Автор: Дубровский А.М.
Теги: история исторические науки история россии
ISBN: 5-9734-0022-0
Год: 2005
Текст
A. M.ДУБРОВСКИМ
А.М. Дубровский
ИСТОРИК
и
ВЛАСТЬ
историческая наука в СССР и концепция
истории феодальной России в контексте
политики и идеологии
(1930-1950-е гг.)
Брянск 2005
ББК 63
Д 79
Рецензенты:
В.М.Панеях — доктор исторических наук
А.П.Павлов — доктор исторических наук
Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция ис-
тории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930-
1950-е гг.). — Брянск: Издательство Брянского государственного
университета им. акад. И.Г.Петровского, 2005. — 800 с.
ISBN 5-9734-0022-0
В книге освещено формирование и развитие концепции исто-
рии феодальной России в 1930-1950-х гг. Показано воздействие на
этот процесс эволюционировавшей идеологии партии большевиков,
политической ситуации. Представлены «люди власти» и «люди нау-
ки», действовавшие в это время.
Для историков, специалистов по историографии, истории куль-
туры, архивистов, преподавателей, студентов и всех интересующих-
ся отечественной историей.
ББК 63
Д79
© А.М.Дубровский, 2005
© Е.В.Сакало-Кондрашова, оформление, 2005
СОДЕРЖАНИЕ
Введение.................................................. 6
Глава!. Идеология большевиков после 1917 г.: испытание
властью
1. Предпосылки эволюции партийно-государственной
идеологии....................................... 19
2. Судьба наследия и новые идеи
2.1. Идея мировой пролетарской революции....... 28
2.2. Пролетарский интернационализм.............. 40
2.3. От «красного патриотизма» к патриотизму
советскому..................................... 42
2.4. От «нации Обломовых» к «великому русскому
народу»......................................... 60
2.5. Новый взгляд на государство................ 72
2.6. Культ исторических героев.................. 82
2.7. Идея славянского единства.................. 89
Глава II. Создатели нового облика исторической науки
1. «Люди власти»........................................ 95
2. «Люди науки»................................. 108
Глава Ш. Историческая тема в художественной литературе:
к новому пониманию отечественной истории................ 137
1. Тема Петра I в произведениях А.Н.Толстого... 137
2. Отсечение нежелательных тенденций: «Богатыри»
Демьяна Бедного.............................. 155
3
Глава IV. От проблем исторического образования к новому
облику исторической науки
1. Политика власти и школьное историческое
образование: 1931-1934 гг.............................. 170
2. Историки в поиске новых подходов: разработка
теории исторического процесса.................. 206
3. Историки в работе над концепцией отечественной
истории........................................ 217
4. Директивы власти 1934-1935 гг.............. 231
5. Работа над учебниками в 1935 г. и реакция
«людей власти»................................. 250
6. Конкурс на лучший учебник 1936 года......... 269
7. Постановление по итогам конкурса........... 293
Глава V. Концепция истории СССР: союз и противостояние
историка и власти
1. Концепция как историографический факт....... 305
2. Сборник «Против исторической концепции
М.Н.Покровского»............................... 315
3. Концепция отечественной истории............ 335
4. Доклад М.В.Нечкиной о причинах отсталости
России: попытка совершенствования концепции ... 361
Глава VI. Историческая наука и идеологическое наступление
1943-1950-х гг.......................................... 408
1. Война и политико-идеологическая ситуация в тылу
2. Совещание власти и историков в 1944 г.
2.1. Предыстория совещания................... 424
2.2. Ход совещания........................... 443
2.3. Итоговый партийный документ............. 470
3. Условия, средства и руководители послевоенного
идеологического наступления. Эволюция
идеологии...................................... 490
4. Директивы власти историкам: два направления ... 520
5. Жертвы идеологической кампании: судьба
ИЛ.Рубинштейна и С.Б.Веселовского........... 538
4
Глава VII. Тенденции в исторической науке в 1940-1950-е гг.
1. Героизация отечественной истории в
публицистике и учебной литературе........... 570
2. От формулы «наименьшего зла» к формуле
«абсолютного блага»........................... 588
3. Дискуссия о периодизации отечественной
истории....................................... 599
4. Эволюция концепции......................... 629
Глава VIII. Личность историка под контролем власти и вне его
1. Компромисс и наука в работе историка....... 652
1.1. Б.Д.Греков............................. 653
1.2. С.В.Бахрушин........................... 671
1.3. Л.В.Черепнин........................... 690
1.4. А.А.Зимин.............................. 701
2. Историческая мысль в «скрытой культуре»
(к постановке вопроса)........................ 718
2.1. Противостояние официальной науке и
идеологии: А.П.Спундэ, С.Я. Лурье....... 718
2.2. Теоретические искания: П.П.Смирнов и
В.Г.Карцов.............................. 740
2.3. Произведения, отвергнутые властью: труды
С.В.Бахрушина и С.Б.Веселовского........... 755
Заключение............................................. 779
Именной указатель...................................... 789
ВВЕДЕНИЕ
Тема «историк и власть» назрела в современной науке. При
широком подходе к ней нужно признать, что она вовсе не нова. Если
вдуматься в смысл более привычного словосочетания «поэт и царь»,
то неизбежно следует вывод, что эта тема относится к разряду веч-
ных тем о творце и власти. В биографии любого историка она про-
ступает при освещении его политических воззрений, в характеристи-
ке степени свободы его творчества, в том социальном заказе, кото-
рый власть предъявляла исследователю. В советский период отечест-
венной истории наука так или иначе занималась решением этой про-
блемы в каждом конкретном сюжете, который привлекал её внима-
ние. Так обстояло дело при исследовании творчества дореволюцион-
ных историков. В то же время советские учёные долгое время изо-
бражались почти в безвоздушном пространстве. То немногое, о чём
историографы могли и должны были говорить в полный голос, это
восстановление партией и правительством исторической науки в
СССР в 1930-х гг., влияние Великой Отечественной войны на темы
исторических исследований, забота коммунистической партии о нау-
ке и неуклонно повышающиеся требования партии к историкам. Уже
давно историографическая ситуация изменилась. Однако наиболее
глубокий анализ обстановки, в которой работали отечественные ис-
торики в XX в., проводится пока главным образом в исследованиях
биографического содержания, что неизбежно обрекает автора на ча-
стный характер его выводов. Назрела потребность в более широком
охвате событий, в осмыслении концептуальных основ исторической
6
науки в СССР. Цель настоящей работы — восстановить атмосферу, в
которой жили и трудились историки в СССР в 1930-1950-е гг., пока-
зать «людей науки» и «людей власти» в их сотворчестве и противо-
стоянии, глубже вдуматься в теоретические и концептуальные осно-
вы науки, в её идейное содержание, в итоги работы отечественных
исследователей.
Историческая наука всегда является сферой деятельности, ко-
торая входит составляющей в систему, называемую духовной куль-
турой общества. Поэтому прежде чем рассматривать часть некоего
целого, необходимо уяснить в принципе, что представляло собой
это целое.
Культуру, которая существовала в СССР в 1930-1950-х годах,
обычно называют культурой тоталитарного общества, тоталитарной
культурой, советской культурой эпохи культа личности Сталина и
пр. Все эти названия относительно условны. По сути дела это была
российская культура, которая сохраняла свои важнейшие особенно-
сти, традиции и достижения, накопленные за долгие века её разви-
тия. Вместе с тем разные её области были в той или иной степени
подвергнуты идеологической обработке и поставлены под всесто-
ронний контроль партийно-государственной власти.
Эту культуру резко противопоставляют культуре предыдущей
эпохи — 1920-х годов. И в этом есть определенный смысл. 1920-е гг.
были переходным периодом в развитии страны, когда новые черты
духовной жизни только зарождались; на первый план выходили та-
кие элементы, которым при всей их революционности недолго при-
шлось претендовать на определяющую роль в культуре СССР. С
1930-х гг. в культуре сложилась уже иная ситуация.
Современные историки и теоретики культуры уверенно говорят
о циклах культурного развития в истории отечественной культуры и,
в частности, о двух циклах в её советский период1. Подчеркивая раз-
личия в этих циклах, В.Паперный назвал культуру 1920-х гг. Культу-
рой Один, а культуру 1930-1950-х гг. — Культурой Два2. Пользуясь
1 См., напр. Паперный В. Культура Два. М., 1996; Кондаков И.В. Введение в исто-
рию русской культуры. М., 1997. С. 309,425 и др.
«Необходимо отметить, что ни культуры 1, ни культуры 2 не существует в дейст-
вительности, они изобретены автором. Эта оговорка может показаться трюизмом,
7
терминами этого автора, можно сказать, что революционная Культу-
ра Один, культура динамики и ломки, вдохновлённая во многом уто-
пическими идеями, плохо укоренённая в национальной почве России,
разрывавшая традиции и всякие связи с прошлым, сменилась культу-
рой стабильности — прагматической и национальной, отражавшей
архетипы народного сознания, ориентированной на традиции.
С первых лет после Октябрьской революции российская куль-
тура постепенно подвергалась огосударствлению, то есть подчине-
нию власти. Этот процесс заключался прежде всего в национализа-
ции материальной базы культуры, в централизации управления куль-
турой. Вместо разнообразных творческих групп, союзов и обществ,
которыми была богата как дореволюционная культура, так и культу-
ра 1920-х гг., создавались официально признанные, поддержанные
организационно и материально союзы деятелей советской культуры.
23 апреля 1932 г. Центральный комитет Всесоюзной коммуни-
стической партии (большевиков) принял постановление «О пере-
стройке литературно-художественных организаций». В соответствии
с этим постановлением были созданы союзы творческих деятелей: в
1932 г. — союз писателей (фактически — в августе 1934 г. на Первом
съезде писателей), в 1932 г. — союз композиторов (I съезд — апрель
1948 г.), в 1937 г. — союз архитекторов, в 1957 г. — союз художников,
в 1959 г. — союз журналистов, в 1965 г. — союз кинематографистов.
Как считали официозно настроенные искусствоведы и историки куль-
туры, постановление ЦК партии «ориентировало на установление де-
мократического централизма и снимало разрозненность групповых и
направленческих интересов»1. На самом деле постановление устанав-
ливало просто централизм, который лишь внешне казался демократи-
ческим, а по внутренней сущности был важным инструментом для
руководства культурной жизнью страны. Частный художественный
рынок исчез. Государство превратилось в единственного заказчика,
оно же выступало обладателем и распределителем тех материальных
поскольку всякий понятийный аппарат лишь накладывается на объект исследования,
а не находится в нем. Культура 2 — это модель, с помощью которой описываются и
определенным образом упорядочиваются некоторые события, имевшие место между
1932 и 1954 годами» (Паперный В. Культура Два. С. 18-19).
Ягодовская А.Т. Автор и герой в картинах советских художников. Размышления и
наблюдения. М., 1987. С. 106.
8
средств (денег, материалов, техники, помещений), без которых тот или
иной вид творческой работы был немыслим.
Этот же процесс охватил исторические учреждения и общества.
В 1936 г. в составе Академии Наук СССР был создан Институт исто-
рии. В литературе советского времени этому событию была дана од-
нозначно положительная оценка. Вот характерные высказывания:
«Проходивший в 20-х — начале 30-х годов процесс поиска завер-
шился утверждением единых, наиболее целесообразных форм орга-
низации научно-исследовательской работы» (Е.А.Луцкий)1, «Борьба
с буржуазной и мелкобуржуазной историографией внутри страны
была в основном завершена победой марксистско-ленинской идеоло-
гии... Произошла консолидация кадров историков, объединённых
марксистско-ленинской методологией» (Л.В.Черепнин)2. Писать по-
другому в своё время указанные авторы не могли. Между тем смысл
сделанного властью был вполне однозначен: историческая наука и
всякое производство и популяризация исторических знаний были
подчинены общему процессу огосударствления.
Власть насаждала в культуре единство творческого метода и
стиля. В искусстве, в первую очередь в литературе, утверждался со-
циалистический реализм. В живописи получили вторую жизнь тра-
диции художников-передвижников, но теперь уже в сочетании с ве-
личаво-пёстрым академизмом. В архитектуре были законсервирова-
ны черты классицизма и ампира. В музыкальном творчестве — клас-
сические традиции (в противоположность «сумбуру вместо музы-
ки»). Таким образом, в той или иной области художественного твор-
чества из всего богатства тенденций в её развитии власть брала одну
и объявляла единственно истинной и, следовательно, обязательной
для всех работавших в этой области. И вместе с тем эта избранная
тенденция не была лишь продуктом реанимации, механическим вос-
произведением прошлых достижений. Как верно заметил Д.Хмель-
ницкий, «по духу своему, а часто и по стилистике, реальное совет-
ское зодчество тридцатых-сороковых годов имело мало отношения к
классицизму, архитектуре итальянского возрождения или иным ис-
торическим стилям. Это было совершенно новое, чисто сталинское
1 Историография истории СССР. Эпоха социализма. М., 1982. С. 110.
2 Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. М., 1985. С. 5.
9
явление — достаточно напомнить московские небоскрёбы. Курс на
классику, декларированный в начале 30-х, вовсе не означал, что
вождь выбрал некий существовавший уже стиль в качестве руково-
дства к действию или, тем более, образца для подражания. Вовсе нет.
Классика присутствовала в сталинском ампире на любой стадии раз-
вития приблизительно в том же качестве, в каком марксизм присут-
ствовал в сталинизме — как вербальное прикрытие, мёртвая догма-
тика, маскирующая совершенно иное содержание»1.
Содержание культуры власть отождествляла с идеологией.
«Литература, кино, театр, живопись, музыка являются идеологиче-
ской формой общественной жизни и оказывают активное воздейст-
вие на массы своими, присущими только им, художественными
средствами. Искусство, выражая определённые общественные отно-
шения, отражая определённую историческую действительность, од-
новременно воздействует на общество, как и всякая другая форма
идеологии», — так формулировало положение дел официальное из-
дание — «Большая советская энциклопедия»2.
В исторической науке аналогами социалистического реализма
были методы материалистического, классового подхода, формаци-
онного анализа, теория развития и смены социально-экономических
формаций, которой обосновывалась неизбежная победа коммунизма
во всемирном масштабе. Из всего разнообразия существовавших в
исторической науке направлений в конце XIX — начале XX в. власть
выбрала и превратила марксистское в единственное, имевшее право
на жизнь и на то, чтобы считаться подлинно научным направлением.
Историческая наука была сделана орудием идеологической борьбы в
противостоянии с наукой буржуазной, с немарксистскими идеоло-
гиями, понимаемыми обычно как антимарксистские и антинаучные.
С изменением ситуации в отечественной культуре от 1920-х к
1930-м годам изменились роль и политическое значение разных ви-
дов искусства. В 1922 г. глава советского правительства В.И.Ленин
говорил народному комиссару просвещения А.В.Луначарскому о
том, что «из всех искусств для нас важнейшим является кино»3, имея
1 Хмельницкий Д. Конец великой истории И Континент. 1997. № 2 (92). С. 379.
2 Социалистический реализм // БСЭ. Т. 52. М., 1947. Стлб. 244. С. 63.
3 Ленин В.И. О литературе и искусстве. М., 1986. С. 475.
10
в виду широту воздействия кинематографа, его наглядность, доступ-
ность для малообразованных слоёв населения, документальность,
оперативность в информировании, наконец, дешевизну при создании
короткометражных кино-агиток. Большое значение он придавал и
монументальной пропаганде, также обращённой не к одиночкам, а к
массе. Всё это было важно в период царившей неграмотности боль-
шинства населения, в пору, когда после ожесточённой гражданской
войны Ленину казалось, что в дальнейшем партия будет с помощью
просвещения и убеждения воздействовать на население и именно
таким путём делать его своей опорой.
В 1930-е гг. Сталин сделал ставку главным образом на литера-
туру. Он ценил кинематографистов, но не так высоко, как писателей.
В стране ликвидировалась неграмотность, и литература становилась
доступной для широких масс. Именно литература как вербальное
искусство в гораздо большей степени способна подвергаться идеоло-
гизированию, чем искусство невербальное, например, музыка. Лите-
ратурный текст лежит в основе радиопередачи, кинофильма, спек-
такля, оперного либретто. Так по разным каналам произведение пи-
сателя доходит до миллионов читателей, воздействуя на их сознание
и поведение. «Недаром Лев Толстой говорил, что литература и ис-
кусство — самые сильные формы внушения», — такую мысль вы-
сказал как-то в 1946 г. Сталин на встрече с творческой интеллиген-
цией столицы1.
Перенос центра тяжести в методах культурно-идеологической
политики партии серьёзно затронул историческую науку. В 1920-е гг.
на первом плане в борьбе партии с буржуазной идеологией, с право-
славной религией была философия. В это время партия развернула
работу по распространению марксизма, публикации теоретического
наследия К.Маркса и Ф.Энгельса. Вопросы марксистской теории ост-
ро ставились в ходе внутрипартийных дискуссий, они очень привлека-
ли коммунистически настроенную молодёжь. «Для современников
такого бурного и драматического периода, каким являлись 20-е гг.,
1 Сталин И.В. Соч. Т. 16. С. 53.
11
вопрос об источниках и механизме социального развития был одной
из самых злободневных проблем общественного сознания»1.
В 1930-е гг. на первый план в идеологической и политико-
воспитательной, образовательной работе власти была выдвинута ис-
торическая наука. Обращение к истории соответствовало общему
характеру культуры 1930-1950-х гг. с её традиционностью, тенден-
цией к утверждению стабильности2. В отличие от философии, исто-
рическая наука могла обращаться к более широкой аудитории, так
как имела дело не с трудными для понимания философскими абст-
ракциями, а с таким материалом, который обладал наглядностью,
конкретностью, мог быть представлен в образах, таил в себе возмож-
ности воспитательного воздействия. Да и сама партийная элита, су-
щественно обновлённая путем сталинских чисток и потерявшая не-
мало высокообразованных людей, тоже не чувствовала себя в со-
стоянии одолевать сложные философские произведения.
С 1930-х гг. пропаганда исторических ценностей, взятых из
российского прошлого, стала важной частью духовной жизни стра-
ны. Значительную роль в этом сыграла историческая романистика. В
отличие от исторической науки она имела более широкую аудито-
рию. Не случайно с 1930-х гг. она переживала мощный взлёт. В ука-
занное десятилетие один за другим появлялись такие романы как
«Пётр Первый» А.Н.Толстого, «Цусима» А.С.Новикова-Прибоя,
«Севастопольская страда» С.Н.Сергеева-Ценского, «Радищев»
О.Форш, «Дмитрий Донской» С.Бородина и другие.
«Роману двадцатых годов были присущи вульгарно-социологи-
ческие недостатки в обрисовке некоторых деятелей общественных
"верхов", а с другой стороны — романтическая идеализация образов
народных героев, революционеров. В романах А.Н.Толстого "Пётр
Первый", А.Антоновской "Великий Моурави", С.Бородина "Дмитрий
Донской" и других в качестве главных персонажей выступают цари,
полководцы и другие высокопоставленные деятели. Воссоздавая их
образы, советский писатель раскрывает социально-историческое со-
1 Чагин Б. А., Клушин В.И. Борьба за исторический материализм в СССР в 20-е годы.
Л., 1975. С. 5.
«Основным содержанием культуры 2 становится ее собственная история— отсюда
история становится основным жанром культуры 2» (Паперный В. Культура Два. С. 46).
12
держание, классовую обусловленность их деятельности, а также их
значение с точки зрения прогрессивного развития нации, народа»1.
Заключительные слова советского литературоведа следовало бы под-
черкнуть. В художественной разработке темы «прогрессивного разви-
тия нации» под руководством вождя, главы государства и заключался
смысл деятельности писателей, трудившихся в 1930-1940-е гг. «Клас-
совая обусловленность» при этом была лишь второстепенным привес-
ком, данью революционной традиции.
В живописи главенствующее положение в иерархии жанров за-
няла историческая картина. К этому жанру относились не только кар-
тины, изображавшие сцены из далёкого прошлого, но и те, которые
были посвящены официальным заседаниям, собраниям, встречам. Всё
это запечатлевалось как нечто историческое, что отражало существен-
ную особенность мировосприятия советского человека той поры2.
К исторической теме обратился кинематограф. Ещё до войны
были сняты фильмы о героях дореволюционного прошлого — «Пётр
Первый», «Александр Невский», «Суворов», «Минин и Пожарский».
Параллельно кинематографисты развивали и историко-революци-
онную тему: «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году». После войны
кино обогатилось фильмами о деятелях русской культуры — «Глин-
ка», «Мичурин», «Академик Иван Павлов» и др. Биографии выдаю-
щихся творцов в области искусства и науки должны были убедить
советского зрителя в том, что ему есть чем гордиться в отечествен-
ном прошлом, в унаследованной от него культуре.
Примечательно и то, что с 1930-х гг. важным методом работы
кинематографистов, обращавшихся к истории, стал метод героизиро-
ванно-биографический. Если в 1920-е гг. С.Эйзенштейн назвал свой
фильм «Октябрь», то в 1930-е та же тема в фильме М.Ромма получи-
ла наименование «Ленин в Октябре».
Тяготение к историческим темам затронуло и негуманитарные
науки. В 1940-е гг. в них усиленно развивались исторические отделы.
Освещение достижений отечественных ученых в прошлом должно
было возвеличивать настоящее, показывая приоритеты российских
1 См.: Петров С.М. Русский советский исторический роман. М., 1980. С. 390,391.
2 Петрова Е. Искусство спорного времени // Агитация за счастье. Советское искусст-
во сталинской эпохи. Дюссельдорф-Бремен, 1994. С. 21.
13
исследователей и изобретателей, открывая «подлинную картину» рос-
сийских достижений, возвышая отечественную науку над западной.
В 1930-х гг. по-новому определилось положение людей, тво-
ривших духовные ценности в разных областях деятельности, в том
числе и в исторической науке. В результате воздействия власти на
художника и учёного в разных областях выдвигались не столько
лучшие, сколько «нужные» творения и «нужные» писатели, «нуж-
ные» темы, отвечавшие и политическому моменту и пристрастиям
Сталина.
Итогом процесса огосударствления культуры, её политизации,
идеологизации, навязывания обязательного творческого метода было
некое усреднение творческого мышления и самой личности деятеля
культуры, что убедительно показано в исследовании А.В.Белинкова
«Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша».
«Будучи уже немолодым человеком, он (Ю.К.Олеша — А.Д.),
со всей серьёзностью, всмотрелся в пройденный им творческий путь.
Он увидел, что теперь может, наконец, изжить свою интеллигент-
ность, поторопиться с перестройкой и взяться, хоть и с большим опо-
зданием, но с огромным зарядом энергии за творческую работу. Ре-
зультаты не замедлили сказаться: именно в эти годы и было создано
громадное, с трудом подлежащее учету, количество произведений,
сразу превративших Юрия Олешу из сомнительного покачивающе-
гося попутчика в одного из наиболее ярких и характерных предста-
вителей советской литературы эпохи расцвета.
Всего этого он достиг только тогда, когда твёрдо встал на горло
собственной песне и двадцать пять лет, не сходя, простоял в такой позе,
создавая высокохудожественные и понятные народу произведения»1.
В исторической науке, в отличие от художественного творчест-
ва, не так явно и очевидно для стороннего наблюдателя выражена
1 Белинков А.В. Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша. М., 1997. С. 416.
Л.Я.Гинзбург в воспоминаниях рассказала о писателе К., который демонстративно ус-
реднялся: «Товарищи, вы мудрите. А я целиком отдаюсь своему времени. Я сказала: —
Нельзя терять стиль. Ошибка в том, что ты, настоящий словесник, неплохой стилист,
пишешь мутными фразами. Кому мы нужны без нашей словесной культуры? К. волно-
вался и морщился: Вы не правы, товарищи, вы все хотите быть умнее времени. А я
сейчас радостно отрекаюсь от себя» (Гинзбург Л Л. Человек за письменным столом.
Jcce. из воспоминаний. Четыре повествования. Л., 1989. С. 104).
14
личность историка. Если художником не мог быть любой партвы-
движенец просто из-за неумения рисовать, то историком, казалось,
мог стать более или менее усидчивый и начитанный в специальной
литературе человек, особенно с проверенной политической позици-
ей. Поэтому в этой области, по мнению партийно-государственного
руководства, с особой силой должен был сработать страх, который
власть вызывала у историков.
От чувства страха — орудия в руках власти — историк не был
свободен никогда. Для историков, которые уже сложились как ис-
следователи до Октябрьской революции, профессиональная деятель-
ность в СССР оказывалась как бы игрой с жёсткими правилами.
Именно как о правилах игры писал с долей цинизма о творчестве ис-
торика академик Е.В.Тарле в письме к А.Д.Люблинской, которая ра-
ботала над диссертацией о Ришельё: «Сначала Вы должны хоть на 10
листах делать обобщения, социологические объяснения etc. — пол-
ностью. Затем — приступить к концу повествования уже чисто нар-
ративно. Exempli gratia: "Ришельё был на рубеже феодализма, абсо-
лютизма, новой прослойки etc. etc., назревало что-то, переходный
период etc. etc.", а затем: "В 1639 и следующие] годы наделал таких-
то пакостей, успешно вёл такие-то переговоры, ссорился с теми-то,
мирился с такими-то, интриговал так и так, затем заболел и околел"
(И подробно, обстоятельно, рассказывательно). И точка. И уже ника-
ких литаний о том, что он был продуктом etc.»1. Вероятно под лита-
ниями — краткими молитвословиями у католиков — Тарле имел в
виду обязательные для советского историка цитаты из сочинений
основоположников марксизма, словесные формулировки-ярлыки
марксистского содержания.
Сам Тарле, быть может, самый крупный историк в России в
XX в., прошел 1930-1950-е гг. тою же дорогой, что и писатель Оле-
ша. Результаты были аналогичны и так же, как у Олеши, не замедли-
ли сказаться. «Последние 10-15 лет творчества Е.В.Тарле трудно оп-
ределить иначе, как период упадка большого таланта в удушающей
атмосфере сталинского режима. И если в 30-е гг. Тарле ещё мог со-
хранить свою творческую индивидуальность и дать ряд блестящих
1 Цит. по: Каганович Б.С. Евгений Викторович Тарле и петербургская школа исто-
риков. СПб., 1995. С. 38.
15
работ, то послевоенные годы при Сталине с их жёстким и тупым по-
давлением и нивелировкой не оставляли для этого никакой возмож-
ности», — писал исследователь творчества этого историка1. Тарле
приходилось быть не столько учёным, сколько дипломатом в своих
взаимоотношениях с властью. Недаром коллеги с долей язвительно-
сти прозывали его Тарлейраном по аналогии и созвучию с именем
одного из героев биографического исследования Тарле — француз-
ского дипломата Талейрана — образца цинизма и продажности.
Обязательность единой методологии исследования, дежурный
набор цитат в научной работе, строгое соответствие подходов, объ-
яснений, оценок высказываниям классиков марксизма-ленинизма —
всё это нивелировало творческую личность. Ясно, что личность яр-
кая, с большим талантом труднее поддавалась такому усреднению.
Менее талантливые теряли всякую индивидуальность.
Естественно, что в культуре 1930-1950-х гг. не могли не возни-
кать «несистемные элементы». Р.Такер называл в своей книге о Ста-
лине совокупность этих элементов скрытой или невидимой культу-
рой. «Матушка Россия находчива, — писал Такер. — Даже в сталин-
ские времена её талантливые сыновья и дочери обладали достаточ-
ной силой духа, чтобы идти собственными творческими путями. Они
творили тайно от всех, никто не знал об этом за исключением, воз-
можно, одного из членов семьи или очень близкого друга»2. В лите-
ратуре, посвящённой изобразительному искусству, по отношению к
скрытой культуре прочно утвердился термин «андеграунд»3.
Этим или иным термином в разных областях творчества иссле-
дователи обозначают то, что отторгала официальная культура, что
было вдохновлено совершенно иными идеалами и представлениями,
неуместными или даже враждебными с точки зрения политики и
идеологии. Стержень скрытой культуры составляли произведения,
сознательно противостоявшие официальной культуре по художест-
венному или научному методу, идейному содержанию. Как пред-
ставляется, кроме этого стержня скрытая культура обладала некоей
1 Там же. С. 100.
2 Такер Р. Сталин у власти. История и личность. 1928—1941. М., 1997. С.523,524,527.
См.: Агитация за счастье. Советское искусство сталинской эпохи. Дюссельдорф-
Бремен, 1994.
16
периферией. К ней относились произведения, неуместные политиче-
ски или по иным соображениям представителей власти (цензуры).
Они наполняли собою спецхраны библиотек и запасники музеев,
личные архивы и коллекции. Опубликованное и доступное сегодня
могло оказаться под запретом завтра. Границы скрытой культуры
были подвижны.
Не было, вероятно, ни одной сферы творчества, в которой
власть не могла бы усмотреть политического «уклона» или отхода от
обязательного художественного метода, «единственно правильной»
теории. Любая сфера способна была поставлять и поставляла в скры-
тую культуру большее или меньшее количество произведений, даже
не обязательно идейно направленных против партийно-государст-
венной власти. И если практически в любом обществе можно обна-
ружить продукты творчества, отвергнутые по моральным, религиоз-
ным, политическим и иным соображениям, то в советском обществе
в 1930-1950-е годы скрытая или невидимая культура была особенно
широка и многослойна.
Начальным хронологическим рубежом в истории советской
культуры является 1917 г. Следующая общепринятая хронологиче-
ская грань — это первая половина 1930-х гг. Бесспорна также грань
приблизительно середины 1950-х гг. Она, правда, колеблется между
1953 (годом смерти Сталина) и 1956 (датой XX съезда партии). На
эти грани и ориентировано настоящее исследование.
Развитие культуры в течение 1930-1950-х гг. более или менее
чётко разделяется на периоды. 1930-е гг. были порой идейно-
политического поворота. Это время, отмеченное возникновением
новых, организованных государством объединений художественной
и научной интеллигенции и большой идеологической кампанией
1936-1937 гг., направленной против формализма в искусстве. По со-
держанию к этой кампании примыкала история «разоблачения» ис-
торика-большевика № 1 — М.Н.Покровского. Как одно, так и другое
событие означали отказ от наследия 1920-х гг., внедрение новой сис-
темы ценностей в духовную жизнь страны.
1940-е гг. (особенно вторая половина) и начало 1950-х гг. были
периодом кульминации в развитии тех тенденций, которые получили
развитие с 1930-х гг. В 1950-х гг. завершился определённый цикл в
2'Мрок>иЯА.М.
17
развитии культуры в СССР. В 1953 г. умер Сталин, что создало важ-
нейшее условие для изменения социально-политической и духовной
жизни страны. Не преувеличивая последствий хрущёвской «оттепе-
ли», нельзя всё же не видеть происшедших под её влиянием сдвигов
в области духовной, политико-идеологической жизни советского
общества. Это было началом другой историко-культурной полосы. И
вместе с тем вплоть до середины 1980-х — начала 1990-х гг. многие
из принципиально важных черт советской культуры оставались не-
зыблемыми или почти незыблемыми, переживая вяло текущую эво-
люцию или эрозию. Поэтому изучение культуры 1930-1950-х гг. даёт
ключ к пониманию общего характера и проблем развития культуры
советского периода в целом.
Итак, историческая наука, являясь элементом культуры совет-
ского общества 1930-1950-х гг., несла в себе основные признаки
этой культуры, играла в ней важную роль. Как и вся культура, она
была ориентирована на систему ценностей, отражённую в идеологии
правящей партии. А в силу своей особой роли в духовной жизни об-
щества, благодаря собственной специфике гуманитарного знания,
изучающего общество в его развитии, историческая наука, как, быть
может, никакая другая, особенно тесно смыкалась с идеологией. Эта
идеология не была совершенно тождественна той идеологии, с кото-
рой партия шла к власти в дореволюционный период своей деятель-
ности. Поэтому одной из основных тем настоящей работы является
освещение развития этой идеологии хотя бы с тех сторон, которые
наиболее близко соприкасались с исторической наукой.
ГЛАВА I.
ИДЕОЛОГИЯ БОЛЬШЕВИКОВ ПОСЛЕ 1917 ГОДА:
ИСПЫТАНИЕ ВЛАСТЬЮ
1. Предпосылки эволюции партийно-государственной
идеологии
Для исследователей большевистской идеологии центральным
сюжетом оказались те изменения, которые происходили в партийно-
государственной идеологии в 1930-х гг. Предшествующие годы
идейного развития историками были почти полностью игнорирова-
ны, а последовавшее десятилетие не привлекло должного внимания.
Основная работа в изучении темы была сосредоточена на осмысле-
нии возрождения патриотизма. Единственным творцом новой формы
советской идеологии был представлен Сталин, почему она и получи-
ла в западной литературе название сталинизма. Лишь в последнее
время как в зарубежной, так и в советской науке наметилось стрем-
ление к более глубокому и детальному исследованию идейной эво-
люции большевизма.
В этой историографической ситуации сложилась очередная на-
сущная потребность исторической науки — восстановление в пол-
ном виде картины развития той формы идеологии, которая сущест-
вовала в СССР в 1930-1950-х годах. При этом традиционные для ис-
ториков рамки исследования должны быть расширены. От изучения
судьбы патриотической идеи следует перейти к разработке всего
комплекса идей, находившихся на вооружении у партии в указанный
период. Встают проблемы факторов, определявших течение идеоло-
2*
19
гических процессов, идейных истоков идеологической эволюции,
авторства тех или иных положений, путей распространения и степе-
ни усвоения населением новых идей, проблема их оценки с точки
зрения потребностей развития страны.
В настоящей главе представлены не все черты партийно-
государственной идеологии указанного периода. Из них исследованы
лишь те, которые помогают уяснить эволюцию этой идеологии в це-
лом, и те, которые наиболее непосредственным образом влияли на
судьбу науки, ход развития исторической мысли и состояние обще-
ственного исторического сознания.
Объясняя эволюцию партийно-государственной идеологии, ис-
торики не всегда охватывали в полном виде все обстоятельства, вли-
явшие на этот процесс. Сложилась традиция начинать исследование
темы только с конца 1920-х — начала 1930-х гг. Наступило время
отказаться от этой традиции.
Условия, которые вызывали изменения в партийно-государст-
венной идеологии, стали действовать одновременно с приходом
большевиков к власти. Именно этот кардинальный поворот в судьбе
партии и был важнейшей предпосылкой для изменений в её идейном
багаже. В 1917 г. партия большевиков из оппозиционной преврати-
лась в правящую. Осмысливая этот факт, это качественное измене-
ние в положении партии, главный её идеолог В.И.Ленин увидел в
нём одну важную сторону, очень его озаботившую. Это неизбежное
стремление войти в правящую партию карьеристски настроенных
людей, чуждых большевизму. Как известно, Ленин нередко выступал
по данному поводу. Однако эта сторона в создавшемся положении
была не единственной. Между тем остальные стороны остались в
тени как для него — наиболее сильного мыслителя в среде больше-
виков, — так и для других вождей партии.
Приход к власти вчерашних оппозиционеров всегда резко ме-
няет их угол зрения на окружающую действительность, заставляет на
практике проверить реальность тех или иных представлений и идей,
заинтересоваться такими проблемами, которые до получения воз-
можности управлять страной были им абсолютно чуждыми. Так, Ле-
нин, ещё недавно выступавший за поражение России в мировой вой-
не и совершенно игнорировавший ее национально-государственные
20
интересы, с октября 1917 г. как председатель Совета Народных ко-
миссаров столкнулся с проблемой удовлетворения этих интересов и
в области внутреннего положения в стране и во внешней политике.
До революции он, размышляя о рабочем классе и крестьянстве Рос-
сии, стремился оценить их революционные потенции, степень разви-
тия политической сознательности, готовность к борьбе, к самопо-
жертвованию. Теперь Ленин должен был посмотреть на народ своей
страны совсем другими глазами и задать себе совершенно иные во-
просы. В частности, вопросы о том, как этот народ умеет работать,
каковы его дисциплина, трудолюбие, отношение к закону и пр.
Правительству во главе с Лениным необходимо было наводить
и сохранять внутренний порядок, нарушенный Первой мировой вой-
ной, революцией и войной гражданской. Следовало возрождать эко-
номику и налаживать управленческий аппарат, систему образования
и здравоохранения, нужно было заключать договоры с иностранны-
ми (буржуазными!) государствами.
Итак, после прихода к власти у оппозиционной прежде партии
резко изменилось содержание деятельности. От критики и разруше-
ния общественных отношений, институтов, идей она должна была
перейти к защите и сохранению того, что считала полезным в насле-
дии, доставшимся ей от прежней власти. Партия должна была войти
в такие сферы деятельности, которые ранее были ей абсолютно чуж-
ды: центральное и местное управление, производство, торговля и
товарно-денежные отношения, банковское дело и пр. В этих услови-
ях потребовались новые идеи, новое содержание агитации и пропа-
ганды. Уже при первых внутри- и внешнеполитических шагах боль-
шевистского правительства проходили проверку его прежние пред-
ставления и идеи: они теперь сталкивались с действительностью, об-
наруживая либо свою реалистичность, либо утопический характер.
Накопление принципиально нового политического опыта партией
большевиков не означало, что на его основе немедленно происходи-
ли изменения в идеологии. В этой области работали многолетние
традиции, казавшиеся незыблемыми принципы, действовала инер-
ция. Для внесения изменений в область, священную с точки зрения
каждого революционера, требовалось более или менее длительное
21
время для осмысления нового опыта партии, смена поколений как в
её руководстве, так и в рядовом составе.
Чем дольше большевики находились во главе государства, тем
яснее выступали элементы утопизма в марксизме: отрицание товар-
но-денежных отношений после социалистической революции, идея
мировой революции, отрицание патриотизма и национально-
государственных интересов страны, представление о поголовном
участии населения в управлении страной, идея отмирания государст-
ва и пр. В интересах сохранения своей власти, создаваемой новой
системы социальных отношений нужно было избавляться от этих
элементов1. Как убедительно показал В.А.Шишкин, под давлением
жизненных обстоятельств партии довольно быстро пришлось пере-
осмысливать сущность диктатуры пролетариата и пролетарского ин-
тернационализма в пользу учёта национально-государственных ин-
тересов2. В.И.Ленин, сторонник непосредственного участия населе-
ния в управлении страной, «антигосударственник», в 1920-1921 гг.
ставил вопрос о неспособности рабочих в своей массе руководить
сложными процессами жизни страны, а Н.И.Бухарин в 1925 г. обос-
новал это мнение теоретически, заявив, что как организатор общест-
ва рабочий класс вызревает лишь в период своей диктатуры, а не ра-
нее3. Таким образом, уже в 1920-е гг. идеология большевиков начала
1 Прагматизм сталинского руководства как важнейшую основу эволюции партийно-
государственной идеологии отмечали следующие авторы: Штакельберг Г. Отраже-
ние политики СССР в смене советских исторических концепций И Вестник Институ-
та по изучению истории и культуры СССР (Мюнхен). 1952. № 2. С. 38-39; Black С.Е.
History and Politics in the Soviet Union // Rewriting Russian History: Soviet Interpreta-
tions of Russia's Past. N. Y., 1956. P. 24-25; Watson H.S. Russian Nationalism in Histori-
cal Perspective // The Last Empire. P. 25; Кобрин В.Б.Под прессом идеологии И Вест-
ник АН СССР. 1990. № 12. С. 36-37; Simon G. Nationalism and the Policy toward the
Nationalities of the Soviet Union: From Totalitarian Dictatorship to Post Stalinist Society.
Boulder, 1991. P. 149-150;Velychenko S. Shaping Identity in Eastern Europe and Russia:
Soviet-Russian and Polish Accounts of Ukrainian History. N.Y., 1993. P. 22; Костырчен-
ko Г.В. В плену у красного фараона. Политическое преследование евреев в СССР в
последнее сталинское десятилетие. М., 1994. С. 7—8; Такер Р. Сталин у власти. Истог
рия и личность. 1928-1941. М., 1997. С. 50-57; Атурский М. Идеология национал-
болыоевизма. М.» 2003.
<1?1Ш1КИН В*А* Власть. Политика. Экономика. Послереволюционная Россия (1917^-
1928гг.). СПб., 1997 С. 6,82.
См.: Власть и реформы. От самодержавия к советской России. СПб., 1996. С. 684-685.
22
избавляться от нежизнеспособных элементов, что круто меняло её
содержание.
Особенно ясной утопичность ряда черт в марксизме стала в
1930-х гг., в ту пору, когда укрепился новый политический режим,
более или менее завершилось реформирование общества, выдохся
первоначальный революционный энтузиазм масс, спала обществен-
ная активность, когда общество перешло к полосе существования на
определившихся основах и было объявлено, что социализм в СССР в
основном построен. В этих условиях нельзя было по-прежнему вдох-
новлять массы идеей мировой пролетарской революции. Ни о какой
жертвенной роли СССР в процессе этой революции речи быть не
могло. Публицист «Социалистического вестника» П.Гарви писал о
том, что даже «"беспартийные большевики" и партийцы "тяготятся
традицией перманентной революции и хотят... закончить революцию
и закрепить "навечно" свои достижения в ней"»1. Несомненно, что и
широкие массы населения страны стремились к устроению собст-
венного быта и материальному благополучию.
Итак, именно приход к власти партии большевиков был не
только первой, но и наиглавнейшей предпосылкой для эволюции
их идеологии. Не только «национализация» или «патриотизация»
происходила с большевизмом, но и изживание утопизма в его идео-
логии. Значение этого факта пока не оценено по достоинству в исто-
рической науке.
Положение партии большевиков как правящей партии ослож-
нялось тем, что её официально признаваемая классовая база — про-
летариат — в такой крестьянской стране как Россия была довольно
узка. Да и сам пролетариат, рекрутированный в огромной степени из
крестьянства, особенно в годы форсированной индустриализации, не
мог не сохранять длительное время крестьянский облик, стиль мыш-
ления и поведения. С течением времени эта истина в той или иной
форме всё более глубоко овладевала сознанием Сталина и других
вождей партии. Отсюда рождалось стремление опереться на более
широкие слои населения СССР, учесть в своей деятельности духов-
ные и политические традиции, издавна присущие широким слоям
населения России. «На почве культурной отсталости опорных со-
1 Гарви П. Патриотизм и диктатура// Социалистический вестник. 1938.14 июня. С. 3.
23
циальных слоев (рабочего класса и крестьянства — А.Д.), в стране
громадным преобладанием сельского населения, естественно было
быстрое возрождение (если не по содержанию, то по форме) стаоо“
бюрократической машины управления государством и обществом
Вынужденное признание этого факта стало обычным для лидеров
всех течений партии большевиков»1.
Плакат 1930-х гг.
У Сталина, по свидетельству близкого к нему человека
М.А.Сванидзе, осознание этого обстоятельства отражалось в такого
рода высказываниях: «Веками народ в России был под царем, рус-
ский народ царист, русский народ привык, чтобы во главе был кто-то
один»2.
Эти откровенно сформулированные идеи, действительно, отра-
жали особенности российского менталитета. Культ политического
вождя в СССР соответствовал тому наивному монархизму русского
крестьянства, который формировался в пору сложения Российского
государства, если не раньше. Как правило, в русском фольклоре царь
не выступает как отрицательный персонаж, даже в тех случаях, когда
при жизни его нельзя было назвать народным любимцем (Иван
1 Власть и реформы. С. 711.
2 Иосиф Сталин в объятиях семьи: из личного архива. Сб. док. М., 1993. С. 176.
24
Грозный, Пётр Первый). О «Белом царе», важном образе в картине
мироздания, присущей русскому народу, фольклор говорит с «горде-
ливым оптимизмом», с «оттенком бахвальства, столь характерным
для крестьянского восприятия» . С помощью разных идеологических
средств можно было акцентировать определённые стороны менталь-
ности, использовать их в политических целях. С течением времени
это стало ясно Сталину, о чём и говорит его фраза о народе-царисте.
Таким образом, соединение большевистской идеи вождя с традици-
онными воззрениями российского населения должно было дать в ру-
ки партии тот инструмент, с помощью которого можно было руково-
дить страной. Таким вождём и стал Сталин.
Утверждение режима личной власти Сталина, завершение важ-
нейших социально-экономических и политических преобразований в
СССР в начале 1930-х гг. были второй предпосылкой в эволюции
партийно-государственной идеологии.
Важную роль в эволюции большевистской идеологии сыграл
приход фашистов к власти в Германии в 1933 г., военная угроза
СССР со стороны Германии и Японии. Безусловно, опасность войны
всегда — самый сильный импульс для деятельности правящих кру-
гов. Таковой она была и для советского руководства в 1930-х гг., од-
нако, как уже говорилось, это не значит, что только с угрозой войны
следует связывать эволюцию идеологии партии2.
1 См.: Тульцева Л.А. Божий мир православного крестьянина И Менталитет и аграр-
ное развитие России (Х1Х-ХХв.). М., 1996, С. 299. На укоренённость новых идеоло-
гических воззрений в русских традициях обращал внимание (в общем виде)
К.Менерт (Mehnert К. Stalin versus Marx. The Stalinist Historical Doctrine. L., 1952. P.
118). Об обусловленности деятельности большевиков «русским фактором» писал
К.Баргхурн. Правда, он сводил содержание этого фактора лишь к традициям в рус-
ском политическом мышлении, не усмотрев более глубоких основ и более важного
содержания этого фактора (Barghoom F.C. Great Russian Messianism in Postwar Soviet
Ideology // Continuity and Change in Russian and Soviet Thought. Cambridge (Mass.),
1955. P. 531-549).
Точка зрения, сводящая только к войне все факторы, вызывавшие эволюцию идео-
логии ВКП(б), представлена в ряде работ: Урбан П.К. Смена тенденций в советской
историографии. Мюнхен. 1959. С. 24-25; Tillet L. The Great Fnendship: Soviet Histo-
rians on the Non-Russian Nationalities. Chapel Hill, 1969. P. 49-61; Werth A. Russian
War, 1941-1945. N.Y. 1984. P. 120, 249-250; Carter S.K. Russian Nationalism: Yester-
day, Today, Tomorrow’. N.Y., 1990. P. 5; Dunham V.S. Stdin's Time:
in Soviet Fiction. Durham; London, 1990. P. 12, 17, 41, 66; Baiter J., Hamson M. The
25
В 1933 г. сперва Япония, а позже и Германия вышли из Лиги
Наций, противопоставляя себя мировому сообществу. А 26 января
1934 г. Германия с Польшей заключили соглашение, по которому
польское правительство отказалось от своей прежней военно-
политической ориентации на Францию и вошло в русло политики
агрессивной Германии. В результате этого наиболее протяженный
участок советской западной границы мог стать воротами для втор-
жения врагов.
26 января 1934 г. на XVII съезде партии Сталин говорил о том,
что «опять, как и в 1914 г., на первый план выдвигаются партии во-
инствующего империализма, партии войны и реванша. Дело явным
образом идет к новой войне». Как никогда ранее в своём докладе на
съезде Сталин посвятил много внимания будущей войне. Он говорил
о тех странах, которые настроены воевать против СССР: «Они ду-
мают разбить СССР, поделить его территорию и поживиться за его
счет. Ошибочно было бы полагать, что так думают только некоторые
военные круги в Японии. Нам известно, что такие же планы вынаши-
ваются в кругах политических руководителей некоторых государств
Европы»1. Намёк на Германию был совершенно прозрачен. В осто-
рожности Сталина чувствуется опасение будущего столкновения.
В докладе К.Е.Ворошилова на съезде по традиции главным
возможным противником СССР была представлена Япония. Но и он
говорил о близости войны: «Война, если её нам навяжут, будет
большой, серьёзной войной. Это будет война с большевиками и в
наше время»2.
Как вспоминал впоследствии президент Чехословакии Э.Бенеш,
«с 1934 г. становится ясным, что европейская катастрофа и новая
война, подготовленная нацизмом и фашизмом, приближается стре-
Soviet Home Front, 1941-1945: The Social and Economic History of USSR in World
War II. L., 1991. P. 69. Tumarkin N. The Living and the Dead; The Rise and the Fall of
the Cult of World War II in Russia. N.Y., 1994; Амиантов Ю.Н. Стенограмма совеща-
ния по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 году (вступительная статья) И
Вопросы истории. 1996. №2. С. 48; Константинов С.В. Дореволюционная история
России в идеологии ВКП(б). С. 226.
XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 26 января — 10 февраля
1934 г. Стенографический отчет, М., 1934. С. 10,12.
2 Там же. С. 235.
26
мительно»1. В советских школах и высших учебных заведениях в это
время развернулось обучение военному делу. На предприятиях резко
ужесточилась трудовая дисциплина. В разговорах среди населения
весной и летом 1934 г. немаловажной темой были предположения о
сроках будущей войны2. Настроения ожидания войны нарастали. Вот
что писал корреспондент «Социалистического вестника» из Москвы
в июле 1934 г.: «Самым характерным настроением сейчас в комму-
нистической и советской среде надо считать ожидание войны. Все
ждут её как чего-то неизбежного. В хозяйственных организациях все
вопросы решаются в предположении неизбежности войны, предпри-
ятия разделены уже на "работающие на оборону" и неработающие.
Сырьё и ассигновки распределяются по этому же принципу.
Военнообязанные повсюду уже взяты на учёт. В коммуни-
стической среде много и напряжённо говорят о войне, о её шансах, о
её этапах. Всё расценивается под этим углом»3.
Можно усомниться в точности тех или иных конкретных сведе-
ний, сообщаемых автором корреспонденции. Но во всяком случае в
этой статье ясно выступают важные стороны духовной атмосферы,
общественных настроений в СССР. Видимо, начиная с весны 1934 г.,
внешнеполитический фактор вышел на первый план в качестве ката-
лизатора дальнейшей эволюции большевистской идеологии и поли-
тики формирования нового исторического сознания у населения
страны. Сложилась третья предпосылка эволюции большевистской
идеологии. С 1941 г., когда опасность войны переросла в войну, воз-
действие этого фактора на идеологию ещё более усилилось.
Видимо, партийно-государственное руководство осознавало
слабость социалистических идеалов в качестве мобилизующей силы
при обороне СССР и поэтому решило опереться ещё и на традицион-
ные российские ценности. В сознании населения СССР коммунисти-
ческое мировоззрение укоренилось в недостаточной степени и не
могло быть стимулом при борьбе с внешними врагами. Об этом го-
1 Бенеш Э. Революционное содружество свободных славянских народов // Славяне.
1942. №7. С. 7.
2 М. По России И Социалистический вестник. 1934. 1 февраля. С. 14; А. По России //
Там же. 17 марта. С. 23; А. Москва И Там же. 25 апреля. С. 15; За Родину! // Там же.
25 июня. С. 1; Р.А. Наилучшая оборона // Там же. С. 3.
3 А. По России И Социалистический вестник. 1934.25 июля. С. 16.
27
ворит следующее сообщение в газете «Социалистический вестник».
В начале 1934 г., то есть под непосредственным впечатлением от ус-
тановления власти немецких фашистов, корреспондент газеты пере-
давал из СССР: «Говорят у нас сейчас почти исключительно о войне,
об её близости, неизбежности. Что война будет, об этом спору нет.
Нет спору и о том..., что мы победим... Поразительно, что совершен-
но не слышишь, чтобы говорили в этой связи о том, что наша добле-
стная армия понесёт на своих штыках социализм в капиталистиче-
ские страны»1. Ясно, что у населения, ожидавшего войну, преобладд-
ли не революционные, а традиционные— патриотические — на-
строения, связанные с защитой родины, что определяло главное на-
правление идейной эволюции партийно-государственной элиты и
общества в целом.
Таким образом, превращение партии большевиков в правящую
и изменение круга актуальных для неё практически-политических
проблем, осознание вождями партии утопичности ряда положений в
марксизме, настроения, ожидания, потребности масс, узость классо-
вой базы в крестьянской стране и перспектива войны обусловливали
идейную эволюцию российских коммунистов. Взвесить значение
каждого из перечисленных факторов не всегда представляется воз-
можным. На протяжении всего рассматриваемого периода — с 1917 г.
по канун войны — роль каждого из них не была неизменной. Различия
в точках зрения исследователей во многом объясняются тем, что они
ограничивали свой анализ чаще всего предвоенным десятилетием, не
рассматривая ни предшествующие ни последовавшие годы.
2. Судьба наследия и новые идеи
2.1. Идея мировой пролетарской революции
Особое значение имело то, что в идеологии большевиков оказа-
лись пересмотренными представления, связанные с мировой проле-
тарской революцией. Как известно, идея краха капитализма в резуль-
тате мировой пролетарской революции была важнейшим теоретиче-
1 М. По России И Там же. 1934.1 февраля. С. 14.
28
ским положением марксизма с 1848 г. Суть доктрины К.Маркса и
«.Энгельса заключалась в том, что пролетариат с развитием капита-
лизма становится большинством населения стран Западной Европы и
Америки. Его абсолютное и относительное обнищание, ставя его пе-
ред угрозой смерти, толкает его на революцию. И он совершает эту
революцию во всех капиталистически развитых странах одновре-
менно или только в нескольких странах’.
В первое время после Октябрьской революции, особенно в го-
ды гражданской войны, идея мировой пролетарской революции все-
цело владела сознанием членов партии. Она звучала в речах больше-
вистских ораторов. Так весной 1918 г. на седьмом съезде партии
Н.И.Бухарин ясно говорил: «Перед пролетариатом в настоящее вре-
мя встала задача развития гражданской войны в международном
масштабе. Товарищи, это не фантастическая, а вполне реальная зада-
ча». В том же духе выступали на съезде партии и другие ораторы2.
В.И.Ленин, занимавший более реалистическую позицию, гово-
рил несколько другое, но в самом существенном его речь совпадала с
выступлением Бухарина: «Я предоставляю увлекаться международ-
ной полевой революцией потому, что она наступит. Всё придёт в
своё время... Революционная война придёт, в этом у нас разногласий
нет»3.
Широкое распространение идеи мировой революции среди ради-
кально настроенных слоёв населения России отразилось в поэзии, кото-
рая в данном случае может служить доброкачественным источником,
отражающим социальные настроения послереволюционных лет.
В 1918 г. поэт В.Соболь написал стихотворение «Вперёд», ко-
торое завершил характерным призывом к народам мира: «Вставай,
рабы, вставай, народы И Нас зори светлые зовут» . П.Болотников пи-
сал в 1919 г. о грядущей мировой власти рабочих и крестьян.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.4. С.327, 334 (Принципы коммунизма); Т.22. С.446-
453. (Послесловие к работе «ОЖ’йЙ*-* М '
Седьмой экстренный съезд РКП (б). Март 1918 год н
1962. С. 50,51,52,61,62,88.89.
*£ в'В„Х ,, муза в красной косынке. Комсомольска» I9.M950.
М., 1970. С. 19.
29
«Вперёд, в последний бой кровавый,
И будешь в мире властелин,
На подвиг смелый, подвиг славный
Вперед, рабочий-крестьянин»1.
Здесь чрезвычайно характерно представление о последнем ре
шающем бое, очень распространённое в поэзии (и в политическом
сознании) тех лет. Оно таило в себе ощущение близкого светлого
будущего в мировом масштабе. Заря нового мира, казалось, уже была
видна участникам борьбы:
«Месть беспощадная всем супостатам,
Всем паразитам трудящихся масс!
Мщенье и смерть всем царям-плутократам,
Близок победы торжественный час»2.
Встречая 1920-й год, В.В.Маяковский ожидал, что уже в этом
году «в одно мировое русло революции рабочих вселенной души
вольются». В другом стихотворении «Коммунары» он писал о боль-
шевиках:
«Все руки тянутся к вам,
ждут:
революция?
Не она ли?
Не красная ль
к нам
идет Москва,
звеня
в Интернационале?!»3
В том же году Демьян Бедный писал о том, что «Близится, бли-
зится царство всесветное // Братской рабочей коммуны»4.
Наступление на польском фронте весной и летом 1920 г. пред-
ставлялось революционным прорывом в Западную Европу и разви-
тием «мирового Октября». Однако в тот период мировой революции
не произошло. Красная Армия потерпела поражение в Польше. По-
1 Болотников П. Вперёд И Там же. С. 22.
2 Кржижановский Г. Варшавянка//Там же. С. 36.
3 Маяковский В.В. Собр. соч. в восьми томах. Т. 2. М., 1968. С. 160.170.
4 Бедный Д. Стихи, басни, поэмы. М., 1957. С. 226.
30
ход на Запад окончился. Казалось, наступила остановка, пауза в ре-
волюционном процессе.
В течение этой паузы Ленин предлагал «провести максимум
осуществимого в одной стране для развития, поддержки, пробужде-
ния революции во всех странах»1. Он не называл этот «максимум»
социалистическим обществом, готовым социализмом. И максимум
этот должен был быть, по мысли Ленина, не самоцелью, не конеч-
ным итогом деятельности партии и рабочего класса, а только средст-
вом, стимулом мирового революционного процесса. Россия, по его
представлениям, должна была сыграть роль зачинателя грандиозного
социального переворота, первой вязанки хвороста в мировом пожаре.
Уверенность в неизбежности мировой революции пронизывала чуть
ли не все работы Ленина, созданные после Октября. До конца жизни
он твёрдо стоял на этой позиции2. Известным теоретиком мировой
революции был Л.Д.Троцкий, чей авторитет в большевистской пар-
тии и за её пределами гигантски вырос в годы гражданской войны3.
В работах Сталина наибольшее количество высказываний о мировой
революции, отражающих её ожидание, уверенность в ней, падает на
1917-1919 гг.4
«Победа социализма во всех странах», то есть мировая револю-
ция была целью существования Российской республики, что и было
объявлено в её конституции 1918 г.5 О ставке на мировую револю-
цию говорила программа партии, принятая на её VIII съезде весной
1919 г.: «Империалистическая война не могла кончиться не только
справедливым миром, но и вообще заключением сколько-нибудь ус-
тойчивого мира буржуазными правительствами. Она на достигнутой
ступени развития капитализма с неизбежностью превращалась и
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 301.
* См. сводку высказываний Ленина о мировой революции после Октября. Розин Э.Л.
Ленинская мифология государства. М., 1996. С. 301—302.
3 См.: Лобза Е.В. Концепция мировой пролетарской революции: социально-психо-
логический аспект. Дисс... канд. ист. наук. Саратов, 1995.
4 Сталин ИВ Соч. Т. 4. С. 1-5 (Речь на съезде финляндской социал-демокра-
тической рабочей партии в Гельсингфорсе 14 ноября 1917 г.), 168-170 (Средосте-
ние) 171-173 (Не забывайте Востока), 177-182 (С Востока свет), 232-235 (Два лаге-
) 240-244 (За два года), 245-248 (Резервы империализма), 279-280 (Речь при от-
крытии II Всероссийского съезда коммунистических организации народов Востока).
5 Конституция РСФСР. Пгд., 1920. С. 3-4.
31
превращается на наших глазах в гражданскую войну эксплуатируе-
мых трудящихся масс с пролетариатом во главе их против буржуа-
зии. Только пролетарская коммунистическая революция может вы-
вести человечество из тупика, созданного империализмом и импе-
риалистическими войнами. Каковы бы ни были трудности револю-
ции и возможные временные неуспехи её или волны контрреволю-
ции, — окончательная победа пролетариата неизбежна»1.
Принятая декларация об образовании Советского Союза объяв-
ляла, что это событие означает только первый шаг в создании Все-
мирной Советской социалистической республики, иными словами,
мировую революцию2.
Однако уже в начале 1918 г. Сталин проявлял вполне трезвый
скептицизм по отношению к ожиданиям мировой революции как
близкого события. На заседании ЦК партии, в узком кругу руководи-
телей, где можно было говорить откровеннее, чем где бы то ни было,
он указывал на то, что «революционного движения на Западе нет, нет
в наличии фактов революционного движения, а есть только потен-
ция, ну, а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь
потенцию»3. С 1920 года Сталин все чаще заявлял о способности
России выстоять в борьбе с врагами без мировой революции, о пре-
вращении России в «величайшую социалистическую народную дер-
жаву»4. Скептицизм Сталина по отношению к мировому революци-
онному процессу нарастал, отражая воззрения и настроения партий-
ных масс.
Именно в пору гражданской войны идея мировой революции
стала переживать эрозию. Когда в 1921 г. потерпел крах замысел по-
бедного революционного похода через Польшу в Западную Европу,
стало ясным, что «прошёл, улетучился тот "испуг" или "ужас" миро-
1 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 1.1898-
1925. М., 1953. С. 11,412.
См.: Розин Э.Л. Ленинская мифология государства. С. 297.
3 Сталин И.В. Соч. Т.4. С.27. Выступление на заседании ЦК РСДРП(б) по вопросу о
мире с немцами 11 января 1918 г
Там же. С. 374—381 (О политическом положении республики. Доклад на краевом
совещании коммунистических организаций Дона и Кавказа в г. Владикавказе 27
октября 1920 г.), 382-393 (Три года пролетарской диктатуры. Доклад на торжест-
венном заседании Бакинского Совета 6 ноября 1920 г.).
32
вой буржуазии перед пролетарской революцией, который охватил её,
например, в дни наступления Красной Армии на Варшаву. Вместе с
ним проходит и тот безграничный энтузиазм, с которым восприни-
мали рабочие Европы чуть ли не каждую весточку о Советской Рос-
сии. Наступил период трезвого учёта сил, период молекулярной ра-
боты по подготовке и накоплению сил для будущих боев», — так
писал в «Правде» Сталин 18 декабря 1921 г.’.
После смерти Ленина, с 1925 г., сталинско-бухаринское боль-
шинство в руководстве партии взяло на вооружение доктрину «со-
циализма в одной стране», то есть заняло ту позицию, которую в
среде и большевиков и русских эмигрантов (Н.Устрялов) называли
национал-болыпевистской в противоположность позиции интерна-
циональной. «При диктатуре пролетариата у нас имеются, оказыва-
ется, все данные, необходимые для того, чтобы построить полное
социалистическое общество, преодолевая все и всякие внутренние
затруднения, ибо мы можем и мы должны преодолеть их своими
собственными силами», — писал Сталин в мае 1925 г.2 По сути дела
этот политический курс подразумевал отход от идеи мировой рево-
люции, сосредоточение на внутренних задачах, на удовлетворении
национально-государственных интересов: укрепление обороноспо-
собности, военной мощи, экономики, государственного строя. Как
справедливо писал М.Агурский, «"социализм в одной стране" был
существенно изоляционистским лозунгом, гораздо более близким к
национал-большевизму, чем к любому другому течению, признавав-
шему советскую власть как национальную»3.
Значительным ударом, подрубавшим традицию подготовки к
мировой революции, бытования этой идеи в идеологии партии, было
поражение во внутрипартийной борьбе теоретика и пропагандиста
перманентной революции Л.Д.Троцкого. Во второй половине 1926 г.
Троцкий был выведен из состава Политбюро ЦК партии, в 1927 г.
исключён из партии, в начале 1928 выслан в Алма-Ату, в 1929 г. в
’ Там же. Т.5. С. 118 (Перспективы).
Сталин И.В. Соч. Т.7. С. 1-16 (К итогам работы XIV конференции РКП(б). Доклад
активу московской организации РКП(б) 9 мая 1925 г.). См. также: Бухарин Н.И. Те-
кший момент и основы нашей политики. М., 1925. С. 4-6,9—12.
Агурский М. Идеология национал-большевизма. М., 2003. С. 204.
ДуСромжиЯ А. М.
33
Турцию. Находясь в ссылке и подводя итоги своей идейной борьбе с
руководством партии, Троцкий верно отмечал, что новые идеи, взя-
тые на вооружение ВКП(б) и Коминтерном, являются «безнадёжной
попыткой примирить теорию социализма в отдельной стране с мар-
ксистским интернационализмом, который, однако, неотделим от
перманентного характера международной революции»1.
Вряд ли кто-либо из современников в пол-
ной мере сознавал значение той исторической
грани, которую переступила партия в результате
поражения Троцкого. Как верно писал
М.В.Александров, «политическое поражение
троцкистско-зиновьевского блока означало за-
вершение важного этапа в истории послерево-
люционной России. Была подведена своеобраз-
ная черта под состязанием двух конкурирую-
щих внешнеполитических доктрин: интерна-
ЛД.Троцкий. ционал-коммунистической и национально-соци-
алистической. Последняя взяла верх»2.
Кроме Троцкого видным идеологом партии, развивавшим тео-
рию мировой революции, был Н.И.Бухарин. Во второй половине
1920-х гг. именно он как секретарь Исполнительного комитета Ком-
мунистического Интернационала более, чем кто-либо из руководите-
лей ВКП(б), выступал с пропагандой мировой революции. Но его
позиция совершенно не совпадала с позицией Троцкого и всё больше
уклонялась от ленинской. Отвечая на высказываемые членами пар-
тии сомнения по поводу мировой революции, Бухарин заявлял:
«Очень часто вопрос ставят так, что мы якобы просчитались в деле
международной революции, что мы её всё время проповедовали, но
что наши надежды обманули нас в решительный час. Международ-
ная революция "не пришла”... На это мы должны, прежде всего, мне
кажется, дать следующий ответ. Международная революция есть ги-
гантский процесс, рассчитанный на десятки лет. Этот процесс уже
начался во время империалистической войны..., он остановился в
1 Троцкий Л.Д. К истории русской революции. М., 1990. С. 288.
Александров М.В. Внешнеполитическая доктрина Сталина. Canberra, 1995. С. 99.
34
своём беге, но уже вспыхивает с другого конца»1. Отметим начало
фразы — «очень часто». Оно означало, что в разных партийных и, уж
конечно, беспартийных слоях раздавались голоса сомневавшихся в
мировой революции, сказывалась усталость от её ожидания.
Это стимулировало Бухарина к уточнению прежних представ-
лений об этой революции, к разъяснению своих взглядов. Развивая
теорию мировой революции, Бухарин выдвигал мысль о длительно-
сти этого процесса, остановках в нём, его движении в виде вспышек-
импульсов2. Он писал о том, что мировая революция не «сплошной,
одинаковый во всех своих составных частях простой и несложный
процесс», а «разнородный процесс, очень сложный, разновременно
протекающий. Он разнороден, ибо он складывается и из пролетар-
ских восстаний, и из колониальных мятежей, и из национально-
освободительных войн.... Он делает повсеместно одно и то же де-
ло — дело разрушения капиталистического порядка...»3.
Вместе с тем в работах Бухарина звучали и совершенно новые
мотивы. Он писал в 1925 г. следующее: «У нас стоял вопрос о социа-
лизме: возможно ли строить социализм в одной
стране или нет? В общем и целом мы говорим:
мы должны у себя, в России, строить
социализм, ни капли не смущаясь медленным
темпом развития международной революции»4.
Сближаясь со сторонниками национально-
большевистской доктрины, он говорил, что
«когда мы строим социализм в нашей стра-
не, — это есть составная часть международной
революции»5. По его мысли, мировая револю-
ция, не только разрушает капиталистический Н.И.Бухарин.
1 XV московская губернская партийная конференция. Доклад тов. Н.И.Бухарина //
Правда. 1927. 13 янв. С. 2. См. также: Бухарин Н.И. Доклад на XIV ленинградской
партконференции И Правда. 1927.2 февр. С. 3.
2 См.: Бухарин Н.И. К десятилетию Октябрьской революции И Правда. 1927. 16 ок-
тября. С. 5-6.
3 Бухарин Н.И. Итоги VI конгресса Коммунистического Интернационала. М.; Л.,
1928. С. 10.
4 Бухарин Н.И. Текущий момент и основы нашей политики. М., 1925. С. 5.
5 Правда, 1927.9 янв. С. 2.
з»
35
порядок, но она же и «строит уже новый социалистический поря-
док»1. По сути дела это была компромиссная мысль, старавшаяся
примирить теорию социализма в одной стране и идею мировой рево-
люции. При этом Бухарин выдвигал идею обороны страны, сохране-
ния пролетарского, социалистического отечества. В 1928 г., Бухарин
в отчете исполкома Коминтерна говорил достаточно отчётливо о
том, что «военная проблема является центральной проблемой» меж-
дународного рабочего движения2. Вопрос о мировой революции Бу-
харин ставил уже совершенно иначе — не экспорт её (или, как гово-
рил Ленин, «развитие, поддержка, пробуждение»), а защита револю-
ции: «Вопрос о войне, вопрос о защите революции в СССР и в Ки-
тае,— эти вопросы имеют центральное, решающее значение»3.
В этом фрагменте речи Бухарина за фразой о защите революции стояла
мысль об обороне СССР, об удовлетворении определённых националь-
но-государственных потребностей. Одно незаметно было подменено
другим. Центр тяжести в компромиссной позиции Бухарина всё более
смещался в сторону доктрины социализма в одной стране. Политиче-
ские интересы, чувство реализма определяли идейную эволюцию Буха-
рина, которая отражала и изменения в позиции руководства партии и
настроения партийных масс.
Таким образом, прослеживая идейную эволюцию Бухарина, нель-
зя не возразить его биографу С.Коэну, который считал, что Бухарин
«мало интересовался обычными проблемами мировой революции» и
что «его основные усилия в этом вопросе концентрировались на уточ-
нении и популяризации сущности революционного процесса»4. Воззре-
ния Бухарина переживали более глубокую эволюцию, чем показалось
Коэну. Бухарин представляется компромиссной фигурой в противо-
стоянии между уходившей интернационал-коммунистической и утвер-
ждавшейся национал-большевистской доктринами.
В 1928 г. в результате внутрипартийной борьбы Бухарин был
отстранён от руководства Коминтерном. Идея мировой революции
потеряла своего теоретика и не нашла в дальнейшем иного. Более
Бухарин Н.И. Итоги VI конгресса Коммунистического Интернационала. С. 10.
‘ Правда. 1928.22 июля. С. 1-4.
3 Там же. С. 3.
Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888-1938. М., 1998. С. 314.
36
уже никто её не разъяснял и не пропагандировал, не развивал её тео-
ретически. Иными словами, если в 1928 г. Бухарин ещё мог сказать,
что «мы рассматриваем нашу задачу проведения мировой революции
как практическую»1, то к концу 1920-х — началу 1930-х гг. она поте-
ряла всякую актуальность в глазах партийно-государственного руко-
водства.
И вожди партии, и рядовые её члены, и население страны со всё
большим скептицизмом относились к идее мировой революции, не видя
воочию её успехов. После отстранения Бухарина от руководства Ко-
минтерном в 1928 г. мысль о мировой революции перестала звучать в
докладах на торжественных заседаниях и официальных собраниях.
Однако, как представляется, эволюция воззрений Сталина не
даёт достаточного основания для того, чтобы категорически утвер-
ждать, что он отказался от мировой революции. Думается, что вовсе
не безосновательным является мнение биографа Сталина Р.Такера,
который писал в своей фундаментальной работе следующее: «Ста-
лин... хранил верность мировой революции весьма неленинского об-
разца. Сталин представлял мировую революцию как процесс, рас-
пространяющийся из Советской России в страны, которые благодаря
географической близости могли стать составными частями "социали-
стического окружения" СССР». Экспансия в
соседние с СССР районы должна была обес-
печить и национально-государственные инте-
ресы СССР и дальнейший прогресс междуна-
родной революции2.
Таким образом, главной ударной силой
будущей революции Сталин представлял себе
не восставших пролетариев, а Красную Ар-
мию. Построения Такера, как версия, не
имеющая строгого доказательства, всё же со-
гласуются с мыслями Сталина о мировом ре-
волюционном процессе («революционного
движения на Западе нет..., а есть только по-
тенция») и о планах СССР в случае войны,
1 Бухарин Н.И. Итоги VI конгресса Коммунистического Интернационала. С. 13.
2 Такер Р.С. Сталин у власти. 1928-1941. История и личность. С. 45-50.
37
высказанными им в 1925 г. Сталин сказал тогда: «Я полагаю, что си-
лы революционного движения на Западе велики, они растут, они бу-
дут расти, они могут привести к тому, что кое-где они сковырнут
буржуазию. Это так. Но удержаться им будет очень трудно. Вопрос о
нашей армии, о её мощи, о её готовности обязательно встанет перед
нами при осложнениях в окружающих нас странах как вопрос живо-
трепещущий. Если война начнётся, нам не придется сидеть сложа
руки, — нам придется выступить, но выступить последними. И мы
выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов,
гирю, которая могла бы перевесить»1.
Ещё убедительнее свидетельствует о справедливости версии Та-
кера одно высказывание Сталина, процитированное в дневнике
Г.Димитрова. 21 января 1940 г. на праздничном ужине в среде своих
соратников Сталин сказал: «Мировая революция как единый акт —
ерунда. Она происходит в разные времена в разных странах. Действия
Красной Армии — это также дело мировой революции»2. Итак, Сталин
не отказывался вовсе от идеи мировой революции. В его планах она
трансформировалась и принимала вид отдалённой цели, заслонявшейся
другими, более близкими и потому более важными задачами.
К сожалению, Такеру не было известно выступление Ленина на
IX конференции РКП(б) 22 сентября 1920 г., не вошедшее ни в какое
собрание сочинений Ленина и опубликованное сравнительно недав-
но3. Обращение к анализу его текста позволяет решить вопрос, на-
сколько «весьма неленинского образца» были представления Стали-
на о мировой революции.
В своей речи Ленин рассматривал уроки войны советской Рос-
сии с Польшей. Поражение большевиков ни в малейшей степени не
поколебало его веры в мировую революцию. Войну с Польшей Ле-
нин считал неудачной попыткой развития этой революции. То есть в
восприятии Ленина эта война была чем-то вроде модели будущего
развития мирового революционного процесса.
1 Сталин И.В. Соч. Т. 7. С. 13-14.
2 Марьина В.В. Дневник Г.Димитрова// Вопросы истории. 200. № 7. С. 40.
«Я прошу записывать меньше: это не должно попадать в печать». Выступления
В.ИЛенина на IX конференции РКП (6) 22 сентября 1920 г. // Исторический архив.
1992. № 1. С. 12-30.
38
«Мы решили использовать наши военные силы, чтобы помочь
советизации Польши, — говорил Ленин. — Между собой мы гово-
рили, что мы должны штыками прощупать — не созрела ли социаль-
ная революция пролетариата в Польше? Те факты, что [в] Польше
хорошо развито пролетарское население и лучше воспитан сельский
пролетариат, эти факты говорят нам: ты должен помочь им советизи-
роваться. Это было важнейшим переломом не только в политике Со-
ветской России, но и в политике всемирной. До сих пор мы выступа-
ли как единственная страна против всего мира... А теперь мы сказа-
ли: мы теперь покрепче стали и на каждую вашу попытку наступле-
ния мы будем отвечать контрнаступлением, чтобы вы знали,... что
вы рискуете тем, что за каждое ваше выступление будет расширяться
область Советской Республики. Ещё вопрос, кто решит судьбу
Польши. Вопрос может решиться не тем, что скажет «Лига Наций», а
тем, что скажет красноармеец»1. В заключительном слове в прениях
по Политическому отчету ЦК партии Ленин добавил к сказанному о
войне в Польше: «Мы действительно идём в международном мас-
штабе от полуреволюции, от неудачной вылазки к тому, чтобы про-
счета не было, и мы на этом будем учиться наступательной войне2.
Таким образом, Ленин представлял революционный процесс в миро-
вом масштабе как расширение территории Советской республики в
результате наступательных действий Красной армии, а не восстания
пролетариата. Поэтому можно утверждать, что Сталин в своих пред-
ставлениях о мировом революционном процессе опирался на мнение
Ленина и, видимо, всей партийной элиты, об уроках польской войны.
Идея мировой революции получила новое обличие и отошла в
тень. Лозунг мировой революции не был нужен в политической
практике партийно-государственного руководства в 1920—1930-е гг.
Гораздо более необходимым было представление о постоянной во-
енной угрозе со стороны капиталистического окружения. Оно слу-
жило мобилизующей идеологической силой в процессе строительст-
ва социализма, активизируя чувство самосохранения у советского
народа. Идея мировой революции таким потенциалом не обладала.
' Там же. С.16,17,18.
2 Там же. С. 28.
39
2.2. Пролетарский интернационализм
С идеей мировой революции была теснейшим образом связана
идея пролетарского интернационализма. Осуществление этой рево-
люции предполагало проявление взаимной поддержки пролетариев
разных стран как необходимого условия. Именно эта солидарность
должна была обеспечить мировой или по крайней мере всеевропей-
ский масштаб наступления социализма. Однако, как показала прак-
тика первого советского правительства, и эта идея уже с момента
прихода к власти большевистской партии не могла быть применена
без компромиссов и уступок. «Общие представления о главенстве
принципа пролетарского интернационализма никогда не проявлялись
в чистом виде, — писал В.А.Шишкин. — Политика новой власти на
международной арене даже в 1918-1920 г. характеризовалась — на-
ряду с линией поддержки мирового революционного процесса —
также и стремлением к урегулированию отношений с правительст-
вами западных стран... Уже в феврале-марте 1918 г. в связи с перего-
ворами в Брест-Литовске В.И.Ленин предложил такую форму соот-
ношения национальных и интернациональных задач революционной
России, в которой первые (сохранение государственной власти и за-
щита её интересов) выдвигаются на первый план»1. Таким образом,
уже во внешнеполитической практике Ленина идея пролетарского
интернационализма была как бы перередактирована.
Позже наступила пора осмысления нового опыта. Одним из
первых в этом направлении начал работать К.Б.Радек. В 1920 г. он
писал: «Необходимо показать пролетариату всего мира, что сохране-
ние и укрепление, свободное развитие советской России является
предпосылкой победы европейского пролетариата и что поэтому его
мировая политика должна быть направлена к тому, чтобы воздвиг-
нуть вокруг советской России революционный вал»2.
И далее, завершая статью и всю книгу, ещё раз возвращаясь к
самой главной мысли, Радек снова заявлял: «Уяснив себе всё значе-
ние спасения советской России, Коммунистический Интернационал
1 Власть и реформы. С. 726.
2 Радек К.Б. Развитие мировой революции и тактика коммунистической партии в
борьбе за диктатуру пролетариата. М., 1920. С. 84.
40
должен сделать борьбу за советскую Россию краеугольным камнем
своей мировой политики» .
По сути дела Радек развернул концепцию пролетарского интер-
национализма в плоскость национальных интересов России. Он по-
ставил акцент не на долге России перед мировой революцией, что
имелось в виду ранее марксистами-ленинцами, а на обязанностях
иностранных революционеров перед Россией. И он, подобно Ленину,
выдвигал национальные задачи пролетарской власти в России на
первый план.
Проблема соотношения национально-государственных интере-
сов России и интересов мирового революционного процесса при-
влекла внимание и А.В.Луначарского. Размышляя над ней, он при-
шёл к компромиссному решению. В 1923 г. Луначарский писал: «Мы
не можем мириться ни на каком относительном благоустройстве на-
шей земли. Если надо будет, мы пошлем к чёрту это благоустройство
ради конечной цели, прежде всего ради участия в борьбе за победу
пролетариата во всем мире. Но путём к этой победе, задачей, не про-
тиворечащей ей, а с ней совпадающей, является хозяйственная рабо-
та по благоустроению всей жизни СССР»2. Луначарский в своих рас-
суждениях не был столь категоричен, как Радек, но мысль его разви-
валась в том же направлении.
Наконец, по поводу соотношения национальных и интернацио-
нальных задач выступил Сталин. Цитированная выше мысль Радека
привлекла его внимание. Тремя чертами на полях книги Сталин от-
метил её и написал «Такт[ика]», а кроме того ещё и подчеркнул часть
фразы3. Видимо, в его восприятии оборона международным пролета-
риатом первого в мире пролетарского государства была важной так-
тической мерой в достижении стратегической цели — мировой рево-
люции. Эта тактика должна была составить смысл всей внешнеполи-
тической деятельности партии и государства, именно на этом нужно
было сосредоточиться.
В 1924 г. на заседании польской комиссии Коминтерна Сталин
проводил мысль о том, что поддержка международного революци-
2 Там же. С. 85.
3 Луначарский А.В. Собр. соч. Том седьмой. М., 1967. С. 306.
РГАСПИ.Ф. 558, Оп. 3. Д. 299. С. 84.
41
онного движения необходима СССР как гарантия от интервенции:
«Советская власть в России это база, оплот, прибежище революци-
онного движения всего мира. И если в этой базе, то есть в России,
партия и власть начинают колебаться, значит всё революционное
движение в мире должно потерпеть серьезнейший минус... Вот по-
чему "русский" вопрос, хоть он и является внешним вопросом для
Польши, представляет вопрос первостепенной важности для всех
компартий, в том числе и для польской компартии»’.
В 1927 г. Сталин выразился со всей определённостью: «Интер-
националист тот, кто безоговорочно, без колебаний, без условий го-
тов защищать СССР»1 2.
Таким образом, в процесс переосмысления идеи пролетарского
интернационализма включился более или менее широкий круг вож-
дей большевистской партии. Сталин в этой деятельности был далеко
не первым, но он своим авторитетом, вероятно, в наибольшей степе-
ни способствовал утверждению нового понимания пролетарского
интернационализма в сознании членов коммунистических партий.
2.3. От «красного патриотизма» к патриотизму советскому
Пересмотр содержания пролетарского интернационализма, а
позднее и оценки русского народа, его прошлого был связан с пере-
ломом в отношении теоретиков партии к такому явлению как пат-
риотизм.
В 1920-х гг. понятие патриотизма истолковывалось большеви-
ками в духе Маркса и Энгельса: «Любовь к родине, культивируемая
правительствами буржуазных стран как источник национализма»,
«Патриотизм чужд пролетариату, возвышающемуся над узкими на-
циональными перегородками... Чувству патриотизма пролетариат
противополагает братство и мирное сотрудничество всех народов»3.
1 Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 265-266.
2 Там же. Т. 10. С. 51.
Патриотизм И Новейший энциклопедический словарь. Кн. VIII. Л., 1926-1927.
Стлб. 1951. См. также: Настольный словарь. Общественно-политический справоч-
ник и толкователь иностранных слов. Л., 1926; Энциклопедия государства и права.
Т.З.М., 1927. Стлб. 252-254.
42
Между тем в общественно-политической и духовной жизни
страны то подспудно, то явно выступал в той или иной форме пат-
риотизм и даже использовался партией и государством. Совершенно
ясно он проявился уже в годы гражданской войны. Эта война порой
воспринималась современниками как национальная, освободитель-
ная (война с Польшей, с японцами на Дальнем Востоке). «Противо-
большевистское движение силою вещей слишком связало себя с ино-
странными элементами и поэтому невольно окружило большевиков
известным национальным ореолом, по существу, чуждым его приро-
де», — писал Н.В.Устрялов в начале 1920 г.1
18 мая 1920 г. главный редактор «Известий» Ю.М.Стеклов вы-
ступил в своей газете за решительное использование русских нацио-
нальных чувств: «Народ, на который нападают, начинает защищать-
ся. Когда посягают на его святая святых, он начинает чувствовать,
что в нём просыпается национальное сознание». В связи с этим заяв-
лением Агурский, впервые обративший внимание на это выступле-
ние Стеклова, писал, что «Стеклов невольно признался, что нацио-
нальные ценности оказываются выше классовых»2. Подспудно на-
зревала потребность в реабилитации патриотизма.
Через четыре месяца, 12 сентября 1920 г., в связи с началом
польской войны, за подписями председателя Совета народных ко-
миссаров В.И.Ленина, председателя Всероссийского центрального
исполнительного комитета М.И.Калинина и народного комиссара по
иностранным делам Л.Д.Троцкого, а также ряда бывших офицеров и
генералов в «Правде» было опубликовано «Воззвание к офицерам
армии барона Врангеля». Оно призывало сторонников Врангеля от-
казаться от роли пособников интервентов и их приспешников и пе-
рейти на сторону Советской России3.
Этот документ был явно пронизан патриотическими чувствами
и представлениями. Правда, использование патриотизма ещё не ста-
ло постоянной политической мерой. Как верно комментировал этот
шаг Агурский, «это было результатом слабости и неуверенности в
момент начавшегося польского наступления. Призыв к русскому
1 Устрялов Н.В. Национал-большевизм. М., 2003. С. 51.
2 Агурский М. Идеология национал-большевизма. С. 154.
3 Власть и реформы. С. 748.
43
патриотизму был попыткой сплотить вокруг себя более широкие на-
родные массы, а в особенности привлечь белых в момент серьезного
кризиса. Таким образом, этот шаг был вынужденным»1.
В годы гражданской войны родился «красный патриотизм», ко-
торый, как показал ход дальнейших событий, был первоначальной
формой «советского патриотизма». Впервые подробно и глубоко по-
явление «красного патриотизма» исследовал Агурский. Он верно
указал на то обстоятельство, которое служило главным источником,
питавшим в массовом масштабе патриотические чувства и представ-
ления: «Как только Россия осталась в результате революции одна
наедине с враждебным капиталистическим миром, социальная борь-
ба не могла не вырасти в борьбу национальную, ибо социальный
конфликт был немедленно локализован. Россия противостояла за-
падной цивилизации. Борьба против агрессивного капитализма, же-
лающего подчинить себе другие страны, превращалась невольно в
национальную борьбу»2.
В отличие от взрыва патриотических чувств, обусловленных
конкретными событиями гражданской войны, «красный патриотизм»
оказался явлением более устойчивым и долговременным. Он опирал-
ся на представления о мировой революции, которая началась именно
в России, о советской стране как образцовой, показывающей всему
миру пример решения социально-экономических, политических, куль-
турно-образовательных проблем, не решенных странами капитала.
Каждая новая стройка, пуск того или иного производства подкрепляли
это чувство патриотизма. «Красный патриотизм», чувство социально-
го превосходства над «буржуями» звучали в политических выступле-
ниях Сталина. В 1930 г. на XVI съезде партии он говорил: «У них, у
капиталистов, экономический кризис и упадок производства как в об-
ласти промышленности, так и в области сельского хозяйства.
У нас, в СССР, экономический подъём и рост производства во
всех отраслях народного хозяйства. У них, у капиталистов, ухудше-
ние материального положения трудящихся, снижение заработной
платы рабочих и рост безработицы. У нас, в СССР, подъём матери-
ального положения трудящихся, повышение заработной платы рабо-
1 Агурский М. Идеология национал-болыпевизма. С. 153.
2 Там же. С. 140.
44
чих и сокращение безработицы... Причина — в различии экономиче-
ских систем хозяйства у нас и у капиталистов. Причина — в несо-
стоятельности капиталистической системы хозяйства. Причина — в
преимуществах советской системы хозяйства перед системой капи-
талистической»1.
Почти через три года, в 1933 г., на объединённом пленуме ЦК и
ЦКК ВКП(б), подводя итоги первой пятилетки и преисполняясь па-
фосом победы, он объявлял: «У нас не было чёрной металлургии,
основы индустриализации страны. У нас она есть теперь. У нас не
было тракторной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не
было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь. У нас
не было станкостроения. У нас оно есть теперь» и т.д.2
Характерный для выступлений Сталина мотив «они» и «мы»,
«у них» и «у нас» звучал в его речах пока что как аккомпанемент к
победной песне не столько в честь России, сколько в честь социа-
лизма. Облик страны, в которой происходило строительство социа-
лизма, оценивался им критически. В политическом отчёте ЦК партии
XVI съезду Сталин говорил о том, что «мы дьявольски отстали в
смысле уровня развития нашей промышленности от передовых капи-
талистических стран. В области техники мы являемся учениками
немцев, англичан, французов, итальянцев и, прежде всего и главным
образом, американцев»3.
В начале 1931 г. на первой Всесоюзной конференции работников
социалистической промышленности он развивал тезис об отсталости
дореволюционной России: «История старой России состояла, между
прочим, в том, что её непрерывно били за отсталость. Били монголо-
татарские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били
польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били
японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за
отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость
промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что
это было доходно и сходило безнаказанно. Таков уж закон эксплуатато-
ров — бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал,
1 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 317-318,320.
2 Там же. Т. 13. С. 178.
3 Там же. Т. 12. С. 273,319.
45
ты слаб — значит ты неправ, стало быть тебя можно бить и порабощать
Ты могуч — значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться. Вот
почему нельзя нам больше отставать.
Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны
пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо
нас сомнут»1.
М.В.Александров усмотрел в этом выступлении Сталина откры-
тую апелляцию к русскому патриотизму: «В этой речи, имевшей ярко
выраженный мобилизационный оттенок, с точки зрения Сталина, было
совершенно естественным сослаться на исторический опыт русской на-
ции, сделать акцент на пробуждение национальной гордости и держав-
ного духа. Другой особенностью данной речи явился упор на собствен-
ные внутренние силы русского народа, на его способность к самостоя-
тельному, независимому от кого-либо развитию»2.
Думается, исследователь несколько увлёкся поиском проявле-
ний традиционализма в политике Сталина и в его выступлениях.
Речь, действительно, можно признать мобилизационной. Это оче-
видно. Можно усмотреть и акцент на пробуждение национальной
гордости, державного духа. Однако, как представляется, это та на-
циональная гордость, которую нужно назвать «красным патриотиз-
мом». Она сочеталась у Сталина, как и у других деятелей партии, с
признанием ничтожности России в прошлом. В речи Сталина доре-
волюционный облик страны призван был оттенить облик строящего-
ся социалистического общества. Неподвижности, убогости, бесси-
лию, забитости старой России Сталин противопоставил динамизм,
решимость к действию, мобилизованность большевиков — предста-
вителей нового социального строя в отсталой России: «В прошлом у
нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли
капитализм, а власть у нас рабочая, — у нас есть отечество и мы бу-
дем отстаивать его независимость. Хотите ли, чтобы наше социали-
стическое отечество было убито и чтобы оно утеряло свою незави-
симость? Но если вы этого не хотите, вы должны в кратчайший срок
1 Там же. Т. 13. С. 38-39.
Александров М.В. Внешнеполитическая доктрина Сталина. С. 102,103.
46
ликвидировать его отсталость и развить настоящие большевистские
темпы в деле строительства его социалистического хозяйства»1 2.
«Красный патриотизм», который стихийно вошел в политиче-
скую и идеологическую жизнь партии и существовал в ней в течение
1920-х гг., отнюдь не был абсолютно противоположен традиционно-
му российскому патриотизму. На это впервые обратил внимание
Е.В.Анисимов . Он отметил, что «так остро ощущаемая тогда (в пер-
вые годы революции — А.Д.) тенденция к возрождению империи
была во многом заложена в самом развитии революции, была следст-
вием присущих ей противоречий». Речь идёт об увлечении идеями
мировой революции, не знающей национальных границ:
«Но мы ещё дойдём до Ганга,
Но мы ещё умрём в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла родина моя»
(П.Коган)3 * * * * В.
’ Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 39.
2 См.: Анисимов Е.В. Стереотипы имперского мышления // Историки отвечают на
вопросы. М., 1990. С. 60-82.
3 Там же. С. 75. Строго говоря, стихотворение П.Когана отражало не столько идео-
логию 1920-х гг., сколько мировоззрение 1930-х Будучи написано в конце третьего
десятилетия XX в., оно сочетало и утвердившийся к этому времени патриотизм и
отодвинутую, но не отброшенную совершенно идею мировой революции:
«Я патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигд е на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете.
Чтоб дымный ветер на песках...
И где ещё найдешь такие
Берёзы, как в моем краю!
Я б сдох, как пёс, от ностальгии
В любом кокосовом краю.
Но мы ещё дойдем до Ганга,
Но мы ещё умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла родина моя»
(Коган П. Гроза. М., 1988. С. 162—163).
47
«Красный патриотизм» появился как неизбежное политическое
орудие, необходимое для государственной деятельности. Наполнен-
ный революционным содержанием, он мог существовать в тех усло-
виях, когда жива была ещё иллюзия мировой революции, когда стра-
на переживала период революционных потрясений, пока не сложи-
лась более или менее стабильная социально-экономическая основа
нового строя, политическая система, культурная жизнь. Нужно ука-
зать ещё и на то обстоятельство, что «красный патриотизм» был ат-
рибутом духовной жизни членов партии, части населения, разделяв-
шего социалистические идеалы. Для людей, враждебно или недовер-
чиво настроенных по отношению к новой власти, для малограмотно-
го или просто неграмотного населения «красный патриотизм» был
явлением чуждым и уж, конечно, никак не мог играть мобилизую-
щей роли в случае необходимости1. Реабилитация традиционных
ценностей и переосмысление марксистского идейного наследия, пре-
кращение очернения дореволюционной российской истории вели к
трансформации красного патриотизма в новую форму патриотиз-
ма— советский. Как было показано, предпосылки его появления
формировались давно. Внешняя опасность в лице фашистской Гер-
мании, обострив проблему защиты СССР от нападения, резко уско-
рила процесс формирования идеи советского патриотизма в партий-
но-государственной идеологии.
1934 г. в СССР начался важным событием — съездом партии,
на котором, как уже говорилось, Сталин выступил с анализом пер-
спектив приближавшейся войны. У населения СССР обострились
настроения ожидания скорой войны. В этой обстановке, в мае
1934 г., «Правда» поместила статью Г.Васильковского «Высший за-
кон жизни»2. Автор напоминал, что во времена Маркса и Энгельса
была верна формула «рабочие не имеют Отечества», но после завое-
вания политической власти рабочими в Октябре 1917 г. они приоб-
рели отечество. «Принципиально изменилось отношение трудящихся
к стране. После революции рабочие и крестьяне со сказочной безза-
1 На это обстоятельство указал Д.Л.Бранденбергер. См.: Brandenberger D. Proletarian
Internationalism, «Soviet Patriotism» and the Rise of Russocentric Etatism During the
Stalinism 1930s//Left History. 2000. Vol. 6. №2. P.85
2 Васильковский Г. Высший закон жизни И Правда. 1934.28 мая. С.4.
48
ветностью защищали и отстаивали каждую пядь своей земли. Созна-
ние народа, что он работает не на капиталистов и помещиков, а на
себя, двигает горами. Отсталая, азиатская, заплёванная страна шпиц-
рутенов превращена в передовую индустриальную и колхозную дер-
жаву. Чем темнее ночь фашизма, чем мрачнее волна империалисти-
ческой реакции во многих капиталистических странах, тем ярче бле-
стит в голубой выси небес красное знамя великой родины рабочих и
крестьян. На нашу страну устремлены теперь взоры всего честного,
что осталось в мире». Автор завершил статью мыслью о том, что
«беспримерный героизм в защите родины — высший закон. В этом
смысл жизни». Такое заключение подчёркивало оборонный характер
статьи, созвучный общественным настроениям.
Главная мысль Васильковского была по сути дела скрытой ци-
татой из речи Сталина «О задачах хозяйственников», с которой он
выступил в феврале 1931 г.1 «В прошлом у нас не было и не могло
быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у
нас, у народа, — у нас есть отечество и мы будем отстаивать его не-
зависимость», — говорил тогда Сталин2. Мысль его работала в рам-
ках концепции «красного патриотизма»: он сперва напомнил о том,
что старую Россию непрерывно били за отсталость, а потом уже по-
вёл речь о защите независимости отечества. Таким образом, статья
Васильковского пока ещё продолжала традиции «красного патрио-
тизма».
Через полторы недели после публикации этой статьи,
9 июня 1934 г., мысль о защите родины, о работе во имя её укрепле-
ния снова зазвучала, но уже не в выступлении отдельного журнали-
ста (как его частное мнение), а в передовой статье «Правды». Она
называлась «За родину». С четвёртой страницы тема защиты родины
была выдвинута на первую страницу главной партийной газеты, при-
ковывая к себе всеобщее внимание. О населении СССР — «миллио-
нах и десятках миллионов людей» — говорилось, что «честь и слава,
мощь и благосостояние Советского Союза являются высшим зако-
ном их жизни»3. Отметим, что речь шла не только о рабочих или ра-
1 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 29-42.
2 Там же. С. 39.
3 За родину И Правда. 1934.9 июня. С. 1.
4. Дубровский А. М.
49
бочих и крестьянах, а обо всём населении страны — народе. В пар-
тийную идеологию начали включаться новые идеи и термины. Не-
мецкий исследователь К.Менерт удачно заметил, что бывший ранее в
употреблении в политических текстах большевиков термин «отече-
ство» не был равноценен термину «родина». Первый обычно упот-
реблялся в сочетании с другими поясняющими словами — «социали-
стическое отечество», «отечество рабочих», — что ослабляло его
звучание. В слове «родина» ясно слышался корень «род»; это страна,
которая родила нас. Данный термин говорил о кровных связях и вос-
принимался острее1. Добавим, что благодаря употреблению такого
термина можно было отойти от узко политической, классовой пози-
ции (она явно звучит в словосочетаниях «социалистическое отече-
ство», «отечество рабочих») и приблизиться к общенародной, все-
объединяющей. А именно объединение всего населения СССР на
случай военной опасности и стало важнейшей задачей с первой по-
ловины 1930-х гг. Так в передовой статье «Правды» ясно наметился
переход к новому пониманию патриотизма, преодоление его преж-
ней формы, уже устарелой и не отвечавшей потребностям страны и
новым внешнеполитическим условиям.
6 июля 1934 г. в газете «Известия» была опубликована большая
статья Бухарина «Рождение и развитие социалистической Родины»2.
Именно в ней впервые было употреблено распространённое впослед-
ствии словосочетание «советский патриотизм». Правда, в статье это
понятие было наполнено ещё прежним революционно-классовым
содержанием, идущим от «красного патриотизма».
Уже летом 1934 г. в пропаганде новых идей «Правда» пошла от
художественно-публицистического к их научно-популярному изло-
жению. 7 августа 1934 г. в «Правде» была опубликована статья «О
родине», предназначенная дать материал для проведения политбесед
с широкими кругами населения3. Она была помещена в разделе «уго-
лок пропагандиста». В начале статьи выдвигалась непривычная для
советских марксистов мысль: «Интернациональный по самому сво-
1 Mehnert К. Stalin versus Marx. Р. 22.
Бухарин Н.И. Рождение и развитие социалистической Родины // Известия. 6 июля
1934. С.З.
3 О родине И Правда. 1934.7 авг. С. 4.
50
ему положению в капиталистическом обществе, интернациональный
по классовому своему сознанию, пролетариат не может быть, однако,
лишён своей национальности». Стремясь примирить прежние интер-
национальные идеи и лозунги с идеями и лозунгами патриотизма,
отделить патриотизм от остро критикуемых в прошлом великорус-
ского шовинизма и национализма, автор статьи нашел компромисс-
ную формулу: «Любовь к своему отечеству, защита его от империа-
листов, от контрреволюции есть интернациональный долг всего про-
летариата. Между любовью к своей родине — СССР и живой соли-
дарностью с пролетариатом всех стран есть глубокая связь. Нельзя
противопоставлять одно другому»1. По сути дела эта мысль повторя-
ла и развивала цитированную выше идею Радека и Сталина, которая
заключалась в подчинении международного рабочего движения на-
ционально-государственным интересам СССР.
Весной 1935 г. в «Правде» была опубликована передовая статья
под названием «Советский патриотизм»2. Словосочетание, обозна-
чавшее новое патриотическое чувство, было зафиксировано в пар-
тийной печати и получило право на существование. В самом начале
статьи было дано определение: «Советский патриотизм — пламенное
чувство безграничной любви, беззаветной преданности своей родине,
глубокой ответственности за её судьбу и оборону — бьёт могучим
родником из глубин нашего народа»3.
Новая форма патриотизма оказалась связана не с передовым и
самым революционным классом, а с народом, с нацией. Таким обра-
зом, классовый подход в партийно-государственной идеологии стал
сочетаться с национальным, что означало заметный отход от мар-
ксизма. Развивая далее определение патриотизма, передовая статья
гласила: «Советский патриотизм — это любовь нашего народа к
стране, кровью и железом отвоёванной у капиталистов и помещиков,
это привязанность к прекрасной жизни, творцом которой является
иаш великий народ; это — боевой и могущественный страж на Запа-
де и Востоке; это — преданность великому культурному наследству
человеческого гения, расцветающего по-настоящему в нашей и только
1 Там же.
2 Советский патриотизм И Правда. 1935.19 марта. С. 1.
3 Там же.
4*
51
в нашей стране»*. Здесь опять подчёркивалась связь патриотизма с
революционным прошлым, с достижениями социалистического
строительства, с военной мощью («красный патриотизм») и впервые,
что примечательно, — с культурным наследием прошлых поколений
(новая форма патриотической идеи!). «Источник советского патрио-
тизма в том, что народ под руководством коммунистической партии
сам строит для себя свою жизнь, в том, что наша прекрасная и богатая
страна только теперь, при советской власти, по-настоящему открылась
трудящимся. И естественная привязанность к родной земле, под небом
которой ты родился, помножается на огромную силу гордости за свою
социалистическую родину, за свою великую коммунистическую пар-
тию, за своего Сталина»1 2. Так в качестве составных элементов совет-
ского патриотизма выдвигались такие ценности как ведущая роль
коммунистической партии в стране и её вождь. Они были как бы неот-
делимы от этой страны, от строящегося в ней социализма.
Возрождаемый в массах партийными идеологами и пропаган-
дистами патриотизм соединялся в восприятии народа с традицион-
ной российской державностью. «О патриотизме говорят в советских
учреждениях, в заводских курилках, в общежитиях молодежи и при-
городных поездах. Наиболее распространённое настроение — это чув-
ство национальной гордости. Россия снова стала великой державой,
дружбы которой добивается даже такое сильное государство, как
Франция... В совучреждениях обывательски настроенные служащие,
годами молчавшие, теперь уверенно говорят о национальном патрио-
тизме, об исторической миссии России, о возобновлении старого
франко-русского союза, встречая при этом сочувственное одобрение
коммунистов-руководителей учреждений...» — писал из Москвы кор-
респондент эмигрантской газеты «Социалистический вестник»3.
Другой корреспондент той же газеты отмечал: «Говорить о на-
стоящем патриотизме среди крестьян, пожалуй, всё же ещё рано.
Другое дело в городе, у интеллигенции, у служащего сословия. Тут
1 Там же.
2 Там же.
А. Советский патриотизм. Легализация обывательского патриотизма // Социали-
стический вестник. 1935.25 мая. С. 2.
52
патриотизм настоящий, особенно он вырос после победы фашизма в
Германии. Тут все стали патриотами советского строя»1 2.
Для более энергичного утверждения понятия «советский пат-
риотизм» в сознании населения страны идеологами партии была обо-
значена особая идейная опасность, о которой летом 1935 г. с трибу-
ны VII конгресса Коминтерна заявил Г.Димитров. Он призвал ком-
мунистов отмежеваться от «национального нигилизма» . Так была
выдвинута формула для обозначения типичного ранее для марксист-
ской идеологии отрицания патриотизма во имя чисто классовых
идей, оценок, подходов. Характерно, что идейная новация — «на-
циональный нигилизм»— не забылась партийными деятелями и
позже. Она ещё употреблялась в годы войны. Во второй половине
1940-х гг. этот термин был заменён на более острый в политическом
отношении, который назывался «безродный космополитизм».
При введении в советскую идеологию нового понятия «патрио-
тизм» и разыскивая подходящие цитаты в трудах «основоположни-
ков», партийные теоретики и пропагандисты обнаружили, что это
понятие не получило разработки в марксизме. Приходилось действо-
вать самостоятельно, проявляя некоторую раскованность мысли и не
теряя при этом марксистской почвы под ногами. Прежде всего было
необходимо раскрыть сущность патриотизма. Понятно, что тому или
иному автору хотелось увидеть привычный классовый характер в
буржуазном и советском патриотизме, противопоставить одно дру-
гому. Однако определение обоих явлений получилось больше описа-
тельным, чем аналитическим, очень тенденциозным и расплывча-
тым, скорее эмоциональным, нежели рациональным, что свидетель-
ствовало о слабости теоретической мысли советских марксистов. Всё
это заметно по цитированным выше газетным публикациям. Для ре-
шения поставленной задачи требовались и ббльшая осведомлён-
ность, нежели та, которой обладали публицисты и пропагандисты
«Правды», и ббльшая гибкость, если не изворотливость мысли. Здесь
1 X. По России И Социалистический вестник, 1935.28 декабря. С. 21.
2 Димитров Г. Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала
в борьбе за единство рабочего класса против фашизма. Доклад на VII Всемирном
конгрессе Коммунистического Интернационала 2 августа 1935 г. Политический от-
чет ЦК БРП(К) V съезду партии 19 декабря 1948 г. М., 1958. С. 67.
53
было поле деятельности для более сильного интеллекта. Таковым
обладал К.Б.Радек.
1 мая 1936 г., в главный пролетарский праздник, «Правда)»
опубликовала статью Радека, специально посвящённую советском^
патриотизму1. В этом произведении понятие советского патриотизма
получило разработку на таком уровне, какого до той поры не дости-
гали авторы более ранних трудов. Радек подошёл к решению своей
задачи прежде всего как историк. Он связал рождение патриотизма
(«чувство ответственности народных масс за судьбы своей нации
желание защищать её против врагов») с эпохой Французской ревсь
люции в XVIII в. Несколько позже «движение за освобождение от
наполеоновского ига кладёт начало патриотического сознания в Ев-
ропе, не пережившей ещё революции», — писал Радек. Это, видимо,
по мысли автора, было следующим этапом в развитии патриотизма,
этапом роста его вширь, за пределами Франции, в других странах
Европы: «В испанских партизанах, в ожесточённой силе русских
крестьян, борющихся под Бородино, нельзя не разглядеть нового:
патриотизма, т.е. стремления избавиться от иностранного и внутрен-
него гнёта». В понятие патриотизм Радек настойчиво вкладывал,
кроме национально-освободительного, ещё и революционное содер-
жание наперекор всем высказываниям о патриотизме основополож-
ников марксизма и вопреки историческим фактам. В Бородинской
битве никакой борьбы против «внутреннего гнёта» не было. Движение
европейских народов против наполеоновских войск в 1813-1814 г., по
справедливому утверждению Маркса и Энгельса, сочетало в себе дух
национального возрождения и дух консерватизма. О революционном
содержании этой борьбы они ничего не говорили.
Насыщая патриотизм революционностью и демократизмом, Ра-
дек неизбежно должен был столкнуться с важной проблемой: как
увязать с революционно-демократическим патриотизмом патриотизм
людей, далёких от революции? Решить эту проблему, по замыслу
автора, должно было следующее рассуждение: «Патриот был демо-
кратом, и только когда развитие капитализма сделало победу демо-
кратии и патриотизма (т.е. стремления к созданию национального
государства) неизбежной, Бисмарки и Кавуры — представители ста-
1 Радек К. Советский патриотизм // Правда. 1936.1 мая. С. 6.
54
рого господствующего слоя — крадут идею патриотизма у демокра-
тов, дабы не допустить её победы. Они пытаются возглавить движе-
ние за объединение нации, заключив от имени помещиков компро-
мисс с крупной буржуазией. Таким образом они пытаются не допус-
тить демократию — форму господства буржуазии, наиболее выгод-
ную для будущей победы социализма»1.
Так в первой части своего труда Радек полностью реабилитиро-
вал патриотизм, превратив его в духовное явление, наполненное де-
мократическим или даже революционным содержанием в эпоху
буржуазных революций и становления капитализма, связал его с ро-
ждением независимых национальных государств.
Во второй части статьи Радек разрабатывал тему патриотизма в
условиях развитого буржуазного общества. По его представлениям,
судьба патриотической идеи в это время, в условиях сложившихся
национальных государств, была довольно непростой, потому что «не
единство нации осуществляла буржуазия, а классовое господство
помещиков и капиталистов над рабочими и крестьянами. Эту дейст-
вительность она пыталась прикрыть, используя патриотическую
идею против народных масс. Во имя отечества она требовала от них
примирения с эксплуатацией, отказа от борьбы за собственные инте-
ресы... Буржуазия, идя к империализму, заменяет идею братства на-
родов идеей господства одного народа над
другим, патриотизм — шовинизмом»2.
Итак, украденная у демократических и ре-
волюционных масс идея была повернута против
них. В этих условиях, как писал Радек,
«пролетариат выдвигает против тезиса патрио-
тизма тезис интернационализма»3.
Так было достигнуто историческое объяс-
нение появлению идеи интернационализма и её
противостоянию патриотизму, которое особенно
ярко было выражено в «Манифесте Коммуни-
К.Б.Радек стической партии» Маркса и Энгельса фразой о
1 Там же.
2 Там же.
3 Там же.
55
том, что рабочие не имеют отечества. Последнее положение мар-
ксизма, писал Радек, «буржуазные доносчики пытаются предста-
вить... как доказательство враждебности пролетариата идее отечест-
ва. Но Маркс от имени пролетариев доказывает обратное: буржуазия
отняла от народных масс ими же созданное отечество. Только завое-
вав власть, уничтожив господство помещиков и буржуазии, уничто-
жив классы, пролетариат может осуществить идею национального
единства. Идея пролетарского интернационализма никогда не проти-
воречила идее патриотизма в его историческом смысле как стремле-
ние к освобождению от внутреннего и внешнего врага»1.
Действительно, Маркс и Энгельс писали в «Манифесте Комму-
нистической партии» о том, что пролетариат получит отечество. Для
этого он «должен прежде всего завоевать политическое господство,
подняться до положения национального класса (в другом издании ска-
зано яснее — «подняться до положения ведущего класса нации» —
А.Д.), конституироваться как нация»2. Правда, Маркс и Энгельс ниче-
го не писали о патриотизме, а говорили только об исчезновении на-
циональной обособленности и противоположности народов с развити-
ем буржуазии, капиталистических отношений. «Господство пролета-
риата ещё больше ускорит их (обособления и противоположности на-
ций — А.Д.) исчезновение». Может показаться, что при условии за-
воевания пролетариатом политического господства естественным об-
разом возникнет особый пролетарский патриотизм, необходимый для
защиты революционного отечества, пролетарской власти. Однако
Маркс и Энгельс не допускали этого, так как после фразы об исчезно-
вении национальной обособленности при господстве пролетариата
писали следующее: «Соединение усилий, по крайней мере цивилизо-
ванных стран, есть одно из первых условий освобождения пролета-
риата»3. Такое соединение пролетариев разных стран, естественно,
требовало не патриотизма, а пролетарского интернационализма, о
чём постоянно и писали основоположники марксизма. Патриотизм
был совершенно не нужен Марксу в его футурологических построе-
ниях. Таким образом, прибегая к авторитету Маркса, Радек вводил
1 Там же.
2 Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 444 (Манифест Коммунистической партии).
3 Там же. См. также: Т. 4. С. 334.
56
читателя в заблуждение, сеял иллюзию о том, что Маркс одобри-
тельно отзывался о патриотизме и связывал с ним какие-то перспек-
тивы развития пролетарской революции.
Далее, во второй части статьи, Радек выступал против тех дея-
телей рабочего движения, которые недооценивали значения нацио-
нальной борьбы, национального вопроса, то есть находились на по-
зиции «национального нигилизма», уже осуждённого в СССР. Эту
часть автор завершил важным выводом: «Место тезиса — буржуаз-
ный патриотизм, его антитезиса — пролетарский интернационализм
в лице СССР занял синтез — пролетарский, советский патриотизм»1 2.
Так повороты в политике ВКП (б) были обрисованы и как бы оправ-
даны в терминах гегелевской диалектики. Здесь оказалась сущест-
венной форма: если исторический процесс может быть описан фило-
софской схемой, признаваемой марксизмом, значит он — истинен.
В третьей части Радек провозгласил: «Всё, что мы строим, что
мы делаем, усиливает международные трудящиеся массы. Наш пат-
риотизм, наша действенная любовь к социалистической родине есть
самый действенный пролетарский интернационализм. Пролетарский
интернационализм рабочих всего мира только тогда есть действие, а
не мечта, когда он готов всё сделать для защиты СССР, когда он сли-
вается с советским патриотизмом, когда он стремится к целям, кото-
2
рые мы осуществляем» .
Статья Радека подвела итоги разработки идеи советского пат-
риотизма в 1930-е гг. и его собственным размышлениям над судьбой
идеи пролетарского интернационализма ещё с 1920-х годов. Она бы-
ла самым зрелым в теоретическом отношении произведением из все-
го того комплекса сочинений, которые в ту пору были написаны о
советском патриотизме. Её отличали широкий хронологический ох-
ват темы, привлечение разнообразного исторического материала,
стремление дать философское истолкование предмета исследования.
И вместе с тем она была крайне тенденциозна в своём стремлении
представить патриотизм прогрессивным, демократическим и рево-
люционным явлением в социально-политической жизни Европы. Ра-
дек как бы забывал, что обычно самыми стойкими патриотами бы-
1 Радек К. Советский патриотизм. С. 6.
2 Там же.
57
вают консерваторы, а не революционеры. Замалчивая остро критиче
ски высказывания Маркса и Энгельса о патриотизме, автор приписы-
вал им такую позицию по отношению к этому явлению, которую они
никогда не разделяли. Таким образом, в своей исторической части
статья Радека содержала ряд явных отступлений от исторической
правды. А в практически-политическом плане благодаря ей совет-
ский читатель получил объяснение идеологического поворота пар-
тии, что было необходимо для укрепления её авторитета и для подго-
товки населения к обороне СССР в будущей войне. Кроме того, ста-
тья Радека оправдывала подчинение международного рабочего дви-
жения национально-государственным интересам СССР.
Метко и остроумно отмечала изменения в советской идеологии
во второй половине 1930-х гг. литературный критик газеты «Социа-
листический вестник» В.Александрова: «По всем этажам идеологи-
ческого здания снуют энергичные люди, получившие задание на его
капитальный ремонт. В отличие от понятий "мировой социальной
революции", "диктатуры победившего пролетариата", которые в на-
чале революции с боем занимали места на узких газетных столб-
цах, — "великорусский народ", "советская держава", "родина" распо-
лагаются на тех же столбцах с уверенной осанкой знающих себе цену
понятий, а революционные лозунги вежливо и предупредительно
пропускают их вперёд»1.
Ещё накануне Великой Отечественной войны понятие патрио-
тизма — ключевое для национальной войны — стало наполняться
военно-историческим содержанием. Этот процесс был стимулирован
конфликтами в районе озера Хасан и реки Халхин-Гол, а также совет-
ско-финской войной. 13 мая 1940 г. на совещании, созванном Народ-
ным комиссариатом обороны, начальник Главного политического
управления Рабоче-Крестьянской Красной армии Л.З.Мехлис высту-
пил с докладом «О военной идеологии». Он обрушился на пропаганду
интернационализма как малопонятную для солдат. Новые идеи пат-
риотического содержания недостаточно быстро входили в практику
пропаганды, сохранялась инерция проповеди интернационализма.
Особенно остро этот недостаток был ощутим в обстановке войны.
1 Александрова В. Литература и жизнь. Поиски нового на старых путях И Схяяшя-
стический вестник. 1936.8 апреля. С. 17.
58
«В печатной и устной пропаганде на первый план выдвигается
тезис об освободительной роли нашей армии. Интернациональные
задачи излишне подчёркиваются..., — сказал Мехлис. — Конечно,
во всех случаях мы, вступив на территорию противника, будем в ро-
ли освободителей трудящихся от эксплуататорских классов. Но в
практической работе нельзя швыряться лозунгами вообще. На первом
этапе боевых операций на Халхин-Голе в основу пропаганды был по-
ложен лозунг выполнения договора о взаимопомощи с МНР (Мон-
гольской Народной республикой — А.Д.)... Этот лозунг оказался ма-
лопонятным для красноармейцев... Было широко разъяснено, что
МНР — это ключ к нашим границам, и что "защищая границы МНР,
Красная Армия обороняет территорию Советского Союза..." Этот ло-
зунг оказался понятным для красноармейцев и командиров.
Аналогичная ошибка была допущена и в первый период войны
с белофиннами... Незадачливые политработники механически ус-
воили лозунг об интернациональных задачах Красной Армии, об ос-
вобождении финского народа... Там же, на финском фронте, выхо-
дила газета под названием "За коммунизм". Это название я изменил,
так как для беспартийных товарищей оно может быть не всегда по-
нятным. В речи товарища Молотова было сказано о том, что Красная
Армия ведёт войну за безопасность города Ленинграда... Когда этот
правильный лозунг, данный ЦК и правительством, вновь был под-
тверждён нашими политработниками, он придал гораздо больший
смысл и действенность нашей пропаганде. Этот лозунг был понят-
ным для всего личного состава»1.
Доклад Мехлиса, как он сам говорил, отражал указания Сталина.
Об этом свидетельствует и такой факт. Почти за месяц до выступле-
ния Мехлиса, 17 апреля 1940 г., на совещании начальствующего со-
става Красной Армии Сталин выступил против «культа традиции и
опыта гражданской войны»2. Правда, он говорил лишь о технической
стороне войны, но тем не менее важно и то, что он совершенно кате-
горично заявил: «Традиции и опыт гражданской войны совершенно
1 «Ложные установки в деле воспитания и пропаганды». Доклад начальника Главно-
го политического управления РККА Л.З.Мехлиса о военной идеологии. 1940 г. //
Исторический архив. 1997. № 5-6. С. 90.
2 Сталин И.В. Соч.. Т. 14. С. 354.
59
недостаточны, и кто считает их достаточными, наверняка погибнет»1
Видимо, от анализа технической стороны будущей войны вождь пе-
решёл к анализу идейной стороны и также не удовлетворился преж-
ним опытом. Это и отразилось в докладе Мехлиса.
Итак, на смену «красному патриотизму», наполненному исклю-
чительно революционно-классовым содержанием, очернявшему до-
революционное прошлое России, пришёл советский патриотизм
имевший двойное — не только классовое, но и национальное — со-
держание, полный гордостью за великие достижения своей страны в
прошлом и настоящем. Эта форма патриотизма вполне соответствова-
ла потребностям страны, находившейся накануне нападения на неё
нацистской Германии. Такой патриотизм предполагал новое отноше-
ние к истории, возрождение национальных исторических ценностей.
Вместе с тем в партийно-государственной идеологии этот офи-
циально-государственный патриотизм призван был обеспечить за-
щиту дела Сталина, выполнение поставленных им задач, ненависть к
его врагам. Поэтому он не мог полностью совпадать с национально-
патриотическим сознанием и отдельных личностей и разных слоёв
населения.
2.4. От «нации Обломовых» к «великому русскому народу»
Содержание понятия «советский патриотизм» включало в себя
новую оценку национальных черт, присущих русскому народу.
В 1920-х гг. в советской публицистике и искусстве было приня-
то остро критически отзываться о национальных качествах русского
человека. Русских в дореволюционный период их истории называли
«нацией Обломовых», подчёркивая малоподвижность, отсталость,
консервативность прежней России, в частности крестьянства. По
мысли деятелей Пролеткульта, революция должна была привести к
перевоспитанию масс и ликвидации отрицательных черт русского
характера. Как заметил М.Агурский, едва ли не первым против этой
традиции выступил Луначарский2. Он спорил с Пролеткультом, про-
1 Там же.
2 Агурский М. Идеология национал-большевизма. С. 149-150. Об эволюции воззре-
ний на народ см. также: Brandenberger D.L. National Bolshevism. Stalinist Mass Culture
60
А. В.Луначарский.
тестуя против распространённого мнения, будто
бы русские должны коренным образом переде-
лывать свой характер: «Да, американец в высшей
степени производителен, в высшей степени целе-
сообразен, и русский кажется рядом с ним рых-
лым и сиволапым. Но американцу в то же самое
время как бы нет времени углублённо мыслить о
своем бытии — индивидуальном и социаль-
ном...» По словам Луначарского, душа амери-
канца «индустриально-коммерческая». Этому
типу человека Луначарский противопоставлял
более глубокую русскую душу. Именно в силу
своих душевных качеств, как полагал Луначарский, «русский рабо-
чий класс был в состоянии, обливаясь собственной кровью, принося
громадные жертвы, из глубины самодержавия и варварства подняться
до положения авангарда человечества, несмотря на свою сиволапость
и неладность, которые зато... вознаграждались варварской свежестью
чувств, способностью увлекаться грандиозными лозунгами — словом,
наклонностью к активному реалистическому идеализму»1.
В 1930 г. против пролеткультовского взгляда выступил и Ста-
лин. Поводом для него послужили произведения ведущего пролетар-
ского поэта Демьяна Бедного. Осенью и в начале зимы 1930 г. Демь-
ян Бедный опубликовал в «Правде» один за другим три стихотвор-
ных фельетона — «Слезай с печки», «Перерва» и «Без пощады»2.
Во всех этих произведениях было проведено обличение отрица-
тельных черт русского национального характера:
«Уклон этот жуток.
С ним не до шуток:
Он___наш кровный, прилипчивый, свой!
Он___наследие всей дооктябрьской культуры!
У нас расслабление всей волевой
Мускулатуры!
and the Formation of Modem National Identity, 1931-1945. Cambridge, Massachusets-
London, 2002. P.43-62. c
Луначарский A. . o*• Правда. 1930. 7 сентября; его же. Перерва //Правда.
2 Бедный Д. Слезай с печки^ |930. } де
1930.11 сентября; его же. ьез nuuw*» г г
61
Мы — рвачи:
Мы, рванувши, с надрыва шатаемся,
За брюхо хватаемся.
И соломенные силачи,
Отпарившись в баньке, храпим на печи.
Храпим и сердито бормочем:
Прорывы на фронте рабочем?
Текучесть? Нельзя без утечки.
Не тяните нас с печки!»
«Ничего, что в истории русской гнилой
Бесконечные рюхи, сплошные провалы, -
А на нас посмотри:
На весь мир самохвалы!
Чудо — богатыри!»
(«Слезай с печки»)
В другом произведении, в заглавии которого стояло название
станции Перервы — места столкновения поездов, он писал по поводу
работников железной дороги:
«Работяги-миляги расейского типа!
Липа!
Липа!
Эта липа взросла на расейском болоте.
У нее есть своя родовая черта:
Недобросовестность в каждой работе
Испокон сердцевине ее привита».
Как потом вспоминал Демьян Бедный в письме к Сталину, этот
фельетон «Молотов расхваливал... до крайности и распорядился, чтобы
его немедленно включили в серию литературы "для ударников", под
каковым подзаголовком он и вышел в отдельной брошюре»1.
В фельетоне «Без пощады» автор вторгался в отечественную
историю, обличая и громя её героев. В «историко-патриотической»
главе этого произведения развенчивались Минин и Пожарский как
защитники отечества. Демьян Бедный обрисовывал их как взяточни-
ков и казнокрадов:
«Счастье литературы». Государство и писатели. 1925-1938. Документы. М, 1997. С. 96.
62
«Патриоты извечно по части казны
Неблагополучны:
Патриотизм с воровством неразлучны».
Минин и Пожарский были выведены палачами народного дви-
жения — Смуты. Исторической параллелью им служили, по мысли
Демьяна Бедного, российские эмигранты и внутренние враги
СССР вредители. Фельетон содержал и широкие обобщения в об-
ласти истории. Автор утверждал, что у дореволюционной России
«величье печальное, рогожно-мочальное», издевался над патриотиз-
мом, употребляя придуманное им словцо «патревотический».
Эти строки шли вразрез с духом, со всей атмосферой недавно
прошедшего XVI съезда партии. В приветствиях съезду, в отчётах и
выступлениях звучали слова о «колоссальных достижениях», «вели-
чайших успехах», «сверхамериканских темпах строительства», «са-
мой замечательной и блестящей победе (в сельском хозяйстве!)»,
«огромных успехах»1.
В декабре 1930 г., когда заканчивался очередной год пятилетки,
когда нужно было победным звоном заглушить острые проблемы и
проявления недовольства в ходе колхозного строительства, Сталину
необходимы были положительные итоги года как аргументы в про-
паганде успехов партийно-государственной политики, а не критика,
унижающая национальное достоинство русских людей, строителей
социализма. Поэтому после публикации последнего сочинения
Демьяна Бедного секретариат ЦК партии (Сталин, Молотов, Кагано-
вич) вынес постановление «О фельетонах т. Демьяна Бедного "Сле-
зай с печки", "Без пощады"», в котором поэт был подвергнут суровой
критике: «За последнее время в фельетонах т. Демьяна Бедного стали
появляться фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании
"России" и "русского"..., в объявлении "лени" и "сидении на печке"
чуть ли не национальной чертой русских..; в непонимании того, что в
прошлом существовало две России, Россия революционная и Россия
антиреволюционная, причем то, что правильно для последней, не
может быть правильным для первой, в непонимании того, что ны-
нешнюю Россию представляет её господствующий класс, рабочий
* XVI Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). 26 июня-
13 июля 1930 г. Стенографический отчет. I. М., 1935. С. 19, 112,217,220.
63
класс и прежде всего русский рабочий класс, самый активный и
мый революционный отряд мирового рабочего класса, причём Са'
пытка огульно применить к нему эпитеты "лентяй", "любитель си^
ния на печке" не может не отдавать грубой фальшью»1. Де'
Таким образом, в тексте постановления частично реабилити
валась дореволюционная Россия с оговоркой о том, что было
России, и высокая оценка относится только к одной из них. Партий
ное руководство пошло на изменение репутации русских, выдвинув
на первое место среди них представителей рабочего класса, играв-
ших революционную роль. Революционный рабочий класс, как и ре-
волюционная Россия, не могли иметь отрицательной характеристики
в глазах большевиков. Так начала меняться позиция партии относи-
тельно оценки русского характера.
8 декабря 1930 г. после обсуждения его работ в секретариате
ЦК Бедный послал Сталину письмо, в котором оценивал происшед-
шее с ним как катастрофу2. 12 декабря Сталин ответил ему3. Сравне-
ние письма Сталина и постановления секретариата ЦК по содержа-
нию, речевым оборотам и тону наводит на мысль о том, что Сталин
был главным, если не единственным автором текста постановления.
Учитывая, что Молотов не почувствовал ранее «фальшивых ноток» в
фельетоне «Слезай с печки», а наоборот, хвалил его, возникает сооб-
ражение об инициативной роли Сталина в возбуждении персональ-
ного дела об ошибках Бедного в этом и других произведениях. Ви-
димо, постановление отражает основное содержания выступления
Сталина на заседании секретариата.
«В чем существо Ваших ошибок? — писал Сталин Бедному. —
Оно состоит в том, что критика недостатков жизни и быта СССР,
критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно
метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала пере-
растать в Ваших произведениях в клевету на СССР»4.
Вождь указал поэту на то, что «революционные рабочие всех
стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, преж-
* «Счастье литературы». Государство и писатели. С. 85.
Там же. С. 85-88.
3 Там же. С. 88-93.
4 Там же. С. 90.
64
де всего, русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих...
Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изу-
чают поучительнейшую историю рабочего класса России, его про-
шлое, прошлое России, зная, что кроме России реакционной сущест-
вовала ещё Россия революционная, Россия Радищевых и Чернышев-
ских, Желябовых и Ульяновых, Халтуриных и Алексеевых. Всё это
вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство ре-
волюционной национальной гордости, способное двигать горами,
способное творить чудеса»1.
Кажется, впервые Сталин заговорил о национальной гордости,
придавая ей революционное содержание: гордиться следовало преж-
де всего революционными традициями России. Вместе с тем нацио-
нальное чувство было признано важной двигательной силой в деле
строительства социализма.
«А Вы? — упрекал Сталин Бедного, — ... стали возглашать на
весь мир, что... нынешняя Россия представляет сплошную "Перерву",
что "лень" и стремление "сидеть на печке" является чуть ли не на-
циональной чертой русских вообще, а значит и русских рабочих, ко-
торые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали
быть русскими»2.
Письмо Сталина своим содержанием было созвучно статье Ле-
нина «О национальной гордости великороссов», которое Сталин ци-
тировал в своём послании. В статье Ленин как раз и говорил о рево-
люционной традиции как предмете гордости великороссов. Быть
может, в ленинской статье для Сталина главными были цитирован-
ные им слова о том, что «интерес... национальной гордости велико-
россов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и
всех иных) пролетариев»3. Эти слова, видимо, согласовывались с тем
новым пониманием пролетарского интернационализма, которое от-
стаивал Сталин в 1930-х гг.: национальные интересы русских проле-
тариев срдпядяют с социалистическими интересами всех пролетари-
ев. «Вот она, ясная и смелая "программа" Ленина», — восклицал
* Там же. С. 90-91.
2 Там же. С. 91.
3 Там же. С. 92.
5. Дубромжий А. М.
65
Сталин в заключительной части письма . Вероятно, в его глазах про-
граммным было то, что высказывание Ленина в обстановке 1930-х гг.
как бы призывало к использованию в социалистическом строитель-
стве национального интереса, национальной гордости.
Судя по одному выступлению Луначарского в 1931 г., факг
критики Демьяна Бедного со стороны высшего партийного руково-
дства и суть этой критики довольно быстро стали известны более или
менее широкому кругу людей. «У него были ошибки, — говорил Лу-
начарский о Демьяне Бедном. — Иногда Д.Бедный увлекался и про-
шлое рисовал сплошной чёрной краской, сажей, а настоящее, наобо-
рот, слишком светлым. Его упрекали: если бы прошлое наше было
так темно, то из него не могло бы получиться настоящее. Каким чу-
дом оно получилось, если бы раньше в нашем народе не было про-
грессивной тенденции, если бы раньше наши рабочие не были про-
никнуты этой идеей? Такие ошибки у Д.Бедного были...»2. Судя по
выступлению Луначарского, уже в 1931 г. вполне открыто пропаган-
дировались те новые патриотические идеи, которые были высказаны
Сталиным в частном письме.
В конце 1931 г. в беседе с немецким писателем Э.Людвигом
Сталин снова вернулся к теме о национальных качествах русского
народа: «В Европе существует много людей, чьи идеи о народе
СССР являются старомодными: они полагают, что граждане СССР,
во-первых, покорные, а во-вторых, ленивые. Это устарелая и совер-
шенно неправильная идея. Она зародилась в Европе в те дни, когда
русские помещики массами устремились в Париж, где они проматы-
вали нажитые состояния и проводили время в безделье.
Это были бесхребетные и никчёмные люди. Это привело к выво-
дам о русской "лени". Но это не может ни в коей мере быть применено к
русским рабочим и крестьянам, которые зарабатывали и продолжают
зарабатывать себе на жизнь своим собственным трудом. Довольно
странно считать покорными и ленивыми русских крестьян и рабочих,
проделавших в короткий срок три революции, разгромивших царизм и
уржуазию и победоносно строящих ныне социализм»* 3.
1 Там же.
з Воспоминания о Демьяне Бедном. М., 1966. С. 40.
Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 110-111.
66
Весной 1932 г. эта беседа была опубликована в журнале
«Большевик» (№ 8, 30 апреля 1932 г.), и высокая оценка русского
народа Сталиным стала известной широким партийным кругам. Это
был уже открытый шаг к изменению партийно-государственной
идеологии.
В узком кругу, во время застолий Сталин высказывался со всей
откровенностью: «Оставляя в стороне вопросы равноправия и само-
определения, русские это основная национальность мира, она первая
подняла флаг Советов против всего мира. Русская нация — это та-
лантливейшая нация в мире»1.
Как обнаружил В.А.Невежин, вскоре после цитированной выше
речи (6 июля 1933 г.) за обедом на даче в присутствии приглашённых
художников Сталин вновь обратился к теме русского народа. Он
провозгласил тост за русский народ как «за самую смелую советскую
нацию, раньше других совершившую социалистическую револю-
цию», по сути дела повторяя цитированную выше мысль2 3.
На начало 1930-х гг. пришёлся важный поворот в национальной
политике партии. В это время начиналась политика русификации
страны, в чём проявлялся переход от ожидания и подготовки миро-
вой революции к укреплению государства и удовлетворению нацио-
нально-государственных интересов СССР. В декабре 1932 г. Полит-
бюро ЦК партии начало кампанию против украинского национализ-
ма. Параллельно внутри Российской республики, в русских по пре-
имущественному национальному составу районах, начали закры-
ваться нерусские национальные клубы, журналы, школы, артели, ра-
бочие бригады, красные уголки. В 1933 г. они уже полностью при-
шли в упадок. С 1933 г. в национальных школах расширилось изуче-
ние русского языка, изучение местных языков в русских школах пре-
кратилось. К середине 1938 г. в русских районах РСФСР действовали
только русские школы. В органах власти краёв, республик и областей
национальные отделы ликвидировались.
1 Невежин В.А. Застольные речи Сталина. Документы и материалы. М.— СПб., 2003.
С. 44.
2 Там же. С. 42.
3 См.- Давлеткин Т. Советский Татарстан. Теория и практика ленинской националь-
ной политики. Мюнхен, 1974. С. 223; Martin Т. The Russification of the RSFSR H Ca-
hiers du Monde, 39 (1-2), janvier-juin 1998. P. 105,107.
5*
67
До описываемого поворота, в первые годы после революции
разрабатывался план перевода письменности всех народов страны на
латинский алфавит для облегчения международного общения. Это
была мера, говорившая об ожидании мировой революции. В конце
1920-х — начале 1930-х гг. латинский алфавит был введён у ряда на-
родов СССР. Ещё в 1936 г. председатель Всесоюзного комитета но-
вого алфавита Г.Лусабеков писал о победе латинского алфавита в
СССР: «Двадцать пять миллионов, населяющих национальные рай-
оны Советского Союза, пользуются уже новым, латинизированным
алфавитом. На новый алфавит перешли шестьдесят восемь нацио-
нальностей»1. Как правило, результатом введения латинского алфа-
вита было сокращение применения местного языка в делопроизвод-
стве учреждений.
С 1939 г. пошёл иной процесс — перевод письменности нерус-
ских народов с латинского на русский алфавит. Он проводился быст-
ро, вероятно, в связи с ожиданием мировой войны. В частности, в
Татарии этот процесс проходил так: «В отличие от латинского
шрифта, принятию которого татарами предшествовала десятилетняя
дискуссия в печати, на специальных съездах и конференциях, введе-
ние русского шрифта было подготовлено в закрытом кабинете. По
вопросу о замене арабского шрифта латинским было опубликовано
на татарском языке 207 работ... Кроме того, значительное количест-
во публикаций вышло на русском языке. Вопросу же о переводе та-
тарской письменности с латинского на русский шрифт были посвя-
щены заказанные свыше две заметки в газете «Кызыл Татарстан»
(Казань), две статьи — одна в 3, другая в 4 страницы — в журнале
«Совет ляктебе» (Советская школа) и отдельной брошюрой в 22
страницы был опубликован самый проект русифицированного алфа-
вита для татар. И всё. Никаких конференций и совещаний созвано не
было. 7 апреля 1939 г. было вынесено постановление бюро Татарско-
го обкома ВКП(б)... 5 мая 1939 г. был принят указ Президиума Вер-
ховного Совета Татарской республики об этом»2.
2 Лусабеков Г. Победа нового алфавита// Литературная газета. 1936.26 января. С. 2.
Давлеткин Т. Советский Татарстан. Теория и практика ленинской национальной
политики. С. 309.
68
Власть взяла курс на укрепление единства, сплочённости насе-
ления страны. Это она понимала как сглаживание национальных раз-
личий, русификацию. Переход к русскому алфавиту произошёл не
синхронно с наступлением на национализм нерусских наций, а с не-
которым запаздыванием, что усложнило картину событий и её пони-
мание. Между тем все эти меры были элементами единой политиче-
ской линии.
Сплочение всех наций СССР вокруг русского народа, усвоение
его культуры было невозможно при критическом восприятии рус-
ских национальных черт. В 1936 г., критика прежнего взгляда на рус-
ский характер в полную силу зазвучала со страниц «Правды».
Поводом для этого послужила статья Бухарина «Наш вождь, наш
учитель, наш отец», написанная ко дню памяти Ленина1. В ней Буха-
рин писал о России как о «стране, где обломовщина была самой уни-
версальной чертой характера, где господствовала нация Обломовых».
В традиционных для революционеров красках и тонах живописал
автор облик дореволюционной России: «Эта расейская растяпа! Эти
почти две сотни порабощённых народов, растерзанных на куски цар-
ской политикой! Эта азиатчина! Эта восточная лень! Эта — неразбе-
риха, безалаберщина, отсутствие элементарного порядка!»2 3.
Через несколько дней после выступления Бухарина, 30 января,
в передовой статье «Правды» по нему был нанесён первый удар. Су-
дя по резкости формулировок и стилю изложения, цитируемые стро-
ки принадлежали Сталину: «Только любители словесных выкрута-
сов, мало смыслящие в ленинизме, могут утверждать, что в нашей
стране до революции "обломовщина была самой универсальной чер-
той характера", а русский народ был "нацией Обломовых". Народ,
который дал миру таких гениев как Ломоносов, Лобачевский, Попов,
Пушкин, Чернышевский, Менделеев, таких гигантов человечества
как Ленин и Сталин, — народ, подготовивший и свершивший под
руководством большевистской партии Октябрьскую социалистиче-
скую революцию, — такой народ называть "нацией Обломовых мо-
жет лишь человек, не отдающий себе отчёта в том, что он говорит» .
Известия. 1936.21 января. С. 2.
1 Бухарин Н.И. Наш вождь, наш учитель, наш отец И
2 Там же.
3 Единая семья народов // Правда. 1936.30 янв. С. .
69
1 февраля 1936 г. последовал второй удар. «Правда» опублиКо.
вала передовую статью под названием «РСФСР», в которой в проти-
вовес Бухарину, без явной полемики с ним, была выдвинута иная
оценка русского нарда, ставшая принципиально важной для совет-
ской идеологии в 1930-1940-е гг. «Все народы — участники великой
социалистической стройки — могут гордиться результатами своего
труда; все они... полноправные советские патриоты. И первым среди
равных является русский народ, русские рабочие, русские трудящие.
ся, роль которых во всей Великой пролетарской революции, от пер-
вых побед до нынешнего блистательного периода её развития, ис-
ключительно велика. Ненависть к русскому включает в себя, конеч-
но, ненависть ко всему советскому. Русские рабочие, русские трудя-
щиеся могут лишь гордиться тем, что именно на их долю выпала
честь помочь трудящимся других национальностей стать подлинно
свободными членами социалистического содружества — СССР»1.
Здесь явно звучали мысли Сталина из письма к Д.Бедному.
Можно предположить, что Сталин если и не был единственным ав-
тором этой статьи, то являлся причастным к её написанию. Статья
знаменовала собою не только реабилитацию русского национального
характера, но и отход от прежнего представления об СССР как союзе
равных народов и эволюцию к идее о русском народе как старшем
брате в семье этих народов2.
10 февраля 1936 г. последовал третий и решающий удар.
«Правда» ответила на выступление Бухарина, опубликовав без под-
писи автора статью «Об одной гнилой концепции». С большой долей
вероятности можно предположить участие Сталина в составлении и
этой статьи. Газета писала: «Сознавая всю грандиозность историче-
ского расстояния, отделяющего современный СССР от дореволюци-
онной России, рабочий класс советской страны и большевистская
партия никогда не допускали искажений исторической перспективы
и преемственности. Партия всегда боролась против каких бы то ни
* РСФСР // Правда. 1936. 1 февраля. С. 1.
См., напр.: «Народы СССР и трудящиеся всего мира безмерно признательны рус-
скому народу, воплотившему в жизнь пророчество Ленина. Растут и крепнут дружба
и любовь всех народов СССР к первому среди, равных и ведущему среди первых —•
русскому народу» (Волин Б. Великий русский народ// Большевик. 1937. № 9. С. 27).
70
было проявлений антиленинской идеологии "Иванов, не помнивших
родства", пытающейся окрасить всё историческое прошлое нашей
страны в сплошной чёрный цвет. Глупая и вредная реакционная бол-
товня о том, будто русский народ в прошлом представлял собой
сплошную реакционную массу лежебоков и лентяев, был воплоще-
нием всеобщей обломовщины, азиатской дикости и т.д. и т.п., не раз
была решительно осуждена партией.
Как в "нации Обломовых" мог создаться революционнейший в
мире рабочий класс, его революционная большевистская партия —
гордость международного пролетариата, — об этом беззаботный по
части ленинизма автор не задумывается. И никак не понять с этих
"универсально обломовских" позиций, как русский народ создал та-
ких гигантов художественного творчества как Пушкин и Лермонтов,
Ломоносов и Менделеев, Белинский и Чернышевский, Герцен и Доб-
ролюбов, Толстой и Горький, Сеченов и Павлов»1.
Главное содержание письма Сталина Бедному теперь, спустя
шесть лет, было донесено до сознания широких масс и получило
значительное развитие. В статье «Правды» подчеркивалась преемст-
венность дореволюционной России и СССР, значение знания исто-
рии своей страны. Наряду с представителями революционной тради-
ции в качестве предмета национальной гордости (а именно об этом
писал Сталин Демьяну Бедному в 1930 г.) были выдвинуты далёкие
от революционного дела поэты, писатели и ученые. «Мы являемся
прямыми наследниками Пушкина и Некрасова, Репина и Менделее-
ва», — писала в передовой статье «Правда» 20 мая 1938 г.2
Таким образом, в середине 1930-х гг. были официально реаби-
литированы и русский национальный характер и прошлое русского
народа. Исторический путь этого народа теперь был украшен вы-
дающимися достижениями и именами великих деятелей культуры.
Эту реабилитацию закрепил учебник по истории СССР, написанный
коллективом авторов во главе с А.В.Шестаковым (М., 1937). В одной
из рецензий на эту книгу говорилось об освещении в ней восточных
славян так: «Не ленивая и инертная масса, как это пытаются изобра-
* Об одной гнилой концепции // Правда. 1936.10 февраля. С. 3.
2 Советская страна любит и ценит народные таланты // Правда. 1938.20 мая. С. 1.
71
зить фашистские мракобесы-'расисты", а храбрые и мужественные
племена предстают перед читателем» .
Характерно и такое высказывание: «Советским людям, патрио-
там социалистической родины, дорога и близка история своего наро-
да. С благоговением и любовью перелистываем мы страницы древ-
них сказаний, повествующих об отваге, мужестве, доблести наших
предков. Мы радуемся тому, что славные традиции любви к родине
уходят корнями в далёкое прошлое нашего народа. Изучая историю
нашей родины, мы находим в ней немало замечательных образцов
доблести, достойных всяческого подражания»2.
Возрождение самоуважения народа, гордости за его достиже-
ния в прошлом, выдвижение традиций защиты родины было суровой
необходимостью накануне столкновения СССР и Германии. Если
выступление Луначарского против критического восприятия русско-
го народа, русского рабочего класса было пока незначительным эпи-
зодом, то Сталин в 1936 г. поднял эту реабилитацию до уровня важ-
ной политической кампании. Вместе с возрождением самоуважения
народа появилась и его идеализация, закрывающая путь для всесто-
ронней объективной характеристики. Реабилитация русского народа
в идеологии большевиков быстро вылилась в политический и идео-
логический русоцентризм.
2.5. Новый взгляд на государство
Первоначальные воззрения большевиков на государство ориен-
тировались на высказывания о государстве К.Маркса и Ф.Энгельса.
А.Авторханов кратко и точно резюмировал воззрения «основопо-
ложников» по этому вопросу следующим образом:
«1) государство возникло в результате деления общества на ан-
тагонистические классы; 2) государство есть орудие диктатуры одно-
го класса над другим; 3) в переходном периоде от капитализма к со-
циализму будет существовать временное государство "диктатура
пролетариата", понимаемая как диктатура большинства и одна из
Сосонкин И. История великой семьи народов // Литературная газета. 1937. 30 авгу-
Бессмертное творение древней русской литературы // Правда. 1938.25 мая. С. 1.
72
форм демократии, 4) с исчезновением антагонистических классов
исчезает и государство, оно просто отмирает за ненадобностью»1.
Особенно ясно приверженность Ленина воззрениям Маркса и
Энгельса и вместе с тем упрощение Лениным их представлений ска-
зались в его книге «Государство и революция», написанной незадол-
го до прихода большевиков к власти, и в ряде других работ, создан-
ных примерно в то же время. Отметим, что именно тогда, когда взя-
тие власти большевиками стало реальностью, недалёкой перспекти-
вой, Ленин особенно часто стал размышлять над сущностью и судь-
бой государства.
После взятия власти большевиками прежние теоретические во-
просы превратились в вопросы текущей политики. Ленину представ-
лялось, что при социализме будет существовать государство типа
Парижской Коммуны с широким непосредственным участием масс в
управлении всеми общественными делами, с зарплатой чиновника,
равной средней заработной плате рабочего, с вооружением народа
вместо прежней армии и пр. Однако, «то, что Ленин хотел ликвиди-
ровать — постоянную армию, тайную полицию и привилегирован-
ную бюрократию, — как раз и сделалось тремя "китами" новой вла-
сти» — писал Авторханов2. Эволюция от прежних взглядов к новым
воззрениям, которые коренным образом отличались от них, заняла
длинный ряд лет, шла постепенно и сперва подспудно.
«По-видимому, какое-то время после Октябрьской революции в
большевистском руководстве ещё существовали определённые на-
дежды или расчёты на прямое использование диктатуры пролетариа-
та в форме довольно широкого привлечения представителей этого
класса к руководству государством. Они, в частности, связывались с
коротким периодом эйфории, вызванной повсеместным введением
рабочего контроля, а также тем значением, которое стихийные дей-
ствия рабочих и солдат приобрели в первые месяцы установления и
утверждения советской власти. Выражалось это и в преувеличенных
представлениях о роли профсоюзов в организации и управлением
народным хозяйством, которые несли ещё на себе печать идей ле-
1 Авторханов А. Происхождение партократии. Главы из книги // Октябрь. 1991. № 2.
С. 137.
2 Там же.
73
нинской работы "Государство и революция" о поголовном участии
населения в управлении государством и хозяйством при социализ-
ме», _ писал В.А.Шишкин1.
Осознание большевиками того факта, что диктатура пролета-
риата осуществлена в мелкобуржуазной, крестьянской стране, что
социализм строится в условиях враждебного капиталистического
окружения порождало стремление укреплять эту диктатуру, то есть
по сути дела — государство. «Диктатура пролетариата есть упорная
борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и
хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и
традиций старого общества. Без партии, железной и закалённой в
борьбе, без партии, пользующейся доверием всего честного в данном
классе, без партии, умеющей следить за настроением массы и влиять
на него, вести успешно такую борьбу невозможно», — писал Ленин в
1920 г. в книге «Детская болезнь левизны в коммунизме»2. Как гово-
рил Каганович о 1930-х годах, «вопрос состоит в том, что мы все бы-
ли под властью идей наступления на советскую власть. Фашизм на-
ступает. Фашизм ведет антикоммунистическую линию. Ещё были во
власти того, что борьба идёт внутри страны, и борьба эта может
кончиться восстанием, гражданской войной»3. Эти представления
были предпосылкой и тем интеллектуально-эмоциональным фоном,
на котором развивалась теоретическая мысль большевиков, размыш-
лявших о государстве после Октября.
Второй предпосылкой эволюции теоретических воззрений было
само положение партии. После 1917 г. партия из общественно-
политической организации начала превращаться в институт власти.
Как писала И.В.Павлова, решающим шагом на этом пути стала цен-
трализация власти в верхушке партии — выделение из состава ЦК
постоянно действующих Политбюро, Оргбюро и Секретариата в
1919 г. В первые пять лет после прихода к власти большевиков су-
ществовала определённая двойственность политической системы —
Советы и партийные комитеты. Постепенно властные функции пере-
Шишкин В. А. Власть, Политика. Экономика. Послереволюционная Россия (1917—
1928 гг.). СПб., 1997. С. 9.
2 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 41. С. 27.
Чуев ф. Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола. М., 1992. С. 45.
74
мешались от первых ко вторым. В 1922—1923 гг. была проведена не-
гласная реформа. Главной её целью было установление диктатуры
узкого круга лиц из партийных руководителей, опирающихся на ап-
парат и через него передающего директивы партийным комитетам,
которые таким же образом действовали по отношению к партийным
организациям. Партийные комитеты возвысились над Советами. Ис-
чезла существовавшая при Ленине двойственность политической
системы. Возникло партийное государство1.
Именно это явление и было предметом теоретического анализа
вождей партии, на его основе возникло новое понимание государства
после социалистической революции, свойственное «русскому мар-
ксизму».
С.В.Леонов первым обратил внимание на самые начальные
сдвиги в теоретической мысли большевистских вождей. «К весне
1918 г. потребность в централизации государственной власти в той
или иной мере ощущалась значительной частью большевистского
руководства. Это подтолкнуло её к переосмыслению первоначаль-
ных представлений о пролетарской государственности. В марте
1918 г. даже "певец" отмирающего государства Бухарин вынужден
был признать, что "мы всегда недооценивали роль государства как...
чрезвычайно могущественного фактора", "мы были либералами по
отношению к государству"»2 3. Ленин с весны 1918 г. стал призывать к
централизации и «профессионализации» управления. «Мы сейчас
стоим безусловно за государство, — писал он. — Заранее провоз-
глашать отмирающее государство будет нарушением исторической
перспективы» . Леонов отметил, что весной 1918 г. Ленин изменил
точку зрения на Советы. Раньше он ставил их выше партии, теперь
он перешёл на противоположную позицию. «Однако с присущей ему
осторожностью Ленин не делал публичных заявлений о необходимо-
сти кардинального поворота по отношению к Советам. Он предоста-
вил это другим. Будучи "авангардом класса", партия, по словам Ле-
1 Павлова И В Механизм власти и строительство сталинского социализма. С. 139,
143 149 См. также: Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика. С. 24-51.
2 Цит. по: Леонов С.В. Рождение советской империи: государство и идеология.
1917-1922 гг. М, 1997. С. 184. 67
3 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 60, о/.
75
нина призвана не "отражать среднее состояние массы, а... ве
массы за собой". Изначальная двойственность концепции Советск"
государства-коммуны и тактическая гибкость вождя помогли eMv
избавиться от "советских" и "самоуправленческих" иллюзий, Вы,
званных эйфорией от победного шествия Советов и высокой актив-
ности масс после Октябрьского переворота» . На VH съезде РКП(б) в
марте 1918 г. председатель ВЦИК и секретарь ЦК партии
Я.М.Свердлов высказался за переход ряда управленческих функций
от Советов к большевистской партии. Перераспределение власти
между Советами и партией в пользу последней ускорялось по мере
обострения экономической и социально-политической обстановки.
В мае 1918 г. директива о передаче партии функций Советов была
подтверждена двумя циркулярными письмами ЦК партии, опублико-
ванными в «Правде»2. Таким образом, идеи Ленина были воплощены
в официальный политический курс. Уже весной 1918 г. большевики
отступили от одного из важнейших принципов государства-
коммуны — равенства в жаловании государственного чиновника и
квалифицированного рабочего. Летом 1918 г. было подавлено вы-
ступление левых эсеров. Их разгром означал оформление однопар-
тийного режима, советская государственность превращалась в боль-
шевистскую. Партия сращивалась с государственным аппаратом, её
сила и авторитет отождествлялись с силой и авторитетом государст-
ва. Таким образом открывался путь к диктаторским, террористиче-
ским методам управления — крайним методам давления государства
на население.
В 1919-1920 гг. Ленин, отходя от своих прежних утопических
взглядов, поставил вопрос о неспособности рабочих руководить
сложными процессами жизни общества3. В 1920 г. на конгрессе
Коммунистического Интернационала Ленин говорил: «В эпоху капи-
тализма, когда рабочие массы подвергаются беспрерывной эксплуа-
тации и не могут развивать своих человеческих способностей, наи-
олее характерным для рабочих политических партий является
именно то, что они могут охватывать лишь меньшинство своего
2 См^ям^р г °*Дение советской империи: государство и идеология. С. 185, 186.
j 1иМ ЖС. Vx. loo.
Отмечено в кн.: Шишкин В. А. Власть. Политика. Экономика. С. 9.
76
класса. Поэтому мы вынуждены признать, что лишь сознательное
меньшинство может руководить широкими рабочими массами и
вести их за собой» . Ленин пришёл к выводу о существовании не
диктатуры пролетариата, а диктатуры одной лишь большевистской
партии, и этот вывод был принят крупными партийными деятеля-
ми — Бухариным, Троцким, Л.Б.Каменевым, Н.Н.Крестинским, Лу-
начарским, Зиновьевым2.
Опыт первых лет революции и гражданской войны формировал
особое восприятие роли и назначения пролетарского государства, всё
более отходящее от прежних марксистских представлений. Подводя
итоги внутрипартийным спорам в 1920-е гг., Б.Н.Земцов показал, что
у всех фракций внутри ВКП(б) «было убеждение, что переход вла-
сти в руки рабочего класса является условием социалистического
переустройства общества. Таким образом, основной источник разви-
тия общества был искусственно перемещён из сферы экономики в
сферу политики. Вера в силу диктатуры партии, диктатуры пролета-
риата была характерна для всех течений в ВКП(б)» 3. По сути дела
это была вера в партийное государство, акцент на его исторической
миссии.
Вероятно, впервые Сталин ясно выразил своё отношение к мар-
ксистской теории государства, прочитав книгу Ленина «Государство
и революция». На обложке издания 1923 г. он написал: «Теория из-
живания [государства] есть гиблая теория»4.
В первой половине 1930-х гг., Сталин впервые стал публично
развивать идею об усилении советского государства как закономер-
ности процесса построения социализма. В то время этот тезис он свя-
зывал с мыслью об обострении классовой борьбы по мере роста ус-
пехов нового строя в СССР. В январе 1933 г., подводя итоги первой
пятилетки на объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), он говорил:
«Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой
2 ОллАигорхадовА^ Происхождение партократии. С.137; Шишкин В.А. Власть.
^Земш>в%ЭН° ОпгХдаошше группировки 20-30-х годов (саморазрушение рево-
* См^СимонотН. Размышления о пометках Сталина на полях марксистской литера-
туры // Коммунист. 1990. Ха 18. С. 72.
77
борьбы, а путем её усиления. Отмирание государства придёт не чепл
ослабление государственной власти, а через её максимальное уСи^
ние, необходимое для того, чтобы добить остатки умирающих кдас'_
сов и организовать оборону против капиталистического окружения'
которое далеко ещё не уничтожено и не скоро ещё будет уничтоже-
но. Надо иметь в виду, что рост мощи советского государства будег
усиливать сопротивление последних остатков умирающих классов»1
В 1934 г. в отчетном докладе XVII съезду партии Сталин снова
говорил о построении бесклассового общества «путём усиления ор-
ганов диктатуры пролетариата», то есть государства2.
Размышления Сталина о государстве развивались не только в
плоскости текущих событий. Он обращался и к истории, сопоставляя
прошлое с настоящим в развитии государства. В 1937 г., в год два-
дцатилетия Октябрьской революции, когда юбилейная дата наталки-
вала на подведение итогов, на обеде у Ворошилова Сталин выступил
с речью, как он сказал, «в несколько слов, которые коренным обра-
зом связаны с 20-летием существования советской власти»3. Моно-
лог Сталина начался с рассуждения о государстве, которое больше-
вики получили в наследство от прошлого, когда «государство строи-
лось для царя, помещиков». «Что такое государство? — ставил во-
прос Сталин. — Государство — это цельный, единый территориаль-
но, экономически тесно связанный между собой организм». От про-
шлого большевики получили «нечто вроде государства», «государст-
венный конгломерат». То есть, по мысли Сталина, ранее единства не
было. «Царя мы свергли и превратили нашу страну в государство для
трудящихся. У нас с вами нет заброшенных окраин, нет центров, всё
стянуто в единое. Государство наше стало колоссальным, сколочен-
ным экономически и политически тесно связанным. Это как раз то,
что может пугать и держать в страхе врага... Оно не может быть те-
перь подорванным»4. В понятии государства Сталин подчёркивал
1 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 211.
2 Там же. С. 350.
Речь Сталина сохранилась в трёх редакциях: одной, принадлежащей Г.Димитрову.
и двумя, созданными Р.Хмельницким (Застольные речи Сталина. Документы и маг
тер и алы. С. 147-166). В настоящей работе цитируется первоначальная запись
Хмельницкого как более полная.
Застольные речи Сталина. С. 150,151.
78
централизм важную ценность в политической культуре больше-
виков, отражавшую подконтрольность партийно-государственному
аппарату всех общественных процессов. Он указывал на созданное
большевиками единство многонациональной (поликонфессиональ-
ной, полицивилизационной) бывшей Российской империи — единст-
во классовое («государство для трудящихся»), идейное и экономиче-
ское. Это всё, по его мысли, были признаки настоящего, полноцен-
ного государства. В подтекст рассуждений Сталина была заложена
мысль об обороне, которая явно выступает в двух последних фразах:
«может пугать...врага», «не может быть теперь подорванным». Ви-
димо, идея обороны была важнейшей предпосылкой его рассужде-
ний о государстве.
Таково было обобщение Сталиным исторического опыта СССР.
Не отмирание государства, а его укрепление видел он — и справед-
ливо — в истории страны.
Через два годы после произнесённой речи, в 1939 г., в отчётном
докладе XVIII съезду партии идея сильного государства окончатель-
но оформилась и была преподнесена делегатам съезда как теоретиче-
ское достижение Сталина. Он обратил внимание на то, что понятие
государства при социализме недостаточно разработано в марксист-
ской теории. «Объясняется этот промах недооценкой силы и значе-
ния механизма окружающих нас буржуазных государств и их разве-
дывательных органов... Объясняется это недооценкой роли и значе-
ния механизма нашего социалистического государства...» — говорил
Сталин. Положение СССР он характеризовал как положение страны,
«которая имеет вокруг себя капиталистическое окружение, которая
подвержена угрозе военного нападения извне, которая не может вви-
ду этого отвлекаться от международной обстановки и которая долж-
на иметь в своем распоряжении и хорошо обученную армию, и хо-
рошо организованные карательные органы, и крепкую разведку, сле-
довательно должна иметь своё достаточно сильное государство...»1.
В этом же докладе Сталин выдвинул понятие «пролетарской
государственности»: «Чтобы свергнуть капитализм, необходимо бы-
ло не только снять с власти буржуазию, не только экспроприировать
капиталистов, но и разбить вовсе государственную машину буржуа-
1 Сталин ИВ. Вопросы ленинизма. М., 1953. С. 641,643
79
ЗИИ, её старую армию, её бюрократическое чиновничество, её поли
цию, и поставить на её место новую, пролетарскую государегвен
ность, новое социалистическое государство» . Таким образом,
преки утверждениям Маркса и Энгельса, он говорил не о разрушении
и дальнейшем отмирании государства, а о замене в результате проле-
тарской революции одной формы государственности другой, вовсе
не отмирающей, а полноценно живущей длительное время, причём
не только в течение существования социализма, но даже и комму-
низма, «если не будет ликвидировано капиталистическое окружение,
если не будет уничтожена опасность военных нападений извне»1 2’
Последнее утверждение коренным образом расходилось даже с теми
новыми взглядами Ленина на государство, которые он выражал уже
после революции.
Сталин заявил о том, что у нового пролетарского государства
не могут не сохраниться «некоторые функции старого государства,
изменённые применительно к потребностям пролетарского государ-
ства»3. Эта мысль отражала реальный опыт советского государствен-
ного строительства первых лет после Октября, который не был ранее
обобщён теоретиками партии.
Как известно, в докладе съезду Сталин выдвинул идеи развития
и смены форм и особенно функций государства в связи с социали-
стической революцией в стране и строительством социализма в ней.
Он указал на две фазы в развитии социалистического государства—
«от Октябрьской революции до ликвидации эксплуататорских клас-
сов», «от ликвидации капиталистических элементов города и дерев-
ни до полной победы социалистической системы хозяйства и приня-
тия новой Конституции»4. В первой фазе государство осуществляло
три функции— «подавления свергнутых классов внутри страны»,
«обороны страны от нападения извне», и «хозяйственно-организа-
торской и культурно-воспитательной работы»5. Во второй фазе «от-
пала — отмерла функция военного подавления внутри страны...
1 Там же. С. 44.
2 Там же. С. 646.
3 Там же. С. 644.
4 Там же. С. 645.
5 Там же.
80
Вместо функции подавления появилась у государства функция охра-
ны социалистической собственности от воров и расхитителей народ-
ного добра. Сохранилась полностью функция военной защиты стра-
ны от нападений извне. Сохранилась и получила полное развитие
функция хозяйственно-организаторской и культурно-воспитательной
работы государственных органов»1. Хотя Сталин и говорил о внеш-
нем сходстве функций социалистического государства с функциями
других, «предыдущих», государств, однако, нужно сказать, что все
перечисленные им функции в той или иной степени свойственны
любой форме государства. Что же касается его характеристик неко-
торых функций социалистического государства, то в этих характери-
стиках было немало демагогии. В частности, мысль о подавлении
«эксплуататорского меньшинства во имя интересов трудящегося
большинства» скрывала то, что пролетариат России составлял малую
долю населения, что объектом подавления и принуждения «диктату-
ры пролетариата» оказался самый многочисленный класс страны —
крестьянство. Другой тезис Сталина гласил: «Наше государство за-
щищало от внешнего нападения завоевания трудящегося большинст-
ва, тогда как предыдущие государства защищали в таких случаях бо-
гатство и привилегии эксплуататорского меньшинства»2. Эта мысль
не соответствовала материалу из истории национально-освободи-
тельных войн у разных народов. Такие движения против захватчиков
всегда сглаживали внутренние конфликты и сплачивали разные слои
населения, выдвигали единые национально-государственные интере-
сы, что Сталин и понял впоследствии, в годы Великой Отечествен-
ной войны.
Итак, в противовес известному марксистскому положению об
отмирании государства по мере строительства социализма и комму-
низма Сталин, не вступая в спор с основоположниками революцион-
ного учения, выдвинул совершенно противоположную по смыслу
идею укрепления государства как высшей цели социалистического
строительства. Ход его мысли в целом совпадал с теми рассужде-
ниями и оценками, которые сформулировал Ленин по отношению к
пролетарскому государству после Октябрьской революции. Идея ук-
1 Там же. С. 645,646.
2 Там же. С. 645.
6. ДубровсжмЯ А. М.
81
пепления государства имела большое значение в свете грядУщей
повой войны. Она была нацелена на оборону Советского Союза, Со.
хранение его независимости и в этом отношении преодолевала уто-
личность марксистского учения, несла в себе заряд здорового прах-
тицизма.
2.6. Культ исторических героев
Вместе с идеей сильного государства не могла не сформиро-
ваться идея важной исторической роли государственных деятелей. В
идеологии партии большевиков и их политической практике разви-
вался и реализовывался комплекс идей, которые можно обозначить
термином «вождизм». О вождях партии Ленин рассуждал уже в на-
чале своей политической деятельности: «Ни один класс в истории не
достигал господства, если он не выдвигал своих политических вож-
дей, своих передовых представителей, способных организовать дви-
жение и руководить им»’. Ленин формулировал качества, свойствен-
ные вождям, то есть обрисовывал идеал такого партийного лидера:
«широкий политический кругозор», «революционная энергия», «ор-
ганизаторский талант»2. «Без "десятка" талантливых (а таланты не
рождаются сотнями), испытанных, профессионально подготовлен-
ных и долгой школой обученных вождей, превосходно спевшихся
друг с другом, невозможна в современном обществе стойкая борьба
ни одного класса», — писал Ленин ещё в 1902 г.3 Уже в зрелые годы,
находясь во главе советского государства, Ленин теоретически обос-
новал и диктаторский характер власти («резкие формы диктаторст-
ва») партийного вождя, «если нет идеальной дисциплинированности
и сознательности»4. Таким образом, вождизм, авторитет и даже культ
вождя вписывались в идеологию партии, формировали сознание
большевиков. Кроме теоретических положений строгая централиза-
ция внутри партии, жёсткое ограничение внутрипартийной демокра-
тии в дореволюционную пору, провозглашённый на X съезде партии
* Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 4. С. 375.
Там же. Т. 5. С. 364.
’ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 121-122,140 («Что делать?»).
Там же. Т. 36. С. 200 («Очередные задачи Советской власти»).
82
(1921 г.) режим единомыслия (запрещение фракций) были теми ус-
ловиями, которые стихийно воспитывали в членах партии ориента-
цию на вождя, его мнение, подчинение вождю.
Сложившийся после смерти Ленина культ его личности под-
держивал в сознании партийцев идею вождизма. Вместе с тем уже в
1920-е гг., особенно в связи с 50-летием Сталина (1929 г.), развивал-
ся и культ нового вождя. Не исчезнувший при этом культ Ленина
узаконивал власть наследника1.
После смерти Ленина Сталин ввёл в словарь партийной идеоло-
гии и пропаганды такие словосочетания и формулировки как «гени-
альнейший из гениальных вождей пролетариата», «Ленин был, как
всегда, прав», «он зажёг сердца рабочих и крестьян всего мира», «ру-
ководитель высшего типа», «горный орёл нашей партии», «новый
вождь новых масс», «гений революционных взрывов», «гениальная
прозорливость»2. Если у Ленина осмысление роли руководителей
партии и характера их деятельности не приводило к выводам о гени-
альности этих вождей, не доходило до их превознесения и воспева-
ния, то в выступлениях Сталина, в его формулах-определениях эта
грань была пройдена. Партийно-государственная пропаганда усили-
ла эти характеристики. В частности, это особенно заметно по юби-
лейным материалам 1929 г. и 1939 г. (к 50- и 60-летию Сталина). Сам
Сталин корректировал высказывания в печати своих соратников в
направлении усиления идеализации вождя. Так, в известной статье
«Сталин и Красная Армия» (1929 г.) Ворошилов писал, что «у Ста-
лина ошибок было меньше, чем у других». Просматривая текст рабо-
ты перед её опубликованием, Сталин написал на полях рукописи:
«Клим! Ошибок не было. Надо выбросить этот абзац»3. В официаль-
ном издании «Сталин» (1939 г.) составители писали о Сталине: «Ве-
личайший человек современности, гениальный вождь и мыслитель,
* См.: Великанова О.В. Образ Ленина в массовом сознании // Отечественная исто-
пия 1994 2 С. 174-175. _
ши. J - . 51 (<<По поводу смерти Ленина. Речь на 11 Всесо-
Сталин И.В. Соч/Г- 6 ^4»э, к 61> (<<Q
юзном съезде советов 20 января w /»
пе кпемлёвских курсантов 28 января 1934 г.»).
^ кремлевских к)ф (Надпись на черновике статьи К.Е.Ворошилова «Сталин и
Красная Армия»).
83
6»
творец и зодчий новой жизни, любимый отец трудящихся и угнетён
ных всех стран», «великий учёный», «наше знамя», «наше счастье»1
Пропаганда культа вождя в сочетании с утверждением новых
духовных ценностей находила отклик у населения. Так, соединение
вождя с понятием отечества, вплетение вождизма в советский пат-
риотизм имело почву в настроениях населения СССР в 1930-е гг. Вот
свидетельства современника:
1934 г.: «Массы жаждут героя и мечтают о сильном вожде. Эго
сейчас характерно для всего Запада. А у нас в России, где издавна
народ окружал легендой то “белого генерала”, то Стеньку Разина, то
революционеров, Каляева, Спиридонову, — сейчас прямая задача
партии направить это естественное и неудержимое чувство масс,
особенно молодёжи, на личность Сталина... Пока был жив Ленин, у
партии был непререкаемый авторитет. Когда во главе партии стояли
Сталин, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Троцкий и другие, — партия
всё время металась в уклонах, так как авторитет руководства расчле-
нялся. Партия снова стала монолитна с того момента, когда вся наша
печать воспитала сознание рядового партийца, что там, где Ста-
лин, — там партия, и что против чего он, — то уклон»;
1934 г.: «Сейчас в связи с несомненным улучшением внутрен-
него и внешнего положения советской власти и особенно в связи с
успехами на продовольственном фронте, к Сталину стали относиться
с большим уважением, и рядовой коммунист, мечтающий о вожде,
охотно отдал своё обожание Сталину, поставил ставку на Сталина.
Чем больше проходит лет со времени Октябрьской революции, тем
более мёртвый Ленин отходит в сторону, а живой Сталин замещает
его в сознании и психологии коммунистических верноподданных
масс»;
1936 г.: «В среде правящих верхов опубликование проекта кон-
ституции прежде всего ещё более подняло авторитет Сталина. Ком-
мунисты уже не в публичных местах, а среди близких людей говорят
прямо и с убеждённостью о гениальности Сталина. Конституция
вернула Сталину “души” многих старых большевиков»2.
’ Родной Сталин И Сталин. М., 1939. С. 12,15,17.
А. По России И Социалистический вестник. 1934. 10 января. С. 15-16; его же. По
госсии // Там же. 1934. 25 февраля. С. 14; его же. По России // Там же. 1936.10 ию-
84
Вождизм, развивавшийся в идеологии, а ещё более в партийной
пропаганде, не мог с течением времени не экстраполироваться на
представления об истории страны.
Кроме того, приход к власти большевиков и ощущение ими се-
бя в качестве руководителей жизни страны наложили большой отпе-
чаток на их восприятие государственных деятелей прошлого. Веро-
ятно, это обстоятельство впервые отразилось в одном и высказыва-
ний Ленина. В мае 1918 г., размышляя о методах и средствах своей
реформаторской деятельности, он писал: «Пока в Германии револю-
ция ещё медлит "разродиться", наша задача — учиться государст-
венному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жа-
леть диктаторских приёмов для того, чтобы ускорить это перенима-
ние ещё больше, чем Пётр ускорял перенимание западничества вар-
варской Русью, не останавливаясь перед варварскими методами
борьбы против варварства»1.
Впервые вождь большевиков положительно отозвался об одном
из российских монархов, провёл параллель между его деятельностью
и работой партии в отношении правящего положения, характера дея-
тельности (важные преобразования в стране), содержания (перени-
мания всего передового у немцев и вообще Западной Европы) и, на-
конец, методов. В высказывании Ленина явно заметно понимание
необходимости «варварских методов» царя Петра и готовность в
этом смысле и подражать ему и превзойти знаменитого реформатора.
Агурский обратил внимание на оценку Петра, данную ему
другим вождём партии — Троцким. Он, по словам Агурского,
«развивает идею... о Петре I как русском государственном деяте-
ле, предвосхитившем некоторые стороны большевизма»2 3. Ко вто-
рой половине 1920-х гг. историческая параллель «Пётр и больше-
вики» стала настолько массовым явлением, что была замечена
русскими эмигрантами. В 1927 г. митрополит Антоний, глава рус-
ской зарубежной церкви, писал о большевиках: «Они уважают
Петра и говорят.... "Он наш » .
1 Ленин В И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 301.
’ АгурскийМ- Идеология национал-болыневизма. С. 152.
3 Там же. С. 248.
85
Это сопоставление проводилось и Сталиным. В ноябре 1928 г
выступая на пленуме ЦК партии, он говорил: «Когда Пётр ВелИкий’
имея дело с более развитыми странами на Западе, лихорадочно стр0’
ил заводы и фабрики для снабжения армии и усиления обороны
страны , то это была своеобразная попытка выскочить из рамок от-
сталости»1. В высказывании Сталина по сравнению с мыслями Ленина
и Троцкого историческая параллель между Петром и большевиками,
известное отождествление себя с Петром получили дальнейшее разви-
тие. По мысли Сталина, и Пётр и большевики выдвигали тождествен-
ные национально-государственные задачи — снабжение армии, уси-
ление обороны страны», «попытку выскочить из рамок отсталости»
Аналогичны в этом рассуждении условия деятельности Петра и боль-
шевиков — это враждебно настроенные «страны на Западе» в проти-
востоянии с которыми нужно было укреплять оборону и армию.
Не случайно, видимо, модернизируя деятельность Петра, сбли-
жая его с большевиками, Сталин говорил о строительстве в петров-
ской России не мануфактур, которые на самом деле основывались
тогда, а «фабрик» — таких форм промышленных предприятий, ко-
торые в ту пору не были известны не только в России, но и в странах
Западной Европы, зато хорошо были знакомы современникам ста-
линской индустриализации. Примечательно и именование Петра не
просто Петром или царём, а именно Петром Великим в духе того
официального культа Петра, который пропагандировало российское
правительство с ХУШ в.
«Может быть Сталин ничего серьёзного в виду не имел и про-
сто вставил упоминание о Петре для красного словца? — поставил
вопрос Александров и справедливо заметил следующее. — Но не в
привычке Сталина было делать что-либо просто так, без наличия к
этому причин»2. Александров полагал, что именно после этого вы-
сказывания «реабилитация Петра I стала распространяться во все
сферы жизни общества»3. Однако, как это было показано выше на
основе наследия Ленина, реабилитация государственных деятелей
‘ Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 248-249.
3 ТамжеНДР°В М В' Внешнеполитическая доктрина Сталина. С. 102.
86
прошлого, в первую очередь «революционера на троне» Петра, ис-
подволь началась давно, с самого прихода большевиков к власти.
В 1931 г. Сталин снова высказался о Петре в беседе с немецким
писателем Э.Людвигом. В ответ на слова Людвига о том что Пётр I
«много сделал для развития своей страны, для привнесения западной
культуры в Россию». Сталин ответил: «Да, конечно, Пётр Великий
(примечательно это настойчивое именование Петра Великим —
А.Д.) много сделал... для создания и укрепления национального го-
сударства помещиков и купцов» В качестве особой заслуги Петра
Сталин отметил именно укрепление государства, что в его глазах, а
позже и в идеологии партии стало особой ценностью. Причём, неяв-
но возражая Людвигу, он эту заслугу Петра противопоставил вне-
дрению им же в Россию западной культуры, почитая первое дело
Петра исторически более значительным, чем второе. Александров,
анализировавший этот текст, заметил очень верно: «Здесь обращает
на себя внимание не столько дежурное упоминание о помещиках и
купцах, сколько акцент на "национальное государство". При этом
Сталин полностью проигнорировал заход Людвига о "западной куль-
туре", давая тем самым понять, что отдаёт предпочтении версии о
собственных достижениях России»1 2.
В обращении Сталина к опыту государственного строительства
в далёком прошлом, в высокой оценке этого опыта содержались и
реабилитация исторических героев России и новое понимание роли
государства. В русле развивавшегося культа Петра были созданы ху-
дожественные произведения А.Н.Толстого, получившие поддержку
Сталина, в том числе сценарий фильма «Пётр I». Студент историче-
ского факультета Ленинградского университета А.Г.Маньков писал в
своём дневнике: «Смотрел вторую серию "Петра I". Жуткая вещь.
Совершенно антиисторическая. Пётр — народный трибун, вождь,
горячо любимый и приветствуемый своим народом, который счаст-
лив его победами. Даже самые рьяные апологеты Петра не сказали
бы о нём того, что здесь сказано» .
I яi^i лее С. 103»
2 Маньков АГ Дневники тридцатых годов. СПб., 2001. С. 215. См. о популяризации
героев в предвоенное время: Brandenbager D.L. National Bolshevism. Stalin-
“EgZXLK^orMotoNa.ionallto.ity. 1931-1945. P. 77^4.
87
Надвигавшаяся мировая война с неизбежным участием в ней
СССР против Германии вызвала создание фильма «Александр цев
ский». Благодаря кино был героизирован ещё один русский монарх
Вместе с культом государственных деятелей в 1930-х гг. воз-
никло и почитание деятелей отечественной культуры. Впервые это
ярко проявилось в 1937 г., когда страна отметила юбилейную дату
гибели А.С.Пушкина. Имя поэта имело бесспорное символическое
значение в истории русской культуры. По решению правительства
весь 1937 г. должен был пройти под знаком Пушкина. Как точно от-
метил А.В.Блюм, «пушкинская кампания 1937 г. приобрела характер
небывалой по размаху державной идеологической акции»’. Пушкин,
как позже и многие другие поэты, писатели, художники, был пре-
вращён в «нашего Пушкина». Современник, учившийся в советской
школе в 1930-е гг., вспоминал: «Нам объясняли в школе, что Пушкин
и Лермонтов были коммунисты..., боровшиеся против самодержавия
и всего царского строя за свободу народа»2. Торжества 1937 г. поло-
жили начало тому официальному культу выдающихся деятелей оте-
чественной культуры, который стал частью партийно-государст-
венной идеологии.
Не только надвигавшаяся война, но и новый военный опыт, на-
копленный советскими войсками во второй половине 1930-х гг. ста-
вил вопрос о дальнейших и всё более глубоких изменениях в идеоло-
гии. Как уже говорилось выше, 13 мая 1940 г. на совещании у нарко-
ма обороны СССР выступил с докладом Л.З.Мехлис. В его докладе
шла речь и об исторических героях. Мехлис обратил внимание на то,
что в армии «слабо изучается военная история, в особенности рус-
ская. У нас проводится неправильное охаивание старой армии, а ме-
жду тем мы имели таких замечательных генералов царской армии
как Суворов, Кутузов, Багратион, которые останутся в памяти народа
как великие русские полководцы и которых чтит Красная Армия,
унаследовавшая лучшие боевые традиции русского солдата»3. Через
1 Блюм А.В. «Снять контрреволюционную шапку...» Пушкин и ленинградская цен-
зура 1937 г. // Звезда. 1997. № 2. С. 209.
Мирек А. Красный мираж. Как мы верили в мифы и ложь. Воспоминания и разду-
мья (1917-1960). М, 2000. С. 240.
Ложные установки в деле воспитания и пропаганды». Доклад начальника Главного
политического управления РККА ЛЗ.Мехлиса. С. 92-93.
88
некоторое время после выступления Мехлиса в печати стали появ-
ляться упоминания о Суворове, Кутузове, Багратионе как символах
русских побед1.
Таким образом, в связи с курсом большевиков на укрепление
государства неизбежным было возрождение в их идеологии почита-
ния тех исторических героев, деятельность которых была направлена
к той же цели.
2.7. Идея славянского единства
До сих пор идея славянского единства (панславизм) в идеоло-
гии ВКП(б) очень недостаточно привлекала к себе внимание истори-
ков. Обычно эту идею исследователи рассматривали не на всём про-
тяжении её функционирования в духовной жизни СССР и вне связи с
идеологией в целом2. В современной науке даже термин «пансла-
визм» не употребляется. Отрицательное отношение к нему, выра-
женное марксистской наукой, сделало его одиозным вплоть до на-
ших дней. Между тем, говоря по существу, именно панславизм при-
влёк внимание большевистского руководства ещё задолго до начала
Второй мировой войны. Эта идея вовсе не была главной или опреде-
ляющей в идеологии партии, но поскольку её не изучали в контексте
идеологии, приходится уделить ей больше внимания, чем тем идеям,
которые были рассмотрены выше.
Впервые намёк на союз славянских народов был выражен
И.В.Сталиным на XVII съезде партии в 1934 г. Он выступал с отчёт-
ным докладом о работе Центрального Комитета. В этом докладе
Сталин подробно остановился на возможных вариантах будущей
войны. Один из таких вариантов, по мнению Сталина, отражала вы-
двигавшаяся западными политиками идея войны «высшей расы»
против «низшей расы» — «прежде всего против славян,... только та-
1 См • Калинин М.И. О молодежи. М., 1940; Во славу родины И Большевик. 1941.
2 г* шко В Панслав1зм у советсыай гсторюграфн i полпиш. Мюнхен, 1956; Досталь
м Ю Славянский конгресс в Белграде в 1946 // Славянские съезды Х1Х-ХХ вв. М„
1994 С 128-142- Славянский вопрос: Вехи истории. М., 1997.
89
кая война может дать выход из положения, так как "высшая раса"
призвана оплодотворять "низшую" и властвовать над ней».
«Допустим, что эту странную теорию, которая так же далека от
науки, как небо от земли, — говорил Сталин, — допустим, что эту
странную теорию перевели на практику. Что из этого может полу,
читься? Известно, что старый Рим смотрел на предков нынешних
германцев и французов, как смотрят теперь представители "высшей
расы" на славянские племена. Вышло то, что неримляне, т.е. все
"варвары" объединились против общего врага и с громом опрокину-
ли Рим. Спрашивается: где гарантия, что претензии представителей
нынешней "высшей расы" не приведут к тем же плачевным результа-
там? Где гарантия, что фашистско-литературным политикам в Бер-
лине посчастливится больше, чем старым и испытанным завоевате-
лям в Риме? Не вернее ли будет предположить обратное?»1
Здесь Сталин определённо заявил о возможном объединении
всех славян как важном факторе международной обстановки в Евро-
пе. Не говоря об СССР, он, конечно, не мог забыть, что самое боль-
шое число славян живет в этой стране, и, следовательно, в будущем
славянском объединении Советскому Союзу должна быть уготована
значительная роль. Естественно, что о государственном объединении
со славянскими народами советское руководство речи не вело и не
могло вести. Ни Польша, ни Чехословакия, ни Югославия не думали
входить в состав СССР. Советское правительство могло строить пла-
ны только о военном союзе со славянскими государствами. Вероят-
но, что заключенный в 1935 г. договор между СССР и Чехословакией
воспринимался в Кремле как одно из звеньев будущего союза.
Однако, идея всеславянского единства в 1930-х гг. не была реа-
лизована и, мелькнув однажды, пока не стала элементом партийно-
государственной идеологии. Высказывание Сталина на съезде не
оказало заметного влияния на правительственную политику и на-
строения населения. Это ярко заметно по судьбе славяноведческих
исследований в СССР. Советское славяноведение умирало. В 1931 г.
был закрыт славянский отдел в Публичной библиотеке, в Ленингра-
де. В 1934 г. ликвидирован Институт славяноведения. В 1936 г. за-
съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). 26 января — 10 февраля
1934 г. М., 1934. С.12.
90
крыт кабинет славяноведения, «единственный в Союзе маленький
центр славяноведных изучений», как определил его ведущий славист
того времени Н.С.Державин*.
Всё же славянская идея не уходила из поля зрения партийно-
государственной элиты, о чем свидетельствовала найденная В.В.Марь-
иной в архиве записка В.П.Золотова «О некоторых вопросах нашей
внешней политики». К сожалению, документ не содержал никакой да-
ты. По предположению Марьиной, он был подготовлен до заключения
советско-германского пакта о ненападении от 23 августа 1939 г. С этой
запиской ознакомились В.М.Молотов и А.А.Жданов, которым она была
направлена, и, вероятно, Сталин. Записка содержала особый раздел «О
славянском вопросе». Здесь автор писал следующее: «Большое забро-
шенное нами поле возможностей по выращиванию и добыванию себе
союзников открывает наше обращение к славянам Европы». Эта мысль
привлекла значительное внимание читателей: два фрагмента фразы бы-
ли подчёркнуты синим карандашом1 2.
Кроме того, на одном из довоенных правительственных приё-
мов в Кремле заместитель наркома иностранных дел СССР А. Кор-
нейчук упомянул славянский вопрос в беседе со Сталиным, и тот
очень внимательно отнёсся к сказанному3. Так что идея союза сла-
вянских стран не ушла из поля зрения представителей высших эше-
лонов власти.
Присоединение к СССР украино-белорусских земель в 1939 г. в
сочетании с иными шагами советского правительства спровоцирова-
ло политическую кампанию в английской и французской прессе вес-
ной 1940 г. Зарубежные газеты заговорили о переходе большевиков к
политике панславизма. В связи с этим 10 мая 1940 г. в центральных
газетах было опубликовано сообщение Телеграфного Агентства Со-
ветского Союза, в котором опровергался факт такого политического
поворота. Мало того. В главном теоретическом органе партии —
журнале «Большевик» — было помещено в форме ответа на вопросы
1 Архив РАН (СПб ОТД.). Ф. 827. Оп. 3. Д 62. Л. 11.
2 Мапииня в В Славянская идея в годы Второй мировой войны (к вопросу о полити-
ч^кой фунХи) // Славянский вопрос: Вехи истории. М., 1997. С. 171.
3 Там же. С. 172.
91
читателей разъяснение термина «панславизм»1. Статья не была под-
писана, следовательно, воспринималась как редакционная, как выра-
жение официальной позиции. Этот документ определил на долгие
годы оценку панславизма советскими историками. Оценка была пре-
дельно категорична: «Это течение насквозь реакционное», «пансла-
визм являлся выражением завоевательных стремлений русского ца-
ризма», «идеи русского панславизма с самого начала во всех(!) своих
проявлениях были насквозь реакционны»2. Последнее высказывание
служило заключительным выводом исторической справки. Чтобы
доказать этот тезис, редакция журнала акцентировала внимание чи-
тателей только на одной форме панславизма, обходя не вписывав-
шиеся в её оценку материалы о чешском освободительном движении
в первой половине XIX в., о просветительском характере российско-
го панславистского, неославянофильского движения. Совершенно
несправедливо панславизм был отождествлён с русификацией: «В
области внутренней политики русский панславизм означал подавле-
ние и удушение таких национальностей как украинцы, белорусы, по-
ляки и т.д., свирепую русификацию»3.
Авторы «исторической справки» неоднократно подчеркивали
различия между панславистской политикой царского правительства и
политикой СССР: «В области внешней политики панславизм являлся
выражением завоевательных стремлений русского царизма. Такие
стремления совершенно несовместимы с политической задачей и
принципами внешней политики социалистического государства»4.
Видимо, советское руководство стремилось всеми силами от-
межеваться от идеи панславизма, так как эта идея совершенно не со-
ответствовала курсу сближения СССР с Германией, советско-
германскому договору 1939 г., линии на оттягивание срока вступле-
ния СССР в войну.
Между тем начавшаяся война стимулировала проявления
панславистских настроений в Югославии. Когда в июне 1940 г. ле-
вый лидер сербской аграрной партии М.Гаврилович вел переговоры
‘ О панславизме (Историческая справка) // Большевик. 1940. № 10. С. 85-89.
2 Там же. С. 86,88.
3 Там же. С. 86.
4 Там же.
92
В Москве, в Наркомате иностранных дел, он «настаивал на создании
Балканского союза, руководствующегося славянофильскими идеями,
в котором русский язык заменит различные славянские диалекты»1.
Возможно, Гаврилович учитывал такой реальный фактор как народ-
ные симпатии к России в его стране. В ту пору югославские солдаты
и офицеры открыто распевали на марше и в казармах советские во-
енные песни о Сталине2.
Таким образом, с началом войны складывались условия для воз-
никновения в международной жизни панславизма. Однако до нападения
Германии на СССР панславизм не проявлялся с достаточной ясностью
ни в политике советского правительства ни тем более в партийно-
государственной идеологии. Как будет показано далее, только нападе-
ние нацистской Германии на Советский Союз дало мощный стимул для
развития панславизма в большевистской пропаганде.
Итак, после прихода к власти большевиков их идеология в силу
ряда внутренних и внешних обстоятельств (и прежде всего вследст-
вие прихода к власти) претерпела значительные изменения; она из-
бавилась от ряда утопических представлений, укоренилась в россий-
ской национальной почве, вобрала в себя многие традиционные цен-
ности — патриотизм, национально-государственные интересы Рос-
сии, культ исторических героев и сильного государства, высокую
оценку русского народа, его вождей (в том числе монархов), пансла-
визм, что не могло раньше или позже не отразиться на идейном со-
держании исторической науки. В выдвижении новых идей на первых
порах играли роль различные деятели партии (Луначарский, Радек),
позже творцом и глашатаем новых идей стал только Сталин.
В 1930-х гг. в идеологии большевиков явно сочетались револю-
ционно-классовая и национально-государственная стороны. В пар-
тийных документах и работах идеологов и пропагандистов они вы-
ступали как идеологические тенденции; в 1930—начале 1940-х гг„
накануне грядущей войны, набирала силу национально-
государственная тенденция. В целях воздействия на общественное
1 Городецкий Г. Роковой самообман. Сталин и нападение Германии на Гпчятский
2 Там же. С. 168-169,172-173.
93
сознание её воплощали в художественных произведениях_
ратуре, театре, кино, живописи — в форме исторических об
В этой обстановке закономерно назревало изменение статуса₽а3°В’
рической науки, исторического образования. Они должны были^
эффективными средствами в формировании нового обществен^
сознания, патриотического по своему содержанию. ННОГо
ГЛАВА II.
СОЗДАТЕЛИ НОВОГО ОБЛИКА
ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
1. «Люди власти»
Известное возрождение исторической науки и исторического
образования в СССР в 1930-х гг. произошло по велению власти.
Дальнейший ход идейного развития науки также шёл под её контро-
лем. С учёными в контакт, включавший в себя разные отношения,
вошли партийные руководители, «люди власти» — кадры, которые
решали всё. В первую очередь это был высший слой партийной эли-
ты — сравнительно узкий круг людей («вожди партии») во главе с
генеральным секретарем ЦК партии Сталиным.
Говоря об отношении Сталина к историкам и их науке, с боль-
шой долей уверенности можно провести аналогию с его отношением
к художественной литературе. К.М.Симонов, будучи членом Коми-
тета по Сталинским премиям неоднократно слышал его рассуждения
о литературе, вспоминал об этих суждениях так: «Анализируя книги,
которые он в разные годы поддерживал, вижу существовавшую у
него концепцию современного звучания произведения, концепцию, в
конечном счёте связанную с ответом на вопрос: "Нужна ли эта книга
нам сейчас? Да или нет?" И всякий раз — и за произведениями, по-
лучившими премии, и за идеями о создании произведений о чём-то
или о ком-то, произведений, которые впоследствии были обречены,
как правило, на премию, стояли сугубо современные политические
задачи»1.
1 Симоно» К.М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В.Сталине.
М., 1990. С. 179-180.
95
Симонов подметил в Сталине черту, которая вообще характеп
зовала большевистскую культуру, одним из базовых положений ко
торой была идея полезности, целесообразности. Р.Редлих метко on
ределил тип мышления Сталина как стратегический: «Сталинское
мышление служит не разысканию истины — ему с ней просто нечего
делать — оно подчинено категории целесообразности, в интересах
которой даже прямая ложь может быть объявлена истиной. Его зада-
ча — не исследование и анализ, а расчёт. Это стратегическое мыш-
ление есть мышление прикладное. Оно уместно только там, где
мысль должна решать задачу практического характера и может пре-
тендовать на нахождение наиболее выгодного решения, но отнюдь
не на установление истины. Оно относительно (как и всё приклад-
ное), так как оно оперирует готовыми знаниями об истине, которую
не оно открыло»’.
Сталин обращался к истории с чисто потребительской целью:
не для анализа и уяснения опыта, а для подтверждения тех идей, ко-
торые были ему политически необходимы в той или иной ситуации.
Так в феврале 1933 г. в речи на съезде колхозников-ударников он
выдвинул понятие, которого до этого не было в арсенале марксиз-
ма, — революцию рабов. «Революция рабов ликвидировала рабовла-
дельцев и отменила рабовладельческую форму эксплуатации трудя-
щихся», — говорил он, указывая на то, что «история народов знает
немало революций»2. При этом он вошёл в противоречие с Энгель-
сом, который утверждал, что победоносных восстаний древний мир
не знал. Ленин в лекции «О государстве» говорил о том, что Римская
империя была целиком основана на рабстве, что рабы «восставали,
устраивали бунты, открывали гражданские войны», но «даже в наи-
более революционные моменты истории всегда оказывались пешка-
ми в руках господствующих классов»3. Рассуждение о революциях и
особенностях Октябрьской революции понадобилось Сталину для
того, чтобы обосновать мысль о необходимости, исторической оп-
Редлих Р. Сталинщина как духовный феномен. Очерки большевизмоведения. Кн. !•
Франкфурт/ М.» 1971. С. 201.
з Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 239.
Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 39. С. 77,82 (О государстве).
96
равданности социального переворота в деревне — сплошной коллек-
тивизации.
Немногим менее чем через год, в январе 1934 г., в отчётном
докладе XVII съезду партии он выдвинул совершенно иное понима-
ние тех же исторических событий: «Известно, что старый Рим точно
так же смотрел на предков нынешних германцев и французов, как
смотрят теперь представители "высшей расы" на славянские племе-
на. Известно, что старый Рим третировал их "низшей расой", "варва-
рами", призванными быть в вечном подчинении "высшей расе", "ве-
ликому Риму"... А что из этого вышло? Вышло то, что неримляне,
т.е. все "варвары" объединились против общего врага и с громом оп-
рокинули Рим». Теперь Сталину потребовалось показать возмож-
ную перспективу будущей мировой войны. Социально-классовое по-
нимание событий падения рабовладельческого Рима было отброшено
и дано совершенно новое — национальное, военно-политическое.
Одна идея опровергала другую.
Исходя из чисто практически-политических соображений, ин-
тересов и потребностей, Сталин санкционировал то коллективные
репрессии по отношению к историкам «старой школы», то их воз-
вращение из мест ссылки, награждения премиями, наделение квар-
тирами и дачами.
К сожалению, не обнаружено свидетельств о том, что Сталин
говорил о руководстве историками. Однако известны его слова отно-
сительно творчества композиторов, записанные Б.З.Шумяцким, ку-
рировавшим киноискусство. 20 января 1936 года Сталин при встрече
с Шумяцким говорил о том, что искусству нужны «организованность
и даже некоторая дисциплинированность художественных кадров».
Для примера он привёл Д.Д.Шостаковича, который в результате
сложившегося самотёка в работе композиторов пришёл к сумбуру в
музыке. Шумяцкий сказал что Шостакович, как и большинство ком-
позиторов, «может писать хорошую реалистическую музыку, но при
условии если ими руководить». Сталин ответил: «В этом-то и гвоздь.
А ими не руководят. Люди поэтому бросаются в дебри всяких вы-
крутас. Вот теперь, когда в "Правде" дано разъяснение, все наши
1 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. М., 1953. С. 468.
7. дермам* А-М
97
композиторы должны начать создавать м
ясную и понятную, а не ребусы и загад
которых гибнет смысл произведения»’. ’ В
Примечательна вера Сталина (и
только Сталина) в партийное руководств16
представление о том, что без руководителей
никто не в силах создавать настоящую музы,
ку. Аналогичной его позиция была и по от-
ношению к историкам и их науке. Без его
указаний эта наука не могла развиваться по
«правильному», «нужному» пути.
Непосредственно причастными к фор-
мулированию указаний и разъяснений, об-
ращённых к историкам, кроме Сталина были
в основном те деятели партии, которые вы-
двинулись в руководящий эшелон после ре-
волюции, в годы советской власти. «Начиная
с 1920-х гг., Сталин создал собственную "се-
мейную группу", в которую входили такие
старые партийные товарищи как Молотов и
Ворошилов, земляки из Закавказья, подоб-
Плакат 1930-х гг. ные Орджоникидзе и Микояну, восхищаю-
щиеся протеже (Жданов и Хрущёв), "специа-
листы по восхвалению патрона" (Каганович и Берия) и абсолютно
надёжные прислужники (Ежов, Поскрёбышев, Мехлис), которые бы-
ли и преданы ему и зависели от него»* 2. Прежние вожди, обладавшие
гораздо более солидным образованием, как правило, если не сконча-
лись, то потерпели поражение во внутрипартийной борьбе и потеря-
ли былое значение. Сталин лишь иногда использовал последних из
уцелевших — Радека и Бухарина — в целях теоретического обосно-
вания нового курса в области идеологии и исторических знаний. Но-
вые лидеры не обладали ни образованием ни кругозором старшего
поколения большевиков. Характерна характеристика, которую Мо-
лотов дал Кагановичу: «Лазарь был, конечно, с большим размахом,
‘ РГАСПИ. Ф. 558. On. 11. Д. 829. Л. 71.
2 Такер Р. Сталин у власти. История и личность. 1928-1941. М., 1997. С. 391.
98
очень энергичный, но в теоретических вопросах плавал». О себе он
говорил откровенно: «Во многих вопросах я слабый в подготовке»1 2.
По наблюдению современника над Хрущёвым и Кагановичем, «оба
восполняли (нс всегда удачно) пробелы в своём образовании и обще-
культурном развигии интуицией, импровизацией, смекалкой, боль-
шим природным дарованием»-. Эта группа партийных чиновников
была непосредственно связана со Сталиным. Именно они в первую
очередь получали указания по поводу исторической науки и истори-
ческого образования.
Другая группа представители следующей, более низкой,
ступени в партийной элите, члены высшего эшелона власти (объеди-
нённый пленум ЦК и ЦКК) вместе с более или менее видными ра-
ботниками партийно-государственного аппарата (наркомы, главы
государственных комитетов, редакторы центральных газет, работни-
ки отдела агитации и пропаганды ЦК — Агитпропа)3. К таким отно-
сился, например, А.С.Бубнов— нарком просвещения, непосредст-
венно связанный с подготовкой школьного учебника по истории и,
следовательно, с историками. Он получал директивы не непосредст-
венно от Сталина, а от Жданова.
Известно, что в процессе своего формирования как партийно-
государственных руководителей все указанные чиновники (незави-
симо от того места в партийной иерархии, которое им досталось) пе-
режили «эволюцию в сторону ужесточения своего отношения к де-
мократии, к непролетарским слоям населения, к интеллигенции, к
насилию как методу строительства социализма». Исследователь
большевистской элиты С.А.Кислицын писал об «экстремизации» её
политического сознания, «приоритете идеологических ценностей» в
глазах этой группы, «постоянной борьбе за власть», «этическом и
правовом нигилизме», «утилитаризме в отношении науки и искусст-
ва», «игнорировании самоценности человеческой личности»4. Эти
деятели видели в Сталине главного теоретика партии, воспринимали
1 Чуев Ф. Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола. М., 1992. С. 52,53.
2 Кольман А. Мы не должны были так жить. Нью-Йорк, 1982. С. 192.
3 См о слоях партийно-государственной элиты: Кислицын С.А. Эволюция и пора-
жение большевистской элиты. Ростов/Дон, 1995.
4 Там же. С. 29,30, 101.
99
7*
его директивы как нечто непреложное и гениальное. С этой точки
зрения они как исполнители сталинских предначертаний соответст-
вовали отведённым им ролям. ~
Характерно, что отношение этих людей к Сталину и высщИм
органам партийной власти обычно они и люди их круга характеризо-
вали в религиозных терминах. Н.С.Хрущёв, по его же словам, «верил
в безгрешность ЦК партии и Сталина», «боготворил его личность»
(здесь и ниже курсив мой — А.Д.)1. В.М.Молотов, по свидетельству
Д.Т.Шепилова, обладал «непоколебимой ве-
рой в непогрешимость ЦК, его решений, ука-
заний его руководства». Г.М.Маленков «в
своей преданности Сталину и убеждённости в
его непогрешимости... даже не ставил перед
собой вопроса: будет от выполнения этого
задания польза или вред государству. В этом
смысле Маленков был даже более правовер-
ным, чем Молотов»2, Эта вера в слово Стали-
на, в правоту его идей обеспечивала некрити-
ческое восприятие всего того нового, что, пло-
хо сочетаясь с идеями основоположников мар-
ксизма, внедрялось в идеологию партии и в историческую науку. Вера
в Сталина обеспечивала в его окружении подчинение резким полити-
ческим и идеологическим поворотам вождя.
От партийного работника высокого ранга требовались исполни-
тельность и высокая работоспособность. Секретарь Сталина
Б.Бажанов характеризовал Молотова как «чрезвычайно работоспо-
собного бюрократа», в верхушке партии о Молотове говорили как о
человеке с каменным задом3. Маленков «был идеальным и талантли-
вым исполнителем чужой воли, и в исполнительской роли он прояв-
лял блестящие организаторские способности поразительную работо-
способность, размах и рвение»4. «Неистощимой работоспособно-
'2 Хрущев Н.С. Воспоминания: Время. Люди. Власть. Кн. 1. М., 1999. С. 54,157.
3 Шепилов Д.Т. Непримкнувший. М., 2001. С. 18,20.
Тайны истории. Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М-, 1997.
С. 24,58.
4 Шепилов Д.Т. Непримкнувший. С. 20.
100
стью» в сочетании со склонностью к авралам отличался Л.М.Кага-
нович1. Как «слепого исполнителя сталинской воли» характеризовал
его Хрущёв: «Если говорить о прилежании и
трудоспособности, то Каганович — это буря.
Он мог иной раз и здоровое дерево сломать в
результате такого ураганного характера. Ра-
ботал насколько хватало сил, совершенно не
щадил себя и не считался со временем, всё
отдавал работе в партии и для партии»1 2. По
словам Молотова, «Лазарь был, конечно, с
большим размахом, очень энергичный, хо-
роший организатор и агитатор»3.
Исполнительность подразумевала пол-
ное отсутствие каких-либо внешних прояв-
Л.М.Каганович.
лений сомнений или недовольства. Образцом
для близкого окружения в этом отношении
был Сталин. По словам Хрущёва, он «умел носить маску непрони-
цаемости»4. Та же черта воспитывалась у других. «На всех заседани-
ях ЦК, на которых мне довелось быть, Андрей Александрович (Жда-
нов — А.Д.) вёл себя очень сдержанно и осторожно», — писал Ше-
пилов5. Он же рассказывал о стремлении Жданова «оставаться на
почве реальности», что означало соглашаться с тем, что угодно Ста-
лину6. «Молотов всегда был уравновешен, невозмутим, немногосло-
вен... Выдержка Молотова, даже в самых драматических ситуациях,
носила какой-то сверхчеловеческий характер»7. О «каменном лице»
А.С.Щербакова писал К.И.Чуковский8. И рядовые работники аппара-
та ЦК партии обычно сохраняли свою внутреннюю «закрытость» от
сотрудников. Один из них позже вспоминал об этом так: «В повсе-
дневной практике я убеждался в большой сдержанности среди тех, с
1 Шумейко Г.В. Из летописи Старой площади. Исторический очерк. М., 1996. С. 113.
2 Хрупан Н.С. Воспоминания. Кн. 2. С. 78-79,160.
3 Чуев Ф. Так говорил Каганович. С. 52.
4 Хрущёв Н.С. Воспоминания. Кн. 1. С. 371-372.
5 Шепилов Д.Т. Непримкнувший. С. 123.
6 Там же. С. 130.
к’ Дневник 1930-1969. М.. >995. С. 140.
101
кем сошелся для совместной работы в Агитпропе. Рабочее время за-
полнялось обычно изъяснениями по существу и притом в кратких
формах Суховатость человеческих отношений казалась мне нормой
поведения работников этого аппарата» . Не случайно А.И.Микоян
называл Молотова «весьма чёрствым человеком» .
Исполнительность и рвение
по отношению к «верхам» сопро-
вождались жесткостью и жестоко-
стью, нередко грубостью в требо-
ваниях к подчиненным. По свиде-
тельству помощника Молотова, он
был «безжалостным человеком,
гордившимся своей непоколебимой
"твердокаменностью"»1 2 3. По отзыву
А.А.Фадеева, Щербаков «кичился
, _,,, , своей бюрократической исполни-
тельностью, своей жестокостью
бесчеловечного служаки»4. Как-то получив донос на Корнея Чуков-
ского, Щербаков вызвал его к себе. «Топая ногами, ругал меня ма-
терно, — вспоминал Чуковский. — Это потрясло меня. Я и не знал,
что при каком бы то ни было строе всякая малограмотная сволочь
имеет право кричать на седого писателя»5. Вспоминая о встрече
Жданова с композиторами, С.С.Прокофьев говорил: «Он посмел
орать на нас, композиторов, словно управляющий домами на прови-
нившихся дворников»6. Юрист Я. Айзенштат писал о том, как его вы-
1 Шумейко Г.В. Из летописи Старой площади. С. 104-105.
2 Куманев Г.А. Рядом со Сталиным. Смоленск, 2001. С. 28.
5 Бережков В.М. Рядом со Сталиным. М., 1998. С. 426.
Зелинский К. В июне 1954 года И Минувшее. Исторический альманах. Т. 5. М.,
1991. С. 93.
5 Чуковский К. Дневник 1930-1969. С. 326. Он же передал впечатление А.Н.Толстого от
Щербакова: «Толстой говорит о нем: Кролик, проглотивший удава. (Не знаю, почему.
Не потому ли, что лицо у него каменное. Т[олстой] жалуется: не могу глядеть на
него: парализует)» (Там же. С. 140). Хрущёв писал о Щербакове как о «злостном
подхалиме», «злобном подстрекателе Сталина», о его «ядовитом, змеином характе-
ре» (Хрущёв Н.С. Воспоминания... Кн. 2. М., 1999. С. 39,41).
Гендлин Л. Расстрелянное поколение. Tel-Aviv, 1980. С. 216.
102
Л.З.Мехлис.
звали к Маленкову из-за его монографии о государственном строе
Болгарии. «Маленков истошно кричал на меня. Его голос звучал ис-
терично. Порой мне казалось, что он просто пьян»1. Как говорил Мо-
лотов, «Каганович — он администратор, но грубый, поэтому не все
его терпели. Не только нажим, но и немножко такое личное выпира-
ло. Крепкий, прямолинейный. Он среди нас был сталинским двухсо-
тпроцентным»2. В 1930-е гг. ещё не кру-
той, даже мягкий, Каганович впоследст-
вии, в подражание Сталину, позволял себе
крик и мат в отношении к подчинённым3.
Л.З.Мехлис и в партии и в Красной Ар-
мии, по отзывам современников, был «од-
ним из демонов устрашения и расправ»4.
Командно-административные методы,
применявшиеся Бубновым в Народном
комиссариате просвещения, куда он при-
шел с поста начальника Политуправления
Рабоче-крестьянской Красной армии, вы-
зывали жалобы Н.К.Крупской самому
Сталину5.
Интересна характеристика, которую Ю.А.Поляков дал в своих
воспоминаниях П.Н.Поспелову — представителю второго слоя пар-
тийной элиты. По словам Полякова, Поспелов был «противоречи-
вым, сам того не ведая; разным, хотя сам себя считал цельным, по-
датливо карьерным, искренне считая себя принципиальным, соче-
тавшим идейную непоколебимость с политическим оппортунизмом,
прямоту старого партийца с лукавством кремлёвского царедворца»6.
Для Поспелова высшим законом была политика партии. Дополняя
1 Айзенштат Я. Маленков и другие // Континент. 66.1991. С. 277.
2 Чуев Ф. Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола. С. 53
3 Кольман А. Мы не должны были так жить. С. 192.
