председатель: Позвольте мне огласить то, что нужно для ясности. Дальше:
«в то же время полковник Полковников, командующий войсками СПб военного
округа, получил приказ разработать подробный план подавления мятежа. Ему же
было предложено своевременно взять учет и сорганизовать все верные долгу час-
ти гарнизона. Полковник Полковников каждое утро лично представлял мне ра-
порт; причем постоянно докладывал, что во вверенных ему войсковых частях, ко-
торыми может располагать правительство, «вполне достаточно» для того, чтобы
справиться с готовящимся восстанием». Это тот самый Полковников, который
фигурирует у нас все время следствия.
Обвиняемый Гоц: Да. Я бы просил еще прочесть на стр. 150 о беседе Дана.
Председатель: Какую строчку? От слов: «На эту мою».
Обвиняемый Гоц: «Прежде всего Дан заявил мне».
Председатель: «На эту мою взволнованную филиппику спокойно и рассуди-
тельно ответил Дан, тогда не только лидер меньшевиков, но и И. Д. председателя
Всероссийского центрального исполнительного комитета. Конечно, я не могу сей-
час воспроизвести заявление Дана в его собственных выражениях, но за точность
смысла передаваемого ручаюсь: прежде всего Дан заявил мне, что они осведомле-
ны гораздо лучше меня и что я преувеличиваю события под влиянием сообщений
моего “Реакционного штаба”. Затем он сообщил, что неприятная “для самолюбия
правительства” резолюция большинства Советской Республики чрезвычайно по-
лезна и существенна для “перелома настроения в массах”, что эффект ее “уже ска-
зывается” и что теперь влияние большевистской пропаганды будет “быстро па-
дать”. Теперь достаточно или еще?
185
Обвиняемый Гоц: Нет, дальше.
Председатель: «С другой стороны, по его словам, сами большевики в перего-
ворах с лидерами советского большинства изъявили готовность “подчиниться
воле большинства советов”, что они готовы “завтра же” предпринять все меры,
чтобы потушить восстание, “вспыхнувшее помимо их желания, без их санкции”».
Дальше?
Обвиняемый Гоц: Я могу удовлетвориться этим.
Покровский: Я хочу задать вопрос: известно ли было лично гражданину Году,
что Керенский вызывает войска с фронта до 24 октября и в какой день войска,
накануне выступления большевиков, должны были быть на месте?
Обвиняемый Гоц: Мне было известно, что в штабе Керенского шли разгово-
ры о том, что было бы желательно вызвать надежные революционные войска,
ввиду того что можно ожидать в близком будущем переворота, организуемого
большевиками. Конкретно же о тех переговорах, которые он вел, я не знаю. Я со-
общил о тех переговорах, которые я вел уже после 25-го, как это говорится в
следствии и установлено гражданином Крыленко.
Покровский: Еще один вопрос: Центральному комитету партии социалистов-
революционеров было это также известно или было известно только вам?
Обвиняемый Гоц: О том, что Керенский предпринимал, я думаю, что, конеч-
но, Центральному комитету было известно.
Крыленко: Я прошу из последних слов гражданина Гоца отметить, насколько
я правильно понял, что до 25-го Керенским или в его штабе велись переговоры о
вызове войск.
Обвиняемый Гоц: Мне известно, что шли разговоры.
Крыленко: А после 25-го гр-н Гоц сам имел ленту переговоров о привлечении
войск.
Тагер: Я имею ходатайство. Я просил бы здесь же огласить те самые письма,
помещенные в «Деле народа», о которых идет речь, и, может быть, будет совер-
шенно ясно и точно, какая часть фактов в связи с эти воззванием приказом или
манифестом этими письмами опровергалась. В № 195 «Деле народа» имеется
4 документа, один подписан Авксентьевым, другой Гоцем, третий — Синани,
четвертый от имена Комитета спасения; они все разнотекстны и все освещают
различные вопросы.
Председатель: Огласите.
Секретарь (оглашает письма):
I.	«Новая жизнь» от 30 октября сообщает, что в бюллетене Комитета спасения
родины и революции № 1, от 29 октября 8 часов 30 минут, напечатано воззвание
«к населению и войскам Петрограда», подписанное председателем Совета Рес-
публики Авксентьевым.
Сим заявляю, что о таком воззвании я впервые узнал из «Новой жизни» и та-
кого воззвания я не подписывал.
Петроград, 30 октября,	Н. Авксентьев
II.	Сегодня в газете «Новая жизнь» помещен бюллетень Комитета спасения
родины и революции за моей подписью как председателя Комитета спасения.
Бюллетеня и воззвания я не подписывал, и председателем комитета я не со-
стоял и не состою.
А. Гоц
186
III.	В «Новой жизни» от 30 октября был помещен бюллетень Комитета спасе-
ния родины и революции, подписанный А. Р. Гоцем, мною и Шахвердовым.
Подобного бюллетеня никто не издавал.
Борис Синани
IV.	В газете «Новая жизнь» 30 октября сообщается о воззвании к населению и
войскам Петрограда, будто бы выпущенным Комитетом спасения родины и револю-
ции и напечатанном будто бы в бюллетене Комитета спасения родины и революции
№ 1, за подписью председателя Комитета спасения родины и революции А. Гоца.
Комитет спасения родины и революции категорически заявляет, что ни им и
ни его Бюро или каким-нибудь отделом Комитета воззвание, которое приводит
«Новая жизнь», не издавалось.
Вместе с тем Комитет спасения констатирует, что А. Гоц председателем Ко-
митета спасения не состоял и не состоит.
Тагер: Есть еще одно ходатайство. Тут же я прошу огласить то постановление
об отречении, о котором идет речь.
Председатель: Этого документа нет в деле.
Тагер: Мы этого не знали.
Председатель: Это устанавливается свидетельскими показаниями.
Крыленко: Я буду дополнительно просить огласить из «Дела народа» № 194
воззвание, подписанное Комитетом спасения родины и революции призыв к
солдатам.
Секретарь (оглашает): Товарищи рабочие, солдаты и граждане революцион-
ного Петрограда.
Большевики, призывая к миру на фронте, в то же время призывают к брато-
убийственной войне в тылу.
Не подчиняйтесь их провокационным призывам: не ройте окопов. Долой ору-
жие. Долой предательские засады. Солдаты, возвращайтесь в казармы. Война, на-
чатая в Петрограде, — подлинная гибель революции. Во имя свободы, земли,
мира сплачивайтесь вокруг Комитета спасения родины и революции. С войска-
ми, идущими к Петрограду, идет председатель Центрального комитета партии
социалистов-революционеров, член Исполнительного комитета и почетный
председатель Всероссийского совета крестьянских депутатов В. М. Чернов.
Всероссийский комитет спасения родины и революции.
Крыленко: В связи с этим позвольте задать один вопрос. Не может ли граж-
данин Гоц нам объяснить, каким образом в печати, в одном номере появились од-
новременно все четыре прочитанных сейчас документа, то есть письма Авксенть-
ева, Гоца, Синани и Комитета спасения родины и революции? Имело ли место
перед этим какое-либо совещание или соглашение указанных лиц или не было
никакого соглашения?
Обвиняемый Гоц: Когда мы встретились, мы обменялись впечатлениями, и
выяснилось, что ни Авксентьев, ни Синани, по их словам, ничего не знают и не
видели такого приказа.
Крыленко: Так что соглашение имело место.
Обвиняемый Гоц: В прочитанном сейчас заявлении, если мне слух не изме-
нил, упомянута фамилия Шахвердова, а фамилия Броун не упомянута. Значит,
по утверждению Синани, этот документ был подписан тремя лицами.
Председатель: Ракитин-Броун удостоверяет, что, когда он принес в типогра-
фию приказ, у него не взяли приказа без удостоверения с его стороны этого
i Q7
документа, ибо никаких других подписей не было; так что имеется или не имеет-
ся в печати подпись Броуна, мы установить сейчас не можем.
Обвиняемый Гоц: Если мне память не изменяет, это было не напечатано, а на
машинке отстукано.
Председатель: В деле этого документа нет, и мы ничего установить не можем.
Обвиняемый Гоц: Может быть, Ракитин-Броун разъяснит, было ли это напе-
чатано?
Председатель: Это мы можем передопросить. Больше вопросов нет. Слово
для объяснения имеет обвиняемый Усов.
Обвиняемый Усов: Я, будучи социалистом-революционером в 1917 году, во
время Октябрьской революции принимал активное участие в борьбе за совет-
скую власть против правительства Керенского. Здесь гр-н Гоц в корне непра-
вильно изложил настроение рабочего класса в то время. Поэтому я взял слово
для разъяснения. В то время большинство, даже среди нас, рабочих социалистов-
революционеров — я тогда непосредственно работал у станка, в мастерских
Ижорского завода и был председателем с.-р. фракции Колпинского городского
совета рабочих депутатов, — совершенно изменили в политике Временного пра-
вительства Керенского, а самого Керенского мы не считали ни в коем случае эсе-
ром в то время настроение рабочего класса Петрограда, к которому я сам принад-
лежал, было именно такое, что рабочий класс в корне был против политики Ке-
ренского и против соглашательской политики социалистов. Я в то время
примыкал к левой части партии социалистов-революционеров, которая не была
тогда еще расколовшейся. Я помню, как ко мне в мастерскую позвонили из Сове-
та и попросили явиться. Я пришел туда и там уже была масса рабочих, членов
Совета. По вопросу, поставленному председателем: на какой позиции наш Кол-
пинский Совет рабочих депутатов находится, будет ли он за Временное прави-
тельство или за власть Советов, все рабочие, члены Совета, — а у нас в то время
были только одни рабочие и совершенно не было интеллигентов, — мы все, как
один, высказались за власть Советов. В тот же вечер мы отправили около 9 бро-
невиков в Смольный для поддержки власти Советов. Эти броневики отправлял,
в частности, и я. Мы сдали их тогдашнему председателю Петроградского совета
т. Троцкому, с которым меня в тот вечер познакомила Екатерина Кац, эсерка.
После того как мы отправили часть наших броневиков, а в то время Ижорский
завод в Колпине, и тогда начались бои с войсками Керенского. Я был в то время
в Красной гвардии, и был в тройке комендатуры Красной гвардии. Я пошел туда
от фракции социалистов-революционеров Колпинского совета и был вторым по-
мощником коменданта Красной гвардии. Мы с неким рабочим Екертом, анархи-
стом, по предложению нашего Исполкома ездил за Детское село и там, около
ст. Александровская, встретились с каким-то отрядом казаков, который называл-
ся, кажется, именем Боешко-Брешковской. Этот отряд мы расстреляли из наших
броневиков. Здесь гражданин Гоц говорил, что принимала участие исключитель-
но рабочая молодежь. Правда, меня нельзя назвать рабочим стариком, но это со-
вершенно неправильно. Я могу назвать целый ряд фамилий рабочих, которые го-
раздо старше самого гражданина Гоца и которые принимали на Гатчинском
фронте активное участие против казаков Керенского. Так что все, что он сказал о
настроении рабочих в то время не верно; мы, социалисты-революционеры, — ак-
тивные участники в то время, в войне против Керенского, мы, может быть, поли-
тический момент понимали не так, как его понимали коммунисты, мы захватыва-
ли власть для Советов, чтобы Советы впоследствии передали власть Учреди-
188
тельному собранию, ибо мы правительство Керенского не считали способным
довести страну до Учредительного собрания, потому что это правительство, с од-
ной стороны, не пользовалось никаким авторитетом среди революционных рабо-
чих масс, с другой стороны, никто ему не подчинялся и фактически вся власть на
местах находилась в руках Совета еще до официального захвата власти и распо-
ряжений Временного правительства мы, в частности в Колпинском исполкоме,
конечно, не признавали. И с этой стороны я нашел нужным сделать разъяснения
в том смысле, что слова Гоца о том, что рабочие как бы стояли в стороне во время
Октябрьского переворота и не желали принимать активного участия в Октябрь-
ской революции — это совершенно неправильно. Солдаты же проявили не столь
много инициативы, сколько мы, рабочие, во время Октябрьской революции,
я помню, как полки, действовавшие против казаков Керенского, сплошь и рядом
сдавались казакам без боя, и казаки их разоружали. Конечно, нас взять без боя
нельзя было. Наша Красная гвардия была, правда, не особенно организованна, но
настроение у нас было революционное; у нас было так много революционного
энтузиазма, что если полки могли брать своей дисциплинарностью1 и организо-
ванностью, то мы брали своим революционным подъемом. Правда, нас там поло-
жено немало, но все-таки мы в этом перевороте если не совсем решающую роль
сыграли, то по крайней мере довольно значительную, правда, нас поддержали то-
гда матросы, туда же к нам приезжала Каховская, эсерка, так что в Октябрьской
революции участвовали не только рабочие и коммунисты, но масса беспартий-
ных и социалистов-революционеров, определенно левых и социалистов револю-
ционеров; рабочих, которые, так сказать, примыкали отчасти к левой оппозиции
в самой партии социалистов-революционеров. Вот что я хотел сказать.
Председатель: Обвиняемый Усов, значит, вы, будучи тогда членом партии
социалистов-революционеров, дрались против войск, с которыми шел Керен-
ский и Чернов. Так нужно вас понять?
Обвиняемый Усов: Да.
Председатель: И рабочие эсеры Колпина дрались на стороне Советов против
войск Керенского?
Обвиняемый Усов: Да, тоже дрались. Я даже могу назвать много фамилий,
которые принимали вместе со мной активное участие.
Обвиняемый Тимофеев: Я хочу спросить подсудимого Усова, почему он,
принимая активное участие в Октябрьском перевороте на стороне коммунисти-
ческой и советской партий, вместе с теми оказался через полтора месяца, если
мне память не изменяет, снова в рядах нашей партии, борющейся уже вооружен-
ной борьбой против той же советской власти, которую он в октябре утверждал.
Председатель: Этот вопрос я сейчас устраняю. Вы можете его запомнить и
тогда, когда будет последний опрос подсудимых, можете его задать. Сейчас же
мы выясняем определенные факты, а не физиономии обвиняемых.
Обвиняемый Тимофеев: У меня просто появляется сомнение в правильности
этих показаний.
Защитник Членов: Тов. Усов, вы выяснили трибуналу, как отнесся пролета-
риат Петрограда к Октябрьскому восстанию. Может быть, можете сказать, как
отнесся пролетариат Петрограда, и в частности эсеровские рабочие, к юнкерско-
му восстанию 29 октября?
1 Так в тексте.
1 QQ
Обвиняемый Усов: Конечно, мы, рабочие-эсеры, не знали, что юнкерское вос-
стание было организовано тоже эсерами. Но если бы нас, рабочих-эсеров, пере-
кинули драться с юнкерами, мы, конечно, с ними драться стали бы, — это вне
всякого сомнения.
Председатель: Слово подсудимому Игнатьеву.
Обвиняемый Игнатьев: Для меня как обвиняемого за все действия Комитета
спасения родины и революции является крайне существенным вопрос о конст-
рукции Комитета спасения родины и революции, ибо если существовал только
пленум его и принимал ответственное решение, то, очевидно, я как член Комите-
та спасения родины и революции несу за все его действия ответственность. Если
же в Комитете спасения родины и революции был исполнительный орган, от его
имени уполномоченный вести те или иные действия, будет ли это Президиум
или Бюро, то тем самым за ряд определенных действий, которые совершило это
Бюро без ведома пленума, я ответственности не несу. И вот, в вопросе о юнкер-
ском восстании для меня крайне существенно, кто же организовал это восстание,
кто дал ему санкцию: пленум ли Комитета спасения родины и революции или
его исполнительный орган — Бюро. В тех разъяснениях, которые были сделаны
гражданином Гоцем, совершенно ясно, что ни постоянного председателя, ни по-
стоянного Президиума у этого органа не было. Я позволю себе заявить, что граж-
данин Гоц в этом отношении ошибся, ибо Комитет спасения родины и револю-
ции сконструировался в первый день переворота в городской думе, образовался
он вовне перманентного совещания из представителей всех оппозиционных
группировок, которые вступили в борьбу с захватывающей власть партией боль-
шевиков. Затем создался исполнительный орган — пленум, из представителей
партийных группировок эсеров, энесо, меньшевиков, представителей городской
думы, Исполкома, Совета рабочих и крестьянских депутатов, и впоследствии во-
шли еще представители саботирующего меньшинства. Одновременно с этим
было сконструировано Бюро Комитета спасения родины и революции, которое
при переезде на Фонтанку имело специальную комнату для своих совещаний,
над которой была вывеска «Бюро Комитета спасения родины и революции»,
имело специального секретаря эсера Лек... и совершенно определенным постоян-
ным председателем Комитета спасения родины и революции являлся Н. Д. Авк-
сентьев. Это не значит — в этом отношении гражданин Гоц прав, — что он посто-
янно председательствовал в пленуме. Пленум вел председатель в зависимости от
наличия тех или иных членов Бюро и целый ряд основных вопросов разрешался
бюро. Точно таким же образом и вопрос о юнкерском восстании в пленуме не об-
суждался. Вопрос обсуждался, очевидно, в Бюро. Я не знаю, обсуждался ли этот
вопрос в военной секции, в которой я не участвовал, действовала она исключи-
тельно по своему усмотрению или она предварительно вошла в соглашение с
Бюро. Во всяком случае для меня представляется совершенно очевидным, что
председатель Комитета спасения родины и революции Авксентьев, для того что-
бы дать свою санкцию на юнкерское выступление от имени Комитета спасения
родины и революции, конечно, должен был предварительно испросить специаль-
но на этот случай полномочия и разрешение пленума Комитета спасения родины
и революции. Такого рода разрешения не испрашивалось. Совершенно очевидно,
что он действовал в силу тех общих полномочий, которые у него были как у
председателя Спасения родины и революции.-В дальнейшем я должен сказать,
что для меня имеет значение как для обвиняемого, не только фактическая сторо-
на дела в этой области, — постольку поскольку я в Бюро не входил, а входил
190
только в пленум, — но имеет значение чисто политическая характеристика юн-
керского движения, поскольку она касается и Бюро Комитета спасения родины,
и революции и самого Комитета. Дело в том, что пленум Комитета не был осве-
домлен о юнкерском восстании; в пленум поступили извести, кажется вечером,
во время заседания, что идет юнкерское восстание. На заседание начали прихо-
дить все более и более тревожные сведения. Наконец, ночью и утром на следую-
щий день все выяснилось. Мы не знали, от чьего имени юнкерское восстание ве-
дется, и потому спрашивали ряд членов пленума. Мы не знали, кто ведет, но нам
казалось совершенно необходимым активное выступление принять, не с ведома
всего пленума. Тут не была упомянута фамилия Пиленко; я не знаю, был ли он в
штабе, в помещении Инженерного замка, но я знаю, что он имел прикосновение
и был близок к Военной комиссии Комитета спасания родины и революции, ибо
он в Пленуме делал доклад о деятельности Бюро Комитета спасения родины и
революции по поводу этого восстания и докладывал в пленуме, кем это восста-
ние производилось. Любопытно отметить тот факт, что Комитет спасения роди-
ны и революции1, а его пленум, заслушав этот доклад, после бурных прений зая-
вил, что он на свою ответственность этого восстания не берет и что это восстание
не было организовано от имени Комитета спасения родины и революции. Вот
именно здесь я считаю существенным дать некоторую политическую характери-
стику этих фактов: именно, что накануне Бюро Комитета, состоящее приблизи-
тельно из тех же политических группировок, произвело это восстание, а через не-
сколько часов пленум этого Комитета спасения родины и революции, состоящий
из тех же политических группировок, и в частности партии социалистов-револю-
ционеров, отказался категорически санкционировать это движение. Я полагаю,
что на основании именно такого решения пленума, в вынесении коего принима-
ли участие и эсеры, решено было отказаться от этого восстания.
Председатель: Скажите, пожалуйста, правильно ли я понял вас: выходит, что
Бюро Комитета спасения родины и революции организовало это восстание без
ведома пленума Комитета, как бы стремясь поставить пленум перед совершив-
шимся фактом?
Обвиняемый Игнатьев: Я не знаю, собиралось ли Бюро поставить Комитет
перед совершившимся фактом, но я констатирую, что восстание было организо-
вано без предварительного осведомления об этом готовящемся восстании плену-
ма Комитета спасения родины и революции.
Председатель: Кто персонально входил в Бюро?
Обвиняемый Игнатьев: К сожалению, не могу сказать, потому что не помню,
очевидно, входили лидеры Бюро. Я могу указать только одного однопартийни-
ка — Брамсона. Остальных я не помню.
Крыленко: Авксентьев входил в Бюро?
Обвиняемый Игнатьев: Авксентьев был председателем Бюро.
Крыленко: И был членом пленума?
Обвиняемый Игнатьев: Все Бюро входило в состав пленума.
Крыленко: Здесь мы имеем установленный факт, не оспоренный Гоцем, отно-
сительно того, что боевые приказы подписывались и Авксентьевым, и Гоцем.
Следовательно, об этих фактах сообщалось в пленум.
Обвиняемый Игнатьев: Относительно подписания.
1 Так в тексте.
191
Крыленко: Приказы к выступлению училища подписывались с ведома
пленума?
Обвиняемый Игнатьев: Нет, об этом пленуму не сообщалось.
Крыленко: Вы не можете установить, что же сообщалось в пленум и в какой
дозе сообщалось об истинном плане действий.
Обвиняемый Игнатьев: Сообщалось нам постфактум, когда выступление
окончилось неудачно. От имени Бюро или от имени военной секции был единст-
венный доклад Беленки о совершившемся факте и о том, как это движение
велось.
Крыленко: Авксентьев молчал при этом?
Обвиняемый Игнатьев: Авксентьева не было на заседании.
Крыленко: Гоца тоже не было?
Обвиняемый Игнатьев: Не могу сказать, не помню.
Крыленко: Вы можете установить, что было решено откреститься от этого
движения?
Обвиняемый Игнатьев: Категорически было решено объявить, что Комитет
спасения родины и революции этого восстания не устраивал.
Крыленко: А при этом не было постановления об аннулировании боевых
приказов о выступлении?
Обвиняемый Игнатьев: Этот вопрос не ставился; я во всяком случае не
помню.
Крыленко: После этого появилось заявление в газетах?
Обвиняемый Игнатьев: Очевидно, после. Насколько мне память не изменяет,
это было в ту же ночь.
Крыленко: Скажите, после этого факта Комитет спасения родины и револю-
ции имел свои заседания?
Обвиняемый Игнатьев: Имел.
Крыленко: И уже больше никто не возвращался к этому факту?
Обвиняемый Игнатьев: Насколько я помню, никто не возвращался.
Крыленко: И попыток не было?
Обвиняемый Игнатьев: При мне этого не было. Я на заседаниях не присутст-
вовал, возможно, что было без меня. Но насколько мне помнится, вопрос этот
вновь не обсуждался.
Крыленко: Значит, можно сказать, что было общее решение Комитета пре-
дать забвению все эти факты, не раскапывать их — что и как, и почему, и по чьей
вине погибли жертвы и т. д.?
Обвиняемый Игнатьев: Несомненно, так.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Лихач.
Обвиняемый Лихач: Разрешите, гражданин Игнатьев, а стоял ли Комитет
спасения родины и революции на почве вооруженного противодействия Ок-
тябрьскому перевороту?
Обвиняемый Игнатьев: Насколько я себе представляю всю картину орга-
низации Комитета спасения родины и революции, поскольку я себе уясняю
дальнейшие события, происходившие в Комитета спасения родины и рево-
люции, для меня не подлежит ни малейшему сомнению, что цель Комитета
спасения родины и революции заключалась в том, чтобы первоначально вер-
нуть власть Временному правительству Керенского, а через несколько дней
создать новую центральную власть, которой поручить борьбу с властью
большевиков. Поэтому основной задачей, на которой основывался и органи-
192
зовался Комитет спасения родины и революции, было передать власть старо-
му правительству Керенского, в течение первых дней, а затем новой власти.
Я себе не представляю, каким образом это возможно было осуществить без
вооруженного восстания.
Обвиняемый Лихач: Почему же тогда Комитет спасения родины и револю-
ции мог отмежеваться от восстания?
Обвиняемый Лихач: Я скажу не свое мнение, а то мнение, которое оказа-
лось решающим для Комитета спасения родины и революции. Первое и пра-
вильное то, что санкции пленума на выступление не было. Есть выступления
организованные, есть выступления, которые дают достаточный повод думать,
что они являются и есть движения несколько случайного и авантюристского
характера, которые не всегда могут доводиться до того конца, для которого они
предприняты. Очевидно, Комитет спасения родины и революции, заслушав
доклад и услышав о тех силах, которыми располагал в это время Комитет спа-
сения родины и революции, не счел возможным войти в него. Лично я свое
мнение по этому поводу мог бы формулировать так: мне лично тогда каза-
лось, — и я остаюсь при этом убеждении теперь, — что, поднимая юнкерское
восстание, нужно было одновременно договориться и со всеми частями, нахо-
дящимися в Петрограде и на фронте, и тогда поднимать движение и восстание,
которое могло бы увенчаться успехом. Я отрицаю тот факт, что в это время во-
инские части были в полной мере уже на стороне советской власти. Я могу в
качестве примера сослаться на Адмиралтейский район, в состав которого вхо-
дили полки Павловский, часть Преображенского, Кексгольмского. Я был това-
рищем председателя Исполкома, и мне тогда удалось провести резолюцию о
том, чтобы этот совет высказался за то, что он остается нейтральным в этой
борьбе и своих частей не дает в распоряжение Советской власти. Таким обра-
зом, я резюмирую сказанное мною, что я лично и, по-видимому, и Комитет спа-
сения родина и революции считали, что это выступление, как не связанное од-
новременно с теми массами, на известную долю которых комитет мог бы опи-
раться в своих операциях, не могло иметь успеха.
Обвиняемый Лихач: Значит, Комитет спасения родины и революции
поддерживал наступление, ведшееся Керенским на Петроград, и отказывался
по формальным соображениям, если я точно вас понял, от юнкерского насту-
пления. Поскольку пленум не был согласен с этим выступлением, он отме-
жевался от этого наступления. Почему, свидетель, этого не произошло? По-
чему те письма, которые здесь обнародованы, говорят об одном, что Гоц не
состоял председателем Бюро и председателем Комитета спасения родины и
революции и приказов не подписывал? Самого отмежевания от выступления
в прочитанных здесь на суде документах нет. Почему пленум отмежевался
по формальным соображениям от выступления, но он отмежевался по
существу?
Обвиняемый Игнатьев: Я полагаю, что пленум отрекся не только по фор-
мальным соображениям, а по существу, потому что не были использованы те
силы, которые могли быть использованы. Я полагаю, что именно то заявление,
которое было сделано Авксентьевым и другими, оно и соответствовало этому
отмежеванию. Я принципиальной разницы никакой не вижу. Тот факт, что
приказ этот не был подписан ни Гоцем, ни кем другим, другому толкованию не
мог быть подвергнут, как только тому, что эта организация, поскольку она не
Дала своей санкции на этот приказ, отмежевалась от выступления. Мне пред-
193
ставляется, что оно явилось логическим последствием того, что комитет отме-
жевался. Таким образом, принципиальной разницы и по существу содержания
приказа и постановления комитета я не вижу. Они совершенно аналогичны.
Широкой массе говорили, что в организации юнкерского восстания мы не при-
нимали участия.
Председатель: Государственный обвинитель Крыленко.
Гос. обв. Крыленко: Я хочу выяснить одну деталь: из объяснений, кото-
рые дал подсудимый Усов, явствует, что рабочие массы были настроены не
так, как это рисует гр. Гоц. Из показаний, которые даете вы, гр. Игнатьев, яв-
ствует, что пленум комитета не был настроен за санкционирование и под-
держку этого движения. У меня является такой вопрос: во-первых, тот приказ,
который по моему предложению был здесь оглашен, опубликованный в «Деле
народа» № 194, о том, что вот, мол-де, не ройте окопов, возвращайтесь в ка-
зармы, к вам в гости идут Чернов и Краснов, — в тот самый момент обсуждал-
ся ли этот приказ, по крайней мере в бюро? И во-вторых, я хотел бы выяс-
нить, каким образом было выставлено это официальное, декларативное заяв-
ление от имени комитета? Опять-таки действовала ли здесь неизвестно как
сформировавшаяся, конспиративная, а потом только докладывавшая о своих
действиях группа или это заявление обсуждалось в пленуме? Затем, издавая
приказ не рыть окопов и возвращаться домой в то самое время, когда Чернов
и Краснов идут на Петроград с казаками, не обсуждал ли пленум или Бюро
Комитета спасения вопрос о том, что этим он фактически обезоруживает вос-
ставших рабочих и крестьян против казачьего генерала, или думал, что это яв-
ляется только призывом к прекращению Гражданской войны? Эти вопросы
ставились или нет?
Обв. Игнатьев: Очевидно, это разбиралось в Бюро, а о том, что делалось в
Бюро, не всегда докладывалось Комитету спасения родины и революции.
Гос. обвин. Крыленко: Вот эти приказы, которые появились потом в газетах
и о которых члены пленума разводят руками, что они знать не знают, ведать не
ведают, — скажите, был ли в комитете какой-нибудь элементарный порядок в
смысле политическом и смысле организационном?
Обв. Игнатьев: Организационный порядок заключался в том, что писались
бумаги, но в пленуме не обсуждались.
Гос. обв. Крыленко: Не докладывались?
Обв. Игнатьев: Нет.
Гос обв. Крыленко: Бюро действовало на свой страх и риск?
Обв. Игнатьев: В пленуме этих докладов не было.
Гос. обв. Крыленко: А относительно логических результатов этого воззва-
ния? Как оно понималось в комитете?
Обв. Игнатьев: Я боюсь сказать, как оно понималось: не помню. Но я пом-
ню, что комитет перешел к другому порядку вопросов, к вопросу о формиро-
вании власти; исключительно этим вопросом был все время занят пленум
комитета.
Гос. обв. Крыленко: Они разговаривали о том, какую власть учинить?
Обв. Игнатьев: Сначала предполагали социалистическую власть, но без
большевиков.
Гос. обв. Крыленко: Это дело пленума, а Бюро действовало на свой страх и
риск?
Обв. Игнатьев: Они договорились в пленуме по этому вопросу.
194
Гос. обв. Крыленко: Это воззвание о том, что идет Чернов, обсуждалось или
нет, и почему Комитет спасения родины и революции считал необходимым ука-
зать, что идет председатель ЦК партии Чернов?
Обв. Игнатьев: Я не помню, забыл, к сожалению.
Гос. Обв. Крыленко: Прений по этому любопытному документу не помните?
Обв. Игнатьев: Нет.
Гос. Обв. Крыленко: Жаль.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Гоц.
Обв. Гоц: Я вас правильно понял, гр. Игнатьев: вы утверждали, что посто-
янным председателем Комитета спасения родины и революции являлся Авк-
сентьев?
Обв. Игнатьев: Да.
Обв. Гоц (обращаясь к суду): Тот самый приказ, о котором так много говорили,
в качестве председателя подписал Гоц. Это раз. (Обращаясь к обв. Игнатьеву.) За-
тем скажите, гр. Игнатьев, Вам неизвестно, что на другой день после 29-го, предсе-
датель ЦК нс.-овской партии Чайковский, вместе с Авксентьевым, по просьбе за-
седавших тогда налицо членов Комитета спасения родины и революции, отправи-
лись в казачий полк с просьбой поддержать их движение? Это первый вопрос.
Обв. Игнатьев: Я не помню, был ли Гоц или нет, но что он не был председате-
лем, я определенно скажу. Я был информирован самим пленумом комитета и
Центральным комитетом своей партии, что председателем был Авксентьев. От-
носительно второго вопроса я прежде всего должен сказать, что Чайковский не
являлся председателем Центрального комитета. Относительно Чайковского я не
имел сведений о том, входил ли он в Бюро или нет. Брамсон информировал
нашу фракцию, теперь ваш вопрос конкретно сводится к чему?
Обв. Гоц: Известно ли вам, что член Центрального комитета Чайковский ез-
дил по просьбе Бюро или военной секции к казакам?
Обв. Игнатьев: Мне известно со слов самого Чайковского о том, что он и
Авксентьев ездили в казачьи части просить о том, чтобы они выступили в защиту
юнкеров. Я отрицаю, что это было по просьбе пленума наличного состава Коми-
тета спасения родины и революции, я это отрицаю. Если это было сделано, то
или по просьбе Бюро, или того наличного состава членов комитета, который при
этом отсутствовал. Это не было пленумом постановлено.
Председатель: Тов. Катаньян имеет слово для вопроса.
Обв. Гоц: Разрешите мне еще.
Председатель: Вы еще не кончили?
Обв. Гоц (Обращаясь к обв. Игнатьеву): Виленкин говорил ли вам, что он яв-
лялся представителем Бюро, или представителем военной секции, или военного
отдела и что он принимал участие в организации восстания?
Обв. Игнатьев: Говорил ли Виленкин, что он представитель Бюро или воен-
ной секции я не помню, но тот факт, что он выступал от имени организации, на-
зываемой военной секцией, или военным отделом, и которая организовала юн-
керское восстание, — это не дает ни малейшего сомнения в том, что он не был
председателем Комитета спасения родины и революции. Это говорит лишь о
том, что он имел какое-то право говорить от имени той организации, которая
восстание организовала, тот факт, что Виленкин, выступавший от имени группы,
которая организовала это восстание, во время своего выступления на пленуме не
был остановлен председательствующим, дает полное основание думать и гово-
рить, что Виленкин, конечно, имел полномочия говорить от имени этой органи-
зации. Я категорически утверждаю, что Виленкин утверждал, что он принимал
участие в этом восстании.
Обв. Гоц: Гражданин председатель, мне будет разрешено возбудить ходатай-
ство о вызове некоторых лиц для установления фактического положения вещей?
Председатель: Вечером, тов. Катаньян.
Защ. Катаньян: Я хотел бы через Игнатьева выяснить: обращались ли Чайков-
ский и Авксентьев вообще к казакам или обращались конкретно к атаману Дутову?
Обв. Игнатьев: Я уже сказал, что по поводу поездки Чайковского и Авксенть-
ева к казакам я знаю со слов Николая Васильевича Чайковского, и поэтому я пе-
редаю только то, что мне было сообщено. Он мне сказал, что он и Авксентьев но-
чью ездили к казакам, к Дутову, — он упоминал эту фамилию. Теперь лично я
констатирую, что говорить о том, был ли Дутов в Петрограде или его в Петрогра-
де не было, я не могу. Я знаю только одно, что руководителем казачьей организа-
ции был, кажется, так называемый совет казачьих войск, в котором Дутов был
председателем или товарищем председателя и имел определенное влияние на
ход всей жизни казачьих войск. Вот что я могу сказать по этому вопросу.
Председатель: Чайковский вам говорил, что он был у Дутова?
Обв. Игнатьев: Он определенно упомянул Дутова, но был ли он там — я не
знаю. Я участие в военной комиссии не принимал.
Защ. Катаньян: Я интересуюсь вопросом, обращался ли Чайковский и Авк-
сентьев к Дутову с просьбой помочь прийти на помощь или умолял держать сло-
во и двинуть казачьи части на помощь юнкерам?
Обв. Игнатьев: Как мне было рассказано, дело обстояло таким образом, что кто-
то из казачьих войск приходил в Бюро или военную секцию Комитета спасения ро-
дины и революции и давал какие-то обещания о том, что казаки выступят, и поэто-
му, так мне по крайней мере передавал Чайковский, — они ездили туда для того,
чтобы уговорить Дутова сдержать слово, которое казаки дали. Но опять-таки еще
раз оговариваюсь, что я передаю только то, что мне было передано Чайковским.
Председатель: Слово для вопроса имеет государственный обвинитель тов. Кры-
ленко.
Гос. обв. Крыленко: Мой вопрос относится к факту, который стремился вы-
яснить тов. Катаньян, но, ввиду того что гр. Игнатьев, передавая этот факт, ссы-
лается на третье лицо, а инициатива постановки выяснения этого факта принад-
лежит гр. Гоцу, может быть, гр. Гоцу более достоверно известно, во-первых, езди-
ли ли Чайковский и Авксентьев в казачьи полки, во-вторых, с какой целью они
ездили, в-третьих, с кем лично они переговаривали: был ли это Дутов, и, в-чет-
вертых, ссылались ли они на обещанную поддержку? Если вам эти факты более
достоверно известны, то вы не будете ли любезны разъяснить.
Председатель: Обвиняемый Гоц, вам известны эти факты?
Обв. Гоц: Мне известно, что 29-го Чайковский и Авксентьев отправились, по
просьбе наличных членов пленума Комитета спасения родины и революции, в ка-
зачьи полки с просьбой поддержать их в этом движении. О роли и участии Дутова
я ничего не знаю и сомневаюсь, чтобы этот факт имел место и я его не знал бы.
Председатель: Защитник Карякин имеет слово для вопроса.
Защ. Карякин: Я хочу спросить гр. Игнатьева. Можете ли вы указать, кто
председательствовал на том пленуме, о котором вы говорили?
Обв. Игнатьев: Определенно не помню. _
Обв. Гендельман: Я также имею вопрос к гр. Игнатьеву. Гр. Игнатьев, ко-
гда пленум отмежевывался от Бюро, то кто от лица Бюро давал отчет плену-
196
му и как Бюро объяснило свое самовольное выступление без разрешения
пленума?
Обв. Игнатьев: Кто именно выступал — не помню, а объяснения, которые да-
вались, сводились к тому, что они не считали нужным предварительно объявлять
об этом пленуму как о вопросе чисто военном и срочном, который не должен был
быть оглашаем.
Обв. Гендельман: Как совмещались в этом Бюро два таких противоречивых
факта? С одной стороны, Бюро в лице Авксентьева отмежевывалось от выпуска
воззвания и от самого восстания, а с другой стороны, то же Бюро, которое от это-
го воззвания отмежевывалось, объясняло пленуму, что оно вынуждено было вы-
ступить ввиду чрезвычайно срочных военных обстоятельств. Как это противоре-
чие примирялось?
Обв. Игнатьев: У вас противоречивое понятие о Бюро.
Обв. Гендельман: Разрешите мне констатировать и просить занести в прото-
кол, что из объяснений гр. Игнатьева следует, что в пленуме комитета были даны
от имени Бюро два противоречивых объяснения: одно, что оно вынуждено было
выпустить воззвание к юнкерам без пленума, потому что того требовала сроч-
ность военных обстоятельств, а другое, что такое воззвание вовсе не выпускалось
и Авксентьев и Гоц на нем подписей не давали.
Председатель: Это неправильное объяснение... Из показаний обвиняемого
Игнатьева следует, что Бюро руководило вооруженным восстанием юнкеров.
Я не слышал ни одного утверждения, что Бюро давало санкцию на это воззвание,
о котором речь шла при допросе свидетеля Броуна. Я здесь никакого противоре-
чия не усматриваю.
Обв. Гендельман: Разрешите объяснить, как я понимаю. Ведь от выступле-
ния, как указал Игнатьев, пленум отмежевался, потому что оно было не органи-
зовано и т. д. Выступление, от которого отмежевывается не пленум, а Бюро в
лице Авксентьева, — тоже заключалось в этом юнкерском выступлении. Я вижу
здесь противоречие.
Председатель: Гоц отмежевывается от соответствующего документа, но не
отмежевывается от юнкерского восстания. Тут противоречия нет.
Обв. Гендельман: Это правильно, Гоц объяснял и читал документ, которым
брал всю ответственность на себя (Крыленко: «Когда удрал»), но в пленуме тол-
ковалось, что, с одной стороны, юнкеров не звали на восстание, а с другой сторо-
ны, звали ввиду срочности военных обстоятельств. Здесь просто оговорка. Я бы
просил это заявление занести в протокол.
Обв. Игнатьев: Я констатирую, что гр. Гендельман приписывает мне те заяв-
ления, которые я не делал. На вопрос государственного обвинителя о том, обсуж-
дался ли в пленуме Комитета спасения родины и революции вопрос о воззвании,
я ответил отрицательно, и, следовательно, пленум Комитета спасения родины и
революции не мог давать санкцию или отмежевываться. Я констатирую другой
факт. Пленум Комитета спасения родины и революции отмежевывался от самого
юнкерского выступления, не давая имени комитета на дело Бюро Комитета спа-
сения родины и революции. Принцип ясен: если подписи не давали, то, значит,
мы этого выступления не признаем.
Обв. Гендельман: Я больше не буду задавать вопросов гр. Игнатьеву, только
скажу следующее. Гр. Игнатьев предполагает, что Авксентьев отмежевывается от
этого и в то же время указывает, что он был председателем Бюро во время юн-
керского восстания.
197
Председатель: Слово имеет защитник Тагер.
Тагер: Я вас правильно понял, что юнкерское вооруженное выступление в
Петрограде было организовано Бюро Комитета спасения родины и революции
без ведома пленума?
Обв. Игнатьев: Я точно выразился по этому вопросу: организовано без ведо-
ма пленума, но организовано ли Бюро или военной секцией без ведома Бюро, я
этого не знаю. Мы имели в виду, что приказ был подписан председателем Бюро.
Поэтому я не сомневался, что было организовано Бюро.
Защ. Тагер: Передо мною ваша брошюра, приобщенная к делу, написанная
вами не далее как 3 месяца тому назад. Я на стр. 6-й читаю, в том месте, где гово-
рится о взаимоотношениях между пленумом Комитета спасения родины и рево-
люции и военной организацией, «его, т. е. юнкерское восстание, — сорганизовала
военная организация Комитета спасения родины и революции без ведома плену-
ма». И дальше идет: «военная организация, как и... (Читает.} Ни слова о Бюро
нет. А вы утверждаете, что это делала военная организация, или Бюро. В чем же
истина, как вы себе представляете?
Обв. Игнатьев: И в том и в другом противоречий нет. Организована непо-
средственно военная организация, Бюро или комиссия. Мы принципиально на
это согласились.
Защ. Тагер: Что же это, Бюро или пленум?
Обв. Игнатьев: Я не вижу, в чем же вы видите противоречие.
Защ. Тагер: Я хочу только знать: вы категорически утверждаете, что военная
организация без всяких причин будет закрывать Бюро. По печатному тексту ме-
жду военной организацией и пленумом ничего общего нет. Или это есть пленум
и Бюро, или это есть и пленум, и Бюро, и военная организация вместе, в неиз-
вестных ролях все трое. Что же точно?
Обв. Игнатьев: Я повторяю, гр. защитник, что военная организация вела
твердо и неуклонно линию поведения комитета.
Председатель: Военная организация комитета спасения организационно была
техническим органом Бюро.
Обв. Игнатьев: Я указал, что Бюро дало принципиальное согласие, а не пле-
нум комитета.
Защ. Тагер: Это маленький пропуск; совершенно верно.
Обв. Игнатьев: Противоречий как будто ни принципиальных, ни фактиче-
ских в этом нет.
Защ. Тагер: Значит, пропущено. Как руководящий орган Комитета спасения
родины и революции назывался?
Обв. Игнатьев: Бюро. Прочитанная до перерыва прокламация подписана:
Бюро спасения родины и революции.
Защ. Тагер: Я читаю на стр. 4-й: «Лица, собравшиеся в городской думе, объя-
вили перманентное заседание, объявили себя руководителями всей организации
Комитета спасения, а для ведения дел избрали исполком».
Обв. Игнатьев: Совершенно верно. Вы хотите получить объяснение по во-
просу конструкции?
Защ. Тагер: Мне хочется установить термины, чтобы за ними установить
факты, поскольку за терминами скрываются факты.
Обв. Игнатьев: Я могу провести такое строение: имеется совет, имеется ис-
полком и президиум, или Бюро. По этому принципу первоначально городской
думой и был организован комитет. Когда мы вернулись из неудачного похода к
198
Зимнему дворцу и собрались в Александровском зале городской думы, то был
объявлен пленум в количестве 200-300 человек, и что мы являемся Комитетом
спасения. Тотчас же после того, как в другой комнате происходило совещание
между лидерами тех или других партийных группировок, выступил Чайковский
Ник. Вас. с документами о том, каким образом должен конструироваться орган
Комитета спасения родины и революции. Точно я не помню, но могу указать
один факт, который у меня в памяти остался, поскольку я являлся председателем
районной думы. Мы настаивали на том, чтобы были привлечены представители
районных дум. Нам было указано, что достаточно представителей Центральной
думы. Это важно для подтверждения того факта, что в этом пленуме, случайно
собравшемся, была учреждена та конституция, на основании которой должен
был строиться Комитет спасения родины и революции. Этот Исполнительный
комитет, — я называю его пленумом, потому что в том неорганизованном виде, в
котором он впервые на заседании городской думы собрался, этот исполком и со-
ставил тот пленум, который решал все дела.
Защ. Тагер: Так что исполком был пленумом?
Обв. Игнатьев: Да.
Председатель: Обвиняемый Игнатьев, очевидно, тут были два разных момен-
та во времени. Сначала большой пленум, так сказать, неоформленный, который
избрал исполком, во главе которого было Бюро. Можно так понимать. Затем
большой пленум, не организованный, который не действовал в дальнейшем, а в
дальнейшем действовал в качестве законного представителя всей этой большой
организации исполком, который и был пленумом.
Обв. Игнатьев: Совершенно верно. Нужно вспомнить ту обстановку, в кото-
рой этой происходило. В день переворота собравшиеся представители оппози-
ции не знали, куда им кинуться для спасения той власти, которую они поддержи-
вали. Они выбирают последнее средство — идти умереть в Зимнему дворцу.
В этом участвовала городская дума — пленум главных; участвовал Исполнитель-
ный комитет Совета крестьянских депутатов, участвовали чекисты. Когда они
вернулись после неудачного похода своего, то в Александровском зале вся эта
масса признала себя Комитетом спасения родины и революции и взяла на себя
почин организации тех органов, которые должны в дальнейшем существовать.
Председатель: Собирался ли пленум в таком составе еще раз?
Обв. Игнатьев: Это было совершенно случайное собрание, которое собралось
специально для той цели, чтобы идти к Зимнему дворцу, и, вернувшись после не-
удачного похода, оно стало искать другие способы и средства для того, чтобы
реагировать против большевиков и признало средством — заявление, что оно яв-
ляется Комитетом спасения родины и революции, т. е. органом, который должен
взять почин на себя в этом деле. Это исторический факт, который в истории за-
свидетельствован, и мне не приходиться долго об этом говорить. В дальнейшем
было одно заседание этого Исполнительного комитета, у меня упомянуто — в го-
родской думе, — а потом заседания Исполнительного комитета были переведены
на Фонтанку. Этот Исполнительный комитет, являющийся представителем раз-
личных организаций, и был пленум. Потом в него вошли представители соответ-
ствующих министерств, и было Бюро, которое технически вело всю работу.
Председатель: Слово для вопроса предоставляется Лихачу.
Обв. Лихач: Я отказываюсь.
Обв. Гоц: Разрешите дать некоторые пояснения. Я совсем запутался в ди-
дактических методах мышления гр. Игнатьева. И везде и всюду выходит прав-
199
да. На странице пятой фигурирует новая организационная форма — президиум.
Это уже пятая форма. Позвольте сказать, как дело фактически было. Комитет
спасения родины и революции возник путем делегирования, а не избрания в
него целого ряда общественных революционных организаций; туда входили —
ВЦК первого состава и Совет крестьянских и рабочих депутатов, железнодо-
рожники, городская дума и затем представители только социалистических пар-
тий. Никакого президиума, никакого председателя не было. Вполне естествен-
но, конечно, что известное рабочее Бюро было, я утверждаю, — вы мне, вероят-
но, разрешите вызвать свидетелей этого моего заявления, — это Бюро заседало
с наличными членами и присутствовавшего текущего состава пленума, обычно-
го состава Комитета спасения родины и революции. Разрешите мне сказать, что
гр. Игнатьева я положительно не помню, я с ним ни разу не встречался. У меня
никаких объяснений с ним не было. Во всяком случае я не хочу отрицать, что
он был, раз он был, но я просто не помню его. Я хочу подчеркнуть, что состав
был текучий и никакого нагромождения одной организационной формы на
другую и той мешанины, о которой говорит Игнатьев, не было. Был определен-
ный состав и было рабочее Бюро, которое заседало постоянно с наличными
членами комитета; кроме того, иногда бывали на совещании представители со-
циалистических партий.
Председатель: Трибунал констатирует, что вы изложили короче то, что из-
лагал обвиняемый Игнатьев, за исключением одного момента, о котором вы
не сказали ни единого слова, — о бесформенном собрании различных людей в
здании городской думы, которое здесь гр. Игнатьев назвал Комитетом спасе-
ния родины и революции. А дальше этот Комитет спасения родины и револю-
ции был сконструирован путем делегирования соответствующих представите-
лей. Так как этот вопрос особенно существенного значения не имеет и конст-
рукция нам совершенно ясна, поэтому дальнейший разговор по этому поводу
мы прекратим.
Обв. Игнатьев: Спор о словах не важен: не важно, называется ли он президи-
ум или Бюро, а важны функции, которыми он пользовался. Что это был не рабо-
чий комитет, явствует из оглашенного воззвания, которое подписано Бюро Ко-
митета спасения родины и революции. Я думаю, воззвания принципиального
свойства подписываются от имени организации не рабочим случайным органом,
а тем, который является политическим представителем этого органа. Больше к
этому вопросу я не буду возвращаться. Я констатирую, гр. председатель, следую-
щее: что заявление гр. Гоца о конструкции Комитета спасения родны и револю-
ции ни в какой степени не расходятся с тем, что я говорил. Это второе, а третье —
это то, что, когда гр. Гоц говорит о том, что вопрос обсуждался принципиально не
в Бюро, а в составе наличных членов пленума — я это отрицаю и как раз этим
объясняю, что гр. Гоц не помнит меня в Комитете спасения родины и революции,
ибо, если бы это обсуждалось в пленуме, он помнил бы меня по некоторым вы-
ступлениям, а так как это обсуждалось в Бюро с участием некоторых избранных
членов пленума, а остальным категорически вход был воспрещен, — я думаю, что
гр. Гоц это помнит, — то совершенно ясно, что здесь его заявление не совсем
правдоподобно. Еще я могу напомнить гр. Гоцу, что, когда решался вопрос о кон-
струкции власти, впервые ставился вопрос о социалистическом министерстве
вообще или с большевиками, то как_раз моя поправка была принята «без больше-
виков». Значит, не все укладывается в памяти гр. Гоца.
Председатель: Объявляю перерыв на два часа.
200
12 июня 1922 года
Четвертый день
Вечернее заседание
Председатель: Заседание трибунала возобновляется. Слово для разъяснения
по свидетельским показаниям Ракитина-Броуна имеет обвиняемый Берг.
Берг: Я отказываюсь.
Председатель: Угодно ли сторонам поставить дополнительные вопросы сви-
детелю Ракитину-Броуну?
Крыленко: С моей стороны нет.
Тагер: Нет.
Председатель: А у обвиняемых есть дополнительные вопросы к свидетелю
Ракитину- Броуну?
Гоц: Нет.
Ракитин-Броун: Товарищ председатель, разрешите мне дать дополнительные
показания?
Председатель: Если потребуется, мы вас вызовем.
Переходим к допросу следующего свидетеля Краковецкого.
Крыленко: Я выражаю в данном случае свое индивидуальное мнение по
этому поводу, я не успел побеседовать с моими товарищами по обвинению, и
потому ставлю вопрос как проблему. Я полагаю, что поскольку свидетель Ра-
китин-Броун допрашивался сегодня с часу дня почти до 6 часов вечера, т. е. в
течение 5 часов, что при таком темпе процесса мы едва ли будем в состоянии
закончить его приблизительно в обозримое ближайшее время, и ввиду того
что факты, которые подлежали установлению при помощи свидетеля Ракити-
на-Броуна, представляются не только установленными, а и дополнительно
подтвержденными со стороны обвиняемых и ввиду того что следующие два
свидетеля имеют своей задачей обрисовать как раз момент, относящийся
именно к тому же периоду юнкерского восстания, то я полагал бы, на основа-
нии статьи 19 Положения о ревтрибуналах, если трибунал счел бы это воз-
можным, прекратить допрос и не допрашивать остальных свидетелей. (Чита-
ет статью 19.) Эта одна из исключительных прерогатив трибунала как ис-
ключительного суда, я полагаю, что трибунал найдет возможным в данном
случае руководствоваться этой статьей. Тем более что если вопрос идет о сви-
детеле Краковецком, то таковой должен установить как раз факты юнкерского
восстания, по остальным же вопросам он остается в данном пункте судебного
следствия ненужным. Что касается свидетеля Кашина, вызывавшегося защи-
той, то здесь у меня возникает следующее сомнение. В отношении Кашина,
ввиду нахождения его в ДВР, трибунал постановил выделить дело. В настоя-
щее время я не знаю, имеется ли Кашин налицо, и если имеется, то вопрос
ставится так: подлежит ли он здесь допросу в качестве свидетеля или подле-
жит допросу в качестве обвиняемого? Поскольку по тем фактам, которые ему
надлежит показать, не имеется налицо тех юридических предпосылок, кото-
рые для этого должны быть, то придется поставить первоначально вопрос о
том, в качестве кого он будет здесь фигурировать, так как в качестве обвиняе-
мого он фигурировать не может, это исключено чисто процессуальными нор-
мами, он здесь должен фигурировать в качестве свидетеля и давать показания
201
по делу, по которому он должен был бы фигурировать в качестве обвиняемо-
го. Это в высшей степени неудобно, и, чтобы избежать чреватой для Кашина и
для суда юридически неудобной ситуации, я бы полагал, что по этому поводу
надлежало бы поставить вопрос о применении статьи 19 и по отношению сви-
детеля Кашина. Вот тот вопрос, который я хотел задать.
Председатель (обращаясь к защите): Ваше заключение?
Тагер: Позвольте прежде, чем дать заключение, выяснить: шла ли речь о не
допросе всех свидетелей по этому вопросу?
Крыленко: Только по вопросу о характеристике ведения и руководства юн-
керского восстания. Краковецкого как одного из руководителей и Кашина как
его адъютанта.
Тагер: Речь идет о прекращении исследования вопроса, связанного с юнкер-
ским восстанием, относительно фактической обстановки юнкерского восстания.
Разрешите немного посовещаться. (Защита совещается с обвиняемыми.) До-
прос свидетеля Краковецкого не настолько интересует обвиняемых, чтобы де-
лать из этого вопрос. Обвиняемые готовы отказаться от допроса этого свидете-
ля. Что касается свидетеля Кашина, то ему обвиняемые имеют предложить не-
которые вопросы, причем формальный вопрос — в качестве ли свидетеля или
обвиняемого он будет привлечен, разрешен уже постановлением трибунала.
Дело о нем выделено, как о находящемся в ДВР. В настоящее время он нахо-
дится в Москве, как обвиняемый фигурировать не может, состоялось постанов-
ление трибунала о допущении его в качестве свидетеля, и в качестве свидетеля
он должен фигурировать здесь, на суде. Установим так: один свидетель обвине-
ния по этому делу фигурировал и допрошен Ракитин-Броун; следует допросить
одного свидетеля защиты — Кашина.
Крыленко: Защитник Тагер стремится от существа этого вопроса перейти
к формальной ссылке на постановление трибунала. Здесь уже одно-два по-
становления трибунала или целый ряд постановлений подвергались измене-
нию по новым мотивам. Кашин меня интересует постольку, поскольку он
должен будет показать по вопросу о Военной комиссии, и ее работе. В этом
отношении нужен свидетель Кашин и вам, и мне. Поскольку же мы будем
допрашивать его по вопросу относительно его роли в юнкерском восстании в
качестве адъютанта Керенского, то раз вы отказываетесь от свидетеля Крако-
вецкого, то тем более следует отказаться от Кашина. Вот почему в этой плос-
кости допрос Кашина излишен, а по вопросу о допросе его в качестве свиде-
теля или обвиняемого в отношении Военной комиссии, то, когда до этого
дойдет, мы его допросим, и я еще раз поставлю этот вопрос по существу, а не
только формально.
Председатель: Вопрос о Краковецком и Кашине оставим пока открытым, по-
тому что Кашина сейчас нет; когда он появится, будет решено, потребуются ли
его свидетельские показания или нет. Трибунал пока определил допрос свидете-
лей по вопросу о юнкерском восстании закончить, оставив вопрос относительно
свидетеля Кашина открытым ввиду его неявки. Следующим будет свидетель
Паевский.
Крыленко: До вопроса свидетеля нужно установить моменты, которые по-
требуют освещения путем свидетельских показаний. Для свидетеля Паевского
это будет уже момент Учредительного собрания. Если мы будем ставить во-
прос о второй попытке вооруженного выступления, это будет вполне правиль-
но; если же мы будем ставить вопрос шире, но в то же время хронологически
202
уже, то в таком случае желательно раньше обсудить вопрос о Военной комис-
сии. Если не устанавливать персональный ее состав, а только характер ее дея-
тельности и ее работы, тогда предварительно станет вопрос относительно лиц,
на которых были возложены эти обязанности. Для этого необходимо допро-
сить свидетелей Кононова и Келера. Сначала надо решить, будет ли Паевский
допрошен исключительно по вопросу о вооруженном восстании ко дню Учре-
дительного собрания или шире.
Защ. Муравьев: Разрешите мне ответить.
Председатель: Я предлагаю, что свидетель Паевский будет сначала допрошен
о попытке вооруженного восстания в момент созыва Учредительного собрания,
но если государственный обвинитель полагает, что раньше следует допросить о
работе Военной комиссии, то я должен выслушать заключение защиты.
Муравьев: Разрешите мне сказать, что в интересах экономии времени нам не
нужно возвращаться к тем вопросам, которые уже разрешены. Вопрос о личном
составе по вашему предложению, к которому мы присоединились, по постанов-
лению трибунала отнесен к вопросам особой части.
Председатель: Я предлагаю внимательно слушать. Государственный обвини-
тель предполагает допрашивать не по личному составу, а говорить о структуре и
о работе Военной комиссии.
Муравьев: И о личном составе, поскольку я слышал.
Председатель: Я еще раз прошу внимательно слушать: государственный об-
винитель этого не говорил.
(Вводится свидетель Паевский.)
Председатель: Свидетель Паевский, ваше имя, отчество?
Паевский: Владимир Игнатьевич.
Председатель: Возраст?
Паевский: 38 лет.
Председатель: Социальное положение?
Паевский: Врач.
Председатель: Партийность?
Паевский: Беспартийный.
Председатель: А партийность во время Октябрьского переворота?
Паевский: С 1904 года приблизительно до 1912-го состоял членом партии эсе-
ров, от 1912 до 1917 год я отошел от этой деятельности партии, но все время сле-
дил за партийной жизнью; затем вышел из партии в половине января 1918 года.
Председатель: Скажите, вы помните то напоминание, которое я вам сделал
перед уводом свидетеля в свидетельскую комнату?
Паевский: Помню.
Председатель: Что вы можете рассказать о попытке организации партией
эсеров вооруженного восстания в день созыва Учредительного собрания и о всех
обстоятельствах, связанных с этим моментом?
Паевский: Я предупреждаю вас, товарищ председатель, что многое из моей
памяти ускользнуло.
Председатель: Естественно.
Паевский: Я приехал в Россию за 6 дней до Октябрьского переворота и
примкнул к своей старой партийной семье. Приблизительно до 4-го съезда пар-
тии я принимал участие в работе. Моя работа приняла направление чисто про-
пагандистско-агитационное. Тогда же я имел связь с некоторыми войсковыми
частями в Балке и Новгороде. В ноябре перед 4-м съездом я был членом Воен-
203
ной комиссии при Центральном комитете партии эсеров. Затем, после утвер-
ждения съездом нашего состава Военной комиссии, кроме ведения части воен-
ной работы, на мою долю выпала организация боевых дружин с целью защиты
Учредительного собрания от могущего тогда быть разгона, который партия эсе-
ров предполагала, в чем и не ошиблась, конечно. Деятельностью нашей факти-
чески руководил пленум Военной комиссии, причем прикомандирован был к
комиссии член Центрального комитета Герштейн. Военная комиссия без санк-
ции Центрального комитета ни одного своего шага не делала, т. е. она вырабо-
тала определенного рода постановления и предлагала на утверждение Цен-
трального комитета в лице Герштейна, и поскольку Военная комиссия получа-
ла санкции каждого решения от Герштейна, постольку она считалась с
Герштейном как с представителем Центрального комитета партии. Следова-
тельно, мы все знали как люди партийно дисциплинированные, что всякое сло-
во Герштейна для нас, старых дисциплинированных революционеров, свято.
И в порядке дисциплины мы должны были все делать. Для организации рай-
онов мы получали известное количество денег. В какой сумме, я не знаю. (Голо-
са со скамьи подсудимых: «Ни одного слова не слышно».)
Председатель: Граждане и товарищи из зала, у вас такой шум, что ничего не
слышно, прошу соблюдать тишину.
Паевский: Я начал говорить относительно финансовой стороны Военной
комиссии при Центральном комитете партии. В первое время существования
в этом отношении комиссия влачила жалкое существование, но потом неожи-
данно деньги посыпались дождем. Источник этих денег исходил из так назы-
ваемого Комитета спасения потому, что передавал их Сергей Маслов. Я день-
ги непосредственно получал от Семенова. Деньги Военная комиссия тратила
на покупку оружия и т. п., всего, что было нужно. Что касается дальнейшей
работы, если вам угодно знать, конечно, мы использовали старый аппарат пар-
тии эсеров, который существовал, т. к. те боевые дружины, которые были по
районам, тем более что в числе этих районных организаций были бывшие бое-
вики, так как партия эсеров стояла на террористической платформе все время.
В данном случае произошло много недоразумений и конфликтов потому, что
не все были довольны тем чисто военным методом, который проводился Во-
енной комиссией. Среди самой боевой организации было много прений. Если
это неинтересно, тогда вы меня остановите, товарищ председатель. Благодаря
этому было много неразберихи, было много людей, которые хотели в свои
руки получить власть над военной организацией. По моему мнению, такова
была схема организации партии эсеров, что это не могло вылиться в стальную
систему, не только стальную боевую систему, но и политическую. Везде раз-
лад, везде отсутствие точных ответов на какие-либо определенные вопросы,
которые предлагаешь, отвечают всегда и да, и нет. Не было ясности ни в од-
ном вопросе, который мы предлагали. Вас, вероятно, интересует момент Учре-
дительного собрания, что было предпринято к этому времени. Я в данном слу-
чае как организатор боевых дружин получил приказ относительно того, что
бы стянуть имеющиеся в наличии силы...
Председатель: Когда приблизительно вы этот приказ получили?
Паевский: Я числа сейчас не помню.
Председатель: До Рождества или позже:?
Паевский: На этот вопрос мне трудно ответить, потому что я не помню, когда
было Рождество; в моей жизни роли не играет.
204
Председатель: До нового года или после?
Паевский: В связи с разгоном Учредительного собрания. Я могу сказать, за
несколько, дней 8—10 до разгона Учредительного собрания. Я получил приказ
стянуть боевую дружину к городскому району. Городской район находился, на-
сколько мне помнится, около Царскосельского вокзала. Часть дружины из дан-
ного района прибыла накануне. Из фракции Учредительного собрания были дос-
тавлены туда продукты, чтобы люди не голодали, а на следующий день согласно
полученному предписанию, выработанному Военной комиссией, оттуда должно
было начаться шествие. По дороге мы должны были присоединить к себе Семе-
новский полк, броневой дивизион и т. п. Пойти должны были вооруженными,
ибо каждую минуту нужно было ожидать, что если реальное отношение сил бу-
дет таково, что к нам примкнет вооруженная сила, то мы этот день превратим в
борьбу за захват власти... По дороге я зашел в Семеновский полк. Не помню точ-
но, кто еще из нас был. Семенов был, наверно, потому, что знал его давно. Семе-
нов и я все время вели непрерывные переговоры с комитетом полка. Во время за-
седания было довольно бурное настроение, которое склонялось то в ту, то в дру-
гую строну. Получилось известие, что убита Горбачевская. Это сильно повлияло
на аудиторию и полковой Комитете сказал, что если он получит письменный
приказ от Центрального комитета или от фракции Учредительного собрания,
тогда полк выступит. Ни того, ни другого мы не сделали. Мы боялись взять на
себя ответственность за это. Мы получили определенный приказ идти с оружием
в руках.
Председатель: Кто персонально вам этот приказ передал?
Паевский: Военная комиссия при Центральном комитете, кажется, в лице Се-
менова. Хотя я должен упомянуть, что, когда я получил один приказ от Военной
комиссии, другая часть под руководством товарища Кононова получила другой
приказ от Петроградского комитета. Таким образом, фактически было два штаба
и два начальства, которые нами командовали. Мы знали штаб наш в составе
Онипко, Семенова и Пораделова, который находился на Невском и от которого
мы должны были получать все руководство, но которого мы не получали. Затем
началось шествие. По дороге к нам присоединилось очень много публики — сту-
дентов, гимназистов и чиновников. Тут собственно у меня начался тот нравст-
венный перелом, который вывел меня из партии эсеров. Появились рядом с нами
зеленые и белые знамена, которые ничего общего с социалистическим рабочим
движением не имели. Приходилось краснеть, когда рабочие, чисто пролетарские
элементы называли нас буржуями в то время, когда мы шли. В ту минуту я за-
фиксировал, что начался тот перелом, который привел меня и сделал активным
противником партии эсеров за всю ее тактику и за ее двоедушие. Мы подошли к
Учредительному собранию. Сколько я ни старался получить дальнейшее руковод-
ство центра, такого не оказывалось. Я несколько раз обошел толпу, но наших ру-
ководителей там не было. Я был возмущен тем, что нас с оружием в руках толка-
ют на борьбу, а фактически прячутся, и уходят, и оставляют нас одних. Вот, в
сущности, все, что я могу сказать из того, что я помню, Семенову. После этого я
вышел из партии, о чем заявил.
Председатель: Государственный обвинитель имеет слово.
Крыленко: Ввиду того что предыдущим вопросом устанавливаются факты,
имевшие место в период непосредственно после Октябрьского переворота, и по-
скольку данный свидетель может показать такие факты, разрешите мне начать с
этих фактов. Вы сказали, что прибыли в Россию, когда?
205
Паевский: За шесть дней до Октябрьского переворота.
Крыленко: С кем персонально из партии эсеров вы тогда связались?
Паевский: С Семеновым.
Крыленко: Каким образом?
Паевский: Я зашел в Военную комиссию при Центральном комитете партии.
Еще раньше я зашел в городскую думу и там как эсер в день приезда получил ко-
мандировку. Мне приказано было прочесть лекцию об Учредительном собрании
в Обуховском собрании. После этого я явился в Военную комиссию при Цен-
тральном комитете, встретился там с товарищем Семеновым, и он меня ввел в
Военную комиссию еще до съезда. Так что я в ней тогда работал, будучи коопти-
рован.
Крыленко: Случилось ли вам за этот период, за эти 6 дней, участвовать в за-
седании Военной комиссии?
Паевский: Я участвовал во всех заседаниях Военной комиссии как полно-
правный член.
Крыленко: В этот период. Не после 4-го съезда, а до?
Паевский: Нет, после съезда я не участвовал.
Крыленко: Личная связь в этот период за 6 дней до Октябрьского переворота
и 6 дней после Октябрьского переворота с кем из членов Центрального комитета
у вас была?
Паевский: Во время Октябрьского переворота я работал совершенно в другой
организации. Дело в том, что я работал в санитарном автоотряде, как раз в рядах
большевистских войск.
Крыленко: Мне этот вопрос, где вы конкретно работали, не интересен. Мне
интересен вопрос следующий: с кем из членов Центрального комитета партии
эсеров вы имели сношения в период 5 дней до и 5 дней спустя переворота.
Паевский: Я непосредственно с ними сношения не имел. Я имел сношения в
лице Семенова, Ефимова и затем еще с бывшим офицером, фамилию которого я
не помню, который потом вошел в следующий состав комиссии. Затем я видел
членов Центрального комитета и со многими разговаривал, с Веденяпиным, Гер-
штейном, но не на деловую тему, а просто имел частные разговоры.
Крыленко: Какие деловые поручения вы получали?
Паевский: В это время я получил деловое поручения поездки в Везенберг.
Крыленко: Зачем?
Паевский: Дело в том, что Центральный комитете партии получил сведения,
что в Везенберге находится дивизия, которая горит нетерпением подвинуться в
Петроград в распоряжение Центрального комитета, и мне было дано определен-
ное поручение проехать в Везенберг и узнать, как стоит положение вещей, и если
таковая дивизия существует и действительно горит желанием пойти на
Петроград, то ее двинуть, найти способ двинуть.
Крыленко: Если вы получили поручение явиться в Везенберг, найти там
такую дивизию, которая желает передать себя в распоряжение Центрального
комитета...
Паевский (перебивает): Украинская дивизия.
Крыленко: Мы потом установим, какая, но там стояла дивизия, которая хочет
идти в Петроград в распоряжение Центрального комитета, чтобы сражаться под
знаменем Центрального комитета. Вы должны были явиться туда и ее двинуть.
Что значило сражаться под знаменами Центрального комитета? С кем и против
кого?
206
Паевский: Конечно, против большевиков.
Крыленко: Это было до переворота или после переворота?
Паевский: После переворота.
Крыленко: Значит, вы получили поручение от кого из членов Центрального
комитета?
Паевский: Герштейна.
Крыленко: От члена Центрального комитета вы получили поручение поехать
и привезти в Петроград для борьбы с Советской властью дивизию, горящую же-
ланием сражаться под знаменами Центрального комитета?
Паевский: Совершенно верно.
Крыленко: Теперь расскажите, что вы там нашли.
Паевский: По приезде в Везенберг я получил явку к офицеру, фамилию
коего я не помню сейчас, кажется, член дивизионного комитета, я констатиро-
вал положение вещей, что вся дивизия сплошь украинская, что действительно
она рвется желанием подвинуться в Петроград, но вовсе не для того, чтобы
бороться с кем бы то ни было, а просто чтобы проехать к себе домой на Ук-
раину. И к моменту моего приезда туда громадная часть этой дивизии уже
рассосалась своим путем, так сказать, путем дезертирства, путем самовольного
ухода и оставления дивизии и т. д., так что осталось слишком малое количест-
во. Остальная часть была двинута в Петроград, из нее был сорганизован от-
ряд, который организованным путем под знаменем «мир хижинам — войны
дворцам» ушел на Украину. Так что сведения относительно этой дивизии
были явно неверны.
Крыленко: Преувеличенными?
Паевский: Да, в слабых выражениях преувеличенными.
Крыленко: Слабых. Мы сильные потом придумаем. А еще в другие города вы
ездили?
Паевский: В Псков.
Крыленко: Куда, зачем, когда и кто посылал?
Паевский: В Пскове был так называемый ударный батальон, что ли.
Крыленко: А кто вас посылал?
Паевский: Военная комиссия.
Крыленко: Военная комиссия. А зачем?
Паевский: Для того чтобы установить связь и покопаться относительно
оружия.
Председатель: Персонально кто из Военной комиссии вас посылал?
Паевский: Пленум.
Председатель: Лично кто из комиссии вас посылал?
Паевский: Было постановление.
Председатель: Постановление Бюро?
Паевский: Да, постановление. Я, может быть, не точно помню эти факты.
Крыленко: Удалось вам оттуда что-нибудь доставить?
Паевский: Нет, ничего не удалось. Когда я приехал в Псков, там получилось
такое же самое положение, как и с Везенбергом. Затем там командир батальона,
который показался мне в высшей степени подозрительным, предлагал несколь-
ко вагонов оружия, переправку в центр под видом чего-то, но в общем я ему не
доверял. Его разговор показался мне в высшей степени странным, и поэтому я
не желал с ним связываться и предложил ему непосредственно вести дело с
Центральным комитетом или непосредственно с Военной комиссией.
207
Председатель: Чем показался подозрительным?
Паевский: Человек слишком много обещал, и его предложение относительно
вагонов могло пахнуть или провокацией, или авантюрой.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, вот вы не были в Москве в период с 25 по
30 октября.
Паевский: В Москве ни разу не был.
Крыленко: Т.е. не в Москве, а в Питере.
Паевский: В октябре — когда именно...
Крыленко: С 25-го по 30-е 1917 года.
Паевский: Я приехал за 6 дней до переворота. Я не знаю, о каком стиле вы
говорите.
Крыленко: Это как хотите.
Паевский: Это как раз период после Октябрьского переворота. Это первые
дни после Октября, я в эти дни был в Питере.
Крыленко: Тогда в работах Военной комиссии вы не принимали участия?
Паевский: Нет.
Крыленко: Так что об этой организации юнкерского движения вы не можете
показать?
Паевский: Я работал при взятии телефонной станции. Увозил раненых крас-
ноармейцев в бою под Большим Пулковым.
Крыленко: В качестве кого вы там были и на какой стороне?
Паевский: В качестве врача на стороне большевиков. Для меня не важно, на
какой стороне. Я действовал как врач и подавал помощь.
Крыленко: Детально по этому вопросу вы ничего не можете сказать?
Паевский: Вообще все то, что касается юнкерского восстания, по совести го-
ворю, что я фактов не знаю и совершенно не в курсе дела.
Крыленко: Когда вы вошли опять после этого в организационную работу?
Паевский: Определенно после избрания на 4-м съезде.
Крыленко: Значит, вы были на 4-м съезде?
Паевский: Да.
Крыленко: Вы все время были на 4-м съезде?
Паевский: Да.
Крыленко: Это интересно, что вы были. Не помните ли вы, какой там был
доклад о Военной комиссии?
Паевский: Этого вспомнить не могу.
Крыленко: Не помните. Значит, состоялись выборы Военной комиссии?
Паевский: Да. Выборы производились военной секцией и утверждались
съездом.
Крыленко: И утверждались съездом. Вы были тоже избраны?
Паевский: Да, я был членом военной секции.
Крыленко: Какие-нибудь задания эта комиссия имела?
Паевский: Конечно, военно-пропагандистскую и агитационную работу среди
войсковых частей.
Крыленко: Хорошо, прекрасно; к какому времени относится момент органи-
зации боевых дружин?
Паевский: К началу декабря, хотя я опять-таки за точность, за детали в днях
не ручаюсь.
Крыленко: Приблизительно в начале декабря. Кем была выдвинута ваша кан-
дидатура?
208
Паевский: Пленумом.
Крыленко: Военной комиссией?
Паевский: Да, Военной комиссией.
Крыленко: И кем была санкционирована?
Паевский: ЦК в лице своего представителя считался с моей кандидатурой.
Крыленко: А кто был представитель ЦК?
Паевский: Герштейн.
Крыленко: Как была сконструирована Военная комиссия: там был один
член ЦК?
Паевский: При мне был один.
Крыленко: Один Герштейн входил в состав Военной комиссии от ЦК?
Паевский: Официального представителя от ЦК в Военной комиссии, кроме
Герштейна, у нас не было.
Крыленко: Значит, в начале декабря вы получили по постановлению пленума
задание об организации дружины?
Паевский: Да.
Крыленко: Вы точно не можете вспомнить, какого сорта было содержание
этого постановления?
Паевский: Если бы хранились протоколы наших постановлений, можно было
бы установить точно, но я сомневаюсь, хранились ли они, а если велись, то слиш-
ком конспиративно, так что некоторые приходилось бы расшифровывать.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, вот вы получили задание. Что вы начали
делать во исполнение этого задания, как вы к нему приступили, что удалось
сделать?
Паевский: Прежде всего я связался с партийными районами эсеровскими
организациями.
Крыленко: Через кого?
Паевский: Прежде всего лично через секретариаты этих районов; затем по-
просил каждый район выделить особого организатора, т. е. кого-нибудь из ста-
рых боевиков, т. е. одного человека, которому пришлось бы вести дальнейшую
организационную работу. Таковых товарищей я получил.
Крыленко: Сколько?
Паевский: Затрудняюсь ответить.
Крыленко: Не помните фамилий?
Паевский: Не помню. Это слишком конспиративно делалось. Теперь уже вре-
мя конспирации кончилось.
Крыленко: Что же вы поручили этим организаторам?
Паевский: Выяснить количество людей, которые бы изъявили готовность и
имели бы определенные способности, чтобы быть членами боевой организации.
Крыленко: Для чего?
Паевский: Очевидно, для вооруженного сопротивления тому, с кем это
нужно.
Крыленко: Вот конкретно почему очевидно, и с кем очевидно, и против кого?
Паевский: Вы меня заставляете давать детские ответы. Ясно, что в то время ве-
лась определенная конкретная борьба с партией большевиков. Тогда они не были
коммунистами. Ясно, что все в то время существовавшие организации, начиная с
эсеров и кончая к.д. и компания, безусловно, вели борьбу только с этой партией.
Крыленко: Товарищ председатель, свидетель меня не понял. Он понимает в
моих словах излишнюю детализацию, или, как он сказал, я задаю детские вопро-
209
сы. Я хотел бы вас спросить, так как я лично не могу указывать свидетелю, ука-
зать ему, что моей целью не является ставить детские вопросы, а установить ме-
лочь. Все имеет большое значение, и всякое лыко в строку. {Обращаясь к свиде-
телю.) Я прошу вас как можно конкретнее вспомнить.
Паевский: Конечно, организация всех боевых дружин как организация всего
аппарата партии с.-р. клонилась к тому, чтобы дать отпор всеми силами и агита-
ционными и вооруженными, существующей тогда власти, взявшей в свои руки
управление Россией, большевиков, Советской власти.
Крыленко: Это важно. Теперь скажите, пожалуйста, сколько человек имелось
в вашем распоряжении, приблизительно?
Паевский: Вы хотите знать конкретно или по учету районов? У меня были
мои сведения и по учету районов. По моему учету было приблизительно 60-
70 человек, а по учету районов человек 300.
Крыленко: Скажите, какое было вооружение?
Паевский: Бомбы, маузеры и браунинги.
Крыленко: Скажите, вы сносились только с районными организациями?
Паевский: Конечно, и с Военной комиссией.
Крыленко: В Военной комиссии с кем именно вы сносились?
Паевский: С Григорием Семеновым.
Крыленко: Теперь скажите, дней за 6 или 8 до созыва Учредительного собра-
ния вы получили приказ о подготовке или не получили приказа?
Паевский: Видите ли, я получил с самого момента организации боевых дру-
жин приказ о спешной организации. Боевик должен быть подготовлен в тот же
момент, минут за 10 до определенного выступления. Собственно, боевик должен
быть всегда готов. Поэтому был определенный приказ спешно готовиться, быть
все время в боевой готовности.
Крыленко: Значит, у вас был приказ все время быть в боевой готовности?
Паевский: Конечно.
Крыленко: Вы были связаны через Семенова с Военной комиссией или вы
были в курсе и других сил, которые сверх боевых дружин должны были соста-
вить фонд для выступления?
Паевский: Я участвовал и в гарнизонных собраниях.
Крыленко: Интересный факт. Можете ли вы рассказать?
Паевский: Кроме того, я был на заводе Речкина.
Крыленко: Завод Речкина пока оставим. Не можете ли вы мне сказать что-
либо о конструкции гарнизонных собраний?
Паевский: О конструкции гарнизонных собраний я не знаю; об этом скажут
члены военного дела, которые вели пропагандистскую работу среди войск.
Я знаю, что совещания были довольно многолюдны, собирались на частных кон-
спиративных квартирах с представителями определенных гарнизонных частей.
Начинался порядок дня с доклада с мест.
Крыленко: О чем?
Паевский: О количестве вооруженных сил, находящихся в военной организа-
ции, о качестве и готовности их к выступлению.
Крыленко: Значит, количество, качество и готовность к выступлению. Как
часто происходили собрания?
Паевский: Мне кажется, за достоверность я не ручаюсь, что происходили раз
в неделю, кажется, не реже.
Крыленко: Во всяком случае вы на них несколько раз были?
210
Паевский: Да, фактически моя обязанность была бывать всегда на этих
гарнизонных собраниях. Мне, ведущему определенную работу по подготовке
боевых дружин рабочих, нужно было быть связанным с военными организа-
циями. По тем данным, которые имеются, видно, что эти рабочие военные от-
ряды в нужный момент выступления в конце концов сливаются воедино и по-
этому должна быть взаимная осведомленность. На одном из заседаний мне за-
давался вопрос: какими военными материалами располагают боевые военные
дружины.
Крыленко: Хорошо. Будьте любезны, сказать, когда именно вы получили
приказ от ЦК через Военную комиссию собрать, как вы сказали, вашу дружину в
помещении Московского городского района? Учредительное собрание было от-
крыто 5 января, вы не помните, за день или за два до его открытия?
Паевский: Вопрос личного поведения партии. {Крыленко хочет прервать.)
Товарищи, разрешите мне в связи с вопросом о личном поведении партии ска-
зать и о военной организации. Во время открытия Учредительного собрания этот
вопрос решался еще на гарнизонном собрании. На этом гарнизонном собрании
был представитель ЦК.
Крыленко: Кто?
Паевский: Сейчас не помню, Ратнер или кто-то другой.
Крыленко: Каплан?
Паевский: Совершенно верно.
Крыленко: Вы устанавливаете, что от ЦК был Каплан.
Паевский: Мы так думали, что он от ЦК. Официально нам было сказано, что
он является официальным представителем ЦК. Он, кажется, был членом Петро-
градского комитета.
Крыленко: Петроградского комитета?
Паевский: Я точно не помню.
Крыленко: Вам точно неизвестно?
Председатель: Товарищ Крыленко, говорите громче, я ничего не слышу.
Крыленко: На гарнизонном собрании освещался вопрос о поддержке Учре-
дительного собрания?
Паевский: Да, вообще говорилось о том, во что выльется так называемая де-
монстрация, которая будет препровождать до конца эсеровскую фракцию Учре-
дительного собрания в Таврический дворец.
Крыленко: Можно считать установленным, что на одном из гарнизонных со-
вещаний, даты которого вы точно не помните, но незадолго до Учредительного
собрания, ставился вопрос относительно того, во что выльется демонстрация,
долженствовавшая сопровождать фракцию Учредительного собрания. Ставился
ли при этом вопрос, во что она выльется или может вылиться: в вооруженное
восстание или нет?
Паевский: Беря полную ответственность за свои слова, какую угодно, я
могу подтвердить, что на гарнизонном совещании вопрос ставился именно в
этой плоскости, о которой вы говорите. Что касается линии поведения во вре-
мя шествия Учредительного собрания, что это зависело от реального соотноше-
ния сил, поскольку вооруженные части в лице броневого дивизиона Семенов-
ского и Преображенского полков к нам примкнут. Этим, кажется, исчерпывает-
ся все, что я сказал.
Крыленко: Можно считать установленным, что на гарнизонном совещании
не только ставился определенный вопрос о возможности вооруженного выступ-
211
ления, но определенно даже указывали части, которые могут выступить — Се-
меновский, Преображенский полки, броневой дивизион и ваши боевые дружи-
ны. Так?
Паевский: Да.
Крыленко: Этот вопрос ставился на гарнизонном совещании?
Паевский: Да.
Крыленко: Но накануне, когда вы получили приказ сконцентрировать дру-
жины в помещении городского района, вы не помните, не указывалось ли отно-
сительно остальных частей, что они должны делать, как и куда пойти?
Паевский: Я смутно помню одно заседание, а их было много, которых я не
помню. Это заседание я помню потому, что там присутствовал Онипко.
Крыленко: Кто такой Онипко?
Паевский: Бывший член Государственной думы, член фракции Учредитель-
ного собрания. Я его знал по войне во Франции, он служил во французской
армии.
Крыленко: Он служил во французской армии, сражаясь на стороне француз-
ских империалистов?
Паевский: Да, точно так же, как и я. На собрании был Сергей Маслов.
Крыленко: А еще кто?
Паевский: Относительно Герштейна я не помню, был он или нет. Мне ка-
залось одно время, что был, но во всяком случае кто-то из ответственных
лиц — это вам может быть удастся установить — привел туда полковника
Породелова.
Крыленко: Что из себя представлял полковник Породелов? Он был эсером?
Паевский: Нет, я думаю, что он не был эсером.
Крыленко: Зачем же он был приведен, если не был эсером.
Паевский: Как технический сотрудник. Очевидно, для руководства в форми-
рующемся тогда штабе.
Крыленко: Следовательно, уже формировался штаб?
Паевский: Определенно.
Крыленко: Когда?
Паевский: За несколько дней до разгона Учредительного собрания.
Крыленко: Формировался штаб, причем один из ответственных лиц, по-ви-
димому Герштейн, привел Породелова?
Паевский: Да.
Крыленко: Которого вы не знали.
Паевский: Не знал.
Крыленко: Военрука.
Крыленко: Вы говорите, что формировался штаб. Что должен был делать
этот штаб?
Паевский: Руководить военными вооруженными силами, находящимися в
его распоряжении.
Крыленко: Может быть, вы можете уточнить, при этом были определены
силы, был определен порядок движения сил, диспозиция была какая-нибудь?
Паевский: Видите ли, я не военспец, но я знаю, что там было чуть ли не две
стратегические точки зрения на этот вопрос.
Крыленко: А письмо?
Паевский: Не помню, но опредёленно помню, что были две точки зрения.
Сторонником одной был Породелов, а Онипко был, кажется, с бабефской на-
212
клонностью. Он иначе представлял себе всю махинацию. В штабе было три чело-
века: Семенов, Онипко и Пароделов. Я помню, что я сам их выбирал.
Крыленко: Вы выбирали?
Паевский: Нам предложены были определенные кандидатуры, и мы должны
были как люди, которые им будут подчиняться, санкционировать этих кандидатов.
Крыленко: Вы должны были им подчиняться?
Паевский: Вернее, мы их не выбирали, а мы от себя выдвигали Семенова.
Крыленко: Вы уже от этой группы получили приказ сосредоточить ваш бое-
вой отряд в Московском городском районе?
Паевский: От этой группы в лице Семенова.
Крыленко: Когда вы пришли туда, много человек пришло в Московский го-
родской район?
Паевский: Человек 30 было с вечера.
Крыленко: А сколько было днем?
Паевский: К дню подобралось больше.
Крыленко: Куда вы должны были идти?
Паевский: Мы должны были идти по намеченному пути, присоединяя к себе
районы. Подойти постепенно к Таврическому дворцу и там ждать приказа штаба
относительно того, что делать дальше.
Крыленко: Вы предполагали пройти мимо Семеновского полка?
Паевский: Да, мы должны были захватить его с собой.
Крыленко: Вы говорите, что вы были в Московском городском районе?
Паевский: Около Царскосельского вокзала.
Крыленко: А Семеновский полк где находился?
Паевский: По дороге к Таврическому дворцу.
Крыленко: До него пока еще далеко. Вы должны были подойти к Таврическо-
му дворцу мимо Преображенского полка?
Паевский: Я не помню. Про Семеновский полк я помню потому, что я был
выбран туда делегатом.
Крыленко: Что в это время происходило в Семеновском полку?
Паевский: Там происходили непрерывные собрания членов полкового ко-
митета.
Крыленко: Кто вам сообщил об этом?
Паевский: Я был на этих совещаниях, так как манифестация выделила из
себя определенное количество лиц, которые пошли туда с тем, чтобы, пользуясь
тем, что там происходили заседания, вынести резолюцию и взять с собой полк.
В этой делегации был я, а также и Григорий Семенов. Мы говорили речи, они го-
ворили речи, велась взаимная агитация, но в конце концов ничего не вышло, и
мы ушли без Семеновского полка.
Крыленко: Когда вы вышли с демонстрацией, сколько приблизительно было
с вами человек?
Паевский: Человек 50-60. Трудно было с учетом. Когда мы прибыли на ме-
сто, часть уже была, а часть под руководством Кононова, который получил дру-
гие инструкции, осталась с броневиками.
Крыленко: А броневики где стояли?
Паевский: Не знаю.
Крыленко: Но они стояли наготове?
Паевский: По тем докладам, которые были постоянно на гарнизонном сове-
щании, и по тем докладам, которые делались в военной секции Военной комис-
213
сией, броневики мы считали нашей главной опорой потому, что нам говорилось,
что это организация, которая несмотря ни на что в каждый данный момент вы-
ступит со всем имеющимся у нее аппаратом.
Крыленко: А количество вам не было известно?
Паевский: Абсолютно не было известно. Простите, я был слишком маленькой
единицей, чтобы это было мне известно.
Крыленко: Характер этой демонстрации мы описывать не будем. Вы доста-
точно красочно описали на предварительном следствии и повторили теперь.
Теперь вот что меня интересует. Вы говорите, что одна часть дружины ноче-
вала в городском районе. Они собрались с вечера и сюда вы доставили им
продукты?
Паевский: Да.
Крыленко: От кого?
Паевский: От фракции Учредительного собрания.
Крыленко: Кем?
Паевский: Я не знаю, фракция помещалась на Рождественке, и я знаю, что
продукты с вечера были доставлены оттуда.
Крыленко: Так что можно считать установленным, что фракция Учредитель-
ного собрания в лице какой-то своей руководящей группы была осведомлена о
том, что для ее защиты имеется под рукой вооруженная боевая сила?
Паевский: Этого вывода я сделать не могу, потому что, я думаю, что в этом
Учредительном собрании был свой хозяйственный аппарат, который мог и не
сообщить фракции. Я не могу дать конкретного ответа на этот вопрос. А выска-
зывать свои соображения я не решаюсь, у меня могут быть свои соображения,
как и у вас.
Крыленко: После этой попытки вы долго еще пробыли в Петрограде?
Паевский: Я был назначен в санитарный поезд № 16 и мне, благодаря тому,
что я работал в партии с.-p., удавалось не являясь на службу, фиктивно числить-
ся. Но потом поезд уходил в Сибирь, и я воспользовался его отъездом и уехал,
причем я взял к себе несколько офицеров на поезд.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, вы подсудимого Лихача знаете?
Паенко: Знаю.
Крыленко: Вы его встречали где-нибудь?
Паевский: Встречался довольно часто.
Крыленко: Где?
Паевский: Кажется, на гарнизонных собраниях и во фракции Учредительно-
го собрания.
Крыленко: В качестве кого он был на гарнизонных собраниях?
Паевский: Я его мандата не проверял, но, очевидно, он играл какую-то роль,
потому что он говорил.
Крыленко: Что он говорил?
Паевский: Определенно я не помню.
Крыленко: А из других подсудимых, кроме Семенова, вы знаете кого-нибудь?
Паевский: Конечно, знаю многих.
Крыленко: Конкретно.
Паевский: Веденяпина.
Крыленко: Я не говорю о членах ЦК.
Паевский: Дашевского знаю и всех членов Военной комиссии, знал Коноп-
леву.
214
Крыленко: Из членов ЦК, кроме Веденяпина, где вы видели еще членов ЦК?
Паевский: В ЦК.
Крыленко: В каком порядке?
Паевский: Кажется, вопрос касался жалованья, чисто финансовый вопрос.
Крыленко: Веденяпин ведал финансовым отделом?
Паевский: Я этого не устанавливаю.
Крыленко: Вопрос очень интересный.
Паевский: При решениях этого вопроса относительно выдачи жалованья он
играл какую-то роль.
Крыленко: Мы знаем, какую роль он играл, Веденяпин. Мы установили это
другим порядком. А относительно жалованья интересно, выплачивал ли вам
жалованье ЦК?
Паевский: Да, выплачивал.
Крыленко: В каком же порядке? Вы на положении профессионала-револю-
ционера были или в те времена ЦК исходил их иных мотивов?
Паевский: В это время получали жалованье только те, кто не имел другой
определенной работы, а те, которые имели свое место службы, те жалованья не
брали.
Крыленко: Мне важно знать структуру.
Паевский: Был определенный оклад, который, кажется, тогда равнялся
300 рублям для членов Военной комиссии, и ЦК партии отпускал определенные
средства, у нас был определенный бюджет. Я не знаю вопросов чисто финансо-
вых. Может быть, сам Веденяпин ответит на этот вопрос, но почему-то получе-
ние денег и оплата жалованья была связана с санкцией Веденяпина.
Крыленко: Еще кого из членов ЦК вы знаете?
Паевский: Конечно, Чернова знаю.
Крыленко: Мы не говорим о тех, которые предпочли себе найти более спо-
койное местопребывание. А вот из данных лиц, кого вы встречали в собрании
Военной комиссии?
Паевский: Нет, никого из них не было больше.
Крыленко: Тут мне не ясен еще вопрос, который в ваших показаниях очень
туманен и смутен: вопрос относительно какого-то Мартынова и Волка. Что это за
имена, не помните?
Паевский: Видите ли, у нас дело было поставлено так, что с самого начала
Военная комиссия изыскивала все способы, чтобы увеличить количество под-
чиненных ей сил, для того чтобы пустить в дело в определенный момент. Ко-
нечно, были использованы и другие аппараты, в том числе и эпесы. Такая ор-
ганизация была. Совместно, кажется, н.с. и с.р. — конституции тоже не пом-
ню, — может быть, только одни н.с. с представителями от с.р. — организовали
Комитет защиты родины и революции, не помню, как он назывался... Я пом-
ню, что на одном из совещаний Военной комиссии бывших наших с.р. и н.с. я
был. Это было где-то около Французской набережной, около Литейного. Там
был, кажется, расположен ЦК н.с. Там уговаривались относительно ведения
совместной работы в войсках. Таким образом? мы их аппарат в свои руки
прибрали. Вообще у них была одно время тенденция нас прибрать, а у нас
была одновременно тенденция их прибрать. Во что это выразилось впоследст-
вии — я не знаю, потому что я ушел от работы. Точно так же была тенденция
использовать бывшее офицерство.
Крыленко: Высшее офицерство?
215
Паевский: Я затрудняюсь сказать, кто познакомил меня фактически с неким
Мартыновым, которого я не нахожу и который впоследствии исчез бесследно, но
который в жизни Военной комиссии, в период, когда я там работал, во всяком
случае до Учредительного собрания, играл довольно активную роль. Я ездил с
ним как раз в Везенберг. Герштейн дал ему другое поручение: повезти мешок с
литературой. Потом я с ним ездил в Псков. Этот самый Мартынов был чем-то
вроде связи между офицерством и Военной комиссией при ЦК партии эсеров.
И Мартынов действовал в данном случае от имени той организации, которой ру-
ководил офицер Волк. Кто такой Волк, я до сих пор не знаю. Он назначил мне
свидание в Доме армии и флота с тем, что придет Волк и мы за обедом познако-
мимся и ощупаем друг друга, потому что, во-первых, мог быть большевик вместо
Волка, во-вторых, те элементы, которые были бы уже слишком неподходящими
для нас, вроде жандармов, словом, крайняя правая и крайняя левая были нам
опасны. Мы себя считали центром тогда. Потом, через несколько дней, должно
было состояться наше свидание. Я как-то беру газету и смотрю: арестован какой-
то Волк и при попытке к побегу расстрелян матросами.
Крыленко: Вы конкретно не можете показать, какого характера были те офи-
церы, с которыми вы должны были связаться?
Паевский: Конечно, они были определенно беспартийными.
Крыленко: А кто вас свел с Мартыновым?
Паевский: Герштейн.
Крыленко: А с Мартыновым вас свел Герштейн. Так что, когда вы ездили в
Псков с Мартыновым, то вы ездили с ведома и по распоряжению Герштейна?
Паевский: Я не утверждаю того, что Герштейн давал инструкции Мартынову
относительно связи с контрреволюционным офицерством и т. д., потому что про-
тиворечило бы истине. Я знаю, что Герштейн дал ему определенное поручение
везти литературу, и он действительно ехал туда с мешком.
Крыленко: А какого сорта литературу, вы не помните?
Паевский: Вам достаточно взять архив и посмотреть, какая тогда была лите-
ратура у с.-р.
Крыленко: А вы сами не видели?
Паевский: Это был слишком серьезный момент, чтобы читать все летучки и
газеты, которые тогда выходили. Я участвовал в живой жизни.
Крыленко: Я задам еще один вопрос. Вы сказали, что вы, принимая всю от-
ветственность за свои слова, утверждаете, что в данном случае организация бое-
вых дружин и собрания в помещении городского района имели задачей вступле-
ния именно вооруженного характера.
Паевский: Совершенно верно — в том случае есть реальное соотношение сил
позволит.
Крыленко: Если реальное соотношение сил позволит... Дальше, вы говорите,
это якобы Кононов имел иного характера инструкцию. Это вам кто говорил, не
помните?
Паевский: Я не знаю, сколько это относится к процессу. Для меня процесс яв-
ляется историческим совещанием всего прошлого.
Председатель: Об этом вас не спрашивают. Отвечайте на то, что вас спра-
шивают.
Паевский: Это, в сущности, то, что я узнал в будущем, теперь, если хотите...
Крыленко: Значит, вы тогда не знали?
Паевский: Нет, тогда я этого не знал.
216
Крыленко: Но было ли вам известно с каких бы то ни было постановлений
ЦК о характере, который должна была иметь демонстрация?
Паевский: Нет.
Крыленко: Так вы действовали на основании инструкций, получаемых от
ЦК, и в полной уверенности в том, что такого рода инструкции со стороны ЦК не
было.
Председатель: Трибунал интересует роль ЦК во время вооруженной де-
монстрации у Таврического дворца. Не можете ли сказать, каково было уча-
стие членов ЦК и членов фракции Учредительного собрания в этой демонст-
рации?
Паевский: Товарищ председатель, разрешите сказать, что я был слишком ма-
ленькой величиной, имеющей узкоспециальное боевое назначение, и, конечно, до
партийного генералитете я не доходил, и в данном случае он был для меня почти
недосягаем, так что мне трудно ответить на этот вопрос.
Председатель: Вы не поняли вопроса: среди демонстрантов были ли члены
ЦК и Учредительного собрания?
Паевский: В том-то и дело, что не было. Это меня и возмутило. Сколько я их
ни искал, я не мог их найти.
Председатель: Чем же закончилась демонстрация?
Паевский: Разошлась.
Крыленко: Почему именно вы получили распоряжение на это?
Паевский: Иногда бывают вожди без армии, а в данном случае получилось
так, что маленький отряд очутился без вождей. Я не получил никаких приказа-
ний и указаний, что делать дальше.
Председатель: Вы подошли к Таврическому дворцу и...
Паевский: Да, и, не получив никаких указаний, я нескольким рабочим шеп-
нул: мы расходимся, и ушел сам.
Председатель: Сколько было рабочих?
Паевский: Приблизительно 50-70 человек.
Председатель: Не больше 100?
Паевский: Я говорю о своих боевиках, их было не больше ста человек. Груп-
пы Кононова с нами не было.
Председатель: У обвинения нет больше вопросов?
Крыленко: Нет.
Председатель: У защиты?
Тагер: Пока нет.
Председатель: У другой группы защиты?
Членов: Скажите, свидетель, можно ли подытожить характер шествия в день
созыва Учредительного собрания, назвать это шествие массовой жирной проле-
тарской демонстрацией или нет?
Паевский: Мне придется, в сущности, ответить на три вопроса. Первый во-
прос о массовой. Конечно, существует относительное понятие масс: масса может
быть и в 100, и в несколько тысяч человек. Конечно, это не была масса.
Членов: Была ли это пролетарская демонстрация?
Паевский: Безусловно, нет.
Членов: Какая?
Паевский: Входили мы, затем члены Крестьянского союза, немногочислен-
ные группки, затем чуть ли не вся бюрократия Петрограда.
Членов: Бюрократия Петрограда?
217
Паевский: Да: чиновничество, студенчество, гимназисты и гимназистки, чуй-
ки, барашковые шапки и воротники; рабочих было мало.
Членов: А затем, на третье прилагательное как вы ответите: «мирное»?
Паевский: Относительно «мирной» я уже ответил здесь.
Членов: Больше вопросов не имею.
Катаньян: Я ходатайствую в связи с показаниями свидетеля Паевского
огласить имеющийся в деле номер газеты «Голос России» абзац 1-й: «Обра-
щение к социалистическим партиям всех стран» за подписью Зензипова, Ру-
баковича, Руссапова, Сохомлина и Чернова. Если разрешите, я оглашу то ме-
сто, которое мне нужно, и попрошу тов. секретаря сверить. Это номер от
14 марта 1922 года «Воззвание к социалистическим партиям всех стран», по-
меченное число 9 марта 22 года. В этом воззвании говорится о характере де-
монстрации в день Учредительного собрания. Авторы воззвания обращаются
с протестом к рабочим всех стран, и там говорится, что именно стараниями
партии с.-р. был придан абсолютно мирный, не вооруженный характер мас-
совой рабочей демонстрации в честь открытия Учредительного собрания,
что не помешало большевистской власти разогнать эту мирную демонстра-
цию, и так далее. Я прошу трибунал обратить внимание на следующее об-
стоятельство.
Председатель: Это потом, сейчас секретарь сверит оглашенное место. Слово
для вопросам имеет обвиняемый Лихач.
Лихач: Вы сказали на вопрос обвинителя, что вы в гущу партийной работы
вошли после 4-го съезда и работали в Военной комиссии. Вы вспоминаете дату
окончания этого 4-го съезда?
Паевский: Нет.
Лихач: Я вам напомню, 5 декабря. Я могу это удостоверить, т. к. в деле имеет-
ся протокол последнего заседания, датированный 5 декабря.
Председатель: Правильно.
Лихач: Следовательно, ваша поездка на фронт в Везенберг, по поручению
Герштейна могла быть не раньше этой даты.
Паевский: Нет. Дело в том, что я в Военную комиссию был кооптирован еще
до съезда.
Лихач: Так что эти даты относятся...
Паевский: Уже к будущему. Вообще за даты я не ручаюсь, так как эти 2 с по-
ловиной месяца, к сожалению, не совсем изгладились из моей памяти.
Лихач: Видите ли, почему я вам задаю этот вопрос: или эта дата была в октяб-
ре 26-го, 27-го, 28-го, тогда, когда только что произошел Октябрьский переворот;
либо этой датой была поездка по поручению Военной комиссии, как правильно
работающего учреждения. Одно из двух.
Паевский: Нужно сделать определенный вывод. Мне, в сущности, не хоте-
лось прибегать...
Председатель (прерывая): Дело не в выводах.
Лихач: Дело не в выводах, а в точном установлении факта. Было ли это?
Паевский: Это было перед...
Лихач (прерывая): Значит, в октябре. Посылала ли вас впоследствии Военная
комиссия в лице Дашевского или Семенова на фронт, — скажем, в декабре, — с
тем чтобы вы привели дивизию в Петербург? Было такое поручение?
Паевский: Да, определенно было.
Лихач: Значит, в декабре вам предложили привести дивизию?
218
Паевский: Нет, не в декабре, а до моего выбора на съезд.
Лихач: Следовательно, это было до съезда?
Паевский: До съезда.
Лихач: В какое же время?
Паевский: Я третий раз говорю, что не могу припомнить, в какое время, но я
хотел один факт установить, что не только было, но так как я приехал во фран-
цузской военной форме, — я служил во французской армии и приехал в красной
фуражке с золотыми галунами, — мне не было в чем ехать. Товарищ Герштейн
был настолько любезен, что дал мне свою собственную шинель. Этот факт я могу
установить существенным доказательством, потому что эта шинель у меня
перешита...
Председатель (прерывая)-. Это не играет роли.
Лихач: Затем второй вопрос. Когда вы рассказывали о демонстрации, бывшей
в день открытия Учредительного собрания, вы указывали, что вы получили как
будто приказ от Семенова выйти вооруженными на эту демонстрацию. Вместе с
тем вы указали, что от Петербургского комитета в то же время был приказ, как
вам известно, выйти не вооруженными. Как это объяснить? У меня так точно и
записано.
Председатель: Свидетель говорит, что относительно Петербургского комите-
та сведения у него последующие, теперешнего периода. Тогда это ему известно
не было.
Лихач: Следующий вопрос. Если я вас не так понял, то извиняюсь. Вы указа-
ли о дожде денег, который сыпался в руки Семенова от таких-то организаций. Не
можете ли вы уточнить, что вы подразумеваете под словом дождь: количество,
затем точно указать те организации, откуда Семенов получал деньги.
Паевский: Когда вопрос касался дождя, то, может быть, выражение мое было
несколько преувеличенное, но для человека, у которого в кармане не было ни ко-
пейки и рубль кажется золотым дождем. Так было и с этой комиссией, у которой
раньше денег не было, потом появились тысячи и десятки тысяч. Помню, мне
были даны десятки тысяч. Расписки в расходовании денег я сдал непосредствен-
но Сергею Маслову перед тем, как он бесследно скрылся.
Лихач: Но все-таки от кого точно Семенов получал деньги?
Паевский: Я лично получил от Маслова Сергея.
Лихач: А не от Семенова? Вам известен случай получения Семеновым денег
из каких-то организаций?
Паевский: Я знаю, что у него были деньги. Я получил как-то деньги для того,
чтобы передать скрывавшемуся тогда полковнику Верховскому. Эти деньги, не
помню в каком количестве, я отнес на квартиру Чайковского.
Председатель: Деньги вы относили бывшему военному министру?
Паевский: Да, бывший военный министр: он скрывался, и мне была передана
определенная сумма, чтобы передать ему. Мне была показана явочная квартира
Чайковского, куда я отнес деньги.
Лихач: Откуда получал деньги Сергей Маслов?
Паевский: Я при получении им денег, конечно, не присутствовал, но для
меня является знаменательным одно из заседаний, — я не знаю, какой титул дать
этому заседанию: было ли это полугарнизонное совещание или штаб всех шта-
бов, — как раз шел вопрос относительно нищеты организаций в финансовом
смысле. Тогда же был возбужден вопрос о том, что придется получать деньги от
Комитета спасения и защиты.
91Q
Лихач: Значит, источником получения денег был Комитет спасения и защи-
ты. Что это за комитет?
Паевский: В его состав я не помню, кто входил, но я уверен в том, что входил
Сергей Маслов.
Лихач: У вас не было ли сведений о том, чтобы вы лично или кто-нибудь из
руководителей Военной комиссии или его членов, Семенов, Дашевский, получа-
ли бы деньги из французского посольства?
Паевский: У меня были на этот счет только предположения, а сведений точ-
ных не было. Предположения были на основании того, что партия социалистов-
революционеров взяла бы у кого угодно деньги (смех, шум).
Лихач: Позвольте вас спросить: как вы, старый революционер, могли рабо-
тать в партии, которая могла брать деньги у кого угодно, ездить на эти деньги по
поручениям партии с призывом в войска и т. д.?
Паевский: Разрешите мне ответить как старому революционеру, что именно
эта продажность партии, которая готова была продать себя за какие угодно
средства, плюс к этому ее лживость и двоедушие и лицемерие и использование
так называемого не существующего третьего пролетарского элемента, который
никогда в нее не входил, и трусливость ваших покорных слуг, которые прята-
лись за нашими спинами, заставили меня плюнуть в лицо и выйти из организа-
ции (смех, шум).
Председатель: Прошу успокоиться.
Лихач: Свидетель не ответил на первый заданный вопрос, как он мог рабо-
тать в партии и брать деньги из заведомо темного источника и, во-вторых, на по-
ставленный мною вопрос, брала ли партия или кто-нибудь из представителей
Военной комиссии, Семенов или Дашевский, деньги из французского посольст-
ва. Он ответил, что определенно не знает, но что были такие слухи. Я имею еще
несколько вопросов, но хотел бы удостоверить, что свидетель печатно указал, что
партия брала деньги у французского посольства. Этот документ имеется в деле, я
прошу его огласить. Это «Красный луч» № 10 15 марта 1922 года.
Председатель: «Красный луч» к делу, кажется, не приобщен.
Лихач: Нет, он имеется в общей газетной папке. В газете есть письмо Паев-
ского, я хочу, чтобы это письмо было оглашено.
Председатель: Вы более вопросов не имеете?
Паевский: Дело в том, что мне поставили вопрос, на который я хотел бы от-
ветить конкретно и не горячась. Мне был поставлен прямо вопрос: почему я ос-
тался в партии. Дело в том, что события шли быстро, как в калейдоскопе. Это
было в продолжение одной недели, десяти дней и т. д. События развивались то-
гда с ужасающей быстротой и, конечно, мое сознание человека, который с
1904 года находился в рядах партии, было таково, что у меня все время было
колебание. Я должен был иметь убедительные факты относительно того, прода-
ет ли себя партия, что она делает, и только когда я увидел поведение партии на
демонстрации, то, переживая перед тем душевную драму, я решил раз и навсе-
гда отграничить себя от партии. Когда вопрос касается доказательств, я гово-
рю, — простите за грубое сравнение, — то, когда в толпе испортили воздух, то
фактически нельзя установить, кто испортил, — но испорченный воздух слы-
шен. Такое же положение было и в отношении партии, когда вопрос касался
финансирования ее.	__
Председатель: Когда вы из партии вышли?
Паевский: Не помню даты: 18-19 января 1918 года.
220
Председательствующий: Через какое время после роспуска Учредительного
собрания?
Паевский: Через несколько дней.
Лихач: Разрешите огласить одно место, которое меня интересует, а гражда-
нин секретарь меня поправит, если я ошибусь (читает). Это относится к мо-
менту подготовки Учредительного собрания. Здесь совершенно точно черным
по белому написано. Я констатирую этот факт. Теперь разрешите мне задать
еще один вопрос свидетелю (обращаясь к свидетелю). Когда вы рассказывали
здесь о демонстрации, которая шла, — каков бы ни был ее состав, совершенно
безразлично в данный момент для меня, — которая шла к Учредительному соб-
ранию, то вы сказали, что «демонстрация подошла к Таврическому дворцу. Мы
так же были, человек 50-60, потоптались на месте, ничего не вышло и ушли на-
зад». Это верно?
Паевский: Абсолютно верно.
Лихач: А известно ли свидетелю, что ни одна демонстрация в день открытия
Учредительного собрания 5 января 18-го года не была пропущена к Таврическому
дворцу.
Паевский: Конечно, мне это известно было, как и вам известно было. Я не
пишу, что мы прошли в Таврический дворец.
Лихач: Нет, вы говорите, что были на площади Таврического дворца.
Паевский: Слово «площадь» в моем письме нет. Мы подошли к Таврическо-
му дворцу. Демонстрация остановилась, и конечно, и точка.
Лихач: Разрешите огласить: «Шествие подошло...» (Читает.) Я утверждаю,
что ни одно, не только шествие, но ни один человек, кроме имеющих специаль-
ные пропуска, в этот день не только к Таврическому дворцу, но в район Литейно-
го не было и не могло быть пропущено. Для того чтобы подойти к Таврическому
дворцу в этот день, нужно было по крайней мере 5-6 раз предъявлять пропуск,
через те цепи, которые в тот день окружали Таврический дворец. Затем разреши-
те задать свидетелю еще один вопрос.
Председательствующий: Позвольте уточнить. Что понимаете вы под словом
«подошли к Таврическому дворцу»? Подошли ли вплотную к решетке Тавриче-
ского дворца или как-нибудь иначе?
Паевский: Я был в шествии, которое видело Таврический дворец из-за забо-
ра, правда. (В зале смех.) Мы знали, где он находится, очевидно гражданин Лихач
не в курсе дела, и я просил бы его проконсультировать со своими коллегами по
скамье подсудимых.
Председатель: С какой стороны вы подходили?
Паевский: Мы шли по улице, как это водится.
Председатель: Но как называется эта улица?
Паевский: Не знаю. Я недолго прожил в Петрограде.
Председатель: Вы Невский пересекали?
Паевский: Шли по Невскому даже. А по Литейному мы не шли.
Председатель: Свернули ниже.
Паевский: Кажется, дальше.
Председатель: Если считать по направлению от Николаевского вокзала.
Паевский: Я Питер узнал за 6 дней до Октябрьской революции.
Председатель: Вы в задней части подходили к дворцу или с пассажа?
Паевский: Я помню, что мы шли по Невскому проспекту, а потом повернули
и подошли. Во всяком случае я круглый купол Таврического дворца видел, и по-
221
том мы обходили дворец. Во всяком случае не один я в состоянии установить,
что демонстрация к Таврическому дворцу подошла, и она там была.
Председатель: А относительно денег вам еще был задан вопрос?
Паевский: Я говорил, что денег у нас сначала не было, а потом появились.
Я знаю, что источником их был, безусловно, не Центральный комитет. Деньги
эти передавал Маслов в Центральный комитет, и Центральный комитет ника-
кого отношения к этим деньгам не имел, и Маслов являлся представителем, в
сущности, другой организации, но он мне давал деньги почему-то, как потом
давал Чайковский и другие. Я знаю, что деньги находились у Семенова, но до-
кументально я установить не могу. Документально установят, вероятно, дру-
гие, но носились тогда слухи, и у меня на основании таких слухов была уве-
ренность, что мы берем деньги, где можем. Брал ли эти деньги Семенов или
нет, — я думаю, что Семенов не обидится на меня, ибо я не хотел бы его обви-
нить с лишним преступлением говоря, что он деньги брал в миссии. Может
быть, в это время, может быть, я ошибаюсь, и он не тогда их брал, а брал по-
том. Может быть, источником служил один Маслов. Но во всяком случае чу-
жие источники уже тогда были. Вот что я хотел установить в своем печатном
письме.
Председатель: Во всяком случае вы предполагаете, что деньги шли из фран-
цузской миссии?
Паевский: Конечно.
Председатель: Но перед лицом Верховного трибунала вы установить это до-
кументально не можете?
Паевский: С категоричностью я это утверждать не могу, а мое внутреннее
убеждение разрешите оставить при себе.
Председатель: Подсудимый Герштейн.
Герштейн: Гражданин Паевский, я просил бы вас, если можете, более точно
сказать, когда была ваша первая встреча и первое появление в Военной комис-
сии. Будьте любезны, припомнить и сказать.
Паевский: Может быть, это мне напомнит Семенов. Это было первое лицо, с
которым я встретился в Военной комиссии.
Председатель: Скажите примерно.
Паевский: Во всяком случае после Октябрьского переворота и до 4-го съезда.
Председатель: После Октябрьского переворота и до 4 съезда.
Паевский: Да, в этот период.
Председатель: Примерно между 25 и 30 октября.
Герштейн: Гражданин председатель, разрешите огласить то место из показа-
ния Паевского, которое было дано на предварительном следствии, где он точно и
определенно указывает, когда он попал в Военную комиссию. Разрешите читать
«Участие мое в рабочей партии социалистов-революционеров после приезда в
Россию началось...» (Читает.) Съезд кончился 5 декабря. Разрешите спросить
гражданина Паевского, какое же из его показаний более правильно: то ли, кото-
рое он дал на предварительном следствии, или то утверждение, которое он дела-
ет сейчас?
Председатель: Я констатирую, что здесь спор идет вокруг двух недель факти-
чески, потому что и на предварительном следствии Паевский показал, что во
время Октябрьского переворота «я работал ..во главе автосанитарного отряда
Союза городов, в бою с войсками Керенского... затем я попал на 4-й съезд партии
социалистов-революционеров, введенной тогда Семеновым» и так далее. Так как
222
4-й съезд начался 27 ноября, значит, в конце ноября и в начале декабря, очевид-
но, Паевский не входил в состав Военной комиссии. Речь идет о начале ноября и
20-х числах ноября.
Паевский: Я уже и раньше говорил, что до съезда и был кооптирован в Воен-
ную комиссию и работал в ней. Но называл я себя членом комиссии с момента
утверждения меня съездом. Но и до этого времени, с первых же дней моего появ-
ления и до съезда, я работал в комиссии. В конце концов, откуда же я получил
мандат на съезд.
Председатель: Я и хотел спросить, как же вы попали на 4-й съезд?
Паевский: Я имел мандат от Военной комиссии, в которую был кооптирован
до 4-го съезда.
Лихач: Каким образом вы могли по мандату Военной комиссии пройти на
съезд?
Паевский: Вам надо спросить об этом вашу Мандатную комиссию, как она
выдавала мандаты и пропуска на съезд.
Лихач: Значит, вы утверждаете, что были делегатом на съезде от Военной ко-
миссии. Можно навести справку в протоколе в докладе Мандатной комиссии.
Председатель: Во всяком случае, на всяком партийном съезде есть члены с
решающими голосами, есть с совещательными и есть гости. Я констатирую, что
на 4-м съезде Паевский был избран в Военную комиссию. Он заявляет, что при-
сутствовал на совещаниях секций 4-го съезда, что он был и участвовал в работах
съезда. Это неоспоримый факт. Гости же не участвуют в работах съезда, никогда
этого не бывает.
Лихач: Почему, в военных комиссиях участвуют и гости. (Смехза столом об-
винения и в зале. Реплика Луначарского'. «Да, еще в военной секции».')
Председатель: Я должен констатировать, что хотя это не имеет особого зна-
чения для дела, но, так как вы определенно путаете свидетеля, ни на одном пар-
тийном съезде никогда гости в работах съезда не участвуют. В работе съезда при-
нимают участие члены с решающими голосами и делегаты с совещательными
голосами.
Лихач: Установление именно этого факта для меня важно потому, что Воен-
ная комиссия, конечно, не посылала своих делегатов на съезд. На съезде была
выбрана Военная комиссия из числа и неделегатов съезда. В частности, Паев-
ский, который, конечно, не мог быть делегирован ни от одной организации, был
тем не менее избран в Военную комиссию при Центральном комитете по
рекомендации, поскольку он работал в военной секции.
Председатель: Но на 4-м съезде он был или нет?
Лихач: На 4-м съезде он, конечно, был.
Председатель: Нам этого достаточно.
Лихач: Но я хочу установить, для чего я задаю этот вопрос. Меня интере-
сует вопрос поездки гражданина Паевского в Везенберг. Паевский на мои на-
стойчивые вопросы по этому поводу ответил, что это было до 4-го партийного
съезда. Товарищ Герштейн процитировал его собственные показания о том,
что он до 4-го съезда, как раз в период острой борьбы с советской властью,
участвовал в военной работе. Следовательно, эта поездка или вовсе не имела
места или могла иметь место после 4-го съезда. Это я хочу констатировать и
больше ничего.
Председатель: Для того чтобы выяснить этот вопрос, я сейчас задам во-
прос гражданину Герштейну. Вам известно о поездке Паевского в 12-ю армию
223
в Везенберг, кажется, в 12-ю армию, во всяком случае в одну из дивизий, ко-
торая там стояла.
Герштейн: Я помню, что была поездка Паевского, но куда, я сейчас при-
помнить не могу. Эта поездка могла иметь место только в ноябре или даже в
декабре. Я помню этот факт вот почему: об этом упоминал и гражданин Паев-
ский, это было перед моим отъездом из Петрограда. Он явился ко мне и зая-
вил, что не может ехать, так как он во французской форме. Я дал ему свою
шинель и после этого Паевского больше не видел. Это могло быть только в
декабре месяце.
Председатель: Вы, значит, устанавливаете этот факт. Тут небольшой во-
прос, который нужно уточнить. События были четыре год тому назад и нам,
путем перекрестного опроса, легче их установить. Вы утверждаете, что поезд-
ка в Везенберг была, вы отдали шинель, потому что свидетель был во фран-
цузской форме.
Герштейн: Я не знаю, куда он был послан, но я помню, что я отдал шинель.
Председатель: Во всяком случае в одну из дивизий?
Герштейн: Посылался.
Председатель: С какой целью?
Герштейн: Посылался с целью узнать настроение дивизии и вообще с целью
информационной. И только.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель.
Крыленко: Прежде всего разрешите констатировать уже четыре факта. Пер-
вый — о том, что гражданин Герштейн действительно отдал свою шинель. Вто-
рой факт — что гражданин Герштейн посылал гражданина Паевского в поездку.
Третий — что посылал с информационной целью, узнать о настроении. Четвер-
тый — что посылал в одну из дивизий. Вы, может быть, установите, в какой
район вы послали Паевского?
Герштейн: Может быть, в Псков, может быть, в Везенберг.
Крыленко: Этого вы не хотите уточнить. Скажите, пожалуйста, если стать на
точку зрения вашей версии, то в декабре месяце имелись ли или были ли попыт-
ки, — а это нам тоже очень важно, — со стороны Центрального комитета партии
узнавать о настроении частей, и если были, то с какой целью?
Герштейн: Были, конечно.
Крыленко: С какой целью?
Герштейн: Очень просто. Мы были заняты выяснением настроения армии, с
целью защиты Учредительного собрания.
Крыленко: Теперь скажите, пожалуйста, когда вы уехали из Петрограда?
Герштейн: Срок могу сказать точно: 30 декабря.
Крыленко: Вы 30 декабря уехали?
Герштейн: Да.
Крыленко: А лично вы были ли в Пскове?
Герштейн: Нет.
Крыленко: А в Могилеве?
Герштейн: Был.
Крыленко: Когда вы были в Могилеве?
Герштейн: Мое пребывание в Могилеве я могу установить так; я уехал оттуда
за два дня до вашего прибытия туда. (Смех.) —
Крыленко: Может быть, вы установите точно дату?
Герштейн: Нет, я не помню, но вы можете напомнить мне.
Крыленко: К сожалению, я здесь не имею права напоминать, ибо в каче-
стве обвинителя не могу сказать ни одного слова. Поэтому я буду просить
вас вспомнить. Если не вспомните, мы скажем так: первая половина
ноября.
Герштейн: Когда?
Крыленко: Первая половина ноября.
Председатель: Я прошу других обвиняемых не суфлировать. (Смех.) Это не
полагается.
Герштейн: Это было после съезда.
Крыленко: Может быть, вы скажете, сколько времени вы пробыли в Мо-
гилеве?
Герштейн: По этому поводу я дам специальное объяснение после.
Крыленко: Не желаете сказать.
Герштейн: Я могу, пожалуй, сказать?
Крыленко: Пожалуйста.
Герштейн: Там были мои товарищи Гоц, Чернов и Авксентьев.
Крыленко: Чернов и Авксентьев нам не важна. Значит, Гоц был?
Герштейн: Да, был.
Крыленко: На какой предмет?
Герштейн: Мы были приглашены общеармейским комитетом по вопросу о
создании социалистического правительства.
Крыленко: Вы ездили рассуждать о социалистическом правительстве?
Герштейн: Ездили не рассуждать, а решать вопрос.
Крыленко: Теперь потрудитесь сказать, с кем вы уехали оттуда?
Герштейн: Этого я не помню.
Крыленко: Может быть, кто-нибудь другой из подсудимых помнит?
Герштейн: Возможно.
Крыленко (обращаясь к председателю)1. Разрешите задать кому-нибудь из под-
судимых этот вопрос?
Председатель: Пожалуйста.
Гендельман: Какой вопрос вы задаете?
Крыленко: С кем уехал обвиняемый Герштейн из Могилева?
Гендельман: Это может вспомнить тот, кто там был.
Семенов: Это я помню. Я уехал с членом Центрального комитета Герштейном
в одном купе. Мы ехали вместе, и после приезда в Петроград я остановился у
него на квартире.
Крыленко (обращаясь к Герштейну)1. Теперь вспомнили?
Герштейн: Очень возможно, что ехал Семенов, но я категорически утвер-
ждаю, что он у меня на квартире никогда не останавливался.
Крыленко: Этот вопрос оставим, он существенного значения не имеет. А вот
существенно, что вы вместе с ним ехали. А вы Мартынова знали?
Герштейн: Знал. Он старый партийный работник.
Крыленко: Вы его куда-нибудь посылали?
Герштейн: Возможно, что и посылал.
Крыленко: Куда?
Герштейн: Мог посылать по партийным делам.
Крыленко: В какие города?
Герштейн: Не помню. Может быть, посылал не один раз.
Крыленко: С мешком или без мешка?
225
Герштейн: Не помню. Я слишком много их посылал для того, чтобы запомнить.
Крыленко: Этого факта вам-то неугодно помнить. Скажите, в Везенберг вы
тоже кого-нибудь посылали или в Везенберг не посылали?
Герштейн: Я сам туда ездил.
Крыленко: Один?
Герштейн: Я могу говорить о себе, о других говорить не желаю.
Крыленко: Не угодно, прекрасно. В качестве кого вы туда ездили?
Герштейн: В качестве члена Центрального комитета правых социалистов-
революционеров.
Крыленко: А не в качестве руководителя Военной комиссии?
Герштейн: Нет.
Крыленко: А руководителем Военной комиссии вы тогда были?
Герштейн: Был до 4-го съезда.
Крыленко: Вы были руководителем Военной комиссии до 4-го съезда. Ска-
жите, в период Октябрьского переворота и до созыва съезда Военная комиссия
имела задание завязывать связь с войсками?
Герштейн: Имела.
Крыленко: В качестве таковой задачи это задание лежало на вас?
Герштейн: Наблюдение за ее работой — да, на мне.
Крыленко: Связь и направление ее работы лежало на вас?
Герштейн: Да.
Крыленко: С этой целью вы ездили или посылали в Везенберг и Псков?
Герштейн: Может быть, и с этой, может быть, и с другой целью. Может быть,
и с этим. Возьмем первую половину вашего ответа. Исходя из того, что Паевский
утверждает, что он до 4-го съезда, по вашему поручению, поехал в Псков и Везен-
берг вместе с Мартыновым, которого, как вы говорите, вы посылали, может быть,
с мешком, может, без мешка, вытекает ли отсюда, что Паевский до 4-го съезда от
вас как от руководителя Военной комиссии получал задания ездить в Везенберг
и Псков вместе с Мартыновым?
Герштейн: Я утверждаю, что Паевский мог ездить только до 4-го съезда. По-
сле 4-го съезда ответственность, как вы можете видеть из протокола, лежит на
т. Лихаче. Затем то время, которое я имел возможность отдавать военной рабо-
те, — у меня были другие партийные обязанности, — я все же по временам, но не
постоянно, наведывался в Военную комиссию и поэтому мог вполне посылать
Паевского и после 4-го съезда, но я утверждаю, что до 4-го съезда он этого
поручения от меня не получал.
Крыленко: В протоколе ЦК указано, что Военной комиссией заведовал Ли-
хач, это имело место после конца 4-го съезда при распределении обязанностей.
Отсюда вытекает, что после 4-го съезда обязанность направления работы Воен-
ной комиссией лежала на Лихаче, а не на нас?
Герштейн: До 4-го съезда на мне.
Крыленко: До 4-го съезда на вас специально. Не известно ли вам о поездке
члена ЦК Фейта до 4-го съезда, которая носила такой же характер?
Герштейн: Нет. Фейт никогда не был членом ЦК за этот период. Он был толь-
ко управляющий делами одно время.
Крыленко: Об его поездках вам ничего не известно?
Герштейн: В какое время?
Крыленко: До 4-го съезда, в период Октябрьского переворота?
Герштейн: Я по этому вопросу отказываюсь отвечать. Он ответит сам.
226
Крыленко: Хорошо, это мы спросим у Фейта, но мы желали спросить у
рас. А в Царское или Гатчину кто-нибудь ездил из членов Центрального ко-
митета?
Герштейн: На такие вопросы я отвечать отказываюсь. Дам ответ в свое
время.
Крыленко: Значит, можно считать твердо установленным, что в период до
4-го съезда, когда обязанность завязывания связей, или, выражаясь проще, мо-
билизация военных сил, лежала на Военной комиссии и на вас как руководите-
ле комиссии с вашего ведома и по вашему поручению ездил в разные военные
части Мартынов, как вы сказали, а может быть, и другие ездили, и кроме того,
и вы сами.
Герштейн: Разрешите мне сделать заявление, которое кое-что разъяснит.
Я должен сделать заявление, что в вашем обвинительном акте состав ЦК, на-
бранный на 3-м съезде, указан не полно, ибо в состав ЦК, избранном на 3-м съез-
де, входил и я, и я беру на себя полную ответственность за все действия ЦК, не
только избранного на 1-м съезде, но и на 3-м съезде.
Председатель: На счет состава ЦК мы будем иметь специальное суждение.
Герштейн: ЦК на первом заседании, по окончании съезда, поручил мне
организовать Военную комиссию. Должен сказать, что задачей Военной ко-
миссии в 17-м году была не организационно-боевая, а исключительно куль-
турно-просветительная, и только в период, предшествовавший октябрю, ко-
гда перед нами стала выясняться неизбежность столкновения с большевист-
ской партией, с партией коммунистов — только тогда перед нами встал
вопрос о необходимости организации военных сил на предмет защиты Учре-
дительного собрания.
Председатель: Примерно с какого времени?
Герштейн: Этот вопрос стал перед нами после июльских дней 17-го года. Но
первое время он стоял перед нами более теоретически. Практически мы стали ра-
ботать в конце августа, в сентябре.
Крыленко: Я могу быть вам сугубо благодарен за уточнение неполных сведе-
ний, в которых был опубликован состав ЦК, набранный на 3-м съезде. Но в
«Партийных известиях» имеется очерк деятельности Военной комиссии, где в
первом пункте указано, что задачи были:
«1) Установление связи с партийными организациями в армии, создание пар-
тийных ячеек там, где их еще не существовало, и, наконец, объединение всех во-
енных организаций партии в одно стройное, гибкое целое, посредством которого
ЦК партии мог бы постоянно находиться в живом контакте с партийными това-
рищами в армии и, в свою очередь, наиболее быстро давать руководящие
директивы армейским партийным организациям.
2)	Содействие демократизации армии, упрочению положения войсковых ор-
ганизаций, расформированию военного управления и подбору командного
состава.
3)	Ведение на фронте предвыборной кампании в Учредительное собрание и
4)	Подготовка материалов для работ военной секции партии в Учредитель-
ном собрании».
Дальше указывается (читает)'. «Комиссия состояла из 2 челнов ЦК
(Л. Я. Герштейна и М. П. Затонского)». Так как это задание, видимо, имело место
до 1-го съезда, подвергалось ли оно уточнению и в какой связи с этим уточнени-
ем были эти предпосылки, которым мне все-таки хочется вернуться?
227
Герштейн: Я должен указать, что, несмотря на то что ЦК придавал больше
значение культурной работе Военной комиссии, он не мог в течение периода до
октября месяца уделить значительные силы для работы в ней, и поэтому это за-
дание не уточнилось и даже в значительной степени оказалось невыполненным.
Единственно, что сделала Военная комиссия в этот период, — это было поддер-
жание связи и изредка посылка общепартийной литературы. Даже специально
военной литературы у нас не издавалось, за исключением того, что издавалось на
фронтах. Если вы рассмотрите отчет ЦК, то вы узнаете, что на организационные
расходы комиссии отпускалось всего около 3 с половиной тысячи в месяц. Это
летний период 17-го года до 4-го съезда. Конечно, после 4-го съезда партия иначе
стала смотреть на Военную комиссию, серьезнее к ней относилась, ибо это был
период подготовительной к борьбе работы.
Председатель: Есть еще вопросы?
Крыленко: Я сейчас уточню другие факты. (Обращаясь к свидетелю.) Тов. Па-
евский, после всего того, что здесь говорил Герштейн, я еще вас спрошу: вы ездили
в Псков с Мартыновым?
Паевский: Да.
Крыленко: Вы ездили узнать настроение дивизии, которая должна была дви-
нуться на Петроград?
Паевский: Да.
Крыленко: Вы ездили в Псков для выяснения настроения ударного ба-
тальона?
Паевский: Да.
Крыленко: И вам там предлагал командир батальона, как вы говорите,
оружие?
Паевский: Да.
Крыленко: Следовательно, задачей этих поездок было оказание вооруженной
помощи?
Паевский: Да.
Крыленко: Имело ли это место в первые недели после Октябрьского перево-
рота или в декабре?
Паевский: Я в данном случае попрошу установить точные данные через како-
го-нибудь другого члена Военной комиссии. Я понимаю, что в настоящем про-
цессе играет огромную роль установление этих дат. Я еще раз скажу, что дат я
точно не помню. Я устанавливаю факт определенной цели моих поездок, и что
всякий раз меня командировали туда член ЦК Герштейн. Может быть, другие
члены Военной комиссии напомнят мне дату, потому что такие мои поездки
производились всякий раз с ведома Центральной военной комиссии.
Крыленко: Мы других по этому поводу будем своевременно спрашивать, по-
тому что посылать войска для получения определенной помощи исторически
имело смысл только в один определенный период. Я и спрашиваю, имело ли это
место непосредственно в период после Октябрьского переворота, когда Гер-
штейн, Гоц ездили в Могилев, Царское, Гатчину и Везенберг, Псков, или это
имело место в декабре?
Паевский: Нет, это имело место, очевидно, сейчас же после Октябрьского
переворота.
Крыленко (обращаясь к председателю)'. Я-буду просить разрешить мне в свя-
зи с показаниями свидетеля Паевского задать некоторые вопросы обвиняемым
для уточнения фактов, только что мною затронутых.
228
Председатель: Вопросы обвиняемым вы будете задавать в свое время. Объяв-
ляю перерыв на 10 минут.
{После перерыва заседание возобновляется в ... ч ... м.)
Председатель: Заседание возобновляется. Слово для вопроса имеет обвиняе-
мый Гендельман.
Гендельман: Я прошу предоставить раньше слово для вопроса защитнику
Тагеру.
Председатель: Защитник Тагер имеет слово для вопроса.
Тагер: До какого периода вы были руководителем или организатором рабо-
чих дружин?
Паевский: До разгона Учредительного собрания.
Тагер: Каков был состав Бюро Военной комиссии в тот момент, когда вы по-
кинули обязанности организатора рабочих дружин?
Паевский: В комиссию входило 8 человек, если не ошибаюсь.
Тагер: А в Бюро?
Паевский: Я не помню кто.
Тагер: Кого-нибудь помнит?
Паевский: Гражданин председатель, можно ли мне в связи с показанием сви-
детеля Паевского задать вопрос обвиняемому Семенову?
Крыленко: Как раз мне в этом было отказано.
Председатель: Я отказал государственному обвинителю в вопросах обви-
няемым.
Тагер: В зависимости от этого я буду иметь вопросы свидетелю Паевскому,
или не буду.
Председатель: Задавайте.
Тагер (обращаясь к Семенову): Скажите, пожалуйста, об этом свидетеле вы го-
ворите в ваших показаниях от 15 марта в следующих словах: «Прежний организа-
тор дружин Паевский был устранен по постановлению Бюро Военной комиссии»?
Семенов: Об этом самом.
Тагер: Об этом самом свидетеле говорится на стр. 18-й вашей брошюры:
«продолжалась организация наших рабочих дружин. Прежний руководитель
этой работы, Паевский, был признан негодным к этой роли: плохой организатор,
хвастун, не внушал доверия рабочим». Об этом?
Семенов: Да, об этом.
Тагер: Вопросов я больше к этому свидетелю не имею.
Председатель: Защитник Карякин.
Карякин: Я прошу дать слово сначала другому защитнику, потом мне.
Председатель: Я не могу быть в зависимости от ваших соглашений. Защит-
ник Карякин имеет слово для вопроса.
Карякин (обращаясь к свидетелю): Когда вы шли в демократы, о которой
вы говорите, на своем пути встречала ли она другие демонстрирующие груп-
пы или нет1?
Паевский: Конечно. Часть других групп, очевидно, присоединилась к нам по
пути.
Карякин: Очевидно, присоединилась?
1 Так в тексте.
229
Паевский: Не очевидно, а наверное.
Карякин: Я говорю не об отдельных людях, а о группах.
Паевский: И я о группах.
Карякин: Против вашей демонстрации вооруженная сила была применена
или нет?
Паевский: Нет.
Карякин: В этот день вы слышали ружейную стрельбу?
Паевский: В этот день была убита Горбачевская и еще один человек.
Карякин: Кем была убита?
Паевский: Не знаю, мне до сих пор неизвестны подробности этого дела.
Карякин: А столкновения на Литейном и Кирочной и в др. местах были в
этот день?
Паевский: Да.
Председатель: Защитник тов. Шубин.
Шубин: Здесь читали, что вы, после того как ходили в демонстрацию к Учре-
дительному собранию, оказались негодным. Вы действительно тогда были уже
негодны, чтобы организовать рабочие дружины для с.-ров?
Паевский: Против меня велась определенная интрига в определенных частях
боевых дружин; во главе этой части стоял рабочий Кононов...
Шубин: Я спрашиваю, после того как вы видели демонстрацию, вы уже не го-
дились больше для организационной работы, вы уже не хотели больше работать?
Паевский: Я выяснил себе сущность состава массы, которая шла за нами.
Мне важно было это установить, ибо перед этим я 9 лет не был в России и 3 года
провел во французской армии и отстал от событий, и когда я приехал, я не пони-
мал совершенно политической ситуации в России. И в течение 2 с половиной ме-
сяцев я уяснял себе шаг за шагом истину.
Председатель: Вы не поняли вопроса. После неудачной демонстрации в день
открытия Учредительного собрания имели ли вы внутренние силы для дальней-
шей работы по организации боевых дружин, считали ли вы себя после этого
внутренне годным для этой работы?
Паевский: Только не в рядах с.-ров.
Шубин: Так что с.-ры, с своей точки зрения, вполне правильно отстрани-
ли вас?
Паевский: Спрашивайте у них.
Шубин: Теперь скажите следующее: говоря о вашем внутреннем убеждении,
что деньги или из французского источника, вы сказали, что партия с.-р. могла
брать тогда деньги у кого угодно. А почему вы думаете, что французская миссия
могла тогда дать с.-рам деньги?
Паевский: Потому что политическая ситуация была такова, что срыв войны
был Франции более всего невыгоден. Это ясно, и вы сами понимаете, так что за-
даете совершенно лишние вопросы, по моему мнению.
Председатель: Не вам судить лишние, ли это вопросы или нет. Здесь нужна
точность, и защита хочет уточнить некоторые ваши показания и ответы.
Паевский: Политическая ситуация была такова, что Франция больше всего
была заинтересована в войне.
Шубин: Французский империализм более всего заинтересован?
Паевский: Да, французский империализм. Я тогда три года провел во фран-
цузской армии и знаю, с какой пеной у рта они добивались войны. Я пережил во
Франции момент с февраля до октября месяца и знал, что делается в определен-
230
ных французских кругах по поводу срыва войны и керенщины, по поводу демо-
билизации. Я слышал относительно вывоза в пустой бочке от вина генерала (фа-
милия не слышна), я слышал, что между двумя частями французских войск про-
изошло столкновение; что провокационная выходка русских атташе полковника
Игнатьева вызвала перестрелку, в которой русские части крошили друг друга; я
знал о всей провокации, которую Франция предпринимала, чтобы задавить вол-
ну свободного движения, которая началась в России, и передать власть в руки
определенной военной диктатуры, чтобы довести нужную для Франции войну
до победного конца.
Председатель: Слово имеет защитник Патушинский.
Патушинский: И это обстоятельство делало их союзниками эсеров?
Паевский: Безусловно.
Патушинский: Скажите, вы сказали, что вас особенно возмутило отсутствие
членов Учредительного собрания и членов Центрального комитета на демонст-
рации. Почему это вас так возмущало?
Паевский: Потому что я думаю, что момент, когда мы, так сказать, идем
вооруженные — это слишком великий момент в жизни каждого человека, тем
более в жизни старого революционера, который несет свою жизнь за револю-
цию один раз. Вот, когда человек так идет в бой, он хотел бы, чтобы те, кто ру-
ководит партийной работой, руководит этим боем, были поближе к рабочей
массе. Такой массой являлись именно мы, а мы не только их не видели, но они
устранили себя от непосредственного руководства над нами, и это глубже всего
возмущало. Это им дало возможность потом отказаться, и мы знали, что руко-
водители умывали руки. Это двоедушие и лицемерие было ясно и для меня как
старого революционера; именно, был ясен такой факт, когда я убедился, что не
было броневиков, ни Семеновского, ни Преображенского полков и вся демон-
страция вылилась в пустой пшик и разнеслась по воздуху и что на самом деле,
если бы были представители Центрального комитета или члены Учредительно-
го собрания, тогда, может быть, демонстрация имела бы более внушительный
характер и, может быть, не произошло бы того ненужного кровопролития, по
теперешнему моему понятию, которое, конечно, имело место. Я полагаю, что
трусость Центрального комитета и фракции Учредительного собрания, которые
даже отказались подписать простой приказ к семеновцам, которые не могли
примкнуть, которые требовали приказа, я полагаю, что благодаря всем этому
демонстрация разлетелась в мыльный пузырь.
Патушинский: Вы говорите, что вам не удалось захватить Семеновский полк,
почему, при каких обстоятельствах это было?
Паевский: Мы подошли с демонстрацией, Семеновский полк, насколько мне
помнится, расположен вблизи Царскосельского вокзала. Я плохо знаю Петро-
град, может быть, меня кто-нибудь поправит, но у нас было по плану заранее вы-
работано послать делегацию в Семеновский полк, чтобы вызвать полк вооружен-
ным, в боевой готовности, на улицу. Мы пришли, там происходило заседание
полкового комитета, который как раз решал этот вопрос. Я сам принял участие в
призыве полка к выступлению, говорил и Семенов, говорили частью и другие. Со
стороны полка была нерешительная политика, и даже полковой комитет не ре-
шался прямо; может быть, он прятался за лазейку, но во всяком случае полковой
комитет требовал предъявления доказательств, что Центральный комитет или
фракция Учредительного собрания зовет Семеновский полк. Я ясно помню, что
в таком духе происходило заявление полкового комитета.
941
Патушинский: Значит, никакого письменного документа в том, что Централь-
ный комитет призывал к вооруженной демонстрации, у вас не осталось?
Паевский: У меня не было. Я был слишком малой величиной, я был только
дисциплинированный революционер и обязан был действовать согласно прика-
за, устного или письменного — для меня не имело значения.
Патушинский: А Семеновский полк хотел получить письменный приказ?
Паевский: Да. За несколько дней до этого состоялось гарнизонное собрание,
на котором Семеновский полк готов был выступить, делал учет сил.
Патушинский: Как же вы объясните то, что Центральный комитете призывал,
как вы говорите, к вооруженной демонстрации, а в то же время не хотел дать ни-
какого письменного распоряжения об этом. Почему?
Председатель: Слово для вопроса защитнику Муравьеву.
Муравьев: Вы давали показание следователю по этому делу?
Паевский: Вероятно, у вас находится копия всего моего показания, так что вы
можете вывести заключение, что я давал.
Муравьев: Я вас спрашиваю о факте.
Председатель: Защитник Муравьев, вы ознакомились с делом; очевидно, вам
известен этот факт. Вам известно, что показания Паевского имеются в деле? Для
чего задавать лишние вопросы.
Муравьев: Я хочу подойти к вопросу в связи с показаниями. Мне казалось,
что так свидетелю легче будет вспоминать. Мне хотелось спросить вас, что вы
показывали следователю и что вам известно было относительно Семенова и его
отношения к вам, а также...
Председатель: Виноват, защитник Муравьев, вам, вероятно, известно, что
нельзя свидетеля спрашивать о том, что он показывал следователю. Вы задавайте
прямо вопросы, а затем, если будут расхождения, вы можете потребовать оглаше-
ния соответствующего места показания.
Муравьев: Я потому позволил себе задать этот вопрос, что несколько раз тут
просто читали соответственные места показания. Я с вами совершенно согласен.
Теперь я буду знать и буду требовать оглашения соответствующего места, когда
будет расхождение.
Председатель: Требовать оглашения ваше право, когда будет расхожде-
ние.
Муравьев: Какие отношения были у Семенова к вам и какие отношения были
Семенова к его дружине?
Паевский: Семенова я знал за два года до войны. Он всегда мне представлял-
ся идейным и честным трудящимся. И точно таким же человеком я его считаю и
теперь. Что касается его отношения ко мне в работе, то я не могу отрицать того,
что у Семенова несколько властный характер. Это безусловно. Затем, что касает-
ся дальнейшего расхождения и, быть может, того выражения, которое привел за-
щитник в брошюре, то пусть останется это у Семенова. Это его мнение. Этот во-
прос имеет для меня слишком объективное значение, чтобы придираться к этому
вопросу, но я думаю, что его отношения ко мне были основаны на той интриге
определенной группы боевиков, руководителем которой был Кононов и которая
привела к определенному концу, ибо в конце концов для петроградских рабочих
я был новым человеком и, главным образом, потому, что я был офицер. Я был во-
енным французским врачом.
Муравьев: Соблаговолите ответить на мой вопрос.
Паевский: Ставьте яснее.
232
Председатель: Вы ставили вопрос об отношении Семенова к Паевскому, на
это вы получили ответ?
Муравьев: Изменились ли за последнее время отношения Семенова к вам?
Паевский: За какое последнее время? Будьте любезны, назвать точнее пери-
од, если вы требуете точного ответа.
Муравьев: После заседания Военной комиссии, на котором вы были с Семе-
новым перед открытием Учредительного собрания. Так вот, ко времени этого за-
седания изменились отношения к вам Семенова или нет?
Паевский: Я думаю, что этот вопрос вернее будет поставить Семенову.
Муравьев: Ведь вы наблюдали отношение человека к вам раньше и т. д.
Паевский: Я могу вам сказать только то, что я в то время, когда происхо-
дили такие громадные общественно-революционного характера события, как
эти события, — в эти дни мне не было возможности заниматься моим личным
отношением с тов. Семеновым. Я ставил вопрос исключительно на деловую
почву. Я могу сказать, что Семенов руководил пропагандистской и военной
работой, близко к боевой организации, официальным руководителем которой
я был назначен. Я это не только допускал, но считал необходимым, потому
что Семенов находился в России в течение двух лет. Ему была знакома опре-
деленная ситуация, так что я не только терпел вмешательство его в работу, но
и приветствовал. Он был, если хотите, человеком, с которым я очень часто
советовался.
Муравьев {обращаясь к председателю): Разрешите мне процитировать пока-
зания свидетеля и спросить его, подтверждает ли он эти показания или нет. {Об-
ращаясь к свидетелю.) Вот, что вы показали: «Подробностей заседания я не пом-
ню, так как от меня гражданин Семенов стал конспирировать. Вообще Семенов
был в высшей степени властным и крайне своевольным, мне ничего не показы-
вал и ни с кем не считался». Подтверждаете ли вы правильность этого показания,
записанного следователем Аграновым и вами подписано?
Паевский: Это есть наше изменившееся отношение. Вообще, я должен ска-
зать, что я подпал под его влияние в делах комиссии.
Муравьев: Вы это подтверждаете?
Паевский: В отношении меня — я подтверждаю?
Муравьев: Тут написано «от меня тогда уже стал конспирировать». Вы изво-
лили сказать, что вы выступили из партии социалистов-революционеров во вто-
рой половине января, а когда вы вступили в коммунистическую партию?
Паевский: Я никогда не состоял членом коммунистической партии и сейчас
не состою.
Председатель: Защитник Муравьев. Я попросил бы вас внимательнее отно-
ситься к ходу процесса. Этот вопрос я задавал свидетелю, и он ответил.
Муравьев: Я не слышал. Это, вероятно, было тогда, когда свидетель обращал-
ся не к нам.
Председатель: Свидетель не обязан обращаться к вам, а к трибуналу. Прошу
со мной не полемизировать.
Муравьев: Я и не полемизирую, но свидетель очень тихо говорил, и значи-
тельную часть его показаний мы не слышали, так что не моя в этом вина. {Обра-
щаясь к свидетелю.) Скажите, во время той демонстрации, когда вы протопта-
лись совершенно бесполезно у Таврического дворца, известно ли вам, что тогда
были рабочие демонстрации на других улицах?
Паевский: Мне это неизвестно.
233
Муравьев: Известно ли вам, что было много среди жертв рабочих после этого
дня?
Паевский: Я не знаю классового состава этих жертв. И затем — что вы назы-
ваете рабочей демонстрацией, какой процент рабочих должен находиться в де-
монстрации, чтобы называться рабочей? {Смех и шум.}
Муравьев {обращаясь к председателю}'. Разрешите мне спрашивать свидете-
ля, а он будет отвечать; свидетель, по-видимому, очень доволен, что ему разреши-
ли обращаться со встречными вопросами к защите.
Председатель: Если свидетелю не понятен ваш вопрос, он может просить его
уточнения.
Муравьев: Мы с вами прекрасно понимаем, что он понял вопрос.
Председатель: Слово государственному обвинителю тов. Крыленко.
Крыленко: Я не хотел спрашивать вас по вопросу о ваших отношениях к Се-
менову. Меня больше интересует ваше отношение к партии и Центральному ко-
митету. Когда вы ездили в Везенбург, чтобы установить связь с дивизией, кото-
рая, как вам говорили в Центральном комитете, имела большое желание стать
под знамена Центрального комитета, и там нашли Украинскую дивизию, которая
такого желания не имела. Каким термином, с вашей точки зрения, надо назвать
это; хвастовством с чьей стороны?
Паевский: Я думаю, мне самому трудно ответить на этот вопрос. Каждый из
слышавших эту историю может ответить на этот вопрос.
Крыленко: Кто же оказался хвастуном?
Паевский: Конечно, тот, кто меня послал с этим делом, или тот, кто сообщил
эти сведения.
Крыленко: Это, значит, от Герштейна.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Гендельман.
Гендельман: Гражданин свидетель, эта статья из письма в редакцию в газете
«Красный луч», о которой упоминал мой товарищ, вам принадлежит?
Паевский: Да.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, вы эту статью поместили в 22-м году?
Паевский: Да. Там точно обозначена дата 11 марта, кажется, я не помню.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, что послужило для вас поводом, чтобы
поместить эту статью?
Председатель: Это никакого отношения к делу не имеет. Дело всякого граж-
данина Республики помещать какие ему угодно статьи.
Гендельман: Совершенно верно, гражданин председатель. Но так как эта ста-
тья была по делу...
Председатель: Трибунал не интересует этот вопрос, а свидетели имеют пол-
ное право не отвечать на такие вопросы.
Гендельман: Гражданин председатель, для меня важно установить, в связи
с чем гражданин Паевский начал давать показания о нашей партии, и этот во-
прос имеет существенное значение для дела, так как там он приводит те пока-
зания, которые потом повторяет у следователя. Я прошу разрешить мне его
поставить.
Председатель {обращаясь к свидетелю}'. Если вам угодно ответить, то може-
те, но можете не давать ответа на вопросы такого исключительного личного ха-
рактера.
Паевский: Этот вопрос в данном случае не личного, а общественного харак-
тера. Поскольку я желаю выбить в дальнейшем оружие, которое имеется в ру-
234
ках человека, поставившего этот вопрос, я с большим удовольствием отвечу на
него. Я живу в Звенигороде, который находится на далеком расстоянии в смыс-
ле почтовом от Москвы. Кажется, 1-го числа Государственное политическое
управление приглашало всех дать показания об социалистах-революционерах, о
деятельности партии социалистов-революционеров. Газета с этим обращением
достигла до меня через неделю; я был в то время болен. Я собирался и раньше
написать эту статью по моим внутренним переживаниям, и когда я увидел ста-
тью Государственного политического управления, которое начало процесс, что-
бы дискредитировать и снять фиговый листочек с партии социалистов-револю-
ционеров, тогда я решился дать это письмо, которое давно было у меня написа-
но в черном виде. 11-го числа я отправился в редакцию местной газеты и
огласил это письмо.
Гендельман: В этой статье Государственного политического управления, в
которой был призыв давать показания, выдержки из показаний Семенова име-
ются.
Паевский: Нет, с выдержками показаний Семенова я познакомился только
позже. Газеты вообще мы получали редко, раз в неделю ходила почта. Наше уч-
реждение не имело средств на газету, и мы получали случайные отрывки, и я
единственно на основании воззвания Государственного политического управле-
ния решился опубликовать свое письмо.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, в этой статье вы не писали разве, что вам
стало известно, что опубликовано показание Семенова, где упоминается ваше
имя? В этой статье упоминается, что вы будто бы написали до того, как узнали о
показании Семенова.
Паевский: Я не говорил этого. Я сказал, что получил спустя неделю после
этого известия.
Гендельман: Верно, верно.
Паевский: Затем, я неделю после этого был болен. Я приготовил статью, по-
знакомился после этого с определенной частью, а не со всем письмом Семено-
ва. Вы бьете на выражение Семенова обо мне, но оно не повлияло. Поскольку
для меня было ясно из этой статьи процесс над той партией, которая привела к
целому ряду кровопролитий, поскольку для меня как для революционера и че-
ловека стало ясно, что я как человек, видевший и участвовавший в деяниях со-
циалистов-революционеров, безусловно, должен принять участие в том, чтобы
раз и навсегда дискредитировать и предоставить дальнейшему разложению эту
партию.
Гендельман: Гражданин свидетель, не меня, а трибунал интересуют только
факты, и я хочу получить ответ на вопросы. Сказано ли было вами в этой статье,
что, так как вы прочитали показания Семенова, в которых упоминается о вас, то
считаете своим моральным долгом заявить о том, что это о вас идет речь и спро-
сить у товарищей коммунистов, можете ли вы продолжать после этого вашу
ответственную работу?
Паевский: Было не так, как вы говорите. Я не говорил, что я познакомился в
отношении меня, что цитируемый в такой-то брошюре такой-то это я. Я не гово-
рил о моей деятельности и причинах моего ухода из партии.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, свидетель, вы были больны, но подгото-
вили свое заявление в Государственное политическое управление.
Паевский: Не в Государственное политическое управление. У меня было два
заявления: одно — в «Известиях», а другое — в Звенигород.
235
Гендельман: В «Известия». В этой статье вы выражали желание разоблачить
все преступления партии социалистов-революционеров и принять участие в ре-
волюционном суде над партией?
Паевский: Безусловно, да.
Гендельман: Не можете ли вы объяснить, почему только в 22-м году у вас воз-
никло желание судить и разоблачать партию социалистов-революционеров?
Председатель: Достаточно. Мы и так много времени потратили. Я устраню
все дальнейшие вопросы по этому поводу.
Гендельман: Разрешите...
Председатель: Совершенно достаточно. Я и так дал очень много времени на
эти вопросы ненужные, неинтересные для трибунала.
Гендельман: Я отказываюсь от дальнейших вопросов. Но разрешите мне хо-
датайствовать о занесении в протокол, что, после того как гражданин председа-
тель обвинения Крыленко в первый раз допрашивали свидетеля около часу и по-
сле этого имел 3 раза слово, мне было отказано в продолжении вопросов.
Председатель: Я представляю вам еще хоть 3 часа, но вопросов по сущест-
ву дела.
Гендельман: Вы так сказали, что устраняете все дальнейшие вопросы.
Председатель: По этому поводу.
Гендельман: Да, но такой ответ отбивает совсем охоту задавать вопросы. Но я
задам еще все-таки один вопрос. (В зале смех.) Были ли вы арестованы в это поч-
ти время, когда вы заготовили эту статью, ваше письмо в Государственное поли-
тическое управление1?
Паевский: Да. После того как моя статья появилась в газетах. Она, по моим
соображениям, и послужила для Государственного политического управления
источником для ареста и открытия моего места пребывания.
Гендельман: Я констатирую, что желание разоблачить нашу партию и при-
нять участие в революционном суде над нами и мужество плевать на партию гра-
жданин свидетель приобрел, имея в перспективе освобождения от несомненного
ареста, который действительно последовал.
Председатель: Это констатирование факта неправильное, ибо арест гражда-
нина Паевского последовал после помещения соответствующей статьи и по
поводу помещения статьи.
Гендельман: Правильно, но он предвидел его. (В зале смех.)
Паевский: Напротив, я мог ожидать, что меня не арестуют после этого, и для
меня было удивительно, что арест последовал.
Крыленко: Я хотел просить председателя разъяснить, что констатирование
факта не может заключать в себе выводов.
Председатель: Вопросы покончены. Стороны ничего не имеют против того,
чтобы свидетеля Паевского отпустить.
Крыленко: Я полагал бы, ввиду того что будет дебатироваться ряд вопросов,
которые будут относиться к тем же самым фактам, в частности к инциденту с
гражданином Герштейном, гражданина свидетеля можно освободить от присут-
ствия в зале заседания, но совершенно освобождать нельзя.
Председатель: То есть содержать в свидетельской комнате. Заключение
защиты.
1 Так в тексте.
236
Тагер: В настоящее время не нужен.
Председатель: Со стороны обвиняемых возражений также нет. Верховный
трибунал постановил: свидетеля Паевского оставить в зале заседания до оконча-
тельного выяснения. Теперь заявления.
Тимофеев: Теперь уже около И часов. Так как формальная часть отнимает
много времени, то, может быть, на этом кончить сегодня?
Председатель: Сейчас без двадцати одиннадцать, закончим раньше с заявле-
ниями. Слово имеет подсудимый Семенов.
Семенов: Я хотел сделать заявление по поводу слов гражданина Муравьева.
Он сослался на мою брошюру на страницу 18, где я говорил о хвастовстве т. Па-
евского, причем защита старалась выявить свое отношение к нему в смысле от-
рицательном. Я хотел по этому поводу сказать, что Паевского я знаю давно, при-
близительно с 12-го года. Мы с ним встречались в эмиграции, я считал товарища
Паевского честным работником, который преследовался при царизме. У меня в
этом смысле товарищ Паевский никаких сомнений не вызывал. Когда я говорил
о хвастовстве товарища Паевского в своей брошюре, я учитывал, что тов. Паев-
ский по своей военной работе значительно преувеличивал силы, в частности по
вопросу о боевой дружине рабочих, которая организовывалась для защиты Учре-
дительного собрания. Паевский преувеличивал силы этой организации, и, с дру-
гой стороны, Паевский не обладал достаточным тактом в отношении к рабочим
дружинникам, что вызвало с их стороны сильное раздражение, и на этой почве у
Военной комиссии создалось определенное впечатление о том, что товарищ Па-
евский на этом посту быть не может. В связи с этим Военная комиссия в своем
постановлении отстранила товарища Паевского с этой работы. Вот все, что я хо-
тел по этому вопросу сказать.
Председатель: Теперь для заявления имеет слово государственный обви-
нитель.
Крыленко: Я о порядке дальнейшего ведения судебного следствия. Если мы
кончили с Паевским, я просил бы представить мне право допрашивать тех обви-
няемых, которые упоминались свидетелем.
Шубин: Я по поводу показания Паевского. Я должен просить трибунал удо-
стоверить: 1) что все показания, которые дал Паевский, в фактической части не
были опровергнуты со скамей подсудимых, несмотря на многократные попытки
это сделать; 2) после того как это не было сделано, была сделана новая попытка
опорочить Паевского. Ввиду того что и впредь здесь могут фигурировать свиде-
тели, показания которых по каким-либо причинам могут быть неприятные под-
судимым, я буду ходатайствовать перед трибуналом, чтобы впредь не были допу-
щены такие вопросы, цель которых заключается только в том, чтобы подорвать
доверие фактическим показаниям свидетелей, которого другими средствами
подорвать нельзя.
Берг: Я прошу слово для разъяснения показаний по поводу демонстрации
для защиты Учредительного собрания. Я был в то время членом Петроградского
комитета социалистов-революционеров, и Петроградский комитет в полном со-
ставе шел во главе демонстрации на Петроградской стороне. Что там были не чи-
новники, не те классы, о которых говорил Паевский, это показывает то, что наша
демонстрация была встречена на углу Фурштатской и Литейного стрельбой и
первая понесла урон...
Когда началась стрельба, то первыми погибли члены Первого крестьянского
совета. Дальше была убита Горбачевская, старая партийная работница. Дальше,
237
на одной из улиц, было убито шесть человек, на одной из улиц были расстреляны
рабочие, подходящие к Таврическому дворцу. Мы хоронили 9 января 8 человек
убитых. Из выданных было три социалиста-революционера, два социал-демокра-
та и три беспартийных. Когда Паевский говорит, что топтался около Таврическо-
го дворца, то я должен сказать, что он топтался довольно далеко. Я подошел бли-
же, так как должен был приветствовать Учредительное собрание от фабрик и за-
водов Петрограда, и я никак не мог попасть в Таврический дворец потому, что
кругом был обстрел. Состав расстрелянных чисто демократический, иначе они
не были бы расстреляны. Характерно, что среди всех убитых не оказалось ни од-
ного буржуя. Характерно, что из всех убитых не было ни одного чиновника, поч-
ти все убитые были партийные старые работники. Я не говорю уже о знаменах,
которые рвались на наших глазах, топтались под ногами, которые никоим обра-
зом нельзя было защитить. Это состав. Теперь, была ли это мирная или воору-
женная демонстрация. Бывший в Петрограде комитет, который организовал дви-
жение, если бы он хотел боя, то мы, конечно, имели бы вооруженные силы. Но
нами не было выпущено ни одного выстрела, и с кордоном, который мы встрети-
ли, мы действовали только разговорами. Логинов был убит разрывной пулей.
После первого залпа он упал, и тогда еще стреляли. Демонстрация не разошлась
мирно, как говорит Паевский, ее расстреляли. Вот та правда о демонстрации в
день открытия Учредительного собрания, а не та правда, о которой говорит
Паевский.
Крыленко: Может быть, гражданин Берг ответит, каков именно был состав
Петроградского комитета, который шел с этой демонстрацией.
Берг: Представители района.
Крыленко: Не вообще, а персонально.
Берг: Персонально не помню, четыре года прошло.
Крыленко: Вы член Петроградского комитета?
Берг: Да, я был членом Петроградского комитета.
Крыленко: Вы на заседаниях участвовали, вы можете вспомнить состав
комитета?
Берг: Я помню некоторые фамилии: Новиков, Веселов, Каплан, Флеккель.
Крыленко: Может быть, вы вспомните, какая была связь Каплана с Военной
комиссией?
Берг: Связи Петроградский комитет с Военной комиссией никогда не имел и
никого туда не посылал. Если у Каплана была связь с Военной комиссией, то он
там был просто как партийный работник.
Крыленко: Была ли у Петроградского комитета Военная комиссия?
Берг: Нет, по крайней мере, я не слыхал, хотя я был членом Бюро.
Крыленко: Не знаете, хотя были членом Бюро. Хорошо. Мы потом это отме-
тим. Скажите, пожалуйста, о гарнизонных совещаниях вы знаете?
Берг: Не знаю, никогда не участвовал.
Крыленко: Может быть, другие члены комитета участвовали?
Берг: Тоже не знаю.
Крыленко: О боевых дружинах знаете что-нибудь?
Берг: Я никакого участия в боевой и военной работе не принимал. Мое уча-
стие выражалось в чисто партийной пропаганде и агитации.
Крыленко: Может быть, вы скажете, через кого поддерживалась связь между
Центральным комитетом и Петроградским комитетом?
Берг: Через Флеккеля.
238
Крыленко: А вам известно, что он был управляющий делами Комитета спасе-
ния родины и революции?
Берг: Нет, не известно.
Крыленко: Вы были членом Бюро и не знали?
Берг: Не знал.
Крыленко: Что же это у вас такой порядок был, что члены Петроградского
комитета не знали должностных лиц?
Берг: Он как член комитета имел право входить и в другие организации.
Крыленко: Без ведома Петроградского комитета?
Берг: Да, потому что это не было поручение Петроградского комитета.
Крыленко: Значит, если бы он вошел в черносотенную организацию без ведо-
ма Петроградского комитета, то вы бы его допустили?
Берг: Я бы не хотел резко ответить на этот вопрос. Но если бы мы об этом уз-
нали, мы бы его исключили.
Крыленко: Вот это важно, я очень прошу занести это заявление в протокол,
потому что будут еще такие факты: если бы вы знали, то вы бы исключили.
Берг: Позвольте кончить. Если бы мы знали, что он член Комитета спасения
родины и революции, то мы бы не исключали, ибо нам были дороги партийные
товарищи, даже если бы там принимали участие Набоков, Панина и другие.
Берг: Что было бы дальше, говорить не приходится.
Крыленко: Это было, а не дальше. Членам Бюро Петроградского комитета
это не было известно?
Берг: Не было известно.
Крыленко: О том, что в Комитет спасения родины и революции входили ка-
деты, Петроградскому комитету не было известно?
Берг: Туда, я знаю, входили гласные Думы, а не представители кадетской
партии.
Крыленко: И какой они были партии, вам было не важно. Скажите, пожалуй-
ста, какие решения по поводу демонстрации были вынесены Петроградским ко-
митетом?
Берг: Демонстрация должна быть мирной, и она должна была подойти к Тав-
рическому дворцу и приветствовать Учредительное собрание.
Крыленко: Это было постановление Петроградского комитета?
Берг: Да.
Крыленко: Когда оно было принято?
Берг: Я не помню — дня за 2-3. Демонстрация была 5 января.
Крыленко: Я знаю, что демонстрация была 5-го.
Берг: Может быть, это было 2 или 3 января. Я точной даты сейчас не помню.
Крыленко: По этому поводу Петроградским комитетом переговоры с Цен-
тральным комитетом не велись?
Берг: Петроградский комитет действовал по директивам Центрального ко-
митета?
Крыленко: Мне важно установить, были ли какие-нибудь директивы.
Берг: Я вам заявляю, что Петроградский комитет переговоров не вел, а полу-
чал инструкции Центрального комитета, которые он должен был исполнять.
Крыленко: Получили ли такую инструкцию?
Берг: Получили инструкцию, что демонстрация должна быть мирной, не во-
оруженной.
Крыленко: От кого получили, от Центрального комитета?
239
”Ifepr: да.
Крыленко: Персонально через кого?
Берг: Персонально не только не помню, но даже не старался запомнить. Для
меня это не важно.
Крыленко: Инструкции передаются на заседаниях?
Берг: На заседаниях секретарю Петроградского комитета, который нам док-
ладывал.
Крыленко: Кто был секретарем?
Берг: Флеккель.
Крыленко: Хорошо, теперь скажите, пожалуйста: вы говорите, что это было
за 3 дня.
Берг: Может быть, за 3, может быть, за 2. Я точно даты не устанавливаю.
Крыленко: Вы с какого времени были членом Петроградского комитета?
Берг: Я был членом Петроградского комитета с конца декабря месяца.
Раньше, до 4-го съезда партии, я был член Центрального комитета, а после
4-го съезда партии, с конца декабря месяца я уже был членом Петроградско-
го комитета.
Крыленко: Когда демонстрация двинулась, она натолкнулась на вооружен-
ные силы?
Берг: Да. Собственно вооруженную цепь. Это было угол Фурдштатской и
Литейного. Тут мы натолкнулись на вооруженное заграждение. Кроме этого,
были положены поперек Фурштатской бревна, через которые нельзя было
пройти.
Крыленко: И вы попытались разговорами воздействовать?
Берг: Мы пытались уговорить пропустить нас, на эти разговоры последовала
стрельба. Это было тут же на углу Фурштатской.
Крыленко: Это мы слушали. Таким образом, следовательно, Петроградский
комитет, когда он принимал это решение, этого обстоятельства не учитывал?
Берг: У нас был момент, когда мы боялись расстрела, но думали, что вы на это
все-таки не пойдете.
Крыленко: Так что вы думали, ваших слов послушают?
Берг: Мы думали, что нас, демонстрацию безоружных, пропустят, и думали,
что этого не будет, но я подтверждаю, что мы ошиблись.
Крыленко: И Петроградский комитет так думал, как вы говорите, вел ра-
бочих?
Берг: Да.
Крыленко: Я не имею больше вопросов.
Председатель: Гр. Берг, вы сказали, что если бы Петроградский комитет за-
хотел, то мог вывести в этот день большое количество вооруженных рабочих к
Учредительному собранию.
Берг: Я этого не говорил.
Председатель: Вы говорите, что если бы зависело от вас, вы могли бы вы-
вести большое количество вооруженных рабочих в защиту Учредительного соб-
рания.
Берг: Я этого не говорил. В Петроградском комитете не поднимался вопрос о
выводе вооруженных рабочих в защиту Учредительного собрания.
Председатель: В таком случае мы справимся по стенограмме. В таком случае
я вас теперь спрашиваю, если бы вам понадобилось вывести в этот день большое
количество вооруженных рабочих в защиту Учредительного собрания, могли бы
240
это вы сделать по состоянию организации, по вашему влиянию в рабочих массах,
или не смогли бы?
Берг: Я не знаю, чего вы добиваетесь. Вы хотите знать, были ли у нас боевые
дружины? Это подтверждено, что такие дружины были.
Председатель: Вы ведь член Петроградского комитета, лицо чрезвычайно
ответственное. Вы бывший член Центрального комитета, как-будто бы вы
должны бы понимать состояние Петроградской партийной организации в этот
момент. Я вам задаю вопрос: было ли ваше влияние в рабочих массах настоль-
ко велико, что если бы вам понадобилось, то вы могли бы в этот день вывести
большое количество рабочих в защиту Учредительного собрания, могли бы вы-
вести вооруженных рабочих в этот момент?
Берг: Большого количества рабочих, чтобы дать бой войскам, конечно, мы не
могли бы вывести.
Председатель: Я не знаю этого количества, но я думаю, что об этом количест-
ве может дать вам исчерпывающие сведения обвиняемый Семенов. Я абсолютно
не имею представления о количестве, о составе боевых дружин. Я к этой работе
никогда не подходил.
Председатель: Речь идет не о боевых дружинах. Тогда, когда идет вооружен-
ное восстание — вы говорите о массовом, а не о заговорческом восстании, тогда
каждый член партии берется за оружие, каждый рабочий идет за вами, должен
взять оружие, так, по крайней мере, водится у нас.
Берг: У нас не было разговора о восстании.
Председатель: В таком случае я напомню, что было решение высоко автори-
тетного учреждения, которому Петроградский комитет партии эсеров подчинял-
ся в случае, если советская власть посягнет на права Учредительного собрания,
отстаивать его всеми имеющимися в распоряжении партии силами. Что же вы
предполагали отстаивать Учредительное собрание исключительно уговорами на
углу Фурштатской и Литейного и не предполагали пустить в ход вооруженную
массовую силу?
Берг: Что такое решение было, мне известно, но оно было приведено в испол-
нение ввиду того, что таких сил в наличии не оказалось. {Смех и шум.)
Председатель: Подсудимый Семенов, ваше слово.
Семенов: Гражданин Берг сделал заявление, что у Петроградского комитета
не было Петроградской военной комиссии. Я констатирую, что гражданин Берг
сказал заведомую неправду. Я бывший председатель Петроградской военной ко-
миссии и член Петроградского комитета. Петроградская военная комиссия дела-
ла доклады на заседаниях Петроградского комитета, на которых присутствовал
гражданин Берг. Доклады об этом помещены в «Деле народа», номера не помню,
но постараюсь завтра этот № указать. О докладе от имени Военной комиссии на
заседаниях Петроградского комитета была заметка в «Деле народа». Эта заметка
была за его инициалами.
Председатель: В каком месяце?
Семенов: Это было незадолго до Учредительного собрания.
Председатель: Слово имеет подсудимый Утгоф.
Утгоф: Я должен сказать, что я был председателем в Петроградской военной
организации эсеров, начиная с весны 17-го и до осени 17-го года. Я утверждаю,
что это была не Военная комиссия при Петроградском комитете, а была совер-
шенно самостоятельная петроградская организация, которая имела свой коми-
тет, выбранный на собрании представителей военных ячеек гарнизона и которая
241
только примыкала к Петроградскому комитету и имела свой собственный бюд-
жет и свою собственную газету, которая называлась «Революционный народ», и
в ней есть подзаголовок «Орган Петроградской военной организации».
Председатель: Это не после Октябрьского восстания?
Утгоф: Я не могу этого сказать, я этого не знаю.
Председатель: Это было до Октябрьского восстания?
Утгоф: Это было до осени 17-го года. В это время я отошел от работы военной
организации, если вообще эта организация не рассосалась, так, мне кажется, и
было.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Лихач.
Лихач: Я думаю, что установление этого факта не потребует большого труда.
Насколько мне помнится, Петроградская комиссия была. Была ли она подчинен-
ным органом Петроградского комитета или в таком виде, как говорит Утгоф, я
затрудняюсь сказать после 4 лет; но факт существования военной организации,
которая была районирована в городе Петрограде, несомненен. Товарищ Берг или
забыл, или неправильно понял ваш вопрос. Чтобы избежать дальнейших вопро-
сов в этой плоскости, я просил бы сделать просто перерыв. Мы устали, мы давно
просим перерыва, а завтра с утра я от имени всех подсудимых, сидящих здесь,
дам исчерпывающие объяснения по этому вопросу.
Председатель: Я должен закончить этот вопрос.
Дашевский: Я хотел сделать следующее заявление: мне необходимо сделать
довольно обширное фактическое разъяснение одному из руководящих членов
Центрального комитета. Я боюсь, что это затянет заседание на слишком продол-
жительное время. Мне, несомненно, будут делать перекрестные допросы и обви-
нители, и защита, и одна, и другая стороны. Таким образом, на сегодняшнем
заседании мне, я вижу, не удастся это сделать.
Председатель: Я считаю, что обвиняемые должны были последовать моему
совету и все объяснения дать в конце всех свидетельских показаний. Во всяком
случае мы сегодня пока следственную часть прерываем. Есть ли заявления от
обвинения к порядку?
Крыленко: У меня есть пока одно заявление, но я представляю трибуналу ре-
шить: оно связано с утренними показаниями на вопросы, поднятые мною и Ген-
дельманом и по вопросу о составе военных судов. Я думаю, не стоит этот вопрос
сегодня поднимать. Я буду просить о том, чтобы за мною было сохранено право
завтра поставить этот вопрос, а равно огласить один приказ, который наглядно
установить и состав, и характер этих военных судов.
Председатель: Сейчас только формального свойства вопросы.
Тагер: Вы просили утром отложить ходатайство формального свойства до ве-
чера. Наше ходатайство следующее: во-первых, мы просим затребовать из Госу-
дарственного архива, несомненно, долженствующую там иметься стенограмму
последнего заседания Временного совета Республики — так назывался этот ор-
ган 24 или 25 октября 1917 года, в какой стенограмме есть постановление о соз-
дании того самого комитета, который в дальнейшем именовался Комитетом спа-
сения. Затем, мы просим истребовать из того же государственного хранилища,
если там имеется, подлинный приказ, или воззвание, или письмо, как оно имено-
валось здесь, опубликованное от имени Гоца и Авксентьева. Если подлинника
нет, может быть затребован какой-нибудь орган периодической печати того вре-
мени, в котором он может быть помещен от 28-го, 29-го и 30-го. Вот те ходатайст-
ва, которые я пока имею.
242
Крыленко: По поводу первого ходатайства, я думаю, оно не заслуживает
уважения. Первое ходатайство устанавливает, или защита хочет установить
генезис возникновения Комитета спасения родины и революции. У нас в деле
имеется на этот предмет, в «Деле народа» опубликованное заявление город-
ской думы, которым учреждался этот Комитет общественной безопасности,
так или иначе, он возник, и факт его связи с временным советом никакого
значения не имеет. Если с точки зрения легальности прав такая преемствен-
ность, полученная от временного совета, имеет значение, то в истории эти во-
просы решаются не в плоскости генезиса легальных прав, а в силу фактов.
В этом отношении факт является бесспорным, перед которым бледнеет этот
генезис и его источники. Это первый вопрос. Второй вопрос более существе-
нен, и мне представляется более целесообразным его удовлетворить. Но по
справкам, которые равным образом наводились уже обвинением, по этому по-
воду можно установить, что в Государственном архиве в Румянцевском музее
нет этих номеров. Мы хотели установить по «Новой жизни», на которую ссы-
лается письмо Авксентьева и Гоца, но там нет этой газеты. Это будет опять
покушение с негодными средствами.
Тагер: Может быть, не в Государственном архиве, а в Историко-революци-
онном?
Председатель: Эти документы разыскивались, и если вы их найдете...
Тагер: Я доступа не имею. Как я их отыщу?
Председатель: Какие факты вы хотите установить, какое утверждение опро-
вергнуть? Для чего нужны эти документы?
Тагер: Я сейчас объясню. Обвинительный акт утверждает, что Комитет обще-
ственного спасения есть орган, родившийся после Октябрьского переворота.
Я утверждаю, что этот Комитет родился до Октябрьского переворота, что до того
он был в системе органом власти, существовавший до переворота. И в газете Вре-
менного рабоче-крестьянского правительства от 10 сентября есть постановление
Военно-революционного комитета спасения родины и революции. Этот факт
имеет определенное юридическое значение, вывод из которого мы будем делать
впоследствии. Теперь речь идет об установлении фактов.
Крыленко: Я должен повторить еще раз, что с моей точки зрения не имеет ни-
какого юридического значения и поэтому приобщению не подлежит.
Председатель: Трибунал совещается.
Верховный трибунал определил: хотя первый документ, а именно, стенограм-
ма последнего заседания Временного совета республики, касающегося образова-
ния Комитета спасения родины и революции, не является существенно важным
и не может установить или опровергнуть какого-либо важного для судебного
следствия факта, тем не менее ввиду ходатайства защиты и неимения серьезных
возражений относительно присоединения документов к делу трибунал опреде-
лил запросить Государственный архив дать соответствующую официальную вы-
писку из стенограммы относительно образования Комитета спасения родины и
революции, каковую присоединить к делу. Относительно второго документа
просить Государственный архив прислать соответствующую справку об имении
такого приказа, а до получения соответствующей справки вопроса не решать.
Тагер: Я просил запросить и Историко-революционный архив.
Председатель: И Историко-революционный архив.
Сейчас вы — государственный обвинитель, а не Историко-революционный ар-
хив. Еще кому угодно сделать заявление?
243
Лихач: Позвольте вторично напомнить вам, что материалы к нам не пропус-
кают. Они сегодня привезены в суд. Не знаю, где они находятся.
Председатель: Какие материалы?
Лихач: Газеты, книги, которые нам необходимы для процесса, которые нам
приносят в тюрьму и которые упорно, несмотря на обещания трибунала, нам не
передаются.
Председатель: Этот вопрос я выясню.
Крыленко: Вопрос сводится к тому, чтобы доставить обвиняемым материалы
дела?
Обвиняемые: Нет, нет.
Лихач: Те материалы, которые по нашей просьбе мы просим представить, но
тюрьма не допускает.
Крыленко: Это можно предоставить согласно общему порядку после самого
тщательного пересмотра надлежащими органами.
Лихач: Пускай просматривали бы хоть недели две.
Председатель: Имеются ли какие-либо заявления? Заявлений больше нет.
Заседание прерывается до 12 часов завтрашнего дня.
Председательствующий суда
Верховного трибунала ВЦИК по делу
правых эсеров (подпись) Пятаков
13 июня 1922 года
Пятый день
Утреннее заседание
(Заседание открывается в ... часов ... мин ..-)1
Председатель: Заседание возобновляется.
Муравьев: Гр-н председатель, разрешите, когда вы найдете нужным, дать мне
возможность сделать заявление.
Председатель: По поводу чего?
Муравьев: Защитник Вандервельде хотел бы обратиться с заявлением.
Председатель: По поводу чего?
Муравьев: По поводу стенографирования дебатов.
Председатель: Эти вопросы возбуждаются вечером.
Приступаем к допросу свидетеля Краковецкого. Тов. комендант, введите сви-
детеля Краковецкого.
(Вводится свидетель Краковецкий.)
Председатель: Ваше имя и отчество?
Краковецкий: Аркадий Антонович.
Председатель: Ваш возраст?
Краковецкий: 38 лет.
Председатель: Ваше социальное положение?
Краковецкий: Бывший офицер.
Председатель: Ваше образование?
Краковецкий: Кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище.
Председатель: Ваша партийная принадлежность?
Краковецкий: Кандидат Российской коммунистической партии.
Председатель: А прежняя?
Краковецкий: Бывший социалист-революционер.
Председатель: Когда вышли из партии?
Краковецкий: Официально из партии не выходил, но фактически я порвал с
партией с начала 1919 года.
Председатель: С начала 1919 года. А когда вступили в коммунистическую
партию?
Краковецкий: 3 февраля этого года.
Председатель: Скажите, у нас были большие разговоры относительно прика-
за о юнкерском выступлении? По поводу этого приказа затем были, вероятно, из-
вестные вам, заявления. В печати Гоца, Авксентьева и Синани. Не можете ли вы
нам рассказать все, что вам известно по поводу возникновения этого приказа и
всех последующих событий, связанных с этим приказом.
Краковецкий: Я хорошо знаю только об одном приказе. Это приказ о выступ-
лении. Этот приказ я лично давал на подпись Авксентьеву, и затем этот приказ
был разослан через наших эмиссаров в те части, которые предназначались для
выступления. Что касается этого приказа, то я о нем подробно не знаю, потому
что лично его не читал, но слыхал, и знаю на том основании, что его подписыва-
ли несколько членов из участников восстания.
1 Так в тексте.
245
Председатель: Вы его не видели сами?
Краковецкий: Сам его не видел.
Председатель: А впоследствии этот приказ появился в печати или не был в
печати?
Краковецкий: Я знаю, что какой-то приказ был помещен в печати, но сам его
не видел.
Председатель: Вы его не видели?
Краковецкий: Не видел.
Председатель: Теперь скажите, что вы можете вообще рассказать о военной
работе партии социалистов-революционеров в период 1917-1918 годов, и какую
вы сами роль играли в это время, и что вы знаете о всей этой деятельности?
Краковецкий: Начиная с юнкерского восстания?
Председатель: Начиная с Октябрьского восстания или во время 2-го съезда
Советов, все, что вам известно.
Краковецкий: Я приехал в Петроград как депутат от Иркутского совета
солдатских депутатов на Всероссийский съезд Советов. Приехал я за не-
сколько дней до Октябрьского выступления. Сначала я посещал совещания
социалистов-революционеров фракции, которая была при этом Совете, но
выяснилось, что большинство собравшихся членов съезда являются сторон-
никами установления Советской власти. Поэтому перед нами явилась необ-
ходимость покинуть этот съезд, потому что, оставаясь на этом съезде, мы за-
ранее были обречены на меньшинство. Я помню, что настроение всех съехав-
шихся было явно враждебное против партии социалистов-революционеров.
В частности, я помню одно из заседаний социал.-рев. фракции; на этом засе-
дании выступал Гоц, и насколько я помню, Гоц проводил мысль о необходи-
мости уйти со съезда.
Председатель: Нас не интересует. Это вещи более или менее общеизвестные.
Нас интересует вопрос о вооруженной борьбе социалистов-революционеров, о
подготовке вооруженного восстания, об организации боевых дружин — о подго-
товке юнкерского восстания, словом, все обстоятельства, связанные с вооружен-
ными выступлениями против Советской власти.
Краковецкий: После того, когда выяснилась невозможность работать дальше
путем парламентским, то есть путем составления себе большинства, было реше-
но стать на путь вооруженной борьбы, и вот прежде всего я принял участие не в
вооруженной борьбе, ибо по существу это не была еще борьба, но это была по-
пытка защищать Временное правительство. 26-го числа, — в ночь с 25-е на 26-е,
когда я был вызван Керенским в штаб округа...
Председатель: Какое место вы занимали в это время в партии социалистов-
революционеров?
Краковецкий: Я был рядовым членом партии.
Председатель: И делегатом?
Краковецкий: И делегатом от Иркутского совета на 2-й съезд Советов. Я был
вызван Керенским в ночь на 26-е число, прибыл в штаб и там застал те вооружен-
ные силы, на которые рассчитывал командующий войсками Петроградского ок-
руга Полковников. Эти силы были очень немногочисленны, состояли они почти
по преимуществу из юнкеров. На площади Зимнего дворца, правда, ездили бро-
невые автомобили, на которых была еще команда из солдат. Затем, в Зимнем
дворце находился в это время женский ударный батальон, но о нем никто из нас
не думал в это время. Я думаю, что и сам Полковников успел к этому времени о
246
нем забыть потому, что при дальнейших наших боевых расчетах мы этого баталь-
она не принимали во внимание.
Председатель: Почему забыли?
Краковецкий: Потому что в штабе округа в это время царил полнейший хаос.
Никто не знал, что нужно делать.
Председатель: И забыли о существовании определенной войсковой части —
именно женского батальона?
Краковецкий: По крайней мере, при всех тактических расчетах, которые в эту
ночь строил Полковников, этот батальон в расчет не принимался. Рассчитывали
на наспех собранные юнкерские части и офицерские отряды, которые не были
фактически полностью организованы, и на несколько броневых автомобилей, ко-
торые были на площади Зимнего дворца. Я повторяю, что настроение в штабе ок-
руга было крайне растерянное, тем более что почти ежеминутно по телефону из
разных концов города поступали донесения, что занято такое-то правительствен-
ное учреждение, занята телефонная станция, занят телеграф, причем, насколько
я помню, все эти занятия происходили совершенно бескровно, то есть никто не
сопротивлялся. Ясно, что те защитники, которые были собраны в штабе округа и
знали об этом, — и на них эти сведения производили самое гнетущее впечатле-
ние. Постепенно у всех нас, собравшихся там, терялась всякая вера и возмож-
ность какой бы то ни было борьбы. Постепенно начали редеть и наши собранные
там отряды: и юнкерские, и офицерские. Совершенно неожиданно с площади
Зимнего дворца исчезло несколько броневых автомобилей, которые уехали в не-
известном направлении. Затем, остальные автомобили оказались брошенные
прислугой, и когда мы организовали...
Председатель: Почему они были брошены прислугой?
Краковецкий: Очевидно, потому что они не хотели сражаться. Когда мы орга-
низовали небольшую команду из офицеров и юнкеров с тем, чтобы посадить на
эти броневики, то оказалось, что прислуга, которая покинула эти броневики,
унесла с собой даже магнето, то есть необходимую составную часть этих броне-
виков, и мы фактически остались без сил.
Председатель: А офицеры и юнкера охотно пошли на то, чтобы занять
броневики?
Краковецкий: В это время особая охота едва ли была. Просто известное соз-
нание необходимости что-то делать; нельзя же сидеть пассивно и не защищаться.
И вот, в особенности после фактов, которые я указал, было ясно, что дальнейшая
борьба совершенно бессмысленна. Это было уже к утру 26-го числа. Полковни-
ков мне сообщил, что он считает дальше оставаться в штабе округа бессмыслен-
ным, бесцельным, что он сейчас же пишет докладную записку на имя Керенско-
го, в которой он излагает общую обстановку и официально сообщает, что он пре-
кращает дальнейшее сопротивление. Была ли написана такая записка и получил
ли ее Керенский, я себе не представляю, потому что, судя по времени, Керенский
уже успел выехать на фронт. Таким образом закончилась наша первая защита
Временного правительства.
Из штаба округа я перешел в то же утро в помещение Центрального комите-
та партии социалистов-революционеров. Я и до этого посещал заседания Воен-
ной комиссии этой партии и входил в ее состав. После того, когда выяснилось
с полной очевидностью, что нам рассчитывать на воинские части нет никакой
возможности, потому что воинские части либо выступали против нас, либо ос-
тавались пассивными, причем, мне думается, что эта пассивность прикрывала
247
собой переход на сторону большевиков в самое ближайшее время, — после это-
го учета сил, на которые мы могли бы опереться, становилось ясным, что един-
ственная наша опора — это военные училища, и мы на работе среди этих воен-
ных училищ обратили самое главное внимание. Собственно говоря, это нельзя
даже назвать работой, потому что по настроению все училища были настроены
в большинстве своем против большевиков. Мне кажется, что мы в этот период
провели организационную систему. Мы связались со всеми училищами, затем в
каждом военном училище мы назначили своих уполномоченных от Военной
комиссии партии социалистов-революционеров и подготовили общую сеть ор-
ганизации с тем, чтобы в любой момент присланный от Военной комиссии
эмиссар мог поднять эту часть и повести в бой. Мы не рассчитывали выступать
так скоро, как пришлось выступить. Перед этим еще, когда работа была закон-
чена, об этом было доложено Центральному комитету. Кому именно и через
кого — я точно теперь не помню, но думаю, что, по всей вероятности, через
Броуна, потому что он являлся секретарем Военной комиссии. Когда члены
Центрального комитета узнали, что в распоряжении Военной комиссии имеют-
ся уже определенные реальные силы, то, кажется, 28 октября было устроено со-
вместное совещание Военной комиссии комитета защиты родины и революции
и Военной комиссии Центрального комитета партии социалистов-революцио-
неров. На этом заседании Военная комиссия предложила свой план выступле-
ния, но этот план был почему-то забракован — признали, что он выработан не-
достаточно целесообразно, и был предложен другой план. В выработке этого
второго плана принимал участие полковник Полковников, бывший командую-
щий войсками Петроградского округа. Кандидатура Полковникова, его назначе-
ние, насколько я помню, было поддержано Гоцем.
Председатель: Полковников был эсэром?
Краковецкий: Он членом партии не состоял.
Председатель: Беспартийный?
Краковецкий: Он был беспартийный. Мне думается, что по взглядам он
едва ли был эсэром, но Полковников был тем не менее назначен командующим
этого будущего восстания. Совещание было 28-го числа вечером. На этом сове-
щании принимали участие, — заходил в эту комнату и принимал участие, —
Гоц, но постоянно он не сидел в этой комнате; затем Броун, Синани, представи-
тель Военной комиссии Комитета защиты родины и революции и целый ряд
других лиц в довольно большом количестве, фамилии которых я теперь точно
назвать не могу.
Председатель: Синани был эсэром?
Краковецкий: Нет, Синани меньшевик. Как только мы закончили это первое
наше совещание, — это совещание, насколько я помню, закончилось примерно
часов в И, совершенно неожиданно, очень встревоженный и взволнованный
прибежал один из офицеров броневого дивизиона, и, если не ошибаюсь, кажется,
с несколькими другими лицами, и сообщил, что, по его сведениям, ожидается ра-
зоружение броневого дивизиона. На броневой дивизион мы, между прочим, рас-
считывали, хотя команда была не вся на нашей стороне, но мы рассчитывали на-
оборот из нее необходимое число лиц, чтобы заместить прислугу на броневиках.
Насколько я припоминаю, под влиянием панических сведений и слухов о том,
что якобы наши планы раскрыты, было решено выступить немедленно. Около
12 и 1 часу ночи были заготовлены приказы. Первый приказ, о котором я уже го-
ворил, заключал в себе общее распоряжение, обращенное к военным училищам о
248
выступлении для защиты Временного правительства. И второй приказ, или ско-
рее ряд приказов, это были диспозиции, которые были написаны лично самим
Полковниковым. Приказы общие о выступлении я принес на подпись Авксенть-
еву. Авксентьев при мне подписал целиком все эти приказы, и они вместе с дис-
позициями были розданы эмиссарам, которые тотчас же разъехались по частям.
Щтаб восстания перешел из помещения Крестьянского союза, в котором было
это совещание, в Инженерное училище. В Инженерном училище мы уже получи-
ли сведения почти тотчас же о первых удачных шагах повстанцев. Нам было до-
несено, что занят гараж, Михайловский манеж, в котором помещались броневые
дивизионы, и две или три машины находились уже в наших руках и прибыли во
двор Инженерного замка. Потом мы получили сведения о том, что захвачена те-
лефонная станция. Ввиду того что это наше выступление было, очевидно, для
Советской власти неожиданным, на первых шагах нас ждали успехи, и эти пер-
вые успехи нас окрылили. Мне думается, под влиянием эти первых успехов был
написан второй приказ, в котором заявлялось официально, что Советская власть
свергнута и приглашались все граждане, желающие принять участие в защите
этого правительства, на площадь.
Председатель: Об этом приказе вы знаете с чужих слов?
Краковецкий: Да. Помню, что как будто бы в первый момент был призыв со-
браться на Михайловскую площадь всем гражданам, которые хотели бы защи-
щать в дальнейшем Временное правительство и бороться за него.
Председатель: Об этом вы тоже знаете с чужих слов?
Краковецкий: Да. Но, примерно через два-три часа после начала выступле-
ния, когда был перехвачен один из эмиссаров, который вез за собою приказ, Со-
ветская власть быстро мобилизовала свои силы и вокруг пехотного училища, ко-
торое находилось на Васильевском острове, разыгрались вооруженные столкно-
вения, которые были не в нашу пользу. С этого момента, когда все собранные в
Инженерном замке юнкера узнали о первых неудачах, настроение быстро пало и,
примерно воцарилось такое настроение, которое было в штабе Петроградского
округа в ночь на 26-е число, то есть потерялась вся вера в возможность дальней-
шей борьбы. Но тем не менее раз начавши это дело, штаб считал нужным вести
его дальше. Из Инженерного замка мы выслали отдельные небольшие отряды на
помощь окруженным юнкерам в Пехотном училище. Выслали также и броневые
машины. Но упадочное настроение сказалось и на прислуге броневиков, и на
ряде отрядов, и, насколько я помню, кажется, ни один из отрядов до места назна-
чения не дошел и вернулся с пути, а относительно броневых машин, они тоже в
Дело не были пущены, кроме одной машины, которая стреляла, защищая теле-
фонную станцию. После нескольких часов, в течение которых разыгрывался бой
вокруг пехотного училища, для нас уже было ясно, что все это выступление осуж-
дено на неудачу. Часам примерно к 4, если я не ошибаюсь, или к пяти, когда у нас
уже была установлена связь с Керенским, наступившим в это время на Красное
Село, была выяснена также и неудача наступления Керенского. После этих двух
сведений и с внутренней, и с внешней стороны мы получили распоряжение из
Комитета спасения родины и революции прекратить дальнейшее сопротивление.
Председатель: Как было передано это распоряжение: письменно или устно?
Краковецкий: Полковников говорил по телефону с Комитетом спасения ро-
дины и революции и потом, отойдя от трубки, известил всех нас, что необходимо
прекратить дальнейшее наступление и решено расходиться.
Председатель: А вы не помните, с кем именно он говорил?
249
Краковецкий: Не знаю.
Председатель: Продолжайте дальше.
Краковецкий: Получив это распоряжение, мы начали из Инженерного замка
расходиться. К этому времени Инженерный замок почти со всех сторон был об-
ложен вооруженными отрядами Советской власти. Когда я, пройдя первые пике-
ты, сел затем на трамвай и поехал по линии, окружающей Инженерный замок, я
видел, что все эти улицы были в полном смысле слова запружены толпой, одетой
в черную одежду. Для меня нет никакого сомнения в том, что это были не вой-
сковые части, а красная гвардия, которая в это время была собрана наспех. Крас-
ная гвардия совершенно необученная, так как я видел, как они заряжали винтов-
ки, как неумело они наступали в сторону Михайловского замка. Эта была публи-
ка, набранная наспех, серая, наскоро мобилизованная.
Председатель: А по внешнему виду какой был состав этой гвардии? Это были
студенты, гимназисты или кто-либо другой?
Краковецкий: Это были рабочие, потертые полушубки и т. п. Словом, чисто
рабочая публика.
Председатель: Заводские рабочие?
Краковецкий: Да, рабочие с фабрик и заводов, в общем, пролетариат, как мы
его называем. Я уехал на квартиру, где скрывался в течение примерно 3-4 дней.
И вот в это время я продумал известный опыт этого нашего первого выступле-
ния. Мне в это время было уже ясно, что рассчитывать на солдатские массы мы
не имеем никакой возможности. Мне было уже ясно в то время, что Временное
правительство совершенно не популярно..Я, например, припоминаю такой факт,
что во время одного из заседаний Военной комиссии Центрального комитета мы
обсуждали вопрос, каким образом поднять настроение солдатской массы, чтобы
эту массу увлечь на защиту Временного правительства. При этом мы констатиро-
вали, что Керенский и Временное правительство абсолютно не популярны, что
за них драться никто не будет и у нас явилась такая мысль: предложить Цен-
тральному комитету партии составить однородное социалистическое правитель-
ство и заменить Керенского Черновым. Мы думали, что имя Чернова и затем од-
нородный социалистический состав правительства может еще сплотить вокруг
себя солдатскую массу, и в таком случае борьба с большевизмом станет возмож-
ной. По поводу этого предложения, насколько я помню, разговоры были в Гер-
штейном, но было ли это доведено до сведения Центрального комитета и какой
был дан ответ Центральным комитетом по этому поводу, я в точности сказать не
могу. Вообще события развивались так быстро, в таком лихорадочном темпе, что
упомнить такие подробности не представляется возможным. Но, во всяком слу-
чае, в дальнейшем мы вынуждены были защищать уже не Чернова, а Керенского,
и весьма неудачно. Первый вывод, который я сделал из наших вооруженных вос-
станий того времени, был тот, что на солдатскую массу рассчитывать мы не мо-
жем. Второе, стало совершенно ясно, что мы можем рассчитывать только на юн-
керов и затем учащуюся молодежь, вообще на представителей так называемого
привилегированного класса. И в то время, когда я видел эту черную рабочую
массу, в это время я рассматривал эту массу (как и все мы, социалисты-револю-
ционеры) просто как известное Пугачевское движение; что это просто пережиток
революции, что это наступает анархия, с которой нужно бороться.
Председатель: Вроде бунта черни.
Краковецкий: Да, бунт черни. Вообще мы не представляли себе, каким
темпом должна пойти революция. Я лично представлял себе, что на этой пер-
950
вой Февральской революции все дело сделано и дальнейших революций не
нужно. Революция только может повредить общему делу, начатому в феврале.
0 поэтому мы, выделив этой серой массе форменную чернь, которую нужно
было подавить во что бы то ни стало, какими бы то ни было средствами. Если
у нас нет в руках вооруженных сил, набранных из солдатской, крестьянской,
пролетарской среды, тогда взять юнкеров, учащихся, привилегированных, но
так или иначе покончить с той анархией, которая воцарилась. Я был настоль-
ко глубоко убежден в верности этой позиции, что после неудачного восстания
я через 4 дня выехал в Киев, где вновь начал продолжать начатую линию по-
ведения, тем более что эта линия вооруженной борьбы против Советской вла-
сти отвечала общей линии поведения, намеченной партией социалистов-рево-
люционеров.
Председатель: О Киеве потом будем говорить. Вы были офицер?
Краковецкий: Да.
Председатель: А в каком чине вы были тогда?
Краковецкий: Я попал на каторгу поручиком.
Председатель: Вы окончили кадетский корпус и служили в армии?
Краковецкий: Я окончил кадетский корпус, Михайловское училище, вышел
в армию, был на войне, потом был арестован в чине поручика и был осужден на
8 лет каторги. После Февральской революции мне приказом Керенского были
возвращены все чины, которые я потерял за время каторги.
Председатель: В качестве одного из военных руководителей в октябрьские
дни против Советских сил, как вы оценивали положение тогда, больших трудов
стоило свергнуть Временное правительство? Возможно ли было организовать за-
щиту Временного правительства в тот момент и были ли для этого у вас доста-
точные силы и нужно ли было иметь большие силы в тот момент?
Краковецкий: Мне думается, что организовать защиту Временного прави-
тельства было невозможно. Мы просто выполняли известный долг. Нужно защи-
щать — защищали. Но после второго, третьего столкновения каждому станови-
лось ясно, что это дело безнадежно, что защита бесцельная и просто нет сил, с ко-
торыми можно выступить на эту защиту.
Председатель: Какое впечатление на вас производили действия тогдашнего
противника, то есть сторонников Советской власти? Что это было — действие,
хорошо организованное, хорошо руководимое с военной точки зрения, то есть
правильная военная организация, или это носило другой характер?
Краковецкий: Мне думается, что, как и во время выступления 26-го числа,
это было скорее просто обволакивание нашего штаба.
Председатель: Но не такое обволакивание, как Авксентьев Колчака?
Краковецкий: Тогда было неудачно, а это удачно. Мне думается, на основа-
нии опыта выступления 26 октября я могу сказать, что сопротивления по пути
советские большевистские части не встречали, всюду им сдавали все позиции без
боя. Организованности с военной точки зрения не было нигде никакой. Просто
шла сама вооруженная масса. И в конце концов наш штаб округа стал маленьким
островком, который был окружен враждебной стихией.
Председатель: Для вопроса имеет слово государственный обвинитель
тов. Крыленко.
Крыленко: Вы говорите, что, прибывши на Всероссийский съезд Советов, в
качестве делегата от Иркутского совета, вы были на заседании фракции?
Краковецкий: Да.
251
Крыленко: Вы сказали, что, после того как выяснилась невозможность парла-
ментской борьбы, было решено бороться вооруженной рукой. Может быть, вы
уточните, было ли постановление, была ли резолюция или было просто настрое-
ние... Одним словом, в организованно-политические формы было закреплено это
решение или это было для всех уже общеизвестный факт?
Краковецкий: Видите ли, в то время царил такой хаос, что, я думаю, ни о ка-
ких таких организованных формах и решениях не приходилось думать.
Председатель: Свидетель, обращайтесь к суду, тогда слышнее будет.
Краковецкий: Не приходилось даже думать, потому что я совершенно слу-
чайно пришел на заседание этой фракции, выслушав, как я помню, только высту-
пления Гоца, видел, что выступление Гоца встречено стройнейшими протестами,
криком, шумом, то есть видел, что сами эсеры, по крайней мере считавшие себя
принадлежавшими к фракции социалистов-революционеров, что они тоже про-
тив бойкота этого съезда. Я сейчас же после этого оставил это заседание и пошел
в Военную комиссию, в которой происходила наша текущая работа по собира-
нию военных сил, но чем закончилось это заседание фракции, была ли, в частно-
сти, вынесена какая-либо резолюция, я не знаю.
Крыленко: На мой первый вопрос я получил ответ. Теперь мне важно устано-
вить: значит, Гоц на фракции съезда социалистов-революционеров выступил с
предложением активного характера и встретил оппозицию в среде своей собст-
венной фракции?
Краковецкий: То есть в этой речи, насколько я помню, не было призыва к
вооруженной борьбе, но это был призыв порвать с этим съездом, оставить его,
бросить его в силу того, что он пошел по неправильному пути.
Председатель: Это решение вызвало страшнейшую оппозицию.
Крыленко: Вам известно, что впоследствии все-таки соответствующая декла-
рация была сделана на съезде?
Краковецкий: Я точно теперь не помню.
Крыленко: Что фракция социалистов-революционеров со съезда ушла, это
тоже вам неизвестно?
Краковецкий: Это мне известно, потому что после этого мы перешли к воору-
женной борьбе. Но на чтении декларации я не присутствовал.
Крыленко: Вам неизвестны те способы и методы, при помощи которых Цен-
тральному комитету, Гоцу и другим удалось привести к порядку свою собствен-
ную фракцию, которая оказала резкую оппозицию?
Краковецкий: Мне это неизвестно, не помню.
Крыленко: Неизвестно. Значит, вы основываетесь только на факте этой
резкой оппозиции. Вы дальше сказали, что переворот носил бескровный ха-
рактер, то есть что это значит? Значит, вы удостоверяете как свидетель, что
боевое сопротивление, противодействия, вооруженного, ожесточенного, в мо-
мент переворота при содействии повстанческих элементов и советских отря-
дов не было?
Краковецкий: Я просто для иллюстрации передам только эпизод занятия те-
лефонной станции. Полковникову звонят по телефону: большевики подходят к
станции, через 2 минуты...
Председатель: Где вы в это время были?
Краковецкий: В штабе. Дальше: большевики входят по лестнице. Затем даль-
ше: большевики подходят уже к аппарату, и я дальше не могу работать — кон-
чаю, — передает телефонистка.
252
Крыленко: Это все. Теперь скажите: вы входили туда по собственному жела-
нию, или ваше участие было формально огранизационно закреплено?
Краковецкий: Было ли оно формально закреплено, я не помню. Я думаю, что
делалось это автоматически. Я приехал, эсер военный, и я автоматически всту-
пил в эту работу.
Крыленко: С кем персонально из членов Центрального комитета вам в этой
комиссии пришлось иметь дело?
Краковецкий: В период подготовки юнкерского движения мне приходилось
встречаться и говорить много с Герштейном. А в ночь нашего юнкерского высту-
пления я говорил с Гоцем.
Крыленко: Скажите, когда вы с Герштейном имели переговоры и сношения,
он с вами говорил как лицо, занимающее официальный пост в Военной комис-
сии, или только как член Центрального комитета?
Краковецкий: Нет, вообще у меня с Герштейном были такие товарищеские
отношения в те времена, что я себе не представляю, как можно разграничивать,
было ли это официально или не формально.
Крыленко: Другими словами, можно установить, что вы в ваших сношениях с
Герштейном вопрос о его официальных правомочиях в Центральном комитете не
поднимали или вам не было известно?
Краковецкий: Нет, конечно, было известно, что он является представителем
Центрального комитета при Военной комиссии.
Крыленко: Какого рода директивы, указания боевого, тактического, опера-
тивного характера имели вы от Герштейна и имели ли вы таковые?
Краковецкий: Он вообще принимал участие в наших общих обсуждениях, но
так как он человек не военный, я не думаю, чтобы он мог вносить конкретные
предложения по поводу военных планов.
Крыленко: Вы устанавливаете только его общеполитическую консультатив-
ную роль?
Краковецкий: Он принимал участие в обсуждении конкретных боевых во-
просов. Если я не ошибаюсь, была решена рассылка представителей Военной ко-
миссии из Петрограда. Был такой факт, я его помню, и целый ряд других дел.
Крыленко: Меня интересует, какого рода предложения делал Герштейн отно-
сительно рассылки представителей из Петрограда, кого именно, с какой целью, в
какие части, в какие сроки и т. д.?
Краковецкий: Абсолютно не помню.
Крыленко: И имен не помните?
Краковецкий: Ни имен, ни сроков я не помню.
Крыленко: Вы удостоверяете только факт, что такого рода оперативные дей-
ствия, как рассылка специальных людей из Петрограда по воинским частям, на-
ходящимся вне Петрограда, имели место?
Краковецкий: Да.
Крыленко: Это имело место с ведома и, может быть, по указанию Герштейна?
Краковецкий: Было ли по указанию, я не могу сказать, но что Герштейн при-
нимал участие в разработке этих планов, это безусловно.
Крыленко: Именно в этот период?
Краковецкий: То есть до юнкерского восстания.
Крыленко: В период от 25-го до 29-го?
Краковецкий: Я не помню точно дату, потому, что Герштейн сам уехал перед
юнкерским восстанием, какого числа, я не помню, но его отъезд был в связи с
253
этой общей рассылкой. Я помню, что мы посылали кого-то к Циону в Финлян-
дию и еще в какие-то другие места.
Крыленко: А вот в Везенберг и Валк, не помните?
Краковецкий: Совершенно не помню.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, и сам Герштейн принимал участие в этих
разъездах?
Краковецкий: Насколько я помню, сам Герштейн выехал из Петрограда с ка-
ким-то определенным заданием, но какое задание, теперь не помню.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, вы указали, что во время восстания вы лич-
но давали на подпись Гоцу и Авксентьеву приказы о конкретных активных вы-
ступлениях того или другого отряда.
Краковецкий: Я давал на подпись Авксентьеву, а чьи еще были подписи на
этом приказе, я не помню.
Крыленко: Теперь скажите, в качестве кого Авксентьев подписывал эти
приказы?
Краковецкий: Мне думается, насколько я помню, как председатель Комитета
защиты родины и революции, потому что в это время Центральный комитет со-
циалистов-революционеров через его представителей решил, что партии неудоб-
но выступать от своего имени.
Крыленко: Почему?
Краковецкий: Между прочим, Военная комиссия как раз настаивала на том,
чтобы эти выступления были сделаны от имени партии, считая, что в это время
среди юнкеров авторитет партии был очень силен, и мы рассчитывали этим тес-
нее связать юнкеров. Но по каким-то соображениям Центральный комитете ре-
шил, что эти выступления должны вестись от имени Комитета защиты родины и
революции.
Крыленко: Мы этот факт будем выяснять достаточно подробно. Значит, по-
лучается такое впечатление: во-первых, вы устанавливаете, что имело место осу-
ждение вопроса, от кого и от чего имени вести выступление. Так, вы говорите,
что Военная комиссия настаивала, из соображений тактических и политических,
что лучше и крепче, как вы сказали, вести движение, связав его с именем партии,
а Центральный комитет полагал, что партии, по соображениям, ему одному из-
вестным, неудобно давать свое имя.
Краковецкий: Да, смысл такой.
Крыленко: Смысл такой. Конкретно вы не можете указать время, даты,
имена?
Краковецкий: Нет, не могу. Нужно принять во внимание, что вся подготовка
этого вооруженного восстания, включая сюда и военную подготовку, и политиче-
ские переговоры, и целый ряд технических дел, была проделана в 3 дня, так что
была такая кошмарная работа, что помнить, какие были переговоры, какие даты,
часы и т. д. — невозможно.
Крыленко: Не помните?
Краковецкий: Не помню. Я только устанавливаю точку зрения. Я говорю, что
Военная комиссия стояла на той точке зрения, что выступление необходимо от
имени партии социалистов-революционеров, необходимо, чтобы руководство
было в руках Военной комиссии партии социалистов-революционеров. В резуль-
тате было выдвинуто другое предложение. На этом предложении настоял Цен-
тральный комитет, и это было фактически осуществлено.
Крыленко: Кто — Центральный комитет?
254
Краковецкий: Переговоры, полагаю, велись Броуном, так как он был секрета-
рем Военной комиссии. Я лично если я говорил, то мельком, только подкреплял
позицию нашей Военной комиссии.
Председатель: Вы точно не помните?
Краковецкий: Да, точно не помню. Но в результате, я это помню ясно и от-
четливо, Центральный комитет решил проводить это выступление от имени Ко-
митета спасения родины и революции и что он, комитет, в лице, насколько я
помню, Гоца, настаивал на том, чтобы был назначен Полковников на должность
командующего повстанческими силами.
Крыленко: Другими словами, получилось так, что Комитет спасения родины
и революции юридически возглавлял это движение. В качестве председателя Ко-
митета спасения родины и революции вы давали Авксентьеву на подпись прика-
зы. Как член Комитета спасения родины и революции Гоц рекомендовал вам, от
имени Комитета спасения родины и революции, Полковникова.
Краковецкий: Нет. Полковников рекомендован не от имени Комитета спасе-
ния родины и революции, а от имени партии.
Крыленко: Вы против кандидатуры Полковникова выступали?
Краковецкий: Нет, мне было неудобно выступать против этой кандидатуры,
так как я являлся естественным заместителем его. Но наша Военная комиссия
была против Полковникова, потому что уже в первом выступлении, 26-го числа,
было ясно для нас, что Полковников растерялся, что он пассивный человек и не
может разбираться в сложной военно-революционной обстановке.
Крыленко: У вас, когда движение возглавлялось юридически Комитетом спа-
сения родины и революции, помимо Авксентьева, какие-либо сношения с други-
ми лицами, руководящими Комитетом спасения родины и революции, в момент,
в процессе движения, были или нет?
Краковецкий: В процессе какого движения?
Крыленко: Юнкерского восстания.
Краковецкий: Нет. Как я докладывал раньше, решено было начать выступле-
ние ночью, в течение получаса были составлены диспозиции.
Крыленко: Значит, никаких сношений формального характера у вас с руково-
дителями Комитета спасения родины и революции не было?
Краковецкий: Лично у меня нет.
Крыленко: Для вас было достаточно слова партии и ее решение о том,
что восстание должно быть возглавляем комитетом и от него надлежит дей-
ствовать?
Краковецкий: Да.
Крыленко: О том, что происходило в комитете, был ли комитет с этим согла-
сен или не согласен, спрашивал об этом комитет или не спрашивал, вам об этом
известно не было?
Краковецкий: Нет, я имел дело только с Гоцем, Герштейном, Авксентьевым и
больше ни с кем.
Крыленко: С Гоцем, Авксентьевым, Герштейном. Только с этими тремя чле-
нами Центрального комитета, то есть Авксентьев, кажется, не был членом Цен-
трального комитета. Хорошо. Вы говорите, что у вас была связь с Керенским.
Это интересный момент. Какого рода связь с Керенским? Организационная, про-
сто случайная, через кого, какая связь?
Краковецкий: Нет, насколько я помню, связь была по телефону с ним, так как
Полковников говорил из Инженерного замка по телефону, не знаю с кем. И за-
255
тем уже передавали сведения о результатах боев с Керенским. А с кем говорил
Полковников, непосредственно или через промежуточную станцию, я не знаю.
Крыленко: А организационной связи, через курьеров, например, не было?
Краковецкий: Нас в эту же ночь подавили.
Крыленко: Когда вы уехали из Петрограда?
Краковецкий: Кажется, через 3-4 дня после выступления 29-го.
Крыленко: Скажите: вот вы по слухам знаете от других лиц по поводу при-
каза, или, вернее, не приказа, а прокламации, которая была подписана в момент
успехов. Там же, по вашим словам, имелись пункты, устанавливающие новое
правительство, вернее, старое; констатировался факт свержения советского пра-
вительства?
Краковецкий: Насколько помню, такой факт был.
Крыленко: Вам об этих письмах, указывающих, что, мол-де, мы этого приказа
не подписывали, не было известно?
Краковецкий: Когда я уехал из Петрограда в Киев, то мне потом передавали,
насколько я помню, что Центральный комитет отрекся от этого выступления, что
вся вина за неудачу возложена была на меня в частности, и это лицо, которое мне
передавало с возмущением, что вот, мол, как отреклись от того дела, в котором
сами принимали участие.
Крыленко: Вы этого лица не помните?
Краковецкий: Ко мне приезжал в Киев в декабре 1917 года тов. Кашин.
Крыленко: Какая была роль Кашина?
Краковецкий: Юридически он был моим адъютантом все это время, а факти-
чески он был моим хорошим товарищем, который всегда меня сопровождал.
Крыленко: И ваша деятельность была целиком солидарна с политической
стороны?
Краковецкий: Да, с политической и практической.
Крыленко: Значит, вы были солидарны как два товарища, между которыми
никакого расхождения ни принципиального, ни тактического не было?
Краковецкий: Нет, не было.
Крыленко: Скажите, теперь еще последний вопрос: Кашин принимал участие
или присутствовал ли в какой-либо степени при ваших переговорах с Централь-
ным комитетом?
Краковецкий: Кашин все время посещал Военную комиссию вместе со мной
и затем совещания, которые были в помещении Крестьянского союза; затем он
вместе со мной находился и в Инженерном замке, так что, поскольку в этот пери-
од были разговоры с Центральным комитетом, он мог быть осведомлен о них.
Крыленко: А когда вас вызывали в ночь на 26-е, куда вас вызывали?
Краковецкий: Когда Керенский вызывал?
Крыленко: Нет, не Керенский, а на Фонтанку кто вас вызывал?
Краковецкий: Настолько помню, Гоц.
Крыленко: А кого вы там встретили?
Краковецкий: Полковников, Гоца, Синани. Я приехал, насколько помню, с
Броуном и с тем же Кашиным.
Председатель: Это куда вас вызывали?
Краковецкий: Это было помещение Всероссийского крестьянского союза.
Председатель: Крестьянского-союза или исполкома Крестьянского союза?
Краковецкий: Там, где были заседания Комитета защиты родины и рево-
люции.
Крыленко: Там вы видели кого-нибудь из других членов Центрального коми-
тета?
Краковецкий: Нет, насколько помню, не видел.
Крыленко: А Веденяпина не видели?
Краковецкий: Не помню.
Крыленко: Во всяком случае, вы можете установить, что Кашин за все это
время был непосредственным участником и очевидцем событий. И если у него
хорошая память, он все сие должен помнить.
Краковецкий: Да, я думаю, что он многое должен был бы помнить за этот
период.
Крыленко: Теперь будьте любезны ответить на вопрос по поводу этой черной
массы рабочих, которую мы там видели. Общее воззрение в среде эсеров было та-
кое, что это наступает грядущая анархия?
Краковецкий: Да, что революция окончена и что это последние всплески
пугачевщины.
Крыленко: Скажите, в то время в среде руководящих групп эсеров не было по
этому поводу употреблен термин «охлос»?
Краковецкий: Нет. Я думаю, что они за границей это начали говорить.
Крыленко: Больше я не имею вопросов.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель тов. Покровский.
Покровский: Скажите, пожалуйста, тов. Краковецкий, вы указывали, что вам
приходилось, главным образом, рассчитывать на юнкерские училища. А казац-
кие части не принимались в расчет при этом наступлении?
Краковецкий: Да, я забыл сказать. Конечно, мы, начиная это восстание, по-
нимали, что юнкерских сил все-таки маловато, и хотя они хорошо организова-
ны и стойкий элемент, но с ними одними мы не справились бы. Поэтому мы
рассчитывали на казачьи части. Но непосредственной связи с казаками у Воен-
ной комиссии не было. Насколько помню, у полковника Полковникова были
эти связи: кажется 2-3 Донских полка в Петрограде. Вечером на совместном
заседании Центрального комитета партии социалистов-революционеров и Во-
енного комитета защиты и революции Полковников заявил, что он рассчитыва-
ет на то, что по его призыву эти казачьи части явятся нам на помощь. Потом
это оказалось неправильным. Я лично присутствовал при переговорах Полков-
никова с некоторыми казаками, которые явились в Инженерный замок. Я при-
сутствовал при переговорах, которые вел Полковников о том, что эти станич-
ники пришли на помощь, и, несмотря на все старания убедить их, они наотрез
отказались, что нет, мы не пойдем.
Покровский: Это были Донские казачьи части? Может быть, в юнкерском
восстании участвовали и Уральские части?
Краковецкий: Эти казаки, о которых я говорил, отказались выступать.
Покровский: Но на них рассчитывал Полковников.
Краковецкий: Да, и нас повстанческий штаб. Это были донские казаки.
Покровский: А уральцы не участвовали?
Краковецкий: Не знаю.
Покровский: Вам неизвестно, что при защите Зимнего дворца участвовала
одна Уральская часть, причем участвовала весьма своеобразно, она пришла и
ушла. Вам неизвестно это?
Краковецкий: Этого я не знаю.
Председатель: У защиты есть вопросы? Нет. А у другой части защиты?
257
Тагер: У нас есть вопросы. Скажите, пожалуйста, на ком из вас, руководите-
лей восстания, в те дни лежали те или иные обязанности в отношении Смольно-
го. На вас, на Полковникове или на ком-нибудь еще?
Краковецкий: Ну, у нас никаких особых обязанностей не возлагалось.
Тагер: Точнее. Кому были поручены действия против Смольного, занятие
Смольного. Ведь он был не в ваших руках?
Краковецкий: Насколько я помню, общий план в этот момент не был вырабо-
тан до такой степени, чтобы мы, участники, знали, какая часть должна действо-
вать против какого района города или против какого-нибудь советского учрежде-
ния. Я этого совершенно не помню.
Тагер: С кем из лиц, судимых сейчас из членов Центрального комитета, при-
ходилось вам беседовать в те дни?
Председатель: Этот вопрос уже задавался.
Краковецкий: Больше всего я говорил с Герштейном, меньше с Гоцем и со-
всем мало с Авксентьевым. Затем, видел на заседании городской думы еще дру-
гих членов Центрального комитета. Теперь я фамилии не помню. Это были раз-
говоры случайные и не помню, по какому поводу.
Тагер: Получали ли вы, в частности, от Гоца какие-либо указания насчет того,
как себя держать в случае занятия Смольного?
Краковецкий: Я помню, что в эту ночь, когда мы уже собрались покинуть за-
седание Комитета защиты родины и революции и отправились в Инженерный
замок, Гоц говорил мне о том, что необходимо принять меры, чтобы при занятии
Смольного института по возможности прекращать самосуды.
Тагер: Я процитирую запись вашего показания, вами и подписанного, и спро-
шу вас, точно ли изложена ваша мысль. У вас в показании записано на страни-
це 312 тома 1: «встревоженный и взволнованный Гоц просил меня (то есть вас)
принять меры...» (Читает.)
Краковецкий: Примерно в таком виде. Но, я повторяю, слова были сказаны
пять лет тому назад, и я могу ручаться только за смысл, а не за выражения.
Тагер: Да, за смысл. Значит, была такая беседа?
Краковецкий: Это не беседа, а вскользь брошенные слова.
Тагер: Вы имели в своем распоряжении некоторые силы в те дни, которые
могли бы в случае занятия Смольного обеспечить внутри здания порядок?
Краковецкий: Поскольку те силы, которые были в нашем распоряжении —
юнкера, в состоянии были этот порядок поддержать, конечно, да. Но я должен
сказать совершенно откровенно, что в то время и я лично не был настроен так ду-
мать, как был настроен Гоц.
Тагер: Он был настроен иначе?
Краковецкий: Да, и поэтому, отвечая на ваш вопрос, скажу, что те юнкера, ко-
торые заняли Смольный, едва ли они остались бы гуманны.
Тагер: Значит, настроение Гоца не совпадало с настроением вашим и юн-
керов?
Краковецкий: С настроением юнкеров совершенно не совпадало, а с моим
больше.
Председатель: Я хочу уточнить этот вопрос. Гоц предложил гуманно воздер-
жаться от эксцессов в Смольном. А вам были даны какие-нибудь указания, как
поступить с народными комиссарами и со сторонниками Советской власти, ко-
торые были в Смольном? Вы имели инструкцию просто освободить, арестовать
или что?
258
Краковецкий: Никаких конкретных указаний не было. И этот разговор, кото-
рый здесь приведен, это было сказано на лету, несколько слов в тот момент, когда
я был одет и выходил из помещения Комитета защиты родины и революции.
Председатель: При занятии Смольного как нужно было поступить со сторон-
никами Советской власти, какой план был?
Краковецкий: Мы предполагали брать Смольный с боя.
Председатель: Ясно, что с боя. Но если бы взяли Смольный с боя, то руково-
дителя Центрального комитета и всего юнкерского восстания предполагали вы-
шибить оттуда всех собравшихся и отпустить?
Краковецкий: Нет, я думаю, что если бы брали с боя, возможно, что предва-
рительно бросали бы ручные гранаты в помещение Смольного.
Председатель: Бросание ручных гранат — это уже в категорию эксцессов не
входит?
Краковецкий: Да, это период борьбы.
Председатель: Обстрел Смольного, бросание ручных гранат и все прочее, все
это не входит в категорию понятия эксцессов. В понятие эксцессов уже входит
период пребывания в комнатах Смольного института — не бить, не убивать
непосредственно.
Краковецкий: Я вопроса не понимаю. В чем вопрос?
Председатель: Как у вас было предположено, ведь в Смольном институте на-
ходился Военно-революционный комитете и Совет народных комиссаров. Зна-
чит, при занятии Смольного как вы предполагали поступить с народными комис-
сарами?
Краковецкий: Мы просто об этом не думали.
Председатель: Странно. Защитник Муравьев.
Муравьев: Я вас спрошу относительно приказа к населению Петрограда. Вы
сказали, что председателем Комитета спасения родины и революции был Авк-
сентьев. Не можете ли вы сказать трибуналу, как произошло, что это обращение
было подписано председателем Комитета спасения родины и революции Гоцем.
Председатель: Свидетель сказал, что он не знает этого приказа, а слышал
о нем с чужих слов. У нас есть более точные сведения об этом от самих подсу-
димых.
Муравьев: Разрешите этот вопрос задать свидетелю, если он скажет, что не
знает, тогда вопрос будет исчерпан.
Председатель: Этот вопрос, как не имеющий судебного значения, я устраняю.
Муравьев: На странице 8-й и 9-й обвинительного акта это говорится. Это
один из серьезных моментов, но вы мне запрещаете этот вопрос.
Председатель: Мы уже слышали от свидетеля ответ на этот вопрос: он не зна-
ет, а слышал только с чужих слов. Вчера у нас были точные разговоры.
Муравьев: Хорошо. Я не имею больше вопросов.
Председатель: Защитник Катаньян имеет слово.
Катаньян: Скажите, свидетель, сколько времени вы состояли в партии
социалистов-революционеров?
Краковецкий: Я работал в партии, начиная с 1905 года.
Катаньян: И вышли в 1919 году?
Председатель (обращаясь к свидетелю): Я предупреждаю, что на все вопросы,
которые прямо или косвенно вас порочат, вы имеете полное право не отвечать.
Это ваше полное право.
Краковецкий: Фактически я работал в партии примерно с 1905 года.
9sQ
Катаньян: Может быть, вы доложите трибуналу, чем объясняется ваш уход из
партии после 14-летнего пребывания в ней?
Краковецкий: Начиная с 1919 года факт, когда мы в Сибири фактически по-
садили Колчака, заставил меня в конце концов, призадуматься, стоим ли мы на
верном пути, и после этого раздумья, после пересмотра и своих теоретических
положений, и той тактики, которой партия в это время придерживалась, я при-
шел к заключению, что мы совершили массу колоссальнейших не только оши-
бок, а просто преступлений, и что с точки зрения...
Председатель: Об этом будем говорить, когда будем подходить к сибирскому
вопросу, а сейчас достаточно.
Катаньян: Я больше вопросов не имею.
Председатель: Защитник Карякин.
Карякин: Я хотел спросить вот о чем. Вы с чужих слов показывали о приказе,
и так как это с чужих слов, то председатель устранил этот вопрос. А не видели ли
вы сами какого-либо приказа, помимо того, о котором вы говорили?
Краковецкий: Нет, я видел только тот приказ, который я лично давал Авк-
сентьеву на подпись.
Карякин: Только?
Краковецкий: Да.
Карякин: Это был приказ, так сказать, технический, военный или какая-ни-
будь декларация, обращения к населению?
Краковецкий: Нет, это был приказ, адресованный военным училищам о вы-
ступлении.
Карякин: Только?
Краковецкий: Да.
Карякин: И никакого другого вы не видели?
Краковецкий: Нет. Там было сказано несколько слов, насколько я помню, во-
обще о необходимости борьбы с большевиками.
Карякин: Я вас спрашиваю потому, что вы после 29-го как-никак три или че-
тыре дня пробыли в Петрограде до отъезда и могли познакомиться с теми про-
кламациями и декларациями.
Краковецкий: Я, видите ли, эти 4-5 дней жил настолько в конспиративных
условиях, что не мог ничего читать, ни с кем видеться.
Председатель: Слово для вопросов имеет защитник тов. Бухарин.
Бухарин: Тов. свидетель, вы здесь говорили, что социалисты-революционеры
темные блузы, как Пугачевское движение, чернь и охлос. Эта квалификация от-
носилась к фабрично-заводскому пролетариату Петрограда?
Председатель: «Охлос» свидетель не установил.
Бухарин: В первую очередь свидетель говорил о том, что он видел своими
глазами. Так как он находился тогда в Петрограде и говорил о квалификации тех
масс, которые видел, то я имею полное логическое право относить это к петро-
градскому пролетариату...
Краковецкий: В частности...
Бухарин: Не можете ли вы ответить на вопрос: как вы объясняете, что поли-
тическая партия, которая называет себя социалистами-революционерами и кото-
рой, вероятно, должно было быть известно, что петроградский пролетариат явля-
ется самой передовой частью русского общества, чем может быть объяснена та-
кого рода квалификация, оскорбительная для пролетариата всей России, и в
частности для его передового отряда?
260
Краковецкий: Я объясняю это тем, что партия социалистов-революционеров
всегда была слишком оторвана от рабочих масс, была партией скорее интелли-
гентской. Мы варились в своем собственном соку, и всякое соприкосновение с
действительностью нас неприятно поражало, как белоручек.
Бухарин: Будьте любезны, ответит еще на третий вопрос. Вы сказали, что
партии социалистов-революционеров было неудобно вести под своим собствен-
ным именем массы. В то же самое время партия большевиков отнюдь не стесня-
лась, что именно она как партия ведет за собой эту чернь, этот охлос. Быть мо-
жет, вы нам скажете, почему партия социалистов-революционеров отличалась
такой целомудренной стыдливостью в то время?
Краковецкий: Да просто потому, что она боялась этой массы.
Бухарин: Я удовлетворен.
Председатель: Слово для вопроса предоставляется члену Верховного трибу-
нала тов. Галкину.
Галкин: Скажите, тов., какую роль играло Михайловское артиллерийское
училище в восстании? Как они держались, юнкера Михайловского училища?
Краковецкий: Михайловское училище предполагало, насколько я помню,
вывести к Зимнему дворцу, и согласие юнкеров на это было. Но этого нельзя
было сделать технически потому, что советские патрули уже находились в этом
районе, и эти отряды без пехотного прикрытия нам достать нельзя было бы.
А у нас не было пехоты, чтобы конвоировать эти отряды. Насколько я помню,
именно благодаря этому мы не имели у себя артиллерии ни Михайловского,
Константиновского училищ, ибо связь и с тем и с другим училищами была в
этом восстании.
Галкин: Социал.-революц. ячейка в Михайловском училище была значи-
тельная?
Краковецкий: Вообще мы, завязывая связь с училищем, главным образом ба-
зировались не на ячейках, а просто на отдельных личных связях. В это число
входили социалисты-революционеры, входили беспартийные.
Галкин: Скажите, полковник Полковников по политически убеждениям кто
был; политическое кредо его вы знаете?
Краковецкий: Он официально считался беспартийным.
Галкин: Но кто это был по существу: черносотеннец, или кадет, или монар-
хист?
Краковецкий: Я думаю, что он был правее кадетов.
Галкин: Я не слыхали ли еще фамилии Хартулари?
Краковецкий: Такой я не помню, что-то похожее...
Председатель: Слово для вопроса имеет член Верховного трибунала тов. Карк-
лин.
Карклин: Свидетель, вы сказали, что Гоц бросил вам слова: «Будьте гу-
манны». Вы это показали в своих предварительных показаниях, «не допус-
кайте самосуда над вождями рабочих». Вы не можете удостоверить, с какой
Целью бросил он эти слова: чтобы снять с себя ответственность, или испу-
гался, или просто надо было сказать что-то? Для какой цели он бросил эти
слова?
Краковецкий: Не знаю, чем он руководствовался.
Карклин: Или просто надо было что-нибудь сказать?
Краковецкий: Не знаю.
Председатель: Слово для вопроса имеет защитник тов. Шубин.
261
Шубин: Скажите, на какой политической платформе объединялись юнкера,
когда они выступали? Какой лозунг был у них?
Краковецкий: Прежде всего — свержение Советской власти...
Шубин: Значит, это была положительная платформа против большевиков?
Краковецкий: Да.
Шубин: Кто еще присоединился к этому лозунгу, кроме юнкеров?
Краковецкий: Я думаю, все те, которые принимали участие в борьбе против
большевиков, считали необходимым свержение Советской власти.
Шубин: А какие были элементы: только партийные эсеровский или другие?
Краковецкий: Мне думается, что, во всяком случае, говорить о эсеровских
элементах не приходится. Я уже говорил о том, что был состав отрядов в штабе
округа в ночь на 26-е число, что там было большинство офицеров, юнкеров среди
этих элементов, было много лиц, которые считали себя эсерами, как Гришин-Ал-
мазов в Сибири.
Шубин: Это вы говорили — 26-го, а 29-го?
Краковецкий: 29-го была та же картина.
Шубин: Распоряжения, которые вам дал гр-н Гоц относительно Смольного,
если они были даже искренними, могли ли они иметь какие-нибудь практиче-
ские последствия? Сделали ли вы какие-нибудь распоряжения по этому поводу?
Председатель: Ответ на это уже был.
Шубин: Я хочу знать, какие конкретные распоряжения вы сделали со своей
стороны.
Краковецкий: Я думаю, что те же самые распоряжения были бы переданы по
этому поводу...
Шубин: Какой отряд должен был взять Смольный?
Краковецкий: У нас все были юнкера. Юнкера и заняли бы, а какие юнкера —
не знаю.
Шубин: Теперь относительно Полковникова, вы говорите, что не вы, а Воен-
ная комиссия высказалась против Полковникова по техническим деловым сооб-
ражениям. А по политическим?
Краковецкий: Само собой, политические соображения входили в момент от-
вода, потому что это был человек чужой с нашей точки зрения.
Председатель: Он не был подозрителен по большевизму?
Краковецкий: Не думаю.
Председатель: Не думаете?
Краковецкий: Нет. Я думаю, что в чем угодно его можно было бы заподоз-
рить, но только не в сочувствии к большевизму.
Председатель: Больше вопросов не имеется.
Шубин: Еще один вопрос. Вы говорите, что после первых неудач настроение
у юнкеров упало. Все-таки все решили продолжать борьбу?
Краковецкий: Мы решили не складывать оружие до тех пор, пока мы не по-
лучим приказа от того учреждения, которое нам приказало выступить.
Шубин: Значит, не только у юнкеров упало настроение, но и в самом штабе
уже определилось, что операции складываются неудачно, и вы должны были
продолжать ее.
Краковецкий: Конечно, мы должны были.
Шубин: Полковников отдал вам распоряжение в тот момент, когда уже крас-
ная гвардия подходила к Инженерному замку?
Краковецкий: Да.
262
Шубин: То есть тогда, когда опасность уже угрожала непосредственно штабу?
Краковецкий: Пардон. Вы меня не так поняли. Мы находились в замке, и мы
не знали, где находится красная гвардия. Когда мы вышли из замка, мы по дороге
встретили красную гвардию.
Шубин: Эти моменты совпали.
Краковецкий: Быть может, красная гвардия уже давно ждала, быть может,
она давно стояла, но мы увидели в тот момент, когда мы вышли...
Шубин: Из тех, кто находился к штабе, из командного состава кто-нибудь по-
страдал в результате этого выступления?
Краковецкий: Нет, в нас никто не стрелял.
Шубин: А из юнкеров были жертвы?
Краковецкий: В штабе не было.
Шубин: А вне штаба?
Краковецкий: Вне штаба, там, где были столкновения, там были жертвы.
Шубин: Скажите, когда с вами разговаривал гр-н Гоц, он же в это время уез-
жал из Петрограда в Гатчину или нет?
Краковецкий: Этого я не знаю.
Шубин: Был ли он в войсках у Краснова до разговора с вами?
Краковецкий: Теперь мне это известно по мемуарам, а тогда я не знал.
Шубин: Больше я не имею вопросов.
Председатель: Слово для вопроса имеет защитник Членов.
Членов: Тов. Краковецкий, мне остался неясным только один вопрос, кото-
рый я бы вас попросил выяснить: вы, отвечая на вопрос защитника Тагера, сказа-
ли, что, по вашему мнению, настроение юнкеров было такое, что от них ждать гу-
манного отношения к народным комиссарам в случае победы, по-видимому, не
приходилось?
Краковецкий: Кто знает настроение юнкеров в то время, тот не может в этом
сомневаться.
Членов: Меня интересует, было ли это агрессивное настроение юнкеров на-
столько явным, что должно было быть заметным не только гр. Гоцу, но и вообще
для политических руководителей восстания? Они должны были знать какое по-
литическое настроение юнкеров?
Краковецкий: Это было известно абсолютно всем, всему Петрограду.
Председатель: Слово для вопроса имеет защитник Тагер.
Тагер: Скажите, пожалуйста, когда вы имели мимолетную беседу с Гоцем, ко-
гда вам Гоц мимолетно сообщил о необходимости принять меры против эксцес-
сов, вы поняли это как обязательное для вас правило или же как необязательную
болтовню?
Краковецкий: Конечно, я принял за правило, раз я подчинялся Гоцу, и для
меня это было равносильно приказанию. Но для меня была совершенно ясна вся,
так сказать, бессмысленность таких приказаний, потому что для каждого было
ясно, что, напуская юнкеров на Смольный, как можно говорить или давать ди-
рективы не применять каких-нибудь агрессивных мер. Я думаю, что это было
ясно и для Гоца.
Тагер: Представьте себе на один момент, что такого настроения у юнкеров не
было и все это было бы неизвестно. Был ли бы тогда какой-нибудь смысл заявлять
о том, что принимайте меры против эксцессов, которых нельзя было ожидать. Для
чего говорить «примите меры против эксцессов», потому ли, что их можно ожи-
дать по настроению, или потому, что их нельзя ждать? Вы ведь были в те дни там.
263
Краковецкий: Формулируйте яснее вопрос.
Тагер: Потому ли это было сказано, что было известно, что настроение юнке-
ров дает основание ждать эксцессов, или потому, что не было оснований ждать
этой возможности?
Краковецкий: Вы хотите, чтобы я ответил за Гоца.
Председатель: Откуда свидетель знает, как думал Гоц в тот момент?
Тагер: Я этого и не спрашивал. Вам Гоц сказал: «Примите меры против экс-
цессов». Было ли положение таково, что вы могли бы сказать, что этих эксцессов
не будет, или настроение юнкеров было таково, что такой совет был разумен и
это диктовалось тем положением, как вы его знали?
Краковецкий: Я не знаю, чем руководствовался Гоц, но для меня было ясно,
что в этот момент такие эксцессы были неизбежны, и я рассматривал слова Гоца
как пустую формальность: примите меры, а ясно было, что никаких мер принять
нельзя.
Тагер: Позвольте вас спросить иначе: вы командовали военными силами вос-
стания? Вы считали себя обязанным принять меры против эксцессов?
Краковецкий: Поскольку это было возможно осуществить.
Тагер: Значит, вы считали для себя обязательным такое поведение?
Краковецкий: Я заранее знал, что это невозможно. Я был уверен, что экс-
цессы будут, и Гоц знал это. Это была просто обычная болтовня и больше
ничего.
Тагер: Теперь следующий вопрос. Вы говорили на вопрос защитника Ка-
таньяна, что вы порвали с партией в результате сибирских событий, правильно
ли это?
Краковецкий: Да.
Тагер: Позвольте мне обратиться опять к вашему письменному показанию и
спросить вас, правильно ли здесь записано с ваших слов ваше показание от 8 ап-
реля и находится на 312 листе, в самом конце.
Председатель (обращаясь к свидетелю}'. Еще раз обращаю ваше внимание,
что на все такого рода вопросы вы имеете право отвечать или не отвечать.
Тагер: Так, если пожелаете, вы мне ответите на вопрос, правильно ли записа-
ны ваши слова «значительная доля бедствий, переживаемых Россией, русскими
крестьянами и рабочими лежит на совести эсеровской партии»? Самый конец
показания, которое написано на 312-м листе.
Председатель: Разве это противоречит показанию, данному свидетелем
сейчас?
Тагер: Я хочу знать, соответствует ли это мысли свидетеля?
Председатель: Задавайте прямо вопрос. Если свидетель ответит не так, что
будет противоречие, тогда огласите показание.
Тагер: Тогда я так задам вопрос: считаете ли вы, что суд над партией социали-
стов-революционеров диктуется ведениями революционной совести и историче-
ской справедливости перед трудящимися массами, что за все свои действия пар-
тия социалистов-революционеров должна нести политическую ответственность
перед всеми рабочими массами России?
Краковецкий: Да, считаю.
Тагер: Считаете ли вы, как записано от вашего имени в другом месте, что
было бы самой низкой трусостью уклоняться от революции и моральной ответ-
ственности перед лицом трудящихся масс России?
Краковецкий: Ясно.
264
Тагер: Наконец, известно ли вам, что по этому делу к вам применена ам-
нистия?
Краковецкий: Конечно, известно.
Председатель: Слово для вопроса имеет защитник тов. Карякин.
Карякин: Для меня не ясно кое-что в вашем показании, гражданин Краковец-
кий. Вы были фактически заместителем Полковникова?
Краковецкий: Я был его помощником.
Карякин: Хорошо. Затем другой вопрос. Не может быть, чтобы не разрабаты-
валось никакого другого плана наступления? Вероятно, какой-нибудь план вы-
рабатывался, и как помощник Полковникова вы должны были присутствовать
при разработке плана.
Краковецкий: План вырабатывался Полковниковым в форме диспозиции,
который он тут же, в помещении комитета, написал и разослал. На первых порах
этот план главным образом сводился к выводу наших частей из мест их стоянок
к месту их сосредоточения и их перегруппировке их. Какие были указаны на-
правления для каждой отдельной части, я вспомнить не могу.
Карякин: В этот план входил ли вывод какой-нибудь юнкерской части как
основного ядра, около которого группировались бы потом другие войсковые
части?
Краковецкий: Весь наш оперативный план строился исключительно на юн-
керских силах, и поэтому никакой речи не было ни о каком развертывании этих
частей при пополнении их другими частями.
Карякин (обращаясь к председателю')'. Может быть, вы разрешите передопро-
сить свидетеля Броуна? У меня записано показание Броуна, и, я думаю, вы пом-
ните, что предлагался план вывода одной юнкерской части с тем, чтобы эта юн-
керская часть влила в себя по дороге другие.
Председатель: Какое это имеет значение? Был ли такой стратегический план
или другой, это политического значения не имеет. События были 4 !/2 года тому
назад. Что вы хотите установить?
Карякин: На мой взгляд, не установлено, чтобы Смольный институт долж-
ны были брать непременно юнкера. Свидетель Краковецкий сказал, что не
было распределено, куда какую часть бросить. Вот почему до точного установ-
ления того обстоятельства, что в Смольный институт непременно должны
войти юнкера, особенно озлобленно настроенные против заседающего там
Совнаркома, до установления этого факта, я считаю, все потерянное нами вре-
мя потерянным праздно. Вот почему я хочу восстановить. Но если угодно, я
найду возможным, из сопоставления свидетельских показаний, выяснить то,
что мне нужно доказать.
Краковецкий: Защитник говорит о том плане, который был выработан в Во-
енной комиссии. Я уже говорил трибуналу, что этот план был забракован. Перво-
начальный план Военной комиссии заключался в том, что мы предполагали
наши юнкерские части увести под город и собрать всех, кого возможно, начиная
с Петропавловской крепости. Но на заседании этот план был забракован и выра-
ботка плана была поручена Полковникову. Он вырабатывал его путем составле-
ния диспозиций. В составлении диспозиций я участия не принимал и знаю толь-
ко вскользь, поскольку приходилось слышать урывками.
Карякин: Чем можете вы удостоверить, что Гоц об этих диспозициях что-ни-
будь знал, что он знал о военных, технических частях: откуда пойдут, как пойдут,
какая часть будет брошена в Смольный?
265
Краковецкий: Гоц мог не знать деталей диспозиций, но он, как и я, знал, что
мы опираемся на юнкерские части и что эти юнкера не станут солдатами от того,
что их пошлют в другое место.
Председатель: В вашем плане Смольный институт представлял из себя один
из важнейших стратегических пунктов, овладение которым представляло боль-
шую важность?
Краковецкий: Конечно.
Председатель: Что же, против Смольного вы предполагали пустить одну из
худших или лучших частей в боевом смысле? Вы как офицер понимаете, что речь
идет не о количестве, а о качестве?
Краковецкий: Юнкерские части все примерно одного качества.
Председатель: Вы меня не понимаете. Если в вашем распоряжении были
малоорганизованные рабочие дружины, не особенно надежные солдатские час-
ти, какие-нибудь малоорганизованные и хорошо организованные юнкерские
части, то против такого важного места, как Смольный институт, который яв-
лялся тогда правительственным центром, какую бы часть вы как офицер пусти-
ли в ход?
Краковецкий: Ясно, что лучшую, а не худшую.
Карякин: Конечно, вы не можете знать, что думал Гоц, когда вел с вами бе-
седу о том, чтобы вы был гуманны. Но свидетельское показание ваше было ог-
лашено Тагером. Оно начинается так: «Встревоженный и взволнованный Гоц
просил меня принять меры, чтобы после занятии Смольного...» Ваше впечатле-
ние от всего вида Гоца что-нибудь вам говорило за то, фальшивил ли здесь Гоц,
желая свалить с себя ответственность, как это предполагалось в одном их во-
просов уважаемого члена трибунала, или Гоц действительно хотел проявить гу-
манность? Какое впечатление на вас произвел Гоц, в какую сторону вы сами
склонялись?
Краковецкий: Я думаю, что в данном случае просто-напросто Гоц учиты-
вал неизбежность эксцессов и на эту неизбежность хотел как-нибудь реагиро-
вать. Для каждого их участников было совершенно ясно, что эксцессы неиз-
бежны, и поэтому, когда говорят: избегайте эксцессов, — это заявление абсо-
лютно ни к чему не обязывающее, ибо его невозможно осуществить в жизни.
Эти эксцессы были бы все равно, а чем руководствовался Гоц, пусть Гоц об
этом говорит сам.
Председатель: Слово для вопроса имеет защитник тов. Шубин.
Шубин: Вы говорите, что юнкерские части были так настроены, что они вряд
ли исполнили бы распоряжение о гуманном отношении к Совнаркому. Но ведь
Полковников привел с собою или обещал привести другие части, казачьи части.
Может быть, эти проявили бы большую гуманность?
Краковецкий: Нет. Я думаю, что казачьи части и юнкерские довольно равно-
ценные. Трудно говорить, кто в то время был бы гуманнее: казаки или юнкера.
Шубин: Значит, то, с чем пришел Полковников, это не делало движения бо-
лее гуманным и менее черносотенным?
Краковецкий: Нет, Полковников пришел не с тем. Он обещал дать казачьи
части.
Шубин: Так что и с этой стороны вам не из чего было выбирать. Если бы вы
хотели надежный отряд послать в- Смольный, то в вашем распоряжении таких
частей не было?
Краковецкий: У нас были только юнкера.
266
Шубин: Рабочие дружины у вас были?
Краковецкий: Никаких.
Шубин: Наконец, последний вопрос. Вы все-таки субъективной неискренно-
сти Гоца установить не можете?
Краковецкий: Нет. Ведь существуют такие слова, которые фактически ни к
чему абсолютно не обязывают: когда человек по долгу службы говорит, но знает,
что это невозможно. Я по крайней мере исхожу из своей точки зрения. Конечно,
я знал, что эксцессы будут неизбежны, но необходимо было свергнуть, и поэтому
я шел на них, и логически я думаю, что Гоц не мог этого не знать. И поэтому, ко-
гда он говорит, что избегайте эксцессов, я думаю, что...
Председатель (перебивая)'. Вопрос ясен.
Шубин: Вы не знаете: Центральный комитет партии социалистов-революцио-
неров не сообщил о том, что он стоял во главе юнкерского движения?
Краковецкий: Кто?
Шубин: Центральный комитет партии социалистов-революционеров?
Председатель: Свидетель уже говорил, что не знает этого. Вы не слушаете
процесса.
Шубин: Нет, я внимательно слушаю, но впоследствии было напечатано пись-
мо, которое якобы устанавливало причастность Центрального комитета к этому
вопросу. Я хотел бы по поводу этого письма подойти к этому вопросу.
Председатель: На все эти вопросы свидетель уже ответил.
Шубин: Тогда разрешите в другой форме поставить вопрос.
Председатель: Пожалуйста.
Шубин: Известно ли вам, чтобы когда-нибудь Центральный комитет со-
циалистов-революционеров брал на себя ответственность за юнкерское вос-
стание?
Краковецкий: Нет, мне скорее известно, но не ручаюсь за точность, ибо я
знаю со слов других, что как раз Центральный комитет отрекся.
Председатель: Я прошу защиту как одну, так и другую, относиться внима-
тельнее к процессу. Свидетель показывает, что через три дня он уехал на юг, в
Киев; если сопоставить даты, то ему не могло быть известно это письмо.
Шубин: Но, уехав в Киев, он не переставал быть эсером, членом партии, он
мог знать.
Председатель: Тогда нам нужно допрашивать всех членов партии социали-
стов-революционеров, мы же допрашиваем непосредственных очевидцев собы-
тий. Слово имеет обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Скажите, пожалуйста, свидетель: вы со мной встречались после
июньского восстания в Петербурге?
Краковецкий: В ближайшее время.
Тимофеев: После вашего возвращения из Киева?
Краковецкий: Да, встречался.
Тимофеев: Вели мы с вами разговоры о причинах неудачи этого восстания и
о том, что советская власть, несмотря на это восстание и другие попытки ниспро-
вержения, все-таки укреплялась?
Краковецкий: Я не помню.
Тимофеев: Может быть, я напомню вам, что мы, продолжая нашу тюремную
беседу, вели разговор о вечных законах войны, ссылаясь на Клаузевица и другие
авторитеты. Вы не помните об этом?
Краковецкий: Я помню, что я с вами виделся на Литейном проспекте.
267
Тимофеев: В редакции «Революционной мысли», помните, было такое книго-
издательство на Литейном проспекте?
Краковецкий: Из этого разговора я помню один момент. Я предполагал в это
время уехать в Сибирь, и вы меня благословили на эту поездку. Относительно
других деталей я не помню.
Тимофеев: Я вас спрашивал, почему не удалось юнкерское восстание? Вы не
помните, как вы мне объяснили?
Краковецкий: Не помню.
Тимофеев: Вы говорили, что вы не были настроены так гуманно, хотя вообще
гуманность Гоца являлась болтологией, по вашему мнению, что вы не были на-
строены так гуманно, как Гоц. Вы не помните, беседа эта происходила в конце
января или начале февраля? Не говорили ли вы, что мы, эсеры, вообще чересчур
миндальничали, чересчур считались с рабочими и иными демократиями, а не
действовали сообразно Клаузевицу, который говорит, что, «когда говорит ору-
жие, законы молчат». Вы этого не помните?
Краковецкий: Вообще я считаю, что партия социалистов-революционеров
была достаточно мягка, но мягка была больше в сторону правой опасности, чем в
сторону левой опасности.
Тимофеев: Не считали ли вы в то время, что нужно воссоздавать снова рус-
скую армию для борьбы уже с окончательно надвигавшимся, по вашему мнению,
германским нашествием?
Краковецкий: Да, я считаю это необходимым.
Тимофеев: Не помните ли, что вы говорили в это время по этому поводу о воз-
можности сохранения в этой новой армии советских организаций, советов солдат
и т. д.? Считали ли вы допустимым для этой новой армии сохранение тех демокра-
тических учреждений, которые были выдвинуты Февральской революцией?
Краковецкий: В армии нет, в армии не считал.
Тимофеев: Я пока больше не имею вопросов.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Гоц.
Обвиняемый Гоц: Я для краткости буду, гр-н председатель, говорить тезиса-
ми и буду запрашивать свидетеля, может ли он подтвердить правильность его со-
общения или нет.
Председатель: Нет, вы, пожалуйста, говорите не тезисами, а задавайте вопро-
сами, если у вас был разговор с Краковецким, как, например, у Тимофеева, вы
можете напоминать — это другое дело.
Гоц: Слушаю. Скажите, свидетель, вы не помните, присутствовал ли полков-
ник Куропаткин на заседании Комитета спасения родины и революции и знаете
ли вы такого полковника Куропаткина, эсера, делегата 5-й армии?
Краковецкий: То есть присутствовал ли он на заседании?
Обвиняемый Гоц: Принимал ли он участие на заседании в выработке плана и
был ли он одним из видных участников этого движения?
Краковецкий: Он принимал участие в самом выступлении и, если не ошиба-
юсь, кажется, был убит.
Обвиняемый Гоц: А где он был убит?
Краковецкий: Не помню точно.
Обвиняемый Гоц: А если я напомню вам, что он был убит около Петропав-
ловской крепости?
Краковецкий: Не помню.
Обвиняемый Гоц: Вы не слыхали, какое поручение на него было возложено?
268
Краковецкий: Но я еще не ответил на вторую половину вопроса. Вопрос со-
стоял из двух частей, он принимал участие в выступлении, но принимал ли он
участие в выработке плана, я не могу сказать.
Председатель: Он состоял в вашем штабе?
Краковецкий: Я Куропаткина увидел в первый раз в коридоре комитета, в ка-
кой-то зале, наполненной партами, но на заседании нашего штаба я не помню.
Обвиняемый Гоц: Значит, вы не помните, что он заседал рядом с нами. Вы не
заметили его и заметили только в коридоре. А вы не знаете, какое конкретное по-
ручение было на него возложено?
Краковецкий: Нет.
Обвиняемый Гоц: А если я вам напомню? Вы не знаете, не было ли на него
возложено овладение Петропавловской крепостью и с этой целью он должен
был, не с юнкерскими частями, а с солдатскими частями, которые были ему ука-
заны, и опираясь на команду самокатчиков, которая была в то время в Петропав-
ловской крепости, овладеть ею. Вы этого на помните?
Краковецкий: Я повторяю, что детали этой диспозиции были выработаны
Полковниковым и на эти вопросы я не смогу ответить.
Обвиняемый Гоц: Я утверждаю, что это так было, и, если угодно суду, я мог
бы вызвать дополнительных свидетелей, которые смогут подтвердить точность
моих сообщений. Вам не известно об участии Грекова, не принимал ли он вместе
в вами, со мной и с теми лицами, о которых мы говорили, участие в выработке и
организации этого выступления?
Председатель: Кто?
Обвиняемый Гоц: Греков.
Краковецкий: Насколько я помню, Греков был социал-демократ.
Обвиняемый Гоц: Да, но это дела не касается. Этот вопрос другой.
Краковецкий: Да, но мне нужно вспомнить, о каком именно Грекове идет
речь.
Гоц: Он социал-демократ.
Краковецкий: Он состоял в Военной комиссии Комитета спасения родины и
революции.
Гоц: Да, в Комитете спасения родины и революции. Он состоял членом коми-
тета и принимал вместе с нами участие в организации этого движения. Вы его не
помните?
Краковецкий: Я лично его не помню.
Гоц: Я констатирую, что он был там и принимал с нами участие. Раз вы не
помните этого, то не помните и того поручения, которое на него было возложе-
но? Не слыхали ли вы, что именно Греков был комендантом Смольного в период
Февральской революции, как был раньше комендантом Таврического дворца?
Краковецкий: Да, известно.
Гоц: Вам известно, что к нему было отношение как к своему товарищу-рево-
люционеру?
Краковецкий: Мне известно, что он был комендантом Смольного, но какое
отношение к нему было со стороны верхов партии, я не знаю.
Гоц: Но, во всяком случае, что он не был белогвардейцем, вы подтверждаете,
потому что вы заявили, что он был членом одной из социалистических партий?
Краковецкий: Да, это правильно.
Гоц: Не помните ли вы, не было на Грекова возложено поручение овладеть
Смольным, причем это поручение мотивировалось тем, что он как человек, знаю-
269
щий прекрасно все ходы и выходы Смольного, мог им овладеть с командой лю-
дей, которых он знает и за которых ручается. Вы этого не помните?
Краковецкий: Нет.
Гоц: Я покорнейше прошу суд для подтверждения этого обстоятельства раз-
решить мне сегодня вечером представить трибуналу тот список свидетелей, кото-
рый я сочту нужным указать.
Председатель: Вы в своих объяснениях устанавливаете факты. Если трибу-
нал усомнится в правильности ваших сообщений, то можно будет вызвать свиде-
телей.
Гоц: Позвольте мне, чтобы не отнимать времени, зафиксировать сказан-
ное. Я констатирую, что овладеть Смольным было поручено Грекову, не бе-
логвардейцу, а члену социалистической партии. {Обращаясь к свидетелю.)
Дальше: разговор, о котором вы изволили говорить следователю и который
теперь вам рисуется какой-то болтологией, себе объясняете тем, что, очевид-
но, я тогда предугадывал ваше ренегатство и желал запастись вашим свиде-
тельством на суд.
Председатель: Я покорнейше прошу по отношению к свидетелям таких слов
не применять.
Гоц: Относился к вам как к товарищу, в котором я не подозревал ничего дур-
ного. Вы можете констатировать, что между нами, лицами, связанными пребыва-
нием в одной каторге, были дружественные отношения. Я не имел предлога по-
дозревать вас в чем-либо дурном.
Краковецкий: Да, отношения были дружественные. И я считаю, что и сейчас
ничего дурного не делаю.
Гоц: Это зависит от разных точек зрения, значит, у вас не было основания
предполагать, что я с вами, как с лицом, мне близким, имел основание лицеме-
рить... (Молчание со стороны свидетеля.) Позвольте мне дать разъяснение теперь.
Председатель: Вы закончили свои вопросы?
Гоц: Нет еще.
Председатель: Прошу вас держаться порядка.
Гоц: Позвольте мне тогда два слова для разъяснения двух пунктов, связанных
с приказами.
Председатель: Это мешает делу. Вы получите слово для разъяснения после
допроса свидетеля. Слово для допроса имеет обвиняемый Лихач.
Обвиняемый Лихач: Скажите, свидетель: если я вас правильно понял, то вы
сказали, что о плане выступления вам не было известно, что вы просто получили
определенные диспозиции от полковника Полковникова и их разослали?
Краковецкий: Нет, я посылал не диспозиции, а план, который был составлен
Полковниковым в форме ряда диспозиций.
Председатель: Этот вопрос задается свидетелю уже в третий раз.
Краковецкий: В форме ряда диспозиций, которые были розданы нашим
эмиссарам и развезены по юнкерским училищам.
Обвиняемый Лихач: Не можете ли вы припомнить: в Военной комиссии при
Центральном комитете эсеров, в которой вы принимали участие, вырабатывался
ли какой-нибудь план этого выступления, которое известно под именем «юнкер-
ского»?
Краковецкий: Я уже говорил, что Военная комиссия выработала план, кото-
рый был отвергнут на соединенном заседании Военной комиссии партии социа-
листов-революционеров и Военной комиссии Комитета защиты.
270
\ Обвиняемый Лихач: Не помните ли вы, в Военной комиссии был выработан
один план или два?
Краковецкий: Один план.
Обвиняемый Лихач: Разрешите, гр-н председатель, огласить показание сви-
детеля Броуна.
Председатель: Это не имеет никакого значения. Трибунал констатирует, что
Броун говорил, что имеются два плана, два варианта и что в конце концов комис-
сия остановилась на одном плане. Это не имеет никакого отношения к делу.
Лихач: Свидетель Краковецкий утверждает, что план был выработан само-
стоятельно полковником Полковниковым, а Броун говорит, что план был выра-
ботан двумя лицами — один план свидетелем Краковецким и другой — Броуном
и полковником Полковниковым на этом заседании, был принят план Броуна, о
котором свидетель Краковецкий должен был знать.
Председатель: А теперь он забыл. Это не имеет никакого отношения к делу.
Краковецкий: Нет, я категорически утверждаю, что ничего подобного не
было, что мой план вместе с тем и был план Броуна.
Председатель: Это не имеет никакого значения, это мы будет разбирать в Во-
енно-исторической комиссии — такой был план — стратегический или нет. Ни-
какого преступного деяния в том, что был принят один план, а не другой, что
было не два плана, а один, нет. Это значения не имеет, ни уголовного, ни истори-
ческого. Слово для вопроса имеет защитник тов. Катаньян.
Катаньян: Скажите, свидетель: разговор с Тимофеевым в Петербурге был в
котором году — в 18-м или 19-м?
Краковецкий: В 18-м.
Председатель: Больше вопросов нет? (Нет.) Свидетель Краковецкий, по-ви-
димому, понадобится в другой части судебного следствия, так что в зале его дер-
жать нельзя. (Обращаясь к обвинению.) Ваше заключение.
Крыленко: Я был бы против помещения тов. Краковецкого в свидетельской
комнате, потому что там будут свидетели, которые будут показывать по фактам,
о которых показывал тов. Краковецкий. Я думаю, что поскольку до момента, в
котором нам надлежит в следующий раз допрашивать Краковецкого, осталось
достаточное количество времени, он мог бы оставаться в зале заседания или его
можно освободить с обязательством точно указать адрес, по которому его можно
немедленно вызвать.
Тагер: Я считаю, что нельзя возвращать в свидетельскую комнату, или для
допрошенных свидетелей следует отвести другую комнату.
Овсянников: Мы не можем иметь препятствий, чтобы оставить свидетеля в
зале заседания или чтобы он был отпущен...
Лихач: Я считаю, что в зале заседания совершенно неудобно оставлять свиде-
теля, который еще не допрошен по целой части.
Председатель: В той части, по которой свидетель Краковецкий будет допра-
шиваться вторично, то есть по Сибири, мы его, конечно, удалим либо поместим в
другую свидетельскую комнату. А пока мы говорим, что свидетель Краковецкий
может присутствовать в зале заседания. Объявляю перерыв на 10 минут.
Заседание прерывается в ... час ... минут
и возобновляется в ... часов ... минут1.
1 Так в тексте.
271
Председатель: Заседание возобновляется. Слово принадлежит государствен-
ному обвинителю тов. Крыленко.
Крыленко: Я хотел просить трибунал разъяснить защите, в частности гр-ну Та-
геру, поскольку таков был единственный смысл в его вопросах, задававшихся сви-
детелю Краковецкому (во время допроса Краковецкого я этого не делал и считаю
возможным сделать только сейчас), что вопрос о применении амнистии есть во-
прос формальный, есть обязательное требование, которое трибунал обязан приме-
нить в пределах предоставленной ему власти, и что посему постановка вопроса, из
которого вытекает смысл (если смысл был другой — пусть меня поправят) относи-
тельно недопустимости с какой бы то ни было точки зрения воспользоваться ак-
том амнистии, здесь, в зале судебного заседания, быть не может. Я прошу сделать
защите это формальное разъяснение.
Председатель: Верховный трибунал разъясняет, что на основании соответст-
вующего постановления Всероссийского центрального исполнительного комите-
та целый ряд лиц, в том числе и Краковецкий, чисто автоматически амнистиро-
ваны на законном основании.
Тагер: Позвольте просить занести в протокол, что акт об амнистии защите из-
вестен так же хорошо, как и обвинению.
Председатель: Это дело ваше. Слово для объяснения по существу вопроса, в
рамках фактического разъяснения, имеет обвиняемый Гоц.
Гоц: Я хотел бы установить прежде всего один факт, который, по-видимому,
особенно интересовал гр-на Шубина и представителя обвинения Покровского.
Они очень настойчиво хотели узнать, где был полковник Дутов в октябрьские
дни и не принимал ли он участия в восстании 29 октября. В сегодняшнем номере
«Правды» помещено сообщение о том, что с первого известия об Октябрьской
революции...
Председатель: Виноват, номер «Правды» в деле не фигурирует.
Гоц: Слушаюсь. Позвольте мне указать, что в сегодняшнем номере «Правды»
имеется определенное подтверждение моего заявления о том, что Дутова в Пет-
рограде не было, что Дутов в первые же дни Октябрьского переворота был у себя
на Дону и организовывал казачье правительство. Покорнейше прошу, в подтвер-
ждение этого, приобщить к делу сегодняшний номер «Правды».
Председатель: Это вечером.
Гоц: Второй вопрос относительно эксцессов, который был затронут и кото-
рый, по-видимому, особенно интересовал гр-на Шубина. Я считаю себя обязан-
ным дать разъяснение, совершенно не считаясь с вопросом, как будет квалифи-
цироваться моя моральная субъективная искренность. Я хочу установить факт,
что нами, организаторами выступления 29 октября, совершенно определенно
учитывалась возможность известных эксцессов при занятии тех или иных пра-
вительственных учреждений. С целью избежать этих эксцессов, именно Греко-
ву, то есть лицу, внушавшему нам полное доверие, была поручена организация
овладения Смольным. Это раз. В дальнейшем действительно разговор, о кото-
ром говорил Краковецкий, имел место. Если память мне не изменяет, ни Кра-
ковецкий, ни те части, которые были сосредоточены в Николаевском инженер-
ном училище (б. Михайловский дворец), не предназначались для овладения
Смольным. Я указал Краковецкому в виде директивы, — ибо я нес морально-
политическую ответственность, и_он обязан был считаться с моими указани-
ям, — я указал, чтобы были приняты все меры к тому, чтобы избежать каких
бы то ни было эксцессов, и что действительно в данном случае мое заявление
272
не являлось только болтологией, как угодно было выразиться моему бывшему
товарищу по каторге Краковецкому, доказывается тем, что действительно ни
одного эксцесса нами применено не было, что я могу доказать ссылкой на свое
поведение в июльские дня, когда я, после многочасового уговора, спас Камене-
ва от этого эксцесса...
Председатель: Виноват, виноват. Я прошу слушать, что я говорю. Речь идет о
моменте с 25 октября, устанавливается определенный факт. Вы утверждаете, что
имели серьезное намерение, прошу в этом духе продолжать.
Гоц: Я просил бы возможности констатировать этот факт, потому что было
заподозрено мое субъективное умонастроение, было указано, что мои мотивы не
соответствовали моим действиям.
Председатель: К сожалению, я вчера допустил некоторое незаконное отсту-
пление, дав вам возможность говорить об июльским днях, в результате чего
имеется требование о вызове ряда свидетелей, касающихся июльских дней. Так
мы дойдем бог знает до какого периода. Мы будем говорить только о том, о чем
идет речь.
Гоц: Вопрос об увеличении рамок исходили от тех скамей, и вы до сих пор
удовлетворяли, а теперь единственный раз, когда мы просим о расширении, вы
отказываетесь. Я считаю, что июльское движение непосредственно примыкает к
октябрьскому движению, и мы не можем понять октябрьское движение и те дей-
ствия, которые инкриминируются в связи с этим, без факта июльских дней.
Председатель: Я сообщаю вам постановление трибунала и прошу подчи-
няться.
Гоц: Я могу сослаться только на гр-на Луначарского, который был мною осво-
божден, когда случайно был арестован в штабе и когда ему тоже казалось, что
ему угрожала опасность...
Председатель: Вы говорите о вещах, не относящихся к делу.
Гоц: Я хотел бы констатировать факт и ограничиться этим.
Председатель: Еще есть фактические разъяснения со стороны обвиняемых?
Нет? Переходим к допросу свидетеля Фейта.
Председатель: Свидетель, ваше имя и отчество?
Фейт: Андрей Ильич.
Председатель: Вам, может быть, тяжело будет стоять, можете взять стул и
сесть.
Фейт: Нет, благодарю вас.
Председатель: Сколько вам лет?
Фейт: 58.
Председатель: Ваше социальное положение?
Фейт: Я врач.
Председатель: Какая ваша партийная принадлежность?
Фейт: До 90-х годов был народовольцем, а с начала 90-х годов социалистом-
революционером.
Председатель: А в настоящее время?
Фейт: В настоящее время я социалист-революционер по своим убеждениям,
но не состою в организации.
Председатель: Скажите, вы во время Октябрьского переворота, в этот период
времени, какие имели партийные обязанности?
Фейт: Я был управляющим делами Центрального комитета партии социали-
стов-революционеров с правами членов Центрального комитета.
273
Председатель: Теперь скажите, пожалуйста, что вы можете нам рассказать о
вооруженных выступлениях и о военной работе партии социалистов-революцио-
неров в период от Октябрьского восстания до, скажем, Учредительного собра-
ния, включительно?
Фейт: Я вообще мог бы сообщить некоторые данные о военной работе пар-
тии, как в период самого восстания — один период, и второй период — это уже в
Москве, приблизительно до весны 18-го года.
Председатель: Прошу вас рассказать.
Фейт: Я не был членом Военной комиссии, но мне неоднократно приходи-
лось бывать на этих заседаниях и иногда даже заменять председателя ее. Поэто-
му я был несколько осведомлен о положении нашей военной работы вообще.
В момент Октябрьского переворота, в самый день Октябрьского переворота уже
под выстрелами «Авроры» продолжалось заседание этой Военной комиссии.
Я на нем не был, но после него имел разговор с некоторыми представителями, и
для меня стало ясно, что к этому времени произошел довольно крутой переворот
в некоторых частях, которые мы считали своими военными частями. Но некото-
рые части оставались верны нам, причем таких частей было довольно много. По-
сле окончания этого заседания мне был вручен список таких верных нам частей с
указанием телефонов на предмет, если бы нам потребовалось снестись с ними.
Когда все разошлись...
Председатель: А кто вам вручил этот список?
Фейт: Точно не помню: может быть, секретарь Военной комиссии, может
быть, кто-нибудь другой. Когда после этого заседания все разошлись и я остался
один в этом помещении и когда, по моим соображениям, нужно было попытаться
привести на защиту Учредительного собрания некоторые части, я начал с ними
сноситься по телефону. Я не мог добиться сношения со многими из этих частей,
а с некоторыми мне удалось установить связь.
Председатель: Это было уже в момент созыва Учредительного собрания?
Фейт: Нет, это было в момент взятия Зимнего дворца.
Председатель: А почему вы говорите — «на защиту Учредительного соб-
рания»?
Фейт: Я говорил — «на защиту Временного правительства», а если я сказал —
«на защиту Учредительного собрания» — я оговорился. Между прочим, тут был
очень характерный факт, который мне пришлось наблюдать и дальше. Это уди-
вительно молниеносное изменение в настроении военных частей. Еще только не-
сколько часов тому назад говорилось о том, что те или иные части вполне готовы
выступить на защиту Временного правительства, а когда я говорил по телефону,
то такие части уже отказывались идти на площадь Зимнего дворца. Результат
вам известен. Никто не выступил, и Зимний дворец был взят. Вот, собственно, и
почти все, что я мог бы сказать по поводу участия Центрального комитета в воен-
ной работе в этот период времени. Второй период, это было уже в Москве. Тогда,
по поручению сперва Московского комитета, а потом Центрального комитета
мне была поручена организация военных частей. К этому времени...
Председатель: Когда это было?
Фейт: Это было в начале 18-го года. Числа не могу точно привести, да это и
невозможно было бы...
Председатель: После Учредительного собрания?
Фейт: Не помню, это было в начале 1918-го. Точно не могу вам сказать, во
всяком случае это было начало 1918 года.
274
Председатель: Это было зимою?
Фейт: Да, зимою. Цель этих военных организаций заключалась в том,
чтобы иметь некоторые кадры военных сил, а кадры эти нужны были для
того, чтобы внести известную организованность на случай, если бы начали
происходить восстания. А опасность таких самопроизвольных восстаний
была очень значительная. Недовольство большевистской властью сперва, а
потом, после Учредительного собрания в особенности, было довольно широ-
ко распространено как между низами общества, так и между другими частя-
ми его, и всегда можно было опасаться, что будут выступления таких частей,
победа которых с нашей точки зрения была бы нежелательна. И вот внесе-
ние такого организующего начала и было главной задачей этих частей. Та-
ким ячейкам абсолютно все прощалось, какие бы то ни было самостоятель-
ные выступления, они должны были подчиняться директивам Центрального
комитета. Надо сказать, что в некоторых таких ячейках не всегда достаточно
строго соблюдалась дисциплина, и опасение Центрального комитета, чтобы
не произошло каких-нибудь самопроизвольных выступлений, проявилось,
наконец, в том, что они сочли недостаточным мое присутствие в централь-
ном органе этого Военного комитета, а откомандировали туда еще одного
члена Центрального комитета, еще одного работника. Я это говорю к тому,
что и в военных периферических кругах, и в рабочих периферических кругах
в общем настроении всегда было более повышенное, чем в центре и центру
чаще всего приходилось сдерживать такие самопроизвольные выступления.
Особенно ярко это было не в военных, а в рабочих движениях, где я непо-
средственно не работал, но с организаторами которых мне приходилось
встречаться довольно часто. То и дело они приносили мне жалобу на то, что
в той или иной группе лиц возникали попытки устраивать какие-то фанта-
стические восстания, иногда эксы, иногда были стремления произвести тер-
рористические акты. Мне, например, известен один случай, когда в одной из
таких групп назрело непременное желание произвести террористический
акт, и они потребовали, чтобы я снесся с Центральным комитетом с целью
испросить на это разрешение, хотя я и заявлял, что мне очень хорошо из-
вестна точка зрения Центрального комитета на террор, в это время прямо от-
рицательная. Тем не менее они настаивали на том, чтобы я еще раз подверг
это дело обсуждению там. Я снесся и получил, разумеется, отрицательный
ответ. Никаких выступлений тех воинских частей, с которыми мне приходи-
лось иметь дело, тех воинских ячеек, с которыми я имел дело, не было. Рав-
ным образом мне неизвестно, чтобы были какие-нибудь выступления и со
стороны рабочих организаций.
Председатель: Скажите, пожалуйста, во время Октябрьского восстания вы не
ездили ли в войска, которые шли вместе с Керенским на Петроград?
Фейт: Совершенно верно.
Председатель: Может быть, вы об этом расскажете?
Фейт: По поручению Центрального комитета я отправился в Гатчину, Цар-
ское Село и дальше по Балтийской дороге с целью собрать те воинские части,
которые могли бы стать на защиту Временного правительства, и я должен
сказать, что тут я наблюдал то же явление, что и в Петербурге. Приезжая в то
или другое место, я сносился с гарнизонным комитетом, иногда доходил до
комитета полкового и везде получал заверение в полной готовности той или
другой части выступать на защиту Временного правительства, и когда через
275
несколько часов я возвращался, чтобы взять с собой эту часть и везти в Гат-
чину, оказывалось, что эта часть уже отказывалась выступать.
Председатель: Слово для вопроса предоставляется представителю государст-
венного обвинения.
Крыленко: Разъясните мне следующее. Когда вы выехали из Петрограда — в
декабре или ноябре?
Фейт: Точно не могу сказать.
Крыленко: Приблизительно.
Фейт: Я боюсь... я просто не могу сказать, но думаю, что это было в начале
декабря.
Крыленко: Значит, до начала декабря вы пребывали в Петрограде?
Фейт: Я думаю, так.
Крыленко: А затем вы поехали куда?
Фейт: В Москву.
Крыленко: И в Москве вы пребывали до какого времени?
Фейт: В Москве я пребывал все время, я и оставался в Москве.
Крыленко: До...
Фейт: Я продолжал там жить до момента, когда я попал в плен в 19-м или
20-м году.
Крыленко: Попали в плен к белым?
Фейт: Я попал в плен, будучи в командировке. Я был врачом Красного Кре-
ста, был командирован на фронт, на организацию санитарных поездов. Наш по-
езд был отрезан, и я попал в плен.
Крыленко: На каком фронте?
Фейт: Это было в Балашове.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, по поводу ваших поездок из Петрограда
в воинские части; с кем вы поехали, куда поехали, по чьему распоряжению по-
ехали?
Фейт: Я поехал по распоряжению Центрального комитета и, если я не ошиба-
юсь, по соглашению с Комитетом защиты родины и революции.
Крыленко: А персонально по чьему распоряжению?
Фейт: Я этого не помню.
Крыленко: Не помните имен?
Фейт: Не помню.
Крыленко: Куда вы поехали?
Фейт: Я поехал в Гатчину.
Крыленко: В Гатчину. Приблизительно числа не помните?
Фейт: Не помню.
Крыленко: После переворота?
Фейт: Да, конечно, после переворота.
Крыленко: В то время в Гатчине какие были войска?
Фейт: В самой Гатчине были, если я не ошибаюсь, только воздухоплаватель-
ный парк или что-то вроде этого. Никаких крупных войск там не было.
Крыленко: В Царское вы тоже поехали?
Фейт: В Царское потом поехал.
Крыленко: Там какие войска были?
Фейт: Не знаю, какой-то пехотный полк был.
Крыленко: В то время наступление Краснова кончилось?
Фейт: Нет. Сперва я был в Гатчине, до Краснова, а второй раз после.
276
Крыленко: Вы были два раза?
Фейт: Кажется, 3 раза.
Крыленко: Вы все время ездили из Гатчины и Царского в Петроград и об-
ратно?
Фейт: Я ездил не в Царское, а в Луки, Псков, и т. д., по линии Балтийской же-
лезной дороги.
Крыленко: Это будет по Варшавской железной дороге Северной...
Фейт: Может быть.
Крыленко: Значит, вы по Варшавской линии ездили 2 или 3 раза. Ваш район
был Александровск и Гатчина, Луки, Псков?
Фейт: Для меня не было строго определенного района. Я ездил туда, где пред-
полагал найти части, верные Временному правительству.
Крыленко: 2 или 3 раза?
Фейт: Да.
Крыленко: Реальных результатов ваших поездок не было?
Фейт: Почти не было.
Крыленко: Вы ездили один или с кем-нибудь?
Фейт: Я ездил и один, а иногда и с товарищами.
Крыленко: Какими товарищами?
Фейт: Мне не хочется называть по именам. Я думаю, что он сам себя назовет
по фамилии.
Крыленко (обращаясь к председателю): Я прошу указать свидетелю, что пра-
во свидетеля при даче показаний отказываться от ответов на некоторые вопросы
распространяются только на те случаи, когда вопрос касается лично свидетеля.
В плоскости же разрешения судебных фактов дача показаний обязательна.
Герштейн (с места): Я ездил с гражданином Фейтом.
Фейт: Я подтверждаю, что я ездил с гражданином Герштейном.
Председатель: Вы обязаны показывать суду все, за исключением тех вопро-
сов, которые касаются вас лично и могут вас опорочить.
Крыленко: Значит, вы ездили с Герштейном. А с гражданином Гоцем вы не
ездили?
Фейт: Нет, и я думаю, что в показаниях Семенова есть ошибка.
Крыленко: Мне интересно, когда вы ездили с Герштейном и куда вы ездили?
Фейт: Я с ним доехал, если мне не изменяет память, до Гатчины.
Крыленко: Когда вы ездили с Герштейном, какую роль он играл при орга-
низации этих поездок? О других аналогичного рода поездках он ничего не со-
общал вам?
Фейт: Не помню.
Крыленко: Никаких разговоров, которые ставили бы вас в известность об
иных шагах, направленных к концентрации военных сил, у вас не было?
Фейт: Нет, не было. Но что я знаю, независимо от того, ездил я с Герштейном
или нет, это то, что Центральный комитет одновременно с посылкой меня и Гер-
штейна за войсками полагал необходимым сделать попытку договориться с Со-
ветской властью, дабы разрешить этот конфликт иным мирным путем.
Крыленко: Это мы знаем. Будьте любезны сказать: когда вы вернулись в пе-
риод юнкерского восстания вы как управляющий делами Центрального комите-
та были в курсе решений Центрального комитета по этому вопросу.
Фейт: Нет, это все произошло без меня.
Крыленко: Вас не было в Петрограде?
277
Фейт: Насколько мне известно, я приехал по подавлению юнкерского восстания.
Крыленко: Так что по этому поводу вы показать ничего не можете?
Фейт: Нет, ничего. Но я сегодня читал «Правду».
Председатель: То, что вы читали в «Правде», нас не касается.
Крыленко: В период, когда вы вернулись до 4-го съезда партии, вы продолжа-
ли нести обязанности управляющего делами Центрального комитета?
Фейт: Да. 4-й съезд партии был в конце ноября.
Крыленко: Вам известно что-нибудь относительно работы военного характе-
ра в этот период?
Фейт: Нет, за это время я ничего не припоминаю.
Крыленко: Вы не имели никаких отношений в Военной комиссии?
Фейт: Я с самого начала не имел прямого отношения.
Крыленко: А косвенное?
Фейт: Я не был ее членом, но иногда я заменял председательствующего, ино-
гда посещал ее заседания.
Крыленко: В гарнизонном совещании вы не принимали участия?
Фейт: Нет, не помню.
Крыленко: Вам известно как управляющему делами Центрального комитета,
кто именно из членов Центрального комитета был делегирован в Военную ко-
миссию для руководства ее работой?
Фейт: После съезда?
Крыленко: До съезда.
Фейт: Если мне не изменяет память, то это был Герштейн.
Крыленко: А после съезда?
Фейт: После съезда я не знаю, я не был там. Я очень скоро уехал после съезда.
Крыленко: Вам известны какие-либо решения по вопросу о задачах и об из-
менении задач Военной комиссии в этот период?
Фейт: После съезда?
Крыленко: До съезда.
Фейт: Я не знаю никаких новых задач. Я вам изложил так, как я понимал за-
дачи, которые были при мне поставлены.
Крыленко: Какая была при вас организация — пропагандистская или военно-
техническая?
Фейт: Кроме пропагандистской была задача защиты Временного правитель-
ства, восстановление Временного правительства.
Крыленко: Значит, можно ли считать установленным, что задача восстанов-
ления и защиты Временного правительства имела место для Военной комиссии
как обязательная задача не только в момент переворота и юнкерского восстания,
но и в другое время?
Фейт: Нет, это задача восстановления Временного правительства, конечно,
могла быть только после его свержения.
Крыленко: Следовательно, после неудачи юнкерского восстания, приблизи-
тельно с 1 ноября по 1 декабря, задачи боевого характера уже не стояли?
Фейт: Не могу сказать, потому что я в то время не принимал деятельного уча-
стия в Военной комиссии.
Крыленко: Ничего по этому поводу не можете сказать?
Фейт: Ничего.
Крыленко: И участия не принимали?
Фейт: Насколько мне не изменяет память, не принимал.
278
Крыленко: А в боевых рабочих дружинах вы участвовали?
Фейт: Я там совсем не принимал участия.
Крыленко: У нас уже было допущено, чтобы вы давали показания и относи-
тельно московского периода. Меня интересует следующий факт: формально вы в
военную организацию московского периода входили? На вас официально, фор-
мально, организационно лежали какие-нибудь функции?
Фейт: Мне была поручена работа в Военной комиссии.
Крыленко: В Военной комиссии? Какой?
Фейт: Которая состояла из меня и еще некоторых членов того штаба, кото-
рый там был.
Крыленко: Какого штаба? И персонально, если можете?
Фейт: Я фамилий не помню.
Крыленко: Какой же это был штаб?
Фейт: Он имел целью распоряжаться организационными силами, которыми
мы располагали.
Крыленко: Сколько человек было в этом штабе?
Фейт: Человек 5-6.
Крыленко: Все социалисты-революционеры?
Фейт: Во всяком случае, все, принимающие платформу партии социалистов-
революционеров.
Крыленко: Военные?
Фейт: Да.
Крыленко: Красноармейцы?
Фейт: Нет.
Крыленко: Состоящие на службе в Красной армии?
Фейт: Я не могу сказать с уверенностью. Некоторые из них были отставные.
Крыленко: Отставные. Из какой армии?
Фейт: Из белой армии.
Крыленко: То есть из какой армии? Из белой армии времени царизма?
Фейт: Этого я сказать не могу. Послужного списка их я, признаться, не читал.
Знаю только то, что между ними были лица, которые в Красной армии не состоя-
ли, и раньше состояли в белой армии.
Крыленко: В каких чинах они состояли и в белой армии?
Фейт: Я помню двух полковников.
Крыленко: А генералов?
Фейт: При мне генералов не было.
Крыленко: Значит, в числе Военной комиссии, которой вы руководили, со-
стояли два полковника бывшей царской армии.
Фейт: Да, были.
Крыленко: Вы имели связь, значит, со многими частями?
Фейт: Я сейчас вам этого не припомню. Не могу точно сказать. Нет, сравни-
тельно в немногих частях, но в нескольких частях была.
Крыленко: Эти части были технические или регулярные, линейные?
Фейт: Там была, между прочим, одна батарея. Если не ошибаюсь, связь была
в одном пехотном полку — разумеется, это не полк был, а, может быть, рота, или,
в общем, небольшое количество нижних чинов.
Крыленко: А эти военные ячейки имели, кроме штабов (ведь штаб есть поня-
тие техническое), какой-нибудь партийный организационный центр. Вы входили
в штаб или в партийный организационный центр?
279
Фейт: Я от партии организовал этот штаб. Вот все то, что я могу сказать по
этому поводу. Входили ли члены этого штаба в какие-нибудь другие партийные
организации, мне неизвестно.
Крыленко: Так что возможно, что туда входили и непартийные лица?
Фейт: Да, входили элементы, принимающие нашу программу и платформу.
Крыленко: Если вы не можете установить партийности, то вопрос о програм-
ме отпадает. Вопрос может стоять только о платформе.
Фейт: Основная платформа была понятна, то есть защита Учредительного
собрания.
Крыленко: Это, вы говорили, было с начала февраля месяца, то есть довольно
продолжительное время, от Учредительного собрания почти ничего не осталось.
Фейт: Нет, не особенно продолжительное время. Я к апрелю месяцу уже ото-
шел от этой работы.
Крыленко: Учредительное собрание «помре» к началу января, так что от него
конкретного ничего не осталось. Какая конкретная платформа была у Военной
комиссии в этот момент, скажем, в конце марта?
Фейт: Я вам говорю, что в Москве особенно строго проводилась такая цель
создания наших организаций: иметь под рукой такие организованные военные
силы, которые могли бы, в случае восстания против большевистской власти, вне-
сти известную организованность.
Крыленко: Значит, задача была, в случае возможного восстания, руководи-
тельствовать таковым восстанием?
Фейт: Да.
Крыленко: Вы говорите, что впоследствии были делегированы еще два това-
рища.
Фейт: Да. Один член Центрального комитета.
Крыленко: Кто?
Фейт: Зензинов.
Крыленко: Другой?
Фейт: Другой Моисеенко.
Крыленко: А третий?
Фейт: Третьего я не знаю.
Крыленко: Мы установим его впоследствии. Таким образом, задача Моисеен-
ко была какая-нибудь конкретная?
Фейт: Я не знаю. Он являлся в качестве комиссара или другого руководи-
теля.
Крыленко: Вот это и важно — в качестве комиссара, со специальной задачей?
Фейт: Во всяком случае для контроля.
Крыленко: Контролировать можно то, что нужно контролировать, в чем есть
необходимость контролировать.
Фейт: Иногда без необходимости контролируют.
Крыленко: Да, но здесь была необходимость.
Фейт: Право, не знаю. В Центральном комитете, вероятно, усматривали ка-
кую-нибудь необходимость.
Крыленко: Моисеенко как ответственное лицо не имел ли по этому поводу
суждения с вами?
Фейт: Мы неоднократно встречались.
Крыленко: Какого рода установили необходимость контроля и кого контро-
лировать?
280
Фейт: Затрудняюсь ответить. Мы смотрели более или менее одинаково на су-
щество дела, освещая цели и задачи организации.
Крыленко: Я так поставлю вопрос: не было ли предметом вашего собеседова-
ния, не усматривали ли вы необходимость контроля как чистку от лишних эле-
ментов?
Фейт: Об этом неоднократно говорилось.
Крыленко: Неоднократно. Может быть, укажете, какие именно элементы
предполагались к чистке или конкретно укажите, может быть, элементы, какие
до чистки имели связь с вами?
Фейт: Мы довольно плохо знали отдельных участников, занимавших иногда
довольно ответственные места. Иногда мы разочаровывались в людях и прихо-
дилось делать конкретные шаги и смены.
Крыленко: Укажите примеры.
Фейт: Я не помню, не из конспирации это говорю, но просто не помню.
Крыленко: Я не говорю, что из конспирации, но спрашиваю, это вопрос па-
мяти.
Фейт: Да, но дело было давно.
Крыленко: Дело было давно. Не вспомните ли вы наличность элементов в ва-
шей организации с вашей точки зрения контрреволюционного характера?
Фейт: В мое время таких не было, и никого не устраняли из штаба.
Крыленко: Никого, ни Полковникова и никого из остальных генералов?
Фейт: Я не помню, чтобы было что-нибудь подобное.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, через кого поддерживалась связь или, вер-
нее, кто возглавлял в это время в Москве партийную организацию?
Фейт: Какую организацию?
Крыленко: Социал-революционную. Центральный комитет, Бюро, прези-
диум?
Фейт: В начале 18-го года не было Центрального комитета.
Крыленко: А что было?
Фейт: Не помню, что было. Московский комитет и больше никого не было;
может быть, из Центрального комитета никого не было, потому что мысль о не-
обходимости начать работу среди военных возникла в Московском комитете, и
первоначально я получил поручение вести работу от членов Московского ко-
митета.
Крыленко: От кого получили?
Фейт: Я не помню.
Крыленко: Может быть, помните какое-нибудь имя?
Фейт: Не помню.
Крыленко: Может быть, фамилию, дату или имя?
Фейт: Не скажу вам, не помню.
Крыленко: Значит, остается резюмировать ваше показание так: вы с момента
после вашей поездки по линии Варшавской железной дороги совместно с Гер-
штейном в военной работе активного участия не принимали. В начале декабря
прибыли в Москву, приняли руководство военной работой, вошли в штаб для
этого, в котором было два полковника. Платформа была точно выяснена. Затем
были делегированы к вам по сему поводу, для упрочения этой работы, Зензинов
и Моисеенко, вы произвели некоторый контроль и чистку организации, и от этой
работы вы отошли.
Фейт: Точно дату не могу назвать, но приблизительно так.
281
Крыленко: Больше вопросов не имею.
Членов: Тут возникает некоторый предварительный вопрос, который мы хо-
тим обратить к председателю трибунала с просьбой нам разъяснить.
Председатель: Пожалуйста.
Членов: Дело в том, что вопросы, которые предлагал государственный обви-
нитель, нарушают ту логическую и хронологическую схему, которая была уста-
новлена. Мы хотим узнать, допустил ли это трибунал в виде исключения или в
связи с показаниями этого свидетеля допускается целый ряд указаний и разъ-
яснений, относящихся уже к московскому периоду? Будет ли разрешено в свя-
зи с допросом этого свидетеля выяснить военную работу московского периода
или нет?
Председатель: Исключительно в плоскости вопросов свидетелю, ввиду пре-
клонности возраста свидетеля Фейта и желания не задерживать его долго на
суде. Никаких дополнительных свидетелей по этому поводу мы допрашивать не
будем.
Крыленко: Именно так.
Тимофеев: Разрешите обратиться с этим формальным вопросом. Товарищ
Фейт как свидетель может свидетельствовать не только о московском периоде,
но и о целом ряде других вопросов, стоящих ниже, поскольку он был в составе
Центрального комитета и после третьего съезда партии и управляющим делами
Центрального комитета. Поэтому я думал бы, и наша группа поддерживала бы,
желательность сейчас придерживаться принятой схемы, то есть рассматривать
период от октября и кончая Учредительным собранием, потому что иначе посы-
пятся не только разъяснения, но придется перейти к другому пункту дня, очень
сложному.
Председатель: Правильно. Ввиду соответствующего заявления я считаю, что
допустил некоторую ошибку, но я просто хотел облегчить свидетелю Фейту.
Фейт: Я достаточно бодр.
Председатель: Значит, мы будем держаться только в плоскости петроград-
ского периода. Слово имеет защитник Карягин.
Карягин: Я хотел задать такой вопрос. Будьте добры разъяснить мне. Вы ска-
зали, что Центральный комитет делал попытку разрешить конфликт мирным пу-
тем. Я не расслышал, о каком конфликте здесь говорилось.
Фейт: Между большевистской властью и между социалистами-революцио-
нерами.
Карягин: В какой момент?
Фейт: В момент после октябрьских событий.
Карягин: Уже после октябрьских событий?
Фейт: Да.
Карягин: В чем заключалась попытка?
Фейт: Эта попытка заключалась в переговорах при посредстве Викжеля и,
если мне не изменяет память, туда был откомандирован товарищ Розенблюм.
Председатель: Факт викжелевских переговоров всем известен.
Карягин: Я согласен с этим.
Председатель: Для вопроса — обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Скажите, пожалуйста, товарищ, вы не принимали участия в пет-
роградской организации в период октября, ноября и декабря?
Фейт: В работе Петроградского комитета непосредственно нет, но встречался
с ними.
282
Тимофеев: Вы осведомлены были о положении дел петроградской организа-
ции в это время. Так, например, вам известно, что в то время произошел раскол
партии и что часть партии...
Председатель: Я прошу вас не подсказывать.
Тимофеев: Я хочу только на основании этого подсказать.
Председатель: Ведь вы задаете вопрос: известно ли вам?
Тимофеев: Гражданин председательствующий, я должен констатировать, что
представитель обвинения ведет в таком же направлении вопрос и я следую в дан-
ном случае его юридическим навыкам.
Председатель: Иногда я допускаю подсказывать некоторые факты, как это
допустил в отношении допроса Краковецкого, но сейчас мы имеем формальный
вопрос: известно ли свидетелю состояние, положение петроградской организа-
ции. Сначала мы выслушаем объяснение, известно ли ему, а затем будем гово-
рить, как это было, если нужно будет напомнить, то будем напоминать.
Тимофеев: Вы знаете о том, что из нашей партии ушли некоторые лица.
Председатель: Сначала ответьте на вопрос, известно ли вам положение пет-
роградской организации партии социалистов-революционеров в октябре, ноябре
и декабре 1917 года.
Фейт: Я боюсь, что оно мне мало неизвестно, или я плохо помню; может быть,
отдельные конкретные факты или отдельные обстоятельства я хорошо припом-
ню, но взяться обрисовать общее положение петроградской организации в это
время я не могу.
Тимофеев: У меня всего два вопроса. Известен ли товарищу факт раскола
партии, затем, известен ли товарищу факт поддержки левыми социалистами-ре-
волюционерами Советской власти и движения партии коммунистов?
Фейт: Да, известно.
Тимофеев: Известно ли ему, что, несмотря на это, наша петроградская орга-
низация сохранила свои рабочие районы?
Фейт: Конечно, известно.
Тимофеев: Может ли свидетель сказать, что отпадение советски настроенных
кругов было настолько значительно, что организация наша должна была счи-
таться развалившейся или распущенной?
Фейт: Я не мог бы привести цифровых данных, но, насколько мне известно, и
это отразилось очень мало.
Председатель: Еще вопросы есть? Защитник Катаньян имеет слово.
Катаньян: Скажите, свидетель: когда вы приехали в Гатчину, вы там Чернова
застали?
Фейт: В Гатчине, если я не ошибаюсь, я его не видел, а в другом месте видел.
Катаньян: А где вы его видели?
Фейт: В Пскове.
Катаньян: А с Семеновым вы в Гатчине виделись?
Фейт: Насколько мне не изменяет память, нет, я не видел ни его, ни Гоца. Ка-
жется, в это время я был в Царском Селе и, вернувшись оттуда, услыхал, что там
был Гоц и еще кто-то.
Катаньян: А в Царском Селе вы Семенова видели?
Фейт: Нет, по крайней мере я не помню. Я даже не знаю, который Семенов.
Может быть, я и видел, но не помню.
Катаньян: Разрешите предъявить Семенова и спросить, может быть, в лицо
вы его узнаете?
283
Председатель: Подсудимый Семенов, встаньте.
Катаньям: Вот Семенов, его вы в Царском Селе видели?
Фейт: Не помню.
Председатель: Слово имеет защитник товарищ Шубин.
Шубин: Скажите, вы не встречали среди бумаг Центрального комитета како-
го-нибудь документа, который свидетельствовал бы о том, что Центральный ко-
митет партии социалистов-революционеров имел отношение к конкретному
восстанию?
Фейт: Документов таких я не помню и думаю, что я не мог их видеть. Так как
я приехал уже по окончании этого дела, и к этому времени вообще канцелярия
работала чрезвычайно слабо.
Шубин: На съезде вы не слыхали отчета, в котором говорилось, что Цен-
тральный комитет партии социалистов-революционеров имел отношение к юн-
керскому восстанию?
Фейт: Этого я просто не помню.
Шубин: Вы продолжали работать в партии до определенного периода?
Фейт: Да.
Шубин: Известно ли вам, что Центральный комитет партии социалистов-ре-
волюционеров имел отношение к юнкерскому восстанию?
Фейт: Я точно не знаю, но думаю, что он мог иметь определенное отношение,
но какое, я точно не знаю.
Шубин: Что он имел или мог иметь?
Фейт: Этого с точностью я не могу сказать.
Шубин: Вы думаете, что другие члены организации в районах больше знали,
чем вы могли знать?
Фейт: Этого я не могу сказать, но я думаю, что современники этого восстания
должны были знать, как было дело.
Председатель: Слово имеет обвиняемая Ратнер.
Ратнер Евгения: Будьте добры, скажите, на 4-м съезде партии не было ли
разговора или доклада о другом восстании в октябрьские дни, которое воз-
главлялось, до известной степени, партией социалистов-революционеров и ко-
торое в советской печати тоже называлось тем же самым именем юнкерского
восстания?
Фейт: К сожалению, не помню.
Ратнер Евгения: Позвольте тогда ближе напомнить: не говорил ли кто-ни-
будь из делегатов на 4-м съезде относительно так называемого московского
восстания?
Фейт: Я сейчас не припоминаю этого обстоятельства.
Евгения Ратнер: Не помните ли вы, как был встречен на 4-м съезде городской
голова Руднев, московский городской голова?
Фейт: Вероятно, меня не было в этот день, и я этого обстоятельства не
помню.
Ратнер (обращаясь к суду}-. Я покорнейше прошу навести справку в протоко-
ле 4-го съезда, где сказано, что Руднев был встречен аплодисментами съезда. Ме-
жду тем ряд других свидетельских показаний сможет подтвердить, что после
моего доклада о восстании в Москве то, что вы называете московским восстани-
ем, съезд был ознакомлен и выразил одобрение.
Председатель: Нам не нужно свидетельского одобрения. Трибунал не име-
ет оснований не доверять вашим словам, что Руднев был встречен аплодис-
9Я4
ментами 4-го съезда. Вопрос исчерпан. (Обращаясь к свидетелю.) Скажите, вы
в качестве управляющего делами Центрального комитета, во всяком случае,
помните должностных лиц Центрального комитета. Вы не можете припом-
нить, кто из членов Центрального комитета ведал финансовой частью Цен-
трального комитета?
Фейт: Одно время Веденяпин.
Председатель: Это в какой период?
Фейт: Когда я там был.
Председатель: До 4-го съезда.
Фейт: Приблизительно да.
Председатель: А после 4-го съезда?
Фейт: Я уехал.
Семенов: Разрешите мне разъяснение. Гражданин Фейт сказал, что я сделал
ошибку, когда указал в своей брошюре о том, что гражданин Фейт приехал в
Царское Село вместе с Гоцем. Я хотел бы напомнить гражданину Фейту некото-
рые обстоятельства этого события. Я действительно выразил неправильно свою
мысль, сказав, что Фейт приехал вместе с Гоцем, но я видел, что Гоц вместе с
Фейтом вошли в расположение штаба генерала Краснова, и из этого факта я сде-
лал вывод, что Фейт приехал вместе с Гоцем, тем более что машина Гоца стояла
перед зданием, где помещался штаб Краснова. Затем в моем присутствии Гоц по-
ручил гражданину Фейту пойти в городскую думу Царского Села, чтобы органи-
зовать там общественное мнение. Это я помню очень хорошо. Я хотел спросить,
помнит ли это гражданин Фейт?
Фейт: Я думаю, что этого не было.
Председатель: Еще вопросы есть?
Семенов: Затем гражданин Фейт сказал, что он не помнит, был ли Чернов в
Гатчине. Я хочу напомнить гражданину Фейту, что гражданин Фейт вместе с
Черновым и со мной ночевал в комнате комиссара Станкевича.
Фейт: Я на этот вопрос могу сейчас ответить. Мне иначе был задан во-
прос. Государственный обвинитель поставил вопрос так: застал ли я Черно-
ва в Гатчине, когда приехал? Нет. Но потом я приезжал два раза с Черно-
вым. Я не отрицаю, что видел Чернова в Гатчине. Я не знал, что вам надо
установить.
Крыленко: Это не я спрашивал.
Председатель: Есть еще вопросы?
Гоц: Я покорнейше прошу разрешить мне вопрос в виде разъяснения, которое
было позволено дать Семенову.
Председатель: Семенов напоминал определенный факт.
Гоц: Я тоже буду напоминать. Я хочу напоминать гражданину Фейту, что я с
ним не приезжал туда. Я приехал совершенно самостоятельно, о чем уже вчера
имел честь докладывать, а все дальнейшие подробности принадлежат к тем веще-
ственным выдумкам, которыми украшены все показания Семенова. Ни одно сло-
во из этих показаний не соответствует действительности. Конечно, ни одного
слова о поручении организовать общественное мнение мною гражданину Фейту
не было сказано.
Председатель: Гражданин Фейт нужен еще сторонам.
Крыленко: Так как трибунал решил в настоящее время снять вопрос о мос-
ковской работе, то, по-видимому, по этому вопросу защитой будут задаваться во-
просы, так что нельзя отпускать свидетеля.
285
Муравьев: Когда сделал свои напоминания свидетелю Фейту обвиняемый
Гоц, я не понял, подтверждает ли это гражданин Фейт или нет?
Председатель: Это нужно было заявить своевременно. Сейчас обсуждается
вопрос — отпустим ли мы гражданина Фейта или нет?
Муравьев: Простите, но вы не слышали, а я слышал слова гражданина Фейта
и хочу вам помочь.
Председатель: Мне ваша помощь не нужна. Будьте добры сейчас только уста-
новить, нужен ли сторонам свидетель Фейт?
Муравьев: Я хочу помочь вам в этом отношении.
Председатель: Мне ваша помощь не нужна.
Муравьев: Она мне нужна.
Председатель: Я снова спрашиваю, нужен ли сторонам свидетель Фейт или
нет?
Муравьев: Позвольте сделать вам заявление. Фейт выслушал заявление Гоца
и сказал вам. А вы не слышали этого заявления?
Председатель: Нет, я все слышал, что мне нужно. Я спрашиваю, нужен ли
Фейт сейчас или нет?
Муравьев: Я против освобождения Фейта, так как имею задать ему вопрос.
Председатель: Все вопросы исчерпаны. Защита, вы против освобождения
Фейта?
Оцеп: По этому вопросу, который выдвинул сам свидетель, касаясь характе-
ристики вопросов террора и эксов...
Председатель: Это потом.
Оцеп: Поэтому я ходатайствую не освобождать свидетеля.
Председатель: А другая часть защиты?
Членов: Нам свидетель также нужен.
Председатель: Трибунал постановил: свидетеля Фейта освободить с тем, что-
бы он присутствовал вне зала суда, в другой свидетельской комнате. Вы, свиде-
тель, хотите сделать заявление?
Фейт: Я хотел указать, что я состоял членом Центрального комитета и рабо-
тал с ним в полном единении все то время, когда я там был. Я считаю свое по-
ложение свидетеля в этом суде совершенно ненормальным, так как я работал в
полной солидарности с ними, следовательно, несу и всю ответственность, мо-
ральную и юридическую, за работу Центрального комитета за все время, пока я
там был. Мое положение как свидетеля усугубляется еще тем обстоятельством,
что в газетах появились сведения, что я купил себе это привилегированное по-
ложение свидетеля тем, что дал какую-то подписку. Если какая-нибудь подпис-
ка есть какое-то обязательство, которое берет на себя человек, то я утверждаю,
что никакой подписки я не давал. Это сообщение не соответствует действи-
тельности.
Председатель: Это не имеет никакого отношения. Вы попадаете под амни-
стию 1919 г., на основании которой судебная коллегия 20 мая с. г. вас амнистиро-
вала. Так что ваше положение как свидетеля нормально и законно.
Муравьев: Разрешите задать вопрос.
Председатель: Прошу защиту ставить вопросы своевременно.
Муравьев: Это своевременно.
Председатель: Я никаких вопросов не допущу и прошу не нарушать порядка
ведения судебного следствия и знать, когда и по какому поводу задавать соответ-
ствующие вопросы.
286
Муравьев: Прошу занести в протокол, что я был лишен возможности за-
дать вопрос, который был направлен к проверке заявления, сделанного Семе-
новым по поводу свидетеля. Обвиняемый Семенов приписал некоторые дей-
ствия и некоторые поручения свидетелю Фейту. Я хотел проверить, справед-
лива ли эта ссылка Семенова. Если же показания Семенова не могут быть ни
подтверждаемы, ни опровергаемы свидетельскими показаниями, тогда я отка-
зываюсь от вопроса.
Председатель: Это заносится в протокол с соответствующим добавлением,
что дважды председатель трибунала опрашивал стороны после заявления Семе-
нова, имеются ли еще вопросы, и получал отрицательный ответ, а защитник Му-
равьев поставил вопрос в неподобающий момент.
Крыленко: Я прошу занести в протокол, что свидетель Фейт отпущен на оп-
ределенное время и что за всеми сторонами сохранено право ставить свои вопро-
сы, когда он снова будет здесь и когда его будут допрашивать по другому момен-
ту. Прошу это указать и одновременно с этим указать, что заявление гражданина
Муравьева относительно того, что не допускается проверка свидетельских пока-
заний, не отвечает действительности.
Председатель: Все заносится в протокол.
Председатель: Ваша фамилия, имя и отчество?
Кононов: Сергей Егорович Кононов.
Председатель: Ваше социальное положение?
Кононов: Рабочий.
Председатель: Ваша партийная принадлежность?
Кононов: Сейчас беспартийный, на платформе советской власти.
Председатель: А раньше вы никогда ни в какой партии не состояли?
Кононов: Состоял.
Председатель: В какой?
Кононов: В рабочем движении я считаюсь с 99-го года. Тогда был Союз борь-
бы за освобождение рабочего класса.
Председатель: Это какой? Северный союз в Петрограде?
Кононов: Да, в Петрограде. В это время я был молод, и моя работа заключа-
лась в распространении «Рабочей мысли». Затем, в 1902 году, это было на нев-
ской демонстрации, я вышел со знаменем на демонстрацию и были некоторые
другие товарищи. Не знаю, надо ли перечислять их фамилии.
Председатель: Не надо.
Кононов: Но та бойня, которая была на Невском и которую мне пришлось
отведать, меня заставила так взглянуть на дело, что против таких собак надо
быть вооруженными. С 1902 года там была Ева Карловна, член партии социа-
листов-революционеров. Через нее я был членом партии социалистов-револю-
ционеров. Работа моя в рабочем движении была такая: участвовал в забастов-
ках, во всех и везде. Но мне было очень трудно размежевывать между партия-
ми социал-демократов и социалистов-революционеров. Может быть, причиной
тому было мое малое знание, но разграничивать их я не мог. Я знал, что и та, и
другая партия идут к освобождению и, как к первой стадии, к Учредительному
собранию. И потом, всегда я считал так, что социал-демократы идут мирным
путем, а социалисты-революционеры — это партия более боевая. Когда мне
пришлось работать и организовывать некоторых товарищей, то я всегда считал,
что более смелый и энергичный товарищ должен принадлежать к партии со-
циалистов-революционеров. Вот какая у меня была работа. На заводах это
287
трудно разграничивалось, но когда я работал на заводах, — а меня немало по
ним побросало, — я в этом убедился.
Председатель: Значит, вы были социалистом-революционером?
Кононов: Да.
Председатель: А во время Октябрьского восстания вы состояли в партии
социалистов-революционеров?
Кононов: Да, как вернулся с каторги, так и состоял в партии социалистов-
революционеров.
Председатель: Скажите, товарищ, вы помните события октября, ноября и де-
кабря 17-го года, то есть после Октябрьского восстания и съезда Советов?
Кононов: Да, помню.
Председатель: Нас интересуют не все события, а вооруженные действия чле-
нов партии социалистов-революционеров, отдельные организации партии социа-
листов-революционеров и т. д. Что вы можете об этом рассказать?
Кононов: Так очень трудно рассказать, причем я сам главной роли не играл.
Не лучше ли, чтобы вы задавали вопросы, тогда я мог бы отвечать.
Председатель: Расскажите то, что знаете о военных действиях партии социа-
листов-революционеров в это время.
Кононов: Я был одно время организатором боевой дружины. Мое желание
создать боевую дружину появилось с июльского выступления большевиков. На
Выборгской стороне были выборы в городскую районную думу. Когда меня в
Московских казармах побили, я сказал, что нужна дружина и поднял этот вопрос
на конференции, где меня поддержал только один товарищ. Вот первая попытка.
Спустя некоторое время, к осени, я решил ходить по районам и смотреть, где ра-
бочие, подходящие к дружине. Познакомился с рабочими, и тем кончилось. На-
ступает декабрь. Тут пошел разговор о защите Учредительного собрания. Я не-
сколько раз говорил в бюро Петроградского комитета, что нужна дружина. Това-
рищ Флеккель был тогда секретарем Петроградского комитета. Я говорил ему и
еще некоторым, и мне в декабре месяце было предложено организовать дружину.
В это же время туда приходил из Военной комиссии какой-то в иностранной
форме и говорил, что он пришел от Центрального комитета или от военной орга-
низации и говорил, что я должен собрать дружину, но я этого не выполнил, и
даже один раз на собрании Военной комиссии нехорошо отозвался о нем. За ка-
кое время еще сказать?
Председатель: Скажите об организации боевых дружин. Вы имели какое-ни-
будь поручение от Петроградского комитета?
Кононов: От Флеккеля и одного товарища от Центрального комитета, кажет-
ся Донского.
Крыленко: Вы персонально первый раз имели с Флеккелем разговор?
Кононов: Да. А потом с Донским.
Крыленко: Значит, у вас был разговор с Флеккелем и Донским по вопросу об
организации дружин из рабочих вашего района?
Кононов: Петрограда.
Крыленко: В какое время это было?
Кононов: Это было в декабре. Прошло 4 года, и точно чисел я не могу сказать.
Крыленко: С какой целью они предложили организовать дружины?
Кононов: В защиту Учредительного собрания.
Крыленко: Что значит «в защиту», вероятно, предполагалась вооруженная
защита?
288
Кононов: Большого разговора о цели в первую встречу не было. Я пони-
мал, что защита Учредительного собрания нужна, но сказать, верил ли я, по-
нимал ли я, что дружина эта сыграет роль, это вопрос другой, это потом
скажу.
Крыленко: Это вопрос другой. Скажите, у вас в районах были организаторы?
Кононов: Это, можно сказать, были не дружины, а несчастье.
Крыленко: Это, конечно, очень интересно, но это не относится к делу, это от-
носится не к тому, что вы хотели создать, а к тому, что вышло. А вот организато-
ры были?
Кононов: Так скоро пироги не пекут, а быстро создать дружину могли неко-
торые представители, которые приходили из военной организации, как товарищ
Паевский и еще был товарищ Семенов, который все горячо как-то делал, а я не
умел.
Крыленко: Правильно. А вот скажите, вы сами из какого района?
Кононов: Из Выборгского.
Крыленко: Кто у вас был организатором?
Кононов: Там был Томашевич. Это я помню хорошо.
Крыленко: А в Александро-Невском?
Кононов: В Александро-Невском я говорил с Новиковым, и Новиков был до-
вольно развитой товарищ и, кажется, старый революционер, смелый.
Крыленко: Скажите, кого вы помните в Московском районе?
Кононов: Помню Зеленкова.
Крыленко: В Колпинском?
Кононов: В Колпинском больше всего мне приходилось встречать товарища
Усова, кажется, он здесь.
Крыленко: Да.
Кононов: Но почему-то организатором был назначен другой.
Крыленко: Кто?
Кононов: Не знаю, на букву Б кто-то.
Крыленко: Не Белецкий?
Кононов: Нет, товарищ рабочий один был. Вообще районы ничего не де-
лали.
Крыленко: Василеостровский не припомните?
Кононов: В Василеостровском был Зейме, такой лохматый и очень хваст-
ливый.
Крыленко: Это очень хорошо. Теперь пойдем дальше. Скажите, пожалуйста,
вооружение у вас было какое?
Кононов: Вооружение было какое у кого найдется. Полностью вооружения
не было.
Крыленко: Обещали вам вооружение?
Кононов: Обещали. Сами думали тоже разыскать. Потому что все тогда гово-
рили, что доставят оружие.
Крыленко: А кто это говорил?
Кононов: Тогда многие встречались и говорили: там много вооружения, там,
а когда на деле приходится...
Крыленко: А на партийных собраниях и гарнизонных совещаниях говорили?
Вы бывали на гарнизонных совещаниях?
Кононов: Бывал.
Крыленко: Что это были за гарнизонные совещания?
289
Кононов: Военные представитель были, но бывали также и из Петроградско-
го комитета, бывали и из Центрального комитета.
Крыленко: Кто бывал из Петроградского комитета?
Кононов: Трудно сказать, потому что давно прошло.
Крыленко: Каплан был или нет?
Кононов: Владимир Каплан нет, не был. Как-то был, одно время я с ним
встречался, но это не Каплан, потому что Владимира Каплан я помню, потому
что он из нашего Выборгского района, а я был членом Выборгского совета и пом-
ню его.
Крыленко: Лихач был?
Кононов: Лихач бывал, но трудно сказать, на каком собрании.
Крыленко: Скажите, вы могли бы установить общее количество вооружен-
ных дружин, которые у вас были?
Кононов: Вот что показал день Учредительного собрания, я могу сказать.
Крыленко: А именно?
Кононов: Накануне для Учредительного собрания была собрана Военная ко-
миссия.
Крыленко: Накануне было собрание Военной комиссии?
Кононов: Знаю, что была Военная комиссия. В это время как раз говорилось
о том, что наступает день Учредительного собрания и нужно будет организовать
его защиту, и мне было сказано, чтобы на завтрашний день были собраны дру-
жинники.
Крыленко: А не помните ли, кто вам сказал это?
Кононов: Трудно вспомнить.
Крыленко: Куда собрать?
Кононов: В Московский городской район, Рузовская улица. Это я знаю вер-
но, потому что это осталось у меня в памяти. В этот же день я видел товарища
Флеккеля и некоторых товарищей из Петроградского комитета.
Крыленко: Так.
Кононов: Товарищи из Центрального комитета всегда боялись сепаративных
выступлений, и Флекель сказал, чтобы я был как можно более дисциплиниро-
ван. Я дал слово, что я без распоряжений ничего не сделаю.
Крыленко: А какого сорта распоряжения, не говорили?
Кононов: Я сейчас скажу. В день Учредительного собрания, когда собралась
дружина, она оказалась мало вооруженной. Может быть, после меня и была во-
оружена, но когда я был, было мало вооруженных.
Крыленко: А вам говорил Флекель, чтобы вы пришли с оружием?
Кононов: Дружину собирали, как всегда, с оружием. Я не знаю, какой дру-
жинник бывает без оружия. У которых было оружие, те пришли с оружием. Ко-
гда пришли туда, я взял всех вооруженных и отправился к броневикам.
Крыленко: Куда это — к броневикам?
Кононов: Броневики были у Николаевского училища против Балтийского
вокзала, не помню точно где, но против Балтийского вокзала.
Крыленко: Вам сказали, что там будут броневики?
Кононов: Мы узнали об этом накануне, когда было совещание.
Крыленко: На совещании было распределено и сказано, что броневики будут
у Николаевского училища?
Кононов: Михайловского или Николаевского, я не знаю, но у Балтийского
вокзала.
290
Крыленко: Вам сказали, что у Балтийского вокзала будут броневики?
Кононов: Там их гаражи, там их стоянка.
Крыленко: А не указывалось, где будут другие части?
Кононов: Броневики?
Крыленко: Нет, не броневики, а другие воинские части?
Кононов: Тут было говорено о Семеновском.
Крыленко: Что говорено о Семеновском?
Кононов: Что Семеновский полк должен будет участвовать в демонстрации,
что он стоит на платформе Учредительного собрания. Потом слухачи.
Крыленко: Что такое слухачи?
Кононов: Не знаю, тоже какие-то войска. Сказали, что будут слухачи, больше
ничего. Я был занят тем, что раз мне сказали туда пойти, я туда и направился.
Когда мы пришли туда, броневики, кажется их было 13, как я точно помню —
были все в исправности.
Крыленко: 13 броневых машин?
Кононов: Да.
Крыленко: 13 броневых машин были в исправности с оружием?
Кононов: Да, с оружием. Было мало бензина, но мы достали.
Крыленко: Специально достали бензин?
Кононов: Да. А там мы должны были ждать, пока не дадут распоряжения. Не
знаю, кажется, какое-то бюро было создано.
Крыленко: Было создано бюро?
Кононов: Не знаю, мне только сказали, что бюро и вы получите распоря-
жение.
Крыленко: Вот вы пришли в Городской район наутро. Сколько частей вы там
нашли?
Кононов: Трудно сказать, только что-то не так много, очень мало.
Председатель: Тысяча или сто...
Кононов: Дружинники тысячами не исчислялись, а единицами в Петрограде.
Председатель: Вообще сколько?
Кононов: Быть может, было человек 12 вооруженных. Много было невоору-
женных.
Крыленко: Больше ста или меньше.
Кононов: Сначала насчитывалось 12 человек, потом оказалось у нас больше
вооруженных. Знаю только, что прибыло не больше 25 вооруженных. При пер-
вом подсчете было очень мало — 12 человек. Помню тоже, что некоторые еще
пришли, но знаю хорошо, что было не более 20.
Крыленко: Что было дальше?
Кононов: Мы отправились в эту школу, где стояли броневики. Роль наша
Должна была быть в том, что если будут мешать броневым машинам выезжать, то
мы должны были дать им возможность выехать.
Крыленко: Кто будет мешать?
Кононов: Едва ли об этом подробно нужно было говорить. И мне было понят-
но, что кто бы ни стал мешать, надо убрать.
Крыленко: Если будут, значит, мешать, то убирать всех, кто будет мешать?
Кононов: Да, дать дорогу. Так я и сделал. Мы пришли в гараж и стали
ждать распоряжения. Мы несколько раз звонили, это было, кажется, 3 часа,
либо 3 с половиной часа дня. В то время часть дружинников была на улице,
другая в чайной, а я был там, где машины. Пришла рота, пришли солдаты и
291
оцепили эти броневики. Это было уже, когда мы собрались уходить домой для
того, чтобы не оставаться там, я предложил караульному или разводящему:
дайте дорогу или я сам себе дам. Я был оттуда выпущен, но был сильно недо-
волен.
Крыленко: Чем?
Кононов: Что не дали мне вывести броневиков, что не было дано приказания.
Крыленко: Не было дано приказание от партии?
Кононов: Я был достаточно зол, что все кисляйничают.
Крыленко: Кто кисляйничает?
Кононов: Те, кто не дал распоряжения.
Крыленко: Вы им сказали, что они кисляйничают?
Кононов: Да, я лаялся, как говорится.
Крыленко: Когда?
Кононов: Спустя некоторое время, я зашел и говорю, что они кисляйничают.
Крыленко: Кому вы сказали?
Кононов: Трудно всех перебрать.
Крыленко: Вспомнить трудно?
Кононов: Да, пожалуй, что трудно.
Крыленко: В Военной комиссии или Центральном комитете?
Кононов: В Центральном комитете.
Крыленко: Значит, вы пошли в Центральный комитет и ругались, сердились
на них, что они не исполнили того, что должны были исполнить?
Кононов: Они говорили, что это было Учредительное собрание и т. д., что это
было так решено и так делалось.
Крыленко: Хорошо. Скажите, пожалуйста, вы после этого долго имели сно-
шение с Военной комиссией, совещанием, Центральным комитетом и т. д.?
Кононов: Спустя некоторое время было собрание членов Учредительного
собрания в гимназии Гуревича. Когда было разогнано Учредительное собрание
и разрешался вопрос, где оставаться, то тут было предложено оставаться Учре-
дительному собранию на Обуховском заводе. Я был сторонником этого. В то
время я говорил, что можно найти до 300 человек дружинников, но там сочли
нужным мирную обстановку работы Учредительного собрания и говорили, что
под грохот пушек работать нельзя. Я этим был недоволен. В то время было у
меня довольно большой осадок и перелом: верить чему-нибудь или действовать
сломя голову, и я сказал, что с сегодняшнего дня сам буду рассуждать, когда
свою голову подставить.
Крыленко: Чем вы теперь были недовольны?
Кононов: По-моему, Учредительное собрание должно было быть в Петрогра-
де, оно должно было в Петрограде заседать. Я говорю про то время, а не про
настоящее.
Крыленко: А оно вместо того предпочло уехать?
Кононов: Стало искать места.
Крыленко {обращаясь к председателю}'. Я хочу установить еще один факт; он
относится к немного более позднему времени, к моменту после разгона Учреди-
тельного собрания.
Председатель: Мы, очевидно, будем допрашивать свидетеля Кононова
по другому совершенно делу, по заключительной части, и тогда, если пона-
добится, можно возобновить некоторые вопросы по всему судебному след-
ствию.
292
Крыленко (обращаясь к свидетелю): Тогда, в этот период, который вы описа-
ли, может быть, вы укажете, кого лично из членов Центрального комитета вы ви-
дели и с кем лично вам случалось в то время вести переговоры?
Кононов: Это трудно сказать.
Крыленко: Лихача вы видели в Военной комиссии или на гарнизонном
совещании?
Кононов: Да, кажется.
Крыленко: А других?
Кононов: Наверное, многих видел.
Крыленко: Например, Гоца видели?
Кононов: Гоца, не знаю, с ним, кажется, я совершенно не говорил.
Крыленко: А встречали вы его?
Кононов: Скорее всего встречал, но только не в Военной комиссии, а в Цен-
тральном комитете.
Крыленко: А Донского встречали?
Кононов: Это трудно сказать, прошло 4 года, и я не могу припомнить, я не с
целью говорю.
Крыленко: Никто вас не подозревает в этом. Вопрос можно сформулиро-
вать так: вы получили в свое время предложение через Флеккеля относительно
организации боевых дружин, приняли к этому меры, которые вы считали необ-
ходимыми, соорганизовали, установили связь с районами, в частности район-
ными организаторами, назначили Усова, Зеленкова, Новикова и Зейме. Эти
4 имени для меня интересны. Затем, вы участвовали накануне созыва Учреди-
тельного собрания на особом совещании, на котором вам было указано место,
на котором вы должны собраться на следующий день со своей вооруженной
дружиной. Там же обсуждался вопрос о расположении других боевых частей,
как броневых машин, которых, как вы установили, было 13. Даже специально
был доставлен туда бензин, чтобы обеспечить их действия. И вот вы, собрав-
шись на следующее утро, очень долго ждали соответствующих распоряжений,
были в боевой готовности, но распоряжение не пришло. Оттуда ушли и заяви-
ли протест по поводу кисляйничаяния Центрального комитета, военных руко-
водителей и т. д. И в результате этого у вас создалось лично впечатление либо
прямо действовать лично, либо вовсе не действовать, и вы сказали: впредь го-
лову буду подставлять тогда, когда сам решу.
Кононов: Я сказал это для себя: там никому ничего не говорил.
Крыленко: Значит, правильно я изложил.
Кононов: Да.
Председатель: У обвинения больше нет вопросов. У защиты есть?
Биценко: Скажите, свидетель, из ваших слов видно, что дружины не
были многочисленны. Не скажете ли вы, почему не удавалось организовать
их больше?
Кононов: Потому что мало было времени. Я не считал возможной органи-
зацию дружин, как говорят, с бору и с сосенки. Я думал сойтись сначала с
дружинником, узнать его душевно, но такой дружины мне не удалось органи-
зовать.
Бухарин: В связи с вопросом, который задавала товарищ Биценко, не может
ли Кононов ответить на вопрос: почему большевикам удалось в то время органи-
зовать очень быстро Красную гвардию?
Кононов: Я не знаю, что на это сказать.
293
Председатель: Вы же были тогда на заводах.
Кононов: Был.
Председатель: Вы сами рабочий. Вы видели организацию дружины социали-
стов-революционеров, с другой стороны — организацию Красной гвардии.
Кононов: Если желаете знать, почему в Выборгском районе создалась быстро
организация Красной гвардии, — я был членом Выборгского красного совета и
принимал участие в этой организации.
Председатель: Значит, суть заключается в том, что здесь ближайшее участие
в организации Красной гвардии принимал Совет рабочих депутатов?
Кононов: Выборгский район принимал.
Председатель: У защиты есть вопрос?
Оцеп: Правильно ли я вас понял — если нет, то вы меня поправите, — что тот
человек, в организации военной дружины который был в иностранной форме,
что-то заявил, в силу чего вы нехорошо о нем отозвались. В связи с чем вы дали
такой нехороший отзыв?
Кононов: Этот человек в иностранной форме говорил, что пришел от Цен-
трального комитета и чтобы я дал ему тех, кого я знаю, для дружины. Я не знал
его, никогда до этого не видел, а от Флеккеля, которого знал, никаких указаний
на этот счет не имел.
Оцеп: Как же вы поняли этого человека?
Кононов: Он был в Военной комиссии. Он участник Военной комиссии, и он
играл в ней видную роль.
Оцеп: Меня интересует другое. Вы были у Флеккеля и настаивали, что он не-
которым образом самозвано предложил организовать... или нет...
Кононов: Этого не установленно. Мне казалось, что у меня никаких данных
нет ему подчиняться. Флеккель сказал: хорошо, если нет данных, то и не подчи-
няйся ему.
Председатель: Слово для вопроса имеет защитник товарищ Шубин.
Шубин: Вы виделись с этим человеком в военной форме?
Кононов: Виделся.
Шубин: Он был самозванцем или нет?
Кононов: Он был в Военной комиссии. Тот, кто был смелее, тот хозяйничал.
Шубин: Во время юнкерского выступления вы были в Петербурге?
Кононов: Да.
Шубин: Вы не участвовали, конечно, в этом выступлении?
Кононов: Нет.
Шубин: А вы знали, что Центральный комитет партии руководил этим
выступлением?
Кононов: Нет.
Шубин: А теперь вы знаете?
Кононов: По газетам.
Шубин: А тогда не знали?
Кононов: Нет. Ввиду того что у меня было много работы, я не успевал прочи-
тывать партийные газеты, и я плохо читаю.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Скажите, вы были членом районного комитета Выборгской сторо-
ны и членом Совета Выборгской стороны? Другие районные организации Петро-
града второй половины 1917 года знали?
Кононов: Знал.
294
Тимофеев: По-вашему, сильно убавились ряды этих организаций после Ок-
тябрьского переворота?
Кононов: Не замечал.
Тимофеев: Вы, кажется, показали, что у вас явилась мысль о том, что необхо-
димо создать рабочие дружины после июльских дней?
Кононов: Это подтвердят члены районного комитета Выборгской стороны
и петроградская организация должна подтвердить это. Я внес это на конфе-
ренцию.
Тимофеев: У вас одного такая мысль родилась или в других районах тоже ро-
дилась эта мысль?
Кононов: Когда я внес в район, то были согласны с этим в Выборгском
районе.
Тимофеев: А в других?
Кононов: Частью были согласны. До конференции было больше согласных, а
на конференции сказали, что дружины нам не нужны, что пока солдаты с нами,
то мы все делаем, а когда солдаты будут против нас, то дружины ничего не сдела-
ют. Это точные слова, они мне въелись в память.
Тимофеев: Петербургский комитет, значит, был против организации дружин
на конференции?
Кононов: Да.
Тимофеев: Почему же вам после июльских дней представлялось необходи-
мым организовывать дружины рабочих. Может быть, скажете, какими мотивами
вы руководствовались?
Кононов: Я представлял, что восстания возможны справа и со стороны анар-
хистов и коммунистов. Я тогда был ярым противником большевиков.
Председатель: Пожалуйста, продолжайте. Так как вы считали возможным
восстание как справа, так и слева...
Тимофеев: Я не кончил вопросов. Вы мне не дали кончить.
Председатель: Трибунал имеет право передопросить (обращаясь к свидете-
лю). Вы, начиная с июльских дней, считали необходимым организовать дружи-
ны для того, чтобы силой противодействовать восстанию как справа, так и сле-
ва. Так?
Кононов: Да.
Тимофеев: Та дружина, которая была организована по предложению Выборг-
ского комитета, переданному через Флеккеля, которая своей целью ставила за-
щиту Учредительного собрания. Она преследовала только эти цели или какие-
нибудь другие?
Кононов: Я не могу об этом свидетельствовать. Тут как раз я, можно сказать,
спал и бредил Учредительным собранием, потому что для меня оно являлось
равносильным жизни и поэтому я считал, что все для Учредительного собрания
и дальше этого понятие не уходило.
Тимофеев: Скажите, товарищ, не поднимался ли в вашем районе, а может
быть, и в других районах, вопрос о необходимости создания рабочих дружин для
защиты наших районных помещений, клубов и т. д. Было это или нет?
Кононов: Когда я в первый раз предлагал, как раз об этом и говорилось. Даже
дальше говорилось: в защиту ораторов — это когда меня в Московском районе
побили и порвали знамена.
Тимофеев: Для защиты ораторов.
Председатель: Свидетель уже показывал.
295
Тимофеев: Я только переспрашиваю. Я следую примеру обвинения,
учусь. Скажите мне, пожалуйста, следующее: вы старый революционер. Вы
говорите, что дружина была собрана с бору и с сосенки, была испечена
как пирог. Как вы полагаете, для террористических актов годилась эта дру-
жина?
Председатель: Относительно террористических актов мы будем передопра-
шивать позднее. Есть еще вопросы?
Тимофеев: Я кончил.
Председатель: Обвиняемый Лихач.
Лихач: Скажите, пожалуйста, товарищ, вы слыхали когда-нибудь, что
существовала в Петрограде организация Союза защиты Учредительного со-
брания?
Кононов: Я лично был даже председателем в Вольно-экономическом общест-
ве, когда был оцеплен, арестован.
Лихач: Эта организация имела свои разветвления по районам?
Кононов: На это трудно сказать, потому что у меня времени не было, нужно
было быть частью на заводе, частью в Выборгском районе, в Совете, я только
уделял время в центре для защиты Учредительного собрания.
Лихач: Рабочие представители районов были в этой организации?
Кононов: Были.
Лихач: Может быть, вы вспомните, каких районов были?
Кононов: Были.
Лихач: Затем второй вопрос. Когда была назначена демонстрация в честь или
на защиту Учредительного собрания, не знаю, как выразиться, каков был состав
этой демонстрации?
Кононов: Я на демонстрации не был.
Лихач: Не слыхали о ней?
Кононов: Слыхал про Невскую заставу. Мне кажется, здесь есть на скамье
подсудимых те, которые могут сказать, которые из Невского района. Там чинов-
ники не живут и буржуев, кажется, в этом районе нет.
Лихач: Значит, состав демонстрации был рабочий?
Кононов: В Невском, как я слышал, были рабочие. Лично я этого не видел.
Лихач: А судьба этой демонстрации вам известна?
Кононов: Потом на Выборгском, по словам брата, могу сказать, что они дош-
ли до Литейного моста, потом откуда-то были выстрелы, им пришлось на Литей-
ном мосту лечь.
Лихач: Почему лечь?
Кононов: Потому что были выстрелы, но никто не был ранен.
Лихач: А на Обуховском заводе были раненые или убитые?
Кононов: Я слышал, что были, но утверждать не могу. Кажется, лучше могут
сказать те товарищи, которые участвовали в этой демонстрации.
Председатель: Одним словом, вы сами не видели этого и свидетельствовать
об этом не можете?
Кононов: Могу только одно сказать, что те люди, которые были убиты в день
Учредительного собрания, я был на их похоронах и даже скажу, что во время по-
хорон я держал себя вызывающе.
Лихач: Еще один вопрос, товарищ. Вы говорите, что в гимназии Гуревича
было заседание членов Учредительного собрания, вероятно, фракции социали-
стов-революционеров и др.?
296
Кононов: Кажется, социалистов-революционеров.
Лихач: Было предложено на Обуховском заводе открыть заседание Учреди-
тельного собрания, значит, Учредительное собрание могло опереться на рабочих
этого завода?
Кононов: Было предложение на Обуховском заводе, было предложение в Се-
меновском полку, кажется, вам товарищ Лихач, небезызвестно, вы туда и ходили
переговаривать.
Лихач: Да, да, значит, можно было?
Кононов: Да.
Лихач: Так, я больше вопросов не имею.
Кононов: Защитили бы или нет, это уже дело другое. {Смех в зале.)
Председатель: Еще вопросы есть? Я просил бы защиту вовремя задавать во-
просы, а то после приходится каждый раз переспрашивать. Слово для вопроса
имеет защитник Катаньян.
Катаньян: Скажите, свидетель, вы с Гоцем вообще не разговаривали и прихо-
дилось ли вам с ним перестукиваться?
Кононов: Я стучать не умею, и Гоц сообщил, что он стучать не умеет. Стучал
с ним Усов.
Катаньян: В вашем присутствии он стучал.
Кононов: Я был в камере.
Катаньян: Я больше не имею вопросов.
Овсянников: В 1918 г. сколько рабочих работало на Обуховском заводе.
Кононов: Работало много, но трудно сказать численность.
Овсянников: Несколько тысяч?
Кононов: Да, несколько тысяч.
Овсянников: До 10 тысяч?
Кононов: Я слышал, до 6000, а точно сказать не могу.
Овсянников: Сколько рабочих, по вашему мнению, согласилось бы защищать
Учредительное собрание, если оно соберется на заводе?
Кононов: Я обещался привести из других районов до 300 человек.
Овсянников: И других районов, а не так, чтобы эти 300 человек набрались
только из Обуховского завода.
Кононов: 300 рабочих. И они могли защищать 3-дюймовками и 8-дюймовка-
ми, которые можно было достать.
Овсянников: Значит, не больше 300 человек?
Кононов: Да.
Бухарин: Товарищ Кононов, когда вы вышли из партии социалистов-револю-
ционеров?
Председатель: Предупреждаю вас, свидетель, на эти вопросы вы можете отве-
чать, можете не отвечать, это ваше личное дело. Что касается лично ваших убеж-
дений, это ваше полное право, отвечать или не отвечать.
Кононов: Я знаю. Вы говорите, когда я вышел из партии. Это было так,
что с боевой дружиной я покончил в начале 18-го года и участвовал в бес-
партийной конференции в 18-м году. Теперь я вам скажу, работая на заводе,
работая вместе, как говорится, с другими товарищами, у нас получилась, ко-
гда начался раскол таких двух сильных партий, что нам приходилось между
собой хоть окопы копать. Но завод «Арсенал» не был в таком положении.
Он от этого был спасен. На нем не было такого обострения, как на других за-
водах. Здесь есть представители завода «Арсенал», и они могут это сказать.
297
В 1919 году я выступал на собраниях, как раз от партии социалистов-рево-
люционеров.
Бухарин: Можно вас спросить, почему вы сочли своим долгом выйти из пар-
тии социалистов-революционеров?
Кононов: У меня было три мотива. Во-первых, это то, что тяжело бездейство-
вать. Не знаю, как другим, но мне бездействовать тяжело. Второй мотив тот, что
открылись некоторые фронты и что если я себя считаю революционером, то моя
обязанность была защищать Петроград. И третий мотив, тут у меня, в связи с по-
следней работой в военной организации, сложилось недоверие к некоторым
людям.
Бухарин: Было недоверие к некоторым руководителям партии социалистов-
революционеров?
Кононов: Только к стоящим в военной организации. Это было личное недо-
верие, ни на чем не основанное: не нравится человек, говорят, — насильно мил
не будешь. Мне не нравились некоторые личности. А потом шла у меня как раз
внутренняя переработка. В 19-м году я был членом Петроградского совета, в
20-м году я стал работать в советских учреждениях.
Председатель: Допрос закончен, ввиду того что свидетель Кононов будет
допрашиваться по последней части, террористической, сейчас мы вас освобожда-
ем, и в свое время мы вам скажем, когда вам нельзя будет присутствовать в зале
суда.
Кононов: Надолго это будет?
Председатель: Вы можете оставить свой адрес в секретариате, и мы вас тогда
вызовем.
Кононов: Я бы просил меня отпустить. Я 3 месяца просидел в тюрьме. Мне
здесь жить невозможно. Я ставлю этот вопрос...
Председатель: Вы через коменданта подадите заявление. Следующий свиде-
тель Келлер.
Тимофеев: Гражданин председатель, я скажу несколько слов технического
характера. Сейчас 4 с половиной часа. Ни в каком случае мы этого свидетеля
не успеем допросить. Я предложил бы сейчас объявить перерыв сейчас же до
6 1/2 час.
Крыленко: В этом вопросе я не имею возражений, но я бы хотел поставить
другой вопрос, более существенный. Мы допросили четырех свидетелей, при-
чем по поводу этих свидетелей имеется ряд невыясненных вопросов о степени
участия в этих событиях целого ряда подсудимых. Мы пытались вчера при
допросе первого свидетеля установить такую систему, что мы одновременно
допрашиваем соответствующего подсудимого. Уже вчера мною ставился во-
прос о разрешении допросить в связи с показаниями Ракитина, Краковецкого
и Паевского ряда подсудимых. Если мы будем держаться такой системы, что
мы пропустим всех свидетелей, а потом перейдем к допросу подсудимых, то у
нас не будет гарантии того, что данные свидетели будут в тот момент в зале, а
может случиться необходимость сразу задать тот или другой вопрос. Поэтому
может получиться, что из поля зрения защиты и обвинения и из сознания их
ускользнет ряд вопросов, которые ставятся и возникают при допросе свидете-
лей. Я полагал бы, чтобы не возвращаться к пережевыванию устанавливаемых
фактов, установить такую систему разрешить сторонам в ходе показаний каж-
дого свидетеля, допрашивать обвиняемых по этим фактам, и только фактам,
без объяснений, мотивировки и пр., не входящего в сферу мотивизации. Толь-
298
ко факты. Это обеспечит нам то, что мы получим всю картину полностью и с
большей целесообразностью.
Председатель: Заключение защиты.
Тагер: Я думаю, что можно, конечно, допрашивать обвиняемых по этим фак-
там, но тогда не в таких искусственных пределах, как говорит обвинитель: только
о фактах, но без объяснений, аргументаций и мотивировок. Или допрашивать об-
виняемых, или не допрашивать. Иначе придется разделить допрос обвиняемых
на две части, из которых каждая разорванная ничего не даст. Сумма времени бу-
дет та же. Если обвинителя интересует получить картину, то я ничего не имею
против того, чтобы мы порядок несколько изменили. Но тогда нужно попросту
установить, что после допроса свидетеля допрашиваются обвиняемые со всеми
отсюда последствиями.
Крыленко: Я должен установить, что гражданин защитник смешивает две
различные области, и мы опыт такого смешения уже имели. Это было тогда,
когда обвиняемый Гоц давал не только фактические объяснения, но и одно-
временно мотивизацию. В этих условиях получается совершенно не равнове-
ликое положение вещей. Никогда обвинение не может себе позволить ни мо-
тивации, ни собирания фактов, ни концентрации их и т. д.: это будет предва-
рение прений. Вот почему я думаю, — и это практикой твердо установлено и
гражданин Тагер об этом знает, — что нужно различать объяснения от объяс-
нений. Когда речь идет об установлении факта, это одно; а тот момент в су-
дебном следствии, когда обвиняемый хочет давать объяснение вообще, — это
момент, не имеющий отношения ни к судебному следствию, ни к установле-
нию факта как такового. То, что я предлагаю, укладывается в рамки процессу-
ального ведения судебного следствия, и смешивать это есть много охотников,
но их не должно быть.
Председатель: Слово имеет защитник товарищ Членов.
Членов: Мне та комбинация, которую предлагает гражданин государствен-
ный обвинитель, кажется, я выражаю мнение всей защиты, представляется ис-
кусственным, и нам, кажется, выдержать на практике этого не удастся. Дело
идет не об объяснениях по существу всего дела, а по тем фактам, которые ка-
саются данных свидетелей. Но как будто Крыленко предлагает установить в
этих пределах такое деление. После каждого свидетеля задаются вопросы об-
виняемым по фактической стороне, а затем еще по тем же обстоятельствам в
конце допроса свидетелей данной категории, обвиняемые еще раз будут да-
вать объяснения. Деление искусственное, которое заставит нас тратить много
времени — сначала факт без мотивов, а затем мотивы без фактов. Мне кажет-
ся, что может быть одно из двух — либо опрос всех свидетелей, причем подсу-
димых ничего не спрашивать или спрашивать ввиду исключения, как это
было вчера; либо мы делаем такой процесс, что показания данного свидетеля
делаются предметом всестороннего объяснения, причем тогда права обвиняе-
мых, установленные законом, требуют, чтобы раньше опрос производили об-
виняемые в том, что они находят нужным, а потом уже опрашивали стороны
то, что они хотят узнать. Не может быть такого порядка, при котором спраши-
вать обвиняемого можно, а давать объяснение сам обвиняемый не может. По-
этому я предлагаю — или остаться при старом порядке, или если его менять,
то так, что после допроса каждого свидетеля дается право всем обвиняемым
Давать объяснения по поводу всех показаний свидетеля и в связи с этим дает-
ся право сторонам задавать вопросы.
299
Председатель: Слово имеет обвиняемый Гендельман.
Гендельман: Здесь гражданин Крыленко на этот раз совершенно изменил
себе. Когда мы выражали неоднократно желание давать показания, то он всегда
находил, что нужно раньше закончить допрос свидетелей, и даже не одного сви-
детеля, а пока не будет допрошена целая группа свидетелей... {Крыленко протес-
тует против этого указания.)
Председатель: Государственный обвинитель никогда этого не говорил — это
было решение трибунала.
Гендельман: Очевидно, гражданин Крылов полагает, что мы можем давать
объяснения, когда это ему угодно нас спрашивать, а в остальных случаях мы
должны подождать, пока не будет докончена та группа свидетелей, которых ему
желательно допросить. Против такого приема мы решительно протестуем и заяв-
ляем, что это наше право давать объяснения по поводу каждого показания свиде-
теля. Поэтому мы предлагаем оставить такой порядок: сначала допросить свиде-
теля, мы будем давать свои показания, когда мы признаем необходимым, это пра-
во нам дано, а по окончании допроса может нам предлагать вопросы и гражданин
Крыленко.
Крыленко: Насколько я понял, предлагается из соображений, которые из-
ложены обвиняемым Гендельманом, допрашивать данного свидетеля — это
первое. Второе, после допроса данного свидетеля, если пожелает тот или дру-
гой (я вашу же тему развиваю) тот обвиняемый, он дает те или другие объяс-
нения и предлагает вопросы. Третий момент: обвинение имеет возможность,
после этих моментов, задавать вопросы и допрашивать обвиняемых по суще-
ству. Вот то, что мне нужно. Вопрос не о том, чтобы этот момент отложить до
допроса группы свидетелей. До сих пор было так, что этот момент отложен
был до допроса группы свидетелей. А я хотел, чтобы сохранить целый ряд
фактов, предоставить обвинению право предполагать вопросы после опроса
каждого свидетеля.
Тагер: Этот простой вопрос стал вопросом сложным. Вопрос совершенно эле-
ментарный. Есть два вида показаний: свидетелей и обвиняемых. До сих пор мы
исследуем свидетелей. Обвиняемые остаются на потом. Теперь возникает во-
прос, можно ли на одном процессе исследования собрать группу фактов и оба
вида исследований соединить в одно: тождество предметов, к которым они отно-
сятся, это вопрос один. Или это можно сделать, тогда это делается целиком, или
если этого нельзя сделать, тогда целиком не делается.
Гендельман: Гражданин Крыленко совершенно неправильно меня понял.
Я предлагаю так: допрашивается свидетель. Те из обвиняемых, которые счита-
ют нужным сделать какие-либо разъяснения, они делают, так как это их пра-
во. Вчера гражданин Крыленко счел себя вправе во время допроса свидетеля
Паевского еще неоконченного учинить весьма длинный допрос обвиняемому
Бергу, и председателем не был остановлен. Против такой системы я возра-
жаю. Наше право давать объяснения после показаний свидетеля. Если мы
считаем нужным, мы такие разъяснения делаем, а когда допрос группы свиде-
телей закончен, тогда пускай гражданин Крыленко адресуется к нам со свои-
ми вопросами.
Крыленко: Я не вижу в этом ничего логичного.
Председатель: Трибунал больше не дает слова по этому вопросу. Верховный
трибунал определил: ввиду уже установившейся вчера практики допроса одно-
временно свидетеля и соответственно обвиняемых, допрос которых непосредст-
300
венно касается показании свидетелей, и в дальнейшем допустить соответствую-
щий допрос параллельно по группам, с тем, однако, чтобы каждый раз вопросы
держались исключительно в рамках фактических разъяснений и фактических
показаний. Сейчас объявляю перерыв до половины седьмого.
(Заседание прерывается в ... ч. ... м.)1
1 Так в тексте.
301
13 июня 1922 года
Пятый день
Вечернее заседание
Заседание возобновляется в ... час. ... минут1.
Председатель: Заседание возобновляется. Свидетель, назовите трибуналу
свое имя, отчество и фамилию.
Келер: Сергей Николаевич Келер.
Председатель: Ваш возраст?
Келер: 29 лет.
Председатель: Ваше социальное положение?
Келер: Военнослужащий Красной армии.
Председатель: Партийность?
Келер: Беспартийный.
Председатель: Раньше принадлежали к партии?
Келер: Да, к партии правых эсеров.
Председатель: Вы слышали то напоминание, которое трибунал делал, прежде
чем отправить вас в свидетельскую комнату?
Келер: Да.
Председатель: Скажите, вы помните о тех событиях, которые происходили в
Петрограде осенью 18-го года до созыва Учредительного собрания?
Келер: Помню.
Председатель: Где вы находились в то время?
Келер: В Петрограде, командовал броневым отрядом.
Председатель: Что вы можете рассказать из этого периода о вооруженной
борьбе партии эсеров против советской власти?
Келер: Я помню то, что, командуя броневым отрядом, я незадолго до перево-
рота предложил Военной комиссии не ожидать наступления со стороны больше-
виков, а перейти в контрнаступление самим, так как видел, что отряд, которым я
командую и состав которого был исключительно пролетарский, под влиянием
событий все более и более склоняется к переходу на сторону Военно-революци-
онного комитета. Санкции этой я не получил ввиду того, что мне сказали, что на-
чать Гражданскую войну первыми комиссия не может. После этих событий, ка-
сающихся лично меня, я особенно хорошо помню события, которые теперь буду
излагать и которые протекли приблизительно таким образом. В это время запас-
ный броневой дивизион, расположенный в Петрограде, частью которого являет-
ся мой отряд, постановлением Дивизионного комитета, вопрос о платформе за-
пасного дивизиона, т. е. становится ли он на сторону Военно-революционного
комитета или поддерживает Всероссийский центральный исполнительный ко-
митет старого созыва — был перенесен на общее собрание. Я получил приказ ди-
визионного комитета все отряды, несшие караульную службу, стянуть в гараж,
т. е. в Михайловский манеж, что мною было выполнено. Я после этого отправил-
ся в Зимний дворец и не помню, кого встретил из членов Военной комиссии, но
я сказал о том, что отряд уже в настоящий момент боевой единицей считаться не
1 Так в тексте.
302
может и что нужно считать, что он целиком переходит на сторону Военно-рево-
люционного комитета. Это и подтвердилось: после общего собрания, продолжав-
шегося всю ночь, утром отряд под командой моего заместителя был вызван уже
на охрану Военно-революционного комитета, т. е. в Смольный. После этого непо-
средственного участия в дальнейших событиях я не принимал и ограничивался
наблюдением за тем, что происходило и из всех событий, которые были, помню
только тот момент, когда войска Керенского подходили, или, по крайней мере,
мы считали, что они подходят к Петрограду и как будто бы из наблюдений выяс-
нилось, что в это время войска Революционного комитета очищают левую сторо-
ну Невы и главные силы стягиваются на правую сторону Невы.
Тут память мне изменяет, и промежутка событий я не помню. Помню только
то, что потом произошло юнкерское восстание. Я в это время заходил в Совет
крестьянских депутатов, помещавшийся на Фонтанке, но определенного впечат-
ления, что там творится и что вообще происходит, вынести я не мог. Только из
личных наблюдений я видел, что часть броневиков, часть коих принадлежала и
моему отряду, участвовала с юнкерской стороны. Впоследствии я узнал, что эти
броневики были захвачены некими Фельденкрейцером ночью в гараже и выведе-
ны к восставшим. В дальнейшем я пострадал в одной схватке в конце Садовой
улицы и в течение почти 10 дней из дому не выходил, а в дальнейшем уже уехал
из Петрограда в Лугу, где и находился до декабря месяца. После этого я вернулся
в Петроград и здесь как раз застал реорганизацию Военной комиссии и принял
там участие в подготовительной работе по поддержке или охране Учредительно-
го собрания. Дело в том, что, насколько я мог узнать, в частности от Семенова, до
сего времени работа в Военной комиссии была в достаточной степени не органи-
зована, но после 4-го, кажется, если не ошибаюсь, съезда, было решено эту ко-
миссию реорганизовать, и я принял участие главным образом в работе собрания
уполномоченных от частей, так как главное внимание, на что обратила Военная
комиссия, — это было заявление связей в воинских частях.
Председатель: Гарнизонное совещание?
Келер: Гарнизонное совещание, совершенно верно. Внимание было обращено
на установление связи с воинскими частями, на учет сил, на организацию там со-
чувствующих ячеек. В этом отношении я не мог быть использован по работе сре-
ди броневиков по весьма простой причине, что после событий там мне появлять-
ся было нельзя, и я, во всяком случае, избегал встречи с ними, так что моя роль
там заключалась главным образом в организации тех отдельных представителей,
которые туда являлись, в частности от 5-го броневого дивизиона и отчасти запас-
ного броневого дивизиона. 5-й броневой дивизион прибыл туда незадолго до пе-
реворота в Петрограде, но точно не помню когда. Учет сил показал, что из реаль-
ных и вполне определенных сил на нашей стороне, по заявлению представите-
лей, если и были, то только 5-й броневой дивизион. Остальные, во всяком
случае, выступать не решались, и доклады их представителей в общем были в
достаточной степени расплывчаты и говорили за то, что там реальных сил не
было. Эта работа продолжалась до самого дня созыва Учредительного собрания.
На предварительных совещаниях выяснилось, что возможны такого рода комби-
нации в смысле защиты Учредительного собрания: или под флагом манифеста-
ции, путем имеющихся наличных реальных сил, захвата власти; или же руково-
дство возникшим движением. После того когда все имевшиеся силы были точно
учтены, было решено, что если такой акт и возможен, то только на почве возник-
шего движения, руководство которым и подкрепление которого должно было
303
лечь на нашу организацию и на те реальные силы, которые были в ее распоряже-
нии. Во время самого Учредительного собрания я помню только один факт, ко-
гда я встретился с Пораделовым и Семеновым на Пантелеймоновской, кажется,
улице, где в это время находилась оперативная часть. Там я узнал, что никакого
движения не произошло и что никакого выступления не будет. После этого мы
разошлись по домам. На этом часть моих воспоминаний до Учредительного соб-
рания кончается.
Председатель: О солдатском университете вам ничего не известно?
Келер: Известно, я только забыл об этом сказать. Дело в том, что, когда
мы производили учет сил, большие надежды возлагались на солдатский уни-
верситет.
Председатель: Что это за учреждение?
Келер: Насколько мне известно, на курсах Лесгафта был организован солдат-
ский университет, куда стягивались преданные нам силы, которые предполага-
лось использовать как реальную военную силу.
Председатель: Что это значит: использовать как реальную военную силу?
Что это, в качестве пропагандистской работы, или культурно-просветительной
работы в войсках, или это были действительно силы, которые должны были быть
пущены в ход против кого-нибудь, как вооруженная воинская часть. Как это
понимать?
Келер: Реальную военную силу я понимаю как силу, которая может быть
двинута в то или иное боевое столкновение по определенному приказу.
Председатель: Вы сами офицер?
Келер: Офицер.
Председатель: Когда вы говорите о реальной военной силе, вы понимаете ее в
военных терминах, что ее можно организовать как определенную силу, которую
можно пустить в дело?
Келер: Да.
Председатель: Как же этот солдатский университет был организован? Вам
известны какие-нибудь подробности, как стягивались туда силы, как предполага-
лось их организовать, как создать реальную военную силу?
Келер: Детали этого дела мне не известны. Дело в том, что в конце концов,
так мне лично казалось, там оказалась настолько ничтожная кучка людей, что
при учете это ни в какой расчет приниматься не могло.
Председатель: Какая кучка оказалась?
Келер: Там было человек 30.
Председатель: Значит, несколько десятков?
Келер: Да.
Председатель: Какие надежды возлагались на этот солдатский университет?
Келер: Дело в том, что когда мы делали подсчет необходимых сил, то выходила
такая цифра, если не ошибаюсь, около 3000 человек, что для нас, конечно, было
невозможно. А какую точно цифру предполагалось туда ввести, не могу сказать.
Председатель: А вы бывали в солдатском университете?
Келер: Нет, не бывал.
Председатель: А что вы слышали об этом солдатском университете? Велись
там какие-нибудь занятия культурно-просветительные или это было чисто фик-
тивное учреждение?	_
Келер: Нет, этого я не могу сказать. Только в той плоскости, в которой я гово-
рил, я это знаю.
304
Председатель: Государственный обвинитель, угодно задать вопрос?
Крыленко: Прежде всего, как вы сказали, вы назвали имя Виндингрец. Кто
это такой?
Келер: Фельденкрейц.
Крыленко: Кто это был?
Келер: Это был один из офицеров запасного дивизиона, ярко монархической
окраски. Насколько мне известно, он был расстрелян за бандитизм.
Крыленко: Какую степень участия он имел и по чьей инициативе был введен
в этот боевой дивизион?
Келер: Не знаю. Это я знаю только по рассказам знакомых шоферов.
Крыленко: Он явился в ночь юнкерского восстания и вывел броневики?
Келер: Да, приблизительно в этом роде.
Крыленко: Связи организационной не было?
Келер: Не могу сказать, думаю, что нет.
Крыленко: Вы можете установить, было ли это его индивидуальное выступ-
ление или это было организованно согласовано?
Келер: Насколько я его знаю, я его видел несколько раз, он выступал у нас в
свое время в Дивизионном комитете, мне кажется, что это было своего рода са-
мочинное выступление.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, вы были командиром броневых машин?
Келер: Да, совершенно верно. Броневого отряда.
Крыленко: Какое количество машин находилось в вашем распоряжении?
Келер: Точной цифры я указать не могу, но, кажется, машин от 14 до 17.
Крыленко: Это в военном отношении значительная цифра для уличного боя?
Келер: Для уличного боя это большая цифра.
Крыленко: Эта сила в тот момент уже колебалась или она представляла спло-
ченную боевую силу, которая была в полном вашем распоряжении?
Келер: В какой момент?
Крыленко: Октябрьского переворота?
Келер: В самый момент — уже нет.
Крыленко: От этой вашей силы оставался пятый броневик?
Келер: Да, относительно пятого броневика подробности я не могу сказать, по-
тому что его значение и роль я уже знал впоследствии.
Крыленко: Так что вы можете уяснить организационную связь пятого броне-
вика с партийными боевыми центрами?
Келер: Я знаю, что на дивизионном совещании был представитель пятого
броневика.
Крыленко: Бывал или был?
Келер: Был.
Крыленко: Можете ли вы указать другие части, в которых была связь?
Келер: Насколько я помню — Преображенский и Семеновский полки, коман-
да Сухачей, если не ошибаюсь.
Крыленко: Хорошо. Будьте также любезны, вот эти гарнизонные совещания,
которые вы посещали, к какому периоду времени относится ваше последнее по-
сещение?
Келер: Точной даты я не берусь вам установить, но незадолго до Учредитель-
ного собрания.
Крыленко: Так что весь период от октября по конец декабря продолжалась, так
сказать, безостановочная работа по закреплению и укреплению этой военной связи?
305
Келер: Да.
Крыленко: Вы входили в Военную комиссию?
Келер: Нет.
Крыленко: А держали с ней связь?
Келер: С гарнизонным совещанием.
Крыленко: На этих совещаниях указывалось ли точно, в определенной фор-
мулировке, цель гарнизонных совещаний и связь с войсками?
Келер: Насколько я помню, так определенно ребром вопрос не ставился
на гарнизонном совещании, но для меня, в сущности, было ясно, что борьба
за защиту Учредительного собрания может вылиться и в вооруженных
формах.
Крыленко: Может или должна?
Келер: Нет, может.
Крыленко: Скажите, а вопрос об этом поднимался и дебатировался?
Келер: На гарнизонных совещаниях не помню, чтобы он поднимался.
Крыленко: А на каких?
Келер: Я помню, что говорил об этом с Семеновым и еще с кем-то не помню.
С Семеновым говорил определенно.
Крыленко: Из членов Центрального комитета вы кого-нибудь видели на этих
совещаниях?
Келер: На гарнизонных?
Крыленко: Да.
Келер: Не помню.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, организован ли был перед созывом Учре-
дительного собрания аппарат, долженствовавший возглавлять движение?
Келер: Нет.
Крыленко: Какой?
Келер: Я говорил, что туда вошел Пораделов, Семенов, не помню, еще кто-то
другой.
Крыленко: О Пораделове можете сказать, что это за фигура в политическом и
техническом объеме?
Келер: Я с ним встречался в штабе военного округа, где он был генерал-квар-
тирмейстером.
Крыленко: Генерал-квартирмейстер штаба — это достаточно крупная фигура
в военно-техническом значении.
Келер: Да, это фигура значительная.
Крыленко: Так что, если эта фигура генерал-квартирмейстер штаба была
крупной фигурой, скажите, он в своей политической физиономии тяготел куда, к
каким политическим группировкам?
Келер: Пораделов был, по-моему, настроен демократически, насколько у
меня из разговоров с ним осталось впечатление. Я с ним виделся несколько раз.
Крыленко: А конкретнее не можете указать?
Келер: Боюсь.
Крыленко: Он был в каком чине?
Келер: Полковник или подполковник.
Крыленко: Обыкновенных линейных войск или квалифицированных?
Келер: Он был генштабистом.
Крыленко: Старого генштаба?
Келер: Конечно, старого.
306
Крыленко: И вот какого же сорта был этот организованный центр? Что он де-
лал? Какие-нибудь оперативные подготовительные действия были?
Келер: Были ли возложены на него предварительные оперативные действия,
я не знаю, я знаю, что он в том месте, которое я уже указал, должен был руково-
дить начавшимся движением.
Крыленко: А какое это место?
Келер: На Пантелеймоновской улице, насколько я помню, номер дома не
помню.
Крыленко: Номер нам не важен, нам важно установить факт, что к моменту
созыва Учредительного собрания был создан технически-оперативный штаб. Так
я понял?
Келер: Да.
Крыленко: И этот технически-оперативный штаб имел целью руководить
возможными боевыми действиями?
Келер: Да, конечно.
Крыленко: Вы даже можете указать место этого центра — Пантелеймонов-
ская улица?
Келер: Насколько я помню — это было так.
Крыленко: Присутствовали ли вы на каком-нибудь предварительном совеща-
нии перед созывом Учредительного собрания, за 1-2 дня.
Келер: Не помню.
Крыленко: Какими силами располагал в то время этот штаб?
Келер: Реальными?
Крыленко: Да, реальными или предполагаемыми, часто предположения ока-
зываются фикцией.
Келер: Какие, так сказать, у штаба были на учете силы — я не знаю, но я счи-
тал, что сил, в сущности, нет никаких.
Крыленко: А на учете конкретно какие были силы?
Келер: На учете конкретно был 5-й дивизион, затем были те самые боевые
дружины, но сколько их было, не могу сказать, потому что цифры фигурировали
самые разнообразные.
Крыленко: Вы не можете указать относительно 5-го дивизиона, какое количе-
ство машин было в ней?
Келер: Не берусь сказать. Я ни разу не был в нем.
Крыленко: Где находился в момент подготовлявшегося движения этот 5-й ди-
визион, его географическое местонахождение?
Келер: Тоже не помню.
Крыленко: В этот момент или последующие моменты гарнизонные совеща-
ния представляли из себя и в дальнейшем неорганизованную форму совещания,
представителей частей, или они вылились в более стройную организацию?
Келер: После Учредительного собрания?
Крыленко: Да.
Келер: После Учредительного собрания была известная реорганизация гар-
низонных совещаний.
Крыленко: В сторону большей оформленности или в сторону большей
расплывчатости?
Келер: В сторону большей оформленности, по моему мнению, по крайней
мере, в той части, где я принимал участие.
Крыленко: То есть?
307
Келер: То есть были созданы определенные отделы в частях. В одном отделе
принимал участие и я. Это был броневой отдел. Начальники отдела собирались
под председательством Семенова и там намечались те или иные планы и меро-
приятия.
Крыленко: Эти планы носили более технический характер, чем предыдущие?
Келер: По-моему, более технический характер.
Крыленко: Организационная связь с партийными центрами вам была ясна в
этот момент или нет?
Келер: По-моему, не вполне, потому что я имел связь только с Семеновым.
Крыленко: Это делалось из технических соображений, или конспиративных,
или из иных соображений?
Келер: Как говорил Семенов, из технических соображений.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, до какого времени продолжалась ваша ра-
бота?
Келер: Моя работа закончилась незадолго до провала организации.
Крыленко: А именно?
Келер: Это было в начале мая 1918 года.
Крыленко: В начале мая 1918 года?
Келер: Да, насколько я помню, может быть, я ошибаюсь на неделю-две в этом
отношении.
Крыленко: Теперь будьте любезны сказать, были ли еще попытки возглавле-
ния в техническом смысле этой работы, то есть этого движения, кроме того слу-
чая, о котором вы упомянули?
Келер: Да, были при разоружении Преображенского полка.
Крыленко: Я тогда считаю необходимым остановиться на этом, согласно при-
нятой схеме. Я только не знаю, стоит ли из-за этих двух сравнительно незначи-
тельных фактов задерживать этого свидетеля.
Председатель: О каких фактах вы говорите?
Крыленко: О тех, к которым подошел свидетель.
Председатель: Это разоружение Преображенского полка?
Крыленко: Да, они имели место после Учредительного собрания.
Председатель: Мы их разделили не хронологически. До 5 января речь идет о
московском и петроградском периодах по существу дела; следовательно, то, что
связано с Петроградом, здесь непосредственно примыкает к Учредительному со-
бранию, раз свидетель подошел к этому. Прошу вас закончить.
Лихач: Разрешите мне слово к постановке вопроса.
Председатель: Нет, государственный обвинитель еще не кончил.
Крыленко: Тогда я, чтобы не было никаких прецедентов, ничего не имею про-
тив, пожалуйста. Там, видимо, недовольны постановкой вопроса.
Лихач: Насколько я помню, постановлением трибунала было решено этот
период до 5 января разделить хронологически, поскольку это 5 января явля-
ется гранью в существе и организации дела партийной работы. Так что я про-
сил бы на основании этого постановления держаться этой грани, поскольку и
наши объяснения и суть и существо дела будет и в том и в другом смысле со-
вершенно различно. Так, что если свидетель будет нужен для другой части, то
лучше его задержать, так как этот второй период последует непосредственно
за этим.	_
Крыленко (обращаясь к свидетелю): Тогда я буду просить вас детализировать
еще одну мелочь. Она будет касаться вашего личного участия, если таковое име-
308
ло место, непосредственно в самый день Учредительного собрания и его роспус-
ка. В этот момент где вы были и в качестве кого вы были?
Келер: У меня в памяти остался только один отрывок, что я шел по Литейно-
му на эту самую Пантелеймоновскую улицу к Семенову и там как раз попал под
огонь.
Крыленко: Вы шли в качестве лица, технически связанного с определенной
боевой единицей?
Келер: Вот на эту Пантелеймоновскую, то есть не с боевой единицей, а со
штабом.
Крыленко: А меня лично интересует боевая единица.
Келер: Боевой единицы у меня в этот момент никакой не было.
Крыленко: Так что, где находились броневые силы, вам в этот момент извест-
но не было?
Келер: Нет, не было.
Крыленко: Таким образом, вы шли в этот момент совершенно без определен-
ной связи с каким-нибудь техническим оперативным местом?
Келер: Не совсем так. Я помню, что устанавливалась кем-то связь, но только
не с боевыми частями. Но с кем именно, с каким органом, или, вернее, из какого
органа я шел в это время к Семенову, я не помню.
Председатель: Связь военного характера?
Келер: Нет, информационная, не военная.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, еще одну последнюю конкретизацию: вы
упомянули, если не ошибаюсь, что по вопросу о логическом развитии собы-
тий у вас имелись определенные указания от руководящих центров, директи-
вы, так сказать.
Келер: То есть в случае движения?
Крыленко: Да. На тот случай что и как делать.
Келер: Да, имелись.
Крыленко: Я прошу вас еще раз об этом подтвердить.
Келер: После предварительных переговоров с Семеновым выяснилось, или
он передал мне об этом, что если возникнет стихийное движение, то штаб возь-
мет руководство, и в это время я должен принять руководство броневыми сила-
ми, которые окажутся в руках штаба.
Крыленко: Это конкретное боевое задание?
Келер: Насколько я помню, моя роль так рисовалась мне.
Председатель: Защитник Жданов.
Жданов: Скажите, свидетель, вы были в связи со всеми броневыми силами —
так я понял вас?
Келер: Видите ли, на гарнизонном совещании и ранее у нас, так сказать, был
установлен факт, что связь у меня была с представителями этих самых броневых
дивизионов. В этот самый момент, когда начинается движение, если эти броне-
вые силы выйдут, связь должна быть установлена снизу или с нами, как это при-
нято говорить в военном мире. Так что я об этом не беспокоился.
Жданов: Но вы перед этим выступлением и демонстрацией имели ли перего-
воры, что каждая часть должна сделать?
Келер: Не помню.
Жданов: От штаба вы какое-нибудь поручение в этом смысле имели или нет?
Келер: Не имел и не мог иметь, потому что для того, чтобы создать конкрет-
ный план действий, вы должны точно знать, сколько частей и какие силы примут
309
участие. Если строить план на случайной группировке, то ни о каком конкретном
задании частям говорить нельзя, потому что это будет совершенно нецелесооб-
разным. Ввиду обстановки весь план будет скомкан, в конце концов. Вся задача
штаба была такова, чтобы взять руководство в том случае, если бы таковое
движение началось.
Жданов: Раньше со штабом вы имели какой-нибудь разговор?
Келлер: Нет.
Жданов: Как я должен понять эту вашу фразу «Борьба за Учредительное
собрание могла быть, но не должна была вылиться в вооруженное восста-
ние»? Что значит «Могла быть»? Как вы себе представляли все это окру-
жающее?
Келер: Я представлял таким образом, что демонстрация так или иначе не
подкрепленная или, войдя в связь с нашими войсковыми частями, выйдет на
улицу в форме вооруженной демонстрации, так я понимал по крайней мере. На
фоне этого движения возможно или столкновение, или массовая вооруженная
демонстрация. Я считал, что в таких условиях, когда количество реальных сил
выяснится, можно будет принять известное руководство.
Жданов: Это было ваше личное мнение или мнение всех тех, с которыми вам
приходилось в это время сталкиваться?
Келер: Думаю, что в основных чертах это мнение сходится и с мнением Семе-
нова, и с мнением большинства тех, кто был там.
Жданов: Соответствовало ли это директивам, полученным от Семенова и от
других?
Келер: От Семенова да. От других директив не получал.
Жданов: Следовательно, без широкого народного движения должно ли было
быть вооруженное восстание?
Келер: Опять-таки я вам изложу свое личное мнение на сей предмет. Дело в
том, что такое восстание, если бы силы оказались достаточными, было бы воз-
можно.
Жданов: А вот по указанию Семенова и других должно ли оно было быть или
нет?
Келер: Так детально мы этого вопроса не разбирали.
Жданов: Вы упоминали сейчас здесь о Фельденкрейце. По вашему мнению,
он был монархист?
Келер: По крайней мере он именовал себя таким открыто.
Жданов: В каких отношениях он состоял к эсеровской организации.
Келер: Абсолютно ни в каких.
Жданов: Пораделов был, как вы сказали, подполковником или полковником
Генерального штаба?
Келер: Да.
Жданов: Не знаете ли какого курса, сокращенного или полного?
Келер: Не умею вам сказать.
Жданов: Вы дореволюционный офицер?
Келер: Да, дореволюционный.
Жданов: Вы кончили юнкерское училище?
Келер: Михайлов. Артиллерийское.
Жданов: Скажите, пожалуйста, что на должности генерал-квартирмейстера
бывали подполковники?
Келер: С объявлением мобилизации — да.
310
Жданов: Скажите, Пораделов был назначен уже после Февральской револю-
ции или до этой революции?
Келер: Не знаю.
Жданов: Вообще когда он выдвинулся? Вы не знаете?
Келер: Не знаю.
Жданов: Больше вопросов я не имею.
Председатель: В ваших ответах не совсем ясно следующее: в день Учреди-
тельного собрания предполагалась возможность вооруженного выступления, при
каком условии: тогда ли, когда было бы большое народное движение, или в том
случае, если в то время на вашей стороне было бы достаточно материальных сил
в военном смысле этого слова? Представлялся ли этот вопрос политическим или
военно-техническим? Достаточно ли были бы вы сильны или поддержаны были
бы широкими народными массами — это две вещи совершенно различные.
Келер: Я на этот вопрос смотрю с военной колокольни, если можно так выра-
зиться. Мне кажется, что если бы я руководил в данный момент этим штабом, да
и Пораделов, мне кажется, так бы поступил, и, если силы были бы достаточны,
они были бы брошены.
Председатель: А в той атмосфере, в которой вы варились, каково было гос-
подствующее мнение?
Келер: Мне кажется, настроение сводилось, пожалуй, при всяких условиях
выступать.
Председатель: То есть как при всяких условиях?
Келер: Лишь бы было достаточное количество сил.
Председатель: Еще у защиты есть вопросы? А у другой части защиты? За-
щитник Катаньян.
Катаньян: Скажите, свидетель, со слов какого-нибудь из ваших друзей, вы не
можете доложить суду подробности организации побега Керенского?
Келер: Я не слышал конца вопроса.
Председатель: Относительно побега Керенского имеются ли у вас какие-ни-
будь сведения?
Катаньян: Может быть, вы разрешите более конкретно?
Председатель: Позвольте, это достаточно конкретно. Вам известно что-
либо?
Келер: Да, известно.
Председатель: Что вам известно?
Келер: Мне известно, что Керенский уехал из дачи на автомобиле, между
прочим, на моем казенном автомобиле, но без моего ведома. Автомобиль был
взят одним из командного состава. Он же мне потом и рассказал об этом. Вот все,
что я знаю по этому вопросу.
Председатель: Т. е. кто он?
Келер: Кто из командного состава, не помню фамилию, кажется, поручик
был.
Катаньян: Вам неизвестно, какое участие принимал Семенов в организации
побега Керенского? Вам не рассказывал об этом ваш приятель-летчик?
Келер: Ничего неизвестно.
Катаньян: Вам не рассказывал об этом ваш приятель-летчик?
Келер: Нет, ничего не говорил.
Председатель: Есть ли еще какие-нибудь вопросы у обвиняемых, у другой
части обвиняемых?
311
Слово для вопроса имеет защитник Шубин.
Шубин: Скажите, пожалуйста, вы во время юнкерского восстания были в
Питере?
Келер: Да.
Шубин: Вы знали, что Центральный комитет партии эсеров санкционировал
это восстание?
Келер: Официально этого я не знаю, но мне казалось, что это было так.
Шубин: Почему вы так думаете?
Келер: Точных фактов, почему именно я не имею, но на основании того обще-
го, что принято называть обстановкой, получалось так, что это не какое-нибудь
самочинное выступление, а выступление по определенной директиве.
Шубин: Может быть, это было по директиве Комитета спасения?
Келер: Возможно, что и так, у меня фактов не было, как их нет, в сущности, и
сейчас.
Шубин: Значит, этого факта вы не знали?
Келер: Не знал.
Шубин: Второй вопрос. Вы говорили здесь относительно возможности пре-
вращения манифестации Учредительному собранию в вооруженную борьбу.
А вам известно по этому поводу обращение Комитета партии эсеров, что это
должна быть мирная манифестация?
Келер: Известно, конечно.
Шубин: Как же вы могли допустить, чтобы мирная манифестация преврати-
лась в вооруженную борьбу?
Келер: Дело в том, что я лично узнал об этом воззвании позднее. Собственно,
в политическую сторону этого вопроса сам лично я не вмешивался. Я принимал
определенную работу при определенном органе и выполнял все директивы, кото-
рые оттуда получал в отношении подготовки, связей и т. д.
Шубин: Но ведь после этого вы должны были решить одно из двух: или вы
действовали как самозванец во время этого дела, не исполняя распоряжений
Центрального комитета партии, либо само воззвание Центрального комитета
имело дипломатический характер? Как вы для себя решили этот вопрос?
Келер: Для себя я его решил так же, как решил все вопросы всех военных
операций. Если я победил, то судить меня если и будут, то не так строго; а если я
проиграл, с меня все равно голову снимут.
Шубин: Вы должны были знать, посылал вас Центральный комитет на это
дело или нет?
Келер: Я считал, что если мне это говорил Семенов, то этот вопрос был у него
согласован. Семенову я верил безгранично, и я считал, что у него были какие-ни-
будь мотивы, если он ставил этот вопрос.
Шубин: Кроме вас и Семенова были еще участники в этом деле?
Келер: Были. Я назвал вам Пораделова, еще припоминаю представителя 5-го
броневого дивизиона Колховского, кажется, фамилию трудно сейчас припом-
нить.
Шубин: Затем, на гарнизонных совещаниях, этот вопрос также ставился?
Келер: Не только в такой форме, как я докладывал, в форме руководства дви-
жением.
Шубин: Но мирным? _
Келер: Тут я должен оговориться. Для меня вопрос был ясен, что это может
вылиться и в другую форму.
312
Шубин: А как вы сейчас считаете, Центральный комитет эсеров готовил мир-
ную манифестацию или вооруженное выступление?
Председатель: То, что сейчас свидетель считает, это для нас неинтересно.
Важно, что он считал раньше. Еще вопросы есть?
Шубин: Нет.
Председатель: Государственный обвинитель, ваш вопрос.
Крыленко: Вопрос первый вот какой. Связи с Семеновским полком вы лично
не имели в момент Учредительного собрания?
Келер: Нет.
Крыленко: Там не бывали?
Келер: Нет.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, вы прекратили работу в партийных рядах,
когда?
Келер: Я говорил, что приблизительно в конце апреля — в начале мая.
Крыленко: Мотивы? Если не хотите, можете не излагать.
Келер: Мотивы определенные и конкретные сложились значительно позднее.
Крыленко: Позднее?
Келер: Да.
Крыленко: Это был итог практических наблюдений?
Келер: Да, итог практических наблюдений именно в том отношении, что, ко-
гда образовались внешние фронты, нужно было решить вопрос — быть по ту или
по эту сторону. Я выбрал последнее, то есть по эту сторону.
Крыленко: Вы не считали возможным быть по ту сторону?
Келер: Да, не считал возможным.
Крыленко: Вообще принципиально не считали невозможным вводить фрон-
ты или вам не нравился состав той стороны?
Келер: Нет, против фронтов я никогда ничего не имел.
Крыленко: Нет, не потому. Вы не так меня поняли, я не хочу, чтобы вы поня-
ли в оскорбительном смысле.
Келер: Нет, Боже сохрани, я понял с точки зрения политической, я понимал,
что тот фронт, на стороне которого я оставался, имеет цель, а фронт, который
был с другой стороны, имеет цель противоположную. Поэтому, вполне отдавая
себе отчет в том, что я делаю, я остался на этой стороне.
Крыленко: Вы считали необходимым защищать ту государственную органи-
зацию, на сторону которой вы становились?
Келер: Да, которая существует в данный момент в Республике и объединяет
все классы, которые находятся в данный момент на территории Республики.
И вообще, мне казалось, что в случае победы другой стороны мы получим узел
хуже того, который был раньше.
Крыленко: Теперь последний вопрос мелочного характера: не помните ли вы,
какой системы был автомобиль, на котором Керенский уехал?
Келер: Помню. «Шеффильд-Симплекс».
Председатель: Есть еще вопросы? {Нет.} Вопросов больше нет. Я полагаю,
что свидетель Келер может остаться в зале.
{Крыленко не возражает, защита также.}
Председатель: Свидетель, займите место в зале. Введите свидетеля Город-
ского.
Лихач: Может быть, вы дадите слово для разъяснения?
Председатель: Пожалуйста, только будем держаться фактов, в рамках фактов.
313
Лихач: В рамках фактов и освещения тех фактов, которые дают сяпо1 обвини-
тельному акту.
Председатель: Нет, для освещения я не буду давать сейчас слова. Сейчас я
установлю фактическое установление или опровержение того, что было сказано.
Лихач: То, что сейчас является предметом судебного разбирательства, и что
мы называем пунктом первым, нам в этом месте инкриминируются два факта?
Крыленко: Нам.
Лихач: Первый факт — сопротивление тому перевороту, который произвела
коммунистическая власть в октябре 1917 года, и второй факт — это подготовка
защиты Учредительного собрания и якобы имевший место факт вооруженного
выступления против Советской власти в день 5 января. К сожалению, как это
часто бывает в обвинительном акте, оба факта совершенно извращены. Прежде
всего, поскольку вопрос идет о первом факте, совершенно извращена историче-
ская перспектива, по крайней мере в резолютивной части обвинительного акта.
На странице 53-й сказано: «Партия эсеров...»
Председатель: Об исторической перспективе вы будете говорить позже.
Сейчас речь идет о тех фактах, которые здесь были сказаны и которые вы или
опровергаете или подтверждаете. Мы не можем без конца затягивать судебное
следствие.
Лихач: Виноват, здесь говорится, что мы являлись инициаторами Граждан-
ской войны.
Председатель: Будьте добры, меня не перебивать. Сейчас вы можете гово-
рить только о том, правильно или неправильно показал тот или иной свидетель.
По поводу только что данного Келером показания вы можете сказать, правильно
или неправильно было это показание.
Лихач: Да, я хочу, с одной стороны, исправить показания только что прошед-
шего и предыдущего свидетеля и изложить все, что я знаю, чему был свидетелем
в работе, скажем, Военной комиссии партии эсеров, начиная с определенного пе-
риода. Скажем с 4-го съезда партии и до Учредительного собрания.
Председатель: Вот это пожалуйста.
Лихач: То есть это именно тот вопрос, который теперь разрешается, но я не
могу излагать фактов иначе, чем они имели место. Значит на странице 53-й обви-
нительного акта сказано, «что партия эсеров в лице ее наличных членов
Центрального комитета...».
Председатель: Сейчас речь идет не об обвинительном акте, а о свидетельских
показаниях. Будьте добры сказать, что вы считаете правильным или неправиль-
ным в этих показаниях.
Лихач: Да, я скажу, что бывший перед этим свидетель Келер сказал, что, ко-
гда он предложил Военной комиссии до 4-го съезда еще до переворота принять
агрессивные меры против большевиков, Военная комиссия ему в этом отказал,
поскольку Военная комиссия и в ее лице партия эсеров не хотела брать на себя
инициативу Гражданской войны. В связи с этим я хочу еще дополнить это пока-
зание целым рядом фактов, имевших место. В частности, нам было отказано в
присоединении газеты «Правда», органа Центрального комитета партии комму-
нистов, за ноябрь и декабрь 1917 года. Почти на каждой странице этой газеты
громадным аншлагом стоял лозунг: «Мы ведем гражданскую борьбу...»
1 Так в тексте.
314
Председатель: Я не могу позволить всем вам, обвиняемым, говорить о чем
вам будет угодно в каждом удобном и неудобном случае. Мы должны, наконец,
вести процесс в определенных рамках и следования фактов. Благоволите дер-
жаться судебного процесса — это не Учредительное собрание, не митинг (смех), а
заседание Верховного трибунала.
Лихач: Я перейду к изложению факта, если хотите.
Председатель: Прошу вас об этом.
Лихач: Так как вы меня стесняете...
Председатель: Да?
Лихач: Здесь прошел целый ряд свидетелей, которые имели то или иное
отношение к периоду, который здесь рассматривается и который известен и в
нашей партии и здесь, на суде, как период попыток защиты Учредительного
собрания. Я должен сказать, что после этого самого юнкерского выступления
почти весь старый состав Военной комиссии, бывшей при Центральном коми-
тете до 4-го съезда, должен был разбежаться и уйти. Уехал Краковецкий, уе-
хал Броун. Фактически в период 4-го съезда в Петербурге в тот момент не су-
ществовало никакой Военной комиссии при Центральном комитете эсеров.
Впервые в новом виде Военная комиссия выросла со времени 4-го съезда. На
4-м съезде, здесь об этом как будто бы уже говорили свидетель Паевский, су-
ществовала Военная секция, состоявшая главным образом из военных делега-
тов, т. е. из делегатов, приехавших от партийных организаций фронта и тыло-
вых гарнизонов. Принимали в ней участие, насколько мне помнится, и просто
партийные военные работники, не являвшиеся делегатами съезда. В числе во-
енных работников, по крайней мере на съезде, как, к сожалению, его считали,
был и свидетель Паевский, который здесь продефилировал и который никак
не мог указать, от кого же именно он являлся делегатом на съезде. Те вопро-
сы, которые разбирались на Военной секции, это фактически в дальнейшем и
являлись содержанием всей дальнейшей работы Военной комиссии. Конечно,
прежде всего партии эсеров ни до этого, ни в тот момент, то есть ни на 4-м съез-
де, ни в декабре и ни в январе, ни в весь последующий период никогда не
скрывала и не хотела скрывать, что она считает своей первейшей задачей за-
щиту Учредительного собрания от кого бы то ни было, кто бы на него ни по-
кусился. Покусились бы на него вы, граждане, как вы сделали, или кто-ни-
будь справа со стороны монархических элементов, мы считали своим долгом
и обязанностью его защищать. В частности, чтобы понять дальнейшую работу
Военной комиссии и все работы Военной секции на 4-м съезде, я приведу
здесь один из пунктов резолюции Военной секции 4-го съезда, принятой как
раз по вопросу об Учредительном собрании. Соответствующее место в деле
имеется: «Учитывая готовящееся покушение большевиков на уверенность
прав Учредительного собрания, 4-й съезд партии эсеров выражает свой про-
тест против произвола и насилия, творимого узурпаторами, и призывает всех
своих членов на энергичную борьбу против практикующихся большевиками
методов политической борьбы и к защите всеми имеющимися в распоряже-
нии партии средствами прав Учредительного собрания от всяких покушений,
откуда бы они ни исходили — справа или слева».
В соответствии с этим главные разговоры, насколько мне не изменяет память
и насколько мне позволяют восстановить имеющиеся у меня на руках и в деле
партийные документы, сводились к следующему: с одной стороны, создать в ар-
мии и в тыловых гарнизонах, я говорю только о военной работе, поскольку она
315
нас сейчас интересует, а не говорю об агитации и пропаганде в рабочих кварта-
лах, крестьянских деревнях и проч. — главная задача какую мы видели, это было
поднять широкую общественно-политическую компанию в защиту Учредитель-
ного собрания. В связи с этим Военной секции и была дана одна из главных за-
дач организация Военной комиссии. Конечно, и здесь гражданин Крыленко
(я, так сказать, предоставляю ему все возможности фиксировать этот факт) в
связи с этим ставил вопрос и о реальной защите, о возможности нахождения той
реальной силы, которую мы могли бы употребить для защиты Учредительного
собрания, которому, по нашему совершенно основательному мнению, в тот мо-
мент, угрожала опасность.
Председатель: Вот, вот. Если вы так любезны, то остановитесь на этом под-
робно. Это самый интересный момент из вашего объяснения.
Лихач: Да, на этом я и остановлюсь. Конечно, были и еще разговоры, и
был еще один разговор в работах Военной секции. Это вопросы чисто органи-
зационного состояния армии в тот момент. Насколько я помню, ставился во-
прос о демократизации армии, о том, что старая армия воевать не может, что
надо создавать добровольческую армию для защиты фронта и прочее. На
съезде была выбрана комиссия из 10 человек. По инструкции Военной комис-
сии, которая была выработана этой секцией и была утверждена съездом, в со-
став этой Военной комиссии должны были войти два члена Центрального ко-
митета, само собой разумеется, по назначению этого Центрального комитета.
И тотчас же, когда собрался Центральный комитет, чуть ли не в одном из пер-
вых заседаний, когда происходило общее распределение работы по отдельным
отделам, таким членом и был назначен я. Причем, насколько память не изме-
няет мне, Центральным комитетом было предложено взять себе в товарищи
по работе того, кого я пожелаю и с кем сговорюсь. Поэтому этот вопрос, веро-
ятно, и не нашел соответствующего выражения в протоколе Центрального ко-
митета. Насколько я вспоминаю, таким членом Центрального комитета, с ко-
торым я сговорился, явился Иван Иванович Тетеркин, что было впоследствии
утверждено Центральным комитетом (к сведению гражданина Крыленко, ко-
торый любит фактические сведения защиты, которая любит задавать вопрос о
социальном положении), Тетеркин — рабочий, расстрелянный впоследствии
Советской властью. В-третьих, так как я был в Петрограде совершенно новым
человеком, а Тетеркин до этого времени не вел военной работы, то по нашей
просьбе нам оказывал постоянное содействие член Центрального комитета
Герштейн, особенно в те моменты, когда я, как вы можете видеть из моего из-
ложения, выезжал из Петрограда. В соответствии с задачами, поставленными
себе Военной комиссией, вся работа Военной комиссии может быть распреде-
лена на две половины. Две плоскости вертикальные и две горизонтальные.
В плоскости вертикальной работы одна работа Петроградская, другая иного-
родняя по обслуживанию фронтов иногородних тыловых гарнизонов. Другая
работа, которую можно распределить таким образом: во-первых, широкая кам-
пания за Учредительное собрание, за создание в частях армии и тыловых гар-
низонах соответствующего настроения, политическая кампания, во-вторых,
это создание, если возможно, и взятия на учет тех реальных сил, которые име-
лись и могли иметься для защиты Учредительного собрания. Поскольку по-
ездки имели значении и во всей работе в общей части, и в работе пропаганди-
стско-агитационной, я буду говорить о них совместно. Да, действительно за
период с начала декабря и до начала января, то есть в этот момент, из Воен-
316
ной комиссии при Центральном комитете выезжало очень много товарищей
социалистов-революционеров и с мешками и без мешков, я устанавливаю,
гражданин Крыленко, что именно с мешками, поскольку в тот момент нами
распространялось довольно большое количество партийной литературы на
фронтах и проч. Так обстоял вопрос о том, что собственно нам удалось со-
брать к моменту открытия Учредительного собрания из реальных сил. Преж-
де всего, когда я приехал в Петербург, у меня после тех разговоров, которые
приходилось вести с товарищами, составилось вполне определенное впечатле-
ние о Петроградском гарнизоне. Все приезжавшие с фронтов делегаты были
убеждены, что Петроградский гарнизон по целому ряду причин, о которых
распространяться здесь не время и не место, был как боевая сила совершенно
не боеспособен. И потому у большинства к петроградской работе было до-
вольно отрицательное отношение, и в первые же моменты, когда мы приехали
в Петроград, еще до выбора членов Военной комиссии при Центральном ко-
митете партии эсеров, была сделана попытка завести связи, восстановить все
то, что распалось благодаря личному выходу старых работников при Цен-
тральном комитете партии эсеров. Эту работу главным образом и исключи-
тельно вела петроградская Военная комиссия. Вчера тут поднимался вопрос,
была ли эта комиссия при Петроградском комитете или это была совершенно
самостоятельная комиссия, существовавшая вне комитета и ведшая работу на
территории города Петрограда. Я абсолютно не могу ответить, вероятно, это
вопрос страшно интересует гражданина Крыленко, но я не могу ответить, по-
тому что совершенно не помню, по моему мнению, для существа нашего дела
это совершенно не представляется важным. Факт, однако, тот, что всю петро-
градскую военную работу взял на себя сидящий ныне на скамьях налево от
нас гражданин Семенов. В помощь ему, поскольку у нас имелось в то время
громадное количество агитационно-пропагандистских сил, поскольку в нашем
распоряжении была вся фракция Учредительного собрания, была создана,
если мне не изменяет память, при фракции Учредительного собрания особая
коллегия, конечно, гражданин Крыленко, не для того, чтобы учитывать реаль-
ные силы, на что эта коллегия была совершенно не приспособлена, а для того,
чтобы вести широко эту агитационно-пропагандистскую кампанию. И дейст-
вительно, за весь декабрь месяц нами в Петроградском гарнизоне, о других
частях работы я не говорю, и в рабочих кварталах велась громадная агитаци-
онно-пропагандистская кампания в защиту Учредительного собрания. Само
собой разумеется, что петроградская Военная комиссия старалась использо-
вать все силы в тех частях, в которых было наиболее благоприятное положе-
ние, в тех частях, реальные силы которых мы считали возможным использо-
вать, т. е. укрепить уже существовавшее настроение в защиту Учредительного
собрания и против Советской власти, дабы потом в результате этой общей по-
литической кампании иметь возможность учесть как реальную силу. В конце
концов смысл ее достаточно ясен. Хотя я лично и другие члены Центрального
комитета к Петроградскому гарнизону, как к реальной силе, относились отри-
цательно, все же мы считали, что ее хотя и небольшой удельный вес упускать
не нужно. Главная же наша задача была обращена на фронты, главная же
наша работа велась как иногородняя. С этой целью нами предпринимался ряд
поездок на фронты. В частности, и я был делегирован на партийный съезд как
член Учредительного собрания от Северного фронта. Если мне не изменяет
память, я раза два делал агитационные поездки по фронту, причем должен
317
сказать, что благодаря стараниям главным образом нашего теперешнего обви-
нителя гражданина Крыленко фронта уже в декабре 1917 года почти не суще-
ствовало. (В зале смех.) Фронт не только не мог защищать Учредительное со-
брание в тот момент как реальная военная сила, но фронт не мог защищать
даже и той тоненькой линии, которую он держал. Чтобы представить, почему
же я считаю исторически, к нам ведь предъявят это обвинение, — почему вы
не привели частей с фронта, которые были настроены за Учредительное соб-
рание, в день Учредительного собрания я, чтобы отвести это историческое об-
винение, должен рассказать, почему мы именно не могли привести частей с
фронта. Приведу в пример эту самую 12-ю армию, от которой я был избран и
в которой я был дважды, если мне память не изменяет, в конце декабря
1917 года. Армия, защищавшая Петроград от немцев до Октябрьского перево-
рота, насчитывала в своих рядах 600 000 едоков. Это совершенно точная циф-
ра, которую я восстановил сегодня по старым источникам. Армия насчитыва-
ла 600 000 едоков, из которых приблизительно одна третья часть, 200 000,
приходилась на штыки и сабли. К концу декабря и началу января в армии
имелось 2000 штыков и сабель, причем около 10 полков, которые в то время
советская власть считала своими, из армии были изъяты на разные фронты
Гражданской войны. Вы обвиняете нас, что мы вели в то время Гражданскую
войну. Извините, Советская власть брала с фронта части и посылала их на
Украинский фронт. Дальше, Западный фронт, часть Северного фронта. 9-я ар-
мия представлялась в гораздо худшем положении, чем была даже 12-я армия.
Фактически к моменту созыва Учредительного собрания в нашем распоряже-
нии, в распоряжении фронтов, а не в нашем распоряжении, не было ни одной
боеспособной части. Там шли повзводные, поротные полковые перемирия,
провозглашенные гражданином Крыленко как главковерхом. Там шли выборы
начальства, отчего теперь Красная армия давно отказалась. В то время Кры-
ленко провозглашал это сам. Там были случаи, что заведующим оперативной
части избирались люди, не имевшие ничего общего с оперативными действия-
ми. Таково было положение дел ко дню созыва Учредительного собрания.
Председатель: Вы говорите о вещах общеизвестных, ничего нового вы не го-
ворите.
Лихач: Тем лучше, гражданин председатель, что вы не отрицаете общеизве-
стных фактов. Я забыл сказать, что представляло собою к моменту Учредитель-
ного собрания то, что сумела собрать Военная комиссия, как повел работу Се-
менов и его ближайшие товарищи. Насколько я вспоминаю сейчас эту картину
и поскольку я отбрасываю весь фронт и иногородние отделы, как скинутые
нами со счетов, поскольку петроградская Военная комиссия повела свою рабо-
ту, она начала с того, что старалась завязать связи с разными военными частя-
ми, причем решено было завязать эти связи, не разбрасываясь по всем частям, а
в определенном количестве частей, расположенных к защите Учредительного
собрания. Таковые части, насколько мне не изменяет память и насколько мне
позволяет восстановить сейчас имеющиеся в моем распоряжении партийные
документы и газеты, складывались приблизительно нижеследующим образом:
прежде всего Семеновский полк, затем Преображенский полк, частично, и в
очень сильной степени Измайловский полк, т. е. первая дивизия старого гвар-
дейского корпуса и затем часть еиециальных частей: электротехнический ба-
тальон главным образом, насколько вопрос шел о наибольшей боеспособно-
сти; затем понтонный батальон и целый ряд специальных частей, в том числе и
318
5-й броневой дивизион. Для интересующихся социальным составом этого диви-
зиона могу сказать, что дивизион состоял почти исключительно из квалифици-
рованных петроградских рабочих.
Председатель: В общем, сил, по вашему подсчету, выхолит порядочно: 4 пол-
ка, броневой дивизион и еще...
Лихач: Гражданин председатель, разрешите мне сказать то, что я хочу ска-
зать, потом будете задавать вопросы.
Председатель: Мне не ясно. В вашем распоряжении было четыре полка, бро-
невой дивизион, электротехническая команда и команда слухачей.
Председатель: Команда слухачей и понтонный батальон.
Лихач: Я разъясню этот вопрос, если он вас интересует.
Председатель: Очень, очень.
Лихач: Если можно, не задавайте мне вопросов, когда я говорю, поскольку
они меня сбивают.
Председатель: Это мое право.
Лихач: Конечно, это ваше право, особенно, когда вы хотите воспользовать-
ся этим правом, чтобы помешать мне говорить. Связи, гражданин председа-
тель, завязанные в этот момент питерской Военной комиссией, для того чтобы
эти связи возможно конкретнее можно было воспринимать и осязать и были
установлены, не помню, по чьей мысли, думаю, что по мысли Дашевского, эти
гарнизонные совещания. Действительно, раз в неделю, приблизительно на Га-
лерной улице и помещении Центрального комитета, совершенно легально и
открыто происходили совещания делегатов от различных ячеек, имевшиеся и
в партии эсеров и всех тех группах, которые стояли на платформе защиты Уч-
редительного собрания для того, чтобы, с одной стороны, подвести итог той
партийной политической кампании, которая велась, и эта работа не забыва-
лась, так как работа нами понималась не в заговорщическом смысле, и, с дру-
гой стороны, для учета тех реальных сил, которые имелись в нашем распоря-
жении, причем должен сказать, что настроение, так как я его в те моменты
учитывал, тех партийных работников, которые вели эту работу, было значи-
тельно более активистическое, если можно так выразиться, в низах, чем на-
строение верхов, нас, членов Центрального комитета и всего Центрального ко-
митета, которого мы, его члены, информировали обо всем, что происходит в
Военной комиссии. В частности, продефилировавши здесь гражданин Паев-
ский, которого так метко и удачно...
Председатель: Речь идет не о личностях свидетелей, а о фактах.
Лихач: Не о личностях, а о настроениях, поскольку они имеют очень суще-
ственное значение для этого дела. Было настроение очень активистическое. Ря-
дом с этой работой, по инициативе, безусловно, самих низов и районов, через
петроградскую рабочую организацию стали создаваться рабочие дружины, ко-
торые, поскольку ставился вопрос о возможности защиты Учредительного соб-
рания, конечно, сразу перешли в непосредственное ведение петроградской Во-
енной комиссии. Дальше, рядом с этим, по инициативе кого-то из членов Воен-
ной комиссии, поскольку фронт раздвинулся, была сделана попытка, о которой
мне было сообщено как члену Военной комиссии, представляющему в ней Цен-
тральный комитет, тотчас же — попытка создания фиктивного солдатского уни-
верситета, для того чтобы, пользуясь партийными силами, которые разбегались
и уходили с фронта, поскольку они фронт удержать не могли, поскольку вся
солдатская масса разбежалась для того, чтобы сконцентрировать эти солдатские
319
силы в Питере: индивидуальные одиночки, которым были даны через разъез-
жающихся делегатов 4-го съезда мандаты: приезжайте с оружием, приезжайте в
солдатский университет. Помню, лично я и все члены Центрального комитета,
ведшие вооруженную работу, относились к этой миссии довольно скептически.
Прежде всего по военно-техническим соображениям. Люди, которые собирают-
ся из разных концов и садятся искусственно в одну квартиру, не могут пред-
ставлять собой боевой силы. Насколько я помню, товарищи в Военной комис-
сии, настроенные гораздо более оптимистически и активистически, чем были
настроены мы, представлявшие Центральный комитет в Военной комиссии,
все-таки настаивали на этом, мы не стали противоречить, поскольку были уве-
рены, что из этого ничего не выйдет. Так оно и случилось — ничего не вышло.
Это чрезвычайно мелкий инцидент во всей работе партии и почти не стоит
внимания гражданин Крыленко.
Председатель: Запрета Центральному комитету не было?
Лихач: Нет, не было.
Председатель: Но и разрешения не было?
Лихач: Разрешение было, мы относились скептически к самой мысли, но
поскольку товарищи считали, что может что-нибудь случиться, я дал согла-
сие на эту попытку. Затем, дальше обвинительный акт ставит нам в вину,
что защищать Учредительное собрание мы не хотели не только своими эсе-
ровскими силами, но и силами белогвардейскими и, в частности, здесь один
из свидетелей...
Председатель: Обвиняемый Лихач, о белогвардейских организациях мы бу-
дем говорить, сколько мне помнится, в 4-й группе, когда будет идти речь о связи
эсеров с другими контрреволюционными организациями.
Лихач: Поскольку мы касаемся этого периода и подходить в дальнейшем к
нему не будем... Поскольку здесь, гражданин председатель, постоянно ставились
вопросы обвинителем и вами ни разу не опротестовывались, о том, какую связь
мы имели с Союзом защиты Учредительного собрания...
Председатель: Вы, значит, считаете Союз защиты Учредительного собрания
белогвардейской организацией?
Лихач: Нет, я не считаю.
Председатель: Мы здесь не говорили ни об организации Филоненко, ни об
организации Иванова, об этом речь впереди. Если вы хотите говорить о Комите-
те спасения родины и революции, то пожалуйста.
Лихач: О Комитете спасения родины и революции я говорить не собираюсь,
поскольку он никакой роли в этом деле не играл. Но о Союзе защиты Учреди-
тельного собрания, поскольку в этом деле он принимал участие, я говорить
должен. По терминологии обвинительного акта и по терминологии гражданина
Крыленко, это, вероятно, будет белогвардейская организация. Так вот, посколь-
ку мы понимали, что задача защиты Учредительного собрания, хотя главная
часть этой задачи ложится на нас, на партию эсеров, — все-таки это не есть ис-
ключительно партийная задача, постольку мы, конечно, должны были войти в
связь с этими организациями, конечно, социалистического и демократического
характера, которые в тот момент ставили себе точно такую же задачу, которую
ставили и мы. На развалинах старого Комитета спасения родины и революции
приблизительно в декабре месяце возник Союз защиты Учредительного собра-
ния. Насколько мне помнится, он помещался на Литейном проспекте. Прибли-
зительно в конце декабря его квартира была разгромлена советской властью.
320
Насколько мне не изменяет память, этот союз составлялся из делегирования
различных социалистических партий: эсеров, меньшевиков, энесов, из делеги-
рования различных общественных организаций: Вик-жель, Союз городских
дум, Союз земств и затем делегатов от рабочих районов. Гражданин Крыленко,
здесь Вы только что видели и слышали свидетеля Кононова, который вам гово-
рил, что он лично, кажется, председательствовал на одной из конференций,
происходивших в Вольном экономическом обществе. Больше того: не во всех
районах Петербурга, но, во всяком случае, в некоторых районах существовали
конференции этого Союза защиты Учредительного собрания, где имелись пред-
ставители разных фабрик и заводов, которые состояли исключительно из рабо-
чих. Насколько мне помнится, такие конференции были в Обуховском и еще в
каком-то районе. Затем наши взаимоотношения с этой организацией складыва-
лись, конечно, по такому принципу: поскольку и мы, и они вели одну и ту же
работу, было нецелесообразно завязывать связи и нам, и им, в одних и тех же
частях. Бело нецелесообразно делать поездки на фронт и им, и вторым лицам,
поэтому, в частности по предложению представителя этого Союза защиты Уч-
редительного собрания (предварительно у нас с ними был контактный дого-
вор), мною лично, или через товарища Герштейна, было предложено Военной
комиссии войти в контакт с этой организацией. Здесь был поставлен вопрос
гражданином Паевским о том дожде денег, который сыпался из этой организа-
ции. Да, гражданин Крыленко, поскольку мы видели, что работа Союза защиты
Учредительного собрания выходит из рамок чисто партийной работы, постоль-
ку мы считали возможным брать средства у этой организации, но предваряю,
не на партийную работу, а на те технические поручения, которые нашими пар-
тийными работниками выполнялись для Союза защиты Учредительного собра-
ния. Вопрос о происхождении этих средств: были ли они французские или во-
обще иноземного происхождения...
Председатель: О французских деньгах мы будем говорить после.
Лихач: Поскольку вопрос возникает о средствах...
Председатель: Сейчас ваше заявление совершенно неубедительно. Когда у
нас будут свидетели, мы допросим. По вопросу о союзниках свидетель Тимофеев
признал уже, что средства были, это вопрос большой, серьезный, заслуживаю-
щий всеобщего внимания, и мы не будем сейчас бегло его касаться.
Лихач: Гражданин председатель, поскольку этот вопрос, являясь предметом
вопросов к свидетелю и поскольку вами не был отведен, разрешите и мне его ка-
саться в моем объяснении.
Председатель: Но это не убедительно.
Лихач: Для меня убедительно.
Председатель: Если вы говорите для того, чтобы убеждать себя, тогда го-
ворите.
Лихач: Нет, для трибунала.
Председатель: Для трибунала будет убедительно тогда, когда мы будем спе-
циально обсуждать вопрос о союзниках.
Лихач: Хорошо, я продолжаю дальше. Таким образом, поскольку для нас
источник средств Союза защиты Учредительного собрания — главным образом
кооперативные средства, которые получались из разных кооперативных источ-
ников, в этот момент очень агрессивно настроенных против Советской власти и
очень определенно стремившихся так или иначе защищать и подать руку помо-
щи поставленному под удар Учредительному собранию, постольку поскольку
321
мы, конечно, считали возможным брать средства у Союза защиты Учредитель-
ного собрания. Причем, повторяю, мы брали эти средства не на партийную ра-
боту, а брали средства на оплату технических расходов, которые должны были
нести наши партийные работники, поскольку они выполняли поручения этого
Союза защиты Учредительного собрания. Вот приблизительно общий очерк
того, что нами производилось с начала декабря, приблизительно с числа 8-го,
когда создалась новая Военная комиссия при Центральном комитет эсеров до
начала января.
Для всех тех, кто в тот момент вел партийную военную работу, было ясно,
что какого бы то ни было вооруженного восстания, вооруженной инсургенциц
в защиту Учредительного собрания для свержения Советской власти быть не
могло. Правда, в партийной периферии, очень резкого и типичного представи-
теля которой мы видели в лице Кононова, было громадное недовольство Цен-
трального комитета за пассивную, по его мнению, политику. Правда в недрах
партийной Военной комиссии, в лице сидевшего с нами на скамье подсудимых
Семенова, также было постоянное недовольство пассивной политикой Цен-
трального комитета. Семенов, которого я лично знаю довольно давно, кажется с
10-11-го года, с которым я был в ссылке и к которому до конца 20-го года от-
носился очень хорошо, Семенов принадлежит к числу тех людей, у которых
руки действуют всегда впереди головы, и Семенов решительно всегда на вся-
кой работе, на которой я его встречал...
Председатель: Обвиняемый Лихач, о Семенове мы будем говорить потом, о
нем речь будет тогда, когда поднимем вопрос о террористических актах.
Лихач: И в военной организации, поскольку фигурирует определенный
план Семенова. У Семенова, повторяю, руки всегда впереди головы, у него все-
гда был розовый флер, желание видеть реальные силы там, где их не было; в
этот момент создалось очевидное недовольство Центрального комитета, кото-
рый скептически относился к военной подготовке бывшей Центральной воен-
ной комиссии, в которой играли роль я и другие члены Центрального комитета.
И вот, когда в контактной комиссии, которую здесь было угодно назвать шта-
бом, но которая никогда не была нашим партийным штабом — я утверждаю,
что за все время подготовки этого периода мы никогда не располагали партий-
ным штабом в том смысле, как должно его понять, то есть штабом, ставящим
определенную оперативную задачу, располагающим реальными силами, могу-
щими совершать эти действия, в той контактной комиссии, которая была созва-
на из представителей наших и из представителей Союза защиты Учредительно-
го собрания, когда поднялся вопрос, я лично никогда не бывал и узнавал или
от членов Центрального комитета, бывавших там, или от членов нашей Цен-
тральной военной комиссии, когда был поставлен вопрос о возможности воору-
женного восстания в защиту Учредительного собрания, конечно, штаб и кон-
тактная комиссия это план отвергли. Насколько я вспоминаю, действительно,
перед днем открытия Учредительного собрания для нас уже было ясно, по
крайней мере, такое настроение было у меня и у Центрального комитета, что
этого восстания и вооруженного выступления быть не может. И вот приблизи-
тельно в таком настроении я по просьбе Семенова пошел на последнее гарни-
зонное совещание перед открытием Учредительного собрания. Это было в ночь
на пятое января, т. е. четвертого января поздно вечером. В это же время Союз
защиты Учредительного собрания, который вел также крупную общественно-
политическую кампанию, организовал манифестацию в защиту Учредительного
322
собрания. И вот на этом гарнизонном собрании и был поставлен вопрос, как
отнесется Военная комиссия партии эсеров, то есть это гарнизонное совещание,
к той демонстрации, которая предполагалась Союзом защиты Учредительного
собрания, какую роль смогут сыграть те части, в которых имела преобладающее
влияние наша Военная комиссия и это самое гарнизонное совещание. И вот,
насколько я сейчас картину этого гарнизонного совещания вспоминаю доволь-
но четко, на этом гарнизонном совещании, после долгого доклада с мест, после
долгого обсуждения, кто за кем пойдет, кто куда пойдет, был принят нижесле-
дующий порядок: прежде всего было установлено, что наши товарищи, ведшие
работу в определенных частях, предлагают выступить в частях, то есть каждая
часть идет манифестировать в честь Учредительного собрания как воинская
сила — точное выражение, которое употреблялось в этот вечер и мной, и Семе-
новым, причем поскольку были части колебавшиеся, поскольку в это время
Петроградский гарнизон представлял из себя довольно неэлегантную картину
дележа шинелей, дележа старых мундиров, поскольку этот шкурнический эле-
мент был очень силен, нами предполагалось, что те части, которые наиболее ак-
тивны и надежны, выступают первыми и идут по дороге, захватывая следую-
щие части. И был выработан приблизительно следующий маршрут: такая-то ра-
бочая демонстрация, из такого-то района, не помню точно с Василеостровского
или из-за Московской заставы, должна была подойти к Броневому дивизиону,
должна была захватить его по дороге, начиная с Броневого дивизиона, вместе с
Броневым дивизионом должна пойти в Семеновский полк, захватить его как
самый надежный полк, затем вместе с Семеновским полком подойти к Измай-
ловскому полку, подойти к ротам Преображенского полка, который здесь рас-
положен, и таким образом, вся рабочая демонстрация и вся военная демонстра-
ция, сохраняя военный порядок, должны отправиться к зданию Учредительно-
го собрания. Представитель от демонстрации должен был потребовать от
стражи, охранявшей Учредительное собрание, пропуск внутрь Учредительного
собрания, чтобы он мог приветствовать Учредительное собрание от тех, кто
пришел его приветствовать, и задача воинских сил сводилась к тому, чтобы они
себя предоставили в распоряжение Учредительного собрания. Вот и весь совер-
шенно точно изложенный мною план, который существовал в этот день. Ника-
кой инсургенции, никакого вооруженного восстания с намечением определен-
ного захвата боевых сил. Такие разговоры, для сведения гр. Крыленко, вообще
в наших рядах существовали, особенно у наиболее активистических элементов,
но я говорю (одна строка сверху стр. 579 не разборчива) могли понимать эту
демонстрацию. В действительности же никакого плана восстания не было, ни-
какого плана захвата определенных пунктов, скажем, телефонной станции, то,
что делается обычно восстаниях, а была громадная манифестация, то есть нам
хотелось, чтобы она была громадной, которая должна была прийти к Тавриче-
скому дворцу, приветствовать Учредительное собрание и предоставить в его
распоряжение те наличные военные силы, которые пришли его приветствовать.
Один из представителей Семеновского полка, если мне не изменяет память,
либо товарищ председателя, либо секретарь полкового комитета, тут же на соб-
рании предложил, чтобы укрепить полк в этом его желании, предложили мне
отправиться рано утром в Семеновский полк и предложить полку выступить на
эту демонстрацию. Я действительно согласился на это, поскольку я не имел ни-
каких мотивов отказываться. Затем вечером, этот инцидент, вероятно, здесь
еще будет многократно обсуждаться, и я получу на этот предмет очень много
323
ехидных вопросов, затем вечером, когда я явился в Бюро фракции эсеров Учре-
дительного собрания, заседавшего в этот вечер поздно на Лиговке, в здании
гимназии Гуревича, где происходили у нас все заседания фракции, и поскольку
у нас было решено, что ни один из членов Бюро фракции не имеет права вы-
ступать без ведома фракции в каких бы то ни было ответственных выступлени-
ях, я доложил об этом Бюро фракции. И вот Бюро фракции задало вопрос мне:
от чьего имени вы будете выступать. Я заявил, что я буду, конечно, выступать,
как член Центрального комитета. Но вместе с тем я являлся и членом Бюро
фракции, и в этих должностях я был как бы неотделим, Бюро фракции нашло
мое выступление неудобным, поскольку неизвестно было, как могли бы развер-
нуться события, и поскольку Бюро фракции считало, что защита Учредитель-
ного собрания не может ни в коем случае исходить из него самого, это могло
идти снизу, и если народные массы желают защищать Учредительного собра-
ния, то они его защищают, но ни в коем случае призыв к защите Учредительно-
го собрания не может исходить от самого Учредительного собрания, которое не
является таким органом, который может призывать кого бы то ни было. И вот
поэтому Бюро фракции мне было воспрещено выступление на митингах или на
предполагавшемся в тот же день выступлении в Семеновском полку. Что про-
изошло на следующий день. На следующий день по неизвестным мне причинам
в тот момент в действительности Броневой дивизион не мог выступить, не мог
выступить по следующим причинам. Я говорю это со слов Семенова, который
или на другой день, или через несколько дней докладывал мне об этом. С од-
ной стороны, у броневых машин не было бензина. В ночь этот бензин если и
могли достать, то достали всего для нескольких маши. С другой стороны, посе-
щение Броневого дивизиона значительно позже уже было занято ротой какого-
то полка, причем хотя рота и была настроена так, чтобы выпустить эти броне-
вые машины и, может быть, выступить вместе с ней, но броневики не решились
выступать, поскольку к ним по каким-то неизвестным причинам не подошла та
демонстрация, которая должна была подойти. Я излагаю, гражданин Крыленко,
факты. Дальше. Поскольку не выступил Броневой дивизион, не выступит Се-
меновский полк, так как Броневой дивизион к нему не подошел и т. д. и т. д. Из
частей Петроградского гарнизона, насколько мне известно, выступила только
одна команда слухачей, которая была расположена не в этом районе, а на Пет-
роградской стороне, и которая вместе с другими была разогнана на углу Литей-
ного и Фурштатской. Из состоявшихся других демонстраций могу указать де-
монстрацию из Литейного района, о которой докладывал трибуналу Кононов,
которая не была пропущена через мост; демонстрация Василеостровского рай-
она, которая была расстреляна на углу Пантелеймоновской улицы и в другом
районе и громадная рабочая демонстрация рабочих Обуховского и Путиловско-
го заводов. Здесь еще возбуждалось очень много ехидных вопросов, в том числе
гражданин Крыленко спрашивал: почему члены Учредительного собрания, — а
гражданин Паевский очень сильно сомневался, — почему члены Центрального
комитета не были на этой демонстрации? Это объясняется очень просто. Это
объясняется тем, что все члены Учредительного собрания сидели в этот день в
Учредительном собрании, а все члены Центрального комитета, большинство
Центрального комитета были членами Учредительного собрания и, конечно, в
этот день сидели в Учредительном собрании.
Председатель: Вы кончили?
Лихач: Кончил.
494
Семенов: Товарищ председатель, я просил бы слово.
Председатель: Сейчас. Позвольте (обращаясь к обвиняемому Лихачу). Мне,
видите ли, из ваших весьма интересных и ценных в некоторых своих частях
объяснений основное осталось неясным. Вы изображаете дело демонстрации
вокруг Учредительного собрания в день открытия его в довольно мирных то-
нах. Я вам напомню, что в протоколах 4-го съезда, прежде всего на странице
79-й, представитель армии Горвиц говорит: «Разгон невозможен. Покушение
большевиков на все Учредительного собрания вызовет движение всего фронта
на его защиту». Теперь, спустя 4 с половиной года, вы, учитывая всю обста-
новку, говорите, что само собой разумеется, что о вооруженном восстании не
могло быть и речи. Я характеризую этой цитатой то настроение, которое, оче-
видно, было на 4-м съезде партии. Затем, постановлением резолюции по теку-
щему моменту на странице 146-й пункт 16 мы читаем то, что мы цитировали,
но не целиком: «Партия обязана приложить всю свою энергию для того, что-
бы сосредоточить вокруг охраны всех прав Учредительного собрания, доста-
точные организованные силы, чтобы в случае надобности принять бой с пре-
ступным посягательством на верховную волю народа, откуда бы оно ни исхо-
дило и каким бы лозунгом ни прикрывалось». Я вам поставлю вопрос. Но
сначала я вам напомню некоторые весьма авторитетные установления верхов-
ного органа вашей партии. На странице 83-й была вынесена специальная ре-
золюция о возможности разгона Учредительного собрания, в которой было
сказано, в конце, что «партия эсеров будет всеми средствами защищать непри-
косновенность и полновластие Учредительного собрания». Казалось бы, что
рядовые члены партии, которые фигурировали здесь перед нами, как Кононов
и затем менее искушенный член партии Паевский и так далее, они, имея пе-
ред собой постановление 4-го съезда, которое говорит, что вы собираетесь
принять бой, собираетесь вступить в борьбу, очевидно в вооруженную борьбу,
ибо я думаю, что насколько политического понимания у масс было, что они
поняли, что принять бой, значит, принять вооруженный бой, и я думаю, что
эти члены партии правильно поняли директивы верховного органа партии и
приняли эту директиву всерьез. Еще одна последняя цитата; в резолюции об
Учредительном собрании, в вводной части сказано: «Вся тяжесть борьбы за
созыв Учредительного собрания ложится на фракцию партии эсеров». Обра-
щаю ваше внимание — на фракцию эсеров. Вы свидетельствовали, что фрак-
ция как будто отказалась от этого, однако резолюция гласит: «в этой борьбе
надо выдвигать не формальные элементы партии, а положительные элементы
эсеровского творчества». Вот напомню вам о решении верховного органа пар-
тии за месяц до созыва Учредительного собрания. Прошу вас разъяснить еще
раз, какие цели преследовала та демонстрация, которую вы так картинно и
четко описали, т. е. начиная от Броневых дивизионов через Семеновский
полк, Михайловский, Преображенский и проч, и какие цели ставил себе тогда
Центральный комитет партии, фракция и все руководящие органы партии?
Лихач: Прежде всего я должен на определенный вопрос дать определенный
ответ. Да, 4-й съезд партии эсеров, а вслед за ним и Центральный комитет, в деле
имеется документ, — приблизительно в декабре, постановил ввиду угрозы непо-
средственного разгона Учредительного собрания принять ту Гражданскую вой-
ну, которую нам навязывала партия коммунистов. Следующий же вопрос о том,
когда хронологически должны будет принята нами эта война, конечно, никакой
съезд определить не мог.
325
Председатель: Разумеется.
Лихач: Это зависело от того реального соотношения сил, зависело от всех, ко-
нечно, на 4-м съезде не могущих быть учтенными, обстоятельств, которые сло-
жатся к моменту Учредительного собрания.
Председатель: Теперь ясно.
Лихач: Я вам сейчас изложил как в нашем понимании, а также как в нашей
оценке фактическое соотношение сил стояло в день 5 января или в день 4 января
1917 года. В силу этого Центральный комитет дал директивы по всей общепар-
тийной организации, по рабочим районам и по Военной комиссии, чтобы демон-
страция была мирной. Ведь немыслимо же и безумно устраивать вооруженное
восстание и вместе с тем бросать на демонстрацию мирную толпу и думать, что
демонстрация будет мирной. Эта директива через Петроградский комитет была
передана во все районы, и вместе с определенным решением со стороны Петро-
градского комитета на демонстрацию вышел и весь Петроградский комитет. Вто-
рое — какова была роль фракции Учредительного собрания. Извиняюсь, гражда-
нин председатель, это постановление 4-го съезда, выражаясь, так сказать,
«парламентски», вы стали толковать слишком расширено.
Председатель: Я прошу вас толковать.
Лихач: Конечно, вся тяжесть непосредственной борьбы вне Учредительного
собрания за его права должна была лежать на Центральном комитете и на об-
щепартийном органе. Вся тяжесть борьбы за Учредительного собрания за его
существование внутри Учредительного собрания, конечно, должна была лечь
на его парламентскую фракцию. Взаимоотношения между парламентской фрак-
цией и Центральным комитетом достаточно были для нас ясны: активным дей-
ствующим органом может быть только Центральный комитет и общие органы
партии. Бюро фракции Учредительного собрания в защите Учредительного со-
брания никакого непосредственного участия как учреждение не принимало. От-
дельные его члены, поскольку они занимали и другие партийные посты, конеч-
но, принимали участие в защите Учредительного собрания. И, в частности, во-
прос, скажем, решенный 4-м Въездом, о посылке представителей в Военную
комиссию и от Бюро фракции в действительности так и остался невыполнен-
ным. Насколько мне помнится, вероятно, Дашевский, председатель комиссии,
меня дополнит — во время существования комиссии этого периода я не запом-
нил в ней представителя от Бюро фракции Учредительного собрания.
Председатель: Объявляется перерыв на 10 минут.
(Заседание прерывается в ... час ... мин.)
(Заседание возобновляется в ... час ... мин.)*
Председатель: Заседание возобновляется. Ввиду того что ряд свидетелей уже
прошел и ввиду многих подробных показаний, данных обвиняемым Лихачем,
трибунал полагает возможным отказаться от допроса остальных свидетелей по
этому вопросу и желает выслушать по этому поводу мнение сторон.
Крыленко: Я буду просить товарища председателя персонально указать, ка-
ких именно свидетелей, ибо возможно, что некоторые из показаний свидетелей
содержат факты, не уложившиеся в объяснения ни Лихача, ни других.
Тагер: Речь идет о всем первом пункте.
1 Так в тексте.
326
Крыленко: Я буду просить товарища председателя указать конкретно, отно-
сительно каких свидетелей идет речь.
Председатель: Свидетели: Городской, Борисенко, Сотников, Рейснер, Фи-
липповский, Шестаков, Бейлин, Соколов Михаил, Эльяшевич, Герасимов, Бе-
лецкий...
Крыленко: Так как некоторые из свидетелей не принадлежали к числу
свидетелей обвинения, то по их поводу я сказать ничего не могу. Сюда отно-
сится Филипповский, затем из вызванных Бейлин и Шестаков. Что касается
свидетелей обвинения, то в отношении свидетеля Сотникова и Борисенко я
полагаю, что здесь едва ли с моей стороны или со стороны товарищей встре-
чаются возражения против того, чтобы трибунал использовал право, предос-
тавленное ему статьей 19 Положения. Но что касается свидетелей Городского
и Бермана, с одной стороны, и свидетелей Рейснера, Белецкого и Верховско-
го, с другой стороны, то я не могу согласиться и мог бы согласиться в том
случае, если бы из показаний, которые дает, если он на то выразит свое согла-
сие, подсудимый Лихач, удастся установить те факты, которые я хотел бы уз-
нать. Следовательно, я полагаю, что было бы целесообразнее лично мне дать
возможность представить заключение по поводу этих свидетелей после допро-
са Лихача и других обвиняемых. В зависимости от содержания их показаний
для меня будет ясна необходимость или ненужность допроса этих свидетелей,
по этим мелким фактам, имеющим, однако, существенное значение. Так что я
полагал бы просить трибунал разрешить мне не давать этого заключения до
результатов допроса обвиняемого Лихача и иных в связи с его объяснением,
которое он сейчас дал.
Председатель: Вы не упомянули о Соколове Михаиле и Дзеруле.
Крыленко: Что касается их, то я поставил бы их в такой же степени под во-
прос, условно.
Председатель: Заключение защиты.
Членов: Мы просили бы отложить разрешение вопросов относительно свиде-
телей, до того как обвиняемые дадут фактическое разъяснение по поводу тех
свидетелей, которые уже допрошены. Когда эта недостающая часть картины бу-
дет выяснена, тогда мы сможем определенно сказать, какие свидетели нужны.
Председатель: Относительно Борисенко и Сотникова вы возражаете?
Членов: Мы не можем отказаться, так как некоторые из подсудимых считают
нужным их выслушать.
Тагер: Наши обвиняемые хотели бы допросить Кашина и Филипповского, а
по поводу остальных выскажемся после обвинителя.
Председатель: Трибунал откладывает окончательное суждение относительно
допроса дальнейших свидетелей до допроса подсудимых.
Крыленко: Разрешите сделать предложение, которое, я думаю, целиком удов-
летворит и трибунал и стороны. Оно заключается в следующем. Сейчас полови-
на десятого; если мы сегодня заслушаем объяснение других подсудимых и если
мне удастся допрос обвиняемого Лихача, то этим исчерпаем сегодняшний день.
Так что едва ли мы дойдем до конкретного вопроса, а отсюда вывод: в зависимо-
сти от содержания этого допроса разрешится вопрос о завтрашнем утре. Чтобы с
полной ответственностью сказать, нужен или нет тот или другой свидетель, а се-
годня не разрешать этого вопроса, мы отложим его на завтрашнее утро, и тогда
мы сможем точно и определенно сказать, отказываемся мы от них или нет.
Председатель: Значит, до завтрашнего утра свидетелей можно отпустить.
327
Лихач: Сейчас по моим часам 25 минут десятого. У нас еще есть формальные
вопросы. Я считаю, что мы абсолютно не можем выслушать заявление двух обви-
няемых; они займут много времени и допросить обвиняемого Лихача, так что я
просил бы, если возможно, в какой угодно форме допросить меня.
Председатель: Вы отнимете много времени. Если не успеем допросить сего-
дня, допросим завтра, успеем сегодня — сегодня.
Лихач: Я хочу ходатайствовать, чтобы материальная часть рассматривалась
до 10 час...
Председатель: До половины одиннадцатого, по принятому порядку. Слово
для объяснения имеет обвиняемый Семенов.
Семенов: Я хотел дать некоторые объяснения в связи с показаниями
тов. Келера и с разъяснениями гр. Лихача. Я, во-первых, хочу остановиться на
том, что свидетель Келер, когда он говорил, что он делал свое предложение о
том, чтобы бросить Броневой дивизион через день после Октябрьского пере-
ворота, — это было за день до юнкерского восстания, — и тогда тов. Келер по-
лучил от Военной комиссии при ЦК ответ о том, что это выступление прежде-
временно, что мол, Военная комиссия не желает вызывать Гражданской вой-
ны. Через несколько дней, я это констатирую, Военная комиссия все-таки
вызвала эту Гражданскую войну, это во-первых. Теперь я перейду к разъясне-
нию гр. Лихача. Гр. Лихач заявляет, что Военная комиссия, собственно, нача-
ла работу после 4-го партийного съезда. Это не совсем так. Военная работа, и
особенно военная работа по Петрограду, началась с момента моего приезда в
Петроград, после моего возвращения из Могилева, вместе с гр. Герштейном. На
другой день, или через день, у нас состоялось совещание военных работников,
на которое меня пригласил гр. Герштейн; это было совещание, так сказать, ос-
татков Военной комиссии, которые уцелели после юнкерского восстания.
И вот это собрание, на которое гр. Герштейн меня пригласил, по существу,
конструировалось как временная Военная комиссия при ЦК, которая должна
была вести всю военную работу до 4-го партийного съезда. И эта работа нача-
лась. Была произведена разбивка работы, причем работа по Петрограду, по
постановлению этого собрания, на котором председательствовал гр. Герштейн,
была поручена мне, и приблизительно с 15 ноября работа по Петрограду уже
началась. И вскоре после этого были сначала созваны остатки петроградской
Военной комиссии и переорганизована вся военная организация Петрограда.
Для того чтобы подтвердить это, я укажу на «Дело народа» № 212 от 17 нояб-
ря стр. 4-я, где есть уже объявление о созыве петроградской Военной комис-
сии, затем № 215 от 21 ноября, где опять-таки сообщается о созыве петроград-
ской Военной комиссии. Затем в № 216 от 22 ноября говорится о том, что
созывается 2-я военная конференция, которая была созвана мною до 4-го пар-
тийного съезда, конференция, на которой была выбрана новая петроградская
Военная комиссия. В № 218 есть опять объявление относительно петроград-
ской Военной комиссии нового состава, и в № 220 уже появилось сообщение
о гарнизонном совете, который созывается на Галерной, 27. Эти объявле-
ния показывают о том, что работа по Петрограду началась значительно рань-
ше 4-го партийного съезда, приблизительно на целый месяц, причем в самом
начале работы Военной комиссии в том узком составе, которым руководил
гр. Герштейн, вопрос о военной работе, ставился вполне ясно. Основной зада-
чей этой Военной комиссии была организация вооруженных сил, на которые
мог бы опереться ЦК партии эсеров в момент защиты Учредительного собра-
328
ния. На одном из этих первых собраний вопрос был поставлен вполне ясно:
что будет созвано в скором времени Учредительное собрание, что это Учреди-
тельное собрание нужно защищать, причем вопрос ставился в такой плоско-
сти, что мы, эсеры, не можем не защищать Учредительного собрания, что для
нас, эсеров, Учредительное собрание — это без малого все, и мы не допускали
возможности, что ПСР не даст боя по вопросу о защите Учредительного соб-
рания. Этим объясняется то, что мы, как гр. Лихач сказал, низы партии, акти-
висты, стояли на этой точке зрения необходимости выступления во что бы то
ни стало, и не только мы, низы, но и ЦК и верхи партии стояли на этой точке
зрения, потому что в постановлении, которое было принято ЦК, было сказано,
что по вопросу о защите Учредительного собрания мы дадим бой, потому что
мы не можем не дать боя. Дело не в том, как говорил гр. Лихач, — в зависимо-
сти от соотношения реальных сил. По вопросу об Учредительном Собрании
вопрос ставился так: при разгоне Учредительного собрания, при защите Учре-
дительного собрания мы даем бой, и вся работа велась в этом направлении.
Поэтому насчет заявления гр. Лихача, что у меня и у военных работников,
дескать, руки были впереди, а голова позади, я мог бы ответить, что у гр. Ли-
хача и у ЦК партии, напротив, голова всегда была впереди, а руки всегда по-
зади. По вопросу о реальных силах здесь гр. Лихач тоже делает ошибку, и это
понятно, потому что гр. Лихач к военной работе имел очень слабое касатель-
ство. Несмотря на то что ЦК поручил гр. Лихачу военную работу, гр. Лихач
манкировал этой работой, и поэтому вполне понятно, что гр. Лихач говорит,
что Измайловский полк был без малого одной из тех реальных сил, на кото-
рую ПСР могла опереться. Я утверждаю, что на Измайловский полк мы опе-
реться не могли. Партийная ячейка была там всего в несколько человек, и
полк как таковой двинут быть не мог. Теперь по вопросу о тов. Паевском, ка-
ким образом т. Паевский попал на съезд партии. Очень просто. Т. Паевский
до партийного съезда, приблизительно за неделю или дней пять, появился в
помещении Военной комиссии и принимал участие в военной работе, причем
гр. Герштейн давал ему некоторые задания — прочесть доклад в одном полку,
не помню, в каком, потом он читал доклад в какой-то санитарной команде.
Вертелся он в нашей Военной комиссии и благодаря тому, что он приехал
с французского фронта, мандатная комиссия, по рекомендации гр. Герштей-
на, нашла возможным дать Паевскому совещательный голос на съезд, при-
чем заявление гр. Лихача, что Военная комиссия не имела решающего голоса
на 4-м съезде — неправильно. На 4-м партийном съезде гр. Утгоф имел ре-
шающий голос от Военной комиссии, которая существовала до 4-го съезда.
Я и т. Никаноров имели совещательные голоса и на 4-м партийном съезде. Те-
перь относительно гарнизонных совещаний. Гарнизонные совещания вначале
происходили легально, но через некоторое время, когда на этих гарнизонных
совещаниях выяснилось, что нашей основной задачей является именно воору-
женное выступление в день открытия Учредительного собрания, мы стали
конспирировать, и уже воззвания, что военный совет и гарнизонные совеща-
ния собираются на Галерной, 27, мы больше в газетах не помещали и прихо-
дили на Галерную уже поздно ночью, причем старались ограничивать число
участников этих гарнизонных совещаний, подбирали публику, и эти собрания,
бесспорно, носили ярко заговорческий характер, а не массовый, причем тот
вопрос, который поднимал здесь гр. Лихач, что одной из основных задач Во-
енной комиссии была агитационно-пропагандистская работа, это, конечно,
329
ерунда. Мы этой работой занимались, но очень мало, мы считали, что болто-
логия — дело партийных организаций, а дело военной организации, дело Во-
енной комиссии, конечно, организация вооруженных сил партии. Эту зада-
чу мы выполнили, причем гр. Лихач путает здесь военную комиссию с петро-
градской Военной комиссией. Этого бы здесь делать не следовало. После
4-го съезда правильно функционировали Военная комиссия при ЦК и петро-
градская Военная комиссия, причем я как руководитель петроградской Воен-
ной комиссии делал отчеты на заседаниях Военной комиссии при ЦК. На
этих собраниях Военной комиссии присутствовали изредка и Лихач, и гр.
Герштейн. Им следовало бы это знать. Теперь я подойду ко дню манифеста-
ции. Здесь гр. Лихач говорил о том, что, дескать, никакого штаба не было,
предполагалась мирная демонстрация во главе с броневиками, Семеновским
полком, вооруженным винтовками. Весьма мирная демонстрация, как предпо-
лагал гр. Лихач и какую резолюцию по этому вопросу принял Петроградский
комитет о том, что эта демонстрация должна быть мирной. Интересно, мирная
демонстрация во главе с броневиками, с Семеновским полком, вооруженным
винтовками, с боевиками, которые пришли с револьверами и гранатами. Здесь
гр. Лихач сделал передержку. Он утверждает, что никакого штаба не было.
Это, конечно, неправильно. И здесь рядом свидетельских показаний мы уста-
новим, что штаб был, и ЦК об этом штабе знал. Когда гр. Лихач предлагал
нам прийти на собрание Союза защиты Учредительного собрания, на котором
должен был присутствовать военный отдел Союза защиты Учредительного со-
брания, то для него была ясна цель этого собрания — координация действий в
момент выступления, в день открытия Учредительного собрания. На этом со-
вещании, которое было на квартире, если не ошибаюсь, у Маслова, на котором
присутствовал и гр. Тимофеев, на одним из этих собраний не бесспорно при-
сутствовал, был выбран этот штаб и о существовании этого штаба знали не
только гр. Лихач и Тимофеев, но и гр. Гоц, который приходил должен знать
об этом штабе и о том гарнизонном совещании, которое происходило в ночь
перед манифестацией. Я от имени этого штаба делал доклад и как размещение
этого штаба, который помещался в квартире Чайковского на 4-м этаже на
углу Семеновского и Литейного проспектов. Так вот, гр. Лихач тем более дол-
жен был знать об этом штабе, и о том гарнизонном совещании, которое проис-
ходило в ночь перед манифестацией. Я от имени этого штаба делал доклад и
как раз намечал тот план, который был принять штабом и который здесь так
красочно излагал гр. Лихач о том, что выступают броневики, которые подхо-
дят к Семеновскому полку, Семеновский полк, увидя броневики и манифеста-
цию, присоединяется, двигается к Преображенскому полку и т. д. Это план,
который был выработан мною, принят штабом и проводился на гарнизонном
совещании, где присутствовал Лихач, были представлены те части войск, ко-
торые принимали участие в этом совещании. Мною как представителем штаба
было предложено прислать на квартиру штаба уг. Литейного и Семеновского
связь. Ясно для чего: чтобы давать определенные предписания в смысле вы-
ступления. Теперь переходим к самому основному вопросу — почему выступ-
ление не произошло, где здесь зарыта собака. Мне, кажется, вопрос ясен, вы-
ступление не произошло потому, что у ЦК не хватило мужества дать санкцию
на выступление, и этот вопрос для меня, по крайней мере, потому что мы всю
эту работу по подготовке вооруженного восстания вели, и для всех работни-
ков Военной комиссии было ясно: для того чтобы защитить Учредительное
330
собрание и, ясное дело, в том случае, если его будут разгонять. Если его будут
разгонять, то мы должны будем его защищать, и для нас было ясно, так как
мы не политические дети, что его будут разгонять. Значит, нужно будет защи-
щать, значит, эта военная работа делалась под флагом партии, от имени пар-
тии. Представитель Семеновского полка на этом гарнизонном собрании пред-
лагает гр. Лихачу как представителю партии и члену Учредительного собра-
ния выступить, потому что он считал, что это выступление Лихача может
переломить настроение Семеновского полка, потому что он был подготовлен к
выступлению, но он говорил, что для того, чтобы выступить, ему нужна мо-
ральная санкция от тех учреждений, которым он доверяет, в частности к-та
партии и Бюро фракции, и гр. Лихач, который так именно понимал эту рабо-
ту, он, конечно, ничтоже сумняшеся согласился. Почему не выступить. Мы,
конечно, понимали, что это вооруженное восстание делается от имени партии.
Но, когда он пришел в Бюро фракции, оно наложило вето, почему. Потому
что вдруг выступление будет неудачное, и тогда всем попадет по загривкам.
Тогда этот вопрос был решен отрицательно, и для меня стало ясно, что здесь
Военная комиссия предполагает, что если выступление будет неудачно, то мы
откажемся, как это было в юнкерском восстании; если же будет удачно, то то-
гда мы скажем, что он было наше; тогда что же, победителей не судят. При та-
кой постановке вопроса у меня явились колебания. Как же быть, могу ли я
дать предписание броневым дивизионам выступить, потому что для меня, как
для человека военного было ясно, что если броневой дивизион с машинами, с
пушками и пулеметами подойдет к Семеновскому полку, и потом с Семенов-
ским полком подойдут к Учредительному собранию, то, конечно, кровопроли-
тие будет, будет попытка сбросить советскую власть. Для меня это было вне
всяких сомнений. И поэтому понятно, что это предписание я мог дать только
в том случае, если бы у меня была полная уверенность в том, что ЦК это
санкционирует. Вот почему я обратился к Гоцу в ту ночь, когда он пришел в
помещение штаба с вопросом: выступать нам или не выступать, и как он по-
нимает эту манифестацию и нашу подготовку. Тогда Гоц мне сказал, что мыс-
лит это выступление, ввиду того что у них еще нет точного учета реальных
сил и что брать на себя ответственность и т. д. нельзя, что нужно подождать,
когда произойдет массовое выступление, когда Семеновский полк выступит и
броневики выступят; тогда начните возглавлять это движение. И когда я по-
ставил вопрос прямо: начинать ли нам, гражданин Гоц сказал «нет». Вот поче-
му не произошло выступление. Итак, я заканчиваю свое слово. Картина, по-
моему, здесь вполне ясна. Я заканчиваю свое объяснение и констатирую, что,
по существу, здесь выявилось, что у ЦК не хватает энергии, не хватает реши-
мости действовать. Вот все, что я хотел сказать.
Председатель: Обвиняемый Дашевский, вам угодно сейчас дать объяснение?
Дашевский: Да, если можно. Я хочу несколько дополнить разъяснение
тов. Семенова и внести некоторые исправления в картину событий и военной ра-
боты, которую рисовал здесь Лихач. Прежде всего, совершенно неверно утвер-
ждение, что к моменту 4-го съезда Военной комиссии при ЦК не существовало.
Как уже утверждал тов. Семенов, Военная комиссия в этот период, правда, ли-
шилась нескольких своих работников, скомпрометировавших себя в юнкерском
восстании, но она существовала, и представители ее выступали с докладами на
военной секции 4-го съезда, о чем имеется отчет работы военной секции, поме-
щенной в «Военных известиях», и по докладам военной секции была принята
331
определенная резолюция. В результате прений и сообщений, которые имели ме-
сто на совещании военной секции 4-го съезда, была выбрана новая Военная ко-
миссия, определены ее задачи, выработано военное положение о ней, которое и
утверждено 4-м съездом. И вот, в смысле определения задач этой Военной ко-
миссии ЦК, как она мыслила военной секцией и самим 4-м съездом, гр. Лихач
тоже допустив весьма и весьма существенную неправильность.
Дело в том, что, как видно из отчетов работ военной секции 4-го съезда, из
10 пунктов порядка дня, обсуждавшихся или принятых к обсуждению на во-
енной секции, были обсуждены полностью только три пункта: доклады с мест,
отчет Военной комиссии при ЦК защиты Учредительного собрания; 4-й пункт
о выборном командном составе был незакончен обсуждением, и поручено
было Военной комиссии, вновь избранной при ЦК, этот вопрос разработать в
окончательном виде и сформулировать в определенной резолюции. И центром
всех обсуждений военной секции был конкретный вопрос о защите Учреди-
тельного собрания. Под этим углом зрения велись и все доклады с мест, и все
прения о деятельности той прежней Военной комиссии, которая отчитывалась
перед военными делегатами съезда. И когда говорилось о задачах новой Воен-
ной комиссии, правда, это как раз в отчет не вошло по вполне понятным при-
чинам, потому что откровенно говорить тогда в прессе об этих задачах было
не совсем удобно. Главной задачей ставилась широкая общественно-политиче-
ская кампания по защите Учредительного собрания, ибо эта задача, конечно,
ставилась на съезде. Но она ставилась в других обсуждениях и других коллеги-
ях при обсуждении вопроса об Учредительном собрании, вообще при обсужде-
нии этого вопроса с политической точки зрения. Но нас, военных работников,
интересовал не вопрос о постановке общественно-политической пропаганды об
Учредительном собрании, а конкретный вопрос об организации военных
сил для утверждения власти Учредительного собрания в борьбе с советской
властью. Дальше, я думаю, очень существенно отметить те настроения и ту
оценку положения, которая в этих докладах с мест на военной секции 4-го
съезда определенного доминировала. Я буду цитировать. По отчету в январе
месяце 18-го года, напечатанного в «Партийных известиях» о военной секции,
в которых дословно говорится: «Оживленные прения вызвали вопрос о созы-
ве Учредительного собрания. Все собравшиеся отмечали инертность солдат-
ских масс». Это определенный факт, с которым мы тогда сталкивались, и ко-
торый потом в значительной мере определил всю нашу дальнейшую работу.
Что касается работы Военной комиссии и ее взаимоотношения с ЦК и Бюро
фракции, то нужно сделать чисто практические разъяснения. Совершенно
правильно указал гр. Герштейн, что после 4-го съезда он не являлся офици-
альным представителем ЦК в Военной комиссии. И действительно, в одном
из первых протоколов заседания ЦК, избранного на 4-м съезде, имеется опре-
деленное постановление, что представителем ЦК Военной комиссии назнача-
ется гр. Лихач.
Председатель: Откуда вы цитировали?
Дашевский: Из «Партийных известий» № 5, стр. 12.
Председатель: Продолжайте.
Дашевский: Гр. Лихач сам же дополнил это указание тем, что сказал, что,
будучи занят поездками на фронт и другими делами, он не принимал факти-
ческого участия в этот период, в особенности в первый период работы Воен-
ной комиссии. Он не мог принять деятельное участие и просил гр. Герштейна
332
замещать его в этой работе вплоть до отъезда гр. Герштейна на Украину, т. е.,
по крайней мере, до 20-х чисел декабря. Непосредственно руководил нами во-
енными работниками при ЦК, конечно, гр. Герштейн. Что касается того, кто
был второй член ЦК, делегированный в военную комиссию, то Лихач и здесь
допустил фактическую ошибку: он указал, что таковым был рабочий Тетер-
кин, тогда как, согласно официальному протоколу, напечатанному в «Партий-
ных известиях» № 6, стр. 26, от 8 января 1918 года, — «Военная комиссия по-
ручается М. А. Лихачеву и Н. Н. Иванову». Согласно этого протокола, вторым
членом ЦК в Военной комиссии был назначен т. Иванов, который и прини-
мал участие в ряде заседаний Военной комиссии. Это чисто фактическое ис-
правление, так сказать.
Что касается наших взаимоотношений с бюро фракции УС то, конечно, со-
вершенно не верно утверждение гр. Лихачева, что фракция УС, как орган чис-
то парламентский, стояла совершенно в стороне от нашей работы и с нами ор-
ганизационно связана не была. В том самом положении о Военной комиссии,
которое было составлено мною и принято военной секцией 4-го съезда и ут-
верждено 4-м съездом, определенно указывалось, что в составе Военной ко-
миссии должны быть два представителя от ЦК и 4 представителя от Бюро
фракции УС. Организационная связь вполне определенная. Об этом имеются
указания в резолюции, на стр. 14-й «Партийных известий» № 5, в отчете о ра-
ботах военной секции. Но это постановление, утвержденное 4-м съездом, о ко-
тором тоже упоминал в иных тонах гр. Лихачев, не осталось только написан-
ным на бумаге, как он счел нужным сообщить трибуналу. Оно было приведе-
но в исполнение, ибо мы сами, члены Военной комиссии, настояли перед
Бюро фракции на немедленном выполнении постановления этого съезда.
Правда, нам не давали всех четырех представителей фракции, но, во-первых,
Бюро фракции уполномочило одного из членов Военной комиссии, который
одновременно был членов фракции Учредительного собрания, Бориса Соко-
лова, быть и его представителем, и, во-вторых, другой представитель, Дмит-
рий Павлович Сургучев, член фракции Учредительного собрания был к нам
делегирован и принимал самое деятельное участие в работе Военной комис-
сии во весь период подготовки защиты Учредительного собрания.
Что касается деятельности Военной комиссии, то, конечно, и здесь мне при-
дется категорически подтвердить, что деятельность эта главным образом была
направлена на организацию вооруженных сил для защиты У чред. собр.
В каких же определенных формах, в каких конкретных проявлениях эта рабо-
та развивалась?
Прежде всего совершенно неправильно утверждение гр. Лихача, что в среде
Военной комиссии существовало какое-то отрицательное отношение к небоеспо-
собному Петроградскому гарнизону. В этом отношении, насколько я припоми-
наю, у нас была вполне единодушная оценка Петроградского гарнизона, говори-
ли мы не о его небоеспособности, а о его большевистских настроениях, о его не-
боеспособное™ в одном смысле, в смысле невозможности всю эту большую
массу Петроградского гарнизона поднять на защиту, на вооруженную защиту, на
вооруженное выступление, на защиту прав Учредительного собрания, именно
эта, так сказать, вполне реальная и трезвая оценка наших реальных возможно-
стей использовать определенные вооруженные силы, находящиеся в петроград-
ских казармах, и толкала нас на всякие организационные поиски в самых различ-
ных направлениях. Это, с одной стороны, были поиски частей, расположенных
333
на фронте или в ближайшем к фронту тылу, главным образом, к Северному
фронту. И здесь опять-таки я категорически утверждаю, что то заявление, кото-
рое здесь делал гр. Лихач, чтобы уберечь себя и своих товарищей от возможных
исторических обвинений в том, что ЦК партии с.-р. не решался тогда двинуть с
фронта части на защиту Учредительного собрания, тогда такого рода страхов пе-
ред этим обвинением у нас определенно не было и не могло быть, потому что мы
принимали определенные, многократные действия и попытки, чтобы, во-первых,
такие части на фронте или ближайшем к фронту тылу разыскать, и, во-вторых,
изыскать способы эти части двинуть на защиту Учредительного собрания и так
или иначе их для этой цели использовать.
Председатель: А вы нашли такие части?
Дашевский: Я сейчас об этом буду докладывать. Этой работой и занимался
тот отряд Военной комиссии, который был поручен мне, и в котором работа-
ли тт. Сургучев и Мартынов, здесь упоминавшиеся. Близкие отношения к это-
му отделу еще до его организационного оформления имел и гр. Герштейн, и о
работе этого отдела был осведомлен и гр. Лихачев, который давал нам в этом
отношении ценные указания, а именно, мне вспоминается определенно целый
ряд поездок этого самого Мартынова. Здесь на допросе прежних свидетелей
всплывали поездка в Везерберг, поездка в Валк, была поездка в Псков, Лугу.
Это вполне определенные пункты поездок, которые относятся к этому перио-
ду, именно с этой, вполне определенной целью. На основании имевшейся у
нас информации о настроении той или другой части, в частности, мне вспоми-
нается Украинская дивизия, о которой здесь говорилось, — чтобы связаться с
ними и убедиться в действительном настроении этих частей, и на месте, посо-
ветовавшись с местными людьми, руководителями, начальниками этих частей,
с комитетами, поскольку эти комитеты будут разделять нашу позицию и бу-
дут склонны на защиту Учредительного собрания, на месте изыскать способы
в том или ином виде, целиком ли, по частям, двинуть эти части к Петрограду
к моменту открытия Учредительного собрания для его вооруженной защиты.
В частности, что касается непосредственного участия в этом гр. Лихачева, мне
вспоминается определенный факт, когда он, непосредственно связанный по
своей службе и по своей партийной работе с 12-й армией, направил ко мне, не
помню, прямо ли направил или лично свел, я этого утверждать не могу, пото-
му что это было давно и в памяти у меня не сохранилось, одного довольно чи-
новного военного, не простого солдата или прапорщика, а военного чина, за-
нимавшего какой-то командный или штабной пост, который информировал о
настроении двух-трех расположенных вместе частей. Не буду утверждать,
были ли это дивизии или это были 2-3 полка, которые стояли в одном месте
и были организационно объединены, которые были настроены, по информа-
ции товарища, определенно активистски, определенно эсеровские и которые
можно было использовать на выступление для защиты Учредительного собра-
ния. Я не помню точно, где были расположены эти части, было ли это Валк
ил Везенберг, но именно с этой информацией и была связана одна из поездок
Мартынова. Но по возвращении он, однако, доложил, что никаких шансов,
что на эти части можно опираться, не имеется, почему эта поездка, как и мно-
гие другие, осталась безрезультатной.
Дальше, по вопросу о нашей связи с военным отделом союза защиты Учре-
дительного собрания. Здесь надо сделать маленькое разъяснение. В брошюре
т. Семенова и в ряде дальнейших показаний его и моих, и ряда свидетелей эта
334
организация неправильно именовалась Комитетом спасение революции. Здесь
гр. Лихач совершенно правильно восстановил действительные исторические
факты. Организация, с которой мы имели сношения в то время, была органи-
зация защиты Учредительного собрания, возникшая, как он правильно заме-
тил, на обломках или на развалинах Комитета защиты родины и революции.
С этой организацией, как указывалось здесь гр. Лихачевым, тов. Семеновым и
другими, мы, по директиве ЦК, не помню через какого члена ЦК переданной,
вступили в определенные организационные взаимоотношения. И эти опреде-
ленные организационные взаимоотношения формировались и кристаллизиро-
вались на ряде совещаний, которые у нас происходили с работниками этого
военного отдела. Эти совещания, на моей памяти их было 4 или 5, начались
они числа 10-8-го, скорее всего 10-го числа декабря, и продолжались вплоть
до первых чисел января, вплоть до кануна открытия Учредительного собра-
ния. Эти совещания если не все, то почти все происходили не только с ведо-
ма, но при участии членов ЦК. Мне помнится, что на 1-м, или на первых двух
совещаниях присутствовал гр. Герштейн, на одном из последних, или даже на
2 присутствовал гр. Тимофеев. Разговоры велись, конечно, не о каком-либо
контакте для той или иной агитационной и организационной работы, а велись
разговоры вполне определенные. Если не на первом, то на втором совещании
был поставлен вопрос о выборе определенного штаба, а не о контактной ко-
миссии, как угодно было утверждать гр. Лихачу. Был наш союз, и здесь мы
установили контакт, контакт имел задачей установить определенное единство
действий не пропагандистских, не словесных, а боевых, имевших определен-
ную задачу — защиту Учредительного собрания. Поэтому если не на первом,
то на втором собрании был поставлен вопрос об организации военного штаба,
после того как мы информировали друг друга о реальных боевых возможно-
стях, которые мы имели. Что касается состава штаба, то он зафиксирован и в
брошюре Семенова, и в обвинительном акте. В состав штаба был избран от
военного отдела Семенов и в качестве военного специалиста полковник Пора-
делов. Здесь, пожалуй, следовало бы еще отметить, что отдельные члены, и от-
ветственные члены партии с.-р. и Бюро фракции Учредительного собрания,
в частности Сергей Маслов, вели определенную работу по формированию
вооруженных кадров на защиту Учредительного собрания, вели ее не под
флагом, не под руководством, не с участием Военной комиссии ЦК партии, а
с другой стороны, со стороны Союза защиты Учредительного собрания. В ча-
стности, большую энергию, хотя и без слишком больших результатов в этом
направлении развивал известный Сергей Маслов. Он имел некоторые средст-
ва, очевидно, из источников Союза защиты Учредительного собрания, и в ча-
стности, эта работа определенного рода мне припоминается, была попытка,
аналогичная нашей попытке организации фиктивного солдатского универси-
тета, попытка вызова из целого ряда более или менее близких к Петрограду
городов через наши партийные, кажется, не только партийные организации,
но и родственные, народно-социалистические, связанные с Союзом защиты
Учредительного собрания, и организации, входящие в ее состав, вызова не-
больших групп боевиков или товарищей, достаточно активно настроенных,
которые могут войти в те или другие боевые отряды, способные выступить на
защиту Учредительного собрания. Вызов таких небольших троек и пятерок,
если возможно, вооруженных уже на месте, если же нет, то они должны были
получить вооружение в Петербурге. Поиски этого вооружения принимались
335
определенным образом, и мне известно со слов Мартынова, который работал
непосредственно у меня по нашим делам, но был связан в то же время с Сер-
геем Масловым, что он разыскивал для него оружие, которое он пытался где-
то закупить. В этом направлении велась работа параллельно с нами вполне
определенного характера, работа, которая, как выяснилось к концу, к моменту
открытия Учредительного собрания, дала столько же скромные результаты,
как и наш фиктивный солдатский университет.
Теперь насчет средств, которыми мы в то время располагали, и их источниках.
Об этом были указания свидетеля Паевского, указания, однако, довольно дале-
кие от истины. Конечно, никакого дождя денег не было, да и он и не был нам ну-
жен, так как в то время наши финансовые потребности были очень скромны: они
стали значительными впоследствии, в период подготовки Восточного фронта,
когда нам приходилось держать значительные кадры офицерства...
Председатель: Об этом вы потом будете говорить.
Дашевский: ...которые содержались отчасти здесь, потом пересылались на
фронт, но в первый период, петроградский период подготовки к защите Учре-
дительного собрания, наша работа носила характер попытки к организации
выступления. Мы вызывали полки или части с фронта, и только в очень не-
значительной части его носило характер организации небольших отрядов,
боевых групп и дружин, причем эти отряды формировались и намечались к
определенному моменту, намечались известные люди, имевшие определенные
занятия и определенный заработок и в финансировании не нуждавшиеся. Ка-
ких-нибудь крупных закупок боевых средств мы не производили, и больших
денег нам не нужно было. Золотого дождя не нужно было, и потому его не
было, и, конечно, не было тогда французских денег, это история гораздо более
позднего момента. Мне определенно известен один случай получения денег со
стороны на те или иные наши военные предприятия того времени. Это был
случай получения денег Семеновым от Чайковского, от одного из наиболее
активных деятелей Союза зашиты Учредительного собрания. Как я знал в то
время, Чайковский был близко связан с кооперативными кругами, и деньги шли
из этих кругов. Причем объяснения, которые давал по тому поводу гр. Лиха-
чев, также искажает действительность. Он говорил, что мы брали деньги не из
партийных источников, но брали их по вполне понятным причинам на выпол-
нение технических функций, связанных с военной работой для защиты союза
Учредительного собрания. Было это несколько не так. Были у нас не функции
технические для защиты Учредительного собрания, у нас была наша вполне
самостоятельная, констатированная с союзом партийная военная работа и
связанные с ней военные технические функции, детали которых Союз защиты
Учредительного собрания совершенно не знал. Это была наша самостоятель-
ная партийная работа. У нас для нее не было определенных средств, и по-
скольку мы всю работу и всю организацию выступления производили совме-
стно с Союзом защиты Учредительного собрания, мы считали возможным на
нашу военную работу, на подготовку подчиняющихся нам кадров вооружен-
ных сил, долженствующих выступить на защиту Учредительного собрания,
брать деньги из непосредственного, связанного с нами и, как мы оценивали,
вполне чистого с общественной точки зрения источника, от Союза защиты
Учредительного собрания. Помню даже цель, для которой брались деньги.
У нас помимо попыток вызвать движение в тех или иных частях Петроград-
ского гарнизона, помимо попытки организации фиктивного солдатского уни-
336
верситета были еще кое-какие предприятия, имевшие ту же цель: организа-
цию вооруженных кадров для защиты Учредительного собрания. В частности,
было несколько боевых групп из бывших фронтовиков, из офицерства. В то
время их было немного, один или два случая, и, в частности, в какой-то груп-
пе казаков, находившейся в Лесном. Для содержания этой группы казаков в
10-15 человек нужны была определенная сумма, и на эту надобность т. Семе-
нов получил деньги от Чайковского. Более подробно этого факта вспомнить
не могу.
Еще последний существующий момент восстановления картины тогдаш-
них событий — это вопрос о подготовке выступления в день открытия и более
чем вероятного разгона Учредительного собрания. Здесь я должен всецело
подтвердить ту картину, которую нарисовал т. Семенов, ибо, конечно, не было
такого положения, что не контактная комиссия, как утверждает гр. Лихач, а
оперативный штаб отвергал план вооруженного выступления в этот день. Во-
прос этот обсуждался именно не контактной комиссией, не на каком-либо на-
шем совещании, а в том конспиративном военном штабе, который был создан
за неделю или две до момента выступления, до 5 января. Обсуждался он по
вполне определенной причине, потому что штаб был создан для того, чтобы к
определенному моменту выработать план выступления и проводить его в
жизнь. И как я знал от Семенова, тогда же, в этот же день, в канун Учреди-
тельного собрания, у членов Военной комиссии происходили прения по во-
просу о наиболее рациональном плане этого выступления. План Семенова, ко-
торый был изложен и здесь гр. Лихачем довольно верно, но в неправильном
освещении, этот, как это опять-таки здесь освещалось, на гарнизонном сове-
щании, был утвержден на этом гарнизонном совещании и оставалось только
проводить его в жизнь. То, что он был проведен в жизнь, и то, что не была
сделана даже попытка проводить его в жизнь, осуществлять этот принятый
план, о котором были осведомлены все активные партийные военные работ-
ники того времени в Петрограде, является результатом двух моментов: во-
первых, того, что первоначально выраженное согласие Лихача на этом совеща-
нии выступить в Семеновском полку с определенным призывом от фракции
с.-ров Учредительного собрания было затем по настоянию, как говорил Ли-
хач, Бюро фракции взято обратно, и, таким образом, наиболее существенный
моральный толчок к выступлению выпал. И при той оценке, которая у нас
была, настроения Петроградского гарнизона, и в частности Семеновского, вы-
пал тем самым наиболее значительный камень, на котором мы строили план
выступления, и второе, что Семенов в своем ночном разговоре с Гоцем, о ко-
тором мне говорили на следующий день, не только не получил определенной
санкции на выступление, но получил определенную директиву от ЦК самим
инициативно не выступать организаторами восстания, а ожидать массовой
вспышки, или отдельных вспышек, после которых попытаться возглавить это
развившееся восстание масс, используя те организованные силы, которые
были к тому моменту подготовлены нами. Вот та действительная картина со-
бытий, которую я считал нужным восстановить перед трибуналом.
Тагер: Разрешите мне взять слово. Я просил бы о занесении в протокол из-
вестных частей показания.
Крыленко: Я хотел спросить, кончены ли заявления? Там, кажется, было еще
заявление.
Председатель: Еще Усов просил слово.
337
Тагер: Я попросил бы занести в протокол одинаковые части из только что вы-
слушанных двух объяснений, а именно: из показаний Дашевского то, что он к са-
мому концу сказал, что со слов Семенова он знает, что Семенов не только не по-
лучил от Гоца санкции на вооруженное выступление, но получил директиву ини-
циативы к выступлению не проявлять. Точно я процитировал?
Дашевский: Да.
Тагер: И затем, из показаний Семенова у меня дословно записано, что Гоц
ему сказал, что санкции ЦК не дает, и как Семенов прибавил: «Вот почему вы-
ступления не произошло. Когда я спросил Гоца — выступать или нет, он сказал
“нет”, вот почему выступления не произошло».
Дашевский: Гр. председатель, разрешите просить занести в протокол, что я
сказал: «не выступать организаторами восстания, а ожидать развития массовой
вспышки, или отдельных вспышек, после которых попытаться возглавить это
развившееся восстание масс».
Тагер: Да, да, пожалуйста, так и было сказано.
Председатель: Обвиняемый Усов имеет слово для объяснения.
Усов: Я хотел бы разъяснить самый характер демонстрации в защиту Учре-
дительного собрания. Собственно боевых дружин до самого дня...
Председатель: Обвиняемый, вы в то время где находились и кем были в пар-
тии с.-р, что вы делали?
Усов: Я ничего не делал, был рядовым членом партии.
Председатель: А в этот момент?
Усов: Я постепенно расскажу. Боевых дружин до самого дня открытия Учре-
дительного собрания у нас в Колпине не было. Я не могу утверждать, как было в
других районах. 4 января, утром, вместе с председателем районного комитета Бе-
лецким я приехал в ЦК на Галерную, 27, и здесь меня Белецкий познакомил с
Паевским и отрекомендовал меня как человека, которого можно использовать на
боевой работе. Это Паевский по секрету рассказал такую историю, что завтра
или даже сегодня вечером, т. е. 4 января, ибо 5-го рано утром придется захваты-
вать броневики, для чего необходимо привести лихих ребят из членов партии,
которые могли бы принять в этом участие, причем он ставил условие, чтобы эти
рабочие с.-р. обязательно были с военной подготовкой, чтобы они могли дейст-
вовать не только револьвером, а и винтовкой, причем приезжать нужно было без
винтовки, а только с ручным оружием, бомбами или револьверами. Я в тот же
день вечером приехал, набрав всего человек около 30, но вооруженных было че-
ловек 7, не больше, я был без револьвера, потому что его у меня стащили. По на-
значению Паевского, если приедем вечером, мы должны были явиться в район-
ный комитет Александро-Невского района на Лиговку, 130, там был председа-
тель Дзеруль. Мы переночевали там, вечером приехало человек 12-15, и еще
приехали боевики Александро-Невского района. Они присоединились к нам
утром, и мы пошли к Московской городской заставе.
Крыленко: Будьте добры, сейчас же уточнить, назовите улицу.
Усов: Рузаевская улица, дом точно не помню. Там собралось боевиков чело-
век 40, причем Паевский рассказывал так, что если кто придет без оружия, но
умеет действовать револьвером или винтовкой, то получит оружие в Петрограде.
Через некоторое время к нам явился Кононов, этот рабочий, который был здесь.
Он объяснил нам боевую задачу, что на нашей, мол, стороне, на стороне защиты
Учредительного собрания, имеются Преображенский и Семеновский полки и
Броневой дивизион. Причем они самостоятельно не решаются выступить без
338
санкции рабочих Петрограда, для чего мы должны туда явиться и снять эти са-
мые броневики и служить им одновременно прикрытием в случае, если до того
момента, когда они дойдут до Семеновского полка и будет какое-либо нападение;
потом, по пути, снять Преображенский полк и эти все вооруженные силы дви-
нуть мирной демонстрацией, с которой, стало быть, должны были все идти к Тав-
рическому дворцу. Тут, правда, так как у меня не было оружия, то Кононов нас
всех послал в эту мирную демонстрацию. Правда, эта самая мирная демонстра-
ция по нашему понятию тогда не была вовсе демонстрацией мирной, хотя и было
предписано от районных организаций и от районного организатора, что демонст-
рация будут мирная, но я думаю, что у кого были револьверы, все захватили те,
которые приходили уже днем участвовать в мирной демонстрации. Особая деле-
гация от нас там была послана. Вот так рисовалось это все положение. Потом вы-
ступление это не состоялось. Вооружившись, наши боевики, человек приблизи-
тельно 7-8, которые ходили с Кононовым к броневикам куда-то, рассказывали,
что они сидели где-то в чайной и ничего не дождавшись, разошлись и влились
позже в мирную демонстрацию. Потом уже позже мне Кононов рассказывал, что
самый захват броневиков не состоялся потому, что он дал распоряжение от
фракции с.-р. Учредительного собрания, а без этого распоряжения, ни в коем
случае он, так сказать, военных действий не должен был начинать, и Кононов
безрезультатно прождал, этого распоряжения не последовало. Помню, он очень
сильно ругался насчет этого. Вот все, что я хотел сказать.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель т. Крыленко.
Крыленко: Я хочу прежде всего просить трибунал обратить внимание на сле-
дующие установленные здесь факты, поскольку таковые совпадают в показаниях
как той группы, так и этой группы. Это, во-первых, относительно того, что 3 сви-
детеля — Кононов, Паевский и Келер — установили наличность: Кононов —
группы вооруженных лиц боевиков, в определенном месте ожидавших распоря-
жения о вооруженном выступлении, во-вторых, Паевский — наличность такой
же группы, ожидавшей такого же характера распоряжений. Наконец, показания
Усова, пока не опротестованные, о заявлении Семенова относительно имевших
место переговоров с членами ЦК Гоцем и Тимофеевым. Равным образом, уста-
новленное показанием Келера, положение о том, что 13 броневых машин ожида-
ли определенного распоряжения о выступлении. Затем, установленное показа-
ниями Келера наличие органа, который одним обвиняемым угодно называть
контактной комиссией, а другим обвиняемым — боевым штабом, причем уста-
новлено не только наличие этого оперативного центра, но и его местопребыва-
ние, далее, установление равным образом по показаниям свидетелей и обвиняе-
мых, маршрута предполагаемого вооруженного выступления, а именно, первона-
чально от некоей рабочей манифестации, подходящей к Броневому дивизиону,
расположенному не то у Балтийского, не то у Царскосельского вокзала, движе-
ние затем направляется к Семеновскому полку, расположенному на Владимир-
ском или Загородном проспекте, затем, минуя все этапы, к Преображенскому
полку и потом к Таврическому дворцу; из показаний Лихача, что указанное дви-
жение должно было, захватив броневые машины в составе 13 штук, должны
были двигаться к Семеновскому полку и вместе с другими, построенные в бое-
вом порядке, как военные части, двигаться дальше к цели для передачи себя, как
указано, в распоряжение Учредительного собрания. И затем из показаний Да-
шевского и Семенова, не противоречащих и не разноречащих друг с другом, я
прошу отметить относительно характера подготовительной работы, которая по
339
этому поводу совершалась Военной комиссией при участии указанных выше гра-
ждан Лихача, Гоца, Тимофеева и Герштейна. Вот пока то, на что я прошу
обратить внимание.
Одновременно, поскольку наступает момент предъявления ходатайств, я буду
ходатайствовать о приобщении бюллетеня Всероссийского союза...
Председатель: Я еще не предоставил вам возможности перейти к ходатайст-
вам. Сейчас мы заканчиваем. У меня целый ряд предварительных заявлений. Мы
на этом заявлении обвиняемых кончаем.
Тимофеев: Я прошу слово для того, чтобы сократить протоколирование.
Председатель: Завтра утром вы получите слово.
Крыленко: Завтра утром я прошу предоставить право допроса.
Председатель: Прежде всего будем действовать по порядку. Прежде всего
трибунал получил следующее заявление государственного обвинителя Луна-
чарского, которое я прилагаю и оглашаю (читает): «Председателю Верховного
трибунала по делу с.-р. Уважаемый товарищ председатель. Подсудимый Гоц в
своих объяснениях, данных им на утреннем заседании в понедельник 12 июля,
позволил себе личный выпад против меня, заключающийся в следующих сло-
вах: “Для моральной квалификации обвинителя Луначарского напомню факт,
что до Октябрьской революции он, Луначарский, обращался ко мне, Гоцу, с
просьбой засвидетельствовать, что он не провокатор”. Так как я лишен во вре-
мя процесса вступать в полемику по личному вопросу, будь то на заседании
суда или в печати с гражданином Гоцем, то я поэтому считаю необходимым
просить вас приложить настоящее мое заявление к протоколу как для разъяс-
нения инцидента, так и для “моральной квалификации” самого гражданина
Гоца. Дело заключается в следующем. Месяца за три до Октябрьской револю-
ции я и несколько других товарищей узнали, что в каком-то губернском жан-
дармском управлении найден список сотрудников охранки, в котором числятся
Троцкий, я и еще более 10 безукоризненных революционеров. Немедленно по
соглашению с тов. Троцким я обратился, если не ошибаюсь, в Министерство
внутренних дел, где указанный мне чиновник (фамилии которого я не помню)
заявил мне, что дело давно выяснено: какой-то жандарм «с пьяных глаз», как
мне сказал чиновник, нечаянно занес в книгу сотрудников охранки сообщен-
ный центральным жандармским управлением список лиц, арестованных в этом
месяце. Вместе с тем чиновник этот сказал мне, что дело это обследовано това-
рищем председателем ВЦИК Гоцем, который и может дать мне соответствен-
ные разъяснения на случай какого-нибудь инцидента. Я немедленно обратился
к гражданину Гоцу с просьбой опубликовать результаты его расследования.
Гражданин Гоц обещал мне это сделать, но не сделал. Недели две спустя какая-
то черносотенная газетка опубликовала подозрения против меня и Троцкого на
основании этого списка. Я снова обратился к гражданину Гоцу, указывая ему
на то, что его прямой долг немедленно разъяснить это глупое недоразумение.
Опять любезное обещание со стороны гражданина Гоца и ничего больше. Тогда
я вынужден был сам в газете “Новая жизнь”, номера точно я не помню, разъяс-
нить всю эту историю, с которой никто после этого не поднимал ни одного сло-
ва. Предоставляю судить трибуналу, а впоследствии, конечно, и доведу до ши-
рокой публики, как следует квалифицировать выпад гражданина Гоца, считаю-
щего мое обращение к нему и его^ неприличный фактический отказ выполнить
свой долг по отношению ко мне как имеющее какую-то силу отрицательную
морально квалифицировать меня. Общ. об. А. Луначарский».
340
Гоц: Позвольте мне слово к заявлению.
Председатель: Прилагается к протоколу заявление обвинителя. Я по этому
поводу никаких слов не даю. В свое время я не давал никаких слов по личным
вопросам ни защитнику Либкнехту, ни обвинителю Луначарскому и впредь ни-
каких слов по такому поводу давать не буду. В письменной форме подавать заяв-
ления трибуналу имеете право. Слово для заявления, поданного мне еще утром,
имеет гр. Вандервельде. Citoyen vandervelde, vous avez la parole.
Вандервельде: Je veux mettre au Tribunal la question a laquelle les accuses et la
defense attachent une importance extreme. Il s’agit de la publicite stenographique a
donner a ces debats. Je me souviens, citoyens, qu’au debut de ce proces la defense a
demande qu’on lui communique tous les jours le stenogramme officiel afin de lui
permettre de faire ses observations. Cette demande n’a pu etre accueuilli pour des
raisons que, d’ailleurs, je suis assez dispose a admettre. Mais dans ces conditions les
accuses demandent au Tribunal 1’autorisation de faire prendre eux-meme un
stenogramme ayant necessairement un caractere prive. Si je suis bien informe, le
Tribunal ne serait pas dispose a leur accorder cette autorisation. On invoquera
certaines difficultes materielles: le manque de places, le nombre restreint de cartes
d’entree. Mais je voudrais dire que pareilles objections ne paraissent pas avoir de
raisons d’etre parce que le personnel de la stenographie officiel pourrait donner une
copie ulterieure ou bien un autre personnel pourrait faire le compte-rendu
stenographique. D’autre part, j’attire 1’attention, de la fagon la plus pressante, du
Tribunal sur 1’importance de cette question au point de vue des accuses. Ce proces
n’est pas un proces ordinaire, il met en cause toute 1’activite d’un grand parti au cours
de la revolution russe. Les accuses defendent ici leur liberte, et plus que leur liberte —
leur honneur, leur honneur socialiste. Or, quelles garanties ont-ils au point de vue de
la publicite? Le stenogramme officiel ils n’ont pas le droit.la presse etrangere elle
n’est representee ici que d’une maniere tout fait insuffisante, enfin, la presse officielle
contient des compte-rendus qui sont d’une inexactitude flagrante, de sorte, que si les
accuses n’ont pas le stenogramme ils ne pourront pas le faire parvenir devant 1’opinion
publique.
(Председатель пытается остановить оратора, но переводчик Муравьев не пе-
реводит требование председателя.)
Председатель: Я прошу уже переводчика, раз гр. Вандервельде не обращает
внимания на мои звонки, останавливать Вандервельде, немедленно переводя мои
замечания. Если гр. Вандервельде не будет исполнять требование трибунала, я
буду вынужден поставить вопрос о допустимости дальнейшего исполнения им
обязанностей защитника. Вообще же иностранная защита и иностранное обвине-
ние возможны лишь при условии быстрого и точного перевода распоряжений
председательствующего переводчиками, кто бы такую роль ни выполнял, и если
переводчики не будут своевременно останавливать иностранных защитников и
обвинителей, трибунал сочтет себя обязанным принять решительные меры для
установления необходимого порядка.
Вандервельде: Je dis, citoyens, que le stenogramme que les accuses demandent a
faire eux-meme est pour eux la seule garantie absolue que leur droit de defense serait
respecte. Et-j’ajoute que si cette garantie n’est pas accordee aux accuses, je la demande
au Tribunal au nom de 1’une des Internationales, au nom de la Seconde Internationale
que je represente ici. Je le demande en vertu de 1’engagements qui out ete pris a Berlin
par les delegues de la 3-e Internationale. Dans la discours, qu’il a prononce au cours de
la Conference, le citoyen Radek s’est exprime de la maniere suivante: le droit vous sera
341
donne de prendre tons les stenogrammes que vous voudrez et tons les compte-rendus
que vous voudrez. Vbici, d’ailleurs le texts de ce discours. Il у a plus qu’un discours, il у
a une resolution qui a ete signee par Radek, par Frossart, par Klara Zetkin et qui a ete
votee a 1’unanimite par la Conference, у compris les delegues de la 3-e Internationale,
par exemple, le citoyen Boucharine. Or, cette resolution dit de la maniere la plus
formelie que chacune des Internationales pourra faire prendre le compte-rendu
stenographique des debats. On m’objectera ce qui a ete deja objecte que les
declarations de la 3-e Internationale n’engagent pas et ne peuvent pas engager le
Tribunal. J’ai deja repondu a cet argument et je me reserve d’y revenir lorsqu’ il s’agira
des questions infiniment plus graves que celles que nous discutons en ce moment.
Mais toutes reserves faites a cet egard, et ces reserves sont faites expres, je rapelie au
Tribunal que dans un incident anterieur il avoua, du moins Га-t-il declare qu’il
attribuait une grande importance aux declarations de la 3-e Internationale, et a tel
point qu’il a interroge le citoyen Radek a ce sujet.
Dans ces conditions nous pouvons resumer, je demande au Tribunal de faire
honneur a la parole des delegues de la 3-e Internationale. Si notre demande n’etait pas
accueillie il en resulterait non seulement un prejudice grave au point de vue des droits
de la defense, mais j’ajoute, qu’il en resulterait egalement un discredit moral pour la
3-e Internationale, avec laquelle nous avons fait accord.
Je veux croire, que dans ces conditions ma demande sera appuyee par les defenseurs
des autres accuses parmi lesquels siegent des membres de la 3-e Internationale et
d’autres. Or, je demande au Tribunal, et je le lui demande avec insistance, de ne pas
ajouter un grief nouveau aux griefs qui ont ete deja emis dernierement par le camarade
Rosenfeld.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель тов. Крыденко.
Крыленко: Прежде всего я должен просить о занесении в протокол того
обстоятельства, что перед речью гр. Вандервельде и перед тем, как гр. Му-
равьеву было угодно взять на себя роль переводчика, я просил слово для того,
чтобы сделать заявление формального характера, но его не получил. Поэтому
я сейчас использую это право и считаю необходимо заявить: до тех пор, пока
не установлено формального переводчика, тем не менее установился в течение
процесса модус, заключающийся в том, что были установлены следующие два
переводчика — для перевода с немецкого на русский гр. Розенталь и для пере-
вода с французского на русский гр. Липокеров. Лично я не возражал тогда
против допущения такого порядка, поскольку в прошлом у меня не было ни
одного факта, который позволил бы мне сомневаться в том, что указанные два
гражданина в области процессуальной и в области ведения процесса будут
вполне точно исполнять те общие принципы ведения переводов на судебном
заседании, которые общеприняты на судебных процессах. Вот почему я про-
сил слово для протеста против того, чтобы было дано слово для перевода, в
изъятие этого установленного порядка, гр. Муравьеву. В данном случае я про-
тестовал потому, что у меня таких данных для полного доверия в отношении
гр. Муравьеву нет. Я свое формальное слово протеста желал использовать по-
тому, что уже в течении этого процесса у меня имелись данные для формаль-
ного протеста против передачи этой функции гр. Муравьеву. Мой протест, ко-
торый не мог быть формально заявлен, оказался правильным, так как, несмот-
ря на заявления гр. председателя об остановке перевода, таковой перевод
остановлен гр. Муравьевым не был. Я прошу посему: до того момента, когда
будет установлен формальный переводчик, сохранить тот порядок, против ко-
342
торого обвинение не протестует, и впредь, буду ходатайствовать от этого по-
рядка отступлений трибунала не допускать. Что на указание или ссылку
гр. Вандервельде или Муравьева на берлинское соглашение, я принужден
апеллировать к статье закона, устанавливающего в процессе определенный по-
рядок. Стенограмма есть отражение того, что происходит на процессе, и явля-
ется уточненным протоколом судебного заседания. С этой точки зрения хода-
тайства обвиняемых и защиты о допущении частного протокола судебного за-
седания ни с какой точки зрения формально допущено быть не может.
И самое возбуждение этого ходатайства является совершенно недопустимым
отступлением от тех принципов, на которых ведется судебное заседание; по-
этому я полагаю, что это ходатайство должно быть отклонено. Дальше, если
мы перейдем к установлению фактов, которые уже имели место на этом су-
дебном заседании и ссылке на имевшее место постановление Революционного
трибунала, то постановление о стенограмме уже состоялось. Я позволю себе
напомнить, что стенограмма получает юридическое бытие только после мо-
мента утверждения ее председателем трибунала. Отсюда ходатайство защиты
может быть направлено только в плоскости устранения технических трудно-
стей, которые до сих пор по тем или иным обстоятельствам препятствовали
проведению в жизнь постановления трибунала, и только. Вот еще один фор-
мальный довод, который я должен привести для того, чтобы обосновать, что
ходатайство защиты должно быть в той форме и содержании, в котором оно
заявлено, отклонено. Чтобы подтвердить это свое обоснование еще раз ссыл-
ками на закон, я с одной стороны укажу на соответствующую ст. 23 Основно-
го положения, в которой говорится, что о ходе заседания ведется протокол,
где отмечаются главные моменты рассмотрения дела и т.д. Поскольку в дейст-
вующем законе не установлены детали о порядке ведения этого протокола и в
особенности о порядке сообщения его сторонам, нам приходится апеллиро-
вать к другому закону, принятому, который разъясняет, детализирует, дает
указующие вехи по вопросам, которые в действующем законе не установлены.
В данном случае я имею в виду 432 ст. Уголовного процессуального кодекса,
где точно говорится: выдача копий протокола судебного заседания сторонам
допускается лишь в случае подачи ими кассационной жалобы. Поскольку в
Верховном трибунале кассационного обжалования не допускается, поскольку
этот случай нашим законом целиком в отношении Верховного трибунала ис-
ключается. Вот соответствующие нормы, которые совершенно определенно и
ясно устанавливают и неправомерность ходатайства защиты, и его принципи-
альную неправильность. Я поэтому полагаю, что вопрос может быть разрешен
только в одной плоскости: ходатайство защиты, несмотря на все доводы, ка-
кие бы она тут ни приводила, по формальным соображениям удовлетворению
не подлежит.
Председатель: Защитник Тагер.
Тагер: Вы согласитесь, что вопрос имеет совершенно ясно две стороны: обя-
зан ли трибунал допустить такую стенограмму, и второй вопрос — имеет ли
право Верховный трибунал допустить такую стенограмму. Соображения защит-
ника Вандервельде были посвящены вопросу о том, что на основании тех или
иных соображений должна была быть допущена стенограмма. По этому вопро-
су я ничего не могу прибавить. А вот обвинитель Крыленко аргументировал на
тему о том, что трибунал не имеет права допускать такой стенографической за-
писи, и по этому вопросу позвольте мне возразить. Вероятно, гр. Крыленко ни-
343
чего не имел бы против того, что если бы узнал, например, что я, умея стено-
графировать, точно стенографирую процесс. По-видимому, никакой беды от
этого не произошло бы в особенности, если бы я к сему прибавил, что запись
эта имеет частное значение, ни на какую официальную силу не претендует, с
официальным протоколом не конкурирует и заменять его не собирается. Во-
прос, значит, исключительно технический — можно ли допустить в публичном
заседании по вопросам, не имеющим никакой тайны, не составляющим никако-
го секрета, в помощь защите допустить ведение стенографической записи, кото-
рая день ото дня облегчала бы нам справки о фактах предшествующих дней и
поставила бы нас в такое положение, когда бы мы нужную нам справку на сле-
дующий день имели бы, а не были бы принуждены по причинам, вполне ува-
жительным в таком сложном процессе, получать ее на 5-й или 6-й день. Вот к
чему, во-первых, сводится вопрос. Во-вторых. Так как все сие публично, так
как все сие не составляет никакого секрета, то и стенограмма может быть, как
моя любая запись, как мое любое воспоминание о процессе, и публикуема, и
печатаема, и издаваема и т. д. Словом, совершенно нет нужды по этому поводу
цитировать тот самый кодекс, который нельзя было раньше цитировать, потому
что он еще не введен в действие, и сказать, что вы, трибунал, не имеете права
на основании таких-то и таких, то статей, по которым там ведется официаль-
ный протокол, разрешить нам, посредством специального способа записывать
более подробно, чем вы, не обладая стенографическими знаниями, умеет. Вот к
чему, в конце концов, сводится вопрос. И если вы разрешите, что вы имеете
право допустить такую стенографическую запись, тогда юридического вопроса
не остается, тогда остается один вопрос, технический, который при желании
можно было бы разрешить, ибо нет такого положения, о котором можно было
бы сказать, чтобы в этом наиболее объемистом зале Москвы нельзя было поса-
дить несколько человек стенографисток.
Председатель: Слово имеет защитник Бухарин.
Бухарин: Я от имени защиты этой группы подсудимых заявляю следующее.
Мы не возражаем против возможности допущения частной стенограммы той
группой защитников, но мы в то же время заявляем от имени все нашей группы
защитников, что для нас вполне достаточно тех официальных стенограмм, кото-
рые до сих пор были в распоряжении Верховного трибунала и нас. Но я со всей
силой и со всей энергией буду возражать против той аргументации, которую бла-
гоугодно было развить здесь гр. Вандервельде. Во-первых, гр. Вандервельде в ка-
честве адвоката в особенности должен знать, что никакого Берлинского соглаше-
ния в данное время формально, юридически не существует {аплодисменты в
зале). Мы полагаем, что совершенно неправильно представлять себе договорные
отношения таким образом, чтобы одна сторона все условия выполняла, тогда как
другая сторона на соблюдение условий плевала. Главным условием нашего Бер-
линского соглашения, ради которого мы пошли на большие уступки, и эти ус-
тупки признавались всеми нами с самого начала, был созыв не маленькой, отно-
сительно вещи, как, скажем, процесс эсеров и обсуждение дела эсеров, а созыв
всемирного рабочего съезда в борьбе с капиталом. И это условие 2-й Интерна-
ционал выполнить отказался, соглашение порвал, и я только удивляюсь, мягко
выражаясь, смелости гр. Вандервельде, когда он, несмотря на весь наш адвокат-
ский стаж, забывает об этом основном вещающем факте. Соглашение Берлина с
организацией девяти со стороны 2-го Интернационала порвано, не существует и
совершенно бессмысленно юридически апеллировать к Берлинскому соглаше-
344
нию. (Аплодисменты.) С другой стороны, мы утверждаем, что в настоящее время
дело Верховного революционного трибунала, как и раньше, впрочем, это надо
было решать, исходя из существа дела. С другой стороны, мы полагаем, что лю-
бая частная организация, будь то Лига Наций, 2-й желтый Интернационал, Сы-
скное агентство, Бюро Пинкертона или «Технишес Хилфбюро» имеют право
возбуждать те или иные ходатайства перед правительством российского пролета-
риата. (Аплодисменты.)
Председатель: Очевидно, состав слушателей изменился. Я предупреждаю,
что на заседаниях Верховного революционного трибунала аплодисменты не до-
пускаются. Слово имеет государственный обвинитель т. Крыленко.
Крыленко: Я буду категорически протестовать против заявления защитни-
ков. Я полагаю, что дело трибунала в данном случае отделить в этом заявлении
то, что действительно и точно может быть признано соответствующим положе-
нию вещей, и то, что таковым признано быть не может. Прежде всего защитнику
гр. Тагеру было угодно заявить, что если бы он, защитник Тагер, обладал способ-
ностью стенографировать, то он стенографировал бы то, что ему нравится, и
имел бы полное право этим воспользоваться. Против этого его права стенографи-
ровать все то, что дозволено делать в трибунале, никто не возражает. Вопрос сто-
ит о том, как относиться к тем документам, тем результатам его работы и его сте-
нограммы, которые он в данном случае хочет использовать. Вот его собственные
слова: и которые должны заменить официальную стенограмму.
Тагер: Ничего подобного, не должны заменить.
Крыленко: Я записал буквально ваши слова. Я заявляю, что против этого по-
ложения я категорически, всеми силами принужден протестовать. Всякая ссылка
на какой-нибудь факт, который имеет место на судебном заседании, получает свое
значение только тогда, когда либо он занесен в протокол, либо занесен в офици-
ально заверенную стенограмму. До тех пор, пока это не сделано, никакая стено-
грамма, частная или иная, или просто запись такого значения иметь не будут.
Тагер: Верно.
Крыленко: Вот почему ваше заявление о допущении этого для того, чтобы
иметь техническую возможность заменить...
Тагер: Для нас.
Крыленко: Заменить для вас протокол ничего, кроме действительного прото-
кола, не может. Вот почему я полагаю, что в заявлении защиты нужно разграни-
чить для явления
Председатель: Слово имеет защитник гр. Розенфельд.
Розенфельд: Ich bedauere sehr, dass nach einer Roihe von Verhandlungen in den
letzten Tagen jetzt diese Frage oft aufgeworfen wird. Ich war erfreut nach dem
stiirmischen Anfang der ersten zwei Tage, dass die letzten zwei Tage der Verteidigung
die Moglichkeit gaben, die Interessen der Angeklagten zuwahren; und ich hatte die
Hoffnung, dass wir nach Deutschland zurockkehren werden und dort sagen konnen,
es war der Individualitat der Beschuldigten die Moglichkeit gegeben, sich zu
verteidigen, wie es notwendig ist. Wir stehen jetzt vor einer Frage der Endscheiaung,
einer Frage, die allerdings von Bedeutung ist fiir die Bearteilung des Rechtes der
Angeklagten, ihre Interesse zu verteidigen. Ich bedauere das umsomehr, als es sich urn
eine Frage handelt, welche das Gericht im Sinne der Interessen unserer Angeklagten
beschliessen kann, ohne die Pflichten des Gerichtshofes dabei zu verletzen. Ich kann
als Verteidiger der Angeklagten nicht zu geben, dass die Berliner Vereinbarungen mit
einer Handbewegung abgeschottelt werden.
345
Ich muss ganz beschieden bestreiten, dass Genosse Bucharin das Recht hat, wie er
gesagt hat, zu sagen, die Berliner Vereinbarungen unter bestimmten Bedingungen
getroffen worden sind, sondern die Pflichten der 3. Internationale sind unabhangig
von irgendwelchen weiteren Ereignissen auf der Berliner Konferenz angenommen
worden. Es ist allerdings richtig, dass die 3. Internationale zugestimmt hat den
getroffenen Vereinbarungen, dass der Weltarbeiterkongress stattfinden soil.
Das war aber nur die Absicht der 3. Internationale. Die Pflichten, die die 3.
Internationale iibernommen hat, sind nicht abhangig von dem Zustandekommen des
Weltarbeiterkongresses. Der Welarbeiterkongress wird kommen. Sie hindern uns aber,
Genosse Bucharin, wenn Sie jetzt erklaren, dass die Berliner Vereinbarungen kceine
Geltung haben keinen.
In dem Berliner Abkommen ist ausdriicklich ausgesprochen worden, was Genosse
Wanderwelde bereits zitiert hat, namlich dass das Recht bestehen soli, in diesem
Prozess stenografische Aufnahmen zu machen zwecks Veroffentlichung. Diesem Recht
ist zugestimmt werden durch alle Parteien der drei Internationalen. Dieses
stenografisches Protokoll ist etwas anders, als das Gerichtsprotokoll. Dieses
Gerichtsprotokoll herzustellen, ist Sache des Gerichts. Es liegt uns fern, dieses Recht
des Gerichtshofes anzugreifen. Wir wonschen nur for uns das stenografische
Aufnahmen der Gerichtsverhandlung for die Publikation, welcher die Exekutive der
drei Internationalen zugestimmt hat. Wir miissen auch hier um Enscheidung bitten,
ob Sie die Berliner Vereinbarungen als goltig betrachten oder nicht. Diese Frage ist
besonders wichtig, da die Frage der Zulassung der Verteidiger noch offen steht. Diese
Frage ist der Exekutive vorgelegt worden. Das Gericht hat das Berliner Abkommen
anerkannt durch die Tatsache, dass die auslandischen Verteidiger zugelassen hat. Auf
diese Tatsache stotze ich mich, und gestotzt auf diese bitte ich, uns das Stenogrammzu
oberlassen.
Линекеров (обращаясь к председателю)-. Защитник гр. Вандервельде просит
слово для краткого заявления.
Председатель: Пожалуйста.
Вандервельде: Je demande la parole pour une courte declaration que je tiens a
ajouter aux arguments que le camarade Rosenfeld vient de deposer au citoyen
Boucharine. Le citoyen Boucharine a cru son devoir d’ajouter a ses arguments un
outrage pas a ma personne, mais contre les grandes organisations ouvrieres que je
represente ici. Je viens a declarer que je ne repondrai pas a ces attaques ni a d’autres
attaques qui auraient etre dirigees contre nous au cours de ces debats. Je n’y repondrai
pas parce que le President aurait le droit de me rappeler a 1’ordre, car le proces qui se
plaide ici n’est pas un proces de Г Internationale, c’est le proces des s.-r. Je ne me
laisserai prendre par aucune prerogative. J’accomplirai ici la seule tache que j’ai
assumee. Et le jour ou Boucharine et les autres de ses amis voudrons un debat sur la
politique generale je leur donne rendez-vous ou et quand ils voudrons, mais dans les
conditions egales, devant une salle qui ne soit pas faite a 1’avance et avec une presse
qui rende impartialement les debats, qui donne un compte-rendu exact. Je suis ici un
avocat, je ne suis pas un homme politique.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель тов. Луначарский.
Луначарский: Я от лица государственного обвинения выражаю самый катего-
рический протест против того, что здесь вновь вмешивается в вопрос процессу-
ального характера обязательство, НЗйтое на себя 3-м Интернационалом по отно-
шению ко второму. На том рандеву, которое Вандервельде предлагает Бухарину,
они могут говорить о весомости или невесомости того или другого обязательст-
ве
ва, а здесь трибунал должен решать вопрос исключительно на основании закона
и прецедента. Если гр. Вандевельде угодно найти, что трибунал нарушает обяза-
тельство, взятых 3-м Интернационалом, он благоволит обратиться к 3-му Интер-
националу, наверно, что трибунал допустил Вандервельде и других иностранных
защитников на основании решения 3-го Интернационала. Он допустил их на ос-
новании распоряжения Народного комиссариата юстиции. Когда народный ко-
миссар юстиции в порядке надзора и контроля заявит, что с точки зрения прави-
тельства необходимо сделать те или другие изменения в процессуальном поряд-
ке суда, то трибунал примет это в соображение. Никаких прямых указаний на
какие бы то ни было и сколько бы то ни было политические, моральные и какие
угодно соглашения близких и компетентных для трибунала институций, ника-
ких ссылок здесь быть не может, и я считаю, что самые дебаты с того самого мо-
мента, как гр. Вандервельде стал ссылаться на эти обязательства, велись непра-
вильно и не должны были иметь места.
Председатель: Слово имеет защитник Тагер.
Тагер: Краткое фактическое сообщение. С точки зрения закона нет препятст-
вий для ведения стенограммы, а с точки зрения прецедентов позвольте указать
два таких: на процессе Главтопа в Верховном трибунале велась соответствующая
частная стенограмма части процесса и также в Московском трибунале, как из-
вестно Верховному трибуналу, на процессе о Главметалле, ВСНХ велась в
течение 3 суток официальная стенограмма для ВСНХ.
Председатель: Я прежде всего должен еще раз констатировать, что гр. Таге-
ру угодно смешивать факты, на которые он ссылается, и факты, которые имели
место, но не в том освещении, которое угодно представлять гр. Тагеру. Прежде
всего в отношении стенограммы, которая имела место в Верховном трибунале
на процессе Главтопа, каковая стенограмма ни в какой мере и никакого доку-
мента собою не являла и в течение процесса никем равным образом использо-
вана не была.
Тагер: И мы не просим...
Крыленко: Извините, пожалуйста. Эта стенограмма велась, но не фигуриро-
вала в качестве материалов для ссылок.
Тагер: И не будет фигурировать.
Крыленко: В качестве материалов для проверки и для доказательства.
Одно из двух, или гр. Тагеру было угодно, как он заявил, иметь стенограмму
для технических надобностей для процесса и для ссылок, или ему угодно
было иметь их на память после процесса, как было на процессе Главтопа, где
была стенограмма, но ни одного слова из нее не было использовано до конца
закрытия судебного заседания. Это две вещи совершенно различные и смеши-
вать их незачем. Нечего утверждать фактов, которые места тогда на судебном
заседании не имели. Поэтому я полагаю, что эти ссылки как совершенно не
отвечающие действительности должны быть абсолютно отстранены и никако-
го доказательного содержания здесь не имеют. Возвращаясь же в вопросу чис-
то формальному, я должен указать и еще раз настаиваю на том, что протокол
судебного заседания согласно точному смыслу закона может быть вручен
только после конца судебного заседания, и тогда на него возможно приносить
замечание, тогда, когда он нужен будет сторонам для констатирования какого-
нибудь факта, для кассационного обжалования, и только. Вот почему и то, что
раньше было постановлено о том, что для облегчения ссылок на те или другие
факты, имевшие место в судебном заседании, допускаются заверенные предсе-
347
дателем трибунала и в этом смысле с точки зрения чисто формальной было
отступление от действующих правил. Вот почему я полагаю, что никаких
дальнейших уступок в этом процессе, каких бы то ни было шагов со стороны
граждан защитников иностранных или русских в этом отношении их желание
использовать их права, как это прекрасно доказал тов. Луначарский для дела,
непосредственно не связанного с судебным процессом или для каких-нибудь
иных целей, допущено быть не может. И я очень буду ходатайствовать перед
трибуналом раз и навсегда на этом маленьком примере поставить в соответст-
вующие рамки граждан защитников той стороны.
Председатель: Трибунал совещается.
Председатель: Верховный трибунал определил:
1)	Занести в протокол протест государственного обвинителя по поводу пере-
вода первой речи Вандервельде с французского на русский защитником Муравь-
евым.
2)	Ввиду того что председатель трибунала не заметил своевременно протеста
государственного обвинителя по поводу перевода Муравьевым речи Вандервель-
де, перевод Муравьева из стенограммы изъять и перевести с французской стено-
граммы на русский язык.
3)	По поводу ходатайства о частном стенографировании процесса Верховный
трибунал определил, ввиду того что в заявлении защитника Тагера совершенно
ясно указано, что данная стенограмма должна носить совершенно частный ха-
рактер, отнюдь не имеющий никакого документального значения, ввиду этого
Верховный трибунал считает, что данное ходатайство защиты адресовано не по
адресу, ибо Верховный трибунал частными делами не занимается и по сему
случаю ходатайство защиты как беспредметное для трибунала — не рассмотреть.
Объявляется перерыв до 12 ч. завтрашнего дня.
Председательствующий суда Верховного трибунала ВЦИК
по делу партии с.-р. (подпись) Пятаков
Т. 23. Машинопись
Копия.
Именной комментарий
Авксентьев Николай Дмитриевич (1878-1943) — из семьи чиновника.
С 1897 г. — студент юридического факультета Московского университета.
В 1899 г. возглавлял студенческие выступления против царских властей, за что
был исключен из университета и выслан в Пензу. Осенью 1899 г. выехал в Герма-
нию, где учился в Берлинском и Лейпцигском университетах. В Галльском уни-
верситете защитил докторскую диссертацию по философии Ницше. Одновремен-
но активно участвовал в кружке российских студентов в Германии, сотрудничав-
ших с эсерами. В 1905 г. вернулся в Россию и вступил в ПСР. Вскоре был
кооптирован в ЦК этой партии и вошел в редакцию газеты «Сын народа». Актив-
но работал в исполкоме Петербургского СРД, защищая в нем представителя эсе-
ров М. А. Натансона. В 1906 г. осужден по процессу Петербургского СРД, был ли-
шен всех прав, состояния и сослан в Общарск (Салехард) Тобольской губернии,
откуда в 1907 г. бежал за границу, где активно сотрудничал в эсеровских изданиях.
В годы Первой мировой войны — один из лидеров эсеров-оборонцев. После Фев-
ральской революции, в апреле 1917 г., вместе с рядом руководителей ПСР вернул-
ся в Россию и активно включился в политическую жизнь. В мае 1917 г. на Первом
Всероссийском съезде КД был избран председателем исполкома Всероссийского
СКД. В июле был назначен министром иностранных дел во Втором коалиционном
правительстве. Участвовал в государственном совещании в Москве. 2 сентября
ушел в отставку с поста министра. В этом же месяце был избран председателем
Временного совета Российской республики (Предпарламента). В ночь на 26 ок-
тября участвовал в создании Комитета спасения родины и революции. От Пензен-
ского избирательного округа был избран в члены Учредительного собрания. В де-
кабре 1917 г. арестован и заключен в Петропавловскую крепость, откуда освобож-
ден по просьбе левых эсеров. В марте 1918 г. — один из организаторов Союза
возрождения России. В сентябре 1918 г. на Уфимском государственном совеща-
нии избран председателем Временного всероссийского правительства (Директо-
рии). В ноябре 1918 г. после захвата власти А. В. Колчаком арестован и выслан в
Китай. В 1919 г., приехав в Париж, выступал против решения 9-го Совета ПСР от-
казаться от вооруженной борьбы с большевиками. 24 февраля 1922 г. Президиу-
мом ГПУ был включен в список эсеров, которым в связи с организацией процесса
по делу ПСР было предъявлено обвинение в антисоветской деятельности. Дело
выделено в связи с нахождением за границей. В 1920-1940 гг. являлся членом ре-
дакционной коллегии журнала «Современные записки», был членом масонских
лож «Северная звезда» и «Свободная Россия». В октябре 1940 г. в связи с оккупа-
цией Франции фашистской Германии переехал в Нью-Йорк, где с началом Вели-
кой Отечественной войны защищал оборонческую позицию и призывал к актив-
ной помощи советскому народу и государству в борьбе с немецкими фашистами.
Агапов Владимир Владимирович (1890-1937) — из московских мещан.
Окончил историко-филологический факультет Московского университета.
В партии эсеров с 1909 г. С марта 1917 по март 1918 г. — член исполнительного
комитета Московского совета рабочих и солдатских депутатов и президиума Мо-
сковского областного бюро СРСД. В марте - апреле 1919 г. редактировал газету
«Дело народа». В декабре 1919 г. впервые был арестован ВЧК, в апреле 1920 г.
освобожден. В марте 1921 г. вновь арестован ВЧК. В феврале 1922 г. привлечен в
качестве обвиняемого по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при
ВЦИК осужден к расстрелу. На следующий день тот же судебный орган заменил
349
ему высшую меру наказания на 10 лет лишения свободы. По отбытии этого срока
по постановлению Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 3 января 1931 г.
выслан в Ишим на 3 года. В сентябре 1933 г. срок ссылки продлен на 2 года, а в
сентябре 1935 г. — еще на 3 года. 10 февраля 1937 г. арестован УНКВД Сверд-
ловской области «как член контрреволюционной эсеровской организации» и по-
становлением тройки УНКВД этой области от 13 октября 1937 г. приговорен к
расстрелу. Постановление исполнено 14 ноября 1937 г. Реабилитирован.
Агранов (Соринзон) Яков Саулович (1893-1938) — из рабочих. В револю-
ционном движении с 1911 г., член ПСР в 1912-1915 гг., член Гомельского коми-
тета ПСР (1914-1915). В партии большевиков с 1915 г., находился в енисейской
ссылке. В 1917 г. секретарь Полесского губкома РСДРП (б). В 1918-1919 гг. —
секретарь Малого Совнаркома РСФСР. С 1919 г. в органах ВЧК. В 1919—
1921 гг. — особоуполномоченный, начальник отделения ОО ВЧК. В 1922 г. —
один из основных следователей ВЧК-ГПУ по делу ПСР. В 1922-1923 гг. — на-
чальник Особого бюро по делам административной высылки антисоветских эле-
ментов и интеллигенции по СОУ ГПУ. 1923-1931 гг. — заместитель начальника
СО ГПУ-ОГПУ СССР, начальник СО ГПУ, помощник начальника СОУ ОГПУ
СССР. В 1931 г. - начальник СПО ОГПУ СССР. В 1931-1933 гг. - ПП ОГПУ
Московской области, начальник ОО МВО. В 1933-1937 гг. заместитель предсе-
дателя ОГПУ СССР, первый заместитель наркома внутренних дел, начальник
ГУГБ НКВД СССР. В декабре 1934 г. врид начальника УНКВД Ленинградской
области. С апреля 1937 г. — начальник СПО ГУГБ НКВД СССР. С мая 1937 г. —
начальник Саратовской области. Комиссар госбезопасности 1-го ранга. 20 мая
1937 г. арестован ГУГБ НКВД СССР и 1 августа 1938 г. Военной коллегией Вер-
ховного суда СССР осужден к расстрелу. Вдюабилитации отказано.
Альтовский Аркадий Иванович (1880-1975) — уроженец Саратовский губер-
нии. С 1900 г. в составе молодежных групп партии эсеров начал принимать уча-
стие в революционном движении. Неоднократно подвергался арестам, содержался
в тюрьмах, находился в ссылках. С 1907 г. — в эмиграции во Франции, где входил
в Парижскую группу содействия ПСР. Окончив политехнический институт, рабо-
тал в Гренобле инженером-электриком. В августе 1917 г. вернулся в Россию, после
чего работал в Саратовском комитете ПСР. В 1919 г. был кооптирован в ЦК ПСР.
Вскоре арестован органами ВЧК. В феврале 1922 г. привлечен в качестве одного
из обвиняемых по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК
осужден к расстрелу. Постановление Президиума ВЦИК приговор этот был ут-
вержден, но исполнение его приостановлено. И января 1924 г. постановлением
Президиума ЦИК СССР высшая мера наказания была заменена на 5 лет лишения
свободы. По отбытии срока наказания постановлением Особого совещания при
Коллегии ОГПУ от 28 ноября 1924 г. выслан в г. Чардынь на 3 года. 13 февраля
1925 г. дело его было пересмотрено, и он выслан в Темир-Хан-Шуру (Дагестан).
20 января 1928 г. все тем же Особым совещанием ему было разрешено свободное
проживание в ДАССР. 5 апреля 1933 г. вновь арестован органами ОГПУ и поста-
новлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 9 июля 1933 г. выслан в
Вятку на 2 года. 24 июля 1937 г. арестован УНКВД Кировского края «как участ-
ник антисоветской эсеровской организации» и постановлением Особого совеща-
ния при НКВД СССР от 15 апреля 1939 г. осужден на 8 лет лишения свободы.
10 октября 1945 г. по распоряжению НКВД СССР освобожден из мест заключе-
ния Коми АССР, после чего работал старшим и главным инженером на местных
электростанциях. С 1965 г. проживал в Москве у приемной дочери.
350
Артемьев Николай Иванович (1883-1937) — из крестьянской семьи. В пар-
тии эсеров с 1903 г. За революционную работу был сослан в Енисейскую губер-
нию, где работал статистиком. Вернувшись в 1913 г. в Москву, продолжал зани-
маться этой же работой. В 1917-1918 гг. — председатель Московского комитета
ПСР, в 1919-1920 гг. — член ЦК ПСР. Неоднократно арестовывался ВЧК.
В феврале 1922 г. привлечен в качестве одного из обвиняемых по делу ПСР. 7 ав-
густа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК осужден на 10 лет лишения сво-
боды. Постановлением Президиума ЦИК СССР от 11 января 1924 г. этот срок
был сокращен до 5 лет с окончанием его 20 марта 1925 г., после чего находился в
ссылках в разных местах. В 1937 г. УНКВД Свердловской области был арестован
«как член контрреволюционной эсеровской организации» и 13 октября 1937 г.
постановлением тройки УНКВД указанной области приговорен к расстрелу.
Реабилитирован.
Белецкий Вячеслав Константинович (прим. 1896-?) — из мещан. В 1913 г. яв-
лялся служащим на железной дороге. Будучи в 1914-1915 гг. студентом Петро-
градского университета, был арестован царской охранкой по обвинению в принад-
лежности к ПСР и приговорен Петроградским окружным военным судом к году
крепости, откуда освобожден Февральской революцией. Состоял членом Петро-
градского совета рабочих и солдатских депутатов. Летом 1918 г. проживал в Сара-
тове, являлся членом местной эсеровской организации, в августе был арестован
губчека и провел в заключении почти 8 месяцев. Освободившись, ушел доброволь-
цем в Красную армию. Демобилизовавшись в 1920 г., продолжил учиться в Петро-
градском университете. В марте 1922 г. арестован ГПУ и привлечен обвиняемым
по делу ПСР. Дело на него прекращено по амнистии от 27 февраля 1919 г., и он
25 апреля 1922 г. освобожден из-под стражи. Дальнейшая судьба неизвестна.
Берг Ефрем (Ефроим) Соломонович (1875-1937) — уроженец Петербурга.
Член партии эсеров. За революционную деятельность неоднократно арестовывал-
ся царскими властями, дважды был в ссылке. В июне 1917 г. избран кандидатом в
члены ЦК ПСР. В 1917-1919 гг. являлся членом Петроградского совета и членом
бюро ВЦИК. Начиная с марта 1918 г. арестовывался органами ВЧК. В феврале
1922 г. арестован ГПУ и привлечен обвиняемым по делу ПСР. 8 августа 1922 г.
Верховным трибуналом при ВЦИК осужден на 5 лет лишения свободы. Постанов-
лением Президиума ЦИК СССР от И января 1924 г. срок сокращен до 2,5 года,
после чего постановлением комиссии НКВД от 21 января 1924 г. выслан в Темир-
Хан-Шуру (Дагестан) на 3 года. Постановлением Особого совещания при Колле-
гии ОГПУ от 26 ноября 1926 г. ему было разрешено проживание в ДАССР в тече-
ние 3 лет, а затем срок проживания продлевался еще на 2 года. В октябре 1931 г.
арестован ОГПУ «как участник эсеровской организации», содержался в Суздаль-
ском политизоляторе, после чего постановлением Особого совещания от 9 июля
1933 г. осужден на 2 года лишения свободы. Срок отбывал в местах заключения
Ташкентской области. В августе 1936 г. ему разрешено было проживание в Таш-
кенте. В 1937 г. арестован НКВД Узбекской ССР «как участник контрреволюци-
онной террористической эсеровской организации» и 26 сентября 1937 г. постанов-
лением тройки НКВД указанной республики приговорен к расстрелу. Постанов-
ление исполнено 9 октября 1937 г. Реабилитирован.
Броун (Браун)-Ракитин Михаил Яковлевич (1889-1937) — уроженец г. Ели-
саветграда Одесской губернии. Из семьи приказчика. Будучи учеником Елисавет-
градского реального училища, принимал участие в революционных событиях, за
что в 1905 г. был исключен и эмигрировал в США, где в Нью-Йорке примкнул к
351
анархистам-коммунистам. Вернувшись на родину, в 1906 г. окончил указанное
училище и поступил на физико-математический факультет Новороссийского уни-
верситета (Одесса). Одновременно в южнорусской группе анархистов-коммуни-
стов занимался пропагандистской и террористической работой. В 1907 г. вступил
в партию эсеров. Вскоре был арестован Одесским жандармским отделением по
делу об экспроприации и на допросах выдал своих товарищей, с которыми был
связан с 1906 г. Царским судом осужден на 10 лет каторжных работ, которые от-
был полностью. Являясь членом партии эсеров, в марте 1919 г., после освобожде-
ния Елисаветграда от петлюровских войск, избран первым секретарем Елисавет-
градского исполкома советов. В том же месяце вступил в партию большевиков. За-
тем служил в органах ВЧК, НКИД, НК РКИ. Во время судебного процесса по
делу партии эсеров выступал свидетелем обвинения. В 1925 г. в Одесском архиве
были выявлены его дореволюционные протоколы допросов, характеризовавшие
его как провокатора. Он был арестован ОГПУ, исключен из партии. ОГПУ и ЦК
приняли решение сослать его в Туркестан, не предавая суду, «поскольку речь идет
о человеке, игравшем некоторую роль в революции и известном широким кругам
коммунистов и эсеров». Постановлением Особого совещания при Коллегии
ОГПУ от 24 апреля 1925 г. выслан в Ташкент на 3 года. В 1937 г. был арестован
УНКВД Московской области и расстрелян. Реабилитирован.
Буревой (наст. фам. Сопляков) Константин Степанович (1880-1934) — из
крестьян Воронежской губернии. Член партии эсеров с 1905 г. За революцион-
ную деятельность неоднократно арестовывался царскими властями, находился
в ссылках. После Февральской революции являлся председателем Воронежско-
го совета. На 4-м съезде ПСР избран в состав ЦК. Член Учредительного собра-
ния. В январе 1918 г. в Киеве входил в состав Центральной рады. В июне
1918 г. вошел в Комитет Учредительного собрания (Комуч) в Самаре, устано-
вивший летом 1918 г. при помощи иностранных интервентов свою власть в По-
волжье и Приуралье. После колчаковского переворота арестован 19 ноября
1918 г. в Екатеринбурге в числе видных деятелей ПСР. Освободившись, ушел в
подполье, сотрудничал с большевиками. В июне 1919 г. заявил о своем выходе
из ЦК ПСР, будучи не согласен с его тактикой продолжения вооруженной
борьбы против Советской власти. С августа 1919 г. — редактор газеты «Народ»
и член центрального бюро меньшинства партии эсеров. В ноябре 1919 г. исклю-
чен из ПСР за призыв к членам партии вступать в Красную армию. В феврале
1922 г. подписал заявление центрального бюро меньшинства о самороспуске
МПСР, после чего отошел от политической деятельности. 24 февраля 1922 г.
арестован ГПУ по обвинению в антисоветской деятельности и включен в число
видных деятелей партии эсеров, привлекавшихся к судебному процессу по делу
ЦК ПСР. В мае того же года освобожден под подписку о невыезде, а 27 мая
1922 г. судебной коллегией Верховного трибунала при ВЦИК дело на него пре-
кращено в связи с амнистией. На судебном процессе ПСР являлся свидетелем
защиты. В июле 1922 г. арестован ГПУ, и Комиссией НКВД по административ-
ным высылкам приговорен к ссылке в Ташкент на 2 года. После встречи с за-
местителем председателя ГПУ И. С. Уншлихтом дело на него прекращено за
отсутствием состава преступления, и он был освобожден. В последующем рабо-
тал в системе кооперации и кустарной промышленности, занимался литератур-
ной деятельностью. В 1934 г. был ^арестован ГПУ Украинской ССР и Военной
коллегией Верховного суда СССР «за террористическую деятельность» осуж-
ден к расстрелу. Реабилитирован.
352
Бухарин Николай Иванович (1866-1938) — родился в Москве в семье учите-
ля, надворного советника. Учился на экономическом отделении юридического
факультета Московского университета (в 1911 г. исключен). Член партии боль-
шевиков с 1906 г. Член ЦК в 1917-1934 гг., кандидат в члены Политбюро ЦК
(1919-1929), член Политбюро (1924-1929). Во время процесса по делу ПСР —
представитель ЦК в Комиссии Коминтерна, защитник 2-й группы обвиняемых.
В 1934-1937 гг. — ответственный редактор газеты «Известия ЦИК СССР». На
пленуме ЦК ВКП(б) в феврале 1937 г. исключен из партии и арестован. Был од-
ним из главных обвиняемых на процессе по делу т. н. антисоветского правотроц-
кистского блока. В марте 1938 г. осужден Военной коллегией Верховного суда
СССР к расстрелу. Реабилитирован.
Вандервельде Эмиль (1866-1938) — член Бельгийской социалистической
партии с 1885 г. Юрист с высшим образованием. Член палаты депутатов с 1894 г.,
с 1900 г. — председатель Международного социалистического бюро II Интерна-
ционала. Во время Первой мировой войны — оборонец, вошел в правительство.
На Парижской мирной конференции подписал от Бельгии Версальский мирный
договор. В 1922 г. участвовал в процессе над ПСР в качестве защитника первой
группы обвиняемых. С 1924 г. — профессор Брюссельского университета, однако
политическую и государственную деятельность не бросал до конца.
Веденяпин Михаил Александрович (1879-1938) — внебрачный сын помещи-
ка. С 1900 г. учился в Ново-Александрийском институте сельского хозяйства и
лесоводства. Член партии эсеров с 1903 г. За революционную деятельность цар-
скими властями подвергался арестам, тюремному заключению и ссылкам. После
Февральской революции участвовал в Иркутске в создании Совета рабочих и
солдатских депутатов. С марта 1917 г. в Петрограде. Участник 3-го и 4-го съездов
ПСР, на которых избирался в состав ЦК. Последовательный сторонник
В. М. Чернова. В июне 1918 г. в Самаре входил в правительство Комитета членов
Всероссийского Учредительного собрания (Комуч), где являлся управляющим
ведомствами иностранных дел, почты и телеграфов. После захвата власти
А. В. Колчаком ушел в подполье, правительством Верховного правителя объяв-
лен вне закона и заочно приговорен к расстрелу. В декабре 1918 г. участвовал в
подпольном совещании деятелей Комуча (Уфа), на котором решено было пре-
кратить вооруженную борьбу и начать переговоры с Красной армией. В мае
1920 г. арестован ВЧК и по 1922 г. находился под следствием. В феврале 1922 г.
привлечен обвиняемым по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом
при ВЦИК осужден к 10 годам лишения свободы. Постановлением Президиума
ЦИК СССР от 11 января 1924 г. срок ему был сокращен до 5 лет. По отбытии
этого срока постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 15 мая
1925 г. выслан в Пензу на 3 года, после чего срок ссылки продлевался еще на
2 года. 3 января 1931 г. все тем же Особым совещанием выслан в г. Чимкент на
3 года, где работал старшим техником Арысского системного управления единой
Гидрометслужбы, а также изыскателем Ленгоспроектстроя. Ссылка ему в Чим-
кенте продлевалась еще на 4 года. В 1937 г. был арестован органами НКВД, и
21 сентября 1937 г. выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР
«за террористическую и антисоветскую деятельность» осужден на 10 лет лише-
ния свободы. 12 ноября 1938 г. умер, отбывая наказание в Восточном железнодо-
рожном лагере (Комсомольск-на-Амуре). Реабилитирован.
Верховский Александр Иванович (1886-1938) — из дворян, исключен в
1905 г. за либерально-конституционные взгляды из Пажеского корпуса и отправ-
353
лен в Маньчжурию в качестве рядового, где за храбрость и мужество был награ-
жден солдатским Георгиевским крестом и произведен в офицеры. Окончив в
1911 г. Академию Генерального штаба, участвовал в боевых действиях на фрон-
тах Первой мировой войны. С 31 мая 1917 г. — полковник и командующий Мос-
ковским военным округом. 30 августа А. Ф. Керенский назначал его военным ми-
нистром. 1 сентября присвоено звание генерал-майора. В ноябре отошел от поли-
тической деятельности. С 1919 — в Красной армии на Восточном фронте.
С 1921 г. — в Академии РККА. В 1930 г. — начальник штаба Северо-Кавказского
военного округа. 18 июля 1931 г. за антисоветскую деятельность осужден Колле-
гией ОГПУ к расстрелу, который был заменен на 10 лет ИТ Л. 17 сентября 1934 г.
был досрочно освобожден. 19 августа 1938 г. Военной коллегией Верховного
суда СССР вновь осужден к расстрелу. Приговор приведен к исполнению в тот
же день. Реабилитирован.
Вольский Владимир Казимирович (1877-1937) — из дворян Тамбовской
губернии. С 1895 г. являлся студентом физико-математического факультета
Московского университета, где включился в студенческое движение. Был аре-
стован в ноябре 1897 г., а в июне 1899 г. выслан под гласный надзор полиции.
В марте 1902 г. выслан в Вятскую губернию, откуда бежал за границу. В 1903 г.
вступил в партию эсеров, после чего еще неоднократно арестовывался, томился
в тюрьмах, находился в ссылках. В 1908-1911 гг. возглавлял Вологодскую гу-
бернскую организацию партии эсеров, а в 1914-1917 гг. — Тверскую организа-
цию ПСР. Являлся депутатом Учредительного собрания, был членом ВЦИК по
списку фракции ПСР. С августа 1918 г. председатель президиума Всероссий-
ского Учредительного собрания (Комуч). После захвата 19 ноября 1918 г. вла-
сти Колчаком был арестован в Екатеринбурге вместе с другими деятелями
ПСР. Освободившись, находился в подполье. В ноябре 1919 г. за обращение к
ЦК ПСР с требованием поддержать большевиков в борьбе с генералом
А. И. Деникиным исключен из партии, после чего вошел в центральное бюро
меньшинства ПСР. В феврале 1922 г. был арестован ГПУ и привлечен в качест-
ве одного из обвиняемых по делу ПСР. Дело на него прекращено по амнистии
от 27 февраля 1919 г. 2 декабря 1922 года Комиссией НКВД по административ-
ным высылкам приговорен к 3 годам лишения свободы с отбытием наказания в
Пертоминском лагере (Архангельская губ.). По отбытии этого срока постанов-
лением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 13 ноября 1925 г. выслан в
Кировский край на 3 года. Затем был выслан в Казахстан, где в 1937 г. был аре-
стован НКВД Казахской ССР и 4 октября 1937 г. выездной сессией Военной
коллегии Верховного суда СССР «за принадлежность к террористической ан-
тисоветской эсеровской организации» осужден к расстрелу. Приговор исполнен
в тот же день. Реабилитирован.
Галкин Александр Владимирович (1877-1936) — член партии большевиков с
1904 г. За революционную деятельность подвергался репрессиям царского пра-
вительства. После Февральской революции — член Минского губкома партии и
исполкома Минского совета. В ноябре 1917 г. принимал участие в разгроме мяте-
жа Керенского — Красного под Петроградом. В 1918 г. — член Верховного рев-
трибунала при ВЦИК, с октября 1918 г. — член Коллегии Наркомата Госконтро-
ля РСФСР. В 1919-1920 гг. — член, а затем председатель Малого СНК. С 1921 г.
работал заместителем председателя Верховного суда РСФСР. Во время судебно-
го процесса над ПСР являлся заместителем председателя Верховного трибунала.
В дальнейшем — на судебной и советской работе.
354
Гельфгот Александр Павлович (1887-?) — уроженец Донской области, член
партии эсеров. Являлся одним из редакторов органа Московского комитета ПСР
газеты «Труд», в 1919 г. входил в Екатеринбургский губернский комитет партии
эсеров. В июле 1920 г. кооптирован в центральное бюро ПСР. В марте 1921 г.
арестован в Москве ВЧК, в феврале 1922 г. привлечен в качестве одного из обви-
няемых по делу ПСР. На судебном процессе выступал свидетелем защиты. 18 но-
ября 1922 г. Комиссией НКВД по административным высылкам «за активное
участие в работе ПСР и борьбу с Советской властью» приговорен на 3 года ли-
шения свободы, после чего содержался в Бутырской тюрьме и Соловецком лаге-
ре особого назначения. С июля 1925 г. находился в Тобольском политизоляторе.
В феврале 1926 г. Особым совещанием при Коллегии ОГПУ выслан в Коканд.
Гендельман (Грабовский) Михаил Яковлевич (1881-1938) — из семьи киев-
ского врача. Учился на юридическом факультете Киевского университета, в
1901 г. исключен за участие в студенческом движении, после чего направлен на
службу в царскую армию. Через некоторое время освобожден от службы в армии и
восстановлен в университете. Затем продолжал юридическое образование в Бер-
линском и Фрайбургском университетах. В Германии вступил в ПСР. Вернув-
шись в Россию, был арестован царскими властями и в феврале 1905 г. выслан в
Архангельскую губернию на 3 года. Затем еще неоднократно арестовывался и со-
держался в тюрьмах. После Февральской революции избирался в Моссовет и го-
родской комитет ПСР. В июне 1917 г. избран членом ЦК, являлся членом ВЦИК
и его Президиума. В ноябре 1917 г. избран в Учредительное собрание. В 1918 г. в
Самаре входил в состав Комитета членов Всероссийского Учредительного собра-
ния (Комуч), являлся товарищем его председателя. Был согласен на образование
Директории. В 1921 г. арестован ВЧК, содержался в Бутырках. В феврале 1922 г.
привлечен в качестве одного из обвиняемых по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Вер-
ховным трибуналом при ВЦИК осужден к расстрелу. Постановлением Президиу-
ма ВЦИК приговор этот был утвержден, но исполнение его было приостановлено.
И января 1924 г. постановлением Президиума ЦИК СССР высшая мера наказа-
ния была заменена на 5 лет лишения свободы. После отбытия срока находился в
ссылках в разных местах. 3 октября 1938 г. Военной коллегией Верховного суда
СССР «за принадлежность к террористической и антисоветской организации эсе-
ров» осужден к расстрелу. Приговор исполнен в тот же день. Реабилитирован.
Герштейн Лев Яковлевич (1878-1935) — член ПСР. Будучи рабочим, с
1898 г. участвовал в революционном движении, за что неоднократно аресто-
вывался царскими властями, подвергался тюремному заключению и отбывал
ссылки. Находился в эмиграции. В ноябре - декабре 1917 г. на 4-м съезде
ПСР избран в ЦК. Избирался в Учредительное собрание от Пермского окру-
га. Летом 1918 г. вошел в Комуч. При власти адмирала А. В. Колчака нахо-
дился в подполье в Сибири. Состоял членом Всесибирского краевого комите-
та ПСР. Являлся одним из руководителей Иркутского политического центра.
Летом 1920 г. приехал в Москву. В апреле 1921 г. арестован ВЧК и вместе с
женой отправлен в ПП ВЧК по Сибири. В феврале 1922 г. привлечен в каче-
стве обвиняемого по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при
ВЦИК осужден к расстрелу. Постановлением Президиума ВЦИК приговор
этот был утвержден, но исполнение его приостановлено. И января 1924 г. по-
становлением Президиума ЦИК СССР высшая мера наказания была заменена
на 5 лет лишения свободы. По отбытии этого срока постановлением Особого
совещания при Коллегии ОГПУ от 9 апреля 1926 г. выслан в Свердловск на
355
3 года, после чего срок ссылки продлевался еще на 2 года. Умер в казанской
больнице от сердечной недостаточности. Реабилитирован.
Горьков-Добролюбов Григорий Лаврентьевич (1875-?) — из семьи ремес-
ленника Саратовской губернии. Член партии эсеров с 1904 г. Являлся студентом
Брюссельского университета. За революционную деятельность и принадлеж-
ность к партии эсеров неоднократно арестовывался царскими властями, томился
в тюрьмах, находился в ссылках. В 1910 г. бежал с места ссылки из Енисейской
губернии за границу, жил во Франции и Бельгии. После Февральской револю-
ции вернулся в Россию, где занимался партийной и литературной работой. Яв-
лялся членом ЦК ПСР и членом Московского бюро ЦК партии эсеров. После
Октябрьской революции работал в Продпути. В августе 1920 г. арестован ВЧК, в
феврале 1922 г. Президиумом ГПУ привлечен в качестве обвиняемого по делу
ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК осужден к 3 годам ли-
шения свободы. По отбытии этого срока постановлением Комиссии НКВД по
административным высылкам от 7 сентября 1923 г. выслан в Царицын на 3 года,
откуда вскоре бежал, но был пойман и 20 июня 1924 г. Особым совещанием при
Коллегии ОГПУ приговорен к 3 годам лишения свободы. Срок отбывал в Яро-
славском политизоляторе. В июне 1927 г. Особым совещанием выслан в Казах-
стан на 3 года, а в январе 1931 г. «за участие в антисоветской эсеровской
организации» отправлен в ссылку в Среднюю Азию на 3 года. В августе 1933 г.
срок ссылки был продлен еще на 2 года. Реабилитирован.
Гоц Абрам Рафаилович (1882-1940) — из купеческой семьи. В революцион-
ное движение включился 14-летним подростком. Учился на философском фа-
культете Берлинского университета. С 1905 г. состоял в Боевой организации
партии эсеров. В 1907 г. арестован царскими властями за подготовку несостояв-
шихся покушений на министра внутренних дел П. Н. Дурново и полковника
Н. К. Римана и осужден к 8 годам каторжных работ. Срок отбывал в Александ-
ровском централе Иркутской губернии, после чего находился на поселении в
Усолье этой губернии. Переехав в Иркутск, возглавлял газету «Сибирь». После
Февральской революции был лидером фракции эсеров в Петроградском совете.
Член ЦК ПСР. Входил в Предпарламент, избирался в его президиум. В октябре
1917 г. являлся председателем Комитета спасения родины и революции, 29 ок-
тября руководил восстанием юнкеров. Избирался членом Учредительного собра-
ния от Пензенского округа. В Петрограде входил в военный штаб Союза возрож-
дения. В 1918 г. в Одессе входил в Южнорусское бюро ЦК ПСР, в феврале
1919 г. участвовал в партийной конференции эсеров. В мае 1920 г. арестован
ВЧК, в феврале 1922 г. Президиумом ГПУ привлечен в качестве одного из ос-
новных обвиняемых по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при
ВЦИК осужден к расстрелу. Постановлением Президиума ВЦИК приговор этот
был утвержден, но исполнение его приостановлено. И января 1924 г. Президиум
ЦИК СССР заменил ему высшую меру наказания на 5 лет лишения свободы. По
отбытии этого срока в мае 1925 г. постановлением Особого совещания при Кол-
легии ОГПУ выслан в Ульяновск на 3 года. Затем был арестован органами
ОГПУ и приговорен к 2 годам тюремного заключения, потом опять отбывал
ссылку в Ульяновске, после чего выслан в Казахстан на 3 года. В 1937 г. аресто-
ван ГУ НКВД СССР и 20 июня 1939 г. Военной коллегией Верховного суда
СССР «за участие в террористиаеской, антисоветской организации эсеров» осу-
жден на 25 лет лишения свободы. 4 августа 1940 г. умер в местах заключения
Красноярского края. Реабилитирован.
356
Дашевский Иосиф Самойлович (1891-1937) — уроженец Одессы. Член пар-
тии эсеров с 1906 г. Учился в Цюрихском университете. Во время Первой миро-
вой войны служил рядовым в пехотном полку на Юго-Западном фронте. После
февральской революции являлся председателем фронтового комитета этого
фронта, затем работал в эсеровских организациях Петрограда и Москвы.
В 1918 г. был одним из организаторов Военной комиссии ЦК ПСР. Весной
1919 г. участвовал в создании группы «Народ». В ноябре 1919 г. вышел из пар-
тии эсеров и вошел в центральное организационное бюро меньшинства ПСР. За-
тем находился на политической работе в Красной армии. В апреле 1921 г. аресто-
ван ВЧК в Москве и в феврале 1922 г. Президиумом ГПУ привлечен в качестве
обвиняемого по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК
осужден на 3 года тюремного заключения с освобождением от наказания.
13 июля 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР «за участие в терро-
ристической, антисоветской организации эсеров» осужден к расстрелу. Приго-
вор исполнен в тот же день. Реабилитирован.
Дедусенко Яков Тимофеевич (1889-?) — уроженец Донской области. Из ка-
зачьей семьи. Член партии эсеров с 1906 г. За участие в революционном движении
подвергался репрессиям. Во время Первой мировой войны работал в Петрограде в
Союзе городов. В октябре 1917 г. возглавлял правление Товарищества книгоизда-
телей. С ноября 1917 г. — член Учредительного собрания и член бюро фракции
эсеров в нем. Затем занимался партийной работой в Архангельской губернии и
Сибири. В конце 1919 года вернулся в Москву и вскоре отошел от эсеровской ра-
боты. Работал в Центросоюзе. На судебном процессе проходил в качестве свидете-
ля. После процесса был арестован ГПУ, и постановлением Комиссии НКВД по ад-
министративным высылкам от 9 декабря 1922 г. «за принадлежность к партии
правых социалистов-революционеров» выслан в Туркестан на 3 года. По отбытии
этого срока постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 23 декаб-
ря 1925 г. лишен права проживания в Московской и Ленинградской губерниях и
на Украине на 3 года. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован.
Донской Дмитрий Дмитриевич (1881-1936) — из семьи врача Подольской
губернии. Член партии эсеров с 1905 г. За революционную деятельность неод-
нократно арестовывался царскими властями, содержался в тюрьмах, отбывал
ссылки. Скрываясь от преследования царизма, бежал в Германию, где получил
высшее медицинское образование. В годы Первой мировой войны — военный
врач на Кавказком фронте. После Февральской революции — комиссар этого
фронта и председатель Тифлисского совета. В декабре 1917 г. избран членом
ЦК ПСР, руководитель Московского бюро ЦК партии эсеров. Затем работал в
Поволжье, вернулся в Москву, где являлся одним из руководителей антиболь-
шевистского подполья эсеров. 30 марта 1919 г. был арестован МЧК, после чего
содержался в различных тюрьмах. В начале 1921 г. был освобожден, но 20 апре-
ля 1921 г. вновь арестован. В феврале 1922 г. Президиумом ГПУ привлечен в
качестве одного из главных обвиняемых по делу ПСР. 7 августа Верховным
трибуналом при ВЦИК осужден к расстрелу. Постановлением Президиума
ВЦИК приговор этот был утвержден, но исполнение его приостановлено.
И января 1924 г. выслан в Сибирь на 3 года. Работал заведующим больницей в
селе Парабель Нарымского района. Срок ссылки ему неоднократно продлевал-
ся. 24 сентября 1936 г. умер в указанной больнице. Реабилитирован.
Ельяшевич Александр Борисович (1884-?) — уроженец города Иркутска. Из
семьи врача. Член партии эсеров с 1905 г. Занимался в основном пропагандист-
447
ской работой. В 1914 г. окончил историко-филологический факультет Петербург-
ского университета. В ноябре 1917 г. избран кандидатом в члены ЦК ПСР и депу-
татом Учредительного собрания. С 1918 г. работал в Центросоюзе, с марта
1919 г. — ректор Института народного хозяйства в Саратове и профессор местного
университета. В апреле 1919 г. сложил с себя полномочия кандидата в члены ЦК
ПСР, а в мае вышел из партии. В феврале 1922 г. Президиумом ГПУ привлечен в
качестве одного из обвиняемых по делу ПСР. Дело на него было прекращено по
амнистии от 27 февраля 1919 г. На судебном процессе являлся свидетелем. Затем
работал советником в Китае. Вернувшись из Китая, в конце 20-х гг. участвовал в
создании Инженерно-экономического института в Ленинграде. Постановлением
Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 9 марта 1929 г. «за принадлежность к
партии эсеров» выслан на Урал на 3 года. В 1949 г. в Ленинграде был арестован
органами МГБ и постановлением Особого совещания при МГБ СССР от 15 июля
1950 г. «за участие в антисоветской эсеровской организации» выслан на 5 лет в
Красноярский край. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован.
Ефимов Петр Тимофеевич (1883-?) — из крестьян Новгородской губернии.
Студент Петербургского технологического института. Член партии эсеров с
Л904 г. В октябре 1906 г. за участие в Кронштадтском восстании осужден военно-
полевым судом к 8 годам каторжных работ. Наказание отбывал в Тобольском и
Александровском централах. В 1913 г. каторга была заменена по амнистии на
ссылку. После Октябрьской революции вернулся из Сибири в Петроград, где во-
шел в военную организацию ЦК ПСР. В марте 1918 г. вместе с Л. Коноплевой в
Москве вел наружное наблюдение за В. И. Лениным. В конце марта 1918 г. вышел
из военной организации партии эсеров, а вскоре порвал отношения и с партией.
Начиная с сентября 1920 г. неоднократно арестовывался Петроградской ЧК, но
освобождался. В феврале 1922 г. арестован органами ГПУ и его Президиумом при-
влечен в качестве одного из обвиняемых по делу ПСР. 8 августа 1922 г. Верхов-
ным трибуналом при ВЦИК осужден к 10 годам тюремного заключения с освобо-
ждением от наказания. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован.
Жданов Владимир Анатольевич (1869-1932) — уроженец Рязанской губер-
нии. Адвокат. Защищал обвиняемых на судебном процессе ПСР. Сразу после
процесса был арестован секретным отделом ГПУ и постановлением Коллегии
ГПУ от 22 сентября 1922 года выслан в Пермь на 3 года. Реабилитирован.
Зензинов Владимир Михайлович (1880-1953) — из семьи купца I гильдии, из-
вестного чаеторговца в России. В революционную деятельность вступил еще гим-
назистом, учась за границей, познакомился с Н. Д. Авксентьевым и включился в
работу его кружка. Вернувшись в Москву, стал одним из руководителей ЦК ПСР,
был арестован, осужден к ссылке, откуда бежал. Вскоре был кооптирован в ЦК.
Принимал активное участие в Декабрьском вооруженном восстании, состоял в
Боевой организации ПСР. В сентябре 1906 г. арестован и осужден к 8 годам катор-
ги, замененной 5-летней ссылкой в Сибирь, откуда вскоре бежал. В 1909-1910 гг.,
будучи членом ЦК ПСР, работал в разных городах России, был вновь арестован и
сослан в Якутию. В 1915-1917 гг., проживая в Москве и Петрограде, занимался
партийной и литературной работой. После Февральской революции являлся чле-
ном редколлегии «Дело народами «Последние известия», входил в ЦК ПСР. По-
сле Октября являлся членов Комитета спасения родины и революции, избирался
депутатом в Учредительное собранйегВ"конце лета 1918 г .уе х аУСиТМосквы в Са-
мару, где вошел в состав Комуча. В октябре 1918 г. — член Директории, но после
прихода к власти А. В. Колчака был арестован и выслан из России. С начала
358
1919 г. проживал во Франции, где в январе 1921 г. участвовал в работе совещания
членов Учредительного собрания. Решительный сторонник вооруженной борьбы
с большевиками. 24 февраля 1922 г. Президиумом ГПУ включен в список эсеров,
которым в связи с организацией процесса по делу ПСР было предъявлено обвине-
ние в антисоветской деятельности. Дело выделено «за нахождением обвиняемого
за границей». В дальнейшем занимался литературной деятельностью.
Злобин Павел Владимирович (1882-?) — из дворян Рязанской губернии.
Член партии эсеров с 1902 г. За революционную деятельность подвергался репрес-
сиям. Во время Первой мировой войны работал в учреждениях Земского союза и
на Западном фронте. После Февральской революции являлся товарищем (замес-
тителем) председателя Минской губернской земской управы. Затем проживал в
Москве, работал в Центросоюзе, Наркомпроде и Наркомземе. В 1919-1921 гг., бу-
дучи членом Московского бюро, неоднократно арестовывался МЧК и ВЧК.
В феврале 1922 г. арестован СО ГПУ и Президиумом ГПУ привлечен в качестве
одного из обвиняемых по делу ПСР. 8 августа 1922 г. Верховным трибуналом при
ВЦИК осужден к 2 годам лишения свободы. По отбытии срока постановлением
Комиссии НКВД по административным высылкам выслан в Башкирию на 2 года.
После окончания срока ссылки лишен права проживания в Московской и Ленин-
градской губерниях на 3 года. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован.
Зубков Федор Васильевич (1887-?) — из крестьян Московской губернии.
Сочувствующий партии эсеров с 1906 г. До войны работал слесарем на вагоно-
строительном заводе в Петрограде. Во время Первой мировой войны служил ря-
довым в царской армии. После Февральской революции как сочувствующий
партии эсеров довольно часто выступал на собраниях и митингах в защиту про-
граммы этой партии. Однако после раскола в ПСР отошел от нее и после демоби-
лизации вернулся на родину, где работал председателем Ливенского волостного
кооператива. В марте 1922 г. арестован секретным отделом ГПУ и привлечен в
качестве одного из обвиняемых по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибу-
налом при ВЦИК осужден к 5 годам тюремного заключения с освобождением от
наказания. Дальнейшая судьба неизвестна.
Иванов Борис Сергеевич (1890-1937) — уроженец Москвы. Член партии
эсеров с 1906 г. 7 декабря 1921 г. арестован ВЧК в Москве. В феврале 1922 г.
Президиумом ГПУ включен в список эсеров, которым в связи с организацией су-
дебного процесса по делу ПСР предъявлялось обвинение в антисоветской дея-
тельности. На процессе являлся свидетелем. В августе 1922 г. участвовал в голо-
довке в Лефортовской тюрьме, был переведен в Таганскую тюрьму, в декабре
1922 г. содержался в концлагере. После этого находился в Соловецких лагерях,
был в ссылке в Архангельске, Усть-Цильме (Зап. Сибирь). 5 августа 1937 г. по-
становлением тройки УНКВД Тюменской области «за шпионаж и участие в ан-
тисоветской эсеровской организации» приговорен к высшей мере наказания. По-
становление исполнено 14 августа 1937 г. Реабилитирован.
Иванов Николай Николаевич (1888-?) — после окончания Тифлисской гим-
назии учился в Петербургском университете, где в 1906 г. вступил в ПСР. Вел
пропагандистскую работу среди студентов и рабочих, за что арестовывался цар-
скими властями. В 1907 г. принимал участие в подготовке покушения на началь-
ника Главного тюремного управления Максимовского и петербургского градона-
чальника генерала Драчевского. В конце ноября 1907 г. во время подготовки к
взрыву здания Совета министров арестован в числе других террористов и осуж-
ден к 15 годам каторжных работ (со скидкой 1/3 срока по несовершеннолетию).
359
В Петроград вернулся после Февральской революции, после чего находился на
партийной работе в 5-й армии. В ноябре 1917 г. от Северного фронта избран де-
путатом Учредительного собрания, а на 4-м съезде ПСР — кандидатом в члены
ЦК. В мае 1918 г. участвовал в 15-й общегородской конференции партии эсеров
в Петрограде и 8-м съезде ПСР в Москве. В сентябре 1918 г. как депутат Учреди-
тельного собрания участвовал в работе Государственного совещания в Уфе, на
котором поддерживал группу В. К. Вольского, считавшей недопустимым для эсе-
ров проводить политику соглашательства с правыми. В декабре 1918 г. арестован
колчаковцами и отправлен вместе с другими учредил овцами из Уфы в Омск, где
вскоре был освобожден из тюрьмы распропагандированными большевиками
солдатами. Скрывшись с рядом известных эсеров, продолжил нелегальную пар-
тийную работу в Советской России. В августе 1921 г. арестован ВЧК, в это же
время был заочно избран в состав центрального бюро партии эсеров, созданного
взамен ЦК. В феврале 1922 г. Президиумом ГПУ привлечен в качестве одного из
обвиняемых по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК
осужден к расстрелу. Постановлением Президиума ВЦИК приговор был утвер-
жден, но исполнение его приостановлено. И января 1924 г. Президиум ЦИК
СССР заменил этот приговор на 5 лет лишения свободы. По отбытии срока по-
становлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 20 августа 1926 г. вы-
слан в Коканд на 3 года. 10 сентября 1926 г. высылка в Коканд заменена высыл-
кой в Самарканд. С 16 августа 1929 г. срок продлевался еще на 4 года. Дальней-
шая судьба неизвестна. Реабилитирован.
Иванова-Иранова Елена Александровна (1884-1937) — незаконнорожден-
ная дочь профессора Казанского университета Г. П. Кириллова. Окончив жен-
скую гимназию в Тифлисе (1903) и Бестужевские курсы в Петербурге (1907), ра-
ботала библиотекарем в различных организациях Петрограда и Москвы. В де-
кабре 1921 г. арестована ВЧК. В феврале 1922 г. Президиумом ГПУ привлечена в
качестве одной из обвиняемых по делу ПСР. На судебном процессе обвинялась в
том, что являлась связной между ЦК ПСР и ее боевой организацией под руково-
дством Г. И. Семенова. Сама она на допросах отрицала свою принадлежность к
какой-либо политической партии. 8 августа 1922 г. Верховным трибуналом при
ВЦИК осуждена к расстрелу. Постановлением Президиума ВЦИК приговор был
утвержден, но исполнение его приостановлено. И января 1924 г. Президиум
ЦИК СССР заменил этот приговор на 5 лет лишения свободы. По отбытии срока
постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 22 августа 1926 г.
выслана в Коканд на 3 года. 10 сентября 1926 г. высылка эта была заменена вы-
сылкцй в Самарканд, после чего срок продлевался еще на 2 года. 3 января 1931 г.
тем же внесудебным органом выслана в Нарым на 3 года. Затем срок ссылки про-
длевался еще на 4 года. В августе 1937 г. арестована УНКВД Западно-Сибирско-
го края и 22 сентября 1937 г. постановлением тройки указанного края приговоре-
на к расстрелу. Постановление исполнено 3 ноября 1937 г. Реабилитирована.
Игнатьев Владимир Иванович (1887-1937) — уроженец Санкт-Петербурга.
Из семьи учителя. Окончил юридический факультет Варшавского университета.
С 1905 г. состоял в партии эсеров, затем входил в Союз социалистов-революцио-
неров (максималистов), за принадлежность к которому в 1908-1911 гг. отбывал
ссылку в Тобольской губернии. В 1917-1920 гг. — член ЦК партии народных со-
циалистов, председатель ее комитета в Петрограде. Один из руководителей анти-
советского заговора в Вологде. С конца сентября 1918 г. правительственный ко-
миссар (начальник) Архангельской губернии, а затем с января до августа
360
1919 г. — управляющий отделом внутренних дел. С августа 1919 г. в Сибири воз-
главлял Всесибирский крестьянский союз. В декабре 1920 г. был арестован ПП
ВЧК по Сибири и этапирован в Москву. На судебном процессе по делу ПСР вхо-
дил в число обвиняемых второй группы. 8 августа 1922 г. Верховным трибуна-
лом при ВЦИК был амнистирован. После освобождения работал юрисконсуль-
том в НКВД РСФСР, ВЦИК и ЦИК СССР. В 1935 г. был арестован по т.н.
Кремлевскому делу и постановлением Особого совещания НКВД СССР от
14 июля 1935 г. «за контрреволюционную деятельность» сослан в Нарымский
край на 3 года. В 1937 г. постановлением тройки УНКВД Западно-Сибирского
края «за принадлежность к контрреволюционной эсеровской повстанческо-тер-
рористической организации» расстрелян. Реабилитирован.
Канделаки Давид Владимирович (1895-1938) — уроженец с. Кулашит Кута-
исского уезда (Грузия). В начале 1938 г. арестован ГУГБ НКВД СССР и 29 июля
1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осужден к расстрелу. Приго-
вор приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован.
Каплан Фанни Хаимовна (Ройтблат Фейга Халмовна (1887-1918)) — роди-
лась в Волынской губернии в семье еврейского учителя. Являлась членом пар-
тии анархистов-коммунистов. 30 декабря 1906 г. военно-полевой суд Кельского
гарнизона осудил ее к бессрочной каторге «за изготовление, хранение, приобре-
тение и ношение взрывных веществ с противной государственной безопасности
и общественному спокойствию целью». С 1907 г. она отбывала наказание в
Мальцевской тюрьме Нерчинской каторги Восточной Сибири. С каторги ее ос-
вободила Февральская революция 1917 г. Какое-то время она жила в Москве, за-
тем лечила зрение в санатории для политзаключенных в Евпатории. Октябрь
1917 г. она встретила в Харьковской офтальмологической клинике, где восста-
навливала зрение у профессора Л. Л. Гиршмана. В Москву вернулась в марте
1918 г. 30 августа 1918 г. была задержана в связи с покушением на В. И. Ленина.
В ВЧК призналась, что «совершила покушение лично от себя». Относительно
террористической деятельности Каплан и ее роли в покушении на В. И. Ленина
до сих пор ведутся споры у исследователей. Вызвано это во многом противоречи-
востью самих свидетельств подсудимых первой и второй групп на процессе ПСР.
Карклин Отто Янович (1875-1937) — профессиональный революционер,
член Социал-демократической партии Латвии. За революционную деятельность
в 1908 г. был арестован царскими властями и осужден к 8 годам каторжных ра-
бот. После Октября 1917 г. работал в органах юстиции. Во время процесса по
делу ПСР являлся членом Верховного трибунала.
Катанян (Катаньян) Рубен Павлович (1881-1966) — уроженец Тифлиса. Из
семьи служащего. Член партии большевиков с 1903 г. Находился под негласным
наблюдением полиции. В 1906 г. окончил юридический факультет Московского
университета. Занимался адвокатской практикой. После Октябрьской революции
служил в Красной армии. Являлся заместителем начальника политуправления
Красной армии. Участвовал в создании МЧК. В 1920 г. — заведующий агитпро-
потделом ЦК РКП (б). С января по апрель 1921 г. возглавлял иностранный отдел
ВЧК. В том же году ушел на работу в органы Прокуратуры РСФСР. На процессе
по делу ПСР являлся защитником обвиняемых второй группы. В 1922 г. — по-
мощник прокурора РСФСР, ст. помощник прокурора Верховного суда. В 1933—
1937 гг. — старший помощник прокурора СССР. В 1938 г. арестован ГУГБ НКВД
СССР и осужден на 10 лет лишения свободы. В 1950-1955 гг. находился в ссылке.
Реабилитирован.
361
Кон Феликс Яковлевич (1864-1941) — участник польского революционного
движения с 1882 г., в партии большевиков с 1918 г. В 1921 г. секретарь ЦК КП
(б) Украины, в 1922-1923 гг. — секретарь ЦККИ. На процессе по делу ПСР вы-
ступал защитником обвиняемых второй группы. Умер во время эвакуации из
Москвы.
Кононов Сергей Егорович (1884-?) — из крестьянской семьи, работал на за-
воде литейщиком. Член партии эсеров с 1900 г. За революционную деятельность
подвергался репрессиям. В 1908 г. за изготовление взрывчатых веществ осужден
к смертной казни, замененной на 20 лет каторги. Освобожден Февральской рево-
люцией. С апреля 1917 по март 1921 г. являлся членом Петроградского совета.
В марте 1922 г. арестован Петроградским управлением ГПУ, этапирован в Моск-
ву, где привлекался обвиняемым по делу ПСР. Дело прекращено по амнистии от
27 февраля 1919 г., дальнейшая судьба неизвестна.
Коноплева Лидия Васильевна (1891-1940) — из семьи учителя. Окончив
гимназию, училась на Высших женских Бестужевских педагогических курсах.
В 1906-1910 гг. участвовала в анархистском движении, за что дважды арестовы-
валась царскими властями, была выслана в Новгородскую губернию под надзор
полиции. После Февральской революции вступила в ПСР. Работала секретарем
редакции партийной газеты «Земля и воля», была членом Петроградского коми-
тета партии. Затем была введена в Военную комиссию ПСР и в боевой отряд по
подготовке терактов для устранения лидеров большевиков. В мае 1919 г. отходит
от активной политической деятельности и работает учительницей. В октябре
1919 г. находилась в меньшинстве партии эсеров (МПСР). В феврале 1920 г. мо-
билизирована партией на фронт. Находясь на службе в военной разведке, выпол-
няет ряд ответственных заданий РККА в тылу у белых в Крыму. Затем до декаб-
ря 1920 г. служила в регистрационном отделе РВС Юго-Западного фронта. В ян-
варе 1921 г. возвращается в Москву и работает инструктором в Наркомпросе.
В феврале написала заявление в ЦК РКП(б) о вступлении в РКП(б). Оргбюро
ЦК удовлетворило ее просьбу и она из Наркомпроса вновь откомандирована в
распоряжение регистрационного управления РККА. В марте направлена по ли-
нии военной разведки, где успешно выполняла задания командования до 1922 г.
На процессе являлась одной из центральных фигур среди обвиняемых второй
группы. По постановлению Президиума ВЦИК амнистирована. В 30-е гг. репрес-
сирована. Реабилитирована.
Краковецкий Аркадий Антонович (1884-1937) — уроженец Харькова. Из
дворянской офицерской семьи. После окончания в 1902 г. Михайловского артил-
лерийского училища служил в Варшавской крепости, где создал из военных под-
польную эсеровскую организацию. В 1907 г. был арестован царской охранкой и
за участие в террористических актах, экспроприациях и организацию побегов по-
литических заключенных осужден на 10 лет каторжных работ. С февраля
1917 г. — член Иркутского совета и руководитель его военного комитета. В апре-
ле 1917 г. командовал Иркутским военным округом. Затем являлся помощником
командующего Петроградским военным округом, возглавлял восстание юнкеров
29 октября 1917 г. в Петрограде. Во время Гражданской войны в Приморье яв-
лялся одним из руководителей антиколчаковского восстания в ноябре 1919 г. во
Владивостоке, подавленного белыми. В декабре 1919 г. возглавлял Военный со-
вет объединенного штаба революционных организаций Приморья. В январе
1920 г. назначен главнокомандующим революционных сил Приморья. В апреле
того же года эмигрировал в США, откуда переехал в Чехословакию. В 1921 г.
362
опубликовал открытое письмо с признанием Советской власти и просьбой при-
нять в РКП(б). Вернувшись в начале 1922 г. в Москву, был привлечен обвиняе-
мым по делу ПСР. Уголовное дело на него прекращено по амнистии от 27 февра-
ля 1919 г. Затем работал в НКИД, был генеральным консулом в Мукдене (Ки-
тай), находился на руководящей работе в Совете труда и обороны СССР. В мае
1937 г. был арестован ГУ ГБ НКВД СССР и 2 декабря 1937 г. Военной коллегией
Верховного суда СССР «за шпионаж и участие в террористической диверсион-
ной организации» осужден к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот
же день. Реабилитирован.
Крыленко Николай Васильевич (1885-1938) — родился в Смоленской гу-
бернии в семье служащего. Образование высшее. Член партии большевиков с
1904 г. Во время Октябрьской революции являлся членом Петроградского ВРК.
В 1917-1918 гг. — верховный главнокомандующий. С марта 1918 г. — член кол-
легии Наркомюста РСФСР, с мая — председатель Ревтрибунала при ВЦИК,
прокурор РСФСР. В 1921 г. некоторое время был начальником экономического
правления ВЧК. На процессе выступал государственным обвинителем. С декаб-
ря 1922 г. являлся заместителем наркома юстиции и старшим помощником про-
курора республики. В 1927-1934 гг. — член ЦК ВКП(б), в 1931-1936 гг. — нар-
ком юстиции РСФСР, а в 1936-1937 гг. — СССР. В январе 1938 г. арестован
ГУГБ НКВД СССР и в июле 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР
осужден к расстрелу. Реабилитирован.
Либеров Александр Васильевич (1887-1942) — из крестьянской семьи. Член
партии эсеров с 1905 г., за что трижды был осужден царским судом. После Ок-
тябрьской революции работал в Центросоюзе. Являлся членом Московского ко-
митета ПСР. В марте 1920 г. и в марте 1921 г. арестовывался органами ВЧК. На-
ходясь в Ярославской тюрьме, был привлечен в качестве обвиняемого по делу
ПСР. 8 августа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК осужден на 10 лет ли-
шения свободы. Постановлением ЦИК СССР от И января 1924 г. срок сокращен
до 5 лет. По отбытии срока постановлением Особого совещания при Коллегии
ОГПУ от 10 апреля 1925 г. выслан в Актюбинск на 3 года. Затем срок ссылки
продлевался еще на 2 года. 3 января 1931 г. все тем же внесудебным органом вы-
слан в Вятку на 3 года, а 21 июня 1933 г. приговорен к 2 годам лишения свободы,
3 марта 1934 г. этот срок увеличен на 1 год. 20 февраля 1935 г. во изменение по-
следнего постановления сослан в Киров на оставшийся срок. В конце 1937 г. аре-
стован в Крыму и 17 апреля 1938 г. выездной сессией Военной коллегии Верхов-
ного суда СССР «за участие в террористической антисоветской эсеровской
организации» осужден на 10 лет лишения свободы. 15 августа 1942 г. умер в
Сиблаге (Кемеровская область). Реабилитирован.
Либкнехт Теодор (1870-1948) — немецкий социалист. Старший брат круп-
ного деятеля германского социал-демократического движения, одного из созда-
теля германской компартии Карла Либкнехта. На процессе по делу ПСР являлся
защитником.
Лихач-Лихачев Михаил Александрович (1887-1931) — являлся студентом Пе-
тербургского и Московского университетов, но учебу не закончил. Член парии эсе-
ров с 1904 г. За революционную деятельность неоднократно арестовывался царски-
ми властями. Во время Первой мировой войны находился в действующей армии,
был произведен в офицеры. После Февральской революции возглавлял комитет 12-
й армии Северного фронта. Был избран членом ЦК ПСР. С лета 1918 г. находился в
Архангельске при правительстве Северной области Н. В. Чайковского, являлся
363
управляющим отделами труда и народного образования. С сентября 1918 г. прожи-
вал в Сибири. Был арестован колчаковскими властями, после освобождения слу-
жил в кооперативных органах. В январе 1921 г. арестован органами ВЧК, в феврале
1922 г. привлечен в качестве одного из главных обвиняемых по делу ПСР. 8 августа
1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК осужден к расстрелу. Постановлением
Президиума ВЦИК приговор был утвержден, но исполнение его было приостанов-
лено. 11 января 1924 г. Президиум ЦИК СССР эту меру наказания заменил на 5 лет
лишения свободы. По отбытии этого срока постановлением Особого совещания при
Коллегии ОГПУ от 25 января 1926 г. выслан в Воронеж на 3 года, после чего срок
продлевался еще на 2 года. В 1930-1931 гг. содержался в Челябинском политизоля-
торе, где умер от воспаления легких. Реабилитирован.
Луначарский Анатолий Васильевич (1875-1933) — большевик, в социал-де-
мократическом движении с 1895 г. После Октябрьской революции — нарком
просвещения. В 1933 г. — полпред СССР в Испании. На процессе ПСР выступал
обвинителем.
Львов Михаил Иванович (он же — Галанов Прохор Саввич) (1885-1937) —
уроженец Омска. Из семьи священника. Член партии эсеров с 1904 г. Учился в
Омском духовном училище, после чего работал на заводе сельскохозяйственных
машин и в Омском уездном земстве. После Февральской революции проживал в
Москве, являясь инструктором по культурно-просветительской работе ЦК ПСР,
с августа по ноябрь 1917 г. — инструктор при Московском областном совете кре-
стьянских депутатов. В феврале 1919 г. нелегально выехал в Саратов в качестве
уполномоченного ЦК ПСР для оказания помощи местной эсеровской организа-
ции. В октябре 1919 г. был арестован Саратовской губчека, но вскоре освобож-
ден. В октябре 1920 г. вновь арестован ВЧК и в феврале 1922 г. привлечен в каче-
стве одного из обвиняемых по делу ПСР. 8 августа 1922 г. Верховным трибуна-
лом при ВЦИК осужден на 5 лет тюремного заключения. Постановлением
Президиума ЦИК СССР от И января 1924 г. срок сокращен до 2,5 года. 24 янва-
ря 1924 г. Комиссией НКВД по административным высылкам выслан в Чердын-
ский уезд Пермской губернии на 3 года. В июле 1925 г. бежал из ссылки и пере-
шел на нелегальное положение. В октябре 1925 г. вновь арестован и постановле-
нием Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 4 декабря 1925 г. осужден на
3 года лишения свободы. По отбытии этого срока в октябре 1928 г. выслан в Ка-
захстан на 3 года. В 1937 г. был арестован органами ГУГБ НКВД СССР и выезд-
ной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 сентября 1937 г. «за
участие в террористической антисоветской эсеровской организации» осужден к
расстрелу. Приговор исполнен в тот же день. Реабилитирован.
Маршан Рене (1888-?) — французский журналист. Работал во французском
посольстве, выступил в печати против контрреволюционной деятельности фран-
цузского посла в Москве Гренара. В 1918 г. вступил в РКП(б). Работал в Комин-
терне, НКИД, ВЧК. На процессе по делу ПСР выступал в качестве свидетеля
обвинения. Впоследствии уехал за границу.
Маслов Сергей Семенович (1887-?) — член ПСР с 1906 г., за что неоднократно
арестовывался царскими властями, был в ссылке. Участвовал в организации Все-
российского союза сельскохозяйственной кооперации. После Февральской рево-
люции избирался председателем оргбюро по созыву Первого Всероссийского
съезда крестьянских депутатов. От Вологодской губернии по эсеровскому списку
был избран в Учредительное собрание. Член президиума Второго Всероссийского
съезда крестьянских депутатов. После разгона Учредительного собрания был на
364
нелегальном положении. Затем являлся гражданским губернатором Архангельска
при правительстве Северной области Н. В. Чайковского. Участник кооперативно-
го движения в Сибири, по распоряжению колчаковских властей находился в тю-
ремном заключении. Осенью 1919 г. сдался советским властям в Уфе, был отправ-
лен в Москву, но вскоре освобожден. Работал в Москве в ряде сельскохозяйствен-
ных учреждений. В конце 1921 г. эмигрировал за границу, где участвовал в работе
Земгора. 24 февраля 1922 г. Президиумом ВЧК был включен в список эсеров, ко-
торым в связи с организацией процесса по делу ПСР было предъявлено обвинение
в антисоветской деятельности. Один из учредителей Союза русских писателей и
журналистов. Генеральный секретарь созданной в 1927 г. партии «Крестьянская
Россия — трудовая крестьянская пария» (ТКП). В годы Второй мировой войны на
оборонческих позициях, неоднократно арестовывался фашистами, был заключен в
концлагерь, освобожден Советской армией и вскоре арестован.
Минор Осип Соломонович (1861-1934) — из семьи московского раввина.
Будучи студентом юридического факультета Московского университета, всту-
пил в народовольческий кружок, за что неоднократно арестовывался царскими
властями, был осужден к ссылке в Якутию на 10 лет и во время т.н. Якутской
трагедии за сопротивление властям приговорен к бессрочной каторге, которая
была заменена поселением в Чите. В 1902 г. эмигрировал за границу, где вступил
в ПСР. С 1904 г. возглавлял Заграничный комитет и был кооптирован в ЦК
ПСР, участник ряда съездов партии эсеров. В 1905-1908 гг. в качестве уполно-
моченного ЦК вел работу на Кавказе, Украине и в Поволжье. Был арестован и
осужден к 8 годам каторжных работ. После Февральской революции член ЦК
ПСР и сторонник бескомпромиссной борьбы с большевиками. В начале 1919 г.
эмигрировал во Францию, где продолжал борьбу с большевиками. 24 февраля
1922 г. Президиумом ГПУ был включен в список эсеров, которым в связи с орга-
низацией процесса по делу ПСР было предъявлено обвинение в антисоветской
деятельности. Дело выделено «за нахождением за границей».
Морачевский Юрий Витальевич (1895-?) — из дворянской семьи. Член пар-
тии эсеров с апреля 1917 г. После окончания химического факультета Петроград-
ского университета работал в Геологическом комитете ВСНХ и Петроградском
медицинском институте. В феврале — апреле 1918 г. руководил Василеостровской
районной дружиной эсеров. В ноябре 1918 г. вышел из партии. В феврале 1922 г.
арестован ГПУ и привлечен в качестве одного из обвиняемых по делу ПСР. Оп-
равдан за недоказанностью обвинения. Дальнейшая судьба неизвестна.
Морозов Сергей Владимирович (1888-1923) — из мещанской семьи. По спе-
циальности — учитель. Член партии эсеров с 1904 г. За революционную деятель-
ность подвергался репрессиям. В 1906-1909 гг. находился на каторге. В 1915 г. за
побег осужден еще к 3 годам каторжных работ. Освобожден Февральской рево-
люцией. В мае 1918 г. избран членом Московского бюро ЦК ПСР. В августе
1919 г. арестован ВЧК в Москве. В феврале 1922 г. привлечен в качестве одного
из главных обвиняемых по делу ПСР и 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом
при ВЦИК осужден к расстрелу. Постановлением Президиума ВЦИК приговор
этот был утвержден, но исполнение его приостановлено. 21 декабря 1923 г., про-
тестуя против условий содержания политзаключенных, покончил жизнь само-
убийством, вскрыв вены во Внутренней тюрьме ОГПУ.
Муравьев Николай Константинович (1871-1936) — уроженец Твери. Потомст-
венный дворянин. Образование высшее. Присяжный поверенный. В 1895-1917 гг.
выступал защитником на многочисленных процессах рабочих, крестьян и полити-
365
ческих партий. За участие в революционном движении подвергался репрессиям
царскими властями, находился в ссылках. В 1916 г. — член Московской городской
думы. После Февральской революции на правах товарища министра юстиции воз-
главлял Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противоза-
конных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и про-
чих должностных лиц как гражданских, так и военных и морских ведомств. После
Октября 1917 г. являлся юридическим консультантом Московского народного
банка. В 1918-1922 гг. — председатель Комитета Политического Красного Креста.
Выступал защитником по делам Тактического центра, партии ПСР, а также на
других политических процессах. В 1922 г. отказался от дальнейшего ведения за-
щиты по делу партии эсеров в связи с тем, что Верховный трибунал вмешался в
процесс демонстрантов, требовавших высшую меру наказания для обвиняемых.
Был арестован ГПУ и 16 августа 1922 г. Коллегией ГПУ выслан в Казань на 3 года.
В 1930 г. вышел из коллегии защитников. Реабилитирован.
Нуланс Жизеф (1864-1939) — французский политический деятель. С июня
1917 г. — посол в России. После Октябрьской революции принимал активное уча-
стие в организации помощи антибольшевистскому движению. В ноябре 1918 г. по
обвинению в причастности к заговору Локкарта выслан советскими властями из
России. В 1933 г. опубликовал книгу воспоминаний «Моя миссия в России».
Паевский Владимир Игнатьевич (1884-?) — член партии эсеров с 1904 г.
В 1909 г. эмигрировал во Францию. Во время Первой мировой войны служил в
действующей французской армии. В октябре 1917 г. прибыл в Россию, сопровож-
дая по заданию французского военного министерства русских солдат-инвалидов
с Салоникского и Шампанского фронтов. В ноябре-декабре 1917 г. участвовал в
4-м съезде партии эсеров, на котором избран в Военную комиссию при ЦК ПСР.
В январе 1918 г. вышел из партии и поступил добровольно в Красную армию, в ко-
торой служил до конца Гражданской войны на руководящих медицинских долж-
ностях. В феврале 1922 г. привлечен ГПУ в качестве обвиняемого по делу ПСР,
однако дело на него было прекращено по амнистии от 27 февраля 1919 г. На судеб-
ном процессе выступал свидетелем обвинения. Дальнейшая судьба неизвестна.
Паскаль Пьер (1890-1983) — в 1916-1918 гг. — сотрудник Французской во-
енной миссии в Петрограде и Москве. 1918 г. вступил в партию большевиков, ра-
ботал переводчиком в НКИД РСФСР. На судебном процессе по делу ПСР вы-
ступал свидетелем обвинения.
Пелевин Павел Николаевич (1882-1937) — из крестьян деревни Ханчиково
Ярославской губернии. В 1903 г. призван на службу в Военно-Морской флот.
В 1905 г. в Кронштадте вступил в партию эсеров. Участник восстания на крейсе-
ре «Память Азова», за что был арестован и в 1906 г. военно-морским судом осуж-
ден к смертной казни, замененной на 20 лет каторжных работ. Отбыв 11 лет, ос-
вобожден Февральской революцией, после этого работал экспедитором в газете
«Труд», инспектором в центрально-жилищном отделе, комендантом в Институте
красной профессуры. В 1919 г. впервые арестован МЧК, был освобожден, после
чего еще несколько раз арестовывался ВЧК. В марте 1922 г. был привлечен ГПУ
обвиняемым по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК
осужден на 3 года лишения свободы с освобождения от всякого наказания.
В 1937 г. был арестован ГУГБ НКВД СССР и 13 июля 1937 г. «за участие в тер-
рористической антисоветской эсеровской организации» Военной коллегией Вер-
ховного суда СССР осужден к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот
же день. Реабилитирован.
366
Покровский Михаил Иванович (1868-1932) — член РСДРП с 1905 г. После
революции 1905-1907 гг. эмигрировал во Францию, где занимался литературной
и научной работой. Вернувшись в Россию после Октябрьской революции, воз-
главил Моссовет рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. С 1918 г. — замес-
титель наркома просвещения РСФСР. На процессе по делу ПСР выступал обви-
нителем. В 20-30-х гг. член Главной редакции 1-го издания Большой советской
энциклопедии. Академик АН СССР с 1929 г. и член ЦКК ВКП (б) с 1930 г.
Полковников Георгий Петрович (1883-1918) — родился в семье потомствен-
ного дворянина. Окончил Симбирский кадетский корпус (1902) и Михайлов-
ское артиллерийское училище (1904). Служил в армии на различных командных
должностях. Во время корниловского мятежа сохранил верность Временному
правительству. 4 сентября 1917 г. назначен командующим Петроградского воен-
ного округа. После Октября 1917 г. бежал на Дон. В марте 1918 г. арестован и
осужден к расстрелу.
Пятаков Георгий (Юрий) Леонидович (1890-1937) — родился на Марьин-
ском сахарном заводе Черкасского уезда Киевской губернии, сын управляющего
завода. Учился на экономическом факультете Петербургского университета (в
1910 г. исключен). Член партии большевиков с 1910 г. С 1914 по 1917 г. — в эмиг-
рации в Швейцарии. В 1917-1918 гг. являлся комиссаром Народного банка, за-
тем председателем Временного рабоче-крестьянского правительства Украины.
В 1918 г. — «левый коммунист». С 1920 г. — заместитель председателя Госплана
РСФСР, руководил восстановлением Донбасса, председатель Главкомцесскома.
Член ЦК РКП(б). На процессе являлся председателем Верхтриба. С 1923 г. — за-
меститель председателя ВСНХ. В 1928 г. — торговый представитель СССР во
Франции. В 1929-1930 гг. — председатель правления Госбанка СССР.
С 1932 г. — заместитель, с июня 1934 г. — 1-й заместитель наркома тяжелой про-
мышленности СССР. В 1927 г. был исключен из партии, вскоре восстановлен и с
1931 г. вновь был избран членом ЦК ВКП(б). Осужден к расстрелу по т.н. парал-
лельному антисоветскому троцкистскому центру. Реабилитирован.
Ракитников Николай Иванович (1864-1938) — из крестьянской семьи села
Годнево Смоленской губернии. Благодаря старшему брату, служившему госпо-
дам в Петербурге, сумел окончить гимназию. Являясь студентом естественного
отделения Петербургского университета, участвовал в кружках самообразова-
ния, а в 1885 г. стал членом рабочей группы «Народной воли». В марте 1887 г.
впервые арестован царскими властями и выслан в Вологодскую губернию, отку-
да из-за болезни туберкулезом направлен в Астраханскую губернию. После окон-
чания ссылки жил в Саратове, где участвовал в нелегальной работе народоволь-
ческой группы. В начале января 1900 г. вместе с женой выехал за границу, где
больше года знакомился с рабочим и социал-демократическим движением в Гер-
мании, Бельгии и Франции. Вернувшись в июле 1901 г. в Саратов, активно
включился в работу местной эсеровской организации. В сентябре 1902 г. пере-
шел на нелегальное положение и привез за границу свой проект эсеровской пар-
тийной программы, но в ходе длительных дебатов был составлен компромисс-
ный проект, учитывавший предложения В. М. Чернова и Н. И. Ракитникова.
В марте 1903 г. вернулся в Россию, вел организационную партийную работу на
юге России и на Кавказе, был арестован на сходке в Одессе и, просидев больше
года в тюрьме, освобожден на поруки под залог, после чего вернулся в Саратов и
включился в активную эсеровскую работу. В партии был широко известен как
«массовик», прекрасный специалист по аграрно-крестьянскому вопросу, талант-
367
ливый публицист. В мае 1909 г. на 5-м Совете партии вместе с другими членами
ЦК признал себя виновным за Азефа и вышел в отставку. В годы Первой миро-
вой войны занимал интернационалистские позиции, которые активно отстаивал
в эмигрантской прессе. Опасаясь ареста властей, выехал на родину, был аресто-
ван на границе и, выбрав Саратов своим местожительством, находился там под
надзором полиции. После Февральской революции организовал Саратовский
комитет партии эсеров, являлся делегатом 3-го съезда ПСР, на котором избран
членом ЦК. Кроме того, являлся членом редакции «Дела народа» и товарищем
министра земледелия во Временном правительстве. К Октябрьской революции
отнесся отрицательно, но стоял за создание коалиционного социалистического
правительства и считал недопустимым применение против большевиков терро-
ра. Участник 4-го съезда ПСР, на котором переизбран в новый ЦК. Депутат Уч-
редительного собрания от Саратовской губернии. С января 1919 г. выступал про-
тив вооруженной борьбы с большевиками. Не согласившись с резолюцией 9-го
Совета партии (июнь 1919 г.) о продолжении тактики борьбы на два фронта:
против белых и большевиков, вышел из ЦК и создал группу «Народ». С конца
1919 г. работал в Саратове в губернском статистическом бюро, прекратив поли-
тическую деятельность. В 1922 г. работал в Москве статистиком и экономистом.
В апреле 1922 г. арестован ГПУ и привлечен обвиняемым по делу ПСР. Дело на
него прекращено по амнистии от 27 февраля 1919 г. На судебном процессе вы-
ступал в качестве свидетеля. В 20-30-е гг. — член народовольческого кружка при
отделении общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, входил в редколле-
гию сборников, посвященных «Народной воле». В начале 1937 г. арестован ГУГБ
НКВД СССР и постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 1 июня
1937 г. приговорен к 5 годам исправительно-трудовых лагерей, а постановлением
тройки У НКВД по Красноярскому краю от 15 апреля 1938 г. расстрелян. Реаби-
литирован.
Раков Дмитрий Федорович (1881-1941) — из крестьян села Большие Кошары
Княгинского уезда Нижегородской губернии. Окончив учительскую семинарию и
Казанский учительский институт, преподавал отечественную историю в средних
учебных заведениях Казанской губернии. Во время революции 1905-1907 гг. соз-
давал местные организации Всероссийского крестьянского союза, сотрудничал с
казанскими эсерами и социал-демократами. В декабре 1906 г. был арестован цар-
скими властями и предзначался к высылке в Вологодскую губернию на 3 года, но
в апреле 1907 г. ему разрешили выехать за границу. В 1910 г. возвратился в Моск-
ву, где состоял членом городской организации партии эсеров. В 1913 г. окончил
Коммерческий институт в Москве. После Февральской революции проживал в
Петрограде, на 3-м и 4-м съездах ПСР избирался членом ЦК. С ноября 1917 г. —
депутат Учредительного собрания от Нижегородского округа. В январе 1918 г. из-
бран в бюро ЦК ПСР, где возглавлял иногородний и организационный отделы.
В июне 1918 г. одним из первых вошел в Комитет членов Всероссийского Учреди-
тельного собрания (Комуч) в Самаре. В июле-сентябре 1918 г. — управляющий
ведомством финансов Комуча. Во время колчаковского переворота в ноябре
1918 г. арестован в Омске, освобожден в марте 1919 г. В августе 1919 г. через Вла-
дивосток выехал за границу. В начале 1920 г. по заданию Заграничной делегации
(ЗД) ПСР был направлен из Праги в Москву для организации подпольной рабо-
ты. В июне 1920 г. арестован органами ВЧК, находясь под следствием, в феврале
1922 г. привлечен обвиняемым по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуна-
лом при ВЦИК осужден на 10 лет лишения свободы. 8 августа 1922 г. этот же су-
368
дебный орган заменил указанный срок на 5 лет лишения свободы. По отбытии
срока постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 9 октября
1925 г. выслан в Коканд на 3 года. И декабря 1925 г. во изменение этого постанов-
ления выслан в Уфу на тот же срок. Затем срок ссылки продлевался еще на 2 года,
после чего постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 3 января
1931 г. выслан в Ташкент на 3 года, а 22 сентября 1933 г. ссылка была продлена на
2 года. 26 сентября 1937 г. постановлением тройки НКВД Узбекской СССР по об-
винению в контрреволюционной деятельности приговорен к 10 годам заключения
в исправительно-трудовых лагерях. 8 сентября 1941 г. Военной коллегией Верхов-
ного суда СССР осужден к расстрелу. Приговор приведен в исполнение И сентяб-
ря 1941 г. Реабилитирован.
Ратнер Григорий Моисеевич (1895-?) — из семьи смоленского врача, потом-
ственного почетного гражданина, младший брат члена ЦК партии эсеров
Е. М. Ратнера. Член ПСР, в 1917-1918 гг. входил в Московское бюро ЦК ПСР.
В мае 1918 г. уехал на юг России. Вернувшись в ноябре 1918 г. в Москву, высту-
пил на городской конференции партии эсеров «против линии ЦК ПСР, настаи-
вая на соглашении с коммунистической партией». В октябре 1919 г. арестован
ВЧК, был освобожден. Вскоре вступил в партию большевиков. В 1922 г. предло-
жил большевистским властям включить его в качестве обвиняемого по делу
ПСР. На предварительном следствии дал явно сфальсифицированные показа-
ния. На судебном процессе заявил, что ради интересов революции можно и
должно свести и сестру на эшафот. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при
ВЦИК был оправдан. В 1923 г. привлекался чекистами к организации
ликвидационного съезда партии эсеров. В дальнейшем выпустил ряд книг по
сельскому хозяйству. Дальнейшая судьба неизвестна.
Ратнер-Элькинд Евгения Моисеевна (1886-1931) — из семь смоленского
врача, потомственного почетного гражданина. В партии эсеров с 1903 г. Вме-
сте с мужем — Л. М. Элькиндом входила в московский отдел Военной органи-
зации ПСР (ВО ПСР). За революционную деятельность восемь раз арестовы-
валась царскими властями, провела около 5 лет заключения в крепости.
В эмиграции училась на медицинском факультете Цюрихского университета.
После Февральской революции была избрана гласным Московской городской
думы от партии эсеров. С марта 1917 г. — член Московского комитета ПСР.
В сентябре 1917 г. на Государственном совещании в Петрограде избрана во
Временный совет Российской Республики (Предпарламент), а в ноябре - де-
кабре 1917 г. на 4-м съезде ПСР — в состав Центрального комитета партии.
Летом 1918 г. оставлена партией на подпольной работе в Москве. Возглавляя
Московское бюро ЦК, работала инспектором Главного архивного управления
при СНК РСФСР. Затем выехала на юг России, где входила в Южнорусское
бюро ЦК ПСР. В декабре 1919 г. была арестована ВЧК в Москве, вскоре осво-
бождена. В феврале 1921 г. вновь арестована и привлечена в 1922 г. в качестве
обвиняемой по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при
ВЦИК осуждена к расстрелу. Постановлением Президиума ВЦИК приговор
этот был утвержден, но исполнение его приостановлено. Находясь в Бутыр-
ской тюрьме, участвовала в 14-дневной голодовке. 14 января 1924 г. Президи-
ум ЦИК СССР заменил ей указанный приговор на 5 лет лишения свободы,
который отбывала в тюрьме Усть-Цильмы. По окончании этого срока поста-
новлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ сослана в Самарканд на
3 года. Умерла от рака. Реабилитирована.
369
Розенблюм Дмитрий Самойлович (1873-?) — из мещан. В революционном
движении с 1895 г., за что подвергался репрессиям. В 1898—1903 гг. состоял в
РСДРП, с 1905 г. — в партии эсеров. В 1910 г. окончил юридический факультет
Московского университета. После Февральской революции — член Президиу-
ма Московского совета рабочих и солдатских депутатов. В мае - июне 1917 г. на
3-м съезде ПСР избран в ЦК, а в июне того же года — в бюро ВЦИК 1-го созыва.
В ноябре 1917 — июне 1918 г. являлся заведующим юридическим отделом совета
Всероссийских кооперативных съездов. Затем до февраля 1921 г. работал в Цен-
тросоюзе, а с марта 1921 г. — заведующий экономическим отделом Главного
управления сельскохозяйственной кооперации и научный сотрудник Института
советского права. В апреле 1921 г. арестован ВЧК как бывший член ЦК ПСР,
был освобожден ввиду «отсутствия материалов для дальнейшей разработки».
В феврале 1922 г. вновь арестован ВЧК и привлечен в качестве обвиняемого по
делу ПСР. Дело на него было прекращено по амнистии от 27 февраля 1919 г.
Дальнейшая судьба неизвестна.
Розмирович Елена Федоровна (1886-1953) — из дворянской семьи. Член
партии большевиков с 1904 г. В 1917 г. участвовала в работе 7-й (Апрельской)
конференции РСДРП(б). Член Всероссийского бюро военных организаций при
ЦК РСДРП(б). С конца октября 1917 г. — член следственной комиссии Петро-
градского ВРК и член Петроградского ревтрибунала. С марта 1918 г. — председа-
тель следственной комиссии Ревтрибунала при ВЦИК. Член ВЦИК.
Садуль Жак (1881-1956) — офицер французской армии. В 1917 г. в качестве
члена Французской военной миссии находился в России, где вскоре стал сторон-
ником коммунистических идей. Вступив во французскую секцию в РКП(б) и
добровольцем в РККА, вел революционную пропаганду среди французских
войск на юге Украины. За революционную деятельность был осужден (заочно)
французским военным судом к смертной казни, но по возвращении во Францию
в 1924 г. был оправдан.
Святицкий Николай Владимирович (1886-1937) — уроженец Рыбинска Яро-
славской губернии. Член партии эсеров. 20 февраля 1935 г. постановлением Особо-
го совещания при НКВД СССР «за контрреволюционную деятельность и подделку
паспорта» приговорен к 3 годам лишения свободы. 27 ноября 1937 г. постановлени-
ем тройки УНКВД по Кустанайской области «за антисоветскую деятельность и
связь с эсерами» приговорен к расстрелу. Постановление исполнено 28 ноября
1937 г. Реабилитирован.
Семенов (Васильев) Григорий Иванович (1891-1937) — в революционное
движение вступил в 1904 г. Будучи анархистом-коммунистом, трижды арестовы-
вался царскими властями. В 1912 г. эмигрировал во Францию, где порвал с анар-
хистами и вступил в ПСР. В 1915 г. вернулся в Россию и был призван в армию.
После Февральской революции — один из организаторов Совета солдатских де-
путатов 12-й армии. Затем комиссар 9-й армии, комиссар 3-го конного корпуса и
помощник комиссара Румынского фронта. После Октября 1917 г. возглавил Пет-
роградскую военную организацию эсеров и входил в Военную комиссию при
ЦК. В сентябре 1918 г. арестован военным контролем РВС РККА за принадлеж-
ность к военной организации ПСР. С апреля 1919 г. стал сотрудничать с совет-
скими органами, был зачислен в штат военной разведки. В 1919 — декабре
1920 г. — член меньшинства ПСР. 24 февраля 1922 г. Президиумом ГПУ был
включен в список эсеров, которым в связи с организацией процесса по делу ПСР
было предъявлено обвинение в антисоветской деятельности. После окончания
370
процесса уволен из РККА, после чего работал инспектором при начальнике Гла-
вэлектро ВСНХ. В сентябре 1923 г. откомандирован в ЦК РКП(б) и в дальней-
шем занимался разведывательной работой в Маньчжурии и Испании. В феврале
1937 г. арестован и 8 октября 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР
осужден к расстрелу. Реабилитирован.
Снежко-Влоцкий Николай Гаврилович (1888-1941) — уроженец г. Волчан-
ска Харьковской губернии. Член партии эсеров. В марте 1919 г. и в 1921 г. аре-
стовывался органами ВЧК. В феврале 1922 г. привлекался обвиняемым по делу
ПСР. Дело прекращено по амнистии от 27 февраля 1919 г. 7 июля 1941 г. Воен-
ной коллегией Верховного суда СССР «за участие в террористической антисо-
ветской эсеровской организации» осужден к расстрелу. Приговор исполнен
16 октября 1941 г. Реабилитирован.
Ставская Фаина Ефремовна (1890-1937) — из мещанской семьи мест. Анто-
поль Гродненской губернии. В революционном движении участвовала с 1906 г.
как анархистка. В 1908 г. за покушение на екатеринославского губернатора генера-
ла Н. М. Клингенберга Одесским военно-окружным судом осуждена к 20 годам
каторжных работ. Освобождена Февральской революцией. В 1917 г. вступила в
партию эсеров. Работала в редакции органа Таврической губернской организации
ПСР газеты «Земля и воля», вела партийную работу в Симферополе и Севастопо-
ле. В сентябре 1918 г. в Москве вступила в боевой отряд Г. И. Семенова, но прак-
тической работой не занималась, так как вскоре была направлена бюро ЦК ПСР в
Уфу. Вернувшись в марте 1919 г. в Москву, занималась профсоюзной работой.
В ноябре 1919 — августе 1920 г. являлась секретарем центрального бюро меньшин-
ства ПСР (МПСР). В 1919 и 1921 гг. арестовывалась органами ВЧК. В феврале
1922 г. привлечена обвиняемой по делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибу-
налом при ВЦИК осуждена к 2 годам лишения свободы с освобождением от нака-
зания. В начале 1937 г. была арестована ГУГБ НКВД СССР как член партии эсе-
ров и 13 июля 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осуждена к рас-
стрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирована.
Тагер Александр Семенович (1888-1939) — из семьи врача. Юрист с выс-
шим образованием. В 1922 г. являлся защитником подсудимых социалистов-ре-
волюционеров на судебном процессе. Затем работал научным сотрудником во
Всесоюзном институте юридических наук, состоял членом Московской город-
ской коллегии защитников. В июне 1938 г. арестован ГУГБ НКВД СССР и
14 апреля 1939 г. Военной коллегией Верховного суда СССР «как участник
контрреволюционной террористической организации» осужден к расстрелу.
Приговор приведен в исполнение 15 апреля 1939 г. Реабилитирован.
Тимофеев Евгений Михайлович (1885-1941) — из семьи народовольца, со-
сланного в Сибирь по делу «кружка якобинцев». Будучи гимназистом, был аре-
стован за участие в демонстрации в Томске. В 1903 г. познакомился в Иркутске с
руководителем зарождавшейся эсеровской организации. С 1905 г. — студент фи-
зико-математического факультета Петербургского университета. В феврале
1906 г. за укрывательство рабочего Котлова, убившего помощника директора Пу-
тиловского завода, был арестован и в мае 1906 г. Петербургским военно-окруж-
ным судом осужден к 10 годам каторжных работ. Через некоторое время срок на-
казания сокращен до 5 лет каторги. Отбывая наказание в Александровском цен-
трале, в апреле 1910 г. за руководство из тюрьмы Иркутской организацией
эсеров вновь осужден к 10 годам каторги. Освобожден Февральской революци-
ей, после чего возглавлял Иркутский объединенный комитет Советов рабочих и
371
солдатских депутатов. Участник 3-го и 4-го съездов партии эсеров. В декабре
1917 г. на 4-м съезде избран в состав ЦК, а также входил в бюро (Президиум)
ЦК. Весной 1918 г. был одним из организаторов в Москве Военной комиссии
ЦК. В феврале 1919 г. участвовал в Одесской конференции, организованной
Южнорусским бюро ЦК ПСР. В мае 1920 г. арестован ВЧК, в феврале 1922 г.
привлечен в качестве одного из главных обвиняемых по делу ПСР. 7 августа
1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК осужден к расстрелу. Президиум
ВЦИК приговор этот утвердил, но исполнение его было приостановлено. И ян-
варя 1924 г. постановлением Президиума ЦИК СССР приговор этот был заме-
нен на 5 лет лишения свободы. По отбытии срока постановлением Особого сове-
щания при Коллегии ОГПУ в январе 1925 г. был выслан в Коканд, но через ме-
сяц опять арестован и приговорен к 2 годам тюремного заключения. После
длительной голодовки протеста освобожден и выслан в Уральск, где работал в
плановых органах. Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от
3 января 1931 г. выслан в Самарканд на 3 года. Затем тем же внесудебным орга-
ном срок ссылки продлевался на 2 и 3 года. 20 июня 1939 г. Военной коллегией
Верховного суда СССР «за участие в террористической антисоветской эсеров-
ской организации» осужден на 25 лет лишения свободы. 8 сентября 1941 г. этим
же судебным органом приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение
11 сентября 1941 г. Реабилитирован.
Тяпкин Ефим Федорович (1884-?) — из крестьян Нижегородской губернии.
Член партии эсеров. В феврале 1921 г. арестован ВЧК «за активную работу в ПСР»
и постановлением Комиссии НКВД по административным высылкам от 15 декабря
1922 г. выслан в Северо-Двинскую губернию на 2 года. 13 января 1931 г. постанов-
лением Особого совещания при Коллегии ОГПУ как «участник антисоветской эсе-
ровской организации» выслан в Казахстан на 3 года. Реабилитирован.
Усов Константин Андреевич (1895-1937) — из семьи колпинского рабочего.
Член партии эсеров с 1914 г. Работал токарем на Ижорском заводе. В феврале
1917 г. арестован царскими властями за активное участие в забастовке. В 1918 г.
состоял в боевой организации ЦК ПСР. Затем вышел из партии эсеров и в
1920 г. вступил в РКП(б). В 1922 г. был привлечен в качестве обвиняемого по
делу ПСР. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК был осужден на
5 лет тюремного заключения. Постановлением Президиума ВЦИК полностью
освобожден от наказания. Работал начальником отдела капитального строитель-
ства Спецмаштреста, 15 марта 1937 г. был арестован ГУГБ НКВД СССР.
13 июля 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР «за участие в антисо-
ветской эсеровской террористической организации» осужден к расстрелу. При-
говор приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован.
'Утгоф-Дерюжинский Владимир Львович (1887-1937) — из дворянской се-
мьи. Отец являлся жандармским генералом. Член партии эсеров с 1906 г. За рево-
люционную деятельность был исключен из Петербургского морского училища,
после чего поступил в политехнический институт. В октябре 1908 г. арестован
царской охранкой по обвинению в принадлежности к боевой организации эсеров
и осужден к 4 годам 9 месяцам заключения в крепости. Во время Первой мировой
войны был мобилизирован в армию, где дослужился до младшего офицерского
чина. После Февральской революции избран в Петроградский совет рабочих и
солдатских депутатов. Являясь членом Петроградского комитета партии эсеров, с
июня 1917 г. возглавлял Петроградскую партийную военную организацию, а на 4-
м съезде ПСР вошел в мандатную комиссию и был избран председателем Военной
372
секции. Затем товарищ председателя Военной комиссии ЦК партии. От Северного
фронта избран депутатом Учредительного собрания. В сентябре 1918 г. входил в
Самарский комитет членов Всероссийского Учредительного собрания (Комуч).
Осенью 1918 г. занимал центристские позиции в партии. В 1919-1921 гг. работал в
органах кооперации Москвы и Пензы. В 1921-1922 гг. представлял Пензенский
губсельсоюз в Москве. В феврале 1922 г. арестован ГПУ и привлечен в качестве
обвиняемого по делу партии эсеров. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при
ВЦИК был осужден к 5 годам тюремного заключения. И января 1924 г. постанов-
лением Президиума ЦИК СССР срок заключения был сокращен до 2,5 года. По
отбытии этого срока постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от
8 августа 1924 г. выслан в Тюмень на 3 года, после чего срок ему неоднократно
продлевался. В 1937 г. был арестован в Камень-на-Оби и постановлением тройки
УНКВД по Новосибирской области от 7 октября 1937 г. по обвинению в участии
«в контрреволюционной эсеровско-монархической повстанческо-террористиче-
ской организации» приговорен к расстрелу. Постановление приведено в исполне-
ние в тот же день. Реабилитирован.
Федоров-Козлов Филипп Федорович (1888-1937) — из крестьянской семьи
дер. Ренка Осоминского уезда Петроградской губернии. Член партии эсеров
с 1917 г. Работал водопроводчиком на судостроительном и техническом строитель-
ном заводах Петрограда. В 1918 г. входил в боевой отряд ПСР. В 1920 г. был аресто-
ван Петроградской ЧК по обвинению в причастности к убийству В. Володарского.
В феврале 1922 г. был привлечен обвиняемым по делу ПСР. В допросе от 4 марта
1922 г. признал факты своего участия в боевом отряде ПСР, в слежке за Володар-
ским, попытках боевиков ограбить купца и взломать сейф, а также свою роль как
одного из намеченных исполнителей покушения на В. И. Ленина, дежуривших в
разных районах Москвы. 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом при ВЦИК осуж-
ден на 5 лет тюремного заключения с освобождением от всякого наказания. Поста-
новлением Особого совещания при НКВД СССР от 29 марта 1935 г. осужден к 5 го-
дам лишения свободы. Содержался в Карагандинском лагере, где в 1937 г. был аре-
стован и Военной коллегией Верховного суда СССР от 5 сентября 1937 г. осужден к
расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован.
Федорович Флориан Флорианович (1878-1928) — из семьи дворянина Моги-
левской губернии. В революционное движение включился в конце 1890-х г., учась
на физико-математическом факультете Петербургского университета. В 1902 г.
вступил в ПСР. За антиправительственную деятельность неоднократно арестовы-
вался царскими властями, находился в ссылках. В 1909 г. Саратовской судебной
палатой был осужден на 6 лет каторжных работ. С июня 1914 г. находился на посе-
лении в Усть-Кутской волости Киренского уезда Иркутской губернии, затем пере-
веден в Манзурскую волость. Освобожден от поселения Февральской революци-
ей, после чего являлся губернским комиссаром в Пензе. На 4-м съезде партии эсе-
ров (ноябрь-декабрь 1917 г.) избран членом ЦК. Член Учредительного собрания.
В сентябре 1918 г. входил в Комуч в Самаре, участвовал в Уфимском государст-
венном совещании. После переворота А. В. Колчака был арестован, в 1919 г. после
побега из Омской тюрьмы вступил в Сибирскую делегацию ЦК ПСР. Активный
участник подпольной борьбы против А. В. Колчака, один из руководителей Ир-
кутского восстания, уничтожившего в декабре 1919 — начале 1920 г. режим Вер-
ховного правителя. Возглавлял политический центр, куда входили представители
разных политпартий. После отстранения 21 января 1920 г. политцентра от власти
Иркутским ВРК входил в состав Всесибирского краевого комитета партии эсеров.
373
Летом 1920 г. прибыл в Москву, зимой 1921 г. участвовал в заседании ЦК партии.
Вскоре был арестован ОО ВЧК, через некоторое время освобожден. В марте
1921 г. вновь арестован МЧК. В феврале 1922 г. Президиумом ГПУ был привлечен
в качестве обвиняемого по делу ПСР и 7 августа 1922 г. Верховным трибуналом
при ВЦИК осужден на 10 лет лишения свободы. Постановлением Президиума
ВЦИК СССР от 11 января 1924 г. срок наказания сокращен до 5 лет. По отбытии
этого срока в марте 1926 г. Особым совещанием при Коллегии ОГПУ выслан в
Оренбург на 3 года, где умер от заражения крови. Реабилитирован.
Фейт Андрей Юльевич (1864-1926) — из семьи петербургского врача. Буду-
чи студентом физико-математического факультета Петербургского университе-
та, участвовал в деятельности народовольческих студенческих кружков, за что
арестовывался царскими властями. В 1883 г. поступил на медицинский факуль-
тет Дерптского университета, где участвовал в создании типографии «Молодой
партии» «Народной воли». Высшее медицинское образование получил в Военно-
медицинской академии в Петербурге, которую окончил в 1888 г. Затем занимал-
ся врачебной практикой в Нижнем Новгороде, являлся земским врачом в Яро-
славской губернии. Летом 1892 г., прибыв в Петербург, вошел в группу народо-
вольцев. В 1895 г. находился за границей, где установил контакты с народоволь-
ческой эмиграцией. В июне 1896 г. был арестован по делу народовольческой
типографии и после двухгодичного заключения выслан в Восточную Сибирь на
8 лет. В г. Киренске Иркутской губернии занимался врачебной практикой, в
Чите работал участковым врачом на Забайкальской железной дороге. Вступив в
партию социалистов-революционеров, вел пропагандистскую работу среди же-
лезнодорожных рабочих и служащих. С конца сентября 1905 г. проживал в
Н. Новгороде, входил в состав местного комитета партии эсеров. В октябре
1905 г. участвовал в работе конференции эсеров, был кооптирован в ЦК ПСР и
делегирован им в Исполком Петербургского совета рабочих и депутатов. В де-
кабре 1905 г. арестован вместе с другими членами Исполкома и приговорен к
ссылке в г. Обдорск Тобольской губернии. В 1907 г. бежал за границу и осел во
Франции. В мае 1909 г. на 5-м Совете партии избран в состав Заграничной деле-
гации ЦК. Во время Первой мировой войны служил врачом во французской ар-
мии. После Февральской революции вернулся на родину, являлся членом ЦК
ПСР и членом Петросовета. После Октября 1917 г. помогал А. Ф. Керенскому в
организации похода на Петроград. Депутат Учредительного собрания и участник
ряда подпольных эсеровских организаций. В 1918 г. поступил на работу в качест-
ве инспектора санитарных поездов Красного Креста и отошел от эсеровской ра-
боты. В 1922 г. привлекался в качестве обвиняемого по делу ПСР. Дело прекра-
щено по амнистии от 27 февраля 1919 г. На судебном процессе выступал в каче-
стве свидетеля. Позже заведовал санаторной частью Пущина (Московская губ.)
и на Воробьевых Горах в Москве. Занимался литературно-научной работой, со-
стоял в обществе политкаторжан и ссыльных поселенцев.
Фроссар Луи Оскар (1889-1946) — член Французской социалистической
партии с 1905 г., в 1918-1920 гг. — ее генеральный секретарь. В 1920 г. — участ-
ник II конгресса Коминтерна. Генеральный секретарь французской компартии с
момента ее образования до ноября 1922 г. В 1923 г. вышел из ФКП, став одним
из создателей Социалистического коммунистического союза. В 1928-1940 гг. —
депутат парламента, в 1936-1940 гг. — министр в различных правительствах. Во
время Второй мировой войны — член Национального совета А. Петена. В конце
войны отошел от политической деятельности.
374
Чайковский Николай Васильевич (1850-1926) — из дворян, в 1868-1878 гг.
учился в Петербургском университете и участвовал в студенческом движении.
С весны 1869 г. — член студенческого кружка М. А. Натансона, позже получив-
шего известность как «кружок чайковцев». До 1874 г. активно занимался рево-
люционной работой, дважды арестовывался, но разгром «хождения в народ» за-
ставил его усомниться в верности выбранного пути. В конце 1874 г. он эмигриро-
вал в Европу, затем два года провел в общине «богочеловеков» в САСШ, после
этого работал чернорабочим, плотником, год был в религиозной общине «шекке-
ров», после чего в 1879 г. вновь вернулся в Европу. С 1880 г. обосновался в Лон-
доне, где принял активное участие в английском профсоюзном и кооперативном
движении. В 1889 г. способствовал организации «Общества друзей русской сво-
боды», в 1891 г. — один из учредителей Комитета Фонда вольной русской прес-
сы, редактор издаваемых фондом «Летучих листков». В эти годы тяготел к анар-
хизму, который не изжил и к моменту создания в 1900 г. Аграрно-социалистиче-
ской лиги (стал ее секретарем-распорядителем) и создания ПСР. В 1904—
1905 гг. — член Заграничного комитета ПСР и член ее ЦК, занимался постанов-
кой транспортов литературы и оружия в Россию. В конце 1905 г. вернулся в Рос-
сию, участвовал в работе 1-го съезда ПСР, в 1906 и 1907 гг. выезжал в САСПТ
для сбора денег и организации общественной поддержки. Летом 1907 г. предло-
жил ЦК ПСР план развертывания крупномасштабного партизанского движения
в некоторых районах России, для чего привез американского инструктора — уча-
стника Гражданской войны. Скептическое отношение ЦК ПСР к этому плану и
конфликты ЦК с коллективом Военного бюро, к которому Чайковский был бли-
зок, привели к обострению отношений последнего с ЦК. В ноябре 1907 г. он был
арестован и почти год содержался в Петропавловской крепости. На процессе, где
судили его и Е. К. Брешко-Брешковскую («дедушку и бабушку русской револю-
ции»), построил свою защиту на отрицании своей принадлежности к ПСР, что
вызвало резкое осуждение многих его друзей, высказавшихся в личных письмах
к нему. После оправдания легализовался и принял участие в кооперативном дви-
жении, публично заявив, что пришло время не революцией заниматься, а «капус-
ту садить». Все это закрыло ему дорогу к эсерам и он сблизился с энесами и тру-
довиками. После февраля 1917 г. занимал ряд видных государственных и обще-
ственных постов, а также являлся членом ЦК ТНСП. После Октябрьского
переворота — член Комитета спасения родины и революции, один из организато-
ров Союза возрождения России. С августа 1918 г. член, а затем и глава архангель-
ского правительства — Верховного управления Северной области. В 1919 г. —
член Политического совещания (затем Русская делегация при Версальской мир-
ной конференции), в 1920 г. — член Южно-Русского правительства А. И. Дени-
кина. В этом же году эмигрировал. В 1920 г. был заочно приговорен большевика-
ми к смертной казни. В 1921 г. — инициатор и руководитель конспиративной
организации «Центр действия», цель которой виделась в интеграции антиболь-
шевистского движения внутри России. Участник Парижского совещания быв-
ших членов Учредительного собрания в качестве представителя ТНСП.
Чернов Виктор Михайлович (1873-1952) — из дворян, один из создателей и
лидеров ПСР, главный ее теоретик, участник всех ее съездов и член ЦК (кроме
периода 1909-1916 гг.). После февраля 1917 г. — министр земледелия в коалици-
онном Временном правительстве, тов. председателя ВЦИК и почетный председа-
тель ЦИК Совета крестьянских депутатов, выступал за создание однородного со-
циалистического правительства без кадетов, но в руководстве ПСР оказался по
375
этому вопросу в меньшинстве. После Октябрьского переворота пытался поднять
войска Западного фронта против большевиков, но затем придерживался осто-
рожной тактики, высказываясь против развертывания террора и вооруженной
демонстрации в поддержку Учредительного собрания. После разгона Учреди-
тельного собрания, на котором был избран его председателем, вел партийную ра-
боту в Москве, затем отправился за Волгу. Сторонник тактики борьбы на два
фронта и «третьей силы», расценил создание Директории как поражение демо-
кратии, но не был поддержан в этом другими членами ЦК. После колчаковского
переворота арестован, но при содействии чехословацких легионеров освобожден
и позже занимался в Москве партийной работой, находясь на нелегальном поло-
жении. В сентябре 1920 г. эмигрировал и редактировал журнал «Революционная
Россия», член Заграничной делегации. Придерживался левоцентристских пози-
ций, но выступил против решения ЦК ПСР об исключении из партии Н. Д. Авк-
сентьева и И. И. Фондаминского, а также принял участие в работе эсеровской
фракции на частном совещании членов Учредительного собрания в январе
1921 г. 24 февраля 1922 г. Президиумом ГПУ был включен в список эсеров, кото-
рым в связи с организацией процесса по делу ПСР было предъявлено обвинение
в антисоветской деятельности. Дело выделено за нахождением за границей.
Шестаков Всеволод Петрович (1895-1938) — уроженец Москвы. Член пар-
тии эсеров. После Октябрьской революции работал в органах потребительской
кооперации в Москве. В 1918-1919 гг. являлся членом Московского комитета
ПСР. Осенью 1920 г. был кооптирован в ЦК партии. В апреле 1921 г. был аресто-
ван ВЧК. В феврале 1922 г. привлечен в качестве обвиняемого по делу ПСР. На
судебном процессе выступал свидетелем защиты, по окончании которого поста-
новлением НКВД по административным высылкам от 23 февраля 1923 г. выслан
в Архангельск на 3 года. По отбытии этого срока постановлением Особого сове-
щания при Коллегии ОГПУ от 29 января 1926 г. выслан в Зырянский край на
3 года. Затем находился на поселении в Воронеже. В 1937 г. арестован органами
НКВД СССР и Военной коллегией Верховного суда СССР «за участие в терро-
ристической антисоветской эсеровской организации» осужден к расстрелу. При-
говор приведен в исполнение 15 января 1938 г. Реабилитирован.
Юдин Иван Степанович (1883-?) — из крестьян Никологорского села Вла-
димирской губернии. Член партии эсеров с 1903 г. Партийной работой занимал-
ся в Сибири, где работал в кооперации, руководил рядом профсоюзов, сотрудни-
чал в журналах и газетах. За революционную деятельность неоднократно аресто-
вывался царскими властями, в тюрьмах отсидел 7 лет, был в ссылке в
Нарымском крае и Тобольской губернии. После Февральской революции воз-
главлял исполком Западносибирского совета рабочих и солдатских депутатов,
являлся членом Сибирской областной думы, входил в состав Временного сибир-
ского правительства. После Октябрьской революции работал в кооперации.
В 1918 г. в Хабаровске как член Временного сибирского правительства был взят
большевиками в качестве заложника. В 1920 г. вновь арестован в Омске ПП ВЧК
по Сибири по обвинению в организации Сибирского крестьянского союза.
В феврале 1922 г. вышел из партии эсеров, опубликовав об этом в печати заявле-
ние. В марте 1922 г. был освобожден. Однако в начале мая 1922 г. опять аресто-
ван и привлечен в качестве обвиняемого по делу ПСР. 20 мая 1922 г. судебной
коллегией Верховного трибунала при^ВЦИК «дело его выделено в особое произ-
водство по контрреволюции в Сибири». На судебном процессе по делу ПСР яв-
лялся свидетелем обвинения. Дальнейшая судьба неизвестна.
376
Стенограмма судебного заседания
Верховного трибунала ВЦИК
Том 2
14 июня 1922 года
Шестой день
Утреннее заседание
Председатель: Заседание трибунала возобновляется. Вчера, ввиду позднего
времени, мы не закончили некоторые формальные вопросы. Для этого я сегодня
представлю сторонам делать соответствующие заявления и ходатайства. Я просил
бы в утреннем заседании заявлять только те ходатайства, которые имеют абсо-
лютно срочный характер и, по возможности, отложить все остальное до вечернего
заседания.
Крыленко: Я свое ходатайство хотел заявить вчера вечером. Оно имеет сроч-
ный характер, но может быть разрешено непосредственно после допроса обвиняе-
мых, в зависимости от содержания и результатов показаний, которые будут даны
обвиняемым Лихачем и другими. Если они меня удовлетворят, то для меня от-
падет необходимость подтверждения их документами. Вот почему я полагал бы
просить разрешения мне предъявить ходатайство мое в момент после окончания
допроса.
Председатель: Сейчас мы не имеем никаких заявлений.
Крыленко: Я хотел так и вчера сделать.
Председатель: У сторон имеются заявления.
Муравьев: Позвольте присоединиться к обвинителю по этому вопросу, так как
вчера прервались объяснения обвиняемых и возможность допроса.
Лихач (прерывая)'. Я прошу трибунал присоединить к делу газету «Голоса
революции» № 4 от пятницы 5 января 1918 г. для того, чтобы подтвердить, во-
первых, что демонстрация (у меня других газет под рукой нет, в следующий раз
я прошу трибунал присоединить и другие газеты), по крайней мере, те плакаты,
которые были выпущены Союзом защиты Учредительного собрания, доказывают,
что это было действительно мирной демонстрацией. И во-вторых, чтобы подтвер-
дить здесь состав той организации, которая называлась в те дни Союзом защиты
Учредительного собрания.
Председатель: Заключение государственного обвинителя.
Крыленко: Я буду просить показать мне документы.
Председатель: Комендант, передайте документы.
Гоц: Гражданин председатель, я ходатайствую о приобщении к материалу вче-
рашнего номера «Правды» о проведении...
Председатель (прерывает)'. Позвольте нам закончить с первым документом.
Крыленко: С моей стороны нет возражений против присоединения номера га-
зеты «Голос революции».
Председатель: Заключение защиты.
Шубин: Возражений нет, но я укажу, что тут вопрос не в том, под каким лозун-
гом шла манифестация, а совершенно в другом...
Председатель: Это другой вопрос. Верховный трибунал определил, ввиду не-
имения препятствий со сторон, «Голос революции» № 4 от 5 января 1918 г. к делу
приобщить.
Гоц: Я ходатайствую о приобщении последнего номера «Правды» в опровер-
жение сообщения о том, что полковник Дутов находился в дни событий 29 октя-
бря в Петрограде.
378
Председатель: В опровержение чьего сообщения?
Гоц: В опровержение утверждения подсудимого Игнатьева о том, что полков-
ник Дутов в эти дни находился в Петрограде.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель товарищ Крыленко.
Крыленко: Видимо, обвиняемый Гоц тут не договорил. Он должен доказать
раньше, что именно этот номер «Правды» опровергает или может опровергнуть
это сообщение. Между тем содержание мотивов не изложено. Что же находится
в этом номере «Правды»?
Гоц: В этом номере «Правды» изложено, что в этот момент полковник Дутов
находился в Оренбурге. Следовательно, он не мог находиться в Петрограде.
Крыленко: Вопрос нельзя ставить так, что «следовательно, было», а вопрос
о том, «кто, что и как».
Гоц: Эта статья подписана двумя коммунистами. Я думаю, что это и для граж-
данина Крыленко является, вероятно, достаточно точным удостоверением факта
даже и с его точки зрения.
Крыленко: Я буду просить предъявить газету к обвинению.
Председатель: У вас нет этого номера?
Гоц: К сожалению, я забыл, но я думаю, что можно достать. Я думаю, что вам
будет легче достать последний номер «Правды».
Председатель: Мы отложим до вечернего заседания решение этого вопроса.
Больше ходатайств нет. Приступаем к следствию.
Тимофеев: Я вчера еще просил слово для объяснений.
Дашевский: Гражданин председатель, я тоже прошу слово для объяснений.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Вчера было свидетелями и подсудимыми Семеновым и Дашевским
утверждено, что я участвовал, во-первых, в заседаниях Союза защиты Учредитель-
ного собрания и, во-вторых, что я принимал участие в работах Военной комиссии
в связи с защитой Учредительного собрания. Я точно не понял, но было сказано,
что касательство к военной работе я в той или другой форме имел. Я ничего не
имел бы против того, чтобы принимать фактическое участие в этой работе, по-
тому что ни преступной, ни позорной я такую работу не считал и не считаю. Сей-
час я просто хочу установить неправильность факта. Я на свою память полагаюсь
не сильно. Я привык больше опираться на память товарища Дашевского, но меня
удивляет, как произошла эта путаница. Здесь, кроме моего личного воспомина-
ния, у меня имеются нижеследующие данные: во-первых, данные, удостоверяю-
щие, что я приехал в Петроград довольно поздно. Я приехал в Петроград из Си-
бири 17 декабря. О том, что я приехал именно в это время, удостоверяет протокол
заседания Центрального комитета, помещенный в «Партийных известиях» № 5.
Это первое заседание, где я присутствовал. Там же имеется также постановление
об откомандировании меня в межфракционное совещание. Затем, в протоколе
Центрального комитета от 26-27 декабря имеется делегирование меня в другую
комиссию для переговоров по сношениям с эстонцами и прочими областными
правительствами. Должен сказать, что в это время я был очень далек от военной
работы. Факт общеизвестный, что в день Учредительного собрания я выступал
там по вопросу о мире. Поскольку на мне лежали межфракционные сношения,
межпартийные и партийно-дипломатические задания и поскольку я входил (это
может быть удостоверено опять-таки свидетельскими показаниями) в руково-
дящую группу, чисто техническую, нашей фракции в Учредительном собрании,
поскольку накануне этого самого дня, поздней ночью, я вел переговоры с пред-
379
ставителями различных фракций Учредительного собрания, я совершенно не мог
принять фактического участия в этой военной работе. Повторяю, я говорю это не
для того, обелять себя в этой работе, а потому, что не могу свидетельствовать, как
не принимавший участие в этой работе. Единственное участие мое в этой работе
в этот период было то (что может быть ввело в заблуждение гражданина Дантев-
ского), что в Военной комиссии Центрального комитета был разработан зако-
нопроект, или, скорее, контуры законопроекта о русской армии, которой должен
был быть внесен в Учредительное собрание. Поскольку теоретически интересо-
вался военными вопросами, постольку этот проект был передан на мое рассмо-
трение, и мы в составе частью членов Военной комиссии, частью членов Учре-
дительного собрания, обсуждали его и отклонили. Затем был второй момент: не
помню, или гражданин Дашевский, или кто-то еще свел меня с каким-то военным
для получения какой-то телеграфной связи или еще чего-то, может быть, он на-
помнит. Вот это все. Я повторяю и подчеркиваю, что я говорю не в обвинение или
опровержение, а чтобы указать, что по этому вопросу свидетельствовать не могу.
Председатель: Подсудимый Дашевский.
Дашевский: Прежде всего по поводу разъяснений гражданина Тимофеева.
Память моя о событиях того времени все-таки не изменяет. Я буду аргументи-
ровать последующие на фактических воспоминаниях. Дело в том, что у меня по-
тому так ярко сохранилось в памяти то обстоятельство, что гражданин Тимофеев
участвовал в нашем совещании военного отдела с союзом защиты Учредительного
собрания, что я впервые познакомился с ним именно на одном из таких совеща-
ний и с первого знакомства он произвел на меня довольно сильное впечатление,
так что самый факт этого знакомства и обстановка знакомства у меня в памяти
сохранилась довольно ясно. То обстоятельство, что гражданин Тимофеев ссы-
лается на факт своего сравнительно позднего прибытия в Петроград, нисколько
не опровергает моих показаний по этому поводу, потому что я подчеркивал, что
гражданина Тимофеева я припоминаю на заседаниях в самом их конце, на одном
или двух последних заседаний. Последнее заседание было у нас в конце декабря,
и поэтому, если гражданин Тимофеев прибыл (а я действительно помню, что он
прибыл после IV съезда в середине декабря), то возможно, что в конце декабря
он мог присутствовать на этом совещании. У меня сохраняются даже некоторые
детали этого совещания. На нем была информация представителей, в частности,
наших, а особенно представителей военного отдела Союза защиты Учредитель-
ного собрания, о тех или иных силах или расчетах на те силы, которыми они
располагали. И на меня особенно сильное и хорошее впечатление гражданин
Тимофеев произвел в том, насколько критически и трезво он оценивал все эти
информации и настойчиво доискивался, насколько прочны и реальны эти рас-
четы. После этого совещания я в разговоре с членом нашей фракции покойным
Дмитрием Ивановичем Сургучевым говорил, что у Тимофеева необычно ясная го-
лова и необычная способность реально учитывать обстановку и оценивать наши
реальные силы. Так что все это дает мне право категорически утверждать, что, по
крайней мере, на одном из последних заседаний, примерно в конце декабря, при-
сутствие гражданина Тимофеева имело место. Только это я утверждал в своем
вчерашнем заявлении, и, очевидно, гражданин Тимофеев не совсем уловил смысл
того, что я говорил, потому что я не говорил, что гражданин Тимофеев вообще
принимал деятельное участие в вденной комиссии того периода. Я отмечал толь-
ко один факт, что в наших совещаниях с военным отделом Союза защиты прини-
мали участие члены Центрального комитета — в первое время, гражданин Гер-
QQH
штейн, а впоследствии, один или два раза, гражданин Тимофеев. Второе, уже вне
зависимости от сообщения, сделанного гражданином Тимофеевым. Я хотел не-
сколько дополнить или, вернее, уточнить разъяснения, которые я сделал в конце,
а именно то заявление мое в конце характеристики подготовки выступления 5 ян-
варя, которое было вчера сделано, и по просьбе защитника Тагера даже запроте-
стовало особым постановлением трибунала. Я боюсь, что защитник Тагер и, может
быть, многие другие не совсем правильно уловили смысл этого моего заявления
и для того, чтобы избежать неправильного истолкования, я тут же дам некоторые
более точные дополнения. Дело в том, что для всех нас, военных работников, и не
только военных работников, а и прочих ответственных и менее ответственных
членов и Бюро фракции и Центрального комитата, отношение к демонстрации
и выступлению 5 января было вполне определенное. Нив коем случае не было
такого положения, что мы отказались по тем или иным мотивам от вооруженного
выступления в день 5 января. Мы несколько только изменили схему развития это-
го вступления. Первоначальный план нашего штаба и Военной комиссии гласил,
что мы с первого момента, с самого начала этого чреватого событиями, как мы
думали, дня, выступим, непосредственно, активными инициаторами вооруженно-
го вступления. В этом духе шла вся наша подготовка в течение месяца перед от-
крытием Учредительного собрания по директивам Центрального комитета и с его
ведома. В этом направлении велась в последние дни лихорадочная работа нашего
штаба и в этом направлении шли все дискуссии Военной комиссии и в нашем гар-
низонном совещании с участием гражданина Лихача. В последний момент в свя-
зи с отсутствием решимости Бюро фракции санкционировать от имени фракции
социалистов-революционеров выступление, в связи с ночным разговором Семе-
нова с гражданином Гоцем о том, что Центральный комитет не считает возмож-
ным, учитывая наши реальные силы и создавшуюся обстановку этого момента,
наше выступление в качестве инициаторов и организаторов восстания с самого
начала дня 5 января, в связи с этим порядок развития событий был нами преду-
смотрен другой. Мы были убеждены, что те или иные вспышки со стороны массы,
приходящей в сопротивление с расставленными для охраны войсками, неизбежно,
и поэтому мы решили быть наготове и все время были наготове с оружием в ру-
ках. И, в частности, я припоминаю определенные вполне факты. Согласно нашим
условиям я должен был с утра 5 января встретиться на Галерной с другим членом
Военной комиссии Соколовым и вместе с ним пройти по улицам, посмотреть, как
движется и собирается манифестация, каково их взаимоотношение с войсками,
должен был пройти к Семеновскому полку, который должен был также выступить
вооруженным, убедиться в его настроении и создавшейся ситуации и пойти с ин-
формацией обо всем этом в Таврический дворец и связаться с Сергучевым, кото-
рый должен был передать мне, а через него некоторые определенные информации
о военной и политической ситуации Бюро фракции и Центрального комитета,
и затем, в зависимости от дальнейших сведений, которые должен был мне пере-
дать Соколов и другие члены Военной комиссии, работавшие совместно с нами,
получить определенные директивы от Бюро фракции и Центрального комитета
и идти в штаб к Семенову с определенными указаниями и информацией, которые
должен был дать ему материал для тех или других оперативных распоряжений.
Это был наш предварительный план, который касался того, что именно я должен
был делать в день 5 января. Этот план примерно и был приведен в исполнение за
малым исключением. Так как Соколов на Галерную опоздал, мы не имели времени
ознакомиться с характером движения демонстрации, как она пошла с Марсового
381
поля и т. д. и поспешили к Семеновскому полку. Там от выходившего с заседания
Семеновского полка товарища мы узнали, что вопрос о выступлении не решен
и что заседание полкового комитета продолжается. Соколов пошел на заседание,
чтобы агитировать за выступление, я поспешил в Таврический дворец, чтобы ин-
формировать Сургучева, что положение неопределенное, и стал дожидаться даль-
нейших информаций от Соколова и других товарищей. Эти мелкие детали могут
указать на то, что, не решаясь ангажировать партию, так мы оценивали настроение
Центрального комитета, если не ошибаюсь, то в таком смысле передавал мне Се-
менов свой ночной разговор с Гоцем, не решаясь ангажировать партию в качестве
непосредственного инициатора вооруженного восстания в этот день, мы этого
восстания ждали, и мы к нему в течение первой половины этого дня были готовы
и ждали только первого повода, чтобы это вооруженное выступление привести
в движение, используя все наши вооруженные силы.
Председатель: Слово для разъяснения имеет обвиняемый Лихач.
Лихач: Когда я выслушал вчера разъяснения, данные Дашевским и Семено-
вым, я должен сознаться, что пришел в громадное недоумение. Они ломились
в буквальном смысле этого слова в открытую дверь. Нам приписывается в обви-
нительном акте совершенно определенное утверждение, я процитирую две строч-
ки: «Так окончилась вторая попытка партии социалистов-революционеров воору-
женной рукой свергнуть власть Советов». Я утверждаю, что эта попытка в день
5 января нами сделана не была и не потому, что мы не хотели этого, а потому, что
мы этого сделать не могли. Совершенно точно и ясно. Вопрос о защите Учреди-
тельного собрания, к которому мы действительно лихорадочно готовились, у нас
в Центральном комитете был совершенно ясен и прост: мы это сделать не могли,
поскольку реальных сил, на которые мы могли бы опереться, у нас нет. Так что я
этим почти все, что здесь объясняли так красноречиво Дашевский и Семенов, поч-
ти все отметаю. Да, мы вели эту подготовку, но мы, потому что в тот момент у нас
реальных сил не было, этой попытки не предпринимали, причем от самой попыт-
ки вооруженного свержения Советской власти не отказывались, а продолжали это
вести, но в некоторой другой исторической обстановке, о которой разговор будет
немного дальше. Хочется мне сделать несколько фактических разъяснений по по-
воду слов гражданина Дашевского. Гражданин Дашевский, по-видимому, понял
меня, когда я старался оправдаться от той исторической ответственности, которая
падает на нас, что мы не сделали этой попытки, указав, что эту историческую от-
ветственность, эту историческую вину мы на себя не принимаем, поскольку на
фронте, я утверждаю, и в моем понимании и в понимании большинства Военной
комиссии того времени, реальных сил на фронте в тот момент не было, и я указал,
что нами делался целый ряд попыток поездок на фронт. И, конечно, если бы я стал
ловить гражданина Дашевского на мелочах, я бы много этих мелочей мог поймать.
Конечно, никаких и никогда поездок в Украинскую дивизию в Везенберг не было.
Если ездил в Украинские дивизии гражданин Паевский, то Украинские дивизии
стояли не в Везенберге, а в военном расположении Гапсаля. В Везенберге стоял
49 корпус, а в Гапсале — 44 дивизия. Так что таких мелочей, на которые упирает
здесь гражданин Дашевский, я мог бы привести целую кучу. Да, поездки соверша-
лись. Да, все это имело место в гораздо большем количестве, чем я, Дашевский,
Семенов и все мы вместе взятые можем вспомнить через 5 лет после событий,
имевших место. Затем, второй вопрос, очень интересный с фактической стороны:
мне хочется указать, что граждане, пытавшиеся нас поправить с фактической сто-
роны, очень сами погрешили с фактической стороны против фактов. В частности,
382
вопрос об установлении членов Центрального комитета, входивших в состав во-
енной комиссии. Гражданин Семенов здесь цитировал постановление Централь-
ного комитета о том, что в Военную комиссию был делегирован не гражданин
Тетеркин, а гражданин Иванов. Гражданин Семенов не указал здесь, что это по-
становление относится к 8 января.
Председательствующий: Это было указано.
Лихач: А это относится к более позднему времени, к чему через несколько
дней, а, может быть, завтра, если процесс не затянется, и перейдем.
Председательствующий: Относительно личного состава здесь был целый ряд
недоразумений, путаницы и неправильностей. Мы о личном составе будем офи-
циально говорить: прежде всего путем опроса всех вас, а потом, если будут разно-
речия, мы будем устанавливать документально.
Лихач: Я считаю этот факт очень важным, поскольку он касается всей обста-
новки, и оставляю за собой право об этом факте указать. В том же постановлении
Центрального комитета или соседнем имеется постановление о делегировании
товарища Тетеркина в Рабочую комиссию, то есть в тот момент в Центральном
комитете произошла перегруппировка сил. Вспоминаю больше: Тетеркин был де-
легирован в Рабочую комиссию, а Иванов — взамен Иванова — в Военную комис-
сию. Я лично на гарнизонных совещаниях, если мне не изменяет память, может
быть, был один или два раза, а, между прочим, о гарнизонных совещаниях был
осведомлен, и это осведомление я получил лично или от гражданина Дантевско-
го, или от имени Семенова, но главным образом от Тетеркина, который почти на
всех гарнизонных совещаниях, на которых бывали и общепартийные работни-
ки, присутствовал. Теперь второй вопрос: какую роль подготовки (здесь вопрос
приобретает несколько боевое значение). Какую роль подготовки всех событий
5 января могло играть и действительно играло Бюро фракции. Меня укорили, что
я об этом ни слова не сказал. Удостоверяю, что я о Бюро фракции говорил. Го-
ворил, что в той внутренней конструкции Военной комиссии, которая была при-
нята IV съездом, было указано, что в Военную комиссию должны быть делеги-
рованы представители Центрального комитета и представители Бюро фракции.
Представители Центрального комитета в количестве двух, а представители Бюро
фракции — в количестве четырех. Но я также, и это может быть удостоверено
стенограммой, сказал, что фактически это право от имени Бюро фракции ни разу
не было осуществлено, причем добавил, что если отдельные работники фракции
эсеров принимали участие в военной работе, то они принимали это просто лично
за свой страх или как члены иных партийных органов. В частности, здесь ука-
зывалось, что представители Бюро фракции, что Сургучев и Соколов, являлись
представителями Бюро фракции Военной комиссии при Центральном комитете
партии социалистов-революционеров. Я утверждаю, что это не соответствует ис-
тине. Ни Соколов, ни Сургучев, ни еще какое бы то ни было лицо Бюро фракции
никогда не уполномочивало на эту работу. В частности, Сургучев никогда не был
даже членом Бюро фракции. И уже если уполномочить от своего лица, скажем,
для работы в какой-нибудь комиссии, очевидно, уполномочило бы кого-нибудь
из членов Бюро, количество которого было довольно значительно. Больше того,
отдельные члены фракции социалистов-революционеров и члены Учредительно-
го собрания, в особенности, пришедшие с фронтов, в очень усиленной мере при-
нимали участие в работе в Военной комиссии и вообще в военных работах партии
эсеров. Но, конечно, ни в качестве членов Бюро и ни в качестве представителей
Бюро. Больше того, известный Сергей Маслов, кстати сказать, исключенный из
383
партии, в свое время был активнейшим членом Союза защиты Учредительного
собрания. Он был, вместе с тем, и членом Бюро фракции эсеров. Само собой раз-
умеется, он работал в Союзе защиты Учредительного собрания не как предста-
витель Бюро. Я думаю, что на этих вопросах я с Бюро фракции и кончу. Теперь
дальше, один вопрос, который, собственно, является, главным образом, спорным
вопросом, это вопрос о том, действительно ли были даны директивы Централь-
ным комитетом на выступление. Вопрос ставится о роли того штаба, который
существовал, или, как угодно было назвать, контактной комиссии, которая су-
ществовала при Союзе защиты Учредительного собрания. Прежде всего, о тер-
минах. Штабов разного рода в этот момент я видел, по крайней мере, 5-6 штук
в различных организациях. Если собиралось 3 члена Учредительного собрания,
в особенности если еще фронтовые делегаты, они обязательно считали себя шта-
бом, они обязательно начинали планировать части, они обязательно привлекали
какого-нибудь полковника из Генштаба для того, чтобы планировать где, сколько
нужно поставить орудий, для того, чтобы защищать Петербург, или для того, что-
бы защитить Учредительное собрание. Я, конечно, о таком опереточном действии,
поскольку во всяком большом массовом движении или во всяком большом поли-
тическом движении бывает смешная сторона, не имел нужды говорить и не имел
нужды упоминать в этом процессе. Если я начинаю говорить о штабе, то я говорю
о штабе, как действующем, планирующем. В такой мере тот орган, который суще-
ствовал при союзе, опять-таки подтверждаю, при Союзе защиты Учредительного
собрания, и в который входил один представитель Военной комиссии, не может
быть назван штабом, штабом начавшейся или желавшей быть произведенной
в партии инсуррекции против советской власти. И я утверждаю совершенно ка-
тегорически, что планового занятия тех или иных местностей в этот момент не
было, или, по крайней мере, Центральному комитету об этом известно не было.
Для чего было привлечение этих броневиков, для чего было привлечение Семе-
новского полка. Я глубоко убежден, что гражданин Крыленко задаст эти вопросы
в свое время, и я отвечу. Само собой разумеется, мы предполагали возможность,
хотя никто из членов Центрального комитета этому не верил, что данная мощная
демонстрация может вылиться в попытку. Конечно, при таких условиях никто из
нас не отказался бы от этой попытки. Мы стояли на точке зрения вооруженной
защиты Учредительного собрания, и ни в день 5 января, ни в последующие дни не
думали отказываться от этой точки зрения.
Крыленко: Очень хорошо.
Лихач: Зачем же опровергать исторические факты. Но факты, что в день 5 ян-
варя нами предполагался переворот — и не было и не могло быть. Укажу самое
простое соображение. Существует штаб вооруженного восстания, и никого из
членов Центрального комитета, все-таки контролирующего органа партии, в этом
штабе не было. Само собой разумеется, как не расценивайте роль Семенова в пар-
тии в это и последующее время, я расцениваю не слишком высоко, роль Семенова
в советской прессе слишком раздута, но мы ему не могли бы доверить в тот момент
решительного вооруженного выступления, не имея контроля над этим вооружен-
ным выступлением. Я все сказал.
Председатель: Из членов Центрального комитета партии эсеров, которые
сейчас находится на скамье подсудимых, кто-либо опровергает или не присоеди-
няется к этому объяснению демонстрации и событий вокруг Учредительного со-
брания, которые имели место 5 января: Того, кто возражает против этого, я прошу
тотчас же заявить.
384
Обвиняемые: Мы подтверждаем.
Председатель: Таким образом, чтобы избежать опроса свидетелей, трибунал
заносит в протокол чрезвычайно важное сообщение обвиняемого Лихача, кото-
рое сейчас подтверждено всеми членами Центрального комитета, сидящими на
скамье подсудимых: что Центральный комитет готовился к вооруженному свер-
жению Советской власти в день созыва Учредительного собрания, и не произвел
его не потому, что не хотел, а потому, что не мог за отсутствием реальных сил.
Это — первое заявление. И второе, что Центральный комитет полагал, что данная
массовая демонстрация может при известных условиях вылиться в попытку свер-
жения Советской власти.
Лихач: Я не точно так сказал. Можно свериться со стенограммой.
Председатель: В какой части вы это подтверждаете и в какой части не под-
тверждаете?
Гендельман (вместо Лихача отвечает ГендельманУ Если я не ослышался, вы
сказали так: «Центральный комитет готовился к вооруженному свержению Со-
ветской власти».
Председатель: Обвиняемый Лихач сказал, и я записал буквально: «Мы гото-
вились к вооруженному свержению Советской власти в день созыва Учредитель-
ного собрания и не сделали это не потому, что не хотели, а потому, что не могли за
отсутствием реальных сил». Так как обвиняемый Лихач во множественном числе,
«мы», мне было не ясно, говорит ли он от лица Центрального комитета или от
лица Военной комиссии или другой организации.
Гендельман: Поскольку вы фиксируете слова Лихача таким образом, что мы
готовились к вооруженному низвержению Советской власти в день 5 января,
это неверно. Мы, учитывая соотношение сил, к низвержению Советской власти
5 января не готовились, а мы готовились к собиранию сил к моменту, когда в по-
рядке нашей агитационно-пропагандистской работы соотношение сил изменится.
Но от свержения Советской власти мы, конечно, не отказывались, и, как Лихач
сказал, в дальнейшем мы приступили к низвержению Советской власти.
Председатель: Это ясно, это уже, так сказать, различное толкование. Я цити-
ровал буквально. А второе заявление Лихача, что при известных условиях мы зна-
ли, что данная массовая демонстрация может вылиться в попытку вооруженного
свержения Советской власти и на этот случай и т. д.
Гендельман: Но при этом Лихачем было добавлено: «Но мы, члены Централь-
ного комитета, не думали, что это может быть осуществлено».
Крыленко: Лихач сказал: «Не верили, но допускали».
Гендельман: Не верили, но...
Председатель: Но при известных условиях это могло произойти. Еще раз чи-
таю: «Мы полагали, что данная массовая демонстрация при известных условиях
может вылиться в попытку свержения Советской власти, но... и т. д. Она не вы-
лилась».
Гендельман: Я извиняюсь, но это «но» нужно прибавить, потому что это есть
полное резюме изложения Лихачем положения вещей. Мы готовились, может
быть, в конце декабря, может быть, в начале января, но...
Председатель: Правильно... но не вышло.
Гендельман: К сожалению.
Председатель: К вашему сожалению за отсутствием...
Гендельман: Реальных сил.
Председатель: Не вышло.
385
Гендельман: Можно это занести, но это самое наше сожаление мы констати-
ровали не после 5 января, а до 5 января и поэтому дали директивы, чтобы демон-
страция была мирная, а не вооруженная. Поэтому эти места будьте добры занести
в протокол.
Крыленко: Я не расслышал «дали директивы».
Гендельман: Дали директивы, что демонстрация была мирная, а не вооружен-
ная.
Крыленко: Это когда?
Председатель: Даю слово для объявления подсудимому Гоцу.
Муравьев: Разрешите внести ходатайство по поводу вашего занесения в про-
токол.
Председатель: Какое же ходатайство. Трибунал постановил занести в прото-
кол и больше ничего.
Муравьев: Да, но после подсудимые дали объяснения и мне хочется обратить
внимание на то, что после этого как будто бы, я думаю, что вы со мной согласитесь,
это занесение в протокол должно быть изменено в одной части: не находите ли вы
правильным, что после их объяснения нужно внести поправки такого рода. Вы
сформулировали: «Готовились к свержению 5 января», но это как раз единоглас-
но обвиняемые отвергают. Они говорят, что мы готовились вообще, но не в день
5 января, а в день 5 января мы только допускали, что это может произойти, причем
считали, что мало к этому вероятий, так как реальных сил у нас нет.
Председатель: Совершенно верно, именно в вашей формулировке я готов за-
нести в протокол. (Смехе публике.)
Карякин: Я ходатайствую о занесении в протокол другого места из объявлений
обвиняемого Лихача, которое у меня написано, надеюсь, точно, так как я отношусь
к своей записи очень серьезно. В обвинительном акте указано: «Так окончилась
попытка свергнуть власть Советов». Я утверждаю, мы этой попытки не делали
и сделать не могли, так как реальных сил у нас не было. От мысли о свержении
мы не отказывались, но попытки этой в день демонстрации не делали.
Председатель: Трибунал заносит и это в протокол. Объяснение обвиняемого
Гоца.
Гоц: Я хотел сделать фактические разъяснения к сообщению гражданина Се-
менова. Гражданин Семенов утверждал, что он имел со мной беседу ночью в ка-
нун созыва Учредительного собрания, сущность которого сводится к следующим
положениям. Гоц сказал, что сил для вооруженного выступления недостаточно,
что вооруженное выступление преждевременно, что надо выждать, когда рабочие
массы выступят сами. Я должен заявить, что я подписываюсь под всеми слова-
ми этого заявления. Это совершенно точно выражает и выражало мое настроение
и отношение к событиям того времени, но я должен только сказать, что катего-
рически отрицаю, что такой разговор у меня действительно был с гражданином
Семеновым. Я бы не позволил себе так решительно это утверждать, потому что
память могла мне изменить — события имели место лет пять тому назад, но он
сказал, что этот разговор был в квартире Чаковского. Я утверждаю, что ни разу,
никогда в квартире Чайковского я не был и я могу себе эту аберрацию памяти Се-
менова объяснить таким образом, что в действительности, впоследствии так мно-
го было разговору по вопросу о всякого рода выступлениях, и здесь неизменно
сталкивались две точки зрения. Одна точка зрения, которую Семенов очень пра-
вильно выразил, и которую я постоянно развивал на протяжении этих месяцев,
ЧЯК
и другая точка зрения, чисто вспышкопускательства1, представителем которой
был Семенов. На этот разговор, который запечатлелся у нас в памяти в результа-
те, вероятно, очень многих бесед, он неправильно приурочил к моменту. Я должен
еще сказать, что в то время я вел сугубо конспиративный образ жизни. Я посещал
только собрания Центрального комитета и очень ответственные политические
заседания. Практической военной работой я тогда не ведал, и впервые открыто
и гласно я тогда выступил только в Учредительном собрании.
Председатель: Для объяснений имеет слово обвиняемый гражданин Ратнер.
Ратнер: Я на основании прецедента просил слово не для объяснения, а для во-
проса подсудимым первой группы.
Председатель: Сейчас для вопросов нет слова, сейчас для объяснений. Слово
для объяснений имеет подсудимый Семенов.
Семенов: Я сначала хотел остановиться на некоторых заявлениях гражданина
Лихача. Некоторые заявления гражданина Лихача, сделанные сегодня, подтверж-
дают то, что говорил я и товарищ Дашевский. По вопросу относительно украин-
ской дивизии тов. Дашевский, что, может быть, эта дивизия была в Везенберге, мо-
жет быть, в другом месте. Он этого не помнит, и я этого не помню. Я остановлюсь
еще на одном вопросе — относительно Бюро фракции. Я думаю, что здесь память
гражданину Лихачу изменяет. Относительно делегирования от Бюро фракции я
помню хорошо, это мне лично говорил Борис Соколов и Сургучев, о том, что они
делегированы в нашу Военную комиссию от Бюро фракции. Теперь мне придется
напомнить им некоторые факты, чтобы установить, что такой штаб существовал.
Дело в том, что штаб ко дню 5 января разбился. Два члена штаба — Ворошилов
и Онипко — должны были находиться на углу Пантелеймоновской и Моховой
в кооперативе, которым руководил Н. В. Чайковский. В этом кооперативе долж-
на быть штабная ячейка, которая должна была разрабатывать оперативный план
с момента организации вооруженного кулака у Таврического дворца. Эта двойка
оперативного штаба имела все время сообщение со мной, как руководителем под-
готовлявшегося восстания. Квартира другого отдела штаба, штаба оперативного,
находилась на углу Семеновской и Литейного проспекта.
Теперь, я сделал здесь ошибку: не в квартире Чайковского я видел Гоца, а в
квартире Сомова, дяди того Сомова, который работал в военном отделе Союза
защиты Учредительного собрания. И вот здесь я хотел отметить, что память граж-
данину Гоцу, безусловно, изменяет. Гражданин Гоц в этой квартире в ночь перед
разговором Учредительного собрания был, он был там очень недолгое время, бе-
седовал с Н. В. Чайковским, затем мы с ним отошли к окну, к большому широкому
окну и около этого окна у нас произошла беседа. Причем я должен тут выяснить,
что положение, которое развивал товарищ Дашевский, что вопрос шел не о том,
что Центральный комитет был против выступления в этот день, что Центральный
комитет был за выступление — правильно. Центральный комитет в течение неко-
торого времени готовился к вооруженному выступлению в день 5 января. И этот
вопрос был вполне ясен для членов Центрального комитета и, в частности, для
гражданина Лихача, и поэтому гражданин Лихач с такой легкостью и согласился
пойти в Семеновский полк и выступить там от имени фракции. Он согласился
потому, что вопрос ему был ясен. Почему нет? Призвать Семеновский полк к вы-
ступлению. В чем дело? Вполне ясно и тем более поразительно, потому что фрак-
ция Учредительного собрания наложила вето. Зачем же накладывать вето, если
1 Так в тексте.
387
готовится мирная демонстрация. В чем дело? Почему не призвать к мирной де-
монстрации, почему не призвать солдат приветствовать Учредительное собрание.
Не было никаких оснований здесь накладывать вето, а было основание наклады-
вать вето именно потому, что гражданин Лихач должен был выступить от имени
фракции с призывом к вооруженному выступлению. Вот здесь и зарыта собака.
Дальше, для того чтобы подчеркнуть, что эта попытка существовала, я должен от-
метить в подтверждение слов товарища Дашевского, что этот оперативный штаб
работал весь день 5 января, что в этой квартире Сомова собиралась информацион-
ная связь со всех войсковых частей о мирной демонстрации, ибо мы хотели уста-
новить факт массового выступления, предполагая, что в связи с разгоном некото-
рые части безусловно выступят, и тогда нам придется взять на себя руководство
этим восстанием. Нам инициативу надо было брать на себя, так как части ставили
вопрос ребром: если фракция Учредительного собрания или Центральный коми-
тет партии призовет нас к выступлению, мы выступим. Когда Центральному ко-
митету пришлось эту ответственность взять на себя, тогда он пошел на попятный
двор. Затем здесь гражданин Лихач очень странно понимает вооруженное высту-
пление и существование штаба. Он говорит, если бы существовал штаб, то штаб
обязательно должен выработать диспозиции, захватить телефонную станцию,
захватить Смольный. К чему? Это неправильное понимание массовой уличной
борьбы, которое было у гражданина Лихача и у гражданина Гоца, и отчасти поэто-
му, я полагаю, окончилось крахом юнкерское восстание. Могут быть различные
планы. В частности, план нашего штаба сводился к тому, чтобы не писать диспо-
зиций на бумаге, а проводить их в жизнь, а для того, чтобы проводить в жизнь,
надо было создать вооруженный кулак. Вооруженные силы нужно было собрать
в кулак, и эта была сановная задача штаба, которая была возложена на меня. И ко-
нечно, после того, как эта задача была бы выполнена, вокруг Таврического дворца,
были бы собраны эти вооруженные силы. Только тогда штаб вступает в действие.
Только тогда штаб, который заседал на Пантелеймоновской улице, во главе с Па-
раделовым, приступил бы к организационной работе в направлении того или дру-
гого отряда на захват Смольного, телефонной станции и т. д. и, в частности, для
подтверждения этого факта я указывал, что товарищ Келлер в своих показаниях
показал, что он шел на Пантелеймоновскую улицу. Зачем он туда шел. Потому
что на Пантелеймоновской улице заседал штаб, который, узнав о том, что бро-
невой дивизион Семеновского полка подходит к Таврическому дворцу, дает ему
определенное заседание; к этому штабу должен был подойти не только Келлер, но
и другие ответственные военные работники, которые должны были взять на себя
командование теми или другими воинскими частями. Вот, собственно говоря, что
я хотел сказать.
Председательствующий: Для допроса слово предоставляется государственно-
му обвинителю товарищу Крыленко.
Гоц: Разрешите сделать фактическое добавление.
Председательствующий: Мы вращаемся в таких мелочах, что это не имеет
существенного значения: на той или на другой квартире вы встретились, это не
имеет значения.
Гоц: Я прошу только на две минуты. Я несколько не уловил из показаний Се-
менова, где же это было: на квартире Сомова или Чайковского.
Семенов: На квартире Сомова, там был и Чайковский.
Гоц: Я утверждаю, что не только в квартире Сомова я не был, но и в квартире
Чайковского я ни одного раза не был. По существу я возражать не буду, потому
4RR
что это продолжение наших старых споров, которые были между Центральным
комитетом и гражданином Семеновым. Он забыл, где он сейчас и кто он. Я счи-
таю, что этот технический спор сейчас не должен иметь место, он не представляет
интерес для трибунала.
Председательствующий: Совершенно правильно.
Крыленко: Я буду просить гражданина Лихача, который был очень простра-
нен, но не всегда точен, установить некоторые точности. Скажите, пожалуйста, вы
устанавливаете факты существования этой, по вашей терминологии, так называе-
мой контактной комиссии.
Лихач: Да, существовала.
Крыленко: В каком составе?
Лихач: Точно не помню.
Крыленко: Может быть, вспомните?
Лихач: Вспоминаю по тем материалам, которые здесь имеются, но лично у меня
в памяти этого материала не сохранилось. По тем материалам, которые имеются
здесь — знаю. По-видимому, это соответствует действительности, что в контакт-
ную комиссию входили Семенов, Параделов и третьего я не помню.
Крыленко: Так что вы лично установить, в качестве свидетельских показаний,
не можете?
Лихач: Не могу, потому что я лично не заседаниях этого штаба не бывал.
Крыленко: В таком случае, может быть, вы ответите, откуда у вас вообще све-
дения об этой контактной комиссии и ее контактном характере?
Лихач: От ряда военных работников наших военных комиссий, которые мне
об этом говорили. От того, что я сам лично предлагал военным работникам, после
переговоров с представителями Военного отдела Союза защиты Учредительного
собрания, вступить в контакт и вести работу совместно.
Крыленко: Значит, можно считать установленным, что вы лично, как член
Центрального комитета и уполномоченный Военной комиссии, предлагали ва-
шим военным работникам контактировать работу с Военным отделом Союза за-
щиты Учредительного собрания.
Лихач: Да.
Крыленко: Теперь, будьте любезны, установить, во-первых, в чем должно было
выражаться контактирование и с кем персонально вы вели эту работу, или при по-
мощи кого вы ее вели?
Лихач: С кем персонально я ее вел, я вспомнить не могу. Помню, что разговоры
с Союзом защиты я вел через Сергея Маслова. В чем должна заключаться контак-
тирующая работа? Прежде всего, что мы и Союз защиты делали одно и то же дело,
то есть старались выяснить в гарнизоне, на фронте, в тылу и в самом городе Пе-
трограде те военные силы, которые мы могли бы двинуть в определенный момент
на защиту Учредительного собрания.
Крыленко: Значит, Союз защиты Учредительного собрания имел совершено
определенную цель: иметь в своем распоряжении определенные военные силы
для того, чтобы в определенный момент двинуть их для защиты Учредительного
собрания?
Лихач: Совершенно правильно.
Крыленко: Так как вы вели одну и ту же работу, так позвольте установить вто-
рой факт: ваша Военная комиссия имела задание собрать военные силы, чтобы
в определенный момент двинуть их на защиту Учредительного собрания?
Лихач: Да, конечно.
чяо
Крыленко: Скажите, ваш Центральный комитет как таковой мог распоряжать-
ся Союзом защиты Учредительного собрания?
Лихач: Нет.
Крыленко: Не мог. Союз защиты мог распоряжаться вашим Центральным ко-
митетом?
Лихач: Нет.
Крыленко: Следовательно, кто мог бы действительно распоряжаться и теми
военными силами, и этими.
Лихач: Конечно, никто. (Смех.) Если бы встал вопрос о моменте, когда их дви-
нуть, конечно, такой орган был бы найден.
Крыленко: Такой орган должен был бы найден. Теперь, скажите, какими мето-
дами и способами вы бы искали этот орган?
Лихач: Какими методами — прямо затрудняюсь сейчас сказать, но, вероятно,
вопрос решался бы очень просто.
Крыленко: Позвольте подсказать. Вероятно, вы сговорились бы относительно
этого.
Лихач: Я думаю, что это — прежде всего.
Крыленко: Теперь скажите. Для того чтобы сговориться, какие средства долж-
ны были употребить для этого — собраться вместе вы должны были?
Лихач: Позвонить по телефону и собраться.
Крыленко: Я думаю, относительно звонка по телефону — это предваритель-
ным способом, подойдем ближе к делу. Местопребывания этот центр должен был
иметь?
Лихач: Вероятно, не в пространстве.
Крыленко: Скажите, в момент первых дней создания Учредительного собра-
ния была угроза реального существования Учредительного собрания?
Лихач: Да, конечно, была.
Крыленко: Следовательно, потребность в защите тоже была?
Лихач: Была очень сильная.
Крыленко: Следовательно, для того чтобы двинуть силы на защиту, был соот-
ветствующий момент?
Лихач: Нет, к сожалению. Потому что силы для защиты не было. (Смех.) Пото-
му что возможность защиты предполагает два момента — необходимость защиты
и иметь возможность защиты. Этой возможности защиты, по нашему мнению, я
считаю, что и сейчас оно правильно, в этот момент не было.
Крыленко: Теперь мы установим, когда вы пришли к убеждению, что в данный
момент этой возможности не имеется.
Лихач: Лично я...
Крыленко: Нет, не вы. Вы меня лично совершенно не интересуете.
Лихач: А кто же?
Крыленко: Центральный комитет к мнению1.
Лихач: После моих докладов.
Крыленко: Когда?
Лихач: Приблизительно, в тот момент, когда мы учли обстоятельства.
Крыленко: Когда?
Лихач: Если хронологически определить, то конечные числа декабря и начало
января.
1 Так в тексте.
390
Крыленко: Точнее.
Лихач: Точнее не могу.
Крыленко: Значит вы не будете или будете отрицать факт, что накануне имели
место какие-нибудь совещания по этому поводу?
Лихач: Накануне — нет. То есть имело место гарнизонное совещание, на кото-
ром я присутствовал.
Крыленко: Присутствовали. Значит, одно уже было. На этом совещании ста-
вился этот вопрос?
Лихач: На той части гарнизонного совещания, на которой я присутствовал,
ставился вопрос о выступлении некоторых частей Петроградского гарнизона
в общей демонстрации для определенной цели — явиться к зданию Учредитель-
ного собрания и предоставить себя в его распоряжение.
Крыленко: Мы к этому вопросу, зачем они должны были явиться, скоро пере-
йдем. Сейчас меня интересует вопрос, имело ли место совещание.
Лихач: О чем?
Крыленко: Совещание представителей военных частей и ваших.
Лихач: Да, имело.
Крыленко: На этом совещании решался вопрос, какие части должны высту-
пить?
Лихач: Очевидно, решался, то есть какие части нужно постараться, чтобы они
выступили.
Крыленко: Прекрасно. Союз защиты Учредительного собрания с ним в тот мо-
мент имел какие-нибудь совещания?
Лихач: В тот момент на гарнизонном совещании я не помню. Может быть,
и были представители Союза защиты, но они там не выступали, как представите-
ли Союза защиты.
Крыленко: А самостоятельно, независимо от этого?
Лихач: В этом гарнизонном совещании, вероятно, было. Но я лично в тот мо-
мент переговоры не вел.
Крыленко: Может быть, тогда кто-нибудь из других частей членов Централь-
ного комитета, у кого память более свежа, чем у гражданина Лихача, скажет, были
ли накануне Учредительного собрания какие-либо переговоры с Союзом защиты
Учредительного собрания на предмет решения вопроса: следует или не следует
двинуть силы?
Тимофеев: Я могу по этому поводу сказать. Из приложенного сегодня к делу
номера газеты «Голос Революции» от 5 числа, ясно, что решение устроить мирную
демонстрацию партийными организациями, находившимися в Петрограде, было
принято, конечно, 4-го, ибо газета, как вам известно, выходит на следующий день.
Заседания по этому поводу были раньше. Я должен установить нижеследующий
факт. Накануне Учредительного собрания я лично покинул помещение заседания
Бюро нашей фракции в гимназии Гуревича очень поздно, ибо, как я уже сегодня
свидетельствовал, я еще с некоторыми членами Учредительного собрания — фа-
милии не привлеченных к суду называть не буду — вел переговоры с представи-
телями других фракций, и мне вместе с тем пришлось отвечать на звонки и давать
справки разным другим общественным организациям по поводу следующего дня
открытия Учредительного собрания. Я твердо помню, что в то время звонил один
товарищ из Союза защиты Учредительного собрания и спрашивал, окончатель-
но ли объясняется наше решение о том, чтобы устроить 5 января только мирную
демонстрацию. Я заявил ему, что это было так, и рассказал, кстати, об инциденте
391
с товарищем Лихачем, на которого мы наложили вето в смысле выступления в
Семеновском полку. Вообще, к вашему сведению, гражданин председатель, вопрос
о выступлении 5 января, так, как он ставился в Бюро фракции, я думаю, из всех
здесь присутствующих, лучше всего может быть освещен мною.
Крыленко: Я очень благодарен за разъяснения, но некоторая неясность есть.
Значит, можно считать установленным из объяснений Лихача и вашего, что нака-
нуне Учредительного собрания имело место заседание по поводу открытия Учре-
дительного собрания вместе с Союзом защиты Учредительного собрания.
Тимофеев: Я могу еще подтвердить, что партийные решения по этому поводу
имели место уже раньше. Я даже скажу, что официальные решения по этому по-
воду, очевидно, уже были даже 3 января, а, может быть, они были приняты 2-го
и раньше, точно не знаю. Во всяком случае, день 4 января мы проводили, не об-
суждая этого вопроса, ибо мы договаривались в этот день с представителями дру-
гих фракций о всех выступлениях этих фракций, хотя они были многочисленны,
и их было довольно много. Я давал определенные по этому поводу показания.
Крыленко: Все-таки, мне не выясняется тот момент, который я хочу выяснить.
Мне важно выяснить, были ли совещания с Союзом защиты Учредительного со-
брания или нет?
Тимофеев: Наверное, были, и поскольку такого сорта партийные решения
были приняты, я думаю, что члены фракции или члены партии, участвовавшие
в этом союзе, наверное, соответствующие указания давали.
Лихач: Я припомню следующий факт. Это было уже поздно ночью, вероятно,
не раньше половины второго, когда я в ночь на 5 января вернулся в помещение
Бюро фракции на Лиговке. Я там застал заседание Бюро фракции, на котором
присутствовали представители Союза защиты Учредительного собрания, кото-
рые докладывали Бюро фракции о той демонстрации, о маршрутах и о том, что
должно было произойти на другой день в Бюро фракции, причем я, со своей сто-
роны, так как они были не военные, а общеполитические представители, доложил
свою точку зрения на те факты, которые имели место и у другой стороны, прини-
мавшей крупное участие в этой организации.
Крыленко: Следовательно, можно все-таки считать установленным, что на-
кануне было собрание, на котором присутствовали представители Союза защиты
Учредительного собрания, и вы делали доклад о точке зрения, которую отстаива-
ли вы...
Лихач: Не точку зрения, а доклад фактический.
Крыленко: Этот Союз защиты Учредительного собрания был организацией,
в которую входили социалисты-революционеры?
Лихач: Да.
Крыленко: Теперь, спрашивается, каким образом могло быть так, то было со-
вещание из социалистов-революционеров плюс Союз защиты Учредительного
собрания, в который входили социалисты-революционеры. С точки зрения моих
партийных традиций, это логически не вяжется, может быть, с вашей точки зре-
ния вяжется?
Лихач: Во-первых, традиции у нас разные...
Крыленко: Этот вопрос меня интересует потом, а теперь — вопрос дела. Вот на
этом-то совещании присутствовал ли кто-либо из контактной комиссии?
Лихач: Нет, ни полковника Параделова, ни Семенова, ни кого-либо еще я не
помню. Были, я говорил, не военные представители, а представители политиче-
ские.
392
Крыленко: Тогда можно так сказать...
Лихач: Виноват, гражданин, дайте кончить. Поскольку Союз защиты Учреди-
тельного собрания являлся организацией не только военной, а имевшей в своем
составе и Военный отдел, и бывшей общеполитической организацией, которая за-
щищала Учредительное собрание не только винтовками, или, по крайней мере,
хотела защищать его, но и широкой пропагандой идей Учредительного собрания
в массах. Вот то, что предполагалось, тот план, который был намечен Союзом за-
щиты. Ведь намечал демонстрацию Союз защиты Учредительного собрания, от
его имени исходили все, так сказать, призывы к демонстрации. Вот политические
представители Союза защиты Учредительного собрания в ночь на 5 января и ин-
формировали бюро фракции. Я, только что вернувшись с партийного собрания,
каковым я считал гарнизонное совещание, имевшее место в помещении Централь-
ного комитета, Галерная, 7, дополнил их информацию. Понятно.
Крыленко: Допустим. Позвольте, дальше пойдем. Значит, спрашивается, когда
же была создана эта контактная комиссия.
Лихач: Точно я не помню, вероятно в середине, может быть, в первых числах,
во всяком случае, в середине декабря.
Крыленко: Когда она прекратила свое существование?
Лихач: Прекратила, совершенно не знаю о дальнейшей судьбе ее существова-
ния.
Крыленко: Вы ни разу не были на ее заседаниях?
Лихач: Нет, насколько мне не изменяет память, лично я на ее заседаниях не
был, хотя с отдельными работниками Военного отдела Союза защиты Учреди-
тельного собрания встречался довольно часто, беседовал и информировался на
ходу.
Крыленко: Следовательно, если бы в момент созыва Учредительного соб-
рания произошло массовое движение, то при помощи какого аппарата должны
были быть двинуты военные силы.
Лихач: Прежде всего, что могло произойти в день Учредительного собрания.
Крыленко: Нет, я прошу вас точно отвечать на вопросы, у вас очень длинные
ответы, нужно отвечать коротко и ясно.
Лихач: Виноват, вопросы в такой форме я не понимаю.
Крыленко: Я спрашиваю, каким аппаратом, в случае возникновения массового
движения, могли и должны были быть двинуты военные силы?
Лихач: Союзом защиты.
Крыленко: Каким организационным аппаратом, организационно-техническим,
военно-техническим аппаратом?
Лихач: Военно-технического аппарата не было.
Крыленко: Не было. Вы только что сказали, что была контактная комиссия
для того, чтобы совместно двинуть. А теперь вы говорите, не было.
Лихач: Ответить на ваш вопрос можно только установив, что бы произошло,
какой бы орган руководил, если бы что-то произошло. Я отвечу, что мы предпола-
гали, что могло произойти. Разрешите ответить, тогда все вопросы отпадут.
Крыленко: Позвольте мне спрашивать. Что вы предполагали, что должно было
произойти.
Лихач: Могли подойти демонстранты к Учредительному собранию, могли по-
дойти воинские части к зданию Учредительного собрания и предоставить себя
в распоряжение заседавшего Учредительного собрания (Крыленко: Дальше, даль-
ше, это мы слышали). Так, чтобы в руках Учредительного собрания оказалась
393
охрана и стража, принадлежавшая ему, так как мы предполагали и знали, что
Учредительное собрание будет заседать в такой обстановке, в которой никакой
власти ни у его председателя, ни у кого-либо не будет, и наша задача, поскольку
мы не можем произвести вооруженную инсуррекцию против советской власти,
сводилась к тому, что мы постараемся, хотя бы предоставить в руки председателя
определенную вооруженную военную силу.
Крыленко: Позвольте мне конкретизировать. Я вас понимал до самого послед-
него пункта, которого никак понять не могу. Итак, первое положение: выходят во-
инские части, второе положение: идут к Таврическому дворцу, третье положение:
вы вчера говорили, подходят к решетке, четвертое положение: высылают делега-
тов, пятое положение: заявляют, что они предоставляют себя в их распоряжение.
Затем?
Лихач: Дальше — снимают караул.
Крыленко: Прекрасно. Представьте, что стоят на месте другие караулы. Кон-
кретно говорите, как они, по вашему плану, должны были снять чужие караулы
и каким образом это должно было произойти мирно?
Лихач: Этого я вам не могу сказать. Я могу сказать одно, что в день назна-
ченный Временным правительством для открытия Учредительного собрания гро-
мадная толпа вместе с депутатами подошла к зданию Таврического дворца. Там
занимал караул латышский полк и латышский полк, несмотря на приказание ни-
кого не пропускать в здание Таврического дворца, пропустил и толпу, и членов
Учредительного собрания.
Крыленко: Когда это было, 5 января?
Лихач: 28 ноября. В день, когда он получил точный приказ, представители
латышских частей Тукумского латышского стрелкового полка целовались с пред-
ставителями Учредительного собрания.
Крыленко: Так что вы полагали, что они и 5 января будут целоваться?
Лихач: Не знаю, может быть. (Смех в зале.)
Крыленко: Значит, вы предполагали по вашему плану, что 5 января ваши воен-
ные силы войдут в здание Таврического дворца и безболезненно снимут караул.
Лихач: Этого я не говорил.
Крыленко: Значит, вы предполагали, что болезненным путем?
Лихач: Если могло произойти столкновение, могла и бойня произойти.
Крыленко: Значит, вы предполагали, что могла не произойти. Возьмем слу-
чай, если бы она не произошла, то, следовательно, ваши части по вашему плану
должны были предоставить себя в распоряжение, занять караулы, объявить, что
Учредительное собрание может рассчитывать на их вооруженную силу и...
Лихач: Обратная перестановка должна быть, конечно, сначала войти, привет-
ствовать.
Крыленко: Эту декламацию мы выпустим. Тут о деле идет речь.
Лихач: О деле, конечно. Надо сначала получить разрешение поставить свои
караулы.
Крыленко: От кого?
Лихач: От Учредительного собрания.
Крыленко: Следовательно, предлагалось так: сначала, минуя караулы, войти
в Учредительное собрание (смех в публике), потом — просить разрешения заме-
нить караул. Так или не так?
Лихач: Точно не могу формулировать.
394
Тимофеев: Я могу это сформулировать, потому, что все этдкасаЯось’тЗ!^)^
ководящей технической группки, которая должна была руководить действиями
фракции внутри Учредительного собрания.
Крыленко: Была и внутри Учредительного собрания техническая руководя-
щая группа.
Тимофеев: Как раз эта толпа должна была войти не через караулы, а минуя
караулы.
Крыленко: Так, расскажите.
Тимофеев: Разрешите, во-первых, вне обычной формы просить приобщить
к делу номер или, вернее, часть номера газеты «Дело народа» от 5 января. Этот
номер содержит, во-первых, воззвание Центрального Комитета партии по пово-
ду демонстрации, во-вторых, воззвание Бюро фракции Учредительного собрания,
в-третьих, воззвание Петроградского комитета, в-четвертых, она указывает, кто
демонстрацией будет руководить, контактная комиссия. Далее здесь имеется со-
став манифестации и здесь же указывается дата, когда эти события, на которых
вырабатывались маршруты, происходили, имеется маршрут манифестации, — все
данные, которыми гражданин Крыленко интересовался. Все эти данные изложе-
ны и напечатаны 5 лет тому назад.
Председатель: А как вы предполагали безболезненно снять караул?
Тимофеев: Об этом я буду иметь честь доложить устно, а в этой газете заклю-
чаются ответы на вопросы гражданина Крыленко. Разрешите передать газету для
ознакомления, а затем, если будет разрешено, я буду отвечать гражданину Кры-
ленко.
Крыленко: Рад. Скажите о внутренней технической руководящей группе
в Учредительном собрании.
Тимофеев: О составе я вам ничего не скажу.
Крыленко: Это мы сами установим.
Тимофеев: Через Государственное политическое управление?
Крыленко: Это уже наше дело.
Тимофеев: Разрешите дать по этому поводу указания. Так как я буду говорить,
передавая мнение фракции, то есть организации политической, я надеюсь, что мне
будет разрешено указать на те политические мотивы, которые обуславливали так-
тику...
Крыленко: Без политических мотивов.
Тимофеев: Я укажу, почему мы вдруг наложили запрещение на выступление
Лихача в Семеновском полку.
Председатель (обращается к Крыленко)'. Сейчас от вас зависит, раз вы допра-
шиваете.
Крыленко: Меня вопрос о ваших мотивах вашей технической группы не инте-
ресует. Меня интересует момент состава уголовного деяния.
Тимофеев: Об уголовном деянии, заключающемся в том, что фракция партии
социалистов-революционеров хотела защищать всенародно избранное на основе
четырехвостки Учредительное собрание, я могу сообщить.
Крыленко: Меня интересуют функции технической руководящей группы.
Тимофеев: Функции заключались в следующем: мы предполагали, что нам
в этот день наступать на большевиков не удастся, нужно было нам собрать силы,
дабы защитить себя от могущих быть и, впоследствии, оказавшихся выступлений
большевиков против Учредительного собрания. Поэтому мы хотели окружить
себя кольцом граждан, состав которых определяется документом, мною прило-
395
женйым, и с другой стороны, составом граждан, вооруженных или могущих быть
вооруженными, то есть находящимися в армии. Поэтому мы выдвинули к Учре-
дительному собранию эту манифестацию. Окруженные кольцом этой манифе-
стации, мы думали, что мы будем, во-первых, чувствовать себя тверже и прочнее,
во-вторых, мы ничего не имели бы против и наша руководящая техническая пя-
терка, в состав которой я входил, тоже не имела ничего против, если бы нами, даже
насильственно, был отстранен караул, вами там самовольно поставленный, ибо
охранять Учредительное собрание могло только оно само. После этого мы долж-
ны были декларировать председателю Учредительного собрания свою верность
и передать себя в распоряжение Учредительного собрания. Председатель Учреди-
тельного собрания, по нашему предложению, должен был сказать: смените караул
и замените старый караул. Если бы эти караулы добровольно не ушли и если бы
без больших столкновений и кровопролитий, которым угрожать залам Тавриче-
ского дворца мы находили неудобным, не по соображениям гуманности в данном
случае, то все-таки мы их устранили бы и насильственно, может быть. Возможно,
что стоял бы двойной караул. Такие комбинации заранее предусмотреть нельзя,
и вам, как главковерху, известно, что приходится ориентироваться на месте. Я рос-
сийскими армиями не командовал, но знаю, что инициативу приходится держать
в руках и выбирать момент для того или другого: чтобы Учредительное собрание
было опоясано верными, преданными гражданами и имело в своем распоряжении
силу, чтобы защитить его заседания. Чтобы мы сделали дальше — мы решили бы
тогда, когда это сделали бы. Может быть, в этот момент мы сочли бы возможным
не только защищать Учредительное собрание, но и пойти на штурм Смольного, но
мы предпочли другое, чтобы вы двинулись из Смольного. Я политически не реко-
мендовал бы, но это политическая реминисценция. Теперь вопрос. Я армиями не
командовал, но вы можете допросить имеющегося в вашем распоряжении свидете-
ля Краковецкого, который покажет, что я в военном деле понимаю. В силу своего
понимания я должен сказать вам, гражданин Крыленко, бывший гламковерх, что
когда вы хотите изобразить демонстрацию, в которой участвуют воинские части,
идущие хвостом в колонне, сходящиеся в одном пункте и там устанавливающиеся
в конце разбросанных военных частей, то это значит такое стратегическое зада-
ние, которое, я думаю, даже вы в октябре, во время вашего командования армией,
едва ли предприняли бы.
Крыленко: Значит, была образована техническая группа, которая должна была
вязть на себя инициативу по исполнению указанных распоряжений?
Тимофеев: Да, и для него у нас было много заданий. Вы знаете, что каждая
фракция имеет техническое бюро.
Крыленко: Меня остальные задания не интересуют.
Тимофеев: Я хотел сказать, что это не был военный штаб. Я знаю, вы сейчас
изобразите военный штаб.
Крыленко: Вам в сердцах не полагается читать в судебном процессе.
Тимофеев: Да, а когда сердце через чур ясно?
Крыленко: Нас интересуют факты. Таким образом, можно установить следую-
щее: вы предполагали, если бы караул не уступил добровольно, удалить его на-
сильственным путем.
Тимофеев: Возможно.
Крыленко: Затем, если бы, как вы предполагали, были бы выдвинуты военные
силы против вас в тот момент, то вы считали допустимым, возможным и при из-
396
вестных условиях даже неизбежным фактическое развитие в дальнеишеТННИС
боевых операций.
Тимофеев: Да. Так как лучшая оборона есть нападение, наступление, то во имя
обороны мы могли бы перейти в наступление.
Крыленко: Эта сторона у меня выяснена. Теперь вторая сторона. Тут вы едва
ли будете в состоянии дать объяснение, вернее, их даст гражданин Лихач. Мне
нужно выяснить движение соответствующих частей. Гражданин Лихач указал...
Тимофеев: Виноват, разрешите перебить. Если мне не будет отказано в при-
общении подходящего номера, то там имеется маршрут.
Крыленко: Вот мы и будем его устанавливать. Значит, первоначальная исход-
ная точка, где должна была быть, чтобы подойти к броневику.
Лихач: Прочтите.
Крыленко: Нет, я прошу вас повторить то, что вы говорили вчера.
Лихач: Да, в помещении, которое занималось 5-м броневым дивизионом.
Крыленко: Где?
Лихач: Не помню точно.
Крыленко: Укажите хотя бы район.
Лихач: Район Царскосельского или Балтийского вокзала.
Крыленко: Балтийский и Царскосельский вокзал на достаточном друг от дру-
га расстоянии. Мне важно установить точнее.
Лихач: Я не могу точно сказать.
Крыленко: Значит, между Балтийским и Царскосельским вокзалом?
Лихач: Но и это не верно. Я не могу точно определить того района, где заклю-
чались эти части.
Крыленко: Допустим, что мы установим его приблизительно в этом районе.
Дальше. Броневой дивизион был в составе 13 машин?
Лихач: Не знаю.
Крыленко: Но это установлено свидетельскими показаниями. Куда должны
были двигаться отсюда?
Лихач: Должны были двигаться вместе с окружающей его демонстрацией и к
Семеновскому полку.
Крыленко: Где это находилось?
Лихач: Около Царскосельского вокзала.
Крыленко: Дальше, Семеновский полк должен был выйти, как военная
часть?
Лихач: Да.
Крыленко: Вооруженный или нет?
Лихач: Как военная часть, всегда вооруженная.
Крыленко: Куда должен был двинуться?
Лихач: Дальше, я не помню точно, к какой части. По моим воспоминаниям,
ближе к Измайловскому полку, если мне не изменяет память. На гарнизонном со-
вещании говорилось о том, что части Измайловского полка могут выступить, если
подойдет Семеновский полк.
Крыленко: Где Измайловский полк был расположен?
Лихач: Я не помню сейчас. Как общее положение, он расположен на Измай-
ловском. Но возможно, что батальон или часть полка были расположены по дру-
гим казармам. Территориально я определить не могу.
Крыленко: Приблизительно по Владимирскому проспекту?
Лихач: Измайловский полк — не знаю.
397
Крыленко: Нет, нет. Семеновский полк против Технологического института
и дальше по Владимирскому проспекту. Потом куда?
Лихач: Не знаю, не могу точно сказать.
Крыленко: Может быть, вы вспомните?
Лихач: Не могу вспомнить, потому что этими техническими подробностями я
меньше всего интересовался.
Крыленко: А на гарнизонном совещании это определялось?
Лихач: Определялся совершенно точный маршрут. Какая часть за какой идет.
Крыленко: Вы были?
Лихач: Был.
Крыленко: И не помните.
Лихач: Не могу точно сейчас вспомнить, гражданин Крыленко, вопрос совер-
шенно лишний.
Крыленко: Для меня не лишний. Преображенский полк, о котором вы упоми-
нали вчера, где он расположен?
Лихач: Один батальон Преображенского полка был расположен напротив
Зимнего дворца. Другой где — точно не знаю. В какой именно части должна была
происходить демонстрация, не знаю.
Крыленко: Кирочную улицу должна была она проходить?
Лихач: Не знаю.
Крыленко: Потемкинскую?
Лихач: Не знаю.
Крыленко: Шпалерную?
Лихач: Поскольку Таврический дворец стоит на Шпалерной, вероятно, да.
Крыленко: Не помните расположения Преображенского полка?
Лихач: Не помню.
Крыленко: Приблизительно между Шпалерной и Потемкинской. Не так?
Лихач: Не могу сказать ни да, ни нет.
Крыленко: Не можете сказать, но, во всяком случае, это уже район, близкий
к Таврическому дворцу.
Лихач: Раз я не знаю, как же я могу вам это сказать.
Крыленко: Конечно, если вы не знаете Питера и его расположения, то очень
трудно.
Лихач: В особенности очень трудно, поскольку я никогда не принимал участия
в Питерской специальной военной работе и никогда не был в Питерских военных
частях.
Крыленко: То есть как? Вы никогда не принимали участие в питерской воен-
ной работе? Это неверно. Это установлено протоколом Центрального комитета
и установлено вашим заявлением.
Лихач: Гражданин Крыленко, нужно быть точным. Я принимал участие в рабо-
тах Военной комиссии при Центральном комитете. Существовала другая комис-
сия при Петербургском комитете, в работах которой я непосредственно участия
не принимал. Все мое отношение к Петербургскому гарнизону сводилось к тому,
что на двух-трех, четырех-пяти, шести, точно не могу сказать, на каких митингах я
бывал. Бывал в том числе в Литовском, в Семеновском и еще в каком-то полку.
Председатель: А Военная комиссия при Центральном комитете, где работала
в то время?
Лихач: В Петербурге, конечно. Но она вела не Петербургскую городскую ра-
боту.
398
Крыленко: Значит, по плану, в котором вы принимали участие, выработан-
ному на гарнизонном совещании, движение этих групп войск должно было идти
в таком направлении.
Лихач: Маленькая поправка. В выработке планов я не принимал участия, но я
слышал, как его вырабатывали те, которые могли вырабатывать по знанию дела.
Крыленко: Мне совершенно все равно, принимали ли вы участие в том смыс-
ле, что вы говорили или нет. Мне важно, что вы присутствовали, слушали, не про-
тестовали, одобряли.
Лихач: Это я вам уже 3 раза, по крайней мере, сказал.
Крыленко: Вот это мне и важно. Следовательно, получается такое положение
вещей. На гарнизонном совещании этот план был принят.
Лихач: Так.
Крыленко: Теперь я поставлю вопрос прямо. Упоминалось ли в маршруте,
который вырабатывался на гарнизонном совещании, движении, в частности, вот
этих частей, которые вы упоминали, в направлении Марсова поля после перехода
их с Владимирского проспекта при выходе на Невский. Должны ли были дальше
идти по Литейному до Кирочной, направо по Кирочной, Потемкинской, Шпалер-
ной или другим путем?
Лихач: Решительно не могу сказать.
Крыленко: А, может быть, вы постараетесь вспомнить.
Лихач: Ни в коем случае, так как этой технической подробностью я в этот мо-
мент не интересовался, а сейчас, через 5 лет, припомнить мне это еще труднее.
Крыленко (обращаясь к председателю): Может быть, разрешите тогда опро-
сить других обвиняемых по поводу этого интересующего меня вопроса? Обвиняе-
мый Дашевский присутствовал на этом гарнизонном совещании.
Дашевский: На гарнизонном совещании я не присутствовал, а...
Крыленко: Тогда, может быть, скажет обвиняемый Семенов: движение после
Владимирского проспекта куда должно было идти? После Невского на Шпалер-
ную, на Кирочную, здесь должны были быть части электротехнического батальо-
на, которые расположены были на Фонтанке, и по литейному от Инженерного
замка.
Семенов: Да, и повернуть направо по Кирочной.
Крыленко: Там были какие-нибудь части?
Семенов: Там был саперный батальон.
Крыленко: И с ним тоже была связь?
Семенов: Да.
Крыленко: И на гарнизонном совещании?
Семенов: Да, был представитель этого батальона.
Крыленко: Позвольте установить, гр. Лихач не помнит, а гр. Семенов пом-
нит — и логика тоже так подсказывает — что движение должно было идти после
пересечения Невского по Литейной до поворота на Кирочную. Значит, можно
установить, должны или не должны были повернуть по Невскому к Марсовому
полю, или должны были повернуть по Литейной, направо, на Кирочную.
Семенов: Решительно не помню.
Лихач: Гражданин председатель, я думаю, что в той форме, в какой ведет до-
прос гражданин государственный обвинитель, он совершенно бесцелен для судеб-
ного следствия.
Председатель: Как раз тогда, когда трибунал интересуется вашими показа-
ниями, вы говорите о бесцельности их для трибунала предпочитаете оставаться
399
в области политической декламации. Я предупреждал вас, что нас интересует
прежде всего фактическое положение дела, и ваше полное право — отвечать или
не отвечать на предлагаемые вам вопросы. Но трибунал в данном случае очень
внимательно следит за допросом государственного обвинителя и чрезвычайно
интересуется всеми вашими показаниями. Повторяю, ваше право отвечать или не
отвечать. Это ваше право, но останавливать государственного обвинителя, когда
он выполняет фактическую сторону дела, я не считаю себя в праве.
Лихач: Я заявил государственному обвинителю, что я эти технические подроб-
ности не помню. В тот момент я ими очень мало интересовался, меня интересовал
смысл происходящих событий, поскольку не я лично вырабатывал маршрут этой
демонстрации. А гражданину государственному обвинителю угодно все время го-
ворить «а вот от такой то улицы до такой то улицы должны были идти; от такой
то до такой то должны были идти». И я должен ему все время говорить: не знаю,
не помню, нет.
Председатель: Что же, будете отвечать: «Не знаю». Вас интересует смысл со-
бытий, а нас — фактические события.
Лихач: Если вам интересны исторические события в том виде, в каком они
имели место, то я приложу вам соответствующий номер газеты, в котором они
точно очерчены.
Председатель: В свое время, после окончания опроса, мы будем иметь сужде-
ние о соответствующих документах по этому поводу.
Крыленко: Мы установили, что гр. Лихач, с одной стороны, не помнит собы-
тий дальнейшего движения, а гр. Семенов указывает маршрут по Литейному на-
право, к электротехническому батальону, которые очерчены Тимофеевым. Теперь,
значит, вы твердо можете установить из показаний тех свидетелей, которые здесь
прошли, что поворот на Марсово поле не предвиделся.
Семенов: Я могу твердо установить.
Крыленко: Твердо? Хорошо. Теперь я буду указывать на соответствующий до-
кумент, который приобщен уже к делу. Я не протестовал против его приобщения.
Председатель: Виноват, он еще не приобщен.
Крыленко: Нет, не этот, а утренний, «Голос революции», он приобщен.
Председатель: Приобщен.
Крыленко: Там маршрут дан. Я на него прямо буду ссылаться. В этом марш-
руте имеются указания, что демонстрации должны были идти к Марсову полю
и оттуда дальше двинуться (Лихач: Да}. Я очень точно проследил этот маршрут,
раньше, чем имел в руках ваш документ, это из другого документа, который я хо-
тел приобщить вчера и теперь в свое время приобщу. Так как по существу этот
документ совершенно идентичен с тем, который был уже приобщен к делу, мне не
представляется необходимым мотивировать необходимость его приобщения.
Председатель: Где этот маршрут?
Крыленко: Я сейчас его вручу. Этот документ есть бюллетень Всероссийского
созыва защиты Учредительного собрания, изданный 4 января. Так как я говорю,
в нем маршрут тот же самый, то мне нет необходимости мотивировать его приоб-
щение, поскольку мотивация будет одна и та же, и не встретит со стороны защиты
никакого возражения. Это (вручает председателю} те же самые данные, факты
и пр. Значит, по этому документу устанавливается в качестве сборного пункта для
манифестации Марсово поле. Это прошу пока констатировать. С другой стороны,
обращаю внимание трибунала на показания свидетелей, которые были, Келлера
с одной стороны, Кононова с другой и Паевского с третьей. Значит, тремя свиде-
400
тельскими показаниями и показанием обвиняемого Семенова, в-четвертых, уста-
навливается, что сосредоточение на Марсовом поле боевых частей, специально
для этого момента собранных, как то: в помещении Московского городского райо-
на, что не отрицается; броневого дивизиона, о чем говорил Келлер; — что именно
для этих частей, собранных специально ПСР, маршрут не имел в виду поворота на
Марсово поле. Это, так сказать, тот факт, на который я прошу обратить внимание
трибунала. Выводы для меня, которые я сделаю, будут выводы позднейшими. Те-
перь дальше. Скажите, пожалуйста, гр. Лихач, вы сказали вчера, что военная ко-
миссия имела задачей учесть эти войска, среди которых она вела пропаганду, как
реальную силу. Вы упомянули в качестве члена союза защиты некоего Маслова.
Скажите, пожалуйста, этот Маслов был членом партии в то время?
Лихач: Да, был членом партии, но сейчас исключен.
Крыленко: Исключен, но это неинтересно. Дальше, он в Союзе защиты какую
роль играл.
Лихач: Был ли он членом Союза защиты или работал он в военном отделе
союза защиты, точно не помню. Во всяком случае в военном отделе Союза защиты
он работал (Крыленко: Он работал?). Да.
Крыленко: Теперь скажите, как объяснить, что член партии работал в военном
отделе Союза защиты и вы лично были об этом осведомлены, партия, как целое.
Лихач: Я лично осведомлен был.
Крыленко: Теперь это организационно укладывалось в рамки — параллельная
работа в двух организациях.
Лихач: Он у нас никакого отношения к военной работе не имел.
Крыленко: Но вы считали формально допустимым, чтобы член партийной ор-
ганизации работал вне партийной организации, независимо от ее работы.
Лихач: Поскольку мы туда входили, поскольку мы вообще входили в Союз за-
щиты — да.
Крыленко: Значит, он должен был быть организационно связан с вашей во-
енной комиссией.
Лихач: До тех пор, пока наша военная комиссия не ставила себе этой задачи,
это было его частное дело.
Крыленко: Значит, с вашей точки зрения, работа члена вашей партии в других
организациях непартийного характера — это их частное дело?
Лихач: Поскольку это разрешается партией, что выражалось в участии нашей
партии в Союзе защиты.
Крыленко {обращаясь к председателю)'. Поскольку гражданин Тимофеев хо-
датайствовал о приобщении номера «Дела народа» непосредственно во время
допроса, я позволю себе, равным образом, ходатайствовать о приобщении к де-
лу газеты «Возрождение Севера» от 13 августа 18-го года, изданную на севере
уже после дессанта союзников, когда Маслов был членом верховного управления.
В этой газете имеются подробные биографии этих членов управления (в сторону
Лихача) и ваша биография имеется. Между прочим имеется и биография Маслова
и изложение его деятельности до этого момента. Между прочим четыре строчки
касаются его деятельности исследуемого периода. Здесь определенно сказано, что
делал Маслов, с какой целью действовал и что из этого его дела вышло. Я буду
просить о приобщении и оглашении этих строчек, которые разъяснят нам этот
момент. Эти строчки подчеркнуты синим карандашом, я буду просить трибунал
рассмотреть их, и после этого я буду ходатайствовать о приобщении этого номера.
Против приобщения «Дела народа» с моей стороны нет возражений.
401
Председатель: «Дело народа» № 3 от 5 января 1918 года к делу приобщается.
Карякин: На какую часть этого порядка манифестации просит обратить вни-
мание государственный обвинитель?
Крыленко: Там есть общего характера указания в начале.
Председатель: Заключение защиты по поводу присоединения «Возрождения
Севера» № 2.
{Защита не возражает.}
Крыленко: Я буду просить об оглашении подчеркнутого синим карандашом.
Председатель: Возражений против приобщения другого документа, о котором
просил государственный обвинитель, нет. {Защита не возражает.} Бюллетень
всероссийского союза защиты Учредительного собрания № 12 к 4 делу приобща-
ется.
Крыленко: Я прошу огласить 5 строчек, подчеркнутых синим карандашом, из
биографии С. Маслова.
Председатель: В газете «Возрождение Севера» № 2 от 13 августа 18-го го-
да в статье «Кто они» за подписью А. Д. имеется следующее место: биография
С. С. Маслова: «Перед созывом Учредительного собрания он в течение двух ме-
сяцев работал в Петрограде по набору вооруженных сил, с которыми предполага-
лось выступить против большевиков в день открытия Учредительного собрания.
Работа дала только 5 тыс. чел., а штаб восстания требовал 11 тыс. Выступление не
состоялось».
Крыленко: Я прошу одновременно обратить внимание, что в подзаголовке
этой газеты, где указывается, что открыта подписка, имеется указание на то, что
в составе участников имеется С. С. Маслов, что никаких соответствующих опро-
вержений равным образом с его стороны не последовало.
Председатель: В обвинении, где говорится, что открыта подписка на газе-
ту «Возрождение Севера», сказано: «Газета выходит при участии М. А. Лихача,
С. С. Малова и др.»
Муравьев: Насчет опровержения мы никак не можем согласиться, так как для
этого нужно было бы пересмотреть все последующие номера.
Председатель: В этом номере опровержения не содержится и никаких приме-
чаний от редакции, трибунал не усматривает.
Тимофеев: Гр. председатель, я тоже об оглашении из того документа, который
был приобщен, всего только трех слов, которые разрешите мне устно процити-
ровать. В полулисте «Дела народа» на 2 странице говорится от имени собрания,
вырабатывающего маршрут демонстрации. Кажется, на 4 столбце говорится, что
заседание имело место 3 января и на нем участвовало 210 участников. Там указа-
ны все рабочие районы и те организации, которые принимали участие. Это хроно-
логическая дата, которая интересует представителя обвинения.
Крыленко: Меня не эта дата интересует.
Тимофеев: Другой вы не получите.
Председатель {оглашает}'. «3 января состоялось пятое заседание рабочей кон-
ференции Союза защиты Учредительного собрания. Присутствовало 210 предста-
вителей фабрично-заводских коллективов, социалистических партий и демокра-
тических организаций».
Тимофеев: В конце маршрута имеется указание на то, кто должен этой мани-
фестацией руководить, о чем гр. Крыленко давно уже знал.
Крыленко: Я знаю. Из того же номера, чтобы с ним покончить, я прошу огла-
сить только две строчки...
402
Тимофеев: Я прошу процитировать, кто руководит этой демонстрацией, это
в конце маршрута расписания.
Председатель (оглашает): «Процессия должна проходить стройными колон-
нами; граждане, желающие принять участие в процессии, приглашаются примы-
кать к ней, организуясь в такие колонны. В своем движении процессия подчиня-
ется всецело лицам, на которых центральные и районные союзы защиты Учреди-
тельного собрания возложили руководство шествием».
Гендельман: Я прошу занести в протокол, что в то время, как обвиняемым
Лихачем было указано обвинителю, гр. Крыленко, что факты, о которых он
его спрашивает, имеются установленными в документах, находящихся в деле,
гр. Крыленко продолжал допрос и не был прерван гр. председательствующим,
хотя гр. председательствующий указал после, что трибунал интересует только
установление фактов и хотя председательствующий во все предшествующее вре-
мя процесса указывал, что если факты могут быть установлены документами, то
нельзя тратить время и затягивать следствие допросом свидетелей по этим фак-
там, как это имело место в допросе Паевского.
Крыленко: Я должен указать, что тут явное недоразумение. Мною устанавли-
вается не тот факт, что по соответствующим документам 3 января и т. д. был уста-
новлен такой же маршрут, который можно найти в газетах. Я устанавливал совер-
шенно иной факт. Я устанавливал и просил трибунал обратить внимание на тот
факт, что, согласно совещания, имевшего место накануне, а не 3-го числа, в гарни-
зонном совещании и согласно показанию трех свидетелей и согласно показанию
Лихача до тех пор, пока он не отозвался незнанием, — направление и движение
боевых частей, а не демонстрации, находившихся в распоряжении ПСР, имело
другой маршрут, чем тот, который указан в газете. Вот что я указывал.
Председатель (обращаясь к обвиняемому Гендельману): Ваше заявление три-
бунал согласен занести в протокол, констатируя, что допрос государственного об-
винителя имел целью установление вовсе не того факта, который содержит в себе
соответствующие документы. Установил он или не установил — это вопрос дру-
гой — об этом будем говорить потом.
Гендельман: Тогда дополнительно занесите в протокол слова гр. Лихача, что
он указывает именно те факты, о которых говорит и напечатанный маршрут, но
лично по своей памяти не устанавливает.
Председатель: Вы от имени Лихача не имеете права говорить.
Гендельман: Но я имею право просить о занесении в протокол всякого слова,
хотя и другого лица.
Председатель: Мы слышали совершенно отчетливо и по стенограмме можно
проверить, что Лихач говорил совершенно определенно о движении: о 5 броневом
дивизионе, о Семеновском полку, потом неизвестно, Преображенский или Измай-
ловский. И все это шло по направлению к Таврическому дворцу.
Крыленко: Разрешите мне, тов. председатель, после перерыва огласить соот-
ветствующие документы.
Председатель: Объявляю перерыв на 10 минут.
(Заседание прерывается в ... час.... мин.
Возобновляется в ... час.... мин.)1
Председатель: Заседание возобновляется.
Крыленко: Я буду просить обратить внимание огласить следующие образцы
из приобщенных документов: во-первых, из воззвания к рабочим, солдатам и всем
1 Так в тексте.
403
гражданам Петрограда, абзац, отчеркнутый синим карандашом, пункты 1-й и 2-й;
затем из воззвания к рабочим: «Идите же и просите»; затем из воззвания ко всем
гражданам от слов «Мы все вместе призываем». Вот эти характеризующие содер-
жание призыва документы. А из газеты «Дело народа» только один абзац, потому
что этот документ один и тот же. Это из воззвания, подписанного ЦК первого со-
зыва.
Лихач {обращаясь к председателю}'. Позвольте по этому поводу.
Председатель: Как по этому поводу. Обвинительно просит об оглашении до-
кумента.
Лихач: Я именно прошу об оглашении тех частей, которые просит огласить
обвинитель.
Председатель: Вы возражаете против оглашения?
Лихач: Я бы просил, чтобы те воззвания, о которых просил государственный
обвинитель, были оглашены полностью, во избежание каких бы то ни было толков
и кривотолков и недомолвок, которые могут быть в отдельных частях.
Председатель: Я обращаю ваше внимание на то, что, согласно советским за-
конам и советскому судопроизводству, в ваших выступлениях, речах и заявлениях
вы можете ссылаться на все документы, которые фигурируют в деле, а не только
на те, которые оглашены во время судебного следствия. Оглашаются определен-
ные места в тех или иных целях, которые необходимы той или иной стороне или
трибуналу. Если все это воззвание не оглашено, это не значит, что вы не можете на
него ссылаться. Согласно просьбе государственного обвинителя, трибунал огла-
шает следующие места: в бюллетене Всероссийского союза защиты Учредитель-
ного собрания № 12 от 4 января 1918 года помещено воззвание к рабочим, сол-
датам и всем гражданам Петрограда за подписью союза защиты Учредительного
собрания в составе представителей партии с.-p., с.-д. и проч., и проч. В нем сказано:
«Товарищи и граждане. Мы приглашаем всех вас в торжественный день открытия
Учредительного собрания проникнуться сознанием своего гражданского долга
и вместе с нами в мирной манифестации идти к Учредительному собранию, чтобы
в дни тяжелых испытаний, переживаемых Россией, мы не оставили избранников
народа, а доказали, что мы вместе с ними и под их руководством готовы сделать
все, что нужно для торжества революции и блага родины.
В другом месте сказано: «Идите вместе с нами к Учредительному собранию,
чтобы оно видело, что народ русский возлагает на него свои последние надежды
и всецело доверяет ему и обещает ему свою полную поддержку и содействие».
В другом документе — воззвание рабочим, подписанное Союзом защиты Уч-
редительного собрания, — сказано: «Именем Учредительного собрания можно
объединить народ и прекратить гражданскую войну»... и дальше: «Идите на под-
держку Учредительного собрания, за вами пойдет, как прежде, весь Петроград,
идите же и провозгласите от имени революционной столицы старое требование
всех русских революционеров»; и, наконец, последнее воззвание ко всем гражда-
нам, тоже за подписью Союза защиты Учредительного собрания: «Мы просим не
верить провокаторским слухам о том, что будто бы подготовляется столкновение
на улицах, мы желаем избежать всяких столкновений вместе» (тут зачеркнуто
слово, неясно) ... «призываем вас мужественно и настойчиво на мирную манифе-
стацию, если бы с чьей-либо стороны манифестация встретила противодействие.
День открытия Учредительного собрания — великий и решительный день». За-
тем в «Деле народа» № 3 от 5 января имеется обращение: «Товарищи рабочие
и солдаты...», — за подписью Всероссийского центрального исполнительного ко-
митета Советов рабочих и солдатских депутатов первого созыва. В нем сказано:
404
начинается «Товарищи рабочие и солдаты», кончается: «Все на улицу. Все на за-
щиту Учредительного собрания. Позор и презрение врагам народной власти, го-
товым поднять на нее руку. Долой насильников и лицемеров. Вся власть Учреди-
тельному собранию». (Обращаясь к государственному обвинителю.) Угодно вам
продолжить допрос, т. Крыленко, или вы закончили?
Крыленко: У меня к гр. Лихачу и к гр. Тимофееву пока нет вопросов.
Председатель: Позвольте, мы сначала кончим с Лихачем.
Крыленко: К этой группе обвиняемых у меня пока нет вопросов.
Покровский: У меня есть вопросы к гражданам Гоцу и Тимофееву. К Лихачу —
нет.
Председатель: У защиты к Лихачу есть вопросы?
Овсянников: К Лихачу нет вопросов?
Председатель: Теперь — дальше, государственный обвинитель, вам угодно до-
прашивать следующего обвиняемого?
Крыленко: Я пока полагал бы, что следующие факты уже должны относиться
непосредственно к моменту после созыва Учредительного собрания петербург-
ского периода. В связи с этим стоит вопрос о свидетелях. Я думаю, что по имею-
щимся данным показаниям, вопрос до созыва Учредительного собрания достаточ-
но ясен.
Председатель: Значит, к этой группе вам вопрос ставить не нужно?
Крыленко: Нет.
Председатель: Вам, Покровский?
Покровский: Мне нужно к гражданам Тимофееву и Гоцу.
Председатель: Кого угодно вам раньше допрашивать?
Покровский: Я предпочел бы гр. Тимофеева спросить, так как более длинный
вопрос к нему. Гр. Тимофеев, вы изображали возможное столкновение у Тавриче-
ского дворца так, что там могло произойти насильственное снятие караула. Как во
время этой операции вы себе представляли роль броневых машин. Вы говорили,
что вы кое-что понимаете в военном деле. Я интересуюсь знать, как вы себе пред-
ставляли действия броневиков в это время; что они должны были обстреливать:
Таврический дворец или что-нибудь в этом роде.
Тимофеев: Я представлял себе роль броневых машин, и, по правде сказать,
сейчас так представляю: или таранить вражьи ряды, или своим оцеплением, в осо-
бенности в обстановке уличного боя, охранять определенное распоряжение, опре-
деленный плацдарм. Я думаю, что в обстановке Таврического дворца, конечно, эти
броневые машины, пришедшие к нам, должны были обстреливать не нас в Таври-
ческом дворце, а повернуть дула своих пулеметов, расположиться на перекрестках
улиц и т. д. Во всяком случае они играли в данном случае роль не наступательную,
а оборонительную, оборонительную роль внешнего передового оцепления. Может
быть, за ними должны были быть еще патрули и пехотные заставы, но, во всяком
случае, это был один из поясов обороны Таврического дворца.
Покровский: Так что имелись в виду в районе Таврического дворца военные
действия в довольно широком масштабе.
Тимофеев: Я извиняюсь, я уже сказал, что тогда мыслил так, а сейчас мыслю,
т. к. о том, как мы будем располагать и маневрировать военными частями, кото-
рые еще к нам не подошли, которые еще в Таврический дворец не вошли, которые
еще председателю Учредительного собрания не переданы, и которые еще предсе-
дателем Учредительного собрания не приняты и не использованы, одним словом,
в обстановке, в которую еще требовалось войти целой серии связующих элемен-
405
тов, — мы такого сорта диспозиции не вырабатывали и не подражали генералу
Фулю. Мы в этот момент, когда готовились к этой демонстрации и когда ожидали
ее, хотя и с очень небольшой верой, в Таврическом дворце нам важно было иметь
в день 5 января своих вокруг себя, иметь граждан, выбиравших Учредительное
собрание и желавших окружить его своим кольцом и иметь воинские части в рас-
поряжении этого Учредительного собрания. Если мне это будет разрешено пред-
седателем, то я могу вас, поскольку вы интересуетесь исторической частью собы-
тий, ввести в историческую обстановку.
Покровский: Нет, я интересуюсь более специальным вопросом.
Тимофеев: Что касается расположения частей, диспозиции, то я могу выра-
батывать это только здесь, правда сказать, потому что тогда состава их мы, поли-
тический руководящий центр, абсолютно не знали.
Покровский: Я совершенно не интересуюсь диспозицией и не думаю вас оскор-
блять, сравнивая вас с генералом Фулем. Я спрашиваю одно, предусматривалось
ли вами, что вокруг Таврического дворца будет большая стрельба в связи с такой
скромной операцией, которую вы раньше начертали, как снятие караула, или же
вы и ваша партия защиты Учредительного собрания были на тысячу верст от
этой мысли и думали, что будет нечто иное, кроме пары выстрелов и, может
быть, нескольких поцелуев с войсками, которые охраняют Учредительное собра-
ние. Я прошу ответить прямо, предполагалось ли, что будет большая пальба?
Тимофеев: Во-первых, перед нами был прецедент 25 ноября, когда братание
это вышло. Во-вторых, было важно поставить партию большевиков перед фактом
наличия вооруженной силы в наших руках. И, насколько я знаю, вопрос о разгоне
Учредительного собрания был в большевистских кругах не вырешен. Во всяком
случае, открытие Учредительного собрания фракцией большевиков затягивалось
до исхода демонстрации. Оно открылось, и открылось нашей инициативой, вы-
ступлением тт. Ломтатидзе и Швецова (чему мешал, кстати сказать, гр. Крылен-
ко, усиленно стуча пюпитром). {Смех Крыленко.) Только после того, как фракция
большевиков бесконечно заседала, мы понимали смысл этого заседания, потому
что все решается реальным соотношением сил и судьба Учредительного собра-
ния решалась не в стенах Учредительного собрания, а за стенами, т. е. большевики
ожидали, чем кончится демонстрация, удастся ли им ее расстрелять или разогнать
как-нибудь. И тогда можно будет открыть Учредительное собрание и огласить
свою декларацию. И если бы исход был иной, если бы народ, вооруженный или не
вооруженный, подошел, я почти что не сомневаюсь в этой обстановке, поскольку
имеются материалы и поскольку одним ухом я слышал кое-какие сведения о засе-
дании фракции большевиков Учредительного собрания, но я слышал это мельком,
мне известно, что судьба Учредительного собрания, скорее всего, в тот день была
бы иная. Исторически это, конечно, ничего не изменило бы, но день 5 января про-
шел бы, вероятно, по другому расписанию.
Покровский: Меня интересует не то, что в то время думали и предполагали
большевики, но то, что в тот день думали и предполагали эсеры. В объяснениях
обвиняемых были указания, что реальные соотношения сил были ими взвешены
еще накануне, и что они еще накануне от вооруженной борьбы отказались. Таким
образом было совершенно ясно уже накануне, что это реальное соотношение сил
было не в пользу их, а теперь вы от этого отказываетесь и переносите также ваше
решение на исход демонстрации, т. е. вы так ставите дело, что и вы точно также
решили вопрос в зависимости от исхода демонстрации, решали вопрос, пустите
ли вы в ход оружие у Таврического дворца или нет. Если так, то это изменяет все
представление, которое у меня сложилось.
406
Тимофеев: Если бы речь шла о военных действиях, о возможных или имевших
место регулярных воинских частях в обстановке межнациональной войны, тогда
здесь вопрос решается теми вопросами, которые вы задаете мне и теми ответами,
которые даю я, как один из офицеров одного из отрядов. Но ведь здесь вопрос
о политическом акте. Перед нами задача стояла такая. Мы решили не выступать.
Показаниями т. Лихача и иных свидетелей и документами установлено, что мы
считали для нас невозможным за отсутствием сил вести выступление. Это фик-
сировано.
Председатель: Это вы через чур смело утверждаете. Это отнюдь не установле-
но. Тут ряд противоречивых документов и показаний участников и обвиняемых
и показаний свидетеля.
Тимофеев: Я не предопределяю, не предвосхищаю мнения трибунала. Я из-
ложил лишь свою точку зрения.
Председатель: Но вы пытаетесь действовать на наше мнение, которое склады-
вается в ходе судебного следствия.
Тимофеев: Политическая обстановка создается, конечно, группировкой опре-
деленных социальных сил, вооруженных или не вооруженных. Вооруженные со-
циальные силы сильнее, чем не вооруженные. Организованные силы сильнее, чем
не организованные. И поэтому, не решаясь предварить открытие Учредительного
собрания, устранение узурпаторской, по нашему мнению, тогда и сейчас, власти
большевиков, мы хотели предпринять все, что возможно для того, чтобы разгон
Учредительного собрания для советской власти затруднить. Я могу формулиро-
вать так. Для нас было ясно, что без этой демонстрации по нашему распоряже-
нию, большевики скорее разгонят Учредительное собрание, чем при наличии этой
демонстрации, и перед нами стоял вопрос — посмеете. Вы посмели и получили
результаты. Вы довольны, история будет судить.
Покровский: Суд истории мы тоже оставим. Вы уклоняетесь от ответа, что,
впрочем, ваше право. Предвиделось ли вами, что около Таврического дворца
может быть с большей степенью вероятности большая пальба, большая пере-
стрелка.
Тимофеев: Знаете что, гр. Покровский, я вам скажу, я думаю сейчас, что если
бы мы предвидели, что большевики в день 5 января будут расстреливать мирные
демонстрации и в Питере, и в Москве, наверно, мы не призывали бы к этим демон-
страциям.
Покровский: А демонстрацию с участием броневых машин вы считаете мир-
ной демонстрацией?
Тимофеев: Да, да, да. Я могу привести пример из русской революции, еще бо-
лее сильную демонстрацию, это демонстрация 18 апреля. Вы, граждане большеви-
ки, считали ее мирной демонстрацией.
Председатель: А вы думаете, что она на самом деле была мирной?
Тимофеев: Мы считали, что вы делали призыв к оружию.
Председатель: А вы-то квалифицировали эту демонстрацию, как мирную?
Тимофеев: Нет, не как мирную. Мы говорили, что речь идет о свержении вре-
менного правительства.
Крыленко: Совершенно правильно.
Председатель: Правильно. Вы это не отрицаете?
Тимофеев: Мы не отрицаем, что мы в тот момент искали всяких сил, чтобы
свергнуть власть большевиков. От этого задания мы, как и вы в апреле месяце, не
отказываемся. Мы констатируем, что это свержение, в смысле ли прямого напа-
407
дения, или в смысле занятия оборонительных позиций, мы не могли произвести
из-за отсутствия сил. Разница между нами и вами только в том, что вы, прикры-
ваясь флагом мирной демонстрации, фактически желали произвести переворот,
а мы этого не делали.
Покровский: Здесь было установлено, что на апрельскую демонстрацию при-
зывались идти с оружием, а тут в ваших воззваниях подчеркивается, что демон-
страция совершенно мирная. Меня интересует вопрос, считала ли партия эсеров
в лице тех граждан, которые здесь находятся передо мною, нормальным и есте-
ственным звать граждан на мирную демонстрацию, заранее зная, что по всем ве-
роятиям дело кончится пальбой и что многие из людей, идущих на мирную демон-
страцию, как таковую, т. е. без всякого оружия и т. д. падут жертвами этой пальбы.
Тимофеев: Нет, я скажу, что мы были в то время настолько наивны, или еще
более резко скажу, настолько в то время глупы, что мы не предполагали, что у вас
найдется настолько печальной смелости, чтобы расстреливать рабочих от имени
рабоче-крестьянской власти. В этом мы виноваты. Тут нужно поставить пунктом
и сказать, что мы были виноваты. Вы под флагом скорейшего созыва Учреди-
тельного собрания фактически боролись с ним, и мы не думали, что вы решитесь
пустить оружие против Учредительного собрания. Да, в этом отношении мы ви-
новаты, мы были слишком наивны. После 5 января мы эту наивность оставили.
История учит.
Покровский: Историю мы оставим. Я в данном случае взываю даже не к вашей
партийности, а к вашей осведомленности, о которой мы говорили. Вы бывали сви-
детелем перестрелок на улицах и прекрасно знаете, что совершенно независимо от
желания той или другой стороны убивать безоружных людей, если с одной сторо-
ны имеются броневики эсеровские, которые стреляют в разных направлениях, а,
с другой стороны, имеются броневики большевиков, которые тоже стреляют в раз-
ных направлениях, отвечая на огонь эсеров, а между ними находится безоружная
толпа, то последняя будет расстреляна совершенно независимо от желания той
или другой стороны ее расстреливать. При чем вы не могли ручаться, что даже
прислуга ваша с броневиков не будет расстреливать этой мирной демонстрации,
потому что по чисто военным соображениям она могла быть вынужденной для
своей пальбы взять ту или другую директиву. Меня интересует, как вы, предвидя
все это, считали возможным призывать людей на мирную демонстрацию, прекрас-
но зная, что этим вы увеличиваете количество манифестантов, которые, конечно,
не пошли бы в таком количестве, если бы имели перед собой перспективу полу-
чить пулю в лоб, и скорее пошли бы на мирную, будучи гарантированы, что нико-
го не убьют. В этот момент считали ли вы нормальным такой образ действий?
Тимофеев: Я нахожу ваш вопрос существенным и констатирую, что в то время
мы совершили колоссальную ошибку, ибо мы не предполагали, что вы выдвинете
вооруженные части.
Покровский: А вы сами их призывали.
Тимофеев: Мы призывали на защиту Учредительного собрания, которое в то
время открывали вы, которое обязались созвать вы, обязались защищать его, по-
моему, вы должны были только приветствовать частную инициативу граждан,
двинувшихся туда, воинские части. Но вы сделали другое: вы не только демон-
страцию не допустили, а вы окружили Таврический дворец баррикадами и проч.,
так что здесь вопрос ясен, и заключается он в исторической вине, но вины истори-
ческой вы не разбираете.
Председатель: Я полагаю, что вопрос ясен.
408
Покровский: Тогда я больше вопросов Тимофееву не имею и имею только ма-
ленький вопрос гр. Гоцу. Гр. Гоц сказал, что он жил тогда в сугубо конспиративных
условиях. Мне желательно было бы знать, когда гр. Гоц поставил себя в такие су-
губо конспиративные условия.
Гоц: Я уже заявил вчера, что после моего возвращения из Могилева, я получил
сведения о том, что ЦК за мной усиленно охотится. Это заставило меня принять
меры предосторожности, которые выражались в том, что я посещал только те пар-
тийные собрания, которые представляли существенное политическое значение.
Председатель: В какое время вы прибыли из Могилева?
Гоц: В половине ноября. Об этом я буду впоследствии говорить.
Покровский: Ваше письмо появилось 5-го ноября?
Гоц: Да, а затем я уехал в Могилев в середине ноября. Я напомню события,
которые имели место там.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель тов. Луначарский.
Луначарский: Гр. Тимофеев в прокламации, в которой партия эсеров призы-
вала граждан города Петрограда к мирной демонстрации в день открытия Учре-
дительного собрания, сказано, что партия эсеров гарантирует, что демонстрация
эта мирная и опровергает, как провокационный, всякий слух о том, что она имеет
намерение произвести какие-нибудь военные действия. И вместе с тем там ска-
зано, что, в случае, если кто-нибудь посягнет на права этих граждан на мирную
демонстрацию, она должна со всей энергией этому нарушению своих прав сопро-
тивляться. Отсюда вытекает два моих вопроса: не считает ли гр. Тимофеев, что об-
ращения, данные таким образом гражданам, призываемым к мирной демонстра-
ции, нарушались теми соображениями, что в конце концов рисовалось военное
столкновение у Таврического дворца с целью снятия караула, и в перспективе, мо-
жет быть, также защита Таврического дворца от большевистских войск, если бы
таковые его осадили. Это первый вопрос. Мне кажется, что имея в виду возмож-
ность такого исхода, партия эсеров вряд ли имела право говорить о том, что слухи
об этом являются провокацией. Второй вопрос: что разумела партия под глухим
призывом оказывать сопротивление попытке нарушить права мирной демонстра-
ции? Значило ли это, что по требованию войск, поставленных правительством на
определенные посты, расходиться, демонстрация не должна была расходиться,
и что на попытку войск оную демонстрацию рассеять, она должна была ответить
тем или другим энергичным сопротивлением вплоть до вооруженного, что мож-
но заключить из того, что военные части вызывались с оружием в руках и боеви-
ки также призывались, по словам Кононова, с оружием в руках. Значит, вопрос
такой: полагает ли партия эсеров, что не нарушила своего обещания, что демон-
страция будет совершенно мирная, в то время, как имелась в перспективе полная
возможность столкновения; и второй вопрос: что подразумевалось под призывом
оказывать сопротивление попытке сорвать мирную демонстрацию?
Председатель: Вам угодно ответить?
Тимофеев: Я думаю, что мы иначе не могли отнестись к слухам, что демон-
страция может быть сорвана. Судите сами: власть, возвещающая, что она воз-
никла для созыва Учредительного собрания, созывает Учредительное собрание.
Ясно, что слухи о том, что эта власть готовится препятствовать манифестации
приветствовать Учредительное собрание очевидно для всякого, рассуждающего
по закону логики, должны казаться провокационными. Мы не виноваты, что пар-
тия большевиков действовала так: она хотела созвать Учредительное собрание,
объявила о его открытии, а демонстрацию для его приветствия не допустила. Так
409
что виновниками этого действия нужно считать партию большевиков, которая
хотела воспрепятствовать этой демонстрации. Что касается второго вопроса, то
я апеллирую к практике гр. Луначарского. Что значит активно защищать право
граждан на манифестации и демонстрации. Еще в царской России мне, мальчи-
ком, почти приходилось участвовать на таких демонстрациях и иных. Мы делали
очень просто. Мы оттесняли, рассыропливли эту цепь, которая заграждала нам
доступ, поскольку это можно было сделать. Затем, наиболее решительные элемен-
ты выдвигались вперед и под стрельбой не разбегались, а ложились, и старались
всеми силами создать колебание в рядах войск, которым было поручено препят-
ствовать манифестации и т. д. В общем, получалась та же самая картина, кото-
рая получалась и 5 января. Описания газет того времени все говорило о том, что
демонстрация в этот день с особым упорством стремилась вперед к намеченной
цели. Несмотря на стрельбу, она ложилась, несмотря на стрельбу, она шла дальше.
Но я не помню, может быть, я ошибаюсь, что кто-нибудь со стороны демонстран-
тов, тех самых дружинников, может быть, их было 7, 15, или 40 человек и больше,
чтобы они оказывали сопротивление. Если это было так, то я в этом криминала
не усматриваю. Право граждан защищать свое существование, публичное право
на демонстрацию и иные выявления своего политического бытия, — оно это и де-
лало. И, конечно, могло защищать даже с оружием в руках неприкосновенность
личности, жилища и т. д.
Луначарский: На первый вопрос гр. Тимофеев не ответил на том простом
основании, что он, по-видимому не вслушался в то, что сказано в их собственной
прокламации или, может быть, я неправильно ее высказал. Там не сказано, что
ПСР опровергает, как провокаторские, слухи о том, что большевики намерены
разогнать Учредительное собрание, а там сказано, что они опровергают, как про-
вокационный, слух о том, что они, эсеры, хотят придать военный характер этой
демонстрации. Вот об этом я и спрашивал. В то время, когда были вызваны во-
оруженные войска и 13 броневиков в целях предоставить Учредительному собра-
нию приказать этим войскам начать оборону Таврического дворца, занять караул
и т. д. Этим самым партия эсеров не брала ли на себя ответственность за возмож-
ный исход демонстрации и не говорили ли они, таким образом, неправду, призы-
вая тысячи лишних граждан и заявляя, что демонстрация сначала до конца будет
мирной. Это по первому вопросу, а по второму вопросу мне хотелось констатиро-
вать, что выходит таким образом, что ПСР вполне допускала возможность воору-
женной защиты Учредительного собрания, вооруженной смены караулов и т. д.,
но считала, что граждане, в случае столкновения с войсками правительства, долж-
ны были ложиться, рассыропливаться, но ни в коем случае не допускать в ход того
многочисленного оружия, бывшего частью в руках военных частей, вызванных на
демонстрацию, которые с эсеровской партией были мобилизованы для этой за-
дачи. Но последние разъяснения гр. Тимофеева о том, что он вполне допускает,
что эти силы в случае попытки пресечь мирную демонстрацию, могли прибегнуть
к оружию — меня удовлетворяет, а относительно первого вопроса, я бы просил
прямого ответа, т. к. гр. Тимофеев ответил неправильно.
Председатель: Угодно вам?
Тимофеев: Я думаю, что приведение сил в состояние обороны не есть приступ
к военным действиям. Я все время повторяю: нам политически в тот момент ни
в коем случае не хотелось брать на себя оидиума начала вооруженной борьбы, осо-
бенно в защиту Учредительного собрания, и поэтому при всех условиях нам вы-
годнее было, особенно при условии небольших сил, которые не могли выступить

до 5 января, так как, чтобы, опираясь на них, Учредительное собрание могло бы
открыться, а могли выступить только после 5 января, нам в особенности было
важно, чтобы оидиум нападения отнюдь не падал на Учредительное собрание.
Поэтому мы совершенно не предрешали вопроса о том, как развернутся действия
и события после подхода вооруженных или невооруженных демонстраций к Тав-
рическому дворцу. Нам важно было одно: чтобы вокруг своих избранников был
народ вооруженный или невооруженный, и чем больше вооруженный, тем лучше,
и пусть, кто хочет покуситься тогда на Учредительное собрание, идет и дерзает. Но
вам показалось легче дерзнуть, хотя морально, может быть, и труднее. Мы исто-
рически считали это труднее. Вот те мотивы, по которым я не хочу еще раз брать
слова. Вот те мотивы, по которым бюро нашей фракции Учредительного собрания
и я лично, категорически рекомендовали Лихачу не делать ничего для того, чтобы
Учредительное собрание само, или даже в лице своей фракции, брало на себя ини-
циативу вызова военных частей. Наивное социалистическое мечтание. Но, увы,
мы мечтатели, романтики — такими и остаемся.
Луначарский: Вот это совершенно верно.
Крыленко: Что романтики — это еще не беда, еще хуже...
Председатель: Угодно еще кому-нибудь задать вопросы первой группе?
Катаньян: Я хотел задать вопрос подсудимому Зубкову, встречался ли он с
Семеновым в ноябре месяце и где встречался?
Председатель: Какое это имеет отношение к делу.
Катаньян: Дело в том, что подсудимый Семенов указывает, что в ноябре ме-
сяце он, под делам партии эсеров, был во Пскове и проч. Что в этот момент он
находился...
Председатель: Да, это имеет отношение к делу. Подсудимый Зубков, вы слы-
шали вопрос?
Зубков: Да, слышал.
Катаньян: Встречались ли вы с Семеновым в ноябре месяце, и если встреча-
лись, то где?
Зубков: Я встречался с ним в городе Луге. В то время я состоял в лужском
гарнизоне. Он туда приезжал, насколько я помню, в качестве Комитета обороны
и спасения революции с целью организовать там отдел спасения родины и рево-
люции.
Катаньян: Разрешите задать вопрос Семенову относительно солдатского уни-
верситета.
Председатель: Обвиняемый Семенов.
Катаньян: Сколько народа прибыло в солдатский университет?
Семенов: Человек 20.
Катаньян: А предполагалось сколько?
Семенов: На собрании военной комиссии мы предполагали до Г‘/2 тысячи,
когда обсуждали этот вопрос.
Катаньян: Будьте добры сказать, имелось ли в распоряжении администрации
солдатского университета и слушателей солдатского университета какое-нибудь
вооружение или не имелось?
Семенов: Солдаты, которые приезжали с фронта, приезжали некоторые с ре-
вольверами, а главная часть — с бомбами.
Катаньян: А где хранились эти бомбы?
Семенов: Сначала в помещении солдатского университета, а потом Коноплева
переносила их в помещение ЦК.
411
Катаньян: У меня нет больше вопросов.
Председатель: Подсудимая Коноплева, может быть, вы нам дадите показания
о солдатском университете.
Коноплева: Да, могу дать.
Председатель: Пожалуйста.
Коноплева: Это было приблизительно в половине декабря. Был организо-
ван солдатский университет. Сначала это было фиктивное заведение. Это была
просто маска для того, чтобы удобнее было откомандировывать с фронта солдат-
боевиков для защиты Учредительного собрания. Они приезжали от солдатских
комитетов и от партийных организаций. Помещение солдатского университета
было на курсах Лесгафта. Там были дежурства. На этих дежурствах как раз я при-
сутствовала и их принимала. Они туда являлись или большей частью с револь-
верами, или с ручными гранатами, а некоторые просто привозили капсюли без
оболочек. На этих курсах Лесгафта я им выдавала удостоверения в том, что они
являлись слушателями солдатского университета и направляли их в помещение,
которое, насколько помню, было в районе Царскосельского вокзала. Там находи-
лась такая-то санитарная часть и ее общежитие и, насколько я помню, там через
Соколова Бориса, который являлся членом военной комиссии и входил в эту ко-
миссию по защите Учредительного собрания. У него была там связь, и он путем ее
устраивал там им общежития. По этим удостоверениям они туда являлись и там
их помещали. Насколько я помню, за это время прибыло человек 25-30. Расчеты
у нас были гораздо большие. Помню, Борис Соколов, который, кстати, руководил
этим университетом, рассчитывал то ли на 1 или на 2 тысячи, сейчас не помню
точно, во всяком случае, цифра достаточно крупная. Я хорошо не помню, было ли
то в конце декабря или в первых числах января, но совершенно случайно у одно-
го из слушателей университета, солдата, нашли ручную гранату. У нас дело было
так. Когда они приезжали, я заявляла им: [товарищи], то, что у вас есть из оружия,
оставляйте здесь, в общежития не берите с собой ничего. Он, по-видимому, скрыл
это и взял с собою оружие. Кончилось тем, что был произведен обыск во всем по-
мещении, и все они были переарестованы. Когда я об этом узнала, я туда заходила,
выяснила историю с заведующим этой санитарной частью, и он мне все рассказал.
Капсюли, гранаты и револьверы целый день лежали на курсах Лесгафта, а поздно
вечером мною, по окончании дежурства, переносились в помещение военной ко-
миссии, на Галерной, 37. Вот все, что могу сказать.
Тимофеев: Разрешите мне сказать в связи с этими показаниями.
Председатель: Пожалуйста.
Тимофеев: В данном случае могу фиксировать один момент. Инициатор это-
го солдатского университета рассчитывали на 2000, получили 20 человек. Сергей
Маслов в процитированном сегодня отрывке говорил, что в распоряжении было
5000 вооруженных людей в Петрограде, а нужно было 11 000. Вот эти данные и
такого сорта исключение возможностей все время в низах нашей военной комис-
сии и военной публики, публики, прикосновенной к военной работе, циркулиро-
вали. Это те самые сведения, учтя которые и отбросив нули...
Председатель: Разве Сергей Маслов к вашим низам принадлежал?
Тимофеев: Он по своей военной работе, конечно, бывал в низах, потому что не
входил в состав военной комиссии, как ответственный партийный работник.
Председатель: Нет, а в партии он был ответственный?
Тимофеев: В партии он был членом Учредительного собрания от Вологодской
губернии и членом Вологодского комитета.
412
Председатель: А впоследствии членом архангельского правительства?
Тимофеев: Членом архангельского правительства. О том, как работал С. Мас-
лов для вас более достоверны и ценны показания не мои, а гр. Дашевского. Он
скажет. А вообще о гр. Маслове мы будем говорить неоднократно еще. Так вот,
я хочу сказать, что это те самые исчисления и цифры, которые были для нас очень
выразительными и которые заставили нас сказать в конце декабря, что нет ни-
какого вооруженного выступления и это те цифры, которые заставили отнестись
к нам очень отрицательно военную периферию, которая вчера здесь фигурирова-
ла в качестве Кононова и военная организация в лице Семенова.
Дашевский: Разрешите сказать.
Председатель: Пожалуйста.
Дашевский: Прежде всего, относительно оценки С. Маслова. Конечно, он не
может быть отнесен к низам ни партийных, ни военных работников. Если память
мне не изменяет, что, впрочем, можно проверить по документам в деле, он был в то
время членом бюро фракции, и он в то время и впоследствии занимал довольно
ответственный партийный пост. Что касается нашего отношения к нему, как к во-
енному работнику, я помню определенное впечатление, которое было у меня и у
других товарищей: мы никоим образом не расценивали его, как лицо подчиненное
по отношению к себе (а ведь мы были членами военной комиссии, я и Семенов),
а как лицо только равноправное с нами, но возможно и более ориентированное
в партийных предположениях руководящих деталей партии, чем мы. Он работу
контактировал с нами на совещаниях с военным отделом Союза защиты Учреди-
тельного собрания и, кроме того, вел в то время свою большую работу самостоя-
тельно. Мы не могли предполагать в то время и сейчас трудно предположить, что
эта работа велась без ведома руководящих органов партии. Теперь, что касается
предположения — одна тысяча или две тысячи вместо фактических 20-30 чело-
век, я должен сделать следующее разъяснение. Это вовсе не должно быть оценено
как постоянное правило расхождения расчетов и упований военных работников
и тех фактических реальных возможностей, которые оказывались на лицо. Дело
в том, что нашу военную работу мы вели в самых разнообразных направлениях,
по вполне правильному и разумному стремлению, максимальное количество воз-
можностей использовать и реализовать. Гр. Лихач вчера упомянул, что мы не ве-
рили в боеспособность петроградского гарнизона и искали в других местах. Пер-
воначальный подход к делу был таков. Мы не верили в петроградский гарнизон
не в силу его небоеспособности, а в силу преобладания в нем большевистских
симпатий.
Председатель: Не повторяйтесь, об этом уже говорили.
Дашевский: Поэтому в первый момент у нас возник проект солдатского уни-
верситета и попытка вызова частей с фронта. Затем, именно потому, что этот про-
ект солдатского университета оказался нежизненным, а проект вызова частей
с фронта не дал результата, а наша работа в петроградском гарнизоне оказалась
более весомой в смысле реализации сил, именно потому, что там были у нас опре-
деленные части, мы центр тяжести работы переносили сюда и не имели оснований
ошибиться в расчетах так, как это было с солдатским университетом.
Председатель: По-моему, этот период совершенно выяснен.
Кон: Я хотел гр. Тимофееву поставить вопрос относительно того, подтверж-
дает ли он, что вызывались с фронта войска на защиту Учредительного собрания,
и в этот момент стояли ли они еще на почве его защиты?
413
Председатель: Я устраняю этот вопрос, как уже освещенный вчера целым ря-
дом указаний.
Кон: Тогда мне нужно иметь подтверждение, чтобы иметь возможность ссы-
латься.
Председатель: Возьмите стенограмму. Теперь мы петроградский период до
Учредительного собрания как будто в достаточной степени выяснили, поэтому я
ставлю еще раз вопрос относительно недопроса целого ряда свидетелей. Я пола-
гаю, что по первому пункту в процессе мы закончили период до Учредительного
собрания включительно. Остается у нас Питер и Москва от Учредительного со-
брания, примерно, до середины лета 18-го года до мая месяца. По этому периоду
мы можем еще целый ряд свидетелей допросить, выслушать показания обвиняе-
мых. Но я полагаю, что те свидетели, которые будут свидетельствовать о событи-
ях, имевших место между Октябрьским переворотом и Учредительным собранием,
от этих свидетелей мы можем отказаться, потому что события уже в достаточной
мере освещены.
Крыленко: Я лично не возражаю и полагаю, что это правильно в целях эконо-
мии времени. Я думаю предложить трибуналу постановить, что при допросе сви-
детелей, которые пройдут по вопросу до мая месяца в Петрограде и Москве, прямо
исключить из допроса вопросы по предыдущему периоду.
Председатель: Слово имеет защитник Тагер.
Тагер: По фактам, относящимся до хронологического периода, предшество-
вавшего 5 января, обвиняемые хотели бы допросить свидетеля Кашина, если он
здесь, то сейчас, если его нет, то в тот момент, когда он будет доставлен, чтобы не
натолкнуться тогда на возражения, что по тому периоду уже больше допрашивать
нельзя.
Крыленко: Я хочу указать на следующее обстоятельство. Если трибунал счи-
тает, что вопросы фактического характера, подлежащие выяснению за период от
переворота 25 октября до 5 января, выяснены в достаточной мере, то на точном
основании статьи 19 вопрос о Кашине решается. Если этот вопрос не выяснен, же-
лательно было бы знать, какие именно из фактов, какие именно из обстоятельств
этого периода представляются еще защите не выясненными и по каким именно
вопросам и фактам надлежит допросить Кашина, и тогда, по соответствующему
заключению, трибунал использует право допросить или не допросить, представ-
ленное ему статьей 19 Основного положения.
Тагер: Никогда ст. 19 не может применяться в том смысле, чтобы признать
дело выясненным, выслушав свидетелей обвинения и не выслушав свидетелей
обвиняемых.
Председатель: Мы выслушали обвиняемых значительно больше, чем сви-
детелей, и если вам нужны свидетели, которые должны подтвердить или опро-
вергнуть факты, которые уже фигурировали или которые еще не фигурировали,
в этом случае, вы можете ходатайствовать перед трибуналом о том, чтобы допро-
сить Кашина. Мне лично кажется, то этот период достаточно выяснен и никаких
недоразумений в этом отношении нет. Картина достаточно ясна. Что может ново-
го внести Кашин?
Гоц: Я бы считал необходимым присутствие свидетеля Кашина в связи с не-
обходимостью выяснить, во-первых, состав юнкерских училищ того времени и,
во-вторых, считал бы необходимым его присутствие для того, чтобы выяснить,
говорил ли с ним Краковецкий как с близким лицом, когда-нибудь о том чувстве
возмущения, которое в нем вызвало якобы имевшее место отречение мое и Авк-
414
сентьева. Эти два факта я считал бы крайне нужным установить через допрос сви-
детеля Кашина.
Председатель: Слово имеет защитник товарищ Овсянников.
Овсянников: Наша группа защиты не протестует против освобождения сви-
детелей, связанных с первым периодом деятельности подсудимых. Но я лич-
но просил бы допросить свидетеля Герасимова, который вызван трибуналом из
Петербурга, но еще не успел приехать, и который должен свидетельствовать не
относительно исторических фактов, достаточно выясненных, но относитель-
но персональной роли в этот период подсудимого Усова, роли, которая связана
с дальнейшими преступными действиями, которые вменяются ему в вину. Я бы
просил оставить за мной право, по явке Герасимова, вернуться к его допросу.
Председатель: Заключение государственного обвинителя.
Крыленко: По вопросу, который поднят товарищем Овсянниковым, ввиду
того, что это не дебатировалось, возражений нет с моей стороны. Относительно
Кашина, я указал, что на точном основании статьи 19 предоставлено трибуналу,
а что касается вопроса, поднятого Гоцем, то, если допрос Кашина будет вестись
только в плоскости установления этого факта, который оказывается сугубо су-
щественным для Гоца, то этот вопрос решает трибунал, и я не буду возражать, что-
бы по этому вопросу Кашин был допрошен.
Гоц: В связи с этим я вчера возбудил ходатайство о вызове двух новых свиде-
телей. Вы вчера этот вопрос не успели рассмотреть, он должен быть рассмотрен
сегодня. Должен ли я сейчас заявить, или вечером, как у вас принято?
Председатель: Вы в связи с этим же периодом?
Гоц: В связи с этим периодом. Я ходатайствую о вызове Семена Лазаревича
Ванштейн и Гарви-Бронштейн.
Председатель: Для чего?
Гоц: Они должны установить прежде всего, что взятие Смольного было по-
ручено Грекову и установить личность Грекова, что он является членом социали-
стической партии.
Председатель: Виноват, у трибунала нет оснований сомневаться в правильно-
сти вашего сообщения о том, что это было поручено Грекову. Было свидетельское
показание Краковецкого, подтверждающее ваши слова, что Греков был социал-
демократом меньшевиком в это время.
Гоц: И что не юнкерскому отряду было поручено овладение Смольным. И в
связи с этим падают попытки опорочить мое заявление, которое было сделано
вчера.
Председатель: Это уже вывод. Мы выслушаем стороны. Вызывает ли сомне-
ние у государственного обвинителя этот факт?
Крыленко: Для меня представляет сомнение всякий факт, не установленный
объективно, то есть или свидетельскими показаниями по суду не опороченны-
ми, или документами, не опровергнутыми и не противоречащими другим доку-
ментам. С этой стороны утверждение обвиняемого такой силы объективного до-
казательства не имеет, так что с формальной стороны не является документом.
С другой стороны, с точки зрения сущности факта, для меня этот факт представ-
ляется в плоскости предъявленного обвинения в попытке захвата Смольного, не
имеющим значения, так что я не ставлю вопроса, подлежит ли он опровержению.
Если трибунал найдет его достаточным, я лично в репликах его опровергать не
буду.
Председатель: Слово имеет защитник Карякин.
415
Карякин: Мы вчера, если не ошибаюсь, потратили 3 часа на выяснение вопро-
са, какой именно отряд должен был быть брошен на Смольный.
Председатель: Ни в малейшей степени.
Карякин: Был целый ряд вопросов и со стороны самих обвиняемых и со сто-
роны защиты во всех слоях, и объяснения обвиняемыми даны были, в частности,
Гоцем. Лично и мне пришлось участвовать в этом допросе по этому поводу. Вот
почему установление этого факта есть право обвиняемых, раз обвинение этим ин-
тересовалось и заявление представителя обвинения Крыленко не является здесь
обязательным или обоснованным достаточно для удостоверения факта.
Тагер: Разрешите мне вместо аргументации просить о занесении в протокол
заявления гражданина Крыленко о том, что если трибунал сочтет установленным
то обстоятельство, которое сейчас утверждает Гоц, о том, что взятие Смольного
было поручено не юнкерскому отряду, а отряду под командованием Грекова, то он
этого не будет опровергать.
Председатель: Установить этого трибунал не может, но возражать против это-
го не будет. Трибуналу нет оснований полагать, что в данном случае Гоц дает не-
правильные показания ввиду того, что этот факт не имеет существенного значе-
ния. Важна общая обстановка, а не то, какому именно отряду было поручено Гоцем
взятие Смольного. Трибунал полагает, что для установления такого незначитель-
ного факта не стоит вызывать двух свидетелей, тем более, что он не будет возра-
жать против того, что Гоц поручил Грекову занять Смольный.
Тагер: Я прошу занести в протокол также и ваше заявление.
Председатель: Трибунал определил в вызове свидетелей Ванштейна и Гарви-
Бронштейна, как не могущих показать особо существенные факты, необходимые
трибуналу, отказать. Теперь по поводу дальнейших свидетелей. Я полагал бы, что
мы сначала назовем тех свидетелей, от которых мы могли бы отказаться и отпу-
стить совершенно. Ракитин-Броун.
Крыленко: Не возражаю.
Защита: Не возражаем.
Председатель: Совершенно его освободить.
Защита обеих групп: Да. Да.
Председатель: Затем свидетель Белецкий.
Крыленко: Я буду возражать. Белецкий нужен для следующего период до-
проса.
Председатель: Дзеруля.
Крыленко: Он нужен будет для установления факта относительно мая 1918 года.
Председатель: Паевский.
Крыленко: Он не представляется нужным.
Председатель: Паевский не нужен.
Защита обеих групп: Нет, не нужен.
Председатель: Свидетель Фейт.
Крыленко: Я старался вчера использовать его ввиду его преклонных лет, хотя
он заявил, что он в достаточной степени бодр. Если он достаточно бодр, то можно
его оставить.
Председатель: Вы не возражаете?
Тагер: Он может быть нужен.
Тимофеев: Я думаю, что его можно фактически отпустить, но заявить, что
в случае крайней необходимости нам будет разрешено ходатайствовать его вы-
зывать.