4 Шумейко Г.В. Из летописи Старой площади. С. 57. См.; Рубцов Ю.В Лев з
вич Мехлис // Вопросы истории. 1998. № 10. С. 69-93. *аро-
5 Шумейко Г.В. Из летописи Старой площади. С. 116.
6 Поляков Ю.А. Штрихи к портрету (Воспоминания о П.Н.Поспелов^ /' л™
венная история. 1999. № 5. С. 156. ' чест-
103
мемуариста, можно сказать, что политика партии в сознании эти
людей отождествлялась с политикой Сталина, его указаниями з
свою жизнь Поспелов «возможно, не раз кривил душой, считая 0 *
нако, что во имя интересов партии можно и слукавить». Политике
партии, по мысли Поспелова, должно было быть подчинено всё. «Он
был непоколебим в основных вопросах марксизма-ленинизма. Он
свято верил в классовую борьбу, в необходимость социального ана-
лиза всех явлений жизни, в неизбежность крушения капитализма и
победы социализма, в непобедимость партии... Эти догмы составля-
ли его существо, он неотделим от них»1. Думается, что мемуаристу
удалось весьма проницательно уловить такие черты внутреннего ми-
ра человека, которые были характерны для всех «людей власти» в
1930-1940-е гг. — и для членов партийно-государственной элиты и
для мелких партийных чиновников.
Эти люди понимали, что им легко спишут жестокость и переги-
бы, но не простят мягкотелости, пассивности, утраты политического
лица. При руководстве деятельностью историков партийные чинов-
ники вступали в сферу идеологических вопросов и здесь они были
особенно осторожны, бескомпромиссны и беспощадны, так как лю-
бое отступление от марксизма-ленинизма (точнее, той формы, кото-
рую марксизм приобрёл на российской почве) являлось предательст-
вом по отношению к партии.
Ещё в 1929 г. А.М.Коллонтай писала о молодом поколении
большевиков: «Идёт "молодняк". Большинство с корнями в деревне.
Придают главное значение не существу, а "форме". Наизусть запоми-
нают передовицы "Правды". И без критики, как догму, проводят в
жизнь. Догма всё разрешает, догма рассеивает недоумения. В душе—
весьма не уважают интеллигента. "На что нам старые учёные? Мы
своих создадим"»2. Эта характеристика всецело относилась и к новому
поколению руководителей, в основном выдвинутых Сталиным.
Между Сталиным и его выдвиженцами отношения были непро-
стыми. Как вспоминал Каганович, «Сталин тем и отличался, что не
‘Там же. С. 157,158.
Цит. по: Перхин В.В. Русские литераторы в письмах (1905—1985). ИссдеДОваии4 в
материалы. СПб., 2004. С. 78.
104
всегда раскрывал себя. Он не всегда раскрывал нам свои планы. Мы
должны были догадываться. Часто, не раскрывая свои замыслы, он
намекал: обратите внимание на такие-то узлы, обратите внимание на
такое-то оформление... И всё»1 *. Соратник Сталина Молотов называл
его «великим конспиратором» . И в руководстве исторической нау-
кой Сталин предпочитал расплывчатые формулировки, постепенные
шаги, о конечной цели которых не знали не только историки, но и
близкие к Сталину партаппаратчики. Такая неопределённость в ука-
заниях позволяла Сталину проводить нужный политический курс
постепенно, как он любил говорить, «шаг за шагом», подготавливая
общественное сознание к восприятию новых для него идей.
Наиглавнейшим в содержании политического курса Сталина и
его окружения было стремление сохранить власть. Она представля-
лась высшей ценностью. «Мы все были под властью идей наступле-
ния на советскую власть, — вспоминал Каганович себя и своих со-
ратников в 1930-е гг. — Фашисты наступают. Фашизм ведёт анти-
коммунистическую линию. Ещё были во власти того, что борьба
идёт внутри страны, и борьба эта может кончиться восстанием, гра-
жданской войной»3. О репрессиях в 1930-х гг., Молотов говорил: «
Всё это допустимо ради основного: только бы удержать власть»4.
Поскольку партийная элита претендовала на единственно пра-
вильное понимание марксизма и проблем текущей политики, то в её
глазах историки, как и вся интеллигенция, нуждались в идейном руко-
водстве, даже конкретных указаниях в области истории. Сама же ис-
торическая наука, видимо, представлялась партчиновникам набором
мц люстраций к марксистским истинам. С другой стороны, эта наука
была служанкой политики, обязанной подавать то те, то иные факты,
оказавшиеся актуальными и созвучными текущим политическим по-
требностям. При этом, конечно, следовало молчать о фактах полити-
чески неуместных. Собственные же интересы исторической науки, в
частности, главный из них — стремление получить достоверное зна-
ние _ партийно-государственное руководство не интересовали.
1 KvMaueB Г А. Рядом со Сталиным. С. 81.
«у • Каганович. Исповедь сталинского апостола. С. 45.
>£ГS-— И’ФЧ'"“ М. 1991. С. 81.
4 Там же. С. 402.
105
Непосредственно положение внутри исторической науки к
тролировал Агитпроп — отдел агитации и пропаганды Централ^'
Комитета партии. В 1929-1938 гг. во главе Агитпропа стоял Алексей
Иванович Стецкий. Это был молодой преуспевающий партийный
функционер. В момент назначения на руководящую должность в
Агитпропе ему было 33 года. Ещё юношей он включился в револю,
ционное движение и в 1917 г. был даже делегатом VI съезда партии
Как отметил исследователь политики Сталина Г.В.Костырченко, вы-
бор вождя пал на Стецкого главным образом потому, что «ранее тот
"запятнал" себя пребыванием в "бухаринской школе"... "Прируче-
ние" с помощью шантажа "проштрафившихся" функционеров было
излюбленным приёмом Сталина»1. Стецкий слыл образованным пар-
тийным деятелем, имел стаж руководства агитационно-пропаган-
дистским отделом в Ленинградском губкоме партии.
Однако, как показало время, Стецкий не стал фигурой, прини-
мавшей активное участие в определении тактики и стратегии идеоло-
гической политики партии. Неподходящей фигурой (видимо из-за
недостаточного уровня образованности) был Каганович, который в
самом начале 1930-х гг. в Политбюро ЦК партии пользовался огром-
ным авторитетом и был второй фигурой после Сталина. С середины
1930-х гг. на роль первого помощника Сталина в вопросах идеологии
и пропагандистской работы стал претендовать Жданов, который в
начале 1934 г. был переведён в Москву из Горького, где был секре-
тарём крайкома партии. Жданов стал секретарём ЦК партии и чле-
ном оргбюро.
Жданов не имел исторического образования выше среднего, хо-
тя интересовался историей. Определённый культурный кругозор он
приобрёл благодаря домашнему воспитанию. Жданов, в частности,
знал классическую музыку, интересовался искусством и литерату-
рой. Его отец был приват-доцентом Московской духовной академии,
магистром богословия (этот факт в официальных биографиях Жда-
нова замалчивался), позже — инспектором народных училищ (об
этом сообщали официальные биографии) . Марксистскую теоретиче-
Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2003.
С. 155.
РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 2. Д. 2. Л. 2. Личное дело А.А.Жданова.
106
скую подготовку Жданов получил, как он сам указывал в докумен-
тах, в нелегальном кружке путём самообразования*. Из всех учебных
заведений, где он учился, он завершил два — реальное училище в
Твери и школу прапорщиков в Тифлисе. Некоторые исторические
представления он закрепил, работая лектором, пропагандистом, пре-
подавателем политграмоты в школе кавалеристов в Твери. Главными
темами, в которых он как лектор считал себя специалистом были, по
его словам, «развитие капитализьма (так в подлиннике — А.Д.) в
России, история Интернационала, политэкономия, советская консти-
туция, советское партийное строительство и потребительская коопе-
рация» . Закончи он Институт красной профессуры, — судя по мате-
риалам личного дела, такая мечта у него была — о его исторической
подготовке можно было бы сказать больше.
Избавляясь от прежних теоретиков и идеологов партии, Сталин
остановил свой выбор на Жданове. Это не зна-
чит, что Жданов формулировал директивы ис-
торикам и направлял идейное развитие истори-
ческой науки. Жданов в первую очередь был
рупором сталинских идей, связующим звеном
между Сталиным и другими, менее значитель-
ными фигурами государственно-партийного
аппарата, например, наркомом просвещения
Бубновым. Как показывают источники из фон-
да Жданова, он представлял Сталину на про-
смотр тексты всех своих значительных выступ-
лений.
Подчиняя себе всё более и более духовную жизнь страны и со-
ответствующие звенья в аппарате партии, Сталин в мае 1935 г. рас-
формировал Агитпроп и образовал ряд самостоятельных отделов ЦК
партии: печати и издательств, партийной пропаганды и агитации,
школ науки, культурно-просветительной работы. В 1938 г. эти само-
стоятельные’ подразделения снова были объединены в отдел агита-
ции и пропаганды (то есть Агитпроп был как бы возрождён), а во
главе его был поставлен Жданов. Видимо, эта мера в глазах вождя
А.А.Жданов.
1 Там же. Л. 8.
2 Там же. Л. 23 об.
107
имела результатом установление его полного контроля над Иде0ло.
гией и пропагандой.
Итак, те кадры, которые давали директивы исторической науке
в образовательном, мировоззренческом и психологическом отноще’
ниях были готовы лишь к полному подчинению этой науки полити'
ко-идеологическим требованиям, вытекающим из сложившейся по-
литической ситуации. В этом практицизме состояла важная особен-
ность культуры большевизма. Теоретическая слабость руководящих
партийных кадров, их карьерные интересы, податливость на давле-
ние со стороны Сталина, чувство страха способствовали тому, что
они были готовы принять и оправдать любой политико-идеологичес-
кий поворот, предпринимаемый Сталиным. Эти люди были готовы
играть роль инструментов сталинской политики, но не какую-либо
иную, самостоятельную роль; зато в деле исполнения воли вождя
они были способны развивать большую и энергичную деятельность,
оказать серьёзное и эффективное давление на историков. Основная
роль в определении содержания директив историкам могла принад-
лежать в 1930-е гг. только Сталину, который был склонен, не рас-
крывая даже ближайшему окружению конечных целей тех или иных
политических мер, проводить их постепенно.
2. «Люди науки»
Формирование нового понимания отечественной истории, то
есть достижение цели, поставленной властью, могло развиваться
только при наличии людей, имевших профессиональную подготовку
историков. Без этих специалистов партийно-государственные деяте-
ли ничего сделать не могли, особенно там, где дело шло об изучении
отдалённых исторических периодов. Таким образом, при освещении
того переосмысления отечественной истории, которое произошло
главным образом в 1930-х гг., необходимо анализировать взаимодей-
ствие двух сил — политиков и историков или «людей власти» и
«людей науки».
Что же представляли собою «люди науки»? Своим прошлым,
взглядами, профессиональной подготовкой, сферами исследователь-
ских интересов, личными связями они были разделены на две груп-
108
пы — «старых специалистов» и «красных профессоров». Одни полу-
чили образование до революции, другие — при новой власти. Осо-
бенно ясно это разделение было заметно в 1920-е гг., чувствовалось
оно и в 1930-х.
Научные кадры, которые были унаследованы советской вла-
стью от дореволюционной системы образования, представляли собой
когорту высокообразованных специалистов, талантливых исследова-
телей. Часть из них ещё до революции опубликовала значительные
научные труды. Некоторые историки создали себе авторитет в учё-
ном мире не только в России, но и в Западной Европе. Это столич-
ные специалисты — москвичи и петроградцы-ленинградцы —
В.Н.Бенешевич, М.М.Богословский, С.Б.Веселовский, Ю.В.Готье,
В.Г.Дружинин, А.А.Кизеветгер, А.С.Лаппо-Данилевский, М.К.Любав-
ский, Д.М.Петрушевский, С.Ф.Платонов, А.Е.Пресняков, Е.В.Тарле,
Н.Д.Чечулин, А.А.Шахматов. Другие вступили в пору творческой
зрелости уже после революции, их первые крупные труды вышли в
свет в 1920-х гг. или несколько позже. Это С.В.Бахрушин,
Б.Д.Греков, Н.М.Дружинин, В.И.Пичета, Б.А.Романов, Н.Л.Рубин-
штейн, М.Н.Тихомиров, А.И.Яковлев.
Провинция в это время тоже могла законно гордиться предста-
вителями исторической науки. Так, в Киеве работали учёные
А.И.Покровский (древняя история), Ю.А.Кулаковский (Рим и Визан-
тия), Л.Н.Беркут (средневековая история), М.С.Грушевский (история
Украины), а также специалисты по русской истории Б.Г.Ляскорон-
ский, Г.А.Максимович, В.С.Иконников, Н.П.Василенко, П.П.Смир-
нов. В Тарту работал И.И.Лаппо, в Харькове — В.П.Бузескул,
Д.И.Багалей и В.И.Савва, в Одессе — М.Е.Слабченко, в Ростове-на-
д0Ну____И.П.Козловский, в Минске — М.В.Довнар-Запольский, в
Казани — К.В.Харлампович, В.М.Хвостов, в Саратове —
П.Г.Любомиров, в Нежине — М.Н.Бережков, И.И.Семёнов,
И.Г.Туцевич и др.
После революции эти историки остались в стране и при новой
власти продолжали работать. В абсолютном большинстве по своим
политическим взглядам они были либералами; по научным воззрени-
ям___далёкими от марксизма учёными, хотя и интересовавшимися
социально-экономическими проблемами истории, не чуждыми эко-
109
комического детерминизма; по убеждениям — патриотами, ПреДа
ними родине и науке. ан
Годы революции и гражданской войны, связанные с ними
прессии, голод и лишения тяжело отозвались на судьбе учёных с^'
рой формации. Одни скончались, другие были расстреляны чекиста
ми, третьи в 1922 г. высланы из страны. В 1922 г. в «Русском истори.
ческом журнале» было помещено сообщение о киевском Истории^
ском обществе Нестора-летописца. За 1919-1921 гг. Общество ли-
шилось пяти почётных членов — Бертье-Делагарда, ДИ.Иловай-
ского, В.В.Латышева, Н.И.Петрова, А.А.Шахматова и одиннадцати
действительных — С.Т.Голубева, И.М.Каманина, Е.А.Кивлуцкого,
В.П.Клягина, В.Г.Ляскоронского, А.И.Мердера, Н. Л. Лятоши некого’
В.Л.Модзалевского, В.И.Саввы, Е.Н.Трубецкого, Н.М.Цитовича1'
Когда журнал опубликовал этот трагический список, он был закрыт
властью.
В те же годы разными путями оборвались жизни А.С.Лаппо-
Данилевского, М.А.Дьяконова, В.М.Хвостова и др.
По предположению К.Ф.Штеппы, число умерших в первые го-
ды после Октябрьской революции составляло примерно 20% от всего
числа историков. Возраст умерших — от 60 до 65 лет, то есть это тот
возраст, когда при нормальных условиях многие учёные достигают
пика творческой деятельности2.
Оставшиеся в живых историки влачили жалкое существование.
В своих домах и квартирах они пережили «уплотнение», освободив
комнаты для других жильцов. К голоду и холоду примешивалось по-
стоянное чувство страха перед возможным арестом, высылкой, рас-
стрелом. В октябре 1919 г. Ю.В.Готье писал в своём дневнике: «Весь
воскресный день прошёл в мене вещей (на продукты — А.Д.). Мы
запасли 5 мешков картофеля, около 2 пудов пшена и теперь остаётся
запасти муки, что, кажется, труднее всего. Кольцо суживается, и на-
до предвидеть время, когда придётся испытать настоящий голей*
Нина занята приготовлениями на зиму — самыми элементарными и
1 Киевское историческое общество Нестора-летописца (1919-1921) U Русский исто-
рический журнал. 1922. Кн. 8. С. 329.
Shteppa К. Russian Historians and the Soviet State. New Brunswick, New Jersey, 19®*
P. 16.
110
неожиданными, вроде сушки репы - ВСё это вопросы жизни, выте-
кающие из современного момента. До вечера я сам чистил и резал
репу. В девять часов я заваливаюсь спать и сплю 11 часов» Запись,
сделанная в 1920 г.: «Бедная русская наука - никаких пополнений
новыми силами и постоянные удары и потери. Уж зима была ужас-
на— а теперь, летом, такие две рядом стоящие смерти Тураева и
Шахматова. Жизнь кончилась в 46 лет — далее остаётся житие.
Официальная работа в Музее тяжела и скучна. Боже, как она мне на-
доела! Направлять работу 200 интеллигентных и голодных лодырей,
и во имя чего? Чтоб сохранить учреждение, зная, что этим его не со-
хранишь! Преподавание? — Оно сведено к нулю»1.
Американский историк Ф.Гольдер, несколько раз побывавший
в России до Октябрьской революции и в 1920-х гг., оставил впечат-
ляющее описание послереволюционного быта московской профессу-
ры: Воскресенье, сентябрь 13. В полдень я вышел по приглашению
С[ергея] Б[ахрушина] и обнаружил у него обстановку со всех точек
зрения худшую, чем в 1923 г. С[ергей] выглядит старым и измучен-
ным, семья теснится в трёх маленьких комнатах, одна из которых —
ванная. Их друзья исчезают один за другим, и судьба Бахрушиных —
быть взятыми вслед за ними. Будущее выглядит всё мрачнее и мрач-
нее» (из дневника 1925 г. — А.Д.). «Гельсингфорс, сентябрь 29, 1925.
Положение всех наших друзей несколько хуже, чем тогда, когда мы
расстались с ними в 1922-1923 г. В прошлом году история и другие
гуманитарные дисциплины были вычеркнуты из списков... Готье
уволен, Бахрушин уволен... Все они выглядят постаревшими (из
письма профессору Кулиджу — А.Д.).
Сохранились свидетельства, говорящие о том, что в провинции
обстоятельства жизни историков были ещё хуже. С 1920 г. стали те-
рять свои к-ядры и те университеты, которые были расположены в
условиях, более благоприятных в продовольственном и климатиче-
ском отношениях — на юге России и Украине. Киевский историк
Н Д Полонская-Василенко вспоминала: «1920-1921 годы были вре-
менем когда все учёные, учителя и другие представители умствен-
1 Готье Ю.В. Мои заметки. М., 1997. С. 319,422,423.
1 Golder F. War, Revolution and Peace in Russia. The Passages of Franv и
1927. Stanford, California, 1992. P. 314,317. 8 Frank Go,der> 19‘*~
111
ного труда превратились в огородников, лесорубов, дровосеков ч,
было время, когда проф. Л.Н.Яснопольский существовал тем
завёл крестьянскую лошадь и повозку, возил из Борисполя, где’
го была усадьба с огородом, крупу и картошку в Киев, и туг pacn^
давал её преимущественно своим коллегам... Это было время ко₽°
на столбах на Тарасовской красовались объявления, что профессо*
Букреев выпекает ржаной хлеб... Это было время, когда С.А.Гиляро₽
ходил с пилой на Еврейский базар наниматься и пилить дрова. И как
жалел он, когда булочник, "частник", которому он долгое время пи-
лил дрова, получая сверх условленной платы ещё и хлеб, — отказал
ему в дальнейшей работе, узнав, что он профессор: "ночь, говорил
булочник, не спал, всё думал, как я могу допустить, чтобы профессор
у меня дрова пилил". Впредь Гиляров уже не открывал никому сво-
его звания»1.
Как известно, дореволюционная историческая наука в России
базировалась в основном на университетах, где и работали почти все
названные выше ученые. В первые годы после Октябрьской револю-
ции началось свёртывание деятельности историко-филологических
факультетов и их перепрофилирование в факультеты общественных
наук (ФОНы), где история была отодвинута на задний план. Потом, в
1931 г., были реорганизованы и ФОНы. В Ленинградском универси-
тете вместо прежнего историко-филологического факультета дейст-
вовал ямфак — факультет языка и материальной культуры, в Мос-
ковском — этнографическое отделение. Историческая наука факти-
чески изгонялась из всей системы образования — от школы до уни-
верситета. Высшие учебные заведения стали очищаться от классово
чуждых преподавателей и студентов.
Однако почти до конца 1920-х гг. ещё оставались узкие сферы
деятельности, в которых «историки старой школы» могли работать
как профессионалы. Это образованная на основе Императорской ар-
хеологической комиссии Государственная Академия истории матери-
альной культуры (ГАИМК) в Ленинграде, Институт истории Россий-
ской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных
наук (РАНИОН) в Москве, поднимавшееся краеведческое движение.
Послереволюционные годы отмечены ростом музеев и краеведче-
1 См.: Верба I. Олександр Оглоблин. Житгя i праця в Украйи. Кшв, 1999. С. 63.
112
ских обществ. «Золотой век» отечественного краеведения, пришед-
шийся на 1920-е гг., имел свою трагическую сторону, на которую
обычно не обращают внимания исследователи: в краеведение пошли
выдающиеся учёные из-за того, что их вытесняли из системы образо-
вания. Большевики проявили интерес к архивам, там хранились до-
кументы, которые могли сыграть важную пропагандистскую роль в
разоблачении деятелей старого режима. Отсюда — ещё одна времен-
ная зацепка «старых историков» за жизнь — преподавание на курсах
для архивистов, служба в архивах.
Отношение «старой профессуры» к реформам в области высше-
го образования было враждебным. Киевский историк С.А.Гиляров
писал: «Я не мог принять иных реформ в области народного образо-
вания, как то упразднение университетов, не мог я примириться с
тем, что на должность профессоров в высшей школе, заменившей
собой прежние университеты..., ставились люди без надлежащей
квалификации, иногда не окончившие курс той же школы....; мне
казалось диким уравнение зарплаты преподавательского состава с
техническими служащими школы, как то сторожами, уборщицами и
пр. Я считал вредным для дела народного образования также и те
педагогические эксперименты, какие делались в средней, а отчасти и
высшей школе: так называемые комплексный метод обучения, лабо-
раторный, бригадный метод и т.п...., не оправдавшие себя новшест-
ва, в том числе исключение истории из средней школьной програм-
мы, истории философии, римского права, латинского языка из про-
грамм высшей школы и т.д. и т.п.»1. Те же воззрения запечатлел и
цитированный дневник Готье.
Преподавание перед аудиторией, подобранной по классовому
принципу, не приносило удовлетворения. Действительный член Ук-
раинской Академии наук С.А.Ефремов с раздражением замечал, что
студенты Высшего Института народного образования (бывший Ки-
евский университет) ходят на занятия, чтобы выследить какую-
нибудь «контрреволюцию», донести и таким образом выслужиться.
«Знания никакого. Интереса к науке — то же самое. Карьеризм и
1 Там же. С. 64.
8. Дубровский А. М
113
бесконечное подслушивание, лакейство. Школа не приучает к раб
те, губит мысль, прививает самое мелкое политиканство»1 2 *. °"
Отношения власти и науки были непростыми. В чём-то её по-
литика совпадала с интересами науки. По мысли А.А.Формозом
бурный подъём археологических изысканий в области палеолита
объясняется тем, что мешавшие сложению первобытной истории в
дореволюционной России библейские догмы были отвергнуты, поя-
вилась возможность совершить качественный скачок в познании на-
чальных этапов истории. Внимание новой власти к национальным
окраинам стимулировало археологические исследования в нацио-
нальных республиках СССР. Этим же объясняется и развитие изы-
сканий в области истории нерусских народов России.
Власть ценила исследования по истории экономики и револю-
ционного движения. Приспосабливаясь к условиям жизни к спросу,
ища себе места в новом мире, историки стали разрабатывать ранее
совершенно чуждые им темы. Специалисты по истории феодальной
России занялись историей декабристов: Греков писал о тамбовском
имении М.С.Лунина и хозяйственном состоянии страны накануне
выступления декабристов, Пресняков — о выступлении 14 декабря
1825 г., С.Н.Чернов — об истоках русского освободительного дви-
жения, А.Н.Насонов — о крепостных вотчинах Юсуповых в XIX в?
К.Ф.Штеппа заметил, что историки служили и Богу и Мамоне:
ученик Платонова П.Г.Васенко в одно и то же время публиковал в
журнале «Труды и дни» статью по истории служилого класса в Мос-
ковском государстве, а в «Архиве истории труда» — работу об усло-
виях жизни промышленных рабочих Русско-Американской компа-
нии. Случай был типичным. Среди авторов журнала «Архив истории
труда в России» и пришедшего ему на смену журнала «Труд в Рос-
сии» Штеппа отметил Ю.Гессена, Преснякова, Бахрушина,
К.Пажитнова, Пичету4.
* Там же. С. 71.
2 Формозов А.А. О книге Л.С.Клейна «Феномен советской археологии» и о самом
феномене И Российская археология. 1995. № 3. С. 228.
* Очерки истории исторической науки в СССР. Т. IV. М., 1966. С. 318,343,344.
Shteppa К. Russian Historians and the Soviet State. P. 26,27.
114
Таким образом, уже в 1920-х гг. положение историков «старой
школы» в СССР было нелёгким, нередко трагическим. И хотя в это
время были созданы труды, следовавшие традициям дореволюцион-
ной науки, не подверженные всецело диктату идеологизированной
власти1, свобода творчества была введена в узкие рамки. Даже ко-
роткое тюремное заключение оставляло тяжёлое впечатление.
В 1929 г. академик М.М.Богословский скончался вскоре после ареста
и короткого заключения, причём арестован он был по ошибке из-за
совпадения его фамилии и фамилии белого офицера, которого иска-
ли чекисты.
1920-е гг. были временем первых тяжёлых испытаний для кад-
ров исторической науки, суровейшей школой выживания. Именно в
это время были созданы психологические основы для подчинения
учёных власти, началось их приспособление к новым условиям.
С конца 1920-х гг. процессы «культурной революции» в науке
стали резко ускоряться. В 1928 г. власть начала проводить политику
наступления на интеллигенцию. Нарастало недоверие к «старым
специалистам». Лидер историков-большевиков, в лице которого со-
единялся историк и партийно-государственный чиновник, М.Н.Пок-
ровский в апреле 1929 г. на пленуме Коммунистической академии
заявил, что «необходимо положить конец существующему ещё в не-
которых научных областях мирному сотрудничеству марксистов с
учёными, далёкими от марксизма или даже враждебными марксиз-
му», и что «необходимо начать решительное наступление на всех
фронтах научной работы, создавая свою собственную марксистскую
науку»2.
Фактически это был призыв к свёртыванию истории как науки.
Из библиотек изымались и ликвидировались «немарксистские» кни-
ги. Среди них оказались старые учебники, труды Н.М.Карамзина,
С.М.Соловьёва, Платонова, даже энциклопедический словарь Брок-
гауза-Ефрона.
' Няппммеп книги С В.Бахрушина «Очерки по истории колонизации Сибири в XVI
и XVII вТ» (М 1928) Б. А.Романова «Россия в Маньчжурии (1892-1906): Очерки по
истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма» (Л., 1928).
г Деятельность Коммунистической академии. Работа Пленума, президиу-
ма, £^ий и институтов И Вестник Коммунистической академии. 1929. № 33 (3).
С. 270.
115
в 1929 г. были закрыты институты РАНИОН, в том числ
статут истории. Были ликвидированы Общество истории древно -
российских при Московском университете, Русское истории^
общество в Ленинграде, Московское археологическое общест
Русское археологическое общество, все учёные архивные комиссии
действовавшие в каждом губернском городе, научные общества ис
тории и древностей в Одессе истории, археологии и этнографии при
Казанском университете... Прервалась традиция археологических
съездов. Прекратили своё существование такие вспомогательные ис-
торические дисциплины как геральдика и генеалогия, признанные
дворянскими науками. Были пресечены исследования по истории
церкви и старообрядчества, христианского искусства.
Квалифицированные профессора оказывались без работы, в по-
исках заработков. С.В.Бахрушин и его ученики К.В.Базилевич и
М.Н.Тихомиров ряд лет преподавали в школе, причём Тихомиров
вёл занятия по географии, М.В.Довнар-Запольский вынужден был
трудиться то в Госплане Белорусской ССР, то в научно-
исследовательском институте пушно-мехового хозяйства, Н.АМаш-
кин и К.К.Зельин преподавали русский язык в Университете трудя-
щихся Востока, Н.Новомбергский зарабатывал тем, что подбирал для
геологов сведения о разработке полезных ископаемых в прошлом.
Апогеем «культурной революции» в науке по отношению к ис-
торикам «старой школы» стало «Академическое дело» 1929-1930 гг.,
по которому были арестованы или были заново привлечены ранее
арестованные по другим поводам историки Москвы и Ленинграда» а
также большое количество краеведов. Абсолютное большинство из
них оказалось в лагерях и ссылке.
Продуманность и масштабность этой акции по отношению к
«старой интеллигенции» обнаруживается при сопоставлении собы-
тий в Москве и Ленинграде, с одной стороны, и в Украинской и Бе-
лорусской республиках, с другой.
Как и в России, на Украине трагические события начались с
выборов в Академию наук в 1929 г. Как и в России, среди новых
членов Академии, которых, с точки зрения власти, «нужно» было
избрать, было значительное количество членов партии или близких к
ним по воззрениям. И здесь шло подчинение Академии наук власти.
Подобно российской операции ОГПУ на Украине также обвинили
местных учёных а контрреволюционном заговоре. Местный ОГПУ
смонтировал «Союз освобождения Украины». В отличие от россий-
ских сподвижников представители власти на Украине решили орга-
низовать суд над виновными в заговоре. Суд этот состоялся не в
Киеве, где работали арестованные и где их хорошо знали, а в Харь-
кове. На процессе предстали 50% научных работников АН УССР, в
том числе два академика — С.А.Ефремов и М.Е.Слабченко. Это была
незначительная часть арестованных. Ход процесса даже передавали
по радио. После объявления смертного приговора суд заменил его
заключением от 2 до 10 лет. Академики скончались в лагерях и
ссылке. Значительное число тех, кто не предстал перед судом было
расстреляно. Об этом говорил в ярославском изоляторе Ефремов1.
В 1931-1932 гг. на Украине проходила кампания низвержения
научных авторитетов в форме обсуждения научных трудов академи-
ков М.С.Грушевского, К.Г.Воблого, Л.М.Яснопольского, профессора
А.П.Оглоблина. В 1931 г. был арестован и сослан на Соловки
М.И.Яворский, который в украинской науке играл роль, аналогич-
ную роли Покровского в российской исторической науке. Аресты в
1933 г. создали катастрофическое положение для Академии наук.
В 1934 г. были проведены новые выборы в Украинскую Акаде-
мию, которые завершили её реорганизацию и включение в систему
советских учреждений.
Более трагично развивались события в Белоруссии. Как точно
заметил немецкий исследователь РЛиндер, «история белорусской
историографии в сталинском Советском Союзе была историей её ли-
квидации»2.
В 1926 г. крупнейшему историку, работавшему в республике
Довнару-Запольскому было запрещено преподавание, и он покинул
Белоруссию. Написанная им «История Белоруссии» вызвала критику
со стороны партийного чиновника («красного профессора») — в
этом была причина изгнания историка. Обвинения в «национал-
1 См.: Полоньска-Василенко Н.Д. Украшська Академы наук. Нарис icropif. К., 1993.
С. 67,73.
2 Л1нднер Р. Псторьна i Улада. Нацыятворчы працзэс 1 пстарычная палггыка у Бела-
pyci Х1Х-ХХ ст. MiHCK, 2003. С. 286.
117
демократизме» были типичными для гонений на местных историк
с середины 1920-х гг. Вопреки всем жизненным планам заверщИЛа°В
в Белоруссии и деятельность Пичеты, бывшего одно время ректором
Белорусского государственного университета. В 1929 г. его заклей-
мили как «рупор буржуазного национализма», нацдема (национал-
демократа). В 1930 г. он был арестован по «Академическому делу»
После ссылки в Вятку и Воронеж он вернулся не в Минск, а в Моск-
ву в 1935 г. и никогда более не работал в Белоруссии
В 1930 г. был арестован академик В.Ю.Ластовский. Его приговорили
к пятилетней ссылке в Саратов. В 1937 г. его снова арестовали, и он
был расстрелян. В начале 1931 г. после грубого допроса, проведён-
ного ОГПУ, покончил жизнь самоубийством В.М.Игнатовский.
Как и на Украине, органы ОГПУ смоделировали в Белоруссии
«Союз освобождения Белоруссии». В связи с этим мифическим
«Союзом» и другими обвинениями в 1929-1930 гг. и беспартийные
учёные и члены партии в равной мере подверглись преследованиям.
Историческая наука была не просто обезглавлена в Белоруссии, она
была уничтожена.
В свете приведённых фактов следует согласиться с выводом
Штеппы о том, что провинциальных историков репрессии 1930-х гг.
истребили в большей мере, чем столичных1. К этой мысли историка
нужно добавить следующее: дело было не только в количественных
показателях, свидетельствовавших о судьбах отдельных учёных, но и
в судьбе их науки. Количество репрессированных историков в Бело-
руссии было меньше, чем в Москве и Ленинграде, но для историче-
ской науки в Белоруссии проведённые репрессии оказались роковы-
ми — её не стало.
В ту пору, когда шли гонения по отношению к «старым специа-
листам», в июне 1931 г. (речь Сталина на совещании хозяйственни-
ков 23 июня была опубликована в тот же день в газете «Вечерняя
Москва»), вождь большевиков заявил о «признаках поворота среди
старой производственно-технической интеллигенции» в сторону со-
ветской власти. Он призвал к изменению отношения пока только к
* Shteppa К. Russian Historians and the Soviet State. P. 17.
118
«инженерно-техническим силам старой ,
степенное прекращение травли «старой «начало но-
провала «культурной революции» в науке Шиге“Ч»и», признание
В начале 1930-х гг. власть признала свой „„
ционнои переделки системы образования и Провад в деле револю-
торным и бригадным методами и пр Начал К°Мплексным, лабора-
гом прежней (дореволюционной) школы и /Ь Возрождение во мно-
ского образования. вместе с тем — историче-
Когда власть стала восстанавливать ста
ния и всё активнее вмешиваться в дело освеш СИСТему образова-
формирование исторического сознания натю*** ИСТОрии стРаны, в
«старых историков» находилась в ссылке Осенью 7oS,“‘M часть
был выпущен Тарле, позже за ним последовалиХал^' "иерВЬ,м
зволили вернуться к работе, но «Академическое П°’
просы, заключение ожидание приговора, быть мткет „ Д°"
тем лагерь или ссылка - не прошли бесследно. Люди б™ надугТ
иы на всю жизнь. Находясь под следствием, бадьщи^в^
шло на компромисс со следователями и дало показания, в которых
вымысел сплетался с реальными фактами. И в дальнейшем историки
были готовы на компромисс с властью, с собственной совестью,
лишь бы можно было остаться в живых, работать, заниматься люби-
мым делом. Как вспоминал современник, «действительность тридца-
тых годов научила врать и самых правдивых. Всем пришлось стать
актёрами и жить двойной жизнью: двойственность и маска давали
известную защиту. При этом приходилось всё время идти на мелкие
компромиссы со своей совестью. Для каждого из нас страх, порож-
дённый режимом террора, стал бытом»2.
Страх повторного ареста тяготил историков, прошедших через
«Академическое дело», постоянно, особенно в 1930-е гг., и делал из
них послушных исполнителей всех велений власти. Они помнили,
что из арестованных возвратились не все. Старшие из репрессиро-
ванных Платонов и Любавский остались в ссылке и скончались там.
;----------------------------------задачи хозяйственного
Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 69 (Новая обстановка г)
строительства. Речь на совещании хозяйственни т^ь-Авив. 1982. С. 408,
Полстика Н.П. Виденное и пережитое (Из восп
409.
119
Власть, вероятно, считала обоих академиков не столь уж полезны
для дальнейшего сотрудничества с нею ввиду их преклонного ад”
раста. Как глубоко верно писал В.Б.Кобрин, «нужно понять психол^
гию этих людей. Одни из них только что вернулись из ссылки не
реабилитированные, а лишь помилованные. Другие понимали, что
лишь чудом избежали ареста. Они хорошо знали, что времена ре-
прессий не миновали. Напротив. На их глазах разворачивалась тра-
гедия 1937-го года. Им было ясно, что путь назад, причём не обяза-
тельно в ссылку, айв лагерь, им не заказан»1. Бахрушин рассказы-
вал, что «вскоре по возвращении (из ссылки — А.Д.) почувствовал
себя дурно во время лекции, увидев через стеклянную дверь, что ми-
мо его аудитории прошли два офицера в форме НКВД. Ему показа-
лось, что пришли за ним, и у него сделался сердечный припадок»2.
И когда в 1942 г. ему была присвоена Сталинская премия, в его вос-
приятии это был не только факт признания его научных заслуг, но и
как бы гарантия дальнейшей работы, гарантия неприкосновенности.
Звание лауреата Сталинской премии упрочивало положение человека
из «бывших», который ещё десяток лет тому назад находился в
ссылке и не знал, вернётся ли он когда-нибудь к занятиям своей нау-
кой. «Вы понимаете, какое значение это обстоятельство представляет
в моей жизни. Несколько дней я ходил как в тумане», — сообщал
Бахрушин о премии в письме к близкому человеку, понимавшему его
умолчания и намёки3.
Трудно представить себе глубину этого страха и то, что страх
сопровождал человека пожизненно. Едва ли не самым молодым из
привлечённых к «Академическому делу» был Лев Владимирович Че-
репнин, впоследствии академик, глава сектора истории СССР перио-
да феодализма в Институте истории Академии наук, ведущий в стра-
не специалист по истории феодальной России. В 1977 г., когда он,
поражённый инсультом, увидел милиционера, вызванного для пере-
носки его на носилках, то, отреагировав на человека в форме, вос-
‘ Кобрин В.Б. Кому ты опасен, историк? М., 1992. С. 157.
Ростов А. Дело четырёх академиков // Память. Исторический сб. Вып. 4. Париж,
1981. С. 485.
3 Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С. 125.
120
кликнул: «За что? Я ни в чём не виноват»1. Так вырвался глубоко
запрятанный страх, который, казалось бы, мог исчезнуть за прошедшие
после ареста и ссылки три десятка лет (и даже более!). Но страх не умер
он жил до тех пор, пока был жив человек, напуганный властью.
М.Геллер глубоко верно писал о «почти неограниченных воз-
можностях страха как стимула, диктующего поведение людей»2. Как
базисная эмоция живого организма, как реакция на опасность для
жизни, отвечающая за сохранение жизни, страх в силу этой своей
природы является самым мощным стимулом в руководстве людьми.
Напуганные историки — специалисты старой формации — при
том, что ни один из них не был марксистом, в 1930-х гг. были готовы
к сотрудничеству с властью: в той или иной степени принять и мар-
ксизм, и новые исторические оценки, и новые темы исследований.
По свидетельству современника А.Краснова-Левитина, близко
наблюдавшего научную интеллигенцию в 1930-х гг., типичным рас-
суждением для таких людей было следующее: «Недостатков много,
но все они временные, постепенно они будут изживаться. Поэтому
надо работать на за страх, а за совесть. Работаем мы не для власти, а
для народа»3. Будучи аспирантом Научно-исследовательского инсти-
тута театра и музыки, Краснов-Левитин, как он писал в мемуарах,
«ко всем руководителям института... относился с пренебрежением:
мне они казались беспринципными и бездарными; я обвинял их в
холуйстве, в подлизывании к большевикам. Боже мой! Как я был не-
прав! В труднейших условиях они делали своё дело, сохраняя тради-
ции русской науки. И ведь всю эту работу приходилось вести в об-
1 Назаров В.Д. Лев Владимирович Черепнин (1905-1977) 7/ Историки России XVIII—
XX веков. Вып. 2. М„ 1995. С. 154. По свидетельству профессора Г. А.Озерова (автор
самиздатовской книги «Туполевская шарага»), переживший в 1930-е гг. ссылку на
Колыме и заключение в специальной тюрьме НКВД создатель космических кораб-
лей (генеральный конструктор!) академик С.П.Королёв, будучи скептиком, циником
и пессимистом, порой повторял любимую фразу «Хлопнут без некролога». Возне-
сённый на вершину благополучия, он имел бывшую дачу М И-Калинина, специаль-
ную охрану В кругу старых друзей он говорил: «Другой раз проснёшься ночью,
лежишь и думаешь: вот сейчас дадут команду, и те же охранники нагло войдут и
бросят: "А ну, падло, собирайся с вещами"».
2 Геллер М. Машина и винтики. История формирования советского человека. L.,
з красно^евитин А. Лихие годы. 1925-1941. Воспоминания. Париж, 1977. С. 288.
121
становие непрерывной травли, неожиданных качаний из стороНь
сторону политического корабля, когда от малейшей прихоти любо *
прохвоста зависела судьба учёного и сама его жизнь! Часто упрека^
нашу интеллигенцию за трусость, за молчание, за то, что она не на-
шла ответа перед лицом зверств. Неправда! Стиснув зубы, в тяжёлых
условиях она продолжала свою работу, развивала русскую науку
русскую культуру. Это и был её ответ»’.
Другую часть историков современники обозначали словосоче-
танием «красные профессора». Большинство из них, действительно
закончили Институт красной профессуры и были учениками Покрой
ского — Н.Н.Ванаг, А.М.Панкратова, М.В.Нечкина (получила образо-
вание в Казанском университете, потом училась у Покровского),
И.И.Минц, А.В.Шестаков, А.Л.Сидоров, С.М.Дубровский, Б.Б.Граве,
Г.С.Зайдель и др.
Кроме этих людей в науку пришли те, кто, не имея большого
научного багажа, претендовал на командные должности в системе
марксистской науки. Такими были, например, в начале 1930-х гг. ру-
ководители в Государственной Академии истории материальной
культуры (ГАИМК), — единственном центре, дававшим «установки»
в области древней истории. Это получивший университетское обра-
зование, но с молодости посвятивший себя революции Ф.В.Кипари-
сов. Крупный профсоюзный функционер, он был «спущен» на руко-
водство наукой в порядке понижения за связи с оппозицией сталин-
скому окружению2. Это недоучившийся в Московском университете
на физико-математическом факультете (отделение математики),
бывший сотрудник ЧК С.Н.Быковский. В ГАИМК он пришёл после
работы пропагандистом-лектором в орехово-зуевском уездном агит-
пропе, пяти лет преподавания обществоведения в школе и на рабфаке
в Вятке и в местном педагогическом институте по кафедре истории
культуры и русской истории. Уже в 1930-1931 гг. Быковский — учё-
ный секретарь ГАИМК, заведующий северным сектором Института
по изучению народов СССР АН СССР, заведующий кафедрой по ис-
тории материальной культуры периода раннего феодализма в Инсти-
туте истории и литературы, член совета Института литературы и
’Там же С. 365,367.
Формозов А.А. Русские археологи до и после революции. М., 1995. С. 50.
122
языка в Коммунистической академии, член совета и методического
бюро в Яфетическом институте АН1. «Ничего творческого предло-
жить он не мог, а только громил и разрушал и как администратор, и
как автор бесчисленных публицистических статей на страницах "Со-
общений ГАИМК"», - писал о нём Формозов2. Это получивший ар-
хеологическую подготовку в Петроградском университете, участник
революционных событий, впоследствии вышедший из партии, крае-
вед из Тихвина В.И.Равдоникас. «Человек он был, безусловно ум-
ный, достаточно начитанный, умелый оратор, ловкий полемист. Тем
не менее ясно, что диктовать, как жить целой академии, недавний
тихвинский краевед, автор двадцати мелких заметок мог только при
том условии, если за его спиной кто-то стоял»3.
Иные «красные профессора» более старшего возраста порой
имели за плечами университетскую подготовку дооктябрьской поры
и в силу убеждений оказались в революционном лагере —
Н.МЛукин, Н.А.Рожков, Г.С.Фридлянд, С.А.Пионтковский.
Из всех слоёв «красной профессуры» всё большую роль играли
икаписты. По свидетельству учившегося в Институте красной про-
фессуры А.Авторханова, «ИКП был мечтой, вершиной стремлений
молодых партийцев, решивших делать карьеру в области обществен-
ных наук»4. ЦК партии рассматривал ИКП как кузницу партийных
кадров — исследователей, пропагандистов, теоретиков. Из икапи-
стов, партийного «молодняка» вышли видные работники идеологи-
ческого аппарата ЦК — П.Ф.Юдин, М.Б.Митин, Ф.В.Константинов.
Первые двое стали «придворными философами-академиками». Как
вспоминал современник, их вызывали в Кремль, и там в беседе с ни-
ми Сталин давал указания5. Люди такого типа сочетали в себе при-
надлежность к той или инои общественной науке и к аппарату власти
благодаря личной близости к вождям, должностному месту в системе
организации науки или даже в партийно-государственном аппарате.
Историки, входившие в эту группу, выражали официальные воззре-
1 Архив Института истории материальной культуры. Ф. 2. Оп. 3. Д. 96. Л. 1 об. Лич-
”формозовА А. Русские археологи до и после революции. С. 50.
4 Асторхадо^ А. Мемуары. Франкфурт-М. 1983. С. 116.
5 Кольман А. Мы не должны были так жить. С. 201.
123
ния, им поручались принципиально важные выступления в печати
Такую роль в изучаемое время играли Панкратова, Шестаков, Минц
Е.Н.Городецкий. В зависимости от поворотов в их судьбах они могли
то терять эту роль, то возвращаться к её исполнению.
В ИКП приходили учиться уже сложившиеся люди, зарекомен-
довавшие себя на политической, партийной работе, более или менее
осведомлённые в марксизме. Здесь они получали специальное обра-
зование, в том числе — историческое. Как вспоминала одна из уче-
ниц Покровского Э.Б.Генкина, «историю СССР мы начинали изучать
прямо с Октябрьской революции, самое раннее с XIX в. Нельзя не
отметить одного очень существенного недостатка этого обучения —
отсутствие общего исторического образования... Как потом мы ни
пытались восполнить этот пробел, удалось это только немногим»1.
В сравнении со «старыми специалистами» «красная профессура» в
профессиональном отношении стояла гораздо ниже, и специализация
её в отечественной истории была сравнительно узкой. «Старые про-
фессора» обладали гораздо более широким кругозором и исследова-
тельскими умениями. В 1930-х гг. за немногими исключениями «ста-
рые профессора» и профессора «красные» были в науке несопоста-
вимыми величинами.
Среди всех слоёв «красной профессуры» были и незаурядные в
профессиональном отношении люди, хорошие исследователи. Так,
Сидоров с его склонностью к кропотливому рассмотрению фактов
оказался сильным специалистом в изучении экономической истории
России в начале XX в. Блестящим историком была Генкина — ис-
следователь отечественной истории первых пореволюционных лет.
После возрождения исторической науки и исторического образова-
ния в 1930-х гг. в это же десятилетие ряд «красных» историков (а
также археологов) смог вырасти из публицистов, авторов социологи-
ческих работ и критических, нередко погромных статей, направлен-
ных против «немарксистских» исследований, в настоящих специали-
стов. Это И.И.Смирнов, который в молодые годы (первая половина
Генкина Э.Б. Воспоминания об ИКП И История и историки. 1981. М., 1985. С. 261,
265.
См.: Зак Л.М. Подвижник исторической науки. К 100-летию Эсфири Борисовны
Генкиной (1901-1978) И Отечественная история. 2001. № 1. С. 112-116.
124
1930-х) издавал труды с такими характерными для времени назва-
ниями как «Против попытки ревизии марксистско-ленинского уче-
ния о социально-экономических формациях», «Националистическая
контрреволюция на Украине под маской исторической науки» и т.п.1
В большей или меньшей степени это же удалось В.И.Равдоникасу,
С.П.Толстову, А.Н.Бернштаму и др.2 После пережитого ими поворота
к эмпирическим исследованиям все упомянутые специалисты смогли
создать ценные работы в разных областях истории.
В среде «красных профессоров» выделялись искренние «солда-
ты партии», идейные коммунисты, преданные своим идеалам. Такой,
например, в восприятии современников была Анна Михайловна
Панкратова — родом из бедной семьи, член партии с 1919 г., участ-
ница гражданской войны, подпольщица в Одессе, профсоюзный ра-
ботник на Урале. «Компас партийности, — писала она о себе, — все-
гда и во всём выводил меня на правильную дорогу»3. В 1947 г.
С.С.Дмитриев написал в своём дневнике в связи с 60-летием Панкра-
товой то, что можно было бы сказать и о некоторых других «красных
профессорах»: «Панкратову действительно нельзя не любить за про-
стоту, отзывчивость и подвижность. Женщина она добрая и доступ-
ная, вполне лишённая академической фанаберии. Конечно, прежде
всего она общественно-просветительский деятель, её достижения как
учёного-историка куда более скромны»4. Младший современник
А.М.Некрич писал: «Анна Михайловна была человеком душевным,
совестливым и от природы глубоко порядочным. По роду занятий, по
занимаемому ею видному положению ей не раз приходилось, впро-
чем как и многим другим историкам, кривить душой, и она от этого
очень страдала. Едва появлялась малейшая возможность помочь ко-
1 Гм список тпудов И.И.Смирнова в кн.: Крестьянство и классовая борьба в фео-
дальной России. Сб. ст. памяти Ивана Ивановича Смирнова. Л., 1967. С. 447.
2 см • Формозов А.А. К столетнему юбилею В.И.Равдоникаса// Российская археоло-
гия 1996 №З.С.2ОО.
* Архив РАН Ф- 697. Оп. 2. Д. 188. Л. 3. Топорковская Х.С. Ранние годы жизни
^'^м^оГсергея Сергеевича Дмитриева И Отечественная история. 1999. № 3.
С. 151.
125
му-нибудь, как Анна Михайловна делала для этого всё от неё зави
сящее»* 1.
В этой же группе были также конъюнктурщики и карьеристу
По воспоминаниям Г.З.Иоффе, Минц представлял собою «смесь по-
разительной живучести, душевной жёсткости, идейного цинизма»2
Ю.А.Поляков писал о нём: «Будучи человеком умным и хорошо зная
историю не только по документам, но и по собственному опыту, он
понимал, что очередной поворот в освещении истории не соответст-
вует фактам, но исходил из бесполезности какого-либо противостоя-
ния Кремлю и Старой площади. И постепенно в нём выработалось
умение не просто повернуться, а повернуться первым, показать, как
надо поворачиваться, и поучать тех, кто не сумел, не успел или —
избави бог — не захотел повернуться. Минц был хитрым и бесприн-
ципным. Хитрым от природы и беспринципным от эпохи.»3.
Историческую науку и Покровский и его ученики рассматрива-
ли как науку главным образом политическую, как сферу борьбы с
классовыми врагами. «Положение на историческом фронте отражает
собою положение на политическом фронте. Это имеет место по от-
М. Н.Покровский.
ношению ко всем нау-
кам, особенно общест-
венным. Но в истории
как наиболее политиче-
ской из всех наук это
отношение наиболее яр-
ко и заметно», — писал
Покровский в докладной
записке к секретарям ЦК
партии в 1931 г. Таким
образом, каждое иссле-
дование по истории име-
ло политический смысл,
1 Некрич А.М. Отрешись от страха. Воспоминания историка. Лондон, 1979. С- 102,
103.
1 Иоффе Г.З. Зарисовки памяти // Отечественная история. 1999. № 4. С. 136.
Поляков Ю.А. Ровесник эпохи //Там же. С. 147,148.
РГАСПИ. Ф. 147. On. 1. Д. 42. Л. 10.
126
было выступлением за или против советской власти, за или против
марксизма.
Такие воззрения накладывали отпечаток и на отношения между
историками-учениками Покровского. В том же письме Покровский
так отзывался о некоторых своих учениках: «Я долго терпел в каче-
стве своего помощника в ИКП т. Минца, роль которого теперь со-
вершенно выяснена. Потеряв, наконец, терпение и сняв его, я назна-
чил на его место т. Ванага, когда-то, до XIV съезда, троцкиста, буду-
чи уверен, что он свой троцкизм давно изжил. Оказалось что я оши-
бался, и что троцкистские связи и знакомства продолжают иметь
влияние на тов. Ванага. Пришлось снять и его»1. В 1931 г. и Панкра-
това на какое-то время получила позорящий её политический ярлык.
«В течение ряда месяцев со стороны ряда работников исто-
рического] отделения ИКП во главе с секретарём ячейки тов. Гам-
баровым т. Панкратова... ложно обвинялась в правом уклоне. Травля
достигла таких размеров, что тов. Панкратова нервно заболела и бы-
ла отправлена в санаторий. Только вмешательство со стороны ЦК
ВКП(б) положило конце этой гнусной травле т. Панкратовой..., и
она была реабилитирована», — писал работник ИКП П.О.Горин в
секретариат ЦК партии2.
Опыт пребывания в партии, ожесточённая борьба с «уклони-
стами», «врагами народа» воспитали в «красных профессорах» осто-
рожность и боязнь оказаться не на нужной идеологической позиции.
По наблюдениям ученика Покровского Н.Н.Эльвова, в 1930-х гг.
среди его коллег — «красных профессоров» — царила атмосфера
страха и растерянности. Ему говорил С.Г.Томсинский: «Смотри, что
делается в партии — ребята боятся собраться на вечеринку. Панкра-
това — боится у себя, Ванаг — у себя». В феврале 1932 г.
С.А.Пионтковский писал, что после многочисленных партийных
проработок у него появился страх перед аудиторией. Он боялся го-
ворить, так как студенты искали в его лекциях «уклоны». В дневнике
Пионтковский писал: «Говорят, что я поседел в этот месяц. Чёрт его
знает, уж очень трудно, пробывши 13 лет в партии, согласиться с
тем что ты все 13 лет был в партии лишь рупором враждебных клас-
1 ям же Л об.
2 Историк и время. 20-50-е годы XX века. А.М.Панкратова. М„ 2000. С. 201.
127
сов»1. Минц, по воспоминания современника, «был сверхпослущн
член партии. Указания ЦК, обкома, райкома, любого партийно?
мальчишки-инструктора были для него законом. Несмотря на своё
высокое положение, он боялся... своей партии!»2
Сохранилось ценнейшее свидетельство современника о Пан
кратовой — дневниковая запись 1939 г.: «8 января. Барвиха. У фОн.
тана профессор Юдин горячо отстаивает невиновность профессора
Плетнёва, осуждённого как враг народа. Ко мне подошла академик
Панкратова, она коммунистка с начала революции. Увела гулять в
парк. Пояснила, что надо быть осторожным и стараться избегать
присутствия в пёстрой компании при таком остром политическом
вопросе. Долго ли попасть во враги народа? На мой вопрос, значит
она не верит, что все осуждённые враги народа? В это никто не ве-
рит, ответила она»3. Страх заставлял молчать Панкратову, таить свои
мысли, играть определённую роль. В 1964 г. Нечкина вспоминала:
«В эпоху культа личности историки оказались все разобщёнными,
нельзя было поделиться своими мыслями, сомнениями даже с близ-
кими друзьями, и не потому, что ваш друг станет завтра предателем,
а щадя этим самым друга, боясь поставить его в трудное положение
при обсуждении какого-нибудь спорного вопроса»4.
Таким образом, и в среде «красных профессоров», как и в среде
специалистов «старой школы», страх срабатывал как важнейший ин-
струмент руководства людьми.
Между двумя группами историков отношения были разными.
Деление на два лагеря было заметным даже чисто внешне. Как-то в
1924 г. в одном из писем Яковлеву Веселовский писал об окружав-
ших его людях в санатории Академии наук: «Публика очень "раз-
ная”, с большой примесью "наших". Вообще — квинтэссенция рус-
ской интеллигентщины»5. О сохранении такого заметного деления и
в 1930-х гг. говорил автору этих строк А.А.Формозов. Таким обра-
1 Литвин А. Без права на мысль. С. 104,181.
2 Иоффе Г.З. Зарисовки памяти. С. 137.
3 Соловьёв И.Г. Тетради красного профессора // Неизвестная Россия. XX век. T.1V.
М., 1993. С. 200.
4 Всесоюзное совещание о мерах улучшения подготовки научно-педагогических
кадров по историческим наукам 18-21 декабря 1962 г. М., 1964. С. 89.
5 Переписка С.Б.Веселовского с отечественными историками. М., 2001. С. 467.
128
ЗОМ, с каждой стороны разделённого мира историков отчётливо были
видны «наши» и «не наши».
«Красные профессора» видели в марксизме воплощение науч-
ности, всё немарксистское в их глазах было ненаучным. Поэтому к
«старым специалистам» они относились критически, подозрительно
и с большой долей неоправданного самомнения. «Красные профес-
сора» не верили в то, что «старый специалист» не враждебен совет-
ской власти, марксизму. « Сколько волка ни корми, он всё в лес
смотрит! Я не раз слышал такую характеристику старых профессо-
ров из уст советских вероучителей», — писал Авторханов1. Вождь и
учитель «красных профессоров» Покровский считал возможным от-
зываться о книге Веселовского «Происхождение вотчинного режи-
ма» с раздражением и язвительностью, смешанными с некоторым
презрением: «Перед человеком груда марксистских и полумарксист-
ских работ по русской истории. До всего этого ему нет никакого де-
ла. Как отцы и деды исследовали так и я буду исследовать. И моло-
дёжь учить исследовать... А до разных там ересей мне дела нет»2.
И это писал человек, который как исследователь по сравнению с Ве-
селовским был пигмеем по сравнению с великаном!
Покровского, который занимал командное положение в исто-
рической науке до самой смерти в 1932 г., «старые специалисты» не
любили и за тонкий голосок (в сочетании с другими качествами) на-
зывали гнусом. Тот терпел их по необходимости. Ученики Покров-
ского порой были настроены более решительно, чем их учитель. По
воспоминаниям Н.И.Ульянова, Пионтковский говорил своим учени-
кам в Коммунистической академии об арестованных по «Академиче-
скому делу» историках: «На всём протяжении революции они защи-
щали интересы собственников. Они все были проникнуты острей-
шим национализмом. Они - последнее сопротивление буржуазии,
последние судороги мертвеца... Наша задача заключается в том,
чтобы помочь им поскорее умереть, умереть без следа и остатка» .
I А -о а Технология власти. Франкфурт-М., 1976. С. 57.
2 П^Еий М Н С. научно-исследовательской работе историков И Правда. 1929.
17 марта. С. 2. фПлатонОВ // Новый журнал. Нью-Йорк, 1977. № 126. С. 194.
Ульянов Н.п. ’некого «гнусной личностью, сексотом и доносчиком» (Там
Ульянов назвал Пионтков^
же).
9. Дубровский А. М.
129
В 1930-е гг. сложилась парадоксальная на первый взгляд Си
ция. Для власти, задумавшей крутой поворот в идеологии и истщ?'
ческом сознании народа, «красные профессора» оказались мен
подходящими, чем «старые специалисты». Они были отягощены го
зом прежних коммунистических идей и представлений, противоре'.
чивших тому, что говорили вожди на новом этапе деятельности пап-
тии. С 1931 г., когда Сталин опубликовал своё знаменитое письмо «О
некоторых вопросах истории большевизма» в редакцию журнала
«Пролетарская революция», началась идейная чистка среди комму-
нистической интеллигенции. В письме вождь провозгласил троцкизм
«передовым отрядом контрреволюционной буржуазии»1. Какой
страх должны были испытать те историки, которые в тот или иной
период своей политической карьеры разделяли взгляды Троцкого и
публично заявляли об этом! Письмо Сталина коллективно изучалось
и обсуждалось в научных учреждениях, а затем последовали органи-
зационные меры: ликвидация Общества историков-марксистов, Об-
щества ссыльных и политкаторжан и других обществ, Коммунисти-
ческой академии и пр. Историки-«красные профессора» подверглись
репрессиям, вероятно, более жестоким, чем старые специалисты.
Многие были расстреляны в 1930-х гг.: в 1935 г. — В.И.Невский,
Зайдель, И.Л.Татаров, Эльвов, в 1936 — Ванаг, Фридлянд, Приго-
жин, С.Г.Томсинский, Ю.М.Бочаров, в 1938— Лукин. Иные, как
С.М.Дубровский и его жена Б.Б.Граве, на многие годы оказались в
ссылке. В 1931 г. пошла первая волна репрессий по отношению к
«красной профессуре», потом, в 1934 г. (после убийства Кирова) —
вторая. Были уничтожены все, кто занимал командные места в исто-
рической науке. К концу 1930-х гг. школа Покровского фактически
была разгромлена. Всё это означало откат «культурной революции»
в науке, признание приоритета не классового происхождения, а про-
фессиональных знаний Формирование научных кадров (приём в ас-
пирантуру) теперь должно было идти за счёт людей, успешно закон-
чивших высшие учебные заведения по представлению кафедр и со-
ветов вузов.
С 1930-х гг. и та и другая группа историков была вынуждена
идейно эволюционировать, приспосабливаясь к новым требованиям
1 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 98.
130
жизни. Вместе они должны были участвовать в формировании ново-
го понимания отечественной истории. В 1930-е гг. сложилась новая
система организации исторической науки, которой не было в дорево-
люционной России, система строго централизованная, находив-
шаяся под контролем ЦК партии. «Штабом исторической науки» был
Институт истории АН, куда были стянуты лучшие силы.
Кто же уцелел, а кто был потерян при этой реорганизации? От-
вет на вопрос даёт очень характерную для времени картину. На ис-
торический факультет Ленинградского университета пришли исто-
рики из Государственной Академии истории материальной культуры.
Это были, по замечанию Я.С.Лурье, «спецы», попутчики —
В.В.Струве, Греков, О.О.Крюгер, С.И.Ковалёв, О.Л.Вайнштейн и
бывшие аспиранты ГАИМК И.И.Смирнов, В.В.Мавродин,
К.М.Колобова и др. Рядом с ними появились люди совсем иного кру-
га, «буржуазные историки» — И.М.Гревс, О.А.Добиаш-Рождест-
венская, С.Я.Лурье. Пришли из Историко-археографической комиссии
С.Н.Валк, Н.Ф.Лавров. Из ссылки вернулись Тарле, М.Д.Присёлков,
Чернов. Историк античности С.А.Жебелёв, считавшийся ещё в 1930 г.
«махровым черносотенцем», теперь стал уважаемой фигурой1.
Потерянными в процессе этой реорганизции оказались в боль-
шей мере «красные профессора», вчерашние руководители того или
иного участка «исторического фронта»: задававшие тон в ГАИМК
Кипарисов, М.М.Цвибак, А.Г.Пригожин, Быковский, а также порабо-
тавшие некоторое время деканами исторического факультета ЛГУ
Зайдель, А.К.Дрезен, Дубровский (к 1937 г. на истфаке вообще не
было декана).
Кто-то из «красных профессоров» уцелел. Одного из них
Д.Н.Альшиц вспоминал так: «Я помню, как, гремя палкой, вышаги-
вал по коридорам истфака известный в то время официозный исто-
рик СССР Николай Арсеньевич Корнатовский (ученик И.И.Минца —
АД) который просто-напросто запрещал студентам задавать ему
вопросы касающиеся досоветской истории. Выдавая своё невежест-
во за доблесть, он даже хвалился тем, что не знает и не желает знать
историю России до реформы 1861 г.» .
1 п - Е я Исгооия одной жизни. Париж, 1987. С. 163.
‘ аХХд “ Б. Сквозь (ярой эпох//Нева. 2001. № I. С. 144.
131
9»
Аналогичная картина была и в Московском универе
В 1934 г. на кафедру истории СССР, которой заведовала Панкрат^’
пришли специалисты в основном из двух учреждений — Инстит’
истории РАНИОН и Коммунистической академии. Это «старые с
циалисты» и их ученики Бахрушин, Базилевич, Греков, ДружИн^'
Тихомиров, а также ученики Покровского — Ванаг, А.А.Гайсинович
Дубровский, Нечкина. В дальнейшем репрессиям были подвергнуты
именно «красные профессора» — Ванаг, Гайсинович, Дубровский.
Теперь наука была централизована, лучшие её силы были стя-
нуты в университеты и Институт истории АН СССР. Так для власти
легче было контролировать работу историков. И «красные профессо-
ра» и «старые специалисты» оказались вместе — в одном Институте,
на одних университетских кафедрах. Таким образом, между ними в
той или иной степени происходило идейное и профессиональное
сближение. Партийные чиновники, вся система внутрипартийной
жизни и организации исторической науки воспитывали определён-
ные черты личности у историков. Как и партчиновники, историки
должны были с религиозным благоговением относиться к высказы-
ваниям Сталина, решениям ЦК партии, не говоря о трудах основопо-
ложников марксизма-ленинизма. В этом проявлялось действие «ком-
паса партийности», о чём говорила Панкратова. Без цитат из сочине-
ний «основоположников» и документов партии опубликование в
СССР научных трудов по истории было немыслимо. Высказывания
Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина становились аргументами в на-
учных дискуссиях. По воспоминаниям Тихомирова, как-то в Инсти-
туте истории в споре с Базилевичем о Киевской Руси Бахрушин
«вскочил со стула и проговорил своим медово-сладеньким голосом,
обозначавшим крайнюю растерянность и неудовольствие: "А Маркс
с Вами, Константин Васильевич, не согласен". Базилевич, препода-
вавший в Высшей партийной школе, где полагалось быть безупреч-
ным марксистом в те времена, во времена Сталина, возмущённо
вскочил и заметил: "Вы не имеете права так говорить. Я высказываю
своё мнение совершенно согласно с тем, что говорят классики мар-
ксизма-ленинизма"»1. А ведь в 1920-х гг. Бахрушин слыл «марксое-
дом». Теперь же, во второй половине 1930-х, он, приняв правила иг-
См.: Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С. 82-83.
132
ры, сам стал обращаться к трудам классиков марксизма, как верую-
щий к священному писанию.
Сохранившиеся материалы позволяют сказать о воззрениях
Бахрушина подробнее. Чтобы приблизиться к пониманию жизненной
позиции историка в советское время его творчества, нужно обратить
внимание на его идею единения российского общества во имя общих
патриотических целей. Эту идею он высказывал и в молодые годы и
в старости. Возможно, это вывод из его общественно-политической
деятельности в годы работы в Московской городской думе и в орга-
низации «Союз городов» в годы Первой мировой войны». Впервые
эту идею Бахрушин высказал в статье «Московский мятеж 1648 г.»
(опубл, в 1917 г.) . Историка особенно заинтересовал сложившийся в
ходе восстания в Москве «договор между верховной властью и под-
данными», сплочение различных социальных сил — «всей земли»,
благодаря чему было принято Соборное уложение 1649 г. и проведе-
ны важные реформы. Много позже, в 1945 г., Бахрушин опубликовал
статью «"Избранная рада" Ивана Грозного»2. В ней он снова, но уже
опираясь на другой материал, отчётливее развивал всё ту же мысль о
компромиссе между разными социальными группами в правительст-
ве Ивана Грозного. Результатом этого единения были значительные
реформы, направленные на усиление Российского государства, что
отвечало потребностям страны. Итак, важной, если не важнейшей
политической идеей в воззрениях Бахрушина была идея компромис-
са внутри российского общества во имя общих целей. Этот вывод
подкреплён свидетельством А.А.Формозова, слушавшего курс лек-
ций Бахрушина в Московском университете. По словам Формозова,
идея необходимости единения разных социальных сил России для
решения очередных задач красной нитью проводилась Бахрушиным
через весь его лекционный курс по истории РоссииЛ4а этой идейной
почве историк строил свой компромисс с властью. Принял ли он при
этом характерную для этой власти идеализацию революции? Вряд
ли Просмотр популярных брошюр, созданных Бахрушиным к юби-
ли. iipuvMw Е 7 ад следующее: рассказывая о жизни сто-
X в°и“. Хик“бЫ™й
1 Бахрушин С.В- Научные труды. Т.П. М., 1954. С. 46-91.
2 Там же. С. 329-352.
133
волюции в этом городе, отговариваясь тем, что они у всех ещё Жив
в памяти. Не было ли в этом умолчании желания скрыть своё под
линное отношение к событиям, во время которых пули влетали в ок'
на его дома? Не была ли революция для Бахрушина наименее удач^
ным путём решения общественных проблем?
Либерал Бахрушин, вероятно, до конца своих дней остался ли-
бералом. Учитывая освоение им марксизма в советском варианте
для характеристики историка можно употребить не слишком удобно
звучащее словосочетание — марксизованный либерал. Вероятно, это
определение можно было бы приложить к абсолютному большинст-
ву (если не ко всем) «старым специалистам».
Власть воспитала в историках цинизм, приспособление к об-
стоятельствам. Выше, во введении, уже цитировались строки из
письма Тарле к А.Д.Люблинской о том, как нужно писать научную
работу, отдавая дань идеологии и вместе с тем проводя историческое
исследование.
Консультацию Тарле можно было бы поставить в параллель со-
ветам, которые получил режиссёр А.П.Довженко от некоего Н., друга
Берии. Тот говорил: «Ты работай как я: думай что хочешь, а когда
делаешь фильм, разбрасывай по нём то, что любят: тут серпочек, тут
молоточек, туг серпочек, тут молоточек, там звёздочка»1 2.
Демонстративные цитаты из сочинений «основоположников»,
общение с «верхами» были средствами защиты от обвинений в укло-
не от марксизма. Не случайно Тарле усилено подчёркивал во всяком
разговоре: «Когда я был принят Иосифом Виссарионовичем, то...» .
От историков так же, как от партийных чиновников, требова-
лась высокая, безжалостная к самим себе работоспособность про вы-
полнении срочных заданий, спускаемых «сверху». Во второй поло-
вине 1930-х гг. в письмах к А.А.Андрееву Бахрушин описывал свои
труды так: «Тремя новогодними ночами (с 30-го по 1-е) я воспользо-
вался, чтоб в основном закончить учебник. Теперь — доделки и ре-
дактирование». «Я... сидел ежедневно часов до 4-х», «сидел по ночам
1 Довженко А.П. Из записных книжек // Советские писатели. Автобиографии. Т.П.
М., 1966. С. 227.
2 Полетика Н.П. Виденное и пережитое (Из воспоминаний). Тель-Авив, 1982. С. 393.
134
до 4-х и 5 часов утра»1. Это типичные, повторявшиеся фразы из писем
Бахрушина. Работа шла не систематически и размеренно, а с надры-
вом, на пределе сил, что вообще было характерно для советской жизни
с её производственной штурмовщиной, стремлением выполнить дос-
рочно всякий план, а пятилетку — в четыре года.
И жёсткость в отношении друг к другу удавалось насаждать
власти в среде историков. Податливы на это были функционеры от
науки. Быковский грозил: «Для тех, кто марксистски мыслить не мо-
жет, должны быть применены методы воздействия более сильные,
чем разъяснения и убеждения»2. Археолог А.Н.Бернштам говорил:
«Я ищу врагов повсюду. Если враг оказался в археологии, я изучу
археологию, чтобы разгромить врага»3. Жестокость удалось воспи-
тать особенно у того поколения, которое вступило в науку уже в ус-
ловиях советской власти, для которого идейная непримиримость бы-
ла привычной нормой жизни. Б.Ф.Поршнев, долгие годы воевавший
с О.Л.Вайнштейном, однажды признался в порыве откровения: «Как
приятно наступить на горло врагу»4.
Итак, после Октябрьской революции, в 1920-е гг., историческая
наука пережила труднейшие времена, во время которых произошла зна-
чительная потеря кадров исследователей, научных объединений, иссле-
довательских традиций. В конце!920-х — начале 1930-х гг. волна ре-
прессий нанесла кадрам науки ещё более сильный удар, в результате
которого историческая наука и историческое образование практиче-
ски исчезли в СССР.
К 1930-м гг. сложился тот кадровый состав идеолого-про-
пагандистского аппарата, который был способен диктовать истори-
ческой науке идеи, которые плохо сочетались с марксизмом и преж-
ними идеями большевизма. В это время политическая обстановка с
особой силой потребовала патриотизации сознания населения стра-
ны что было немыслимо без использования традиционных истори-
ческих ценностей, опыта отечественной науки и «старых кадров».
В результате репрессивных и организационных мер, принятых вла-
' Пубоовский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С. 86.
2 Формозов А.А. Русские археологи до и после революции. С. 51.
4 А.М^Отрешись от страха. Воспоминания историка. С. 57.
135
стью, были собраны в Институте истории АН СССР и поставлены
под политико-идеологический контроль партийно-государственного
аппарата историки, готовые создать новую концепцию отечествен-
ной истории, ориентированную на идеи, которые теперь стали для
партии политически актуальными. «Красные профессора» не всегда
были удобны для партийной элиты из-за своей осведомлённости в
марксизме, истории партии и отсутствия знаний в области ранних
периодов отечественной истории.
Включаясь в созданные властью системы (социально-по-
литическую, научно-исследовательскую, образовательно-прос-
вещенческую), маневрируя из-за желания выжить, заниматься люби-
мым делом, спасти исследовательские традиции, честолюбивого
стремления к лидерству в науке, историки «старой школы» вольно
или невольно становились рупорами идей, которые им навязывала
власть. Им было тяжелее, чем представителям естественных и точ-
ных наук. Власть не вмешивалась в содержание физики, химии, ма-
тематики. Историки же были обязаны овладеть марксистским мето-
дом исследования, усвоить новые для них понятия и стиль мышле-
ния. В итоге в своей науке они выступали фактически как «маркси-
зованные либералы». Принимая правила игры с большей или мень-
шей долей цинизма, и «красные профессора» и «старые специали-
сты» делали новые политико-идеологические ценности партии соб-
ственными средствами для защиты и выживания, приближаясь по
типу личности и формам поведения к партийно-государственному
чиновнику. Мощным катализатором в этом процессе был страх перед
новыми репрессиями со стороны власти.
ГЛАВА III.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ТЕМА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ЛИТЕРАТУРЕ: К НОВОМУ ПОНИМАНИЮ
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
Поворот к созданию нового облика отечественного прошлого
партийно-государственная элита повела постепенно, но в то же вре-
мя и с размахом, используя те средства воздействия на массовое соз-
нание, которые были обращены к самой широкой аудитории. В пер-
вую очередь это была художественная литература, затем — театр и
кино. Непосредственным объектом политического воздействия стали
те писатели и поэты, которые работали в области исторического
жанра.
1. Тема Петра Первого в произведениях А.Н.Толстого
Новое понимание отечественной истории с течением времени
всё яснее выступало в творчестве Алексея Николаевича Толстого,
который обратился к теме жизни и деятельности одной из ключевых
фигур в российской истории — Петра I.
В 1920-х гг. в художественных произведениях на исторические
темы главной, центральной была тема революции. Литература разра-
батывала идею преемственности многовековой героической борьбы
в отечественном прошлом и настоящем. Положительным героем та-
ких произведений были вожаки народных масс или представители
революционной интеллигенции. Толстой же обратился к совершенно
иному герою — государственному деятелю, монарху, что было со-
звучно новым тенденциям в партийно-государственной идеологии.
137
TPMV Толстой начал разрабатывать давно, еще
Как известно, эту тему , и оМ в 1917 г. В этом произведении
в рассказе «День Петра», на атОра, насыщая своё повествование
писатель обрисовывал о Р мапопрИВЛекательными подробностями,
натуралистическими, поро g ения этой полулегендарной лич-
добиваясь реалистическо к земные черТы. Так в самом на-
ности. В Петре ™ с «присвистами, с клокота.
X» уТД «орузлые пальцы», «рот красивый, ио обезображен-
ный постоянным усилием сдержать гримасу». И вместе с тем в нем
Н^то необычайное: «страшная воля», «жадная, лихая душа, „е.
упокоенная, голодная». От его взгляда падают в обморок - «анти.
христ не человек», «взгляд впитывал, постигал, проникал пронзи-
тельно, мог быть насмешливым, издевательским, гневным» .
Пётр — царь, хозяин, «загоревшийся досадой и ревностью: как
это _ двор его и скот, батраки и все хозяйство хуже, глупее сосед-
ского?» И вот он взял «непосильную человеку тяжесть» — прору-
бить окно в глухой стене своего российского дома. «Треснула сверху
донизу вся непробудность, — окно всё же было прорублено, и све-
жий ветер ворвался в ветхие терема, согнал с тёплых печурок за-
спанных обывателей, и закопошились, поползли к раздвинутым гра-
ницам русские люди — делать общее государственное дело»2.
Наряду с темой Петра в рассказе Толстого развита и тема Рос-
сии, народа. Дело Петра отзывается народной мукой. И город его
строился для новой муки. «От податей, оброков, дорожных и войско-
вых повинностей стоном стонала земля. Но думать, даже чувствовать
что-либо, кроме покорности, было воспрещено»3.
Две символические фигуры встают в воображении читателя —
царя и пытанного в застенке проповедника антихриста Варлаама, оли-
цетворяющего собою Россию. Оба обречены на общую муку — <<н0
всё же случилось не то, чего хотел гордый Петр; Россия не вошла, на-
рядная и сильная, на пир великих держав. А подтянутая им за воло-
сы, окровавленная и обезумевшая от ужаса и отчаяния предстала но
Толстой А Н. Поли. собр. соч. Т. 4. С 389 390
Там же. С. 393,395,413 ’
Там же. С. 392,393.
138
вым родственникам в жалком и неравном виде — рабою»1. В этом,
по мысли Толстого, проявился трагический смысл русской истории,
горечь судьбы отечества, невозможность подчинить себе стихию
русской жизни даже для такого могущественного человека как Петр.
Позже, в 1927 г., Толстой снова обратился к теме Петра, решив
разработать ее шире и подробнее. В декабре 1928 г. он закончил пье-
су «На дыбе». 23 февраля 1930 г. состоялась
премьера спектакля во Втором Московском
Художественном театре. О пьесе Толстой
вспоминал так: «Я тогда ещё не понимал
того, что понимаю теперь, в пьесе еще мно-
го романтики»2. Как и в рассказе «День
Петра», в пьесе историческая эпоха начала
XVIII в. была представлена автором в сгу-
щённо-мрачных тонах, а дело Петра показа-
но обречённым на гибель: в последней кар-
тине действие происходит во время навод-
нения в Петербурге, заключительные слова
Петра трагичны: «Вода прибывает. Страшен Н.Толстой
конец»3.
В пьесе показана «несносная тягота жизни» Петра — труды,
казни, воровство и обман со стороны ближайших сотрудников и еди-
номышленников, измена делу Петра его собственного сына, измена
ему лично любимой женщины — Екатерины. Трагедия царя прони-
зывает всё произведение.
Однако на дыбе оказывается не только Петр. Им же на пыточ-
ную дыбу поднята вся страна. Пьеса развивала тему хождения наро-
да по мукам. Суть происходившего в России при Петре автор пере-
дал словами сторонних наблюдателей народной трагедии — ино-
странцев, глядевших на казнь стрельцов:
— Государь хочет поразить ужасом свой народ и научить их
европейской торговле и промышленности.
2Там же с. 395.
Там же. Т. 13. С. 495.
1амже. Т. 10. С. 653.
139
есть слишком нетерпеливый способ насадить торговли,
И промышленность социальный эксперимент Петр, олице-
Страна, где став <<унылые холмы. Покинутая деревня на
творена в катане д Н крыша, поваленные заборы и воро-
лошадиная падаль... .Изба Антона Воробья. Солома с
та’ НаУ^лпм7ена скотине. Избёнка покривилась, в узкое окошечко
крыши скорм В0р0бей, тощий мужичок с козлиной боро-
дХТбХм/вХом армяке и гречишнике»’ Этот Воробей ест
лебеду так как хлеб у него взяли в виде оброка и податей: «Царю дай,
боярину дай». Неодобрительно отзывается он о Петре: «Чорт голланд-
ский», «этим моим сухарём он, царь, когда-нибудь подавится»3. Так
же говорят о Петре оборванные мужики, которых согнали на строи-
тельство Петербурга: «Какой он царь — враг, оморок людской»4.
Вместе с этой Русью убогой Толстой показал и Русь разбой-
ную: среди крестьян слышатся вести о восстании Булавина, а в ог-
рабленной царскими слугами деревне мужики свистят разбойничьим
свистом, их предводитель Лоскут ловко скрывается от драгун, сма-
нивая с собой Антона Воробья. В Москве раздраженная толпа коло-
тит приближённых Петра, разбивая им носы.
В шестой картине Антон Воробей представлен солдатом, уча-
стником Полтавской баталии. Он преследует бежавшего Карла XII.
Сознание его помутилось от страшной резни — «людей как снопы
кидали». Он ранен. Не в силах стоять, Антон падает, погибая. «Пора-
ботали мы на тебя, царь...» — одна из последних фраз Антона5. В ней
автор заключил мысль о цене, заплаченной народом и за победу и за
все преобразования Петра. Таким образом, тему народа, как и в рас-
скол^кл еНЬ ^бТРа>>’ Т-сТОй продолжал разрабатывать в трагиче-
tpup иГеСТе 2,тем в пьесе зазвучали и новые нотки, в частности, и в
арода. При строительстве корабля Петр говорит с голландским
1 Там же. С. 583.
2 Там же. С. 596.
’ Там же. С. 596-597.
Там же. С. 606.
Там же. С. 623.
140
шкипером, который дает ему дельный совет. А русский неграмотный
мастер Ермилов, предложив совершенно новый приём в конструиро-
вании судна, заткнул за пояс иностранца. «Это — необыкновенно.
Это не бывает...» — бормочет пораженный голландец. «Голова золо-
тая», — восхищается царь1.
В торжестве русского самородка над западной наукой и её
людьми выступают иные черты русского характера и ума, не только
терпение и разбойничье бунтарство. Здесь возникает взаимопонима-
ние между царём-реформатором и мужиком. Символичны их фигу-
ры, склонившиеся над чертежом корабля, они олицетворяют едине-
ние царя с наиболее талантливой частью народа.
Другая новая идейная линия пьесы, на которую обычно обращали
внимание исследователи творчества писателя, — мысль о государст-
венной пользе дела Петра. Она сменила собою выраженное в «Дне Пет-
ра» представление о реформах как о проявлении хозяйского произвола
царя, как о ненужной попытке напялить на старую Русь западноевро-
пейский кафтан. Новая — государственно-патриотическая — идея зву-
чит в монологах царя: «Русские люди... Ради тунеядства своего любому
чорту готовы государство продать», «хочу видеть у людей думу о поль-
зе государственной, — не одно воровство», «для ради государственной
пользы каждому надлежит жизнь положить»2. Мысленно Толстой
сближал Петра со своими современниками. Царь представлялся Тол-
стому революционером на троне. Не случайно ряд сцен в черновых на-
бросках писателя объединяло одно название — «Контрреволюция»3.
Новые идеи были представлены в пьесе несколько приглушён-
но. Важно то, что они уже имелись в первоначальной редакции про-
изведения.
Как вспоминал Толстой, «постановка первого варианта "Петра"
во 2-м МХАТе была встречена РАППом в штыки, и её спас товарищ
Сталин, тогда еще, в 1929 году, давший правильную историческую
установку петровской эпохе»4.
2 Там же. С. 592.
3Там же. С. 602,604,626.
4 Крестинский Ю.А. А.Н.Толсгой. Жизнь и творчество (Краткий очерк). М., 1960. С. 179.
Толстой А.Н. Поли. собр. соч. Т. 1. С. 87. Спектакль продержался на сцене в тече-
Ние четырёх лет, пока Толстой не написал другую редакцию пьесы (См. Крестин-
Ский Ю.А. А.Н.Толстой. Жизнь и творчество. С. 182).
141
После отрицательных отзывов спектакль был снят с репертуара.
А позже___после вмешательства Сталина возобновлён. Возмож-
но Сталин усмотрел в пьесе Толстого детали, соответствовавшие
новым идеологическим тенденциям: реабилитацию русского нацио-
нального характера и тему государственной пользы. Скорее всего он
оценил сам факт обращения писателя к актуальной с его точки зре-
ния теме государственных преобразований и строительства: как уже
было сказано выше, еще в 1928 г. на пленуме ЦК партии Сталин
вспомнил Петра и его «своеобразную попытку выскочить из рамок
отсталости». С лета 1929 г. в печати начали публиковаться фрагмен-
ты из нового произведения Толстого «Пётр Первый», и Сталин, ве-
роятно, принял во внимание и это обстоятельство. Так что в глазах
вождя имело значение обращение к теме, а не то, что пока получи-
лось у автора в пьесе.
Свой роман о Петре Толстой задумал ещё в период работы над
пьесой «На дыбе». На первых порах он называл своё новое произве-
дение повестью1. К 1933 г., когда масштабы создаваемого стали бо-
2
лее ясными, оно стало называться романом .
Сохранилось интересное и важное для осмысления творчества
Толстого свидетельство французского писателя (русского по проис-
хождению) В.Сержа. Они были знакомы с 1922 г. Серж вспоминал о
встречах с Толстым в СССР в начале 1930-х годов: «Он приглашал
меня в Детское Село, на свою дачу, обставленную мебелью из импе-
раторских дворцов, слушать начальные главы своего "Петра Перво-
го". Не очень хорошо выглядевший в то время, потрясённый зрели-
щем разорения деревни, он задумывал развить в своем большом ис-
торическом романе идеи защиты крестьянства от тирании и объяс-
нить тиранию существующую тиранией прошлого»3. Замысел Тол-
стого, о котором так кратко рассказал Серж, вполне созвучен по сво-
ему содержанию и рассказу «День Петра» и пьесе «На дыбе». Свиде-
тельство Сержа подкрепляется и началом романа «Пётр I», в котором
автор вводит читателя в крестьянский быт конца XVII в., повествуя о
г Т°лстой А Н: Д7Р)Р?^Ь1Й (повесть)11 Новый мир. 1929. № 7. С. 67-103.
См.. Новый мир. 1933. № 2. С. 3. Содержание журнала.
С зТ 328 ре“'"ОШ,“ к Воспоминай™ революционера. М„ 2001.
142
делах и заботах Ивана Бровкина и время от времени высказываясь-о
тяжкой доле крестьянства в целом.
«Немного позднее аналогия, которую он провел между Петром
Великим и генсеком, странным образом понравилась последнему,_____
рассказывал Серж. А.Толстой, когда выпивал, тоже кричал, что
почти невозможно писать под таким гнётом. Он заявил это самому
генсеку во время приема писателей, и генсек отправил его домой на
своей машине, успокоил, заверил в своей дружбе... На другой день
печать прекратила нападки на прозаика; А.Толстой взялся за перера-
ботку своих произведений»1.
Видимо, Серж описывал те дни, когда критики нападали на
Толстого в связи с пьесой «На дыбе», и Сталин защитил писателя.
Событие не могло не быть впечатляющим для Толстого, недаром он
вспомнил о нём в автобиографии. А поскольку Сталин сообщил ему
о своей «установке петровской эпохе», писателю стало ясно, как
именно нужно оценивать дело Петра, каков в этом отношении соци-
альный заказ. «Говорит так обыкновенно, а потом спохватываешься:
да ведь это директива», — так воспринимал Толстой, по его собст-
венным словам, свои беседы со Сталиным2.
Идейный поворот Толстого был заметен уже в публиковавшей-
ся в начале 1930-х гг. первой части романа. В связи с этим изменился
и тон критики. В пятом номере «Нового мира» за 1933 г. была напе-
чатана статья А.О.Старчакова «Творческий путь А.Н.Толстого» . Ав-
тор статьи одну из её частей посвятил исторической прозе писателя.
Он построил свои рассуждения на противопоставлении ранних про-
изведений Толстого о Петре новому, еще не завершённому роману.
В рассказе «День Петра», писал Старчаков, «историю творит
личность, демоническая, необузданная, неукротимая в своих стра-
стях». В пьесе «На дыбе» проявилась «чудовищная гипертрофия
центрального образа. В Петре периода рассказа и трагедии нет ни
одной человеческой черты; это колосс, небожитель, титан» .
1 Там же. С. 328.
2 Воспоминания об А.Н.Толстом. Сборник. М., 1973. С. 367 (воспоминания
2 Старчаков А. Творческий путь А.Н.Толстого // Новый мир. 1933. № 5. С. 260-276.
Там же. С. 266,267.
143
Говоря о романе, критик поднимался до самого восторжен
гГТ- чудесная поэма о победе разума и воли над стихир
Т0На; ° о победе движущих прогрессивных сил истории над w
косностью, опоо А здесь даны и <<идейная атмосфера» и <<соад
CTeHe «lS>> «оправданы те огромные издержки которыми
альная борьоа», к словом> писаТель создал «образное истод,
провождалось э ЭПОхи»’.
кование истории йщее развитие литературоведческих работ
Как показш д * этих ВЫСКазываниях современной писателю
о творчестве юл , тпалиния апологетического истолкования
критики была зможенап^™ий Толстого о Петре2 * * *.
идейного содержаиияпр' к()й работь1 Толстого было то, что он мог
на 6О°“6:данный
Так^например,трилогия «Хождение но мукам», так ок ра-
ботал и над темой Петра.
1 Там же. С. 270,271,275.
Ср. напр.: «К теме Петра, но уже во всеоружии объективного исторического пони-
мания эпохи и личности Петра I, А.Н.Толстой вернулся в своем романе "Пётр Пер-
вый” и одноимённой пьесе» (Алпатов А.В., Куприянова Н.И. Комментарий И Тол-
стой А.Н. Поли. собр. соч. Т. 4. С. 692); «В третьем варианте пьесы («Пётр I» —
А.Д.) ...Толстой, уже обогащённый опытом работы над романом, нашёл ключ к ис-
торически правдивому изображению эпохи конца ХУП и начала ХУШ столетия.
Пётр здесь по складу ума, размаху своих дел — выдающийся строитель своего госу-
дарства. Пьеса полна оптимизма, живого действия» (Щербина В. А.Н.Толстой. Кри-
тико-биографический очерк. М., 1955 С. 123); «Если историзм Толстого, его чувство
истории помогли ему понять Октябрьскую революцию как историческую законо-
мерность, то революция помогла Толстому разгадать загадку Петра... Помогли Тол-
стому в работе над романом и прямые указания партии» (Чарный М.Б. Путь Алексея
Толстого. Очерк творчества. М., 1961. С. 142, 159); «Идея государственности, кото-
рая, по выражению А.Н.Толстого, “мыслится выше идеи личности”, ...идея слу-
жения государству, Отечеству — идея, несущая всё здание романа. Эта идея не
могла не прийти именно в связи с верой писателя в новую Россию, во многом ешб
неясную, большевистскую, но сохраняющую величие державных границ” (Борови-
ков С.Г. Алексей Толстой. Страницы жизни и творчества. М., 1984. С. 178); «Нацио-
нальное сознание народа, показанное как мощный двигатель его судьбы, истории,
его местоположения и роли в мировом течении жизни, — в этом, как нам кажет?^’
заключается смысл художественных открытий Толстого» (Крюкова А.М-
А.Н.Толстой и русская литература. Творческая индивидуальность в литературном
процессе. М., 1990. С. 185).
144
Летом 1934 г., судя по воспоминаниям Н.В.Толстой-Крандиев-
ской, писатель читал Геродота и мечтал о написании романа «Паде-
ние Рима». Вероятно и здесь писатель видел историческую парал-
лель с современным ему событием — падением Российской импе-
рии. Осенью того же года он делился своими планами о романе с
Горьким, тот дал список книг и материалов по теме на русском и
иностранных языках. Толстой предполагал ехать на год в Рим*. Вре-
менно оставив работу над «Петром», писатель как будто сосредота-
чивался на новой теме. И вдруг произошла резкая смена его планов.
В первом номере журнала «Новый мир» за 1935 г. Толстой
опубликовал новую — вторую — редакцию пьесы «На дыбе», те-
перь, вследствие значительной переработки, получившую новое на-
звание «Пётр I». Работать над текстом он мог скорее всего осенью
и зимой 1934 г., о чём говорит хронология следующих событий: 22
апреля он кончил вторую книгу романа «Петр I», летом занимался
историей Рима, а уже 5 декабря 1934 г. читал пьесу «Пётр I» коллек-
тиву Ленинградского академического театра драмы). Крутое измене-
ние в работе было связано, конечно же, с опубликованием в мае
1934 г. постановления ЦК партии и СНК СССР о преподавании ис-
тории в школе. Темы отечественной истории стали особенно акту-
альными. От журналов и театров требовались отклики на партийно-
государственный документ. В этой обстановке Толстой получил за-
каз на произведение о Петре. «Ко мне обратился Московский Худо-
жественный театр с просьбой вновь просмотреть и "подчистить" ста-
рый текст пьесы "Пётр", и когда я перечитал её, мне стало положи-
тельно стыдно за этот вариант пьесы, — вспоминал Толстой в ноябре
1934 г<___и, стиснув зубы я принялся за работу... над совершенно
новой пьесой, ибо то, что я пишу сейчас, — это совершенно новая
пьеса. Вторая редакция пишется в ином, чисто реалистическом, сти-
ле, по-новому даётся прежде всего фигура самого Петра. Сейчас я
изображаю его как огромную фигуру, выдвинутую эпохой. Новая
пьеса полна оптимизма, старая — сверху и донизу насыщена песси-
мизмом. В новой пьесе "Пётр" дается иная концепция...» .
1 Воспоминания об А. Н.Толстом^ Сырник. М.» 1973. С. 131.
2 Толстой А.Н. Поли. собр. соч. Т. 13. С. 575.
10. Дубровский А. м.
145
Поскольку новый взгляд на историю еще не вполне был в
нен, работа писателя над изменением идейного содержания Пь1ЯС"
продолжалась. В 1938 г. спектакль был поставлен в Государствен^'
академическом театре драмы имени А.С.Пушкина, в Ленинграде°к
этому времени новые идеи и оценки, которые постепенно внедрЯЛИс
в общественное сознание, были точно определены. В печати появил
ся ряд указующих документов и статей, обличен автор ошибочных
воззрений М.Н.Покровский, вышел в свет новый учебник по истории
СССР1. Так что работа писателя над пьесой могла идти в нужном
идейном направлении. Стремление власти увидеть произведение
созданное с государственно-патриотической точки зрения, было не
вполне чуждо и самому писателю. Ещё в 1922 г. в открытом письме
Н.В.Чайковскому Толстой заявлял о своей симпатии к задачам, кото-
рые решали большевики — «укрепление русской государственности,
восстановление в разорённой России хозяйственной жизни и утвер-
ждение великодержавности России»2. Поэтому Толстой в какой-то
степени внутренне — по своим общественно-политическим воззре-
ниям— был готов изменить первоначальный замысел и развивать
его в государственно-патриотическом русле. Заказ, полученный пи-
сателем, был дан существовавшей в стране властью, исходившей из
потребностей действительности. Толстой понимал это. Он писал:
«Работа над "Петром" прежде всего — вхождение в историю через
современность, воспринимаемую марксистски»3. В другом своем вы-
ступлении в печати он опять проводил эту связь между современно-
стью и содержанием художественного произведения: «Мы живём в
такую эпоху, в таких социальных условиях, где всякая строка нашей
литературы должна быть оборонной. Наиболее важна целеустрем-
лённость нашей литературы, целеустремлённость, насквозь проник-
нутая идеей создания целостного, мощного государства...»4.
1 «Указания товарищей Сталина, Кирова и Жданова по вопросам истории послужили
для нас путеводной нитью над созданием образа Петра I, для правильной трактовки
петровского периода русской истории», — говорил Толстой 11 сентября 1937 г.
(Поли. собр. соч. Т. 13. С. 535).
Воспоминания об А.Н.Толстом. С.205 (воспоминания Л.Когана).
Толстой А Н. Поли. собр. соч. Т. 13. С. 11.
4 Там же. С. 323.
14А
К заказу Толстой относился с пониманием, вполне терпимо и с
интересом. «Не понимаю, недоумевал он, — почему боятся слова
"заказ" даже в его прямом смысле»1 2. Об этой фразе вспоминал
Л.Коган, а его мемуары относились к 1931 г., то есть именно к тому
времени, когда разворачивалась работа Толстого над темой Петра.
Позже при особом случае он выразился гораздо более откровенной
В 1937 г. он встретился с близким знакомым Ю.П.Анненковым в Па-
риже, куда приехал на несколько дней в качестве знатного советско-
го туриста, «советского графа». Во время встречи, которая длилась
несколько часов, он говорил эмигранту Анненкову: «Пойми, доро-
гой,... я иногда чувствую, что испытал на нашей дорогой родине ка-
кую-то психологическую или, скорее, патологическую деформацию.
Но знаешь ли ты, что люди, родившиеся там в 1917 году, год знаме-
нитого Октября, и которым теперь исполнилось двадцать лет, для
них это отнюдь не "деформация", а самая естественная "формация":
советская формация...
— Я циник, — продолжал он, — мне на всё наплевать! Я —
простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и всё тут. Мое
литературное творчество? Мне и на него наплевать! Нужно писать
пропагандные пьесы? Черт с ним, я и их напишу! Но только это не
так легко, как можно подумать. Нужно склеивать столько различных
нюансов! Я написал моего "Азефа", и он провалился в дыру. Я напи-
сал "Петра Первого", и он тоже попал в ту же западню. Пока я писал
его, видишь ли, "отец народов" пересмотрел историю России. Пётр
Великий стал без моего ведома "пролетарским царем" и прототипом
нашего Иосифа! Я переписал заново, в согласии с открытиями пар-
тии, а теперь я готовлю третью и, надеюсь, последнюю вариацию
этой вещи, так как вторая не удовлетворила нашего Иосифа. Я уже
вижу передо мной всех Иванов Грозных и прочих Распутиных реа-
билитированными, ставшими марксистами и прославленными. Мне
наплевать! Эта гимнастика меня даже забавляет!»".
В правдивости свидетельства Анненкова убеждают показания
независимого от него источника — мемуаров О.С.Литовского. Когда
1 Там же. С. 403,404.
2 Цит. по: Вокруг Сталина. Историко-биографический справочник. СПб., 2000.
С. 487.
147
ю»
Толстой начал реабилитацию Ивана Грозного в литературе и т
написал две пьесы о нём, в 1943 г. Литовский как-то спросил^
«Будете писать третью часть "Грозного" или пьесе так и сужденоег°:
таться дилогией?»
«Толстой усмехнулся, — вспоминал Литовский, — посмотп
на меня как на человека, предлагающего ему какое-то безумное
предприятие, покачал головой и сказал:
— Гм... Третья часть... Для того, чтобы писать третью часть
надо мне уехать из России»’. Действительно, чтобы писать в дни Ве-
ликой Отечественной войны пьесу о поражении Ивана Грозного в
Ливонской войне, о крахе опричной политики и ликвидации оприч-
нины нужно было превратиться в эмигранта. Толстой и в этих ме-
муарах выступает грубым циником, который не только принял пра-
вила игры, но и активно в неё включился, прекрасно понимает своё
положение и не только не стыдится его, но и готов с другими людь-
ми рассуждать об этом положении.
Вернёмся к пьесе о Петре, написанной Толстым в основном в
1930-е гг. Сопоставление первой и последней редакций этого произ-
ведения даёт представление о смысле заказа, о направлении работы
писателя и показывает, чем завершился труд, поддержанный в самом
начале Сталиным. Творческая история драматического произведения
Толстого выгодно отличается от истории его знаменитого романа
тем, что роман остался незавершённым, пьеса же, а потом и вырос-
ший из неё киносценарий были закончены вполне. Именно в этих
произведениях ясно были выражены те важнейшие идеи, которые
входили в социальный заказ. Кроме того, нужно сказать, что иссле-
дователи творчества Толстого главное внимание уделяли роману, а
драматические произведения оставались в значительной степени за
пределами их внимания. Они привлекались к исследованию, как пра-
вило, в интересах раскрытия истории создания романа2. Между тем
Литовский О.С. Так и было. Очерки, воспоминания, встречи. М., 1958. С. 98.
«Значение работы А.Н.Толстого над сценарием следует особо подчеркнуть, так как
это важное звено в художественном воплощении эпохи Петра обычно недооценива-
лось, выпадало из поля зрения исследователей. Между тем именно в сценарии
А.Н.Толстой впервые в освещении петровской эпохи показал свой овладение идеями
передовой исторической науки, пример их блестящего творческого воплощения»,
148
партийно-государственная власть серьёзно относилась к созданию
киносценария. «Иосиф Виссарионович очень внимательно ознако-
мился с нашими планами (Толстого и кинорежиссёра и соавтора в
написании сценария — В.М.Петрова — А.Д.), одобрил их и дал ука-
зания, которые мы положили в основу нашей работы», — рассказы-
вал Толстой* 1.
Главным, определяющим в работе Толстого было решение об-
раза Петра. В пьесе «На дыбе» автор мог показать Петра внешне не-
привлекательным — больным, с горлом, обмотанным тёплым плат-
ком. Иной раз «лицо Петра страшно искривлено»2. В последней ре-
дакции текста пьесы «взгляд его пронизывающий, впитывающий —
взгляд человека, никогда не привыкающего к новизне впечатлений»3.
Облик Петра явно героизируется автором.
Народность, демократизм Петра, чуть намеченные в первой ре-
дакции, получили полное развитие в последней редакции текста.
В первой картине пьесы «Пётр I» главное действующее лицо показа-
но в кожаном фартуке, за работой. С простым кузнецом Пётр играет
в шашки, а тот мало того, что обыгрывает царя, но может и обругать
его под горячую руку в пылу работы. Как говорят о Петре другие
персонажи, он «бояр покосил... и... худородных поставил»4 5.
Развивая идею о народности Петра и его дела, писатель подни-
мает своего героя до положения вождя страны. Особенно ярко этот
вождизм, роль отца народа показаны в заключительном монологе
Петра. «Суров я был с вами, дети мои, — обращается он к народу. —
Не для себя я был суров, но дорога мне была Россия. Моими и ваши-
ми трудами увенчали мы наше отечество славой. Не напрасны были
наши труды, и поколениям нашим надлежит славу и богатство оте-
чества нашего беречь и множить»3. Последние слова царя обращены
были и к советскому зрителю — «поколениям нашим», они протя-
гивали связующую духовную нить преемственности, единства в от-
писал В.Щербина (Щербина В. А.Н.Толстой. Критико-биографический очерк.
С. 128-129.) _
1 Толстой А Н. Поли. собр. соч. Т. 13. С. 535.
2 Там же. Т. 10. С. 601,632.
3 Там же. С. 302.
4 Там же. С. 312.
5 Там же. С. 358.
149
ношении к отечеству, к его славе, в готовности трудиться и при
сить жертвы во имя отечества. В одной из последних картин п Н°
тель ввёл в рассуждения Петра мотив неизбежной жестокости влас3
при большой государственной работе. «Я не щадил людей, — ГовТоИ
рит Пётр, — я и себя не щадил, ибо нужно было много сделать Что
не домыслил, что дурно сделано, — виноват. Но за отечество живота
своего не жалел»1.
В первой редакции пьесы перспективы дела Петра по меньшей
мере туманны. Его главное детище — Петербург — тонет в последней
картине трагедии. Теперь же Толстой завершил свой труд пиром по-
бедителей. Бьют вином фонтаны, на кострах жарятся быки. За одним
столом Петр, Екатерина, Меншиков, кузнец Жемов. Вокруг ликующий
народ. Сцена кончается выстрелами пушек, звуками труб, победными
криками толпы. Дело Петра увенчалось полным триумфом.
Иначе выглядит и то, что в первой редакции представлено как
личная трагедия Петра — дело царевича Алексея. «Сын мой Алексей
готовился предать отечество», — говорит Пётр". Тут акцент смещён
так, что, во-первых, реформы Петра и его личность отождествлены с
Россией, а во-вторых, вина царевича поднята до степени государст-
венной измены. Престол он хотел занять «ценою нашего умаления и
разорения, дабы государство российское вернуть к невежеству и ста-
рине»3. Не личная трагедия, а государево «слово и дело» — такова
теперь в новом осмыслении история Алексея. Сюжет с изменой Ека-
терины, занимавший не последнее место в пьесе «На дыбе», изъят
автором из последней редакции.
Тема иноземцев, стран Запада приобрела новое звучание. Уси-
лен мотив превосходства русских над иностранцами. «Эх, немец ты,
немец...» — снисходительно вздыхает по поводу наёмного офицера
фон Липпе фельдмаршал Шереметев. «Навязали нам, прости госпо-
ди, немца, слушать его, — до сих пор бы под Новгородом стояли, всё
думали...» — жалуется он русским соратникам4.
1 Там же. С. 352.
2 Там же. С. 355.
3 Там же. С. 355.
4 Там же. С. 311,313.
150
Несколько окарикатуренный писателем фон Липпе нетороплив
и обжорист. «Этот война неправильный война. Это не научный
война, это разбойничья драка», — ворчит он в связи с военными дей-
ствиями Шереметева в Прибалтике1. Здесь снова, как и в пьесе «На
дыбе», слышна мысль о превосходстве русской удали над немецкой
«наукой».
Тема превосходства России получает развитие и в ином отно-
шении. Военно-политическое укрепление страны наталкивается на
недоброжелательное отношение со стороны Запада. Хотя Россия
воюет со Швецией, настоящая угроза исходит не от неё. «Не в шве-
дах беда, — говорит Пётр Меншикову, — в тех, кто за шведами сто-
ит»2 3 4. В следующей (девятой) картине эта мимоходом брошенная
мысль получает полное развитие и доказательство. Устами дейст-
вующих лиц автор рассказывает историю о том, что Пётр как един-
ственный трезвый человек в компании пьяных русских лоцманов
(редкий случай в биографии императора, открытый советским писа-
телем), был вынужден самостоятельно повести иностранный корабль
в Петербург, переодевшись в лоцманскую куртку. Хозяева корабля
его не узнали. Находясь у штурвала, Пётр случайно подслушал раз-
говор иностранцев о планах Европы относительно России. Позже,
собрав Сенат, Пётр поведал о коварстве тайных западноевропейских
недоброжелателей: «Нас чтут за варваров, коим не место за трапезой
народов европейских. Наше стремление к процветанию мануфактур,
к торговле, к всяким наукам считают противным естеству. Особенно
после побед наших над шведами некоторые государства ненавидят
нас и тщатся вернуть нас к старой подлой обыкновенности вкупно с
одеждой старорусской и бородами» .
Антизападнические идеи пьесы были созвучны политическим
выступлениям в СССР, направленным против «капиталистического
окружения». Вероятно, тут оказал воздействие и «оборонный заказ»,
хорошо известный литературе тех лет. По свидетельству Л.Когана,
еще зимой 1935 г. Толстой говорил о будущей войне с Германией .
1 Там же. С. 311.
2 Там же. С. 350.
3 Там же. С. 354.
4 Воспоминания об А.Н.Толстом. С.
151
«Оборонный» характер произведения проявился в том, что
действие пьесы проходило на фоне побед России: успешного зав^
вания Прибалтики, Полтавской баталии. Облик побеждающей В°С
рождающейся России заслонил собою Россию убогую и разбойна
представленную в пьесе «На дыбе». Идеи писателя эволюционир0Ва’
ли в сторону дальнейшей героизации и эпохи и вождя страны Петра
От раскрытия драмы личности к показу государственного дея.
теля во всём его блеске, от «идеи защиты крестьянства от тирании» к
идее торжества государственного начала, имперского величия — в
этом направлении шла работа Толстого по переделке пьесы. Его
произведение приобрело ярко выраженный патриотический харак-
тер. Культ Отечества соединялся в нём с культом сильного государ-
ства, культом государственного деятеля — вождя народа.
Параллельно со всё углублявшейся переделкой пьесы Толстой
создавал сценарий фильма «Пётр I». Работа была начала в 1933 г., а
первые публикации фрагментов будущего сценария относятся к
1935 г. В том же году была готова первая редакция сценария1. Позже
сценарий «подвергся значительным изменениям, расширен был до
размера двух частей-серий, которые и положены были в основу сни-
мавшейся кинокартины»2. «Я и товарищ Петров много раз заново
переделывали сценарий, выбрасывая из него всё болезненное, несо-
ветское», — рассказывал Толстой3.
Первая серия появилась на экранах в 1937 г., вторая — в
1939-м. Столь широкая популяризация произведений Толстого о
Петре (в 1935-1937 гг. в журналах и газетах были опубликованы
семь фрагментов из киносценария) свидетельствует о мощной под-
держке со стороны власти и её заинтересованности в создании филь-
ма и пропаганде его идей.
В киносценарии продолжала развиваться идея, которая от рабо-
ты к работе Толстого становилась всё более важной: «Пётр на'
род — государство». В своей преобразовательной деятельности
Пётр, как показывал писатель, надеется не на боярство, а на народ-
Алпатов А.В. Комментарий // Толстой А.Н. Поли. собр. соч. Т. 11- М.»
С. 792-793.
2 Там же. С. 793.
3Тамже.Т. 13. С. 535.
1S2
в киносценарии как-то пропадает представление о том, что бояре —
высший и самый квалифицированный слой государевых служилых
людей. Ещё более отступая от исторической правды, писатель делает
Петра подлинным организатором побед в Прибалтике после пораже-
ния под Нарвой и до основания Петербурга. Именно Пётр вносит
русскую удаль и бесстрашие в обращение с пушками, веля заряжать
их сверх обычной меры количеством взрывчатки. Подлинный же ру-
ководитель военных действий Б.П.Шереметев показан человеком
спокойно-равнодушным. Он «гложет кость» в своей палатке, ведя
двухмесячную осаду крепости и не думает о жертвах этой кампании:
«Бог милостив, народу хватит»1. Новаторство Петра, динамизм его
личности противопоставлены старомосковской неторопливости. И
эти качества царя в сочетании со свойствами русского народа приво-
дят к военному успеху. «Молодцы! Молодцы!» — кричит Пётр, гля-
дя в подзорную трубу на наступление своего войска и убегающих в
панике шведов. На поле полтавского сражения Пётр сам бросается в
бой, «врывается в груду дерущихся войск» и среди сражения обра-
щается к солдатам с речью. Народ, одетый в солдатские мундиры,
отвечает ему нарастающим «ура» и наступлением на врага. Перело-
мив ход сражения, царь приказывает добивать шведов: «Порадейте,
товарищи, отечество вас не забудет!»2.
Живописуя петровскую армию, Толстой стремился дать на эк-
ране монументальную картину: «Мужики-великаны, бессмертные
русские солдаты, с каменными лицами, идут плотной стеной, выста-
вив вперёд блестящие ножи штыков. Идут через огонь разрывов».
Приветствуя войска после боя, Пётр опять обращается к ним с ре-
чью: «Сыны отечества, чада мои возлюбленные! Потом трудов моих
создал я вас... Без вас государству, как телу без души, жить невоз-
можно! Воины России! Храбрые ваши дела никогда не забудут по-
томки!»3.
В этих словах Пётр, отечество, воины сливаются в единое це-
лое Пётр выступает как создатель важнейшей, ударной, решающей
части народа. Эта часть и обеспечивает рывок страны к процвета-
1 Там же. С. 692.
2 Там же. С. 716,717.
3 Там же. С. 718,719.
153
нию, определяет её историческое движение. Близость к наро
манизм Петра писатель выявляет в сцене наводнения в Петерб^?
пьесе «На дыбе» наводнением заканчивалось произведение-п В
бург погибал, а с ним и всё дело Петра. Стихия одолевала
преобразователя. Здесь подспудно выступала мысль, которую
стой высказал еще в «Дне Петра»: «Но всё же случилось не то ч *"
хотел гордый Пётр». Это мысль если не о бессилии, то о недостаточ°
ности сил даже могущественного и незаурядного человека. Теперь
же эпизод с наводнением получил совершенно другую разработку и
стал служить диаметрально противоположной идее. Пётр вместе с
другими героически спасает людей, оказавшихся в воде: «выносит на
берег женщину», правит судном, на борт которого принимает уто-
пающих. Перед делом Петра стихия оказывается бессильной. Правда,
из-за долгой работы в холодной воде Пётр заболел. Но писатель не
показывает зрителю ни слабости больного ни его облика, искаженно-
го болезнью, как это было в пьесе «На дыбе». В киносценарии Пётр
выступает уже выздоровевшим, одолевшим недуг.
Наконец, в заключительном эпизоде фильма — пире победите-
лей, — где пирует народ и царь Пётр, «веселый, простой», звучит
последний монолог царя. Он произносит его «медленно и важно»,
подчёркивая тем самым главную идею произведения. Его слова — те
же, что и в пьесе «Пётр I», последнюю редакцию которой Толстой
создавал одновременно со сценарием фильма: «Суров я был с вами,
дети мои. Не для себя я был суров, но дорога мне была Россия. Не
напрасны были наши труды, и поколениям нашим надлежит славу и
богатство беречь и множить». А в заключительных ремарках сцена-
рия подчёркивалась направленность этого монолога к далеким по-
томкам — советским людям: «Звуки фанфар нарушают торжествен-
ную тишину, как бы прорываясь в будущее»1. Так на двадцать вто-
ром году советской власти с киноэкранов СССР зазвучали фанфары в
честь военных успехов русского царя. А пьеса, выросшая из концеп-
ции (и сюжета) рассказа 1918 г. «День Петра» (она же — киносцена-
* Там же. С. 770.
154
рий), как глубоко верно писала А.М.Крюкова, «в результате насиль-
ственных переделок погибла как художественное произведение...»1
Податливость на заказ «сверху» в сочетании с огромным писа-
тельским талантом сделали Толстого центральной фигурой в истори-
ческой романистике 1930—1940-х гг., классиком советской литерату-
ры, в творчестве которого с особой отчётливостью были выражены
важнейшие тенденции, действовавшие в области советской культуры
в 1930-1950-е гг.
Настойчивое и целеустремлённое воздействие власти на писа-
теля, с одной стороны, и стремление понять суть социального заказа
и выполнить его, с другой, вели к оформлению в литературе, театре,
кинематографе «культурного официоза» (И.Голомшток). Он являлся
одним из важнейших духовных средств воспитания исторического
сознания в советском обществе в духе преклонения перед государст-
венно-патриотическими ценностями, достоинствами своего народа и
критического отношения к странам Запада.
2. Отсечение нежелательных тенденций:
«Богатыри» Демьяна Бедного
В советской литературе 1920-х гг. прочно занимал место одного
из ведущих пролетарских поэтов Ефим Придворов, писавший под
псевдонимом Демьян Бедный. В энциклопедических статьях о твор-
честве Бедного цитировались лестные высказывания о нем Ленина и
Троцкого. Некоторые его стихи стали народными песнями. Мало бы-
ло бы сказать, что Демьян Бедный был широко известен. Бедный был
знаменит.
Поэтому когда в начале 1930-х гг. режиссер Камерного театра
А.И.Таиров решил возродить забытую оперу-фарс «Богатыри»
Ал'Бородина, то он обратился именно к Демьяну Бедному, чтобы
тот написал для спектакля новый текст, осовременив прежний.
Старый текст принадлежал перу петербургского литератора
В А Крылова. В 1867 г. эта шуточная опера была поставлена в Боль-
1 Крюкова А.М. А.Н.Толстой и русская литература. Творческая hhbhbwivmku^
литературном процессе. М., 1990. С. 73. индивидуальность в
155
шом театре. Автор музыки скрыл свое имя под «звёздочками»
афише же было написано: «Музыка частью оригинальная, ча
пародирована из разных опер г-на XX»1. Кроме народных мело^*0
Бородин включил в оперу отрывки из произведений А.Сеп^
Ж.Оффенбаха, Д.Россини и др. Когда уже в советское время бьт
обнаружены партитура и текст этого произведения, Таирова лодку
пила яркость музыкального оформления, остроумие и талантливость
композитора. Приблизительно в середине 1934 г. он принес Демьяну
Бедному партитуру оперы2.
Спустя два года состоялась премьера спектакля, на которую
явился председатель Совета Народных комиссаров СССР
В.М.Молотов. Посмотрев первый акт, он, вскипев, бросил фразу
«Безобразие! Богатыри ведь были замечательные люди» и демонст-
ративно ушёл3. Это было началом скандала и большой идеологиче-
ской кампании.
Демьян Бедный тяжело переживал свой провал и забился от
людей в своём доме. Три дня никуда не выходил и никого не прини-
мал. Потом вызвал к себе секретаря Союза советских писателей
В.П.Ставского. Тот должен был сыграть роль посредника между ЦК
и Демьяном для объяснений и оправданий. Ставский взял с собой
стенографистку, чтобы отчёт об этой беседе имел документальный
характер4. Эта запись впоследствии была послана заместителем заве-
дующего культпросветом ЦК ВКП (б) А.И.Ангаровым ЛМКагано-
1 РГАЛИ. Ф. 1038. On. 1. Д. 3607. Л. 28. Программа спектакля «Богатыри» в Камер-
ном театре.
2 Время работы поэта над либретто к опере определено по его письму к А.П.Варраве
от 28 января 1938 г.: «Не оправдание то, что я либретничал в 1934 году, а на свет эта
гадина выползла только в конце 1936 года, когда её порочность била в глаза» (Бед-
ный Д. Собр. соч. Т. 8. М„ 1965. С. 462).
3 Как вспоминал актер Ю.Елагин, «Сам Молотов приехал смотреть премьеру и, про-
смотрев один акт, демонстративно встал и уехал. Таирову передали, что перед отъ-
ездом он бросил всего лишь одну возмущённую фразу: "Безобразие! Богатыри, ведь,
были замечательные люди"» (Елагин Ю. Укрощение искусств. Нью-Йорк, 1>”.
С. 199).
4 Справка секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР «Об откликах ЛИГ®Р^
торов и работников искусств на снятие с репертуара пьеса Д.Бедного "Богатыри »
Власть и художественная интеллигенция. С. 334; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д- 25
Л. 24-41.
156
вичу. Понимая, что стенограмма пойдёт «куда надо», Бедный старал-
ся оправдаться, взваливал вину (или долю вины) за провал спектакля
на других, напоминал о своих прошлых заслугах, наводил на мысль
будущих читателей стенограммы на полезность его использования
при соответствующем (более бдительном) идеологическом руково-
дстве. Несмотря на тенденциозное освещение фактов и умолчания,
допущенные Бедным в ходе исповедального монолога, эта стеногра-
фическая запись даёт возможность реконструировать картину собы-
тий, связанных с созданием спектакля. Субъективность Бедного ска-
зывается при истолковании фактов, но сами события, упомянутые в
его рассказе, легко поддавались проверке, и Бедный, видимо, не ис-
ключал вероятности такой проверки; поэтому в целом сообщённая
им информация достоверна.
Итак, придя к Бедному, Таиров представил ему оперу Бороди-
на, партитура которой недавно была обнаружена после долгого заб-
вения. «Ефим Алексеевич, — сказал он, — мировое событие — на-
шли богатырскую музыку, обязательно
надо её реализовать, а кто же кроме вас
может дать текст». Он просил не столько
написать нечто новое, сколько освежить
то, что имелось. «Просмотрите это де-
ло», — говорил он, оставляя партитуру1.
Как вспоминала жена режиссёра и
актриса его театра А.Коонен, Таиров
«был очень увлечён мыслью вытащить
на свет эту забытую оперу... "Богатыри"
были весёлой, смешной сказкой о глу-
пых, ленивых и трусливых псевдобога-
тырях Авоське и Небоське, Чудиле и
Купиле, выдающих себя за подлинных
богатырей»2. В мемуарах Коонен содержится одна важная деталь ис-
тории с «Богатырями»: Таиров отдал текст в переделку Демьяну
Бедному по предложению П.М.Керженцева-председателя Комите-
та по делам искусств при Совнаркоме Союза ССР.
Демьян Бедный.
' Там же. Л. 25.
2 Коонен А. Страницы жизни. М., 1985. С. 365.
157
В истории советского театра уже существовала традИцИя of-
щения к древнерусской истории. В 1932 г. в Ленинграде, в Теа^
сатиры и комедии был поставлен спектакль «Крещение Руси>>
впечатлению критиков, это была «музыкальная буффонада с некою
рым явно недостаточным сатирическим оттенком, построенная ца
гротеске». Авторы рецензии на спектакль с одобрением писали 0
том, что он «имеет ряд смелых проекций в современность, что по-
вышает политическую действенность пьесы. Былинные богатыри
выступают в роли жандармской охранки, Соловей-разбойник стано-
вится олицетворением именитого купечества, Византия перекликает-
ся с фашистским Западом. Сам князь Владимир обобщён как пред-
ставитель самодержавия и не случайно поэтому к концу спектакля
принимает образ предпоследнего царя-держиморды». Микула Селя-
нинович — олицетворение «православной Руси» — «пришибленный,
с расслабленной волевой мускулатурой, появляющийся в неукосни-
тельно пьяном виде и произносящий путаные, непонятные слова».
Недостатком постановки, по мнению тех же рецензентов, была «не-
достаточная социальная, в частности, антирелигиозная нагрузка»1.
Может быть, и Керженцев хотел осовременить текст Крылова, заост-
рив произведение и в социальном и в антирелигиозном отношениях.
Как показалось Бедному, текст В.Крылова был никудышный:
«Это действительно была какая-то тема по богатырям, а им противо-
поставлялся мужик Фома. Этот мужичишко — дурак такой придур-
коватый, сказочный какой-то мужичишко, у которого как в сказках:
делает глупо, а осуществляется. Даже этот мужичишко с хлопушкой
ходит. А богатырей как ударит хлопушкой, они и падают. Одним
словом, чепуха. Я говорю Таирову: "Этот текст я никак не могу ос-
вежить, это белиберда" и отказался. Прошло несколько месяцев. Он
мне всё звонил, а я упорно отказывался. Наконец, он призвал меня к
себе в театр, и Литовский там был, и стал мне говорить, что это гени-
альная вещь, что её надо вывести в люди. Опять я не согласился,
решил подумать. Позвал к себе критика Брауде и спрашиваю:
№ l.C. 14.’ Д°нико Магницкая Н. Крещение Руси // Рабочий и театр. Л., 1932.
158
можно что-нибудь сделать новое на этом сюжете? Он говорит_нет,
это невозможно»1.
Действительно ли Демьян Бедный так упорно отказывался и
упирался или же, как писал исследователь его творчества
И.С.Эвентов, он «охотно принялся за дело»2, в настоящее время ска-
зать трудно. Во всяком случае Демьян, по его словам, «немножко
ещё подумал и стал выдумывать»: «Думаю, возьму-ка эту пьяную
бражку князя Владимира после крещения. Вот они, дескать, после
крещения угостились, а потом испугались. В то же время я хотел,
чтобы фарс фарсом, но чтобы походило на историю. Поэтому я чёрт
знает, сколько книг прочитал, чтобы овладеть былинной экспозици-
ей! Тут мне показалось, что я нашел гениальный выход: это не бога-
тыри, а разложившаяся часть богатырей. ..."Купилы", "чудилы", а не
богатыри». В источниках, с которыми познакомился Бедный, как
будто обнаруживались точки опоры для шуточного, балаганного
подхода к теме: «В былинах князь Владимир окарачь ползёт. Соло-
вей-разбойник свистит, и все падают от его свиста. А ведь нужно
было и героику брать в то же время. Тогда я опять обратился к
фольклору. Вот тут я запутался и в былинах и в разбойничьих пес-
нях. Думал, что героику я включаю сюда. Тут мне казалось, что эта
героика всюду в былинах, и в русской литературе, и на театре, и вез-
де разбойники представляются художественным героическим пят-
ном»3. Работа над текстом двинулась.
«Вертелся я, писал-писал... отдал Таирову и сказал ему, что эта
вещь ещё в стадии работы, надо над ней посидеть. Он же торопился
реализовать как можно скорее. Стащил Литовскому, Литовский
одобрил, позвонил мне и говорит, что восхитительная вещь вышла у
меня»4.
А Коонен вспоминала о том же несколько иначе: «Демьян Бед-
ный внёс в сюжет ряд новшеств, не все они были по душе Александ-
ру Яковлевичу, находившему, что они огрубляют пьесу, снимая тот
налет сказочности, который ему так нравился, но переделывать что-
* судьба-м-1981 с-174-
3 РГАСПИ. Ф- 17-Оп- 120, Д’257’Л’26’
4 Там же. Л. 28.
159
либо было уже поздно»1. Вероятно, Таирову пришлось, скрепя се
принять антирелигиозно-пропагандистскую струю, подПущедДЦе’
Демьяном в произведение Крылова-Бородина. Вероятно, режис^
считал, что этого и хотел Керженцев, направляя его именно к Беди^
для совершенствования идейного содержания будущего спектакля °МУ
24 октября 1936 г. «Правда» опубликовала небольшую стать
Бедного «Богатыри (к премьере в Камерном театре)», «я настоль^
был уверен, что пьеса уже так безукоризненна и никакого отношения
не имеет ни к каким проблемам, что написал статью и напечатал её в
"Правде". Взял и изложил всю концепцию пьесы»2. Статья Бедного
должна была привлечь внимание к грядущей премьере, раскрыть за-
мысел автора и постановщика.
«Сюжет был развит по трём линиям: героической, лирической и
комической, — писал в своей статье Демьян Бедный. — Героиче-
скую линию должны были вести "разбойнички честные, богатыри
лесные". Лирическая выражена богатырём Соловьём Будимирови-
чем, который вел успешную борьбу с разбоем, но проиграл борьбу
из-за своих сердечных дел: разбойники его захватили врасплох во
время свадебного пиршества. Комическая линия выявлена в образах
самого заведомо трусливого князя Владимира и той части его "бога-
тырей", которые храбры за столами браными, на пирах, а когда воз-
никала опасность, их брала оторопь».
Таким образом, в тексте оперы героика была отдана вымыш-
ленным персонажам, а исторические действующие лица были обре-
чены, по замыслу и воплощению автора, на исполнение комических
ролей, превращены в мишень для насмешек и авторских шуток. Бед-
ный не понимал, что ироническое прочтение отечественной истории
по меньшей мере неуместно, если не опасно, в то время, когда в ли-
тературе утверждаются героика и патетика в истолковании и осве-
щении прошлого.
«Всё действие оперы сосредоточено вокруг двух узловых по-
ложений. Первое: разбойнику Угару во что бы то ни стало надо от-
бить у Соловья-богатыря своих полонённых Соловьём сотоварищей.
‘ Коонен А. Страницы жизни. С. 365.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 257. Л. 29.
160
Второе: князю Владимиру надо выпутаться из невылазного по-
ложения "Руси веселие есть пити". Князь по случаю крещения так
развеселился, что крещение приняло вид "пьяного дела"; сам князь с
богатырями пьяными кидался в воду, потопил в воде много народу
даже Перуна попытался утопить. Протрезвившись, испугался гнева
Перунова и учиняет жертвоприношение с целью удостовериться, ос-
тался Перун богом или нет. А тут еще греки подсунули сомнитель-
ную греческую царевну с выводком сомнительных девиц».
«Если данной постановкой будет сделан мало-мальски удачный
шаг по пути создания и утверждения у нас народной комической
оперы, это будет тем культурным успехом, которого добивались все
участники этого весьма трудного дела», — заключал свое выступле-
ние в «Правде» Демьян Бедный*.
«На другой день принимают пьесу в Главискусстве, — рассказы-
вал Ставскому автор. — Посмотрел её и я. Что-то она мне показалась
скучной. Думаю, что с ней сделать, что-то она скучна. Мне говорят:
"Видите ли, на театральном представлении то, что вы написали,
отольётся в формы и несколько другие рельефы получатся. Например,
богатыри уже так окарикатурены, до излишка. А вот разбойники, раз-
бойники больше ничего. Надо их как-то облагородить»2. Таково было
мнение чиновников из Главискусства. Их слова Бедный принял как
указание: «Я тут же, в театре, написал пятнадцать строк, надо было
оттенить, что этим честным разбойникам жалко, что это не те бога-
тыри, и я поставил в апофеозе: "Где они, богатыри? Разве такие были
богатыри? Вырастим своих богатырей из народа»3.
Поскольку со всех сторон слышались комплименты в адрес ав-
тора пьесы, Демьян Бедный пребывал в состоянии ожидания успеха.
Этот успех был тем более важен, что знаменовал собой окончание
творческой паузы, в которой поэт находился. Однако его постигло
другое Из статьи в «Правде» Сталину и его окружению стало со-
вершенно ясно, что в пьесе Демьяна Бедного герои русской истории,
в частности выдающийся государственный деятель — князь Влади-
мир, представлены в унизительном виде. И это зрелище должно было
1 Бедный Д. Богатыри (к премьере в Камерном театре) // Правда. 1936.24 октября. С. 4.
2 РГАСПИ. Ф. И-Оп-120' Д’257’Л’29’
э Там же. Л. 30. 11
11. Дубровский А м.
161
явиться советским людям в ту пору, когда партийно-государс_
руководство добивалось написания нового учебника по отечес-^
ной истории (как раз в 1936 г. проходил конкурс на лучший
ник), стремилось к реабилитации традиционных ценностей. Не '
чайно именно Молотов, глава правительства, посетил спекга^
Камерном театре, который для партийно-государственных Деяте^ ?
не был придворным и таким обязательно посещаемым, как Большой
или Художественный театры.
«Когда Молотов пришел и посмотрел пьесу и вскипел, тут
только я понял: "Мать честная! А мы-то прикрашивали разбойни-
ков!"» — горюя, повествовал Ставскому Демьян Бедный.
«А относительно крещения я не думал. Смотря на богатырей
как на фарсовую карикатуру, я и крещение подал фарсово, я не видел
что к нему нельзя подходить фарсово. Во мне сказалась, во-первых^
старая отрыжка антирелигиозника, а потом также там сказалось, что
действительно был подкреплён сильными знаниями, потому что я ру-
ководствовался таким трудом как труд профессора Голубинского. Он
пишет о крещении, об этом выборе веры с прискорбием: "Не могу не
сказать, что это легенда. Такая легенда о приеме и выборе веры была и
в других странах". Так что я шёл по теме легендарной... Словом, кре-
щение я проморгал, я теперь только понимаю это»1.
13 ноября 1936 г. Всесоюзный комитет по делам искусств при
Совнаркоме Союза ССР (ведомство Молотова) вынес постановление
«О пьесе "Богатыри" Демьяна Бедного». Автора обвиняли в том, что
он возвеличивал разбойников как «положительный революционный
элемент», огульно чернил богатырей русского былинного эпоса, дал
«антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси,
являвшегося в действительности положительным этапом в истории
русского народа»2. Пьеса была снята с репертуара как «чуждая со-
ветскому искусству».
Через два дня, 15 ноября, в «Правде» была опубликована статья
П.М.Керженцева «Фальсификация народного прошлого (о "Богаты-
рях" Демьяна Бедного)». Платон Михайлович Керженцев, опытный
государственный деятель, историк и публицист, с тем большим рве*
* Там же. Л. 41.
Против фальсификации народного прошлого. М.-Л., 1937. С. 3-4.
162
нием бичевал порочную позицию Демьяна Бедного, что сам прило-
жил руку к созданию печально известного произведения поэта. Его
статья была перепечатана в других газетах и дала важнейший и ос-
новной материал для деятелей искусства, причастных к воплощению
исторических тем на сцене, на экране, в художественной литературе.
Керженцев писал, что в произведении Бедного представлено «по-
шло-издевательски изображённое крещение Руси», «густо размалё-
вана характеристика русских богатырей». «Основная грубейшая
ошибка Демьяна Бедного, — как писал Керженцев, — в том, что его
пьеса является попыткой возвеличить "разбойничков” Киевской Руси
как какой-то положительный и даже революционный элемент в на-
шей истории». В статье Керженцева не было анализа и аргументов.
Он просто противопоставлял одно отношение к прошлому России
другому. К этому сводился весь смысл его выступления. По словам
Керженцева, российская история являлась «нашим прошлым». Тут
его статья прямо перекликалась с цитированным выше письмом Ста-
лина Бедному, написанном в декабре 1930 г. по поводу стихотвор-
ных антипатриотических фельетонов Бедного. Керженцев с сарказ-
мом поминал людей «без роду, без племени». В «нашем прошлом» он
усматривал «героику русского народа, этот богатырский эпос, кото-
рый дорог и нам, как дороги нам, большевикам, все лучшие черты на-
родов нашей страны...» Заключая статью и усиливая концовкой созда-
ваемое впечатление, Керженцев говорил, что пьеса Д.Бедного —
«произведение лженародное, антинародное по своим политическим
тенденциям. Такие пьесы чужды советскому искусству, — они радуют
только наших врагов»1. Ниже текста статьи Керженцева — как оргвы-
вод — было опубликовано постановление Комитета по делам искусств
о снятии с репертуара произведения Бедного.
Постановление Всесоюзного комитета и эта статья положили
начало большой идеологической кампании, прошедшей в ноябре-
декабре 1936 г. Отзвуки её слышались на протяжении рада лет.
Демьяна Бедного, его «разбойничью теорию русской истории», оп-
лёвывание народного прошлого громили в прессе и на различных
собраниях: на расширенном заседании театральных деятелей во Все-
союзном комитете по делам искусств, на пленуме Центрального ко-
1 Правда. 1936.15 ноября. С. 2.
И*
163
митета Рабис (профсоюза работников искусства), даже на
Верховного Совета СССР Жданов помянул Бедного. 21 нояб^
заседании бюро секции поэтов в Союзе советских пис₽Я
А.А.Сурков говорил: «Вся пьеса Демьяна Бедного проникнута еЙ
гарным отношением к вопросам истории. Фашистская литераУЛЬ
говорит, что в России нет народности, не имелось и государствен^
сти. В связи с такой трактовкой вся концепция Демьяна Бедн0°
имеет политически вредное направление. Демьян Бедный... опп^
стал, вульгаризировал весь русский исторический процесс»1. Поэт
Сурков не говорил о пошлости и даже скабрезности шуток, допу-
щенных автором в тексте оперы, о надуманности сюжета, примитив-
ности образов, невыразительности языка, о невысоком художествен-
ном уровне произведения2. В тот момент это было неважно. Вопрос
стоял не литературный, а политико-идеологический.
После исключения Демьяна Бедного из партии (июль 1938 г.) в
августе того же года на заседании «шестерки» президиума Союза со-
ветских писателей А.А.Фадеев отзывался о «Богатырях» как о «вещи,
в которой он (автор — А.Д.), в сущности, вольно или невольно, но
твёрдо проводил идеологию фашистов, пытался опорочить народных
героев прошлого, дал неверное описание русской истории»3. В резуль-
тате этого заседания Демьян Бедный был исключен из Союза совет-
ских писателей. Тон выступлений против поэта со временем становил-
ся всё резче, а организационные меры, направленные против него, всё
более крутыми. Идеологическая ошибка Демьяна Бедного оказалась
для него роковой. Он фактически закончил карьеру пролетарского по-
эта. Его попытки как-то «выплыть», вернуть себе прежнее положение,
предпринятые им особенно в годы войны (например, участие в кон-
1 РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 7. Д. 7. Л. 5.
2 «Стыдный спектакль. Литовский не угадал: до этого (т.е. до скандала в прессе
А.Д.) он написал подхалимскую рецензию, восхваляющую спектакль», — так ото-
звалась о постановке в Камерном театре Е.С.Булгакова (см.: Булгакова Е.С. Дневник
Елены Булгаковой. М., 1990. С. 124). Примечательно, что и в настоящее время не
делается попыток воскресить оперу «Богатыри». Судя по листам использования в
архивных делах РГАЛИ, где хранятся несколько экземпляров произведения Демьяна
Бедного, работники театра значительно позже 1936 г. знакомились с его текстом, о»
видимо, из-за указанных мною качеств отказывались от постановки оперы.
3 РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 271. Л. 19.
164
курсе на сочинение нового государственного гимна СССР) значи-
тельных успехов не имели. В мае 1945 г. он скончался
Кампания, направленная против ДБедного, способствовала то-
му, ЧТО некоторые новые идеи, основной смысл нового подхода к
истории оказались внедрёнными в сознание широкого круга людей
Судя по агентурным донесениям, собранным в ноябре 1936 г актер
Малого театра Садовский говорил: «Правильно дали по рукам Таи-
рову и Демьяну Бедному. Нельзя искажать историю великого рус-
ского народа». Драматург Тренёв, по его словам, был очень обрадо-
ван постановлением: «Я горжусь им как русский человек. Нельзя
плевать нам в лицо». Поэт Г.Санников считал постановление о Бед-
ном полезным: «С вульгаризацией истории давно было пора покон-
чить». «Надо же искать и русских героев», — высказался писатель
П.Романов. С.Городецкий полагал, что «нельзя так относиться к ис-
тории народа», как это допустил Бедный. «Это урок истории: "не
трогай наших", говорил В.Вишневский. — История ещё приго-
дится, и очень скоро. Уже готовится опера "Минин и Пожарский" —
спасение от интервентов». Видимо, как писатель, работавший на
оборонные темы, Вишневский лучше других чувствовал необходи-
мость патриотической пропаганды. Поэт В.Луговской надеялся, что
«после этого будут прекращены выходки разных пошляков, осмели-
вавшихся высмеивать русский народ и его историю. До сих пор счи-
талось хорошим тоном стыдиться нашей истории». Писатель
С.Клычков полагал, что «этим постановлением реабилитируется рус-
ская история, а то всё (в прошлом — А.Д.) у нас дерьмом называют.
Теперь начинают признавать прогрессивное значение за многими
фактами»1 2. В начале марта 1937 г. А.Н.Толстой говорил сотруднику
«Литературной газеты»: «Развернувшаяся в советской печати дис-
куссия по поводу "Богатырей" совершенно чётко определила задачи
советских писателей-историков и навсегда выбила оружие из рук
вульгаризаторов этой области науки и искусства» •
Стало ясно, что теперь нужны положительные оценки пР^о-
го, показ героики в истории народа. Главное, вс эт0 Д могли бы
нания деятелей искусства, благодаря которым новые
1 Власть и художественная интеллигенция. С. 336,337.
2 Толстой А.Н. Поли. собр. соч. Т. 13. С. 523.
165
пропагандироваться ещё более широко. Закрепляя итоги полита
идеологической кампании, её организаторы опубликовали в 1937
сборник материалов «Против фальсификации народного прошлого/'
В начале 1937 г. в главном историческом журнале «ИстОрИк
марксист» была опубликована статья «К вопросу о крещении руси>>'
написанная С.В.Бахрушиным1. Перед историком была поставлена
задача дать строго научное освещение события, оболганного ДеМья.
ном Бедным. В том номере журнала «Историк-марксист» (1937.
в котором была опубликована статья Бахрушина, она была самой
большой по объёму среди всех изданных работ (37 страниц), Что
косвенно свидетельствовало о важности освещаемого в ней вопроса.
Номер журнала выходил в обстановке, когда журнал был подвергнут
острой критике в «Правде» за недостаточно зрелую идейно-полити-
ческую позицию. Поэтому всё содержание второго номера журнала
за 1937 г. было особенно строго выдержанным в идейном плане. Но-
мер открывался разделом «О недостатках партийной работы и о ме-
рах ликвидации троцкистских и иных двурушников», в котором бы-
ли помещены доклад Сталина на пленуме ЦК партии, а также его
статья об учебнике по истории ВКП(б). Таким образом, работа Бах-
рушина должна была восприниматься читателями как произведение,
которое, как и другие материалы журнала, содержало определённые
политико-идеологические «установки».
Мобилизовав всю свою эрудицию, Бахрушин обосновал идею о
существовании «прогрессивных моментов, которые заключало в себе
принятие христианства на определённом этапе исторического разви-
тия, т.е. в X-XI вв., в период установления феодализма на Руси»2. Он
стремился показать, что христианство «на определённом этапе могло
играть и играло весьма прогрессивную роль»3. В этом состояла глав-
ная цель статьи. Очень характерна повторявшаяся автором осторож-
ная оговорка «на определённом этапе». С той же осторожностью
Бахрушин писал, что «хотел бы не столько разрешить, сколько по-
ставить несколько научных вопросов, которые связаны с проблемой
Кн^сио-Т?8 К Вопросу ° кРещении Киевской Руси // Историк-марксист. 1937.
2 Там же. С. 40.
3 Там же. С. 43.
166
истории крещения Руси»1. Историк ограничил свою задачу, исследуя
только X-XI вв., не рассматривая церковь и христианство в более
поздние эпохи. В этом чувствуется влияние социального заказа. Ста-
тья знаменовала собою лишь начало в пересмотре отношений между
советским государством и православной церковью. После долгого ря-
да лет борьбы с христианством власть только начала нащупывать те
пределы, которых мог достичь намечавшийся политико-идеологичес-
кий компромисс.
Бахрушин широко и детально показал последствия введения
христианства для развития разных областей жизни — общественных
отношений («прогрессивного феодального способа производства»),
семейного права и «феодального законодательства в целом», идеоло-
гии, земледелия, строительной техники, ремесла, архитектуры, изо-
бразительного искусства, просвещения и литературы. Статью прони-
зывало представление о том, что христианизация способствовала
развитию Руси, привнесла немало ценного в её жизнь, подняла на
новый уровень разные области человеческой деятельности. Эта ста-
тья Бахрушина отличалась таким разнообразием идей, многосторон-
ностью охвата предмета и богатством содержания, какого хватило бы
вполне на целую книгу. Неудивительно, что впоследствии она неод-
нократно переиздавалась2.
Статья имела большой общественный резонанс. Она даже была
предметом изучения и обсуждения на политических занятиях среди
населения. Таким образом, эта чисто научная по содержанию статья
стала событием в общественной жизни страны. Власть просигнали-
зировала об очередном идеологическом повороте, а историческая
наука получила возможность свободнее и объективнее, чем раньше,
сказать слово об отечественной истории.
1 Тям жд С 45
2 Хаоактеоизуя в числе других эту статью Бахрушина, составители сборника «Хри-
и Йсь» (в который вошла названная статья историка) писали: «Можно
независимо от времени их создания, публикуемые работы составляют ту
пмчХю ^уч^ую основу изучения истории православной церкви в России, на кото-
JKп^до^Х2»«рты»»ься современные исследования в этой области» (Хри-
стианство и Русь. М., 1988. С. 4).
167
Объединяя два рассмотренных эпизода из литературно- ХуДо
ственной жизни страны и осмысливая их в свете п **
государственной политики возрождения исторического образования
исторической науки, можно сделать следующие выводы и высказа?
некоторые предположения. Ещё до опубликования директивных д?
кументов, провозглашавших это возрождение, Сталин сделал nepBblI
шаги для постепенного, очень осторожного отхода от тех идейны!
«установок» в оценке отечественного прошлого, которые ему и неко-
торым теоретикам партии уже представлялись устаревшими и непод.
ходящими с практически-политической точки зрения. Сферой, в кото-
рой он прощупывал возможности пропаганды новых идей, была ху-
дожественная литература. В этой области работали писатели, не свя-
занные в прошлом с революционной борьбой, с традиционными
идеями партии. Именно в их произведениях, содержавших в себе не-
кую идейную инерцию, шедшую от исконных воззрений российской
интеллигенции, можно было найти опору для политико-
идеологического курса, направленного на возрождение российских
имперских ценностей: патриотизма, великодержавна, идеи сильной
России (т.е. сильного государства), идеи служения стране и пр. Лю-
ди, которые становились орудиями нового курса в художественной
сфере, были более податливы на воздействие, чем партийные деяте-
ли, партийные историки. Им не приходилось порывать с прежними
идейными позициями, а наоборот, нужно было возвращаться к таким
взглядам, которые представлялись им разумными и верными.
А.Н.Толстой был вполне подходящей фигурой для пропаганды
новых воззрений. Эпизод, связанный с поддержкой Сталиным его
пьесы «На дыбе», как показали дальнейшие события, был далеко не
случаен. Сталин верно оценил те возможности, которые таила в себе
избранная Толстым тема истории России в правление Петра I, и она
получила полное развитие в творчестве писателя, причем именно в
том ключе, который был необходим для партийно-государственного
руководства. Успех Толстого стимулировал и других писателей к
творчеству в области исторического романа. Средства распростране-
ния новых исторических представлений становились все многочис-
леннее. Сфера художественного творчества была очень удобна для
решения поставленной Сталиным задачи. Художественные образы,
168
язык писателя не столь однозначны и категоричны, как формулиров-
ки и язык научных работ или партийных резолюций. Новые идеи
могли быть высказаны здесь как бы подспудно, не слишком заметно.
Тут можно было обеспечить желанную постепенность, разумную
дозировку при внедрении новых идей в общественное сознание. Зато
и воздействие художественных произведений («самых сильных форм
внушения») на население страны гораздо шире, чем воздействие на-
учных трудов. Кроме того, они несут в себе и определенный эмоцио-
нальный заряд, что обеспечивает формирование не только знаний, но
и убеждений, воспитывает личность человека.
Новый социальный заказ широко реализовывался в литературе,
театре, кино. Поэтому для партийно-государственного руководства
становились всё более нетерпимыми те деятели искусства, которые
не усвоили новой идеологической линии. И если в 1930 г. Демьян
Бедный за очернение российской истории поплатился лишь несколь-
кими месяцами молчания, то во второй половине 1930-х гг. он был
вычеркнут из «культурного официоза».
ГЛАВА IV.
ОТ ПРОБЛЕМ ИСТОРИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ
К НОВОМУ ОБЛИКУ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
1. Политика власти и школьное историческое
образование: 1931-1934 гг.
Большой поворот в политике по отношению к исторической
науке, к её идейному багажу, к воспитанию исторического сознания
общества шёл, во-первых, по линии реорганизации преподавания
истории в учебных заведениях страны. Во-вторых, по линии рефор-
мирования научных учреждений, постановки новых задач перед ис-
ториками, наполнения их деятельности новым содержанием.
Насколько можно понять положение в школьном преподавании
истории из бумаг Народного комиссариата просвещения, недоволь-
ство условиями изучения этого предмета назревали у школьных учи-
телей задолго до того, как появились известные директивы высоких
партийных органов. И ещё до появления указующих документов в
школьном преподавании истории начали происходить некоторые
изменения.
8 октября 1926 г. в методической секции Общества историков-
марксистов был поставлен доклад преподавателя школы второй сту-
пени Иоаннисиани «Преподавание истории в школах второй ступе-
ни»1. Открывая заседание, председательствовавший Кривцов гово-
рил: «История до известной степени возвращается в обладание тем
правом на существование, которое многие за ней отрицали». Предсе-
дательствующий ставил важнейший вопрос об учебнике: «С необхо-
1 Архив РАН. Ф. 350. Оп. 2. Д. 75. Л. 1-27.
170
димым должным вниманием придётся остановиться на вопросе об
учебнике, о типе учебника, о типе преподавания с помощью этого
учебника, который вновь встаёт перед нашим советским учительст-
вом. Некоторые товарищи ставят вопрос о стандартизации до из-
вестной степени учебника, чтобы не было случайных учебников, ко-
торые появляются, а затем исчезают, не оставляя после себя следа».
Заседание 8 октября, по словам председательствовавшего, было «по-
священо месту истории в программах школ второй ступени»1. Итак,
уже к 1926 г. в среде школьных преподавателей созрело стремление
к возрождению истории как учебного предмета, что не могло не быть
в определённой степени возвращением к традициям дореволюцион-
ного образования. Видимо, стремление возродить историческое об-
разование не родилось в недрах Общества историков-марксистов, а в
виде пожелания (директивы?) было спущено «сверху».
Выступление докладчика Иоаннисиани интересно тем, что оно
отражает восприятие рядовыми учителями положения школьного
образования и состояния преподавания истории. В первые годы по-
сле революции, вспоминал докладчик, «господствовала в школе са-
мая настоящая старая история без каких либо новых идей». С 1920 г.
начался поток новых программ. С течением времени «фактическая
сторона (в преподавании — А.Д.) сводилась к минимуму, больше
подчёркивалось социологическое построение по фазам. Так появи-
лось обществоведение. Новым было то, что изживалась старая пе-
риодизация. Практический работник не знал, как ему быть... Недаром
в начале 1923 г. появился очень знаменитый циркуляр Главсоцвоса о
политграмоте. В этом циркуляре Главсоцвоса говорится, что, дес-
кать, во многих школах оказывается, что систематически повторяют-
ся старые исторические зады, что буквально проходится история по
старым учебникам... Главсоцвос предлагал по отношению к тем
школам, в которых обществоведение не поставлено на должную вы-
соту, т.е. преподается старая история,... ввести в старших классах...
преподавание политграмоты как части учебной программы. После
этого начинается необычайный нажим со стороны определённых
кругов методистов на современность. Вей обществоведение теперь
1 Там же. Л. 2.
171
стараются строить, исключительно имея в виду современность u
паз за последние дни на разных конференциях и съездах особе
ставился вопрос о преподавании истории. Тот, кто был на
ских учительских съездах, знает, что московские учителя очень ?
стоятельно говорят о необходимости так или иначе разрешить
прос об истории. Мы за годы бурно-пламенного увлечения общест
поведением упустили из виду, что вообще в нашей школе готовим
таких интеллигентов, советских Митрофанушек, которые очень ну»,
даются в услугах фонвизинского извозчика». И далее докладчик
подчеркнул: «...История и обществоведение в наших школах не ока-
зывают почти никакого влияния на формирование идеалов нашего
школьника. Мы за эти годы усиленно ломали копья за обществове-
дение против истории, сколько написали книг, сколько было разго-
воров и какой сравнительно незначительный эффект»1.
Участвовавший в заседании М.Н.Покровский, наперекор поже-
ланиям рядовых учителей, выступил против создания самостоятель-
ного курса истории в школе. «Я боюсь, что если создадим такой курс
истории, якобы новый, он будет очень похож на старый курс, и в
конце концов будет та же книжная штука, святцы, но с другими свя-
тыми. Прежде были святые цари, министры, благодетели человече-
ства, а теперь великие бунтовщики революционеры, социалисты.
В известном смысле это будет прогресс: лучше, если дети будут
учиться понимать пугачёвщину, чем нелепый "Наказ” Екатери-
ны П..., это будет лучше, но не стоило "проливать столько крови ,
чтобы достигнуть таких ничтожных результатов». Покровский пред-
лагал создать настоящий курс «диалектического обществоведения»,
а <<в нём будут, разумеется, и элементы истории»2. Так что несмотря
на настойчивые требования рядового учительства, высказанные на
профессиональных съездах, верхушка чиновников-наркомпросовцев
сто ко занимала позицию людей, отрицавших необходимость исто-
пи в школе и её идейно-воспитательную роль в условиях СССР-
ваниа «М Не менее требования учителей о восстановлении преподв
оаниях С^?РИИ настойчиво продолжали звучать на разного рода с0
_______памяти участников Всесоюзной конференции историк
г Там же. Л. 77 7,9. ’ “
Там же. л. 22,24.
марксистов отложилось воспоминание о том
двинуто требование добиться для средней школы пп* <<бЫЛ° ВЫ'
рии, которые бы давали цельный исторический р0Грамм1П0 ИСТ0‘
конце ,920-х гг. проблема преподавая ’Хе” ЫХ°
ставлена не в узком кругу профессионалов, а на Всесоюзной конфе'
ренции. Требования учителей звучали всё настойчивей но«
в первую очередь к практическн-методическим потребностям „ина
программа изучения истории - руководящий и орнентнрующнГдо-
кумент, который очерчивает предмет изучения, вычленяет главное в
нём и пр. Самая массовая среда, работавшая с историческими зна-
ниями, - школьное учительство - созрела для возрождения препо-
давания истории.
В директивных документах, исходящих от Центрального коми-
тета партии, поворот в политике по отношению к историческому об-
разованию впервые отразился в 1931г. 5 сентября 1931 г. ЦК ВКП(б)
принял постановление «О начальной и средней школе»2. В нём на-
родным комиссариатам республик предлагалось «немедленно орга-
низовать научно-марксистскую проработку программ, обеспечив в
них точно очерченный круг систематизированных знаний (родной
язык, математика, физика, химия, география, история) с расчётом,
чтобы с 1 января 1932 г. начать преподавание по пересмотренным
программам»3.
Никакого акцента на возрождении исторических знаний в
школьном преподавании сделано не было: история помянута послед-
ней в приведённом списке. Однако, может быть, в какой-то мере это
возрождение предполагалось: в советских школах обществоведение
совершенно вытеснило историю, а теперь речь шла о разработке про-
граммы по этому предмету. Главное же заключалось во введении
— п 'ты числе и по истории, вместо тех в большой
системы знании, в том числе и ни nvi н ’ rmu!1Uup
СТРПРИЧ птпывочных сведений, которые внедрялись в сознание
степени отрывочн fi n0Ka ещё слабое начало движения
школьников до сих пор. Это рыло пои сщ
к новому преподаванию истории.
:------------- л ,л п м Л > Выступление учительницы П.Ерик 14 февраля
ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 70. Д. 2036. •||3O^1HHOft Наркомпросом.
1934 г. на конференции учителей, р дакого правительства о народном обра-
‘ Директивы ВКП(6) я w,.c. 153.
зовании. Сб. док. за 1917-1“
3 Там же.
173
25 августа 1932 г., накануне следующего учебного го
тральный комитет партии снова вернулся к вопросу о школы?3’
подавании и принял постановление «Об учебных программах*Пре‘
жиме в начальной и средней школе»’. Прежде всего этот до!? Ре'
по своему объёму гораздо больше, чем предыдущий. Его важностНТ
возросшее внимание партии к проблемам школьного образован3
были подчёркнуты тем, что его опубликовали на первой страни**
«Правды» на следующий же день после принятия Центральным ко?
митетом* 2.
Характеризуя итоги выполнения предыдущего постановления
ЦК партии отметил «значительные сдвиги» в школе в связи с «пере-
ходом к систематическому усвоению наук на основе определённых
учебных планов, программ и расписаний». Однако в этих програм-
мах, по мнению ЦК, проявилась «недостаточность исторического
подхода к программам по общественным предметам» — «в них
крайне слабо даётся представление об историческом прошлом наро-
дов и стран, о развитии человеческого общества». В новом абзаце
текста, отдельной фразой, подчёркивая таким образом значение это-
го указания, было написано: «Существенным недостатком является и
то, что не разработаны ещё программы по истории»3. Так высокий
орган партии опять, но уже острее заявил о потребности в историче-
ских знаниях, о чём до сих не говорилось в полный голос. Он потре-
бовал снова переработать действующие программы. Однако теперь
вместо расплывчатого требования «научно-марксистской проработ-
ки», о чём заявлял предыдущий партийный документ, были сформу-
лированы определённые указания: «Значительно (!) усилить элемен-
ты историзма в программах по обществоведению, по языку и литера-
туре, географии, иллюстрируя основные разделы и темы этих дисци-
плин необходимым фактическим материалом, историческими экс-
курсами и сравнениями». Далее: «Признать необходимым в учебные
программы по обществоведению, литературе, языкам, географии и
истории ввести важнейшие знания, касающиеся национальных куль
* Там же. С. 159-164.
2 Правда. 1932.29 августа. С. 1.
Директивы ВКП(б) и Постановления Советского правительства о народном
зовании. С. 159,160.
174
тур народов СССР, их литературы, искусства
тИя, а также элементы краеведения СССР»1 в ИСТОрического Разви-
щего постановления ЦК, «основы политехничес^ГТ °Т Предыду’
это была главная идея, на которой строилась обРазования» (а
вом документе были
^—ГИИ° ИСТ0РМ ™ » =ь.хСХ
Тогда же, осенью 1932 г„ быть может, наметилась новая тен-
денция в расстановке кадров историков. В октябре Тарле за не
сколько недель до этого освобождённый из ссылки и сразу же полу’
ливший право въезда как в Ленинград, так и в Москву (знаменатель-
ный факт!), был принят наркомом просвещения А.С.Бубновым в
Кремле. «Блестящий, очень тёплый прием... Хотят, чтоб я работал.
Сказали: Такая силища как Т[арле] (т.е. я) должен с нами рабо-
тать», — писал об этом событии историк2. Немногим позже Тарле
был включён в состав Государственного ученого совета. Судьба Тар-
ле свидетельствует о большом повороте, который переживали пар-
тийно-правительственные круги в деле политики по отношению к
исторической науке.
18 декабря 1932 г. «Правда» опубликовала передовую статью
«Против левацкого охвостья в школьной работе», которая сигнализиро-
вала о грядущих переменах в школе. Основной её смысл заключался в
пропаганде постоянных учебников и в критике прежних, так называе-
мых рассыпных, пособий. Было решено, что рассыпные учебники не
обеспечивали прочной системы знаний. Партийное руководство, веро-
ятно, беспокоило и то, что при таких учебниках было трудно контроли-
ровать содержание учебного процесса. При стабильных учениках
партийное воздействие в этой области можно было ыусил‘ ть_ б
обычно бывало статья в «Правде» играла роль не столько пробного
камня °с=предварительного сигнала, понятною поднаторевшим в
== но&ы читателям. Руководство в данном случае
чтении партийной прей г0 мнеНия, оно само через ста-
не нуждалось в изучении общественного*и ,
тьи в «Правде» и формулировало и выражало его.
’ Там же. С. 161,162.
Цит. по: Чапкевич Е.И. «Пока из рук не выпало перо...». Жизнь и деятельность
академика Евгения Викторовича Тарле. Op&i, 1994. С. 95.
175
12 февраля 1933 г. Центральный комитет партии принял
новление «Об учебниках в начальной и средней школе»1, в со"0^'
ствии с предварительным сигналом в постановлении говорил?^
необходимости издания «стабильных учебников, рассчитанный °
применение их в течение большого ряда лет»2. Постановление gcv^
дало и отменяло «как противоречащие решениям ЦК ВКП(б)» ДИС
тивные документы Наркомпроса, принятые в 1918-1930-х гг., в
торых отрицалась необходимость стабильных учебников. В перечне
предметов, по которым нужно было издать учебники, история не бы-
ла указана. Трудно со всей определённостью объяснить причину это-
го. Возможно, с написанием учебников по истории решили пока не
спешить, дело было нелёгким.
Откликаясь на решение ЦК, Наркомпрос занялся школьными
учебниками по истории. 17 февраля 1933 г. комиссия по учебникам
истории решила «внести на утверждение коллегии Наркомпроса про-
ект постановления о включении курса М.Н.Покровского "Русская
история в самом сжатом очерке" в список стабильных учебников для
средних школ»3.
6 марта 1933 г. после утверждения коллегией этого решения в
комиссии уже шёл разговор о месте и условиях издания труда По-
кровского. Правда, между членами комиссии произошел «обмен
мнениями» «в отношении текста "Русской истории"», и об этих мне-
ниях было решено доложить заведующему отделом культуры и про-
паганды ленинизма ЦК партии А.И.Стецкому4. Видимо, ценность
книги Покровского то ли в методическом то ли в идейно-
содержательном плане вызвала некоторые сомнения.
2 апреля 1933 г., комиссия Наркомпроса по учебникам истории
вынесла решение, которое свидетельствовало о значительном пово-
роте в ходе её работы. Видимо, указания, полученные от Стецкого (а
они относились к оценке научного наследия Покровского), изменили
направление хода мысли у членов комиссии. В частности, стала ме-
няться оценка учебника Покровского от безоговорочно положитель
Директивы ВКП(б) и Постановления Советского правительства о народном обра
зовании. С. 167-168.
’ Там же.
4 т!?ф‘ фп 2^'Оп70< А,886-л-50 об.
Там же. Л. 42 об.
176
ной к осторожно критической. Заказ на издание книги Покровского
для школ уже был сделан, поэтому комиссия постановила «выяснить
вопрос о внесении в этот учебник соответствующих редакционных
изменении и купюр и статьи М.Н.Покровского, которая вносит ис-
правления в самый текст учебника»1. Указание на редакционные из-
менения и купюры еще могло означать совершенствование книги
Покровского в методическом плане, а вот упоминание статьи учено-
го («О русском феодализме, происхождении и характере абсолютиз-
ма в России»), в которой он корректировал свои воззрения на отече-
ственную историю, явно свидетельствовало об исправлении идейно-
го содержания его «Русской истории». Это было уже более значи-
тельным делом.
Почти та же судьба была определена и для другого учебника по
истории, автором которого был А.И.Гуковский. С ним поступили
более сурово. Комиссия признала, что этот учебник «в настоящем
его виде не может быть издан в качестве стабильного учебника, но
принимая во внимание, что в настоящее время нет никаких учебни-
ков по истории, считать возможным после соответствующей перера-
ботки издать этот учебник в начале 1933-1934 учебного года»2.
Самые радикальные решения комиссии заключались в следую-
щем: «Привлечь к составлению учебников по истории старых опыт-
ных специалистов с точки зрения использования их эрудиции и зна-
ния фактического материала. Признать необходимым поручить чет-
вёрке в составе тт. Ванага (председатель), Граве, Панкратовой и Вер-
надского написать учебник по истории России и СССР, дав им про-
должительный срок для этой работы и проведя это задание через ЦК
партии»3. _ _
Первые три члена авторского коллектива были учениками По-
кровского, типичными икапистами, занимавшимися только новей-
шей историей. По возрасту их еще нельзя было назвать старыми спе-
циалистами. Глава группы Николай Николаевич Ванаг, молодой че-
ловек и уже известный исследователь, блестящий лектор, в конце
1920 х —начале 1930-х гг. занимал видные посты в научно-исследо-
Там «е Л. 30. В «кета ошвбочво: .учебн»ко»>.
2 Там же.
3 Там же.
12. Дубровский А. М.
177
вательских и образовательных учреждениях и считался в среде
шей партийной элиты крупным учёным и хорошим организаторо^'
В.Н.Бернадский имел более солидную профессиональную п
готовку, полученную ещё в дореволюционном университете; он-то*
считался «старым опытным специалистом». ’ и
Как писал биограф Ванага А.Н.Артизов, «отныне подготовка
нового учебника становится главной заботой Ванага. Мысли о нём
каждодневно тревожат учёного, отражаются в его статьях и выступ-
лениях по поводу событий, казалось, не связанных непосредственно
с этой темой»1.
Вероятно, никакой письменный источник не сохранил указаний
Наркомпросу и авторам будущего учебника, которые дал Стецкий
или стоявшие за ним более значительные фигуры из числа партий-
ных идеологов. Судя по решениям комиссии, можно со значительной
долей уверенности реконструировать эти указания. Они заключались
в критической оценке содержания книги Покровского, которая ранее
воспринималась как воплощение марксистского понимания отечест-
венной истории. В речи Стецкого прозвучала новая оценка «старых
специалистов»: бывшие идейные оппоненты, в лучшем случае по-
путчики, теперь оказывались необходимыми в деле работы над
школьным учебником. В преподавании истории необходимо было
уделить главное внимание фактам и отойти от прежнего увлечения
социологическими схемами. В качестве большой и важной перспек-
тивной задачи Стецкий выдвинул создание совершенно нового учеб-
ника по истории России и СССР. При этом отечественная история
оформлялась в качестве отдельного предмета в школьном препода-
вании. До той поры её материал был слит в едином учебнике с мате-
риалами по всеобщей истории.
В течение 1933-1934 учебного года положение с учебниками по
истории в школе не изменилось. Мнение о школьных учебниках,
сформулированное в Политбюро ЦК, более подробно было освещен0
в выступлении Кагановича на XVII съезде ВКЩб). В опубликован-
ной стенограмме заседания съезда этот эпизод освещён так:
- Н’ Николай Николаевич Ванаг (1899-1937) // Отечественная история-
1WZ. Xg 6. с. юз.
178
«Каганович. Можно было бы ппи
того, как часто из небольшого, на первый в Р еСТИ много примеров
ют большие и важные исторические neniAuJJ^’ ВОпРоса- выраста-
-^оптлгти V^napT HR* итл ________ во всех областях нашей
- —: нет учебников. Вызывает
” Дело с учебниками? Раз-
что у нас постоянных
деятельности. Узнаёт ЦК, что у детишек гг
товарищ Сталин и спрашивает: как обстоит -
беритесь. Затем на Политбюро выяснилось,
учебников нет.
Сталин. Каждый год учебни-
ки менялись.
Каганович. Именно каждый
год учебники менялись. Менялись
ежегодно и программы. "Левацкие"
теоретики отмирания школы доказы-
вали, что, если мы закрепим учебник I
на несколько лет, это будет тянуть
нас назад, а в то же время не замена- <
ли, что дети из-за отсутствия учебни-
ков малограмотны.
Название "рассыпной" учеб-
ник — это не злая издёвка, не шуточ-
ное название, а официальное нарком-
И. В. Сталин выступает на
XVII съезде ВКП(б).
просовское название этого рода
"учебников". Ещё в 1930 г. Всерос-
сийская конференция по учебной
книге постановила основными учебниками считать краевой уче
ник, в частности, в форме рассыпных книг, краевую газету уче ник и
общереспубликанский учебник, в частности, в форме рассыпных
™Г ''Рассыпной" учебник действительно состоял из отдельных листи-
ков по всем наукам вместе, или, 'учебника давали
Не думайте, что листки этого россыпи уч
какое-либо систематическое знание. Н ,
венным справочным материалом, т.е. сведения по
смешивались и вопросы арифметики, и русский язык,
теографии, физике, общественным наукам и т.
12*
179
Вот и попробуй, учащийся, на основании "рассыпных"
листочков иметь в голове систематизированное знание.
Учебных
Каждый год Наркомпрос выпускал огромное количество
ников. Расходовал деньги и тратил уйму бумаги на "рассып^
учебники, и каждый год у нас не было стабильных учебников 'Г
перь, после решения вопроса, взялись за учебники, школа у нас стада
лучше, это бесспорно. С учебниками ещё плохо, но всё-таки в это^
году лучше»1.
Хотя Каганович завершил свой монолог на оптимистической
ноте, как это и полагалось на партийном съезде, однако положение с
учебниками в школе оставалось пока непростым. Поэтому когда
14 февраля 1934 г. в Наркомпросе заседала подкомиссия по истории,
участвовавшие в её работе школьные учителя выступили с резкой
критикой условий их учебной работы: «Относительно учебника Ни-
кольского приходится сказать, что он нуждается в полной перера-
ботке, что он нас совсем не удовлетворяет» (учительница П.Ерик),
«Учебник Покровского не является учебником, поскольку он своим
текстом не соответствует программе» (А.И.Стражев), «Особенно
большой прорыв по истории России, истории России совершенно не
знают. Мы ставим категорически вопрос о создании учебника»
(А.В.Фохт), «Курс истории России должен быть выделен в самостоя-
тельный курс. Нет основного в... учебнике (Гуковского — А.Д.), нет
живого исторического факта» (учитель Тупиков)2.
5 марта 1934 г. вопрос об учебниках по истории стал в повестку
дня Политбюро ЦК партии. Никаких стенографических записей на
заседании Политбюро не велось. Однако главное событие этого засе-
дания — речь Сталина — может быть реконструирована на основе
других источников. Возникает предположение, что участник заседа-
ния Стецкий вёл записи либо во время заседания Политбюро либо
сделал их вскоре после него. Это заседание было посвящено тому
докладу о составлении учебников для школ, который Стецкий приго-
товил совместно с секретарём ЦК партии Ждановым и наркомом
просвещения А.С.Бубновым. Видимо, Стецкий был основным соста-
1 XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Стенографический отчёт.
М., 1934. С. 564-565.
ГАРФ. ф. 2306. Оп. 70. Д. 2036. Л. 11 об., 24,29 об., 31,36 об., 37 об.
180
вителем материалов для обсуждения, а более высокие партийно-
государственные чиновники только в небольшой мере имели к ним
отношение. Как можно себе представить, потребность зафиксировать
принципиально важные указания Сталина должна была быть у Стец-
кого острейшей. От точного представления об этих указаниях зави-
села его дальнейшая работа.
Почти через неделю после заседания Политбюро, 13 марта
1934 г., Стецкий выступил на расширенном заседании Президиума
Коммунистической академии. Сюда собрались историки из рячных
научных учреждений Москвы для того, чтобы услышать новые
идейные «установки» от партийного руководства страны* 1. Речь
Стецкого была передана довольно близко к первоисточнику, хотя и с
некоторыми сокращениями и изменениями, в статье «О задачах на-
учно-исследовательской работы в области изучения истории», опуб-
ликованной в «Бюллетене Коммунистической Академии»2. Кроме
того, в Архиве РАН, в фонде Коммунистической Академии, сохра-
нилась расшифрованная, но не правленая стенографическая запись
доклада Стецкого3. В статье выступление Стецкого преподносилось
как его личное произведение. Между тем внимательное чтение сте-
нограммы показывает, что перед нами по сути дела пересказ речи
Сталина на заседании Политбюро 5 марта 1934 г. с рядом авторских
интерполяций Стецкого. Расслоение текста стенограммы позволяет с
известной долей полноты и точности реконструировать содержание
выступления Сталина на заседании Политбюро ЦК партии.
«На последнем заседании Политбюро был поставлен тов. Ста-
линым вопрос о преподавании истории в нашей средней школе. Но
отсюда, по-видимому, необходимо будет сделать ряд выводов и для
преподавания истории в высших учебных заведениях и о разработке
исторических наук в научно-исследовательских институтах», так
Стецкий сообщил о главной теме выступления генерального секре-
таря партии и указал на то, каково было восприятие сформулирован-
~ „„«иинаег известное издание — 50 лет советской исторической
1 Это совещание Уп°^Н^нИи 1917-1967. М., 1971. С. 187.
науки. Хроника нау работы в области изучения истории // Бюлле-
° * '-г-с
АН « 350. °"'|Д' Л 1"34' маш“"опнсь-
181
ных им идей людьми его окружения1. Сталин, конечно же
только о школе, его интересовало то, что непосредственно было°₽Ю|
зано с его внутри- и внешнеполитическими задачами, — форми° СВЯ‘
ние массового исторического сознания, просвещение и воспита°Ва
народа в определённом духе. А партийно-государственное рукоТ
дство уловило ещё и решительный поворот во взглядах на отечест
венное прошлое. Оно верно осознало, что толковать выступление
Сталина нужно расширительно, то есть, не ограничиваясь школьной
постановкой преподавания истории.
Далее Стецкий напомнил о том положении, в котором оказа-
лось дело преподавания истории «три года тому назад»: «История
исчезла, её подменили преподаванием общественных наук»2. Если
Сталин и не произносил чего-либо подобного, то, понятно, что
мысль об этом была ясна членам Политбюро, из неё они исходили,
слушая вождя.
«Историю в конце концов восстановили. Были в прошлом году
созданы учебники. Но эти учебники и сама постановка преподавания
далеки от того, что нам нужно, и об этом говорил т. Сталин на засе-
дании Политбюро», — продолжал Стецкий3. В его последней фразе
чувствуется переложение важнейшей идеи в выступлении Сталина.
Видимо, далее он более или менее близко к источнику пересказал это
выступление: «Эти учебники и сама постановка преподавания ведут-
ся таким образом, что история подменяется социологией. Это наша
общая беда. Мы имеем и в учебниках и в самом преподавании целый
ряд схем исторических периодов, общую характеристику экономиче-
ских систем, но, собственно говоря, гражданской истории, того, как
происходили события, как делалась политика, вокруг чего развёрты-
валась классовая борьба — такого рода истории у нас нет» . Упот-
ребление термина «гражданская история» утверждает в мысли о том,
что перед нами близкий к первоисточнику пересказ фрагмента речи
’Там же. Л. 1.
2 Там же.
3 Там же. Л. 1а.
* Там же.
182
Сталина, причём этот пересказ отражает не только смысл но и лек-
сику генсека, порожденную его церковным образованием1
«У нас получается странная вещь, - пересказывал Стецкий
выступление Сталина. - Одно время у нас совершенно не было рус-
ской истории, а русская история подменялась историей революцион-
ного движения. Тов. Ванаг писал учебник. Он написал неплохой
учебник. В прошлом году, когда речь шла о том, чтобы этот учебник
поправить и издать вторым изданием, шёл разговор с т. Ванагом что
таким образом излагать русскую историю нельзя. Нужно дать пред-
ставление существовали какие-нибудь правительства и против
кого вообще шло это революционное движение. И как его отражали
эти самые правительства. ...Если возьмём учебник по промышленно-
му капитализму, то там введён отдел русской истории; возьмём эпо-
ху Петра, оказывается, что о Петре вы найдёте упоминание только
построчно совершенно незаметное замечание. Вообще получилась
какая-то непонятная картина для марксистов — какое-то стыдливое
отношение — стараются о царях не упоминать и о деятелях буржуа-
зии стараются не упоминать; о Робеспьере, Дантоне и других можно
писать, потому что их никак не обойдёшь: это люди, которые были
революционерами. Но там, где речь идёт о реакционерах, о царях —
их имён стараются избегать. Мы не можем так писать историю! Пётр
был Пётр, Екатерина была Екатерина. Они опирались на определён-
ные классы, выражали их настроения, интересы, но всё же они дей-
ствовали, это были исторические личности, — не наши личности, но
об этой эпохе надо дать представление, о тех событиях, которые
происходили тогда, кто правил, каковы были правительства, какую
1 «Во введении термина "гражданская история" аукнулось семинарское образование
Сталина, дальше которого он, как известно, не пошёл. В программах же духовных
семинарий, в отличие от истории церковной — ведущей дисциплины, существовала
история гражданская, т.е. обычная история. В семинарии это имело смысл было
оправдано. В 1934 году это звучало довольно-таки нелепо» (Ганелин Р.Щ. Сталин
советская историография предвоенных лет // Новый часовой. Руслан» военнг^
исторический журнал. 1998. № 6-7. С. 115, прим. 60). Сталин возроди^ в советском
новоязе этот, казалось бы, скончавшийся термин. Позже он был закреплён в поста
новлении ЦК партии и СНК СССР «О преподавании гражданской истории в школ» ”
СССР». “««мах
183
политику проводили, какие события разыгрывались. Без этого
кой гражданской истории у нас не может быть»1. по-
думается, что категоричность и афористичность некоторы
ражений («Пётр был Пётр, Екатерина была Екатерина», «уРНасВЫ'
вершенно не было русской истории, а русская история подменял^
историей революционного движения») ясно указывают на авто^
Если бы Сталин не высказался таким образом, резко порывая с щ-Г
вычными воззрениями, вряд ли Стецкий сам вставил бы такие фразы
в своё выступление. Употребление термина «гражданская история»
ещё пока не закреплённого ни в каком партийном документе, а суще-
ствующего только в устной традиции благодаря его возрождению
Сталиным, убеждает в том, что перед нами подробный пересказ речи
Сталина с цитатами из неё.
Упомянув, что Наркомпрос уже занялся подготовкой новых
учебников, Стецкий снова вернулся к пересказу речи Сталина, при-
чём прямо сославшись на источник: «Нам нужно, по-моему, посмот-
реть и старые учебники. Тов. Сталин как говорил? Что может быть
если новые учебники нельзя в настоящее время создать почему-
либо — не хватает сил, может быть переработать старые учебники,
которые были построены по такому принципу живого изложения
событий. Конечно, подход, точка зрения и самое изложение в целом
ряде мест абсолютно не наши, но они давали представление о том,
что происходило. Нужно изучить то, что выходило раньше»2.
Таким образом, исходя из прямых ссылок на Сталина, лексики,
употреблённой Стецким, ситуации, в которой он находился, можно с
большей или меньшей уверенностью определить в его выступлении
фрагменты из речи Сталина на заседании Политбюро 5 марта 1934 г.
Можно также предположить, что Стецкий передал практически пол-
ностью речь Сталина, все её важнейшие идеи.
В этой речи Сталин впервые со всей откровенностью заявил о
необходимости нового освещения истории страны, нового понимания
предмета истории. Судя по критическим выступлениям школьных
учителей, они ничего не имели против идейного — классово-
революционного — содержания своего предмета. Учителей заботило
‘ Архив РАН. Ф. 350. On. 1. Д. 906. Л. 2-3.
Там же. Л. 3 об.
184
изучение фактов. Смысл выступления Сталина заключался в другом-
нужна была иная картина исторического прошлого («русской исто
рии»!) - с государственными деятелями, историческими личностями,
политической историей. Должна была измениться оценка деятельно-
сти монархов (и, вероятно, не только монархов), освещение событий
политической истории («как происходили события, как делалась по-
литика»). История должна была принять традиционный для дорево-
люционной школы государственно-патриотический характер.
Члены Политбюро вынесли постановление: «Предложить
т. Бубнову доложить на следующем заседании Политбюро о поста-
новке в школе преподавания гражданской истории и о мерах, необ-
ходимых для улучшения этого дела»1. Следовательно, вопрос об
учебниках предстояло рассмотреть на следующем заседании Полит-
бюро уже подробнее. Как видно из последовавших событий, на это
заседание было решено пригласить историков.
Ещё до этого заседания Политбюро 8 марта 1934 г. Бубнов
срочно собрал в Наркомпросе большое совещание историков, чтобы,
как он сказал, «наметить порядок дальнейшей работы над созданием
настоящего стабильного учебника»2. Бубнов отметил главный недос-
таток — «очень большая перегрузка того, что можно было бы на-
звать социологической частью, и очень большая недогрузка, а в не-
которых местах даже полнейшее отсутствие того, что называется
прагматической историей»3. Он предложил для 1934—1935 учебного
года просто переделать старые учебники, а к 1935—1936 г. написать
новые. В качестве образца следовало взять дореволюционные учебни-
ки- «Может быть они написаны совершенно не с нашей точки зрения,
но надо вспомнить, как люди укладывали это дело по част древней
истории Так же и с освоением русской истории обстоит неважно. Но
мы уже ждать не можем и поэтому мы должны русскую историю из
общей истории выделить безусловно. Вот примерно как мы сейчис по
димктиве Центрального комитета хотим ставить дальнейшую работу
^ГХими историческими учебниками». В выступлении Бубнова
'--------- „пи и пёяяктировал конспекты школьных учебников по исто-
Как Сталин критик М.В.Зеленов) И Вопросы истории. 2004. № 6. С. 6.
рии (1934-1936 годы) (п Д •
» Г АРФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д- 2177- Л.
3 Там же. Л. 2.
4 Там же. Л. 3-3 об., 5 об.
185
явно отражались последние указания Сталина о Дореволюционна
учебниках как образцах для создания новых учебников. *
Собранные на заседание в Наркомпросе историки, в ту Поп
ещё не информированные Стецким, не слыхавшие «установок» Ст*,
лина, были несколько обескуражены содержанием речи наркома и нё
готовы к столь крутому идейному повороту, о котором их далеко не
полно информировал Бубнов. Н.М.Лукин, чей авторитет среди
«красных профессоров» в области всеобщей истории был сопоставим
с авторитетом покойного к этому времени Покровского в отечест-
венной истории, выступил с предупреждением от увлечений старыми
учебниками. «Нужно остерегаться, чтобы в новом стабильном учеб-
нике преобладали все эти даты царствований, войн, битв и т.д. Нам
важно знать, когда жил и умер Маркс, Лютер (а не правления ца-
рей — А.Д.)», — заявил историк1.
Панкратова сообщила о том, что на варшавском конгрессе ис-
ториков «целый ряд буржуазных историков-исследователей высту-
пили с активной защитой учебника не просто конкретного, а учебни-
ка с ярко выраженной политической и общественной схемой»2. Пан-
кратова полагала, что и советский учебник должен обладать таким
качеством.
Ванаг, поддерживая Лукина, сказал, что «основной вопрос... за-
ключается в отборе фактов. Если мы построим учебник по принципу
отбора фактов, который имеется в старом учебнике, тогда у нас бу-
дет обольшевизированный Иловайский, а нам нужен большевист-
ский Иловайский»3.
Видимо, чувствуя, что историки не вполне понимают идейное
содержание происходящего поворота и раздражаясь из-за этого, Буб-
нов решил снова выступить с более резкими по тону заявлениями:
«Генриха IV-ro или папу Григория VII-го, что вы выкидываете, это
самое? Почему это не взять? У вас как папа, как царь — так в шею!
ы достаточно этим персонам надавали в шею, чтобы для марксист-
ского воспитания их соответствующим образом использовать. Это
можно сделать. У вас до сих пор есть такой атавизм. Мы живём, сла-
вам же. л. 14 об.
Там же. Л. 16.
Там же. Л. 18 об.
186
ва тебе, господи, долго. Октябрьская революция на громадной дис-
танции от нас. Надо всё-таки уметь мыслить в соответствии с эпохой
у нас вторая пятилетка — вот какая у нас эпоха! Надо же понять»
Все понятия имеют способность меняться. Целый ряд весьма одиоз-
ных понятий как папа , царь мы в интересах коммунизма можем
поставить на службу пролетарской диктатуре»1.
Совещание решило создать творческую группу историков для
написания учебника по отечественной истории. В нее вошли Ванаг,
Панкратова и Пионтковский. Итак, к двум ученикам Покровского
был присоединён «красный профессор» с дореволюционным универ-
ситетским образованием — Сергей Андреевич Пионтковский, окон-
чивший Казанский университет в 1914 г. По предложению Бубнова
была организована комиссия во главе с его заместителем М.С.Эп-
штейном для переделки старых и создания новых учебников. «Надо
начать сейчас же работать, немедленно. Срок взять — 12 марта (ве-
роятно, для первого заседания комиссии — А.Д.)» — нажимал на
историков Бубнов2 3.
Со стенограммой заседания, видимо, когда она была расшиф-
рована и напечатана на машинке, в партийно-государственном аппа-
рате внимательно ознакомились: в ряде мест стенограммы были сде-
ланы пометки красным и синим карандашами. Изучались выступле-
ния историков. Были отмечены конкретные соображения по поводу
составления учебника, оценка сложившегося положения в системе
исторического образования, подчёркнута фамилия Ваната .
13 марта прошло заседание комиссии по учебникам под пред-
седательством Эпштейна4. На нём присутствовали Лукин, Фридлянд,
Панкратова, Ванаг и др. Комиссия сформировала группы авторов для
написания учебников как по всеобщей истории, так и по отечествен-
ной. Для окончательного редактирования учебников были намечены
Эпштейн, Фридлянд и Ванаг.
Уже после того, как Эпштейном были даны рекомендации по
написанию учебников и были решены важные организационные во-
1 Там же. Л. 24,24 об.
2 Там же. Л. 34 об.
3 Там же. Л. 16,17,18 об., 21.
4 Там же. Л. 75-94.
187
просы, Эпштейн, не ссылаясь на определённые имена или о
власти, сказал: «Когда обсуждался вообще вопрос об истории
ник вопрос о заголовках. ...Не следует ли возвратиться к старым*03
званиям: древняя, средняя, новая и новейшая история...»1. На"
Это предложение вызвало резкий отпор Фридлянда («Делать
такую вещь методологически недопустимо») и общий шум в аудито-
рии. Видимо, взрыв протеста со стороны историков был настолько
силён, что Эпштейн тут же закрыл заседание. А между тем это был
пробный шар, вероятно, как-то обговорённый с более высокими ин-
станциями. Однако «красная профессура» не была готова к такому
идейному повороту.
В тот же день состоялось совещание в Коммунистической ака-
демии, на котором выступил Стецкий с изложенным выше переска-
зом речи Сталина об учебниках истории.
Если на заседание Политбюро ЦК партии 5 марта была при-
глашена небольшая группа специалистов, то на собрание в Комму-
нистической академии 13 марта собралось уже гораздо более значи-
тельное количество учёных из Москвы и Ленинграда. После доклада
Стецкого выступило десять человек из разных учреждений. Одна из
важных проблем, которую поставил первый участник прений
Н.М.Лукин, это была проблема кадров. Партия выдвигала новые за-
дачи, и естественным образом возникал вопрос — кто же будет их
выполнять?
«Историей докапиталистических формаций мы совсем не зани-
маемся, — говорил Лукин. — Надо будет всё-таки создать какое-то
центральное, достаточно мощное учреждение, исторический инсти-
тут... Причём к работе этого учреждения придется привлечь более
широкие кадры. Надо признаться, товарищи, что мы недостаточно и
неумело используем те немногочисленные кадры близких к нам бес-
партийных историков, которые ещё имеются в пределах Советского
Союза. А между тем именно среди них мы можем сейчас найти спе-
циалистов как раз по тем отраслям политической истории, культур*
ной истории, истории международных отношений, по тем отраслям,
по которым у нас среди партийных специалистов насчитываются У*
1 Там же. Л. 93.
188
квально единицы»1. Мысль о кадпах о
vuwoM иентое» звучала и п Р ’ ° <<КРУПНОМ историческом на-
учном центре» звучала и в других выступлениях - Ваната, Миль-
штеина, Невского, Фридлянда, Панкратовой М
фридлянд предупреждал, что «новый тип учебника будет соз-
даваться остатками разбитой беспартийной интеадитенции, котор^
к сожалению, рассматривает за последние дни в связи с разгони
об учебнике - со мной разговаривало несколько человек - так что
вот, наконец, дадут вздохнуть и дадут возможность обучить вас нс-
ториков» .
Лукин верно почувствовал близкие перспективы развития со-
ветской науки возвращение к работе историков «старой школы» и
возникновение Института истории, в котором соединятся партийные
и беспартийные историки. И воспринимал он этот вариант разлития
как будто спокойно. Фридлянд же относился к наметившейся пер-
спективе с большой тревогой за чистоту марксизма и марксистской
исторической науки. Видимо, такие настроения, высказанные и не-
высказанные, были типичны для «красной профессуры».
«Основная задача заключается сейчас в создании учебников для
средней школы, в создании двух учебников, по существу говоря: од-
ного элементарного курса для семилетки и более обширного для де-
сятилетки. Мы уже наметили авторов, — сообщил собравшимся Ва-
наг. — Но... нужна мобилизация всего исторического фронта на этом
участке работы, который, действительно, представляет одно из важ-
ных звеньев для того, чтобы сдвинуть с места преподавание истории.
Нужно мобилизовать на это дело не только авторов, но довольно
широкий коллектив наших историков по созданию таких учебников,
по созданию программ»3.
Ванаг, вероятно, чувствовал себя не очень уверенно в деле соз-
Дания нового учебника. Член партии с 1918 г., ок был временно.нс-
л n^4/\iiiru<*Tr«vio позицию в дискуссии 1923 1924 г.,
ключей из нее за троцкистскую позиц w д j
проявлял «колебания троцкистского характера в 1927 г.», а потом н в
1932^0 Чём е тех пор был вынужден писать в автобиографических
* Архив РАН. Ф. 350. On. I. Д- 906. Л. 5.
2 Там же. Л. 15.
3 Там же. Л. 5 об.
189
документах1. Ему ли было не понимать всей сложности на
текста учебника не только с точки зрения научной, но и ПИсания
ской! Гарантией от промахов в работе было участие широкого11™46
лиц если не в написании, то в обсуждении текста учебника Круга
Историки не дискутировали по поводу нового идейного с
жания исторической науки, о котором говорил Стецкий. Это не^
дило в круг обсуждаемых вопросов, а было директивой высоких па™
тийных органов, лично Сталина, о чём прямо было сказано доклад
чиком. Вероятно, каждый из тех, кто присутствовал на заседании в
Коммунистической академии, мог бы сказать о себе и своей науке
словами из выступления Панкратовой на этом же совещании: «У нас
была определённая политическая задача. Мы боролись с буржуазной
профессурой, нам как раз нужно было на определённом историче-
ском этапе разбить методологические, политические установки бур-
жуазной профессуры. И мы заостряли наше оружие во главе с По-
кровским по этой линии, мы оттачивали его — в чём состоит сущ-
ность нашей марксистско-ленинской методологии. И у нас получил-
ся перегиб в другую сторону, у нас получилось забвение конкретно-
исторических фактов. Но сейчас мы на новой полосе, сейчас мы на
полосе широкого развития исторических знаний, которые должно
обобщить, подытожить и помочь нашим ребятам выработать широ-
кую историческую перспективу борьбы за победу социализма в на-
шей стране и во всем мире»2.
В ходе выступлений по поводу доклада Стецкого участники со-
вещания ставили и осмысливали все наиболее важные вопросы, свя-
занные с выполнением новых директив партии. Не только власть
диктовала историкам указания, но и они — «красные профессо-
ра»! — проявляли инициативу: что-то предугадывали, выступали с
предложениями, совпадавшими с намерениями власти.
20 марта 1934 г. состоялось заседание Политбюро ЦК партии,
на которое были вызваны несколько историков. Воспоминания о нём
были записаны Пионтковским в дневнике по свежим следам
23 марта, следовательно, можно уверенно говорить о высокой степе-
1 Архив РАН. Ф. 350. Оп. 3. Д. 194. Л. 3 об. Личное дело Н.Н.Ванага.
Там же. Оп. 3. Д. 906. Л. 18 об. — 19.
190
ни достоверности этого источника1. Kdomp с
имеются воспоминания А.И.Гуковского2 ’ 06 ЭТ°М эпизоде
На заседании Полизбюро председательствовал Молотов пои
сугетвовал Сталин. Историков было девять человек г™ Р
Ванаг, Пионтковский, авторы действовавших учебников— г”’ ~
ский, Трахтенберг, Ефимов, глава Учпедгиза Внхирев. Лчему^Х
смогли разыскать Лукина н Панкратову. Доклад сделал Бубнов по-
том говорила Н.К.Крупская, а, главное, выступил Сталин речь к™-
рого Пионтковским тщательно воспроизвел в дневнике полностью а
Гуковский передал в воспоминаниях лишь её начало
Сталин, как писал Гуковский, «не спеша прошёл к столу с ма-
териалами и вернулся с какой-то книгой в руке (Трахтенберг тихонь-
ко толкнул меня локтем, но я не понял сигнала, по близорукости не
разглядев, что это наш учебник) и, стоя в среднем проходе у своего
места, начал говорить, обернувшись в нашу сторону. "Меня попро-
сил сын объяснить, что написано в этой книге. Я посмотрел и тоже
не понял". Примерно так начал Сталин»3.
«Как только начал говорить Сталин, сидевшие в конце зала
встали и подошли ближе... На лицах было глубочайшее внимание и
полное благоговение. Сталин говорил очень тихо. В руках он держал
все учебники для средней школы, говорил с небольшим акцентом,
ударяя рукой по учебнику, заявлял: "учебники эти никуда не годят-
ся"... Что, говорит, это такое "эпоха феодализма", "эпоха промыш-
ленного капитализма", "эпоха формаций" — всё эпохи и нет фактов,
нет событий, нет людей, нет конкретных сведений, ни имён, ни на-
званий, ни самого содержания. Это никуда не годится. То, что учеб-
ники никуда не годятся, Сталин повторил несколько раз. Нам, сказал
Сталин, нужны учебники с фактами, событиями и именами. История
должна быть историей. Нужны учебники древнего мира, средних ве-
1 Дневниковую запись С.А.Пионтковского воспроизвел А.Л.Литвин в очерке об этом
историке. См.: Литвин А.Л. Без права на мысль. Историки в эпоху Большого Терро-
ра. Очерки судеб. Казань, 1994. С.56-57. Более полные сведения из дневника Пионт-
ковского привел в своей диссертации А.Н.Артизов. (См.: Артизов А.Н. Школа
М.Н.Покровского и советская историческая наука (конец 1920-х -1930-е гг.).
Дисс.... докт. ист. наук. М., 1998. С. 119).
2 Гуулира-ий А.и. Как я стал историком // История СССР. 1965. № 6. С. 97.
3 Там же.
191
ков, нового времени, история СССР, история колониальных и
тённых народов. Бубнов сказал, может быть не СССР, а истов
родов России. Сталин говорит — нет, история СССР, русский *
в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательств^
приступил и сейчас. Дальше, между прочим, он сказал, что сх °Н
Покровского не марксистская схема, и вся беда пошла’ от вре^3
влияния Покровского...»1. ен
Сталин отверг все предложения Бубнова по поводу учебников
даже не рассматривая их. Он явно не был удовлетворен деятельно^
стью ведомства Бубнова и, не скрывая, демонстрировал это. Как и в
предыдущем своём выступлении, Сталин настаивал на возрождении
старого (дореволюционного) преподавания истории, восстановлении
прежнего идейного содержания науки. Теперь именно из его уст ис-
торики услыхали о необходимости вернуться к традиционному деле-
нию истории на древнюю, среднюю, новую.
Если 5 марта Сталин говорил о возрождении «русской исто-
рии», то 20 марта он уже подчеркнул особую историческую роль
русского народа («собирал другие народы» в Российское государст-
во). Эта роль была государственно-созидательной, подготавливав-
шей образование Советского Союза. Здесь же звучала мысль об осо-
бой исторической роли русского народа («к такому же собирательст-
ву он приступил и сейчас») как народа, первым совершившим социа-
листическую революцию и по мере развития мирового революцион-
ного процесса собирающего в этот союз другие народы. Это выска-
зывание Сталина перекликалось с тем, что он писал Демьяну Бедно-
му чуть более трёх лет тому назад — «революционные рабочие всех
стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, преж-
де всего, русскому рабочему классу»2. В 1934 г. Сталин выразился
уже несколько иначе, говоря не о русском рабочем классе, а о рус-
ском народе и его особой исторической роли. В этом сказался сдвиг
идейной позиции вождя с классовой на национальную позицию, тяга
к идее русоцентризма.
1 Литвин А.Л. Без права на мысль. С. 56-57. Гуковский более коротко писал о том
же: «(Сталин — А.Д.) говорил, что учебник надо писать иначе, что нужны не общие
схемы, а точные исторические факты. Говорил недолго, минут пять-десять, не боль-
ше. После этого мы ушли (Гуковский А.И. Как я стал историком. С. 97).
«Счастье литералуры». Государство и писатели. 1925-1938. Документы. С. 90.
192
Принципиально важным было то, что Сталин связал недостатки
в преподавании истории, в её трактовке с именем М.Н.Покровско-
го — «схема Покровского — не марксистская схема». Как и в других
случаях, когда неудачи в социалистическом строительстве объясня-
лись происками и вредительством врагов народа, источник непра-
вильного понимания отечественной истории был персонифицирован
в лице покойного историка. В частном разговоре с Е.МЛрославским
Сталин ещё в 1930 г. говорил о том, что Покровские не марксист, что
у него много ошибок, которые надо критиковать*. В 1920-х гг., когда
Покровский выступал против Троцкого — главного политического
противника Сталина, он был вождю нужен. Позже когда Сталин за-
думал поворот на «историческом фронте», Покровский с его интер-
националистской, непатриотической позицией, с его обличительны-
ми воззрениями на прошлое России был не только не нужен, но даже
и вреден, о чём Сталин теперь счёл нужным сказать публично.
Оба выступления Сталина на заседаниях Политбюро отлича-
лись большей откровенностью и ясностью позиции, чем туманные
фразы в ранее цитированных документах ЦК партии о необходимо-
сти «научно-марксисткой проработки программ» по разным школь-
ным предметам и выступления Бубнова перед историками. Побы-
вавшие на заседании Политбюро получили вполне конкретные ука-
зания. Этих указаний было немного, но основная линия в переработ-
ке исторического материала как будто была ясна.
Ещё одна деталь. Во время заседания Политбюро выступавший
перед Сталиным Бубнов заявил, что его доклад «исходит из того, что
говорил Сталин на прошлых заседаниях»2. Бубнов употребил множе-
ственное число в слове «заседание». Стало быть, выступление Ста-
лина 5 марта по поводу преподавания истории было уже не первым,
во всяком случае, не единственным за последнее время. Эта фраза
согласуется с тем естественным предположением, что вопрос об
учебниках по истории должен был быть поднят до 5 марта и, судя по
речи Кагановича на XVII съезде партии, до съезда как-то обговорён,
1 Как Сталин критиковал и редактировал конспекты шкальных учебников по исто-
рии (1934-1936 годы). С. 29. Письмо Сталину от Е.М.Ярославского, не ранее 22 ад-
2Х1и3н АЛ. Без права на мысль. Историки в эпоху Большого Террора. С. 56.
193
13. АуброаомйА- М
мотивирован; исходя из этого и была создана комиссия Жп
Бубнова, Стецкого. Таким образом, примерно во второй падН°Ва’
1933 г. — начале весны 1934 г. на заседаниях Политбюро ЦК ВкпНе
состоялось не менее трёх выступлений Сталина по поводу учебн *
истории и преподавания этого предмета. 10 февраля 1934 г ~К°В
закончил работу. Теперь Сталин мог сосредоточиться на проблем^*
исторического образования. х
В результате заседания Политбюро было решено поручить
Стецкому и Бубнову подготовить предложения о составе авторских
коллективов для написания учебников.
Через два дня, 22 марта 1934 г., под впечатлением прозвучав-
ших указаний Сталина историки на совещании в Наркомпросе обсу-
ждали границы важнейших исторических периодов — древней
средней и новой истории. Нужно было как-то сочетать традиционное
деление мирового исторического процесса и марксистское учение о
формациях, дать единую периодизацию для стран Западной Европы
и России. Кроме того, Пионтковский вспомнил, что Сталин опреде-
лил изучаемый предмет как историю СССР, то есть не только рус-
ского народа, но и других народов страны. «Материал по истории
колониальных народов, которые включаются в историю России по
мере завоеваний, надо будет также здесь дать», — говорил он1.
Бубнов, как и прежде, раздражался негибкостью историков, их
неготовностью быстро, по первой команде воспринять новые воззре-
ния. «Историкам нужно понять, а до сих пор эта установка как сле-
дует вами не воспринята и не понята, что это должна быть больше-
вистская история, — вмешался он в дискуссию. — Разговоры
здесь— это всё разговоры не нынешние. Здесь у товарищей про-
скальзывало между словами, и это очень характерно, что эта задача
является каким-то шагом назад, что это отказ от марксизма, от мар-
ксистского взгляда на историю и т.д. Ясно, что вы этой установки не
воспринимаете, как следует не вникли». И позже обронил с той же
злостью и долей чиновничьего высокомерия: «У нас верхоглядства и
легкомыслия у так называемых учёных еще сколько угодно» •
1 ГАРФ. ф. 2306. Оп. 69. Д. 2177. Л. 53.
Там же. Л. 54,55.
194
Фридлянд, понимая, что потерпел поражение в том споре, ко-
торый он начал чуть больше недели тому назад с Эпштейном, с при-
скорбием говорил Бубнову: «Мы должны признаться в одном, что то
воспитание, которое получило определённое поколение историков,
не способно пока дать того учебника, который вы просите. Здесь
нужно будет проити необходимые курсы для ликвидации их недос-
таточной квалификации. ...После 15-16 лет нашей работы (с 1918-
1919 гг. А.Д.), которую мы проводили по линии проблемы "фор-
маций , слышать о том, что снова вводится понятие древней, средней
и новой истории тяжело, товарищи... Понятно, что реформа, кото-
рая нам предлагается, является огромной воспитательной работой и
перестройкой всего нашего исторического сознания»1. И позже, уже
в конце марта 1934 г., выступая со статьей в газете «Известия»,
Фридлянд стоял на том, что идейный багаж советской исторической
науки остаётся прежним. От историков требуется давать не только
«продуманную подлинно научную марксистско-историческую схе-
му», но главным образом — «историческую конкретику»: «Классо-
вая борьба и революционная история — дело рук не анонимов, а жи-
вых, реально действующих во времени и пространстве классовых
групп и лиц»2.
На том же совещании 22 марта 1934 г. Ванаг высказал точку
зрения, близкую к позиции Фридлянда: «Я понимаю директиву ЦК
таким образом, что, вводя сейчас новые наименования, мы должны
разделаться со старым наследием. А старое наследие заключается в
том, что мы сводили изучение истории к тому, что занимались толь-
ко изучением исторических формаций. Пора дать плоть и кровь этой
истории. Так я понял замечания товарища Сталина по этому вопросу.
Надо построить дело (создания учебников А.Д.) таким образом,*
что основной упор мы берём на дальнейший период и даём социали-
стическое строительство»3. Как стало ясно позднее, последняя мысль
в этом высказывании Ваната была ошибочной. Власть хотела полу-
чить рассказ о великой и героической, уходящей в далёкое прошлое
истории России, русского народа, объединителя других народов, а не
’ Там же. Л. 55, 56,56 об. образовании //Известия. 1934.23 апреля. С. 2.
2 Фридлянд Г. К вопросу об и^ическомоора»
3 ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 2177. Л. 57,58,
195
только прославление социалистического строительства. Так к
вещание было собрано, по выражению Бубнова, «только для по*
ригельной ориентировки», то есть, можно понять — для обмена *
чатлениями и мнениями, то никакого важного решения оно не ВПе"
няло. «Политбюро выделило специальную комиссию, которая бу₽И
это дело решать», — заявил нарком просвещения1. Удет
28 марта и 15 апреля 1934 г. состоялись совещания авторов б
дущего учебника истории. Ванаг рассказал о работе над учебниками
Было постановлено, что хронологические рамки будущего учебника
должны охватить время «с древней Руси до конца пятилетки». В ре-
шении совещания говорилось: «Закрепить за каждым автором напи-
сание следующих разделов в учебнике:
От древнейших времён до XVI в. включительно — т. Греков,
ХУЛ и XVIII вв. — т. Пионтковский,
XIX и XX вв. — т. Ванаг,
Октябрьская революция и строительство социализма в СССР —
т. Панкратова»2.
Было решено подать к 5 мая Ванагу проспект разделов учебни-
ка. «Представленные проспекты обсудить в группе с привлечением
педагогов не позже 15 мая с тем, чтобы к 20-му мая представить его
на утверждение в Наркомпросе. Срок окончания редакционной рабо-
ты установить 1.П.1935»3. Авторы выработали следующие общие
принципы:
«1.Учебник должен представить собою систематическое изло-
жение фактов в их исторической последовательности.
2. Обобщение даётся в порядке изложения фактов и в тесной
связи с ними, обобщение вне показа конкретно-исторических фактов
в учебнике не должно иметь места.
3. Каждый раздел учебника содержит как политическую, так и
экономическую и культурную историю (элементы истории науки,
литературы, искусства и т.д.), которая строится на показе основных
’ Там же. Л. 50.
’ Архив РАН. Ф. 359. On. 1. Д. 275. Л. 5.
3 Там же. Л. 5,6.
196
фактов истории (политических событий,
основных исторических деятелей»1.
революционной борьбы) и
Таким образом, уже весной 1934 г ,
замысел учебника, значительным образом отлТааше^яТ^й
предыдущей учебной советской литературы. В этом замысле 6™
подчеркнут хронологический принцип построения учебника,
кое понимание предмета истории, наконец, освещение деятельное™
личностей в историческом процессе. Были четко установлены
фик, объем работы и исполнители. н
29 марта группы авторов, предложенные Бубновым и Стецким,
были утверждены Политбюро2 3 4 5. Первоначальный состав ангорского
коллектива изменился. Среди авторов будущего учебника трое были
членами партии, историками-большевиками, причём один из них —
Пионтковский — с дореволюционным образованием. В коллективе
появился специалист «старой школы» Греков. Он всё более перехо-
дил на партийные позиции, подчёркивал свою лояльность по отно-
шению к власти. Изменения в составе авторов учебника говорили о
росте требований к их квалификации, о развитии политики сближе-
ния власти со «старыми специалистами».
3 апреля в соответствии с мыслью Сталина, высказанной 20
марта на заседании Политбюро, Бубнов издал приказ о восстановле-
нии исторических факультетов в университетах. К 28 апреля нужно
было разработать учебные планы этих факультетов, а с 1 сентября
1934 г. они должны были начать работу3.
Новые веяния в исторической науке из Москвы дошли до Ле-
нинграда. 15 апреля 1934 г. перед своими сотрудниками выступил
директор Института истории Григорий Соломонович Зайдель с док-
ладом «Основные задачи историков»4.
Зайдель был типичным икапистом, одним из первых учеников
Покровского, «историком рабочего движения и социализма», как он
сам называл свою специализацию5. В 1913-1917 годах он состоял в
1 Там же. Л. 6.
2 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 358. Л. 72.
3 ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 2166. Л. 6.
4 Архив РАН (СПб. отд.). Ф. 227. Оп. 2. Д. 5. Л. 2-20 об. (неправленая стенограмма)
машинопись. ^^«играмма;,
5 Архив РАН. Ф. 350. Оп. 3. Д. 210. Л. 5. Личное дело Г.С.Зайделя
197
Бунде (еврейском рабочем союзе), а в 1919 г. вступил в
большевиков'. Помня о своём сомнительном политическо1^™10
шлом, Зайдель должен был демонстрировать особую партий^0'
принципиальность. Кроме того, он и по своей должности был б°
проводить партийно-государственные «установки» для историчеЯЗЭН
науки, ведь кроме директорства в Институте истории он был от"01*
ственным редактором журнала «Проблемы марксизма» и членомТ
нинградского обкома партии. Об этих его постах было хорошо **
вестно всем. Но мало кто знал, что Зайдель под кличкой «Буревес
ник» был ещё и агентом ОГПУ2.
Целью его доклада 15 апреля было «выяснить некоторые важ-
нейшие задачи, которые падают на нас в связи с рядом мероприятий
партии и правительства»3. Не пересказывая всего содержания много-
словного и не всегда ясного по смыслу доклада Зайделя, обратим
внимание главным образом на идейное содержание истории в его
освещении.
«Прежде всего надо восстановить некоторые факты, связанные
с вопросом периодизации исторического процесса, — говорил Зай-
дель, имея в виду возрождение деления истории на историю древ-
нюю, среднюю и новую. — Эта периодизация... ни в коей мере не
впадает в противоречие с нашей марксистской периодизацией»4. Эту
мысль Зайдель подчёркивал потому, что его сотрудники, как и моск-
вичи, выражали сомнения в марксистском характере такой периоди-
зации: «Наше ухо, когда оно слышит о названии таких учебников,
оно воспринимает это название как некоторое движение назад. В ря-
де случаев мне такие вопросы задавали». Прежние названия — фео-
дализм, античный способ производства, — по словам докладчика
несли в себе исключительно экономическое содержание: «Но всё это
ещё не история, ибо история заключает в себе не только экономиче-
ское описание тех или иных периодов, а заключает в себе историю
классовой борьбы, в первую голову историю людей, которые играют
1 Там же. Л. 1.
2 См.: Академическое дело 1929-1931 гг. Вып.1. Дело по обвинению академика
С.Ф.Платонова. СПб., 1993. С. LI.
2 Архив РАН (СПб. отд.). Ф. 227. Оп. 2. Д. 5. Л. 2.
Там же. Л. 2-2 об.
198
ту или иную роль в этом историческом процессе, историю наконец
целого ряда идеологических, политических и прочих течений"?
Зайдель указал на рост внимания v ’
ских обществ: «Социалистическая культуоа и е^п докапиталистиче‘
_ культура и ее расцвет немыслимы
без глубокого, органического освоения в нашем понимании всХо
наследства, которое нам оставили прежние формации обществен J
экономические. Мы осваиваем культурное наследство всех прежних
общественно-экономических формаций»2.
Говоря о том новом, что нёс с собой «поворот, как некоторые
называют, в изучении истории», Зайдель всё же особо подчеркнул
ценность сделанного Покровским: «Мы не отказываемся от наслед-
ства М.Н.Покровского и продолжаем глубокое изучение этого на-
следства и самокритику, которую всегда проводил М.Н.Покровский
при своей жизни» .
Как один из авторов будущего школьного учебника по истории
средних веков и новой истории Зайдель обратился к проблемам на-
писания этого учебника: «Мы привыкли так писать: сначала сказать
несколько слов об экономике и привести пару иногда интересных, а
иногда и очень скучных цифр, затем сказать, какая сволочь Пуанка-
ре, затем рассказать о том, как протекает революционная борьба, на-
пример, развитие идеологии.
<В настоящее время следует — А.Д.> показать во всю ширь
сплетение всех этих явлений исторически, показать экономику тогда,
когда нужно её показать, не всегда её нужно показывать; всё то, что
мы пишем, является отражением социально-экономических форма-
ций, и это нужно показать вне цифр, и показать, какое значение име-
ет то или иное техническое открытие, какое значение имеет та или
иная философская или, предположим, литературная работа. Перед
нами встал вопрос, и мы пришли к выводу, что нам для средней
школы необходимо в качестве стержня брать политическую историю
и на этой политической истории уметь показать, что эта политика не
есть пооизводное, вместе с тем уметь схватить всю совокупность
проблемы весь переплёт - и классовую борьбу, и экономическое
1 Там же. Л. 3-3 об.
2 Там же. Л. 4 об.
3 Там же. Л. 6.
199
взаимодействие, влияния и проч. ...Мы должны идти по стопам М
кса, Ленина, Сталина таким образом, чтобы мы давали целое
исторический процесс и показывали в этом историческом прои ЫЙ
не только отдельные классы, но и отдельных людей»1. Зайдель
предлагал, подобно Лукину, соединить историков в одном централГ
ном учреждении. Он представлял себе будущее науки в координиро"
вании усилий исследователей, распределённых в разных научных
центрах.
Соглашаясь с докладчиком, участник совещания Фендель пре-
дупреждал против отрицания наследия 1920-х гг. некоторыми колле-
гами: «По таким настроениям надо несомненно ударить». Главным
недостатком в преподавании истории, по словам выступавшего, яв-
лялось «совершенное непонимание конкретных лиц», то есть непо-
нимание роли исторических личностей2 3.
Годес возражал Зайделю, не соглашаясь с ним в том, что новая
периодизация истории, не противоречит «нашим установившимся
марксистским представлениям». «Я против истории феодализма, по-
жалуйста, без "измов", — говорил он. — Почему древний мир не на-
звать собственным именем — история античного общества. Средние
века ... почему не назвать историей феодального общества в Запад-
ной Европе...?» Уходя, как он говорил, от «штамповки» (т.е. схем,
ярлыков — А.Д.) в преподавании, Годес предложил воспользоваться
«тем наследством, которое нам оставлено старой (дореволюцион-
ной — А.Д.) наукой и прежде всего в виде огромного фактического
материала, но этот конкретный материал, конечно, прошёл через
призму старой буржуазной науки, и поэтому нашей задачей является
борьба против всякого рода штамповки. Надо использовать живых
носителей этого наследства... Мы должны использовать старых спе-
циалистов, конечно, не понижая своей партийной бдительности» •
Последний выступивший в прениях Алимов говорил о прове-
дении периодизации в истории стран Востока, одобряя схему, пред-
ложенную партийно-государственными органами: «Это новое деле-
* Там же. Л. 19-20.
2 Там же. Л. 24-30.
3 Там же. Л. 31-33 об.
200
ние не только не изменяет, а, наоборот, уточняет общее наше мар-
ксистское деление исторического процесса»1.
Быть может, многословность доклада Зайделя несколько уто-
мила аудиторию, и выступавших оказалось мало. Докладчик ожидал
более заинтересованной реакции, обязательной на собраниях пар-
тийной активности; но не было ни того ни другого. «То обстоятель-
ство, что сегодня выступило очень мало людей, свидетельствует о
том, что у нас перелом ещё не создан, — такой угрожающий упрёк
бросил Зайдель своим слушателям. — Дело обстоит хуже, чем даже
можно было думать. Товарищи не продумали, очевидно, всех тех во-
просов, о которых я говорил, потому что из моего доклада, конечно,
никак не следует, что всё ясно, и целый ряд вопросов, очень серьёз-
ных вопросов, не поставлен»2 3.
Соображения Годеса относительно периодизации Зайделю не
понравились: «Мне кажется всё-таки, что если бы мы продолжали
настаивать на понятии античного общества или, например, истории
феодального общества, мы бы к той отмычке, которая у нас сейчас
имеется, не пришли бы, потому что когда мы пишем "история антич-
ного общества", мы понимаем конкретное общество, расположенное
там-то и там-то, на берегу Средиземного моря, но это не настоящий
вопрос об истории античного общества как о социально-
экономической формации, потому что рабовладельческая формация
как таковая, она была и классическим образом выражена там, но мы
не можем говорить, что она не была в других местах» .
В этом споре Годес ставил акцент на изучении эмпирического
материала вместо общих рассуждений о формациях, а Зайдель под-
чёркивал теоретическую сторону вопроса. В дальнейшем советская
наука чаще всего использовала ещё более традиционные названия,
особенно в практике преподавания — «история древнего мира», «ис-
тория средних веков».
Отвечая на другие вопросы, Зайдель осторожно высказался по
поводу использования старых специалистов и возразил против хон-
1 Там же. Л. 34.
2 Там же. Л. 37а.
3 Там же. Л. 40 об.
201
центрации историков только в Комакадемии, что было предлож
ходе прений по его докладу. ен° в
Так ленинградские историки обсуждали совершавшийся
рот. В отличие от москвичей, более близких к центральным ПаП°В0"
ным органам и, следовательно, более информированных, ленингп
цы считали возможным спорить о содержании полученных директ^
тем более, что они носили не такой конкретный характер, как сооб
щённое москвичам («Пётр был Пётр, Екатерина была Екатерина») j
и не были подкреплены авторитетом Сталина. Зайдель не увидел ни
перспективы централизации исторических учреждений, что почувст-
вовал Лукин, ни проблемы использования «старых специалистов» не
знал о новом отношении к Покровскому. Его коллеги верно уловили
традицию дореволюционной науки в тех новациях, которые теперь
им предлагала власть. Ясен был и переход от социологических по-
строений к исследованию эмпирии, от преувеличенного внимания к
экономике к освещению политической истории, в частности дея-
тельности выдающихся личностей. В целом же ленинградцы более
крепко держались традиций 1920-х гг. С такими настроениями и
взглядами историки — «красные профессора» пришли к той дате —
16 мая 1934 г., которая по установившейся традиции считается ру-
бежной в истории советской исторической науки.
Одновременно с «красными профессорами» известия об изме-
нении политического курса по отношению к истории жадно ловили и
«старые специалисты». Уже первые шаги, направленные к возрожде-
нию исторического образования в начале 1930-х гг., не могли пройти
мимо их внимания, внимания людей, для кого исследование и препо-
давание истории было делом жизни. В конце марта 1932 г., находясь
в ссылке, в Семипалатинске, Бахрушин получил письмо от Дружи-
нина, с которым вместе работал в Московском университете и одно-
временно по одной и той же статье трудового законодательства был
уволен в роковом 1930 г. из-за ареста обоих историков по Академи-
ческому делу.
Письмо содержало важные новости: «Школьные программы по
истории уже выработаны (античному миру отведён целый год, сред-
невековью — тоже) и должны быть введены в практику. Несомнен-
но, возникнет большая потребность в школьных преподавателях, и
202
ЭТО с неизбежностью выдвинет новую задачу - возрождения исто
рических дисциплин в высших учебных ,яи/ 03Р°ждения исто-
н шил учетных заведениях. До сих поп они
сжимались и постепенно исчезали Tenpnu Д СИХ П0Р они
течения»'. ' еперь нужно ждать обратного
На совещании 22 марта 1934 т. фридлянд, осо6енно опасав_
щиися отступления от марксизма, возврата к старой науке, упомянул
об одном академике, фамилию которого стенографистка не уловила.
Этот ученый, как говорил Фридлянд, «мне срочно звонил на кварте-
ру, чтоб иметь со мной беседу. Он говорит: "Говорят, начинается ра-
дикальная перекройка, переворот в науке, так вы, товарищ Фрид-
лянд, не мешайте этому перевороту, ради бога, мы вас очень про-
сим"» .
Зарубежный наблюдатель-эмигрант С.Гессен совершенно верно
отмечал: «Осенью 1932 г. школьная политика советской власти всту-
пила в новую характерную фазу своего развития». Он указал на
«восстановление структуры старой (дореволюционной — А.Д.) шко-
лы» и учебных предметов. «Присматриваясь к новым учебным пла-
нам, поражаешься, насколько они напоминают традиционные учеб-
ные планы школы "буржуазных государств"»1 * 3.
Уже с началом новой политики ЦК партии в области школьного
образования людям, хорошо помнившим дореволюционную гимна-
зическую систему, было ясно, что идёт ее «возрождение», «восста-
новление» — эти употреблённые ими слова хорошо и точно обозна-
чали суть происходившего процесса.
15 мая решение Политбюро ЦК партии от 29 марта было
оформлено как совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР
и 16 мая опубликовано в «Правде» под названием «О преподавании
гражданской истории в школах СССР». В архиве сохранился маши-
нописный экземпляр этого постановления с правкой заместителя
председателя СНК В.В.Куйбышева4. Небольшие и малозначительные
вторжения Куйбышева в текст не касались смысла документа. Куй-
бышев лишь подправлял стиль и логику изложения, видимо, учиты-
1 См.: Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С. 81.
ГАРФ. ф. 2306. Оп. 69. Д. 2177. Л. 56.
3 Гессен С. Школа в России и революция//Современные записки LDC п лл<
4РГАСПИ. Ф. 558. On. 1. Д. 4964. Л. 1-3. • ««3. с. 445,446.
203
вая то, что постановление адресовано рядовым школьным раб
кам, а потому язык его должен был быть доступным и простым
В этом получившем особую известность постановлении, как
выступлениях Сталина на заседаниях Политбюро, говорилось 0 И В
обходимости преподавания «с изложением важнейших событий*6
фактов в их хронологической последовательности, с характеристц**
кой исторических деятелей»1. Осуждался «отвлечённый и схематиче
ский характер» преподавания истории. Говорилось о восстановлении
исторических факультетов в университетах, об организации написа-
ния учебников. Однако этот официальный документ далеко не был
столь же откровенен, как выступления Сталина. Никаких конкретных
указаний по поводу того, как именно теперь нужно оценивать те или
иные исторические явления этот документ не содержал.
В историографической литературе утвердилось мнение о благо-
творном влиянии постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР на разви-
тие исторической науки. Новейший исследователь А.Н.Артизов зая-
вил, что этот партийно-государственный документ «не даёт основа-
ний для негативной оценки»2. Он противопоставил это постановле-
ние более позднему (тоже 1934 г.) указующему документу — «Заме-
чаниям» Сталина, Жданова, Кирова по поводу проспекта учебника
по истории СССР. Постановление, по мнению Артизова, давало ход
«объективно назревшей реформе в системе подготовки кадров», а
«Замечания» дополняли его «смирительной рубашкой, стеснявшей
развитие отечественной историографии»3. Положительную оценку
постановления Артизов вывел из соображений о том, что «в школе
окончательно формируется стройная система преподавания истории,
в основе сохранившаяся до наших дней. Воссоздаются исторические
факультеты..., во главу угла ставится качество подготовки специали-
стов исторического профиля. Неразбериху с использованием много-
численных учебников... предлагается заменить стабильными учебни-
ками... В преамбуле постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР, вы-
1 К изучению истории. Сборник. М., 1937. С. 18.
Артизов А.Н. В угоду взглядам вождя (Конкурс 1936 г. иа учебник по истории
СССР) // Кентавр. 1991. Октябрь-декабрь. С. 126. См. также: Константинов С.0-
Дореволюционная Россия в идеологии ВКП(б) 30-х гг. // Историческая наука России
в XX веке. М., 1997. С. 238.
Артизов А.Н. В угоду взглядам вождя. С. 126.
204
держанной в спокойных тонах, отсутствуют обвинения в алоес уче
них и научных школ»'. мнения в адрес уче-
Действительно, постановление предполагало введение таких
мер, которые совпадали с интересами ра,в„т„я „еторич^кой науки
Но если в постановлении Артизов не заметил той «смирительной ру
башки», которая в дальнейшем стесняла развитие науки, то толью
потому, что авторы документа лишь собирались приступить к её
кройке «Стабильный учебник» (книга) заменил собою не «неразбе-
риху» (ситуацию), а разнообразные учебники. «Неразбериху» же
сменили и полная определённость в характере, содержании, объёме
преподававшихся исторических знаний и положение безальтерна-
тивности, контролируемое соответствовавшими государственно-
партийными органами. Единый «стабильный учебник», составлен-
ный под присмотром партийного руководства, утверждённый в соот-
ветствующих инстанциях, призван был обеспечить единство во вне-
дрении в общественное сознание совершенно определённых идей.
Для тех историков, кто на протяжении весны 1934 г. принимал
участие в многочисленных совещаниях и заседаниях высоких пар-
тийно-государственных органов, в этом постановлении по сути дела
не было ничего нового: требования к изменению идейного содержа-
ния истории были предъявлены раньше, коллективы авторов для на-
писания учебников были сформированы за полтора месяца до поста-
новления, принципы подачи материала в учебнике также были выра-
ботаны самими авторами, примерно тогда же был издан приказ об
организации исторических факультетов. Таким образом, этот доку-
мент только оформил уже решённое и выясненное ранее, а — глав-
ное — объявил об этом всей стране. Сам факт объявления говорил о
том внимании, с которым власть относилась к преподаванию исто-
рии и призывала оценить этот факт.
Постановление ЦК партии и правительства 15 мая 1934 г. за-
вершало собою поворот к новой политике по отношению к историче-
ской науке и историкам, преподаванию истории, формированию ис-
торического сознания у населения СССР. Партийно-государственное
руководство начало поднимать статус исторической науки. Она ста-
новилась одной из основ преподавания в школе. Однако инициаторы
1 Там же.
205
и руководители новой политики не спешили открыть смысл
литики широким массам. Слишком уж отличались старые п°'
оценки разных явлений прошлого. И H°Bbie
2. Историки в поиске новых подходов:
разработка теории исторического процесса
Высказанные Сталиным в 1934 г. идеи о возвращении к п
ней периодизации (история древнего мира, средних веков, ново"
времени) ориентировались не только на периодизацию, принятую в
дореволюционной науке. В это время и советские историки, незави
симо от указаний сверху, вернулись к традиционному делению все-
мирно-исторического процесса, насыщая его марксистскими сообра-
жениями и идеями. Трудно сказать, насколько Сталин вникал в по-
ложение дел внутри советской науки в конце 1920-х и самом начале
1930-х гг. Но во всяком случае его выступление весной 1934 г. с иде-
ей о возвращении к традиционной периодизации истории вписыва-
лось в те новые теоретические представления, которые формирова-
лись у советских историков на рубеже 1920-1930-х гг.
Как это хорошо известно, в среде учеников Покровского уже
при жизни учителя возникли сомнения в правильности его идеи тор-
гового капитализма как закономерной стадии всемирной истории
(вместе с тем и российской), что вызвало дискуссию в 1929-1930 гг.
Эта дискуссия получила освещение в «Очерках истории историче-
ской науки в СССР»1.
Первая вспышка дискуссии произошла в связи с выходом в свет
книги директора Аграрного института Коммунистической Академии
Сергея Митрофановича Дубровского «К вопросу о сущности "азиат-
ского" способа производства, феодализма, крепостничества и торго-
вого капитала». Автор выдвинул идею десяти общественных спосо-
бов производства, что, конечно, было ещё далеко от утвердившейся
позднее пятичленной системы общественно-экономических форма-
ций. Отметим, что Дубровский призвал отказаться от признания спе-
цифики восточных стран по сравнению со странами западноевропе -
1 Очерки истории исторической науки в СССР. Т. IV. М., 1966. С. 166-169.
206
скими и, следовательно, от представления об азиатском способе про-
изводства. Таким образом, страны Востока были отнесены к числу
рабовладельческих. Эта идея в конце концов вошла в принятую со-
ветской наукой теоретическую схему всемирно-исторического про-
цесса. Она, что было важно для власти, нивелировала историю раз-
ных стран и утверждала единую западноевропейскую модель их
прошлого. Как не без оснований считал К.Ф.Штеппа, соображения
Дубровского имели антитроцкистскую направленность и должны
были показать общие черты с другими обществами в социальном
устройстве Китая как в прошлом, так и в XX в. Исходя из этой мыс-
ли, китайская революция 1920-х гг. должна была покончить с пере-
житками феодализма. В ней восставшее крестьянство единым фрон-
том выступало с прогрессивной буржуазией, что потом должно было
перерасти в социалистическую фазу революционного движения.
Именно из такого понимания исходил Сталин в своих воззрениях на
революцию в Китае1.
Примечательно, что Дубровский писал не об общественно-
экономических формациях, а о способах производства, подчёркивая
экономический критерий в операции периодизирования. И это вошло
в теоретический багаж советской науки, которая впоследствии, осо-
бенно в учебной литературе, сводила всё богатство общественной
жизни к способу производства и употребляла термины «социально-
экономическая формация» и «способ производства» как синонимы.
Кроме того, что отмечено в «Очерках истории исторической науки»,
Дубровский призвал отказаться от представления о торговом капита-
лизме как особой стадии общественного развития, что также нашло
поддержку у историков.
Перечисленные идеи получили развитие в ходе дискуссий в
1930 и 1931 гг. В это время в Коммунистической академии широко
обсуждался вопрос об обширной разработке наследия классиков
марксизма, которое должно было стать основой научной работы для
исследователей. Это обязывало глубже познакомиться с трудами ос-
новоположников марксизма.
1 Shteppa K.F. Russian Historians and the Soviet State. New Brunswick; New Jersey,
1962. P. 72.
207
Однако целостной теоретической картины развития и
социально-экономических формаций в отмеченное время истМеНЬ'
ещё не дали. Вероятно, главная причина этого заключалась в оРИКи
ствии у учеников Покровского нужных эмпирических знаний по
тории докапиталистических обществ. Одних общих соображений (Г
опоры на эмпирический материал было недостаточно. Кроме т 63
для разработки теории формаций нужны были специалисты из п^’
ных областей исторической науки. Таким образом, для окончатель
ного оформления теоретической схемы ещё не было создано всех
предпосылок. Как показал А.А.Формозов, уже после указанной выше
шумной дискуссии процесс формирования новой теоретической схе-
мы был в основном завершён в 1932-1934 гг. в Государственной
Академии истории материальной культуры (ГАИМК), находившейся
в Ленинграде1.
Это было единственное научное учреждение в стране, в кото-
ром работало значительное количество высококвалифицированных
специалистов «старой школы». К началу 1930-х гг. к руководству в
ГАИМК пришли «красные профессора» С.Н.Быковский, А.Г.Приго-
жин, М.М.Цвибак. «Облик ГАИМК разительно изменился, — писал
А.А.Формозов. — Вместо изучения конкретных вопросов истории
культуры в центре внимания встали проблемы глобального масшта-
ба. Шли непрерывные дискуссии, прежде всего о формациях. Знаме-
нитая "пятичленка", никогда в таком виде не формулированная Мар-
ксом и Энгельсом..., родилась в этой среде. Грань — 1934 г., — ко-
гда было издано постановление коммунистической партии и совет-
ского правительства о восстановлении преподавания истории в шко-
ле, — во всех наших историографических сводках выделяется как
крайне важная. Но... основные установки советской исторической
науки: этапы развития первобытного общества, рабовладельческий
характер цивилизаций Древнего Востока, огромная роль восстаний
рабов в истории, формирование феодализма в Древней Руси, минуя
1 Формозов АА. Академия истории материальной культуры — центр советской ис-
торической мысли в 1932-1934 гг. // Формозов А А. Русские археологи в период
тоталитаризма. Историографические очерки. М., 2004. С. 164-186. См. также-
Свердлов М.Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке
XVIII-XX вв. СПб., 1996. С. 191-210.
208
раболепие на"^«^ггноВ общи™ _ не
после 1934 г., а еще в 1932-1933 гг. ГАИМ1Т
в разработке этих установок»1. Созданная в Zhorw бШаЮЩУЮ Р°ЛЬ
Л>» «г изданная в основном историками
ГАИМК теория социально-экономических формаций получила колос-
сальное значение для исторической науки в качестве единственно на-
учной марксистской теории всемирно-исторического процесса
Восстановить во всех деталях историю сотворчества «старых
специалистов» и «красных профессоров» пока не представляется
возможным. Отметим важнейшие результаты совместного труда.
В 1932 г. в 70 выпуске «Известий ГАИМК» была опубликована
работа С.А.Жебелёва «Последний Перисад и скифское восстание на
Боспоре». В ней автор представлял читателю открытый им неизвест-
ный факт классовой борьбы на современной территории СССР —
восстание рабов во П в. до н.э. Впоследствии это восстание по имени
вождя стали называть восстанием Савмака, его описание вошло в
учебники. На самом деле в скупых и не вполне ясных словах древне-
греческой надписи, которую разбирал Жебелёв, речь шла или о ди-
настической борьбе в Боспорском царстве или о борьбе колонистов-
греков с коренным населением Северного Причерноморья2. Однако
Жебелёв в соответствии с требованиями момента увидел в источнике
именно классовую борьбу. Это «открытие» через довольно короткое
время приобрело огромной важности значение. Как уже говорилось
выше, 19 февраля 1933 г. на первом съезде колхозников-ударников
Сталин высказал идею революции рабов в древности. «История на-
родов знает немало революций, — говорил он. Они отличаются от
Октябрьской революции тем, что все они были однобокими револю-
циями. Сменялась одна форма эксплуатации трудящихся другой фор-
мой эксплуатации, но сама эксплуатация оставалась. Революция
рабов ликвидировала рабовладельцев и отменила рабовладельческую
форму эксплуатации ^удящихся. Но вместе них она поставила у
постников и крепостническую форму эксплуатации трудящихся. Од-
—--------. д Акалемия историимагериальной культуры - центр советской ис-
Формозов А.А. Академ н с 164_i65, 180. См. также характеристику дея-
торической мысли в ' Лурье Б.Я. История одной жизни. Париж, 1987.
тельности ГАИМК. копржив /н
С. 141-144. материальной культуры - центр советской ис-
2 Формозов А.А. Академия и* к
торической мысли. С. 170.
209
14. Дубровский А. м.
ни эксплуататоры сменились другими эксплуататорами»1 п
или невольно Сталин утверждал чрезвычайно упрощённую с °ЛЬн°
гическую схему смены социально-экономических формаций °ЦИ°Ло'
Вернемся к труду Жебелёва. Изученная им борьба в Б
ском царстве сопровождалось убийством царя Боспора Перисал°^
что умелые руки профессионала вполне могли моделировать её
революцию рабов. В 1932-1934 гг., закрепляя в науке своё дост П°Д
ние, Жебелёв выпустил пять (!) работ о восстании рабов. ИЖе‘
В мае 1933 г. в ГАИМК как отклик на выступление Стали
был организован пленум, посвящённый восстаниям рабов. Так в на
ке укоренялся марксистский тезис о революции как непременном
условии смены социально-экономических формаций, в частности о
революции рабов, сопровождавшей переход от рабовладельческого
строя к феодальному2. 1 мая 1934 г. в газете «Известия» сотрудник
ГАИМК В.В.Струве опубликовал статью «Восстание "маленьких" и
рабов в Египте». Марксистский тезис о классовой борьбе как дви-
жущей силе развития общества на всём протяжении его истории всё
больше наполнялся эмпирическим содержанием, что создавало ви-
димость его истинности.
Одним из историков «старой школы», который внёс вклад в
формирование принципиальных теоретических представлений в со-
ветскую историческую науку был Греков. Как ясно видно из книга
Н.А.Горской «Борис Дмитриевич Греков», этот историк занялся те-
мой становления феодализма на Руси, откликаясь на заказ руково-
дства ГАИМК. Греков работал в секторе феодализма (создан в
1930 г.), заведующим которого был Цвибак, и возглавлял внутри сек-
тора исследовательскую группу по истории феодализма в России.
Главной сферой интересов Грекова была социально-экономическая
история России в XVI-XVII в. Его основной труд «Новгородский
Дом святой Софии (опыт изучения организации и внутренних отно-
шений крупной церковной вотчины)» был посвящён именно этому вре-
1 Сталии И.В. Соч. Т. 13. С. 239.
2 «На известной ступени своего развития материальные производительные силы
общества приходят в противоречие с существующими производственными отноше-
ниями... Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в
их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции» (Маркс К., Энгельс
Соч. Т. 13. С. 7).
210
г%мк
провести такую дискуссию молодой историк И.И°С„Хз "SS?
ся хорошо подготовленным в теоретических Р ’считавший'
„о его выступлению в прениях но^ХХГл^лТна^
си рабовладельческую формацию'. Основной доклад бьтл гХ
кову . Таким образом, тема работы для Грекова была новой
Горская открыла в Архиве Санкт-Петербургского Института
истории РАН экземпляр тезисов доклада Грекова с правкой самого
автора и его начальника Цвибака. Судя по радикальному характеру
правки, проведённой Грековым, он реализовывал высказанные ему
указания. Греков исправил название своей работы. Теперь она назы-
валась «Рабство и феодализм в Древней Руси». Кроме того, наиболее
значительная правка относилась к терминам, с помощью которых
Греков характеризовал общественные отношения, предшествующие
социальному строю Киевской Руси. Вместо мало определённого
термина «патриархальный строй» Греков вынужден был написать:
«рабовладельческий уклад» и «пережиточные остатки рабовладель-
ческого строя»3.
Цвибак вмешался в содержание подготавливаемого доклада
очень серьёзно, вписывая в тезисы принципиально важные идеи. Он
сделал такую интерполяцию в самом начале текста, предваряя всё
его идейное содержание: «Рабовладельцы и рабы есть первое круп-
ное деление общества на классы, но не всегда рабство создает систе-
му рабовладельческой формации». Далее Цвибак счёл нужным ска-
зать следующее: «Рабство в Киевской Руси существует как пережи-
точное явление, дополняющее феодальную эксплуатацию крестьян.
Рабство в начальные этапы существования феодализма обусловлива-
ет возникновение феодальной эксплуатации и феодальной собствен-
ности. Киевская Русь есть общество развивавшегося феодализма,
наряду с которым существует распространённое в более раннии пе-
он™ явление -- рабство. По мере развития феодализма рабство про-
яХт явную тенденцию к исчезновению, которое и наблюдается в
' Горская Н.А. Борис Дмю,» Греков. М., 1999. С. 93.
2 Там же. С. 89.
3Там же. С. 91.
211
14*
е»1 Таким образом, именно Цвибак сформулировал все глав-
™е ковдепХные положения, которые Греков р^вивал не только
: своТмдо^де, но и в других, более "—работах, посвящу,
ных общественным отношениям в Киевской гуси.
Тезис Цвибака-Грекова о переходе восточных славян непо-
средственно от первобытности к феодализму утвердился в науке и не
был поколеблен даже после 1938 г., когда вышла в свет знаменитая
книга «История ВКП(б). Краткий курс», в которой были перечисле-
ны пять формаций и таким образом создано представление об обяза-
тельном прохождении каждого народа через все пять формаций. Ви-
димо, дело было в том, что определение Киевской Руси как рабовла-
дельческого общества, на чём настаивали некоторые историки, озна-
чало бы, что Киевская Русь отставала в развитии от Западной Евро-
пы, а делать такое признание партийно-государственному руково-
дству СССР не хотелось в обстановке возрождения национальных
ценностей и изживания критических оценок русского народа. Кроме
этого, и такой ход мысли Цвибакаг-Грекова поддерживал идею един-
ства исторических законов в жизни России и Западной Европы.
29 марта 1933 г. в Москве на сессии Института истории Ком-
мунистической академии с докладом выступил бывший икапист,
один из руководителей ГАИМК А.Г.Пригожин с докладом «Маркс о
социально-экономических формациях»2. «Мы имеем у Маркса кон-
цепцию всемирной истории, — говорил докладчик. — Эта концеп-
ция всемирной истории рассматривает развитие человечества как
смену определённых прогрессивных ступеней, из которых каждая
является по отношению к высшей предыдущей, наоборот, каждая
последующая представляет собой ступень, которая опирается на за-
кономерности предыдущих. Учение о общественно-экономических
формациях есть не что иное как всеобщая закономерность историке-
ского развития»3. историче
Докладчик рассматривал одну за anvrott
слеживая развитие его социологических воззрений Маркса* про"
стве формаций Пригожин решил так: «Если мы ? °Пр0С ° количе-
И мы ВСПОМНИМ, ЧТО В ОС-
1 Там же. С. 91-92.
2 Архив РАН. Ф. 359. On. 1. Д. 201. Л. 1-70. Стенограмма
3 Там же. Л. 4,6. П*“Ма Д0Клада и "Рений.
212
нове способов производства в антагонистическом обществе лежит
соединение рабочей силы и средств производства, и способ произ-
водства соответствует определённому способу эксплуатации, то мы
увидим, что существовали лишь три формы соединения — рабство,
крепостничество и капитализм, которым соответствуют лишь три
формы способов эксплуатации»1. Понятие азиатского способа произ-
водства Пригожин назвал «орудием троцкизма», а названный способ
производства отождествил с феодальным. «Какие классы стояли в
городах азиатских деспотий? — Класс феодалов. Какой способ экс-
плуатации был? — Способ, характерный для феодализма», — гово-
рил Пригожин2. Азиатский способ производства он назвал ещё «из-
вестной модификацией крепостничества»3.
Коснувшись отечественной истории, Пригожин поставил пере-
ход восточнославянского общества от первобытности к феодализму в
параллель с таким же процессом у германцев. Как у них этот переход
происходил «в ту эпоху, когда античный способ производства себя
исчерпал», так и на Руси «переход от сельской общины к феодализму
происходил под влиянием античного способа производства Римской
империи, тех греческих и римских колоний, которые находились на
юге России»4 5. То есть, по мысли докладчика, в обоих случаях на-
блюдалась полная аналогия. При этом он подкрепил тезис Цвибака-
Грекова ссылкой на взгляды Энгельса на общественные отношения у
древних германцев.
Кроме того Пригожин отстаивал справедливость для истории
Руси марксовой схемы эволюции рентных отношений в средневеко-
вом западноевропейском обществе (примитивная отработочная рен-
та— рента продуктами — денежная рента): «У нас в Ленинграде
беспартийный профессор Греков сумел доказать, в противополож-
ность концепции русских историков, что и для первого этапа мы
имеем господство барщины»*.
Таким образом, Пригожин дал картину так называемых антаго-
нистических (классовых) формаций, которая демонстрировала теоре-
1 Там же. Л. 13.
2 Там же. Л. 38 об.
3 Там же.
4 Там же. Л. 21.
5 Там же. Л. 30.
213
тическую основу советских марксистов в понимании всемирно,
исторического процесса. Здесь же были сформулированы теоретиче-
ские установки, важные для понимания отечественной истории.
Выступивший 30 марта в прениях А.Д.Удальцов сказал, что
доклад Пригожина «подводит для нас итоги той методологической
работы, которая до сих пор у нас в Москве и Ленинграде была про-
делана. Нам теперь пора уже от рассмотрения и выяснения общих
методологических вопросов... перейти к конкретным теоретическим
работам и дать ряд научно-исследовательских работ» . Участники
прений не спорили с докладчиком, а только конкретизировали и до-
полняли сказанное им, обращаясь к материалу того участка истории,
который тот или иной присутствовавший в аудитории историк счи-
тал своей специальностью.
4 июня 1933 г. Пригожин выступил в ГАИМК. Тема его докла-
да была «Проблема социально-экономических формаций обществ
древнего Востока». Он не просто представлял главный доклад, кото-
рый должен был сделать учёный «старой школы» востоковед
В.В.Струве, но и фактически открывал собою дискуссию по теорети-
ческим проблемам формаций. Струве выступал на тему «Проблема
зарождения, развития и упадка рабовладельческих обществ Древнего
Востока». Разрабатывая теорию пяти формаций в истории человече-
ства, Пригожин и Струве, как ранее Дубровский, отстаивали идею
рабовладельческого характера обществ Древнего Востока1 2. Видимо,
под влиянием Струве, сообразуясь с хронологией существования
восточных обществ, Пригожин быстро сменил первоначальную ха-
рактеристику социальных отношений в этих обществах. Они были
признаны рабовладельческими.
Если выступления ЭКебелева и Грекова носили частный харак-
тер, то в докладах Пригожина и в меньшей степени Струве выстраи-
валась теоретическая схема пяти формаций. По сути дела Приложив
значительно упрощал представления Маркса об историческом процессе.
Основоположник марксизма нигде не дал чёткой картины развития со-
циально-экономических формаций. Видимо, многое ему было не ясно.
1 Там же. Д. 202. Л. 33.
2 Формозов А.А. Академия истории материальной культуры — центр советской не-
торической мысли. С. 166.
214
Его представления отличались от построений Пригожина. В предисло-
вии к работе «К критике политической экономии» он писал: «В общих
чертах азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный
способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи эко-
номической общественной формации»1. То есть Маркс склонен был
обособленно рассматривать азиатский способ производства, не отожде-
ствляя его с античным, как это получилось у советских историков.
Азиатский способ производства Пригожин и Струве упраздни-
ли. Это поддержало идею единства законов общественного развития
у всех народов, что было важно с точки зрения повсеместной неиз-
бежности социалистической революции; «европоцентризм, в какой-
то степени всегда присущий марксизму, был доведён до логического
конца» . Так вырисовалась картина рабовладельческой формации,
утвердившаяся на долгие годы в советской науке.
В 1934 г. в 79 выпуске «Известий ГАИМК» вышла книга
П.П.Ефименко «Дородовое общество», которая была объявлена пер-
вым марксистским исследованием палеолита. Автор воссоздал кар-
тину развития первобытного общества, сопровождая свой рассказ
социально-экономической интерпретацией археологического мате-
риала. Так было получено пособие, освещавшее первую обществен-
ную формацию в истории человечества.
Впоследствии работы Жебелёва, Грекова и Ефименко были пе-
реизданы, причем некоторые из них неоднократно, как иллюстри-
рующие собой теорию социально-экономических формации и выра-
жающие важнейшие концептуальные исторические тезисы. В част-
ности книга Ефименко под названием «Первобытное общество» бы-
ла издана в 1938 и 1953 г. Та же судьба была и у книги Грекова, ко-
торая с 1939 г. получила новое название — «Киевская Русь»
(1959 г _ 7-е издание). В 1953 г. в томе избранных трудов Жебелёва
была опубликована статья «Последний Перисад и скифское восста-
ние на Боспоре». Все эти произведения считались важными истори-
ческими пособиями на протяжении всего изучаемого в данном ис-
следовании периода развитая исторической науки.
:------ ~ 1а rnu Т 13. С. 7. См. также рассуждения Маркса о трех формах
' МЧ>»=к- эдмь!.^' «* т. « ч 1.
~ «А»»» «“«» С- 142'
2 Копржива-Лурье Б.Я. История идп
215
Вскрывая взаимодействие историков и власти в процессе соз-
дания важнейших теоретических догм, А.А.Формозов справедливо
писал: «Не может быть и речи о стихийном течении процесса. Перед
нами цепь явно организованных мероприятий в рамках ГАИМК.
Обычно у нас говорили об овладении марксизмом лучшими предста-
вителями дореволюционной профессуры и о подключении их к дея-
тельности давно сложившихся марксистов из революционной среды.
Думается, ясно, что дело обстояло иначе. Партийные деятели
ГАИМК Быковский, Пригожин, Цвибак, поднаторев в марксизме, но
не владея конкретным материалом, сами подбирали себе союзников
и консультантов из среды старой профессуры. Не Струве и Греков
разработали марксистскую концепцию истории Древнего Востока и
Древней Руси, а люди типа Пригожина и Цвибака подсунули старым
учёным некие тезисы, к которым те подобрали определенную сумму
фактов из исторических источников»1. Этот вывод Формозов сфор-
мулировал ещё до выхода в свет книги Горской о Грекове. Исследо-
вание Горской дало убедительный материал в подтверждение мысли
Формозова о характере взаимодействия власти и историков на почве
поиска теоретической схемы всемирно-исторического процесса.
В 1938 г. в «Кратком курсе» истории партии была представлена
картина смены формаций, и таким образом историки получили тео-
рию истории в простом и кратком изложении2. В этой книге сперва
два раза были перечислены в хронологическом порядке все форма-
ции3. При этом авторы подчёркивали, что главное в них — способ
производства: «Каков способ производства у общества, — таково в
основном и само общество, таковы его идеи и теории, политические
взгляды и учреждения»4. Видимо, для доступности содержания кни-
ги авторы употребили вместо термина «формация» термин «строй»,
что закрепилось в советской исторической науке. Наконец, в книге
была дана схематическая картина смены формаций — «картина раз-
вития производственных отношений людей на протяжении истории
1 Формозов А.А. Академия истории материальной культуры центр советской ис-
торической мысли. С. 181.
2 История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М.»
1938.
3 Там же. С. 114,116.
4 Там же. С. 116.
216
человечества» . В этой книге были даны те представления, которые
уже были высказаны ранее сотрудниками ГАИМК. Поэтому ничего
принципиально нового в области теории формаций она не содержа-
ла. Важным был проводимый в ней акцент на экономическое, произ-
водственное содержание в каждой формации, что в дальнейшем ока-
зало заметное влияние на теоретические воззрения историков и на-
правление их работы.
Таким образом, в конце 1920-х — первой половине 1930-х гг.
икаписты, стоявшие во главе ГАИМК, как главная социальная опора
власти, сыграли роль идеологов этой власти по отношению к истори-
кам. Ориентируясь на отдельные высказывания классиков марксиз-
ма, специалисты «старой школы» в сотворчестве с «красными про-
фессорами» и под их идейным контролем создали обоснованную
значительным историческим материалом теорию социально-эконо-
мических формаций. Её рождение было серьёзной гносеологической
предпосылкой для формирования концепции отечественной истории,
так как именно эта теория давала основную периодизацию истории
(по формациям) и подчёркивала социально-экономическую сторону
исторического процесса. Одновременно был сформулирован важный
концептуальный вывод о том, что часть народов непосредственно
перешла от первобытности к феодальному строю.
3. Историки в работе над концепцией отечественной
истории
Опубликование постановления ЦК и СНК СССР о преподава-
нии истории в школе стало импульсом не только для авторских кол-
лективов, созданных для написания учебников, но и для других ис-
т°риков.
К маю 1934 г. (до упомянутого постановления) Институт исто-
Рии Коммунистической Академии получил указание развернуть ра-
по подготовке школьных учебников. В архивном фонде
• -Нечкиной сохранилась записка, которую Нечкина получила от
анкРатовой 7 мая 1934 г. «Милица Васильевна! — писала Панкра-
217
това. — Я хочу попросить Вас взять на себя руководство группой по
учебникам. Далин для этого совершенно не подходит и отказывается
вести группу в целом. А по учебникам надо развернуть работу и для
средней и для высшей школы. Как Вы к этому относитесь?» «Со-
гласна», — ответила Нечкина’.
Поэтому уже 19 мая 1934 г., вскоре после опубликования по-
становления ЦК партии и Совнаркома СССР о возрождении препо-
давания истории в школе, в Институте истории Коммунистической
Академии Нечкина выступила с докладом «Принципы построения
учебника для средней школы»1 2. Судя по теме, начальной фразе Неч-
киной («мой доклад имеет характер вводного доклада общего харак-
тера») и содержанию её выступления, руководство Института пред-
полагало организовать серию заседаний-совещаний работников Ин-
ститута, в частности авторов подготавливаемого учебника, и учите-
лей. Не имевшие опыта работы в средней школе учёные сталкива-
лись с методическими затруднениями при написании учебника. Ос-
тавляя вне поля зрения эту сторону дела, о которой много говорила
Нечкина в своём докладе, обратим внимание на важнейшие истори-
ческие вопросы, связанные с идейным содержанием отечественной
истории, тем более, что Нечкина обещала своим слушателям остано-
виться на «трактовке исторического процесса в целом».
Истолкование общей картины отечественной истории, освеще-
ние политической истории, деятельности исторических героев — эти
актуальные проблемы были указаны в начале доклада как подлежа-
щие разрешению. Именно здесь необходимо было искать новые пути
для развития исследовательской мысли.
«Замечательный вопрос был задан ученицей одной школы, ко-
торая обратилась к преподавателю: "Скажите, пожалуйста, а было ли
в истории что-нибудь кроме революций?" — рассказывала Нечкина и
далее признавала — История классовой борьбы, история революци-
онных классов была повисшей в воздухе, она не имела противопо-
ложной стороны. Мы должны обратить величайшее внимание на по-
литическую историю данной страны, например, России, и, конечно,
величайшее внимание мы должны уделить проблеме истории само-
1 Архив РАН. Ф. 1820. On. 1. Д. 740. Л. 1-1 об.
2 Там же. Ф. 359. Оп. 2. Д. 36. Л. 1-77, машинопись.
218
державия при этом. В истории самодержавия у нас вновь должны
возникнуть и Иван Калита, и Иван Ш, и проблема исторического
деятеля» . История самодержавия, по мысли автора доклада, должна
была «выяснить нам классовую борьбу, которая в эту эпоху развер-
нулась. История разинщины абсолютно непонятна без истории пер-
вых Романовых. История правительственной политики идёт всё вре-
мя в глубочайшем переплёте с историей революционного движения,
с одной стороны, предполагая её, с другой стороны, являясь ее ре-
зультатом» .
Другой темой, которую игнорировало школьное преподавание
истории, была история религии. «Мы должны уделить ей очень
большое внимание, взяв её в разрезе социального содержания», —
говорила Нечкина. Эту тему она также связывала с историей классо-
вых конфликтов, призывая отобрать «такие факты, которые характе-
ризуют социальную линию этой борьбы»3.
Оценивая преподавание истории в 1920-е и в начале 1930-х гг.,
Нечкина признавала, что в это время «давали выхолощенную исто-
рию без живых людей. Мы должны давать тех исторических деяте-
лей, которые характеризуют ту и другую сторону баррикад»4-
По существу Нечкина повторяла главные идеи выступления
Сталина на заседании Политбюро в пересказе Стецкого, несколько
конкретизируя их применительно к отечественной истории. Вместе с
тем, в отличие от Сталина, она постоянно увязывала новые аспекты и
сюжеты, вводимые в курс истории, с линией классовой борьбы, ко-
торая в её понимании по традиции продолжала оставаться стержнем
исторического процесса. Нечкина ещё не уловила тему укрепления
государства («собирания народов» русским народом), о которой со-
вершенно ясно говорил Сталин во всех своих выступлениях на засе-
даниях Политбюро.
Слушатели доклада верно поняли то, что Нечкина не дала но-
вой концепции отечественной истории, которая должна была опре-
делить построение учебника. Об этом прямо сказал А.И.Стражев:
1 Там же. Л. 19, 19 об.
2 Там же. Л. 20,20 об.
3 Там же. Л. 22.
4 Там же.
219
«Общая концепция построения учебника остаётся неясной». Его
поддержала А.В.Фохт. «Когда я шла на заседание, — говорила
Фохт, — я представляла так, что здесь будет договор хотя бы по об-
щей схеме, на конкретном показе того, с чего начинать — какие фак-
ты доминирующие, какие ведущие»1. Ответа на свой вопрос в ходе
доклада Нечкиной Фохт не получила.
Выступил Ванаг, коллектив которого начал работу над учебни-
ком. Уже 8 мая 1934 г. Греков послал Ванагу «предварительный про-
спект»2. «Раньше делали очень просто, — говорил Ванаг на обсуж-
дении доклада Нечкиной, — делили на соответствующие социально-
экономические формации, давали общую характеристику социально-
экономических формаций. Сейчас построение по таким разделам от-
падает»3. В отличие от осуждённого Сталиным социологического,
обобщённого освещения истории, теперь, по мысли Ванага, «надо
дать систематическую историю». Однако, «каким образом система-
тизировать материал... для нас пока еще задача не разрешённая.
Мы — группа авторов — несколько раз собирались, но пока ещё этот
вопрос окончательно не разрешён». Отсутствие чётких указаний
«сверху» повергало историков в некоторую растерянность. «Мы
очень просто подносили, — говорил Ванаг, — начинается глава с
экономического очерка, даётся общая картина политической исто-
рии. Приемлемо это или не приемлемо? Неприемлемо. А как соче-
тать эту экономическую историю с политической историей — кон-
кретный вопрос, который стоит перед нами. Любопытная вещь: мы
составляли проспекты для учебника, и у нас получилась у каждого
разная классификация этого материала»4.
Итак, заседание в Институте истории скорее отразило недоуме-
ния и сомнения, чем конструктивные соображения и надёжные ори-
ентиры для дальнейшей работы. Самым острым вопросом был во-
прос о внутриформационной периодизации, её основаниях.
Из выступления Ванага становится ясным, что коллектив авто-
ров уже в мае 1934 г. собирался для предварительной договорённо-
1 Там же. Л. 38,46.
2 Там же. On. 1. Д. 275. Л. 8.
3 Там же. Оп. 2. Д. 36. Л. 66.
4 Там же.
220
сти о построении учебника. 3 июня на заседании комиссии по рус-
ской истории в Наркомпросе Ванаг рассказывал о работе над сокра-
щённым, тезисным изложением будущего учебника: «Основной во-
прос у нас состоял в том, как располагать этот исторический матери-
ал с древнейших времён до нашего времени. Все принципы, которые
были положены в основу нашей периодизации и периодизации ста-
рой, буржуазной, они оказались для нас неприемлемыми. Мы исхо-
дили из основного принципа подачи всего исторического материала
в старом историческом хронологическом порядке и попытались най-
ти такое построение учебника, которое бы отвечало старой истори-
ческой хронологической последовательности событий, а с другой
стороны, охватывало бы ту или другую определённую эпоху, кото-
рую мы могли бы преподнести под определённым углом зрения с
характерными для данной эпохи чертами. Нашу периодизацию мы
положили во главу угла построения нашего учебника. Мы не распо-
лагаем ещё эти разделы на главы, на подглавы и т.д., мы даём эти
разделы и делим всё дело на параграфы». Собравшиеся получили
даже часть текста, написанного авторами. Поясняя положение, Ванаг
сказал: «Мы ту часть конспекта, которая имеется перед вами, отре-
дактировали... Мы хотели бы ещё завтрашний день посвятить ещё
раз просмотру этого конспекта, подсократить его немного и в совер-
шенно окончательном виде дать послезавтра. Тем более, что мы вос-
пользуемся присутствием т. Грекова, с которым мы редактировали
только часть материала. Мы с ним могли бы ещё раз этот материал
просмотреть»’. Бубнов сказал, что у него «благоприятное впечатле-
ние от этого дела», имея в виду часть проспекта учебника. Более
подробное обсуждение текста было отложено, и Ванаг с приехавшим
из Ленинграда Грековым занялся доработкой текста.
Через пять дней, 9 июня 1934 г., проспект учебника снова об-
суждяпи в Наркомпросе. Сохранилась краткая стенограмма этого
обсуждения1 2. Бубнову понравились проспект и схема (список разде-
лов и параграфов). «Довольно хороши, — сказал он, но надо со-
кратить. Я давал этот проспект Моисею Соломоновичу (Эпштейну,
своему заместителю — А.Д.). Он говорит, что это университетский
1 ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 69. Д. 2177. Л. 145.
2 Там же. Л. 133-135 об.
221
курс, а у Политбюро будет ещё больше такое впечатление»1. Поучая
историков, Бубнов говорил: «Установка, которая нам дана, заключа-
ется в следующем — на первый план поставить события и людей,
причём поставить их таким образом, чтобы было показано, что люди
борются не потому, что у одного нос кривой, а у другого прямой, а
потому что это классовая борьба. Затем дать все элементы экономи-
ки, т.е. материалистическое обоснование всех этих событий, дать лиц
и т.д.»2. В свете таких требований Бубнов предлагал перестроить ряд
параграфов. На возражения Пионтковского «зачем мы будем давать
здесь Потёмкина?» Бубнов категорически заявил: «Я против того,
чтобы не давать личных отношений. Всё — и быт и нравы характер-
но для всякого общественного слоя, и те историки, которые этим за-
нимаются, не должны выбрасывать фактов... Имена тут обязательно
должны быть даны. Потёмкин, Григорий Орлов — это же всё люди,
которые рисковали головой. Дворцовый переворот это была та же
гражданская война, только на суженой основе, без привлечения наро-
да. Но обязательно это нужно дать. Мы хотим живого, глубокого мар-
ксистского изложения, как было сказано в постановлении ЦК. Здесь
сказано в постановлении ”с характеристикой исторической деятельно-
сти". Надо Сталина дать больше. Троцкого надо продумать. Теперь у
нас достаточно материала, чтобы сдёрнуть ореол, которым он был ок-
ружён в связи с гражданской войной»3. Итак, Бубнов как представи-
тель власти усиленно направлял историков на освещение политиче-
ской, событийной истории, на показ исторических героев, что и соот-
ветствовало новым идеологическим веяниям. В его глазах это было
главным, а в остальные тонкости дела (например, в вопрос о периоди-
зации, так волновавший Ваната) он не входил, так как, видимо, не мог
высказать по этому поводу весомых соображений.
Работа над учебником продолжалась. Насколько можно понять,
замысел организаторов его создания — «людей власти» — состоял в
том, чтобы почти за год до окончания работы над учебником (июнь
1935 г.) проверить предварительные итоги работы историков, дать
авторам надлежащие директивы, чтобы историки имели возможность
1 Там же. Л. 133.
2 Там же. Л. 134.
3 Там же. Л. 134 об., 135.
222
реализовать их. Однако поскольку в партийных документах не со-
держалось никаких развёрнутых указаний по поводу содержания
предмета истории, не было высказано никаких определённых оценок,
то для историков в содержании будущего учебника многое было со-
вершенно неясным. Судя по их высказываниям, они ещё не поняли
всей глубины идеологического поворота, проводимого партийными
руководителями. Драматизм положения усиливался и тем обстоя-
тельством, что и Бубнов — представитель партийной элиты, с кото-
рым непосредственно имели дело историки, от которого ожидали
порой конкретных указаний, — сам не был посвящён во все детали
сталинского плана. Мысли авторов будущего учебника шли в русле
скорее методики преподнесения материала, а Сталин ожидал от них
совершенно нового прочтения истории. Естественно поэтому, что
дело создания новой концепции отечественной истории не могло не
затянуться, не смотря на то, что авторы работали очень интенсивно.
Летом 1934 г. проспект нового учебника был уже готов.
В Архиве Российской Академии наук, в фонде Коммунистиче-
ской академии, сохранились три редакции проспекта учебника по
истории СССР, написанных коллективом авторов под руководством
Ванага. По полноте содержания и наличию авторской правки эти ре-
дакции хронологически распределяются в следующем порядке. Пер-
вая (Ф. 359. Оп. 2. Д. 273. Л. 177-262) представляет собой машино-
пись с авторской правкой. Вторая редакция — машинопись без прав-
ки — учитывает интерполяции и редакционные замечания, сделан-
ные в первой редакции (Там же. Л. 116—176; Ф. 350. On. 1. Д. 937.
Л. 52-111). В третьей редакции (Там же. Ф. 359. Оп. 2. Д. 273. Л. 1-
115) впервые употреблены термины, содержавшиеся в «Замечаниях»
Сталина, Жданова, Кирова на проспект учебника, созданный группой
Ванага. Это обстоятельство и является основанием для того, чтобы
определить данную рукопись именно как третью редакцию текста,
созданную после августа 1934 г., когда были составлены упомянутые
«Замечания». Таким образом, первые две редакции отражают поиски
историков, авторов учебника, в течение мая - июля 1934 г. и рас-
сматриваются здесь как результат этих попыток, вызвавший ряд ука-
заний со стороны людей власти в августе 1934 г. Кроме того, в Рос-
сийском государственном архиве социально-политической истории,
223
В фонде Сталина, хранится рукопись проспекта этого же учебник»
представляющая собою экземпляр второй редакции, который и был
направлен Сталину и другим членам ЦК партии для прочтения’.
Рассмотрим структуру готовившегося учебника. В изданном
ещё в 1932 г. учебнике «Краткий очерк истории народов СССР», Ва-
наг организовал его материал следующим образом: крупные разделы
учебника представляли учащемуся целые эпохи или важнейшие со-
бытия («Крепостничество и крестьянские войны», «Классовая борьба
и реформы 60-х гг.», «1861 г. породил 1905», «1905 г.») а главы —
отдельные стороны обозначенной темы (гл. 1. Феодализм, гл. 2. Кре-
стьянские войны XVn-XVm вв., гл. 3. Разложение крепостного хо-
зяйства2. В таком членении материала, как и говорил Ванаг в ходе
обсуждения доклада Нечкиной в мае 1934 г., заметны разные исто-
рические эпохи и грани между ними.
Теперь же проспект нового учебника состоял из 29 разделов,
каждый из которых состоял из параграфов. Последних было 243. Эти
разделы не были никак сгруппированы, поэтому проспект не давал
ясной периодизации истории страны, следовательно, авторы предпо-
чли уклониться от решения этого весьма туманного для них вопроса.
19 разделов (115 параграфов) были посвящены истории России до
отмены крепостного права. 4 раздела (68 параграфов) — жизни стра-
ны во второй половине XIX — начале XX в. 6 разделов (58 парагра-
фов) — периоду от Февральской и Октябрьской революций до окон-
чания первой пятилетки в СССР. Названия разделов, как и парагра-
фов, не были даны, исходя из единого принципа. Тот или иной раз-
дел посвящался то событию («Пугачёвщина»), то политическому
процессу («Обособление отдельных феодальных княжеств»), то ха-
рактеристике более или менее значительного периода в жизни стра-
ны («Между двумя революциями») и пр., поэтому проспект учебника
не даёт оснований для реконструкции на его основе цельного и раз-
ностороннего понимания истории страны (концепции). Кроме того,
текст представляет собою всего лишь проспект учебника, а не раз-
вёрнутое изложение мыслей авторов. Изучая его, можно только
предполагать, как именно авторы думали объяснять тот или иной
‘ РГАСПИ. Ф.558. Оп.11. Д.Ю76. Л.10-85.
Ванаг Н.Н.Краткий очерк истории народов СССР. Часть первая... Л., 1932.
224
исторический процесс. Порою же и такое предположение не возмож-
но. Рассматривая проспект учебника, можно уверенно лишь просле-
живать отдельные линии в процессе общественного развития осве-
щённые авторами, и осторожно говорить о некоторых подходах,
трактовках, оценках.
Проспект учебника начинался с рассмотрения природных усло-
вий страны, что отражало традицию дореволюционной науки. В от-
дельном параграфе (§1) рассматривались климатические и почвен-
ные зоны, фауна и флора, возвышенности, система рек. В следующем
параграфе (§2) речь шла об источниках по истории страны. С третье-
го параграфа начиналось освещение собственно исторического про-
шлого: «Скифы по Геродоту и раскопкам. Греческие колонии Оль-
вии, Херсонеса, Пантикапея. Сарматы. Готы. Болгары, хазары, фин-
ны, славяне» . После рассмотрения сведений о древнейших обитате-
лях Восточной Европы авторы сосредотачивались на славянах.
Важное внимание они уделяли истории общественных отноше-
ний. В первой редакции проспекта авторы указывали на «появление
частной собственности на землю» ещё до образования Киевской Ру-
си2. Во второй редакции эта фраза была снята, но осталось высказы-
вание о том, что в указанную эпоху уже шло «зарождение классов»3.
И там же, в §6, авторы отмечали, что в IX-X вв. происходит «образо-
вание крупного землевладения»4. В первой редакции, рассматривая
Закон Русский и древнейшую Русскую Правду, они предполагали
показать «отражение... классовых отношений» в этих памятниках5.
Во второй редакции эта фраза была снята. В первой же редакции
речь шла о «борьбе за расширение феодальной эксплуатации» (эта
фраза составляла часть названия §8) в Киевском государстве и нача-
ле «нового этапа в развитии классовых отношений» (§9)6. Во второй
редакции обе фразы отсутствуют. Но и во второй редакции авторы
писали о классовом характере религий на Руси («христианская
Архив РАН. Ф. 350. On. 1. Д. 937. Л. 54.
Там же. Ф. 359. Оп. 2. Д. 273. Л. 180.
Там же. Ф. 350. On. I. Д. 937. Л. 54.
4 Там же.
5 Там же. Ф. 359. Оп. 2. Д. 273. Л. 180.
4 Там же. Л. 181,182.
15. Дубровский А. М.
225
господствующих классов и языческая — народная»), отмечали
«классовый характер летописи»1.
Как видно, под влиянием существовавших теоретических пред,
ставлений о государстве и классах авторы (особенно в начале своей
работы) старались указывать признаки зарождения частной собст-
венности и классов уже на заре славянской истории, отмечали рас-
тущую зрелость феодальных отношений («новый этап» в XI в)2.
Позже они несколько сгладили категоричность своих суждений, но
всё же явное выпячивание классового характера разных историче-
ских явлений, преувеличение зрелости феодальных отношений, уп-
рощённое понимание частной собственности осталось и во второй
редакции проспекта.
Последняя пора существования феодальных отношений в из-
ложении авторов учебника пришлась в России на первую половину
XIX в. В разделе по истории страны в первой половине XIX в. авто-
ры поместили параграфы о «разложении феодального способа про-
изводства» и «кризисе крепостного хозяйства»3.
Примечательно, что, обрисовывая экономическое развитие
страны со времён древнейших сведений о славянах, авторы, подобно
Покровскому, уделяли большое внимание водным торговым пу-
тям — Волжскому и Днепро-Волховскому (§5 «Главнейшие водные
пути. Сношения славян с соседями»), указывали как на важное об-
стоятельство на «перемещение торговых центров» на «Днепровском
торговом водном пути» в связи с крестовыми походами (§14). В свя-
зи с традиционным освещением возвышения Москвы, роста Москов-
ского княжества, борьбы с татарами в первой редакции проспекта
возникла было тема торгового капитала и товарно-денежных отно-
шений: «Роль купеческого капитала в городе. Перемены в сельском
хозяйстве. Распространение денежной ренты. Рост городов, ремесла
и торговой буржуазии. Рост ростовщичества. Интересы торгового
капитала на востоке и западе (при Иване IV — А.Д.)»4. Видимо, объ-
единение страны авторы думали трактовать опять же в духе Покров-
* Там же. Ф. 350. On. 1. Д. 937. Л. 55.
Ср.. «Государство появляется там и тогда, где и когда появляется деление общест-
ва на классы» (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 39 С 68)
Архив РАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 273. Л. 204,207.
Там же. Л. 188,191.
226
ского, с точки зрения развития торгового капитала и торговых отно-
шений. Однако во второй редакции здесь были внесены заметные
коррективы, исчезла тема «роли купеческого капитала в городе» и
«распространения денежной ренты» в XV в., хотя применительно к
этому веку упоминалась «торговая буржуазия» (§30). Из параграфа
о внешней политике Ивана IV была изъята фраза об «интересах
торгового капитала на востоке и западе». Видимо, авторы, первона-
чально ориентируясь в значительной мере на труды Покровского, в
ходе работы начали несколько преодолевать их влияние, что про-
явилось в отказе от некоторых формулировок и, быть может, даже
представлений.
При освещении истории страны в XVII-XVIII вв. в первой ре-
дакции проспекта учебника важное внимание уделялось экономике:
«Помещичье хозяйство. Эксплуатация крестьян. Собственное хозяй-
ство помещика. Денежный оброк. Связь крупных помещиков с рын-
ком. Ростовщическая деятельность Морозова. Бюджет крупного
феодала. Крестьянское хозяйство. Кустарь и ремесленник в деревне.
Отход на заработки. Скупщики. Крестьяне-купцы. Торговая дорога
Астрахань-Архангельск. Борьба московских купцов против привиле-
гий иностранцев»1. Отдельный параграф (56) был посвящён городу.
В материале по истории страны в XVIII в. также настойчиво звучала
тема рынка: «Усиление связи крестьянского хозяйства с рынком.
Рост кустарных промыслов. Скупщик. Крестьянская и купеческая
мануфактура. Помещичья крепостная мануфактура. Рабочие XVHI в.
Помещичьи хозяйства. Связь с рынком. Борьба помещиков и купече-
ства»2. Заметно, что в экономике, в целом натурально-хозяйственной,
авторы стремились подчеркнуть торгово-денежную сторону, прида-
вая ей явно преувеличенное значение. В этом также сказывалось
влияние Покровского. Все цитированные фрагменты текста не вошли
во вторую редакцию. Возможно, авторы хотели упростить содержа-
ние учебника и изъяли эти фрагменты как слишком сложные для
ШК°ЛТему’экономического развития страны авторы разрабатывав»
на протяжении всего проспекта учебника. Они почему-то сняли фор-
‘Там же. Л. 194-195.
2 Там же. Л. 201.
227
15»
мулировки, говорившие о «разложении феодального способа произ-
водства» и «кризисе крепостного хозяйства» в первой половине
XIX в., посвятив главное внимание «росту капиталистической ману,
фактуры» и «первым шагам промышленного переворота» в это же
время1 *. Далее остановились на состоянии помещичьего и крестьян-
ского хозяйства после реформы 1861 г. (§116). При изучении поло-
жения страны во второй половине XIX в. экономическое развитие
было несколько заслонено историей революционного движения, хотя
именно эти две линии в развитии страны главным образом просле-
живали авторы. Русский империализм (§§143,177) был охарактери-
зован в полном соответствии с положениями, выдвинутыми Лени-
ным («военно-феодальный»). Экономические сюжеты из послеок-
тябрьского времени вписывались в сложившийся к началу 1930-х гг.
трафарет — «Экономические мероприятия Советской власти и 3-й
съезд Советов» (§206), «Ленинский план социалистического строи-
тельства» (§210), «Оборона страны и политика военного коммуниз-
ма» (§217), «Передышка весны 1920 г. и хозяйственное строительст-
во» (§223), «Переход к новой экономической политике» (§226),
«Восстановление народного хозяйства в условиях НЭПа» (§228),
«Курс на индустриализацию страны» (§233), «Борьба за коллективи-
зацию советской деревни» (§234). Здесь изложение разворачивалось
от описания разрухи и связанных с нею проблем до крутого взлёта
экономики как результата верной политики большевиков.
Важной сюжетной линией в учебнике должна была стать исто-
рия самодержавия. По мере приближения рассказа к реформам Петра
она всё ярче выступала перед читателем. Объединение русских зе-
мель было представлено как становление самодержавия, о чём гово-
рила рукописная интерполяция в первой редакции, вошедшая в более
поздний текст, — «Итоги борьбы Москвы за самодержавие к середи-
не XV в.» . Политический строй, установившийся в результате объе-
динения страны, получил название «феодальная монархия», а для
олее позднего времени он был определён как абсолютизм3. По-
скольку самодержавие понималось авторами как институт, имевший
1 т“ S’ ф 3W п"’ И Я204’207; Ф 330' On. 1. Д. 937. Л. 69.73.
дам же.Ф. 359. Оп. 2. Д 273. Л. 188; Ф. 350. On 1 Д 937 Л 59
Там же. Ф. 350. On. 1. Д. 937. Л. 63,65.
228
исключительно классовый характер, то особое внимание отводилось
темам «диктатуры крепостников», «диктатуры Екатерины П» (§51 и
§85). Примечательно пропагандистское использование термина
«диктатура», характеризовавшего монархическую власть как непре-
менно жёсткую по отношению к массе населения и как бы оправды-
вавшего диктатуру пролетариата в СССР. Судя по некоторым терми-
нам, в тексте будущего учебника всё сильнее должна была звучать
обличительная критика самодержавия по мере продвижения из глу-
бины времени к современности. Дворцовый переворот Елизаветы
представлен как «заговор Елизаветы и французского посла», далее
следовал рассказ о «подготовке Екатериной на английские деньги
переворота против Елизаветы»1. В XIX в. царизм был представлен
как проводник «феодальной реакции» (§95, раздел XVIII «Николаев-
ская Россия и феодальная реакция») и охарактеризован событиями
внешней и внутренней политики: даже одна из наиболее прогрессив-
ных мер правительства — отмена крепостного права — была подана
читателю односторонне, как «ограбление крестьян» (§115). И только
в самом конце XIX — начале XX в. была подмечена «буржуазная
политика царизма»2. В итоге рассмотрения тех характеристик, кото-
рые авторы давали самодержавию в разные исторические эпохи,
нужно признать, что они смогли сформировать представление о пра-
вительственной деятельности, о проводимых тех или иных рефор-
мах, упомянули отдельные фигуры, занимавшие выдающиеся места в
государственном аппарате, особенно применительно к истории
ХУШ — начала XX в.
В связи с обличением самодержавия (порой в одном и том же
параграфе) развивалась тема эксплуатации колоний. Она начиналась
с глубокого средневековья. Боролась Москва «с Новгородом из-за
северо-восточных колоний», об эксплуатации колоний шла речь
применительно к XVII в. (§58)3. Особенно же подробно эта тема на-
чинает разрабатываться с XVII в.: «Башкирское восстание. Колониаль-
ная политика в Киргизии и Башкирии. Башкирские восстания и истреб-
ление башкир. Колонизация края и построение Оренбурга» (§78), «Ко-
1 Там же. Ф. 359. Оп. 2. Д. 273. Л. 200.
2 Там же. Ф. 350. On. 1. Д. 937. Л. 84.
3 Там же. Л. 187,195.
229
лониальная политика» (§82)'. Авторы включали в свой рассказ историю
того или иного из нерусских народов, находившихся в составе России
именно в связи с их присоединением разными путями к Российскому
государству, с политикой правительства и с восстаниями на националь-
ных окраинах империи. Внутренняя жизнь нерусских народов не была
освещена авторами, вероятно, главным образом потому, что эта тема не
была разработана в исторической науке.
История революции и советского периода излагалась в соответ-
ствии с историко-партийными канонами: концепция двух вождей в
Октябрьской революции — Ленина и Сталина, — вредительство
Троцкого, борьба за индустриализацию и коллективизацию, наконец,
победа социализма в СССР и последний тезис в завершающем пара-
графе — «Сталин — организатор победы социализма и вождь миро-
вой революции»1 2.
Названия разделов и параграфов, а также раскрытие их содер-
жания в проспекте свидетельствует о том, что на первый план в
учебнике были выдвинуты политическая история, политические дея-
тели и в несколько меньшей мере — история социальная. Примеча-
тельно, что в упомянутом выше учебнике Ванага, изданном в 1932 г.,
как и вообще в учебниках того времени, никакого представления о
политических событиях автор не давал, а речь шла в основном о со-
циально-экономических процессах и классовой борьбе. Таким обра-
зом, в проспекте учебника впервые давалась в хронологическом по-
рядке картина событий отечественной истории. Как и ранее в учеб-
ной литературе, важнейшей стороной содержания проспекта учебни-
ка, была история восстаний, классовой и революционной борьбы.
Экономика занимала более скромное место. И совершенно ничтож-
ное внимание было уделено истории культуры. Ясно, что такое дози-
рование материала определялось не только, а порой и не столько
теоретическими воззрениями авторов, сколько методическими сооб-
ражениями, степенью разработанности в науке тех или иных тем.
И всё же можно с большой долей уверенности предположить, что
слабое освещение тем освободительной борьбы народа, истории
культуры было связано с тем, что авторы ещё не прониклись патрио-
1 Там же. Л. 200,201.
2 Там же. Л. 262.
230
тической линией в идеологии партии, в 1934 г. ещё не прояснилась в
полной мере реабилитация русского народа и его прошлого, с кото-
рой Сталин выступил в партийной печати только в 1936 г. Неспеш-
ная постепенность идеологического поворота дезориентировала ав-
торов учебника, не давала им возможности ясно понять его и реали-
зовать новые ценности в их труде.
4. Директивы власти 1934-1935 гг.
Судя по дате, обозначенной на последнем листе рукописи учеб-
ника, поданной в ЦК партии — 16 июня 1934 г., — вскоре после этого
дня труд историков оказался в руках у представителей верхушки пар-
тийной элиты. 11 июля 1934 г. на пленуме ленинградского горкома
ВКП(б), который рассматривал вопрос о подготовке начальных и
средних школ города к новому учебному году, С.М.Киров сообщил о
той работе, которая шла над учебником истории. Сперва он процити-
ровал слова одной ленинградской учительницы, получившей образо-
вание ещё до революции: «Кое-что я могла бы рассказать по старой
памяти, но не знаю, как рассказать — вдруг я что-нибудь про Алек-
сандра Македонского брякну, вроде того, что это был героический
человек, и за это куда я попаду?» Настроения учительницы были ти-
пичны и для авторов будущего учебника. Киров это понимал. «Люди-
то напуганы здорово, надо вам по совести сказать, — говорил он чле-
нам горкома, — думают — чёрт его знает, попробуй напиши, а потом
и выйдет, что если через каждую строчку в этой истории нет диалек-
тического материализма, вот и попал (пропал — А.Д.). Мы сказали: вы
нам напишите проспект, как будете писать историю. Писали они пол-
тора месяца, не выходит. Мы поняли в чём дело. Люди думали, как
и я до писать — "исходя из решении XVII съезда партии , а если такого
предисловия не будет, и учебник пропал. Тогда мы пришли к ним на
помощь и сказали: возьмите наши старые учебники по истории вплоть
до Ключевского, все соберите, выпишите из Франции, там хорошие
учебники, выпишите из Германии и посмотрите всё это дело, и вот на
основе того, что уже написано, скомпонуйте так, чтобы зга подходи-
231
ло к нашим условиям, к нашей советской учёбе. Мы надеемся, что в
ближайшее время у них это выйдет»1.
И далее, уже переходя к общим соображениям о постановке ис-
торического образования, Киров высказывался следующим образом:
«Надо начать учить людей по-настоящему, как учили, не бойтесь
старого, по-моему, можно очень многое оттуда позаимствовать. Речь
идёт о школе. ...Это вопрос, если просто и прямо сказать, — жизни и
смерти, т.е. вопрос нашего дальнейшего развития. Они (новое поко-
ление строителей социализма — А.Д.) ничего не знают из старого,
это старое проклятое они знают очень плохо,... их надо воспитывать,
как, откуда мы вышли, как надо строить и т.д. Сидит ЦК и занимает-
ся каждым учебником в отдельности, чтобы действительно подвести
настоящую идеологическую базу под эту нашу низшую и среднюю
школу»2.
Очень справедливо Киров отметил напуганность авторов. Ха-
рактерны употреблённые им в той же речи выражения «мы запугали
людей»..., «мы сами себя запугали»3. Вожди поняли, что только из
партийных директив и лозунгов, из заезженных коммунистических
истин нельзя составить картины прошлого страны. Они позволили
воспользоваться наследием — трудами дореволюционных учёных.
Такое указание историки получили на начальной стадии работы и,
видимо, оно в определённой степени влияло на ход их деятельности.
Не случайно же Ванаг говорил о «большевистском Иловайском».
Кроме того, нужно заметить, что Киров рассуждал о необходимости
массового исторического образования с довольно традиционной точ-
ки зрения — обличения дореволюционного прошлого, а не знакомст-
ва с историческими достижениями народа. Следовательно, смысл
идеологического поворота, осуществляемого Сталиным, не был пока
вполне ясен партийной верхушке.
В августе 1934 г. проспект учебника был рассмотрен в ЦК пар-
тии. Тогда же был выработан важный партийный документ, оказав-
ший прямое воздействие не только на авторов проспекта, но и на
1 ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп. 2. Д. 6. Л. 146
2 Там же. Л. 147,148,149,150.
3 Там же. Л. 147.
232
идейное содержание всей исторической науки. Это были «Замечания
по поводу конспекта учебника по истории СССР», подписанные Ста-
линым, Ждановым и Кировым, ответ вождей партии на проспект
учебника.
Прежде чем анализировать эти «Замечания», следует обратить
внимание на одну работу, которую Сталин создал летом 1934 г. и
которая оказала определённое воздействие на содержание «Замеча-
ний». В июне—июле 1934 г. Сталин изучал статью Ф.Энгельса
«Внешняя политика русского царизма», которую редакция журнала
«Большевик» предполагала напечатать в своём журнале к 20-летию с
начала Первой мировой войны. Взгляды Энгельса, высказанные в
этой статье, вызвали у Сталина протест. В первую очередь Сталина
не устроило то критическое освещение внешней политики России, с
которым выступил Энгельс. При этом Энгельс преувеличивал роль
иностранцев в этой политике, принизил уровень развития русской
дипломатии, считая, что она была создана только Екатериной П.
В письме к членам Политбюро ЦК партии, написанном, вероят-
но, 19 июля 1934 г., Сталин осторожно реабилитировал внешнюю
политику дореволюционной России: «Завоевательная политика со
всеми её мерзостями и грязью вовсе не составляла монополию рус-
ских царей. Всякому известно, что завоевательная политика была
также присуща — не в меньшей, если не в большей степени — коро-
лям и дипломатам всех стран Европы...»1. Сталин упрекнул Энгельса
в том, что он переоценил стремление России к захватам, в частности,
Константинополя. Он не согласился с тем, что Россия — последняя
твердыня общеевропейской реакции: «Она не была последней твер-
дыней этой реакции»2. Сталин снял ту вину, которую Энгельс возла-
гал на русский царизм, полагая, что именно в нём заключался глав-
нейший исток мировой войны «Падение русского царизма является
единственным средством предотвращения мировой войны», писал
Энгельс. Сталин указал на то, что роль царизма в международных
делах Европы после поражения России в Крымской войне значи-
i м R и R Сталин — «О статье Энгельса "Внешняя политика русского
- и подготовка к миротой — " Вопросы историк
2002. №7. С. 16.
2 Там же. С. 17.
233
тельно уменьшилась, а главную роль в развязывании войны сыграли
противоречия между германскими а англо-французскими интереса-
ми. В восприятии того поколения, к которому относился Сталин, ми-
ровая война была недалёким и одним из самых значительных собы-
тий, которые пришлось этому поколению пережить. Вопрос об уча-
стии России в этой войне имел и научно-историческое и политиче-
ское значение особенно потому, что, как и 20 лет назад, СССР имел
перед собой перспективу войны с Германией, правда, пока отдалён-
ную. История мировой войны высвечивала многие проблемы во
внешней политике России. Поэтому размышления Сталина над
статьёй Энгельса неизбежно связывались с его же раздумьями над
проспектом учебника по истории СССР.
Вернёмся к «Замечаниям» на проспект учебника. 7 июля 1934 г.
Сталин получил от Бубнова проспект учебника по истории СССР.
Судя по пометкам на его тексте, М.В.Зеленов высказал предположе-
ние о том, что «Замечания» Сталина, Жданова, Кирова на этот про-
спект подготовлены Сталиным единолично1. Автограф «Замечаний»
не обнаружен, что не позволяет высказать вполне обоснованные су-
ждения об авторстве этого важного документа. Некоторые осторож-
ные предположения можно выдвинуть на основе воспоминаний сына
А. АЖданова—Ю. А.Жданова2.
Сталин и Киров встретили Ждановых в Мацесте, приехавших к
Сталину из Сочи. Жданов впервые встретился со Сталиным в до-
машней обстановке. «После встречи и знакомства Сталин^ Киров и
Жданов уходят куда-то в кабинет, где обсуждают проекты учебников
по истории нашей Родины и новой истории, — писал мемуарист. —
При этом я не присутствовал, но был приглашён к столу, когда они
собрались обедать.
Запомнил общую атмосферу: она была деловой и лёгкой, серь-
езно и шутливой. Так, много говорилось о Покровском и покров-
щине Но вот Сталин сказал, что в истории надо знать не схемы, а
рии(1934-1936годы).СЗ** редактировал конспекты шкальных учебников по исто-
Жданов Ю.А. Взгляд в прошлое: воспоминания. Росгов/Д., 2004.
234
Пошли и факты. Касаясь принятия Русью христианства, Сталин
отметил культурную роль монастырей: "Они несли людям грамот-
ность, книгу . Переходя к другим временам, Сталин заметил, что по-
сле периода смут и неурядиц крепкую власть удалось установить
Петру:' Крут он был, но народ любит, когда им хорошо управляют".
Далее Сталин упомянул о том, что величие Екатерины определялось
её способностью найти любовников среди сильных талантливых лю-
дей, которые собственно и правили страной: Потёмкин, Зубов, Ор-
лов. Он упомянул о польском короле Сигизмунде времён польской
интервенции, назвав его вполне непечатную кличку.
Сталин настаивал на необходимости более суровой критики ре-
акционной политики царизма, особенно в национальном вопросе
("Тюрьма народов")»1.
В точности мемуаров Ю.А.Жданова убеждают совпадения ут-
верждений автора с другими источниками. К критике Покровского,
культурной роли христианства, монастырей, значению Петра и Ека-
терины Сталин обращался не раз и в выступлении на заседании ЦК
партии в марте 1934 г., и в дополнениях к постановлению жюри кон-
курса на лучший учебник по истории СССР (1937 г.). Примечатель-
но, что мемуарист не передал никаких иных высказываний об исто-
рии, кроме суждений Сталина. Видимо, застолье сопровождалось не
столько разговором между его участниками, сколько монологом
Сталина с отдельными репликами Кирова и Жданова. Эта картина
отражает и степень авторства людей, подписавших документ. Во
всяком случае свидетельство Ю.А.Жданова указывает на то, какие
именно идеи, высказанные в «Замечаниях» Сталина, Жданова, Киро-
ва на проспект учебника по истории СССР, принадлежали несомнен-
но Сталину.
Основную часть этих «Замечаний» составляли разнообразные
указания расположенные в документе по маловразумительному
принципу В нём не была ясно выражена ни логическая, ни хроноло-
гическая последовательность. Возможно авторы (или автор?) запи-
сывали свои соображения по мере того, как они возникали в созна-
нии то одного то другого, а позже не сочли необходимым отредакти-
ровать своё произведение. Таким образом, первоначально оно пред-
1 Там же. С. 147-148.
235
назначалось скорее для «внутреннего» использования, то есть было
адресовано авторам учебника и членам Политбюро ЦК партии, а не
для опубликования в печати.
На обложке представленного авторами экземпляра было сделано
исправление: в названии «Краткий проспект учебника "История
СССР"»: вместо слова «проспект» написано слово «конспект». Имен-
но оно и употреблялось в «Замечаниях» Сталина, Жданова и Кирова.
Кроме того, в правом верхнем углу обложки была сделана запись ру-
кой Сталина: «1) нет истории народов, 2) учебник д[олжен] б[ыть]
смертным приговором царизму как поработителю народов»1. Это, ви-
димо, был главнейший упрек. Возможно, перед нами — след от перво-
го впечатления, которое произвело на Сталина чтение проспекта.
Подчёркивания, которые сделал в тексте проспекта Сталин, не
поддаются однозначному аргументированному толкованию. Ясно,
что они обозначали его критическое отношение к тому, о чём писали
авторы. На л. 17 Сталин исправил «Завоевание Средней Азии» на
«аннексию». На л. 19 к материалу о революции 1905 г. приписал:
«Всюду реакция и революция вообще. Автор не понимает разницы
между реакцией и контрреволюцией, между завоеванием и аннекси-
ей». Мысль Сталина вращалась вокруг одной важной проблемы, что
и отразилось в его первых заметках. Это — проблема освещения ис-
тории присоединения разных народов к России, «собирания» рус-
ским народом других народов, как выразился Сталин весной 1934 г.
Отсюда — его размышления о необходимости дать их историю, пра-
вильно оценить способ присоединения той или иной территории (за-
воевание, аннексия). В политическом плане это была проблема со-
хранения военно-политического единства народов СССР, государст-
венной целостности Союза. Составленные позже «Замечания» уже в
развёрнутом виде представляли соображения Сталина о проспекте
будущего учебника.
Поскольку, как было отмечено, высказанные от имени вождей
партии замечания были разнообразны по содержанию и не представ-
лены в тексте, исходя из определённой логики, их целесообразно
рассмотреть, соединяя близкие по содержанию указания в группы.
1РГАСПИ. Ф. 558. On. 11. Д. 1076. Л. 10.
236
В «Замечаниях» указывалось на то, что авторы учебника дали
«историю Руси, но без истории народов, которые вошли в состав
СССР», эти историки не подчеркнули «аннексионистско-колониза-
торскую роль русского царизма вкупе с русской буржуазией и поме-
щиками ( царизм тюрьма народов”)». Кроме того, «в конспекте не
даны условия и истоки национально-освободительного движения
покорённых царизмом народов России и, таким образом, Октябрь-
ская революция как революция, освободившая народы от националь-
ного гнёта, остается немотивированной, равно как и немотивирован-
ным остается создание Союза ССР»1.
Нужно сказать, что эти замечания были в основном справедли-
выми. Действительно, история нерусских народов России (особен-
но — их внутренняя жизнь) в проспекте была освещена очень скупо
и, как указывалось выше, дело здесь было не в авторах проспекта, а в
неразработанности этой темы в отечественной науке. Что же касает-
ся показа «аннексионистско-колонизаторской роли русского цариз-
ма» и «условий и истоков национально-освободительного движе-
ния», то в этом отношении упрёк был сделан, может быть, и не впол-
не справедливо. Многие части будущего учебника были всецело по-
священы именно «аннексионистско-колониальной политике» — §54
«Расширение колоний», §80 «Разделы Польши», §93 «Аннексия Бес-
сарабии и Закавказья», §101 «Персидская война 1826-1828 гг.», §102
«Борьба за проливы», §111 «Захват побережий Тихого океана, завое-
вание Северного Кавказа», §123 «Завоевание Средней Азии», §132
«Русско-турецкая война (1877-1878)». Кроме того, думая освещать
историю восстаний на национальных окраинах, авторы не могли не
сказать о предпосылках этих восстаний, то есть именно об аннексиях
и колониальной политике царизма. Так, например, в §54 «Расшире-
ние колоний» авторы предполагали показать «Захват и покорение
новых районов в Сибири. Торговлю с местным населением и сбор
ясака. Закрепощение и ограбление сибирских народов», в §79 «Вос-
стание Батырши» перед рассказом о ходе восстания планировалось
осветить такие сюжеты как «Захват земель под заводы в Башкирии.
Введение подушных податей»2. Насколько глубоко авторы думали
1 Архив РАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 273. Л. 262.
2 Там же. Л. 140.
237
показать эту сторону темы, сказать трудно из-за неизбежной кратко-
сти проспекта, но, как это ясно видно, рассказ о захватах территорий
и колониальной политике предполагался авторами и должен был за-
нять значительное место в тексте книги. Замечание же, вероятно, бы-
ло вызвано тем, что этот сюжет был слабо освещён в рассказе о по-
ложении страны перед Октябрьской революцией.
Совершенно справедливо Сталин, Жданов и Киров указали на
то, что предмет отечественной истории не должен ограничиваться
историей русского народа. Историю других народов партийные'
идеологи воспринимали как историю их захвата, угнетения и, нако-
нец, освобождения в результате Октябрьской революции и включения
в СССР. Именно эти аспекты истории народов были указаны как важ-
нейшие. О других сторонах этой истории — эволюции социальных
отношений, быте, достижениях в высоких сферах культуры и пр.—
вожди не сказали ничего. Таким образом, официальное понимание
прошлого нерусских народов России оставалось пока традиционным,
оно повторяло содержание советской науки 1920-х гг., то есть времён
господства воззрений Покровского. Вместе с тем в известной пропа-
гандистской формуле большевиков «Россия — тюрьма народов» пер-
вое слово было заменено другим — словом «царизм». Вероятно, с
точки зрения Сталина, то есть в политическом плане это исправление
было самым значительным шагом. Большевистские вожди реабилити-
ровали Россию, лишая её позорящего ярлыка. Здесь, быть может, про-
явилось стремление смягчить впечатление от захвата территорий, за-
воевания народов. Таким путём Сталин развивал новую идейную ос-
нову сохранения государственной целостности СССР.
Следующая группа замечаний была посвящена теме контактов
России и зарубежных стран, главным образом стран Запада: «В кон-
спекте не подчеркнута контрреволюционная роль русского царизма
во внешней политике со времен Екатерины II до 50-х годов XIX сто-
летия и дальше ("царизм как международный жандарм"). Конспект
не отражает роли и влияния западноевропейских буржуазно-револю-
ционных и социалистических движений на формирование буржуаз-
ного революционного движения и движения пролетарско-социали-
стического в России.... Русские революционеры считали себя учени-
ками и последователями известных корифеев буржуазно-революци-
238
онной и марксистской мысли на Западе. В конспекте не учтены кор-
ни первой империалистической войны и роль царизма в этой войне
как резерва для западноевропейских империалистических держав,
равно как не учтена зависимая роль как русского царизма, так и рус-
ского капитализма от капитализма западноевропейского, ввиду чего
значение Октябрьской революции как освободительницы России от
ее полуколониального положения остаётся немотивированным»1.
Действительно, об участии России в борьбе против Француз-
ской революции при Екатерине П авторы ничего не говорили. Зато
раздел XVH назывался «Царизм в первой четверти XIX века и борьба
с революцией». В нём прослеживалось противостояние России и
Франции, начиная с правления Павла. В рамки этого противостояния
без оговорок была вписана история Отечественной войны 1812 г.
Походы русской армии в 1813-1814 гг. в Западную Европу были од-
носторонне (без показа национально-освободительной, патриотиче-
ской стороны событий) освещены как «Борьба феодальной реакции с
Наполеоном» (§95). Целый параграф был посвящён участию России
в Священном Союзе (§96) и подавлении венгерской революции в
1849 г. (§109). Так что авторы «Замечаний» были не вполне точны в
своих упрёках. Контрреволюционная роль царизма получила осве-
щение, хотя быть может и не такое полное, как этого хотелось авто-
рам «Замечаний».
И в этой группе идеологических указаний тоже проводилась
линия на реабилитацию России: не «Россия — международный жан-
дарм», а «царизм — международных жандарм». По наблюдению
М.В.Зеленова, словосочетание «международный жандарм» заменило
собою более жёсткое — «оплот реакции в Европе и Азии». Именно
Сталин вычеркнул из проекта слова об оплоте реакции и вместо них
написал «международный жандарм»2. Все неблаговидные с маркси-
стской точки зрения внешнеполитические действия России были по-
ставлены в вину царизму, да и характеристика царизма тоже была
смягчена.
«О “““ юс“°го
царизма"». С. 6.
239
Говоря об отсутствии в проспекте учебника темы о «корнях
первой мировой войны», авторы «Замечаний» были не правы, так как
предпосылки этой войны были показаны в §178, который назывался
«Подготовка к войне»1. Однако не это составляло главную часть
данного замечания. Партийные идеологи хотели, чтобы положение
страны до революции было представлено в нарочито мрачных крас-
ках. Ради этого в «Замечаниях» воскресла устаревшая к тому време-
ни идея о зависимости России от иностранного капитала, и страна
была названа полуколонией. Это было отступлением от результатов
работы учеников школы Покровского. Идея независимой системы
российского капитализма (при определённой роли иностранного ка-
питала в развитии российской промышленности) была обсуждена в
дискуссии 1920-х гг. о характере российского империализма и при-
нята участниками дискуссии (в том числе и Ванагом, ранее разде-
лявшим противоположную точку зрения). Теперь, «людям власти»
потребовалось представление о ничтожности дореволюционной Рос-
сии для возвеличения Октябрьской революции, для создания контра-
ста между дореволюционным состоянием России и положением её
бурного подъёма в советскую эпоху.
Идея об отсталости России принадлежала Сталину. В лекции
«Об основах ленинизма», опубликованной в «Правде» в 1924 г., он
совершенно ясно высказал её: «Царская Россия была величайшим
резервом западного империализма не только в том смысле, что она
давала свободный доступ заграничному капиталу, державшему в ру-
ках такие решающие отрасли народного хозяйства России как топли-
во и металлургию, но и в том смысле, что она могла поставить в
пользу западных империалистов миллионы солдат»2. Итак, западный
капитал господствовал в экономике России, что по марксистским
1 §178. Подготовка к войне. Империалистические планы царизма. Обострение импе-
риалистических противоречий (Англия-Германия, Гер мания-Россия) и усиленная
подготовка к мировой войне. Царская Россия и подготовка к войне: ассигнования на
армию, военно-морская конвенция между Россией и Францией (1912). Провокация
царизма на Балканах (I и II балканские войны 1912-1913 гг.). Кадетская партия и
подготовка к войне. Сплетение интересов царизма с интересами империализма. Со-
вещание начальников французского и русского генерального штабов (1912). Пуан-
каре в Петербурге (1913)» (Архив РАН. Ф. 350. On. 1. Д. 937. Л. 94-95).
2 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. М., 1953. С. 5.
240
представлениям было первейшим признаком полуколониального по-
ложения страны. С большей полнотой и откровенностью эту мысль
Сталин высказал в «Кратком курсе» истории ВКП(б): «Перед 1914 г.
важнейшие отрасли промышленности России находились в руках
иностранного капитала... Важнейшие металлургические заводы Рос-
сии находились в руках французских капиталистов. В целом метал-
лургия почти на три четверти... зависела от иностранного капитала.
В каменноугольной промышленности... была такая же картина. Око-
ло половины нефтяной добычи находилось в руках англо-француз-
ского капитала. Значительная часть прибылей русской промышлен-
ности шла в заграничные, по преимуществу — в англо-французские
банки. Все эти обстоятельства... превратили Россию в данницу этих
стран, в их полуколонию»1.
Одно замечание относилось к такому важному элементу кон-
цепции отечественной истории как периодизация: «В конспекте сва-
лены в одну кучу феодализм и дофеодальный период, когда крестья-
не не были ещё закрепощены; самодержавный строй государства и
строй феодальный, когда Россия была раздроблена на множество са-
мостоятельных полугосударств»2.
Здесь представители власти вторгались в довольно сложную
для исследования область, не отдавая себе в этом отчёта. Они выдви-
нули периодизацию значительной части российской истории: дофео-
дальный период, феодальный, самодержавный.
Понятие дофеодального периода они заимствовали, вероятно,
J13 нового по тому времени труда Н.А.Рожкова «Русская история в
сравнительно-историческом освещении». Кроме того, как отметил
М.Б.Свердлов, понятие «дофеодальный период» возвращало науку
ко мнению Н.П.Павлова-Сильванского о феодализме как статичной
совокупности основных признаков и предшествующей ему «дофео-
дальной эпохе»3.
В своей работе Рожков не только неоднократно употреблял это
понятие, но и дал ему развёрнутую характеристику, указав на «пять
‘ История ВКП(б). Краткий курс-М” 19381 С‘156’
* К изучению истории. Сборник. С. 22. _усской иегорической науке
3 Свердлов М.Б. Общественный строй Древней Рус ру
XVIII-XX веков. СПб., 1996. С. 211.
16. Дубровский А. М.
241
классических признаков дофеодального хозяйственного быта». Эти-
ми признаками были следующие: 1. «преобладание охоты и ското-
водства, слабость земледелия и ремесел, примесь внешней торговли
при полном господстве натурального хозяйства», 2. «семейная форма
производства», 3. примитивная техника, 4. «сравнительное благосос-
тояние масс и выделение богатого меньшинства», 5. «вольнозахват-
ное землепользование»1. В «Замечаниях» же признаки дофеодально-
го периода носили односторонний — отрицательный — характер:
дофеодальный, то есть период без феодальных отношений и без за-
крепощения крестьянства. М.Б.Свердлов справедливо отметил, что
«неправомерным было также ограничение множественности фео-
дальных форм зависимости и господства закрепощением крестьян»2
Думается, исследователь подошёл к анализу партийного документа, не
учитывая упрощённых исторических понятий у его создателей. Тер-
мином «закрепощение» они обозначали всякую форму феодальной
зависимости. При этом, как справедливо отметил М.Б.Свердлов, так
получалось (в глазах специалистов историков), что древнерусский пе-
риод оказался непосредственно (и совершенно ошибочно) связан с
развитыми (крепостническими!) формами феодального строя3.
В целом такая характеристика определённой стадии развития
страны не противоречила представлениям Рожкова. Но по объёму
содержания, по чёткости создаваемых представлений эти характери-
стики были очень различны. Признаки дофеодального периода,
сформулированные авторами «Замечаний», указывали на то, чего не
было в общественных отношениях. Подразумевалось, что в этот пе-
риод крестьяне были лично свободны. По замечанию М.Б.Свердлова,
авторы наполняли термин новым содержанием4. Однако оно было
довольно бедным. Характеристика, данная Рожкиным, была богаче,
конкретнее и яснее для читателя.
В той же цитированной выше фразе авторы «Замечаний» «са-
модержавный строй государства» противопоставляли «строю фео-
дальному», то есть политической раздробленности. Получалось, что
Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы
социальной динамики) Т. 1. М.-Л., 1928. С. 108.
3 Общественный строй Древней Руси... С. 212.
(ом же. С. 211.
* Там же.
242
феодализм был сведён в партийном документе к системе политиче-
ских отношений -«надстроечных явлений», по терминологии мар-
ксизма. Это было для исторической науки попятным движением по
сравнению не только со взглядами Покровского, но и так называе-
мых «буржуазных» историков, которые под влиянием Павлова-
Сильванского усвоили понимание феодализма как прежде всего сис-
темы социальных отношений, существовавших не только в период
политической раздробленности Руси, но и позже, в условиях полити-
ческого единства и самодержавия. М.Б.Свердлов справедливо указал,
что при таком резком противопоставлении терялось единство, свой-
ственное обеим политическим формам1 2 3.
С другой стороны, авторы «Замечаний» совпадали по взглядам
с Покровским в том, что они ограничивали время существования
феодализма теми же хронологическими рамками и столь же резко
противопоставляли самодержавие раздробленности.
Как справедливо писал М.Б.Свердлов, «в представлениях о
феодализме "Замечания" были далеки от анализа феодализма как
Марксом, Энгельсом, Лениным, так и историками конца 20-х — на-
чала 30-х гг. Они выражали мнение Сталина об историческом про-
цессе и, в частности, о феодальном строе. Противопоставление "до-
феодального" и "феодального" периодов было метафизическим и
статичным. В его основе находилось представление о "феодализме"
как "модели"... с одним признаком — крепостничеством» .
Обращение к отзыву Сталина на сценарий кинофильма «Георгий
Саакадзе» (11.Х.1940 г.) позволяет дополнить мысль М.Б.Свердпова.
В этом отзыве Сталин писал: «Саакадзе погиб..., так как Грузия времён
Саакадзе не успела созреть для... её объединения в одно государство
путём утверждения царского абсолютизма и ликвидации власти кня-
зей Причина ясна: князья и феодализм оказались более сильными а
царь и дворянство более слабыми, чем прыполагал Саакадзе».
В черновой редакции отзыва мысль Сталина была выражена ещё и
так: «Грузия времён Саакадзе еще не успела созреть для... её обье-
1 Там же.
2 Там же. С. 212. .
3 РГАСПИ. Ф. 558. On. 11. Д- I59-л-4-
243
16*
-„нения в одно государство путём ликвидации феодализма»1. Таким
образом, в представлениях Сталина важнейшим признаком феода-
лизма была ещё и политическая раздробленность.
В своей работе партийные идеологи ввели новый исторический
термин___«полугосударство», до той поры не употреблявшийся в
науке. Этот термин, применённый к русским княжествам эпохи по-
литической раздробленности мог навести на мысль о стеснении су-
веренитета этих княжеств правами владимирского князя, которые
были закреплены особым документом — ярлыком, полученным от
золотоордынского хана. Возможен и другой вариант истолкования,
не исключающий первый, — самостоятельность русских правителей
была ограничена наличием верховной власти монголо-татар над все-
ми русскими землями. Однако авторы «Замечаний» писали не просто
о «полугосударствах», а о «самостоятельных (!) полугосударствах»,
подчёркивая этим новым термином совсем другую сторону — не по-
литическую, а территориальную. Авторы указывали на неполноцен-
ность этих небольших по территории княжеств, их приниженность в
сравнении с обширным самодержавным государством — единой и
неделимой Россией. Здесь, как и в отзыве Сталина на фильм о Геор-
гии Саакадзе, подспудно проявился культ сильного государства.
Крупное централизованное политическое образование ставилось
выше (как полноценное государство), чем образование небольшое,
возникшее в результате политического дробления. Такое понимание
вписывалось в возникавший в ту пору новый вариант большевист-
ской идеологии с присущим ему культом сильного централизованно-
го государства.
Отметим, что авторы проводили периодизацию отечественной
истории, исходя из двойного критерия. Один — социальный — ори-
ентировал читателя «Замечаний» на рассмотрение состояния соци-
альных отношений («дофеодальные период», «феодальный»). Дру-
г°й политический. Он в качестве опоры при периодизировании
указывал на те формы, которые принимала в разное время политиче-
ская «надстройка» («самостоятельные полугосударства», «самодер-
жавие»). Вероятно, таким путем «люди власти» хотели дать маркси-
стскую периодизацию исторического процесса, введя в её основу
1 Там же. Л. 7.
244
производственные отношения - «базис», по марксистской термино-
логии. Однако довести до конца переосмысление периодизации ис-
ходя из марксистского понятийного аппарата и его социологических
принципов, они всё же не смогли и повторили те построения кото-
рые были представлены в трудах Покровского и историков, рабо-
тавших до Октябрьской революции.
В рассматриваемом партийном документе одно замечание от-
носилось к освещению значения государственных органов в СССР_
советов «как носителей пролетарской демократии и органов освобо-
ждения рабочих и крестьян от капитализма». В проспекте учебника
историки не оттенили их мирового значения. Оно, по словам этого
документа, ярко проявилось на фоне «общеевропейского политиче-
ского кризиса перед мировой войной, выразившегося... в упадка
буржуазной демократии и парламентаризма»1. Историкам напомина-
ли о том, чтобы они поддерживали важную в пропагандистским от-
ношении иллюзию власти народа в форме его участия в работе сове-
тов и не выпячивали реально существовавшего всевластия политиче-
ского центра партии.
«Замечания» содержали указание на необходимость показа
«борьбы с троцкизмом как с проявлением мелкобуржуазной револю-
ционности»2. Этим была подчёркнута актуальность историко-
партийной темы, персонально важной для Сталина. Расправляясь с
памятью об изгнанном из страны Троцком, Сталин завершал на поле
исторического образования свою борьбу с одним из виднейших вож-
дей партии, опасным соперником.
В ряде случаев авторы «Замечаний» вновь и вновь обращали
внимание на терминологию, систему понятий, употреблённых исто-
риками: «Свалены в кучу понятия реакция и контрреволюция, рево-
люция "вообще", революция буржуазная и революция буржуазно-
демократическая. Конспект изобилует всякого рода затасканными
трафаретными определениями вроде "полицейский террор Нико-
лая!" "Разинщина", "Пугачёвщина"... Авторы конспекта слепо ко-
пируют затасканные и совершенно ненаучные определения всякого
рода буржуазных историков... Конспект составлен крайне неряшли-
1 К изучению истории. Сборник С. 23.
2 Там же. С. 23-24.
245
во и не совсем грамотно с точки зрения марксизма. Мы уж не гово-
м о неточном стиле конспекта и об игре в "словечки" вроде того,
что Лжедмитрий назван Лжедмитрием "Названным" или вроде "тор-
жества старых феодалов в ХУШ в."»'. Призывая к большей чёткости
в употреблении понятий, идеологи партии вместе с тем стремились
изжить из словаря историков названия и словосочетания, характер-
ные для научного новояза 1920-х гг., в частности, для Покровского, а
вовсе не «всякого рода буржуазных историков».
Документ завершался чеканными по форме и категоричными
по тону строками: «Нам нужен такой учебник истории СССР, где бы
Великороссия не отрывалась от истории других народов СССР — это
во-первых, — и где бы история народов СССР не отрывалась от ис-
тории общеевропейской и вообще мировой истории, — это во-вто-
рых»2. Такое требование резюмировало основное содержание «Заме-
чаний». Оно повторяло первое указание и было связано своим содер-
жанием с некоторыми другими: о колонизаторской роли царизма, о
его контрреволюционной роли, о влиянии западноевропейского рево-
люционного движения на русских революционеров и пр. Этот итог
звучал для советских коммунистов в привычном для них интернацио-
налистическом духе и маскировал те пока незначительные проявления
реабилитации старой России, которые имелись в документе.
В целом «Замечания» Сталина, Жданова и Кирова во многом
повторяли идейное содержание советской исторической науки
1920-х гг. с её резко критическим, обличительным освещением оте-
чественного прошлого. Одновременно в них содержались и неявная
критика Покровского. Пока что преобладала революционно-
критическая традиция. А сам партийный документ по своему содер-
жанию имел переходный характер от прежних воззрений к новым.
Здесь не было откровенных указаний о необходимости признания
преемственности между дореволюционной Россией с СССР, истори-
ческих заслуг русских монархов («Пётр был Пётр, Екатерина была
катерина»), положительной оценки процесса собирания российских
тпп^л В единое государство. Такого рода заявления звучали пока
Для узкого круга лиц — членов Политбюро ЦК партии и
'Там же. С. 22-24.
Там же. С. 24.
246
представителей столичной науки, потенциальных авторов учебной
литературы по истории. J
Некоторое время «Замечания» оставались известными только
партийным деятелям и авторам проспекта учебника. Вероятно часть
историков познакомилась с ними в порядке узко профессионального
информирования . В начале 1935 г. в журнале «Борьба классов» была
опубликована статья А.М.Панкратовой «За большевистское препо-
давание истории» . В ней Панкратова пересказала основное содер-
жание «Замечаний» в адрес авторов проспекта учебника. Видимо,
Панкратова не просто была допущена к ознакомлению с партийным
документом, но и получила указания по поводу того, что именно
нужно подчеркнуть в содержании «Замечаний» и чем их дополнить.
Панкратовой позволили глухо сослаться не только на «Замечания»,
но и на выступления Сталина на заседаниях Политбюро ЦК партии с
критикой учебников и преподавания истории в школе.
В статье Панкратова ясно выразила то, что уже некоторое вре-
мя чувствовалось её современниками: «Товарищ Сталин... заострил
вопрос о роли и значении исторической науки и исторического обра-
зования во всей системе марксистских общественных наук и во всей
системе революционного воспитания молодых поколений в СССР.
Без исторического знания нет подлинного марксиста»1 * 3. Так недву-
смысленно было объявлено о новом политико-идеологическом зна-
чении исторической науки.
Далее Панкратова писала: «Задача большевистского учебника
истории любой эпохи показать эту историю в аспекте нашей гранди-
озной эпохи, в свете борьбы рабочего класса за пролетарскую дикта-
туру и социализм во всем мире. ...История пролетарской диктатуры
есть стержень всей мировой истории.. Центральной задачей учебни-
ков товарищ Сталин выдвинул необходимость исторического
обоснования Октябрьской революции как социалистической рево-
Хции пролетариата и ей противопоставления Французской револю-
1 Например, с «Замечаниями» была ознакомлена А.В.Фохт, судя по её статье «Итога
работы за год» (Борьба классов. 1935. № 5. С. 27—32).
*Панкратова А.М. За большевистское преподавание истории // Борьба классов. 1935.
.№ 1-2. С. 19-36.
3 Там же. С. 19.
247
ции как революции буржуазной»’. Итак, внимание историков должно
было концентрироваться на социально-политической сфере, на исто-
рии власти, в частности, на истории борьбы за пролетарскую дикта-
туру и на истории этой диктатуры. Октябрьская революция должна
была освещаться как грандиознейшее событие мировой истории, за-
тмевающее собой Французскую революцию. «Всё историческое раз-
витие дооктябрьской России должно привести к обоснованию неиз-
бежности и закономерности пролетарской революции»2. Оставаясь во
многом в русле прежних традиций, Панкратова, видимо, не почувст-
вовала сама и поэтому не донесла до читателя мысли о том, что в но-
вых условиях повышается актуальность истории дореволюционной
России не только периода нового времени, но и эпохи средневековья.
Те периоды отечественной истории, которые были намечены в
«Замечаниях», Панкратова выстроила в хронологический ряд, разви-
вая и детализируя мысль авторов «Замечаний»: дофеодальный пери-
од, период феодальной раздробленности, период самодержавия и
образования Российской империи3. Далее она продолжала: «В сле-
дующих разделах (учебника — А.Д.) должна быть показана крепост-
ная Россия в борьбе с буржуазной революцией в Европе, развитие про-
мышленного капитализма, начало марксизма и рабочего движения,
борьба за раздел мира между капиталистическими странами и роль цар-
ской России, военно-феодальный империализм и борьба пролетариата
за гегемонию в революционном движении, буржуазно-демократическая
революция 1905 г., царская Россия до и во время империалистической
войны, борьба за диктатуру пролетариата, Октябрьская социалистиче-
ская революция, создание Советского государства, гражданская война и
империалистическая интервенция, образование СССР, история Союза
ССР в восстановительный период и победа социализма в СССР»4. Та-
ким образом, в своей статье Панкратова дала чуть более детальные ука-
зания о периодизации отечественной истории, об основных историче-
Там же. С. 26,27. Ту же мысль — об истории пролетарской диктатуры как «стерж-
не всей мировой истории» — выразила в печати А.В.Фохт (Фохт А. Итоги работы за
год // Борьба классов. 1935. Кв 5. С. 28). Видимо, такое восприятие «Замечаний»
было типичным для историков.
Панкратова А.М. За большевистское преподавание истории. С. 30.
Тамже. С. 31.
4 Там же.
248
дах вехах и главных темах, которые обязательно должны получить
освещение в будущем учебнике для школы. Здесь более ясно бт^зд-
мечена концептуальная идея социально-политической борьбы Z
стержневой линии развития страны. к
Панкратова впервые в кратком виде смогла донести до широко-
го круга читателей те идеи, которые были выражены в письме Ста-
лина к членам Политбюро ЦК партии «О статье Энгельса "Внешняя
политика русского царизма"». «Товарищ Сталин подчеркнул тот ис-
торический рубеж, каким было в истории царизма его поражение в
Крымской войне, после которой царизм лишился своей прежней са-
мостоятельной роли в международной политике и превратился по-
степенно В]резерв западноевропейского империализма», — писала
Панкратова . Она не имела разрешения на то, чтобы рассказать, ка-
кая именно критика Энгельса содержалась в письме Сталина, как
Сталин этим письмом начал оправдание внешней политики России.
Дозволенная информация должна была подаваться в очень ограни-
ченном объеме. Но известный шаг к реабилитации внешнеполитиче-
ской деятельности России был в статье намечен.
Таким образом, статья Панкратовой обобщала то, что было вы-
сказано партийно-государственным руководством по поводу нового
политико-идеологического курса в формировании исторического соз-
нания граждан СССР. Эта статья публиковалась как направляющая,
директивная. А её автор играл роль историка-идеолога, историка-
политика, обращавшегося от имени власти к собратьям по цеху. Рабо-
та Панкратовой освещала все представленные ею новации в области
истории как результат указаний Сталина. Это придавало особый авто-
ритет новым идеям, высказанным в статье, заостряло внимание исто-
риков к каждой строчке труда Панкратовой. Её труд нацеливал исто-
пиков на дальнейшее продумывание новой концепции отечественной
истории. Особенно это касалось тех, кто включился в процесс созда-
ния школьного учебника уже после написания «Замечаний» - осенью
1934 г. и в 1935 г. Однако эти авторы не могли увидел, в райшгеШн-
кратовой весьма существенного - национально-государственного
подхода к истории, который начал формироваться в партийно-
1 Там же. С. 30.
249
государственных документах, патриотизации преподавания и изуче-
ния истории. Панкратова писала всё ещё о революционном воспита-
нии молодых поколений, а воспитание требовалось уже иное — пат-
риотическое.
5. Работа над учебниками в 1935 г. и реакция
«людей власти»
Получив замечания вождей партии, коллектив Ваната продол-
жил работу над текстом учебника. О её ходе в известной мере свиде-
тельствует выступление Ваната 26 января 1935 г. в первый день со-
вещания в Наркомпросе, посвящённого преподаванию истории в
школе. Сохранилась неправленая автором стенограмма этого высту-
пления’.
«Чего мы не предполагали, это того, что перед нами встаёт ряд
вопросов, имеющих принципиальное значение, — признавался в об-
наруженных трудностях Ванаг. — Первый — самый предмет нашего
курса — курса истории СССР. Крупный вопрос, без разрешения ко-
торого нельзя приступить к писанию учебника — что представляет
собой самый предмет “история СССР”? Представляет ли он собой
предмет «история народов СССР», в которой исторический процесс
развития народов дан параллельно один с другим, или это представ-
ляет нечто другое? Конечно, этот курс не представляет собой исто-
рии народов СССР, взятую в том понимании, что в нашем учебнике
должна быть дана параллельно история отдельных народов. В чём
заключается наша задача? Мы должны дать курс истории СССР, т.е.
мы исторически должны подвести школьника к пониманию того, как
сложился Союз Советских Социалистических Республик, на какой
базе этот Союз сложился и каковы исторические условия, создавшие
этот Союз, и как этот Союз Советских Социалистических республик
разрешает основные задачи, стоящие перед ним, именно — задачи
социалистического строительства в национальных районах, задачи
социалистического строительства в СССР. Как видите, задача вполне
1 ГАРФ. ф. 2306. Оп. 70. Д. 2207. Л. 41-64.
250
политическая, и вы её не оторвёте. Нужно дать историю, которая бы-
ла бы неразрывно связана с историей Великороссии, с историей того
или другого национального района или той или другой националь-
ной республики в нашем Союзе. Это не курс истории народов в том
смысле, что даём историю отдельных народов. Как же будут высту-
пать в нашем учебнике эти отдельные народы? В неразрывной связи
с историей Великороссии, с западноевропейским процессом. Они
берутся в нашем учебнике в связи и неразрывной связи с историей
Великороссии. Когда это увязываем, то является связь с колониаль-
ной политикой царизма. Тогда, когда это вступает в наше изложение,
мы обязаны дать и даём коротко историю этого народа до угнетения,
но в целом в обзор включаем с этого момента, иначе мы не даём ос-
новного, т.е. не даём известного представления о существе этого рус-
ского царизма как тюрьмы народов и, с другой стороны, не разреша-
ем другого вопроса, вопроса об Октябрьской революции и связанным
с ним освобождением народов бывшей царской России от нацио-
нально-колониального гнёта, в котором они находились до Октябрь-
ской революции»1.
Ванаг не случайно начал своё выступление с вопроса о предме-
те истории СССР. Его на это нацеливал главный упрёк, высказанный
в «Замечаниях» Сталина, Жданова и Кирова дважды — в начале и в
конце текста. Реализовать полученную директиву, действительно,
было нелегко. Истории народов, оказавшихся в составе Советского
Союза, были различны по протяжённости, большей частью до из-
вестного момента развивались независимо друг от друга. Как соеди-
нить их в учебнике? Ванаг предлагал вполне разумный путь — вести
рассказ об истории того или иного народа в связи с включением его
тем или иным путём в состав Российского государства. Технически
это было наиболее удобно, когда речь шла об истории Российского
государства (т.е. с XV-XVI вв.). Ванаг не касался древнейших пе-
риодов, когда Русь ещё не сложилась в государство, а народы, соста-
вившие впоследствии СССР (или предки этих народов), уже сущест-
вовали, имели более или менее развитую культуру и государствен-
* Там же. Л. 41-43.
251
ные формы объединения (Средняя Азия, Закавказье, Крым). В духе
«Замечаний» Ванаг воспринимал тему нерусских народов прежде
всего как материал для реализации революционно-критического ос-
вещения российского прошлого, в частности, территориальных за-
хватов и колониальной политики царизма.
«Второй вопрос величайшей важности, без разрешения которо-
го нельзя приступать к писанию учебника, — это вопрос о периоди-
зации, — продолжал своё выступление Ванаг. — Вам, вероятно, из
статьи Панкратовой известна та периодизация, которую дал товарищ
Сталин в своих замечаниях на наш проспект, касающийся новой ис-
тории (Ванаг имел в виду «Замечания» на конспект новой истории
Сталина, Жданова и Кирова, составленный в августе 1934 г. одно-
временно с «Замечаниями» на проспект учебника по истории
СССР — А.Д.). Он делит историю на три периода: начиная с Фран-
цузской революции до франко-прусской войны включительно, от
франко-прусской войны до Парижской коммуны и от Парижской
коммуны до Октябрьской революции включительно и т.д. Мы счита-
ем, что именно эта периодизация должна лечь в основу периодиза-
ции нашей истории СССР. Вне этого мы не решим основной воспи-
тательной задачи, мы не разрешим вопроса о значении Октябрьской
революции как революции, открывшей новую эру человечества.
Здесь выступал товарищ и говорил, как необходимо строить урок,
касаясь конца ХУШ и начала XIX в. Он говорит, что надо дать эко-
номику конца ХУШ в., затем увязать с соотношением классовых сил
и т.д. Возникает вопрос, может быть не так? И вернее не так. Как ха-
рактеризовал товарищ Сталин этот период? С Французской револю-
ции до франко-прусской войны он характеризовал как период бур-
жуазных революций и период становления капитализма в передовых
странах Запада. А вот попытайтесь с этой точки зрения подойти к
нашей истории, к истории старой царской России, и у вас получится
сразу другая схема самого изложения, и перед вами встанут другие
перспективы, заставляющие вас по-иному строить это дело. Пред-
ставьте себе Французскую революцию и становление капитализма в
Западной Европе, а в России этот капитализм не становится.
Основная задача — вот какая, чего мы должны добиться в этот
период, она заключается в том, чтобы показать роль этой царской
252
России в эпоху Французской революции, роль этой царской России в
эпоху становления капитализма в пеоеловму России в
„ы. Возьмите старую царскую Росс™ , Заладно1! Евр°-
Западе революции, и у вас получится совсемРд|мхиЗВИВаЮ1ЦеЙСЯ
взаимной связи отдельных элементов либо урока либоТевди"™^ °
Если подойдете к истории царской России, то что является ха-
рактерным в истории царской России? Характерным являХ её
борьба против Французской революции. Дайте Французску^рев“
люцию и на этой основе покажите царскую Россию, а потом уже
объясните это дело экономически и прочим образом и получится со-
всем другая схема. 7
Раз мы говорим о Французской революции, о русском царизме
конца XVIH и начала XIX в., о периоде царствования Екатерины П и
Павла I, то перед нами они выступают как столпы реакции, как глав-
ные борцы против этой буржуазной революции на Западе. Вот что
следует показать в первой половине XIX в. Это диктуется, во-
первых, научной объективностью, и, во-вторых, политической целе-
сообразностью.
Вы сами видите, что нашу периодизацию необходимо увязать с
периодизацией западноевропейской. А возьмите конечный мо-
мент — канун франко-прусской войны. Выдвинутое замечание това-
рищем Сталиным — как рубеж для одного периода — обязывает нас,
историков СССР, к очень многому. Товарищ Сталин характеризует
этот период как удар со стороны пролетариата по буржуазному
строю Европы. Спрашивается, в связи с этим меняется как-нибудь
положение царской России в международной системе европейских
держав? Конечно, изменяется. Основное заключается в следующем:
что уже сейчас царская Россия перестала быть этой единственной
реакционной силой в Европе, что такие же реакционные силы име-
ются по существу в прошлом у западноевропейской буржуазии.
Вопрос о Крымской войне, — продолжал Ванаг. — ...Эта
Крымская война является рубежом, и под этим углом зрения мы
должны подойти к вопросу, связанному с нашей историей, по той
простой причине, что в этой борьбе царской России был нанесён
буржуазной Европой первый сокрушительный удар. Имеет ли для
нас принципиальное значение этот рубеж? Конечно, его принципи-
253
альное значение заключается в том, что после нанесения этого со-
крушительного удара в результате Крымской войны русский царИзм
начинает терять и теряет то положение жандарма Европы, в котором
он был на протяжении первой половины XIX в. Теряет до того, что
после второго сокрушительного поражения в русско-турецкой войне
превращается в придаток западноевропейского империализма»1.
Докладчик не рассуждал о периодизации отечественной исто-
рии в целом, видимо, не чувствуя себя достаточно подготовленным к
такому занятию. Поэтому он не сформулировал с достаточной чётко-
стью мысль о том, что именно необходимо взять в качестве критерия
для такой периодизации. В Институте истории Комакадемии, где он
работал, осенью 1934 г. во время обсуждения доклада сотрудника
Института А.И.Ломакина «Об основных этапах истории СССР
(1917-1934)» большинством участников заседания разделялось пред-
ставление о таком критерии как соотношение классовых сил2. Рубе-
жами периодов должны были служить классовые конфликты. Пора-
зительно, что вопреки следованию диалектическим позициям мар-
ксизма, который акцентировал внимание на внутренних источниках
развития и придавал именно им решающее значение в отличие от
внешних факторов, Ванаг при периодизировании истории России в
ХУШ-ХЕХ вв. во главу угла ставил не внутреннее состояние страны,
а контрреволюционную (внешнеполитическую) роль России и изме-
нения в выполнении ею этой роли. В соответствии с новыми уста-
новками Ванага интересовала не экономика, а политика, причём
именно внешняя. Периодизация истории страны оказывалась ото-
рванной от того социального организма, у которого она была при-
звана отражать качественно различные состояния и устанавливать
грани этих состояний. По сути дела производилась операция перио-
дизирования не над материалом по истории России, а над материа-
лом общеевропейским, как будто бы такое событие как франко-
прусская война имело для российской истории значение определяю-
щей хронологической грани. Кроме того, оправдывая высказанную в
« амечаниях» мысль о зависимости России от западноевропейских
стран, Ванаг выдвинул неверное представление о поражении России
‘Тамже. Л.44-49.
Архив РАН. ф. 359. Оп. 2. Д 227. Л. 1-123.
254
• русско-туреикой войне 1877-1878 гг. Итак, показывая Россию в
конце ХУШ XIX вв. как контрреволюционную силу, Ванаг по сло-
жившейся традиции закреплял классовый, революционно-крити-
ческий подход к освещению истории страны. В целом его позиция
как он сам признавался^ диктовалась не только объективными фак-
тами, но и политической целесообразностью, в чём проявлялось со-
трудничество историка с властью.
Результатом работы коллектива под руководством Ваната была
новая, третья, редакция учебника1. На первом листе её рукописи был
поставлен архивный штамп с датой — 1935 г. Следовательно, к это-
му времени работа над третьей редакцией была завершена. В уста-
новленной дате убеждает и содержание цитированной речи Ваната,
судя по которой в январе 1935 г. проспект учебника ещё не был за-
кончен.
Теперь содержание будущей книги получило иное деление, чем
прежде, — внимание авторов учебника «Замечания» повернули к
проблеме периодизации. Появились разделы, главы и параграфы.
Разделы членили отечественную историю на периоды:
(1) «Дофеодальный период истории СССР», (2) «Феодализм.
Период феодальной раздробленности», (3) «Феодализм. Период са-
модержавия», (4) «Царская Россия в эпоху утверждения капитализма
в передовых странах Европы. Кризис феодально-крепостного строя и
развитие капитализма», (5) «Развитие промышленного капитализма.
Первые шаги марксизма в России», (6) «Социалистическая револю-
ция. Победа социализма в СССР».
Таким образом, в новой редакции появился важный элемент
концепции отечественной истории — её периодизация. Это было
наиболее примечательной чертой данной редакции проспекта учеб-
ника. Новое деление истории СССР учитывало и замечания, сделан-
ные вождями партии, и указания из статьи Панкратовой. Оно при-
близилось к той периодизации, которая впоследствии стала типичной
для советских учебников. Её критерием была эволюция социальных
1 Там же Д 273 Л 1-115 В РГАСПИ, в фонде ЦК партии, хранится машинописный
экземпляр этой редакции (Ф. 17. Оп. 120. Д. 356) с очень незначительной - «чисто-
вой» — авторской правкой. Вероятнее всего, что именно этот экземпляр был пред-
пк а 1935 г. посп" исправления недостатков, отмеченных Сталиным,
стзвлсн в ®
Ждановым, Кировым.
255
отношений. Несколько странно выглядел четвёртый раздел. Как счц-
тал А.Н.Артизов, «стремление втиснуть историю России в ту период
дизацию всеобщей истории, которую Сталин обозначил в "Замечани-
ях", вызвало появление специального четвёртого раздела»1. ЭтОт
раздел учебника (он же — период отечественной истории) своим на-
званием ориентирован в первую очередь не на внутреннее развитие
России, а на обстановку в Западной Европе, что было неудачным в
будущей книге. Кроме того, как авторы «Замечаний» и Панкратова
историки не касались первобытной истории на территории СССР и
совершенно обошли вниманием историю так называемых рабовла-
дельческих обществ — темы, которые впоследствии обязательно
входили во все учебники. По сути дела авторы осветили историю
феодального общества, капиталистического и историю строительства
социализма.
Как уже говорилось, история феодального общества в изложе-
нии авторов проспекта начиналась с дофеодального периода. Соот-
ветствующий раздел в их книге содержит всего одну главу — «Наро-
ды Восточной Европы до IX в.». С рассказа об истории Киевской Ру-
си в IX в. начинаются второй раздел и вторая глава. Следовательно,
именно до указанного столетия шёл дофеодальный период, особое
рассмотрение которого было рекомендовано партийным документом.
Авторы не стали освещать природные условия, при которых шла ис-
тория страны. Их внимание было поглощено рассмотрением важ-
нейших черт дофеодального периода. В нём они усмотрели следую-
щие явления и процессы: разложение родового строя (§3 назывался
«Родовой строй и его разложение»), «превращение кровно-род-
ственных союзов в территориальные», образование классов, «патри-
архальное рабство», «родовой старейшина и зарождение княжеской
власти», «ранние формы государства»2.
С IX в., по мысли авторов, начиналась история феодального
общества. В начале его истории они отмечали «усиление под влия-
нием разложения родового строя социальной дифференциации» (не
классов, как во второй редакции), «зачатки феодального землевладе-
Артизов А.Н. Николай Николаевич Ванаг. С. 106.
Архив РАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 227. Л. 4.
256
НИЯ и феодальной эксплуатации» . Таким образом, процесс станов-
ления новых социальных отношений авторы освещали теперь с
большей осторожностью, чем они это делали ранее. История Киев-
ской Руси (глава 2) во втором разделе проспекта учебника оказалась
Объединённой с историей русских княжеств в ХШ-XV вв. (глава 3),
как это было сделано в статье Панкратовой. Авторы отступили от
давней историографической традиции, в соответствии с которой ис-
торики чётко отграничивали период существования Киевского госу-
дарства и «удельного периода».
В связи с образованием Московского государства авторы про-
спекта писали о «новом периоде истории феодализма в Восточной
Европе». Желая подчеркнуть его отличие от предыдущего периода,
ярче провести разграничительные линии между периодами, они ука-
зывали на новые экономические и социальные явления, определяв-
шие общую картину изучаемой эпохи или, скорее, её начало: «Рост
городов, ростовщичества и торговой буржуазии. Разорение боярства
и ослабление его политического значения. Рост поместного земле-
владения и политической роли служилого дворянства (помещиков)»1 2.
Дальнейшее изложение открывало читателю явления, которые тоже
имели большое значение для понимания характера нового периода,
например, — «превращение Московского княжества в многоплемен-
ное государство»3.
Рассматриваемый раздел «Феодализм. Период самодержавия»
охватывал время с конца XV в. по вторую половину ХУШ в. При
этом игнорировалась такая традиционная для дореволюционной ис-
ториографии грань как реформы Петра, а между феодальным строем
и капиталистическим протягивался переходный период — «кризис
феодально-крепостного строя» в России на фоне «утверждения капи-
тализма в передовых странах Европы (четвёртый раздел проспекта).
Следующий период имел чёткое начало в виде отмены крепо-
стного правя и других реформ (грань, отмеченная ещё дореволюци-
онными историками) и тянулся до начала XX в., когда, по Ленину,
началась эпоха империализма. Здесь уже применялись хронологиче-
1 Там же. Л. 4-5
2 Там же. Л. 13.
3 Там же. Л. 14.
17. ДОромкий А. М.
ские рамки, зафиксированные в работах Ленина, с которыми истори-
ки были хорошо знакомы и оспаривать их не собирались.
Таким образом, авторы, пользуясь указаниями, полученными аг
«людей власти», впервые после трудов Покровского разработали но-
вую периодизацию отечественной истории, стараясь следовать прин-
ципам марксизма. В основе этой периодизации лежал социальный
критерий. Деление на периоды проводилось в зависимости от со-
стояния производственных отношений. В некоторых случаях (разде-
лы Ш, V) были допущены некоторые отступления от этого критерия,
и наряду с указанием на социальные явления в тот или иной период
название раздела содержало обозначение явлений иного прядка:
«Период самодержавия», «Первые шаги марксизма в России». Эти
отступления от единого критерия были сделаны в угоду «людям вла-
сти». Именно с их стороны историки получили цитированные сло-
весные формулы. В отличие от того, что говорил глава авторского
коллектива Ванаг в январе 1935 г. на совещании о преподавании ис-
тории, разработанная в проспекте периодизация не опиралась на
внешнеполитические факторы, а была ориентирована исключительно
на внутреннее развитие страны.
Естественно, что авторы учли и иные замечания своих партий-
ных критиков. Гораздо большее внимание (насколько этому могло
способствовать состояние науки) было уделено истории нерусских
народов, колониальной политике правительства. Как и говорил в
своём выступлении Ванаг, историю этих народов авторы освещали в
связи с историей Великороссии. Типичным были такого рода нова-
ции — в связи с захватом той или иной территории читателю расска-
зывали о положении населения этой земли, его общественно-
политическом развитии, давалась картина завоевания и его последст-
вий. Так, в связи с политикой русских князей на востоке от границ их
земель авторы написали заново §25 «Мордва. Захват мордовских зе-
мель. Экономический и общественный строй мордвы. Зарождение
феодальных отношений. Мордовские князья (Пургас). Наступление
на Мордву суздальских и московских князей. Завоевание Мордвы и
порабощение народных масс. Роль мордовской феодальной верхуш-
ки в процессе завоевания Мордвы». Чтобы «мотивировать» Октябрь-
скую революцию, «освободившую народы от национального гнёта»
258
был введён новый параграф «Воинствующий национализм реакции»
(§146). Были расширены или заново написаны части, посвящённые
связям России со странами Европы (§9. Западная Европа и Киевское
государство в XI-XII вв., §37. Россия и Европа в XVI в., §53. Европа
и Россия в XVII в.).
Показывая влияние западноевропейской мысли на русских рево-
люционеров, авторы включили в §100, посвящённый декабристам,
такие материалы: «Влияние материалистической философии XVHI в.
(Дидро, Гельвеций, Гольбах), французских просветителей и классиков
буржуазной экономической мысли Запада (А.Смит). В §112, рассказы-
вавший о А.И.Герцене, вошли следующие положения: «Влияние лево-
гегельянцев, Фейербаха и французских утопических социалистов».
В §120 о Н.Г.Чернышевском авторы ввели «Изучение (Чернышев-
ским— А.Д.) Гегеля, Прудона, Луи Блана, Фейербаха». В этой части
указания партийных идеологов неуклонно выполнялись.
Кроме того, авторы усилили внимание читателей к историче-
ской роли Сталина и его теоретического наследия. Однако все эти
изменения мало меняли общее содержание будущего учебника. Наи-
более важными дополнениями, сделанными авторами, следует при-
знать периодизацию отечественной истории, увеличение количества
глав по истории народов окраин России, колониальной политике ца-
ризма и развитии национально-освободительных движений, о связях
России и Западной Европы. Как верно заметил А.Н.Артизов, в новой
редакции учебника не была представлена тема государственности и
патриотизма, национальных интересов России1. Это и определило в
конечном счёте судьбу учебника.
В ходе работы над этим учебником выяснилось, что авторы по-
разному поняли курс партии на возрождение исторической науки.
Греков в своей части учебника широко использовал дореволюцион-
ное научное наследие, что пугало Ваната, остававшегося правовер-
ным учеником Покровского «Объективизм привёл его к совершен-
ному искажению исторического процесса, — говорил Ванаг о Греко-
ве на одном из совещаний по школьным ученикам 5 апреля 1935 г. —
Основная беда в том, что Греков стоит не на марксистских позици-
ях... Дух поповщины веет довольно открыто... Автор даёт харакге-
1ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 70. Д. 1990. Л. 71,72.
17*
259
ристику героев летописца, и получается, что все — национальные
герои: Святослав — национальный герой»1. Ванаг не улавливал воз-
рождения культа исторических героев, превращения отечественного
прошлого в историю героизма и достижений русского народа. В этом
отношении историк «старой школы» Греков лучше соответствовал
партийному курсу, чем упрямые «красные профессора».
8 апреля 1935 г. в Институте истории Коммунистической ака-
демии произошло заседание комиссии по преподаванию истории.
Обсуждалась часть учебника по истории СССР, написанная Вана-
гом2. Судя по тому, что в выступлениях речь шла главным образом о
декабристах, это была 14 глава «Царизм и дворянски-буржуазное
движение начала XIX в. Декабристы» или даже весь раздел IV «Цар-
ская Россия в эпоху утверждения капитализма в передовых странах
Европы. Кризис феодально-крепостного строя и развитие капитализ-
ма». Председательствовавшая А.В.Фохт заявила: «Общее мнение та-
кое, что учебник должен быть очень хороший; что это именно то,
чего ждут преподаватели»3. Казалось, что судьба учебника склады-
валась благоприятно.
А.Н.Артизов реконструировал дальнейший ход событий в
судьбе учебника таким образом: в 1935 г. работа над ним была за-
вершена, и рукопись была отправлена в ЦК партии, она была напеча-
тана типографским способом как макет учебника. В августе 1935 г.
этот макет был отправлен Сталину. 4 декабря 1935 г. была составле-
на отрицательная рецензия на учебник (возможный автор —
В.А.Быстрянский), и в дальнейшем к нему больше не возвращались4.
В этой рецензии автор совершенно несправедливо писал о том,
что историки учли замечания членов Политбюро «лишь в малой сте-
пени». И далее он повторил старые упрёки — «не выполнена задача
дать историю народов СССР, а не только Великороссии. Далеко не
достаточно показаны истоки национально-освободительного дви-
жения покорённых народов России; почти совершенно не отражены
роль и влияние западноевропейских революционных и социалисти-
* Артизов А.Н. Николай Николаевич Ванаг. С 107
Архив РАН. Ф. 359. On. 1. Д. 329. Л. 1-42.
* Там же. Л. 14.
Артизов А.Н. Николай Николаевич Ванаг. С. 107.
260
ческих движений на формирование буржуазно-революционных
движений и пролетарского социалистического движения в России.
Контрреволюционная роль царизма во внешней политике показана
совершенно не достаточно. В учебнике сохранено смешение феода-
лизма и дофеодального периода, самодержавия и феодального
строя» и пр.
Итак, создавалось впечатление, что авторы просто не могут вы-
полнить поставленной перед ними задачи, не способны учесть сде-
ланные замечания. Но, видимо, самое главное состояло в другом.
«В учебнике почти полностью отсутствует история культуры не
только народов ССР, но и великорусского народа, — писал рецен-
зент. — Серьёзнейшим недостатком учебника является то, что авто-
ры не показали прогрессивного значения "собирания земли русской",
создания ядра русского национального государства. Образование
национального государства великорусского племени было шагом
вперёд в историческом развитии. Не показано положительное значе-
ние Минина и Пожарского в освобождении страны от её оккупации
иноземцами — шведами и поляками — ив создании национального
государства. Здесь сказывается своего рода "левацкий интернациона-
лизм" — непонимание того, что коммунисты отнюдь не должны отго-
раживаться от положительной оценки прошлого родной страны»1 2.
Иными словами, на основе учебника невозможно было патриотиче-
ское воспитание учащихся, формирование культа национально-
государственных ценностей. А именно в эту область всё более перено-
сил своё внимание Сталин, подталкивая эволюцию партийно-
государственной идеологии. Дело с учебником Ванага оказывалось в
его глазах бесперспективным. Неудивительно, что работа Ванага и его
коллектива была забракована. В 1937 г. Ванаг был репрессирован.
Тем временем ещё с 1934 г. в создание школьного учебника (и,
следовательно, переосмысление истории) включились другие авто-
ры. 9 июня 1934 г. на заседании Организационного бюро ЦК партии,
видимо, по инициативе Сталина был решён вопрос о введении в на-
1 РГАСПИ. ф. 17. Оп. 120. Д. 356. Л. 108-109.
2 Там же. Л. 109,110.
261
чальное школе (в 3 и 4 классах) элементарного курса истории СССР1.
Отечественное прошлое дети должны были изучать в два приёма:
сперва в младших классах, потом — в старших. Поэтому возникла
необходимость учебника и для младших школьников. Наркомпрос
организовал что-то вроде соревнования между разными коллектива-
ми авторов. Это видно по переписке между Минцем и Нечкиной в
связи с работой над учебником в 1934-1935 гг. В этом соревновании
участвовали московская группа историков — Минц, Нечкина,
Е.А.Мороховец, В.Е. и Б.Е.Сыроечковские и ленинградская груп-
па— З.Б.Лозинский, В.Н.Бернадский, Л.И.Фельдман, И.В.Гиттис,
Т.С.Карпова. Отдельно свой учебник подала на конкурс Нечкина.
Таким образом, в 1935 г. кроме учебника для старших классов, соз-
данного группой Ванага, были написаны и другие учебники, идейное
содержание которых должны были рассмотреть члены ЦК.
Прежде чем характеризовать содержание этих учебников обра-
тим внимание на созванное Наркомпросом Всесоюзное совещание
историков из разных высших учебных заведений страны (около 100
человек), которое состоялось в Москве 7—13 мая 1935 г. и было при-
урочено к годовщине постановления о преподавании гражданской
истории в школах СССР. Совещание выработало программы и учеб-
ные планы для исторических факультетов университетов и историче-
ских отделений педагогических институтов. Содержание этих про-
грамм могло повлиять на работу перечисленных выше авторов. Это-
му событию придавалось большое значение, о чём говорит тот факт,
что делегацию участников совещания принял 15 мая председатель
Совнаркома СССР В.М.Молотов.
Там же. Д. 358. Л. 72. Выступая 8 июня 1934 г. на заседании комиссии по истории
колониальных и зависимых стран, Бубнов сказал: «Когда меня вызвал т.Сталин, то
он выдвинул такую мысль. Он предлагал — нельзя ли 5-й класс сделать таким годом
о учения, где мы можем дать элементарные исторические сведения по всеобщей и
русской истории. Мы это задание приняли к исполнению.... Мы склоняемся к тому,
чтобы на 3-4 году дать элементарный курс истории СССР с краткими сведениями
по всеобщей истории» (ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 70. Д. 1991. Л. 4 5).
котооая 182°' °П’ L б96, Л’ 1-13‘ Примечательна одна фраза Минца,
СЛ0жившееся положение: «Тов. Бубнов просил не общаться с
Уре ии ничего не согласовывать: соревнование!» (Там же. Л. 3).
262
Программа, выработанная и утверждённая на совещании, со-
стояла из следующих разделов, отражавших периодизацию отечест-
венной истории: «а) древний период истории, кончая ХУШ в.; б) но-
вый период, начиная с Павла I и до Октябрьской революции; в) исто-
рия Октябрьской революции и советской власти. Первый период был
назван феодальным, второй — «феодально-капиталистическим»1.
Примечательно, что здесь было проведено хронологическое деление,
надолго установившееся в советской науке — грань между ХУШ и
XIX вв. Никакими эмпирическими данными или теоретическими
рассуждениями она обоснована не была, тем не менее она оказалась
принятой историками, в первую очередь авторами подготавливаемых
учебников.
Из всех учебников, созданных в 1934-1935 гг., книга Нечкиной
была особенно типичной работой, на материале которой можно по-
казать воззрения историков в период освоения ими новых идеологи-
ческих ценностей. Нечкина написала учебник, освещавший отечест-
венную историю в древних времён до конца восемнадцатого века, то
есть в соответствии с той периодизацией, которая была принята на
совещании.
Приглашение написать учебник Нечкина получила лично от
Жданова, встретившись с ним у одной своей знакомой. 12 июля
1935 г. Нечкина выслала Жданову рукопись учебника и письмо. «Год
тому назад в Сосновке... мы говорили с Вами об учебнике истории
СССР для УШ класса средней школы, — писала она. — Я хотела его
написать, но колебалась, т.к. учебник этот был уже поручен группе
авторов. Вы посоветовали мне обязательно писать — я написала.
Сейчас рукопись готова, — посылаю Вам её. Я старалась писать
очень просто и по возможности занимательно. Если Вы найдёте вре-
мя её перелистать, буду очень благодарна за Ваши указания.
Рукопись сдана мной а Соцэкгиз (Социально-экономическое
государственное издательство — А.Д.), который предполагает вы-
пустить её в иячестие массовой книги под названием «Храткая исто-
рия СССР», часть I»2.
1 Архив РАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 317. Л. 11. Сообщение о работе совещания, подготов-
ленное для печати.
2 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 357. Л. 1.
263
Нечкина была подготовлена к написанию такой книги не толь-
ко годами учёбы в университете, преподавательской и исследова-
тельской работы. С 1927 г. и особенно после смерти Покровского в
1932 г. она редактировала статьи по отечественной истории для
Большой и Малой советских энциклопедий. В её дневнике за это
время имеются такие записи: «Для БСЭ проредактировала (почти всё
на 100% написала заново): 1) Юрий Долгорукий, 2) Юрьев день..».
Написала для БСЭ статью "Екатерина П" взамен забракованной ста-
тьи Вознесенского. Сначала тщетно редактировала для БСЭ статью
Бочкарёва "Елизавета Петровна" и, отчаявшись, написала всю статью
заново». «Пыталась редактировать статьи Гудошникова "Земские
соборы", "Жалованная грамота дворянству", "Жалованная грамота
городам" — пришла в ужас! — Это просто никуда не годится, мар-
ксизм и не ночевал. Придётся писать самой, а первую перезака-
зать...» «Написала для БСЭ статью "Иван IV Грозный". Для неё
очень много работала, перечитывала и пр.»1. Таким образом, подго-
товка статей для энциклопедий дала Нечкиной значительный опыт,
необходимый для создания популярной книги по истории.
Судя по письму Жданову, Нечкина работала над рукописью
учебника около года — с лета 1934 по лето 1935 г. У неё, действи-
тельно, получился живой образный рассказ. Однако в этом полуху-
дожественном повествовании не было чётких определений, изложе-
ние автора явно нуждалось в методической обработке. Язык был
приспособлен к обыденным понятиям либо детской, либо не очень
образованной аудитории.
Идейные тенденции, которые автор реализовывал в своей
книге, выявлялись в ней с предельной ясностью. По сложившейся
традиции Нечкина проводила в учебнике классовую точку зрения.
Поэтому все правители России были в первую очередь представи-
телями определённого класса и говорить о них надлежало в обли-
чительном тоне: «Иван Грозный был настоящим дворянским царём,
царем помещиков-крепостников», «"реформы" Грозного укрепили
дворянскую власть, сделали устройство помещичьего государства бо-
лее удобным для помещиков», «с первых же шагов своей деятельности
1 Архив РАН. Ф. 1820. On. 1. Д. 250. Л. 30 об., 32,35 об., 77-78.
264
правительство Петра I стало принимать меры для укрепления и возве-
личения государства дворян-крепостников и богатых купцов» и т п 1
Патриотической, национально-освободительной борьбы’ в
учебнике не было, как не было её и в книге Покровского О Куликов-
ской битве и Дмитрии Донском Нечкина писала так: «Князь Дмитрий
во время Куликовской битвы проявил самую позорную трусость Он
заставил переодеться в свои одежды одного боярина, а сам в доспе-
хах залез под листья срубленного дерева и пролежал всё время бит-
вы. Его нашли уже тогда, когда битва закончилась. Но победа на Ку-
ликовом поле не имела никакого решающего значения. Через два
года после неё татары показали свою силу (имеется в виду сожжение
Москвы в 1382 г. Тохтамышем — А.Д.)2. Об ополчениях 1611 и
1612 гг. автор писал как о «контрреволюциях». Князь Пожарский
был определён как «старый контрреволюционер»2. Полтавской битве
было посвящено только 9 строк4 5.
Естественно, что в учебнике были предельно выпячены соци-
альные антагонизмы. В Киевской Руси «князья были главными пора-
ботителями трудового населения Киевского государства», «Новгород
был городом бурных классовых столкновений, ожесточённой классо-
вой борьбы», «острая классовая борьба, вспышки восстаний в городах,
восстание Разина — всё это говорило за то, что в стране идёт непре-
кращающаяся война порабощённых классов против крепостников»3.
Немало внимания было уделено Нечкиной колониальным за-
хватам русских правителей и борьбе против них завоёванных наро-
дов. Эта тема развивалась в ряде разделов учебника: «37. Порабоще-
ние мордвы суздальскими и московскими князьями, 48. Московское
царство — тюрьма народов. Завоевание Казанского и Астраханского
царств, 50. Завоевание Сибири, 60. Захват Восточной Сибири,
69. Украина — колония Московского государства, 78. Восстание Ал-
дар-Кусюма (1704-1709), 89. Российская империя — тюрьма наро-
дов Восстание Кара-Сокола и Батырши, 99. Воставшие националы».
1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 357. Л. 181, 184,329,367,397,398.
2 Там же. Л. 144.
3 Там же. Л. 231,232.
4 Там же. Л. 344.
5 Там же. Л. 52,121,271.
265
О культурных достижениях страны учебник рассказывал очень
скупо.
Таким образом, произведение Нечкиной ещё в большей мере
чем работа коллектива Ванага, несло на себе печать традиций школы
Покровского. Как и коллектив Ванага, автор совершенно не принимал
во внимание государственно-патриотических позиций, которые начала
пропагандировать партийная печать с весны 1934 г. Понятно, что та-
кое освещение отечественной истории не могло удовлетворить власть.
Совершенно аналогична была’и позиция авторов из Ленингра-
да— Лозинского, Вернадского, Гиттис и др.1 Их учебник изучил за-
ведующий отделом школ ЦК партии Б.М.Волин, делая на страницах
книги пометки красным карандашом и чернилами2. Характерно его
замечание, высказанное в самом начале книги, вероятно, как главный
итог её изучения: «Нет ничего о культуре; о письменности, об уст-
ном эпосе, об архитектуре и проч.».3
В 1935 г. был опубликован как пробный учебник, написанный
коллективом авторов во главе с Минцем4. Эти историки создали
учебник, в котором было дано более серьёзное изложение отечест-
венного прошлого, чем в книге коллектива Лозинского. В учебнике
был собран значительный фактический материал. Довольно выпукло
были обрисованы исторические деятели. На протяжении всего рас-
сказа авторы проводили сопоставление России и Западной Европы.
Указывая Нечкиной как соавтору на важные стороны содержания
подготавливаемого учебника, Минц писал: «Грозного надо дать на
фоне мировой истории — открытие Америки, рост торговли (Ведь и
у нас Строгановы искали морской путь в Китай!). Наши связи с За-
падом... Вообще Запад будем давать для пояснения СССР.
Напр[имер], крепостничество в России: и на Западе, де, было то же,
но несколько в иной форме»3. Иными словами, в учебнике должна
Лозинский З.Б., Вернадский В.Н., Гиттис И.В., Карпова Т.С., Фельдман Л.И. Эле-
ментарный курс истории СССР. Учебник для начальной школы. Ч. 1. Л., 1935; Ч. П
М.-Л., 1935.
2 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Д. 190.
3 Там же. С. 3.
Минц И.И., Мороховец Е.А., Нечкина М.В., Сыроечковский Б.Е., Сыроечковский В.Е.
Элементарный курс истории СССР (для начальной школы). Ч. I-П. М., 1935.
Архив РАН. Ф. 1820. On. 1. Д. 696. Л. 1
266
была проводиться мысль о тождестве исторического пути России и
Западной Европы.
Авторы не избежали влияния наследия Покровского. Это видно
уже из указаний, которые Минц давал Нечкиной: «У Вас везде: "рост
государственной территории", а надо: "колониальный грабёж". Фор-
мы и примеры национального гнёта» . Здесь содержалось требование
обличать царскую Россию. Минц ещё не уловил важную идею Ста-
лина о значении «собирании народов» русским народом.
Вероятно, учебник Минца (Сразу произвёл внушительное впе-
чатление на работников партаппарата. С ним внимательно познако-
мился не только Волин (главный рецензент книги, но и Сталин. Об
этом можно судить по маргинальным заметкам на полях книги, хра-
нящейся в архивном фонде Сталина (РГАСПИ)1 2.
Учебник, отправленный Волиным Сталину, сопровождало
письмо следующего содержания: «Возвращаю учебник "Элементар-
ный курс истории СССР" ч. 1-я с моими замечаниями на полях. Тов.
Бубнов на Оргбюро и в комиссии очень много говорил о проделан-
ной им редакторской работе. Мне сообщил тов. Вихирев (Учпедгиз),
что книга уже подверглась редакторской обработке издательства.
Я нахожу работу, проделанную тов. Бубновым над этой книгой,
крайне недостаточной, что видно, если не из всех, то из ряда моих
пометок.
Основные мои замечания:
1. Учебник очень скучно написан, не литературно, не увлека-
тельно для десятилетних школьников.
2. Учебник неожиданно прорезают большие отступления в сто-
рону греков, римлян, скифов, феодалов и проч., что не может не
представлять больших затруднений для ребят при усвоении ими на-
шей истории.
3. В учебнике очень мало данных и рисунков о культуре славян-
русских (живопись, архитектура, вооружение, письменность).
4. В учебнике очень много повторений о рабстве, крепостниче-
стве и проч.
5. В первой части нужны ещё карты...
1 Там же. Л. I об.
2 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Д. 217,218.
267
Мои выводы:
Книгу в таком виде никак нельзя печатать. Учебник нуждается
в очень серьёзной переработке. 19.УШ-1935. Б.Волин».
И здесь Волин обратил внимание на отсутствие описания куль-
турных достижений славян и русских. Видимо, эта часть исторического
рассказа вообще очень интересовала партийно-правительственных ру.
ководителей и представлялась важной и обязательной в школьном
учебнике как одно из средств патриотического воспитания молодёжи.
Рецензент, читая учебник, порой был недоволен выпиравшим
классовым подходом. Так, авторы писали о жителях древнего Новгоро-
да: «Каждый раз, расправляясь с боярами, народ понимал, что расправ-
ляется со своими классовыми врагами». «Так-таки понимали, что "клас-
совыми"?» — язвительно вопрошал Волин*. Некоторые замечания Во-
лина на полях должны были указать историкам на их склонность к со-
циологизаторству, нацелить их на освещение фактов: «Конец — полит-
грамота, обществоведение» или «Это всё обществоведение»'.
И.В.Сталин за письменным столом.
Сталин тоже читал учебник. Он не стал его исправлять, только
в некоторых местах сделал краткие пометки со значительной долей
* Там же. Д. 217. С. 46.
2 Там же. Д. 218. С. 2,157.
268
яда. Ему, например, показалось нелепым то, как авторы постарались
дать живое представление о предыстории Куликовской битвы: «Тре-
мя дорогами выступило к Оке московское войско. Стояли тёплые
дни, грело солнце, дул лёгкий попутный ветер». Сталин, понимая
присочинённость всех этих метеорологических деталей, язвительно
приписал. «Ха-ха-ха» . Ту же реакцию («ха-ха») вызвало у него на-
звание части учебника, посвящённой Первому и Второму ополчени-
ям, собранным для освобождения Москвы от поляков. Называлась
эта часть в соответствии с традицией школы Покровского «Контрре-
волюция». «Что же, поляки и шведы были революционерами?» —
задал вопрос Сталин . Как и в проспекте учебника Ванага, в этом
учебнике термин «революция» применялся к самым разным формам
социальной борьбы. С точки зрения Сталина это было ненаучно.
Итак, судя по первой непосредственной реакции партийно-
государственных рецензентов учебной литературы, созданной в
1934-1935 гг., историки не выполнили должным образом заказа вла-
сти. В большей или меньшей степени они зависели от идейного на-
следия советской науки 1920-х гг., воплощённого главным образом в
трудах Покровского. Новые веяния коснулись их в столь незначи-
тельной степени, что это не могло удовлетворить представителей
власти.
6. Конкурс на лучший школьный учебник 1936 г.
В начале 1936 г. «люди власти» (Сталин, Волин, Быстрянский и
др.) закончили работу по изучению учебников, созданных в 1934-
1935 гг. Видимо, им стало понятно, что для создания нужного учеб-
ника следует более подробно осветить новые воззрения на отечест-
венную историю. Члены комиссии ЦК и СНК по написанию учебни-
ков истории (она начала работу в январе 1936 г.) в феврале 1936 г.
пришли к решению опубликовать ряд руководящих материалов в
партийно-советской прессе для авторов будущих учебников, сосре-
доточиться на создании учебника по истории СССР для начальной
школы и снова объявить конкурс на лучший учебник. Учебник для
1 Там же. Д. 217. С. 59.
2 Там же. С. 86.
269
3-4 классов должен был иметь меньший объём и гораздо более про
стое содержание. Таким образом, дело создания школьного учебника
начиналось как бы заново.
Как верно отметил Д.Л.Бранденбергер, в середине 1930-х гг в
школьном преподавании истории наблюдался кризис советской сис-
темы образования: подходящих учебников не было, подготовка мо-
лодых учителей была слаба, педагоги, получившие образование в
дореволюционной школе, использовали учебники царского времени*.
Эта ситуация в целом была ясна «людям власти». Необходимо было
В. А. Быстрянский.
предпринимать срочные меры.
В начале 1936 г. было решено опубли-
ковать полный текст «Замечаний» Сталина,
Жданова и Кирова, рецензию на учебники
1935 г. и руководящие статьи об изучении и
преподавании истории. Были подготовлены
соответствующие работы Радека, Бухарина и
Быстрянского. Поскольку в комиссии важную
роль играл Бухарин, именно он просматривал
и редактировал для печати все материалы с
новыми указаниями для историков.
«Полагаю, что напечатать нужно все
статьи залпом, так как каждая из них подходит
к вопросу с особой стороны, и в целом
получается довольно полное освещение» —
писал в записке Бухарин Жданову 21 января 1936 г.1 2 Свою работу с
критикой взглядов Покровского Бухарин решил послать Сталину «вви-
ду её остроты и характера трактуемых вопросов»3. «Последнему (По-
кровскому — А.Д.) я учинил страшный погром, — писал Сталину Бу-
харин 22 января. — Я прошу тебя прочесть эту статью, ибо я поста-
вил вопрос и теоретически и очень остро. Я два дня, не разгибая спи-
ны, читал Покровского, удивлялся и писал по горячим следам. Про-
читав "Покровские" фокусы, я ещё раз убедился, как глубоко ты прав
1 Brandenberger D.L. National Bolshevism. Stalinist Mass Culture and the Formation of
Modem National Identity, 1931-1945. P. 63
2 РГАСПИ. Ф. 17. On. 120. Д. 358. Л. 13.
3 Там же. Л. 39.
270
при повороте руля на "историческом фронте"»1. Таким образом, об
основном содержании работы комиссии Сталин был информирован.
27 января 1936 г. номер «Правды» был необычен. Его заполни-
ли материалы об изучении и преподавании истории. Газета направ-
ляла внимание всей партии на актуальнейшую политическую зада-
чу — просвещение населения СССР в области истории.
На первой странице газеты была помещена передовая статья
«Преподавание истории в школе», а на второй под заголовком «На
фронте исторической науки» . были опубликованы сообщение
«В Совнаркоме Союза ССР и ЦК ВКП(б)», «Замечания по поводу
конспекта учебника по истории СССР» и «Замечания о конспекте
учебника новой истории» Сталина, Жданова и Кирова.
Передовая статья «Правды» напоминала о важнейших партий-
но-государственных документах, посвящённых преподаванию исто-
рии, и пересказала содержание «Замечаний» вождей партии. «Мы так
подробно излагаем главное содержание замечаний тов. Сталина, Ки-
рова и Жданова, чтобы показать и молодым нашим историкам и всей
советской общественности то значение, которое ЦК ВКП(б) с това-
рищем Сталиным придаёт науке истории и её преподаванию», — пи-
сала редакция газеты2. Статья отвергала в преподавании мёртвые
схемы, выступала за освещение в преподавании деятельности живых
людей, «ибо только таким образом историческая наука научит их
(народные массы — А.Д.) тому, что является задачей её как науки о
политике, то есть о борьбе за власть и её сохранение»3. Редакция
«Правды» сдвигала внимание историков с темы истории экономики к
темам политики, власти, что по сути дела вело к новому пониманию
предмета истории — расширяло его. Создавалась перспектива изу-
чения не только общественных структур, но и истории событий.
Возрождение исторического образования сопровождалось кри-
тикой его постановки в прошлом, и здесь главным объектом критики
стал Покровский. О нём передовая статья «Правды» писала довольно
резко: «В области истории СССР не ликвидированы вредные тради-
1 Как Сталин критиковал и редактировал конспекты шкальных учебников по иг™,
рии (1934-1936 годы). С. 27-28.
2 Преподавание истории в нашей школе // Правда 1936.27 января. С. 1
3 Там же.
271
ции школы М.Н.Покровского. Сведя диалектический материализм
экономизму, или, точнее говоря, к экономическому самотёку, он мог
создать только схему социальных формаций, а не живую историю
борьбы классов с громадной ролью государства как рычага борьбы
Достаточно сравнить разбросанные в сочинениях Ленина диалекти-
ческие гибчайшие характеристики развития царизма как дворянской
монархии, шаг за шагом разлагаемой капитализмом, идущей на ус-
тупки буржуазии, но погибшей в качестве дворянской монархии, с
мёртвой схемой Покровского, видевшего в царизме орудие торгового
капитала, чтобы понять, насколько чужда ленинизму схема Покров-
ского. Преодоление традиций школы Покровского является услови-
ем создания марксистско-ленинской истории СССР»’. Статья завер-
шалась знаменательными словами, в которых чувствовался новый
патриотический дух: «Великая социалистическая страна требует ве-
ликой исторической науки»1 2.
Итак, критика Покровского, его идеи определяющей роли тор-
гового капитала, его концепции торгового капитализма, его упрощён-
ных истолкований отечественной истории вышла за пределы профес-
сиональных кругов и стала достоянием широкой общественности. Те-
перь уже сама партия осудила концепцию Покровского. То понимание
предмета истории, на которое указывала передовая статья «Правды»,
было непосредственно связано с новыми идейными ценностями, в ча-
стности, с идеей сильного централизованного государства, поскольку
история оказывалась наукой о политике, о борьбе за власть.
В этом же номере газеты была опубликована статья Радека
«Значение истории для революционного пролетариата». В тон со-
держанию передовой статьи Радек писал о том, что еще Гоббс пока-
зывал, «как стремление к созданию исторической науки имеет своим
источником политику, то есть в окончательном счете борьбу за
власть»3. Маркс и Энгельс, по словам Радека, глубоко понимали
«роль истории в общественной борьбе»4. Это было иным выраже-
нием всё той же мысли об истории как науки о политике, о борьбе за
1 Там же.
2 Там же.
Радек К.Б. Значение истории для революционного пролетариата // Правда. 1936.
27 января. С. 3.
4 Там же.
272
власть. Она настойчиво внедрялась в общественное сознание. В насле-
дии Ленина автор подчёркивал то, что он возродил «марксово учение
о государстве и диктатуре пролетариата»1. И это утверждение так-
же работало на восприятие государства как особой социальной ценно-
сти советского общества и, следовательно, историческая наука должна
была показывать судьбу этой ценности в прошлом.
Вероятно, в конце зимы — начале весны 1936 г. в стране про-
шла политическая кампания, вызванная выступлениями партийной
печати о преподавании истории. Об этом свидетельствует сохранив-
шийся текст доклада П.Ф.Юдина «О методологических ошибках По-
кровского» и текст его же заключительного слова на партийном соб-
рании Института Красной профессуры советской политики и права
13 марта 1936 г. Выполняя полученный заказ, Юдин представлял
своим слушателям сплошь ошибочные воззрения Покровского, на-
чиная с содержания его статей, написанных ещё в начале 1900-х гг.
14 февраля 1936 г. вместо работавшей до тех пор комиссии бы-
ло образовано жюри во главе с Ждановым для проведения конкурса
на лучший школьный учебник по истории СССР для 3-4 классов.
Ход конкурса получил более или менее полное освещение в литера-
туре2 3. Поэтому стоит остановиться только на некоторых сторонах
этого события, главным образом на тех указаниях, которые историки
получили в ходе этого конкурса. Для понимания воззрений партий-
но-государственного руководства важен проект объявления о кон-
курсе, написанный Бухариным. Этот идеолог партии откровенно пи-
сал о том, что осью будущей книги должно явиться «образование и
развитие "государства Российского" как некоего целого, как тюрьмы
народов, революционно преобразованной в их социалистический
союз»4. Так совершенно ясно проявлялось «государственничество» в
воззрениях партийных руководителей на отечественную историю.
Традиционная великодержавная идея «единой и неделимой» России
соединялась с революционной идеологией. Кроме того автор проекта
писал: «История СССР должна включать не только экономику и так
2 Архив РАН. Ф. 1636. Оп. 1.Д. 17. Л. 1-34. - г
3 Артизов А.Н. В угоду взглядам вождя // Кентавр. 1991. Окгябрьг-декабрь. С. 125-
135.
4 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 359. Л. 10.
18. Дубровский А. М-
273
называемую гражданскую историю (т.е. историю политической
борьбы в первую очередь), но и историю культуры в её самых основ-
ных моментах»1. Таким образом, Бухарин настаивал на более широ-
ком понимании предмета отечественной истории, чем это было при-
нято в 1920-е гг. Изучение истории культуры в идейно-политическом
контексте 1930-х гг. означало усвоение предмета национальной гор-
дости. Как хорошо понимало партийно-государственное руково-
дство, это было важным средством патриотического воспитания.
Опубликованное 4 марта 1936 г. извещение о конкурсе не со-
держало таких откровенных высказываний по поводу нового содер-
жания учебников истории, как текст Бухарина. Это извещение было
оформлено в виде постановления Совнаркома СССР и Центрального
комитета партии. Оно подчёркивало «исключительное значение пре-
подавания в школе исторической науки», а за конкретными указа-
ниями отсылало читателей и авторов будущих учебников к «Замеча-
ниям» Сталина, Жданова, Кирова к статьям Бухарина, Радека, и к
рецензии Быстрянского на проекты школьного учебника, опублико-
ванным в «Правде» 27 января 1936 г.2
20 июля 1936 г. жюри вынесло решение о завершении приёма
рукописей на конкурс. Тогда же было решено закончить рассмотре-
ние рукописей всеми членами жюри к 25 августа. В конце 1936 г.
определился победитель в конкурсе, им оказался коллектив препода-
вателей Московского педагогического института имени Бубнова. Во
главе этого коллектива стоял ученик Покровского А.В.Шестаков.
«Наша бригада — 12 товарищей молодцов — молодёжь большей ча-
стью. Отчасти там были и старики, например, Ю.В.Готье. Ему 75 лет.
Он, как юноша, работал день и ночь, когда нужно было проработать
несколько уроков по Ивану Собирателю», — вспоминал Шестаков3.
Таким образом, в группе авторов состояли и «красные профессора» и
«старые специалисты». Теперь над рукописью учебника началась
1 Там же.
2 Об организации конкурса на лучший учебник для начальной школы по элементар-
ному курсу истории СССР с краткими сведениями по всеобщей истории. Постанов-
ление СНК СССР и ЦК ВКП(б) И Известия. 1936.4 марта. С. 1.
См.: Дубровский А.М. «Веский учебник» и архивные материалы // Археографиче-
ский ежегодник за 1996 год. М., 1998. С. 184.
274
усиленная работа, в ходе которой историкам сообщали новые дирек-
тивы партийных идеологов.
9 и 10 декабря 1936 г. нарком просвещения Бубнов получал
указания Жданова по поводу освещения некоторых тем в будущем
учебнике. Один из острейших и наименее понятных вопросов для
историков состоял в оценке присоединения того или иного народа к
России. Речь шла прежде всего об Украине. Записывая речь Ждано-
ва, Бубнов фиксировал следующее: «Это не абсолютное благо, но из
двух зол это было наименьшее.
Россия ' Украина между ними
Крымский хан [(союзы)
Поляки [»’
Видимо, речь шла о выборе союзника для Украины. В этой си-
туации Богдан Хмельницкий проявил «своеобразное отстаивание
интересов украинского народа». Рядом со словами «имеет значение»
Бубнов выписал два обстоятельства «одна вера», «славяне»2. Речь
шла об общем происхождении и единоверии украинцев и русских.
Это и определило выбор Хмельницкого в пользу союза с Россией.
«Была бы Украина тем, чем она является в настоящее время,» — ри-
торически вопрошал Жданов. Ответ был ясен. Партийный идеолог,
исходя из положительной оценки современной ему ситуации в стра-
не, этим оправдывал события прошлого. Далее Жданов проводил ис-
торическую параллель: «Подобное же положение: Грузия и Россия...
Персы — Россия. Из двух зол ( то есть при выборе между Россией и
Персией — А.Д.) — наименьшее. Самостоятельной Грузия в то вре-
мя (в сложившейся исторической обстановке) быть не могла. Идти в
кабалу к персам или туркам. Получили — Баку, железные дороги,
социал-демократию). Единоверцы (это тоже имело значение)» .
Вероятнее всего, эти рассуждения Жданова отражали содержа-
ние его консультативной беседы со Сталиным. Таким образом, пар-
тийное руководство всё решительнее порывало с точкой зрения на
присоединение того или иного народа к Российской империи как на
абсолютное зло, заключавшееся в установлении для него националь-
1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120.Д. 359.Л. 14.
2 Там же.
3 Там же.
275
18*
ного угнетения, русификации, грабежа природных богатств. Рожда-
лась новая политико-идеологическая формула «наименьшего зла»
которую теперь и следовало использовать.
В разговоре с Бубновым Жданов ещё раз подчеркнул значение
образования централизованного государства. «Собирание Руси —
важнейший исторический фактор» — гласила запись Бубнова1 2. Он
хотел выразить мысль о важнейшем факте в отечественной истории.
Жданов указал на место церкви, монастырей в процессе объединения
русских земель. Это было главным в его рассуждениях: «О роли мона-
стырей в собирании Руси. Фактор прогрессивный» . Партийный идео-
лог продолжал политику поворота в отношении власти к православной
церкви путём признания её исторической роли в том или ином про-
цессе — крещении Руси, образовании Московского государства.
Следующие указания от Жданова и
члена конкурсного жюри Яковлева после-
довали 19 апреля 1937 г. В тот же день
Шестаков доложил о них своим соавторам.
Из полученных им директив одна группа
была направлена на пропаганду успехов
советской власти, обличение её врагов и
прославление партии: «Необходимо вклю-
чить в учебник: 1) о 150 миллионах десятин
(га) земли, перешедших к крестьянам от
помещиков...; 2) о ликвидации экономиче-
А.В.Шестаков. ской, политической и культурной отстало-
Рисунок С.В.Бахрушина. сти России в результате побед Великой
пролетарской революции, об освобождении
нашей родины от полуколониальной зависимости от буржуазной Ев-
ропы — вообще подчеркнуть различие в положении России до рево-
люции 1917 г. и после неё; 3) всюду усилить элементы советского
патриотизма, любви к социалистической родине...; 4) ввести обяза-
тельно рост электроэнергии, угля и нефти; 5) показать лучшие заво-
ды и фабрики, электростанции, каналы...; 6) подчеркнуть, что во вре-
мя интервенции 1918-20 гг. помещики всюду восстанавливали свою
1 Там же.
2 Там же.
276
власть...; 7) указать, что в интервенции были заинтересованы и поме-
щики и капиталисты; 8) враги народа троцкисты должны быть показа-
ны не только как враги ВКП(б), а как действительно враги народа* 8)
(Сбой в нумерации — А.Д.) тщательно перередактировать те места, где
говорится о роли партии...» . В этой части замечаний содержались не
соответствовавшие действительности утверждения о ликвидации ма-
лоземелья в российской деревне в результате передачи крестьянам
помещичьей земли, о дореволюционной России как полуколонии за-
падных стран, о троцкистах как врагах партии и народа и пр. Истори-
ческое сознание населения мифологизировалось.
Вторая группа указаний была посвящена преподнесению в учеб-
нике периода средневековья в истории страны: «9) ...лучше проработать
вопрос о крестьянских войнах, устранить преувеличение об их органи-
зованности и т.д.» Здесь получили развитие всё более трезвое осмысле-
ние социальных движений на Руси, отход от воззрений Покровского.
Замечание 11 - «лучше объяснить культурную роль христианства» не-
посредственно было связано со стремлением власти улучшить отноше-
ния с церковью. Указания 12 «дать о прогрессивном значении центра-
лизованной государственной власти» и 21 о «реакционности стрелецко-
го мятежа» отражали культ сильного государства и одного из его пред-
ставителей — Петра, против власти которого был направлен «реакци-
онный мятеж». Некоторые директивы имели явно выраженный воспи-
тательный и патриотический смысл: «13) уточнить вопрос о 1612 г. и
интервентах, кстати о названиях Лжедмитрия; 14) ввести Святослава:
"иду на вы"; 15) подробнее дать о немецких рыцарях, использовав для
этого хронологию Маркса о Ледовом побоище, Александре Невском и
т.д.» Ряд замечаний был посвящен теме истории присоединенных к
России народов: «17) усилить историю отдельных народов; 19) испра-
вить о Хмельницком; 20) то же о Грузии»1 2.
Позже, 21 июня 1937 г., на другом заседании авторского кол-
лектива, историкам было указано, что в их книге «личность Ивана
Калиты не должна быть вполне отрицательной. В изложении о тор-
говле видно влияние Покровского. О типографии при Иване Грозном
1 Архив РАН.Ф. 638. Оп. 2. Д. 105. Л. 17.
2 Там же. Л. 18.
277
сказано плохо, также о мануфактуре при Алексее Михайловиче
О народниках сказать крепче, о феодальной раздробленности яснее и
побольше, спутаны понятия оброк и барщина. Время Ивана Калиты
больше осветить политически, шире сказать о 17 веке»»1. Итак в
число реабилитированных исторических героев вошел и Иван Кали-
та, кроме того представители власти потребовали подчеркнуть дос-
тижения России в прошлом (типография, мануфактура).
Летом 1937 г. на рукопись учебника был составлен ряд рецензий
авторами которых были школьные учителя и ведущие специалисты-
историки — Базилевич, Бахрушин, В.Н.Бернадский, Быстрянский, Ве-
селовский, Греков, Дружинин, Е.А.Мороховец, К.В.Сивков, Пичета.
Быстрянский отмечал, что «учебник Шестакова... отличается
гораздо более тщательным отбором фактов, изложение значительно
проще (чем у других участников конкурса — А.Д.). Только эта книга
и может стать учебником для начальной школы при исправлении
имеющихся там ошибок, что может быть сделано очень скоро»2.
В числе таких ошибок Быстрянский подчеркнул: «параграф 23,
где говорится о Богдане Хмельницком». Содержание темы, по сло-
вам рецензента, «излагается в старой трактовке. Совершенно не уч-
тено своеобразие положения, в силу которого для Украины не было
иного выхода, как присоединение к единоверному Московскому го-
сударству»3.
Далее рецензент продолжал: «На стр. 56-й не вполне складно
излагается вопрос о борьбе России за выход к морю. Здесь мы чита-
ем: "Чтобы бороться за свою самостоятельность, России нужно было
иметь свой флот и более удобные морские порты, чем Архангельск.
Такие порты имелись на Чёрном и Балтийском морях, но Чёрное мо-
ре было тогда в руках крымских татар и турок, берегами Балтийского
моря завладели шведы". Такая формулировка может оправдать лю-
бую империалистическую экспансию»4. Это замечание было учтено
авторами учебника, и оправдание имперских устремлений несколько
затушёвано.
1 Дубровский А.М. «Веский учебник» и архивные материалы. С. 184.
2 РГАСПИ. Ф.17. Оп.120. Д.365. Л.79,81.
3 Там же. Л.104.
4 Там же.
278
Из всех сохранившихся рецензий самыми обстоятельными и
большими по объёму были принадлежавшие Бахрушину. Первая —
21 страниц, вторая 12 страниц машинописи, в то время как поло-
вина рецензий других авторов имела объём от 2 до 4 страниц. Учё-
ный очень внимательно изучил учебник и придирчиво отнёсся к ка-
ждому неверному или неточному выражению в тексте. Как автор ре-
цензии Бахрушин выступал с подчёркнуто марксистских позиций,
старательно воспроизводя стиль мышления, язык и приёмы критики
свойственные «красным профессорам». Хронологически замечания и
предложения Бахрушина охватывали широкий период — от перво-
бытного строя до советской эпохи включительно.
«Несколько соседних больших семей, находящихся в родстве,
составляли род, — цитировал он авторов учебника и тут же отме-
чал, — концепция буржуазная. Наоборот, род распался впоследствии
на семьи». И далее: «Неправильно изображено возникновение нера-
венства из завоеваний, а образование неравенства внутри племени
поставлено на второе место. Не отмечено значение перехода к пат
шейному земледелию в деле создания частной собственности. Также
неправильно, на мой взгляд, представлено возникновение государст-
ва в результате завоевания»1.
Критический взгляд Бахрушина остановился и на рассказе о
крещении Ольги и введении христианства на Руси при Владимире.
«Ничего не говорится о культурном влиянии христианства на данном
отрезке времени», «не в достаточной мере вскрыто культурное зна-
чение крещения», — таково было мнение учёного. Ещё недавно, в
1936 г. был организован и искусственно раздут скавдал по поводу
шуточной оперы «Богатыри», поставленной Камерным театром. Ав-
тор либретто Демьян Бедный представил Владимира и введение им
христианства в виде фарса, что не вязалось с официальным курсом
на возвеличивание отечественного прошлого. Сюжет о крещении
Руси приобрёл в официальной пропаганде политическую остроту, о
чём хорошо помнил Бахрушин, поэтому он не преминул обратить
а также- Дубровский А.М. Как Демьян Бедный идеологическую
“у”‘ти“" XWJ“ “
С. 143-151.
27»
внимание на недостатки в освещении учебником религиозной ре
формы на Руси.
С той же повышенной осторожностью отнёсся Бахрушин к рас.
сказу о правлении Ивана Грозного. «Борьба Ивана IV с боярами не-
верно объясняется только "изменой" бояр. Причины, вызвавшие обо-
стрение отношений, были гораздо глубже. Надо показать, что бояре бы-
ли в своих владениях маленькими царьками, что это было опасно для
государства,» — писал историк1. Словосочетание «маленькие царьки»
так и вошло в учебник2. «Значение опричнины в процессе образования
сильного государства никак не отмечено, — продолжал историк. — Не
вскрыто значение царствования Ивана Грозного вообще»3.
Переходя к иным временам, далёким от русского средневеко-
вья, Бахрушин писал: «Надо было сильнее подчеркнуть значение
крестьянского движения в деле "освобождения крестьянства"». При-
мечательны эти иронические, характерные для советской, марксист-
ской историографии кавычки в названии правительственной рефор-
мы по раскрепощению крестьян. Бахрушин принял их и употребил в
рецензии. Ниже он отмечал: «Мне кажется, что недостаточно выяв-
лена вредная сторона деятельности народовольцев», «стр. 174 "без
ножниц" (цен — А.Д.) — надо пояснить, для чего необходимы были
ножницы»4 5 6. Эти высказывания свидетельствуют не только о широте
кругозора и интересов Бахрушина, но и о восприятии им официаль-
ных воззрений, оценок. Сам он, идя на компромисс с официальной
наукой, при использовании этих оценок вольно или невольно стано-
вился их адептом и пропагандистом.
Когда все директивы, шедшие авторам от партийно-прави-
тельственных верхов, и рекомендации, данные ведущими специали-
стами, были учтены, текст будущего учебника просмотрел Сталин.
В его библиотеке сохранилось по крайней мере четыре экземпляра
учебника Шестакова . В двух экземплярах содержатся очень незна-
чительные следы работы Сталина над учебником**. В третьем —
1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 365. Л. 48.
2 История СССР: Краткий курс. М., 1938. С. 40.
’ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 365. Л. 48.
5 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Д. 374,375; On. 11. Д. 1584 1585
6 Там же. Оп. 3. Д. 374,375.
280
правка, проведенная Сталиным, настолько велика, что позволяет де-
лать выводы о высокой степени его личного участия в подготовке
текста учебника . В четвёртом экземпляре (это позднейшая редакция
в ней уже учтены сделанные ранее исправления и дополнения) имеют-
ся незначительные интерполяции, но они принадлежат не Сталину и
содержат указания на то, какие изменения в тексте учебника будут
сделаны при подготовке следующего издания1 2 *. Две книги какое-то
время находились в распоряжении Жданова. Он должен был учесть
правку, проведённую Сталиным. Потом, в 1943 г., секретарь Жданова
А.Н.Кузнецов передал эти книги секретарю Сталина А.Н.Поск-
рёбышеву. Об этом свидетельствует такая запись: «Тов. Поскрёбы-
шев! По поручению тов. Жданова пересылаю эти книги. А.Кузнецов.
15.12.43» . Таким путём книги вернулись к Сталину и остались в его
архиве.
Встаёт вопрос, когда Сталин занимался редактированием учеб-
ника. Известно, что в 20-х числах июня 1937 г. коллектив авторов
закончил работу над рукописью4. Учебник поступил на рецензию
значительному кругу специалистов и тогда же он был набран типо-
графским способом. В виде книги он поступил Сталину, Бубнову,
В.П.Затонскому. Скорее всего, список читателей из высших эшело-
нов власти не полон. Круг их был шире. После того, как Сталин сде-
лал свои замечания, учебник окончательно редактировал Жданов. К
новому учебному году (или в начале этого года) учебник вышел из
печати. Таким образом, Сталин мог редактировать учебник Шеста-
кова летом 1937 г., вероятно, в июле.
Судя по тому, что пометки Сталина встречаются не в одном эк-
земпляре учебника, можно смело говорить о неоднократном возвра-
щении Сталина к работе над его содержанием. Вождь партии при-
дирчиво отнёсся к тексту, придавая значение в нём каждому слову.
Возможно, Сталин сперва просмотрел учебник, сделав немногочис-
ленные пометки в одном экземпляре: значительно сократил материал
о себе самом и сделал некоторые замечания по поводу надписей к
1 Там же. On. 11. Д-1584.
2 Там же. Д. 1585.
2 Там же. Д. 1584. Л. !•
4 См* Дубровский А.М. «Веский учебник» и архивные материалы. С. 184.
281
иллюстрациям, размеров карт и т.п. Потом взялся за текст всерьёз и
провёл большую редакторскую работу, о чём говорят его вторжения
в текст, значительные по количеству и по объёму.
Первоначально учебник носил название «Элементарный курс
истории СССР с краткими сведениями по всеобщей истории». Ста-
лин зачеркнул слова о сведениях по всеобщей истории, а слово «эле-
ментарный» заменил на слово «краткий», более понятное учащимся.
В этом и других случаях заметно, что Сталин стремился к краткости и
простоте языка учебника. Нередко он делал интерполяции методиче-
ского содержания, подчёркивая ту или иную мысль в учебном мате-
риале. В одном месте он указывал: «Так началось татарское иго, вер-
нее татаро-монгольское иго»1. В другом подчёркивал завершение этой
полосы в отечественной истории: «Так кончилось татаро-монгольское
иго, длившееся свыше двухсот лет»2. Однако методика преподнесения
материала его не так интересовала как идейно-политическая сторона
дела, поэтому именно ей он уделил основное внимание.
Первые страницы учебника были посвящены введению. В нём в
восторженных тонах описывалось современное положение СССР.
Примечательно, что во фразе «В 11 социалистических республиках
живёт 102 разных народа» Сталин зачеркнул «102» и написал «до
50»3. В другом месте, где шла речь о народах Северного Кавказа, ав-
торы указывали их численность более чем в 30 народов, а Сталин
исправил на «больше десятка»4. Это явное стремление вождя партии
уменьшить количество народов в СССР, вероятно, было связано с его
желанием представить население страны более единым в националь-
ном отношении. Проблема прочности СССР перед лицом будущей
войны особенно заботило руководство страны уже в первой половине
1930-х гг. Эта прочность представлялась Сталину как сплочённость
народов СССР вокруг русского народа. Таким образом, правка Стали-
ным введения к учебнику была далеко не случайной, а отражала опре-
делённый партийно-государственный политический курс.
1 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Д. 1584. Л. 19.
2 Там же. Л. 22.
3 Там же. Оп. 11.Д. 1584. Л. 5.
4 Там же. Л. 53 об.
282
-КОО-АРИЮ KU’I!
ИСТОРИИ СССР
I > 1 • I u I I * • 11 • 1
rHlHU^-lllUH'HIWErtrVK <МДЛТГЛ|П'*’
I'
I
Титульный ли^^^^енилии Сталина
подряд АВШестиксвисш
Правка и интерполяции Сталина нарастали по мере развития расска
за учебника от древности к современности. Его внимание привлекла
оценка такого события как введение христианства на Руси. Он сделал
интерполяцию: «Христианство в своё время было в сравнении с язы-
чеством шагом вперёд в развитии России»1. Не была ли эта фраза
одним из шагов к компромиссу с православной церковью, который
был заключён уже в годы войны в интересах мобилизации всех об-
щественных сил на борьбу с врагом?
В рассказе учебника о восстаниях в Киевской Руси Сталин не-
сколько раз вписал одно и то же уточнение, важное для характери-
стики этих восстаний. В заглавие «Восстания против князей и бояр»
он прибавил первое слово — «стихийные». Во фразу «Князья и бояре
со своими дружинами без особых усилий подавляли эти восстания»
он добавил: «Так как эти восстания были стихийными, бессознатель-
ными». Ниже была сделана интерполяция: «Дальше стихийного мя-
тежа эти восстания не шли». Наконец, в последний раз он прибавил к
словам «но боярскую и купеческую силу народ сломить не смог» по-
яснительное дополнение — «ввиду их бессознательности и неорга-
низованности»2. Таким путём Сталин подводил школьников к харак-
терному для большевистской идеологии пониманию качественного
отличия между революционной борьбой пролетариата и социальны-
ми движениями в доиндустриальном (феодальном) обществе. Под-
текст его интерполяций заключался в том, что пролетариат обладает
особой сознательностью и организованностью, чего не наблюдалось
у участников волнений в далёком прошлом.
Особое внимание из всех российских правителей Сталин уде-
лил Ивану Грозному. Он зачеркнул слова «по его приказу убивали
всех жителей Казани», так как эта фраза указывала на жестокость
царя Ивана3. Ему не понравилась также фраза «Иван IV хотел про-
биться к берегам Балтийского моря и вступить в сношения с образо-
ванными западными народами». В ней подразумевалась некая при-
ниженность России, её необразованность, отсталость. Поэтому он
исправил «образованными западными народами» на «западноевро-
1 Там же. Л. 13 об.
2 Там же. Л. 14 об., 15 об.
3 Там же. Л. 24 об.
284
пейскими народами» . Внимание Сталина привлекло ключевое по
значению предложение: «Таким путём укреплял Иван Грозный са-
модержавную власть в русском царстве, уничтожая боярские пре-
имущества». Развивая и существенно дополняя мысль авторов учеб-
ника, Сталин писал. «Этим он как бы заканчивал начатое Калитой
собирание разрозненных удельных княжеств в одно сильное госу-
дарство» . Сталин преподносил Ивана Грозного как великого госуда-
ря, венчавшего своей деятельностью длительный исторический про-
цесс, хотя на самом деле «собирание разрозненных удельных кня-
жеств» завершилось ещё при его отце — Василии Ш присоединени-
ем Рязани в 1521 г. почти за десятилетие до рождения Ивана. Приме-
чательно в этой интерполяции возрождение термина «собирание»,
взятого из словаря дореволюционной российской науки, что отметил
ещё в 1937 г. в отклике на вышедший из печати учебник находив-
шийся в эмиграции П.Н.Милюков1 * 3. Таким образом, не авторы учеб-
ника, как это считалось ранее4, а сам Сталин именно здесь впервые
дал чётко сформулированную оценку деятельности Ивана Грозного.
Эта оценка стала на два десятка лет обязательной для историков. В
лице Ивана Грозного Сталин персонифицировал идею сильного цен-
трализованного государства. Эту важную духовную ценность Сталин
внедрял в идеологию партии, и учебник по отечественной истории
предназначен был стать одним из тех каналов, которые должны были
укоренить её в массовом сознании населения страны.
«Бунташный» семнадцатый век дал возможность Сталину под-
робнее высказаться о социальной борьбе в феодальной России. Гра-
жданская война начала столетия была представлена авторами в виде
борьбы крестьян с феодалами. Перечеркнув описание поражения
войск И.Болотникова и «царевича Петра» при обороне Тулы, Сталин
к словам авторов учебника «Армия восставших мужественно защи-
щалась» приписал: «Но потерпела поражение. Оно и понятно Кре-
стьяне не имели тогда такого союзника и руководителя как рабочий
класс. Да и сами крестьяне были несознательны. Они воевали не
1 Там же. Л. 25 об.
>L^o. П.Н. Величие и пиление М.Н.Поиро^г» (эпизод из .Сирии наук, и
СССР)//Вопросы истории. 1991 №4^С. 12 .
4 См.: Perrie М. The Cult of Ivan the Temble in btann
285
против царизма и помещичьего строя, а против плохого царя и пло
хих помещиков за "хорошего царя" и "хороших помещиков"»*
К этой же мысли Сталин возвратился, редактируя рассказ учебника
восстании Степана Разина. Он разумно исправил «революционное
движение крестьян» на «повстанческое движение», преодолевая тра-
дицию, шедшую от Покровского, который считал движение под
предводительством Разина «казацко-крестьянской революцией»* 2
Потом Сталин сделал следующую интерполяцию: «Во время восста-
ния Разина, как и во время восстания Болотникова, у крестьян не
хватало такого надёжного союзника как организованный рабочий
класс. Не хватало также понимания задач восстания, — жечь и разо-
рять помещиков они умели, но какие новые порядки нужно постро-
ить, куда вести дело — этого ни не понимали. В этом была их сла-
бость»3. Эту же мысль об отсутствии у крестьян союзника в лице ра-
бочих Сталин повторил при описании восстаний Булавина и Пугачё-
ва4. Этот аргумент — об отсутствии рабочего класса в феодальной
России — отныне стал, по выражению Милюкова, «приказанным
аргументом» в советской исторической науке. Это была та отмычка,
которую власть дала историкам и которую впоследствии грубо ис-
пользовали вместо настоящего ключа к исторической проблеме. По
сути дела история феодальной России модернизировалась, ведь ре-
волюционного рабочего класса (сознательного и организованного
союзника крестьян) в ХУП-ХУШ вв. и быть не могло. Все перечис-
ленные социальные движения возникали и развивались в рамках су-
ществовавших социальных отношений и не уничтожали их. Сталин
же подлинную ценность видел только в революционном перевороте,
в ликвидации всей системы социальных порядков. Восстания в фео-
дальной России он мысленно сопоставлял с социалистической рево-
люцией 1917 г. и как бы набрасывал проблематику российского ре-
волюционного движения в XX в. на действительность гораздо более
раннего исторического периода. Всё это стало типичным для совет-
‘ РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1584. Л. 29.
2
Покровский М.Н. Избранные произведения. Кн. 3. Русская история в самом сжа-
том очерке. М., 1967. С. 79.
3 РГАСПИ. Ф. 558. On. 11. Д. 1584. Л. 34.
4 Там же. Л. 38 об., 43.
286
ской науки на долгие годы, все восстания
ли название антифеодальных. стории страны получи-
Единственное восстание, котоппр
оценку у авторов учебника, и оценкаэта ;_отрицаЗельнУю
Сталиным, это антиправительственное выет Щв б°Лее обострена
стрельцов в 1689 г. «В России началось восс™™6™6 московских
вольных новыми порядками, введёнными Петоом»6 СТреЛЬЦОВ’ недо’
учебника. Сталин добавил: «И ™
было реакционное восстание»'. Така, оценка впоГледствии бы" а
пространена и на волнения в Москве в 1682 г. Государственная
идеализация Петра, возрождённая Сталиным, лежала в основе исс"
довательского подхода к этим двум восстаниям.
Любопытный ход был совершён Сталиным в связи с освещени-
ем в учебнике движения Шамиля. По существовавшей традиции в
советской исторической науке Шамиль был представлен авторами
учебника народным героем, а движение, которое он возглавлял,
справедливой антиколониальной борьбой горских народов против
царской власти . В 1940—1950-х гг. эта точка зрения будет признана
устаревшей и абсолютно неверной. Деятельность вождей восстаний
нерусских народов, находившихся в составе России, получит резко
отрицательную оценку. Учитывая такое развитие историографиче-
ской ситуации — от идеализации героев типа Шамиля к их дегерои-
зации в исторической литературе, — правка, проведённая Сталиным
в учебнике, представляется многозначительной. Сталин не изменил
ту оценку Шамиля, которую дали авторы. Однако он уменьшал чис-
ло народов Северного Кавказа (как указывалось выше, с 30 до 10) и
вычеркнул фрагмент, в котором авторы повествовали о помощи Ша-
1 Там же. Л. 37 об.
Ср.: «В 1928 г., первом году моей преподавательской работы, я жила в Дагестане,
недалеко от Гуниба, последней твердыни фанатического борца за независимость
Кавказа — Шамиля. Во всех музеях Дагестана... вы всегда чувствовали, что над
вами витает дух Шамиля, на многочисленных собраниях, докладах пелись востор-
женные гимны борцу за свободу Кавказа; в школах Дагестана были развешены
портреты Шамиля и картины, изображающие борьбу горцев за независимость: дети
воспитывались в духе преклонения перед духовной мощью и славой национального
героя» (Несина Т. Наука и политика в СССР // Кавказ. 1952. № 1. С. 14).
287
милю со стороны крестьян Закавказья*. Таким образом, несколько
тускнел, затушёвывался народный характер движения. Зачёркнутым
оказался и такой фрагмент: «Так же героически защищали свою зем-
лю и свободу горцы Западного Кавказа — черкесы. Больше 70 лет
они дрались с войсками русского царя. Их цветущий край был раз-
рушен»2.
Сталин явно смягчал жестокости правительственной политики
по отношению к нерусским народам, в какой-то мере реабилитируя
эту политику. Так после рассказа о восстании поляков в 1863 г. авто-
ры учебника сообщили, что «после подавления восстания царское
правительство сослало в Сибирь больше 100 тысяч поляков». Сталин
же 100 тысяч заменил на «десятки тысяч»3. Во фразу о том, что «в
течение 30 лет упорных войн были завоёваны Россией земли народов
Средней Азии» Сталин вставил перед словом «Россией» уточняющее
слово «дворянской», указывая на то, что грех захвата лежит на той
России, которой в его время уже нет4.
Имея перед собою перспективу войны, Сталин не хотел выпя-
чивать в отечественной истории темы борьбы нерусских народов за
своё освобождение. Ему нужнее был миф об извечном тяготении
этих народов к России, о безоговорочной высокой положительной
оценке акта их включения в состав империи. Все эти исторические
фантомы утвердятся в науке уже после Великой Отечественной вой-
ны. В 1930-х гг., о которых идёт речь, они только начинали оформ-
ляться, в частности, в учебнике Шестакова и не без влияния Сталина.
Естественно, что учебник рассказывал и о революционной дея-
тельности Сталина, дал биографию вождя. Сталин значительно со-
кратил материал о самом себе там, где авторы явно преувеличивали
его историческую роль, ставили его рядом с Лениным. В хронологи-
ческой таблице в конце книги была указана наряду с другими важ-
ными датами отечественной истории и дата его рождения. Сталин
вычеркнул её и написал: «Сволочи». Он уничтожил описание своего
детства и юности и вставил только в подходящем месте слова о том,
* РГАСПИ. ф. 558. On. 11. Д. 1584. Л. 53 об.
Там же. Л. 54 об.
3 Там же. Л. 59 об.
4 Там же. Л. 60.
288
что в Закавказье «подвизался с конца девяностых годов прошлого
века ученик Ленина товарищ Сталин»1 2.
Особенно обширные интерполяции были сделаны Сталиным в
тех темах, где освещалась история революций в России. Так он писал
по поводу причин поражения революции 1905 г.: «Выходит, что при-
чин поражения первой буржуазной революции в России было более
чем достаточно. Главная из них — отсутствие союза рабочих и кре-
стьян. Если крестьяне и чувствовали, что успешная борьба с поме-
щиками невозможна без союза с рабочими, то они вовсе не понимали
того, что без свержения царизма нельзя одолеть помещиков. Кресть-
яне ещё верили в добрую волю царя-батюшки. Поэтому-то крестьяне
не хотели идти на союз с рабочими для свержения царизма, а сыно-
вья крестьян, переодетые в солдатские шинели, помогали царю по-
давлять забастовки и восстания рабочих. Крестьяне больше верили
соглашателям эсерам, чем большевикам-революционерам.
Были недостатки и у рабочих. Рабочий класс был, конечно, пе-
редовой силой революции, но он не был ещё единым и сплочённым,
так как его партия, социал-демократия, была разбита на две группы,
на меньшевиков и большевиков. Первые были соглашателями и не
хотели доводить революцию до конца. Вторые, т.е. большевики, бы-
ли последовательными революционерами ленинцами и призывали
рабочих к свержению царизма. Поэтому-то рабочие выступали в ре-
волюции не всегда дружно, и рабочий класс не имел возможности
стать настоящим руководителем (гегемоном) революции.
Поспешно заключённый мир с Японией также помог царю по-
давить революцию. Пока шла война, и царские войска терпели пора-
жение, царь оставался слабым и вынужден был уступать натиску ра-
бочих. После заключения мира дело изменилось, и царь получил
возможность собрать силы для борьбы с революцией» .
Обширность этой интерполяции даёт представление о масшта-
бах вторжения Сталина в текст учебника в темах по истории XX в.
Столь же подробно он разъяснял причины первой мировой войны,
победы социалистической революции, вторжения немцев на Украину
в 1918 г. Увлекаясь содержанием своих интерполяций, он терял кон-
1 Там же. Л. 69 об.
2 Там же. Л. 80 об. — 83.
289
19. Дубровский А. М
троль над методической стороной учебника. Вставленные им фраг,
менты, как видно хотя бы из цитированного выше, усложняли текст,
затрудняли для детей его понимание.
В той части текста, где освещалась история Октябрьской рево-
люции, Сталин провёл придирчивую правку. Его пометки видны на
каждой странице. Он убирал упоминания о себе, вероятно, из-за того,
что роль его в истории революции была явно преувеличена, что не
могли не увидеть современники этого события. Также на каждой
странице он вносил уточнения, порой значительные по объёму, осо-
бенно при освещении истории гражданской войны.
В теме строительства социализма поправки Сталина были час-
тыми, но небольшими. Здесь учебник должен был решать задачу разо-
блачения его врагов. Поэтому во фразу о том, что «фашистский агент
Троцкий организовал в СССР банду убийц, вредителей и шпионов»
Сталин вписал: «И его презренные друзья Рыков и Бухарин» .
Итак, анализ сделанных Сталиным интерполяций приводит к
выводу о том, что он проделал значительную работу по совершенст-
вованию идеологического и политического уровня школьного учеб-
ника отечественной истории, исходя из тех политических соображе-
ний, которые казались ему актуальными во второй половине 1930-х
годов. Правка текста лишь частично отражает роль Сталина в созда-
нии книги. Ещё в ходе её написания авторы получали указания о том,
как именно освещать то или иное событие в истории. Важнейшие
(если не все) из них, несомненно, принадлежали Сталину. Таким об-
разом, он был фактически не только редактором, но и одним из авто-
ров школьного учебника. Он вписал в него фрагменты, содержавшие
принципиально значимые оценки, политически актуальные выводы и
объяснения, которые должны были оказывать важное образователь-
но-воспитательное воздействие на читателя. Таким образом, учебник
аккумулировал всё то, что работало на новый курс партии в области
исторического образования и в сфере партийно-государственной
идеологии. «Установки» и «приказанные аргументы» Сталина надол-
го определили идейное содержание исторической науки.
Как уже говорилось, от Сталина учебник с правкой вождя по-
ступил к Жданову. Имея перед собой этот текст с интерполяциями
1 Там же. Л. 117.
290
Сталина, Жданов самым тщательным образом перенёс их в послед-
нюю редакцию учебника. Ни одного слова в эти интерполяции Жда-
нов не посмел добавить. Кроме того, он дал ряд дополнений, взятых
в основном (а может быть и исключительно) из тех рецензий на
учебник Шестакова, которые были написаны ведущими специали-
стами в области истории.
Этим обстоятельством можно объяснить значительные включе-
ния в текст, сделанные Ждановым в теме о жизни первобытных лю-
дей. Большое дополнение к тексту Жданов сделал в описании перво-
бытнообщинного строя. Вместо нескольких малоинформативных
фраз, которыми авторы учебника обрисовывали этот строй, Жданов
предложил развёрнутое описание основных порядков, свойственных
первобытности: «В одиночку было невозможно охотиться на круп-
ных зверей, ловить рыбу сетями, вырубать лес для пашни. Поэтому в
старину родственники не расходились, а жили все вместе и образо-
вали род иногда в несколько сот человек. Всё у них было общее.
Орудиями пользовались сообща. На охоту и рыбную ловлю ходили
все вместе, землю обрабатывали общими усилиями. Добьиу и уро-
жай делили между собою. Скот был общий. Работами руководили
выборные старейшины. Общие дела решались на собраниях всего
рода. Род защищал своих. Если чужой убивал человека, то родствен-
ники мстили за убитого. Между различными родами происходили
частые войны из-за пашен, лесов и рыбных ловель»1. В освещении
Жданова первобытные порядки получили несколько идеализирован-
ную характеристику. В них выпячивались такие привлекательные
для граждан СССР черты как коллективизм в работе, общее владение
орудиями и плодами труда, выборность управляющих лиц, прямая
демократия, защита коллективом каждого человека. И лишь фраза о
частых войнах несколько омрачала общую картину.
В книге Покровского «Русская история в самом сжатом очер-
ке», о первобытности по существу не было сказано ничего. Ранее, в
1920-е гг., когда история ещё не использовалась для формирования
мировоззрения граждан СССР, широко пропагандируемые представ-
ления о первобытности были иными. В «Календаре коммуниста на
* Тамже. Ф. 77. Оп. 1.Д.854.Л.2О& - 3; История СССР. Краткий курс. С. 6.
291
19*
1923 г.» говорилось о первобытном человеке как «легкомысленном и
беспечном... дикаре, не способном думать о завтрашнем дне».
«Ошибкой было бы думать, что гнёт природы сказывался для дикаря
в неустанной работе, беспрерывной погоне за пищей, — писал ав-
тор. — Даже в позднейшее время, когда уже было "хозяйство", была
"экономика", производились и широко применялись орудия, лень
оставалась типичной чертой характера древних людей... Незначи-
тельную часть времени уделяли они хозяйственной деятельности,
предаваясь всё остальное время праздности, игре, развлечениям»1.
В новом учебнике эта эпоха получила совершенно иное осве-
щение. Реальность первобытного строя по-своему гарантировала ре-
альность будущего коммунистического общества. Последнее должно
было обладать характерными для первобытности чертами без её те-
невых сторон, функционируя на более высокой экономической базе.
Таким образом, изучение первобытной истории приобрело немало-
важное идеологическое значение.
Видимо, Жданов сам решал, включать или не включать в окон-
чательный текст учебника тот или иной фрагмент из рецензии. В
этом убеждает такая деталь: к тексту о присоединении Сибири в
XVI в. Жданов сделал помету — кружок (знак интерполяции) и при-
писку «Из Бахрушина». На обороте той же страницы зачёркнуто уже
полностью написанное: «Сюда из Бахрушина со стр. 37»2.
Работа Сталина и Жданова над текстом учебника была, дейст-
вительно значительной. В известной степени выявленные интерпо-
ляции Сталина и Жданова можно поставить в один ряд с их же «За-
мечаниями» на проспект учебника, написанными в 1934 г. В 1937 г.
вожди партии, особенно Сталин, реализовывали, дополняли и разви-
вали те «установки», которые были приняты тремя годами ранее.
22 августа 1937 г. «Правда» вышла с редакционной статьей под
названием «Знать историю народов СССР». В ней объявлялось о за-
вершении работы над учебником по истории СССР: «Это учебник
б пРазДники# Общие замечания И Календарь коммуниста на 1923 г. М.»
2 РГАСПИ. ф. 77. On. 1. Д. 854. Л. 20,20 об.
292
для 3-го и 4-го классов средней immnc. и
прочтёт с интересом вся учащаяся молодежь' Е ^’у^втеп^о”
даватели истории. Этим учебником пт.™.,,,, у ат все препо-
тельная газетная кямпХиа yJ7 ’ Р^Рнулась значи-
ТсЛЬНал I аЗеТпаЯ КаМПЗНИЯ, НШТОНВЛенияа иа
школьного учебника, исторической науки, нового ,,™,™ иа™Гче°
ственное прошлое . чс
7. Постановление по итогам конкурса
Параллельно с завершением работы над учебником «люди вла-
сти» работали над текстом важного итогового документа_поста-
новления по итогам конкурса.
9 и 10 декабря 1936 г., как следует из записи, глава жюри кон-
курса Жданов встретился с наркомом просвещения А.С.Бубновым и
дал ряд указаний относительно содержания итогового документа —
постановления жюри3. В ходе беседы (быть может, скорее монолога)
или вскоре после неё Бубнов составил краткую запись услышанного.
Судя по его записи, Жданов предложил начать текст постановления
со вступления, в котором говорилось бы о «значительном числе
учебников, представленных на конкурс», «широком отклике», «раз-
ных авторах (специалистах-историках, учителях, пропагандистах,
рабочих, колхозниках, красноармейцах и т.д.)». «Имеется ряд серь-
езных попыток дать учебник по истории СССР, — констатировал
1 Знать историю народов СССР И Правда. 1937.22 августа. С. 1.
2 Ильюшин Б. «Краткий курс истории СССР» И Комсомольская правда. 1937. 26
августа. С. 2; Как писался «Краткий курс истории СССР». Беседа с руководителем
авторской бригады проф. А.В.Шестаковым // “зТ
ста. С. 2; Победа на историческом фронте (передов^) 1^7.
26 августе. С. 1; Сосонкин И. История великой “мьи ^^/Х ^нХьТо^С
лении постановления жюри конкурса на уче
293
Жданов. — В сравнении с прошлым периодом [сделан] большой щаг
вперёд (от "социологизаторских" учебников к марксистским)». Вме-
сте с тем во вступлении должна была прозвучать критическая мысль:
«Ни один учебник не может быть признан удовлетворительным»1.
Отвлекаясь от указаний по поводу будущего текста постанов-
ления, Жданов высказал соображения о дальнейшей работе: «Нельзя
ли взять один из представленных учебников за основу для перера-
ботки? Кому поручить переработку? Группа? Отдельный автор? По-
ручить одному или нескольким?»2. Это были вопросы, над которыми
должен был думать Бубнов, а может быть и всё жюри конкурса. Да-
лее Жданов предлагал сделать постановление достаточно подроб-
ным: «Постановление должно быть основательным, а не кратким».
В нём следовало «подвергнуть критике учебники»; «критика должна
дать указания о направлении переработки учебника истории СССР»3.
Из тех вопросов, от которых «историки бегают», Жданов ука-
зал, во-первых, на вопрос об оценке присоединения к России терри-
торий, населенных нерусскими народами: «О Богдане Хмельницком
(половина XVII в.). Украина и Россия. Присоединение к России
(1653 г.)». По мысли Жданова, историкам нужно было отказаться от
прежнего обличительного освещения колониальных захватов и пора-
бощения народов российским царизмом.
25 января 1937 г. состоялось последнее заседание жюри кон-
курса. На нём была рассмотрена первоначальная редакция постанов-
ления жюри, которая не сохранилась среди протоколов заседаний.
Относительно того, что постановление жюри по итогам конкурса
должно иметь большое значение, споров не было. Все понимали, что
предстоит создать важный директивный документ. Член жюри Горин
подчеркнул, что «эта записка должна явиться продолжением и разви-
тием тех указаний, которые были в своё время даны товарищем Ста-
линым, товарищем Кировым и товарищем Ждановым в отношении
изучения истории». «Это должна быть очень отточенная штука, ведь
это последнее слово партии по данному вопросу, это последний до-
кумент, который мы должны выпустить», — говорил Я.А.Яковлев.
1 Там же. Л. 13.
2 Там же.
3 Там же. Л. 13-14.
294
- ВУ6НОВУ „ яков.
^ение ЦК ВКП(6)», _ Т
председателя жюри совершенно ясно говопит л фраза
рое придавали и самому конкурсу „ „того ’омЛ ЗНаЧС"ИИ’ КО1°-
•гели партии самого высокого ранга. В постанппиг^”'"17 руковоли’
рн был назначен трёхдневный coc™Zu """ "*Т ЖЮ-
просвещения Бубнов должен 6L
учитывавший высказанные соображения. 27 января проект бьш го™
и, суд . по сопроводительному письму, отправлен Жданову как ™ве
жюри . Другой экземпляр был послан члену жюри Яковлеву
В соответствии с указаниями Жданова в проекте Бубнова со-
держалось введение, говорившее о размахе конкурса, об откликнув-
шихся на конкурс людях. Автор отмечал, что «сделан шаг вперёд по
пути создания марксистских учебников». Главное внимание было
уделено ошибкам во взглядах историков, которые выявил конкурс.
Более или менее соблюдая хронологический порядок, Бубнов вёл
перечень промахов, допущенных историками, начиная с неправиль-
ного освещения крещения Руси. Он упрекал историков в том, что они
не видят прогрессивности ряда явлений в истории феодальной Рос-
сии (собирания Руси, образования и укрепления Московского госу-
дарства и пр.), идеализируют крестьянские движения, слабо освеща-
ют историю народов СССР, недостаточно показывают достижения
страны. «Историческое прошлое нашей страны и её великое социа-
листическое настоящее должно воспитывать у советской детворы
чувство любви к своему народу», — заключал Бубнов основную
часть текста «Постановления»2.
В апреле 1937 г. Яковлев, ознакомившись с тем, что было напи-
сано Бубновым, составил контрпроект «Постановления» . В нём, в
противовес Бубнову, на первое место он поставил замечания по по-
воду освещения историками советского периода в отечественном
прошлом, истории XX в., полагая именно эту часть материала более
машинописный текст постановления с очень незначительной
34-48 машинописный текст с учётом згой правки.
1 Там же. Л. 18-33
правкой Бубнова, л.
2 Там же. Л. 47.
3 Там же. Л. 50-63.
295
актуальной для советских школьников и не понимая, что главн
мифы создавались в области дореволюционной истории. е
Яковлев усматривал у историков ряд ошибок. 2 апреля он писал
Жданову: «Проект не отвечает на ряд очень существенных вопросов
Всеми авторами, без исключения, при описании Великой пролетар!
ской революции смазывается тот факт, что власть в результате завое-
вания диктатуры пролетариата перешла к советам... В головы уче-
ников внедряется неправильная мысль о том, будто бы государст-
венная власть в СССР осуществляется непосредственно коммуни-
стической партией», «Сталинский тезис о том, что Россию били "за
отсталость военную, за отсталость культурную...", который даёт
один из важнейших ключей к истории России последнего полувека
перед революцией, не понят авторами учебников. Не показано, в ча-
стности, что во время империалистической войны именно в резуль-
тате промышленной отсталости русские солдаты остались без снаря-
дов», «нередко, характеризуя власть дореволюционную или те "пра-
вительства", которые образовывали наши враги для борьбы с совет-
ской властью, авторы говорят о капиталистах, в то время как речь
должна идти о помещиках и капиталистах» и т.п.
Во второй группе замечаний Яковлев указал на ошибки в осве-
щении истории дореволюционной России (до XX в.), в значительной
степени повторяя то, что было сказано в проекте Бубнова.
Этот проект Яковлева и стал основой для дальнейшей работы
над содержанием «Постановления». Окончательная редакция сохра-
нила ту структуру, которую предложил Яковлев. С результатами ра-
боты Яковлева познакомились Бубнов, Жданов, Сталин.
Когда Бубнов прочёл контрпроект Яковлева, он не смог проти-
вопоставить ему достаточно веских возражений. Он дал только не-
сколько частных соображений — незначительных поправок к тек-
сту . Видимо уже в апреле 1937 г. контрпроект Яковлева читал Ста-
лин. Он оставил ряд весьма кратких замечаний, написанных красным
карандашом . Каждый пункт в контрпроекте Яковлева Сталин обвёл
карандашом, признавая значение высказанных Яковлевым упрёков.
К сожалению, из-за своей лапидарности заметки Сталина не всегда
поддаются однозначному истолкованию.
1 Там же. Л. 65-67.
2 Там же. Л. 76-83.