Председатель: Этот вопрос уже технический.
Тагер: По существу, он может понадобиться.
Защита второй группы: И нам он нужен.
Председатель: Если мы его оставим на неопределенное время, и я не знаю,
в какой момент он нужен будет, чтобы его вызвать, я не могу его отпустить.
Тагер: Мы укажем те группы вопросов, которые он должен свидетельство-
вать.
Председатель: Сейчас я не могу выяснять, нужен он или нет. Сейчас я должен
дать определенное распоряжение, что Фейт остается или мы отпускаем его.
Защита: Тогда оставить.
Председатель: Хорошо. Теперь относительно Кононова. У меня следующие
предположения. Кононов нужен будет трибуналу еще по вопросу о терроре. Но
Кононов будет показывать или предполагалось, что будет показывать, о сравни-
тельно незначительных фактах. Так как это будет в конце судебного следствия, то
есть, вероятно, не раньше чем через две с лишком недели, особой важности он не
представляет. Относительно характера боевых дружин, их зарождения, что осо-
бенно интересует обвиняемых, он свои показания в этом отношении дал. Может
быть, мы Кононова освободим, чтобы не держать его такое продолжительное вре-
мя по сравнительно неважному вопросу.
Крыленко: Мне кажется, что факты и моменты, которые должен установить
Кононов и которые характеризуются двумя объективно-незначительными, быть
может, по своему удельному весу, фактами, в общей связи имеют, однако, опреде-
ленный вес. Я полагал бы возможным ввиду того, что эти факты касаются лич-
ного заявления Кононова, один касается его предположений, другой касается
его встречи с лицом, которое не существует в настоящее время, отсюда вытекает,
что моментов для обратного опровержения объективно нет. С другой стороны,
свидетельские показания Кононова от этого своего свидетельского объективно-
судебного характера не теряют. Вот почему, чтобы не задерживать Кононова, я по-
лагал бы возможным его отпустить, ограничившись своевременным оглашением
известных пунктов его показаний.
Председатель: Слово имеет защитник Тагер.
Тагер: Подсудимые считают одно из двух: или показание Кононова может по-
надобиться в дальнейшем, тогда нужно его присутствие, или же мы его показания-
ми пользоваться в дальнейшем не будем. Тогда его отпустить.
Крыленко: Позвольте огласить статью 14.
Катаньян: Я возражаю против отпуска Кононова, но если трибуналом будет
постановлено освободить Кононова, я ходатайствую о том, чтобы о некоторых об-
стоятельствах мне было бы разрешено его сейчас же допросить.
Председатель: Это невозможно.
Катаньян: Тогда я категорически возражаю.
Крыленко: Я хотел указать, что вопрос этот неформальный, а вопрос идет об
определенном праве трибунала, которым он располагает так, как он считает нуж-
ным для выяснения существа дела. А именно, правом заменять личные показа-
ния свидетелей оглашением письменных показаний. Отсюда вытекает, что если
технически мы стоим перед фактом и перед необходимостью держать Кононова
в Москве в течение, по меньшей мере, двух недель для сравнительно мелких и
объективно не имеющих значения фактов, я бы полагал, что трибунал имеет пол-
ное основание, не отказываясь ни от одного факта или показания, огласить их
в соответствующий момент.
417
Председатель: Я ставлю вопрос не по существу, а формально. Совершенно
ясно, что трибунал может в любой момент заменить нужное показание показани-
ем, данном в предварительном следствии. Я как раз говорил, что для дальнейшего
показания Кононова имеют чрезвычайно мало значения; те показания, которые
могли был дать представления о характере боевых дружин, мы их уже имеем, и,
следовательно, я полагал бы, что Кононова следует отпустить, так как держать его
2 с половиной, а, может быть, и больше, недели, не имеет смысла. Если понадо-
биться огласить его показания, мы в любой момент можем это сделать.
Тагер: Не случайно то обстоятельство, что обе группы защитников считают,
что показания Кононова необходимы.
Председатель: Следовательно, вы возражаете; значит, Кононов остается. Даль-
ше — свидетель Городской.
Крыленко: Относится к следующему периоду.
Тагер: Как понимать следующий период?
Председатель: Этот период распадается на две части.
Тагер: Но вами было формулировано до очередного собрания включительно.
Председатель: Теперь вооруженная борьба в Москве за тот же период. Тут
был пропуск формального свойства, потому что в обвинительном акте фигури-
рует вооруженная борьба московского и петроградского периода. Следовательно,
мы должны его допросить отдельно по каждой части.
Крыленко: Хронологически это до 8-го Совета.
Председатель: Следовательно, вы возражаете против отпуска свидетеля Го-
родского?
Крыленко: Я думаю, что он имеет некоторое отношение к следующему мо-
менту.
Тагер: Раз обвинитель считает нужным, чтобы свидетель остался, пусть оста-
ется.
Председатель: Свидетель Келлер?
Крыленко: Показания Келлера также имеют отношение к следующему пери-
оду. Он будет показывать о характере работы Военной комиссии после разгона
Учредительного собрания.
Председатель: Значит, Келлер остается. Свидетель Берман?
Крыленко: Равным образом.
Председатель: Свидетель Соколов Михаил?
Крыленко: Также относится, кажется, к этому периоду. Он также был членом
одного из отделов.
Председатель: Значит, нужен?
Тагер: Нужен, нужен.
Семенов: Это Викентий Соколов был членом Отдела.
Председатель: Свидетель Верховский?
Крыленко: Да, этот нужен.
Председатель: Свидетель Борисенко?
Крыленко: Нет.
Членов: Нет.
Тагер: Нет, свидетель Борисенко для этого периода не нужен, а в дальнейшем
понадобится.
Председатель: Нет, я думал его отпустить совершенно.
Тагер: У обвиняемых есть вопрос к Борисенко в связи с исследованием по по-
следнему пункту программы.
/.1Q
Председатель: В связи с террором?
Тагер: Да.
Председатель: Хорошо, значит Борисенко остается. Свидетель Сотников ну-
жен?
Крыленко: Нет.
Тагер: Нет.
Председатель: Совсем не нужен?
Тагер: Нет.
Председатель: Свидетель Рейснер?
Крыленко: Нужен.
Тагер: Не нужен.
Членов: Очень нужен.
Председатель: Свидетель Кашин?
Крыленко: Я уже дал свое заключение и формальное возражение, есть возра-
жение и по существу.
Тагер: Нужен.
Председатель: Свидетель Кашин, значит вам нужен по этим двум вопросам —
о социальном составе юнкерских училищ...
Тагер: Беседа с Краковецким и потом по дальнейшим вопросам.
Крыленко: А именно?
Тимофеев: Киев, Сибирь и другие вопросы.
Председатель: Ну хорошо, оставим.
Крыленко: Насколько мне известно, Кашин вызывался специально для этого
момента.
Гоц: Нет, Кашин вообще был нами вызван.
Председатель: Свидетели вообще не вызываются, они вызываются для пока-
заний по определенным вопросам. Мы так и группируем их, иначе мы никогда не
выпутались бы из чисто формальных вопросов.
Тагер: Мы решили несколько заседаний тому назад разбить свидетелей по
группам, так что некоторые могут попасть в различные группы и возражать про-
тив их привлечения потому, что в прошении был указан только один ряд фактов,
я считаю неправильным. Никогда в прошении не указываются все вопросы, какие
будут заданы свидетелю, а указывается только минимум вопросов, который до-
статочен для вызова свидетеля.
Председатель: Вы Кашина и по этой группе хотите допрашивать?
Тагер: Да.
Крыленко: По вопросам, уже изложенным?
Тагер: Да.
Крыленко: Но это же два вопроса.
Тагер: Два, а, может быть, два с половиной.
Крыленко: Я попрошу гражданина защитника не выражаться таким образом.
Я говорю два, он говорит два, два с половиной. Что он хочет этим сказать? Если он
хочет показать свое остроумие, то его нет.
Тагер (пытается говорить}'.
Председатель: Виноват, я вам слова не давал, для частных разговоров найдете
другое место.
Трибунал постановил Кашина по этому вопросу не допрашивать, так как во-
прос ясен и не нужно задерживаться.
Тагер: А относительно беседы с Краковецким?
419
Председатель: Чтобы не затягивать допроса по этому вопросу Кашина допра-
шивать не будем.
Гоц: Я считаю, что вчера вопросу о так называемом отречении было посвящено
так много внимания и так много высказано всяких клеветнических выпадов по
моему адресу, что считаю, что суд должен уважить мое ходатайство и дать мне
возможность в этом вопросе выяснить истину. Мы допрашивали в течение двух
с лишком часов Краковецкого, разрешите допросить в течение хотя бы 5 минут
Кашина, который мог бы показать и выяснить полностью это обстоятельство.
Председатель: Виноват, я доложил вам решение трибунала.
Гоц: В таком случае, позвольте занести в протокол...
Председатель: Виноват (шум, председатель звонит). Прошу не мешать. Даль-
ше — свидетель Филипповский? Это свидетель, вызываемый защитой.
Тимофеев: Он нужен по целому ряду вопросов.
Председатель: По вопросам, о которых мы уже говорили.
Тимофеев: По вопросам, о которых мы уже говорили, он не нужен, а по вопро-
сам, о которых мы будем говорить — он нужен.
Председатель: Филипповский остается, но сейчас мы его не допрашиваем. За-
тем свидетель Шестаков?
Лихач: В эту группу он попал по ошибке.
Председатель: Свидетель Бейлин?
Лихач: Тоже по ошибке попал.
Председатель: Таким образом, свидетель Ракитин-Броун, Паевский и Сотни-
ков освобождаются совершенно, остальные свидетели задерживаются по другим
вопросам. По первой половине первой группы мы закончили.
Крыленко: У нас установлен порядок о возбуждении соответствующих хода-
тайств вечером. Мы сейчас кончили с определенной группой свидетелей. Я хотел
бы к ней больше не возвращаться. У меня имеется в руках документ, устанавли-
вающий как раз текст приказа, о котором мы говорили. Угодно вам сейчас его при-
общить или вечером?
Председатель: Я сейчас допущу вообще по первой группе вопросов ходатай-
ство об оглашении каких угодно документов. Мы со свидетелями и допросом за-
кончили. Вы желаете приобщить текст приказа. Может быть, дадите ознакомить-
ся? Будьте добры передать.
Жданов: Ничего не возражал против приобщения к делу подлинного приказа
и копии с него, мы возражаем против приложения этой именно выписки, потому
что при этом получается особый трехэтажный способ представления документов,
по выражению моего товарища. Это выписка из «Правды» от 18 декабря. «Прав-
да» выписывает из «Киевской мысли», и «Киевская мысль» сообщает, что ими
была откуда-то получена телеграмма. Поэтому подлинность и правильность этого
приказа может быть заподозрена, и, кроме того, еще и потому, что на докумен-
те нет подписи одного лица, которое потом протестовало против этой подписи,
а именно, Шахвердова. Таким образом при желании даже со стороны защиты и
со стороны подсудимых приложения этого документа к делу, мы ввиду сомнения
в том, что этот документ соответствует данному приказу, протестуем против его
приложения.
Крыленко: Я немного не понял сначала, а, может быть, прослушал. Сначала
защитник Жданов заявил, что он не протестует, а затем, что протестует. Прежде
всего, по вопросу об установлении подлинности имеется способ вполне точный,
а именно, это делается путем допроса и предъявления данного документа лицу, ко-
420
торое его подписало. Поскольку мы не опорочиваем показаний свидетелей, про-
тив такого способа выяснения подлинности документа нельзя возражать. Что же
касается вопроса относительно подписи Шахвердова, то, насколько я помню, шел
вопрос о четырех подписях: Гоца, Авксентьева, Синани и Ракитина. Там эти 4 под-
писи налицо. Вот почему я думаю, что этот аргумент не является оспаривающим
подлинность документа, и поэтому я полагаю, что этот документ должен быть
приложен к делу. В области существа этого документа я полагаю, что он особенно
важен не только как факт, что мы имеем текст документа, который передан будто
бы через третьи руки, но как факт, устанавливающий политический характер со-
держания этого приказа. Вот почему я полагаю, что документ, который обвинение
могло в своих поисках найти, необходимо приобщить к делу.
Членов: Мы полагаем, что ходатайство государственного обвинителя о при-
общении документа должно быть уважено. То обстоятельство, что документ, по
выражению одного из защитников, устанавливает факт трехэтажным способом,
может дать защите основание во время прения сторон так или иначе оспаривать
степень его доказательств. Они могут, например, высказать предположение, что
«Правда» этот документ фальсифицировала или что его выдумала «Киевская
мысль» или ряд других предположений, которыми каждая сторона может ос-
паривать ряд фигурирующих по делу документов. Но самый документ имеет со-
вершенно бесспорное отношение к делу, поскольку мы выяснением его содержа-
ния занимались вчера очень долго путем допроса соответствующих свидетелей.
А ежели нужно установить еще раз, то можно спросить гражданина Броуна. Те-
перь другое соображение: нет подписи Шахвердова. Дело в том, что нет вообще
письма, в котором Шахвердов отрекался от своей подписи, а в письме Комитета
защиты родины и революции сказано, что будто бы это письмо было подписано,
как четвертым лицом, не Шахвердовым, а Броуном. Теперь, когда явился сам до-
кумент, выясняется, что он был подписан Броуном, а не Шахвердовым, что и тре-
бовалось доказать.
(Трибунал совещается.)
Председатель: Верховный трибунал определил: ввиду того, что по данному во-
просу защита одной части обвиняемых смешала и спутала два вопроса — вопрос
о том, имеет ли данный документ прямое и непосредственное отношение к делу
и вопрос о том, соответствует ли представленная трибуналу копия приказа тому
оригиналу, о котором шла речь во время предшествующей части судебного след-
ствия. Трибунал постановил: настоящий документ к делу приобщить как имевший
прямое и непосредственное отношение к делу, и второе — по вопросу о соответствии
данной копии подлинному приказу — допросить свидетеля Ракитина-Броуна.
(Вводится свидетель Ракитин-Броун.)
Председатель: Свидетель Ракитин-Броун?
Ракитин: Здесь.
Председатель: Пожалуйста, сюда. Вам известен этот документ?
Ракитин: Этот документ мне известен.
Председатель: Скажите, этот документ, который сейчас вы держите в руках,
который является засвидетельствованной копией соответствующего приказа, вы-
писка из «Правды», которая взята из «Киевской мысли», соответствует ли он тому
приказу, о котором вас трибунал допрашивал в предшествующее заседание?
Ракитин: Это есть точная копия того приказа. Если вы выражаете сомнение
в моих показаниях, то их можно подтвердить следующими фактами: во-первых,
свидетельством Кашина. Я уверен в том, что Кашин подтвердит, что это есть тот
421
самый приказ и что на нем действительно имелась моя подпись. Во-вторых, этот
приказ был мною написан, оригинал, как я говорил, был подписан мною и Синани
и послан в типографию для отпечатывания на отдельных листовках. Кроме того,
другая копия была мною послана по телеграфу члену Военной комиссии Марты-
нову с тем, чтобы это было немедленно послано по всей России. 3-я копия была
мной направлена в эсеровскую газету для напечатания и 4-я копия была передана
члену нашего штаба Синани для напечатания в меньшевистской прессе.
Наконец, я этот документ сам представил сегодня суду и представил потому,
что я увидел, что все поиски этого документа сторон и суда ни к чему не привели.
Я же хорошо помню, что этот документ был напечатан в «Правде» через несколь-
ко дней после переворота. Сегодня я пошел в Социалистическую академию, взял
архив, разыскал и этот документ копией, именно копией того, что я подписал. Ко-
нечно, надо было бы затребовать этот номер «Правды», копия которого имеется
в Социалистической академии. Этот приказ имеется в архиве Социалистической
академии.
Председатель: Это какой № «Правды»?
Ракитин: Это № 181 в скобках 112, от 18 ноября (5 ноября старого стиля).
Тагер: Разрешите задать вопрос. Скажите, пожалуйста, текст этот был состав-
лен вами?
Ракитин: Мною.
Тагер: Почему под этим текстом Гоц именуется председателем Комитета спа-
сения родины и революции.
Ракитин: Мы знали, что Гоц играл активную роль в Комитете спасения родины
и революции. Мы знали его, как члена бюро или президиума, я точно не помню, но
мы, конечно, не могли знать точно, какое он там место занимает. Поэтому, когда
мы подписали его, как председателя Комитета спасения родины и революции, мы
все были уверены в том, что он занимает эту должность или нечто вроде этого.
Тагер: Так что подписываясь за Гоца, как за председателя Комитета спасения
родины и революции, вы не имели данных о том, что он состоит председателем
Комитета спасения родины и революции, а считали, что он или председатель, или
что-нибудь в этом роде.
Ракитин: Тогда мы не сомневались в этом. Он к нам приходил и говорил от
имени Комитета спасения родины и революции и выступал официально. А теперь
после всего, с что мне известно и последнего письма, в котором он этот факт опро-
верг, я не имею никаких оснований считать, что он не прав, но в тот момент мы
в этом не сомневались. Ив его письма установлено, что это не соответствует ис-
тине, что он не председатель Комитета спасения.
Тагер: Вы нашли этот приказ?
Ракитин: Да.
Тагер: И вы эту копию доставили?
Ракитин: Да, да.
Тагер: Если я не ошибаюсь, этот документ представлен трибуналу обвините-
лем. У меня больше вопросов нет.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Гоц.
Гоц: Я правильно понял; вы сказали, что вы писали приказ вместе с Синани?
Ракитин: Я написал, составил текст и дал Синани. Синани его прочел и под-
писал.
Гоц: Хорошо. Хорошо. Вы человек, который не принимал участия в делах Ко-
митета спасения родины и революции и вполне естественно, что вы могли не знать,
что я не являюсь председателем и что вообще у Комитета нет председателя.
499
Ракитин: Именно из того факта, что Синани не возражал и что он подписал,
видя, что на нем написано «Гоц» как председатель Комитета, я вынес полную уве-
ренность о том, что действительно вы являетесь председателем Комитета. Сейчас
я не сомневаюсь, что Синани вас таковым тогда считал.
Гоц: Я, гражданин председатель, удостоверяю, что Синани являлся членом Ко-
митета опасения и не мог, конечно, не знать, что я не являюсь председателем его.
Это совершенно невозможная вещь.
Ракитин: Я боюсь, что в Комитете спасения никто тогда не знал, кто там был
председателем.
Председатель: Это уже установлено. Угодно вам задать еще вопрос?
Крыленко: Нет, я хотел только сделать следующее заявление: на судебном за-
седании, после допроса, гражданин Ракитин-Броун ходатайствовал, что он желает
сделать соответствующее сообщение, но он этого права тогда не получил. Поэтому
способ передачи этого документа и доведение о нем до сведения суда был един-
ственный: либо передать его непосредственно Президиуму, либо непосредственно
сторонам. Я думаю, что совершенно одинаково было бы какой стороне передавать,
и та и другая сторона в равной мере этим правом воспользовалась бы.
Тагер: Важно только то, кто куда передает?
Крыленко: Совершенно все равно?
Председатель: После этого свидетель находился в зале Судебного заседания
и общение со сторонами ему не воспрещалось,
Гоц: Скажите, пожалуйста, свидетель, вы с Синаии между 29 октября и 5 ноя-
бря виделись? Когда вы в последний раз в Петрограде с ним виделись?
Ракитин: Я с Синани в тот период не виделся, но я в Москве виделся с ним
пару раз и был очень удивлен, что он объявил себя нерозысканным. Он работает
в Москве, в каком-то главке и посчитал лучшее не являться на суд. Очевидно, он
боится судебной ответственности.
Гоц: А вас интересовало письмо, которое поместил Синани тогда, когда Гоц
опубликовал свое письмо, что приказ этот им, Синани, Шахвердовым и Гоцем не
подписан. Почему там фигурирует товарищ Шахвердов и кто такой этот Шахвер-
дов?
Ракитин: Я о Шахвердове не слышал до судебного заседания. О нем я услы-
шал только в момент этого процесса. Почему он там очутился, мне совершенно
непонятно, но позвольте мне лучше знать, какой документ я подписал и за какой
документ я отвечаю. Должен заявить, что не в моих интересах, как члена Россий-
ской Коммунистической партии, вовлекать в этот документ свою подпись, и если
я это делаю, то исключительно в целях выяснения истины.
Гоц: Я констатирую, что гражданин Ракитин-Броун заявил, что приказ этот
подписывал, вместе с тем он не может дать никаких разъяснении по поводу непод-
писания этого приказа его компаньоном Синани.
Крыленко: {Перебивая.) Позвольте констатировать и обратить внимание, что
на судебном следствии было установлено путем допроса Гоца, что имела место
встреча между Гоцем и Синани до опубликования ими писем о неподписании при-
каза.
Гоц: В котором часу был написан этот приказ?
Ракитин-Броун: Он был написан утром, полагаю, что часов в 8, в 9.
Гоц: Вы сообщили, что я был в Инженерном замке около 2 часов дня?
Ракитин: Может быть, в 12, или в I, или в 2.
Гоц: Подписав приказ моим именем, вы мне сообщили об этом?
423
Ракитин: Я сейчас не помню, возможно, что сообщил, а может быть, и нет.
Я твердо не помню,
Тагер: Я имею ходатайство. Случилось совершенно новое обстоятельство
в связи с представлением этого документа. Мы вернулись к свидетельскому до-
просу по поводу этого документа. Может быть, вы разрешите просить трибунал
разрешить нам в связи с этим положением сообщить, что мы, при допросе сви-
детелей, к этому документу вернулись, и просить трибунал, не разрешено ли нам
будет задать по этому же поводу вопрос свидетелю Кашину, тем более, что имя Ка-
шина было названо свидетелем Ракитиным-Броуном, и на него сослался Ракитин-
Броун в заключении своих слов.
Председатель: Ваше заключение?
Крыленко: Я думаю, что коль скоро свидетель Кашин будет допрашиваться, не
помню только по этим вопросам, или по иным, но поскольку в показаниях свиде-
теля Броуна была ссылка на него, допрос этот не представляется ни несуществен-
ным, ни невозможным.
Председатель: Трибунал определил, чтобы свидетель Кашин по этому вопро-
су был допрошен. Объявляется перерыв на 10 минут для нового распределения
свидетелей.
(Заседание возобновляется в час....минут.)1
Председатель: Заседание возобновляется. (Вводится свидетель Келлер.) Сви-
детель Келлер, вы нам показывали о событиях и о вооруженной борьбе эсеров
против Советской власти вплоть до Учредительного собрания. Теперь скажите,
что вам известно о работе Военной комиссии, вообще о военной работе партии
эсеров после Учредительного собрания.
Келлер: Тут, в моей личной деятельности по военной работе наступает не-
большой перерыв. Если мне не изменяет память, я был отвлечен некоторое вре-
мя, точно какое, не могу оказать, на организацию, кажется, спектаклей в пользу
журнала. Точно не могу сказать, сколько времени я этим занимался, но помню,
в тот момент, когда я вернулся вновь к военной работе, Военная комиссия была
уже реорганизована и из того бесформенного гарнизонного собрания, которое
было раньше выросло уже более стройная организация в виде, если можно так
назвать, штаба, то есть мы имели ряд отделов, в частности броневой, и, если не
изменяет память, красноармейский, штабной и некоторые другие. Во главе каж-
дого отдела стоял ответственный руководитель, а председателем объединенного
собрания этих руководителей отделов был Семенов. Я принял броневой отдел.
В начале, так как работу броневого отдела мне лично вести было крайне трудно,
потому что появляться открыто среди броневиков Петрограда я не рисковал, то
я воспользовался тем, что прибыл как раз в это время один из броневиков, то-
варищ Шкловский, который и принял у меня броневой отдел. Затем тут, в связи
с событиями, которые происходили в то время, было решено в целях конспира-
ции с одной стороны, и в целях создания более гибкого технического аппарата с
другой, произвести известную реорганизацию этого отдела и, насколько я пом-
ню, результатом этой реорганизации было создание вновь такого военного шта-
ба. Этот военный штаб состоял, если моя память не изменяет, из следующих
лиц: Постникова, затем меня и работу собственно секретарскую выполнял Бер-
ман. В качестве кого входил туда Семенов или имел ли он по отношению к этому
штабу — чисто контрольно-политические функции, установить сейчас не берусь,
1 Так в тексте.
424
но, во всяком случае, в работе штаба он принимая определенное участие. Этот
штаб был определенно военным аппаратом, никакой политической работы лица,
входившие в состав этого штаба и я в том числе, или какой-либо общественной
работы, не вели. Наши функции были исключительно военные, в частности раз-
ведывательные, так как все-таки к тому времени реальных сил, определенных,
каких-нибудь серьезных у нас не было, — о том, какие были силы на учете штаба,
я скажу позже, — то на нашей обязанности была подготовка всех районов города
Петрограда на случай возможного столкновения, главным образом н вступитель-
ного характера, то есть с целью захвата власти. Для этой цели воя территория Пе-
трограда, в связи с тактическим расположением важнейших пунктов как чисто
военного значения, так и административного, была разбита на районы. Во главе
каждого района был поставлен соответствующий руководитель района, которого
мы наименовали комендантом. На обязанности коменданта было ведение деталь-
ной разведки в пределах вверенного им района, учет всех сил как за, так и против
и вся организация тех небольших сил, которые имелись в распоряжении штаба в то
время. Самым коренным основным недостатком нашего штаба — это было полное
отсутствие связи — вниз, конечно. Дело в том, что пользоваться существующими
средствами связи мы совершенно были лишены возможности и вся связь, которая
поддерживалась нами с комендантами, была связь путем личных их сообщений
нам, путем своего рода доклада и путем периодических заседаний всего штаба.
Должен указать, на то, что к тому времени мы имели приблизительно такого рода
силы. Небольшое количество, еще сохранившихся боевых дружин, точного числа
их не помню, затем имели небольшую ячейку среди охраны орудийного государ-
ственного завода на Литейном, затем имели несколько людей из числа бывших
броневиков, которые были объединены в форму скрытого дивизиона или боевого
отряда — все равно, но задача которого была в нужный момент захватить имев-
шиеся в то время в Петрограде броневые машины и в таком виде, в виде военной
силы, быть в распоряжении штаба. Вот в общих чертах та военная организацион-
ная работа, которая велась в штабе. Должен еще раз подчеркнуть, что эта работа
была чисто военная. Вообще мне этот период рисуется как период постепенного
упадка работы военной организации. К этому было много, в сущности, причин.
Основная причина, которую я себе рисую, это то, что день открытия Учредитель-
ного собрания, который мы себе рисовали, как день генерального боя, в сущности
говоря таким не оказался и естественным следствием отсутствия активных дей-
ствий было известное разложение в среде работников, работавших в той организа-
ции, о которой я сейчас говорил. Единственным фактором, который до известной
степени возбудил нашу энергию и пробудил большую жизненность и напряжение
в штабе, это вопрос о разоружении, если мне не изменяет память, Преображенско-
го полка. В то время производилось разоружение правительством всех воинских
частей, которые почему-либо были ненадежны. Одной из таких частей был Пре-
ображенский полк. Так как у нас связи в нем были более или менее прочные, то мы
рассчитывали на то, что этот полк при попытке его разоружения окажет активное
сопротивление. И, таким образом, имея в наличии тот броневой отряд, о котором
я только что говорил и те небольшие отдельные силы, которые были в частности
на орудийном заводе, мы смогли бы приступить к активным военным действиям
и эти действия в зависимости от того, в каком районе они вспыхнут под руковод-
ством военных комендантов, должны были перекинуться и на другие районы. Как
раз в тот период, не помню, в какое время суток, когда, должно было произойти
это разоружение, в штабе были установлены дежурства, как раз дежурил я. Но как
425
выяснилось потом, разоружение произошло таким образом, что сопротивления
не оказал полк и выступления не произошло. Работа после этого уже определенно
начала падать с каждым днем постепенно работники разошлись, и к тому моменту,
когда провалилась конференция, на которой я не присутствовал чисто случайно,
уже, в сущности, работы не было, а с провалом конференции, она прекратилась
совершенно. Вот то, что я могу вспомнить об этом периоде.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель товарищ Крыленко.
Крыленко: Будьте любезны ответить на общий вопрос:
вами, как работником периода до 5 января и после 5 января, устанавливается
ли разница в характере работы. В последнее время, какой характер получила ра-
бота?
Келлер: У меня сохранилось воспоминание, что работа носила характер во-
енной организации.
Крыленко: Какие вы помните отделы?
Келлер: Я помню красноармейский отдел, броневой отдел, штабной отдел,
больше не помню.
Крыленко: Скажите, в чем заключались функции каждого из этих отделов?
Келлер: Функции, как они мне рисовались, были завязывание связей и орга-
низация определенных ячеек в смысле реальной силы.
Крыленко: Например, каковы были функции штабного отдела?
Келлер: Штабной отдел вел, в частности, разведывательную работу.
Крыленко: Что значит разведывательная работа?
Келлер: Сбор сведений о противнике путем работы в его основном штабе.
Крыленко: Что это значит с точки зрения военной?
Келлер: Это собственно контрразведка.
Крыленко: Или, может быть, более правильно, военный шпионаж?
Келлер: Да, если хотите.
Крыленко: Скажите, какие меры в этой плоскости принимались, что было кон-
кретно сделано, чего удалось достигнуть, что удалось получить?
Келлер: Мы имели, хотя и очень слабые, но все-таки сведения о формирова-
нии красных частей.
Крыленко: Ход формирования красных частей, количество штыков, количе-
ство боевых единиц?
Келлер: Нет, такой полной детальности мы не имели, имелись сведения отры-
вочные об отдельных единицах.
Крыленко: Их расположение?
Келлер: Для этого штабом не нужно было пользоваться. Эти сведения мы по-
лучали от комендантов районов.
Крыленко: А разведывательный отдел вопросами о назначениях интересовал-
ся или нет?
Келлер: О назначении на определенные должности? Да, насколько мне извест-
но, интересовался.
Крыленко: Что в этой плоскости было сделано?
Келлер: Насколько я помню, у нас была связь с артиллерийской бригадой, раз-
мещенной на Литейном. Таким путем, а был проведен командир бригады. Были,
кажется, назначения и в другие места, но какие именно, не помню.
Крыленко: Персонально не помните, кто был проведен?
Келлер: Фамилий не помню.
Крыленко: Другими словами, удалось провести назначение своего человека.
Командный состав был связан с вами?
Келлер: Совершенно справедливо.
Крыленко: Вы через ваш аппарат принимали участие в значениях?
Келлер: Наш штабной аппарат в эти вопросы не вмешивался. Мы должны
были оперировать с готовыми частями.
Крыленко: Значит, ваша задача заключалась в том, чтобы знать что такой-то
частью командует свой человек?
Келлер: Совершенно верно. Поскольку на такую-то часть могу рассчитывать,
при такой иди иной операции?
Крыленко: Перейдем к вопросу об операциях. Вы указали на один момент,
когда операции приготовлялись. Какой это момент?
Келлер: Это момент разоружения Преображенского полка.
Крыленко: Чем вызывалось это разоружение со стороны власти?
Келлер: Оно шло в общем плане разоружения тех частей, которые почему-
либо считались правительством ненадежными.
Крыленко: Вы не помните, какое настроение в тот момент было в частях Пе-
троградского гарнизона по вопросам, связанным с демобилизацией частей и вы-
водом их из Петрограда.
Келлер: Что-то было по этому вопросу, но точно я не могу припомнить. Кажет-
ся, это был один из факторов, на которых мы строили расчеты.
Крыленко: А именно?
Келлер: Что-то в роде того, что мы должны были стремиться, чтобы они этому
вопросу не подчинялись.
Крыленко: Не демобилизовали бы?
Келлер: Нет, не выводили из Петрограда.
Крыленко: План ваш к этому моменту разрабатывался особой организацион-
ной ячейкой?
Келлер: Совершенно справедливо, собственно не к этому моменту, а этот план
разрабатывался все время и нельзя сказать, что он разрабатывался к такому-то
числу. Он был готов ко всякому числу, но сведения, которые имелись ига более1
полны в один период и менее полны в другой период.
Крыленко: Кроме Преображенского полка, какие еще части вы можете при-
помнить, в частности, по вопросу охраны военного характера? Были у вас какие-
нибудь сведения?
Келлер: Было какое-то предположение относительно кади то1 гражданской
охраны, но мы на нее, насколько я помню, совершенно не рассчитывали.
Крыленко: Не помните, где она должна была быть расположена?
Келлер: Где-то на Петроградской стороне, я точно не помню.
Крыленко: А на отдельные заводах не было охраны?
Келлер: Я упоминал относительно орудийного завода на Литейном проспекте.
Крыленко: Там была охрана военного характера охранявшая завод, изготов-
лявший орудия?
Келлер: Нет, это собственно орудийный завод, который выделкой орудий не
занимался. Это был патронный завод. Там была чисто внешняя охрана завода. Эта
охрана состояла из наших людей.
1 Так в тексте.
427
Крыленко: Задача ее — захват, в случае необходимости, имеющихся там огне-
стрельных запасов?
Келлер: Нет, мы таких задач определенно своим частям не ставили. В конце
концов, захват этого орудийного завода для нас был не так интересен, а нам во-
обще было интересно иметь сведения о той определенной силе, которой можно
было использовать, как оперативную единицу.
Крыленко: Вы, говорите, что вся территория Петрограда разбита на районы?
Келлер: Да.
Крыленко: Во главе этих районов кто стоял?
Келлер: Коменданты.
Крыленко: Из кого они набирались?
Келлер: Коменданты эти собственно не набирались организационной ячейкой.
Они, как готовый, вполне надежный элемент, предлагались этими советами.
Крыленко: Все эти коменданты были партийные люди?
Келлер: Нет, были и беспартийные.
Крыленко: Эти коменданты со стороны какой-нибудь другой организации не
предполагались?
Келлер: При мне нет.
Крыленко: При вас — нет. Скажите, пожалуйста, вам в вашей практической
работе, приходилось сталкиваться с другими организациями?
Келлер: Да, приходилось.
Крыленко: А что вы по этому поводу конкретно помните?
Келлер: Конкретно помню только один случай. В частности относительно Пре-
ображенского полка, кажется этот вопрос имел к этому отношение. Я хочу сказать
относительно переговоров с Филоненко. Дело в том, что я Филоненко знал рань-
ше. Разговоры относительно выступления с Филоненко были. Принимал в них
участие я и не помню кто еще. Семенов, кажется, был при этом деле и третий кто,
не могу припомнить. Так вот этот разговор вращался в такой плоскости. Значит,
Филоненко предлагал свой план выступления именно в том смысле, что имея
определенные ударные единицы, двинуть их на захват важных тактических пун-
ктов. Мы же отстаивали другую точку зрения, не указывая ему, что у нас таких
тактических единиц нет, поэтому мы отстаивали точку зрения, что нужно ждать,
пока что-то такое завяжется, а потом это что-то такое использовать, не устанавли-
вая ту или другую единицу,
Крыленко: Это была чья точка зрения?
Келлер: Это была точка зрения моя и Семенова.
Крыленко: А относительно высших партийных организаций не можете ска-
зать?
Келлер: Не могу сказать.
Крыленко: Значит, была точка зрения вмешательства в момент развития дви-
жения вообще?
Келлер: Да, с формальной стороны это так.
Крыленко: Потому что собственно это было вмешательство в развитие дви-
жения?
Келлер: Дело в том, что в конце-концов это движение было в Преображенском
полку предпринято до известной степени под нашим влиянием. В конце-концов
и это движение тоже было вызвано нами.
Крыленко: Ваша задача была подготовка и организация?
Келлер: До известной степени, и подготовка, и организация.
428
Крыленко: И затем руководство?
Келлер: И руководство.
Крыленко: Все три основных элемента?
Келлер: Совершенно верно.
Крыленко: Вы говорите, что приходилось участвовать в совещаниях?
Келлер: Собственно, не в совещаниях. Да, небольшие имелись совещания.
Крыленко: По конкретному вопросу?
Келлер: Да, по конкретному вопросу.
Крыленко: Вы персонально лиц не можете вспомнить, кто участвовал?
Келлер: Я помню Филоненко был, Семенов и, кажется, Леппер.
Крыленко: Леппер был членом нашего Объединенного совета. Он ведал, если
не ошибаюсь, красноармейским отделом?
Крыленко1: Вопрос относительно практического и технического исполнения
плана намечался таким образом, что Филоненко говорил, что у него есть тоже во-
енные силы.
Келлер: Филоненко, кажется, как раз и говорил относительно домовой охра-
ны, о которой он сам довольно иронически отзывался, что это, собственно, сочув-
ствующий обыватель, но мы уже, зная по опыту, что такое из себя представляет
обыватель в подобного рода историях, а, с другой стороны, не желая Филоненко
определенно открыть, какие же силы у нас, потому что все-таки полного соглаше-
ния, видимо, с Филоненко не было, мы старались провести ту точку зрения, что,
если так, тогда мы будем действовать так.
Крыленко: Это деловое практическое совещание?
Келлер: Да, это деловое практическое совещание.
Крыленко: Вопросы программно-партийного характера вас там не интересо-
вали?
Келлер: Мы их не касались.
Крыленко: Эти вопросы подлежали разрешению иных инстанций?
Келлер: Совершенно верно.
Крыленко: Вам по этому поводу ничего неизвестно?
Келлер: Насколько я знал от Семенова, с Филоненко в сущности существова-
ло чисто деловое соглашение.
Председатель: Это другой период.
Крыленко: Я потому говорю об этом, чтобы свидетеля больше не задергивать.
Председатель: Это военно-техническая часть.
Крыленко: Тогда у меня больше нет вопросов.
Председатель: У защиты есть вопросы?
Защита: Нет.
Председатель: У другой части защиты? Слово имеет защитник Шубин.
Шубин: Кто такой Филоненко. Вы о нем раньше слышали?
Председатель: Этот вопрос в данный момент к делу не относится.
Шубин: Филоненко я касаюсь поскольку речь идет об определенном военном
плане, а не о политическом соглашении. {Обращаясь к свидетелю.) Здесь упомя-
нули имя Филоненко, кто он такой?
Келлер: С Филоненко я познакомился в запасном боевом дивизионе на одном
из заседаний дивизионного комитета. Он именовал себя правым эсером и в этом
духе и выступал на заседаниях объединенного комитета и на митингах, которые
1 Так в тексте.
429
происходили и одно время даже входили в состав левого блока дивизионного ко-
митета. Он был верховным комиссаром, и, кажется, на этом его политическая ка-
рьера и закончилась. Я его потом потерял из виду, и он выплыл только здесь.
Шубин: Значит, это тот Филоненко, который был верховным комиссаром?
Келлер: Да.
Председатель: Больше вопросов у защиты нет?
Защита: Нет.
Председатель: Обвиняемый Семенов.
Семенов: Тов. Келлер, мне хотелось бы знать, где происходит собрание Воен-
ного совета?
Келлер: Как будто бы они одно время происходили на Галерной, 27.
Председатель: Но твердо вы не помните?
Келлер: Сейчас у меня смешивается в памяти период Учредительного собра-
ния, затем период моего отсутствия, так что я не берусь твердо утверждать эти
факты, но, думаю, что это было так.
Семенов: Значит, Военный совет был немногочисленным, сколько человек
входило в него?
Келлер: Точно не могу сказать, так как я не помню числа отделов, но человек,
вероятно 8-9.
Семенов: Значит, они могли собираться на частных квартирах?
Келлер: Да.
Семенов: И они собирались в частных домах?
Келлер: По-моему, собирались.
Семенов: А кто еще присутствовал на этих совещаниях из членов Централь-
ного комитета?
Келлер: При мне не присутствовал никто, но должен был присутствовать.
Семенов: Кто?
Келлер: Донской?
Председатель: Вы сами его не видели?
Келлер: Нет, не видел.
Семенов: У меня есть еще один вопрос. Тов. Келлер говорил сейчас, что пред-
полагалось выступление в связи с разоружением Преображенского полка. Из-
вестно ли вам, что Центральный комитет санкционировал это выступление?
Келлер: Да, известно.
Семенов: Кто вам об этом говорил?
Келлер: Вы.
Семенов: Не помните ли вы, что именно я вам говорил в связи с этим рас-
суждением?
Келлер: Я помню только одно, что Центральный комитет решил это после бур-
ных прений. Вот и все. Подробнее я не помню.
Семенов: Не давал ли Центральный комитет после этих бурных прений какой-
нибудь определенной директивы?
Келлер: Определенной директивы не было и мы действовали за свой страх
и риск.
Семенов: Значит, директивы на выступление не было?
Келлер: Директивы не было, но санкция попытки была.
Семенов: Я хочу задать вопрос относительно штабного отдела. Мне кажется,
тов. Келлер спутал штабной отдел со штабом. Был штабной отдел, который объе-
динял все штабные учреждения, во главе которого был, кажется, Ковалев.
430
Келлер: Да, но ведь это, собственно, объединяло ячейки в наших штаба. Надо
так понимать. Пожалуй, это и был штабной отдел. Но это не опровергает моего
утверждения о том, что...
Председатель: То, что опровергает или нет, предоставьте нам судить об этом.
Есть ли еще вопросы?
Семенов: Мне хотелось еще знать, не помнит ли тов. Келлер о посылке одного
из офицеров к тов. Мехоношину?
Келлер: Да, такой факт имел место.
Семенов: Не помнит ли тов. Келлер о том, что мы собирались, и даже через
наши руки прошло назначение на ответственный пост в артиллерийском ведом-
стве?
Келлер: Да, вы мне об этом говорили.
Семенов: А кто именно, не помните?
Келлер: Кто именно — не помню, ко кажется именно на должность помощника
Начгау.
Председатель: Главного артиллерийского управления?
Семенов: Не припомните ли тов. Келлер, какой частью командовал Тесленко?
Келлер: Нет, точно не помню.
Семенов: А каким способом он получил этот пост?
Келлер: Да, по-моему, тоже через нас.
Председатель: То есть, как это. Подробнее. Вы же не назначали на посты.
Келлер: Через этот самый совет или одну из смежных организаций. Деталей
этого дела не знаю, как это проводилось.
Председатель: Так что, выходит, что совет назначал на должность в Красную
армию?
Келлер: Очевидно, у него были связи, через которые он проводил своих канди-
датов. Связь эта мне не известна, самая связь.
Семенов: Скажите, тов. Келлер, вы не припоминаете еще других назначений,
которые проходили через наши руки?
Келлер: Нет, не помню.
Семенов: Не помните ли вы время, когда в штаб вступил Шкловский вместо вас?
Келлер: Нет, не помню.
Председатель: Ну, приблизительно.
Семенов: До Преображенского или после Преображенского полка?
Келлер: Шкловский вступил в Штаб по-моему после Преображенского полка.
Семенов: Я больше вопросов не имею.
Председатель: Защитник тов. Катаньян.
Катаньян: Будьте добры, скажите, Тесленко, который был определен на служ-
бу в Красную армию, он к какой партии принадлежал?
Келлер: Насколько я знаю, он был эсер.
Катаньян: Что же, он долго оставался в Красной армии или в скорости выбыл
и если выбыл, то куда?
Келлер: Это впоследствии?
Катаньян: Да.
Келлер: Не знаю.
Катаньян: Известно ли вам, что он находился в Крыму при Врангеле?
Келлер: Неизвестно.
Председатель: Позвольте, в такой форме я не могу разрешить постановку во-
просов. Обвиняемые, если они устанавливают вмести события, могут так напоми-
431
нать, — Семенов с Келлером были вместе. А вам в такой форме: «известно ли вам»
не могу позволить. Нужно ставить в такой форме, чтобы свидетель не отвечал да
или нет, а отвечал подумав.
Катаньян: Извиняюсь, не может ли тов. Келлер припомнить дату разоружения
Преображенского полка?
Келлер: Помню только, что это было весной, приблизительно около марта,
а точно абсолютно не помню.
Председатель: Защитник тов. Овсянников.
Овсянников: Свидетель, вы сказали, что через вас в разные воинские части
Красной армии на командные должности были посланы эсеры. Например, Тес-
ленко, член партии эсеров, не был ли послан? Не был ли чрез вас послан Карпов?
Келлер: Если не ошибаюсь, такова была фамилия командира артиллерийской
бригады.
Овсянников: Каким образом он туда поступил?
Келлер: Точно не помню.
Овсянников: Не было такого командного бригадира — Брюменталь?
Келлер: Не помню.
Овсянников: Скажите, пожалуйста, вы производили вливание своих людей в
различные красноармейские части?
Келлер: Я не производил эти вливания, но, вообще, такие вливания произво-
дились через посредство этих Советов.
Овсянников: Не известно ли вам, в какие части и каком количестве?
Келлер: Не могу сказать в каком количестве, но в одну из частей Преображен-
ского или Семеновского полка такое вливание было произведено так же, как в ар-
тиллерийскую бригаду.
Овсянников: В генеральный штаб не удалось ли кого-нибудь провести?
Келлер: Не помню.
Овсянников: В Управление военных сообщений?
Келлер: Тоже не помню.
Овсянников: Вам известен был некий Соколов?
Келлер: Фамилия мне известна.
Овсянников: Его должность была такая — начальник охраны орудийного за-
вода.
Келлер: Да, Соколов мне был известен именно этот.
Овсянников: Через него не вливались люди в воинские части?
Келлер: Этого не помню.
Овсянников: Не имею больше вопросов.
Председатель: Есть еще вопросы? Вопросов нет. Я полагаю, что свидетеля
Келлера можно было бы отпустить совершенно.
Крыленко: Я не возражаю.
Председатель: Защита также не возражает. Свидетель Келлер, вы свободны.
Объявляю перерыв до 7 часов.
{Заседание прерывается в... часов ... минут.у
1 Так в тексте.
432
14 июня 1922 года
Шестой день
Вечернее заседание
(Заседание возобновляется в 7 часов ... минут.)1
Председатель: Заседание возобновляется. Обвиняемый Раков дурно себя чув-
ствует и просит, если не встречается препятствий, часть сегодняшнего заседания
пробыть в комнате для арестованных. Нет препятствий. (Препятствий со сторо-
ны сторон не встречается. Обвиняемый Раков уводится.')
Подсудимый Тимофеев: Разрешите огласить список свидетелей, вызываемых
по этому периоду.
Председатель: Сейчас предполагается допрос свидетелей: Городского, Берма-
на, Соколова М., Герасимова, Верховского, Рейснер, Кашина Ивана, Белецкого,
Дзеруль. Пригласите свидетеля Городского.
(Вводится свидетель Городской.)
Председатель: Свидетель Городской, вы помните о том напоминании трибуна-
ла, которое я вам делал прежде, чем отправить вас в свидетельскую комнату?
Городской: Я первый раз здесь, я приехал с запозданием.
Председатель: Я вас предупреждаю, что вы будете показывать перед судом
Верховного революционного трибунала и обязаны говорить одну только правду,
говорить то, о чем вы знаете, свидетелем чего вы были, что видели и слышали по
этому делу, которое нас интересует. За всякое неправильное показание вы отве-
чаете по законам Советской Республики.
Ваше имя?
Городской: Иван Николаевич, возраст — 34 года; социальное положение — кре-
стьянин; образование — я выдержал экстерном на народного учителя; партийная
принадлежность — я коммунист с конца 1918 года.
Председатель: До вхождения в состав Российской Коммунистической партии
вы состояли в другой партии?
Городской: В партии социалистов-революционеров с июля 1918 года.
Председатель: Скажите, свидетель, что вам известно о деятельности партии
эсеров и прежде всего, о вооруженной борьбе этой партии против советской вла-
сти, о подготовках к вооруженной борьбе поле Учредительного собрания.
Городской: Я очень не долго в то время в военной организации партии эсеров,
однако, я работал под руководством тов. Семенова. Семенов в это время стоял во
главе Петроградской военной организации партии и меня лично он назначил для
того, чтобы восстановить разорванную связь.
Председатель: Вы сами в это время были в Петрограде?
Городской: Да, я был в Петрограде.
Председатель: Чем вы занимались?
Городской: Я был младшим офицером в гвардии Егерского резервного полка.
Председатель: Для чего вы там состояли?
Городской: Для того чтобы восстановить разорванную связь с эсеровским
коллективом в полках. Для этого я посещал как отдельных товарищей по адре-
сам, так и отыскивал эти коллективы в полках, причем обследование сводилось
к очень незначительным результатам. Дело в том, что на месте эсеровские кол-
лективы распадались. Отчасти это произошло потому, что уже начала частично
1 Так в тексте.
433
осуществляться демобилизация в армии, а главным образом потому, что вообще,
в то время солдаты поголовно уходили из партии. Я встречался со многими, отча-
сти и мне знакомыми товарищами по работе, но не скажу, что они были очень рады
встречаться со мной. По большей части они отмахивались от меня, и работу было
производить в то время чрезвычайно трудно. Для многих я являлся очень неже-
лательным гостем, и большинство из них не давало мне положительного ответа на
вопрос, будут ли они принимать дальнейшее участие в работе. Вот, собственно, вся
работа, которую я вел после того, как было распущено Учредительное собрание.
В этом, собственно, все дело и заключалось. Эта работа не была особенно полной,
и результаты она дала такие, как я сказал, то есть мне пришлось свидетельствовать
о полном развале организации на местах, о поголовном уходе членов партии.
Председатель: Государственному обвинителю угодно поставить вопрос?
Крыленко: Я принужден принести свои извинения перед трибуналом за до-
пущенную мною ошибку и оплошность, за которые несу ответственность только
я, а именно за то, что в свое время, когда для этого вопрос был поставлен, я не
возбудил ходатайства о допросе свидетеля Городского, так как по его показаниям,
которые я проверил сейчас, временем окончания его практической работы явля-
ется первая половина января, то, согласно постановления трибунала, я не вправе
задавать вопросы, относительно которых бы он мог свидетельствовать, и поэтому
моя формальная роль на этом должна закончиться. Единственный вопрос, кото-
рый я мог бы себе позволить поставить — это просить ответа: был ли в этот мо-
мент, в первые 10-15 дней января (другого времени я касаться не буду) в Военной
комиссии равным образом обвиняемый гр-н Утгоф?
Городской: Я в это время не помню, чтобы Утгоф принимал участие в работах
комиссии.
Крыленко: Других вопросов я не в праве задавать, согласно формального объ-
явления трибунала.
Председатель: Других вопрос нет. Тогда, может быть, мы освободим свидетеля
Городского. Слово имеет запасный член трибунала т. Озол.
Озол: У меня такой вопрос: кто вам платил жалованье и сколько вы получали
жалованья? Вы специально для этой работы состояли и служили где-нибудь?
Городской: Нет, я служил в армии и жалованье получал только по своей долж-
ности в полку.
Озол: А за эту работу вы ничего не получали?
Городской: Ничего.
Председатель: Вы свободны, свидетель. Попросите свидетеля Бермана.
{Вводится свидетель Берман.)
Председатель: Свидетель, вы присутствовали тогда, когда я целой группе сви-
детелей сообщал от имени трибунала о необходимости показывать правду?
Берман: Точно так, присутствовал.
Председатель: Ваша фамилия?
Берман: Берман.
Председатель: Имя и отчество?
Берман: Лазарь Васильевич.
Председатель: Ваш возраст?
Берман: 20 лет.
Председатель: Ваше социальное положение?
Берман: Сын юриста.
Председатель: Ваше занятие?
Берман: Литератор.
434
Председатель: Ваша партийная принадлежность?
Берман: Беспартийный.
Председатель: Вы всегда были беспартийным?
Берман: Всегда был беспартийным.
Председатель: Скажите, свидетель, можете ли вы что-нибудь показать о дея-
тельности партии эсеров и, в частности, о вооруженной борьбе этой партии про-
тив Советской власти или подготовке к этой вооруженной борьбе или каких-либо
действиях, связанных с вооруженной борьбой после Учредительного собрания, то
есть примерно, в январе, феврале и других месяцах начала 1918 года.
Берман: То, что я знаю, относится к периоду времени от января по май месяц.
Председатель: Так.
Берман: Мне, пожалуй, легче будет отвечать, если вы мне конкретно предло-
жите вопрос?
Председатель: А так вы мне ничего не можете сказать. Если вы не можете, бу-
дем по вопросам. Государственный обвинитель, вам угодно задать вопрос.
Крыленко: Вы сказали, что вы работали приблизительно, с половины января
по апрель месяц...
Берман: Нет, я сказал, что я работал сначала января по май месяц.
Крыленко: Где вы работали, в какой организации?
Берман: Я работал, главным образом, исключительно с эсеровской организацией.
Крыленко: В качестве члена организации?
Берман: Нет, в качестве беспартийного, работавшего с эсеровской организа-
цией, потому что я считал, по тогдашним моим политическим взглядам, целесо-
образнее...
Крыленко: Вопрос не в ваших политических взглядах — это ваше право, а во-
прос о том, что будучи беспартийным, вы ни в какой эсеровской организации офи-
циально не состояли?
Берман: Нет, не состоял.
Крыленко: Тогда я так задам вопрос. С какой эсеровской организацией вы
имели непосредственное сношение?
Берман: Я бывал на так называемом гарнизонном совещании, для присутствия
на котором не требовалось быть ни членом партии, ни представителем какой-
нибудь группы, то есть бывал на этих собраниях лично, персонально.
Крыленко: Так вы были там в качестве делегата какой-нибудь части?
Берман: Я указывал, что там не был в качестве представителя какой-нибудь
части, а был персонально, служил я тогда в броневом запасном дивизионе.
Крыленко: Где он находился?
Берман: В Петрограде, в очень многих местах Петрограда. Школа была в одном
месте. Я был рядовым школы шоферов.
Крыленко: Где школа помещалась?
Берман: Сама школа помещалась на Владимирской, но команда школы поме-
щалась на Семеновском плацу.
Крыленко: Приблизительно, на Московской заставе или еще дальше?
Берман: Это за Царскосельским вокзалом.
Крыленко: Скажите, где помещалась школа, там кроме школы машины стояли?
Берман: Нет, только учебные машины, никакого боевого значения не имеющие.
Крыленко: Где расположен основной броневой дивизион?
Берман: Основными броневыми частями дивизиона были, во-первых, гараж,
который помещался в Михайловском манеже, а, во-вторых, броневые ремонтные
мастерские, стоящие на Дворянской улице на Петроградской стороне.
435
Крыленко: Настроение вашей части, от которой вы были в школе шоферов,
было каково?
Берман: Я опять должен повторить, что я не был от какой-нибудь части. На-
строение было совершенно пассивное. Ученики школы стремились воспользо-
ваться случаем приобрести звания квалифицированного рабочего, и все время, те
8 месяцев, которые они исключительно учились никакого фактического участия
тех событий, которые происходили, школа не принимала.
Крыленко: А квалифицированный состав рабочих, где был?
Берман: В манеже и в мастерских, причем мастерские были коммунистически
настроены.
Крыленко: Значит, мастерские, где был квалифицированный рабочий состав,
были настроены коммунистически?
Берман: Да.
Крыленко: Какой был характер работы на гарнизонных совещаниях в тот пе-
риод и как долго они продолжались.
Берман: Единственная задача гарнизонного совещания, во всяком случае, фак-
тически как она сложилась, единственная задача сводилась к информированию
представителей Военной комиссии о настроении частей Петроградского гарнизо-
на. Состав собрания, по-моему, совершенно случайный, то есть, как я указал, для
присутствия в гарнизонном совещании не требовалось ни эсеровского партийного
билета, ни того, чтобы присутствующий был представителем какой-нибудь опре-
деленной ячейки.
Крыленко: А вы можете установить, к какому времени относятся посещения
вами гарнизонных совещаний?
Берман: Я боюсь, что собьюсь. Началось оно в январе месяце и, приблизитель-
но, два с половиной месяца оно существовало.
Крыленко: Январь, февраль, март?
Берман: Да, и половину марта.
Крыленко: Они все время были в таком неоформленном текучем составе?
Берман: Да.
Крыленко: И никакой организующей связи между ними и организационным
центром не было?
Берман: Опять-таки я с организационной схемой был мало знаком, как беспар-
тийный. Во всяком случае, гарнизонное совещание никогда самостоятельно реше-
ний принимать не могло. Тов. Семенов присутствовал в качестве официального
представителя Военной комиссии и всякое решение гарнизонного совещания,
если бы оно последовало, не могло бы иметь никакой силы без соответствующей
санкции Военной комиссии. Поэтому я и считал, что такое собрание, собственно
говоря, ни к чему. Бесконечные разговоры о переформировании, конечно, никако-
го значения иметь не могли.
Крыленко: В результате, какое было отношение межу этими гарнизонными со-
вещаниями и Военной комиссией?
Берман: Вот я и указываю, что для Военной комиссии это было, по-видимому...
Крыленко: Щупальцами?
Берман: Да, именно.
Крыленко: Щупальцами настроения?
Берман: Совершенно верно. Да.
Крыленко: И вам не пришлось иметь дело ни разу ни с какой организационной
формой связи этих разрозненных частей?
436
Берман: Как с таковой, нет. Я еще работал в броневом отделе.
Крыленко: В броневом отделе чего?
Берман: Эсеровской военной организации.
Крыленко: Вот мы теперь к ней и перейдем. Значит, оставляя в стороне не-
формальные гарнизонные совещания, которые вы освещали, как случайные, мы
перейдем к рассмотрению вашего участия в Броневом Отделе Комиссии. Что это,
также была не оформленная текучая организация, или нет.
Берман: Нет, это было организовано иначе.
Крыленко: А именно?
Берман: Это относится уже, примерно, к середине января. (Крыленко: Вот,
вот.) Тогда положение было таково, что тот броневой дивизион, на который це-
ликом можно было в свое время рассчитывать, был расформирован, или уехал из
Петрограда, в точности не помню. Затем, запасный дивизион также как-то вышел
из сферы, из поля нашего зрения, и тогда перед нами стояла такая простая задача:
поскольку мы заняты броневым делом, мы должны понимать задачи так — дать
в нужный момент определенную броневую техническую силу.
Крыленко: Позвольте уточнить. Вы начали понимать свою задачу так: дать
в нужный момент определенную броневую силу?
Берман: Да.
Крыленко: Для чего и кому?
Берман: Ответ на этот вопрос чрезвычайно ясен.
Крыленко: Пожалуйста, пожалуйста.
Берман: Постольку-поскольку в тот момент эсеровская партия вела борьбу
с властью, постольку те вооруженные силы, которые могли быть организованы
для этого, должны были содействовать этой борьбе.
Крыленко: Значит, выражаясь вашими словами, задача ваша была в содей-
ствии в вооруженной борьбе с властью со стороны партии эсеров?
Берман: Совершенно верно.
Крыленко: Теперь скажите: как можно очертить целое, в которое входил бро-
невой отдел в качестве составной части, и какова была его индивидуальная работа,
кроме той общей, о которой вы сказали, которая распространялась на все?
Берман: Общую задачу я определил. Вот этим определением, собственно гово-
ря, исчерпывается указание на то, какой организации должно было служить это.
Крыленко: Более точно вы можете что-либо сообщить? Известно ли вам что-
либо о всей структуре этой организации, частью которой был броневой отдел?
Берман: Я вам отвечу. Тогда все мое поле зрения в пределах социал-револю-
ционной военной организации кончалось Семеновым, который для меня являлся
представителем социал-революционной Военной комиссии. Мы работали в из-
вестной связи с ним.
Крыленко: А других лиц не встречали?
Берман: Нет, может быть, встречал, но совершенно мимолетно, так что не пом-
ню (Крыленко: Не помните, хорошо.), а постоянная связь была с Семеновым.
Крыленко: Хорошо, будем с иного конца напоминать. Скажите, пожалуйста,
вы в Броневом отделе какую роль играли?
Берман: Фактически я немножко не прямо на этот вопрос отвечу. Здесь ме-
тоды работы в технических войсках, на мой взгляд, должны были быть несколь-
ко иными, чем методы работы в других частях. Тем более что одни человек плюс
четыре человека, плюс машина, представляют серьезную боевую силу. Броневой
отдел приблизительно начал работать с теми методами, которые раньше приме-
437
нялись к другим боевым частям, то есть тем или иным способом устанавливалось
сочувствие или не сочувствие рядовых частей партии или целям партии, и тог-
да они вовлекались в орбиту работы. Получалось, что одна часть имела в своем
составе много сторонников определенного политического взгляда, другие имели
меньше, а вся часть фактически в целом не могла быть использована. Что касает-
ся технических войск, то тут нужно было действовать иначе. Нужно было иметь
в виду оружие борьбы, в нашем случае — броневые машины, и иметь на этих ма-
шинах командование. Броневой отдел в начале шел тем же путем, то есть искал
связь с броневиками-шоферами и пулеметчиками, но это ни к чему сначала не
могло привести. Поэтому методы работы были изменены, то есть броневые маши-
ны находились в поле нашего зрения, мы знали их состояние, и затем мы счита-
ли, что нам надо подготовлять для этих броневых машин команду. В такой работе
фактически можно было работать только тому, кто среди шоферов обладал не-
посредственно близкими связями, кто пользовался доверием среди организаций,
в которых работа происходила, а все остальные являлись такой частью техни-
ческой организации работ, которая оказывалась лишней. Таковым оказался и я.
Поэтому при всем желании тогда работать и при правильном организационном
взгляде на дело, я не было достаточно близок к работе. Некоторую общую струк-
туру я указал вам, потому что метод был таков, чтобы держать броневые машины
в поле зрения и иметь командование для этих машин, а, фактически, как это про-
водилось, я сказать не смел бы, я только знал, что делалось.
Крыленко: Все это очень интересно, но конкретного ответа я не получил. Мне
вот что интересно. Вы в качестве работника броневого отдела входили в какую-
нибудь организацию, объединяющую все отделы?
Берман: Поскольку гарнизонные совещания тогда...
Крыленко: Нет, не гарнизонные совещания, а более тесно...
Берман: Нет, в этот период — нет.
Крыленко: А в какой другой период?
Берман: Это относится к работе штаба.
Крыленко: Какого штаба, я ведь не знаю, будьте любезны, скажите?
Берман: Это штаб, в который входили тов. Постников, тов. Семенов, и, если не
ошибаюсь, и товарищ Келлер. Кажется, все.
Крыленко: А вы?
Берман: Я был предназначен туда в качестве секретаря. По поводу этого шта-
ба я давал в показаниях, задачи его я уже указывал.
Крыленко (обращаясь к председателю)'. Я прошу разъяснить свидетелю, что
показания, которые он здесь дает, не могут связываться ни в какой мере с пока-
заниями, которые он раньше где-нибудь давал, которые были записаны; чтобы он
показывал так, как будто он в первый раз дает показания; то, что он помнит и что
знает.
Председатель: То, что вы показывали на предварительном следствии — это не
имеет сейчас никакого значения. Вы должны показывать то, что вы помните, то,
что вы знаете сейчас. Как будто бы вы об этом раньше не говорили, и будьте лю-
безны повторить, даже если бы говорили раньше. Нам важно от вас слышать то,
что вы знаете, то что вы видели, то, что вы слышали.
Берман: Штаб в составе лиц, которых сейчас припомнил, имел задачей прида-
ние организационной формы тому массовому движению, которое могло, по пред-
положению организации, возникнуть. Фактически, штаб в работе не появлялся.
Это относится, вероятно, к концу февраля месяца, я тут боюсь в дате напутать.