296
Сталин подчеркнул фамилии победителей конкурса, сократил
количество конкурсных учебников, предложенных Яковлевым для
использования в школьных библиотеках. В названии Октябрьской
революции слово «пролетарская» Сталин заменил на «социалистиче-
ская». Он предложил снять (слева от текста пометка — «не надо»)
мысль Яковлева о том, что советы выросли и окрепли в результате
свержения власти помещиков и капиталистов и завоевания диктату-
ры пролетариата. 3
Особое внимание Сталина вызвало замечание Яковлева о том, что
«зависимая роль как русского царизма, так и русского капитализма от
капитала западноевропейского остаётся непроиллюстрированной на
конкретных фактах. Не показано, что зависимость России от западноев-
ропейского капитала была прямым последствием хозяйственной и по-
литической отсталости страны». Около слова «зависимость» Сталин
написал «упрощение». Рядом с приведённой фразой— «Слабо и не
так», а также — полузагадочное «Не только»1. Слово «зависимость» он
подчеркнул, а над ним написал «упрощение». В этом месте позиция
Сталина обрисовывается более ясно. Ему не понравилась мысль о зави-
симости России от Запада. Ранее, в 1934 г., в «Замечаниях» на проспект
учебника истории он сформулировал мысль о России как полуколонии
стран Запада, о «зависимой роли как русского царизма, так и русского
капитализма от капитализма западноевропейского». Сталину хотелось
таким образом подчеркнуть спасительную для страны миссию Октябрь-
ской революции, которая предупредила окончательное превращение
России в колонию, потерю ею государственного суверенитета. Эта
мысль о полуколониальном положении России шла вразрез с выводами,
сделанными ранее историками школы Покровского о самостоятельно-
сти русского капитализма. Теперь, во второй половине 1930-х гг., идея
полуколониального положения России в прошлом теряла свою полити-
ческую актуальность в связи с приближением войны. Взаимоотношения
России с западной Европой, как Сталину хотелось показать читателям
учебника, и включали в себя отношения зависимое™ (отсюда замеча-
ния «не только», «упрощение»), но и не сводились к ней. Сталину не
хотелось принижать дореволюционную Россию по сравнению со стра-
* Там же. Л. 78-79.
297
нами Запада, в том числе с Германией, с которой предстояло меряться
силами в грядущей войне.
Рядом с фразой «Авторы игнорируют прогрессивную роль мо-
настырей» Сталин написал: «Не только, а "собирание Руси"»1. Ему
явно хотелось показать прогрессивное развитие страны в далёком
прошлом. Мысль о «собирании» содержалась и в замечаниях Бубно-
ва. Сталин увидел, что это важное с его точки зрения замечание не
вошло в контрпроект Яковлева и вернул его в текст. Как и положи-
тельная оценка крещения Руси, признание прогрессивной роли мона-
стырей должно было обеспечить сближение власти большевиков с
православной церковью, что имело особое значение накануне войны.
Этим кратким вмешательством в текст роль Сталина и ограничилась.
Таким образом, самые главные замечания Сталина были направлены
на реабилитацию дореволюционной России, открывали путь к её
возвеличению, развивая тенденцию, намеченную в «Замечаниях».
Далее за доработку текста «Постановления» серьёзно взялся
Жданов. Машинистка перепечатала для него текст с замечаниями
Сталина2. Он изменил название документа, вычеркнул два первых
абзаца и написал новое начало текста. Жданов стал внедряться в
текст, ведя правку фиолетовыми чернилами. Заимствуя некоторые
детали из проекта Бубнова, он исключил два первых абзаца и заклю-
чительную часть (о местах и премиях) из проекта Яковлева и стал
править стиль изложения. Потом он начал работу как бы заново, ведя
на другом экземпляре текста правку карандашом3. Все замечания им
были зачёркнуты. Объём «Постановления» резко сократился, маши-
нистка перепечатала текст4. Затем Жданов всё-таки восстановил за-
мечания, и в таком виде текст был отправлен Сталину 20 августа
1937 г. В сопроводительном письме, подписанном Ждановым и
Яковлевым, говорилось: «В проект включены все поправки, внесён-
ные Вами в текст, представленный т. Яковлевым, а также несколько
смягчена полемическая часть»5. Некоторые замечания Яковлева бы-
ли сняты (например, о необходимости перечислить в учебнике круп-
* Там же. Л. 83.
2 Там же. Л. 89-101.
3 Там же. Л. 102-114.
4 Там же. Л. 115-116.
5 Там же. Л. 131-140.
298
неишие промышленные предприятия в стране, дать количественные
показатели некоторых производств). Именно эта редавд Гбьша
опубликована в «Правде» 22 августа 1937 г. как окончатся
СХЕМА
генеалогических связей между редакциями постянлммши
жюри конкурса на лучший учебник по истории СССР
(РГАСПИ. Ф.17. Оп.120 Д389)
299
Таким образом, восстановление истории создания текста «По-
становления» показывает ошибочность мнения Нечкиной будто этот
документ «был составлен членами жюри Я.А.Яковлевым при неко-
тором участии В.Быстрянского и лично правлен И.В.Сталиным»1. Не
заметно также, чтобы, как считала Нечкина, Сталин своей рукой
вставил фрагмент о присоединении Грузии к России как «наимень-
шем зле». Как было показано выше, эта формула, несомненно при-
надлежавшая Сталину, была дана в качестве директивной ещё в де-
кабре 1936 г.
«Постановление» было опубликовано в «Правде», что подчёр-
кивало значение этого документа для духовной жизни страны. «Не
только для исторической науки, а для всей пропагандистской работы
эти указания (в постановлении жюри — А.Д..) имеют первостепен-
ное значение. Их надо продумать и изучить», — так завершалась пе-
редовая статья «Правды», посвящённая новым указаниям в области
преподавания истории2. Отметив достижения участников конкурса,
жюри уделило главное внимание недостаткам в их работах. Все за-
мечания жюри были разделены на две группы — относившиеся к
истории страны в XX в. (первая группа) и к средневековой истории
(вторая). Замечания по феодальному периоду истории СССР были
сведены в один пункт. Однако объём его содержания был настолько
велик, составляя основную часть документа, что потребовалось раз-
делить эти замечания на литерные подпункты. С одной стороны,
проблематика советского периода была бесспорно актуальной, что и
подчеркивалось помещением её материала в начало постановления.
А с другой, — именно средневековая история была той областью, где
причудливо сочетались проводимая реабилитация прошлого с его
фальсификацией.
По мнению жюри, авторы слишком простодушно показали роль
партии в СССР: «В головы учеников внедряется неправильная мысль
о том, будто бы государственная власть в СССР осуществляется не-
посредственно коммунистической партией. Роль советов... смазыва-
юзд^ло«^ В’ В°ПР°С 0 М.Н.Покровском в постановлениях партии и правительства
938 гг. о преподавании истории и исторической науке (к источниковедческой
стороне темы)//Исторические записки. Т. 118. М., 1990 С 241.
Правда. 1937.22 августа. С. 1.
300
ется»1. Жюри требовало подробного освещения содержания Консти-
туции 1936 г., очевидно, в интересах более детального описания дос-
тижений СССР. Далее авторы замечаний вели читателей к более
ранним временам. По их мнению, «сталинский тезис о том, что Рос-
сию били за отсталость..., который даёт один из важнейших’ключей к
истории России последних столетий, не понят авторами учебников».
С этой мыслью логически была связана другая: «Зависимая роль как
русского царизма, так и русского капитализма от капитала западно-
европейского остается непроиллюстрированной на конкретных исто-
рических фактах. Не показано, что зависимость России от западноев-
ропейского капитала была прямым последствием хозяйственной и
политической отсталости страны»2 3. По словам авторов «Постановле-
ния», в темах по истории предреволюционной России и гражданской
войны необходимо было показать не только капиталистов, а два
класса — капиталистов и помещиков. Необходимо было дать уча-
щимся представление о соотношении помещичьих и крестьянских
земель накануне революции. В годы гражданской войны деятель-
ность эсеров и меньшевиков нужно было характеризовать как работу
«передового отряда и наёмников иностранного капитализма». Ок-
тябрьскую революцию нужно было трактовать как революцию,
спасшую страну от превращения в колонию. По сути дела все эти
высказывания имели не научный, а чисто пропагандистский харак-
тер. Часть из них не имела ничего общего с исторической истиной.
Авторы постановления направляли мысль и работу историков на
прославление успехов советской власти и партии, на показ благо-
творности для страны Октябрьской революции, на очернение быв-
ших вождей коммунистической партии, выставляя их врагами стра-
ны, её прогресса.
Промахи историков в области истории феодальной были оце-
нены в постановлении как «отрыжки взглядов антиисторических,
немарксистских». По словам авторов постановления, в рукописях,
представленных на конкурс, они встречаются «почти на каждом ша-
гу при описании СССР досоветского периода» . Жюри конкурса чёт-
1 Там же. С. 2.
2 Там же.
3 Там же.
301
ко сформулировало свою позицию относительно оценок язычества
христианства, а также крещения Руси: «Авторы идеализируют ДохИ
ристианское язычество, они не понимают при этом того простого
факта, что введение христианства было прогрессом по сравнению с
языческим варварством, что вместе с христианством славяне полу-
чили письменность и некоторые элементы более высокой византий-
ской культуры». Примечательно, что говоря о заимствованиях дос-
тижений Византии, авторы постановления как бы подчеркнули огра-
ниченный характер зарубежного влияния на славян. Речь шла только
о «некоторых элементах». Реабилитируя и христианство и право-
славную церковь, авторы указали на непонятую историками «про-
грессивную роль монастырей в первые века после крещения Руси как
рассадников письменности и колонизационных баз»1.
В постановлении была поднята проблема присоединения Ук-
раины и Грузии к России. Пересказывая содержание указаний Жда-
нова Бубнову, авторы писали о выборе, который был как у Грузии,
так и у Украины между присоединением к России или к иной стране.
«Вторая перспектива была бы всё же наименьшим злом», — было
сказано в постановлении2. Таким образом была обнародована та
компромиссная формула, которая с 1930-х гг. прилагалась к освеще-
нию присоединения того или иного народа к России. Она оправды-
вала это присоединение, указывая на его теневые стороны («зло») и в
то же время затушёвывая их («наименьшее»).
Постановление обращало внимание историков на преувеличе-
ние организованности и сознательности крестьянских восстаний до
начала XX в. В то же время оно укрепляло культ Петра. Сложное по
составу движущих сил восстание в Москве в 1682 г. было упрощённо
определено как «реакционное движение», чисто «стрелецкий мятеж»,
направленный против попытки Петра цивилизовать современную
ему Россию. То, что в постановлении искажалась историческая дей-
ствительность, указывал хотя бы тот известный факт, что в 1682 г.
Петру было только 10 лет, и никаких попыток «цивилизовать Рос-
сию» он делать не мог. Реакционным же восстание московского лю-
да было сочтено потому, что в ходе его был поставлен вопрос о за-
* Там же.
2 Там же.
302
конности прихода к власти Петра, посаженного на трон боярами На-
рышкиными в обход его старшего брата Ивана.
В заключение авторов упрекали в том, что они «не дают пра-
вильной исторической оценки битвы на Чудском озере новгородцев с
немецкими рыцарями». На это событие жюри обращало внимание в
связи с необходимостью патриотического воспитания населения, на-
деления немцев образом исконного врага, побеждаемого русскими
воинами.
Постановление жюри конкурса на лучший учебник по истории
СССР стало еще одним важным партийно-государственным доку-
ментом, ориентирующим историков в ряде важных вопросов их нау-
ки. Оно как более современный направляющий документ перекрыва-
ло собою более ранние директивы. Сопоставление таких партийно-
правительственных указаний, гласных и негласных, демонстрирует,
как постепенно расширялся круг вопросов и тем, по которым власти
формулировали свои воззрения. Особенно нарастало количество тем
из области средневековой истории России. Всё яснее обозначалась
линия на реабилитацию традиционных ценностей историко-
культурных и политико-идеологических. Возрождение подлинных
фактов российского прошлого сочеталось с немудрёной фальсифи-
кацией истории, замалчиваниями нежелательных сведений, лакиров-
кой тех или иных исторических личностей, событий и целых перио-
дов. В течение второй половины 1920-х — 1930-х гг. новые идеи
внедрялись с неспешной постепенностью. Видимо, необходимость
новых шагов на этом пути открывалась «гениальному дозировщику»
Сталину в связи с тем или иным событием — составлением проспек-
та учебника, спектаклем «Богатыри» Демьяна Бедного, постановкой
авторами учебников различных вопросов во время конкурса 1936 г..
С большой долей уверенности можно высказать мысль о том, что в
середине-второй половине 1930-х гг. ему в целом было ясно направ-
ление идейного движения. И если среди историков «старой школы» в
1930-е гг имел хождение устный лозунг «Назад к Ключевскому!», то
Сталин мог бы сказать иное — «Назад к Иловайскому!» Дело было и
в содержании предмета истории, которое насаждалось в ту пору в
школе в массовом сознании жителей СССР, и в личных пристрасти-
ях вождя партии. Именно Иловайскому, автору учебников по исто-
зоз
„„„ , дореволюционной школе, он отдавал предпочтение перед Со-
Р и Ключевским. «Мне нравится больше всего как писал
пХ Иванович Иловайский», - как-то признался Сталин'.
Д Итак во второй половине 1930-х гг. были заложены основы для
Формирования нового облика исторической науки. В наибольшей
степени этот процесс затронул эпоху средневековья и историю пар.
2 В этих областях исторического знания были выработаны ос-
новные официально утверждённые оценки процессов, событий, ис-
торических лиц. В условиях 1930-х гг. новые идеи, данные истори-
кам «людьми власти», имели не столько научный, сколько полита-
ческий смысл; отступление от них грозило соответствующими обви-
нениями и даже административными санкциями по отношении к ис-
торикам. Главное содержание вводимых в науку новаций заключа-
лось в возрождении традиционных российских ценностей, утвержде-
нии правоты исторического дела большевиков и, в частности, Стали-
на. Далее предстояла более глубокая и более серьёзная разработка и
детализация нового идейного материала, внедрённого в историче-
скую науку, согласование новых идей с ее эмпирической базой.
2 См“Мвслп?Jw лс^писи5таР°й площади. Исторический очерк. М.» 1996. С. 236.
сталинизма и ~ энциклопед,и "
С. 240-273. ЮМа' 1938-1988 И Советская историография. М.» 1996.
304
ГЛАВА V.
КОНЦЕПЦИЯ ИСТОРИИ СССР:
СОЮЗ И ПРОТИВОСТОЯНИЕ ИСТОРИКА И ВЛАСТИ
1. Концепция как историографический факт
Широко признано, что концепция является одним из важней-
ших историографических фактов. А.М.Сахаров писал, что «концеп-
ция, выработанная исследователем (или группой исследователей) на
основе изучения источников с определённых мировоззренческих по-
зиций — ведущий фактор в истории науки, ибо именно в осмысле-
нии исторических процессов и явлений, в раскрытии их закономер-
ностей заключается задача научного познания истории»*. Таким об-
разом, Сахаров указал на объяснительную роль концепции как глав-
ную функцию любой теории.
Однако, подчеркнув значение концепции, А.М.Сахаров не дал
подробной характеристики этого «ведущего фактора». Сущность
данного историографического понятия, вероятно, представлялась
ему интуитивно ясной любому читателю, тем более специалисту.
Между тем понятие осталось неразработанным. Анализ хотя бы важ-
нейших черт этого явления в истории науки позволит более глубоко
и чётко осмыслить итоги работы советских ученых в 1930-1950-е гг.
Этот анализ должен помочь ответить на вопросы о том, в чём именно
заключался результат работы советских историков, насколько ус-
пешно был достигнут этот результат, как он сказался на движении
науки.
Сахаров А.М. Некоторые вопросы методологии историографических исследовани
//Вопросы методологии и истории исторической науки. М., 19
20. ДИромшал.м. 305
Прежде всего необходимо раскрыть сущность концепции и оп-
ределить её место в познавательном процессе среди других систем
обобщённого исторического знания, которые используются исследо-
вателями. Концепцию обычно представляют как результат решения
историком научной проблемы, «определённый способ понимания
трактовки какого-либо предмета, явления, процесса, основную точку
зрения на предмет или явление, руководящую идею для их система-
тического освещения»* 1. Иными словами, концепция выступает как
некая познавательная схема, выражающая существенные черты про-
цесса, явления, события.
Как известно, комплекс взглядов, представлений, идей, направ-
ленных на истолкование и объяснение каких-либо явлений называет-
ся теорией2. И концепция в каком-то смысле является таковой3. В то
же время её не отождествляют с теорией, объясняющей сущность и
ход всемирно-исторического процесса, всей истории человечества.
В такой теории мысль обобщает опыт истории не одной страны, а
всех стран, пытается сформулировать самые общие законы развития.
Она настолько поднята над эмпирией, что перестает отражать свое-
образные черты истории отдельной страны. Концепция же выступает
как форма научного знания, не столь высокая, как описанная только
что теория, и, в отличие от неё, более близкая к эмпирии, полнее от-
ражающая эмпирический материал. При конструировании теории
исследователь оперирует наиболее «тощими», по выражению Гегеля,
абстракциями. В марксизме это — «социально-экономическая фор-
мация», «производительные силы», «производственные отношения»,
«базис и надстройка» и др. Это такие социальные категории, в кото-
рых эмпирия «отжата» путем абстрагирования от конкретно-истори-
ческих фактов. В этих понятиях нет ничего национально, географи-
чески или исторически определённого. В концепции же применяются
* Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 279.
1 Там же. С. 649.
Исторические теории, концепции «относятся к классу генетических эмпирических
теорий, построенных на обобщении огромного материала опытных знаний (фактов).
Под концептуальной моделью следует понимать идеализированную схему действи-
тельности, полученную с помощью абстрагирования» (Иванов Г.М., Коршунов
А.М., Петров Ю.В. Методологические проблемы общественного познания. М., 1981.
С. 216,223).
306
более «приземленные», более близкие к эмпирическому фундаменту
науки понятия — «деспотический характер российской государст-
венной власти», «закрепощение и раскрепощение сословий», «борьба
леса со степью, «удельные князья» и др. Термин «концепция» при-
меняется и ко всей истории страны и к отдельным историческим
процессам, явлениям, событиям. В последнем случае концепция еще
более «приземляется», употребляя понятия, которые еще дальше от-
ходят от «тощих» абстракций, приближаясь к эмпирии — «предпо-
сылки объединения русских земель в XIV-XV вв.», «историческое
значение образования Российского государства», «движущие силы
освоения Сибири» и др.
Концепция является одной из ступеней в процессе осмысления
социальной действительности. В таком осмыслении существуют три
уровня, три ступени. Различия между этими уровнями определяет
степень отвлечения исследователя от конкретного эмпирического
материала.
Первый — это начальный уровень обобщения исторического
материала. Продуктом познавательной деятельности историка на
этом уровне являются эмпирические схемы. Историк получает их,
переходя от работы с источниками к оперированию добытыми в ре-
зультате этой работы фактами, к обобщению и упорядочиванию фак-
тов. Результаты деятельности исследователя выступают в виде пред-
ставлений, понятий, типологии, классификации. Это результаты не-
посредственной работы с эмпирическим материалом, его первона-
чального обобщения в результате наблюдения, сравнения, подсчетов,
систематизации, выявления тенденций. В изучаемое время этот уро-
вень являлся для каждого индивидуального исследователя в значи-
тельной степени пройденной ступенью, так как к моменту его вхож-
дения в науку в ней уже имелись разнообразные понятия и представ-
ления, выработанные представителями научной мысли на основе
изучения эмпирического материала или взятые ими из современной
им действительности и применённые к познанию прошлого — «мо-
нархия», «царь», «купец», «торговля», «развитие», «процесс» и пр.
Эта деятельность представляет собой начальную ступень в процессе
как донаучного так и научного познания, так как в основе познава-
тельного^процесса здесь лежит обыденное
ния древних и средневековых историков нос
307
20*
вания — описания событий на уровне восприятия современника
очевидца. В научном познании появляются понятия и семейства по'
нятий высокого уровня обобщения «цивилизация», «социально-
экономическая формация», «политический строй», «социальные от-
ношения», (семейство:) «ступень развития формации», «стадия внут-
ри формации». Иными словами, на этом уровне историк оперирует
понятиями большого объёма (по классу обобщаемых в понятии
предметов), а потому эти понятия не могут быть созданы на основе
обыденного сознания (жизненного опыта одного человека), в данном
случае необходим опыт и кругозор не одного поколения. Пожалуй,
такие понятия могут быть названы категориями — фундаменталь-
ными понятиями науки, определяющими её облик в целом или облик
того или иного направления внутри неё. Понятийно-категориальная
структура мышления обусловливает деятельность исследователя, так
как любое историческое понятие это и результат познавательной
деятельности и её средство одновременно.
Следующий, второй, уровень осмысления социальной действи-
тельности реализуется в том случае, если историк оперирует не эм-
пирическими фактами, а выработанными на предыдущем уровне
обобщения понятиями и представлениями. Они играют роль «кирпи-
чей» при построении особой познавательной системы — концепции.
Именно в системе категорий и понятий, отражающих реальные свой-
ства объекта, и строится всякая научная теория. С помощью понятий
на основе обнаруженных тенденций историк создает теоретическую
схему процесса или явления, например, — сложения Российского
государства из отдельных самостоятельных княжеств, освоения Си-
бири в XVI—XVII вв. Вершиной деятельности на этом уровне являет-
ся построение концепции истории страны в целом.
Третий уровень осмысления исторического материала даёт уже
не исторические, а социологические, философские модели развития
общества, основные законы его функционирования. Результат обоб-
щения истории на этом уровне имеет все признаки теории, общие в
любой области знания1.
1 См.: Иванов Г.М., Коршунов AM, Петров Ю.В. Методологические проблемы об-
щественного познания. С.250, 251; Петров Ю.В. Практика и историческая наука.
Проблема субъекта и объекта в исторической науке. Томск, 1981 С 384
308
Итак, концепция это теория среднего уровня, в которой истопи
чески-конкретное сочетается с абстрактно-логическим.
способна выразить содержательно-специфическое в исгори™отдЛь
„ого народа, раскрыть сущность того или иного конкретного XZ
ческого процесса. В этом и состоит главное назначение научной кон-
цепции. Развитие исторической науки движется от накопляя эмпи-
рического материала, реконструкции картины прошлого на основе
его критического осмысления к обобщению этого материала (кон-
цепции) в понятиях и к уяснению связей между понятиями. Как пра-
вило, действующее не без исключений, наука развивается от одной
концепции к другой, более глубокой, шире охватывающей разные
стороны исторического процесса.
Концепция обладает определённой более или менее богатой и
сложной структурой. Иными словами, концепция определённого ис-
торического явления (процесса) разрешает вопросы, которые можно
сгруппировать следующим образом:
1. Определение сущности данного явления (характеристика
внутренних связей, структуры).
2. Выяснение источников (движущих сил) и условий развития;
3. Разработка периодизации этого развития.
4. Определение общих и особых черт изучаемого явления и од-
нородных явлений.
5. Определение взаимосвязей этого явления в системе других
синхронных и (или) диахронных явлений (взаимоотношения, взаи-
модействие, последствия или историческое значение).
Ответы на перечисленные вопросы выстраиваются в ряд выска-
зываний, суждений, тезисов. Они являются элементами концепции,
составляют её структуру. Безусловно, приведённый перечень эле-
ментов концепции не является единственно возможным. Вполне до-
пустимы и другие, более детальные списки. В данном
представить читателю структуру концепции’ “^SScrr. так как из
ние анализа работы советских историков в 193 Кюоме того
структуры концепции проистекает методика « и п03вшмет
выявление вышеперечисленных исторяюв и сравнивать
анализировать концептуальные построен делается в
между собой с большей эффективностью, чем это порой
309
современной литературе. Так, А.Н.Ерыгин проводил сравнение кон-
цепций (исторических теорий, по терминологии автора) по следую-
щим линиям: 1) периодизация русского исторического процесса,
2) содержание периодизации в свете основных социологических по-
нятий, использованных при её построении, 3) назначение и смысл
данной периодизации с точки зрения социально-практического при-
менения исторической теории'. Сравнивая предложенную выше
структуру концепции со схемой А.Н.Ерыгина, нужно указать хотя бы
на то, что в его схеме выпало определение сущности исторического
процесса, которую разные авторы понимали по-своему. Кроме того
проводимая А.Н.Ерыгиным связь идей, высказанных историком, с
социально-политической практикой выводит историографический
анализ за рамки чисто историко-научного исследования и представ-
ляет итог работы учёного в виде не научной, а в первую очередь об-
щественно-политической мысли.
Итак, формулируя теорию предмета — исторической концеп-
ции, — наука получает не только возможность понять, что представ-
ляет собою этот предмет, но и средство для анализа его познания.
В основе исторической концепции, как и любой теории, лежит
главная, фундаментальная идея. Она заключает в себе понимание
сущности изучаемого процесса или явления. «Знание становится
теоретическим (концептуальным — А.Д.), когда бывает раскрыта
сущность в предмете, возникает идея, её отражающая»2. Эта идея
объединяет все компоненты концепции. Так, принятая в XVIII в.
концепция российской истории раскрывала сущность русского исто-
рического процесса как эволюцию политической формы организации
общества, как судьбу самодержавия: первоначальная монархия (IX-
XII вв.), разделение власти (XII-XV вв.), вновь возродившаяся мо-
нархия (XV-XVIII вв.). При исследовании российского историческо-
го процесса в целом, главная концептуальная идея оказывается непо-
средственно связанной с методологией историка, с теорией истории,
с пониманием основы общественного развития. В рассматриваемой
схеме российской истории основой движения общества является дея-
Ерыгин А.Н. История и диалектика (диалектика и историческое знание в России
XIX в.) Ростов/Д.,1987. С. 167.
Вахтомин Н.К. Генезис научного знания. Факт, идея, теория. М., 1973. С. 168.
310
тельность монархов, либо разделявших власть между своими на-
следниками либо «собиравших власть», возрождавших политическое
единство страны. Вторым элементом данной концепции была перио-
дизация. Этим содержание концепции и исчерпывалось, что говори-
ло об относительной бедности научной мысли, об ограниченном ко-
личестве аспектов (слоёв, сфер) общественной жизни, попавших в
поле зрения историка.
В концепции, разработанной В.О.Ключевским в иную эпоху, на
другом уровне развития науки, ярко выступает более широкий под-
ход ученого к объекту исследования. Его основной идеей была идея
о том, что «история России есть история страны, которая колонизу-
ется»1. В этом, по мнению историка, заключалось существенное со-
держание российского исторического процесса. Раскрывая свой те-
зис, автор писал, что в процессе передвижения по территории стра-
ны, её население «становилось под действие новых условий, выте-
кавших как из физических особенностей новозанятого края, так и из
новых внешних отношений, какие завязывались на новых местах.
Эти местные особенности и отношения при каждом новом размеще-
нии народа сообщали народной жизни особое направление, особый
склад и характер»2. По мысли Ключевского, главной движущей си-
лой отечественной истории оказывается всё население страны, на-
род. Это второй элемент концепции. Третий элемент концепции
Ключевского — периоды отечественной истории — выступали как
«главные моменты колонизации»: — Днепровский, городовой, тор-
говый; — Верхневолжский, удельно-княжеский, вольноземледельче-
ский; — Московский, царско-боярский, военноземлевладельческий;
— Всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного
хозяйства, земледельческого и фабрично-заводского.
Следующий (четвёртый) элемент концепции Ключевского
раскрытие общего и особенного в российской истории. Ученый (во
многом очень глубоко и метко) отметил «сравнительную простоту
господствующих в ней процессов» и «своеобразное сочетание дейст-
вовавших в нашей истории условий народной жизни, ней на лю
1 Ключевский В О. Сочинения в дем™ Т. 1. Куря РУееяоВ «тории. Часть I.
М., 1987. С. 50.
2 Там же.
311
даем действие тех же исторических сил и элементов общежития, что
и в других европейских обществах; но у нас эти силы действуют с
неодинаковой напряжённостью, эти элементы являются в ином на-
боре, принимают иные размеры, обнаруживают свойства, незамет-
ные в других странах. Благодаря всему этому общество получает
своеобразный состав и характер, народная жизнь усвояет особый
темп движения, попадает в необычные положения и комбинации ус-
ловий»1. В отличие от историков, работавших за сто лет до него,
Ключевский стремился отразить в своей концепции действие разных
факторов на российское общество, учесть в развитии этого общества
и экономическую сторону, и административно-политическую, и со-
циальную2.
Как видно из рассмотренного материала, главная, определяю-
щая идея концепции играет направляющую роль в формировании
других концептуальных элементов. Исходя из идеи, можно в значи-
тельной степени представить предмет в целом. Однако идея не опре-
деляет всецело содержания других элементов концепции. Между
ними существуют сложные связи, оставляющие простор для относи-
тельной независимости этих элементов. Концепция — это более или
менее открытая познавательная система. С развитием научной мысли
исследователь может обогатить концепцию новыми элементами —
обобщениями, отражающими неучтённые ранее стороны историче-
ской действительности.
Основная концептуальная идея истории страны, как правило, не
является простым отражением накопленного наукой эмпирического
материала. Чем выше уровень обобщения эмпирии, тем дальше исто-
рик отходит от источников, из которых невозможно непосредственно
1 Там же. С. 45.
2 О последней обычно не писали историографы, занимавшиеся анализом концепции
В.О.Ключевского. Между тем она в несколько скрытом виде выражена в периодиза-
ции отечественной истории и явно — в приведённом фрагменте, где Ключевский
писал о «элементах общежития», «составе общества», «народной жизни». В перио-
дизации Ключевский упоминал удельных князей, боярство и дворянство, указывая
для каждой из этих социальных групп эпоху ее наибольшего могущества. При ха-
рактеристике экономической эволюции российского общества историк отмечал со-
держание поземельных общественных отношений — военноземлевладельческое,
вольноземледельческое, крепостное.
312
вывести все концептуальные или социологические построения Тем
большую роль в работе исследователя играют так называемые внеис
точниковые знания, в которых обычно воплощается уровень оазни
тия научной мысли, социальный опыт современного историку обше'
ства1. Это опыт живущих поколений, это обобщение явлений и собы-
тий последних десятилетий.
Рассмотрим подробнее последнюю мысль. Социальный опыт
современного историку общества опыт даёт первичные постулаты
аксиомы, понятия, из которых исходит исследователь. Они помогают
ему конструировать концептуальные схемы. Так реформы Петра I,
которые с особой ясностью показали творческие возможности само-
державного государства, роль личности монарха в жизни страны,
послужили важной предпосылкой для формулирования и длительно-
го существования (от А.И.Манкиева до НМ.Карамзина) такой кон-
цепции отечественной истории, в которой судьба России была по-
ставлена в прямую зависимость от судьбы монархической власти в
ней, от деятельности монархов. Помимо историков обобщение но-
вейшего исторического опыта производят идеологи, философы, по-
литики. Таким образом, та или иная идеология или философия исто-
рии после своего оформления способны оказывать воздействие на
конструирование чисто исторических схем, они дают понятия, угол
зрения, способ осмысления истории. «Такие понятия как классы,
классовая борьба, прогресс, революция, государство, нация и т.д. от-
нюдь не являются нейтральными в социальном, идеологическом от-
ношении познавательными средствами историка или общественных
наук вообще. Более того, они не являются только научными позна-
вательными средствами, поскольку в них облекается реальная
идеологическая борьба в истории», — писал Н.И.Смоленский . Как
известно, обобщение Марксом и Энгельсом опыта европейской ис-
тории в XVIII - первой половине XIX в. породило идею классовой
борьбы как силы, пронизывающей собою весь исторический процесс,
составляющей его суть. Эта идея в советской исторической науке
Г-------------~~2 _____ чяянм в историческом исследовании
' См.: Топольский Е. О рол» »«е’*с^ч^°см"кий Н.И Политические кагего-
//Вопросы философии. 1973. №3.с» г^48-1870-Томск, 1982.
рии немецкой буржуазной историографии I
'Смоленский Н.И. Политические категории...
313
получила определяющее значение. На ней основывалось понимание
истории, и поэтому в каждой исторической эпохе советский историк
стремился отыскать воздействие классовой борьбы на все общест-
венные процессы. При таком обобщении близкого исторического
опыта всегда существует опасность преувеличить историческую роль
той или иной «движущей силы»или жизненного условия, значение
которых открылось мыслителю. Гносеологический источник иска-
жения истины кроется в том, что свою идею, сформулированную на
основе ограниченного исторического материала, мыслитель склонен
экстраполировать на всю человеческую историю. При этом, естест-
венно, рождаются концепции, которые имеют более или менее ис-
кусственный. характер, игнорируют важные стороны исторического
процесса или резко преувеличивают значение той или иной его сто-
роны. Однако, рано или поздно исследователи наталкиваются на оп-
ределенные рамки, которые ограничивают познавательные возмож-
ности избранного подхода, обнаруживают ошибку, заблуждение ис-
ториков. И это позволяет перейти к иным подходам, иным, более
плодотворным идеям. Таким образом, концепция отражает уровень
развития науки с её методологией и Источниковой базой, а также по-
литическую ситуацию, в которой она была создана.
Обобщая историографическую практику, А.Н.Ерыгин писал:
«Основная идея всякой исторической теории (например, определён-
ным образом сформулированный закон развития русской историче-
ской жизни) есть одновременно и научная, и философская, и полити-
ческая идея»1. Политическая ориентация концепции вытекает из то-
го, что, как и всякая теория, она содержит программу исследования,
прогностический элемент, вскрывает возможности эволюции иссле-
дуемого организма и таким образом сближается с идеологией, ста-
вящей определенные цели перед политиками, рисующей известные
перспективы развития страны.
Добавим к этому, что концепция служит основой для дедуктив-
ного познания исторической реальности при движении мысли от аб-
страктного к конкретному, от концепции к эмпирии. Она играет роль
парадигмы, направляющей мысль историков при исследовании ново-
Ерыгин А.Н. История и диалектика (диалектика и историческое знание в России
XIX в.). Ростов н/Д., 1987. С. 172.
314
ГО исторического материала, определяющей истолкование этого ма
териала до тех пор, пока новый материал не придёт в противоречие с
нею и не потребует смены парадигмы. н
Итак, историческая наука знает два важнейших результата в
деятельности историка, которые в реальности обычно существуют в
слитом виде. Это реконструкция и концепция. Концепция не вытека-
ет непосредственно и исключительно из содержания источников а
при своем оформлении испытывает воздействие множества факто-
ров. В силу этого она может быть представлена как форма общест-
венной мысли, охватывающей собою прошлое. В этом отношении
концепция сближается с идеологией. Особенно эта черта концепции
должна была чувствоваться в условиях советского общества, в кото-
ром идеология играла важнейшую роль, а истории был дан статус
идеологической науки.
2. Сборник «Против исторической концепции
М.Н.Покровского»
Выход в свет школьного учебника означал лишь подступ к соз-
данию концепции отечественной истории. В учебнике только наме-
тились некоторые черты такой концепции. Их нужно было ещё про-
черчивать со всё большей ясностью, детализировать, превращая на-
бросок в законченную картину. Такую работу нужно было вести на
более высоком уровне, чем тот, на котором был создан учебник для
начальной школы. Тут требовалось участие высоких специалистов.
Переосмысление отечественного прошлого и рождение новой
концепции российской истории не могло оформиться непосредст-
венно в обобщающий труд. Сперва нужно было продумать более ча-
стные темы. На первых порах возможны были работы сравнительно
малых форм — доклад, статья. Поэтому прежде чем появился первый
обобщающий труд по истории СССР были изданы статьи, детализи-
ровавшие новый взгляд на предмет изучения.
Первые работы, написанные выдающимися специалистами и
отражавшие новые воззрения, былн опубликованы в «Большой со-
н w отечественной истории в этом
ветской энциклопедии». Освещение oiw н
лтпа'шпп тот поворот, который В 1930-Х ГГ. СО-
первом издании БСЭ отразило тиши f
315
вершила историческая наука. Первые тома энциклопедии содержа^
довольно незначительное количество статей по истории, что отрази
ло характерный для 1920-х гг. невысокий статус этой науки в СССР
Все статьи были написаны в духе воззрений Покровского. Сам на-
званный историк принимал активное участие в создании энциклопе-
дии и как автор и как редактор. Содержание статей, написанных По-
кровским, совершенно ясно отображало его исторические воззрения
Например, в статье об Александре Невском, пока не привлёкшей
внимания исследователей творчества названного историка, говори-
лось: «С молодых лет (Александр — А.Д.) княжил в Новгороде и
здесь оказал ценные услуги новгородскому торговому капиталу, с
успехом ограждая его интересы в войнах со шведами, ливонцами и
литовцами».1 2 Такое освещение деятельности Александра Невского
было очень далеко от позднейшей патриотической точки зрения на
этого князя.
После кончины Покровского в 1932 г. роль главного специали-
ста и редактора статей по истории перешла к его ученице Нечкиной.
При ней произошло резкое изменение статуса исторической науки и
исторического образования в стране. Количество статей по истории в
энциклопедии резко возросло, к их написанию были широко привле-
чены историки «старой школы», в частности Бахрушин. Его перу
принадлежит важная в концептуальном отношении статья «Москов-
ское государство», которая не только охватывала историю страны с
начала XIV в. и до конца XVII, но и затрагивала более раннее время.
Статья была опубликована в 1938 г., следовательно, писалась в 1936-
1937 гг., то есть через три-четыре года после возвращения историка
из ссылки в Семипалатинске. Получив заказ на написание такой от-
ветственной статьи, Бахрушин, несомненно, очень внимательно изу-
чил то новое, что проявлялось в исторической науке в первой поло-
вине—середине 1930-х гг., и воплотил его в своей работе.
Уже в первых строках своей статьи он подчеркнул, что «цен-
трализованное феодальное государство... было, несомненно, явлени-
ем прогрессивным»3. По мысли историка, предпосылками образова-
1 Александр Невский // БСЭ. Т. 2..М., 1926. Стлб. 167-168.
2 Бахрушин С.В. Московское государство // Там же. Т. 40. Стлб. 451-474.
3 Там же. Стлб. 451.
316
ния московского государства было изживание до известной степени
экономической раздробленности (развитие торговых связей в стоане^
и борьба против внешней опасности. «Создание централизованного
государства было в интересах не только землевладельцев. Оно могло
обеспечить "путь чист немногочисленному в то время купечеству
Прекращение феодальных войн и татарских набегов было и в инте
ресах трудящихся масс, которые сильнее всего страдали от феодаль-
ных войн», — писал Бахрушин, подчёркивая не классовое, а, так ска-
зать, национальное, общесоциальное значение образования Москов-
ского государства .
Автор статьи с явным удовлетворением очерчивал территори-
альный рост Московского княжества, его укрепление и возвышение
его политического значения: «С конца 14 в. московский великий
князь возглавил борьбу за национальную независимость, объединяя в
этих целях "вся князи русские земли, сущая под властью его"», «в
конце 15 в. Московское государство было уже настолько сильно, что
могло вступить в открытую борьбу с Золотой Ордой. Русь ликвиди-
ровала феодальную раздробленность, "стала могучим массивом", по
выражению Маркса», «вместо прежних феодальных полков, выхо-
дивших под знамёнами своих сеньоров, была создана единая армия,
непосредственно зависевшая от великого князя», «централизованное,
сильное внутри Московское государство, продолжая дальнейшее со-
бирание русских земель, с середины 16 в. переходит к агрессивной
внешней политике в отношении соседних народов», «уже в середине
17 в. Московское государство выступает с чертами великой европей-
ской державы. Ни один международный вопрос в Восточной Европе
не мог быть разрешён без участия "Московии"», «реформы, прове-
дённые при Петре, укрепили российское государство дворян и куп-
цов и сделали его более независимым, сильным и самостоятель
ным»1 2. В этих фразах, рассыпанных по статье Бахрушина, явно скво
зило великодержавие, насаждавшееся в советской
ке с 1930-х гг. В этом смысле цитированная ста]'ь]^ на*‘ кого. На
ком противоречии с цитированной выше статье ШКолы» явно
ду с классовым подходом в труде историка «
1 Там же. Стлб. 455.
2 Там же. Стлб .456,457,461,474.
317
присутствовал подход национальный, что отражало идеологические
новации 1930-х гг. Работа Бахрушина была оснащена практически
всеми теми цитатами из произведений Маркса, Энгельса, Ленина
Сталина, которые впоследствии составили обязательный идеологи-
ческий набор как в исследовательских трудах, так и в учебной лите-
ратуре. В этих цитатах содержались как оценки исторических про-
цессов и явлений так и их истолкование — важные стороны концеп-
ции. Таким образом, работа Бахрушина, как и другие статьи уже бо-
лее частного содержания, способствовала становлению новой кон-
цепции отечественной истории.
Следующей важной мерой в формировании нового понимания
отечественной истории стало создание коллективного труда, в кото-
ром подвергались критике воззрения Покровского. Вместо довольно
общих замечаний в адрес Покровского, которые ранее высказали
Сталин на заседании Политбюро в 1934 г. для узкого круга лиц и Бу-
харин в печати в 1936-м, понадобилось более или менее подробное
освещение ошибок Покровского. Вместе с критикой было необходи-
мо противопоставить взглядам Покровского новые суждения и оцен-
ки — «дать решение поставленных вопросов в свете марксистско-
ленинской науки»1. Эта работа по указанию сверху была проведена
сотрудниками Института истории. В 1939 г. вышел 1-й том сборника
«Против исторической концепции М.Н.Покровского», а в 1940-м —
2-й том с несколько иным, более острым названием — «Против ан-
тимарксистской (!) концепции М.Н.Покровского». Драматизм поло-
жения для части авторов статей заключался в том, что они были уче-
никами Покровского — Сидоров, Панкратова, Нечкина. Своими ра-
ботами они должны были доказать, что они преодолели влияние на
них ошибочных воззрений своего учителя, смогли со всей большеви-
стской твердостью осудить его (и свои!) заблуждения, отказаться от
тех оценок значения научных работ Покровского, о которых ранее —
еще в первой половине 1930-х гг. говорили в печати2. Словом, они
1 Против исторической концепции М.Н.Покровского. Ч. 1. М„ 1939. С. 4.
2 «Прежде А.М.Панкрагова писала о книгах Покровского как о "законченных мар-
ксистских трудах"; теперь она, категорически отказываясь от своих прежних воззре-
ний, утверждала, что мировоззрение Покровского на протяжении всей его жизни
определялось методологией "экономического материализма"» (Соколов О.Д-
М.Н.Покровский и советская историческая наука. М., 1970. С. 19-20).
318
должны были выдержать экзамен на идейную зрелость, продемонст-
рировать, что они для власти «свои». Отсюда проистекала та гру-
бость лексики и резкость выражений, которые в статьях названных
историков режут глаз современному читателю.
Первая часть сборника открывалась статьей Панкратовой «Раз-
витие исторических взглядов Покровского». Тема была для автора не
нова, ещё в первой половине 1930-х гг. Панкратова неоднократно
выступала в печати со статьями, посвященными её учителю. В своей
новой работе она писала об «оголтелой банде врагов ленинизма»,
«вредителях, шпионах и террористах», «шпионско-вредительской
банде лжеисториков» . О ком это, в чей адрес направлены столь
сильные выражения? — О школе своего учителя. О соучениках, с
которыми вместе в течение многих лет училась, сидя на одной ска-
мье, работала в одних и тех же учреждениях... Верила ли сама Анна
Михайловна в то, о чём писала? Видимо, нет. Как уже говорилось
выше, в том же 1939 г., когда был опубликован первый том труда
против Покровского, она говорила, что не верит во врагов народа
(«В это никто не верит»!)2. Таким образом, ученики Покровского
включились в опасную игру с жёсткими правилами. В этой игре
Панкратовой приходилось в угоду власти играть роль верящей во
врагов народа, в историков-«врагов ленинизма», глубоко запрятывая
своё неверие.
С другой стороны, в сборнике участвовали так называемые
«старые специалисты». Они не любили Покровского. При жизни По-
кровского — историка-марксиста № 1 — его замечание (отрицатель-
ная рецензия) воспринималось как выговор по службе. Об этом пом-
нили. Избавление от «покровщины», с точки зрения «старых специа-
листов», было несомненным благом для науки. Быть может, в душе
гнездилось и некое мстительное удовлетворение. Покровский, хоть и
посмертно, свергнут, уничтожается память о том, кто враждовал с
ними, отказался помочь в тяжелейшую пору арестов в Плкпп1?
ожидания приговора, ссылки. А просьбы о помощи ’ письмо
с кий, как правило, оставлял их без ответа (ответил
^Панкратова Л.М. Развитие историй Ш— М.Н.Покрове«>™ » Пр— »
торической концепции М.Н.Покровского. С. 5,6.
Соловьев И.Г. Тетради красного профессора. С. 2ии.
319
Тарле отказом). Всё же тональность статей «старых специалистов»
участвовавших в создании сборника, была иной, чем у учеников По-
кровского. В данном случае им не нужно было оправдываться перед
властями, страховаться, подыгрывать. Они не разделяли воззрений
Покровского, не были его учениками, наоборот, подвергались суро-
вой критике с его стороны. Посмертная расправа с Покровским в оп-
ределённой мере означало торжество их идей.
В настоящей работе нет необходимости анализировать всё со-
держание сборника. Задача здесь другая — проследить оформление
новой концепции отечественной истории, главным образом — доре-
волюционной истории России. Именно этому периоду и была посвя-
щена большая часть статей двухтомника. Поэтому собственно кри-
тика Покровского, её приемы, степень объективности и прочее выве-
дены за рамки анализа содержания изучаемого труда.
Двухтомник с критикой Покровского начали готовить еще в
1937 г. 19 ноября Бахрушин писал в Ленинград А.И.Андрееву:
«В Институте сейчас заваливают заседаниями... Был мой доклад о
феодализме по Покровскому; его все хвалят, но критиковали жесто-
чайшим образом; как я смеясь ответил, я пострадал, потому что мой
доклад был первым и что никаких установок в смысле плана дано
предварительно не было. Впрочем некоторые замечания были спра-
ведливы. Был доклад Грекова о Киевской Руси и Покровском — ин-
тересный и содержательный, с теми же дефектами, как и мой в от-
ношении построенья»1. Таким образом, статьи сборника первона-
чально ставились в виде докладов на заседаниях в Институте исто-
рии с осени 1937 г., обсуждались и в конечном счете представляли
собой не только выражение взглядов автора, но и в какой-то мере
коллективное мнение работников того или иного сектора Института
истории.
Статьи в каждом томе сборника были расположены по темам, в
хронологическом порядке. Так они формировали у читателя новое
восприятие российской истории в её движении от древности к со-
временности. Каждый том начинался с сюжетов из истории древней
Руси. Чтобы избежать повторов и показать процесс формирования
1 Архив РАН (СПб.) Ф. 934. Оп. 5. Д. 66. Л. 17.
320
новой концепции, рассмотрим статьи не в порядке их места в той или
иной части сборника, а исходя из их содержания.
Греков в статье «Киевская Русь и проблема происхождения
русского феодализма у М.Н.Покровского» охватывал период от сло-
жения Киевской Руси до наступления эпохи политической раздроб-
ленности. Историк подчеркивал, что «по сравнению с родовым стро-
ем период существования Киевского государства был периодом
сплочения сил», писал о прогрессивности возникновения государст-
ва, которое «создало благоприятные условия для развития различных
сторон общественной жизни страны» . Так проявился политически и
идеологически важный поворот в исторической мысли к положи-
тельной оценке государства, которое ранее оценивалось только кри-
тически как орудие эксплуатации масс. Заметим, что в данной работе
пока ещё не было никакой критики норманизма. К норманизму был
равнодушен и Покровский. Такая критика станет актуальной поз-
же — в связи с использованием гитлеровской пропагандой идеи оп-
ределяющей роли варягов в создании государства у славян.
Далее Греков выдвинул важную концептуальную идею о том,
что Киевская Русь была обществом классовым. «Все имеющиеся в
нашем распоряжении материалы опровергают положение Покров-
ского о том, что Киевская Русь была бесклассовым обществом»1 2.
В соответствии с известным положением марксизма (государство —
порождение классов, классовых антагонизмов) он заявил, что «суще-
ствование князя (иными словами, — государства — А.Д.) вызвано
было борьбой классов и оправдывалось наличием этой борьбы».
Получалось, что в обществе с государственной организацией обяза-
тельно должны были существовать зрелые классовые отношения.
Исходя из указанной догмы марксизма, Греков усиленно стремился
найти признаки классовых отношений и с достаточной яркостью их
обрисовать. Поэтому он в своей работе отвёл важное место анализу
положения разных категорий зависимого населения Руси.
1 Греков Б.Д. Киевская Русь и проблема СЛОШб. *
М.Н.Покровского И Против исторических взглядов
2 Там же. С. 75.
Там же. С. 88.
21. Дубровский А. М.
321
Много внимания Греков посвятил смердам, считая их общин
никами-земледельцами, основной массой населения Руси. В его ис'
толковании смерды были и свободными и зависимыми. Смерд как
зависимый человек «может быть и княжеским, и боярским, и цер.
ковным»1. Увлечение Грекова сказывалось в том, что в Русской
Правде — основном источнике, освещающем положение низших ка-
тегорий населения Киевской Руси, — говорится только о княжеских
смердах и ничего — о боярских и церковных. Уже поэтому в суще-
ствовании последних можно было серьёзно усомниться. Историк ги-
потетически конструировал целые группы зависимых людей — смер-
дов боярских, смердов церковных, — расширял таким образом слой
зависимого населения и утверждал представление о широкой рас-
пространённости классовых отношений.
Вступавшего в зависимость закупа Греков обрисовывал как
полного паупера: «У закупа нет имущества: ни коня, ни плуга, ни
даже бороны. Это недавний крестьянин, который разорился настоль-
ко, что продолжать свое крестьянское существование уже не может и
вследствие этого вынужден идти в кабалу»2. Между тем зависимость
закупа была временной, срочной и ограничивалась, по всей видимо-
сти, одним сезоном летних полевых работ3.
Таким образом, классовый характер киевского общества был
подан Грековым в довольно сгущённом виде, степень зрелости соци-
альных отношений была резко завышена. Эта тенденция была отме-
чена и при рассмотрении истории текста учебника Шестакова: «че-
ловек власти» делал в учебнике интерполяции о «небольшой земле»
смерда и его «мелком хозяйстве». Курсивом выделены слова, вклю-
чённые Ждановым в текст. Интересно, что и Греков, описывая поло-
жение рядовича — «недавнего смерда», указывал на то, что этот за-
висимый «получал от хозяина небольшой участок земли»4. Даже в
1 Там же. С. 84,111.
2 Там же. С. 85.
3 См.: Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси. Л., 1947. С. 87-101; Черепнин Л.В.
Русь. Спорные вопросы истории феодальной земельной собственности в IX—XVbb. //
Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма. М., 1972.
С- 182-183; Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней
Руси. Л., 1983. С. 173.
Греков Б.Д. Киевская Русь и проблема происхождения русского феодализма.
322
настоящее время никто из специалистов не в силах со всей ответст-
венностью определить площадь того участка, который имел тот или
„ной земледелец Киевской Руси. Таким образом, и Жданов и Греков
черпали сведения из вненаучной области — идеологии. Направление
мысли и партийного идеолога и историка было совершенно тождест-
венным.
Еще одна тенденция прослеживается в труде Грекова. В не-
скольких случаях он подчеркнул полную общность (даже в опреде-
лённой мере — тождество) исторических путей Руси и стран Запад-
ной Европы: сослался на мысль Маркса об аналогичности империи
Карла Великого и Киевской Руси, отметил «возникновение городов в
Восточной Европе в результате того же самого (!) экономического и
политического процесса, которые протекал и в Западной Европе»1.
Исследование западноевропейских и русских городов в эпоху
раннего средневековья показало различные пути формирования го-
родских поселений и на западе и на востоке Европы, причем на запа-
де континента процесс возникновения городских центров в большей
мере был связан с античным наследием и развитием товарно-денеж-
ных отношений, разделением труда2. Для Руси наиболее характер-
ным путем был путь, напоминающий древнегреческий синойкизм -
слияние нескольких поселений, образование племенного центра3.
В Западной Европе важным фактором градообразовательного про-
цесса был приток в города беглых зависимых, которых проживание в
городе определенный срок делало свободными. В раннесредневеко-
вой Руси такой фактор не играл не только существенной, но и, как
представляется, вообще никакой роли. Таким образом, нет серьёзных
оснований вести речь о полном тождестве градообразовательных
процессов на западе и востоке Европы. Подлинная картина была
сложнее.
В ХП в. Греков усматривал «столкновение боярских интересов
с интересами растущего города и возникающую отсюда орь у» .
В сознании у читателя выстраивалась параллель с борь о городов
Там же. С. 76.
Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М.» 1956. С. 5. _ л > 34,35.
4 См.: Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-госуд^рт ДР^феодализма. С. 113.
Греков Б.Д. Киевская Русь и проблема происхожден РУ
21*
323
против сеньоров на Западе. На самом же деле, как показали впослед
ствии материалы, собранные М.Н.Тихомировым, борьба шла за го-
родские вольности по линии город—князь, а не по линии горожане-
бояре, как считал Греков1. Таким образом, уже с самого начала оте-
чественной истории её облик Греков старался моделировать под об-
лик истории западноевропейской. «Россия развивалась так же, как и
европейские страны», — заключал он2.
Излагая картину социально-экономического и политического
развития Руси, Греков чётко разделил периоды единой Киевской Ру-
си, политической раздробленности и централизованного государства.
Причины разделения Руси Греков предложил искать во внутреннем
процессе, внешним проявлением которого были княжеские усобицы.
Нерв этого процесса — «противоречивые интересы отдельных обо-
собившихся от Киева частей»3. Можно вполне согласиться с тем, что
противоречия в интересах разных земель Руси привели к её полити-
ческому дроблению. Однако, каково именно было содержание этих
интересов, Греков не показал, а потому причины дробления Руси ос-
тались нераскрытыми. Греков перечислил важнейшие, на его взгляд,
социально-экономические явления и противоречия внутри разных
частей страны: наступление вотчинников-феодалов на общинную
землю, расширение боярского землевладения (отчасти тождественно
первому), укрепление политического значения бояр, наконец, упо-
минавшееся сомнительное положение — столкновения бояр с горо-
дами4. Налицо попытка искать объяснения раздробленности в облас-
ти социально-экономических отношений, однако эта попытка всё же
не привела к доказательному освещению механизма политического
разделения страны.
В связи с рассуждениями о раздробленности на Руси Греков
высказал мысль, крепко укоренившуюся в советской науке: «Фео-
дальная раздробленность — вот основная причина поражения
(в столкновении с татарами — А.Д.) разрозненных русских и нерус-
* Тихомиров М.Н. Древнерусские города С. 185. Хота Тихомиров и писал порой о борь-
бе горожан против князей и бояр, однако тот материал, который был им привлечён к
исследованию, свидетельствует больше о борьбе городов именно с князьями.
Греков Б.Д. Киевская Русь и проблема происхождения русского феодализма С. 81,108.
3 Там же. С. ПО.
4 Там же. С. 110-111.
324
ских дружин» . При этом ни Греков ни приводившие это соображе-
ние позднейшие историки не нашли примера, как то или иное объе-
динённое государство в ХШ в. выстояло благодаря своей централи-
зации, выдержало напор монголо-татар, отбило врага. За много лет
не было обнаружено никаких доводов для положительного решения
вопросов о том, — будь Русь объединена, смогла бы она уцелеть и
остановить продвижение завоевателей или — была ли раздроблен-
ность основной причиной поражения русских княжеств. Наблюдения
современных исследователей, особенно В.В.Каргалова, приводят к
иным выводам, причины поражения Руси были разнообразны и не
сводимы к её политической раздробленности:«Феодальный характер
княжеских дружин даже в случае концентрации значительных сил
снижал боевую ценность армии. Так было, например, в сражении при
реке Калке, когда русские дружины не смогли добиться успеха, не-
смотря на численное превосходство». Тот же историк обратил вни-
мание на то, что городские и сельские ополчения, которые набира-
лись в момент наибольшей опасности, во многом уступали татаро-
монгольскому войску. Не могли быть неодолимым препятствием для
монголов и укрепления русских городов («Если вспомнить, что мон-
голы успешно штурмовали крупные города Средней Азии и Китая,
насчитывавшие десятки и сотни тысяч жителей, приходится при-
знать, что исход борьбы даже для больших русских городов был в
значительной степени предрешён»2.
В свете выводов В.В.Каргалова возникает предположение, что
рассматриваемый тезис порождён в 1930-х гг. не исследованием те-
мы, а внешним для науки воздействием — культом сильного госу-
дарства в идеологии СССР и пропагандистскими потребностями на-
кануне столкновения СССР с Германией.
Во втором томе сборника, в статье СВ.Юшкова ШН»
ский о раннем периоде русского феодализма», как и врЛн>Греко-
ва, подчеркивалась зрелость /обосновал «кпас-
стве. Юшков упрекал Покровского в,том фоодамой сущно-
совый, феодальный характер власти», не •₽
- “.» в‘«ские фм«.рм РИМ* ГУ»- *—
ная Русь и кочевники. М., 1967. С. 80,81.
325
сти христианства (оправдание феодального властвования»!)’. И здесь
сказывалась уже отмеченная тенденция к завышению зрелости соци-
альных отношений на Руси. Эта тенденция не была особенностью
воззрений одного Грекова, она отражала в себе позицию и иных со-
ветских историков.
Следующая за статьей Грекова работа Бахрушина «"Феодаль-
ный порядок" в понимании М.Н.Покровского» имела скорее теоре-
тический характер. В ней в концептуальном отношении важным бы-
ло то, что автор выступил против слишком узкого подхода к истории
феодального общества на Руси, ограничившего эту историю ХЦ-
XVI вв. Бахрушин подчеркнул, что под феодализмом марксизм по-
нимает прежде всего систему социально-экономических отношений.
Кроме того Бахрушин поддержал отмеченную выше тенденцию в
исторической мысли — стремление выявить общность историческо-
го пути Руси-России и стран Западной Европы.
К.В.Базилевич посвятил свою работу теме объединения русских
земель и критике воззрений Покровского на этот процесс. В проти-
вовес Покровскому, который объединение выводил исключительно
из торговых связей, Базилевич вслед за Сталиным указал в первую
очередь на интересы обороны страны от внешнего врага — постоян-
но действовавшее условие, ускорявшее объединение. Ту же мысль
выдвигал и Бахрушин в свой статье для «Большой советской энцик-
лопедии». Этот тезис был внедрён в историческую науку не в ре-
зультате кропотливого исследования летописей и иных источников
по истории русского средневековья, а пришёл в неё извне (из работы
Сталина) и до сих пор не наполнен убедительным эмпирическим со-
держанием. В обстановке предвоенных 1930-х гг., указывая на важ-
ность объединения и усиления обороны перед лицом врага, он имел
определённое политическое значение для такой многонациональной
страны как СССР. Поэтому он уже тогда закрепился в науке2.
Юшков С.В. М.Н.Покровский о раннем периоде русского феодализма // Против
антимарксистской концепции М.Н.Покровского. М., 1940. С. 36, 38,39.
Та же мысль о значении внешней опасности для объединения русских земель была
высказана и А.Н.Насоновым во второй части сборника (Насонов А.Н. Татарское иго
на Руси в освещении М.Н.Покровского // Против антимарксистской концепции
М.Н.Покровского. С. 81).
326
говоря о внутренних предпосылках объединения Руси, Базилевич
процитировал высказывание Энгельса о процессе объединения в Запад-
ной Европе, считая что на Руси было совершенно тождественное поло-
жение. Не останавливаясь на этом сюжете, Базилевич посвятил своё
внимание реконструкции основных черт процесса объединения. Он
пришел к следующему бесспорному суждению: «Если образование рус-
ского национального государства относится ко второй половине XV в и
к началу XVI в., то корни этого исторического процесса (судя по тексту,
имелись ввиду не предпосылки, а начальные стадии — А.Д.) следует
искать в более раннем времени». Базилевич рассуждал следующим об-
разом. Московские князья постоянно стремились к захватам новых зе-
мель. В этой традиционной политике во второй четверти XIV в. (прав-
ление Ивана Калиты) стали сказываться новые элементы по сравнению
с действиями любого феодального владельца: «Московский князь ста-
новится главой того феодального союза, который носил название "вели-
кого княжества Владимирского". Во второй половине XIV в. начинается
перестройка системы отношений внутри великого княжества Влади-
мирского, связанная с усилением власти великого князя и превращени-
ем его в главу слагающегося феодального государства. Поэтому в исто-
рии Московского княжества XIV — начала XV происходила борьба
двух начал — отживающей системы феодальной раздробленности и
возникающей системы феодальной концентрации»1. Неизбежная крат-
кость изложения, определённая рамками статьи, не позволяет постичь
с исчерпывающей полнотой взгляды Базилевича. Как представляется,
он несколько упростил картину. Еще А.Е.Пресняков, сделал вывод о
том, что «основные процессы политической эволюции Великороссии
в ХШ-XV столетиях — дробление территории и власти и работа сил
и тенденций, направленных на усиление политического единства,
развивались не последовательно, а параллельно, в непрерывном бо-
рении и взаимодействии»2. Материал, приведённый Пресняковым,
свидетельствует ещё об одной важной стороне политическо исто-
1 Базилевич К.В. «Торговый капитализм» и генезис Р8®0134
МКПокровского И Против исторической^^^^дар^Очерки про истории
Пресняков А.Е. Образование Великорусского »~
XII-XV столетий. Пгд., 1918. С. 457.
327
рии русского средневековья: люди, казалось бы, «направленные ь
усиление политического единства», сами же это единство подрыв
ли, тормозили его установление. Иван Калита, приказав своим ci
новьям сохранять братское единение, разделил Московское княжес
во на уделы. «Удельное владение продолжало развиваться наперед
существенным политическим интересам Московского княжеств
постепенно расшатывая те основы его единства, какие пытали
обеспечить Иван Калита... и Симеон Иванович,» — писал Пресн
ков. В поколении детей Калиты «черты некоторого обособления
ещё незначительны. Но они будут крепнуть и выступят определённ
в дальнейшем развитии междукняжеских отношений. Во втором п
колении потомков Калиты получила дальнейшее развитие раздел
ность владений по уделам (внутри Московского княжества — A.J]
Ив... области (боевой и финансовой силы — А.Д.) отразилось ус
ление раздельности княжеского владения, которая грозила перей
от владения по уделам к обособлению отдельных вотчин. Догово]
великого князя Дмитрия с Владимиром Андреевичем наводят на л
бопытные наблюдения над борьбой за сохранение единства Моск<
ского княжения под старейшинством Дмитрия Ивановича проз
нарастающего удельно-вечевого распада, проявлениям которого
сфере между княжеских политических отношений те же догово
дают, однако, некоторую санкцию. Взятые в целом договорные <
ношения великого князя Дмитрия с князем Владимиром Андреи
чем проникнуты глубокой двойственностью»1. Таким образом, пр
ставленные наблюдения Преснякова, к сожалению, не обобщённы
заключительных выводах его работы и не обратившие на себя дог
ного внимания исследователей, говорят о том, что на протяжен
большой исторической полосы — от смерти Ивана Калиты чуть
не до кончины Дмитрия Донского сохранялась тенденция к ослаб
нию единства и в конечном счете к распаду Московского княжест
и тенденцию эту порождали действия самих московских князей, 1
чиная с Ивана Калиты. Пресняков сделал ещё одно важное заме1
ние. «Борьба московских князей за власть в Московском княже
1 Там же. С. 171,172,177,184.
328
ве- не самостоятельное явление, а один из моментов их борьбы за
великокняжескую власть над всей Великороссией»'. То есть вывод о
сложении новой системы междукняжеских отношений должен бази-
роваться и на фактах внутримосковской жизни. В свете этого разум-
ного замечания Преснякова слова Базилевича о «перестройке систе-
мы отношений внутри великого княжества Владимирского» уже во
второй половине XIV в. вызывают к ним сдержанное отношение.
Думается, что Базилевич несколько переоценивал степень развития
объединительных процессов.
Сохранение остатков политической раздробленности в рамках
Российского государства заставило Базилевича включить в свою ра-
боту материал и о России в XVI в. Историю страны в это столетие он
рассматривал в рамках концепции противостояния, компромиссов и
борьбы между дворянством и боярством. Особое внимание он уде-
лил деятельности Избранной Рады и опричной политике Ивана Гроз-
ного. По его мнению, в период существования Рады был заключен
компромисс между дворянством и боярством: «Боярство стало на
путь компромисса, потому что для него не оставалось другого выхо-
да из создавшегося положения. Ценою уступок "Избранная рада"
стремилась сохранить для боярства основу его социального могуще-
ства и политического значения — крупные земельные владения и
весь политический режим, сложившийся в старых княжеских и бояр-
ских вотчинах, где московский боярин — потомок ярославских или
нижегородских князей — имел своих вассалов, свое феодальное вой-
ско и чувствовал себя почти независимым "государем"»2. Опричнина
преподносилась Базилевичем как «чрезвычайные меры, которые по-
служили началом к окончательному сокрушению... консервативной
оппозиции боярства»3 4. Царя Ивана историк характеризовал как «од-
ного из самых талантливых и образованных представителей своего
класса и теории самодержавной власти» . Так своей статьей Базиле-
вич закрепил тенденцию изучения истории России в XVI в. в свете
социально-политической борьбы, что уже само по себе выглядело
2 Блевот КБ. «Торговый капитализм» и генезис московского самодержавия...
С. 152.
3Там же. С. 153.
4 Там же. С. 154.
329
похожим на марксистский подход к истории. А правитель России
Иван был представлен вождём в большом и прогрессивном деле —
завершении ликвидации пережитков феодальной раздробленности.
Его опричная политика, по словам Базилевича, «на всей территории
страны насаждала однообразный порядок и ещё больше укрепляла
самодержавную власть» .
В статье «Польская интервенция начала XVII в. в оценке
М.Н.Покровского» А.А.Савич обращал внимание на недооценку со
стороны историков и, в частности, Покровского роли польского пра-
вительства в событиях Смуты в России. И первый и второй Лже-
дмитрий теперь определялись как ставленники Польши . Этот исто-
риографический поворот — развенчание самозванцев, превращение
их из вождей народного движения (каковыми они были в освещении
Покровского) во вражеских агентов, а также обличительное освеще-
ние деятельности польского правительства — имел непосредствен-
ную связь с ситуацией на западных границах СССР. С Польшей у
Советского Союза со времен революции и гражданской войны сло-
жились неблагополучные отношения. Кроме того, в 1934 г. Польша
заключила договор о ненападении с фашистской Германией, что, как
уже говорилось выше, превращало Польшу в коридор для развёрты-
вания интервенции на территории СССР. Перспектива войны с
Польшей была в глазах советского правительства вполне реальной.
Отсюда — пропаганда представления об исконной враждебности
правящей верхушки Польши по отношению к России.
На самом деле в XVII в. официальная Польша (сейм) отказалась
поддержать Лжедмитрия I. Польская часть его войска составляла ещё
в начале движения численное меньшинство. «Не без основания...
говорили в 1608 г. польские послы в Москве, что вторжение Само-
званца в Московское государство не было похоже на серьёзное на-
шествие: вёл Самозванец только малую горсть ("жменю") людей и
начал свой поход всего на одном только пункте границы... — писал
в своё время С.Ф.Платонов. — Общее число поляков в войсках Са-
1 Там же. С. 155.
«Польская щляхта действительно создала военную базу для второго самозванца
точно так же, как несколько лет перед этим та же польская шляхта обеспечила успех
Лжедалитрию I» (Савич А.А. Польская интервенция начала XVII в. в оценке
М.Н.Покровского // Против исторической концепции М.Н.Покровского. С. 179).
330
мозванца оставалось ничтожным. Это видно, между прочим, из того
что по вступлении Самозванца на Москву все польские роты, ему
служившие, были помещены в одном Посольском дворе»1. Так об-
стояло дело с участием Польши. О политической и социально-психо-
логической роли Лжедмитрия I во время его похода на Москву Пла-
тонов писал: «Не военные силы и не личная доблесть Самозванца
доставили ему победу. Настроение московского люда в Северской
Украйне и вообще на московском юге как нельзя более благоприят-
ствовало вторжению претендента, и ему это было очень хорошо из-
вестно»2. Уже в самом начале поход Лжедмитрия на Москву сопро-
вождался восстаниями в городах против местных властей и кресть-
янскими волнениями; вбирая в свои состав боеспособных участников
этих волнений, войско самозванца превратилось в значительной мере
в армию антиправительственно настроенного населения. В этом вой-
ске были и служилые люди, настроенные против Годуновых, не
имевшие никакого отношения к социально угнетенному люду. Таким
образом, движение Лжедмитрия I было сложным по социальному
составу и целям. Акцентируя ту или иную его сторону, можно было
представлять его либо в виде народного волнения, либо как интер-
венцию. Последний вариант оказался политически актуальным в
конце 1930-х гг.
Во второй части сборника уже другой исследователь —
В.И.Пичета — ещё раз повернул внимание читателей к освещению
Смуты у Покровского и заодно у «врага народа» СТ.Томсинского.
Быть может это возвращение к уже, казалось бы, уяснённой теме бы-
ло не случайным. Усиливая то, что писал в первой части Савич, Пи-
чета подчёркивал: «Нельзя отводить второстепенное место польско-
литовскому правительству в вопросе о походе Лжедмитрия I на Мо-
скву. Польско-литовское правительство было основной движущей
силой похода Самозванца»3. Итак, в сборнике была заложена важная
1 Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском время. м
Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смупюе время, м.,
1995. С. 164.
п“ ™ В.и. Кровав война » б^йв в ~
XVII в. // Против антимарксистской концепции М.н.цокрод^
331
традиция в понимании событий начала XVII в. — в оценке движений
обоих Лжедмитриев как актов польской интервенции в Россию.
Нечкина в своей статье утверждала оценку волнений под пред-
водительством Разина и Пугачёва как крестьянских войн в противо-
вес взгляду Покровского на эти явления как на незавершённые рево-
люции1. В её работе закреплялся тезис о «невозможности победы
массового движения, лишённого пролетарского руководства» при-
менительно к указанным волнениям XVII-XVIII вв. Так, следуя ма-
териалу школьного учебника и директивного документа 1937 г.,
Нечкина утверждала в науке определённые ранги, уровни классовой
борьбы. В её статье подразумевалось два таких ранга — несозна-
тельная, стихийная крестьянская борьба, которая не может победить
без руководства рабочих, и высшая форма классовой борьбы — про-
летарская, приводящая к окончательной победе трудящихся в ре-
зультате социалистической революции.
В статье Б.Б.Кафенгауза «Реформы Петра I в оценке М.Н.Пок-
ровского» утверждался культ Петра I и вместе с ним культ сильного
государства. Главное значение реформ автор увидел в росте про-
мышленности и развитии системы управления. У Покровского же, по
словам Кафенгауза, Пётр был охарактеризован совершенно ошибоч-
но: «Неверно изображена личность Петра лишь как грубая и прими-
тивная, игнорируется марксистско-ленинское учение о роли выдаю-
щихся личностей в истории»2.
В.И.Пичета выбрал темой своей работы историю войны 1812 г.3
В его статье получили высокую оценку российские полководцы,
кроме М.Б.Барклая де Толли, который был обречён на долгое забве-
ние в советской историографии. Кутузов же был поставлен «в ряд
величайших полководцев мира»4. Неопределённый исход Бородин-
1 Нечкина М.В. Восстания Разина и Пугачёва в концепции М.Н.Покровского И Про-
тив исторической концепции М.Н.Покровского. С. 244-275.
Кафенгауз Б.Б. Реформы Петра I в оценке Покровского // Против антимарксист-
ской концепции М.Н.Покровского. С. 175.
3 Пичета В.И. М.Н.Покровский о войне 1812 года// Против исторической концепции
М.Н.Покровского. С. 276-302.
См.: Тотфалушин В.П. М.Б.Барклай де Толли в Отечественной войне 1812 года
(Советская историография темы) // Историографический сборник. Межвуз. науч. сб.
332
ской битвы автор оценил как победу русской армии. «Важнейшим
фактором победы» над врагом, «фактом большого политического
значения» Пичета счел «народную войну», то есть партизанское
движение, и началась эта война «с самого начала вторжения» напо-
леоновских войск в Россию . На самом деле картина событий была
более сложной. Во время войны в выступлениях народных масс со-
четались два переплетающихся между собой движения — социаль-
ное (борьба крестьян против помещиков) и патриотическое2. Парти-
занская борьба не имела того значения, которое ей отводилось в со-
ветской историографии.
Статья Пичеты содержала в себе чуть ли не все историографи-
ческие штампы, которые впоследствии многие годы использовала
советская историческая наука. Эти штампы — готовые решения ряда
проблем истории Отечественной войны 1812 г. — несли на себе пе-
чать патриотизма, в чём-то помогающего приблизиться к историче-
ской истине, уходя от оценок Покровского, а в чём-то и отдаляющего
от неё, поскольку этот патриотизм имел особый характер — непро-
свещённый, но поощрявшийся властью. Главное же заключается в
том, что историк поддержал патриотический характер формировав-
шейся концепции отечественной истории. Интересно, что автор со-
вершенно верно почувствовал актуальность своей темы, социальный
заказ на неё. Статья историка-патриота завершалась такими словами:
«Народы Советского Союза хорошо помнят своё героическое про-
шлое, свою борьбу с интервентами и угнетателями. В случае нападе-
ния фашистских варваров на СССР трудящиеся нашей страны вста-
нут как один человек для защиты своего социалистического отечест-
ва, своей свободы и независимости»3.
Тот же патриотический характер подхода к изучению истории
проповедовался в статье Нечкиной о декабристах . Она мобилизова-
вши. 8(11). Проблемы истории в трудах классиков марксизма-ленинизма. Саратов,
1984. С. 100-122.
1 Пичета В.И. М.Н.Покровский о войне 1812 года.
2 См.: Абалихин Б.С., Дунаевский В.А. Новое в
С. 283,287,299.
изучении истории Отечественной
войны 1812 года. М., 1983. С. 54-55.
^ичетоВ.И.М.Н.По^^ // ПрОТив
4 Нечкина М.В. Восстание декабристов в
исторической концепции М.Н.Покровского. С. 303-
333
ла ряд высказываний Ленина о декабристах, в которых содержадос
признание большого политического и исторического значения вы
ступления дворянских революционеров. «Центр тяжести историче-
ского значения декабристов, по Ленину, лежит в их борьбе против
крепостничества и самодержавия», — писала Нечкина1. Таким обра-
зом, в противовес критическому отношению Покровского к декабри-
стам Нечкина выдвигала их движение как предмет гордости: «Ленин
считает, что мы должны гордиться декабристами. Он связывает эту
гордость с национальным сознанием, с революционным патриотиз-
мом, с чувством родины»2.
Статья Дружинина, посвящённая разложению феодальных про-
изводственных отношений, утверждала мысль о протяжённости пе-
риода феодализма до середины XIX в., отрицая выдвинутую Покров-
ским эпоху торгового капитализма3. Картину распада отживавших
порядков Дружинин реконструировал на материале первой половины
столетия, определяя таким образом место этой полосы в отечествен-
ном прошлом и обосновывая новую периодизацию отечественной
истории. Историк наметил две линии развития в ходе разложения
феодально-крепостнических отношений: рост буржуазных явлений в
экономике и подъём классовой борьбы крестьян против крепостниче-
ства и отвёл преувеличенное Покровским влияние внешних обстоя-
тельств — экономических и политических — на внутреннее положе-
ние России. В статье Дружинина была резко выпячена классовая
борьба как «основное существо нарастающего социального кризиса»4.
То же преувеличение содержалось и в статье Е.Мороховца5. Этот ис-
ториографический штамп прочно внедрился в советскую науку.
Таким образом, двухтомник статей, направленных против воз-
зрений Покровского, сыграл важную роль в становлении новой кон-
цепции отечественной истории. Была уточнена периодизация исто-
рии русского средневековья — от IX до XIX в., установлены хроно-
1 Там же. С. 335.
2 Там же. С. 336.
3 Дружинин Н.М. Разложение феодально-крепостнической системы в изображения
М.Н.Покровского // Против исторической концепции М.Н.Покровского. С. 337—386.
4 Там же. С. 384.
5 Мороховец Е. Крестьянская реформа в освещении М.Н.Покровского // Против ис-
торической концепции М.Н.Покровского. С. 387-426.
334
логические рамки периода феодализма. В сборнике был продемонст-
рирован общий подход к отечественной истории — единая в прин-
ципиальных чертах модель русского и западноевропейского истори-
ческих процессов (Россия развивается по тем же законам, проходит
те же исторические этапы, что и страны Запада, но с запозданием),
героизация военачальников, вождей восстаний и революционеров,’
применение критерия прогрессивности к возникновению и развитию
(укреплению и централизации) государства, ранжирование форм
классовой борьбы по отношению к высшей форме — борьбе проле-
тарской. Кроме того, были более или менее детально даны концеп-
ции отдельных событий И процессов В истории страны. Благодаря
сборнику сложились определённые традиции — историографические
штампы, порождённые не исследованием источников, а изучением и
использованием высказываний основоположников марксизма-
ленинизма.
3. Концепция отечественной истории
В 1939 и 1940 гг. были опубликованы первый и второй тома
учебника по истории СССР для исторических факультетов высших
учебных заведений. Работа над ними в Институте истории пошла с
начала 1938 г. «На очереди учебник для вузов», — писал Бахрушин
Андрееву 22 февраля 1938 г.1
Это известие точно свидетельствует о времени начала работы.
Через год, в феврале 1939-го, работа завершалась, и трудовое напря-
жение авторов и редакторов достигло высокого накала. «Я сидел по
ночам до 4-х и 5 часов утра, так как надо было приводить в христи-
анский вид разделы Грекова и Рубинштейна, не говоря о прочем,
писал тому же адресату Бахрушин. — Накануне сдачи учебника в
Соцэкгиз (Социально-экономическое государственное издательст-
во — А.Д.) мы с Шунковым чуть не по полсуток сидели в Институте,
мало-мальски приводя в порядок всю згу кучу
листов). В сущности черновую редакционную р У Р
7 »2 Судя по этим свидетельствам Бах-
лать всю мне. 2/П — сдали...» . ^уд* **«
1 См.: Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С
2 Там же.
335
рушина, работа над учебником у авторов первого тома шла в теме
года — с февраля 1938 по февраль 1939 г. Таким образом, работа и 6
статьями в сборник, направленный против исторических воззрен^
Покровского (сдан в набор 23 мая 1938 г.), чуть опережала труд п*
созданию учебника. От написания статей в сборник авторы непо-
средственно перешли к составлению учебника.
Основными авторами первого тома (с древнейших времен д0
конца XVIII в.) были Базилевич, Бахрушин, Греков, Готье
В.И.Лебедев, Пичета, Рубинштейн. В начале тома Лебедев попытал-
ся дать некий общий взгляд, что-то вроде концепции истории страны,
однако кроме перечисления важнейших явлений и событий в истории
России у него ничего не получилось1 2. Это был тревожный сигнал, сви-
детельствовавший об отсутствии концептуального подхода к предмету
у одного из редакторов книги. Поэтому о сконструированной автора-
ми концепции отечественной истории приходится судить по тексту их
произведения, а не по предварительному заявлению Лебедева.
Некоторые теоретические подходы историков к истолкованию
отечественной истории охарактеризованы Ю.В.Красновой в труде,
посвящённом школьному учебнику для старших классов, написан-
ному коллективом авторов под руководством Панкратовой. В его
создании приняли участие те, кто позже работал над учебником для
исторических факультетов. Поэтому прежде чем анализировать кон-
цепцию отечественной истории, созданную в 1930-е гг., рассмотрим
то, что удалось в этой концепции выявить Ю.В.Красновой.
Она очень верно подметила, что в изложении авторов учебника
«история России развивается по тем же законам, следует тем же за-
кономерностям, проходит те же этапы развития, что и история За-
падной Европы, но с определённым запозданием. Основной детер-
минантой общественного развития служит экономическое развитие,
в связи с чем проблемам социально-экономического развития авторы
учебника уделяют значительное место»2. Вместе с тем автор статьи
отмечает и определённую (добавим — не случайную) непоследова-
тельность создателей учебника: «История государства занимает в
1 История СССР. Т. 1. С древнейших времён до конца XVIII в. М., 1939. С. 8.
2 Краснова Ю.В. Учебник по истории СССР // Историк и время. 20-50-е годы XX
века. А.М.Панкратова. М., 2000. С. 142.
336
учебнике особое место. Именно с рассмотрения государственного
строя начинается каждый раздел учебника. В раскрытии истории
русского государства важное место занимают два основных сюжета-
поступательное развитие, смена основных периодов и классовый ха-
рактер государства. Именно с точки зрения соответствия политики
того или иного правителя объективным задачам исторического раз-
вития и её классовой наполненности, происходит оценка содержания
определённого периода русской истории. Критерий соответствия по-
требностям исторического развития, оценка с точки зрения прогрес-
сивности или реакционности преобладает при рассмотрении событий
до царствования Ивана IV, классовый становится основным в оценке
событий, начиная с истории XVII в. Характеристики личностей мос-
ковских князей отличаются положительной окраской. Даже "нераз-
борчивость в средствах" в процессе объединения земель Ивана Кали-
ты и "жестокая политика" Ивана Ш оцениваются как оправданные. и
необходимые для создания сильного централизованного государства.
Начиная с изложения событий XVII в. авторы учебника всё большее
внимание уделяют сюжетам классовой борьбы. По мере приближе-
ния к истории XX в. проблемы экономического развития, эволюцио-
нировавшие отношения крепостничества, усиление эксплуатации
крестьянства со стороны слоя феодалов и, как реакция на усиление
крепостного гнёта, рост классовой борьбы, увеличение числа кресть-
янских восстаний становятся превалирующими сюжетами» . Иными
словами, Краснова верно заметила (хотя в общем виде и не сформу-
лировала) сочетание в концепции отечественной истории двух идео-
логических линий — национально-государственной и революцион-
но-классовой, а также отражение культа сильного централизованного
государства. В рассказе учебника об истории России до XVII в. она
подмечает и то, что «описание этого периода в определённойстепе-
ни идеализировано. Изложение событий истории страны с в.
приобретает характер, всё более подчинённый схеме, * д®^еР
минированной экономическим развитием общества» •
дарства отходит в изложении авторов на задни ’
новыми темами — экономического развития и ре
1 Там же. С. 142,143,145.
2 Там же. С. 147.
22. Дубройсшй А М.
337
жения. «Подобная смена акцентов в отношении истории России раз
ных периодов легко объяснима и понятна, — писала Краснова -2
История XIX в. укладывалась в схему вызревания предпосылок со-
циалистической революции, была достаточно подробно освещена в
трудах В.И.Ленина и, как следствие, должна была преподноситься
именно с этих концептуальных позиций»1. Краснова отметила и то
что в учебнике ярко выражена «идея превосходства русского народа
и русской культуры над народами и культурами, окружающими Рос-
сию... Влияние русского государства на развитие этих регионов и их
народов оценивается как несомненно цивилизаторское, приобщаю-
щее — особенно отсталые народы Сибири и Поволжья — к более
развитой культуре русского народа»2.
Итак, в статье Красновой были совершенно справедливо заме-
чены некоторые важные черты той концепции отечественной исто-
рии, которая была создана учёными в 1930-х гг. Правда, Краснова не
связала эти черты с новой формой идеологии большевизма и полити-
ческой ситуацией, которая сложилась в 1930-х гг.
В настоящей работе эта же концепция, только представленная в
более зрелом и разработанном виде в учебнике для высших учебных
заведений, подвергается анализу с точки зрения элементов концеп-
ции как теоретико-познавательной схемы, освещённых во введении к
работе. Этот анализ создаёт новые возможности, он способен вы-
явить такие стороны изучаемого явления, которые остаются «за ка-
дром» при обычном, традиционном его рассмотрении. При этом
снижается доля описательности, пересказа научного произведения и
нарастает доля анализа построений его автора.
Первый элемент концепции — понимание сущности изучае-
мого объекта.
Научная область, которой был посвящен учебник, в 1930-е гг.
получила название «история СССР». Это означало, что в соответст-
вии с «Замечаниями» Сталина, Жданова, Кирова в рамки этой облас-
ти входили истории всех народов, составлявших Советский Союз.
Народы, как сохранившиеся до образования СССР, так и исчез-
нувшие ранее, на протяжении веков жили довольно изолированной
* Там же. С. 148.
2 Там же. С. 146.
338
жизнью, ДО известного времени совершенно не подозревая о сущест-
вовании друг друга. Этому способствовали огромные расстояния
отделявшие, например, Молдову и Валахию от Хивы и Бухары. Одни
из этих народов были древними с ранним развитием цивилизации
прошедшими огромный исторический путь. Другие — сравнительно
молодыми. Их соединение в один более или менее единый политиче-
ский организм — Российскую империю, затем Советский Союз_____
произошло тогда, когда они находились на разных стадиях историче-
ского развития. Одни (народы Средней Азии) после долгого значи-
тельного культурно-политического развития в древности позже ока-
зались в состоянии упадка, стагнации, некоей законсервированности.
Другие (восточные славяне, население Прибалтики, Кавказа), гораз-
до позже вступившие на путь цивилизационного развития, смогли
более или менее динамично развиваться, что было обусловлено не
только внутренними источниками, но и географической близостью к
странам Западной Европы — исторической родиной индустриально-
го общества, капитализма. Третьи (народы русского Севера, Сиби-
ри)— после долгого пребывания в первобытном состоянии дошли
до высшей стадии первобытности и как бы застыли на ней. Включе-
ние в некое единство не ликвидировало между этими народами раз-
личий экономических, социальных, ментальных, культурных, рели-
гиозных и пр., хотя отчасти сглаживало их. Таким образом, структу-
ра объекта изучения была очень сложна.
В центр внимания авторы учебника поставили исторический
путь русского народа, особенно в разделах, посвященных средневе-
ковью, новой и новейшей истории. В главах, освещавших историю
первобытности и так называемых рабовладельческих обществ, кар-
тина была иная, так как в это время русские ещё не сформировались
как народность. В более поздние эпохи именно Россия тем или иным
путем присоединяла к себе инонациональные территории, составляла
политический и культурный (для ряда народов цивилизующий)
центр складывавшегося объединения. Наконец, что имело особое
значение для «людей власти» и историков, в ХИ XX вв. Россия ста-
ла очагом революционного движения и социалистических преобра-
зований, распространявшихся из неё на остальные территории СССР.
Добавим к этой объективной основе еще и то обстоятельство, что
339
22»
история России была особенно хорошо изучена в сравнении с ист0
рией иных народов. Основные авторы учебника специализировались
именно в области русской истории. Это также способствовало наи
более подробному изложению в учебнике истории России.
Таким образом, концепция отечественной истории не могла не
быть русоцентристской, таковой она фактически и являлась в учеб,
нике, хотя авторы и не давали себе в этом отчёта. В тексте учебника
это проявлялось даже чисто внешне, в особых частях этого текста.
В отличие от освещения истории нерусских народов, главы по собст-
венно русской истории начинались с обзора литературы и источни-
ков, методологических указаний основоположников марксизма-
ленинизма.
Следующий элемент концепции — понимание источников
(движущих сил) и условий исторического движения.
В самом начале своей работы, во введении, авторы, ссылаясь на
«Краткий курс» истории ВКП(б), писали о том, что «история разви-
тия общества (то есть России, в частности — А.Д.) есть прежде всего
история развития производства, история способов производства,
сменяющих друг друга на протяжении веков»1. Таким образом, ак-
цент в историческом процессе ставился на развитие социально-
экономической сферы, на социально-экономические сдвиги в жизни
общества. Это развитие считалось ведущим процессом, определяю-
щим сущность отечественной истории. Непрерывное развитие про-
изводительных сил и классовая борьба (от «революции рабов» до
Октябрьской революции), сопровождающая смену способов произ-
водства, способствующая этой смене, — вот источник развития об-
щественной жизни. При этом важнейшей творческой силой в исто-
рии провозглашался народ — крестьяне и рабочие — те, благодаря
кому шло развитие производительных сил, кто вёл классовую борь-
бу, тем самым двигая историю.
Авторы учебника при его создании старались исходить именно
из этого понимания источников исторического развития. В каждом
разделе их книги получало освещение социально-экономическое раз-
витие страны на том или ином этапе: «Восточные славяне до образо-
вания Киевского государства. Хозяйственный и общественный
1 История СССР. Т. I. С древнейших времён до конца XVIII в. С. 4.
340
строй. Вопрос о хозяйственном и общественном строе славян в исто-
рической литературе», «Феодальное хозяйство в XTV-XV вв Хозяй
ственный строй феодального владения. Княжеское хозяйство Цеп'
ковное землевладение. Применение труда холопов. Феодальные по
винности крестьян», «Образование Казанского ханства. Хозяйствен-
ный и социальный строи Казанского ханства», «Сибирское ханство в
XV-XVI вв. Хозяйственный и общественный строй сибирских татар»
и т.д. Сюжет о хозяйственном развитии нередко начинал собою тему
(параграф) внутри той или иной главы, а в главах был помещён авто-
рами после рассмотрения важнейших политических событий изучае-
мой эпохи — объединения Руси, реформ Ивана Грозного, политиче-
ских событий первой половины XVII в. Материал о социальной
борьбе, которая определялась как классовая, был оформлен авторами
в отдельные параграфы. Таким образом подчёркивалось значение
этой борьбы для исторического процесса.
Однако факты, с которыми работали историки, «сопротивля-
лись», не укладывались в их теоретические представления. Народные
массы, главным образом земледельцы, в средние века, как это при-
знано в настоящее время, играли роль безмолвствующего большин-
ства населения страны. Их роль в это время была не сопоставима с
ролью народа в эпохи массовых политических движений, партий и
общественных организаций, выборности состава государственных
органов и пр. Отсюда проистекает ничтожность их влияния в «тра-
диционных» или «доиндустриальных» обществах на течение поли-
тических событий особенно в «нормальной», мирной обстановке.
Поэтому ведущую, определяющую роль в политической жизни таких
обществ играла политическая элита. Именно её деятельность была
важным (хотя и не единственным) источником течения событий и
процессов в жизни общества. Народные массы создавали^своей про-
изводственной деятельностью, материальной поддержкой (главным
образом налогами, натуральной и денежной рентой) определённые
возможности для военно-политической, хозяйственной и культурной
деятельности этой элиты. Поэтому-то авторы первого тома учебника
(до конца XVIII в.) в каждой главе по истории собственно России
постоянно освещали в первую очередь политические события, а по-
том уже экономическую жизнь страны. Иными словами, они отсту-
341
пали от теоретических постулатов советской науки в интересах об
ективной реконструкции исторического процесса. При этом они
давали концептуального осмысления своей позиции, сохраняя ве^
ность принципам марксистской науки в её советском варианте. Так
непросто обстояло в учебнике дело с решением вопроса об источни
ках движения исторического процесса в средневековой Руси. Что же
касается условий, в которых протекал этот процесс, то их осмысле-
ние шло по линии упрощения с отсечением того богатого наследия
которое было создано в дореволюционной науке.
Дело в том, что особенностью мышления советских историков-
марксистов был своего рода экономизм: сосредоточенность исклю-
чительно на экономике как чём-то более или менее автономном, без
должного внимания к сопутствующим ей факторам, которые её во
многом обусловливали. Между тем известно, что экономика как осо-
бая сфера человеческой деятельности возникала при воздействии
человека на природу, в процессе приспособления природных мате-
риалов и условий к потребностям и отдельного человека и общества.
Поэтому при исследовании экономики необходимо прежде всего по-
нять особенности природы как объекта приложения хозяйственных
усилий, с одной стороны, и хозяйствующего населения с его потреб-
ностями, с другой.
Развитие российской экономики шло в специфической природ-
но-географической среде — на скудной почве, в сравнительно суро-
вом климате с затяжной зимой, на очень широкой равнине, большая
часть которой в древности была занята лесам1. Население же было
очень редким, разбросанным по равнине порой очень малыми груп-
пами, жившими в значительной степени изолированно друг от друга.
Всё это не могло не определять картины хозяйственного развития, в
частности, таких черт его как низкий уровень потребностей населе-
ния, консервация натурального хозяйства, примитивность техники,
склонность к экстенсивному пути движения экономики, незначи-
тельность разделения труда и экономических связей, слабость города
как экономического центра.
1 См.: Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического
процесса. М., 1998.
342
На многие из этих условий развития России давно обратила
внимание дореволюционная историческая наука. Уже С М Солов
в «Истории России с древнейших времен», первый том которой вы
шел в 1851 г, начинал изложение предмета с части под названием
«Природа Русской государственной области и её влияние на исто
рию»1. «Очерки по истории Смуты» (1899 г.) С.Ф.Платонова начина-
лись с большой главы, содержавшей в себе обзор разных областей
России . Без такого обзора, по мысли историка, нельзя было понять
условий жизни населения, принявшего участие в Смуте, нельзя по-
нять событий этого времени. Детально рассматривал природу страны
В.О.Ключевский в «Курсе русской истории» (первое издание начало
выходить в 1904 г.). Третья и четвертая лекции «Курса» включали в
себя рассмотрение форм поверхности европейской России, климата,
геологического происхождения равнины, почвы, ботанических поя-
сов, рельефа равнины, почвенных вод и атмосферных осадков, реч-
ных бассейнов, значения почвенных и ботанических полос и речной
- 3
сети русской равнины, значения окско-волжского междуречья и пр.
Огромное значение рассмотрению природных особенностей России
придавал ученик Ключевского П.Н.Милюков, как это видно по неод-
нократно издававшимся (с 1896 г.) его «Очеркам по истории русской
культуры»2 * 4. То же самое можно сказать и о другом ученике Ключев-
ского — М.К.Любавском, создавшим уже в советское время большой
итоговый труд «Обзор истории русской колонизации с древнейших
времен и до XX века», не востребованный в своё время и опублико-
ванный лишь недавно5. Линия изучения природных условий России с
целью лучшего уяснения особенностей страны была продолжена в
литературе, созданной историками-эмигрантами. Кроме упомянутого
Милюкова, который на протяжении многих лет уже в
вершенствовал свои «Очерки», можно было бы
2 Соловьёв С.М. Сочинения в восемнадцати книгах. Кн. 1. С. 56-73.
С Платонов С.Ф. Очерки истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв.
Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. I. М.» 1987. С. 63-89.
Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры в трёх томах. Т. 1. М., 1993.
С. 66-172.
5 Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времён и до
XX века. М., 1996.
343
Е.Ф.Шмурло, который сопоставлял природу России и других
мира в своем «Курсе русской истории»1.
Страц
Разработка географического аспекта отечественной истории е
тализировалась, углублялась, пришла к сравнительному изучений
природы России с природными условиями в других странах. Оцени
вая представленную выше и пунктирно очерченную тенденцию в
российской науке, стоит обратить внимание на содержавшиеся в ней
богатство наблюдений и соображений, широту подхода и вместе с
тем въедливую детализацию. Эта тенденция нарастала с ходом дви-
жения науки. Историки пытались найти в природных условиях не
только ключ к выяснению истории хозяйства, но и других сторон
жизни российского общества.
В СССР наследие дореволюционных ученых практически было
отброшено советской наукой на многие годы. Отрицая «буржуазные
идеи», в частности «географизм», советские историки отстаивали
примитивно понятый примат экономики, её главнейшую, опреде-
ляющую роль в жизни общества, её закономерные, то есть повсюду
повторяющиеся этапы развития.
Не попавшим в поле зрения советских исследователей оказался
демографический фактор исторического процесса (осмыслен Милю-
ковым), также оказывавший большое воздействие и на экономиче-
ское и на другие стороны развития страны.
Единственным важным обстоятельством своеобразия развития
страны были признаны поражение, понесённое Русью в столкнове-
нии с татарами, и многолетнее иго, затормозившие развитие страны.
Главнейшим последствием трагического столкновения с кочевника-
ми было признано разрушение производительных сил и замедление
социально-экономического развития. Лишь при изучении реформ
Петра I историки были вынуждены обращать внимание на отсутст-
вие у России таких морских побережий, которые способствовали бы
её торговым связям с Западной Европой.
Итак, движущие силы исторического процесса авторы предста-
вили, вступая в разлад с теоретическими представлениями больше-
вистских идеологов и приближаясь к объективному рассмотрению
Шмурло Е.Ф. Курс русской истории. Возникновение и образование Русского госу-
дарства (862-1462). СПб., 1998. С. 9-49.
344
исторического процесса. Условия же развития России они были вы-
нуждены почти полностью игнорировать, существенно обедняя по-
знавательные возможности науки.
Следующим элементом концепции является периодизация ис-
тории страны.
Представленная в учебнике периодизация этой истории имела
разные уровни. Самый верхний был основан на формационном деле-
нии всемирно-исторического процесса. После картины первобытного
строя были показаны рабовладельческие общества в отдельных рай-
онах будущего СССР, затем, кратко упоминая историю других наро-
дов, авторы развернули свой рассказ об истории русского феодального
общества, потом перешли к освещению развития буржуазного обще-
ства. На этом уровне принцип периодизирования был вполне ясен, и
базировался он на определенном (двойном!) критерии — социальном
и экономическом, на господствовавшем типе способа производства.
Длительность существования феодализма заставляла историков
задуматься над более детальной, внутриформационной, периодиза-
цией. Это был второй уровень, более близкий к эмпирическому ма-
териалу. Контуры периодизации этого уровня наметились еще в
статьях сборника, направленного против взглядов Покровского.
Большие исторические периоды были обозначены в названиях трёх
отделов — «Древнейшая история народов, обитавших на территории
СССР» (от первобытности до Киевской Руси включительно), «Пери-
од феодальной раздробленности», «Феодальное абсолютистское го-
сударство». Первый отдел освещал и историю первобытных обществ
и становление феодальных отношений. Включение Киевской Руси в
первый большой период отечественной истории говорило о том, что
её авторы преподносили читателям как общество, переходное от
первобытности к феодализму.
Авторы учебника фиксировали отдельные исторические п°ло"
сы: история Киевского государства до середины XI в., периодфео-
дальной раздробленности, эпоха монгольского владычества (
XV вв.), начало объединения Северо-Восточной Руси, о разование
Русского государства при Иване Ш, начало превращения его в мно-
гонациональное, крестьянская война и пол „освящалась гла-
ция и пр. Каждой из таких хронологических
345
мар-
ва, которая начиналась с методологических указаний классиков
ксизма-ленинизма и историографии темы.
Один из авторов сборника Греков освещал в учебнике ту Же
тему, что и в своей статье. Время образования и существования Ки-
евского государства («может быть» с VIII, «приблизительно д0
XI в.») внутри большой, формационной, периодизации он определил
так: «Общественные отношения этого периода не могут быть отне-
сены к какому-либо одному из основных типов производственных
отношений, известных человечеству. Это — переходный период от
первобытнообщинного строя к феодальному, иначе — период созре-
вания феодальных отношений, дофеодальный период»1. Так было
найдено место той исторической полосе, «дофеодальном периоду», о
котором заявили в своих «Замечаниях» Сталин, Жданов и Киров в
1934 г. Как можно понять, этот период был соединён скорее с феода-
лизмом, а не с первобытностью, так как был назван временем вызре-
вания феодальных отношений, на основе которых «протекала жизнь
"готического", по выражению Маркса, иначе "варварского" Киевско-
го государства»1 2.
Переход к феодальной раздробленности был обусловлен уста-
новлением феодальных отношений на Руси. Поэтому Греков предва-
рил соответствующую главу разъяснением общего понятия феода-
лизма и основных этапов феодальной экономики. Обосновывая на-
чальную хронологическую грань в истории феодального общества,
он писал: «Изучение феодальных отношений в нашей стране необхо-
димо начинать с момента появления крупного землевладения на базе
эксплуатации труда. Процесс этот уходит своими корнями в более
ранний период. Последнему наряду с этим известно уже и рабство».
Он подчеркнул, что в Х1-ХП вв. на Руси уже существовала «резкая
классовая дифференциация». «Следующий этап в развитии общест-
венных отношений характеризуется усилением и победой ренты
продуктами, но он относится к уже более позднему периоду феода-
лизма, эпохе политической раздробленности»3.
1 История СССР. С древнейших времен до конца XVIII в. Т. 1. М., 1939. С. 75.
2 Там же.
3 Там же. С. 108,114.
346
Позднее, в конце XV в., в правление Ивана Ш, экономический
подъём в русских землях - «усилившееся экономическое общем"
между отдельными русскими княжествами и городами» - привёл к
политическому объединению Руси и образованию «феодально мо
нархии», «Русского национального государства»1. Таким образом
изменение политической «надстройки» (политической организации)
являлось отражением эволюции экономики, производительных сил
Процесс образования, оформления централизованного государства в
России растянулся на длительное время. Решающим моментом в нём
явились середина и вторая половина XVI в., время правления Ивана
Грозного: «К царствованию Ивана IV и относится оформление цен-
трализованного государства, сопровождавшееся ликвидацией пере-
житков феодальной раздробленности Восточной Европы и организа-
цией дворянской военной бюрократии»2.
Следующая значительная хронологическая грань в истории
страны — 1861 г. — разрабатывалась уже во втором томе. Ею завер-
шался последний период в истории феодальной России, разорванный
авторами между томами, что создавало иллюзию некоей хронологи-
ческой грани между правлением Павла I и Александра I. Как уже го-
ворилось, этот никакими соображениями не обоснованный разрыв
стал привычным в советской историографии.
Представленная периодизация феодальной эпохи в отечествен-
ной истории несла в себе много традиционного. Естественно, что
уже давно, ещё в XVHI в., русские историки замечали такие грани в
периодизации истории страны как образование Киевского государст-
ва, его разделение и объединение страны. До Карамзина дожила усо-
вершенствованная им трехчленная периодизация истории страны
единодержавный период, аристократический, самодержавный. Она
верно отражала эволюцию политического устройства уси, судь у
единовластия. Позже С.М.Соловьев обосновал такую важную грань в
периодизации истории страны как петровские реформы, овремен
/ияппимео. В.О.Ключевский) вос-
ники отмены крепостного права (например, плпл
приняли «великую реформу» как рубеж, открывающий новую поло-
н «великую р«йч/ Е j '„„.L сями по себе хронологические
су в истории России. Таким образом, сам
1 Там же. С. 236. См. также: С. 301,320.
2 Там же. С. 350.
347
грани, принятые советскими историками, не были чем-то соверщен
но новым. Они базировались на результатах работы предшественни-
ков, использовавших при определении исторических периодов в ис-
тории России вовсе не социально-экономические критерии. Новое
заключалось в попытке представителей советской науки обосновать
периодизацию чисто экономическими или социально-экономичес-
кими явлениями внутри одного и того же способа производства.
Здесь историки не всегда могли вполне выдержать монизм в подходе
к предмету. Первые грани — рамки «дофеодального периода» и на-
чала политической раздробленности обосновывались состоянием
феодальных производственных отношений — их становлением, за-
тем господством. Здесь критерий периодизирования был социаль-
ный, даже социально-экономический. Далее, при рассмотрении обра-
зования Российского государства, от опоры на социальные отноше-
ния пришлось переориентироваться на состояние экономики, произ-
водительных сил (рост торговых связей, об эволюции феодальных
отношений речи не было). Таковым критерием феодальные отноше-
ния снова становятся под пером исследователей, когда они, переходя
к изучению XIX в., говорили о кризисе этих отношений и ликвида-
ции крепостничества в результате государственных реформ. Если в
начале феодальной эпохи особым периодом было определено время
становления феодализма («дофеодальный период»), то в конце её
почему-то время кризиса, распада феодальных отношений как от-
дельный период представлено не было.
В названиях отделов не было заметно единого критерия при
определении исторических периодов. Во втором («Период феодаль-
ной раздробленности») и третьем (Феодальное абсолютистское госу-
дарство») авторы указывали на политический критерий — форма
политического устройства и характер власти («абсолютистское госу-
дарство»), в первом никакого определённого критерия не было ука-
зано. Таким образом, эта часть периодизации не была глубоко про-
думана авторами. Если в формационной периодизации выдержать
социально-экономический критерий удалось, то при периодизироваг
нии истории феодального общества этого не получилось, хотя авто-
ры старались все важнейшие сдвиги в политической области обосно-
вать социально-экономической или хотя бы только экономической
348
эволюцией, Единым критерии не был выдержан, „ к социально
экономическому (не всегда последовательно примененному) “X
вился критерии политический или политико-административный
Особенно явно вынужденная непоследовательность выс™„„а
при периодизировании истории России в XVI-XIX вв„ когда автолам
пришлось отдельно говорить о времени правления того или иного мо-
нарха, личность которого, сильная или слабая, но находящаяся в сердце
централизованной политической системы, многое объясняла в течении
государственных дел, в политике. Так вычленялись еще сравнительно
небольшие периоды, ориентированные на личность правителя (третий
уровень периодизации), что молчаливо выдвигало еще один критерий
деления исторического процесса на части — личностный. Таким обра-
зом, периодизация истории СССР, проведенная авторами учебника, в
реальности основывалась на разнородных критериях и многофакторном
подходе к изучению предмета, что обнаруживало тяготение к реалисти-
ческому подходу авторов к историческому материалу.
В работах основоположников марксизма операция периодизи-
рования истории внутри одной и той же формации опиралась на со-
циально-экономический критерий, не утрачивая его и не смещая ак-
цент с социально-экономического на чисто экономический. В треть-
ем томе «Капитала» К.Маркс, анализируя происхождение капитали-
стической ренты, обратился к средневековью и рассмотрению отно-
шений между крестьянином и землевладельцем. Важнейшие произ-
водственные отношения между ними выражены в ренте доходе
землевладельца, который ему доставляет труд крестьянина. Маркс
охарактеризовал три формы ренты — отработочную, ренту продук-
тами и ренту денежную. Первая форма основана на «примитивном и
неразвитом состоянии», «на неразвитости всех общественных произ-
водительных сил труда, на примитивности самого спосо а труда» .
Это такая рента, которую Маркс связывал с древностью, с ранним
периодом истории Ф^ьного обш^тши
полагает более высокий культурный ур н, пазвития его
производителя, следовательно, ^“'"‘'“^родаиами, по мысли
труда и общества вообще» . То есть р "
’ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. II. С. 356,357.
2 Там же. С. 358.
349
Маркса, характерна для следующего периода. Наконец, денежна
рента «предполагает уже более значительное развитие торговли, го*
родской промышленности, вообще товарного производства, а с ним и
денежного обращения». Это, как полагал Маркс, обязательная стадия
развития: «Сначала спорадическое, а потом всё более и более совер.
шлющееся в национальном масштабе превращение ренты продукт,
ми в денежную ренту... На востоке Европы мы можем ещё отчасти
собственными глазами наблюдать процесс этого превращения»'. Та-
ким образом, периодизация истории средневекового общества про-
ведена Марксом на основе эволюции важнейших производственных
отношений — отношений между земельным собственником (феода-
лом) и земледельцем — зависимым от него крестьянином. Просле-
живая эту эволюцию, Маркс подразумевал скрывающееся за нею и
вызывающее её развитие производительных сил («более значитель-
ное развитие торговли, городской промышленности...» и пр.), то есть
в центре его внимания находились внутренние сдвиги в способе про-
изводства, он не терял из виду обе его стороны — и производитель-
ные силы и производственные отношения.
Ещё один пример внутриформационной периодизации мы на-
ходим в работе Ф.Энгельса «Происхождение семьи, частной собст-
венности и государства». Поскольку Энгельс имел дело с процессом
становления человеческого общества и возникновения экономики, то
его периодизация основана на успехах в усовершенствовании при-
своения продуктов природы (возникновение всё новых занятий —
рыбной ловли, скотоводства и пр.) и возникновении элементов произ-
водства (орудий труда)1 2. Таким образом, критерий, употреблённый
Энгельсом при внутриформационном периодизировании, выступает
как экономический, относящийся к сфере производства и присвоения.
Можно спорить о том, насколько верна с исторической точки
зрения первая или вторая периодизация. В обоих случаях важен под-
ход последовательный, цельный, монистический. Периодизация
истории СССР лишь в самом верхнем (формационном) уровне сов-
падала с тем образцом, который давали основоположники марксиз-
ма. Работа с эмпирическим материалом показала историкам, что вер-
1 Там же. С. 361.
2 Там же. Т. 21. С. 23-178.
350
ное и полное отражение существенных сторон исторического про-
цесса возможно только при учете ряда факторов, группы черт этого
процесса. Это и было воплощено в учебнике, вольно или невольно
возвращая науку к её дореволюционным традициям.
Далее важным элементом концепции является решение во-
проса об общем и особенном в истории изучаемой страны.
Признание советскими историками преобладающего значения
общих, а не особенных черт в развитии отечественной истории про-
истекало из той теории общественного развития, которой они руко-
водствовались. Центральным понятием этой теории, которая была
создана в СССР в 1930-х гг. и определена как марксистская, было
понятие «способ производства». Типы этих способов производст-
ва — производительных сил и соответствующих им производствен-
ных отношений — были для всех стран одинаковы, однотипны и со-
вершенно тождественны: первобытнообщинный, рабовладельческий,
феодальный, капиталистический, коммунистический. Уже отсюда
проистекали общность, некое единообразие в истории разных стран
и подчинённое значение особенностей исторического пути той или
иной страны.
Авторы учебника по истории СССР, как правило, предваряли
каждый его раздел методологическими указаниями классиков мар-
ксизма, в которых речь шла об общих чертах того или иного истори-
ческого процесса. Это должно было подчеркнуть закономерность
происходившего в отечественном прошлом и тождество основных
законов общественного развития. Порой речь шла и об особенностях
России.
Рассказывая о том или ином русском общественном институте,
авторы подчёркивали его тождество с соответствующим институтом
на западе европейского континента. Так было при характеристике
понятия «община»1. Её авторы порой называли на западноевропей-
ский лад — марка, — подчёркивая однотипность русских (восточно-
славянских) и западноевропейских институтов. Киевское государст-
' История СССР. Т. 1. С древнейших времён... С. 87. «Маркс
никакого различия между русской общиной и германскойдо^алейших
ской общине — Ред.) — писал он Энгельсу в 1868 г., /Исгооия СССР с
деталей, тождественно с первобытной германской общи
древнейших времён... С. 86).
351
во, по словам авторов, было «подобно империи Карла Великого
Западе»'. И в этом признании подобия опять-таки выступала общ
ность исторического развития. Условное землевладение — «жалова-
ние» (позднее — поместье) — авторы отождествляли с западноевро.
пейским бенефицием, вотчину — с сеньорией. Бояр великого князя и
других землевладельцев они называли на западноевропейский лад
вассалами. О связях, которые складывались внутри военного сосло-
вия авторы писали так: «В характере этих отношений мы находим те
же явления вассалитета, какие существовали и в средневековой Ев-
ропе. Подобно европейскому феодалу русский землевладелец стано-
вился под покровительство более крупного сеньора — князя или боя-
рина»* 2. Таким образом, социальные, особенно социально-экономи-
ческие явления, общественные институты историки осмысливали,
безоговорочно ставя их в параллель с соответствующими
западноевропейскими.
Тот же подход заметен и при рассмотрении исторических про-
цессов. Так объединение русских земель автор соответствующего
раздела Базилевич осмысливал, исходя из соображений, высказанных
Марксом и особенно Энгельсом о ходе объединительных процессов
в Западной Европе. Сопоставляя отечественную историю с западно-
европейской, советский историк пришёл к следующим выводам:
«В период образования западноевропейских феодальных королевств
экономическое развитие этих стран было выше экономического раз-
вития тех русских земель, из которых складывалось Русское государ-
ство. В русских землях ещё не было таких крупных и богатых горо-
дов, которые подобно западноевропейским городам могли бы проти-
вопоставить феодалам хорошо вооружённое городское войско. Эко-
номические связи между отдельными русскими городами в XV в.,
особенно в первой половине этого столетия, были значительно сла-
бее, чем в городах Франции и Англии. В северо-восточных землях
ещё не созрели полностью все необходимые экономические условия
для прочного политического объединения страны. Процесс объеди-
нения русских земель вокруг Москвы был, однако, ускорен борьбой с
внешней опасностью и в особенности борьбой за освобождение
* Там же. С. 106.
2 Там же. С. 207.
352
страны от власти Золотой орды»'. По мнению Базилевича, отличи»
Руси от стран Западной Европы были главным образом колич”
нь,е. а не качественные. Важнейшей предпосылкой поли™»™
объединения европейских стран (главным образом - Фпаи„ии ° °
как Англия не знала ярко выраженного периода политической’pZ
дробленное™) было одно условие - развитие рыночных связей Оно
имелось, хотя и в ослабленном виде на Руси. «Само образование
Русского государства было подготовлено развитей экономического
общения между отдельными городами и землями на основе товарно-
го общения», — так ещё определённее высказывались авторы о
предпосылках объединения . Таким образом, не только в социальных
институтах, но и в исторических процессах была видна общность, в
основе которой историки усматривали тождественные закономерно-
сти, а именно: подобные, хотя и разной степени зрелости, предпо-
сылки исторического процесса, а также одни и те же итоги.
Проводя более или менее явные параллели между историей
России и странами Западной Европы, историки в сущности продол-
жали традицию Павлова-Сильванского с её как сильными так и сла-
быми сторонами. Изучая ход их мысли, необходимо поставить во-
прос: всегда ли правомерным было употребляемое ими отождествле-
ние? Думается, есть основания для сомнения в этом. Так, русские
князья в результате установления монголо-татарского ига оказались,
по словам авторов учебника, «вассалами Орды»3. По сути дела тер-
мином «вассалитет» обозначались даннические отношения, сильно
отличавшиеся от отношений сеньоритета-вассалитета в Западной
Европе. Последние не только не предполагали даннических отноше-
ний, но и содержали в себе определённые гарантии неприкосновен
ности личности («вассал моего вассала не мои вассал» ’
собою совершенно иной правовой режи . М аду оговорок
наименования русско-ордынских ° пор живёт в на-
западноевропейским термином «вассал
1 Там же. С. 300-301.
2 Там же. С. 320.
3 Там же. С. 175.
23. Дубрияский А. М
353
учной литературе1. То же можно сказать, например, и о термине «аб
солютизм». Видимо, в наибольшей степени применение западноев
ропейской терминологии к отечественной истории было приемлемо
по отношению к области экономической или социально-экономи-
ческой. Явления из иных сфер жизни общества не всегда поддана-
лись осмыслению в этих терминах, тем более путём их прямого ото-
ждествления с западноевропейскими.
Так же, как Павлов-Сильванский, советские историки более или
менее убедительно сравнивали отдельные институты, однако при
осмыслении системы этих институтов, социальных и политических
отношений их построения выглядят не столь обоснованными. Не
вызывает сомнений отождествление бенефиция с поместьем, пока
речь идёт об определении сущности этих понятий, их правовом со-
держании. Однако не может не возникнуть серьёзных сомнений при
осмыслении их как элементов определённых общественных систем,
если принять во внимание тот факт, что во Франкском королевстве
бенефиций существовал лишь в первой половине VHI и до IX-X вв.,
то есть в условиях становления феодализма, раннефеодального поли-
тического объединения страны, а в России как распространённая
форма землевладения — в концеХУ-ХУШ вв., — то есть в обстанов-
ке зрелости феодальных отношений, доведённых в результате госу-
дарственного закрепощения сословий до самой жёсткой формы, в
условиях совершенно иных характера и уровня развития отношений
землевладения, системы вооружённых сил, при ином характере цен-
тральной власти и пр. Сопоставляя эти два факта, нужно признать,
что при определённом сходстве бенефиций (поместье) играл далеко
не одинаковую роль в развитии социальных, политических, военных
систем в разных странах. Местные условия придавали бенефицию
более или менее значительное своеобразие в разных странах.
Что же касается отождествления важнейших сторон историче-
ских процессов, нужно сказать следующее, вернувшись к примеру с
историей объединения русских земель. Как показало развитие отече-
ственной исторической науки, и предпосылки объединения на Руси и
итоги этого объединения были далеко не тождественны в ней и во
Франции. Начать с того, что обстоятельства политической раздроб-
1 Горский А.А. Москва и Орда. М., 2003.
354
ленности в той и другой из названых стран имели существенные осо-
бенности. Во Франции был, хотя и слабый, но бесспорный король
Ни один из крупных феодалов не мог претендовать на роль монарха'
признанного всей страной. На Руси же каждый из Рюриковичей вла-
девший властью в том или ином княжестве, в принципе мог бороться
за великое княжение Владимирское и в случае успеха получить по-
литическое преобладание в стране. Далее - значительную роль как
предпосылка в объединении Руси сыграло такое своеобразное об-
стоятельство как развитие вотчинного землевладения1, чего не было
во Франции, различными в обеих странах были позиции горожан,
роль городов и рыночных связей при изживании раздробленности2’
Результатами же объединения было не только политическое единст-
во вместо раздробленной страны, будь то Русь или Франция, но раз-
ные социально-политические системы в той и другой стране3. Таким
образом, отождествление или даже признание общности историче-
ских процессов в разных странах требовало очень осторожного от-
ношения, так как нередко вело к поверхностным аналогиям и в ко-
нечном счёте к неверным решениям.
Однако все представленные выше соображения были чужды
советской науке в 1930-е гг. Поэтому вопрос об общем и особенном в
отечественной истории решался ею, как правило, не в целом — при
рассмотрении всего пройденного исторического пути, — а только в
отдельных случаях — при освещении нашествия монголо-татар и
его последствий, объединения Руси, петровских реформ. При этом
мысль об общности истории России и стран Западной Европы засло-
няла собою все вопросы, которые можно было бы поставить. Мысль
историков заключалась в том, что своеобразие России выражается
количественными показателями, а не качественными, что особенно-
сти страны были привнесены извне, а не зародились внутри неё, они
существовали не изначально, а появились на одном из этапов разви
тия. Особенность России, по мнению советских историков, заключа
1 См.: Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. Т. I.
2 См.: Сахаров А.М. Образование и развит“JPc^CK°™ ^Города Северо-
XVII вв. М., 1969. С. 28-29, 38-39, 41-42. См. также, сш
Восточной Руси XIV-XV вв. М., 1959. п„„_„и гб статей. Ч. 1-2. М., 1993.
3 См.: Система государственного феодализма в
23*
355
лась только в её отсталости от Западной Европы. Эта отсталость об
разовалась лишь в период раздробленности как результат татарског
завоевания и многолетнего ига. Позже Россия в течение веков пре-
одолевала свое отставание.
Последний элемент концепции — взаимосвязи и взаимодей-
ствие России с другими странами, последствия и историческое
значение исторического процесса на её территории. Речь в данном
случае должна идти о том, как историки вписали историю изучаемой
страны во всемирно-исторический процесс: как определили место
своей страны во взаимосвязях с другими странами, как охарактери-
зовали её вклад в достижения человечества. Кроме учебника для ис-
торических факультетов эта сторона концепции отечественной исто-
рии была разработана в другом коллективном труде — «Истории ди-
пломатии», первый том которой был написан накануне войны, а
опубликован в 1941 г. Его содержание тоже привлечено для освеще-
ния вопроса.
В учебнике Греков писал, что Маркс считал Киевскую Русь од-
ним из многих «варварских» государств Европы. Греков писал о свя-
зях Киева со странами Запада и Востока, подчёркивая международ-
ное значение Руси. Повторяя одну и ту же мысль Маркса об империи
Карла и Киевской Руси, Греков недостаточно осмысливал одно важ-
ное обстоятельство — в общей картине европейской жизни в раннее
средневековье основным культурным и торгово-ремесленным цен-
тром была Византия, по отношению к которой оба государства —
как Франкское, так и Киевская Русь, — являлись чем-то периферий-
ным, варварским, только осваивающим античную культуру. Без учё-
та роли Византии рассмотрение только двух центров Европы давало
представление явно неполное, незаметно преувеличивавшее значе-
ние «готических империй».
Тем же пафосом воспевания могущества и силы Руси, её между-
народного значения уже с IX в. был пронизан соответствующий фраг-
мент текста «Истории дипломатии», который написал Бахрушин1.
Следующая эпоха, время подчинения Руси монголо-татарам,
была освещена Бахрушиным более трезво: «Международное значе-
1 История дипломатии. Т. I. М., 1941 С. 90.
356
нИе русских княжеств очень пошатнулось. Северо-Восточная Русь
была почти совершенно оторвана от общения с другими народами»1 2’ ’
В разделах учебника, посвящённых объединению Руси её эко-
номическому, политическому и территориальному росту преувели-
чение роли России во всемирно-историческом процессе было еще
сильнее. После объединения русских земель, на рубеже XV-
XVI вв. — Российское государство, как отмечали авторы, «во всех
вопросах международной жизни... занимало вполне самостоятель-
ную позицию» . Правда, они не писали о том, что этих вопросов бы-
ло немного, и в основном они имели региональное — восточноевро-
пейское — значение. Один из острейших — об обороне от турецкой
опасности для стран Западной Европы — не разрешился никаким до-
говором. Особое внимание в учебнике и в «Истории дипломатии» бы-
ло посвящено отношениям с западными соседями. Чуть ли не с конца
XV в., как отмечалось в «Истории дипломатии», «перед западноевро-
пейской дипломатией встала задача найти ему (Московскому государ-
ству — А.Д.) надлежащее место в той системе государственных взаи-
моотношений, которая сложилась к этому времени в Европе».
В результате венчания на царство Иван IV «с блеском определил то
место, которое его государство должно было занимать среди прочих
государств культурного мира»3.
В XVII в., по словам учебника, «Москва вступала полноправ-
ным членом в круг основных европейских держав»4. Из этих «основ-
ных» держав авторы вели речь лишь о начавшей ослабевать Польше
(Речи Посполитой) и Швеции, которая приобрела себе значительный
авторитет только в XVII в., после Тридцатилетней войны 1618—
1648 гг. Вчитываясь в текст учебника трудно согласиться с фразой о
«полноправном члене» в кругу основных держав, если Россия в пер-
вой половине XVII в. потерпела поражение в Смоленской воине с
Польшей (Речью Посполитой), о чём ничего не ыло н
«Истории дипломатии», во второй половине в конф
‘Там же. С. 111,113,121 идр.
2 Там же. С. 128.
3 Там же. С. 197.
4 История СССР. Т. 1.С. 367.
357
цией, а Англия и Голландия рассматривали Россию только как рынок
закупки сырья.
Достаточно разумно и более или менее объективно оценивалось
поднявшееся положение России в результате реформ Петра I и войн
второй половины ХУШ в. Авторы обращали внимание не только на
рост военной мощи России, но и на упадок её соседей — Швеции
Польши, Крыма. С конца ХУШ в. международная роль России в За-
падной Европе была определена как роль европейского жандарма.
Начиная с темы об образовании Российского государства, авто-
ры учебника должны были говорить о взаимоотношениях России со
странами и народами Восточной Европы и Азии, которых москов-
ское правительство присоединяло к России. «Наступление» на Ка-
занское ханство при Иване IV — первое проявление агрессивной по-
литики окрепшего объединённого государства — оправдывалось
тем, что «Казанское ханство затрудняло процесс образования Рус-
ского государства, поскольку постоянная угроза с востока мешала
Москве сосредоточить все силы на борьбе с феодальной раздроблен-
ностью и на приобретении выхода к морю на западе и требовала
большой затраты сил и средств на оборону»1.
В целом авторы учебника не доносили до сознания читателя
мысль о том, что Россия как окраинная часть Европы, неблагоприят-
но расположенная на континенте в отношении климата и почв, на-
правлений речных систем и расстояний до морских побережий, кон-
тактов с воинственными кочевыми народами и пр., на протяжении
всей эпохи средневековья испытывала немалые трудности, что ме-
шало ей играть ту важную роль среди крупнейших европейских
стран, которую ей из патриотических побуждений хотели приписать
советские авторы. Форсированное создание большой армии, флота и
военной промышленности, а также талантливость русских воена-
чальников, стойкость и мужество солдат подняли её значение в Ев-
ропе, но за этим подъёмом стояли в значительно большей мере бла-
гоприятные внешнеполитические условия, связанные с упадком во-
енной мощи соседних государств, а также энергичные меры, пред-
принятые государством, чем экономическое развитие.
1 История СССР. Т. I. С. 365.
358
в анализируемой концепции отечественной истории не была
разработана тема вклада России в духовное развитие человечес™ в
высокие отделы мировой культуры. гва’в
Концепция, созданная в 1930-х гг., имела свои генеалогические
кории. Из всех концепции отечественной истории, которые были
представлены в более ранней научной литературе в наибольшей сте-
пени она была близка к схеме Покровского, хотя его воззрения неод-
нократно критиковались авторами учебника в историографических
разделах книги. В современной историографической литературе во-
обще изучение критики Покровского в 1930-е гг. совершенно от-
влекло исследователей от изучения общих черт в работах Покров-
ского и в трудах его критиков. Между тем признание тождества ряда
принципиально важных черт и закономерностей в исторических
процессах на Руси и на Западе, и освещение многих исторических
процессов как прежде всего экономических (непонимание разной
роли экономики при капитализме и в доиндустриальных обществах),
и резкое преувеличение значения социальных конфликтов в жизни
феодальной Руси — всё это черты, общие для исторического мыш-
ления как Покровского с его школой, так и его критиков и многих
позднейших советских историков более позднего времени. В воззре-
ниях и исторических построениях Покровского была ярко представ-
лена та революционно-классовая традиция большевиков, которая не
умерла ни в идеологии партии, ни в концептуальных построениях
советских историков.
Из дореволюционных исследователей наиболее близок по сво-
им построениям к концепции советских историков был Павлов-Силь-
ванский, чьи труды оказали в своё время значительное воздействие и
на Покровского. Как отмечалось выше, советские историки унасле-
довали и сильные и слабые стороны научного наследия Павлова-
Сильванского, что сказалось на созданной ими концепции отечест
венной истории.
Внимание советских историков к экономическим ^жетам»*
воздействию экономики на исторические процессы Р тоапИ11ИИ
марксизма на этих исследователей продолжало школы,
«легальных марксистов», Ключевского и ис р
3S9
В новой концепции отечественной истории совершенно не
разилось то наследие историков государственно-юридического °Т
правления, которое создало концепцию эволюции социально-поли*3
ческих отношений на Руси в эпоху зрелого феодализма, в частност
между государством и обществом. К этому направлению особенн
критично относился ещё Покровский. В карикатурном виде пред
ставляя построения Б.Н.Чичерина и др., он сводил их идеи к мысли о
том, что государство творит историю, упуская главное из того, чТо
дало это направление — раскрытие и объяснение особенностей раз.
вития социальных отношений в феодальной России*. Советские ис-
торики и в этом отношении оказались идейными наследниками По-
кровского.
Таким образом, советские историки в своих концептуальных по-
строениях продолжали традиции и Покровского и некоторых дорево-
люционных учёных. Официальная идеология заставляла их акцентиро-
вать своё внимание на тех сторонах исторического процесса, которые
уже до революции привлекли к себе внимание историков и получили
определённую разработку. Она же вынудила их отказаться от части на-
следия дореволюционных учёных, которое, как позже показала совре-
менная историческая наука, обладало значительной ценностью.
Итак, концепция отечественной истории, созданная в 1930-х гг.,
сочетала в себе революционно-классовую и национально-патриоти-
ческую, в чём-то великодержавную стороны. При освещении разных
сторон исторической жизни и различных эпох на первый план вы-
ступала то одна то другая сторона, определяя осмысление и оценки
событий, явлений и процессов. В этой концепции был сделан акцент
на социально-экономическую сферу общественной жизни и недо-
оценены сферы природно-географическая, юридическая, политиче-
ская, духовно-религиозная, бытовая. Выдающееся, гипертрофиро-
ванное значение в изложении историков приобрели социальные кон-
фликты, воздействие экономики на иные стороны общественного
развития. История страны, развивавшейся в своеобразных, во многом
См. подробнее: Дубровский А.М. Государственное направление, государственная
школа, «соловьёвско-чичеринское» направление, государственно-юридическое на-
правление, господствующее направление в исторической науке в пореформенный
период И Отечественная история. История России с древнейших времён до
года. Энциклопедия. Том первый. М., 1994. С. 614-615.
360
неблагоприятных условиях, была стилизова
скую модель исторического развития. П°Д западноевропей-
Своеобразие историографической си
1930-хначале 1940-х гг. заключалась в томТУаЦИИ/° ВТОрой Половине
отечественной истории являлся не только’ит™ °4 * б *°бщающий труд по
телей над частными темами, но и их заяв ~°М работы исследова-
ШИх тем. Так, например, важной линией в п°И разработкУ назрев-
была история крестьянства. Как специально Сте/ВҰа учебника
была представлена в труде Грекова «Кпестк«и?Ра пННая тема она
в свет только в 1946 г. F не на рУси»> вышедшем
В разделе «Феодальное абсолютистское государство» в главе
«Начало превращения Русского государства в многонациональное цен-
трализованное государство», содержался §7 «Развитие товарно-
денежных отношений в Московском государстве», написанный Бахру-
шиным. Монографию на эту тему Бахрушин писал главным образом в
1940-е гг, она была опубликована уже после кончины автора. Итак,
учебник, сформулированная в нём концепция направляли работу иссле-
довательской мысли историков главным образом в область социально-
экономической жизни общества. Как известно, именно эта область была
подвергнута в советской историографии особенно глубокой и детальной
разработке. Таким образом, следует признать, что созданная в 1930-х гг.
концепция и та теоретическая база, исходя из которой она была сфор-
мулирована, имели определённые познавательные возможности, ис-
пользованные советской исторической наукой в течение ряда лет. Вме-
сте с тем поскольку в этой концепции не были учтены разнообразные
факторы, также влиявшие на российский исторический процесс, по-
скольку отечественная история была стилизована под западноевропей-
скую модель, познавательные возможности рассматриваемой концеп-
ции были ограничены не слишком широкими рамками.
4. Доклад М.В.Нечкиной о причинах отсталости России:
попытка совершенствования концепции
В 1941 г в истории исторической науки в СССР произошел
о 1У4! г. в истории иишн л<тппгп ешё ие осмыслено спе-
важный эпизод, смысл и значение которо• Щ Нечкиной «Почему
циалистами. Это доклад Милицы Васил
361
Россия позже других стран вступила на путь развития капитализма»
и последовавшее обсуждение этого доклада. Уже по теме выступле-
ния Нечкиной видно, что он имел концептуальное значение для ис-
следования отечественной истории.
В разработанной в учебнике для высших учебных заведений
концепции отечественной истории очень слабое развитие получила
такая сторона как выяснение особенностей исторического пути,
пройденного страной. Видимо, этот недостаток ощутила Нечкина, в
ту пору сложившийся и зрелый исследователь, профессор Москов-
ского университета и сотрудник Института истории АН СССР. Неч-
кина была известна активным участием в создании учебников и по-
пулярных работ, своими первыми трудами по истории декабризма
(Общество соединённых славян. М.-Л., 1927; Декабристы. М., 1930,
2-е издание —1933).
В 1941 г. она выступила в Институте истории с докладом, кото-
рый должен был объяснить причины отсталости (своеобразия) Рос-
сии от стран Западной Европы. В настоящее время содержание этого
доклада стало известно благодаря его публикации1. С текстом докла-
да изданы и другие источники, отражавшие обстановку, созданную
выступлением Нечкиной2.
«Над этой темой я работала два года, а ещё раньше я начинала
исподволь над ней работать и собирать материал... — вспоминала
впоследствии Нечкина о работе над темой. Когда я участвовала в
конкурсе на учебник начальной школы..., мы работали под таким ус-
ловием конкурса, которое требовало привлечения всемирно-истори-
ческого материала. Таким образом, мне пришлось работать одновре-
М.В. Нечкина о причинах отсталости России // Исторический архив. 1993. № 2.
С. 210-216; № 3. С. 176-201. См. также: Цамутали А.Н. Историческая наука и Вели-
кая Отечественная война 1941—1945 гг. И Ленинградская наука в годы Великой Оте-
чественной войны. СПб., 1995. С. 33-34.
А^д*'д1аДНаЯ записка Е’М- Ярославского и Д.А. Поликарпова секретарям ЦК ВКП (б)
. ндрееву, А. А.Жданову и Г.М.Маленкову «О положении дел в Институте исто-
г*гг’оКаДеМИИ НаУК СССР»; Резолюция Бюро отделения истории и философии АН
и Р^о^Дства Института истории АН СССР об итогах дискуссии в Институте
ААЖпЯИЛ» //ы ₽ "° докладу ПР°Ф- М.В.Нечкиной; письмо М.В.Нечкиной
тшиА>Г^//Ист°Р"ч“кий аРхив- W3. №3. С. 201-207. Публикацию подгого
вили А.гТ.Артизов и О.В.Наумов.
362
менно и по темам нашей истории и по темам истории Запада Здесь
уже родилась эта проблема» .
Позже Нечкина была занята работой над вторым томом учеб-
ника по истории СССР XIX в. (опубликован в 1940 г) Вместе с тем
она внимательно знакомилась с содержанием первого тома того же
учебника и опубликовала на него рецензию в газете «Правда» в
1940 г. Вероятно, и в это время Нечкина как читатель первого тома и
главный редактор второго порой обращалась к сопоставлению Рос-
сии с другими европейскими странами. Замысел рос и детализиро-
вался. Наконец, видимо, в 1939-1940-м гг. Нечкина смогла всецело
сосредоточиться на своей теме.
«Я выступала с кратким изложением своего взгляда на причины
отсталости России... в одном из отчётных заседаний Института исто-
рии, т. Ярославский тогда очень поддержал моё выступление и дал
мне мысль работать над этим в дальнейшем. А потом уже, получив
поручение от редакции "Большевика", я взялась за это и посильно
выполнила это задание», — так рассказывала Нечкина о ходе своей
работы2. Таким образом, Нечкина готовила
статью по избранной теме в главный
теоретический орган партии. Как будет
показано ниже, время окончания этой
статьи относилось, вероятно, к осени
1940 г. По словам автора, «в редакции
"Большевика"... статья была многократно
рассмотрена, по ней выносились
определённые решения», «на статью было
много отзывов, и она уже была свёр-
стана»3.
Возможно, работу Нечкиной хотели
опубликовать весной 1941 г. Но этот замы-
сел был осложнён одним обстоятельством. м. в Нечкина
Как вспоминала Панкратова, «Я узнала со
' Архив РАН. Ф. 457. On. 1 (1941). Д. 16. Л. 23. Б»1” <—
ления истории и философии и дирекции Института и Р
2 Там же.
3 Там же. Л. 23,24.
363
слов Милицы Васильевны, а затем в редакции "Большевика", которая
обратилась ко мне, что Нечкина по предложению редакции "Больше,
вика" написала статью, которую мы включили в план в качестве док-
лада на заседании сектора истории СССР XIX-XX вв. (которым ру.
ководила А.М.Панкратова — А.Д.). Это дело было в начале осени
(1940 г. — А.Д.). Тогда мы пригласили Милицу Васильевну, погово-
рили с ней, она сказала, что подготовит доклад, при этом мы просили
написать тезисы. Когда я познакомилась с тезисами..., то они мне
показались очень интересными, оригинальными, но несомненно
очень спорными... Когда мне позвонили из редакции "Большевика", я
сообщила, что считаю необходимым эту статью и эти тезисы прежде
всего обсудить у нас в секторе, Я договорилась с рядом товарищей,
которым передала предварительно эти тезисы, о том, чтобы они под-
готовили организованное выступление в связи с этими тезисами»1.
Быть может, и редакции «Большевика», главного теоретическо-
го органа партии, хотелось бы подвергнуть статью обсуждению ве-
дущими историками страны. Чего здесь было больше — понятного
желания поднять уровень работы Нечкиной или стремления застра-
ховаться от идеологических промахов — оказать трудно, тем более,
что одно не исключало и другого.
На 1941 г. Нечкина планировала работу над книгой «Союз Бла-
годенствия». Кроме того «параллельно с ней и в связи с её вывода-
ми» должна была оформляться, быть может, еще одна книга —
«Пушкин и декабристы». Планировались две статьи и, наконец,
«доклад об отсталости России»2 Это были такие работы, которые
Нечкина вписала в ту часть своего личного плана, которая имела но-
мер 1 и называлась «Основное».
Судя по дневнику Нечкиной, уже с начала января 1941 г. она,
загруженная разными видами работы, то и дело обращалась к тексту
своего будущего доклада. Будучи человеком очень организованным
и ответственным, Нечкина обычно строго планировала каждый свой
рабочий день, фиксировала план в дневнике и отмечала степень его
выполнения. День состоял из рабочих периодов. На каждый из них
1 Там же. Л. 6-7.
Архив РАН. Ф. 1820. On. 1. Д. 255. Л. 191. Нечкина М.В. Дневник, записные книжки-
364
был запланирован какой-нибудь вид работы. В зависимости от сроч-
ности и важности он занимал собою ту или иную часть дня
В начале января 1941 г. Нечкина готовила отзыв о докторской
диссертации А.В.Предтеченского, работала над дневником Долгору-
кова, писала письма. 2 января 1941 г. вечер был посвящен подготовке
«доклада об отсталости» . Следующие дни работы над докладом____
4 января, потом 9, 17, 18. Время работы — вторая половина дня или
вечер. Подготовка шла неспешно, так как никакой срочности пока не
было. С 17 января эту работу Нечкина начинала уже с самого утра,
что говорит о повышении её срочности. Теперь подготовка к докладу
шла каждый день: 18, (19 — воскресенье), 20, 21, 22,23,24, 25 (26 —
воскресенье), 27, 29, 30. 30 января, видимо, доклад был в основном
завершён, так как Милица Васильевна утром работала с аспиранта-
ми, а вечером даже пошла в театр1 2. Её выступление было назначено
то ли на конец января, то ли на начало февраля. После 30 января в её
дневнике была сделана запись: «Веч[ером]мой доклад в Институте
Истории "Почему Россия позже других стран вступила на путь капи-
талистического развития?"». Эту фразу Нечкина зачеркнула и напи-
сала: «Перенесено»3. К этому сроку Нечкина параллельно с докладом
приготовила его тезисное изложение, чтобы участники заседания
могли ознакомиться с содержанием доклада заранее, продумать во-
просы и своё выступление.
Учёный секретарь сектора Панкратовой И.Н.Ловецкий вспоми-
нал: «Получив эти тезисы, мы их размножили в довольно большом
количестве — напечатали 60 экземпляров — и раздали их буквально
всем работникам нашего института, — ив партийный комитет дали,
и во все сектора дали, кроме того разослали эти тезисы нашему акти-
ву — тем товарищам, которые принимают посильное участие в засе-
даниях нашего сектора. Проблема... привлекла большое внимание не
только сотрудников нашего института, но и работников других ин-
ститутов. На этой дискуссии присутствовали, можно сказать, все
видные историки Москвы, народу было столько, что уквально негде
1 Там же. Д. 251. Л. 1.
2 Там же. Д. 255. Л. 175-178.
3Там же. Л. 178.
365
было яблоку упасть»'. «Все заседания были очень многолюдны,
говорила Панкратова, — хотя кроме работников сектора мы никого
не приглашали, кроме нескольких товарищей, которых я просила вы-
ступить, на последних заседаниях у нас было очень много народа»* 2.
«Мы прежде всего не учли, что на такую дискуссию соберётся чуть
ли не вся Москва», — вторил ей С.Д.Петропавловский3. Подготови-
тельная организационная работа, интерес к теме обеспечили огром-
ную аудиторию. Доклад Нечкиной должен был стать важным собы-
тием в научной жизни столицы.
13 февраля Нечкина выступила с докладом. Судя по её дневни-
ку, заседание было назначено на 6 часов вечера4. К сожалению, про-
токолы заседаний секторов Института истории АН СССР, прохо-
дивших в 1930-е — начале 1940-х гг., сохранились не полностью. До
сих пор обнаружена стенограмма лишь одного заседания с дискусси-
ей по докладу Нечкиной от 20 февраля 1941 г. Публикаторы доклада
указали только эту дату, не считая указанной ими даты 24 апреля,
когда обсуждение уже не столько доклада, сколько уровня его про-
ведения произошло на заседании Бюро отделения истории и филосо-
фии АН СССР5. Панкратова же, вспоминая прения по докладу Неч-
киной через два месяца после события, говорила не об одном, а о
трёх днях этих прений6. Публикаторы не обратили внимания на то,
что в другом источнике, ими же опубликованном, — резолюции Бю-
ро отделения — определённо сказано о прочтении доклада и дискус-
сии по нему в течение 13-26 февраля7. Следовательно, трёхдневное
обсуждение работы Нечкиной проходило в Институте истории 13,20
и 26 февраля.
На заседание Бюро отделения истории и философии АН СССР
дискуссия не была перенесена, как писали публикаторы. Здесь со-
стоялось особое обсуждение дела, причём не только 24 апреля8, но и
Там же. Ф. 457. On. 1 (1941). Д. 16. Л. 6-7.
2 Там же. Л. 75,76,77,78.
3 Там же. Л. 12.
4 Там же. Ф. 1820. On. 1. Д. 255. Л. 180.
5 Исторический архив. 1993. № 2. С. 210.
Архив РАН. Ф. 457. On. I (1941). Д. 16. Л. 19.
Исторический архив. 1993. № 3. С. 204.
“Там же. С. 210.
366
2б-го числа1. Так что масштаб события был более широким, чем это
показалось публикаторам.
О чём же шла речь в докладе? Как говорила сама Нечкина, на
ход её работы определённое влияние оказали высказывания Сталина.
Главное из них прозвучало на Всесоюзной конференции работников
социалистической промышленности в 1931 г. Сталин сказал тогда:
«История старой России состояла, между прочим, в том, что её не-
прерывно били за отсталость. Били монголо-татарские ханы. Били
турецкие беи. Били шведские феодалы. Били польско-литовские па-
ны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны.
Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость
культурную, за отсталость государственную, за отсталость промыш-
ленную, за отсталость сельскохозяйственную»2.
«Я, вдумавшись в эту цитату тов. Сталина, пришла к заключе-
нию, что её следует рассматривать как задачу, поставленную для ис-
ториков, исследователей», — говорила впоследствии Нечкина3 4. Ви-
димо, высказывание Сталина как-то соответствовало более ранним
размышлениям Нечкиной. Отношение её к вождю было преисполне-
но пиететом. Каждое его слово воспринималось Нечкиной как важ-
нейшее для открытия исторических истин.
«Вопрос о причинах исторической отсталости России во весь
рост поставлен товарищем Сталиным, который указал именно на
глубокие исторические корни этого явления, которое мы называем
отсталостью, — сообщала Нечкина в начале доклада. — Технико-
экономическая отсталость нашей страны не нами выдумана, ска-
зал товарищ Сталин. — Эта отсталость есть вековая отсталость, пе-
реданная нам в наследство всей историей нашей страны» .
Высказывания Сталина подчёркивали глубину истоков россий-
ской отсталости от передовых стран. История «старой России», то
есть России дореволюционной, вся как бы несла на себе печать от-
сталости: от нашествия монголо-татар в ХШ в. до русско-японской
войны в XX. Поэтому совершенно естественным был ход мысли Неч-
1 См. Архив РАН. Ф. 457. On. I (1941). Д. 16.
2 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. М.» 1935. С. 445.
3 Архив РАН. Ф. 457. On. I (1941). Д. 16. Л. 27.
4 Исторический архив. 1993. № 2. С. 211.
367
киной: «Мы не можем ни построить концепции нашего историчен
прошлого, ни разобраться в настоящем без глубокого изучения эт^
проблемы, поставленной с самого начала как историческая проб°^
ма»1. Итак, уже с момента зарождения замысла Нечкина представля^
свою тему как тему широкую, концептуальную, требующую для
его освещения переосмысления всей отечественной истории.
Ещё один импульс для хода исследовательской мысли был по-
лучен Нечкиной с другой стороны — от новейшего историко-теоре-
тического труда, опубликованного в 1938 г., то есть именно в то вре-
мя, когда она уже готовилась приступить к непосредственной работе
над избранной темой. Это «История Всесоюзной Коммунистической
партии (большевиков). Краткий курс». Начиналась эта книга со слов
«Царская Россия позже других стран вступила на путь капиталисти-
ческого развития»2. Именно эта фраза, чуть изменённая (выпало сло-
во «царская» и появилось слово «почему»), стала названием всей ра-
боты Нечкиной. Таким образом, труд Нечкиной должен был рас-
крыть ту мысль, с которой начиналось новейшее для той поры про-
изведение марксизма-ленинизма, сконцентрировавшее в себе весь
опыт большевиков.
Свой доклад Нечкина составила из трёх частей: теоретической,
историографической (первый раздел доклада) и основной — кон-
кретно-исторической, точнее говоря, эмпирической (второй раздел).
В первой части своей работы она выдвинула идею о существо-
вании в марксизме «учения о темпах исторического развития»3.
В него Нечкина включила ряд соображений Маркса, Энгельса и Ле-
нина, высказанных по разным поводам о скорости хода того или
иного исторического процесса, об условиях, которые замедляли или,
наоборот, убыстряли этот процесс. «Теория темпов исторического
развития», по словам Нечкиной, была основана «на глубоком фунда-
менте смены общественно-экономических формаций»4. Иными сло-
вами, она изучала более конкретно движение общества от одной
формации к другой, процесс прохождения общества через тот или
1 Там же.
^сесоюзно® коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М.,
’ Исторический архив. 1993. № 2. С. 212; № 3. С. 177.
Там же. № 2. С. 212.
368
иной этап (формацию) или, как чаще это называлось в то время —
способ производства. Отметим попутно, что употребление термина
«способ производства» вместо термина «формация», введённого
Марксом в обществоведение, усиливало и укрепляло упрощённый
экономический детерминизм в понимании истории, что не могло не
сказываться на мышлении историков, в том числе Нечкиной.
В основе передового положения страны или её отсталости Неч-
кина видела «темп развития производительных сил, того самого под-
вижного революционного элемента в общественной жизни, который
носит в себе первичные изменения и в зависимости от которого из-
меняются общественные социальные отношения, а вслед за этим с
той или другой степенью быстроты вся система надстроек»1. «Таким
образом, способ производства, взятый в целом, — вот то основное,
что должно быть положено как базис изучения данного вопроса», —
заключала своё важное рассуждение Нечкина2. Она говорила и о воз-
действии надстройки на базис, что тоже нужно было учитывать при
изучении темы. Все эти рассуждения по сути дела не содержали в
себе чего-то нового. Нечкина воспроизводила аксиомы марксизма.
Далее она перешла к рассмотрению «всей системы отдельных
воздействий сил, которые могут вторичным порядком влиять как ус-
корители или тормозы исторического развития»3. И здесь, как пред-
ставляется, интуиция талантливого исследователя столкнулась с
догматическим и упрощённым восприятием марксизма, свойствен-
ным советскому обществоведению в 1930-х гг. Абсолютно правиль-
но Нечкина начала рассмотрение проблемы с изучения природы, гео-
графического фактора. Но в самой сущности её мысли содержалась
такая уступка догме, что и мысль теряла свою ценность: «Географи-
ческий фактор, ни в малейшей степени не определяя существа возни-
кающего в процессе исторического развития явления, в то же время
может оказывать убыстряющее или замедляющее воздействия на ход
(развития - А.Д.) возникшего явления»4. Нечкина рассматривала
роль географического фактора в истории общества в чрезвыч
'Там же. №2. С. 213.
2 Там же.
3Там же. С. 214.
4 Там же.
24. ДуброкшйЛ. М.
369
общем виде и ограничилась только рамками капитапистическ -
формации (она приводила пример зависимости развития рынка от
расположения рек). Потерялись при этом идея о разной силе воздев
ствия природно-географического фактора на жизнь общества от пер-
вобытного его состояния до современного, идея разных сторон этого
фактора, актуальных для одних обществ и безразличных для других
(так залежи каменного угля в какой-либо западноевропейской стране
чрезвычайно важны для её транспортного и промышленного разви-
тия в ХГХ-ХХ вв. и безразличны для неё же в эпоху средневековья
или первобытной древности). Насколько тоньше и глубже основопо-
ложники марксизма понимали, например, роль рек, видно из работы
Энгельса «Начало конца Австрии». Энгельс писал: «Буржуазная ци-
вилизация распространялась вдоль морских берегов и по течению
больших рек. Земли же, лежащие далеко от моря, и особенно непло-
дородные и труднопроходимые горные местности, оставались убе-
жищем варварства и феодализма. Это варварство сосредоточивалось
особенно в южногерманских и южнославянских странах, отдалённых
от моря. На долю этих... стран выпало к тому же счастье принадле-
жать к бассейну единственной реакционной реки Европы. Дунай не
только не открывал им пути к цивилизации, но, наоборот, связывал
их с областью значительно более грубого варварства»1. Энгельс рас-
суждал о роли рек в развитии общества с конкретно-исторических
позиций, видя в них не только условие более ускоренного перехода
от традиционного общества к индустриальному, но и — порой —
такое условие, которое не способно обеспечить такое ускорение.
Оговариваясь, что географический фактор не являлся «ни в ма-
лейшей степени определяющим»2, Нечкина боялась, что её упрекнут
в географизме, в отступлении от марксистского понимания опреде-
ляющей роли способа производства, производительных сил, в част-
ности. В то же время нельзя было не сказать о роли этого фактора.
И цепенеющая перед догмой мысль историка не смогла сформулиро-
вать плодотворной идеи.
Нечкина коротко сказала о тормозящем воздействии устарев-
ших производственных отношений, по сути дела возвращаясь к уже
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 472.
Исторический архив. 1993. № 2. С. 214.
370
рассмотренной стороне дела способу производства. Так же бегло
она указала на роль насилия в истории как ускорителя темпов разви-
тия. Напомнила о роли идеологических и политических явлений-
правительственной политике, устаревшей традиции, военных втор-
жениях, «вступлении страны позже или раньше в систему мировых
держав» и пр. Нужно признать, что в этом месте собранные Нечки-
ной фрагменты из произведений основоположников марксизма были
очень слабо сцеплены друг с другом и в наименьшей степени подчи-
нены логике. Именно здесь, в частности, в одном ряду с идеологиче-
скими и политическими явлениями, было упомянуто такое условие
исторического процесса как экономические кризисы при капитализ-
ме, хотя об экономике в данном месте автор, казалось бы, не должен
был говорить, ведь перечислялись «надстроечные явления».
Далее Нечкина перешла к рассуждению о влиянии всего ком-
плекса «надстройки» на развитие того или иного класса: «Класс бур-
жуазии может, например, оказаться нереволюционным классом в ис-
тории развития данной страны... Этот класс может не произвести сво-
его убыстряющего воздействия на ход исторического процесса и этим
самым замедлить этот ход»1. Однако, надо сказать, что буржуазия и
есть олицетворение капитализма, организатор капитализма, и если она
не выступала в той иди иной стране как революционный класс, то
именно это и нужно объяснить, найти истоки этой нереволюционно-
сти. Незаметно историк, обязанность которого — фиксировать и объ-
яснять исторические процессы и явления, превратился в идеолога, ста-
вящего задачи перед классом. Нечкина повела речь не о сущем, а о
должном: буржуазия должна быть революционной, она должна ока-
зывать на исторический процесс убыстряющее воздействие.
Определённая ценность теоретической части доклада Нечкиной
заключалась в том, что в ней был сконцентрирован интересный ма-
териал — соображения выдающихся представителей марксизма о
причинах убыстрения или замедления исторических процессов. Од-
нако из этих высказываний теории но получилось, так как они не со-
ставляли целостной системы знания, в которой одни элементы ыли
бы логически зависимы от других, а содержание теории выводилось
бы из некой совокупности утверждений и понятий по определённым
‘Тамже. №3. С. 177.
24*
371
логико-методологическим принципам. Именно в этом и заключаются
существенные черты теории. В зависимости от условий тот или иной
из факторов, перечисленных Нечкиной, мог оказывать и убыстряю-
щее и тормозящее воздействие. Например, завоевание. Важно знать
кто кого завоёвывал — высокоразвитое общество завоевывало менее
развитое или наоборот. Для кого при этих ситуациях завоевание бу-
дет ускорителем развития, а для кого — тормозом. Нужно сказать
еще и то, что на самом деле вопрос этот более сложен, чем он пред-
ставлялся автору доклада. Ведь завоевание может вести ещё и к из-
менению варианта общественного развития покорённого населения.
Например, завоевание Византии турками-османами, колониальные
захваты западноевропейских стран и пр.
Теоретическая часть доклада Нечкиной в целом соответствова-
ла уровню марксистской мысли в СССР в 1930-1950-е гг. и по глу-
бине анализа, и по методу работы с высказываниями основополож-
ников марксизма. Этот метод заключался в подборе цитат и распо-
ложении их в более или менее логичном порядке. Теоретические по-
строения Нечкиной, может быть, только несколько выбивались из
общего ряда тем, что она обратила внимание на внеэкономические
факторы общественного развития, что было нетрадиционно для ис-
ториков-марксистов, у которых основой основ в стиле их мышления
являлся экономический детерминизм, проявлявшийся в тех или иных
классовых интересах.
Вторую часть доклада составляла историографическая часть.
Нечкина лишь едва коснулась её. «Позвольте... сказать хотя бы два
слова об историографии, которую я в целом опускаю», — так она
начала эту часть своего выступления1. Сказав немного о Соловьёве и
положительно оценив его научное наследие, она не показала, какие
именно идеи Соловьёва, какие вопросы, им поставленные, достойны
внимания в связи с изучаемой проблемой. Гораздо больше Нечкина
говорила о том, что «брошенные им проблемы в значительной степе-
ни заглохли в концепции Ключевского»2. То же самое произошло и с
учениками Ключевского. «Только Павлов-Сильванский явился здесь
исключением. Он попытался... поставить сравнительно-историческое
1 Там же. С. 181.
2 Там же.
372
значение проблем, упирая в своей работе на феодализм в древней
Руси»1. Незаметно для себя Нечкина вышла за пределы сравнительно
узкой проблемы темпов исторического движения (торможения и ус-
корения) и пришла к проблеме более широкой — особенностей (ва-
рианта, модели) исторического развития России. Дореволюционная
наука разрабатывала именно идею о варианте пути России ища об-
щие и особенные черты в этом пути. Порой особенное выходило на
первый план (труды славянофилов), порою (как у Павлова-
Сильванского) общее заслоняло особенности2. Исследователей, ко-
торые концентрировали своё внимание на особенностях России Неч-
кина осуждала, Павлов-Сильванский заслужил высокой оценки.
Таков был традиционный подход советских историков к научному
наследию учёных XIX — начала XX в.
Из трудов, опубликованных «в сравнительно позднее время»,
Нечкина отметила работу Р.Ю.Виппера «Иван Грозный» и статью
Е.В.Тарле «Была ли екатерининская Россия экономически отсталою
страной?». Она обошла вниманием труды Н.А.Рожкова, в которых
он, развивая подход Павлова-Сильванского, сопоставлял Россию не
только с западноевропейскими странами, но и со странами Востока,
определял хронологические рамки разных повторяющихся периодов
в истории разных стран3. Тут была любопытная основа для размыш-
лений о темпах развития. Однако меньшевик Рожков был подозрите-
лен с точки зрения марксистской идейной чистоты и, стало быть, на-
1 Там же. С. 182.
2 Л.В.Черепнин справедливо указал на такую черту в мышлении и построениях Пав-
лова-Сильванского как слабость концептуального синтеза. Черепнин отмечал «при-
стальный интерес Павлова-Сильванского к чертам сходства отдельных "институтов”
или "учреждений” без должного охвата общих линий исторического процесса...». В
другом месте он писал: «Обращая внимание на определённые элементы феодализма,
историк не всегда в должной мере учитывал их взаимодействие в ходе общественно-
го развития» (Черепнин Л.В. Вопросы методологии исторического исследования.
Теоретические проблемы истории феодализма. Сборник статей. М., 9 »
132).
3 Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом
М., 1919-1927. Черепнин отмечал, что «несмотря на некоторую и впеме-
ряда построений и сопоставлений Рожкова, его труд представлял nftnOTHe мно_
ни интересный опыт применения сравнительного методе на и исторИче-
говековой истории человечества» (Черепнин Л.В. Вопросы методологии историче-
ского исследования. С. 134).
373
учности его воззрений. Безопаснее было бы промолчать о нём я
из конъюнктурных соображений (таковы были жёсткие правила ВН°
ки советского историка) Нечкина упомянула в восхвалительном jT”
известные «Замечания» Сталина, Жданова и Кирова на учебники
истории, а также заслуживший Сталинскую премию первый Том
«Истории дипломатии».
Историографическую часть своей работы Нечкина заверщИла
призывом к коллегам изучать проблемы истории в сравнительном
плане соединёнными усилиями специалистов из разных областей
науки. Призыв был совершенно справедливый, оправданный сло-
жившейся ситуацией.
Далее шла главная часть доклада — «Причины исторической
отсталости царской России по сравнению с передовыми западноев-
ропейскими странами». Нечкина обратила внимание на то, что в Рос-
сии очень долго существовали феодально-крепостнические отноше-
ния (так она обозначала общественные отношения в стране в эпоху
средневековья, хотя, строго говоря, крепостническими они стали
только в условиях Московского государства). «Главным тормозом,
который задержал развитие России и заставил её отстать от передо-
вых стран», по мнению историка, были «феодально-крепостнические
отношения и политика правительства крепостников»1.
Это был, как говорила сама Нечкина, «общий ответ»,который
«далеко не исчерпывает вопроса и никак но может историка удовле-
творить»2. «Тормозом для общественного развития», говорила Неч-
кина, крепостнические отношения становятся «постепенно и в раз-
ных областях неравномерно, и можно думать, что XVII век является
в этом отношении переломным, а монархия Петра I была последним
взлётом этой творческой силы. Поэтому с этого времени мы и можем
говорить, как мне думается, с тормозящем воздействии феодально-
крепостнических отношений на развитие России»3.
«Общий ответ» Нечкиной на поставленную проблему был со-
вершенно в духе того стиля мышления, который господствовал в со-
ветской исторической науке. Источниками рассуждений историка
1 Исторический архив. 1993. № 3. С. 184.
2 Там же. С. 185.
3 Там же. С. 186.
374
бьи». с одной стороны, теоретические представления об отношениях
между производительными силами и произволстаенч™
„„„„ „а протяжении существования того Z ™"™ ОТНОШе-
аодства. С другой, - общие сведения „
нях в российском истории. Без исследован™ идных гра-
риала этот ответ не имел особой научной ценностиТ^0™
' * *ivn ценности. Гопаяло uuta
реснее и важнее для науки было рассмотрение автором “chobZ
конкретных причин, задерживающих развитие России» ™м,|“х
Располагая эти причины в хронологическом порядке, Нечкина
усмотрела первую из них в «более слабом, чем „а Западе уев™
античной культуры». Совершенно верно Нечкина писала о том что
«нельзя ставить знака равенства между степенью усвоения античной
культуры на Западе н степенью усвоения античной культуры в исто
рии нашей страны. Античная культура глубоко перепахала всю ту
почву в Западной Европе, на которой затем качалось передовое ис-
торическое развитие». На Руси сложилась иная картина не только
потому, что античная культура мало коснулась территории прожива-
ния славянства, но и потому, как говорила Нечкина, что «очень бы-
стро территории, вспаханные античным влиянием, отходят от мест, в
которых происходит историческое развитие. Исторические центры
отодвигаются далее от черноморских границ. Политический центр
переносится в волжско-окский бассейн»1.
Сравнивая результаты исторического развития, стимулирован-
ные разной степенью влияния античной культуры, Нечкина напомни-
ла своим слушателям о характерном для советской науки сопоставле-
нии Киевской Руси с империей Карла Великого. Это сопоставление
сближало то и другое общества, указывало на одну и ту же стадию их
развития, однотипность и пр. Внося серьёзную поправку в привычный
ход рассуждений, Нечкина осветила важнейшую сторону дела. «Хро-
нологически империя Карла Великого явление более раннее, чем
Киевская Русь. 768 г. — начало царствования Карла Великого и
814 г. - его расцвета, середина века - Верденскийдоговор перед
нами явное падение Карла Великого ещё до ЮРИ‘“1 приходится
ской Руси. С этим хронологическим разрывом
‘Там же. С. 186,187.
375
иметь дело, на него не приходится закрывать глаза. Очевидно, разви
тие Запада в какой-то мере опередило развитие России»1.
Нужно признать, что Нечкина удивительно трезво оценила поло-
жение Руси и степень усвоения ею античного наследия. Несколько
позднее, занимаясь темой истории древнерусских городов, в тем же ду.
хе писал М.Н.Тихомиров, невольно подтвердив правоту Нечкиной2.
Вторую причину отставания Руси Нечкина увидела в «постоян-
ном, планомерном, всё время повторяющемся разрушении произво-
дительных сил древней Руси, нападениями кочевников. Ни одна из
стран Западной Европы не подвергалась такому длительному и пла-
номерному разрушению, как Киевская Русь»3. Действительно, окра-
инное положение Руси в Европе, соприкосновение её южных и вос-
точных границ с миром кочевников было важным фактором жизни
страны не только в период, называемый историей Киевской Руси, но
и в более позднее время. Уже давно С.М.Соловьёв отметил эту сто-
рону в отечественной истории, назвав её борьбой леса со степью.
Нечкина как историк-марксист подчеркнула экономические послед-
ствия контактов Руси с кочевниками. Нужно только добавить, что
они, конечно, не были единственными. Как это ни удивительно, но и
в настоящее время исследователь темы «Русь и кочевники» вынуж-
ден констатировать: «Вопрос о влиянии борьбы с кочевниками на
различные стороны жизни Древней Руси сложен и недостаточно раз-
работан в исторической литературе»4. Благодаря исследованиям
М.В.Фехнер, Б.А.Рыбакова, Л.В.Черепнина и других историков, ста-
ли яснее последствия борьбы Руси с кочевниками. В частности, эко-
номические последствия, отмеченные Нечкиной, в настоящее время
предстают в виде таких фактов как утрата Русью части чернозёмных
земель на юге страны и изъятие их из земледельческого оборота, ги-
бель славянских поселений в южных степях и самого южного рус-
ского княжества Тьмутаракани (важнейшего звена на пути торговли
с Востоком), отлив населения с юга на север и северо-восток, нару-
шение торговли с Востоком и Византией из-за изоляции Руси от чер-
1 Там же. С. 188.
2 См.: Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 5,52.
3Там же. С. 189.
Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. Феодаль-
ная Русь и кочевники. М., 1967. С. 57.
376
номорских портов (торговые отношения Руси с Востоком, достаточ-
но оживлённые в X-XI вв., приостановились в ХП столетии)1. Несо-
мненно, Нечкина, исходя из чисто теоретических соображений, на-
щупала важное направление исследовательского поиска. Как показа-
ло дальнейшее развитие исторической науки, оно оказалось плодо-
творным. Однако, повторим, экономические последствия не были
единственными, существовали ещё последствия демографические,
этнические, социальные, политические.
Как глубоко верно отметил В.В.Каргалов, «в постоянном при-
сутствии такого внешнеполитического фактора как наступление ко-
чевников не южные рубежи особенность исторических условий,
определивших в свою очередь ряд особенностей развития раннего
русского феодализма по сравнению с историей становления и даль-
нейшего развития феодальной формации у других европейских на-
родов»2.
Третьей причиной отставания России Нечкина считала «вопрос
о неучастии Руси в крестовых походах и вопрос о некотором ослаб-
лении связи с Западной Европой»3. На первый взгляд это наблюде-
ние выглядит совершенно искусственным. В самом деле, Русь не
имела ни формальной ни реальной возможности участвовать в кре-
стовых походах и получить в результате такого участия импульс для
дальнейшего развития. Но тут нужно иметь в виду одно соображе-
ние, высказанное Нечкиной выше, в теоретической части работы:
«Момент отсталости зависит вовсе не только от замедления темпов
развития той страны, которую мы в данный момент изучаем. Она
может зависеть также от темпов развития той страны, с которой про-
изводится сравнение, является результатом не замедления темпов
страны изучаемой, а ускорения темпов той страны, с которой срав-
нивают». Следовательно, здесь Нечкина имела в виду особо благо-
приятные условия, в которых оказались страны Западной вропы.
Этими обстоятельствами не могла воспользоваться Россия.
1 Там же. С. 58.
2 Там же. С. 60.
3 Исторический архив. 1993. № 3. С. 189.
377
Четвёртой причиной Нечкина представила «причину татарского
ига, его тормозящего значения для развития древней Руси»1. Строго
говоря, эта четвёртая причина если не вписывается во вторую, то со-
вершенно с нею однородна и во многом совпадает по существу. Как
уже говорилось, соседство и контакты с кочевым миром это посто-
янное условие жизни России и в средневековье и в новое время.
Только сперва кочевой мир активно наступал на Русь, пока не поко-
рил её на долгие годы и даже века. Потом она начала наступление на
кочевников военными и мирными средствами — от Поволжья до
Дальнего Востока, включая их территории с живущим на них насе-
лением в свой состав. Нечкина хотела оттенить хронологический
момент: татары пришли на Русь позже половцев и других номадов.
Как в первом случае, рассматривая неблагоприятные последст-
вия отношений Руси с кочевниками, Нечкина рассуждала о разруше-
нии производительных сил, так и теперь она опять вела речь о хозяй-
стве и производительных силах, пострадавших от татарских набегов
и дани. Тут автор несколько детальнее рассматривал наносимый вра-
гом ущерб. Добавлено и соображение А.Н.Насонова с том, что тата-
ры препятствовали объединению Руси. Здесь кочевники выступали
как неблагоприятный фактор и для политического развития страны.
Нечкина, в отличие от историков-государственников, акценти-
ровала внимание главным образом на экономических последствиях
борьбы с кочевниками. В этом опять-таки сказался господствующий
стиль мышления — экономизм в подходе к любому историческому
явлению. Однако, в этом направлении Нечкина не пошла дальше тех
соображений, которые в своё время дал Г.В.Плеханов2. Плеханов же
сделал попытку осмыслить и другие последствия натиска кочевников
на Русь. Он, продолжая рассуждение об угнетении производитель-
ных сил кочевниками, писал о том, что такое состояние производи-
тельных сил «задерживало процесс возникновения... влиятельного
класса держателей земли и определённых норм политической жиз-
ни». Борьба с внешним врагом, по словам Плеханова, «увеличивала
власть князя как военного сторожа русской земли». При этих усло-
1 Там же. С. 191.
Плеханов Г.В. История русской общественной мысли. Книга первая. М.- Л., 1925.
С. 47,49.
378
виях в стране стала складываться деспотическая власть, по типу раз-
вития Россия приближалась к восточным странам1. При всей спорно-
сти хода рассуждении Плеханова (думается, что истоки деспотизма
коренились в гораздо большей мере в ликвидации монголо-татарами
вечевых собраний противовеса княжеской власти, и лишённая
этого Противовеса она могла при прочих благоприятных условиях
развиться в деспотическую власть) результат воздействия завоевате-
лей он определил верно.
Кроме того, как это теперь лучше известно, чем в 1930-е гг., на
Руси произошла архаизация социальных отношений вcлeдcтвиe,та-
тарского нашествия. «Очевидно, в ходе нашествия была физически
истреблена основная месса феодалов-землевладельцев. Процесс воз-
никновения боярского землевладения начинался заново в разорённой
неприятелем стране»2.
Таким образом, последствия установления ига монголо-татар
были гораздо шире, чем это представлялось Нечкиной.
Пятой причиной отставания Руси Нечкина считала «неучастие
России в первом дележе мировых колоний»3 4. Как и отсутствие рус-
ских воинов среди крестоносцев, это обстоятельство относилось не
столько к Руси, сколько к участникам первых колониальных захва-
тов. Это, пожалуй, условие вторичного порядка. Оно мало что объ-
ясняет в характере и темпах исторического движения нашей страны.
В первых колониальных захватах не участвовало громадное боль-
шинство человечества в силу самых разнообразных причин. Созрела
ли Россия для участия в таких захватах? Случайные или вполне за-
кономерные обстоятельства отлучили её от этого занятия? Именно
эти вопросы представляются самыми важными для понимания исто-
рии России. Ответа на них доклад не содержал.
Шестая причина — «облегчённые условия расширенного вос-
производства феодально-крепостнических отношений в истории у
си, в истории Российского государства» . Облегчённость
заключалась в том, что «Россия развивалась на широкой р »
2 Там S КобриГв.Б. Власть и собственность в средневековой России (XV-XVI
вв ). М., 1985. С. 39.
3 Исторический архив. 1993. № 3. С. 193.
4 Там же.
379
слабо заселённой, при наличии огромного количества человечес
масс, ещё не тронутых феодально-крепостническими отношения**14
Постоянно развивающийся экстенсивный рост феодальных отноще
ний вширь получил богатейшую питательную почву»1. На Западе жё
к моменту исчерпания фонда свободных земель «феодализм начина
ет расти вглубь. Интенсивный рост его является провозвестником
накопления для нового строя, и положение страны меняется сущест-
венным образом. Страна резче и решительнее идёт вперёд, нежели
может идти страна, которая пользуется только расширением экстен-
сивного порядка»2.
По сути дела, ход мысли Нечкиной о роли пространств для раз-
вития социальных отношений совпал с аналогичными соображения-
ми Ленина, высказанными в его работе «Развитие капитализма в Рос-
сии»: «Развитие капитализма вглубь в старой, издавна заселённой
территории задерживается вследствие колонизации окраин. Разре-
шение свойственных капитализму и порождаемых им противоречий
временно отсрочивается вследствие того, что капитализм легко мо-
жет развиваться вширь»3. Видимо, Нечкина не обратила внимания на
это высказывание Ленина, иначе она бы использовала бы его как
сильнейший аргумент в глазах слушателей её доклада. Во всяком слу-
чае это соображение трудно опровергнуть, оно представляется бес-
спорным. Нечкина же совершенно правомерно применила его к фео-
дальному обществу. Такой ход мысли был развитием наблюдений и
выводов историков XIX-XX вв. о слабой заселённости России и важ-
ной роли колонизации в её истории (К.Д.Кавелин, С.М.Соловьёв,
В.О.Ключевский и др.). Историки-марксисты в данном случае (как это
и вообще было характерно для марксизма) акцентировали внимание
на влиянии всех этих факторов на социальные противоречия.
Непривычной для марксиста в 1930-1940-е гг. была мысль
Нечкиной о расширенном воспроизводстве феодальных отношений.
В упрощённом восприятии марксизма, характерном для обществен-
ной мысли и, в частности, исторической науки этого времени, рас-
ширенное воспроизводство было атрибутом лишь капитализма, а для
1 Там же. С. 194.
2 Там же. С. 196.
3 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 3. С. 100 (прим.).
380
докапиталистических обществ типичным было воспроизводство про-
стое. Такой взгляд позже проявился в дискуссии по докладу Нечки-
ной. Именно с этой позиции её и упрекали в ошибочных рассужде-
ниях. Между тем простое воспроизводство в указанных обществен-
ных организмах проявлялось только как тенденция. Наряду с нею
действовала и тенденция к расширенному воспроизводству. Эта тен-
денция проявлялась и на микро- и на макроуровнях, то есть и в пре-
делах отдельного крестьянского хозяйства, что заметно при рассмот-
рении его на больших временных отрезках, и на уровне страны в це-
лом при внутренней колонизации, расселении её жителей, при завое-
вании новых территорий. Всё это существовало и в России1. Вопреки
догматике чутьё исследователя привело Нечкину к реалистическому
представлению о развитии феодальных отношений в России, что, как
будет показано ниже, не было оценено современниками.
Седьмая причина отсталости России выпала из опубликованной
стенограммы, нет её и в подлиннике. Видимо, какую-то оплошность
допустила стенографистка, и эту оплошность не заметили публика-
торы, а, может быть, и сама докладчица допустила нечаянный про-
пуск. Утраченный фрагмент в какой-то мере восстанавливается по
тезисам выступления Нечкиной, сохранившимся в её архивном фон-
де2. В тезисах эта причина представлена как польско-шведская ин-
тервенция в начало XVII в. Российское государство образовалось до
сложения нации и единого рынка, писала Нечкина, пережило эконо-
мический кризис, поэтому путь развития его был очень труден:
«Удар интервентов пришёлся в особо трудный и ответственный мо-
мент развития молодого, ещё не окрепшего русского централизован-
ного государства»3.
1 Современные исследователи говорят даже о «теории докапиталистического расши-
ренного воспроизводства». (См.: Онищук С.В. Исторические типы общественного
воспроизводства: политэкономия мирового исторического процесса, .,19
С. 17). Гносеологический исток неверного восприятия феодального общественного
воспроизводства указанный автор убедительно представляет следующим о разом.
«До сих пор при рассмотрении докапиталистических аграрных структур исследова-
обращшш внимаинев оско.иом на характер гоюшеаий соб™™™ При
этом оставались сравнительно малоизученными
ского хозяйства, производительных сил крестьянского х
2 Архив РАН. Ф. 1820. On. I. Д. 17.
3 Там же. Л. 52.
381
Думается, что автор доклада драматизировал историческую
туацию. Не только Россия в XVII в. пережила вражеское нашествие
В этом столетии в Европе разыгралась Тридцати летняя война
коснувшаяся нашей страны, но серьёзно затронувшая ряд других-'Как
известно, страшно опустошена была Германия. Кроме того, вряд Ли
Российское государство в начале XVII в. было таким уж «молодым»
и «неокрепшим». Действительно, внутри него не было экономиче-
ского единства. Но уже сложился соответствующий новым потреб-
ностям государственный аппарат в результате реформ Избранной
Рады. Показателем внутренней крепости общества и государства бы-
ла проявившаяся в XVI в. агрессивность (захват Казанского и Аст-
раханского ханств, попытка завоевания Прибалтики). Экономиче-
ский кризис, вызванный политикой Ивана TV, был преодолён если не
полностью, то в значительной мере при Фёдоре Ивановиче и Борисе
Годунове. Показателем этого была, в частности, успешная война со
Швецией и возвращение территорий, потерянных Иваном Грозным.
К началу XVII в. Российское государство существовало уже около
ста лет, если брать в качестве его рождения конец XV — начало
XVI вв., когда в правление Ивана Ш были достигнуты решающие
успехи в объединении страны. К рубежу XVI и XVII вв. стало возни-
кать и какое-то экономическое единство, как это показано в работе
Бахрушина о русском рынке в XVI в.1 Так что Смута, взятая в целом,
а не только интервенция, конечно, привела к «великому московскому
разорению», но по своим последствиям она не идёт ни в какое срав-
нение с нашествием монголо-татар.
Восьмая причина отсталости России — «отсутствие моря и
континентальное положение страны. Море — великий ускоритель
исторического процесса»2. Нечкина имела в виду не только отдалён-
ность России от морей. Мысль её развивалась и далее: «При наличии
огромного широкого равнинного пространства, чрезвычайно затруд-
нённых сухопутных дорог, чрезвычайной трудности сообщения цен-
тров между собою — это обстоятельство не могло не сыграть своего
тормозящего влияния в развитии России»3. По сути дела Нечкина
1 Бахрушин С.В. Научные труды. Т. I. М., 1952.
2 Исторический архив. 1993. № 3. С. 196.
3 Там же.
382
повела речь о неблагоприятных географических условиях, не только
подчёркивая роль морей, но и уделяя внимание другим обстоятель
ствам. Географические условия развития России были взяты автором
доклада не во всей полноте: не было речи о качестве почв обуХ
ленной климатом величине вегетационного периода (обстоятХво
чрезвычайной важности для земледельческой страны), среднего™
вой норме осадков, периодичности урожайных и неурожайных сезо-
нов и пр. Но и без этого все то, что высказала Нечкина, было очень
важно. Позднейшие исследователи буквально повторили ту характе-
ристику положения России, которую дала Нечкина1. Нечкина пра-
вильно почувствовала необходимость обращения к географическим
условиям, без учёта которых невозможно было достаточно глубоко
понять важнейшие черты исторического процесса на территории
Восточной Европы. Только действительно логичным и научно пра-
вильным было бы обращение к рассмотрению географических усло-
вий в самом начале обзора всех тех факторов развития России, кото-
рым было посвящено исследование Нечкиной. «Всякая историогра-
фия должна исходить из... природных основ и тех их видоизменений,
которым они благодаря деятельности людей подвергаются в ходе
истории», — такова аксиома марксизма, которой пренебрегла совет-
ская историческая наука, а вместе с нею и Нечкина2.
В качестве девятой причины отсталости России она выдвинула
«активное сопротивление западноевропейских государств росту мо-
гущества России»3. По сути дела это обстоятельство совпадало с тем,
что говорила Нечкина, раскрывая седьмую причину отсталости Рос-
сии о польско-шведской интервенцией. Здесь Нечкина указывала на
«тормозящее значение Ливонского ордена и Литвы», что и даёт ос-
нование для объединения указанных факторов развития России во-
едино. Кроме того, Нечкина отметила «тормозящее воздействие
(других стран — А.Д.) в эпоху капиталистического развития мира...»
Нечкина полагала, что перед Англией уже в ХУШ в. стояла проблема
«удержать за собою роль "мастерской мира", снабжать промышлен-
ном., например: Дружинин Н.М. Избранные труды. Социально-экономическая ис-
тория России. М., 1987. С. 331; Власть и реформы. От самодержавия к советской
России. СПб., 1996. С. 49.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 19.
3 Исторический архив. № 3. С. 196.
383
ними изделиями Европу, тормозя самостоятельное развитие дп
государств» (в частности, России — А.Д.)» . Думается, что
Нечкина драматизировала ситуацию. Весьма сомнительно, ч^е5ь
перед Англией уже в XVIII в. встала проблема торгово-промыщп Ь1
кого соперничества с Россией. Англия в это время еще не
«мастерской мира», в конце указанного столетия она только пере^ *
вала промышленный переворот, который собственно и стал основной
предпосылкой для её превращения в такую мастерскую. Россия же
которая в ту пору вывозила не промышленные изделия, а сырьё, уже
по этой причине никак не могла соперничать с Англией; тем более
что последняя была её торговым партнёром. Поскольку Россия вме-
шивалась в решение Восточного вопроса, постольку она и станови-
лась соперником Англии. Торговые же интересы были здесь не при
чём. Россия, как раз, наоборот, была заинтересована в торговле с
Англией, что показала неудача подключения России к системе кон-
тинентальной блокады.
Десятую и одиннадцатую причины Нечкина решила соединить,
назвав их причинами производными, не имеющими самостоятельно-
го значения, это «отсутствие в России революционной буржуазии» и
«позднее развитие в России класса пролетариата»1 2. Думается, в этом
пункте своей работы Нечкина погрешила против логики. Её доклад
отвечал на вопрос: почему Россия позже других стран вступила на
путь капиталистического развития? Но ведь развитие пролетариата и
буржуазии и есть проявления капиталистического развития, это ско-
рее следствия, чем причины.
В завершение своего доклада Нечкина немного коснулась про-
блемы преодоления отсталости, показала те силы, которые помогали
эту отсталость ликвидировать. Эта часть выступления оставляет впе-
чатление дани своему времени. Здесь должна была зазвучать опти-
мистическая нота о перспективах развития России — СССР, скраши-
вавшая впечатление об отсталости и других тёмных сторонах рос-
сийского прошлого.
Итак, в работе Нечкиной было проведено широкое сопоставле-
ние исторических путей стран Западной Европы и России в плане
1 Там же. С. 197.
2 Там же.
384
выявления причин, по которым Россия задержалась на пути к инду-
стриальному обществу. В целом само направление рассуждении ис-
торика носило на себе печать традиции. В российской общественной
и исторической мысли XIX XX вв. было принято сопоставлять свою
страну с передовыми странами Запада ещё с конца XV____начала
XVI в., с появления теории «Москва — третий Рим». В советской
исторической науке эта традиция была закреплена в силу того, что
марксизм как социологическая теория сформировался на основе
обобщения западноевропейского исторического материала. И хотя в
России уже в XIX в. шли исследования восточных обществ, сравни-
вать свою страну со странами Востока (абсолютным большинством
человечества) не было принято, что, конечно же, обедняло науку и
сужало её познавательные возможности. Кроме того, в ходе сравни-
тельного анализа Западная Европа воспринималась как фактически
некая нерасчленённая целостность, без разделения на регионы с раз-
ными вариантами и темпами развития. И эта сторона традиции тоже
отпечаталась на докладе Нечкиной.
Поскольку Нечкина начала своё исследование с глубокой древ-
ности, то её доклад не только отвечал на вопрос о причинах позднего
перехода России к буржуазному строю общественных отношений, но
и освещал особенности истории нашей страны. Содержание работы,
таким образом, было гораздо шире, чем заявлял автор её названием.
Теоретическая база, опираясь на которую, Нечкина решала из-
бранную проблему, не составляла единой теории, как полагала ис-
следовательница. Вряд ли можно согласиться с существованием
внутри марксизма особого учения о темпах исторического развития.
Но это не значит, что те отдельные суждения основоположников
марксизма, которые собрала Нечкина, были лишены интереса и не
могли дать разумного направления исследовательской мысли. Беда
была в том, что это идейное наследие было богаче и глубже, чем его
представлял доклад Нечкиной. И ценность того научного багажа,
который содержался в отечественных трудах дореволюционных ис-
ториков («буржуазных» или «дворянских», а также «меньшевист-
ских»), была также выше, чем это казалось Нечкиной и ее современ-
никам. Использование всего этого наследия могло бы дать гораздо
больше пищи для размышлений и плодотворных выводов.
25. Дубровский А. М.
385
Главные соображения Нечкиной о темпах исторического па
тия России, о чертах своеобразия её истории страдали, как и вся об'
ществоведческая мысль того времени, упрощённым понимание'
экономического детерминизма, боязнью «географизма», преувеличе
ния роли «надстроечных» элементов. Обстановка, в которой работа'
ла Нечкина, лишала мысль историка должной смелости, приковыва
ла её к спасительной цитате из сочинений марксистского авторитета
Как было показано выше, в размышлениях Нечкиной об усло-
виях развития России были и сильные и слабые стороны. Но по-
скольку перед нами — первая в советской историографии попытка
широкого осмысления истории России в плане выявления причин
длительности существования средневекового общества на Руси, по-
стольку нет никаких оснований предъявлять к автору повышенные
требования. Нечкина смогла высказать немало верных соображений.
Позже историки во многом шли по пути детализации её наблюдений,
правда, чаще всего не зная того, что они уже были высказаны Неч-
киной ещё в 1941 году.
После прочтения доклада должен был решиться важнейший во-
прос: как научное сообщество встретило сформулированные в нём
идеи? Обсуждение доклада Нечкиной в Институте истории носило
вполне академический характер. Оно позволило высказаться по об-
щим проблемам отечественной истории ряду известных советских
историков, видных специалистов в своей области.
В.К.Яцунский разумно заметил, что в докладе не была прове-
дена периодизация истории России: «С моей точки зрения, надлежа-
ло, рассуждая исторически, сравнивать Россию с другими странами по
историческим этапам... При таком историческом рассмотрении вопрос
был бы поставлен конкретно по каждому определённому периоду, бы-
ло бы ясно, где Россия отстала и где она эту отсталость нагоняла» . Он
высказывал опасение относительно возможных выводов о «каком-то
особом своеобразии исторического процесса именно России» и
предлагал сравнивать Россию «не с той или иной ведущей страной, а
с определённым комплексом стран как на Западе Европы, так и на
востоке» европейского континента1 2. Яцунский проводил сопоставле-
1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 25. Л. 178.
2 Там же. Л. 178,178 об.
386
ние России с другими странами „0 линии производись
„Ых сил. констан,рун возраставшее различие и демонс^нру
мизм мышления, типичный для советских марксистов
Базилевич справедливо отметил некоторую абстрактность в ос
вешенки каждой из указанных Нечкиной причин. Он советовал отде-
лить главные причины отсталости России от второстепенный S-
левич настаивал на том. что истоки отсталости России нужно „еХ
„е во внешних обстоятельствах (татарское завоевание, близость им
отдаленность от морских побережий), а во внутренних причинах
связанных с «распределением населения, с площадями, занимаемыми
им» Таким образом, Базилевич очень разумно указал на тот фактор
развития России, который Нечкина совершенно игнорировала -
фактор демографический. В основе рассуждений Базилевича лежала
идея о роли разделения труда в истории страны. Отставание России
началось, по его мнению, с ХП-ХШ вв. «В Западной Европе уже
складывается, развивается общественное разделение труда и склады-
ваются элементы товарного обращения, которые затем превращают-
ся в товарное хозяйство. В России же в данный период этого не бы-
ло. ХП-ХШ вв. — это уже то время, когда города выступают в борь-
бу с феодалами, ничего подобного в русских городах нет...», — гово-
рил Базилевич2. Таким образом, Базилевич подчёркивал значение тех
условий, о которых писали Милюков (плотность населения, условия
для разделения труда), Плеханов и Троцкий (роль городов, товарно-
денежных отношений). Реалистическая мысль исследователя не мог-
ла не натолкнуться на эти верно подмеченные обстоятельства.
Базилевич советовал Нечкиной усилить внимание к социально-
экономическим явлениям, в частности, к процессам, разлагавшим
натуральное хозяйство. «Ведь это есть в сущности вопрос о развитии
капитализма, который отдельными своими элементами уходит,
разумеется, очень и очень далеко», — говорил он и далее цитировал
высказывание Ленина относительно связи вопроса о капитализме с
вопросом о развитии внутреннего рынка. В духе не особенно
глубокого понимания вопросов политической экономии марксизма
1 Там же. Л. 202.
2 Там же. Л. 201,201 об.
3 Там же. Л. 203.
387
25*
историк устанавливал слишком жёсткую связь между рЫнк
капитализмом. Рынок мог обслуживать разные типы хозяйств °М И
А.В.Арциховский защищал традиционную позицию и гово
том, что отставание Руси началось с эпохи монголо-татарского ига
Киевская Русь, по его мнению, «находилась на среднем уровне Ев
ропы, и кое в чём этот уровень превосходила»1.
Тот же консерватизм проявлял и Б.Б.Кафенгауз. Он заявил, что в
докладе Нечкиной «ставится вопрос о своеобразии русского историче-
ского процесса», что, по его мнению, было недопустимо. «Так ставить
вопрос это значит, в сущности говоря, отказаться от того, что сделано
на протяжении последних 10 лет в области исторической науки, когда
каждая крупная работа, наоборот, заставляет вас сближать русский
исторический процесс с западным», — заявил Кафенгауз2.
Чешский историк-эмигрант З.Р.Неедлы поставил интересный и
важный вопрос об отсталости народной массы: «Феодальная система
удержалась так долго потому, что народ России был отсталым».
Корни этой отсталости он видел в слабом развитии городов3. Нужно
признать, что постановка вопроса о состоянии общества, с которым
выступил чешский историк, была нетрадиционна для советской нау-
ки той поры. Обычно историки взваливали вину за отсталость России
на царское правительство при рассмотрении социально-экономичес-
кого и культурного развития страны. Правительство было, по мне-
нию исследователей, реакционным, крепостническим. Народ же, по
определению, всегда был носителем прогрессивных устремлений.
Характерная для русской общественной и, в частности, революцион-
ной мысли идеализация народа, усиленная Сталиным в 1930-х гг.,
мешала научному анализу и получению объективной истины.
Вчитываясь в стенограмму выступлений участников дискуссии,
нельзя не придти к выводу о том, что каждый из них мог бы сказать о
себе словами Кафенгауза: «Я не считаю возможным противопоста-
вить Вашей концепции, Вашему объяснению уже готовое другое
объяснение поставленного Вами вопроса»4. Развитие советской нау-
1 Там же. Л. 214.
2 Там же. Л. 219.
3 Там же. Л. 228.
4 Там же. Л. 218.
388
КИ привело историков к эмпиризму. Обращение к рассмотрению об-
щих, концептуальных вопросов, творчество и научная смелость в
этой области были блокированы усвоенными обязательными к упот-
реблению догмами упрощённого и перетолкованного марксизма.
Пожалуй, не методологический идейный монизм, а стандартизация и
шаблонность были господствовавшими чертами в теоретическом
мышлении историков. Значительное количество выступавших гово-
рило об одном и том же о том, что ответ на вопрос, поставленный
Нечкиной, нужно искать в сфере экономики: «Нужно в первую оче-
редь заняться изучением экономики, состояния ремесла в городах»
(Зутис), «надо обратить внимание на слабость развития городов, т.е.
на слабость развития, медленность темпов общественного разделе-
ния труда» (Е.А.Мороховец, Н.Л.Рубинштейн, Базилевич). Эконо-
мизм мышления, идея всеохватывающего экономического детерми-
низма казались по-настоящему марксистскими, и с этой безопасной в
политико-идеологическом отношении позиции только и можно было
спокойно вести исследование. Таким образом, в процессе дискуссий
были высказаны привычные для советской историографии идеи и
главным образом — отрицание своеобразия русского исторического
процесса. Кроме того, утверждался экономический подход к осмыс-
лению темы. Историки недооценили содержание работы Нечкиной.
Позитивных и оригинальных соображений было предложено ими
очень немного.
К сожалению, обнаружена стенограмма только одного дня за-
седаний. Всего же прения по докладу Нечкиной длились три дня.
С поправкой на это обстоятельство и нужно воспринимать сделан-
ные нами выводы. Общая картина была богаче. Однако, можно с
полной уверенностью предполагать, что несохранившаяся запись
прений не содержала чего-то принципиально отличного от той части
стенограммы, которой сегодня располагают исследователи.
Обсуждение доклада Нечкиной на этом не было исчерпано. Как
вспоминала Панкратова: «Я дала распоряжение, чтобы стенограмму
(доклада — А.Д.) передали в ЦК партии» . Там же, в ЦК оказалась и
стенограмма обсуждения работы Нечкиной. Тот и друго тексты ы
ли внимательно прочитаны скорее всего не один раз и не одним чело
1 Архив РАН. Ф. 457. On. I (1941). Д. 16. Л. 57.
389
веком. На полях и в тексте стенограммы имеются пометки красным
зелёным и синим карандашами. Это подчёркивания частей текста, ли'
нии, опоясывающие несколько строк, вертикальные черты на полях
вдоль обративших на себя внимание частей текста, знак «нота бене»
линии со стрелками на концах, вероятно, указывающих на противоре-
чие в тексте, короткие фразы — замечания. Очень возможно, что это
были следы чтения одного человека; быть может, Сталина.
Волнистой линией на полях отмечена фраза Нечкиной о том
что начало разложения феодализма и развития капиталистического
уклада относится ко второй половине XVIII в. Такой же линией от-
мечена и мысль автора о том, что главным тормозом в развитии Рос-
сии были устаревшие феодально-крепостнические отношения и кре-
постническая политика правительства. Здесь не было ничего дискус-
сионного или критического, и пометки на полях выражали согласие
и принятие к сведению мыслей автора.
В начале той части, в которой Нечкина рассматривала одну за
другой причины отсталости России, был поставлен знак «нота бене».
Именно эта часть и была важна для читателей из ЦК. В нескольких
местах были подчёркнуты строки той части текста, где Нечкина рас-
суждала о влиянии античной культуры на Русь. Слова «более слабое,
чем на Западе, усвоение античной культуры» были отмечены опоя-
сывающей линией, а слово «культура» дополнительно подчёркнуто.
Говоря о второй причине отсталости России — «разрушении
производительных сил Руси нападениями кочевников», Нечкина от-
мечала, что и «Западная Европа подвергалась многократным набегам
и опустошениям. Вспомним норманнов, венгров, тех же половцев,
печенегов для развития Византии», — говорила она*. Красный ка-
рандаш читателя из ЦК партии подчеркнул эти две фразы — о Руси и
Западной Европе, отметил каждую из них вертикальными линиями на
полях вдоль текста и там же провёл ещё одну линию, концы которой
со стрелками упирались своими остриями в эти две фразы, «историк
делает неисторическое сравнение», — было отмечено читателем.
Вопрос о неучастии Руси в крестовых походах был отмечен си-
ним карандашом: начертан знак «нота бене». Красным карандашом
была сделана приписка: «Крестовые походы — сами результат глу-
1 Исторический архив. 1993. № 3. С. 189.
390
боких экономических причин»1. К сожалению, эти две фразы ___
единственные среди маргинальных заметок. Именно в них содержит-
ся наиболее ясная информация об отношении читателя к содержанию
работы Нечкиной. В одном случае сделано резко критическое заме-
чание, в другом — более спокойное возражение. Последнее опять-
таки односторонне указывало историку на область экономики как на
важнейшую сферу исторической жизни.
Наблюдения над остальными пометками в тексте и на полях
показывают, что читатели отмечали формулировки причин отстало-
сти России, выделяя узловые части текста, подчёркивали отдельные
замечания Нечкиной: «эпоха Грозного не даёт нам никаких моментов
первоначального накопления капитала» или «Россия развивалась на
широкой равнине, слабо заселённой, при наличии огромного количе-
ства человеческих масс, ещё не тронутых феодально-крепостничес-
кими отношениями», «довольно длительно действующее положи-
тельное значение самодержавия в нашей стране» и т.п. Отмечена ци-
тированная Нечкиной фраза Ленина из работы «Социализм и вой-
на»2. Эти пометки в тексте указывали на важные мысли, и отмечали
ценность материала. В них незаметно чего-то критического, отри-
цающего смысл выдвигаемых идей. Видимо, материал доклада не
дал авторам этих пометок основания для значительных возражений.
Если воспринимать пометки разными карандашами (синим, зе-
лёным, красным) как следы работы разных людей, то нужно сделать
следующий вывод: двое читателей (синий и зелёный карандаши) от-
неслись к содержанию доклада более или менее спокойно, облада-
тель красного карандаша — с долей критицизма, со склонностью от-
пускать острые замечания («историк делает неисторическое сравне-
ние»). Как уже говорилось, возможно, что один читатель работал с
текстом, употребляя разные карандаши. Одним (красного цвета) он
делал критические замечания, отмечал те места, с которыми был не
согласен. Синий и особенно зелёный карандаши как будто бы выра-
жали согласие, отмечали ценные мысли.
Обращаясь к стенограмме выступлений в прениях, работники
аппарата ЦК партии подчеркнули синим карандашом фразу Базиле-
1 Там же. С. 189.
2 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 318.
391
вича о том, что «Милица Васильевна сознательно уклоняется от т
чтобы в этом списке (причин отсталости России — А.Д.) ВЫд Г°’
основные, главные причины хотя бы, конечно, на определённых эта*
пах исторического развития, от побочных и второстепенных»1. Слов'
«выделить основные, главные причины» были очерчены опоясь*
вающей линией. Далее были подчёркнуты слова «некоторая абст-
рактность» в освещении каждой из названных автором доклада при-
чин. Далее в выступлении Базилевича была подчёркнута фраза, вы-
ражавшая сомнение в существовании расширенного воспроизводства
как проявлении «обязательного закона развития общественно-эконо-
мической формации, даже такой застойной.... как феодальная»2. Чи-
татель отмечал то, что давало пищу для более критического осмыс-
ления доклада Нечкиной.
Видимо, очень важным в глазах читателя стенограммы было
замечание Кафенгауза, которое в стенограмме подчёркнуто синим
карандашом, а рядом поставлен знак «нота бене» (вообще говоря,
обладатель синего карандаша был склонен ставить знак «нота бене»
и делать пометы в тексте опоясывающей линией). В этой части сво-
его выступления Кафенгауз говорил: «Мне кажется, что если бы мы
согласились с постановкой вопроса Милицей Васильевной, то, в
сущности говоря, мы бы вернулись к очень старому спору, ... уже
давно оставленному в освещении этого вопроса. Надо прямо при-
знать, что, когда слушаешь Ваш доклад, то возникает вопрос, раз
Россия — страна, которая отставала на протяжении столетий, то вме-
сте с тем ставится вопрос о своеобразии русского исторического
процесса. Таким образом, Вы возвращаете нас... к вопросу о полном
своеобразии русского исторического процесса от передовых, по
крайней мере, западноевропейских стран»3. Кафенгауз бросил увеси-
стый упрёк, имевший прямое отношение к марксистской методоло-
гии в её тогдашней интерпретации. Самая мысль об особенностях
того или иного национального исторического процесса могла быть
взята под подозрение, идея его своеобразия была просто крамольна
в глазах советских историков, современников Нечкиной, она не мог-
1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 25. Л. 197.
2 Там же. Л. 198.
3Там же. Л. 219.
392
ла претендовать на статус научной, марксистской. Именно это и при-
ковало к себе внимание читателя из аппарата ЦК, что повлекло затем
немало последствий для автора.
Другой читатель, обладатель красного карандаша, с обидой
обвёл последние два слоя в такой фразе Неедлы: «Здесь много
говорили о Западной Европе. Я европеец...» На полях было
написано: «выходит, все остальные азиаты»'. Неедлы хотел ска-
зать, что он - выходец из Чехии, такой же католической страны,
и обладавшей культурой того же облика, что и страны Западной
Европы. В понимании марксистов (интернационалистов!) из ап-
парата ЦК наименование «азиат» было оскорбительным, причём
оскорбление, как можно предположить, относилось и к жителям
СССР и к ним, читателям стенограммы. Ниже красной верти-
кальной чертой и синим знаком «нота бене» была отмечена часть
выступления Неедлы, в которой он говорил об отсталости народ-
ной массы не только в России, но и до определённой степени в
Польше, Словакии, Венгрии1 2. Неедлы перечислял страны более
или менее однотипного развития, не столько по качественным
характеристикам, сколько по скорости продвижения к индустри-
альному обществу. По сути дела историк предвосхищал идеи,
которые были высказаны много позже, в 1986 г., И.К.Пантиным,
Е.Г.Плимаком и В.К.Хоросом в книге «Революционная традиция
в России»3. Указанные авторы относили названные Неедлы стра-
ны ко второму эшелону мирового капитализма. Что по этому по-
воду думали работники аппарата ЦК партии — сказать трудно.
Ознакомление с выступлениями историков дало работникам
аппарата ЦК партии уже более серьёзные по своему значению кри-
тические замечания как в адрес Нечкиной, так и по поводу выступ-
лений в прениях других историков. Видимо, по мере чтения стено-
граммы критическое отношение к работе Нечкиной нарастало.
17 апреля 1941 г. Ярославский и Д.А.Поликарпов составили
докладную записку секретарям ЦК ВКП (б) А.А.Андрееву, А.А.Жда-
1 Там же. Л. 228.
2 Там же. Л. 230.
3 См.: Пантин И.К., Плимак
1783-1883 гг. М., 1986. С. 15.
Е.Г., Хорос В.К. Революционная традиция в России.
393
А.А.Жданову и Г.М.Маленкову. Она называлась «О положении дел
Ин-ституте истории Академии наук СССР»’. в
В ней излагались краткие сведения об Институте истории —
его организации в 1937 г., структуре, кадрах. Главное содержание
записки было посвящено критике работы Института с суровым вы-
водом: «В целях наведения большевистского порядка в Институте
истории Академии наук СССР необходимо укрепить руководство
Институтом»1 2.
Около трети всего текста заняло описание доклада Нечкиной
и дискуссии, развернувшейся по его поводу. Именно здесь содер-
жался главный криминал идейно-политического порядка. «Вместо
действительной научно-исследовательской работы Институт ис-
тории занялся бесплодными, подчас вредными дискуссиями. При-
мером такой дискуссии является обсуждение доклада Нечкиной»,
— писали авторы «Докладной записки»3. Далее в «Записке» гово-
рилось: «Уже из тезисов доклада, представленных Нечкиной, было
видно, что она стоит на антимарксистских позициях в этом во-
просе. Вопрос о том, почему Россия позднее других стран вступи-
ла на путь капиталистического развития, т. Нечкина подменила
другим вопросом — о причинах отсталости России, причём отста-
лость эту Нечкина изобразила как абсолютную, исконную... Неч-
кина фактически доказывала полное своеобразие исторического
развития России, происходившего будто бы изолированно от об-
щеевропейской цивилизации. В числе причин, обусловивших от-
сталость России, Нечкина выдвинула такие надуманные антина-
учные "причины", как слабое влияние античной и арабской куль-
туры, неучастие России в крестовых походах и мировом дележе
колоний. Нечкина утверждала также, что "расширенное воспроиз-
водство — обязательный закон развития феодализма", тем самым
выступая против общеизвестного указания В.И.Ленина по этому
поводу»4. Нужно отметить, что критическое отношение к выступ-
лению Нечкиной стало не просто резким, а значительно более рез-
1 Исторический архив. 1993. № 3. С. 201-204.
2 Тем же. С. 204.
3 Там же. С. 202.
4 Там же.
394
кям, чем об этом говорят маргиналии „а стенограмме доклада
в чём заключалась причина этого? * доклада.
Со дня прочтения доклада до составления «Записки» Ярослав-
ского и Поликарпова прошло почти два месяца. Это вполне госта
точное время для того, чтобы с текстом стенограммы познакомился’
более или менее широкий круг людей в аппарате ЦК партии. Судя по
тому, ЧТО докладная записка цитировала замечания Кафенгауза
(«ставится вопрос о своеобразии русского исторического процесса^
и Базилевича («у меня вызывает сомнение, когда Вы устанавливаете
такое положение, что расширенное воспроизводство — обязатель-
ный закон развития общественно-экономической формации даже та-
кой застойной... как феодальная»)1, можно сказать, что авторы этой
записки внимательно читали стенограмму и доклада, и его обсужде-
ния, почерпнув из последнего аргументы для критики Нечкиной.
В «Докладной записке» особо было отмечено выступление Неедлы:
«клеветническая речь по отношению к русскому народу». Можно
предположить, что с основным содержанием доклада был ознаком-
лен Сталин. Его собственная мысль о том, что Россию били за отста-
лость, самая мысль об отсталости России, уместная при мобилизации
сил народа на выполнение задач первых пятилеток, в предвоенной
обстановке 1941 г. была некстати. Сталин воспринимал своё выступ-
ление как конъюнктурное. В 1941 г. о нём уже не нужно было вспо-
минать. Нечкина же восприняла эту мысль как марксистскую догма-
тику, верную на все времена.
Об изменении политико-идеологической линии в этом отноше-
нии свидетельствует письмо Панкратовой, отправленное в ЦК пар-
тии в мае 1944 г. Анна Михайловна писала в нём, в частности, сле-
дующее: «Инструктор Управления пропаганды т. Охотников пред-
ложил снять из передовой статьи уже свёрстанного номера «Истори-
ческого журнала» цитату товарища Сталина об отсталости России*
Когда редактор журнала Б.В.Волин обратился за разъяснением к
тов Охотникову, а затем к заместителю заведующего отделом печа-
ти тов Морозову. оба этих товарища заявили, что сейчас о прошлой
отсталости России нечего распространяться»
2 РГАСПИ. ф. 3. Оп. 6- Д-224-л-82-
395
Поэтому Сталину и не мог понравиться доклад Нечкиной
вивая сделанное выше предположение, можно сказать, что Ст
дал распоряжение трём секретарям ЦК Андрееву, Жданову и Мал ИН
кову ознакомиться о положением дел в Институте истории, в связи1
чем и была составлена «Записка» Ярославским и Поликарповым т?
ким образом, сведения о докладе Нечкиной достигли уровня секп
тарей ЦК партии. И, по всей вероятности, с вершины этой партийной
инстанции в систему Академии наук были даны соответствующие
указания.
24 и 26 апреля 1941 г. состоялось объединённое заседание Бюро
отделения истории и философии и дирекции Института истории
Академии наук СССР для рассмотрения вопроса о докладе Нечки-
ной*. Открывая это заседание, академик А.М.Деборин оказал: «На-
стоящее объединённое заседание... созвано для заслушания доклада
руководителя сектора истории XIX в. А.М.Панкратовой о результа-
тах дискуссии по докладу т. Нечкиной "Почему Россия позже дру-
гих стран вступила на путь капиталистического развития". Нам
придётся после заслушания доклада и прений принять какое-либо
решение, то есть дать оценку как доклада т. Нечкиной, так и тех
прений, которые имели место, в особенности некоторых выступле-
ний, которые носили антимарксистский характер и не встретили
отпора на самой дискуссии. Вторая сторона вопроса — политиче-
ская сторона. Нам необходимо... проявить больше политической
бдительности... Мы не позаботились о том, чтобы своевременно
проработать тезисы, чтобы своевременно вскрыть те ошибки, кото-
рые (в тезисах — А.Д.) имеются»2. Вступительное слово Деборина
не предвещало для автора доклада ничего хорошего. Оценка доклада
и последовавших за ним прений Деборину уже была ясна: она уже
была сформулирована в аппарате ЦК партии. Не исключено, что
Деборина познакомили с докладной запиской Ярославского и По-
ликарпова. Исходя из полученных «сверху» указаний, Деборин
должен был подвергнуть осуждению и Нечкину, и Панкратову, и ру-
ководство Института. Ход всей этой процедуры был ему ясен. Пред-
1
2
Архив РАН. Ф. 457. On. I (1941). Д. 16. Л. 1—149. Стенограмма заседания.
Там же. Л. 1,2.
396
стояла чисто игровая деятельность по определённым правилам с из
вестным заранее итогом игры. г И4'
Рассказывая об организации выступления Нечкиной в секторе и
прениях по ее докладу, Панкратова должна была защитить сектор и
Себя как его руководителя, сформулировав более или менее критиче-
ский взгляд на работу Нечкиной. Она помнила о критических статьях
в стенгазете Института, с которыми выступили после дискуссии в её
секторе секретарь партбюро института С.Д.Петропавловский и за-
меститель директора А.Д.Удальцов, вероятно, знала и о реакции на
доклад в аппарате ЦК. Вместе с тем она и не должна была совер-
шенно опорочить работу Нечкиной, ведь нельзя же было сказать, что
она, глава сектора, поставила в качестве предмета обсуждения анти-
марксистский доклад. Кроме того, Панкратова, насколько это в на-
стоящее время можно понять, была порядочным человеком и «сда-
вать» Нечкину не собиралась. Их сближало то, что обе они «на заре
марксистской юности» были ученицами Покровского, стали «крас-
ными профессорами» и долгие годы боролись с буржуазной наукой
за подлинную науку, за марксизм.
Панкратова рассказала историю постановки доклада Нечкиной
в план работы сектора. И, ссылаясь на самый сильный аргумент —
мнение коллектива, в данном случае участников прений, — Панкра-
това подчеркнула: «Все до одного человека отмечали....что Милица
Васильевна хорошо сделала, что наконец выступила с материалом на
тему, которая давно должна была быть поставлена»1. Далее необхо-
димо было показать свою оценку работы Нечкиной: «Этот доклад
носил в большой мере характер схематической постановки ряда от-
дельных проблем. Это была самая серьёзная ошибка в постановке
доклада. Все говорили, что доклад нельзя признать марксистским с
этой точки зрения»2.
Разве доклад, охватывающий огромный исторический
период — в тысячу лет, - мог быть не схематическим? Разве мар-
ксизм можно было отождествлять только с эмпирией, а концептуаль-
ные, общие построения выпадали из марксистских рамок? Возмож-
но, Панкратова хотела сказать несколько иное (учтем, что мы имеем
1 Там же. Л. 13.
2 Там же.
397
дело не с точной письменной речью учёного, а с речью устной с ха
рактерными для неё приблизительностью, эмоциональностью). Скорее
она имела в виду отвлечённость, некую «абстрактность в постановке
каждой причины», как это назвал Базилевич. Но и в таком случае мы
имеем дело с концептуальностью, неотъемлемой чертой исторической
науки. Напомним, что в языке той поры, в новоязе советского учёного
мира термин «марксистский» был тождествен термину «научный»
Таким образом, Нечкину обвиняли в ненаучном характере её доклада
Вот что хотела довести до сознания собравшихся Панкратова.
Далее она говорила: «Милица Васильевна метод сравнительно-
го исторического освещения взяла также не в марксистском направ-
лении. Она несколько сбивалась на путь исторических аналогий и
иллюстраций, давая историческое развитие России в сравнении с
другими странами... Это сравнение с другими странами носили неис-
торический, неконкретный характер»1. Панкратова почему-то отри-
цательно отнеслась к историческим аналогиям. А ведь именно анало-
гия (соответствие, сходство, подобие) и лежит в основе сравнитель-
но-исторического метода. На основе выявления аналогичных (соци-
альных) явлений и процессов построена марксистская теория разви-
тия общества. Иллюстрацией же пользуется историк в том случае,
если он не может в силу тех или иных причин (в данном случае из-за
ограниченности во времени) выстроить систему аргументов. Понят-
но, что в устном выступлении такого широкого содержания, каков
был доклад Нечкиной, без иллюстраций было не обойтись.
Наконец Панкратова затронула в докладе Нечкиной место, са-
мое уязвимое с точки зрения историков и политиков из ЦК партии:
«Из её изложения получалось так, что эта отсталость была действи-
тельно исконной исторической отсталостью»2. Обойти молчанием
этот упрёк, который предъявляли Нечкиной чуть ли не со всех сто-
рон, Панкратова не могла. Адресуя его Нечкиной, она отмежёвыва-
лась от идеи своеобразия российского исторического процесса.
В целом выступление Панкратовой было выдержано в спокой-
ном академическом тоне, без политических ярлыков и резкостей с
идеологической подкладкой. Её критику доклада нельзя признать
1 Там же. Л. 13,14.
2 Там же. Л. 14.
398
глубокой, меткой. Да Панкратовой было и не до анализа: она вы-
страивала систему защиты для сектора и себя лично.
За выступлением Панкратовой последовала дискуссия. Боль-
шинство выступавших в ней отметили, что в докладе Нечкиной не
было представлено основной причины отсталости России, что Неч-
кина дала «механический набор» разных причин, осветила их как
равноценные и в конечном счёте сбилась на «эклектическую поста-
новку вопроса» (Деборин, Петропавловский, Ловецкий, Черномор-
дик, Караколов, Войтинский). Нечкину критиковали за то, что док-
лад не был построен на основе конкретно-исторического материала
(Панкратова, Караколов, Удальцов, Войтинский). Непонятен для
участников заседания был тезис о крестовых походах (Деборин,
Удальцов). Нечкина, по мнению участников заседания, спутала при-
чины и следствия в тезисе об отсутствии в России буржуазии и позд-
нем складывании рабочего класса (Панкратова, Деборин, Удальцов),
приписала феодальному обществу нетипичное для него расширенное
воспроизводство (Панкратова, Ловецкий), слабо показала роль на-
родных масс — борцов против отсталости (Петропавловский), до-
пустила «смешение позиций базиса и надстройки» (Караколов), не-
достаточно показала влияние на отставание России идеологии и по-
литики (Караколов), ошибочно выдвинула такую причину отстава-
ния России как слабое влияние культуры античного мира (Удальцов,
Деборин), представила союз рабочих и крестьян — особенностью
России, а большевизм — как течение, выросшее исключительно на
русской основе (Петропавловский)... Критические оценки и выска-
зывания, естественно, преобладали в выступлениях участников дис-
куссии или, вернее, коллективного осуждения Нечкиной.
Некоторые из них пытались подсказать верный подход к реше-
нию поставленной проблемы, сообщить о своих собственных сооб-
ражениях по поводу отсталости России. Практически же сходились
на том, что основная причина отсталости России имела экономиче-
ский характер (Деборин, Петропавловский, Ловецкий, Черномордик,
Караколов, Войтинский). Её предлагали искать в диалектике произ-
водительных сил и производственных отношений. Главный тормоз
для развития России заключался в патриархальных отношениях (Пе-
тропавловский, Удальцов, Деборин). Киевская Русь была оценена
399
как одно из передовых государств (Петропавловский, Дебоп
начало отставания Руси было отнесено к поре татаро-монголь ** ’ а
ига (Черномордик. Удальцов). Очень осторожно и достойно в?КОГо
пил директор Института истории Греков. Его позиция была стп^'
академичной: «Вопрос надо решать»1. Никакой критики в адрес Неч
киной он не высказал.
Нужно сказать, что порой выступавшие излагали интересные
мысли. Так, оценивая татаро-монгольское иго, С.И.Черномордик ©г.
метил: «Мы имеем в таком-то периоде начало отставания
(нельзя — А.Д.) затем с меркой этого отставания подходить ко всем
остальным этапам. Таким образом, все отдельные отставания превра-
тились бы у нас в одно крупное отставание.... Мы не можем сказать,
что была одна причина, которая с самого начала и до самого конца
являлась основной причиной этого отставания страны, Отставание
России в эпоху татарского нашествия не было таким отставанием,
которое и определило всё отставание России до самого последнего
момента. Оно было преодолено, и оно было преодолено созданием
централизованного государства. Отставание России накануне паде-
ния самодержавия вызывалось совершенно другими причинами...»2.
К такой точке зрения был близок и Удальцов. К сожалению, эти ин-
тересные соображения не получили развития ни в 1941 г. ни позже.
Историки осторожно указывали на те или иные факторы, кото-
рые повлияли на пресловутое отставание. Это «затруднение возмож-
ности обмена» (Черномордик), слабость развития городской жизни
(он же), политика верхов (Караколов). Об эпохе, наступившей после
нашествия монголо-татар и установления ига, Деборин сказал сле-
дующее: «Задача, которая стояла тогда, заключалась в самообороне,
необходимо было отстоять политическую независимость страны. Это
тоже имеет громадное значение. Громадное значение имеет также
гипертрофия развития государства, государственного аппарата и т.д.
Все эти факторы определили на несколько столетий специфический
характер в истории России, несмотря на общие закономерности»3.
1 Там же. Л. 92.
2 Там же. Л. 86.
3 Там же. Л. 136.
400
Таким образом, во время второго обсуждения доклада Нечки
Ной историки ощупью, может быть несколько умозрительно гипоте-
тически порой находили более или менее разумные соображения
пригодные для решения проблемы.
В ходе выступлений ещё настойчивее были провозглашены
экономический подход к теме, осмысление материала с точки зрения
соотношения и взаимодействия производительных сил и производст-
венных отношений, базиса и надстройки. Правда, эти методологиче-
ские рекомендации носили декларативный характер и не были по-
настоящему связаны с эмпирическим материалом. Это была скорее
присяга на верность марксизму. Соображения носили характер об-
щих пожеланий, что, конечно, не продвигало изучение темы. Харак-
терно было и то, что никто не обратился к опыту дореволюционной
науки, хотя по сути дела мысль участников дискуссии вращалась в
кругу более или менее традиционных в российской историографии
идей: важное значение проблемы обороны для Российского государ-
ства, влияние татар на историю страны, слабость русского города и
пр. Известный нигилизм к дореволюционному наследию — немар-
ксистскому, а значит и не особенно ценному — ослаблял позиции
участников учёного собрания.
Заседание вынесло резолюцию об итогах дискуссии в Институ-
те истории по докладу Нечкиной. Эта резолюция носила остро кри-
тический характер. «Тезисы и доклад проф. Нечкиной, трактующие
механистически и не по марксистски вопрос,... не были подвергнуты
достаточно развёрнутой критике и не получили должной оценки», —
говорилось в резолюции. Она указывала на «теоретическое отстава-
ние и неумение некоторых научных работников применить метод
исторического материализма в разработке серьёзных исторических
вопросов»1. Из резолюции выясняется, что предполагалось в соот-
ветствии с решением Бюро отделения истории и философии Акаде-
мии наук в марте 1941 г. заслушать доклад Нечкиной на заседании
Отделения. Но, видимо, уже в конце февраля и в марте обстановка
сгустилась, могли последовать указания «сверху» о том, чтобы не
спешить с постановкой доклада. ЦК изучал положение в Институте
истории. И только в конце апреля доклад состоялся в более узкой
1 Исторический архив. 1993. № 3. С. 204-205.
26. Дубровский А. М.
401
аудитории, чем это ранее планировалось. Видимо, было решено
нечего давать трибуну для немарксистских выступлений, а церемо°
ния наказания могла пройти и в сравнительно небольшом кругу н°"
учных работников. а'
Ещё резче, чем Бюро отделения, сформулировало свою оценку
доклада Нечкиной партбюро Института: «Тезисы и доклад профес-
сора Нечкиной носили немарксистский, эклектический характер (на-
громождение различных исторических ссылок) и содержали ряд гру-
бых политических ошибок (неправильная трактовка вопросов: о про-
исхождении большевизма, о причинах контрреволюционности рус-
ской буржуазии, о союзе пролетариата и трудового крестьянства1.
Неискушённый читатель, знакомясь с текстом постановления парт-
бюро, и не зная работы Нечкиной, решил бы, что она делала доклад
по истории России в XX в. Партбюро хотело увидеть в докладе поли-
тические ошибки, но в той древности, о которой говорила Нечкина,
усмотреть их было бы затруднительно. Поэтому внимание членов
партийного бюро было сконцентрировано на завершающей части
доклада, в которой автор лишь слегка касался тем из истории пред-
революционной России. Из отдельных высказываний Нечкиной, не
определявших основного содержания её работы, был сконструирован
политический криминал. Досталось и участникам обсуждения докла-
да: «Дискуссия по этому вопросу прошла на низком теоретическом
уровне и не дала резкой критики доклада и неправильных выступле-
ний в прениях (проф. Неедлы, Пичета, Бахрушин)»2.
Понятно, что такие оценки отбивали у историков всякую охоту
браться за сложную и, как оказалось, скользкую в политическом от-
ношении тему. Позже, в июне 1941 г., на заседании сектора истории
СССР до XIX в. историки вспоминали доклад Нечкиной. Возглав-
лявший тогда этот сектор Лебедев сказал: «Дискуссия, которая была
проведена по докладу Нечкиной, обнаружила, что мы к ней были не-
достаточно подготовлены»3. «Вспомните, — говорил В.И.Шун-
ков>__такую неудачную попытку как попытку М.В.Нечкиной раз-
1 Архив РАН. Ф. 457. On. I (1941). Д. 16. Л. 147.
3 Научный архив Института отечественной истории РАН. Ф. I. On. I. Д. 939. Л. 130.
402
решить вопрос о нашей отсталости»1 *. «Мы... уже имеем... опыт с
докладом Милицы Васильевны, вторил ему Бахрушин. — Надо
сказать, что уже априори можно было видеть, что из этого доклада
ничего не выйдет, потому что такую большую проблему разрешить
без предварительной большой подготовки и разработки отдельных её
вопросов, мне по крайней мере так представлялось всё время, невоз-
можно»”- Два с половиной года спустя, в 1944 г., на совещании исто-
риков С.К.Бушуев вспоминал о «тяжёлом впечатлении», которое ос-
тавила дискуссия по докладу Нечкиной. По его мнению, эта дискус-
сия «уводила нас от настоящих действительных вопросов и задач,
которые стояли перед историческим фронтом». «Дискуссия эта про-
валилась и не привела ни к каким дальнейшим творческим результа-
там, тем более, что доклад завёл аудиторию туда, куда не могла за-
вести ни одна фантазия», — заключил свою оценку доклада и дис-
куссии Бушуев3 4. Таким образом, эпизод с работой Нечкиной надолго
запомнился как «неудачная попытка».
В конце весны — начале лета 1941 г. Нечкина переживала труд-
ные дни. 26 мая она написала письмо Ярославскому с просьбой при-
нять её и выслушать объяснения по поводу доклада. «С этим делом
связан ряд недоразумений, о которых я хочу Вам рассказать. Я до сих
пор не знаю, в чём именно меня обвиняют и каково правильное реше-
ние того вопроса, который я решила неправильно. Я нахожусь в тяжё-
лом положении и хочу найти из него правильный выход, поэтому раз-
говор с Вами жизненно необходим для меня», — писала Нечкина .
5 июня Ярославский на листке служебного бланка сделал такую
запись: «Принял т. Нечкину. Она настаивает на пересмотре решения
партбюро, вынесенного в её отсутствие, и решения отделения общест-
венных наук, которое она считает необоснованным. Я посоветовал ей
обратиться в Управление пр[опаган]ды к тов. Александрову. Она на-
писала записку тов. Жданову; так как она считает, что ЦК был введён
в заблуждение неправленной стенограммой, то я посоветовал ей ин-
формировать тов. Жданова. Лично я считаю её доклад немарксист-
1 Там же. Л. 160.
Ч“ио'п1™ео«щ™« по СССР . ЦК ВКП(б) . 1944 год, //
Вопросы истории. 1996. № 2. С. 55.
4 РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 6- Д. 11- Л. 1.
26*
403
ским, о чём я ей и сказал, но шельмовать её нет оснований. Вин
больше Институт истории АН, поставивший без достаточной] подг^
товки такой доклад»1. Ярославский не ограничился беседой с Нечки
ной. Видимо, под впечатлением разговора он дал распоряжение"
«Достать мне из редакции "Историка-марксиста" подписанный тов
Нечкиной текст её статьи (переработка доклада)»2. Вероятно, после
выступления Нечкиной с докладом и его обсуждения в Институте ис-
тории вопрос о публикации работы в журнале «Большевик» отпал и
Нечкина, переделав прежний текст, отнесла его в редакцию научного
журнала. Там рукопись так и лежала без движения. Публиковать её
уже никто не собирался. Ярославский решил только глубже познако-
миться с сутью дела. Уж поскольку разговор с Нечкиной состоялся,
нужно было как опытному человеку застраховать себя на случай
дальнейшего развития событий, связанных со злосчастным докладом.
Отсюда родилась и цитированная выше запись с чётким обозначени-
ем позиции Ярославского.
Сознание Нечкиной было постоянно заполнено переживаниями
и мыслями о происходившей с ней тягостной историей. Положение
обострялось тем обстоятельством, что был арестован брат мужа —
нарком земледелия Яковлев. На следующий же день после разговора
с Ярославским Нечкина решила послать ему письмо: «Разрешите мне
в дополнение к бывшему между нами разговору процитировать мои
тезисы в части, касающейся вопроса о так называемой "исконной
отсталости"»3. Видимо, разговор Ярославского с Нечкиной вращался
вокруг обвинения Нечкиной в том, что она представила Россию ис-
конно отсталой страной. Нечкиной хотелось добиться ясности.
В то время как её оппоненты из партбюро тяготели к политическим
определениям, ярлыкам, хлёстким характеристикам, мысль Нечки-
ной работала в области научно точных формулировок, внимательно-
го отношения к тексту, уважительного отношения к исследователь-
скому труду, понимая его сложности. Она и её оппоненты находи-
лись как бы в разных измерениях. Нечкина этого не понимала и хва-
талась за спасительные цитаты из собственных тезисов: «Из тезиса
1 Там же. Л. 8.
2 Там же. Л. 9.
3 Там же. Л. 2.
404
4-го (первый вариант): "Понятие "абсолютной" и» «
сталости является нелепостью" (стр. 2) из т исконной" от-
текст): "Понятие "абсолютной" или "исконной"* 3 Г° (дополненнь’й
нелепостью; оно нередко используется во пп 0Тс^ал°сти является
литературе для "обоснования" национально-™^^”0” маРКСИЗмУ
ния в капиталистической системе (сто 1 2 m лониального угнете-
ссылку. она заключала: «Таким
отсталости не только органически чуждо rc.pmv 6 исконнои"
существу, всему его духу..., но нелепость его
„ость были даже оговорены мною в особых тезисах. Поэтому „X
=™“Не“Ие Д0“ °Т"аСТЬ КаК соотвегствУ’ОЩее «ейст-
Тогда же, 6 июня, Нечкина отправила письмо Жданову* 2 По-
скольку ее послание начинается со слов «Простите, что вновь(!) бес-
покою Вас письмом по поводу моего доклада», надо думать, что пе-
ред нами по крайней мере второе письмо Нечкиной Жданову. Об
этом говорит и запись Ярославского («она написала записку тов.
Жданову»). Первое письмо Нечкиной Жданову, к сожалению, не
найдено. Кроме того, поскольку Нечкина пересказывала всю исто-
рию своих злоключений, думается, что Жданов не ответил ей на пер-
вое письмо.
«Я долго и усердно работала над сложной и неисследованной
темой... Поработав два года, я решила поделиться с товарищами
своими предварительными выводами, чтобы обсудить их, учесть за-
мечания и поправки, двигаться в работе дальше. Я прочла доклад в
секторе того Института, сотрудником которого являюсь. Что в этом
плохого, неправильного? Как будто, ничего. Правильно ли то, что я
взялась за новую и сложную тему? Я не переоцениваю своих сил, но
думаю, что поступила правильно. Думаю, что при наличии неизбеж-
ных в первой попытке ошибок, неясностей, недоработки, я всё же
дала отдельные элементы для правильного решения вопроса», так
писала Нечкина Жданову, вспоминая прошедшее и передавая его до-
вольно объективно. Она только несколько усиливала мотив предвари-
тельности своей работа, ведь на самом деле статья уже была готова
Там же. Л. 10. л от
2 Исторический архив. 1993. № 3.
405
для опубликования в журнале «Большевик». Эта предваритедь
которую подчёркивала Нечкина, должна была указать на то чггоТЬ.’.
выводы ещё не таковы по своей зрелости, чтобы она отстаивала их
«Что же произошло дальше? Я... подверглась строгому осужде
нию и политической дискредитации. Вопрос о моём докладе рас"
смотрело Бюро отделения истории и философии Академии наук
вынесло осуждающую меня резолюцию. Мотивировка в этой резо.
люции начисто отсутствует: доклад оценён отрицательно, но за что
неизвестно... Ошибка в добросовестной научной работе подлежит
критике, а не каре. Между тем, резолюция Бюро отказывает мне
именно в критике»1. Далее Нечкина делала очень меткий вывод:
«Мои ошибки неясны для самого Отделения, как неясен и правиль-
ный ответ на вопрос, поставленный в моём докладе».
Нечкина поведала о дальнейших своих действиях после обсуж-
дения её тезисов в Бюро отделения: «Я подала тогда заявление с
просьбой дополнить резолюцию, дать мотивировку моего осужде-
ния. Ответа не получила ни от Отделения, ни от Института. Но после
моего запроса на стене в Институте вывесили выдержки из поста-
новления партбюро Института. Я с величайшим удивлением узнала
из них что придерживаюсь ошибочных мнений по таким важным
вопросам марксизма-ленинизма как союз пролетариата с крестьянст-
вом, как происхождение большевизма... Всё это наскоро придумано,
чтобы "мотивировать" осуждение.
Если бы я была членом партии, то партбюро не судило бы о
моих политических взглядах заочно. Но я — беспартийная — и ни-
кто не вызвал меня»* 2. В том, что всё было придумано (что-то наско-
ро, что-то с течением времени), Нечкина была абсолютно права. Шла
политическая игра по поводу того, что в науке высказаны ненужные
в настоящий политический момент идеи. Разыгрывались соответст-
вующие сценарии. Присутствие Нечкиной на заседании партбюро
Института могло бы испортить игровую деятельность, поставить под
удар сценарий.
В заключение своего письма Нечкина обратилась к Жданову с
просьбой о защите, просила об отмене немотивированных и заочно
' Там же. С. 205,206.
2 Там же. С. 206.
406
вынесенных решений. Ничего сделано не было. А через неполных
две недели после того как письмо было написано, грянула война, ко-
торая заставила оставить всё, связанное с обсуждением несчастного
доклада.
Доклад Нечкиной и его обсуждение были важным эпизодом в
истории советской исторической науки. Нечкина поставила вопрос
об особенностях исторического пути России в форме размышлений
над причинами отставания России от стран Запада, в обрамлении из
сталинских цитат и прочих непременных идеологических аксессуа-
ров, которые не должны заслонять от исследователя главного из сде-
ланного Нечкиной. В то время, когда была сформулирована в зрелом
виде новая концепция отечественной истории, Нечкина своим докла-
дом расширяла познавательные возможности этой концепции. В уяс-
нении на новом уровне исторического знания вопроса об общем и
особенном в истории России состояла потребность науки, интерес её
дальнейшего развития. Но исследование особенностей России со-
вершенно не нужно было власти. Интересы науки и интересы власти
разошлись и, как всегда в таких случаях, пострадала наука.
Прошло долгое время, прежде чем кто-либо из историков осме-
лился вернуться к вопросам, поставленным Нечкиной. И только в
1972 г. в журнале «Новая и новейшая история» была опубликована
статья Дружинина «Особенности генезиса капитализма в России в
сравнении со странами Западной Европы и США»1. Правда, автор не
разрабатывал тему так широко, как Нечкина, он ограничил своё иссле-
дование XIV (для России — XV) — серединой XIX в. Но всё же появ-
ление такой статьи продолжало ту исследовательскую линию, которая
была намечена в докладе Нечкиной. Дата опубликования труда Дру-
жинина позволяет сделать вывод: разгромная оценка доклада Нечки-
ной задержала движение научной мысли на три десятка лет.
Дружинин КМ Избранные труды. Социально-экономическая жир» России. М
1987. С. 320-350.218.219.
407
ГЛАВА VI.
ИДЕОЛОГИЧЕСКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ 1943-1950-х гг.
И ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА
1. Война и политико-идеологическая ситуация в тылу
Война принесла с собой некоторые изменения в идеологии — в
ней усилились новые тенденции, которые отчётливо наблюдались в
предвоенные 1930-е гг. Обстановка смертельной опасности обостри-
ла потребность в общегосударственном единении. Сплочённость
могли обеспечить традиционные идеи, понятные и близкие боль-
шинству населения, между тем у каждого из народов СССР эти цен-
ности (национальные герои, выдающиеся правители, события борь-
бы за независимость, наиболее значительные произведения искусст-
ва) были разными. Идеологический аппарат Всесоюзной коммуни-
стической партии по-прежнему ориентировался на те ценности, ко-
торые можно было почерпнуть из истории и культуры русского на-
рода как самой большой нации СССР. В июне 1941 г., в первые дни
Великой Отечественной войны, журнал «Большевик» в передовой
статье вспомнил о победах Александра Невского над немецкими ры-
царями, русской армии в 1812 г., о борьбе с немецкими оккупантами
в 1918 г. на Украине1. Обращение к непривычным пока для армей-
ского агитатора и пропагандиста именам и фактам из отечественной
истории постепенно становилось традицией.
Великая Отечественная война с самого начала воспринималась
правящей элитой как война национальная. Английский исследова-
тель Е.А.Риис справедливо отметил, что «период Второй мировой
войны дал наиболее драматичный сдвиг в идеологии из всей истории
1 Великая Отечественная война советского народа. За Родину! За Сталина! И Боль-
шевик. 1941. № 11-12. С. 12-17.
408
правления Сталина и породил готовность принять nv^ -
лизм»‘. Строго говоря, как было показано выше ?У И национа-
ннтернационалистской идеологии большевиков а™?!? “^“во-
ки военные, но и предвоенные годы. В этом «ти ” бою не толь’
исследователь не вполне точен. Что же касаетсяТ”1™ английский
сдвига, то в этом пункте его рассуждений с ним ЭТ°Г°
Вслед за другими исследователями РИИс подчеркнул то^что^ев
своей знаменитой речи 3 июля 1941 г. Сталин назвал население Ст-
ны не только привычным словом «товарищи», а и словами «брат и
сёс7ы» что говорило о предстоящей войне как войне нациоХ-
нои . Действительно, наряду с партийно-классовым обращением - и
это очень характерно для картины идеологической эволюции в це-
лом - в речи вождя прозвучало (не в последний раз!) церковно-пра-
вославное словосочетание. Оно отражало единение народа, всех сло-
ёв населения независимо от классово-партийной принадлежности.
6 ноября 1941 г. в докладе на торжественном заседании Мос-
ковского совета депутатов трудящихся с партийными и обществен-
ными организациями Москвы Сталин высказал такую фразу о фаши-
стах: «И эти люди, лишённые совести и чести, люди с моралью жи-
вотных, имеют наглость призвать к уничтожению великой русской
нации — нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского,
Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Се-
ченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова!»3.
Здесь примечательно то, что из всех наций Советского Союза
Сталин назвал только русскую нацию, усиливая идеологическую ли-
нию русоцентризма, родившуюся ещё до войны. На следующий день,
7 ноября 1941 г., Сталин расширил список полководцев, чьи имена
должны были вдохновлять население СССР на борьбу с врагом. Ста-
лин пошёл на то, чтобы сделать предметом национальной гордости
тех, кого в 1920-е гг. марксисты считали классовыми врагами мо-
'Rees Е.А. Stalin and Russian Nationalism // Russian Nationalism. Past and Present. L.,
1998 P 87 См также об идеологии войны и восприятии пропаганды населением
СССрГBraridenbergerD.L Ха! «***-,“* М“ “*
tion of Modem National Identity, 1931-1945.
2 Rees E.A. Op. cit. P. 88.
3 Сталин И.В. Сочинения. T. 15. С. 79.
409
нархов, князей Александра Невского и Дмитрия Донского1. х0
имена этих исторических деятелей уже упоминались в партийно"
печати, факт обращения к ним Сталина с новой силой утверждал И
культ. Именно во время войны стал особенно заметно развиваться
культ Ивана Грозного, в идеологии был выдвинут ещё один истори-
ческий герой2. Как известно, этому очень способствовал фильм, по-
ставленный С.Эйзенштейном. Перед созданием фильма режиссёра
наставлял А.А.Жданов, передавая заказ Сталина: «История есть
урок, и этот урок народ должен уразуметь, кто не понимает — пой-
мёт; аллюзия, аналогия есть цель картины — чтоб всех можно было
узнать». После окончания съёмок первой серии Эйзенштейн говорил:
«Мне сказали: картину сделать не ради прошлого, а ради будущего,
не сегодняшняя эпоха должна объяснять вчерашнюю — нам до неё
что за дело! — а вчерашняя пускай послужит сегодняшней, послу-
жит не на страх, а на совесть»3. После окончания съёмок второй се-
рии Сталин вызвал режиссёра и во время встречи сказал: «Русский
царь Иван Васильевич по крупицам собирал русскую землю. Если бы
он дожил до нашего времени, он стал бы видным деятелем советско-
го государства»4.
О Грозном начал писать и А.Н.Толстой. Он читал пьесу о нём в
Ташкенте. «Собравшиеся с затаённым дыханием вслушивались в му-
зыку русской речи XVI в., с волнением следили они за ходом дейст-
вия пьесы, — писала «Литературная газета». — .. .Все чувствовали,
что сейчас перед ними вырос настоящий, подлинный Иван Гроз-
ный», который «достоин стать в одном ряду с Петром I». Далее со-
общалось: «Академик Греков указал, что трактовка образа Ивана
Грозного в пьесе А.Н.Толстого вполне соответствует выводам пере-
довой исторической мысли»5.
Примечательна откровенная идеализация русских царей в воен-
ные годы (В.Шкловский по этому поводу выразился: «какие-то со-
ветские цари»). В 1942 г. Н.К.Черкасов в «Литературной газете», в
1 Там же. С. 86.
’ См.: Perrie М. The Cult of Ivan the Terrible in Stalin' s Russia. N.Y., 2002.
4 Юзовский Ю. Эйзенштейн! // Киноведческие записки. 1998. № 38. С. 42,46.
f Гендлин Л. Расстрелянное поколение. Тель-Авив, 1980. С.242.
М.Ж. На^чтении пьесы А.Толсгого «Иван Грозный» // Литературная газета. 1942.
410
статье «Образы русских патриотов», так писал об Александре Нев-
ском: «Облик Александра Невского исполнен обаяния. Моральные
черты князя Александра Невского чрезвычайно привлекательны Он
трудолюбив, прост в обращении с людьми. Никакую работу не счи-
тал он недостойной для своего сана. Как впоследствии Пётр I, — он
не чурался никакой области труда. Александр Невский старался быть
в стороне от княжеских интриг, столь обильных в соперничестве за
овладение тем или иным русским городом. Он умел всегда подчи-
нять свои личные интересы интересам общенародным»1. Таким обра-
зом, война привела к тому, что в понятии советского патриотизма
революционная сторона оказалась приглушённой по сравнению с
национально-государственной.
Кроме того, в понятии советского патриотизма война заставила
отодвинуть на второй план и культурные достижения страны. Культ
военно-исторических героев занял в этом понятии едва ли не господ-
ствовавшее место. Именами Александра Невского, Дмитрия Донского,
Суворова, Кутузова, Ушакова, то есть только русских людей, были
названы боевые ордена; исключение составил орден Богдана Хмель-
ницкого, введённый в пору освобождения Украины от нацистов.
Актуальность культа героев отечественной истории в 1941-
1943 гг. объяснялась тем, что в это время Советская армия вела глав-
ным образом оборонительные бои. Материала для воспевания совре-
менных побед было мало. Именно на начало лета 1942 г. (на период
наступления фашистских войск на юге страны и канун Сталинград-
ской битвы) пришелся пик военно-исторической пропаганды.
Великая Отечественная война резко изменила отношение пра-
вящей элиты к идее славянского единства. В июле 1941 г. «Правда»
на четвертой странице из номера в номер помещала статьи о поло-
жении разных народов, оказавшихся под властью Гитлера. Начиная с
14 июля, главное внимание было уделено положению зарубежных
славян. В указанный день «Правда» опубликовала статью
Я.Викторова «Расправа фашистских варваров над польским наро-
дом», 15 июля - статью В.Кружкова «Что сулит Гитлер славянским
народам», 17 июля - две статьи без подписи «Гитлеровцы истреб-
7 Черкасов ИХ Образы великих русских !»«. 1»
января. С. 4.
411
ляют сербский народ» и «Антигерманские листовки в Югосла
20 июля под общей шапкой «Оккупированные страны под фащцИ>>’
ским игом» — три статьи «Черногорский народ борется с фашист1'
ми», «Экономическое порабощение Сербии», «Балканы — колония
Гитлера» Главный теоретический журнал партии «Большевик»
июльском номере, который читатели получили в начале августа, как
бы обобщал материалы о славянах в статье Е.Ярославского «Борьба
славянских народов против германского фашизма»1. В заключитель-
ных строках этой статьи видный партийный идеолог писал: «Фаши-
стские банды злейшие враги всего славянства»2. И если статьи в-
«Правде» подводили читателя к восприятию идеи общего сопротив-
ления славян фашистам, то в «Большевике» был сформулирован
важный тезис панславизма первой половины 1940-х гг.
29 июля 1941 г. академик Н.С.Державин совместно с профессо-
ром Е.З.Волковым составил докладную записку в Государственный
Комитет обороны с предложением организовать Международное
бюро в помощь борьбе славянских народов за освобождение от фа-
шистского ига3. «Мы полагаем, — писали авторы, — что сейчас на-
стал прекрасный момент, когда самым ходом исторических событий
Советский Союз поставлен во главе славянских народов; когда Со-
ветский Союз может открыто перед всем миром протянуть руку
братской помощи своим младшим братьям — славянам, объединить
их вокруг себя и создать таким образом из всех славянских народов
под своим руководством в центральной Европе и на Балканах естест-
венный и мощный оплот против фашизма и возможных в будущем
его преемников»4. В этом высказывании содержалась идея внешне-
политической программы, рассчитанной не только на военное, но и
на послевоенное время. По сути предложенный план объединения
славян во главе с Советским Союзом против Германии был формой
панславизма. Возможно, старый панславист, сотрудничавший в на-
чале века в газете «Славянские известия», Державин воспроизвёл в
записке собственные воззрения дореволюционной поры.
* Ярославский Е. Борьба славянских народов против германского фашизма // Боль-
шевик. 1941. № 13. С. 10-22.
2 Там же. С. 22.
3 СПб. филиал Архива РАН. Ф. 827. Оп. 3. Д. 192. Л. 1-45.
4 Там же. Л. 28.
412
Видимо, какие-то планы по поводу установления связей со сла-
вянскими народами, борющимися против фашистских войск созре-
вали и до записки в Государственный Комитет обороны. Быть может
даже, что Державину рекомендовали составить записку. Это предпо-
ложение подкрепляет факт необыкновенной скорости дальнейших
событий. Записка Державина и Волкова была только составлена
29 июля, затем она была отправлена, позже рассмотрена. Весь этот
процесс не мог не занять нескольких дней. А между тем уже на две-
надцатый день после оформления записки состоялся Всеславянский
митинг, подготовка к которому также должна была потребовать ка-
кого-то времени. Митинг проходил два дня — 10 и 11 августа 1941 г.
Важнейшим итогом его была организация Всеславянского комитета,
работа которого проводилась под руководством ЦК ВКП(б)1.
11 августа «Правда» писала о Всеславянском митинге в передо-
вой статье, и внизу, по всей ширине первой страницы, были помеще-
ны фотографии участников этого митинга. 12 августа передовая ста-
тья «Правды» называлась «Все славяне, на борьбу против общего вра-
га». Сам факт публикации материалов о митинге именно в «Правде»
свидетельствует о том политико-идеологическом значении, которое
ему придавало партийно-государственное руководство. Одним из
главных представителей СССР на митинге, если не самым главным,
был А.Н.Толстой. В его речи значительный фрагмент текстуально
совпал с заключительным документом — обращением Всеславянского
комитета к славянам. Следовательно, Толстой был знаком с содержа-
нием этого обращения, если оно было составлено до начала митинга.
Таким образом, речь Толстого выражала официальную точку зрения.
«Пробил час, когда весь славянский мир должен объединиться
для скорейшего и окончательного освобождения от гитлеровского
гнёта, — говорил Толстой. — Мы объединяемся как равные среди
равных. Мы не посягаем ни на какое главенство, ни на какую руко-
водящую роль для иных народов. Мы решительно и твёрдо отверга-
ем самую идею панславизма как насквозь реакционного течения,
глубоко враждебного равенству народов и высоким задачам нацио-
ГСм.: Достань М.Ю. Славянский конгресс в Белграде в 1946 г. // Славянские съезды
XIX-XX вв. М., 1994. С. 129.
413
наивного развития государств и народов»1 2. Примечательно подч -
кивание мысли об объединении равных. Именно эти строки вошдиР'
текст заключительного документа. Таким образом, идея Державина В
главенстве СССР в славянском союзе пока не была реализована
В выступлении Толстого содержалась мысль о родственной близости
славянских народов и общем прошлом. И в его выступлении и в пе-
редовой статье «Правды» говорилось об объединении, направленном
против «злейшего врага всех славянских народов». Всё это были
традиционные для панславизма идеи и представления, теперь вос-
кресавшие в партийно-государственной идеологии и пропаганде при
неприятии самого термина — «панславизм», — ранее превращённого
в отпугивающий ярлык.
Газетная кампания, связанная с воскрешением славянской идеи,
продолжалась до 21 августа. Из номера в номер «Правды» публико-
вались отклики на Всеславянский митинг. Эта кампания завершилась
большой статьёй под названием «Славяне», написанной видным ра-
ботником идеологического аппарата ЦК партии Г.Ф.Александровым.
Статья Александрова вышла отдельными брошюрами в Челябинске
тиражом в 10 000, в Ташкенте — в 6 000 экземпляров. Кроме того,
она была издана на узбекском языке".
Главные тезисы этой работы заключались в следующем. Славя-
не — «это 300 миллионов населения земного шара, связанные сход-
ством языка, исторической общностью культуры, быта, народных
традиций». Славяне обогатили человечество «великими освободи-
тельными идеями, гениальной литературой, музыкой, живописью,
выдающимися научными и техническими открытиями». Эта мысль
явно противостояла измышлениям Гитлера о неполноценности сла-
вян. Славяне «являются героическими и воинственными народами,
которые дают сокрушительный отпор, когда на них нападает злоб-
ный и коварный враг». Такая характеристика внушала надежду на
успешность общей борьбы против Германии. Далее автор писал: «На
протяжении ряда столетий славянские народы и государства под-
держивали теснейшую хозяйственную, военную и культурную связь
1 Правда. 1941. И августа. С. 3; См. также: Толстой А.Н. Полн.собр.соч. Т. 14.
С. 117-118.
2 См.: Ежегодник книги СССР. 1941. Систематический указатель. М., 1950. С. 48-49.
414
друг с другом». В этом несколько сомнительном с точки зрения ис-
торической точности заявлении заключалось обоснование будущего
славянского союза.
«Опираясь на исторические традиции славянских народов за-
щищая их жизненные интересы, организаторы и вожди Советского
Союза — Ленин и Сталин в течение десятилетий упорно отстаивали
право всех славянских народов на самостоятельность как в области
государственного устройства, так и в области культуры». Этим тези-
сом автор как бы гарантировал государственную самостоятельность
каждого славянского народа в случае вхождения в антифашистское
объединение с СССР. «Славянским народам угрожает смертельная
опасность — наибольшая с тех пор, как они возникли и сложились».
Таков был итоговый аргумент в пользу антифашистского объедине-
ния. В работе Александрова были систематизированы и сведены во-
едино основные идеи, оценки и представления, связанные с возрож-
дением панславизма. Главный акцент ставился на необходимости
создания военного антигитлеровского союза славян.
В опубликованных в «Правде» 31 октября 1941 г. лозунгах ЦК
ВКП(б) к XXIV годовщине Великой Октябрьской социалистической
революции появился лозунг такого содержания: «Привет угнетённым
славянским народам, борющимся за свою свободу и независимость
против немецких, итальянских и венгерских разбойников-империа-
листов»1 2. К 1 мая 1942 г. лозунг принял характер призыва: «Братья
угнетённые славяне! Поднимайтесь на священную народную войну
против гитлеровских империалистов — смертельных врагов славян-
ства. Да здравствует боевое единство славянских народов!» . Здесь
прямо говорилось об объединении славян — всех, без традиционного
марксистского внутринационального классового разделения. Идея
боевого единства, военного союза славян звучала с этих пор в лозун-
гах ЦК вплоть до 1945 г., став неотъемлемой частью идеологии и
пропаганды партии в военное время.
Таким образом, в течение 1941-1942 гг. в партийной идеологии
и пропаганде сформировались две новых идеи: о военных победах и
героях-полководцах русской истории как показателях величия совет-
1 Правда. 1941. 31 октября. С. 1.
2 Правда. 1942. 25 апреля. С. 1.
415
ского (русского) народа, о союзе славянских народов/государСтв
правленном против Германии, причём этот союз истолковывался
союз равных. Если первая идея вписывалась в сложившийся еще*
1930-х гг. культ исторических героев, то вторая была соверщеннВ
новой для идеологии партии.
Обратимся к другой стороне — к тем, кому адресовалась эта
пропаганда военного времени. В первые годы войны идеологическое
давление партийных органов на общество ослабло. Власть должна
была пойти на ряд компромиссов — свернуть атеистическую пропа-
ганду, закрыть общество «Безбожник», позволить православной
церкви расширить свою деятельность. Особая обстановка сложилась
в национальных районах и республиках, о чём, в частности, свиде-
тельствуют факты из жизни Татарстана: «В результате распада фрон-
та в начальный период войны и нарушения нормального функциони-
рования центрального государственного и партийного аппарата в
Татарстане возникла своеобразная атмосфера политического и идео-
логического либерализма, произошли резкие изменения в настроени-
ях как среди интеллигенции, так и среди простых людей в пользу
приоритета местных интересов. Политическая и духовная жизнь бы-
стро начала ускользать из-под контроля коммунистической партии,
возникли надежды на демократизацию жизни в стране, на свободу
творчества, на беспрепятственное развитие национальной культуры.
Вследствие создавшейся бесконтрольной обстановки, с одной сторо-
ны, и в связи с уступками коммунистической партии по тактическим
соображениям в области идеологии — ослабление борьбы против
религии, ликвидация Коминтерна и т.п., — с другой, татарская ин-
теллигенция, оставшаяся в тылу, вдохновлённая надеждами на ис-
чезновение постоянного контроля над духовным творчеством, стала
освобождать себя от идеологических пут коммунистической партии
и обратилась к изучению прошлого своего народа, к национальной
истории, а также к художественному изображению без обычного
приукрашивания современной жизни»1.
Однако с 1943 и особенно с 1944 гг. стало заметно нарастать
ослабленное ранее идеологическое воздействие партии на общество.
1 Давлетшин Т. Советский Татарстан. Теория и практика ленинской национальной
политики. Мюнхен, 1974. С. 281,284.
416
Обстановка менялась: спала прежняя напряжённость, с которой оа
ботали партийные органы в первые годы войны, завершился корен
„ой перелом в военных действиях, были освобождены оккупирован-
ные районы СССР. После Сталинградской битвы, в начале 1943 г в
Советской Армии были введены солдатские и офицерские погоны’ с
которыми прежде связывались представления о царской или бело-
гвардейской армии. Было как бы реабилитировано слово «офицер»
В армии возникли офицерские клубы, появились денщики Былое
равенство, введённое революцией в армию, явно сменялось иерархи-
ческой лестницей чинов и званий. По решению политбюро ЦК пар-
тии от 17 июля 1943 г., в школе было введено раздельное обучение
по половому признаку, как это было в дореволюционных учебных
заведениях.
В мае 1943 г. был распущен Коммунистический Интернацио-
нал — международная организация по подготовке мировой проле-
тарской революции, детище Ленина. Шла подготовка нового, пат-
риотического по своему содержанию государственного гимна СССР,
который должен был собою сменить прежний гимн — «Интернацио-
нал». В начале сентября 1943 г. Сталин пошёл на полное примирение
с православной церковью: он встретился с тремя её иерархами —
митрополитами, 8 сентября состоялся архиерейский собор, на кото-
рый некоторые из участников были доставлены из лагерей и ссылок.
На соборе было восстановлено патриаршество, уничтоженное в ре-
зультате Октябрьской революции.
В пропагандистском аппарате разворачивалась кадровая чистка,
имевшая антисемитский характер. Перед самой войной, в мае 1941 г.,
этот аппарат возглавил Александр Сергеевич Щербаков, в начале
войны потеснивший прежнего главного идеолога Жданова. Он был
моложе и энергичнее Жданова. Менее образованный, чем Жданов,
он был более жёстким и прямолинейным. Известны его откровенно
шовинистические взгляды, антисемитизм. Во время во ны его карье
г 1041 г Щербаков стал кандидатом в
ра стремительно развиваласьСРW п Щ Рачшьником Совинф
члены Политбюро, секретаре»I ЦКIB Красной
бюро, с 1942 - начальником Г"ХТсССР Щербаков на посту
рмии, заместителем нарко больше, чем Жданов, устраивал
секретаря ЦК партии по идеологии
27. Дубровский А. М.
417
Сталина, который накануне войны
закрутить идеологические гайки
милитаризацию пропаганды.
А.С. Щербаков. 1943 г.
Решил
начать
В годы войны, как
Г.В.Костырченко, в советском тылу н
блюдался подъем антисемитизма из-
притока на восток страны еврейских
женцев, а потом (особенно с 1942 г) ране"
ных фронтовиков и военных инвалидов
которые, участвуя в боевых действия^
зачастую подвергались воздействию гит-
леровской пропаганды1. Антисемитизм не
ограничивался тылом. Некоторые призна-
ки антисемитской кампании внутри партийного аппарата стали про-
являться уже во второй половине 1942 г. В 1943 г. эта кампания ста-
ла ясно заметной современникам.
В 1943 г. Щербаков вызвал к себе главного редактора главной
фронтовой газеты «Красная звезда» Д.И.Ортенберга. Как вспоминал
Ортенберг, «Александр Сергеевич вызвал меня и сказал буквально
следующее:
— У вас в редакции много евреев... Надо сократить»2.
Позже, в том же году, из «Красной звезды» был удалён Ортен-
берг. В его мемуарах сохранилось воспоминания об этом событии
его жизни. «В июле 1943 года меня вызвал тов. Щербаков и заявил,
что есть решение ЦК о моём освобождении от обязанностей редак-
тора "Красной звезды". На мой вопрос "По каким мотивам?" тов.
Щербаков ответил: "Без мотивировки"»3.
И.Г.Эренбург вспоминал: «Летом (1943 г. — А.Д.) Совинформ-
бюро попросило меня написать обращение к американским евреям о
зверствах гитлеровцев, о необходимости как можно скорее разбить
третий рейх. Один из помощников Щербакова — Кондаков — забраг
ковал мой текст, сказал, что незачем упоминать о подвигах евреев,
* Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2003.
С. 242 и сл.
2 Ортенберг Д. Сорок третий. Рассказ-хроника. М., 1991. С. 399.
3 Там же. С. 397.
418
солдат Краской Армии: Это бахвальство"»'. Осенью 1943 г Л™,
„„онеры на аппарата ЦК партии Г.Ф.Алехсандров и Н.Н.Шат„н
направили секретарям ЦК партии записку с перечнем политиче^х
ошибок редакции газеты «Литература и искусство». Виновники
отклонении от «генеральной линии» партии были выставлены евки1 2
Как отмечал Эренбург, е 1943 г. «работать стало труднее-™
то изменилось. Я это почувствовал на себе. Должна была выйти моя
книги Сто писем — статьи и письма, полученные от фронтовиков-
мне казалось, что в этих письмах раскрывается душа народа Книгу
набрали, сверстали и вдруг запретили. Я спрашивал почему ’мне не
отвечали; наконец один из работников издательства многозначи-
тельно сказал: "Теперь не сорок первый..." В 1943 году впервые по-
казались тучи, которые пять лет спустя нависли над нами»3. С 1943 г.
военные корреспонденты стали менять еврейские фамилии на рус-
ские. Евреи — деятели кинематографии должны были покинуть Мо-
скву и место работы «Мосфильм», из которого власть предполагала
организовать «Русфильм». Правда, этот проект не был реализован.
1 Эренбург И.Г. Собрание сочинений в девяти томах. Том девятый. М., 1967. С. 376-
377.
2 См.: Костырченко Г.В. Советская цензура в 1941-1952 годах // Вопросы истории.
1996. № 11-12. С. 91.
3 Эренбург И.Г. Собрание сочинений... Том девятый. С.376, 377, 379. С наблюде-
ниями Эренбурга совпадают наблюдения М.М.Ромма, приведённые в его письме к
Сталину от 8 января 1943 г.: «Мрачная атмосфера клеветы, аппаратной таинственно-
сти и бюрократизма, исчезнувшая было за последние четыре-пять лет, начинает
возрождаться в новых формах со всеми типичными "прелестями": любимчиками,
подхалимажем, таинственными перемещениями, зазнайством, самодурством и мсти-
тельностью. За последнее время в кинематографе произошло 15-20 перемещений и сня-
тий крупных работников... Все эти перемещения не объяснимы никакими политически-
ми и деловыми соображениями.... Все снятые работники оказались евреями...» (Власть
и художественная интеллигенция. И, 1999. С. 483, 484). Ср. высказывания других со-
временников в 1943 г. М.А.Светлов: «Революция кончается на том, с чего она начина-
лась. Теперь процентная норма для евреев, табель о рангах, погоны и прочие jwociH ».
С.М.Бонди: «Возьмите растущий национальный шовинизм. Чем он вызывается? Прежде
всего настроениями в армии - антисемитскими, аигинемецкими, анти по отношено ко
всем нацменьшинствам, о которых сочиняются легенды, что они недостаточно доблест-
’ «лёг навстречу этим настроениям армии, не пытаясь
НЧ И правительство наше во^доид»на^У <goсорок^етъегогода,как
её перевоспитать, ме^^вяХ^Х™Хггизма>>, - писал М.Ромм (Ромм М. Устные
известно, не было у нас, товарищи, анпнда»»*’“
рассказы. М., 1991. С.75).
419
27*
Таким образом, с 1942 и особенно 1943 гг. партийно-rocv
венное руководство страны начало антисемитскую кампанию в ₽СТ'
нах агитации и пропаганды. Шла чистка кадров в редакциях оог^*
периодической печати. Антисемитская политика, проводимая ещё°В
1930-х гг., но заглохшая в начале войны, возродилась и стала частью
того идеологического наступления, которое развернулось с 1943 г
О том, что примерно с весны 1943 г. явно началось идеологиче-
ское наступление власти, сгущение духовной атмосферы, свидетель-
ствует письмо А.А.Фадеева В.В.Вишневскому, написанное в марте-
мае 1943 г. «У нас закончилось на днях совещание, специально по-
свящённое работе писателей на фронте, — сообщал Фадеев. — Один
из наиболее острых вопросов не только на нашем совещании, а и на
пленуме Оргкомитета художников и на совещании композиторов по
вопросам песни, был вопрос о сущности советского патриотизма, взя-
тый в национальном разрезе. Есть люди, которые не очень-то хорошо
понимают, почему мы так заостряем теперь вопрос о национальной
гордости русского народа. .. .Среди известных кругов интеллигенции
ещё немало людей, понимающих интернационализм в пошло-
космополитическом духе и не изживших рабского преклонения перед
всем заграничным»1. Таким образом, как это ясно из письма Фадеева
весной 1943 г. в Москве состоялось по крайней мере три совещания
(писателей, художников, композиторов), специально посвящённые
пропаганде патриотизма, превосходства России над Западом.
Важным признаком начавшегося политико-идеологического
наступления было обсуждение опубликованного в 1943 г. третьего
тома «Истории философии», посвящённого немецкой классической
философии. Первым сигналом в этом отношении явилась статья
В.Кружкова и П.Федосеева «Основные черты русской классической
философии XIX в.», опубликованная в журнале «Большевик»2.
Авторы критиковали «несостоятельные попытки некоторых ис-
ториков философии изобразить русских философов как простых уче-
ников и подражателей западноевропейских мыслителей». В качестве
«важнейшей особенности» русской философии Кружков и Федосеев
1 Фадеев А.А. Собрание сочинений. Том пятый. М., 1961. С. 347-348.
2 Кружков В., Федосеев П. Основные черты русской классической философии XIX в.
И Большевик. 1943. № 6. С. 22-34.
420
выдвигали то, что «она была органически проникнута революцион-
ным духом, демократизмом и глубоким, истинным патриотизмом»1 2.
Через год после опубликования статьи Кружкова и Федосеева
развернулась во всю ширь идеологическая кампания по возвеличи-
ванию русской философии и принижению западноевропейской
(главным образом, немецкой). Весной 1944 г. уже во всю силу зазву-
чала критика в адрес авторов «Истории философии». Она прогремела
в марте в выступлениях на совещании философов, созванных Цен-
тральным Комитетом партии для обсуждения третьего тома указан-
ного коллективного труда, а потом перешла в печать. В апреле
1944 г. «Большевик» писал о том, что в этой книге «допущены серь-
ёзные ошибки». Суть их заключалась в том, что «философия Канта,
Фихте, Гегеля изображается преимущественно как прогрессивная,
ввиду чего их консервативная философская система затушёвывается.
В III томе обойдены молчанием реакционные рассуждения Гегеля,
возвеличивающие германский народ как народ избранный, призван-
ный будто бы господствовать над другими народами.... Дается оши-
бочное изложение истории немецкой философии, преувеличивающей
ее значение»". Позже в ряде статей, помещённых в том же журнале,
немецкая философия и её творцы были подвергнуты более детальной
критике, а русская философия XIX в., получила звание классической
как превзошедшая немецкую в ряде отношений3.
Идея русского превосходства не только в философии, но и в
других областях, в частности, в искусстве, была развита в статье
А.Солодовникова «За высокую идейность советского искусства»,
опубликованной в журнале «Большевик»4. «В некоторых "исследо-
ваниях" развитие русского искусства сводится к сплошному подра-
1 Там же. С. 28.
2 См.: О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой философии конца
XVIII и начала XIX в. // Большевик. 1944. № 7-8. С. 14-19; Федосеев П. Противопо-
ложность идеалистической диалектики Гегеля и марксистского диалектического
метода // Большевик. 1944. № 9. С. 8-19.
3 Митин М.Б. О реакционных социально-политических взглядах Гегеля // Там же.
№ 12 с 39-48 • Светлов В. Маркс и Энгельс об ограниченности материализма Фей-
№ 19-20. С. 52-64.
421
жанию западным образцам, — гневно писал автор. — Такие "иСс
дователи" отказывают даже гениям русского искусства в оригинад*'
ности и самобытности. Скептическое отношение таких "исследоцЬ
телей" к русскому искусству дополняется обычно преувеличенньГ
поклонением западному, в частности, немецкому искусству». СоЛо.
довников настойчиво требовал издания новых учебников с новый
освещением истории русского искусства1. В области философии ста-
ли выходить брошюры с характерными названиями: М.Митина «о
реакционных социально-политических взглядах Гегеля» (М., 1944)
П.Федосеева «Противоположность идеалистической диалектики Ге-
геля и марксистского диалектического метода» (М., 1944), М.Т.Иов-
чука «Классики русской философии XIX в.» (М., 1944; Ставрополь
1944) и его же «Основные черты русской классической философии
XIX в.» (М., 1944; параллельно — издание на азербайджанском язы-
ке), В.С.Кружкова «Классики русской философии Чернышевский и
Добролюбов» (М., 1944) и др. Тиражи этих изданий исчислялись де-
сятками тысяч. Ранее, до 1944 г., издавалось очень ограниченное
число трудов по философии, так что взрыв интереса был явно вызван
политико-идеологической кампанией 1943-1944 гг.
По сути дела эта проникнутая непросвещённым патриотизмом
политико-идеологическая линия уже в годы войны предвосхищала
недоброй памяти кампанию борьбы с космополитизмом послевоен-
ных лет и уже в военные годы должна была породить определённую
тенденцию в духовной жизни страны, в частности, в работе истори-
ков. Нужно было воспевать всё отечественное и принижать ино-
странное. По отношению к тем, кто «раболепно преклоняется перед
всем, что носит заграничную марку», уже тогда впервые было упот-
реблено слово «космополит». Таким образом, с 1943 г. изменилось
содержание одного из ключевых понятий советской идеологии и
пропаганды — понятия советского патриотизма. В него внедрялось
представление о превосходстве и особых отличительных чертах все-
го русского над зарубежным (по сути дела — ксенофобия).
Другой идеей, претерпевшей заметную эволюцию в связи с ко-
ренным переломом в войне, была идея славянского единства. Когда
советские войска выиграли Сталинградскую битву, в первом номере
1 Там же. С. 64.
422
журнала «Славяне» за 1943 г., в редакционной статье, впервые была
высказана новая важная идея, говорившая о дальнейшей эволюции
партийно-государственной идеологии: «Русский народ предстаёт пе-
ред всем славянским миром как мститель за оскорбление, нанесённое
всей славянской семье народов. Есть центр для объединения славян в
отпоре наглым немецким разбойникам. Это Россия. Народы Совет-
ской страны во главе с русским народом создали государство нового
типа, равного которому нет по прочности. В Великой Отечественной
войне советского народа изжито и былое недоверие славянских на-
родов к старшему в их семье — к русскому народу»1.
Итак, от идеи союза равных славянских народов, провозгла-
шённой в 1941 г., начался переход к идее союза во главе со старшим
братом — русским народом, то есть идея славянского объединения
стала принимать русоцентристский характер. Наименование русско-
го народа старшим братом с течением времени становилось всё более
привычным и частым.
Таким образом, с 1943 г. идея славянского единства, политика
создания боевого союза славянских народов максимально приблизи-
лись к той форме панславизма, которая была характерна для второй
половины XIX — начала XX в. В начале 1944 г. в статье руководите-
ля верховного органа советской власти М.И.Калинина «Славяне и
война» была публично выражена принципиально важная мысль о
послевоенном сотрудничестве славянских государств: «Можно наде-
яться, что после победы над гитлеровскими разбойниками славян-
ские страны, их правительства наладят дружественные отношения с
Советским Союзом, с русским народом»2. Материалы, освещавшие
будущие отношения СССР со славянскими странами, в дальнейшем
продолжали публиковаться, приобретая всё большую актуальность .
1 Крепить единство славянских народов И Славяне. 1^43. № 3- С. 5.
3 Калинин М. Славяне и война// Славяне. 1и цеХословакии в прошлом и
См.: Фирлингер Н. ^*<оно^и},е^К,!5 ... наталевич Н. Дни радости и счастья // Там
С'пяияие 1944 Alb 6. С» 9“ 14, Наталсви •
жеМ945 £Тс^-27Осубка-Мора^ский Э. Великая славянская идея // Там же.
же. 1У45. № 5. С. ZO-Z/, ucyoKdmvj»» й мивовой войны и дружба славян-
1945. № 5. С. 41-44; Баранов Л. Окончание второй мирово
423
Таким образом, во время войны актуализировалась идея
вянского единства. С 1943 г. в представлении о союзе славяне
народов, который первоначально понимался как союз равных
вилась идея главенствующего места Советского Союза как великой
славянской державы.
Итак, с 1943 г. взяло начало политико-идеологическое наступ
ление внутри СССР, широко развернувшееся в стране после войны
Коренной перелом в войне дал импульс для эволюции партийна
государственной идеологии в сторону непросвещенного патриотиз-
ма, русоцентризма и великодержавия. Развивалась идея превосходст-
ва русского народа над другими народами и его ведущая роль, в ча-
стности, в антифашистском союзе славянских народов. Идеологиче-
ский поворот сопровождался нарастанием антисемитизма в кадровой
политике. Таким образом, 1943 г. был важным хронологическим ру-
бежом в политико-идеологической жизни страны.
2. Совещание власти и историков в 1944 г.
2.1. Предыстория совещания
Важнейшим событием во взаимоотношениях историков и вла-
сти в годы войны было совещание историков в ЦК партии в 1944 г.
Оно уже получило освещение в литературе* 1. В научной печати поя-
вились основные материалы — стенограмма совещания, письма
А.М.Панкратовой, в которых она рассказывала о его ходе, докумен-
ских народов И Там же. 1945. № 8-9. С. 11-14; Мочалов В. Дружба славянских на-
родов в новых условиях И Там же. 1946. № 10. С. 13-17.
1 См.: Бурдей Г.Д. Историк и война. 1941-1945. Саратов, 1991. С. 150-158; Констан-
тинов С.В. Несостоявшаяся расправа (О совещании историков в ЦК ВКП(б) в мае-
июле 1944 года) И Власть и общественные организации России в первой трети XX
столетия. М., 1994. С. 254-268; Чапкевич Е.И. Пока из рук не выпало перо... Орел,
1994. С. 152-153; Каганович Б.С. Евгений Викторович Тарле и петербургская школа
историков. СПб., 1995. С. 80-85; Бранденбергер Д.Л., Дубровский А.М. Итоговый
партийный документ совещания историков в ЦК ВКП(б) в 1944 г. (История создания
текста) И Археографический ежегодник за 1998 год. М., 1999. С. 148-160.
424
ты работников аппарата ЦК, составленные в связи с
п,1Сьма историков в ЦК ВКП(б)'. в исследованиях и коммХ^
опубликованным источникам дана обща» характеристика совещания
представлена группировка историков по их воззрениям, высказаны
интересные соображения. Однако до сих пор никто не восстановил
ход совещания во всей возможной полноте и точности. Такая рекон
струкция даёт возможность не только осмыслить совещание как
важный историографический факт, но и детально проследить уст-
ремления, взгляды и идейные позиции как деятелей науки, так и
представителей власти.
В данной работе важным методом реконструкции избрано со-
поставление стенограммы с письмами Панкратовой. Стенограмма
доносит смысл выступлений, письма — реакцию слушателей на то
или иное выступление и, главным образом, их автора — Панкрато-
вой, разговоры в кулуарах. «Оценки и характеристики Панкратовой
весьма субъективны, но и сама эта субъективность представляет ин-
терес, поскольку она чётко выражает позицию одной из спорящих
сторон», — точно отметил Г.Д.Бурдей1 2.
Сравнение публикации стенограммы с архивным экземпляром
привело автора этих строк к некоторым соображениям и выводам, о
которых нужно сказать предварительно. Во-первых, поскольку пуб-
ликаторы Ю.А.Амиантов и З.Н.Тихонова представили читателям
правленую стенограмму, текст которой включает позднейшую прав-
ку и интерполяции выступавших, при реконструкции события необ-
ходимо цитировать только то, что звучало на совещании (т.е. не-
правленую стенографическую запись), особо оговаривая позднейшие
вставки в текст, если они существенно дополняют то или иное вы
1 Письма Анны Михайловны Панкратовой // Во г.) // Вопросы исто-
Новые документы о совещании историков в цд вопросам истории СССР в
рии. 1991. № 1. С. 188-204; СтеногРамма“ А^Г2-7 9 (подгог. Ю.А.Амиантовым
ЦК ВКП(б) в 1944 г. И Вопросы истории, iwo. л-
и З.Н.Тихоновой).
2 Бурдей Г.Д. Историк и война. С. 151.
425
ступление или служат подспорьем для характеристики их авто
вторых, нужно признать, что публикаторы сделали в своей
существенную ошибку. Они упустили конец стенограммы в п °Те
машинописных страниц и опубликовали как тексты выступлещг
записки Х.Г.Аджемяна и Н.Л.Рубинштейна, отправленные в ЦК по
еле совещания для более детального разъяснения позиций названных
авторов.
От этих замечаний можно перейти к освещению того, что
предшествовало совещанию, определяло его характер, содержание а
равно и последствия.
Предыстории совещания в ЦК, характеристике его хода и от-
дельным событиям, которые происходили после совещания, посвя-
щена статья С.В.Константинова «Несостоявшаяся расправа (О сове-
щании историков в ЦК ВКП(б) в мае-июле 1944 года)». Константи-
нов объяснял созыв совещания исключительно инициативой Панкра-
товой, которая руководствовалась «личными обидами и личными
счётами» — была оскорблена отказом в награде Сталинской премией
книги «История Казахской ССР», в которой она была одним из авто-
ров и редакторов. «Свои личные счеты Панкратова маскировала под
партийную принципиальность, как и все более-менее грамотные до-
носчики той эпохи», — писал Константинов. В письмах в ЦК партии
она «провоцирует руководство ВКП(б) на очередную разгромную
кампанию на "историческом фронте"». «Совещание историков стало
не столько научным, сколько партийным собранием, ибо проходило
оно на поле личного конфликта Панкратовой с Управлением пропа-
ганды и агитации ЦК ВКП(б). В ходе самого совещания к конфликту
Панкратовой с работниками партийного аппарата добавился кон-
фликт Тарле, Ефимова, Яковлева, Аджемяна и других "отступников"
с самой инициаторшей данного совещания. В ожидании долгождан-
ного открытия второго фронта против гитлеровской Германии со
стороны союзников, занятое огромной трудности проблемами собст-
венного фронта и тыла, Политбюро должно было ещё разбираться в
набирающем все больше сил скандале среди историков»1 2.
1 См.: РГАСПИ. Ф. 88. On. 1. Д. 1051. Л. 244-254.
2 Константинов С.В. Несостоявшаяся расправа. С. 255,256,258.
426
Думается, что автор цитированных строк излишне увлёкся фи-
гурой Панкратовой и ее разоблачением. В то же время он недооце-
нил серьёзности такого органа как ЦК партии, который вряд ли по-
зволил бы себе в 1944 г. забыть о проблемах фронта и заниматься
наблюдением над грызнёй среди историков. Если раздвинуть рамки
обозрения событий, то общая картина и характеристика действую-
щих лиц неизбежно наполнятся несколько иным содержанием, чем
это рисуется Константинову.
Уже в конце 1930-х — начале 1940-х гг. во властных структу-
рах обсуждалась идея созыва совещания историков. Отголоски этих
разговоров отразились в письме С.В.Бахрушина А.И.Андрееву от
19 января 1938 г. Бахрушин писал: «В средине февраля предполага-
ется съезд историков. Подробностей пока никто не знает»1.
Спустя почти два месяца, 12 марта, Бахрушин сообщал тому же
адресату: «29-го предполагается совещание историков при Акаде-
мии, точного плана не знаю; будем слушать историков с мест, это
главная цель совещания»2 3.
Спустя три года, 25 марта 1941 г., о совещании историков писа-
ли секретарю ЦК ВКП(б) Жданову председатель Всесоюзного коми-
тета по делам высшей школы С.В.Кафтанов, президент Академии
наук СССР В.Л.Комаров и народный комиссар просвещения В.П.По-
тёмкин. Они просили разрешить созвать в июне 1941 г. такое сове-
щание: «Со времени последнего совещания историков, состоявшего-
ся в 1928 г., проделана значительная работа по подготовке кадров
историков и развитию исторической науки в СССР. Указания партии
и правительства по вопросам преподавания истории, создание ряда
исторических учебников, развёртывание научно-исследовательской
работы по вопросам истории способствовали повышению уровня
исторического образования. В настоящее время назрела настоятель-
ная потребность созыва совещания историков с целью подведения
итогов, обмена опытом работы, а также обсуждения ряда принципи-
альных вопросов развития исторической науки» .
1 Архив РАН (СПб), ф. 934. Оп. 5. Д. 66. Л. 19.
2 Там же. Л. 26 об.
3 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 26. Л. 33-34.
427
Предполагалось провести это совещание в течение 8-Ю
пригласив на него 150 человек. Замысел содержания совещания^’
нялся со временем. Это подтверждает проект повестки, подготовлен
ный в Управлении пропаганды и агитации. Он предусматривал п
докладов на пленарном заседании: «1. Состояние и перспективы раз
вития исторической науки в СССР. Докл. Е.М.Ярославский. 2. Крат
кий курс истории ВКП(б) и его значение для развития исторической
науки. Докл. П.Н.Поспелов. 3. Состояние и задачи исторического
образования в высших учебных заведениях. Докл. С.В.Кафтанов
4. Состояние и задачи преподавания истории в школах. Докл.
В.П.Потёмкин. 5. Вопросы периодизации истории. Докл. Е.А.Кос-
минский, А.В.Ефимов, И.И.Минц»1. То, о чём писал в свое время
Бахрушин, — о заслушивании работников с мест — речи не было.
Цель, по всей видимости, состояла в том, чтобы провести своего рода
инструктаж, дать установки историкам. Во время войны все эти сю-
жеты потеряли свою актуальность. Новые проблемы, новые идейные
ценности обратили на себя внимание партийно-государственных ру-
ководителей. Однако не была забыта сама форма работы с историка-
ми — важное средство быстро воздействовать на более или менее
широкий круг специалистов. Вызывая их на откровенный разговор, в
непосредственном общении можно было выяснить настроения, мне-
ния и взгляды ученых. В 1944 г. давно созревавший замысел был
реализован, однако его содержание претерпело глубокие изменения.
Весной 1944 г. в деятельности партийно-государственного ру-
ководства стало ясно обозначаться отмеченное выше усиление идео-
логического воздействия на интеллигенцию. В мае 1944 г. в передо-
вой статье «Большевика» под названием «О марксистско-ленинском
воспитании кадров советской интеллигенции» с тревогой говорилось
об «ослаблении внимания в ряде партийных организаций к теорети-
ческой учебе руководящих кадров. Кое-где руководители партийных
организаций не поняли особого значения марксистско-ленинской
подготовки кадров в период войны, заняли явно неправильную пози-
1 РГАСПИ. ф. 17. Оп. 125. Д. 26. Л. 35.
428
цию, полагая, что с учёбой во время войны можно, мол, обождать
что сейчас будто бы не до того» .
Статья отражала встревоженное состояние партийно-государст-
венного руководства. Оно получало сигналы о «нездоровых явлени-
ях» и идеологических «вывихах» в сознании «кадров советской ин-
теллигенции», в частности, историков. Ещё в феврале 1944 г. Щерба-
кову сообщили о том, что профессор Московского университета
М.Н.Тихомиров проявил непростительную доверчивость к немецким
источникам при написании работы «Ледовое побоище и Раковорская
битва». Обладая более сильным критическим интеллектом источни-
коведа по сравнению с Тихомировым и лучше него ориентируясь в
средневековых источниках, партработник Е.Леонтьева зорко подме-
тила следующее: «Сбитый с толку немецкими источниками»(!) исто-
рик неверно «утверждал вслед за немцами, что... отношения русских
князей с народами Прибалтики якобы преследовали грабительские
цели, что русские грабили и разоряли западные области ливов и эс-
тов. Профессор на протяжении многих страниц своей книги охотно
цитирует высказывания немецких историков (Генриха Латвийского,
онемеченного латыша — А.Д.), по существу направленные на утвер-
ждение фашистской легенды о превосходстве германской нации...
Автор... утверждает, что "в 1210 году немцы ходили на приморских
эстов со вспомогательным отрядом русских из Пскова. Этот набег
сопровождался страшными грабежами и насилиями. Немцы с их со-
юзниками (т.е. русскими), обходя все кругом, разоряли и сжигали
что находили, а коней и бесчисленное множество скота угоняли за
собой"»2. Леонтьева не объясняла, Тихомиров ли выдумал этот факт,
немецкие ли фашисты, жившие в XII в., фальсифицировали историю.
Важен был обнаруженный идеологический вывих. Книга Тихомиро-
ва была запрещена. Не исключено, что подобная информация о раз-
ных историках поступала в идеологический аппарат ЦК в письмен
ной и устной форме не только о Тихомирове. В частности, в
' ~ тпетской интеллигенции // Больше-
О марксистско-ленинском воспитании И1ро ПОЛИТическую работу партийных
вик. 1944. № 9. С. 5. См. также: Усилить идейно-полигичес у и»
организаций // Там же. № 17-18. С. 1-8.
2 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 212. Л. 175-176.
429
1944 гг. особенно тревожные сигналы о неблагополучии по
гической части посылала в ЦК ВКП(б) Панкратова. ИДе°л°-
Она была непримиримым идеологическим бойцом и бди
ным коммунистом. Свою деятельность в исторической науке Пан
кратова рассматривала не только как исследовательскую работу Но
как идейную борьбу за торжество марксизма — единственно верной
революционной и научной теории. 25 сентября 1942 г. Панкратова
написала письмо в аппарат ЦК партии Александрову, Ярославскому
Потёмкину и Митину. В нём она передавала свою тревогу по поводу
«возрождения» или «примиренческого отношения к буржуазной
идеологии» в среде историков: «Несколько дней тому назад ко мне
пришел профессор Бахрушин С.В. и сообщил, что профессор Ефимов
собирает историков, чтобы "реабилитировать" старую буржуазную
науку». Такую реабилитацию, как писала Панкратова, А.В.Ефимов
хотел реализовать в «сборнике по пересмотру некоторых вопросов
истории». «Вчера, 24 сентября 1942 г., — продолжала Панкратова,—
у нас в Институте произошел спор с профессором Ефимовым, кото-
рый внушает мне опасение, что он и, возможно, некоторые другие ис-
торики иначе представляют себе эту задачу, понимая её как наш отказ
от критического отношения к буржуазной методологии. Спор возник в
связи с возражениями А.В.Ефимова против общеполитической и ме-
тодологической части моей вводной статьи к сборнику "Советская ис-
торическая наука за 25 лет". Профессор Ефимов начал свои возраже-
ния с того, что мы ведём сейчас борьбу с Гитлером единым фрон-
те м с буржуазной Англией и Америкой, что в нашей стране сейчас
осуществлено морально-политическое единство, которое означает, по
его мнению, включение в общий фронт борьбы и старой буржуазии и
даже церковников. Поэтому он считает вредным ставить вопрос
даже в научно-теоретической статье о том, что марксистско-ленинская
историческая теория сложилась в борьбе против буржуазной идеоло-
гии и методологии. Он указал, что это расходится с той задачей пере-
смотра истории, которая сейчас ставится»1.
Из письма Панкратовой следует, что уже в 1942 г. деятели пар-
тийно-государственного руководства решили ясно сформулировать
1 РГАСПИ. Ф.17. Оп. 125. Д. 224. Л. 11-11 об. См. также: Константинов С.В. Несо-
стоявшаяся расправа. С. 255 .
430
новые директивы для историков, ввести в науку новые оценки и ха
рактеристики, и Ефимов оказался по сравнению с Панкратовой челТ
веком более осведомленным о положении в «верхах»
Так. уже а 1942 г. постепенно н. вероятно, не слишком заметно
ДЛЯ посторонних церкви людей начался поворот в партийно гост
дарственной политике по отношению к православной церкви Эту
линию в партийно-государственной политике уже осенью 1942 г и
уловил Ефимов. В своем письме в ЦК кроме Ефимова Панкратова не
могла пока назвать больше никого из историков, поддавшихся на
чуждые революционным марксистам настроения. Видимо новые
воззрения только оформлялись и не получили распространения в
1942 г. С точки зрения оценки действий Панкратовой нужно отме-
тить, что это письмо было написано вне всякой связи с обсуждением
и оценкой книги по истории Казахстана, так как эта книга ещё не
была написана. Панкратова в данном случае выступала именно как
боец идеологического фронта, заметивший опасные явления в тылу.
Через полтора года ситуация была уже иной. 2 марта 1944 г.
Панкратова написала Жданову по поводу реакции Ефимова и заве-
дующего Управления пропаганды и агитации ЦК Александрова на
книгу «История Казахской ССР». По её мнению, в оценке этой книги
выявились совершенно немарксистские позиции у названных лиц,
причём эти позиции разделяли и другие историки1 2.
18 марта 1944 г. Панкратова направила письмо Щербакову, в
котором сообщала о новом примере идеологических извращений —
лекции Тарле «О роли территориального расширения России в XIX-
XX веках». С этой лекцией Тарле выступил в феврале 1944 г. на за-
седании учёного совета Ленинградского университета, который на-
ходился в эвакуации в Саратове. После этого историки заговорили о
пересмотре многих оценок в отечественном прошлом и о том, что
«Замечания» Сталина, Жданова и Кирова устарели*.
12 мая 1944 г. Панкратова опять писала в ЦК, посылая новый
сигнал тревоги по старому поводу: «В редакцию "Исторического
журнала" поступает немалое количество статей, в которых героями
русского народа и патриотами Родины изображаются многие царские
1 См.: Константинов С.В. Несостоявшаяся расправа. С. 256.
2 Там же.
431
генералы только потому, что это были храбрые русские г
Резко выраженная тенденция к надклассовому и идеализиров^4
изображению русских царей наблюдается и в отношении личнНН°Му
роли Ивана Грозного. Профессор Смирнов П.П.... в одной из бТ™И
кругу историков... заявил, что Великая Отечественная война за 8
ляет нас отказаться от прежнего классового подхода к историческо
му процессу, в особенности к вопросу о классовой оценке государе?
ва и его деятелей. Отрицательная оценка роли отдельных русских
царей, по мнению профессора Смирнова, объяснялась нашими поли-
тическими задачами — свержения царизма и капитализма. Теперь
перед нами другая задача — возвеличения нашего прошлого, и нам
необходимо "реабилитировать" не только Ивана IV и Петра I, но и
других царей XVIII-XIX вв., т.к. они действовали в своей внешней и
колониальной политике в интересах укрепления Российской державы
и её расширения, а массовые народные движения, в частности, кресть-
янские и национальные восстания подрывали государственное могу-
щество России. Профессор Яковлев объявляет прогрессивной всю ко-
лониальную политику царизма в XVIII-XX вв. С целой программой
"пересмотра" истории СССР выступил на заседании авторов коллек-
тива второго тома учебника по истории СССР для вузов руководитель
Высшей дипломатической школы профессор Бушуев С.К. Мотивируя
необходимость этого пересмотра условиями Великой Отечественной
войны, он выдвинул лозунг: "Добить национальный нигилизм!"»1
Хотя Панкратова и не забыла обиды, нанесенной необъектив-
ной, по её мнению, оценкой, которую получила «История Казахской
ССР», в своих письмах на первый план она всё более выдвигала во-
прос о новых идейных веяниях и среди историков и среди работни-
ков аппарата ЦК.
1 РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 6. Д. 224. Л. 84, 87. См. также: Константинов С.В. Несостояв-
шаяся расправа. С. 256-257.
432
Обратим внимание на один из сюжетов в письмах Панкрато-
вой _ историю с лекцией академика Тарле. Его выступление стиму-
лировалось обсуждением «Истории Казахской ССР» в комитете по
Сталинским премиям. В награждении авторам было отказано «За-
труднения возникли здесь вот по какому поводу, — говорил Тарле, —
в некоторых главах, которые посвящены присоединению Казахстана к
обшей советской территории, в этих главах обнаружен рецензентами
неуместный тон, как если бы дело шло, если бы историки писали ис-
торию обороны страны от варваров, которых нужно удалить, — тон
явно враждебный относительно русских войск и русских деятелей,
которые принимали участие в деле включения Казахстана в Россию.
И было решено устроить в один из ближайших дней... широкое обсу-
ждение с привлечением историков, находящихся в Москве» (вот ещё
одно решение об организации совещания независимо от писем Пан-
кратовой — А.Д.)1. «Дело касается не только Казахстана, — подчёр-
кивал Тарле. Он ставил проблему шире. — Русская империя, подоб-
но римской империи, — это огромное образование, которое сплоти-
лось, это образование живет как единое государство, — и как смот-
реть на те события, которые создали это колоссальное тело?»2. Ре-
шать эту проблему Тарле предлагал с позиций текущего политиче-
ского момента, «сцепления с современностью», «с точки зрения 1944
года»: «Если мы начинаем побеждать этого мерзкого врага, который
на нас напал, то один из факторов этой победы заключается в этой
громадной территории, — это один из моментов, который сейчас яв-
ляется одним из спасающих нас факторов. Говорить об этом факторе,
о тех, кто создал этот фактор, как о каком-то недоразумении, как о
каких-то удавшихся набегов варваров на отдельные государства
говорить об этом совершенно не приходится» . Ещё один аргумент,
связывавший тему русских захватов с современностью, это, по
словам докладчика, то обстоятельство, что завоёванные народы (в
качестве примера он брал жителей Кавказа А.Д.) «живут теперь
под сталинской Конституцией»4 Рациональным зерном в рассужде-
^Е.В.Тарле. 1944 год: не перегибать палку патриотизма (публ. Ю.Н.Амиантова) //
Вопросы истории. 2002. № 6. С. 6.
2 Там же. Л. 18.
3 Там же.
4 Там же.
433
28. Дубршскнй А м.
Е.В.Тарле.
ниях историка было то, что он призывал отказаться от прежнего
ключительно обличительного тона при освещении темы присоедине
ния разных территорий к России и признать её цивилизаторскую
роль на Востоке. И хотя Тарле предостерегал историков от опасности
«повторять старые патриотические ска
зочки, которые во времена империи вы-
ставлялись», все же в его докладе чётко
проявлялась имперская точка зрения, оп-
равдывавшая все захваты, произведённые
Россией, интересами её безопасности в
борьбе с гитлеровской Германией и бла-
гами сталинской конституции. Таким об-
разом, по словам историка, присоедине-
ния к России новых и новых территорий
«вызывалось необходимостью»1.
В докладе Тарле содержалась одна
важная и многозначительная фраза. В за-
вершении своего выступления историк,
обращаясь к членам учёного совета, ска-
зал о том, что он хотел «поставить вас в
курс тех контроверз, которые вызваны контроверзами даже не ака-
демического типа. Потому что нашими поступками очень заинтере-
совались те, кто не пишет, а делает историю, и они вправе были этим
заинтересоваться»2. В этой фразе Тарле осторожно, дипломатично
намекал на Сталина, «делавшего историю».
В этот момент председательствовавший на заседании ректор
университета А.А.Вознесенский «согласно кивнул головой, поощри-
тельно улыбнулся, ясно давая понять, что ему ясна "зашифровка”
имени Сталина. Брат председателя Госплана (и члена Политбюро ЦК
партии Н.А.Вознесенского — А.Д.) знал настроения окружения Ста-
лина и подчёркивал одобрение доклада Тарле. Концепция его вос-
принималась как официальная правительственная концепция»3.
1 Там же. Л. 21.
2 Там же.
3 Пугачёв В.В., Динес В.А. Историки, избравшие путь Галилея. Статьи, очерки. Са-
ратов, 1995. С. 136.
434
Сталин, видимо, заинтересовался обсуждением книги об исто-
рии Казахстана в комитете по премиям его имени, вник в существо
обсуждения книги Панкратовой и в беседе с Тарле высказал свою
точку зрения, которую Тарле принял как «установку» вождя. Позже,
уже во время совещания Тарле опять произнёс многозначительную,
но туманную для современного исследователя фразу: «Сидящие тут
товарищи знают, кто эту статью мне поручил и зачем она писалась»1.
Здесь тоже можно усмотреть кивок в сторону Сталина.
Как можно предположить, ход рассуждений Сталина отражал
его давние мысли, изложенные еще в 1920 г. в докладе на краевом
совещании коммунистических организаций Дона и Кавказа во Вла-
дикавказе. Он говорил об условиях, «которые обеспечивают и могут
и впредь обеспечивать существование и успехи Советской России»2.
Здесь примечательно употреблённое слово «впредь». Мысль Сталина
охватывала не только обстановку 1920 г., но и ситуацию будущей
войны. В первую очередь Сталин рассуждал с точки зрения военной,
что опять-таки, учитывая условия Великой Отечественной войны,
усиливает вероятность популяризации в докладе Тарле именно его,
Сталина, воззрений. К числу благоприятных для России условий
Сталин отнес «то обстоятельство, что Россия представляет необъят-
ную, громадную страну, на территории которой можно долго про-
держаться, отступая в глубь страны в случае неуспеха, для того, что-
бы, собравшись с силами, вновь перейти в наступление. Если бы
Россия была страной маленькой, как Венгрия, где сильный натиск со
стороны противника быстро решает судьбу страны, где трудно ма-
неврировать, где отступать некуда, если бы Россия была такой ма-
ленькой страной, она, как социалистическая страна, едва ли продер-
жалась бы так долго»3.
Таким образом, устами Тарле говорил главный человек власти.
Ему хотелось внедрить новые воззрения в историческую науку, из-
менить прежнюю оценку территориальных приобретений России, но
не непосредственно от своего имени, не через партийный документ, а
осторожнее, опосредованно — через Тарле. По сути дела Сталин
1 Стенограмма совещания...// Вопросы истории. № 9. С. 51
2 Сталин И.В. Соч. Т. 4. С. 375.
3 Там же. С. 375-376.
435
28*
развивал идею «наименьшего зла» для народов в присоединении ук
раины и Грузии к России, сформулированную им же в 1930-х гт Кде
нялось содержание этой идеи. Она теперь, принимая все оговорки
сделанные Тарле, была вплотную приближена к тому, чтобы превра-
титься в идею абсолютного блага присоединения. Акцент переносил-
ся с интересов того или иного народа на государственный, россий-
ский интерес.
Такой поворот от воззрений образца 1930-х гг., конечно, не мог
не возмутить Панкратову и ее единомышленников. Поэтому Панкра-
това считала именно доклад Тарле главным поводом для созыва со-
вещания.
Итак, идея совещания родилась в значительной степени незави-
симо от Панкратовой, хотя Панкратова и сыграла определённую
инициативную роль в его созыве. Причем эта роль Панкратовой от-
ражена не только в истории с обсуждением книги по истории Казах-
стана, но в тех письмах, которые она посылала в ЦК с 1942 г. В со-
вещании был заинтересован Сталин, который продолжал важный
идеологический поворот, непосредственно связанный с историче-
ской наукой и, в частности, с темой присоединения к России терри-
торий, населённых нерусскими народами. Созыв совещания был ча-
стью большого идеологического наступления, которое развернулось
в связи с коренным переломом в войне; кроме совещания историков
в том же 1944 г., правда, ранее было проведено соответствующее со-
вещание философов.
Письма Панкратовой обратили на себя внимание работников
идеологического аппарата ЦК партии. 18 мая 1^44 г. начальник
Управления пропаганды и агитации ЦК Александров, редактор
«Правды» Поспелов, заместитель начальника Управления пропаган-
ды и агитации Федосеев подписали служебную записку под названи-
ем «О серьёзных недостатках и антиленинских ошибках в работе не-
которых советских историков»1. Документ был направлен секрета-
рям ЦК Маленкову и Щербакову.
1 См. публикацию: Новые документы о совещании историков в ЦК ВКП(б). 1944 И
Вопросы истории. 1991. № 1. С. 188-204. И.В.Ильина, к сожалению, не дала даты
оформления документа. Она определена по источнику в архиве. См.: РГАСПИ.
Ф. 17. Оп. 125. Д. 222. Л. 113.
436
Авторы этой записки указали три вида идеологических ошибок
в работе историков. Каждому из них посвящалась часть составленно-
го ими документа: «1. О влиянии реакционных взглядов немецких
историков на современную русскую историографию, 2. О пренебре-
жительном отношении некоторых советских историков к историче-
скому прошлому нашей родины, 3. Антиленинские взгляды некото-
рых историков по национальному вопросу». Как верно отметила
публикатор источника И.В.Ильина, «многие вопросы, поставленные
в публикуемой зап иске... восходят к...письмам» Панкратовой1 2. Од-
нако это вовсе не означало, что авторы были единодушны с нею.
Критический заряд первой части был направлен именно против
Панкратовой, а также Рубинштейна и Яковлева. Первая была обви-
нена в том, что она в школьном учебнике «вслед за немецкими исто-
риками начинает русскую историю с Рюрика и навязывает советским
людям немецкие фальсификации о варяжском происхождении Рус-
ского государства» . Авторам записки и, кажется, особенно Алексан-
дрову очень хотелось хоть в чём-нибудь обвинить Панкратову. По-
нятно, что как типичный «красный профессор», специалист по исто-
рии рабочего класса она скорее всего знать не знала о различных
версиях происхождения государства у славян, о роли в этом процессе
внешнего фактора, а именно варягов. За ту часть школьного учебни-
ка, в которой освещалась история древней Руси, могли нести ответ-
ственность только соавторы Панкратовой — Базилевич и Бахрушин.
А о них авторы записки в данном случае как раз ничего и не говори-
ли. Рубинштейн в книге «Русская историография», по словам пар-
тийных критиков, «берёт под защиту основоположника ’’норманн-
ской теории” Байера», а «подлинные основатели русской историче-
ской науки Татищев и Щербатов изображаются Рубинштейном как
посредственные подражатели немцев»3. Яковлев же в книге «Холоп-
ство и холопы в Московском государстве в XVII в.» поддержал «кле-
ветническое положение о рабском характере славянских племен»,
созданное немцами4. В противовес этим «измышлениям» авторы за-
1 Новые документы о совещании историков. С. 188.
2 Там же. С. 193.
3Там же. С. 193.
4 Там же.
437
писки всерьёз цитировали филологические выводы, сделанные
XVIII в. и в ту пору имевшие хождение по страницам патриотич *
ской литературы, о том, что название «славянин» происходило от
слова «слава». Таков был аргумент.
Далее, анализируя статьи и учебники по истории России (при-
мечательно употребление слова «Россия», а не «СССР»!) критики
обвиняли авторов (Панкратову, Бахрушина, Лебедева, Нечкину) в
том, что в их трудах «умаляется и принижается великое историче-
ское прошлое нашей Родины, замалчивается и искажается роль вы-
дающихся деятелей русского народа»1. К этим деятелям были отне-
сены Иван IV, Минин и Пожарский, Суворов, Кутузов, Ушаков, На-
химов, Радищев, декабристы, Белинский, Чернышевский, Добролю-
бов. По сравнению с традиционными списками героев, мелькавших
на страницах советских газет и брошюр, в официальных речах, в рас-
сматриваемом партийном документе заметно нарастание количества
имён военных деятелей и включение в новый список царя Ивана
Грозного. Примечательно перечисление просто через запятую, без
оговорок, и царя, и полководцев, и революционеров. Особенно пар-
тийные критики вступились в защиту царя Ивана. Все описания от-
рицательных черт грозного правителя, данные Бахрушиным в
школьном и вузовском учебниках, партийные идеологи с возмуще-
нием цитировали, считая чуть ли не клеветой на этого героя россий-
ской истории.
К проявлениям умаления отечественного прошлого критики
отнесли «явно неверный взгляд, согласно которому наука, литерату-
ра, искусство в России всегда отставали в своем развитии от культу-
ры Запада, а выдающиеся деятели культуры и искусства являлись
простыми подражателями деятелей Запада, не создав ничего ориги-
нального»2. В качестве примеров авторы записки привели освещение
в учебной литературе деятельности Радищева и Белинского. Не фор-
мулируя с достаточной полнотой своей позиции, партийные идеоло-
ги осторожно пересматривали тезис о влиянии западноевропейской
революционной мысли на российских революционеров, изложенный
в «Замечаниях» Сталина, Жданова, Кирова на проспект учебника ис-
1 Там же. С. 194.
2 Там же. С. 196.
438
Гор„в СССР. В записке содержась другая, в новых условиях более
значимая мысль. «В России в XIX в. была великая культура литеоа-
тура, искусство, которые оказывали большое влияние на развитие
западной культуры» . Выше речь шла об общественной мысли, о ли-
тературной критике XVIII — первой половины XIX в (Радищев Бе
линский), а великая литература, о которой говорили составители за-
писки и которая, действительно, заслужила название великой, отно-
силась в основном к другой эпохе — второй половине XIX столетия.
Доказательство выдвигаемых суждений выстраивалось весьма со-
мнительное — аргумент был взят из иной области и только казался
опорой для выдвинутого тезиса.
По сути дела в этой части работы авторы накладывали на исто-
рический материал ту мыслительную модель, которая уже была
сконструирована на материале историко-философском, и кроили
отечественную историю по этой апробированной мерке, заявляя о
превосходстве и оригинальности русской общественной мысли, при-
чем оригинальность понималась как свобода от внешних влияний.
Далее авторы записки объясняли сопротивление «пересмотру
ряда ошибочных положений в оценке прошлого нашей страны» со
стороны «части советских историков» остаточными влияниями идей
Покровского. Они обратили внимание на то, что новая оценка внеш-
ней политики России, с которой еще до войны выступил Сталин, оп-
ровергая и уточняя соображения Энгельса, не освоена Панкратовой,
даже не упомянута в её статье «Задачи историков в условиях Вели-
кой Отечественной войны».
В следующей части записки, посвящённой ошибкам историков
в национальном вопросе, Александров, Поспелов и Федосеев указали
на две книги — «Историю Казахской ССР» и «Очерки по истории
Башкирии», — в которых «проводится точка зрения реакционного
буржуазного национализма на историю нашей Родины», а в основе
лежит «антиленинская методология Покровского»'. Главное заклю-
чалось в том, что в этих книгах «Россия изображается... как злейший
и самый опасный враг нерусских народов, а присоединение указан-
ных народов к России рассматривается как абсолютное зло для них.
1 Там же.
2 Там же. С. 197.
439
Вместе с тем в этих работах не показывается ведущая роль русск0
народа в образовании и развитии многонационального государСТва°
России»1. в
Примечательная деталь. Историков, исследовавших присоеди
некие башкир и казахов к России, обвинили в том, что они «игнори
руют известные указания Правительственной комиссии по конкурсу
на учебник истории СССР в отношении присоединения Украины и
Грузии к России». По сути дела авторы записки призвали применять
все соображения, связанные с сознательным и добровольным вхож-
дением Грузии и Украины в состав России, к истории любого нерус-
ского народа, любой территории. Таким образом, ситуация с альтер-
нативой вхождения в Россию или в иное государство совершенно
искусственно привязывалась к истории разных народов. Причём
включение в Россию торжественно называлось «перейти под протек-
торат» или «перейти под власть», а включение в состав иного госу-
дарства презрительно именовалось «быть поглощенной»2. Причем
парткритики даже не ставили вопроса о разном характере методов
попадания того или иного народа в состав России — захватническом,
мирном, комбинированном, сочетавшим черты первого и второго,
наконец, сознательно-добровольном. Там, где требовалось рассмот-
рение конкретной, порой уникальной исторической ситуации, пред-
лагалось использовать шаблон, созданный на основе очень ограни-
ченного исторического материала.
Александров, Поспелов и Федосеев подчёркивали — и с этим
нельзя не согласиться — цивилизующую роль России в истории не-
русских народов, попавших в её состав. Эта верная мысль сопровож-
далась явным принижением культурного уровня других стран. О ка-
захской государственности говорилось как о «зачаточной», о китай-
цах (а казахи могли быть завоеваны не русскими, а китайцами) —
как о «варварских племенах Востока»3. Такой приём призван был
оправдать завоевание Казахстана именно Россией. Вместе с тем
нужно помнить, что чуть ли не в любой имперской идеологии нового
времени имеется идея цивилизующей роли империи по отношению к
1 Там же.
2 Там же. С. 197-198.
3 Там же. С. 198,199.
440
тем народам, особенно, населению колоний, которые оказались в со-
ставе этой империи. Научный подход состоит в объективном осве-
щении разных сторон во взаимоотношениях народов. Идеологиче-
ский — в расстановке политически актуальных акцентов, приниже-
нии одних и возвеличении других участников исторических собы-
тий. Записка партийных деятелей носила явно выраженный идеоло-
гический характер и стремилась усилить в исторической науке идео-
логическую сторону.
В заключительной части записки авторы обратили внимание
секретарей ЦК на работу Института истории Академии наук СССР и
«Исторического журнала». Они были обвинены в том, что преврати-
лись в «замкнутые организации, оторванные от широких кругов чи-
тателей». В Институте истории к активной научной работе не при-
влекают молодежь, господствует метод создания коллективных тру-
дов, установилась «недопустимая для большевиков» взаимная тер-
пимость по отношению к допускаемым ошибкам: «Панкратова ни
разу не выступила с критикой ошибок, содержащихся в работах Бах-
рушина, Яковлева, Тарле... Со своей стороны, указанные историки
закрывают глаза на различного рода нелепости и ошибочные поло-
жения, содержащиеся в работах Панкратовой»1. В итоге обстановка в
области исторической науки характеризовалась как неблагополуч-
ная. Авторы предлагали секретарям ЦК партии «основательно по-
править положение дел в Институте истории Академии наук СССР и
в "Историческом журнале"».
В дополнение к этой — основной — записке была составлена
вторая под названием «О настроениях великодержавного шовинизма
среди части историков». Вероятно, время её создания было близким
к дате оформления первой записки (вторая половина мая 1944 г.).
Новый документ отправлялся не только к Маленкову и Щербакову,
но ещё и к Андрееву. Вероятно, эта деталь говорила о нарастающей
озабоченности власти неблагополучием в делах историков.
В число виноватых попали Яковлев, Тарле, Греков, Х.Г.Ад-
жемян, Б.И.Сыромятников. В записке были приведены обширные
цитаты из их «рдяямих устных выступлений, из книги Сыромятнико-
ва, изданной в 1943 г. Яковлев говорил о выдвижении в историче-
1 Там же. С. 201.
441
ской литературе «на первый план мотива русского национализма»-
«Мы, русские, хотим истории русского народа, истории русских уч-
реждений, в русских условиях»1. В этом высказывании собственно
шовинизма не содержалось, хотя партидеологи квалифицировали его
как выражение «великодержавного пренебрежительного отношения
к нерусским народам»2. Тарле досталось за его лекцию в Саратове
Грекову — за выраженную им мысль о том, что «сейчас историки
"отрезвели" и поняли, что государство и народ разделить невозмож-
но». «Отрезвление историков надо, очевидно, понимать как отказ от
классовой оценки государства, — язвительно заметили авторы за-
писки. — Академик Греков переносит отношения, сложившиеся в
советской стране, — единство советского народа и советского госу-
дарства — на историческое прошлое»3. Философ и писатель Адже-
мян выступил против положительной оценки народных восстаний,
так как они подрывали силу государства: «Их победа способна была
поставить под удар политическую мощь России, могла вывести её из
числа мировых держав... При победе Пугачёва Россия поверглась бы
в пучину кровавого одичания»4 5. Не лишенная здравого смысла, точка
зрения Аджемяна была квалифицирована как буржуазная, кадетская
и меньшевистская одновременно3.
В заключение авторы записки делали вывод о возрождении ве-
ликодержавно-националистической идеологии в выступлениях неко-
торых историков. Публикатор И.В.Ильина не отметила, что в тексте
второй записки заметны следы работы читателя, — вероятно, какого-
то адресата из ЦК партии. Красным карандашом были подчёркнуты
формулировка с оценками воззрений историков, фамилии ученых,
окончательные выводы6. Поданные документы внимательно читали,
и именно они непосредственно были подспорьем для секретарей ЦК,
готовивших совещание историков.
Уже в этих двух записках содержалась определённая линия по-
ведения высшего партийного руководства — противостояние как
1 Там же. С. 202.
2 Там же.
3 Там же.
4 Там же.
5 Там же. С. 203.
6 Там же. С. 204.
442
идеям марксистов-ортодоксов типа Панкратовой так „ „„„
«старой школы», в ряды которых попал молодой 'дд^емян
К ВОЗРОадеНИЮ ИдаЙ Д~ци“ Ой"„^
2.2. Ход совещания
День первый. Судя по тексту опубликованной стонощаммы
таковым днем можно счесть 1 июня 1944 г. Однако в письме Панкра-
товой от 15 июня 1944 г. совершенно ясно указана другая дата —
29 мая 1944 г. Панкратова писала: «29 мая начались совещания в ЦК
ПОД непосредственным руководством секретарей ЦК. Председатель-
ствует тов. Щербаков, присутствуют (но не всегда оба) — -гг. Андре-
ев и Маленков. Как видно, моё письмо (вернее, ряд моих писем к раз-
ным секретарям, а последнее время — ко всем) обратило на себя
внимание. На первом совещании 29.V, которое открыл тов. Мален-
ков, он сказал, что ЦК обсудил этот вопрос и счел необходимым
встретиться с историками, чтобы обсудить спорные вопросы, а затем
выработать принципиальные установки для всех историков. Такова
цель нашего совещания»1. О чём же говорил Маленков в первый
день совещания? Ответ на этот вопрос даёт один источник из фонда
Жданова, у которого в конце лета 1944 г. были сосредоточены все
бумаги, связанные с этим совещанием, так как Жданов готовил за-
ключительный документ с «принципиальными установками для всех
историков». Это две страницы машинописного текста, содержащие
текст выступления Маленкова2. Текст назывался так «Вопросы,
поставленные историками перед ЦК ВКП(б)».
«За последнее время в Центральный Комитет обращаются ис-
торики СССР (Маленков имел ввиду специалистов по отечественной
истории — А Д ) с различными вопросами, из которых видно, что у
ряда наших историков нет ясности по некоторым принципиальным
вопросам отечественной истории, а по ряду вопросов имеются суще-
ственные разногласия.
1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д.222• ^Ц5-119’
2 РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д- 26- Л-1*“1'-
443
ЦК ВКП(б) решил собрать настоящее совещание историков
тем, чтобы посоветоваться по вопросам, которые волнуют теп °
историков,» — так начал Маленков своё небольшое выступление11*
Вопросы, которые он сформулировал перед аудиторией, были еле
дующими:
«1. Оценка внутренней и внешней политики царского самодер-
жавия на разных этапах русской истории, в частности — Россия как
"жандарм Европы" и Российская империя как "тюрьма народов".
2. Оценка завоевания царской России и колониальной политики
царизма. Значение и характер присоединения к России народов и
территорий окраин.
3. Характер восстаний против царизма на окраинах Российской
империи и оценка отдельных восстаний и их лидеров.
4. О применимости теории "меньшего зла" в отношении при-
соединения народов Средней Азии к России.
5. Об уровне государственности народов Средней Азии до их
присоединения к России.
6. Характер влияния немецких историков на русскую историо-
графию.
7. Отношение советских историков к норманнской теории про-
исхождения русского государства.
8. О происхождении понятия "славяне" и "русь".
9. О преодолении взглядов антимарксистской "школы" Покров-
ского в советской исторической науке.
10. Оценка исторической роли выдающихся деятелей России
(Иван Грозный, Пётр I, Ушаков. Нахимов, Брусилов и другие).
11. Об освещении в курсах по истории СССР реакционных дея-
телей царской России.
12. О месте малых народов в курсах по истории СССР (лопари,
эвенки, белые калмыки и др.)
13. Характер и значение западного влияния на общественную
мысль России, на русскую науку и культуру.
14. О соотношении интересов русского народы и самодержавия
в различные периоды русской истории.
1 Там же. Л. 16.
444
15. Роль крестьянских восстаний плп г.,,-
и, Пугачёва в истории России и ряд других Бо1,от™1 *'‘>-
В заключение Маленков сказал- «Ъ™ D____
значение для советской исторической науки (К,™ ИМеЮТ важное
просов даст возможность правильно решить некото^Т В°'
блемы истории народов Советского Союза. ' Р узловые про-
Просьба к присутствующим здесь товарищам высказаться ио
вопросам, поставленным некоторыми историками. Товарищам по°
требуется видимо некоторое время для продумывания этих вопросов
Сегодня на этом можно закончить наше совещание. Есть предаоже'
ние вновь собраться нам 1 июня для обсуждения некоторых вопросов
советской исторической науки».
Судя по содержанию источника и стилю, присущему офици-
альным выступлениям партийно-государственных деятелей, перед
нами — полный текст речи Маленкова. Все вопросы, сформулиро-
ванные им, отражали содержание записок Александрова, Поспелова
и Федосеева. Эти вопросы родились исключительно на основе запис-
ки. Письма Панкратовой лишь опосредованно (через вторую записку
перечисленных лиц) отразились на меньшей части вопросов Мален-
кова (отчасти 1, полностью— 14,15).
День второй. Основная работа совещания развернулась с 1 ию-
ня. Заседание открылось выступлением Семена Кузьмича Бушуева.
Директор Высшей дипломатической школы, а ранее в течение 10 лет
научный сотрудник и ученый секретарь Института истории, он со-
вмещал в себе черты историка и государственного чиновника, а пото-
му лучше других чувствовал конъюнктуру. Бушуев решил занять бес-
проигрышную позицию взыскательного критика. И вместо того, что-
бы высказать свое мнение по проблемам, поставленным Маленковым,
он стал высказываться о работе историков и положении в науке. «Он
обвинял всех и вся. Он кричал, что у нас нет никакой исторической
науки, что историки ничего не делали и не сделали...» — вспомина-
ла Панкратова3. «На историческом фронте неблагополучно, — гово-
рил Бушуев. — ...Я не помню ни одной дискуссии, которая подняла
Там же. Л. 16-17.
з Там же. Л. 17.
3 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 58.
445
бы на должную высоту все наши задачи». В своей речи он з
В.П.Волгина, Рубинштейна, Панкратову и особенно Нечкину kotq1 2
рую он назвал «типичным учеником Покровского». Бушуев обп
шился на весь Институт истории, обвинив его работников в том что
в их учреждении «не проветрены ещё углы от покровщины»1.
После 20 минут выступления Бушуева председательствовавший
Щербаков был вынужден прервать его и напомнить о поставленных
вопросах. «Людей власти» действительно интересовали мнения истори-
ков, а не сведение личных счётов между ними. После этого речь Бушуе-
ва наполнилась несколько иным содержанием. Теперь он, опираясь на
статью Сталина о внешней политике русского царизма, призвал к реа-
билитации западного и восточного направлений этой политики. Закан-
чивая речь, он заявил о необходимости обновления руководства Инсти-
тута истории и наказании тех, кто чернил историю родины.
«Это выступление наделало много шуму, — писала Панкрато-
ва. — Все стали говорить, что Бушуев заявил все эти "новости" не от
своего имени, а ссылаясь на свою "осведомлённость" и ориентиро-
ванность. Его попросили (из зала) сказать о своих взглядах по суще-
ству. Он начал с большим количеством оговорок, а по сути пришёл к
тому же: нельзя царскую Россию рисовать только "чёрной краской",
не вся её внешняя политика была реакционная. Бушуев не преминул
заявить, что "История Казахской ССР" — книга антирусская, так как
она идеализирует национальные восстания против России»2.
Ещё откровеннее, чем Бушуев, о необходимости пересмотра
прежних идейных позиций исторической науки выступил Хорен
Григорьевич Аджемян. Он не был профессиональным историком.
Закончив библиотечный институт, он занимался публицистикой и
художественным творчеством. Мало осведомлённый в исторической
науке, ок поэтому не считался с её традициями, ощущая себя новато-
ром и революционером. Он выступил против преувеличения роли
социальных конфликтов в отечественной истории и обратил внима-
ние на монизм, единство общества. Если отвлечься от некой претен-
циозности и велеречивости выступавшего, его позицию следует при-
знать разумной. Однако в ней проступали и черты великодержа-
1 Стенограмма совещания ... // Вопросы истории. 1996. № 2. С. 55,56,57.
2 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 59.
446
вия — оправдание всех территориальных захватов России «мудпым
инстинктом самосохранения русской нации и державы» а также
совпадением интересов России с интересами казахов, узбеков бурят-
монголов, азербайджанцев, грузин, армян, горцев...1. Призывая кпе
ресмотру идейного багажа исторической науки, Аджемян говорил о
необходимости «исходить из интересов Советского государства, со-
ветского народа», «из священных интересов Советского Союза» как
наследника старой России, готового «взять кормило новой власти
огромной державы и вести её по новому курсу»2.
Таким образом, уже в первых выступлениях историков «люди
власти» увидели прежде всего сторонников нового идейного направ-
ления в исторической науке, заявлявших о себе резко и агрессивно.
«Впечатление было неотразимое. Собравшиеся не верили своим
ушам и глазам. В президиуме молчали и внимательно слушали», —
вспоминала Панкратова3. После Бушуева и Аджемяна слово дали ей.
Судя по величине текста стенограммы, Панкратова говорила около
часа. Ее идейные противники — по 30-35 минут4. Позиция Панкра-
товой была позицией советского марксиста-ортодокса образца
1930-х гг. Она выступала категорически против «прямой линии пре-
емственности от старого дворянски-буржуазного государства в Рос-
сии к советскому социалистическому государству»5, против «аполо-
гетического изображения старого русского государства и его основ-
ных деятелей»6. Она указала на ошибки коллег. Затем перешла к за-
щите идей «Истории Казахской ССР». Как опытный историк-
коммунист она в первую очередь сообщила о том, что эта книга «бы-
ла написана... с предварительным обсуждением всех принципиаль-
1 Стенограмма совещания... // Вопросы истории. 1996. № 2. С. 66.
2 Там же. С. 66,67.
3 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 59.
4 Выступление Бушуева в публикации занимает 6.и одну третью часть страницы,
Аджемяна — 6 страниц, Панкратовой — почти 10 страниц (См.: Стенограмма сове-
щания... И Вопросы истории. 1996. № 2. С. 55-76). Этот подсчёт показал, что не
стоит доверять словам из письма Панкратовой о том, что она «не могла злоупотреб-
лять так временем, как это сделали Бушуев и Аджемян, которые говорили вдвое
больше, чем полагалось, и говорила почти в пределах регламента, минут на пять
больше» (Письма Анны Михайловны Панкратовой. С.59).
5 Стенограмма совещания... И Вопросы истории. 1996. № 2. С. 68.
6 Там же. С. 69.
447
ных вопросов» в tIv.
КП(б) Казахстана. «ц0
мы не знали об этом ни
чего», - растерянно
воскликнул Бушуев1.
Усиливая свою позицию
и, вероятно, несколько
лукавя, Панкратова зая-
вила о книге: «Я не счи-
таю, что ей нужно при-
судить Сталинскую пре-
А.М.Панкратова. МИЮ. Я об ЭТОМ говорила
ещё в Казахстане и
здесь, в Москве»* 2. Так она выставила себя идейным борцом, лишён-
ным честолюбивых устремлений, учёным, который в достаточной
мере критически относится к сделанной работе. Главное заключалось
в отстаивании Панкратовой классового подхода, в частности, при
освещении колониальной политики русского царизма. Она заявила,
что применительно к Казахстану неприменима «теория наименьшего
зла», сославшись попутно на авторитет покойного Ярославского. Су-
дя по письму Панкратовой, ей показалось, что Щербаков заинтересо-
вался вопросом о «наименьшем зле»3. В партийно-государственных
верхах этот вопрос считали особо актуальным.
После Панкратовой Щербаков предоставил слово Нечкиной.
Перечислив взятые ею для выступления вопросы, она нанесла удар
по Бушуеву, который на заседании в Институте истории при обсуж-
дении второго тома учебника по истории СССР для вузов говорил о
прогрессивности царизма в разные исторические эпохи. «Разнос»
Бушуеву Нечкина провела, как потом говорили, «со злым изящест-
вом». «"Показала голеньким, освободив от последнего фигового ли-
стка!" — говорили остряки»; — так вспоминала ход событий Пан-
кратова4. Бушуев бурно реагировал на речь Нечкиной, что-то выкри-
* Там же. С. 72.
2 Там же. С. 73.
3 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 59.
* Там же. С. 60.
448
кивал с места. «Разоблачающая, но спокойно-деловитая речь Нечкн
„ой произвела на присутствующих историков очень большое впечэт
ление, которым они делились друг с другом все иослед ^е
дни», - писала своим друзьям Панкратова^ На выступлении HeZ
ной заседание завершилось.
Итак, с начала работы совещания на глазах «людей власти»
столкнулись сторонники двух направлений, двух тенденций в науке
Количество выступавших с той и другой стороны было одинаковым'
Поскольку Панкратова получила возможность говорить сверх регла-
мента и, в отличие от Бушуева, председательствовавший её не только
не прервал, но и заинтересовался содержанием её выступления, по-
скольку последнее слово осталось всё-таки за линией Панкратовой (в
докладе Нечкиной), могло создаться впечатление, что побеждает
именно эта тенденция. Однако представители ЦК пока не высказали
своего мнения и не поддержали никого из выступивши*
День третий. Заседание 5 июня открылось выступлением Бах-
рушина, недавно возглавившего сектор истории феодальной России в
Институте истории Академии наук. Маститый историк, организатор
научных исследований, лауреат Сталинской премии, автор учебников
для школ и высших учебных заведений, он являлся видной фигурой в
науке; к его мнению не могли не прислушиваться специалисты.
Бахрушин выступил очень академично, не бросая резких упрё-
ков, не впадая в чрезмерную самокритику и не называя имён. Он
призвал собравшихся к конкретному исследованию таких тем как
история российского государства и присоединение разных народов к
России, отрицательно отзываясь о «сплошной идеализации всего
прошлого русского народа». Бахрушин призвал осторожно относится
к формуле «наименьшего зла» и не распространять его механически
на историю разных народов. Так он откликнулся на вопросы, постав-
ленные Маленковым. Вместе с тем, пользуясь возможностью выска-
зать партийно-государственным руководителям нужды науки, он го-
ворил о необходимости развивать исследовательскую монографиче-
скую работу и подготавливать новые кадры для науки.
После человека «старой школы», ярко выраженного представи-
теля академической науки слово получил Сидоров, ученик Покров-
1 Там же.
29. Дубровский А. М.
449
ского. Как и Бахрушин, он постарался снизить тот критический
кал, который придал было совещанию Бушуев: указал на «счастли*
вое сочетание старых кадров исследователей... и молодежи», налом"
нил об успехах, достигнутых историками в последние годы. Сидоров
выступил против новых тенденций в науке, связав их главным обра-
зом с именем Тарле. «Историки пытаются ликвидировать марксист-
ские установки и заменить их своими, непродуманными и вредны-
ми», — заявил Сидоров1. Впрочем, критическая часть его выступле-
ния не носила погромного характера.
Говоривший после него Рубинштейн выступил против сниже-
ния уровня теоретической марксистской мысли в исторических ис-
следованиях, против «сползания на позиции старой буржуазной ис-
ториографии». Это высказывание было направлено против Тарле.
Для Рубинштейна стало ясным то, что его книга «Русская историо-
графия», опубликованная в 1941 г., становится объектом критики. Не
случайно в перечне вопросов Маленкова содержался вопрос о харак-
тере влияния немецких историков на русскую науку, кроме того, о
«Русской историографии» остро критически говорил Бушуев:
«В этой работе... не чувствуется того, что именно можно назвать
любовью к родине, к нашим героям, к нашим деятелям, которые то-
гда в трудных условиях стремились к тому, чтобы изгнать немцев из
Академии наук»2. Рубинштейн попытался отвести обвинение в не-
патриотичности с помощью разумных доводов, он обратил внимание
на возрождение в советской науке идей Иловайского, на идеализа-
цию ряда исторических деятелей.
Раскритикованный своими коллегами Сыромятников резко уп-
рекал их за некритическое использование источников и попытался
защитить свою книгу «Регулярное государство Петра I».
Последним в этот день выступил Минц. «Его выступление всех
поразило какой-то непоследовательностью и двойственностью. Он
решил взять на себя функции суперарбитра между двумя выступав-
шими сторонами», — так вспоминала об этом эпизоде из работы со-
вещания Панкратова3. Действительно, Минц негативно отозвался об
1 Стенограмма совещания... И Вопросы истории. № 3. С. 88.
2 Стенограмма совещания... // Вопросы истории. № 2. С. 57.
3 Письма Анны Михайловны Панкратовой.
450
обеих тенденциях в науке. Он указал на ошибочность позиций авто-
ров второго тома «Истории СССР» и «Истории Казахской ССР» в
освещении национальных движений на окраинах России, в частно-
сти, в Казахстане. Они стремились, по словам Минца, «поднять на
шит всё, что можно изобразить борцом против старой России»1. «Чу-
довищным примером» другой тенденции Минц назвал выступление
Аджемяна. Позиция Минца, действительно, была двойственной,
компромиссной и неожиданной как для Панкратовой, так, видимо, и
для остальных историков. Именно её, Панкратовой, линия начала,
как казалось, одолевать противоположную тенденцию. Панкратову
поддержали видные деятели науки, её сочувственно слушал Щерба-
ков. И вдруг в ходе совещания появилась позиция, дотоле непредска-
зуемая. Мало того: «Выступление Минца было воспринято всеми как
полуофициальное» . Таким образом, Минц внёс некую запутанность
в обстановку совещания. Кто прав в споре двух тенденций станови-
лось неясно: явилась третья линия.
День четвёртый, 10 июня. Он открылся выступлением Влади-
мира Ивановича Пичеты. Специалист по истории славянства, он был
вдохновлён возрождением славяноведения, повышением обществен-
ного интереса к славянству. Поэтому выступление Пичеты в значи-
тельной степени было посвящено проблемам истории славян и оцен-
кам этой истории в литературе. Он выступал за признание прогрес-
сивности славянофилов, против затушёвывания исторической роли
славянства и русских национальных интересов. Содержание его речи
вписывалось в новый идеологический курс. Выступление Пичеты
показалось Панкратовой «сумбурным и внутренне противоречивым,
а главное, в нём не было четкой классовой марксистской позиции».
Перечислив в письме к друзьям недостатки в речи Пичеты, Панкра-
това справедливо отметила, что «он очень сближается с Тарле, по
сути оправдывая царизм и не признавая его жандармом Европы » .
Следующим выступал Ефимов, которого Панкратова считала
своим идейным противником. Ефимов, судя по письмам Панкрато-
вой в ЦК партии, был первоначально близок к позиции Тарле—
1 Стенограмма совещания // Вопросы истории. № 3. С. 105.
2 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 62,63.
3 Там же. С. 64.
451
29»
Аджемяна. К совещанию он внёс поправки в свои взгляды и занял
позицию, которую Панкратова справедливо воспринимала как п?
тью линию в дискуссии среди историков. По словам Панкратовой
речи Ефимова была высказана «активная антимарксистская позиция
вообще и при этом тщательно маскируемая. Он уже без труда бьёт по
"обоим уклонам ". Бьет по Аджемяну, не касаясь ни одним словом
тех вопросов, где он с ним единодушен. После этого коротенького
"поучения" Аджемяну (с общеизвестными цитатами при этом) наш
жонглёр сделал ловкий "пируэт" на "второй фронт", на котором не-
ожиданно оказались... Нечкина и Панкратова». Таким образом, тре-
тья линия в исторической мысли находила всё новых и новых сто-
ронников ко всё большему смущению присутствовавших. Вероятно,
первоначальное впечатление от успеха Панкратовой стало бледнеть.
Трудно со всей определённостью говорить о том, что именно звучало
в речи Ефимова, так как, по свидетельству Панкратовой, «большие
куски своего выступления он пропускал, но для стенограммы дал
всю свою рукопись»1.
После Ефимова слово взял не раз критически помянутый Алек-
сей Иванович Яковлев. Он выступил с критикой всей работы истори-
ков, затем, отвечая на реплику Щербакова, отмёл замечания в адрес
своей книги о холопах на Руси и уколол авторов «Истории Казахской
ССР»: не согласился с ними в оценке освободительного движения
казахов. Последняя часть речи Яковлева вызвала гневные реплики из
зала. Как писала Панкратова, выступление Яковлева «поразило ауди-
торию своей открыто реставраторской программой в области исто-
рии», Яковлев призвал к дальнейшему развитию концепции Ключев-
ского2.
После Яковлева говорил Ефим Наумович Городецкий. Хотя он
начал с возражений Ефимову, но оба они по основным воззрениям
были представителями одной и той же идейной позиции. Его точка
1 Там же. С. 64, 65. Текст выступления Ефимова в опубликованной стенограмме
занимает 9 с половиной страниц, текст предыдущего оратора Пичегы — 4 страницы.
Это в известной степени подтверждает свидетельство Панкратовой о том, что Ефи-
мов не стал зачитывать свою речь полностью. Ефимов, видимо, решил соблюсти
регламент (См.: Стенограмма совещания по вопросам истории СССР... И Вопросы
истории. 1996. № 4. С. 69-78).
2 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 69.
452
зрения была выражена столь осторожно, что Панкратова не заметила
единения Городецкого с её оппонентами.
Греков, чьё выступление было в этот день последним, заявил о
необходимости под влиянием событий мировой войны «более тонко
и глубоко» применять марксистскую теорию: «Мы должны отклик-
нуться на такие стороны жизни, которые мы до сих пор оставляли в
тени». Этими сторонами были, по мнению Грекова, история государ-
ства и единство народа с государством особенно перед лицом внеш-
ней опасности. Мнение Грекова содержало вполне разумную реак-
цию на чрезмерное раздувание роли классовой борьбы в истории.
В чём-то он сближался с «третьей линией».
В конце заседания неожиданно для всех Щербаков задал вопрос
аудитории: «На этом кончить сегодня?» Видимо после трехдневных
прений партийное руководство решило, что картина идейных иска-
ний и споров среди историков для него ясна, выступавшие высказа-
лись достаточно полно. Пора провозгласить официальную точку зре-
ния. «Как вообще (окончить заседания — А.Д.)?» — спохватилась
Панкратова. Щербаков ответил вопросом: «Как, угодно еще раз со-
браться?» Он счёл, что одного раза будет вполне достаточно. Кто-то
их зала ответил: «Безусловно. Есть ряд вопросов». Аджемян выклик-
нул, что выступления только развёртываются. Щербаков согласился
на то, чтобы собраться ещё, но в последний раз или нет, было не ясно1.
Прошло 11 дней. За это время в Москву приехал с юга страны
Тарле, чьё имя не раз склоняли выступавшие. Он был вызван теле-
граммой то ли в связи с этим обстоятельством, то ли потому, что Ста-
лин высоко ценил его как историка и считал необходимым его участие
в столь важном совещании ученых. Перед началом заседания 22 июня
он столкнулся в гардеробе с Панкратовой и Бахрушиным, которые
прибыли на совещание вместе. Заранее ознакомленный со стенограм-
мой заседаний и с критикой Панкратовой в его адрес, Тарле встре-
тился с Панкратовой довольно прохладно. Как рассказывал Панкрато-
вой Городецкий, Тарле сперва даже не придавал большого значения
совещанию. Но узнав, что его критиковали за лекцию в Саратове,
1 Стенограмма совещания... //Вопросы истории. №4. С. 91.
453
всполошился и стал готовиться к дискуссии. «Итак, я ждала боя>
писала друзьям Панкратова. Начался четвёртый день совещания1 '""
День пятый, 22 июня. Первым выступил Базилевич. Он об
тил внимание присутствовавших на изучение истории складывани*
русской нации и возражал против проявившихся в последнее врем1
крайностей в исторических оценках. Его выступление было в доста
точной степени спокойным. Главное было впереди, так как после
Базилевича председательствовавший Щербаков предоставил слово
Тарле.
«Я, к величайшему моему прискорбию, не был в начале заседа-
ний на совещании. Меня это приглашение застало на персидской
границе в Ереване. Но я очень рад, что подоспел к концу», — так на-
чал Тарле свою речь* 2. Трудно сказать, в самом ли деле почтенный
историк скорбел или то была привычная для него дипломатическая
игра Чего было ему испытывать скорбь от нападения Панкратовой
за лекцию в Саратовском университете, если в этой лекции он про-
поведовал идеи самого генсека партии? Тарле могло смутить лишь
то, что, как он их называл, «люди власти», присутствовавшие на со-
вещании, почему-то молчали и не поправили Панкратову. Их-то, ка-
залось бы, Сталин должен был посвятить в суть дела. Но в том-то н
заключалась вся проблема, что Сталин устами Тарле провозглашал
то, чего пока не хотел говорить сам.
Обращает на себя внимание одна деталь: Тарле считал, что идёт
последний день заседаний («рад, что подоспел к концу»). Так его
информировали, следовательно, таково было мнение партийно-пра-
вительственных верхов.
Признав необходимость вмешательства ЦК партии и его секре-
тарей в дела исторической общественности, Тарле указал на главный
недостаток в работе историков — неизжитость «той в высшей степе-
ни вирулентной, ядовитой культуры, которая была насаждена шко-
лой Покровского». Возможно, что этим высказыванием Тарле хотел
уколоть Панкратову, ученицу Покровского, которая критиковала его
на совещании с позиций именно той школы, из которой она вышла.
Далее Тарле произнес несколько туманную фразу* «Мне кажется.
* Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 71.
2 Стенограмма совещания...// Вопросы истории. № 5-6. С. 8Q.
454
человек, который берется за монографическое исследование, обязан
толкнуть, хотя бы немножко, науку вперед, и выявлять новые факты
без оглядки на то, что было сказано 95 лет тому назад, то есть без
предвзятого стремления подогнать фактическое содержание к тому
фактическому изложению, которое было уместно и понятно сто лет
т0Му назад. ...Конечно, 1934 год в данном случае — это был год в
полном смысле слова раскрепощения исследовательской работы.
Нужно продолжать в этом же духе»1.
Как вспоминала Панкратова, «некоторые историки немедленно
подсчитали, что 95 лет тому назад, т.е. в 1849 г., царская Россия вы-
ступила против революционной Венгрии, за что Маркс и Энгельс, а
затем Ленин и Сталин и называли русский царизм "жандармом Ев-
ропы"» . В глазах Панкратовой Тарле саморазоблачался, чуть ли не
открыто выступив против принципиально важной оценки, данной
классиками марксизма. Сам же Тарле, видимо, полагал, что «пасть
позволит историкам ещё дальше отступить от марксистских догм,
что в этом отношении 1944 г. станет в одном ряду с 1934-м.
Он буквально отмахнулся от критики Сидоровым его книги о
Крымской войне, приведя одну цитату из этой работы, и сосредото-
чился на ответе Панкратовой. Чувствуя неуверенность в своём поло-
жении, Тарле не стал напоминать о той новой оценке присоединения
(захватов) территорий русскими войсками, которая содержалась в
его докладах и была главной идеей его выступлений. Защищаясь, он
заявил, что Панкратова «взяла какую-то неправленую стенограмму
или запись и какие-то нелепости, которые она вычитала в ней, при-
писала мне». Далее он свёл дело к тому, что «т. Панкратова отверга-
ет, что фактором, который тоже способствовал русскому народу в
сопротивлении (внешним врагам, в частности фашистам — А.Д.),
являются пространства. Она полемизирует против того, что я с этой
точки зрения признаю положительным фактором, что Россия боль-
шая, а не маленькая. Не признавать вовсе значения фактора про-
странства __этого азбучного факта военно-политической истории ““
нельзя. Вот главное, что я хотел сказать» . Спорить тут, действи-
1 Там же. С. 81.
2 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 73.
3 Стенограмма совещания...// Вопросы истории. №5-6. С. 81,82.
455
тельно, было не о чем, и эта уловка должна была, по замыслу т
отвести внимание участников совещания от его саратовской леки ’
и покончить с критикой в адрес её автора. Дальнейшее содержа^
его речи уже не касалось столь же острых для Тарле вопросов он
рассуждал о тех темах, которые, по его мнению, являлись актуаль.
ными для советских историков.
Судя по словам Панкратовой, выступление Тарле всех разоча-
ровало: «Он не ответил по существу темы своей лекции — о роли за-
воеваний и характере колониальной политики царизма... О том, что из
"фактора пространства" он сделал вывод о прогрессивности всей ко-
лониальной политики царизма, Тарле не сказал на этот раз ни слова. А
ведь именно здесь лежит корень нашего спора. Выступление, которого
все так ждали, было так бледно, растерянно и малосодержательно, что
вызвало всеобщее недоумение и разочарование. Все спрашивали себя
и друг друга: "Что это — ход или растерянность?"»1
Выступавший после Тарле декан истфака МГУ С.П.Толстов в
своём выступлении мягко, но критически отозвался как об обсуж-
давшейся уже книге «История Казахской ССР», так и о книге
Б.Гафурова и Н.Прохорова «Таджикский народ в борьбе за свободу и
независимость своей родины. Очерки по истории таджиков и Таджи-
кистана». Он отметил явление, типичное для подобного рода книг:
смотреть на исторический процесс то через «таджикские очки», то
через «казахские». Позиция Толстова совпадала с позицией тех, кто
отстаивал «третью линию» в дискуссии.
Генкина напомнила о тех высказываниях Ленина и Сталина, ко-
торые являются указаниями для историков. В этой связи она указала
на ошибки Яковлева, Пичеты и Тарле. Относительно самого острого
вопроса, время от времени всплывавшего в ходе совещания — во-
проса об оценке колониальной политики царизма — Генкина просто
сказала о своей приверженности ленинско-сталинской позиции:
«Нам нечего пересматривать национально-колониальную политику
царского правительства».
Зато Державин после того, как с большим пафосом сказал и о
диалектике русского царизма, и о великом советском народе, и о на-
циональной политике самодержавия, решительно поддержал «одного
1 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 73,74.
456
из уважаемых наших историков и выдающихся общественных леят*.
„ей А.М.Панкратову» и критическое освещение колониальной №
так„ царизма в книге по истории Казахстана. «Нельзя, тоириши
смешивать советский патриотизм с патриотизмом "Союза рХого
народа". Нельзя переводить советский патриотизм на старые про-
гнившие рельсы зоологического патриотизма или патриотизма во-
обще. Ложно понятый советским историком патриотизм может легко
привести к возрождению в нашей исторической науке старых легенд
помещиков и буржуазии, вредных для подлинной исторической
правды», — заявил он . Натужный пафос в выступлении Державина
подогревался тем обстоятельством, что сам историк до революции
являлся членом «Союза русского народа», причём об этом биографи-
ческом факте хорошо помнили близкие к Державину люди2.
Далее, по воспоминаниям Панкратовой, произошло следующее:
«После очень горячей защиты "Истории Казахской ССР” акад. Дер-
жавиным председатель совещания А.С.Щербаков вдруг заявил: "Сло-
во для оглашения заявления предоставляется тов. Панкратовой". Это
заявление я подала ему в начале заседания. Не рассчитывая на то, что
мне будет предоставлена ещё раз возможность выступить, я решила в
письменном виде высказать моё отношение ко всем тем, кто до сего-
дняшнего дня выступал против "Истории Казахской ССР"»3. Панкра-
това прочла своё заявление, которое опубликовано в стенограмме
совещания без каких-либо комментариев, поэтому только по письму
Панкратовой можно понять, почему её заявление было приложено к
стенограмме и какова была его судьба.
Панкратова оповестила присутствовавших о том, что авторский
коллектив приступает к переработке книги на русском языке и к под-
готовке её издания на казахском языке. Она просила историков вне-
сти все имеющиеся у них поправки и конкретные замечания. Однако
это не означало, что она готова принять любую критику в адрес кни-
ги. Панкратова отмела все претензии со стороны Яковлева, Ефимова
и м.»,., в частности относительно применения формулы «наи-
меньшего зла» применительно к судьбе Казахстана: «Мы старательно
4S7
отметили все факты двойной агрессии в отношении Казахстана чток
казахи знали, что им приходилось бороться за свою независимость *
до русского завоевания, и во время завоевания. Мы показали, что
захам несли Китай, Джунгария, среднеазиатские ханства и т.д. Но *
концу XIX века, когда завершилось завоевание, эти агрессоры были
все слабее России. Мы не считали необходимым говорить казахам
у них была какая-то возможность выбора (её и не было уже)»1.
То, что Панкратова снова получила возможность выступить
причём не с покаянием в допущенных ошибках а для того, чтобы
ещё раз заявить о своей правоте в принципиальных для неё вопросах,
свидетельствовало о том, что, пожалуй, победа в дискуссии (а вопрос
о победе решали «люди власти», это всем было ясно) склонялась па
её сторону. Тем более, что Щербаков дал Панкратовой слово после
энергичной поддержки её книги со стороны академика Державина.
Возможно, и Панкратова именно так восприняла неожиданный для
неё финал заседания 22 июня.
Прошло 16 дней. Обратим внимание на длительность переры-
вов между заседаниями. С 29 мая до 10 июня заседания проходили с
перерывами в 2, 3 и 4 дня. Можно предположить, что именно на та-
кой срок «люди власти» рассчитали время совещания. После 10 июня
потребовалось опять собрать историков. Это оказалось возможным
только через 11 дней (22 июня), следующая возможность возникла
только через полмесяца (8 июля). Вероятно, у членов ЦК, курировав-
ших ход совещания, заранее были запланированы различные дела, и
приходилось с усилиями выкраивать время для заседаний историков.
Шестой день. Заседание 8 июля было последним и самым
большим по длительности из-за количества выступавших. Первым
получил слово С.М.Ковалёв, заведующий отделом Управления про-
паганды и агитации ЦК. Это был в полном смысле человек власти.
И если порой в высказываниях того или иного историка участники
совещания стремились уловить официальную позицию, то в данном
случае гадать относительно содержания этой позиции уже не прихо-
дилось. Ковалёв имел ученую степень кандидата наук, видимо, по-
этому был выдвинут для выступления именно он.
1 Там же. С. 76,78. См. также: Стенограмма совещания... // Вопросы истории. Да 5т6-
С. 104-105.
458
Ковалёв говорил о преодолении «пренебрежительного отноше-
ния к великому прошлому нашей Родины, которое насаждалось дли-
тельное время антимарксистской "школой Покровского”». Кроме
того, Ковалёв отметил, что это же отношение к отечественной исто-
рии было свойственно и «всей дворянско-буржуазной историогра-
фии». Для одного историка из разряда дореволюционных русский
народ «сиволапый увалень», для другого — «калужское тесто»,
для третьего — «жидкий элемент»; из таких определений Ковалёв
делал вывод о презрении историков (М.П.Погодина, К.Д.Кавелина,
С.М.Соловьева) к народным массам, русскому прошлому. По мысли
Ковалёва, рецидивы такого рода взглядов заметны и в советской нау-
ке, когда она говорит об отсталости России от стран Запада, о том,
что «выдающиеся деятели России — учёные, писатели, деятели
культуры и искусства — являлись простыми подражателями культу-
ры Запада и не создали ничего самостоятельного»1 2. В качестве при-
мера Ковалёв взял материал из учебников по истории СССР для ис-
торического и неисторических факультетов, причём привёл фраг-
менты текста по истории России в XVII в. Материал этот был знаком
не всякому из участников совещания хотя бы в силу специализации,
тем более не знали его партийно-государственные чиновники. Из-за
этой неосведомлённости упрёки, высказанные Ковалёвым, казались
очень увесистыми: «Авторы не нашли ничего лучшего, как характе-
ризовать развитие русской культуры в течение всего XVII в. словами
изменника Родины Котошихина. Известно, что Котошихин, будучи
служащим в одном из приказов, продавал государственной важности
документы иностранцам, затем бежал за границу и там ... написал
пасквиль на русское государство и русский народ. Авторы учебника
цитируют наиболее отвратительные места этого пасквиля. Вслед за
высказываниями Котошихина авторы приводят писания другого из-
менника Родины, князя Хворостинина. Непонятным становится, по-
чему эти писания изменников родины Котошихина и Хворостинина
отнесены к русской культуре XVII в., и зачем привели авторы их вы-
сказывания для характеристики развития русского народа» . Откуда
же было знать людям, не изучавшим русской средневековой истории,
1 Стенограмма совещания... //Вопросы истории. Хе 7. С. 70,71.
2 Там же. С. 71.
что при всей неприглядности нравственного облика Котоших
он — автор сочинения, в котором наиболее обстоятельно были опи*
саны московские порядки, что его произведение это единственное '
своем роде руководство для изучения жизни правительственных
реждений России. Вопрос о ценности исторического источника для
кандидата исторических наук Ковалёва не вставал. Слова «изменник
Родины» в условиях третьего года Великой Отечественной войны
звучали грозно и страшно. Преступно было цитировать любое сочи-
нение изменника.
Деятели русской культуры, как говорил Ковалёв, обрисованы в
учебниках как несамостоятельные подражатели своих западных учи-
телей. Кроме того, учебники неправомерно много говорят о реакцио-
нерах, а о прогрессивных деятелях порой молчат. Так в учебнике да-
же не упомянут адмирал Ф.Ф.Ушаков («когда правительство учреди-
ло орден Ушакова, то не было ни одной работы, где бы можно было
посмотреть, кто такой Ушаков»), «ничего не говорится о значении
Суворова в развитии русской армии, русского военного искусства»1.
Одна из заключительных фраз в речи Ковалёва была ключевой:
«Если игнорирование реакционных моментов в истории нашей стра-
ны до 1917 г. ведёт к тому, что Октябрьская социалистическая рево-
люция становится немотивированной, то, с другой стороны, прини-
жение прогрессивных явлений в истории России, затушёвывание пе-
редовых сил, двигающих исторический процесс вперёд, приводит к
тому, что пролетарская революция становится незакономерной»2.
Итак, основной смысл выступления Ковалёва заключался в
призыве возвеличивать отечественную историю, воспевать её вы-
дающихся деятелей. Через своего чиновника власть стремилась до-
биться от историков героизированного преподнесения российского
прошлого. Участников совещания неприятно поразила критика учеб-
ников. И Бахрушин как один из раскритикованных авторов даже от-
правил протестующее письмо Щербакову3.
1 Там же. С. 73.
2 Там же. С. 76.
3 Бахрушин писал: «К русской культуре тов. Ковалёв подошел очень упрощённо; он
считает невозможным отмечать в ней что-либо отрицательное, не позволяет крити-
чески подходить к явлениям русской жизни XVII в., рекомендует голое восхваление.
460
Выступавший вслед за Ковалёвым академик В.П.Волгин спе-
циалист по западноевропейской истории нового времени в частно-
сти, по истории социалистических учений, высказал общие маркси-
стские соображения об освещении исторических деятелей. В его ре-
чи была ярко представлена официальная «третья линия», он недоб-
рым словом поминал Покровского, критикуя вместе с тем Аджемяна,
Яковлева, Грекова.
К несчастью для Тарле Волгин вдруг снова обратился к содер-
жанию его лекции в Саратове. Он упрекнул Тарле в том, что тот ука-
зал на спасительные для обороняющейся от врага страны её большие
пространства, но не сказал в полный голос «об основном — о нашем
социальном и политическом строе»* 1. Удар был силён. «Я не говорил
так», воскликнул Тарле из зала, надеясь на то, что присутствую-
щие помнят его слова о неправленой стенограмме. Щербаков, прояв-
ляя полную и небезопасную для Тарле осведомлённость, бросил реп-
лику: «Стенографистка, писавшая эту стенограмму, была грамотная,
с историческим образованием». В прервавшем его монолог разговоре
Волгин жёстко гнул определённую линию: «Приходится учитывать
не только то, что он (лектор — А.Д.) "хотел" сказать, но и то, как его
речь воспринимается, что отлагается в сознании слушателей в ре-
зультате такого хода изложения». Тут вмешалась ещё и Панкратова:
«Так и получилось, нам шлют письма». Неловкое положение Тарле
обострялось. Волгин безжалостно указал на «два ляпсуса» в стено-
грамме его саратовской лекции: «Там говорится не о присоединении
Казахстана к Российской империи, а о включении Казахстана в об-
щую советскую территорию. А с другой стороны, утверждается, что
русская империя — это образование, которое "живёт". Слушателей и
читателей эти формулировки... неизбежно должны вести к непра-
вильному выводу: положительно расценивая результаты завоевания,
как они сказываются сейчас..., мы должны положительно оценивать
и всю ту политику царизма, которая к этим завоеваниям вела». «Так
я не говорил», — беспомощно повторял всё ту же фразу Тарле. «Вы
этого не говорили, но это умозаключение вытекает из хода мыслей
Такая голословная идеализация ненаучна» (См.: Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и
его время. С. 158). __
1 Стенограмма совещания... И Вопросы истории. №. .80.
461
стенограммы», — холодно продолжал Волгин. «Очень много реве
рансов, ближе к стенограмме», — раздалось со стороны Щербаков*
не слишком тактично звучащее замечание Волгину; вероятно, пред
седательствующий хотел прервать начавшийся диалог и вернуться к
обычному порядку выслушивания докладчика. Однако, по всей ви-
димости, из-за упорных уловок Тарле кипение страстей поднялось
ещё на градус, так как заговорили вдруг все — и Тарле, и Волгин и
Панкратова. После этого короткого коллективного всплеска эмоций
Волгин вернулся к главной мысли: «Задача марксистско-ленинской
науки на данном этапе ее развития состоит в том, чтобы, ликвидиро-
вав пережитки покровщины, в то же время искоренить зародыши
ложной идеализации прошлого»1.
Совмещавший в себе партработника и историка редактор «Ис-
торического журнала» Б.М.Волин получил слово вслед за Волгиным.
Мастер политических натяжек и ярлыков, он своим выступлением
стал сгущать атмосферу собрания, демонстрируя партийную прин-
ципиальность и идеологическую бескомпромиссность. Он сразу объ-
явил, что если Волгин сделал ряд реверансов по отношению Тарле,
то он таких реверансов делать не собирается. Самый сокрушитель-
ный удар он нанес по Аджемяну, который поэтому снова оказался в
центре внимания. «Очевидно, аджемяны решили, что трудности вой-
ны первого периода должны были научить нас, большевиков, пере-
смотру основных принципиальных положений, которые даны нам
Лениным и Сталиным, Центральным Комитетом нашей партии, всем
нашим советским бытием, бытием большевистским, — говорил Во-
лин. — Ваши высказывания явно политически враждебны, и это не-
обходимо без всяких реверансов Вам и другим, подобным Вам, ска-
зать здесь», — гневно бросал он Аджемяну. Тарле он связал со стру-
визмом и легальным марксизмом. Ефимову указал на то, что он хо-
чет «притушить классовые позиции». «Это вещи значительно более
серьёзные, чем некоторые пытались здесь представить. Это — поли-
тика», — вещал Волин2.
Он хотел завершить своё выступление на высокой идеологиче-
ской ноте, но неожиданно получил вопрос от Щербакова о состоянии
1 Там же. С. 80,81.
2 Там же. С. 82,84.
462
дел в «Историческом журнале», хотел сказать что-то убедительное
сохраняя всё тот же победно-партийный тон, и был буквально нокау-
тирован председателем собрания: «Единственный исторический
журнал никакого отношения к исторической науке не имеет Вот
вам исторический журнал, который вышел из печати сегодня и вот
историческая наука обогатилась, получила что от этого журнала?
Ничего, ни на ломаный грош. Мы шестой раз собираемся,... разве
здесь хоть полслова есть о том, что обсуждается на наших совещани-
ях? Ни полслова нет» .
Хлестнув Волина, Щербаков предоставил слово работнику
Главного политического управления Красной Армии С.А.Аманжо-
лову. Этот оратор обрушился на авторов «Истории Казахской ССР»,
перечисляя множество частных вопросов, которые историки разре-
шили не так, как представлялось правильным Аманжолову.
После этого Щербаков решил завершить работу совещания и
предложил желающим выступить со справками, то есть с разъясне-
нием своих позиций, если в этом чувствовалась необходимость.
Первым на трибуну поднялся Тарле. Он ещё раз открестился от
злополучной стенограммы своей лекции. Далее отдельные выраже-
ния в своей книге о государстве Петра I разъяснил Сыромятников1 2.
Потом выступил Яковлев со справкой о том, как была опубликована
его книга3. Греков осветил своё понимание темы истории государст-
ва и народа4.
Панкратова снова поднялась на защиту книги по истории Ка-
захстана: «В отношении казахской истории я должна сказать, что при
обсуждении подходили односторонне. Здесь не было ни одного ав-
тора, а я не являюсь тоже автором книги, которые могли бы ответить
на все те замечания и возражения, которые здесь делались. Я дважды
в письменном виде и устно просила, чтобы 'Историю Казахстана ,
над которой мы сейчас работаем, обсудили обязательно совместно со
всеми авторами и с редакторами. Особенно меня побуждает повто-
рить эту просьбу последнее выступление (Аманжолова —- А.Д), кото-
1 Там же. С. 86. „
2 В опубликованной стенограмме текста выступления Сыромятникова нет. См.:
РГАСПИ. Ф. 88. On. 1. Д. Ю51. Л. 244-245.
3 Там же. Л. 246-247. м, о г>
4 Стенограмма совещания...//Вопросы истор
463
рое я считаю необъективным и несоответствующим подлинному
держанию книги»1. Кроме того, она критически отозвалась об «Ист°~
рическом журнале», а напоследок выразила удовлетворение в том чт
Тарле отказался от своих неверных позиций, высказанных в лекции
Последним защищался от нападок Аджемян, но, судя по репли-
кам, которые неслись из зала, аудиторию он не убедил2.
«Все справки исчерпаны, все просьбы исчерпаны, — провоз-
гласил Щербаков. — Далее, вероятно, ЦК обсудит итоги дискуссии
и, надо полагать, будут даны историкам указания». «Когда?» —
спросила Панкратова. «Затрудняюсь сказать, — ответил Щерба-
ков. — На этом наше совещание считаю закрытым»3.
«На этом совещание кончается, — вспоминала Панкратова. —
Историки окружают тов. Щербакова. Акад. Тарле оправдывается и
говорит, что он постарается исправить свои выступления. Тов. Щер-
баков замечает ему: "Вы не должны забывать, что если Вас слушает
только 120 человек, то через 2 дня всё, что Вы говорили, становится
достоянием аудитории во много десятков больше. Надо действи-
тельно помнить об ответственности перед народом". Акад.Тарле об-
ращается к тов.Панкратовой с предложением прочитать лекцию и
разъяснить то, что он хотел сказать в Саратове. Он готов также при-
нять её предложение сделать доклад на августовском совещании ис-
ториков на тему "О царизме — жандарме Европы". Если нужно, он
готов написать в Саратов и Ленинград официальный отказ от тех
стенограмм, которые там остались, и выяснить свою настоящую по-
зицию. К тов. Панкратовой подходит и проф. Яковлев: "Пожалуйста,
на меня не сердитесь, в "Истории Казахской ССР" надо изменить не
более 10 стр. отдельных мест. Книга вообще хорошая". Историки
долго не расходятся и, разбившись на кучки, оживленно комменти-
руют итоги совещания. Тов. Щербаков заявляет, что будет выработа-
но решение по принципиальным вопросам и своевременно будет до-
ведено до сведения всех историков. Участники совещания благода-
рят тов. Щербакова за созыв совещания и постепенно расходятся»4*
1 РГАСПИ. Ф. 88. On. 1. Д. 1051. Л. 250.
2 Там же. Л. 253-254.
3 Там же. Л. 254.
4 Письма Анны Михайловны Панкратовой, С. 77-78.
464
Таков был ход совещания, к участию в котором власть при-
текла ведущих исследователей в области отечественной истории-
10 академиков и членов-корреспондентов АН СССР, 14 профессоров
докторов наук. Среди них вице-президент АН СССР диоектоп
Института истории АН СССР и его заместитель, руководив сек-
торов Института истории, старшие научные сотрудники Института,
директор Института этнографии АН СССР, редакторы «Историче-
ского журнала» и Госполитиздата, директор Института Маркса, Эн-
гельса, Ленина, директор Высшей дипломатической школы, заве-
дующие кафедрами, преподаватели высших учебных заведений.
Со стороны «людей власти» были привлечены три секретаря
ЦК партии, редактор «Правды», заместитель начальника Управления
пропаганды и агитации ЦК, заместитель начальника Управления кад-
ров ЦК, четыре заведующих отделами Управления пропаганды и аги-
тации и трое их заместителей, лектор ЦК, сотрудники аппарата ЦК.
Одно только перечисление должностей и званий свидетельст-
вует об авторитетности совещания. Власть представляли те, кто не-
посредственно руководил идеологической жизнью страны; не было,
пожалуй, только трёх определяющих фигур — Александрова, Жда-
нова и Сталина. Науку представляли выдающиеся и просто извест-
ные историки, руководители исследовательских центров, авторы
учебников по истории — главных средств формирования историче-
ского сознания народа. В подавляющем большинстве это были моск-
вичи. Такое авторитетное представительство должно было обеспе-
чить широкое ознакомление «идеологов» с современными идейными
течениями внутри исторической науки и, видимо, содействовать оп-
ределённому воспитательному влиянию на историков.
Из двух сторон, участвовавших в совещании - власти и людей
науки, — иктсуяча пись в основном последние. Наиболее авторитет-
ные представители первой стороны — секретари ЦК партии никак
не выявили своей позиции.
Панкратова, первая в письмах к друзьям в Саратов уже в ходе
совещания (до 22 июня) провела анализ течений, обнаружившихся во
время заседаний. Она отметила три идейные линии, три труппы уче-
ных: «1) Совершенно несомненно, что среди историков имеется
вполне единодушная и сплочённая группа, идейным вдохновителем
465
30. Дуброкшй А. М.
которой является Тарле, выступающая сейчас с "новым словом" Ко
торое на поверку оказывается давно уже опровергнутым "старым
словом" и фактической реставрацией "основ" дворянско-буржуазНо^
историографии. 2) Имеются заслуженные, честные и искренние ис-
торики, которые всё же показали себя ещё не вполне овладевшими
марксизмом в истории (Пичета, Греков). Их ошибки скорее всего
проистекают от "чувства" (они хорошие патриоты) и недостатка зна-
ний в области теории. 3) Имеются беспринципные "конъюнктурщи-
ки", которые "ждут, чья возьмёт" или "новых установок", чтобы за-
тем выступить в качестве "никогда не ошибающихся" или, на всякий
случай, бить "на два фронта"»1. Кроме того, Панкратова подразуме-
вала, хотя и не писала об этом, что на совещании выступала и группа
её единомышленников, которых она считала истинными марксиста-
ми. Итак, первый исследователь и участник события усматривал нём
четыре идейные группы. При построении своей классификации, ос-
нованной на содержании воззрений историков, Панкратова допусти-
ла немаловажную оплошность. Вторая группа участников совещания
определена ею на ином основании, чем остальные. И это основа-
ние — моральный облик: «заслуженные, честные и искренние исто-
рики» с немарксистскими искривлениями в научных воззрениях. При
достаточно последовательном классифицировании эта группа долж-
на была бы раствориться в какой-то из остальных, видимо, в первой.
Оппоненты Панкратовой — Тарле и Аджемян — усматривали
только две противоборствующие группы. Аджемян в тексте несосто-
явшегося выступления писал о своей точке зрения и о противосто-
явшей ей единой позиции Ефимова, Панкратовой, Минца, Городец-
кого, Рубинштейна, Волина, Нечкиной и Сидорова2. Тарле также в
письме к наркому просвещения Потёмкину от 22 августа 1944 г. пи-
сал о себе и своих противниках («птенцах гнезда Покровского»), не
замечая никаких промежуточных позиций3.
Бурдей в книге «Историк и война», рассматривая содержание
выступлений историков на совещании, не стал проводить группи-
ровки участников по идейным позициям, а просто указал на спорные
1 Там же. С. 70.
2 Стенограмма совещания... // Вопросы истории. № 9. С. 52,53,64.
Каганович Б.С. Евгений Викторович Тарле и петербургская школа историков. С. 83.
466
вопросы И новые явления в науке: «По разному трактовались классо-
вая борьба, национальный вопрос, известная триада: государство-
„арод-историческая личность. В одних выступлениях классовое на-
чало абсолютизировалось, в других приносилось в жертву нацио-
нальному, которое превращалось в основу общественного прогресса.
На совещании, как и в исторической науке в целом, обозначилось
отступление в сторону буржуазного объективизма, прежде всего в
трактовке военной истории и внешней политики»1. Между тем про-
стое перечисление спорных тем мало что дает для понимания собы-
тия и процессов, происходивших как внутри науки, так и в её взаи-
моотношениях с властью. На совещании происходило нечто боль-
шее, чем обычный научный спор — здесь сталкивались концепции,
идейные позиции.
Е.И.Чапкевич в книге о Тарле рассматривал совещание глав-
ным образом в плане противостояния его героя и Панкратовой. Вме-
сте с тем он указал на то, что Тарле подвергся критике вместе с Бу-
шуевым, а критиковала его не одна Панкратова, но и такие историки
как Ефимов и Сыромятников2. Иными словами, исследователь вос-
произвел ту же группировку участников дискуссии, что и Тарле, со-
вершенно естественную в биографическом исследовании, но недос-
таточную при рассмотрении более широкой темы.
Б.С.Каганович усмотрел среди участников совещания следую-
щие «направления и группировки»: (1) «глашатаи нового патриоти-
ческого курса С.К.Бушуев и Х.Г.Аджемян, заявлявшие о недооценке
великого прошлого русского народа и о необходимости борьбы с
"национальным нигилизмом"»; (2) «старые историки А.И.Яковлев и
В.И.Пичета, и не пытавшиеся изображать из себя марксистов»; (3)
«"ортодоксы" А.М.Панкратова, М.В.Нечкина, А.Л.Сидоров, Э.Б.Ген-
кина, Б.М.Волин, стремившиеся сочетать "советский патриотизм с
"марксистско-ленинским подходом к истории »; (4) «ученые, при-
нявшие марксизм, но старавшиеся сохранить относительную объек-
тивность в освещении русской истории: «Бахрушин «Базиле-
вич, Н.Л.Рубинштейн, Б.Д.Греков»; (5) «наконец, диалектики
И.И,Минц и А.В.Ефимов, желавшие отсечь все крайности и предуга-
1 Бурдей Г.Д. Историк и война. С. 154.
Чапкевич Е.И. «Пока из рук не выпало перо...» С. 152.
30*
467
дать официальную точку зрения»1. В основу своей классифик
Каганович положил такой критерий как отношение тех или иных^
ториков к марксизму, хотя этот критерий не вполне ясно выра^?
применительно к первой группе участников совещания. н
Легко заметить, что две наиболее детальные группировки
Панкратовой и Кагановича — отчасти совпадают друг с другом. Ofja
исследователя единодушно указывают на группу сторонников пат-
риотического курса в новой, военных лет редакции. Далее, оба име-
ют в виду марксистов-ортодоксов (образца 1930-х гг.). Оба говорят о
конъюнктурщиках-«диалектиках». Такое совпадение в выводах, сде-
ланных предшественниками по изучению темы, не может не обра-
тить на себя внимание автора этих строк и, конечно, должно быть
учтено при разработке собственной классификации.
Думается, что основанием для неё должно быть содержание
воззрений историка, включающее в себя прежде всего его отношение
к эволюции господствовавшей идеологии, иными словами, отноше-
ние к тем идеям, оценкам, характеристикам, концепциям, которые
ему предлагала власть. Это отношение сказывалось в ответах на во-
просы, поставленные Маленковым перед историками от имени вла-
сти 29 мая 1944 г. Именно такой критерий в наибольшей степени со-
ответствует смыслу и целям совещания. В соответствии с этим кри-
терием выступавшие на совещании должны быть разделены на три
группы.
Первая группа. Сторонники дальнейшего отхода от марксиз-
ма, более глубокого, чем в 1930-х гг., доходящего до полного отказа
от ряда марксистских воззрений. Это наиболее решительные и по-
следовательные защитники старых, дореволюционных, имперских
идейных ценностей. Вопреки утверждению Панкратовой Тарле не
стоило бы называть их «идейным вдохновителем», так как они при-
шли к своей позиций или в глубине души всегда разделяли её неза-
висимо от Тарле. Это, кроме Тарле, и сравнительно молодой Адже-
мян и «старики» Яковлев, Пичета. К ним в какой-то мере примыкали
Греков и Бушуев.
Рациональным зерном в выступлениях этой части историков
было стремление отказаться от свойственного марксизму непомерно-
* Каганович Б.С. Евгений Викторович Тарле и петербургский inwnna с. 81.
468
г0 преувеличения роли классовой борьбы в истории, недооценки об-
щесоциального содержания в таких исторических явлениях как rocv
дарство и нация, забвения подлинной исторической роли националь-
но-государственных интересов, межнациональных противоречий
Отвечая на вопросы, поставленные в начале совещания Маленковым'
они оправдывали русскую завоевательную политику, возвеличивали
защитников российской государственности, подчеркивали единение
государства и народа, отрицательно оценивали восстания, направ-
ленные против российской власти.
Вторая группа. В неё входили те, чьи выступления восприни-
мались порой как официальные, те, кто, как метко определила Пан-
кратова, олицетворял неожиданно проявившуюся в ходе совещания
третью, среднюю линию — «никогда не ошибающихся», ожидаю-
щих «новых установок». Большинство из этих людей обладали зна-
чительными постами, позволявшими им улавливать ветры перемен.
Это вице-президент АН СССР Волгин, заведующий отделом Управ-
ления пропаганды и агитации ЦК партии Ковалёв, директор Инсти-
тута этнографии Толстов, член-корреспондент АН СССР, заведую-
щий кафедрой всеобщей истории МГУ Ефимов, заведующий кафед-
рой истории СССР МГУ Минц, лектор ЦК партии Городецкий. Они
боролись на два фронта — и против возрождения имперских ценно-
стей и против «покровщины» (на деле — против воззрений, харак-
терных для 1930-х гг.). Особенно острыми для них оказались вопро-
сы Маленкова о влиянии Запада на Россию (немецкие историки и
русская историография, норманнская теория, западные влияния на
общественную мысль России, на русскую науку и культуру). Они
склонны были огульно отрицать всякие западные влияния на нашу
страну и доказывать превосходство России над Западной Европой
чуть ли не во все времена. Если в исторических суждениях тех, кто
составлял первую группу, было заметно рациональное зерно (имеют-
ся в виду главным образом их ответы на вопросы Маленкова), то у
членов второй группы порой наблюдалось явное отступление от на-
учной позиции в область исторической мифологии.
Третья группа. Её составляло большинство участников сове-
щания Это Панкратова, Бахрушин, Нечкина, Сидоров, Базилевич,
Генкина, Державин, Волин, Рубинштейн. Это группа бывших «крас-
469
них профессоров» и «старых специалистов», принявших те
которые власть внедряла в историческую науку в 1930-е гг. с их*"’
помощью. Они стремились, как верно отметил Каганович, сохран **
объективность в освещении русской истории. Поэтому им были чу*
ды безмерное превозношение достижений русской культуры и отп
цание влияния на неё со стороны Запада, идеализация исторических
деятелей России, полное оправдание имперской политики. Так они и
отвечали на вопросы Маленкова.
Нужно заметить следующее: не всегда легко можно отнести то-
го или иного из историков к определённой группе. Дело в том, что в
ходе выступления на совещании мысль докладчика порой вращалась
в сфере частных вопросов, не касаясь тех, ответы на которые служат
критерием для группировки историков по идейным направлениям
(например, выступления Аманжолова, Сыромятникова). Кроме того,
границы между группами не были непереходимыми. Вторая группа
не могла не расти в первую очередь за счет таких людей как Волин,
Сидоров, Державин.
Финал совещания говорит о том, что в глазах ряда его участни-
ков (историков, отнесённых в данном случае к первой группе) побе-
дила скорее всего линия Панкратовой. В ходе заседаний ей три раза
дали возможность выступить, явно чувствовалось критическое от-
ношение Щербакова к Аджемяну и, следовательно, к его единомыш-
ленникам. Поэтому в конце совещания к Панкратовой подходили с
объяснениями и оправданиями Яковлев и Тарле, последний готов
был официально отказаться от содержания стенограмм своих высту-
плений. На самом же деле официально ничья победа не была провоз-
глашена. Щербаков объявил о грядущем появлении партийного до-
кумента, но каково будет его содержание, кто будет объявлен пра-
вым, а кто — виноватым об этом он не сказал ничего.
2.3. Итоговый партийный документ
По итогам совещания историков летом 1944 г. готовился боль-
шой партийный документ — постановление ЦК, которое по не впол-
не ясным причинам так и не было опубликовано. Сохранилось не-
сколько редакций его текста, сопоставление которых между собой
470
позволяет восстановить историю его создания, решить вопрос об ав-
торстве, выяснить, какие идеи власть стремилась внедрить в истори-
ческую науку.
После окончания работы совещания, точнее к 12 июля началь-
ник Управления пропаганды и агитации Александров подготовил
итоговый документ, в основу которого он положил две служебные
записки, которые он подготовил вместе с Поспеловым и Федосеевым
в мае 1944 г. Важный партийный документ имел название «О недос-
татках научной работы в области истории»1.
Текст состоял из двух частей, как и диктовал традиционный
партийный трафарет, — констатирующей и постановляющей. В пер-
вой содержались суровые оценки положения на «историческом
фронте». Александров начал проект постановления ЦК с важного
заявления: «ЦК ВКП(б) отмечает, что в научной работе в области
истории имеются серьёзные недостатки и ошибки антиленинского
характера... Ревизуются ленинские взгляды по вопросам истории»2.
Яковлев, Тарле, Аджемян обвинялись в том, что они оправдывали
колониальную политику царизма. Кроме того, как писал Александ-
ров, «некоторые историки (ниже он указывал на Тарле — А.Д.) от-
брасывают ленинскую оценку царской России как жандарма Евро-
пы», «некоторые историки (опять Тарле — А.Д.)... отрицают эконо-
мическую отсталость царской России, преувеличивают её военную
мощь»3. Всё это, по мысли Александрова, сводилось к приукрашива-
нию политики царизма.
Наряду с этим в среде историков отмечалась и другая ошибоч-
ная линия — приверженность взглядам Покровского и «реакционных
немецких историков»: «Изображая... всю историю России как
сплошное чёрное пятно, некоторые историки недооценивают, а под-
час и полностью игнорируют прогрессивные стороны в истории на-
шей родины»4. В этом обвинялись авторы учебника по истории
СССР для вузов Базилевич, Бахрушин, Готье, Греков, Лебедев, Неч-
кина, Рубинштейн и др. В учебнике, по словам Александрова, «при-
1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 222. Л. 2-10.
2 Там же. Л. 2.
3 Там же. Л. 2-4.
4 Там же. Л. 2-3.
471
нижается историческое прошлое России, развитие русской куль
науки, искусства ставится в полную зависимость от западноевро^^-1’
ской культуры, а выдающиеся деятели русского народа — Ломо^'
сов, Радищев, Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов изо'
бражаются эпигонами и слепыми подражателями западноевропей"
ской культуры и общественной мысли»1. В частности, Александров
указывал на идеи норманнизма в учебнике для средней школы Пан-
кратовой, Бахрушина, Базилевича, на высокую оценку деятельности
историков, выходцев из Германии, работавших в России в XVIII в
которую дал Рубинштейн в книге «Русская историография».
Отдельно от двух идеологически вредных линий Александров
отметил и «попытки ревизовать ленинские взгляды по национально-
му вопросу, обособить и противопоставить друг другу народы Совет-
ского Союза»2. Объектом критики в данном случае стала «История
Казахской ССР». В ней, по словам Александрова, авторы изображают
Россию злейшим врагом казахов, а «присоединение Казахстана к Рос-
сии рассматривают как абсолютное зло для казахского народа».
Истоки перечисленных недостатков и ошибок историков Алек-
сандров видел в неудовлетворительной постановке научной работы в
Институте истории АН СССР. Здесь, как он писал, не рассматрива-
ются «важные вопросы отечественной истории». Институт «не стал
подлинным центром исследовательской работы в области истории,
превратился в замкнутую организацию, оторванную от широких кру-
гов историков»3. Кроме того, отмечалось, что «совершенно неудов-
летворительно» ведётся «Исторический журнал».
В постановляющей части из восьми пунктов партийный доку-
мент обязывал Институт истории и редакцию журнала «устранить
отмеченные крупные недостатки», предписывал даже сменить руко-
водство Института: вместо директора Грекова и его заместителя
Панкратовой назначить соответственно Потёмкина и Толстова.
Александров писал о необходимости переработать учебники по ис-
тории СССР, а также подготовить новый, «подлинно научный» труд
по истории Казахстана. Нужно было «опубликовать в журнале
1 Там же. Л. 5.
2 Там же. Л. 7.
3 Там же. Л. 9.
472
•Большевик" и в "Историческом журнале" статьи о недостатках на-
учной работы в области истории, в которых наряду с критикой оши-
бочных положений в трудах по истории СССР должно быть дано
правильное ленинское изложение вопросов»’. Необходимо было
срочно (до 1 октября 1944 г.) ни больше ни меньше как разработать
«научную периодизацию истории СССР» и представить её проект
«на рассмотрение ЦК ВКП(б)». Далее автор снова возвращался к
кадровым вопросам и предлагал персональные изменения в редкол-
легии «Исторического журнала». В конце постановляющей части
Институту истории предлагалось «восстановить публикацию исто-
рических документов и материалов»2.
Таким образом, если бы предложения автора партийного доку-
мента были приняты, науку ожидали значительные изменения в её
руководстве. Главный удар был нанесён по Панкратовой и её едино-
мышленникам, в чём, быть может, сказалась личная неприязнь Алек-
сандрова к Панкратовой. Между тем уже в этом проекте была выра-
жена линия поведения партийного руководства: провозглашалась
борьба на два фронта — и против возвеличения царской политики,
неумеренного воспевания дореволюционной России и против очер-
нения прошлого страны.
Далее события развивались следующим образом. Щербаков оз-
накомился с проектом постановления ЦК и сделал небольшие заме-
чания: «1) Тюрьма народов. 2) Жандарм Европы. 3) Оправдание
царс[кой] колонизации]»3. Видимо, именно эти темы должны были
получить развитие при доработке документа.
Щербаков (быть может по рекомендации Сталина) не вернул
проекта Александрову, а передал его для дальнейшего совершенст-
вования Жданову, который казался более подходящим человеком для
доведения содержания документа до нужного уровня.
Жданов недавно переехал из Ленинграда в Москву, в дела со-
вещания историков он не вникал. И, вероятно, поэтому вначале, не
придавая очень большого значения порученному делу, он только не-
много отредактировал текст Александрова. Главное — он смягчил
‘ Там же. Л. 10.
3 Там же. Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 1.
473
оргвыводы, отводя удар от Панкратовой и Грекова. Жданов предло.
жил не изгнание этих историков с административных постов, а укре-
пление руководящих кадров Института истории. Он предложил «ут-
вердить первым заместителем директора Института истории Дц
т. Толстова С.П.»1.
Более поздние редакции текста обнаруживают, что Жданов
вдруг стал развивать значительную активность в дальнейшей работе
над документом. Он писал его как бы заново от руки (предыдущие
редакции были машинописными). Очевидно, первый результат его
работы был представлен Сталину, и тот остался недоволен, дал ка-
кие-то указания, возможно, рекомендовал начать всё с нуля. Позже,
12 августа 1944 г., передавая очередную редакцию текста Сталину,
Жданов напишет: «Направляю Вам проект тезисов по вопросам ис-
тории СССР, переработанный и дополненный согласно Вашим ука-
заниям» (курсив мой — А.Д.)2. Следовательно, в июле 1944 г. Жда-
нов и получил эти указания от Сталина.
Он стал готовить совершенно иной документ — не постановле-
ние с суровыми оргвыводами, а тезисы ЦК партии по вопросам исто-
рии. В этом, вероятно, и состояла одна из директив Сталина. Как
верно заметил Ю.Н.Амиантов, «тезисы давали большую возмож-
ность полемики, большую возможность выражения мысли»3. В но-
вой редакции работа Жданова получила название «Конспект тезисов
"О недостатках и ошибках в нашей исторической науке"». Осторож-
но было вписано слово «материалы», так как после указаний Сталина
Жданов понял, что до конца работы ещё далеко.
В новой редакции в качестве небольшого введения Жданов
включил в текст несколько фраз о достижениях советской историче-
ской науки в 1930-е гг. А ниже этой части текста он поставил заголо-
вок «О недостатках и ошибках в научной работе в области истории
СССР». Усиливая политическое звучание документа, он начал его с
нарочито заострённых заявлений: «За последнее время в отдельных
работах по истории СССР, а также в публичных высказываниях от-
дельных историков имеют место крупные ошибки оппортунистиче-
1 Там же. Л. 13.
2 Там же. Д. 27. Л. 134.
3 Стенограмма совещания... И Вопросы истории. № 2. С. 51.
474
скОГо антиленинского характера»1. Не абстрактные «буржуазно-
идеалистические воззрения», как говорилось в предыдущей редак-
ции, а — конкретнее! — «великодержавно-националистическую
идеологию», оправдание «реакционной колониально-захватнической
политики царизма» пытались возродить Тарле, Яковлев Аджемян
Вторую группу заблудших историков Жданов обвинял в том, что
они, подобно Покровскому, принижают великое прошлое России
отрицают исторический прогресс. Жданов напомнил о выработанной
официальной оценке крещения Руси и правления Ивана Грозного, —
событиях, сыгравших «исторически прогрессивную роль». Такой
подход с идеей исторической прогрессивности был как бы рекомен-
дован Ждановым в качестве своего рода модели, которую должны
были использовать историки в своей работе.
Эта редакция не была завершена автором. Перечитывая текст,
Жданов увидел, что слишком перебарщивает, обостряя критический
запал документа. Нужна была определённая взвешенность в оценках;
возможно, таково было указание Сталина. Написал: «Много ругани».
И снова, с самого начала принялся исписывать карандашом большие
листы в линейку.
Теперь Жданов начал с главного, отбросив прежнее введение.
Текст документа в новой редакции начинался с грозных слов: «За
последнее время в отдельных работах по истории СССР, а также в
публичных выступлениях отдельных историков имеют место круп-
ные ошибки антиленинского характера» и т.д.2 Автор утверждался в
новом тексте. Начало получалось, хотя и не без правки. Именно оно
сохранилось до последней редакции. Документ был изложен лучше,
чем у Александрова. Кроме того, он был более политизированным и
идеологизированным, чем проект постановления ЦК, написанный
Александровым.
В новую редакцию Жданов включил рассуждения теоретиче-
ского характера3. Возможно, и это было реализацией указаний Ста-
лина. Жданов писал о советском патриотизме, который «вырос и ук-
репился на основе борьбы лучших представителей русского народа с
‘ РГАСПИ. Ф. 77. On. I. Д. 797. Л. 3.
2 Там же. Оп. З.Д.26.Л. 39.
3 Там же. Л. 18-38.
475
царским самодержавием, буржуазией и их захватническими импе
риалистическими вожделениями. Он вырос и укрепился в резулЬтат^
свержения власти помещиков и буржуазии» .
Очернителям русской истории, не понимавшим разницы между
«признанием прогрессивности того или иного исторического явления
и поддержкой его», он напоминал о сущности исторического подхода
к этим явлениям, приводя огромную цитату из краткого курса истории
ВКП(б). Авторам «Истории Казахской ССР» он адресовал цитату из
сочинений Ленина о различии между материалистом и объективистом.
Таким образом, партийный документ насыщался теоретическим мате-
риалом, что повышало его значение для будущих читателей.
В итоговой части документа Жданов подчеркнул, что обличае-
мые ЦК чуждые науке тенденции «имеют не отвлечённо-академи-
ческий интерес, а... острое научное, практическое и политическое
значение»2. В заключительных строках тезисов, испещрённых прав-
кой, осуждались обе тенденции.
В следующей редакции тезисов Жданов продолжал совершен-
ствовать теоретическую часть подготавливаемого документа3. Разви-
вая тему советского патриотизма, его истоки он усматривал их в «ис-
торической роли русского народа как передового борца за освобож-
дение всех народов царской России от классового и национального
гнёта»4. Советский патриотизм наполнялся русским содержанием.
Позже в новой редакции он вписал от руки в машинописный
текст мысль о том, что корни советского патриотизма находятся «в
героическом прошлом нашего народа, в его борьбе с чужеземными
захватчиками»3. Так в прежнее революционное понимание патрио-
тизма вплеталось нечто традиционно-российское. Жданов решил не
выпячивать лучшие качества только русского народа и, исправив
текст, написал в этой редакции о высоких качествах народа вообще,
без указания национальности. В другом машинописном экземпляре
этого же текста (это вторая или третья копия, а первая не обнаруже-
на) прежнее словосочетание «русский народ» в соответствующем
1 Там же. Л. 24.
2 Там же. Л. 37.
3 Там же. Л. 218-239.
4 Там же. Л. 224-225.
5 Там же. Д. 27. Л. 28 (вся редакция — Л. 22-44).
476
фрагменте сохранено. Видимо, наполнение национально-государст-
венным содержанием сравнительно нового для партийной идеологии
понятия «патриотизм» проходило в сознании Жданова с некоторой
долей неуверенности и сомнений.
На первом листе рассматриваемой редакции, в левом верхнем
углу, Жданов написал: «Тов. Щербакову. Направляю проект тезисов.
Жданов. 25.VII.44». Таким образом, имеется вполне точная и досто-
верная дата завершения работы над этой редакцией. Со времени на-
писания текста Александровым прошло 13 дней. Учитывая неизбеж-
ные паузы в работе (например, во время прочтения документа Ста-
линым и ожидания от него указаний), нужно признать, что Жданов
трудился интенсивно. Он создал семь редакций текста, порой суще-
ственно отличавшихся одна от другой. Работа, несомненно, была в
эти дни для него главной. Нужно было торопиться. 8 июля совеща-
ние историков закончилось, а итогового документа еще не было.
Следующая редакция содержала такую надпись: «Последний на
30.7 вариант тезисов по истории»1. Видимо, получив замечания от
Щербакова, Жданов в начале августа продолжил работу над текстом.
Как обычно с ним бывало в подобных случаях, он попробовал напи-
сать от руки экземпляр тезисов2. Потом соединил написанный мате-
риал с материалом редакции текста от 30 июля. Новый машинопис-
ный текст сохранился в двух экземплярах3 4, и на одном из них сдела-
на надпись «Вариант № 4 на 10.8» .
В оформление тезисов Жданов внёс значительные изменения.
Уже в указанном выше рукописном экземпляре он разделил свою
работу на главы с названиями: «I. Попытки возрождения буржуазно-
исторической школы Милюкова. И. Национализм есть порождение
империализма. III. Интернационализм порождает патриотизм.
IV. Против реставрации исторических ошибок школы Покровского.
V. На два фронта».
Жданов снова обратился к исходным материалам подготавли-
ваемого документа. Он включил в число виновных Ефимова —
1 Там же. Л. 45 (вся редакция — 45-66).
2 Там же. On. 1. Д. 799. Л. 1-22.
3 Там же. Оп.З. Д. 27. Л. 67-68; Д. 26. Л. 185-217
4 Там же. Д. 27. Л. 67.
477
идейного противника Панкратовой. Этот историк полагал, что
ловиях войны «нецелесообразно фиксировать внимание на классо
борьбе в истории»1. Об этом в своё время Панкратова сигнализ»!
вала в ЦК. Усиливая политическое звучание тезисов, Жданов п*
робнее, чем в предыдущей редакции, указал на то, что взгляды Tan
ле, Грекова, Аджемяна совпадают с воззрениями кадетов. Известно
писал Жданов, что кадетская партия «была монархической и контр-
революционной и находилась в сделке с царизмом для удушения ре-
волюции». Придавая идейную неприглядность «исторической школе
Милюкова», Жданов писал, что она «отрицала закономерность исто-
рического развития», считала анархией «революционные и нацио-
нально-освободительные движения»2.
Во второй главе Жданов обвинял Тарле и других историков в
национализме, поэтому он включил сюда разъяснение того, что такое
национализм. В тексте этой главы много правки, не всё ещё было
продумано и доведено до полной ясности. Исходной идеей для на-
ционалистов, писал Жданов, было разделение наций на призванных
господствовать и обязанных подчиняться. Как считал Жданов, все-
цело националистической была политика правительства дореволю-
ционной России: «Вся политика царского правительства была осно-
вана на политике унижения и зверского угнетения всех нерусских
народов... Национальный гнёт неизмеримо усилился, когда капита-
лизм вступил в свою последнюю стадию империализма»3. Чтобы
усилить воздействие на читателя, Жданов вслед за Сталиным ото-
ждествил национальную политику царизма с политикой фашистской
Германии. По его словам, царизм «развращал и отравлял ядом шови-
низма и национальной исключительности народные массы. Такую же
политику насаждает ныне партия гитлеровцев»4.
Третья глава включала в себя материал, который нарастал от
одной редакции к другой по мере работы Жданова над текстом. Ав-
тор провёл сопоставление советского патриотизма с национализмом,
показав, что между ними нет ничего общего: «Советский патриотизм
1 Там же. Д. 26. Л. 193.
2 Там же. Л. 196.
3 Там же. Л. 199.
4 Там же. Л. 200.
478
вырос у нас на почве победы и укрепления интернационализма на
почве дружбы и братства народов СССР»’. Вместе с тем Т
продолжал развивать тему об особой роли русского иа™™*^”08
им роль русского народа а борьбе м
„м народам, а признана ими а силу той пом ™ W-
оказывает другим народам русский народ а деле стр[оит^тВа] со
цнал[изма]» . Здесь же Жданов писал: «в героическом прошлом рХ
ского народа, в его любви к родине, в его подвигах а борьбе 7ч™е-
земными завоевателями, в его великих достижениях в области мвдо-
аой науки и культуры и особенно в его революционно-освободи-
тельнои работе наш народ черпает примеры и образцы для своей се-
годняшней деятельности, своего поведения». Далее была зачёркнута
рукописная интерполяция, которая ещё выше поднимала значение
достижений русского народа: «Не только наш народ (черпает указан-
ные примеры и образцы А.Д.), но и все народы мира, прогрессив-
ное и передовое человечество»3. Как справедливо отметил Л.Тиллет, в
годы войны в советской прессе «гема ведущей роли русского народа в
семье народов СССР на первых порах возникла очень скромно, а поз-
же развивалась с ужасной силой»4. Тезисы Жданова, не внося ничего
нового в этом отношении, закрепляли сложившуюся традицию.
В четвертой главе, говоря об ошибках историков, Жданов под-
робно разъяснил идею «наименьшего зла». Написанный им фрагмент
полностью вошёл в окончательный текст документа: «Присоедине-
ние в 1731-1740 г. большей части Казахстана к России, стране хоть и
отсталой, но в то же время более цивилизованной, чем указанные
азиатские государства (к ним Жданов относил с лёгкой руки Алек-
сандрова Китай, Джунгарию, Коканд, Хиву — А.Д.), хотя и являлось
злом для казахского народа, поскольку оно принесло ему националь-
ное угнетение, однако являлось меньшим злом, чем захват Казахста-
на полуварварскими азиатскими государствами, так как этим путем
казахский народ мог приобщиться к цивилизации, начать создавать
свою нацилня пьную интеллигенцию и выйти из своего застойного и
1амже. л. zui. „ .
2 Там же. Л. 206 (рукописная интерполяция в нижней части страницы).
з Тям же
4 Tillet L. The Great Friendship. Soviet Historians on the non-Russian Nationalities. P. 61.
479
отсталого состояния. Всякая попытка изобразить факт присоел
ния Казахстана к России как абсолютное зло для Казахстана и по е'
ставить дело так, что у Казахстана была третья возможность — Во^"
можность независимого государственного существования, есть фаль'
сификация истории в угоду буржуазным националистам»’. Примеча
тельно, что в тезисах (и в сознании политической элиты) закрепля-
лось расширительное толкование формулы «наименьшего зла», вы-
двинутой в Постановлении жюри конкурса на лучший учебник по
истории только применительно к Украине и Грузии.
Просматривая текст этой редакции, Жданов снова правил его
шлифуя стиль. Правка и интерполяции сгущались в частях, посвя-
щённых патриотизму и национализму, проблеме присоединения Ка-
захстана к России. Изложение становилось детальнее и яснее. С учё-
том правки текст был снова перепечатан. Сохранились два машино-
писных экземпляра новой редакции2. Оба они содержат даты. К пер-
вому было приложено письмо Жданова Сталину от 12 августа
1944 г., на втором написано: «Вариант 11.8. № 5». Итак, 11 августа
тезисы были напечатаны, а на следующий день отправлены Сталину.
Через некоторое время Сталин встретился со Ждановым по по-
воду работы над тезисами ЦК. Глава партии высказал новые замеча-
ния, которые Жданов записывал, вероятно, и по ходу разговора и по-
сле него, приводя высказанные Сталиным рекомендации в систему3.
Эти записи предельно кратки и поэтому не всегда поддаются убеди-
тельному истолкованию.
На серой мягкой обложке с напечатанной на ней аббревиатурой
«ТАСС» Жданов строчил отрывочные фразы без знаков препинания
(ниже при цитировании эти знаки расставлены), что и наводит на
мысль о рождении записей в ходе беседы:
«2 глава. Национализм порождает империализм, охарактеризо-
вать, и патриотизм порождает интернационализм.
Национализм] — это не любовь (к своей нации? — А.Д.), это
переход к завоевательной политике?].
Моя нация выше всех: — я имею право захватывать?].
1 РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 214.
2 Там же. Д. 27. Л. 99-133 (второй экземпляр), Л. 135-169 (первый экземпляр)
3 Там же. Д. 26. Л. 89-93.
480
любовь к своей нации, ненависть (к лругим нациям’ — А п 1
Я люблю свой (народ? - А.Д.)... уважительно отношусь к
другим народам? — А.Д.). у ь к
Националист?] — империалист?].
ПатрЦот?] — интернационалист?].
4 гл[ава]. Школа Покровского.
5 глава.
На два фронта, и те и другие»1 * *.
Как видно, в ходе встречи Сталин довольно много рассуждал о
национализме. Он изменил свою прежнюю точку зрения на национа-
лизм, высказанную в докладе на торжественном заседании Моссове-
та 6 ноября 1941 г. В начале войны он противопоставлял национали-
стов империалистам, отвечая на вопрос — являются ли гитлеровцы
националистами . Теперь же, как видно из записей Жданова, он ду-
мал и говорил иначе и тесно связывал национализм с захватнической
политикой, с империализмом.
Некоторые заметки Жданова относились к содержанию четвёр-
той главы: «Тюрьма народов (далее написаны цитаты с этим слово-
сочетанием — А.Д.) до Сталина и из Ленина. Колон[иально]-захват-
н[ическая] полит[ика] — мало — заменить империалистическая]
захватническая политика. Насчет жандарма из Ленина. Развить о
струвизме и объективизме. Развить насчет Казахстана. Насчет абсо-
лютного зла»4.
На одном из листов замечания Сталина были написаны по
пунктам:
1 Там же. Л. 93.
г Сталин И.В. Соч. Т. 15. С. 71-83.
«На самом деле гитлеровцы являются теперь не националистами, а империали-
стами. Пока гитлеровцы занимались собиранием немецких земель и воссоединени-
ем Рейнской области, Австрии и т.п., их можно было с известным основанием счи-
тать националистами. Но после того, как они захватили чужие территории и порабо-
тили европейские нации, и стали добиваться мирового господства, гитлеровская
партия перестала быть националистической, ибо она с этого момента стала партией
империалистической, захватнической и угнетательской» (Там же. С. 77)
4 РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 92,93 об.
31. Дубровский А. М.
481
«1) Со старым славяноф[ильством] — ничего общего с
славяноф[ильство] — под господством России и понемногу
фи[кация]. У руси'
У нас на базе равноправия союз славян.
Обе войны на спинах славянства.
2) Патриотизм взять не только советский: Тито (это слово вы
делено обводящим его кружком — А.Д.).
3) национализм порождает империализм,
4) национализм был и до империализма,
5) разослать Берия и Микояну,
6) о тюрьме народов,
7) об А.Толстом,
8) о Платонове»1.
Системность изложения, чёткость почерка, повторное выделе-
ние отдельных слов и букв свидетельствуют о неспешном размыш-
лении Жданова над содержанием состоявшейся беседы. Запись была
итоговой и вместе с тем программной. Она обрисовывала дальней-
ший путь работы над текстом.
Итак, насколько можно понять заметки Жданова, Сталин вёл
речь главным образом о патриотизме и национальных отношениях в
дореволюционной России и СССР. Он затронул тему исторической
судьбы славянства, славянского патриотизма, связанную, в частно-
сти, с партизанской борьбой в Югославии. Это означало, что Сталин
решил внести в тезисы ЦК и сравнительно новые для советской
идеологии идеи панславизма.
Расширялся круг людей, причастных к редактированию и об-
суждению документа: сохранилось письмо Жданова к Микояну, со-
ставленное как сопроводительное при отсылке тезисов2.
Следы правки текста Ждановым в соответствии с замечаниями
Сталина отразились на одном из экземпляров тезисов3. Жданов при-
нял новые формулировки — «национализм порождает империализм»
1 Там же. Л. 89.
2 Там же. Д. 27. Л. 170, письмо датировано 17 августа 1944 г. Экземпляр тезисов при
письме (Л.171—199) представляет собой особую редакцию, вероятно, составленную
архивистами из разных фрагментов, напечатанных на различных машинках; послед-
няя страница этой редакции датирована 13 августа 1944 г
3 Там же. Д. 26. Л. 94-136.
482
(вместо «национализм есть порождение империализма»), «империа-
листическая захватническая политика» (было — «колониально-зах-
ватническая политика»), упомянута «героическая борьба югослав-
ских патриотов во главе с... маршалом Тито». В части, где разраба-
тывалось понятие патриотизма, появились совершенно новые идеи.
За указанием «патриотизм взять не только советский» скрывалась
директива Жданову не только выйти за пределы СССР в подборе
примеров патриотизма, следовало обратиться к дореволюционному
прошлому страны. Теперь Жданов писал: «Патриотизм есть прису-
щее самым широким народным массам глубоко жизненное чувство
любви к своей родине, чуждое враждебности к другим народам. Пат-
риотизм рос и развивался задолго до появления интернационализма.
Великие патриоты нашей родины, память о которых мы свято чтим и
примеру которых мы стремимся подражать, не были, конечно, и не
могли быть интернационалистами. Но мы, советские люди, являемся
наследниками и преемниками их славных патриотических дел и тра-
диций. Советский патриотизм представляет собой дальнейшее разви-
тие и высшую ступень патриотизма, перерастание его в интернацио-
нализм»1. Этот фрагмент вошёл в окончательную редакцию. Здесь
примечательно насаждение Сталиным в сознание политической эли-
ты идеи патриотической преемственности СССР по отношению к
дореволюционной России.
Последняя редакция текста, которую удалось обнаружить в ар-
хиве, относилась к 9 сентября 1944 г. Эта дата была поставлена на
сопроводительном письме от Жданова Щербакову и Маленкову2.
В фонде Сталина имеется экземпляр тезисов Жданова, датированный
9 сентября 1944 г.3 Это последняя редакция текста, созданная Жда-
новым (Ф. 17. Оп. 125. Д. 222. Л. 49-91). В тексте видна правка, про-
ведённая Сталиным. Эта правка и замечания незначительны —
«Нужно развить», «Плохое слово», «Что-нибудь о шовинизме», «Не
то»; исправлено «равенство» наций на «равноправие», школа По-
кровского получила определение «мелкобуржуазной». Там, где Жда-
нов критчко?^ гс Покровского, вставлено пожелание «об опрични—
'Там же. Л. 117-118.
2 Там же. Ф. 558. On. 11. Д. 731. Л. 76-118.
3 Там же. Л. 85,90,91,95,96,98,103,108,112.
31*
483
не», то есть нужна была ещё интерполяция на эту i
В целом правка Сталина была незначительной. Можно полагатГ^1^
основное содержание тезисов не вызывало возражений с его стороны*10
Однако тезисы так и не были опубликованы. В литературе вы
сказан ряд предположений по поводу причин такого исхода деЛа'
Ю.Ф.Иванов и И.В.Ильина обратили внимание на значительную ро.%
Панкратовой в созыве и работе совещания. Хотя именно её письма дали
толчок к широкому диалогу историков и власти, «нежелание (партруКо_
водителей — А.Д.) даже частично признать правоту Панкратовой», по
мнению Ильиной, было одной из причин, по которой тезисы ЦК не бы-
ли опубликованы. «Партийному руководству не могло понравиться, что
широкой постановкой в своих письмах в ЦК ВКП(б) вопроса о положе-
нии в исторической науке, а также своей ортодоксальной позицией Пан-
кратова как бы взяла на себя то, что ЦК, и прежде всего Сталин, считал
своей неотъемлемой прерогативой»2.
Думается, что если с самого начала истории с совещанием и в
ходе этого совещания инициативная роль Панкратовой не нравилась
партийным руководителям, то вряд ли бы они в течение столь долго-
го времени уже после окончания работы совещания тратили время на
разработку заключительного документа. Изучение истории создания
проекта тезисов ЦК делает точку зрения Иванова и Ильиной неубе-
дительной.
Другой исследователь — С.В.Константинов, в противополож-
ность названным историкам, занял позицию сочувствия партийно-
государственной верхушке. В его изображении Панкратова «вовсе не
выглядит этакой "невинной жертвой" самодурства партийного аппа-
рата, не заслуживают реабилитации и её личные взгляды на историю
России. Первое, что бросается в глаза при чтении её писем, — её
обиды: «Свои личные счеты Панкратова маскировала под партийную
принципиальность, как и все более (или) менее грамотные доносчики
той эпохи»3. Константинов выдвинул две причины, по которым тези-
сы ЦК не были опубликованы: «Причина первая — несоответствие
1 Там же. Ф. 17. Оп. 125. Д. 222. Л. 47-48.
2 Письма Анны Михайловны Панкратовой... С. 54-55; Новые документы о совета-
нии историков... С. 188-189.
3 КонстантиновС.В. Несостоявшаяся расправа... С. 254-255.
484
СХЕМА
генеалогических связей между редакциями тезисов ЦК ВКП(б)
Ф. 17. Оп. 125. Д222
Л.2-10, маш. 12. VII
Ф.77. Оп. 3. Д.26
Л. 1-15, маш.
Там же. Д. 797
Л. 1—11, автограф
Там же. ОпЗ. Д.26
Л. 39-51, автограф
Там ж». Д27
Там жв. Л. 18-38,
Там же. Л. 218-239,
маш.
Там же. Д. 27. Л. 201-
222, маш. 25. VII
Также. Д. 27. Л22-
24, наш. 25. VII
Там же. Он. 1. Д. 797
Д. 13-34, маш.
Там же. Л. 45-66,
маш. 30. VII
Ф. 77. On. 1.Д.799
Л. 1-22, автограф
Ф. 77. Оп. 3. Д. 27.
Л.67-98, маш. 10. VIII
Там же. Д. 26.
Л. 185-217, маш.
Там же. Д. 27. Л. 99-
133, маис. 11. VIII
Там же. Д. 27.
Л. 135-169, маш.
Там же. Л. 171-199,
маш. 13.VIII
Ф. 17. Ож. 125. Д.222.
Л. 12-35, маш. 13. VIII
Также. Д. 26. JL 54-69,
65-66,60-75,76—78,85-
88, автоераф
Там же. JL 142-184,
1 — сохранившийся
источник
— не сохранившийся
источник
Там же. Д. 26.
Ф. 17. Оп. 125. Д.222.
Л. 49-91, маш. 9.IX
485
ортодоксально-марксистских взглядов Панкратовой на историю
ской России реально действующей идеологии ВКП(б) времен Ве^
кой Отечественной войны, давшей сильный крен в сторону традици"
онного русского патриотизма»1. Панкратова, не удовлетворенная хо"
дом совещания, стала распространять среди своих единомышленни
ков информацию об этом совещании устно и письменно, «упорно
ведя дело к погрому своих оппонентов». Отсюда Константинов сде-
лал вывод о второй причине: «Политбюро оказалось втянуто в скло-
ку историков и предпочло выйти из этой ситуации молча и с мини-
мальными моральными издержками. Выход из этой ситуации руко-
водству ВКП(б) подсказала сама инициатор скандального совеща-
ния — Панкратова. Именно в её поведении следует искать вторую
причину непринятия ЦК партии специального постановления о по-
ложении дел в исторической науке»2.
Как было показано, в проекте тезисов ЦК воззрения Панкрато-
вой были подвергнуты критике, поэтому несовпадение её воззрений
с изменениями в идеологии партии как раз и служили причиной, по
которой было необходимо опубликовать эти тезисы. Выяснение сути
ошибочных взглядов историков и вскрытие их ошибок в заключи-
тельном документе составляли главнейшую цель совещания. В силу
этого первое соображение Константинова выглядит неоснователь-
ным. Второе также вызывает серьёзные сомнения. Склоки и скандала
на совещании не было. Его участники не приняли разгромного тона,
который желал придать заседаниям Бушуев. Противники Панкрато-
вой Тарле и Яковлев решили тактично отступить, о чём говорили их
реверансы в сторону Панкратовой в самом конце совещания. В ходе
заседаний партийные руководители не связали себя ни с какой из
споривших сторон, неизменно председательствовавший Щербаков,
как правило, лишь регулировал ход совещания, но молчал по поводу
обсуждаемых вопросов. Его позиция почти никак не была высказана.
Поэтому говорить о том, что Политбюро «оказалось втянуто в склоку
историков» нет никаких оснований.
Несколько иную позицию в решении рассматриваемого вопроса
занял публикатор стенограммы совещания Ю.Н.Амиантов. Он соли-
1 Там же. С. 262.
2 Там же. С. 267.
486
даризировался с Ильиной и, объясняя причину замалчивания тезисов
ЦК, выдвинул соображения, которые должны были развить её точку
зрения. На самом деле он подошел к разрешению вопроса совершен-
но иначе. Амиантов отказался от преувеличения роли Панкратовой
Он высказал предположение о несогласии ЦК с тезисами, так как в
них «отсутствовала позитивная часть» и имелись «грубые натяжки
политиканские настроения, неверные с научной точки зрения харак-
теристики и определения политических явлений»1. Слабость рассуж-
дений Амиантова заключается в том, что рукопись Александрова и
проект тезисов Жданова по крайней мере три раза читал Сталин и
давал свои указания по поводу их содержания. То есть Сталин санк-
ционировал те самые «грубые натяжки», «политиканские настрое-
ния» и пр. Документ не один раз читал Щербаков, с проектом тези-
сов знакомились и другие члены ЦК.
Как представляется, Амиантов ошибся в части конкретных со-
ображений, но от этого не становится ошибочным его подход к ре-
шению вопроса. Он заключается в поиске причин замалчивания те-
зисов ЦК в самом их содержании. Кроме того, нужно иметь в виду и
широкий политико-идеологический контекст, в который должен был
вписаться этот документ.
Как уже указывалось, проведение совещания включалось в об-
щую картину идеологического наступления, которое пошло в СССР
с 1943 г. Прошедшее весной 1944 г. совещание философов позволило
выработать схему: «обсуждение актуальных вопросов учеными —
постановление ЦК партии». По этой отработанной схеме шло и со-
вещание историков летом того же года. Кроме внутренних условий
развёртывания определённой идеологической линии на работу пар-
тии воздействовали внешние условия — события на фронте.
Уже в конце июля 1944 г. советские войска начали освобождать
Польшу (21 июля на территории Польши был создан Польский ко-
митет национального освобождения), в августе после свержения фа-
шистской диктатуры Румыния выступила против Германии, и войска
СССР вышли к Болгарии. В начале сентября в Болгарии сменилась
власть и с сентября 1944 г. болгарские войска вместе с советской
армией приняли участие в войне против Германии. Таким образом,
' Стенограмма совещания... // Вопросы истории. № 2. С. 51.
487
уже в конце лета — начале осени 1944 г. складывалась новая
тическая ситуация, которую можно было бы даже принять за очП°Ли'
ной этап мировой революции. Понятно, что российский патриот^'
идеи великодержавия, имперские ценности не годились для полити'
ки по отношению к странам, которые становились союзникам
СССР, для коммунистов, которые шли к власти в этих странах. И хо
тя тезисы ЦК по ходу работы над ними наполнялись идеями славян-
ского единства, мыслью о солидарности с югославскими партизана-
ми, они включали в себя и неподходящие для текущего момента идеи
и характеристики. Стоило ли напоминать новым союзникам о том
«общеизвестном факте, что царизм был угнетателем трудящихся, а
царская Россия — тюрьмой народов», сообщать о том, что среди
российской интеллигенции есть люди, которые «оправдывают реак-
ционную колониально-захватническую политику царизма, отрицают
прогрессивное значение национальной освободительной борьбы уг-
нетенных народов» (в том числе и польского народа — А.Д.), возро-
ждают «реакционные, великодержавно-националистические воззре-
ния» или находятся в идейной зависимости от немецких историков-
норманнистов? У Сталина могли быть различные причины, чтобы
воздержаться от публикации тезисов. Несомненно, что действитель-
ность была богаче высказанных здесь предположений, нет сомнений
также и в том, что принять решение об отказе от опубликования те-
зисов мог только Сталин.
Хотя тезисы ЦК и не появились в печати, тем не менее их со-
держание не осталось скрытым от общественности, в первую очередь
научной. В главном теоретическом журнале партии «Большевик»
был опубликован ряд рецензий на труды авторов, чьи позиции были
подвергнуты критике на совещании. По верным наблюдениям Ами-
антова, фрагменты из материалов совещания и некоторые положения
тезисов были изложены в докладе Александрова «О некоторых зада-
1 Бахрушин С.В. Рец. на кн.: Сыромятников Б.И. Регулярное тсулярстяп Петра I. Ч. I.
М.-Л., 1943 И Большевик. 1944. № 22. С. 54-59; Он же. О работе А.И.Яковлева «Хо-
лопство и холопы в Московском государстве XVII в.» // Там же. 1945. № 3-4. С. 73-77;
Яковлев Н.Н. О книге Тарле «Крымская война» // Там же. № 13. С. 67-72; Морозов
М.А. Об «Истории Казахской ССР» // Там же. № 6. С.74-80 Апруеаипрпа г.Ф. О неко-
торых задачах общественных наук / Там же. № 14. С. 12-29.
488
чах общественных наук» на курсах преподавателей социально-
экономических дисциплин 1 августа 1944 г.1 2
Добавим, что материалы тезисов ЦК были использованы Щер-
баковым в его выступлении на пленуме Московского городского ко-
митета партии 24 октября 1944 г. Щербаков говорил о состоянии
пропагандистской работы в Пролетарском и Куйбышевском районах
Москвы . В частности, он рассказал о воззрениях Аджемяна, упомя-
нул один раз Тарле в качестве его единомышленника.
Есть соблазн непосредственно связать содержание тезисов с
выступлениями Сталина в ноябре 1944 г.3 Однако от этого соблазна
удерживает одно соображение. В тезисах были выражены идеи, так или
иначе высказанные в партийной печати в годы войны, циркулировав-
шие в работах и речах партийно-государственных деятелей. Готовив-
шийся документ был очень типичен по своему идейному содержанию.
Он сконцентрировал в себе всё то, что родилось в идеологической жиз-
ни партии в связи с её поворотом к пропаганде патриотизма и усили-
лось в годы войны. Выступления Сталина отражали тот же круг идей.
Как верно почувствовала Панкратова, в конце концов верх взя-
ла та точка зрения, которая представляла собой среднюю линию в
противостоянии двух главных споривших сторон. Фраза из письма
Панкратовой о борьбе на два фронта стала названием пятой главы
тезисов. Кроме того, в официальной позиции было ясно выражено
неприятие концепций норманнизма, положительной оценки вклада
немецких историков в становление и развитие российской науки и
вообще разного рода западноевропейских влияний на Россию, ее
культуру. Наметилась тенденция возвеличения российских достиже-
ний в области культуры.
' Александров Г.Ф. О некоторых задачах общественных наук // Там же. № 14. С. 12-29.
2 РГАСПИ. Ф. 88. On. 1. Д. 886. Л. 1-19.
3 Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1950. С. 271,
291,329,346.
489
3. Условия, средства и руководители послевоенного
идеологического наступления. Эволюция идеологии
Послевоенные годы в духовной жизни страны были ознамено
ваны дальнейшим всё более широким идеологическим наступлением
партийных органов на «идейно незрелую» часть населения страны
В передаче свидетеля и участника событий Шепилова, идеолог пар-
тии Жданов, который занял место умершего Щербакова, так пред-
ставлял себе сложившееся положение и близкие перспективы (сен-
тябрь 1947 г.): «Война закончилась. Перед нами встали гигантские
хозяйственные задачи. Замысел товарища Сталина таков: в ближай-
шее время не только полностью восстановить социалистическую
промышленность, но и серьёзно двинуть её вперёд. То же — сель-
ское хозяйство. Но для того, чтобы решать такие задачи, нужно про-
вести огромную идейную работу в массах. Без этого мы не сможем
двинуться вперёд ни на вершок.
Положение достаточно серьёзное и сложное. Намерение раз-
бить нас на поле брани провалилось. Теперь империализм будет всё
настойчивей разворачивать против нас идеологическое наступление.
Тут нужно держать порох сухим. Миллионы побывали за границей,
во многих странах. Они видели не только плохое, но и кое-что такое,
что заставило их задуматься. А многое из виденного переломилось в
головах неправильно, односторонне. Но так или иначе, люди хотят
пожинать плоды своей победы, хотят хорошо жить: иметь хорошие
квартиры (на Западе они видели, что это такое), хорошо питаться,
хорошо одеваться.
Среди части интеллигенции, и не только интеллигенции, бродят
такие настроения: пропади она пропадом, всякая политика. Хотим
просто хорошо жить. Товарищ Сталин постоянно твердит нам в по-
следнее время: политика есть жизненная основа советского строя.
Поэтому настроения аполитичности, безыдейности очень опасны для
судеб нашей страны. Они ведут нас в трясину. А такие настроения
ощутимы в последнее время. В литературе, драматургии, кино поя-
вилась какая-то плесень. Эти настроения становятся ещё опаснее,
когда они дополняются угодничеством перед Западом»1.
1 Шепилов Д.Т. Непримкнувший. М., 2001. С. 87-89.
490
Разговор со Ждановым у Шепилова происходил накануне на
значения Шепилова на должность в руководящее звено идеологиче-
ского аппарата. Монолог Жданова, нашедшего себе ближайшего со-
трудника, был откровенным. А Шепилов, по всей вероятности, запи-
сал после визита к Жданову то, что говорил его новый руководитель.
Таким образом, перед нами вполне доброкачественный источник.
Его содержание вписывается в известные факты из отечественной
истории в 1940-е гг.
Соображения Жданова тем более важны, что в них отражались
мысли и представления Сталина. Итак, партийно-государственная
элита считала наиболее острыми вопросы идейного стимулирования
населения страны к труду, преодоления настроений аполитичности, в
частности, преклонения перед достижениями стран Запада. Шепилов
вспоминал и о другом факте: «Видимо, после XIX съезда партии
Сталин мучительно думал над вопросом: как лучше организовать пар-
А.А.Жданов.
тайное руководство различными отраслями народного хозяйства,
внешней политики, военного строительства и т.д. Но больше всего его
беспокоили вопросы духовной жизни общества. И он больше всего
говорил на этом заседании (Президиума ЦК 20 октября 1952 г.—
А.Д.) о руководстве идеологической работой партии»1.
Партийно-государственная элита стремилась свернуть некоторые
из уступок, которые были сделаны в годы войны в пользу традицион-
ных российских духовных ценностей. Основой
для появления очередных идеологических «ус-
тановок» деятелям культуры и исторической
науки были процессы, вызванные или обострён-
ные войной и продолжавшиеся после неё —
рост национального самосознания в республи-
ках СССР и как его следствие — подъём инте-
реса к собственной истории, её героизация.
Важнейшим внешним условием была холодная
война с государствами Запада.
Г.Штёкль обратил внимание на такие об-
стоятельства внутреннего и внешнего характе-
ра, влиявшие на ход идеологической кампании,
1 Там же. С. 231-232.
491
c их же-
блокада
как натиск молодого поколения партийных вождей в связи
ланием пробиться наверх, разрыв СССР с Югославией и
Берлина в 1948 г.1 Видимо, это — обстоятельства частного
ра, которые либо сопровождали указанные выше, либо являлись их
составляющими. Ко всему перечисленному выше можно было бы
добавить и такое условие, которое, не будучи причиной изучаемого
процесса, воздействовало на ход конкретных событий, осложняло
картину. Это соперничество внутри ЦК партии, главным образом .
противостояние Маленкова и Жданова. За каждым из них стояла
своя «команда», тот или иной член которой испытывал на себе уда-
ры, наносившиеся в ходе этой борьбы.
Два события в духовной жизни СССР сыграли особую роль в
развитии идеологического наступления партийно-государственных
органов. Первое — прошедшая в два приёма — в январе и в июне
1947 г. — дискуссия по книге Г.Ф.Александрова «История западно-
европейской философии». Первая дискуссия была проведена в Ин-
ституте философии АН СССР и не удовлетворила Сталина своей без-
зубостью. Вторая — при ЦК ВКП(б) под руководством Жданова.
Обе дискуссии проходили «в свете» указаний Сталина, которые он
сформулировал в телефонном разговоре с главным редактором
«Правды» П.Н.Поспеловым. По сведениям авторов двухтомника
«Наше Отечество», Сталин отметил в книге Александрова прежде
всего оторванность от политической борьбы, аполитичность, недос-
таток боевого политического духа, образцом которого являются ле-
нинские работы по философии. Кроме того, отрицательную реакцию
Сталина вызвало неверное освещение немецкой классической фило-
софии, особенно философии Гегеля, которую Александров оценивал
как консервативную, а Сталин — как реакционную, вызванную стра-
хом перед Французской революцией и направленную против фран-
цузских материалистов. Наконец, в книге Александрова Сталин от-
метил недостаточно сильную характеристику марксизма как системы
взглядов, ниспровергающей всю буржуазную науку, как революцию
1 Stdkl, G. Zur Zdanov-Ara in der sowjetischen Geschichtswissenschaft. Die RubinStejn-
Diskussion // Sowjetsystem und Ostrecht. Festschrift fuer Boris Meissner zum 70-
Geburtstag. Berlin.
492
в философии . Эти идеи Сталина в ходе дискуссии проповедовал
Жданов. Обсуждение книги Александрова должно было поднять
боевитость научных кадров СССР в борьбе с буржуазной наукой
отвратить от преклонения перед нею, утвердить принцип партийно-
сти в науке.
«В философской дискуссии, как и в некоторых других, прояви-
лась одна из особенностей сталинского стиля в их организации, —
заметил М.Г.Ярошевский. — Всем её участникам было известно, что
он — инициатор и режиссер. Но он не "опускался" до того, чтобы
самому появляться на сцене. Началось с философии, поскольку она
касается наиболее общих вопросов бытия и познания, стало быть_
всех наук. Затем наступил черёд конкретных наук»1 2.
Второе событие, стимулировавшее идеологическое наступле-
ние— сессия Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук
имени Ленина (ВАСХНИЛ), состоявшаяся в конце июля — начале ав-
густа 1948 г. На этой сессии развернулась борьба «мичуринцев» —
Т.Д.Лысенко и его сторонников — против биологов-генетиков («вейс-
манистов-морганистов»), заражённых буржуазными идеями. Как и в
философской дискуссии, победа досталась стойким борцам против
буржуазной науки. «Августовская сессия ВАСХНИЛ ознаменовала на-
чало новой идеологической кампании, адресованной всему советскому
научному сообществу», — справедливо писал Н.Л.Кременцов3.
Оба события послужили стимулами для идеологической работы
партии. Они повлияли на развёртывание кампании критики как
«буржуазного объективизма» так и «космополитизма». Сформулиро-
ванные в связи с этими событиями обвинения, аргументы, подходы,
требования к философии и биологии довольно быстро распространя-
лись на разные области культуры, в их числе и на историческую нау-
ку. Внедрялось, в частности, представление о том, что передовой со-
ветской науке противостоит буржуазная лженаука, борьба между
ними является законом развития, поэтому следовало обнаружить и
заклеймить в каждой научной области представителей «буржуазной
1 Наше Отечество. Опыт политической истории. Т. 2. М., 1991. С. 349.