Как только штаб возник, Постников считал, что штабу должны быть нёпоЕрё/Г
ственно тогда даны сведения, все полномочия, все связи. Впечатление мое было
тогда такое, что при затребовании каждого из этих элементов, каждой связи, каж-
дого данного происходили известные трения, потому что раньше эти сведения все
сосредотачивались в Военной комиссии, по-видимому, и получить от нее эти све-
дения для себя было трудно, во всяком случае, непосредственно получить не уда-
валось. Поэтому штаб этот существовал исключительно на потенции. Что касает-
ся меня в этом Штабе, то здесь я о работе Штаба хотя и был его секретарем, знал
еще меньше просто в силу того, что я был и оставался тогда беспартийным. Кроме
того, к методам работы штаба, к методам работы Военной комиссии я относился
отрицательно, считая, что они ведут работу недостаточно последовательно и не
энергично. Штаб существовал, пробовал производить какую-то работу больше
всего в области учета, а больше ни чем себя не проявил. Это является ответом на
вопрос обвинителя, работал ли я в более высоких частях в военной организации.
Крыленко: Я хочу вас спросить вот что: все ли Вы знали о деятельности штаба
и иных организациях, связанных с ним?
Берман: Поскольку я был беспартийным, я был минимальным образом посвя-
щен в эту работу, а во что она вылилась по моим предположениям, может быть,
мое мнение не важно, работа эта вылилась совершенно в бесформенные формы,
если так можно сказать.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, кто был Постников?
Берман: Полковник генерального штаба, старый член эсеров.
Крыленко: Где этот штаб помещался?
Берман: Работа штаба заключалась во встречах заинтересованных лиц, а по-
мещался он у меня.
Крыленко: Часто были собрания?
Берман: Встречи были почти каждый день.
Крыленко: Почти каждый день. Случалось ли вам видеть кого-нибудь из чле-
нов ответственных партийных руководителей?
Берман: Никак нет. Кроме тов. Семенова — никого.
Крыленко: Вы считаете Постникова недостаточно видным эсером?
Берман: Постников — это само собой разумеется. Он был членом штаба и ни-
как не мог не присутствовать на нем.
Крыленко: Не можете ли вы, насколько это вам было известно, определить
количество военных сил, или характер военных сил.
Берман: Нет, это совершенно для меня невозможно.
Крыленко: Известно ли вам хотя бы одно заседание, на котором вы присут-
ствовали, где бы ставился вопрос о каких-нибудь конкретных боевых операциях?
Берман: Как будто нет. Работа штаба никогда не подходила к такому моменту,
когда бы он был в состоянии этими операциями руководить. В его распоряжении
не было ни сил, ни средств, ни полномочий.
Крыленко: Ни разу до апреля или мая месяца?
Берман: Да, поскольку он существовал с середины февраля. Был один напря-
женный момент, который относится к годовщине Февральской революции и тут
опять-таки сказалась полная беспочвенность работы штаба, потому что он был
только наблюдателем событий и читателем газет, а отнюдь не руководителем или
подготовителем.
Крыленко: Другими словами, можно сказать, что вам не известен ни один мо-
мент?
439
Берман: Да, то, что я говорю, относится только к тому, что я знаю.
Крыленко: Какие отношения были с вашей точки зрения между этим штабом,
между Военной комиссией и между вами в частности?
Берман: Отношения между штабом и Военной комиссией, как я указывал,
были приблизительно таковы, что так как выходило, что по новой организацион-
ной схеме часть работы Военной комиссии должна была отойти к штабу, а факти-
чески эта передача не произошла, то штаб работал колесами в воздухе.
Крыленко: Я не понимаю. Вы употребляете технический термин. Значит, меж-
ду штабом и Военной комиссией были отношения полного доверия?
Берман: Дело не в доверии, а дело заключалось в том, что Военная комиссия
считала, что все непосредственные связи должны быть, по-видимому, в ее руках.
То же самое считал и штаб.
Крыленко: Конкурирующие отношения. А в отношении вас?
Берман: В отношении меня, я предназначался для роли секретаря в этом шта-
бе, но так как мне делать было нечего, ибо он сам ничего не делал, а в курс пере-
говоров между комиссией и штабом я не входил как беспартийный, то фактически
ничего не было.
Крыленко: Можно ли сказать, что между штабом и вами были отношения тес-
ной, открытой связи. Один ли вы представляли броневой дивизион?
Берман: В штаб не входили представители отдельных частей боевой органи-
зации.
Крыленко: Были ли другие лица, которые были тесно связаны с броневым ди-
визионом?
Берман: И со штабом — нет.
Крыленко: А в Военной комиссии?
Берман: Был ли представитель броневого отдела в Военной комиссии, я не
знаю — нет.
Крыленко: Вы этого не помните?
Берман: Никак нет.
Крыленко: Я буду просить для уточнения одного из показаний огласить три
строчки из предварительного показания, потому что либо свидетель не помнит,
либо я не ясно ставлю вопрос, но между предварительным и теперешним пока-
заниями есть противоречия. Разрешите огласить страницу 61, том 2-й. Тут сказа-
но таким образом: «Комиссия не доверяла штабу, а штаб в лице Постникова, как
эсера, не доверяли мне, предназначенному в секретари штаба, и все переговоры
оставались вне поля моего зрения». Что это значит?
Берман: Вы мне предложили вопрос, на который я ответил почти словами мое-
го прежнего показания.
Крыленко: Но мне не особенно ясно. Что это значит. «Не доверяли мне, пред-
назначенному в секретари» и «Все переговоры и разговоры оставались вне поля
моего зрения». Какие разговоры? С кем разговоры, о чем разговоры?
Берман: Я думаю, то этот вопрос настолько неконкретный, что я не могу на
него ответить. По-видимому, когда создается какое-то учреждение, какая-то орга-
низационная единица, этому предшествуют и этому сопутствуют известные пере-
говоры с прежней организацией. Ну, скажем, поскольку штаб должен был взять
на себя часть полномочий Военной комиссии и их не получил, постольку и пред-
варительно и в течении существования штаба должны были быть между штабом
и комиссией какие-то переговоры и разговоры. У меня по поводу этих перегово-
ров и разговоров было определенное мнение, но в чем они заключались — я не
440
знаю. Я знаю только, что штаб не имел тех данных, которые дали бы ему возмож-
ность работать.
Крыленко: Я позволю задать еще один вопрос, это выяснить следующее: за-
нималась ли Военная комиссия подготовкой выступления или нет?
Берман: О работе Военной комиссии я не мог бы дать никаких данных: я не
в ней не состоял и не бывал.
Крыленко: А боевой штаб?
Берман: Задачей его была подготовка попытки придачи организационных
форм тому движению, которое могло бы возникнуть. Что следовало для этого де-
лать. Для этого следовало прежде всего производить учет. И если бы все боевые
силы рабочей дружины были штабу известны, один элемент его работы был бы на
лицо. Если бы штаб изучал те места, по которым это массовое движение должно
было быть направлено, штаб делал бы свое дело, но этого не было. Был только
учет в самом зачаточном состоянии, то есть какие то сведения, слухи и сплетни, но
больше ничего не было. Штаб был приемником для сведений и слухов о том, что
происходит, а фактически, если что-нибудь произошло, скажем, районные комен-
данты тоже были назначены Военной комиссией и так далее, то этим движением
руководила бы, если бы могла, Военная комиссия.
Крыленко: Вот вы для меня сказали очень ценную вещь, именно, какие были
районные коменданты, и что это были за коменданты.
Берман: В точности я сказать не могу, потому что районные коменданты, на-
сколько я о них слышал, были назначены Военной комиссией. Задача их была
приблизительно знать, что делается в их районах для того, чтобы в случае, если
возникнет какое-нибудь движение, то чтобы районные коменданты были в кур-
се этого движения и могли оказаться в этот момент полезными. Вот, собственно
говоря, все. Я считаю, что при правильной работе штаб должен был иметь этих
районных комендантов в своем подчинении, сам их назначать, сам спрашивать от-
четы, но, фактически, этого не было.
Крыленко: Позвольте резюмировать ваше показание. Если я в чем-нибудь
ошибусь, вы меня поправьте. В сущности, сводка ваших показаний следующая.
В период с половины января по май 1918 года в Петрограде имело место воен-
ная организация, разветвлявшаяся на различные организационные формы. Пер-
вая организационная форма — бесформенного текущего состава гарнизонного
совещания. Вторая форма — Военная комиссия, делившаяся на ряд отделов,
имевшая в своей среде организационный центр. Эти отделы, их задача и задача
Военной комиссии сводилась к организации военных сил, как вы сказали, для
вооруженной борьбы с Советской властью. Дальше, параллельно существовала
организация, именуемая военным штабом, в которую входил Постников, вы, как
его секретарь, Семенов и, может быть, еще некоторые лица, которые долженство-
вали взять на себя техническое руководство на случай возможного выступления,
движения или восстания, но который, по вашим сведениям, поскольку вы были
о таковой осведомлены и поскольку вас считали нужным об этом осведомить, не
располагал очным учетом тех сил, на которые он мог опереться. Так?
Берман: Так, с небольшим отступлением. Я не говорил, что Военная комиссия
делилась на какие-то части. Мне казалось, что существовали какие-то отдельные,
специального боевого назначения организации, скажем, броневая, и другие, а это
все возглавляла Военная комиссия при Комитете партии. Затем я указывал, очень
возможно, что в этой дате ошибался, что этот самый штат существовал не одно-
временно с гарнизонным совещанием, а после.
441
Крыленко: А после гарнизонного совещания, то есть тогда от бесформенной
текучести перешли к следующей более организованной форме.
Председатель: Защите угодно поставить какие-нибудь вопросы?
Защита: Нет.
Председатель: Другой части защиты?
Шубин: Насколько я вас понял, вы к работе штаба не относились особенно
серьезно?
Берман: Нет.
Шубин: Вы его и штабом, то не считали.
Берман: Разумеется, не считал.
Шубин: Вы в своем показании, когда писали о штабе, брали его в кавычки?
Берман: Совершенно верно, брал.
Шубин: Значит, по вашему, это был штаб в кавычках?
Берман: Совершенно верно.
Шубин: Скажите, в Военной комиссии занимались преимущественно инфор-
мацией о состоянии умов?
Берман: Не в Военной комиссии, а в штабе гарнизона.
Шубин: Значит, в штабе тоже?
Берман: Собственно говоря, да.
Шубин: Кто же именно действовал?
Берман: Никто.
Шубин: Скажите, пожалуйста, как же вы допускали, чтобы такой штаб мог со-
здать или руководить движением?
Берман: Ни в коем случае, пока этот штаб работал так, как он работал факти-
чески.
Шубин: Вы бы не поверили такому штабу, если бы он призвал вас к восста-
нию?
Берман: Безусловно, не поверил бы.
Шубин: Вы говорили в своем показании, что в школе шоферов существовали
крестьянские парни, с которыми у вас не было общего языка?
Берман: Да, говорил.
Шубин: А эти крестьянские парни, о которых вы говорили, могли бы поверить
в призыв такого штаба?
Берман: Эта школа не принимала никакого участия, так что ее никому не уда-
лось бы расшевелить.
Шубин: Но представьте себе такое положение, что, может быть, удалось бы
расшевелить. Поверила бы она тогда такому штабу, скажите, Постников зачем был
приглашен в этот штаб?
Берман: Как военный специалист.
Шубин: Зачем понадобился военный специалист штабу?
Берман: Уже по самому понятию штаба это совершенно ясно.
Шубин: Но зачем понадобился военный специалист вашему игрушечному
штабу?
Берман: Потому что предполагалось, что он будет неигрушечный.
Шубин: Постников был партийный человек?
Берман: Да.
Шубин: А вы были непартийный, но вы, кажется, подходили к этому штабу?
Берман: Только тактически.
Шубин: Другой член этого штаба, кажется, тоже был партийный?
л
Берман: Кто именно?
Шубин: Я вас спрашиваю?
Берман: Остальные все были партийные.
Шубин: Значит, призыв этого штаба был?
Берман: Совершенно верно.
Шубин: Если бы крестьянские партии, которые были в этом штабе, верили бы
ему, они бы пошли на призыв этого игрушечного штаба?
Берман: Я думаю, что это вопрос, на который мне, как свидетелю, не следовало
бы отвечать.
Шубин: Тогда объясните, сколько времени вы провели в этом игрушечном
штабе?
Берман: Примерно, до середины мая, а потом, убедившись в качестве этой ра-
боты, я ушел из него.
Шубин: Сколько времени вы там работали?
Берман: Я был с половины февраля.
Шубин: У вас не явилось мысли, что вам там нечего делать?
Берман: Под конец у меня явилась такая мысль, и когда я в этом убедился, я
ушел. Если я по вашему там пробыл слишком долго, то...
Председатель: Дело не в оценке.
Шубин: А вы не считали, что ваши пребывание в таком штабе не только недо-
пустимо, но так как вы его изображаете, даже с вашей точки зрения, преступно?
Председатель: На все вопросы, касающиеся вас лично, вы в праве не отвечать,
это ваше полное право.
Берман: Здесь, собственно, два типа вопросов. Одни касаются меня лично, а я
на них не отвечаю, а другие касаются положения «выступили бы». Я опять-таки
на это не обязан отвечать.
Председатель: Вы на эти вопросы обязаны отвечать, вы не обязаны отвечать
только на те вопросы, которые касаются вас лично.
Шубин: Я спрашиваю определенно, вы как секретарь штаба стремились к тому,
чтобы выступили по вашему призыву, или вы не хотели, чтобы эти крестьянские
партии выступили, по вашему призыву?
Берман: Разрешите на этот вопрос не отвечать.
Председатель: Ваше право.
Шубин: И последний вопрос. Между Военной комиссией и штабом существо-
вала борьба, вы говорите?
Берман: О борьбе я не говорил, существовали разногласия в понятиях методов
работы.
Шубин: «Недоверие», как тут было оглашено. Недоверие существовало.
Берман: Да, в этом смысле было.
Шубин: Каждый хотел по своему руководить работой.
Берман: Каждый считал, что он организованно более приспособлен.
Шубин: То есть производить учет?
Берман: Считалось, что не только должна быть работа по производству учета,
но, фактически, только она и была.
Шубин: Значит, штаб не хотел, или ему не удавалось создать движение...
Берман: Задачей штаба не являлось создать движение, а только подготовить
возможность придать ему организационную форму.
Шубин: Удалось ему подготовить возможность придать движению организо-
ванную форму?
443
Берман: Никак нет.
Шубин: Не удалось?
Берман: Никак нет.
Шубин: Это не вина штаба?
Берман: Отчасти, вероятно, вина штаба. Вероятно, не сумели.
Шубин: Не сумели. Больше не имею вопросов.
Председатель: Слово имеет защитник тов. Овсянников.
Овсянников: Скажите, свидетель, неизвестно ли вам о существовании па-
спортного бюро?
Берман: Бюро при организации существовало в виде кипы документов, кото-
рые некоторое время находились у меня.
Овсянников: Что вы называете бюро — документы или что-то другое?
Берман: Именно я и указываю, что слово бюро к этому не подходит, а просто
в распоряжении организации имелись документы.
Овсянников: Какого рода документы?
Берман: Бланки, удостоверения, вообще...
Овсянников: Чистые бланки?
Берман: Чистые бланки.
Овсянников: Паспортные?
Берман: Тогда паспортов не существовало, бланки удостоверений.
Овсянников: Бланки удостоверений какого рода?
Берман: Личности.
Овсянников: Печати имелись?
Берман: Не помню.
Овсянников: Бланки удостоверений на право носить оружие, не было их?
Берман: Имелись.
Овсянников: Для чего эти документы употреблялись?
Берман: Трудно определить, хотя это собственно совершенно понятно — это
для облегчения хождения по городу, въезда в город, выезда из города, для чего
могут понадобиться такие документы — для нелегальной военной организации.
Овсянников: Правильно ли я понимаю: эти документы подложного характера,
организаций использовались для нужд военной организации.
Берман: Точно так.
Овсянников: Больше вопросов не имею.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Семенов.
Семенов: Свидетель, вы говорите, что вы были техническим работником бро-
невого отдела, значит вы знали руководителя отдела?
Берман: Да.
Семенов: Кто был руководителем отдела?
Берман: Первоначально — Келлер, а потом Виктор Шкловский.
Семенов: Вы не помните, приблизительно, когда был организован первый
штаб?
Берман: Нет, не помню.
Семенов: Не помните ли, когда в штаб входил капитан Келлер?
Берман: Приблизительно, в самом начале.
Семенов: В самом начале?
Берман: Да, я указал также приблизительно дату возникновения штаба, как
середину февраля, может быть, я и ошибаюсь.
Семенов: Значит, капитан Келлер входил в штаб?
ллл
Берман: Кажется, входил, я в точности не помню.
Семенов: А не помните ли, входил ли в штаб Лепер?
Берман: Входил.
Семенов: А вам не известно, была ли помимо организации военной комиссии
другая организация, куда входили все руководители отделов. Военная комиссия —
организация партийная, а в отделах работали беспартийные. Виктор Шкловский
был интернационалист, как же он мог входить в партийную организацию, какой
была военная комиссия?
Берман: Я ни разу не указывал, что Шкловский входил в Военную комиссию.
Семенов: Но он был руководителем броневого отдела?
Берман: Был.
Семенов: А отделы, вы говорите, входили в Военную комиссию?
Берман: То есть подчинялся Военной комиссии, но не входил в нее. Так я по-
нимаю?
Семенов: А другого органа, кроме военной комиссии, который руководил бы
этими отделами, не было?
Берман: Как будто, не было. Я думаю, достаточно одного.
Семенов: А о военном совете вам ничего не известно.
Берман: О военном совете? Нет. Он, может быть, как-нибудь иначе назывался,
такого не знаю.
Семенов: Скажите, свидетель, вы помните что-нибудь о пятом броневом ди-
визионе?
Берман: Знаю, что он существовал, что он был разоружен или уехал прибли-
зительно в середине или конце января, что во время созыва Учредительного со-
брания, дивизион был на стороне Учредительного собрания, но не выступил. Вот
все, что я знаю.
Семенов: А где он помещался?
Берман: Помещался против Балтийского вокзала.
Семенов: Вы не можете сказать, сколько машин мог бы снарядить боевой ди-
визион нелегально теми людьми, которые были в броневом отделе?
Берман: Насколько я помню, говорили о том, что, примерно, на 12 машин.
Моет быть, я ошибаюсь, потому что их не видел. Это одни разговоры были.
Семенов: Вы, свидетель, говорили о том, что штаб, в котором вы были секрета-
рем, не имел связи с комендантом?
Берман: Да.
Семенов: Не помните ли вы, что в последний период организации штаба эта
связь была уже у штаба?
Берман: Не помню. Может быть, отдельные коменданты были приведены
в связь со штабом, а в целом — едва ли.
Семенов: А не помните ли вы о том, что в штаб был введен Шкловский, в бое-
вой штаб?
Берман: Кем введен? Конечно, не мое дело задавать вопросы, я могу ответить,
так как я указал, что штаб собирался у меня на квартире, то я помню, а помню я
сравнительно мало из этого периода времени, что Шкловский у меня бывал посто-
янно, как мой близкий друг и, возможно, что в отношении времени совпадало его
появление с пребыванием у меня членов штаба, а о том, чтобы он работал в штабе
систематически, постоянно присутствовал и нес в нем какие-нибудь обязанности,
я помню, что этого не было.
445
Семенов: Скажите, когда существовал штаб, к этому моменту происходило
разоружение первого полка?
Берман: Да, это было накануне Февральской революции.
Семенов: Тогда штаб функционировал, действовал?
Берман: Как всегда, то есть не действовал и не функционировал.
Семенов: Но он собирался?
Берман: Когда собирался. Разоружение это продолжалось, насколько я пом-
ню, дня два и события эти происходили не по наперед указанному плану, потому
что выполнялось это разоружение не нами, а как раз противной стороной и штаб
в лице своих участников являлся только наблюдателем и зрителем.
Семенов: В штабе были совещания по этому вопросу?
Берман: Разговоры были.
Семенов: Разговоры какого сорта?
Берман: С точностью не помню, и ввиду полного бессилия штаба, что-нибудь
сделать тогда по причинам, которые я тогда указал, ничего особенно запоминаю-
щегося в этих разговорах не было.
Семенов: Известно ли вам о том, что Военная комиссия собиралась выступить
в этом деле?
Берман: Помню, что, кажется, собиралась, но так как кроме нее никто высту-
пать не собирался, то это так и осталось.
Семенов: Когда вы были арестованы?
Берман: В конце мая.
Семенов: Где?
Берман: У себя на квартире.
Семенов: И после ареста вы уже не принимали участия?
Берман: Не принимал.
Семенов: Больше вопросов не имею.
Председатель: Слово подсудимому Гендельману.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, свидетель, вот этот самый штаб с какими-
нибудь непартийными организациями имел дело?
Берман: Насколько я знаю, нет.
Гендельман: В частности, про организацию Филоненко вы что-нибудь слы-
шали?
Берман: Ничего о ней не знаю, фамилию Филоненко я слышал, потому что
он был капитаном броневого дивизиона, и когда я туда попал, он был где-то на
фронте.
Гендельман: Были ли возможны сношения штаба с организаций Филоненко?
Берман: Думаю, что нет.
Гендельман: Я хочу все также, как гр-н обвинитель проверить, правильно ли
я вас понял. Вы так сказали: что было гарнизонное совещание, организация со-
вершенно бесформенная, затем, позже, возник штаб, который работал колесом
в воздухе, который ничего не делал, так что и вам, как секретарю, ничего делать не
приходилось, штаб был наблюдателем, кажется, вы сказали, читателем газет, и что
этот штаб должен был заниматься учетом.
Берман: Должен был, конечно, кроме многих других дел, заниматься учетом.
Это было единственное, что он в той или другой степени выполнял.
Гендельман: Единственное? Причем для этого учета ему должна была давать
сведения военная комиссия.
Берман: Точно так.
446
Гендельман: Которая этих сведений не давала?
Берман: Нет, не давала.
Гендельман: Я больше вопросов не имею.
Председатель: Свидетель Берман нужен еще сторонам?
Крыленко: Я бы просил один вопрос уточнить. Я не мог хорошо слышать.
Я хочу спросить относительно этого паспортного бюро. Вопрос был, кажется,
предложен так: было ли паспортное бюро и какого характера были документы
и каковы были их цели? Я очень извиняюсь, может быть, вы будете любезны уточ-
нить, было ли паспортное бюро, какие были документы и зачем они были?
Берман: Какие были документы, я точно не помню. Я указал, что были бланки
удостоверения, а зачем они были — это очень просто — для обеспечения возмож-
ности свободного передвижения членов организации.
Крыленко: По директивам организации?
Берман: Разумеется.
Крыленко: Это были удостоверения личности?
Берман: Да, удостоверения личности.
Крыленко: Формальные бланки?
Берман: Да.
Крыленко: Красноармейских частей?
Берман: Да.
Крыленко: Относительно печати вы сказали, что не знаете.
Берман: Не помню.
Крыленко: Количество не можете определить?
Берман: Нет.
Крыленко: Где находились эти бланки?
Берман: Некоторое время — у меня.
Крыленко: У вас, по поручению организации хранились?
Берман: Да.
Крыленко: И вы, как секретарь, их выдавали?
Берман: Нет, это меня не касалось.
Крыленко: У вас брали?
Берман: Да, брали.
Крыленко: Много раз?
Берман: Не могу сказать, нет, мало.
Крыленко: Конкретно количество не можете фиксировать?
Берман: Нет, конечно не могу.
Председатель: Свидетель Берман больше не нужен? Можно отпустить? (За-
щита, обвинение и обвиняемые не возражают.)
Председатель: Свидетель Берман, вы свободны.
Дальше свидетель Соколов Михаил, он не явился. По установлению причин
неявки, трибунал будет иметь свое суждение по этому вопросу. Дальше свидетель
Герасимов не прибыл. Свидетель Рейснер тоже не явился. По выяснении причин
неявки, трибунал будет иметь также свое суждение. Теперь свидетель Кашин.
(Вводится свидетель Кашин.)
Председатель: Ваша фамилия?
Кашин: Кашин.
Председатель: Вы будете сейчас говорить перед судом Верховного революци-
онного трибунала и обязаны говорить только правду и за всякое лжесвидетель-
447
ство перед судом Верховного трибунала вы будете отвечать по законам Совет-
ской Республики.
Крыленко: Позвольте мне сделать одно замечание. Я буду просить трибунал,
сверх этого общего заявления, которое товарищ председательствующий счел нуж-
ным сделать, предварить гр-на Кашина и в ином. Показания гр. Кашина относят-
ся к периоду открытой вооруженной борьбы 17-18 годов, формально в данном
случае у нас нет в распоряжении никаких официальных документов, которые бы
установили гр. Кашина к акту амнистии ВЦИК. Между тем в зависимости от от-
ношений гр. Кашина к этому акту и обратно, обязательный логический вывод,
который обязан делать по точному смыслу закона суд, вопрос о фигурировании
гр. Кашина здесь, является вопросом обоюдо острым, а именно: его показания
даются не в качестве свидетеля, а в качестве обвиняемого, но так как последние
показания не могут быть даны без соблюдения тех гарантий, которые закон уста-
навливает в этом отношении, то для меня вопрос ставится таким образом. Так как
этот вопрос остается открытым и не решенным, то суд должен предварить гр. Ка-
шина в том, что ему должно быть предоставлено право, которое не только присуще
свидетелю, то есть отказ от тех заявлений, которые его лично порочат, а и прямой
отказ, поскольку вопрос о дальнейшем бытии гр. Кашина в отношении к юриди-
ческим фактам остается открытым. Только при соблюдении этих гарантий я мог
бы со своей стороны задавать вопросы, которые касаются фактов об участии Ка-
шина.
Председатель: Вы слышали, гр. Кашин, заявление обвинителя?
Кашин: Слышал.
Председатель: Вы, поняли, что он сказал?
Кашин: Понял. Я сам не понимаю своей роли. Я числюсь как будто обвиняе-
мым, но подписки я не давал, так что я не считаю себя свидетелем.
Председатель: Относительно вас суждение будет впереди. Вы прибыли позд-
нее и вопрос о применении к вам акта амнистии разрешенным быть не мог, ибо
вас не запрашивал в свое время Верховный трибунал, следовательно, сейчас
в отношении вас имеет полную силу все то, что сказал государственный обви-
нитель.
Тимофеев: Я хотел бы просить занести в протокол последнюю реплику пред-
ставителя обвинения. Больше ничего.
Председатель: Само собою разумеется, это в протокол можно занести. Свиде-
тель Кашин, ваш возраст?
Кашин: 35 лет.
Председатель: Ваше социальное положение?
Кашин: Сын крестьянина, ссыльный поселенец.
Председатель: Ваша партийная принадлежность?
Кашин: Беспартийный.
Председатель: Всегда ли были беспартийны?
Кашин: До 1920 г. был членом партии социалистов-революционеров.
Председатель: Свидетель, нас интересуют сейчас действия партии социали-
стов-революционеров в период после роспуска Учредительного собрания, при-
мерно, до мая месяца 1918 года, то есть в начале 1918 год. Что вы можете расска-
зать нам о деятельности партии эсеров, в частности, о вооруженной борьбе партии
эсеров против Советской власти, о подготовке к вооруженной борьбе, о различ-
ных действиях, связанных с этой подготовкой и т. д. Вы тогда находились в каком
географическом месте республики?
лля
Кашин: Январь я находился в Петрограде, февраль — частью в Киеве, частью
в Петрограде, а потом был в дороге в Сибирь.
Председатель: Когда это потом?
Кашин: В марте месяце.
Председатель: Так мы и будем считать январь, февраль до вашего отъезда
в Сибирь — вот за этот период, что можете рассказать?
Кашин: Я не знаю никакой вооруженной борьбы и ни в какой вооруженной
борьбе я не принимал участия.
Председатель: Подготовка к вооруженному восстанию была?
Кашин: Этой подготовки не было.
Председатель: Адъютантом Краковецкого вы состояли?
Кашин: Был.
Председатель: Что же, адъютант — это военная должность или гражданская?
Кашин: Военная. Я был по должности не как военный адъютант Краковецкого,
а как офицер.
Председатель: Значит, не было никакой вооруженной подготовки партии эсе-
ров. И ни о какой вооруженной борьбе вы не знаете?
Кашин: Нет, не знаю.
Председатель: Ничего не знаете?
Кашин: Не знаю.
Председатель: Государственный обвинитель.
Крыленко: Я связан в данном случае постановлением трибунала в отношении
фактов, имевших место до 5 нваря. В этой плоскости вопросы могут быть задавае-
мы только лишь в отношении определенных двух фактов. Я прежде всего спрошу
в отношении фактов после 5 января. Вы можете не отвечать. Была какая-нибудь
партийная организация, военно-технического характера? После 5 января до ва-
шего отъезда?
Кашин: Я был членом Военной комиссии при Центральном комитете партии
социалистов-революционеров.
Крыленко: И после 5 января?
Кашин: И после 5 января.
{Голоса обвиняемых не слышно ничего.)
Председатель: Свидетель, отвечайте трибуналу.
Кашин: Я был членом Военной комиссии при Центральном комитете партии
до отъезда в Сибирь, до 1 марта. Отъезд был в момент наступления немцев. Это
приблизительно было в первых числах марта. До этого времени я был членом Во-
енной комиссии.
Крыленко: Непрерывно?
Кашин: Непрерывно с 23 октября.
Крыленко: Значит, все время, с октября и по март вы были в Петрограде?
Кашин: Не все время был в Петрограде.
Крыленко: В какое время вы не были в Петрограде?
Кашин: Я несколько раз уезжал на фронт по делам партии.
Председатель: Свидетель, еще раз прошу говорить громче?
Кашин: Точно не могу восстановить даты. Январь месяц я был в Петрограде.
Потом в конце февраля уехал в Киев. Там пробыл несколько дней. Потом приехал
обратно. Был в Москве несколько дней, обратно проехал в Петроград на несколь-
ко дней и в начале марта уехал.
Крыленко: Какие были функции Военной комиссии в тот момент?
449
Кашин: Чисто организационной партийной работы.
Крыленко: А именно?
Кашин: Обычно партийные — создание ячеек, создание партийных организа-
ций, усиление влияния партии.
Председатель: Исключительно?
Кашин: Тогда было исключительно.
Крыленко: Военно-технические функции не лежали?
Кашин: Нет, не было никаких.
Крыленко: И никаких для этого специальных организаций не было?
Кашин: До марта месяца — не было.
Крыленко: А в марте месяце?
Кашин: Не знаю, я не был тогда.
Крыленко: Никаких целей военно-делового характера на предмет подготовки
выступления комиссия не преследовала?
Кашин: Специальных заседаний не было.
Крыленко: Какие были у нее органы?
Председатель: Свидетель, я вас еще раз предупреждаю, что вы в праве отве-
чать или не отвечать, в связи с теми специальными обстоятельствами, которые
вас касаются. Но, поскольку вы отвечаете уже, я предлагаю вам отвечать так, как
действительно было. Сейчас в отношении Военной комиссии у нас уже был ряд
показаний и обвиняемых, и свидетелей, и я предлагаю вам держаться ближе к ис-
тине.
Кашин: Вы сомневаетесь в моих словах, как в истинных?
Председатель: Я только предупреждаю, чтобы вы говорили правду, поскольку
вы даете показания.
Крыленко: На какие отделы делилась Военная комиссия.
Кашин: Все дело в том, что тогда состав Военной комиссии был очень незначи-
тельный. В то время Военная комиссия устраивала митинги в целом ряде частей,
издавала газету «За народ». Как раз я в последнее время ведал экспедицией газеты
«За народ» вместе с Ефимовым, который сидит на скамье подсудимых. Вот в этой
области велась работа. Военно-техническими заданиями комиссии в то время ни-
какими не занималась.
Крыленко: Значит, вам известно, какие существовали отделы?
Кашин: Нет, не известно.
Крыленко: О штабном отделе вам ничего не известно?
Кашин: Нет.
Крыленко: О красноармейском?
Кашин: Тоже нет.
Крыленко: Об издательском?
Кашин: Я не знаю, что называть издательским отделом. Я лично наведывал
экспедицией журнала «За народ».
Крыленко: Военный отдел был?
Кашин: Об этом отделе тоже ничего не слыхал.
Крыленко: Имя Постникова вам известно?
Кашин: Ни разу не слыхал.
Крыленко: Какие имена вам известны из состава Военной комиссии при Цен-
тральном комитете?
Кашин: Семенов известен, Ефимов, Утгоф, Дашевский...
Крыленко: Имя Келлера вам известно?
450
Кашин: Он был членом Военной комиссии.
Крыленко: А вообще, вы знаете его?
Кашин: Знаю.
Крыленко: Какую роль он играл?
Кашин: В первый раз я видел его 29, в день моего приезда в Петроград, я его
очень мало тогда знал.
Крыленко: А в этот период?
Кашин: В этот период я его не встречал.
Крыленко: Бергамана тоже не встречали?
Кашин: Может быть, в лицо знаю, но фамилии не помню.
Крыленко: Вы слышали что-нибудь о факте так называемого разоружения
Преображенского полка?
Кашин: Я слышал из газет, по дороге я читал, проезжал в то время в Иркутск.
Крыленко: Когда вы выехали в Иркутск?
Кашин: Точно не помню, в первых числах марта, как раз было выступление
немцев.
Крыленко: Значит, вы утверждаете, что Военная комиссия несла за весь этот
период исключительно организационно-пропагандистскую работу?
Кашин: Да.
Крыленко: Что пропагандировала в то время комиссия среди воинских частей?
Кашин: В то время велась чисто партийная работа.
Крыленко: Может быть, вы конкретизируете. Партийная работа — слишком
широкое понятие. Что пропагандировала, за что агитировала Военная комиссия
в этот период?
Кашин: Производилась главным образом работа по созданию кадра работни-
ков для деревни.
Крыленко: Для деревни кадр работников создавала Военная комиссия?
Кашин: Да, то есть создавала потому, что происходила массовая демобилиза-
ция армии в то время и, конечно, армия была небоеспособна. Воинские части рас-
текались и в них не имела значение никакая военная работа.
Крыленко: Так что никаких конкретных политического характера лозунгов не
выставлялось?
Кашин: В этот раз не было, так как Учредительное собрание уже было разо-
гнано.
Крыленко: Ну, так что же из этого?
Кашин: В Петрограде вообще не было такой работы, она была бессмысленна.
Крыленко: Вы партийную литературу читали в то время?
Кашин: Читал.
Крыленко: Вам известно ли Воззвание, которое было выпущено после разгона
Учредительного собрания, это воззвание имеется в деле, я могу ссылаться на него,
относительно того, что Учредительное собрание живет и собирается по указу сво-
его председателя вновь, когда таковой укажет. Вам известно, какое Воззвание?
Кашин: Нет, не известно.
Крыленко: Не известно, хотя вы заведовали издательским отделом?
Кашин: Я не был заведующим издательским отделом, я наведывал экспедицией.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, в плоскости отношения к Советской вла-
сти, какие лозунги выставляли вы и Военная комиссия в своей организационно-
пропагандистской работе?
Кашин: Лозунг был одни, что большевики являются захватчиками власти.
451
Крыленко: Это пока определение; а лозунги?
Кашин: Я не помню, какие лозунги были.
Крыленко: Не помните? {Смех публики.) Разрешите задать вопрос в плоскости
октябрьских дней. Я буду просить...
Председатель: Виноват. Октябрьские дни у нас уже прошли.
Крыленко: По поводу свидетеля Кашина у нас было допущено изъятие.
Председатель: По двум вопросам.
Крыленко: По двум вопросам: один — о составе воинских частей, он меня мало
интересует, а другой, который меня несколько интересует. Для того чтобы его
разрешить, я прошу трибунал и полагаю, защита не будет протестовать, начать
с предъявления документов и опроса, известны ли они или не известны. {Голос из
защиты: Пожалуйста.)
{Свидетелю предъявляются для чтения документы.)
Муравьев: Может быть, будет такой порядок: когда спрашивают свидетеля
защиты, может быть, защита имеет право первой допросить свидетеля. Я мог бы
и должен был сделать такое заявление вначале, но сейчас мы подходили к основ-
ному пункту — предъявлению документов. Разрешите нам по этому поводу.
Председатель: В таком случае, если вы хотите первыми допрашивать, то по-
следним будет допрашивать государственный обвинитель.
Крыленко: Вы хотите первыми допрашивать?
Муравьев: Нет. Хотя бы по этим документам, по этому вопросу и по основ-
ным.
Председатель: Вы хотите установить такой порядок: первым допрашивает за-
щита, а последним — обвинение. Тогда давайте только установим равноправие
сторон. Позвольте тогда применить это право.
Муравьев: Но обвиняемыми будут последними допрашивать, а не государ-
ственный обвинитель, за обвиняемыми остается право.
Председатель: Тогда равноправие не остается. Если вы начнете, то потом до-
прашивают обвиняемые и кончают обвинение.
Муравьев: Все-таки мы не можем отменить статью закона о том, что всегда по-
следнее слово принадлежит обвиняемым.
Председатель: Прежде всего мы устанавливаем определенный порядок. Я по-
этому даю слово государственному обвинителю, потом вам, потом — обвиняемым.
Я не обязан вам первым давать. А если вы настаиваете, то я согласен, но с тем, что
тогда обвинитель будет последним.
Муравьев: Так как для меня неприложно, что обвиняемый имеет последнее
слово, то установите такой порядок, при котором эта статья закона была бы со-
блюдена.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель.
Крыленко: Нельзя допустить, чтобы в данном случае соответствующая ста-
тья закона толковалась как угодно. В каждом отдельном случае. Она может иметь
только одно толкование, это толкование совершенно определенное. Я прошу еще
раз обратиться к тексту закона там сказано: подсудимым принадлежит всегда по-
следнее слово. Дальше — в каком контексте. После ст. 20, где говорится о порядке
прении сторон. Дальше — имеются ли где-нибудь указания по поводу последнего
слова. Ни одного замечания в действующем законе не имеются. Отсюда, если уже
становиться на чисто формальную точку зрения. Позвольте сделать выводы прямо
противоположенные тем, которые угодно производить защите. Я до сих пор в сво-
ем толковании полагал, что по вопросам, возбуждаемым в плоскости судебного
л
следствия, по вопросам, возбуждаемым защитой или сторонами, подсудимым мо-
жет принадлежать последнее слово. Это — мое толкование. Но если угодно обо-
сновывать его на формальном тексте закона, то формальный текст закона такого
толкования не устанавливает, так, что говорить о нарушении закона я допустить
не могу, я буду протестовать против такого толкования. Так, что вы, товарищ пред-
седатель, в отношении этого документа даете слово мне или защите?
Председатель: Вам.
Крыленко (обращаясь к свидетелю): Вам известен этот документ?
Кашин: Насколько я помню, я видел его в газете, самого же документа я не
видел.
Крыленко: В какой газете?
Кашин: Не то в «Новой жизни», кажется, в газете Горького.
Крыленко: А обстоятельства написания, возникновения и опубликования это-
го документа вам не известны?
Кашин: Нет.
Крыленко: Фамилии, которыми подписан этот документ, вам известен?
Кашин: Известны.
Крыленко: Какие именно фамилии вам известны?
Кашин: Авксентьев, Гоц, Броун, Синани.
Крыленко: А еще там какие фамилии?
Кашин: Полковников и Краковецкий.
Крыленко: Эти имена вам известны?
Кашин: Да.
Крыленко: Когда вы прочитали этот документ в газете?
Кашин: На второй же день, кажется, после 30-го октября.
Крыленко: По поводу этого документа вы других документов в газете не чи-
тали?
Кашин: Читал.
Крыленко: А именно?
Кашин: В «Деле народа» — опровержение Гоца и Авксентьева о том, что они не
подписывали этого документа.
Крыленко: Прочитав это, вы прошли мимо этого факта?
Кашин: Нет, меня интересовало это.
Кашин: Был ли такой факт, что Авксентьев и Гоц подписывали, и я узнал, что
этого не было.
Крыленко: Был ли разговор по этому поводу в Военной комиссии?
Кашин: Разговор был. Нас удивило, как появление этого документа, так и по-
явление опровержения.
Крыленко: Что конкретно вас удивило?
Кашин: Удивило и появление документа, и опровержение.
Крыленко: Почему вас удивило появление этого документа?
Кашин: Потому что я думал, что кто-нибудь выпустил такое воззвание и что-
бы оно могло быть напечатано, потому что там говорится об успехах, о захвате
училищ, и меня это поразило, ибо в то время я принимал близкое участие в вос-
стании и не знал, что такое воззвание выпущено и поэтому, когда прочитал его,
удивился, тем более, что прочитав его, почти сейчас же на другой день прочитал
опровержение, что никто не подписывал этого заявления. Меня интересовало,
был ли действительно такой документ. Я узнал, не помню от кого из Военной ко-
миссии, потому что Гоца не встречал, о том, что этого документа он не подписывал.
453
Я в этом и не сомневался, раз было напечатано от имени Гоца, что он не подписы-
вал, значит не подписывал.
Крыленко: Вопрос не в том. Меня интересует конкретно факт: с кем вы виде-
лись, когда вы виделись и что говорили?
Кашин: Прошло 4 года, я не помню, с кем-то из Военной комиссии, с кем — не
помню.
Крыленко: Поставим вопрос так, с Краковецким по этому поводу говорили?
Кашин: Вероятно, говорил, потому что я жил с ним на одной квартире.
Крыленко: Помните, что говорили?
Кашин: Нет, не помню.
Крыленко: И после вы его не видели?
Кашин: Нет, видел, жил с ним на одной квартире.
Крыленко: А в другом городе не видели?
Кашин: Видел, в Киеве.
Крыленко: Когда?
Кашин: Мы вместе с ним уехали в Киев.
Крыленко: Вы там по этому поводу говорили?
Кашин: Может быть, и говорили, но не помню, что именно.
Крыленко: Скажите точно, какого содержания был разговор?
Кашин: Я не могу припомнить, что я говорил. Конечно, я был уверен, что Гоц
не подписывал. Я был уверен, что и для Краковецкого не было сомнения. Он удив-
лялся, откуда этот документ появился.
Крыленко: Я больше вопросов не имею.
Председатель: Слово защитнику Тагеру.
Тагер: Вы сейчас прочли документ или только просмотрели?
Кашин: Только просмотрел.
Тагер: В документе написано, что взят Смольный, еще какой-то дворец, взяты
различные места, одержана победа. Вы тогда были в Петрограде. Соответствует
ли это действительности?
Кашин: Да, был. Смольный не был взят, было занято Инженерное училище
или просто туда перебрался штаб, насколько припоминаю.
Тагер: Те победы, о которых говорится в воззвании, имели соответствие с дей-
ствительностью?
Кашин: Разрешите посмотреть. Никаких побед не было.
Тагер: Скажите, пожалуйста, известно ли вам, что Гоц был председателем Ко-
митета спасения родины и революции?
Кашин: Я знаю, что он не был председателем.
Тагер: Вы знаете, что он не был председателем?
Кашин: Да, знаю.
Крыленко: Я буду просить об оглашении этого документа, он до сих пор не
оглашен.
Тагер: Пожалуйста. Правильно.
Председатель: Документ гласит: «Войсками Комитета спасения родины и ре-
волюции освобождены все юнкерские училища и казачьи части, занят Михайлов-
ский дворец, захвачены броневые и орудийные автомобили, занята телефонная
станция и стягиваются силы для занятия оставшихся, благодаря принятым мерам,
совершенно изолированной Петропавловской крепости и Смольного института».
Я констатирую, что защитник Тагер здесь передернул, здесь не было речи о заня-
тии Смольного.
Тагер: Я должен возразить против такой терминологии. Я могу ошибаться, но
я не мог передернуть.
Председатель: Пользуясь тем, что документ не был оглашен и председатель
трибунала его еще не читал, я поверил вам на слово, и вы задали вопрос о взятии
Смольного дворца. Сейчас я вижу, что о взятии нет и речи.
Тагер: Вы также не заметили этой ошибки, как и я. У вас не было под рукой и у
меня не было под рукой, мы были в одинаковом положении. Я очень прошу вы-
ражение, что я передернул, занести в протокол.
Председатель: Гражданин Тагер добросовестно ошибался, задав свидетелю
вопрос о взятии Смольного института. Здесь сказано: «и стягиваются силы для
занятия оставшихся, благодаря принятым мерам, совершенно изолированными
Петропавловские крепости и Смольного института последних убежищ больше-
виков. Предлагаю сохранить полнейшее спокойствие, оказывая всемирную под-
держку комиссарам и офицерам, исполняющим боевые приказы командующего
армией Спасения родины и революции, полковника Полковникова и его помощ-
ника — подполковника Краковецкого, арестовывая всех комиссаров, так называе-
мого Военно-революционного комитета.
Всем воинским частям, опомнившимся от угара большевистской авантюры
и желающим послужить делу революции и свободы, приказываем немедленно
стягиваться к Николаевскому инженерному училищу (Николаевский замок).
Всякое продление будет рассматриваться как измена революции и повлечет за
собой принятие самых решительных мер.
Председатель Совета Республики	Авксентьев
Председатель Комитета спасения родины и революции	Гоц
Комиссары Всероссийского Комитета спасения родины и революции
при командующем армии спасения:
Член военного отдела Комитета спасения родины и революции Синани
Член военной Комиссии Центрального Комитета партии эсеров Броун
Член военной секции социал-демократов р. п. (объединенной) Шахвердов».
Тагер (обращаясь к свидетелю)'. Сколько времени прошло приблизительно
между тем, как вы прочли этот документ «Новой жизни» в газете Горького и тем
моментом, когда вы прочли письмо Гоца, что он этого документа не подписывал?
Кашин: Это было через сутки. Мне кажется, что на другой день.
Тагер: Тогда, когда вы прочли оба документа — и этот, только что оглашенный,
и письмо Гоца — вам пришлось с кем-нибудь из упомянутых в подписи документа
лиц беседовать: или с Гоцем, или с Авсентьевым, или с Синани, или с Броуном?
Кашин: Нет, никого не видел: ни Гоца, ни Авксентьева, ни Синани, которого
вообще мало знал, ни Броуна.
Тагер: Приходилось ли вам кому-нибудь высказывать ваше отношение по по-
воду того, что Гоц отказался от своей подписи под этим документом? Сначала по-
звольте вас спросить в общей форме: беседу на эту тему вы вели с кем-нибудь из
лиц, которые упомянуты в этом документе. Четыре лица отпали, остается: Пол-
ковников и Краковецкий?
Кашин: Полковникова я тоже не видел, а с Краковецким я вел беседу.
Тагер: Не можете ли вы восстановить, что вы высказывали в этой беседе, и
что он?
455
Кашин: Я не помню, что при этой беседе было. Мысль была такова, что он не
знал, откуда этот документ появился, или если Гоц подписал, то помимо его со-
гласия. Он говорил, что, может быть, Гоц и подписал, но когда появилось опро-
вержение, то он не сомневался, что Гоц не подписывал.
Тагер: Не было ли такого случая, чтобы вы Краковецкому или Краковецкий
вам высказывал свое возмущение по поводу того, что Гоц сначала подписал до-
кумент, а потом отрекся от него, или иначе: что Гоц сначала отдал такой приказ,
содержание которого совпадает с подписанным документом, а потом от него от-
рекся?
Кашин: Нет, этого не было. Насколько я помню, Краковецкий даже не сомне-
вался, что этот документ не был подписан Гоцем после того, как появилось опро-
вержение.
Тагер: Я прошу показания свидетеля в этой части отметить в протоколе.
Председатель: Есть еще вопросы. Слово имеет защитник Оцеп.
Оцеп: Скажите, свидетель, в этом документе вас удивила только подпись, ко-
торая, вы полагали, не могла быть на этом документе, или и его содержание?
Кашин: Нет, должен вам сказать, что меня появление этого документа совсем
не удивило. Удивило то, что как будто бы преждевременно был напечатан этот до-
кумент. Удивило только, когда появилось опровержение.
Оцеп: Вы говорили на вопрос государственного обвинителя, что вас удивило
и опубликование этого документа и опровержение?
Кашин: Да, потому что это совпало по времени. Я в первые дни не выходил на
улицы и газет не читал, потому что скрывался, так как я был офицером, и на ули-
цах не показывался, и ко мне это попало одновременно с Краковецким.
Оцеп: Содержание этого документа ничего не представляло удивительного,
было нормальное, естественное?
Кашин: Было неестественно.
Оцеп: В каком смысле?
Кашин: В смысле успеха, который там разрисовывался.
Оцеп: Вы считали, что успехи, которые там были установлены, не соответству-
ют фактам?
Кашин: Да.
Оцеп: Как же вы полагали? Кто мог это несоответствующее действительному
характеру вещей опубликовать? С какой целью это несоответствие действитель-
ным фактам было опубликовано? Вы этим вопросом не задавались?
Кашин: Тогда, откровенно говоря, некогда было задаваться, потому что мы
с Краковецким собрались ехать в Киев. Прочитали опровержение — Гоц не под-
писал. Больше нечего было выяснять. Собрались и уехали.
Председатель: Слово имеет защитник Жданов.
Жданов: Скажите, вы когда уехали из Питера?
Кашин: 30 или 31 октября, через два или три дня после восстания.
Жданов: А в других эсеровских кругах вы не слыхали живого возмущения по
поводу поступка Гоца?
Кашин: Не слыхал, потому что все считали, что Гоц не подписывал.
Жданов: А было ли сомнение в том, что и после этого заявления, Гоц был дей-
ствительным руководителем этого восстания?
Кашин: То, что Гоц был политическим руководителем, то, что он принимал
участие — это было известно и даже на съезде партийном было известно.
Председатель: Что было на партийном съезде известно?
45fi
Кашин: Известно то, что Гоц являлся одним из участников Комитета спасения
родины и революции.
Председатель: Трибунал очень интересует, был ли Гоц руководителем возник-
шего восстания?
Кашин: Нет, он, конечно, не был. Руководителем был Полковников и полков-
ник Краковецкий.
Председатель: Гоца не было?
Кашин: Конечно, не было.
Жданов: Скажите, Кашин, что вы письмо Гоца о том, что он себя признает от-
ветственным за это движение, читали или нет?
Кашин: Я письмо не читал, но слышал об этом. Я был в это время в Киеве, слы-
хал, что Гоц написал такое письмо.
Жданов: Так что в широкие круги проникло. Все партийные круги это
знали?
Кашин: Все партийные люди это знали. Насколько я помню, это было напеча-
тано в «Деле народа».
Жданов: Я не имею больше вопросов.
Председатель: Государственный обвинитель Крыленко.
Крыленко: Вот какой вопрос. Содержание фактов, изложенных в этом доку-
менте, если его цитировать с самого начала и до последней строки — «занята те-
лефонная станция», «занят Михайловский манеж», «заняты военные училища»,
«стягиваются войска для окружения Смольного» — это действительно соответ-
ствовало или нет, в ночь, когда эти события совершались?
Кашин: Телефонная станция была занята. Михайловский манеж был взят. Там
были взяты броневики. Инженерное училище было взято, в него переехал штаб,
потому что все инженерные училища были самой сплоченной частью, другие юн-
керские училища не были заняты, они были все обезоружены раньше. Владимир-
ское училище было обезоружено раньше, чем оно выступило.
Крыленко: Там были бои?
Кашин: Да.
Крыленко: Бои развивались в течение дня, после занятия телефонной стан-
ции, а в момент начала, до дневных боев, училища эти находились в вашем рас-
поряжении?
Кашин: Связь у нас была с ними, но были ли они там, мы не были уверены, по-
тому что они находились просто в казармах и не выступали.
Крыленко: Они не выступали совсем?
Кашин: Да. Их обезоружили еще до их выступления. Они находились в своем
помещении.
Крыленко: Так что приказ об их выступлении вами не отправлялся?
Кашин: Я точно не знаю, потому что не ведал рассылкой приказов.
Крыленко: Значит, в этой части верно излагается?
Кашин: В части, касающейся инженерного замка, взятия Михайловского ма-
нежа и инженерного училища — верно, об остальном не знаю.
Крыленко: Верно то, что вы сказали раньше, что тут преувеличенно излагают-
ся успехи?
Кашин: Да, успехи преувеличены.
Крыленко: Из того, что мы по фразам и по частям разобрали, укажите хоть
одну неверную?
Кашин: Никакие казачьи части не выступали.

Председатель: Давайте тогда следить по очереди, что верно и что неверно.
Освобождены юнкерское училище и казачьи части. Это верно?
Кашин: Не знаю. Не знаю такого факта освобождения. Они не были в плену,
чтобы их освобождать.
Председатель: Значит, они были свободны?
Кашин: Конечно, кроме Павловского училища, у которого оружие было взято.
Председатель: «Занят Михайловский дворец».
Кашин: Это верно.
Председатель: «Захвачены броневики и оружейные автомобили».
Кашин: Это верно. Нами было взято 5 броневиков.
Председатель: «Занята телефонная станция».
Кашин: Это верно.
Председатель: «И стягиваются силы для занятия...» и проч. Это верно?
Кашин: Нет, таких сил не было.
Председатель: А юнкерские училища?
Кашин: Они не освобождались даже?
Председатель: «Всем воинским частям, опомнившимся от удара большевист-
ской авантюры и желавших послужить свободе и революции приказывается не-
медленно стягиваться в Николаевское инженерное училище».
Кашин: Это верно.
Председатель: Больше никаких утверждений настоящий приказ не содержит,
кроме призыва.
Крыленко: Значит, изложенное здесь по своему содержанию вызвало в вас
какие-нибудь возмущения?
Кашин: Нет, мне казалось, что кто-то просто поспешил раньше времени.
Крыленко: Когда вы сказали, что Гоц не был техническим руководителем,
а руководили Полковников и Краковецкий, значило ли это, что он вообще не был
руководителем?
Кашин: Как член Комитета спасения родины и революции он знал вообще, что
готовится. Я лично с Гоцем беседы не имел, за исключением одной только беседы,
а именно. Здесь нужно рассказать, как было дело. Вы почему-то считаете, что этот
факт выясненный, факт юнкерского восстания?
Председатель: Нет.
Кашин: Если нет, я расскажу, как я представляю картину. В ночь на 29 октября
я пришел в Военную комиссию, застал, кажется Утгофа, он передал мне записку
от Краковецкого, чтобы я явился в училище Правоведения на Фонтанку, где был
крестьянский съезд. Я отправился. Нашел в одной комнате полковника Полков-
никова, там находился и Броун. Разговор шел о выступлении. Иногда в эту ком-
нату заходил и Гоц, шел технический разговор: есть ли какие-нибудь технические
части, куда кому идти, держали ли связь и т. д. Когда Гоц заходил, он несколько раз
спрашивал: на кого вы рассчитываете? Выяснилось несколько раз, что они козы-
ряли все время юнкерами, особенно Краковецкий, так как связи были у Краковец-
кого с казаками. В то же время юнкера, присутствовавшие тут, говорили, что они
без пехоты не могут выступать, несколько раз подчеркивали, что без пехоты они
не пойдут, так как получится скандал, что пехота раздавит их, так как это юнкер-
ское восстание. Гоц говорил несколько раз, где же ваши связи; они говорили есть
и многие другие, что они ездили в полки и у них были связи, насколько помню, от
Семеновского, Преображенского и егерского полков, которые обещали восстать.
Считалось, что они выступят. Гоц считал недостаточным, он говорил, что если бу-
45R
дут только юнкера, то нельзя ни в коем случае ничего предпринимать. Потом он
куда-то ушел. Во время этого заходит какой-то капитан. Это было все, конечно,
сумбурно, это ясно всем, кто пережил революцию. Итак, я не помню его фамилию,
из бронзового отряда и говорит: началось, большевики обезоруживают броневой
отряд, началось выступление, он на броневике ворвался. Это произвело очень
сильное впечатление на кучку военных, все офицеры вскочили: как, уже нача-
лось? Да, уже бой идет. Тогда, кажется, Краковецкий, я точно помню, Краковец-
кий, не полковник, а именно Краковецкий говорит: раз началось, так надо начи-
нать. В этот момент ни Гоца, ни Авксентьева не было. Были Броун, Полковников,
Краковецкий и я, и, кажется, Синани. Сели на автомобиль и отправились в ин-
женерное училище, и я был назначен комендантом инженерного училища. По-
сле этого туда никого не впускали не выпускали. В момент, когда Краковецкий
сказал, что если началось, то нужно начинать, были вызваны связи от юнкеров
и были отданы полковником Полковниковым приказания, не помню точно, на-
писанные или на словах, категорические приказания.
Председатель: А Синани был с вами?
Кашин: Был, да. Я еще помню следующее: когда гардемарины, представитель
школы гардемаринов, которая стояла за городом, сказал, что неужели только свя-
зи от юнкеров, ему заявили, что есть связи от Семеновцев и Преображенцев. Он
был как будто бы сконфужен, что это только юнкерское восстание, но получил
категорическое приказание полковника Полковникова, который был командую-
щим округа, сделал под козырек и ушел. Мы уехали, я отправился в Инженер-
ное училище. Затем началась отправка в Михайловский манеж и так далее. Меня,
между прочим, удивило, почему назначен был Полковников, а не Краковецкий,
к которому мы питали большое доверие. Когда началось восстание, я спросил
Гоца, почему назначен Полковников, а не Краковецкий. Гоц ответил, что Полков-
ников является командующим войсками Петроградского военного округа, он не
был сменен и поэтому его приказания будут для войск как бы обязательны, вот
вся цена, а Краковецкий в ночь на 25-е был назначен командующим Петроград-
ским военным округом еще Керенским, и их приказания будут официально вы-
полняться.
Председатель: Скажите, вы сказали, что вызвало недовольство и даже смуще-
ние гардемаринской школы, что только юнкера выступают, почему это вызвало
недовольство и смущение?
Кашин: Потому что они считали, что это не будет успешно.
Председатель: Почему?
Кашин: Потому что сейчас же вызовет разговоры, что это чисто юнкерское вос-
стание, белогвардейское.
Председатель: Чем же юнкера хуже солдат в вашем представлении?
Кашин: В моем представлении они все-таки представители привилегирован-
ного класса в большинстве.
Председатель: Привилегированного класса? Так что по отношению к социаль-
ному составу юнкерских училищ вы можете сказать, что большинство было при-
вилегированных?
Кашин: Нет, не могу сказать, потому что я сам кончал в это время воинское
училище и знал, что в это время было много принято людей, которые раньше были
исключены как неблагонадежные, была масса евреев, которые раньше не прини-
мались, но все-таки отношение к юнкерам было предубежденное, как к будущим
офицерам.
459
Председатель: У вас явное противоречие: вы только что сказали, что юнкер-
ское восстание должно рассматриваться как белогвардейское, это потому что юн-
кера были лицами привилегированного сословия?
Кашин: Да, с точки зрения солдат, я говорил не о моем взгляде, а о взгляде
солдат.
Председатель: А, по вашему мнению, не так?
Кашин: По моему мнению, тогда почти половина юнкеров была большей ча-
стью из благонадежного, с точки зрения белогвардейской, элемента.
Председатель: Больше половины или меньше половины? Около половины?
Кашин: Точно я не знаю, может быть, и половина, я не отсеивал их ситом.
Председатель: Эта половина благонадежных — в нее входила большей частью
еврейская молодежь. Так вот эта еврейская молодежь была крестьянская и рабо-
чая или привилегированная, мелко буржуазная?
Кашин: Я привожу в пример тех, которые при самодержавии не допускались
в военные училища.
Председатель: Но какой это был элемент, рабочий, крестьянский или интел-
лигентный?
Кашин: Интеллигенция, разумеется.
Председатель: Вопрос для меня ясен.
Крыленко: Значит, вы утверждаете, что само по себе содержание документа
могло в вас вызвать удивление только по вопросу его преждевременности.
Кашин: Да, да.
Крыленко: А по содержанию его, независимо от вопроса преждевременности
или не преждевременности, а смысле политической линии, политической харак-
теристики, он не вызывал у вас впечатления неправильности?
Кашин: Он вызывал у меня смущение, почему подписали Авксентьев и Гоц.
Мне казалось, что этот приказ о стягивании мог исходить только от Краковец-
кого.
Крыленко: Вы рассматривали политически или технически?
Кашин: Только технически.
Крыленко: И политически вы его не рассматривали?
Кашин: Нет.
Крыленко: И теперь вы его не рассматриваете?
Кашин: Теперь что же мне рассматривать.
Крыленко: Но для истории вы должны рассматривать этот документ — с точки
зрения технической и политической.
Кашин: Это, по-моему, даже не документ, раз Гоц заявляет, что он его не под-
писывал.
Крыленко: Он от этого не перестает быть документом. Вы утверждаете, что
в беседах с Краковецким в вас вызвал недоумение факт появления опроверже-
ния?
Кашин: Да, я удивился, почему подписали такую бумажку, а когда прочитал
опровержение, пришел совсем в недоумение — кто же мог выпустить этот доку-
мент.
Крыленко: Кто мог выпустить первый документ или почему появилось опро-
вержение?
Кашин: Да, недоумевал, кто мог напечатать эту штуку.
Крыленко: А недоумение по поводу целесообразности или нецелесообразно-
сти появления второго документа у вас не было?
460
Кашин: Я не сомневался в том, что раз напечатано, что они не подписывали,
значит не подписывали.
Крыленко: Необходимость этого опровержения считали правильным?
Кашин: Раз не подписывали, то они вполне правильно напечатали опроверже-
ние. Раз я не подписывал и напечатал, что не подписывал, я вполне прав напеча-
тать это опровержение.
Крыленко: Такого рода и было содержание этого документа?
Кашин: Да, насколько я помню, такого рода содержание показало, что такой-то
документ является вымыслом.
Крыленко: Я буду просить трибунал вызвать для очной ставки Краковецкого,
если он здесь.
Председатель: Это потом, после перерыва. Слово имеет государственный об-
винитель товарищ Луначарский.
Луначарский: Тут сказано, свидетель Кашин, что его удивило, что Авксентьев
и Гоц могли подписать техническое распоряжение. Известно ли свидетелю Каши-
ну, что все приказы о выступлении юнкеров было подписаны именно Авксентье-
вым?
Кашин: Нет, не известно, ни одного приказа не видел.
Луначарский: Так что, Краковецкий не говорил Кашину, что все приказы он,
Краковецкий, предъявлял Авксентьеву и все приказы подписывал Авксентьев?
Кашин: Я знаю, что Краковецкий вообще не подписывал, он избегал подписы-
вать, подписывал Полковников.
Луначарский: Я спрашиваю не о том, подписывал ли Краковецкий или Пол-
ковников, а спрашиваю о том, известно ли свидетелю, что технические приказы
подписывал Авксентьев?
Кашин: Нет.
Луначарский: Я констатирую, что Авксентьев подписывал все технические
приказы, но это не известно свидетелю. Это установлено полностью.
Гоц: Разрешите сказать, что я утверждаю, что я подписывал, а не Авксентьев,
так, что это не считается установленным.
Председатель: Будьте добры, прекратить пререкания.
Луначарский: Скажите, свидетель Кашин, в вашем распоряжении имелись
только юнкерские части да и те, по существу, сводились только к заключавшимся
в замке, так как остальные были обезоружены до выступления. Между тем как
мы установили на основании показаний подсудимого Гоца, что некоторому отря-
ду, состоящему не из юнкеров, под командой Грекова, было дано прямое поруче-
ние занять Смольный. Известно об этом что-нибудь Кашину?
Кашин: Отряд был.
Луначарский: Отряд Грекова, не юнкерского состава, которому подсудимым
Гоцем было непосредственно предписано занять Смольный. Это известно вам?
Кашин: Да, один из отрядов был как раз отряд Грекова.
Луначарский: Из кого он состоял?
Кашин: Из частей команды по охране Советов, которые ушли с Грековым и от-
части из инвалидов.
Луначарский: Таким образом факт, который указан в этом документе относи-
тельно того, что имеются в распоряжении войска для занятия Смольного, также
вам известен, известно, что факт этот справедлив, и что подобное распоряжение
было дано?
Кашин: Не Гоцем.
461
Луначарский: А кем же?
Кашин: Тем же распорядителем ролей во время восстания Полковниковым.
Крыленко: Я попрошу трибунал формально разъяснить подсудимым о том,
что когда здесь установлено было товарищем Луначарским относительно факта
подписи Гоцем и Авксентьевым приказа о выступлении, когда этот факт свиде-
тельскими показаниями не оспорен, признан установленным, то он имеет значе-
ние судебного факта и на это гражданин Гоц подал реплику, что он утверждает, что
только он подписывал, а об Авксентьеве ничего не говорил. Когда мною была по-
дана реплика, что это установлено свидетельскими показаниями, гражданин Гоц
сказал, что показания обвиняемых больше значат.
Гоц: Да, в данном случае.
Крыленко: Я прошу разъяснить, что показания обвиняемых не только не зна-
чат больше, а абсолютно в этом отношении не имеют значения судебного доказа-
тельства постольку, поскольку они сравниваются с свидетельскими объективны-
ми показаниями.
Председатель: Это ясно. Слово для вопроса имеет защитник Шубин.
Шубин: Для того чтобы покончить с этим документом, скажите, вы просто
считали, что незачем было его печатать, распубликовывать о взятии училища, что
рано еще было распубликовывать?
Кашин: Нет, почему вы решили, что я так думаю, как вы говорите.
Шубин: Вы говорите, что преждевременно было печатать это.
Кашин: Меня просто удивило появление этого документа, я был все время
около штаба.
Шубин: А кем приказ печатался об этом юнкерском восстании?
Кашин: В училище правоведения он не печатался, там не было машинок, и во-
обще ничего не было.
Шубин: Это был первый, единственный напечатанный документ по этому по-
воду?
Кашин: Я не знаю, был ли этот документ напечатан, я не знал о существовании
этого документа и узнал только из газет.
Шубин: Значит, в газете это был единственный документ. Теперь скажите сле-
дующее: вы несколько раз говорили, что гражданин Гоц участвовал в юнкерском
восстании как член Комитета спасения?
Кашин: Он не участвовал непосредственно. Я его видел в училище правоведе-
ния, как член Комитета защиты родины и революции, потому что там помещался
этот Комитет.
Шубин: Скажите, а Центральный комитет партии эсеров разве не принимал
участия в юнкерском восстании?
Кашин: Не принимал.
Шубин: Он не руководил политически этим восстанием?
Кашин: Нет.
Шубин: Об этом не было сделано доклада на партийном съезде, о котором вы
слышали?
Кашин: Нет, не было.
Шубин: Вы читали статью гражданина Гоца, где он сообщил о том, что он имел
отношение к этому восстанию, а там говорится, что Центральный комитет партии
имел отношение к этому?
Кашин: Я уже сказал, что не читал, а слыхал в Киеве, что Гоц написал письмо,
в котором он удостоверяет свое идейное руководство этим восстанием.
462
Шубин: Скажите, вы не слышали, что Центральный комитет установил свое
руководство этим восстанием?
Кашин: Не слышал.
Шубин: Так что вы утверждаете, что, когда вы участвовали в восстании, вы
не знали, что Центральный комитет партии эсеров политически руководит этим
восстанием?
Кашин: Нет, конечно, не знал.
Шубин: Больше у меня нет вопросов.
Председатель: Слово защитнику Членову.
Членов: Меня интересует маленький вопрос, связанный с этим восстанием.
Скажите, пожалуйста, свидетель, я, может быть, прослушал, вы прочли опровер-
жение Гоца в «Деле народа»?
Кашин: Да.
Членов: Теперь, будьте добры, ответить на другой вопрос: вы не помните, Кра-
ковецкий скоро поле восстания уехал из Петрограда в Киев?
Кашин: Через два или три дня.
Членов: Больше у меня вопросов нет. Теперь я обращаюсь к трибуналу и про-
шу констатировать следующий факт: прежде всего, опровержение в «Деле наро-
да», если мне не изменяет память, напечатано 5 ноября, то есть уже после отъез-
да Краковецкого. Краковецкий вчера показывал, что он этого опровержения не
читал и узнал о нем в Киеве. Сегодня перед нами свидетель, которого вы сейчас
допрашиваете, показывал, что беседовал с Краковецким в Петрограде об этом
опровержении. Прошу это сопоставить. Затем вчера Гоц сказал, что он руководил
восстанием, а сегодня подтвердил, что подписал приказ, а гражданин Кашин гово-
рит, что Гоц не имел отношения к этому.
Председатель: Я констатирую, что гражданин Кашин заявил точно, что Гоц
в руководстве юнкерским восстанием участия не принимал.
Тагер: Он сказал: Полковников и Краковецкий.
Членов: Теперь у меня вопрос персонального характера. Дело в том, что допро-
су этого свидетеля предшествовало заявление общественного обвинителя, смысл
которого сводится к тому, что этот свидетель не то свидетель, не то обвиняемый.
Дело в том, что обвиняемый за ложные показания не отвечает, а свидетель за лож-
ные показания отвечает. Я хотел бы, чтобы трибунал окончательно вынес поста-
новление, слышали ли мы здесь свидетеля, который отвечает по процессуальному
положению за ложные показания, или слышали обвиняемого, дело о котором вы-
делено и которому принадлежит право не говорить трибуналу правды, ибо обви-
няемые имеют право говорить неправду безнаказанно.
Председатель: Заключение государственного обвинителю по этому вопросу.
Крыленко: Я должен заявить, что я не первый раз ставил перед трибуналом
вопрос о допустимости, с точки зрения процессуального допроса в качестве сви-
детелей лиц, подлежащих привлечению по данному делу в качестве обвиняемых,
и указывал, что свидетель, если он будет допущен давать свои показания, пред-
варяет судебное следствие по процессу, по которому он будет принужден фигу-
рировать в качестве обвиняемого. Вот почему, поскольку трибунал вызвал граж-
данина Кашина в качестве свидетеля, постольку я считал себя обязанным сделать
заявление перед его допросом, чтобы его предварить, что ему принадлежит право
свидетеля не отвечать на то, что его уличает, но и его право отказываться от дачи
показаний в тех случаях, в каких свидетель этого права не имеет. Это было по
просьбе защитника Тагера занесено в протокол. С этого момента целиком и пол-
463
ностью завесило от свободного решения гражданина Кашина, угодно было ему от-
вечать или неугодно, и постольку он отвечал здесь, он принимал и был предварен
о том, что он отвечает здесь в качестве человека, слова которого могут быть при-
няты и оценены судом как свидетельские показания, и посему в этой плоскости он
целиком и полностью несет уголовную ответственность за содержание своих по-
казаний, независимо от того, содержится или не содержится в его показаниях то
что может иметь значение для его процесса, где он будет фигурировать в качестве
обвиняемого. Мое обращение сводится к следующему: независимо от того, что эта
выписка из протокола будет приобщена к производству по делу гражданина Ка-
шина, для привлечения его в качестве обвиняемого по данному делу и по другому
процессу, чтобы эта выписка из этого протокола с определением трибунала была
бы направлена в Народный суд на предмет привлечения гражданина Кашина на
дачу показаний пред судом, не соответствующих истине.
Муравьев: Разрешите мне сделать заявление по этому же поводу.
Председатель: Пожалуйста.
Муравьев: Разрешите нам сказать свое скромное мнение, по поводу того, что
здесь происходит. Из заключения обвинителя мы узнали, что предполагается
какой-то момент, когда этот свидетель будет привлечен в качестве обвиняемого.
Тем самым обвинитель установил, что такого момента еще нет, то есть нет момен-
та привлечения в качестве обвиняемого данного свидетеля. Если этого нет, то мы
имеем здесь дело только со свидетелем. Если этого нет, то нет вопроса о том, име-
ем ли мы здесь пред собой свидетеля или обвиняемого. Вопрос сам собой пада-
ет. Это первое. Во-вторых, разрешите мне для руководства всех нас, защитников,
спросить: гражданин председатель, вы изволили формулировать так, что защита
другой группы обвиняемых внесла вопрос по поводу ценности показания этого
свидетеля. По этому поводу вы дали слово обвинителю и предоставили слово
и мне. Позвольте мне, ввиду того, что и наш процесс совершенно не знает в стадии
судебного следствия и ни в каком другом, о запросе со стороны какой бы то ни
было части защиты обращенного к трибуналу по поводу ценности показания того
или другого свидетеля и ввиду того, что ценность и оценка показаний свидетеля
должна быть дана и может быть дана только в речах сторон, и потом будет пред-
метом обсуждения вашего в совещательной комнате, разрешите мне заявить вам,
что по мнению нашей группы защиты, этот запрос, сделанный свидетелю, дол-
жен быть просто отклонен и из дела исключен, и мы должны перейти к дальней-
шей стадии процесса, может быть, даже к продлению допроса того же самого сви-
детеля.
Председатель: Слово имеет защитник Членов.
Членов: Товарищ председательствующий, разрешите выяснить недоразуме-
ние, которое я невольно породил. Я, очевидно, формулировал свое обращение к
трибуналу настолько неудачно, что несколько ввел защитника Муравьева в за-
блуждение, о чем я очень сожалею. Я знаю, что нельзя обращаться к трибуналу
с вопросом о ценности показаний; на это, конечно, ответит приговор, который
и оценит все показания. Для меня было не ясно, что представляет собой свиде-
тель, как процессуальная фигура или допрашиваемого обвиняемого по делу, ко-
торое выделено. Вот я о чем спрашиваю, потому что для меня это очень важно
в смысле оценки достоверности показания. Если гражданин Муравьев говорит,
что это само собой разумеется, то, конечно, если бы и для меня и для него было
«само собой разумеется», то я бы и не спрашивал по этому поводу, но так как об-
винитель ввел меня в некоторое сомнение, то я бы просил трибунал установить,
464
допрашиваем ли мы свидетеля. В общем, мое заявление вовсе не клонилось к то-
му выводу, который делал обвиняемый, что нужно привлечь за лжесвидетельство.
Я считаю, что человек, который привлекается в качестве обвиняемого, хотя бы
дело о нет уже выделено, имеет право говорить неправду и из этого сделал вывод,
что привлекать его не следует.
Крыленко: Может быть, тогда будет лучше поставить вопрос, чтобы сразу дала
свои объяснения защита.
Шубин: Я считаю своим долгом указать, что здесь недоразумение, которое
трибунал может установить немедленно, а именно, что опубликованные письма,
которые читал свидетель Кашин, появились в печати раньше, чем он уехал в Пе-
тербург. Поэтому весь вопрос о ложном или неложном показании отпадает.
Тагер: Я не буду останавливать на вопросе о том, имеет ли кто либо из здесь
находящихся право говорить неправду; другой вопрос меня интересует: если об-
винителем сейчас возбуждается вопрос о ложности или не ложности показания,
то тогда, прежде всего, нужно же и в публичных интересах и в интересах сторон
ссылаться на показания, твердо с помощью суда установить текст показаний, ко-
торые в нашем распоряжении по этому процессу имеются. Средства больше, чем
достаточно, ибо ведется не только протокол, ведется стенографическая запись.
Я, например, утверждаю — и решение этого спора может быть сделано только од-
ним способом — я утверждаю, что то, как цитировал показание С. Б. Членов, ибо
текст показания свидетеля Кашина относительно руководства восстания был та-
кой: на вопрос, кто руководил восстанием, ответ был такой: «не Гоц, а Полковни-
ков и Краковецкий». Спор есть, судя по вашему жесту и между вашем понимание
и моим.
Председатель: Я помню очень хорошо, потом я сверю по стенограмме и ваши
и его слова.
Тагер: Я подал реплику, о каком руководстве идет речь, о военном или полити-
ческом. Затем, по второму вопросу. Когда был разговор с Краковецким. Насколь-
ко я помню показание Кашина, он говорил: «По дороге из Петербурга в Киев гово-
рил с Краковецким». Это то, что моя память сохранила. Мое ходатайство состоит
в следующем. Не откажите сделать распоряжение немедленно же представить
стенограмму показаний Кашина. Очевидно, будет перерыв и после перерыва не
откажите пробежать ее, и публично сообщить нам. Тогда мы будем иметь матери-
ал о том, что, собственно говоря, произошло. Это первый вопрос. Второй вопрос —
относительно ложности или не ложности — можно установить в соответствии
с принятым уже и не подлежащим оспариванию фактам. Я позволю себе утверж-
дать, ссылаясь на ваше разъяснение, гражданин, председатель, сделанное одному
из защитников, что устанавливаются факты трибуналом. Трибунал устанавливает
факты свои приговором. Пока идет судебное следствие и проверка тех или иных
обстоятельств, нет установленных фактов. Это вы нам разъяснили.
Председатель: Совершенно верно. Слово имеет государственный обвинитель.
Крыленко: Прежде всего по вопросу, возбужденному защитником Муравье-
вым. Этот вопрос касается момента относительно роли свидетеля Кашина. Я дол-
жен указать, что в деле имеется постановление распорядительного заседания о вы-
делении дела гр. Кашина; следовательно, об обвиняемом Кашине имеется дело не
предмет его розыска и соответствующих определенных следственных действий
со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отсюда ясно, что не может быть
постановлено вопроса, что здесь вовсе не стоит вопрос о том, в каком положении
фигурирует здесь гр. Кашин. Теперь по существу. Я считаю, что единственным
465
в данном случае правильным, является решение, которое было мной предложено,
а именно, я имел в виду, что трибунал при вынесении приговора, учтя все, уста-
новив приговором определенные факты, признав, что данное свидетельское по-
казание не может быть признанным отвечающим истине, что в этом отношении
имеются элементы для изменения ввиду сознательного и заведомого лжесвиде-
тельства, искажения перед судом истины, вынесет решение в момент вынесения
приговора в качестве особого частного определения. Мое предложение сводится
к следующему. Я лично усматриваю, что показания, которые здесь даны, находят-
ся в кричащем противоречии с тем, что было установлено судебным следствием
до сих пор и, с моей точки зрения, подлежит ходатайствовать перед Верховным
трибуналом о постановке своевременно этого вопроса и соответствующих из него
выводов, которые должны быть сделаны Верховным трибуналом.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Я хочу констатировать те факты, начало которых я просил запро-
токолировать, т. е. первое напутственное слово свидетелю Кашину, которым со-
проводил его гр. Крыленко. Не буду разбираться в статьях советских законов, но
утверждаю, что данное утверждение было фактом прямой терроризацией сви-
детеля. Я констатирую другое, что данная терроризация продолжалась и дальше.
Я не знаю, может быть, советское законодательство и позволяет такого рода фак-
ты, но думаю, что элементарное судебное установление и нормы судопроизвод-
ства должны были гласить, что прежде, чем свидетеля ставить на это место, нуж-
но было выяснить ту процессуальную физиономию его, о которой так заботится
гр. Членов. В его же присутствии вести разговоры, которые ведутся сейчас, это
значит свести на нет данного свидетеля. Не скрою от вас, что это первый свиде-
тель защиты и я должен извиниться перед ним, своим старым товарищем по ка-
торге, что вполне сознательно поставил его в это неловкое положение. Я не скрою
от вас, что мы хотели испытать, как в данной зале будут встречаться свидетели,
вызываемые защитой, мы это имеем и этим довольны, мы не должны были полу-
чить от свидетеля каких-либо важных фактических показаний, и вам скажу, что на
эту удочку, на этот крючок, вы, данный высокий суд, изволили попасться.
Председатель: Я прежде всего заявляю, что в случае повторения подобных
выходок со стороны обвиняемых, клонящихся к оскорблению суда Верховно-
го трибунала, Верховный революционный трибунал должен будет принять со-
ответствующие меры. Во-вторых, в отношении свидетелей, всех без различия,
свидетелей защиты и свидетелей обвинения, здесь ведется одинаковый допрос,
клонящийся к установлению истины, и, наконец, третье, трибунал констатирует,
что в данном случае, еще до вызова гр. Кашина был разговор относительно юри-
дической природы настоящего свидетеля, и по сему случаю террористические
действия по отношению каждого свидетеля, как и к этому свидетелю, со стороны
трибунала были, ибо каждого свидетеля я предупреждал, что за ложные показа-
ния он отвечает самым строжайшим образом по законам Советской Республики,
перед судом. То же самое было сказано и этому свидетелю. В отношении же этого
свидетеля еще и потому, что в обвинительном акте эта фамилия фигурирует, и в
заключительной части сказано, что дело о Кашине выделено, как о находящемся
в Дальневосточной Республике. Обязанность трибунала была предупредить Ка-
шина, что всякое его показание может в дальнейшем, в зависимости от примене-
ния или неприменения акта амнистии ВЦИК, повлечь соответствующие послед-
ствия. Это — дело защиты, и дело обвиняемых было вызывать такого свидетеля,
как им доподлинно известно из обвинительного акта, который имеется у них на
466
руках, дело о котором не прекращено. Засим объявляется перерыв, и трибунал
удаляется для совещания. {Шум. Кашин, Тимофеев просят слово. Суд удаляется
на совещание.)
(Заседание прерывается в ... час.... мин.
Возобновляется в ... час.... мин.)1
Председатель: Заседание возобновляется. Трибунал констатирует, что сторо-
ны внесли совершенно излишнюю горячность в такой, по существу, простой во-
прос. Вопрос о лжесвидетельстве Кашина, буде таковое имело дело, в настоящий
момент судебным следствием разбираться не может и будет разбираться трибу-
налом в свое время при вынесении прговора. Что касается показаний свидетеля
Кашина, то согласно предшествующему разъяснению председателя трибунала
свидетель Кашин имел право либо показывать, либо не показывать, а в дальней-
шем все его показания имеют такую же силу, как и всех остальных свидетелей. Вы,
свидетель Кашин, просили у меня перед уходом слова.
Членов: Я прошу слова на пол минуты, потому что я допустил ошибку.
Председатель: Сначала просил слова Кашин.
Кашин: Я считаю, что после вполне корректного разъяснения т. Крыленко
с двукратным предупреждением, что я могу и не отвечать, если это касается не
только меня, но и других моих сопроцессников, я вполне обдумывал мои пока-
зания и считал себя свидетелем. Но считаю, что защитник не имел права сказать
мне, что я имел право не говорить правду как подсудимый. Я, во-первых, прошу
удостоверить о том, что то, что касается факта письма Гоца, то оно действительно
было 30 октября, до момента отъезда моего в Киев, а 5-го числа письмо, где он
признавал свои действия, как руководителя восстания, так что это было заранее
опорочивание моих показаний, но только странно, что не со стороны обвинения,
а со стороны защиты.
Членов: Я как раз хотел сделать свое заявление трибуналу, что я в своем пре-
дыдущем заявлении допустил к великому сожалению фактическую неточность,
ибо письма Гоца и Авксентьева с опровержением своих подписей на приказе поя-
вились 31-го, а не 5 ноября, и я в этом смысле прошу извинения и перед трибуна-
лом, и, в этом пункте, перед Кашиным.
Председатель: Я очень прошу стороны в дальнейшем делать свои заявления
без горячности, а внимательно взвесив все обстоятельства дела.
Крыленко: Я прошу только просить гр. Кашина развить более детально то, что
он сейчас заявил и, мне показалось, смешавши с другими заявлениями относи-
тельно предварения и относительно его прав, и что в опровержение заявления,
сделанного Тимофеевым, ни о каком терроризировании его речи здесь в этом от-
ношении быть не могло, и, что он, Кашин, это здесь устанавливает.
Председатель: Для этого заявления Кашина не нужно. Трибунал констати-
рует, что предварение государственного обвинителя и трибунала сводилось не
к терроризированию свидетеля, а, наоборот, ко всяческому ограждению прав
гр. Кашина, выступающего здесь перед судом Верховного революционного три-
бунала в качестве свидетеля и, в то же самое время, фигурирующего в обвини-
тельном акте в качестве обвиняемого, дело о котором выделено, только ввиду
отсутствия Кашина, находившегося в то время в ДБР. На этом мы инцидент, не
1 Так в тексте.
467
стоящий даже нашего внимания, считаем ликвидированным. Дальше, для допроса
Кашина слово имеет защитник Оцеп.
Оцеп: Скажите, свидетель Кашин, в связи с воззванием, которое было подпи-
сано Гоцем, Авксентьевым и другими, когда вы узнали, что и Гоц, и Авксентьев
отказались, меня интересует ваше отношение к подписи Броуна. Как вы считали,
имел ли он право за свой страх и риск, неся определенные функции, такое воззва-
ние составить, или здесь сделано было нечто без права его на это?
Кашин: Должен сказать, что до прочтения в газете и до встречи с Броуном
в свидетельской комнате, я не знал, что Броун подписал его, даже не знал, откуда
приказ появился.
Оцеп: Разве подписи Броуна не было?
Кашин: Была.
Оцеп: Значит, если последовал отказ от Гоца и Авксентьева, а от Броуна не по-
следовало, значит, этот вопрос обсуждался?
Кашин: Нет, не обсуждался. Я думал, что сразу уехал из Петрограда, а, может
быть, был убит во время восстания.
Оцеп: Вы считали, что может это воззвание не подписал и Броун?
Кашин: Я даже не знал, подписал ли Броун и другие.
Оцеп: Вы показывали относительно причастности или распоряжения и ука-
зания Гоца в отношении юнкерского восстания. Фразу вы изволили так произне-
сти — если будет только юнкерское восстание, то Гоц заявил — не начинайте.
Кашин: Да, да.
Оцеп: Значит, Гоца вы рассматривали тогда, как официального представителя
партии.
Кашин: Я рассматривал его как члена партии, и я, и Краковецкий, мы как
члены партии не могли не считаться с ним как с членом Центрального комитета
и просто, как с Гоцем, в любой обстановке, где бы он не говорил, мы должны были
считаться с ним. Я его мандат не спрашивал в этот момент.
Оцеп: Да, конечно. Для вас было ясно, что Гоц является официальным лицом.
Кашин: Мы считались с ним не только как с членом ЦК, но и как с Гоцем.
Оцеп: А он заявил, что, если восстание будет только юнкерское, тогда не на-
чинайте. На какие силы тогда предполагалось опереться?
Кашин: На эти три полка: Семеновский, Преображенский и Егерский.
Оцеп: Т. е., на солдатские элементы?
Кашин: И думали, что примкнут рабочие, инвалиды и целый ряд организаций?
Оцеп: Когда устами Гоца говорил ЦК или партия, что предполагалось, допу-
скалось восстание от имени солдатских масс, хотя в лице этих трех полков.
Кашин: Когда Гоц видел нашу связь, то он говорил, что нельзя начинать вос-
стание только с одними юнкерами, но потом явился этот почтенный капитан, фа-
милии я его не знаю. Тогда были даны определенные директивы не выступать, но
когда узнали, что разгружен броневой дивизион, то события были форсированы:
это произошло чисто стихийно.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель тов. Крыленко.
Крыленко: Я для того чтобы быть вполне последовательным и послушным ре-
шениям, которые уже вынесены трибуналом в отношении свидетеля Городского,
не счел себя в праве допрашивать по тем фактам, которые относились к октябрь-
скому по январский период, и если свидетель Кашин был вызван для установле-
ния двух фактов, то, в настоящий момент, в частности, по тем вопросам, которые
задал защитник Оцеп, выяснились факты за пределами тех, для которых вызван
468
свидетель Кашин. Вот почему я бы полагал, и просил, и считал бы необходимым
еще раз предварить защиту, чтобы в дальнейшем просить ее держаться вопросов,
согласно определению трибунала и не затягивать судебного свидетеля.
Оцеп: Я позволил себе задать вопросы, но факты были выдвинуты до меня.
Председатель: Свидетель показал целый ряд вещей тогда, когда было удобно
дать ответы на вопросы государственного обвинителя. Это не дает ни защите, ни
обвинению права задавать вопросы вне рамок тех двух вопросов, которые были
поставлены, а именно, о социальном составе юнкерских училищ и о приказе, о ко-
тором идет речь. Слово имеет защитник Жданов.
Жданов: Скажите, свидетель Кашин, по чьей телеграмме вы были вызваны из
Дальневосточной Республики сюда?
Кашин: По постановлению Советов министров.
Председатель: Это к делу абсолютно не относится. Свидетель Кашин допущен
трибуналом в качестве свидетеля по ходатайству защиты. Слово имеет обвиняе-
мый Тимофеев.
Тимофеев: Скажите, товарищ Кашин, вы сами были в юнкерском училище
в качестве юнкера?
Кашин: Был.
Тимофеев: Когда вы поступили в юнкерское училище и где?
Кашин: В Иркутске, в марте месяце в 1917 году, после амнистии.
Тимофеев: До этого где вы были?
Кашин: Я был ссыльно-поселенцем после каторги.
Тимофеев: Значит, состав юнкерских училищ тогдашнего времени вам извес-
тен?
Кашин: Да.
Тимофеев: В Иркутске было одно юнкерское училище. Вам известны нормы
закона, изданные Временным правительством относительно пополнения рядов
юнкерских училищ.
Председательствующий: Нормы и законы не требуют свидетельских показа-
ний. Это вещь общественная и для этого свидетелей не нужно. Нам необходимо
установить социальный состав не Иркутского юнкерского училища, а Петроград-
ского. А что касается законов, то мы можем процитировать любой закон, который
был тогда издан.
Тимофеев: Поскольку устанавливается социальный состав, постольку опре-
деляются нормы, которыми пользуются. Здесь уже говорилось о норме евреев в
царское время. Я и хотел спросить относительно нормы приема юнкеров в учи-
лища. В таком случае я буду говорить конкретнее. (Обращаясь к свидетелю.) Вам
известно постановление, по которому фронтовые комитеты и советы имели право
и посылали наиболее отличившихся выборных солдат с фронта в юнкерские учи-
лища?
Кашин: Известно.
Тимофеев: Было ли так действительно?
Кашин: Да, было. Количества я не знаю, но было так.
Тимофеев: Состав Петроградского юнкерского училища, поскольку вы с ним
ознакомились в период октября месяца, сильно разнился от Иркутского учи-
лища?
Кашин: Нет, я думаю, что Иркутское и Владимирское училища не сильно от-
личались. Павловское отличалось больше.
Тимофеев: Чем отличалось?
469
Кашин: Туда доступ был более трудный. Там был другой режим.
Председательствующий: А Николаевское инженерное училище?
Кашин: Там было больше лиц с техническим образованием, бывших штейгеров
и проч. Самое демократическое юнкерское училище — это школа прапорщиков.
Тимофеев: Теперь относительно военной работы нашей партии в Петрограде
после разгона Учредительного собрания. Прежде всего, когда вы в это время были
в Петрограде? Значит, во время Учредительного собрания вас не было?
Кашин: Нет, был.
Тимофеев: Когда вы уехали?
Кашин: В конце января, приблизительно. Потом опять приезжал в Петроград.
В Киеве я пробыл дня два-три.
Тимофеев: Вернувшись в Петроград, какую вы вели работу и сколько времени?
Кашин: Начиная с начала февраля, я вел эту работу. Точно я не могу сказать.
Прошло 4 года и я плохо помню цифры. Были промежутки, когда я ездил в Киев
к Краковецкому. В последнее время перед отъездом я все время возился с изда-
тельством. Никакого отношения к боевой деятельности я не имел.
Тимофеев: Другой партийной работы вы не знали?
Кашин: Нет, вел: ездил по полкам с целью постановки партийных ячеек, по-
тому что тогда было постановлено не только расширить, но и углубить работу,
создать партийный кадр работников, потому что у нас все выскальзывало из рук,
благодаря массовой обработке полков большевиками.
Тимофеев: Для какой цели эти ячейки заводились? С целью боевой, агита-
ционной, пропагандистской, для выработки партийных агитаторов, военных ин-
структоров или для других заданий?
Кашин: Во всяком случае, боевых целей не преследовала. Это я могу катего-
рически сказать. Этого никогда не было. Там была общепартийная работа по соз-
данию главным образом кадра работников. Там обрабатывали более или менее на
спех. Они почти все разъезжались.
Тимофеев: Вы уехали тогда из Питера?
Кашин: В первых числах марта.
Тимофеев: С кем вместе вы выехали?
Кашин: С Краковецким.
Тимофеев: Вы вместе с Краковецким были у меня перед отъездом?
Кашин: Не был.
Тимофеев: Я больше не имею вопросов.
Председатель: Обвиняемый Утгов.
Утгоф: Товарищ Кашин, вы сказали, что я был членом Военной комиссии. Вы
не помните, я был членом Военной комиссии до 4-го съезда или после него?
Председатель: Виноват, то, что было до 4-го или после 4-го съезда — это было
у нас все выяснено. Вы благоволите говорить до Учредительного собрания, и по
вопросу о составе юнкерских училищ и о приказе, а потом после Учредительного
собрания. Как раз со стороны обвиняемых я был в свое время предупрежден, что
вы хотите строго держаться хронологических рамок.
Утгоф: Это совершенно верно, но я не могу установить хронологических дан-
ных. Я задаю определенно вопрос, в какое время я был в Военной комиссии — до
4-го съезда?
Кашин: Да.
Утгоф: Я еще имел вопросы, но они относятся к предыдущему периоду, так что
я больше вопросов не имею.
470
Донской: Для сообщения данных хронологического характера. Первая по-
ловина февраля вообще не была в периоде, потому что 31 января был переведен
стиль, так что после 31 января наступило 14 февраля, и потому происходят такие
недоразумения в смысле хронологии. Я хотел это установить для точности.
Председатель: Тут получается путаница стиля, совершенно верно. Обвиняе-
мый Семенов.
Семенов: Скажите, свидетель Кашин, были ли вы членом Военной комиссии
и какой период?
Кашин: С момента кооптирования Военной комиссии, так и остался в ней.
Семенов: До какого времени?
Кашин: До момента отъезда.
Семенов: Вы были членом какой комиссии?
Председатель: Я еще раз прошу не задавать вопросов, касающихся периода до
Учредительного собрания.
Семенов: Я задаю вопрос, который к этому периоду относится, потому что Ка-
шин был в Петрограде и тем самым...
Председатель: Вот об этом и спрашивайте.
Семенов: После разгона Учредительного собрания вы были членом Военной
комиссии?
Кашин: Был.
Семенов: Какой Военной комиссии?
Кашин: При Центральном комитете, кооптирован был в нее.
Семенов: Кем вы были кооптированы?
Кашин: Комиссией, с согласия Центрального комитета.
Семенов: Вы не работали при Военной комиссии?
Кашин: Я был членом.
Семенов: Какое отношение вы имели к Петроградской комиссии?
Кашин: Я был членом Петроградской комиссии и был кооптирован Военной
комиссией при Центральном комитете.
Семенов: Скажите, вам известна Коноплева?
Кашин: Известна.
Семенов: Вы не помните, были ли когда-нибудь на собрании вместе с Коно-
плевой?
Кашин: Ни разу не был, потому что Коноплева работала в Петроградской ор-
ганизации.
Семенов: И в Военной комиссии не работала?
Кашин: Коноплева в Военной комиссии при мне не работала.
Семенов: Вам известно, что Коноплева была членом Военной комиссии в этот
период?
Кашин: Нет, при мне не было.
Семенов: Вам известен Леппер?
Кашин: Известен.
Семенов: Он кто был?
Кашин: Членом Петроградской Военной комиссии.
Семенов: В Военную комиссии при Центральном комитете он не входил?
Кашин: Нет, не входил.
Семенов: Вы, свидетель Кашин, не были на собрании у товарища Паевского
приблизительно в конце января?
Кашин: А где это было?
471
Семенов: На квартире товарища Паевского, на 4-й или 5-й Рождественской?
Кашин: Не помню.
Семенов: Там происходило распределение работ между членами Комиссии?
Кашин: Не помню, не могу точно сказать, потому что масса была разных со-
браний, и сказать, я на квартире Паевского на 4-й Солдатской был или не был, я,
конечно, не могу.
Семенов: А вы не помните, какую именно работу вы несли, кроме работы в из-
дательском отделе. Вы вели какую-нибудь работу?
Кашин: Партийную работу в военных частях.
Семенов: Кто вас посылал туда?
Кашин: Военная комиссия.
Семенов: Кто вас посылал персонально?
Кашин: В то время руководителем этой работы был Герштейн?
Семенов: А в Петроградском гарнизоне кто руководил?
Кашин: Вы.
Семенов: Так, следовательно, я и должен был направлять вас, а не Герштейн.
Кашин: Почему?
Семенов: Тем более, что Герштейн в конце декабря уехал в Киев.
Кашин: Но там были и другие товарищи.
Семенов: Но кто именно руководил?
Кашин: Я не помню точно, но Военная комиссия находилась в помещении
Центрального комитета.
Семенов: А вы, кроме работ Петроградской Военной комиссии, не брали на
себя руководство каким-нибудь отделом, в, частности, боевым?
Кашин: Нет, не брал, даже не слыхал о возникновении таких отделов.
Семенов: С каким образовательным цензом можно было поступать в школу
прапорщиков?
Кашин: Требовалось высшее начальное училище.
Семенов: Больше вопросов не имею.
Председатель: Еще у кого есть вопросы? Нет. Теперь свидетеля Кашина мож-
но отпустить. Гражданин государственный обвинитель хотел устроить очную
ставку.
Крыленко: Да, с свидетелем Краковецким.
Председатель: Свидетель Краковецкий есть в зале? Его нет.
Крыленко: Тогда эту очную ставку мы устроим завтра.
Председатель: У сторон имеются ли какие-нибудь формальные заявления, хо-
датайства и т. д. Прошу сейчас сделать для того, чтобы завтра начать прямо с су-
дебного следствия. У государственного обвинителя имеются?
Крыленко: Нет.
Председатель: У защиты — нет. У защиты — нет. У обвиняемых?
Гендельман: Я от имени группы обвиняемых хочу сделать следующее заявле-
ние об изменении в составе нашей защиты. На совещании, состоявшемся у нас,
с нашими защитниками, представителями 2-го Военного интернационала, после
подведения итога событий предшествующих дней процесса, и особенно, событий
вчерашнего дня, было установлено, что в процессе не соблюдены те гарантии, со-
блюдение которых, с точки зрения обоих интернационалов, одно могло сделать
целесообразным участие их представителей в интересах установления истины.
Председатель: Я неоднократно заявлял, что соглашение интернационалов не
является фактом, о котором может быть суждение Верховного трибунала. Я не-
472
однократно адресовал защиту по этому вопросу к единственному компетентному
органу, который может соответствующие разъяснения дать. Исполнительный ко-
митет 3-го Коммунистического интернационала, который может через Верховный
орган правительства Советской Республики дать соответствующие указания Вер-
ховному трибуналу. Верховный трибунал призван судить в данное время исклю-
чительно по конкретному определенному вопросу. По сему случаю обо всех этих
соглашениях, имевших место, или не имевших место, о чем трибуналу неизвестно,
толковать не имеет смысла. Прежде всего эти заявления мы отсылали по вполне
определенному адресу, поэтому я прошу больше этому вопросу на заседании Вер-
ховного трибунала никаким сторонам не говорить.
Гендельман: Слушаюсь, гражданин председательствующий, и, разумеется,
подчиняюсь. Я не пытаюсь ссылаться на это, я только привожу мотивы измене-
ния в составе наших защитников. Вот, принимая это во внимание, я также то, что
для нас участие в процессе представителей социалистических интернационалов
имело значение, как гарантия прав свободной защиты, и тем не менее имели ме-
сто систематические нарушения наших прав, выразившиеся в отказе в допущении
защитников, в отказе в вызове свидетелей, имеющих существенное значение для
дела, в лишении нас слова и других нарушениях, и главным образом учитывая
то, что наши защитники от интернационалов подвергались в судебном заседа-
нии оскорблению и не были ограждены председательствующим, мы сочли себя
морально обязанными освободить наших защитников товарищей Вандервельде,
Либкнехта, Розенфельда и Вотерса от дальнейшего несения обязанностей наших
защитников. {Шум.)
Председательствующий: Прошу соблюдать полное спокойствие. Предупре-
ждаю публику, что речь идет о весьма серьезном и существенном вопросе. Прошу
не мешать разобрать вопрос.
Гендельман: Ввиду того что мы таким образом наших защитников освободи-
ли от дальнейшего несения обязанностей защиты по указанным выше мотивам,
что наши защитники просили нас передать на имя трибунала их заявление, кото-
рое и разрешите передать трибуналу, подписанное ими на имя трибунала с прило-
жением перевода, который суд имеет возможность сверить, я прошу это заявление
приобщить к делу и огласить.
Председатель: Я должен только констатировать прежде всего, что то, что бы-
ло сказано обвиняемым Гендельманом, абсолютно не соответствует действитель-
ности. Я должен констатировать, что в настоящем заседании Верховного рево-
люционного трибунала права обвиняемых и права защиты не только были со-
блюдены в полной законной мере, но они соблюдались в такой мере, в какой их,
по-видимому, не знает ни один суд. Что касается лишения слов обвиняемых, то
трибунал большое количество раз лишал слова и государственного обвинителя,
и защиту обеих сторон, и обвиняемых обеих групп. Что касается оскорбления, на-
несенного здесь защитнику Либкнехту, я сделал совершенно точное разъяснение,
точно такое, как в свое время было сделано государственному обвинителю Лу-
начарскому в тот момент, когда по его адресу раздалось оскорбление со стороны
обвиняемого Гоца: «Извольте, ваше обвинение по личному вопросу в письменной
форме представить Верховному трибуналу. Что касается вчерашнего инцидента,
я опять констатирую, что в этом отношении все права защиты были полностью
и целиком соблюдены. Верховный трибунал отказался рассматривать вопрос
о частной стенограмме, как вопрос не подлежащий ведению и рассмотрению вы-
сокого органа Высшего суда Республики, Верховного революционного трибунала.
473
Вопрос о допущении частного лица для ведения частной стенограмм, то есть о до-
пущении на правах журналиста в зал судебного заседания, есть вопрос, подлежа-
щий компетенции не Верховного трибунала, а вопрос, подлежащий компетенции
коменданта суда. Это есть вопрос о выдаче пропускного билета и о предоставле-
нии места за столом журналистов. Такого отказа не последовало, но такой прось-
бы по отношению к коменданту не было направлено, и если бы такая просьба
о ведении частной стенограммы, о пропуске частной стенографистки, за стол жур-
налистов, последовала от иностранных защитников, то, разумеется, комендант
Верховного революционного трибунала такой пропуск и такое место за скамьями
журналистов предоставил бы. Из этого Верховный трибунал усматривает просто
желание защитников Вандервельде, Либкнехта и Курта Розенфельда уклониться
от того обязательства, которое они взяли на себя, ибо полностью и целиком все
гарантии защиты и обвиняемых здесь были Верховным революционным трибу-
налом предоставлены. Слово имеет для заявления государственный обвинитель
товарищ Крыленко.
Крыленко: Я хочу только в одной плоскости чисто процессуальной пояснить,
для меня неясна немного из заявления обвиняемого Гендельмана вопрос. Посколь-
ку обвиняемые имели определенный кадр работников, постольку эти защитники
несли определенные процессуальные функции; отсюда вывод — уход этих защит-
ников, последовавший по их собственной инициативе, является, в определенном
отношении, оставлением на произвол судьбы тех обвиняемых, которых они за-
щищали. Я полагаю и считаю нужным констатировать, что в заявлении, которое
было сейчас сделано, не указано, освобождаются ли от обязанности защитников
определенно эти граждане с согласия обвиняемых, ибо только в этом случае уход
защитников не может служить препятствием для перерыва слушания процесса.
Гендельман: Об этом я не заявлял, ходатайства.
Председатель: Оглашаю заявление защиты, подписанное Эмилем Вандервель-
дем, Куртом Розенфельдом, Вотерсом и Либкнехтом: «Москва. 14 июня 1922 г.
В Верховный революционный трибунал. В связи со сделанным нам обвиняемы-
ми заявлением, что они отказываются от дальнейших наших выступлений перед
Верховным революционным трибуналом мы констатируем в течении процесса
наличность многократных нарушений Берлинского соглашения трех Интернаци-
оналов: 1) суд не допустил четырех защитников и не разрешил вести стенограмму
соответственно постановлениям Берлинской конференции; 2) суд заявил о сво-
ем намерении поставить при известных условиях вопрос о дальнейшем допуще-
нии иностранной защиты и обвинения; 3) обвинители Крыленко и Луначарский
заявили, что Берлинское соглашение не обязательно для суда; 4) представитель
III интернационала на Берлинской конференции Бухарин заявляет, что Берлин-
ское соглашение разорвано. Руководствуясь исключительно интересами защиты,
мы, несмотря на эти факты, остаемся и впредь в распоряжение обвиняемых, по-
скольку они этого пожелают». На подлинном подписи: Эмиль Вандервельде, Курт
Розенфельд, Теодор Либкнехт, А. И. Вотерс. От имени Верховного революцион-
ного трибунала должен заявить, что все 4 пункта, выставленные защитниками, ни
на чем не основаны, ибо, во-первых, суд не допускал 4 защитников, а рекомен-
довал защитникам обратиться по надлежащему адресу, то есть к Народному ко-
миссариату юстиции. В отношении стенограммы суд не отказывал вести частную
стенограмму, а отказался рассматривать только вопрос, рекомендуя опять-таки
обратиться к коменданту за пропуском для соответствующей стенографистки.
Во-вторых, суд не заявлял о своем намерении поставить при определенных усло-
474
виях вопрос о дальнейшем допущении иностранной защиты. Такого намерения
у суда не было, и так вопрос не ставился. В-третьих, мнения обвинителей Лу-
начарского и Крыленко. Они могут свободно высказывать какое угодно мнение
и ссылка на высказанное государственными обвинителями, а не на решения Вер-
ховного трибунала, не имеет никакого смысла. Что касается Берлинского согла-
шения, опять-таки по вопросу о Берлинском соглашении Верховный трибунал
некомпетентен решать или толковать в ту или другую сторону. Это компетентен
решать Исполнительный комитет III Коммунистического интернационала, куда
и надлежит обратиться. АIII Коммунистический интернационал может обратить-
ся во Всероссийский центральный исполнительный комитет для дачи последним
тех или иных указаний Верховному трибуналу. Наконец, последнее, защитник
Бухарин сделал соответствующее заявление относительно Берлинской конфе-
ренции. Это последнее обстоятельство особенно наглядно показывает, насколько
заявление защитников ни на чем не основано и натянуто, специально выдумано
для того, чтобы так или иначе оправдать свой уход с процесса, который вступил
в соответствующую фазу материального рассмотрения, ибо мнения защитников
не обязательны для Верховного трибунала, это есть личное мнение одного из
многочисленных защитников, фигурирующих на данном суде, даже не как пред-
ставитель III Интернационала, а в качестве одного из защитников. Ввиду всего
этого Верховный трибунал с соответствующим разъяснение постановляет заявле-
ние защитников Вандервельде, Либкнехта и Розенфельда приобщить к протоколу
и процесс продолжить. Имеются ли еще какие-нибудь заявления? Нет. Объявля-
ется перерыв до завтрашнего дня 12 часов.
Председательствующий суда Верховного трибунала
Всероссийского Центрального исполнительного комитета
по делу партии социалистов-революционеров
Подпись (Пятаков)
475
15 июня 1922 года
Седьмой день
Утреннее заседание
Председатель: Заседание возобновляется. Ввиду сделанного вчера заявления
защитниками Вандельвельде, Розенфельдом, Либкнехтом и Вотерсом, имеющее
большое процессуальное значение, имеющего большой общественный политиче-
ский интерес, трибунал считает необходимым вынести по этому вопросу, кроме
вчерашнего заявления председателя трибунала, специальное письменное опреде-
ление, в виду чего сейчас трибунал удаляется на совещание.
(Трибунал удаляется на Совещание.)
(Заседание прерывается в ... час.... мин.
и возобновляется в ... час.... мин.)1
Председатель: Заседание возобновляется. Оглашаю определение: «По поводу
полученного 14 июня Верховным трибуналом письменного заявления защитни-
ков Вандервельде, Либкнехта, Розенфельда и Вотерса, трибунал определил:
Трибунал разъясняет неоднократно, что, так называемое Берлинское согла-
шение, как акт чисто политический, не может служить предметом рассмотрения
трибунала и не может по требованию той или другой стороны, влиять на ход су-
дебного процесса.
Только Центральное Советское Правительство имеет возможность решать во-
просы, связанные с Берлинским соглашением, определять его действительность
и его пределы при тех или иных изменившихся условиях и, стало быть, и давать
в необходимых случаях соответственные указания органам государственной вла-
сти. В соответствии с разъяснением трибунала председатель его делал неодно-
кратные указания, как представителям иностранной защиты, так и другим участ-
никам процесса, в том смысле, что ссылки не Берлинское соглашение не имеют на
процессе юридической силы.
Обращаясь за сим к рассмотрению четырех пунктов, предъявленных загранич-
ными защитниками в качестве нарушения либо политических обязательств, либо
процессуальных норм, Верховный трибунал разъясняет:
1)	Суд не допустил четырех защитников ввиду того, что эти четыре защит-
ника не пользуются доверием суда и их участие не каком процессе допущено не
было бы; трибунал имел права и не мог видеть основания к изъятию в данном
случае из точного смысла и духа статьи 17 основного Положения, поскольку же
могло бы требоваться их допущение мотивам политического характера, лежащим
вне трибунала, соответственное постановление должно было исходить от самого
правительства, к которому трибунал и указал защитникам обратиться.
2)	Второй пункт находится в решительном и полном противоречии с дей-
ствительностью, ибо суд ни разу не завил о своем намерении поставить вопрос
о недопущении в дальнейшем иностранной защиты. Единственное же указание
председателя, какое могло бы подать внешний повод к такому толкованию, озна-
чало по существу призыв защиты к порядку, то есть их подчинение предложени-
1 Так в тексте.
47G
ям трибунала и его председателю и относилось к отдельному лицу, а не к ино-
странной защите как таковой, причем аналогичного рода предупреждения имели
место не раз в отношении защитников как одной, так и другой группы, а также и в
отношении обвинителей.
3)	Ссылки на заявления двух представителей обвинения не то, что Берлин-
ское соглашение не обязательно для суда, не имеет ни материального, ни фор-
мального значения ввиду ясного и категорического разъяснения председателя,
преподанного представителям обоих сторон о том, что суд не входит и не может
входить в рассмотрение и толкование тех или иных политических обстоятельств,
так как только правительство располагает всеми необходимыми средствами для
выполнения тех политических обязательств, которые оно фактически взяло на
себя.
4)	В отношении заявления защитника Бухарина, выступившего на процес-
се, само собой разумеется, не как представителя III Интернационала, а в каче-
стве одного из защитников подсудимых Игнатева и Григория Ратнера, подлежит
повторить то же, что сказано в отношении заявлений государственных обвини-
телей».
Что касается вопроса о допущении ведения на судебных заседаниях особой
частной стенограммы, послужившего ближайшем предлогом для подачи защит-
никами Вандервельде и других своего вчерашнего заявления, то таковая стено-
грамма, согласно разъяснению защитника Тагера, должна была находиться в лич-
ном распоряжении защитников, не имея характера аутентичной, официально
заверенной записи, то совещанию независимо от того, были ли по этому поводу
и какие именно предложения и обещания в Берлине, совершенно очевидно, что
допущение такого рода частной стенограммы не может явиться актом постановле-
ния Верховного трибунала, как не является актом Верховного трибунала вопрос
о допущении представителей прессы. Как явствует из точного смысла постанов-
ления Верховного трибунала, Верховный трибунал отверг рассмотрение вопроса
потому, что он относится к техническому распорядку в деле заседания и подлежит
разрешению комендатуры, действующей, согласно указаниям председателя, а не
самого Верховного трибунала. Одновременно комендант судебного здания полу-
чил от председателя указание о допущении соответствующих стенографов, в слу-
чае обращения к нему за этим со стороны иностранных защитников.
Поскольку иностранная защита сделала попытку использовать этот момент
в целях новой политической демонстрации против трибунала и прикрыть свои
намерения покинуть трибунал с целями политической демонстрации, с судебно-
процессуальной мотивировкой, Верховный трибунал констатирует полную бес-
предметность избранного повода, так как к удовлетворению соответственного же-
лания защиты не было и, по существу дела, не могло быть никаких препятствий.
Полная несостоятельность и внутренняя противоречивость заявления ино-
странных защитников вытекает не только из его повода, но из той формы, какая
этому заявлению придана. Перечисленными ими якобы процессуальными нару-
шениями, как и ссылками на поручение неизвестных суду, как не приобщенных
к делу политических обязательств, защитники разъясняют не свой уход процесса,
а присоединяют их попутно к заявлению подзащитных о том, что они освобожда-
ют своих защитников от принятых ими на себя в отношении обязательств.
Из всего предшествующего трибунал должен сделать тот вывод, что иностран-
ная защита с самого начала усвоившая себе неправильный тон по отношению
к трибуналу, пытавшаяся себе заподозрить его объективизм и беспристрастие,
477
осмелившаяся сопоставлять его с антипролетарскими буржуазными судами ка-
питалистических государств, убеждавшаяся на деле в том, что процесс ведется
со всеми гарантиями действительной защиты подсудимых и действительного
выяснения индивидуальной виновности каждого, что подтверждено в официаль-
но застенографированной речи защитника Розенфельда в вечернем заседании
13 июня, убеждавшаяся в том, что перед лицом фактов политической манифеста-
ции остается все меньше и меньше места — эта защита искала места для того, что-
бы покинуть процесс, участие на котором для нее становилось явно политически
невыгодным.
Независимо от того, вернутся ли иностранные защитники после настоящего
разъяснения к исполнению принятых ими на себя обязательств, или без всякой
действительной судебно-процессуальной мотивировки выйдут из судебного про-
цесса, Верховный трибунал будет продолжать свою работу в тех рамках и теми
методами, которые вполне обеспечивают интересы революционного пролетарско-
го правосудия. Председатель Верховного революционного трибунала Пятаков.
Члены трибунала — Карклин, А. Гаскин. 15 июня 1922 года.
В данном тексте содержатся следующие исправления: стр. 1 строка 14 слово
«постановлением» вычеркнуто и написано «разъяснением». Стр. 3 строка 22/23
зачеркнуты слова «принятыми на себя». «Пятаков».
Одновременно трибунал ввиду примечания цитирует соответствующее место
из речи защитника Розенфельда, а именно: «Я был очень рад, что обвиняемым и за-
щите была дана возможность защищать те интересы, которые здесь должны были
быть защищены. Я надеюсь, что мне удастся вернуться в Германию, и я сумею там
сказать, что действительно обвиняемым дается возможность защищаться, и дело
идет в данном случае о вопросе сравнительно второстепенного значения».
Гендельман: Гр. председатель, разрешите просить в связи с только что огла-
шенным постановлением трибунала об установлении некоторых фактов и о за-
фиксировании их в протоколе. Я прошу прежде всего установить.
Председатель (перебивая): Постановление трибунала уже состоялось, и по-
тому разъяснения и установления фактов не требуется. Вчера перед закрытием
заседания я просил, имеются ли еще какие-нибудь заявления. На это никаких за-
явлений вчера не последовало. Будьте добры, если вам угодно, что-нибудь устано-
вить, то подайте в письменной форме на имя председателя трибунала, и если это
будет иметь действительно значение, я оглашу на судебном заседании, если же это
не будет иметь никакого значения, я приложу его к протоколу.
Гендельман: Так как мое ходатайство не выходит за пределы занесения в про-
токол, и так как процесс в трибунале есть процесс устный, а не письменный, я
прошу дать мне возможность сейчас сделать разъяснение. Лишение меня права
занесения в протокол тех или иных фактов или заявлений, есть факт высшего ли-
шения права защиты.
Председатель: Сейчас я вам не отказываю и не разрешаю. Сейчас я этот во-
прос просто снимаю и предлагаю вам подать письменное заявление, что именно
вы хотите сказать, потому что я очень опасаюсь, что в ваших заявлениях или вы-
ступлениях вы позволите себе то или иное оскорбление суда, чего я допустить ни-
коим образом не могу. Посему я предлагаю вам подать в письменной форме ваше
заявление.
Гендельман: Гражданин председатель, я подчиняюсь, я прошу занести в про-
токол ваши последние слова, во-первых, о том, что вы мне не разрешаете и не от-
казываете, между тем, как вы отказываете в устном ходатайстве.
478
Председатель: Я этот вопрос откладываю на другой момент, после рассмотре-
ния вашего заявления.
Гендельман: Я прошу занести в протокол следующие ваши слова, что вы опа-
саетесь, что в моем ходатайстве будет нанесено оскорбление трибуналу. Этот мо-
тив, который не на чем не основан, вы можете приводить в дальнейшем всегда,
и под этим мотивом опасения того, что подсудимый воспользуется своим словом
для оскорбления трибунала, вы можете нас, таким образом, всегда лишать своего
слова. Я прошу это занести в протокол, как обнаружение уже предвзятого реше-
ния относительно того, как мы пользуемся и как мы будем пользоваться своим
словом.
Председатель: Ввиду того что со стороны обвиняемых, и, в частности, со сто-
роны обвиняемого Гендельмана, уже неоднократно имели место подобного рода
выступления, которые сводились к тому, чтобы дискредитировать высший суд
в рабоче-крестьянской республике, ввиду этого я имел основание и в данном слу-
чае опасаться подобного же рода выступления. Такие выступления с вашей сто-
роны уже имели место, поэтому это не подозрение, а опасение, основанное на тех
фактах, которые имели место неоднократно во время целого ряда предшествую-
щих уже заседаний Верховного трибунала.
Гендельман: Но тогда я прошу вас разъяснить мне, лишаете ли вы меня слова
на этом основании раз и навсегда?
Председатель: Я вас слова не лишаю, но я вам заявляю, что по вопросу о со-
стоявшемся постановлении Верховного трибунала в данном случае, так как это
в мотивированной части имеет ясный, определенный политический характер,
трибунал хочет предварительно знать, какого рода заявление, существенное или
несущественное, вы хотите сделать.
Гендельман: Еще одна просьба. Я прошу вас занести в протокол и эти слова,
что постановление суда имело не судебный, а политический характер.
Председатель: Также и политический характер.
В дальнейшем трибунал имеет следующее ходатайство свидетеля Фроссара:
«Au camarade President du Tribunal Supreme de la Republique des Soviets. Moscou.
Camarade President. Aise a conparaitre comme ocmoin dans le proces so ialistes-revo-
lutionnaires, je dois vous informer que je suie rappele en France d’urgence pour prendre
part a un important Congres ouvrier. Je serais heureux d’etre admis a faire ma deposi-
tion avant de quitter Moscou et je vous pris d’examiner s’il est possible au Tribunal
Supreme de m’entendre a la premiere seance de jeudi. Recevez, camarade President,
mes praternelles salutations communistes. Frossard».
Крыленко: Я возбудил в свое время этот вопрос, предвидев, как длитель-
ность процесса, так и связанность представителей 3-го Интернационала, прибыв-
ших сюда на только что закончившийся пленум, обязанностям на них лежащий.
С моей стороны нет возражений против этого вопроса. Но одновременно с этим я
просил бы сверх этого трибунал уже сразу определить — в числе свидетелей, кото-
рые вызваны, у нас имеется свидетель Паскаль, занесен под № 23. В сегодняшнем
номере газет в числе лиц, уезжающих на собрание экспертов в Гааге на 19 июня,
указан Паскаль без указания имени и отчества. Мне было бы желательно просить
трибунал выяснить тот ли это гражданин, о котором говорится в качестве свиде-
теля и если тот, то одновременно, чтобы не возбуждать вторично этот вопрос раз-
решить сейчас подлежит ли он вызову, чтобы не препятствовать ему в исполнении
его обязанностей.
479
Председатель: Заключение защиты. Есть-ли препятствие, чтобы Фроссара до-
просить сейчас?
Муравьев: Мы просим рассмотреть вопрос в пределах письменного заявления
и не имеем возражений по поводу допроса Фроссара. Что касается Паскаля, то
нам представляется, что так как его показания, по-видимому — как можно судить
по фактам предварительного следствия, — несомненно более уликового характе-
ра, то вырвать его из группы свидетелей уликового значения нам представлялось
бы затруднительным. Поэтому вопрос о Паскале мы просим поставить несколько
позже.
Председатель: Со стороны обвиняемых нет препятствий для допроса Фросса-
ра сейчас? Нет. Со стороны другой части обвиняемых? Нет. Трибунал определил
Фроссара допросить сейчас. Относительно Паскаля трибунал наведет справки.
Луначарский: Я просил бы трибунал, во-первых, разрешить мне задавать
Фроссару вопросы на французском языке и мне же переводить их на русский
язык. Во-вторых, имеется ли уже у нас зафиксированный переводчик, так как мне
переводить ответы Фроссара, несомненно, нельзя, а нужно, чтобы это сделал удо-
стоверенный трибуналом переводчик.
Председатель: По принятому модусу у нас официального переводчика нет, но
так как у нас есть иностранная стенограмма, а все решительно переводы не точны,
то в дальнейшем мы непосредственно в дело включаем иностранную стенограм-
му и официально переводим с иностранной стенограммы на русский язык. Здесь
переводчик для Фроссара приглашен им самим, тов. Сорокер. А на счет того что-
бы обвинитель тов. Луначарский задавал вопросы на французском языке и одно-
временно переводил их на русский, препятствий не встречается.
President: Votre nom?
Frossard: Frossard.
President: Votre age?
Frossard: 33 ans.
President: Votre position sociale?
Frossard: Sectretair general du Parti Communiste francais.
President: Vous faites partio du Parti Communiste Francais.
Frossard: Oui.
Председатель: Государственный обвинитель тов. Луначарский, вы имеете слово.
Lounatcharsky: Camarade Frossard. Je vais vous poser quatre groupes de questions
auxquelles vous aurez 1’obligeance de repondre separemant. Premierement, government
de la Republique francaise, comment a-t-il appracia la Revolution do feevrier et quelle
appreciation ont donn: a cette revolution les differents elements de Fopinion publique
francaise? Quels etaient les rapports entre la politique imperialiste du governement de
la Republique francaise, et la politique du governement provisore russ auquel prenait
part aussi la Parti Socialiste-revolutionnare? Et final nant quel etait le role du governe-
ment imperialist Francais, dans la reprise nois de Juin?
Frossard: Pour pondr a la question qui viant de m’etre poss il et pout-atre n ees-
saire que je rappelled au milieu de qual concours d’evenemants est parvenue en France
la nouvell du trimphe de la Revolution du fevrier. Cette nouvelle a caus plus que
I’etonnement: de la stupeur. En offet, nous etions depuis beintot trios annees dans la
guerre imperialiste et nous n’avions d’informations sur ce qui se passait en Europe et
dans le monde que dans la musure ou il plaisait au gouvernement de nous en fournir.
La guerre, vous vous en souvenez, avait dans tous les pays, seelie d’une facon ex-
tremement stroite 1’union des chefs da la bourgeoisie et des chefs des Partis social-
ist)
democrate. Et sous le regime de cette union sacree, on nous rpresentait, en France, que
dans 1’immense Empire des Tzars, il n’y avait plus les oppositions croissantes qu’on nous
signalait avant la guerre, entre le proletariat et la bougeoisie, entre la bourguoisie et
le tzarisme, que la Tzar etait desorme 1’homme autour duquel se reunissaint, pour la
defense do ce qu’on appelait alors la civilisation, tous les partis et toutes les classes de
la Russie.
Et notre pays, informe de la facon quo je viens de dire, ne s’attendait en aucune
maniere, et ne pouvait pas s’attendre a une exposition analogue a la Revolution de
fevrier. La Revolution de fevrier a done produit, dans notre pays, de la stupour, une
stupeur joyeuse chez les socialistes, chez les proletaries; et une stupeur d’inquetude chez
les dirigeants. La question que s’est posee, tout de suite 1 Gouvernement francais, et la
majorit d 1’opinion francaise, e’est la question de savoir quallo serait, dans la guerre im-
perialiste, 1’attitude du regime nouveau. C’est aussi la question de savoir si le Gouverne-
ment Provisoire, issu de la Revolutionde fevrier, reconnaitrait toutes les obligations du
regime qui venait de disparaitre, dans la tourmente revolutionnaire. Lorsque le Gou-
vernement Provisoire fut constitud, lorsqu’il rut publiquement fait connaitre son inten-
tion de rester dans la guerre, aux cotes des Allies, alors 1’opinion bourgeoise francais et
le gouvernement parurent rassures. Et au bout de quelques jours, ils obtinrent de leur
presse qu’elle presentat sous un aspect plus favorable la nouvelle du bouleversement
revolutionnaire qui s’etait produit on Russie. On raconte qu’on realite, si la revolution
avait pu si facilement triompher, c’est parce que le Tzarisme etait on train de negocier
une paix separec aveo 1’allemagne et que le triomphe de la Revolution marquait de la
facon la plus nette la volonte du peuple russe tout entier de rester dans la guerre aux
cotes des Allies.
Mais nous nous trouvions ahoos en France, dans une situation qui ne laissait pas
d’etre inquetante pour la Gouvernement. La guerre se proIongait, aucune issue ne sem-
blait apparaitre a 1’horison. Au front, vers le mois d’avril 1917, alors que monsieur Ri-
bot otait President du Conseil, des mutineries se produisait a I’arriere, des mouvements
ouvriers importants etait en preparation. Le Gouvernement avait absolument besoin,
pour faire diversion au malaise interieur, du cote du front russe, des operations militaries
se produisent. Il envoya en Russie, pour assurer la liaison etroite avec le Gouvernement
Provisoire, Monsieur Albert Thomas, alors ministre de 1’Armement, et qui appartenait
au Parti Socialiste, don’t I’unite n’etait pas encore brisee. Et il est tout a fait clair, que
1’offensive de juin n’a ete decidee que sur les instances pressantes des gouvernements
allies et que dans 1’affaires do 1’offensive de luin, monsieur Albert Thomas a joue un role
essentiel, Voila, sur le premier point, ce que je рейх repondre.
Lounatcharsky: Naintenant, camarade Frossard, je vous prierai de nous raconter
quelle impression a produit la Revolution d’oetobre sur le Gouvernenent francais et
dans 1’opinion publique francaise, et comment a-t-on accueilli la proposition large de la
paix mondiale que le Gouvernement sovietique a fait immediatement apres son arrivee
au pouvoir, et finalemont, comment on a apprecie la paix de Brest?
Frossard: La Revolution de fevrier avait ete accueillie par les milieux dirigeants
dans un sentiment d’inquietude. La Revolution d’oetobre fut accueillie dans un sen-
timent de rage. A ce moment la, monsieur Clemanceau venait d’etre porte aux affai-
res. Par un retour de fortune impriivu, il avait pris la succession de Honsieur Painleve
et son programme, il se resumait dans la formule bion connue: la guerre jusou’au bout.
Pour lui, comme pour la majorite de 1’opinion bourgeoise franccaise, 1’accession au
pouvoir des bolcheviks ne pouvait etre consideree que comme une trahison du peuple
russe.
481
C’est ainsi, en effet, que, des les premiers jours la presse francaise, instrument docile
entre les mains de pouvoir, entrprit contre le Gouvernement des Soviets, une compagne
de calomnies qui n’a point cesso d’ailleurs depuis 1917. On avait deja, dans les mois
qui ont pracede la victoire des Soviets, on avait deja dans la press francaise, signale
avec des commentaires desobligeants, le retour de deux des militants les plus connus
du Parti bolchevik, de Lenine et de Trotsky, et deja a mesure que leur influence semb-
lait grandir dans la Russie proletarienne, on cherchait a les representer, comme des
agents de 1’allemagne.
Ont ete plains du rucit des atrocities bolcheviques, comme ils avaiont ete, dans les
annees precedents, pleins du recit des attrocites allemandes. Lorsque le Gouvernement
des Soviets, donnant 1’ exemple unique d’un gouvernement qui, au pouvoir reste fidele
a ce qu’il etait 1’opposition, offrit aux puissances allilees, d’ouvrir dep pourparlers de
paix generale. La France ne repondit pas. Is France, 1’Angletorre, lea de 1’entente, des
les premiers jours, avait d’aillours nettement signifiex qu’elle ne reconnaissait pas le
Gouvernement des Soviets, n’etaient pas dignes de meriter d’etre examinees par eux.
On n’examina done pas les propositions de faix faites par le Gouvernement des Soviets,
on les ecarta de la facon la plus dedaigneuse et la plus meprisante. Mais si toile etait
1’opinion des cercles dirigeants, 1’opinion de la classe ouvruiere francaise etait differan-
te. Dans le mois de juin, des mouvments ouvruers extremement importants s’etaient
products, il у avait ou les grandes greves de la region parisienne, et les greves de la re-
gion parisienne, elles avaient un sens tres net, elles etaient les greves pour la paix. Et la
classe ouvriere, dans son elite, dans sa partie la plus eclairee par consequent, ne pouvait
que sentir sa simpathie s’accroitre pour ce Gouvernement qui n’hesitait pas a proposer
la paix, la paix sans annexions ni contribuations, la paix qui cut comporte le droit des
peoples a disposer d’eux memes. Quoi qu’il en soit, les propositions de paix furent ecar-
tees. Les negotiations s’ouvrirent entre la Russie et 1’Allemagne. Elles aboutirent a la
paix de Brest-Litovsk, et naturellement, la paix de Brest-Litovsk provoqua la colere
redouble de la bourgeoisie , ete entraines dans la guerre en 1914. Mais. Par cette Rus-
suie revolutionnaire avec laquelle, on s’etait refuse de causer, au moment ou, dans les
negotiations difficiles du pouvoir des Soviets avec 1’Allemagne, par I’intermediare de
notre camarade Jaques Sadoul, 1’aooui de la France avait ete demande, au cas ou la
Russie ou voulu resister aux protentions insolents de 1’Allemagne. Ainsi, d’une part, aux
propocitions, aux propositions concretes qui etaient faites par le ponvoir des Soviets, on
il etait un gouvernement de paix, mais aussi parce qu’il etait un gouverbenement prole-
tarien, un government socialiste, et, et qu’il constituait ainsi, par son existence meme,
une menace pour le capitalisme international.
Lounatcharsky: Maintenamt, je veux vous demander, camarade Frossard, ce que
vous savez sur la politique d’intervention menee par le gouvernement imperialiste fran-
cais. Puis, je veux vous demander a quels partis parmi les partis contre-revolutionnaires
russes, allaient surtout les simpathies du gouvernement francais. Et, finalement, com-
ment appreciait on, dans les sercles gouvernementaux de la France, le Parti Sicialiste-
revolutionnaire.
Frossard: Depuis 1917 jusqu’au 1922, depuis le ministere de monsieur Clemanceau
jusqu’au ministere de monsieur Poincare, la politique interventionniste de la France a
ete d’une continuite absolue. Deja au moment ou monsieur Clemanceau a pris le pouv-
voir, il у avait ci en Russie, en qualite d’Ambassadeur aupres du regime nouveau, un
homme monsieur Noulens, dont on peut dire qu’il est un home d’etat, sans envergure,
sans courage, sans probite et qui s’etait efforce de reunir les elements d’une opposition
ouverte au gouvernment des Soviets, et qui s’etait trouve avant 1’avenement meme des
482
Soviets, en hostilite aveo certaines des elements du Gouvernement Provisoire et des
Soviets eux-memes. L’intervention de la France s’est produite sous toutes les formes
possibles. Elie a ete une intervention directe dans les enterprises contre-revolution-
naires, je dirai dans les Vendees russes. Elie a ete une intervention directe lorsqu’elle
s’est exprimee par la reconnaissance de gouvernement contre-revolutionnaires qui
luttaient pour enlever le pouvoir aux Soviets qui 1’avaient conquis. Elie s’est produite
egalement, d’une faeon indirecte, sous la forme du blocus, dont monsieur Clemanceau
et monsieur Pichon ont donne des formules qui restons pour le deshonneur de notre
pays. Monsieur Clemanceau: la politique du fil de fer barbele. Monsieur Pichom: la
politique du cordon sanitaire.
Ici meme lorseque Monsieur Noulens, etait ambassadeur en Russie, il avait a sa dis-
position des missions militaires et parmi les officiers qui appartenaient a ces missions
militaires, un homme a propos duquel je demande la permission de m’arreter quelques
inatants, Monsieur Herlich. Monsieur Herlich etait, a ce moment la, un petit avocat
du burreau parisien. Il avait appartenu, et il appartenait encore, il devait appartenir
encore pendant plusieurs mois au Parti socialiste unifie, dont il professait d’ailleurs les
opinions les plus extremes, desireux qu’il etait d’obtenir rapidement, pour courronner
son ambition, un mandat legislatif. Il est de notoriete publique que monsieur Herlich
a ete ici 1’agent de liaison de monsieur Noulens et le trait d’union entre 1’Ambassade de
France et les partis hostiles aux Soviets, en particulier le parti socialiste-revolution-
naire. Rentre en France, Monsieur Herlich a mene, dans les journaux de la bourgeoisie,
une campagne acharnee contre les pouvoir des Soviets. Il a trahi son parti de la facon
la plus igniomigneuse. Il s’est iait elire aux elections de 1919, comme candidat du bloc
national, sur la liste de Monsieur Millierand, aujourd’hui Presiden de la Republique.
Et, du haut de la tribune parlementaire, notre camarade Marcel Cachin Га fletri de
Icepitete de Judas. Entre Judas et monsieur Herlich, il у a cependant une difference,
et elle ost tout a 1’avantage du sens pratique de Monsieur Herlich. Il a attendu pour se
vendre, que le desiquilibre des chages est porte au plus haut pri les trente derniers de la
trahison. En resume, un politicien meprisable, sans conscience, sans dignite, sans hon-
neur. Il me sera permis, puisque le parle de monsieur Herlich, de lui opposer 1’example,
dont le Parti Communiste francais est fier, do notre camarade Jaques Sadoul qui s’est
donne tout entier a la Revolution sovietique, parce qu’il a compris qu’elle etait la con-
dition et la preface de la revolution universelle et qui, pour sa fidelite au socialisme
revolutionnaire a ete condamhe a mort en France pous le Gouvermenet de Monsieur
Clemanceau par un Tribunal deexeption, dont j’espere que la decision sera rapidement
ravisee par le proletariat ouvrier et paysan de notre pays. Monsieur Noulens a mene
ici une politique d’intervention constante. Il a donne son appui a toutes les entreprises
de la contre-tevolution interieure. Rt depuis Monsieur Clemanceau, avec beaucoup de
perseverance, avec un acharnement prodigieux, la politique francaise a ete une bolitique
o’intervention. J’ai a peine besoin de rappeles dans quelles conditions le gouvernement
de monsieur Clemanceau a recounu officiellement le pouvoir de 1’amiral Kolchak, avec
lequel il a negocie, avec lequel il a traite, auquel monsieur Pichon envoyait des tele-
grammes officiels de felicitations lorsqu’il remporait des succes militaires sur les armies
des Soviets. Enfin, apres avoi appuje par 1’envoi de munitions, de materiel de guerre,
d’argent tons les gouvernements counter-revolutionnaires, coutes les enterprises de la
reaction russe, Monsieur Millerand lui-meme, a une heure difficile pour la revolution
sovietiste, a reconnu par une sorte de defi, le gouvernement de General Vrangel.
Depuis Koltchak jusqu’au Vrangel, intervention constante par consequant. Quel
etait le but que se proposait le gouvernement? Est-ce que le gouvernement francais
483
avait, poursui-vait commr objectif d’dcraser le pouvoir des Soviets et de confior la direc-
tion des destinees du peuple russe a 1’un des partis, qui, en dehors de parti bolcheviste,
se ^clamaient du socialisme? Pas le moins du monde. Monsieur Clemenceau a toujours
ete toute sa vie, 1’adversaire le plus acharne, le plus implacable du socialisme, meme sous
sa forme la plus moderee, meme du socialisme le plus reformiste. Monsieur Clemenceau
ne concevait pas que la Russie put, on aucune facon, a aucun degre, devenir une Re-
publique Socialiste. Il ne concevait pas qu’elle put etre dirigee par un des parties socia-
listes, qui s’etaient combattus aprement, du mois de fevrier au mois d’oetobre. Et
1’opinion du gouvernement francais, 1’opinion des cercles dirigeants, elle etait, qu’en
verite, le regime qui convenait le mieux a la Russuie, ce n’etait pas la Republique so-
cialiste, ce n’etait peut-etre meme pas une Republique democratique, e’etait la monar-
chic constituonnella. Et au moins au debut apres octobre, le gouvernement travaillait
a I’etablissement d’une Monarchic constitutionnelle en Russie. Monseur Moulens
d’aillours ne s’en cachait nullement et il declarait, a qui voulait 1’entendre, et a Paris,
Monsieur Clemenceau declarait a qui voulait 1’entendre, que si 1’on appuyait les social-
istes-revolutionnaires dans leur lutte contre le pouvoir des Soviets, c’est parce qu’ils
etaient une force, mais qu’on ne concevait pas un gouvernement compose exclusivment
de socialistes-revolutionnaires. En resume, j’ai 1’impression tres nette, moi qui suis a
cette barre, non pas pour accabler des homes, mais pour etablir des faits et defendre des
idees, j’ai 1’impression tres nette que le Gouvernement francais ne servait des social-
istes-revolutionnaires, qulil les considerait simplement comme un instrument, et que,
le cas echeant, il se serait tourne contre eux et il les aurait ecartes du pouvoir, comne il
avait, a diverses reprises, essaye d’ecarter du pouvoir et d’ecraser le Gouvernement des
Soviets lui meme.
Lounatcharsky: Je vous urie de nous raconter commen ont vote les socialistes
francais. Ont ils vote pour ou contre la paix de Versailles. Quels motifs avaient-ils de
voter dans une ou dans 1’autre direction et de nous expliquer ceci, quant au Parti Beige.
Voila.
Frossard: Ma re sera axtremcmnnt courte. be parti sooialis,te unuifia, lorse’que ia
paix de Versailles eat venue devant le Parlement, a, dans son Conseil National, decide
a une enorme majorito, que les elus du Parti a la Chambre devait refuser de ratifier le
traite. Il se fondait sur des raisons que j’ai a peine besoin de rappeler. Elies sont des
raisons communes a tout le mouvement revolutionnaire international. La paix de Ver-
sailles est une paix d’imperialisme, est une paix d’agression. Les socialistes ne pouvaient
pas la ratifier. A la Chambre, apres un amble debat, les socialistes qui etaient alors au
nombre d’une centaine, se sont repartis en deux groupes au moment du vote. Les 2/3
du groupe socialiste ont vote contre le traite, У3 s’est abstenu. Deux ou trios deputes
socialistes ont vote pour le traito. Ils ont ete chasses du parti et ils sont aujourd’hui les
hommes du Bloc National. En realite, dans sa quasi-unanimite, par consequent, le parti
sacialiste, de son aile gauche, a son aile droite, a refuse de ratifier le traite de Versailles.
Il a’pris par consequent, sur ce point, une position contraire a celled du Parti ouvrier
beige qui, tout en formulant certaines reserves sur le traite, a auturise ses representants
a la Chambre, a le ratifier, il ne pouvait pas faire autrement, puisque 1’un de ses membres
les plus eminents, le citoyen Vandervelde, avait contribue a le rediger.
Председатель: Слово для вопроса имеет государственный обвинитель тов. Кры-
ленко.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, если дело обстояло так, то если бы какая-
либо политическая партия, именующая себя социалистической, приложила свою
руку к тому, чтобы изобразить это правительство, как правительство цивилиза-
лял
ции человечности, как готовое прийти на помощь трудящимся в их освобожде-
нии, — явилась ли бы эта партия извращающей действительное положение вещей
во Франции, затемняющей и обманывающей свои собственные трудящиеся массы
и помогающие этому правительству обманывать трудящиеся массы этой страны?
Frossard: Le Gouvernement d’aujourd’hui c’est, comme celui d’hier, un gouverne-
ment de classe. Depuis 1917 d’ailleurs la France a cu a sa tete des hommes qui ont ete
choisis precisement en raison de la brutalite avec laquelle ils sont capables de reprimer
des mouvements ouvriers. C’etait d’abord Monsieur Clemenceau, et j’ai a peine besoin
de rappeler le role sinistre joue par Monsieur Clemenceau, non seulement pendant la
guerre mais dans la periode qui va de 1906 a 1909, au moment ou il fut, pour la premiere
fois, appele a prendre les responsabilites du pouvoir. Il de 1906 a 1909, mene contre la
classe ouvriere en travail d’affrancissement, la politique la plus brutale, il a noye dans
le sang, toutes ses tentatives d’amelioration de son sort. Et, depuis la Comune, aucun
gouvernement ne s’etait montre d’une egale brutalite, a 1’egard de la classe ouvriere.
Monsieur Clemenceau, revenu au pouvoir, en 1917,1’a conserve jusqu’au lendemain des
elections legislatives de 1919. Il Га cede a un homme, Monsieur Millierand, aujourd’hui
President de la Republique, qui est deux fois traire, traitre au socialisme et traitre a la
Republique, qui a repris et continue la politique de Monsieur Clemenceau. Nous avons
enfin au pouvoir aujourd’hui Monsieur Poincare, c’est a dire 1’un des grands respons-
ables europeens de lax guerre de 1914.
L’esprit de reaction de Monsieur Poincare est le meme que 1’esprit de reaction de
Monsieur Millerand et de Monsieur Clemenceau. Il est l’esprit de reaction de toute la
majorite parlementaire, il est l’esprit de reaction de toute la bourgeoisie francaise. On
me demande si le gouvernement francais continue d’opprimer la classe ouvriere et pay-
sanne. Je suis oblige de dire, a la honte du proletariat de mon pays, que le gouvernement
francais d’aujourd’hui est 1’un des pires gouvernements que la France ait subis depuis
un demi siecle, que la majorite de reaction d’aujourd’hui, est une majorite de reaction
qui rapelie a notre pays les jours nauvais de 1’ordre moral et du 16 mai, que jamais par
consequent, depuis pres de cinquante annoes, gouvernement aussi incompprehensif des
besoins de la classe ouvriere, aussi servilement docili aux interets du capitalisme m’a
ete porte a la direction des affaires.
Муравьев: Я позволю себе обратить внимание трибунала, что это вопрос экс-
перту, а не свидетелю, каким является тов. Фроссар.
Председатель: Если вы слышали, то тов. Фроссар, Шмералль и Бэл вызваны
в двойном качестве: в качестве свидетелей-экспертов, ибо такова природа их по-
казаний. Они должны перед судом трибунала охарактеризовать отношение пра-
вительств соответствующих стран к событиям гражданской войны, участниками
которой были подсудимые, находящиеся сейчас перед лицом Верховного три-
бунала. По сему случаю вопросы государственного обвинителя вполне законны
в этом отношении.
Муравьев: Так как ныне действующий закон не знает... (не слышно) он знает
свидетелей, знает экспертов, но не знает лиц, которые носят характер свидетелей,
потому что они говорят о фактах и вместе с тем являются экспертами, дающими
объяснения этим фактам.
Председатель: Теперь они будут знать. В протоколе отмечено.
Крыленко: Я хотел сделать соответствующее разъяснение. Я должен указать,
что в распоряжении Верховного трибунала по вопросу об установлении фактов,
во-первых, характера французского правительства и его отношения к трудящимся
массам, тов. Фроссаром был дан фактического содержания ответ. Дальше, по во-
просу о том, явится ли утверждение той или другой социалистической партии об
этом правительстве, что оно такое, а не иное, насколько сие будет отвечать фактам,
является фактическим указанием тов. Фроссара, дающего это показание, как че-
ловек, который живет во Франции в среде французского рабочего класса и может
это установить, как лицо, непосредственно видящее, ощущающее, наблюдающее
эти явления. Вот почему я полагаю, что постановка вопроса в той форме, в какой
я их ставлю, совершенно правомерна, сводится к установлению фактов и полагаю,
что никто другой, никакой квалифицированный эксперт, с какими бы патентами
он не явился, патентами 2 или 2J/2 -го Интернационала — не может в данном слу-
чае быть лучшим показателем, чем лицо, которое работало в низах рабочей партии
Франции, в среде французского пролетариата.
Муравьев: Я обращаю внимание трибунала на то, что мое заявление не носило
тот характер, который придает ему обвинитель. Я не исходил из той мысли, кото-
рая является допущением того обстоятельства, что господин свидетель мог сви-
детельствовать о фактах, которые ему известны очень хорошо. Я не отрицаю той
мысли, что он мог бы быть великолепным экспертом, если бы он судом был вызван
в качестве такового; я не оспаривал его компетентности как эксперта, я только
просил отметить, что моя мысль, находящаяся в полном согласии о действующим
законом, знает только или свидетеля или эксперта, но не терпит смешения свиде-
теля, хотя бы самого достоверного, экспертом, хотя бы самым знающим.
Крыленко: Я должен указать, что меня не интересует, что терпит и чего не тер-
пит мысль гр. Муравьева.
Муравьев: А закон?
Крыленко: Но меня интересует формальный закон, и вот в плоскости уста-
новления формального закона, я позволю себе сослаться на статью формального
закона, ныне действующего и никем не отмененного, на статью 24-ю основного
положения о народных судах, и поскольку эта статья не отменена, не оговорена
специальным исключением, она имеет значение и для трибунала, а в новом кодек-
се она введена сверх всего. В руках такого народного суда, который не ограничен
никакими формальными доказательствами и от него по обстоятельствам дел за-
висит допустить то или иное доказательство или потребовать тех или иных лиц
или третьих лиц, для коих это требование обязательно. Вот та статья, которая дает
возможность трибуналу прибегать для установления истины к тем способам уста-
новления их, какие трибунал или народный суд считают возможными или необ-
ходимыми в данном случае. Вот почему я поставил этот вопрос, который я считаю
правомерным и трибунал, я полагаю, согласится.
Муравьев: Разрешите мне использовать свое право для последнего слова. Об-
винитель совершенно правильно сказал, что никакого приостановления доказа-
тельствам нет, но из этого не следует, чтобы трибунал, не рискуя поставить под
удар целый ряд тех действий или выводов, которые он сделает мог бы допустить
элементарное смешение разных лиц, фигурирующих в процессе. К этому сме-
шению относится, мне кажется, и смешение экспертов и свидетелей, равно, как
и смешение обвинителя и следователя, защитника и эксперта и т. д. Вот почему
взятое само по себе это возражение обвинителя является правильным, но оно, как
и первое, не обращено по адресу.
Председатель: Трибунал полагает, что возражение защитника несущественно
ввиду того, что для Верховного трибунала интересна в данном случае и важна по-
литика французской буржуазной республики. Единственно компетентное в этом
отношении освещение, поскольку со стороны французского пролетариата явля-
лаа.
ется секретарь французской коммунистической партии т. Фроссар, может быть
дано им.
Сорокер (переводчик): Я просил бы обвинителя повторить вопрос, потому что
я не вполне в нем разобрался и мне трудно объясниться.
Крыленко: Я хотел бы по стенограмме точно процитировать, чтобы меня по-
том не обвиняли в искажении.
Председатель: Вы повторите смысл.
Крыленко: Для меня является интересным следующее: если правительство
Франции является таковым по отношению к трудящимся массам Франции, како-
вым оно изображено в свидетельстве тов. Фроссара, то будет ли соответствовать
действительности изображение со стороны какой-либо социалистической партии
этого французского правительства, — правительством гуманности, человечности,
правительством, заинтересованным в благосостоянии трудящихся масс, как своей
страны, так и иных стран, правительством, стремящимся к установлению макси-
мума благоденствия этих трудящихся масс.
Frossard: C’est une question a laquelle on peut donner tres facilement une reponse.
Il est tout a fait clair qu’en aucune facon et a aucun degre on ne peut representer le
gouvernement actuel de la France comme un gouvernement a tendances socialisantes,
et il est tout a fait evident qu’il n’a aucune bienveillance a 1’egard de la classe ouvriere.
J-ai dit tout a 1’heure la politique francaise depuis la fin de la guerre. J-aurais pu ajouter,
je le dis a present, puisque 1’occasion m’en est fournie, qu’il у a deux ans nous avens eu
en France des mouvements, des greves importantes. A la suite de ces mouvements de
greves, 25.000 travailleurs des chemins de fer ont ete jetes a la rue, et un grand nombre
d’entre eux ont ete arretes et emprisonnes. Et au moment meme ou je parle, voici que
de poursuites sont emgagees contre deux de nos deputes communistes, nos camarades
Marcel Cachin et Vaillant-Couturier. Il me parait difficile de soutenir, dans ces condi-
tions, que le gouvernement francais peut-etre taxe de simpathie pour la classe ouvriere
de mon pays
Крыленко: Являлось ли в этом отношении для пролетариата Франции и тру-
дящихся масс Франции подобное представление социалистических партий о ха-
рактере французского правительства прямой помощью этому буржуазному пра-
вительству в деле эксплоатации и угнетения своих трудящихся масс и поддержке
своего престижа.
Луначарский: Может быть, вы позволите мне перевести более точно?
Председатель: Пожалуйста.
Lounatcharsky: Je tacherai de traduire peut-etre plus exactement. Si un Parti
socialiste voudrait representer ou aurait represente le gouvernement francais comme
etant ami du people, est-ce que ce Parti socialiste aurait donne ainsi 1’aide au gouverne-
ment francais de conserver autorito devant la population ouvriere en France. Est-ce
que ce serait une aide reeele au gouvernement francais de conserver le reste de sa popu-
lation.
Frossard: Il me parait que nous nous placons dans 1’hypotese ou un parti socialiste
appuiereait le Gouvernement francais actuel. Mais il est evident que si un parti socia-
liste appuyait le Gouvernement francais actuel, il se, je ne sais pas s’il lui apporterait
une force reelle, mais je sais bien qu’il se discrediterait completement aux yeux de la
classe ouvriere francaise. Qu’un Gouvernement, comme le notre, c’est a dire le pire des
gouvernements de reaction, c’est a dire celui qui est le centre de la reaction europeenne
et de la reaction mondiale, puisse etre soutenu par un Parti qui se reclamerait du
socialisme, c’est une chose que 1’on ne peut meme pas concevoir et le Parti socialiste
487
qui s’y hasarderait, se ruinerait a tout jamais, tout ce qu’il peut avoir de credit dans les
yeux des masses.
Крыленко: Формальное обращение к правительствам французской республи-
ки какой-либо из политических партий России декларированием своей солидар-
ности с его политикой и декларированием в том, что в данном случае эта партия
совместно с этим правительством будет продолжать империалистическую войну,
является ли такое обращение и такая декларация, в связи с той характеристикой
интервенистской политики, которую тов. Фроссоар уже дал, — является ли такое
обращение прямой помощью интервенистской буржуазии Франции и ее интер-
венистским замыслам, направленным к угнетению трудящихся масс. Дает ли оно
этим самым ему возможность скрыть свои действительные замыслы перед своими
трудящимися массами, трудящимися массами России, сославшись на это обраще-
ние и прикрывши им свои хищнические аппетиты и цели.
Frossard: Je n’hesite pas a repondre que le Parti socialiste russe, dans 1’hypotese
qui vient de m’etre fixee, qui se solidariserait avec une politique de guerre d’un Gou-
vernement capitaliste francais, qui lui apporterait un appui moral et une aide materielle,
participerait dans 1’esprit de notre classe ouvriere, du discredit de notre gouvernement
lui-meme et je n’hesite pas a ajouter qu’un parti socialiste qui pratiqueraient une sem-
blable politique, perdrait tout droit a se reclamer du socialisme et de la classe ouvriere.
Председатель: Ввиду того что переводчик с французского переводит довольно
хорошо, он может продолжать переводить с французского, но ваши вопросы он
ставит не точно. Вас будет переводить другой переводчик.
Крыленко: Ввиду того что мои вопросы задаются со стороны обвинения,
в этом отношении не может быть никакой дессолюдации. Известно ли что-либо
т. Фроссару об отношении французского правительства к русским солдатам, рус-
ским беженцам, представителям русских трудящихся масс, брошенным в эту им-
периалистскую войну волею бывшего царистского правительства и о том, в каком
положении и что пережили и испытали во Франции эти представители трудящих-
ся масс во Франции.
Frossard: II у a eu en effet pendant de tres longs mois un nombre tres important
de prisonniers russes en France. Depuis le jour ou Is Revolution a triomphe, ceux qui
se sont solidarises avec elle dans la forme qu’elle a revetue au 25 Octobre, ceux-la ont
subi en France les pires mauvais traitements et souvant nous avons du intervenir pour
obtenir de notre gouvernement, sans grand suces d’ailleurs, qu’il les traite avec un peu
d’humanite.
Les prisonniers russes en France, ceux qui ne sont refuses a continuer la guerre, ceux
qui se sont refuses a s’enroler dans les armees de la contr—revolution comme Clemen-
ceau le leur avait tres nettemant demande dans un appel special, ceux qui somme toute
une fois la Revolution victorieuse, ont voulu se solidariser avec elle, ceux la ont ete en
effet deportes dans les camps de concentration et les sevices, les pires sevices leur ont
ete infliges. J’ai le souvenir tres net des multiples demarches que nous avons accom-
plies au nom du Gouvernement des Soviets pour obtenir le repatriment des prisonniers
russes en France. Il nous a fallu des mois, je dirais presque des annees, pour у parvenir
et d’ailleurs d’une facon encore tres incomplete. Par consequent, et pour me resumer
sur cette question, le Gouvernement francais semblant rendre respensables les mal-
heureux soldats russes prisonniers en France de la victoire du pouvoir des Soviets, leur
a inflige des traitements tels qu’ils ne sont pas de nature a rehaosser la prestige de la
France aux regards de I’humanite.
488
Крыленко: Последний вопрос. Известно ли вам, в порядке ли вещей во Фран-
ции уполномачивать своих политических представителей или их технических
агентов заниматься в чужой стране работой по взрыву мостов, железнодорожных
путей, снабжать подрывными материалами и оружием отдельных представителей
отдельных группировок, их финансировать, — имеются ли на этот предмет особые
статьи в бюджете Франции, каковы размеры и какова точка зрения буржуазного
мира Франции на этот предмет и ее уголовного законодательства.
Frossard: Je pense qu’il est fait allusion au role joue ici au moment de la Revolution
d’octobre par les missions qui depandaient de 1’Ambassade de France. Et se sont des
faits qui sont evidemment de notorietd publique que les representants diplomatique
de la France ont travaille ici, pendant qu’ils jouissaient de toutes les imunites a, par
tous les moyens, batter eb breche le pouvoir des Soviets. Il est clair qu’ils ont employe
tous les moyens, il est clair qu’ils n’ont recule devant aucune consideration d’aucune
sorte, il est clair enfin qu’ils ont ete les initiateurs, les promateurs d’un grand nombre
D’atttaentats diriges centre la vie materielle du pouvoir des Soviets. La France a sub-
ventionne tres largement pour cette besogne ses representants diplomatiques, comme
elle les a largement subventionnes lorsqu’il s’est agi de venir en aide aux entreprises
contre-revolutionnaires que jai signalees au cours de ma disposition. Il у plusieurs bud-
gets sur lesquels ces sommes peuvent etre imputees. Mais en France,depuis la guerre, on
a trouve moyen d’annexer au budget ordinaire et au budget extraordinaire, un budget
de depenses exxeptionnelles qui n’est point controle par les commissions speciales du
Parlement et qui comporte tous les millions don on a besoin pour faire dans 1’Europe et
dano le monde la beasogne de la contre-revolution. Je ne sais pas qu’elle sont les som-
mes qui ont ete affectees dans ce but, en ce qui concerne plus particulierement la Russie,
mais ce que je рейх dire, c’est que des documents officiels eux meme, il resulte qu’a un
moment donne le gouvernement de Koltchak recevait de la France une subvention de
plus de 50.000.000 par mois et que dans 1’ansamble si nos representants au Parlement
ne sont point encore parvenus a obtenir le chiffre definitif qui etablit combien a coute
en derniere analyse au proletariat de France la politique contre-revolutionnaire de not-
re gouvernement, en peut dire sans craindre d’etre dementi que la politique de la Fran-
ce, sa politique d’intervention constant te dans les affaires de la Russie lui a coute plu-
sieurs centaines de millions de francs et peut-etre plusieurs millions. On me demande
si le role de nos agents consulaires et diplomatiques peut se justifier aux regards de la
loi francaise. Je n’ai pas une connaissance suffisante des textes pour repondre. Mais ce
que je peut dire, c’est qu’a defaut de texts; la raison et la bon sens indique qu’un agent
diplomatique n’est pas destine a intervenir dans la vie interieure d’un pays et que son
role ne consiste pas a prendre parti pour une organisation politique ecartee du pouvoir
contre le pouvoir regulier lui-meme, que si cette conseption de la vie diplomatique etait
admise, il n’y auarait pas de rapports possibles entre les etats. La France у a contrevenu
pendant la guerre, la France у a contrevenu d’une facon plus prticuliere dans la periode
qui a suivi la victoire du pouvoir des Soviets. C’est une chose qui est connue de tous et
qui ne saurait etre justifiee ni par des arguments tires des lois, ni par des arguments de
bon sens ou de raison.
Председатель: У защиты есть вопросы. Слово имеет защитник Тагер.
Тагер: Откуда или от кого у свидетеля Фроссара сведения о деятельности
в России господина Эрлиха?
Frossard: Mais se sont des renseignements qui sont de notoriete publique. Ils result-
ent de tous les documents qui ont ete publies a 1’epoque comme ils resultent d’ailleurs
XQO
des affirmations de Erlich, lui-meme qui ne dissimule nullement le role qu’il a pempli
alors qu’il etait ici a la Mission militaire francaise.
Тагер: О каких опубликованных документах говорит свидетель Фроссар?
Frossard: Bien; les documents publies, ce sont des documents qui ont ete publies
par des hommes bien places pour connaitre dans quelle direction s’est exercee 1’activi-
te d’Erlich, puisqu’il s’agit d’homme comme notre camarade Jaques Sadoul qui a ap-
partenu a la Mission Militaire Francaise, comme notre camarade Rene Marchand qui
a suivi de pres toute cette periode de I’activite de 1’Ambassade francaise et par notre
camarade Pascal qui a, lui aussi, appartenu a la Mission Militaire francaise. Voila de
quels documents publics je parle. J’joute que je parle egalement de documents publics
d’Erlien lui-meme, c’est a dire de la campagne qu’il a menee lui-meme en France a son
retour, de ses affirmations de presse ou des affirmations de Tribune.
Тагер: Когда господин Эрлих вернулся из России во Францию?
Frossard: Il est centre en France dans le courant de I’annee 1918 autant que mes
souvenirs me permettent de I’af-firmer.
Тагер: С этих пор гражданина Эрлиха не было в России?
Frossard: Je 1’espere bien pour la Russie.
Sadoul: Et pour lui.
Тагер: Когда покинули Россию и вернулись во Францию союзнические дипло-
матические представители, в частности представитель Франции Пулано.
Frossard: Eh, bien! Monsieur Noulens a fait en Russie un sejour d’environ une an-
nec. Il est patti par consequent en 1918, apres et son depart a ete marque par plusieurs
etapes qui sont bien connues et sur lesquelles je pense je n’ai pas besoin d’insister.
Тагер: Вернулся ли Пулано во Францию в течение 18-го года.
Frossard: Oui, il est centre en France en 1918.
Тагер: Известно ли свидетелю Фроссару о тех документах, которые были опу-
бликованы гр. Садулем, Мартаном, Паскалем и Эрлихом? С кем поименно имел
различные отношения Эрлих из числа лиц, принадлежащих к различным партий-
ным группировкам, о которых говорил свидетель?
Frossard: Je ne рейх pas apporter sur ce point davantage de precisions que je n’en
ai donne dans ma deposition.
Тагер: В курсе ли свидетель Фроссар о различных течениях в партии с.-р, на
протяжении четырехлетнего периода?
Frossard: Je sais en gros qu’il у a deux fractions essentiellss dans la Parti Socialiste-
Revolutionnaire: le parti socialiste revolutionnaire dit de droite et le parti socialiste-
revolutionnaire dit de gauche. Et je sais que le parti socialiste revilutionnaire dit ae
gauche, a, a un moment donne, apporii sa collaboration au Pouvoir des Soviets.
Тагер: Известно ли свидетелю Фроссару те расхождения, а если известны, то
какие именно, которые существуют между различными течениями в пределах
правых социалистов-революционеров и, в частности, между теми групировка-
ми, которые находятся в пределах России и теми, которые находятся заграни-
цей?
Frossard: Je sais qu’il у a entre les socialistes revolutionnaires resiuant en russie et
quelques uns des socialistcs-volutionnaires residant a 1’etranger des deesaccords qui se
naniiestent quelques fois par des polemiques, mais je ne sache pas qu’il у ait entre les
socialistes-revolutionnaircs qui habitent a 1’etranger divorce d’organisation.
Тагер: Наконец, последний вопрос. Доступна ли гражданину Фроссару пар-
тийная литература партии с.-p., на русском языке или только то, что печатается
на французском?
49П
Председатель: Вы в праве такой вопрос задавать, но раз свидетель не говорит
по-русски, как же она ему будет доступна.
Тагер: Точно так же, как он понимает мои русские вопросы. Если он говорит
о партии социалистов-революционеров, то я хочу знать в каких пределах он эту
партию знает. Знаком ли свидетель Фроссар с партийной литературой соц.-рев.,
выходящей на русском языке?
Frossard: Meme si j’etais en courant, je ne vois pas trop 1’utilite que je pourrais en
tirer puisque je ne parle pas la langue russe.
(Апплодисменты в зале.)
Председатель: Я прошу соблюдать спокойствие.
Луначарский: По поводу вопросов, которые задает Тагер, я хочу установить
один маленький факт, интересующий нас, как сторону, вызвавшую свидетеля
Фроссара.
Председатель: Давайте закончим вопросы защиты и потом мы будем выяс-
нять факты. Гораздо лучше после вопросов, которые заданы. Отметьте их, а потом
установим. Слево имеет защитник Жданов.
Жданов: Не может ли свидетель Фроссар точно указать с кем Пулано, по его
выражению, был в открытой борьбе или вражде из членов русского правитель-
ства, с кем лично?
Frossard: J’ai voulu dire par la que des son arrivee en Russie, il a ete en desaccords
avec un autre homme politique francais qui etait a ce moment la le representant diplo-
matique de la France, avec Albert Thomas et ce desaccord s’est manifeste des les pre-
miers jours de I’arrivee de Monsieur Noulens en Russie. J’imagine qu’il provenait, ce
desaccord, des conceptions differantes que Mr Albert Thomas et Mr Noulens pouvaient
avoir de leurs roles et aussi des rapports personnels qua Mr Albert Thomas pouvait
avoir avec tel ou tel membre du Gouvernement Provisoire.
Жданов: С кем именно?
Frossard: Je ne рейх pas donner davantage de precision a cela, que je n’en ai donnees.
Mais je sais que j’ai parle de choses qui sont, je crois, connues de tous et que ne souffrent
point de dementi.
Жданов: Вы назвали Эрлиха экстремистом. Что это значит?
Frossard: Cela veut dire que dans le Parti socialiste francais, il appartenait a la frac-
tion la plus avancee, a celle qui defendait les opinions les plus colorees.
Жданов: Слева.
Frossard: A gauche.
Жданов: Когда он был в России, можно ли было подозревать, что Эрлих был
предателем этих взглядов?
Frossard: Mais il me parait que le seul fait, a ce moment difficile pour la Russie
revolutionnaire, de s’etre mis aux ordres de 1’Ambassade et d’avoir accompli la sale
besogne de 1’Ambassade, il me parait que ce de nature a edifier pleinement ceux qui
peuvent penser qu’au moment ou il se trouvait en Russie, il n’avait pas encore echeve
completement de trahir le socialisme. Sa trahison du socialisme, elle date du jour ou
en Russie, lorsqu’il avait a choisir entre la Republique ouvriere et la Republique bour-
geoise, representee par Mr Noulens, il a choisi la Republique bourgeoise.
Жданов: А кем был в России Альберт Тома?
Frossard: J’ai parfaitement compris la question. Albert Thomas etait ici seul. Il
у avait en Russie, a ce moment la, deux orders de delegations,la delegation gouverne-
nentale d’Albert Thomas et la delegation parlementaire a laquelle appartenait Cacl in,
Moutet et Ernest Lafont.
491
(Le traducteur n’a pas compris et demande de repeter.)
Frossard: J’ai dit qu’il у avait eu en ce moment la, deux delegations envoyees simul-
tanement en Russie: 1’une d’origine gouvernementsle qui etait la delegation d’albert
Thomas; 1’autre la delegation d’origine parlementaire, qui etait la delegation collective
de Marsel Cachin, de Moutet et d’Ernest Lafont. J’ajoute qu’il у avait en meme temps
d’autres delegations d’internationales, une delegation anglaise et j’ajoute que le citoyen
Vandervelde lui-meme est venu en Russie a la meme epoque.
Жданов: Защита больше не имеет вопросов.
Председатель: У другой части защиты есть вопросы?
Кон: Я хотел спросить свидетеля, как поступала демократическая Франция
с обвиняемыми по делу сношения с врагами во время, войны и после войны?
Председатель: Это не имеет никакого отношения к делу, и это можно не пере-
водить.
Кон: В таком случае я ставлю второй вопрос. Каким судом судили тех, кто от-
казывался силой оружия, подавлять на Черном море советскую Республику.
Frossard: Les marins de la Мег Noire ont ete juges par le Conseil de guerre et la
plupart d’entre eux ont ete condamnes a des peines de 15 et 20 annees de detention ou
de trouvaux publies. Les plus connus Marty, officier pricipal, officier mecanicien prin-
cipal de la Marine, et Badina, simple mecanicien de la marine, ont ete condamnes: 1’un a
vingt ans de prison et 1’aatre a quinze ans. Ils sont actuellement toue les deux, ainsi que
plusieurs autres de leurs camarades, dans les prisons republicaine de Clairveaux.
Кон: Каким судом, военным или гражданским был осужден на смерть тов. Са-
Дуль?
Frossard: Le camarade Sadoul a ete condamne par un Conseil de Guerre.
Кон: Больше вопросов не имею.
Председатель: У обвиняемых есть вопросы?
Гоц: Приезжал ли Кашен в Россию в течение февральского периода по соб-
ственной инициативе или по уполномочию социалистической партии Франции?
Frossard: J-ai deja repondu qu’il etait venu en Russie par delegation parlementaire,
c’est a dire sur mandat de la Comission des affaires exterieure de la Chambre.
Гоц: Социалистическая партия Франции была оповещена о его поездке или
нет?
Frossard: Je pense que le parti socialiste francais en etait informe. Je ne рейх pas
donner une reponse precise a ce sujet, parce que j’appartenais a ce moment la, a la mi-
norite internationaliste de ce parti.
Гоц: Раскола между меньшинством и большинством не было, так что общие
вопросы обоуждалиоь у вас или нет?
Frossard: Mais la question d’une delegation, comme celle de Cachin, si elle avait ete
discutee, elle aurait ete au sein des organismes centraux, et comme a ce moment la je
n’habitais pas a Paris, je ne parciritais pas a la vie des organisations centrales du Parti.
Гоц: А не Фроссар, а другой представитель группы меньшинства мог знать, или
нет?
Frossard: Il pouvait le savoir.
Гоц: Известно ли гражданину Фроссару, что гражданин Кашен приезжал
в Россию в течение 17-го года к представителям русской революционной демо-
кратии первого состава ВЦИК с целью убедить их в необходимости во что бы то
ни стало продолжать войну, а также протестовать против той программы, кото-
рая была выставлена ВЦИК первого состава о необходимости вопрос об Эльзас-
Лотарингии поставить на плебисцит?
492
Frossard: Je pourrais m’abstenir de rdpondre puisque aussi bien je ne sache pas que
Marsel Cachin soit 1’accuse principal de ce proces. Mais je рейх cependant dire que je
sais parfaitement dans quel etat d’esprit se trouvait en 1917 Marsel Cachin lorsqu’il
est venu en Russie. Et j’ai d’autant moins besoin de le cacher que precisement son voy-
age en Russie a eu sur son etat d’esprit la plus heureuse influence, puisque c’est a son
retour de Russie qu’il a mene la campagne pour la Conference socialiste internationale
de Stockholm et puisque date de cette epoque son evolution vers les formes les plus
revolutionnaires de Faction proletarienne.
Гоц: Я позволил себе обратиться с этим вопросом к свидетелю, потому что он
не нами, а вами выставлен в качестве экоперта.
Председатель: Я не возражаю.
Гоц: Я не в порядке полемики с вами сказал, но в порядке ответа Фроссару,
потому что я хочу знать, известно ли гр. Фроссару, что идея Стокгольмской кон-
ференции была выдвинута как раз русскими социалистическими партиями, пар-
тиями большинства ВЦИК первого состава.
Frossard: Oui. Evidemment, jc me souviens parfaitement des conditions dans
lesquelles 1'initative a ete prise de la Conforence de Stokholm.
Гоц: Я все-таки не получил точного ответа на вопрос, известно ли Фроссару,
что инициатива международной конференции в Стокгольме исходила от русских
социалистических партий, составлявших большинство ВЦИК — от с.-р. и от мень-
шевиков?
Председатель: Ответ был дан.
Гоц: Разрешите мне выслушать ответ не от вас, а от Фроссара.
Председатель: Ответ был: Фроссар ответил, что ему известно об этом собы-
тии.
Гоц: Известно ли гр. Фроссару то настроение, в котором вернулся из России
гр. Кашен и что оно ни в коем случае не может быть охарактеризовано, как какое-
то счастливое превращение в коммуниста; что по возвращении из России он по-
прежнему исповедывал социал-патриотические взгляды?
Frossard: Naturellement, il est tout a fait sur que Cachin n’est pas revenu de Russie
en Fevrier, en Mars 1917 transforme en communiste. c’est une chose bien connue au
moment ou s’est tena le 2-e Congres de 1’international Communiste.
Гоц: Когда гр. Кашен вернулся во Францию, сообщал ли он о тех переговорах,
которые он вел с русскими социалистическими партиями, в частности о тех двух
пунктах, о которых я сейчас говорил, и как реагировало на это меньшинство, к ко-
торому принадлежал гр. Фроссар?
Frossard: Cachin est rentre en France au moment ou le parti socialiste tenait son
Conseil National. A 1’ordre du jour de ce Conseil National il у avait la question qui
etait debattue depuis ceux ann’es dans le parti, de la reprise des relations internation-
als. Cuchin c’est pronoce, rentre de Russie, pour la reprise des relations internationals,
pour la participation du parti socialiste francais a la Conference socialiste internation-
ale de Stockholm, et le Conseil National, apres 1’avoir entendu, et apres avoir Moutet
qui 1’accompagnait, decida a 1’unanimite, a voter la principe de la participation a la Con-
ference de Stockholm.
Гоц: Это не тот ответ, который я хотел получить от гр. Фроссара.
Председатель: Тут ничего не поделаешь, свидетель отвечает то, что он может.
Гоц: Это не ответ на мой вопрос. Я спрашивал как реагировали представители
меньшинства, и в частности гр. Фроссар, на то, что здесь делалось гр. Кашеном,
в частности по тем двум вопросам, которые я уже задал.
493
Председатель: Предупредите свидетеля, что при показаниях перед лицом Вер-
ховного трибунала свидетель, если вопрос касается лично его, имеет право отве-
чать, или не отвечать, это его личное дело.
Frossard: Je ne suis nullement embarrasse pour repondre. J’ai deja dit qu’a ce mo-
ment la, au moment oil c’est tenu le Conseil National de notre Parti, la question qui s’est
posee elle etait de savoir si le Parti Socialiste francais se declarerait pret a reprondre les
relations internationals avec les autre partis. C’est sur cette question que nous etions
en disaccord et que nous nous separions en majoritaires et en minoritaires. Cachin nous
apporait, retour de Russie, une proposition de reprise des relations internationals et, par
consequent, dans une large mesure. Il apportait a Is compagne que nous avions menee, le
couronnement que nous souhaitions. Nous avons vote la proposition que nous rapportait
Cachin de participer a la Conference socialiste internationale et si ma reponse ne parait
pas precise si 1’on veut que je dise maintenant quelle est 1’attitude que nous pouvions
prendre, nous socialiste minotaires du parti socialiste francais, en face de la Revolution
russe, sous la forme qu’elle avait alors, je responds que nous avons pris 1’attitude — que
nous prenons toujours vis-a-vis de tous les mouvements proletarians. Nous sommes sol-
idaires de tous les mouvements du proletariat. Nous avons ete solidaires de la Revolu-
tion de Fevrier lorsqu’elle s’est produite comme nous sommes aujourd’hui solidaires
avec la Revolution sous sa Forme sovietique. Partout avec la classe ouvriere en bataiille,
toujours et partout.
Гоц: Еще последний вопрос. Известно ли гр. Фроссару, что большевики были
решительными противниками Стокгольмской интернациональной социалисти-
ческой конференции?
Frossard: Je le sais parfaitement et je n’ai qu’un regret, c’est de ne pas avoir compris,
a ce moment la, que les a bolcheviks avaient raison.
Председатель: Обвиняемый Тимофеев для вопроса.
Тимофеев: Я хочу прежде всего задать гр. Фроссару вопрос, который был
устранен для защитника гр. Кона, но который, я думаю, мне, как обвиняемому,
будет разрешено поставить. Какому наказанию...
Председатель: Простите, если я устранил этот вопрос, заданный защитником
Коном, то в такой же степени устраню и не при вашей постановке. Я не знаю, что
вы хотите спросить.
Тимофеев: В таком случае, я задам следующий вопрос: известно ли ему о том,
что партия с.-р. во Франции в особенности и за границей вообще, в лице своей
заграничной делегации центрального комитета, решительно выступала на протя-
жении 1918, 1919 и последующих лет противницей интервенции?
Frossard: J’ai le souvenir d’avoir’, a Paris dans des assemblees, discute sur la ques-
tion de 1’intervention en Russie avec des hommes qui appartenaient a Parti socialiste-
revolutionnaire; et, pour deux d’entre eux, je crois me rappeler, en effet, qu’i interroges
sur cette qu etion dans une assemblee federale, ils ont repondu qu’ils n’etaient pas par-
tisans de 1’intervention militair.
Тимофеев: He был ли гр. Фроссар в начале 1918 года членом палаты депутатов
Франции?
Frossard: Il ne I’etait pas en lele et il ne I’est pas encorr aujourd’hui.
Тимофеев: He слышал ли он о специальном докладе приехавшей в феврале или
марте в 1918 году делегации центрального комитета партии соц.-рев. во Францию,
в лице товарищей Русанова, Сухомлина и старого члена партии соц.-рев. живу-
щего во Франции, Рубановича, об их выступлениях перед фракцией социалисти-
494
ческих партий французского парламента с настойчивой просьбой принять меры
к недопущению интервенции во внутренние дела России?
Frossard: Je ne conteste pas le fait. Mais je n’ai ete appele a participer a 1’aciivite du
parti socialiste a Paris qu’a la fin de 1’annee 1918.
Тимофеев: Известно ли гр. Фроссару воззвание ЦК партии с.-р. 19-го года,
протестующее против поддержки французским правительством правительства
Колчака и протестующее против признания этого правительства?
Frossard: Non, je n’ai pas connaissance de ce document.
Тимофеев: Известно ли гр. Фроссару, какого сорта документы партия с.-р.
имела по отношению к Врангелю?
Frossard: Non plus. Je n’ai pas declare que dans I’expedition Vrangel, il у avait
une responsabilite des socialistes-revolutionnaires d’engagee. J’ai parle de I’expedition
Vrangel simplement pour montrer la continute de la politique francaise a 1’egard de Is
Russie.
Тимофеев: Известно ли гр. Фроссару отношение нашей партии с.-р. к Брест-
скому миру и те воззвания, которые наша партия после Брестского мира адресо-
вала ко всем социалистическим партиям Европы и в том числе к объединенной
Французской Социалистической партии?
Frossard: Je sais que le parti socialiste-revolutionnaire etait hostile a la paix de
Brest-Litovsk et je sais qu’il laa combatuu.
Тимофеев: Гр. Фроссар, как эксперт и специалист по вопросам интересов фран-
цузского пролетариата, может быть, будет любезен дать свою экспертизу в вопро-
се об отношении французского пролетариата к тем системам административного
управления, которые имели место и применяются в России?
Frossard: Je suis tout a fait dispose a donnor mon opinion, mais je ne pense pas
qu’cllc apportcra un element nouveau dans le proces, car il est evident que si je suis a
cette barre, c’est parce que j’appartiens a 1’International Communiste et ni ici ni ailleurs
je ne veux renier la solidarite de faits et d’idee qui me lie a la Republique actuelle des
Soviets. Au surplus, c]est un debat de doctrine que nous pourrions engager sur la ques-
tionde savoir comment il convient de conduire un revolution proletarienne et je pense
qu’un debat de cette sorte pourrait nous entrainer a une trop longue discussion.
Mon sentiment, je ne cherche pas du tout a dissimuller mon sentiment, il est que
lorsque la classe ouvriere s’empare du pouvoir, lorsqu’elle institute sa dictature tant
qu’elle se trouve dans des conditions telles que la securute du regine n’est pas assure
contre 1’ennemi interieur et contre 1’ennemi exterieur, il est vain clamer des libertes qui
ne pourraient aboutir qu’au suicide de la Revolution. On fait la Revolution, c’est tout-
a-fait evident, pour aboutir a un maximum de libertes, mais c’est precisement pour erla
que je suis socialiste et communiste. Je sais bien qu la Revolution, c’est a dire le prise
de possession du pouvoir politique, ce n’est pas le socialisme immediatement realise; je
sais que pour aboutir au communisme sans Etat qui est notre ideal, je sais qu’il у a des
etapes a francir qui sont quelquefois difficiles et quelquefois douloureuses. Et je sais
que dans les circonstances qu’a traversees le Gouvernement des Soviets, Faction qui a
mence, il 1’a exercee dans I’interet de la classe ouvriere et dans I’interet du socialisme
international. Et a cette barre, comme ailleurs, j’en suis pleinement solidaire.
Тимофеев: Я очень рад слышать о личной солидаризации свидетеля.
Председатель: Что вы рады или не рады, это нас не интересует. Вы задали во-
прос и получили на него ответ.
Тимофеев: Нет, ответа я не получил. Я обращался к эксперту, гр. Фроссару
с вопросом не об его личном мнении, которое мне известно, вот именно из того
495
факта, что он здесь находится, я обращался к нему, как к эксперту с вопросом
о мнениях и взглядах французского рабочего класса, относится ли французский
пролетариат к методам большевистской диктатуры в России так, как относится
гр. Фроссар лично? Если так, то я буду удовлетворен.
Frossard: Mais j’ai parle naturellement en mon nom personnel, mais je pense que
j’exprime le sentiment de la classe ouvriere organisee syndicalement et politiquement
sur le terrann revolutionnaire. Je рейх exprimer le sentiment de parti communiste fran-
cais, le sentiment des syndicats revolitionnaires. Il ne m’appartiant pas e’exprimer le
sentiment du parti sacialiste et le sentiment des syndicates reformists.
Тимофеев: Какое же количество в настоящее время пролетариев объединено
во французской коммунистической партии?
Frossard: Le nomb re des adherents manitanamt: 100 000.
Тимофеев: В настоящее время?
Frossard: Oui. La moyenne des adherents du Parti Communiste est de 100 000.
Тимофеев: А полгода тому назад?
Frossard: Il у a six mois qu’il у a avait a la fin de I’annee derniere, une moyenne de
115 a 120.000 adherents. Maintenant je pourrait faire la comparaison pour le Parti so-
cialiste. Elle ne serait pas a 1’avantage du parti socialiste.
Тимофеев: Я бы просил этот вопрос поставить. Сколько было полгода назад
и сколько сейчас в социалистической партии?
Frossard: Eh! bien, le Parti Socialiste, a son Congres de Га annee derniere, a annoce
une moyenne de 55.000 adherents et a son congres du 3 Juin, comme il resulte du rap-
port de son Secretaire publie par 1’organe officiel du parti «Le populaire», il a annonoe
une moyeene de 46.000 adherents.
Тимофеев: Как отнесся французский пролетариат и французские социалисты
к сепаратному Брестскому миру, заключенному Советской властью в России в на-
чале 18-го года?
Frossard: J’ai deja dit, dans la premiere partie de ma deposition, qu’au moment ou
les pourparlers de Brest-Litovsk ont eta engages, ils ont ete accueillis avec simpathie
par toutes les fractions du proletariat francais qui depuis six mois s’impationnait de la
duree de la guerre. J’avait signale a ce propos certtains grands mouvements ouvriers
qui s’etaient produits et qui avaient pris precisement comme mot d’ordro la necessite
de lutter pour la paix. Au monent de la paix de Brest-Litovsk, par consequent, la frac-
tion, dont j’ai parle, a reagi favorablement, je dois reconnaitre qu’elle a eu contre elle
toute la fraction du proletariat mal eclaire qui suivait encire et le gouvernement et les
socialistes-patriotes dans leur politique d’union sacree.
Тимофеев: Я спрашиваю гр. Фроссара, что ему известно об отношении и взгля-
дах французского буржуазного правительства на партию с.-р. и к тем идеям вну-
тренней политики партии, которую она выдвигала в 1918 году?
Frossard: Mais sur les relations qui ont pu avoir lieu entre les socialistes-revolu-
tionnaires...
Traducteur: Pardon, j’ai mal traduit. Les opinions de gouvernement francais a pro-
pos du parti socialist-revolutionnaire, non les rapports avec...
Frossard: J’ai dis d’ja, que les representants les plus qualifies du gouvernement fran-
cais parlaient dans les termes les plus dedaigneux, les plus meprisants des representants
du parti sociliste-revolutionnaire.
Тимофеев: Известна ли свидетелю нота французского правительства, адресо-
ванная к общественным кругам России в июне 1918 г., которая, убеждала граждан
России не стремиться к созыву Учредительного собрания первого состава, а в на-
496
стоящее время создать на почве единого мощного национального фронта военную
диктатуру.
Frossard: Cela parait assez conforme a toute la politique du Gouvernement francais.
La politique du Gouvernement francais a ce moment etait une politique de guerre a
outrance et pour reussir, il fallait qu’il employat certains moyehs. Elle ne reculait devant
aucun.
Ратнер: Тов. Фроссар, дипломатическая практика французского правитель-
ства допускает ли такие случаи, чтобы дипломатические представители Франции
в других странах вели бы свою дипломатическую работу самостоятельно, незави-
симо от тех директив, которые они получают от своего правительства.
Председатель: Я должен предупредить, что мы должны сокращаться, так как
тов. Фроссар должен уехать и мы должны его отпустить.
Frossard: Jen е suis pas intitie aux secrets de la diplomatie, mais il est evident, que
les agents diplomatiques francais font, dans le pays ou ils se trouvent la politique du
gouvernement francais et qu’elle est conforme aux instructions detaillees qu’ils en re-
coivent.
Ратнер: В частности Эрлих, мог ли он независимо от своего экстремистского
прошлого, проводить линию, несоответствующую директивам Клемансо?
Frossard: Erlich etait un agent subalterne, un agent de liaison d’ordre inferieur, et
il est evident que si le gouvernement francais avait des instructions a donner, cu n’etait
pas a Erlich qu’il les donnait, e’etait a 1’Ambassadeur de France lui-meme, a charge de
1’Amnassadeur de les communiquer dans la mesure qu’il jugeait necessaire a Erlich pour
qu’elles soient pourvues de leur sanction pratique. Mais rien ne s’oppose a ce que Erlich,
puisqu’il appartenait au parti socialiste ait fait cette politique. Au contraire e’etait le
seul moyen d’Stre bien au cours et d’obtener tous les avantages qu’il pouvait tirer de
1’explication de sa mission.
Ратнер: Чем объясняет тов. Фроссар то обстоятельство, что французское пра-
вительство давало своим агентам в России директивы вести какие бы то ни было
переговоры с партией с.-p., которые в своей декларации заявляли о своих враж-
дебных отношениях к какому бы то ни было империализму в том числе и фран-
цузскому империализму?
Председатель: Это невозможно. Мы уже начинаем действительно размени-
ваться в мелочах. Обвинитель Ратнер, я предлагаю вам ставить существенно но-
вые вопросы. Этот вопрос устраняется.
Ратнер: Тов. председатель, я все-таки просил...
Председатель: Этот вопрос устраняется.
Ратнер: Считает ли тов. Фроссар возможным при каких бы то ни было усло-
виях введение на территорию России французских войск с французским коман-
дованием без вмешательства этого командования и этих войск во внутренние по-
литические России?
Frossard: Mais le fait meme qu’elles entrent en Russie, c’est deja une immixion
dans la vie de ce pays.
Ратнер: Чем объясняет тов. Фроссар то обстоятельство, что французское пра-
вительство допустило на территории гор. Парижа совещание членов Учредитель-
ного собрания, ведущих определенную политическую работу в смысле борьбы
с существующим в России советским правительством?
Frossard: Рагсе que le gouvernement est 1’adversaire irreductible du Gouverne-
ment des Soviets et qu’il est, par consequent, conforme a sa politique d’hospitaliser
toutes les agitations qui peuvent menacer le pouvoir des Soviets lui-meme.
497
Ратнер: Как полагает тов. Фроссар, известно ли было правительству Клемансе
о том, что партия соц.-рев. в своих декларациях высказывается против империа-
листской, политики французского правительства?
Frossard: Mais meme s’il les avait connus, le gouvernement francais n’en aurait pas
ete embarrasse. Il avait poursuivi neanmoins sa politique.
Ратнер: Чем объясняется то, что французское правительство через своих аген-
тов в Москве Цуланса и Эрлиха вело свою политику с представителями социали-
стической партии?
Frossard: Parce qu’il у a probablement une tresgrande difference entre les declara-
tions publiques d’un parti et Faction qu’il peut mener secretement et occultement et
parce qu’il ne suffit pas toujours pour un parti politique de proclamer certaines affir-
mations urbi et orbi, pour qu’on est la certitude que par derriere on ne cherchera pas
precisement a agir en opposition absolue svec les affirmations qu’il produit.
Лихач: Разрешите сделать заявление.
Председатель: Никаких заявлений.
Лихач: Свидетель ответил на вопрос Ратнера, что самый факт высадки на чу-
жую территорию есть уже вмешательство в чужие дела. Считает ли в этом случае
свидетель — эксперт, что высадка американских или русских войск во Франции,
во время войны 17-го года также была вмешательством во французские дела?
Frossard: Mais la question ne me parait pas si embarrass sante qu’on le croit. Je dis,
que quand le qouvernement francais a envoye des troupes en Russie, ce n’etait pas pour
defender les interest du people russe, c’etait pour poursuivre en Russie sa politiqu im-
perialiste a lui, il pouvait de I’interieur saperele pouvoir des Soviets, et vous savez tres
bien que tel etait le double objectif, qu’il poursuivait.
Утгоф: В какой мере участие русских войск было вмешательством в боях под
Верденом во французские внутренние дела?
Председатель: На этот вопрос уже отвечено. Речь идет не о простом факте по-
сылки войск, а о посылке войск в связи с определенной политикой.
Утгоф: Речь идет не о русских делах, а о французских. Я спрашиваю, насколь-
ко участие русских войск в боях под Верденом было вмешательством в дела фран-
цузские?
Frossard: Peut-6tre le marechai Joffre serait-il mieux place que moi pour repondre
a cett question. (Rires.)
Председатель: Угодно вам опросить?
Крыленко: У меня немного вопросов. Первый вопрос состоялась ли Стокгольм-
ская конференция?
Frossard: La Conference de Stockholm n’a pas cu lieu.
Крыленко: Оказывало ли французское правительство содействие созыву
Стокгольмской конференции?
Frossard: Il est clair que le Gouvernement francais a fait tout ce qui etait en son
pouvoir pour faire echouer la conference de Stockolm.
Крыленко: Можно ли было после этого опыта полагать, что обращение к фран-
цузскому правительству о помощи для осуществления социализма когда-либо
могло иметь место?
Frossard: Il m semble que cette experience devait suffire a dissiper les dernieres il-
lusions que certains socialistes pouvaient encore caresser.
Крыленко: Можно ли было после этого опыта, как и после ряда такого рода
фактов, устанавливающего сущность французского правительства, полагать, что
обращение к нему с призывом о содействии вооруженной силой без имения в сво-
498
ем распоряжении соответствующей вооруженной силы, может повести к чему-
либо другому, кроме захвата власти французским империализмом и к оккупации
части странны?
Frossard: Les conditions dans lesquelles cette expedition les interventionsmili-
taires de la France so sont produites no peuvent laisser aucun doute sur leur caractere.
Les interventions francaises en Russie n’etaient pas dans I’interet du people russe. Elles
etaient simplement destinees a favoriser la realization des dessins de la politique impe-
rialiste francaise. Je voudrais demander au Tribunal la permission de me retirer, s’il n’y
a plus de questions a me poser.
President: Tout de suite, puet-6tre encore 5 ou 10 minutes. Есть еще вопросы?
Крыленко: В связи с тем что т. Фроссар должен уехать, я полагаю, что перед
тем, как ему могут быть заданы по этому поводу вопросы, необходимо огласить
в связи с заявлениями и вопросами, сделанными гр. Тимофеевым, из приобщен-
ных к делу документов, с одной стороны постановление, — это из документов, до-
ставленных тов. Покровоким, — п. «а» официального постановления Северного
верховного управления и, с другой стороны, в связи с тем же, — я не знаю толь-
ко, насколько это приобщено или нет, точно я не помню, — «Вестник Верховного
управления Северной области». Так как вопрос идет об официальных документах,
я прошу огласить только 4 пункта: это 1, 2, 5 и 7, и я бы просил еще примеча-
ние к п. П-му. Если будут протесты, я буду просить только одно примечание, а об
остальном буду ходатайствовать в свое время.
Председатель: Вопросы еще есть?
Защитник (первой группы): Разрешите нам ознакомиться с этим.
Председатель: Это документ, приобщенный к делу. Я спрашиваю, до оглаше-
ния документа вопросы есть?
Трибунал оглашает следующий документ: «Журнал заседания Верховного
правления Северной области 2 августа 18-го года». Постановления об особых во-
енных судах. § I. Для разбора дел о преступлениях и проступках военнослужа-
щих, предусмотренных XXII книгой Свода военных постановлений 1869 г., изда-
ние четвертое, и учиненных ими в местностях, состоящих на военном положении,
в тех случаях, когда учинение преступления настолько очевидно, что нет надоб-
ности в его расследовании, — учреждают особые военные суды.
§ 2. Особые военные суды учреждаются приказами главнокомандующего все-
ми союзными вооруженными силами в России или командующего русскими во-
оруженными силами, в составе председателя и четырех членов из числа офицеров
русских войск Северной области, по возможности из командующих частью или
прослуживших в строю не менее 4 лет.
§ 5. Особый военный суд приступает к разбору дела немедленно по сформиро-
ванию и оканчивает рассмотрение его не далее, как в течение двух суток.
§ 7. Разбирательство дел происходит при закрытых дверях присутствия.
§ 11. Приговор особого военного суда представляется вместе со всем производ-
ством, в течение 24 часов с момента его объявления на утверждение того военного
начальника, приказом коего состоялось предание особому военному суду.
Примечание: Приговор, коим подсудимый присужден к смертной казни, пред-
ставляется на утверждение главнокомандующего всеми союзными вооруженны-
ми силами в России.
Крыленко: Я никаких выводов делать пока не буду. На это у меня нет права.
Но по вопросу второму, так как это касается интервенции, я просил бы об оглаше-
нии примечания к п. II.
499
Председатель: Ваше заключение защита.
Защита: Возражений нет.
Председатель: Есть еще вопросы? Полагают ли стороны, что свидетеля экс-
перта, т. Фроссара, можно совершенно освободить?
Тагер: Я имею ходатайство о занесении некоторых частей в протокол. Может
быть, вы найдете нужным занести их в присутствии свидетеля?
Председатель: Стенограмма имеется и этого не требуется. Значит, стороны не
возражают. Тов. Фроссар, вы свободны. Чтобы покончить с показанием свидетеля,
какие будут заявления по поводу его показаний, заявления формального свойства
для занесения в протокол?
Луначарский: Защитник Тагер, обратившись с вопросом к свидетелю Фрос-
сару относительно знакомства его с литературой партии эсеров, т. Фроссар, веро-
ятно, должен был быть осведомлен об их литературе. Я констатирую, что обвине-
ние вызвало тов. Фроссара не как свидетеля и эксперта по вопросам, касающимся
истории, настроения партии эсеров, а как свидетеля и эксперта по вопросу о фран-
цузском империалистическом правительстве и его сношений с некоторыми рус-
скими контрреволюционными силами, а также как эксперта по вопросам об инте-
ресах, настроении и идеях французского революционного пролетариата. Ни один
из вопросов, касающихся каких-либо фактов, относящихся к истории и внутрен-
нему быту партии эсеров, со стороны обвинения задан не был. Все такие вопро-
сы задавались свидетелю со стороны исключительно защитников первой группы
обвиняемых.
Председатель: Ваше заявление занесено.
Тагер: Я попрошу занести в протокол из показаний Фроссара следующее:
1-е, что французская миссия во главе с Нулансом покинула Россию в 18-м году,
2-е, что лицо, которое Фроссар именует Эрлихом, покинуло Россию также в 18-м
году в 3-х, что Фроссару не известно, с кем именно из числа принадлежащих
к русским социалистическим партиям Эрлих имел связи и отношения, и, в 4-х,
что ему известно, что на обсуждении в одном из собраний в Париже двое из числа
пребывающих там членов ЦК...
Председатель: Членов партии эсеров.
Тагер: Поставим вопрос иначе. На вопрос Тимофеева о том, что не известно ли
ему отношение к вопросу об интервенции со стороны пребывающих за границей
членов партии эсеров, он ответил, что ему известно, что на одном из собраний
в Париже двое из пребывающих там членов партии эсеров высказались против
интервенции. Вот эти четыре пункта, кажется, я точно их сформулировал, я про-
шу занести в протокол. Наконец, я также прошу занести в протокол, поскольку
занесено в протокол заявление гр. Луначарского, что наш вопрос был вызван тем
вопросом, который был задан обвинителем Луначарским, кажется, в третьей груп-
пе вопросов, а именно, об отношении французского правительства к партии эсе-
ров. Для того чтобы знать, что понимает свидетель под партией эсеров, ему был
задан вопрос, что он знает и по каким источникам о партии эсеров и об отдельных
ее частях.
Председатель: Заносится в протокол.
Крыленко: Я прошу трибунал удостоверить, что в приложении т. 2 имеется до-
кумент, ссылка на который имеется в обвинительном акте, это обращение объеди-
ненного земско-городского совещания в Архангельске по поводу ухода союзных
войск из территории России, и что этот уход и войск, и соответствующих уполно-
моченных Антанты имел место в конце осени 1919 года в августе месяце.
500
Председатель: Трибунал удостоверяет.
Вегер: Наша группа защитников имеет просьбу о занесении в протокол двух
обстоятельств: 1) в момент перехода допроса свидетеля Фроссара к нашей группе,
последовало предупреждение тов. председателя, что время допроса ограничено,
чего не было сделано по отношению к первой группе защитников, а засим после-
довало устранение вопроса, предложенного обвиняемым Ратнером относительно
французского империализма.
Председатель: Заносится в протокол.
Объявляется перерыв на два часа.
501
15 июня 1922 года
Седьмой день
Вечернее заседание
Председатель: Заседание трибунала возобновляется. Обвиняемый Николай
Иванов ходатайствует о разрешении ему в сегодняшнем вечернем заседании не
присутствовать в зале суда, а оставаться в комнате для арестованных. Есть ли воз-
ражения со стороны обвинения против этого?
Крыленко: Нет.
Председатель: Обвиняемый Иванов может уйти. Группа 22 обвиняемых хода-
тайствует о том, чтобы заседания кончались в 10 часов вечера.
Крыленко: Может быть, будет разрешено поднять параллельно с этим другой
вопрос, о более раннем сроке начала заседания — не в 12, а 10 или 11. Я боюсь, что
иначе у нас слишком затянется процесс, так как мало времени для работы.
Председатель: Вы возражаете?
Крыленко: Нет, против того, чтобы закончить в 10 часов, раз имеются жалобы
не переутомление, не возражаю, но предлагаю поставить общий вопрос — начи-
нать заседание в 10 часов утра.
Председатель: Значит, мы будем стараться сегодня закончить в 10 часов. Те-
перь по вопросу о дальнейшем ходе следствия, угодно ли будет сторонам про-
должать допрос свидетелей или перейти к допросу обвиняемых по исследуемому
периоду. У нас есть несколько свидетелей в этой группе по этому периоду не до-
прошенных. Государственный обвинитель, ваше заключение.
Крыленко: Считает ли трибунал необходимым вернуться к вопросу, который
не был закончен вчера, или, может быть, трибунал считает, что этот частный во-
прос является не настолько существенным. Вопрос идет об установлении фактов,
связанных с показанием свидетеля Кашина и установлением факта его разгово-
ра и времени его переговоров со свидетелем Краковецким. Это — первый вопрос.
И затем вопрос, поднятый относительно подлинности документов, которые были
предложены обвинением. Насколько мне известно, защитники возражали против
подлинности документов, ссылаясь на отсутствие в нем четвертой подписи. Ка-
жется, так.
Муравьев: Неизвестно, может ли быть установлен вопрос о подлинности.
Крыленко: Я могу предложить не трехэтажного, а одноэтажного происхожде-
ния доказательства относительно того источника, на который ссылается письмо,
помещенное в «Деле народа». Я этот номер имею, если не будет возражений, он
будет приобщен к делу. Текст этого документа идентичен, плюс та подпись, о ко-
торой говорилось в прениях. Так как ходатайство вчера было возбуждено мною
относительно необходимости дополнительных очных ставок и так далее, я лич-
но предоставляю этот вопрос на усмотрение трибунала, но счел бы возможным,
в целях экономии времени, отказаться от дальнейшей детализации этих обстоя-
тельств. Если защита будет настаивать, я, конечно, присоединяюсь. Но я не на-
стаиваю.
Муравьев: Защита не настаивает. Действительно, та копия, которая была
первый раз представлена, трехэтажная, не совсем сходится с этим документом.
Четвертой подписи Шахвердова там не было, а в этом действительно имеет-
ся.
502
Председатель: Нет возражений. Трибунал присоединяет номер «Новой жиз-
ни» от 30 октября № 167 к делу, как содержащий приказ, о котором было много
разговоров.
Крыленко: Для меня важно установить один факт, который я слышал, сейчас
изложенным защитой. Означает ли он то, что считается установленным фактами,
которые прошли на Судебном следствии, т. е. факт издания соответствующего до-
кумента, факт его подлинности.
Председатель: Виноват, это не защита может устанавливать, это трибунал мо-
жет устанавливать потом.
Крыленко: Если защита из такой стадии положения вещей, в какой сейчас
стоит вопрос о выводах и толкованиях, нуждается или нет в выяснении новых
обстоятельств?
Председатель: Ставится вопрос так. Вам этот вопрос ясен и защите ясен,
а сейчас мы будем решать, ясен ли этот вопрос нам после вашего заключения. За-
ключение другой части защиты: необходима ли очная ставка между Краковецким
и Кашиным?
Овсянников: Мы не видим надобности.
Председатель: Трибунал тоже находит ненужным в целях экономии времени.
Дальше. Будем ли мы запрашивать остальных свидетелей либо перейдем к допро-
су обвиняемых? В частности, по вопросу о явившемся свидетеле Герасимове, ко-
торый устанавливает специальный факт, и который вызван защитой по вопросу
об обвиняемом Усове. Он вызывается несколько в нашу структуру, ибо касается
специального вопроса. Я предложил бы допросить Герасимова, а потом перейти
к допросу обвиняемых по интересующему нас периоду.
Крыленко: Мы не возражаем.
Председатель: Заключение защиты.
Овсянников: Не возражаем.
Тагер: Мы не возражаем.
Председатель (обращаясь к коменданту). Попросите свидетеля Герасимова.
(Вводится свидетель Герасимов.)
Председатель: Вы Герасимов?
Герасимов: Да.
Председатель: Ваше имя, отчество?
Герасимов: Ефим Герасимович.
Председатель: Ваш возраст?
Герасимов: 35 лет.
Председатель: Ваше социальное происхождение?
Герасимов: Крестьянин.
Председатель: Занятие ваше?
Герасимов: Сейчас — на советской работе.
Председатель: Ваша партийная принадлежность?
Герасимов: Член Российской Коммунистической партии.
Председатель: Вас трибунал вызвал, чтобы вы установили здесь некоторые
известные вам факты. Вы будете показывать перед судом Верховного трибуна-
ла. Обязаны говорить только правду, и за всякое сознательное ложное показание
перед трибуналом будете строго отвечать перед законом. Сейчас, свидетель, нас
интересует деятельность обвиняемого Усова в конце 1917 года во время Октябрь-
ского переворота. Что вы можете нам рассказать?
503
Герасимов: Я хочу спросить товарища председателя следующее, потому что за
период моей работы много прошло социалистов-революционеров. Мне бы посмо-
треть самого Усова.
Председатель: Вот этот самый. Знаете, помните?
Герасимов: Помню.
Председатель: Что же вы можете сказать?
Герасимов: Во время Октябрьского переворота Усов ездил вместе со мной
в Смольный, когда оттуда потребовали броневики. Я был послан ответственным
лицом. Со мной ездили еще три человека. Усов и еще не знаю, забыл фамилию.
Вот что я могу сказать в отношении Усова.
Председатель: Вы тогда были коммунистом?
Герасимов: Я коммунистом с 15-го года, фактически, состою в партии.
Председатель: Что же, Усов дрался тогда на стороне Советских войск против
войск Керенского? Так что ли выходит?
Герасимов: Нет, он не дрался, мы только доставляли в Смольный броневики
и за Московской заставой нас обстреляли.
Председатель: Броневики кому вы доставляли?
Герасимов: Советской власти.
Председатель: И Усов?
Герасимов: И Усов.
Председатель: К какой партии он принадлежал?
Герасимов: К партии эсеров и работал в Исполкоме.
Председатель: Защита вызывала этого свидетеля. Государственный обвини-
тель, вы имеете вопрос?
Крыленко: Я буду ждать вопросов защиты.
Овсянников: Я хочу задать вопрос, Вы доставили броневики откуда?
Герасимов: С Колпинского и Ижевского завода.
Овсянников: Куда?
Герасимов: В Смольный.
Овсянников: Для чего?
Герасимов: Там было юнкерское восстание, для подавления.
Овсянников: Для подавления Юнкерского восстания вы с Усовым доставляли
в Смольный броневики? Скажите, почему Усов, в это время эсер, почему он на
сторону Смольного доставлял броневики?
Герасимов: Это нужно спросить Усова самого.
Председатель: Это правильно отмечено.
Овсянников: Он вам не объяснял в разговоре, почему он помогает Смольному,
а не юнкерам?
Герасимов: Такого разговора у нас не было, а нам нужно было доставить эти
броневики, и мы доставляли. Я был ответственным лицом.
Овсянников: Сколько всего вы броневиков доставили?
Герасимов: 4 штуки.
Овсянников: Другие рабочие также принимали участие в этом деле?
Герасимов: Да, и другие рабочие.
Овсянников: Еще коммунисты были или другие кто?
Герасимов: Я затрудняюсь сказать. Я лично был коммунистом, ответственным
лицом, и вот Усов был.
Овсянников: Вам известно, что Усов в то время был эсером.
504
Герасимов: Известно.
Овсянников: Скажите, не известно ли вам, что Усов после этого ездил на одном
из броневиков на Гатчинский фронт? Вы сейчас сказали, что вас где-то обстреля-
ли. На этом броневике и Усов был в это время?
Герасимов: И Усов в одном со мной броневике.
Овсянников: Кто вас обстрелял?
Герасимов: Обстреляли за Московской заставой. Когда от нас потребовали до-
кументы, и эти документы показал, то есть что сопровождаю броневик в Смоль-
ный. Они не удовлетворились моими документами, попросили выйти. Я указал,
что выходит нам нет смысла, потому что были лица в папахах, а было сомнение по
отношению к казакам.
Овсянников: А это казаки были?
Герасимов: После оказалось, что это были не казаки, а черкесы в шапках; были
также с витыми погонами, они раньше назывались вольноопределяющимися, ко-
торые добровольно пошли в армию. Это заставило меня не открывать броневик,
не выходить. Еще была публика — рабочие. Я подумал, что костюм рабочих в то
время мог кто угодно надеть, поэтому я сказал шоферу: «Вперед». Мы были с Усо-
вым, но в нас стали стрелять с боков, спереди, хотели баррикаду сделать, не пу-
стить, но мы успели проскочить.
Овсянников: Одним словом, я так вас понимаю, вы приняли их за юнкеров или
вольноопределяющихся, считали враждебной стороной?
Герасимов: Я считал, что это были юнкера или черкесы, потому что у нас точ-
ных сведений нет.
Овсянников: После этого Усов работал на вашем заводе или нет?
Герасимов: Не могу сказать, работал или нет.
Овсянников: Вы после этого его знали в 19-м, 20-м и 21-м году.
Герасимов: В 1919 году я работал в Детском селе, был председателем Бедско-
сельского уездного совета.
Овсянников: А Усов где был в это время?
Герасимов: Не знаю.
Овсянников: Он потом стал коммунистом?
Герасимов: Тоже мне неизвестно.
Овсянников: Вам неизвестно, что он был мобилизован в армию?
Герасимов: Тоже неизвестно, потому что в Колпино не находился. С 19-го года
я работал в Детском селе. Потом в 21-м году вернулся в Колпино. Потом сразу
же меня отозвали в Петроград в Рабоче-крестьянскую инспекцию. Проработавши
там 9 месяцев, меня опять отозвали в Детское, так что с 1919 года я все время от-
сутствовал.
Председатель: Защитник товарищ Кон.
Кон: Скажите, товарищ, вы до того случая с броневиком знали товарища
Усова?
Герасимов: Я могу в отношении Усова сказать следующее, что я мало с нам
знался, то есть мне с ним приходилось спорить, с другим эсером больше спо-
рил.
Кон: Работали вы с ним на одном заводе или нет?
Герасимов: Я работал на одном заводе, но я его не знал. Я знал некоторых чле-
нов нашей партии, но эсеров знал мало.
Кон: Не знали ли вы отношение рабочих на этом заводе к товарищу Усову?
505
Герасимов: Вообще, отношение рабочих к партии я знал, а об отношении к
Усову ничего не могу сказать.
Кон: Вас не удивило, что при определенном отношении к партии в целом, все-
таки Усов, по отношению которого вы сказали, что он был эсером, оказался с вами,
а не с этой партией?
Герасимов: Вам желательно, чтобы я ответил на этот вопрос?
Кон: Какое впечатление на вас произвело, что вот рабочий эсер, о котором вы
знаете, что он эсер все-таки оказался не по ту сторону фронта, а по сию?
Герасимов: Есть определенные люди, которые хотя бы называются рабочими,
обыкновенные мещане, как это было раньше и так далее, не нужно перечислять.
Просто идут по течению. И здесь я, конечно, лично свое мнение могу сказать:
конечно, Усов не вполне искренно шел, а вот нужно было делать и он тогда, как
работал в совете, мы все там работали вместе с эсерами, он знал, что он должен
идти, и, ясно, отказаться от этого он не посмел. Но в этом отношении лучше Усова
спросить.
Кон: Само собой разумеется, спросить Усова лучше. Для меня важно следу-
ющее. Вы здесь указали, что есть определенные течения, дополняющие опреде-
ленную среду, и вот правильно ли я вас понял, что было течение среди рабочих
масс в определенную сторону, и поэтому Усов туда и пошел. Так я вас понял, ваш
ответ?
Герасимов: Туда и пошел. В этом отношении вы лучше спросите Усова. Поче-
му — потому что в душу человека нельзя влезть.
Председатель: Слово имеет защитник товарищ Овсянников.
Овсянников: Я хочу доконьчить относительно броневиков. Один вопрос. Ска-
жите, товарищ Герасимов, кто командировал, кто велел послать с вашего завода
броневики в Смольный?
Герасимов: В Исполнительный комитет Колпинского Совета рабочих и сол-
датских депутатов. Исполнительный комитет велел послать.
Овсянников: Исполнительный комитет и решил послать? Кому это он пору-
чил, эту посылку?
Герасимов: Поручил мне лично, он велел под мою ответственность доставить.
Я ходил на завод, там налаживали броневики, там был некоторый ремонт. Был
выдан мандат под мою ответственность.
Овсянников: Под вашу ответственность. Почему вы с собой взяли Усова, не-
смотря на то, что он был эсер.
Герасимов: Потому что я надеялся, что Усов не может лично мне что-
нибудь сделать. Такое было у нас, по крайней мере, отношение у рабочих.
Если бы в это время послали Делецкого, тоже эсера, то на него было бы мень-
ше надежды. Почему? Потому что он мог нагадить, а Усов ничего не мог сде-
лать?
Овсянников: Значит, вы Усову доверяли?
Герасимов: До некоторой степени, доверяли.
Овсянников: Вы и рабочие вашего Колпинского завода?
Герасимов: Рабочие не вмешивались. Но существовала некоторая власть. Она
имела право послать, просить рабочих помочь, поставить броневики. Чтобы по-
ставить броневики, они и шли, они помогали и ночью работали.
Овсянников: Помогал работать Усов?
Герасимов: Нет, он работал в Совете.
506
Председатель: Слово имеет защитник Стуков.
Стуков: Разрешите мне один вопрос. Товарищ Герасимов, когда вы ездили
с Усовым на броневике, был случай, вы упоминали, что вас там задержали и об-
стреливали казаки и черкесы. Будьте добры сказать, как себя вел в этот момент
товарищ Усов. Протестовал ли он против вашего приказа двинуться вперед или
изъявлял склонность подчиниться распоряжению этой компании, которую вы на-
зываете или черкесами, или казаками?
Герасимов: Товарищ Усов, насколько мне помниться, был скорчившись, он си-
дел в это время. Действительно, был скорчившись потому, что кругом абсолютно
ничего не было слышно, такой был обстрел, и товарищ Усов здесь абсолютно ни-
чего не говорил, ни за, ни против, а только сидел, должно быть, трусил.
Стуков: А были ли там на броневике пулеметы? Было ли у вас оружие?
Герасимов: Там был поставлен пулемет, но, в то же время мы не нашли ленты.
Мы хотели взять с собой ленты, но, по-нашему мнению, здесь участвовал кладов-
щик, который в это самое время скрылся, не совсем, а просто на это время и спря-
тал ленты для того, чтобы нам не представилось возможности взять эти ленты,
которые хранились в кладовой. Так что мы поставили только своей пулемет для
того, чтобы показать, что мы едем вооруженные, а сами отправились так. План,
кроме того, разработал причастный к этому вопросу шофер. Он посоветовал нам
в случае, если нас остановят юнкера, показывать документы, а он тем временем
сдвинет бока броневика, и мы проедем благополучно.
Стуков: В этот момент вам не пришлось показать вашу храбрость или удаль,
потому что не из чего было стрелять?
Герасимов: Да, кроме револьверов.
Стуков: Скажите, как относились колпинские рабочие вообще, без различия
партийности, из среды вам знакомых, как они относились к юнкерскому восста-
нию и Керенскому?
Председатель: Виноват, это к делу не относится.
Стуков: Не знаете ли вы, было у Усова оружие, был револьвер?
Герасимов: Мне думается, что был, но точно сказать не могу.
Председатель: Обвиняемый Усов имеет слово.
Усов: Товарищ Герасимов, вы, может быть, помните, при каких условиях мы
были посланы. Было ли тогда какое-нибудь заседание нашего Совета, или просто
мы пришли с завода, и нас непосредственно послали с броневиками?
Герасимов: На этот вопрос я могу сказать следующее. Было в президиуме Ис-
полкома официальное постановление ввиду того, что из Смольного сообщили,
что там разведены мосты, принимайте меры, посылайте броневики. Оттуда при-
слали шофера, были сейчас же написаны мандаты, и нам поручено было, мне лич-
но и некоторым товарищам, ехать.
Усов: Вы, может быть, помните, когда организовалась Красная гвардия, то из
всех политических партий, входящих в состав Совета, были выделены те или дру-
гие коменданты, причем старшим комендантом был Панов-Тимофеев?
Герасимов: Помню, что был Панов.
Усов: Кто от эсеров был назначен ему помощником?
Герасимов: Этого я не могу помнить, потому что я к Красной гвардии имел
только то отношение, когда меня сами пригласят. Всем этим руководил Панов.
Усов: Не помните ли вы, что этим помощником Панова-Тимофеева был я?
Герасимов: Не могу сказать.
ЧП7
Усов: Не помните?
Герасимов: Не помню.
Усов: Вы, может быть, помните, товарищ Герасимов, когда мы ездили с броне-
виками и возвращались обратно, мы, кажется, возвращались вместе, это было на
другой день?
Герасимов: Я лично на другой день не возвращался потому, что я остался дежу-
рить. Может быть, вы возвращались с другими товарищами.
Усов: А во время самого боя с Керенским вы были в Колпине?
Герасимов: Да.
Усов: Вы анархиста, члена Совета Геккерта, знали?
Герасимов: Знал.
Усов: Тогда, когда мы получили распоряжение от товарища Дыбенко отпра-
виться с одним броневиком за Детское село?
Герасимов: Здесь я могу сказать следующее, что это относится больше к комен-
данту Панову. В мои прямые обязанности это не входило. Знаю, что ездил с этим
броневиком, знаю, что привезли оттуда пленных лошадей, но непосредственно я
в этом не участвовал.
Усов: Вы не помните, может быть, что с этими броневиками был отправлен я
и Геккерт?
Герасимов: Знаю, что Геккерт много раз ездил в штаб. Это я знаю, что ездил на
грузовике и о броневике я не могу сказать. Может быть, я позабыл, что это в мое
непосредственное распоряжение не входило.
Усов: Так что вы не можете сказать, что с Геккертом вы ездили вместе?
Герасимов: Нет, не могу.
Усов: Теперь, товарищ Герасимов, на торжественном заседании пленума Со-
вета в 1921 году в Новый год вы были?
Герасимов: Затрудняюсь, товарищ, сказать, потому что дневник мы плохо ве-
дем и столько за это время пережито, что я плохо помню.
Усов: Так что вы не можете вспомнить?
Герасимов: Нет, не могу.
Усов: У меня больше вопросов нет.
Председатель: Есть еще какие-либо вопросы свидетелю Герасимову.
Крыленко: Один вопрос, вопрос относительно того, к чему свидетель сказал,
что к Белецкому он относится недружелюбно, с недоверием.
Герасимов: Да.
Крыленко: Почему? Не можете сказать?
Герасимов: Можно, если это требуется. Потому что Белецкий, как таковой, не
пользовался абсолютно не только среди нашей партии, вообще рабочей партии,
но и среди рабочих доверием. И он занимался просто политической трескотней.
Подпольно он делал даже те или иные казусы, и, ни в каком случае ни раньше, ни
теперь, доверять гражданину Белецкому нельзя. Это личное мое мнение. Но это
могут подтвердить и другие.
Крыленко: Мне не интересно в чем заключались казусы. Но вы говорили, что
была политическая трескотня. Он, значит, болтал?
Герасимов: Болтал и хвастался.
Крыленко: Это мнение ваше или организации рабочих?
Герасимов: Это было, можно сказать, мнение всех.
Крыленко: Такая была его характеристика?
508
Герасимов: Да. Я могу еще сказать, чтобы было яснее. Я должен здесь дать то-
варищу на задаваемый вопрос следующий ответ, что у нас, опять, не помню точно
число, кажется, в то время, когда праздновался столетний юбилей Карла Маркса.
Перед этим, накануне в Колпино вышло недоразумение с хлебом. В 10 часов не
могли дать хлеба. Эсеры тут подтравили публику, и женщины, и рабочие выш-
ли с завода. Белецкий ездил специально на это торжественное заседание в Петро-
град и заявил от имени рабочих Ижевского завода: «Вы здесь торжествуете, а в
это время льется пролетарская кровь». Десятки рабочих расстреляны. «Дело на-
рода», — и это может быть тоже дело его рук, — также кричали об этом; меньше-
вистская газета и затем «Новая жизнь» кричали, что расстрел произошел в Кол-
пино. Мне пришлось также участвовать в этом заседании, и я сразу сказал, что
это политический болтун. Ему мало веры. Никакого расстрела, как он заявил, не
было, а убил одного человека случайно, не знаем кто. Поэтому я предлагаю, если
имеется распорядитель, задержать и арестовать Белецкого. А собрание прошу вы-
делить комиссию для разъяснения. Вот из этого и можно заключить, что из себя
представлял гражданин Белецкий.
Председатель: Есть ли еще вопросы?
Крыленко: Пока нет.
Председатель: У защиты есть вопросы?
Тагер: Один только вопрос. Этого Белецкого как зовут?
Герасимов: Белецкий и Белецкий — мы называли в то время так.
Тагер: Вы его в комнате для свидетелей видели?
Герасимов: Он самый.
Председатель: Нет больше вопросов. Полагаю, что свидетеля Герасимова мож-
но отпустить совершенно. Государственный обвинитель, с вашей стороны нет воз-
ражения?
Крыленко: Я буду просить пока задержать.
Председатель: По каким мотивам?
Крыленко: По тем мотивам, что у нас как раз по этой группе будут выявляться
факты, относительно которых Белецкий будет фигурировать.
Председатель: По поводу Белецкого?
Крыленко: Я не знаю содержания показаний, которые будет давать Белецкий,
и вопросов, которые ему придется ставить. Поэтому, так как это приблизительно
один период и здесь в течение судебного следствия возможны различные вопро-
сы, которые возникнут, я полагал бы поэтому целесообразным не дольше сегод-
няшнего вечера просить свидетеля Герасимова остаться.
Председатель: Чтобы не задерживать, может быть, мы Белецкого допросим?
Крыленко: Нет.
Председатель: Мы сейчас объявим перерыв на 3 минуты для впуска публики.
(Заседание прерывается на 3 минуты.)
Председатель: Заседание возобновляется. Слово для объяснения предостав-
ляется обвиняемому Донскому.
Донской: Я прошу слова для объяснения по периоду разобранной работы воен-
ной организации партии эсеров, то есть приблизительно от середины января и до
VIII Совета. В Петербург я приехал уже после разгона Учредительного собрания,
приблизительно в середине января и только тогда вступил в работу Центрального
комитета. Для того чтобы охарактеризовать, несколько вернуться к настроениям
и к переживаниям, которые были в Петрограде в это время, мне в нескольких сло-
вах хотелось бы напомнить то состояние, в котором были рабочие массы и вообще
509
население Петрограда в этот период, так как только что было разогнано Учреди-
тельное собрание, те демонстрации, которые были пулеметами, ружьями, прикла-
дами рассеяны по Петрограду Сведения, которые поступали об аналогичных же
действиях власти по отношению к массовым демонстрациям в Москве, сведения
об убитых, о близких партии убитых и о членах партии, поступали со всех сторон.
Для того чтобы доехать до Петрограда с Кавказа, откуда я ехал на Учредительное
собрание, мне пришлось проехать через всю Россию. Путь этот продолжался при-
близительно с 20 чисел декабря до середины января. Мне пришлось проезжать
и видеть всю ту пылающую внутреннюю гражданскую войну, которая охватила
тогда всю Россию, демобилизующиеся войска, демобилизованные войска, само-
вольно уходящие войска заполняли и заливали все железнодорожные станции
и узлы, с боя брали паровозы, с боя брали вагоны. Борьба шла не на жизнь, а на
смерть за возвращение домой. Кроме того, в это время шли бои, я мимо них как раз
проезжал, бои самые ожесточенные по линии Владикавказской железной дороги,
где приходилось по 5-8 дней проводить между развалинами железнодорожных
станций пылающих между развалинами мостов и так далее. Я не буду подробно
на этом останавливаться. Я хочу только восстановить эту картину и вернуть суд
к тому моменту, который мы сейчас рассматриваем. В самом Петербурге царил
в полном смысле этого слова разгул самосуда. Товарищи, которые были там и ко-
торые здесь присутствуют в данный момент, помнят этот период, период пальбы
с утра до вечера и с вечера до утра на всех углах и перекрестках, помнят костры,
помнят вымирающие улицы, помнят грабежи и убийства без конца. В полном
смысле — хаос и анархия, в полном смысле — самосуд были в данный момент
лозунгами, если можно так выразиться, и характеристика того внутреннего со-
стояния, в котором находился в тот момент Петроград. Я не стану вспоминать от-
дельные факты, они достаточно известны всем, факты вопиющие, громкие факты,
которые, если мы поковыряем в нашей памяти, они встанут перед нами во весь
рост. Я о них сейчас говорить не хочу, и вот какой вывод из этого сделала партия
в тот момент, когда я приехал, по отношению к военной работе, по отношению
к общей работе. Я не сразу вступил в работу. Я вступил в работу Ревизионной
комиссии по ревизии имущества и всего состояния партии. Я вступил в бюро
Центрального комитета, и только приблизительно к середине февраля я вступил
в военную организацию, потому что до тех пор там был Дашевский. Я не помню
точно, когда он заболел. Там был товарищ Рабинович. Я вступил в то время, и в
то время эта Военная комиссия находилась в процессе организации и намечания
заданий, точно также, как в таком же процессе находился Центральный комитет
и вся партия. Вывод, который можно сделать из этого периода, заключается в сле-
дующем: то, что рабоче-крестьянские массы находились в полном распылении, и,
особенно, солдатские, что организационной силы нет никакой нигде, ни на сторо-
не, ни в одной партии, как силы, охватывающей большинство трудящихся масс,
что в данный момент Россия находится в положении колеблющемся, в положении
неорганизованном, в положении полной дезорганизации. К этому времени, я не-
сколько уклоняюсь вперед, подходил момент заключения сепаратного Брестского
перемирия, сначала перемирия, потом — ни мира, ни войны, потом — сепаратного
мира. К этому времени относится процесс демобилизации промышленности в Пе-
трограде. К этому же времени относится процесс эвакуации Петрограда, перевозка
его в Москву, в частности, официальной, перевозка его по России, и, в частности,
как промышленной, так и части военной. Голод в полном смысле этого слова, голод
в Петрограде был в это время, голод тяжелый, какого не приходилось наблюдать
510
ни до тех пор, ни после этого, и партия в лице своего Центрального комитета, и в
лице своих руководящих частей на эту тему писала приблизительно следующее,
я не могу цитировать, конечно, по памяти всех статей. Я только хочу сообщить тот
смысл, тот внутренний смысл, который был в этих статьях. Решение было такое,
что нужна организация масс для дальнейшей борьбы за интересы социализма, за
интересы трудящихся, за интересы России, как национального целого; мы пони-
мали, что эти интересы совпадают, нужна организация. В это время, по военной
организации в частности, я к ней возвращаюсь сейчас, был доклад Дашевского
в Центральный комитет о социалистической армии, о необходимости в эту армию
вливаться, о необходимости эту армию организовать, о необходимости в этой ар-
мии занимать определенные организованные места, создавать свою ячейку, созда-
вать свои группы, создавать свое влияние. Точно также был выставлен в большом
масштабе лозунг о праве вхождения обратно в Советы, из которых партия вышла,
вхождения обратно и организации масс через Советы и не случайно — это было
действительно настроение, как здесь показал товарищ Кононов, что в Красную
армию шли одни эсеры, шли для организации масс. Правда, эсеры не были со-
гласны со всеми теми методами управления и правления с декретной политикой
Совета народных комиссаров, правда, эсеры были в высшей степени поражены,
я бы даже больше сказал — изумлены, и были полны возмущения по поводу раз-
гона Учредительного собрания, но вопрос об организации масс все-таки оставался
вопросом главным и координальным и с этой точки зрения, надо рассматривать
в момент этого полного развала, вхождение и стремление войти во все организа-
ции и органы. Еще один момент был в высшей степени интересный, который ни на
предварительном, ни на судебном следствии ни разу не упоминался: это момент
эвакуации промышленных заведений, фабрик и заводов. В этой области очевид-
цы и здесь присутствующие внутри трибунала наверное помнят, что было бес-
конечное количество безобразия: были разгромлены фабрики, были разгромлены
и расхищены ценные машины, и в этой области, я утверждаю, что наша рабочая
организация, наша организация партийная приложила все усилия к возможно бо-
лее безболезненной эвакуации промышленных заведений из Петрограда. Я укажу
как, например, на Трубный завод. Шли разговоры об Обуховском заводе, шли раз-
говоры об его эвакуации. Вот тот угол, под которым мы подходили, но угол этот
очень скоро начал разваливаться, и иллюзия рассеиваться. Возможности органи-
зации, действительной организации, не было. Преследования на местах, пресле-
дования в Центре, преследования по всей России, преследования, которые выра-
жались, я бы сказал, ни в порядке судебном, ни в порядке законном, ни в порядке
привлечения и так далее — это исключительный случай суда над редакцией «Дела
народа», а в порядке расправы, в порядке не судебных репрессий, и, наконец, в по-
рядке еще разгона негодных Советов, в порядке фальсификации, как мы говорили
тогда, выборов в Советы, все эти репрессии скоро нас разочаровали в возможно-
сти действительной творческой работы, при том положении и при той политике,
которая тогда велась.
Возвращаясь к военной работе вплотную, я должен сказать, что с деталями этой
работы я, к сожалению, подробно знаком не был и не могу их изложить, если я
не буду излагать, конечно, по тем суммированным сведениям, которые я получил
теперь и по той критической расценке, с которой я теперь подхожу к суммиров-
ке. Я могу в своей памяти восстановить только отдельные моменты, схему орга-
низации я вспоминаю. Военный совет действительно был. В этот Военный совет
входили представители отделов. Я вспоминаю схему, что была действительно Во-
1
енная комиссия, но должен подчеркнуть совершенно определенно и то, что в этот
Военный совет, ввиду того, что я не являлся заведующим, а входил в него также,
как я входил в Петроградский комитет, как я входил в редакцию «Дела народа»,
как я входил во многие другие учреждения и являлся тем в положении более над-
зирающего, чем организатора, которому поручена эта работа.
Председатель: Вы были наблюдающий член Центрального комитета?
Донской: Да, но не организатор, которому была поручена эта работа. Поэтому
в памяти у меня не рисуется так точно ни лица, ни полная схема организации.
Я должен сказать, что знаю, что был Совет, если бы не те сведения, которые я по-
лучил до суда и во время суда, я с трудом восстановил бы.
Я, может быть, установлю то, что помню. Фамилия Шкловского осталась
у меня в памяти. Персонально вспомнить отдельные личности я не могу, но чтобы
тот заведовал таким-то отделом, а тот таким-то, сказать не могу. Я могу только
сказать сейчас, что были отделы. Вопрос идет еще о другой организации, об орга-
низации штаба. Насколько мне память не изменяет, такое учреждение, отдел шта-
ба, был, но в позднейшее время, около марта месяца. Так мне вспоминается, но
опять-таки установить не могу, и, наконец, теперь о функциях и заданиях. Еще
должен сказать о боевых дружинах. Об это я должен сказать так — боевые дружи-
ны были, и я встречался в заседаниях Петроградского комитета нашего или в ма-
газине Петроградского комитета с Кононовым, как с руководителем этих дружин.
Теперь вернемся к функциям, которые производились во всех этих организациях.
Скажем, прежде всего, об организации этого Совета. Мы говорили уже, что он со-
стоял из отделов, нечто вроде профессиональных районов; был отдел красноар-
мейский, охватывающий красноармейские части. Был отдел штабной, охватываю-
щий штабные учреждения, был отдел технический, значит, для технических
учреждений Военной комиссии, был отдел морской, для морских учреждений.
Вот эти отделы объединяли определенные ячейки и стремились в этих ячейках
закрепить свое влияние, стремились эти ячейки развить, усилить, пополнить, ор-
ганизовать и сорганизовать. Стремились при помощи связи, которая имелась,
влить в эти части военных людей, своих партийных работников, своих партийных
товарищей. Потом — боевые дружины. Боевые дружины, как уже Кононов нам
рассказывал, и насколько я вспоминаю, это соответствует приблизительно дей-
ствительности, возникли на почве борьбы в районах на местах со всевозможными
эксцессами. Кононов нам рассказывал, как его избили в московском районе, как
разорвали знамя и обрывками этого знамени обвязали ему шею, он нам рассказы-
вал о разгромах наших партийных учреждений, о разгромах, производимых при
благосклонном участии, а главным образом со стороны отклонившихся левых
эсеров. Они выбрасывали нас из помещений, захватывали кассы и учреждения
и громили в случае сопротивления. Бывали перестрелки. Много было случаев,
я сейчас не помню точно в каком районе, когда оказанное сопротивление удержи-
вало за районным комитетом его помещение и удерживало за районным комите-
том его право на существование, его право на жительство. Я не говорю о разгроме,
которому подвергался сам Исполнительный комитет на Галерной, этот факт, ко-
нечно, всем известен. Из этого положения необеспеченности, которая висела над
нашими организациями, возникла необходимость самообороны. В то время было
время полного брожения, время полного переворота во всех отношениях. Есте-
ственно, что самооборона представляла из себя одну из важнейших функций
охраны. С другой стороны, ввиду военного положения и ввиду неуверенности
и непрочности существования, которое было у всех, право на ношение оружия,
512
тогда, конечно, давалось с большим разбором, оружие конфисковывалось, и под-
вергались сильнейшим репрессиям лица, имеющие оружие. Отсюда вытекало то,
что так заинтересовало обвинителя, а именно, эти фальшивые документы на право
ношения оружия. Отсюда началась и отсюда пошла необходимость запасаться до-
кументом, фальсификатами документов на право ношения оружия, запасаться до-
кументами на проход через патруль и т. д. Такое положения я застал уже, и оно не
могло не возникнуть. Когда нельзя было получить право на самооборону, его нуж-
но было где-нибудь взять. Теперь мы переходим к тому пункту, о котором говорит-
ся в обвинительном акте. Остальные детали, которые у меняв памяти сохрани-
лись, я опущу. Поскольку я могу дальше осветить, кардинальным пунктом этого
периода был пункт разоружения Преображенского полка. Я вспоминаю тут сле-
дующее. Вот мы, значит, наполняем части нашими работниками и нашими пар-
тийными товарищами. Конечно, таким образом мы приобрели, упрочнили и ук-
репили связь в этих определенных частях. В числе частей, в которых ячейки
и группы были наиболее сильные, были полки Преображенский и Семеновский.
Они несли, кажется, и охрану города, насколько я помню, и со стороны власти не
было причин быть недовольным их военным поведением. У меня осталось в памя-
ти, что они являлись действительно организованной частью. По крайней мере, та-
ковы были сведения у нас, в Военной комиссии. Наступил момент, и нам сообща-
ют о том, что в эти части вливается какая-то посторонняя и какая-то чужая
организация. Являются туда какие-то чужие люди, которые по настроениям не
соответствуют нашим функциям и представляют из себя значительно более пра-
вый элемент. По выяснении оказалось, что Филоненко, бывший, кажется, комис-
сар при главнокомандующем или помощник его, там тоже работает. Естественно,
наступила встреча этих двух вливающихся частей. Естественно, что наша Военная
комиссия заинтересовалась и сообщила, что есть возможность эту публику погля-
деть. Мы решили, что надо узнать, в чем дело, потому что в это время, как извест-
но, вероятно, многим, которые были в Петрограде, в этот период, было беско-
нечное количество всяких планов, проектов всяких организаций, которые, как
мыльные пузыри или грибы после дождя, сегодня возникали, а завтра распада-
лись. И все они были направлены к цели, хотя бы противоположенной, но имели
в данный момент задание — свержение Советской власти. Выяснилось, что Фи-
лоненко желает повидаться с нашей Военной комиссией. На совещание было ре-
шено это свидание допустить, что информироваться и узнать, что это за организа-
ция, поглядеть на нее и пощупать. Выяснилось, как и стоит в обвинительном акте,
что организация возглавляется Филоненко. У меня в памяти осталась фамилия не
Филоненко, а Карташева и все довольно правая публика, даже с точки зрения ка-
кой бы то ни было полиции, и выяснилось, что он действительно тем же способом
вливался. Тогда было предложено вливание в полки, усилить те, в которых он ра-
ботает, дабы влияние свое в этих полках закрепить и использовать в этом отноше-
нии все имеющиеся связи. Больше никаких поручений, в особенности, в смысле
финансового характера, конечно, дано не было. Вот наступил момент, нам срочно
сообщили, что предполагается в близком будущем, не то сегодня, не то завтра ра-
зоружение этого полка. По совещанию с товарищами, оставшимся в Петрограде
в то время бюро Центрального комитета, было решено попытку, которую, как нам
сообщили, хотят произвести преображенцы, воспротивившись разоружению, одо-
брить и значит согласиться на то, что мы ничего не имеем против того, чтобы они
разоружению этому противопоставили свое категорическое нежелание разору-
жаться. Был проект, чтобы не обращаться в Семеновский полк, Волынский и так
513
далее. В те полки, которые стояли под угрозой, и что таким образом создастся из-
вестный союз полков, которые протестуют против разоружения, и что этот союз
полков будет достаточно внушительным в смысле отпора, чтобы разоружение не
было произведено. Как известно уже из обвинительного акта и показаний сви-
детелей, такой попытки произведено не было ввиду того, что Преображенский
полк был по частям разоружен; что же касается Семеновского полка, то там после
длительного митинга, на котором многократно обсуждалась резолюция, разору-
жение было отменено ввиду наконец принятой резолюции о том, что полк при-
нимает советскую платформу. Поле этого, значит, это было, приблизительно, если
я не ошибаюсь, в начале апреля, или в конце марта, когда был разоружен Преоб-
раженский полк, после этого из наиболее или менее заметных фактов в жизни
этой Военной комиссии как будто бы не было ничего, кроме, может быть, раньше
или позже относительно времени, здесь я путаюсь определенно, встречи опять
таки через Леппера, кажется, с некоей черносотенной организацией Иванова, ко-
торая предлагала какой-то контакт. Выяснилось, что эта организация имеет какой-
то контакт. Выяснилось, что эта организация имеет связь с германским штабом,
имеет связь с немцами и немецкую организацию. Тут вопрос шел об эвакуации
Петрограда ввиду наступления немцев. Вопрос этот оказался в высшей степени
актуальным, с одной стороны, наступают немцы, ожидается чуть ли не сдача Пе-
трограда немцам. Таковы были разговоры, таковы были страхи и даже больше,
были видимы как будто аэропланы над Петроградом, и те, которые были в Петро-
граде, помнят, что была стрельба по этим аэропланам, и помню, что какое-то зда-
ние или дом около Опраксина рынка был поврежден этим зенитным снарядом.
Надо было выяснить, конечно, что это организация бессильная, совершенно ник-
чемная, и с нею больше, конечно, никаких связей не было. Об этом я сообщил
даже не на заседании Центрального комитета, а при случайной встрече с товари-
щами по Центральному комитету, и разговора по поводу этой организации Ивано-
ва, конечно, больше быть не могло. Вот, кажется, все, более или менее заметное из
этих периодов военной организации города Петрограда до VIII Совета. К VIII Со-
вету я выехал в Москву, но больше в Петроградскую военную работу не вступал.
Председатель: Скажите, из вашей вводной части мне не совсем ясна поста-
новка вопроса. По-видимому, вы говорите о постановке вопроса с Центральным
комитетом. Вы вкратце обрисовали тогда положение вещей. Молодая государ-
ственность, молодое новое государство, которое начинает оформляться. Старое
государство разрушено. Хаос, тяжкое положение, голод. Вы говорите, необходима
организация масс. Это все, так сказать, ясно. Но, во-первых, для какой цели орга-
низация масс. Это раз. Вы понимаете, что массы можно организовать для самых
разнообразных целей. Прежде всего для поддержки государства, и, во-вторых,
для борьбы с этим государством. Какова была позиция вообще и ваша, в частно-
сти. Вы говорили, затем, о вхождении в советы, затем ряд еще таких действий,
направляемых на организацию масс, но были ли тогда действия вашей партии на-
правлены на укрепление новой государственной или на разрушение этой государ-
ственности.
Донской: Конечно, они не были направлены на укрепление Советской власти.
Но мы понимали, что с рассеянной, распыленной храминой организации рабочих
и крестьянских трудящихся масс никакого строительства быть не может.
Председатель: Это ясно.
Донской: Значит, необходимо организоваться вокруг определенных лозун-
гов. В это время был лозунг совершенно определенный — восстановление Учре-
514
дительного собрания, организовываться и организовывать массы вокруг этих
конкретных политических государственно-строительных и социалистических
задач.
Председатель: Что же вы полагали, что вы такими действиями организации
масс, тех которые вы могли организовать, разумеется, направленными на раз-
рушение вновь складывающегося государства, вы содействовали преодолению
хаоса, голода, вообще, всех тех явлений, которыми, естественно, сопровождалась
революция в ее новой фазе?
Донской: Если бы новая государственность создавала в это время предпосылки
для того, чтобы организовать новое государство для того, чтоб создавать нечто но-
вое, то конечно, может быть, встал бы вопрос иначе, но так как для нас было ясно,
что под лозунгом, проведенным и популяризированным, экспроприация экспро-
приаторов, грабь награбленное, что под этими лозунгами ничего нельзя создать,
то, конечно, мы не стремились организацию нашу направить на поддержку той
власти, которая, по нашему понятию, занималась только разрушением остатков
организованного.
Председатель: Вы, полагали, что под лозунгом «экспроприация экспроприа-
торов» ничего нового создать нельзя?
Донской: Я говорю о вульгаризированном переводе «грабь награбленное»,
потому что всем нам известно, теперь время прошлое, в то время не было ника-
кой планомерной экспроприации экспроприаторов, в было то, что как вульгар-
но говорили, «грабь награбленное», как было во всей России, как было в деревне,
как было в городе, как было в промышленности, как было в армии — была прода-
жа церквей, батарей, знамен и т. д., везде был этот лозунг довольно популярный
и именно в вульгаризированном смысле.
Председатель: Теперь мне ясно: ваша задача сводилась к организации масс,
в том числе, и военной организации, в целях разоружения той государственности,
которую вы тогда не признавали, которую считали необходимым разрушить, то
есть, советской власти?
Донской: Да.
Член президиума Галкин: Гражданин Донской, вы сейчас сказали, что был ши-
роко распространен лозунг грабежа, грабь награбленное. Что, этот лозунг давался
советской властью что ли, или кем-то другим, откуда вы его взяли?
Донской: Дело в том, что это было, не помню, на одном из заседаний не то Все-
российского центрального исполнительного комитета, не то съезда Советов, один
крестьянин сказал: «Грабь награбленное».
Галкин: Кто сказал?
Донской: Крестьянин или рабочий — не помню, один из участников совеща-
ния, это было тогда в газетах, а гражданин Ленин подтвердил это верно, то есть
точный перевод «экспроприация экспроприаторов».
Председатель: Совершенно правильно.
Галкин: И что же, после этого пошла вся Россия грабить в свою пользу. Так вы
понимаете?
Донской: Конечно, не после этого.
Галкин: Как вы это понимаете «экспроприация экспроприаторов», ведь это
надо понимать как-нибудь. Простой грабеж на улицах, что ли?
Донской: Простите, об этом говорят все учебники, о том, что такое экспро-
приация экспроприаторов, и вряд ли мы будем заниматься разъяснением этого
вопроса.
515
Галкин: Как вы понимаете это? Как планомерное переустройство всей жизни
и против этого именно вы и боролись?
Донской: Против этого мы не стали бы бороться, но «грабь награбленное», это
не есть социализм.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель товарищ Крыленко.
Крыленко: Я позволю себе начать с выяснения тех событий, о которых обви-
няемый упомянул вскользь. Где вы были тогда, когда, или вернее, откуда вы ехали
в Петроград?
Донской: Я выехал из Тифлиса.
Крыленко: Какой общественный и политический пост вы там занимали?
Донской: Я был там председателем Краевого совета и комиссаром Кавказской
армии.
Крыленко: Скажите, вы говорите, что когда вы ехали обратно, то был бой, мо-
жет быть, я прослушал, это был непрерывный бой?
Донской: Да.
Крыленко: С кем был этот бой?
Донской: Бой был между возвращающимися демобилизованными солдатами
и татарами, бой шел по линии железной дороги.
Крыленко: Из-за чего был бой?
Донской: Это очень длинная история, если угодно, я могу рассказать.
Крыленко: Расскажите покороче.
Донской: Коротко могу сказать следующее: там по линии между Бесланом
и Владикавказом разъезжали два броневых поезда, захваченных большевиками,
которые систематически обстреливали окружающие аулы чеченского и татарско-
го населения, и тем самым бесконечно возбуждали население. Население, утом-
ленное этими броневыми разъездами, которые должны были прочищать дорогу
для армии, стало уничтожать линию железной дороги, стало жечь все станции, во-
докачки и т. д. Вот заключительный аккорд, если желаете, могу рассказать и исто-
рию, как начиналось и с чего это пошло.
Крыленко: Нет, я хочу только уяснить ваши слова: это возвращающаяся армия
была кавказская?
Донской: Да.
Крыленко: Она возвращалась вооруженная или нет?
Донской: Частью — вооруженная, частью — нет, большей частью была воору-
женная. Они возвращались по демобилизации, которая была произведена там со-
вершенно официально.
Крыленко: Эта возвращающаяся армия тоже принимала участие в беспоряд-
ках?
Донской: Эта армия видела кругом разорения и разрушения, и были отдель-
ные случаи эксцессов. Тем более что железная дорога проходила по местности бо-
гатейшей вином и эти эшелоны сутками, а иногда и по 10 суток стояли на местах
ввиду загруженности или замерзания паровозов, и так как они стояли в хвосте
друг за другом, они не могли пробраться. Я могу вспомнить случай у Гедермесса,
который был заселен чеченцами, и где я стоял трое суток, и откуда выходили це-
лые отряды для того, чтобы изгонять чеченцев.
Крыленко: Столкновения между вами и этой демобилизованной армией
были?
Донской: Нет, столкновений не было.
Крыленко: Соответствующие распоряжения были?
516
донской! распоряжения по отношению к этой армии Рыло одно: полный отход
и возвращение всех желающих демобилизовываться к себе на родину.
Крыленко: В смысле разоружения?
Донской: Это было в более поздний период, в 1918 году
Крыленко: Когда вас там уже не было?
Донской: Подробностей я сказать не могу, это было после меня.
Крыленко: Если после вас, то меня это не интересует, а вами никаких мер не
было принято?
Донской: Нет, никаких мер не принималось к разоружению.
Крыленко: Не принималось вами, а потом вы были там на юге?
Донской: Больше не был.
Крыленко: Совсем не были?
Донской: Нет.
Крыленко: Никаких столкновений по этому поводу с представителями других
организаций не было?
Донской: Были столкновения с представителями других организаций на тему
о размещении отходящих войск, но это было значительно раньше того периода,
приблизительно в период октября-ноября.
Крыленко: В ноябре?
Донской: Да, в октябре, ноябре. Тогда некоторые организации желали ту или
иную часть получить в свой город помимо всякого плана отхода. Мобилизация
в то время еще не была объявлена.
Крыленко: Вы уехали в то время в январе?
Донской: Я уехал в декабре.
Крыленко: В первой половине декабря?
Донской: Нет, во второй половине декабря.
Крыленко: К этому времени, какие-либо выступления контрреволюционного
характера там организовывались?
Донской: На Северном Кавказе Караулов в это время выявлялся как контрре-
волюционная сила. В дни Корнилова вы посылали туда свои грузовики со своими
солдатами, для ареста и разоружения.
Крыленко: Для разоружения кого?
Донской: Офицеров-корниловцев.
Крыленко: Корниловцев?
Донской: Да.
Крыленко: Вы в это время боролись против кого?
Донской: Против Караулова.
Крыленко: Против Караулова?
Донской: Да.
Крыленко: А еще против кого? Против Каледина?
Донской: У Закавказского краевого Совета никакой связи с Доном не было.
Крыленко: Так что по этому поводу вы никаких данных сообщить не можете?
У вас никакой организационной и политической связи не было?
Донской: Никаких данных сообщить не могу, о какой бы то ни было связи
между Калединым и Кавказским краевым советом, комиссаром армии или Сове-
том солдатских депутатов, никакой абсолютно связи не было, потому что было
определенное совершенно враждебное отношение к Караулову, который, кажется,
был менее контрреволюционен, чем Каледин.
517
Крыленко: Может быть, по этому поводу вы вспомните, я не осведомлен, вы,
может, лучше осведомлены, по этому поводу никаких официальных документов
столкновений, разъяснений, от политических организаций не было?
Донской: Официальных документов и столкновений не было, а во время
XI Съезда совета солдатских депутатов всей Кавказской армии была довольно
длинная история по вопросу о патронах, которые отправлялись будто бы из Тиф-
лиса на Север через Баку и которые были задержаны в Баку.
Крыленко: Кому?
Донской: Кажется, на Северный Кавказ.
Крыленко: А к кому они попали?
Донской: Они попали в Баку и остались в Баку у Бакинского совета.
Крыленко: И выше они не пошли?
Донской: Не пошли.
Крыленко: В чем заключалась эта история?
Донской: Это была демагогическая попытка дискредитировать Кавказский
краевой совет первого созыва, который окончился довольно плачевно, так что
инициатор этого дела, а также главный разведыватель по фамилии Полисук или
Полещук, а точно не помню, был в трибунале изобличен, что он был провокатором
царского времени или агентом-сыщиком, я сейчас точно не скажу, при с.-д. фрак-
ции 4-й Государственной думы.
Крыленко: Меня интересует не то, чем кончил Полещук, а сущность этой де-
магогической кампании?
Донской: Дело в том, что большинством голосов на этом собрании съезда Со-
ветов было вынесено доверие первому составу и на этом дело кончилось.
Крыленко: Но ведь я спрашиваю, не о том, чем кончилось, и кто там выступал.
Для этого надо выяснить состав совета. Меня интересует существо этой демаго-
гической кампании.
Донской: Там отправлялось на Север один или два вагона с патронами, кото-
рые были задержаны, что было требование из арсенала, о том, чтобы выяснить, по
чьему ордеру были отправлены.
Крыленко: Существовала или распустилась клеветническая кампания о том,
что будто бы Краевой совет послал эти патроны, куда...
Донской: На Кубань.
Крыленко: На Кубань?
Донской: Конечно.
Крыленко: Мне нужно пока факты выяснить.
Донской: Этот факт был.
Крыленко: Вы утверждаете, что факт посылки в Баку патронов был?
Донской: Факт посылки из Краевого совета не был, но факт посылки из штаба
или арсенала, причем детали остались невыясненными.
Крыленко: Они были посланы в Баку и там оставлены?
Донской: В Баку они были задержаны.
Крыленко: Задержаны. Значит, они должны были идти выше. Вы говорите,
вплоть до Кубани?
Донской: Кубань это и есть Северный Кавказ. Северный Кавказ — это Кубань.
Терская губерния тоже называется Северным Кавказом.
Крыленко: А там в это время фактически регулятором общественной и поли-
тической жизни кто был?
Донской: Там была Рада.
518
крыленко: куоанская рада.	j	—
Крыленко: А Каледин?
Донской: Он был на Дону.
Крыленко: Он в связи с ним состоял?
Донской: Там был Харламов. Он затевал объединенное правительство юго-
востока России.
Крыленко: Это был один из тогда возникавших контрреволюционных цен-
тров. Вы против этой терминологии не спорите?
Донской: Нет.
Крыленко: По этому поводу обвинение было поставлено против Краевого со-
вета первого созыва. Что значит — первый созыв?
Донской: Первый состав выбран в мае месяце.
Крыленко: 1917 года?
Донской: Да.
Крыленко: Приблизительно, аналогичный состав I съезда по партийной ок-
раске?
Донской: 1-го съезда Советов?
Крыленко: Да.
Донской: Я думаю, что там более квалифицированный партийный элемент.
Крыленко: А по партийной группировке?
Донской: В Совете было меньшевиков процентов 40, социалистов-револю-
ционеров — 50%и10% — беспартийных.
Крыленко: Против этого состава возникало обвинение, и вы были председате-
лем этого состава?
Донской: Да, этого состава.
Крыленко: Затем, вы говорите, он получил одобрение или вотум доверия того
же первого состава?
Донской: Нет, съезда. На II съезде разбиралось все дело публично и гласно
и после этого дела был вынесен вотум доверия всему первому составу.
Крыленко: А второй состав?
Донской: А второй состав — с некоторым сдвигом в сторону большевиков. Это
было в декабре месяце.
Крыленко: А в процентном соотношении?
Донской: В процентном соотношении большевики с левыми эсерами вместе
составляли 35-40 %.
Крыленко: Остальные?
Донской: Остальные — меньшевики и социалисты-революционеры.
Крыленко: Теперь перейдем к московским событиям. Значит, вы вернулись
в Петроград в половине декабря?
Донской: Да, я приехал, но, простите, в январе.
Крыленко: А начали иметь отношение к работе Военной комиссии когда?
Донской: Думаю, не раньше половины февраля по новому стилю.
Крыленко: Вы говорите, что Военная комиссия того времени вам известна
в персональном ее составе?
Донской: Военная комиссия того времени — это был Рабинович, Лепперт, Се-
менов и Флекель.
Крыленко: Дашевский в то время был?
Донской: Дашевского я в Петрограде в то время не встречал, мы не работали
с ним в Петрограде.
519
Крыленко: Значит, задача, которая была вам поставлена, это, вы говорите, ор-
ганизация армии?
Донской: Организация в армии своих сил, как и везде.
Крыленко: Теперь вы слышали здесь свидетельские показания. Они указы-
вали, что эта организация имела характер создания определенной военной базы,
организованной военной силы, так?
Донской: Создание...
Крыленко: Военной силы организованного характера?
Донской: Да.
Крыленко: По чьим директивам должна была действовать эта сила?
Донской: По директивам, в смысле политическом, конечно, Центральный ко-
митет, а в смысле технической и военной организации, в смысле организацион-
ном — Военной комиссией.
Крыленко: Другими словами, вы прилагали все усилия к тому, чтобы эта во-
енная сила была как можно больше?
Донской: Конечно.
Крыленко: Она в политическом отношении подчинялась директивам Цен-
трального комитета партии социалистов-революционеров?
Донской: Да.
Крыленко: А в техническом узком смысле — Военной комиссии?
Донской: Да.
Крыленко: Другими словами, это была попытка реорганизации своей военной
силы.
Донской: Попытка организации, как в рабочей среде, так и в солдатской крас-
ноармейской среде и других своих партийных организаций.
Крыленко: «Своих партийных организаций» — это слишком обще.
Мы говорим о конкретных обстоятельствах времени и места совершенно опре-
деленно, это имело место после разгона Учредительного собрания?
Донской: И до, и после Учредительного собрания; партия всегда организует
свои партийные силы.
Крыленко: Я буду просить разъяснить обвиняемому Донскому, что меня инте-
ресуют здесь не общие места, а точные факты.
Донской: Я точно и говорю.
Крыленко: Мы не будем говорить «до» и «после», а вот в конкретный период,
значит, вы можете указать те военные части, которые вы имели в ячейке?
Донской: Я помню, я сказал, «Семеновский, Преображенский и Волынский».
Крыленко: Из технических частей?
Донской: Я лично из технических частей не помню.
Крыленко: Броневых?
Донской: Да, есть броневые.
Крыленко: Вы не можете точно установить конкретные силы в броневом ди-
визионе?
Донской: Я это точно пока установить не могу.
Крыленко: Что же, представители этих частей имели какие-нибудь совмест-
ные совещания, где бы они информировали вас, где бы вы присутствовали, о точ-
ном учете своих частей?
Донской: Я вам говорил, что это было дело Военного совета и Военной комиссии.
Крыленко: Значит, можно установить, что точный количественный материал,
учет вела Военная комиссия?
520
Донской: Да.
Крыленко: А общеполитический учет вели вы?
Донской: Да, если были вопросы общеполитического характера — должны
были обращаться ко мне.
Крыленко: Вы персонально, вы, член Центрального комитета Донской, вы да-
вали Военной комиссии директивы общеполитического характера?
Донской: Конечно, с санкции Центрального комитета.
Крыленко: Да, я думаю, было бы высшим авантюризмом без санкции Цен-
трального комитета, хотя бывает и это. Теперь пойдем дальше. На этих совещани-
ях какого сорта был этот совет, на котором вы присутствовали?
Донской: Я на совете был максимум один раз.
Крыленко: Вы не помните состава этого совета?
Донской: Я только что говорил, что я поименно состава совета вспомнить не
могу.
Крыленко: Тогда из тех показаний, которые прошли, вы броневой отдел пом-
ните?
Донской: Да.
Крыленко: И помните Шкловского?
Донской: Да.
Крыленко: А Келлера не помните?
Донской: Келлера я вспоминаю с трудом.
Крыленко: Вы категорически удостоверяете, что его не бывало?
Донской: Я могу установить, что его лицо мне знакомо, но встречался ли я
с ним на заседаниях Военной комиссии или где-нибудь еще в другом месте — я не
помню.
Крыленко: Какой лозунг вы, как политический руководитель, выдвинули по-
сле разгона Учредительного собрания?
Донской: После разгона Учредительного собрания, как я уже сообщал вам, ло-
зунгом была организация масс.
Крыленко: Нет, политический лозунг?
Донской: Политический лозунг заключался в данный момент только в нако-
плении сил вокруг лозунга «Учредительное собрание».
Крыленко: Вокруг лозунга «Учредительное собрание». Как можно понять кон-
кретно вокруг лозунга «Учредительное собрание». Учредительного собрания нет,
оно разогнано. Что же значит вокруг лозунга «Учредительное собрание». Вокруг
пустого места или вокруг конкретной организации, сохраняющей свое бытие?
Донской: Конечно, вокруг конкретной организации. Вам известно, что мы бо-
ролись за возможность продолжения работы Учредительного собрания.
Крыленко: Следовательно, если бы эта конкретная политическая организация
собралась где-нибудь на территории Петрограда, то лозунг вокруг защиты Учре-
дительного собрания, или вокруг Учредительного собрания должен был бы по-
лучить при своем конкретном воплощении в жизнь, то самое содержание, которое
развивал обвиняемый Тимофеев?
Донской: Совершенно правильно.
Крыленко: Совершенно правильно. Отсюда вытекает, было ли у вас или с ва-
шей стороны однажды хотя бы такого рода собрание, где бы вы лично этим со-
бравшимся представителям частей развивали конкретное политическое, только
что вами высказанное, содержание этого лозунга?
Донской: Этого я не помню.
Крыленко: Не помните. Но работа ваша шла в этом направлении?
Донской: Работа могла быть. Такое совещание могло быть, и если бы я говорил
на политическую тему, я говорил бы именно так, как вчера говорил тов. Тимофеев.
Крыленко: Хорошо, прекрасно. Теперь вот какой вопрос у меня стоит в связи
с этим.
Председатель (прерывая}'. Ввиду выраженного желания обвиняемых, и, с дру-
гой стороны, ввиду того, что и я сегодня себя не особенно хорошо чувствую, мы
ваш допрос отложим на завтра, а сейчас закончим некоторые формальные вопро-
сы, как вы думаете?
Крыленко: Для меня решение Трибунала является обязательным в этом от-
ношении.
Председатель: Нет, я этого пока не предрешаю.
Крыленко: Для меня допрос гр. Донского не является делом получаса. Я к нему
только приступил. Гр. Донской дал такую богатую массу материала. Нам придет-
ся разговаривать не полчаса, а больше. Сейчас уже половина десятого, а 10 часов
придется прекратить допрос. Тогда лучше не надо приступать.
Председатель: Тогда прервем сейчас и завтра продолжим.
Крыленко: Я тогда попрошу сохранить за мною право завтра продолжать до-
прос. Я завтра начинаю.
Председатель: Да, конечно, а сейчас мы приступим к некоторым формальным
вопросам.
Прежде всего подано по личному вопросу заявление обвиняемого Гоца, кото-
рое трибунал считает необходимым огласить:
Верховному революционному трибуналу.
В заявлении гр. Луначарского на имя Верховного революционного трибунала,
вызванном словами, произнесенными мною на заседании трибунала от 12 июня,
совершенно неточно изложена фактическая сторона события, послужившая осно-
ванием для моего утверждения.
В середине лета (незадолго до июльского выступления большевиков) в Петро-
граде появились какие-то слухи о причастии гр. Троцкого и гр. Луначарского к
Нижегородскому охранному отделению. Основанием для этих слухов послужили
обрывки бумаг Нижегородского охранного отделения, попавшие каким-то путем
в один из архивов революции. Слухи эти дошли и до президиума Всероссийско-
го центрального исполнительного комитета, который поручил одному из товари-
щей, направлявшихся в Нижний Новгород, выяснить на месте основательность
этих слухов. Расследование выяснило полную несостоятельность этих слухов,
и никаких толков по этому поводу в президиуме Всероссийского центрального
комитета никогда больше не поднималось. Накануне июльского выступления
гр. Луначарский обратился ко мне, как тов. председателя Всероссийского цен-
трального исполнительного комитета, с просьбой выдать ему бумагу, удостове-
ряющую непричастность его к охранному отделению и неосновательность слу-
хов, циркулировавших раньше в связи с этим. На мой удивленный вопрос, зачем
ему понадобился подобный сертификат, он заявил мне, что время сейчас тревож-
ное и на этой почве возможны всякие эксцессы. Я ему, конечно, тотчас же выдал
просимый им сертификат. Категорически заявляю, что раньше гр. Луначарский
ни мне, ни к какому-либо другому из членов президиума Всероссийского цен-
трального исполнительного комитета с просьбой об опровержении этих слухов
в печати не обращался. Это могут подтвердить все бывшие члены президиума.
522
л не допускаю мысли, чтооы ооращение ко мне гр. Луначарского могло бы остать-
ся неизвестным остальным членам президиума.
В своей речи я упомянул об этом инциденте не для того, чтобы набросить тень
на политическую репутацию гр. Луначарского, а чтобы обрисовать моральный об-
лик обвинителя Луначарского, позволившего себе недопустимые, с моей точки
зрения, личные выпады против меня.
Считаю нужным указать, что гр. Троцкий никогда не обращался ко мне с по-
добной просьбой, хотя и его имя фигурировало в упомянутых бумагах.
Прошу вас, гр. председатель, настоящее мое заявление присоединить к про-
токолу заседания и огласить его в зале суда также, как вы огласили и заявление
гр. Луначарского.
А. Гоц
Председатель: Документ вносится в протокол. Имеются ли еще заявления?
Крыленко: У меня есть заявление. Мое заявление сводится к следующему.
Количество свидетелей по данному процессу чрезвычайно велико. Процесс идет
чрезвычайно медленно. Я полагаю, что трибуналу придется не в первый раз при-
бегать к силе статьи 19. Тем не менее или вернее именно поэтому, я полагаю, по-
скольку это право за трибуналом остается, постольку я не буду понят в том смысле,
что я затягиваю процесс, если я возбужу ходатайство о четырех дополнительных
свидетелях в процессе. По всей вероятности, если это будет нужно, то чтобы не
затягивать процесс, трибунал найдет возможность удовлетвориться хотя бы пись-
менными их показаниями, и в этом случае они, может быть, и не отяготят процесс.
Это — товарищи Шаран-Соломон, Пузанов Владимир, Колотушкина Федосья,
Богданов Иван, самарские рабочие, которые выразили желание свидетельство-
вать о тех событиях, очевидцами которых они были в Самаре во время господства
там чехословаков и членов Комитета Учредительного собрания. Я буду ходатай-
ствовать о допущении их условно с тем, что всегда, конечно, за трибуналом оста-
ется право воспользоваться ст. 19.
Председатель: Заключение защиты.
Защита: Возражений нет.
Председатель: Заключение другой части защиты?
Защита: Возражений нет.
Председатель: Заключение обвиняемых.
Гедельман: С нашей стороны возражений нет.
Председатель: Трибунал определил свидетелей Шарана, Пузанова, Колотуш-
кину и Богданова вызвать в качестве свидетелей. Еще есть какие-нибудь заяв-
ления?
Покровский: Прошу о присоединении к делу двух номеров газеты «Народ-
ное дело», органа партии социалистов-революционеров, издававшейся в Уфе
в 1918 году № 170 и 171, имеющих значение для выяснения отношения партии
социалистов-революционеров к интервенции, о чем говорилось сегодня на утрен-
нем заседании.
Председатель: О каких статьях идет речь?
Покровский: О передовых статьях в том и другом случае. Там отмечены те ме-
ста, которые я считаю в этом отношении важными.
Председатель: Еще у обвиняемых имеются какие-нибудь заявления? Больше
нет. У защиты есть какие-нибудь вопросы или ходатайства?
523
Гендельман: Сегодня днем гр. председательствующий не дал мне слова, опа-
саясь, что я могу воспользоваться этим словом для оскорбления трибунала, хотя
при этом вами не было сделано ссылки на ст., на основании которой...
Председатель: Я не понимаю вас, у меня был такой же разговор с обвиняемым
Гоцем, и он передал мне в письменной форме свое заявление, и я его огласил. По-
дайте и вы мне в письменной форме, и, если будет возможно, я его оглашу.
Гендельман: Я его передаю.
Председатель: Сейчас я его не могу огласить, придется отложить до завтра.
Крыленко: Согласно обычной судебной практике, и если сейчас раскрыть соот-
ветствующие страницы уголовного процессуального кодекса, то и в статье закона
мы найдем общее указание, я хочу просить тов. председателя занести мое заявле-
ние в протокол, общее указание, что председатель, направляя судебное следствие
к скорейшему и более полному выявлению истины, устраняет из судебного след-
ствия все то, что может нарушить порядок судебного следствия и препятствовать
таковому выяснению. Это — общее требование закона, которое я прошу тов. пред-
седателя занести в протокол в качестве заявления со стороны обвинения в ответ
на заявление, которое было сделано и предпослано оглашению документа.
Гендельман: Может быть, ввиду сделанного заявления будет дано и дальней-
шее разъяснение, что может быть такое правило, о котором говорил гр. обвини-
тель, что в интересах судебного следствия, обвиняемые вовсе могут быть лишены
слова, когда они просят о занесении чего-нибудь в протокол.
Председатель: Разговор прекратим, вопрос совершенно ясен.
Жданов: Мы не протестуем против присоединения этих статей, но просим
огласить копии этих статей полностью до вопроса о связи с союзниками.
(Защита второй группы также не возражает против присоединения этих ста-
тей.}
Председатель: Со стороны обвиняемых возражений нет? (Нет.) «Дело наро-
да» № 170и 171 присоединяются к делу.
Крыленко: Может быть, свидетель Герасимов, оставленный по моему хода-
тайству, ввиду того, что он подал заявление, которое я должен передать вам и в
котором он ссылается на то, что у него сложная работа, и что он занят, может быть
освобожден, и я не буду возражать против его освобождения.
Председатель: Государственный обвинитель отказывается от своей первона-
чальной просьбы о том, чтобы оставить Герасимова. Возражений нет? (Нет.) Сви-
детель Герасимов совершенно отпускается с процесса. Больше заявлений нет. За-
седание закрывается до 12 ч. завтрашнего дня.
Председательствующий Суда
Верховного Трибунала ВЦИК
по делу партии эсеров
Подпись (Пятаков)
524
16 июня 1922 года
Восьмой день
Утреннее заседание
Председатель: Заседание трибунала возобновляется. Продолжается допрос
обвиняемого Донского. Государственный обвинитель Крыленко имеет слово.
Крыленко: Вчера мы остановились на установлении факта, что военная работа
комиссии в период после разгона Учредительного собрания, наблюдающим над
таковой работой был объявлен Донской, — имела задачей организацию военных
сил, путем укрепления в войсках партийных организаций, взятия всех соответ-
ствующих сил на учет на предмет защиты Учредительного собрания, причем об-
виняемый Донской заявил, что защиту Учредительного собрания он мыслил не
только в форме защиты лозунга, но и в смысле защиты конкретного реального по-
литического организационного центра, управляющего центра в том толковании,
какое было дано по вопросу обвиняемым Тимофеевым, в момент созыва Учреди-
тельного собрания. Меня теперь будут интересовать вопросы еще большей кон-
кретизации. Прежде всего относительно Совета. Значит, вы сможете еще вспом-
нить, какие части были. Вы указали Семеновский, Преображенский и Волынский
полки (Донской: Да). Теперь скажите, можете ли вы установить, имели ли связи,
скажем, с саперным батальоном?
Донской: Совершенно не помню.
Крыленко: Моторно-понтонным?
Донской: Также не помню. Вообще, технической частью я не ведал, с органи-
зационно-технической частью совершенно не был ознакомлен в деталях, а знал
только общее направление, общие черты работы.
Крыленко: Так. Сколько раз вы лично были на заседания военного совета?
Донской: Опять-таки я сказал, я помню только одно заседание, самый факт
заседания.
Крыленко: На этом заседании развивалась конкретизация?
Донской: Я уже вчера сказал, что не помню, развивалась ли, но если бы раз-
вивалась политическая точка зрения, то она изложена была в декларации гражда-
нина Тимофеева.
Крыленко: Там не только была изложена политическая линия, но конкретная
практическая линия?
Донской: Да, конкретная практическая, поскольку дело касалось возможности
возобновления его работы, поскольку дело касалось организации наших партий-
ных масс и в рабочей, и в крестьянской, и в солдатской среде вокруг этого лозунга,
лозунга восстановления Учредительного собрания.
Крыленко: Это мы слышали. Значит, можно ли понять все таким образом,
что если бы в течение этого периода представилась конкретная возможность под-
держки, реальной поддержки, физической поддержки Учредительного собрания,
таковая возможность входила в ваши непосредственные задания?
Донской: Видите ли, все вопросы, если бы, да кабы {Крыленко: Позволь-
те, я...), эти вопросы представляются в виде гадания. Что касается данного по-
ложения, данного состояния, как организации масс, то вопрос не ставился о не-
медленном восстании масс и солдатских частей и их поддержке. Вся работа была
направлена к организации военных сил в поддержку, буде таковое возникает, мас-
сового движения трудящихся масс.
525
Крыленко: Вот и этого достаточно. Значит, организация военных сил в под-
держку, буде таковое возникает, массового движения. Так?
Донской: Да.
Крыленко: Направленное, позвольте дополнить, на свержение Советской власти?
Донской: Направленное к восстановлению деятельности и работы Учреди-
тельного собрания и свержения Советской власти.
Крыленко: Так. Это установлено. Теперь дальше. Поводы для такого высту-
пления, как мыслились в то время?
Донской: Широкое рабочее движение, широкое крестьянское движение, орга-
низованное вокруг выставленных лозунгов.
Крыленко: Какие организационные центры для этого создавались?
Донской: Партийные организации партии эсеров во всех ее ответвлениях.
Крыленко: А технически?
Донской: Технических центров для этого специально в то время не создава-
лось, кроме учета военных реальных сил, производившихся военной комиссией.
Крыленко: Вы указали, что был создан в марте штаб?
Донской: Вероятно, в марте, за хронологию я не ручаюсь.
Крыленко: Но факта этого не отрицаете?
Донской: Факт был. Военная комиссия для более точного учета своих связей
и организационных ячеек, считала необходимым установить орган учетного ха-
рактера.
Крыленко: Меня теперь интересует штаб: во-первых, его персональный со-
став, и во-вторых, связь его лично с вами.
Донской: Со мной лично у штаба связи не было. Я уже говорил, что связь
у него была с Военной комиссией.
Крыленко: А каков был состав?
Донской: Про персональный состав затрудняюсь точно сказать.
Крыленко: Я вам напомню, а те фамилии, которые упоминались на протяже-
нии судебного следствия, вам знакомы. Вы эти имена устанавливаете и помните,
знакомы они вам или нет.
Донской: Я, к сожалению, не могу вам сообщить никаких имен по этому вопро-
су, ибо точно помнить я не могу и это будет с моей стороны только восстановление
по тем данным, которые проходили на предварительном и на судебном следствии,
а не установлении из моей памяти.
Крыленко: Боевые дружины в этот момент были?
Донской: Они были значительно раньше.
Крыленко: Но они были?
Донской: Конечно, были.
Крыленко: Кто был организатором их в этот момент?
Донской: В какой момент — сменялось, вероятно, несколько организаторов.
Крыленко: Кто были те организаторы, которые вам известны?
Донской: Вы хотите сказать, в период Преображенского полка?
Крыленко: Я прошу вас перечислить известных вам организаторов из период
с 5 января по май месяц.
Донской: Из боязни ошибиться, не могу вам сказать.
Крыленко: Я позволю себе вам напомнить, Кононов был?
Донской: Был.
Крыленко: Был ли такой факт, хотя бы однажды, что эти боевые дружины по-
лучили приказание собраться в определенном месте?
526
Донской: Не помню.
Крыленко: Не помните, но вы не отрицаете, что такой факт имел место?
Донской: В моей памяти не стоит факта приказа сбора боевых дружин.
Крыленко: Значит вы не отрицаете и не утверждаете?
Донской: В моей памяти это не стоит.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, в тот момент, который относится к разору-
жению Преображенского полка, вы сказали, что, во-первых, было решено, я это
записал, на совещании поглядеть, мол-де, что из этого выйдет, и дальше сказали,
«Мы ничего не имели против, чтобы он оказал вооруженное сопротивление». Так
вы сказали?
Донской: Я могу еще раз повторить то, что я сказал: получивши сведения о том,
что Преображенский полк в ряду других полков не намерен добровольно разору-
жаться, и, зная, что в составе Преображенского полка и других полков имеются
наши связи и наши ячейки, и когда я узнал о том, что они не желают разоружаться,
то я на совещании согласился на то, чтобы они оказали сопротивление в смысле
заявления, что мы разоружаться не желаем. Проект плана, который возник в свя-
зи с этим, об обращении к другим полкам, мне тоже был известен. Но никакого
проекта и плана превратить этот вопрос в вопрос вооруженного восстания для за-
хвата власти, мне известно не было, и я категорически утверждаю, что такового не
было.
Крыленко: Мы теперь перейдем к обследованию этого момента. Значит, в
Преображенском полку имелись ваши организации. Вам стало известно, что
Преображенский полк склонен оказать сопротивление разоружению. Вы говори-
те: на совещании мы решили. Вот вы мне скажите: на каком совещании и кто это
«мы»?
Донской: «Мы» — это бюро Центрального комитета в Петрограде.
Крыленко: Кто именно?
Донской: Это относится к личному составу, о котором имеется отдельный
пункт.
Крыленко: Угодно вам на это ответить?
Донской: Из присутствующих там находился Раков и Гоц. Но на совещании
еще кто персонально был, я сказать не могу.
Крыленко: Значит, этих трех членов: Ракова, Гоца и вас вы можете устано-
вить.
Донской: Да, этих трех я могу установить.
Крыленко: Значит, на этом совещании было решено конкретно?
Донской: На этом совещании было решено, что сопротивление Преображен-
ского полка и его разоружение с нашей стороны препятствий не встречает.
Крыленко: Значил ли это, что вы могли оказать влияние на то, чтобы разору-
жение состоялось?
Донской: Оказать влияние на то, чтобы разоружение состоялось, это, конечно,
трудно сказать. Из дальнейшего выяснилось, что наше решение в данном случае
большого значения не имело и показывало, что влияние и силы в этом полку были
значительно менее, чем это докладывалось Военной комиссией.
Крыленко: Но вопрос не в том, какие были реальные результаты, а вопрос по-
ка идет о целях и устремлениях организации и принятого организационного ре-
шения. Значит, вы решили, что с вашей стороны нет препятствий. Как это пони-
мать политически? Если, скажем, существуют некоторые факты или некоторая
возможность, некоторые организации, сидящие в стороне, заявляют: «Моя хата
527
с краю, ничего не знаю», или заявляют: «Я не протестую» когда их спрашивают
или не спрашивают. Таков политический смысл вашего решения?
Донской: Политический смысл тот, что мы были против разоружения тех пол-
ков, которых мы считали боеспособными единицами в Петрограде.
Крыленко: Позвольте, то что вы были против, это еще ничего не доказывает.
Вопрос в том, каков был политический смысл. Являлось ли это ваше решение —
что вы не возражаете — платонической записью в протоколе или это имело ре-
альное организационное значение. Какой практический вывод проистекал отсюда
для вашей политической ячейки по полку?
Донской: Политические выводы проистекали те, что на предложение больше-
виков разоружаться, должен был последовать отказ.
Крыленко: Можно ли формулировать теперешние ваши слова следующим об-
разом: «Мы дали указания или политические директивы нашей ячейке в Преоб-
раженском полку согласно решению бюро Центрального комитета в Петрограде
отказаться подчиниться требованиям соответствующих властей вплоть до воору-
женного сопротивления разоружению.
Донской: Отказаться подчиниться, вплоть до вооруженного сопротивления,
об этом вопрос не поднимался.
Крыленко: А как отказаться без вооруженного сопротивления?
Донской: Отказаться и противопоставить предложению разоружиться волю
полка, и, может быть, других полков с отказом разоружиться.
Крыленко: Но, может быть, вы конкурируете, воля не есть что-либо весомое.
Донской: В данное время это было нечто весомое, ибо я указал, что вопро-
сы такого порядка обсуждались, митинговались, выносились резолюции, и после
этих резолюций опять шли совещания, увещания и переговоры. Я указывал на
конкретный случай с Семеновским полком. Это было в апреле или в конце марта,
то есть через 3 месяца после Учредительного собранию Семеновский полк трое
суток митинговал по вопросу о признании Советской власти и в конце концов
вынес резолюцию.
Крыленко: В этом и заключается сущность вопроса. Мне важно установить,
во-первых, следует ли понимать ваши слова, как я формулировал, что вы дали
директивы вашей организации в Преображенском полку, заявить отказ от разору-
жения, стремясь этот отказ сделать практическим отказом всего полка, а не только
вашей ячейки. И третий вопрос, в каких условиях или какими условиями должен
был быть обставлен этот отказ с политической стороны?
Донской: Условиями переразоружения, они требовали не разоружения.
Крыленко: Так. Вот мы говорили о Семеновском полку, и вы сказали, что Се-
меновский полк на митинге постановил, и с этим согласились соответствующие
власти, не разоружать их, поскольку они стали на советскую платформу. Значит,
вопрос стоял практически, политически так: явится ли это вооруженной силой по
сию или по ту сторону баррикад, выражаясь фигурально. Значит, вопрос и здесь
так стоит: по этому политическому вопросу политическая организация Централь-
ного комитета дала указания или предпочла умолчать?
Донской: Дело было в том, что вопрос о разоружении не ставился в услови-
ях никаких политических обязательств со стороны полков, и вопрос о разоруже-
нии Семеновского полка стал на политическую платформу признания Советской
власти, именно ввиду отказа семеновцев разоружаться. Тогда вышел компромисс
вслед за решением, вынесенным комиссариатом и другими организациями Петро-
града разоружить этот полк, и нежеланием семеновцев разоружиться. Компро-
528
мисс вышел в том, что мы их не разоружаем, постольку, поскольку они стали на
советскую платформу
Крыленко: А я спрашиваю вас не о Семеновском полку, а о политической ди-
рективе бюро Центрального комитета.
Донской: Политической директивы в этом вопросе не было. Был вопрос сле-
дующий, что не разоружайтесь противодействуя. Но не выставлялось никаких по-
литических лозунгов, потому что признавали Учредительное собрание политиче-
ским лозунгом этого движения.
Крыленко: Позвольте, значит, следовательно, из ваших слов вытекает, что ди-
ректива партийной организации заключала в себе беспредметное в политическом
смысле указание: не отказывайтесь разоружаться и только. Так?
Донской: Да.
Крыленко: Что же политическое бюро Центрального комитета?
Донской: Мне не ясен вопрос.
Председатель: И мне не ясно. Вы были против разоружения вообще как тако-
вого?
Донской: Против разоружения этих полков как таковых?
Председатель: А если бы другой какой-нибудь полк был, допустим, например,
анархистский полк, или черносотенный полк, или еще какой-нибудь другой?
Донской: Конечно, нас бы дело не касалось. Постольку-поскольку в этом пол-
ку были наши ячейки, была наша группа, постольку они обратились к нам и ска-
зали, что нас разоружают — это есть некоторая реальная сила.
Председатель: Может быть, две постановки вопроса. Во-первых, вы прин-
ципиально против разоружения. Поэтому везде, где разоружается какая-нибудь
часть, вы призываете противодействовать разоружению. Вторая постановка: вы
в данном случае призывали к разоружению полка потому, что эта была опреде-
ленной политической окраски часть. Это уже факт определенного политического
значения.
Крыленко: Другими словами, вы были против разоружения постольку-по-
скольку это разоружение ослабляло вашу военную силу. Правильно?
Донской: Да.
Крыленко: В политическом отношении, вы говорите, оно было беспредметно.
Донской: То есть задания, лозунг политический не давался.
Крыленко: Значит, прямо апеллировали к непосредственному родству солдата
с винтовками и интересам, а политический вывод и последствия, из сего проис-
текающие, солдату при этом не указали?
Донской: Апеллировалось к тому, что полк, эта организованная единица, аб-
солютно ни в какой степени, по заявлению этой комиссии, не мог считать заслу-
женным для себя разоружение, и поэтому полк сопротивлялся этому разоруже-
нию.
Крыленко: Значит, вопрос политический, по вашим словам, в этом случае не
подчеркивался?
Донской: Не подчеркивался.
Крыленко: А исключительно только провоцировался отказ в подчинении рас-
поряжениям соответствующей власти со всеми вытекающими отсюда послед-
ствиями.
Донской: Мне кажется, что вопрос о провокации поставлен неправильно.
Крыленко: Я не упоминал о провокации в этом смысле. Позвольте другое сло-
во: вызовом.
529
Донской: Не вызов, а существующее желание полка было поддержано. Это не-
сколько иная формулировка.
Крыленко: Одним словом, мы скажем так: ваша задача заключалась в том, что-
бы подстрекнуть существующее желание полка вылиться в форму организован-
ного отказа?
Донской: Я должен понять, что всякий раз, когда что-нибудь происходит — это
есть подстрекательство. Значит, события в ставке в Могилеве, где были некоторые
противодействия, где произошел самосуд над Духониным, это было некоторое
подстрекательство главковерха в то время. Мне кажется, это не так.
Крыленко: Значит, перейдем дальше. Значит, конкретно по этому вопросу, по
отношению к другим частям и другим полкам, какие были предприняты одновре-
менно меры? Вы указали, что предполагалось, что к этому отказу присоединятся
семеновцы, Волынский полк. В этом отношении, что в этих полках одновременно
делалось вами?
Донской: Это дело было Военной комиссии. Я не могу сказать точно, что сде-
лано. Мне было сообщено следующее, что Преображенский полк намеревается
послать делегацию в Семеновский, Волынский полки и пригласить их на помощь
к себе.
Крыленко: Для чего на помощь?
Донской: Для того чтобы поддержать лозунг не разоружаться.
Крыленко: Что значит конкретно поддержать лозунг не разоружаться? Вы го-
ворите, не отдадим винтовки и все. Тогда что значит на помощь? Зачем нужна
помощь, помощь в чем, не отдавать винтовки?
Донской: Предполагалось, что если один полк, да еще в добавок разрознен-
ный, он стоял в разных местах, насколько мне помнится, будет говорить, что не
отдаем винтовки, то против него будет вызвана определенная сила, и на эту силу
предполагалось противопоставить и создать другую силу, общую стачку Преоб-
раженского полка.
Крыленко: Общую вооруженную стачку этого полка?
Донской: Вопрос о вооруженной борьбе между полками, которые стремятся
разоружить, и которых хотят разоружить, не представлялось реально возмож-
ным.
Крыленко: Другими словами, политическое бюро Центрального комитета в
составе вас, Ракова и Гоца, ставило или не ставило перед собой практического во-
проса о результатах того момента, когда Волынский и Семеновский полки придут
на помощь Преображенскому полку, при его отказе от разоружения, и при воз-
можном, как вы сказали, движении других воинских частей, при разоружении
этого полка?
Донской: Насколько мы знали общее настроение гарнизона Петрограда, и на-
сколько мы знали, что лозунгом того момента было для военных органов и для
полков — лозунг держать нейтралитет, постольку для нас вооруженная борьба
представляла из себя невероятное явление для данного момента. И поэтому во-
прос, что будет, если будет столкновение, стрельба, пальба и так далее, этот вопрос
не ставился конкретно и не обсуждался.
Крыленко: Даже не ставился и не обсуждался? Другими словами, бюро Цен-
трального комитета не имело возможности?
Донской: Оно не предполагало возможности.
Крыленко: В этом отношении, что же оно предполагало политически?
530
Донской: Политически мы были уверены, что в лучшем случае произойдет
компромисс, на котором Преображенский и Семеновский полки останутся не
разоруженными.
Крыленко: Другими словами, это была попытка на всякий случай?
Донской: Это была не попытка на всякий случай, это было желание сохранить
организационное разоружение.
Крыленко: Но если бы бюро Центрального комитета учитывало или желало
учесть все последствия, как оно поступило бы в данном случае?
Донской: Это очень трудно сказать. Как оно поступило бы в таком случае.
Крыленко: Вы не хотите сказать, как угодно.
Председатель: Здесь было неясно. Нужно себе представить тогдашнюю обста-
новку, по вашим словам, не будем входить в то, правильно или неправильно. Вы
себе представляете тогдашнюю обстановку — хаос, отсутствие организованных
сил, голод, солдатские массы дезорганизованы, у государственной власти также
больших организованных сил нет, по-видимому, это ваша вчерашняя характери-
стика. А со стороны существующей государственной власти, как вы знали тогда,
имелось намерение разоружить тот полк, на который вы надеялись. Дальше, со-
вершенно ясно, что если бы было желание, попытка сохранить эту часть, то, оче-
видно, это желание должно было получить определенное действенное оформле-
ние, т. е. сопротивляться этому разоружению. Сопротивляться разоружению при
тех условиях не могло получить никакого другого результата, как вооруженное
сопротивление.
Донской: Именно при тех условиях разоружение могло получиться.
Председатель: Это точно также, как мы говорили с подсудимым Лихачем
о снятии караулов в Таврическом дворце. После разгона Учредительного собра-
ния нельзя заподозрить в такой наивности, что существующая государственная
власть позволила бы вам не разоружать этот Семеновский полк. Само собою раз-
умеется, что раз полк отказывался бы разоружаться, была бы применена сила по
отношению к нему. Для вас в тот момент это было ясно?
Донской: Гражданин председатель, была полная уверенность, основанная на
фактах, что в тот момент происходило сплошь и рядом, вплоть до караулов в
Смольном институте, взаимное желание уйти с караула, сняться с караула, и в
конце концов создавался мирный компромисс. Если вы просмотрите газеты того
времени, вы найдете целую серию случаев такого характера. Это было характер-
но для того времени, когда власть не имела в своем распоряжении достаточной
вооруженной силы.
Председатель: Я не помню такого компромисса массового характера. Обычная
обстановка была такова, что разоружались все те, кто не подчинялся власти.
Донской: Началось с Преображенского полка. До Преображенского полка не
было случаев разоружения, после пошли другие случаи. Если угодно, я поищу
в газетах того времени целую кучу таких случаев.
Председатель: Или вы запамятовали все действия вокруг Преображенского
полка, или даете неточные ответы. По-видимому, у вас это ускользнуло из памяти.
Крыленко: По этому вопросу, относительно того, как на помощь придут другие
полки, вы не имели совещания с другой, непартийной организацией?
Донской: Нет, никаких.
Крыленко: По этому вопросу — никаких совещаний?
Донской: Никаких абсолютно.
Крыленко: С той организацией, о которой вы упомянули?
531
Донской: Никаких Совещаний ни с какой организацией по этому поводу не
было.
Крыленко: По этому поводу?
Донской: Ни по какому поводу, и вообще я не имел совещаний и свиданий.
Я не имел никаких совещаний с организациями.
Крыленко: Мне вчера слышались немножко иные слова.
Донской: Вы говорите обо мне «вы». Я не имел никаких свиданий и совещаний.
Крыленко: А вчера как вы говорили?
Донской: Вчера я говорил то же самое.
Крыленко: Нет, я должен констатировать.
Донской: Я говорил, что Военной комиссии было поручено выяснить и про-
информироваться, что за Организация-
Председатель: Вы вчера говорили, что состоялась встреча.
Донской: Но не моя.
Председатель: Не ваша лично.
Донской: Но вопрос был поставлен обвинителем: вы имели с какой организа-
цией?
Председатель: Вы лично не имели?
Донской: Это обращалось ко мне лично.
Крыленко: Теперь позвольте так подойти. Вы установили вчера, что в распоря-
жении Военной комиссии, и вам сие было неведомо, имелись документы. Эти до-
кументы были легального происхождения или поддельные?
Донской: Были и те и другие, вероятно.
Крыленко: Теперь дальше, пожалуйста. Поддельные документы как фабрико-
вались и кем?
Донской: Это уже дело чисто техническое, так что я его не знаю.
Крыленко: Так что мы можем остановиться только на факте.
Донской: Да, вы можете остановиться на факте и регистрировать его сколько
угодно. Каждая нелегальная организация имеет их сколько угодно.
Крыленко: Эти поддельные документы были какого характера?
Донской: Все те документы, о которых я говорил вчера: виды на жительство,
так называемые, удостоверения личности, на право ношения оружия, и не знаю
еще какие-то литеры, проезды и так далее.
Крыленко: Литеры, проезды, так? А были ли там удостоверения на занятие
каких-нибудь должностей?
Донской: Не знаю.
Крыленко: Такие, скажем, что таковой-то является командиром такой-то части.
Донской: Не знаю.
Крыленко: Не можете установить?
Донской: Не могу.
Крыленко: А настоящие документы тоже были?
Донской: Вероятно, были и настоящие.
Крыленко: А каким образом они добывались?
Донской: Этого я тоже не знаю, ибо техникой я не ведал.
Крыленко: Значит, вы только констатируете факт. А не можете ли вы сказать,
вы, вероятно, как член Центрального комитета, это знали. Эти документы храни-
лись в одном определенном месте?
Донской: Нет, я и этого не знаю, потому что я этим вопросом не интересовался.
Если бы я знал, то я бы сказал.
532
Крыленко: Надеюсь, что в конце-концов вы что-нибудь скажете.
Донской: Я могу говорить только то, что я знаю.
Крыленко: Я и не говорю, что вы скажете то, что не знаете. У кого хранились
эти документы, у Бермана или у кого другого?
Донской: Не знаю.
Крыленко: А имя Чугунова вам ничего не говорит?
Донской: Ничего по этому поводу не могу сказать.
Крыленко: Тогда мы так пойдем. Вы вчера сказали, что вы принимали меры
через Военную комиссию, полагаю, по вливанию своих лиц в части. Так?
Донской: Да.
Крыленко: Теперь, будьте любезны, если помните, в какие части?
Донской: Разрешите вернее сформулировать...
Крыленко: Способы вливания.
Донской: Я знал о вливании людей в части, и тому не только сочувствовал, но
дал полное одобрение.
Крыленко: Конкретнее вы ничего не можете сказать?
Донской: Повторяю опять, что техникой я не ведал. Кто вливался, через кого
и в какие части, я не знаю.
Крыленко: Вы вливали на все должности или только на командные или в со-
став рядовых?
Донской: И тех, и других.
Крыленко: Про Карпова вы ничего не можете сказать? Имя Карпова вам не
знакомо?
Донской: Относительно имен я вам сказал, что говорить не буду.
Крыленко: Вы прямо скажите, что отвечать не хочу.
Донской: Да, не хочу отвечать.
Крыленко: А относительно Блюменталя тоже ничего не скажете?
Донской: Тоже ничего не могу сказать.
Крыленко: А относительно Тесленко?
Донской: Не могу помнить.
Крыленко: Вы в качестве кого его знали?
Донской: В качестве работника, с которым мне приходилось встречаться.
Крыленко: Он не принадлежит к числу влитых вами?
Донской: Не знаю.
Крыленко: Не знаете. Вам известно что-либо о связи, которая была со штабом
Московского Военного округа, Петроградского Военного округа?
Донской: Московского не знаю, а в Петрограде была какая-то штабная ячейка
из солдат штаба.
Крыленко: Скажите, оттуда получали какие-нибудь специальные сведения?
Донской: Нет, вряд ли.
Крыленко: Помощника Миханошина не ставили специально?
Донской: Я даже не знаю кто это.
Крыленко: Вот Келлер здесь показывал, что получались сведения разведыва-
тельного характера. Когда я конкретизировал этот вопрос, не является ли это во-
енным шпионажем, он сказал — да.
Донской: Я не знаю, что вы называете военным шпионажем. Военный шпио-
наж стал теперь очень широким понятием.
Крыленко: Тогда я конкретизирую. Осведомление о количестве частей, распо-
ложении частей, командный состав, предназначение этих частей, и если имеются
533
соответствующие планы в штабе, в это время, в особенности, по вопросу уличных
боев и т. д.
Донской: Я думаю, такие данные, как расположение частей — это меньше нас
интересовало, потому что мы это вряд ли могли получить, и мы интересовались
внешними сведениями. Что касается порядка вливания, что касается организации
Красной армии, то эти сведения, вероятно, получались, и, вероятно, и вполне воз-
можно, должны были получаться сведения о формировании частей.
Крыленко: О формировании сведения были?
Донской: Были сведения о частях, которые формировались, и куда можно бы-
ло направлять своих солдат. Это, конечно, мы имели.
Крыленко: Раньше чем вливать определенных лиц в определенные части, вы
осведомлялись о характере частей?
Донской: Конечно, как иначе вливать. Вы не будете вливать в неизвестную
часть и неизвестно где.
Крыленко: Значит, предварительная работа по осведомлению была?
Донской: Это Военная комиссия, наверное, делала.
Крыленко: Вы именно на этой работе столкнулись с иной организацией?
Донской: Насколько мне помнится, Военная комиссия мне сообщила, что из
Преображенского полка или из Семеновского, я точно не помню, получились све-
дения о существовании другой организации.
Крыленко: Которая что сделала?
Донской: Которая имела своих людей там.
Крыленко: Что значит своих людей?
Донской: Имела свою организацию.
Крыленко: Какую?
Донской: Организацию, направленную к борьбе с Советской властью.
Крыленко: Вы узнали, что в этом полку имеется организация, направленная
на борьбу с Советской властью. Что вы по этому поводу предприняли?
Донской: Я вчера уже сказал что. Сегодня я скажу то же, что и вчера. Я пору-
чил Военной комиссии, по совещании с ней, выяснить цель и задачи этой органи-
зации, ее состав, выяснить ее физиономию.
Крыленко: Первое положение: вы, член Центрального комитета Донской, по-
ручили Военной комиссии осведомиться о характере, содержании работы и целях
этой организации. Какого рода сведения вы получили?
Донской: Получались сведения, кем эта организация возглавляется.
Крыленко: От кого?
Донской: Из Военной комиссии.
Крыленко: От кого именно?
Донской: Главным образом, военной работой руководил Леппер, вероятно, от
него.
Крыленко: Какого рода сведения?
Донской: Что эта организация является организацией Филоненко, что эта
организация преследует цель свержение Советской власти, что эта организация
стремится или имеет свою политическую программу явно реакционного харак-
тера.
Крыленко: Так, третье. Дальше.
Донской: Больше ничего.
Крыленко: Каковы методы ее работы?
Донской: Метод — вооруженное восстание.
534
Крыленко: Его сразу не сделаешь. Какие были методы подготовительного, те-
кущего характера?
Донской: Какие методы работы, я точно сказать не могу, по-видимому, органи-
зация и внутри армии и вне армии соответственных сил.
Крыленко: Организация вооруженных сил и их учет, чтобы ими пользоваться
в определенный момент. Та же задача, которую и вы ставили для своих целей?
Донской: Да.
Крыленко: Если те ставят типичное контрреволюционное правительство, вы
себя таковым не именовали, значит, они преследовали другие цели. Теперь вопрос
тот же, когда вы получили такие сведения, что вами было предпринято?
Донской: На это был дан ответ следующиего характера: было предложено Во-
енной комиссии в тех полках, в которых известна связь с Филоненко и организа-
ция Филоненко, усилить свое влияние и наблюдать за этой организацией.
Крыленко: С какой целью наблюдать?
Донской: С той целью, что в случае, если бы они в самом деле сделали бы пе-
реворот, что по выяснении, так как восстание не делается с сегодня на завтра,
оказалось недействительным, если бы они сделали, чтобы предотвратить возмож-
ность появления реакционного правительства. Так что нашей задачей была зада-
ча борьбы с этой организацией.
Донской: Борьба в смысле политическом — безусловно.
Крыленко: А в смысле практическом?
Донской: В смысле практическом, мы никаких разоблачений не считали нуж-
ным делать.
Крыленко: Значит, в этом отношении вы представили им карт бланш?
Донской: В этом отношении наблюдали. Они были на учете.
Крыленко: При помощи чего вы их взяли на учет?
Донской: При помощи своей же организации, в которой они работали.
Крыленко: Все-таки конкретно, практически, вы допускали возможность, бок
о бок, с вашего ведома, работу в один и тех же частях войск организации, которая
ставила себе заведомо контрреволюционные цели? Обуславливалось ли это един-
ством цели в первом этапе?
Донской: Мы не имели никаких возможностей не терпеть этого бок о бок. Ка-
кие были возможности?
Крыленко: Были разные возможности.
Донской: Были либо совещания в органах власти, на которые мы пойти не
могли.
Крыленко: Не могли пойти, значит, предпочли, чтобы существовала лучше
контрреволюционная организация.
Донской: Во-вторых, бороться с ней самостоятельно, что мы и предполагали
сделать, и делали, путем влияния своих людей, и, в-третьих, я не знаю, что же,
драку с ними поднимать?
Крыленко: Скажите, пожалуйста, какого рода совещания по этому поводу
были с ними, и были ли совещания с ними, если не личные, то через кого?
Донской: Я и говорю, что Лепперу было поручено выяснить эту организацию,
Крыленко: Как это выяснение состоялось?
Донской: Вероятно, была какая-нибудь встреча, иначе не могло быть.
Германская организация и связи с германским наступлением на Петроград
и немецким империализмом, все это было в достаточной степени тревожно.
Крыленко: Что вы узнали об этой организации?
535
Донской: Узнали о связи с германским штабом, узнали германскую ориента-
цию, выяснили достаточно авантюристическую физиономию гражданина Ивано-
ва и затем выяснили, что эта организация базируется исключительно на немецких
силах.
Крыленко: Какой же конкретный вывод вы сделали?
Донской: Вывод конкретный мы сделали такой: решительно никаких сноше-
ний с ними больше не иметь.
Крыленко: Так что никаких шагов для дальнейшего обследования этой орга-
низации не было?
Донской: Не было. Было одно свидание, после которого Леппер сделал доклад.
Крыленко: И вы предоставили им работать на волю Божью?
Донской: Они не работали. Сведения получались, что они не работали, что они
только связываются с германским штабом.
Крыленко: Но что значит — «связываются»? Сегодня они связываются, а зав-
тра что-нибудь учинят.
Донской: В конце концов это дело опять-таки могло быть ликвидировано
только в порядке обращения к власти. Мы не считали для себя необходимостью
практически...
Крыленко: С кем?
Донской: Вероятно, с Филоненко самим или его представителями.
Крыленко: Вам доклад был дан?
Донской: Конечно, было сообщено, что организация не сильная, раздувающая
свои силы, что организация, имеющая такие-то политические задания...
Крыленко: А вот все-таки, реально какой-нибудь политический контакт с нею
был? Ведь вот Келлер показывал.
Донской: Я о практическом контакте ничего не знаю.
Председатель: Это имело место до постановления Всероссийского централь-
ного исполнительного комитета об исключении партии эсеров из Совета.
Донской: Постановление об исключении партии социалистов-революционеров
было 14 июня, а я в июне не был в Петрограде.
Председатель: Значит, тогда социалисты-революционеры в Совет входили?
Донской: Да, входили.
Крыленко: Скажите в дальнейшем с другими организациями вы тоже сталки-
вались, а именно, с какими?
Донской: Я говорил об организации германской ориентации Иванова.
Крыленко: Кто тут входил непосредственно в совещание с ней?
Донской: Вероятно, Леппер.
Крыленко: По вашему поручению?
Донской: Да, нужно было определенно выяснить.
Крыленко: Вы не считали для себя необходимостью принимать меры для обе-
спечения безопасности Рабоче-крестьянской республики от внутренне чисто гер-
манофильских замыслов?
Донской: Мы настолько были уверены в настроении как петроградской рабо-
чей массы, так и петроградских военных сил, что эта фантазия нам казалась совер-
шенно утопической, это было чисто авантюристическое предприятие.
Крыленко: А если бы она не была утопической в смысле организации силы,
если бы она была реальной силой?
Донской: Если бы... Не знаю, что было бы, может быть, по этому поводу было
бы специальное совещание, заседание Центрального комитета, были бы, может