2 Ярошевский М.Г. Как предали Ивана Павлова // Репрессированная наука. Вып II
СПб., 1994. С. 78.
3 Кременцов Н.Л. Равнение на ВАСХНИЛ // Там же. С. 83.
493
науки». При этом, как всегда, сущность культуры и все её задачи
сводились к выполнению роли «приводного ремня» в деле воспита-
ния и пропаганды. Отголоски борьбы против внутренних идеологи-
ческих врагов наблюдались вплоть до смерти Сталина в 1953 г.1
В 1946-1948 гг. была проведена реформа пропагандистского
аппарата партии. Исследователь этой реформы А.В.Фатеев писал,
что её сущность «состояла в мобилизации аппарата на отпор антисо-
ветизму Запада, содержание — в подборе кадров, изменении публи-
каций в духе партийности»2. Развивая и дополняя эту мысль Фатеева,
нужно сказать, что в ходе реформы г/роходила и эволюция идеологии
партии, развитие и порой соперничество тенденций, определившихся
в ней еще в довоенное время, что будет показано ниже.
Важную роль в ходе этого идеологического наступления долж-
на была сыграть газета Управления пропаганды и агитации ЦК
ВКП(б) «Культура и жизнь», которая начала выходить с июня 1946 г.
Еще с февраля 1946 г. готовился проект постановления ЦК партии об
организации этой газеты. Его основными авторами были Александ-
ров и М.Т.Иовчук. «Основной задачей газеты должна явиться крити-
ка недостатков в различных областях идеологической работы: кри-
тические разборы газет, журналов, кинофильмов, театральных по-
становок, литературных произведений, общественно-политической
литературы, радиовещания и т.д. Газета должна систематически
разъяснять задачи, выдвигаемые партией в области идеологической
работы и отражать в своих статьях и материалах решения и указания
1 В 1953 г. в Ростове-на-Дону были обвинены в космополитизме преподаватели
высших учебных заведений, в том числе Захар Аронович Витков, мой преподаватель
в Орловском госпединституте в 1960-х гг. Космополитизм Захара Ароновича, по его
рассказу, заключался в том, что он приписывал трипольскую культуру не славянам,
как было принято думать со времен раскопок поселений трипольцев на территории
Украины, а фракийцам. По новым научным данным, культура трипольцев оказалась
периферийным островком имевшей огромное распространение по всему Балканско-
му полуострову фракийской культуры. Смерть Сталина повлияла на исход персо-
нального дела коммуниста З.А.Виткова. Вместо исключения из партии, что предла-
галось на первых стадиях обсуждения в партийных органах вопроса о его судьбе, он
отделался обсуждением его дела в Ростовском обкоме КПСС. Впрочем, даже смерть
вождя не уберегла Захара Ароновича от последовавшего увольнения в связи с со-
кращением преподавательских кадров.
2 Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. М., 1999. С. 45.
494
ЦК ВКП(б) по вопросам идеологии и культупм
ти,» — такова была основная идея пои ’ Р аганды и печа-
коллегию газеты возглавлял до 1947 г Алейся”™ ЭТ°Й газеты'- Ред’
лов (до 1949 г.), затем - П.А.Сатюкови сХТи^0^ “ШеПИ-
«Культура и жизнь» были по сути дела липект Р Цензии в газете
дай науки и в таком качестве их можно поставит™ одан "ряде
териалами журнала «Коммунист» (в прошлом — Т Р ?
газеты «Правда». Современникам была вполне ясна роль этойт’^ы
которую они окрестили с мрачным юмором таким образом - Хь’
тура и смерть» и «александровский централ». «Многие статьи выгля
дели как обвинительное заключение», _ вспоминал ИГЭреибтоР
В своём дневнике В.Вишневский писал: «В газете "Культура и
жизнь сплошные проработки, избиения писателей, режиссёров и т д
К чему это? Газету не любят, зло о ней отзываются»3.
Резко, коренным образом изменился прежний статус скромной
еженедельной писательской «Литературной газеты». Постановление
об этом Оргбюро ЦК партии приняло в июле 1947 г. Она преврати-
лась в газету не только литературную, но и общественно-полити-
ческую. Постановление формулировало задачи «Литературной газе-
ты» следующим образом: «Утверждение идей советского патриотизма
и национальной гордости советских людей. Борьба со всеми явления-
ми низкопоклонства перед заграницей. Показ роста национальных
культур в свободном содружестве народов СССР и ведущей роли ве-
ликой русской культуры. Разоблачение буржуазной лжи и клеветы на
советский народ, его социалистическое государство, его культуру» и
пр.4 В десять раз(!) — до 500 тыс. — увеличился тираж газеты, кото-
рая теперь была рассчитана не только на писательскую среду, но и на
широкие круги интеллигенции. В два раза вырастала ее периодич-
ность. А.В.Фатеев, ссылаясь на воспоминания К.М.Симонова писал,
что Сталин рекомендовал «Литературной газете» быть «левее» пра-
‘ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 429. Л. 60.
2 Эренбург И.Г. Собрание соч. в девяти томах. Том девятый. М., 1967. С. 492.
3 Вишневский Вс. Из дневников 1944-1948гг. // Киноведческие записки 1998 Я» 38
С. 69.
4 Цит. по: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг М 1999
С. 78-79.
495
вительства в критике зарубежных оппонентов, не бояться критики в
свой адрес со стороны руководства страны .
Заметно, что партийно-государственное руководство стремилось к
созданию более гибкого пропагандистского и идеологического аппара-
та, чем тот, которым оно располагало до войны. Кроме «Правды» по-
требовались дополнительные органы печати, с помощью которых воз-
никала свободы манёвра в выступлениях политико-идеологического
содержания. Благодаря новым газетам, особенно «Литературке», можно
было совершать разведывательные политико-идеологические ходы пу-
тём высказывания в той или иной газете как бы неофициальной точки
зрения, возникала возможность в случае необходимости отмежеваться
от позиции, сформулированной не в «Правде», а в газете, принадлежа-
щей общественной организации, и пр.
Виднейшей, ключевой фигурой в идеологическом наступлении
до своей смерти летом 1948 г. был идеолог партии, считавшийся в
ЦК главным специалистом в области культуры, Жданов, почему в
сознании современников и потомков политические меры по отноше-
нию к искусству и науке в 1940-х гг. не вполне справедливо получи-
ли название «ждановщины». Подлинным вдохновителем и теорети-
ком идеологического наступления был Сталин. «Ждановщина» как
пропагандистская кампания началась по его указанию. Как верно
отметил Д.Боффа, «Жданов привнёс в неё менторский тон поучений,
вульгарность и резкость выражений, которые сделали её ещё более
тягостной, хотя смысл этой кампании и без того был трагичен»2. Тон
выступлений Жданова быстро перенимали его сотрудники, оказы-
вавшие политическое воздействие на ту или иную сферу советской
культуры, в частности, и на историческую науку. «Каждая из атак,
будь то речь Жданова или публикация официального документа,
служила сигналом для появления ряда убийственных статей в печа-
ти», писал Боффа . После смерти Жданова, последовавшей 31 ав-
густа 1948 г., проводимый политико-идеологический курс ещё более
ужесточился, но это было связано с деятельностью других лиц в ап-
парате ЦК. 1 июля соперник Жданова в борьбе за власть Маленков
1 Там же. С. 80.
’ Боффа Д. История Советского Союза. В двух томах. Т. 2. М„ 1990. С. 329
Там же. С. 330. *
496
был восстановлен как секретарь ЦК партии, а еще через пять дней
eMv были переданы вопросы идеологии д
' Отметим, что кроме Жданова важную роль играл Александров
фактически возглавлявший Управление агитации и пропаганды-
Агитпроп. Формально Агитпропом руководил М.А.Суслов но из-за
постоянной занятости другими направлениями партийной деятель-
ности он был вынужден передоверить дела в Агитпропе своему за-
местителю. Александров выдвинулся после опустошительных чисток
1937-1938 гг. и руководил пропагандистским аппаратом партии до
своего падения в 1947 г. С 1947 г. его место занял Шепилов — креа-
тура Жданова. Он возглавлял Агитпроп до 1949 г. И как ни открещи-
вался Шепилов в своих воспоминаниях от участия, например, в кам-
пании борьбы с «космополитами», его активная, определяющая роль
в этой политико-идеологической эпопее несомненна. Не подлежит
сомнению и ряд моральных черт, роднящих его с теми людьми, о
которых он так обличительно писал в мемуарах1.
Кроме этих важных фигур видные роли исполняли люди из
следующего ряда политической элиты. По воспоминаниям Шепило-
ва, «Александров и в аппарате ЦК, и на всех участках идеологиче-
ского фронта расставлял своих "мальчиков". Все они были "со
школьной скамьи", на практической работе не были, следовательно,
не общались ни с какими "врагами народа". Принципов и убеждений
у них не было никаких, поэтому они с готовностью прославляли лю-
бого, кого им предписывалось прославлять в данное время, и преда-
вали анафеме тоже любого, кого указывалось ей предать. Типичными
для этого обширного слоя людей, выдвинутых на руководство участ-
ками духовной жизни общества были заместители Александрова
П.Н.Федосеев, В.С.Кружков, главный редактор газеты "Известия", а
затем "Правды" Л.Ф.Ильичёв, заместитель Александрова по газете
"Культура и жизнь" П.А.Сатюков и многие другие. Все они, исполь-
зуя свое положение в аппарате ЦК и на других государственных по-
стах, лихорадочно брали от партии и государства полными пригорш-
ними все материальные и иные блага, которые только можно было
взять. В условиях еще далеко не преодоленных послевоенных труд-
• См.: Советское общего: Т' *
M1GQ7 С 120. 121-1^4» Iwl.
______r 1УУ/. V-
32. Дубровский А. М.
497
ностей и народной нужды они обзаводились роскошными кварТИра
ми и дачами. Получали фантастические гонорары и оклады За Со
вместительство на всяких постах. Все они в разное время и разными
путями стали академиками..., докторами, профессорами и прочими
пожизненно титулованными персонами. Взять к примеру того же
П Н.Федосеева. До 30 с лишним лет он размышлял, по пути ли ему с
коммунистической партией. Затем вступил в её ряды и сразу, не имея
опыта работы даже в масштабе ячейки, был назначен заместителем
начальника Агитпропа ЦК ВКП(б). Рабочих и красноармейцев он
видел только во время парадов на Красной площади, а крестьян — в
Воронежском хоре. При такой идейной нищете естественно, что Фе-
досеев, как и другие "катедер-коммунисты" (коммунисты от профес-
сорской кафедры — А.Д.), главные свои помыслы обращал на стяжа-
тельство: обзаводился квартирами, всеми правдами и неправдами
стал членом-корреспондентом Академии наук, а затем академи-
ком...»1. При всей пристрастности мемуаров Шепилова, который
был вынужден покинуть пропагандистско-идеологический аппарат
партии, а характеризованные им люди заняли в этом аппарате веду-
щие позиции, он всё же верно передал важнейшие черты коллектив-
2
ного портрета этого ранга чиновников .
Послевоенное идеологическое наступление с присущими ему
методами и идейным багажом продлилось до смерти Сталина, ока-
зывая постоянное давление на историческую науку.
Послевоенные годы дали новый сдвиг в партийной идеологии,
в первую очередь в понимании патриотизма. Подводя итоги осмыс-
лению понятия «патриотизм» за годы войны и утверждая его новое
содержание в послевоенных условиях, в 1946 г. М.Б.Митин выпустил
в свет брошюру под названием «Вопросы патриотизма в свете мар-
ксистско-ленинской теории». Обобщая собственные представления,
Митин дал следующее понимание патриотизма: «1) любовь народ-
ных масс к своим родным местам, к своей земле, к природе, к своему
ТРУДУ; 2) любовь к своему народу, к его языку, культуре, к его исто-
* Шепилов Д.Т. Непримкнувший. С.74,75.
См. характеристики отдельных деятелей идеологического аппарата партии в кн.:
“ власть- Воспоминания ученых-гуманитариев и обществоведов. М., 2001-
с. 39,134-135,178.
498
рическому прошлому, к памятникам его жизни и борьбы к его тпа
дициям и национальным чертам... 3) любовь к существующим обще-
ственным и политическим порядкам, к данным социальным услови-
ям жизни людей» .
«Настоящий патриотизм», по мнению Митина, способны про-
являть народные массы. Однако те государственные деятели, кото-
рые осознают действительные интересы своей страны, также явля-
ются патриотами. Так «можно говорить о глубоком патриотизме
Ивана Г розного, Петра Великого, Суворова, Кутузова...»* 2.
Таким образом, как и в годы воины, в работе Митина патрио-
тизм был в значительной степени лишён революционного и классо-
вого содержания, которое в него вкладывали советские идеологи и
пропагандисты в 1930-е гг. Вместо революционного «перерыва по-
степенности» в духовной жизни общества, в развитии идеи патрио-
тизма Митин выдвигал идею исторической преемственности, насле-
дия. В современную эпоху, полагал Митин, «носителем лучших пат-
риотических традиций русского народа и всех народов СССР» явля-
ется партия Ленина и Сталина, «советский патриотизм есть новая,
высшая ступень в развитии патриотизма»3.
По сути дела последняя фраза являлась ключевой во всех по-
строениях Митина. В духе пропаганды той поры она преподносила
советскую современность как вершину всечеловеческого развития.
Работа Митина отражала упрощение философско-социологической
мысли в 1940-х гг. В сравнении со статьей Радека она, безусловно,
проигрывает по кругозору автора, привлечённому материалу, теоре-
тическому уровню.
В итоге, истолковывая и перетолковывая идею советского пат-
риотизма, теоретики партии сделали её одной из основных в партий-
ной идеологии и пропаганде.
В послевоенные годы на судьбу патриотической идеи в идеоло-
гии партии оказала некоторое влияние так называемая кампания
борьбы с «космополитами». По сути дела это была кампания борьбы
' Митин М.Б. Вопросы патриотизма в свете марксистско-ленинской теории М
1946. С. 5. г ’
2 Там же. С. 11-12.
3 Там же. С. 18,26.
32*
499
с низкопоклонством перед западной («буржуазной») культурой, При.
витие послевоенной советской культуре «дореволюционного идейно,
го наследия почвеннического консервативного охранительства с
присущим ему антисемитизмом» . Как уже говорилось, её первые
признаки были заметны в годы войны. Вероятно, эти явления можно
считать предысторией знаменитой политико-идеологической кампа-
нии Она началась не особенно заметно и пошла, то набирая силу, То
переживая паузы, с весны-начала лета 1947 г. Известно, что предпо-
сылки у этой кампании были как внутренние так и внешние.
Это вольное и невольное знакомство населения СССР с запад-
ной культурой — немецкой военной техникой в ходе военных дейст-
вий и фашистской оккупации, бытом ряда европейских стран во вре-
мя зарубежного похода Советской Армии в 1944-1945 гг. В течение
войны и в послевоенные годы жители СССР попробовали американ-
скую тушёнку, ездили на студебеккерах, смотрели иностранные
фильмы — американские и трофейные немецкие. Сопоставление
иностранного быта с советским было не в пользу последнего. Эго
разрушало довоенные пропагандистские мифы о капиталистической
действительности. Во время войны жителям СССР — и фронтовикам
и работникам тыла — казалось, что после её окончания начнется со-
всем другая, более свободная жизнь, чем прежде. Это были «иллю-
зорные надежды интеллигенции на возможность выстраданной наро-
дом свободы»2. Однако новая жизнь не наступила. Отсюда возникли
настроения разочарования советского населения в его надеждах.
Внешние предпосылки заключались в возникновении кризиса в
отношениях между антигерманскими союзниками и повороте к хо-
лодной войне между ними.
Коренной перелом в ходе военных действий, а затем и победа в
войне создали предпосылки для пропаганды превосходства всего
отечественного перед зарубежным, для насаждения ксенофобии. Та-
ким образом, сложилась необходимость и возможность для большой
политической кампании.
До зимы 1948-1949 г. кампания борьбы с «космополитами»
имела вяло текущий характер. Важнейшие её эпизоды в это время —
2 К°стырченко Г.В.Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. С. 315.
Там же. С. 286, прим.
500
обсуждение книги Г.Ф. Александрова «ИстппЫ«
философии» с обвинением автора в " ™Р" 3^«4>оп«»ской
странными (не только немецким^)
пропагандистского аппарата ЦК партии. Об^мыГкаГж™
ТО время, так и давно покойные, в абсолютном к™ ЖИВШИе в
русские фамилии. Зимой 1948-1949 гг. вступил инстве носили
фазу процесс создания НАТО — организации яп заключительную
против Советского Союза. Кроме того в это впемя Н° направленной
правительства СССР на то, чтобы сделать Надежда
плацдармом на Ближнем Востоке. С началом 1949 г. кампания бор "
бы с низкопоклонством перед Западом вошла в высшую фазу своего
развития, приобретя при этом антисемитский характер. Завершился
всплеск этой политической кампании в основном в марте 1949 г., в
апреле-мае наблюдались лишь его последние проявления. Однако
жёсткий курс на свёртывание послаблений военного времени про-
должался. Рецидивы кампании наблюдались ещё в 1951 и 1953 гг., но
уже без прежнего размаха. Образ врага-космополита не был полно-
стью исключён из пропагандистского арсенала даже после смерти
Сталина. Однако после разоблачения «культа личности» воадя о
космополитах речи больше не было1.
В ходе этой кампании 11 августа 1947 г. в газете «Правда» была
опубликована большая — на две страницы — подвальная статья
Д.Т.Шепилова «Советский патриотизм». Как считал автор и, вероят-
но, так рассматривали его труд в высоких сферах власти, это была
«крупная пропагандистская статья»2. Через всё её содержание прохо-
дила идея борьбы с низкопоклонством перед Западом.
В первой части статьи Шепилов развивал мысль о том, что ис-
торические корни такого низкопоклонства лежат в дореволюцион-
1 Там же. С. 348.
2 Шепилов Д. Советский патриотизм // Правда. 1947. 11 авг. С. 2-3. Статья отражала
содержание составленного в Агитпропе «Плана пропаганды идеи советского пат-
риотизма среди населения», обнаруженного в РГАСПИ Д.Л.Бранденбергером (Вгап-
denberger D.L. National Bolshevism. Stalinist Mass Culture and the Formation of Modem
National Identity, 1931-1945. P. 193-194). См. воспоминания Д.Т.Шепилова, в кото-
рых он оценивает свою работу и рассказывает, как она в числе других трудов спо-
собствовала его карьере в идеологическом аппарате партии: Шепилов Д.Т. Не-
примкнувший. С. 85-90.
501
ном прошлом России. Если предшественники Шепилова по разра.
ботке понятия советского патриотизма старались провести различие
между патриотизмом буржуазии и патриотизмом рабочего класса, то
Шепилов вопреки историческим фактам просто отрешил буржуазию
от патриотизма. «Мнимый патриотизм буржуазии является на деле
отвратительным шовинизмом, — категорично заявил он. — Антина-
родность и антипатриотизм являлись определяющими чертами гос-
подствовавших классов царской России»’.
По его утверждению, правящие классы России «не верили в твор-
ческие силы русского народа и обрекали его на вечную кабальную зави-
симость от заграницы. .. .Они культивировали среди русской интелли-
генции взгляды о неполноценности нашего народа, о способности Рос-
сии лишь волочиться за буржуазным Западом, слепо подражать запад-
ноевропейским образцам»2. Шепилов не говорил, о ком именно идёт
речь — о каких конкретно классах, при каком правительстве, кто обре-
кал русских на кабальную зависимость от заграницы. Создавалось впе-
чатление, что Шепилов подметил исконную и постоянно наблюдав-
шуюся черту в жизни страны, которая на самом деле была чистым ми-
фом, продуктом работы пропагандистской мысли и не более.
Во второй части своего произведения Шепилов утверждал, что
после Октябрьской социалистической революции Россия стала во
главе человечества. Она строит социализм, а это
значит, что «теперь Запад должен догонять
СССР, совершить скачок от капитализма к со-
циализму»3. Таким образом обосновывалась
мысль о современном превосходстве России над
странами Запада.
В третьей части речь шла о том, что в на-
стоящее время стоит «важнейшая идеологиче-
ская задача — развивать и культивировать со-
ветский патриотизм — могучую силу нашего
поступательного движения вперёд»4. Препятст-
Д. Т.Шепилов.
’ Шепилов Д. Советский патриотизм. С. 2.
1 Там же.
3 Там же. С. 3.
4 Там же.
502
вием на пути выполнения этой задачи является встречающееся пока
низкопоклонство перед Западом. Это низкопоклонство, в отличие от
партийных документов более раннего времени, Шепилов связывай
только с интеллигенцией. 1
«Горячий и животрепещущий» патриотизм автор статьи объяв-
лял движущей силой, побудительным мотивом «великих свершений
нашего народа». Эту мысль Шепилов усиленно подчёркивал’ Види-
мо, в своих представлениях он опирался на опыт Великой Отечест-
венной войны и на тот массовый подъём энтузиазма, который на-
блюдался у населения СССР под непосредственным впечатлением от
победы в войне в процессе восстановления разрушенной страны.
Идейные мотивы деятельности советских граждан выдвигались как
единственные, так как материальная заинтересованность людей в
результатах их труда плохо удовлетворялась при существовавших в
ту пору экономических отношениях. «Символом богатырской мощи
народа, его побед, его славы, его новых созидательных планов» Ше-
пилов объявлял «имя великого Сталина»2. Таким образом, Сталин
традиционно оказывался крепко связанным с патриотизмом. Этой
важной мыслью завершалась статья.
Шепилов не обобщал опыта борьбы партии с «низкопоклонст-
вом», а этот опыт копился с 1943 г. Он не мобилизовывал историче-
ский материал для обоснования своих теоретических построений.
Его обращение к истории имело очень общий характер. Эта обоб-
щённость маскировала бездоказательность рассуждений автора и
слабый теоретический уровень его труда. Статья Шепилова была
программной. Этот опус представлял собою главным образом собра-
ние политически актуальных догм и должен был служить теоретиче-
ской опорой для пропаганды советского патриотизма. Развёртывание
этой пропаганды являлось важнейшей задачей. Новыми элементами
в понятии советского патриотизма становились представление о нём
как о движущей силе в развитии советского общества и мысль об
отрицании низкопоклонства советских граждан перед Западом.
Нужно заметить, что отрицанию пресловутого низкопоклонства
как элементу понятия «советский патриотизм» была суждена недол-
1 См.: там же. С. 2-3.
2 Там же. С. 3.
503
гая жизнь. Эта составная часть важнейшего идеологического понятия
была слишком связана с политической кампанией 1947—1949 гг. По-
сле окончания кампании борьба с низкопоклонством перед Западом
уже не упоминалась. В массовое сознание по-прежнему внедрялись
рассуждения о том, что «советский патриотизм — беззаветная лю-
бовь советского народа к социалистической родине, единение всех
братских народов вокруг партии Ленина-Сталина и советского пра-
вительства». Высшими проявлениями советского патриотизма теперь
считались «героические подвиги советского народа в тылу и на
фронте в период Великой Отечественной войны Советского Союза
против фашистской Германии и империалистической Японии»1.
Летом 1953 г. в журнале «Коммунист» была опубликована ста-
тья П.Федосеева «Социализм и патриотизм» . Она была разделена на
несколько частей. Каждая имела заголовок. Первая раскрывала «ис-
торические корни патриотизма», вторая освещала тему «Рабочий
класс и отечество», третья показывала советский патриотизм как
«новый, высший тип патриотизма», четвёртая показывала связь меж-
ду патриотизмом и интернационализмом. По сути дела круг вопро-
сов был традиционным. Эти вопросы были поставлены и разреша-
лись ещё в литературе 1930-х гг. Видимо, перед автором стояла зада-
ча посмотреть на них с точки зрения опыта последних лет, наполнить
их освещение более современным и политически актуальным содер-
жанием, может быть, кое-что осторожно поправить. Характерно об-
ращение Федосеева к вопросу о связи понятий патриотизма и интер-
национализма, не привлёкших серьёзного внимания ни Митина ни
Шепилова. Видимо, в обстановке политических успехов коммуни-
стов в борьбе за власть на востоке Европы, складывания «социали-
стического лагеря», роста национально-освободительных движений
всё более актуальным стало понятие интернационализма. Необходи-
мо было теперь иначе расставить акценты в пропагандистской и
идеологической работе.
П.Федосеев во многом повторил (и не мог не повторить) уже
давно сказанное о патриотизме в советской печати: о том, что имен-
но коммунисты подняли и понесли вперёд знамя патриотизма, кото-
* Патриотизм //Краткий словарь иностранных слов. М 1950 С 26Я
Федосеев П. Социализм и патриотизм // Коммунио^953 № 9 СЛ2-28.
504
рое растоптала буржуазия, о связи патриотизма и революционно-
освободительнои борьбы с XVIII в., о свободе советского патриотиз-
ма от националистических предрассудков и расового превосходства
об объединяющей роли советского патриотизма в жизни народов
СССР, о взаимосвязи между патриотизмом и интернационализмом и
пр. Как и прежде, Федосеев обходил критические высказывания
Маркса и Энгельса о патриотизме и писал, что патриотизм был взят
на вооружение социалистическим государством уже с 1917 г1
Что нового содержалось в статье П.Федосеева?
Несколько изменилось содержание патриотизма. Автор не на-
звал ни одного военного деятеля — героя российской истории. Со-
ветская идеология снова наполнялась революционным содержанием.
Из исторических деятелей дореволюционной России были названы
Белинский и Чернышевский (оба — два раза), а также «лучшие сыны
всех народов нашей страны, герои освободительной борьбы и демо-
краты-просветители Тарас Шевченко, Константин Калиновский, Си-
гизмунд Сераковский, Микаел Налбандян, Илья Чавчавадзе, Абай
Кунанбаев»2. Не случайно по статье были разбросаны упоминания о
разворачивавшейся в мире национально-освободительной борьбе и о
значении патриотизма в ней.
О патриотической освободительной борьбе в отечественной ис-
тории статья говорила обобщённо, выдвигая главного участника этой
борьбы — русский народ: «Суровые исторические испытания были с
честью выдержаны русским народом, и никакому завоевателю не уда-
лось сломить его волю к борьбе за свободу и независимость Родины.
Даже тяжкое татаро-монгольское иго не согнуло русский народ»3. Ви-
димо, в этом умолчании о монархах и полководцах сказывалось воз-
действие начинавшегося преодоления культа личности Сталина.
В некоторых строках статьи заметно влияние относительно ста-
рой идеи превосходства русского народа над Западом, но с новыми
историческими мифами: «Централизованное государство сложилось
на Руси значительное!) раньше(!!), чем во многих европейских стра-
1 См.: «В бурные дай великого исторического переворота в октябре 1917 года родилось
первое в мире социалистическое Отечество. С этого момента патриотизм стал мощным
орудием обороны и развития социалистического государства» (Там же. С. 18).
2 Там же. С, 13.
2 Там же.
505
нах, ибо не только потребности экономического развития, но и Инт
реем обороны требовали скорейшего перехода от феодальной oat.
дробленное™ к более тесному политическому объединению, к ’
трализованному государству, способному противостоять напору
внешних врагов»1.
В статье выдвигалась идея единого исторического прошлого у
народов СССР, исконной дружбы между ними: «Народы Украины,
Белоруссии, Молдавии, Прибалтики, Закавказья, Средней Азии и во<>
точных окраин России издавна(!) связали свои судьбы с русским на-
родом. Угнетаемые и терзаемые иноземными завоевателями, они мог-
ли спастись от истребления и избавиться от постоянных вражеских
набегов только в союзе с русским народом. Даже в условиях насаж-
давшейся царизмом национальной розни, будучи бесправными и угне-
тенными в царской России, они неизменно тяготели к русскому наро-
ду»2. Так, уклоняясь от рассмотрения конкретных условий, при кото-
рых тот или иной народ оказался в составе России (добровольное и
сознательное вхождение, завоевание и пр.), автор рисовал идеализиро-
ванную картину соединения разных народов. Слово «издавна» как бы
намекало на исконность дружбы и взаимного тяготения друг к другу
народов СССР. Реальная картина была много сложнее, поэтому поли-
тически неуместную историческую истину заменил собою миф.
Приглушение героизации истории русского народа теперь сочета-
лось с выдвижением исторической роли советского народа в целом или
«народов Советского Союза» без выпячивания национальной принад-
лежности. В какой-то мере возрождалась традиция красного патриотиз-
ма, когда автор статьи писал о том, что «коммунистическая партия под-
чёркивает всемирно-историческое значение революционного почина
нашей страны в коммунистическом преобразовании общества» или ко-
гда он говорил, что «народы Советского Союза по праву гордятся тем,
что они первыми построили социалистическое общество, создали пред-
посылки для постепенного перехода к коммунизму и тем внесли неоце-
"ИМЬШИОВД в развитие мировой цивилизации, продвинули человечен
во вперёд на целую историческую эпоху»3.
* Там же.
2 Там же.
3 Там же. С. 20,22.
S06
Статья Федосеева сигнализировала о начале нового поворота в
советской идеологии, хотя и не столь же глубокого, как поворот
1930-х гг., но всё же достаточно заметного. С особой силой он дал
знать о себе в связи с XX съездом партии. Этот поворот положил оп-
ределённую грань в понимании патриотизма, в развитии и идеоло-
гии, и культуры, и исторической науки.
Победа в Великой Отечественной войне стимулировала возве-
личение русского народа в партийной пропаганде и идеологии.
25 мая 1945 г. «Правда» опубликовала выступление Сталина на
приеме в Кремле в честь командующих Красной армии1. Судя по тек-
сту, Сталин говорил последним или в последний раз, что должно бы-
ло придать особо важное значение словам вождя. «Разрешите мне
поднять ещё один, последний тост, — так начал он своё выступле-
ние. — Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского наро-
да, и прежде всего русского народа, — сказал Сталин. — Я пью пре-
жде всего за здоровье русского народа потому, что он является наи-
более выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав СССР.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслу-
жил в этой войне общее признание как руководящей силы Советско-
го Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здо-
ровье русского народа не только потому, что он руководящий народ,
но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпе-
ние»2. Как видно из публикации В.А.Невежина, на самом деле Сталин
сказал только о таких качествах русского народа как «здравый смысл,
общеполитический здравый смысл, терпение»3. При исправлении сте-
нограммы Сталину показалась скуповатой эта характеристика «руко-
водящей силы Советского Союза». Поэтому он зачеркнул часть напи-
санного и добавил «ясный ум», что, конечно, было сильнее простого
здравого смысла даже поднятого на ступень выше добавлением уточ-
няющего слова «общеполитический(’) здравый смысл». Он решил бы-
ло добавить «крепкая спина», подчеркнув таким образом силу русско-
го народа, но, как правильно указал Невежин, выражение было не осо-
бенно удачным: «Подобные ассоциации были нежелательны, ибо мог-
1 Сталин И.В. Соч. Т. 15. С. 228-229.
2 Там же. С. 228.
3 Застольные речи Сталина. Документы и материалы. М., 2003. С. 470
507
ЛИ навести на мысль о том, что в суровую военную годину советское
правительство сумело не только устоять за счёт терпения, ясного ума
и здравого смысла русского народа, но и "выехать" на его "крепкой
спине"»1. Кроме того, Сталин добавил ещё к характеристике русского
народа такую привлекательную черту как «стойкий характер». Во-
преки традиции русских революционеров-демократов, упрекавших
русский народ в долготерпении, и вопреки оценкам и воззрениям
социал-демократов, большевиков, превозносивших тип человека-
борца, Сталин восславил такую русскую черту как терпение.
Далее он высоко оценил доверие народа к советскому прави-
тельству, несмотря на ошибки этого правительства и «моменты отча-
янного положения» во время войны: «И это доверие русского народа
Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая
обеспечила историческую победу над врагом человечества — над
фашизмом». Доверие русского народа к правительству, «вера в пра-
вильность политики своего правительства», по мысли Сталина, так-
же являлись высокими качествами русского народа, обеспечивавши-
ми ему положение руководящей силы СССР. «За здоровье русского
народа!» — завершил свой тост Сталин2. Таким образом, судя по
внимательной авторской правке, Сталин создал продуманную харак-
теристику «наиболее выдающейся нации из всех наций, входящих в
состав Советского Союза», рассчитанную на широкую пропаганду,
на оправдание и утверждение русоцентризма в сознании населения
страны. Пожалуй, никогда в своих опубликованных речах Сталин не
обнаруживал столь откровенно русоцентристский характер и собст-
венных взглядов и партийно-государственной идеологии. Законное
переживание гордости населения страны, сумевшей выстоять в годы
затяжной, ожесточённой войны Сталин, официальная пропаганда
направляли в узкое русло русоцентризма.
Развивая мысль Сталина, партийная печать выдвигала такие
формулы как «русский народ — руководящая сила среди народов
нашей страны», «выдающаяся роль русского народа среди других
1-П
1 Там же. С. 469.
2 Сталин И.В. Соч. Т. 15. С. 228.
508
народов нашей страны», его история - это «история борьбы против
чужеземных захватчиков и внутренних угнетателей»1
Итак, в наиболее откровенных заявлениях, сделанных в выс-rv
плениях Сталина после победы в войне, выявилась дальнейшая эво-
люция в идеологии партии и государства: от идеи союза равных на-
родов в составе СССР (1920-е гг.) к идее русского народа как стар-
шего брата в этом союзе (1930-е гг.), а от этой идеи к идее наиболее
выдающейся нации из всех наций СССР, руководящей силы Совет-
ского Союза (1940-1950-е гг.)
Победа Советского Союза в Великой Отечественной войне по-
казала Сталину и его окружению правоту явно и неявно выраженных
ещё в 1930-х гг. сталинских идей об укреплении государства при со-
циализме, о значении национально-государственных интересов
СССР, о преемственности в сфере этих интересов между СССР и до-
революционной Россией. Поэтому развитие этой идеологической
тенденции в послевоенные годы было доведено до логического за-
вершения. Начальник отдела агитации и пропаганды ЦК партии
Александров прямо заявлял, что «руководствоваться прежде распро-
странённой в марксистских кругах теорией отмирания государства
на высшей ступени развития социализма означало бы — разоружить
советское общество перед лицом его лютых врагов»2.
Очень ярко идея преемственности в национально-государствен-
ных интересах была сформулирована Сталиным 2 сентября 1945 г.
В этот день Сталин обратился к народу по поводу подписания Япо-
нией акта о безоговорочной капитуляции и окончания второй миро-
1 См • Великий русский народ И Правда. 1945.28 мая. С. 1; Руководящая сила Совет-
ского Союза//Правда. 1945.4 июня. С. 1; Русский народ —руководящая сила среди
народов 1<ашей страны // Большевик. 1945. № 10 С.3-12; Лебедев В.И. Великий
оусский наоод__выдающаяся нация И Правда. 1945. 7 июля. С. 3-4. В печати даже
отмечали Годовщины выступления Сталина. См.: Великий русский народ // Славяне.
1948 № 5 С 3-7 В свете этих фактов становится ясна неправота С.В.Констанги-
нов1‘ который утверждал, ЧТО «идея братства между народами СССР была неотьем-
лХйХтью идеологии советского патриотизма, начисто исключающей (!) русский
лемои Константинов С.В. Дореволюционная история России в идеоло-
*ЭО«ГГ.* *« кау«= » XX аеке. М.. 1997. С. 234).
гиишиц,ил Доклад на торжественно-траурном заседании, посвящённом
В.И.5»«М1//Прада 1946.21 .«.ара, С. I.
509
вой войны1. Он напомнил соотечественникам об «особом счёте
Японии», который имел Советский Союз: «Свою агрессию против
нашей страны Япония начала ещё в 1904 г., во время русско
японской войны». В «особый счёт» Сталин включил отторжение от
России Южного Сахалина и Курильских островов в результате этой
войны, интервенцию Японии на Дальнем Востоке в годы граждан-
ской войны, нападение японцев в районе озера Хасан, около Влади-
востока, и военные действия у Халхин-Гола. «Поражение русских
войск в 1904 г. в период русско-японской войны оставило в сознании
народа тяжёлые воспоминания. Оно легло на нашу страну чёрным
пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония
будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы,
люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил»2.
В этой речи Сталин совершил один из своих наиболее глубоких
отходов от ленинизма, отождествив свою позицию с позицией офи-
циальной российской власти, развязавшей войну с Японией в 1904 г.
В 1905 г. в статье «Падение Порт-Артура» Ленин писал: «Не русский
народ, а русское самодержавие начало эту колониальную войну... Не
русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению.
Русский народ выиграл от поражения самодержавия. Капитуляция
Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма»3. Сравнивая Россию
и Японию, Ленин, в отличие от позднейшей позиции Сталина, отда-
вал предпочтение последней: «Десять лет тому назад эта реакцион-
ная Европа с Россией во главе обеспокоилась разгромом Китая моло-
дой Японией и объединилась, чтобы отнять у неё лучшие плоды по-
беды. Возвращение Порт-Артура Японией есть удар, нанесённый
всей реакционной Европе... Катастрофа правящей и командующей
России кажется всей европейской буржуазии "страшной": эта катаст-
рофа означает гигантское ускорение всемирного капиталистического
развития, ускорение истории,... ускорение социальной революции
пролетариата. Прогрессивная, передовая Азия нанесла непоправи-
мый удар отсталой и реакционной Европе»4.
, к
1 Сталин И.В. Соч. Т. 15. С. 240-242.
1 Там же. С. 240,241.
3 Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т. 9. С. 157.
4 Там же.
510
Таким образом, позиция Ленина была позицией революционе-
ра, который оценивал события с классовых позиций, с точки зрения
их роли в развязывании революционных процессов. Позиция Стали
на была позицией политика-«государственника», включавшей в себя
представление о преемственности между интересами и политикой
дореволюционного Российского государства и государства послере-
волюционного — СССР. и
Утверждая линию преемственности между СССР и Россией, в
приветствии Москве в 1947 г. Сталин напомнил о том, что «заслуга
Москвы состоит прежде всего в том, что она стала основой объеди-
нения разрозненной Руси в единое государство с единым правитель-
ством, с единым руководством»1. В этом высказывании явно сквози-
ла мысль о современном положении СССР и выступала идейная
связь с централизаторскими воззрениями российских большевиков.
Мысль о важнейшей роли политической централизации в глазах
Сталина была так важна, что он фактически выразил её дважды: «Ни
одна страна в мире не может рассчитывать на сохранение своей не-
зависимости, на серьёзный хозяйственный и культурный рост, если
она не сумела освободиться от феодальной раздробленности и от
княжеских неурядиц. Только страна, объединённая в единое центра-
лизованное государство, может рассчитывать на возможность серь-
ёзного культурно-хозяйственного роста, на возможность утвержде-
ния своей независимости. Историческая заслуга Москвы состоит в
том, что она была и остается основой и инициатором создания цен-
трализованного государства на Руси»2.
Итак, не роль Москвы или московской промышленности в раз-
витии хозяйства страны привлекла внимание Сталина (экономика, по
Марксу___основа всякого развития), не вклад Москвы в развитие
русской культуры, не революционные традиции московского рабоче-
го класса Именно политическая централизация (единство террито-
рии страны), концентрация власти — правительственного контроля
над этой территорией являлись важнейшей предпосылкой для разви-
тия хозяйства и культуры, для организации обороны от внешней
опасности Фраза Сталина о том, что Москва не только «была», но и
1 Сталин И.В.Т. 16. С. 68.
2 Там же.
511
«остаётся основой и инициатором» централизации страны закд^
в себе его давнюю мысль об исторической традиции в центра?^5
торской работе большевиков, о связи между Русью и СССР. п0
дела Сталин проповедовал культ политической централизации
пространяя представление о её прогрессивности на все времена, Л*”"
конечно, было ошибкой. История знала ситуации, когда «серьёзньг
хозяйственный и культурный рост» требовал не централизации а
наоборот, политического дробления, отделения той или иной терри^
тории от крупного политического организма.
К своим идеям о государстве, которые составляли его вклад в
марксизм-ленинизм, Сталин возвращался вновь им вновь. Уже в конце
жизни, в 1950 г., в работе «Марксизм и вопросы языкознания» он под-
твердил верность своим воззрениям на государства: «Советские мар-
ксисты на основании изучения мировой обстановки в наше время при-
шли к выводу, что при наличии капиталистического окружения, когда
победа социалистической революции имеет место только в одной стра-
не, а во всех других странах господствует капитализм, страна победив-
шей революции должна не ослаблять, а всемерно усиливать свое госу-
дарство, органы государства, органы разведки, армию, если эта страна
не хочет быть разгромленной капиталистическим окружением»1.
Итак, Сталин, продолжая те интеллектуальные традиции, кото-
рые сложились у большевиков после прихода к власти, утверждал
представление о том, что источником развития, жизнедеятельности
советской страны является сфера политики. Эту идею он порой рас-
пространял и на иные исторические эпохи. Он выдвинул в партийно-
государственной идеологии новую ценность — сильное централизо-
ванное государство, которое необходимо укреплять всё более и более
с ходом построения социализма.
В связи с идеями о ценности государства в партийно-
государственной идеологии продолжал существовать культ истори-
ческих героев. Его укреплял рост культа личности Сталина, возрос-
ший после победы в войне. Эта победа была несомненным достиже-
нием Сталина, что он подчёркивал, снимаясь на фотопортреты в
форме генералиссимуса и таким образом как бы помещая себя в ряд
полководцев России. 29 июня 1945 г. «Правда» вышла с передовой
1 Там же.
512
статьёй «Народ и вождь»1. В ней говорилось о том, что «жизнь тов
Сталина целиком отдана борьбе за народное благо и счастье» что
«Сталин — это Ленин сегодня», что он «исходит в своих замыслах и
деяниях из учёта коренных интересов масс». В принципе эти словес-
ные формулы были дежурным набором, связанным с культом вождя
партии. Новым было следующее: о Сталине говорилось, что он «сто-
ит на такой вышке, которых ещё не было. Он — величайший полко-
водец всех времён и народов». «Источником исторической победы»
в Великой Отечественной войне было определено «великое единение
народа-победителя со своим вождём и полководцем»2. Культ Стали-
на-полководца экстраполировался на российских полководцев из до-
революционного прошлого.
После войны о русских военных деятелях партийная печать пи-
сала в самых восторженных тонах: Пётр Первый, Румянцев, Суворов,
Кутузов — все эти довольно разные по дарованию люди были про-
возглашены «военными гениями», известными «не только на своей
родине, но и за её рубежами... как крупнейшие стратеги и полковод-
цы, пролагавшие новые пути в ратном деле»3.
В 1945 г. к 200-летию со дня рождения М.И.Кутузова
Управление пропаганды и агитации ЦК партии опубликовало в
«Правде» тезисы, содержавшие сведения о биографии полковод-
ца и, в частности, концепцию истории войны 1812 г.4 В этих те-
зисах Кутузов был представлен как «первоклассный полководец
мирового значения», «гениальный полководец», чьё мастерство
«превзошло полководческое искусство Наполеона». Бородинская
битва была названа «генеральным сражением», которое «Наполе-
он впервые проиграл». Явно раздувалось значение партизанской
борьбы армейских и крестьянских отрядов, чьи «удары приобрели
1 Народ и вождь // Правда. 1945.29 июня. С. 1.
3 Русский народ — руководящая сила среди народов нашей страны // Большевик.
1945. .№ 10. С. 6. лл
4 Михаил Илларионович Кутузов. К 200-летней годовщине со дня рождения // Прав-
да. 1945.16 сентября. С. 2-3.
33. ДуСромки* А. М.
513
стратегическое значение»1 2. По поводу юбилея Кутузова была опг
низована политическая кампания в газетах .
Материал по истории войны 1812 г. оставался очень актуаль-
ным в глазах Сталина из-за внешнего сходства картины военных
действий на территории России в 1812 и в 1941 гг., в частности -
отступления оборонявшихся войск до самой Москвы. По этой же
причине актуальным оставался и культ Кутузова. В 1947 г., Сталин
опубликовал письмо — «Ответ товарищу Разину», — формально по-
свящённое вопросам военного искусства и, в какой-то мере, внешне-
политической, военной истории России, а на деле — оправданию от-
ступления советских войск в 1941 г.3 В этом письме Сталин делал
шаг к пересмотру истории Великой Отечественной войны, в завуали-
рованном виде преподнося идею о преднамеренном отступлении со-
ветских войск в глубь территории страны с целью заманивания врага.
Он писал: «Я говорю о контрнаступлении после успешного наступ-
ления противника, не давшего, однако, решающих результатов, в те-
чение которого обороняющийся собирает силы, переходит в контр-
наступление и наносит противнику решительное поражение. Я ду-
маю, что хорошо организованное контрнаступление является очень
интересным видом наступления. Вам как историку следовало бы по-
интересоваться этим делом»4. Последнее предложение звучало как
настоятельная рекомендация, адресованная не только Разину как во-
енному историку, но и всем специалистам по истории. Здесь же по-
путно Сталин дал оценку военному таланту Кутузова в связи с тем,
что именно он в 1812 г. провел отступление русских войск, которое
завершилось «хорошо подготовленным контрнаступлением»5. Ста-
лин отбросил мнение Энгельса о том, будто из русских полководцев
периода 1812 года генерал Барклай-де-Толли «является единственным
полководцем, заслуживающим внимания». Он заявил, что «Кутузов
1 Там же.
2 Страна чтит память М.И.Кугузова // Правда. 1945. 17 сентября. С. 3; Голубов С.
Кутузов и партизанская война// Правда. 1945.19 сентября. С. 3; Голубов С. Великий
русский полководец (спектакль в Центральном театре Красной Апмми) // Правда-
1945.20 сентября. С. 3. г
^Сталин И.В. Соч. Т. 16. С. 21-24.
4 Там же. С. 23.
5 Там же.
514
как полководец был бесспорно двумя головами выше Барклая-де-
Толли»'. Тут кроме оправдания и даже высокой оценки тактики вре-
менного отступления примешивалась идеализация русских военных
деятелей и принижения полководцев иностранного происхождения
С переосмысленной и переоценённой тактикой отступления Сталину
нужно было связать имя не иностранца, находившегося на русской
службе, а русского полководца, именно его сделать подлинным созда-
телем этой важной тактики. «Наш гениальный полководец Куту-
зов» так назвал героя воины 1812 г. Сталин в конце своего письма* 2.
После войны более открыто проявился и культ Ивана Грозного.
Если ранее он выступал в художественных произведениях и истори-
ческих брошюрах, то теперь в теоретическом труде видного идео-
логического работника партии Митина. В изданной пятитысячным
тиражом брошюре «Вопросы патриотизма в свете марксистско-ле-
нинской теории» Митин писал о «глубоком патриотизме» Ивана IV:
«Деятельность Ивана Грозного была посвящена укреплению русского
централизованного государства. Его решительная борьба с "боярской
крамолой", с прямой изменой русскому государству и национальным
интересам России со стороны старой, отживающей феодальной знати,
его старания всемерно укрепить политическое и военное могущество
русской державы — прогрессивное явление в истории России. Как
известно, народные массы тогдашней России поддерживали Грозного,
храбро сражались за родину, выступали против изменников, которые
предавали интересы страны и переходили на сторону врага»3.
Во второй половине 1945-1946 гг. еще действовали по инерции
те тенденции в идеологии, которые были связаны с войной, с разви-
тием некоего идеологического компромисса, на который пошла пар-
тийно-государственная элита. Уже в 1946 г. начался постепенный
поворот в пропаганде ряда исторических героев России . В художест-
венных произведениях и в советско-партийной печати продолжалось
почитание деятелей отечественной истории, связанных с развитием
российской культуры. Прославление военно-политических деятелей
* Там же. С- 24.
2 Там же.
3 Митин ЙЖс Во^фсшпвтриотизма в
граммалею4ии.М.,1940.С-12.
марксистско-ленинской теории. Стено-
33*
515
начало несколько сворачиваться. 30 августа 1946 г. газета «Культ
и жизнь» опубликовала постановление ЦК партии, в котором Гово.
рилось о «чрезмерном увлечении постановкой пьес на исторически,
темы В ряде пьес идеализируется жизнь царей, ханов, вельмож»1
Хотя упрёки Центрального Комитета партии были направлены по
адресу Комитета по делам искусств и советских театров, было по-
нятно, что они адресованы гораздо более широкому кругу лиц, При.
частных к художественной и научной продукции. Культ историче-
ских героев не отменялся (даже культ русских монархов), а только
корректировался в связи с окончанием войны и изменением обста-
новки в стране. Партийно-государственное руководство позволяло
публиковать историкам труды о Петре I и материалы, освещавшие
его деятельность. А в центре Москвы в связи с 800-летием города
был воздвигнут памятник великому князю Юрию Долгорукому.
Позже смерть Сталина и начавшийся отход партийного руково-
дства от превознесения личности этого вождя партии оказали опре-
делённое влияние на культ исторических героев. В редакционной
статье «Народ — творец истории», опубликованной в журнале
«Коммунист» в августе 1953 г., давалось «научное, марксистско-
ленин-ское решение вопроса о роли народных масс в истории»2. Это
был признак очередного идеологического поворота партии — при-
глушался традиционный для партии вождизм, дошедший до крайней
степени в связи с культом Сталина.
XX съезд партии, давший особенно сильный импульс развенча-
нию Сталина, оказал ещё большее воздействие на сужение того круга
исторических героев, который продолжал оставаться элементом
идеологии партии. С новой силой поднялось почитание Ленина как
центральной фигуры этого культа. Был развенчан Иван Грозный.
Возвеличение российских монархов было приглушено, из них в оз-
наченном кругу остались лишь Александр Невский, Дмитрий Дон-
ской и Пётр Первый.
В послевоенные годы в партийной идеологии значительно эво>-
люционировала, а затем исчезла идея славянского единства. С 1945 г.
1 О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению. Постановление
ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. // Культура и жизнь. 1946.30 августа. С. I.
2 Народ—творец истории // Коммунист. 1953. Ns 12. С. 35-50.
516
в разных работах СССР особенно часто стал именоваться «великой
славянской державой», что указывало на него как на центр всего сла-
вянства. Более того, как-то болгарский автор на страницах журнала
«Славяне» выразился так, что создал впечатление неизбежности
вхождения славянских стран в состав СССР: «Вне Советского Союза
нет будущего у семьи славянских народов»1. После окончания мировой
войны «боевой союз славянских народов», как назывался он в празд-
ничных лозунгах ЦК ВКП(б), эволюционировал в мирное сообщество.
Славянские народы в этих лозунгах теперь именовались «навеки избав-
ленными от гнёта немецких поработителей», а текст лозунга обычно
завершался здравицей в честь «нерушимой дружбы славянских наро-
дов»2. Однако при всем мирном характере послевоенного союза сла-
вянских народов правительства славянских стран продолжали счи-
тать его антигерманским. Причём Сталин настаивал на таком подходе.
В конце января 1945 г. на встрече с югославской и болгарской делега-
ций Сталин говорил о том, что союз между Югославией и Болгарией
«положит начало союзу всех славянских народов. Эти народы должны
друг другу помогать и взаимно защищаться. Германия будет разгром-
лена, но немцы — крепкий народ, с большим количеством кадров, они
снова поднимутся. Славянские народы не должны оказаться захвачен-
ными врасплох, когда снова на них попытаются напасть, а это в буду-
щем вероятно и даже наверняка будет. Старое славянофильство выра-
жало стремление царской России подчинить себе другие славян-
ские народы. Наше славянофильство — совсем другое — объеди-
нение славянских народов как равных для общей защиты своего
существования и будущего»3. В марте 1945 г. во время обеда, дан-
ного в честь президента Чехословакии Э.Бенеша, Сталин вернулся
к своим идеям о войне, высказанным ещё на партийном съезде в
1934 г. Он сказал: «Возьмите хотя бы две последние мировые войны.
Из-за чего они начались? Из-за славян. Немцы хотели поработить
славян. Кто больше всех пострадал от этих войн? Как в первую, так и
во вторую мировую войну больше всех пострадали славянские наро-
ды: Россия, Украина, белорусы, сербы, чехи, словаки, поляки. Поэто-
1 Матвеев М. Наша опора и надежда И Славяне. 1946. № 4. С. 20.
2 Правда. 1946.24 апреля. С. 1; 2 ноября. С. 1; 1947.26 апреля. С. 1; 2 ноября. С. 1.
3 Мярьмна В В. Дневник Г. Димитрова И Вопросы истории. 2000. № 7. С. 46.
517
му мы, новые славянофилы-ленинцы, так настойчиво и призываем к
союзу славянских народов»1. Та же идея славянского объединения
была высказана им в связи с заключением советско-польского дого-
вора 1945 г.: «Теперь имеется единый фронт между нашими страна-
ми от Балтики до Карпат против общего врага, против немецкого
империализма»2.
8-11 декабря 1946 г. в Белграде прошёл славянский конгресс.
Идею его созыва выдвинул ещё в конце 1944 г. секретарь ЦК партии
Щербаков3. Со всей откровенностью об истинных целях конгресса и
в целом славянского объединения высказался на специально собран-
ном совещании работников науки, литературы, искусства и печати
секретарь Всеславянского комитета В.В.Мочалов: «Славянское дви-
жение... должно быть одним из дополнительных проводников обще-
ственно-исторического современного развития. В славянских стра-
нах поставлен в порядок дня вопрос о социализме. Вот в чём корень
вопроса. Наша роль в этом не созерцательная, а воинственная, насту-
пающая»4. Итак, славянское движение в глазах партийно-государст-
венных руководителей СССР расценивалось как проводник внешне-
политического влияния Советского Союза. А место СССР в славян-
ском сообществе определялось как ведущее, главенствующее. В по-
нимании славянской идеи, судя по выступлению Мочалова, произош-
ло серьёзное изменение, которое должны были пропагандировать раз-
ными средствами участники совещания. «В центре внимания— не
славянин вообще, а славянин — представитель труда, социальной
правды, бесстрашный борец за передовые идеалы общечеловеческого
прогресса и культуры», — такую партийную «установку» доводил
Мочалов до участников совещания5. Так в толковании идеи союза ела-
вян наметилась эволюция к усилению классового подхода.
Значение этой идеи в политике СССР нарастало: единство сла-
вян таило в себе возможность расширения территории социализма.
Не случайно все проекты постановлений будущего конгресса, планы
1 Застольные речи Сталина. С 442,443. См. также: Марьина В.В. Славянская идея в
годы Второй мировой войны (к вопросу о политической функции! С 180
2 Сталин И.В. Соч. Т. 15. С. 215. * /. . .
4 См.: Досталь М.Ю. Славянский конгресс в Белграде. С. 129-130
Там же. С. 132.
5 Там же. С. 133.
518
сборников и журналов, тексты докладов предоставлялись члену ЦК
партии М.А.Суслову . 8 декабря 1946 г. телеграмму Славянскому
конгрессу послал Сталин. «Приветствую участников первого после-
военного Славянского конгресса представителей свободолюбивых
славянских народов, — писал он. — Уверен, что Славянский кон-
гресс будет способствовать дальнейшему укреплению дружбы и
братской солидарности славянских народов и послужит делу разви-
тия демократии и упрочения мира между народами»1 2. Сталин не про-
сто употребил слова «первый послевоенный». В этом была выражена
надежда на дальнейшие конгрессы, которые с точки зрения прави-
тельства СССР должны были сыграть большую политическую роль.
Однако первый послевоенный Славянский конгресс в Белграде
оказался последним. Противоречия между руководителями коммуни-
стической партии СССР и Союза коммунистов Югославии привели к
конфликту не только между партиями, и государствами. Одним из ис-
точников этого конфликта были проявления великодержавия в поли-
тике и идеологии СССР. Идея единения славян в глазах советских пар-
тийных руководителей потеряла смысл тем более, что в составе стран,
строивших социализм, были не только славянские страны. В 1947 г. в
последний раз в праздничных лозунгах ЦК содержались обращения к
«освобождённым от гнёта фашизма славянским народам» и упомина-
лась дружба между ними. В 1948 г. такого упоминания уже не было.
Таким образом, в партийно-государственной идеологии после-
военного времени великодержавие достигло своего пика. Особенно
ярко оно проявлялось в превознесении русского народа, выпячива-
нии его вклада в мировую культуру. Расцвета достигли культ силь-
ного централизованного государства, вождизм, идея исторической
преемственности СССР и дореволюционной России. Вместе с тем в
идеологии всё более пробивалась революционно-классовая тенден-
ция, означавшая свёртывание тех политико-идеологических послаб-
лений, которые были допущены в годы войны: приглушение культа
исторических героев, наполнение идеи славянского единства классо-
вым содержанием. Особенно ясно эта тенденция сказалась после
смерти Сталина и XX съезда партии.
1 Там же.
2 Сталин И.В. Соч. Т. 16. С. 44.
519
4. Директивы власти историкам: два направления
В середине — второй половине 1940-х гг. директивы историче-
ской науке приняли два направления. Первое было нацелено на ис-
следование истории нерусских народов СССР. Второе посвящалось
изучению истории русского народа. В отличие от 1930-х гг., эти ди-
рективы воплощались не столько в постановлениях высоких партий-
ных органов, сколько доводились до сознания историков и деятелей
культуры через статьи в тех органах периодической печати, которые
были специально для этого назначены — «Коммунист», «Культура и
жизнь», «Вопросы истории». Обычно их формулировали не секрета-
ри ЦК партии, а чиновники более низкого ранга, непосредственно
связанные с исторической наукой.
Уже во время подготовки проекта тезисов ЦК партии по итогам
совещания историков в 1944 г. у власти возникла острая потребность
отреагировать на важную и опасную, по её представлению, тенден-
цию, которая проявилась в духовной жизни страны. Под влиянием
популяризации и возвеличивания русских исторических героев в го-
ды войны в разных республиках тоже сформировалось стремление к
изучению и даже идеализации своих исторических деятелей. Так по-
лучалось, что многие из них отличились своими подвигами в борьбе
с Россией. Кроме того, по устным воспоминаниям преподавателя ис-
тории СССР в педагогическом институте, в Алма-Ате, Х.Д.Сориной,
в преподавании истории резко усилилась пропаганда местного пат-
риотизма, доходившего до невиданных пределов. Под его влиянием
национальная история той или иной советской республики превра-
щалась в стержень мирового исторического процесса. Работнику
высшего учебного заведения нужно было либо принять такой вари-
ант преподавания, либо уволиться. Прославление деятелей нацио-
нального прошлого, чей героизм был сомнительным с точки зрения
русских патриотов, конечно, не могло понравиться власти, которая
увидела в этом угрозу единству народов СССР.
9 августа 1944 г. ЦК партии вынес постановление «О состоянии
и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы
в Татарской партийной организации»1. В этом постановлении ЦК
1 КПСС в резолюциях... Том седьмой. С. 513-520.
520
партии заявил о «серьёзных ошибках идеологического характера» в
исторической науке, в литературе и искусстве Татарии. В резолюции
постановления говорилось. «Предложить Татарскому обкому ВКП(б)
организовать научную разработку истории Татарии, устранить до-
пущенные отдельными историками и литераторами серьезные недос-
татки и ошибки националистического характера в освещении исто-
рии Татарии (приукрашивание Золотой Орды, популяризация хан-
ско-феодального эпоса об Идегее). Обратить особое внимание на ис-
следование и освещение истории совместной борьбы русского, та-
тарского и других народов СССР против чужеземных захватчиков,
против царизма и помещичье-крепостнического гнета, а также на
историю социалистического преобразования Татарии в период Со-
ветской власти и популяризацию выдающихся деятелей, учёных и
революционеров татарского народа и его сынов — героев Отечест-
венной войны» . Кроме того, именно в этом постановлении впервые
ясно была высказана мысль об опасности преклонения «перед воен-
ной мощью, техникой и культурой буржуазных стран»1 2. Этот мотив в
партийном документе зазвучал в связи с выходом советских войск за
пределы СССР: огромные массы людей впервые оказались за рубе-
жами своей родины и могли на деле проверить истинность того, что
говорила официальная пропаганда о жизни народа при капитализме.
Получалось, что возрождение интереса к русской средневеко-
вой истории вызвало аналогичные процессы в национальных респуб-
ликах СССР. Однако если развитие русского патриотизма должно
было, по замыслу политиков и идеологов, цементировать Советский
Союз, то подъём местных патриотических чувств, с их точки зрения,
скорее развивал опасный для СССР сепаратизм. Выдвижение исто-
рических фигур, прославившихся в борьбе с Русью, мог стимулиро-
вать антирусские настроения. Поэтому власть решила, что нужно
смещать центр исторических интересов со средневековья к совре-
менности, что и было сформулировано в партийном документе.
Это постановление ЦК партии, как и ряд публикаций в партий-
ной печати в 1944 г., исподволь развивало собою ту политическую
кампанию, которая остро проявилась впоследствии в борьбе с «кос-
1 Там же. С. 514,515,518.
2 Там же. С. 514.
521
мополитами». Постановление должно было обеспечить «копен
улучшение массово-политической и идеологической работы в п '
тийных организациях и среди интеллигенции»1. р'
Почти через полгода, 27 января 1945 г., было принято новое по-
становление ЦК партии, по содержанию аналогичное предыдуще.
му, — «О состоянии и мерах улучшения агитационно-пропагандист-
ской работы в Башкирской партийной организации»1 2. Здесь так же
как и в постановлении по поводу работы Татарской парторганизации
были подвергнуты критике «отдельные историки и литераторы». Как
говорилось в постановлении, ими «были допущены в освещении ис-
торического прошлого башкирского народа серьёзные идеологиче-
ские ошибки. В подготовленных к печати "Очерках по истории Баш-
кирии", в литературных произведениях "Идукай и Мурадым", "Эпос
о богатырях" не проводятся разграничения между подлинными на-
ционально-освободительными движениями башкирского народа и
разбойничьими набегами башкирских феодалов на соседние народы,
недостаточно показывается угнетение трудящихся башкир татарски-
ми и башкирскими феодалами, идеализируется патриархально-фео-
дальное прошлое башкир. В пьесе "Кахым-Туря" извращается исто-
рия участия башкир в Отечественной войне 1812 г., противопостав-
ляются друг другу русские и башкирские воины»3. В отличие от по-
становления о работе Татарской парторганизации, составители уже в
первой — констатирующей — части документа заявили об идеоло-
гических ошибках башкирских деятелей искусства и науки. Прихо-
дилось уже сильнее подчеркивать возникновение нежелательных яв-
лений. Видимо, они очень обеспокоили партийное руководство стра-
ны. Постановление нацеливало башкирскую интеллигенцию на изу-
чение истории СССР, «творческое обсуждение актуальных вопросов
развития советской литературы и искусства, изучение... классическо-
го наследия русской культуры, творчества лучших советских писате-
лей и мастеров искусств». Содержание документа, посвящённого ду-
ховной жизни Башкирии, было тождественно постановлению ЦК
партии о Татарии. Постановление призывало «считать важной зада-
1 Там же. С. 515.
2 Там же. С. 539-543.
3 Там же. С. 540.
522
чей научных работников и писателей Башкирии создание произведе-
ний. правдиво отображающих историю башкирского народа, его
лучшие национальные традиции, совместную с русским народом
борьбу против царизма и иноземных поработителей, достижения
башкирского народа за годы Советской власти, борьбу башкирского
народа против немецко-фашистских захватчиков»1.
Критические оценки эпоса татарского и башкирского народов со
временем распространились и на устное творчество других народов2.
Архивные изыскания помогли выяснить, что опубликованные
постановления ЦК партии лишь частично отражали работу аппарата
ЦК по проверке идейного содержания исторических трудов, создан-
ных в национальных республиках. В этом убеждают неопубликован-
ные документы, показывающие изучение партийными чиновниками
исторических и литературных произведений в разных республиках —
Мордовской, Марийской, Казахской. Не исключено, что дальнейший
архивный поиск может пополнить список объектов проверки.
Изучение положения в Мордовии проходило в декабре 1944 —
марте 1945 г.3 Еще 7 декабря 1944 г. ответственный организатор Ор-
ганизационно-инструкторского отдел ЦК А.Назаров, побывавший в
Мордовской АССР, сигнализировал Маленкову: «За время своего
пребывания в Мордовии мной просмотрены некоторые исторические
книги, изданные за последние годы Мордовским научно-исследова-
тельским институтом. При ознакомлении с этой литературой обра-
щает на себя внимание то, что в освещении истории Мордовии име-
ют место серьёзные извращения националистического порядка. Пе-
реход Мордовии под господство русского государства историками
Мордовии рисуется как сплошная разорительная колонизация мордов-
ского народа. Господство Московского государства отождествляется с
татарским игом. Опричнину рассматривают не как исторически необ-
ходимое средство в борьбе с реакционной частью боярства за укреп-
ление многонационального русского государства, а как реакционное
явление в истории русского государства. Историк т. Максаев... восхва-
1 Там же. С. 542.
2 См.: Цыремпилон Д., Цыдынжапов Г., Намсараев X., Галсанов Ц. О реакционной
сущности эпоса «Гэсер-хан» // Культура и жизнь. 1951. 11 января. С. 4.
3 РГАСПИ. Ф. 17- Оп. 125. Д. 254. Л. 222-263.
523
ляет "богатыря" Сабана лишь потому, что он являлся непримири
противником опричнины Московского государства. В мордовской ЫМ
тературе отрицается прогрессивная роль для того времени крещеЛИ
мордвы и идеализируется дохристианское язычество»1. я
По этому сигналу началась широкая проверка. После неё была
составлена итоговая справка «Состояние и задачи изучения истории
Мордовской АССР». Ее авторы — директор Мордовского научно-
исследовательского института языка, истории и литературы и заве-
дующий сектором истории, оправдываясь, указывали на то, что о за-
воевании мордвы Иваном IV и превращении края в колонию Мос-
ковского государства говорится как в первом так и во втором томах
учебника по истории СССР для вузов. То есть освещение событий в
главном обобщающем труде — учебнике — тождественно понима-
нию этих же событий мордовскими историками, что и служило им
оправданием. Проявляя спасительную критичность и идеологиче-
скую бдительность, авторы справки обличали и критиковали истори-
ков Мордовии за тенденциозность и односторонность. Они указыва-
ли на то, что «историки, изучающие историю Мордовской АССР,
должны показать стремление мордовского народа к объединению с
другими народами и главным образом с великим русским народом»2.
Отчитываясь перед Маленковым о проведённой проверке,
Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) сообщало, что «в
работах, изданных до войны Мордовским научно-исследовательским
институтом, действительно, допущены ошибки». В 1944 г. институт
возобновил свою деятельность. «С первых же дней своей работы со-
трудники Мордовского научно-исследовательского института, руко-
водствуясь решением ЦК ВКП(б) о состоянии и мерах улучшения
массово-политической и идеологической работы в Татарской партор-
ганизации, подвергли критике допущенные в прошлом ошибки в ос-
вещении Мордовской АССР». Секретарю по пропаганде Мордовско-
го обкома партии было рекомендовано опубликовать в республикан-
ской газете ряд статей по истории Мордовии, подвергнув критике
допущенные ранее ошибки3.
1 Там же. Л. 222.
2 Там же. Л. 254-260.
3 Там же. Л. 261-263.
524
Другой источник, позволяющий проследить процесс идеологи
ческого наступления власти на историков, представляет собой док-
ладную записку заместителя заведующего организационно-
инструкторским отделом ЦК Слепова от 30 января 1945 г. Она назы-
валась «О некоторых недостатках в идеологической работе Марий-
ской парторганизации» . Записка содержала информацию о том что
«руководители Управления по делам искусств при Совнаркоме’Ма-
рийской АССР не заметили реакционной националистической трак-
товки в произведениях ряда марийских писателей, драматургов и ху-
дожников». Хотя речь в этом документе шла не об исторической
науке, а о работах в области художественного творчества, он имел
отношение к освещению истории: «Вместо пропаганды историче-
ской дружбы, связывающей марийский и русский народы, в некото-
рых литературных выступлениях протаскиваются националистиче-
ские взгляды.... О дружбе марийского народа с русским народом ни-
кто ещё ничего не написал»1 2.
В поле зрения «людей власти» попала и Казахская республика.
О неблагополучной обстановке в Казахстане и работе ЦК по её изу-
чению свидетельствует не один, а группа источников. 22 июня
1945 г. редактор газеты «Казахстанская правда» К.Нефёдов написал
письмо Маленкову3. «За последние 3-4 года здесь наблюдается
стремление ряда руководящих казахских работников республики к
непомерному возвеличиванию исторической роли казахского народа,
в частности, в Отечественной войне, замалчивая или пытаясь замал-
чивать при этом роль великого русского народа, — писал Нефё-
дов. — Для подкрепления подобных умозаключений на свет божий
стали вытаскиваться всевозможные батыры, часть из которых в дей-
ствительности прославилась своей борьбой против русского народа,
его влияния на востоке». Нефёдов напомнил о рецензии на книгу
«История Казахской ССР», помещённой в журнале «Большевик».
«До сих пор рецензия на бюро ЦК КП(б)К не обсуждена инфор-
мировал он, — Республиканская казахская газета "Социалисток Ка-
захстан" опубликовала её с опозданием больше чем на месяц... Аб-
1 Там же. Д. 3И. Л. 26-27.
2 Там же. Л. 27.
3 Там же. Д. 140. Л. 78-85.
525
солютное большинство русских областных газет и все казахские га.
зеты рецензию на "Историю Казахской СССР" не опубликовали»1.
Сведения были волнующими и они вызвали быстрые последст-
вия В июле 1945 г. по решению ЦК ВКП(б) группа работников
Управления пропаганды и агитации была направлена в Казахстан
«для оказания помощи в идеологической работе казахской партий-
ной организации». И, как писал в служебной записке Маленкову
Александров, «в идеологической работе казахской партийной орга-
низации были вскрыты серьёзные недостатки и ошибки, о чём было
доложено ЦК КП(б). ЦК ВКП(б) вынес постановление (26 октября
1945 г — А.Д.) заслушать отчёт ЦК КП(б) Казахстана о руководстве
идеологической работой партийных организаций Казахстана»2.
Отчёт ЦК КП(б) Казахстана был составлен к 1 декабря 1945 г. и
10 числа пришёл в Москву3. Наряду с другими идеологическими во-
просами в нём было уделено внимание исторической науке и пропа-
ганде исторических знаний. Секретарь ЦК Г.Борков, отчитываясь о
деятельности своих сотрудников, писал о том, что идеологические
работники смогли предупредить издание ряда «ошибочных и идео-
логически невыдержанных книг». В частности, «была задержана
подготовленная Институтом истории Казахского филиала Академии
наук монография "Амангельды Иманов", в которой неправильно
трактовался образ Амангельды Иманова. Авторами Маргуланом и
Сулейменовым Амангельды был оторван от своей социальной среды
и изображён каким-то надклассовым героем»4. Не забылась проблема
создания «идейно выдержанной» книги по истории Казахской ССР.
Как рапортовал Борков, дело о книге 1943 г. издания обсуждалось на
заседании бюро ЦК казахской парторганизации. Основной ошибкой
книги участники этого заседания сочли то, что «история казахского
народа до Октябрьской социалистической революции рассматрива-
ется не как история развития производительных сил и производст-
венных отношений, не как история классов и классовой борьбы в
Казахстане, а преимущественно как история борьбы казахов за свою
1 Там же. Л. 78-79.
2 Там же. Д. 311. Л. 144.
3 Там же. Л. 108-130.
4 Там же. Л. 122.
526
независимость»'. Кроме того ЦК отметил что «в
ской ССР" приукрашиваются патриархально Леоляп И рии Казах’
ида и, наоборот, недостаточно Х^Гу™^
ш„хся масс со стороны казахских султанов и ханов Вопрет „So™
неским фактам казахское государство XV-XVHI вв. объявлХ
прочным и могущественным государством, тем самым Хкти™
умаляется значение Великой Октябрьской социалистическойТво
люции, создавшей подлинно независимое государство - Киах«ую
ССР, - являющуюся неразрывной частью Советского Союза В“йс
тории Казахской ССР" дана однобокая оценка присоединения КаХ
стана к России. Этот факт рассматривается в "Истории" только пол
углом зрения завоевательной политики русского царизма. Авторы не
учли исторической обстановки, сложившейся в Казахстане в момент
его присоединения к России и не показали по-настоящему прогрес-
сивное значение вхождения Казахстана в состав Российской импе-
рии. В книге совершенно недостаточно показываются экономические
и культурные связи между казахским, русским и другими народами
СССР, их совместная борьба с царским произволом и с насилием,
способствовавшие сближению народов нашей страны и их сплоче-
нию вокруг великого русского народа»1 2. ЦК поставил задачу корен-
ным образом переработать книгу. На страницах республиканской
печати был опубликован ряд критических статей об ошибках исто-
риков и литераторов в освещении истории Казахстана («Едиге —
душитель народа», «Казахстан во времена монголо-татарского ига»,
«Исторические корни дружбы казахского и русского народов», «Ве-
ликий Октябрь и казахский народ» и др.). Состоялось общегородское
собрание научных работников и литераторов с докладом секретаря
ЦК по идеологии Абдыкалыкова (одного из редакторов «Истории
Казахской ССР») «О подготовке второго издания "Истории Казах-
ской ССР"». Борков рапортовал Маленкову о том, что переработка
книги в основном закончена.
В отчёте, который был предоставлен в ЦК группой работников
Управления агитации и пропаганды, содержались резкие формули-
ровки в адрес ЦК компартии Казахстана и, в частности, Абдыкалы-
1 Там же. Л. 122-123.
2 Там же. Л. 123-124.
527
кова, который «пытался всячески смазать допущенные ошибки» На
предложение одного из проверявших провести собрание партийно-
советского актива и интеллигенции с докладом «Об ошибках, допу,
щенных в "Истории Казахской ССР" и задачах улучшения идеологи-
ческой работы» Абдыкапыков ответил: «Если кто захочет, пусть
проводит, я выступать больше не буду, мне это уже надоело»1. Про-
верочная комиссия предложила отстранить Абдыкалыкова от долж-
ности, что, скорее всего, и было исполнено.
Итак, архивные находки позволяют существенно дополнить
опубликованные документы ЦК партии. Открывается значительная
картина, до сих пор заслонённая в нашей литературе рассказами о
последних военных действиях, об окончании Великой Отечествен-
ной войны, о начале восстановления народного хозяйства. А между
тем партийно-государственное руководство СССР в ту же пору вол-
новали ещё и другие важные внутренние проблемы. Из содержания
всей совокупности рассмотренных источников следует вывод о том,
что во второй половине 1944 и в течение всего 1945 г. партийно-
государственная власть очень озаботилась политико-идеологической
обстановкой, сложившейся в некоторых республиках — Татарской,
Башкирской, Мордовской, Марийской, Казахской. Вероятно, и не
только в них. «Люди власти» изучали тревожные сигналы, посланные
с мест и принимали срочные меры. В связи с этим был составлен ком-
плекс партийных документов с директивами по поводу освещения ис-
тории народов России. Это был ответ на подъём национального само-
сознания разных народов СССР, стимулированный обстановкой вой-
ны и обращением пропаганды к прославлению отдельных деятелей
прошлого и героических страниц дореволюционной истории.
Явно отрицательно партийно-государственное руководство от-
носилось к освещению антирусских восстаний, к прославлению вож-
дей этих движений. Документы призывали подчёркивать только те
стороны во взаимоотношениях народов, которые говорили о совмест-
ной борьбе, о плодотворном культурном сотрудничестве, о положи-
тельном значении контактов русского народа с тем или иным нерус-
ским народом. Требовалось не идеализировать своё прошлое, а искать
в нём социального расслоения и классовой борьбы. Признавалось же-
1 Там же. Л. 143.
528
дательным отойти от усиленной разработки исторических тем в науч-
ном и художественном творчестве, обратить внимание на тему социа-
листического строительства, на совместную борьбу во время войны.
К комплексу рассмотренных документов — постановлений ЦК
партии примыкает доклад Александрова «О некоторых задачах об-
щественных наук», с которым он выступил 1 августа 1945 г. на кур-
сах преподавателей социально-экономических дисциплин. Доклад
был опубликован в журнале «Большевик» и стал известен как дирек-
тивный документ всем историкам страны1.
Основные идеи доклада прорабатывались Александровым ещё в
марте и апреле 1944 г., когда он составлял указания по улучшению про-
пагандистской работы в партийных организациях2. В отличие от текста
в его последней редакции эта сохранившаяся в архиве более ранняя ре-
дакция работы Александрова указывала на влияние школы Покровского
как на причину недостатков в работах историков и, видимо, была на-
правлена в значительной мере против ученицы Покровского Панкрато-
вой, особенно неприятной лично Александрову. Теперь в опубликован-
ном докладе акценты были расставлены иначе. Идейным врагом №1
был представлен уже не Покровский, а немецкие историки.
«Наши историки успешно разоблачили немецкую лжеисторио-
графию и историю, — заявил Александров. — Однако в работах от-
дельных наших историков имеются еще серьёзные недостатки».
Один из этих недостатков, по мысли докладчика, заключался в при-
нижения и замалчивании советскими историками героического про-
шлого восточного славянства: «Ни один из учебников по истории
средних веков не говорит о роли Киевского государства в истории
Европы.... Роль восточных славян, остановивших и опрокинувших
монгольские полчища и спасших тем самым цивилизацию Европы,
остается невыясненной. Подобное выключение восточных славян из
истории средних веков не даёт возможности научно разработать ис-
торию этой эпохи»3. Александров упрекал историков в том, что в
учебнике «История СССР» 1939 года издания ничего не говорилось о
1 Александров Г.Ф. О некоторых задачах общественных наук И Большевик. 1945.
№ 33. С. 12-29.
2 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 221. Л. 1-3,101.
3 Александров Г.Ф. О некоторых задачах общественных наук. С. 15.
34. Дубровский А М.
529
Г. Ф.Александров.
славянах как о народе, который остановил продвижение монголе-
татар на запад Европы. Наверное, авторы учебника были достаточно
осведомлены о том, что войска завоевателей, дойдя до Средиземного
моря и оставив далеко позади земли восточных славян, отказались от
продолжения похода из-за разгоревшейся в
столице — Каракоруме— борьбы за власть
Александров же пропагандировал лестный для
русского народа патриотический миф о миро-
вом значении его предков как спасителе евро-
пейской цивилизации. Этот исторический миф,
быть может, отражал ситуацию Второй мировой
войны с действительно выдающейся ролью на-
родов СССР в борьбе с фашизмом. Положение
1945 г. экстраполировалось на далёкое средне-
вековье, а народ Руси выставлялся извечным
защитником человеческой культуры от варваров
всех времён.
Александров высказался против «занесённого в Россию немца-
ми антинаучного взгляда о несамостоятельности русского историче-
ского процесса», который особенно проявился в трактовке происхо-
ждения государства у восточных славян. «Норманнская теория ут-
верждает, что славяне неспособны были создать своё государство.
Крупнейшие представители русской науки — Ломоносов, Гедеонов,
Забелин, Ключевский, Марр — доказали несостоятельность этой
теории. И всё же она имеет хождение до настоящих дней, находя за-
щиту и поддержку у некоторых историков. Задача наших историков
состоит в том, чтобы до конца опрокинуть эту немецкую фальсифи-
кацию русской истории»1.
Тема о норманнской теории или, точнее о концепции роли ва-
рягов-норманнов (внешнего фактора) в сложении государства на Ру-
си была представлена ещё в вопросах Маленкова к совещанию исто-
риков и в тезисах ЦК партии. Война против фашистов и использова-
ние гитлеровской пропагандой норманнской концепции в её грубо
упрощённом виде сыграли недобрую роль в судьбе этой концепции.
Она вызвала к себе резко отрицательное отношение. Александров
1 Там же. С. 15,16.
530
умолчал о том что против блестящих имен историков-антинорман-
нистов можно было бы выстроить не меньший ряд из не менее бле
стящих имен историков-норманнистов. Он понятия не имел о долгой
и сложной жизни этой концепции в истории отечественной науки- её
развитии, обогащении новыми сторонами и фактами, разным вос-
приятием роли внешнего фактора в зависимости от теоретических
воззрений историка, что также влияло на её судьбу. «Люди власти»
усмотрели в этой концепции примитивную антирусскую направлен-
ность и прикрепили к ней отталкивающий ярлык. Признание роли
норманнов в образовании государства на Руси искажало тот облик и
ту роль русского народа в мировой истории, которые конструирова-
лись в это время в советской идеологии. Так не в научной дискуссии
не в академическом споре, а в результате политического нажима в
советской исторической литературе победила антинорманнистская
точка зрения. Мало в каком учебнике по отечественной истории не
была с этих пор представлена критика норманнизма.
Намекая на работу А.И.Яковлева о холопстве на Руси, Алексан-
дров и в ней увидел тлетворное влияние немецких историков. Яковлев
сближал название славян с восточным и западноевропейским назняни-
Выступление Г.ФАлександрова в Большом Кремлевском дворце.
531
34*
ем раба (sclavus)1. Партийные идеологи увидели в этом прямой ре
зультат воздействия немецких фальсификаторов — «клеветническое
положение о рабском характере славянских племён, якобы нашедщее
свое выражение в психике, культуре и государственности славянских
народов»2 3. Эту часть своего выступления Александров завершал по-
становкой очередной задачи для историков — «до конца разоблачить
немецкую фальсификацию теории происхождения славян, воссоздать
полную картину истории и многогранной духовной и политической
жизни славянских народов, что сослужит большую службу делу един-
ства и прогресса славянских народов в наше время» .
Все эти соображения Александрова и, видимо, других партий-
ных идеологов, причастных к созданию его доклада, содержали в
себе элемент великодержавия, связанного с таким воспеванием соб-
ственной истории, которое покидало почву объективного рассмотре-
ния отечественного прошлого. Высказанные в докладе идеи носили
антинемецкий характер. Они закрывали путь к исследованию роли
варягов в истории Руси, вклада ученых немецкого происхождения в
развитие российской исторической науки. Теперь на каждого деятеля
отечественной истории с немецкой фамилией могла быть брошена
тень подозрения по меньшей мере в служебной недобросовестности,
а по большей — в измене государственным интересам России.
Вторая группа идей, которые Александров сформулировал в
докладе, относилась к освещению истории нерусских народов в со-
ставе России. Он заявил о вреде, который приносят попытки опроки-
1 «Славянские рабы становятся одним из самых ходовых товаров на среднеазиат-
ских, месопотамских и на всех средиземноморских рынках... Особенно значитель-
ные массы славянских рабов появились на рынке после ударов, нанесенных славян-
ству Карлом Великим, Людовиком Немецким и имп. Отгоном I, победы которых над
славянами повыбрасывали на итальянские, испанские и африканские невольничьи
базары огромные партии военнопленных славянских невольников. Вот почему и на
востоке и на западе нарицательным термином для обозначения невольника вообще
сделалось племенное название именно "славя н", прошедшее через ряд видоизме-
нений и укоренившееся в разных вариантах едва ли не у всех ™пядНлепрппайских
народов" (Яковлев А.И. Холопство и холопы в Московском государстве XVII в. По
архивным документам Холопьего и Посольского приказов, Оружейной палаты и
Разряда. Т. 1. М.-Л., 1943. С. 12—13).
2 Александров Г.Ф. О некоторых задачах общественных наук... С. 16.
3 Там же.
532
нуть «известное положение марксистско-ленинской исторической
науки о том, что царская Россия была жандармом Европы и тюрьмой
народов» и, не называя имени автора, критически высказался о его
статье, присланной в «Исторический журнал». Речь шла о работе
Аджемяна. Александров заклеймил Аджемяна, причислив его к ка-
детским и меньшевистским историкам. Проявляя двойственность в
позиции идеологической верхушки партии, Александров, с одной
стороны, отстаивал тезис о России как тюрьме народов, с другой,
замечал, что «наши историки нередко описывали лишь то, что разде-
ляло народы. Но история народов России есть история преодоления
этой вражды и постепенного их сплочения вокруг русского народа.
История отдельного народа может быть правильно разработана и по-
нята только в связи с историей других народов и в первую очередь с
историей русского народа»1. Автор доклада даже выдвинул совер-
шенно надуманную идею изначального «общего исторического про-
цесса народов СССР» и протестовал против «искусственного выде-
ления истории одного народа» из этого процесса2. За это им были
раскритикованы авторы «Истории Казахской ССР», «Истории Яку-
тии», «Очерков по истории Башкирии», книги по истории Татарии.
По сути дела партийно-государственное руководство страны призы-
вало историков не только не выпячивать, но даже замалчивать от-
дельные эпизоды из истории расширения Российского государства,
образования империи и её внутренней жизни: восстания нерусских
народов против завоевателей, кровавые методы их присоединения к
России и героизм сопротивления захватам.
Публикация доклада Александрова в главном теоретическом
журнале партии делала доступным его содержание широкому кругу
историков и придавала ему определяющее влияние на историческую
науку.
Номер от 30 ноября 1946 г. газеты «Культура и жизнь» был на-
полнен большими материалами об исследовании и преподавании
отечественной истории. В передовой статье под названием «Советская
историческая наука» газета писала о том, что «отдельные историки
стали на путь идеализации прошлого, приукрашивания внешней поли-
1 Там же.
2 Там же.
533
тики царизма, нередко не показывая различия между Россией совет-
ской и Россией дореволюционной, между советским патриотизмом и
патриотизмом старым». Газета выступала против того, что «советский
историк должен воспроизводить в своих трудах лишь положительную
лишь прогрессивную деятельность великих людей прошлого»1.
Кроме того, статья говорила о том, что «в учебниках по исто-
рии Украины, казахского, башкирского и татарского народов были
допущены серьезные националистические ошибки,... антинаучные и
националистические взгляды не получили критической оценки в ис-
торической литературе»2. Таким образом, партийно-государственное
руководство понемногу стало усиливать классовый подход при рас-
смотрении исторических явлений, который ранее, перед войной и в
годы войны, оказалось заслонённым подходом национальным. Кроме
того острой критике подвергалось «некритическое отношение к бур-
жуазной историографии»3. Эти тенденции в политике должны были
нейтрализовать формирование национального самосознания народов
СССР и порождаемый им сепаратизм, чего особенно боялось пар-
тийно-государственное руководство.
В 1947 г. в журнале «Большевик» была помещена большая ста-
тья «О преподавании отечественной истории»4. Автором её был Ни-
колай Никифорович Яковлев, историк (окончил МГУ), специалист
по первой русской революции, с 1943 г. — заведующий отделом
школ ЦК партии. Статья Яковлева была посвящена учебникам по
истории — одному из главных каналов формирования общественно-
го исторического сознания. Публикация статьи именно в «Большеви-
ке» делало её особенно авторитетной в глазах историков. Мысли,
высказанные автором, воспринимались как официальное мнение,
1 Советская историческая наука // Культура и жизнь. 1946. 30 ноября. С. 1. См. так-
же: Савчук П. Немарксистская лекция. К.В.Базилевич. Прогрессивная роль России в
политической жизни Европы // Культура и жизнь. 1950. 21 января. С. 4.
2 Советская историческая наука И Там же.
3 Мосина 3. Некритическое отношение к буржуазной историографии И Культура и
жизнь. 1947. 1 марта. С. 6.
4 Яковлев Н. О преподавании отечественной истории // Большевик. 1947. № 22.
С. 26—37. В основе этой статьи лежал материал предыдущей работы Яковлева —
О школьных учебниках по истории // Культура и жизнь. 1946. 30 ноября. С. 2.
534
точка зрения власти и её директивы как составителям учебников так
И исследователям, работавшим в исторической науке
в начале статьи автор перечислял важнейшие достижения со-
ветской науки: «Доказаны самостоятельность и оригинальность пе-
редовой русской общественной мысли; более обстоятельную оценку
получили виднейшие деятели прошлого (имелась в виду реабилита-
ция монархов и полководцев дореволюционной России ____А Д )•
освещена выдающаяся роль нашей страны и нашего народа в миро-
вой истории» . Это было подведение идеологических итогов за воен-
ные и первые послевоенные годы.
Далее Яковлев обрушился на норманнскую теорию происхож-
дения государства в Киевской Руси. В школьном учебнике, изданном
под редакцией Панкратовой, только в издании 1947 г. авторы «отме-
жевались от этой лженаучной теории». В учебнике для вузов, издан-
ном в 1939 г., по словам автора статьи, «для антинаучной "норманн-
ской теории" оставались серьёзные лазейки».
Другим острым вопросом преподавания отечественной исто-
рии, по мнению Яковлева, был вопрос освещения истории народов
СССР. Историки должны «показывать, конкретно исторические ус-
ловия, в каких происходило присоединение этих народов к России,
их эксплуатацию местными феодалами и русскими капиталистами и
помещиками, вскрыть истоки национально-освободительной борьбы
и осветить путь освобождения этих народов»1 2. Существующие учеб-
ники, как полагал Яковлев, не удовлетворяли этим требованиям. Ав-
торы не показали совместную борьбу нерусских народов и русского
пролетариата за освобождение: «Народные массы угнетённых на-
циональностей всё больше уясняли себе, что и русский народ угне-
тён и бесправен, что царизм является заклятым врагом и русского
народа. Отсюда народные массы угнетённых национальностей при-
ходили к выводу о необходимости сомкнуть свою освободительную
борьбу с революционной борьбой русского пролетариата и крестьян-
ства, чтобы общими усилиями свергнуть царизм»3. Как можно по-
нять этот сюжет был необходим для того, чтобы показать, «как рус-
1 Яковлев Н. О преподавании отечественной истории. С. 26.
2 Там же. С. 28.
3 Там же. С. 29.
535
ский рабочий класс, руководимый большевистской партией, истори-
чески подготавливал объединение народов в СССР»1.
Вторая часть статьи сводилась к одной концептуальной идее- в
истории России действовали две тенденции — прогрессивная и ре-
акционная. Причём реакционная тенденция, представленная цариз-
мом и господствовавшими классами, была связана с пресмыкатель-
ством и низкопоклонством перед иностранными государствами.
«Обстоятельный показ борьбы двух тенденций в истории России
проливает свет и на вопросы взаимного влияния общественной мыс-
ли различных стран. Недооценка многих великих деятелей русской
науки и культуры при царском режиме создавала ложное представ-
ление о том, что якобы они во всем учились у Запада»2. Такую ошиб-
ку совершили и авторы учебников.
В третьей части автор выступал против недостаточного осве-
щения в учебниках внешней политики России, в частности её отно-
шений со славянскими странами, «ведущей роли русского народа в
вековой борьбе славянских народов с немецкой агрессией»3.
В четвёртой части автор обращал внимание на освещение в
учебниках истории русского военного искусства, начиная со времени
Петра I: «Молодёжь должна знать великие дела полководцев своего
народа, знать героические традиции военного прошлого, которые
входят в традиции нашей Советской Армии». Яковлев обращал вни-
мание на то, что в учебнике для вузов недооценена «крупнейшая по-
беда Кутузова в Бородинском сражении»4.
Отечественной истории в советский период автор уделил толь-
ко три страницы. В этой части статьи также сквозила враждебность
автора по отношению к странам Запада. Значение Октябрьской рево-
люции, по его мысли, заключалось, в частности, в том, что она
«спасла нашу страну от раздела империалистами». Позже, накануне
мировой войны, «правящие круги Англии и Франции, а также реак-
ционные группы США поощряли агрессию фашистской Германии и
Италии, равно как и Японии»5.
1 Там же.
2 Там же. С. 31.
3 Там же.
4 Там же. С. 32.
5 Там же. С. 34.
536
Таким образом, в статье Яковлев затронул все те исторические
сюжеты, которые приобрели политическую остроту. Он напомнил о
том, как именно необходимо их решать. Главная мысль автора раз-
вивалась в направлении прославления русского народа и его героев
России как центра притяжения разных народов, как страны небыва-
лых достижений в разных областях человеческой деятельности
В содержании работы Яковлева по сути дела не было ничего нового
или оригинального. Во многом он повторял положения доклада
Александрова. Возможно дело было в том, что 17 сентября 1947 г.
Александров был смещён с поста начальника Управления пропаганды
и агитации и назначен на должность директора Института философии
Академии наук СССР. Это был явный крах его карьеры как идеологи-
ческого работника партии. Поэтому ссылаться на доклад Александро-
ва как на указующий документ становилось уже невозможно. Важно
было предложить историкам нечто другое. Отсюда и появилась работа
Яковлева. В данном случае важно и то, что власть настойчиво концен-
трировала внимание историков на одних и тех же вопросах изучения
их предмета. В сознание населения усилено внедрялись определенные
характеристики и оценки, клонившиеся к созданию исторической ми-
фологии и «возвышающему обману». Новые директивы всё более за-
крывали для историков возможность объективного исследования ряда
тем, начиная с древности (вопрос о роли норманнов в отечественной
истории) и до XIX столетия (присоединение народов к России).
Итак, 1940-е — начало 1950-х гг. были временем, когда власть
требовала от историков создания работ имперского, русоцентрист-
ского содержания, прославлявших достижения России в разных об-
ластях творчества на всём протяжении её истории, идеализировав-
ших советскую действительность как венец исторического развития
страны. Положительное иностранное влияние на любую область
жизни страны не признавалось, выпячивалась (основательно и неос-
новательно) только отрицательная роль иностранцев. Так завершился
глубочайший отход от идей, высказанных в 1934 г. в «Замечаниях»
Сталина, Жданова, Кирова, в которых, в частности, признавалось
благотворное влияние революционных идей Запада на русских рево-
люционеров.
537
Власть требовала от историков освещать изначальное друЖе.
ское тяготение народов СССР к русскому народу, показ истории на-
родов СССР как исконно единого процесса, прекратить освещение
конфликтов между ними, воспевание своих национальных достиже-
ний и исторических деятелей (тем более, что часть из них прослави-
лись как сторонники сопротивления России). Здесь тоже прослежи-
валась значительное движение от более ранних воззрений, провоз-
глашённых властью. «Замечания» Сталина, Жданова, Кирова, хотя и
осторожно реабилитировали Россию, но всё же не могли замолчать
темы аннексий и колониального гнёта в её истории. Теперь же эта
тема становилась фактически запретной.
В директивных документах ЦК партии и статьях в партийной
печати по поводу изучения и преподавания истории революционно-
критическая линия была представлена гораздо более скромно, чем
имперско-апологетическая. Обе линии в политике партии в области
исторической науки и, — шире говоря, — культуры были порождены
наметившейся опасностью сепаратизма, предпосылки которого про-
явились пока лишь в духовной жизни страны. Возвеличение русского
народа в ущерб народам нерусским партийно-государственная элита
считала необходимым для укрепления целостности многонациональ-
ного государства, которое по своему происхождению являлось импе-
рией. Огромная величина СССР в сочетании с национальной, религи-
озной, цивилизационной пестротой входивших в него республик таила
в себе угрозу распада, нараставшую по мере оформления националь-
ного сознания народов окраин. Последнее было неизбежным с разви-
тием экономики, культуры и формированием кадров местной интел-
лигенции носительницы и идеолога национального сознания.
5. Жертвы идеологической кампании: судьба
НЛ.Рубинштейна и С.Б.Веселовского
Главными жертвами антикосмополитической кампании в исто-
бинттАйиНи Ке бЫЛИ’ В частности’ И.И.Минц, И.М.Разгон и Н.Л.Ру-
вешение .пГРИЯ гонений на них получила пока очень краткое ос-
р ме того, в литературе ещё не вполне раскрыты послед-
538
стМя этих гонении для развитая исторической науки'. Не постен „с,
ва полное освещение темы, следовало бы начата её более
разработку, сосредоточившись хотя бы на одном сюжете. В Кач“твс
„кого была избрана судьба Николая Леонидовича Рубинштейн!
Это был талантливый исследователь с широким диапазоном
интересов. Уже в начале творческого пути у него определилась
чённость вопросами теории и методологии науки1 2 Когда же он начал
преподавать в Московском Институте истории, философии и bhtZ
туры (1936 г.), ему пришлось читать там курс историографии отече-
ственнои истории. Еще до революции в этой области был создан ряд
трудов, в частности таких авторов как М.О.Коялович и ПН Милю-
ков. Однако книги этих историков уже не могли играть роль учебной
литературы, так как, во-первых, не охватывали предмета в целом (до
советского времени), а во-вторых, были написаны не на марксист-
ской теоретической основе, что было непременным требованием в со-
ветском высшем учебном заведении. Рубинштейн поставил перед со-
бой задачу создать такой обобщающий труд по историографии, кото-
рый мог бы играть роль учебника. Для этого нужно было осмыслить
огромный по объёму материал. К такой работе историк был подготов-
лен благодаря и своим исследованиям в области изучения феодальной
Руси (1920-е гг.) и деятельности как редактора (1930-е гг.), когда Ру-
бинштейну пришлось руководить изданием трудов В.Н.Татищева,
С.М.Соловьёва, В.О.Ключевского, Н.П.Павлова-Сильванского и
А.Е.Преснякова. Подготовка к лекциям, совершенствование читаемого
курса в течение нескольких лет стимулировали оформление текста
большой работы. Так возникла книга «русская историография».
Это был фундаментальный труд, в котором развитие историче-
ских знаний на Руси, а позже — исторической науки было представ-
лено на широком общеевропейском фоне. Рубинштейн осветил об-
щественные и философские основы европейской науки, состояние
научной мысли, развитие исторической науки в Западной Европе.
1 См.: Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 2.
С. 141-146; Шаханов А.Н. Борьба с «объективизмом» и «космополитизмом» в со-
ветской исторической науке: «Русская историография» Н.Л.Рубинштейна// История
и историки. 2004. Историографический вестник. М., 2005. С. 186-207.
2 Рубинштейн Н.Л. О путях исторического исследования // История СССР. 1962.
№6. С. 89.
539
Как историк-марксист Рубинштейн отошёл от той позиции изучения
филиации идей, которая была свойственна дореволюционным спе-
циалистам и отчётливо сформулирована Милюковым1. С такой точки
зрения развитие исторической науки авторы освещали без должного
внимания к той социокультурной среде, в которой жила наука. Ру,
бинштейн расширил предмет историографии. На каждом этапе раз-
вития науки он показывал социально-экономические и политические
условия, в которых она существовала. Особый акцент был сделан на
классовых основах науки: тот или иной историк был отнесён к дво-
рянским, буржуазным, мелкобуржуазным и пр. Здесь Рубинштейн
развил тот подход, который в области историографии был разрабо-
тан трудами М.Н.Покровского и его учеников в 1920-е гг. и вообще
был свойствен советской науке на всём протяжении её истории.
Группировку историков по классовой принадлежности Рубинштейн
сочетал с биографическим подходом, с группировкой историков по
школам и направлениям. В этом отношении Рубинштейн сделал шаг
вперёд по сравнению с предыдущими авторами, даже принимая во
внимание то упрощение, который содержал в себе принятый им
классовый подход. Так, М.О.Коялович группировал историков по
месту их работы («Глава ХП. Западнославянские учёные и их влия-
ние на нашу науку»), по использованию того или иного метода в ис-
следовательской работе («Глава ХХП. Господство сравнительного
приёма при изучении истории»)2. Как частные приёмы и методы,
предложенные Кояловичем, вполне можно было бы принять. Однако
они должны были сочетаться с более глубоким подходом, приме-
няться в рамках группировки, проведённой на более глубоких осно-
ваниях. Именно этой группировки в труде Кояловича и не было.
Милюков тоже давал несколько поверхностное объединение исто-
риков — специалисты, работавшие в Академии наук (главным обра-
зом немцы по происхождению), и историки, трудившиеся вне её.
Подход Рубинштейна, несомненно, был глубже, чем у его предшест-
венников.
1 Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли, М., 1897.
2 Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и
научным сочинениям. СПб., 1901.
540
Кроме того, Рубинштейн прослеживал развитие специальных
исторических дисциплин, научной периодики, обращение и стории
художественной литературы. Он осветил путь отечественной „сто-
рическои науки до трудов Ленина и Сталина , расширив существо-
вавшие хронологические рамки изложения, принять,е в более ранних
обобщающих трудах. ранних
По охвату материала, количеству выводов и частных наблюде-
ний книга Рубинштейна не знала себе равных в отечественной науке.
Она превосходила всё созданное ранее и в фактологическом и теоре-
тическом отношениях. Можно было бы спорить о том, насколько
этот труд был способен играть роль учебника, в какой мере студент
способен усвоить тот гигантский объём информации, который был
заключён в книге. Однако не могло быть сомнений в том, что произ-
ведение Рубинштейна — это обобщающая работа по истории исто-
рической науки, вобравшая в себя все современные достижения.
В 1940 г. рукопись книги была представлена в качестве доктор-
ской диссертации и успешно защищена, причём во время защиты
звучали отзывы таких авторитетных деятелей науки как Ю.В.Готье,
С.В.Бахрушин, А.М.Панкратова и М.Н.Тихомиров.
На защите диссертации в ИФЛИ 15 мая 1940 г. М.Н.Тихомиров
говорил: «Эта работа является в полном смысле этого слова исследо-
вательской работой. Автор заново ставит вопросы и их разрешает.
Кроме этого он использует такое громадное количество литературы,
что можно с уверенностью сказать, что после
этой работы Николая Леонидовича основные
историографические вопросы несомненно
будут разобраны. Мы можем сказать, что
Вами проведена громадная работа по её ин-
тересу и её значению, работа, непосильная
Для одного человека, но Вам она оказалась
по силам». С.В.Бахрушин оценивал труд Ру-
бинштейна как «очень смелый и очень нуж-
ный опыт». Он сказал: «И в Институте исто-
рии Академии наук и на историческом фа-
культете МГУ вопрос о составлении такой
работы по историографии нашей страны
Н.Л. Рубинштейн
541
возникал неоднократно, и всякий раз здесь встречались труДНОСТи
Трудно было решить — кому поручить эту работу. Мы говорили 0
том, что отдельные части должны разрабатываться отдельными на-
учными работниками. И, надо сказать, что когда Николай Леонидо-
вич выступил с программой своего курса у нас в МГУ, который д0
того читался только в виде отдельных специальных лекций, а не в
виде чего-то целого, то это казалось новым и интересным. Здесь мы
имеем дело с таким же крупным явлением в области нашей науки,
как, например, появление отдельных учебников по истории СССР в
целом».
Позже книга была опубликована. На её титульном листе была
поставлена дата — 1941 г. На самом деле по обстоятельствам воен-
ного времени она смогла выйти в свет только в 1942 г.1 После выхода
книги из печати на неё появилась положительная рецензия
О.Л.Вайнштейна2. В 1943 г. кафедра истории СССР исторического
факультета МГУ выдвинула труд Рубинштейна на соискание Ста-
линской премии3, почему она и попала в поле зрения «людей власти»
и уже на совещании историков в 1944 г. упоминалась в числе других
«порочных книг». На новой, послевоенной, волне идеологического
наступления прежняя критика книги Рубинштейна, прозвучавшая на
совещании историков, оказалась недостаточной. Об этой критике
помимо автора знал сравнительно узкий круг людей, составлявший
верхушку науки, а остальные историки не были о ней осведомлены.
Кроме того, в обстановке нараставшего государственного антисеми-
тизма Рубинштейн оказался весьма уязвимой фигурой.
В конце 1947 г. на кафедре истории СССР Ивановского педаго-
гического института «на двух открытых заседаниях» было организо-
вано обсуждение книги Рубинштейна «Русская историография», о
чём было опубликовано сообщение в журнале «Вопросы истории» в
ОР РГБ. Ф. 521 (Н.Л.Рубинштейна). Карт. 3. Д. 1. Л. 21-39. Соглашаясь с этими от-
зывами, Штёкль писал о том, что Н.Л.Рубинштейн с необыкновенным усердием сде-
лал все, что он мог сделать в его положении (Stttkl G. Zur Zdanov-Ara in der sow-
ietisdienGeschichtswissenschaft. S.200).
Вайнштейн О.Л. Книга Н.Л.Рубинштейна «Русская историография» И Историче-
ский журнал. 1942. № 10. С. 119-122.
ОР РГБ. Ф.521. Карг. 1. Д. 10.
542
порядке освещения жизни периферийных avinn1
«открытые заседания» означало, что а Ивановском
тие. Основной доклад сделал малоквалнфициров'шшй "отеши
лист - доцент кафедры истории СССР И.И.Мордвишин И он с о
ем Докладе и все выступавшие вплоть до ассистента Хдры
В.М.Магдюка высказали резкие замечания Рубинштейну Речь So
том, что автор книги «представляет марксизм как непосредственное
продолжение буржуазной науки». Эта «ошибка в понимании истин-
ной природы марксизма приводит к тому, что о буржуазных и дво-
рянских историках он находит случай сказать доброе слово» Ру-
бинштейна упрекали в том, что он выдвинул неверный тезис об от-
ставании русской науки от западноевропейской. Отсюда проистекала
явно завышенная оценка «таких посредственных историков(!) как
Миллер, Шлёцер и др.». Участники обсуждения пришли к едино-
душному выводу о том, что «требуется коренная переработка, чтобы
учебное пособие могло стать полноценным учебником»2. В сыпав-
шихся на голову Рубинштейна обвинениях нетрудно заметить пере-
пев основных замечаний Жданова на книгу Александрова. Эти заме-
чания, сделанные по поводу истории философии, механически пере-
носились в область истории исторической науки. Такой способ кри-
тики, во-первых, был безошибочным (в дело пускались политически
и идеологически выверенные упрёки), во-вторых, соответствовали
квалификации инициаторов и участников обсуждения книги, не
вполне разбиравшихся в проблемах историографии.
Примечательной была одна деталь. В конце сообщения об
идеологически важном заседании было помещено несколько строк,
обращённых к читателям от редакции журнала: «Признавая вполне
назревшей потребность широкого обсуждения книги Н.Л.Рубин-
штейна, редакция приглашает историков, научные учреждения и ка-
федры принять участие в этом обсуждении»3. Так была открыта но-
вая идеологическая кампания в исторической науке.
проф. Н.Л.Рубинштейна//Вопросы истории. 1948. № 1. С. 154.
* Обсуждение книги
2 Там же.
3Там же.
543
Уже в самом её начале была одна страшная подробность, о ко-
торой рассказал в своём дневнике С.С.Дмитриев. Во время обсужде-
ния книги Рубинштейна в Ивановском пединституте за автора всту-
пилась преподаватель Нина Разумовская, недавняя выпускница
МГУ, знавшая Рубинштейна. «Тогда её так "проработали" всем соб-
ранием во главе с Мордвишиным (воображаю, что при этом в Ивано-
ве было сказано и как было сказано...), — писал Дмитриев, — что
придя домой, она перекинула через двери (?) ремешок, сделала пет-
лю и повесилась. Это была молодая (25 лет) красивая девушка, она
имела хорошие способности к научной работе»1.
Так началась антикосмополитическая кампания среди истори-
ков. Слово было дано виновнику события. Во втором номере журна-
ла «Вопросы истории» за 1948 г. Рубинштейн получил возможность
опубликовать статью «Основные проблемы построения русской ис-
ториографии»2. Она носила концептуальный и методологический
характер. Рубинштейн писал свою работу под впечатлением обсуж-
дения книги Александрова и общей сгустившейся идеологической
обстановки. Поэтому, обозревая развитие русской исторической нау-
ки, он усиленно подчёркивал ситуацию противостояния, борьбы ме-
жду историками, идейно-политическую направленность их позиций,
опровергал идею об определяющем влиянии западноевропейской
науки на русскую. В заключительной части статьи ему пришлось
указать на слабые стороны своей книги. В ней «не получила должно-
го раскрытия сама борьба за передовую и прежде всего за материа-
листическую науку, борьба идеологическая как движущее начало
развития науки». Отсутствовала «чёткость в трактовке вопроса о чу-
жеземных влияниях»3. Это было традиционное покаяние в своих гре-
хах, выраженное со спокойным достоинством. Рубинштейн, быть
может, и не подозревал, какой размах примет обсуждение его книги,
сколько упрёков падёт на его голову.
С большой долей вероятности немецкий историк Г ТПтёкль
предположил, что выступление Рубинштейна и опубликованная в
1 Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева // Отечественная история 1999 № 3.
С. 149.
2 Рубинштейн Н.Л. Основные проблемы построения русской историографии Вопро-
сы истории. 1948. № 2. С. 89-93.
э Там же. С. 92,93.
544
связи с началом обсуждения его книги статья по историографии не
понравились партийно-государственному руководству. Нужно было
в большей степени активизировать идеологический фронт. Началась
подготовка к более серьёзной схватке историков1.
С 15 по 20 марта 1948 г. прошло Всесоюзное совещание руко-
водителей кафедр истории СССР, созванное Министерством высше-
го образования СССР. О ходе совещания рассказывали два опубли-
кованных сообщения. Одно — в журнале «Преподавание истории в
школе» — было довольно кратким2. Другое — в журнале «Вопросы
истории» — представляло собой протокольную запись выступлений,
поэтому именно этот источник является более пригодным для вос-
становления картины события3. Темой дня был вопрос «О состоянии
советской исторической науки и её очередных задачах в свете поста-
новлений ЦК ВКП(б) об идеологическом фронте и итогах философ-
ской дискуссии». На самом же деле участники совещания обсуждали
книгу Рубинштейна «Русская историография». 60 человек подали
заявки на выступления, слово дали 26 — так говорилось в сообще-
нии. Опубликовано же было только 20 выступлений, не считая по-
следнего слова Рубинштейна4. Вероятно, автор сообщения не вклю-
чил в свою работу тексты тех выступлений, которые либо недоста-
точно внимания уделили критике книги, либо вовсе не касались её,
памятуя об официально объявленной теме дня. Внимание читателя
журнала специально концентрировалось на главном, основном.
Важнейшими пороками, которые усматривали критики в «Рус-
ской историографии», являлись «буржуазный объективизм», низко-
поклонство перед западноевропейской наукой, которыми книга была
«пронизана» (Е.Н.Городецкий), принижение марксистской науки. Тон
обсуждения и увесистость брошенных упрёков превратили совещание
в суд над книгой и её автором. АЛ.Сидоров прямо заявил, что «книга
Н.Л.Рубинштейна в основном не марксистская»5. А В.Е.Иллерицкий
* Stdkl G. Zur Zdanov-Ara in der sowjetischen Geschichtswissenschaft. S. 203.
2 Вернадский B.H. Всесоюзное совещание руководителей кафедр истории СССР И
Преподавание истории в школе. 1948. № 4. С. 76-77.
3 Вотинов А. Обсуждение книги Н.Л.Рубинштейна «Русская историография» // Во-
просы истории. 1948. № 6. С. 126-135.
4 Там же. С. 126.
5 Там же. С. 132.
35. Дубровский А. м.
545
усмотрел в построениях автора идеализм — качество, не только чуж-
дое марксизму, но и враждебное ему1. Выступавшие (И.И.Мордви-
шин, В.Т.Круть, В.Е.Иллерицкий) обвинили Рубинштейна и в том, что
он по-настоящему не признал своих заблуждений в работах, вышед-
ших после опубликования «Русской историографии». Книгу, по заяв-
лениям ряда участников совещания (И.К.Додонов, В.Т.Круть,
В.Е.Иллерицкий, А.Л.Сидоров, Е.Н.Городецкий), нужно не перераба-
тывать, а написать заново коллективу авторов.
По справедливому мнению Штёкля, мотивами критики Рубин-
штейна со стороны его коллег были служебное рвение, зависть и от-
кровенный страх2. Рубинштейну, которому дали слово в конце сове-
щания, оставалось только признать правоту всего сказанного его
критиками. Борьба против такого широкого фронта только обострила
бы положение историка.
В двенадцатом номере журнала «Вопросы истории» за 1948 г., в
передовой статье, были подведены предварительные итоги борьбы с
космополитизмом в исторической науке. Кроме Рубинштейна в ста-
тье были названы имена И.И.Минца, И.М.Разгона, О.Л.Вайнштейна,
Л.И.Зубока, Г.А.Деборина, И.С.Звавича. Во всей исторической науке
шёл широкий поиск космополитических ошибок, и всех великих и
малых жертв этого поиска не счесть. В официальный, опубликован-
ный для всеобщего сведения список Рубинштейн был включён од-
ним из первых.
Передовая статья журнала «Вопросы истории» претендовала на
некую теоретичность. В ней авторы указали на три источника космо-
политизма: М.Н.Покровский и его школа, поскольку она «фальсифи-
цировала, извращала исторические события, чернила великое про-
шлое народов нашей страны, издевалась над национальными тряди-
циями русского народа», дворянская и буржуазная историография,
наконец, «буржуазно-империалистическое окружение», «ибо космо-
политизм одно из идеологических орудий заправил с Уолл-стрита
и их агентуры, направленных на ослабление советского патриотизма,
1 Там же. С. 131.
2 Stokl G. Zur 2danov-Ara in der sowjetischen Geschichtswissenschaft. S. 204.
546
ослабление воли советского народа к борьбе за коммунизм»' Уста-
новив истоки космополитизма, авторы статьи определили его сущ-
ность следующим образом. «Безродные космополиты наших дней
искажают историю героической борьбы русского народа против сво-
их угнетателей и иноземных захватчиков, принижают ведущую роль
русского пролетариата в истории революционной борьбы как нашей
родины, так и всего мира, затушёвывают социалистический характер
и международное значение Великой Октябрьской социалистической
революции, фальсифицируют и искажают всемирно-историческую
роль русского народа в построении социалистического общества и в
победе над врагом человечества — германским фашизмом — в Ве-
ликой Отечественной войне»1 2.
Книга Рубинштейна была охарактеризована как «целиком на-
писанная с космополитической позиции "единого потока" развития
мировой исторической науки, в котором русская историография
представляется лишь как повторение и разновидность исторических
школ и направлений, возникших на Западе и перенесённых затем в
Россию. История русской исторической науки изображена Рубин-
штейном как филиация идей, оторванных от русского исторического
процесса, от классов и классовой борьбы в России. Принизив рус-
скую историческую науку, Н.Л.Рубинштейн поднял на пьедестал за-
рубежную буржуазную науку и её представителей, подвизавшихся в
России, главным образом немцев. Редколлегия журнала "Вопросы
истории" допустила грубую ошибку, не организовав на страницах
журнала критику космополитической, антимарксистской (!) книги
Н.Л.Рубинштейна "Русская историография". Больше того: предоста-
вив страницы своего журнала профессору Рубинштейну для выступ-
ления со статьёй о русской историографии, журнал фактически дез-
ориентировал историков»3.
Вслед за статьёй в «Вопросах истории» 29 января 1949 г.в
«Правде» была опубликована знаменитая статья «Об одной антипат-
риотической группе театральных критиков», после чего политиче-
1 О задачах советских историков в борьбе с проявлениями буржуазной идеологии //
Вопросы истории. 1948. К» 12. С. 6.
2 Там же.
3 Там же. С. 7.
547
35*
ская кампания расширилась, охватывая и подминая деятелей
туры, что, в свою очередь, стимулировало её продолжение и
историков.
литера-
всреде
В рамках наметившейся политической кампании 25 февраля в
Институте истории была организована сессия. Бывший на ней
С.С.Дмитриев записал в своём дневнике: «Дикие по тону выступле-
ния Аджемяна и Крутя. Их смысл в открытии космополитизма и ан-
типатриотизма в советской исторической науке. Носители этих гре-
хов — Рубинштейн, Минц, их защитник и покровитель Городецкий.
Против последнего резко заострена была речь Крутя. Аджемян "из-
ничтожал" Рубинштейна, причём повторяя то, что уже сказано было
в феврале-марте 1948 г., когда Рубинштейн публично признал свои
ошибки. Минц во время речи Крутя был вне себя. Собравшиеся вос-
приняли речи Аджемяна и Крутя отрицательно»1.
Наблюдая дальнейшее развитие событий в судьбе Рубинштейна
(а ему грозило увольнение из Исторического музея) и борьбу с кос-
мополитизмом в философской науке, Дмитриев отмечал: «Людьми
всё более овладевает чувство неуверенности во всём; имею в виду
людей интеллигентных занятий. Все ценности продолжают переоце-
ниваться, всё смещается и сдвигается, грозя оставить пустое место в
итоге такого хаотического мыслетрясения и людетрясения». Подоб-
ные Дмитриеву здравомыслящие люди, не потерявшие способности
аналитического восприятия действительности, не могли искренне
воспринимать обвинения, предъявляемые историкам. Дмитриев, раз-
мышляя над антикосмополитической кампанией, с сарказмом писал:
«Давным-давно добираются до идеалистов и космополитов в физике
и математике. Затрудняет, видимо, специальность этих областей нау-
ки. С "вообще" здесь не подступишься, а знаний у "критиков" (при-
сяжных) нет. Но ничего, придёт пора и к ним ключики подберут...
В борьбе с космополитизмом упускают страшного врага... всех жен-
щин. Ббльших космополитов в деле мод (на платья, шляпы, причёс-
ки, поведение, даже вкусы и взгляды) и пр. и представить себе
нельзя. Пора, пора бы их вывести на чистую воду!»2
* Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева. С. 146.
2 Там же.
548
сосуда™ Института истории Е.Н.Кушепа вспоминала: «Кам-
пания по борьбе с космополитизмом" в связи с тем, что в ней боль-
тую роль играл национальный вопрос, болезненно переживалась
близкими мне знакомыми и товарищами по работе, евреями по нацио-
нальности. Глубокое удовлетворение вызывала у меня тогда позиция
рЯда учёных Института истории (Б.ДГрекова, С.В.Бахрушина,
М.Н.Тихомирова и многих других)... Вспоминаю, что М.Н Тихомирову
предлагали выступить в антисемитском духе и получили от него в от-
вет: «Я в еврейских программах не участвую»1.
7 марта состоялось партийное собрание на историческом фа-
культете МГУ. «Вёл собрание секретарь партбюро факультета Ми-
хаил Тимофеевич Белявский... — вспоминала Е.В.Гутнова. — Нача-
лу собрания предшествовали драматические события. Узнав о наме-
ченной проработке за два часа до её начала, свалился с инфарктом и
попал в больницу академик Исаак Израилевич Минц. М.Т.Белявский,
бледный, с дрожащими губами, открыл это собрание. Я присутствова-
ла в зале по необходимости и обязанности. Зрелище оказалось весьма
поучительным. Главные обвинения предъявлялись И.И.Минцу,
Е.Н.Городецкому..., нескольким преподавателям с кафедры истории
СССР и нового времени... и нашим... медиевистам. Затем начались
громогласные обвинения и покаяния при довольно безгласном зале.
Лишь отдельные участники выступали с обличением»2.
Другой очевидец события С.С.Дмитриев, подводя итоги этому
собранию, писал: «Главная опасность — "школа Минца"... она —
проявление антипатриотизма в исторической науке, по ней главный
удар. На втором месте Рубинштейн с его "Историографией", это —
космополитизм в исторической науке. В отношении первых речь ед-
ва ли не пойдет об удалении с истфака. Для Рубинштейна дело может
кончиться исключением из партии. Рубинштейн ходит понурый. Он
решил просить об освобождении от председательствования в секции
феодального периода кафедры истории СССР в МГУ. Давно пора
ему это сделать. Следовало бы ему понять и ненужность и несвое-
временность его выступления хотя бы на историографической сессии
Академии наук. Но не понимает. На факультете страсти очень нака-
* Кушева Е.Н. Воспоминания Е.Н.Кушевой // Отечественная история. 1993. № 4.
С. 145.
2 Гутнова Е.В. Пережитое. М., 2001. С. 262.
549
лены. Вчера (14 марта — А.Д.) вывешена новая стенгазета. Студенты
и преподаватели весь день густой толпой теснились у нее. Газета
призывает искоренить космополитов в исторической науке»1.
11-16 марта 1949 г. по вечерам проходило расширенное заседа-
ние Академии общественных наук при ЦК ВКП(б), на котором фор-
мально обсуждались задачи исторической науки, а фактически, как
отмечал Дмитриев, обсуждался вопрос «о проявлениях космополи-
тизма среди советских историков». Собрание было многолюдным. По
свидетельству Дмитриева, «без конца... в речах почти каждого гово-
рившего» поминались Рубинштейн и Разгон. Лишь в последний день
долгого заседания Рубинштейн получил возможность сказать слово.
Он снова признал свои ошибки космополитического характера2.
К концу марта, казалось, обстановка сгустилась до предела.
«В кругах историков ждут завтрашнего номера "Культуры и жизни",
который весь целиком будто бы будет посвящён космополитам в
среде историков. Вот, поди, после его выхода и развернётся кампа-
ния! На этой неделе предстоит что-то в Институте истории. Говорят,
что Н.М.Дружинин стремится преодолеть общее давление и сдержи-
вает "крови жаждущих". Тяжёлая туча нависла над историками, мно-
гих не досчитаются, когда она минует», — писал в дневнике Дмит-
риев 20 марта3.
Через два дня к нему зашёл Рубинштейн, «похудевший и осу-
нувшийся». «Свыкся он с работой с молодёжью, с университетом. А
университет уже отчислил его, — писал Дмитриев. — В музее Исто-
рическом он подал заявление сам и получил отставку. Итак, профес-
сор и доктор со специальностью историографа остался без работы.
Из партии, думаю, что его исключат»4.
1 Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева. С. 146.
2 Там же. С. 147. Н.Л.Рубинштейн, получив сведения об организации обсуждения
его книги в Академии Общественных наук был даже рад. «Я доволен. Будет хоро-
шая дискуссия», наивно говорил он, полагая, что высокое положение Академии
обязывает к подлинному академизму (См.: Ардашникова Е. Не только личное. По-
весть о жизни А.М.Разгона воина, ставшего ученым, рассказанная его женой. М.,
1998. С. 102).
3 Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева. С. 148.
4 Там же.
550
24-28 марта 1949 г. проходило заседание учёного совета Ин-
ститута истории АН СССР, на котором также была осуждена тенден-
ция к «буржуазному космополитизму», которая ярко проявилась в
книге Рубинштейна . Одновременно, 25-28 марта, состоялось засе-
дание учёного совета исторического факультета МГУ, посвящённое
борьбе с космополитизмом.
«Печать об историках молчит, — писал Дмитриев. — Говорят,
что ожидается специальное решение ЦК по историческим делам.
Решение это будто бы будет в журнале "Вопросы истории", а в связи
с ним и о всех исторических делах. Весьма вероятно, вот уже тогда
будет всем сестрам по серьгам.. ,»1 2.
2 апреля 1949 г. Дмитриев записал в дневнике: «Говорят, что в
понедельник на этой неделе в ответственном учреждении (прим.
Дмитриева: Будто бы у т. Суслова. Слышал позднее) редакторов цен-
тральных газет и предложили несколько "приглушить" ставшие не-
стерпимо грубыми приёмы печати по выявлению космополитов. Го-
ворилось будто бы и о том, чтобы поосторожнее были бы с оргвыво-
дами и наклеиванием ярлыков — диверсант, подпольщик, двуруш-
ник и пр. "всё такое". В печати действительно заметна сдержанность.
В предпоследнем номере "Литературной газеты" Тарле в статье о
Лермонтове даже нарочно похвалил авторов с еврейскими фамилия-
ми и покритиковал авторов с русскими фамилиями. Последний, чет-
верговый, номер "Культуры и жизни" хранит гробовое молчание о
космополитах. Все трепетные ожидания историков газета пока не
оправдала. Нет даже хроникальной заметки о прошедших в Акаде-
мии наук, в Академии общественных наук, в МГУ и пр. учреждениях
собраниях о космополитах. Я как-то в последние дни притупился —
не успокоился, а именно притупился. В конце концов, когда же в
России людей, пишущих книги, не называли вредными и опасными,
не объявляли сумасшедшими, не снимали с кафедр и не отправляли
"куда Макар телят не гонял" (Дмитриева уволили из Комсомольской
школы, и он ждал дальнейших увольнений — А.Д.). Субботний но-
мер "Литературной газеты" благообразный, весь на мотив "Всё хо-
рошо, прекрасная маркиза..." Только на четвёртой странице между
1 Там же.
2 Там же. С. 149.
551
прочим, тихо, скромно сказано, что академик Крачковский не пони-
мает своих ошибок. Однако же не только он от сего непонимания не
наименован космополитом, но последнего слова вообще в газете не
содержится. Режиссёр свистнул, а может быть, только мигнул, и де-
корации мгновенно сменили»1 2.
На самом деле кампания далеко не закончилась, а только была
приглушена. Гонения на Рубинштейна продолжались. «В конце
40-х — начале 50-х гг. борьба с космополитизмом приобретала всё
больший размах, — вспоминала сотрудница Государственного Исто-
рического музея А.Б.Закс. — В МГУ её возглавил проректор
А.Л.Сидоров. Пытались в неё втянуть и студентов. Участников се-
минара Рубинштейна, например, обязали выступить с разоблачения-
ми в его адрес. Помню несчастное лицо Коли Покровского
(Н.Н.Покровский, ныне чл.-корр. АН СССР). "Я не буду выступать
против Николая Леонидовича — говорил он. — Пусть меня исклю-
чат из университета". Но до этого дело не дошло: из Ростова-на-Дону
его мать срочно выслала справку о лёгочном заболевании сына, Коля
получил отпуск и уехал на некоторое время домой» .
В случае с гонениями на Рубинштейна победа над «космополи-
тизмом» обернулась потерями для исторической науки. По воспоми-
наниям Е.Ардашниковой, после увольнения Рубинштейна из МГУ
как космополита преподаватели исторического факультета сделали
попытку написать новую книгу по русской историографии. «И когда
их части работы будут сложены, то окажется, что они потерпели
полное фиаско. Винегрет, распадающийся на отдельные составляю-
щие, отсутствие общей концепции, а попросту — книга не состоя-
лась»3. В 1955 г. начали выходить в свет том за томом «Очерки исто-
рии исторической науки в СССР», изданные Институтом истории.
С.С.Дмитриев писал по поводу выхода в свет первого тома «Очер-
ков»: «В двенадцатом номере журнала "Вопросов истории" помещён
обзор обсуждения в редакции этого журнала первого тома "Очерков
истории исторической науки в СССР". Редакторы тома Тихомиров,
Сидоров и [М.А.]Алпатов. Обзор ядовитый. Редакторам он не по ду-
1 Там же. С. 150.
2 Закс А.Б. Трудные годы И Вопросы истории. 1992. № 4-5. С. 158.
3 Ардашникова Е. Не только личное. С. 102.
552
me придется. Книга действительно слабая, лишённая цельной мысли,
единства, переполненная пёстрым, большей частью ненужным мате-
риалом. Изданием эта книга опоздала. Она пришлась бы ко двору в
1949-1951 гг.; встретила бы благожелательное отношение в 1951-
1952 гг. Но в 1955 г. с учёным видом доказывать, что наука сущест-
вует только в СССР, а весь прочий мир довольствуется лженаукой,
пожалуй, неуместно. Такой "мысли" даже советские читатели не по-
верят»1.
Стремясь избежать промахов раскритикованного труда Рубин-
штейна, авторы «Очерков» расширили предмет историографии так,
что он потерял ту определённость, которой обладал в книге Рубин-
штейна2. Авторы настолько обособили развитие исторической науки
в России от зарубежных влияний, что в их освещении эти влияния
вовсе исчезли. В книге В.И.Астахова по отечественной историогра-
фии обособления такого рода дошли до того, что революционно-
демократическая мысль была изолирована не только от достижений
зарубежных историков и философов, но и от русских «буржуазных»
исследователей3 4. Из книг по историографии исчез тот интеллекту-
альный фон (развитие философии, научной мысли в целом), который
обстоятельно был представлен в труде Рубинштейна. И только спус-
тя сорок лет(!) после опубликования книги Рубинштейна в выпущен-
ной в 1982 г. работе А.Л.Шапиро «Историография с древнейших
времён по ХУШ в.» научная мысль снова вернулась к рассмотрению
истории отечественной исторической науки на широком фоне интел-
лектуального развития Европы .
Лично для Рубинштейна критическая кампания, направленная
против его книги, обернулась уходом историка в иную область исто-
рического знания, менее опасную с идеологической точки зрения. Он
занялся историей сельского хозяйства в России в ХУШ в. Задуман-
' Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева // Отечественная история. 2000. № 1
С. 162.
МеТОДОЛ0ГИЯ ИСТ°РИИ и историография (статьи и выступления)
3 Астахов В.И. Курс лекций по русской историографии. Харьков 1959 См
Черепнин Л.В. Русская историография до XIX века. М., 1957. В обоих трудах зако^
плена критическая оценка работы Н.Л.Рубинштейна.
4 Шапиро А.Л. Историография с древнейших времен по XVIII век. Л. 198’
553
ные им ранее труды по историографии (в частности, он предполагал
написать книгу о И.Е.Забелине) так и остались ненаписанными.
Как уже отмечалось выше, после роковой сессии ВАСХНИЛ
летом 1948 г. развернулась активная борьба против «буржуазного
объективизма». По верному наблюдению историка-эмигранта Н.Ру-
тыча, начиная с осени 1948 г., в советской прессе были опубликова-
ны статьи, резко критикующие работы крупнейших советских истори-
ков и обвиняющих Институт истории в «забвении партийности в науч-
ной работе», в «буржуазной объективизме», в «грубо ошибочных анти-
марксистских трактовках ряда важнейших исторических проблем»1 2.
Тон задали две статьи — ив «Литературной газете» от 8 сентября и в
газете «Культура и жизнь» от 21 сентября. Некий А.Кротов (фамилия,
вероятно, псевдоним) писал в «Литературке» о трудах, выпущенных в
свет Институтом истории Академии Наук, в частности, о последней
книге Степана Борисовича Веселовского «Феодальное землевладение в
Северо-Восточной Руси»: «Важнейшие вопросы истории русского го-
сударства феодальной эпохи трактуются в ней с антимарксистских по-
зиций. Например, разложение феодализма объясняется автором чисто
биологически — естественным размножением служилых людей. Такой
же биологический принцип положен в основу рассуждений о формиро-
вании русского национального государства с центром в Москве. А та-
ким фактам как отказ от рабского труда в ряде хозяйств и массовый от-
пуск холопов на свободу даётся откровенное буржуазное, идеалистиче-
ское объяснение. Все они рассматриваются как результат влияния духо-
венства и церковной проповеди»". Автор статьи возмущался и содержа-
нием предисловия к книге. Оно было опубликовано без подписи. Авто-
ром этого предисловия был Л.В.Черепнин. В предисловии Черепнин то
подчёркивал значение «ценного вклада» работы Веселовского, то вы-
двигал ряд «серьёзных возражений» ему же. Всё это делалось для того,
чтобы оправдать выпуск книги под маркой Института истории и застра-
ховаться от возможной критики. Много лет спустя М.Н.Тихомиров яз-
вительно отметил, что «это предисловие явно дезориентирует читателя
1 Рутыч Н. К вопросу о развитии исторической мысли в СССР // Грани. Журнал ли-
тературы, искусства, науки и общественной мысли. 1950. № 9. С. 117.
2 Кротов А. Примиренчество и самоуспокоенность // Литературная газета. 1948.
8 сентября. С. 2.
554
своей поверхностностью и теоретической беспомощностью»1. Кротова
возмутило то, что спустя тридцать лет после Октябрьской революции
советский учёный создал немарксистскую книгу.
Итак, одной из основных жертв идеологической кампании дол-
жен был стать академик Степан Борисович Веселовский.
Ещё до революции он стал известен своими работами, в том
числе фундаментальными исследованиями по истории налогового
обложения в Московском государстве2 3. Победу большевиков в ходе
революции и гражданской войны он воспринял пессимистически, его
симпатии остались на стороне Временного правительства. После не-
большой паузы в опубликовании научных трудов он выступил с ря-
дом работ по истории аграрных отношений в средневековой Руси.
Это была новая тема в его творчестве, сменившая собою тему фи-
нансовой истории. Объясняя своё новое увлечение, в 1934 г. он гово-
рил академику-секретарю В.П.Волгину: «До революции сущест-
вовав] у историков представление], что по IX-XV в[в]. ничего сде-
лать нельзя, п[ото]му ч[то] источников нет, а всё, что есть, давно из-
вестно. [Революция] открыла архивные фонды монастырей. Мне
удалось ознакомиться только с 4 монастырскими] фондами и я убе-
дился, что наличные материалы по этим вопросам можно увеличить
по кр[айней] мере раз в 10. И остаётся не переделывать старые по-
з
строения, а создавать новые» .
В 1940-е гг. среди историков Веселовский стоял особняком. Он
не стремился непременно превратиться в марксиста, как другие его
коллеги, и оставался независимо мыслящим учёным насколько это
было возможно. В откровенных дневниковых записях 1940 г. (26
марта) он признавался в следующем: «Каждая поездка в Москву, ка-
ждый выход "в свет" напоминает мне, что мы стали чужими в земле
родной. И прежде негустые ряды научных работников сильно поре-
дели. Много дорогих и близких мне людей умерло или сошло со сце-
ны, частью преждевременно. О них можно вспоминать с благодарно-
стью к судьбе, что они были, что я встречал на своём жизненном пу-
1 Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 9.
2 См.: Кобрин В.Б., Аверьянов К.А. С.Б.Веселовский. Жизнь, деятельность. Лич-
ность. М., 1989.
3 С.Б.Веселовский в письмах, мемуарах, дневниках (подг. А.М.Дубровский) // Оте-
чественная культура и историческая мысль XV11I-XX вв. Брянск, 2004. С. 230.
555
ти таких людей и пользовался их симпатией и дружбой. Нельзя того
же сказать о тех, котор[ые] остались в живых. За оч[ень] редкими
исключениями они давно забросили всякую научную работу. Одних
сломила нужда, вынужденное бездействие или катастрофы вроде
ссылок, другие и раньше были подобны луне, котор[ая] сияет чужим
отражённым светом. Теперь им нечего отражать, они померкли и
средь детей ничтожных мира б[ыть] м[ожет] самые ничтожные.
Самое тяжёлое впечатление производит печать постоянного
животного трепета за свою жизнь на лицах моих бывших друзей и
знакомых, которую легко увидеть, сравнивая теперешний облик че-
ловека с тем, котор[ый] был раньше и, казалось, подавал надежды
быть человеком до конца своих дней. Да и не мудрено деформиро-
ваться духовно и научно в обстановке уплотнённых квартир, всяких
житейских недостатков и нехваток при полной иногда б[ыть] м[ожет]
преувеличенной неуверенности в своём праве на существование и
необеспеченности элементарных прав личности.
Легко понять, что к невинной деформации личности, которая
часто вызывает и должна вызывать только сожаление и сочувствие,
слишком часто примешивается ёрничество и более или менее удач-
ное поползновение при помощи мимикрии восторжествовать над не-
удобствами жизни.
Горький опыт показывает, но кажется никого не учит, что возлечь
на ложе Авраама не столь трудно, но существовать сколько-нибудь
продолжительное время на таких позициях совершенно невозможно»1.
Эта позиция аутсайдера по отношению к официальной науке
уберегла Веселовского от ряда поверхностных и натянутых построе-
ния, резкого преувеличения отдельных сторон исторического про-
цесса, например, роли экономики или классовой борьбы в истории
средневековых обществ, идеализации Ивана Грозного и его оприч-
нины. Как верно писал историк-эмигрант Ю.Валенский, знавший
Веселовского ещё до революции, он «остаётся по существу на почве
своего государственно-правового воззрения: феодализм он рассмат-
ривает как государственную систему, а его институции как элементы
этой системы. Говоря об экономических процессах и социальных
противоречиях и конфликтах, он изучает юридическую форму или
1 Там же. С.235-236.
556
правовые факторы и отражения этих процессов и не ставит их в за
висимость от основных этапов развития феодализма как "обществен
но-экономическои формации”»1.
Судя по трудам Веселовского, он по-своему синтезировал дос-
тижения «государственников», наследником и критиком которых был
В.О.Ключевскии, и идеи о феодализме на Руси, обоснованные
Н.П.Павловым-Сильванским. Этим путём шли многие «старые специа-
листы», сформировавшиеся в школе Ключевского, до той поры пока
жизненные обстоятельства не вынудили их в 1930-х гг. принять совет-
ский вариант марксизма. Веселовский отличался от них ещё и тем, что
он придавал гораздо большее значение государственно-юридической
стороне развития феодального общества, мог опереться при анализе тех
или социальных явлений на свои профессиональные знания по истории
права, что усиливало его позиции как исследователя.
Его книга «Феодальное землевладение в Северо-Восточной Ру-
си» была многолетним итоговым трудом, вобравшим в себя материал
предыдущих работ историка. Книга включала в себя только первые
две части исследования (частное и митрополичье землевладение),
третья и четвёртая части (монастырское землевладение и крестьян-
ское) должны были быть опубликованы позже.
Работа Веселовского в известном смысле продолжала и углуб-
ляла то, что дали науке труды Павлова-Сильванского. «Талантливые
этюды Н.П.Павлова-Сильванского... имели большой успех... — пи-
сал Веселовский в первой главе своей книги. — К сожалению, Пав-
лов-Сильванский не успел приобрести больших познаний в западно-
европейской литературе по феодализму, очень мало занимался само-
стоятельным исследованием отечественных первоисточников и поль-
зовался в своих этюдах главным образом сравнительно-историчес-
ким методом. Он горел нетерпением поскорее доказать существова-
1 Валенский Ю. Памяти академика С.Б.Веселовского (1876-1952) // Вестник Инсти-
тута по изучению истории и культуры СССР (Мюнхен). 1953. № 4. С. 132. Ср. суж-
дение на ту же тему Л.В.Даниловой: «Веселовский не мыслил феодальный строй вне
крупного привилегированного землевладения, через которое эксплуатировалось
зависимое население. И тем не менее феодализм для него — это прежде всего особая
система управления. Вотчину и поместье Веселовский рассматривал как самодов-
леющие и независимые хозяйственные, податные и судебно-административные
ячейки» (Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. М., 1985. С. 131).
557
ние феодализма на Руси и стал на рискованный путь смелых сравне-
ний и поверхностных аналогий. В то же время работы Павлова-
Сильванского ясно показали необходимость продолжать исследова-
ние источников внутренней истории Руси. Только после этой пред- '
верительной работы станут научно плодотворны сравнения и сопос-
тавления институтов русского феодализма с феодализмом в других
европейских странах»1. Как и Павлов-Сильванский, Веселовский
подходил к исследованию правовых и социальных явлений на Руси,
рассматривая их в контексте развития аналогичных явлений в Евро-
пе, используя ту же терминологию, тот же понятийный аппарат. Как
и Павлов-Сильванский, он опирался на юридические источники и
кроме того использовал практически все доступные памятники
письменности, пригодные для решения поставленных вопросов. В
отличие от Павлова-Сильванского, он пристальнее анализировал па-
мятники прошлого, а поскольку за XIV-XV вв. их осталось немного,
то он для убедительности анализа расширил рамки исследования и
охватил им еще и XVI в. Это позволило ему проследить судьбу изу-
чаемых явлений в условиях Российского государства. Вместе с тем
Веселовский сузил тему исследования: если Павлов-Сильванский
старался охватить все важнейшие социальные явления, характери-
зующие феодализм на Руси (общину, крупное землевладение — бо-
ярщину, иммунитет, вассалитет и пр.), то Веселовский брал только
крупное землевладение. Таким образом, историк шёл в глубь пред-
мета изучения.
Веселовский осветил эволюцию права и социальной жизни в
течение указанных трёх веков, в частности, состояние землевладения
и поземельных отношений, правительственную земельную политику,
в определённой степени — судьбу служилых людей (вотчинников и
помещиков), крестьян, холопов, вотчинное хозяйство. Он более или
менее глубоко затронул важные вопросы — экономики, демографии
и географии Руси в средние века, методы колонизации Северо-
Восточной Руси, факторы объединения русских земель, закрепоще-
ния крестьянства.
1 Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. Том 1. М.-
Л., 1947. С. 14-15.
558
Много позже об этой книге и о творчестве историка будут пи-
сать так «глубина исследования просто непостижимая» (А.А.Зи-
мин), <<и источниковедческие штудии, и конкретно-исторические
исследования Веселовского — золотой фонд советской историогра-
фии» (Л.В.Данилова) . Это оценки наследия историка, высказанные
после его смерти. При жизни же Веселовского в журнале «Вопросы
истории» вышла рецензия на его книгу, написанная ленинградским
учёным Иваном Ивановичем Смирновым. Она называлась по-
боевому «С позиций буржуазной историографии» и была написа-
на, возможно, под определённым влиянием статей в «Литературной
газете» и в газете «Культура и жизнь»3. Как предполагал Н.Рутыч,
Смирнов получил «задание при помощи критики С.Б.Веселовского
вернуть заблудившихся историков на лоно «марксистско-ленинской
методологии»4.
И.И.Смирнов, талантливый исследователь, был в то же время
типичным советским марксистом-догматиком. Он понимал, кто та-
кой Веселовский и что он значит в науке: в рецензии он справедливо
назвал Веселовского «крупнейшим специалистом по вопросам исто-
рии землевладения». И вместе тем несовпадения построений Весе-
ловского с положениями марксизма, которые Веселовский выявил не
в результате умозрительных занятий, а в итоге пристального иссле-
дования источников, были превращены рецензентом в мишени, по
которым он и открыл огонь. Как писали В.Б.Кобрин и К.А.Аверьянов
в своей брошюре о Веселовском, рецензия Смирнова носила харак-
тер «не столько разбора, сколько приговора»5. Смирнов выступил
против решения Веселовским таких проблем как происхождение ча-
стной собственности на землю, классовой борьбы как фактора рож-
дения этой собственности, причины измельчания крупного феодаль-
ного землевладения. Названные авторы обратили своё внимание
1 Отечественная культура и историческая мысль XVIII-XX веков. Брянск, 1999.
С. 206.
2 Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. М., 1985. С. 130.
3 Смирнов ИИ. С позиций буржуазной историографии // Вопросы истории. 1948.
№10. С. 113-124.
4 Рутыч Н. К вопросу о развитии исторической мысли в СССР. С. 119.
5 Кобрин В.Б., Аверьянов К.А. С.Б.Веселовский. Жизнь, деятельность. Личность. М.,
1989, С. 27.
559
только на третий вопрос, поднятый Смирновым. Л.В.Данилова опи
сала вклад Веселовского в изучение темы, проанализировала его об
щий подход к феодальному обществу и подчеркнула существенные
отличия между концепциями феодализма и судеб русского крестьян-
ства в книге Веселовского и в советской науке его времени1. Таким
образом, в историографической литературе позиции Веселовского и
Смирнова пока остаются до конца не проанализированными.
Начнём с самого острого из обвинений, брошенных Смирно-
вым, — с вопроса об образовании частного землевладения. Это был
важнейший сюжет книги Веселовского. «Схема С.Б.Веселовского
носит глубоко спекулятивный, умозрительный характер, — писал
Смирнов. — Краеугольным камнем марксистской теории происхож-
дения частной собственности является учение об общинной собст-
венности на землю как первоначальной форме земельной собствен-
ности... Рассмотрение вопроса о происхождении частной собствен-
ности на землю немыслимо вне рассмотрения вопроса об общинной
собственности на землю как предшественника и источника образова-
ния частной собственности на землю. Однако именно этого и нет в
книге С.Б.Веселовского»2.
Чтобы понять воззрения критикуемого историка во всей их
сложности, необходимо привлечь к рассмотрению другие его сочи-
нения. Еще в 1926 г. в книге «К вопросу о происхождении вотчинно-
го режима» Веселовский совершенно определённо высказался по
этому вопросу. Он решал его конкретно, опираясь на исторические
источники и учитывая природно-географические, демографические,
политические условия Руси и её различных районов. Автор книги
обнаружил два пути образования вотчинного землевладения. Один
был характерен для новгородской, Северо-Западной, Руси, другой —
для остальных территорий Руси, в частности для Руси Северо-
Восточной («всё зависело от условий образования частной собствен-
ности, а условия эти не везде были одинаковыми»)3. В данном случае
большое значение имел политический строй той или иной земли,
форма власти. «В областях Новгорода (в условиях республики —
1 Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. С. 130-131.
2 Смирнов И.И. С позиций буржуазной историографии. С. 114.
3 Веселовский С.Б. К вопросу о происхождении вотчинного режима. М., 1926. С. 27.
560
А.д.) землевладение складывалось без участия княжеской власти
Процесс захвата новых земель и колонизации возглавляли бояре
Становясь землевладельцами под верховной властью Новгорода
0Ни усваивали те же права суда и дани, которые в удельной Руси
принадлежали только князьям»’. В Северо-Восточной Руси с ее мо
нархическим строем «всё землевладение... складывалось под силь-
нейшим влиянием князей» . То есть здесь единственным путем фор-
мирования вотчины был путь пожалования земли служилому чело-
веку. Именно этот путь стал предметом исследования Веселовского в
его книге о землевладении в Северо-Восточной Руси.
К вопросу о средневековом землевладении на Руси Веселов-
ский обратился в другой книге — «Село и деревня в Северо-
Восточной Руси XIV-XV вв., опубликованной в 1936 г. Теперь он
подошёл к теме истории землевладения с другой стороны. В этой
работе он обосновывал существование отдельного крестьянского
владения («частной собственности», по не вполне верным представ-
лениям советских историков) в указанное время. То есть наряду с
вотчиной феодала в исследуемое Веселовским время существовало
такое же землевладение крестьянина. Эта мысль была подвергнута
острой критике в предисловии к книге. Неизвестный автор (возмож-
но, С.А.Пионтковский — заведующий кафедрой истории русского
феодализма в ГАИМК), выступая от лица редакции, писал: «В своих
построениях С.Б.Веселовский имеет в качестве основной методоло-
гической предпосылки своеобразную робинзонаду, выработанную
русской дворянско-буржуазной историографией. Сущность этой ро-
бинзонады сводится к тому, что начальной формой землевладения в
России была частная земельная собственность отдельного двора
деревни, возникшей в результате захвата крестьянином-пионером
свободных девственных земель. Теория о первобытном крестьянине-
пионере является проецированием в глубь истории категорий буржу-
азного общества, в данном случае капиталистического фермера.
В "Происхождении семьи, частной собственности и государства Эн-
гельс, излагая ход развития форм землевладения: от родовой комму-
1 Там же, С. 28.
2 Там же. С. 31.
36. Дуб₽а*<*»‘й А-м'
561
ны к сельской общине, — подчеркивает, что "для России такой путь
развития представляется вполне доказанным"»1 2.
Автор предисловия исходил из общеисторических соображений
и выводов, которые он находил в сочинениях классиков марксизма
Веселовский же опирался на источники. Именно в этом была его си-
ла как исследователя и отличие его позиции от позиции марксист-
ского догматика. В памятниках письменности Веселовский ясно уви-
дел, что в XIV-XV вв. для Северо-Восточной Руси была очень харак-
терна однодворная деревня. Количество дворов в деревнях стало на-
растать только со второй половины XV в. Вероятно, крестьяне при-
ходили на житьё в тот или иной угол Северо-Восточной Руси не
большими коллективами, а семьями. «В качестве пионеров земле-
дельческой культуры на первом плане и в первых ролях являются не
монастырь и даже не группы и союзы крестьян, а слободчики и от-
дельные крестьяне, которые селятся на расчищенных от леса участ-
ках однодверными деревнями, иногда отец и сын порознь»'. Такую
деревню Веселовский назвал «деревня-хутор». Реконструкция, про-
ведённая историком, вполне соответствует тому, что писали о той же
эпохе или о времени, близком к ней другие авторы3. Поправляя по-
строения Веселовского, исследователи выдвинули мысль о том, что
не однодворная деревня была первой формой поселения, а починок,
выставок или займище, а деревня была уже следующей, более устой-
чивой формой поселения, возникшей на основе починка4. И починок
и займище всё же представляли собою однодверное поселение. Та-
ким образом, упрёк в «робинзонаде», брошенный Веселовскому ав-
тором предисловия к его книге, был совершенно несостоятелен.
1 Веселовский С.Б. Село и деревня в Северо-Восточной Руси X1V-XVI вв. М.-Л.,
1936. С. 7-9.
2 Там же. С. 120.
3 См.: Воронин Н.Н. К истории сельского поселения феодальной Руси. Л., 1935.
С. 70-71; Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. С. 108-109, 116-117, 156, 179 и
др.; Дегтярёв А.Я. Русская деревня в XV-XV11 вв. Л., 1980.
4 Романов Б.А. Изыскания о русском сельском поселении эпохи феодализма (по по-
воду работ Н.Н.Воронина и С.Б.Веселовского) // Вопросы экономики и классовых
отношений в Русском государстве X11-XV1I вв. М.-Л., 1960. С. 410; Дегтярёв А.Я.
Русская деревня в XV-XV1I веках. Очерки истории сельского расселения. С. 5.
562
Картина рассеянных по значительным просторам деревень в
один-три двора заставила Веселовского справедливо усомниться в
«исконности и универсальности земельной общины» и коллективном
(общинном) землевладении, о чём он осторожно поставил вопрос в
книге «Село и деревня». «Каждая деревня была самодовлеющим
комплексом сельскохозяйственных угодий. Что же касается сёл, то
следует подчеркнуть присутствие в них значительного количества
дворов служилых, людских и церковных причетчиков. Живя в селе,
слуги, люди и причетчики имели пашню в общих сельских полях че-
респолосно с крестьянами, обрабатывая её в одних случаях на себя, в
других на вотчинника. .Сторонникам исконности и универсально-
сти земельной общины следует попробовать продумать эти факты и
представить себе, в частности, чем могла быть сельская земельная
"община” при описанном выше составе сельского населения»1.
Гораздо более полно и ясно позиция Веселовского выражена в
неопубликованном до сих пор фрагменте — наброске к третьему то-
му «Феодального землевладения», написанном в 1945 г.2 Видимо,
вопрос о происхождении частной собственности очень занимал ис-
торика. По этому поводу он писал: «Было время, когда историкам
как будто казалось, что ключ к решению вопроса найден. Изучая со-
временное им крестьянское землевладение в странах Западной Евро-
пы и в России, они нашли во многих местностях то в остатках и пе-
режитках, то как живой институт коллективное землевладение —
крестьянскую земельную общину. При горячем желании поскорее
найти решение вопроса, давно занимавшего научную мысль, каза-
лось, что решение найдено. Первичной формой землевладения была
признана крестьянская марковая или сельская община. Частная соб-
ственность образовалась путём захвата общинных земель, путём зло-
употребления властью со стороны сильных экономически и социаль-
но людей. В основе этого упрощённого представления о происхож-
дении частной собственности лежало неверное и недоказанное исто-
1 Веселовский С.Б. Село и деревня в Северо-Восточной Руси. С. 107.
2 Цитируемый ниже фрагмент хранится в домашнем архиве дочери историка — Ан-
ны Степановны. Приношу ей глубокую благодарность за возможность использовать
аботу её отца. Текст атрибутирован и датирован на основе записи, сделанной
ХРЙ СУПРУГИ Степана Борисовича Ольги Александровны. На обороте последнего
листа она написала: «Наброски к Ш т. феодального землевладения. 29/IX. 45 г.».
563
36*
риками предположение, будто вся или почти вся территория указан-
ных стран с древнейших времён и позже была освоена общинами».
Как было показано выше, Веселовский не видел общины во
владельческом селе. Однако кроме неё в изучаемую им эпоху суще.
ствовала черная волость. Относительно неё Веселовский писал в том
же фрагменте — наброске к III тому своей книги следующее: «Воло-
стная община чёрных крестьян не есть земельный союз, а админист-
ративно-тягловая единица. Вопросы землевладения и землепользо-
вания составляют только часть компетенции волостной общины и её
органа — волостного мира. В волостной общине не было ни общих
полей, ни земельных наделов, ни переделов. Существовавшие уже в
XV в. выти, обжи, луки и сошки были единицами раскладки податей
и повинностей, а не земельными наделами.
Волость состояла из большего или меньшего количества дере-
вень, большею частью немноголюдных. Каждая деревня была особой
сельскохозяйственной единицей и самостоятельно владела комплек-
сом различных земельных угодий. Крестьяне каждой деревни владе-
ли землёй и распоряжались ею как полные собственники — на вот-
чинном праве, которое по своим существенным элементам ничем не
отличалось от вотчинного права частных собственников централь-
ных частей Руси».
Как и многие историки, Веселовский считал общину главным
образом поземельной организацией. В XIV-XV вв. из-за небольшой
плотности населения поземельный механизм в общине, действитель-
но, был слабо выражен. В России его развитие падало на конец сред-
невековья и новое время1. Община же, как показала Л.В.Данилова,
была не только поземельной организацией, а главным образом соци-
альным институтом с широкими и разнообразными функциями. По-
этому «нельзя..., особенно при наличии свободной заимки... по од-
1 Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. М., 1994. С. 105. В среде
современных медиевистов имеет хождение вполне обоснованное мнение о том, что
община не прослеживается как поземельная организация у германцев в начале сред-
невековья, что свидетельствует о неполной ясности вопроса и для современной нау-
ки. См.: Коняшин Ю.Н., Серовайский Я.Д. О структуре аграрного пейзажа в Алема-
нии VII1-IX вв.( в связи с толкованием термина zelga) И Средние века. Выл. 62. М.,
2001. С. 61-83; Серовайский Я Д. О понятии terra salica в Салической правде //
Средние века. Вып. 63. М., 2002. С. 11-42.
564
ному земельному механизму судить о степени сформированное™
сельской общины» . Внутри общины, по мысли Л.В.Даниловой су-
ществовало семейное и индивидуальное владение землёй, чего не
учитывал в должной мере критик Веселовского Смирнов «Показа-
тельно, что наряду с термином "владение" крестьяне нередко упот-
ребляют термины "вотчина",... "держава", "посилье", более точно
выражающие характер распоряжения принадлежащими им угодьями
Разнообразие терминологии отражало и различия в праве владения и
отчуждения участками, зависящие от конкретных способов их при-
обретения (получение по наследству, купля, мена, собственная рос-
чисть на волостной земле и т.д.). Термин "вотчина" по отношению к
крестьянским землям применялся в таком смысле, как и к землям
княжеским, боярским и монастырским», — писала Данилова1 2. Таким
образом, ближе к истине в вопросе о характере крестьянского земле-
владения был всё-таки не Смирнов, а Веселовский.
По словам Смирнова, «важнейшим теоретическим пороком»
концепции Веселовского было отсутствие в его рассказе классовой
борьбы «как необходимого момента образования частной собствен-
ности на землю»3. Эта борьба, по мысли Смирнова, шла за землю.
В книге Веселовского речь шла главным образом о таком пути обра-
зования земельных владений как освоение в XIV-XV вв. никем не
занятых земель. Автор подробно не останавливался на этом явлении,
оно у него больше подразумевается как нечто известное, отразив-
шееся в источниках, но не исследуемое им специально. Веселовский
писал: «Изучение источников XIV-XV вв. создаёт определённое пред-
ставление, что славяне в процессе заселения северо-восточной Руси
продвигались по бассейнам крупных рек и их притоков и сбивались в
удобных для поселения местностях, между которыми лежали огром-
ные пространства слабо заселённых или вовсе пустых земель, обой-
дённых засельниками. В тяжёлой борьбе с природой поселенцы, рас-
полагая небольшими техническими средствами, шли по линии наи-
меньшего сопротивления: они выбирали для поселения и хозяйства
такие места, которые легче поддавались хозяйственному освоению и
1 Данилова Л.В. Сельская община в средневековой Руси. С. 81.
2 Там же. С. 234.
3 Смирнов И.И. С позиций буржуазной историографии. С. 116.
565
навали возможность с наименьшей затратой труда овладеть богатст.
вами природы»1- Не учитывая демографической ситуации - редкой
заселённости огромных пространств — (а демографический фактор
советские исследователи того времени, как правило, вообще не бради
во внимание), Смирнов критиковал представления Веселовского.
Смирнов полагал, что феодалы захватывали общинную землю, а кре-
стьяне-общинники сопротивлялись этим захватам и отвечали вспыш-
ками классовой борьбы. Однако как княжеское пожалование, так и
освоение незанятых земель не могло сопровождаться классовой борь-
бой, тем более, что во втором случае не с кем было бороться.
Однако, по представлениям Смирнова, классовая борьба была
постоянным фактором исторического развития и не могла не прояв-
ляться в XIV-XV вв. тем более в таком важном процессе как образо-
вание частного землевладения. Поскольку картины этой борьбы не
было в книге Веселовского, то Смирнов заключал: «Самое меньшее,
что можно сказать по поводу его теории, — это то, что она безна-
дёжно устарела. С.Б.Веселовский отстал от развития советской исто-
„ 2
рическои науки» .
Важным звеном концепции Веселовского Смирнов считал объ-
яснение причин разрушения крупного феодального землевладения.
В восьмой главе своего исследования Веселовский детально показал,
как из-за семейных разделов вотчины, достававшейся по наследству,
она постепенно — от сыновей до внуков и правнуков первоначаль-
ного владельца — постепенно дробилась. Порой автору удавалось
проследить процесс такого дробления за три столетия. Наряду с этим
действовала и другая тенденция — роста частного землевладения за
счет княжеских пожалований и купли земель. Веселовский пришел к
важному выводу, что «княжение Василия Тёмного можно считать
временем, когда старое вотчинное землевладение достигло высшего
предела распространения и остановилось в своем росте»2 3. С конца
XV в. произошел поворот в земельной политике московских кня-
зей от пожалований служилых людей вотчинами они перешли к
раздачам поместий. Смирнов не обратил внимания на вторую тен-
2 и Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. С. 159.
з Смирнов И.И С позиций буржуазной историографии. С. 118.
ловски . Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. С. 86.
566
дениию в эволюции землевладения на Руси, а сосредоточился „а
первой. Он увидел в построениях Веселовского «позицию " воеоб
разного мальтузианства», то есть опять-таки «буржуазной» теооти
«для истории крупного феодального землевладения, по крайней ме«
до эпохи Ивана Грозного, характерен прежде всего процесс рос™
этого землевладения - и главным образом за счет чёрных к^спян-
ских земель», — писал он . н крестьян
В связи с пониманием судеб вотчинного землевладения Смир-
нов обратил внимание на освещение Веселовским такого острого для
советской науки сюжета как история опричнины. «С.Б.Веселовский
давно и настойчиво выступает против взгляда на опричнину как на
политику экономического и политического разгрома боярства. Соб-
ственная точка зрения С.Б.Веселовского по вопросу об опричнине
сводится к отрицанию политического значения опричного террора
Ивана Грозного и к взятию под сомнение основы экономической по-
литики опричнины — конфискации княжеского и боярского земле-
владения. Такому взгляду на опричнину С.Б.Веселовский противо-
поставляет свою схему крушения вотчинного землевладения в ре-
зультате семейных разделов. Если в опричнине не было нужды, то
тем самым и борьба Ивана Грозного с боярством теряет прогрессив-
ное историческое значение»2. Рецензент неявным, но достаточно яс-
ным для историков образом указывал на то, что Веселовский разо-
шёлся во мнении с официальным признанием прогрессивности оп-
ричнины. А это утверждало читателя рецензии во мнении об анти-
марксистской и едва ли не антисоветской позиции Веселовского.
Итак, рецензия Смирнова на книгу Веселовского действительно
была разгромной и, как показало дальнейшее развитие исторической
науки, совершенно несправедливой. После такой проработки в печати
для работ Веселовского дорога к читателю была закрыта. Это видно по
письмам историка, в которых он сетовал на то, что подготовленные им
работы залёживаются в редакциях годами, а он не получает никаких
объяснений причин такого положения. «Много будет хлопот тем, кто
* Смирнов И.И. С позиций буржуазной историографии. С. 120.
567
после моей смерти будет издавать мои труды», — печально заверщИл
он письмо Н.В.Устюгову, написанное в начале 1952 г.
В двенадцатом номере журнала «Вопросы истории» за 1948 г.
его редакция указала на «широкое распространение объективистских
взглядов» среди сотрудников Института истории Академии наук
СССР, на выпуск порочных работ Институтом, «которые становятся
каналом для распространения враждебных марксизму концепций».
Это было прямое указание на книгу Веселовского".
Журнал констатировал опасность отступления от классовых по-
зиций и определил заражённых вирусом буржуазных теорий. Это
были историки старшего поколения, иными словами — специалисты
«старой школы» или «старые спецы», как их именовали в 1920-х гг. и
порой в 1930-х. Наивно было бы думать, что редакционная статья с
её боевым зарядом была порождением исключительно историков,
входивших в состав редакции. За фигурами членов редакции подни-
мались фигуры людей власти, работников аппарата ЦК. И сами чле-
ны редколлегии, как И.И.Смирнов в его выступлении против
С.Б.Веселовского, представляли собою в значительной мере партий-
но-государственных функционеров, выполнявших веление команд-
ных органов.
Обозревая взаимоотношения историков и власти с 1943 по вто-
рую половину 1940-х гг., нужно отметить односторонность в суще-
ствовавших не столь давно представлениях о состоянии и успехах
науки в это время. На профессиональном жаргоне историков указан-
ные годы назывались порой в устной традиции «золотым веком фео-
дализма». Это означало, что в послевоенные годы было опубликова-
но особенно много работ по истории средневековой России, что
именно в этой области были достигнуты наиболее значительные ус-
пехи. В определённой мере это действительно так. Однако, как видно
из приведённых материалов, для историков эти годы были временем
духовного угнетения, усиления идеологического давления на них со
стороны власти.
2 Переписка С.Б.Веселовского с отечественными историками. М., 2001. С. 493.
Против объективизма в исторической науке//Вопросы истории. 1948.№ 12. С. 10-12.
568
Во второй половине 1940-х гг. усилилась патриотическая тен-
денция, в идеологии партии. И если в годы войны её роль в целом
была благотворна для духовного вооружения народа, то для истори-
ческой науки, особенно в послевоенное время, когда она приобрела
ярко выраженный непросвещённый, великодержавный характер её
воздействие на содержательную сторону науки было губительным.
Антикосмополитическая линия конца 1940-х — начала 1950-х гг.
в идеологическом наступлении охватывая разные области духовной
жизни советского общества, имела ярко выраженный исторический ас-
пект, так как заключала в себе борьбу против принижения достижений
русского народа не только в настоящем, но и в прошлом. Поэтому в не-
посредственной связи с реализацией этой линии актуализировались и
обострились отношения в системе «власть — историк». При этом, как
показали события 1948—1949 гг., «людям власти» не обязательно было
непосредственно выступать в качестве авторов очередных указаний.
Достаточно было контролировать и консультировать тех историков-
администраторов, кто возглавлял научно-исследовательские и образова-
тельные учреждения, редакции органов научной периодики. Они, фак-
тически представляя власть, выполняли её руководящую и идейно-
воспитательную функции по отношению к историкам. Историки-
администраторы не были единственным орудием в политике власти.
Играя на непросвещённом патриотизме, антисемитизме, стремлении
человека по тем или иным мотивам проявить свою партийную позицию
(вполне искреннюю или конъюнктурную), идейную непримиримость,
используя стря* человека оказаться недостаточно принципиальным
коммунистом, власть находила среди историков опору в проведении
критической кампании против того или иного учёного.
Для жертв идеологического наступления сороковые годы, как и
1930-е ознаменовались новым психологическим шоком, отказом от
творческих планов, недопущением работ в печать.
ГЛАВА VII.
ТЕНДЕНЦИИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ В 1940-1950-е гг.
1. Героизация отечественной истории в публицистике
и учебной литературе
Победа СССР в Великой Отечественной войне закрепила тен-
денцию к героизации облика отечественной истории. Эта тенденция
в освещении отдельных исторических тем в художественных произ-
ведениях (литература, театр, кино) начала в известной степени ска-
зываться еще в 1930-х гг. В годы войны она уже в гораздо большей
мере реализовалась в публицистике, использовавшей материал по
истории России. Виднейшей фигурой в этой области творчества был
А.Н.Толстой.
5 июля 1941 г. Толстой написал очерк «Родина», в котором об-
ратился к русскому средневековью. Пафос очерка заключался в про-
ведении глубокой связи между современностью и далёкой историей
России, в пропаганде огромной жизнестойкости русского народа.
Писатель преподносил эту идею в форме прозрений легендарного
пращура — древнего славянина, глядевшего в даль веков: «Он был
силён и бородат, в посконной длинной рубахе, солёной на лопатках,
смышлён и нетороплив, как вся дремучая природа вокруг него. На
бугре над рекою он огородил тыном своё жилище и поглядел по пути
солнца в даль веков. И ему померещилось многое — тяжёлые и труд-
ные времена: красные щиты Игоря в половецких степях, и стоны
русских на Калке, и установленные под хоругвями Дмитрия мужиц-
кие копья на Куликовом поле, и кровью залитый лёд Чудского озера,
и Грозный царь, раздвинувший единые, отныне нерушимые пределы
земли от Сибири до Варяжского моря; и снова — дым и пепелища
великого разорения... Но нет такого лиха, которое уселось бы проч-
570
но на плечи русского человека. Из оазопеии» г..
вышло и устроилось и окрепло сильнее прежнего HaL™^*?™0
прокатившийся вслед за тем по всему госудаоству Д”ЫИ буНТ’
том, что сил у него хватит, чтобы стать2S утвердил„наР°Д в
сообразил свои выгоды и пошёл за медным веял 6МЛИ СВОей‘ Народ
коня на берегу Невы, указывая путь в великое будущее»' П°ДНЯВШИМ
В произведении Толстого, как и в научной исторической литера-
туре 1930-х гг., история народа прочно соединялась главным обрХ
с историей государства. Укрепление государства было важным итогом
усилии народа, его истории. Для развития этой темы Толстому потре-
бовалось освещение исторической роли Москвы. Он рассказал о нача-
ле Москвы, о её превращении в «сердце всей русской земли», о её ро-
ли как «хранительницы и поборницы незапятнанной правды»2. Затем
«настало время, когда европейским державам пришлось потесниться и
дать место России в красном углу. Сделать это их заставил русский на-
род, разгромивший, не щадя жизней своих, непобедимую армию Напо-
леона». А позже искусство русского народа становится мировым, и рус-
ская наука дает миру великих химиков, физиков, математиков3. Так в
общих чертах писатель излагал историю Москвы и Российского госу-
дарства. Обобщённый характер повествования помогал избегать непод-
ходящих к велеречивому сказу деталей и отобрать материал нужного
содержания. История России рисовалась писателем как огромный ге-
роический путь, полный преодолений, борьбы с врагами, высоких уст-
ремлений и выдающихся достижений.
Исторические мотивы звучали в статье Толстого «К подвигам, к
славе!»4. В ней содержались, например, такие характерные строки:
«В эту войну наш взор часто обращается к истории нашего наро-
да, — события, как будто забытые за давностью лет, выплывают из
тумана веков, и отсвет героической борьбы наших дней падает на
них, и многое из того, что казалось неясным или мало значительным,
становится и ясным и значительным, и мы ещё отчётливей начинаем
видеть прямой, мужественный путь русского народа к свободе, к
' Толстой А.Н. Поли. собр. соч. Т. 14. М., 1950. С. 160-161
1 Там же. С. 162.
3 Там же. С. 163-164.
4 Там же. С. 216-218.
571
всенародному счастью на своей суверенной земле»1. Писатель с
нен был проводить несколько упрощённую связь между современн°'
стью и прошлым, выпрямлять исторический путь, пройденный стп°
ной. В своей статье он отмечает три исторические фигуры, символы
русских побед — Александра Невского, Суворова и Кутузова. Он
писал о них в связи с учреждением военных орденов с именами на-
званных полководцев.
Неоднократно издавалась написанная в 1942 г. работа Толстого
«Откуда пошла русская земля»2. Толстой задумал её как широкую и
героическую картину начала Русской земли в противовес фашист-
ской пропаганде, говорившей о ничтожестве славян. В основе этой
работы можно усмотреть знакомство автора с учением Н.Я.Марра, со
сталинской идеей революции рабов в древнем Риме, с «Замечания-
ми» Сталина, Жданова, Кирова авторам школьного учебника. Вы-
ступая против фашистских пропагандистов, Толстой вооружился не-
обходимой информацией и хотел, как он писал, «очистить замутнён-
ный источник знания и восстановить историческую истину»3.
Произведение Толстого, состоявшее из миниатюрных истори-
ческих очерков, можно разделить на две части. Первая — серия очер-
ков, в которых разоблачалось то понимание истории предков немец-
кого народа, которое проповедовали фашисты. Во второй автор
перешёл к изложению древнейшей истории Руси, противопоставляя
свою точку зрения материалам немецкой пропаганды.
В противовес германофильской историографии и пропаганде
Толстой выдвигал диаметрально противоположные оценки роли
немцев в истории России. На протяжении столетий немцы, по мысли
Толстого, были исконными врагами славянского мира, особенно рус-
ских: «Два с половиной века немцы настойчиво и планомерно влеза-
ли в русскую жизнь; немцы командовали русскими армиями, управ-
ляли дворянскими именьями, обучали русскую молодёжь в универ-
ситетах, немцы селились колониями на русских землях; но Россия к
их досаде продолжала оставаться русской — у них не хватало ума и
таланта, чтобы состязаться с русскими в литературе, в искусствах, в
* Там же. С. 217.
2 Там же. С. 225-255.
3 Там же. С. 227.
572
политике; даже в науке, — этой как будто привилегии немцев они
были кропотливыми систематизаторами, талантливыми ремесленни-
ками, но никогда не дерзающими изобретателями; дерзали и изобре-
тали русские, — немцы лишь их обкрадывали и русский гений про-
давали за свои; со второй половины девятнадцатого и в начале два-
дцатого века немецкий капитал вёл большое наступление на Рос-
сию... И внезапно, когда Россия как колония была вот-вот уже в не-
мецком кармане, Октябрьская революция решительно и навсегда
стряхнула с России вцепившихся в неё немецких паразитов»1.
Ясно, что в данном случае в ответ на принижение славян, кото-
рое проповедовала фашистская пропаганда, писатель принижал
культурные достижения Германии и немцев, работавших в России.
Версия писателя совершенно не соответствовала исторической исти-
не ни в части целей немцев, попавших в Россию и служивших в ней,
ни в части оценки их способностей и результатов деятельности, ни в
части их отношения к России. Достаточно вспомнить только имена
деятелей немецкого происхождения в XVIII в., чтобы понять неспра-
ведливость цитированных высказываний: в политике — Екатерину П,
А.И.Остермана, в науке — Г.Ф.Миллера, А.Л.Шлёцера, Г.В.Рихмана,
Л.Эйлера, И.Г.Гмелина, в литературе — Д.И.Фонвизина (или фон Ви-
зина). Нечего говорить об ошибочности сталинского тезиса о России
как колонии западноевропейских стран. В изложении Толстого Россия
оказывалась объектом эксплуатации исключительно Германии, что уж
вовсе было далеко от исторической истины.
В очерке «Сорок столетий Киева» Толстой решил показать глу-
бину исторических корней восточного славянства, что всегда являет-
ся типичным приёмом непросвещённой исторической пропаганды.
Он удревнил славянскую историю до третьего тысячелетия до новой
эры, отождествляя культуру славян с культурой Триполья. В древно-
сти славянской истории заключалось её превосходство над историей
других европейских народов. «Киев — столь древнее место, какого,
ппжапуй, ещё нет в Европе, — заявлял писатель2. Считая, что истоки
трипольской культуры находятся ниже археологических слоёв
третьего тысячелетия, писатель поставил вопрос «о прародине куль-
1 Там же. С. 236.
2 Там же.
573
туры европейского человека именно в этих местах, в частности — По
берегам Днепра или Славутича, как он назывался прежде, —. реки
славян»1 *. Прародина славян, неправильно определённая писателем
была превращена им в прародину всего населения Европы, в праро’
дину культуры. Исходным тезисом при этом для Толстого была идея
Марра об отсутствии массовых народных переселений, отождествле-
ние славян с рядом народов, живших на позднейшей славянской тер-
ритории — скифами, сарматами, роксоланами .
Описывая решающую роль славян в мировой истории, Толстой
пересказывал сочинения византийцев об антах, говорил о том, что
славяне помогли Византии пройти «трудный и крайне опасный пере-
ход от рабовладельческого общества к феодальному» и позже благо-
даря контактам славян и Византии «не германцы, а Восток и славян-
ский мир сомкнули порвавшуюся было золотую цепь преемственно-
сти культуры»3. Таким образом, славяне, в противоположность гер-
манцам, не дали Византии рухнуть и погрести под своими развали-
нами высокую культуру, как это было на западе Европы. Переход к
феодальному строю здесь «был счастливо совершён». Объясняя та-
кую особую роль славян, Толстой видел истоки вариантов историче-
ского пути в разных краях европейского континента в том, что «гер-
манцы того времени находились ещё на слишком низкой ступени
варварства, за их плечами не было, как у антов, тысячелетий земле-
дельческой культуры»4. В этой мысли сквозило опять-таки приниже-
ние германцев и возвеличение славян, совершенно не соответствую-
щее исторической истине.
Разрешая вопрос об образовании государства у славян и роли в
этом процессе варягов, Толстой действовал в духе раскритикованно-
го Покровского. В основе далёких исторических событий, по его
мысли, лежали торговые интересы и торговое соперничество между
Новгородом и Киевом: «В борьбе за золотую дорогу (торговый путь
по Днепру А.Д.) Новгород воспользовался варягами для перевеса
1 Там же. С. 237.
«До шестого века славянские племена в упоминаниях греческих и римских истори-
ков скрываются под общими именами скифов, сарматов, роксоланов, венедов» (Там
же. С. 238).
3 Там же. С. 239,240.
4 Там же. С. 240.
574
сил, новгородские люди договорились с какой-то варяжской дружи-
ной. Не дремали и киевляне, узнав об усилении Новгорода варягами,
киевское вече переманило каких-то двух варягов, видимо рюриковых
дружинников, Аскольда и Дира, с шайкой головорезов, прельстив их
набегом на Византию». И хотя Киев был завоёван Олегом, на самом
деле именно Киев «стал победителем в вековой борьбе и стал цен-
тром, к которому потянулись все славянские земли. Варягами вос-
пользовалась русская военно-торговая демократия, заинтересованная
в скорейшем объединении всей земли»1. Итак, «варяги не принесли
своей культуры» славянам, «потому что её у них не было». Варяги
были только орудием славянской «военно-торговой демократии».
Историческая роль варягов в Европе была снижена писателем.
Историю же Киевской Руси Толстой преподносил читателю как
героическую народную эпопею. Герои ее — киевляне — «пёстрая,
шумная, жадная до приключений, военной и торговой славы вольно-
любивая толпа», которая время от времени «сходилась на вече и тре-
бовала от князя Олега широкого размаха в делах». Олег же, «выпол-
няя волю киевского народа», устраивал походы, покорял новые зем-
ли и получал дань. «Огромное народное ополчение» держало в стра-
хе Царьград и заставило его «дать Киеву доброе место у себя на ми-
ровом торжище»2. Настоящим былинным богатырем, выразителем
«могущества и богатства непочатых сил» народа обрисован Толстым
князь Святослав — «великий сын русской земли»: «Он любит свой
народ, крепкий на руку и легкий на поступь; он любит свою необо-
зримую землю, по которой течет широкий в половодье Днепр...; он
любит своих языческих богов, созданных народным воображением,
олицетворения сил природы... и более всех — бога побед Перуна»3.
Борясь против хазар, он «на востоке раздвинул пределы русской зем-
ли до тех границ, которые через пятьсот лет пришлось снова очерчи-
вать Ивану Грозному, но уже из иного, — Московского центра»4.
В походе против Византии Святослав сложил свою голову, «но след
его жизни оказался велик для русского государства. Было закончено
1 Там же. С. 245.
2 Там же. С. 246,247.
3 Там же. С. 249.
4 Там же. С. 250.
575
собирание славянских племен, и вместо разноплемённых интересо
дано им единое целеустремление; на весь мир прогремела слава русВ
ского оружия... Его (Святослава — А.Д.) руками работала историче-
ская необходимость. Русский народ создавал государство, и оно вхо'
дило, как мощный сотрудник, в мир европейской цивилизации. При
Святославе были заложены все основы для этого»1. При князьях Вла-
димире и Ярославе укреплялась «могучая восточная русская держава»
и «широко раскрываются источники народного творчества».
Среди значительного количества исторических и публицисти-
ческих работ Толстого произведение «Откуда пошла русская земля»
выделялась стремлением, как уже говорилось, «установить истори-
ческую истину». Однако в борьбе с фашистской пропагандой писа-
тель то и дело впадал в «нас возвышающий обман». В его реконст-
рукции древней славянской истории, по выражению А.П.Чехова,
«тенденция так и прёт». Всё немецкое — от древних германцев до
крестоносцев и прусского короля Фридриха — наполнено искусст-
венным, дутым значением. Разоблачённые писателем эти деятели
европейской истории предстают разрушителями, варварами в древ-
неримском смысле этого слова. В противовес им славяне — народ,
преисполненный разными достоинствами, которые он демонстриро-
вал как в мирной жизни, так и в военных столкновениях. Славянские
князья обрисованы как народные герои, а их политика — результат
устремлений и требований народа.
В других своих произведениях, относившихся к исторической
публицистике, Толстой порой поминал ту или иную эпоху из про-
шлого дореволюционной России, подчёркивая преемственность Руси
средневековой и современной2.
Историческая публицистика как форма осмысления отечест-
венной истории таила в себе возможности крайне субъективного
подхода к прошлому, что выразилось у Толстого в излишней герои-
зации как исторических деятелей отечественной истории, так и сла-
вянского народа в целом, в очернении врагов славян. В произведени-
ях Толстого проявились две тенденции. Первая — к «огосударствле-
нию» российской истории, к выпячиванию такой стороны историче-
1 Там же. С. 254.
2 Там же. С. 263,268-269,309.
576
ского процесса как развитие государства, государственного аппарата,
политической централизации, что отражало характер официальной
историографии. Вторая — к удревнению исторических корней сла-
вянства. Если первая развивалась ещё в 1930-х гг., то вторая была
новым явлением. Создание историко-публицистических произведений
Толстого относится ко времени, предшествующему коренному пере-
лому в ходе войны. Военные успехи в прошлом должны были воспол-
нить их отсутствие в настоящем времени, переживаемом автором и
его читателями. История под пером писателя выполняла, конечно, не
познавательную, а воспитательную функцию, чрезвычайно необходи-
мую в условиях труднейшего единоборства Советского Союза с фа-
шистской Германией. После коренного перелома в ходе военных дей-
ствий писатель говорил уже не о давних победах русского оружия, а о
наступательных действиях советской армии в текущей войне.
Опровергая мифы германской пропаганды, Толстой формиро-
вал новые, не столь грубо откровенные, как у фашистов, но тоже
«улучшавшие» исторический процесс с позиций советской пропа-
ганды. Созидание крепкого и широкого по территории государства,
славы русского оружия, воспевание правителей — героев военных
побед, напоминание о достижениях в духовной жизни — вот главное
содержание произведений исторической публицистики Толстого.
Этим он развивал традицию, которая оформилась в духовной жизни
советской страны ещё в 1930-х гг. и была связана с культом истори-
ческих героев России, её военных и культурных достижений.
Кроме художественных произведений тенденция к героизации
прошлого, в частности русского средневековья, наблюдалась в попу-
лярных исторических брошюрах, широко публиковавшихся в годы
войны. В 1940-е гг. в серии «Великие борцы за русскую землю» вы-
шли небольшие работы, посвящённые различным русским полко-
водцам. Книжечки небольшого формата, легко помещавшиеся в по-
ходной сумке политрука, они могли служить материалом для полит-
бесед между боями. Это было важное средство для формирования
массового исторического сознания у фронтовиков, значительная
часть которых не получила исторического образования в школе. Та-
ковы, например, брошюры В.Данилевского, в частности — его рабо-
та «Дмитрий Донской» (М, 1943).
37. Дубровский А М.
577
Автор излагал события борьбы с татарами с претензией на не-
которую художественность. В его освещении явно героизировался
московский князь Дмитрий Иванович. Он прозорлив: «Знал давно
что час решающий, час расправы с монгольскими ханами, рано или
поздно, но должен придти. Взором орлиным видел далеко вперёд.
Зоркий глаз Димитрия Ивановича хорошо видел, что много есть сла-
бых мест у врага»1. Вопреки исторической истине как политик Дмит-
рий представлен Данилевским чуть ли не объединителем всей рус-
ской земли: «Князь Дмитрий Иванович стал великим князем и власт-
но берёт под свою руку всю землю Русскую». Естественно, что
военные возможности Дмитрия сказочно безграничны: «...Набирает
князь Дмитрий силу великую...»2. Мамай вывел против Дмитрия
«рать несметную», «велики были силы Мамая. Казалось, ничто не
могло их преодолеть». Далее в изложении Данилевского виднейший
церковный деятель своего времени Сергий Радонежский не благо-
словил Дмитрия на битву, а (наперекор исторической правде) сове-
товал совершенно иное: «Почти дарами и честью Мамая. Господь
увидит смирение твоё и вознесет тебя, а его неукротимую ярость
низложит». Но «сурово принял Димитрий советы старца, ещё более
укрепился он в решении своём идти против Мамая»3.
На последних страницах своей работы автор прославлял победу
Дмитрия Донского над врагом. «Мужественный образ Дмитрия Дон-
ского и его ратные подвиги не забыты потомками. Прошли столетия,
но слава о Дмитрии Донском, нанесшим смертельный удар по врагу,
не померкла. 7 ноября 1941 года в речи на Красной площади в Москве
товарищ Сталин назвал имя Дмитрия Донского в числе имён других
великих предков наших, вдохновляющих доблестных бойцов Красной
Армии в борьбе с полчищами немецко-фашистских захватчиков»4.
Тенденция к непомерному возвышению и героизации отечест-
венной истории развивалась в главных органах партийной печати.
13 апреля 1945 г. «Правда» опубликовала передовую статью «Отече-
ство героев». «Наш народ имеет многовековую историю,__говори-
* Данилевский В. Дмитрий Донской. М., 1943. С. 2,6.
2 Там же. С. 3 .
3 Там же. С. 9.
4 Там же. С.23.
578
лось в статье. В борьбе против иноземных захватчиков, когда при-
ходилось отстаивать своё право на государственное и национальное
существование, наш народ проявлял свои лучшие качества... И если
даже в старой России русский народ выдвигал из своей среды мужест-
венных бойцов, то в России новой, советской, социалистический ге-
роизм стал массовым». 21 апреля передовая «Правды» носила харак-
терное название «Великая заслуга советского народа». Сначала статья
говорила о «нашем», о «советском» народе; потом как синоним появ-
ляется словосочетание «русский народ». 26 мая 1945 г. передовая
«Правды» уже откровеннее (под влиянием известного тоста Сталина за
здоровье русского народа) называлась «Великий русский народ». «Пе-
ред всем миром, перед всем человечеством ярко сияет звезда русского
народа», — гласила редакционная статья. На этой основе официальная
пропаганда вела линию на героизацию отечественной истории, на пре-
вознесение подвигов и достижений дореволюционной России.
В 1945 г. майский номер журнала «Большевик» открылся пере-
довой статьей «Русский народ — руководящая сила среди народов
нашей страны»1. В ней была представлена истории русского народа,
изначально развивавшаяся в героическом русле: «Руководящая роль
русского народа среди народов СССР подготовлена всем ходом его
исторического развития. Уже первые шаги русского народа предве-
щали его выдающуюся роль. Киевская Русь — колыбель русской го-
сударственности и культуры — пользовалась всеобщим признанием
других государств как могущественная держава. Русский народ су-
мел сравнительно быстро преодолеть период феодальной раздроб-
ленности и создать мощное национальное государство»2. Вопреки
научным данным редакционная статья в журнале «Большевик» свя-
зала Киевскую Русь исключительно с русским народом, забыв о про-
пагандировавшейся ранее (и более близкой к исторической истине)
идее о Киевской Руси как общей родине трех славянских народов —
русских, украинцев, белорусов. В духе идеи русского народа —
старшего брата среди других народов СССР его история была пред-
ставлена имеющей древнее начало: получалось так, что уже в пору
* Русский народ — руководящая сила среди народов нашей страны // Большевик
1945. Хе 10. С. 3-12.
2 Там же. С. 3,4.
579
37*
Киевской Руси он уже сложился. Таким образом раздувалась его
«всемирно-историческая роль». В первую очередь она определялась
силой его государства. А потому в статье с пафосом говорилось о
«мудрой деятельности Петра», которая «значительно укрепила мощь
русского государства»1.
Развертывая всё шире тезис о величии русского народа, статья
перечисляла его прославленных представителей. В первую очередь
это были военные деятели — Пётр Первый, Румянцев, Суворов, Ку-
тузов. Как указывала статья, это были «военные гении», известные
«не только на своей родине, но и за ее рубежами... как крупнейшие
стратеги и полководцы, пролагавшие новые пути в ратном деле»2.
Далее говорилось о том, что «выдающиеся черты русского народа с
особой силой проявились... в создании неоценимых духовных ценно-
стей. Нет ни одной области человеческой деятельности, где бы рус-
ский человек не оставил глубоких и неизгладимых следов». Статья
перечисляла учёных, начиная с М.В.Ломоносова до В.Л.Комарова,
писателей и поэтов от А.С.Пушкина до А.Н.Толстого, музыкантов от
М.И.Глинки до С.Рахманинова, художников от Андрея Рублёва до
М.А.Врубеля. Подчёркивался приоритет русских учёных в ряде от-
крытий и влияние деятелей культуры на западноевропейскую и ми-
ровую культуру. Статья утверждала, что «высшим достижением рус-
ской и мировой культуры является ленинизм»3.
Далее статья отмечала то, что «выдающаяся роль русского на-
рода среди других народов нашей страны сложилась исторически в
процессе борьбы против самодержавия и помещичье-капиталисти-
ческого строя, а в дальнейшем — в процессе социалистического
строительства»4. Особенно статья подчёркивала выдающуюся роль
русского народа в Великой Отечественной войне.
Концепция героизированной истории русского народа была
сформулирована и в других публикациях того же времени. История
русского народа в них была представлена как «история борьбы про-
тив чужеземных захватчиков и внутренних угнетателей. В этой
1 Там же. С. 4.
2 Там же. С. 6.
3 Там же. С. 6-9.
4 Там же. С. 9.
580
борьбе выковывались и закалялись замечательные качества русских
людей, которые становились чертами национального характера»'
Наиболее яркое и гораздо более обстоятельное воплощение
тенденция к героизации прошлого нашла в трудах Панкратовой
Выполняя заказ отдела пропаганды ЦК партии, Панкратова
приняла участие в создании книги с характерным названием «Наша
великая Родина». Этот коллективный труд издавался пять раз (1946,
1949, 1953, 1954, 1955). И если первое издание имело тираж только в
10 тыс., то самое большое — третье — в 300 тыс. Эта книга исполь-
зовалась как учебное пособие для политических занятий в системе
профессионально-технического образования, то есть она была сред-
ством идейного воспитания будущих рабочих* 2. После раздела «Про-
сторы и богатства нашей Родины» был помещён раздел, написанный
Панкратовой — «Героическое прошлое нашей Родины». Уже назва-
ние раздела говорит о том, в каком ключе подавалась отечественная
история читателю. Панкратова наполнила её почти непрерывной
борьбой с захватчиками и победами над ними. Эта борьба сопровож-
далась другой — против собственных эксплуататоров. Так патриоти-
ческая линия в рассказе историка переплеталась с линией революци-
онно-классовой и это сочетание, характерное для партийно-госу-
дарственной идеологии, внедрялось в сознание широких масс.
Героизированное, ультрапатриотическое истолкование россий-
ской истории ещё более развивалось в другой, близкой по содержа-
нию работе Панкратовой. В послевоенные годы Панкратова работала
над небольшой книгой «Великий русский народ», замысел которой,
вероятно, вырос в ходе работы над книгой «Наша великая Родина» и
другими трудами Панкратовой. Так, в 1945 г. была опубликована её
лекция, прочитанная 8 августа 1945 г. на Всесоюзных курсах руково-
дителей кафедр социально-экономических дисциплин «Великий рус-
ский народ и его роль в истории» (М., 1946). Эту лекцию можно счи-
тать эмбрионом будущей книги. Замысел работы определялся побе-
дой в Великой Отечественной войне, он был связан также с извест-
* Лебедев В. Великий русский народ — выдающаяся нация И Правда. 1945. 7 июля.
С. 3-4.
2 РГАСПИ. Ф- 17. Оп. 132. Д. 464. Л. 17. Письмо М.А.Суслову от министра трудовых
резервов В.Пронина с просьбой о переиздании книги «Наша Великая Родина»
(24.V.1951 г.).
581
ной речью Сталина — его тостом в честь русского народа, прозву-
чавшем в 1945 году и неоднократно цитированном в советской печа-
ти. Этот тост полностью процитирован в начале книги1.
Книга в две с половиной сотни страниц состояла из 14 неболь-
ших глав. В них читатель знакомился с историей русского народа,
начиная главным образом с образования Российского государства, с
боевыми традициями русского народа в более или менее отдалённом
прошлом, с революционной деятельностью русского пролетариата, осо-
бенно подробно — с историей Великой Отечественной войны и восста-
новления разрушенного хозяйства. Каждая глава освещала ту или иную
сторону в исторической роли и характере русского народа: «Любовь
русского народа к своей Родине и его борьба за свободу и независи-
мость», «Русский народ — друг всех угнетённых народов России», «Ве-
ликий русский народ — руководящая сила многонационального социа-
листического государства», «Русский народ во главе прогрессивного
человечества в борьбе за мир, демократию и социализм».
Панкратова писала о русском народе как «старшем брате и вер-
ном друге» других народов СССР, «вдохновляющем их на подвиги во
имя Родины и ведущем страну к победе коммунизма»2. Естественно,
что характер народа был освещён Панкратовой с большой долей идеа-
лизации, практически без опоры на предшествующую научную лите-
ратуру. Лишь в одном месте она процитировала высказывание
Н.И.Костомарова3, ничего не взяв у А.П.Щапова и В.О.Ключевского.
Да и наследие Костомарова было использовано Панкратовой так, что
цитата из сочинений историка лишь повторяла мысль о терпении рус-
ского народа, которая содержалась в тосте Сталина. Таким образом, и
тенденциозное использование научного наследия свидетельствует о
том, что Панкратова считала свой труд не произведением историка-
исследователя, а сочинением партийного пропагандиста, идеолога.
В характере русского народа Панкратова видела любовь к ро-
дине, храбрость и богатырский дух, выносливость и презрение к
смерти. Русский народ с древних времён выступал объединителем
1 Панкратова А.М. Великий русский народ. М., 1952. С. 4.
2 Там же. С. 5.
3 Там же. С. 8.
582
других народов которые в нём «начинали видеть своего руководите-
ля и защитника» .
Объясняя особенности характера русского народа, Панкратова
главное внимание уделила внешней опасности и борьбе с нею. «Рус-
ский народ с первых шагов своего развития вынужден был в жесто-
ких боях отстаивать свою независимость»1 2.
Каждый период отечественной истории в изложении Панкрато-
вой оказывался наполненным борьбой с врагами. Значение этих вра-
гов то и дело выглядит резко преувеличенным. Немецкие крестонос-
цы, с которыми сражался Александр Невский, по словам Панкратовой
и вопреки историческим фактам, угрожали всей Европе: «Европе гро-
зила страшная опасность уничтожения или порабощения. Разгром не-
мецких рыцарей имел всемирно-историческое значение. Европа была
спасена русским народом»3. Прусский король Фридрих, как писала
Панкратова, был «претендентом на мировое господство»4. Говоря о
борьбе с немцами, Панкратова привносила в далёкое прошлое содер-
жание событий XX в. — тенденция, характерная для публицистики и
популярных исторических работ, созданных в годы войны5.
Поскольку в книге явно идеализировалась политическая центра-
лизация и осуждалось разделение страны, большое внимание Панкрато-
ва уделила теме образования централизованного государства. Только
оно, по словам историка, «могло организовать оборону земли от много-
численных врагов, нападавших в то время на Русь с запада и востока»6.
Героизмом была проникнута и борьба народа против угнетате-
лей, чему была посвящена отдельная глава в книге. Восстаниям в фео-
дальной России Панкратова придала «революционное значение в ис-
тории русского народа», непомерно возвышая их в глазах читателей7.
1 Там же. С. 10.
2 Там же. С. 8.
3 Там же. С. 13, 14.
4 Там же. С. 28.
5 Эта черта была отмечена С.В.Бахрушиным в его рецензии на работы
В.В.Данилевского: «3-й абзац — плод фантазии автора. Может быть, так и было, а
может быть и не было. Уж очень похоже на то, что просто перенесено в прошлое то,
что творят фашисты сейчас» (См. подробнее: Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его
время. С. 120).
6 Панкратова А.М. Великий русский народ. С. 19.
7 Там же. С. 38.
583
Как и требовала власть в послевоенные годы, Панкратова и
ДУ с военными героями воспевала создателей русской культуры воз'
вышала её значение. Здесь в определённой мере сказалась и кампа'
ния борьбы с космополитизмом. Панкратова писала: «Принятие
X в. христианства приобщило Русь к культуре сильнейших европей-
ских держав. Но это не привело к подчинению Руси идейному и по-
литическому влиянию Запада или Византии. Византийские мастера
по указанию киевских князей, строили на Руси храмы, каких не было
ни в Византии, ни на Западе»1. В XVI в. мастера строили Покровский
собор в Москве и «основывали свои расчёты на высшей математи-
ке»!!)2. В разных областях науки Панкратова подчёркивала первенст-
во русских учёных и, следовательно, их превосходство над учёными
иностранными. Русскую литературу Панкратова тесно связывала с
революционным движением в стране.
В отдельной главе она постаралась наполнить эмпирическим со-
держанием мысль о том, что русский народ являлся другом всех угне-
тённых народов России. Он освободил эти народы и составил вместе с
ними «общую свободную семью»3. В русском народе передовой рево-
люционной силой был пролетариат. Панкратова показала его борьбу
со второй половины XIX в. В России была создана «героическая пар-
тия большевиков, равной которой не было и нет в истории»4. Она воз-
главила борьбу рабочих разных национальностей в многонациональ-
ной России. В начале XX в. «старая, дремлющая Россия превратилась
в Россию революционного народа». В 1917 г. в стране произошла со-
циалистическая революция, которая смогла «спасти страну от гибе-
ли»— превращения в колонию5. «Победа Великой Октябрьской со-
циалистической революции открыла новую эпоху в истории нашей
Родины, в истории всего человечества», — писала Панкратова6. Таким
образом, российскому революционному движению придавался все-
мирно-исторический смысл, а Октябрьская революция представлялась
в духе официальной идеологии поворотным моментом в истории всего
1 Там же. С. 43.
2 Там же. С. 45.
3 Там же. С. 77.
4 Там же. С. 30.
5 Там же. С. 96.
6 Там же. С. 97.
584
человечества. Это особенно поднимало значение отечественной исто-
рии и придавало ей героическое содержание.
В ходе гражданской войны, последовавшей за революцией,
русский пролетариат сыграл для народов России «великую освобо-
дительную роль» в борьбе против буржуазных националистов, кото-
рые стремились «превратить окраины России в колонии иностранно-
го империализма» . Было создано «многонациональное Советское
социалистическое государство», в котором власть была «родной и
близкой для масс». В этом государстве именно русский народ стал ру-
ководящей силой. В этом, по мысли автора книги, была его «всемир-
но-историческая заслуга»1 2. Позже русский народ возглавил борьбу за
победу социализма в стране. Панкратова подробно, в героических то-
нах живописала эту борьбу, отмечала её успехи особенно в развитии
нерусских народов. Одним из условий этих успехов был отказ от араб-
ского алфавита, по словам Панкратовой, «затруднявшего распростра-
нение грамотности в массах»3. Отказ от национальной традиции выда-
вался за особое достижение, будто бы алфавитное русское письмо бы-
ло намного легче арабского или тем, кто владел последним, не нужно
было теперь переучиваться, осваивая новый алфавит.
Особое внимание Панкратова уделила теме истории Великой
Отечественной войны, во время которой русский народ находился
«во главе боевого содружества народов СССР». Панкратова освеща-
ла не столько конкретные события в истории войны, сколько герои-
зированную и идеализированную духовную обстановку во время
войны, порождённую чувством советского патриотизма. Успехи в
войне Панкратова объясняла построением в стране социализма —
«русский народ безгранично верил в свою родную Советскую власть,
в свою большевистскую партию, в своего вождя товарища Стали-
на»4. Защиту родины, своей земли и своего народа Панкратова не-
разрывно связывала с большевистскими ценностями, что по сути де-
ла было справедливым только по отношению к части населения
СССР, следовательно, являлось полуправдой.
1 Там же. С. 110,111.
2 Там же. С. 120,121.
3 Там же. С. 166.
4 Там же. С. 176.
585
Такой же героической эпопеей была представлена в книге пер-
вая послевоенная пятилетка. И в это время «в первых рядах борцов
за пятилетний план, беззаветно отдающих свой труд, силы и знания,
способности на благо любимой Родины, выступают русские рабо-
чие»'. Панкратова подробно рассказывала о самоотверженном труде
населения страны, восстанавливавшего разрушенную войной страну.
Она освещала успехи в этом деле, подчёркивая решающую роль рус-
ского народа. Понятно, что торжественный рассказ не был омрачён
такими подробностями как засуха 1946 г., тяжёлое положение в сель-
ском хозяйстве, низкий уровень жизни в стране, гонения на деятелей
искусства («ждановщина»), охота на «космополитов», недовыполне-
ние пятилетнего плана.
Панкратова неоднократно подчёркивала особую природу рус-
ского языка и его роль в развитии советской культуры. В рассматри-
ваемой части её книги она уделила русскому языку особое внимание
в свете работы Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». «Рус-
ский язык — язык новой культуры — культуры социализма.
В этом — источник любви к нему всех народов Советского Союза и
всех борцов за прогресс и за социализм во всём мире, — писала Пан-
кратова. — Русская культура, получившая небывалое развитие в ус-
ловиях социализма, приобрела мировое значение»2.
Завершая своё произведение, Панкратова писала: «Многовеко-
вая история великого русского народа свидетельствует о его беспри-
мерной творческой энергии, мужестве и выдержке, непреклонной
воле к борьбе за преобразование жизни трудящихся, за построение
нового, коммунистического общества. Никогда ни одна страна и ни
один народ не проявляли столько творческих сил и талантов, не вы-
двигали столько героев созидания, сколько дал их русский народ на
протяжении всей своей истории. Русский народ... оказался во главе
всего прогрессивного человечества»3.
Работа Панкратовой относилась к жанру исторической публи-
цистики, в чём-то близкой к публицистическому творчеству Толсто-
го военных лет, а также к жанру популярных работ по истории, род-
1 Там же. С. 220.
2 Там же. С. 244-245.
3 Там же. С. 258,259.
586
ственных тем историческим брошюрам, которые выходили в годы
воины. Как и у этих произведений, задача труда Панкратовой была
чисто воспитательная. В данном случае историк воздействовал на
общественное сознание, соучаствуя в том идеологическом наступле-
нии, которое развернулось в послевоенные годы. Эту книгу мог ис-
пользовать школьный учитель на уроках истории, пропагандист на
политзанятиях в учреждении, на предприятии, в армейском подраз-
делении, докладчик на торжественном собрании. Произведение Пан-
кратовой было издано два раза стотысячными тиражами.
Естественно, что Панкратова разделяла иллюзии, свойственные
тому времени, в котором она жила. Отсюда проистекали её высказы-
вания о всемирно-историческом значении Октябрьской революции,
советской стране как образце для всего человечества и пр. Книга Пан-
кратовой наполняла конкретным историческим содержанием важный
тезис официальной идеологии о русском народе как выдающемся на-
роде Советского Союза. Под влиянием победы СССР в Великой Оте-
чественной войне этот тезис получил дальнейшее развитие, и теперь
Панкратова писала об этом народе как о выдающейся нации на Земле.
Таким образом, историк выступал в роли партийного идеолога и про-
пагандиста, воздействуя на широчайшую аудиторию. Его историче-
ские познания становились частью официальной идеологии.
Произведения исторической публицистики создавали в общест-
ве определённую духовную атмосферу, проводили в массовое созна-
ние те идеологические ценности, которые выдвигались особенно с
1930-х гг. Эта обстановка не могла не воздействовать на развитие
исторической науки. В первом томе учебника по истории СССР для
высшей школы, переизданном в 1948 г., авторы во вводной части
подчёркивали героический характер отечественной истории: «Каж-
дый гражданин Советского Союза должен знать полную примеров
героизма многовековую историю борьбы великого русского наро-
да(!) и других народов нашей страны (не столь великих? — А.Д.) за
свою государственную независимость и честь. Учебник по истории
СССР объективно показывает..., как шло развитие народов СССР и
ппежде всего народа русского, с древнейших времён занявшего в ис-
тории человечества почётное место и освободившего ныне народы от
587
фашистского гнёта»'. Таким образом, вовсе не публицистическое
произведение по истории, созданное лучшими научными силами
страны, не избегло героизации и русоцентризма. Учебник для выс-
ших учебных заведений, который и в 1940-х гг. оставался единствен-
ным обобщающим трудом по отечественной истории, задавая тон
всей исторический науке, воплощал в себе важную тенденцию к ге-
роизации отечественной, прежде всего русской истории.
2. От формулы «наименьшего зла» к формуле
«абсолютного блага»
Тенденция к русоцентризму, к героизации русского народа не
могла не отразиться на такой важной стороне отечественной истории
как история остальных народов СССР. Естественно, что в послево-
енные годы оформился новый подход к освещению темы присоеди-
нения того или иного народа к России. В связи с освещением исто-
рии разных республик СССР в науке остро встал вопрос об оценке
присоединения той или иной территории к царской России, борьбы
народа этой территории против её завоевания российскими войска-
ми, руководителей этой борьбы. Некоторые вожди этих националь-
ных движений до войны считались воплощением героизма и народ-
ных устремлений. Таким был в глазах советских людей Шамиль.
Ещё со времен войны среди историков наблюдались сомнения в
оценке Шамиля и его движения, направленного против завоевания
Кавказа русскими войсками. 12 мая 1945 г. Бушуев, преподававший в
Московском университете, писал Жданову: «В своей практике я
столкнулся даже с таким вопросом: "Как теперь освещать историю
борьбы горцев за независимость под руководством Шамиля?" С ана-
логичным вопросом обратились ко мне и ряд руководящих работни-
ков Дагестанской АССР»1 2. Если для студентов Бушуева вопрос о
Шамиле был вопросом академическим, то для руководства Дагестан-
ской республики это было делом политики и идеологии. Бушуев же,
написавший докторскую диссертацию о движении Шамиля, не мог
ответить на этот вопрос, ведь совещание историков, состоявшееся в
1 История СССР. Т. 1. С древнейших времён до конца XVIII в. М 1948 С 9 10.
2 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 340. Л. 16. ’
588
1944 г., не получило указании в виде директивного документа в ко-
тором могло бы содержаться разрешение этой проблемы В 1947 г в
журнале «Вопросы истории» началась дискуссия об оценке двнже
ния Шамиля . На расширенном заседании сектора истории СССР
XIX в. выступил Аджемян с докладом «Об исторической еущно™
кавказского мюридизма». Основные идеи в докладе были те же что
и в статье, с которой Аджемян пытался выступить в печати в 1944 г
„ в его выступлении на совещании историков. «Х.Г.Аджемян в своем
докладе охарактеризовал господствующую концепцию о восстании
горцев как наивную, одностороннюю и ошибочную, идеализирую-
щую как личность, так и движение Шамиля. Докладчик считает не-
верным определение этого движения как освободительного и про-
грессивного». На самом деле горцы вели борьбу, по словам Аджемя-
на, «за свою волчью свободу, свою свободу отсталости, забитости,
темноты, азиатчины». Так передавалось в кратком сообщении со-
держание его позиции2. Решительно и дружно против докладчика
выступили и специалисты по отечественной истории и ориентали-
сты, историки из Москвы и из национальных республик —
К.В.Сивков, Б.Н.Заходер, А.Б.Закс, М.В.Нечкина, Л.М.Иванов и др.
Сивков верно сформулировал точку зрения Аджемяна, сказав, что он
«политику правительства... признаёт абсолютным благом». Нечкина
правильно определила, что «Х.Г.Аджемян, называя себя провозвест-
ником новых идей, по существу восстанавливает старые взгляды цар-
ских генералов». Председательствовавший Н.М.Дружинин, заключая
прения, констатировал: «Мы имеем право сказать, что остается в силе
наша прежняя точка зрения: движение горцев Северо-Восточного
Кавказа под руководством Шамиля являлось освободительным и про-
грессивным»2. Все они были правы в определении сущности концеп-
ции Аджемяна и в частных её определениях, но вместе с тем абсолют-
но не правы по отношению к той политической линии, которая фор-
мировалось с 1930-х гг., со времени правки Сталиным темы о движе-
нии Шамиля в школьном учебнике, если не ранее.
* См • Закс А.Б. Дискуссия о движении Шамиля И Вопросы истории. 1947. №11.
С. 134-140.
2 Там же. С. 134.
3 Там же. С. 135,137,139.
589
Начавшаяся в 1947 г. дискуссия о движении Шамиля обострила
внимание историков к теме присоединения тех или иных территорий
к России, заставила задуматься над оценкой этого явления, над при-
менимостью ходячей формулы «наименьшего зла», выдвинутой еще
в 1937 г. в постановлении жюри по итогам конкурса на лучший учеб-
ник по истории СССР для школьников.
В 1950 г. власть начала открытое наступление против истори-
ков, которые выдвигали положительную оценку движения Шамиля.