быть, выработаны меры вплоть до директив и т. д. Я не могу сказать, что было бы
и вообще в такой формулировке, что было бы — если бы... Я затрудняюсь давать
ответы.
Крыленко: Для политических работников и деятелей входит в обязанность не
только говорить о том, что есть, но и думать о том, что было бы, если бы...
Донской {тихо)’. Что было бы, если бы Учредительное собрание было.
Крыленко: Об одном штабе вам ничего не известно, а о другом — позднейших
попытках организации штабов — вам тоже ничего неизвестно?
Донской: Нет, этого я не знаю.
Крыленко: Вам не случалось бывать на собраниях впоследствии? Вы когда из
Питера уехали?
Донской: Я уехал из Питера после XIII Совета.
Крыленко: После XIII Совета?
Донской: На XIII Совет приехал, после XIII Совета уехал.
Крыленко: XIII Совет был в Москве?
Донской: Да, я из Питера уехал в Москву.
Крыленко: А после этого куда уехали?
Донской: Я в Москве пробыл 2-3 дня, а потом уехал в Саратов.
Крыленко: Так что в июне вы не были в Петрограде?
Донской: Нет, не был.
Крыленко: Известно вам, что-нибудь относительно особой охраны, которая
имелась в распоряжении Военной комиссии у орудийного завода?
Донской: Орудийного завода?
Крыленко: Да.
Донской: Там тоже была охрана.
Крыленко: Может быть, вы скажете, что это за охрана. В какой она была связи
и с кем?
Донской: Я опять-таки технически затрудняюсь сказать. Это было в той же
цепи работы по вливанию людей в воинские части и, в частности, по вливанию
людей на недействующий тогда орудийный завод.
Крыленко: Конкретно. Кто тогда стоял во главе этой охраны?
Донской: Не помню сейчас.
Крыленко: Не помните, кто стоял? Скажите, вы не можете указать конкрет-
ную боевую силу, которой располагало лицо, которое вы назвали Шкловским, как
руководителя броневого отдела?
Донской: Я не могу вам сказать.
Крыленко: Сколько человек было в этой боевой ячейке?
Донской: Во-первых, я в технической работе не участвовал, во-вторых, я ре-
ально не видел, туда не входил и не могу сказать ничего.
Крыленко: Еще один последний вопрос — это относительно совещания нака-
нуне. Вы говорите: Раков и Гоц. Это был тогдашний состав руководящего бюро?
Донской: Да. Там еще был Николай Николаевич Иванов, и в бюро входил Ни-
колай Иванович Ракитников.
Крыленко: Ракитников входил тоже?
Донской: Да.
Крыленко: И на этом совещании участвовал?
Донской: Этого я не помню и не могу сказать.
Крыленко: Не помните. И Николай Иванович Иванов входил туда, член Цен-
трального комитета Иванов?
537
Донской: Иванов, по-моему, не был там.
Крыленко: Значит, были только эти три лица?
Донской: Этих трех лиц я не помню.
Крыленко: Я буду просить только для установления этого факта опросить
Гоца и Ракова, было ли такое совещание, и присутствовали они на этом совеща-
нии. Гражданин Гоц. (Гоц встает.)
Обвиняемый Гоц: Да, я был.
Крыленко: Гражданин Донской верно обрисовывает факт?
Гоц: Самый факт, что такое совещание было, а свои объяснения я сейчас дам.
Крыленко: Хорошо. Относительно директив.
Гоц: Я сейчас дам свои объяснения.
Крыленко: Тогда я пока еще задам вопрос гражданину Ракову. Гражданин Ра-
ков, было такое совещание?
Раков: Поскольку я вспоминаю, был такой разговор.
Крыленко: Нет, факты совещания были?
Раков: Это не совещание, это было заседание группы членов Центрального
комитета, остававшихся в Петрограде в то время. Сам Центральный комитет на-
ходился в то время в Москве. Там же оставалась небольшая группа членов Цен-
трального комитета, а в каком именно составе, я установить не могу. И вот в этой
группе и был разговор. В каком именно составе, сейчас не могу, происходили раз-
говоры на эту тему.
Крыленко: И вы считаете, что передача и интерпретация факта, который дает
обвиняемый Донской, вполне отвечает действительности?
Раков: Да, вполне.
Крыленко: Вполне?
Раков: Да.
Крыленко: То есть, другими словами, я позволю себе повторить, предполага-
лось не высказываться против того, если полк окажет сопротивление. Предпола-
галось предложить через партийные силы и ячейки другим полкам прийти на по-
мощь ему, когда его будут разоружать?
Донской: Если Преображенский полк к ним обратиться, конечно.
Крыленко: Ведь Преображенский полк есть боевая единица. Вопрос идет здесь
о партийных ячейках, о партийной организации. И, третье, что само по себе в со-
знании при политическом учете членов Центрального комитета, вопрос о реаль-
ной возможности столкновений не обсуждался?
Раков: Не обсуждался. Я свои объяснения также дам, как и товарищ Гоц, особо.
Председатель: Обвиняемый Иванов, и вы присутствовали на этом заседании?
Иванов: На каком заседании? Извиняюсь, я читал газету и прослушал.
Председатель: На заседании членов Центрального комитета, на котором об-
суждался вопрос о разоружении Преображенского полка?
Иванов: Точно не помню, вероятно, не присутствовал.
Председатель: Больше ничего. Это только установили наличный состав этого
заседания.
Крыленко: У меня нет пока вопросов.
Покровский: Разрешите мне задать гражданину Донскому один вопрос. Граж-
данин Донской, скажите, пожалуйста, ваше политическое бюро (Петроградское),
оно ведь стояло на оборонческой точке зрения, а не на интернационалистической?
Донской: Оно поддерживало точку зрения Центрального комитета и Совета
партии. Она вам, вероятно, известна.
538
Покровский: Она мне, конечно, известна, но меня интересует вот какой во-
прос. Раз вы стояли на точке зрения протеста против Брестского мира, то есть
сближения с Германией и т. д., то вы не считали ли себя обязанным принять ка-
кие-нибудь меры против германофильской и содержавшейся на германские день-
ги организации, существовавшей в то время в Петрограде?
Донской: Мы принимали все время меры по организации рабочих и крестьян-
ских сил на борьбу с германским империализмом, наступавшим...
Покровский: Нет, специально против этой организации Иванова?
Донской: Специальной борьбы с этой организацией не было предпринято.
Покровский: Но в смысле разоблачений в вашей печати, которая тогда еще
существовала?
Председатель: Или, скажем, Всероссийский центральный исполнительный
комитет, в который вы входили, или Петроградский совет, в который вы входили,
вы сообщали об этом или нет?
Донской: Нет.
Председатель: У защиты есть вопросы? У другой части защиты? Тоже нет.
У обвиняемых есть вопросы?
Гендельман: У меня есть вопрос.
Председатель: Вопрос Донскому.
Гендельман: Нет, другой группе подсудимых.
Председатель: Тут обвиняемый Ратнер подал заявление о том, что он чувству-
ет себя плохо, потому что сегодня у него был сердечный припадок, и он просит
освободить его от присутствия не сегодняшнем заседании. Есть возражения?
Крыленко: Если плохо себя чувствует, возражать нельзя. Я только буду про-
сить, может быть, будет возможность присутствовать после перерыва.
Председатель: А после перерыва вы можете прийти?
Ратнер: Разрешите мне прийти после перерыва и, в зависимости от хода, про-
сить опять освободить меня.
Председатель: Хорошо, сейчас вы свободны. Теперь мы с обвиняемым Дон-
ским кончили. {Обращаясь к Крыленко.') Вам угодно другого обвиняемого допро-
сить, или мы перейдем к свидетелям?
Гоц: Я просил слова для объяснения.
Председатель: Хорошо.
Гоц: Я хотел бы вкратце коснуться вопроса, который так заинтересовал...
Председатель: Простите, может быть, мы объявим маленький перерыв с тем,
чтобы впустить в зал публику.
{Объявляется перерыв на три минуты.)
Председатель: Заседание возобновляется. Слово для объяснения представля-
ется обвиняемому Гоцу.
Гоц: Я хотел сделать несколько фактических разъяснений для того, чтобы рас-
сеять тот ряд недоразумений, во власти которых сейчас еще находится государ-
ственный обвинитель Крыленко. Прежде всего я хотел подчеркнуть ту основную
мысль, которую уже развивал здесь мой товарищ Донской: мы с момента разгона
Учредительного собрания до XIII Совета партии, который имел место в начале
мая, не ставили перед собой конкретной задачи вооруженного ниспровержения
Советской власти не потому, что в этот момент для нас не была ясна неизбежность
вооруженной борьбы с Советской властью, ибо разгон Учредительного собрания,

вся обстановка, при которой произошло это событие, должны были открыть глаза
и всем тем, которые еще тогда колебались. Для нас неизбежность этого грядуще-
го столкновения была совершенно ясна, но мы отчетливо сознавали то реальное
соотношение сил, которое к этому моменту сложилось. Мы видели распыленное
хаотичесое состояние, мы видели тот разброд, который был в рядах трудящихся,
и первая основная задача, которая стала перед партийными организациями в тот
период, была консолидация, сплочение, обновление трудящихся масс. В этом от-
ношении была дана директива нашим партийным организациям развивать мак-
симальную партийную широкую организацию в целях объединения и сплочения
трудящихся. Я не могу сослаться на соответствующие циркуляры, которые име-
ются в «Партийных известиях», приложенных к делу. В соответствии с этим и во-
енная работа носила характер не работы партии на предмет быстрой мобилиза-
ции наших сил атаки, штурма против власти, а носила характер также собирания
наших сил. Правда, я должен отметить, что в наших рядах не было полного едино-
мыслия. В частности, намечались определенно два настроения: работники нашей
Военной комиссии были настроены более импульсивно, более стремительно, ме-
нее учитывая уроки прошлых неудач; мы же, представители Центрального коми-
тета, учитывали эти неудачи и делали соответствующие выводы. Поэтому всегда,
когда поднимался вопрос о выступлении, когда завязывался узел, который, каза-
лось, нужно было разрубить какой-то силой, в эти тревожные бурные моменты
сталкивались и отчетливо выявлялись эти две точки зрения. Одна точка зрения,
представителями которой являлись работники нашей Военной комиссии, которая
толкала, которая мечтала о том, что надо скорее бросить все те, хотя бы неболь-
шие военные силы, в гущу событий, чтобы помочь этим быстрейшему развертыва-
нию событий, и другая точка зрения — Центрального комитета, который занимал
в то время позицию более спокойную и выдержанную. Так было в этом вопросе,
который особенно заинтересовал гражданина Крыленко. Когда мы в бюро узна-
ли о том, что поднимается вопрос о разоружении Преображенского полка, перед
нами встал вопрос, как на это реагировать. Конечно, для нас Преображенский
полк представлял известную ценность, поскольку мы имели там реальную силу,
поскольку он являлся реальной базой, поскольку мы могли апеллировать к нему
в наших возможных грядущих столкновениях с Советской властью. Поэтому от-
дать его на поток и разграбление, смотреть, как она будет разоружать, представ-
лялось для нас нежелательным. Как же надо было действовать? Товарищи из
Военной комиссии быстро создали план наступательной кампании; им казалось,
что те силы, которые у нас имеются, достаточны, чтобы этот инцидент превратить
в один из эпизодов нашей борьбы с Советской властью, причем они мыслили себе
в ближайшее время свержение этой власти. Бюро Центрального комитета по это-
му вопросу как и по целому ряду других, аналогичных вопросов, а именно, разо-
ружения минной дивизии, событий на Обуховском заводе, стояло на другой точке
зрения. Оно не верило прежде всего в наличность этих сил, оно утверждало, что
этих сил нет, и поэтому все надежды, расчеты и планы, построенные на желании
форсировать события, все эти планы должны были быть отброшены, отметены,
как несостоятельные, ибо они могли принести только к авантюристской вспышке,
к политики крови, не к серьезной, широкой политической кампании, ибо для нас
было ясно, что такое военное выступление отдельных частей вне широкого сти-
хийного массового выступления петроградского пролетариата, невозможно. Все
наши военные организации мыслились, как вспомогательные отряды, как вспомо-
гательные авангардные части на случай стихийного массового организационного

выступления петроградского пролетариата: их роль должна была только содей-
ствовать, помочь этому стихийному выступлению масс. Для нас было ясно, что
настроение петроградского пролетариата было не таково, чтобы мы могли этого
ожидать. Поэтому мы не ставили перед собой задачи отдельного, разрозненного,
оторванного от объединенного народного, стихийного выступления, выступле-
ния отдельных воинских частей. Но мы не могли смотреть, быть равнодушными
зрителями разоружения. Мы думали, что при известном нажиме на Советскую
власть, она не решиться разоружать Преображенский полк, ибо товарищ Дон-
ской совершенно правильно подчеркнул, что если наши военные силы были в то
время не велики, то и те части, которыми располагала Советская власть, также
не представляли собой внушительной боевой силы, и нам думалось, что если бы
этому намерению противопоставить спокойное, но твердое решение полка не под-
чиниться, но тогда Советская власть пойдет на капитуляцию и постарается вы-
работать какой-нибудь модус соглашения с этим полком. Мы рассчитывали на
то, что разоружение Преображенского полка есть только целой серии разоруже-
нии других полков, и всегда вслед за Преображенским полком эта участь должна
коснуться и остальных полков, ибо все старые гвардейские полки с точки зре-
ния большевистской власти не были надежными частями, и мы думали, что эта
профессиональная солидарность их сплотит и заставит поддержать требования
преображенцев. Вот та политическая директива, которая была дана. Ноя совер-
шенно категорически отрицаю, чтобы этот эпизод, это движение можно было бы
рассматривать, как это угодно квалифицировать обвинительному акту, как тре-
тью попытку вооруженного ниспровержения Советской власти. Такая попытка не
предпринималась, не предполагалась, разоружение полка мыслилось нами совер-
шенно в иных формах.
Вот то небольшое разъяснение, которое я хотел сделать в связи с вопросом
о разоружении Преображенского полка. Что же касается дальнейших аналогич-
ных вопросов, почти таких же самых, в связи с минной дивизией, то я дам подроб-
ное разъяснение, когда мы к ним хронологически подойдем.
Председатель: Угодно задать еще вопросы?
Крыленко: У меня будет такой вопрос. Как конкретно вы трактовали то, что
было сказано обвиняемым Донским относительно связи с иными полками, кото-
рые должны были прийти на помощь, как выразился обвиняемый Донской?
Гоц: Остальные полки, конечно, знали о том, что предстоит разоружение Пре-
ображенского полка. Дело нашей Военной комиссии было информировать о на-
шей токе зрения о тех политических директивах, которые указаны нашим полити-
ческим бюро, те партийные ячейки, которые имелись в этих полках, с тем, чтобы
они свою деятельность строили в строгом соответствии с теми указаниями, кото-
рые были получены центральным бюро Петроградского комитета.
Крыленко: Это не ясно. Было сказано, чтобы они пришли на помощь. Мысли-
лось ли это в форме движения по улицам на помощь, мыслилось ли это как пла-
тоническое выражение сочувствия. Как конкретно это мыслилось, и какие были
даны директивы?
Гоц: Ввиду того что мы, представители бюро, не верили в реальную возмож-
ность развития событий на этой почве, ибо мы, учитывая соотношение сил, приш-
ли к тому выводу, что то сравнительно небольшое количество партийных сил,
которое имелось в полках, в нем было очень много шкурнического элемента, ко-
торый отнюдь не был заинтересован в развитии событий в форме боевого стол-
кновения с красными, потому мы не создавали какого-либо строго продуманного
541
плана военных действий. Мы предполагали, что дальнейшие конкретные наши
указания должны будут даваться в зависимости от того, как будут развертываться
события, как будет выясняться соотношение сил или, вернее, развертываться со-
бытия, соотношение настроений в отдельных полках между теми разнородными
элементами, о которых я говорил, а также между отдельными полками. Для нас
тут был целый ряд вопросительных знаков, расшифровать которые мы наперед
не могли.
Крыленко: У меня, значит, нет ответа. Вы в тот момент на совещании бюро
Центрального комитета вопроса о том, что значит идти на помощь, не ставили?
Гоц: Мы считали, что прежде всего они должны солидаризироваться с Пре-
ображенским полком, заявить о своей твердой решимости их поддерживать. Те-
перь, если бы выяснилось, что остальные полки проявляют такую же стойкость,
если бы выяснить, что в петроградское население относится к этому вопросу, как
к своему вопросу, тогда — другой вопрос. Тогда мы вполне теоретически мысли-
ли, но не имели реальной возможности дальнейшего развития событий, причем
должен сам сказать, и вы, вероятно, должны это помнить по старому времени, ког-
да вы были в оппозиции, что когда движение начинается, и когда имеется налич-
ность резко оппозиционного настроения, то ни одна партия не знает, где движение
остановится, и ее задача это движение оформить, организовать, насыщать своими
лозунгами и вести в том духе и направлении, которое она считает нужным и же-
лательным для себя, и чтобы покончить с вопросом, на который вы меня всегда на-
талкиваете, я прямо скажу, что если бы у нас были силы, и если бы петроградский
пролетариат вовремя выступил, то мы, конечно, с радостью с вами покончили бы.
Так что в нашем субъективном настроении вам сомневаться не приходится. Но мы
спорим сейчас и выясняем объективные факты, которые имели место. Эти факты
были таковы, что мы расценивали наши силы, имевшиеся в нашем распоряжении,
так, что они не давали нам возможность рассчитывать на развертывание событий
в том направлении, о котором я сейчас говорю.
Крыленко: Теперь мне почти все ясно, но кое-что все-таки не ясно. Есть один
вопрос. Бюро Центрального комитета накануне, учитывая и реальное положение
вещей, и состав гарнизона, предполагало возможность о первой фазе стойкого от-
каза Преображенского полка, одновременно стойкого отказа других полков, и за-
тем, при наличии других условий...
Гоц: При наличии условия наступления рабочего населения?
Крыленко: Организовать и возглавить. Теперь скажите, для практической воз-
можности осуществления этого момента были ли созданы организационные спе-
циальные формы для этого, считаясь с нашими словами, что Военной комиссией
предложен план наступательной кампании? Другими словами, подвергался ли
этот план обсуждению, был ли такой план или нет? Был ли этот план отвергнут
или принят, имел ли он конкретные организационные последствия?
Гоц: Я знал о настроении наших военных работников. Я знал, что они находят-
ся во власти некоторых преувеличенных надежд и мечтаний.
Крыленко: Мы уже это слышали.
Гоц: В соответствии с этим я в бюро ставил этот вопрос, указывал на всю не-
состоятельность этих расчетов, указывал на то, что дать нашей Военной комиссии
такую директиву, оповестить наши военные организации, оповестить наши пар-
тийные ячейки, оповестить наши рабочие организации об этом событии, привести
их в состояние моральной готовности, который должен был вылиться прежде все-
го в акт консолидации военных частей, с требованием преображенцев.
С Z о
Крыленко: Этот план был одобрен или отвергнут?
Гоц: О котором сейчас говорил?
Крыленко: Нет, план наступления.
Гоц: План наступления был отвергнут. Мы его рассматривали не как план,
а как настроение наших военных работников. Мы намечали определенную поли-
тическую директиву, которой они должны были руководиться.
Крыленко: Значит, можно сделать следующие выводы: на совещании Цен-
трального комитета...
Гоц: Бюро, а не Центрального комитета.
Крыленко: Бюро, Центральным комитетом был произведен учет реальных
сил, учет реальных возможностей?
Гоц: Самым тщательным образом мною был весь этот вопрос рассмотрен.
Крыленко: Рассматривался, правда, как выражение настроения и был отвер-
гнут план наступательной кампании; была дана директива оповестить партийные
ячейки, партийные организации среди рабочих и т. д....
Гоц: Да.
Крыленко: Эта директива заключалась в том, чтобы создать для них, в каче-
стве первого этапа, из которых определилось реальное положение, а потом эта
комбинация и моральная готовность к выступлению?
Гоц: Да, моральная готовность поддержать преображенцев в их требовании не
допустить разоружение.
Крыленко: Это повод фактический?
Гоц: Да.
Крыленко: Вот это положение и надо установить.
Гоц: Позвольте, вы не точно аргументируете, что это был повод. Это был бы
повод, если бы ставили перед собой непосредственную конкретную задачу — ни-
спровержение Советской власти. Я вам повторяю, что такой конкретной задачи
мы не ставили и не могли ставить в силу реального соотношения сил. Мы не уто-
писты и не фантасты, мы были реальными политиками, мы базировались на почве
фактов, а факты были эти таковы, что перед нами конкретно стояла одна задача:
объединение, организация, собрание распыленных масс трудящихся, в которых
уже тогда оппозиционное настроение против Советской власти очень опреде-
ленно проступало. Вот консолидация этих сил, это была наша основная задача,
к которой мы готовились. В нашу работу совершенно неожиданно влился, как
случайный эпизод, вопрос о разоружении Преображенского полка. Неожиданно
потому, что не мы его поставили, не мы его вызвали, гражданин Крыленко, а его
нам преподнесла Советская власть. Ваша концепция была бы правильна, если бы
социалисты-революционеры специально создали бы или выдумали бы этот факт
разоружения этого полка и организацию выступления этого полка и организа-
цию выступления для ниспровержения Советской власти. Повторяю, этот вопрос
совершенно неожиданно вклинился в нашу работу, и мы должны были столь же
неожиданно, в 24 часа, решить вопрос...
Крыленко: Значит, вы взяли вклинившийся эпизод как факт, перед которым
вы были поставлены и, выражаясь партийным языком, мобилизовали на этот
предмет партийные организационные силы?
Гоц: На предмет, как я уже говорил, моральной готовности поддерживать пре-
ображенцев в их нежелании разоружаться.
Крыленко: Не исключая никаких возможностей, не отказываясь ни от каких
дальнейших возможностей?
543
Гоц: Я вам уже заявлял, что ни одна революционная партия в процесс револю-
ции никогда ни от каких возможностей не отказывается. Поэтому все наши вопро-
сы, простите, пустая схоластика, ибо я вам уже определенно нашу точку зрения
вывел. Надо выяснить положение вещей. Ведь уже ясно и отчетливо выявлена
наша точка зрения. Я считаю, что если гражданин прокурор не выяснил ту или
иную подробность, то тогда пожалуйста, но не повторяйте одних и тех же во-
просов.
Председатель: Вы в праве отвечать и не отвечать. Тем не менее я должен кон-
статировать, что некоторые вещи трибуналу еще не ясны в орошении Преобра-
женского полка. Вы прямых ответов на вопрос государственного обвинителя не
даете, а отделываетесь теоретическими рассуждениями о роли партии и оппози-
ции партии во время революции.
Гоц: Какие конкретные вопросы?
Крыленко: Вам, например, было известно о соответствующем распоряжении
относительно боевых дружин?
Гоц: Я знал, что должны были быть извещены все те наличные силы, которые
были в распоряжении Военной комиссии. Знал также о том, что эти боевые дру-
жины в то время не представляли большой реальной силы, так что меньше всего
разговор шел о них. Разговор шел, с одной стороны, о возможности солидариза-
ции отдельных полков, а, с другой стороны, об отношении петроградского про-
летариата. Теперь, чтобы окончательно выяснить свою точку зрения, я думаю, вы
позволите мне сослаться на аналогичный случай.
Крыленко: Мне точка зрения не интересна.
Гоц: Вспомните июльское выступление. Тогда я лично во Всероссийском цен-
тральном исполнительном комитете вел беседу с гражданином Сталиным и ви-
дел, как в ходе развертывающихся событий постепенно менялась его точка зрения,
начиная от мирной демонстрации до вооруженной демонстрации и потом, когда
ему казалось, что события развернулись, он уже говорил, что мы не отказываемся
и от захвата власти и ниспровержения. Я считаю, что такая точка зрения совер-
шенно правильна. Никогда в процессе революции, а мы переживали тогда рево-
люцию, никогда ни одна революционная партия не отказывалась от того, чтобы
движение, начавшееся стихийно или случайно по тому или иному предлогу воз-
главить и направить по тому руслу, по которому она считает нужным направить.
Но эта организация должна твердо учитывать реальное соотношение сил, не стро-
ить фантастических планов. Я хочу сказать, что мы таких фантастических планов
тогда не строили, а таким планом было то, нам инкриминируется обвинительным
актом, то есть подготовка к вооруженному выступлению.
Председатель: Теперь исторически совершенно понятно, что июльские дни
были прологом к Октябрьской революции. Так что вы вашу позицию в отноше-
нии разоружения Преображенского полка расцениваете так, как позицию больше-
виков во время июльских дней?
Гоц: Я думаю, это будет правильно, если внести одну поправку Мы рассматри-
вали не только разоружение его, но и всю нашу деятельность, в которое оно вкли-
нивалось случайно, мы рассматривали, как пролог, как накопление, а уже Октябрь
должен был начаться, и он начался (Председатель: В Самаре.), и он начался не-
удачно после XIII Совета партии, когда партия приняла определенное решение.
Крыленко: Прения у вас были на этом собрании Бюро центрального комитета?
Гоц: Я считаю это совершенно неинтересным в данный момент.
Председатель: Интересно или неинтересно, это не вам судить.
544
Гоц: Я считаю совершенно неуместным задавать такие вопросы и отвечать на
них не желаю. Я покорнейше прошу этих вопросов не задавать, так как это касает-
ся наших внутрипартийных отношений.
Председатель: Вы ваши права знаете. Я вам разъяснял, что на всякий вопрос,
кого угодно, в том числе трибунала, вы имеете право ответить: на этот вопрос я от-
вечать не желаю.
Крыленко: Я должен указать и просить трибунал поставить обвиняемых в
известностях в том отношении, что вопросы, задаваемые государственным об-
винителем сводятся не к указанию и обрисовке политических или исторических
характерных моментов, а к определению степени индивидуальной вины, ответ-
ственности тех или других отдельных конкретных участников политического
движения, караемых уголовными законами. Вот почему, как бы не интересны
были вопросы общественного и исторического анализа и характера, обязанность,
которая на мне лежит, иного характера. Вот почему я не могу гарантировать и не
отвечать, дело других обвиняемых отвечать или не отвечать.
Гоц: Я понимаю вашу точку зрения, но наша точка зрения совершенно иная.
Нас интересует не выяснение индивидуальной ответственности, а выяснение
исторической вины, характеристики момента и тех позиций, которая партия
социалистов-революционеров занималась в то время.
Председатель: Я предлагаю не терять времени — совершенно ясно, что точка
зрения обвиняемых и государственного обвинителя совершенно противополож-
ны. Поэтому каждый имеет свое право: государственный обвинитель задавать со-
ответствующие вопросы, обвиняемые — не отвечать.
Гоц: Слушаю-с.
Крыленко: Вам известен или, может быть, теперь известен реальный учет во-
енной силы?
Гоц: Реальный учет военных сил. Конкретно я бы сейчас не мог предста-
вить этой картины, но суммарные итоги я вам скажу. Мы расценивали их как не-
большие.
Крыленко: Относительно боевого дивизиона вы знали?
Гоц: Я знал, что у нас существовала команда броневого дивизиона.
Крыленко: Эта команда была, как некоторая команда живых людей или как
боевая техническая единица в смысле материальных орудий истребления?
Гоц: Я боюсь сейчас вдаваться в технические подробности, говорить о том, что
впоследствии мне пришлось читать. Я тогда знал общие итоги. В подробности
конкретные и технические я не вникал. Я знал, какие силы у нас имеются. Я знал
их боевую и техническую ценность. Я скажу, что я знал, что у нас имеется в на-
шем распоряжении. Как она была организована, где кто жил и т. д. — это нас не
интересовало.
Крыленко: Сколько броневых машин?
Гоц: Конкретно не могу точно сказать.
Крыленко: Но, во всяком случае, таковые были?
Гоц: Таковые были. Не броневые машины, а у нас был состав броневого люд-
ского материала.
Крыленко: Броневой людской материал, который опирался на материальные
орудия?
Гоц: Так.
Крыленко: Который они имели или могли иметь в известный момент в своем
распоряжении?
545
Гоц: Могли иметь, да.
Крыленко: Относительно боевых дружин. Ваши сведения были таковые, что
они были в крайне слабом состоянии?
Гоц: Да, в то время ими руководило лицо, которому Центральный комитет
тогда вполне доверял. Это был Кононов, к которому мы относились тогда с пол-
ным доверием, но относительно которого были постоянные нарекания со стороны
гражданина Семенова. Насколько достоверны они были — не знаю, но мы тогда
доверяли Кононову, как старому каторжнику. Мы знали, что эти дружины в бое-
вом отношении представляют из себя почти ничтожную величину.
Крыленко: Вам показания Кононова в этом отношении известны?
Гоц: Я присутствовал в заседании суда.
Крыленко: Нет, не те показания, которые были. Но этому вопрсу я тогда не
задавал вопросов, а показания, которые относятся к моменту Преображенского
полка?
Гоц: Мы будем об этом говорить, когда Кононов будет показывать.
Крыленко: Когда он будет показывать, по этому вопросу показывать, я думаю,
что до этого возможно было бы оглашение отрывка его показаний по этому вопросу.
Гоц: Это дело трибунала. Я бы предпочел касаться этого вопроса тогда, когда
Кононов будет допрашиваться.
Председательствующий: Материал предварительного следствия у вас имелся.
Вы помните эти показания?
Гоц: Я не могу ссылаться на свою память. Я бы хотел, чтобы эти факты прошли
в живом изложении.
Крыленко: Тогда, когда будет Кононов, едва ли будет возможно задавать этот
вопрос.
Гоц: Это должен и может решить трибунал, а не я. Кононов здесь присутствует,
гражданин председатель?
Председатель: Кононов, вы присутствуете здесь? Товарищ Кононов есть. Тог-
да мы сейчас спросим.
Председатель: Гражданин Кононов, пожалуйте сюда. Я прежде всего задам
вопрос: вы вчера получили от меня разрешение на проезд в Петроград?
Кононов: Да, я третьего дня получил разрешение, а сегодня должен документы
получить.
Председатель: Деньги на отъезд получили?
Кононов: Нет, не получал.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель.
Крыленко: Так вот, вы в этот момент были еще начальником боевой дружины?
Кононов: Когда?
Крыленко: В момент разоружения Преображенского полка.
Кононов: В этот момент я не был начальником, а считал себя организатором.
Почему-то Семенов ко мне обращался. Мне было так сказано, что всецело я сей-
час завишу от товарища Семенова. В это время считался хозяином или началь-
ником группы Семенов. Он обратился ко мне, чтобы я собрал дружину, но я ее не
собрал.
Крыленко: В связи с этим днем, с предполагавшимся разоружением?
Кононов: Да, в Преображенском полку.
Крыленко: Хорошо, где вы должны были собраться, не помните?
Кононов: Сейчас точно не помню, потому что Семенов указывал место. Мне
за это было после указано, что я держал себя не как дружинник, за это мне был от
Центрального комитета некоторый выговор.
546
Крыленко: Значит, вы дружину собрали?
Кононов: Нет, не собрал.
Крыленко: Считали не нужным?
Кононов: Считал не нужным, а, второе, считал, что у меня какое-то недоверие,
говорю, было к Семенову.
Крыленко: А от Центрального комитета почему выговор получили?
Кононов: Потому что Семенов сказал, что я держусь не как дружинник, я кис-
ляйничаю. Все это велось против меня, а я, в свою очередь, говорил некоторым чле-
нам, почему я себя так держу. Флекель это знал, другие некоторые члены знали.
Крыленко: Меня только один вопрос интересует: вами формальное распоря-
жение от Семенова было получено и вами не было исполнено.
Кононов: Да, я не исполнял.
Крыленко: Вы не исполняли потому, что считали, что не обязаны подчиняться,
или считали, что не стоит собирать?
Кононов: Я смотрел так, что какой бы не была беспрекословной дружина, ка-
кими бы пешками не были, но дружина и организатор должен знать, куда и за-
чем дружину собирают. Когда меня заставляли собирать дружину, я должен был
знать — зачем, и я окольным путем узнал, что нужно будет идти, когда будут разо-
ружать Преображенский полк, что дружина тоже должна в этом принимать уча-
стие. Я не видел такой потребности и прямо не собирал. Меня партия могла впол-
не расстрелять, это мог сделать Семенов. Почему он меня не расстрелял, я не знаю.
Я этого не выполнил.
Крыленко: Считали, что не нужно этого?
Кононов: Да.
Крыленко: Что значит, окольным путем?
Кононов: Мне не было сказано, что для такой-то цели.
Крыленко: А от кого вы узнали?
Кононов: Это трудно сейчас сказать.
Крыленко: Не помните?
Кононов: Да.
Крыленко: Вы предполагали, что для возможного выступления?
Кононов: Да, потому что дружинников надо было собрать с оружием.
Крыленко: Дружинники не имеют смысла без оружия.
Кононов: Нет, было время, когда они были без оружия.
Крыленко: Для организационного совещания?
Кононов: Нет, в день Учредительного собрания было много дружинников, ко-
торые были без оружия.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, а в этот момент вы с кем-нибудь из членов
Центрального комитета виделись?
Кононов: Когда назначалось. Вот тут и вышло замешательство. Я видел Фле-
келя, который мне ничего не сказал.
Крыленко: А Донского не видели?
Кононов: Когда назначал Семенов.
Крыленко: Нет, раньше?
Кононов: Раньше видел, когда нужно было переждать, что я должен всецело
подчиняться Семенову.
Крыленко: Вам Донской это сказал.
Кононов: Там были Флекель, Донской. Мне больше передавал Флекель, но
были и другие члены Центрального комитета.
547
Крыленко: Были Донской, Леппер и Флеккель. Они сказали, что организаци-
онно вы подчинены Семенову?
Кононов: Да, Флекель сказал. Главную роль играл Флеккель.
Крыленко: Это было в порядке партийном?
Кононов: Да.
Председатель: Слово имеет защитник Муравьев.
Муравьев: Значит, вы выбрали себе такое отношение, что не нужна слушаться
Семенова. Так?
Кононов: Да.
Муравьев: Скажите, пожалуйста, вам не приходилось разговаривать с вашими
дружинниками? Какое у них было отношение к тому, что нужно выступать или не
нужно выступать?
Кононов: У нас были две противоположенные линии — между Семеновым
и мною. Тот желал иметь дружину мертвую — сказано, сделано. Я всегда хотел
делать на сознании, чтобы дружинники знали, зачем и за что они будут лоб под-
ставлять.
Муравьев: Семенов этого не сказал, пользуясь тем, что вы были ему подчине-
ны — он говорит, а ты делай.
Кононов: Да, нужно туда-то собрать дружину.
Муравьев: Вам настроение дружины было известно? Она была на вашей сто-
роне или на стороне Семенова, который требовал подчинения, чтобы не рассу-
ждать?
Кононов: Если я не соглашался, то это несоглашение я не желал вводить в ря-
ды партии. Сам я желал оставаться сепаративным человеком, но не желал вносить
дезорганизаций.
Муравьев: Ничего не говорили дружинникам?
Кононов: Ничего.
Муравьев: Когда Семенов отдал такой приказ, вы с отдельными товарищами,
которые стояли выше вас по партийной иерархии, не говорили ли частным обра-
зом, каково их к этому отношение. Пришлось вам встречаться с кем-нибудь и раз-
говаривать?
Кононов: Видел и говорил. Всегда сторона руководящая являлась более сдер-
жанной.
Муравьев: Когда вы это сделали, отказали в повиновении Семенову, то у вас
было такое впечатление, что руководящая сторона всегда более сдержанна?
Кононов: У меня было еще и раньше такое впечатление. Когда в полки посы-
лались, то тоже были мелкие недоразумения.
Муравьев: С Семеновым?
Кононов: План Семенова проводился в Петроградском комитете, а я сказал,
что в своем районе буду стараться не проводить.
Председатель: Скажите, вы сказали, что план Семенова проводился в Петро-
градском комитете. Значит, Петроградский комитет одобрял деятельность Семе-
нова в этом отношении?
Кононов: Когда посылали в полки партийных людей.
Председатель: А вы не одобрили посылки в полки партийных?
Кононов: Не одобрял.
Председатель: Почему?
Кононов: Я говорил, что в тюрьму я никого не желал бы послать, а равносиль-
но было для меня посылать людей в казармы и тюрьму.
54R
Председатель: Значит, вы считали работу среди красноармейцев неправиль-
ной, и поэтому у вас были трения с Семеновым?
Кононов: Может быть.
Председатель: Значит, с Семеновым у вас были определенные трения в этот
момент?
Кононов: Больших трений не было, но я на всю Военную комиссию смотрел
с предубеждением. Этого не могу сказать, чтобы я был с ней дружен.
Председатель: Это вполне понятно. Тем не менее член Центрального комитета
Донской подчинил вас Семенову.
Кононов: Официально заявлял Флекель.
Председатель: Но Центральный комитет партии подчинил вас Семенову.
Кононов: Да, ввиду моей негодности или по другим причинам.
Председатель: Это понятно. Следовательно, в ваших трениях с Семеновым
Центральный комитет стоял как бы на стороне Семенова против вас?
Кононов: Это все время было, потому что рабочая дружина себя ничем не про-
являла.
Председатель: А в день разоружения Преображенского полка, какую вы име-
ли задачу?
Кононов: Собрать дружину.
Председатель: Для чего?
Кононов: Семеновым мне было сказано, что я должен собрать дружину туда-
то, а для чего — у меня, как у организатора дружины, никакого рассуждения не
могло быть.
Председатель: Это совершенно естественно.
Кононов: Когда говорят, что нужно собрать, то что-то нужно делать.
Председатель: Это естественно. На предварительном следствии вы точнее от-
ветили на этот вопрос.
Кононов: Может быть.
Председатель: Вы подтверждаете то, что вами было тогда сказано: «Это вы-
ступление должно было быть вооруженным и направленным против Советской
власти». Вот как вы сказали. Вы подтверждаете сейчас то, что вы сказали, или вы
тогда ошибались?
Кононов: Зачем ошибаться. Я подтверждаю свои выводы.
Председатель: Угодно еще задавать вопросы?
Муравьев: Вы сказали, что Флекель подчинил вас Семенову
Кононов: Официально.
Муравьев: Вам известно, кто был Флекель по своему партийному положению?
Кононов: Он был и секретарь Петроградского комитета, и секретарь Централь-
ного комитета, что ли.
Муравьев: Вам известно, что он стоял во главе какой-то Петроградской боевой
дружины, которая была дружиной Петроградского комитета? В тот момент, когда
он вас подчинил Семенову, какую он занимал должность?
Кононов: Это трудно сказать. Я подчинялся ему беспрекословно, затем еще
некоторым работникам, которым я верил без всякого сомнения. Я верил Каплану,
Бергу, Николаю Николаевичу Иванову, к Семенову же у меня доверия не было,
потому что я его не знал, он был новым человеком.
Председатель: Слово имеет защитник Жданов.
Жданов: Значит, когда Семенов вам сказал выйти с дружиной, он прямо ни-
чего не сказал?
549
Кононов: Ничего.
Жданов: Вот поэтому вы тогда не вышли, потому что не знали для чего?
Кононов: Надо понимать, что людей вывели для того, чтобы поставить лоб под
пули.
Жданов: Вы сделали такой вывод?
Кононов: Я должен был сделать.
Жданов: Я не имею вопросов.
Председатель: Обвиняемый Лихач.
Лихач: Вот, товарищ Кононов, вы тут указывали, что когда Семенов сказал вам
выступить, вы не выступили, потому что вы ему не доверяли и еще потому что тут
были пометки на то, что тут неокончательная правда. Вы видели в этот момент
Бориса Осиповича Флеккеля?
Кононов: Да, так, видел Флеккеля накануне.
Лихач: Вы сказали, что Флеккель, который был секретарем Петербургского ко-
митета, должен был знать о выступлении. Вы ничего о выступлении не слыхали?
Кононов: Раньше ничего о выступлении не слыхал, - это было тайной и только
за день раньше я узнал. А после мне за это был выговор от Флекеля.
Лихач: Как от Флекеля?
Кононов: Да, от Флекеля и еще, кажется, от товарища Донского.
Председатель: За что был выговор?
Кононов: Мне сказали, что я выступал не как дружинник и что должен знать, что
дружина должна быть боевая, военная. Я сказал: что же это, старое время, что ли.
Председатель: Флекель и Донской?
Кононов: Да, Флекель и Донской тут был. Не помню опять, был ли тут Дон-
ской, но Флекеля помню. Но, видя то, что Семенов распоряжался неправильно, я,
как подчинялся ему непосредственно, должен был это сделать.
Председатель: Государственный обвинитель.
Крыленко: Вот какой вопрос меня интересует. Вас кто познакомил с Семено-
вым, не помните?
Кононов: В гарнизонном собрании, в комиссии Военной, кажется, еще.
Крыленко: А кто из членов Центрального комитета вас с ним познакомил?
Кононов: В то время, кажется, я знал еще раньше его.
Крыленко: Донской не познакомил вас?
Кононов: В то время был и Донской. Как я сказал, я непосредственно имел
и от Семенова.
Крыленко: Донской вас познакомил?
Кононов: Нет, несколько было.
Крыленко: Мне важно этот факт установить.
Кононов: Я говорю, 4 года уже прошло, и я не могу сказать, не помню. Это та-
кое мелкое обстоятельство, и не потому не говорю, что я не хотел бы сказать.
Председатель: Совершенно ясно, 4 с половиной года прошло, не так легко вос-
становить в памяти все мелочи. Может быть, часть забыта.
Крыленко: Товарищ, скажите, вам что-нибудь известно об организации охра-
ны при орудийном заводе?
Кононов: Официально мне было известно. Когда я был организатором дружи-
ны, я знал, что тут были дружинники, а потом, когда стали там находиться некото-
рые дружинники, кажется, товарищ Усов, однажды я встретил еще кого-то, встре-
тил тех дружинников, которые там находились, но мы друг от друга не скрывали.
Кажется, не скажет товарищ Усов, что он прятался.

Крыленко: Вопрос не о скрывании. А вам было известно, что на орудийном
заводе организуется охрана, в которую вливаются тоже свои люди? На Литейном
орудийном заводе?
Кононов: Знал, что там есть.
Крыленко: А вам лично не случалось направлять туда людей?
Кононов: Нет, я направлял на охрану, только туда.
Крыленко: Не туда, а куда?
Кононов: Это было в селе Рыбацком. Там был склад оружейный или снаряд-
ный, туда я посылал.
Крыленко: Где это рыбацкий завод. Кажется, за Невской заставой?
Кононов: Да, за Невской заставой.
Крыленко: Значит, туда направляли для участия в охране там?
Кононов: Да, кажется.
Крыленко: Там снарядный склад?
Кононов: Да.
Крыленко: Это были колпинцы?
Кононов: Да, это может подтвердить товарищ Усов.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, сколько человек туда направлено. Вы не мо-
жете вспомнить, трудно?
Кононов: Не помню этого.
Крыленко: А относительно орудийного завода, тоже не помните?
Кононов: На орудийный завод ни одного не посылал.
Крыленко: Только встречали?
Кононов: Да, встречал дружинников.
Крыленко: То есть тех товарищей, которые были у вас в дружине?
Кононов: Да.
Крыленко: Причем, указываете, с одной стороны, Усова?
Кононов: Да.
Крыленко: Еще вы назвали, кажется, Зеленкова.
Кононов: Кажется, Зеленков, но трудно сказать. Усова помню потому, что
с Усовым пришлось встретиться в тюрьме.
Крыленко: Больше вопросов не имею.
Председатель: Обвиняемый Семенов.
Семенов: Товарищ Кононов, вы принимали участие в Военном совете?
Кононов: Где он был?
Семенов: Военный совет собирался на квартире Соколова, на квартире Келле-
ра. Были на Военном совете тогда, после того собрания, после которого Флекель
предложил вам подчиниться мне, как руководителю военной работой?
Кононов: На этой квартире предложил подчиниться.
Семенов: Нет, он предложил подчиниться в помещении Петроградского коми-
тета, но он предложил вам подчиниться мне как руководителю военной работы.
Вот после этого присутствовали ли вы на заседаниях военного совета и делали ли
доклад о боевых дружинах?
Кононов: Частные квартиры трудно вспомнить. У меня остались в памяти
только некоторые районные собрания.
Семенов: Делали ли вы там доклад о положении боевых дружин, о том, что
у вас не хватает оружия?
Кононов: Это — да.
551
Семенов: И мы доставили вам оружие, некоторое кбличество, правда, очень
мало.
Кононов: Так что вами был передан один кольт и потом для маузера патроны.
Об этом можно, кажется, точно знать, насчет оружия.
Семенов: Значит, вы были подчинены мне как руководителю военной работы.
Но я не был тогда начальником военной дружины.
Кононов: Уже вы были хозяином вполне.
Семенов: Я мог давать вам предписания в смысле действий дружин, но орга-
низатором главной дружины были вы. Вы занимались технической организацией,
покупали револьверы и т. д.
Кононов: Ни одного револьвера не куплено. Я сказал, что создавать дружины
без оружия не думаю и не думаю головы морочить людям. Вы тоже должны это
помнить.
Семенов: Но вы были организатором этих дружин?
Кононов: Да.
Семенов: Я этих дружин не видел.
Кононов: Видели. Разве вы не были на Лермонтовском?
Семенов: После разоружения Преображенского полка вы говорили, что вами
был выговор Донским и Флекелем. В с какой поры я стал во главе военной дружи-
ны. Кто вам поручил передать военную дружину в мое распоряжение?
Кононов: Я вам лично не передавал. Вы лично ее взяли, если хотите. Мне
официально не было сказано, что товарищ Кононов, брось быть организатором
дружин. Я стал отходить в сторону и потом стал работать на беспартийной кон-
ференции.
Семенов: Значит, Флекель и Донской не говорили вам о том, что дружина пе-
реходит в мое личное распоряжение?
Кононов: Это было говорено.
Семенов: Это было после разоружения Преображенского полка или до?
Кононов: До. Я не имел права распоряжаться ни одним человеком до разо-
ружения Преображенского полка. Как же вы могли запамятовать это. Довольно
ясно было сказано.
Семенов: Я до разоружения Преображенского полка был руководителем во-
енной работы и ввиду того, что боевые дружины мыслились нами как авангард
в момент выступления, боевые дружины по соглашению с представителем Петро-
градского комитета и Центрального комитета были подчинены бюро Военной ко-
миссии. Поэтому Флекель вам это и предложил.
Кононов: Верно.
Семенов: Значит боевые дружины как боевая единица во главе с вами, това-
рищ Кононов, были подчинены бюро Военной комиссии? Так?
Кононов: Так.
Семенов: Значит, я лично к этим боевикам не мог иметь отношения. Возглав-
ляли боевые дружины вы. С какого же момента я стал непосредственно иметь
дело с боевиками? Было ли это до момента разоружения Преображенского полка
или после разоружения Преображенского полка, после того, как вам было указа-
но, что вы плохой организатор, что вы не выполняли задания, которое вам было
дано?
Кононов: До разоружения Преображенского полка вы хозяйничали в отноше-
нии дружин. Неужели вы не помните? Неужели не помните, когда взяли Усова
и еще кого-то и отправились на грабежи?
552
Семенов: Это было значительно позднее, когда я встал во главе боевых дру-
жин. В тот момент, когда я руководил военной работой, я не имел никакого от-
ношения ни к экспроприациям, ни к боевой дружине. Значительно позднее разо-
ружения Преображенского полка, когда я отказался от мысли, и когда вся военная
работа перешла к т. Неккеру, только я возглавляю военную дружину, по согла-
шению с бюро Центрального комитета и Петроградским комитетом, и тогда вам
было предложено отказаться и передать это дело в мои руки. Это было значитель-
но позднее. Это может подтвердить и товарищ Усов. Но теперь меня интересует
другой вопрос. Вы говорите, что когда я предложил вам собрать боевую дружину,
то я не сказал вам, что предстоит разоружение Преображенского полка? Я напом-
ню вам, что я говорил, что ночью предстоит разоружение Преображенского пол-
ка, и что поэтому нужно собрать в определенном месте боевые дружины, послать
связь ко мне, чтобы я мог эту дружину бросить к моменту разоружения Преобра-
женского полка. Это было сказано коротко и ясно. Причем я указал, что это пору-
чение делается по соглашению с бюро Центрального комитета, и что предписание
передается с ведома члена Центрального комитета Донского. Донской добивался
того, чтобы боевая дружина была собрана, и чтобы она была брошена к моменту
разоружения Преображенского полка.
Кононов: То, что это исходит от Центрального комитета и от Военной комис-
сии, это говорено.
Семенов: Я больше не имею вопросов.
Кононов: Только вы два раза заставляли собрать. Еще тогда, когда хотели мин-
ные броневики взять. Помните?
Председатель: Это когда было?
Семенов: Броневики я предполагал брать к моменту разоружения Преобра-
женского полка.
Председатель: Когда это насчет броневиков?
Кононов: Броневики были на Петроградской стороне. На Петроградскую сто-
рону должны были дружины идти для снятия охраны.
Председатель: Когда это было, после разоружения Преображенского полка
или до?
Кононов: Это очень близко, тут опять-таки трудно сказать. Знаю только, что
два раз мне был приказ.
Председатель: Два раза, на протяжении небольшого промежутка времени?
Кононов: Да, небольшого.
Председатель: Либо до, либо после разоружения Преображенского полка, но
близко около этого, во всяком случае, не в день разоружения Преображенского
полка, а другой раз.
Семенов: Разрешите задать один вопрос. Я хотел бы только напомнить товари-
щу Кононову, что он не помнит одно обстоятельство. Мы предполагали, что, когда
будет разоружен Преображенский полк, двинуть к нему броневой дивизион для
того, чтобы захватить броневые машины. Я собирался отправить часть броневого
отряда в цирк Модерн на Петроградскую сторону. И я говорил, что вы соберетесь
на такое-то место, а потом предстоит такое-то и такое-то дело, в частности, захват
броневых машин. Это было в тот день, когда ночью был разоружен Преображен-
ский полк.
Жданов: Скажите, свидетель, на что вы ответили «да», гражданину Семенову?
Он рассказал вам целую историю и потом сказал, что это было сделано с разреше-
ния Донского. Вы на это сказали «да»?

Кононов: Я повторил, на что я сказал «да».
Жданов: На что?
Кононов: Я сказал «да» на то, что это происходит от Центрального комитета
и от Военной комиссии.
Жданов: А остальное, что он там говорил, что эти дружины должны пойти на
разоружение Преображенского полка?
Кононов: Это не очень любил Семенов говорить.
Жданов: Любил ли он или нет, это нам не интересно, но он говорил или
нет?
Кононов: Если я одно подтверждаю, то другое я совершенно отрицаю. Я не
ухищрен такой хитростью.
Крыленко: Чем же вы ухищены?
Кононов: Я не ухищрен этой хитростью в словоблудии, чтобы изворачиваться.
Когда мне сказано, что от Центрального комитета, от Военной комиссии, я гово-
рю, это я знал определенно от Семенова. А вот на счет броневых машин, это было
сказано. Это он не может отрицать.
Председатель и Крыленко: Это он и не отрицает.
Кононов: Здесь Семенов сказал, что он не хозяйничал над дружиной в разору-
жении Преображенского полка. Разоружение Преображенского полка было после
Пасхи, а он хозяйничал в дружине в Пасху, о чем я узнал, когда сидел.
Крыленко: Вы не помните, когда Пасха была в 18-м году.
Кононов: Не помню когда, но я сидел с Усовым, когда он говорил, что Семенов
нами распоряжался — вот какое время.
Крыленко: А все-таки вы не помните... У меня нет вопроса.
Председатель: Это мы установим по календарю. Защитник Оцеп имеет слово
для вопроса.
Оцеп: Свидетель Кононов, что вы понимаете под словом хозяйничал — само-
стоятельно, без директив руководящих кругов что-нибудь предпринимал?
Кононов: Нет, не это. Вам желательно на это иметь ответ. Я скажу, если я яв-
ляюсь организатором, то без моего спроса не имеет права никто дружины взять,
а если приходят и берут, значит тот хозяйничает, кто берет. Он на это какие-то
права имел.
Оцеп: Вы полагаете, что он должен был вас спросить, и вас не спросил?
Кононов: Вот и все. Это было сделано свыше. Здесь есть дружинники и они
могут сказать, почему он хозяйничал.
Председатель: В свое время мы спросим их всех. Обвиняемый Берг имеет сло-
во для вопроса.
Берг: Вы помните собрание уполномоченных фабрик и заводов Петрограда?
Кононов: Помню.
Берг: Если не ошибаюсь, вы, кажется, были членом бюро этого собрания упол-
номоченных со мною вместе?
Кононов: Да.
Берг: Не помните ли вы, давало ли собрание, бюро мне поручение присутство-
вать на заседании Военной комиссии Петроградского комитета и Центрального
комитета партии социалистов-революционеров для выяснения предполагаемого
выступления минной дивизии в связи с забастовкой на Обуховском заводе и в
Невском районе? Давало ли такое поручение бюро или нет?
Кононов: Вот скажу, если бы некоторое время я мог бы вспомнить, потому что
не желаю попасть в недоразумение. Знаю так, что когда волнения в минной диви-
зии были, то на’беспартййнбй конференции обсуйсдался вопрос об' этом и бвы-
ступлении.
Берг: Собрание уполномоченных военной работой когда-нибудь занималось?
Кононов: Нет.
Берг: Поручение мне давалось для ведения такой военной работы.
Кононов: Как раз собрание беспартийных не занималось вооруженной рабо-
той. Пока я был членом бюро, я знаю, что этого не было, может быть, без меня что-
нибудь делалось, я не знаю, потому что я порвал с военной организацией.
Председатель: Чтобы снова не возвращаться к этому вопросу, скажите, обви-
няемый Берг, вы говорите, что собрание уполномоченных послало вас в Военную
комиссию Петроградского комитета?
Берг: Я спрашивал свидетеля Кононова потому...
Председатель: Нет, нет, вас посылали в собрание Военного комитета?
Берг: Я спрашивал, посылало ли меня бюро в собрание уполномоченных пред-
ставителем в Центральном комитете партии социалистов-революционеров?
Председатель: Нет, в Военную комиссию Петроградского комитета.
Берг: По специальному вопросу о выступлении минного дивизиона в связи
с беспорядками в Невском районе.
Председатель: Посылало ли?
Берг: Посылало ли бюро собрание уполномоченных?
Председатель: А вы-то сами что устанавливаете, посылало или нет?
Берг: Посылало или нет?
Председатель: А вы сами что считаете, посылало?
Берг: Нет, не посылало.
Председатель: Еще вопросы есть?
Крыленко: Я только хотел сказать, обсуждался ли на этой конференции во-
прос о выступлении?
Кононов: Да.
Крыленко: В связи с волнениями минной дивизии?
Кононов: Да.
Крыленко: Вы присутствовали, можете установить, что решено было пока не
выступать. Товарищ свидетель установил, что на конференции обсуждался во-
прос о выступлении, причем, как товарищ Кононов сказал, покамест было решено
не выступать.
Кононов: В этом бюро беспартийной конференции находился во главе стоя-
щим я и Смирнов А. Н., меньшевик. Мы тут как раз подходили к тому, что ника-
ким вооруженным сопротивлением ничего нельзя сделать, и такие всевозможные
вспышки обрекают на известную погибель. Нужно заручиться с низов, когда мас-
са сама выступит, тогда могут присоединиться вооруженные, а не тогда, воору-
женные начнут выступать, тогда и беспартийная конференция должна выступать,
и мы этот призыв не выпустили. Вот как мы рассуждали, потому что мы оба рабо-
чие, и самым ядром считали рабочих, а не минную дивизию и никого. Вот какое
было наше рассуждение. Может, это была ошибка, пусть нас за это карают, но мы
так рассуждали.
Крыленко: Правильно рассуждали. Где это собрание происходило, и кто там
присутствовал из социалистов-революционеров, из членов организации Цен-
трального комитета и Петроградского комитета?
Кононов: Это было в Басковом переулке.
Крыленко: Месяца вы не помните?
555
Кононов: Я так скажу, я буду разбираться^ Я проработал в беспартийной кон-
ференции с месяц, потом поехал в Москву, здесь я был арестован, просидел в Бу-
тырках месяц и вышел, тогда я был через ваши руки освобожден {обращается
к Крыленко), это было в июле месяце, когда я возвращался из Москвы.
Крыленко: Значит, там вы были в начале июня?
Кононов: Да.
Крыленко: Вы работали в беспартийной конференции, не состоя в партии?
Кононов: Нет, состоя, только я уже сказал себе, что дружинником не хочу быть.
Быть игрушкой, чтобы люди мною играли, не хочу.
Крыленко: А кто был на том собрании из членов Центрального комитета или
Петрогадского комитета, не помните?
Кононов: Бывали.
Крыленко: А кто, не помните?
Кононов: Кажется, даже Каплан бывал.
Крыленко: А из тех, кто тут сидит?
Кононов: Были многие. Товарищ Берг бывал, с ним мы много говорили. Я ду-
маю, что он не будет отказываться от этого. Потом еще бывали, но не знаю кто.
С кем ближе разговаривал, с кем по душам говорил, про тех говорю. Других на-
звать не могу.
Крыленко: Других назвать не можете?
Кононов: Были, но с ними мало разговаривать приходилось.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Семенов.
Семенов: Скажите, товарищ Кононов, былили партийные фракции в собра-
нии уполномоченных?
Кононов: Кажется, нет.
Семенов: Не было ли фракции социалистов-революционеров и меньшеви-
ков?
Кононов: Были и социалисты-революционеры, и меньшевики, откажусь уве-
ренно сказать, не помню.
Семенов: Было ли собрание фракции социалистов-революционеров перед
собранием уполномоченных. Собрание уполномоченных собирается, вырабаты-
вает определенные постановления и резолюции, не могут же социалисты-рево-
люционеры выступать на таком собрании неорганизованно.
Кононов: Я вспомнил только по поводу вопроса, кто входил туда. Я говорил,
что все члены Петроградского совета туда входили.
Семенов: А вы не помните, сколько там было меньшевиков и социалистов-
революционеров, кого было больше?
Кононов: Социалистов-революционеров.
Семенов: Значит, если бы фракция приняла какое-нибудь решение, то это ре-
шение можно было бы провести на собрании уполномоченных?
Кононов: Да, но у нас более дружно проходил вопрос мирного характера, даже
тихие меньшевики не могли быть против.
Семенов: Значит, вы не помните факт существования фракции социалистов-
революционеров.
Кононов: Официально существовали какие-то разговоры. Я помню, что мы
с Бергом говорили.
Семенов: Вы не помните, было ли бюро фракции социалистов-революционеров
на этом собрании уполномоченных?
Кононов: Я был членом бюро.
556
Семенов: А бюро фракции было, та основная партийная ячейка, которая руко-
водила работами фракции?
Кононов: Если только бюро существовало, то я должен был входить. В этой
беспартийной конференции я не последнюю роль играл.
Тагер: Скажите, сохранилось ли у вас в памяти, что говорилось на этой беспар-
тийной конференции об организации партийных фракций?
Кононов: Там даже официально не могли этого вопроса ставить.
Председатель: Вы задали непонятный вопрос: на беспартийной конферен-
ции никогда не идет разговора об организации партийных фракций. Вопрос идет
о том, распадается ли эта конференция на партийные фракции, как большая часть
беспартийных собраний того времени. Этот вопрос надо поставить наоборот. Бес-
партийная конференция не может организовывать партийных фракций. Значит,
вопрос такой: распадалась ли эта беспартийная конференция на партийные фрак-
ции. Кононов уже ответил, что он не помнит.
Кононов: Если бы это было, то я бы помнил.
Председатель: Мы уже занялись пустяками. Кто еще имеет вопросы?
Лихач: Тут поднимался вопрос о фракциях. Скажите, Кононов, как организо-
вывалась беспартийная конференция, и какой был ее состав не во фракционном
смысле. Я вам приведу два примера: заседал Петроградский совет, там были вся-
кие фракции, которые обсуждали вопрос, там сидела партийная интеллигенция,
то, что мы называем вождями и лидерами партии. Была ли это беспартийная кон-
ференция, или состав беспартийной конференции был непосредственно рабочий,
состоящий главным образом из представителей рабочих таких-то и таких-то за-
водов?
Кононов: Я думал, что из моих слов будет понятно, но если не понятно, то
я могу пережевать. Я говорю, что я рабочий, и Петроградские рабочие со мной
считались, и если бы была такая фракция, то я был бы впереди, потому что во гла-
ве всего тогда стояли рабочие. Было желательно узнать, что нужно беспартийным.
Вот в чем была цель. Достигли ли ее, я не знаю.
Лихач: Значит, состав был рабочий, преимущественно. Много ли было интел-
лигенции на конференции?
Кононов: Очень мало, только те, которые были членами Совета.
Председатель: Я только констатирую, что на ваши вопросы свидетель Коно-
нов уже дважды дал аналогичные ответы. Слово имеет обвиняемый Берг.
Берг: Товарищ Кононов, скажите, во время собрания уполномоченных Совет
существовал?
Кононов: Существовал.
Берг: Какая же причина была у рабочих создания этого собрания уполномо-
ченных рядом с Советом рабочих и крестьянских депутатов?
Кононов: Вот, товарищ Берг, если бы только я услышал такой вопрос, вы меня
спросили не здесь, я бы вам на этот вопрос не ответил, а так как вы мне задаете его
на суде, я скажу.
Председательствующий: Вы отвечаете не Бергу, а трибуналу.
Кононов: Скажу, очень просто. В то время мы не могли в Совете высказы-
ваться, потому что было большинство не нас, и публика настолько взвинчена, что
бывало, когда начнешь выступать, то против тебя выступают в Совете и шумят.
Это было несколько раз. Вы помните, когда я рисковал выступать в Совете, то до-
ждаться того, чтобы меня поколотили, я этого не допускал.
557
Берг: Разрешите еще задать вам вопрос. Какую цель нЗйёчало собрание упол-
номоченных? Первое собрание намечало ли какую-нибудь боевую цель или же
выяснение каких-нибудь других, экономических вопросов?
Председатель: Нет, ведь было выяснено, что боевой цели это собрание не
имело.
Берг: Позвольте, гражданин председатель. У суда есть конкретное задание вы-
яснить, почему это собрание уполномоченных создалось. И я прошу Кононова,
как члена бюро, на этот вопрос ответить.
Председатель: Это вопрос не по существу. Кононов ответил, что левых зада-
ний это собрание уполномоченных не имело.
Берг: Если это не по существу, по позвольте еще вопрос задать, хотя он, мо-
жет быть, будет тоже не по существу. Не помните ли вы то, товарищ Кононов, что
при создании собрания уполномоченных в его первые три заседания, собрание
уполномоченных три раза официально призывало представителя власти явиться
на собрание уполномоченных и официально разрешить нам те или другие набо-
левшие вопросы?
Кононов: Если бы найти такие бумажки, то, мне кажется, есть даже бумажки
с моими подписями.
Берг: Вопросов больше не имею.
Семенов: Позвольте мне...
Председательствующий: Сначала покончим с этим. Мы задаем свидетелю ма-
ловажные вопросы, и тратим напрасно время. Дальше я несущественные вопросы
буду устранять.
Семенов: Когда создалось собрание уполномоченных и поднимался вопрос
о разоружении минной дивизии, поднимался ли тогда вопрос о всеобщей заба-
стовке в Петрограде?
Кононов: Поднимался, но обсужден не был. Сказали, что не время. И наше
воззвание не было опубликовано.
Председатель: Какое наше воззвание?
Кононов: От уполномоченных.
Председатель: Больше вопросов нет. Свидетеля можно освободить.
Крыленко: Еще один вопрос относительно этих воззваний.
Председатель: Пожалуйста, задавайте.
Кононов: О воззвании не могло быть и разговора, потому что сказали, что на-
строения там не было. Прежде всего приходили на собрание и доказывали, в ка-
ком положении дело обстоит на заводах.
Крыленко: На заводах? Так и выяснилось, что боевого настроения нет?
Кононов: Никакого нет. Каждый приходил со своей нуждой и больше ничего.
Крыленко: Так что оказалось, что о выступлении говорить нельзя, и поэтому
воззвание не было выпущено?
Кононов: Да.
Председатель: Свидетель, вы свободны. Объявляю перерыв на 10 минут.
(Заседание прерывается в... час.... мин.)
Председатель: Заседание возобновляется. Для фактических пояснений слово
имеет обвиняемый Берг.
Берг: Я в своем разъяснении хочу коснуться тех моментов настроения рабочих,
которое было в то время в Петрограде. В связи с поднятым вопросом о собрании
уполномоченных, также ставится вопрос о поведении партии в этом вопросе.
558
Председатель: Скажите, когда имело место это собрание уполномоченных?
Берг: 13 марта было первое собрание. Я в это время был рабочим электрической
станции Общества 1886 г., теперь — 1-й государственной электрической станции.
Хотя я тогда входил в Петроградский совет от этой станции, но ввиду того, что
в Петроградском совете, как говорил товарищ Кононов, в то время громаднейшее
большинство, не дававшее нам говорить, не дававшее нам высказывать все нужды,
которые наболели на душе рабочего, заставило нас, членов Петроградского сове-
та, искать другого выхода. И мы на фабриках и заводах предложили рабочим Пе-
трограда создать другую организацию, которая могла бы выявить волю и нужды
рабочих Петрограда и действовать по точным директивам партии, которые здесь
обрисовал товарищ Гоц, организацию рабочих масс для планомерного действия
и планомерного выступления. Я, как рабочий и как член партии, принял самое го-
рячее участие в организации собрания уполномоченных, и первое собрание, я не
помню точно какого числа, организационное собрание, состоявшее из 25 человек
рабочих, положило начало этому собранию уполномоченных фабрике и заводов.
И уже 13 марта 1918 г. мы имели представительство приблизительно от 60 фабрик
и заводов Петрограда, а в конце — это было представительство 83 заводов с об-
щей численностью 40 000-45 000 рабочих. Каковы же были цели этого собра-
ния уполномоченных? Отнюдь не военные. Никогда собрание уполномоченных
не задавалось вопросом вести какое-нибудь военное дело, какие-нибудь военные
наступления. Цель его была первым долгом разрешить наболевший в то время
вопрос эвакуации фабрик и заводов, затем вопрос о голоде, наболевший вопрос
о свободе слова в Петроградском совете, свободе переизбрания Петроградского
совета на основе 4 членной формулы и свободе профессиональных организаций.
Нужно сказать, что собрание уполномоченных существовала как легальная орга-
низация, она была известна и Совету, и всем Советским властям, существовавшим
в то время в Петрограде. Собрание уполномоченных помещалось в М...1 переулке,
№ 2. Мы печатали бюллетени, издавали их и распространяли, и власть нам первое
время не препятствовала. Мы официально посылали запросы Исполнительному
комитету Петроградского совета с просьбой явиться к нам и совместно с нами
разрешить те наболевшие вопросы, которые нами ставились. Но из Исполнитель-
ного комитета никто не являлся. Три раза была повторена просьба и 3 раза нам
не дали никакого ответа — ни да, ни нет. Мы официально представительствова-
ли на съезде Николаевский железной дороги с представителями Петроградского
совета и с представителями власти. Мы не скрывали своей деятельности, и мы
ясно и открыто вели свою работу по организации рабочих масс. Состав собрания
был исключительно рабочий, и напрасно гражданин Семенов старался поймать
товарища Кононова на фракционном совещании и фракционном постановлении
собрания уполномоченных. Если он там был, и память ему не изменяет, и если
можно сейчас найти какие-нибудь постановления собрания уполномоченных, то
он там найдет, что на первом собрании уполномоченных было постановлено, что
партийные представители на собрании уполномоченных, ни совещательного, ни
другого голоса не имеют. Партийные представители могут присутствовать как без-
молвные гости. Конечное дело, мы оставались социалистами-революционерами,
социал-демократами и т. д., этого от нас отнять не могли, но там мы были рабочи-
ми, и нельзя квалифицировать нас партийными людьми.
Председатель: А большевики у вас были?
1 Так в тексте.
559
Берг: Мы открыто выбирали на фабриках и заводах, но большевики нас бой-
котировали. Единственным оппонентом у нас был знаменитый анархист Блейх-
ман, который потом перестал ходить, игнорировал нас.
Председатель: И он перестал?
Берг: Я подчеркиваю, что большевикам ход не был закрыт, но они нас игнори-
ровали, и поэтому их на собраниях не было. Собрание уполномоченных делало
чисто деловую организационную работу. Попутно с нарастающим в Петрограде
все больше и больше оппозиционным настроением рабочих, попутно с нарастаю-
щим в Петрограде все больше и больше выявлением желания во что-то влиться,
нужно было взять движение в свои руки, направить его в определенное органи-
зационное русло, и это было задачей собрания уполномоченных. Постольку-по-
скольку этому в конце концов не был положен конец властью, задача эта вы-
полнялась все время существования собрания уполномоченных. До последнего
момента собрание уполномоченных стояло на легальной точке и никогда не за-
нималось делами военного и другого характера. Даже когда рабочие фабрики ..?
пришли к собранию уполномоченных и заявили, что они забастовали по поводу
того, что им уменьшили паек, собрание уполномоченных единогласно постанови-
ло, что такая забастовка проводиться не должна, что если вы хотите вести борьбу
с властью, то мы должны стать на политические позиции, но, во всяком случае, не
пользоваться разрухой и временным голодом, который существует в Петрограде.
Мы находили, что такая мера не должна проводиться. Вот те позиции, на которых
стояли позиции уполномоченных и которые были даны всем работникам партии
социалистов-революционеров. Я был членом Петроградского комитета с факти-
ческим представителем собрания уполномоченных. Собрания уполномоченных
не имели выбранного председателя, а на каждое заседание выбирался председа-
тель. Я их всегда проводил и заседания политического бюро тоже. На собраниях
можно было воспользоваться тем, чтобы высказать свое отношение к существую-
щему Петроградскому совету, как к организации, безусловно в корне нерабочей
в то время, организации, которая существовала до переворота, в организацию чи-
сто административную, чисто градоначальствующую, в профсоюзы, которые пре-
вратились в организации не защиты рабочих, а инспекторские организации, ко-
торые занимались только расщемлением рабочих. Планы борьбы были намечены
собранием уполномоченных, и эту борьбу мы вели открыто. Она велась не только
в Петрограде. Как только организовалось собрание уполномоченных, сейчас же
по всей России стали назревать такие же организации. Я сейчас не буду касаться
общероссийского момента. Я думаю, что для этого будет время, и мне дадут об
этом поговорить. Я только указываю, что такие собрания уполномоченных были
в Сормове, были в Москве, были в Туле, начали организовываться в Киеве. Со
всех крупных центров России собрание уполномоченных имело делегатов, пред-
ставительство, имело деловые сношения. Когда нам говорят, что мы занимались
главным образом только вооруженной борьбой, когда меня здесь даже (я вовсе не
хочу ставить себе это в качестве юридического облегчения, я несу всю ответствен-
ность партии, всю ответственность Центрального комитета), но когда здесь хотят
привлечь меня (за привлечение меня, за посажение на эту скамью подсудимых
я очень благодарен, потому что считаю великой честью сидеть вместе с товарища-
ми и нести ответственность), но когда, чтобы привлечь меня нужно было иметь
какую-либо зацепку, и эту зацепку нашли в чисто беспартийной организации ра-
1 Так в тексте.
560
бочих, которая преследовала чисто организационные цели, когда указывали, что
эта организация участвовала в таком даже контрреволюционном выступлении,
как выступление минного дивизиона... Вот к чему клонится моя речь. Я кончаю
и говорю, что собрание уполномоченных партийных работников и мы, в част-
ности, я как член Петроградского совета входили, исполняя директивы партии.
Я входил туда для организации рабочих масс, для направления в планомерное
русло и для выступления, в случае надобности, на чисто политической конкрет-
ной платформе для борьбы с в то время существовавшей властью.
Председатель: Запасный член трибунала Озол имеет слово для вопроса.
Озол: Подсудимый Берг, у меня есть несколько вопросов. По чьей инициативе
возникло это собрание?
Берг: По инициативе рабочих.
Озол: Каким путем?
Берг: Я вам говорил.
Озол: Но как собирались?
Берг: Я говорил, очень просто, сговорились и собрались.
Озол: Нет, наметили квартиру, где собрались?
Берг: Это было в Невском районе, в клубе социал-демократов, меньшевиков...
Озол: Инициатива была от партии меньшевиков?
Берг: Инициатива рабочих и меньшевиков, и социалистов-революционеров,
и беспартийных, но рабочих, а не какой-нибудь партии.
Озол: Но, практически, как это осуществлялось?
Берг: Я вам говорил, что было организационное собрание, на котором было
человек 25 приблизительно. Это организационное собрание выпустило воззвание
с призывом организации собрания представителей.
Озол: Мне не ясно, откуда явились эти 25 человек?
Берг: Господи боже мой, из Петербургских рабочих. Вот я пришел на собрание.
Со мной еще пришли.
Озол: Ну, вот вы, как вы пришли? Вас звали? Я знаю, как мы созывали собра-
ние. Допустим, говорили, что сегодня будет в этом зале собрание.
Берг: Представьте себе, что я встретил Иванова, Степана, Петра, Василия,
встретил Петра и т. д. и сговорились собраться.
Озол: Значит, на улицах, на заводах сговорились?
Берг: На заводах, на улицах, в квартирах, конкретно нельзя сказать.
Озол: Какое количество рабочих принимало участие в выборах? Или все пред-
приятие выбирало?
Берг: Все предприятие. Я могу указать вам сейчас, что я выступал в первом
участке Николаевской железной дороги. Была попытка там меня два раза аресто-
вать, но рабочие не дали.
Озол: Хорошо, теперь так. Вы созывали на предприятии собрание для того,
чтобы выбрать делегатов. Вы что-либо рисовали перед рабочими, для чего выби-
рать?
Берг: Да, конечно, я сейчас говорил всю цель, всю программу собраний, кажет-
ся, это ясно было изложено в моей первой речи.
Озол: Чем кончилось все это собрание?
Берг: Приказом Петроградского совета о его роспуске.
Озол: После этого не пытались ли вы в подполье пойти?
Берг: После этого мы пытались легально созвать рабочий съезд и были здесь
в Москве арестованы.
561
Озол: Больше нет вопросов.
Председатель: Обвиняемый Берг, вы уклонились, конечно, от ответа, ибо все-
таки для всякого человека с не вполне поврежденным разумом понятно, что слу-
чайно 25 человек сойтись не могли. Скажите прежде всего эти 25 человек были
с одной фабрики или с различных фабрик и заводов?
Берг: Я не говорил, гражданин председатель, что случайно, а на вопрос граж-
данина Озол я ответил.
Председатель: Нет, вы не ответили. Иван, Степан, Петр встретились, так не
бывает. Это были люди с разных фабрик и разных предприятий.
Берг: Да, с разных предприятий.
Председатель: Встретились они в один день, в они час и в одном и том же ме-
сте, в клубе меньшевиков. Ясно, что вас кто-то созвал. Чья это была инициатива —
ваша или кого-либо другого?
Берг: Не моя личная, и ни кого-либо другого, а просто инициатива, выдвину-
тая самой жизнью.
Председатель: Подсудимый, вы можете сказать, что я не желаю отвечать на
этот вопрос, но говорить заведомо нелепые вещи ни к чему.
Лихач: А как был созван в 905-м Совет рабочих депутатов?
Председатель: Будьте добры не мешать. Совершенно ясно, что из воздуха со-
брание не собирается. Вызывается оно жизнью. В Петрограде несколько сот тысяч
рабочих, не по инициативе их было созвано собрание. Ясно, что если 25 человек
с разных заводов соберутся в одном месте, в один час, с одной целью — это не
случайное явление, значит, оно кем-то созвано. Кто именно его созвал, в каком
порядке, по чьей инициативе?
Берг: Я еще раз говорю, я имен не могу помнить. Вы Смирнов А. Н., меньше-
вик, были другие рабочие, которые решили создать организацию для тех нужд,
о которых я говорил.
Председатель: Теперь ясно. Вы действовали по своей инициативе или с ве-
дома, разрешения или по указанию Петроградского комитета социалистов-рево-
люционеров?
Берг: Я действовал как рабочий, исполняя директивы партии социалистов-
революционеров.
Председатель: Ну вот, теперь все ясно. Слово имеет член трибунала товарищ
Галкин.
Галкин: Скажите, гражданин Берг, на этом собрании 25-ти человек были одни
рабочие?
Берг: Исключительно рабочие.
Галкин: Ни одного интеллигента не было?
Берг: Не было.
Галкин: А большевики были?
Берг: Нет.
Галкин: Не были большевики, вы в точности это знаете?
Берг: Да.
Галкин: Значит, были представители других партий?
Берг: Да, были социал-демократы, социалисты-революционеры и беспартий-
ные рабочие.
Председатель: Государственный обвинитель, имеете ли вы вопросы?
Крыленко: К Бергу не имею.
562
председатель: У защиты есть вопросы? Дет. Переходим к допросу другого
подсудимого, Мрачевского.
Подсудимый Мрачевский, скажите, вы в этот период Учредительного собра-
ния состояли в партии социалистов-революционеров?
Мрачевский: Да.
Председатель: Состояли ли вы в какой-либо военной или боевой организации
этой партии?
Мрачевский: Я состоял в Василе-островской районной боевой дружине.
Председатель: Что вы можете рассказать нам о деятельности партии социа-
листов-революционеров, военной деятельности этого периода?
Мрачевский: Я могу рассказать только о том, что видел, в чем сам участвовал
и именно на основании опыта одной рабочей дружины. В общей работе военной
и боевой я участия не принимал, и все мои сведения поэтому очень приблизитель-
ны. Семенов был начальником дружины, и я могу сказать только, что делалось
в районе. Я никаких руководящих сфер не знал, не встречал, и поэтому я могу
рассказать только то, что делалось в этом районе. Василе-островская дружина,
насколько мне известно, как и все дружины, была организована в конце декабря
1917 года и имела своей задачей защиту Учредительного собрания. В это время
в Василе-островской дружине было, вероятно, человек 15. Это была, собственно
говоря, максимальная цифра дружинников, которых имела дружина. Деятель-
ность этой дружины свелась к тому, что 5 января дружина собралась в районе
расположения Семеновского полка. Предполагалось, что Семеновский полк вы-
ступит с целью манифестации за Учредительное собрание, и что дружинники бу-
дут сообразовывать свои действия с действиями этого полка в случае, если полу-
чат дальнейшие инструкции, в зависимости от того, как будут идти дальнейшие
события. Мы собрались к часам 9 утра в помещении Московского района, про-
сидели там, вероятно, до часа или до двух, и в то время шло заседание полкового
комитета Семеновского полка. Заседание это ни к чему не привело, полк никуда
не вышел, и дружины разошлись. Кто куда. Я, в частности, пошел в качестве част-
ного человека с одной из манифестаций, не помню какого района, дошел с ней до
Марсова поля, дальше манифестацию не пустили, и этим мое выступления и во-
обще выступление дружинников, насколько я помню, кончилось. Затем, после
того как Учредительное собрание было разогнано, дружины начали медленно та-
ять, потому что конкретных задач у них не было, ни чем они себя не проявили,
и начался общий массовый разъезд членов партии, и дружины постепенно тая-
ли. Затем, вероятно в марте, выступил в заведование этими дружинами Семенов.
В нашем районе он собрал остатки той дружины, которая была организована в де-
кабре, и в дальнейшем эта дружина получила назначение, насколько мы понима-
ли, служить авангардом в случае массового выступления под лозунгом защиты
Учредительного собрания, если бы такое выступление произошло. Но фактиче-
ски и дальше деятельность этой дружины свелась к нулю, и в периодически созы-
ваемых собраниях представители от этой дружины были, но конкретно они ниче-
го не делали, и, собственно говоря, ничего яркого в их деятельности не было, так
что трудно вспомнить, когда они совершенно ее прекратили. Я думаю, что в мае...
(не слышно). Нужно сказать, что в тот период, когда принял дружину Семенов,
она едва ли насчитывала более 4-5 человек, и это было совершенно фиктивное
бумажное выступление. Вот то, что я знаю.
Председатель: Слово имеет государственный обвинитель.
Крыленко: Когда вы вступили в дружину, в конце декабря?
563
"М^ЬчеЙский: Да, в конце декабря, за несколько днёЙ До Учредительного со-
брания.
Крыленко: Я хотел бы предварить, что постольку идет допрос подсудимого,
постольку я не связан рамками периода.
Председатель: Ясно.
Крыленко: Значит, вы в день 5 января присутствовали на собрании в город-
ском районе?
Мрачевский: Там не было собрания в этом смысле слова. Там был просто сбор-
ный пункт.
Крыленко: Вы тогда были рядовым дружинником или организатором района?
Мрачевский: Нет, рядовым дружинником.
Крыленко: Вы были с оружием в руках.
Мрачевский: Нет, дружина была без оружия.
Крыленко: Вы этот день в Московском городском районе1.
Мрачевский: Да, предполагалось, что мы получим оружие в Семеновском полку.
Крыленко: Предполагалось, что вам даст оружие Семеновский полк?
Мрачевский: Предполагалась такая возможность.
Крыленко: И тогда вы должны были идти вместе с ним и принимать участие
во всех его действиях?
Мрачевский: Собственно говоря, конкретно никто не представлял себе, что
там будет, но во всяком случае мы должны были служить Семеновскому полку,
если бы...
Крыленко: Помощью Семеновскому полку. Хорошо. Скажите, пожалуйста,
вслед за этим вы продолжали быть дружинником?
Мрачевский: То есть я числился в нем, в дружине, постольку-поскольку не
уехал и продолжал принимать участие в работе района.
Крыленко: После разгона Учредительного собрания — в защиту Учредитель-
ного собрания вы говорите?
Мрачевский: Видите ли, в том случае, собственно, если бы возникло массовое
движение, которого тогда ждали мы, должны были служить...
Крыленко: Служить боевым авангардом?
Мрачевский: Да.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, в дальнейшей вашей работе, каких других
вы знаете дружинников, районных организаторов дружин?
Мрачевский: Тогда я очень мало кого знал, потому что на этих собраниях у них
не больше 2-3 раз бывал.
Крыленко: Значит, у вас были межрайонные собрания?
Мрачевский: Это уже было после того, как Семенов вступил на пост началь-
ника всех дружин.
Крыленко: Когда он вступил?
Мрачевский: Приблизительно в марте.
Крыленко: Значит, в марте Семенов принял непосредственное руководство
всеми дружинами?
Мрачевский: Да.
Крыленко: И тогда созданы правильно организационные районные собрания?
Мрачевский: Нет, собрания, в которых принимали участие представители от-
дельных районных дружин.
1 Так в тексте.
564
Крыленко: Хорошо, скажите, вы никаких фактов не можете установить отно-
сительно моментов сбора этих дружин после разгона Учредительного собрания?
Мрачевский: Нет, я об этом ничего не знаю. Сбора дружин ни разу не было,
и дружины, насколько мне известно, ни разу не собирались.
Крыленко: Скажите, впоследствии вы оставались все время в этой функции
рядового дружинника?
Мрачевский: Видите, после того, как выступил Семенов, я раза два или три
бывал на этих собраниях в качестве представителя от Васильево-островской
дружины. Это дало основание, полагаю, назвать меня начальником Васильево-
островской дружины, но я должен сказать, что, по крайней мере, то, что я знаю
о Васильево-островской дружине, не дает такой картины, по которой можно было
бы представить ее себе, как нечто дисциплинированное, организованное, что дру-
жина избирает начальника, он утверждается начальником всех дружин и т. д.
В нашей дружине, по крайней мере, такого порядка не было, да и трудно себе пред-
ставить, потому что дружина состояла их 4-5 человек и выбирать начальника
и утверждать его...
Крыленко: Скажите, в Петрограде вы до какого времени были?
Мрачевский: В Петрограде я был все время до ухода в отпуск и уехал в отпуск
только среди лета.
Крыленко: Больше никаких функций вы не несли?
Мрачевский: В дружине?
Крыленко: Нет, не в дружине, а вообще.
Мрачевский: Я был членом Васльево-островского районного комитета и одно
время был председателем Васильево-островского комитета.
Крыленко: Партийного?
Мрачевский: Общепартийного.
Крыленко: Нет, мне это не интересно, а вот вопрос в чисто боевом, техниче-
ском смысле.
Мрачевский: Я не совсем понимаю вопрос.
Крыленко: Прямо поставлю вопрос. В комендатуре не принимали участие?
Мрачевский: Ни малейшего.
Крыленко: Не знаете ничего по этому вопросу?
Мрачевский: Не знал, даже, что была комендатура, ознакомился только здесь,
из материалов.
Крыленко: А так ничего не знаете, утверждать ничего не можете?
Мрачевский: Не знаю ничего и утверждать ничего не могу.
Крыленко: Ничего не можете, так что о порядке организации, которая была
там, тоже ничего не можете сказать?
Мрачевский: В комендатуре?
Крыленко: Да.
Мрачевский: Нет, ничего не могу сказать.
Крыленко: Лиц, которые были комендантами района, тоже не можете указать?
Мрачевский: Нет, не могу, постольку, поскольку не знаю, что были комендан-
ты и, следовательно, не могу помнить. Если вы назовете каких-нибудь лиц, может
быть, я встречался с ними где-нибудь в других местах.
Крыленко: Если вы с делом знакомы, то вам должны быть эти имена известны.
Скажите, пожалуйста, вы Усова встречали в то время?
Мрачевский: Я его встретил в первый раз в трибунале, знакомясь с материа-
лами.
565
"'ТфШенко: Значит, и его функции тоже не знаете? 'V'T
Мрачевский: Не знаю.
Крыленко: Какое же вы конкретное участие принимали в этих дружинах?
Или вы настолько были пассивны, что всего навсего запоминаете одно-два посе-
щения.
Мрачевский: Я был пассивным, и дружины были пассивны.
Крыленко: Относительно пассивности дружин будем говорить после. Об этом
были другие показания относительно вас.
Мрачевский: Я только помню, что два-три раза был на этих собраниях и что
числился в дружине.
Крыленко: Числились? И это все, что вы делали?
Мрачевский: Я не помню, что я делал, мне кажется, что больше ничего.
Крыленко: На совещаниях вы никакого участия не принимали?
Мрачевский: На каких совещаниях?
Крыленко: С Семеновым и другими организаторами дружин.
Мрачевский: 2-3 раза я был на совещаниях с представителями всех районных
дружин.
Крыленко: Это относится к периоду пребывания Семенова после марта?
Мрачевский: После марта.
Крыленко: Какие вопросы обсуждались на этих совещаниях?
Мрачевский: Насколько я помню, прежде всего собрания носили характер
информационный: прежде всего делались доклады, каковы настроения у рабочих
в частях, где они расположены и т. д.
Крыленко: Где они расположены — на какой предмет?
Мрачевский: На предмет того, что в случае, если бы массовое движение воз-
никло, чтобы дружины знали...
Крыленко: Это все перепевы. Скажите конкретно по вопросу о тех волнениях,
которые предполагались в минной дивизии, по вопросу о движении за Невскую
заставу, вам ничего не известно?
Мрачевский: Что такое движение было, знаю.
Крыленко: А об официальных формах и шагах, о том, что таковые принимали
партия и совет?
Мрачевский: Я ничего не помню.
Крыленко: В чем же выражалось ваше бытие?
Мрачевский: Поскольку бытие дружины ничем не выражалось, постольку и
мое бытие там ни в чем не выражалось.
Председатель: Больше вопрос нет? Нет. Подсудимый Усов, что вы можете
рассказать о вашей деятельности в боевых дружинах.
Усов: Я уже рассказывал в показаниях, что у нас до 5 января, до момента созы-
ва Учредительного собрания, никаких дружин не было. Накануне Учредительного
собрания мы с нашим председателем районного комитета Белецким приходили
в Центральный комитет партии на Галерной. Там он меня познакомил с Паевским
и рекомендовал как человека, который может работать на боевой работе. Паев-
ский сказал мне, чтобы я нынче же вечером, то есть 4-го приехал с вооруженны-
ми дружинами, просто с вооруженными партийными товарищами, которые долж-
ны завтра принять участие в «мирной-вооруженной» этой демонстрации. Я, как
я уже говорил, было необходимо для этого набрать людей, преимущественно из
бывших солдат, которые могли бы, в случае надобности, действовать не только
револьвером, а и винтовкой. Но винтовок с собой брать было не велено, а во-
566
оружаться только скрытым оружием, которое можно было спрятать в кармане.
У нас с револьверами оказалось человек 14-15, приехали в Петроград. Нам из
Центрального комитета, кажется, было предложено, чтобы мы остановились на
ночевке в Александрово-Невском районном комитете партии, на Лиговской, 130.
Мы там остановились. На другой день утром приехали еще товарищи и нас со-
бралось всего человек около 30. Но вооруженных было все-таки не больше, как
человек 7. Потом мы пошли в Московский городской районный комитет, куда
пришел Кононов, который объяснил, что вооруженные идут в одну сторону, а не
вооруженные — в другую, и потом невооруженные выступают в мирную демон-
страцию, а вооруженных он взял с собою на захват броневиков и на начало вы-
ступления, которое предполагалось в тот день. Как я уже сказал, у меня револь-
вера не было, и меня направили на мирную демонстрацию. После этой мирной
демонстрации, кажется, через неделю, меня вызвал Кононов, через нашего Бе-
лецкого, в Петроград на совещание. На этом совещании мне было предложено
организовать боевую дружину. Для конспирации Кононов предлагал такой план
организации, чтобы наиболее надежных связать непосредственно с ответствен-
ным организатором дружины, а эти более надежные, в свою очередь, набирают по
4 человека менее надежных. И таким образом дружинники друг друга не знали, не
знали численности дружины, все нити того, сколько в дружине людей находится,
были у организатора дружины. Отдельные начальники пятерок не знали, сколько
этих пятерок в дружине имеется, и кто именно входит в эту дружину. Я после это-
го собрания приехал в Колпино, собрал там преимущественно старых партийных
социалистов-революционеров, объяснил им план организации, причем так, как
я и сейчас не старый, а тогда 4,5 года назад мне был всего 21 год, то они меня на-
чальником дружины не пожелали иметь, потому что большинство дружинников
было довольно порядочного возраста. Они меня выбрать начальником не хотели,
а выбрали рабочего Быкова Ивана, но фактически, в обвинительном акте меня
считают начальником, но, собственно, я почти начальником дружины никогда
не был, хотя, правда, командование дружиной было почти всегда в моих руках.
За первый период деятельность районной дружины конкретно и определенно ни
в чем не выражалось. Ездили на межрайонные совещания, которые происходили
в квартире Уколова, на Заратной улице, в доме № 30, иногда в книгоиздательстве
«Революционная мысль», где была отдельная комната и где тоже происходили
эти совещания. Таких совещаний было всего 3 или 4, поскольку я помню. Может
быть, товарищ Быков еще ездил. Сам товарищ Кононов непосредственно в этот
период времени никакой определенной работы или заданий дружине не давал. Но
он, так сказать, обрабатывал дружинников с агитационной стороны. Он рассказы-
вал, как бывший боевик, а в свое время он был приговорен к смертной казни при
старом режиме, он рассказывал разные истории из боевой практики социалистов-
революционеров. Но он непосредственно не указывал, что именно должна наша
дружина сделать. Позже это положение несколько определилось, но тогда я фак-
тически дружинником не был, а был мобилизован районным комитетом в полк,
и был направлен в охрану оружейного завода. Так что за этот период времени
в чем, собственно, выражалась деятельность дружины1. Просто это был период
организационный, но конкретных, определенных заданий боевой дружине не ста-
вилось. Просто дружина предполагалась на случай массовых выступлений. Поз-
1 Так в тексте.
567
же, кончено, она уже, если мне будет разрешено говорить о позднейшем периоде,
я расскажу по порядку, как она дошла до экспроприации, до террора.
Председатель: Об этом потом мы будем говорить.
Усов: Больше, кажется, за этот период ничего определенного сказать не могу.
Крыленко: Скажите, в период за Преображенским полком какие-нибудь меры
принимались?
Усов: А о выступлении Преображенского полка ничего не могу сказать, я не
был в курсе дела. Кононов нам ничего не говорил об этом?
Крыленко: Кононов ничего не сказал.
Усов: Нет.
Крыленко: Вы лично с верхами партии входили сколько-нибудь в какие-
нибудь сношения, виделись на каких-нибудь собраниях?
Усов: С верхами партии я в то время никакого соприкосновения не имел. Это
было позже, когда я был членом центральной боевой дружины, которая была при
Центральном комитете.
Крыленко: Да, это потом, а за этот период?
Усов: В этот период ничего не было.
Крыленко: Так что это распоряжение, о котором говорил Кононов, которое
ему было передано о сборе, до вас не дошло?
Усов: Нет, не дошло.
Крыленко: Вы не видели раньше Мрачевского?
Усов: Нет, что-то не знаю, не видел, я знаю только, что начальником дружины
в Васильево-островском районе считался некто Зейме.
Крыленко: А его не встречали?
Усов: Нет.
Крыленко: И вот на этом собрании в Московском районе не помните?
Усов: Тоже не помню.
Крыленко: Вы говорите, что Кононов разделил всех сразу, в одну сторону —
безоружных, и вооруженных — в другую сторону?
Усов: Да.
Крыленко: Безоружным куда велели идти?
Усов: Безоружным — на мирную демонстрацию.
Крыленко: А вооруженным — на захват броневиков?
Усов: Да.
Крыленко: Как здесь показывали, к Семеновскому полку?
Усов: Да.
Крыленко: Так что сразу было с места в карьер сделано разделение на воору-
женных и безоружных?
Усов: Да.
Крыленко: По поводу охраны орудийного завода подробнее вы не можете ска-
зать: какого рода была эта охрана, и как она пополнялась и зачем?
Усов: Я, собственно, расскажу, как я сам попал туда. Дело было в следую-
щем. Было постановление, кажется, Петроградского комитета партии, о моби-
лизации членов партии из бывших солдат в полках для накопления там социал-
революционных сил к вооруженному восстанию, с одной стороны, и для агитации,
с другой. Я в числе многих других был тоже мобилизован. Нам давались такие
удостоверения от районного комитета, и мы направлялись в Петроградский коми-
тет к Флекелю, секретарю Петроградского комитета. Я пришел с этой бумажкой
к Флекелю, нас пришло человек 5 сразу, и Флекель направил меня к Семенову,
568
я его еще тогда не знал, это было как раз наше первое знакомство. Семенов меня
в полк не направил, а направил на охрану орудийного завода. Он направил меня
к Соколову Михаилу, который был членом заводского комитета орудийного за-
вода, и он был начальником этой охраны. Так, стало быть, этот Соколов оставил
меня при охране орудийного завода.
Крыленко: Какие задачи были?
Усов: Наша задача там была охрана артиллерийского управления, которое там
находилось при оружейном заводе. Затем мы занимали посты около готовых но-
вых орудий.
Крыленко: А партийные задачи были?
Усов: Это были, так сказать, прямые обязанности наши, а партийные тоже
были: в случае вооруженного выступления мы должны были его начать. Туда со-
бирались только самые лучшие силы.
Крыленко: В чем должно было выразиться это начало, должны были взять
орудия?
Усов: Нет. Если бы, допустим, к этому времени созрело какое-нибудь вы-
ступление, например, социал-революционных полков или еще каких-нибудь ча-
стей, то мы должны были служить в это время авангардом, чтобы это выступление
начать.
Крыленко: Так. Сколько человек было всего в охране?
Усов: Охрана орудийного завода была тогда в казарме, в общежитии на Заха-
рьевской улице. Поскольку мне известно, было человек около 30-ти.
Крыленко: Партийных или всего 30 человек?
Усов: Безусловно, кажется, все были партийные или сочувствующие.
Крыленко: Сочувствующие партии социалистов-революционеров?
Усов: Да.
Крыленко: А влили вы туда человек 15?
Усов: Эта охрана, собственно, организовалась самим Соколовым. Раньше ее
не было. Раньше охрану несли воинские части. В то время воинские части демо-
билизовались и по постановлению заводского комитета Соколову было поруче-
но организовать охрану завода, и Соколов стал организовывать охрану завода из
социалистов-революционеров, чтобы на случай выступления использовать их,
как военную боевую силу.
Крыленко: Я вопросов подсудимому Усову больше не имею и ходатайствую
о том, чтобы отпустить Михаила Иванова1.
Председатель: Еще вопросы Усову имеются?
Катаньян: Скажите, товарищ Усов, кроме вас, боевиков, кто еще знал Семе-
нова?
Усов: Я думаю, его знали все боевики.
Катаньян: Как они относились к Семенову?
Усов: К Семенову относились довольно хорошо.
Катаньян: О недоверии речи быть не могло?
Усов: Никакого недоверия не было, он пользовался большой популярностью,
я с ним был большим приятелем.
Председатель: Слово для вопроса имеет защитник Тагер.
Тагер: Скажите, пожалуйста, вот тот порядок, как например пятерка, отдель-
ные члены не знали друг друга, кем был введен этот порядок?
1 Так в тексте.