14 мая 1950 г. «Правда» сообщила читателям, что азербайджанский
историк Г.Гусейнов лишён Сталинской премии, которую ему прису-
дили за книгу «Из истории общественной и философской мысли в
Азербайджане в XIX в.» Современник события историк С.С.Дмитри-
ев отметил в своём дневнике, что это был «случай беспрецедентный
в своем роде». Некоторые книги, удостоенные такой премии, подвер-
гались суровой критике, но авторов премии не лишали. «Вину Гу-
сейнова... усмотрели в том, что в этом труде идеализирован мюри-
дизм Шамиля и сам Шамиль, показанные как явления социального
порядка, борьба народно-освободительная», — писал Дмитриев в
день опубликования сообщения — 14 мая 1950 г.. Иными словами,
Шамиль был представлен читателям традиционно для советской ис-
ториографии — с точки зрения обличения колониальной политики
царизма и воспевания героизма борьбы против этой политики. «Но
ведь всё это было в Дагестане'. — восклицал Дмитриев. —
И удельный вес этого вопроса в книге, трактующей Азербайджан,
ничтожен. И, наконец, ведь во всех учебных пособиях Советского
Союза (в том числе и авторов, и редакторов, являющихся лауреатами
Сталинской премии Нечкиной и Панкратовой) именно так и тракту-
ется Шамиль. Так же дело обстоит и с учебником Шестакова, п с
хрестоматиями, и пр. и пр.»1. Дмитриев был абсолютно прав. Для
нанесения удара власть выбрала книгу, в которой сюжеты, связанные
с деятельностью Шамиля, занимали ничтожное место. Однако в ка-
честве повода достаточно было и этого. На следующий день, 15 мая,
газетное сообщение было одной из главных тем разговоров среди
историков. «Преподавательско-профессорская братия в смущении
умов по поводу вчерашнего решения о Гусейнове. Итак, мюридизм и
1 Дмитриев С.С. Дневник // Отечественная история. 1999. № 3. С. 163.
590
Шамиль это не прогрессивные, не национально-освободительные
и не демократические явления. Но т.к. одними отрицательными оп-
ределениями ничего определить нельзя, то следовательно мюридизм
и Шамиль это явления реакционные, антинародные и аристокра-
тические (феодальные или патриархально-родовые, что ли?» — пи-
сал Дмитриев . 16 мая Дмитриеву позвонила по телефону Панкрато-
ва с предложением подписать письмо, составленное ею и Нечкиной и
обращённое к сыну Жданова Юрию, который в то время курировал
науку. В письме содержалась просьба «собрать совещание историков
в связи с отменой премии Гусейнову и вопросами об освещении
борьбы горцев». Дмитриев предполагал, что идея письма принадле-
жала Нечкиной — «она ещё вчера... в МГУ об этом заговаривала»1 2.
Встретив Панкратову 17 мая и побеседовав с нею, Дмитриев воочию
увидел, что она «совершенно не понимает ничего в связи с решением
о книге Гусейнова. Участвовал в этом разговоре и Бушуев, также по-
давленный»3.
События, связанные с именем Гусейнова, взволновали Нечки-
ну, — ведь именно она была редактором учебника по истории СССР
в XIX в. для исторических факультетов. Именно в редактируемом ею
томе Шамиль и мюридизм получили положительную оценку. И она,
подобно Гусейнову, могла стать очередной мишенью для острой
критики. Видимо, вторую половину 1950 и начало 1951 г. Нечкина
провела в раздумьях и попытках разобраться в сути вставших перед
нею исторических проблем. Самое главное заключалось в том, что
ответ на главнейший вопрос власть уже дала — отношение к движе-
нию Шамиля может быть только отрицательное. Но как придти к
этой оценке? Мысль историка работала в строго заданном направле-
нии, чтобы получить заранее известный результат. В течение не-
скольких месяцев Нечкина старалась выработать позицию, далее
нужно было публично заявить о ней. Она хотела сделать доклад на
волнующую ее тему в Институте истории. Сохранилась недатиро-
ванная записка Нечкиной, направленная А.М.Панкратовой: «Как Вам
нравится такая тема для доклада: «Достаточна ли формула "наи-
1 Там же.
2 Там же. С. 164.
3 Там же.
591
меньшего зла" для оценки включения народов в состав России
(XIX в.)?» Другим почерком на этой же записке было написано-
«"Наименьшее зло" для народов до Октябрьской революции вероят-
но являлось наименьшим». Видимо, находясь на каком-то заседании
и не имея возможности обратиться к Панкратовой устно, Нечкина,
показала записку другому лицу — кому-то из сотрудников сектора
Панкратовой в Институте истории. Панкратова же ответила: «Я ду-
маю, что тема дискуссионная. Помните, какой жаркий спор вызвала
попытка перенести на Казахстан эту формулу? Казахи решительно
возражали. Думаю, что на эту тему можно сделать доклад»1. Однако
доклад, как кажется, не состоялся. Вместо этого в четвёртом номере
журнала «Вопросы истории» за 1951 г. Нечкина опубликовала письмо
в редакцию под названием «К вопросу о формуле "наименьшее зло"»2.
В письме Нечкина обратила внимание на то, что в этой словес-
ной формуле подчёркнута как раз положительная роль присоедине-
ния к России для того или иного народа: «При оценке результатов
включения народов в состав царской России историки должны об-
ращать особое внимание на факты общения народов, на то новое и
положительное, что вопреки царизму вносил в хозяйственную и
культурную жизнь народов великий русский народ»3. Позиция
Нечкиной несколько изменилась со времен дискуссии с Аджемя-
ном. Позже, 1 марта 1953 г., в письме к Панкратовой она подчёр-
кивала: «Моё письмо в редакцию о формуле "наименьшее зло"
стоит на точке зрения благотворности, прогрессивности присоеди-
нения нерусских народов к России. Оно развивает это положение и
по линии экономики и по линии революционного движения, куль-
турного общения народов с великим русским народом, то есть за-
трагивает вопрос с разных сторон. Вместе с тем в моём письме в
редакцию подчёркивается реакционность колонизаторской полити-
ки царизма. Все эти положения правильны»4. Итак, среди разных по-
следствий присоединения к России того или иного народа Нечкина в
духе господствовавшей идеологии призывала изучать главным обра-
1 Архив РАН. Ф. 1820. On. 1. Д. 429. Л. 2.
2 Нечкина М.В. К вопросу о формуле «наименьшее зло» // Вопросы истории 1951
№4. С. 44-48.
3 Там же. С. 47.
4 Архив РАН. Ф. 1820. On. 1. Д. 429. Л. 2.
592
ЗОМ последствия положительные. Однако, кроме того, она ещё стави-
ла следующие вопросы: «В каких случаях должна быть применима
формула "наименьшее зло", в каких случаях она не может быть при-
менена и, самое основное, как она, эта формула, в каждом конкрет-
ном случае должна быть расшифрована»1. Вот в этой-то постановке
вопросов и гнездилось определённое сомнение в истине формулы,
выдвинутой авторитетным документом.
На письмо Нечкиной откликнулось несколько историков, так
что обсуждение темы шло около года2. Анализируя выступления ис-
ториков, К.Ф.Штеппа справедливо отметил важную мысль, выска-
занную одним из участников обмена мнениями А.Якуниным:
«К оценке присоединения к России того или иного народа надо под-
ходить не с готовой "формулой", не с голой схемой, а конкретно-
исторически, с учётом международной обстановки и внутреннего
политического состояния данной страны, данного народа в опреде-
лённый исторический момент, когда осуществлялось присоедине-
ние»3. Как будто именно это и имела в виду Нечкина, ставя вопрос о
том, как именно нужно применять формулу «наименьшего зла».
«Якунин был абсолютно прав, — писал историограф. — Но он не
понял "линии", не почувствовал духа времени»4. А линия «людей
власти» заключалась вовсе не в том, чтобы искать верное решение
вопроса и вырабатывать более тонкие и разносторонние подходы к
нему. Как показал ход выступлений, позиции участников дискуссии
совпали с этой линией. Дело было в том, что в центре внимания ис-
ториков, откликнувшихся на письмо Нечкиной, были южные и вос-
точные районы России, то есть именно те районы, где Россия дейст-
вительно могла играть цивилизующую роль, где включение мелкого
или относительно слабого политического организма в более круп-
1 Нечкина М.В. К вопросу о формуле «наименьшее зло». С. 48.
2 Тавакалян Н. По поводу письма М.В.Нечкиной «К вопросу о формуле "наимень-
шее зло"» И Там же. С. 101-107; Наякшин К. К вопросу о присоединении Среднего
Поволжья к России И Там же. С. 108-111; Якунин А. О применении понятия «наи-
меньшее зло» к оценке присоединения к России нерусских народностей // Там же.
№ 11. С. 83-86; Мехтиев Г.Г. Историческое значение присоединения Азербайджана
к России И Там же. 1952. № 3. С. 83-98.
з Якунин А. О применении понятия «наименьшее зло». С. 84.
4 Shteppa K.F. Russian Historians and the Soviet State. P. 281.
38. Дуброве*** a. M
593
НЫЙ каковой была Россия, давало реальный выигрыш и экономиче-
ский и политический. Никто из историков не поставил вопроса о
пребывании в составе России, например, польских территорий. Ни-
кто не задумался о цене самого процесса вхождения, который, как,
например, на Кавказе, был связан с многолетней войной, гибелью
огромного количества людей и исчезновением целых поселений. Все
участники обмена мнениями проявили единство в главном — в по-
ложительной оценке присоединения к России всех народов. Так уже
в этой заочной беседе историков, которую благодаря их единодушию
трудно назвать дискуссией, проявилось стремление отойти от фор-
мулы «наименьшего зла» и принять формулу «абсолютного блага».
Так называемая дискуссия не понравилась политико-идеологи-
ческому руководству. Уже во время дискуссии в журнале «Больше-
вик» была опубликована рецензия на второй том учебника «Истории
СССР» для университетов, в которой говорилось об идеализации ис-
ториками «реакционных националистических движений первой по-
ловины XIX в.» Позицию авторов учебника журнал определил как
антимарксистскую: «Шамиль, ставленник Турции и агент англий-
ских колонизаторов, представлявший интересы военно-феодальной
верхушки горцев, изображается как народный герой, борец за нацио-
нальное освобождение. Феодально-националистическое восстание
Кенесары Касимова, противоречившее глубочайшим интересам ка-
захского народа, заинтересованного в присоединении к России, име-
нуется в учебнике «самым значительным национально-освободи-
тельным движением казахского народа в XIX в.»1
На XIX съезде партии ряд делегатов из союзных республик в
своих выступлениях говорили об идеологических искривлениях, за-
меченных у историков и других деятелей национальных культур.
Тон задал глава азербайджанской парторганизации М.Д.Багиров. Его
особая роль была подчёркнута тем, что он сидел в президиуме съезда
и получил слово уже на третий день заседаний. Информируя о поло-
жении в Азербайджане, Багиров констатировал: «Разоблачены реци-
дивы буржуазного национализма в литературе и искусстве, попытки
извратить историю азербайджанского народа, преуменьшить про-
грессивное, благотворное значение присоединения Азербайджана к
Иванов Л. Об учебнике истории СССР И Большевик. 1951. № 14. С. 74.
594
России» . Перейдя к более широким — общесоюзным — темам он
раскритиковал Союз советских писателей за то, что он вздумал «про-
вести в Москве широкую дискуссию по вопросу о национальной
принадлежности ряда писателей и произведений прошлого в том
числе и такой реакционной, антинародной, пропитанной ядом на-
ционализма, панисламизма книги как "Деде Коркут"»1 2.
Далее Багиров обрушился на журнал «Вопросы истории». Он по
словам Багирова, «не только не помогает историкам наших нацио-
нальных республик разобраться в характере того или иного историче-
ского события, но часто сам занимает в этих вопросах ошибочную по-
зицию. В прошлом году журнал затеял беспредметную, абстрактную
дискуссию о так называемой формуле "наименьшее зло" в вопросе о
присоединении нерусских народов к России. Неизвестно, какую цель
преследовал журнал этой дискуссией, но во всяком случае нашим кад-
рам на местах, в национальных республиках, не помог в их борьбе с
проявлениями буржуазного национализма в вопросах истории, если не
сказать обратное. Это вместо того, чтобы на основе многочисленных
исторических данных, архивных материалов и документов во весь
рост поставить вопрос о прогрессивности, благотворности присоеди-
нения нерусских народов к России. Нисколько не преуменьшая реак-
ционность колонизаторской политики царизма, нельзя забывать, что
для многих народов в тех конкретных условиях, когда им угрожала
опасность полного порабощения и истребления со стороны Турции и
Ирана, за спиной которых стояли англо-французские колонизаторы,
присоединение этих народов к России было для них единственным
выходом и имело исключительно благоприятное значение в их даль-
нейшей судьбе. Не видно, чтобы журнал "Вопросы истории", руково-
дствуясь высказываниями товарища Сталина о роли великого русско-
го народа в братской семье советских народов, всесторонне, конкретно
разрабатывал бы и освещал актуальный, жизненно важный для нас,
для дальнейшего укрепления дружбы народов нашей страны во-
прос __вопрос о неоценимой помощи, которую оказывал и оказывает
всем народам нашей страны наш старший брат — русский народ!»3
1 Речьтов. Багирова//Правда. 1952.7 октября. С. 4.
2 Там же. С. 5.
3 Там же.
595
38*
Эту фразу Багирова съезд приветствовал аплодисментами. По су
дела уже в этом выступлении Багирова родилась идея абсолютного
блага для народа его присоединения тем или иным путем к России
Далее в ходе заседаний партсъезда об «искажении прошлого
литовского народа, идеализации феодальных времен» сказал тов
Снечкус (Литовская ССР)1. Тов. Шаяхметов (Казахская ССР) заявил
о том, что «Центральный Комитет партии вскрыл крупные недостат-
ки и ошибки, допущенные казахстанской парторганизацией в облас-
ти идеологической работы, прежде всего в области исторических на-
ук, в оценке движения Кенесары Касимова. Оно (это движение —
А.Д.) от начала до конца было реакционно-монархическим»2.
Тов. Арутинов (Армянская ССР) рассказал о том, что «несколько лет
назад на историческом фронте в Армении имели место проявления
буржуазного национализма в виде одностороннего увлечения древ-
ней историей, её идеализации. Благодаря помощи ЦК ВКП(б) ком-
партия Армении своевременно развернула работу с подобными про-
явлениями буржуазного национализма и добилась поворота внима-
ния научных и творческих работников в сторону изучения и освеще-
ния жизни советской Армении и ее достижений. Нужно однако при-
знать, что за последнее время буржуазно-националистические тен-
денции проявляются в области истории и литературоведения, неко-
торые авторы рассматривают национально-освободительное движе-
ние армянского народа вне классовой борьбы, объявляя революци-
онными демократами, национальными героями всех участников
борьбы с царизмом, в том числе буржуазных либералов и буржуаз-
ных националистов. Такой подход к оценке национально-освободи-
тельного движения приводит к буржуазно-националистической так
называемой теории "единого потока"»3. Тов. Корнейчук (Украинская
ССР) выразил горячую благодарность партии, «которая справедливо
покритиковала авторов либретто оперы "Богдан Хмельницкий", нау-
чила, как подходить по-настоящему к истории своего народа»4.
1 Речь тов. Снечкуса И Правда. 1952.7 октября. С. 6.
2 Речь тов. Шаяхметова И Там же. 8 октября. С. 5.
3 Речь тов. Арутинова // Там же.
* Речь тов. Корнейчука И Там же. 11 октября. С. 2.
596
По сути дела все выступления на съезде партии должны были
восприниматься историками как своего рода директивы. И главное,
что содержалось в этих директивах, — это положительная оценка
присоединения народов к России.
Вскоре историки получили развёрнутое обоснование формулы
«абсолютного блага», которая вытеснила прежнюю формулу «наи-
меньшего зла». В 1953 г., в февральском номере журнала «Комму-
нист» была опубликована статья Багирова «Старший брат в семье
советских народов»1.
«Многие наши историки при освещении вопроса о присоедине-
нии нерусских народов к России механически применяют понятие
"наименьшее зло", — писал Багиров. — Они не видят тех колоссаль-
ных положительных последствий, к которым привело присоединение
нерусских народов к России. Это делается вместо того, чтобы раз-
вёрнуто показать, как русский народ, в течение длительного периода
возглавляя все народы нашей страны в их совместной борьбе за ос-
вобождение, всемерно помогая им, сыграл решающую роль в осво-
бождении этих народов от социального и национального гнёта, в ус-
тановлении Советской власти, в строительстве социализма»2. Далее в
своей статье Багиров показал пример в освещении темы взаимоот-
ношений русских и азербайджанцев, начиная с XV-XVI вв. Союз с
Россией, «включение» того или иного края в состав России были, по
словам Багирова, предметом «чаяний широких народных масс».
«Присоединение нерусских народов к России имело прежде всего то
исключительное значение для судеб этих народов, что они присое-
динились к стране, которая ходом исторического развития преврати-
лась затем в центр мирового революционного движения», — таков
был главный аргумент в рассуждениях о том, что присоединение лю-
бого народа к России было для него абсолютным благом3.
Таким образом, в большой работе высокого партийно-госу-
дарственного руководителя, направленной на ликвидацию нежела-
тельных идейных тенденций в изучении истории разных республик
СССР родилась новая «установка» для историков — формула «абсо-
Багиров
М Д Старший брат в семье советских народов И Коммунист. 1953. №
3.
С. 64-88.
2 Там же. С. 66.
3 Там же. С. 69.
597
лютного блага». Стремление подходить конкретно к каждому случаю
присоединения того или иного народа к России было пресечено. Как
н предыдущая формула, новая играла роль не ключа к замку — ре-
шению исторической проблемы, а отмычки. Она не отвечала на мно-
гие возможные вопросы, встававшие в ходе исследования темы. Сло-
вом, политические задачи подмяли под себя научно-познавательные.
В цитированной выше записке к Панкратовой Нечкина возража-
ла против отрицательной оценки её позиции по отношению к формуле
«наименьшее зло». Ей приходилось доказывать, что она правильно
поняла суть дела. «Самое тщательное сопоставление моего письма
(в редакцию «Вопросов истории» — А.Д.) со статьей т. Багирова в
«Коммунисте» даёт совпадения основных положений,— писала она
Панкратовой. — Я ещё раньше обращалась с соответствующим заявле-
нием в Институт истории, но не получила на него ясного ответа на этот
вопрос. Я, конечно, должна добиваться ответа. Пускай образуют самую
строгую и внимательную комиссию, и пусть она сопоставит положения
моего письма с основными положениями статьи т. Багирова. Они сов-
падают»1. Из этих слов видно, что Нечкина, став жертвой идеологиче-
ского поворота, переживала трудные дни.
7 октября 1953 г. в Академии общественных наук при ЦК пар-
тии она прочла лекцию «Прогрессивное значение присоединения не-
русских народов к России»2. В ней она обличала «школу Покровско-
го», которая «пыталась рассматривать присоединение народов к Рос-
сии как абсолютное зло. История нерусского народа выдавалась за
историю колониальной политики, колониального угнетения народа
царизмом»3. Нечкина призывала не смешивать царизм и русский на-
род. Обходя тему присоединения Кавказа и борьбы кавказских наро-
дов во главе с Шамилем, Нечкина настаивала на положительной
оценке присоединения нерусских народов к России. Чего здесь было
больше — мысли об обретённой истине или же компромисса, при-
мирения с неизбежностью, сказать трудно.
Эпизод с выступлением Нечкиной закрепил в науке тенденцию
к развитию великодержавной точки зрения на присоединению того
или иного народа к России и пребывание его в её составе.
1 Архив РАН. Ф. 1820. On. 1. Д. 429. Л. 5.
2 Там же. Д. 175 (стенограмма лекции).
3 Там же Л. 2,3.
598
3. Дискуссия о периодизации отечественной истории
Утверждаемые «наверху» конкретные оценки и подходы в об-
ласти отечественной истории должны были сочетаться с известными
теоретическими истинами. Поэтому в 1949-1951 гг. по директиве
власти среди советских историков была организована большая дис-
куссия, посвященная теоретической стороне исторического процесса
важнейшему элементу концепции — периодизации отечественной
истории. По всей вероятности, организация дискуссии должна была
способствовать повышению теоретического уровня исторической
науки в понимании «людей власти», усилить значение теоретических
истин (предвзятых идей российского марксизма) в исторических ис-
следованиях. Дискуссия вписывалась в процесс идеологического на-
ступления 1943-1950-х гг.
Определённый опыт в периодизировании российского истори-
ческого процесса у историков был. В 1930-1940-х гг. вышло два из-
дания учебника по истории СССР для исторических факультетов
высших учебных заведений. Этот учебник пока оставался единст-
венным обобщающим трудом по отечественной истории, созданным
советскими специалистами. В нём не было единого критерия в опе-
рации периодизирования. За критерий в разных случаях брались раз-
личные основания. Названия тем в разделах учебника (они же — бо-
лее или менее крупные исторические периоды) указывали то на раз-
витие социальных отношений («Развитие феодальных отношений»),
то на политическую организацию общества («Киевское государство
IX-XI вв.», «Феодальная раздробленность», «Феодальная монар-
хия»), то на личность монарха («Борис Годунов», «Царствование Фе-
дора Алексеевича»). Структура учебника (разделение на первый и
второй тома) проводила важную грань между ХУШ и XIX вв., хотя
эта грань никакими соображениями не была обоснована. В данном
случае получалось чисто хронологическое — по векам — деление
отечественной истории. Разделяя отечественную историю на перио-
ды историки исходили не столько из теоретических соображений
(хотя идея важной роли социальных отношений в истории здесь бы-
ла) сколько из самого материала.
В таком подходе к периодизации было много традиционного,
общего с тем, что давала еще дореволюционная наука, и это вызыва-
599
ло неудовлетворение власти. На её взгляд, марксизм был абсолютно
противоположен старой науке, совпадений тут быть не могло. Ещё в
проекте документа по итогам совещания 1944 г. для историков было
сделано указание — разработать марксистскую периодизацию исто-
рии СССР. Во втором издании учебника авторы постарались учесть
директиву «людей власти», но полностью преодолеть отмеченное
несовершенство периодизации они не смогли. Об этом озабоченно
писала редакция журнала «Вопросы истории». «В принятой ныне
периодизации непомерно большое место занимает “государственный
принцип’’ — выдвижение на первый план смены форм государствен-
ного устройства, политики государства, законодательства, тогда как
история народов, история трудящихся масс отодвигается на второй
план. В наших учебниках сохраняются элементы периодизации "по
векам" и "по царям"». Таковы были важнейшие недостатки принятой
концепции, по мнению руководителей исторической науки1. В связи
с этим руководство Института истории АН СССР получило указание
обсудить проблему периодизации.
По степени полноты понимания предмета исследования перио-
дизация не сравнима ни с каким иным элементом концепции. В лю-
бой периодизации отражено понимание сущности предмета, опреде-
ляющих его признаков, источников развития. Периодизация- выража-
ет движение исследуемого предмета. Изменения в сущностных при-
знаках предмета, возникновение в нём новых качественных призна-
ков и черт создают основу для деления процесса развития на отдель-
ные части — периоды. При этом историк не может не решать так или
иначе вопроса о критерии или критериях, ориентируясь на которые
он проводит разделение единого процесса. Периодизация предпола-
гает рассмотрение изучаемого предмета во всей его цельности,
обобщённо, с выделением важнейших его сторон. Таким образом,
участники дискуссии должны были подняться над значительным эм-
пирическим материалом и действовать в той области, где ослабевала
непосредственная зависимость от источников и особенно сильно
оказывало своё воздействие внеисточниковое знание — понятийный
аппарат историка, через который он воспринимал, систематизировал,
дискуссии о периодизации истории СССР // Вопросы истории 1951.
№ 3. С. ”
600
оценивал исторический материал, теория исторического процесса в
данном случае - марксистско-ленинская теория. Поэтому “ис«с
сия в которой высказалось большое количество историков содержит
в себе драгоценный материал для анализа уровня и Хиля теоре™*”-
ского мышления, общих представлений советских учёных
Известно, что власть превратила марксизм (в его российском
варианте) в обязательную для историка теоретическую базу его нау-
ки. Однако произведения Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина были
полны столь разнообразными идеями и оценками, что для историка
при выборе теоретических соображений или нужной цитаты остава-
лось некоторое пространство. Важнейшей идеей марксизма была
идея определяющей роли в истории экономики — материальной ос-
новы жизни общества. С этой идеей в понятийном аппарате истори-
ка-марксиста были связаны понятия «производительные силы» и
«производственные отношения», «способ производства» (то есть
указанные силы и отношения, взятые в единстве), «соответствие
производственных отношений уровню развития производительных
сил». Производственные отношения между классами и внутри клас-
сов составляли «базис» общества, все остальное (государство, идео-
логия, культура и пр.) — «надстройку».
«Совокупность... производственных отношений составляет
экономическую структуру общества, реальный базис, на котором
возвышается юридическая и политическая надстройка и которому
соответствуют определённые формы общественного сознания. Спо-
соб производства материальной жизни обусловливает социальный,
политический и духовный процессы жизни вообще» (К.Маркс)
такова была обязательная и общепризнанная истина, концентриро-
ванное выражение марксистской социологии . Ясно, что в поисках
наиболее глубоких истоков тех или иных общественных процессов и
явлений советские историки обращались (обязаны были обращать-
ся') к исследованию базиса. Таково было важнейшее методологиче-
ски: требование, предъявляемое к историкам властью, требование,
ХЗш» особый тип мышления - базисно-надстроечныи. Ис-
слеловатетш воспринимали и истолковывали исторический материал
чере:зтиДвух важнейших для марксизма понятий.
1 Маркс К , Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6-7.
601
Вместе с тем сочинения основоположников марксизма по
высказываний и об определяющей роли классовой борьбы. В «Ма'
нифесте коммунистической партии» авторы усиленно и неоднократ"
но подчёркивали роль этого явления в общественной жизни: «Исто-
рия всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы
классов. Все доныне существовавшие общества основывались... На
антагонизме между классами угнетающими и угнетёнными»1.
Ф.Энгельс писал о социальной борьбе в Германии XVI в. так: «Каж-
дое сословие стояло поперёк дороги другому и находилось в непре-
рывной, то скрытой, то открытой борьбе со всеми остальными».
И далее: «Революционная оппозиция феодализму проходит через всё
средневековье. Она выступает, соответственно условиям времени, то
в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного
восстания2. Здесь интересна и важна характерная для марксизма
мысль о непрерывности классовой борьбы, хорошо усвоенная совет-
ской исторической наукой.
Безусловно, классовая борьба была результатом определённых
социальных отношений. Это было ясно. Однако в марксистских тру-
дах она настолько выпячивалась, что приобретала какое-то самостоя-
тельное, всеопределяющее значение. Без представления о постоянно
идущей в обществе борьбе невозможно было истолковать никакое по-
литическое событие, никакое движение в области идейной, вообще
духовной жизни3. В любом проявлении несовпадения социальных ин-
тересов, любом антигосударственном движении, антисоциальном по-
ведении (уголовные преступления) историк обязан был видеть классо-
1 Там же. Т. 4. С. 424,434.
2 Там же. Т. 7. С. 358, 361.
3 См., например: Там же. Т. 16. С. 412-413. Здесь в предисловии ко второму изданию
своей книги «Крестьянская война в Германии» Ф.Энгельс совершенно недвусмыс-
ленно заявлял о том, что «религиозно-политические контроверзы (спорные вопро-
сы)» являются в сущности только «отражением классовой борьбы того времени».
О том же он писал в самой работе: «И во времена так называемых религиозных войн
XVI столетия речь шла прежде всего о весьма определённых материальных классо-
вых интересах; эти войны так же были борьбой классов, как и более поздние внут-
ренние конфликты в Англии и Франции. Если эта классовая борьба протекала тогда
под знаком религии, если интересы, нужды и требования отдельных классов скры-
вались под религиозной оболочкой, то это нисколько не меняет дела и легко объяс-
няется условиями времени» (Там же. Т. 7. С. 360).
602
вую борьбу. Вероятно, близкий исторический опыт (три революции в
России в начале XX в.) обострил восприятие значения классовой
борьбы у партийных идеологов, обществоведов и историков СССР.
Кроме того, марксизму порой (хотя и очень нечасто) было
свойственно признание определяющей роли идей в истории, тех
идей, которые становились материальной силой, если они овладева-
ли массами. Иными словами, воздействие таких идей на ход истори-
ческого процесса по порождаемым ими последствиям было равно-
значно воздействию базиса.
Основоположники марксизма оставили рад высказываний и о роли
выдающейся личности в истории и о решающей роли народных масс
Таким образом, историку можно было сделать акцент на ту или
иную теоретическую идею марксизма, выпятить одно, затушевать
другое. Анализ дискуссии о периодизации истории СССР позволяет
рассмотреть тенденции в теоретических подходах советских истори-
ков к изучаемому ими материалу, характерные черты их мышления,
особенности исторического синтеза в советской науке.
13 декабря 1948 г. на заседании Учёного совета Института вы-
ступил с докладом Бахрушин, а 5 мая 1949 г. — Дружинин. Журнал
«Вопросы истории» кратко информировал читателей о ходе обсуж-
дения этих двух докладов1.
В архивном фонде Бахрушина обнаружены две редакции руко-
писи под названием «Проект периодизации истории русского народа
в феодальную эпоху»2 3. На одной из них есть надпись в правом верх-
нем углу первой страницы — «последний вариант» . Поэтому имен-
но данная редакция и является предметом рассмотрения. Рукопись
Бахрушина представляет собою не текст его выступления, а только
схему периодизации — названия более или менее крупных историче-
ских периодов с указанием их хронологических рамок. В сопостав-
лении этой рукописи с опубликованным в журнале пересказом док-
лада Бахрушина реконструируется основное содержание его выступ-
ления.
1 См.: Обсуждение вопросов периодизации истории СССР в Институте истории АН
СССР // Вопросы истории. 1949. № 4. С. 149—152.
2 ААН. Ф. 624. On. 1. Д. 318. Л. 1-8.
3 Там же. Л. 1.
603
Бахрушин начал речь с рассуждения о критерии, ориентируясь
на который, он определял границы периодов. Он указал, что в основу
периодизации «должны быть положены, с одной стороны, явления
социально-экономического характера и, с другой, — явления над-
строечного, политического характера»1. Таким образом, историк вос-
производил и осмысливал ту позицию, которая была представлена в
учебниках, написанных при его активном участии. Он отчётливо
представлял себе, что периодизировать исторический процесс во всём
многообразии его сторон, ориентируясь только на один критерий, не-
возможно. И, нужно сказать, это было справедливо. Такова была неяв-
но выраженная основополагающая идея доклада Бахрушина.
В ходе работы над ним Бахрушин уточнял границы периодов.
Это заметно при сравнении двух редакций его рукописи. В основном
правка автора коснулась начальной части труда — там, где речь шла
о Киевской Руси. Здесь у Бахрушина были разногласия с основным
исследователем темы Б.Д.Грековым в определении степени зрелости
феодальных отношений в славянском обществе. Видимо, поэтому он
уточнял хронологические рамки начального развития феодальных от-
ношений: сперва отнёс рост народившихся новых порядков к первой
половине IX в., потом указал на XI в.2, сперва начало феодальной раз-
дробленности усмотрел во второй половине XI в., потом — в ХП в.3
Судя по названиям разделов периодизации (периодов и подпе-
риодов), по указаниям на ведущие процессы в том или ином периоде,
Бахрушин в первую очередь ориентировался на социальные отноше-
ния как важнейший критерий при периодизировании без явно выра-
женного учёта экономики. Первый период (VI-XI вв.) он назвал
«Разложение родового строя и возникновение феодализма у восточ-
ных славян». Таким образом, акцент был сделан на развитие исклю-
чительно социальных отношений. Заявленный в начале доклада со-
циально-экономический критерий как бы расщеплялся. Социальная
сторона в построении Бахрушина выступала автономно, отдельно от
стороны экономической. Однако в подпунктах, детализировавших
основное название, автор употребил несколько критериев выделения
1 Обсуждение вопросов периодизации истории СССР... С. 149.
2 Архив РАН. Ф. 624. On. 1. Д. 318. Ср.: Л. 1 и 4.
3 Там же.
604
того или иного периода. Так он писал о VI-V1I1 в».: «Развигае Па
хотного земледелия у славян. Разложение родового строя. ™Ьш™'
семья. Территориальная община. Первые политическнГобъедине™
у славян» . Следовательно, очерчивая более мелкий период и обос-
новывая его границы. Бахрушин ориентировался „а такие явления
как производительные силы, социальные отношения, политическое
устройство.
Примечательно, что Бахрушин использовал в первой редакции
термин «дофеодальное Киевское государство», а во второй отказался
от него, вероятно, как от сомнительного, малоподходящего. Нужно
заметить, что во втором издании учебника по истории СССР (1948 г.)
издания он применялся2 3 4. Видимо, историку стали интуитивно ясны бес-
полезность и бессодержательность этого термина, доживавшего в
1940-е гг. свою жизнь. Итак, в рамках обозначенного периода (VI-
XI вв.) автор прослеживал в основном развитие феодальных отношений.
То же можно сказать и о втором периоде, носившем название
«Феодальная раздробленность» (ХП-ХШ вв.). Правда, название было
не вполне удачным. Этот термин традиционно относился в первую
очередь к политическому состоянию страны. Автор внёс в него эко-
номическое содержание, подчеркнув, что речь идет не только о по-
литической, но и об экономической раздробленности
Следующий период охватывал XTV — первую половину XV в.
Учебник дал ему название, отражавшее исключительно сферу поли-
тической жизни — «Начало объединения Северо-Восточной Руси» .
Бахрушин же, стремясь подчеркнуть эволюцию социально-экономи-
ческой сферы (базиса!), дал иное название «Развитие обществен-
кого разделения труда. Начало объединения Русской земли (XIV-
первая половина XV в.)»". Тот же подход ярко проявился и а других
разделах. Четвертый назывался «Со средины XV до средины XVII в.
Усиление феодальной эксплуатации и развитие экономических свя-
зей. Образование и оформление централизованного феодального го-
сударства»5. В учебнике же название снова указывало только иа по-
СССР, том 1. С древнейших времен до конца XVIII в. М., 1948. С. 730.
3 Там же. С. 731.
4 ААН. Ф. 624. On. 1. Д.318.Л. I.
5 Там же. Л. 2.
605
литическую сферу — «Феодально монархия» и «Образование фео.
дально-абсолютистской монархии» . Пятый раздел (период) бЫл на
зван Бахрушиным так — «Возникновение мануфактуры в России
Рост всероссийского рынка. Абсолютистское государство (вторая
половина XVII — первая половина XVIII в.)»1 2. Учебник начинал со-
ответствующий раздел с реформ Петра. Бахрушин же сгладил эту
историческую грань, выдвигая социально-экономический подход.
Последний раздел своего проекта периодизации он вполне логичным
образом именовал «Начало разложения крепостнического строя»3.
Итак, Бахрушин переосмыслил ту периодизацию, которая была
представлена в учебнике, являвшимся в ту пору для марксистской
науки единственным обобщающим трудом. Определяя хронологиче-
ские грани между периодами и выявляя их сущность, он всюду явно
усилил социально-экономический подход. Принимая во внимание
политическое развитие страны, он всё же стремился сгладить его
значение, не акцентировать данной стороны исторического процесса,
как это было сделано в учебнике. Однако от граней, определяемых
политическим развитием страны, он уйти не смог.
13 декабря 1949 г. в Институте истории после доклада Бахру-
шина на заседании Учёного совета состоялось его обсуждение. Вы-
ступивший по докладу А.Д.Удальцов обратил внимание на отсутст-
вие единого критерия при делении исторического процесса на пе-
риоды, считая это «одним из основных недостатков» в работе автора.
«При характеристике грани между эпохами докладчик учитывал
главным образом экономические процессы, а не перевороты, вы-
званные классовой борьбой», — заявил Удальцов4. К сожалению,
выступавший не указал, какие именно перевороты, порождённые со-
циальной борьбой и определявшие собою грани исторических пе-
риодов, он усмотрел в феодальную эпоху отечественной истории.
И далее Удальцов, демонстрируя безупречную позицию историка-
марксиста в её советском понимании, упорно развивал тезис об оп-
ределяющей роли классовой борьбы в средневековье. «Создаётся
1 История СССР. С. 736,739.
2 ААН. Ф. 624. On. 1. Д. 318. Л. 3.
3 Там же.
4 Обсуждение вопросов периодизации истории СССР... С. 150.
606
впечатление, что периодизация... построена на основе экономическо-
го материализма, а не исторического» - такой упрёк бросил он Бах-
рушину, обвиняя его тем самым в отступлении от марксизма' Дру-
жинин заявил о том, что на вторую половину ХУШ в. приходится
конец феодальной эпохи и в 1760-1761 гг. он усмотрел признаки ре-
волюционной ситуации, «хотя и в слабой, зачаточной форме» «60-е
гг.... знаменуются началом подъема крестьянского движения» «в
это же время класс феодалов в лице своих наиболее проницательных
представителей начинает понимать необходимость каких-то измене-
ний в феодальной системе эксплуатации»1 2. Таким образом, коллеги
Бахрушина явно выпячивали значение классовой борьбы в эпоху
феодализма, резко преувеличивая роль этого фактора в историческом
процессе.
Удальцов, а вслед за ним и Тихомиров, обратили внимание на
то, что «основное внимание уделено вопросам, связанным с развити-
ем государства»3. Они верно почувствовали у Бахрушина преоблада-
ние ориентации на политический критерий периодизации. При том,
что докладчик некоторые грани между периодами определил эволю-
цией социальных отношений, всё же политический критерий в по-
строениях Бахрушина играл более важную роль. Чаще под различ-
ную политическую организацию общества он подводил в качестве
базиса ту или иную ступень в развитии экономики и социальных от-
ношений. Вместе с тем эта ориентация была не вполне последова-
тельной, порой давала сбои. Гак, по замечанию Тихомирова, Бахру-
шин не учёл в качестве важной исторической грани реформы Петра.
Информационное сообщение о заседании Учёного совета Ин-
ститута истории было изложено так, что создаётся впечатление пре-
обладания критических отзывов на доклад Бахрушина. Сказано толь-
ко о трёх участниках прений. Остальные участники обсуждения тру-
да Бахрушина были обозначены коротким сокращением «и др.». Об
их выступлениях журнал не сказал ни слова. И хотя в сообщении не
говорилось о заключительном слове, с которым по докладу выступил
1 Там же.
2 Там же.
3 Там же.
607
председательствовавший на заседании С.Д.Сказкин, нужно думать
что были опубликованы соображения определяющих фигур.
5 мая 1949 г. Дружинин выступил со своим проектом периоди-
зации отечественной истории в капиталистическую эпоху. Объясняя
выбор критерия, исходя из которого он разделял исторические пе-
риоды, Дружинин определил классовую борьбу как критерий, «мак-
симально охватывающий содержание исторической жизни»1. Его пе-
риодизация относилась к истории капиталистической России — двум
периодам — формированию капиталистического уклада и периоду
капиталистической формации.
Становление капитализма, по мнению Дружинина, шло через
такие периоды как 1760-1789 гг., затем 1790-1825 гг., 1825-1861 гг.;
и каждый из этих периодов был ступенью в процессе всё большего
углубления кризиса феодализма, подъёма борьбы против этого строя.
Далее пошло развитие собственно капитализма: 1861-1882 — время
его утверждения, затем — зрелого состояния на домонополистиче-
ской стадии (1883-1901 гг.) и, наконец, период империализма (1901-
1917 гг.), «когда в результате мощного развития руководимого
большевистской партией пролетарского движения, возглавившего
растущее движение крестьян, происходит революционная смена ка-
питалистической формации социалистической»2 3.
Выступившие в прениях Нечкина, Е.И.Заозерская, В.К.Яцун-
ский указали, что в основу периодизации следовало бы положить
изменения в способе производства как основе, материальной базе,
из которой вырастает классовая борьба. Да и характеристики той
или иной вспышки этой борьбы, отмечавшие собою историче-
ские грани между периодами, не устроили участников прений.
Сомнению подверглась дата 1760 г. как начальная. Об этом гово-
рили почти все —Бахрушин, Нечкина, С.И.Якубовская, Заозер-
ская исключая В.К.Яцунского, который поддержал в этом пунк-
3
те докладчика .
В отличие от Бахрушина, который как будто спокойно воспри-
нял критику в свой адрес, Дружинин в заключительном слове на засе-
1 Там же.
2 Там же. С. 151.
3 Там же.
608
дании решительно отстаивал свою правоту и защищал свои поспюе™,
весомыми цитатами из сочинений классиков марксизма-Хи^Х
бегая вперед, можно сказать о том, ™ Бахрушин больше к
непростой и неясной в теоретическом отношении проблеме JSST
„ин решил уточнить и детализировать свою позицию и предс^Х
печати, не удовлетворяясь устным обсуждением “вить ее в
Доклады Бахрушина, Дружинина и выступления их коллег сти-
мУлиРОвали дальнейшую работу над поставленной проблемой. В но-
ябре 1949 журнал «Вопросы истории» опубликовал сразу две статьи
о периодизации отечественной истории, которыми началась широкая
дискуссия. Одна статья — Базилевича, ближайшего ученика Бахру-
шина — была посвящена периодизации развития феодальной форма-
ции в истории русского народа, вторая — Дружинина — капитали-
стической формации1.
Учитывая обсуждение доклада своего учителя (в частности, —
обвинение в экономическом материализме), Базилевич сформулиро-
вал продуманную, логичную теоретическую позицию. Стараясь из-
бегать упрощённого понимания марксизма в духе вульгарно-эконо-
мического подхода к истории, он обратил внимание на такое рассуж-
дение Энгельса: «Экономическое положение это — базис, но на ход
исторической борьбы оказывают также влияние и во многих случаях
определяют преимущественно форму её различные моменты над-
стройки... Тут имеется налицо взаимодействие всех этих моментов, в
котором, в конце концов, экономическое движение как необходимое
прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайно-
стей». Эти соображения Базилевич процитировал в начале своей ста-
тьи2. Конкретизируя и развивая подход Энгельса, Базилевич разрабо-
тал трехуровневую шкалу, применяемую им в операции периодизи-
рования Значение этой шкалы заключалось ещё и в том, что в ней
историк раскрывал понимание механизмов исторического процесса,
взаимодействие разных его «этажей». Однако нельзя сказать, что Ба-
зилевич представил свои соображения в развёрнутом и аргументиро-
‘ Пячипевич К В Опыт периодизации истории СССР феодального периода // Вопро-
ьазилевич л-»- - 65_gQ. Дружинин Н.М. О периодизации капигалистиче-
сы истории. 1941. Ж и. V-»
OnSZ»»»»»»" негарн» СССР. С. 65.
609
39. м'
ванном виде. Эта шкала как будто постоянно имелась им в виду По
мере изложения его соображений о периодизации отечественной ис-
тории. Генетическая связь этой теоретической схемы с рассуждения-
ми Энгельса, процитированными в начале статьи Базилевича, несо-
мненна. В чётко сформулированном (но чрезвычайно схематичном
виде) шкала оказалась представленной только в самом конце работы.
Первый, методологически главный, уровень указывал на необ-
ходимость учёта при изучении истории и, в частности, операции пе-
риодизирования определяющей роли производительных сил и произ-
водственных отношений. Положив в основу объяснения социально-
экономические структуры, Базилевич таким образом выполнил важ-
нейшее требование марксизма — материалистического подхода к
истории.
Поскольку экономика, как правило, не воздействует на истори-
ческие события непосредственным образом, а даёт о себе знать
обычно опосредованно, через другие сферы общественной жизни,
наряду с ней необходимо учитывать политическую структуру обще-
ства («этой двойной шкалой устанавливается связь между общест-
венно-экономическим развитием и формами государства»). Таков вто-
рой уровень в подходе Базилевича. «Третья, низшая, шкала — писал
историк, — должна дать дальнейшую детализацию в соответствии с
наиболее характерными для каждого подразделения явлениями исто-
рического процесса»’. Базилевич не сказал с достаточной ясностью,
какие именно факторы исторического процесса должны быть указаны
на третьем уровне. Судя по его работе, это — внешние условия (втор-
жение на Русь монголо-татар), борьба с завоевателями, политическая
деятельность правителей, сложение народности, развитие права, поме-
стной системы, классовая борьба. Содержание этого уровня нужно
признать разнородным и наименее продуманным историком. Сюда
вошли такие исторические процессы, которые по скорости и глубин-
ному характеру вполне сопоставимы с экономикой: сложение народ-
ности, например. Здесь же поставленными с ними на один уровень
оказались событийные ряды, находящиеся в силу своей социальной
природы на поверхности исторического процесса— борьба с завое-
вателями, политическая деятельность правителей.
1 Там же. С. 90.
610
В статье Базилевича эта схема не получила достаточно после
довательнои и отчетливой реализации. В исторических ™XZx
Базилевича определяющий - экономический - критериГ(Хвый
уровень его шкалы) выступил в неполном виде, то есть историТрас
сматривал не совокупность производительных сил и произХ^-
ных отношении (способ производства), а лишь производные
отношения, в частности эволюцию ренты. В смене форм ренты Баш
левич видел смену форм эксплуатации крестьянина феодалом важ-
нейшие изменения в феодальных производственных отношениях
«Марксистское учение о докапиталистической ренте даёт полную
возможность установить главные этапы в развитии феодальных про-
изводственных отношений» — писал он1.
По всей видимости, на Базилевича оказали влияние воззрения
Б.Д.Грекова. В работе «Крестьяне на Руси с древнейших времен до
XVII в.», опубликованной после войны, Греков провёл периодиза-
цию истории крестьянства, исходя из «смены форм эксплуатации...,
в свою очередь обусловленной развитием экономической и полити-
ческой жизни страны»2. Называя основное содержание каждого из
изученных им периодов, Греков указывал на господствовавшую
форму ренты: «Период господства примитивной отработочной рен-
ты. Последний его этап» (до ХП в. — А.Д.), «Рост крупного землевла-
дения. Экономическое и политическое усиление землевладельческой
знати. Превращение вотчины в сеньёрию и рента продуктами» (ХП-
XV вв. — А.Д.). В названии последнего раздела его монографии об
отработочной ренте прямо не называется, но она подразумевается под
словом «барщина». Правда, Греков не ограничивался указаниями на
ту или иную форму ренты, а отмечал ещё и другие социально-
экономические, порой юридические явления, характеризовавшие со-
бою разные периоды в истории крестьянства. Таким образом, перио-
дизация Базилевича была упрощённым вариантом периодизации Гре-
кова Кроме того, в отличие от Грекова, который не выдвигал денеж-
ную ренту в качестве основной для русского крестьянина, определяв-
шей его положение, Базилевич считал, что именно эта рента имела
преобладающее значение на Руси с конца XV до середины XVIII в.
‘ Там же. ।С. 67-руСИ с древнейших времен до XVII века. М.» 1946. С. 11.
. ««*“ ссср е “•
611
39*
С точки зрения теории марксизма позиция Базилевича была
вполне последовательной и логичной. В основе развития историк
усматривал производственные (межклассовые) отношения, причём
он сконцентрировался на рассмотрении отношений по поводу ренты
между феодалом и крестьянином, в которых отражались отношения
собственности на средства производства — важнейшие в любом об-
ществе, по учению марксизма. Как представлялось марксистам, в
ренте с особой ясностью сказывались отношения эксплуатации.
В части эмпирической, то есть при построении периодизации
Базилевич не смог строго выдержать провозглашенный им принцип.
Так, например, считая середину XVIII в. важной исторической гра-
нью, он обосновывал свою оценку указанием не на эволюцию ренты,
а на ряд иных признаков (критериев периодизации): «Во второй по-
ловине столетия зачатки капиталистической формации превращают-
ся в капиталистический уклад (критерий — социальные отношения,
степень их зрелости — А.Д.). Шестидесятые годы ХУШ в. являются
преддверием к новой большой крестьянской войне под предводи-
тельством Емельяна Пугачева (критерий — социальная борьба —
А.Д.). Появляются признаки начавшегося разложения феодально-
крепостнического строя» (критерий — состояние старых социально-
экономических отношений — А.Д.)1.0 ренте — ни слова.
Таким образом, Базилевич выступил в начале дискуссии с
предложением единого марксистски обоснованного критерия перио-
дизации, однако при определении исторических граней не выдержал
избранного им же самим принципа единства критерия и применил
иные, не обоснованные им критерии. Безоговорочное следование
марксистскому требованию уделять главнейшее внимание экономике
и экономическим отношениям исказило восприятие Базилевичем
феодального общества. Глубочайшим отличием этого общества от
общества индустриального, капиталистического являлась неотдели-
мость отношений экономических от политических. В лице феодала
воплощался и правитель и собственник. Игнорирование политиче-
ских отношений, исключение их из поля зрения и научного ям^дича
модернизировало феодальное общество, в определенной мере ото-
1 Там же. С. 8S.
612
ждествляло его природу с природой общества
вело к неверным представлениям о нем. ндустриального и
Другой участник дискуссии, Дпужинии
своего доклада в Институте истории, периоди^Х^ХТ
лизма. Он правильно почувствовал недостаточней, экономнчТкого
критерия: «Было бы ошибкой, если бы, устанавливая хровологиче"
ские грани, мы следили исключительно за изменениями хозяйствен-
ной жизни: такая периодизация была бы чисто экономической она
не включала бы в себя других сторон исторического процесса не
раскрывала бы обратного воздействия — надстройки на базис, кото-
рое всегда учитывалось и подчёркивалось классиками марксизма»1.
Как и Базилевич, Дружинин верно понял, что периодизация должна
отражать изменения в разных сферах общественной жизни, а не
только в одной, пусть даже базисной, определяющей в жизни обще-
ства. Поэтому он вновь выдвинул такой критерий периодизации как
классовая борьба. «Периодизация по принципу классовой борьбы
помогает одновременно вскрыть переломные процессы в сфере про-
изводственных отношений и соответствующие перемены в области
надстроечных — политических и культурных — явлений,» — таково
было основное соображение Дружинина2. Его позиция так же, как и
точка зрения Базилевича, была подкреплена рядом высказываний
классиков марксизма и, нужно сказать, тоже вполне вписывалась в
теоретические представления марксистского учения.
Однако при построении своей схемы Дружинин выдвинул та-
кие хронологические грани, которые, вероятно, были убедительны
для его современников, но не для объективного читателя другой эпо-
хи. По словам учёного, двумя важнейшими и бесспорными хроноло-
гическими рубежами в истории капитализма в России были 1861 и
1917 гг Поскольку отмена крепостного права в 1861 г. была все-таки
лелом поавительства, а не продуктом революции, Дружинин обратил
ХманиТна^Гчт^по словам Ленина, реформы - побочный про-
Z-“ революционной борьбы. «Классики марксизма никогда не рас-
ХиХ РеФ“рМУ 1861 Г- бмгедеяние гос>даРствситй “*
ом о ^.иодизщи^р»" кашггялнсгнческях «гношекя» Рое-
сии // Там же. С. 90.
2 Там же.
613
сти — они расценивали её как уступку, вырванную у правительства
подъёмом революционного движения», — писал он1. Строго говоря
не классовая борьба, а реакция на неё со стороны правительства (ре-
форма 1861 г.) была взята историком как критерий периодизации.
А если учесть, что позднейшие исследования не подтвердили представ-
лений о значительной социальной борьбе в России в конце 1850-х гг.,
следовательно, опровергли тезис о том, что она явилась важнейшей
причиной проведения реформы, то позиция Дружинина в глазах ны-
нешнего читателя становится шаткой, а его построение сомнительным.
И это в одном из самых надёжных пунктов его концепции!
Дружинин обратил особое внимание на процесс зарождения
капиталистических отношений, на периоды их становления. «Про-
цесс созревания капиталистического уклада» он усматривал, как и в
докладе, с 1760-х гг. Дружинин подчеркнул «стихийное движение
крестьянства, направленное против усилившейся феодальной экс-
плуатации» в указанное время. Почему-то именно оно, а не восста-
ние Пугачёва, явно более широкое по размаху и более острое по
столкновению общественных сил событие, оказалось более пригод-
ным для того, чтобы обозначить собою важный исторический рубеж.
Именно об этом очень разумно говорила при обсуждении доклада
Дружинина С.И.Якубовская. Не маскировало ли это обращение к
волнениям крестьян тот факт, что с 1760-х гг. обнаруживались заро-
дыши новых социально-экономических отношений, и что именно их
более всего стремился учесть Дружинин в своей периодизации, ис-
кусственно подтягивая к ним «стихийное движение крестьянства»?
Ещё одна грань — 1790 г. Её Дружинин обосновывал иначе,
чем в докладе. Он снял ориентацию на Французскую революцию
1789 г. и обратил главное внимание своих читателей на иной факт.
В 1790 г. была опубликована книга А.Н.Радищева «Путешествие из
Петербурга в Москву». Опять-таки возникают сомнения и вопрос:
неужели эта книга так потрясла страну, что её выход открыл новую
полосу в истории капиталистических отношений?
В представленных выше рассуждениях Дружинина речь шла
или должна была идти, как и обещало название его статьи, о перио-
дизации капиталистических отношений в России. Автор нигде не
1 Там же. С. 92.
614
рассуждал о том, насколько периодизация истории капиталистиче-
ских отношении тождественна периодизации истории страны Ведь
назревание новых структур (капиталистических отношений) ещё не
меняет «внешней оболочки» общества, его важных характеристик
Поэтому в этом случае ещё нет достаточных оснований для проведе-
ния исторической грани в истории страны, той грани, которая начи-
нает собою новый период в жизни России. Никто из участников дис-
куссии не обратил внимания на эту важную деталь.
Далее. Довольно малоубедительной гранью был, например,
1901 г. (период 1901—1917). Вспышки рабочего движения в это время
оказались более значительными для историка, чем классовая борьба
в 1905, что не могло не породить недоумения у читателя, и об этом
говорили на обсуждении доклада Дружинина Нечкина и Якубовская.
Опять историк, уклоняясь от занятой им позиции, учитывал не
столько накал классовой борьбы, сколько рождение монополистиче-
ского капитализма.
Рассмотрев ряд исторических рубежей, установленных Дружи-
ниным, нельзя не признать некоторую искусственность его периоди-
зации, наличие явных натяжек, преувеличений и, следовательно, яв-
ной субъективности при проведении важной аналитической опера-
ции с историческим материалом. Привлечённые факты ведут к неиз-
бежному выводу о том, что Дружинин завысил степень сопряжённо-
сти классовой борьбы с социально-экономическими сдвигами, пошел
на чрезмерное сближение этих двух линий в общественном развитии.
Однако, судя по выступлениям участников дискуссии, они не заме-
тили этого порока в схеме Дружинина.
Дальнейший ход дискуссии сложился так, что она шла не толь-
ко в журнале, но и в научных учреждениях — Институте истории,
Академии Общественных наук. Возможно, обмен мнениями проис-
ходил на кафедрах высших учебных заведений. Таким образом, мас-
штаб её трудно учесть. Судя по выступлениям на страницах «Вопро-
сов истории», по количеству и объёму публиковавшихся работ, ко-
нец 1949 и первая половина 1950-го года были временем подъёма
интереса к обсуждению вопросов периодизации, непосредственных
откликов на работы Базилевича и Дружинина. Затем этот интерес
снизился (вторая половина 1950-го года). Новый (быть может, не-
615
сколько искусственный) подъём наблюдался в конце 1950-го__На
чале 1951 г.: обсуждение статьи И.И.Смирнова в Ленинградском от
делении Института истории, дискуссия 21-25 декабря в Институте ис-
тории, в Москве. В «Вопросах истории» была опубликована
21 статья (поступило свыше 30 из разных городов Советского Союза)
Отклики на дискуссию наблюдались за рубежом. Можно смело сказать
что это была одна из самых больших, если не самая большая дискуссия
за всю историю советской исторической науки. Из всех дискуссий со-
ветского периода (исключая дискуссию о формациях на рубеже 1920-
1930-х гг.) она в наибольшей степени отражала в себе концепцию оте-
чественной истории и теоретические воззрения историков.
Ни общий подход к операции периодизирования ни сама пе-
риодизация, предложенные Базилевичем, не были приняты ни одним
из участников дискуссии. Сперва они исходили из критики позиции
Базилевича, потом в поле критического обстрела стали попадать и
иные высказанные во время дискуссии точки зрения. Остановимся на
самых важных и характерных выступлениях.
С критикой позиции Базилевича и развитием точки зрения
Дружинина выступил А.А.Зимин, историк другого поколения, млад-
ший коллега Базилевича и Дружинина, сформировавшийся как ис-
следователь в годы войны и в послевоенный период. Его статью
журнал «Вопросы истории» опубликовал в третьем номере за 1950 г.
До Зимина уже высказались некоторые участники дискуссии с кри-
тическими отзывами по адресу Базилевича. Однако на их фоне статья
Зимина выглядела чем-то несколько инородным. Она показывала,
что после ряда начётчиков, воображавших себя обладателями мар-
ксистской истины, заговорил исследователь, знаток источников и
научной литературы1.
«Можно ли говорить, что денежная рента на Руси в конце
XV — середине XVII в. была ведущей формой докапиталистической
ренты? — спрашивал Зимин и сам же отвечал, — Нет. К.В.Базилевич
приводит два примера, характеризующих появление денежной ренты
* В числе выступивших нужно отметить С.В.Юшкова, опубликовавшего серьёзную
статью «К вопросу о политических формах русского феодального государства до
XIX в. (Вопросы истории. 1950. № 1. С. 71-93). Однако он не столько спорил с Бази-
левичем, сколько пропагандировал и разъяснял свои воззрения на эволюцию госу-
дарственного строя в России.
616
в конце XV в. „а Руси - данные новгородских
„озерской уставной грамоты 1488 года. Он прав, когда говорит ™
они свидетельствуют о появлении этой рейты, точнее о первых „™
знаках процесса замены денежной ренты рентой „РодуГам„ н"
нельзя преувеличивать эти первые ростки нового. Дело в том' что
писцовые книги Новгорода конца XV в. характеризуют специфнче
ские условия жизни Новгородского края, недавно присоединённого к
Москве, где произошел полный разгром крупного боярского земле-
владения, утвердилась поместная система и отчасти землевладение
черносошное, тесными узами связанное с Москвой. Апелляция к бе-
лозерской таможенной грамоте 1488 г. не может нас удовлетворить,
поскольку она характеризует в большей степени таможенную поли-
тику московского правительства, чем формы докапиталистической
ренты. Обращаясь к материалам середины XVI в. мы убеждаемся,
что даже тогда рента продуктами являлась господствующей формой
докапиталистической ренты». И далее Зимин приводил ряд данных о
монастырских хозяйствах, в которых явно преобладала рента про-
дуктами, а не денежная1.
Подвергнув сомнению точку зрения Базилевича самым убеди-
тельным образом — путём сопоставления её с источниками, — Зи-
мин предложил расширить подход Дружинина с его критерием клас-
совой борьбы до масштабов всей отечественной истории: «Дума-
ем..., что Н.М.Дружинин был прав, когда исходил "из фактора клас-
совой борьбы" при расчленении истории капиталистической эпохи в
России на хронологические этапы. Думаем также, что это положение
вполне применимо и к периодизации истории феодализма в СССР»2.
Критикуя те или иные хронологические грани, указанные Базилеви-
чем, Зимин искал иные. Это были социальные движения, которые он
считал вспышками классовой борьбы, к ним же он причислял народ-
ные восстания против монголо-татар, внутрицерковные конфликты,
которые, конечно, никакой классовой борьбой не являлись. Однако,
ссылаясь на высказывания Энгельса, Зимин считал их таковыми.
Давление идеологического пресса искажало взгляд историка, превра-
1 3ИМИн А.А. Некоторые вопросы периодизации истории СССР феодального перио-
да // Там же. 1950. № 3. С. 70-71.
2 Там же. С. 69.
617
щая его в начётчика, подбирающего иллюстрации к высказываниям
«основоположников».
Таким образом, после выступления Зимина подход Дружинина
получил полное развитие и оказался приложенным не только к капи-
талистической эпохе в отечественной истории, но и ко всей истории
феодального общества.
Совершенно иной подход выдвинул ленинградский историк
Иван Иванович Смирнов1. В качестве теоретического ориентира
Смирнов выбрал «Краткий курс» истории партии. В нём, по мысли
историка, был показан «тот принцип, который положен в основу пе-
риодизации. Этот принцип заключается в том, что в качестве основ-
ного критерия при членении исторического процесса на периоды
И.В.Сталин берёт важнейшие политические события данного перио-
да, важнейшие моменты в развитии государства»2. Если брать в ка-
честве критерия развитие производства, рассуждал историк, то в по-
нимании исторического процесса на первое место выйдет эволюцио-
низм — «процесс постепенного и непрерывного движения». Между
тем суть проблемы периодизации заключается в том, чтобы «опреде-
лить моменты перехода от одного типа производства к другому типу
производства, от одного этапа в развитии производства к другому
этапу в развитии производства». При определении этих узловых мо-
ментов на первый выступают «факторы политического развития»,
развитие государства. «Развитие производства и общества невоз-
можно вне и помимо политического развития, ...политическое разви-
тие является формой и средством упразднения старых форм произ-
водства и утверждения новых. Следовательно, изучение этапов поли-
тического развития, этапов развития государства, является средством
выявления и определения этапов развития и материального произ-
водства»3. Кроме того Смирнов указывал, что «в смене форм русско-
го государственного строя, в смене форм русского самодержавия
XVH-XX вв. нашла свое отражение и выражение история классовой
борьбы в России4. Таким образом, Смирнов стремился внедрить но-
1 Смирнов И.И. Общие вопросы периодизации истории СССР // Вопросы истории
1950. № 12. С. 77-99.
2 Там же. С. 79.
3 Там же. С. 80.
4 Там же. С. 89.
618
вое содержание в традиционную схему „стории
ентировалась в значительной степени „а такой критерий кТпТл „™
ческа» организация общества. Как „ другие ИСТ„Р а с™™™
стремился в качестве наиболее глубокой основы учесть в периодиза-
ции развитие производства и классовой борьбы.
С компромиссной позицией выступили В.Т.Пашуто и Чеоеп
нин . Они предложили учитывать два критерия - развития способа
производства и классовой борьбы. В их работе была прослежена ис-
тория России в эпоху феодализма с акцентированием классовой
борьбы как основы для проведения той или иной исторической гра-
ни. Искусственность этого выпячивания социальной борьбы заметна
при сопоставлении статьи указанных авторов и позднейшей моно-
графии того же Черепнина. После многолетнего исследования темы
образования Российского государства в своей книге «Образование
Русского централизованного государства в XIV-XV веках (М., 1960)
Черепнин ничего не говорил, например, о «волне народных восста-
ний» 1317-1320 гг., которую авторы статьи считали «вполне чётким
рубежом периодизации»1 2.
В части позитивных построений участники дискуссии оказа-
лись слабы. Все высказанные точки зрения оказывались уязвимыми
прежде всего с точки зрения соответствия реальным фактам. В кри-
тической части были высказаны более сильные позиции.
Особенно глубокую теоретическую критику подходу Базилеви-
ча дал сотрудник Института славяноведения, специалист по истории
Польши И.С.Миллер. Он вполне справедливо полагал, что централь-
ным вопросом дискуссии должен быть вопрос о принципе и методе
построения периодизации. Миллер писал.' «Строя периодизацию ис-
тории не следует механически отводить первую её ступень измене-
ниям базиса, вторую — одному виду надстроечных явлений — раз-
витию государства, а третью - без особого разбора всем прочим
фактам и явлениям в истории народа, страны». Такая схема «класси-
фицирует руководствуясь степенью важности категорий явле-
1 Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. О периодизации истории России эпохи феодализма //
Вопросы истории. 1951. Xs 2. С. 52-80.
2 Там же. С. 61.
619
НИЙ а не степенью важности самих явлений» . То есть при расп
лении факторов исторического процесса Базилевич исходил Из **
ретических представлений марксизма, а не из фактов реального и°
торического процесса. Однако, продолжал Миллер, по степени
чения с изменениями в способе производства порой могут быть со
поставимы «наиболее выдающиеся события классовой борьбы» или
«выдающиеся моменты подъёма борьбы за независимость». Иными
словами, Миллер указал на умозрительность схемы Базилевича, её
оторванность от живых исторических явлений и, следовательно, не-
пригодность. Миллер отметил, что умозрительность свойственна не
только Базилевичу, но и другим участникам дискуссии. «Существен-
ным недостатком предложенных схем периодизации является также
то, что они исходят, по существу, из абстрактно логического пред-
ставления о "нормальном" развитии истории страны, о развитии ис-
ключительно на основе внутренних законов движения каждого наро-
да. Татарское нашествие нельзя считать непосредственным следст-
вием развития способа производства. Это очевидно. Его нельзя даже
косвенно связать с внутренней историей Руси в предшествовавший
нашествию период... Ясно, что татарское нашествие не является ор-
ганической частью ни развития базиса, ни развития надстройки рус-
ского феодального общества в предшествующий завоеванию период.
Однако оно представляет собой такое явление истории СССР, кото-
рое не может игнорировать периодизация и которое нельзя выносить
за скобки основной линии периодизации»1 2.
Далее Миллер писал следующее: «Если же мы откажемся от
оценки исторических событий и бесконечно различных эмпириче-
ских обстоятельств по их внешнему облику, на основании одной
лишь принадлежности их к той или иной общественной категории, и
будем всесторонне взвешивать, а во многих случаях и дополнитель-
но изучать их, как этого требуют от нас сформулированные класси-
ками марксизма-ленинизма методы периодизации исторического
процесса, то самая работа по построению периодизации станет мощ-
ным стимулом к ещё более глубокому изучению истории и поможет
1 Миллер И. К вопросу о принципах построения периодизации истории СССР // Там
же. 1950. №11. С. 70.
2 Там же. С. 71.
620
раскрыть во всей полноте действителки^э о „к
кую взаимосвязь исторических событий и’ явп „СТрактно*логичес'
ластях жизни общества»'. Эти вполне трезвые рассуждени^Миллера
дипломатично оснащенные ссылкой „а классиков марксизма вели к
признанию разной роли факторов исторического процесса, сфер об-
щественной жизни на различных этапах истории, а также в ”ех или
иных ситуациях, что было органически чуждо теоретическим пред-
ставлениям советских историков, так как нарушало привычную для
них базисно-надстроечную систему восприятия и истолкования ис-
торического материала.
Миллер указал на то, что «эти события (классовой борьбы, а
также борьбы за независимость — А.Д.) оказывали в конечном счете
могучее воздействие на развитие самого базиса, и нельзя не учиты-
вать их при построении верхней, самой основной шкалы периодиза-
ции истории той или иной формации. Равным образом нельзя и втас-
кивать их в эту шкалу "контрабандой", стремясь во всех случаях
хронологически совместить их с этапами развития данного базиса.
Это может повлечь за собою либо насильственное "синхронизирова-
ние" несинхронных явлений либо преуменьшение значения важней-
ших событий небазисного порядка»1 2. Здесь Миллер почувствовал
очень важную научную проблему, составлявшую фундаментальную
трудность для марксистского мышления — несинхронное развитие
различных сфер общественной жизни, их более или менее значи-
тельную, хотя и относительную самостоятельность, разные ритмы их
движения в ходе исторического процесса. Он выступил против низ-
ведения всех небазисных явлений на низшую шкалу периодизации.
Вряд ли Миллер отдавал себе полный отчет в том, что ему уда-
лось нащупать слабые места в марксистском учении об обществе, а
также в теоретических представлениях, свойственных советским ис-
торикам Скорее перед нами - интуитивные прозрения добросове-
стного исследователя. Его критика теоретических основ позиции Ба-
зилевича и других участников дискуссии была самой глубокой в хо-
де р^сматриваемого ученого спора. Однако современники не оцени-
1 Там же. С. 70-71-
2 Там же. С. 70.
621
ли и не могли оценить всю ценность критических высказываний
Миллера.
Столь же глубокие и меткие замечания содержались в статье
А.В.Предтеченского1. Сказав о том, что при разграничении периодов
«нельзя исходить из изменений, происходящих только в производст-
ве», Предтеченский обратил внимание на то, что Базилевич «в изло-
жении своих взглядов на периодизацию истории феодального периода
опирается на историю феодального государства»2. И он и Дружинин, по
меткому наблюдению Предтеченского, не выдерживали точного следо-
вания собственным теоретическим принципам. Заметим, что это был
коренной порок участников дискуссии — разрыв между провозглашае-
мыми ими теоретическими позициями и историческим построением.
Далее Предтеченский заметил: «Периодизация одной какой-
либо группы исторических явлений, однородных по своему сущест-
ву, устанавливаемая классиками марксизма в отдельных высказыва-
ниях по отдельным вопросам истории или в монографических рабо-
тах, не может быть применима для всех групп явлений, из которых
складывается исторический процесс. Они устанавливали периодиза-
цию только для определённых исторических явлений, причём всякий
раз новую, в зависимости от характера этих явлений»3. Предтечен-
ский указал на разные периодизации, которые были разработаны Ле-
ниным для истории экономики, революционного движения, государ-
ства в одну и ту же историческую эпоху — XIX-XX вв. Ссылаясь на
пример Ленина, он подчеркнул, что ни один из принципов (критери-
ев) периодизации не является универсальным. Поясняя и развивая
эту мысль, Предтеченский сделал очень глубокое и меткое замеча-
ние: «Асинхронность явлений, составляющих один и тот же истори-
ческий комплекс, представляет собой едва ли не наибольшую труд-
ность для периодизации. Асинхронность явлений, из которых скла-
дывается исторический процесс, должна быть рассматриваема как
его имманентное свойство»4. По сути дела здесь Предтеченский раз-
вил цитированное выше наблюдение Миллера.
1 Предтеченский А.В. Вопросы периодизации истории СССР // Там же. 1950 К» 12.
С. 100-109.
2 Там же. С. 100.
3 Там же. С. 103.
4 Там же. С. 106.
622
В рассуждениях Предтеченского была а неразвитом виде пред-
ставлена еще одна важная мысль. Периодизация имеет не только объек-
тивную основу. Операция периодизировання зависит от исследователь-
ских задач, которые ставит историк. Чем мельче, дробнее выделяемые
историком периоды, тем более границы между ними отражают дейст-
вие факторов поверхностных, событийных, тем большее число факте-
ров включено в операцию разделения истории на периоды.
Таким образом, по крайней мере трое исследователей —
Базилевич с его трёхуровневой шкалой, Миллер и Предтеченский —
подошли к идее о необходимости учитывать действие различных
факторов при периодизировании исторического процесса. Такая
мысль отводила историков от признания всеопределяющей роли
экономики или классовой борьбы, то есть выводила исследователей
за рамки марксистского восприятия истории.
В третьем номере журнала «Вопросы истории» за 1951 г. ре-
дакция подвела итоги дискуссии1. Она справедливо отметила, что
«центральное место в дискуссии занял вопрос о тех принципах или
критериях, которыми следует руководствоваться при определении
границ отдельных периодов». Участники дискуссии отказались от
периодизировання, исходя исключительно из экономического крите-
рия, и редакция сочла это «наиболее важным результатом». Особое
внимание участники дискуссии отвели роли классовой борьбы.
«Справедливо указывалось, что в трудах советских историков далеко
ещё не достаточно выявлено значение таких крупнейших явлений в
исторической жизни как крестьянские войны и городские восстания
ХУП-УУПТ вв. или крестьянские движения и волнения рабочего лю-
да в первой половине XIX века. Предложение Н.М.Дружинина рас-
сматривать важнейшие проявления классовой борьбы, сигнализи-
рующие об изменениях в области социально-экономических отно-
шений как основные вехи периодизации феодального и капиталисти-
ческого периодов было поддержано большинством участников дис-
куссии» — отмечала редакция2. Вместе с тем редакция очень разум-
но заявляла, что «попытки расчленить историю строго однообразны-
1 лб .жзчхгяк дискуссии о периодизации истории СССР // Вопросы истории. 1951.
№З.С. 53-60.
2 Там же. С. 55.
623
ми, универсальными вехами не могут привести к положительному
результату», поскольку «ход гражданской истории... определяется не
только внутренними факторами, но зависит также в той или иной
мере от явлений внешнеполитического порядка»1.
Далее в редакционной статье были рассмотрены «те периоды и
вопросы истории СССР, которые привлекли к себе особое внимание
участников дискуссии». Редакция отметила одобрение историками
«новой постановки вопроса» о дофеодальном периоде. Эта новая по-
становка заключалась в том, что историю Киевской Руси историки не
хотели более разбивать на периоды дофеодальный и феодальный, а
на всем её протяжении усматривали развитие феодальных отноше-
ний. Дофеодальный же период оказывался за пределами истории ки-
евского общества. «Истоки дофеодального периода в свете новых
данных должны быть отнесены к VII-VIII, а может быть, и VI-
VII вв. н.э., когда у восточных славян складывались классовое обще-
ство и государственность»2. Таким образом, как отметил ещё
Л.В.Черепнин, в итоге дискуссии получила признание точка зрения
Б.Д.Грекова, который усиленно удревнял происхождение феодаль-
ных отношений на Руси3. Эта тенденция теперь охватила ряд специа-
листов и была одобрена редакцией ведущего исторического журнала
страны. Она хорошо отвечала духу той политической кампании
борьбы с космополитами, последствием которой стало всяческое
возвеличение России и завышение уровня её развития в разные исто-
рические эпохи.
По поводу периода политической раздробленности Руси редак-
ция подчеркнула две идеи. В первую очередь — важное социально-
экономическое содержание названной исторической полосы. По сло-
вам авторов редакционной статьи, в основе раздробленности Руси
«лежат глубокие социально-экономические процессы, связанные с
окончательной победой феодализма — с закабалением смердов»4.
Характерно для исторического мышления изучаемого времени
упорное настаивание на социально-экономическом содержании каж-
1 Там же. С. 56.
2 Там же.
3 Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма. М.,
1972. С. 139.
4 Об итогах дискуссии. С. 56.
624
дого исторического периода. Это было заметно ещё в докладе Бах
рушина. Сужение научного кругозора истопи.™ Де ьах-
ими из виду иных факторов, породивших пппк Р °ДИЛ0 К потеРе
егрэны. А такие факторы были и
рождении политической раздробленности страйк В nacZZZ’
ную. если не главную, роль играло такое внеэкономическое яв’ле^е
как расширение территории, заселение новых пространств bZo"
нои Европы славянством. Оно неизбежно влекло за собой рождение
новых политических центров и рост их самостоятельности Не имея
эффективной помощи от центрального правительства и удовлетворяя
общесоциальные нужды в обороне от врага (например, волжских
булгар), местная власть должна была наращивать собственную воен-
ную мощь, проявлять самостоятельность и в обороне от противника
и в нанесении ему ударов. Чем дальше от Киева, чем острее была
внешняя опасность, тем явственнее было действие этого фактора.
Упрямая концентрация исследовательского внимания на социально-
экономической сфере мешала историкам приблизиться к пониманию
исторической реальности Х1-ХП вв.
Вместе с тем редакция отдавала себе отчёт в том, что свести ис-
торический процесс исключительно к действию социально-экономи-
ческого фактора и вообще внутренних факторов было невозможно.
Все участники дискуссии были современниками Великой Отечест-
венной войны, которая совершенно ясно показала значение внешнего
фактора в жизни страны. Впрочем, и без этого близкого и очевидного
исторического опыта было ясно, что нашествие монголо-татар нало-
жило большой отпечаток на жизнь страны. Редакция вполне разумно
заявила, что «существенной внутренней гранью... является 1238
год — год татаро-монгольского нашествия на Русь». Это и была вто-
рая важная идея, которую высказала редакция, рассматривая период
политической раздробленности на Руси. По признанию редакции,
«участники дискуссии справедливо осудили предпринятые некото-
рыми историками попытки не уделять татаро-монгольскому нашест-
вию серьёзного места в периодизации на том лишь основании, что
оно было обстоятельством внешним, не зависящим от внутренних
исторических закономерностей1.
1 Там же. С. 56-57.
40. ДуброасииИ А М
625
Редакция предупредила историков от преувеличения роли
внешней опасности при освещении темы объединения русских зе-
мель. В основе процесса лежали всё же социально-экономические
явления. Видимо, и недавнее военное прошлое и «неправильное по-
нимание указаний И.В.Сталина» — давление сталинской идеи о роли
обороны в складывании централизованных государств на востоке
Европы привели историков к позиции, которую редакция критикова-
ла. Между тем, как показал дальнейший и более глубокий ход иссле-
дования темы, внешнеполитический фактор объединения Руси
(борьба с татарами) был не более чем историографическим мифом1.
Участники дискуссии, констатировала редакция, «высказались
против принятого... деления истории централизованного государства на
два этапа: "русское" государство и "многонациональное" государство»2.
Особое внимание вызвал вопрос о времени возникновения ка-
питалистических отношений в России. Размышления историков вра-
щались вокруг высказывания Ленина о том, что «примерно с 17 ве-
ка» начинается «новый период» русской истории, характеризующий-
ся складыванием всероссийского рынка. Ещё в 1946-1947 гг. на стра-
ницах «Вопросов истории» прошла дискуссия о зарождении буржу-
азных отношений в России. В ходе споров о периодизации снова
встали неразрешённые ранее вопросы: с какой части семнадцатого
столетия начинать пресловутый новый период? Ответа не было дано
и в ходе новой дискуссии.
Редакция упрекнула историков в том, что их споры разворачи-
вались в сфере русской истории, игнорируя историю других народов
СССР. «И несомненно, важнейшей и неотложной задачей историков
СССР в настоящее время является создание таких трудов по истории
нашей страны, где история всех наших народов была бы дана во всём
1 Заключая исследование темы московско-ордынских отношений, современный ис-
торик писал: «Что касается борьбы за освобождение, то следует констатировать, что
сознательная борьба за ликвидацию сюзеренитета ордынского хана — "царя" — не
прослеживается вплоть до княжения Ивана III (это относится не только к Москве, но
и к другим северным русским землям). Ранее можно говорить об актах сопротивле-
ния представителям иноземной власти, о случаях неподчинения князей ханской во-
ле, о конфронтации с Ордой..., но за всем этим не стояло стремление полностью
покончить с зависимостью» (Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 187).
2 Об итогах дискуссии. С. 57.
626
многообразии их взаимных связей где Run,
на историческая роль великого русского бЫ правильно опРеделе-
народностей. Периодизация такой hctodhh^mV обьединения
только на периодизации истории русского напопТ °СН0ВЫваться не
тывать важнейшие рубежи в истооии mv Р Да’ °НЭ должна У4*1’
Союза»'. Редакция наталкивала историков нТмь^ГТ С°°еТСКОГО
единстве народов СССР, их исконном центроетремител»™Х^
нии к русскому народу, на пропаганду важной ™деологач«кой“деи
наиболее выдающегося народа из всех народов СССР
Спустя почти три десятка лег оценивая дискуссию уже не как
её современник и участник, а в качестве историографа, Л.В.Черепнин
писал о том, что она «в целом... имела положительное значение для
развития советской исторической науки»2. Однако, в чём именно за-
ключ ял ось это «положительное значение»? Какие обретения получи-
ла историческая наука? Какие новые идеи были высказаны и прели пи
проверку временем? Об этом Черепнин ничего не сказал.
Выискивая положительные итоги дискуссии, можно отметить,
пожалуй, следующее. В её ходе историки получили вполне разумные
замечания от редакции журнала и ряда участников относительно
чрезмерного уклона их мысли в область экономики, социально-эко-
номических отношений. От редакции было дано предупреждение о
том, что классовая борьба не может быть единственным и универ-
сальным критерием при обозначении исторических периодов. Впол-
не разумно было указано, что нашествие монголо-татар кладёт собою
новую полосу в развитии страны, на то, что не следует преувеличи-
вать роль внешней опасности в объединении русских земель. В ходе
дискуссии порой высказывались глубокие суждения теоретического
плана, носившие большей частью характер прозрении и не всегда
оценённые современниками. Кажется, этим н исчерпывались пози-
тивные итога дискуссии. Таким образом, «положительное значение»
ДИСКУп‘дассия Гм^оГяснктью выявила в мышлении историков
тенденцию к резкому преувеличению роли классовой борьбы в исто-
V M’1985 С’18’
627
рическом процессе. Примечательно, что эта тенденция ярко Проя
себя в выступлениях среднего и молодого поколения исследовате ИЛа
В поисках критерия периодизации мысль историков Двигала^'
основном между такими критериями как классовая борьба и спос^г
производства (экономика). При этом стихийно историки (под давЛе_
нием фактов) продолжали ориентироваться на очень важный в данном
случае политический критерий. Разделение Руси на княжества, образо-
вание Российского государства были такими историческими вехами, ст
которых не мог уйти никто. В ходе дискуссии постоянно возникал один
и тот же парадокс. Историки, говоря о развитии структур («способ про-
изводства», «социальные отношения», «экономика»), в качестве исто-
рических вех называли события — явления другого, более поверхност-
ного исторического пласта — конъюнктурного. Так бесспорными веха-
ми оказались нападение на страну монголо-татар, отмена крепостного
права, Октябрьская революция. Все это не что иное как события. Таким
образом, можно сказать, что историки колебались в выборе между кри-
териями структурными и событийными, незаметно для себя уклоняясь в
сторону событийных критериев.
Со времен становления российской исторической науки (от
А.Манкиева и В.Н.Татищева до Н.М.Карамзина) именно политиче-
ские события, отражавшие изменения в политических структурах
были критериями при операции периодизирования отечественной
истории. Уже в начальный период своего развития наука определила
такие вехи в периодизации, которые остаются в ней по сей день, хотя
эти вехи были выбраны, исходя из изменений только в политической
структуре. И дискуссия между историками в 1949-1951 гг. не ликви-
дировала этих традиционных концептуальных основ исторического
знания, хотя и старалась наполнить их более глубоким социально-
экономическим, классовым содержанием.
Итак, новой, марксистской, периодизации отечественной исто-
рии дискуссия не дала, несмотря на желание и власти и историков
получить её. Оказалось невозможным выстроить периодизацию,
опирающуюся на эволюцию исключительно социально-экономичес-
ких отношений. Не встретила поддержки ориентация исключительно
на классовую борьбу. Обречённым на провал был замысел пти-^яткся
от периодизации «по правлениям»: в централизованном государстве
628
При высокой степени концентрации впЯГТМ
нарха способны оказать большое воздействие на<ТНЫе КЙЧеСТВа мо’
этому смена монархов и иных правящих лип л" В П°'
внимание при определении периодов развития X™ При"иматься во
повторить: результаты большой дискуссии бмпИР Приходится
эмпирические исследования историков в ту же ппНИЧТОЖНЫ- Если
тельные результаты, то их теоретическая мысль п ₽У ДаВаЛИ значи'
^рыичсская мысль практически топта-
лась на месте; то новое и плодотворное, что смог дать марксизм (в
его российском варианте) для теоретического осмысления отечест-
венной истории, было уже в огромной степени реализовано в
1930-х гг. И если в частных исследованиях ещё можно было достичь
порой значительного движения научной мысли, то на концептуаль-
ном уровне резервы были исчерпаны или почти исчерпаны.
4. Эволюция концепции
Идеологические веяния военных и послевоенных лет, директи-
вы, сформулированные в печати, а также духовная атмосфера в об-
ществе оказывали воздействие на развитие исторической науки, её
осмысление отечественной истории. Этот процесс отразился на
учебной литературе, написанной для средней и высшей школы, на
многотомных «Очерках истории СССР. Период феодализма». Все
эти произведения привлечены для воссоздания картины эволюции
концепции отечественной истории, смены исторических оценок и
освещения отдельных сторон исторического процесса.
Сравнение первого тома учебников по истории СССР 1939 и
1948 годов издания привело к следующим наблюдениям. Заметные
изменения затронули освещение истории народов СССР. Авторы со-
кратили рассказ о завоевании Западной Сибири. Если в издании
1939 г тема «Борьба народов Сибири против царизма» в XVII в. за-
нимала 31 строчку текста, то в издании 1948 г. тема звучала как
«Кппьба народов Сибири против колониальной эксплуатации» и бы-
ла сокраХ «а 10 строк (трать текста)'. В первом случае указыва-
iocb на борьбу против центральной власти (царизма), во втором -
;-------Т'ГГР 1939. С. 559-560; То же. 1948. С. 529-530.
1 История СССР, rw
629
против разнообразных эксплуататоров. Если в 1939 г. рассказ о вос-
стании в Башкирии и Поволжье в 60-80-х гг. XVII в. занимал 54
строки, то в 1948 — 39’. Во втором издании учебника исчез текст о
положении народов Поволжья и Башкирии в 60-х гг. XVIII в.1 2, с 64
до 48 строк сокращён текст о казахах в XVIII в., текст о калмыках
был дан в новом издании мелким шрифтом и тоже сокращён. Таким
образом, тема истории нерусских народов была дана с некоторыми
сокращениями, приглушено освещение угнетения этих народов. Ав-
торы стремились к тому, чтобы не слишком концентрировать внима-
ние читателя на этих сюжетах.
В то же время нарастало внимание к истории русского народа и
проявлялось стремление показать его как народ выдающийся. В из-
дании 1939 г. говорилось: «Маркс так определил значение Киевского
государства в истории Восточной Европы...» В 1948 г. эта фраза вы-
глядела немного иначе: «Маркс имел все основания так определить
значение Киевского государства...»3. Подобная правка одной фразы
не обратила бы на себя внимания, если бы не следующее исправле-
ние: в 1939 г. — «Киевский период... — один из важнейших момен-
тов нашей истории, определивший наше место в истории европей-
ских народов»; в 1948 — «Киевский период... — один из важнейших
моментов, определивших место Руси в истории человечества(!)»4.
В теме «Начало превращения Русского государства в многонацио-
нальное» появилась новая фраза — «Во всей Восточной Европе имен-
но в Русском государстве успели сложиться силы, способные сплотить
вокруг Москвы более слабые соседние народности»5. Так читателю
внушалась мысль о благодетельном собирании народов Москвой, по-
скольку в ней были «силы», а соседние народы были слабы.
Поскольку исторические достижения народа воплощаются в
достижениях его представителей, то авторы учебника обратили осо-
бое внимание на освещение некоторых героев русской истории.
В издании 1948 г. была исключена фраза о психопатологических из-
вращениях Ивана Грозного. Учебник 1939 г. говорил о том, что жес-
1 История СССР. 1939. С. 566-567: То же. 1948. С. 510-511.
2 История СССР. 1939. С. 714.
3 История СССР. 1939. С. 106: То же. 1948. С. 106.
5 История СССР. 1939. С. 390: То же. 1948. С. 343.
630
такое™ Ивана только «в ряде случаев(!) были вызваны упорным со-
противлением крупных феодалов», в 1948 г. речь шла о том что «как
правило(!), его жестокости были вызваны» таким сопрошвлением1 2
Из второго издания учебника выпала такая нелестная характеристика
Грозного: «Разврат и пьянство, которым он предавался без удержа,
рано его состарили и он умер далеко не преклонных лег»!. Текст под
названием «Историческое значение петровских реформ» вырос в три
раза: с 7 строк в издании 1939 г. до 21 строки в книге 1948 г3 4 5 В изда-
нии 1948 г. появился новый фрагмент - «Великий русский полково-
дец А.В.Суворов» .
Таким образом, в обобщающем труде по отечественной исто-
рии в понимании предмета науки произошла эволюция. Неявно, но
настойчиво на первый план как наиболее выдающаяся нация среди
других народов СССР выдвигался русский народ, вокруг которого
сплачивались другие народы.
В учебнике 1948 г. заметно также стремление сгладить впечат-
ление от агрессивной политики России. В частности, был исключён
такой фрагмент: «В своей краткой, но очень выразительной характе-
ристике Киевского государства Маркс подчёркивает его беспрерыв-
ной возрастание с IX до XI в., вызывавшее в соседних государствах
тревогу, указывает на силу Киева, способного диктовать Византий-
ской империи позорные для неё условия мира»5. Очень сильно был
сокращён текст, освещавший «греческий проект» Екатерины П (за-
воевания Турецкой империи), исключена обширная цитата из работы
Энгельса «Внешняя политика русского царизма» и 6 строк авторско-
го тексту в которых говорилось об агрессивном характере внешней
политики России. В обстановке «холодной войны» эти материалы, с
точки зрения власти, были неуместны. С другой стороны, затушёвы-
вание агрессивности России также способствовало идеализации рус-
ского народа и его истории.
В другой учебной литературе — по истории средних веков —
выросло внимание авторов к истории славянства и, в частности, Ру-
1 История СССР. М., 1948. С. 322.
2 История СССР. 1939. С. 390.
3 История СССР. 1939. С. 648: То же. 1948. С 583-584
4 История СССР. 1948. С. 659.
5 История СССР. 1948. С. 106.
631
СИ1 Особенно ясно эта тенденция проявлялась в учебнике для сред
ней школы Е.А.Косминского. В освещении истории Византии акцент
делался на положительной роли славянства в судьбе этой страны
«Что, например, должны узнать школьники о царстве Сасанидов и
его населении? — ставил вопрос зарубежный рецензент учебника
Косминского. — Ничего, кроме наличия в Иране Ш-ГУ вв. хищных
царей, торговых путей, непомерных налогов, жестокой эксплуатации
и пр. Зато союзу болгар с русскими в X в. в общей якобы борьбе с
"ненавистной" Византией уделено исключительное внимание». Сла-
вянам автор учебника приписывал только положительные черты. Го-
воря о закрепощении и эксплуатации народных масс в Чехии и
Польше, Косминский указывал при этом как на виновников не на
местных феодалов, а на немцев и католическую церковь.
К немцам учебник проповедовал особое отношение. Историк-
эмигрант Ю.Валенский писал об учебнике Косминского: «Говоря о
сопротивлении славян немецкой агрессии, автор местами переходит
вместе со славянами в контрнаступление и, например, пишет: "Воо-
ружённые ладьи (князей прибалтийских славян) наводили страх на
немцев и датчан". Такие отчасти заносчивые замечания имеют в виду
воспитать советских читателей в панславистском и антизападниче-
ском настроении. При этом умалчивается о многих моментах торго-
вой, культурной и военно-политической связи между славянами и их
западными и северными соседями. ...(В учебнике) язык антинемец-
кого пропагандиста ещё не заменился объективным рассказом о де-
лах далёкого прошлого. У читателя складывается довольно безот-
радное представление о развитии данной страны (Германии — А.Д.)
в средние века»2. Германию автор систематически изображал как са-
мую отсталую и агрессивную страну в Западной Европе, поднимая
таким образом значение Руси.
В учебнике было уделено значительное внимание истории
Руси. Это был ответ на требование партийной печати вписать ис-
торию своей страны во всемирно-исторический процесс и не за-
1 Косминский Е.А. История средних веков. Учебник для 6—7 классов средней школы.
М.,1951; История средних веков. Т. I. М., 1952.
2 Валенский Ю. Академик Е.А.Косминский и вопросы интерпретации истории сред-
них веков в советской школе. Мюнхен, 1954. С. 27.
632
малчивать ее, принижая таким образом
Киевской Руси'. Автор обходил вопрос о но глава была посвящена
нии династии русских князей, а Рюрик рманнском происхожде-
ние» лицо, то есть не подлинный исторический^Г^ КЭК <<ЛегендаР-
наж недостоверных преданий. Характерная Р°И’ * ЛИШЬ персо'
ной исторической литературы. Обрашаткга Л ** ВСей послев°ен-
на образование государства у восточных славя^ ° ВЛИЯНИИ ваРЯГ0В
некоторую неполноценность славянства. яяви ” ОЗНачало признавать
норманнская то„рия ХХ^Г^ХТруси
причем не в более поздней, зрелой редакции я D „ ударства на ^и,
рианте, как она была представлена у Г.Ф.Мшлера в ^В“™чальном ю-
годы стала лишь объектом критических упоминаний ""°™'
Валенский обратил внимание на то, что Косминский не следовал
в своем учебнике Грекову, который ПОд влиянием антакосмопоХ
ческих тенденции писал о наличии у славян уже в УП-УШ вв. горо-
дов, которые уже были не просто укреплёнными пунктами, а эконо-
мическими центрами. «Если бы акад. Косминский присоединился в
учебнике к этим новым воззрениям с достаточной определённостью,
то он довёл бы антизападническую тенденцию своего изложения до
абсурда: получилось бы, что города в Западной Европе возникли на
5-6 столетий позднее, чем в России. Не идя так далеко в этом риско-
ванном противопоставлении Запада и Востока, акад. Косминский всё же
стремится выключить начало городского строительства в Западной Ев-
ропе из пределов раннего средневековья и отнести его к «эпохе развито-
го феодализма» (с XI в.)»1 2. Постоянное соотнесение Руси со странами
Западной Европы, что было неизбежным в книге по истории средних
веков, заставляло Косминского быть более умеренным в проведении
такой важной тенденции в отечественной науке как удревнение началь-
ной истории славян. В произведениях, посвящённых исключительно
отечественной истории (послевоенные издания «Киевской Руси» Греко-
ва), эта тенденция получила полное развитие.
После падения Византии Русь, по словам Косминского, оста-
лась «сильнейшим христианским государством Востока», осознав-
1 Косминский Е.А. История средних веков. С. 59-64.
2 Заленский Ю- Академик Е.А.Косминский и вопросы интерпретации истории сред-
них веков. • • С. 45-46.
633
шим своё «великое всемирно-историческое значение»(!) «Третьего
Рима». В XXV главе учебника под названием «Россия и Польша в
XVI и первой половине XVII в.» Россия была противопоставлена
Польше1. Она успешно преодолела феодальную раздробленность
(эту полосу советские историки в популярных изданиях оценивали
отрицательно в соответствии с принятой в партийно-государствен-
ной идеологии идеей сильного централизованного государства).
В рассказе о политике русских монархов Косминский в духе времени
приглушал классовый подход и писал о народной поддержке князей
и царей, которые объединяли Русь и укрепляли централизованное
государство, чего не было в Польше, где господствовали магнаты.
Историк в положительном смысле писал об общенациональном
единстве по отношению к России, которое он почти не усматривал в
истории Западной Европы. В связи с этим Ю.Валенский метко заме-
тил: «Наш автор настолько связан с задачами борьбы с космополи-
тизмом в историческом изложении, что он в сущности делает значи-
тельные уступки своему другому противнику — буржуазному объек-
тивизму. Он колеблет ленинско-сталинское, вульгарно-материали-
стическое учение о государстве как якобы исключительно военно-
полицейском аппарате, преследующем всецело задачи классового
угнетения и эксплуатации и чуждого всяким общенациональным или
идеальным целям»2.
В тексте школьного учебника по истории средних веков более,
чем в иных пособиях, сквозила тенденция приписать России (СССР)
черты более высокого типа развития, порой придать ей некую ис-
ключительность. Аналогичные процессы на западе Европы получили
в учебнике иное освещение. В области отечественной истории хотя и
признавались факты социальной борьбы, но в общих истолкованиях
историк исходил из принципов государственного достоинства, на-
ционального (народного) единства, высокого патриотизма населения.
Поскольку эта тенденция нашла отражение не только в освещении
российской истории, но и истории славянства в целом (за некоторы-
ми исключениями), то её можно определить как панславистскую, с
1 Косминский Е.А. История средних веков. С. 233-248.
2 Валенский Ю. Академик Е.А.Косминский и вопросы интерпретации истории сред-
них веков... С. 76.
634
которой сочеталась тенденция к русоцентшп»™
этих тенденций в подаче и осмыслении X™ У‘ Оборотнои стоРоной
ла их антизападническая направленность рИЧ®СК0Г0 матеРиала бы-
кам. При таком особом отношении " роХ°^еНН0СТИ антинем^
ления о феодальном строе осталие „X ™ 2™" Т”’'
стеи той или инои страны как в учебник пп« осооенно-
к «.«л в учеинике для университетов так и к
учебнике для школы авторы не представили и не объяснили
В те же годы, когда перерабатывались с учётом новых директив
ученики для средней и высшей школы, шла работа над обобщающим
трудом — многотомником по истории СССР.
Эта работа началась ещё до Великой Отечественной войны.
В 1936 г., вскоре после образования Института истории, его сотруд-
ники получили задание создать фундаментальный труд — много-
томную историю СССР, подводящую итоги работы советской мар-
ксистско-ленинской науки. Образцом для издания служила много-
томная и ещё не законченная к тому времени работа «История граж-
данской войны в СССР». Авторы полагали, что многотомная (коли-
чество томов ещё не было точно определено) история СССР будет
представлять собою учебный курс для университетов и педагогиче-
ских институтов. Эту работу предполагалось завершить «в кратчай-
ший срок» — в течение двух-трёх лет. Коллектив историков, кото-
рые должны были составить проспект этого труда, возглавил
П.С.Дроздов. В него вошли Е.П.Кривошеина, ДЛ.Кин, С.АПионт-
ковский С В.Бахрушин. И глава коллектива и большая часть его
членов пришли в Институт истории из Коммунистической академии.
Видимо на первых порах именно эти специалисты определяли об-
становку в новом научном центре. Проспект будущего издания было
ретвено представить к 10 сентября 1936 г. К 1938 г. намечалось за-
решено пр д а в 1939 — двух остальных. Для по-
КОНЧИТ^г^тководства этой важнейшей работой была создана ко-
СТ°ЯН ^л гоедХельством Грекова, его заместителем был Лебе-
миссия под Р Д в подготовке труда усилились позиции «старых
дев. Заметно, g Бахрушина к работе был привлечён Греков,
специалист ^чёте 0 деятельности сектора истории СССР за
Как говорилось. * 19з7 г, <<в феврале 1938 г будет созвано Все-
ПврВ ноесовешани® историков. На этом совещании схема по истории
635
СССР будет подвергнута всестороннему обсуждению»1. В 1937 г
была разработана «схема программы» каждого из пяти томов2. Пер-
вый том охватывал историю первобытности и древнейших госу-
дарств на территории СССР до X в. Второй том включал историю Ки-
евской Руси, русских княжеств в период раздробленности, Московско-
го государства и Российской империи до конца XVIII в. Третий том
был посвящён «разложению крепостничества и развитию капитали-
стических отношений» в 1801-1899 гг. Четвёртый — истории России в
начале XX в. (до Февральской революции). Пятый — Октябрьской
революции и социалистическому строительству до 1937 г. Из распре-
деления материала по томам совершенно ясно, что преимущественное
внимание предполагалось посвятить новой истории России.
Хотя работа была признана спешной, однако историки были
вынуждены отвлекаться от неё, выполняя другие не менее срочные
задания — двухтомник с критикой взглядов Покровского, школьные
учебники, затем учебник для вузов. Поэтому подготовка многотом-
ного труда по истории СССР затянулась. Обобщение изученного ма-
териала показало, что пяти томов будет недостаточно, многотомник
стал расти. К концу 1930-х гг. стало ясно, что его придётся увеличить
до 12 томов. Первые шесть должны были выйти уже в 1941 г. На-
чавшаяся война заставила сотрудников Института переключиться на
иные темы, которые считались оборонными и неотложными.
К середине 1943 г., когда начался коренной перелом в войне и
обстановка на фронте и в тылу стала меняться, руководство Акаде-
мии Наук и Института истории решило, что наступило время вер-
нуться к работе над оставленным трудом. 6 июля 1943 г. вице-
президент Академии Наук Волгин и директор Института Греков на-
правили секретарям ЦК партии Андрееву и Щербакову письмо.
«В настоящий момент представляется целесообразным возобно-
вить... прерванную работу над многотомником по истории СССР.
Сейчас почти полностью готовы тома, посвящённые IX-XVI вв.
(т. Ш), XVII в. (т. IV), первой половине XIX в. (т. VI). По тому, по-
свящённому петровскому времени, XVIII в. (т. V), требуется ещё не-
которая доработка. Институт мог бы в ближайшее время, таким об-
1 Науч. Архив Института российской истории РАН. Ф. 1. On. 1. Д. 7. Л. 23.
2 Там же. Л. 15-22.
636
разом, сдать в набор тт. Ill, IV и VI Ппосим
«росим вас дать по этому поводу
руководящие указания», — писали авторы письма' У
8 июля, прочтя это обращение, Щербаков переслал его Алек-
сандрову. Тот поручил группе консультантов изучить содержание
подготовленных к печати томов.
В архивном фонде вместе с докладной запиской Александрову
ГоР°еКТ nofт*Н°ВЛеНИЯ ЦК ПартИИ <<0 "Готовке "Истории
СССР в 12 томах» . В проекте говорилось о целесообразности изда-
ния такого труда, предлагался состав его редакции. Редакцию проси-
ли разработать и представить на утверждение ЦК ВКП(б) проспект
издания. Документ не имеет даты. Однако она легко устанавливает-
ся. В состав редакции многотомника Александров и Федосеев — ав-
торы проекта — предлагали ввести Готье и Ярославского. Оба скон-
чались в декабре 1943 г. Следовательно, проект постановления ЦК
партии не мог быть составлен ранее июля и позднее декабря 1943 г.
Близка по времени создания и докладная записка, которую составили
работники партаппарата М.Морозов и В.Слуцкая. Они изучили со-
держание четвёртого и шестого томов. Итоги их работы содержали
новые директивы историкам.
Как писали Морозов и Слуцкая, «просмотр двух томов показы-
вает, что готовящийся труд по "Истории СССР" имеет крупнейшие
принципиальные недостатки». Первый и, видимо, самым существен-
ный заключался в том, что «историки примитивно поняли основное
положение марксизма о том, что классовая борьба является движу-
щей силой истории и стремятся рассматривать все исторические со-
бытия только в плане борьбы классов» .
Не формулируя со всей чёткостью своих требований, Морозов
и Слуцкая по сути дела писали об отсутствии у авторов «Истории
СССР» учёта национально-государственных интересов России и дру-
гих стран Без освещения этих интересов «авторы вообще не делают
научных выводов о том, что дала России внешняя политика Алек-
санлоа I» только в плане революционной стратегии Маркса авторы
рассуждали о Крымской войне следующим образом: «Европейской
* РГАСПИ- Ф- 17- Оп-125. Д. 140. Л. 93.
2 Там же. Л. 99.
3 Там же. Л. 94.
637
демократии во главе с пролетариатом не удалось изменить направле
ние войны, придать ей революционный и национально-освободи
тельный характер»1.
Партийные цензоры отметили и то, что историки «односторон-
не, примитивно» освещают развитие общественно-политической
мысли в России и российскую культуру. Всё «рассматривается толь-
ко со стороны влияния Запада. Вместе с тем не показана оригиналь-
ность, самостоятельные пути развития русской общественной мысли.
Составители идеализируют европейскую буржуазную культуру»2.
Так Морозов и Слуцкая нацеливали историков на превознесение дос-
тижений русской культуры, что было отголоском кампании борьбы с
низкопоклонством перед Западом.
Авторы докладной записки обратили внимание на освещение
народов России в рецензируемом труде. Они были против того пре-
увеличенного, по их мнению, внимания, которое уделили историки
некоторым народам. Подчёркивая численную и историческую незна-
чительность того или иного народа, они даже слово «народ» приме-
нительно к некоторым народам России взяли в кавычки: «Подробно
описывается лопарский "народ", подробно рассказывается об анти-
феодальном движении среди лопарского "народа" и т.п. Тогда как
лопарей всего-навсего имелось в то время около 400 человек. Также
с серьёзным видом излагается история "белых калмыков", общее
число которых не превышало 1000 человек. Авторы будто не пони-
мают, что в указаниях товарищей Сталина, Кирова и Жданова речь
идёт прежде всего об исторических народах, занимающих видное
место в истории нашей родины»3. Рецензенты возражали против то-
го, что в рассматриваемом ими труде «отношения русского народа с
другими народами России изображаются, как правило, в плане угне-
тательской, палаческой роли царизма. Экономические, социальные,
культурные связи и исторически складывавшаяся общность народов
России остались в тени. Больше того, создаётся представление, что
присоединение других народов к России ничего им не принесло,
1 Там же. Л. 94 об.
2 Там же. Л. 94 об., 95.
3 Там же. Л. 95-95 об.
638
вия, антизападнических тенденций ’ е ентов великодержа-
Ещё один увесистый упрек высказали Морозов „ Слуцкая-
«В томах слабо и бледно покачяип и '-луцкая,
народа, его лучшие люди и традиции Нап™*06 прошлое Юркого
„ИЯМ и славной борьбе ру«“х „потив Р„ Ч’' "а₽°ДНЬ'М °П°',Че’
vxzTT н русских против польских интервентов в
ХУП в;посвяЩено всего 10 страниц. Причём излагается этот замеча-
тельнейший период в истории нашей родины скупо, без всякого пат-
риотического чувства» .
орозов и Слуцкая предлагали доработать рассмотренные тома
«Истории СССР» и общую концепцию труда. При исправлении от-
меченных недостатков они рекомендовали историкам иметь в виду:
«а) анализ исторических событий нашей Родины не только в
плане борьбы классов, но и в плане национальном, иначе говоря, в
плане классов и наций. Этот общенациональный аспект имеет обьек-
тивные основы, ибо классы не отделены друг от друга китайской
стеной, они существуют и развиваются в единой национальности или
нации;
б) анализ исторических событий нашей Родины с точки зрения
роли государства в развитии той или иной нации, народа, иначе го-
воря, в плане нация и государство. Этот угол зрения также имеет объ-
ективные исторические основы. Нация или национальность, по пре-
имуществу, оформлены как государство. И даже эксплуататорское го-
сударство может выполнять и исторически выполняло некоторые
функции в интересах всей нации, выступало и выступает в известные
моменты как выразитель общенациональных интересов. С другой сто-
роны, интересы нации, народа могут быть осуществлены... только
через* государство и в рамках государства. В связи с этим иногда в ин-
тересах нации надо было поддержать и укрепить государство, хотя это
последнее и являлось орудием класса эксплуататоров...;
в) показ прогресса исторического развития нашей родины во
всех областях экономической, политической, социальной и культур-
ной деятельности с учётом, конечно, всей противоречивости этого
1 Там же. Л
2 Там же.
639
прогресса. Поступательное движение истории приводит к накопле-
нию исторического наследства в области производства материаль-
ных благ, государственной, социальной и культурной жизни, к скла-
дыванию исторических традиций, играющих также огромную роль в
историческом развитии (например, патриотические традиции). По-
ступательное движение истории вместе с тем объективно обуславли-
вает необходимость восприятия каждым новым общественным стро-
ем всего лучшего, прогрессивного, накопленного на протяжении
всей истории каждого народа;
г) показ исторически складывавшейся общности народов, насе-
ляющих Россию (СССР), их взаимоотношений, взаимных связей не
механически, а в виде цельного исторического процесса, в связи с
чем требуется заново пересмотреть план порядка освещения истории
народов СССР»1.
Таким образом, судя по содержанию сделанных замечаний и
рекомендаций, можно сделать вывод, что историки в своём труде
ориентировались на ту форму сталинского марксизма, которая про-
пагандировалась партией в первой половине 1930-х гг., а теперь, по-
сле войны, партаппарат требовал от историков в гораздо большей
степени учитывать государственно-национальные интересы страны.
В этих требованиях явственно слышались шовинистические, велико-
державные нотки.
После окончания войны работа над многотомником была за-
труднена тем, что готовился к печати другой монументальный
труд— «История Москвы» — и готовился спешно, поскольку в
1947 г. столица праздновала 800-летие, и откладывать выпуск такого
труда было недопустимо. Только после освобождения сотрудников
Института истории от просмотра корректур можно было возвратить-
ся к «Истории СССР». Судьба «Истории СССР» складывалась так,
что готовыми к печати оказались только те тома, в которых освеща-
лась история страны до конца XVIII в. Это было естественно, так как
в то время большинство лучших научных сил специализировалось в
области феодального периода отечественной истории. Здесь были
накоплены значительные работы, обобщением которых и должно
было явиться многотомное произведение. С 1953 по 1958 гг. дышпи в
1 Там же. Л. 97 об. — 98.
640
свет девять томов - результат многолетних усилий историков
;:z=>e получило ~е <<очерки ис-р- ссср. перИ0:
Довольно обстоятельный анализ этого труда, главным обоазом
теоретических позиций его авторов, дала Л.В.Данилова'. ОнаХ’-
ведливо и точно полагала, что в «Очерках» «обобщался фактичеХй
материал, собранна,и дореволюционными и советскими учёными
Для многих разделов потребовались специальные разыскания в агь
хивах, работа над первоисточниками. "Очерки" стали как бы тпш-
плином для последующих исследований»2.
Как было заявлено во введении к изданию, при отборе материа-
ла авторы руководствовались ленинско-сталинскими указаниями о
задачах исторической науки о том, что «история общества есть пре-
жде всего история развития производства, история развития произ-
водительных сил и производственных отношений людей, история
самих производителей материальных благ, история народов»3. Меж-
ду тем в работе довольно подробно прослеживалось и развитие куль-
туры разных народов СССР. Во «Введении» содержался обзор важ-
нейших процессов и периодов отечественной истории в IX-XV вв.,
которые истолковывались с позиций социально-экономического де-
терминизма: главным образом — экономического роста и отчасти —
обострения социальных конфликтов. Л.В.Данилова указала на то, что
авторы в основу рассмотрения и оценки степени зрелости феодализ-
ма положили два критерия: в первую очередь изменения в масштабах
крупного феодального землевладения и во вторую — развитие ры-
ночных связей, зарождение капиталистического уклада. Исходя из
первого критерия были определены периоды раннего феодализма
(IX-XI вв.) и развитого (XII-XVII вв.), учитывая второй критерий,
был очерчен хронологически третий период — позднего феодализма
(XVII в — 1861 г-)- «Региональные и локальные особенности от-
дельных частей Руси при этом не учитывались; периодизация накла-
питяпась на всю её от века к веку расширявшуюся территорию. Для
1 См.: Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. М., 1985. С. 146-148.
3 0^^ истории СССР. Период феодализма. IX-XV вв. В двух частях. I. М., 1953
С. 7-
41. Л*»*"*
641
всех русских земель установление феодальной раздробленности оце
нивалось как вступление в стадию развитого феодализма, хотя ддя
Русского Севера, например, это было время первоначального фео-
дальнего освоения. Преимущественная ориентация на показ нового-
сначала тех явлений, которые свидетельствовали о возникновении и
развитии феодального строя и характеризующих его социально-
классовых антагонизмов, а затем зарождения процессов, ведущих в
направлении буржуазного развития, породила недооценку традици-
онных институтов и отношений», — писала Л.В.Данилова1.
Добавим к сказанному следующее. Слабость и непоследова-
тельность в позициях авторов заключалась в том, что они для опре-
деления хронологических рамок разных периодов одной и той же
исторической полосы — феодализма — брали разные критерии (при-
том каждый раз только один — то степень развития крупного земле-
владения, то степень развития рыночных связей, капиталистического
уклада), забывая при этом об остальных возможных критериях. Если
даже исходить из той периодизации, которая получилась у авторов,
из их критерия развития рыночных связей, то всё же непонятен об-
рыв их повествования на конце XVIII в., так как эта грань никак не
была обоснована в их периодизации. Хотя большинство участников
дискуссии о периодизации отечественной истории склонялись к при-
знанию такого критерия как классовая борьба, в «Очерках» не замет-
но влияния этой точки зрения.
Сопоставляя подход к предмету изучения авторов «Очерков»
и авторского коллектива, написавшего учебник для вузов (первое
издание — 1939 г., второе — 1948), нужно отметить, что в «Очер-
ках» была сделана попытка найти более глубокие основы для ана-
лиза развития феодализма. В первом томе учебника (второе изда-
ние), охватывавшем тот же период, в качестве критерия брались то
социальный («Раздел первый. Первобытно-общинный и рабовла-
дельческий строй», «Раздел второй. Развитие феодальных отноше-
ний»), — то политический («Раздел третий. Феодальная раздроб-
ленность», «Раздел четвёртый. Феодальная монархия» «Раздел пя-
тый. Образование феодально-абсолютистской монархии» и т.д.).
Авторы «Очерков» старались подходить к освещаемому предмету
1 Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. С. 146, 147.
642
более послеловательно, в рамках экономического детеРМИВ„зма
пусть лаже и с использованием разных критериев при одеикёзХ
сти социального развития. и оценке зрело-
Важной чертой в позиции авторов «Очерков» было признание
аналогов в историческом развитии Рус„ „ ст^, 3а„аднойГвё,™
настойчивое подчеркивание тождества социального содержания н^
торических процессов, стадий, явлений. По мысли авторов Древне-
русское государство «аналогично другим европейским раннефесь
дальним государствам», рост крупного землевладения «вёл к фео-
дальнои раздробленности и в древнерусском государстве» как и в
Западной Европе, «русский город развивался по тем же законам, что
и средневековые города Западной Европы и Востока», «для Руси, как
и для других государств Западной Европы, характерен процесс по-
степенного созревания условий формирования единого государства,
постепенного возрастания великокняжеской (королевской власти в
диалектической противоречивости борьбы сил централизации и раз-
дробленности на базе развития феодального способа производства и
углубления основного классового противоречия между крестьянами
и феодалами»’. В виде аналога западноевропейскому историческому
процессу выступала и использованная авторами схема смены форм
феодальной ренты, которую Маркс вывел из истории стран Западной
Европы, а Греков наложил на историю русского крестьянства. С од-
ной стороны, в этом сказывалось стремление вписать историю вос-
точных славян, русского народа в общеевропейскую, мировую исто-
рию, уловить общие закономерности в историческом развитии наро-
дов.’С другой, — губительное для науки сглаживание особенностей
отечественной истории, ограничение её познавательных возможно-
стей. Таковы были основные, принципиально значимые черты той
теоретической позиции, на которой базировалось осмысление мате-
риала авторами «Очерков».
Кроме общих позиций в «Очерках» были реализованы важные
концептуальные идеи и представлены итоги большой реконструк-
ой работы. Одной из таких идей была оценка степени зрелости
социальных отношений в начальный период отечественной истории.
* Очерки истории СССР. Период феодализма. 1X-XV вв. В двух частях. 1. С. 82,118,
142,309.
643
В учебнике 1948 года издания история славян освещалась с IV в
этого же времени авторы констатировали «распад родовых отноще
ний», а в теме «Образование Киевского государства» (IX-XI вв.) пи-
сали о том, что «общественные отношения этого периода не могут
быть отнесены к какому-нибудь одному из основных типов произ-
водственных отношений, известных человечеству. Это — переход-
ный период от первобытно-общинного строя к феодальному, иначе
период созревания феодальных отношений, дофеодальный период»1.
В «Очерках» VI-VIII вв. были определены как период «полупатри-
архального-полуфеодального общества»2. Киевское общество авторы
характеризовали как общество зрелого феодализма: это «общество
классовое, уже прошедшее значительный исторический путь», «на
Руси оформилась и развивалась феодальная собственность на зем-
лю», «сохранившиеся источники X в. подытоживают длительный
исторический процесс формирования господствующего класса»3.
В «Очерках» заметно реже и осторожнее, чем в учебнике по истории
СССР, употреблялся термин «дофеодальный период» применительно
к древнему, не определённому хронологически времени4. Таким об-
разом, в осмыслении материала по истории киевского общества явно
сказалась тенденция к повышению степени зрелости общественных
отношений на Руси, что было отражением борьбы с космополитиз-
мом и низкопоклонством перед Западом.
В связи с рассказом об образовании государства у славян авто-
ры упомянули норманнскую теорию происхождения этого государ-
ства. В послевоенные годы в советской историографии она получила
определённую — резко негативную — оценку, что и было закрепле-
но в «Очерках»: «Ныне американо-английские фальсификаторы ис-
тории и их белоэмигрантские прислужники — космополиты вновь
стараются использовать эту легенду (о призвании варягов — А.Д.) в
своих гнусных целях, тщетно пытаются оклеветать славное прошлое
великого русского народа. Но их попытки обречены на провал. Сей-
час ясно, что легенда о призвании трёх братьев является тенденцилз-
1 История СССР. Том. I. С древнейших времён до конца XVIII. М., 1948. С. 69,75.
2 Очерки истории СССР. Период феодализма. IX-XV вв. В двух частях. I. С. 61.
3 Там же. С. 62,65,66.
4 Там же. С. 102,126.
644
„Ым сочинительством летописца»'. Политизация норманнской кон-
цепции происхождения государства у восточных славян привела к
тому, что объективное исследование темь, „а многие годы оказХь
закрытым ДЛЯ историков. имелись
В «Очерках» получила детальную разработку тема назревания
предпосылок феодальной раздробленности Руси, для чего были мо
билизованы не только письменные источники, но и вещественные Гв
виде рисунков и фотографий найденных археологами орудий сель-
ского хозяйства, художественных произведений ремесла и пр) и
изобразительные — фрески, книжные миниатюры. В частности мно-
го нового удалось рассказать о древнерусских городах, развитии в
них ремесла и торговли. «Очерки» не только вобрали материал, из-
ложенный М.Н.Тихомировым в его книге «Древнерусские города»,
но и дополнили сведения о количестве городов фактами, почерпну-
тыми из нелетописных источников. В работе были обобщены сведе-
ния из ряда статей и монографий, созданных в предвоенное и осо-
бенно в послевоенное время главным образом археологами.
Около двухсот страниц книги было посвящено времени от ХП до
первой четверти ХШ в. — малоизученному периоду в дореволюцион-
ной историографии. В отличие от предыдущей главы, посвящённой
Киевской Руси, глава о русских княжествах первого периода полити-
ческой раздробленности, была основана не столько на монографиях,
сколько на источниках, так как литературы по указанному времени
было пока крайне мало. Переход к политической раздробленности ав-
торы рисовали как период, прогрессивный, знаменовавшийся «круп-
ными сдвигами в социально-экономических отношениях», ростом
производительности труда («новый этап в истории феодального спо-
соба производства»!), наполненный выступлениями низов* 2. В этой
характеристике было немало искусственного, резко преувеличенного
(в частности, относительно роста производительности труда). Однако
столь подробная картина исторического развития русских земель была
ляня впервые, и в этом заключался тот вклад авторов «Очерков», ко-
торый знаменовал собою движение исторического знания.
* Там ясе. С- 76.
2 Там ясе. С. 276.
645
В учебниках по истории СССР и 1939 и 1948 гг. издания про-
блема предпосылок образования Российского государства решалась
упрощённо — авторы всё внимание концентрировали на росте тор-
говых связей, развитии городов. По их мысли, это был тот экономи-
ческий базис, на основе которого возникала соответствующая ему
надстройка — единое государство. В «Очерках» внимание было уде-
лено и развитию сельского хозяйства, и отношениям в области зем-
левладения, и ремеслу, и социальным конфликтам. Таким образом,
здесь была дана более разносторонняя картина жизни общества. Если
сопоставить эту картину с той, которая дана Л.В.Черепниным в его
монографии «Образование Русского централизованного государства в
XIV-XV вв.» (М., 1960), то заметно, что в «Очерках» картина (рекон-
струированная тем же автором) гораздо более статична, беднее эмпи-
рическим материалом. В монографии Черепнина преподнесение пред-
посылок объединения русских земель подчинено (не без нажима и на-
тяжек) показу процесса их созревания; здесь виднее прогресс, движе-
ние. Тем не менее в «Очерках» впервые было дано более или менее
подробное представление о хозяйственной и социальной жизни поли-
тически раздробленной Руси, чего не было сделано в дореволюцион-
ной историографии, поглощённой анализом междукняжеских отноше-
ний, политической стороной истории объединения русских земель.
Особенно много нового давали «Очерки» в области социально-
экономической истории средневековой России и Российской импе-
рии. В томе, посвящённом концу XV — началу XVII в., хозяйствен-
ное развитие страны было показано отдельно до середины XVI в. и
после неё. В частности, в первой главе параграф 4 «Рост обществен-
ного разделения труда и развитие внутреннего рынка» (в конце XV—
первой половине XVI в.) был написан А.Н.Насоновым. Автор основал
его почти полностью на материале опубликованных и архивных ис-
точников, так как литература по теме была чрезвычайно скудна. Насо-
нов привлёк главным образом писцовые книги, а также сказания ино-
странцев, таможенные грамоты, акты и другие источники. Он рекон-
струировал картину торговых связей, охарактеризовал центры товар-
ного обращения, показал товарное производство, предметы продажи.
До сих пор работа Насонова представляет собою единственное иссле-
дование состояния торговли в указанный исторический период
646
vvn э ° T™ освещено хозяйственное развитие страны в
XVII в. Этот век был оценён авторами как время начала складывания
всероссийского рынка и буржуазных связей. Поэтому обострённое
внимание авторов было нацелено на показ новых явлений в эконо-
мике России, прогресс в области развития производительных сил
Авторы детально осветили состояние и сельского хозяйства, и ре!
месла, и торговли. Для этого были привлечены акты хозяйств круп-
ных землевладельцев, приказные дела, писцовые книги, таможенные
книги, городовые книги, записки иностранцев и другие источники.
Особое значение имела разработка в «Очерках» истории соци-
ально-экономического развития России в ХУШ в., так как дореволю-
ционная историография по сути дела не оставила после себя почти
никакого наследия в исследовании этой темы. Авторы опирались
главным образом на работы, написанные в советский период, и на
значительный круг опубликованных источников. В томе, посвящён-
ном первой четверти века, первая глава о хозяйственной истории
страны, составила более 200 страниц — по сути дела небольшую мо-
нографию, насыщенную неизвестными до той поры фактами. Автор
первого отдела главы Е.И.Индова показала распространение земле-
делия по территории страны, сельскохозяйственные культуры, ха-
рактерные для разных районов страны, урожайность и товарность
сельского хозяйства. Е.И.Заозерская, основываясь почти исключи-
тельно на новом материале, обрисовала мелкую промышленность
России. Рассказывая о русской мануфактуре, она неявно (без ссылки
на мнение оппонента) полемизировала с Милюковым, оспаривая его
мысль об искусственном характере петровской промышленности.
При этом Заозерская подчеркивала связь между крупной промыш-
ленностью и предшествовавшей ей мелкой, использование опыта
промышленного строительства при основании новых предприятий.
О значительном влиянии войны на возникновение мануфактур, об
активной роли государства в их создании Заозерская сообщала как-
то скороговоркой, не останавливая на этой немаловажной стороне
внимание читателя. Недостаточно внимания уделила она и вопросу о
оках жизни предприятий, которые, обслуживая армию, закрыва-
°ись при окончании военных действий, или при истощении сырья,
Л п0СЛе смерти хозяина, проработав всего несколько лет. Читатель
647
не получал представления об ограниченности того рывка в экономи-
ческом развитии, которое организовало правительство Петра. Таким
образом, создавалось несколько преувеличенное представление об
уровне промышленного развития России.
Естественно, что большое внимание авторы «Очерков» уделили
социальной борьбе, нередко драматизируя обстановку в ту или иную
историческую эпоху и резко преувеличивая значение и последствия
происходивших социальных конфликтов. Такое обострённое внима-
ние к теме приводило к усиленному поиску новых фактов из истории
социальных столкновений. В частности, А.А.Зимину удалось создать
целую картину таких конфликтов в середине XVI в., другие авторы
дополнили картину восстаний в провинциальных центрах России в
1648 г. и во время восстания С.Разина, в Астрахани в 1705 г., на Дону
в 1707-1708 гг.1
Понимание социальной борьбы в феодальном обществе как
борьбы классовой исказило восприятие историками обстановки на-
кануне гражданской войны начала XVII в.: хотелось видеть прежце
всего борьбу между феодалами и крестьянами. А.Г.Маньков и другие
авторы, описывая сложившуюся ситуацию в указанное время, всё
внимание сконцентрировал на положении крестьянства, игнорируя
служилое население юга России, которое и сыграло решающую роль
в событиях «Смуты». Обходя вниманием те факты, что вернувшийся
из плена холоп Болотников становился свободным, что прежде всего
он возглавил восставший по призыву князя Г.Шаховского Путивль,
И.И.Смирнов писал о том, что «Болотников вернулся в Россию, встав
во главе восставшего крестьянства. С самого момента своего зарож-
дения(’) восстание под руководством Болотникова носило ярко вы-
раженный социальный характер выступления народных масс Русско-
го государства против феодально-крепостнического гнёта»2.
Стремясь примирить предвзятую точку зрения с фактами, авто-
ры были вынуждены выдвигать искусственные объяснения события.
Так переход провинциального дворянства и части бояр на сторону
1 Там же. Конец XV в. — начало XVII в. С. 279-281; Там же. XVII в. М., 1955
С. 242-244, 300-310; Там же. Россия в первой четверги XVIII в. Преобразования
Петра I. М., 1954. С. 243-252; С. 258-272.
2 Там же. Конец XV в. — начало XVII в. С. 503-504.
648
войска Лжедмитрия I автор соответствующего отдела В Д Королюк
трактовал как результат стремления «спасти себя от народного гне-
ва» . А «активная поддержка», которую «оказывал самозванцу и мел-
кий служилыи люд», так и осталась без объяснения. Также без
достаточно убедительного объяснения было преподнесено и участие
в войсках Болотникова с начала его движения князей Г Шаховского
А.Телятевского и других людей, по своему положению далёких от
крестьянства, причём об активнейшем участии бывшего хозяина Бо-
лотникова князя Телятевского в военных действиях против прави-
тельственных войск приходилось неоднократно говорить, учитывая
стратегическую важность проведённых им сражений.
Описывая события гражданской войны, авторы подпали под
влияние искажённо понятой патриотической точки зрения — «анализ
исторических событий нашей Родины... в плане нация и государст-
во». Поход Лжедмитрия I к Москве был охарактеризован ими как
скрытая интервенция поляков в Россию. Лжедмитрий П также был
определён как «выдвинутый враждебными Русскому государству
панскими кругами Польши», «ставленник» интервентов1 2.
Характеризуя социальную борьбу в ХУП-ХУШ вв., авторы
широко и без оговорок употребляли типичный для советской науки
термин «антифеодальный» как будто восстания, проходившие в ука-
занное время, была направлены против феодального строя в целом.
В этом термине в неявном виде таилась идея Покровского о револю-
ционном, буржуазном содержании выступлений населения России.
Беспрецедентно большое место в «Очерках» занимала история
нерусских народов СССР. Авторы игнорировали указания рецензен-
тов Морозова и Слуцкой, посвятив своё внимание даже тем малым
народам России, которые рецензенты признавали неисторическими и
призывали не освещать их истории в «Очерках».
Совершенно справедливо авторы писали, что «в России центра-
лизованное государство сложилось в форме смешанного междуна-
ционального, так как к моменту образования Русского централизо-
ванного государства отдельные народности нашей страны в силу от-
сутствия у них капиталистических отношений еще не успели офор-
1 Там же- С. 495.
2 Там *е. с. 524,528.
649
миться в нации. Роль их объединителя взяли на себя великороссы»1.
Действительно, многонациональный, многоцивилизационный состав
населения России, его разноуровневое развитие наложили сильный
отпечаток на историю страны, придав ей ряд своеобразных черт. Ав-
торы постоянно и безоговорочно использовали положительную
оценку присоединения разных народов к России, тяготея к формуле
«абсолютного блага»: «присоединение к России способствовало ук-
реплению связей с великим русским народом, обеспечивало им воз-
можность экономического и культурного развития», «присоединение
к России означало для ряда народов спасение от поглощения их от-
сталыми феодальными государствами (Турцией, среднеазиатскими
ханствами), в результате чего они были бы обречены на вымирание»,
«усиление крепостнической эксплуатации вызывало борьбу угнетён-
ных нерусских народов против царизма. В этой борьбе... трудовые
массы угнетённых нерусских национальностей находили поддержку
со стороны братского русского народа»2. В заключительной части к
одному из томов авторы писали: «Ведя войны за расширение терри-
тории Русского государства, царизм исходил из интересов господ-
ствующего класса. Но включение в состав Русского государства ряда
нерусских народностей имело и для России и для этих народов объ-
ективно прогрессивное значение»3. Вместе с тем, соблюдая верность
фактам и потому входя в противоречие с цитированным выше выска-
зыванием об ускорении экономического и культурного развития, ав-
торы в другом месте писали о том, что «в соответствии с классовой
природой Русского феодального государства в присоединённых ок-
раинах общественный строй часто сохранялся в неприкосновенно-
сти», правительство в известной мере консервировало патриархаль-
но-феодальные отношения»4. Изредка авторы пытались подойти к
решению вопроса конкретно-исторически. Тогда они формулировали
вполне бесспорные и точные оценки, как это сделал, в частности
А.А.Новосельский, который писал: «В некоторых случаях(!) присое-
1 Там же. IX-XV вв. П. С. 410.
2 Там же. С. 411.
3 Там же. С. 746. Авторам приходилось признавать, например, что тот или иной на-
род «до Великой Октябрьской революции не смог выйти из стадии родового
(Там же. Конец XV в. — начало XVII в. С. 655).
* Там же. Конец XV в. — начало XVII в. С. 625; Там же. XVII в. С. 808.
650
динение народу к России создавало большую безопасность сущест-
вования. способствовало защите их от угрозы агрессивных сос“Гей
например, для украинцев, или содействовало прекращению o»S
неннои межплеменной и внутрнплеменной борьбы, например, у X
Тов» . Таким образом, будучи вынужденными решать вопрос »цХ
ке присоединения разных народов к России в общем виде, не рассмэт-
рнвая каждый отдельный случай, авторы неизбежно наталкивались на
несоответствия и противоречия, что порой и выявлялось в тексте
«Очерков». В соответствии с идеологическими требованиями авторы
писали об исконной близости разных народов к русскому народу.
В целом же концепция отечественной истории, представленная
в «Очерках», не несла в себе каких-либо существенных изменений по
сравнению с концепцией, сформулированной в двух изданиях учеб-
ника по истории СССР для исторических факультетов высших учеб-
ных заведений. Гораздо важнее были результаты реконструктивной
работы авторов «Очерков». Диктуемое политико-идеологическими
соображениями (верность марксизму!), преувеличенное внимание к
социально-экономической сфере исторической жизни стимулировало
поиск материалов по истории хозяйства и социальных конфликтов,
реконструкцию экономических процессов, разработку истории ши-
роких масс, что неизбежно двигало вперёд историческое знание.
1 Там же. XVII в. С. 666.
651
ГЛАВА VIII.
ЛИЧНОСТЬ ИСТОРИКА ПОД КОНТРОЛЕМ
ВЛАСТИ И ВНЕ ЕГО
1. Компромисс и наука в работе историка
Как было неоднократно показано выше, в 1930-1950-е гг. уче-
ные шли на компромисс с властью во имя сохранения своей жизни
главным образом как профессионалов, во имя поддержания традиций
их науки. В деле создания концепции отечественной истории они
испытывали в наибольшей степени давление со стороны власти, так
как здесь роль идеологии была особенно значительной. Однако кро-
ме разработки концепции истории СССР у каждого историка было
еще одно — главное! — поле деятельности. Это — излюбленная те-
ма, основная сфера научных интересов и главнейшая область реали-
зации личности. Во имя занятий ею и заключал он компромисс.
В настоящей главе на материале трудов ряда историков про-
слеживается соотношение и переплетение конъюнктурных уступок
власти со стороны историков и достижений научной мысли в их тру-
дах. Предметом рассмотрения являются работы, опубликованные в
1940-х гг., после войны. К этому времени компромисс между исто-
риками и властью получил серьезный импульс для развития. Годы
войны и победа в этой войне укрепили позиции власти и несколько
изменили отношения историков с ней. Теперь в основе восприятия
историками власти можно усмотреть не только страх и вынужденное
приспособление, но и общность позиций в патриотизме, в гордости
за то, что в результате предвоенных лет и особенно войны «Россия в
652
ив_ С.Б.Веселопскйй. E.B.TapTs 1^"^*
др<- д_ вершины своей творческой деятельное™^ начале
1950-х гг. оно ушло на жизни. Среднее поколение - К.В Базилевич
Н.М.Дружинин. М.Н.Тихомиров. М.В.Нечкина Л В ч“Хин
А.М.Панкратова и др. _ вступило в полосу расцвета творческой
ЖИЗНИ.
1.1. БД.Греков
Борис Дмитриевич Греков играл особую роль среди историков
своего времени. Он был их официальным главой. Много лет Греков
работал директором Института истории. Несомненно, это был та-
лантливый исследователь. Признавая это и намекая на то, что адми-
нистративные обязанности Грекова отрывают его от научных заня-
тий, Веселовский цитировал по его адресу стихи из трагедии Шилле-
ра «Жанна д’Арк»:
«Ах, зачем за меч воинственный
Я свой посох отдала
И тобою, дух таинственный,
Очарована была?»* 2.
О Грекове написана книга его ученицей Н.АТорской3. Это
снимает необходимость подробного биографического рассказа об
этом историке. Отметим только некоторые важнейшие детали. Гре-
См.: Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С. 150. Из письма С.Д.Сказкина
С.В.Бахрушину, сентябрь 1947 г.
2 Видимо, Веселовский не раз цитировал это четверостишие по адресу Грекова, так
как об этом факте автор настоящей работы знает от его дочери — Анны Степанов-
ны. Кроме того эта цитата в применении к Грекову с некоторой долей раздражения
по поводу каких-то действий последнего в роли директора Института истории при-
водится в одном из писем Веселовского: «Б[орис] Дмитриевич] совсем опупел. "Ах,
почто [за] меч воинственный я свой посох отдала?” ("Орлеанская дева” в переводе
Жуковского)» (С.Б.Веселовский — А.И.Яковлеву. Ташкент, 10 апреля 1942 г.) //
Переписка С.Б.Веселовского с отечественными историками. М., 2001. С. 476.
3 Горская НА. Борис Дмитриевич Греков. М., 1999.
653
кова не миновало «Академическое дело». Он был арестован 8
тября 1930 г., находился под следствием и был освобожден | ] октяб
ря 1930 г. Таким образом, его тюремные мытарства длились мес
Следствию не нужно было долго доискиваться до его «преступного
прошлого». В его жизни был эпизод, который все последовавшие
годы дамокловым мечом нависал над головой историка, и власти ни-
чего не стоило в любую минуту обнародовать эту биографическую
подробность из жизни учёного, чтобы изобличить его как затаивше-
гося «врага народа» и лишить всего того, что она же ему и дала.
Во время гражданской войны Греков бежал в Крым, находив-
шийся под властью П.Н.Врангеля. Там преподавал в местном уни-
верситете. 24 сентября 1919 г. на приёме в честь А.И.Деникина, по-
сетившего Врангеля, Греков от лица профессуры университета про-
изнёс речь о светлых рыцарях, борющихся против чёрной рати боль-
шевиков. Речь не только прозвучала на приёме, она оставила более
серьёзный след, так как была опубликована в газетах1. Как
«врангелевец» Греков был вполне подходящей фигурой для обвине-
ния. По предположению А.А.Формозова, Греков «сумел завоевать
симпатии властей и о чём-то с ними договориться»2. Судя по следст-
венному делу Грекова, его поддерживал всесильный Покровский, а
также такой администратор в науке как Цвибак3. Сам он связывал
своё освобождение с заступничеством С.Г.Томсинского. Вместе с
тем, судя по свидетельству А.А.Формозова, эпизод с Врангелем и
Деникиным власть не забыла. В 1951 или 1952 г. ЦК партии поручил
Институту истории материальной культуры АН СССР дать заключе-
ние о доносе, поступившем от некоего В.М.Подорова (Подарова?),
до 1946 г. — доцента кафедры истории СССР Удмуртского педин-
ститута. Тот напоминал о поведении Грекова во врангелевском Кры-
му и пытался доказать, что вся дальнейшая деятельность академика
1 См.: Формозов А.А. Академия истории материальной культуры — центр советской
исторической мысли в 1932-1934 гг. // Отечественная культура и историческая
мысль XV1II-XX веков. С. 18.
2 Там же. С. 19.
3 Благодарю В.М.Панеяха за сообщение о содержании следственного дела Грекова.
654
была вредительской1. Таким образом поп апо
вненаучным путём можно было всегда.’ Р ПОЗИ1*ИИ Грекова
В 1930 г. Греков сумел заключить компромисс с властью к„,
годаря которому его карьера быстро пошла в гору. В 1934?™ 6?
избран членом-корреспондентом Академии Наук СССР а и, ?
дующин год - академиком. После ареста в 1937 г. директора И„™
тута истории старого большевика Н.М.Луки„а именно Греков X
главил этот Институт. Впоследствии он стал директором ИнстнХ
славяноведения (по совместительству), академиком-секретар^
деления истории АН СССР, депутатом Верховного Совета РоссХ
скои Советской Федеративной Социалистической Республики
Примечательно, что Греков не использовал
своего официального поста для травли того или
иного историка. Можно напомнить о его пози-
ции в истории с докладом М.В.Нечкиной о при-
чинах отсталости России. В то время как многие
осыпали Нечкину замечаниями и обвиняли в
недостаточно марксистском подходе к теме Гре-
ков говорил лишь о том, что вопрос нуждается в
изучении. Сохраняя порядочность в отношениях
с коллегами, Греков то и дело был вынужден
приспосабливаться к велениям власти. Харак-
Б.Д.Греков.
1 См.: Формозов А.А. Русские археологи в период тоталитаризма Историографиче-
ские очерки. М., 2004. С. 179. В фонде ЦК партии сохранилось письмо В.М.Подаро-
ва от 10.IX.1950 г. из г. Мытищи, обрисовывающее личность автора и некоторые
детали его биографии. Он, в частности писал М.А.Суслову: «Министерство высшего
образования через него (Б.Д.Грекова — А.Д.) объективно поддерживает дворянско-
буржуазных учёных вплоть до космополитов и Милюковых, теории которых бытуют
в трудах Грекова... Написанная мной рецензия на учебник по истории СССР, том 1
под репакпией Грекова не была напечатана в газете "Культура и жизнь". Моя статья
"Два шага назад в норманнскую теорию", в которой я вскрывал неблагополучие на
историческом фронте и критиковал исторические труды Грекова, Панкратовой, Ру-
бинштейна, Бахрушина, Базилевича, Мавродина и др., не была напечатана в "Вопро-
сах истории". В 1946 г. я был снят с работы в Удмуртском пединституте только за
то что вопреки мнению Грекова утверждал и утверждаю ныне, что славяне, извест-
ие ешё с VII-VI вв. до н.э. под именем енесов, венедов, переживали рабовладель-
ческий строй в скифский период, что Антское государство V в. и Волынское госу-
дарство VI в. являлись государствами рабовладельческими» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп.
132?Д.339.Л. 141).
655
терна фраза, запомнившаяся коллеге Грекова и содержащаяся в кни-
ге В.Б.Кобрина. Греков спрашивал: «Вы же партийный, посоветуйте
Вы должны знать, какая концепция понравится Е м у». И показывал
на портрет Сталина, висевший на стене1. Этот же эпизод в иной трак-
товке описала Н.А.Горская В настоящее время невозможно решить,
кто из авторов точнее реконструирует событие. Важнее другое: даже
если В.Б.Кобрин не прав в деталях, он прав в воспроизведении типич-
ного ответа историка на заказ власти. Речь идёт не только об откро-
венных конъюнктурщиках. Такие были более характерны для школы
Покровского. Компромисс касался всех. Цитированная фраза Грекова
поразительно совпадала по смыслу с высказываниями другого учёно-
го, его современника — С.А.Жебелёва, исследователя античности. Тот
нашёл якобы подходящий материал для иллюстрации сталинского те-
зиса о «революции рабов» — восстание Савмака. «Хотят револю-
ции — будет вам революция, — говорил Жебелёв. — Мне за эту рабо-
ту большевики во какую медаль навесят»2 *. В обоих случаях познава-
тельное значение науки подминалось политическими и житейскими
соображениями. Власть воспитывала в историках цинизм. Ситуация
типичная для изучаемого времени.
После войны Греков неоднократно переиздавал свою книгу «Ки-
евская Русь». Поскольку тенденция к возвеличению России, достиже-
ний русских исторических деятелей нарастала как результат антикос-
мополитической кампании, в новых изданиях книги Греков был вы-
нужден искусственно завышать степень развития феодальных отно-
шений на Руси. «В "Киевской Руси", издания 1949 г. Греков... под воз-
действием идеологического натиска, работ Н.С.Державина,
П.Н.Третьякова... стал уверенно возводить этногенетическое начало
восточных славян к трипольской культуре III тыс. до н.э. Если в пред-
шествующих изданиях "Киевской Руси" Греков искал археологиче-
ские доказательства существования крупных земельных вотчин, укре-
плённых дворов или замков в лесной зоне в IX в., то в 1949 г_в VII-
1 Кобрин В.Б. Кому ты опасен, историк? С. 154- Гопскяя м д „
Греков. С. 116. РСКая Н А Б°РИС Дмитриевич
2 См.: Формозов А.А. Академия истории материальной культуры - ценго советской
исторической мысли. С. 17. 7 центр советском
65(5
«» , древнерусский период _ ко„Хю Торм ZX°Zm
дудим специалистом, поддерживал в середине «)-х - пер "ойХ
вине 50-х гг. ряд историков’. А проявлявшееся в трудит гХа
стремление к завышению зрелости социальных отношенийв „Хе
века отечественной истории сказывалось в обобщающих трудах
После того как в 1950 г Сталин опубликовал труд «Хсизм и
вопросы языкознания», в 1952 г. Греков откликнулся на это событие
статьей «Генезис феодализма в свете учения И.В.Сталина о базисе и
надстройке» . В своей работе Греков решил в очередной раз пере-
смотреть вопрос о степени развития феодальных отношений в Киев-
ской Руси. Свердлов подчёркивал вынужденный характер этого пере-
смотра, писал об эзоповом языке, на котором обращался к своим чита-
телям автор . И хотя соображения Свердлова носят гипотетический
характер (мы не имеем письменных признаний Грекова на этот счёт),
они, безусловно, достойны доверия, так как вполне вписываются в
общую картину и эпохи и биографии Грекова («Вы же партийный,
посоветуйте. Вы должны знать, какая концепция понравится Е м у»).
Как писала автор книги о Грекове Горская, в 1950-1951 гг. Гре-
ков постоянно опасался за судьбу своей концепции общественного
строя Киевской Руси. В конце 1951 — начале 1952 г. прошла дискус-
сия по политической экономии, в ходе которой были подвергнуты
критике экономисты. По неутешительным прогнозам, близилась оче-
редь историков испытать очередной удар власти. И, как это давно
повелось, грядущий удар в первую очередь должен был задеть имен-
но тех, кто был особенно заметен в науке, чьи идеи имели авторитет
и широко распространялись. Греков мог считать себя очень вероят-
ной мишенью. Основываясь на устных воспоминаниях сына Греко-
ва __Игоря Борисовича, с которым отец делился своими опасения-
XVmSSX =”»» *•— РУССКОЙ исторической науке
,"«3. С™".,з7 Г“““ Р“™ "
xSSX а₽е,”е" '• ййуке
42. Дувром»» * м
657
ми, — Горская указала на некоторые факты, свидетельствовавшие о
том, что Сталин вёл дело к пересмотру общей концепции отечест-
венной истории в духе наведения строгого соответствия этой кон-
цепции пятичленной схеме социально-экономических формаций. По
её мнению, это присуждение в 1943 г. А.И.Яковлеву Сталинской
премии за книгу «Холопство и холопы в Московском государстве
XVII в.». В этой книге автор создавал представление о широком рас-
пространении рабства-холопства в России семнадцатого века. Заме-
тим вдобавок, что в своей книге «Крестьяне на Руси» Греков по раз-
ным поводам спорил с Яковлевым, выступая против преувеличения
роли холопства на Руси. Далее, в начале 1950-х гг. в армянской исто-
риографии вместо концепции перехода Армении от первобытнооб-
щинного строя к феодализму утвердилась концепция молодого учё-
ного С.Т.Еремяна о наличии рабовладельческой формации в армян-
ской истории. По рекомендации Сталина (таковы были слухи) Ере-
мян был назначен директором Института истории Академии наук
Армянской ССР. Может быть присуждение Сталинской премии
Яковлеву и не имело того угрожающего значения для Грекова, кото-
рое этому факту приписывали впоследствии. Хотел ли Сталин в дей-
ствительности пересмотреть концепцию истории восточных славян,
включив в неё рабовладельческую формацию, это не известно. Зато
со всей достоверностью Грекову были известны участившиеся на-
падки на него со стороны С.А.Покровского, сторонника рабовла-
дельческого характера древнерусского общества. Вероятно, Греков
знал и о доносах, которые шли в ЦК партии по поводу работ совет-
ских историков, в частности о решении ими (Грековым) вопроса о
характере общественных отношений в древней Руси. В 1950-1952 гг.
особенно пострадало Ленинградское отделение Института истории.
По политическим соображениям из него было уволено 14 человек —
около половины научных сотрудников. Чистки велись под флагом
борьбы с буржуазным объективизмом, космополитизмом и прочими
предлогами. Эти меры были направлены и против самого Грекова.
Ему в вину ставилось то, что ранее он возражал против увольнения
тех, кто всё-таки был удалён из Ленинградского отделения Институ-
та по настоянию ЦК партии. Учащались нападки на Институт, воз-
главляемый Грековым. Одним из недоброжелателей Грекова являлся
658
его заместитель по Институту А ПГипЛ«
вредной кадровой политике и чрезмерном мигании 7»“”"* еГ° “°
периоду отечественной истории в ущерб периоду
кои обстановке каждая статья Гоекоия к. „ У ветскому . В та-
марксизму и власти, идеологическим базисом котоп^к Н& Верность
Воплощали же в себе последнее
каждую из которых приходилось откликаться как на ваяще^ее на-
учное достижение, определяющее судьбу всех иных наук, и “час-
Тую — судьбу науки исторической. 7
В свете понятий базиса и надстройки, к которым обратился
Сталин в работе «Марксизм и вопросы языкознания» Греков переос-
мысливал накопленный историками и археологами материал о ста-
новлении феодальных отношений на Руси. «Начиная с IX века во
всяком случае можно говорить о наличии на Руси феодального спо-
соба производства, можно говорить об оформлении феодального ба-
зиса, писал Греков. — В этих условиях было вполне закономер-
ным появление сравнительно небольших государственных образова-
ний — Куявии, Славии и Артании (вторая половина VIII-IX в.), а
затем и образование обширного древнерусского раннефеодального
государства»1 2. Логика рассуждения здесь вполне ясная: коль скоро
образовалась надстройка (государство или какие-то ранние государ-
ственные образования)3, то ей должен соответствовать определённый
базис, то есть феодальные отношения. Если есть государство, то уже
должен быть и господствующий класс, орудием которого оно явля-
ется4. Если есть господствующий класс, то должна быть и частная
собственность — основа его господства, объект, который и охраняет
государство (надстройка)5 б. Вот из этой умозрительной логики и мар-
1 См. подробнее: Горская Н.А. Борис Дмитриевич Греков. С. 173-178; Панеях В.М.
Творчество и судьба историка: Борис Александрович Романов. С. 314-316.
2 Греков Б.Д. Киевская Русь. С. 528.
3 «Нет сомнения в том, что возникновение в VIII-IX вв. небольших государств и их
объединение несколько позднее в обширное древнерусское государство свидетель-
ствует о развитии феодальной надстройки» (Там же. С. 528).
4 «Оформившийся к этому времени господствующий класс был заинтересован в
создании сильного государства» (Там же).
5гт именительно к VII в. Греков писал: «Рядом с неукреплёнными деревнями можно
б₽юдать укреплённые жилища отдельных богатых людей. Это богатый и полити-
Наски сильный землевладелец, властвующий над массой крестьянского населения.
659
42*
ксистских понятий рождалась концепция Грекова. Как он сам писал
в анализируемой статье, «для изучения этого древнего периода исто-
рии нашей Родины теоретические соображения особенно важны»* 1
Таким образом, делал заключение Греков, «весь приведённый
материал даёт основание рассматривать весь "докиевский период"
как время, когда вызревал и формировался базис. В период большого
Древнерусского государства феодальная надстройка стала "величай-
шей активной силой"2, которая содействовала оформлению и укреп-
лению своего базиса. Наконец, в период феодальной раздробленно-
сти сказались уже в полной и окончательной мере результаты дея-
тельности этой надстройки»3.
По сути дела статья Грекова, носившая ярко выраженный кон-
цептуальный характер, должна была уточнить его же понимание об-
щественно-политического строя Киевской Руси, приводя прежнюю
концепцию историка в соответствие с теми методологическими
идеями, которые были провозглашены в новейшем труде Сталиным.
Теоретические соображения, взятые на вооружение историком, вы-
нуждали его то сгущать краски при оценке тех или иных исторических
явлений, то идти на явные натяжки при решении проблемы о генезисе
феодализма в нашей стране. Полученный результат был представлен
как важный итог переосмысления ранних эпох в отечественной исто-
рии, серьёзное изменение бытовавших ранее представлений. «Это не
совсем похоже на то, как мы изображали этот процесс до недавнего
времени», — такими словами завершил свой труд Греков4.
Кроме очередных изданий «Киевской Руси» другой крупной
работой Грекова был фундаментальный труд «Крестьяне на Руси с
древнейших времён до середины XVII в.», впервые вышедший в свет
в 1946 г.; позже книга превратилась в двухтомник. Разработка темы
истории крестьян велась Грековым более трети века с первого значи-
Он укрепляет своё жилище, потому что знает враждебное отношение к себе окру-
жающей массы. Страна наша в то время была земледельческой,.. . при этом условии
должна была появиться частная собственность именно на землю, и она появилась»
(Там же. С. 519).
1 Там же. С. 517.
2 Здесь Греков цитировал работу Сталина «Марксизм и вопросы языкознания».
3 Греков Б.Д. Киевская Русь. С. 528.
4 Там же. С. 533.
660
тельного труда — «Новгородский дом святой Софии», опубликован-
ного в 1914 г.(ч. 1), а затем во второй половине 1920-х гг. (ч. 2)’. Это
был, как писал сам автор, опыт изучения организации и внутренних
отношений крупной церковной вотчины в XVI-XVII вв. Хотя работа
и не была посвящена собственно крестьянам, в ней Греков показал
разные стороны жизни крестьянских миров, особенно подробно ос-
тановившись на освещении такой непростой для понимания катего-
рии земледельцев как бобыли. К написанию большого обобщающего
труда о крестьянах на Руси Грекова приближала и работа над книгой
«Киевская Русь», в которой он освещал ранние периоды в истории
земледельца Восточной Европы. В 1940 г. вышла небольшая книга
Грекова «Главнейшие этапы в истории крепостного права в России».
Здесь Греков в сжатом виде сформулировал свою концепцию исто-
рии крестьянства с VI по XVII в. «По сути дела эта книга была свое-
образным проспектом будущей монументальной монографии..., на-
писание которой отсрочила Великая Отечественная война, » — отме-
тила Горская1 2. В годы войны, которая затормозила, но не отменила
осуществление замысла историка, Греков продолжал работу над сво-
им трудом и завершил его, вероятно, вскоре после окончания войны.
Труд Грекова продолжал большую традицию в отечественной
науке, связанную с изучением истории крестьянства. Отдельные на-
блюдения формулировались ещё в трудах учёных, живших в XVIII в.
Особенно в связи с отменой крепостного права наука стала копить
материалы, ставить вопросы и выдвигать концепции, относившиеся к
той или иной стороне крестьянской жизни. В советское время тема
истории крестьянства приобрела особое политико-идеологическое
значение как часть темы истории народных масс. Не случайно в пре-
дисловии к книге Греков цитировал высказывание Сталина о том,
что «историческая наука... должна прежде всего заняться историей
производителей материальных благ, историей трудящихся масс»3.
Книга была задумана автором как первый том обширного кол-
лективного исследования по истории крестьянства с древнейших
времён до советского времени. «Обобщающего труда по истории
1 См.: Греков Б.Д. Избранные труды. Т. IV. М., 1960.
2 Горсуд Н.А. Борис Дмитриевич Греков. С. 135.
3 Греков Б.Д. Крестьяне на Руси с древнейших времён до XVII в. М.-Л., 1946. С. 3.
661
крестьян после выхода в свет в 1860 г. книги И.Д.Беляева "Крестьяне
на Руси" не появилось. Институт Истории Академии Наук СССР ре,
шил восполнить этот пробел. Написание первого тома истории кре-
стьян с древнейших времён до середины XVII в. было поручено мне.
Я поставил себе целью пересмотреть и систематизировать всё, что
сделано было до сих пор по данному вопросу в нашей науке, в том
числе и самим автором настоящей книги», — писал Греков1. Таким
образом, перед читателем была не монография, освещающая те или
иные линии в истории крестьян, а обобщающий труд, который дол-
жен был многосторонне отразить жизнь российского земледельче-
ского населения.
«Предлагаемая книга ставит целью изучение крестьянства как
одного из классов феодального и отчасти дофеодального общества,
стремится показать место крестьянства в производстве в различные
периоды истории русского общества в целом, начиная с того време-
ни, когда крестьянин в дофеодальном обществе был свободным чле-
ном сельской общины, и кончая временем его окончательного закре-
пощения, » — писал Греков2. Далее он раскрывал концепцию своей
книги и показывал, что основным содержанием его исследования
был анализ социально-экономических отношений на основе юриди-
ческих памятников. При этом Греков сопоставлял русское, польское,
немецкое право, что в методическом плане было явным достоинст-
вом его работы. Вместе с этим — стержневым — сюжетом в книге
получили освещение экономическая история страны, эволюция зем-
левладения, социальные движения, крестьянский вопрос в публици-
стике XVI в. и пр.
Довольно типичным и для дореволюционных трудов по исто-
рии крестьянства и для работ, написанных советскими историками,
было то, что авторы обходили вниманием быт крестьян — будни и
праздники земледельца, окружавший его предметный мир, духов-
ную атмосферу, в которой жил крестьянин. Семья и община инте-
ресовали исследователей лишь с одной стороны — главным обра-
зом как хозяйственные ячейки общества. Анализ юридического по-
ложения крестьянина и социальных отношений, в которые он был
1 Там же. С. 10.
2 Там же. С. 4.
662
вовлечён^ заслоняли собою все остальные аспекты его жизни Кое
стьянскии быт был как бы отдан для ггет.л,.. жизни, кре-
тя ещё И.Е.Забелин ставил а каче™е Х°-
дачи изучение быта русского „аро“
создавался в рамках этой давней неписаной „ неосознаваемой исто-
риками традиции, заложенной учёными государствен™
юридического направления. к
Историю крестьянства Греков разделил натри периода. Первый
(Х-ХП вв.) характеризовался как период господства примитивной
отработочной ренты. Во втором (ХП-XV вв.) в качестве определяю-
щих черт Греков отмечал рост крупного землевладения, экоиомиче-
ское и политическое усиление землевладельческой знати, превраще-
ние вотчины в сеньорию, ренту продуктами. Третий период (вторая
половина XV-XVII вв.), по мнению историка, был ознаменован рос-
том внутреннего рынка, изменениями в сельском хозяйстве, развити-
ем крестьянской барщины (отработочная рента) и крепостного права.
Попутно нужно заметить, что в книге, состоявшей из девятисот с
лишним страниц, почти четыреста были посвящены именно третьему
периоду. «Читатель может легко заметить, что в основу периодиза-
ции истории русского крестьянства с древнейших времён положена
смена форм эксплуатации зависимого крестьянства, в свою очередь
обусловленная развитием экономической и политической жизни
страны», — писал Греков1.
Таким образом, в центре внимания учёного были рентные от-
ношения между крестьянином и землевладельцем то есть — важ-
нейшие, определяющие отношения, как их понимала советская нау-
ка. Ранее, схема эволюции ренты, которую Маркс дал в третьем томе
«Капитала», была наложена на историю английского крестьянства и
представлена в работе Е.А.Косминского «Английская деревня в
ХШ в.» (М., 1935). Книга Косминского была по существу одним из
первых опытов в советской науке истолкования истории крестьянст-
ва с ориентацией на идеи марксизма. Подход историка встретил
одобрение у власти, и в 1936 г. при открытии Института истории он
был назначен заведующим сектором истории средних веков. По всей
видимости, на апробированную и как бы одобренную властью кон-
1 Там же. С. И.
663
цепцию Косминского и ориентировался Греков. Однако если в книге
Косминского применение марксовой схемы, полученной из обобще-
ния экономической истории Западной Европы, было оправдано, то в
работе Грекова правомерность её использования была по меньшей
мере сомнительна.
Кроме того подход к истории крестьянства только с точки зре-
ния рентных отношений скрадывал такие стороны жизни как эконо-
мическая поддержка и иные формы помощи, которые крестьянин
получал от землевладельца. В этом подходе как-то пропадала важная
общественно необходимая функция землевладельца — военно-уп-
равленческая. А ведь в Московской Руси центральное правительство
ежегодно посылало помещика на несколько месяцев для охраны юж-
ной границы. Ежегодно — с ранней весны до поздней осени — он
отрывался от семьи и подвергался смертельной опасности, не говоря
о других тяготах службы. По благосостоянию порой не отличался от
крестьянина. Иногда пахал на себя из-за нехватки рабочих рук в по-
местье. Можно ли в данном случае вести речь об одном из важней-
ших понятий марксизма — эксплуатации, безвозмездном присвоении
продуктов чужого труда, если такой помещик нёс на своих плечах
тяжёлую обязанность обороны страны? Можно ли такого погранич-
ника считать ненужным элементом общества, который лишь проедал
крестьянский труд? Видимо, нужно признать, что подчёркивая про-
тиворечия между этими двумя фигурами русского средневековья,
марксистский подход упускал из виду их единство. Поэтому картина
социальных отношений в изображении советской исторической нау-
ки получалась несколько односторонней. Таковой она была и в книге
Грекова. Кроме того такой юридический по сути подход совершенно
упускал из виду бытовую сторону жизни земледельца с её буднями и
праздниками, полностью игнорировал психологическую сторону
жизни. Иными словами, жизнь русского крестьянина не только в
книге Грекова, но и вообще в советской исторической науке (работа
Грекова в данном случае выступает типичным примером) была пред-
ставлена очень обеднённо.
Периоды истории крестьянства в работе Грекова точно совпа-
дали с теми периодами отечественной истории, которых придержи-
вались авторы обобщающих трудов по истории СССР. По сути же,
664
как об этом было сказано выше, эти периоды ориентировались на
эволюцию политических форм. Существовало ли такое совпадение в
реальности? Этот вопрос не прост и для современной науки Между
тем достаточно указать на такую важную и бесспорную грань в ис-
тории русского крестьянства как его закрепощение в конце XVI —
начале XVII в. (от заповедных лет до уложения Василия Шуйского)
которое не сопровождалось переломом в политической эволюции и
не совпадало с началом очередного периода в отечественной исто-
рии. Становление и расцвет барщинной системы, определявшей тру-
довую жизнь крестьянина, не связаны с таким важным рубежом в
истории России как петровские реформы. В сравнении с политиче-
ской эволюцией все это относительно самостоятельные явления и
процессы, непосредственно относившиеся к крестьянской жизни.
Греков выбрал конечной гранью своей периодизации Соборное
уложение 1649 г. Это та хронологическая грань, которая действи-
тельно, относилась именно к истории крестьянства. Однако принятие
Уложения было фактом прежде всего политическим и юридическим
и не могло служить полноценной гранью в истории социальных от-
ношений. Политически оно было необходимо для успокоения вос-
ставших в 1648 г., для удовлетворения их требований. Юридическая
сторона заключалась в следующем. Введение крепостного положе-
ния крестьянина законами конца XVI — середины XVII в. означало в
первую очередь внедрение нового режима де-юре. Он был осуществ-
лён де-факто лишь в той мере, в какой государственные органы мог-
ли обеспечить выполнение принятого закона. Например, в погранич-
ных областях России крестьянин мог, перейдя государственный ру-
беж, скрыться от действия российского законодательства и таким
образом осуществить запрещённый переход. И такие случаи были .
Здесь обеспечить действие закрепостительного закона было очень
затруднительно из-за слабости местных органов власти. Учитывая
этот факт, нужно указать, что более точная периодизация истории
крестьянства должна была бы ориентироваться на такой трудноуло-
вимый рубеж, начиная с которого было обеспечено фактическое вы-
полнение закона по крайней мере на большей части территории
i £М : История крестьянства западного региона РСФСР. Воронеж, 1991. С. 185.
665
страны. Ни в момент принятия Уложения, ни в первые годы его дей-
ствия такая ситуация ещё не сложилась.
Эти соображения ясно показывают значительную степень ус-
ловности периодизации, ориентированной на законодательные шаги
правительства, и одну из объективных трудностей в операции уста-
новления хронологических граней. Таким образом, Греков при пе-
риодизировании истории крестьянства пошёл по традиционному пу-
ти: взял периодизацию истории СССР, принятую в советской исто-
риографии, и постарался наполнить её материалом, непосредственно
относившимся к положению крестьян (эволюция ренты и т.п.).
Всю историю российского крестьянства Греков представил в
своей книге как историю его постепенного вовлечения в феодальную
зависимость. Этот процесс, конечно, происходил, но вместе с тем в
стране сохранялось очень большое количество крестьян, не попав-
ших в разряд частновладельческих и остававшихся государственны-
ми. Их было немало. Доля их в населении страны во второй полови-
не XVII в. составляла 17%, а если прибавить к ним дворцовых кре-
стьян, то эта доля будет ещё больше — около 36%, то есть более тре-
ти всего крестьянского населения страны. В начале XVIH в. эта доля
заметно выросла при сокращении доли крестьян частновладельче-
ских1. Нельзя сказать, что Греков никак не упоминал об этой части
русских земледельцев, однако и должного внимания он ей не уделил.
Поэтому общая картина истории крестьянства и в этом плане оказа-
лась в книге неполной. Случайна ли эта деталь в труде историка?
Скорее всего нет, так как господствовавший в советской историо-
графии подход требовал показа и осмысления классовых отношений,
классовых противоречий, эксплуатации на основе частной собствен-
ности, а это можно было сделать только на основе рассмотрения ча-
стновладельческих крестьян. Они-то и оказались главным предметом
рассмотрения Грекова.
Важнейшим элементом концепции Грекова было представлен-
ное им объяснение закрепощения крестьян. Этому в основном была
посвящена четвёртая — самая большая — часть его монографии.
Взгляды его предшественников по теме и их последователей, рабо-
1 Рассч. по: Водарский Я.Е. Население России за 400 лет (XVI — начало XX вв.). М.,
1973. С. 30-31.
666
тавших уже после кончины Грекова, различались, представляя собою
два главнейших подхода к исследованию (и пониманию) темы Один
заключался в акцентировании роли государства, правительственной
инициативы. Одним из первых особенно чётко такую точку зрения
выразил Б.Н.Чичернн, самый глубокий теоретик государственно-
юридического направления. Второй подход состоял в осмыслении
глубинных социальных и экономических процессов, которые с неиз-
бежностью привели русских крестьян к закрепощению, а государство
лишь оформило сложившееся фактически положение. Эту позицию
сформулировал впервые В.О.Ключевский, выдвинув тезисы о сбли-
жении положения крестьян и холопов, а также о крестьянской за-
долженности землевладельцу, которая не давала возможности кре-
стьянину воспользоваться правом ухода от своего господина. Тот
стиль мышления, который утвердился в советской исторической
науке во времена Грекова, естественно, не мог разделять позиций
«государственников», которые, как казалось, придавали государству
слишком самостоятельную роль — роль творца истории — в то вре-
мя как оно являлось лишь «надстройкой» над соответствовавшим
«базисом». Поэтому поиск в этом направлении для Грекова был за-
крыт. Перспективным представлялся Грекову исследование эконо-
мических предпосылок закрепощения русского крестьянства.
В этом отношении известным ориентиром для него мог послу-
жить первый том учебника по истории СССР 1939 г. издания —
единственный обобщающий труд по отечественной истории. В нём
при рассмотрении темы объединения русских земель в конце XV в.
была выдвинута мысль о том, что к этому времени в стране сложился
тот минимум экономических (рыночных) связей, которые и делали
возможным (необходимым) это объединение1. Эта мысль вела исто-
риков в том числе Грекова, к представлению о дальнейшем развитии
внутреннего рынка в России и значительных успехах в этом процес-
се о социальных, политических и иных изменениях на этой эконо-
мической основе.
«После труда В.И.Ленина, поставившего своей специальной за-
дачей изучение процесса образования внутреннего рынка, до него
игнорируемого, проблема появления товарного хозяйства и превра-
1 См подробнее: Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С. 93.
667
щения его в капиталистическое стала проблемой, от правильного
решения которой зависит понимание общественно-экономического
развития всей Европы и России в частности», — писал Греков, под-
крепляя авторитетом Ленина правильность хода своей мысли1. Он
отвёл бытовавшее представление о том, что на закрепощение рус-
ских крестьян повлиял рост внешнеэкономических связей России,
внешний рынок, спрос на хлеб, предъявляемый западными странами:
«Заграничная торговля хлебом в это время ещё не играла сколько-
нибудь значительной роли, способной повлиять на общее состояние
сельского хозяйства в России»2. Главное внимание Греков уделил
внутреннему рынку, под влиянием которого «земледелие превраща-
ется в отрасль хозяйства производящего товары»3. По его мнению, в
научной литературе недооценивался «тот большой сдвиг в жизни
северо-восточной Руси, которым обусловлено возникновение вели-
кой державы с центром в Москве»4. Как явствует из дальнейшего
рассказа автора, этот сдвиг был обусловлен развитием внутреннего
рынка на Руси.
Греков указал на отдельные явления в русской жизни в XVI в.,
свидетельствовавшие о развитии рынка: рост торгов и промыслов,
возникновение торгово-ремесленных центров на месте земледельче-
ских поселений, рост городов, развитие хлебного рынка. Он не вос-
станавливал картины экономического (рыночного) развития страны
во всех подробностях. Это потребовало бы создания особой моно-
графии, на чём в ту пору сосредоточился С.В.Бахрушин. Греков в
своей книге давал эту картину как бы крупными мазками, не забо-
тясь о выписывании деталей. Он не анализировал все имевшиеся ис-
точники, не систематизировал взятые из них сведения. Он был убеж-
дён, что достаточно лишь указать на наличие рыночных связей, на те
или иные стороны рынка, чтобы у читателя возникло представление
о наличии такого явления в хозяйственной жизни России.
В процессе подъёма в жизни деревни и города, по мнению
Грекова, происходило сокращение применения холопьего труда в
1 Греков Б.Д. Крестьяне на Руси. С. 552.
2 Там же. С. 553.
3 Там же.
4 Там же.
668
земледелии и нарастание труда наёмного, «окончательное изжива-
ние рабства, переключение организации хозяйства на более про-
грессивные формы» . Хозяева фактически превращали холопов в
крепостных крестьян, наделяя их землёй и предоставляя возмож-
ность вести собственное хозяйство1 2. Заметим, что эти представле-
ния были опровергнуты позднейшими исследователями3. Холопство
численно росло.
По мысли Грекова, всё чаще и чаще натуральные повинности
крестьян землевладельцы переводили в денежные, деньги стали иг-
рать в общественных отношениях гораздо большую роль, чем рань-
ше. Мысль историка шла от темы рынка и развития товарно-
денежных отношении к вопросу о влиянии рынка на сельское хозяй-
ство. «С конца XV в. хлеб, необходимый жизненный продукт, начи-
нает превращаться в заметный товар на внутреннем ранке. Чем энер-
гичнее рос внутренний рынок, тем настойчивее ставился вопрос о
реорганизации сельского хозяйства», — отмечал Греков4. По его на-
блюдениям, крестьянин и землевладелец стали увеличивать произ-
водство хлеба, то есть в XVI в. в феодальных хозяйствах стала нарас-
тать либо впервые появляться барщина. Этот факт Греков определил
как «перелом в сельском хозяйстве»5. В ходе этого перелома обога-
щались монастырские хозяйства, разорялось боярство, переживало
процесс расслоения крестьянство, обедневшие вконец крестьяне ста-
новились «вольными людьми», то есть людьми без хозяйства и ис-
точников пропитания. Последние шли в феодальную и полуфеодаль-
ную кабалу, занимая деньги в долг и включаясь в работу на заимо-
давца. Таким образом, Греков установил те социально-экономичес-
кие условия, которые сделали возможным закрепощение крестьян.
Фактически это закрепощение шло стихийно, а государство в опре-
делённый момент «поддержало помещика, принеся ему в жертву
1 См.: там же. С. 578.
2 См.: там же. С. 579-580. „
3 См • Воообьёв В.М. Изживалось ли холопство в поместьях Северо-Запада России
с^прпины XVII — начала XVIII века? И История СССР. 1983. № 4. С. 113-124; Пане-
ях В М. Холопство в XVI — начале XVII века. Л., 1975; его же. Холопство в первой
половине XVII в. Л., 1984.
4 Греков Б.Д. Крестьяне на Руси. С. 587.
5 Там же. С. 597.
669
крестьянина. Вожделения землевладельцев, особенно мелких и сред-
ней руки, осуществились в 80-х годах XVI в., и с этого же времени
начался и процесс слияния различных групп зависимого населения в
однородную крепостную массу»1. 80-е гг. были порой, когда госу-
дарственная власть предпринимала шаги по преодолению хозяйст-
венной разрухи, вызванной рядом временных причин. Для поддер-
жания помещиков — служилых людей, страдавших от ухода от них
крестьян, власть пошла на прикрепление земледельцев к месту жи-
тельства. Имея уверенность в том, что крестьянин от них не уйдёт
землевладельцы усилили гнёт.
Итак, Греков предложил в своей книге такую схему: развитие
внутреннего рынка — развитие барщинного хозяйства — закрепо-
щение крестьян. В этой схеме каждое звено обусловлено предыду-
щим. Дальнейшее развитие науки показало, что не барщина породи-
ла закрепощение, а, наоборот, закрепощение сделало возможной в
широких масштабах барщину. Крупная барская запашка, обрабаты-
ваемая крестьянами и ориентированная на рынок, распространилась
только после закрепощения и особенно в ХУШ в.2 Как стало ясно со
временем, «простого односложного ответа на вопрос о происхожде-
нии крепостничества дать невозможно»3. А решение, предложенное
Грековым, было именно таковым. Главное открытие Грекова, сде-
ланное в его книге, не подтвердилось позднейшими исследованиями.
Таким образом, основные концептуальные идеи историка, обу-
словленные его стремлением решить исторические проблемы по-
марксистски, не выдержали проверки временем. Это определение
степени развития феодальных отношений в Киевской Руси на основе
базисно-надстроечных понятий, периодизация истории русского кре-
стьянства по образцу марксовой схемы эволюции рентных отноше-
ний, объяснение происхождения закрепощения крестьянства в России
1 Там же. С. 783.
2 См.: Данилова Л.В. К вопросу о причинах утверждения крепостничества в Рос-
сии// Ежегодник аграрной истории Восточной Европы за 1965 г. С. 137; Абрамо-
вич Г.В. Новгородские писцовые книги как источник по истории барщины в поме-
стном хозяйстве XVI в. И Ежегодник аграрной истории Восточной Европы за 1970 г.
Рига, 1977. С. 14-30; Шапиро А.Л. Русское крестьянство перед закрепощением
(X1V-XVI вв.). Л., 1987. С. 230-231.
3 Шапиро А.Л. Русское крестьянство перед закрепощением. С. 232.
670
с помощью лишь экономических (рыночных) факторов. В настоящее
время книгу Грекова уже нельзя назвать в чём-то устаревшим а в чём
то сохранившим свою ценность пособием. В своё время она как и
всякий обобщающий труд, помогала изучению темы, тем более что
задуманные дальнейшие тома большого коллективного труда по исто-
рии крестьянства так и не были созданы. Теперь же эта книга является
только памятником исторической мысли известной эпохи.
1.2. С.В.Бахрушин
Жизнь и научная деятельность Сергея Владимировича Бахру-
шина в какой-то мере уже получили освещение на страницах на-
стоящей работы. Наличие специального труда, посвящённого исто-
рику, избавляет от подробного рассмотрения его биографии1. Следу-
ет лишь напомнить о том, что ко второй половине 1940-х гг., о кото-
рых идёт речь, Бахрушин являлся видным руководителем историче-
ской науки (он возглавлял в Институте истории сектор истории СССР
до конца ХУШ в.), был одним из авторитетнейших специалистов-
историков. После ареста и ссылки по «Академическому делу» он вер-
нулся к исследовательской и преподавательской работе, получил учё-
ную степень доктора наук, звания члена-корреспондента Академии
наук и действительного члена Академии педагогических наук, Ста-
линскую премию, правительственные награды. Сотрудники Якутской
базы Академии наук СССР в 1948-1950 гг. готовили к печати сборник
его трудов по истории Якутии, который потом перерос в собрание на-
учных трудов историка. Оно было издано посмертно. Последнее было
предпринято по решению Совета Министров СССР. Всё это свиде-
тельствует о признании научных заслуг Бахрушина со стороны власти.
Нужно полагать, что для него, человека, несомненно, честолюби-
вого, было небезразлично это признание. Его патриотические устремле-
ния и общественная активность находили удовлетворение в руково-
дстве при написании больших коллективных трудов, к которым он от-
носился с большой ответственностью и не жалел труда для работы над
1 См.: Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время.
671
ними, в участии в праздновании 800-летия Москвы в 1947 г., в создании
научно-популярных и историко-публицистических сочинений.
В последние годы жизни Бахрушин работал над монографией
«Русский рынок в XVI в.», которая была опубликована уже после
смерти историка в первом томе его сочинений в 1952 г. Члены ре-
дакционной коллегии «Научных трудов» Бахрушина дали книге иное
название — «Очерки по истории ремесла, торговли и городов Рус-
ского централизованного государства XVI — начала XVII в. (к во-
просу о предпосылках всероссийского рынка)». Уже в самом назва-
нии работы было подчёркнуто то, что она развивает идею Ленина о
складывании всероссийского рынка в России в ХУП в. Однако сво-
дить постановку проблемы автором только к ленинской мысли было
бы неверно.
Предпосылки занятий темой вытекали из ряда обстоятельств.
Происходя из торгово-промышленных кругов Москвы, Бахрушин с
первых лет своей научной деятельности тяготел к разработке историко-
экономических сюжетов. В частности, его привлекала история купече-
ства и торговли. В своём основном труде по истории Сибири и в ряде
статей он выяснял роль купцов и частного капитала в освоении сибир-
ских просторов. Кроме того как коренной москвич он интересовался
историей родного города, что давало импульс к работе нац историей и
иных русских городов. Эти сюжеты он и освещал в своей монографии.
Таким образом, у Бахрушина издавна были внутренние (биографиче-
ские) предпосылки для исследования темы рынка в XVI столетии.
Кроме того занятия Бахрушина развива-
лись в русле традиций российской исторической
науки, связанных с разработкой экономических
сюжетов. И в этом отношении его личные уст-
ремления, склонности и интересы определялись
историографической ситуацией. Ещё во второй
половине XIX и в начале XX в. в связи с возрас-
тавшим интересом к социально-экономической
проблематике были опубликованы первые
труды по истории ремесла и торговли в России
в XVI в. Одним из них была книга Н.И.Костома-
С.В.Бахрушин. рова «Очерк торговли Московского госудярстяя
672
в XVI и XVII столетиях» (СПб., 1862). Костомаров построил своё
исследование на материалах записок иностранных путешественников
и торговцев, побывавших в России и наблюдавших деятельность
русских купцов. Правда, сведения по XVI в. в этих записках были
довольно скудными, ведь иностранные купцы появились в России
только в середине этого столетия. Поэтому Костомаров соединил
бедноватый материал по XVI в. с более богатым материалом XVII в.
Автор представил сведения о торговых обычаях русских купцов,
остро подмеченных наблюдательными и практичными иностранца-
ми, способах перевозки товаров, предметах торговли, торговых
пунктах. Эти факты были для отечественной науки совершенно но-
выми, она только начинала их осваивать в лице Костомарова. По-
этому картина пока получилась статичная, то есть историк не пока-
зал развития русской торговли за два столетия, да и с его не слиш-
ком значительными сведениями это трудно было сделать. Но во
всяком случае тема истории рынка в XVI в. начала разрабатываться.
Более детальную картину экономического развития России,
в частности торговли, именно в XVI в. смог дать Н.Д.Чечулин
почти через четверть века, в 1889 г., в своей книге «Города Мос-
ковского государства в XVI в.» Хотя Чечулин и не занимался
собственно историей русского рынка, он собрал в своей книге
сведения о городском ремесле и торговле, важные для этой темы.
В работе он использовал писцовые описания городов. В его вре-
мя писцовые книги как исторические источники исследователи
только начинали изучать. Так что заслуга Чечулина заключалась
прежде всего в том, что он, исследуя торговлю в XVI в., впервые
ввёл в научный оборот новые источники, необходимые для ис-
следования темы. Составители писцовых книг, фиксировавшие
налогоплательщиков, указывали порой товары, которыми горожа-
нин торговал в своей лавке, служебное положение торгового чело-
века. Благодаря писцовым книгам Чечулин смог показать ремес-
ленно-торговые занятия горожан, насчитать 186 видов ремесла, вы-
числить долю ремесленников в населении того или иного город-
ского центра, определить предметы торговли. Признавая заслуги
этого историка, нужно отметить, что сведения о рынке в писцовых
книгах были незначительны. Таким образом, в результате работы
43. Дубровский А. М.
673
„„ гема истории рынка в российской науке пока не 110л
ЧеЧ«тоХщей источкиковой базы, однако был обнар№„
необходимых для её изучения источников _ пИС1м^
" „ГН ОДИН ИЗ первых советских историков который м„„го '
Хя'экономической историей России, Н.А.Рожков в статье «Н1,
хозяйство Московской Руси во второй половине XVI „
(опубликована в 1920 г.) писал о том, что в указанное столетие ««,.
вершился перелом в сторону товарного и денежного хозяйства с об-
ширным притом рынком»1. Свою мысль о переходе страны от нату-
рального хозяйства к товарно-денежному Рожков иллюстрировал
несколькими примерами торговых связей между отдельными пунк-
тами, черпая факты из писцовых книг. Его статья носила концепту-
альный характер и скорее ставила вопрос, чем решала его. Фактов в
ней было мало. При таком условии построения историка не могли не
нести в себе значительной доли субъективизма. Но во всяком случае
Рожков способствовал переходу историков от накопления фактов к
выработке целостного, концептуального воззрения на процесс разви-
тия рынка.
В этой же плоскости создания концептуальных построений раз-
вивалась деятельность М.Н.Покровского. Ещё в работе, созданной в
1909-1912 гг., он вполне справедливо подчеркнул факт «существо-
вания мелких местных, так сказать, уездных рынков», «мелких го-
родских центров» с торгом2. Эти местные рынки, по мысли Покров-
ского, знаменовали собою назревание периода «нового феодализма»,
при котором в стране важную роль начинает играть торговый капи-
тал. В неоднократно издававшейся уже в советское время книге
«Русская история в самом сжатом очерке» Покровский продолжал
развивать эту идею. XVI в. он представлял своему читателю в каче-
стве той эпохи, когда пошло «разложение московского феодализма»
и складывание товарного хозяйства и крепостного права, иными сло-
вами — развитие рынка. «Столицы удельных княжеств могли кор-
миться, получая сырьё из окрестных деревень и волостей... Москва
не могла существовать таким способом, она втягивала в себя огром-
Рожков Н.А. Народное хозяйство Московской Руси во второй половине XVI в //
Дела и дни. 1920. № I. С. 62,63.
Покровский М.Н. Избранные произведения. Кн. I. М.. 1966. С. 261,263
674
ное количество сырья, нередко из отдаленных мест. Это сырьё часто
не оставалось в Москве, а шло гораздо дальше, как это было* «хГ
ми. Но даже сырье, потреблявшееся на месте, требовалось в огоом
ном количестве, и по одной ярославской дороге Москву ввозоось
ежедневно до 700 возов со съестными припасами. Москва Лови-
лась средоточием всей русской торговли, понемногу втягив^ в сей.
все товары, которые приходили на Русь из разных других земель,?
Констатируя развитие рыночных связей, Покровский искал истоки
их развития исключительно в сельскохозяйственной сфере в хозяй-
стве мелких помещиков, и совершенно ие обращал внимания ни на
развитие ремесла, ни на рост городов. Это был малоперспективный
для исследовательской работ путь, так как земледелие на Руси носи-
ло натурально-хозяйственный характер, и поэтому на продажу по-
ступала только незначительная часть произведённого в нём продук-
та. Изучение же экономической истории городов, ремесленной тор-
говли заключало в себе совершенно иные возможности.
Таким образом, в 1920-х гг. тема истории русского рынка в XVI
столетии получила концептуальную разработку. Однако концепции
Рожкова и Покровского сравнительно недолго пользовались довери-
ем историков. Более зрелый подход к теме наметился в начале
1930-х гг. Он был реализован в опубликованной в 1933 г. статье
Б.Н.Тихомирова (младшего брата Михаила Николаевича) «Ремесло в
Московском государстве в XVI в.»2. Работа Тихомирова отличалась
от всей предшествовавшей литературы чёткой теоретической пози-
цией. Историк проводил связь между ростом общественного разде-
ления труда в России, отделением ремесла от земледелия и развити-
ем на этой основе внутреннего рынка. Главная часть статьи была по-
священа рассмотрению положения различных категорий ремеслен-
ников, поэтому вопросы о конкретных видах ремесла, существовав-
шего в России в XVI в., их географическом распространении не были
решены автором. Трагическая судьба репрессированного историка не
даля возможности Тихомирову продолжить свои изыскания. Его на-
учно зрелый подход к теме получил развитие в первую очередь в
' Там же. Кн. 3. М., J967. С. 50.
’ТихомировБ.Н. Ремесло в Московском государстве в XVI в. // Известия АН СССР
Серия общественных наук. 1933. №2. ” ан сссг.
43*
675
трудах Бахрушина, который занялся темой истории русского рынка с
конца 1930-х гг.
Таким образом, за семь десятков лет изучения темы были более
или менее освоены такие источники как писцовые книги и записки
иностранцев, предложено различное осмысление фактов роста то-
варно-денежных связей в стране, выработана теоретическая позиция
в осмыслении основ появления и развития рынка.
История создания монографии Бахрушина содержится в упомя-
нутой выше работе о нем1. Остановимся на рассмотрении итогов его
труда. В основу своей книги Бахрушин положил источники, которые
до него не были использованы исследователями экономической ис-
тории России. Это были монастырские приходно-расходные книги,
наполненные записями о покупках различных предметов для мона-
стырских нужд и о продажах того, что производилось в монастыр-
ском хозяйстве. Когда 20 мая 1940 г. Бахрушин выступил на заседа-
нии своего сектора в Институте истории с докладом «Предпосылки
образования всероссийского рынка», он в качестве основных для его
работы характеризовал именно эти источники. В отличие от доку-
ментов светских лиц монастырские архивы сохранились гораздо
лучше. Поэтому в распоряжении исследователя было значительное
количество приходо-расходных книг монастырей. Оценивая докумен-
тальную базу исследования Бахрушина, необходимо иметь в виду, что
экономическая жизнь средневековой России вообще мало отразилась в
источниках. В силу данных причин Бахрушин должен был ориентиро-
ваться только на монастырские книги. В его время они не были иссле-
дованы как исторические источники, только после работы Бахрушина
их начали анализировать с этой стороны. Значительное количество
превращало эти книги в более или менее представительные источни-
ки, верно отражавшие картину средневекового рынка.
Монастыри, монастырские подворья и, в частности, временно
приезжавшие в Москву монастырские власти обращались к рынку
для покупки всех видов продовольствия. Приходо-расходные книги
отразили покупки на городском рынке хлеба, мяса, калачей, соли,
громадного количества рыбы всяких сортов, икры, капусты, морко-
ви, большого количества огурцов «на домашний обиход солить», лу-
' Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С. 138—143.
676
ка, чеснока, конопляного масла, сыра, яиц, творога, кваса, солёных
грибов, деревянной, глиняной, металлической посуды, свечей Мон“
стырские власти тратили деньги на лучину, на «дворовое чищенье»
на «земляные угородьбы», на готовую одежду, новую и подержан!
ную, на «портняжную и на сапожную поделку, на мазь и на хором-
ную и на тележную и на санную [поделку]»1. Много расходов произ-
водилось на ремонт гнивших деревянных построек и на строение но-
вых. Отдельно покупались «окончины» паюсные и слюдяные Порой
монастыри обращались к печникам, когда нужно было выложить и
побелить печь в келье или сделать большую печь «для хлебного пе-
ченья». Сравнительно много шло денег на всякую «седельную
снасть», на телеги и сани. Приходилось покупать дрова для избы —
топить, а также сено для находившихся в городе лошадей и солому
для подстилки. Нужно было платить кузнецам и медникам, которые
подковывали монастырских лошадей, чинили старые и делали новые
сошки, топоры, котлы, лудили монастырскую посуду.
Более двух десятков приходо-расходных книг разных монасты-
рей было опубликовано, остальные (а их Бахрушин обнаружил около
сотни) находились в архивах. Эти книги сохранились только отчасти.
По одним районам страны материал был довольно обширен, по дру-
гим — скуден. Московский рынок отразился в единственной сохра-
нившейся книге Чудова монастыря 1584—1585 гг., находившегося в
самом центре столицы — в Кремле, близ ее главного торга — Красной
площади. Кроме того сведения об этом рынке Бахрушин почерпнул из
приходо-расходных книг ещё двух монастырей, чьи подворья находи-
лись в Москве, — Волоколамском и Болдинском. Среднее Поволжье
было отражено отрывочно в книгах Благовещенского нижегородского
и Ногатинского костромского монастырей. Хотя эти книги были со-
ставлены в начале XVII в., но они помогали понять экономическую
обстановку характерную и для предыдущего столетия. О новгород-
ск^ торговле сообщали книги Тихвинского монастыря, о вологод-
— книги Соловецкого и Прилуцкого монастырей и т.д.
Поскольку монастыри вели своё земледельческое и промысло-
вое хозяйство, нацеленное главным образом на удовлетворение нужд
1 См.: Бахрушин С.В. Труды по источниковедению, историографии и истории Рос-
сии эпохи феодализма. м ’ 1987-с 39-
677
монастырской братии, то картина рыночных связей, развивавшихся
стране, запечатлелась в монастырских книгах неполно. Источник8
почти не освещали торговлю Ярославля, известного в XVII столетии
как крупный торговый центр. По-видимому, предполагал Бахрушин в
предыдущем веке этот город ещё не играл той роли, которая выпала
ему позже. Рынки Твери и Углича были отражены лишь отчасти
Больше всего сведений сохранилось о ремесле и торговле на севере и
северо-западе России, а также в центре страны. Материала по южным
районам было очень мало. Не удалось собрать материала по северо-
востоку страны. И хотя торговые связи были представлены в источни-
ках неравномерно, всё-таки на основе приходо-расходных книг скла-
дывались довольно определённые представления об этих связях.
До Бахрушина приходо-расходные книги монастырей практи-
чески не были использованы историками. Их исследовал только
М.Н.Тихомиров, положивший эти книги в основу своей статьи о хо-
зяйстве Волоколамского монастыря1.
Так Бахрушин отступил от традиции историков XIX в., опи-
равшихся на писцовые книги, и нашёл более содержательные источ-
ники по истории рыночных связей. Постоянные покупки монастыр-
скими служками одних и тех же товаров в определённых местах от-
крывали историку центры ремесленного производства этих предме-
тов, более или менее устойчивые рыночные связи.
Как и Б.Н.Тихомиров, Бахрушин в своём докладе на заседании
своего сектора сформулировал чёткую теоретическую позицию:
«Основным моментом в деле образования рыночных связей между
отдельными областями является общественное разделение труда,
выражающееся в развитии ремесленного производства, работающего
на рынок, и сосредоточении ремесла в городах»2. Эту мысль он по-
вторил и в более поздней работе, изданной в 1946 г.3 Таким образом,
тема возникновения и развития рынка выступала не только как тема
истории товарно-денежного обращения, но и как тема развития про-
изводства.
1 Тихомиров М.Н. Монастырь-вотчинник XVI в. // Исторические записки М 1938
Кн. 3. С. 130-160. ’ ’
2 Дубровский А.М. С.В.Бахрушин и его время. С. 138.
3 Бахрушин С.В. Научные труды. Т. 1. М., 1952. С. 25.
678
По плану, сложившемуся у Бахрушина к 1947 г., его моногра-
фия должна была начаться с подробного рассмотрения ремесла го-
родского и сельского его видов, ремесленной продукции, работы
на заказчика, наёмного труда в ремесле и пр. Эту часть историк не
успел написать, и редколлегия его «Научных трудов» решила вос-
полнить её отсутствие, опубликован в качестве первого очерка более
раннюю статью историка, в которой он очерчивал основную пробле-
матику своей работы.
Здесь Бахрушин проводил мысль о том, что в XVI в. вотчинное
ремесло, которое должно было обслуживать нужды землевладельца,
оказывалось недостаточным и «уже не удовлетворяло потребностей
феодального хозяйства. Даже в конце XV и в начале XVI в. феодалы
уже не могли довольствоваться примитивной продукцией доморо-
щенных мастеров и вынуждены были обращаться к специалистам,
работавшим на вольный рынок, по крайней мере в тех случаях, когда
дело шло о предметах военного снаряжения»1. К услугам сторонних
ремесленников прибегали и монастыри. В их хозяйствах собствен-
ные плотники исчезают, и монастырские власти используют вольных
ремесленников. Таким образом, вотчинное ремесло отмирало, а на
смену ему шло ремесло свободное, боле специализированное и ква-
лифицированное, связанное с рынком.
Значительную часть книги составлял очерк, посвящённый тер-
риториальному разделению труда. Именно так совершенно верно
уточнил Бахрушин своё более раннее представление об обществен-
ном разделении труда. Такое разделение было основано на различиях
в естественно-географических условиях. Ремесленники Устюжны
Железнопольской работали в местности, богатой залежами болотной
железной руды. Почва новгородско-псковского края была благопри-
ятна для выращивания льна и конопли, лучших во всей стране.
В лесных районах процветали различные виды деревообрабатываю-
щего ремесла. От месторождений глины зависело гончарное произ-
водство, в частности, славилась псковская глина, которую даже вы-
возили на продажу в Москву. Корни территориального разделения
труда лежали в глубокой древности и развивалось оно, как верно
считал Бахрушин, «в рамках феодальной экономики». «Феодальное
1 Там же. С. 26.
679
ремесло в сильной мере зависит от сырьевой базы, — писал исто-
рик. — Это обстоятельство и является в значительной степени ос-
новной причиной территориального разделения труда в феодальную
эпоху»1. Кроме ремесленной продукции предметами оживлённой
купли-продажи были те продукты питания, которые производились
далеко не повсеместно, как, например, соль и рыба.
«В XVI в. разделение труда пошло так глубоко, что уже наме-
чались промышленные центры, снабжавшие страну продукцией ме-
стного производства. Вся страна покрывалась сетью больших и мел-
ких рыночных центров, объединявших в первую очередь свои окру-
ги. Отдельные районы... сплетались экономическими связями с дру-
гими не только соседними, но подчас отдалёнными районами», —
писал Бахрушин2. Применительно к XVI в. он даже с излишней осто-
рожностью называл открытые им черты экономической жизни «эле-
ментами территориального разделения труда»3.
Определяя районы специализации местных ремесленников на
производстве того или иного товара, Бахрушин представил читате-
лям своей книги картину распространения ремёсел по территории
России. По указаниям источников на разработку того или иного сы-
рья, наличие ремесленников определённых специальностей, на пунк-
ты реализации тех или иных товаров историк определял ареалы рас-
пространения железоделательного, меднолитейного, кожевенного,
деревообделочного и других производств.
Историк был далёк от того, чтобы дать просто сухой перечень
ремёсел. Он обрисовывал их развитие, показывая их органическую
связь с рынком. Так, рассказывая о железоделательном производстве
в Туле и Серпухове, он обозначил местоположение железных место-
рождений (в основном вблизи Серпухова). Железо и низкосортная
сталь — уклад — (сырьё и полусырьё) распродавались широко за
пределы тульско-серпуховского района — в Москве, Вологде, Бело-
озере. Скупщики железа завозили серпуховской уклад в Сибирь. Бах-
рушин определил пункты продажи серпуховского железа. Используя
писцовую книгу, он перечислил специальности местных ремеслен-
1 Там же. С. 55-56.
2 Там же. С. 32,41.
3 Там же. С. 55.
680
ников - кузнецы, гвоздари, сковородник, ножевник, - указывая
таким образом и на предметы их торговли. К началу XVII в опоеле
лилась основная специальность тульских кузнецов - производство
оружия. Бахрушин проследил, где жили в Туле кузнецы, обратил
внимание на наличие казённых ремесленников, что свидетельствова-
ло о том, что тульское кузнечное ремесло утратило узкий местный
характер. Было положено начало образованию сословия казённых
тульских оружейников, работавших на государство. Так из скудных
сведений источников историк создавал миниатюрные очерки подчи-
няя их разработку основной идее — определению степени развития
основы рыночных связей. Характерная для многих работ Бахрушина
особенность значительная насыщенность большим эмпирическим
материалом — доведена здесь до предела. В результате была создана
убедительная картина важной основы развития рынка.
Далее логика исследования вела Бахрушина к изучению терри-
ториального обособления ремесленных центров. «Наблюдаемый в
XVI в. рост общественного разделения труда способствовал ускоре-
нию процесса отделения города от деревни, — писал он. — Таким
образом, вопрос об отделении города от деревни и возникновении
новых поселений городского типа не может быть обойдён при изуче-
нии развития общественного разделения труда и связанных с ним
рыночных отношений в России XVI в.»1.
Специальный очерк монографии был посвящён процессу воз-
никновения городов в XVI в. Для понимания того, что означало сде-
ланное Бахрушиным в этой части книги, нужно обратить внимание
на то, что в разные исторические эпохи рождение городов вызыва-
лось неодинаковыми обстоятельствами. Город в жизни общества вы-
полнял и выполняет разные функции — административную, военно-
оборонительную, культурно-религиозную и пр. На Руси в тех или
иных условиях он возникал то как центр феодального властвования,
то как узел торговых путей, то как крепость. В своей работе Бахру-
шин разработал плодотворную идею о том, что в XVI в. в России
шёл «процесс образования поселений, средних между городом и де-
ревней». Как он справедливо считал, «изучение таких посёлков
вскрывает условия, которые способствовали их выделению из массы
1 Там же. С. 10.
681
крестьянских деревень и сёл, и позволяет установить связь этого яв
ления с развитием рыночных отношений»1. Впервые эту форму по-
селений открыл А.Г .Ильинский2. Этот историк считал, что указанные
поселения характерны только для изучаемого им района России
новгородской земли. Бахрушин же убедительно доказал, что они бы-
ли и в других местах.
Для воссоздания картины перерастания деревень и сёл в посе-
ления городского типа он привлёк писцовые описания. В них не про-
сто фиксировались дворы жителей в той или иной деревне, а и ука-
зывались занятия их хозяев. Так, монастырская деревня Андреевская
в Костромском уезде к концу столетия превратилась в слободку.
В ней из 20 дворов 19 принадлежало мастеровым людям — плотни-
кам, токарям, рукавичнику, сапожнику и пр. То есть поселение поте-
ряло земледельческий характер, даже приписанные к слободке рыб-
ные ловли были заброшены. На ряде таких же примеров Бахрушин
показал, что мелкие и крупные неземледельческие поселения возни-
кали как на чёрных (государственных), так и на частновладельческих
землях, в основном монастырских. «Соседство с хозяйственным цен-
тром крупной феодальной вотчины облегчало сбыт деревенских то-
варов, благодаря чему экономика окрестных сёл и деревень посте-
пенно приобретала черты, характерные для городского хозяйст-
ва», — писал Бахрушин3.
Некоторые писцовые книги дали ему возможность показать ди-
намику развития таких населённых пунктов путём сопоставления
поселений, находившихся на разных стадиях превращения в город-
ские поселения. В селе Климентьеве близ Троице-Сергиева монасты-
ря преобладало ещё вотчинное ремесло. Состав ремесленников опре-
делялся спросом, который предъявлял монастырь. Тут были и строи-
тели, и церковный мастер, иконники, серебряных дел мастер. В дру-
гом монастырском селе — Выпрягове близ Вологды — картина сло-
жилась уже другая. Вотчинное ремесло перестало играть в нём зна-
чительную роль, большая группа жителей втянулась в торгово-
1 Там же. С. 108.
2 Ильинский А.Г. Городское население Новгородской области в XVI в. // Журнал
Министерства народного просвещения. 1876. Ч. 185. С. 210-278.
3 Бахрушин СВ. Научные труды. Т. 1. С. 113.
682
промышленную жизнь Вологды. Дальнейший ход развития деревни в
городское поселение отражал Тихвинский посад, принадлежавший
Богородицкому монастырю. Здесь торговля достигла уже значитель-
ных размеров. На торгу стояло 50 лавок и только 8 из них принадле-
жало монастырю и 2 — монастырским слугам. Постройка «двора
гостиного на приезд» указывала на то, что сюда съезжалось много
торговых людей. О том же говорило и наличие людей таких профес-
сии как банник (при торгах были торговые бани) и извозчик, обслу-
живавший местный транспорт. Так, выстраивая в ряд примеры раз-
ных стадии городообразовательного процесса, Бахрушин реконст-
руировал картину становления русских городов как торгово-
ремесленных центров в XVI в.
Последние страницы очерка содержали миниатюрные картинки
экономической жизни отдельных городов — Устюжны Железнополь-
ской, Соли Камской. Старой Русы, Умбы и Колы. Бахрушин опреде-
лял в истории этих центров время превращения в город, характеризо-
вал степень отделения от деревни, развития ремесла, размах торга.
Следующий очерк монографии остался незавершённым. Он на-
зывался «Русский город в XVI в.» Основная мысль этой части книги
заключалась в доказательстве того, что в изучаемое время город «яв-
ляется средоточием ремесла и мелкого производства на рынок».
В более ранний период, как считал историк, город был «в первую
очередь центром вотчинного княжеского хозяйства и опорным пунк-
том феодального господства над окрестным крестьянским населени-
ем»1. Последний тезис Бахрушин разрабатывал ещё в одной из пер-
вых своих работ — «Княжеское хозяйство XV и первой половины
XVI в.2 Здесь он показал Москву именно таким центром. Со време-
нем она, как и другие столицы удельных княжеств, превращалась в
место развития торговли и ремесла. Такие представления разделяли
И.Е.Забелин, П.И.Лященко, П.П.Смирнов. Естественно, что построе-
ния Бахрушина отражали ход градообразовательного процесса при-
менительно к тому или иному городскому центру Руси. Что же каса-
ется Москвы, то М.Н.Тихомиров высказал идею о том, что Москва
уже с начала своей истории была ремесленно-торговым поселением,
1 Там же. С. 38,142.
г Там же. Т. II. М., 1954. С. 13^5.
683
а не только княжеской усадьбой. Он и позже А.М.Сахаров показали
что формирование городов шло разными путями. Однако Бахруши-
на, поглощённого исследованием формирования рыночных отноше-
ний, интересовала только одна сторона в возникновении русских го-
родов — торгово-ремесленная. Отсюда некоторая узость в его под-
ходе к истории города в XVI в. Однако эта особенность в работе ис-
торика не могла повлиять на научную ценность реконструированной
Бахрушиным картины развития и состояния русских городов как ос-
новы рынка, узлов торговых связей, В отличие от П.П.Смирнова,
Бахрушин считал, что главную роль в градообразовательном процес-
се играли не бояре — владельцы городских усадеб, — а ремесленни-
ки и торговцы. Основываясь на писцовых описаниях городов, Бах-
рушин отметил количественный рост этой важнейшей группы город-
ского населения. Хотя полных сведений описания не давали (про-
фессии городских жителей в них упоминались чаще всего случайно),
всё-таки более или менее точное представление на основе этих ис-
точников можно было сформировать. В Новгороде, например, было
около 4 400 ремесленников, в Казани — 400, в Туле — 225 и т.д.
Особое внимание Бахрушин уделил Москве, которой он посвя-
тил особый (пятый) очерк в монографии. Монастырские документы
содержали особо богатый материал по московской торговле. Как уже
говорилось, сохранилась приходо-расходная книга Чудова монасты-
ря, находившегося в Москве. Крупные внемосковские монастыри
имели в столице свои подворья. В некоторых случаях сохранились
денежные отчёты этих подворий. Иные обители находились в посто-
янных связях с Москвой, куда по праздникам ездили игумены и дру-
гие монастырские власти к царскому двору с поздравлениями. Они же
везли в столицу подати, появлялись там, надеясь получить царскую
милостыню для монастыря и другие пожалования. Монастырские
«купчины» покупали в Москве товары. Все эти поездки отразились в
приходо-расходных книгах, внимательно изученных Бахрушиным.
Москва занимала особое место среди русских городов по сво-
ему торговому значению. В процессе развития рыночных связей воз-
растало её значение как экономического центра, куда сходились
многообразные нити хозяйственной жизни страны. Бахрушин уста-
новил, с какими именно районами и центрами России вела более или
684
менее постоянную торговлю Москва и какие товары шли в столицу и
из неё. «Как крупный потребляющий центр Москва в первую оче-
редь черпала продукты питания и ремесленного сырья из своей бли-
жайшей округи». Продукты питания поступали также издалека, из
Среднего Поволжья. Судя по новгородским таможенным грамотам
«оживленные торговые связи существовали также между Москвой и
Новгородом Великим». Постоянные торговые контакты были у мо-
сквичей с Поморьем, с конца столетия они стали ездить за мехами во
вновь открытую Сибирь, из смоленской области в Москву шли сель-
скохозяйственные продукты, из Калуги — деревянная посуда, из Ря-
зани — хлеб и пр.
Бахрушин показал, что в процессе хозяйственного роста Москвы
большую роль играла правительственная политика. Она заключалась в
переселении в столицу купцов из других земель, в вызове в Москву
ремесленных мастеров на время или на постоянное жительство.
В XVI в., по словам Бахрушина, Москва была «крупным про-
мышленным центром, обслуживающим не только местное население,
но и всё государство. Это город ремесла и мелкого товарного произ-
водства. Московские ремёсла поражают своим разнообразием и мно-
гочисленностью»1 2. Среди московских ремесленников были специа-
листы, на произведения которых предъявляла спрос вся страна —
иконники, ювелиры, государевы колокольные литцы. Продукция мо-
сковских серебряников вывозилась за границу. Бахрушин отметил
все упомянутые в источниках виды московского ремесла, связанного
с рынком. Он показал и то, что Москва являлась центром внешней
торговли с Западной Европой, Литвой, странами Востока.
Бахрушин восстановил картину московского торга на Красной
п пощади с его рядами деревянных и каменных лавок, скамьями и
погребами. Он описал гостиные дворы, где останавливались русские
«торжники», а также — дворы иностранных купцов. Это была быто-
вая сторона торговой жизни Москвы.
Историк выявил доходы, которые имела с рынка казна в виде
таможенных пошлин. Таможенное обложение товаров было разно-
образно и тяжело отражалось на торговых оборотах.
1 Там же. Т. I. С. 157-161.
2 Там же. С. 165,166.
685
Итак, в очерке о Москве Бахрушин дал детальное и разносто-
роннее описание торговой жизни столицы. Нужно сказать, что «го-
родские» очерки в монографии Бахрушина — самая яркая часть кни-
ги. В них историк сконцентрировал самый убедительный и богатый
материал, освещавший торговые связи в стране.
Состояние торговли в сельской местности Бахрушин обрисовал в
шестом очерке. Отметив, что «рост товарности сельского хозяйства вы-
зывал к жизни сельские торжки», он сделал наблюдение, что эти торжки
быстро росли в течение всего XVI в. и дал несколько миниатюрных
изображений таких торжков, отметил их типы (черносошные и частно-
владельческие), а также ассортимент продававшихся на них товаров.
Как правило, торжки в сёлах проходили регулярно раз в неде-
лю. Для торговли были поставлены крестьянами лавки. В первую
очередь здесь продавали продукты сельского хозяйства. Кроме того
на сельские торжки являлись со своими товарами ремесленники —
специалисты из местных крестьян, торговые люди из городов и дру-
гих торгово-ремесленных центров. «Через посредство этих малень-
ких рынков происходила в широких размерах скупка торговыми
людьми и монастырями сельскохозяйственных продуктов и произве-
дений мелкой деревенской промышленности, и они являлись, таким
образом, необходимым звеном в тех связях, которые начинают спле-
таться в XVI в. между отдельными областями страны»1 2. Торжки иг-
рали крупную роль в скупке ржи и овса. Деревенские товары шли на
перепродажу.
«Торжки в XVI в. по размерам, по широте обслуживаемого
рынка и по характеру торговых оборотов не были все одинаковы, —
делал вывод Бахрушин. — Обычно они возникают при населённых
пунктах и являются показателем торгово-ремесленного развития
данного села и вместе с тем способствуют дальнейшему перерастанию
его в посёлок городского типа. В некоторых случаях они вырастают
самостоятельно, на каком-нибудь церковном погосте, не имеющем
постоянного населения, в качестве центрального рынка целой сель-
ской округи, жители которой, живущие разбросанно по волости, съез-
2
жаются сюда для торговли и содержат здесь свои лавки» .
1 Там же. С. 190.
2 Там же. С. 192.
686
Росту экономических контактов внутри России способствовали
и ярмарки, происходившие обычно в городах. Как отмечал Бахру-
шин, по своему размаху некоторые из них в XVI в. вышли за преде-
лы местных торжищ. Источники, находившиеся в руках у историка
позволяли рассказывать главным образом о подмонастырских ярмар-
ках, на которые окрестные крестьяне свозили свои товары. Многие
из этих ярмарок возникали самопроизвольно, даже вопреки воле мо-
настырских властей, которые на первых порах были недовольны
«бесчинием» во время ярмарочных съездов. Потом монахи примиря-
лись с беспокойным соседством, учитывая выгоды ярмарки для мо-
настырской казны. По наблюдениям Бахрушина, на таких ярмарках
преобладали изделия местных ремесленников, а также продукция
сельского хозяйства. Маленькие ярмарки возникали и в сравнительно
небольших сельских поселениях, когда заканчивалась страдная пора.