Усов: Этот порядок был введен Кононовым. Потом он нарушился, и все друг
друга знали, хотя и конспирировали.
Тагер: Те приказы, которые получали вы лично или отдельные дружины, они
всегда исходили из одного источника в тот период, о котором вы здесь говорите?
Усов: Всегда все распоряжения, связанные с военной боевой организацией, ис-
ходили непосредственно от организатора, или как его называли, начальника дру-
жины, от Кононова.
Тагер: Скажите, когда приказы начали исходить от Семенова, когда впервые
начальствование Семенова проявилось, можете ли вы определить этот период?
Усов: Точно определить очень трудно.
Тагер: Я, конечно, не о днях вас спрашиваю.
Усов: Помню, что весной в ту пору, когда почти не было снега.
Тагер: Приказы, которые исходили от Семенова в эту пору вы получали их на
словах, на записках, через кого-нибудь или как попало, как было удобнее?
Усов: Собственно, когда Семенов был начальником дружины, то я был в охра-
не орудийного завода, и если он какие-нибудь распоряжения давал по дружине, то
он давал их не мне, а Быкову Ивану.
Тагер: В какой бы форме он их не давал, письменной или устной, приказы
были таковы, что никакой дальнейшей проверки этих распоряжений не было. Вы
ему бесспорно верили?
Усов: Конечно, мы товарища Семенова всегда уважали и относились к нему
с полным доверием.
Тагер: Больше вопросов не имею.
Председатель: Есть еще вопросы?
Лихач: Для меня не понятно, каким образом Усов мог допустить такие проти-
воречия: с одной стороны, он принимал участие на фронте плотив Керенского, а,
с другой стороны, вслед за этим, непосредственно принимал участие в партийной
борьбе за Учредительное собрание. Как это укладывается?
Усов: Вы, собственно, хотите знать, почему я участвовал в Октябрьской рево-
люции?
Лихач: Да.
Усов: Я думаю потому, что вам, Центральному комитету, не всегда удавалось
обмануть мое классовое происхождение. Это прежде всего. Собственно, в этот пе-
риод, если его разбирать детально, как известно, партия еще не была расколота.
Было левое крыло, правое крыло, в середине сидел Чернов, который был совер-
шенно бескрылый, и мы не понимали кого слушать. Партии, как целой, не было.
Наша колпинская организация примыкала к левой оппозиции. Мы были против
войны, мы были против коалиционного правительства, но были против организа-
ционного раскола партии. Правда, раскол у нас в Колпине произошел, но в левую
часть партии отошла меньшая часть членов партии. Это объясняется тем, что мы
были и хотели быть строгими партийцами, и откалываться в какую-нибудь сек-
ту мы не хотели. Мы хотели создать эту левую нашу политику в целой партии.
Теперь, почему я состоял в боевой организации. Это объясняется тем, что я в то
время понимал, что всеобщее избирательное право — это есть одно из завоеваний
революции. Диктатуру трудящихся представлял себе в то время, как диктатуру
определенной коммунистической партии, и я считал, что кто против всеобщего
избирательного права, тот, по существу, есть враг революции, а кто враг револю-
ции, того я, как революционер, должен приводить к порядку при помощи оружия.
Вот это как объясняется.
=Г7П
Лихач: Но большинство колпинской организации стояло на официальной
партийной точке зрения. Это вы сами знаете. Значит, большинство колпинской
организации было против Октябрьского переворота. Непосредственно после Ок-
тябрьского переворота левые социалисты-революционеры были исключены из
партии. Как же вы, стоя на точке зрения большинства колпинской организации,
тем не менее двинулись на Гатчинской фронт. Этого я не понимаю.
Усов: Тут и понимать нечего. Дело объясняется совершенно просто. Наша кол-
пинская организация Керенского, которого критиковал сам Чернов, не считала
социалистом-революционером, и возглавляемое им Временное правительство
не имело у нас никакого доверия, и поскольку Керенский шел против рабочих
с казаками, а мы знаем, что такое казаки, мы были против него. У нас была пол-
ная растерянность в партийном центре. Я видел, что идут казаки, а я, как работ-
ник в дореволюционное время, не раз пробовал казацкие нагайки на своей спине,
я определенно стал против Керенского вместе с рабочими. Конечно, во всех по-
литических хитростях того времени я тогда не был так изощрен, как гражданин
Лихач.
Лихач: Еще один вопрос о составе дружины орудийного завода: были ли там
рабочие, или были там офицеры белогвардейского типа?
Усов: Я, собственно, офицера знал только одного — Успенского. Он был социа-
листом-революционером. А остальные, преимущественно, да и вообще все, были
рабочие, но из только что демобилизовавшихся солдат.
Лихач: Так что офицеров, а тем более белогвардейского типа там не было?
Усов: По крайней мере, у нас в общежитии не было, да и, пожалуй, если бы они
появились, мы бы их прогнали.
Катаньян: Разрешите мне задать вопрос в связи с Семеновым.
Председатель: Нет, о Семенове потом.
Гендельман: Разрешит мне.
Председатель: Пожалуйста.
Гендельман: Вы говорили, что Семенов пользовался среди других полным до-
верием?
Усов: Да.
Гендельман: И это всегда так было, или только вначале?
Усов: Потом, под конец, когда дружина начала разлагаться, то некоторое недо-
верие к нему как бы было.
Гендельман: Значит, недоверие было?
Усов: Это было тогда, когда были избраны от боевиков представители для того,
чтобы вместе с Семеновым войти в Центральный комитет и узнать в чем дело, как
обстоит дело с террором.
Гендельман: Значит, уже позднее?
Усов: Это уже к самому развалу дружины.
Гендельман: Значит, это только в связи с вопросом о терроре началось недо-
верие?
Усов: Это уже после террористического акта, после покушения на товарища
Ленина.
Гендельман: А чем было вызвано недоверие?
Председатель: Раз эти вопросы касаются террористической деятельности, то
вы успеете допросить еще раз, когда будет этот вопрос.
Гендельман: Я буду очень ограничен, но я сейчас только устанавливаю факты,
действительно ли пользовался доверием Семенов.
Председатель: Хорошо.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, Семенов, по тем делам, к которым он дол-
жен был привлекать дружинников, он обсуждал их вместе с дружинниками или
нет?
Усов: Вообще, в выработке технического плана, как, например, сделать экспро-
приацию и т. д.?
Гендельман: Не только в выработке технического плана, ведь дружина же для
чего-нибудь создана?
Усов: Конечно, создана для определенных целей.
Гендельман: Если Семенов пользовался доверием, значит он с дружиной об-
щался?
Усов: Конечно, общался.
Гендельман: И общался не для чаепития, а по делам, по партийным вопро-
сам?
Усов: Да, он приехал в Колпино для того, чтобы поставить учебную стрельбу
на правильную ногу, привозил патроны, потом сообщался вообще..
Гендельман: Вот сообщался вообще. Значит, если возникал какой-нибудь во-
прос о действии дружины, то это он ставил на обсуждение дружинников, не на-
вязывал своей воли или навязывал?
Усов: Собственно, действий с дружинниками никаких не предполагалось. Он
только работал по организации дружин, держал связь с дружинами, смотрел, что-
бы они не разбивались, привозил патроны, учил стрельбе, но конкретно перед
дружиной никогда не ставил вопроса, что она станет делать.
Гендельман: Вот даже в этой работе, чисто организационной, он прямо дикто-
вал, то-то и то-то, или же эти вопросы обсуждались?
Усов: Эти вопросы обсуждались на совещании боевиков.
Гендельман: Какую вы характеристику дадите деятельности Семенова за этот
период? Какова была деятельность Семенова в дружине? Вы характеристику дае-
те Семенову. Был ли это товарищ, который совместно с дружиной обсуждал все,
или это был товарищ, который только гнал свою волю и давал предписания дру-
гим? Какая характеристика вернее?
Усов: В этот период никаких боевых действий у дружинников не было. Семе-
нов занимался организацией и по вопросам организационным он всегда совещал-
ся с дружинниками и был ни как начальник, а как товарищ.
Гендельман: Это вообще его отличительная черта — обсуждать всегда с това-
рищами совместно, или же у него были и другие четы характера?
Усов: Семенов один из хороших начальников дружины и перед тем, как идти
в бой, он никогда не устраивал митинга, а нужно сделать, значит нужно сделать.
Я его за всегда уважал.
Гендельман: Я об этом вас не спрашиваю, уважали вы его или нет, да и суду
это, наверное, знать не интересно. А вопрос такой: совещался ли с дружинниками
и делал ли все коллегиально Семенов, или же прямо сообщал решения и требовал
безусловного повиновения?
Усов: Иногда, по некоторым технически вопроса он совещался, но, большей
частью, конечно, просто приказывал.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, вы оставили партию социалистов-револю-
ционеров помните когда?
Усов: Я оставил партию социалистов-революционеров в октябре 1917 года.
^79
Гендельман: А в партию коммунистов вступили когда?
Усов: В ноябре 1919 года.
Гендельман: Вы тогда уже, когда вступили в партию коммунистов, были со-
вершенно разочарованы в деятельности социалистов-революционеров, считали
ли ее такой же преступной и контрреволюционной, и такой же вредной для дела
рабочего класса, как сейчас?
Усов: Безусловно.
Гендельман: Вы об этом сообщили в партии коммунистов?
Усов: Да.
Гендельман: Сообщили ли вы все о вашей партийной деятельности?
Усов: Конкретно о своей партийной деятельности я не сообщал. Но я тогда
написал в газете соответствующее отречение, почему я, бывший социалист-ре-
волюционер, в настоящее время из этой партии ушел и почему вступил в комму-
нистическую партию. При это я говорил, что я состоял в партии приблизительно
по сентябрь 1918 года, и все, что делала партия, делал я.
Гендельман: То делали и вы. Но рассказывали ли вы, что делала партия? Что
она делала, за что она сидит теперь и за что вы сидите?
Усов: Партия в то время, ни для кого это не секрет, вела вооруженною борьбу
за Учредительное собрание против Советской власти.
Гендельман: Нет, кроме вооруженной борьбы, было нечто другое? Расска-
зывали ли вы тогда обо всех фактах, которые вы рассказывали затем на след-
ствии?
Усов: Нет, конечно, не рассказывал.
Гендельман: Почему?
Усов: Почему? Тут такая история. Если бы непосредственно держал связь с
Центральным комитетом и мог доказать, что вся работа, которая проделывалась
боевой организацией, если дело партии1, тогда я бы это рассказал. Но так как во-
прос стоял в такой плоскости, что мы делали, а вы отрекались и отрекались пу-
блично, то кто же мне, рядовому партийцу, поверил бы, что все, что вы делали по
вашим директивам, именно было по вашим директивам. Вы просто назвали бы
меня анархистом, который производил экспроприации и террор на свой собствен-
ный страх и риск, не по директивам партии, и, стало быть, я в в лучшем случае мог
разоблачить эту историю, взвалить1 моих людей, которые сидят позади меня на
скамье подсудимых. Но доказать, что это делала партия, что это дело политиче-
ское, я не мог. Поэтому я этого и не рассказал.
Гендельман: Но ведь вы, зная, что Центральный комитет или что он заслужи-
вает, чтобы его ввалить1, вы могли бы рассказать только о нем, не называя тех то-
варищей, которые сидят рядом с вами? Вы объясняете так, что вы тогда молчали,
потому что Центральный комитет все равно отречется, вы ввалили1 бы только ря-
довых работников, но указать, что Центральный комитет провоцирует, подстре-
кает несознательных работников, а потом сам отрекается. Казалось бы, именно
ваш долг был пресечь эту деятельность Центрального комитета, чтобы он не мог
больше вести эту деятельность. Почему вы этого не сделали.
Усов: Причина весьма понятная. Можно сказать на партию эсеров что угод-
но, но доказать — это другое дело. Чем же я мог доказать это? У меня никакого
почти определенного материала не было, потому что всю связь с ЦК держали Се-
1 Так в тексте.
573
менов, Коноплева и Елена Николаевна Иванова, больше никдго я не знал. Я знал,
что это народ упрямый. Правда, здесь на скамье подсудимых я самый старый ком-
мунист, но я никогда не думал, чтобы Семенов также стал коммунистом и давал
показания. Он бы сидел молча, и, конечно, доказать, что это было действительно
дело партии социалистов-революционеров — я не был в состоянии.
Гендельман: Понимаю. Вы не рассчитывали, что вам удастся доказать, потому
что вы не были уверены, что Семенов, Коноплева могут эту правду подтвердить,
а эту правду только они знают.
Усов: Да, только они.
Гендельман: Вы эту правду знали со слов Семенова, Коноплевой Ивановой?
Усов: Да, я об этом слышал от гр. Донского во время разговора, который про-
исходил у Веры Николаевны.
Председатель: На предварительные вопросы обвиняемый Усов ответил до-
вольно подробно, а более детально после будет.
Гендельман: Отлично, отметим только, что эти сведения исходили от Се-
менова, Коноплевой и Ивановой, и он не был уверен, что они эту правду под-
твердят.
Председатель: Мы отметим следующее, что без Семенова, Коноплевой и Ива-
новой он не мог бы подтвердить то, что он знал.
Гендельман: Он добавил, гр. председатель, еще то, что потому что1 связь с ЦК
держали они, Семенов, Коноплева и Иванова. Об Ивановой будет идти речь от-
дельно, граждане, а пока речь идет о Семенове и Коноплевой. Еще один вопрос,
почему вы наконец стали давать показания, когда вы вдруг возымели веру в то,
что вы теперь можете всю правду обнаружить?
Председатель: Я такого вопроса никак не могу допустить.
Гендельман: Он имеет право не ответить. (Смех в публике.)
Председатель: Почему тот или иной обвиняемый стал давать показания, это...
Гендельман: Хорошо, я, гр. председатель, поставлю вопрос в другой редакции
для того, чтобы у вас не было впечатления, что я, путем контрабанды, хочу про-
вести вопрос.
Председатель: Нас не интересует вопрос, почему вы стали давать показания
о деятельности ЦК на суде.
Гендельман: Я вам очень откровенно могу сказать.
Председатель: Это нас не интересует.
Гендельман: Но, чтобы у вас не было подозрения, что я желаю контрабандой
провести вопрос, разрешите мне объяснить совершенно прямо, какой вопрос
я хочу поставить, и для чего я его ставлю.
Председатель: Ясно, для чего.
Гендельман: Можно?
Председатель: Пожалуйста.
Гендельман: Я, гр. председательствующий, утверждаю и полагаю, что буду
утверждать во все время следствия, что следствие по этому делу фабриковалось
приблизительно по типу лыжинского следствия царского времени. Я хочу обна-
ружить, чего стоят показания свидетелей, которые, хотя и сидят на скамье подсу-
димых, и какие соображения диктовали им этим показания1. Я прямо хочу задать
вопрос свидетелю Усову, не стал ли он давать показания после того, как он узнал
1
Так в тексте.
о разоолачениях Семенова, и он стал опасаться, что он теперь должен понести
кару? Я его вам адресую. (Обращаясь к Усову.)
Председатель: Такого вопроса я не позволю поставить. Это ваше частное мне-
ние, почему и как создался этот процесс. Нас это не интересует. У нас фигурируют
все свидетели, так что вы можете опровергать или не опровергать, утверждать, все
равно истина устанавливается сейчас, а не на предварительном следствии, когда
вы могли давать показания по тем или другим причинам. На интересуют те по-
казания, которые даются на данном судебном следствии и вами, и Гоцем, и Тимо-
феевым, и Усовым, и Семеновым, и целым рядом других лиц. Поставим на этом
точку.
Усов: Разрешите мне тогда ответить?
Председатель: Нет, не разрешу.
Гендельман: Гр. председатель, разрешите мне говорить о том факте, который
зафиксирован в протоколе предварительного следствия. Там есть показания Усо-
ва, о котором я говорил.
Председатель: Виноват, насчет протокола предварительного следствия, если
есть противоречия между показаниями Усова, тогда и показаниями теперешними,
можно оглашать, а так — оглашать нечего.
А оценка качества показаний, как отдельных свидетелей, так и обвиняемых, от-
носится не к данной стадии процесса, а к заключительным прениям сторон и по-
следним словам подсудимых, и тогда вы можете то или другое показание расцени-
вать с вашей точки зрения.
Гендельман: Я не буду оценивать, я только прошу высказать мотивы.
Председатель: Давайте не затягивать процесса.
Гендельман: Дайте мне возможность, гражданин председатель, установить,
есть ли противоречия или нет противоречий в показаниях, даваемых теперь граж-
данином Усовым и раньше. И вот для того чтобы установить, есть ли противоре-
чия или нет, я его спрашиваю, стал ли он давать показания после того, как позна-
комился с разоблачениями Семенова?
Председатель: В такой редакции я не позволю поставить вопрос. Это к делу
не относится.
Гендельман: Значит, вы устраняете вопрос?
Председатель: Да, в такой редакции устраняю.
Гендельман: Прекрасно, значит вопрос о том, стал ли давать Усов показания
после того, как познакомился с разоблачениями Семенов, устранен. Я этим удо-
влетворен.
Крыленко: Я только прошу занести в протокол то, что несмотря на то, что
гражданам обвиняемым и, в частности, Гендельману, прекрасно известен порядок
ведения судебного следствия, установленный трибуналом, несмотря на то, что од-
нажды предупреждение уже было сделано, тем не менее вопросы, которые стави-
лись здесь прямо и вплотную упирались в вопрос, который имеет значение для
дальнейшей стадии судебного следствия, а не теперешней.
Овсянников: Я имею ходатайство. Прошу отметить, что подсудимому Усову
было запрещено ответить на вопрос Гендельмана, имевший целью компрометиро-
вать Усова, хотя сам Усов настаивал на возможности предоставления ему ответа.
Председатель: Совершенно верно. Я сейчас устраняю эти вопросы потому, что
сейчас затронут бегло, походя, вопрос, имеющий громадное значение для всего про-
цесса, вопрос об экспроприаторской, террористической деятельности Централь-
ного комитета и отдельных организаций партии социалистов-революционеров
575
и походя, по пути, к такому серьезному вопросу отнестись никак нельзя. Поэтому
трибунал решительно не допустит никаких попыток походя трактовать эти во-
просы. Для этого у нас будет свое время и свое место, для обсуждения этих во-
просов специально вызван ряд свидетелей, специально будет допрос обвиняемых
и со всей надлежащей серьезностью этот вопрос, как один из наиболее спорных
вопросов, будет обсужден, со всей тщательностью. Сейчас мы переходим к даль-
нейшему. Слово имеет обвиняемый Тимофеев.
Тимофеев: Разрешите мне на одну минуту сделать некоторые разъяснения
в связи с одним конкретным фактом уже освещенным.
Тов. Донской вчера, кажется, сказал, что наше отношение к вновь форми-
руемой тогда Советской властью Социалистической армии (как она по проекту
должна была называться, но стала называться Красной армией) было выражено
в резолюции Центрального комитета от 26-27 января по докладу Дашевского.
На данный факт имеются указания в протоколе Центрального комитета, к делу
приложенном. Однако самой резолюции этой, насколько я помню, в деле нет.
Если мне будет разрешено в двух словах, на сколько я помню, изложить со-
держание резолюции, чтобы был ясен наш подход к формируемой тогда Крас-
ной армии. Мы в то время рассматривали вновь создаваемую Красную армию,
конечно, не как опору Советской власти. Поскольку это был в наших глазах
отказ от старой Красной гвардии, исключительно классовой организации, вы-
двинутой для революционных достижений, и поскольку перед социалистиче-
ской армией ставилась задача обороны и защита государственности, поскольку,
согласно докладу Дашевского, наше отношение к этой армии было вполне по-
ложительное. Мы, конечно, не наивничали и понимали, что этой армией будут
пользоваться — как всякая государственная власть — для подавления всяких
попыток со стороны элементов, социально враждебных. В это время мы припи-
сывали, согласно резолюции, принятой, а, может быть, гражданин Дашевский
подробно помнит, ибо резолюция принадлежала ему, в эту армию входит, и рас-
сматривать ее не только как одну из сфер нашей социально-политической дея-
тельности, поскольку туда входят социальные слои партии, но я, как ядро буду-
щего национального сопротивления, которое нам необходимо будет оказывать
германскому завоевателю, на страну надвигавшуюся. Вот сущность резолюции,
которую я хотел сообщить. Может быть, более детально даст указания гражда-
нин Дашевский.
Председатель: Это очень интересно. Мы сейчас в этом разберемся. Тут я усма-
триваю определенное противоречие между тем, что вы сейчас сказали, и тем, что
сказал вчера подсудимый Донской на мой первый вопрос. Я предвидел возмож-
ность такой позиции. Хотя Красная армия и оставалась чисто классовой, это не
подлежит сомнению, но все-таки, возможна была такая позиция, что вы входите
в Красную армию для укрепления Красной армии. Я задал вопрос подсудимо-
му Донскому, для чего вы входили — для разрушения ее или укрепления. Но он
усмехнулся и ответил мне: ну, понятно, для разрушения. Сегодня вы трактуете
совсем наоборот — что вы входили для укрепления, и в ваших словах есть про-
тиворечие. Нельзя укреплять армию того или другого государства, не укрепляя
государственной власти. Армия есть один из важнейших, если не самый важный,
орган государственной власти, само собою разумеется. Благоволите разъяснить
прежде всего противоречия между вашими словами и словами подсудимого Дон-
ского и противоречие между вашими словами в начале и конце — для укрепления
армии и для разоружения государства.
576
Тимофеев: Поскольку речь идет о последнем противоречии, то я здесь его не
нахожу. Разъяснение ваше мне представляется совершенно неясным. По-моему,
вся работа по созданию Советской властью Красной армии в конечном счете при-
вела не к увеличению мощи государства, а к его ослаблению. В этом вы разойде-
тесь со мной, и ваше авторитетное объяснение не явится для меня авторитетным.
Председатель: Как же вы думаете, чем мы отбились от наступлений Деникина,
Колчака, Врангеля, Миллера, чехословаков, самарского правительства, поляков —
целого ряда врагов?
Тимофеев: Я скажу, что и от Колчака, и от Деникина, и от всех прочих угроз
революции внутри страны, угроз революции, а не вам, вы отбивались благодаря
тому, что к этому времени поднимались стихийные движения трудовых крестьян-
ских низов масс, которые отходили от ваших противников. В этом была ваша сила,
но поскольку речь идет о создании национальной силы, военной силы, могущей
охранять от врага внешнего, постольку вы такой силы не создали, и в этом отно-
шении вы совершенно не можете идти вровень с французской революцией (смех),
ибо вы хотели сделать тоже самое, что хотела сделать французская революция,
только та, идя с трехцветным знаменем, а вы — с красным. Та временно сумела
пронести это знамя, хотя бы с Наполеоном, а вы под стенами Варшавы за это рас-
платились. Вы создали такую армию, которая могла внести только внутреннюю
гражданскую войну, внешней войны эта армия нести не могла, а в этом заключает-
ся наше суждение той военной политики, которую вела Советская власть. Вот мой
ответ. Разрешите на нем покончить, так как пока на скамье подсудимых находится
не Красная армия, не гражданин Троцкий, ее руководитель.
Председатель: Хотя на скамье подсудимых не Троцкий и не Красная армия,
а вы, нас интересует не то, что делала Красная армия, а ваша позиция по отно-
шению к Красной армии, которая инкриминируется в обвинительном акте, и,
в частности, мы будем анализировать перевод полковника Махина, разоружение
фронта и прочее. Но не в этом дело. И для нас и для вас ясно, что во всей нашей
литературе утверждалось, может быть, вы сейчас откажитесь от этой вашей преж-
ней позиции, что Советская власть держалась на штыках красноармейцев. Сей-
час вы утверждаете, что эти штыки красноармейцев вовсе не содействовали укре-
плению Советской власти, а мы держались на каком-то стихийном крестьянском
движении. Я этого не понимаю.
Тимофеев: Позвольте выяснить, какая тема обсуждается?
Председатель: Обсуждается тема, и это чрезвычайно существенно, речь идет
о том, вливали ли вы в Красноармейские части ваши эсеровские силы в целях раз-
рушения Красной армии или в целях укрепления Красной армии? Это вещь су-
щественная.
Тимофеев: На этом мы покончим. Поэтому вопросы о том, почему пал Колчак,
Деникин и прочие мы оставим в стороне. Не будем возвращаться также к вопро-
су о преступной деятельности партии эсеров в Красной армии. Мы сейчас рас-
сматриваем вопрос об отношении Центрального комитета партии в конце января
к проектируемой социалистической армии, выдвинутой Советской властью. Это
была эпоха, когда еще не фиксировался окончательно первый Брест, ибо первый
Брест показал, что позиция, вывезенная оттуда, была «не мир и не война», была
несколькими днями позже, в начале февраля, если память мне не изменяет. В это
время было совершенно еще не ясно, какую же в конечном счете внешнюю ориен-
тацию займет Советская власть и партия коммунистов, ибо, хотя было ясно, что
провозглашенный лозунг мира и фактически установленное перемирие на фронте
577
исключает возможность продолжения войны, но вместе с тем, мы не представля-
ли себе возможности для революционной партии, начертавшей на своих знаме-
нах лозунг «мировая социалистическая революция», в тот момент заключать мир
с Германским правительством Гогенцоллернов и австрийским правительством
Габсбургов. Нам эта перспектива не была ясна. Не была она ясна и вам, ибо Троц-
кий вывез из первого Бреста «неокончательный мир», а ни то, ни се — вот в силу
этого мы и предполагали, но и не только мы предполагали, но и в книге гр. Садуля
имеются указания, что вы предполагали, что большевики, наверное, будут при-
нуждены снова выступить, и кое-где и у вас писалось о том, что нужно будет тогда
уже вести самостоятельно, вне связи с союзниками, революционную полу-войну,
полу-восстание, против немецкого империализма. Левые эсеры проповедовали
войну против германского империализма. Вот в этой ситуации и имея в виду, что
проект социалистической армии бы выдвинут вами, вместо необходимой внешней
обороны страны, ввиду этого мы такого сорта резолюции и приняли. Мы не знали,
как ориентируется Советская власть во внешней политике. Когда эта ориентация
была выяснена вторым Брестом, нам стало ясно, что с этого момента армия, со-
здаваемая Советской властью, будет служить только внутри для поддерживания
Советской власти, а во вне для пропаганды штыком вместо тех факелов, которые
сначала проектировались для пропаганды мировой социалистической революции.
Но мы не поклонники мировой штыковой революции, и поэтому от поддержания
Красной армии отказались вплоть до польской кампании, когда перед лицом на-
циональной опасности мы выступили за поддержку Красной армии. Я хочу ука-
зать, что в тот момент наше отрицательное отношение к Красной армии сложилось
не потому, что сначала мы были предубеждены против Красной армии, а потому,
что она была вами создана не для цели внешней обороны, а для вашей внутренней
охраны. Вот поэтому, фактически, наша позиция не изменилась. Я, к сожалению,
говорю, не имея текста этой резолюции. Может быть, гр-н Дашевский ее имеет
и огласит. Содержание ее, поскольку мне не изменяет память, таково...
Крыленко: Позвольте мне формальное заявление. Прежде всего я должен
констатировать, что в материале, приобщенном к делу, в партийных «Известиях»
на странице 31, имеется протокол заседания 24 января 1918 года, в резолютив-
ной части которого имеются только два слова: «по принципиальным и политиче-
ским соображениям не производить бойкота социалистической армии», а дальше
указание, что резолюцию надлежит вынести и написать. Поскольку для нас здесь,
если бы мы хотели уяснить, надлежало бы ссылаться и приводить не слова, а заве-
ренный соответствующий порядок текст резолюции, постольку это с формальной
стороны было бы единственным способом установить судебным порядком соот-
ветствующий, имеющий значение, судебный факт.
С другой стороны, я прошу обратить внимание трибунала и занести в про-
токол заявление, что после Бреста, а таковой состоялся 2 марта, это — факт об-
щественный, отношение к Красной армии, если даже установить, что оно было
положительное, превратилось в резко отрицательное. Сообразно с этим, с дирек-
тивами Центрального комитета, направлена была и его деятельность. Этот факт,
имеющий самое существенное и непосредственное касание к делу и к обвинению,
предъявленному к сидящим на скамье подсудимых, обвиняемых и к гр. Тимо-
фееву. И я буду просить занести это в протокол. Это первое. Затем, второе заяв-
ление. Поскольку идет вопрос о судебных фактах, о судебных доказательствах,
постольку, конечно, помимо резолюции, если бы таковая даже была приведена,
я полагаю, что надлежит обратиться к другим средствам установления истины
578
в виде допроса лиц, которые непосредственно такую работу вели и непосредствен-
но с таковой работой соприкасались. В частности, я предлагал бы к допросу соот-
ветствующих обвиняемых.
Тимофеев: Я не имею ничего против того, чтобы гр. Крыленко это формули-
ровал как представитель обвинения, с точки зрения карательной. Я к его услугам
во всякое время дня и ночи. Но для меня речь идет о выяснении действительных
перспектив событий, не для оправдания, не для выражения своей верноподдан-
ности, не для приведений этих резолюций, так что никаких умалений и умень-
шений карательных я бы здесь не хотел. Я хотел бы только указать, что в доку-
ментах, к сожалению, этой резолюции нет. Я в своей узкой сфере возможности
данного документа тоже найти не мог. Почему я и восстанавливал его по памяти.
Будет ли это убедительно для суда, как аргумент, это меня мало интересует, что
касается до установления нашей преступной деятельности в отношении к Крас-
ной армии, то до Бреста нам об этом нечего и мечтать, а затем с помощью пол-
ковника Махина, мы разваливали Красную армию и на фронте по Волге созда-
вали свою военную силу. Дальше мы этот фронт приняли и преступную работу
в Красной армии прекратили, но, во всяком случае, не для того, чтобы обелиться
в глазах Крыленко.
Председатель: Обвиняемый Донской, у меня сейчас черновая стенограмма, не
проверенная мною. Я хотел бы установить, подтверждаете ли вы то, что вы ска-
зали вчера. Я задавал вопрос: какова была позиция вообще и ваша, в частности, в
отношении вливания в Красную армию. Прежде всего, для поддержания государ-
ства или для борьбы с этим государством. Вы отвечали: Донской. Конечно, наши
действия были направлены не на укрепление Советской власти, но мы понима-
ли, что с распыленной, разрозненной храминой рабоче-крестьянских масс никако-
го строительства быть не может. Следовательно, ваш вчерашний ответ был таков,
что вы, вливая ваши силы в Красную армию, на мой прямой вопрос дали ответ, что
вы вливали для разоружения Советской власти.
Донской: Разрешите привести и начало моих объяснений, когда я говорил об
иллюзиях и когда говорил об укреплении или не укреплении. Нужно привести, из
чего вытекал этот вопрос. Вытекал он из того, что я в первой части своих объясне-
ний указывал, что мы стремились к организации масс, к организации населения,
к организации трудящихся.
Председатель: А я задал вопрос, что организация не есть самоцель, что это есть
средство для осуществления какой-то цели? Можно организовать погромщиков,
можно организовать рабочих в профессиональные союзы, солдат в определенные
воинские части. Каждая организация имеет свою цель. Значит, вы организовали
красноармейцев через ваши ячейки для какой-нибудь цели. Для какой цели?
Донской: В первый период, когда я говорил об иллюзиях, самые цели были
определенно изложены в резолюциях и зафиксированы в постановлениях Цен-
трального комитета за январь. Я же вступил в военную работу в период мартов-
ский. И опять ответ на ваш вопрос я отнес к моменту разрушения иллюзий и раз-
рушения всякой возможности с Советской властью что-либо организовать, в том
числе и национальный вопрос.
Председатель: А вы сейчас подтверждаете слова Тимофеева о том, что Цен-
тральный комитет партии социалистов-революционеров вливал свои силы в ряды
вновь в строящейся Красной армии для укрепления этой армии.
Донской: В то время вливания еще не было, и тов. Тимофеев говорил не о вли-
вании, а об отношении к социалистической армии, создаваемой большевиками.
<T7Q
Председатель: Нас интересует не платоническое отндшение ваше, а конкрет-
ные действия. Не то, как вы думали, а то, как вы действовали, что вы делали.
Действие ваше выразилось прежде всего в создании своих ячеек, вливании своих
людей в красноармейские части, установлению связи со штабом, поставке своих
людей на командные должности в Красной армии, вот ряд действий и т. д. и т. д.
Донской: Но все это в более поздний период происходило.
Председатель: Так вот, все эти действия...
Донской: Эти все действия вполне не были направлены, как я и ответил, на
укрепление, эти действия в этот момент никогда не были направлены на укрепле-
ние Советской власти, но не были направлены и на укрепление безопасности.
Председатель: Хорошо. Слово имеет обвиняемый Дашевский.
Дашевский: Прежде всего я хотел бы установить следующие факты. Момент,
с которого началась наша работа, было вливание своих партийных сил в воин-
ские части, во-первых, и момент, с которого началась наша работа по проведе-
нию и партийных товарищей, и близких нам в том или другом отношении лиц,
с которым мы определенно договаривались, на те или иные ответственные посты
формировавшейся тогда Красной армии. Дело в том, что, как упоминал в своих
письменных показаниях Донской, ему со мною на военной работе совсем не при-
ходилось встречаться, потому что я заболел, был болен, заболел я в конце января
месяца брюшным тифом. Между тем я отчетливо помню, что чуть ли не на другой
день, во всяком случае через пару дней после разгона Учредительного собрания,
когда перед нами, перед Военной комиссией, встал определенный вопрос, как же,
в каком направлении, какими средствами вести дальше нашу организационную
работу.
Председатель: Вы же тогда были больны?
Дашевский: Разгон произошел 5 января, я же заболел в конце января, около
30 января. У нас наметился план работы в двух направлениях. Немедленно на-
чать насыщение воинских частей нашими партийными товарищами. Об этом упо-
миналось. Был отбор по районам товарищей, был приказ Петроградского комите-
та, чтобы наших товарищей, бывших солдат, направлять через Флекеля к Семе-
нову в определенные воинские части. Одним из таких товарищей был тов. Усов.
С другой стороны, мы немедленно начали работу по проведению, при посредстве
наших связей, через Мехоношина и других, связанных с нами лиц, с которыми мы
искали связи, по проведению на определенные командные посты сформировав-
шихся тогда частей армии. Я помню два крупных назначения, которые мне лично
удалось провести и в осуществлении которых я имел выдающиеся значение, так
как с одним из этих лиц мне пришлось иметь долгие переговоры, убеждая его за-
нять определенный командный ответственный пост в интересах национальной
обороны, хотя это лицо было настроено против Советской власти. Это был один
из крупных специалистов военно-технического дела, которого мы провели или
начальником, или помощником начальника военно-технической части армии.
Другое такое же назначение нам удалось провести в 20-х числах января, прове-
сти на пост начальника или помощника начальника главного артиллерийского
управления. Вот факты, которые имели место еще в январе месяце. Чем эти фак-
ты мотивировались, что тогда определяло наше отношение к вооруженным силам
Республики при начавшемся формировании армии. Дело в том, что через того же
помощника Мехоношина мы были в курсе тех проектов новой организации воору-
женных сил республики, которое тогда имело место в штабе Рабоче-крестьянской
Красной армии и, в частности, мы были знакомы с черновым проектом организа-
580
ции Красной армии, который был датирован совещанием 15 декабря, а это было
совещание, на котором делал доклад тов. Подвойский. Тезисы доклада были мною
получены через этого товарища. Вследствие этого, я имел тогда же длинную бесе-
ду сначала с членом Центрального комитета Лихачем, а затем с Тимофеевым по
вопросу о нашем отношении к этой начавшейся формироваться Красной армии.
И я высказал тогда свою точку зрения, с которой они согласились и в духе кото-
рой я сделала своей доклад в Центральной комитет, зафиксированный в протоко-
ле заседания Центрального комитета. Эта точка зрения, которую разделяли това-
рищи из Петроградского центрального комитета была такова: мы были убеждены
в том, что Советская власть просуществует очень долго. С другой стороны, мы, ко-
нечно, с глубоким прискорбием учитывали то обстоятельство, что какой-нибудь
организованной реальной вооруженной силы в Республике не имеется, и поэтому
поскольку начиналось формирование какой-то вооруженной силы, какой-то ар-
мии, поскольку у нас представлялась реальная возможность так или иначе влиять
на само формирование этой армии, проводя своих людей на ответственные посты,
мы считали, что на эту сторону надо обратить сугубое внимание для того, что-
бы в самом первоначальном процессе организации вооруженных сил республики
принять действительное участие и повести эту организацию в том направлении,
которое мы считали очень близким, измеряли его срок трех, четырех, пяти меся-
цев, в момент самой, может быть, организации этих вооруженных сил, в момент
свержения большевистской власти, была определенная организация вооружен-
ных сил, которой бы власть, приходящая на смену большевикам, могла бы вос-
пользоваться. Вот тот ход мыслей, который в то время у нас имелся и следствием
которого было постановление Центрального комитета. Первоначально оно было
сформулировано ограничено: не производить по политическим и принципиаль-
ным вопросам бойкота Красной армии; но потом была выработана более подробно
мотивированная резолюция, которую, поскольку я помню, набросал в черновике,
я и затем отредактировал ее совместно с членом Центрального комитета Тимо-
феевым, где мы уже дальше и говорили, что Центральный комитет считает необ-
ходимым активное участие партийных особенно военных, так сказать, партийных
товарищей в процессе формирования и организации Красной армии. Вот тот ход
мыслей, которые мне совершенно отчетливо вспоминаются, те мотивы, которые
мы в то время имели.
Крыленко: Обвиняемый Дашевский. Вопрос, значит, стоит таким образом,
первая фраза — принять участие в организации Красной армии, в постепенном
ходе ее формирования. Так?
Дашевский: Да.
Крыленко: Практическая директива — последнее достигается, во-первых, точ-
ной осведомленностью о порядке в ходе формирования. Так?
Дашевский: Да.
Крыленко: Конкретные для этого средства — получение нелегальным путем
секретных военных сведений из Центрального организационного комитета?
Дашевский: Совершенно верно.
Крыленко: Дальше. Второе средство — назначение на ответственные должности
по формированию. Вы указали на два довольно высоких поста своих людей. Так?
Дашевский: Совершенно верно.
Крыленко: В-третьих, задача этого участия сводится, с одной стороны, к ис-
пользованию этой военной силы после падения советского правительства, кото-
рое, вы полагали, недолговечно. Так?
581
Дашевский: Да, так.
Крыленко: Ставился ли вопрос об одновременной организации и использова-
ния этой военной силы, как военной силы, в случае возможных и предвидимых
столкновений с Советской властью, как таковой?
Дашевский: Это совершенно определенно, конечно, ставилось, но в других
разговорах и в другой плоскости. К этому сводилась вся текущая работа Военной
комиссии, об этом я скажу подробно в своих практических разъяснениях по этому
периоду и, в частности, укажу, что вторая сфера нашей работы была — дополне-
ние частей товарищами, принадлежащими к нашей партии, и мы преследовали
эту вторую задачу, то есть использование уже существующих или организуемых
воинских частей, чтобы в каждый данный момент иметь там свои определенные
пункты, свои ячейки, и при благоприятной ситуации использовать эти вооружен-
ные силы для выступления против Советской власти.
Крыленко: Можно ли полагать, следовательно, что, практически, в политике
руководящих учреждений партии, а, в частности, конкретно лиц, которые прини-
мали по этому поводу участие, Лихача и Тимофеева, эти две задачи, когда-нибудь,
в какой-либо момент были разделены, или, наоборот, эти две задачи — возможная
подготовка и использование армии на предмет свержения Советской власти, яв-
лялись разделенными, или они всегда были практически слиты?
Дашевский: Видите ли, насколько я вспоминаю тогдашнее настроение, дело
рисуется мне следующим образом. Мы определенно рассчитывали и предполага-
ли, что, во-первых, процесс организации Красной армии не может быть процессом
столь быстрым, что нам придется, так сказать, совместно с советской властью ве-
сти работу в этой вновь организованной Красной армии против внешних врагов...
Наши умонастроения были несколько другие. Мы предполагали, что советская
власть рухнет раньше, чем возникнет эта жизненная проблема борьбы этой вновь
организуемой армии с внешним врагом. И вот, поскольку мы считали необходи-
мым, чтобы к этому моменту правильно организованное ядро вооруженных сил рес-
публики уже существовало, мы считали необходимым с самого начала формирова-
ния этого ядра принять в нем участие, направляя его по рациональному руслу.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, дальше конкретно, по поводу этого помощ-
ника Мехоношина, к какому периоду это относится?
Дашевский: Он был введен нами еще раньше. В момент, пожалуй, около того
времени, или незадолго до разгона Учредительного собрания, или непосредствен-
но вслед за этим. Точно не могу припомнить.
Крыленко: Член Центрального комитета Донской был об этом осведомлен?
Дашевский: Вряд ли он был об этом осведомлен, и именно Донской, потому
что он, как он верно указывал, прибыл только между 15 и 20 января, и в это время
непосредственного участия к военной работе не имел.
Крыленко: А кто мог быть осведомлен?
Дашевский: Скорее, Лихач, и, может быть, Тимофеев. Лихач, как близко
связанный с Военной комиссией, как представитель Центрального комитета, и Ти-
мофеев, как член Центрального комитета, с которым мне приходилось несколько
раз, 2 или 3 раза, беседовать по военным делам и, в частности, по поводу полу-
ченного мною протокола доклада Подвойского о проекте формирования Красной
армии и по поводу тезисов моего доклада Центральному комитету.
Крыленко: Значит, по этому поводу он был осведомлен. Мой следующий во-
прос относится непосредственно к деятельности Военной комиссии и к деятель-
ности обвиняемого Дашевского.
582
Председатель: Я думаю, что подсудимый Дашевский сделает сейчас объясне-
ние о деятельности Военной комиссии.
Крыленко: У нас до 5 часов 15 минут. Может быть, можно было бы использо-
вать Михаила Соколова.
Председатель: Нет, за четверть часа мы не успеем. В таком случае, мы начнем
раньше. Сделаем сейчас перерыв на два часа. Объявляется перерыв.
(Заседание прерывается в 4 часа 45минут.)
583
16 июня 1922 года
Восьмой день
Вечернее заседание
Председатель: Заседание возобновляется. Поступило два ходатайства от
обвиняемых — Тимофеева и Альтовского с просьбой освободить их на сегод-
няшнее вечернее заседание ввиду болезни. Обвиняемые Альтовский и Тимофе-
ев могут быть уведены. Для фактических разъяснений слово имеет гр-н Дашев-
ский.
Дашевский: Мне хотелось бы прежде всего отметить одно существенное об-
стоятельство. Прежде, чем перейти к чисто фактической стороне дела, я хотел
бы установить тот общеполитический фон, на котором совершались те или иные
факты и события и которые здесь, с другой стороны, пытались установить обви-
няемый Донской, а отчасти Гоц и Тимофеев.
Председатель: Нельзя ли насчет фона поменьше, насчет фактов побольше.
Дашевский: К этому я и буду стремиться. Дело в том, что здесь в качестве
определенного факта устанавливалось, что в первый период, после разгона
Учредительного собрания, в наших эсеровских кругах и, в частности, в кругах
Центрального комитета и Военной комиссии, существовали определенные
иллюзии насчет тех или иных возможностей нашей работы, очевидно, в том
или ином соотношении с Советской властью, и, как подтверждение этих ил-
люзий, обвиняемый Тимофеев сослался на то разрешение вопроса о социа-
листической Красной армии, которое будто бы было дано ЦК и по поводу
которого я уже дал исчерпывающие объяснения. Дело в том, что я должен ка-
тегорически утверждать, что такого рода настроения, такого рода иллюзии
в нашей партийной среде, как на верхах, так и в низах, совершенно не наблю-
дались. Это совершенно определенное воспоминание, совершенно определен-
ное впечатление, которое у меня о тех временах сохранилось. Больше того,
оно явилось для нас совершенно психологически невозможным, потому что
полтора-два месяца тому назад прошел IV Съезд нашей партии, решение ко-
торого было вполне определенное: в случае, если большевистская власть бу-
дет продолжать ту линию поведения, которую она установила с момента
Октябрьского переворота, мы на это ответим всеми средствами, вплоть до тер-
рора, как это объявлялось и в письме Гоца, и в встреченном овациями высту-
плении Евгении Ратнер, члена Центрального комитета, и решения IV Съезда
по этому же вопросу об Учредительном собрании и текущем моменте были
вполне определенные. На вопрос об Учредительном собрании дать бой 9 янва-
ря, мы пытались дать его 5 января, но мы оказались не в силах его дать. Одна-
ко вопрос об этом бое не был снят с очереди, а стал с этого момента в порядок
дня в самой неотложной форме. И вопрос этот формулировался для нас таким
образом на первом же совещании Военной комиссии, которое состоялось по-
сле разгона Учредительного собрания. Тогда 5 января обстановка для нас сло-
жилась неблагоприятно: достаточно сил у нас не оказалось, или мы не сумели
распорядиться, и ближайшая задача наша заключалась в том, чтобы самым
лихорадочным темпом, с напряжением всех сил, с использованием всех воз-
можностей, сорганизовать максимальное количество необходимых сил и вос-
пользоваться первым благоприятным обстоятельством, дать бой за народо-
ЧЯ4
властие, за Учредительное собрание и одержать победу. Вот те конкретные
настроения и те более или менее определенные решения, которыми мы руково-
дились в нашей практической деятельности. И вот, с нашей точки зрения, и по-
лучают определенный смысл наши тогдашние предприятия, и, в частности, это
наше решение о вхождении под тем или иным видом, теми или иными способа-
ми в ряды социалистической Красной армии. В самом деле кажется странным,
как это так, на чем могли быть построены наши расчеты войти в Красную ар-
мию, занять те или иные ответственные посты, влиять на ее организацию в ка-
честве ядра вооруженных сил, которые будут бороться в нашем духе, в нашем
направлении с Германским и иным империализмом. Это получает опреде-
ленный смысл только тогда, если мы установим, что наши настроения не бы-
ли настроением мирной органической работы, создания тех или иных поли-
тических ячеек в тех или иных частях, точно также, как мы вообще всег-
да организовывали рабочие массы, точно также, как мы входили в Советы
и т. д. Нет, тут было другое настроение, другие директивы и работа совершенно
другого характера. Мы оценивали тогда, и это не была оценка тех или иных за-
рвавшихся членов Военной комиссии, это была оценка, которая вытекала из ди-
ректив и бесед, которые у нас имелись с представителями Центрального комите-
та, Рабиновичем и отдельными лицами, отдельными партийными работниками,
с которыми нам приходилось сталкивался. Мы оценивали положение именно так,
и косвенное подтверждение тому было в разъяснении Гоца и Донского по вопросу
о разоружении Семеновского полка, когда вскрылась совершенно нелепая карти-
на, как это так, Центральный комитет, его представители заявляют нам, что мы
ничего не имеем против нежелания Семеновского и других полков разоружаться.
Вот та политическая директива, которая нам была дана, и когда конкретным обви-
нением был поставлен вопрос, что значит нежелание разоружаться, ведь на это
нежелание Советской власти1 естественно, определенно должна ответить твердой,
так сказать, попыткой разоружить, определенной попыткой, значит, имеющими-
ся в ее распоряжении силами привести к повиновению эти нежелающие разору-
жаться части, и на это нам был дан классический ответ, что положение тогда было
в Петрограде, да очевидно и не только в Петрограде, но и во всей России было та-
ково, что у Советской власти не было достаточных сил, могло не оказаться доста-
точных сил для того, чтобы на это нежелание Семеновского полка разоружиться,
ответить совершенно определенным образом. Вот такова действительно была
оценка степени сил, степени основательности Советской власти, ее сил, возмож-
ностей. Мы действительно расценивали их крайне низко, потому что у нас был
совершенно определенно установленный, так сказать, определенным литератур-
ным выступлением взгляд на то, что Советская власть не имеет под собой ба-
зы, что это явление совершенно случайное. У нас было совершенно определенное
впечатление, что первый угар большевизма в массах Петроградского гарнизона,
и Петроградского пролетариата уже миновал, и у Советской власти нет уже
сколько-нибудь прочной и широкой базы, как по всей России, так и в самом Пе-
трограде, нет и сколько-нибудь серьезно организованных сил, которые могли бы
серьезно противодействовать, хотя бы нежеланию одного Семеновского полка
разоружаться. Действительно, совершенно верная невольно данная с этой сторо-
ны картина той оценки, с которой мы подходили к Советской власти, и с этой точ-
1 Так в тексте.
585
ки зрения станут совершенно понятными и достоверными те утверждения, кото-
рые я и мои товарищи позволяем здесь себе сделать. Да, мы тогда ставили со-
вершенно реально, исходя из реального учета соотношения сил, вопрос о воз-
можности и в феврале, и в марте, и в апреле ставить этот вопрос о реальном
осуществляемом вооруженном выступлении против Советской власти в Петро-
граде. Только с такой точки зрения становятся понятными такие диковинные фак-
ты. Здесь подсудимый Гоц заявлял о том, что ему известно было, что у нас была
броневая команда, что такое броневая команда, и когда обвинитель хотел уточ-
нить этот факт, спросил, сколько у вас было машин, какие были броневые части,
обвиняемый Гоц сказал, что у нас не было броневых машин, у нас не было броне-
вых частей, у нас был только людской материал. Я хотел дальнейшими вопросами
добиться у обвиняемого Гоца конкретизации этого указания, совершенно неволь-
ного и случайного, по-видимому. Но, поскольку мне приходится теперь давать
свое объяснение, я дам эту конкретизацию. Дело было определенное. Дело было
не к 5 января, что мы имели связь с этим 5-м батальоном, что мы дадим приказ,
и он выступит по нашему распоряжению. В феврале-марте такого дивизиона
в нашем распоряжении не было, и на это справедливо указывал обвиняемый Гоц,
а у нас был людской материал, какая-то броневая команда. Это было. Это было
следующее: при помощи Виктора Шкловского, бывшего и довольно популярного
работника в броневом дивизионе, имевшего среди броневиков обширные связи,
мы собрали довольно большое количество бывших военнослужащих из броневых
частей, организовали этот самый людской материал, о котором упоминал обви-
няемый Гоц, организовали из них свою броневую команду, не имевшую броневых
машин, так сказать, нелегальную боевую команду, которая была в постоянном
и исключительном распоряжении, и, имея которую, мы предполагали, зная усло-
вия, в которых были расположены определенные боевые части, зная, что там се-
рьезной охраны нет, имея там также свои связи из людей охраны, караула, кото-
рый там был, завладеть этими броневыми машинами, поставить своих людей,
свою броневую команду, и распоряжаться так, как надо будет. Я вполне подтверж-
даю уже упоминавшийся факт, что мы не только строили эти планы, но они были
реально осуществимы, и у нас происходило даже нечто в роде репутации такого
использования нашей нелегальной команды и овладения этими броневыми маши-
нами. Мне припоминается определенный факт, что мы вели одну броневую маши-
ну и прятали ее в каких-то сараях, гаражах и т.д. Если вспомнить это, это вполне
установлено, что у нас была такая нелегальная команда, которая, как здесь уста-
новлено свидетелями Келлером и Бергом, была достаточна для распоряжения
10-12 и даже 14 броневыми машинами, если вспомнить, минимум для действия
одной броневой машины нужно было три человека, нам надо было 30-40 человек,
бывших в полном нашем распоряжении, не служивших нигде, потому что мы мог-
ли каждый раз их использовать, встанет вопрос, на что эти люди существовали.
Они существовали на средства, получаемые от нас. Мы, так сказать, их финанси-
ровали изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц, в течение несколь-
ких месяцев. Встанет вопрос при тогдашнем состоянии партийной кассы, а касса
эта была очень и очень не богата, было ли вообще допустимо и мыслимо, что пар-
тия допускала определенные довольно значительные средства на содержание та-
кой многолюдной команды, если бы не представлялась надобность использовать
эту команду для той или другой нужды, могущей ощущаться в данный момент.
Вот это основание, так сказать, в наших тогдашних настроениях, в наших тогдаш-
586
них решениях, в' йаШей'т'РТдаШНСй практической военной ра00Те; Ч¥й я считаю
нужным подчеркнуть. С этой же точки зрения становятся понятными те факты,
которые никак нельзя объяснить при оценке нашей работы, характер нашей рабо-
ты, как мирной организационной работы по созданию каких-то ячеек и т. д. Такой
факт, как организация нами так называемых комендатур. Что это за комендатуры,
для чего они были, какие функции выполняли, какую роль играли в наших орга-
низационных планах и предположениях. Конечно, самое название было непра-
вильно, ибо город был разбит на определенные районные участки, в каждом райо-
не был поставлен определенный комендант. Каковы были его задания. Его задания
были вполне определенные: иметь у себя на учете в каждый момент все те силы,
все те связи, которыми мы среди войсковых частей данного района располагали,
быть с ними тесно непосредственно связанными, быть постоянно начеку, и в слу-
чае, если назреет вопрос о наступлении, руководить сообразно получаемым из
штаба директивам выступлениями всех тех вооруженных организованных сил,
которые у нас в данном районе могут иметься, то есть, точнее выражаясь, выража-
ясь термином военным, это были не коменданты, а начальники боевых участков
«in spe> в том боевом плане, который мы имели. С этой точки зрения только
и можно объяснить себе существование в это время боевого штаба, штаба, о кото-
ром обвиняемый Донской в своих объяснениях трибуналу упомянул. Но он при
дальнейшем объяснении упоминал, что штаб был органом учета. Но тогда получа-
ется явная несообразность: был Военный совет, была Военная комиссия, был
штаб. Чем они занимались? В Военный совет приходили представители военных
отделов, так сказать, отчитывались о своей работе, информировали о всех тех свя-
зях, о всех тех частях, которые у них в распоряжении имелись. Происходил опре-
деленный учет тех сил, которые у нас в распоряжении имелись, той практической
организационной работы, которая у нас велась. Над Военным советом была Во-
енная комиссия, тот руководящий организационный аппарат или орган, который
направлял работу отделов. Что в конце концов она делала? С одной стороны, она
вела организационную работу, давая определенные организационные директивы,
с другой стороны, она была органом учета, она концентрировала у себя все те све-
дения, которые давали ее отделы и отдельные военные работники. Неужели после
того, как учет, так сказать, уже производился в этих двух инстанциях, неужели по-
сле того, как для руководства организационной военной работой у нас имелась
Военная комиссия и ее бюро, неужели после этого нам надобно было взгромож-
дать какой-то третий высший или рядом стоящий орган, который опять-таки
никаких других функций, кроме учета иметь не должен. Конечно, такой растра-
ты сил, такого нерационального построения наших организационных аппаратов
в этом, по крайней мере, ни нас, ни наш Центральный комитет, не представителей
этого Центрального комитета, эту Военную комиссию, упрекнуть нельзя. Все-
таки у нас некоторый практический опыт в организационном строительстве,
в частности, в военной работе, был и для такой никчемной потребности, для удо-
влетворения потребности, которая уже дважды удовлетворялась, нам, конечно,
никакого боевого штаба создавать не надо было. А если он был создан, а если в него
вошли не наши руководящие военные работники, ни Семенов, ни я, ни Рабино-
вич, связанные с Центральным комитетом, если в него вошли исключительно во-
енные специалисты, полковник Постников, Леппер и Шкловский, то только по-
тому, что этот штаб имел чисто оперативные, чисто боевые задания. Вот чем мы
руководствовались, вот для какой цели мы его создавали, и создавали мы его
587
в каждый любой момент выступления, мы к нему готовились, мы для него ор-
ганизовывали силы, оценивая силу сопротивления Советской власти крайне
низко.
Теперь еще один интересный вопрос: была ли эта работа чем-то таким само-
чинным, совершавшимся на низах, говорю относительно потому, что мы были не
совсем низами, а были довольно тесно связаны с Центральным комитетом, чем-
то таким, что совершалось помимо непосредственного наблюдения, помимо не-
посредственного участия Центрального комитета или отдельные его членов. Так,
по крайней мере, можно было заключить из объяснений обвиняемого Донского,
который утверждал определенно, что тех или иных технических подробностей
о работе Военной комиссии или тех или иных ее органов он не знает, не только не
помнит, но и в то время не знал и не мог знать, потому что, будучи представителем
Центрального комитета у нас в Военной комиссии он был только нашим полити-
ческим руководителем, то есть давал нам те или иные политические директивы
и, с другой стороны, входили те или другие не технические, а политические во-
просы, которые возникали у нас в процессе нашей работы. Я должен определенно
утверждать и категорически заявлять, что это совершенно неправильная харак-
теристика наших взаимоотношений с Центральным комитетом и, в частности,
о роли Донского в работе Военной комиссии. Правда, был период, когда наши
взаимоотношения с Центральным комитетом были именно таковыми. Это был
период до Учредительного собрания и, может быть, первое время после разгона
Учредительного собрания. Тогда действительно роль Лихача и роль Гоца по отно-
шению к ней не могла так формулироваться, ибо Гоц был нелегальным, он скры-
вался, с ним видеться было трудно, с другой стороны, Лихач был всецело погло-
щен работой по бюро фракции, работой по открытию Учредительного собрания
и т. д., и мы с ним встречались только от случая к случаю, ставили ему те основ-
ные политического характера вопросы, которые у нас возникали, но в детали на-
шей работы, если входили они, то совершенно случайно. Это вполне определенно
вызывало с нашей стороны определенное недовольство тем, что мы чувствова-
ли себя недостаточно тесно связанными с Центральным комитетом. Вот почему
с конца января и с начала февраля положение в значительной мере изменилось.
Сначала после того, как был делегирован к нам Рабинович в качестве Уполно-
моченного Центрального комитета а затем, после того, как непосредственно в
работу вошел обвиняемый Донской, я категорически утверждаю, что такая фор-
мулировка и является правильной характеристикой взаимоотношения Донского
и Военной комиссии. Он непосредственно вошел в работу Военной комиссии. Это
не было политическое руководство, это не были периодические встречи время от
времени, когда мы перед ним отчитывались. Изо дня в день он участвовал в рабо-
те Военной комиссии как представитель Центрального комитета. Он входил в ее
детали, в самые технические мелочи этой работы, и я убежденно могу сказать, что
если бы на том или ином межпартийном собрании или собрании тех или иных
военных организаций, собрания того или иного штаба, если бы нам пришлось вы-
ставить доклад Центральному комитету, которому надо было охарактеризовать
всю нашу работу, все мельчайшие сведения о мельчайших частях или военных
группах, которые были в нашем распоряжении, мы с одинаковым успехом могли
бы выставить как Семенова, Флекеля, Постникова, так и Донского.
Председатель: Тут мне не ясно. Вы говорите, что это с начала февраля имелось
положение, как вы можете говорить об этом деле, когда вы в это время были уже
больны?
588
дашевский: совершенно верно, оаоолел я примерно в конце ЯНйаря ИЛИ на-
чале февраля, не выходил из дому и непосредственно не принимал участия в воен-
ной работе, но меня посещал Семенов и Леппер, через которых я был осведомлен
о ходе работы и с которыми совещался о работе, так что этот период, когда я не-
посредственного участия не принимал в работе, и детали не могли сохраниться
у меня в памяти, но общее положение работы и взаимоотношения работников
в это время мне были совершенно отчетливо известны из разговоров с Семеновым
и Леппером. Затем, после этого периода до отъезда в Москву, примерно, с середи-
ны марта, в течении полутора-двух недель, я непосредственно встречался на явках
с Семеновым и Леппером и раза два с Донским, и имел перед собой определенную
картину работы Военной комиссии того периода, так что я могу установить то, что
считал необходимым относительно другого вопроса, вопроса о нашем взаимоот-
ношении с Центральным комитетом и тех методов работы, тех фактов этой рабо-
ты, которые в то время имели место. Укажу еще на одно обстоятельство, на кото-
рое стоит обратить внимание. Обвиняемым Донсим упоминалось о демобилиза-
ции промышленности и об эвакуации Петрограда. В связи с этим мне вспомина-
ются два вполне определенных и довольно ярких проявления нашей деятельно-
сти. Дело в том, что мы со своей стороны прилагали все усилия, используя для это-
го все наши довольно значительные связи с высшими военными сферами и верха-
ми, чтобы эвакуация Петрограда, в частности, военная, происходила планомерно,
сообразно с нашими интересами и нашими военными стратегическими предполо-
жениями. И здесь мне вспоминается два определенных факта, а именно: при по-
мощи наших связей и нашего влияния в главном артиллерийском управлении мы
добились того, чтобы тяжелый артиллерийский дивизион в составе двух батарей,
который должен был эвакуироваться из Петрограда, и в котором благодаря нам
командиром одной батареи был наш партийный товарищ Викентий Сокол, назна-
ченный затем начальником всего артиллерийского дивизиона, добились, чтобы он
был эвакуирован в Вольск. Того же мы добились относительно электротехниче-
ского батальона, при помощи тех же связей с высшим электротехническим управ-
лением мы добились, чтобы он был эвакуирован в Саратов. Все это делалось со
стратегической определенной целью, потому что, хотя в то время были определен-
ные надежды и предположения относительно возможности выступления нашего
в Петрограде, но поскольку мы предусматривали и иные перспективы и иной ис-
ход, мы уже тогда ориентировались в военно-стратегическом отношении на Вос-
ток, на Волгу и принимали тогда уже определенные организационные усилия,
чтобы нам сосредоточить вооруженные силы, на которые мы в той или иной мере
имели основания рассчитывать и опираться. Дальше по вопросу об организации
Филоненко и Иванова. Здесь я должен определенно оговориться, что сведения
у меня довольно поверхностные и неполные. Тут и сказывается то обстоятельство,
что я не был тогда фактически в непосредственной военной работе в этот период
начала марта и конца февраля, когда я, вследствие болезни, находился дома. Так
что об организации Иванова у меня самые смутные воспоминания, что была ка-
кая-то сугубо правая германофильская организация, с которой у нас были пере-
говоры и встречи, главным образом через Леппера. Детали этих переговоров, их
сущности я не сохранил. Очевидно, не встречаясь в то время с Леппером, я не
имел от него подробной информации. Что же касается организации Филонен-
ко, то здесь сохранилось у меня более подробное, хотя и не исчерпывающее вос-
поминания. Эта организация носила правый, белогвардейский характер. У меня
были отрывочные сведения о предполагавшемся им совете министров во главе
589
сТСарташёвым"и другими кадетами ещё более правостояЩйми лицами, я знал то
обстоятельство, что эта организация работала в Преображенском полку, опира-
ясь на несолдатские низы, а на офицерские кадры, на элемент чисто белогвардей-
ский. Мне было известно то обстоятельство, что совместно с ними мы предпола-
гали выступление приурочить к моменту разоружения Преображенского полка,
и то обстоятельство, что мы от нее получили довольно значительную сумму де-
нег, после очень больших колебаний. Я припоминаю разговор с Леппером, при-
чем я первоначально высказывался резко против этого, но после того, как Леппер
указывал на необходимость финансировать наш нелегальный броневой дивизи-
он и на невозможность получать для этой надобности необходимые средства, по-
сле этого пошел на неприятный компромисс с собственной совестью, с тем, чтобы
взять деньги от этой организации, поскольку мы вступили с ними в военно-тех-
нический контакт и решили их в военно-техническом отношении использовать.
Председатель: Много денег вы взяли?
Дашевский: Точно не помню, но впечатление у меня сохранилось такое, что мы
взяли около 50-60 тысяч, по тому времени сумма значительная. Затем, мне оста-
ется сделать еще одно замечание, это небольшая поправка к обвинительному акту,
где допущена ошибка, а именно: на странице 63-й, где говорится о составе нашего
штаба этого периода, говорится, что в состав штаба вошли Дашевский, Постников,
Леппер и Виктор Шкловский. Я должен указать, что я, как я уже говорил, в штаб
не вошел, но будучи ответственным за всю работу этого периода, я указываю на
это только потому, чтобы в обвинительном акте или в результатах судебного след-
ствия не было бы чисто фактической ошибки.
Председатель: Объявляется перерыв.
{Заседание прерывается в... ч.минут.)
Председатель: Заседание возобновляется. Вопросы Дашевскому имеются со
стороны государственного обвинителя?
Крыленко: Тов. Дашевский, вот какой вопрос меня интересует, во-первых, вы
непосредственно ходили в военную работу с какого момента?
Дашевский: С момента IV Съезда.
Крыленко: С момента IV Съезда, значит, в конце февраля, в начале февраля —
и затем перерыв до половины марта?
Дашевский: Был перерыв до болезни. В конце февраля - в середине марта, про-
болел 4-5 недель.
Крыленко: Таким образом, две недели в Петрограде и две недели в Москве?
Дашевский: Да.
Крыленко: По первому вопросу вы можете указать — к моменту, относящему-
ся к Учредительному собранию, штаб этот был вам известен?
Дашевский: Штаб?
Крыленко: Да.
Дашевский: Я в своих объяснениях указывал уже на суде, что я был на ряде
совещаний с Военным отделом Союза защиты и, в частности, на одном из этих со-
вещаний мы совместно выбрали штаб из трех товарищей, причем один от нас был
Семенов, один от них был Онипко и третий — военный специалист Параделов.
Крыленко: Онипко какой партийной принадлежности?
Дашевский: Кажется, народный социалист или сочувствующий народным со-
циалистам.
590
Крыленко: Значит, эта тройка, она имела функции...
Дашевский: Оперативного боевого штаба, который должен был, во-первых,
подготовить, а во-вторых, непосредственно руководить вооруженным выступле-
нием в день открытия Учредительного собрания,
Крыленко: Место пребывания его было фиксировано?
Дашевский: Место пребывания его я, довольно слабо знакомый с Петрогра-
дом (очень недолго жил там), не помню, район Литейного, вообще не особенно
далеко от Таврического дворца.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, не сохранили ли вы в памяти, какой кон-
кретный план продвижения боевых частей был выбран?
Дашевский: Конкретный план у меня сохранился такой. Значит, какая-то
группа рабочих или часть рабочей демонстрации заходи за броневиками, броневи-
ки — за Семеновским полком, а Семеновский полк — за той частью Преображен-
ского полка, которая была недалеко от Таврического дворца, потому что Преобра-
женский полк был раскинут по Петрограду, и потом идут к Таврическому дворцу,
а по каким именно улицам — этого я не запомнил.
Крыленко: Меня интересует вопрос — должны ли они были пересекать непо-
средственно с Владимирской ни Литейный от Семеновского полка?
Дашевский: То есть, не сворачивая никуда? Нет, прямо от Семеновского на
Невский проспект.
Крыленко: И по Литейному?
Дашевский: Да.
Крыленко: Так что слова, в указаниях Келлера, что он в тот момент шел к углу
Литейного и Кирпичной или Пантелеймоновской, для установления связи, отно-
сятся к этому моменту?
Дашевский: Возможно, что к этому, точно установить не могу.
Крыленко: Причем вы указываете или не указываете, что Центральный коми-
тет был осведомлен об этом характере деятельности штаба?
Дашевский: Наш Центральный комитет. Это я могу утверждать на основании
того, что я знаю, что гр-н Лихач присутствовал на том гарнизонном совещании,
на котором Семенов делал подробный доклад, об этом нашем оперативном плане,
что гра-н Лихач дал обещание на этом совещании выступить в Семеновском полку
с призывом о выступлении от имени бюро фракции социалистов-революционеров
Учредительного собрания, и в-третьих, я могу это утверждать, на основании того,
что Семенов в день пятого января информировал меня, что ночью он имел раз-
говор с Гоцем, который дал ему директивы самим не быть инициаторами этого
вооруженного выступления, а ожидать той или иной какой-нибудь массовой
вспышки, на которую мы могли бы рассчитывать для того, чтобы можно было бы
уже тогда вмешаться с теми организованными силами, которые были в нашем рас-
поряжении. И затем, до разговора с Семеновым, Семенова я увидел к вечеру, до
этого разговора я от Соколова, с которым мы встретились на Галерной и еще одно-
го товарища, который был там на Галерной, узнал, что план, выработанный нашим
штабом, о котором мы все были информированы, изменен именно таким образом,
по директиве Центрального комитета.
Крыленко: То есть в том смысле, чтобы не начинать, ждать?
Дашевский: Не начинать, не быть непосредственными зачинщиками этого
вооруженного выступления.
Крыленко: Будьте любезны, вот какой вопрос: структура более подробная, Во-
енной комиссии и ее отделов.
591
Дашевский: Какого периода? После Учредительного собрания?
Крыленко: После Учредительного собрания.
Дашевский: Из отделов, на которые распадалась Военная комиссия, мне при-
поминается, во-первых, красноармейский отдел, которым заведовал вначале Се-
менов, а потом — Леппер затем отдел технических частей1, которым заведовал, ка-
жется, Усенко, солдат электротехнического батальона. Этот отдел объединял элек-
тротехнические батальоны и несколько других небольших технических частей,
с которыми мы имели связь. Затем — броневой отдел, который главным образом
организовал нелегальные броневые команды. Затем, иногородний или окружной
отдел, точно не помню, как он назывался, который объединял свои связи и всю
работу в пригородах Петрограда, в Царском Селе и других местах. Затем — отдел
рабочих дружин, которые в первое время не входили в состав Военной комиссии.
Он был только подчинен нам, а потом он непосредственно был передан Военной
комиссии и рабочие дружины были объединены под руководством Семенова
и были в непосредственном распоряжении и действовали под руководством Во-
енной комиссии. Вот то, что мне припоминается, да еще штабной отдел.
Крыленко: Кто ведал штабным отделом?
Дашевский: Штабной отдел работников разных бывших военных учреждений.
Крыленко: Кто им ведал?
Дашевский: Ковалев.
Крыленко: Правильно ли показывает Келлер, что этот отдел носил характер
разведочной службы.
Дашевский: Непосредственно с штабным отделом мне сталкиваться не прихо-
дилось, но его непосредственной задачей была вся информация, которая, однако,
осуществлялась и другими способами; способом, о котором я говорил, особенно
в первый период работы, к которому я имел более близкое отношение (вторая по-
ловина января), через товарища, который был нами проведен в помощники Ме-
хоношина. В середине или конце февраля он получил другое назначение в армию
и этого времени этот источник информации был для нас оборван.
Крыленко: Теперь сведения, которые имеются у нас о намечавшемся отноше-
нии к разоружению Преображенского полка, утверждается или не утверждается,
что имелось в виду выступление?
Дашевский: Я не могу утверждать определенно, так как это был довольно ли-
хорадочный период работы. Были всякие ожидания, всякие планы. Но мне при-
ходилось беседовать по этому поводу с Леппером и Семеновым, и они держали
меня в курсе этой работы.
Крыленко: Так, что тут подготовлялось выступление?
Дашевский: Определенно.
Крыленко: С ведома Центрального комитета?
Дашевский: Да, по крайней мере его представителя Донского, потому что
в тоже время я знал через тех же лиц, что Донской непосредственно участвует
в работе Военной комиссии.
Крыленко: Это мы слышали. И именно этот момент и был координацией дея-
тельности с Филоненко?
Дашевский: Началось перед этим, и одной из задач в скором времени стала
организация сопротивления при помощи имевшихся у нас связей в Преображен-
1 Так в тексте.
592
ском и Семеновском полках. Организация сопротивления предполагавшемуся со-
противлению.
Крыленко: Так что вы через нее или параллельно, так говорил Донской, влива-
ли своих людей в те части, где имелись представители организации Филоненко?
Дашевский: Что касается организации Филоненко, то у меня в памяти остался
пока один объект их работы — Преображенский полк, о Семеновском полку ника-
ких воспоминаний об организации Филоненко у меня нет. Насколько я вспоми-
наю, мы вливали своих людей в Преображенский полк, независимо от организа-
ции Филоненко, ибо у нас были там свои связи, которые мы использовали прежде,
чем нащупали самое существование организации Филоненко.
Крыленко: Относительно финансирования вам известно?
Дашевский: Относительно финансирования организации Филоненко я ука-
зывал, что мне вспоминается мой разговор с Леппером, который говорил, что есть
возможность получения от них денег, что я первоначально возражал против этого,
но после указания Леппера на отсутствие иных источников средств для содержа-
ния наших броневых команд, я согласился, что на компромисс следует пойти.
Крыленко: А относительно второй организации у вас точных сведений нет?
Дашевский: Нет. Самые туманные: что была организация, были разговоры
какие-то.
Крыленко: А затем, когда вы выздоровели в марте месяце, вы работали еще
некоторое время?
Дашевский: Моя работа, если это можно назвать работой, потому что я еще
будучи довольно слабым после брюшного тифа, в течение полутора или двух не-
дель приходил на явку на Литейный проспект, где было издательство или книж-
ный магазин «За народ», и там более или менее регулярно, каждый день, во всяком
случае, очень часто встречался с Леппером и Семеновым в определенные часы,
и раза два был при этих встречах Донской, и происходил обмен информациями по
текущей работе, а также ставились вопросы по текущей работе1.
Крыленко: Встречи где были?
Дашевский: На постоянной явке, на Литейном проспекте, в издательстве или
книжном магазине «За народ».
Крыленко: А когда вы уехали в Москву?
Дашевский: Примерно, в середине или конце марта, точно установить не могу.
Крыленко: Я пока не имею вопросов.
Председатель: Угодно еще кому-нибудь задать вопросы? Защитник Тагер име-
ет слово.
Тагер: Меня интересует следующее обстоятельство. В тот промежуток време-
ни между 5 января, днем разгона Учредительного собрания, и концом апреля или
мая, это тот хронологический период, который мы исследуем. В отношении вас он
распадается на два периода: один период — средний, когда вы сами больны, и за-
тем крайние кусочки времени, когда вы сами были в работе. Заболели вы в конце
января?
Дашевский: Да, на грани января и февраля.
Тагер: А начали выздоравливать в середине марта?
Дашевский: В начале марта, в конце февраля. Болел я около четырех недель,
потом я некоторое время выходил, но был слаб, и некоторое время почти не при-
нимал участия в работе.
1 Так в тексте.
593
Тагер: Ну, возьмем иначе — вы сказали, что до отъезда в Москву прошло око-
ло 2 недель, меня интересует промежуток, в который вы были больны, и о совер-
шавшихся событиях вы знали со слов навещавших вас Семенова и Леппера, а от-
носительно событий в первый кусочек времени, вы знали непосредственно. Что
падает на первый кусок времени до болезни и на последний период — после вашей
болезни?
Дашевский: На первый кусок времени — до болезни — падает, во-первых, ин-
формация об организующейся Красной армии и вообще о всех предположени-
ях в этой области мое сообщение, так сказать, беседа по этому вопросу с членом
Центрального комитета Донским, мой вклад в Центральном комитете, мои сноше-
ния с отдельными лицами, с командным военным персоналом относительно того,
чтобы они согласились занять те или другие ответственные посты в Красной ар-
мии, и некоторые практические шаги в этой области, которые предпринимались
мною или с моего ведома, или по моим директивам и привели к положительному
и удовлетворительному результату. Это, во-первых. Теперь к периоду после бо-
лезни относится, во-первых, если не ошибаюсь, к периоду после болезни относят-
ся разговоры с Леппером об организации Филоненко и о предложении нас финан-
сировать.
Тагер: Значит, то, что вы говорите, вы знаете туманно?
Дашевский: Затем, к периоду после болезни относится весь эпизод с Преоб-
раженским полком, с его разоружением. Затем, я не могу утверждать, к этому ли
периоду или к периоду конца болезни относится эпизод с нашей деятельностью
относительно эвакуации в Вольск и Саратов определенных частей.
Тагер: Значит, до вашей болезни — факты вокруг Красной армии, после бо-
лезни — разговоры об организации Филоненко и о Преображенском полку, а все
остальные вы твердо сказать затрудняетесь? Значит, Преображенский полк — до
болезни, а все остальное — после болезни?
Председатель: Слово имеет обвиняемый Донской.
Донской: В период разоружения Преображенского полка вы принимали уча-
стие?
Дашевский: Принимал участие не актуальное, а кабинетного характера. В то
время я посещал явки и встречался с Леппером и Семеновым на этих явках.
Донской: Со мной встречались?
Дашевский: С вами встречался после, а, может быть, в то время...
Председатель: Слово имеет обвиняемый Лихач.
Лихач: Первый мой вопрос: твердо ли Дашевский помнит, что инцидент с Пре-
ображенским полком был тогда, когда он был в Петрограде, а не тогда, когда он
уже приехал в Москву? Твердо ли он это помнит?
Дашевский: Твердо.
Лихач: Дальше: когда в вашей партийной среде начались разговоры о воз-
можности создания волжского фронта, как вполне конкретной возможности. До
VIII съезда партии или после.
Дашевский: Да.
Лихач: По какому случаю, где и когда? Не можете ли припомнить, Дашев-
ский, хотя бы одно партийное совещание, на котором бы до VIII съезда, волжский
фронт фигурировал бы как конкретное реальное задание, как такое же задание,
как свержение власти большевиков в Петрограде?
Дашевский: Из этой области мне припоминается факт, который я уже указы-
вал, что в бытность мою в Петрограде, когда встал вопрос об эвакуации воинских
594
частей, мы наметили и добились, при помощи наших связей, об эвакуации двух
частей, электротехнического батальона и тяжелого артиллерийского батальона на
Волгу, в Саратов — первый и в Вольск — второй.
Лихач: В связи с будущим Волжским фронтом?
Дашевский: В связи с теми военными предположениями, которые у нас в во-
енной комиссии существовали относительно того, где эти части, на которые мы
могли рассчитывать, где их лучше расположить, имея в виду перспективы буду-
щей борьбы с Советской властью. Вот эти факты, которые относятся к периоду
моего пребывания в Петрограде.
Лихач: Я иначе поставлю вопрос. Может быть, самый вопрос о возникновении
Волжского фронта возник в партии как конкретная цель только на VIII съезде
партии в связи с тем докладом, который сделали волжские работники и, в част-
ности, и Альтовский?
Дашевский: Я вспоминаю доклад Альтовского и те настроения и ожидания,
которые он вызвал, и готов признать, что тогда эти задачи были вполне конкрети-
зированы, т. е. тогда вполне и безусловно возможно было в районе Волги и Завол-
жья опираться на реальные силы и туда нужно бросить все организационные силы
партии для свержения советской власти и восстановления Волжского фронта.
Но что эти соображения были в определенных партийных кругах и, в частности,
в кругах (не слышно) были раньше, это я определенно помню, и, в частности, при
этом исходе из определенных фактов и определенных действий, которые я здесь
приводил.
Лихач: А если скажем, что шел разговор о переводе Учредительного собрания
в другое место, фигурировал ли хоть один Заволжский город в этом разговоре?
Дашевский: Нет, я первоначально помню два места. Вскоре после разгона
Учредительного собрания шел разговор, примерно в январе месяце, об откры-
тии его деятельности в Киеве. Туда, кажется, ездил с этой целью гр. Герштейн. И
в конце февраля попытка и проект открытия Учредительного собрания в Москве.
Кажется, по этому поводу были определенные распоряжения от бюро или фрак-
ции ЦК всем членам собраться, съехаться к определенному сроку в Москву. Было
в Москве какое-то совещание по этому поводу, о котором я подробностей не со-
хранил. У меня есть воспоминание только о Киеве и Москве, как предполагав-
шихся районах открытия работ Учредительного собрания.
Лихач: Я задал эти вопросы с той целью, чтобы показать, что Дашевский в этой
части, поскольку он говорил об эвакуации штаба (не слышно) ошибается, посколь-
ку в наших партийных кругах стали говорить о волжском штабе после VIII совета
партии. Вы говорили, что на гарнизонном совещании в канун Учредительного со-
брания был определенный оперативный план. Скажите конкретно, какой опера-
тивный план ставился для тех военных сил, которые были у партии в день перед
Учредительным собранием?
Дашевский: Об этом здесь достаточно подробно говорилось ранее. Я буду по-
вторять то, что уже говорилось. Было установлено в этом оперативном плане, что
определенные части, определенные вооруженные силы, которые имелись в нашем
распоряжении и которыми мы рассчитывали, мы сможем в этот день распоряжать-
ся. Это основная часть оперативного плана. Было установлено то место, тот район,
тот пункт, к которому эти силы должны быть сосредоточены — район Тавриче-
ского дворца, и был установлен определенный план, определенная директива, как
этими силами сосредотачиваться к определенному времени в определенное место.
Мы установили, что первым моментом сосредоточения этих сил явится подход
595
какой-то группы, какой-то части рабочей демонстрации, в'которой должны были
быть наши рабочие-броневики, броневой дивизион и демонстрация дальше дви-
жется к Семеновскому полку, от Семеновского полка к Преображенскому, потом
я не помню местности, затем к площади Таврического дворца.
Лихач: А дальше?
Дашевский: А дальше для нас, военных работников, было совершенно ясно,
что дальше вооруженных частей вступают в Таврический дворец, сменяют не-
безболезненно, а вполне болезненно большевистские караулы, отдают себя в
распоряжение Учредительного собрания и дальше действуют по директивам опе-
ративного штаба второго отделения, где были Параделов и Онипко, которые
должны были выработать детальный план, захват тех или других зданий, учреж-
дений и т. д.
Лихач: Этот план был выработан?
Дашевский: Я с ним знаком не был, но знал со слов Семенова, что Параделов
подробно его разрабатывал и дежурил в определенном месте для того, чтобы по-
лучив известие о сосредоточении сил, начать действовать.
Лихач: Выходило, таким образом, что вокруг Таврического дворца сосредота-
чивается Семеновский полк, Преображенский полк, броневики и другие части,
и вот эти части — два полка плюс 13 броневиков — в действительности, их было
гораздо меньше, эти части должны были начать наступательные действия против
всего Петроградского гарнизона и против отдельных, наиболее важных страте-
гических пунктов, занятых советской властью. Т. е., два полка, которые насчи-
тывали, Семеновский полк приблизительно около 400 штыков, дай бог, если на-
считывал, и Преображенский полк, еще того меньше, и они должны были с тол-
пой невооруженных людей, которые могли бы забрать винтовки у Семеновского
полка, должны были захватить весь Петроград, так.
Дашевский: Это было так, конечно, таково было наше предположение. Из
определенного учета, может быть, ошибочного, но, во всяком случае, таков у нас
был учет в создавшейся в Петрограде обстановке, во-первых, из того факта, на
который здесь неоднократно указывалось, что большинство Петроградского гар-
низона представляло собой небоеспособную силу, раз, и во-вторых, из того факта,
что к Учредительному собранию в некоторых частях, именно в тех частях, относи-
тельно которых мы не могли определенно рассчитывать, что они по нашему при-
зыву пойдут на защиту Учредительного собрания, но существовала определен-
ная уверенность на основании всех наших информаций, на основании всех впе-
чатлений от митингов, которые происходили перед Учредительным собранием,
что эти части будут колебаться против Учредительного собрания или за больше-
вистскую власть и против Учредительного собрания сражаться не пойдут. Вот на
этих двух обстоятельствах, на определенной расценке сил, стоящих за большеви-
ками, как силы в высшей степени разложившейся, как силы в высшей степени
небоеспособной, это, с одной стороны, строился наш план, с другой стороны, на
определенном учете того обстоятельства, что Учредительное собрание вплоть до
последнего момента для большинства частей солдатской массы, не говоря уже
о рабочей и вообще о населении Петрограда, являлась1 все-таки определенным
фактором, так сказать, фактором психологического и политического характера,
который должен был, во всяком случае, их нейтрализовать, если не перетянуть
в сторону начавшихся активных действий на защиту Учредительного собрания,
1 Так в тексте.
596
а на это мы тоже рассчитывали, что при удачном начале развертывания действий
этих сосредоточенных нами частей, мы сможем рассчитывать на переход на сто-
рону Учредительного собрания еще кое-какой силы. Исходя их этого предположе-
ния и этого учета, мы и строили весь наш оперативный план.
Лихач: Значит, были учтены и силы противника, т. е. силы большевиков? Вы
знали, какие части вы должны были послать в свои отряды, или вы должны были
держаться пассивно, т. е. подойти к Таврическому дворцу, снять эти части и пре-
доставить себя в распоряжение председателя Учредительного собрания и ждать
пассивно, что из этого выйдет?
Дашевский: По этому вопросу дал конкретное разъяснение гр. Тимофеев.
Лихач: Я спрашиваю не гр. Тимофеева, а гр. Дашевского.
Дашевский: Я согласен с ним, и, вероятно, с ним согласен был полковник
Пораделов и другие товарищи, которые вырабатывали этот план. Всякий понима-
ет, что лучшая оборона есть нападение, и совершенно естественно, что поскольку
ставился вопрос о необходимости обороны для защиты Учредительного собрания,
от тех или иных нападений советской власти, ставился вопрос именно так, что
одобрив этот план при последствии удачных действий перетянуть на свою сто-
рону еще некоторые вооруженные силы, мы непосредственно переходим и к на-
падению на наиболее важные, на наиболее уязвимые пункты большевизма в Пе-
трограде.
Лихач: Значит, этот учет сил противника и намечание мест, которые нужно
занять, ведь это же ясно, что это есть наступление, так сказать, наступление на
определенный пункт, на определенные части. Этот проект был сделан?
Дашевский: Насколько я могу припомнить, было сделано. На этом основа-
нии, как я упоминал, первоначальная часть этого плана была установлена и
утверждена.
Лихач: Я не спрашивал о первоначальном плане. Я говорил, что вся эта перво-
начальная часть плана дальнейшей операции не была, а вы утверждаете, что бы-
ла и говорите, что вторая наступательная операция была, потому что была первая.
А я вас спрашиваю, были ли вторая часть?
Дашевский: Я говорю, что была.
Лихач: Вам это доподлинно известно.
Дашевский: Я сейчас объясню. Действительно эта диспозиция или эта часть
оперативного плана, она не была так известна, как была известна первая часть. Но
первое было известно определенно. Мне было известно со слов Семенова, наше-
го представителя в штабе, что план этот разработан целиком, но эта вторая часть
разработана и было установлено, что Семенов, занятый непосредственной орга-
низацией и проведением первой части оперативного плана, т. е. момента сосре-
доточения сил к Таврическому дворцу, находился в одном месте, в одном отделе
штаба, если хотите, в мобилизационном отделе, а Параделов и Онипко, которые
должны были непосредственно руководить всеми этими оперативные действиями
уже с момента сосредоточения находились в другом месте. Мы так и объясняли
это обстоятельство.
Лихач: Вы утверждаете, что первая часть плана, наступательная с момента со-
средоточения сил у Таврического дворца, существовала не в этом штабе, который
мобилизовал, а в том, где были Пораделов и Онипко, которые сидели в другой
квартире, и что все части, пришедшие к Таврическому дворцу, должны были по-
лучить известную диспозицию, т. е. те возьмут телефонную станцию, те — Смоль-
ный и т. д. Это вам откуда было известно?
597
Муравьев: Это все со слов Семенова.
Дашевский: Да.
Председатель: Я прошу защиту не суфлировать.
Лихач: Теперь еще один вопрос. На гарнизонном совете, который проходил
в ночь на 5 января 1918 года, в этой второй части оперативного плана было ли
сказано хотя бы еще одно слово?
Дашевский: Не помню, не присутствовал.
Лихач: Но, может быть, слышали?
Дашевский (обв. Дашевского очень плохо слышно — стенографистке)'. В докла-
де Семенова на гарнизонном совещании я слышал...
Председатель: А как вы думаете, обвиняемый Дашевский, вы в военной работе
принимали участие, что если бы было выработано такое оперативное предполо-
жение, это еще не был боевой приказ, что же наступательное оперативное пред-
положение могло ли обсуждаться на гарнизонном совещании или еще на каком-
нибудь широком гарнизонном совещании, или же этот боевой приказ и боевые
предположения не выходят за пределы очень ограниченной группы лиц.
Дашевский: Я предполагаю именно последнее, что невозможно, что об этом
оперативном плане, диспозиции некоторых воинских частей, после того, как они
подойдут к Таврическому дворцу, чтобы об этом подробно излагалось на каком
бы то ни было обширном гарнизонном совещании, где элементы были довольно
разнокалиберные.
Лихач: Я бы просил, поскольку мы коснулись этого вопроса, задать несколько
вопросов и гр. Семенову.
Председатель: Семенов в следующей стадии идет. Я, попутно, чтобы нам не
возвращаться, хотел спросить бы Герштейна. Тут была упомянута ваша фамилия,
что вы ездили в Киев для того, чтобы установить возможность созыва Учреди-
тельного собрания или остатков Учредительного собрания?
Герштейн: Да, это было одно из заданий моей поездки в Киев.
Утгоф: Я хотел бы задать вопрос обвиняемому Дашевскому. По вчерашнему
показанию, штаб Пораделова помещался на Пантелеймоновской?
Дашевский: Точно указать не могу.
Утгоф: Полагаете ли вы, что в этой наступательной диспозиции, кто-нибудь
из войск должен был знать диспозицию? В военное время диспозицию знают ко-
мандиры корпусов, полков и тех частей, в которых предполагается данное дей-
ствие. В этой диспозиции были такие командующие лица, которые должны были
эту диспозицию знать?
Дашевский: Дело в том, что я самой диспозиции не знал и не должен был знать,
поскольку я непосредственно в тот момент, в тот день не имел никакого опреде-
ленного командного задания. Второе, что вообще у штаба, разрабатывавшего эту
диспозицию, должны были быть намечены и те руководящие лица, которым он
должен был поручить выполнение тех или иных своих оперативных заданий, со-
вершенно несомненно, но кто именно были эти лица, были ли они штабом осве-
домлены о тех оперативных обязанностях, которые он на них возлагает, этого я не
знал и не знаю.
Утгоф: Еще одни вопрос. Известно ли гр. Дашевскому, что связи с войсками
военной комиссии ПСР служили те представители тех частей, которые являлись
на гарнизонные собрания и военную комиссию?
Дашевский: Известно.
598
Утгоф: Известно, значит, отсюда можно сделать такой вывод, что это были те
лица, которые были осведомлены?
Дашевский: Извиняюсь, я этого вывода не понимаю.
Председатель: Этот вывод совершенно неправильный. О выводах мы будем
говорить потом. Вам, как гвардейскому офицеру...
Утгоф: Я не гвардейский офицер, а прапорщик пехоты.
Председатель: Это все равно.
Утгоф: Это не все равно.
Председатель: Все равно в данном случае, потому что прапорщику пехоты так-
же известно, что приказы через собрания представителей частей не передаются.
Утгоф: Значит, установлено, что в этих войсках были какие-то командиры, ко-
торые стояли в связи со штабом, помимо военной комиссии, это в революционной
организации.
Дашевский: Разрешите мне пояснение.
Председатель: Это частные выводы обвиняемого Утгофа. Поскольку они в во-
енном отношении грамотны или не грамотны, мы будем судить впоследствии.
Утгоф: Каким образом была установлена связь между штабом на углу Литей-
ного и Пантелеймоновсого и войсками, пошедшими к Таврическому дворцу?
Дашевский: О функциях, об организации этого второго отделения штаба я
никаких сведений не имею, и, конечно, не смогу их доложить трибуналу, потому
что я в состав штаба не входил. Характер его работы знаю в самых общих чертах,
поскольку это была работа оперативная. Поэтому я не могу быть осведомлен ни
о деталях, ни о средствах связи и других, которыми они располагали. Моя работа
в то время велась в другом направлении, не была связана с Петроградом, а явля-
лась иногородней работой Военной комиссии.
Утгоф: Разрешите установить следующее, что гр. Дашевский знает о второй
части плана следующее. Он знает только, что он должен был существовать. Кто
имел право командовать этими войсками, каким образом была установлена связь
между этим штабом и командованием, ему не известно. Позвольте мне сказать, что
не может быть большей бессмыслицы, чем штаб, разбитый на две части: одна —
мобилизационная, другая — оперативная и имеющая связь с войсками.
Крыленко: Нужно пригласить эксперта.
Председатель: Извиняюсь, я полагаю, что если в известных случаях можно
смешивать свидетеля с экспертом, то смешивать обвиняемого и эксперта никак
невозможно. Теперь, дальше защитник Муравьев имеет слово для допроса.
Муравьев: Лихач резюмировал ваше показание в части касающегося1 плана
действий. Я хочу убедиться путем вопросов, правильно ли просуфлировал вот
эту часть подсудимому Лихачу.
Председатель: А вы подтверждаете, что вы просуфлировали?
Муравьев: Да, просуфлировал.
Председатель: Тогда прошу занести в протокол, что защитник Муравьев про-
суфлировал подсудимому в определенной части его показания.
Муравьев: Разрешите мне.
Председатель: Виноват, виноват, я только протоколирую пока.
Муравьев: Так разрешите мне также занести в протокол, что я хотел подчер-
кнуть этим вашу ошибку. Я был бы совершенно не прав, если бы просуфлировал
обвиняемому его показания. Но когда передо мной обвиняемый резюмирует по-
1 Так в тексте.
599
казания, которые он выслушал от своего товарища, то я ему подсказываю суще-
ственную, на мой взгляд, часть показания, которую он упустил.
Председатель: Вот это и вносится в протокол.
Муравьев: Вместе с моим объяснением.
Председатель: Вместе с вашим объяснением.
Муравьев: Я чувствовал бы себя весьма виноватым и извинился бы, если бы
просуфлировал обвиняемому его показания, и поэтому я прошу обратить внима-
ние на это существенное обстоятельство.
Крыленко: Я прошу трибунал разъяснить, с одной стороны, защите, а с другой
стороны, занести в протокол следующее, что совершенно независимо от всех мо-
тивов или соображений, которыми могла руководиться защита, суфлируя, что бы
то ни было, все равно, каждое слово, которое говорит подсудимый, является для
суда показанием, а отсюда утверждение гр. Муравьева, что он имеет когда бы то
ни было, какое бы то ни было право что-либо суфлировать подсудимому, не осно-
вано ни на чем и места иметь не может.
Муравьев: Разрешите мне вопрос.
Председатель: Конечно, конечно. Заносится в протокол и кончено.
Муравьев: Так вот все то, что резюмировал Лихач из ваших показаний относи-
тельно плана действия 5 января, это вы знаете со слов подсудимого Семенова.
Дашевский: Семенова и отчасти других товарищей по Военной комиссии, не
помню точно кого, был ли это Семенов или еще другой товарищ — точно не скажу.
Муравьев: Но вы помните точно, что это был Семенов?
Дашевский: (не слышно).
Председатель: Обвиняемый Дашевский, повторите ответ еще раз. Вас не
слышно.
Муравьев: Вы разрешите мне повторить вопрос. Я говорю, правильно ли я вас
понял, что тот план, о котором вы говорили, должен был быть выработан на засе-
дании штаба. Вы говорили с кем-нибудь еще из этого штаба или только говорили
из этого штаба с Семеновым, и поэтому вы говорите с его слов?
Дашевский: Нет, кроме Семенова, я встречался с Пораделовым и Онипко,
один или два раза на предварительном совещании, когда штаб создавался. После
этого не с Пораделовым, ни с Онипко я не встречался.
Муравьев: Ну а о наступательной части штаба вы знаете, мне кажется, я пра-
вильно слышал, только со слов Семенова.
Дашевский: Да, только со слов Семенова.
Утгоф: Известно ли гражданину Дашевскому, какова была сила тех войск, ко-
торые в то время были в распоряжении Советского правительства?
Дашевский: Совершенно не знаю, тогда я был осведомлен, а теперь забыл.
Утгоф: Забыли, тогда я спрошу, были ли там латышские стрелки?
Дашевский: Не помню.
Утгоф: Тогда я вам напомню: 6-й Тукумский полк.
Дашевский: Не помню.
Утгоф: Я вам напомню, что в бригаде были стрелки. Известно ли вам, что были
моряки из Кронштадта?
Дашевский: Известно.
Утгоф: А количество не известно?
Дашевский: Нет.
Утгоф: Я вам напомню, что их было 5000 человек. Известно ли вам, что были
броневые машины у Правительства?
600
Дашевский: Не знаю точно, сверх этого броневого дивизиона были ли еще
машины.
Утгоф: Поскольку здесь установлено большевистское настроение запасных
броневых частей, надо полагать, что эти машины были, но это здесь и прямо
было установлено. Затем известно ли вам что-нибудь о дружине максималистов
в Шлиссельбурге?
Дашевский: Нет, ничего не известно.
Утгоф: Во всяком случае, вам было известно, что в распоряжении Советского
правительства было не менее 6 тысяч вооруженных человек.
Председатель: А откуда вам это известно?
Утгоф: Мне это было известно потому, что все эти части приехали гласно в
Петроград, часть их принимали участие в боях с Корниловым, часть принима-
ла участие в боях с Керенским. Я все время работал в военной организации до
IV съезда. Я это знаю как член Учредительного собрания. Я интересовался со-
стоянием военных сил и в Петрограде, и на фронте.
Председатель: Бои с Корниловым были в августе, т. е. 4 месяца тому назад
применительно к этому периоду. Был с Керенским были в октябре, то есть 3 ме-
сяца тому назад. Это к делу не относится, какие были тогда части. Тут речь идет
о частях, которые были на охране со стороны Советской власти вокруг Таврче-
ского дворца, и далеко не все члены Учредительного собрания знали, какие части
находились в Петрограде. Я также был членом Учредительного собрания, и мне не
известны эти данные, о которых говорите вы. Когда вы говорите, что вам как ра-
ботнику Военной комиссии это известно, это еще понятно, т. е., другими словами,
очевидно, неприятель был у вас в то время на учете. Так и понял?
Утгоф: Разрешите вам объяснить еще подробнее. Мне это было известно сле-
дующим образом: во-первых, как постоянному члену Петроградского совета ра-
бочих и солдатских депутатов, во-вторых, как члену Исполнительного комитета
до Октябрьского переворота и как члену Военно-революционного комитета. Если
вы хотите знать мою должность, то я все время заведовал размещением войск,
прибывающих для борьбы против Корнилова. Таким образом, настроение частей,
которые могли принять участие в этих боях мне известно. Отсюда мне известно,
что максималистская дружина в Шлиссельбурге была советской дружиной. Мне
известно также настроение моряков Кронштадта, потому часть их прибыла для
борьбы с Корниловым, а часть их участвовала в наступлении против Зимнего
дворца.
Председатель: Здесь речь идет о числе штыков, а не о настроениях.
Утгоф: Эти войска оставались в Петрограде и раньше.
Председатель: Откуда вам известно, что 5 января 18-го года эти части находи-
лись в Петрограде и охраняли Таврический дворец?
Утгоф: Как член Петроградского совета я имел связи повсюду, и всякий, кто
хотел знать, это знал, и я в том числе.
Крыленко: Я хотел задать параллельный вопрос, но так как он достаточно вы-
яснен, то у меня стоит только один вопрос, и первоначально Дашевскому. Первый
вопрос — что вам известно о роли Утгофа?
Дашевский: Мне известно, что до IV съезда он был членом Военной комис-
сии, что на IV съезде, на заседании Военной секции, он не был избран в число
членов Военной комиссии, и после этого к практической работе Военной комис-
сии отношения не имел.
Крыленко: Теперь разрешите спросить Утгофа. Гражданин Утгоф, это верно?
R01
Утгоф: Совершенно верно.
Крыленко: Значит, тогда вы фактически прекратили всякую связь с военной
работой после IV съезда.
Утгоф: Поскольку эти господа...
Крыленко: Какие господа?
Утгоф: Дашевский и Семенов. Я встречался с ними на Галерной.
Крыленко: А вы что делали на Галерной?
Утгоф: Я был членом Учредительного собрания, и как член Петроградского
комитета был постоянно на Галерной.
Крыленко: Почему вы там бывали?
Утгоф: Потому что там было помещение Центрального комитета партии, и
вполне естественно члену партии было там бывать.
Крыленко: Там происходили гарнизонные совещания?
Утгоф: Я этого не знаю. После я там не бывал.
Крыленко: Вы не бывали на гарнизонном совещании?
Утгоф: В тот период, о котором идет речь, может быть, я один раз был случайно.
Крыленко: В период от декабря до 5 января вы не бывали на гарнизонных со-
вещаниях?
Утгоф: Ни разу.
Крыленко: Бывали ли вы на каких-нибудь иных совещаниях военного харак-
тера?
Утгоф: С Военной комиссией — не был.
Крыленко: Ни разу?
Утгоф: Ни разу.
Крыленко: На иных совещаниях каких-нибудь штабов вы не бывали?
Утгоф: Тоже не бывал.
Крыленко: Поддерживали ли вы с кем-нибудь персонально связь?
Утгоф: Да, поддерживал со многими военными.
Крыленко: Эти связи, эти знакомства вы затем подытоживали в организаци-
онном порядке?
Утгоф: Нет, зачем.
Крыленко: Нет, хорошо. Кому-нибудь сообщали?
Утгоф: Точно также, совершенно излишне.
Крыленко: Отсюда вытекает: ваши сведения были случайного или точного ха-
рактера?
Утгоф: Мои сведения были точного характера, хотя получались случайным
путем.
Крыленко: Я удовлетворен.
Членов: Мне остается неясным один вопрос. Этот вопрос, может быть, вызван
тем, что я по военной части совершенно не специалист. Тогда, когда вы получали
диспозиции относительно того, что делать дальше с ними?
Дашевский: У меня было тогда вполне простое впечатление. Мне Семенов
кратко рассказал эту диспозицию первоначального движения. Для меня было со-
вершенно ясно, что это предполагается не только простая прогулка для развлече-
ния к определенному месту, после чего люди расходятся по домам, и поэтому я за-
дал этот вопрос: а дальше вы разработали? Он мне заявил, что эту часть детально
разработал Пораделов, который будет приводить в исполнение эту часть. Этим
я удовлетворился, потому что не имел нужды и не имел оснований входить в де-
тальные расспросы относительно дальнейших предположений.

Членов: Могу ли я задать вопрос гражданину Утгофу по тому же поводу.
В упомянули о Военной комиссии фракции эсеров Учредительного собрания.
Утгоф: Совершенно верно.
Членов: Об этом органе до сих пор не было речи, какие были у него задания?
Утгоф: Законодательные.
Членов: По военным вопросам?
Утгоф: Да, по военным вопросам.
Тагер: Позвольте мне остановиться на момент на общих фактах. Я должен из-
виниться, если часть будет повторяться, слишком много вопросов. Меня интере-
сует общая картина. Возьмем момент около 5 января, день 5 января. Военная ко-
миссия, к числу работников которой вы принадлежите, считала необходимым или
не считала необходимым, чтобы со стороны какого-нибудь руководящего органа
и, в частности, фракции Учредительного собрания, был открытый призыв к во-
оруженному выступлению?
Дашевский: Безусловно, считала необходимым. Именно этим и было вызвано
то, что по настоянию работников Военной комиссии гражданин Лиан согласился
выступить в Семеновском полку с таким призывом.
Тагер: Как относился Центральный комитет партии к возможности призыва
к вооруженному восстанию?
Дашевский: Непосредственно об отношении Центрального комитета у меня
в то время сведений не было, и поэтому я здесь говорить об этом не могу. У меня
были только сведения, полученные утром на Галерной от Соколова или от другого
товарища о том, что это обещание члена Центрального комитета Лихача высту-
пить с призывом в Семеновском полку взято назад по настоянию бюро фракции
Учредительного собрания. Вот, что я знал об эпизоде с отказом выступления.
Председатель: Это какой Соколов?
Дашевский: Борис Соколов, председатель Военной комиссии.
Тагер: Каково было отношение к призыву к вооруженному выступлению со
стороны Центрального комитета, не бюро фракции, а Центрального комитета.
Дашевский: К какому призыву, к директиве, которую получили мы, работники
Военной комиссии, или к гласному призыву, что от имени Центрального комите-
та приглашают выступить?
Тагер: Военная комиссия считала необходимым, чтобы бюро фракции Учре-
дительного собрания выступило с призывом к вооруженному выступлению. Бюро
фракции на эту точку зрения не встало, а Центральный комитет партии1.
Дашевский: Относительно отношения Центрального комитета к призыву я
могу только предполагать. Я предполагаю, что это постановление выступать от
имени бюро фракции, можно было предполагать, что оно исходит от Централь-
ного комитета, потому что контакт там был основательный. Что же касается при-
зыва непосредственно от Центрального комитета, то, конечно, такого рода призыв
Центральный комитет считал нецелесообразным, и именно поэтому выдвинул
вопрос о призыве со стороны фракции Учредительного собрания. Самым есте-
ственным и самым целесообразным считали призыв от имени Учредительного со-
брания, но поскольку его не существовало и поскольку трудно было, так сказать,
предположить, что ему удастся собраться, тогда уже выносится постановление,
что Учредительное собрание постановляет призывать такие-то части на свою за-
щиту. Мы хотели обеспечить себе заранее призыв, хотя от фракции.
1 Так в тексте.
603
Тагер: Я это знаю. Мне хотелось бы прямого ответа, знаете ли вы или не знаете,
а если знаете, то что вы знаете, были ли какие-нибудь директивы Центрального
комитета партии по этому вопросу?
Дашевский: Ничего не знаю. Знаю только о директиве бюро фракции эсеров
Учредительного собрания.
Тагер: Я бы тогда просил в соответственной части огласить письменное по-
казание Дашевского, где он дает совершенно прямой ответ на этот вопрос. Это
том первый, лист дела 212 от 15 марта, конец этих показаний от слов: «Военная
комиссия».
Председатель: Здесь усматривается некоторое противоречие и, по крайней
мере, более точны показания письменные, поэтому они оглашаются. Тут сказа-
но: «военная комиссия считала такой призыв безусловно необходимым, но бюро
фракции эсеров Учредительного собрания и Центрального комитета партии соч-
ли подобное выступление фракции эсеров с призывом к восстанию невозмож-
ным. Центральные комитет в решительную минуту вообще заколебался и в конце
концов не решился взять на себя ответственность за инициативу вооруженного
выступления в день открытия Учредительного собрания. Он дал Военной комис-
сии сдерживающую директиву: «Не беря на себя инициативу выступления, выжи-
дать стихийного выступления масс и воинских частей на защиту Учредительного
собрания, а когда такие стихийные вооруженные столкновения с большевистски-
ми отрядами начнутся, взять на себя руководство начавшейся борьбой. Этого сти-
хийного восстания не произошло, и мы оставались в полном бездействии...» Это
из показаний Дашевского от 15 марта.
Дашевский: Разрешите мне сделать разъяснение по этому поводу.
Председатель: Вы подтверждаете правильность по поводу этого?
Дашевский: Я подтверждаю правильность тех показаний, которые я сделал
сейчас.
Председатель: А правильность тех показаний не подтверждаете?
Дашевский: А по поводу расхождения разрешите мне сделать разъяснении.
В письменных показаниях, в том, что говориться о Центральном комитете, нужно
различать две части. Во-первых, там говорится по вопросу о призыве со стороны
фракции, что бюро фракции и Центральный комитет относились отрицательно,
и потом вторая часть, что Центральный комитет вообще в вопросе о выступлении
заколебался. Теперь же, что касается отношения Центрального комитета к при-
зыву со стороны фракции, то здесь я объединяю, так сказать, в этом отношении
и бюро фракции и Центральный комитет из умозаключения, которое я здесь на
заседании трибунала не счел возможным утверждать, потому что я мог это пред-
полагать, зная непосредственную связь и контакт Центрального комитета и бюро
фракции, но в то время я определенно не знал, что таково было постановление
Центрального комитета, поэтому здесь в первоначальных показаниях не решился
утверждать, а сделал то заявление, которое было здесь заслушано.
Тагер: Здесь записано, что Центральный комитет дал Военной комиссии сдер-
живающую директиву.
Дашевский: Это не вопрос о фракции, а о деятельности Военной комиссии.
Тагер: А сдерживающая директива была,
Дашевский: Да, директива, чтобы не брать не себя, чтобы не быть зачинщика-
ми этого восстания и быть наготове и использовать всякую благоприятную обста-
новку.
Тагер: Вы знали, что это идет от Центрального комитета?
R04
Дашевский: Я знал, что такого рода беседа была у Семенова с Гоцем, и такого
рода директива была дана от Центрального комитета.
Тагер: Давайте перейдем к тезисам. Задерживающая директива исходила из
Центрального комитета.
Дашевский: Да.
Тагер: Обращена была к кому?
Дашевский: Обращена была непосредственно к Семенову и через него к работ-
никам Военной комиссии.
Тагер: Военная комиссия стояла на другой точке зрения?
Дашевский: Военная комиссия считала это неправильным, со стороны учета
обстановки, но принимая во внимание, что бюро фракции отказалось санкцио-
нировать призыв к частям и учитывая, что этот призыв должен был явиться, по
нашему мнению, очень реальным фактором выступления, мы признавали, что без
такого открытого призыва целый ряд частей будет колебаться, и поэтому такого
рода первоначальный наш план выступления не осуществился.
Тагер: Военная комиссия расходилась с Центральным комитетом по вопросу
о необходимости прежде всего призыва?
Дашевский: По вопросу призыва, со стороны фракции. О каком призыве вы
говорите?
Тагер: О каком бы то ни было, либо от Центрального комитета, либо от бюро
фракции. О призыве к вооруженному выступлению.
Дашевский: Мы расходились с Центральным комитетом и бюро фракции по
вопросу о том, следует ли обратиться с призывом от фракции эсеров, с призывом
о восстании. Они решили, что нельзя, а мы считали, что нужно было, и в этом мы
расходились.
Тагер: Об этом я и спрашиваю. Скажите, пожалуйста, я, может быть, прослу-
шал, чтобы убедиться, что я правильно понял. Ваши показания, ваши первые по-
казания, были 9 марта?
Дашевский: Я точно не помню, кажется, да.
Тагер: Вы когда были по этому делу арестованы?
Дашевский: В конце февраля прошлого года.
Тагер: А освобождены когда?
Дашевский: Освобожден 6, 7 или 8 марта.
Тагер: Значит, между 6 и 8 мартом. Первые показания по этому делу вы давали,
будучи на свободе?
Дашевский: Да, будучи на свободе.
Председатель: Слово имеет защитник товарищ Томский.
Томский: Я хотел спросить товарища Дашевского относительно характера ди-
рективы. Партийные директивы облекаются в различные формы. Центральный
комитет мог через Семенова вам передать призыв к военной организации не при-
нять инициативы в таком-то месте, но зная ваши разногласия и ваши настроения,
категорически мог сказать и требовать от вас, чтобы вы выполнили такую-то ди-
рективу, не принимая на себя инициативу, дожидаясь движения народных масс.
Так вот, эта директива была получена и передана вам в столь категорической и на-
стоятельной форме от Центрального комитета или в самой директиве была неко-
торая неопределенность и колебание?
Дашевский: Категорическое в этой директиве было одно — не вступать, как мы
это предполагали, по своему первоначальному плану в качестве непосредственных
зачинщиков и организаторов этого выступления. Это была отрицательная часть
605
не брать на себя непосредственной инициативы выступления. Теперь — положи-
тельная часть. Что же нам делать? Быть наготове для того, чтобы использовать
предвиденное нами стихийное столкновение, стихийные вспышки со стороны
или рабочих демонстраций, или вообще тех или иных уличных вспышек, которые
могли иметь место для того, чтобы организованные нами силы двинуть в развитие
этого, могущего возникнуть, стихийного движения. Вот положительная часть ди-
рективы, которую мы имели.
Томский: Не произвело ли впечатление на работников военной организации
сама действенность директивы, как некоторое колебание Центрального комите-
та в том отношении, что Центральный комитет не против активных действий, но
против того, чтобы принять на себя политическую ответственность. Какое впечат-
ление произвела на вас эта двойственность директивы: с одной стороны, не вы-
ступать, с другой стороны — выступать? Выступать мы разрешения не даем, но,
с другой стороны, если представится благоприятный случай, то выступать.
Дашевский: Это была категорическая директива — не выступай, не бери на
себя инициативы, пусть инициативу берет на себя масса, и только тогда разовьет-
ся массовое движение, тогда возьму на себя необходимое руководство. Я лично
и, вероятно, другие товарищи по Военной комиссии, толковали эту директиву
так, чтобы не принимать на себя инициативы выступления, выжидать развития
стихийных столкновений и вспышек на улицах, и тогда, действуя по обстоятель-
ствам, вливать в эти столкновения те вооруженные силы, которые мы можем рас-
полагать, так мы это понимали.
Председатель: Больше вопросов не имеется? (Нет.) Обвиняемый Донской
имеет слово для вопроса.
Донской: Я хотел бы спросить гражданина Дашевского, не вспоминается ли
ему из того периода эвакуации Петрограда причина эвакуации промышленных,
фабричных заведений и воинских частей?
Дашевский: Насколько я вспоминаю, одна из причин, наиболее существенная,
было спасение захвата немцами Петрограда и другая — тяжелое продовольствен-
ное положение.
Донской: Верно. Не вспоминается ли вам, что были эвакуированы заводы?
Дашевский: Вспоминается.
Донской: Я вчера говорил, что это было в отношении Трубного завода и были
проекты об Обуховском заводе.
Теперь вопрос, который уже задавал Лихач, так что я его касаться не буду. Те-
перь вопрос характера медицинского. Какой болезнью вы болели в это время?
Дашевский: Брюшным тифом.
Донской: Когда заболели.
Дашевский: В конце января или в начале февраля.
Донской: Когда вы вышли?
Дашевский: Я проболел 4-5 недель, в конце 5-й недели, но был очень слаб.
Донской: А когда вы уехали в Москву?
Дашевский: В конце марта, в 20-х числах.
Донской: Так что недели полуторы-две , приблизительно?
Дашевский: Да, и я помню, что был достаточно слаб.
Донской: Вы утверждаете, что вы встречались со мной на военной работе в ка-
честве работника Военной комиссии?
Дашевский: Я утверждал определенно, что в то время непосредственной прак-
тической военной работы не вел. Те полуторы-две или, может быть, две с полови-

ной недели после моего выздоровления, когда я посещал явку, я там встречался
с Семеновым и Леппером, которые меня информировали о ходе работы, и, может
быть, раза два или три, на буду это утверждать, не встрече с Семеновым и Леппе-
ром я встречался также и с вами. Последнее вы, во всяком случае, должны пом-
нить, потому что на последней или предпоследней встрече впервые зашла речь
о моей поездке в Москву, а на последней встрече я уже определенно получил, ка-
жется, явку и так далее.
Донской: Абсолютно не помните?
Председатель: Есть еще вопросы? Вопросов нет. Объявляется перерыв на
10 минут.
(Заседание прерывается в ... час.... мин.)1
Председатель: Заседание трибунала продолжается. Допрашивается обвиняе-
мая Коноплева. По поводу исследуемого нами период что вы можете сказать?
Коноплева: Период после разгона Учредительного собрания и, приблизитель-
но, до мая месяца я помню довольно смутно. Я вошла в военную работу прибли-
зительно в половине декабря, так числа около 10 декабря 1917 года. Как я уже
давала показания, я сначала вела работу в Солдатском университете. После же
его ликвидации и после разгона Учредительного собрания я была кооптирована
в Военную комиссию Центрального комитета партии эсеров. Я помню хорошо,
как в конце января, в числах 20-х января, было у нас, так сказать, организацион-
ное собрание Военной комиссии, на котором была распределена вся военная ра-
бота по отделами, распределены члены Военной комиссии в эти отделы. Я помню
следующие отделы, которые были намечены там. Это, во-первых, отдел красноар-
мейский, который охватывал собой все красноармейские части, который должен
был вести в этих красноармейских частях работу. Это один отдел. Второй отдел —
отдел броневой. Далее, третий отдел — отдел технический, который охваты-
вал собой все роды технических войск. Дальше был у нас отдел окружной, кото-
рый вел работу, главным образом, в районе Петербургской губернии и в пригоро-
дах — Красном Селе, Царском Селе, Ораниембауме, в Гатчине. Потом, дальше, был
у нас отдел штабной. Как раз ячейка, находящаяся в Генеральном штабе, входила
в его ведение. Потом — отдел культурно-просветительский и отдел литературно-
издательский и отдел боевой. Вот более или менее, кажется, все отделы, которые
были намечены на том собрании Военной комиссии. В частности, я помню, что
руководство отделами, скажем, боевым отделом, было поручено Ивану Кашину.
Это я отчетливо помню. Между прочим, у нас на этом собрании детально работа
не разбиралась. Просто была насечена работа каждого отдела, схема работы и вот
работа боевого отдела, который должен был охватывать все районы Петрограда,
была поручена Кашину. Я помню отчетливо хорошо именно то, что у меня было
громадное желание войти в этот отдел, но мне был поручен вместе с Борисом
Соколовым отдел литературно-издательский. Не помню хорошо, на этом ли со-
брании, или на следующем собрании Военной комиссии красноармейский отдел
был поручен Соколову, но это у меня сохранилось в памяти хорошо1. Во всяком
случае, я помню хорошо, что с начала во главе красноармейского отдела был Се-
менов, позже его сменил Леппер, который его звал до своего ареста, в начале мая,
1 Так в тексте.
607
когда он был арестован вместе с нашим красноармейским отделом на одной из
квартир. У нас происходили собрания Военной комиссии, происходили собра-
ния отделов. Я помню свой отдел литературно-издательский, который выпустил
две листовки и прекратил свое существование. Борис Соколов уехал на Украину,
а я перешла на работу террористическо-боевую, отошла от военной работы. В это
время, в начале марта, я уехала в Москву, и только по возвращению из Москвы
в апреле месяце я вошла в эту военную работу. В апреле месяце мне была пору-
чена организационная работа на флоте, на судах, которые стояли частью на Неве
против Васильевского острова и на судах, которые стояли в Кронштадте. Период
морской работы охватывает собой май, июнь и июль. Сейчас мне это рассказывать
или позже?
Председатель: О морской работе рассказывайте сейчас.
Коноплева: Морская работа велась в Кронштадте. Я не помню, каким образом
получила я первую связь с Кронштадтом, но помню, что там мною были найдены
партийные товарищи эсеры, найдены были на броненосце «Андрее Первозван-
ном», где была ячейка в несколько человек. Во главе ее стоял один из офицеров,
наиболее осведомленный в партийных делах, хотя, откровенно говоря, он был не-
достаточно партийным. Дальше у нас была связь на «Республике», затем еще на
одном или двух судах. Кроме того, имелась связь с рабочими в доках, там было
человека 3-4. Задания были даны такие: во-первых, поставить работу на судах.
Кроме того, они должны были нас осведомлять о силах флота. Работа эта была
чисто разведывательная: они должны были давать сведения о составе команды,
о вооружении, о запасах, как стоящих в Кронштадте, так и судов, стоящих в гава-
ни на Неве, около Васильевского острова. Кроме того, в Кронштадте мы пытались
создать свою фракцию в Совете.
Председатель: Подсудимая Коноплева, не можете ли вы подробно охаракте-
ризовать эту шпионскую работу?
Коноплева: Мне сейчас трудно вспомнить, но я помню, что у меня были сведе-
ния о количестве орудий на судах, о их калибре, но сейчас я не помню. Они давали
мне сведения не только о своих судах, но они при помощи знакомства на других
судах, указывали и передавали мне.
Председатель: Кто это — «они»?
Коноплева: Товарищи матросы.
Председатель: Партийные?
Коноплева: Да. Это была партийная публика или сочувствующие эсерам. Мы
поставили своей целью в работе на Васильевском острове как-нибудь пройти
в Совет. Это нам удалось в июне месяце при перевыборах в Петрогрдский совет;
как раз от доков прошел один рабочий, старый эсер, который принимал участие
в Кронштадтском восстании, и, может быть, двое прошли сочувствующих. Кроме
того, удалось провести члена Петроградского комитета как представителя пар-
тии в Петроградский совет. Таким образом, такая фракция из 4 человек существо-
вала некоторое время. Позже, уже после убийства Володарского, наша фракция
была совершенно ликвидирована, и тот товарищ, которому была поручена мною
организация в Кронштадте, который должен был постоянно жить там, так как
я была там наездами, он должен был скрыться оттуда. На этом прекратилась наша
массовая работа в Кронштадте.
На Васильевском острове велась работа на судах главным образом была на
трайлерах, которые стояли против Васильевского острова на Неве. Я точно не
помню, сколько было человек, как будто бы 6 человек матросов с трайлеров. Про-
ААЯ
исходили собрания довольно регулярно в помещении Василеостровского райо-
на партии эсеров. Задания были те же самые — создать свои партийные ячейки
на судах, постараться поставить работу как можно шире и приобрести влияние
на судах. Во-вторых, тоже самое, как и в Кронштадте, информация о снаряжении
судов, о их вооружении и так далее. Эти цели были поставлены, и они их выпол-
няли. Давно, кажется в прошлом году, я видела у себя заметки и думаю, что они
относятся к тому моменту, но сейчас не помню. На Васильевском острове не уда-
лось поставить работу довольно широко, предполагалось поставить один или два
митинга, которые были в Морском корпусе на Васильевском острове для матро-
сов. Они прошли довольно удачно. Вот, по существу, морская работа. У нас был
расчет на то, что мы сможем теми силами, которые имеются во флоте, воспользо-
ваться в момент, когда создастся благоприятная обстановка, когда вспыхнет вос-
стание в Петрограде. Один из таких моментов был момент разоружения минной
дивизии. Разоружение минной дивизии, насколько я помню, было в конце июня,
может быть, в самых первых числах июля, и точно не помню. Тут у меня довольно
отрывочные воспоминания. Мы знали, во-первых, что минная дивизия настрое-
на антибольшевистски. У нас были сведения о том, что их в силу этого, вероят-
но, разоружат. Мы к этому моменту готовились, и этот момент учитывали. И вот,
когда пришел момент разоружения минной дивизии, у нас в Военной комиссии
этот момент обсуждался и очень серьезно. Я помню, даже было собрание, вопрос
обсуждался довольно серьезно, и у нас было даже предложение мобилизовать
все наши силы. Были оповещены коменданты всех районов о том, что предпола-
гается в ближайшие дни разоружение минной дивизии, что должны быть начеку
все боевые дружины и весь скудный материал, который имелся в распоряжении
Военной комиссии. Время разоружения минной дивизии совпало как раз с заба-
стовкой и с временным закрытием Обуховского завода. Минная дивизия стоя-
ла на Неве, в районе Обуховского завода за Невской заставой. У нас связь была
с минной дивизией. Своих людей там у нас не было, но связь у нас была. Я помню
хорошо, что на одном из собраний того состава Военной комиссии, который тогда
был, был приглашен представитель минной дивизии, мичман, фамилии его я не
помню, и его помощник матрос. Они нас информировали о настроениях, и у нас
возник проект совместной с ними работы. И как раз на этом собрании был, помню,
Семенов. Мы на этом собрании достаточно хорошо увидели физиономию этого
мичмана. Этот мичман на нас произвел впечатление настоящего белогвардейца.
Вся его речь, все его выступления были проникнуты настолько юдофобством,
что это нас поразило, и мы категорически отказались втянуть его в нашу воен-
ную морскую работу и вообще иметь с ним дело. Но дело в том, что одновременно
с этим я узнала о существовании организации Иванова в Петрограде. Я узнала
это от эсера с «Андрея Первозванного», который, не знаю каким путем, но узнал
о существовании организации Иванова и о том, что она ведет свои расчеты тоже
на минной дивизии и на ее антибольшевистских настроениях. И вот как раз в мо-
мент разоружения мне пришлось приехать туда, в минную дивизию, вместе с ко-
мендантом Обуховского завода Гонджумовым. Мы увиделись с мичманом, и у ме-
ня создалось такое впечатление, что это движение может использовать в данном
случае эта Ивановская организация. Минная дивизия в это время стояла несколь-
ко дней тут. Некоторые суда стояли на Неве, а Обуховский завод стоял и был за-
крыт, там стояли красноармейцы, какие-то советские части, но на судах не было,
там была только команда минной дивизии. Когда мы выяснили всю обстановку, то
это доведено было до сведения и Петроградского комитета и Центрального коми-
609
тега. У нас было устроено совместное совещание по этому вопросу с представите-
лями Петроградского комитета и представителями Центрального комитета.
Председатель: А персонально назовите.
Коноплева: На этом совещании помню я Гоца, помню Лихача, помню Берга,
помню Флеккеля от Петроградского комитета, помню Семенова и Гонджумова.
Он нами был привлечен на это собрание. Он был беспартийный, но он был при-
влечен как комендант Обуховского района. И во-вторых, как человек, который
был более или менее осведомлен о минной дивизии и о ее настроениях. На этом
собрании обсуждался вопрос. Дело в том, что часть военных работников до этого
совещания стояла на такой позиции, что это выступление нужно использовать,
что настроение петроградских рабочих настолько ярко, что если будет вспышка,
то безусловно петроградский пролетариат примет участие в выступлении и пой-
дет вместе с ними. Это одно. Второе — в качестве вооруженной силы, боевой си-
лы, мы хотели использовать минную дивизию. Дальше у нас был расчет на бро-
невой дивизион. Был также такой план, чтобы послать просто на помощь минной
дивизии, на помощь обуховцам, искать такой ситуации, чтобы возможно было
выступление. Это было наше мнение. Между прочим матросы с минной дивизии
говорили, что если бы были какие-нибудь эксцессы на Обуховском заводе, если
бы обуховцы подняли знамя восстания, они безусловно бы поддержали обухов-
цев. Такие разговоры были в частности на броневиках в районе Василеостровско-
го на Неве.
Председатель: Это совещание каких организаций?
Коноплева: Это совещание представителей Центрального комитета, Петро-
градского комитета и Военной комиссии.
Председатель: Военной комиссии Петроградского комитета или Центрально-
го комитета?
Коноплева: Военной комиссии Центрального комитета, потому что Военная
комиссия Петроградского комитета уже слилась с Военной комиссий Централь-
ного комитета и не существовала самостоятельно.
Председатель: В какое время это приблизительно?
Коноплева: По-моему, в конце июня или начале июля, точно не помню. Это
после убийства Володарского.
Председатель: Чтобы установить факт. Обвиняемый Гоц, вы подтверждаете
свое участие в этом совещании?
Гоц: Я прослушал, какое совещание.
Председатель: На совещании представителей Центрального комитета, Петро-
градского комитета и Военной комиссии по вопросу о минной дивизии.
Гоц: Да, подтверждаю.
Председатель: Обвиняемый Лихач, вы участвовали?
Лихач: Да, я участвовал.
Председатель: Берг, вы участвовали?
Берг: Нет, я не участвовал.
Председатель: Вы участвовали, Семенов?
Семенов: Да, да.
Председатель: Значит, только Берг оспаривает?
Коноплева: Вот на этом совещании как раз был разбит план выступления. Мы
считали возможным это выступление, но на совещании было все-таки решено, что
сил у нас недостаточно, что это слишком рискованный шаг и что этот момент мы
не можем использовать и что сами мы не можем вмешаться в него. Дело в том, что
610
была ведь такая инициатива у нас — послать на помощь обуховцам минную ди-
визию и наш броневой дивизион, и в этом нам было отказано. Было голосование:
я помню, в этом голосовании принимали участие все. За исключением голосов
Семенова и моего, это предложение было отвергнуто.
Председатель: А вы твердо помните, что Берг участвовал в этом совещании?
Может быть, вы ошибаетесь, спутали с кем-нибудь. Берг говорит, что он на этом
заседании не присутствовал.
Коноплева: Я Берга помню. Я допускаю такую вещь, что, может быть, я путаю
с другими совещаниями по вопросу о забастовке. Тогда тоже самое предполага-
лось выступление, когда в Петрограде была назначена Советом уполномоченных
всеобщая забастовка. Я не помню, это был май или июнь. Может быть, на этом
совещании, но во всяком случае, я помню в одном совещании Берга, по вопросу
о выступлении.
Председатель: Но во всяком случае на этом совещании о минной дивизии вы
категорически установить присутсвие Берга не можете. Полной ясности у вас нет.
{Коноплева задумывается.)
Коноплева: Нет, полной ясности у меня нет. Полной ясности у меня нет.
Председатель: Вы кончили?
Коноплева: Да, кончила. Вы можете задавать мне вопросы.
Председатель: Государственный обвинитель, у вас есть вопросы?
Крыленко: Мои вопросы относятся к уточнению. Я думаю, общий характер
работы во флоте настолько обычен, что его специально выяснять не нужно. Вот по
вопросу относительно выступления. Значит, первый момент, который у вас в па-
мяти, связывается с началом мая. Так приблизительно вы говорили?
Коноплева: Видите ли, еще был такой момент, который стоял в связи с разо-
ружением Преображенского полка, но я точно не помню, когда это было. Я помню,
это было весной.
Крыленко: Раньше было?
Коноплева: Да. Второй момент отчетливо помню. Это в связи с забастовкой,
которая была в Петрограде в мае месяце, может быть, в июне.
Крыленко: В момент, связанный с забастовкой у так называемой Невской за-
ставы?
Коноплева: Нет, не только. Забастовки, предполагалось захватить все заводы
Петрограда.
Крыленко: Вы говорите, что в этом совещании участвовал Гоц?
Коноплева: Это другое совещание. В этом совещании помню Гоца, Флеккеля,
Берга.
Крыленко: К этому моменту, к моменту забастовок?
Коноплева: Что? Да. Относительно Берга я категорически не утверждаю. Он
был на одном и на другом совещании, на одном из них — обязательно.
Крыленко: Мне не ясен вопрос, сводящийся к следующему. Вы устанавливае-
те, что были два совещания?
Коноплева: Два.
Крыленко: Одно вы относите к моменту минной дивизии и Обуховского за-
вода?
Коноплева: Да, это последнее.
Крыленко: Это мы относим приблизительно к июню месяцу?
Коноплева: Минная дивизия относится к концу июня — началу июля.
611
Крыленко: У нас есть возможность установить это другим пуем. Это послед-
нее совещание?
Коноплева: Да. На этом мы закончили уже нашу военную работу.
Крыленко: Перед тем вы помните еще один момент?
Коноплева: Я помню еще момент.
Крыленко: Этот другой связан с началом мая, приблизительно?
Коноплева: Это было в мае или в начале июня, скорее, в мае.
Крыленко: Вы указываете, что на этом совещании ставился вопрос о возмож-
ности использовать возникшее движение?
Коноплева: Так.
Крыленко: Причем ставился вопрос об организации определенного выступле-
ния?
Коноплева: Да, ставился.
Крыленко: Причем, по вашим показаниям, таковое было отклонено?
Коноплева: Да, было отклонено.
Крыленко: Было отклонено. Мотивов вы не помните?
Коноплева: Мотивы? Мотивы были и в том и в другом совещании одни и те
же, что нет уверенности, что у нас достаточно сил, нет уверенности в том, что мы
выиграем это выступление.
Крыленко: Будем называть первое совещание майско-июньским, второе —
июньско-июльским. Значит, вы устанавливаете, что на первом майско-июньском
совещании были какие лица?
Коноплева: Гоц, Флеккель, Семенов, остальных лиц я не помню. Я говорю про
Берга.
Крыленко: Мы Берга поставим под вопросом, поскольку мы сможем это уста-
новить другим путем.
Коноплева: На одном из них он был.
Крыленко: Это я хорошо усвоил. Теперь вот что, вы Донского не помните ни
на одном из совещаний?
Коноплева: Донского не помню.
Крыленко: Хорошо. Теперь скажите, пожалуйста, результаты были отрица-
тельные?
Коноплева: Отрицательные.
Крыленко: Второй случай относится уже к июню-июльскому моменту. Значит,
в связи с разоружением минной дивизии минная дивизия представляла из себя в
то время военную часть. Где она находилась, где была ее стоянка? Вы не помните?
Коноплева: Я не помню, где была стоянка, но в момент разоружения она стоя-
ла у Невской заставы, около Обуховского завода.
Крыленко: Приблизительно около моста?
Коноплева: Вот, вот, а потом вышла дальше.
Крыленко: В какую сторону?
Коноплева: К Ладожскому озеру. Часть судов ушла туда.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, какой вопрос тогда дебатировался в отноше-
нии минной дивизии в военных сферах. Не знаете ли, у вас сведений не было?
Коноплева: Я этого не знаю, может быть, не помню.
Крыленко: Нет, не в партийных сферах, а в военных?
Коноплева: Не знаю.
Крыленко: Это тоже можно установить другим путем. Вы получили тогда в
этот период какое-нибудь специальное поручение или не получили?
£17
Коноплева: В момент минной дивизии?
Крыленко: Да.
Коноплева: Да, безусловно.
Крыленко: А именно?
Коноплева: Во-первых, в момент минной дивизии у меня было поручение ин-
формироваться о настроениях, о планах минной дивизии, что мною и было вы-
полнено: я там была, толковала с матросами, с представителем от матросов —
с мичманом, о чем мною было передано Семенову и дальше представителям Во-
енной комиссии.
Крыленко: Может быть, еще кто-нибудь вместе с вами выполнял эту функ-
цию?
Коноплева: Видите ли, у меня на Васильевском острове и в Кронштадте были
помощники. В Кронштадте был постоянный, не помню его фамилию, он был член
Учредительного собрания, эсер то ли от Тамбовской губернии, то ли от Курской,
и второй помощник на Васильевском острове, член боевой дружины Василе-
островского района, фамилии его не помню.
Крыленко: На этом втором совещании вы помните, равным образом, Гоца или
не можете вспомнить?
Коноплева: Котором втором?
Крыленко: Июньском, июльском.
Коноплева: По поводу дела этой минной дивизии?
Крыленко: Да, в связи с этим.
Коноплева: Помню, да.
Председатель: Это Гоц установил сам?
Крыленко: Сам, я не слышал, оба ли раза Гоц установил. И вот, поскольку из
предыдущих показаний обвиняемого Берга мы слышали, хотя он и утверждал, что
уполномоченные собрались еще в марте, хотя это общеизвестный факт, что разви-
тие деятельности этого собрания Уполномоченных относилось к июню.
Берг: Да, к июню, в июне месяце собрались уполномоченные (не слышно).
Крыленко: К этому времени вы и Флеккеля помните?
Кононова: Да.
Крыленко: Гонджумова вы не помните?
Коноплева: Я помню его только на одном собрании по поводу минной диви-
зии. Он был беспартийным и поэтому присутствовать на собраниях Военной ко-
миссии вообще и в частности на таком собрании не мог, и в данном случае просто
был, как комендант Обуховского района, как человек, который должен был ру-
ководить и знать все силы, которые имелись в этой районе, и, во-вторых, как че-
ловек, который знал настроение в минной дивизии. В данном случае он был при-
глашен.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, вы не знаете... вот, вот, говорите, он был ко-
мендантом? В каком смысле он был комендантом, и кем был поставлен комендан-
том? Не помните?
Коноплева: Видите ли, я здесь помню... у меня отрывочные воспоминания.
Крыленко: Отрывочные?.
Коноплева: Я помню только, что у нас...
Крыленко: Ну, тогда будем это иначе выяснять. Скажите, пожалуйста, это вто-
рое совещание было также посвящено вопросу о выступлении?
Коноплева: Какое второе?
Крыленко: Июньско-июльское.
613
Коноплева: По поводу чего?
Крыленко: По поводу минной дивизии этой самой.
Коноплева: Да, по поводу этой минной дивизии.
Крыленко: И решение было?
Коноплева: Отрицательное.
Крыленко: А мотивы были?
Коноплева: Мотивы были такие, что у нас недостаточно сил.
Крыленко: Это было приблизительно аналогичное содержание, аналогичное
решение и аналогичные мотивы оба раза, так?
Коноплева: Да, да. Дело в том, что как раз вся наша военная работа велась
в расчете на выступление. Ведь мы вели около полугода именно эту работу только
в таком расчете.
Крыленко: Скажите, а о связи вашей Военной комиссии в этот момент с Сою-
зом возрождения и его военной работой вам ничего не известно?
Коноплева: Союза возрождения, нет.
Крыленко: Я вопросов пока не имею.
Председатель: Кто имеет еще вопросы?
Луначарский: Дело в том, что мой вопрос относится по существу и к этой об-
ласти и к области террористической работы, но они совпадают. Я хотел спросить
Коноплеву, помнит ли она, что товарищ Володарский был убит как раз 20-го чис-
ла, то есть в самой середине с этой историей с минной дивизией. Не знает ли она,
была ли связь с террористической работой (убийство Володарского) и с работой
военной организации, организовавшей выступление минной дивизии Обуховских
рабочих?
Председатель: Я этот вопрос устраняю. Вопросов больше нет.
Тагер: Меня интересует два вопроса. Вы говорили о двух предположениях вы-
ступлений: первый — в связи с забастовкой, второй — в связи с минной дивизией.
Тогда, когда решался вопрос было отрицательное отношение, то есть не высту-
пать. Кто был за выступление?
Коноплева: За выступление в обоих случаях? В первом случае за выступление
был Семенов, а остальные были против.
Тагер: А во втором случае?
Коноплева: Во втором случае за выступление были я и Семенов. Многие во-
енные работники были тоже за выступление, потому что у нас было совещание
с военными работниками. Остальные были против, не потому, что не нужно вы-
ступать, а потому что был неудачный момент.
Тагер: А вы?
Коноплева: Мы оценивали иначе. Мы подчинялись.
Председатель: Защитник Липскеров имеет слово.
Липскеров: Как активно работавшая в Военной комиссии, вы...
Коноплева: Я в бюро Военной комиссии не была.
Липскеров: Вы знаете что-нибудь об организации комендатуры?
Коноплева: Знаю.
Липскеров: Как она была организована?
Коноплева: Я знаю только одно, что у нас весь город был разбит на районы.
В каждом был назначен комендант, который должен был, во-первых, иметь связь
со всеми нашими ячейками, и, во-вторых, знать о том, какие силы имелись у про-
тивников. В данном случае — у советской власти. Этот учет он должен был вести.
Он был связан не только с нашими партийными. У нас были ячейки не только
614
эсеровские. Были разные. И коменданты были у нас разные. Был один интерна-
ционалист и другие.
Липскеров: Вы не знаете, к какому периоду времени приурочиваются учреж-
дения комендатуры?
Коноплева: Это было в феврале.
Липскеров: После разоружения Преображенского полка?
Коноплева: Я думаю, даже раньше, потому что я помню, что каждый раз была
мобилизация комендантов. Немедленно коменданту сообщалось, что он должен
быть в своем районе.
Липскеров: Вы не можете установить, какое количество комендантов было на
Петроград?
Коноплева: Я не скажу точно. Знаю, что был комендант за Невской заставой,
был комендант на Васильевском острове, на Выборгской стороне.
Липскеров: А в Обуховском районе?
Коноплева: А Обуховский район — это Невско-заставский.
Липскеров: А кто был комендантом Невско-заставского района?
Коноплева: Коменданта Невско-заставского района точно вам не скажу.
Липскеров: А не был ли это Изотов?
Коноплева: Да, я помню Изотова.
Липскеров: А не было ли так, что комендантом Невско-заставского района
был Изотов, а Обуховского был Гонжумов?
Коноплева: Изотов был раньше, чем Гонжумов. Он был пассивным и от рабо-
ты отошел, и остался Гонжумов. Он объединил в конце эти два района.
Липскеров: Какое количество комендатур было на весь Петроград?
Коноплева: Не помню.
Липскеров: Территориально совпадали ли эти комендатуры с территориями
боевых дружин, скажем, Невско-заставская боевая дружина и Невско-заставская
комендатура и Василеостровская боевая дружина и Василеостровская коменда-
тура?
Коноплева: Да, каждая боевая дружина была связана с комендантом, комен-
дант знал все силы боевой дружины.
Липскеров: Скажите, это совершенно обоснованные организации? Коменда-
тура — это одна организация, а боевая дружина — организация.
Коноплева: Да, но только боевая дружина должна была подчиняться комен-
данту.
Липскеров: Дружина должна была подчиняться указам коменданта?
Коноплева: Да, как одна из боевых единиц данного района.
Липскеров: Какая связь была между дружиной и комендатурой?
Коноплева: Да, я могу на это ответить, потому что я это знаю, по Василеостров-
скому району. Комендант данного района должен был знать начальников боевых
дружин и был связан с ними.
Липскеров: А фактически эта связь была или нет? Вы этого установить не мо-
жете?
Коноплева: Я знаю, что была связь. В тот момент, когда было выступление,
то комендант отправлялся в район, в данном случае, по Васильевскому острову,
комендант бывал в районном комитете партии эсеров, где находилась военная
боевая дружина.
Липскеров: Значит, вы устанавливаете, что это совершенно обособленные ор-
ганизации.
615
Коноплева: Совершенно особые.
Липскеров: И персонально они могли возглавляться другими лицами: комен-
датура — одним лицом, а боевая дружина — другим лицом?
Коноплева: Да.
Липскеров: Не можете ли вы сказать, к какому периоду времени относится
организация боевых дружин Петрограда?
Коноплева: До созыва Учредительного собрания уже существовали боевые
дружины.
Липскеров: Военная работа, организация этих боевых дружин во всех районах
Петрограда не относится ли она к декабрю 1917 года?
Коноплева: Да, это допустимо, так как я об этом знала еще до созыва Учреди-
тельного собрания, когда я еще не входила в эту работу.
Липскеров: Мы знаем, какие были непосредственные организаторы, но меня
интересует количество дружинников. До какого количества доходило число всех
дружинников Петрограда?
Коноплева: Я бывала несколько раз на собраниях представителей всех боевых
дружин и, насколько я помню, по информация, которые давались начальниками
боевых дружин, их было человек 70-80.
Липскеров: Это было с кандидатами?
Коноплева: Точно не скажу.
Липскеров: В вашем показании, которое вы дали, говорится, что это количе-
ство доходило до 70-80 человек, но дальше вы говорите, что в районах были и
кандидаты. В показаниях Семенова указывается, что было 50 человек. Не можете
ли вы ответить, 70-80 человек — это было с кандидатами или это был основной
кадр дружинников?
Коноплева: Этого я не помню.
Липскеров: Но кандидаты существовали?
Коноплева: Да, это я знаю.
Липскеров: Скажите, пожалуйста, какие задания стояли перед дружинниками?
Коноплева: Это я могу сказать. Задания были следующие: во-первых, они
должны были вести работу в частях, они должны были завязывать связи в вой-
сковых частях, в тех районах, где дружины были, и где такие части стояли, они
должны были завязывать связи. При помощи этих связей они должны были по-
лучать сведения о настроении воинских частей, о количественном составе частей,
о вооружении, должны были вести чисто разведочную работу. Это было одно из
их заданий. Они должны были знать расположение войск двух частей, и вообще,
вооруженной части данного района, должны были знать, где находятся склады во-
оружения и так далее. Одной из их задач, я помню, было обследование помещений
Советов, в случае выступления, чтобы знать, как лучше его захватить.
Липскеров: Дело, значит в том, что они должны были представлять из себя
авангард?
Коноплева: Да. И, кроме того, конечно, в момент выступления они должны
были действовать как боевая единица.
Липскеров: Правильно ли я выражусь, если скажу, что они должны были пред-
ставлять из себя авангард народных масс, поднявшихся на защиту Учредительно-
го собрания?
Коноплева: Правильно.
Липскеров: Больше вопросов не имею.
Председатель: Защитник Оцеп имеет слово.
R1R
Оцеп: Меня интересует следующий вопрос относительно выступления, в свя-
зи с забастовкой. Вы докладывали трибуналу, что Семенов остался один, признав
возможность выступления?
Коноплева: Да.
Оцеп: В связи с выступлением минной дивизии вы с Семеновым совместно
были против голосов всех и приблизительно в период месяца между тем и дру-
гим?
Коноплева: Да, приблизительно месяц.
Оцеп: Меня интересует, чем объясняется перелом взглядов у вас на возмож-
ность выступления в такой относительно короткий промежуток времени.
Коноплева: Могу ответить на этот вопрос. Дело в том, что когда была забастов-
ка, то помимо тех частей, которые у нас были, кроме броневого дивизиона, кро-
ме боевых дружин и еще какой-то маленькой охраны орудийного завода, у нас не
было почти больше никаких сил. Я не помню всех остальных, но во время высту-
пления минных дивизий у нас появилась достаточно серьезная сила в лице мин-
ной дивизии, которая имела и орудия, и состав людей, и была достаточно сильной.
И первое и второе выступление против Советской власти были неравны. В по-
следний момент оно было гораздо серьезней и сильней, чем в первый момент.
Оцеп: Значит, эту новую силу, в лице минной дивизии, вы считали серьезной,
она вас переубедила, а всех других присутствующих не переубедила, ибо они оста-
лись на прежней позиции невозможности выступить. Так я понимаю?
Коноплева: Да, они остались на прежней позиции.
Оцеп: Теперь позвольте еще последний вопрос. Выступление Семенова и в том
и в другом случаях положительное, оно было подробно аргументировано, или про-
изводило впечатление чего-то торопящегося, невольно вызвавшего эксцессы.
Коноплева: Нет, на меня он такого впечатления не производил. Он был доста-
точно продуман, достаточно организован, аргументирован и имел за собой основа-
ния. Это была не вспышка, а было нечто другое, как мы себе представляли.
Оцеп: Тогда позвольте выводы из этого. Чем же объяснить, что люди, которые,
если я правильно понял, принципиально стояли на выступлении, тем не менее не
соглашались, не взирая на основательный аргумент Семенова, не взирая на введе-
ние этой серьезной силы, какой являлась минная дивизия?
Коноплева: Чем мы это объясняем, я могу сказать. Мы это объясняли тем, что
у Центрального комитета...
Оцеп: Вы отвечаете за себя или и за Семенова?
Коноплева: Я отвечаю за себя и за мнение военных работников. Я считала,
как считали и военные работники, товарищи по работе, вместе со мной, мы счи-
тали, что у Центрального комитета, у партии не хватает гражданского мужества
на последний шаг. То есть нам даются определенные санкции о военной работе
от Центрального комитета. Мы вели военную работу не агитационную, не пропа-
гандистскую, а мы все время вели работу в расчете не выступления. Об этом Цен-
тральный комитет знал. В таком духе велась военная работа все время, и каждый
раз Центральный комитет отступал. Может быть, это и правильно, я не возражаю
против этого, но у меня был такой вывод: или ты веди эту работу и доводи ее до
конца, или ты эту работу не веди. Держать людей в частях под ружьем в течение
полугода — это невозможно.
Председатель: Защитник Карякин.
Карякин: Когда вы первоначально рассказывали, вы как будто указывали, что
зрения представителей Центрального комитета, указывавших на невозможность
617
выступления, состояла в том, что они учитывали реальные военные силы, которые
им казались недостаточными?
Коноплева: Да, они так мотивировали.
Председатель: Скажите, Коноплева, вы говорите, что поставлен был вопрос
о вооруженном восстании, скажем, связи с минной дивизией. Было обсужде-
ние. Вы и Семенов, первый раз Семенов, даже дважды — месяц назад и второй
раз — в июне-июле, первый раз Семенов был за выступление, но представители
Центрального комитета свое «вето» наложили, запретили, второй раз вы и Семе-
нов были за выступление, Центральный комитет запрещает это. Что же, скажи-
те, в первом случае и во втором случае или в середине между этими случаями со
стороны вас или Семенова или других военных работников Военной комиссии
в целом была ли какая-нибудь попытка нарушить этот прямой запрет Централь-
ного комитета?
Коноплева: Нет, мы подчинялись каждый раз.
Председатель: И не возражали против этих действий Центрального комитета?
Коноплева: На этих собраниях отстаивали свою точку зрения, первый раз —
Семенов, во второй раз — оба, но мы подчинялись решению Центрального коми-
тета.
Председатель: Какие-либо попытки этой самой минной дивизии тех или иных
выступлений против Соввласти все-таки имели место или не имели места или все
прошло спокойно?
Коноплева: Нет, все не прошло спокойно.
Председатель: Никакой стрельбы, пальбы и беспорядка и возмущения не
было?
Коноплева: Я всей картины не помню. Никакой стрельбы, пальбы и беспоряд-
ка не было, но было, что часть судов, которая стояла посредине Невы, я не помню
сколько — одно или два, ушли по направлению Ладожского озера, не желая под-
чиняться разоружению. И тогда мы говорили, что если бы рабочие признали их
поддержать, то они стали бы вооруженной рукой.
Председатель: А попытки вооруженного сопротивления разоружению не было?
Коноплева: Не было.
Томский: Скажите, пожалуйста, в вашей повседневной работе вы как военная
партийная работница должны были руководствоваться общей оценкой момента,
которую давал Центральный комитет, анализом политического момента и прак-
тическими анализами из этого вытекающими?
Коноплева: Да.
Томский: Скажите, пожалуйста, этот анализ текущего момента и вводы кон-
кретных задач партии эсеров того момента, совпадали те, которые принадлежали
вам, с тем анализом и теми конкретными выводами, которые вчера в своих пока-
заниях делал бывший член Центрального комитета гражданин Донской?
Коноплева: Видите ли, я ничего точно не помню, что говорил гражданин Дон-
ской, я не особенно хорошо слушала, но я помню в общих чертах, что в партий-
ных кругах считалось, и это было общее убеждение, что массы приходят в себя
от угара большевистского, и это было, что массы, одураченные и охваченные
этим угаром в момент Октябрьской революции, постепенно стали приходить в
себя. Но они еще не столько инертны и неорганизованны, что поэтому и удалось
разогнать Учредительное собрание. Только один момент, и наша задача, задача
партии как раз была в организации народных масс — с одной стороны, и с другой
стороны — задача военной работы была именно подготовка вооруженных сил, со-
618
бирание этих вооруженных сил и выступление в этот момент, когда подымается
народное движение.
Томский: Вчера гражданин Донской в своих показаниях указывал, что пережи-
ваемый момент с его неустойчивыми правовыми нормами ставил под удар и опас-
ность организации социалистов-революционеров, в частности, левых эсеров. Ввиду
этого были организованы боевые дружины, как форма самообороны. Так вот, орга-
низаторы боевых дружин, так ли они понимали задачу боевых дружин, как форму
самообороны от налетов и наскоков или иначе, и Центральный комитет в своих
практических директивах вкладывал в боевые дружины понятия самообороны
партии в процессе происходящей анархии, или некоторое другое содержание?
Коноплева: Дело в том, что я уже раз ответила на вопрос о том, каковы были
задачи этих боевых рабочих дружин: это собирание, организованное, боевиков
данного района, чтобы иметь свою партийную боевую единицу — это раз; и два —
разведка и так далее. Кроме того, был один из моментов, и это я помню, что часто
военной и особенно зимою после раскола с эсерами бывали налеты на партийные
клубы и парткомы и их захватывали. Был такой момент, но это не было основной
задачей организации боевых дружин, а лишь один из моментов ее работы.
Томский: Значит, вопрос о роли боевых дружин, как самообороны, имел крат-
кое проходящее значение в истории существования этих боевых дружин?
Коноплева: Да, второстепенное значение.
Томский: Вопросов больше не имею.
Председатель: Кто имеет вопросы?
Членов: Скажите, пожалуйста, какая роль в плане вооруженного выступления
того времени отводилась генералу Парскому?
Коноплева: Я помню хорошо из разговоров с Семеновым и помню еще с кем-то
из представителей Центрального комитета, кажется, Рабиновичем, о том, что Пар-
ский являлся достаточно серьезным военным работником, и была определенная тен-
денция: во-первых, узнать настроение, а во-вторых, заручиться его согласием в слу-
чае выступления. Я помню хорошо, что как раз с этим Парским велись переговоры в
Военной комиссии через меня. Один из его адъютантов или офицер из его штаба был
моим знакомым и вот, через него велись как раз эти переговоры. Ему было передано,
что мы ждем от него, были выяснены его взгляды, и мы заручились его согласием.
Членов: Какую должность занимал в это время генерал Парский? Был в Крас-
ной армии или был не у дел?
Коноплева: Нет, он был в Красной армии Северного фронта в Гатчине, сейчас
не помню его должность.
Членов: Во всяком случае, он занимал более или менее крупный военный пост
в Красной армии Северного фронта?
Коноплева: Да.
Членов: В чем же должно было конкретно выразиться его содействие планам
военной организации, что хотели от него и на какую поддержку с его стороны рас-
считывали?
Коноплева: Насколько я помню, с ним конкретно разговоры не велись. В об-
щем мы от него заручились принципиальным согласием.
Членов: На что?
Коноплева: На то, что в случае выступления он действительно войдет в воен-
ную работу и будет ею руководить. Это я помню.
Членов: Значит, смысл был такой, что вы заручились его активным содействи-
ем на случай выступления?
Коноплева: Да, такой разговор был.
619
Членов: Теперь у меня вопрос из другой области. Не припомните ли вы отно-
сительно выступления, которое предполагалось в связи с разоружением Преоб-
раженского полка? Это к какому времени относится?
Коноплева: Не знаю.
Членов: До этих двух собраний?
Коноплева: Да, раньше.
Членов: По этому поводу было какое-нибудь совещание?
Коноплева: Точно не помню. Я только помню, как оно состоялось, что неожи-
данно разоружились. Когда они спали, вошли в казарму и захватили сонных.
Членов: Так что это выступление не состоялось по причинам, независимым от
организации? Так это?
Коноплева: Да, помню, что неожиданно. Вот этот момент я помню.
Членов: А какое именно выступление подготовлялось в связи с этим разору-
жением, это вы помните?
Коноплева: Я довольно смутно представляю себе, смутно вспоминаю, что в Во-
енной комиссии был такой план, что если воинская часть будет разоружаться, а она
была определенно под нашим влиянием, то она отказывается разоружаться, и к ней
в помощь должны быть стянуты силы, и это будет началом открытого выступления.
Членов: А вы не помните, какая-нибудь санкция Центрального комитета в
данном случае была?
Коноплева: Не помню.
Членов: Я больше не имею вопросов.
Председатель: Слово имеет защитник Липскеров.
Липскеров: Разрешите, пожалуйста, вопрос. Если коменданты, по вашему
мнению, могли быть беспартийными, то дружинники, безусловно, должны быть
партийными?
Коноплева: Да, дружинники, безусловно, были партийные, это были партий-
ные рабочие дружины.
Липскеров: Не можете ли вы установить, каков был классовый состав этих
дружин? Были это рабочие или интеллигенты?
Коноплева: В большинстве, были рабочие.
Липскеров: А в процентном соотношении, на 60-70 человек сколько могло
быть интеллигентов?
Коноплева: Интеллигентов было очень мало, большинство рабочих.
Липскеров: Как эти дружины были вооружены?
Коноплева: Револьверами разных систем.
Липскеров: Хорошо или плохо они были вооружены?
Коноплева: Не у всех были револьверы.
Липскеров: Хорошо или плохо вооружены?
Коноплева: На мой взгляд, не достаточно, неважно.
Липскеров: Чем вы объясните плохое вооружение дружины?
Коноплева: Отсутствием денег.
Липскеров: Не имею больше вопросов.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Утгоф.
Утгоф: Скажите, пожалуйста, на вопрос председателя о шпионаже вы ответи-
ли, что получали сведения о количестве орудий на кораблях и их колибре?
Коноплева: Да.
Утгоф: А известно ли вам, что эти сведения периодически публиковались
в Морском сборнике, который издавался под редакцией Великого князя Алексан-
дра Михайловича?
620
Коноплева: Нет, не известно.
Утгоф: А полагаете ли вы, что морские офицеры, например, офицер с «Андрея
Первозванного», мог не знать о существовании этого морского сборника?
Коноплева: Не знаю.
Утгоф: Я не имею больше вопросов.
Гендельман: Скажите, правильно ли я вас понял. Вы говорите, что Центральный
комитет не дал своей санкции на выступление, на использование разоружения ди-
визии и другие выступления, потому что у него не хватало гражданского мужества?
Коноплева: Да.
Гендельман: Вы при этом убеждении и сейчас остаетесь?
Коноплева: У меня сейчас такое убеждение, потому что я знаю последующую
боевую работу; тогда у меня было такое убеждение.
Гендельман: Значит, если бы у него гражданского мужества хватило бы тогда,
то он должен был дать свою санкцию на выступление?
Коноплева: Дело в том, что им было ясно, что если нам дадут разрешение вести
военную работу в таком направлении, в таких-то и таких-то формах, то безусловно
руководящие органы учитываю обстановку и не бессознательно дают директивы,
а безусловно исходя из того, что восстание, возможно, сейчас или в ближайшее
время. Только тогда имела смысл эта работа.
Гендельман: Теперь не об этом идет речь. Я спрашиваю, вы говорите, что на
этом совещании разбирался вопрос о том, можно или нельзя выступать, расцени-
вали соотношение сил?
Коноплева: Да.
Гендельман: И вы говорите, что у Центрального комитета не хватило муже-
ства, и вы сейчас остаетесь при этом убеждении. Значит, с вашей точки зрения,
если бы граждансого мужества или какого-то мужества у Центрального комитета
хватило, то положение было не безнадежно для восставших, т. е. не такой уж пе-
ревес был у Советской власти, как вы считаете теперь, вероятно?
Коноплева: Дело в том, что мы принимали в расчет не только силы, а и настро-
ения. По нашему мнению, как и по мнению партии, оценка настроения была та-
кова, что большинство петроградского пролетариата было настроено не в пользу
советской власти. Мы из этого исходили и на этом строили свою военную работу.
Гендельман: Значит, тогда вы и ваш товарищ Семенов расценили, что настрое-
ние петроградского пролетариата было не за светскую власть?
Коноплева: Да, Центральный комитет был того же мнения.
Гендельман: Теперь скажите, как Центральный комитет расценивал роль пар-
тии в восстании масс: считал ли он, что партия должна вызывать это движение
масс или наоборот, что, когда назрело настроение масс, когда назрела воля масс
к ниспровержению советской власти, только тогда партия могла оформить это
массовое движение. Как считал Центральный комитет, должна ли партия вызвать
движение масс против Советской власти, или, напротив, он считал, что настрое-
ние масс против Советской власти и воля их к ниспровержению Советской вла-
сти должна созреть, и партия должна это движение оформить? Мыслил ли себе
Центральный комитет, я скажу понятнее, что партия может начать движение вне
определившейся и оформившейся воли масс к этому движению? В меня поняли?
Коноплева: Да, поняла. Центральный комитет считал, что он может только
тогда возглавить выступление, когда созреет и так далее. Но в то же время Цен-
тральный комитет считал, что настроение петроградского пролетариата — анти-
большевистское.
Гендельман: Он и не ошибался.
R71
Коноплева: И вел военную работу в этом направлении.
Председатель: Слово имеет обвиняемый Лихач.
Лихач: Какие боевые силы были введены в Военную комиссию?
Коноплева: Я помню броневой дивизион, который мы должны были двинуть
в помощь Обуховскому району, помню охрану орудийного завода, остальных ча-
стей — не помню.
Лихач: Вы твердо помните, что броневой дивизион был?
Коноплева: Да.
Лихач: Совершенно твердо?
Коноплева: Да.
Лихач: В конце июня и в начале июля?
Коноплева: Да.
Лихач: И руководителем этого броневого нелегального дивизиона был в то
время в Петрограде Шкловский?
Коноплева: Не помню.
Лихач: А кто руководил броневым дивизионом?
Коноплева: Не помню.
Лихач: Значит, броневой дивизион был, а Шкловского не было?
Коноплева: Не помню.
Лихач: Относительно отсутствия гражданского мужества... Это было в конце
июня или в начале июля, в это время существовал Волжский фронт?
Коноплева: Да.
Лихач: Так что гражданское мужество все-таки было?
Коноплева: Там не сама партия выступала, а была помощь чехословаков, там
было много других.
Лихач: Но Комитет членов Учредительного собрания был?
Коноплева: Мы считали, что Волжский фронт существует с одной стороны,
а восстание в Петрограде — с другой стороны, и Волжский фронт, и восстание по-
могают друг другу. Мы помогали Волжскому фронту.
Лихач: Теперь дальше. Относительно лично меня. Вы говорите, что я был на
собрании. Я до сих пор слыхал об одном собрании. Здесь когда спросил предсе-
датель, Коноплева показывала об одном собрании. После этого она показывала
о двух собраниях, одно относится к концу мая или к началу июня, а другое —
к концу июня или началу июля. Я был на одном или на двух собраниях?
Коноплева: Я вас помню на одном.
Лихач: На каком?
Коноплева: На собрании минной дивизии.
Председатель: Чтобы нам сейчас же зафиксировать: вы только что установи-
ли, что Комитет членов Учредительного собрания был партийным.
Лихач: Он состоял из членов партии, ясно, что партия возглавляла Волжское
движение, но партийным он не был, так как туда ходили и не партийные члены. Если
вы хотите занести это в протокол, то я должен сказать, что это простая оговорка.
Председатель: На оговорку я вас не хочу ловить.
Крыленко: Надо установить, что в документах по делу имеется справка о том,
что в определенное время в «Семеновских известиях», приобщенных к делу, есть
извещение о том, что в Самару приехал Дутов и вступил в Комитет Учредитель-
ного собрания.
Председатель: Подсудимый Лихач говорит, что это оговорка.
Гоц: Я свое разъяснение в связи с показаниями Коноплевой дам завтра, сегод-
ня уже поздно. Я хотел выяснить только один вопрос о генерале Парском. Вы го-

ворите, что вы были знакомы с его адъютантом. Это я помню, вы мне передавали
о знакомстве с его адъютантом, помню, что вы говорили, что вы с ним беседовали,
но абсолютно не помню, чтобы вы передавали мне в то время, что генерал Парский
действительно согласился вступить в какие бы то ни было переговоры с нашей
военной организацией. Вы твердо помните, что действительно генерал Парский
согласился? Вы лично с ним говорили?
Коноплева: Я говорила с его адъютантом.
Гоц: А с Парским?
Коноплева: Нет.
Гоц: Вы позволите мне заявить, я могу совершенно определенно здесь уста-
новить, что никаких сношений с генералом Парским у нашей военной организа-
ции не было. Генерал Парский был все время чрезвычайно лояльно настроен к со-
ветской власти. Я помню это из следующего эпизода. Когда в июле группа лиц
задумала издать сборник «Народ и армия», в котором между прочим участвовал
и я, у нас была мысль обратиться к генералу Парскому как видному военному
специалисту. Он отказался вот по этим соображениям.
Председатель: Да, это верно.
Гоц: Вот этот факт я и хотел бы установить.
Председатель: Защитник Томский, для вопроса.
Томский: Скажите, пожалуйста, товарищ Коноплева, вы что, по собственной
инициативе собирали сведения о количестве орудий на этих миноносцах и на дру-
гих военных судах, или по чьей-нибудь директиве, указаниям и инструкциям?
Коноплева: Нет. Это было по плану Военной комиссии.
Томский: А скажите, пожалуйста, о количестве орудий только на данных ми-
ноносцах или трайлерах, о количестве, имеющихся там трехдюймовок — только
их там, или о состоянии этих орудий, о снабжении, сколько находится по этим
орудиям снарядов, в каком состоянии само судно, его боеспособность?
Коноплева: Мы узнавали о калибрах орудий, о количестве и также о запасах.
Это мы узнавали.
Томский: И о настроении экипажа, конечно?
Коноплева: И о настроении экипажа, безусловно.
Томский: Позвольте, пожалуйста, еще один вопрос. Сейчас один из бывших
членов Центрального комитета, кажется, Гендельман, указал, а вы согласились,
что задачей партии было оформление воли масс? Но как понимали рядовые или
выше рядовых работники эту задачу оформления воли масс. Понимали ли они ее
в том смысле, что массы выявляют свою волю, а вы ее механически организовы-
ваете, и когда внутри ее воля созревает, то вы эту волю, во главе этой воли стано-
витесь, а для того, чтобы эта форма выявилась, полагаю, что вы не детерминисты
были, вы эту волю содействовали оформлять, то есть указывали, куда эту волю
масс направить. Как оформляется эта воля масс, как вы понимали, то есть просто
массы созревают, а потом вы механически организуете их немедленно, помогаете
выявляться, и сами становитесь во главе, или вы говорите массам, что их воля
должна быть направлена на это и на то?
Председатель: Товарищ Томский, нельзя ли не столь теософически ставить
вопрос. Пожалуйста, поставьте вопрос проще.
Томский: {Коноплевой) Вы поняли меня?
Коноплева: Я вас поняла отлично, как мы организовывали вообще выступле-
ние в Петрограде. Дело в том, что мы считали, то настроение масс, антибольше-
вистское, достаточно созрело, но что масса сама по себе настолько недейственна,
настолько инертна, что ей нужен какой-то толчок для выступления, и в данном
623
случае мы расценивали разоружение минной дивизии и разоружение полков, как
определенный толчок, который даст возможность выявляться энергии масс. Это
вы спрашиваете меня?
Томский: Да, но вот вы подходили к вашей военной работе, вы имели общение
с матросами и солдатами. Вам приходилось им говорить, как член партии, выпол-
няя директивы Центрального комитета, вы им говорили только — организуйтесь,
или вы им говорили, для чего организуйтесь?
Коноплева: Нет, мы говорили, организуйтесь для выступления. Вам придется
бороться с оружием в руках, это мы говорили определено.
Томский: Как отнесся Центральный комитет в лице Гоца к вашему сообщению
о переговорах с адъютантом Парского. Запретил он вам или одобрил?
Коноплева: Гр. Гоц как раз говорил. Между прочим я этого момента не помню,
что я говорила с ним, но я хорошо помню, по этому поводу говорила с Семено-
вым и говорила с Рабиновичем. Гоц, я помню, говорил, что надо было быть очень
осторожным. Но одно дело давать свою подпись под статьей в этом сборнике, о
котором говорил гр. Гоц, и другое дело, когда ему передается через лицо, которому
он безусловно доверяет, совершенно конспиративным способом потому, что мне
нужно было много времени потратить, чтобы убедить их, что об этом абсолютно
никто не будет знать, и только при том условии, что будет соблюдена абсолютная
конспирация, Парский обещал свое содействие в будущем, не в данный момент
в военной работе, а в будущем, в момент уже определенного восстания.
Томский: Я больше не имею вопросов.
Председатель: Защитник Катаньян.
Катаньян: Я отказываюсь.
Крыленко: Я хотел в связи с этим задать вопрос Гоцу. Я прослушал немного
ваш ответ.
Председатель: (к публике) Я прошу соблюдать спокойствие. Вы систематиче-
ски сегодня мешаете ведению дела.
Крыленко: Вы устанавливаете, гр. Гоц, прежде всего факт, что вы имели по
этому поводу сведения?
Гоц: О чем?
Крыленко: Относительно переговоров с Парским.
Гоц: Да, может быть, только не мне лично говорила гр-ка Коноплева, но я знал
о том, что она собиралась беседовать, и, кажется, беседовала с адъютантом гене-
рала Парского, и знал также, что генерал Парский занимал тогда по отношению
к Советской власти вполне лояльную позицию.
Крыленко: Но это, что касается вас. Скажите, что же делал ЦК?
Гоц: Моя позиция была нелояльна. Это во избежании лишнего разговора.
Крыленко: Вопрос не относительно вашей индивидуальной позиции. Вопрос
стоит гораздо более серьезно. А именно. Узнавши о том, что член партийной орга-
низации имеет нелегальное сообщение с лицом, занимающим высший командный
пост, что же по этому поводу, какие соответствующие указания были даны или
нет? Или был только один факт доведения до сведения и все?
Гоц: Я не понимаю вопроса.
Крыленко: Когда вам или другому члену ЦК стало известным, что ведутся
переговоры с Парским, то с вашей стороны были даны какие-нибудь соответ-
ствующие указания или ограничились только принятием к сведению? Затем, эти
сношения имели место по собственной инициативе или раньше, чем имели эти
сношения, вам тоже было известно?
Гоц: Госпожа Коноплева сообщила мне или другому товарищу, она утверждает,
что мне, очевидно, это так и было, что она имеет возможность через знакомого
своего офицера выяснить умонастроение генерала Парского. Я против этого аб-
солютно ничего не возражал, ничего не имел. Вернувшись, она сообщила мне или
другому товарищу, не помню, это неважно, что она беседовала с адъютантом гене-
рала Парского, но никаких разговоров с ним самим не имела. Причем в этой пере-
даче, она не упомянула ни разу, что генерал Парский обещал содействие. Если
бы так было, я бы ничего с моей точке зрения не усмотрел. Я это сказал просто
для установления факта, а не для того, чтобы сделать отсюда какой-нибудь вывод
о нашем отношении к таким разговорам.
Председатель: Я призываю публику к порядку. Здесь только присутствуют
и слушают, но не участвуют.
Крыленко: Можно понять так, что предварительное ведение переговоров через
третье лицо для установления, как выразились, умонастроения Парского, санкция
ваша была?
Гоц: Да, я это знал. Я против этого не возражал.
Крыленко: Цели этого выявления умонастроения Парского, на которое вы
дали санкцию?
Гоц: Она явствует из того поручения, которое я дал.
Крыленко: Но конкретно?
Гоц: Я хотел узнать умонастроения Парского.
Крыленко: На предмет чего?
Гоц: Тогда уже был Восточный фронт, и мы были заинтересованы в том, чтобы
привлечь к делу воссоздания Восточного фронта действительно дельного и респу-
бликански настроенного генерала.
Крыленко: С точки зрения?
Гоц: Таким был, с моей точки зрения, генерал Парский. Он был и республикан-
ски настроенный генерал и прекрасный специалист.
Крыленко: Значит, с точки зрения обычной терминологии: в целях склонения
к государственной измене?
Гоц: Это, гр. Крыленко, предоставляю вам выражаться в ваших терминах, как
вам угодно. Свою точку зрения я сформулировал.
Крыленко: Ясно.
Гоц: Я считаю, что если считаться с тем, кто является государственным из-
менником, кто продавал Россию, кто предавал революцию, то это вы, а не мы, вы
предатели России (в публике шум, крик, свист). Это мой ответ вам и всем тем
крикунам, крики которых меня очень мало интересуют.
Крыленко: Я хочу только просить трибунал...
Гоц: Я просил бы хулиганствующие элементы сдерживать, гр. председатель.
Председатель: Я в некоторые моменты бессилен удерживать обвиняемых, ко-
торые имеют возможность, не покидая зала судебного заседания, здесь же совер-
шенно не относящимся к делу крикливыми заявлениями вызвать соответствую-
щее поведение публики.
Гоц: Я был спровоцирован государственным обвинителем.
Председатель: Государственный обвинитель держался в рамках определенно-
го закона. Если вам, обвиняемый Гоц, угодно было спровоцировать публику на
крик, то я вынужден призвать к порядку и вас и публику.
Гоц: И прокурора Крыленко.
Председатель: Прокурор Крыленко был в полном праве квалифицировать
определенные действия с точки зрения действующего в РСФСР закона. За это
государственного обвинителя трибунал никоим образомпризвать к порядку не
может. Я просил бы в дальнейшем держаться фактов.
Гоц: Я буду держаться фактов, но просил бы гр. Крыленко делать квалифика-
ции в тех выражениях, которые ему свойственны, как прокурору, но не обращать-
ся ко мне с такого рода заявлениями, ибо я буду всегда реагировать на них так, как
реагировал.
Председатель: Вы вправе не отвечать на любой вопрос государственного об-
винителя.
Гоц: Я это слышал.
Председатель: Вы можете реагировать в той форме, какую вы найдете угод-
ной, т. е. путем выкриков, но не удивляйтесь публике, которая также будет реаги-
ровать соответственно.
Гоц: Я не удивляюсь.
Крыленко: Я хотел констатировать следующие факты, что в моих заявлениях
и вопросах цель, которую я обязан преследовать — сводить факты, которые уста-
навливаются в данном случае, тем более, что это очень важно самим обвиняемым,
как определенную квалификацию, которая имеет только одно назначение.
Гоц: Вы спрашивали о моей точке зрения?
Крыленко: Которая имеется в статье уголовного кодекса. Я должен заявить
одно, что такого рода заявление, которое адресовано ко мне, исполняющему обя-
занности, которые на меня возложены, я могу объяснить только тем состоянием,
в котором находится подсудимый, и по своему официальному положению не могу
на них реагировать.
Гоц: Я нахожусь в спокойном состоянии.
Крыленко: Скажите, известны ли вам какие-нибудь иные попытки в этот пе-
риод такого же характера?
Гоц: В Петрограде?
Крыленко: Да.
Гоц: Нет, не известно.
Крыленко: Скажите, пожалуйста, вот это ваше сообщение, которое вы получи-
ли от обвиняемой Коноплевой, было ли вами, или, если не вами, то в вашем при-
сутствии обсуждаемо какой-либо из партийных руководящих организаций?
Гоц: Нет.
Крыленко: Так что никакого специального доклада по этому поводу не было?
Гоц: Нет, я вполне удовлетворился тем отрицательным ответом, который она
мне привела. Дальнейшие разговоры на эту тему ввиду отрицательного отноше-
ния генерала Парского, я считал лишним.
Крыленко: А до результатов, которые выяснились после переговоров, когда
предварительно давалась санкция? По этому поводу было совещание?
Гоц: Нет, не было.
Крыленко: Это вы на свой страх и риск брали?
Гоц: Да.
Крыленко: Я не имею вопросов.
Лихач: Гр. председатель, можно ли прервать заседание с тем, чтобы завтра
продолжить с 12 до 8 с коротким перерывом.
Председатель: Теперь мы переходим к формальным вопросам. Со стороны го-
сударственного обвинителя есть какие-нибудь формальные заявления?
Покровский: В связи с заявлением Лихача о том, что партия принимала
большое участие в волжском движении, как он выразился, даже значительно
сильнее, партия возглавляла движение, я прошу присоединить ряд документов,
626
касающихся этого самого волжского движения: во-первых, номер казанской газе-
ты «Народное дело» — орган партии с.-р. (№ 21. Казань, четверг 5/23 сентября
18 года) заключающий в себе приказ № 174 и 175, по Казанскому гарнизону. Затем
приказ по Казанскому гарнизону № 189 от 4 сентября 1918 г., имеющийся у меня
в форме отдельного листка. Затем воззвание начальника войск Северной группы
Комитета членов Учредительного собрания полковника Степанова от 6 сентября
18-го года к молодым войскам народной армии. «Обращение к гражданам кре-
стьянам» без числа, подписанное чрезвычайным уполномоченным Комитета чле-
нов Учредительного собрания, товарищем управляющего Военным ведомством
В. Лебедевым. Затем «Воззвание от Народной армии к солдатам Советской ар-
мии» и агитационный листок, подписанный агитотделением отдела формирова-
ния Народной армии Казани и, наконец, адрес согражданам Казанской губернии.
Все эти документы характеризуют или действия властей, поставленных Комите-
том Учредительного собрания, или те приемы агитации и пропаганды, которые
велись там властями и вообще всеми органами, действующими по уполномочию
Комитета членов Учредительного собрания.
Председатель: Есть еще какие-нибудь ходатайства со стороны государствен-
ного обвинителя?
Крыленко: С моей стороны — нет.
Председатель: А со стороны защиты?
Защита: Нет.
Гендельман: Я попросил бы гр. обвинителя сообщить, какие у него имеются
сведения о подлинности этих документов. Я спросил товарищей, которые были
на Волге и должен сказать, что, например, документ «Солдатам Красной армии»
за подписью «Народная армия», уже тем вызывает сомнения, что там такой под-
писи нигде не было. Другие документы, ни один из них, кроме газеты, нам на гла-
за не попадался и сами по себе они по внешнему виду не дают гарантии, что они
были действительно напечатаны там, где утверждает гр. Покровский. Они напеча-
таны в каком-нибудь другом месте, может быть, где-нибудь поближе.
Председатель: Тогда давайте разделим этот вопрос. Прежде всего относитель-
но газеты.
Гендельман: Относительно газеты «Народное дело» у меня и товарищей нет
оснований сомневаться, что это подлинная газета, издававшаяся в Казани, а от-
носительно всех этих документов, то ни один из них нам в глаза не попадался, и по
своему внешнему виду они не дают никакой гарантии, что они имеют то проис-
хождение, которое им приписывает гр. Покровский. Я прошу пока только разъ-
яснения, может быть, у него есть какие-нибудь доказательства?
Покровский: Во-первых, некоторые из этих документов были опубликова-
ны в тогдашних Казанских газетах, например, документ — обращение Лебедева,
о котором вы ничего не сказали, он был опубликован в одной казанской газете,
которая у меня есть, но которую я не представил, потому что считаю, что этого
совершенно недостаточно.
Гендельман: Лучше было бы, если бы вы ее представили.
Покровский: Я не знаю, зачем это, я думаю, этого достаточно.
Председатель: Если оспаривают, то лучше, если представите.
Покровский: Слушаю. Это газета «Народная жизнь» внепартийная, суббота
24 августа, где напечатано обращение Владимира Лебедева к гражданам крестья-
нам. Затем, что касается приказов казанского коменданта, генерал-лейтенанта
Рычкова, я думаю, что нет оснований сомневаться в подлинности приказов. Два
напечатаны в газете, подлинность которой вы не отрицаете, а другой есть продол-
627
жение предшествующего и напечатан за № 184 и, так как* они тесно связаны по
содержанию, то я полагаю, что сомневаться в них не приходится. Они все имеют
в виду репрессивные меры против рабочего движения, проходившего тогда в Ка-
зани. Что же касается другого документа, я не могу представить газетного номе-
ра, но мне сейчас сказали, что такая газета есть, и я, может быть, смогу ее пред-
ставить. Оспаривание одного или другого документа есть один из моментов су-
дебных прений, к прениям мы не приступали и нам остается зафиксировать, что
граждане обвиняемые считают эти документы недействительными, а к моменту,
когда я буду намерен использовать их, то должен буду представить доказатель-
ства, что эти документы подлинные.
Гендельман: Относительно представленного номера «Народной жизни», он под-
тверждает мои подозрения и недаром гр. Покровский не хотел представить этого
документа. Меня удивляет, что приказ за подписью Лебедева ни в одной из партий-
ных газет не был напечатан, а напечатан во внепартийной газете «Народная жизнь».
Было бы естественнее, что приказ Лебедева был напечатан в партийной газете. Не
знаю, какого года эта газета, известно, что тогда было много разного рода провока-
ционных документов. Я констатирую, что этот документ напечатан в газете «Народ-
ная жизнь», физиономия которой мне не известна, но я вижу, что это орган непар-
тийный, несоциалистический. Относительно других документов я все-таки прошу
гр. Покровского, поскольку он говорит, что в каких-то газетах они напечатаны, пред-
ставить эти газеты, тогда и трибунал и мы получим возможность судить о них.
Председатель: Против присоединения двух представленных газет вы не воз-
ражаете, а отдельные листки, которые не повторяются в газетах, не считаете не-
обходимым присоединить?
Гендельман: Приобщить их можно, это дело трибунала, но я выражаю сомне-
ние в том происхождении, о котором говорит гр. Покровский.
Председатель: А заключение защиты относительно приобщения?
Тагер: Газеты приобщить можно, а вопрос о документах, может быть, оставить
на некоторый срок открытым. Тем более что гр. Покровский заявил, что он поста-
рается газеты представить, тогда можно будет этот вопрос разрешить.
Председатель: Тогда мы и будем судить о газетах, а сейчас нам нужно судить
о документах в том виде, как они представлены. Каково заключение защиты, счи-
тает ли защита необходимым эти документы присоединить в том виде, как они
представлены или не присоединять?
Тагер: Я думаю, что их не стоит присоединять, так как они документальной
формы не имеют.
Крыленко: Я тоже хотел по этому поводу высказать следующее: когда возбуж-
дается ходатайство о приобщении того или другого документа той или иной сторо-
ны, указанное ходатайство должно быть обосновано следующими положениями:
что этот документ имеет отношение к данному делу, затем стороны, приобщая до-
кумент, могут приводить необходимые доказательства, относящиеся к характеру
этого документа, его происхождение и пр. Поскольку противоположная сторона
высказывает сомнение в подлинности этого документа, что он происходит не от-
туда, откуда утверждает его происхождение другая сторона, это вопрос другой, но
одновременно должно быть точно сказано заключение о том, приобщить к делу
или не приобщить к делу, ставить этот ответ в зависимости от того, какие дока-
зательства представит та или другая сторона подлинности этого документа, — не
есть прямой ответ. Сторона вправе сказать, что она не возражала против пред-
ложения указать те или другие обстоятельства, и тогда она просит о занесении в
протокол, об отметках, об обращении внимания и т. д. Это неважно, но важно бы-
628
ло бы знать и слышать, что сторонами подлинность этих документов оспаривает-
ся или нет. Утверждают, следовательно, они, что эти документы не там изданы, где
указывает обвинение, или нет, вот что важно, и основывается ли на этом стороною
отвод документа. Оспаривание факта, что эти документы не там изданы, также яв-
ляется принципиально важным и желательно его заслушать. Отвод есть или нет?
Гендельман: Как по закону свидетель не может показывать, основываясь на
слухах, неизвестно откуда исходящих, так не может тут иметь значения для дела
документ, неизвестно откуда исходящий, и гр. Покровский на мой вопрос не пред-
ставил доказательства, откуда эти документы исходят; и если только эти докумен-
ты были напечатаны где-либо поближе, или в свое время изданы в какой-нибудь
провокационной организации, то, конечно, они никакого отношения к делу иметь
не могут, пока гр. Покровский не представит доказательства того, откуда эти до-
кументы исходят, то они, конечно, должны быть также отвергнуты, как и свиде-
тельские показания, основанные на слухах, неизвестно откуда исходящие.
Тагер: Вопрос прост. Ни обвиняемые, ни трибунал не смогут нас упрекнуть
в том, что мы до сих пор возражали против представления тех или других доказа-
тельств. Мы всегда шли этому навстречу. Ошибка думать, и с этим согласится и
обвинитель, что всякий лист бумаги с напечатанными на нем словами, есть доку-
мент в судебном следствии. Для того чтобы эта бумага могла иметь документаль-
ное значение, нужно указать те обстоятельства, при которых она создана и откуда
она исходит, и что это за бумага. Иначе можно написать на бумаге все, что угодно,
и на этом основании приобщить ее к делу. Я хотел пойти навстречу обвинению
и предложил оставить вопрос открытым. Трибунал это отклонил. Тогда с формаль-
ной точки зрения есть одна только возможность: эту бумагу к делу не приобщать.
Покровский: Я знаю, что это очень сложная вещь. Что эти документы действи-
тельно подлинные, для меня никакого сомнения нет, ибо вот один из документов,
напечатанный в газете, которого не оспаривает обвиняемый. Он имеется у меня
в форме такого же точно листа, который имеется у меня и который не напечатан
в газете. Совершенно ясно, что мы имеем дело с подлинным приказом, который
отдельно расклеивался, очевидно, и кроме того, печатался в газетах. Спор, кото-
рый возбуждает гр. Тагер, можно возбудить решительно против всего. Можно на-
чать доказывать, что здание, в котором мы находимся, в котором мы заседаем, не
здание, что Москва, не Москва и т. д. представьте доказательство, что такое зда-
ние действительно существует. Я думаю, что факт может быть установлен двоя-
ким путем, во-первых, представления газет, где это напечатано. Почему-то газеты
представляются обвиняемым более убедительными доказательствами, не знаю
почему. Потому что, в конце концов, можно подделать и газету совершенно также,
как любой документ, и тогда я бы советовал возбудить ходатайство об удостове-
рении от редакции, что такой-то номер газеты действительно был именно этой
газетой выпущен, а не сфабрикован нарочно большевиками. Это первый способ,
т. к. газета допускается обвиняемыми. Во-вторых, можно вызвать свидетелей из
города Казани, которые, вероятно, видели, читали их, и которые засвидетельству-
ют, что они действительно читали такие приказы, и такие приказы были. Так что
это можно доказать известным способом, к какому способу мы и прибегнем впо-
следствии. Само собой разумеется, что сейчас спорить о документах не приходит-
ся. Трибунал решит, документы эти представляют какой-нибудь интерес для дела.
Если они представляют интерес для дела, то само собой разумеется, трибунал не
откажет их приобщить.
Гендельман: Гр. Покровский совершенно прав говоря, что можно напечатать
и подделать газету, и, учитывая это, я и газету рассмотрел. По внешнему виду она
629
у меня не вызвала сомнения. Что касается документов, то один из них подписан
«Народной армией». Совершенно нелепая подпись, и это вызывает сомнения, ибо
Народная армия может выступать или выпускать воззвания в лице своих каких-
либо учреждений. Это уже вызывало сомнения в происхождении этого документа.
Мне неизвестно, откуда этот документ получил гр. Покровский. Он утверждает, что
подлинность этого документа можно подтвердить показаниями свидетелей, кото-
рые вызваны. Вчера мы слышали от гр. Крыленко ходатайство о вызове 4 свидете-
лей и заявление, что эти 4 свидетеля желают дать показания о том, что они слышали
и видели. Теперь гр. Покровский говорит, что они будут утверждать...
Крыленко: Это Казань, а то Самара.
Гендельман: Не перебивайте, гр. Крыленко. Очевидно, гр. Покровский этих
свидетелей уже допросил в каком-то порядке вне судебного следствия. Ибо было
заявление гр. Покровского, что эти свидетели подтвердят эти документы, что они
видели и читали. Вот все это, граждане, после в особенности тех моих слов, ко-
торые я сегодня сказал по этому поводу о том, какие здесь имеются показания
свидетелей, равно являются ли они свидетелями, или сидят на скамьях подсуди-
мых, после того, как я сейчас ознакомился, после всего этого я имею основание
чрезвычайно настороженно относиться ко всем документам, которые представ-
ляет обвинение. И вот пока гр. Покровский не скажет, откуда он эти документы
получил, пока он не представит доказательств — откуда они, и покуда не докажет
происхождение этих документов, покуда я не буду знать, что они являются прово-
кационными, до тех пор я не могу согласиться на их приобщение.
Крыленко: Я должен сказать, что я видел этот документ в первый раз сегод-
ня. Но те свидетели, о которых я говорил, они относятся к Самаре, а все эти до-
кументы относятся к Казани, так что, исходя из этого факта, все умозаключения
Гендельмана основаны либо на прямом незнакомстве с этими документами, либо
на невнимательном их прочтении, либо на невнимательном слушании того, что
я говорил вчера, и в этом отношении являются необоснованными. А что касается
самого характера этих документов, то, полагаю, что имеется совершенно опреде-
ленный способ установления их подлинности, за исключением только одного,
подписанного как раз «Народной армией». Что касается других, за исключением
одного этого, все остальные содержат в себе некоторые объективные моменты. Это
подписи полковника Степанова, Лебедева, начальника гарнизона Рычкова, агит-
отдела формирования Народной армии. Тут подписи либо определенных учрежде-
ний, либо официальных лиц. Следовательно, определенным порядком в момент,
когда мы будем иметь дело с этим периодом ведения судебного следствия, всегда
будет иметься возможность путем допроса тех свидетелей, которые уже занесены
в списки свидетелей пытаться, по крайней мере, установить, был ли действитель-
но такой Степанов, был ли агитационный отдел, помещался ли он там, где указан
адрес и т. д. Эти доказательства еще в нашем распоряжении. Отсюда процессуаль-
ных вывода два: один — либо защита и та сторона могут заявить, что до того мо-
мента они категорически высказываются против приобщения — это одно, а другой
процессуальный вывод — заявить, что против приобщения этих документов, как
фактов, характеризующих то, что такого рода воззвания, помечавшиеся такими-то
адресами, имели место, затем в определенный момент путем свидетельских пока-
заний и тех или иных прений оспаривать или нет. Это другое дело. Какой из этих
выводов возьмет защите — ее дело. Для нас важно одно: во-первых, что до сих пор
не спорившая против приобщения документов защита, против данного документа
спорит. Это раз. Это политический и практический вывод. Во-вторых, трибуналу
R.40
предстоит разрешить по усмотрению ему представленными законами заслушать
такое заключение, которое даст та сторона за или против приобщения.
Председатель: Слово товарищу Луначарскому.
Луначарский: Я хотел бы только установить факт путаницы между казанскими
и самарскими свидетелями. Когда товарищ Покровский указывал на возможность
путем свидетельских показаний установить факт, то он имел в виду казанских жи-
телей, которых можно спросить об этом, а заранее подготовленных свидетелей,
которых нет вообще и которых гр. Гендельман, так осторожно относящийся к про-
цессу (у страха глаза велики) усмотрел на нашей стороне.
Тагер: Если обвинение хочет заключение защиты, то оно должно понять, что
защита не может высказываться за приобщение тех документов, подлинность ко-
торых обвиняемые заподозрили.
Членов: Вопрос ставится защитою первой группы обвиняемых с процессуально-
юридической точки зрения немного неправильно. Каждая сторона имеет право
и обязана относиться к каждому документу с сугубой осторожностью, но это от-
носится, как соображение к моменту оценки документов и не может быть реша-
ющим доводом, когда речь идет о приобщении. Поэтому к первому моменту, ха-
рактеризующему определенную осторожность, выдвигаются другие юридические
соображения, что документы неизвестного происхождения. Если гр. Покровский
ответит, откуда он их взял, а ему ничего не стоит ответить на этот вопрос, то вряд
ли это удовлетворит тех, кто возражает против этих документов. Документ, отно-
сительно которого можно сказать, что он неизвестного происхождения, это такой,
на котором нет признаков, по которым мы могли бы проверить его подлинность,
если на нем нет подписи, нет даты, нет указания о месте происхождения, тогда
можно действительно сказать, что этот документ подозрительный и приобщению
к делу до установления этих обстоятельств не подлежит. Я не понимаю, по ка-
кой теории доказательского права можно считать авторитетным документом га-
зету и не считать пронумерованного, снабженного датой и указанием фамилий
должностных лиц, подписавших его, военный приказ. Всем известно, что военные
приказы размножаются путем напечатания на листках на предмет расклеивания
по городу. Газета, и это доказывает нам практика, когда белогвардейцы фабри-
ковали за границей «Правду», газеты можно также подделать, как и приказ, так
что с этой точки зрения, будучи последовательным, нужно не приобщать и газету.
Я считаю, что правильный путь был бы таков, что нужно все документы, на которых
есть указание даты, местопроисхождение и подписи, должны быть приобщены, это
относится к 5 документам из данных 6, причем всякому, кому внушает сомнение
подлинности документов, предоставляется право во время процесса опорочивать
их, т. е. доказывать, что хотя есть подпись Лебедева и приказ за номером таким-то,
но не было ни Лебедева, и не было такого номера приказа, а это кто-нибудь сфабри-
ковал. Это всегда можно доказать по отношению ко всякому документу, хотя бы
даже по отношению к документам, лежащим в тех толстых томах и папках, которые
были приобщены к делу с самого начала. А вот документ, на котором изображена
подпись «Народной армии» и на котором нет ни места напечатания, ни числа, ни
номера, я бы в видах осторожности, раз против него возражают, не приобщал.
Председатель: Суд удаляется на совещание.
{После совещания)
Председатель: Заседание возобновляется. Верховный трибунал определил:
газету «Народная жизнь» № 2 с датой суббота 24 августа 18-го года, как имею-
631
щую непосредственное'отношение к делу, к делу присоедййяггь. Газету «Народное
дело» № 21 с датой 5/23 сентября 1918 года, как имеющую непосредственное от-
ношение к делу, присоединить. Приказ по Казанскому гарнизону за № 189 с да-
той 4 сентября 18-го года г. Казань за подписью нач. генерала-адъютанта Кр.,
как имеющий непосредственное отношение к делу, присоединить. Обращение
«Молодые войска народной армии» с подписью начальника Степенова и с датой
сентября 18 года с указанием, что дело идет о казанских событиях, как имеющее
непосредственное отношение к делу, присоединить. Обращение «Сограждане Ка-
занской губернии» за подписью Агитационного отдела формирования Народной
армии с указанием адреса: Казань, Лобачевская, дом Стахеева, как имеющий не-
посредственное отношение к делу, присоединить. Обращение «Солдаты Народ-
ной армии» за подписью «Народная армия» без указания места и времени напе-
чатания, к делу не присоединять. Обращение «Граждане крестьяне» за подписью
Лебедева, как повторяющееся и имеющееся в газете, к делу не присоединять. Объ-
является перерыв до 12 часов завтрашнего дня.
Гоц: Виноват, гр. председатель, я третий раз пытаюсь просить вас о присоеди-
нении этого номера «Правды».
Председатель: Тогда, пожалуйста, еще есть какие-нибудь заявления?
Лихач: Относительно времени завтрашнего заседания.
Гендельман: Гр. председатель, разрешите узнать, было ли вынесено трибуна-
лом какое-нибудь определенное решение по поводу письменного заявления.
Председатель: Нет, нет. У меня есть письменные заявления Луначарского, Бу-
харина и ваше. Мы их еще не рассматривали. Вероятно, завтра.
Лихач (просит от имени подсудимых о том, чтобы завтрашнее заседание про-
должалось до 5 часов вечера, мотивируя отсутствием возможности выходить на
прогулку, заявляя, что в противном случае обвиняемые вынуждены будут уходить
во время заседания трибунала.)
Томский: Защита нашей группы поддерживает предложение обвиняемых.
Председатель: Прежде всего по поводу «Правды». Верховный трибунал опре-
делил № 120 «Правды» от вторника 12 июня как имеющий прямое отношению
к делу, касающееся атамана Дутова, присоединить к делу. Теперь по поводу часов.
Трибунал определил завтра иметь занятие от 12 до 10 часов с коротким перерывом
посредине.
Луначарский: Как уже говорил обвиняемый Крыленко, мы рискуем потерять
одного из существенных свидетелей Паскаля, если мы его не допросим завтра, по-
тому что возможно, что после завтра он уедет из Москвы.
Председатель: Сегодня мне народный комиссар иностранных дел прислал
официальную бумагу с просьбой допросить свидетеля Паскаля в понедельник,
потому что в Гаагу они уезжают в понедельник вечером.
Лихач: Я уже сказал, что мы позже 5-ти часов просто физически не можем
оставаться, так что мы будем просить, чтобы нас завтра в 5 часов освободили,
а трибунал заседал 2 часа без нас.
Председатель: Вы завтра и сделаете это заявление. Заседание прерывается до
завтрашнего дня.
Председательствующий суда Верховного трибунала ВЦИК
По делу правых с.-р.
Подпись (Пятаков)
632
17 июня 1922 гоОа
Девятый день
Утреннее заседание
Председатель: Заседание возобновляется. Слово предоставляется обвиняемо-
му Семенову.
Семенов: Я в своих объяснениях буду останавливаться главным образом на
фактической стороне военной работы за этот период, то есть за период с разгона
Учредительного собрания по май месяц. Основные задачи военной комиссии в тот
период, когда она формировалась, и в решениях военной комиссии в тех директи-
вах, которые давал нам Центральный комитет, это была организация вооружен-
ных сил для восстановления Учредительного собрания. Причем ввиду того, что
мы стояли перед фактом разгона Учредительного собрания, для нас было вполне
ясно, что восстановить Учредительное собрание мы можем только одним спосо-
бом, это свергнуть Советскую власть. Значит, задача наша была вполне ясна: орга-
низация вооруженных сил для свержения Советской власти с тем, чтобы восста-
новить Учредительное собрание. Исходя из этой основной задачи, наша работа все
время и велась в тот период, причем нам с самого начала пришлось перейти от
более или менее широких собраний к гарнизонным совещаниям, потому что на
этих гарнизонных совещаниях собирались иногда человек до 40. Ввиду того что
этот характер работы носил явно нелегальный характер мы стояли перед возмож-
ностью провала, пришлось, конечно, организацию перестроить и перейти к дру-
гим формам организации более конспиративного характера, и для этого мы сразу
перешли к организации отделов и к организации Военного совета, причем органи-
зация отделов вылилась из гарнизонных совещаний. На этих гарнизонных сове-
щаниях были представители тех или других частей, были те или другие ответ-
ственные работники, и вполне понятно поэтому, что эти гарнизонные совещания
пришлось разбить на группы, наиболее удобные для организации. И вот в процес-
се этой работы мы создали ряд таких отделов, причем вполне естественно, что ру-
ководители этих отделов вошли в этот Военный совет, как руководящий орган,
который и вел эту работу. Причем мы мыслили себе, как мы мыслили и гарнизон-
ное совещание, что этот военный совет должен быть не партийным учреждением,
ибо в нашей военной организации мы считали возможным участие и беспартий-
ных и меньшевиков, которые стояли на точке зрения вооруженной борьбы с Со-
ветской властью. Поэтому этот Военный совет мыслился нам не как партийное
учреждение. Отделы, которые формировались за этот период, это были, во-первых,
красноармейский отдел, красноармейский отдел у нас стал организовываться в
тот момент, когда стала зарождаться Красная армия. Об этом моменте товарищ
Дашевский уже достаточно говорил. В связи с организацией Красной армии и
создался этот отдел, причем вполне естественно, что в этот отдел вошли те из пар-
тийных работников, которые занимали тот или иной ответственный партийный
пост в той или другой воинской части, в частности, Тесленко, который был назна-
чен начальником штаба одной из дивизий Красной армии. При помощи этого Тес-
ленко нам удалось провести несколько офицеров, членов партии социалистов-
революционеров, в эту дивизию в качестве командиров полков, и мы провели в эту
дивизию. Я не помню количество, но, во всяком случае, человек 10-15 партийных
товарищей. Это была основная ячейка красноармейского отдела, и потом этот от-
633
дел развивался все больше и глубже в связи с ростом Красной армии. Полковник
Хот..., которого вы знали по его работе в Красной армии, и целый ряд других лиц,
которые принимали участие в этой работе, причем эта работа красноармейского
отдела была не только работой по организации сил внутри Красной армии, но
главным образом этот отдел давал нам сведения разведочного характера в тот пе-
риод, как правильно указывал товарищ Дашевский. Помощник Механошина, не
помню хорошо, кажется, в феврале был командирован куда-то на юг, и эти сведе-
ния разведочного характера относительно Красной армии и о том, какие части где
расположены, мы главным образом получали от тех лиц, которые занимали ряд
ответственных постов в Красной армии. Вот эти сведения главным образом и по-
ступали из красноармейского отдела. Этим отделом в самый первый период руко-
водил я, а потом уже, после того, когда я взял на себя организацию боевых дружин,
эта работа перешла к тов.Вторым отделом по важности был броневой отдел.
Дело в том, что после разгона Учредительного собрания броневой дивизион, кото-
рый в тот момент представлял определенную реальную силу, ибо вся команда бро-
невого дивизиона была настроена против большевиков и всецело подчинялась
директивам военной комиссии, этот броневой дивизион был расформирован.
Мыслить себе выступление в Петрограде без помощи броневых машин было со-
вершенно немыслимо, и нужно было во что бы то ни стало эти броневые машины
иметь в своем распоряжении, и тогда явилась мысль о создании такого броневого
нелегального дивизиона. Эта мысль зародилась у Виктора Шкловского, меньше-
вика с оттенком интернационализма, и благодаря тем связям, которые были у него
в броневых частях. Он был вольноопределяющимся запасного броневого дивизи-
она, ему удалось этот нелегальный броневой дивизион создать и создать команду
броневого дивизиона, чтобы в нужный для нас момент эту команду посадить на
машины и пустить в бой. Мы рассчитывали, что мы сможем при помощи этих ко-
манд этого нелегального броневого дивизиона иметь в распоряжении от 12 до
14 машин. Был еще отдел технический, который объединял все технические части.
Во главе этого отдела был некто Усенко, и здесь товарищ Дашевский неправильно
указал, что он был членом батальона (очень плохо было слышно). Он был членом
комитета химического батальона. Технический отдел объединял все технические
части, в частности, были объединены моторно-понтонный батальон, электротех-
нический батальон и химический батальон и должен был объединить еще сапер-
ный батальон, но на тех заседаниях, которые были в техническом отделе, предста-
вители саперного батальона отсутствовали. Непосредственно и большую часть
в работе в химическом отделе, главным образом, принимали три технические ча-
сти: моторно-понтонный батальон, причем в этот отдел входили и командиры
этих батальонов и представители комитета тех же батальонов, причем работа этого
отдела заключалась, во-первых, в создании наших ячеек, партийных и непар-
тийных, с определенной целью выступления, причем некоторые технические
части должны были снабдить нас в момент выступления нужным для нас количе-
ством взрывчатых вещей, в частности, химический батальон и от части электро-
технический батальон, в который входила минно-подрывная рота, через которую
мы имели возможность добывать эти взрывчатые вещества. Затем, штабной отдел.
Штабной отдел имел очень малое значение. Дело в том, что штабной отдел объе-
динял все штабные учреждения старой армии: главный штаб, генеральный штаб,
управление военных сообщений и т. д. Он объединял главным образом наши пар-
тийные ячейки внутри этих штабов, причем вся работа была направлена в том
смысле, чтобы подготовлять публику опять-таки к определенному моменту, мо-
634
менту выступления, чтооы они Оыли в каждый момент готовы к этому. Большой
реальной силой этот отдел не обладал, потому что у него было всего на всего вин-
товок 50-60, не более, и публика была более или менее интеллигентская, писаря,
чертежники и т. д. причем неправильно указал здесь товарищ Келлер, что этот от-
дел вел разведочную работу, он, конечно, вел, что спутало товарища Келлера, но
в слабой степени, и эта работа была мелкого характера, так как вся работа по соз-
данию Красной армии в тот период проходила не в главном штабе старой армии,
а в том штабе, который объединился вокруг товарища Маханошина. Потом была
комиссия, которая выработала проект создания Красной армии, так что только
некоторые сведения в малой степени поступали через них. Затем, дальше, в про-
цессе работы выявился еще один отдел: боевой отдел, который вошел значительно
позднее, приблизительно, в середине — начале марта. Мы настаивали на том, что-
бы этот боевой отдел и боевые рабочие дружины, которые были созданы главным
образом для защиты Учредительного собрания, мы мыслили себе, как определен-
ный авангард в момент выступления. Они должны были быть зачинщиками этого
выступления, и на местах и в районах захватывать власть в момент выступления
в свои руки, потому что воинских частей в целом ряде районов было очень мало.
Эти боевые дружины, имея инициативу в своих руках, могли вполне захватить
весь район в свои руки, в момент неожиданный для большевиков, в частности
в Обуховском и других районах. Этот захват власти и эти немногочисленные
боевые дружины, в которые входили 10-15 человек, могли эту задачу выполнить,
имея при себе известное количество оружия, некоторое количество гранат и вин-
товок, которые у многих рабочих были, и которые они держали и прятали на своих
квартирах. У нас была еще попытка создания пехотного отдела, то есть того отде-
ла, который должен был вести работу в старых полках, в полках старого гарнизо-
на, которые к тому моменту оставались еще в Петрограде. Я руководил работой по
созданию этого пехотного отдела и нащупывал и работников этого отдела. Но от
этой задачи организации пехотного отдела пришлось отказаться, потому что как
раз к началу марта мы нащупали эту организацию Филоненко. Мы нащупали, что
влияние в этих полках растет в очень сильной и даже колоссальной степени в ко-
мандном составе, потому что весь командный состав без малого перешел к этой
организации и усиливает влияние в массах, потому что эта организация вливала
достаточное количество юнкеров и лиц белогвардейского типа в полки. Вот, со-
ответственно, схема той организации, которая просуществовала до мая месяца.
Руководители этих отделов составляли Военный совет. В заседаниях Военного
совета происходил учет сил, информация, давались директивы в смысле большей
опасности, организованности, намечались те или другие конкретные, реальные,
так сказать, вопросы. Я здесь забыл упомянуть, что руководителем боевого отдела
был товарищ Кононов, и здесь как раз кажется в своих объяснениях Гоц старался
указать, что я, дескать, все время выявлял товарища Кононова, как плохого руко-
водителя, что я все время изображал Центральный комитет, что товарищ Кононов
не на месте и т. д. Это, конечно, не соответствует действительности. С товарищем
Кононовым я был все время в хороших отношениях, и эти хорошие отношения
остались и сейчас, но мы расходились в методах работы. В частности, Кононов
был против того, чтобы боевые дружины входили вообще в Военный совет. Он
относился к задачам боевой организации этого момента, как к определенной бое-
вой организации при Центральном комитете, как ему мыслилось. В тот момент он
работал при Центральном комитете, и понятно, что он был против того, что его
боевиков подчиняют военной организации, и по этому вопросу, конечно, у нас
635
были конфликты, тем более, что в методах организации мы с ним не сходились,
потому что нам нужно было собрать определенную боевую силу, которая выступа-
ла бы по нашим директивам. У него этого не было. У него был какой-то патриар-
хальный семейный уклад этой боевой организации. Теперь я коснусь работы Во-
енной комиссии в этот период. Дело в том, что Военная комиссия, пленум Воен-
ной комиссии, приблизительно, перестал существовать к концу февраля. Военная
комиссия имела несколько заседаний в январе, и потом, кажется, в феврале. По-
следнее было, кажется, в феврале. И вот на одном из этих заседаний как раз при-
сутствовал гражданин Кашин, который так не помнит об этом заседании, которое
происходило у товарища Паевского. Я говорю, что пленум Военной комиссии
прекратил свое существование, потому что часть работников разъехалась, а дру-
гая просто отошла в сторону, и всей работой по существу в то время руководило
бюро Военной комиссии. В бюро Военной комиссии в начале входили Дашев-
ский, я и Леппер. Потом, когда товарищ Дашевский заболел, мы остались вдвоем:
я и Леппер, причем вся эта работа легла на нас двоих. Гражданин Донской в сво-
их объяснениях указывал на то, что роль его была чрезвычайно важная. Он руко-
водил этой работой, давал ей те или другие директивы, был политическим руково-
дителем Военной комиссии. Товарищ Дашевский уже в достаточной мере это
обстоятельство подчеркнул, но я хотел бы тоже, со своей стороны, указать, что
гражданин Донской вплотную входил в Военную комиссию, что, по существу,
в бюро Военной комиссии входил и гражданин Донской, потому что все вопросы
по Военной комиссии всегда решались нами втроем. Мы, я и товарищ Леппер,
приходили на явку Центрального комитета «За народ», или в «Революционную
мысль», и там мы ежедневно устраивали совещания по вопросам о военной рабо-
те. Ежедневно мы решали все практические вопросы, даже мелкого характера.
Когда военная организация уже более или менее оформилась, произошел более
или менее учет наших сил в тот период, тогда, конечно, встал вопрос о выступле-
нии, потому что постольку, поскольку мы ставили основной задачей организацию
вооруженных сил для выступления, то ясна и понятна из этого была позиция не
только Военной комиссии, как хотел здесь охарактеризовать гражданин Гоц, что
в Военной комиссии сидели фашисты, авантюристы, а они, чекисты, такие баш-
ковитые ребята, они стояли на другой точке зрения — реального учета сил госу-
дарственной мудрости. Ничего подобного. Точка зрения и Военной комиссии, и
Центрального комитета была аналогична. В тот момент мы учитывали, что массы,
в той или другой форме, за нами. Правда, мы этот учет производили неправильно,
для меня это, конечно, ясно, масса за нами не была, а был просто момент тяжелого
экономического положения, колоссального голода, экономической разрухи, тяже-
лого положения на внешнем фронте, которые, конечно, отражались на рабочем
классе, и которыми партия социалистов-революционеров пользовалась, подсте-
гивала настроения рабочих масс, говоря: вот, мол, это большевики виноваты во
всем, и все время старались возбудить рабочие массы против Советской власти.
Не потому что массы, якобы, сами выступали, а просто старались настраивать их,
возбудить их. Я говорю, что такая точка зрения была и Военной комиссии, и здесь
гражданин Гоц и Берг, и Донской говорили, что массы были с нами, а не с больше-
виками. На той же точке зрения стояла и Военная комиссия, а потому что впол-
не естественно, что если массы с нами, и если учет реальных сил противника про-
исходит здесь так, как рисовал гражданин Донской, а это была точка зрения
Центрального комитета, что силы большевистской власти страшно малы, очень
ограничены, что нет реальных сил, которые могли бы защитить советскую власть,
636
значит вопрос был вполне ясен: очень слабые силы с одной стороны, и следова-
тельно, нужно только создать небольшой организационный войсковой кулак, ко-
торый мог бы взять на себя инициативу выступления при определенном настрое-
нии масс. Вот это была задача весьма простая, как мы ее себе уяснили, и вполне
понятно, что тогда ко всякой попытке, ко всякой возможности вооруженного
столкновения партия хотела прицепиться. Вопрос о разоружении Преображен-
ского полка играл большую роль. Я здесь перехожу к вопросу о разоружении Пре-
ображенского полка. Гражданин Гоц выставил такое положение, что разоружение
Преображенского полка свалилось с неба, неожиданно вклинилось в нашу работу.
Это неправильно, вопрос о разоружении Преображенского полка и вообще Пет-
роградского гарнизона, тех частей, которые не хотели бы почему-либо разору-
жаться, этот вопрос стоял очень давно, и Военная комиссия этим вопросом давно
занималась. Я хочу напомнить ту обстановку, которая была в этот момент. Здесь
нужно припомнить те обстоятельства, которые были тогда в Петрограде, и тогда
нужно было воспользоваться моментом разоружения Преображенского полка,
которое имело за собой большие основания, и поэтому очень просто, что тогда как
раз наша Военная комиссия и партия социалистов-революционеров в целом хоте-
ла использовать те настроения, которые были уже в развалившемся Петроград-
ском гарнизоне, в остатках прежней армии, противопоставить этой армии вновь
создающуюся Красную армию, и она хотела на этих настроениях сыграть, что,
вот, мол де, вы солдаты прежней армии, а теперь красноармейцы, что хотят соз-
дать другую армию, классовую социалистическую, а вы, которые по существу соз-
дали революцию, которые организовали русскую революцию, благодаря вам она
произошла в России, противопоставить этим солдатским массам новых красноар-
мейцев, красногвардейцев. Эти настроения были достаточно сильны в этих пол-
ках, и благодаря этим настроениям, противопоставлению, создать Красную ар-
мию, а старая армия должна была разоружаться, конечно, это настроение вы-
зывало сильное раздражение в этих полках, и на этом настроении мы играли все
время. Мы армию подучивали. Если вы возьмете «Народное дело», выходившее
в то время, то вы найдете там несколько статей по этому вопросу, что вот мол, хо-
тят разоружать Преображенский полк, Семеновский полк. И вот на этих противо-
поставлениях Петроградскому гарнизону новых создающихся социалистических
красноармейских частей партия и хотела сыграть. И задолго до разоружения Пре-
ображенского полка в Военной комиссии этот вопрос стоял, мы к этому вопросу
готовились. И поэтому в этой плоскости велась вся наша работа. В тех полках,
которые сохранили более или менее боеспособность, и где было наибольшее ко-
личество солдат, и которые были больше всего настроены против Советской вла-
сти, мы старались именно в эти части направить своих партийных работников,
чтобы усилить там нашу работу, в частности, в Преображенский полк. Здесь я по-
дойду к одному основному вопросу, который о разоружении Преображенского
полка, или вернее, санкционировал ли Центральный комитет, вернее, не Цен-
тральный комитет, а бюро Центрального комитета выступление в момент разору-
жения Преображенского полка. Был ли вопрос поставлен так, как его ставил здесь
гражданин Донской и гражданин Гоц о том, что они дали только директивы, «вы,
дескать, оказываете сопротивление». Вопрос ставил в такой плоскости. Граждани-
ну Донскому я поставил вопрос прямо: будет разоружение Преображенского пол-
ка? Вот повод, по которому мы можем вокруг Преображенского полка объеди-
нить все остальные гвардейские полки и пехотные полки прежней царской армии.
Вот мотив, который кровно заинтересует всех солдат армии, который может слу-
637
жить мотивом тому, чтобы натравить их против Советской власти. Вопрос был
поставлен ребром, и мы стояли на этой точке зрения Военной комиссии, потому
что учитывали настроение масс, что мы можем выступить. И мы мыслили, что
к тому моменту, когда будут разоружать Преображенский полк, мы должны дви-
нуть части, в частности, мы должны бросить к Преображенскому полку наш бро-
невой дивизион, при помощи нашей боевой дружины захватить броневые маши-
ны, которые находились в цирке «Модерн» недалеко от Троицкого моста, и затем,
к моменту, когда начнется разоружение Преображенского полка, поскольку Пре-
ображенский полк окажет вооруженное сопротивление, у нас уже была военная
связь с Семеновским и Волынским полками. Делегаты отправились к этим пол-
кам, эти полки немедленно хватают винтовки, пушки и двигаются к Преображен-
скому полку, и вокруг Преображенского полка объединяются все полки. Момен-
тально к этому месту действия приезжает наш штаб, концентрируются все боевые
дружины, боевые дружины будируют, захватывают совет, все это группируется
вокруг Преображенского полка, и оттуда начинаются определенные боевые дей-
ствия. Так мыслили мы себе этот момент, и именно так я рисовал картину Дон-
скому, и гражданин Донской, когда делал доклад в бюро Центрального комитет,
и именно он должен был поставить вопрос. Конечно, я на этом заседании бюро
Центрального комитета не был и не знаю, что там говорилось, не знаю, как там
стоял вопрос. Но когда он вошел ко мне, п. ч. заседание бюро Центрального коми-
тета происходило в Издательстве «Народа», и решение этого вопроса я ждал там.
Когда Донской вошел ко мне и сказал, что бюро Центрального комитета санк-
ционирует выступление всех наших военных сил, сил военной комиссии для за-
хвата власти. Вот как был поставлен вопрос. Я именно подчеркиваю и настаиваю
на этом, на таком решении Центрального комитета, потому что здесь, в этом реше-
нии вполне сказалась та точка зрения, на которой стоял Центральный комитет, на
которой стояли мы, Военная комиссия и Центральный комитет стоял на той же
точке зрения, и по этому вопросу мы сошлись в смысле реального учета сил и оба
конечно, мы в этом реальном учете ошиблись. Сыграло здесь роль и случайное
обстоятельство, то, что преображенский полк был неожиданно разоружен. Разо-
ружен был в тот момент, когда мы этого не ожидали — за день раньше, и благодаря
этому, часть Преображенского полка, которая была расположена на Миллионной
улице, была разоружена преждевременно, не оказав сопротивления, потому что
разоружение произошло ночью. Это произвело колоссальное удручающее впечат-
ление на остальные полки, и вполне понятно, все время Преображенский полк
хорохорился, что мы ста, я - ста1, мы их шапками закидаем, что никогда красно-
армейцы нас не разоружат, и вдруг один из самых старых гвардейских полков ра-
зоружили. Это произвело самое удручающее впечатление на все полки. Полки
стали митинговать и говорили: ну, что же, у нас сил нет, значит, мы теперь не мо-
жем. Вот, значит, вопрос о Преображенском полке. Теперь я перейду к штабу. Соб-
ственно, я должен был бы раньше на нем остановиться. Организация штаба и ор-
ганизация комендатуры была начата значительно раньше разоружения Преобра-
женского полка. В частности, в своих показаниях и в брошюрке я говорил о том,
что организация комендатуры и штаба была после разоружения Преображенского
полка. Это не верно, потому что организация комендатуры и штаба была раньше.
Организация штаба наступила к тому моменту, когда мы произвели учет сил, точ-
но знали наши силы, и когда вопрос о выступлении уже стоял в практической пло-
1 Так в тексте.
638
скости, что вот, может быть, со дня на день возникнет какой-то казус, который
вызовет вооруженное столкновение, и нам придется вмешиваться в это дело, взять
на себя, может быть, инициативу и потом приять участие в событиях. Понятно,
что штаб должен был существовать и по вполне понятным причинам. Этот мо-
мент уже в достаточной степени осветил товарищ Дашевский. Если вопрос ста-
вится в этом смысле, что мы ведем военную работу, чтобы выступить в каждый
данный момент, не через полгода, не через год, а выступить через неделю, через
две недели, то вполне понятно для всякого военного работника, этот вопрос мож-
но задать спецу по военным делам гражданину Утгофу, который в военных делах
знает мало, но это он знает, что если вести вооруженную подготовку с тем, чтобы
выступить, то штаб должен существовать и должен существовать для вполне
определенной цели: руководить выступлением, руководства вооруженной силой
в момент выступления, ибо если такого центра не будет, вполне естественно, что
выступление будет неорганизованное. Это выступление может быть разбито, и
кончено, к организации этого штаба мы приступили, и к моменту разоружения
Преображенского полка штаб был. В штаб в этот период, насколько я сейчас при-
поминаю после показаний товарища Келлера и Бермана, я понимаю, что это пер-
вый штаб, который просуществовал до разоружения Преображенского полка, был
в следующем составе: в него входили полковник Постников, как спец по воен-
ным делам, полковник генерального штаба, затем, входил туда я, и входил туда
Келлер. Это был первый штаб, который просуществовал очень короткое время,
затем после разоружения Преображенского полка, причем до разоружения Пре-
ображенского полка мы имели, кажется, двух или трех комендантов в наиболее
важных стратегических районах. После разоружения Преображенского полка эту
организацию штаба и комендатуры мы уже развили значительно сильнее. Комен-
данты были у нас почти во всех районах Петрограда, причем, когда разбивали
участки, то разбивали по тем районам, на которые делится Петроград. Районы эти
всем известны. По ним делилась наша партийная организация: Городской, Мо-
сковский, Московско-Заставский и т. д. Районы вполне определенные. После ра-
зоружения Преображенского полка у нас были почти во всех этих районах свои
коменданты. Коменданты и штаб к этому времени значительно переменились.
К этому времени в штаб вошли полковник Постников, Шкловский и ... Когда мы
назначили этих лиц, то учитывали, что идет большая специальная военная работа
и остановились на этих лицах. Теперь я остановлюсь на организации Филоненко.
С этой организацией мы столкнулись примерно в начале марта. В нашей органи-
зации в гарнизонных совещаниях самых первых довольно видную роль играл сол-
дат Преображенского полка. Фамилию я его до сих пор не помню. Но она мне
очень напоминает фамилию Кашина, нечто вроде этого, причем позиция этого
солдата была значительно правее позиции наших партийных военных работни-
ков. Вот, приблизительно, к началу марта, к этому периоду это относится, когда
мы почувствовали, что в полках есть какое-то влияние. Мы почувствовали это
по отношению к нам офицеров Преображенского полка, Семеновского полка и,
в частности, командиров этих полков, например, командира Волынского полка,
прапорщика, который был героем первой Февральской революции, он вывел
учебную команду этого полка в день Февральской революции. Так вот, мы это
чувствовали по отношению этого прапорщика, командира волынского полка к
нам. Сначала он посещал эти гарнизонные совещания, а как только организовал-
ся военный совет, он начал отходить в сторону. По отдельным офицерам этих пол-
ков, которые относились к нам сочувственно, мы определенно чувствовали, что
639
здесь работает какая-то другая организация, и та организация; очевидно, сразу на-
щупала нас, что мы ведем эту работу, и как раз солдат Преображенского полка
в начале марта в беседе со мной и Леппером, а беседы эти происходили в разное
время сначала и затем объединенно, мы с ним беседовали, он поставил вопрос от-
крыто, что да, есть правая беспартийная организация, и эта правая беспартийная
организация хочет с нами столковаться. Тогда мы поставили вопрос, что это за
организация, потому что перед тем, как столковаться, нужно знать, что это за ор-
ганизация. Тогда он нарисовал картину этой организации, что она возглавляется
Филоненко, что она чисто буржуазная организация, получает средства от духо-
венства, что эта организация имеет сейчас свое влияние на 3 полка: Преображен-
ский, Волынский и Семеновский, что у нее имеются и другие силы: домовая охра-
на, разные студенческие группки и т. д. Когда вопрос встал в такой плоскости, то
эта организация с самого начала говорила, что им известно, что у нас нет средств,
а мы обладаем большими средствами, как сказали они, и мы сможем вас субсиди-
ровать и поставить работу шире. Мы в тот момент определенно отрицательно от-
носились к этой организации, причем, я должен подчеркнуть, что в первых же раз-
говорах солдат Преображенского полка подчеркнул, что эта организация на-
столько сильна и по своему общественному значению, что здесь возможно и по-
литическое соглашение и что по этому вопросу нужно столковаться. Тогда мы
считали, что этот вопрос с политическим соглашением не подлежит ведению Во-
енной комиссии, а это должен решить Центральный комитет, и весь этот вопрос
мы передали гражданину Донскому. Донской за эту организацию моментально
ухватился, причем поручил нам выяснить эту организацию, вступить с ней в пе-
реговоры и сказал, что после этих переговоров вопрос будет поставлен в Цен-
тральном комитете. У нас произошло свидание с Филоненко на одной из конспи-
ративных его квартир, на котором мы точно установили, во-первых, что это за
организация и какие планы она намечает конкретно. Я повторяю, что точно уста-
новили, что это организация буржуазная, что она исключительно питается деньга-
ми высшего духовенства и темных источников. Это первое. А во-вторых, мы ус-
тановили, что в этой организации имеет колоссальное значение Филоненко, ко-
торого мы расценивали к этому моменту, как политического авантюриста, такова
была наша оценка. Он имел отношение к партии социалистов-революционеров,
но в тот момент себя социалистом-революционером не считал. Мы старались вы-
яснить, какие политические задачи эта организация себе ставила. Филоненко ста-
вил вопрос ясно, что это организация военная, что она ставит себе задачей свер-
жение Советской власти. Мы спросили, а что они рассчитывают поставить на
место Советской власти. Он говорил, что мыслит состав правительства из сле-
дующих лиц: Карташева, Пальчинского обер-прокурора святейшего синода и Пе-
шехонова. В частности, себя он прочил на пост министра-председателя. Причем
в этом разговоре мы убедились, что Филоненко считает возможной коалицию
с партией социалистов-революционеров, что он считает для себя это выгодным
делом, и ставит вопрос определенно, что вот мол... Дело в том, что на этом совеща-
нии Донской нам дал мандат говорить от имени партии, что вот, мол, политиче-
ское соглашение необходимо, он настаивает на политическом соглашении, при
этом ясно и понятно, что должно было быть и военное соглашение, что нашу рабо-
ту надо координировать, потому что наша работа велась совместно с ними в этих
полках, и что, если мы будем работать совместно, то там удастся повести работу
гораздо правильнее. Поскольку весь командный состав был в руках этой органи-
зации, мы могли больше сил направить туда, тем более что влияние в полковых
640
комитетах было тоже всецело в организации Филоненко. Все эти переговоры в
организации Филоненко были нами переданы Донскому, причем мы поставили
перед Донским ряд вопросов, то есть резюмировали результаты этих переговоров,
именно вопрос о политическом соглашении, вопрос о военном соглашении и во-
прос о деньгах, потому что в этих переговорах Филоненко говорил, что у них име-
ются крупные суммы денег, что они могут нас субсидировать, что благодаря это-
му военная работа значительно расширится и усилится. На другой день гражда-
нин Донской принес нам ответ от петроградского бюро Центрального комитета.
Ответ гласил, что на политическое соглашение мы не идем, на военное соглашение
и военный контакт мы идем, деньги мы берем от них, причем, ввиду того, что он
считал, что военное соглашение столь для нас существенно и ввиду того, что мы по-
ставили вопрос ребром, что мы на политическое соглашение не идем, что это поли-
тическая авантюра, а в таком случае, они могли отказаться от контакта с нами, а по-
скольку военное соглашение было для нас выгодно, нужно было делать вид, что мы
идем якобы на эти переговоры, эти переговоры вести и затягивать. После этого сно-
ва состоялось свидание с Филоненко, и мы этот вопрос о временном соглашении
поставили. Он тут же согласился, и тут же после этого разговора мы получили
30 000, а потом был второй случай, который, если я не ошибаюсь, был на квартире
Шкловского. Как раз об этом именно свидании говорил Келлер, где Филоненко
присутствовал и где мы говорили о плане выступления. Как раз на этой квартире
я получил и вторую сумму денег, но я не помню, был ли при этом Келлер или нет,
я допускаю возможность, что он мог уйти, но как раз на этой квартире и в присут-
ствии Шкловского эти деньги были мной получены. После того, как наметилось
такое военное соглашение с организацией Филоненко, мы нашу работу повели со-
вместно, то есть мы уже совместно наметили наиболее слабые места в этих полках
и намечали куда и сколько людей мы направили, чтобы влияние наше в той или
другой роте, того или другого полка, благодаря этому значительно усилилось. При-
чем, нам было известно, что у этой организации есть и военный штаб, и в этот штаб
входил полковник Зуев, эта фамилия осталась у меня в памяти. С этим штабом ор-
ганизации Филоненко имел какие-то беседы с товарищем Леппером, но это было
очень давно, и я смутно припоминаю, и по этому вопросу не могу сказать, но знаю,
то были какие-то разговоры о штабе, и товарищ Леппер по этому вопросу беседовал.
И к моменту разоружения Преображенского полка, как раз этот момент разоруже-
ния Преображенского полка, та организация считала, что поскольку ее влияние
было сильнее вообще в этих полках, влияние было значительно сильнее нашего, она
и возьмет на себя основную задачу по организации этого восстания в момент разо-
ружения Преображенского полка. Мы здесь хотели координировать нашу работу,
но слабость этой организации в момент разоружения Преображенского полка впол-
не проявилась. В момент разоружения Преображенского полка правая организация
ничего не смогла сделать, свою охрану сдвинуть не смогла. Влияние Семеновского
полка было настолько слабо, что она не смогла его двинуть. Когда Семеновский
полк узнал, что часть Преображенского полка развернулась, и когда стало ясно, что
Преображенский и Семеновский полки для нас, по существу, утеряны, мы на эту
организация махнули рукой, и контакт был утерян главным образом потому, что
Филоненко вскоре после этого разоружения Преображенского полка из Петрограда
скрылся. Теперь мне придется остановиться немножко на организации Иванова.
Организация Иванова — это значительно позднее. Это было после 8 Совета пар-
тии, но дело в том, что здесь гражданин Донской остановился на этом вопросе, и я
позволю себе остановиться, чтобы с этим вопросом покончить.
641
Тагер (перебивая): Разрешите, гражданин председатель?^ очень извиняюсь,
я не хотел позволить себе перебивать, но мне не ясно, вопрос о связях с органи-
зацией Филоненко и Иванова сейчас будет разбираться, или это вопрос второй
группы?
Председатель: Второй группы.
Семенов: Я говорю постольку, поскольку это имеет отношение вообще к военной
работе и постольку, поскольку Донской касался этого вопроса. Значит, когда Дон-
ской говорил — это было неправильно, это относится к последующему периоду.
Крыленко: Мне представляется фактически невозможным теперь разрывать.
Положение вещей создалось такое, которое следовало бы по существу предвидеть,
что в этой плоскости вещей, в этой плоскости конкретных живых описаний того,
что было и что видели, это трудно будет разграничить, и единственная разграничи-
тельная черта будет проведена таким образом: поскольку фактически намечаются
периоды совсем не по категориям, а хронологически, постольку питерский пери-
од, затрагивающий конец июня месяца, об этом говорил и Берг, и другие, постоль-
ку мне представляется гораздо лучше исчерпать это, тем более, что свидетельских
показаний у нас по этому поводу 2-3. Исчерпаем сегодня, по возможности, весь
питерский период, и таким образом мы могли бы, начиная с московского перио-
да, фактически и по обвинительному акту вопрос по этому разграничению не про-
водится, в силу фактической невозможности выделять эти события ввиду того,
что там политические связи и соглашения играют более доминирующую роль, чем
техническая часть, техническая работа. Я предлагал бы центр тяжести основывать
на этом, здесь же мы центр тяжести кладем на техническую работу, это не помеша-
ет нам возвращаться к этому, когда понадобиться.
Тагер: Тогда я решительно ничего не имел.
Председатель: Вопрос совершенно ясен. Это специальному обследованию
не подлежит, но, поскольку встал вопрос о поездке Герштейна в Киев, по поводу
выяснения возможности созыва Учредительного собрания, это невозможно разо-
рвать, поскольку жизнь не такая вещь, чтобы можно было разложить по ящикам.
Тагер: Я бы только хотел сказать, что вопрос о свидетельских показаниях оста-
ется в силе.
Семенов: Вы разрешите мне этого касаться?
Председатель: Постольку, поскольку это вам необходимо, имея в виду, что во
второй части, поскольку у нас будет вопрос о связи с союзниками и другими контр-
революционными организациями, мы к этому вопросу вернемся.
Семенов: Я к этому вопросу кратко вернусь. Вопрос о связи с организацией
Иванова встал в конце мая. Я знаю, что этот вопрос, поскольку я припоминаю,
встал тогда, когда снегу в Петрограде совсем не было, и было достаточно жарко.
Точно момента я не помню. Дело в том, что благодаря каким-то родственным свя-
зям, мой товарищ по военной работе Леппер узнал о том, что существует такого
рода организация, вернее, что организация Иванова узнала, что существует какая-
то военная организация, в которой принимает участие Леппер, и она захотела
с этой военной организацией связаться. И поскольку мы, военные работники, счи-
тали нужным учитывать все реальные возможности, мы считали нужным выяс-
нить, какая это организация, военная или другая, которая может увеличить ко-
личество наших реальных сил. В этом смысле состоялось свидание между граж-
данином Ивановым и товарищем Леппером. Выяснилось, что эта организация,
во-первых, определенно право-буржуазная, во-вторых, что эта организация тако-
го германофильского тона, что она ориентируется на Германию, а не союзников,
642
и что сейчас эту ошибку нужно исправить, тем более, что союзники, они где-то
там за морями, за горами, и помочь нам в свержении Советской власти не могут,
и как будто и не собираются, и сил у них мало, и морем посылать очень далеко,
а тут непосредственно в расстоянии 250 верст расположена германская армия, ко-
торая с легкостью может подойти к Петрограду и при помощи нескольких корпу-
сов сбросить большевиков и создать буржуазное правительство. Причем у них на-
мечалась и такая комбинация: они хотели включить и Японию в этот союз. Вот
Япония, Германия и Россия — при такой комбинации много шансов не за то, что
это объединение России с Японией может одержать победу, если вновь начнется
выступление на западном фронте. Причем Иванов ставил вопрос в такой плоско-
сти, что они собираются создать какое-то правительство, чисто буржуазное, я не
знаю, кого персонально они намечали в это правительство. Они предполагали на-
шей организацией поддержать их в этом деле, причем я должен оговориться, что
организация Иванова не знала, что наша организация партийная, что это орга-
низация социал-революционная, а думала, что наша организация беспартийная,
какая-то военная организация, причем они предполагали с самого начала и гово-
рили, что у них есть деньги, они будут нас субсидировать, лишь бы только мы их
поддержали. Мы определенно были противниками такого рода соглашения, рез-
кими противниками постольку, поскольку вопрос ставился в эту плоскость, что
предполагается переворот с помощью германских штыков, мы считали необходи-
мым довести до сведения Центрального комитета, и Центральный комитет дол-
жен был учитывать это обстоятельство. Леппер имел разговор с Ивановым, потом
передал мне и Донскому, причем высказал свою точку зрения, что с этой органи-
заций никакого контакта мы поддерживать не должны. Гражданин Донской стал
по этому вопросу на другую точку зрения. Я сейчас не могу ручаться за свою па-
мять, нет, все-таки, я хорошо помню, что гражданин Донской сказал, что этот во-
прос обсуждался в петроградском бюро Центрального комитета, и что они опре-
деленно считают нужным поддерживать сношения с этой организацией для того,
чтобы установить, что из себя представляет эта организация, какие есть силы
в этой организации, причем говорил, что мы соглашаемся на эту комбинацию
и будем их поддерживать, но главная цель этого объединения чисто информаци-
онного характера, с тем, чтобы точно выяснить, что внутри этой организации про-
исходит. А по вопросу о деньгах Донской заявил, что деньги брать можно. Когда
мы сказали, что эти деньги германского происхождения, потому что Иванов гово-
рил, что он ездил в ставку немецкого северного фронта, для нас было ясно, что эти
деньги немецкого происхождения. Здесь я вспоминаю знаменитую фразу Донско-
го, что все это ерунда, что деньги эти брать можно, что деньги не пахнут. Такое
заявление члена Центрального комитета, хотя мы и стояли на другой точке зре-
ния, давало нам возможность считать, что деньги, если Центральный комитет до-
пускает в лице Донского брать эти деньги, то нам, работникам, что же делать, тем
более можно брать. В этот момент как раз наша военная работа страдала недостат-
ком денег, и мы в полном смысле были безденежны. Тут разорвался контакт с
Филоненко, и деньги у нас были в весьма ограниченном количестве. Центральный
комитет нас ссуживал, по всем этим вопросам. С броневым дивизионом страшно
скверно обстояло дело. Приходилось выплачивать жалование шофферам и пу-
леметчикам, ведь им нужно было жить. А денег было страшно ограниченное ко-
личество. Поэтому понятно, что после такого авторитетного разъяснения граж-
данина Донского, мы решили эти деньги брать. Вот здесь, собственно, возникает
во время второй беседы между Леппером и Ивановым следующий вопрос: Иванов
643
говорил, что он собирается второй раз отправиться в ставку'ссйверного германско-
го фронта и предлагал ввиду того, что в этой организации в тот момент не было
авторитетных военных лиц, и вообще не было военной организации. Он говорил,
что вы — военная организация, партийная. Вы, военная организация, делегируйте
кого-нибудь из вас вместе с нами в эту ставку, хотелось бы, чтобы человек был
с чином, ну, полковник, скажем, чтобы импонировать немцам, что представитель,
скажем, каких-то слоев общества с одной стороны, с другой стороны, представи-
тель армии в лице представителя нашей организации, чтобы они вели все пере-
говоры, которые гражданин Иванов уже начал. Этот вопрос мы также довели до
сведения гражданина Донского, и гражданин Донской сказал, что туда послать
нужно, они считают, что страшно существенно знать, что думает организация,
и что думает вообще ставка немецкой армии обо всех этих обстоятельствах, тем
более, что он стоял на этой точке зрения, что Центральный комитет должен учи-
тывать возможность этого переворота постольку, поскольку эта организация есть,
постольку, поскольку эта организация ведет эти переговоры с немецким штабом,
ясно, что и партия должна учитывать. И вот, исходя из именно этих информаци-
онных целей, мне, по крайней мере, об этом не говорили, и был решен вопрос о по-
сылке полковника Постникова в этот штаб. Полковник постников отказался. Он
считал, что для него, полковника генерального штаба, который все время стоял на
точке зрения ориентации на союзников, что для него, как офицера, старого со-
циалиста-революционера, недопустимо ехать в ставку Северного фронта и вес-
ти, по существу, провокационную работу. Он отказался. Другого, более или менее
компетентного лица, которому мы могли бы доверить этот пост, как полковника
Постникова, не было, и этот вопрос отошел в сторону, тем более, что к этому мо-
менту выяснилось, что он эту организацию не расценивает как реальную силу.
Поэтому мы отошли в сторону, и вопрос об этой организации пал. Но здесь при-
дется мне остановится на разоружении минной дивизии. Я думаю, что к этому во-
просу придется подойти также, потому что этот вопрос затрагивался Бергом и
Донским. Это была одна из последних попыток вооруженного выступления в Пе-
трограде. Насколько я помню, попытка этого выступления относится к концу
июня, может быть, к первым числам июля, приблизительно так. Я точно устано-
вить дня не могу. К этому моменту я уже от военной работы значительно отошел.
Я был руководителем военной боевой организации, жил только интересами этой
боевой организации и в военной работе принимал очень маленькое участие. Но по
вопросу об этой минной дивизии я был вполне в курсе дел. Дело обстояло так.
Минная дивизия была одной частью нашего морского флота, который как раз
к этому моменту находился недалеко от Обуховского завода и от Невского судо-
строительного завода. Частью был расположен у пристани Обуховского завода,
другая часть - у пристани Невского судостроительного завода, причем настрое-
ние этой минной дивизии, благодаря целому ряду случайного характера, повто-
ряю, обстоятельств было опрелеленно антибольшевистское. Оказывалось ино-
целым рядом специфического случайного характера, повторяю, обстоятельств1.
И вот отчасти благодаря тому, что эта дивизия стояла у Обуховского и Невского
судостроительных заводов, и потому что настроение рабочих этих заводов, глав-
ным образом благодаря деятельности партии социалистов-революционеров и тя-
желой разрухе, было антибольшевистское, благодаря тому, что настроения рабо-
чих этих заводов сказывались на настроении команды судов. К этому времени как
1 Так в тексте.
644
раз наша работа на флоте приняла более организованный характер; К этому вре-
мени, к концу мая, относится и организация морского отдела, в котором главное
участие принимала товарищ Коноплева. У нас была определенная ячейка во
флоте и в различных частях на различных кораблях, и главное наше влияние бы-
ло в минной дивизии. На некоторых минных судах были довольно большие
ячейки, и некоторые командиры этих судов, в частности, я вспоминаю, на мино-
носце «Капитан Изельментьев», командир которого был мичманом и который
стоял значительно правее и с таким большим белогвардейским оттенком — они
как раз принимали участие в заседаниях нашего морского отдела, которые про-
ходили на квартире товарища Коноплевой. Теперь по вопросу о задачах морско-
го отдела я отвечу, кстати, и на вопрос специалиста по морским делам гражданина
Утгофа, который старался подкопаться под показания гражданки Коноплевой, ко-
торая говорила, что этот морской отдел давал какие-то сведения о каком-то коли-
честве орудий на судах и о том, какое количество снарядов, и какие пушки были
и какого калибр, и сведения о том сборнике, который издавался под редактор-
ством какого-то великого князя. Я и хочу отметить, что этот специалист ни черта
не смыслит в артиллерийском деле. Если бы он знал то состояние, в каком находи-
лись эти пушки. Если бы судить только по этому сборнику морского ведомства,
мы не насчитывали бы 75 %. Нам нужно было, морскому отделу, знать, какие пуш-
ки находятся на этих судах и боеспособность этих пушек, могут ли они стрелять,
есть ли снаряды на эти пушки. Что же эти пушки значат, если в них нет снарядов?
Без снарядов они ничего не стоят, или если у них нет замков, а такие случаи быва-
ли, что не хватало замков у целого ряда пушек, так как замки были унесены. Нам
нужен был не обязательно точный учет точного количества пушек и точного ко-
личества орудий, а нужно было знать приблизительно количество орудий на
этих суднах, и насколько эти орудия годны и, какое количество снарядов. Вот как
стоял этот вопрос, и такого рода работу мы вели, так как военная комиссия долж-
на была знать боеспособность каждого судна. Я подхожу к вопросу и минной ди-
визии. Влияние в минной дивизии было достаточно солидно. Происходило н
сколько общих собраний минной дивизии, на которых была принята резолюция
против Советской власти, причем мы старались использовать то настроение, что
не уплачивалось жалование вовремя, не выдавались такие-то папки, и вот на этом
мы старались поджучивать и говорили, что Советская власть не в состоянии вы-
полнить свои обещания. Вот эту линию партия проводила и старалась доказать,
что Советская власть вообще не может ничего дать, что обещала. Значит, оппози-
ционное настроение в этой минной дивизии значительно выросло. И вот это оппо-
зиционное настроение сказывалось настолько, что по некоторым вопросам неко-
торые миноносцы отказывались повиноваться штабу морского флота. Тогда встал
вопрос о разоружении этих миноносцев, оппозиционно настроенных против Со-
ветской власти. По существу, как раз к концу июня, у нас в смысле реальной си-
лы в Петрограде было чрезвычайно слабо. До того был разгромлен наш красноар-
мейский отдел, был арестован полковник Карпов, руководитель всех наших
партийных ячеек в этих частях. Мы понесли колоссальный урон, боевой дивизион
был в очень слабом состоянии, часть работников уже рассыпалась.
Голос: Когда это было?
Семенов: В конце июня. Нелегальный боевой отдел бы в слабом состоянии.
Он доживал последние дни, встал вопрос об отъезде руководителя Шкловского,
я не могу ручаться, уехал ли он или еще оставался, я думаю, что оставался в этот
момент. Этого обстоятельства я не помню, но могли вообще тогда рассчитывать
645
только приблизительно на 6-7 машин максимум к тому времени. Боевая дивизия
была разоружена; к тому моменту, к моменту разоружения минной дивизии, у нас
оставалась одна реальная сила — Семеновский полк, который мог выступить бла-
годаря тому, что он принял резолюцию и Советская власть его не трогала. Он нес
охрану города. Я беседовал с их председателем Корнфельдом, вольноопределяю-
щимся, о том, что если данная дивизия выступит, то Семеновский полк присоеди-
нится. Я помню, что когда я развивал свою точку зрения, что по существу это по-
следняя возможность выступить в Петрограде, что если мы дадим разоружиться
минной дивизии, то мы не сможем в Петрограде больше выступить. И поскольку
я исходил из того, что рабочие массы Петрограда за нас, поскольку ЦК было инте-
ресно, что точка зрения Военной комиссии не была точкой зрения, которую гр. Гоц
тут развивал. Мы стояли на точке зрения, что имеется минная дивизия, это очень
крупная боевая сила, во-первых, в смысле орудий, а затем, в смысле артиллерии
и командного состава, которую можно было использовать. Мы тогда считали, что
это последняя попытка, и при учете реальных сил мне казалось, что поскольку
массы за нами, и поскольку за нами была инициатива, я давал много процентов за
то, что мы можем провести удачно выступление, потому что наступление всегда
выгодная комбинация, если даже у противника больше силы, но если инициатива
у нас, если выступление неожиданное, то мы можем противника разбить. Я счи-
тал, что за нами массы, и поэтому можно выступить. Кроме того, у меня была еще
другая точка зрения, которую я развивал и на этом собрании, что если это вы-
ступление будет и неудачно, но если мы опираемся на рабочие массы, то мы от
этого не проиграем. Если мы стоим на точке зрения, если ЦК ПСР считает, что
массы за ним, то он должен не бояться опереться на эти массы, что гораздо лучше
выступить именно в Петрограде, центре революции, который начал революцию,
что социалистическая партия должна опираться на рабочие массы, что гораздо
будет политически невыгоднее поднять восстание на окраинах и опираться на ка-
заков и иностранцев. И эту точку зрения я развивал потому, поскольку я говорил,
что другой возможности выступить у нас нет. Минная дивизия исчезает, полевая
дивизия разоружена, боевые силы разрушаются, Семеновский полк может разо-
ружиться, остаются жалкие, слабые организации, причем мы решили, что часть
их надо будет перевести в Москву, тогда реальной силы в Петрограде больше не
будет, и мы выступить не сможем. С моей точки зрения, если партия социалистов
революционеров выступит, так только в Петрограде, в рабочем центре. Вот те со-
ображения, которые я развивал тогда там. Моя точка зрения не прошла, прошла
точка зрения гр. Гоца, который развивал на этом собрании мысль о том, что нужно
произвести учет сил, что минная дивизия — это правильно, что это боевая сила,
но неизвестно еще, во что она выльется, а подождем, пока ее начнут разоружать.
И если минная дивизия в этот момент окажет сопротивление и выльется в бое-
вую силу, тогда мы к ней присоединимся. Эта точка зрения не выдерживает ника-
кой критики постольку, поскольку для меня, как для военного специалиста, было
ясно, что если инициативы у нас не будет, то, конечно, минная дивизия будет разо-
ружена, также как был разоружен Преображенский полк, по частям. Так и прои-
зошло, сначала разоружили один миноносец, потом другой, потом усилили кадр
минных работников. И очень скоро, когда эта минная дивизия из дивизионной
превратилась во флот Советской власти, причем я здесь должен остановиться на
собрании уполномоченных. Я между прочим сейчас тоже не буду давать голову
на отсечение, что на этом собрании присутствовал гр. Берг. Я ручаться не могу.
У меня во время показаний товарища Кононова появились тоже сомнения в этой
646
плоскости: был ли там гр. Берг или нет. Но я помню очень хорошо одно: на одном
из собраний на Невско-Заставском районе, там была забастовка, но я во всяком
случае помню одно, что на одном из собраний Берг был, и я могу подчеркнуть
только одно, что гр. Берг развивал теории для дурачков в политическом смыс-
ле. Он говорил, что собрание уполномоченных — это организация беспартийная,
что мы, рабочие, создали собрание уполномоченных. Конечно, ерунда. Это собра-
ние уполномоченных было собрано и организовано по инициативе меньшевиков.
Оно собралось в меньшевистском клубе, и собрали это собрание уполномочен-
ных в противовес Петроградскому совету. Я говорю, что это только политические
младенцы или дурачки могут думать, что собрание уполномоченных — дело рабо-
чих; именно, как рабочее собрание без директивы партии, или что гр. Берг не вел
эту линию поведения партии. Конечно, он вел, и конечно, на собрании уполно-
моченных была группа тех партийных работников, которые проводили все ди-
рективы, которые давал петроградский комитет. Я помню, что на одном из этих
собраний, как раз гр. Берг ждал решения этого собрания петроградского коми-
тета и Военной комиссии, чтобы пойти на собрание беспартийных и проводить
то решение, которое было принято нами, т. е. призывать этих рабочих к забастов-
кам или не призывать. Призывать ли рабочих к выступлениям или не призывать.
Повторяю только, что это было или в момент наступления Невско-Заставской
забастовки, или в момент разоружения минной дивизии, я не могу вспомнить.
Между прочим и вспоминать об этом не стоит, потому что гр. Берг все равно не
вспомнит. Теперь мне придется отступить назад. Я как раз вспомнил о том, что
я сделал хронологический промах. Был еще момент, это был момент выступления
меньшевистской партии (поскольку я зашел туда, я уже буду об этом говорить)
это было как раз в момент 8 Совета партии. Я в этот момент был как раз на этом
знаменитом миллионном эксе1, а Леппер был на 8 Совете партии. Центр Военной
комиссии отсутствовал. В этот момент как раз началась забастовка, начались вол-
нения в Невско-Заставском районе, и вот тогда поднялся вопрос о выступлении.
Этот вопрос был поставлен у нас на обсуждение после нашего возвращения, по-
сле возвращения меня и Донского. Леппер вернулся раньше. Я после VIII Съезда
в одном вагоне вместе с Донским приехал в Петроград. И вот, вскоре после этого
у нас произошло заседание по этому вопросу, потому что поднялся вопрос в той
плоскости, что, хотя настроение рабочих значительно упало, но что, может быть,
можно еще вызвать это настроение. Выработано было определенное обращение
к собранию уполномоченных заводов и фабрик Петрограда и, с другой стороны,
решено было использовать наши силы. А тогда наши силы были значительно
крупнее, чем в момент разоружения минной дивизии, потому что красноармей-
ский отдел еще функционировал, в нашем распоряжении было еще несколько ар-
тиллерийских батарей, Семеновский полк был в нашем распоряжении, броневой
дивизион был в полном порядке во главе со Шкловским. Мы решили, что мы смо-
жем, беря на себя инициативу выступить. По этому вопросу произошло совеща-
ние, на котором этот вопрос был разрешен отрицательно. Здесь вопрос стоял не
в той плоскости, что вообще ЦК против выступления, а просто потому, что мы в
этом вопросе об учете сил расходились с Гоцем. Гоц говорил, что у нас реальных
сил в данный момент для выступления недостаточно, что хотя массы за нами, мы
выступить не можем. Я стоял на другой точке зрения. На этой точке зрения мы
разошлись и выступления не произошло, а не потому, что я стоял на авантюристи-
1 Так в тексте.
647
чёткой точке зрения, а Гоц на какой-то другой. На какои-rb' Другой. Точки зрения
у нас были одинаковы, мы только разно учитывали силы. Вот, Собственно, все, что
я хотел сказать.
Я остановлюсь теперь только на некоторых мелочах, которые я отметил. Во-
первых, на паспортном бюро. Паспортное бюро существовало при бюро Военной
комиссии. В начале этим паспортным бюро руководил я, потом Леппер, когда
я перешел в другую организацию. Причем это паспортное бюро нужно понимать
не в таком смысле, что там работало несколько лиц, а в том смысле, что было
определенное количество всяких поддельных и настоящих документов, которые
мы, с одной стороны, сами печатали, а, с другой стороны, доставали через тех или
других лиц, которые работали в тех или других советских или военных учрежде-
ниях, причем у нас были некоторые печати и штампы, и когда нам было нужно,
мы изготовляли документы. Это паспортное бюро находилось вначале на квар-
тире у Бермана, а потом перешло на квартиру Тягунова. Причем в этом паспорт-
ном бюро были у нас и разрешения на ношение оружия. Разрешения на ноше-
ние оружия были отпечатаны у нас в нашей партийной типографии на Лиговке.
Я должен здесь отметить, что гр. Донской неправильно указывает причины, для
которых нам нужно было разрешение для ношения оружия. Это разрешение на
ношение оружия нам было нужно для боевой организации. Боевой организации
нужно было иметь возможность в любой момент носить револьверы. Вот поче-
му эта мысль зародилась, вот почему я предложил напечатать эти удостоверения,
и мы их, конечно, в этом отношении использовали. Я помню такой случай, когда
меня однажды остановили на Невском проспекте. При мне был маузер. У меня
было это удостоверение. Оно было сделано так хорошо, так были подделаны под-
писи, что меня не тронули, оставили его.
Теперь я должен остановиться здесь на некоторых мелких вопросах, которые
нужно подчеркнуть. Здесь т. Дашевский рассказывал, что в момент эвакуации
Петрограда, мы переводили две части запасного технического батальона и бата-
реи тяжелой артиллерии, находившееся в Царском Селе, причем гр. Лихач очень
удивлялся, как это можно, почему вдруг ни с того ни с сего Военная комиссия
намечала переброски в Саратов. И они хотели доказать, что волжский фронт ор-
ганизовался значительно позднее, что мы не знали о нем. Вполне правильно, но
Военная комиссия и, в частности, тов. Леппер стоял на той точке зрения, что нуж-
но уже организовывать на окраинах наши силы, на тех окраинах, где мы имеем
силу, где влияние партии сильно, и, в частности, в Саратовской губернии, где, по
крайней мере, по нашему мнению, крестьяне были всецело на нашей стороне. Мы
считали, что если восстание вспыхнет, то оно начнется именно оттуда. Поэтому
когда вопрос стал об организации этих частей, мы считали нужным направить их
туда, где для партии эсеров это было наиболее выгодно. Поэтому что при решении
этого вопроса, мы решили направить эти части в Саратов в Вольск, и если гр. Ли-
хач вспомнит, как раз тяжелая артиллерия и командир этой тяжелой артиллерии
Викентий Викентьевич Соколов, сыграли определенную роль в момент польского
восстания. Значит, те предположения, которые были у Военной комиссии, были
очень реальны, она предлагала такую возможность. Когда я указывал на отделы,
я сделал ошибку: есть еще один отдел, о котором я ни слова не говорил. Я в своих
показаниях уже указывал, что окружной отдел ведал работой вокруг Петрограда,
поэтому и дано было ему это название. В него входили главным образом те ча-
сти, которые были расположены в Гатчине, в Царском и Ораниенбауме. Во гла-
ве этого отдела стоял комадир батарей тяжелой артиллерии Викентий Соколов.
648
И этот отдел организовал ячейки во всех этих частях, и, в частности, у нас была
своя ячейка в школе прапорщиков в Ораниенбауме, причем работа этого отдела,
как и вся работа Военной комиссии, стояла в той плоскости, что мы подготовля-
лись к выступлению. Этот окружной отдел намечал, что он должен делать в мо-
мент выступления в Петрограде. В частности, мы предвидели, что будут брошены
советские войска с фронта, из Пскова, из Могилева, из Москвы. Мы намечали,
что мы взорвем ряд мостов, что мы разберем железнодорожные пути, что мы по-
стараемся эти части, которые находились в этих городах, нейтрализовать. Мы
намечали для нейтрализации, каким образом снять замки с орудий, и каким об-
разом наиболее активные наши ячейки смогут перебросить их к Петрограду. Вот
основная задача этого окружного отдела. Теперь я должен остановиться еще на
одном последнем вопросе, на вопросе о партийной моделизации, которая прово-
дилась Петроградским комитетом. Дело в том, что пополнение полков мы начали
приблизительно в марте или даже раньше, в феврале. Ввиду того что мы хотели
по возможности поставить широко вливание в эти полки, ясно и понятно, что мы
должны были двинуть туда солидное количество партийных работников. А для
этого нужно было решение Петроградского комитета, потому что специальных
военных работников было слишком мало. По этому вопросу мною лично был сде-
лан доклад в Петроградском комитете. Петроградский комитет санкционировал
эту партийную мобилизацию, дал определенные директивы в районы, и районы
направляли своих работников в мое распоряжение через Бориса Осиповича Фле-
келя, причем эта партийная мобилизация проводилась в довольно широком мас-
штабе. Она захватила человек 60-70 ответственных партийных работников. Это
решение Петроградского комитета подтверждено в показаниях тов. Кононова.
Я бы просил на это обратить внимание. Ну вот, собственно все, что я по этому
периоду хотел сказать.
Председатель: Объявляется перерыв на 5 минут.
(Заседание прерывается в ... ч.... м.
Возобновляется в ... ч.м.)1
Председатель: Заседание возобновляется. Для допроса обвиняемого слово
имеет государственный обвинитель Крыленко.
Крыленко: У меня пока нет вопросов.
Председатель: У защиты?
Тагер: У меня есть.
Председатель: Защитник Тагер имеет слово для вопроса.
Тагер: Скажите, пожалуйста, меня интересует вопрос, как вы сейчас считаете,
в этот промежуток времени, январь-май-июнь 1918 года, в вашей военной орга-
низации было достаточно сил для успешного вооруженного выступления?
Семенов: По-моему, да.
Тагер: Какие цели тогда, по вашему мнению, преследовало вооруженное вы-
ступление?
Семенов: Свержение Советской власти.
Тагер: И вы считаете, что сил для свержения Советской власти было достаточно?
Семенов: Это было мое глубокое убеждение тогда.
Тагер: Три случая из тех, которые вы указали хронологически, начиная с по-
следнего случая, это минная дивизия, правильно или неправильно, вы это осо-
бенно, мне кажется, подчеркнули, что при обсуждении вопроса о вооруженном
1 Так в тексте.
649
выступлении в связи с разоружением минной дивизии, ваше мнение и мнение ЦК
разошлось.
Семенов: Разошлось.
Тагер: Кто вас поддержал, кто был за это мнение, кроме вас?
Семенов: Товарищ Коноплева.
Тагер: Не можете ли вы сказать, примерно, количественный состав тех лиц,
которые были против этого?
Семенов: Все остальные.
Тагер: Сколько же примерно?
Семенов: Количественный состав, кажется, человек пять.
Тагер: Это бюро ЦК?
Семенов: Нет, это представители бюро ЦК, представители Военной комиссии,
представитель Петроградского комитета и комендант Обуховского района, при-
чем в своей брошюре он неправильно указал, что комендант (фамилия не расслы-
шана} высказался тоже за. Я здесь высказался неправильно.
Тагер: Это был комендант...
Семенов: Да.
Тагер: Это был военный?
Семенов: Да, у него, если не ошибаюсь, был чин поручика или подпоручика,
точно не знаю, он был специалист, офицер броневик.
Тагер: И имел специальное образование?
Семенов: Имел, кажется, специальное образование, точно не скажу, какое.
Тагер: И он тоже был против выступления?
Семенов: Да.
Тагер: Второй случай — в связи с забастовкой. Правильно ли то, что вчера
утверждала Коноплева, что в этом вопросе вы были один за выступление. Все
остальные — против?
Семенов: Правильно. И я еще добавлю, что ЦК потом очень сожалело о том,
что он не выступил. Это я слышал от Гоца и от Зеймана, что это решение было не-
правильно, что было бы правильнее выступить.
Тагер: А не помните ли вы, когда они выражали сожаление?
Семенов: От Зеймана я слышал в Харькове в 20-м году, а от Гоца на 9 Совете
партии.
Тагер: Скажите, когда вы узнали о сожалении, вы из разговора не уяснили
себе, к какому моменту относится это сожаление, т. е. сожалел ли Гоц на 9 Совете
партии, сожалел ли Зейман в Харькове, или они сожалели непосредственно после
того периода, тогда же? Вы поняли мой вопрос?
Семенов: Я вопрос понял, но ответить я затрудняюсь. Я могу только сказать,
что в тот момент, когда мы встретились, они считали, что то, что я стоял за высту-
пление, я был прав, что, по существу дела, стоило выступить.
Тагер: К какому моменту хронологически относится забастовка?
Семенов: Это было в первых числах мая, от 1 до 10.
Тагер: С минной дивизией — в июне?
Семенов: Да, с конца июня и начала июля.
Тагер: Примерно, полтора месяца между одним и другим и тогда против вас
с Коноплевой были все. Теперь вы можете сказать состав лиц, которые были про-
тив забастовки?
Семенов: Я сказал — пять человек, количество то же самое.
Тагер: И те же самые лица?

Семенов: На первых собраниях были Гоц, Флекель, я и Коноплева. Это я могу
категорически сказать.
Тагер: И на одном из них был Ганджумов?
Семенов: На одном из них был Зейман и Берг. На котором именно из них Зей-
ман и Берг, я воздержусь сказать, но тот или другой, во всяком случае, был. По-
сле показания Коноплевой я воздерживаюсь это сказать. На последнем собрании,
которое было в конце июня, мне припоминается, что был Лихач, но утверждать
я не могу.
Тагер: Скажите, пожалуйста, какая ошибка произошла с Ганджумовым? Что
это, ошибка памяти или по документам установлено?
Семенов: Да, ошибка памяти. Мне казалось, что вторым был Ганджумов, но
потом я вспомнил, что он от голосования воздержался.
Тагер: Теперь, третий случай, в связи с возможностью выступления Лихача
в Семеновском полку. Вы помните этот случай?
Семенов: Помню.
Тагер: Вы были за выступление?
Семенов: Конечно, за выступление, иначе я не мог быть руководителем.
Тагер: ЦК наложило вето на выступление.
Семенов: ЦК не наложило вето на выступление, а на инициативу. Но если бы
выступление произошло, ЦК не был бы против. Он не хотел только сам начинать.
Тагер: Ставился вопрос о призыве к выступлению? ЦК был против призыва?
Семенов: Официально, да. Но если бы выступление произошло, ЦК ничего не
имел бы против.
Тагер: Это другой вопрос. Я иду по вашей брошюре и читаю, что возбужден
был вопрос об открытом призыве к вооруженному выступлению.
Семенов: Был поставлен вопрос на обсуждение бюро фракции, и последнее на-
ложило свое вето. Такова же была и точка зрения ЦК.
Тагер: Значит, это было с ведома и с согласия ЦК?
Семенов: Да.
Тагер: От кого исходила инициатива возможности выступления Лихача в полку?
Семенов: Инициатива исходила от представителя Семеновского полка.
Тагер: Вы перед этим беседовали с представителем Семеновского полка.
Семенов: Да, беседовал.
Тагер: И на тему о возможности выступления?
Семенов: Да.
Тагер: Для чего была выдвинута инициатива выступления Лихача?
Семенов: Потому что, хотя Семеновский полк и был настроен против Совет-
ской власти, но все-таки он проявлял некоторую нерешительность, и в этом отно-
шении открытое выступление фракции Учредительного собрания могло бы этот
вопрос решить, по крайней мере, для полкового комитета. И как раз представи-
тель этого полкового комитета был на этом собрании и он считал, что выступле-
ние Лихача могло бы вполне этот вопрос решить. Открытый призыв повлек бы за
собой выступление.
Тагер: Значит, Лихача там знали персонально?
Семенов: Да, он неоднократно выступал в полку.
Тагер: А вы не могли бы эти колебания полка лично сломить, если бы нашли
нужным, конечно?
Семенов: Я не был членом Учредительного собрания. Может быть, и мог бы,
но я не берусь субъективно судить, каким влиянием я пользовался в Семеновском
полку, и поэтому я на этот вопрос отказываюсь ответить.
651
Тагер: Возможна ли такая вещь, скажем, вы являетесь в полк и говорите: ЦК
или бюро фракции приказало выступать. Вашего заявления для выступления
было бы достаточно или нет?
Семенов: Думаю, было бы достаточно, но я был не рискнул никогда это сде-
лать. Я думаю, что Семеновский полк мог бы выступить, а вслед за ним и другие
полки.
Тагер: И другие полки. Вы могли бы явиться в любой полк из тех, которые вы
считали на своей стороне?
Семенов: Такое отношение могло быть только в отношении Семеновского
полка. Конечно, я не говорю про броневой дивизион, который, конечно, мог бы
в любой момент выступить.
Тагер: Будем говорить реально. Вы говорите, что считали силы достаточными
для свержения Советской власти, и эти силы вы могли бы вашим словесным за-
явлением от имени ЦК двинуть в дело?
Семенов: В отношении Семеновского полка, да.
Тагер: Позвольте мне получить ответ. Относительно Семеновского полка я уже
слышал, а относительно других полков?
Семенов: Нет, относительно других я не могу сказать. Другие могли высту-
пить, если бы выступил броневой дивизион и Семеновский полк. Они говорили,
что должны были видеть, что есть уже какая-то реальная сила.
Тагер: Я прошу вас ответить на мой вопрос. Первая наша посылка такая: име-
лись достаточные силы для свержения Советской власти. Могли ли вы эти до-
статочные для свержения Советской власти силы теми техническими способами,
которые вам ведомы, двинуть в бой вашим словесным заявлением от имени ЦК.
Семенов: Я мог бы, если бы ЦК дал мне на это право. Я считаю, что эти силы
я бы двинул, но не тем непосредственным путем, на который вы указываете, по-
тому что для движения очень важен целый ряд настроений. Если часть чувствует
себя слабой, то даже, если авторитетное учреждение предлагает выступить, этого
не будет. Значит, нужны другие предпосылки. Если бы партия дала мне право от
имени партии выступить, я бы выступил, и считаю, что по предписанию от имени
партии выступили бы и броневой и Семеновский полк, а если бы выступление
произошло, то и другие части, находящиеся в сфере нашего влияния, выступи-
ли бы. Нужно учитывать настроение определенных частей. Часть может быть на-
столько оппозиционно настроена, что если выступит один полк, в котором 1000
слишком штыков с несколькими пулеметами и шестью пушками, то она, очевид-
но, присоединится.
Тагер: Вы не думаете, что если бы вы явились в Семеновский полк, то там у вас
спросили бы мандат, хотя бы самый конспиративный и самый скромный.
Семенов: Не спросили бы.
Тагер: Позвольте спросить, вы в полку служили?
Семенов: Был запасным рядовым.
Тагер: Специального военного образования не проходили?
Семенов: Я окончил учебную команду.
Тагер: Пока вопросов больше нет.
Председатель: Слово имеет защитник Карякин.
Карякин: По-видимому, вы не дали ответа или пропустили совершенно. Про-
шу ответить на одни вопрос. В первый раз вы получили 30 000; какую сумму вы
получили во второй раз?
Семенов: Во второй раз получил тысяч 40, точно сумму не помню, потому что
расходы вел Леппер.

Карякин: А получали вы?
Семенов: Получал я.
Карякин: На каком протяжении времени вы получили эти суммы, какой был
промежуток между первым и вторым получением?
Семенов: Недели (не слышно).
Карякин: Будьте добры разъяснить вот что. Вы утверждаете, что вы категориче-
ски были не согласны и не считали возможным брать деньги от этой организации?
Семенов: Я считал.
Карякин: Почему взяли?
Семенов: Я считаю, что для меня, члена партии, то, что вынес ЦК, является
чрезвычайно авторитетным. Раз ЦК допускает возможным брать деньги, я дол-
жен был взять.
Карякин: Вы говорили, поскольку я понял, что вы беседовали по этому поводу
с Донским и Донской сказал: берите.
Семенов: Это были деньги от организации Филоненко.
Карякин: Но вам Донской сказал: деньги не пахнут, берите деньги. А вы ясно
себе представляли, откуда эти деньги, что они из германского источника, и потому
вы считали это невозможным. Эти деньги вами приняты, почему вы не возбудили
вопроса в бюро?
Семенов: Потому что Донской давал ответ от имени Петроградского бюро ЦК.
Донской был официальным представителем Петроградского бюро ЦК в Воен-
ной комиссии, и вопрос об организации Иванова, он говорил, что ставился у них
в бюро Петроградского комитета. Значит, он говорил от имени этого бюро, и во-
прос был ясен.
Карякин: Для меня это не ясно. И по вашему показанию и по объяснению, ко-
торое мы слышали, отношение к германскому штабу и германцам у партии было
совершенно определенное. И вот почему меня удивляет, что вы, в качестве рядо-
вого члена партии, не усомнились в том, что Донской, предлагая брать эти герман-
ские деньги, грешил против общих директив и общепартийного настроения.
Семенов: Для нас было ясно, что он не грешил постольку-поскольку это была
точка зрения Петроградского бюро и говорил авторитетный представитель ЦК.
Для меня вопрос был ясен.
Карякин: Значит, не усомнились?
Семенов: Для меня был ясен источник этих денег, но я считал, что если ЦК
считает возможным брать их на военную работу, исходя из принципа, что деньги
не пахнут...
Карякин: Значит, если вы были в некотором несогласии, а по-видимому, вы
умели спорить все-таки с авторитетными партийными товарищами, вы указали
случай, когда Донской, Гоц и Лихач были на заседании, когда вы со своим мне-
нием остались в единственном числе и оспаривали их, почему вы не возбудили
вопрос, не спросили у других, правильно ли Донской дает указания от имени бюро
и нужно ли брать германские деньги, или это было самолично?
Семенов: У кого?
Карякин: У тех лиц, которые окружали вас. Вы говорили о собрании, на кото-
ром были Флекель, Гоц, Берг, Лихач и др. лица.
Семенов: Постольку-поскольку этот вопрос получил сугубо конспиратив-
ный характер, и для меня было вполне ясно, что от того, что это стало бы достоя-
нием гласности, партия потеряла бы, я не считал возможным ставить этот вопрос.
Я мог бы задать этот вопрос только Петроградскому бюро ЦК, и я этого вопроса
653
не задал, потому что у меня не было вопроса о недоверии к Донскому в тот момент.
Я считал, что если член ЦК Донской говорит от имени бюро Петроградского ко-
митета, вопрос ясен.
Карякин: У меня есть еще маленькое недоразумение. Скажите, когда выясни-
лись с организацией Филоненко и с этой черносотенно-германофильской органи-
зацией Иванова, вы это делали в видах информации?
Семенов: Нет, в видах информации вопрос шел только об организации Иванова.
Карякин: А относительно организации Филоненко?
Семенов: Было заключено соглашение, что мы будем выступать вместе с этой
организацией.
Председатель: Слово имеет защитник Пашутинский.
Пашутинский: Вы на вопрос защитника Тагера ответили, что в исследуемый
период времени, по вашему мнению, сил было достаточно для вооруженного вы-
ступления. Что это за точка зрения, которая тогда была у вас, или это ваш ретро-
спективный взгляд, историческая оценка той ситуации. В настоящее время вы
полагаете, что ваша точка зрения была правильна тогда, или вы разочаровались
в ней сами, как и во многом другом?
Семенов: Я считаю, что моя точка зрения в смысле учета реальных сил была
правильна. Что для того чтобы сбросить Советскую власть, этих сил было доста-
точно. Но постольку, поскольку я считаю, что масс в тот период не было, я считаю,
что если бы удалось сбросить Советскую власть, то это было бы максимум на не-
делю.
Пашутинский: Вы не могли бы закрепить...
Семенов: Конечно.
Пашутинский: Вопросов не имею.
Председатель: Слово имеет защитник Оцеп.
Оцеп: Как раз мой вопрос только что задан, поэтому я отказываюсь.
Председатель: Защитник Челнов.
Членов: У меня вот какой вопрос. Когда на совещании по вопросу о разору-
жении минного дивизиона вы голосовали за выступление, то этот голос, это голо-
сование выражало ваше личное мнение, или вы голосовали по поручению всего
коллектива Военной комиссии?
Семенов: Это была точка зрения всех членов Военной комиссии, за исключе-
нием коменданта Ганджумова, который был за военное выступление на совеща-
нии боевых дружин.
Членов: Значит, сначала вопрос обсуждался в коллективе военных работни-
ков, а затем перешел на общее совещание?
Семенов: Да. По этому вопросу у нас было совещание, во-первых, боевых дру-
жин, на котором руководители боевых дружин высказывались за выступление.
Это во-первых, затем было совещание чисто военных работников с участием ко-
мендантов и представителей, персонально не помню лиц, но, во всяком случае,
было такое собрание военных работников, и персонально я виделся еще с неко-
торыми комендантами, которые оставались на местах и которые все определенно
высказывались за выступление.
Членов: Таким образом на совещании военных работников мнение было еди-
ногласно?
Семенов: Да, вполне единогласное. Правда, это совещание было немногочис-
ленно.
Членов: А как?
654
Семенов: Человек, во всяком случае, 8 было.
Членов: Теперь, скажите, пожалуйста, в этом случае или в каком-нибудь дру-
гом случае, считала ли себя Военная комиссия в праве предпринять какое-нибудь
вооруженное выступление на свой страх и риск, узнав, что ЦК или его представи-
тели накладывают на него вето, или высказываются против?
Семенов: Конечно, нет.
Членов: Вы можете категорически удостоверить, что ни одного такого случая
не было?
Семенов: Категорически утверждаю — ни одного такого случая не было. Для
нас решение ЦК было бесспорно.
Членов: Хотя бы оно категорически расходилось с вашим мнением?
Семенов: Да.
Членов: А теперь — обратно. Если военные работники считали, что чего-
нибудь не нужно делать, а компетентный представитель ЦК заявлял, что комитет
или бюро решили, что нужно, как вы тогда поступали?
Семенов: Считали, что нужно. ЦК был наш руководящий орган, поэтому у нас
в этом отношении никаких сомнений не могло быть. МЫ могли не соглашаться
с его мнением, но все-таки подчинялись ему.
Членов: Так фактически и было?
Семенов: Так и было. Я не помню ни одного случая, когда бы мы поступали
против решения ЦК.
Председатель: Защитник Катаньян.
Катаньян: Скажите, вы в какой армии работали до революции?
Семенов: До революции я работал в 12-й армии.
Катаньян: Во время революции были ли вы облечены доверием революцион-
ных солдат или не были облечены?
Семенов: Во время февральской революции.
Катаньян: Да.
Семенов: Я был товарищем председателя Совета солдатский депутатов 12-й армии.
Катаньян: Не были ли вы комиссаром какой-нибудь армии?
Семенов: Я был комиссаром 9-й армии и помощником комиссара румынского
фронта.
Катаньян: Вас проводили в помощники комиссара румынского фронта с со-
гласия партии эсеров или при их воздержании? Партия выдвинула вашу канди-
датуру?
Семенов: Это делалось с ведома ЦК. В это время Исполнительный комитет
обратился к ЦК с просьбой направить партийных работников на комиссаровские
посты. В числе их был направлен и я.
Катаньян: Значит, с ведома ЦК?
Семенов: Во всяком случае, это было с ведома гр. Гоца.
Катаньян: Кода вы приехали из армии в Петроград перед октябрьскими днями?
Семенов: С румынского фронта?
Катаньян: Я не знаю, с какого фронта, но в Петроград вы приехали перед
октябрьскими днями с какого фронта?
Семенов: В последний раз я приехал в Петроград из Валка, из месторасполо-
жения Исполкома 12-й армии. Я имел мандат от 12-й армии быть членом II съез-
да Советов.
Катаньян: Будучи уже в Петрограде, в этот период были ли вы назначены ко-
миссаром какой-нибудь армии или какого-нибудь корпуса? И если были назначе-
ны, то каким комиссаром?
655
Семенов: Это относится ко времени после Октябрьского переворота. Я был
комиссаром 3-го конного корпуса. Комиссаром я был назначен комиссаром Бой-
тинским и был утвержден Керенским.
Катаньян: Гр. Гоц знал о том, что вы были комиссаром конного корпуса?
Семенов: Знал, конечно.
Катаньян: Была ли ваша официальная подпись под какими-нибудь радиотеле-
граммами или радиограммами?
Семенов: Моя подпись была под тем воззванием, которое было выпущено дон-
ским комитетом, т. е. комитетом Донской кавалерийской дивизии. Это воззвание
было выпущено в Царском селе за подписью моей и Бойтинского и этого комите-
та, и было послано по радио с призывом поддержки вооруженного движения.
Катаньян: После этого воззвания вы встречались с Гоцем?
Семенов: Встречался неоднократно.
Катаньян: Где?
Семенов: В Могилеве.
Катаньян: По какому поводу?
Семенов: В Могилеве я встретился с Гоцем таким способом. Я приехал из
Пскова в Могилев, когда узнал, что в Могилеве создается центр, создается по-
пытка осуществления социалистического министерства. Тогда об этом толкова-
ли в Пскове. Поскольку центр был в Могилеве, я решил поехать в Могилев, как
и другие ответственные работники. Там я встретился с Гоцем.
Катаньян: Встречались ли вы с некоторыми другими членами ЦК?
Семенов: Там я видел членов ЦК Герштейна, Гоца, Авксентьева.
Катаньян: Чернова вы не видали?
Семенов: Чернова я не видел.
Катаньян: Какое отношение было у членов ЦК к вам лично в этот период?
Семенов: Дело в том, что меня по моей работе в исполкоме, тогда еще Петро-
градского Совета, знал гр. Гоц и относился ко мне хорошо, насколько я помню, но
близких отношений у меня ни с Гоцем, ни с кем другим не было.
Катаньян: От вас они конспирировали или нет?
Семенов: По вопросу о создании социалистического министерства, во всяком
случае, нет. По этому вопросу мы беседовали с Черновым.
Катаньян: Но было так, что вы с Черновым ночевали в одной комнате?
Семенов: Об этом факте я уже говорил, когда я задал вопрос гр. Фейту. Это
было в Гатчине. Тогда я вместе с комиссаром Станкевичем помещался в одной
комнате, в одну из таких ночей там был Чернов, Фейт и другие члены ЦК, на-
сколько я помню, Сухомлин.
Катаньян: Я более вопросов не имею.
Председатель: Слово имеет защитник Жданов.
Жданов: Скажите, Семенов, я не помню, когда вы объясняли товарищу Каря-
кину, от организации Иванова вы тоже получали деньги?
Семенов: Получал не я, получал деньги тов. Леппер.
Жданов: Сколько раз вы получали деньги от Иванова.
Семенов: Насколько я помню, да раза. Но сумма была сравнительно неболь-
шая. Во всяком случае, сумма не превосходила цифру 100 тысяч, было 50-60 ты-
сяч, точно сказать теперь не могу. Эти деньги получал Леппер, и он их тратил на
военные нужды. Суммы были получены в два раза.
Жданов: Кроме этих денег, вы получали еще от организации Филоненко?
Семенов: Да, насколько я помню, это были «керенки».
656
Председатель: Слово имеет защитник Липскеров.
Липскеров: В сегодняшнем объяснении вы сказали, что Петроград был разде-
лен территориально на комендатуры. Не скажете ли вы, по чьему постановлению
он был разделен?
Семенов: По постановлению бюро Военной комиссии и по санкции граждани-
на ... {не слышно).
Липскеров: К какому периоду времени относится это разделение Петрограда
на комендатуры?
Семенов: Я думаю, что начало организации относится ко времени до разору-
жения Преображенского полка, то есть, приблизительно, в первых числах марта.
Липскеров: Эта организация еще была слаба. Вы извоили заметить, что было
только 2-3 коменданта, а затем в самый расцвет, до какого количества доходила
комендатура?
Семенов: Все районы Петрограда имели комендантов, за исключением двух.
В Рождественском районе не было коменданта — его считали потерянным районом.
Липскеров: Ну, сколько было примерно комендантов в самый расцвет органи-
зации?
Семенов: Я точно не могу сказать, я думаю, что во всяком случае, человек 8 было.
Липскеров: Кто назначается в коменданты — это была военная организация?
Семенов: Чисто военная организация.
Липскеров: И все коменданты были людьми военными?
Семенов: Насколько я помню, все были военные.
Липскеров: Ну, скажем, комендант Невского района?
Семенов: Комендантом Невского района был сначала прапорщик Федотов
(Зотов).
Липскеров: Прапорщик, значит военный?
Семенов: Да.
Липскеров: Затем Обуховского района?
Семенов {ответ не слышно).
Липскеров: Вы сами сказали, что он также был военный. Московского района
кто был?
Семенов: Московского — прапорщик Гинсбург.
Липскеров: Литейного района?
Семенов: Литейного района был один из офицеров, который был в команде по
орудийному заводу, фамилии не помню. Знаю, что подпоручик.
Липскеров: Петроградского района?
Семенов: Петроградского района, если не ошибаюсь, Лихтен Шкловский.
Липскеров: Тоже был военный?
Семенов: Да, военный, но какой чин имел — не скажу.
Липскеров: И, наконец, Выборгского района?
Семенов: Выборгского района был прапорщик...
Липскеров: Другими словами, все эти районы, которые я перечислил, а я беру
из вашего показания 16 марта, я усматриваю, что районов было 6, было 6 комен-
дантов, и все они были военные. Могу ли я поэтому вывести заключение, что эта
организация комендатуры была совершенно самостоятельной и независящей от
организации боевой дружины?
Семенов: Вполне.
Липскеров: Вполне?
Семенов: Они имели только связь потому, что коменданты должны были знать,
что существует боевая дружина в их районе, и эти боевые дружины в момент вы-
657
ступления должны были быть подчинены этим комендантам. Если бы не было
какого другого распоряжения из штаба.
Липскеров: Выдали какая-нибудь организационная связь дружин с комендан-
тами? Могли ли отдельные дружинники не знать, что существуют коменданты?
Семенов: Могли не знать.
Липскеров: Так что вчерашнее утверждение Морачевского — он из Василе-
островского района — о том, что он не знал об организации комендатуры, может
соответствовать действительности?
Семенов: Да, я допускаю такую возможность, тем более что главным образом,
роль руководителя Василеостровского района играл сначала Зейман, а Морачев-
ский на этих собраниях не был, и я допускаю возможность, что Морачевский мог
этого и не знать.
Липскеров: Не потому ли вы называли начальником дружины Морачевского,
что вы его раза два или три видели на Собрании уполномоченных дружин?
Семенов: Собственно потому я, конечно и назвал... (не слышно)... потому, что по
существу, Василеостровская дружина выеденного яйца не стоила. Там был только
один хороший дружинник, который был способен на действия. К остальным дру-
жинникам я лично относился очень отрицательно, не говоря, конечно, о Зеймане,
потому что он был руководителем Василеостровской дружины. Он, собственно,
создал эту Василеостровскую дружину, насколько я помню, а Морачевский был
представитель от этой дружины.
Липскеров: Могли быть на этих собрания, которые вы созывали еженедельно,
и другие представители, в частности, Зейман?
Семенов: Да, он бывал у нас.
Липскеров: Выступала ли Василеостровская дружина?
Семенов: Я только что в этот момент принял дела и знаю, что Василеостров-
ская дружина принимала участие в защите Учредительного собрания.
Липскеров: Выступала ли она активно?
Семенов: Я знаю, что она была. А как происходило распределение сил в этой
дружине, я не знаю. Знаю только, что там вооруженными в этой дружине были
двое, персонально Турунтай и Зейман.
Липскеров: Морачевского вы не считали сильным боевиком?
Семенов: Я его считал очень слабым боевиком.
Липскеров: Кто был первым организатором дружин всего Петрограда?
Семенов: Идея об организации дружин появилась давно, но первым организа-
тором был Кононов, насколько я помню.
Липскеров: А затем кто его сменил?
Семенов: Кононов был первым организатором. Затем, в момент защиты Учре-
дительного собрания, на сцену является Паевский, который по соглашению Пе-
троградского бюро Военной комиссии взял на себя руководство дружинами.
Липскеров: Так что утверждение, что организатором боевой дружины в Васи-
леостровском районе был Морачевский, не соответствует действительности?
Семенов: Он принимал участие в организации дружины, но чтобы инициатива
исходила от него, я не могу утверждать.
Липскеров: Больше вопросов не имею.
Председатель: Обвиняемый Лихач.
Лихач: Вы вчера, вероятно, слушали те вопросы, которые я задавал Дашевскому?
Семенов: Да.
Лихач: Если я не буду задавать их снова, а только резюмирую, то вас это удо-
влетворит?

Семенов: Да.
Лихач: Дашевский показал, что на гарнизонном совещании он не был, и что
он от вас и раньше и впоследствии, то есть после дня 5 января, слышал ниже-
следующее: что, во-первых, части должны были, начиная с броневого дивизиона,
Семеновского полка и так далее, идти к Таврическому дворцу 5 января и что той
частью плана, которую он называл мобилизационной, ведали вы, затем, что была
особая часть штаба, которая должна была довести части до площади Таврического
дворца. После того, как данные части подошли к площади Таврического дворца,
и это было его точно показание, должны были начаться выступательные действия
против Советской власти. Существовал определенный наступательный план, вы-
работанный штабом, который должен был проводиться в действие другой частью
штаба, заседавшей на другой квартире. Это вы подтверждаете?
Семенов: Да.
Лихач: Когда я поставил Дашевскому вопрос, может ли он рассказать кон-
кретно, какие части куда должны были быть двинуты, и в чем конкретно состоял
этот наступательный план, Дашевский отозвался незнанием, поскольку он лично
в штаб не входил, а слыхал все это от вас. Вы в штаб входили, и, может быть, мо-
жете ответить, какой же конкретный план существовал?
Семенов: Я уже говорил в своих показаниях, что у штаба, когда он заседал
и вырабатывал план, было два плана. Первый план был план полковника Пора-
делова, а другой — мой. Полковник Пораделов исходил из того, что у нас есть
военные силы: Семеновский полк, технический батальон такой-то, такая-то рота,
5-й броневой дивизион. Он говорил, что нужно наметить места: Смольный, стан-
ция, инженерный замок, казармы такого-то полка, Зимний дворец, управление
Петроградского военного округа и так далее, и двинуть их по такому плану: одна
колона — марш на Смольный, другая колона — марш на Инженерный замок и т. д.
Я говорил, что этот план не выдерживает никакой критики потому, что в тот мо-
мент у нас не было такой силы, которая могла бы по нашему предписанию двинуть-
ся. У нас был только 5-й броневой дивизион, который мог двинуться по призыву,
и моет быть, при известных обстоятельствах, я считал, что если Семеновский полк
выступит, то, может быть, двинутся и другие части, и только тогда, когда эти части
будут собраны в определенное массовое выступление, с одной стороны, выступят
Семеновцы, а с другой стороны может создаться настроение в других частях, что
эти части тогда выступят. Только тогда мог подниматься вопрос о том, как это
движение может состояться. По этому вопросу было много разговоров, штаб со-
гласился с моим планом, в конце-концов пришли к убеждению, что сначала нуж-
но произвести мобилизацию сил, а потом — действовать. Если мобилизацию сил
не произвести, то мы сделаем ту ошибку, которую сделал полковник Пораделов,
когда он разделил школы прапорщиков на две, и одну школу послал в одно место,
а другую — в другое, чтобы потом они соединились. Именно мой план был при-
нят, причем, когда вопрос шел о том, как дальше действовать, после того, когда
силы будут собраны, говорил, тогда нужно предоставить действовать полковнику
Пораделову, так как он окончил генеральный штаб, ему и книги в руки, он может
вырабатывать план, я не возражаю и могу сделать только некоторые указания.
В связи с этим мы разбили наши штабы — один штаб помещался на Пантелеймо-
новской улице, в кооперативе Чайковского, он пошел за полковником Порадело-
вым; а другой штаб, который собирал силы, был мой, где был я. Когда подняли
вопрос в той плоскости, как же быть потом, когда соберутся части, как можно бу-
дет уведомлять штабы, я говорил на гарнизонном совещании, что каждая часть ор-
659
ганизует связь в лице двух лиц, которые после того, когда будет установлено, что
эта часть по такому плану собирается к Таврическому дворцу, когда часть получит
определенные указания от руководителя, начальника штаба, заведующего этим
делом Пораделова. В частности, ряд специалистов должен был получить указания
от Пораделова. Я помню среди них Келера, Викентия Соколова, которые были на-
правлены в распоряжение Пораделова с тем, чтобы он им дал поручение. Кроме
того, я говорил, что если штаб будет стоять в стороне, и с моей точкой зрения со-
гласились, то, конечно, ничего не выйдет. Нужно, чтобы штаб был в Центре. Мы
считали, что как только части пойдут к Тавричесокму дворцу, нужно, чтобы штаб
вышел на место и сейчас же при Таврическом дворце начал действовать.
Лихач: Я, к сожалению, ответа на вопрос, который я задал, так и не услышал. Ка-
ков был конкретный план дальнейшего действия после того, как части, вызванные
вами на гарнизонном совещании, подошли к Таврическому дворцу? Был или нет?
Семенов: Был.
Лихач: Вам был известен этот план, выработанный Пораделовым?
Семенов: Пораделов его разрабатывал так, что одна часть пойдут на замок,
другая - на станцию, и третья — на штаб округа. Он указывал, в чьем ведении
и где находятся те или иные большевистские части. Я теперь не помню мелкие
подробности, так как это было давно, 4 года назад. Такими мелочами я меньше
всего интересовался. С моей точки зрения мне предстояла задача собрать силы,
и я считал, что моя работа этим заканчивается, и наступает другая часть. И я гово-
рил, что такой план был, Пораделов его развивал.
Лихач: Есть громадная разница между планом Пораделова, о котором вы упо-
минаете, планом движения отдельных частей с определенного пункта в опреде-
ленный пункт, который они должны занять, и планом движения частей от площа-
ди к Таврическому дворцу и, может быть, потом назад. Вот этот последний план
был разработан в штабе?
Семенов: Я и говорю, мне кажется вопрос вполне ясен. Нужно быть военным
спецем, который просидел бы на всяких военных книжках, и который ни черта
не понимает в массовых уличных боях, чтобы ставить вопрос так. Я говорю, что
было два плана: план полковника Пораделова и мой. Мой первый план был при-
нят мобилизационный. Второй план, который был выработан полковником По-
раделовым, где говорилось о том, что та часть из места расположения должна от-
правиться туда-то и туда-то. Этот план провалился.
Лихач: Правильно.
Семенов: Потом, когда был решен первый вопрос, я говорю, что вопрос о вто-
ром плане, постольку, поскольку полковник Пораделов выработал уже диспози-
цию, ясно, что ему изменить эту диспозицию было бы легко, потому что я указал,
какие части были, по моему мнению, у площади Таврического дворца.
Лихач: Относительно площади Таврического дворца. Кто эту диспозицию
полковника Полковникова должен был выполнить?
Семенов: Эту диспозицию полковник Пораделов должен был выполнить.
Лихач: Значит, план полковника Пораделова был отброшен?
Семенов: Не могу установить, потому что разница маленькая.
Лихач: Разница огромная.
Семенов: Части одни и те же, имеется только одно расположение этих частей.
Лихач: Вот я и спрашиваю, подошли части Преображенского и Семеновско-
го полков. Может быть, Измайловский, у вас не остался в памяти? И броневики
были у Таврического дворца, что они должны были делать? Был план и какой?
Ведь вы были членом штаба, что вы должны были делать?
fifiO
Семенов: Я этим вопросом мало интересовался. Я считаю, что если мы можем
собрать эти вооруженные военные силы, вопрос будет решен. Если эти силы все
соберутся вокруг Учредительного собрания, то этим начало этого плана было сде-
лано. Остальная часть его была выработана полковником Пораделовым, который
внес те изменения, которые ясно вытекали из того, что эти части находятся в рай-
оне Таврического дворца, и оттуда придется действовать. Я думаю, что по этому
вопросу гражданину Лихачу лучше бы всего обратиться прямо к полковнику По-
раделову.
Лихач: Я спрашиваю не полковника Пораделова, а гражданина Семенова, и на
этот вопрос получается нижеследующий ответ; что после того, как части должны
были собраться на площади Таврического дворца, что больше всего интересовало
гражданина Семенова, и чем он больше всего занимался, он не знал, как член штаба,
что должны были делать эти части. Это должен был знать полковник Пораделов?
Семенов: Да.
Лихач: Член штаба гражданин Семенов не знал, как будут дальше действо-
вать эти части. Дальше позвольте вас спросить: вот был принят на гарнизонном
совещании план движения этих частей к Таврическому дворцу, чего не отрицаю
и я. Вот произошло запрещение бюро фракции Учредительного собрания эсе-
ров Лихачу выступать в Семеновском полку. У вас появилось некоторое сомне-
ние. У вас было свидание с Гоцем, что у вас было на втором свидании?
Семенов: Я такого заявления, как утверждал Лихач, не делал. Я был знаком
с этим планом. Полковник Пораделов его докладывал, он должен был внести те или
другие изменения, которые произошли в связи с тем, что первая часть моего плана
была принята, и нужно было обладать только башкой гражданина Лихача, чтобы
смешать эти понятия. Гражданин Лихач в военном деле ничего не понимает.
Председатель: Прекратите пререкания и продолжайте.
Лихач: Вы как будто бы согласились с моей точкой зрения и теперь вновь
оспариваете ее и поднимаете вопрос. Гражданин председатель, я должен вновь
поднять этот вопрос: знал ли гражданин Семенов какой-нибудь план у полковни-
ка Полковникова и если знал, то знал ли он, какая именно часть должна была идти
к Таврическому дворцу?
Председатель: Семенов уже ответил так, как он знал. Я не могу заставить от-
ветить его иначе.
Семенов: Да, я так и ответил, я уже утверждаю, что по первому вопросу я знал...
Лихач: Какой же план?
Семенов: План был выработан полковником Пораделовым.
Лихач: Вы пишете целую книжку с массой деталей. Помните, что Гоц у окна
говорил вам то или другое, что на квартире у Паевского, хотя Паевский заявил,
что он в середине января не работал в партии, вы, так сказать, собирали собрание
военного совета и прочее, и прочее. Но вы можете здесь на трибуне восстановить
тот наступательный план против Советской власти, который существовал в шта-
бе, и о котором вы говорите снова?
Семенов: Я утверждаю, гражданин Лихач, что не все остается в памяти. Это
относится в равной мере и к гражданину Лихачу и к гражданину Донскому. У них
тоже не все осталось в памяти, и, в особенности, это относится к тем вещам, кото-
рые меня, интересовали. Этот оперативный план меня не интересовал. Я считал,
что я, как член Военной комиссии, беру на себя определенную задачу, и поскольку
у меня никакого недоверия к полковнику Пораделову не было, ввиду того, что
первый его план я считал вполне правильным, я считал, что и эта приблизитель-
ная диспозиция Пораделова меня удовлетворяла вполне. Она могла быть изме-
661
йена в зависимости от того, что некоторые части переходят на площадь к зданию
Таврического дворца. Поэтому я констатирую, что я план знал, но не знал только
детали, потому что этим вопросом я не интересовался.
Лихач: Значит, детали вы не помните?
Председатель: Совершенно ясно, тут есть какая-то путаница, вы чего-то до-
биваетесь (к Лихачу). Вы, как член Центрального комитета, наблюдающий за Во-
енной комиссией, бывшей в курсе всех дел мирной манифестации в день Учреди-
тельного собрания, вы себе, конечно, представляете дальнейшее развитие этого
плана, и вы, может быть, разъясните это трибуналу. Ну хорошо. Стягиваются не-
которые части к Таврическому дворцу. Снимают караул. Заменяют своими карау-
лами, отдают себя в распоряжение представителя Учредительного собрания. От-
бросим показания Семенова. Допустим, что они все неверны. Расскажите вы, как
должны были действовать эти части после этого.
Лихач: Гражданин Пятаков. Я вам отвечу с большим удовольствием на этот
вопрос, но прежде разрешите мне задать вопрос гражданину Семенову.
Председатель: Я прерываю ваш допрос потому, что мы топчемся на месте,
и я предлагаю вам разъяснить, потому что мы не двигаемся дальше.
Лихач: Я утверждал, что никакого наступательного плана о приходе к площа-
ди Таврического дворца не было. Гражданин Семенов утверждал, что этот план
был. Я спросил его, знал ли он это. Он говорит, знал, но какой, он не помнит. Это
меня интересует и точка.
Председатель: Что вас интересует — это дело ваше, а трибунал интересует мо-
мент действия сил около площади Учредительного собрания. Семенов утвержда-
ет, что план был, дальше у него показания сбивчивы, не знаю, по забывчивости ли,
или по чему другому. Вы же даете точное, определенное указание, что никакого
наступательного плана не было. Поэтому я предлагаю вам, чтобы не было недо-
разумения, разъяснить нам, если вы точно и хорошо помните, что было. Стянулись
войска, наступательного плана нет. Они перешли в распоряжение председателя
Учредительного собрания. Скопилось их порядочно: Семеновский полк, броневой
дивизион и еще какая-то часть. Что они дальше делают, раз они сосредоточились?
Вы не могли же предполагать, что все остальные враждебные вам части остаются
и ничего не делают, что же ваши части остаются и сидят около Учредительного со-
брания, ждут, когда к ним подойдет кто-нибудь их обстреливать? Объясните это.
Лихач: Гражданин Пятаков. Я считаю, что вы вправе эти вопросы задавать. Но
этим самым мои вопросы к Семенову вы отводите на меня. И я, хотя и должен был не
ответить, отложив свои показания на последующее время, но все таки я отвечу вам.
Председатель: Это ваше право.
Лихач: Наша задача была, чтобы наступление на Учредительное собрание вела
Советская власть, а не мы, не Учредительное собрание на Советскую власть. Этим
я сейчас только и ограничусь. Если вам угодно будет подробно меня расспросить,
я прошу сделать это несколько позже, когда я концу свой допрос Семенова.
Председатель: Хорошо, я согласен. Теперь я спрошу Тимофеева. Вы заявили,
что вы согласны с некоторыми военными авторитетами, что лучшая оборона —
это наступление. Считаете ли вы сейчас, что с военной технической точки зрения
было правильно занимать эту позицию, и является ли действительным, что вы
стянули войска к Тавричекому дворцу и ожидали нападения на этот вооруженный
кулак вокруг Таврического дворца?
Тимофеев: В этот день, в то время я стратегических уличных боев в Петрогра-
де не разрабатывал, я решил вопрос об обороне и наступлении на Учредительное
собрание с точки зрения политической, и прежде всего надо мною, как и над дру-
662
гими товарищами по фракции и бюро, доминировала та точка зрения, что нам ни
в коем случае нельзя брать на себя оидиум нападения на Советскую власть, кото-
рая обещалась и в день 5 января созвать и охранять Учредительное собрание. По-
сему мы хотели поставить Учредительное собрание в такие условия, которые бы
гарантировали продолжение его работы, если бы Советская власть все-таки реши-
ла его разогнать. Мы должны были призвать в данный момент все эти войска на
оборону, хотя памятуя, что нападение — лучше обороны, но все-таки мы должны
были призвать их к обороне, так как очень часто приходится даже в чистой войне
прибегать к обороне, не будучи при этом Куропаткиным. Вот мои соображения.
Председатель: Сформулируем тогда этот вопрос политически. Нужно пред-
ставить себе ясно, какая была в тот день ситуация. Это для нас один из существен-
ных моментов. Допустим, что войска, в части эсеровские войска, те часности, ко-
торые были на вашей стороне, стянулись к Таврическому дворцу, сняты караулы
Советской власти. Значит, Таврический дворец с известным вооруженным кула-
ком находится во власти эсеров. В Смольном заседает Совет народных комисса-
ров. Если бы Совнарком не пожелал наступать на Таврический дворец, то мы по-
лучили бы, что в Таврическом дворце заседало бы Учредительное собрание, куда
входит и партия большевиков, и законодательствует. В Смольном заседает Сов-
нарком и тоже законодательствует. Получается два органа власти на протяжении
не более одной полуверсты. Что же, вы так бы и сидели и ждали бы, как события
будут разворачиваться дальше, или вы приняли бы известные меры?
Тимофеев: В таком случае я могу задать и вам вопрос. А что бы тогда делала
Советская власть? Тоже сидела бы?
Председатель: Само собой разумеется, что всякий человек, который понимает,
что такое государственная власть, понимает, что раз вы берете власть в свои руки,
то вы не потерпите другого параллельного центра государственной власти. И само
собой разумеется, что если Учредительное собрание, если бы Таврический дворец
с вооруженными силами находился бы в ваших руках, вы тоже не потерпели бы
Смольного.
Тимофеев: В таком случае, я прошу занести в протокол нижеследующий наш
ответ, как авторитетного представителя Советской власти в этом зале, что если бы
войска и народ подошли к Учредительному собранию и стали бы его охранять, то
Советская власть этого не потерпела бы и эту охрану разогнала бы. (Смех.)
Председатель: Здесь речь идет не о народе, а об определенных войсковых ча-
стях, и только в этих пределах разговор и идет. На этом пока мы и остановимся.
Семенов: Я хочу дать одно объяснение. Я помню такую историю, что когда на
заседании нашего штаба, как раз, когда полковник Пораделов в связи с тем, что
мой план был принят, стал изменять свою диспозицию, я с этого заседания страш-
но торопился на гарнизонное совещание, не последнее, а предпоследнее, которое
было за два дня до того, когда полковник Пораделов стал изменять свою диспо-
зицию и изменять продвижение частей, я указывал по этому поводу, поему я счи-
таю излишним... (не слышно) я указал, что ведь по существу мы проблематически
строим этот план. Что нам, может быть, придется эту диспозицию менять в мо-
мент, когда мы увидим те части, которые будут выведены к Семеновскому полку.
С другой стороны, могут быть и другие части. Значит, опять-таки эту диспозицию
пришлось бы менять. К этой диспозиции я относился легко, я этого не отрицаю.
Я вообще стоял на той точке зрения, что все эти директивы и диспозиции штаба
крупного, большого значения не имеют. Это я поясню для того, чтобы выяснить,
почему я не помню деталей этого плана. При таком моем отношении к этому пла-
ну это понятно. Я вообще считал, что этот план только на бумаге, потому что мы
663
точно не знаем, сколько солдат Семеновского полка выйдет. Выйдут ли все 1200
человек или меньше.
Председатель: Это не имеет существенного значения. {Обращаясь к Лихачу.}
Продолжайте.
Лихач: Поэтому я вопросов больше задавать не буду. Я считаю, что вопрос ис-
черпан. Дальше, когда вы узнали, что бюро фракции запретило Лихачу, по вашему
утверждению, выступить от его имени в Семеновском полку, вы имели свидание
с Гоцем, что сказал Гоц?
Семенов: Я спросил его, известно ли ему о том... (не слышно). Вопрос ясен, что
мы должны выступить, что партия санкционирует это выступление. Я думал, что
этот вопрос вполне естественен. Для меня, для политика, неизощренного во всех
этих тонкостях, когда я перед этим фактом стал, я спросил, а Центральный коми-
тет санкционирует это? Он сказал, да. Мы стоим на той же точке зрения. И тогда
я эти вопросы ему изложил.
Лихач: Какие?
Семенов: Вопрос о том, что вы отказываетесь призывать фракцию обратиться
с открытым призывом к Семеновскому полку. Я говорю, как вы относитесь к вы-
ступлению, ведь мне же придется давать предписание. Брать на себя инициативу
выступления или не брать? Гоц сказал: нет, не брать инициативы.
Лихач: Значит, вы получили от Гоца предписание. Гоц говорил с вами совер-
шенно официально, чтобы части, которые были намечены, без народного движе-
ния не выводили.
Семенов: Неправильна такая постановка вопроса. Не без народного движения.
Это далеко не так точно. По вопросу о выступлении был так поставлен вопрос:
если выступление произойдут, потому что Гоц учитывал, что в момент манифе-
стации стычки должны были произойти между манифестантами с одной стороны
и с другой стороны — стражей, которая не будет впускать их, потому что она долж-
на охранять, то нам нужно этим воспользоваться и вмешаться в это движение.
Лихач: Точнее, на гарнизонном совещании был выработан план движения во-
инских частей, с манифестацией народа или нет, для меня неинтересно, но этот
план Гоцу был известен?
Семенов: Да, был известен.
Лихач: Что же он сам сказал, приводить его в исполнение или нет?
Семенов: Ответ Гоца был таков: если воинские части выступят, то пусть высту-
пают, мы не возражали. Между ними и воинскими частями, охранявшими Таври-
ческий дворец, должна была произойти стычка, и нам нужно ею воспользоваться.
Лихач: Значит, Гоц одобрил план движения, выработанный на гарнизонном
совещании?
Семенов: Да.
Лихач: Тогда позвольте спросить, почему броневой дивизион не выступил?
Семенов: Потому что я ему не предписал.
Лихач: Почему?
Семенов: Я не имел права. Я считал себя достаточно дисциплинированным
членом партии, и если Гоц мне говорил не браться за инициативу, то я и не брался.
Лихач: Значит, Гоц не одобрял?
Семенов: Как можно делать такой вывод?
Лихач: Либо да, либо нет, или одобрял, или нет.
Семенов: Я говорю, что Гоц, по существу, одобрял. Он говорил, что если части
сами выступят, то это дело хорошее. На собрании, по крайней мере, он считал, что
мы на себя инициативу брать не должны.
664
Лихач: Броневой дивизион был в полном вашем распоряжении?
Семенов: В полном.
Лихач: Он не хотел выступать?
Семенов: Они должны были ждать предписания, как было условлено на гар-
низонном совещании. Я не знал точки зрения партии и стоял на той же точке зре-
ния, как гражданин Лихач, что выступление нужно, и что движение это должно
происходить.
Лихач: На гарнизонном совещании было решено вполне определенно пойти
демонстрацией к Таврическому дворцу.
Семенов; Я не знал точки зрения комитета.
Лихач: Вы знали от Гоца выступать или нет, и вы отдали приказ не выступать?
Семенов: Правильно. Представитель боевого дивизиона был у меня и сказал,
что он не должен двинуться.
Лихач: Позвольте, значит Семеновский полк не должен был выступать?
Семенов: Вопрос стол в такой плоскости, что если Семеновский полк высту-
пит без приказания, без обращения к нему, то это дело хорошее.
Лихач: Я еще раз спрашиваю: значит, Гоц сказал вам, что вся намеченная гар-
низонным совещанием накануне программа движения не должна быть приведена
в исполнение?
Семенов: Он сказал, что программа хороша, но партия не должна на себя брать
инициативу. Что, если броневики выступят сами и Семеновский полк, то мы не
возражаем. Мы в этом деле можем нажить капитал.
Лихач: Разрешите тогда прочесть на странице 14: «Центральный комитет, обо-
зрев положение вещей и наши реальные силы, ясно учтя необходимость открыто
взять на себя руководство выступлением и тяжесть падающей на партию эсеров
ответственности, дал нам директивы не приводить в исполнение выработанный
штабом план. Центральный комитет предлагал нам лишь следующее: в случае ак-
тивного массового выступления, когда войска сами станут на сторону восставших,
когда движение выльется в стихийное вооруженное столкновение с большевика-
ми, взять на себя руководство движением, регулировать его».
Семенов: Вопрос вполне понятен.
Лихач: Значит, здесь предписано не приводить выработанного штабом плана
наступления в исполнение?
Семенов: Совершенно правильно, но не наступление, а выступление.
Лихач: Выступление, это еще точнее. Значит, вы подтвердили, что Гоц сделал
это предписание не выступать, и поэтому не выступил броневой дивизион и Семе-
новский полк и все прочие полки. Так?
Семенов: Да.
Лихач: Вот только этого я у вас и добивался. Затем я хотел бы у вас спросить,
каков был ход гарнизонного совещания? Скажите в двух-трех словах, что и зачем
следовало?
Семенов: Первый момент гарнизонного совещания было сообщение отдель-
ных товарищей информационного характера. Затем, второй момент, был доклад
от моего имени об организации штаба о том, что там намечается движение, что
штаб помещается на такой-то улице. И третий момент, который поднялся уже
позже, о том, что у представителей Семеновского полка были все время колеба-
ния. Почему полк может не выступить. В конце концов представитель взял слово
и большим волнением начал говорить, что полк может не выступить, и что он не
берет на себя такой тяжелой ответственности, что он считает, что если бы гражда-
нин Лихач пришел в полк и заявил от имени фракции, что выступление нужно, то
тогда полк выступил бы. Это был последний момент.
665
Лихач: Это был последний момент? И в этот последний момент гражданин
Лихач и выступил на гарнизонном совещании?
Семенов: Насколько я помню, он не выступал.
Лихач: Я напомню, что я выступил на этом гарнизонном совещании. Выступал
как раз в конце гарнизонного совещания, и тут же в конце поднялся вопрос о том,
чтобы я явился в Семеновский полк, правильно. Теперь, когда кончилось гарни-
зонное совещание?
Семенов: Я ушел часа в 2-3.
Лихач: Когда вам стало известно, что бюро фракции наложило вето на высту-
пление гражданина Лихача в Семеновском полку?
Семенов: В самый момент ухода.
Лихач: Откуда же стало известно в самом конце, когда и мое выступление
было в самом конце?
Семенов: В конце гарнизонного совещания, я повторяю, что после вашего ухо-
да. Точно момент не помню.
Лихач: Значит, я уехал в самом конце, и в самом же конце был поднят вопрос
о выступлении гражданина Лихача, а гражданин Лихач, дав свое согласие, ушел,
и после этого вам стало известно, что бюро фракции Учредительного собрания
воспретило. Какое же могло пройти количество времени от ухода гражданина
Лихача до того времени, когда вы узнали решение бюро фракции? Гарнизонное
совещание происходило на Галерной, 25, а бюро фракции заседало в гимназии Гу-
ревича. Какое же количество времени нужно было, чтобы получить ответ бюро
фракции. Можете ли вы указать, сколько времени должно было пройти, чтобы вы
могли получить ответ на этот вопрос? В бюро фракции, которому я должен был
доложить, я должен был идти пешком, потому что это было после двух часов.
Семенов: Я точно на этот вопрос ответить не могу. Насколько я помню, воз-
можно, что был телефонный разговор с бюро фракции. Я помню, что к моменту
моего ухода из городского района, я поэтому вопросу беседовал с Леппером. Мне
кажется, что беседовал.
Лихач: Я могу удостоверить, что бюро фракции об этом доложил именно я, и,
следовательно, никакого телефонного разговора об этом не могло быть.
Председатель: Почему следовательно?
Лихач: Потому что бюро фракции это стало известно только от меня и только
в тот момент, когда я пришел с гарнизонного совещания. Я должен был дойти, так
как было уже 2 часа ночи.
Председатель: Вы сказали, что в 2 часа вы были в бюро фракции, а Семенов
говорит, что он узнал об этом в 3 часа.
Лихач (не слышно): Каким образом вы устроили себе свидание ночью с пред-
ставителями бюро?
Семенов: Я помню только, что поздно ночью.
Лихач: Каким образом в 3 часа ночи это могло произойти?
Семенов: Я не говорю, что ровно в 3 часа, я помню, что это было поздно ночью,
все время происходило бдение в штабе, приходили одни и уходили другие, все
время происходило чаепитие, и я улегся спать часу в шестом утра.
Лихач: Следовательно, вы просили через кого-нибудь Гоца прийти в штаб?
Семенов: Я говорил о том, какое создалось невозможное положение, и просил,
чтобы Центральный комитет... (Не слышно.)
Лихач: Каким образом вы и Гоц сошлись?
Семенов: Видно, Гоц пришел.
Лихач: В котором часу?
Семенов: Поздно.
666
Лихач: Не раньше 3-4?	... ’ ” "	” V.
Семенов: Быть может, позже.
Лихач: Значит, в 5 часов?
Семенов: Может быть, в это время, приблизительно.
Лихач: Гоц, может быть, по собственной инициативе пришел?
Семенов: Он знал, что мы в таком положении, что штаб ему сказал, что было
на этом совещании.
Лихач: Разрешите напомнить ваше предыдущее показание, лист дела 24: «Гар-
низонное совещание решило послать Лихача» (читает)... Утверждаю, что вы не
могли ее получить, потому что была борьба. «И передо мной встал вопрос...» (чи-
тает). Вот та хронология времени, которую мы с вами общими усилиями здесь
установили. Во-первых, совершенно исключена какая бы то ни была роль и уча-
стие Лихача, совершенно исключено потому, что если вы запрашивали мнение
Центрального комитета, вы могли бы запросить просто мнение Лихача, который
на гарнизонном совещании выступил. Во-вторых, Лихач лично доложил бюро.
Бюро фракции не налагало никакого вето на самое движение, поскольку его не
касалось. Центральный комитет тоже не налагал, поскольку это вето на движение,
которое было санкционировано. Бюро фракции наложило вето только на высту-
пление Лихача в Семеновском полку. Между двумя часами ночи и позже, когда
гражданин Лихач мог доложить бюро фракции о том, что произошло, и тем време-
нем, в которое вы были, никакого свидания с Гоцем не могло быть.
Семенов: Я думаю, что было, но я не могу знать, что могло быть. События раз-
вивались очень быстро и промежуток времени между двумя часами, когда офи-
циально было распущено гарнизонное совещание: я не знаю, было ли это между
двумя часами или раньше или позже.
Лихач: Раньше ни в каком случае быть не могло.
Семенов: Я констатирую, что из помещения этого района я ушел поздно, мо-
жет быть, позднее 3 часов, потому что я имел целый ряд бесед с боевиками, и мы
совещались по вопросу чрезвычайно важному. Это первый вопрос. Потом Лихач
говорил, что я мог бы с ним беседовать о точке зрения Центрального комитета.
Если я указал имя Лихача, указал, вероятно, неправильно, потому что, насколь-
ко я вспоминаю, я с Лихачем о точке зрения ЦК не говорил. Я припоминаю, что
я беседовал по этому вопросу с Флеккелем, это я припоминаю, и ввиду того, что
я не мог Центральный комитет в тот момент найти, где искать в 3 часа ночи, и я
отправился в помещение штаба, думая, что там будут те или другие ответственные
работники. Я видел там Чайковского, Гоца и беседовал по этому вопросу.
Председатель: Есть еще вопросы?
Лихач: Нет.
Председатель: Объявляю перерыв на полчаса.
(Заседание прерывается в ... час.... мин.)1
Председатель: Заседание возобновляется. Для вопроса Семенову слово имеет
обвиняемый Гендельман.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, гр. Семенов, правильно ли я вас понял. Вы
говорили об аресте Леппера, и когда я вас спросил, когда это было, мне послыша-
лось, что вы сказали — в конце июня?
Семенов: Это было раньше. Точной даты я не помню. По моему мнению, это
было к концу мая или в начале июня. Во всяком случае, это было после того со-
вещания, которое обсуждало вопрос о забастовке в Невском районе.
1 Так в тексте.
667
Гендельман: Когда вы говорили об аресте Леппера, и я вйС спросйл, когда это
было, вы сказали: в конце июня. А теперь вы утверждаете — в конце мая или в на-
чале июня. Скажите, пожалуйста, когда было разоружение минной дивизии?
Семенов: Разоружение минной дивизии было в конце июня или в начале июля.
Гендельман: Значит, арест Леппера предшествовал?
Семенов: Предшествовал.
Гендельман: И он был после другого проекта выступления, связанного с за-
бастовкой?
Семенов: Да, насколько я помню.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, вместе с Леппером был арестован еще ряд
работников?
Семенов: Да.
Гендельман: Бюро было арестовано?
Семенов: Насколько я помню, была арестована конференция красноармейско-
го отдела.
Гендельман: Это должно было ослабить силы вашей военной организации?
Семенов: Очень.
Гендельман: Следовательно, скажите, если высказывались против выступле-
ния, связанного с забастовками, то после того, как произошел этот разгон орга-
низации, положение не улучшилось. Следовательно, не приходилось после этого
высказываться за выступление?
Семенов: После разгрома красноармейского отдела положение, конечно, не
улучшилось, но появился новый фактор в лице минной дивизии.
Гендельман: Скажите, пожалуйста, вы сказали, что относительно голосования
Ганджумова у вас была ошибка в памяти?
Семенов: Да.
Гендельман: Когда вы эту ошибку в памяти установили, вы можете сказать?
Семенов: Когда я стал писать показания.
Гендельман: Так что в показаниях вы писали правильно о голосовании Ган-
джумова? Когда это было?
Семенов: Когда я писал показания.
Гендельман: Вас много раз допрашивали?
Семенов: Много раз, не помню, когда писал, вы можете посмотреть мое по-
казание.
Гендельман: Теперь о разоружении Преображенского полка. Правильно ли я
вас понял. Мне показалось, что вы сказали, что самое разоружение произошло
неожиданно?
Семенов: Момент разоружения мы ожидали через день, а он произошел за
день до этого.
Гендельман: Теперь я вас понимаю точно. Самый факт разоружения, или как
вы говорите, момент самого разоружения, произошел за день до того, как мы его
ожидали.
Теперь дальнейший факт: о деньгах, которые вы брали от правой организации
Иванова. Когда вас спросили, кажется, защитник Карякин, почему вы, будучи
против этого, не спросили, не проверили Донского, или не спросили других ав-
торитетных товарищей, с которыми вы встречались — Гоца, Флекеля, — вы, по-
слышалось, сказали, что это было сугубо конспиративное дело, и потому вы не
могли его огласить, и прибавили, что вы доверяли Донскому и считали, что ес-
ли он заявляет, то это заявляет Центральный комитет. В то же время вы подтвер-
дили, что вы тогда же встретились с Гоцем. Вы не думали тогда, что с Гоцем могут
быть сугубо конспиративные дела, более, чем с Донским?
668
Семенов: мои ответ относительно конспиративности относится к Флекелю.
А что касается членов Центрального комитета, то это было потому, что я не имел
оснований не доверять Донскому, менее чем Гоцу, и поэтому я не считал нужным
спрашивать Гоца.
Гендельман: Соображения о сугубо конспиративных делах вы относили не
к Гоцу?
Семенов: Нет.
Гендельман: Эти соображения относились к тому, что Донской не мог говорить
неправду. Если вы так против того, чтобы брать деньги от этих организаций, как
же вы не попытались в беседе с Гоцем как-нибудь воздействовать или хотя бы из-
ложить мнение Военной комиссии? Неужели настолько пассивно относились, что
подчинялись тому, что факт, который морально был недопустим, и факт, который
с точки зрения Военной комиссии вы считали неприемлемым. Почему вы об этом
факте не говорили с Гоцем? Не считали нужным его ознакомить с точки зрения
военной организации?
Семенов: Я знал точку зрения Центрального комитета по вопросу вообще
о деньгах. Я знал, что бюро Петроградского комитета санкционировало взятие
денег у организации Филоненко. Для меня лично вопрос был вполне ясен, и что
точку зрения Центрального комитета мои убеждения не могут поколебать, потому
что в источнике денег, где брать, Центральный комитет не разбирался.
Гендельман: Просто вы, значит, пассивно подчинялись, то есть, взятие денег от
Иванова имеет такую же ценность, как взятие денег у Филоненко.
Семенов: Я не понимаю, в каком отношении?
Гендельман: Значит, был установлен такой факт. Дальше вы утверждаете, что
Центральный комитет разрешил брать деньги у Филоненко, и что это имело та-
кую же ценность, как брать деньги от организации Иванова.
Семенов: Правильно. Леппер мне это говорил. Он показывал мне деньги, кото-
рые он получил, это были «керенки».
Гендельман: Леппер вам говорил?
Семенов: Да.
Гендельман: Вы сказали, что неправильно вчера говорилось, что позиция Цен-
трального комитета на выступление и позиция Военной комиссии были различные,
что одна из них была не реалистическая, а другая — авантюристическая. Вы сказа-
ли, что ничего подобного, что обе позиции были аналогичные, были тождественны.
Семенов: Совершенно правильно.
Гендельман: Обращаясь к вашим показаниям, когда допрашивали Кашина,
оказывается, что после допроса выяснилось, я вам напомню показание из вашей
брошюры, что Центральный комитет дал директиву 5 января не приводить в ис-
полнение план выступления — это во-первых. Во-вторых, кода предполагалось
выступление по случаю похорон жертв 5 января, тоже Центральный комитет не
дал директивы, теперь вы можете это отвергнуть или подтвердить.
Семенов: Я полагаю, что такую точку зрения занимал Центральный комитет,
но Военная комиссия тогда не считала возможным выступление, в день похорон.
Этот вопрос обсуждался на том совещании, и мы не считали возможным тогда
выступить, потому что настроение частей было подавленное после разгона Учре-
дительного собрания.
Гендельман: Тогда единогласно был принят вопрос относительно выступле-
ния в день похорон жертв 5 января.
Семенов: Не единогласно, потому что некоторые воздерживались.
Гендельман: А голосование было?
669
Семенов: Было, но некоторые воздерживались.
Гендельман: А за выступление были голоса?
Семенов: За выступление не было.
Гендельман: А у вас сказано, что подавляющим большинством голосов после
выступления представителя комитета Каплана, вопрос был решен отрицательно.
Семенов: Потому что были воздерживающиеся.
Гендельман: А вы как к этому относились?
Семенов: Я голосовал против.
Гендельман: А в случае разоружения минной дивизии, большинство было про-
тив, а вы и Коноплева — за?
Семенов: Да, но в день похорон я был против, потому что я учитывал настрое-
ния частей, которые в связи с тем, что партия не помешала разогнать Учредитель-
ное собрания, это показало солдатам слабость партии.
Гендельман: Хорошо, переходим к следующему случаю. Выступление в связи
с забастовкой. Опять Центральный комитет против. Во всех случаях вы за высту-
пление, кроме случая похорон жертв демонстрации, во всех остальных случаях,
вы — за.
Семенов: Вы забываете тот факт разоружения Преображенского полка.
Гендельман: Я его пока оставил, там будто бы вы не расходились, а во всех
остальных случаях — расходились. Это вы показываете. Тем не менее утверждае-
те, что позиции тождественны.
Семенов: Я вам скажу почему. Потому что в Военной комиссии были люди
действия и постольку, поскольку они понимали, что массы будут за ними, у них
хватало всегда мужества взять на себя ответственность. А в Центральном комите-
те в такие моменты появлялась всегда слабость, колебание, нерешительность.
Гендельман: Это ваше объяснение. Меня сейчас интересует не ваше объясне-
ние, а установка дат и фактов. Вот вы вспомнили о Преображенском полке. Вер-
немся к нему в таком случае. Вы говорили, что тогда Кононов заведовал броневы-
ми дружинами?
Семенов: Да.
Гендельман: Вы ему дали распоряжение собрать боевые дружины?
Семенов: Да.
Гендельман: Для чего, чтобы принять участие?
Семенов: Да.
Гендельман: Вы не можете сказать — он собрал дружины?
Семенов: Нет.
Гендельман: Почему не собрал.
Семенов: Он, Кононов, мотивировал тем, что он не смог оповестить всех дру-
жинников. Тогда он так мотивировал.
Гендельман: Он мотивировал, что не мог оповестить всех дружинников?
Семенов: Да.
Гендельман: Скажите теперь: вы только немного раньше сказали, что разору-
жение Преображенского полка произошло на день раньше, чем вы ожидали. Как
же могли об этом знать вы и Кононов. Как это он не мог известить своих дру-
жинников, чтобы они собрались ко времени выступления Преображенского пола,
когда оно вообще произошло на день раньше, чем ожидали.
Семенов: Это мне неясно. Я вообще считал, что объяснения Кононова неясны.
Гендельман: Здесь другое неясно. Здесь ваше объяснение неясно, а не Коно-
нова. Поймите меня. Вы говорите, что вы дали распоряжение Кононову, чтобы он
собрал дружинников. Он этого не выполнил. Вы проверили, почему Кононов не
670
собрал дружинников, сделали ему запрос. Он ответил вам — я их не разыскал. Но
здесь другое — как он мог их разыскивать или как вы могли дать распоряжение со-
брать, когда самое разоружение произошло на день раньше, чем вы предполагали,
когда никаких приказаний не приходилось давать о собирании и не приходилось
разыскивать дружинников, потому что уже произошло разоружение. Вот объяс-
ните эту неясность не в объяснениях Кононова, а в ваших объяснениях.
Семенов: Я говорю, что момент выступления точно установить мы не могли.
Мы предполагали этот день и к этому дню готовились. И, в частности, вопрос о
разоружении Преображенского полка был поставлен за день до этого момента,
а распоряжение Кононову собрать дружинников я дал раньше, чтобы боевые дру-
жины были на месте, чтобы в каждый момент их можно было вызвать.
Гендельман: Вы дали распоряжение, чтобы это было к тому дню, который вы
наметили?
Семенов: Нет, я дал раньше распоряжение.
Гендельман: Вы дали распоряжение раньше, но указали день?
Семенов: Когда гр. Донской передал решение Центрального комитета, я в тот
же вечер дал предписания Кононову собрать всех дружинников.
Гендельман: Их собирать не пришлось. Зачем же вы проверяли, собирали или
не собирали, когда уже все дело было сорвано, и разоружение произошло на день
раньше? Вы теперь это объясните.
Семенов: Я объясню. Это вполне естественно. Когда ночью или даже утром мы
стали перед фактом разоружения одной части Преображенского полка, тогда мы ре-
шили вопрос, выступать ли. Вопрос по поводу разоружения второй части Преобра-
женского полка, потому что одна часть Преображенского полка была Миллионной,
а другая — в казармах около Кирочной, не помню точно улицы. Когда выяснилось,
что основной бой потерян, инициатива перешла в руки Советской власти, поднялся
вопрос о том, что бы на следующий день начать выступление. Как раз в этот день,
в этот вечер в 4 часа бюро Центрального комитета этот вопрос решило, и в эту ночь
произошло разоружение одной части Преображенского полка, потому что мы счи-
тали, что нам придется выступить не на другой день, а в последующие дни.
Гендельман: Вы знали, что произойдет разоружение?
Семенов: Нет, я не знал.
Гендельман: А это произошло в эту ночь?
Семенов: Бюро Центрального комитета заседает приблизительно в 3 часа, в
половине 4-го. В 4 часа я получаю санкцию от гр. Утгофа и сейчас же даю рас-
поряжение. Вечером собрали дружинников и думали, что разоружение начнется
с вечера или ночи, и мы должны уже собраться. Я отдал распоряжение штабу быть
готовым, и в эту ночь произошло разоружение одной части Преображенского пол-
ка, когда Центральный комитет это санкционировал.
Гендельман: Вы ожидали, что это произойдет на следующий день, и соответ-
ствующее распоряжение было сдано?
Семенов: Да.
Гендельман: Значит, вы были поставлены перед совершившимся фактом?
Семенов: Тогда я от этого проекта отказался.
Гендельман: Когда вы подписали эту брошюру?
Семенов: В конце 1921 года.
Гендельман: Вы долго ее писали?
Семенов: Порядочно.
Гендельман: Сколько времени?
Семенов: Насколько я помню, конец декабря и январь.
671
1Ъвдёльман: Значит, вы начали в 21-м году в декабре и кончили в 22-м в январе?
Семенов: Да.
Гендельман: Где вы ее писали?
Семенов: За границей.
Гендельман: Не можете указать, где именно?
Семенов: Я не считаю возможным указывать. В этот период я был на нелегаль-
ной работе и не считаю возможным говорить здесь о ней.
Гендельман: Я не спрашиваю, какой нелегальной работой вы занимались.
Семенов: Я не могу об этом говорить.
Гендельман: Великолепно, значит, вы писали за границей в декабре 21-го года
и в январе 22-го года. Скажите, вы предварительно совещались с кем-либо перед
тем, как эту брошюру написать?
Семенов: Да, совещался.
Гендельман: С кем именно?
Семенов: Да, я совещался не по вопросу о брошюре, как таковой, а меня интере-
совала моральная сторона. Возможно ли для меня выступить с разоблачениями.
Гендельман: Вы решили этот вопрос с ГПУ?
Семенов: Я считаю нужным раз навсегда сказать, что отвечать на подобного
рода вопросы я категорически отказываюсь. Я имею моральное право так гово-
рить. Я в продолжении многих лет, в продолжении долгих лет подставлял свою
голову под пули, когда я находился в рядах партии социалистов-революционеров,
и здесь присутствующие члены Центрального комитета хорошо знают.
Гендельман: Вы отвечаете не на вопрос.
Семенов: И с тех пор, как я стал на другую точку зрения, на точку зрения Со-
ветской власти, сделался коммунистом, и с тех пор в продолжении годов я под-
ставлял свою голову под пули. И потому я имею моральное право на этот вопрос
не отвечать, а вы копаться в том, правильно или не правильно я поступаю, не име-
ете права. Вы потеряли это право давно.
Гендельман: Меня интересует не тот момент, что вы правы или не правы, а дру-
гой факт. Вы уже были добры сказать, что вы писали брошюру за границей. Затем
я спросил: совещались или не совещались. Вы сказали, совещались. Меня инте-
ресует факт. Будьте добры ответить: долго ли до времени написания брошюры вы
находились за границей? Вы написали брошюру в декабре, а в ноябре и октябре
вы тоже были за границей?
Семенов: Я говорю, что касается вопросов моей нелегальной работы и времени
своего пребывания в разных городах, вы не можете1. Я раз навсегда заявляю, что
не буду отвечать по этому вопросу агентам, косвенным или прямым, союзников.
Я отвечать отказываюсь и прошу таких вопросов не задавать.
Гендельман: Гр. председатель, может быть, вы разъясните свидетелю подсуди-
мому1, что я его не спрашиваю о его работе. Он сам сказал, что она нелегальная,
я не спрашиваю в каких городах он был. Меня не интересует эта его деятельность,
а интересует исключительно происхождение брошюры, которую он написал за
границей. Мы это проверим. Я имею право освещать вопрос, поскольку он пользо-
вался правом подсудимого отказываться отвечать на некоторые вопросы. Может
быть, вы будете добры, гр. председатель, разъяснить ему, что я спрашиваю только
о факте: долго или недолго до того, как он написал брошюру, он находился за гра-
ницей. Не был ли он перед тем, как написать эту брошюру, в России.
1 Так в тексте.
672
Председатель: Поскольку я давал всем подсудимым, и вам, гр. Гендельман,
возможность давать прямые ответы на прямые вопросы, и давать мотивировки
этим ответам, постольку я даю Семенову возможность отказаться от дачи соот-
ветствующих ответов, дав этим отказом соответсвующую мотивировку, которую
он считает необходимым.
Гендельман: Гр. председатель, я отнюдь не возражаю против этого, но вы не
поняли, о чем я ходатайствую. Я ходатайствую о разъяснении содержания моего
вопроса. Меня сейчас интересует только вопрос о том, задолго ли до составления
брошюры он был за границей или нет? Гр. председательствующий, что касается
того, что он имеет право не отвечать на вопросы, что он, подсудимый, в праве это
делать, я напомню вам, что когда слушались дела в военно-революционном суде,
то были случаи, когда обвиняемым провокаторам выносились приговоры, а потом
они на велосипедах уезжали. Это было в Польше.
Крыленко: Я прежде всего вынужден просить трибунал установить следующий
факт заявления обвиняемого Гендельмана, что положение подсудимого Семенова
характеризуется безнаказанностью и пр. Я прошу трибунал установить и удостове-
рить перед лицом обвиняемых, которые, видимо, склонны об этом забывать, что здесь,
на этой скамье перед ними еще несколько дней назад сидел гр. Вандервельде и др.,
которым было благоугодно оперировать здесь не фактами судебного характера, а су-
дебными доказательствами, а ссылками на Берлинское соглашение и его условия.
Гендельман: Какое это имеет отношение к делу?
Крыленко: Это имеет непосредственное соглашение к характеру и содержа-
нию вашего заявления. Следовательно, говорить относительно условий безнака-
занности и прочее, говорить нельзя. Поскольку здесь было установлено обвине-
нием, что Берлинское соглашение формально-обязательного характера здесь не
имеет, постольку эти ссылки на безнаказанность, не с этих скамеек должны были
иметь место.
Гендельман: Гр. председательствующий, я прошу разрешить мне по этому по-
воду воспользоваться последним словом подсудимого.
Председатель: Пожалуйста.
Гендельман: Будем говорить на чистоту. Гр. Крыленко, очевидно, думает, по-
вторят то, что неоднократно раздавалось на столбцах вашей прессы1. Это то, что
мы ведем себя нагло на суде, потому что мы уверены, что к нам смертной казни
применено не будет. Гр. Крыленко, я вас могу заверить, что мы не только не уве-
рены, что к нам смертная казнь применена не будет, но мы уверены в обратном, и,
гр. Крыленко, об этом мы были поставлены в известность в вашей внутренней
тюрьме с самого начала, когда мы попали в руки Чрезвычайной комиссии. И если
бы даже наш смертный приговор был заменен, то мы прекрасно знаем — и это пи-
сал товарищ ваш по партии Мясников — мы прекрасно знаем, что нас ждет рас-
права при первом же удобном случае, под видом ли попытки к побегу или при
всяком другом. {Шум.) И мы уверены, что мы в ваших руках, и что вы найдете
возможность с нами расправиться. Но вы будьте уверены, что с этих скамеек вы
поклона просьбы о помиловании не услышите. {Шум.)
Председатель: Все это ни малейшего отношения к делу не имеет, ибо наше
дело здесь установить определенные факты, установить правильность или непра-
вильность соответствующих утверждений. Переходим дальше.
Тимофеев: Я прошу слова для допроса.
Председатель: У меня записан еще Гоц.
1 Так в тексте.
673
Тимофеев: Я просил бы слова для разъяснения.
Гоц: Гр. председательствующий, разрешите задать два вопроса гр. Семенову.
Когда, приблизительно, мы встретились с вами в Могилеве?
Семенов: Я думаю, что это было, приблизительно, в первых числах...
Гоц: В середине ноября.
Семенов: Да, приблизительно, в середине ноября. Я вернулся 12-13 числа в
Петербург.
Гоц: И сколько я там приблизительно пробыл, вы не знаете?
Семенов: Я там пробыл два дня, и в продолжение этого времени я вас там ви-
дел.
Гоц: Кто кроме меня там был еще?
Семенов: Я помню там из членов Центрального комитета вас, Гоца, Авксен-
тьева и Герштейна. Из меньшевиков я помню Богданова Б. В., а из н.-с. я помню
Знаменского1.
Гоц: А Скобелева вы не помните?
Семенов: Да, помню.
Гоц: Вам известен состав общеармейского комитета, его партийная пренад-
лежность в то время. Он был с правыми или с левыми устремлениями.
Семенов: Я знаю, что у одной части общеармейского комитета были левые
устремления интернационала.
Гоц: Были ли там большевики?
Семенов: Я на этот вопрос не могу ответить.
Гоц: Вы не помните, приезжал ли туда Склянский, когда мы там были? Вы
знаете, что туда были вызваны по предложению общеармейского комитета деле-
гаты от армии. Не было ли там гр. Склянского?
Семенов: Не помню.
Гоц: А вообще, были ли представители от большевиков?
Семенов: Не помню. Я был там только два дня.
Гоц: Не слыхали ли вы о таком факте?
Семенов: Нет.
Гоц: А не слыхали ли вы о самом факте вызова общеармейским комитетом
представителей от армейских организаций?
Семенов: Я помню тот факт, что общеармейский комитет обратился с каким-
то телеграфным запросом по вопросу о создании ... (не слышно).
Гоц: Нет, это другое. Факта вызова не припоминаете, и не припоминаете факта
присутствия представителей?
Семенов: Не припоминаю.
Председатель: Слово предоставляется подсудимому Ракову.
Раков: Я хочу предложить пару вопросов гр. Семенову. Он, вероятно, слышал
показания Коноплевой вчера. Говоря о выступлении минной дивизии, она упомя-
нула впервые название организации Иванова. Именно в этот момент стала нащу-
пываться ее деятельность, главным образом среди командного состава. Вы здесь
также говорили об этой организации и устанавливали совершенно непротиво-
речивую этому, что разговоры об организации Иванова были в мае месяце после
8-го Совета партии. Так я понял?
Семенов: Чтобы сказать очень твердо я не могу, но, во всяком случае, это было
не в июне, это могло быть раньше или немного позже.
Раков: Значит, это было в мае после 8-го Совета?
1 Так в тексте.
674
Семенов: Да.
Раков: Вы в своей брошюре говорите, что Донской, осведомившись через Леп-
пера о том, что представляет из себя организация Иванова, сообщил об этом Пе-
троградскому бюро Центрального комитета.
Семенов: Так говорил Донской.
Раков: Петроградское бюро, несомненно, имело суждение по этому вопросу.
По этому вопросу в вашей брошюре сказано, что в Петроградском бюро Централь-
ного комитета происходили большие прения по этому вопросу. Меня интересует
один вопрос, каким образом вы узнали, что в заседании Петроградского бюро, за-
седании очень немноголюдном, немногочисленном, происходили такие большие
прения. От кого вы это узнали?
Семенов: Когда этот вопрос обсуждался с бюро Петроградского комитета,
я был в соседней комнате. Заседание бюро комитета происходило в книжном ма-
газине «За народ».
Раков: Это было по делу Иванова?
Семенов: Именно. Это было в маленькой комнате, там голоса были очень шум-
ные. В это время вышел ко мне Донской. Там был я и Леппер. Он мне сообщил,
и из этого факта я сделал вывод.
Раков: Из этого факта вы заключили, что в Петроградском бюро самым рез-
ким образом высказался против каких бы то ни было сношений с организацией
Иванова член Центрального комитета Раков?
Семенов: Нет, мне об этом, кажется, говорил гр. Донской. Точно я этого не
помню.
Раков: Но вы твердо уверены, что гр. Раков высказался твердо против этого?
Семенов: Да, это в памяти моей осталось, что гр. Раков был против этого.
Раков: Стало быть, гр. Раков в это время присутствовал на заседании Петро-
градского бюро?
Семенов: Надо полагать.
Раков: Теперь я вас спрашиваю, изменился ли состав Петроградского бюро
после 8-го съезда партии или остался тем же, чем был и раньше.
Семенов: Я думаю, что все осталось по-прежнему.
Раков: Стало быть, после 8-го съезда Совета партии дело было по-прежнему.
Вы утверждаете тем самым, что я в это время был в Петрограде?
Семенов: Я не могу утверждать, что вопрос об организации Иванова был по-
сле 8-го Совета. Это могло быть и раньше. Но позже — нет. В июне не могло быть,
а сейчас, после 8-го Совета. Утверждать, что после 8-го Совета, я не могу.
Раков: Позвольте тогда констатировать, что сейчас на мой вопрос, что это было
после 8-го Совета, вы ответили да.
Семенов: Я ответил, что это могло быть раньше, до 8-го Совета.
Раков: Я больше вопрос не имею, но позвольте заметить, что в Петрограде
я остался только до 8-го Совета партии. За несколько дней до созыва 8-го Совета
я выехал из Петрограда и никогда больше там не был.
Председатель: Может быть, вы будете в таком случае так добры и, чтобы по-
кончить с этим вопросом, ответите: вы опровергаете утверждение Семенова, что
вы не принимали участие на заседание этого бюро Центрального комитета, где
обсуждался вопрос об организации Иванова? Вы этого не знаете, я не хочу вас
ловить на слове, но вы утверждаете, что на этом заседании бюро Центрального
комитета вы не были?
Раков: Да, не был.
Председатель: Хорошо. Слово имеет обвиняемый Тимофеев.
675
Тимофеев: Скажите, гр. Семенов, известно ли вам, что в силу полученных во
время 8-го Совета партии слухов о волнениях где-то в Петрограде, которые теперь
определяются как волнения Невско-Заставского района, часть Петроградских де-
легатов этого Совета, в том числе Леппер, экстренно выехали с 8-го Совета в Пе-
троград из Москвы, дабы это движени ликвидировать?
Семенов: Да, помню.
Тимофеев: Это была предпоследняя попытка вооруженного восстания в Пе-
трограде в начале мая в Невско-Заставском районе? Совет партии специально от-
пустил часть членов Петроградской делегации с Совета, дабы они своим присут-
ствием, так как это были лучшие представители партии, ликвидировали бы там
возможность каких-либо беспорядков?
Теперь скажите следующее, с кем вы имели связь и с кем вы сносились по по-
ручению и с благословления Петроградского комитета с организациями Фило-
ненко и Иванова?
Семенов: Я не сносился.
Тимофеев: С кем сносилась Петроградская военная организация?
Семенов: Только Леппер имел сношения с организацией Иванова.
Тимофеев: Значит, у вас была задача прежде всего выяснить, что эта организа-
ция из себя представляет. И вам удалось выяснить, что Ивановская организация
была немецкой ориентации, организация Филоненко была ориентации собствен-
ной или Карташевской? Но я хочу знать, в качестве кого вы там фигурирова-
ли. В качестве представителя какой политического типа организации? Вы и Леп-
пер — прямо как эсеры?
Семенов: При переговорах с Филоненко мы были в качестве представите-
лей военной организации Петрограда и как представители партии социалистов-
революционеров.
Тимофеев: А в переговорах с Ивановым?
Семенов: А при переговорах с Ивановым мы были просто беспартийной во-
енной организацией.
Тимофеев: Как вы себе во втором случае политически представляли беспар-
тийную организацию? К чему она стремилась, какое у нее было положительное
задание?
Семенов: Поскольку я помню из разговора с Леппером, он говорил, что у
них ориентация отчасти эсеровская и отчасти ориентация коалиционного прави-
тельства.
Тимофеев: Значит, беспартийная демократическая организация эсеровски ту-
манно настроенная. Но если она эсеровски туманно настроенная, значит она на-
строена и в смысле продолжения войны вместе с союзниками против Германии.
Или вы думали, что эсеровски настроенная офицерская организация может вы-
ступать без немецкой ориентации?
Семенов: Я должен подчеркнуть, что, когда я говорил о беспартийной офицер-
ской организации, я говорил о беспартийной офицерской организации с некото-
рым уклоном в сторону эсерства, с некоторым уклоном, потому что в этот момент
реальных сил, которые могли бороться с Советской властью, кроме партии эсеров,
не видно было. Они не выступали на сцену... (дальше Семенова не слышно, на что
неоднократно указывал и председатель трибунала Семенову).
Тимофеев: Антибольшевистская готовая даже войти в сношения с германским
штабом, чтобы свергнуть Советскую власть?
Семенов: Задание гражданина Донского.
676
Тимофеев: Так-так, поэтому там получали деньги. Филоненко принял вашу
эсеровскую физиономию и давал деньги на военную организацию партии социа-
листов-революционеров, зная, что это эсеровская ориентация, а не организация
Карташева?
Семенов: Да.
Тимофеев: Вы Филоненко лично знали?
Семенов: Знал.
Тимофеев: Вы с ним в январе месяце встречались?
Семенов: Думаю, что позднее, или если в январе с ним встречался, то в Моги-
леве, в первых числах января. А в Петрограде не встречался.
Тимофеев: В январе в Могилеве?
Семенов: Нет, я спутал. В ставке верховного главнокомандующего я встречал-
ся. Это было при Корнилове.
Тимофеев: А после Октябрьского переворота не встречались?
Семенов: Нет, и в первый раз встретился при этих переговорах в марте.
Тимофеев: Если я буду напоминать вам, не вспомните ли вы одного разговора
вашего с Филоненко. О том, что он настроен в пользу только что разогнанного
большевиками Учредительного собрания и готов поддержать его со всей своей ор-
ганизацией и со всеми своими людьми, которые ему близки, при таком условии,
если в Учредительное собрание будут переизбраны депутаты в главных городах.
Не помните такого факта?
Семенов: Этот факт был в момент наших переговоров.
Тимофеев: Когда?
Семенов: Не могу точно установить — в феврале или в начале марта. Числа
в моей памяти почему-то не осталось. Слишком давно это было. На даты я очень
слаб.
Тимофеев: Но соглашаетесь, что такой разговор был.
Семенов: Был.
Тимофеев: Этот разговор дает совершенно иную платформу, чем та, которая
устанавливается вами в вашей брошюре. Здесь о перевыборах в Учредительное
собрание нет ни слова.
Семенов: Я просто умалчивал об этом, потому что иначе мне пришлось бы на-
писать целый том, а не брошюру, если писать все мелочи. Я просто упустил это.
Тимофеев: Таким образом я точно вам укажу, и вы скажете — да или нет. Не
было ли у вас разговора в конце января с членом Комитета партии социалистов-
революционеров тов. Лихачем, здесь сидящем, которому вы передали беседу
с Филоненко относительно ориентации Филоненко? И не сказал ли вам Лихач,
что с таким авантюристом нам разговаривать не подобает? Не говорили ли вы, что
нет, я знаю лично Филоненко по работе в комиссарском составе и полагаю, что так
или иначе его самого и то, что за ним, можно использовать и нужно?
Семенов: Я такого разговора не помню, потому что все переговоры об органи-
зации Филоненко я вел с гражданином Донским, и у меня в памяти не осталось
разговора с Лихачем.
Тимофеев: Теперь разрешите спросить другое. Вы были в составе Военной ко-
миссии после 4-го съезда?
Семенов: Нет, я в состав комиссии был кооптирован раньше.
Тимофеев: На 4-м съезде ваши полномочия были утверждены?
Семенов: Да.
Тимофеев: Это была комиссия при Центральном комитете партии, и вы были
назначены постановлением, или были выбраны?
677
Семенов: Да, был выбран.
Тимофеев: Так что в данном случае эта комиссия являлась более правомочной
и шире укрепленной в своих правах, чем обычная комиссия, которая назначает?
Военная секция съезда эту комиссию выбрала, и сам съезд эти выборы утвердил.
Поэтому считали ли вы себя только беспрекословным, немым исполнителем ве-
лений Центрального комитета, или же вы должны были рассматривать себя, как
доверенное лицо всей партии и съездом на то уполномоченным?
Семенов: Мы в этот момент расценивали себя как Военную комиссию при
Центральном комитете, ответственную только перед Центральным комитетом.
Мы должны были нести ответственность как члены партии и только благодаря
тому, что как раз работала Военная комиссия при Центральном комитете, возмож-
но было такое решение вопроса.
Тимофеев: В этом случае, не явилось у вас такого вопроса. Вы лично, так же
как Р. Р. Леппер, были против того, чтобы получить деньги от Филоненко и Ива-
нова? Вас мутило это морально?
Семенов: Правильно.
Тимофеев: Центральное бюро Центрального комитета было обратной точки
зрения, и по этому поводу были разногласия. Один член Центрального комитета
был, которого вы знали Раковым, но, очевидно, это был не Раков, так как он уста-
навливает, что он там не был. Очевидно, кто-то другой.
Семенов: Может быть, это было раньше.
Тимофеев: Я вас спрашиваю, вы как член партии и ответственный политиче-
ский работник, как моральная политическая личность, неужели вы не задавались
вопросом, что вам нужно поделиться вашими сомнениями с вашими единомыш-
ленниками, хотя бы с Раковым или с кем-либо другим и аппелировать к высшей
инстанции, которая намечала вас в состав Военной комиссии?
Семенов: Тов Леппер не был выбран на съезде партии.
Тимофеев: Я оставлю тов. Леппера, я говорю только о вас.
Семенов: В то время работали остатки Военной комиссии. Работало только
бюро, в лице меня и Леппера. Мы считали, что поскольку вопрос разрешался по-
ложительно и Центральный комитет находит возможным это сделать, то вопрос
ясен, а поднимать этот вопрос неправильно.
Тимофеев: Даже в пленуме Центрального комитета?
Семенов: Если бюро санкционирует, то и пленум санкционирует. Этот вопрос
мог быть решен отрицательно, но он у нас не поднимался. Мы считали, что вопрос
этот вполне ясен. Может быть, мы были такими политическими дураками. Что же
делать.
Тимофеев: Значит, никаких угрызений политической совести вы не чувство-
вали? Вы выполняли веление своего начальства.
Семенов: Мы считали это правильным, точно так же, как Леппер считал нуж-
ным играть роль провокатора.
Тимофеев: После этого, еще один маленький вопрос. Вы сегодня говорили, что
после связи с организацией Филоненко, вы решили с ним работать в контакте?
Семенов: Да, было военное соглашение.
Тимофеев: А в вашей брошюре вы говорите, что вы решили деятельность орга-
низации Филоненко парализовать. По вашему мнению, работа в контакте и пара-
лизовать — это одно и тоже?
Семенов: Я не говорил, что мы решили парализовать. Это неправильно.
Тимофеев: Я позволю себе найти это место.
678
Утгоф: Разрешите переспросить. Какой план вам рисовался: одновременно ли
захватить все учреждения во всех районах или хотя бы советы во всех районах,
или постепенный захват во всех районах?
Семенов: По этому вопросу было два плана действий. Предполагалось, в за-
висимости от обстоятельств, захватить везде.
Председатель: Это вы сейчас думаете?
Семенов: И тогда думал. Сначала захватить тот или другой Совет или здание,
а потом, в зависимости от обстоятельств, дальше развивать план действий, кото-
рый, конечно, мог быть равным — при защите Учредительного собрания, при за-
щите Преображенского полка и в других случаях.
Утгоф: Я говорю с момента после.
Семенов: Тогда было три момента выступления. Конечно, планы были раз-
ные.
Утгоф: Из трех моментов возьмите самый удачный. Предположим, захват Го-
родского района Совета рабочих депутатов.
Семенов: В некоторых районах предполагалось действовать частично.
Утгоф: Значит, частично?
Семенов: В некоторых районах, да.
Утгоф: Захватили эти Советы, перейдя в наступление...
Семенов: Центр был в другом месте, где были силы. В частности, в отношении
Преображенского полка. Вся сила конструируется, и Преображенский полк идет
на помощь Семеновскому, Волынскому, броневым, и отсюда начинают развивать-
ся действия дальше. Для того чтобы внести разлад в остальные районы, были на-
мечены действия боевых дружин на местах. Значит, в тех районах, где наши дру-
жины сильные, они поднимают и захватывают в свои руки учреждения.
Утгоф: Значит, боевые дружины на местах, при выступлении Преображенско-
го полка в центре, захватили районные Советы?
Семенов: В некоторых районах, не везде.
Утгоф: Число районов, которые имелись в Петрограде, вам известно?
Семенов: Точно не помню.
Утгоф: Вы установили, что было 8 районных комендантов и два района без
коменданта.
Семенов: Точно не помню. Приблизительно.
Утгоф: Мы насчитали 12. Хотя бы половину вы собирались захватить?
Семенов: Конечно.
Утгоф: Вы определяете количество дружинников в 60 человек?
Семенов: Правильно.
Утгоф: Какое количество вооруженных дружинников?
Семенов: Это к какому моменту относится?
Утгоф: В самый благоприятный период.
Семенов: Максимум 35 человек. Я говорю о револьверах.
Утгоф: Таким образом 35 человек дружинников должны были захватить не ме-
нее 6 районных советов.
Семенов: Ничего подобного. Я говорю, в некоторых районах. Причем, если
я говорю, что выступление ведется в районе, это не значит, что именно боевики
будут захватывать власть. Мне не хотелось был сделать этой ошибки.
Утгоф: Я думаю, что мы сможем проверить по стенограмме, что план был вы-
работан совершенно точно: в центре — войска, а в дружинах, которые захватили
районные советы, меньше, чем на половину, вы сказали...
Семенов: Я не помню.
679
Утгоф: Теперь вопрос о 35 районных дружинниках. Какая охрана была в рай-
онных советах Петрограда в период, начиная с декабря по май? Из кого она со-
стояла по составу войск. Может быть, приблизительную численность скажете?
Семенов: Я могу дать исчерпывающий ответ. О количестве штыков я не скажу,
но здесь сидит товарищ Федоров, который был один из руководителей боевых
дружин. Он, я думаю, может ответить гораздо лучше на этот вопрос. Я таких ме-
лочей не припоминаю, а он может сказать — боевая дружина могла бы захватить
в момент выступления или нет.
Утгоф: Мне важна общая картина. Я не могу говорить об отдельном районе.
Вы говорите, что он может указать, могла бы захватить дружина или нет. Я ставлю
другой вопрос: какой величины охрана со стороны Советской власти была в рай-
онных советах?
Семенов: Немногочисленная, но какая именно — не помню.
Утгоф: Охрану несли красногвардейцы в течение декабря и января?
Семенов: Не могу сказать.
Утгоф: Я могу сказать, что красногвардейцы.
Семенов: Я тоже полагаю, но, наверное, не могу сказать.
Утгоф: Вы утверждали, что вы являлись военным специалистом. Не знаете ли
вы устава караульной службы, сколько смен бывает в карауле?
Семенов: Я настолько давно его изучал, что из памяти вышло.
Утгоф: Вы знаете, что 3 смены в карауле?
Семенов: Может быть, 3-4, не знаю.
Утгоф: Но не меньше?
Семенов: Во всяком случае, красногвардейцы действовали не на основании устава.
Утгоф: Вы предполагаете, что они дежурили в худшем случае 24 часа... До-
пустим, что они несли не меньше, чем несли солдаты, то есть три смены. Пред-
полагаете ли вы, что в Совете было не меньше постов: одной — у входной двери,
другой — у черной.
Семенов: Допускаю, не меньше.
Утгоф: Таким образом состав караульных мог быть не меньше 6 человек и одно-
го разводящего?
Семенов: Не меньше.
Утгоф: Таким образом 36, деленное на 6, что составляет 6, могли занять Петро-
градский районный Совет?
Крыленко: Ай-яй-яй.
Семенов: Этот вопрос выеденного яйца не стоит. Если у дверей, у взводной,
стоит 2 человека, то сначала я одного часового разбужу, а затем другого. В особен-
ности, если я знаю входы и выходы, то часовых можно снять в три счета, потому
что караул, это было не то, что при царском режиме — винтовки все стояли в углу,
а они все спали или пили чай, или что-нибудь другое делали.
Утгоф: Еще один вопрос о караулах. Дело в том, что я был арестован в Петро-
градском районном совете и познакомился практически с организацией его за-
щиты. Я утверждаю, что не менее шести постов было в Петроградском районном
совете и не меньше 40 человек красноармейцев. Но это вопрос не существенный.
Теперь, другой вопрос. Я хочу сначала установить следующее. Вчера, когда шла
речь о шпионаже во флоте, гр. Коноплева сказала определенно, что получились
сведения о количестве орудий и их калибре.
Коноплева: И снаряжении.
Утгоф: О снаряжении было прибавлено по вопросу одного из защитников,
а первоначально было сказано об орудиях и их калибре, но я иду дальше. Оче-
680
видно, вопрос касался большего. Он касался вопроса изношенности орудий, их
приспособленности к стрельбе и количества снарядов, находящихся на судах. По
этим пунктам мне интересно получить ответ. Гр. Семенов заявил, что он является
специалистом и окончил запасную команду электротехнического батальона. По-
лагаете ли вы, что пушки на боевых судах меняются тогда только, когда из них
стрелять нельзя?
Семенов: На этот вопрос я, конечно, могу ответить с легкостью. Я не военный
специалист, и никогда им не был. Но поскольку я кончил учебную команду за-
пасного электротехнического батальона, у меня знания, конечно, очень ограни-
ченные, но в военной работе я очень давно. Еще с 1906 года я работал в военной
организации и кое-что знаю в этом деле, и хотя гр. Утгоф окончил какие-то курсы
гардемарин и мичманов, я должен отметить, что он не учитывает то обстоятель-
ство, что в этот момент флот был в очень разбитом состоянии. Если бы это было во
флоте в прежние времена или как в заграничных флотах, то, конечно, это абсолют-
но не приемлемо, и эти пушки были бы сразу сменены. А у нас было очень тяжелое
положение, что у некоторых пушек даже замков не оказалось.
Утгоф: Значит, вы устанавливаете, что русский флот, который плавал до весны
1917 года, перестав стрелять в течение лета, оказался с изношенными пушками
к концу лета?
Председатель: Я это прекращаю. Невозможно здесь вести военно-техническую
дискуссию до бесконечности.
Утгоф: Вы совершенно правы, я потому задал этот вопрос, что здесь говори-
лось о шпионаже во флоте. Мне важно выяснить сущность этого шпионажа. Раз-
решите задать один последний вопрос, прямо относящийся к делу. Когда впервые
было произведено разоружение минной флотилии?
Семенов: Я на этот вопрос затрудняюсь ответить. Я помню только первый слу-
чай с минной дивизией, причем, насколько я помню, фактического разоружения
минной дивизии не произошло. Это была простая смена командования. Тут было
арестовано человек около 10.
Утгоф: Таким образом вопрос о разоружении боевых судов не ставился на засе-
дании. На них были боевые снаряды. Это единственное, что я хотел утверждать.
Председатель: Еще вопросы есть?
Лихач: Разрешите мне один вопрос. В середине января, вскоре после разгона
Учредительного собрания, у нас с вами был разговор о Филоненко.
Семенов: При всем желании не помню, чтобы какой-нибудь подобный разго-
вор был у меня с вами. Может быть, вы напомните, где это было?
Лихач: Точно я вспомнить не могу, а самый факт разговора был: вы мне говори-
ли, что встретились с Филоненко, что Филоненко не такой человек, чтобы сидеть
сложа руки, что у него есть сейчас платформа. Я спросил, какая платформа. Вы
сказали — Учредительное собрание, что есть то, что прежде всего интересовало
партию. Вы сказали, что, конечно, в данном случае защита Учредительного собра-
ния, но с очень оригинальной оговоркой, то есть с перевыборами, о чем вы не упо-
минаете в вашей брошюре, перевыборами в крупных центрах. Я спросил, какие
центры, вы сказали, Петрограда, Москвы и т. д. тогда я спросил, почему именно по
крупным центрам...
Председатель: Вы не спрашиваете, начинаете свои объяснения.
Лихач: Я напоминаю. Вы говорили, что одни подсудимый может другому под-
судимому напомнить.
Председатель: Но не в течение получаса. Вы напомните тему вашего разговора.
Лихач (обращаясь к Семенову): Значит, вы решительно не вспоминаете?
681
Семенов: Я не помню. А относительно перевыборов в Учредительное собра-
ние я в своей брошюре говорил, что он считал дефектом, что именно его не было
в Учредительном собрании. Относительно нашего разговора при всем желании
абсолютно не помню.
Лихач: Вы упоминаете здесь в объяснениях и в брошюре, что когда разговор
шел в бюро Петроградского комитета, то там были бурные прения, и в первом и во
втором случае.
Семенов: Я вспоминаю только про один случай. При разговоре об организации
Иванова.
Лихач: Я могу напомнить, что это было и при разговоре об организации Фило-
ненко.
Семенов: Я не буду этого отрицать, но я вспоминаю только один случай.
Лихач: Разговор о разоружении Преображенского полка шел на заседании ре-
дакции «Дела народа».
Семенов: Я могу вспомнить, что оба заседания были там.
Лихач: Оба раза вы присутствовали в соседней комнате или один раз?
Семенов: Один раз я, конечно, присутствовал, но второй раз я не буду ручаться
за точность.
Лихач: В каком же случае вы присутствовали?
Семенов: Я могу вспомнить, что я присутствовал при вопросе о разоружении
полка. Это я помню.
Лихач: Я считаю важным, чтобы вы установили, какие именно члены Цен-
трального комитета были на этом заседании.
Семенов: Заседания происходили в другой комнате. Это было в книжном ма-
газине, и кто там был, я не помню.
Лихач: Вы видели там только Донского?
Семенов: Да;
Лихач: Еще одни вопрос — вы не можете точно установить дату разоружения
Преображенского полка?
Семенов: Я старался припомнить это, но память мне изменяет.
Председатель: Я обращаю внимание на то, что вы 4-й раз задаете один и тот
же вопрос.
Лихач: Нам это очень важно.
Семенов: Я точно не могу установить, но могу сказать, что разоружение было
тогда, во всяком случае, когда был снег.
Лихач: Ну что же, это было на масленице, на посту?
Семенов: Я это не помню, я знаю только, что был снег.
Председатель: Больше нет вопросов. Государственный обвинитель, кому угод-
но задать вопросы?
Крыленко: Я буду задавать вопросы обвиняемым Тимофееву, Ракову и Лиха-
чу. Обвиняемый Тимофеев, из ваших слов ясно, что вы о наличии организации
Филоненко равным образом были осведомлены.
Тимофеев: Я был осведомлен о нижеследующем. Лихач передал в январе ме-
сяце, прежде, чем Центральный комитет перебрался в Москву, о факте разговора
его с Семеновым, и сообщил это в виде политического анекдота, что вот этот аван-
тюрист Филоненко выступил с этой программой.
Крыленко: Я констатирую, что об организации Филоненко были осведомлены
Донской, Лихач и Тимофеев.
Тимофеев: Я был осведомлен только о том, о чем был осведомлен и раньше
о существовании в России гражданина Филоненко, об организации Филоненко
682
в январе месяце никаких разговоров не оыло. ьыло только сообщение товарища
Лихача в Центральный комитет о политической платформе, выдвигаемой Фило-
ненко, в качестве его личной платформы, со слов Семенова.
Крыленко: Можно установить, что на официальном заседании Центрального
комитета имел место такой случай?
Тимофеев: Нет. Если вы возьмете протоколы Центрального комитета, они
к этому времени опубликованы, там вы не найдете этого, ибо это было не в поряд-
ке обсуждения, а самый обычный политический разговор перед началом заседа-
ния, может быть, во время заседания, просто как политический анекдот.
Крыленко: Мы не будем спорить, в каком порядке было это обсуждение — как
анекдот или иначе. Это мы в дальнейшем установим, а пока установим факт — на
одном из заседаний Центрального комитета об этом речь была. Это ни один из
мною упомянутых членов Центрального комитета не отрицает.
Лихач: Нет, не отрицаю.
Крыленко (обращаясь к Лихачу): Может быть, вы поясните, в чем погрешил
Тимофеев?
Лихач: Допрос чрезвычайно прост: Семенов при какой-то встрече рассказал
то, что я хотел рассказать, но то, что мне не дал рассказать товарищ Пятаков. На
одном из заседаний Центрального комитета, то, что называется в кулуарах, в част-
ном разговоре я передал нескольким товарищам, в том числе Тимофееву, этот ин-
цидент. В Центральном комитете этот вопрос не ставился и не мог ставиться. На
второй вопрос, был ли я вообще осведомлен об организации Филоненко, отвечаю:
нет, не был осведомлен, поскольку я в этот момент, к которому Семенов приуро-
чивает действия организации Филоненко, и якобы имевшую связь этой организа-
ции с партией эсеров, не был в Петрограде. Для какой цели я вспомнил это...
Крыленко: Это мне не интересно, для какой цели. Но я должен констатиро-
вать, что так или иначе обвиняемый Лихач об этом знал.
Лихач: О чем?
Крыленко: О наличности Филоненко и его организации.
Лихач: Я знал еще в 17-м году, что Филоненко существует.
Крыленко: Об этом мы не говорим. Мы говорим о том, что было в 18-м году.
Лихач: Об организации в этом году речи не было.
Крыленко: Мы имеем об этом показания Донского, которые были иного ха-
рактера.
Донской: Я показывал о более позднем периоде, а не об этом.
Крыленко: Я и сказал, показания Донского иного характера. Систематизиро-
вать и суммировать ваши показания, поскольку мы придаем ту или иную веру ва-
шим словам, мы будем позже. Теперь, дальнейший вопрос Лихачу: из ваших слов
следует, что в гарнизонном совещании вы были?
Лихач: Да, конечно.
Крыленко: Вы принимали участие в обсуждении вопроса о выступлении?
Лихач: По демонстрации.
Крыленко: О выступлении?
Лихач: О демонстрации.
Крыленко: Какого рода демонстрация, это уже известно. Дальше, на этом за-
седании обсуждался вопрос о вашем выступлении в полку?
Лихач: Это обсуждалось не на самом гарнизонном совещании, а после.
Крыленко: Вопрос обсуждался о вашем персональном выступлении?
Лихач: Вопрос не обсуждался, а мне было предложено, и я согласился.
Крыленко: Да, вы согласились?
683
Лихач: Да.
Крыленко: Какой характер должно было носить выступление?
Лихач: Демонстрации Семеновского полка.
Крыленко: Это все равно.
Лихач: У нас разные понятия.
Крыленко: Объективное содержание мы будем устанавливать после фактов.
Ваше выступление было обусловлено заранее?
Лихач: Я обещал выступить по просьбе секретаря.
Крыленко: Вы обещали выступить на предмет призыва в полках к участию?
Лихач: В демонстрации, имевшей место 5 января.
Крыленко: В том именно характере, как обрисовал перед тем обвиняемый?
Лихач: Да, конечно.
Крыленко: Теперь, будьте любезны, обвиняемый Раков, мои вопросы будут ко-
ротки. Вы хотели установить, я говорю, хотели, ибо ваше утверждение не есть еще
установление факта, вы хотели установить, что вы уже не входили в состав бюро
Центрального комитета после 8-го Совета?
Раков: Да.
Крыленко: Следует ли отсюда заключить, что вы входили в состав бюро до
8-го Совета?
Раков: Да, до 8-го Совета.
Крыленко: Когда вы были выбраны в это бюро?
Раков: Я боюсь, что вы смешиваете. Есть Бюро при Центральном комитете, ко-
торое организует работу Центрального комитета, которая осталась в Петрограде,
после отъезда всего Центрального комитета в Москву.
Крыленко: Может быть, вы будете любезны установить, во-первых, какой был со-
став того бюро, которое осталось в Петрограде после отъезда Центрального комитета.
Раков: Вчера товарищ Донской установил, что в состав этой группы членов
Центрального комитета после отъезда всего Центрального комитета в Москву
входили Донской, Гоц, Ракитников, Н. Н. Иванов и я.
Крыленко: Так что вы это подтверждаете?
Раков: Я этого не отрицаю.
Крыленко: Приблизительно момент отъезда вы можете фиксировать?
Раков: По-моему, это было в конце февраля, во всяком случае, во второй по-
ловине февраля.
Крыленко: В Москву выехали в это время?
Раков: Да, Центральный комитет выехал.
Крыленко: Следовательно, этот отъезд Центрального комитета в Москву имел
место до перенесения в Москву Совета народных комиссаров?
Раков: После перенесения.
Крыленко: Нет, мы можем это точно установить. Я потому этот вопрос и за-
даю, что хотел установить твердо, что сохранилось в вашей памяти, а потом аргу-
ментировать фактами и документами.
Раков: Я твердой даты не помню, но констатирую, что Центральный комитет
уехал в Москву тогда, или одновременно с тем, как переехали центральные прави-
тельственные учреждения.
Крыленко: Позвольте. Мы будем устанавливать точную дату. Она имеет зна-
чение для индивидуальной ответственности некоторых лиц. Мне помнится этот
факт точно, и я могу ссылаться на него, без ссылки на документы. Это факт обще-
известный, что движение немцев на Петроград имело место 22-25 февраля.
Раков: Да.
684
Крыленко: Затем, второй общеизвестный политический факт, это то, что Все-
российский 4-й съезд Советов имел место приблизительно 12—14 марта.
Раков: 4-й съезд, да.
Крыленко: Теперь дальше. Подписание Брестского мира относится к датам
3-5 марта, так?
Раков: Да, конечно.
Крыленко: Переезд правительства имел место после этого факта и между со-
зывом съезда Советов, следовательно, в период с 5 по 14 марта?
Раков: Приблизительно так.
Крыленко: Следовательно, если Центральный комитет переехал одновремен-
но, он не мог переехать в половине февраля, а вы утверждаете, что переехал в по-
ловине февраля.
Раков: Я не утверждаю, а говорю, что приблизительно.
Крыленко: Можно считать, что в качестве сигнальной вехи устанавливается
одновременный переезд с переездом правительства. Это можно считать установ-
ленным?
Раков: Установленным. Я говорил, что в то же время или несколько позже.
Крыленко: Тем более можно установить, что переезд Центрального комитета
имел место в период от 5 до 14 марта.
Тимофеев: Разрешите, если вам нужно знать для индивидуальной ответствен-
ности, сказать точно. Я приехал одним из первых, это было одновременно с пере-
ездом сюда Советов народных комиссаров или в тот же день или за день.
Крыленко: Значит, приблизительно 10 марта?
Тимофеев: А к четвертому съезду Советов был здесь.
Крыленко: Следовательно, за все события с 10 марта по 8-й съезд Совета пар-
тии 7 мая ответственными руководителями в политической и партийной работе
эсеровский организаций в Петрограде ответственность несли именно этот личный
состав бюро Центрального комитета?
Тимофеев: Да.
Крыленко: Я не имею больше вопросов.
Лихач: Действительно, переезд относится к концу февраля и началу марта.
Крыленко: Но ведь факт уже установлен.
Лихач: Часть приехала в то время, часть позже.
Крыленко: Меня интересует только время формирования бюро.
Лихач: Это не так важно. Те, кто оставался, те и были в бюро.
Крыленко: Это очень важно. Но если у вас был такой порядок, то это очень важно
в политическом и уголовном отношении. Во всяком случае, можно считать установ-
ленным, что граждане Донской, Гоц, Раков и Николай Иванов несут ответственность
за конкретную политическую работу от первых чисел марта по 8-й Совет партии.
Председатель: Больше вопросов нет. Сейчас без пяти шесть. Переходим к фор-
мальным вопросам. На имя Верховного трибунала поступило письменное заявле-
ние обвиняемого Гендельмана по поводу состоявшегося определения Верховного
трибунала относительно ухода иностранных защитников. Ввиду того что это заяв-
ление содержит в себе полемику по отношению к состоявшемуся решению Верхов-
ного трибунала, оно не оглашается и приобщается только к делу. Затем, только что
поступило в Верховный трибунал заявление за подписью защитников Муравьева,
Патушинского, Гуревича, Жданова, Оцепа и Тагера, которые обращают внимание
на неприличное поведение публики в конце вчерашнего вечернего заседания во
время допроса государственным обвинителем Крыленко обвиняемого Гоца. Я не
буду оглашать это заявление, потому что, по существу, оно верно. Разумеется, вме-
шательство публики в процесс является вещью абсолютно недопустимой. Вчера,
несмотря на призыв председателя к порядку, публика не подчинилась. Поэтому
я одновременно обращаю внимание как публики, так, в частности, представителей
прессы на то, что события, происходящие на процессе, являются фактом чрезвы-
чайно большой исторической важности, и в данном случае фигурируют на скамье
подсудимых лица, которые по статьям закона Российской Советской Республики
грозят крайне тяжелые кары. Ввиду того что тон, который усвоила пресса отно-
шении к обвиняемыми ко всему процессу является тоном недопустимым, Верхов-
ный трибунал предупреждает публику и, в особенности, журналистов, предста-
вителей различных газет, что в случае если в дальнейшем тон газет и поведение
публики не будет соответствовать важности процесса то Верховный трибунал со
своей стороны должен будет принимать соответствующие решительные меры. На
этом мы с этим инцидентом покончим.
Крыленко: Я хочу одновременно с этим просить трибунал разъяснить следу-
ющее положение. Если вчерашний инцидент имел своим последствием соответ-
ствующую реакцию публики, я совершенно согласен с трибуналом в тоне и содер-
жании того разъяснения, которое трибуналом указано, но я обязан напомнить, что
это было непосредственным результатом, как я уже вчера указал, того сообщения,
которое было сделано обвиняемым Гоцем, как равно и сегодня, обвиняемым Ген-
дельманом. Вполне понимая психологическое состояние лиц, сидящих на скамье
подсудимых, я из этого никаких для себя практических выводов не делал, но буду
просить трибунал одновременно, в таком случае, указать обвиняемым, что такое
использование своих прав, принадлежащих им как лицам, находящимся на скамье
подсудимых, ни в какие рамки никакого процесса не укладываются.
Председатель: По существу, это было бы правильно, если бы одновременно
в заявлении защиты не было указано, что по отношению к обвиняемым, в течение
продолжительного времени находящимся в заключении, столь строгое отношение
не может иметь место; я только обращаюсь с просьбой к обвиняемым в дальней-
шем не вызывать такие инциденты, которые влекут затем целый ряд последствий,
прежде всего отвлекающих у нас время, чрезвычайно драгоценное для процесса.
Гендельман: Разрешите одно слово. Ввиду того что государственным обвини-
телем было упомянуто мое имя, и им было сказано по моему адресу...
Председатель: Я заявил, что по отношению к обвиняемым Верховный трибу-
нал сделал соответствующее указание. Но по отношению к обвиняемым у меня не
может быть столь строгое отношение, как к публике. Публика находится в нор-
мальных условиях и может владеть собой лучше обвиняемых. Поэтому я прошу
обвиняемых не вызывать публику на подобные инциденты, а в отношении публи-
ки заявляю, что если будут еще подобные выступления, то трибунал примет ре-
прессивные меры по отношению к таким выступлениям.
Имеются еще формальные заявления?
Крыленко: Нет.
Председатель: У защиты?
Защита: Нет.
Председатель: У обвиняемых?
Гендельман: Нет.
Председатель: Заседание прерывается до понедельника, 12 часов.
Председательствующий суда Верховного трибунала
по делу правых эсеров
Подпись (Пятаков)
Т. 24. Машинопись. Копия.
686
СОДЕРЖАНИЕ
Введение.........................................................5
СТЕНОГРАММА СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ
ВЕРХОВНОГО ТРИБУНАЛА ВЦИК. Том 1
8 июня 1922 года.	Первый день. Утреннее заседание..........23
8 июня 1922 года.	Первый день. Вечернее заседание .........55
9 июня 1922 года.	Второй день. Утреннее заседание..........81
9 июня 1922 года.	Второй день. Вечернее заседание..........86
10 июня 1922	года. Третий день. Утреннее заседание ........88
10 июня 1922	года. Третий день. Вечернее заседание........112
12 июня 1922	года. Четвертый день. Утреннее заседание.....139
12 июня 1922	года. Четвертый день. Вечернее заседание ....201
13 июня 1922	года. Пятый день. Утреннее заседание.........245
13 июня 1922	года. Пятый день. Вечернее заседание ........302
СТЕНОГРАММА СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ
ВЕРХОВНОГО ТРИБУНАЛА ВЦИК. Том 2
14 июня 1922 года. Шестой день. Утреннее заседание........378
14 июня 1922 года. Шестой день. Вечернее заседание........433
15 июня 1922 года. Седьмой день. Утреннее заседание.......476
15 июня 1922 года. Седьмой день. Вечернее заседание ......502
16 июня 1922 года. Восьмой день. Утреннее заседание.......525
16 июня 1922 года. Восьмой день. Вечернее заседание ......584
17 июня 1922 года. Девятый день. Утреннее заседание.......633
Научное издание
Правоэсеровский политический процесс в Москве
8 июня - 4 августа 1922 г.
Стенограммы судебных заседаний
Том 1 и 2
Ведущий редактор Е. А. Кочанова
Редактор Г. Л. Бондарева
Художественный редактор А. К. Сорокин
Художественное оформление П. П. Ефремов
Технический редактор М. М. Ветрова
Выпускающий редактор И. В. Киселева
Компьютерная верстка В. Г. Верхозин, С. В. Ветрова
Корректор Н. П. Голубцова
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 25.11.2010.
Формат 70x100/16. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 55,47. Тираж 1000 экз.
Заказ № 9852
Издательство «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН)
117393 Москва, ул. Профсоюзная, д. 82. Тел.: 334-81-87 (дирекция);
Тел./Факс: 334-82-42 (отдел реализации)
Отпечатано с готовых файлов заказчика
в ОАО «ИПК «Ульяновский Дом печати».
432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14