Историк представил сведения и о специализированных (конских)
ярмарках. На иных преобладала продукция сельской округи, в част-
ности продукты лесных промыслов. На северо-восточных окраинах
России русские торговые люди приобретали продукты охотничьего и
оленеводческого хозяйства местных народов.
Ярмарки в сельской местности Бахрушин исследовал в том же
плане, что и описанные им выше сельские торжки. Он давал каждой
из них общую характеристику и определял ассортимент товаров. При
этом он делал интересные замечания о размерах торговых оборотов
на ярмарках, отмечал особые черты той или иной ярмарки, зависи-
мость их судеб от властей и отдельных землевладельцев — от вели-
кого князя московского до соседствующего с ярмаркой монастыря.
Последний (седьмой) очерк монографии Бахрушина был по-
свящён, казалось бы, неожиданному сюжету в книге о рынке — со-
циальной борьбе в русских городах в XVI — начале XVII в. Включе-
ние этого очерка в книгу было данью времени — характерному для
марксистов выпячиванию социальной борьбы. Однако вместе с тем
нельзя не понять позиции исследователя, открывшего взаимосвязь
между развитием рынка и обострением социальных противоречий в
русских городах. «Развитие товарно-денежных отношений способст-
вовало сосредоточению в городах значительного количества торгов-
цев и ремесленников и усилению социального значения посадов,
687
благодаря чему протесты посадского населения приобретали всё бо-
лее отчётливый и внушительный характер» . Таким образом, послед-
ний очерк тесно связывался с предыдущим содержанием книги, с
темой о русском рынке и говорил о важном социальном последствии
роста рыночных связей в стране.
Из всех восстаний, происходивших в XVI в., внимание истори-
ков обычно притягивало восстание 1547 г. в Москве в пору юности
Ивана Грозного. Волнения в столице рассматривались разными авто-
рами под углом их психологического воздействия на царя, их влия-
ния на смену лиц у престола. Социальные столкновения, происхо-
дившие в следующем, XVII в., были рассмотрены С.Ф.Платоновым в
монографии «Очерки истории Смуты в Московском государстве в
XVI-XVII вв.». Бахрушин изучил все городские восстания начала
XVII в., взяв их в целом, добавляя в картину тех или иных городских
волнений новые детали, подчёркивая разные подробности. В этих
«смятениях» он особенно пристально исследовал борьбу верхушки и
низов посада, даже несколько преувеличивая её значение; раньше
историки главное внимание уделяли борьбе всего городского «мира»
против местной власти. В расколе посадской общины Бахрушин ви-
дел проявление воздействия развивавшихся товарно-денежных от-
ношений в городе, растущее имущественное неравенство среди го-
рожан, вызванное развитием рынка.
Оценивая книгу Бахрушина, можно было бы упрекнуть её авто-
ра в том или ином недочёте, правда, делая при этом поправку на не-
завершённость труда учёного. Например, можно было бы указать на
игнорирование важной стороны рынка — цен и их движения. Однако
в данном случае, исследуя отражение в творчестве историка его ком-
промисса с властью, следует обратить внимание на иное.
Данью времени, проявлением компромисса были в оформлении
текста — цитаты из сочинений классиков марксизма — Ленина и
Сталина, а в концепции — ориентация на ленинскую идею сложения
в России в XVII в. всероссийского рынка и определение степени раз-
вития ремесла и торговли в XVI в. как предпосылок этого рынка.
Однако, надо признать, что эти детали работы Бахрушина вовсе не
1 Там же. С. 206,235.
688
мешают в настоящее время воспринимать то действительно научно
ценное, что было сделано им.
Более серьёзной уступкой власти со стороны историка было
следующее. Со времени опубликования книги Н.А.Рожкова «Сель-
ское население Московской Руси в XVI веке» (М., 1899), историкам
известно, что во второй половине XVI в. в России произошёл эконо-
мический кризис: из-за широкой миграции податного населения на
окраины страны пришла в упадок экономика центра России, казна
потеряла доходы, служилые люди — крестьянские рабочие руки.
Писцовые книги второй половины столетия насчитывают очень мно-
го пустошей: вотчин пустых и поросших лесом, сёл, брошенных на-
селением, с церквами «без пения», оставленных крестьянами земель.
На окраины страны уходили и крестьяне и горожане, что, конечно,
сказывалось на состоянии ремесла и торговли, рынка. Этот кризис
был стимулирован или даже вызван политикой Ивана Грозного: оп-
ричным террором, ростом налогов в обстановке затянувшейся Ли-
вонской войны. Признать этот факт означало бросить тень на Ивана
как государственного деятеля, опорочить исторического героя, чей
культ развивался в послевоенные годы. Видимо поэтому в книге
Бахрушина нет никакого упоминания об этом кризисе. Историк
представил читателю картину экономического (ремесленно-
торгового) роста страны без всяких зигзагов, «выпрямил» её хозяй-
ственное развитие. Если даже сохранившиеся источники не позволя-
ли восстановить обстановку кризиса, его влияние на состояние рын-
ка, то можно было бы оговорить это обстоятельство. Однако сделать
это было бы небезопасно для Бахрушина. Он смолчал.
Независимо от политико-идеологических условий, в которых
создавалась книга Бахрушина, она содержала в себе важные научные
достижения и, несомненно, способствовала приращению и уточне-
нию представлений об экономической жизни России в XVI в. Впер-
вые очерченные историком районы специализации ремесла на про-
изводстве тех или иных продуктов, характеристики городской тор-
говли, в частности московской, открытие повсеместного распростра-
нения’рядков — поселений, средних между городом и деревней, опи-
сания ярмарок и торжков до сих пор остаются важным достоянием
науки. В них воплощены современные представления о развитии
торговли в России в XVI в.
44. Дубровский А. М.
689
1.3. Л.В. Черепнин
Едва ли не самым младшим из историков, прошедших по «Ака-
демическому делу» был Лев Владимирович Черепнин (1905-1977).
О его жизни опубликованы работы В.Д.Назарова1. Обратим внимание
только на некоторые биографические моменты, которые позволят
глубже понять личность этого учёного и его труд «Русские феодаль-
ные архивы», написанный и опубликованный в послевоенные годы.
Октябрьская революция произошла, когда Черепнину было
12 лет, позже он оказался свидетелем гражданской войны в Крыму,
где семья оставалась до окончания военных действий. После возвра-
щения в родной город Рязань в ноябре 1921 г. Черепнин начал учить-
ся на социально-историческом факультете местного педагогического
института. Его учёба была прервана из-за переезда семьи в Москву.
В столице он решил продолжить учёбу в Московском университете.
Из-за социального происхождения доступ на факультет обществен-
ных наук для Черепнина был закрыт. Как Черепнин писал в автобио-
графии, он в 1922-1925 гг. «слушал факультативно лекции и участ-
вовал в семинарах при Московском государственном университете»,
«экзамены за университетский курс сдавал при Институте [истории]
Российской Ассоциации научно-исследовательских институтов об-
щественных наук»2 . Иными словами, Черепнин не стал полноправ-
ным студентом университета. Из-за неподходящего социального
происхождения он чуть было не был лишён возможности получить
любимую профессию. Нужно полагать, что «старая профессура» за-
метила способного молодого человека и позволила ему сдать в Ин-
ституте истории РАНИОН экзамены за университетский курс, чтобы
он имел формальные основания продолжать учёбу в качестве аспи-
ранта. Кому был обязан Черепнин, кто сделал для него такое доброе
дело? Осмелюсь предположить, что это был Дмитрий Моисеевич
Петрушевский. В его семинарах Черепнин проработал несколько лет.
Петрушевский был директором Института, что позволяло ему ре-
шить деликатный вопрос об организации сдачи экзаменов Черепни-
ным за университетский курс. Вероятно, в этом деле молодого исто-
1 Назаров В.Д. Лев Владимирович Черепнин (1905-1977) // Портреты историков.
Время и судьбы. Т. 1. Отечественная история. М.-Иерусалим, 2000. С. 285-303.
2 Архив РАН. Ф. 1791. On. 1. Д. 232. Л. 3.
690
рика поддержали ещё С.В.Бахрушин и
А.И.Яковлев, в семинарах которых он также
работал. И тот и другой историки были со- С '
трудниками Института истории РАНИОН. Sb •
Эти обстоятельства, связанные с получе- шЕд
нием профессии, должны было воспитать в
Черепнине некоторую осторожность во взаи-
моотношениях с властью.
К октябрю 1929 г. Черепнин выполнил
учебный план аспиранта. Уже с февраля *
1929 г. он начал работать в качестве библио-
текаря в системе Всесоюзного Совета народ- Л. В. Черепнин.
ного хозяйства . Вероятно, были какие-то трудности с устройством
на преподавательскую работу, тем более что изучение истории в сис-
теме народного образования в эти годы сокращалось. В августе 1929
г. Черепнин был зачислен в штат Публичной библиотеки имени
В.И.Ленина на должность старшего помощника библиотекаря отдела
рукописей1 2. Эта работа по своему содержанию была уже гораздо
ближе к профессиональным интересам историка. Одновременно он
завершал диссертацию. К началу 1930 г. основная работа над ней
была закончена. А в ноябре 1930 г. Черепнин был арестован по делу
о так называемом «Всенародном союзе борьбы за возрождение сво-
бодной России» и заключён в Бутырскую тюрьму. Рухнули все твор-
ческие планы, была потеряна работа. Он был отправлен в лагерь на
камнеразработки.
Даже спустя много лет Лев Владимирович, по свидетельству
В.Д.Назарова, был скуп на воспоминания об аресте и последовавшем
наказании. В автобиографии он писал о своей трагедии так:
«В 1930 г. был привлечён по делу московских историков Бахрушина,
Готье, Пичеты и др. и выслан на три годы в Северный край. Вины за
собой не знаю»3. Во время пребывания в лагере он трудился в каче-
стве чернорабочего. Дважды Черепнин стоял на пороге смерти: од-
нажды во время эпидемии, от которой погибла большая часть лагеря.
1 Там же. Д. 220. Л. 2.
2 Там же.
3 Там же. Д. 232. Л. 5.
44*
691
Второй раз по неопытности: с мокрыми ногами вышел на работу
негашёной известью, в результате чуть не погиб и получил стращн^
ожоги на всю жизнь .
Кроме немногих припоминаний Черепнина, воспроизведённых
очерке В.Д.Назарова, имеется одно немаловажное свидетельство о его
судьбе. Это письмо И.С.Макарова Бахрушину от 20 декабря 1932 г.:
«Лев Владимирович] находится по-прежнему близ с. Копачёво
на Двине в 120 вёрстах от Архангельска. Он перенёс тиф и как будто
до сих пор ещё не может перейти на конторский труд; летом занят на
каменных разработках, а зимой — на заготовках леса. Для него самое
лучшее было бы перебраться, по крайней мере, в Архангельск: с Ко-
пачёвым очень плохое сообщение, и посылки залёживаются по 2 ме-
сяца. Сначала у него было очень мрачное настроение, но теперь он,
кажется, преодолел его и крепится. Во всяком случае его искус ока-
зался самым тяжёлым.
[С.А.] Пионтковский сыграл большую роль в нашей — Ивана
Ивановича1 2, Льва Владимировича и моей — судьбе. Оказалось, что
он — университетский товарищ и хороший знакомый нашей с
Л[ьвом] Вл[адимировичем] следовательницы Брауде. Мне она прямо
заявила, что мои фашистские убеждения ей хорошо известны, Я об-
винялся в участии в организации, а Л[ев] Владимирович] лишь в
недоносительстве, причём ему было обещано освобождение в том
случае, если он возьмёт на себя определённое амплуа. Наши доклады
у Вас на квартире рассматривались следствием как одно из звеньев
организации, причём спорить и опровергать всю вздорность этих по-
строений было совершенно бесполезно. Но на вопрос относительно
участников наших собраний мы с Л[ьвом] Владимировичем] отве-
тили по-разному. Л[ев] Владимирович] отказался их назвать, а я, как
это ни было неприятно, назвал фамилии, так как был уверен, что все
сидят. Следовательница лишила Л[ьва] Владимировича] передач, и я
допускаю, что ссылка под Архангельск была следствием его, без со-
мнения, наиболее принципиальной, но, по-моему, всё же неправиль-
ной позиции: ведь для следователей не секрет, что ссылку на Север
1 Назаров В.Д. Лев Владимирович Черепнин. С. 291.
2 Историк И.И.Полосин.
692
можно сделать гораздо тяжелее лагеря!»'. Итак, Черепнин отказался
сотрудничать со следствием, стать доносчиком (принять «опреде-
ленное амплуа», как эту роль назвал Макаров), и наказание ему
следовало особенно тяжёлое. у
В 1933 г. Черепнин возвратился из заключения, но уже, правда,
на правах изгоя. Он должен был жить в Рязани (по месту прописки)
легальное пребывание в столице было запрещено. До самой войны
Черепнин мог сотрудничать с Институтом истории только по дого-
вору, занимаясь написанием таких работ, которые были очень далеки
от его научных интересов. Нарушая наложенный властью запрет, он
всё-таки жил в Москве, скитаясь по знакомым и родственникам.
Только зимой 1942 г. Черепнина взяли на работу в Историко-
архивный институт, который как раз в этом году возобновил свою
деятельность и спешно собирал кадры квалифицированных препода-
вателей. Это узаконило пребывание Черепнина в столице. Летом того
же года он смог защитить диссертацию, подготовленную им более де-
сяти лет тому назад, и поступить в докторантуру. В 1947 г. он защитил
докторскую диссертацию, а в 1948 и 1951 опубликовал её в двух час-
тях под названием «Русские феодальные архивы XTV-XV вв.».
Как видно из приведённых фактов биографии Черепнина, у не-
го были весьма сложные отношения с властью, начиная с 1922 г.,
когда он не смог стать полноправным студентом Московского уни-
верситета из-за своего социального происхождения. В начале
1930-х гг. эти отношения обострились до предела. В это время власть
низвела историка до положения арестанта, чернорабочего, а затем —
изгоя, боящегося чуть ли не каждого милиционера на московской
улице. Могло ли всё это остаться без психологических последствий
для Черепнина? Конечно, нет. Он, как и все историки, проходившие
по «Академическому делу», был напуган на всю жизнь, о чём гово-
рит цитированная выше его предсмертная фраза при виде милиционе-
ра: «Я ни в чём не виноват!» В нём не могла не поселиться осторож-
ность Особое значение приобрёл самоконтроль, внутренняя цензура
при подготовке к печати своих работ. Важнейшим условием компро-
мисса с властью было признание сталинского марксизма-ленинизма
1 Архив РАН. Ф. 624. Оп. 4. Д. 122. Л. 5,6.
693
единственно научным воззрением на историю. Это Черепнин должен
был учитывать при опубликовании своей диссертации.
По свидетельству А.А.Зимина, тему диссертации Черепнину
подсказал Бахрушин1. Хотя книга Черепнина и называлась «Русские
феодальные архивы...» предметом исследования для автора были не
только и не столько они, сколько социальные и политические отно-
шения на Руси в XIV-XV вв., процесс сложения Российского госу-
дарства. В перспективе от изучения феодальных архивов можно бы-
ло перейти к созданию труда по истории объединения русских зе-
мель и образования Российского государства.
Феодальные отношения на Руси историки изучали, опираясь на
летописи и акты. Летописям была посвящена огромная литература, а
вот акты и законодательные источники за указанный период, как
верно заметил Черепнин, оказались недостаточно глубоко и детально
понятыми историками. В своей работе он ставил перед собой задачу
«применить к актовому материалу те приёмы критической разработ-
ки памятников, которыми пользуются советские исследователи при
изучении летописных текстов. Они исходят из предпосылки, что ис-
тория древнерусского летописания представляет собой историю соз-
дания летописных сводов и стремятся к реконструкции таких сводов,
не сохранившихся в подлинном виде, подвергшихся позднейшей об-
работке и дополнениям. Не менее существенной задачей примени-
тельно к актам XTV-XV вв. является восстановление феодальных
архивных собраний указанного времени... Документы, хранившиеся
в этих архивах, представляли определённое единство и цельность по
своему подбору, точно так же, как цельность построения отличает
памятники летописного типа. Таким образом, в основу построения
предлагаемой читателю монографии положена предпосылка о необ-
ходимости рассматривать происхождение каждого отдельного доку-
мента в связи с историей того феодального архива, к которому он
относится, а историю архивов — в связи с классовыми противоре-
чиями, с борьбой отдельных феодальных центров и внешнеполити-
ческими мероприятиями феодального государства»2. Лукавство ав-
тора заключалось в том, что подлинным ориентиром для него были
1 Зимин А.А. Храм науки. Л. 257 // Личный архив.
2 Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV-XV веков. Часть первая. М., 1948. С. 5.
694
не столько труды советских истопи
А.А.Шахматова — «буржуазного учёного» чьё « ко*ько работы
хотелось слишком выпячивать в своей работе Пп ЧерепнинУ не
мина, среди близких знали, что «основную Shho^T^^ 3и’
к источникам Лев Владимирович видел в том, что ему уХ“ь™“
мекить шахматовскии метод к новым типам памятников»’ Зимин'
справедливо заметил в методе Черепнина «червоточину» - «акг“и
законы все же не летописи». «Единство и цельность» летописного
текста не равнозначны «единству и цельности» документов отло-
жившихся в архивах. Логически-смысловой анализ текста летописи
дал свои результаты. По мысли Зимина, тот же анализ актов и зако-
нов тоже во многих случаях плодотворен, однако не во всех. «Чистая
логика позволяла изучать документы не всегда в связи с эпохой и
членить памятники на разновременные пласты по "здравому смыс-
лу , что не всегда соответствовало истории их создания (нашей чёт-
кости и логики расположения материала в XTV-XV вв. не бы-
ло. ..)», — писал Зимин1 2.
В московском великокняжеском архиве хранились духовные и
договорные грамоты не только московских, но и других князей. Че-
репнину удалось установить, что это архивное собрание образова-
лось из архивов удельных князей, попавших под власть Москвы по-
сле ликвидации их самостоятельности. Таким образом, история ве-
ликокняжеского архива отразила в себе эволюцию политических от-
ношений за два столетия, процесс объединения русских земель.
«Оказывается, можно выявить состав документов, относящихся к
архиву того или иного удельного княжества. Основанием для этого
служит не только содержание документов, но и дипломатический и
палеографический анализ сохранившихся грамот (изучение их фор-
муляра, почерка, других внешних признаков), данные сфрагистики
(наблюдения над печатями) и т.д.», — писал Черепнин . Он не удов-
летворился работой с опубликованными текстами княжеских грамот,
а решил исследовать их подлинники, хранящиеся в архиве, и такой
подход дал ему возможность провести указанный выше анализ. Мало
1 Зимин А.А. Храм науки. Л. 258II Личный архив.
2 Там же.
31
Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. С. 6.
695
того, Черепнину удалось обнаружить неизвестные источники_ч
новые проекты опубликованных духовных и договорных грамот.
тексты дают ряд до сих пор не известных вариантов и позволяют вы
явить историю составления некоторых документов, освещая тем са-
мым политические взаимоотношения эпохи», — отмечал историк'.
Особое значение для исследования имели обнаруженные им
описи архива Посольского приказа 1614 и 1626 гг. В этом архиве
хранились старые материалы московской великокняжеской казны.
В описях были необычайно подробные сведения о каждом докумен-
те, поэтому Черепнину удавалось сразу же узнавать тот или иной ис-
точник. Некоторые указания, сделанные в описи, содержали ценные
сведения. Так, историки строили предположения о причинах кон-
фликта между Дмитрием Донским и его двоюродным братом Влади-
миром Андреевичем серпуховским, о котором летописи рассказыва-
ли под 1388 г. Опись 1626 г., передавая главное содержание местами
совершенно истлевшей договорной грамоты между этими князьями,
ясно указывала, что Дмитрий отнял у брата два города — Галич и
Дмитров, что и вызвало ссору. Таким образом, уже на основе описи
можно было объяснить распрю 1388 г.
Были в описях архива Посольского приказа упомянуты и такие
из документов, которые не сохранились впоследствии. А эти упоми-
нания позволили Черепнину представить древний московский архив
в его первозданном виде.
Что же давало такое восстановление архива помимо архивовед-
ческих и источниковедческих целей? Дело было в том, как писал ав-
тор, что «метод воссоздания цельных архивных фондов периода
феодальной раздробленности позволяет глубже, всестороннее и пол-
нее выяснить происхождение каждого отдельного документа из чис-
ла духовных и договорных грамот. Среди текстов междукняжеских
докончаний мы находим проекты, выдвинутые одной стороной, уча-
ствовавшей в соглашении, но не принятые и отвергнутые другой.
Некоторые договорные акты возникали на основе встречных проек-
тов, отражавших противоположные интересы, и поэтому они носят
следы двойной редакции. Духовные московских князей подвергались
переработке под влиянием изменившихся политических условий.
1 Там же. С. 11.
696
Духовные князей удельных редактировались в Москве, их общее со
держание и отдельные формулировки изменялись в соответствии с
требованиями великокняжеской власти. Понять историю того архив-
ного собрания, к которому относится данный документ, проследить
затем историю текста самого документа в связи с породившими его
противоречиями в феодальном обществе - таков путь, которым я
шёл в своей работе» . к
Черепнин открыл факты использования княжеских грамот в поли-
тических целях на много лет позже того времени, когда они были со-
ставлены. На это исследователи ещё не обращали внимания.
«В некоторых случаях на основании поручений великокняжеской вла-
сти в государственном архиве Московского княжества производились
отбор и систематизация документов, имевших за собой некоторую дав-
ность, и они использовались в целях текущей политики», — писал Че-
репнин . В таком случае с княжеской грамоты снималась копия. Череп-
нин выяснил, что по водяному знаку на бумаге можно было эту копию
датировать и, исходя из полученной даты, определить, для чего понадо-
бился документ. Таким образом, известные источники таили в себе ещё
одну возможность пополнения исторических знаний о политической
истории Руси в эпоху сложения Российского государства.
Как уже говорилось, избранные историком методы исследова-
ния княжеских грамот вели Черепнина к постижению картины поли-
тических отношений за два века. Что же касается внутренних поряд-
ков в русском обществе, то их помогали раскрыть акты, сохранив-
шиеся в церковных (митрополичьем и монастырских) и частных фа-
мильных архивах. «Это основной источник, на основе которого мож-
но проследить рост в Северо-Восточной Руси XIV-XV вв. феодаль-
ного землевладения, дать характеристику феодального способа про-
изводства, изучить положение непосредственных производителей и
виды феодальной ренты, методы внеэкономического принуждения,
применяемые феодалами в отношении зависимого крестьянства,
сущность иммунитета как атрибута феодальной земельной собствен-
ности и Т.Д.», — писал Черепнин •
1 Там же.
2 Там же.
3 Там же. Часть вторая. М., 1951. С. 3.
697
Историк изучил историю составления книг, в которых содержа-
лись копии этих актов. Этот метод исследования материала, анало-
гичный проведённому в первом томе изучению княжеских архивов,
позволил «расширить значение каждого отдельного акта в качестве
исторического источника, вскрыть его социальную и политическую
историю и выяснить не только при каких условиях он был составлен,
но когда и зачем попал на страницы копийной книги»1.
Таким образом, Черепнин в какой-то мере опирался на впервые
открытые им источники, и глубже, чем предыдущие исследователи,
изучал источники, давно известные, и благодаря подходу Черепнина^
эти источники давали уже гораздо больше исторической информа-
ции, чем это было раньше.
В своей книге Черепнин рассматривал один источник за дру-
гим— две духовные грамоты Ивана Калиты, договорные грамоты
великого князя Семёна Ивановича с братьями и духовную князя Се-
мёна, духовную князя Ивана Ивановича, договорные грамоты князя
Дмитрия Ивановича с удельным князем Владимиром Андреевичем
серпуховским и т.д. Рассуждения автора по поводу изучаемых ис-
точников вели к установлению множества новых более и менее зна-
чительных фактов из истории взаимоотношений князей московской
земли между собой и с князьями других русских княжеств, Новго-
родской республикой, с Ордой, с Литвой, между князьями разных
земель. Рассмотрение актов вскрыло важные стороны земельных и
иных имущественных отношений в XIV-XV вв. (условное землевла-
дение, перераспределение земель между владельцами и борьба за
землю, захват чёрных земель, рост крупных вотчин, пути и приёмы
закрепления земельных участков за монастырями, задолженность
боярства и пр.), дало дополнительный материал для характеристики
отношений между монастырём и его слугами, положения полных
холопов и крестьян. Автор осветил разнообразные порядки, связан-
ные с феодальным иммунитетом, и его эволюцию на фоне объедине-
ния русских земель и в связи с порождённой этим процессом поли-
тической борьбой. Черепнин показал общие основы финансовой по-
литики княжеской власти, в частности развитие таможенной полити-
1 Там же. С. 6.
698
ки. Он выяснил ряд черт судопроизводства и впервые дал подробную
и всестороннюю характеристику Судебника 1497 г.
Двухтомное исследование Черепнина содержало в себе огром-
ное. не поддающееся учёту количество «микрооткрытий» — кон-
кретных соображений и наблюдений исторического, источниковед-
ческого и архивоведческого характера, не потерявших ценности
вплоть до наших дней. Таким образом, несомненно, что эта работа
историка содержала в себе приращение научных знаний.
В своём труде Черепнин продолжал важные традиции россий-
ской исторической науки. Он распространил на исследование актов
тот метод, которым А.А.Шахматов изучал русские летописи. Он ис-
пользовал методику анализа формуляра документов, которую разра-
ботал А.А.Лаппо-Данилевский. Классифицируя, например, жалован-
ные грамоты, он развивал и уточнял ту классификацию, которую дал
ещё во второй половине XIX в. исследователь этих грамот
Д.М.Мейчик. Наконец, Черепнин по-своему повторил исследова-
тельский путь С.Ф.Платонова, который сперва создал труд об источ-
никах по истории Смуты в начале XVII в., а потом уже написал кни-
гу о ней. Как известно, в 1960 г. Черепнин издал книгу «Образование
Русского централизованного государства в XIV-XV вв.», которая
была написана на основе источников, проанализированных истори-
ком в его двухтомнике о феодальных архивах.
Таким образом, Черепнин в процессе исследования двигался в
том же русле, в котором шла дореволюционная наука. При этом он
то и дело подвергал суровой критике того или иного «буржуазного»
историка или, как говорили в ту пору, отмежёвывался (должен был
отмежеваться!) от него. В первой части работы автор сперва крити-
ковал «буржуазных авторов», упрекал их в том, что они не могла
раскрыть «сущности феодального способа производства», дали ряд
«ложных концепций» и т.п. А потом уже без оглядки на «способ
производства» и иные марксистские понятия вёл анализ источников,
распутывал политические отношения, развивавшиеся в средневеко-
вой Руси. Иными словами, Черепнин как будто следовал цитирован-
ному выше совету из письма Тарле: обязательные молитвословия
литании — произнесены, а далее начинается настоящая работа.
699
Особенно много обращений к официальному сталинскому мап-
кспзму-ленинизму содержится во второй части работы Черепнина
опубликованной в 1951 г. (первая вышла из печати в 1948-м), Эту
сторону произведения Черепнина помогли понять воспоминания Зи-
мина, современника событий: «Прибегает в сектор ответственный
редактор "Феодальных архивов" С.В.Бахрушин с корректурой перво-
го тома в руках. Беда! После августовской сессии ВАСХНИЛ посту-
пило указание выявить и вытравить идеализм в науке. Чем эта кам-
пания кончится, никто предугадать не мог. Но опыт 1930 года Сергея
Владимировича и Льва Владимировича говорил о многом. И вот по-
является заключение к тому (подписан к печати 11/IX-1948) под на-
званием «Критика буржуазных трудов по актовому источниковеде-
нию раннего феодализма». В нём досталось с А.С.Лаппо-Данилев-
скому и С.Б.Веселовскому и — не успел трижды прокричать пе-
тух — А.А.Шахматову. Бросив вскользь одну фразу о "технических
приёмах" Шахматова, автор задался целью определить, "в какой мере
эти приёмы представляют научную ценность". И оказалось, что эти
приёмы применялись Шахматовым "в ограниченном плане буржуаз-
ной методологии", ведь он не ставил задачи "за историей текста вы-
явить движущие силы социальные силы". Уже второй том "Феодаль-
ных архивов" был испорчен вульгарным социологизмом (первый в
основном тексте не пострадал). Он уже начинается с "Марксизма и
языкознания" Сталина. Затем шло подряд шесть цитат из других ра-
бот классиков»1.
Во второй части своего труда при анализе социальных отноше-
ний Черепнин почти на каждом шагу обнаруживал проявления клас-
совой борьбы и цитировал высказывания основоположников мар-
ксизма. Мало того. В последнем параграфе последней главы он оха-
рактеризовал Судебник 1497 г. как выдающийся памятник юридиче-
ской мысли, превосходящий современные ему европейские собрания
законов. В Судебнике «русское право... выгодно отличалось от права
других западноевропейских стран своей самобытностью, простотой
и национальным единством»2. Черепнин критиковал законы евро-
пейских стран за то, что в них чувствовалось сильное влияние рим-
1 Зимин А.А. Храм науки. Л. 260 // Личный архив.
2 Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы X1V-XV вв. С. 385.
700
СКОРО права. При этом историк не обращал внимания на то, что заим-
ствование этого права в Западной Европе отвечало повышавшемуся
уровню развития товарно-денежных и частнособственнических
ношений, более высокому экономическому ратвигаю. Здесь еха-
лось влияние известной политико-идеологической кампании боХ
против «космополитов», против преклонения перед Западом Кампа-
ния породила стремление всюду находить превосходство русского
над иностранным. Таким образом, второй том работы был испорчен
и вульгарным социологизмом и следами влияния политической кам-
пании 1940-х гг.
1.4. А.А.Зимин
Александр Александрович Зимин (1920-1980) был на пятна-
дцать лет младше Черепнина. Он относился к тому поколению исто-
риков, которое только вступало в науку после Великой Отечествен-
ной войны . В 1940-1950-е гг. были созданы его первые труды, в ча-
стности кандидатская и докторская диссертации. В это же время он
опубликовал ряд рецензий и статей. Таким образом, достижение
творческой зрелости Зиминым вписывается в тот период, который
освещается в данной работе.
Творческое наследие Зимина даёт его биографу редкую воз-
можность для восстановления важнейших черт в восприятии им ок-
ружавшей действительности. В последнее десятилетие жизни он соз-
дал три большие автобиографические рукописи. Первая из них —
«Храм науки» — посвящена сотрудникам Зимина по Институту ис-
тории и его пути в науку. В этом труде он хотел показать последую-
щим поколениям те условия, в которых трудились его коллеги, дать
живые впечатления от их личностей. «Недодуманные мысли» — це-
ликом автобиографическое произведение, составленное из материа-
лов дневников, записных книжек, отдельных записей, выступлений
перед студентами Историко-архивного института и пр. «Слово и де-
ло» — дневник, освещавший деятельность Зимина и окружавших его
людей в связи с обсуждением его работы, посвящённой авторству и
* См. литературу о А.А.Зиминс: Александр Александрович Зимин. Биобиблиографи-
ческий указатель. М., 2000.
701
времени создания «Слова о полку Игореве». Ни один историк не вы-
сказывался столь подробно о собственном творчестве и своей жизни
как Зимин. Кроме указанных рукописей в домашнем архиве историка
сохранились его дневники и отдельные записи, не получившие отра-
жения в указанных выше трудах, биографические документы. Сопос-
тавленные друг с другом, они взаимно дополняют и корректируют
картину жизни учёного, которая реконструируется на их основе1.
Историк по призванию, историк милостью Божией — так мож-
но было бы сказать о Зимине. «Вне истории я себя не помню», —
писал он в «Недодуманных мыслях»2 3. В одной из автобиографий он
писал: «Родился 22 февраля 1920 г. в семье, где любовь к истории
составляла естественную стихию^ вне которой жизнь была немысли-
ма. Уже с детских лет рассказы близких о далёком прошлом, о встре-
чах с Ключевским... пробудили неистребимое желание постичь
смысл и ход русской истории». В дневнике, который он вёл в вось-
мом классе, он размышлял о системе отношений в среде соучеников,
строил схемы этих дружеских связей, по сути дела проводя их со-
циологический анализ. По всей видимости, к этому анализу он —
школьник! — пришёл совершенно самостоятельно, что говорит о
раннем развитии у мальчика исследовательской мысли.
Предвоенные годы и первые послевоенные
(до 1947 г.) С.М.Каштанов определил как время
становлении личности Зимина-историка: сперва
складывался «исторический» настрой будущего
исследователя (детство, отрочество, ранняя
юность), затем шло его формирование как исто-
рика (от поступления в университет до защиты
кандидатской диссертации в указанном 1947 г.).
В характеристике Зимина его научный руководи-
тель С.В.Бахрушин писал: «Уже на I курсе про-
явились его выдающиеся дарования, большие
А.А.Зимин. познания в области литературы и источников,
1 За возможность использования всех названных источников благодарю В.Г.Зимину.
2 Зимин А.А. Недодуманные мысли. Л. 438 // Личный архив.
3 Каштанов С.М. Александр Александрович Зимин (1920-1980) // Александр Алек-
сандрович Зимин. Биобиблиографический указатель. С. 10.
702
умение ставить широкие научные проблемы и разрабатывать деталь-
ные научные вопросы... Присутствовавший случайно на моей беседе
с тов. Зиминым опытный университетский педагог профессор
[В.Е.]Сыроечковскии был крайне изумлён, узнав, что это студент
I курса, так как из характера его консультации вынес убеждение что
это аспирант и притом один из сильных. Я горжусь тем, что мне до-
велось положить основание его учёной работе и могу смело сказать
что считаю его в числе наиболее выдающихся среди моих учеников’
которых за тридцать лет моей преподавательской деятельности в
Московском университете у меня было немало»1.
Под руководством Бахрушина Зимин защитил в 1947 г. канди-
датскую диссертацию о Волоколамском монастыре в XVI в. По всей
видимости, научный руководитель думал получить от своего ученика
работу по истории монастырского хозяйства. И сам он в это время
занимался приходо-расходными книгами русских монастырей того
же времени. Отстранённая от изучения религиозной жизни страны и
монастырей, в частности, советская наука сосредоточилась на выяс-
нении истории их хозяйственной деятельности. Так что тема работы
Зимина была вполне традиционной для науки его времени. Труд мо-
лодого историка не только оправдал надежды Бахрушина, но и пре-
взошёл их. «Углубляясь в тему, я постепенно отошёл от её первона-
чального замысла, — вспоминал Зимин. — В диссертации... рас-
сматривались источниковедческие сюжеты, история создания мона-
стыря, его землевладение и социальный состав, наконец, идеология и
политика монашеской братии (иосифлян). Так как идеи меня всегда
зачаровывали, то и в диссертации всё было подчинено одной из них:
идеологию и политику иосифлян, на мой взгляд, определяли земле-
владение и социальный состав Волоколамского монашества. Сначала
(до 1507 г.) монастырь шёл в фарватере удельного князя и его окру-
жения, которыми создавалось его богатство, а затем он превратился в
великокняжеский бастион, поддерживавшийся феодалами средней
руки. В работе также обосновывался тезис об иосифлянах как о во-
инствующих церковниках, отстаивавших мысль о превосходстве ду-
ховной власти над светской, а не просто как о холуях великокняже-
1 Зимин А.А. Автобиография. Л. 1 об. И Личный архив.
703
ской власти. Тема позволила мне войти в гущу реальной жизни РОс.
сии XVI столетия»1.
Первая диссертация Зимина содержала в себе элементы сле-
дующего диссертационного исследования, посвящённого общест-
венной мысли в России в XVI в. «Непосредственно к Древнерусской
литературе меня привёл Иосиф Волоцкий», — писал Зимин2. В сере-
дине 1950-х гг. в творчестве Зимина зарождались две темы, ставшие
основными для него: источниковедение и история страны в XVI в.,
особенно история общественной мысли.
Ещё в 1948 г. он решил «в целях кпадоискательства» фронтально
обследовать фонды Отдела рукописей библиотеки имени В.И.Ленина.
Наряду с другими блестящими находками он обнаружил древнейший и
лучший текст сочинений Ивана Пересветова. Именно этот публицист
XVI столетия и стал центральной фигурой в следующей большой рабо-
те Зимина. Кроме него героями новой работы историка были и другие
русские мыслители XVI в. — митрополит Макарий, протопоп Силь-
вестр, Ермолай-Еразм, старец Артемий, Матвей Башкин...
Докторскую диссертацию Зимин писал, пользуясь консульта-
циями М.Н.Тихомирова, так как Бахрушин скончался в 1950 г. На
основе диссертации была написана книга «И.С.Пересветов и его со-
временники» (М., 1958). Своими диссертациями, а также большими и
малыми опубликованными работами 1940-1950-х гг. Зимин заявил о
себе как о перспективном исследователе, достойном представителе
советской исторической науки.
Между тем, получая ту марксистскую подготовку (в сталин-
ском истолковании), которую давала советская средняя и высшая
школа, публикации в научной и общественно-политической перио-
дике, историк переживал сложную внутреннюю эволюцию.
Что же крылось «за кадром» работ историка, вне самоцензуры?
В его рукописных трудах автобиографического содержания имеется
такое свидетельство: «"Жан Кристоф" Ромена Роллана был библией
моей юности. В Роллане где-то находился Ницше. Все его герои...
одинокие борцы, стремящиеся искупительной жертвой спасти мир»3.
1 Там же. Храм науки. Л. 609.
2 Там же. Л. 616.
3 Там же. Недодуманные мысли. Л. 304 // Там же.
704
„В студенческие годы», но признании, Зимина, он «находился под
влиянием Р.Роллана, затем "Заратустры- Ницше». Большое Хиве
на него оказали воззрения его первой жены (соученицы по униветюи-
тегу) А.В.НОВСКОИ которая, в свою очередь, испытала идейное ^з-
деиствие славянофилов. Наконец, как указывал Зимин, „а него
большое впечатление произвели «Закат Европы» О.Шпенглера и фи-
лософские искания русских мыслителей начала XX века* И оабота
Шпенглера и труды указанных русских авторов были фактически
под запретом в условиях СССР.
В записных книжках Зимина, относящихся к 1944-1950-м гг
сохранились следы чтения произведений таких далёких от марксизма
авторов как В.С.Соловьёв, Л.П.Карсавин3. Судя по дневнику 1945 г.,
конец лета и большую часть осени Зимин посвятил чтению произве-
дений Владимира Соловьёва. «Многое близко-близко переплетается
с моими мыслями и чувствами», — писал он о своих впечатлениях в
дневнике (запись от 2 августа 1945 г.). Портрет Соловьёва стоял на
книжной полке дома у Зимина, что говорит о многом.
Рассказывая о студенческих годах Зимина, Каштанов заметил:
«Видимо, уже тогда или чуть позже он познакомился с трудами
Н.А.Бердяева, чьи взгляды ему очень импонировали»3. Будучи уже
преподавателем Историко-архивного института, Зимин дал прочи-
тать работы Бердяева своему ученику Каштанову, следовательно,
интерес к творчеству Бердяева сохранился у Зимина на многие годы.
По устным воспоминанием А.А.Формозова, Зимин высоко ценил
сборник «Вехи». Этот сборник открывался статьей Бердяева. Что же
могло привлечь Зимина в этой статье? Пафос работы Бердяева за-
ключался в протесте против поверхностного восприятия русской ин-
теллигенцией философии, против негативного отношения к само-
ценности добытых наукой истин, против практицизма, ставящего
науку только на потребу достижения утилитарно-общественных це-
лей: «До сих пор еще наша интеллигентная молодежь не может при-
знать самостоятельного значения науки, философии, просвещения,
университетов, до сих пор еще подчиняет интересам политики, пар-
1 Там же. Л. 1, вторая пагинация.
2 Там же. Л. 5,197.
з баштанов С.М. Александр Александрович Зимин. С. 14.
45. Дувро*|О|й А м
705
тий, направлений и кружков»1 2. Мысль Бердяева хорошо накладыВа
лась на советскую действительность и точно отражала её. Идея само
стоятельной ценности науки не могла не импонировать Зимину Не
случайно в записных книжках 1944-1950-х гг. он записал: «Жизнь
для духа, а не для брюха» . Неоднократно ощущавшийся им практи-
цизм культуры большевизма, который не мог не коробить учёного
точно формулировал Бердяев: «Интерес поставлен выше истины»3’
Сам же Зимин писал на эту тему так: «Всякое корыстное отношение
к познанию... гибельно для него. Исторические знания удовлетво-
ряют три потребности человека — в мысли, красоте и вере»4.
«Нужно наконец признать, что "буржуазная" наука и есть
именно настоящая, объективная наука, "субъективная" же наука на-
ших народников и "классовая" наука наших марксистов имеют
больше общего с особой формой веры, чем с наукой», — такова была
ещё одна важная мысль Бердяева5. Она заставляла молодого истори-
ка задуматься над оценкой марксизма как методологии изучения ис-
тории. Ещё в 1940-1950-х гг. Зимин размышлял над подлинной цен-
ностью некоторых марксистских истин: «Почему так сильна пре-
зумпция о постепенном ухудшении как необходимом условии для
скачка вперёд (внутри "формации")? Ведь никаких данных для неё
нет. Наоборот, только движение вперёд ("улучшение") рождает на-
дежды и придаёт большую скорость телу, получившему толчок»6.
Сомнения в марксистском подходе заметны и в маргинальных замет-
ках на книгах из библиотеки Зимина. Так, читая статью Е.Трубец-
кого «К характеристике учения Маркса и Энгельса о значении идей в
истории», Зимин отмечал красным карандашом следующие высказы-
вания автора: «Одними экономическими причинами мы не объясним
ни одной идеи — религиозной, нравственной или политической...
Раз хозяйство есть сложный результат взаимодействия сознательной
деятельности человека и окружающей его среды, оно уже не может
1 Бердяев Н.А. Философская истина и интеллигентская правда // Вехи. Интеллиген-
ция в России. Сборник статей. 1909-1910. М., 1991. С. 26.
2 Зимин А.А. Недодуманные мысли. Л. 200 И Личный архив.
3 Бердяев Н.А. Философская истина и интеллигентская правда. С. 34.
4 Зимин А.А. Недодуманные мысли. Л. 64,66 // Личный архив.
5 Бердяев Н.А. Философская истина и интеллигентская правда. С. 31.
6 Зимин А.А. Недодуманные мысли. Л. 205 И Личный архив.
706
рассматриваться как фактор, определяющий в последней инстанции
ход исторического развития. Во всём этом учении есть крупная доля
истины. Невозможно отрицать ни того, что экономические факты
играют первостепенную роль в общественных переворотах, ни тХ
что люди вообще склонны сочувствовать тем именно правовым и
политическим началам которые наиболее соответствуют их интере-
сам. Другой вопрос - одни ли экономические интересы должны рас-
сматриваться как самостоятельные причины общественных перево-
ротов, ими ли одними определяются правовые и политические идеа-
лы людей» .
Кроме размышлений в области философии истории и методо-
логии учёный задумывался и над конкретными вопросами из отече-
ственной истории, выходившими за пределы его узкой специализа-
ции. «Героями юных сновидений» Зимина были славянофилы —
«поколение отважных Дон-Кихотов в непроглядной тьме николаев-
ского благополучия». В цитированных выше записных книжках по-
слевоенных лет Зимин писал: «В 1917 г. был подведён итог спора
славянофилов с западниками. Детище Петрово — российское дво-
рянство и его интеллигенция — было физически истреблено. Так вы-
яснилось, что западники были правы только относительно, а славя-
нофилы — абсолютно, на века»1 2 3. Позже у Зимина возникли несколь-
ко иные представления о славянофильстве. «Страшно подумать, если
бы их утопия восторжествовала: власть была бы тоталитарной, по-
этому она прежде всего и расправилась со "мнением" (свободой сло-
ва — А.Д.). Славянофилы были бы одной из первых её жертв», —
писал Зимин в записных книжках 1960-1970-х гг? Здесь же Зимин
писал о декабристах: «Анализ декабрьский событий — нелепых и на
севере и на юге — показывает случайность вспышки затухающего
пожара. Наиболее дальновидные из декабристов и их окружения по-
няли тщету возни»4. И позже: «На Руси ничего нового не было —
только православие, самодержавие, народность. Чем отличается Ев-
1 Тр^ЦКО? Е‘ К ха₽акге₽ис™ке Учения Маркса и Энгельса о значении идей в исто-
рии // Проблемы идеализма. Б.м., б.г. С. 56, 62, 70.
5 Зимин А.А. Недодуманные мысли. Л. 200 //Личный архив.
3 Там же. Л. 215.
4 Там же. Л. 217.
707
45*
ропа от России? У них Культура. У нас — Культ и Ура»1. Такие мы
ли были совершенно чужды официальной науке и идеологии, проти
востояли им, но, как правило, не выходили за пределы того уедине
ния, в котором историк записывал эти невесёлые думы, или служили
темой доверительных бесед с ближайшими людьми.
Довольно рано поняв те неблагоприятные духовные и полити-
ческие условия, в которых ему пришлось работать как историку, Зи-
мин стал вырабатывать для себя жизненную позицию. В рукописи
«Храм науки» он вспоминал: «Уже в 1942 г. у меня сложилось своё
миропонимание и какое-то общее представление об истории. Со-
вмещая их со службой по историческому департаменту, я тогда ду-
мал, что формула "кесарево кесарю, а Богови Божье" помогает выйти
из довольно сложной коллизии, в которой я находился. А что если
всё относящееся к бессмертной душе изъять из казённых трудов и
раздать по искоркам друзьям и близким? Пусть же служба и её устои
останутся без моей души, а я буду в них присутствовать "винтиком".
Так создавалась философия двух миров, смешивать которые была
тьма искусников (себя я в их число включать не хотел). Повторяя
формулы, я считал, что играю в какую-то игру ("когда дурачиться,
дурачусь"), не затрагивающую мою душу. Творчество лишалось тем
самым живительного источника вдохновения, превращаясь в сумму
логических упражнений. Так почти двадцать лет в своём творчестве
я усиленно тушил те искорки, которые ещё тлели где-то в глубине
души. До 1954 г. я ничем не отличался от большинства "научных со-
трудников". В статьях и рецензиях крестился "Кратким курсом" и
упоминал творения Великого Кормчего. Цитаты... были верным за-
2
щитным оружием» .
По сути дела эти воззрения были в большей или меньшей мере
типичны и для поколения учителей Зимина. В отличие от них, он
систематичнее (в советской высшей школе) и, вероятно, глубже изу-
чал основные труды классиков марксизма. В его работах цитаты из
их произведений включены в текст органичнее, не представляя со-
бою лишь предохранительного частокола из нужных изречений. Его
отношения с марксизмом были непростыми. Вышеприведённые рез-
2 Зимин А.А. Храм науки. Л. 605,611 // Личный архив.
708
кие суждения о самом себе не должны вводить »
теля рукописей Зимина. Отметим, что в ппияпЗт Ьлуждение чита-
отрывке из сочинения Е.Трубецкого содеожаля^” Внимание
фраза о марксизме: «Во всём этом учении есть ’наменательная
ны». Это оправдывало опору историка ня -mv Крупная доля исти-
№В»; в их произведениях бы"
,х Зимина, выходивших за пределы марксизма, было больш! X
мышлении и нелегких исканий, чем обретений и находок (Z,
седствуют же в одной и той же рукописи весьма разные по смы^х
высказывания о славянофилах). Не случайно эта работа была
Зиминым «Недодуманные(’) мысли». азвана
Обобщая свой опыт, Зимин признавал: «Учёные нуждаются в
таких средствах познания (деньги, лаборатории, пресса и пр.), кото-
рые делают их слугами государства, держащего в своих руках рас-
пределение материальных благ»1. «Историки, как правило, свои ра-
боты "приноравливают" к возможности публикации, — рассуждал
он. — Писать работу, как правило, у них означает писать работу,
чтоб она ими же была издана. В целом это так — жизнь есть жизнь.
История — профессия, она кормит и поит. Но такой утилитарный
подход имеет серьёзную опасность. Автор привыкает к требованиям
издателя, начинает продавать не только рукопись, но и вдохновение.
У него вырабатывается самоцензура, ослиная шкура, которая при-
растает к его телу»2 3 4.
Видимо, оценивая собственное положение, Зимин признавал:
«У каждого человека должно быть своё табу — ив жизни и в науке.
Не преступай его. Ты сам должен знать свой предел» . В глазах Зи-
мина такую же позицию занимали и его старшие товарищи, в частно-
сти Греков. И.У.Будовниц как-то сказал Зимину о Грекове: «Это был
Кутузов в толстовском понимании». То есть Греков «плыл по волнам
течения понимая необратимость и неизбежность происходившего,
придерживаясь всего того, чему принадлежала победа. И вместе с
тем он стремился сохранить остатки минувшего» . В другой рукопи-
1 Там же. Недодуманные мысли. Л. 81.
2 Там же. Л. 159.
3Там же. Л. 215.
4 Там же. Л. 205.
709
си Зимин говорил об «уступках эпохе», которые делали его колле
по Институту истории. «Цитаты (из сочинений основоположников
марксизма-ленинизма — А.Д.) в то время можно найти у всех исто
риков — это было условием игры. Но степень оснащённости ими и
эпитеты по адресу Творца Науки выбирали сами авторы»1 2.
Подчиняясь этим условиям, Зимин должен был писать в книге
«И.С.Пересветов и его современники»: «Марксизм-ленинизм учит
что формы общественного сознания каждой исторической эпохи в
конечном счете определяются условиями социально-экономической
жизни общества. Общественно-политическая мысль феодальной
эпохи составляет неотъемлемую часть надстройки, соответствующей
экономическому строю, то есть базису феодального общества. Корни
тех или иных общественно-политических идей, следовательно, нуж-
но искать в особенностях развития общественного бытия изучаемого
времени»*". И так далее... Этими словами открывалась книга. Ими
заявлялась определённая позиция автора. Эти первые страницы «Пе-
ресветова» мог бы написать любой советский историк. Для этого не
нужно было быть Зиминым. Давление идеологии и иных условий
развития науки и в случае с Зиминым усредняло личность творца,
нивелировало особенности его мышления. Во имя выхода в свет сво-
их исследований Зимин натягивал униформу советского историка-
марксиста. Но (как теперь это видно из его рукописей) насколько же
он был интереснее, сложнее, своеобразнее как мыслитель по сравне-
нию с тем, что ему приходилось выставлять напоказ! «Сказал бы
словечко, да волк недалечко» — такую пословицу, слышанную от
матери, Зимин запечатлел в одной из записных книжек 40-50-х гг.3
В ней — характерный для его современников взгляд на окружавшую
обстановку, объяснение позиции историка, отразившейся в моногра-
фии о русских мыслителях XVI в.
Для понимания жизненной позиции Зимина, его уступок и ком-
промиссов, мотивов поведения важно ещё иметь в виду его мысль о
том, что его поколение — это только поколение предтеч настоящих
1 Там же. Храм науки. Л. 62,265.
2 Зимин А.А. И.С.Пересветов и его современники. Очерки по истории русской обще-
ственно-политической мысли середины XVI в. М., 1958. С. 5.
3 Зимин А.А. Недодуманные мысли. Л. 198 //Личный архив.
710
исследователей — «людей Счастливого Века» „м
Науку, - писал Зимин, заключая труд «Храм на ^создавали
ча была скромнее — воспитать новое поколе™„ Г У нас зада'
дут лучше нас, выковать средства познан™ людеи’ которые бу-
тать учёный историк будущих веков Наше поко?^'*™ буДвТ раб°’
Предтеч, поколение учителей. Мы не увипнк, „ е ~ поколение
вов»1. Таким образом, у Зимина, как и уУего учитрп^' НЗШИХ П0Се’
лег, в работах более или менее осознанно Гюлимп ’ СТарших кол‘
„о-разному) сочеталась дань времен“Х^М^Л рЩН°е вр=™
работа во имя будущей Науки. Р сследовательская
Книга (докторская диссертация) Зимина об Иване Пересвегове
и его современниках была задумана как обобщающий труд по „стер™
общественно-политической мысли в России в середине XVI в Л™
воззрении Пересветова, которому была посвящена вторая часть книги
Зимин осветил взгляды летописцев, авторов ряда литературно^
публицистических произведений, митрополита Макария, Ермолая-
Еразма, старца Артемия, Матвея Башкина, Феодосия Косого.
Автор основывался на большом круге источников, как извест-
ных ранее, так и открытых им лично в процессе работы в архивах в
конце 1940-х гг.. Кроме упомянутого выше текста сочинений Пере-
светова, найденного в рукописном отделе библиотеки имени Ленина,
в том же хранилище Зимин обнаружил списки историко-публицисти-
ческих повестей (о нашествии Магмет-Гирея на Москву в 1521 г., о
московском пожаре 1547 г.) в составе так называемого Рогожского
сборника начала XVII в., в Публичной библиотеке (в Ленинграде) —
сборник с наиболее полным изложением послания «на люторы» стар-
ца Артемия. Заново, с особо пристальным вниманием автор исследо-
вал известные источники, стремясь с предельной степенью подробно-
сти реконструировать биографии своих героев и их взгляды.
В частности, трудность в изучении сочинений Пересветова за-
клисэчзлаюь в том* что они нс сохранились в своём первоначальном
виде. Самые ранние их списки относятся лишь к 30-м годам XVII в.
«При этом сохранившиеся рукописи отнюдь не являются точными
копиями авторского текста: они восходят к нему только через ряд
промежуточных звеньев (не дошедших до нас списков), образуя це-
1 Там же. Храм науки. Л. 634.
711
лый ряд редакций, изводов и видов, имеющих свои текстологически
особенности, — писал Зимин. — Поэтому исследователь, желающий
заняться изучением идейного содержания сочинений И.С.Пересвето-
ва, должен попытаться установить, в какой мере сохранившиеся ру-
кописи передают авторский текст публициста. Не менее важной за-
дачей является задача выявления состава, структуры и времени на-
писания отдельных произведений Пересветова. С именем Ивана Пе-
ресветова так или иначе связаны различные сочинения, однако до
сих пор авторская принадлежность ряда из них самому публицисту
оспаривается»1.
Зимин провёл текстологический анализ сочинений Пересветова,
пришёл к выводу о существовании двух редакций этих сочинений —
Полной (в 14 списках) и Неполной (в 2 изводах, 13 списках).
В XVII в. работы Пересветова начали использовать авторы историче-
ских трудов, люди, интересовавшиеся произведениями, созданными
в предыдущем столетии. С них стали снимать копии, полные и со-
кращённые. Таким образом сочинения Пересветова проникли в ру-
кописную литературу, что и объясняет большое количество списков.
«Долгое время в литературе вопрос о составе сочинений
И.С.Пересветова, по существу не ставился. Считалось, что все сочи-
нения, подписанные его именем и тематически связанные единым
сюжетом, касающимся падения Царьграда, представляют собой один
трактат», — писал Зимин2. Зимин установил авторство Пересветова
по отношению к ряду произведений, исходя из единства их идейной
направленности, стиля, терминологии, языка, в заметной мере насы-
щенного польской лексикой. Далее он решил вопрос о первоначаль-
ной структуре работ Пересветова, определил время написания каж-
дой из них, источники, использованные автором. Это была источни-
коведческая работа большой ценности, потребовавшая огромных
усилий. Все вопросы, поставленные Зиминым, были решены чрезвы-
чайно основательно и вряд ли в будущем в этой области можно будет
сказать что-то новое.
Зимин представил в своей книге биографию каждого её героя,
связал его воззрения с обстановкой в стране, с его жизненным опы-
* Зимин А.А. И.С.Пересветов и его современники. С. 243.
2 Там же. С. 251.
712
ТОМ. так, он всесторонне рассмотрел происхождение Пересветова.
тем более что в литературе были высказаны сомнения в реальности
этого человека. «Скептики», как их называл Зимин, считали что со
чинения Пересветова написаны чуть ли не Иваном Грозным в оправ-
дание его политики. «В какой мере реальна генеалогия И С Пересве
това, сказать трудно», - признавался Зимин, - До того, как будут
изучены архивные материалы великого княжества Литовского, во-
прос о генеалогии Пересветова останется открытым’. Историк впол-
не ясно доказал, что фамилия Пересветова русского происхождения
Зимин показал распространённость на Руси фамилии Пересветовых в
XV—XVI в. Он выяснил употребление термина «Пересвет» в топони-
мике великого княжества Литовского, в частности, в названии одно-
го имения в Брасловском повете. В этом же повете находились земли
рода Сапег, с одним из представителей которого служил И.С.Пере-
светов, начиная свою карьеру в Венгрии. «Топонимический материал
даёт веские аргументы, подтверждающие происхождение нашего
публициста из белорусских земель, входивших в состав великого
княжества Литовского», — писал автор книги1 2. Сведения о выезде
Пересветова из Литвы, по мысли Зимина, оказались вполне правдо-
подобны. Поскольку изучаемый публицист не сделал карьеры при
дворе, о нём молчат разрядные записи, писцовые книги, земельные
акты. Далее Зимин впервые восстановил с возможной полнотой кар-
тину жизни и деятельности Ивана Пересветова до его приезда на
Русь, увязывая известные факты с картиной межгосударственных
отношений, политической ситуацией, поскольку Пересветов переез-
жал из одной страны в другую и служил разным монархам. Соединяя
глухие и отрывочные сведения скудных источников, непосредствен-
но связанных с деятельностью Пересветова, со сведениями из других
памятников письменности, Зимин убедительно восстановил картину
жизни своего героя в России. В итоге историк впервые в науке дал
максимально подробное освещение жизни Ивана Пересветова.
1 Там же. С. 302.
2 Там же. С. 307-308.
713
До Зимина только в работе В.Ф.Ржиги «Пересветов, публицист
XVI в.»1 были в целом представлены воззрения Пересветова. Но труд
Ржиги был по преимуществу литературоведческим. Он и другие ис-
следователи не рассмотрели взглядов Пересветова в развитии, в свя-
зи с деятельностью иных мыслителей и публицистов на Руси, с «ре-
формационно-гуманистическим движением середины XVI в.».
Зимин представил читателям своей книги критическое освеще-
ние боярского правления в малолетство Ивана IV в произведениях
Пересветова, высказывания публициста о центральном и местном
аппарате управления, его проект военных преобразований, проект
судебной реформы, финансовых преобразований, внешнеполитиче-
скую программу, социальные взгляды. Столь обстоятельного осве-
щения воззрений Ивана Пересветова в литературе ещё не было.
Итак, рассмотренная Зиминым историография темы (и подроб-
ная библиография в приложении к основному содержанию книги),
источниковедческий анализ сохранившихся источников, историче-
ская реконструкция жизни, деятельности, воззрений Ивана Пересве-
това и его современников были важнейшими и бесспорными дости-
жениями историка, что сделало его книгу ценным пособием, не уста-
ревшим в этом отношении до нынешнего времени.
Иное впечатление оставляет концепция автора, его подходы к
объяснению исследуемого эмпирического материала. Кардинальным
и определяющим фактом, из которого исходил Зимин в истолкова-
нии привлечённого материала были «резкое обострение классовой
борьбы в городе и деревне» в середине XVI в. Об этом он говорит
буквально на первой странице своей книги2. И к этому факту он по-
стоянно возвращается при объяснении воззрений своих героев. Про-
явлениями этой борьбы были бегство крестьян от землевладельцев,
разбойные нападения на волости и сёла, грабёж на дорогах, «убийст-
ва феодалов», восстание в Москве в 1547 г, одновременные «какие-
то волнения» в Пскове и Опочке, волнения («смутишася людие») в
Устюге в 1549 г. и в 1550 г. «рагоза и нелюбовь» в Пскове3. Как и
1 Ржига В.Ф. И.С.Пересветов, публицист XVI в. // Чтения в Обществе истории и древно-
стей российских при Московском университете. Кн. I, отд. II. М., 1908. С. 1-84.
2 Зимин А.А. И.С.Пересветов и его современники. С. 3.
3 Там же. С. 20-25.
714
другие советские историки, Зимин П0д понятие классовой и
подводил самые разные социальные явления поной борьбы
какой связи с борьбой как, например, беге™Z “ "МСЮЩИе
мом деле бегство не было прямым уклонением от всякой борГбыЧ»
же сомнительны и разбои. Наиболее ясными свидетельств исД
р„ки располагают только относительно московского воссТ“„я
тальные известия глуховаты и не позволяют ev™-^ . и™ния’ ос-
леностью ни о движущих силах и их целях, ни о маршХ"1^
результатах собы™». Поэтому вряд ли имеются серьйные х'™ °
чтобы говорить об «обстановке обострения классовой борьбыГко”
торая породила «комплекс произведений», написанный «с клью
прославления русской церкви», проект реформ Ермолая-Еразма,
«вольнодумные идеи на Руси» (М.Башкина и «..Косого) «раскол в
рядах нестяжателей» и пр,1
Второй кардинальный факт, имеющий важное значение для
объяснения материала — развитие товарно-денежных отношений,
которое уже в первой половине XVI в. вело к «расслоению посадских
людей», «сложению своеобразного предпролетариата, лишённого
средств производства и продающего свой труд», «обезземеливанию и
обнищанию крестьянства», приводивших к «пополнению кадров на-
ёмных людей, с одной стороны, и к развитию применения наёмного
труда в хозяйствах крупных феодалов»2. По терминологии К.Маркса,
всё это — «так называемое первоначальное накопление» — заря ка-
питализма, хотя Зимин такое определение и не употребил. Это пред-
ставление о явно завышенной степени развития товарно-денежных
отношений на Руси дало основание отнести высказывания Феодосия
Косого к «идеологии складывавшейся плебейской оппозиции феода-
лизму»3. Экономическому развитию страны соответствовало в ре-
конструкции Зимина и появление реформационно-гуманистического
движения.
Вообще историк в духе времени постоянно стремился сблизить,
отождествить российскую действительность и социальные и духов-
ные процессы в Западной Европе (Возрождение, Реформацию), что у
1 Там же. С. 89,137, 145,452.
2 Там же. С. 14, 15.
3 Там же. С. 212.
715
современного читателя не может не вызвать глубоких сомнений
Здесь творчество Зимина подчинялось той традиции, которая роди-
лась в советской науке. «Уже в 40-е гг. на меня огромное впечатле-
ние произвело тогда творчество А.И.Клибанова. Взгляд Александра
Ильича на русскую общественную мысль XV-XVI вв. в духе парад,
лелей с европейской мыслью того времени покорил меня уже то-
гда», — вспоминал впоследствии Зимин1.
Уже в начале своей научной деятельности Клибанов был скло-
нен проводить непосредственную связь между религиозными воз-
зрениями и классово-политическими позициями их выразителей2.
В период зрелости своего научного творчества он развивал идеи о
русских еретиках XIV-XVI вв. как представителях реформационного
движения. По его мнению, в XIV в. на Руси бытовало «антицерков-
ное движение.., идеологически еще не самоопределившееся, поры-
вавшее, но еще не порвавшее с церковью»3. Позже, «в XV-XVI вв., в
разных общественных кругах феодальной Руси появлялись люди но-
вой культурной формации, внецерковной формации... с мировоззре-
нием, овеянным (больше или меньше) духом реформационным и гу-
манистическим»4. Влияние таких воззрений ясно отразилось в чет-
вёртой главе книги Зимина «Реформационное движение середины
XVI века».
Всех публицистов XVI в. Зимин стремился определить как вы-
разителей устремлений и интересов того или иного сословия, группы
населения с чётким делением на прогрессивных и реакционных. Пе-
ресветов — выразитель интересов поднимающегося дворянства,
Курбский — реакционного боярства.
Как уже отмечалось, концептуальные построения Зимина впол-
не вписывались в стиль мышления, принятый в науке того времени.
1 Зимин А.А. Храм науки. Л. 616.
2 См.: Клибанов А.И. Классовое лицо современного сектантства. Л., 1928 (Изд. 2-е.
Л., 1930); его же. Классовая роль меннонитства// Воинствующий атеизм. 1931. № 7.
С. 99-114 и др. См. также: Буганов В.И. Проблемы реформационных движений и
общественно-политической мысли России в трудах А.И.Клибанова // Исторические
записки. Т. 98. М., 1977. С. 257-275.
3 Клибанов А.И. Реформационные движения в России в XIV — первой половине
XVI вв. М., 1960. С. 386.
4 Там же. С. 393.
716
В «Очерках истории СССР. Период феодализма» Клибанов, освещая
развитие общественно-политической мысли и литературы в XVI в
начал соответствующую часть с таких утверждений: «Общественные
идеи и теории, пропагандировавшиеся в богатой публицистической
литературе третьей четверти XVI в. были порождены развитием со-
циально-экономических отношений. Огромный отпечаток на рус-
скую литературу середины и третьей четверти XVI в. наложила клас-
совая борьба...» . Как идеолог дворян Пересветов, по словам Клиба-
нова, «предлагал... "грозой" обрушиться на бояр»1 2, хотя на самом
деле (и это видно из книги Зимина) пресловутая «гроза» в сочинени-
ях Пересветова вообще означала жёсткий политический режим по
отношению ко всему населению страны. Вместе с тем оба историка в
своих трудах постоянно употребляли устойчивое словосочетание
«реакционное боярство».
Как и другие исследователи его времени, Зимин разделял пред-
ставление о борьбе боярства с дворянством как стержне политиче-
ской истории России в XVI в., об Избранной Раде как правительстве
компромисса между боярством и дворянством. Его книга пронизана
верностью традициям, заложенным его учителями. Именно эти —
концептуальные — традиции представляют собою наименее ценную
часть его книги. Но именно они обеспечивали как успех при защите
диссертации, так и продвижение рукописи в печать.
Итак, компромисс с властью, с проповедуемой ею методологи-
ей исторического исследования у каждого историка складывался по-
своему. Как глубоко верно писал В.Б.Кобрин, «в трудах Б.Д.Грекова
сегодняшнего читателя поражает сочетание широкой эрудиции и со
схематизмом выводов, точно укладывающихся в прокрустово ложе
формационного учения в том виде, а каком оно было изложено в
"Кратком курсе истории ВКП(б)". Прав был Леонид Мартынов. Из
смирения не пишут стихотворения". И научные труды тоже. Не по-
тому ли большинство концепций Б.Д.Грекова не принимает сего-
дняшняя историческая наука?»3. Таким же смирением и страхом пе-
1 Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV в. — начало XVII в. М.,
1955. С. 408-409.
2 Там же. С. 409.
3 Кобрин В.Б. Кому ты опасен, историк? С. 154-155.
717
ред властью оказался в значительной части испорчен труд Л.В.Че-
репнина. На смирение власть обрекла и С.В.Бахрушина, но в его по-
следней книге оказалось гораздо меньше преходящего, конъюнктур,
ного, чем в работах Грекова и Черепнина. Отдав дань времени -
процитировав «основоположников» в начале работы, Бахрушин в
основной части текста создал научное произведение, которое не по-
теряло своей ценности до наших дней. Общему порядку подчинился
и А.А.Зимин — представитель того поколение историков, которые
вступали в науку после Великой Отечественной войны. «Идеологи-
ческая дань», которую платил власти каждый из учёных, была раз-
ной. Разными были цены и меры компромисса с властью у этих лю-
дей. Поэтому разной оказалась и ценность сделанного ими. Вместе с
тем рассмотрение научного наследия историков показывает, что их
работы даже в этих условиях способствовали движению историче-
ской мысли и в ещё большей мере накоплению фактов, выводов и
наблюдений эмпирического, источниковедческого уровня, «микро-
открытий», без которых невозможно движение науки.
2. Историческая мысль в «скрытой культуре»
(к постановке вопроса)
В той социально-политической и культурной среде, которая
сложилась с 1930-х г. в СССР, не могли не возникать «несистемные
элементы», идейно противопоставлявшие себя культуре официаль-
ной либо не признаваемые ею, критикуемые как чуждые и идейно и в
классовом отношении. Существовала и историческая мысль, вольно
или невольно противостоявшая официальной науке.
2.1. Противостояние официальной науке и идеологии:
АЛ.Спундэ, С.Я.Лурье
Неофициальная историческая мысль нашла отражение, в част-
ности, в рукописях Александра Петровича Спундэ (1892-1962). К со-
жалению, бумаги Спундэ, сданные в Государственный архив
Российской Федерации, до сих пор не доступны исследователю, так
718
как фонд Спундэ ещё не обработан. Для анализа биографии и исто-
рических воззрений Спундэ в настоящей работе использованы его
труд п0 отечественной истории, хранящийся в Научном архиве Ин-
ститута российской истории РАН1, фрагмент его мемуаров, предос-
тавленный автору этих строк родственниками Спундэ, опубликован-
ные письма Александра Петровича2, устные воспоминания его ныне
покойного сына — Якова Александровича.
Биография Спундэ в дореволюционные годы его жизни и в пер-
вое десятилетие после Октябрьской революции во многом типична
для видного революционера-большевика. Сын латышского рабочего,
он провёл свои молодые годы в Риге, где получил первоначальное
образование. «Сформировался я главным образом не под влиянием
школы и того, что с нею связано. Наибольшее воздействие оказала на
меня семья и окружающая её среда», — вспоминал Спундэ. Его отец
даже в периоды самой острой нужды подписывался на газеты и все-
гда покупал книги. После революции 1905 г. в Риге можно было дос-
тать в значительном количестве социал-демократическую и народ-
ническую литературу. «Я глотал её в огромном количестве», — пи-
сал в мемуарах Спундэ. В 1907 г. он окончил торговую школу, где
учился пять лет, начал работать и поступил на частные общеобразо-
вательные курсы. Вскоре Александр Спундэ был вовлечен в социал-
демократический кружок, где овладевал марксизмом. В январе
1912 г. он впервые был арестован, и во время обыска у него дома
среди нелегальной литературы была обнаружена рукопись «История
классовой борьбы»3. Не Спундэ ли был автором этой работы, сги-
нувшей в жандармских архивах? Вполне вероятно, что к двадцати
годам Александр Спундэ был настолько образованным человеком,
1 Научный архив Института российской истории РАН. Р. IV. On. 1. Е.х. 139. Спундэ
А.П. К истории СССР.(машинопись).
2 Большевики. Письма Анны Кравченко и Александра Спундэ (1917-1923) И Новый
мир. 1986. № 1-2 (публикация И.Б.Брайнина); Само прошедшее как оно было... Пе-
реписка Анны Кравченко и Александра Спундэ. М., 1990 (публикация, вступитель-
ный очерк и комментарии И.Б.Брайнина).
3 См.: Брайнин И.Б. Александр Спундэ И Юность. 1983. № 4. С. 4. Автор приводи
цитату из «Перечня вещественных доказательств», изъятых у Спундэ.
719
что начал писать брошюры историко-революционного содержания для
рабочих. Отметим потребность обращения к истории пока, вероятно
не столько в качестве исследователя, сколько в качестве популяриза-
тора, пропагандиста. Как установила жандармская агентура, он был
«заведующим нелегальной литературой»’. После второго ареста суд в
январе 1913 г. обвинил его в том, что он не только примкнул к социал-
демократической организации Латышского края, но и составил ряд
статей, «соответствующих целям названного сообщества»1 2 3.
Итак, к началу 1910-х гг. следует приурочить начало литера-
турно-публицистического и в известной мере исторического творче-
ства Александра Спундэ. В это время, по собственному признанию,
он был уже «человеком с вполне сложившимся мировоззрением и
твердо выбранной целью в жизни». Как писал о себе Спундэ в анкете
члена Общества старых большевиков, он «окончательно как больше-
вик определился с начала 1910 г. До этого первые полгода пребыва-
ния в партии знакомился с содержанием разно-
гласий, склонялся к большевизму, но оформ-
з
ленных взглядов еще не имел» .
Несколько лет проведённых в Сибири
(1913-1917 гг.), куда Спундэ был сослан по
приговору суда, были временем более глубоко-
го проникновения в суть теории марксизма и
дальнейшего самообразования. Замкнутый по
характеру и чрезвычайно работоспособный,
Спундэ одолевал горы литературы.
Февральская революция прервала его
ссылку. Почти через год, уже после Октября,
Спундэ как человек, имевший экономическое
образование, оказался в руководстве системой
банков Российской республики. В центре его внимания была про-
блема эффективности воздействия банков на развитие хозяйства
1 Там же.
1 Брайнин И.Б. К вождю за советом. М., 1985. С. 128.
3 РГАСПИ. Ф. 124. On. 1. Д. 1841. Л. 4-5.
720
страны. Потребовалось глубокое изучение и политической экономии
и конкретных экономических исследований. Видимо, в ходе этой па
боты у него вырабатывалась та широта экономического и политиче-
ского мышления, которая так поражала впоследствии всех, кто об-
щался с ним. Он стал не только крупным партийным и хозяйствен-
ным деятелем, но и учёным. В нём рос интерес и к истории. «Через
много лет по выходе из школы я вновь стал интересоваться истори-
ей, но тогда она уже перестала быть для меня мертвящим перечнем
имен царей, императоров, королей и полководцев, а стала источни-
ком понимания законов общественного развития», — писал Спундэ в
воспоминаниях. Глубокая эрудиция сочеталась в нём с такими важ-
ными для исследователя чертами как честность, смелость, верность
принципам. «Спундэ — человек честный и неглупый», — так харак-
теризовал его Ленин в одной из своих записок*.
Видимо, именно такие качества как честность и глубокая поря-
дочность мешали ему смириться с теми новыми чертами, которые
уже в первые годы после Октябрьской революции стали проявляться
во внутрипартийной жизни, в быту членов партии. Идеалом Спундэ
было демократическое равенство между коммунистами, их антиме-
щанский, даже аскетический образ жизни, особенно в условиях бед-
ности и разрухи в стране. Он с тёплым чувством вспоминал, что в
Калужской губернии (1920-1921 гг.) он «попал в типичную совет-
скую атмосферу. Верхи по уровню своей жизни совершенно не стоя-
ли над рабочей массой». Позже в Вятской губернии, где ему одно
время пришлось работать (1921—1922 гг.), «ни один (из "руководя-
щих товарищей" — А.Д.) не жил выше квалифицированного рабочего,
а скорее ниже. Все мы изо всех сил хотели осуществить то, что про-
возгласила Парижская Коммуна, т.е. то, что народом управляют люди,
живущие материально на уровне народных низов (конкретно зараба-
тывающие не больше квалифицированного рабочего) и поэтому не
отрывающиеся от интересов этих низов, от их психологии, их нужд».
В то же время (1920 г.) в Ростове-на-Дону, где Спундэ оказался
на короткий срок, он узнал, что местная «партийная и советская вер-
1 Ленинский сборник. Т. XXXVIII. С. 420.
46. Дувроккий А. М.
721
хушка получает такие продовольственные пайки, которые были дОс
таточны для сытой жизни даже в обычные неголодные времена»
Атмосфера здесь была, по определению Спундэ, «себялюбивой и
мещанской». «Такая обстановка была для меня в корне чуждой —
писал Спундэ. — И не только для меня. Там на такой же работе на-
ходился Залуцкий. Помню, как он как-то в кругу товарищей с болью
и возмущением сказал: «Ведь мы ответственные работники. Поэтому
нам еду даже в ж... палкой пихают». Другой тревожный симптом он
заметил в Вятке. В школе младших командиров, Спундэ с тревогой
увидел не «глубокую сознательность», а «систему слепой дисципли-
ны»: «Передо мною стояли люди, многим похожие на автоматы. Это
был для меня острый укол, острый толчок к тревоге. Победивший
социализм с механической дисциплиной в нашем представлении аб-
солютно не совмещался». Покоробила Спундэ и увиденная им в ба-
тальоне войск НКВД обрядность, связанная с актом вручения знаме-
ни: «Командир... встал на колени... и стал целовать знамя. Опять-
таки меня пронизала тревога — это такая доза обрядности и механи-
ческой дисциплины, что нельзя не тревожиться, как и для чего будет
исторической судьбой использована эта армия с усиливающимися
элементами... механического подчинения». Когда он поделился
своими размышлениями с одним из своих сотрудников, тот ответил,
по определению Спундэ, «обывательской, перерожденческой ирони-
ческой фразой: "Эх, Спундэ, ты всё ещё живёшь политикой"».
Спундэ оставался верным тем первоначальным во многом уто-
пическим идеалам социализма, которые были сформулированы в
трудах основоположников марксизма. Ему были чужды циничный
практицизм, властолюбие и авторитарный вождизм, которыми всё
более пропитывалось сознание верхушки партии.
Значительные изменения во внутрипартийной и общественно-
политической жизни в конце 1920-х — начале 1930-х гг. совпали с
внезапно начавшейся тяжелой болезнью Спундэ. Автору этих строк
рассказывали, что приступ болезни произошёл у Спундэ во время
пребывания в Японии на приёме у японского императора. Видимо,
сказались и ранение в голову, которое он получил во время столкно-
вения демонстрантов с солдатами летом 1917 г. в Перми, и напря-
722
Жённый труд в последующие годы. С 1931 по W г ™ л
ю„ к постели. Работа а высоких прави 6Г“’
тавлена. Обычно на этой роковой хронологической г^ни 6„o™Z
спундэ завершали свои рассказ о его жизни и говорили о
вавшнх тридцати годах с предельной краткостью. Меаду тем ХТно
в эти годы Спундэ работал „ад своими историческими произеде”
„нями, и этот труд был продолжением и следствием всей его преды-
дущеи деятельности. н А
Несколько оправившись от болезни, Спундэ не мог и не хотел
возвратиться к той же работе, которую он вёл до начала 1930-х гг.
В 1938 г. его исключили из партии за то, что двадцатью годами ра-
нее, в 1918-м, он был «левым коммунистом». Это событие, к сча-
стью, не повлекло за собой ареста. А между тем в 1930-х гг. он окон-
чательно стал в оппозицию к руководству партии. Спундэ не прини-
мал очень многого из того, что наблюдал вокруг себя. «Яша, я нена-
вижу эту жизнь», — говорил он сыну. Сохранилось большое письмо
Спундэ к жене от 28 декабря 1943г., которое позволяет судить о его
взглядах.
Он указывал в нём на «противоречия сегодняшней жизни»:
«Почему большевики, борцы и организаторы... Советского государ-
ства... сначала надломили Советы, передав в 1934 году официальную
власть из рук Советов в руки парткомов, а затем конституцией 1936
года совсем убили Советскую власть..., но для обмана оставили назва-
ние Советов? Социализм и Марксом, и Энгельсом, и Лениным, и всем
большевистским коллективом мыслился как широчайший расцвет че-
ловеческой самодеятельности и инициативы. (На деле — А.Д.) давя-
щий гнёт госаппарата дошел до пределов, ведомых лишь в крайне ре-
акционные периоды феодализма, а при капитализме известных в такой
тяжелой форме лишь на короткие исторические периоды.
. .Почему большевики стали воспевателями Петра, Ивана Гроз-
ного, Бисмарка и т.д. и т.п.?... Почему большевики, до примерно 1934
года искренне ведшие политику мира, стали прямо соучастниками
разжигания войны и прямыми участниками торговли живыми наро-
дами, как скотом на мясном базаре?» .
* Само прошедшее, как оно было... Переписка Анны Кравченко и Александра Спун-
дэ. С. 237,238.
723
46*
в одной из своих рукописных работ он, например, писал сле-
дующее: «В наше время развитие производительных сил (а точнее
промышленности) возведено в ранг всемогущего средства спасения,
не зависимого от того, какой ценой, какими способами и в чьих в ксь
нечном итоге интересах происходит это развитие»1.
Спундэ точно подметил в условиях СССР важную тенден-
цию __превращение развития промышленности в самоцель и поста-
вил важный для историка вопрос, который только в последнее время
привлёк внимание исторической науки — о цене тех или иных дос-
тижений страны.
Все эти размышления Спундэ обнаруживают его полное раз-
очарование в результатах деятельности партии. В поставленных им
вопросах сквозит представление о разрыве большевиков, являвшихся
таковыми «по одному лишь названию», с революционной традицией,
с прежними идеями. Почему возникли перечисленные противоре-
чия — Спундэ до конца понять не мог.
«Наш, с позволения, социализм есть лишь бисмаркианский ва-
риант его, но в жизни он всё же так прочен, что всё надлежит сурово
без готовых (хотя бы и марксовых или ленинских) рецептов вновь
проверить. Не повторилась ли с нами трагедия идейных вдохновите-
лей Великой французской революции? Возможен ли добровольный
труд? Не является ли подстегивающая плетка госчиновничества объ-
ективной необходимостью, которую не предвидели Маркс, Ленин, не
сумевшие увидеть настолько дальше своей эпохи?» — так писал
Спундэ, и в этих строках ясно виден стимул его исторических иссле-
дований. Они были нужны для уяснения сложившегося положения в
стране. Необходимо было обнаружить «слабые места, из-за коих об-
рушилось всё здание, построенное в виде искренней, честной попыт-
ки выполнить данные народу в Октябре обещания»2. Примечательно
стремление Спундэ творчески, «без... марксовых или ленинских ре-
цептов» подойти к опыту истории.
Он не поддался иллюзиям, посеянным решениями XX съезда
партии в 1956 г., хотя ему и вернули партбилет. Строй жизни, кото-
1 Научный архив Института российской истории РАН (в дальнейшем____НАИРИ-
РАН). Р. IV. On. 1. Е.х. 139. Л. 64-65.
2 Само прошедшее, как оно было... С. 239.
724
рую он не принимал, остался тем же. Поэтому он продолжал раз-
мышлять над опытом истории в глубоком уединении. По свидетель-
ству Я.А.Спундэ, его отец завершил труд по истории партии Цель и
основную идею этой работы, вероятно, отражает следующее выска-
зывание Спундэ в его мемуарах (собственные воспоминания были
для него не просто повествованием о самом себе, а средством понять
историю революционного движения в России): «Я делаю попытку
дать оценку этих двух этапов (революционного движения__до и
после 1917 г. А.Д.) и как активный участник первого этапа, этапа
развития и побед освободительной роли рабочего движения и как
современник второго этапа, когда мне пришлось с глубокой душев-
ной мукой наблюдать социальную трансформацию самой передовой
общественной силы нашего общества. И наша революция не избегла
участи предшествовавших ей революций. (По истечении ряда лет
после Октября — А.Д.)... глубоко прогрессивная по своему объек-
тивному смыслу перестройка уже не была народной. Не была она
народной в том смысле, что сознательно-самостоятельное участие
народа всё более уменьшалось. Народ всё более становился исполни-
телем воли всё более становящегося над ним и отделяющегося от
него могущественного государственного аппарата».
Участь этой работы Спундэ была трагической. Как рассказывал
Я.А.Спундэ, отец попросил его отнести законченный им труд одному
старому другу для ознакомления с рукописью. Когда пришло время
забрать работу отца и Я.А.Спундэ снова пришёл к его старому това-
рищу, тот сказал ему примерно следующее: «Твой отец сумасшед-
ший. Я сжёг его работу». Напуганный режимом большевик боялся
неофициальных оценок в истории партии, тем более оценок оппози-
ционно настроенного человека.
Спундэ писал и ещё одно произведение, вернее, это были за-
метки, разрозненные записки по истории России. Он не успел офор-
мить их в единый труд. После смерти Спундэ жена и сын свели их
воедино и дали ей название рукописи — «К истории СССР». Так на-
зывал свои выписки и наброски сам автор. Эту работу (её считали
первой частью, посвящённой дореволюционной истории России) уже
725
после смерти автора прочитала М.В.Нечкина. В своем отзыве она
писала: «Я познакомилась с очень интересной рукописью А.П.Спун-
дэ "К истории СССР". Она свидетельствует о творческом подходе
автора к вопросу, самостоятельном мнении, знакомстве с первоис-
точниками»1. Нечкина предполагала включить работу Спундэ в
сборник исторических произведений, написанных старыми больше-
виками. Однако замысел сборника остался неосуществлённым, а
труд Спундэ оказался в архиве Института истории СССР и так и не
был востребован. Быть может, слишком острые в политическом от-
ношении высказывания автора и в условиях смягчения режима за-
крыли его работе путь к широкому читателю.
Главная задача, которую поставил автор в своем труде, заклю-
чалась в том, чтобы ответить на вопрос, почему в 1917 г. «импотент-
ным в кризисной стадии оказались не только целиком изжившее себя
дворянство, но и буржуазия, историческая роль которой в экономике
страны ещё далеко не была исчерпана?»2.
В советской науке в ту пору трудов по истории российской
буржуазии не было, за исключением книги П.А.Берлина «Русская
буржуазия в старое и новое время» (1-е издание — 1922 г., 2-е —
1925 г.). Берлин проследил развитие русской буржуазии, начиная со
времени правления Петра I до начала XX века. По его мнению, бур-
жуазия росла во многом благодаря политике правительства, которое
и насаждало элементы капитализма и по самой природе своей не
могло не препятствовать их существованию. В итоге выживала и ук-
реплялась та часть буржуазии, которая сумела приспособиться к
этим условиям русской жизни. Прирученная правительством, она не
вступила на путь открытой политической борьбы. В начале XX сто-
летия буржуазия одновременно боялась и революции и старой вла-
сти. Так была представлена история отечественной буржуазии в кни-
ге Берлина.
Знал ли Спундэ о ней? Видимо, нет. В его работе нет ни одной
ссылки на этот труд. Кроме того, в послевоенные годы эта книга на-
1 В архивном фонде М.В.Нечкиной сохранилось письмо супруги Спундэ, приложенное к
рукописи, которую она передала Нечкиной (Архив РАН. Ф. 1820. On. 1. Д. 650. Л. 1).
2 Цит. по: Само прошедшее, как оно было... С. 245.
726
ходилась в спецхране. В наши дни, получив её экземпляр в Россий
ской государственной библиотеке, читатель сможет увидеть штамп
этого отдела на её страницах. Таким образом, Спундэ воссоздавал
общую картину развития буржуазии заново, независимо от Берлина
Спундэ не имел возможности заниматься изысканиями в архи-
вах. Для ответа на поставленный вопрос он привлёк опубликованные
и хорошо известные источники — статистические справочники
«Полное собрание законов Российской империи», мемуарную лите-
ратуру, проекты реформ и пр. Многое он был вынужден брать так
сказать из вторых рук, то есть не из источников непосредственно, а
из монографической и иной литературы. Задача автора заключалась в
поиске не новых сведении, а иного, отличного от официально приня-
того истолковании известных фактов отечественной истории.
Главная концептуальная идея автора состояла в том, что Россия
на протяжении многих веков шла по консервативному пути, причём
феодальное правительство периодически отсекало возникавшие воз-
можности более динамичного развития.
В истории России Спундэ указывал ситуации, когда, как ему
представлялось, намечалась альтернатива — возможность выбора
того или иного пути. С точки зрения этого выбора, упущенных или
реализованных возможностей он оценивал события и людей. Для
советской исторической науки с её упрощённым пониманием меха-
низма законов общественного развития, с её идеей исторической не-
избежности тех или иных явлений (особенно ярко это заметно в идее
неизбежности социалистической революции) представление об аль-
тернативности развития было чем-то совершенно инородным, даже
еретическим. Именно над проблемой альтернативности и задумался
Спундэ, опережая науку своего времени. По всей вероятности, мысль
учёного отталкивалась от жизненного опыта, от истории социали-
стического строительства в СССР, где встречались те или иные аль-
тернативы, был выбор: индустриализация или сверхиндустриализа-
ция, отправной пятилетний план или оптимальный... Как политик и
экономист-практик Спундэ особенно остро воспринимал эти дилем-
мы, стремился глубоко их продумать. С таким восприятием он по-
дошёл и к материалам по истории более отдалённых эпох.
727
В начале своей работы Спундэ коснулся проблемы особенно-
стей истории Руси в дотатарский период. В сознании профессио-
нальных историков-марксистов она выглядела как проблема отстава-
ния России от передовых западноевропейских стран. Как уже было
рассказано, это понимание обнаружилось с особой ясностью при об-
суждении доклада М.В.Нечкиной, с которым она выступила в 1941 г.
в Институте истории. Спундэ, как и Нечкина, совершенно справед-
ливо усматривал условия, породившие некоторые особенности рос-
сийской истории, уже в Киевской Руси, где феодализм начал склады-
ваться примерно на пять веков позже, чем во Франции. Как считал
Спундэ, в Восточной Европе феодализм развивался в мало благопри-
ятных для экономики условиях. Во Франции, например, экономиче-
ское развитие стимулировалось мягким климатом, близостью к ми-
ровым торговым путям, большой густотой населения. Важную роль
играло и усвоение достижений Рима. Французский феодализм пол-
ностью подчинил себе сельское хозяйство, но не мог сколько-нибудь
долго подчинять города, что имело существенное значение для даль-
нейшего развития экономики. У древнего Киева хозяйственная осно-
ва была слабой — отсталое земледелие и почти чистое натуральное
хозяйство. Поэтому, полагал Спундэ, расцвет Киева оказался кратко-
временным. Таким образом, делал вполне обоснованный вывод ав-
тор, феодализм имел на Руси скудный экономический базис, что
предопределяло длительность его развития.
Первую историческую ситуацию с разными альтернативами
Спундэ отметил при освещении образования Российского государст-
ва. Как ему казалось, до присоединения к Московскому княжеству в
новгородской земле складывались «ростки более передовой эконо-
мики и социального строя». Укрепившись, они могли бы со време-
нем «поставить перед страной проблему выбора одного из двух воз-
можных путей дальнейшего развития страны: укрепления феодализ-
ма или укрепления ремесла, рыночных отношений, разделения труда,
т.е. создания базы для ослабления феодализма»1. Страна пошла по
консервативному пути. И пошла именно потому, что Новгород ока-
зался присоединенным к Москве: «Централизация восточных славян
вокруг Москвы была в то же время торжеством реакции и созданием
1 НАИРИРАН. Р. IV. On. 1. Е.Х. 139. Л. 13.
728
условий продолжавшегося веками застоя Московской Руси и Рос
сии»'. При таком ходе размышлений Спундэ вступал в противоречие
с официально принятой высокой, положительной оценкой политиче-
ской централизации русских земель.
По всей видимости, именно в отступлении от общепринятой
точки зрения, невысказанным призывом к размышлению над каза-
лось бы решенными вопросами заключалось основное значение по-
строений Спундэ. Правомерно поставить вопрос, назревала ли какая-
либо реальная альтернатива для страны в исходе XV в.? Смогли бы
повлиять на состояние хозяйства России товарно-денежные отноше-
ния в новгородской земле, если учесть, что речь идет об окраинной
территории, тянувшейся главнейшими своими торговыми связями не
к центру России, а к зарубежным рынкам? Скорее всего это может
показаться маловероятным. С другой стороны, мысль Спундэ в чём-
то созвучна той идее, с которой выступили ленинградские историки
(в частности, Н.Е.Носов), о предбуржуазной тенденции в хозяйст-
венном развитии севера России в XVI в., которая была альтернати-
вой феодально-крепостническому варианту развития. «Его идея о
двух путях развития России мне кажется перспективной», — писал
А.А.Зимин о Носове* 2.
Любопытны рассуждения Спундэ о положении страны, утвер-
дившей у себя централизованное государство в условиях натураль-
ного хозяйства: «Примитивная натуральная экономика не может вы-
вести из нищеты народ, не может дать средства на покрытие расту-
щих расходов по содержанию государственного аппарата и армии.
В перспективе вырисовывается новая грозная опасность: монополь-
ная власть военно-феодальной машины усилилась настолько, что она
в состоянии надолго навязать стране свои реакционные интересы,
надолго затормозить её развитие. Это может привести страну к тому,
к чему пришла, например, Польша, где застоявшийся феодальный
строй, несмотря на более высокий по сравнению с Россией уровень
культуры, не смог отстоять независимость страны». Россия всё же
осталась независимой. Здесь, как полагал Спундэ, «внешние благо-
приятные условия надолго и с избытком компенсировали внутрен-
Там же. Л. 14.
2 Зимин А.А. Храм науки. Л. 190//Личный архив.
729
нюю отсталость»: Россия вела завоевательные войны на востоке и
юго-востоке. «Грабёж покоряемых народов давал средства, доста-
точные для укрепления государства и армии, в значительной мере
компенсировал экономическую отсталость и низкую производитель-
ность народного труда» .
Особое внимание Спундэ уделил деятельности царя Ивана
Грозного. Наперекор современной ему историографии он оценивал
этого правителя критически. Спундэ писал: «Иван IV, прообраз Пет-
ра, сосредоточил все свои способности и всю энергию на том, чтобы
найти в самом крепостном строе, в самом классе феодалов такие си-
лы, которые были бы способны усилить боеспособность феодальной
государственной машины как внутри, так и извне. Иван Грозный был
в этот момент олицетворением ещё неисчерпанных сил и талантов
феодальной реакции». В духе широко признаваемых в ту пору воз-
зрений С.Ф.Платонова Спундэ полагал, что Грозный проводил поли-
тику смены боярства дворянством. Поэтому, как он думал, задачей
опричнины было «обеспечить разгром феодальных верхов для спасе-
ния самого феодализма»1 2 3. Спундэ считал, что Грозный, хотя и про-
вел прогрессивные реформы в войске, но другими своими мерами
«оставил черный след закрепления российской отсталости» .
В 1940-е гг. историки в качестве главного критерия прогрес-
сивности Грозного выдвигали его «политику сильной государствен-
ной власти, безжалостно расправлявшейся со всем тем, что стояло на
пути ее развития»4. Для Спундэ критерий при формулировании
оценки политического творчества Грозного содержался в ином — в
состоянии экономики, культуры в широком смысле этого слова. Его
позиция была не столь односторонней, как навязанная историкам
«сверху» государственно-патриотическая точка зрения.
В противовес официально одобренной исторической литерату-
ре, как научной, так и художественной, Спундэ представлял читате-
лю личность царя Ивана в мрачных тонах, подчёркивал его жесто-
кость, потребность в издевательствах над людьми. «Около престола
1 НАИРИРАН. Р. IV. On. 1. Е.х. 139. Л. 14-15.
2 Там же. Л. 16-17.
3 Там же. Л. 17.
4 Базилевич К.В. История СССР с древнейших времен до конца XVII в. М., 1950.
С. 307.
730
не могли оставаться люди, пытавшиеся совместит*.
Же классовой линии с личной порядочностью и eolnJ ₽ Ведение
ческого достоинства», — писал Спундэ быть можетМ челове-
лели с современной ему действительностью1 * *. Проводя парал-
произошК^Н1«п^^ы^криз^еф^о^измаПОв Тбш^ C"W’ *
штабе». Этот кризис Гылилс! в^ХьеZ
Очень трезво Спундэ отмечал, что «эти восстания выразишь
стихийную ненависть к боярам, поместному дворянству, царю™
вершенно не возвышаясь до какой-либо исторической пеДеети-
ВЫ» . Вместе с тем, воскрешая в определённой степени воззрения
Покровского на восстания начала XVII в. как на неудавшуюся бур-
жуазную революцию и разделяя воззрения современной ему совет-
ской историографии, идеализировавшей социальную борьбу как
движущую силу истории, Спундэ полагал, что восстание под пред-
водительством И.Болотникова «поднялось до решительного отрица-
ния феодализма как такового» . Глубокая ошибочность такой точки
зрения была показана много позже кончины Спундэ4.
Явно переоценивая историческую роль товарно-денежных от-
ношений и купечества как их организатора, а также слишком резко
противопоставляя купечество феодальным порядкам, Спундэ выдви-
нул мысль о том, что «отстоять независимость страны могло только
движение, возглавляемое купечеством. Кризис 1598-1613 гг. пока-
зал, что у российского купечества нет сколько-нибудь весомых дан-
ных к тому, чтобы быть самостоятельной политической силой, спо-
собной стать собирательным центром сил, борющихся против фео-
дализма»5. Поэтому русское купечество смогло лишь восстановить
дворянскую власть. Страна вступила в полосу, которую автор назвал
вторым изданием феодализма, — укрепления феодально-крепостни-
ческих порядков.
J НАИРИРАН. Р. IV. On. 1. Е.х. 139. Л. 23.
Там же. Л. 20.
4 Там же. Л. 21.
4 См.: Станиславский А.Л. Гражданская война в России в XVII в. Казачество на пе-
реломе истории. М., 1990.
НАИРИРАН. Р. IV. On. 1. Е.х. 1139. Л. 23.
731
в этих условиях, по мнению Спундэ, в России не могло бы
удовлетворительного роста производительных сил. Об этом, по его
мнению, свидетельствовали крестьянские восстания. В частности
восстание С.Разина Спундэ считал «громким сигналом о застое стра-
ны1. Он усмотрел в конце XVII в. новый экономический кризис, ко-
торый был порождён тем, что на востоке был исчерпан резерв источ-
ников государственных доходов: «Потребности растут, а внутренняя
база для их удовлетворения почти не растёт»2 3. Видимо, Спундэ не
был знаком с той литературой, которая была создана в послевоенное
время советскими историками и посвящена развитию всероссийского
рынка в XVII в. Иначе он не стал бы говорить о полном экономиче-
ском застое и удовлетворении государственных потребностей в ма-
териальных средствах главным образом за счет внешних захватов.
Мысль, более или менее интересная при обсуждении положения Рос-
сии в XV-XVI вв., теряла свою ценность, будучи спроецированной
на материал XVII в. Кроме того, Спундэ проводил очень упрощён-
ную и умозрительную связь между состоянием экономики страны и
вспышками социальной борьбы в ней. При таком взгляде крестьян-
ские восстания являлись средством решения главным образом эко-
номических проблем, прорыва от натуральной экономики к товарно-
денежной, что опять-таки было отголоском построений Покровского.
Правда, в отличие от Покровского, Спундэ осознавал иллюзорность
этого средства. «В крестьянском движении не было в готовом виде
сил, способных в случае победы возглавить государство на более вы-
„ w 3
сокои экономической основе», — писал он .
Исходя из своего представления о некоей экономической стаг-
нации, в которой оказалась Россия к концу XVII в., Спундэ интер-
претировал реформы Петра. Он обрисовывал сложившуюся к этому
времени перспективу, нежелательную для феодальной верхушки:
«Отсутствие внешних успехов... с неизбежностью и более или менее
скоро привело бы страну к неустранимой необходимости ослабить
крепостные путы, открыть дорогу росту её производительных сил».
Поэтому была поставлена основная задача правящего класса —
1 Там же.
2 Там же. Л. 26.
3 Там же.
732
«пробиться к морю на западе, ослабив этим хоть несколько тот де-
фицит в ресурсах государства, который уже невозможно было вос-
полнить даже самой беспощадной эксплуатацией крестьянства»’ Эту
задачу и решал Пётр I. ’ 7
Как видно, рассуждение Спундэ не отражало ни воззрений ис-
ториков, работавших в 1930-1960-х гг., ни взглядов современных
специалистов. Оно представляется совершенно оторванным от под-
линной исторической действительности: автор находился в плену у
собственной идеи о решающем значении внешних захватов для бла-
гополучия высших слоев российского общества. И вместе с тем эта
мысль противоречила всему идейному багажу исторической науки
сталинской эпохи — Сталин вернул Петру прозвище «Великий», а
его реформы оценил как «своеобразную попытку выскочить из рамок
отсталости», чем царь Пётр оказался близким государственным дея-
телям-большевикам2.
Суждения Спундэ коснулись и героизированной советскими
историками личности Петра. Спундэ писал о самодурстве царя, о ха-
рактере его поведения в быту, «который не может не вызвать возму-
щения и омерзения»3. Спундэ точно подметил деспотический стиль
правления Петра по отношению к личности из любого сословия рос-
сийского общества: «Принуждение в самой отвратительной форме»
стало необходимостью не только при обирании крестьян, но даже
при «европеизации» нравов в кабацком варианте Петра»4.
Спундэ весьма критически оценивал в целом петровские ре-
формы: «Зародышу будущего — промышленности Пётр придаёт ре-
акционную социальную форму. Он создает крепостную фабрику.
Пётр всё подчиняет войне, военно-феодальному империализму,
...экономика его интересует по преимуществу как база войны... По-
пытавшись феодальным империализмом заменить мероприятия,
дающие стране возможность экономически развиваться, он загнал
Россию в тупик. Монополия власти была и осталась в руках реакци-
онного дворянства. Эта власть ещё более усилила свой самодержав-
' Там же. Л. 26-27.
Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 248-249.
3 НАИРИРАН. Р. IV. On. 1. Е.х. 139. Л. 30.
4 Там же. Л. 31.
733
ный характер и видоизменилась, создав мощную, всеохватываю
бюрократию. В передовых странах Европы бюрократия была ап°
том в руках восходящей тогда буржуазии против разлагающего"^3'
ещё сильного феодализма. Социальным назначением созданной п"°
ром бюрократии было подавление ростков капитализма уже си
подгнившим феодализмом». ЛЬНо
Войны, которые вёл Пётр, Спундэ определил как «полность
относящиеся к категории реакционных войн, ибо их главной целью
было отсрочить необходимость смягчения крепостного права».
Пётр, несомненно, ускорил культурный рост. «Но... даже в этом
верхнем слое, о культурности коего Петр заботился искренно, успехи
его были всё же весьма скромны. Грамотность была необходима для
управления государством... Но крепостное сельское хозяйство, рабо-
тавшее как при "царе Горохе" на устарелой технике, и крепостная
промышленность особой потребности в грамотных людях не испы-
тывали. Пётр употребил весь свой талант на то, чтобы помочь дво-
рянству создать такую крепость феодализма, укрепления которой
смогут долго противостоять напору сил, подготавливающих базу ка-
питализма. Пётр ведет политику экономического всасывания нахо-
дившихся ещё в младенческом состоянии буржуазных элементов в
феодальную систему. Класс дворян более чем на столетие оказался
монополистом не только в сфере экономической, но и в сфере обще-
ственной», — подводил важнейшие итоги Спундэ1 2.
Таким образом, оценка реформ Пера, которую дал Спундэ, бы-
ла в большей мере отрицательной. Пётр задержал страну на консер-
вативном пути её развития — это было для историка-подпольщика
определяющим.
После Петра, по справедливой оценке Спундэ, «Россия сначала
конвульсивно вырвавшаяся на первое место в мире по уровню чёр-
ной металлургии, потом резко и чем дальше, тем больше отстаёт от
всех без исключения промышленных стран Запада» . Спундэ просле-
дил по текстам законов политику правительства в экономической
области, придя к выводу о том, что это была политика «усиления...
феодальной эксплуатации крестьянства», «уничтожения всех ростков
1 Там же. Л. 30-32,35,38,39,45,47,50,51,60,61.
2 Там же. Л. 57.
734
капитализма, всемерного торможения плоиесся пК™™.,
....'• С"УНЛЭ веРио "°™ хронологический руб!ж котоит
СПУЛНОС развитие ростков капитализма становится заметЗк™
тор„ка явлением. Только во второй половине он
„ж„,„ь начинает ломать, хотя и убийственно медленно мелки™ кт’
сочками, удушающую страну крепостническую с7орлупу““ '
Подводя итоги развитию страны в xvm „ п '
«В России к началу индустриального XIX в создалос^^ ПИСаЛ:
ние, какое было в главных странах Западной Европы к концу cZ-
них веков. Военно-полицейских сил у государства достаточно
политически можно нарождающийся торговый капитал выпить с
корнем, но существовать без него абсолютно невозможно». Прави-
тельство было вынуждено смягчать крепостное право, допускать
развитие капитализма. Однако формировавшаяся буржуазия по
справедливому замечанию Спундэ, «не накапливает политического
опыта, не создаёт политических организаций, не выдвигает ярких
общественных фигур и не даёт сколько-нибудь яркой критики фео-
дализма. Малочисленная и раздробленная, вскормленная в недрах
самого феодализма, русская буржуазия остается в лучшем случае
лишь жалкой просительницей реформ, ни разу не поднимаясь до
сколько-нибудь решительного требования3.
Первоначальный генезис капитализма, по наблюдениям Спундэ,
особенно успешно шёл в двух отраслях экономики, «сложившихся
целиком на основе русского национального капитала — хлопчатобу-
мажной промышленности и волжском пароходстве». В этом процессе
автор верно отмечал выдающуюся роль старообрядческого капита-
ла— «такова была в российских условиях столбовая дорога превра-
щения феодальной эксплуатации в капиталистическую»4. Спундэ от-
мечал в правительственной деятельности меры, направленные к смяг-
чению крепостного права. «О том, чтобы ориентироваться на реакци-
1 Там же. Л. 67.
2 Там же. Л. 68.
3 Там же. Л. 80,120.
4 Там же. Л. 41. Справедливость суждений Спундэ подтверждают наблюдения позд-
них исследователей. См.: Карпов В.Г. Религиозный раскол как форма социального
протеста в истории России. Спецкурс. Ч. 2. Калинин, 1971. С. 17,108,109,157—164.
735
онную утопию Петра, на попытку сделать Россию индустриальной
страной на крепостной основе уже и разговоров нет», — писал автор1.
В российской действительности XVIH-XIX вв. Спундэ усмот-
рел важную проблему — проблему накопления, его темпов, характе-
ра накопленных фондов. К обострению этой проблемы, как он счи-
тал, Россия шла со времён деятельности Петра. Он обратил внимание
на то, что богатства России до 1861 г. состояли в основном из потре-
бительских фондов. Производственные фонды страны были ничтож-
ны, значительную часть их составляли миллионы голов лошадей и
всякого рода скота, деревянные телеги, сохи, бороны... В этих усло-
виях России нужны были огромные средства на капиталовложения.
Реформа же сделала капиталистическое накопление небольшим ру-
чейком, удовлетворявшим лишь сравнительно малую часть потреб-
ностей страны в капиталах. Спундэ проделал расчет капиталистиче-
ских накоплений в случае, если бы в России произошла не реформа,
а революция. Тогда, по его мнению, в стране было бы дополнитель-
ных капиталов 16 млрд. руб. Реально же их было только 3,9 млрд.
Если же предположить «расфеодализацию» не только земли, но и
казенных заводов и уральской горной промышленности, — развивал
свою мысль автор, — тогда дополнительных капиталов было бы при-
мерно 60 млрд. руб. Реформа 1861 г. (альтернатива возможной, по
мнению Спундэ, революции) направила страну на консервативный,
замедленный путь развития.
В итоге, делал главный вывод автор, «пропитанная влиянием
дворянской бюрократии, переплетённая тысячами нитей с пережит-
ками феодализма, с одной стороны, с иностранным капиталом, с дру-
гой, русская буржуазия оказалась не в состоянии сделать свои клас-
совые интересы общенациональными, что тогда ещё было объектив-
но возможно. Русская буржуазия даже после русско-японской войны
не сделала ни малейшей попытки хоть сколько-нибудь изменить по-
луфеодальную структуру русской государственной власти. Именно в
это время стало отчетливо видно, что русская буржуазия объективно
не в состоянии быть прогрессивной, движущей вперед Россию обще-
ственной силой»2.
1НАИРИРАН- Р. IV. Он. L Ех 139. Л. 103.
2 Там же. Л. 181.
736
Таков был ответ Спувд, на вопрос о том, почему в решающий
исторический момент, в 1917 г, буржуазия оказалась бессильной и
йе смогла удержаться у власти в стране.
По ходу изложения Спундэ дал ряд характеристик некоторым
историческим деятелям первой половины ХИ в. Видимо ему хоте-
лось показать, в чём он не согласен с официальной идеализацией
или, наоборот, официальным же очернением некоторых из этих ис-
торических фигур. Он подчеркнул «глубоко реакционный в своей
основе характер деятельности Суворова», указал на то, что «ныне
стало модой причесывать Пушкина под декабриста, хотя между ни-
ми дистанция огромного размера». «С болью и ненавистью» Спундэ
отметил канонизированное толкование борьбы Шамиля как глубоко
отрицательного явления: «Приказано думать, что народы юж»™™
гор должны были безропотно примириться с поработившей их цар-
ской Россией на том основании, что они не дошли в своем развитии
до уровня, скажем, тогдашней Англии».
Воззрения Спундэ противостояли принятому в науке тсудяр.
ственно-патриотическому подходу. Наиболее сильной стороной в
построениях автора были его отдельные мысли и рассуждения об
особенностях истории России, экономическом развитии страны,
оценках исторических деятелей. Кроме того рассмотрение отечест-
венной истории с точки зрения существовавших альтернатив харак-
теризует Спундэ как незаурядного мыслителя, не принявшего многие
догмы исторической мысли своего времени. Конечно, можно выра-
зить вполне обоснованные сомнения в том, была ли реальна та или
иная сформулированная им альтернатива, существовали или нет объ-
ективные условия, которые могли бы служить базой для её воплоще-
ния. В умозрительности построения альтернатив чувствуется извест-
ный дилетантизм, присущий автору. Правомерной была бы поста-
новка вопроса и о том, что именно, какие обстоятельства обусловли-
вали избрямиа консервативного пути развития страны. Автор писал
только об отдельных исторических личностях (Иван Грозный, Пётр),
о правящих в России кругах. На первый план был выдвинут субъек-
тивный фактор. При этом Спундэ исходил из невысказанного пред-
положения о том, что российское правительство всегда являлось но-
сителем консервативных устремлений. Для непредвзято настроенно-
737
47.Ммя«л.м.
го историка это предположение выглядит более чем сомнительным
Как и во всей марксистской исторической публицистике, особенно в
дореволюционный период её истории, в работе Спундэ рассуждения
автора нередко были очень умозрительны, оторваны от исторических
источников и подчинены общим марксистским идеям, не всегда со-
ответствовавшим действительности. Постоянно он ставил акцент на
классовом характере деятельности российского правительства, уц.
рощая картину событий. В его взглядах заметен демократизм, дохо-
дивший до идеализации народных масс: консерватизм он усматривал
в правительственных кругах, но никогда — в населении страны.
Видимо, превращение в историка-подпольщика, оппозиционера
по отношению к обязательной для всех официальной точке зрения
было типичным явлением для тех политических деятелей, которые
были выбиты из привычной жизненной колеи и, потеряв своё место в
партийно-государственной системе, вдруг получили возможность
посмотреть на окружавшую их действительность под новым углом
зрения, иначе осмыслить пройденный ими и партией путь. Кроме
Спундэ в числе его современников, также обратившихся к истории
страны и партии, можно указать М.Рютина и Х.Раковского. Правда,
они анализировали только путь, пройденный партией и оценивали
его итоги. Спундэ в качестве объекта анализа брал историю России в
целом, чем и интересен его труд.
Подпольное идейное противостояние официальной науке и
идеологии порой можно было наблюдалось и в среде историков-
профессионалов. Об одной из рукописей известного историка, спе-
циалиста по истории античного мира Соломона Яковлевича Лурье
(1891-1964) рассказал его сын — Яков Соломонович — в книге, вы-
пущенной под псевдонимом1.
Биография учёного освещена в книге, что избавляет от необхо-
димости её освещать в настоящей работе. Нужно подчеркнуть одно:
в течение всей творческой жизни С.Я.Лурье находился в известной
оппозиции к официальной науке, немало претерпел за свои взгляды и
еврейское происхождение, особенно в 1940-е гг., когда он был вы-
нужден покинуть Ленинград и переехать во Львов.
1 Копржива-Лурье Б.Я. История одной жизни. Париж, 1987.
738
Уже в зрелые годы жизни Лурье создал рукопись, не предна-
значенную для посторонних глаз. Автор книги дал труду своего отца
условное название «Кипрская тетрадь»: «Эго пожелтевшая от време-
ни тетрадка, без обложки, с текстом, написанным частью каким-то
особым письмом, частью латинским шрифтом. Записи латинским
шрифтом оказались русскими по языку — латинское письмо должно
было, очевидно, создать впечатление иностранного текста и отвлечь
внимание не слишком проницательного читателя»1. Все эти детали
убеждают в том, что труд создавался как явно «подпольный». По на-
блюдениям Я.С.Лурье, время составления тетради — около 1947 г.,
что подтверждается двумя выписками из иностранных журналов
1947 г., датами, содержащимися в тексте, и самим содержанием ру-
кописей. Это «записи историка, которые должны разъяснить буду-
щему читателю характер жизни и сущность системы, в условиях ко-
торой жил автор»2.
Важна одна деталь. Еще в 1929 г. в опубликованной работе
СЯ.Лурье писал, что огосударствление всего хозяйства не есть еще
его обобществление3. По свидетельству сына, в период строительст-
ва социализма систему, складывавшуюся в СССР на его глазах, он
рассматривал не как социализм, а как государственный капитализм4.
Все это свидетельствует об очень длительном формировании тех воз-
зрений, которые были высказаны С.Я.Лурье в его рукописи. Содер-
жание его рукописи — это выводы из всего жизненного опыта чело-
века и историка.
Первая часть называлась «Об общих принципиальных основах
советского строя», а вторая — «Организация массового рабского
труда». Особое значение автор придавал «прикреплению производи-
теля к определенному предприятию и отсутствию свободы передви-
жения», «переброске производителя с одного места на другое без его
согласия», уголовному наказанию за уход с работы. «Именно эти яв-
ления дали основания С.Я. прийти к выводу, что ”с точки зрения
1 Там же. С. 245.
2 Там же.
Я.С.Лурье сослался на работу С.Я.Лурье «История античной общественной мыс-
ли». М.-Л., 1929. С. 288-289 (См.: Копржива-Лурье Б.Я. История одной жизни.
С. 131).
4 Копржива-Лурье Б.Я. История одной жизни. С. 131.
739
47»
марксистской методологии истории" исследуемый строй, соединяю-
щий несвободного производителя с отсутствием у него "собственных
орудий производства", "является рабовладельческим» — писал
Я.СЛурье . «В одном случае», по его наблюдению, понятие «госу-
дарственное рабство» и «государственный капитализм» употреблены
как более или менее синонимичные. «При любом определении инте-
ресны замечания автора о своеобразной "двуплановости" общества, о
всеобщем обязательном участии "в веселом праздничном представ-
лении о земном рае", не имеющим ничего общего с будничной дей-
ствительностью, о системе "добровольно-принудительных меро-
приятий"», — писал Я.СЛурье1 2.
С.Я.Лурье не окончил свой труд. Был создан лишь фрагмент
задуманного сочинения, написать которое в полном объёме историк
вряд ли смог бы.
Именно в идейном противостоянии официальной науке и идео-
логии заключались главнейшее содержание и смысл существования
исторической мысли, действовавшей в сфере «скрытой культуры».
Как можно предположить, главными представителями этой мысли
могли быть только историки-дилетанты, для которых исследование
прошлого не было источником материального благосостояния. Без-
условно, профессиональные историки не могли посвятить себя все-
цело «скрытой культуре», подпольному творчеству. Однако отдель-
ные труды, в которых можно было бы высказаться со всей искренно-
стью, они могли создавать.
2.2. Теоретические искания: П.П.Смирнов и В.Г.Карцов
Оставшимися в области «скрытой культуры» являлись такие
историко-социологические рукописи учёных, содержание которых
не вписывалось в систему представлений сталинского марксизма-
ленинизма. К их кругу относятся штудии Павла Петровича Смирнова
(1882-1947), известного главным образом своими исследованиями по
истории русских городов XVI-XVII вв.
1 Там же. С. 245.
2 Там же.
740
Смирнов происходил из семьи военного врача, его мать работа-
ла до замужества народной учительницей. В ту пору, когда будущий
историк учился1 вкиевском университете, умер его отец, а на Даль-
нем Востоке в 1905 г. без вести пропал брат. Доходы семьи Смирно-
вых состояли почти всецело из тех заработков, которые добывал ре-
петиторством П.П.Смирнов. Таким образом, в университете он отно-
сился к бедному студенчеству. Не вступая ни в какую партию он
был активным участником студенческого движения, вёл занятия в
рабочих кружках . Проявив интерес к научным исследованиям и спо-
собности, оценённые серебряной медалью университета, Смирнов
был оставлен при кафедре русской истории его научным руководи-
телем М.В.Довнар-Запольским. Судя по отчёту о научных занятиях
той поры Смирнов большое значение в истории отводил «вопросу
классовых перегруппировок общественных сил и их взаимоотноше-
ний». «Создавая напряжённо-нервную атмосферу жизни культурных
стран, этот процесс объясняет многое и во внешней истории великих
держав... Процесс этот между тем является производным, а глав-
нейшее производящее — рост народонаселения и накопление им по-
нятий предков». Росту народонаселения Смирнов отдавал основную
роль и считал его изучение «типичнейшим признаком и основой ис-
торических работ» в современную ему пору . Таким образом, уже в
начале научной деятельности молодой учёный обратил серьёзное
внимание на демографический фактор исторического процесса, впо-
следствии эта идея получила развитие в его социологических трудах.
Тогда же история городов становится главной темой занятий Смир-
нова3. В 1917 г. по этой теме он защитил диссертацию.
1923-1927 гг. Смирнов провёл в заключении, в киевской тюрь-
ме, по ложному обвинению в сотрудничестве с польской разведкой.
Здесь он заведовал библиотекой, выступал с лекциями, занимался
хозяйством этой своеобразной колонии, возобновил исследователь-
скую работу, посвящённую древнейшему, Волжскому, торговому
пути. После освобождения Смирнов устроился на работу в Средне-
азиатский государственный университет, в Ташкенте.
1ОР РГБ Ф 279 К 1 Д. 2. Л. 16,35 об. Биография П.П.Смирнова.
2 ГАК. Ф. 16. Оп.' 465. Д. 3788. Л. 8. Личное дело П.П.Смирнова.
3 См.: Дубровский А.М. П.П.Смирнов - историк городов феодальной России // Рус-
ский город (исследования и материалы). Вып. 6. М., 1983. С. 91-101.
741
Ещё в 1923 г. он написал, но не опубликовал статью «О единст-
ве исторического развития Европы»1. В ней он изложил свои раз-
мышления об общих чертах исторического пути России и Западной
Европы. Возможно, мировая война, революция и другие события а
также знакомство с марксистской и иной социологической литерату-
рой натолкнули молодого историка на широкие обобщённые наблю-
дения над историческими процессами.
«Самым существенным, решающим и вместе с тем простым и
сходным (в истории Западной Европы и России — А.Д.) являются
события экономического и социального порядка, — писал Смир-
нов. — Мы видим с несомненностью, что русская история составляет
нераздельную органическую часть истории общеевропейской и ни-
какими принципиальными особенностями из неё не выделяется»2. По
сути дела весь комплекс идей, выраженный в статье, восходил к тру-
дам Н.П.Павлова-Сильванского. Всё, о чём писал Смирнов, носилось
в воздухе и молчаливо предполагалось многими историками ещё в
дореволюционную пору.
В другой, более поздней, работе с названием «Россия и Запад
(опыт исторической морфологии)» (1923-1925 гг.) он представил
таблицы, в которых исторический процесс был разделён на стадии
П.П.Смирнов.
социально-политического развития, прово-
дилось сравнение длительности протекания
того или иного периода в каждой из значи-
тельных европейских стран. Каждая таблица
была посвящена определённому периоду.
Вся работа утверждала мысль о единстве
стадий в развитии Европы и России. Смир-
нов очерчивал следующие периоды: период
существования варварских государств, пери-
од феодализма, период сословно-представи-
тельной монархии, период абсолютной мо-
нархии, эпоха крушения абсолютизма. Рас-
* ОР РГБ. Ф. 279. К. 11. Д. 5. Л. 1-6 об.; См.: Дубровский А.М. Неопубликованные
работы П.П.Смирнова в ОР ГБЛ // Археографический ежегодник за 1988 г. М., 1989.
С. 233-234.
2 Там же. Л. 2,3 об.
742
сматривая общие черты российской и западноевропейской истории,
Смирнов не мог не натолкнуться на вопрос о сущности и причинах
своеобразия отечественного прошлого. Своеобразие российской ис-
тории, по мысли автора, заключалось в том, что соответствующие
явления распространялись по Европе с запада на восток, поэтому
аналогичные исторические стадии в России начинались позже, чем
на Западе, а длились короче, затянулся только период абсолютизма.
«В России, захваченные новым переворотом, сходили со сцены ещё
не изжившие себя классы и брали в руки власть неготовые к ней, и
это предопределено её местом в Европе», — писал Смирнов в своей
работе1. Здесь ход его рассуждение предвосхищал те представления
о темпах исторического развития России, которые в развёрнутом ви-
де были представлены в труде И.К.Пантина, Е.Г.Плимака,
В.Г.Хороса «Революционная традиция в России», изданном в 1986 г?
В 1925 г. Смирнов подготовил новую редакцию своего труда,
изменив название на иное — «Закон неравномерности экономиче-
ского и политического развития европейских стран»2 3. К этому вре-
мени работа выросла в небольшую книгу (118 страниц машинописи),
что говорит о том внимании, с которым Смирнов относился к ней,
продолжая работать над текстом.
В дальнейшем он вновь обратился к своему труду, на л. 231 ру-
кописи появилась дата — 1931 г., работе был предпослан эпиграф их
сочинений Сталина. Позже, в 1934 г., он отметил выход в свет «За-
мечаний» Сталина, Жданова, Кирова на проспект учебника по исто-
рии СССР, видимо, для того, чтобы учесть их в своей работе. Основ-
ные выводы во всех изданиях были сохранены, хотя в последней ре-
дакции автор отошёл от упрощённого географизма, с помощью кото-
рого он на первых порах объяснял различия в истории России и За-
пада. В последней редакции он выдвинул плотность населения в ка-
честве определяющего фактора исторического процесса: «Рельеф
населённости... в основных чертах сохраняется до сих пор, оказывая
могущественное воздействие на историческую эволюцию отдельных
2 Патин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России. 1783-
1883 гг. М., 1986.
3 ОР РГБ. Ф. 279. Д. 8. Л. 1-231.
743
стран»1. Смирнов отмечал, что «проблема исторической эволюции
Европы и России, т.е. проблема нашего прошлого, настоящего и 6v
дущего, всё же почти не сдвинута с тех позиций, где её бросили на-
родники и марксисты»2. Историк верно почувствовал то, что мар-
ксизм не охватил демографических проблем в жизни общества и
стремился восполнить своим трудом этот пробел. Сам он впоследст-
вии всё более и более усваивал марксистские истины, хотя марксис-
том так и не стал, тяготея к экономическому материализму. В 1930-
1940-е гг. Смирнов был поглощён работой над большой монографи-
ей «Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в.»,
которая стала его докторской диссертацией. Он сохранил свои исто-
рико-социологические труды, быть может, ещё надеясь их опублико-
вать. Однако они не вписывались своим содержанием в картину ут-
верждавшегося в науке марксизма сталинского образца, поэтому ра-
боты так и остались в архиве учёного.
Уединённые размышления на историко-социологические темы
были присущи и тверскому историку Владимиру Геннадьевичу Кар-
пову. Плодом его работы является небольшая по объёму рукопись,
хранящаяся в настоящее время в Государственном архиве Тверской
области3. По ряду признаков она может быть отнесена к тому ком-
плексу исторических трудов, которые относятся к неофициальной,
«скрытой» культуре.
Карцов родился в 1904 г. в с. Детское Петербургской губернии
в семье акцизного чиновника. Родителей лишился рано: отец после
революции остался во Франции, где он работал, а мать умерла в
1919 г. В 1919-м 16-летним юношей Карцов пошёл в Красную ар-
мию, где работала его сестра. «Преимущественно работал в красно-
армейских газетах и по ликбезу», — писал он в автобиографии4. Он
участвовал в событиях гражданской войны в Белоруссии и в Закавка-
зье. После войны стал студентом Московского университета и в
1925-1930 гг. прошёл полный курс обучения на этнологическом фа-
культете, в который был преобразован историко-филологический
1 Там же. Д. 10. Л. 208.
2 Там же. Л. 112.
3 Государственный архив Тверской
Д. 160. Л. 1-17.
4 Там же. Д. 1. Л. 1.
области (далее — ГАТО). Ф. Р-1272. On. 1.
744
факультет. Здесь он попал в сферу деятельности не только «красных
профессоров», но и «старых специалистов», в частности видного
отечественного археолога В.А.Городцова. Это обеспечило высокую
профессиональную подготовку будущего учёного, который в ту пору
готовился быть археологом.
Ещё в 1924 г. Городцов побывал в Сибири и под впечатлением
увиденного в этом крае хотел ввести его археологические памятники
в свою систему отечественных древностей. С 1930 г. он возглавил
Саяно-алтайскую археологическую экспедицию. Сюда, в Сибирь,
Городцов стал направлять на раскопки своих учеников. Под влиянием
Городцова и собственных впечатлений от Красноярского края, полу-
ченных во время экспедиции, Карцов после окончания университета
переехал на работу в Красноярск, в краевой музей. Обращает на себя
время окончания Карповым университета. Это время «Академическо-
го дела». По устным воспоминаниям С.В.Романовской, жены Карпова,
археологи Московского университета относились к власти лояльно,
хотя в кулуарах и отзывались о ней очень критически. На курсе, где
она училась вместе с Карповым, был только один комсомолец. На фа-
культете не было партийной организации. Студенчество же составля-
ли в основном выходцы из семей дореволюционной интеллигенции.
Последние обстоятельства, по мнению Романовской, и способствовали
тому, что факультет был расформирован. Быть может под впечатлени-
ем арестов в университете уволенный отовсюду Городцов направил
своего ученика подальше от опасной в ту пору столицы.
В Сибири Карцов занимался изучением археологии края и ис-
тории коренного населения. И во время жизни в Сибири и, уже уехав
в Москву, он участвовал в экспедициях и руководил ими в 1928-
1937 гг.’ На основе собранных материалов он опубликовал первые
научные труды — «Народы Сибири» (М., 1935), «Очерки истории
народов Северо-Западной Сибири» (М., 1937) и др. Интересно, что и
другой ученик Городцова С.В.Киселёв в те же 1920-1930-е гг. зани-
мался историей сибирских народов и в 1933 г. опубликовал книгу
«Разложение рода и феодализм на Енисее». Таким образом, увлека-
ясь чисто научными целями, ученики Гордцова посвятили ряд лет
1 Там же.
745
решению актуальной задачи, поставленной тогда перед исторической
наукой, — разработке истории народов окраин России.
В 1934 г. Карцов переехал в Москву. Там он работал в Государ-
ственном Историческом музее, преподавал в школе. «С введением в
школах курса гражданской истории пришлось включиться в разра-
ботку методики его преподавания. В течение ряда лет вёл экспери-
ментальную работу по вопросам методики преподавания истории и
руководил работой московских учителей в качестве методиста на-
чальной школы», — вспоминал он1. Так получилось, что работа над
методикой преподавания истории — актуальная задача тех дней —
стала одним из основных направлений в его деятельности. Во время
войны Карцов находился в эвакуации в Сибири, где продолжал рабо-
тать в школе (1941-1943 гг.). В это время его жена, будучи репресси-
рованной, отбывала срок в лагере, а затем в ссылке. Она смогла вер-
нуться только в 1944 г.
После возвращения в Москву Карцов работал в издательстве
«Учпедгиз», выпускавшем учебную литературу для школ (1943-
1946 гг.). Здесь он курировал подготовку издания книг по истории.
С открытием Академии педагогических наук СССР Карцов стал на-
учным сотрудником Института методов обучения. В 1946 г. он защи-
тил в качестве кандидатской диссертации опубликованную к этому
времени книгу «Методика преподавания истории в начальной шко-
ле». С 1946 по 1957 гг. он работал в Тульском педагогическом ин-
ституте. «В эти годы мне пришлось почти целиком отдаться разра-
ботке вопросов преподавания истории в школе», — вспоминал он2.
Он принял участие в усовершенствовании учебника Шестакова —
дополнил его разделом, посвящённом Великой Отечественной войне.
Поскольку этот учебник сложностью изложения материала вызывал
нарекания со стороны учителей, работавших в 3-4 классах, Карцов в
соавторстве с детским писателем С.П.Алексеевым в 1956 г. выпустил
новый учебник по истории СССР, который заменил собою прежний
учебник Шестакова. Учебник Алексеева и Карцова выдержал девять
изданий. Таким образом, за два с лишним десятка лет работы в об-
1 Там же.
2 Там же.
746
ласти методики преподавания истории Карцов стал видным методи-
стом, известным в стране.
В 1957 г. он снова вернулся в Сибирь и стал работать в Абакан-
ском педагогическом институте. Архивный фонд историка не дал
возможности убедительно объяснить такой неожиданный поворот в
его биографии. Не был ли этот отъезд в Сибирь повторным бегством
от возможных неприятных проблем, как в 1930 г.?
Переезд в Сибирь вернул Карцова к историческим исследова-
ниям. Теперь он занялся декабристоведением, биографией Г.С.Ба-
тенькова. Параллельно он продолжил занятия по истории народов
Сибири, в частности по истории Хакассии.
С 1961 г. Карцов начал работать в Калининском педагогиче-
ском институте. Со своими сотрудниками он организовал изучение
современного быта жителей области. Эти изыскания натолкнули его
на замысел написания монографии о старообрядчестве. Как он сам
писал, это должен был быть труд «по истории религиозного раскола
как формы антифеодального народного движения, развёртывавшего-
ся в религиозной оболочке в условиях крепостнической России»1.
В 1977 г. Карцов скончался, оставив в качестве научного насле-
дия 108 работ научно-исследовательского, популярного, методиче-
ского и учебного содержания.
О воззрениях историка, и общественно-политических и науч-
ных особенно ясно свидетельствуют некоторые его рукописи —
краткие записи тезисов, порой отдельных фраз для выступлений перед
учителями по методическим вопросам. В архивном фонде Карцова
они составляют обширное дело2. В одной из этих рукописей под на-
званием «История культуры в школьном курсе» встречаются высказы-
вания такого содержания: «Разоблачение низкопоклонства перед За-
падом», «Изучение вопросов культуры и науки на уроках истории
СССР — огромное познавательное и воспитательное значение. Тем не
менее до указаний ЦК по идеологическим вопросам — мало внима-
ния. В вопросах истории культуры — извращения», «Буржуазные
1 Карцов В.Г. Религиозный раскол как форма социального протеста в истории Рос-
сии. Спецкурс. Ч. 1. Калинин, 1971, С. 3.
2 ГАТО. Ф. Р-1272. On. 1. Д 58. Л. 1-236.
747
космополиты заявляли: Во всём византийско-итальянское
Иване Ш. Неверно. Надо показать самобытность русской ЛЛИЯНИе пРИ
В этих рукописных трудах нередко встречаются пит ЬТуры>>‘-
чинений Ленина и Сталина. Что это всё — идеологически-™ “3 Со‘
или чистосердечное обращение к «сокровищнице маокси ДеК°Рум
было принято говорить в то время? и*<-изма»,
По крайней мере, внешне он являлся искренним историком-
марксистом. Своими работами он откликался на важнейшие задачи,
поставленные партийно-государственным руководством: разрабаты-
вал такие актуальные темы как история народов, антифеодальное
движение в крепостническую эпоху (старообрядчество), революци-
онное движение (декабристы). Он принял участие в работе над
школьным учебником по истории СССР и выступил инициатором
включения в школьный курс такой актуальной в политическом от-
ношении темы как история Великой Отечественной войны. Затем
сам создал новый учебник — пособие, особенно концентрированно
выражающее идейное содержание официальной науки. Вместе с тем
его труды свидетельствуют о том, что Карцов являлся увлечённым и
настойчивым исследователем, обладавшим большой работоспособ-
ностью, склонностью к научному поиску.
В архивном фонде Карпова хранится дело с названием «Про-
блема общего и особенного в историческом развитии России»1 2. В де-
ле содержатся рукописи трудов историка на указанную тему,
созданные в разное время. Эти работы не завершены. Судя по почер-
ку, записи были сделаны исключительно для себя: в отличие от руко-
писей докладов, почерк автора мало разборчив, слова написаны с
пропусками букв, то или иное слово прочитывается не по буквам, а
угадывается по смыслу или по его виду, взятому в целом. По сути де-
ла перед читателем рукописи — своеобразный вариант стенограммы.
Пишущая рука не поспевала за ходом мысли. Среди рукописей, со-
держащихся в архивном деле, можно указать на четыре, представ-
лявшие собою близкие по содержанию редакции одной и той же ра-
боты об особенностях истории России3. Вероятно, историк работал
1 Там же. Л. 25,45.
2Д. 160. Л. 1-5.
3 Там же. Л. 1-8, 9-13,15-17,50-51.
748
над интересовавшей его проблемой довольно долгое время. Рукописи
плохо поддаются датировке. Можно высказать предположение о том
что работа началась вскоре после дискуссии о восходящей и нисхо-
дящей линиях развития феодализма, которую начала Нечкина в 1954 г
В одной из рукописей Карцов писал об этих линиях, проводя перио-
дизацию истории России и разделяя её на два этапа в соответствии с
этими линиями . В другой рукописи Карцов упоминал маоизм, что
наводит на предположение о работе историка над очередной редакци-
ей своего труда в 1960-е гг., во время культурной революции в Китае,
когда термин «маоизм» стал употребляться в советской печати.
Как преподаватель и автор учебников Карцов не мог не придти
к целостному восприятию российского исторического процесса, к
общим, концептуальным проблемам отечественной истории. Как и
Нечкина в предвоенные годы в работе о причинах отсталости России
от стран Западной Европы, он почувствовал неразработанность в
науке проблемы особенностей отечественной истории. Записи Кар-
цева — результаты его раздумий над историей России. На первом
листе архивного дела так и написано: «Мысли по вопросам особен-
ного и общего в историческом развитии России»1 2.
Для осмысления этой проблемы ему понадобилось понятие ци-
вилизации, причём в том смысле этого термина, который не был в
употреблении в советской науке, — в смысле региональных особен-
ностей той или иной группы стран. Историк почувствовал необходи-
мость такого подхода, и в этом отношении уровень его размышлений
над отечественным прошлым приблизился к тому, который был ха-
рактерен для последнего десятилетия XX в. Возможно, обращение к
этому понятию в глубинной своей основе имело следующее. В школе
Городцова Карцов получил представление о разнообразии археоло-
гических культур. В результате «Академического дела» в археологии
началась большая чистка, от которой пострадали и люди и разделяв-
шиеся ими научные идеи, в частности, научный подход к археологи-
ческому материалу с точки зрения исследования культур. Как писал
А.А.Формозов, в 1930-х гг. «археология была признана устаревшей
буржуазной наукой. Само имя её было упразднено. Предлагалось
1 Там же. Л. 13.
2 Там же. Л. 1.
749
строить новую марксистскую науку — историю материальной культу-
ры. Задача её виделась в восстановлении истории общества по единой
стадиальной схеме на основе автохтонного развития. Признание спе-
цифики отдельных районов, многолинейность развития, определённой
роли миграций, выделение археологических культур приравнивалось к
расизму и фашизму»1. Понятие стадиальности в наибольшей степени
соответствовало марксистскому пониманию истории, в частности той
теории формаций, которая ровдалась в начале 1930-х гг. в ГАИМК-
«понятие стадиальности использовалось прежде всего при рассмотре-
нии вопросов развития общественных формаций»2.
Так же, как и учение о формациях, теория стадиальности сгла-
живала особенности исторического развития, что не удовлетворяло
Карцова, выросшего в школе сторонника изучения культур, и могло
натолкнуть его на размышления о понятии «цивилизация» в приме-
нении к отечественной истории.
Как справедливо рассуждал Карцов, Русь находилась на стыке
раннесредневековых цивилизаций: «1) "Путь из варяг в греки" —
восточная грань общеевропейской христианской цивилизации, со-
единяющая её римско-католическую и византийско-православную
ветви. 2) Роль волжского пути: Хазарский каганат, Булгары — про-
водники арабско-переднеазиатской, мусульманской цивилизации»3.
Видимо, именно в этом он видел некую изначальную особенность
положения страны и её истории. В двух рукописях имеются записи
тождественного содержания, и в обеих рукописях именно цивилиза-
ционная принадлежность Руси положена в основу рассуждений, сде-
лана исходным пунктом при рассмотрении проблемы.
Далее, подобно Нечкиной в её докладе, историк переходил к
типичному для советской науки сопоставлению империи Карла Ве-
ликого и империи Рюриковичей — Киевской Руси. Однако, в отли-
чие от господствовавшей точки зрения, он делал из этого сравнения
совершенно иные выводы: «Империя Карла Великого и империя Рю-
1 Формозов А.А. С.В.Киселёв — советский археолог 1930-1950-х годов // Советская
археология. 1995. № 4. С. 154.
2 Генинг В.Ф. Очерки по истории советской археологии (у истоков формирования
марксистских теоретических основ советской археологии. 20-е — первая половица
30-х годов). Киев, 1982. С. 183.
3 ГАТО. Ф. Р-1272. On. 1. Д. 160. Л. 4.
750
риковичей: и там и здесь процессы феодализации, но при относи-
;еЛьной ограниченности земель на западе и их относительной неог-
раниченности на востоке эти процессы совершаются ускоренно или
замедленно. Империя Карла Великого складывается к IX в.; IX в._
начало распада. Империя Рюриковичей складывается к концу X в-
X! в. — распад. Значит: отставание в исходе на 150-200 лет»1. Причи-
ны такого отставания Карцов совершенно справедливо усмотрел в
географических условиях: «Благодаря территориальной ограниченно-
сти и сравнительно быстрому захвату земель феодалами на западе
складывание феодальных отношений протекает быстрее. Здесь "фео-
дальная лестница сеньёрия (сеньёритет?) и вассалитет выступают
чётко. "Взлёт" Руси — её международное значение при Ярославе Му-
дром не итог опережения, а результат отставания: на Западе началось
феодальное раздробление, а Русь достигает стадии мощной "империи
Рюриковичей". Наличие свободных земель в Восточной Европе обес-
печивает развитие феодализма не столько внутрь, сколько вширь»2.
Как видно, мысль Карцова развивалась в том же направлении,
что и рассуждения Нечкиной. Подобно ей он рассматривал обстоя-
тельства, породившие особенности исторического пути России в
хронологическом порядке, по периодам. Осветив особенности исто-
рии страны, сказавшиеся ещё в самое раннее время, он перешёл к
рассмотрению «проблем периода феодальной раздробленности» (это
была очередная часть работы). В отличие от Нечкиной, которая по-
строила свой труд на рассмотрении одного за другим факторов при-
чин отсталости, Карцов в анализируемой части его работы стал сби-
ваться на освещение основных черт и процессов рассматриваемого
периода отечественной истории.
Период политической раздробленности на Руси он назвал «пе-
риодом наибольшего приближения к феодальным порядкам западно-
европейского феодализма»3.
В части «Начало объединения русских земель» он вновь вер-
нулся к теме фонда земель на западе и на востоке Европы. Возрождая
идеи Соловьёва и Ключевского, он писал о колонизуемых землях на
* Там же.
1 Там же. Л. 5.
3 Там же. Л. 6.
751
Руси (эта сторона российского исторического процесса была забыта
в советской науке): «На Западе в условиях земельной ограниченно-
сти развивается система чисто феодальной зависимости — вассали-
тет: крестьяне несут феодальные повинности за реальное пользова-
ние землёй феодала. Недостаток земли, относительное аграрное пе-
ренаселение влечёт за собой быстрейшее развитие ремесла, рост го-
родов, куда отходит избыточная часть населения. С другой стороны,
недостаток земель феодалы стремятся компенсировать путём внеш-
них захватов — "Drang nach Osten". На Руси в условиях земельных
просторов вассалитет не имеет достаточно чёткого развития. Отсю-
да — потребность искусственных мер прикрепления к земле кресть-
ян — основа для развития крепостничества. Следственно: элемент
насилия здесь сильнее, так как крестьянину есть куда уйти. Вместе с
этим феодалы были заинтересованы в укреплении власти. Отсюда —
централизация, ускоренная потребностями обороны»1.
В этом рассуждении Карцов воспроизводит идею Милюкова о
слабом разделении труда на Руси из-за редкого населения. Судя по
всему, он пришёл к ней самостоятельно, нащупав верный путь к ура-
зумению важной особенности в истории страны. Также справедливо
устанавливает он связь между развитием феодальной зависимости
(её разнообразные ступени покрывает у Карцова один термин — «за-
крепощение») и редким населением, огромным фондом свободных
земель. Эти верные мысли сопровождаются искусственными или по
крайней мере спорными построениями, характерными для «русского
марксизма»: «элемент насилия здесь сильнее», чем на Запаце, заин-
тересованность землевладельцев в крепкой централизованной вла-
сти — источник образования единого государства.
Далее Карцов обратился к «проблеме складывания централизо-
ванного государства»; так называлась следующая часть его работы.
В этой части он особую важность придаёт связи самодержавной вла-
сти и огромного фонда государственных земель. Именно на базе
«мощного государственного землевладения» происходило «зарожде-
ние самодержавия». Карцов не был склонен отождествлять, как это
было принято в официальной науке, земские соборы на Руси с со-
словно-представительными учреждениями на Западе. Он совершенно
1 Там же. Л. 7.
752
справедливо считал сословное представительство в России опорой
самодержавия. В процессе образования Российского государства он
видел важное явление победу поместного землевладения над вот-
чинным, что было победой самодержавия. «Самодержавие — оплот
•'государственного феодализма", это — не абсолютизм», — таков
был итог рассуждений историка1 2. Параллельно в ходе его размышле-
ний как бы пунктиром отмечался процесс растущей изоляции России
от стран Запада. Важным в данном случае было то, что объединение
русских земель шло на феодальной основе; здесь Карцов усматривал
феодализацию. Так, по его мысли, «разгром Новгорода (не вполне
ясно, что имелось в виду — присоединение к Москве или погром,
устроенный Иваном Грозным — А.Д.) — удар по внешнеэкономиче-
ским и политическим связям России с Западом — закрытие балтий-
ских ворот» . Падение Византии и превращение Москвы в фактиче-
ский центр — оплот православия в том же — изоляционном — на-
правлении повлияли на положение России. «Православие — религия,
освящавшая национально-экономическую замкнутость России», —
писал Карцов3.
Последние построения представляются искусственными в све-
те, например, достаточно известных растущих связей России со
странами Запада в конце XV и в XVI в. В- размышлениях Карцова
гораздо ценнее иное — идея государственного феодализма в России,
понимание разных итогов политической централизации в этой стране
и в странах Западной Европы, что было совершенно не свойственно
официально признанной исторической мысли и входило в противо-
речие с марксистским подходом к пониманию исторического про-
цесса. Пожалуй было бы неточно назвать воззрения Карцова на госу-
дарственный феодализм концепцией, здесь была только идея, но во
всяком случае эта идея предвосхищала ту концепцию государствен-
ного феодализма в России, которая была разработана отечественны-
ми исследователями много позже.
В целом же стержневой идеей Карцова при рассмотрении оте-
чественной истории была идея, которая представляла собою вариа-
1 Там же. Л. 8.
2 Там же. Л. 7.
3 Там же. Л. 8.
48. Дубровский А. М.
753
цию идеи Соловьёва-Ключевского о колонизации России: «Россия
всегда развивалась в социально-экономическом, да и в других отно-
шениях не столько в глубь, сколько вширь. Вероятно, это закономер'-
ность, обусловленная всем историческим развитием на базе соответ-
ствующего материально-географического фактора»1.
Размышления Карцева над заинтересовавшей его проблемой
были искренней и честной попыткой историка разобраться в сути
дела. В ходе поиска он отходил от принятых в официальной науке
решений, не боялся повторить идеи «буржуазного» историка Со-
ловьёва (имеется ссылка на Соловьёва в одной из рукописей Карце-
ва). Его далёкий от завершения труд создавался не на столь высоком
уровне, как доклад аналогичного содержания Нечкиной в 1941 г.
Карцов не дал ни такого широкого охвата проблемы, какой содер-
жался в работе Нечкиной, ни такой проработки различных вопросов,
которые пыталась решить Нечкина. Но и он выдвинул такие идеи,
каких у Нечкиной не было (например, о государственном феодализ-
ме), привлёк к рассмотрению такие понятия как «цивилизация», ко-
торые Нечкина в своей работе не употребляла. Трудно сказать, на-
сколько сам Карцов отдавал себе отчёт в соотношении смысла своей
работы и идейного содержания официальной науки. Ведь уже самой
постановкой вопроса об особенностях исторического пути России,
указанием на эти особенности с первых веков отечественной истории
автор входил в глубокое противоречие с официальной наукой.
Проблема очень интересовала Карцова, и он, как кажется, по-
пытался придать своей работе вид, который позволил бы выступить с
нею перед коллегами, обсудить итоги своих размышлений. Возмож-
но, так родилась одна из редакций его работы под названием «Об
особенностях исторического развития России»2. Он насытил свой
труд ссылками на сочинения Ленина, отбросил идеи о цивилизаци-
онной принадлежности России, о государственном феодализме, уси-
лил экономическое и классовое содержание рассматриваемых про-
цессов в российском прошлом. Из работы выпали наиболее ценные
идеи, автор обезличил и обесплодил её. Попытка инкорпорировать
идеи своего труда в официально признанные схемы и системы пред-
1 Там же. Л. 12.
2 Там же. Л. 50-51.
754
ставлений обернулась неудачей. Наиболее важные и перспективные
дЛЯ науки прозрения учёного так и остались в сфере, закрытой для
посторонних глаз.
Итак, ни Смирнов, ни Карцов не опубликовали своих работ, хо-
тя трудились над ними ряд лет. И тот и другой историк понимал
важности заинтересовавших его проблем. И вместе с тем, вероятно,
оба они ясно видел их сложность, в той или иной мере осознавали
несовпадение своих решений с официально признанными идеями.
В противоположность Спундэ или Лурье они не противопоставлял
свои выводы официальной науке, эта оппозиция получалась как бы
стихийно, в результате добросовестного подхода к решению теоре-
тических проблем.
2.3. Произведения, отвергнутые властью: труды
С.В.Бахрушина и С.Б.Веселовского
Произведения, не попавшие в печать не вследствие того, что их
качество почему-то не удовлетворяло авторов, а из-за расхождений
содержания этих трудов с партийно-государственной политикой,
пропагандируемыми в ней идеологическими ценностями, порой
встречаются в наследии профессиональных историков советского
периода. В частности, такие работы были у С.В.Бахрушина и
С.Б.Веселовского.
В 1920-х гг., занимаясь историей Сибири, С.В.Бахрушин написал
работу «Русские переселенцы в прошлом»’. Популярная по характеру
изложения, она была подлинно научным трудом, основанном на све-
жем архивном материале, с новыми идеями. Вскоре после её создания
работу не удалось опубликовать, а потом (в 1930-х гг.) это и вовсе ста-
ло невозможно. Автор освещал в ней заселение русскими Сибири в
XVII в. Не оглядываясь на политико-идеологические обстоятельства,
Бахрушин освещал процесс так, как он представлялся ему, исходя из
обширных архивных материалов, которые он в ту пору освоил.
«Во все времена и во всех странах нужда и недостаток средств
к существованию у себя на родине заставляли наиболее предприим-
чивую и энергичную часть населения искать лучшей доли в чужих
1 Архив РАН. Ф. 624. On. 1. Д. 111- Л. 1-56.
755
48*
коаях Так было и в России», — так начал Бахрушин своё повеСтво.
вание1 Он вёл обобщённый рассказ о проникновении русского насе-
ления в Сибирь, снабжая его описанием отдельных случаев: «Пер.
вым делом по прибытии в "немирную землицу" русские строили го-
род откуда было бы легче начать завоевание страны. Выбирался
крутой яр на берегу реки, предпочтительно на высоком мысу, омы-
ваемом с трёх сторон водою, на скорую руку рубили и сводили лес и
приступали к постройке. Со сказочной быстротой росли деревянные
стены и венчались башнями с бойницами. Размеры города не были
велики, но внешний вид его был довольно внушителен»2. На службу
в сибирские города отправляли обычно провинившихся в чём-то лю-
дей; «это были сорви-головы, которым нечего было терять..., гото-
вые ко всякому риску ради наживы и выслуги».
Из городков служилые люди отправлялись в походы для поко-
рения окрестных жителей, к небольшому отряду служилых присое-
динялись охотники-промысловики, рассчитывавшие проникнуть в
неисследованные земли. Целью похода был захват заложников-
аманатов и принуждение их соплеменников платить дань. Бахру-
шин рассказывал о случаях кровавых схваток и расправ русских
отрядов с местными жителями и местных жителей с русскими (в
таких расправах не жалели женщин и детей), о проявлениях ковар-
ства и жестокости с обеих сторон.
Автор освещал приключения и охотников-промысловиков, ко-
торые, по его мнению, первыми пролагали пути внутрь сибирских
территорий. Их движение также не обходилось без столкновений с
местным населением. Хищническое истребление соболя болезненно
сказывалось на местном населении. Поэтому, в частности, воинст-
венные тунгусы не только нападали на отдельных промысловиков,
но и осаждали зимовья порой очень долгое время. Иногда охотничь-
ей добычей, продовольствием и вещами промысловиков не прочь
были поживиться встретившие их служилые люди.
Картина взаимоотношений русского населения и местных жи-
телей настолько была наполнена жестокостями, что она никак не со-
ответствовала стремлению власти в 1930-х гг. показать благотвор-
1 Там же. Л. 1.
2 Там же. Л. 6.
756
„ость присоединения тех или иных народов к России. Ясно что эта
работа Бахрушина оказалась нежелательной для опубликования и не
появилась в печати.
Другая работа историка также относилась к освещению исто-
рии народов. Во второй половине 1930-х гг. (более точное определе-
ние даты оказалось затруднительным) С.В.Бахрушин выступил, веро-
ятно, в Институте истории с докладом «Восстание в Западной Сибири
в 1662-1665 гг.» Это восстание носило антирусский характер и имело
целью отделить значительную часть территории Сибири от России. По
недосмотру власти в 1930-х гг. материал об этом восстании ещё не
был вычищен из учебной литературы, поэтому с точки зрения Бахру-
шина тема вовсе не была запретной или сомнительной в политическом
отношении. Будь у автора хоть малейшее сомнение в отношении по-
литического звучания темы он, напуганный «Академическим делом»,
никогда бы не пошёл на выступление с подобным докладом.
Его привлекли новые материалы о восстании, опубликованные
в 1936 г. в «Материалах по истории Башкирской АССР» (Ч. 1. М.,
1936). В сопоставлении со сведениями, взятыми из столбцов и книг
Сибирского приказа, они давали более точную и полную картину,
дополнявшую и исправлявшую то, о чём писали ранее предшествен-
ники Бахрушина по изучению истории восстания. Главное, что инте-
ресовало историка, — это вопрос об участниках восстания.
Важную инициативную роль в нём играл потомок хана Кучума
Девлет-Гирей, возглавлявший в середине XVII в. раздробленный и
разделённый между его братьями «юрт». В докладе Бахрушин пока-
зал хозяйство и социальные отношения внутри этого «юрта» или Ор-
ды Кучумовичей. «Опираясь на поддержку своих калмыцких союз-
ников, Девлет-Гирей ни на минуту не покидал притязаний на быв-
ший юрт своего деда Кучума. С Москвою он вёл долгое время слож-
ную игру, неоднократно изъявляя готовность вступить в союзно-
вассальные отношения к московскому царю под условием возврата
ему Сибирского юрта. Притязания Девлет-Гирея в значительной сте-
пени поддерживались непопулярностью, которую вызывала москов-
1 Бахрушин С.В. Восстание в Западной Сибири в 1662—1665 гг. // Отечественная
культура и историческая мысль XVIII-XX веков. Брянск, 1999. С. 229-255.
757
ская власть своими тяжёлыми ясачными поборами среди населения
бывшего Кучумова царства»'.
Поэтому как только Девлет-Гирей восстал против московской
власти, восстала и «вся Западная Сибирь»; отклики восстания Бах-
рушин отметил и на далёком от центра движения севере, в краю Бе-
резовских остяков. «План заключался в том, чтобы захватить все
важнейшие русские города, взять Тобольск, перебить служилых лю-
дей и восстановить Сибирское ханство». В реальности, как справед-
ливо отмечал Бахрушин, для основной массы населения восстание
могло закончиться в лучшем случае только тем, что «должны были
быть устранены особенно тягостные формы вмешательства в мест-
ную жизнь феодально-бюрократического аппарата Москвы, самый
ясак приобретал характер фиктивно-добровольный, но существо дела
(социальные отношения — А.Д.) не изменялось»1 2. Из-под власти
Москвы стремилась уйти плохо обеспеченная масса ясачных татар —
жителей бывшего Сибирского юрта, которые «изнемогали под тяже-
стью обложения». Бахрушин внимательно всмотрелся в условия
жизни этой — основной — части восставших. «Главная причина,
способствовавшая разорению татарского населения и вызывавшая
среди него раздражение, заключалась, однако, не столько в ясаке,
сколько в экспроприации принадлежавших ему земель и угодий, ко-
торая производилась с санкции и без санкции администрации», —
писал Бахрушин3. Эти захваты, как ясно говорили источники, произ-
водились русскими поселенцами. Поэтому волнения основной массы
повстанцев Бахрушин определил как «движение, направленное про-
тив колонизации»4.
Сложную позицию заняли «татарские феодалы», как их обозна-
чил историк. Они дорожили государевым жалованьем и сохранён-
ными за ними старинными иммунитетами и землями. Однако и вер-
ность московскому правительству не шла дальше исполнения ими
служебных обязанностей. «Московское владычество пошатнуло...
экономическое благосостояние татарской знати и сильно ограничило
1 Там же. С. 235.
2 Там же. С. 235-236.
3 Там же. С. 238.
4 Там же. С. 239.
758
её феодальную независимость: с каждым m
ла На положение обычного типа служилых °™ ВСё б°Лее сходи’
рачивала своё владельческое положение»1 г П° прибоРУ" и уг-
нали и купцы, потомки поселившихся R °*ную позицию зани-
Тобольске, Тюмени и других — бухарских т СИЬирских городах —
и богатства заставляли московское правит °рГОВЦев- Их положение
пенй считаться с этой группой населения CuSn°/!! Известной сте"
креплён ряд иммунитетных прав, ставивших 2”Р За НИМИ был за‘
положение и среди местного населения и п * привилегированное
посаду. Бухарцы уклонились от непоспелстири™0^”™0 К русскому
Нии, но порой поддерживали его. Р енного участия в движе-
Из иных народов Бахрушин отметил участие в восстании вогу-
лов, небольшую группу мари, чувашей, башкир. Восстание в Сибири
произошло под влиянием волнений среди башкир, башкиры же были
и основной военной силой Кучумовичей и руководителями движе-
ния. Сибирские башкиры, по мысли Бахрушина, и были главной си-
лой движущей восстания.
«Любопытно отметить, что восстание встретило поддержку со
стороны отдельных представителей русского населения. В частности,
служилой мелкоты. Служилый человек в Сибири отнюдь не может рас-
сматриваться как представитель феодальной верхушки. Служа по при-
бору за ничтожное жалованье, сибирские служилые люди, эксплуатируя
завоёванные народы, сами подвергались жестокой эксплуатации со сто-
роны воеводской администрации», — писал Бахрушин2.
Враждебную позицию по отношению к восставшим заняли рус-
ские крестьяне, так как в основе восстания в пашенных уездах лежа-
ла борьба за землю3.
Бахрушин показал, что изучаемое восстание было далеко не
первой попыткой местного населения стряхнуть с себя московское
господство. Историк проследил цепь антимосковских движений от
начала века, проходивших на одной и той же территории.
Таким образом, работа Бахрушина представляла собой добро-
совестное объективное исследование, содержавшее в себе новые све-
1 Там же. С. 240.
2 Там же. С. 248.
3 Там же. С. 249-250.
759
дения о восстании в Сибири в 1660-х гг. Этот труд вносил поправки
и дополнения к тому, что было известно о восстании ранее. Однако
он был создан в ту пору, когда точка зрения власти на присоединение
того или иного народа к России сперва (1920-е гг.) заключалась в
признании такого события абсолютным злом для этого народа, по-
том— злом наименьшим (1930-е гг.), а затем, как было показано
выше, в признании присоединения того или иного народа к России и
пребывания в ней — абсолютным благом. Бахрушин же дал истори-
чески правдивую, но политически неприемлемую для власти картину
сибирского восстания. Этим и определилась судьба его работы. По-
нятно, что тема освободительной борьбы любого нерусского народа
в пользу образования собственного государства была запретной при
жизни Бахрушина, особенно во второй половине 1940-х — первой
половине 1950-х гг. Да и в 1980-е гг., когда автор этих строк готовил
к печати сборник неопубликованных трудов Бахрушина, эта работа
давно покойного историка была сочтена неуместной для издания.
К числу произведений скрытой культуры относится и незавер-
шённый труд Степана Борисовича Веселовского об опричнине Ивана
Грозного. В 1963 г., после кончины историка и — главное — после
XX съезда партии, заявившего о разоблачении культа личности Ста-
лина, а вместе с ним и Ивана Грозного, работа Веселовского была
опубликована в виде серии очерков, составивших монографию «Ис-
следования по истории опричнины». Это капитальный труд объёмом
почти в 33 печатных листа.
Работа Веселовского над темой о Грозном пришлась на то вре-
мя, когда уже шло складывание культа Ивана Грозного в историче-
ской науке и в духовной жизни советского общества. Как показала
М.Перри, первые признаки формирования культа царя Ивана про-
явились в середине 1930-х гг.1 К концу 1930-х — началу 1940-х гг.
этот культ был уже заметен для современников. «Благодетелю наше-
му кажется, что до сих пор были слишком сентиментальны, и пора
одуматься, Пётр Первый уже оказывается параллелью не подходя-
щей. Новое увлеченье, открыто исповедуемое, — Грозный, опрични-
на, жестокость. На эти темы пишутся новые оперы, драмы и сцена-
1 Perrie М. The Cult of Ivan the Terrible in Stalin's Russia. P. 73-78.
760
рии», — писал в одном из своих
1941 г.1 2 3
писем Б.Л.Пастернак в начале
Эти обстоятельства, однако, не означали, что уже в 1930-х гг
был закрыт путь для объективного научного исследования деятель!
ности царя Ивана, что были сформулированы обязательные оценки и
суждения о его деятельности. Поэтому стала возможной публикация
статьи Веселовского, которая расходилась с тем апологетическим
взглядом на Ивана Грозного, который был высказан в статье Бахру-
шина в Большой Советской Энциклопедии, в школьном и универси-
тетском учебниках по отечественной истории.
Впервые Веселовский довольно обстоятельно высказался об
Иване Грозном и его внутренней политике в большой статье «Сино-
дик опальных царя Ивана как исторический источник», опублико-
ванной в 1940 г. Опубликование работы Веселовского облегчалось
тем, что она была предназначена для академического сборника ста-
тей и носила источниковедческий характер. В её названии не содер-
жалось никакой оценки правления Грозного. Автор писал о казнях в
период правления Грозного. Однако их не замалчивали и апологеты
царя. Репрессии и жестокости Ивана были
учебнике для университетов тем, что эти
жестокости ничем не отличались от тех,
которые допускали другие правители —
современники Грозного, а также и тем,
что царь осознал необходимость созда-
ния сильного государства и не останав-
ливался ни перед чем для достижения
этой цели3.
В обширной статье, большую часть
которой занимало перечисление людей,
казнённых по велению царя, в разных
оправданы, в частности, в
С.Б.Веселовский.
местах историк высказывался о деятель-
ности Грозного. Анализируя списки каз-
1 Переписка Бориса Пастернака. М., 1990. С. 174.
2 Веселовский С.Б. Синодик опальных царя Ивана как исторический источник И
Проблемы источниковедения. Сб. 3. М.-Л., 1940. С. 95—116; См. также: Веселов-
ский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 323-485.
3 История СССР. М., 1939. Т. 1. С. 389-390.
761
нённых, историк не мог не сказать о казнях: «В одних случаях они
происходили по суду и публично, в других — без суда, без объявле-
ния вины, внезапно; в одних случаях сопровождались пытками, му-
чительством и затем издевательством над трупами, в других всё ог-
раничивалось смертью и конфискацией имущества. Со времени уч-
реждения опричнины в 1565 г. казни приобрели характер организо-
ванного террора, направленного уже не столько против виновных,
сколько против самых широких слоёв населения, но в первую оче-
редь, конечно, против тех, кто подвёртывался под горячую руку ца-
ря, кто составлял его ближайшее окружение и был исполнителем его
распоряжений, будь то боярин, приказный дьяк или псарь, постав-
ленный на заставе. Через них царь Иван распространял ужас в низ-
шие слои населения, а иногда производил непосредственные погро-
мы. Террор принимал характер системы...»1. Из общего тона и со-
держания приведённой обширной цитаты совершенно ясно видно
отрицательное отношение историка к методам политики Ивана Гроз-
ного, расходившееся с оформлявшимся официальным взглядом. Ито-
ги деятельности правителя в области внешней политики также не
вызывали одобрения: «Были потеряны не только завоевания в Ливо-
нии, но и Полоцк, а также принадлежавшая Московскому государст-
ву Нарва, ценная как выход в Балтийское море. "Окно в Европу" бы-
ло забито на 150 лет»2. Об опричной политике Веселовский выска-
зался в конце статьи, подводя её общий итог: «Пора оставить старый
предрассудок, будто опалы и казни царя Ивана были направлены в
лице бояр и княжат против крупных феодалов и что лица из низших
слоёв населения погибали только случайно, в связи с казнью крупно-
го феодала. Ценность Синодика опальных как исторического источ-
ника в том и заключается, что он заставляет нас коренным образом
пересмотреть вопрос о том, против кого была направлена опричнина
и вообще опалы царя Ивана и в чём состояла сущность его политики
относительно различных классов современного ему общества»3. Так
с полной определённостью Веселовский выступил в печати, заявляя
о своей точке зрения на Ивана Грозного.
* Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. С. 334.
2 Там же. С. 336.
3 Там же. С. 478.
762
Годы войны Веселовский провёл в Ташкенте, куда был эвакуи-
рован Институт истории. В это время тема истории правления Ивана
Грозного стала особенно актуальной. В марте 1942 г. историки обсуж-
дали пьесу А.Н.Толстого о Грозном, 7 июня началось заседание учё-
ного совета Института истории, посвящённое запискам Г.Штадена о
России времён Ивана Грозного, 17 июня с докладами об Иване IV
выступили Бахрушин и И.И.Смирнов1 2. В 1942 г. были опубликованы
книги Р.Ю.Виппера и Бахрушина с одним и тем же названием —
«Иван Грозный». В них развивалось официальное понимание дея-
тельности Ивана, явно не совпадавшее с воззрениями Веселовского.
Судя по дневниковой записи от 24 июля 1943 г. О.А.Веселовс-
кой, супруги историка, Веселовскому было поручено дирекцией Ин-
ститута истории написать рецензию на роман В.И.Костылёва «Иван
Грозный». «Ст[епан] Борисович] сначала отмахивался, потом так
рассердился на "вранье" в романе и в отзывах на него, что начал пи-
сать так добросовестно, как этот роман и не заслуживает. Ст[епан]
Борисович] увлёкся темой. Пишет больше не о романе Костылёва, а
о самом Иване Грозном.
Роман Костылёва с полемикой о нём Степану Борисовичу при-
вез Александр Игнатьевич Андреев с устными комментариями. Он
очень не прочь напустить Ст[епана] Борисовича] и на Костылёва и
на его отзывателей и "Ст[епан] Борисович] заступится за историю и
за Ивана Грозного". Рассказал и о том, что, по словам К[остылё]ва,
романом восхищены и Жданов и Хрущев, и что "за роман" Костылёв
уже заранее получает продуктовый паек лимитом на 500 р. — боль-
ше, чем ученые и т.д. "Ну, меня это не интересует. Ну их всех. Но об
Иване Грозном — интересно. Посмотрим". Я уверена, что отзыв
Ст[епана] Борисовича] будет такой, что его не напечатают...» .
В августе 1943 г. рецензия была завершена. В ней отчётливо и в
более полном виде, чем в рассмотренной выше статье, видна кон-
цепция истории правления Ивана Грозного и его политической дея-
тельности. Веселовский отверг мысль писателя о важной роли царя
Ивана в проведении реформ в 1547—1556 гг. «В начале этой эпохи
1 Perrie М The Cult of Ivan the Terrible in Stalin’s Russia. N.Y., 2001. P. 93.
2 Письмо О.А.Веселовской предоставлено из домашнего архива дочерью истори-
ка — А.С.Веселовской.
763
Иван был юношей и проводил большую часть времени в поездКах
охоту и богомолья, а затем находился под опекой своих советн?
ков.... Мы не имеем никаких оснований приписывать рефОрмь'
1547-1556 гг. Ивану — они совершены его именем, с его одобрения
но ссылаться на них в доказательство мудрости и государственных
талантов Ивана нет оснований. Ведь нам хорошо известно, что после
1560 г., когда Иван освободился от опеки непрошенных советников
и до последних лет его жизни сколько-нибудь значительных реформ
не было»1. Эти реформы Веселовский ценил очень высоко. Они не
были завершены, так как «переустройство всего аппарата власти бы-
ло начато и происходило в обстановке почти непрерывных войн».
Война на три фронта требовала больших усилий от власти, жертв от
населения. «Это Иван понимал хорошо, но средства, которые он
употребил, показывают, что новых требований жизни он не понимал.
Все его действия и поступки в частном и целом, в большом и малом
обличают в нём не прозорливого и передового государственного дея-
теля, а, наоборот, человека старых понятий, хозяина вотчины-удела
доброго старого времени, волею судеб поставленного во главе ог-
ромного государства в очень тяжёлый период его переустройства из
вотчины московских князей в европейское государство»2. Веселов-
ский не раскрывал в своей рецензии сущность опричной политики,
осторожно считая вопрос об этом сложным3. Этот элемент концеп-
ции пока не получил освещения в его работе, зато очень чётко он оп-
ределил итоги (историческое значение) правления Ивана. «Послед-
ние 2-3 года жизни Ивана можно рассматривать как годы крушения
всей его внешней и внутренней политики.... Попытка царя Ивана "в
Европу прорубить окно" окончилась после продолжительных войн,
потребовавших от населения огромных жертв, неудачей.... Годы его
самостоятельного государствования — с 1560 г. и до смерти — были
едва ли не самым тёмным и тяжёлым периодом во всей истории Мо-
сковского государства. По бедствиям, перенесённым народом в это
время, этот период не уступил лихолетью Смутного времени с его
* Веселовский С.Б. Царь Иван Грозный в работах писателей и историков. Три статьи.
М., 1999. С. 11.
2 Там же. С. 25.
3 «Не касаясь пока сложного вопроса, что такое опричнина...», — писал историк
(С. 12).
764
двори°вЫМИ переворотами, самозванщиной, гражданской войной и
польской интервенцией» . Рецензия Веселовского ценна тем, что
именно в ней впервые он сформулировал свою концепцию истории
правления Ивана Грозного. Она входила в решительное противоре-
чие с воззрениями Виппера, Бахрушина, Смирнова. Поэтому рецен-
зия Веселовского опубликована в ту пору не была — высказанные в
ней идеи совершенно не соответствовали ни официальной оценке
романа Костылёва ни официальным взглядам на Ивана Грозного.
Таким образом, эта работа историка, в которой он со всей опреде-
лённостью и в достаточной мере полно высказался о деятельности
Ивана IV, оказалась в сфере скрытой культуры.
С течением времени всё больше выявлялся складывавшийся
культ Ивана Грозного. В 1944 г. была опубликована книга И.И.Смир-
нова «Иван Грозный», развивавшая апологетическую точку зрения
на Ивана. Быть может, поэтому в написанном в августе 1945 г. отзы-
ве на драматическую повесть А.Н.Толстого «Иван Грозный» Весе-
ловский был осторожнее1 2. Он воздержался от общих оценок деятель-
ности Ивана и обращал внимание писателя на его промахи фактоло-
гического характера, на незнание русского быта XVI в., языка и пр.
В 1945 г. вышла в свет его статья «Первый опыт преобразова-
ния центральной власти при Иване Грозном»3. Эта статья знаменова-
ла собою поворот в исследовательской работе Веселовского. Если
статья о Синодике опальных непосредственно вырастала из занятий
Веселовского монастырскими грамотами, вопросами землевладения
(особенно боярского), чему он посвящал себя с 1920-х гг., то обра-
щение к реформам Избранной Рады было во многом новым направ-
лением в его работе, вызванным ростом интереса к социально-
политической истории России в XVI в. Статья представляла собою
исследование двух частных вопросов — о назначении организован-
ной в ходе реформ особой части войска, избранной тысячи, и цели
составления Дворовой тетради — списка служилых при дворе Ива-
на IV. По сути дела работа носила источниковедческий характер —
1 Там же. С. 14.
2 Там же. С. 35-50.
3 Веселовский С.Б. Первый опыт преобразования центральной власти при Иване
Грозном И Исторические записки. Т. 15. М., 1945. С. 57-69.
765
— исследовались Тысячная книга и Дворовая тетрадь. Никакой ко
цепции истории правления Ивана в статье не заметно. Историк ух”
дил от освещения самых общих вопросов темы и неизбежного столк
новения по этим вопросам с официальной наукой.
В 1946 г. Веселовский опубликовал статью «Учреждение оп
ричного двора в 1565 г. и отмена его в 1572 году . Если ранее он воз-
держивался от определения сущности опричнины, то теперь решил
заняться этим непростым вопросом и высказаться о нём в печати. Он
рассмотрел категории земель, вошедших в состав опричных террито-
рий. Нужно было решить вопрос, прав ли С.Ф.Платонов, который
считал, что Иван своей земельной политикой наносил удар по земле-
владению потомков удельных князей. Исследование показало, что
массовое переселение землевладельцев при организации опричнины
не имело политического значения, то есть не было направлено про-
тив земельных владений княжат1 2. Такие мотивы проявились в другом
случае — переселении удельного князя Владимира Андреевича Ста-
рицкого, так как обрывало связи князя с его слугами3. Выселение из
ярославских земель имело персональный характер, но не антикняже-
ский. В связи с переселениями служилых людей Веселовский сделал
важный вывод: «Устройство выселенцев на новых местах затягива-
лось на несколько лет, в течение которых они не были в состоянии
нести службу. Опричные выселения значительно подрывали воен-
ную мощь государства»4. Он указал на то, что «эксцессы опричников
расшатывали все представления о праве, создавали обстановку не-
обеспеченности самых элементарных прав личности»5. Веселовский
отметил, что опричная политика не оставалась неизменной. Она эво-
люционировала, откликаясь на потребности обстановки: за семь с
половиной лет своего существования опричный двор «занимался ре-
шением задач, не предусмотренных при его учреждении»6.
1 Веселовский С.Б. Учреждение опричного двора в 1565 г. и отмена его в 1572 г. И
Вопросы истории. 1946. № 1. С. 86-104.
2 Там же. С. 90.
3 Там же. С. 91.
4 Там же. С. 97.
5 Там же. С. 94.
6 Там же. С. 100.
766
Веселовский не спорил с авторами новейших трудов об Иване
Грозном. Он дискутировал главным образом с Платоновым рассуж-
дал о его построениях в «Очерках по истории Смуты». Академиче-
ский тон статьи Веселовского, подробное рассмотрение вопросов
землевладения, переселенческой политики, рассуждения о месте оп-
ричного аппарата в общегосударственной системе управления засло-
нили собою отдельные критические высказывания историка по пово-
ду опричнины. Это сделало возможным опубликование работы.
В 1947 г. была опубликована статья Веселовского «Духовное
завещание царя Ивана как исторический источник»1. Автор разрешал
вопросы о том, для чего и при каких обстоятельствах царь Иван
взялся писать завещание, что сохранилось до нашего времени — ко-
пия подлинника или черновик. Это чисто источниковедческая шту-
дия без раскрытия общей концепции автора.
Этими работами исчерпывался круг опубликованных работ Ве-
селовского, специально посвященных опричнине Ивана Грозного.
После войны культ Грозного достиг апогея. В 1946 г., обсуждая
на заседании Оргбюро ЦК партии новейшие кинофильмы, в частно-
сти, вторую серию фильма Эйзенштейна «Иван Грозный», Сталин
говорил: «Омерзительная штука! Человек совершенно отвлёкся от
истории. Изобразил опричников как последних паршивцев, дегенера-
тов, что-то вроде американского Ку-Клус-Клана. Эйзенштейн не по-
нял того, что войска опричнины были прогрессивными войсками, на
которые опирался Иван Грозный, чтобы собрать Россию в одно цен-
трализованное государство, против феодальных князей, которые хо-
тели раздробить и ослабить его. У Эйзенштейна старое отношение к
опричнине»2.
Отражая воззрения вождя, Оргбюро ЦК партии вынесло поста-
новление 4 сентября 1946 г., в котором говорилось: «Режиссёр
С.Эйзенштейн во второй серии фильма "Иван Грозный" обнаружил
невежество в изображении исторических фактов, представив про-
грессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегене-
1 Веселовский С Б. Духовное завещание царя Ивана 1572 г. // Известия АН СССР.
Сер. истории и философии. 1947. Т. 4. № 6. С. 505-520: См. также: Веселовский С.Б.
Исследования по истории опричнины. С. 302—322.
2 Власть и художественная интеллигенция. М., 1999. С. 582—583.
767
патов, наподобие американского Ку-Клус-Клана» . Партийный доку,
мент цитировал высказывания Сталина. Таким образом, его мнение
приобретало характер широко известной директивы.
В 1947 г. во время встречи Сталина, Жданова и Молотова с Эй-
зенштейном и исполнителем роли Грозного Черкасовым вождь выра-
зил следующие мысли: «У вас неправильно показана опричнина. Оп-
ричнина — это королевское войско. В отличие от феодальной армии,
которая могла в любой момент сворачивать свои знамёна и уходить с
войны, — образовалась регулярная армия, прогрессивная армия.
Царь Иван был великий и мудрый правитель... Он стоял на нацио-
нальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограж-
дал страну от проникновения иностранного влияния. Пётр I тоже ве-
ликий государь, но он... слишком раскрыл ворота и допустил ино-
странное влияние в страну... Замечательным мероприятием Ивана
Грозного было то, что он первый ввёл государственную монополию
внешней торговли. Иван Грозный был первый, кто её ввёл, Ленин
второй»1 2. Судя по высказываниям из второго монолога Сталина, его
представления об Иване IV и его эпохе были фантастичны, оценки —
крайне субъективны. Примечательна одна общая политическая ли-
ния, на которой Сталин поставил Ивана и Ленина, причём Иван ока-
зался первым! Настойчивое повторение мысли о том, что Грозный
ограждал Россию от иноземных влияний (в цитированном фрагменте
и в нецитированном) явно было связано с разворачивавшейся как раз
в 1947 г. антикосмополитической кампанией. При таких воззрениях
Сталина на царя Ивана объективное исследование правления Грозно-
го и особенно опричнины было совершенно невозможно. Таким об-
разом, обстановка обрекала Веселовского на молчание. Видимо, он
это понял и прекратил работу над темой.
После смерти Веселовского в его архиве был обнаружен ряд
очерков об опричнине. Не все они поддаются датировке. Известно,
что некоторые были написаны в 1940 г. — «Известия иностранцев об
опричнине», «Реформа 1550 г. и так называемая Тысячная книга»
(опубликован в 1945, а в «Исследованиях» дана редакции приготов-
ленная Веселовским для серии очерков об опричнине), в 1944 г._
1 Там же. С. 601.
2 Там же. С. 613.
768
«Отзывы о Грозном его современников», «Обзор мнений историков
об опричнине царя Ивана», в 1945 г. — «Болезнь и смерть царицы
Анастасии», «Разрыв Ивана со своими советниками», «Первые опалы
и казни», «Побеги за границу и поручные записи», «Указ об оприч-
нине», «Первые жертвы опричнины», «Первоначальная территория и
ведомство опричнины», «Ликвидация Старицкого удела и расшире-
ние ведомства опричного двора», «Выселение земских из уездов,
взятых в опричнину», «Опричные выселения и оборона государства»,
«Что даёт генеалогия для понимания некоторых событий царствова-
ния Ивана Грозного?», «Интерполяции так называемой Царственной
книги о болезни царя Ивана 1533 г.», в 1951 г. — «Послужные списки
опричников». Итак, именно на годы войны пришёлся наиболее интен-
сивный период работы Веселовского над серией очерков, абсолютное
большинство которых не было опубликовано при жизни автора и не
могло быть опубликовано по условиям времени.
Некоторые очерки содержат неоднократные повторения ска-
занного в других, создавая впечатление самостоятельности каждого
из них. Такая «автономность» (разной степени), несомненно, суще-
ствует. Публикаторы работы Веселовского вполне оправданно обо-
собили от «Очерков об опричнине» ряд работ под общим названием
«Источниковедческие исследования», так как они не имеют тесной
логической связи с другими очерками. В том же, что большая часть
очерков составляет единую серию — книгу — убеждают сцепления
между очерками в начальных фразах: после очерка о разрыве царя со
своими советниками очерк «Первые опалы и казни» начинается с
фразы, прямо продолжающей предыдущее повествование — «Вскоре
после удаления Сильвестра и Адашева...», на первой странице очер-
ка «Указ об опричнине» автор напоминает главные выводы преды-
дущего очерка1. В одном очерке ссылается на сказанное в другом —
«В рассказе о реформе 1550 г. была сделана мной общая характери-
стика Государева двора...»2. Отмеченные связи между очерками сви-
детельствуют о порядке их создания.
Веселовский не анализировал трудов современных ему авто-
ров — Виппера, Бахрушина, Смирнова и даже — создаётся такое впе-
1 Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. С. 109, 133
2 Там же. С. 126.
49. Дубровский А. М.
769
чатление — как бы избегал их поминать в своей работе. Несколько пре-
зрительно он называл их (не указывая имён) и тех деятелей искусства,
которые стали «наставлять историков на путь истины», «новейшими
апологетами Ивана Грозного» в духе К.Д.Кавелина и С.М.Соловьёва
«Реабилитация личности и государственной деятельности Ивана IV есть
новость, последнее слово и большое достижение советской историче-
ской науки. Но верно ли это?» — ставил он вопрос перед читателем1.
Книга его очерков — монографических исследований должна была
«выбивать камень за камнем из фундаментов воздушных замков старых
концепций». В целом разделяя те воззрения на опричнину, которые вы-
разил Ключевский, он видел свою задачу в том, чтобы путём углублён-
ного изучения источников «развить, исправить в некоторых деталях и
дополнить его высказывания»2.
Уже в начале своей работы Веселовский показывает «отрица-
тельное отношение к личности царя и его делам, в особенности к оп-
ричнине», его современников, в частности, средних слоёв, к которым
относились летописцы, и широких масс народа: «Не обладая даром
слова, народ выражал своё отношение к событиям делом: покидал
свои убогие жилища, бросал семью и привычный труд и "брел роз-
но", куда глядят глаза. Жуткую картину запустения дают обыскные
книги...»3. Таким образом, Веселовский доказал, что отрицательная
оценка Грозного — не плод клеветы дворянских публицистов, как
обычно писали советские историки в 1940-е гг., а результат тех жиз-
ненных впечатлений, которые вынесли современники.
Веселовский понял, что его предшественники по изучению те-
мы не владели материалом массовых источников, поэтому они не
представляли себе структуры и роли в строе Московского государст-
ва Государева двора, из которого и по образцу которого была выде-
лена и устроена опричнина. Для исследования Веселовский привлёк
списки служилых людей (Тысячную книгу, Дворовую тетрадь), пис-
цовые книги, земельные акты, географические сведения. Ему приго-
дились материалы из архивов монастырей, с которыми он много ра-
ботал с 1920-х гг. Он привлёк крестоцеловальные записи служилых
1 Там же. С. 36.
2 Там же. С. 28.
3 Там же. С. 47.
770
людей на верность своим господам; царь Иван при разных обстоя-
тельствах и по разным поводам широко использовал крестоцело-
вальные записи. Веселовский стремился с максимальным вниманием
исследовать уже известные и изученные предшественниками памят-
ники письменности (летописи, переписка Грозного с Курбским, за-
писки иностранцев, грамоты царя к отдельным людям и др.), чтобы
«установить факты и правильную последовательность их»1. Особен-
ностью и сильной стороной позиции Веселовского было знание ге-
неалогии служилых людей, значительное внимание к родственным
связям в этой среде. Ему приходилось мобилизовывать разрядные
записи о служебных назначениях того или иного действующего лица
его рассказа, родословные источники. Для решения вопроса о том, по
каким слоям населения била опричнина, эти сведения имели решаю-
щее значение. Большое внимание Веселовский уделял тому, как по-
нимали люди XVI в. события правления Грозного, как отзывались о
них. Он полагал, что этим людям было многое виднее и понятнее,
чем жителям XX в. «Произвольные психологические характеристики
действительно всем надоели, но правильно ли отказываться от них
наотрез и задаваться писать историю человеческого общества без
живых людей?» — так ставил вопрос Веселовский, характеризуя
свою исследовательскую позицию2. Чтобы понять те или иные рас-
сматриваемые ситуации, он нередко обращался к «области понятий и
обычаев людей раннего феодализма и Московского государства.
Наши понятия... настолько отличны от понятий людей XVI в., что
незнание последних может порождать и действительно порождало у
историков большие недоразумения»3 4.
В своей работе Веселовский опроверг мнение о том, что ре-
форма 1550 г., обеспечившая добавочными подмосковными поместь-
ями служилых людей, усилившая войско, не имела никакого отно-
шения к опричнине — «никого не отрывала от насиженных мест ,
не создавала отряда телохранителей» . Далее по так называемой Тет-
ради дворовой он рассмотрел состав Государева двора совокуп-
1 Там же. С. 97.
2 Там же.
3 Там же. С. 104.
4 Там же. С. 82.
771
49»
ность служилых людей, заполнявших собою государственный аппа-
рат и командный состав вооружённых сил Московского государства.
Этот очерк о Государеве дворе был необходим именно в начале кни-
ги, так как, по мнению Веселовского, у царя возник конфликт со сво-
им двором, результатом чего и явилась опричнина. «Тетрадь дворо-
вая в связи с Тысячной книгой 1550 г. даёт почти полный список
дворян Ивана, начиная с его малолетства и до учреждения опрични-
ны, — писал Веселовский. — Эти источники дают то, чего не хвата-
ло всем историкам опричнины. Это очень важно, так как знание со-
става старого Государева двора, от которого царь Иван ушёл в но-
вый, Опричный двор, совершенно необходимо для понимания и пра-
вильной оценки опричнины вообще. В Тетради дворовой и в Тысяч-
ной книге мы находим почти всех известных нам опричников, либо
их отцов и родичей, и в тех же источниках мы находим сотни жертв
опал и казне царя Ивана»1.
Приступая к исследованию предыстории опричнины, Веселов-
ский обратился к смерти царицы Анастасии, чему посвятил специ-
альный очерк. Он ясно показал, что в безвременной кончине жены
был виновен прежде всего сам Иван IV. Здоровье не раз рожавшей
женщины было подорвано и ранним браком, и частыми родами, и
постоянными поездками с мужем на богомолье и потехи2. Смерть
любимой женщины, неудачные браки в дальнейшем отрицательно
сказались на характере Ивана.
Следующий шаг Веселовского в аналитическом рассмотрении
предыстории опричнины — изучение обстоятельств удаления от
Ивана ближайших помощников, Сильвестра и А.Адашева. Это было
«первым этапом на пути царя Ивана к свободе действий и независи-
мости от совета думных людей. Достижение этой цели на первом
этапе оказалось задачей относительно лёгкой по сравнению со вто-
рым этапом борьбы Ивана за неограниченное самодержавие. На этом
этапе Иван должен был выйти из узкого круга интимных советников
и руководителей строем Государева двора, и в частности с его вер-
хушкой — государевой "думой"»3.
1 Там же. С. 91.
2 Там же. С. 94.
3 Там же. С. 108.
772
Принципиально важным было изучение первых опал и казней,
проходивших до учреждения опричнины, так как в них проявлялся
конфликт Ивана с его окружением — от рядовых дворян до родст-
венников-бояр. Ключевский в своё время не обратил внимание на те
четыре года, которые предшествовали введению опричнины. «Меж-
ду тем именно за эти четыре года столкновения царя с его дворянами
(в узком смысле слова, то есть членами Государева двора — А.Д.), со
старым Государевым двором в целом, а не только с "боярством" дос-
тигли такой остроты и напряжённости, что он утратил не только
нравственное равновесие, но и самообладание и стал искать безопас-
ного убежища за пределами старого двора»1.
Веселовский показал, что первыми жертвами казней были
именно дворяне московские и городовые, а также Даниил Адашев,
брат знаменитого государственного деятеля Алексея Адашева. «Ни
одного имени из боярских родов, тем более из думных людей, в пер-
вые полтора года после смерти Алексея Адашева мы не знаем»2. Эти
наблюдения противостояли воззрениям Платонова (а также совет-
ских историков — современников Веселовского), полагавшего, что
политика Грозного противостояла крупным землевладельцам и вы-
ражала интересы дворянства. Историк отверг мнение, будто боярство
держалось за отмиравшее право отъезда от царя, право законного
прекращения службы дружинника князю. «Просматривая списки из-
вестных нам беглецов, мы видим, что подавляющее большинство их
принадлежало не к высшим чинам Государева двора, а к рядовым
дворянам и к младшим, иногда совсем захудалым членам боярских
родов», — писал Веселовский3. Далее, анализируя механику эволю-
ции взаимоотношений царя с его окружением, Веселовский обратил-
ся к анализу поручных записей и их последствий. В борьбе с побега-
ми царь использовал старое, испытанное средство — поручные запи-
си, сладамшиме ответственность одного человека за побег другого.
Веселовский заметил, что поручные записи времён царя Ивана отли-
чаются от прежних большим количеством основных поручителей и
огромной денежной неустойкой. Рискуя своей головой и имущест-
1 Там же. С. 27.
2 Там же. С. 111.
3 Там же. С. 121-122.
773
вом, поручители связывали свои интересы с судьбой поручаемого
«Практика поручительства, доведённая царём до крайних пределов
вызвала последствия, едва ли предвиденные царём и едва ли для него
желательные; она сплачивала среду, с которой Иван был в конфлик-
те», — делал важное заявление историк1.
Связи, возникшие в связи с поручительством, сплетались со
связями родства, свойства, службы, быта, соседства и дружбы, «в
особенности в ограниченной сфере Государева двора». Из этого, по
мысли Веселовского проистекало важное следствие: «Каждый удар,
который царь Иван наносил тому или иному представителю этой
среды, задевал в большей или меньшей мере десятки лиц, связанных
с опальными, и вызывал с их стороны реакцию»2. Особенно это чув-
ствовалось во время большого количества опал 1563-1564 гг. Не
случайно в первой грамоте царя, писаной накануне учреждения оп-
ричнины, с раздражением упомянуты поручители, готовые покры-
вать тех, кто навлёк на себя недовольство Ивана. Царь вынужден был
оставаться в этой среде и одновременно бороться с ней, что станови-
лось небезопасным. «Выход из этого положения царь Иван нашёл в
том, чтобы удалиться из старого двора и устроить новый, "особый"
или, как его позже стали называть, "опричный двор"»3.
Очень подробно Веселовский реконструировал обстановку, в
которой был рождён указ об учреждении опричнины, опровергая тем
самым мысль Соловьёва об «инсценировке» или пустой комедии,
устроенной Иваном. Отъезд царя, оставление столицы и всего госу-
дарства без поручения конкретным лицам «ведать» их, месяц молча-
ния, вооружённый лагерь, в котором укрылся царь с казной и верны-
ми его приближёнными, — всё это «было рассчитано на то, чтобы
сломить сопротивление старого Государева двора и заставить сдать-
ся без всяких условий»4. Цель была достигнута. Особый двор служи-
лых людей был техническим средством, которое давало царю свобо-
ду действий и личную безопасность. Новый двор, отчасти парал-
лельный старому, был базой для борьбы царя со старым двором. Ду-
1 Там же. С. 124.
2 Там же.
3 Там же. С. 126.
4 Там же. С. 137.
774
ховенство отказывалось от исконного права псчалования (заступни-
чества) за опальных, а члены Государева двора — от права оправда-
ния и суда в присутствии бояр, то есть суда общественного мнения.
Утвердился заочный суд и единоличная расправа царя с провинив-
шимся. Наряду с правительственным аппаратом был образован оп-
ричный аппарат, причём второй не дублировал полностью первый,
что Веселовский подробно показал. Историк исходил из того, что в
литературе высказывались мысли о важных реформах, задуманных
царём в связи с основанием опричнины. Однако никаких реформа-
торских целей в деятельности Ивана он не усматривал. Ни первый
указ об опричнине, ни первоначальная территория опричнины не да-
вали оснований предполагать у Ивана какого-либо политического
замысла вроде разрушения землевладения князей или захвата в оп-
ричное ведомство торговых путей, о чём писал Платонов. Идея оп-
ричнины вызвала раскол в среде самого близкого окружения царя -
родни и самых влиятельных бояр. То есть в новом дворе прочное ме-
сто имели бояре, против которых якобы и была направлена опрични-
на. Рассматривая состав и судьбу тех людей, которым были даны
земли во вновь присоединённом казанском крае, Веселовский вновь
и вновь приходил к одному выводу — «учреждение опричнины было
направлено с первых шагов не против боярства, а против всего ста-
рого двора.., включая самого незначительного жильца из дьяческого
рода или из захудалых княжат белозерских, ярославских и др.» .
Подробно Веселовский рассмотрел территорию опричнины, ис-
торию роста её земель. Только во второй год проведения опричной
политики в состав её территории был взят Старицкий удел — земля,
действительно, принадлежавшая удельному князю, что, по мнению
Веселовского, говорило об изменении целей политики Ивана с тече-
нием времени (по сравнению с началом опричной политики). Далее,
выясняя картину землевладения в тех уездах, которые оказались
включёнными в опричнину, Веселовский провёл обследование этих
уездов с точки зрения сложившихся внутри них землевладельческих
отношений. Это обозрение не дало оснований для того, чтобы опре-
делить направленность опричнины как антикняжескую, антиудель-
1 Там же. С. 155.
775
ную. Кроме того Веселовский опроверг и мнение Платонова, буцТо
бы опричнина включала секуляризацию монастырских вотчин.
В особом очерке Веселовский более подробно рассмотрел сю-
жет, уже ранее привлекший его внимание — связь между опричными
выселениями и обороной государства. Вывод был более детализиро-
ван, но по сути неизменен: «Почти половина основных кадров то-
гдашней армии была расстроена учреждением опричнины и оприч-
ными выселениями и переселениями»1.
Вырождение опричнины в разбойничество вело к изживанию
этой политики и организации. Так, в стране появились шайки само-
званцев, выдававших себя за опричников и грабивших покорное на-
селение. Разногласия с частью опричного руководства и утрата дове-
рия царя к опричникам сыграли известную роль в отмене института
опричнины. Но несмотря на опалы виднейших опричников доверие к
опричному двору ещё сохранялось. Веселовский не считал указан-
ные причины главными. Однако в основной части очерков он не ус-
пел раскрыть важнейшие обстоятельства отмены опричнины. Они
показаны в очерке о духовном завещании Ивана, обособленном со-
ставителями от основной групйы.
Здесь автор рассказал о нападении крымцев в 1571 г., неожи-
данном участии в этом предприятии бывших традиционных союзни-
ков Руси, в частности, тестя царя по второй жене Марии князя Тем-
рюка Айдаровича, исчезновении командующего русскими войска-
ми — опричника М.Черкасского (сына князя Темрюка). В результате
следствия опричные воеводы были казнены. После этого Иван «дол-
жен был потерять доверие к опричнине как военной силе и охране
своей личности»2. Новое событие полностью уничтожило доверие
царя к опричникам — в Александровой слободе, где царская семья
была под охраной преданных людей, через две недели после брачной
церемонии умерла третья жена Ивана Марфа Собакина. «Так доверие
царя к опричному окружению было окончательно подорвано», —
заключал Веселовский3. В его объяснении учитывались и объектив-
ные внутриопричные процессы, и взаимоотношения царя с отдель-
1 Там же. С. 189.
2 Там же. С. 308.
3 Там же. С. 309.
776
ними личностями, и события его семейной жизни. Всё это помогало
понять восприятие Иваном обстановки, объяснить принятие им ре-
шения об упразднении опричнины. Решению вопроса содействовали
и социальный анализ, и учёт психологической стороны событий.
В целом для исследования Веселовского характерными и прин-
ципиально важными чертами были скептическое отношение к «ши-
рочайшим обобщениям и бездоказательным общим фразам», требо-
вание подтверждения каждого высказывания фактами, показаниями
источников, отрицание «"умозрительных изъяснений" психологиче-
ского свойства и морализирования», «размашистых характеристик»,
тонкое проникновение в суть порядков и процессов, способность как
бы погружаться в обстановку XVI в. и ориентироваться во всех об-
стоятельствах древнерусской жизни, её полное понимание. Объек-
тивность исследования привела автора недописанной книги к проти-
воречию с той официальной оценкой Грозного, которую выдвигала
власть, которая под её давлением была представлена в научных и
художественных произведениях, созданных в СССР в 1940-е гг.
«Труд С.Б.Веселовского — незаконченное и неотделанное произве-
дение, не книга, а ряд очерков, — писал историк-эмигрант
Н.И.Ульянов. — Нет общей композиции, нет завершающих мыслей,
охватывающих всю тему, даже отдельные очерки представляют со-
бой наполовину обработанный материал. Есть основание думать, что
он был прерван по какой-то внешней причине, быть может, по бояз-
ни доноса и обыска. С 1945 годы до самой смерти историка, после-
довавшей в 1952 г., он не написал ни одного нового очерка об оп-
ричнине...»1.
Работа Веселовского, так же, как и рассмотренные выше труды
Бахрушина, не создавалась как политическое выступление автора.
В основе работы над нею был искреннее стремление добыть досто-
верное знание. Однако в создавшихся политических условиях имен-
но оно и было неуместно. Поэтому работа Веселовского и пополнила
собою круг исторической литературы в области «скрытой культуры».
В связи с этой работой Веселовского Н.И.Ульянов писал о том, что
1 Ульянов Н.И. Скрипты. Сб. статей. Мичиган, 1981. С. 76.
777
«в будущем, вероятно, обнаружится немало таких тружеников
савших долгие годы "для ящика своего письменного стола"»1
пи-
ря5оты историков, оказавшиеся невостребованными официаль-
и именно в силу идейной несовместимости, пока еще по-
Н°И "яшему не исследованы. Приведенные примеры носят до из-
НаСТи^степени случайный и неизбежно частный характер и не по-
ВеСТя^т еше судить о масштабах явления в целом. Вероятно, архив-
’„ыё взыскания должны обогатить картину развития скрытой исторн-
ческой мысли.
Кроме работ Спундэ и Лурье, перечисленные исследования не
были сознательно направлены против идейного содержания сущест-
вовавшей исторической науки. Но тем не менее они не могли полу-
чить её признание. И если работы, аналогичные произведениям
Спундэ и Лурье, можно считать ядром скрытой культуры в области
исторической мысли, то указанные произведения историков состав-
ляли как бы периферийные слои изучаемого явления.
1 Там же.
778
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В советский период отечественной истории как никогда были
актуальны отношения историка и власти, так как ни в какую другую
пору производство и распространение исторических знаний не было
в такой степени подчинено целям и контролю властных структур как
в это время. В стране произошло слияние партии и государства, пре-
вращение партии в институт власти. Начавшееся после Октябрьской
революции огосударствление культуры, централизация управления
ею были важнейшими условиями воздействия партийной власти на
историческую науку.
Особым периодом в данном отношении являются 1930-1950-е
годы. В начале 1930-х гг. изменился общественно-политический ста-
тус исторической науки. Прежде особо ценимая большевиками фило-
софия была отодвинута на второй план, а история, как более доступ-
ная по своему содержанию широким массам, была сделана важным
средством воздействия власти на общественное сознание. Для пони-
мания исследуемой ситуации нужно подчеркнуть: интересы власти и
науки совпали, пусть не во всём, но в существенном. Прежде гонимая,
историческая наука получила условия для развития. При этом нужно
постоянно учитывать не только то, что наука получила от власти, но и
то, чего она была лишена — свободы творчества, использования зна-
чительного круга литературы, созданной «буржуазными» учёными
(прежде всего эмигрантами). В это время наиболее заметно развива-
лись связи между властью и исторической наукой, наиболее жёстко
сказывался партийный диктат. Изучение ситуации в 1930-1950-х гг.
даёт ключ к пониманию многих сторон в судьбе исторической науки
в течение всего советского периода её существования.
На развитие исторической науки в советский период отечест-
венной истории особенно значительное воздействие оказал полити-
ко-идеологический фактор. Как показало проведенное исследование
содержание господствовавшей в СССР большевистской идеологии
не было неизменным. Самым значительным обстоятельством, повли-
явшим на эволюцию этой идеологии, был приход партии большеви-
ков к власти, что обычно недооценивается ни отечественной, ни за-
рубежной историографией. Превращение партии из оппозиционной в
правящую, изживание иллюзий по поводу близкой мировой револю-
ции, необходимость решения внутренних и внешних проблем жизни
страны, о которых ранее вожди партии не задумывались, резко меня-
ло их прежние взгляды. Без этого, то есть без вытеснения утопиче-
ских элементов из партийной политики и (хотя бы до известной сте-
пени) из идеологии невозможно было удержать власть. Все последо-
вавшее развитие партийно-государственной идеологии в конечном
счете определялось именно этим фактом.
В 1920-е гг. изменения в идейном багаже коммунистической
партии были малозаметными, но существенными. В это время сдвиги
в идеологии еще не были со всей полнотой осмыслены в трудах тео-
ретиков партии и доведены до сведения её рядовых членов. Однако в
практическо-политической деятельности лидеры партии явно отхо-
дили, в частности, от принципа пролетарского интернационализма в
угоду национально-государственным интересам страны.
Пора особенно глубоких изменений настала в 1930-х гг., что было
замечено уже современниками, особенно политическими эмигранта-
ми из России. Ближайшими предпосылками эволюции в это время
были как внутренние, связанные с утверждением общества на базе
проведённых реформ, так и внешние, определённые назреванием ми-
ровой войны. Тогда чётко оформились две тенденции в идеологиче-
ской жизни советского общества. Это существовавшая ранее, до
прихода к власти, традиционная для партии революционно-классовая
и новая, родившаяся вместе с овладением властью, — национально-
государственная. Первая, стержневой идеей которой была идея ми-
ровой пролетарской революции, являлась утопической. Вторая во-
площала в себе политический реализм сталинской элиты, она была
ориентирована на традиционные российские ценности —- сильное
780
централизованное государство, патриотизм, культ вождей (монап-
хов) и пр., то есть была укоренена в российской почве и отвечала на-
сущным потребностям, в частности интересам обороны страны
в 1930-е и особенно в 1940-е гг. вторая тенденция пояДяа осХнно
мощное развитие по инициативе и при поддержке Сталина. Она гос-
подствовала приблизительно до 1953 г., пока не была подчинена пер-
вой в связи с изменениями внутри- и внешнеполитической ситуации.
Обе тенденции с присущими им системами духовных ценно-
стей использовались партийно-государственной элитой в зависимо-
сти от менявшихся политических обстоятельств. Поэтому неверно
характеризовать идеологию ВКП(б) как исключительно великодер-
жавную, что часто делается в современной литературе, и упускать
революционно-классовое содержание этой идеологии.
Важным условием существования исторической науки были
теоретические представления — марксизм в его российском (совет-
ском, сталинском) варианте с его базисно-надстроечным подходом к
общественной жизни, с выпячиванием роли классовой природы ис-
торических явлений и классовой борьбы в истории, гипертрофиро-
ванным представлением о значении экономики. Партийные чинов-
ники ГАИМК совместно с историками разработали теорию социаль-
но-экономических формаций, представив её как целиком созданную
Марксом и Энгельсом. Она стала основной теоретической схемой
исторического процесса, обязательной для историков. Внедрение в
историческую науку, прежде позитивистскую по духу, особой фор-
мы марксизма означало разрыв важной научной традиции, обречение
научной мысли на односторонность, следование предвзятым идеям.
Идеология и тесно связанный с нею марксизм сталинского об-
разца, личные вкусы и пристрастия Сталина определяли собою тео-
ретико-концептуальные основы исторической науки, оценки процес-
сов, событий и личностей.
Власть, действовавшая в указанный период, носила характер
жёсткий и жестокий. Она была сугубо прагматична, что позволяло ей
идейно эволюционировать, приспосабливаясь к жизненным услови-
ям цинично и бесцеремонно относиться к личности историка, то
устраивая расправу над ним, то щедро вознаграждая материальными
благами, званиями и постами. Её важнейшим, постоянным и эффек-
781
тивным средством воздействия на человека был страх — одна из
первичных человеческих эмоций, обусловленная инстинктом само-
сохранения. Пик репрессий — «тридцать седьмой год» — для исто-
риков «старой школы» пришёлся на начало 1930-х. Он в сочетании с
другими воспитательными мерами породил учёных, послушных ве-
лениям власти. Они составляли в своей науке не поколение, а целую
когорту историков. К этой когорте относились такие специалисты
«старой школы» как Е.В.Тарле (1874-1955), С.В.Бахрушин (1882-
1950), Б.Д.Греков (1882-1953), Л.В.Черепнин (1905-1977) и др. В этом
списке годы рождения старшего и младшего из перечисленных исто-
риков отстояли друг от друга на три десятка лет. Их творчество опре-
деляло облик науки как в 1930-1950-е гг., так и много позже. Особен-
но пострадали от репрессий 1930-х гг. «красные профессора», их ре-
прессии затронули позже, но зато с более трагическим исходом. Боль-
шая часть школы Покровского была уничтожена физически. Среди ос-
тавшихся в рядах действовавших историков кто-то был человеком, сми-
рившимся с неизбежностью, кто-то — ретивым исполнителем с ини-
циативой, разновидностью партийно-государственного чиновника.
Власть рассматривала историков как инструменты своей поли-
тики, объекты идеологического воздействия. Успех во всепрони-
кающем внедрении новых взглядов в области истории был обеспечен
особой системой дисциплины и контроля, которые подчиняли исто-
риков власти. В стране была разрушена старая система организации
науки и создана иная, которой не было до революции. Уцелевшие
после репрессий и продолжавшие подвергаться репрессиям историки
разных научных школ были объединены в 1936 г. в Институте исто-
рии Академии наук и выполняли заказы власти. Таким образом, нау-
ка была централизована и поставлена на службу власти.
Отечественные историки, разделённые после революции на
«красных профессоров» и далеко не всегда почтенного возраста так
называемых «старых специалистов», в 1930-1950-е гг. пережили ни-
велировку под напором тех жизненных обстоятельств, которые соз-
дала для них государственная власть. Итог этой обработки внутрен-
него мира и внешнего поведения человека не был столь прост, как об
этом нередко пишут. И у вчерашнего «красного профессора» и у
«старого специалиста» сформировались общие черты, совокупность
782
—РИК». В гла-
ходящ„й в своей работе из последних Директи^и^^ГиХ
линированныи солдат, это боец идеологического фронк сочетаю
щий профессиональные знания с коммунистическойубеждённостью
и активной жизненной позицией, с инициативой в рамках опр^
лённых руководящими органами. В реальности картина была X
сколько более сложной. Трансформируясь в «советского историка»
«красный профессор», первоначально интернационалист, превратил-
ся в патриота, очернитель «проклятого прошлого» стал воспевать
достижения дореволюционной России. Вместе с тем он пережил зна-
чительное расширение кругозора, повышение профессиональной
квалификации (яркий пример - И.И.Смирнов). Иными словами,
«красный профессор» в какой-то мере уподобился «старому специа-
листу». «Старый специалист» освоил если не труды, то важнейшие
цитаты из сочинений Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, приучился
оперировать ими как аргументами в научных дискуссиях. Он стал
использовать те или иные концептуальные идеи, почерпнутые из
трудов «классиков марксизма». «Марксизация» воззрений «старых
историков» сводилась к акцентированию в историческом материале
определённых явлений, социальных связей, сфер жизни и включе-
нию новых для них понятий: «классовая борьба», «классовый харак-
тер государства» и т.п. Эти люди не стали революционерами по сво-
им воззрениям, а превратились в «марксизованных либералов».Для
людей, работавших в исторической науке в 1930-1950-х гг., было
характерно понимание «правил поведения», которые нужно было
соблюдать, чтобы их деятельность была успешной. Действовали и
страх уклониться от официально принятых оценок и подходов (от-
сюда — стремление получить идущие «сверху» указания и обильное
цитирование «основоположников») и податливость на компромисс с
властью (если его предлагали). В сознании историков существовало
представление о трудностях текущих дней и вера в прогресс, в на-
ступление светлого будущего, в котором сгладятся современные не-
урядицы (верил ведь в будущую более разумную жизнь и в своих
будущих читателей С.Я.Лурье, когда писал «Кипрскую тетрадь»,
иначе — кому же он её адресовал?). Было понимание различия меж-
783
ду требованиями текущей политики и правдой жизни — прошлой
или настоящей (достаточно напомнить фразу «солдата партии»
А.М.Панкратовой о том, что во врагов народа никто не верит).
Так были сформированы кадровые предпосылки для формиро-
вания нового облика исторической науки.
Внедрение важных духовных ценностей в науку постепенно
шло в 1930-е гг. в связи с написанием учебника по истории СССР
для школ. Содержание изменений в учебниках было ясно для «людей
власти», о чём говорят выступления Сталина весной 1934 г. на засе-
даниях Политбюро ЦК партии. Историкам же давались директивы,
которые постепенно, «шаг за шагом» меняли прежние революцион-
но-классовые оценки явлений прошлого, всё более полно учитывая
государственно-патриотические ценности. В этом отношении из-
вестные "Замечания" Сталина, Жданова, Кирова на проспект школь-
ного учебника (1934 г.) носили переходный характер. В них основ-
ной акцент на революционно-классовом содержании будущего учеб-
ника сопровождался осторожным введением в него национально-
государственных ценностей, реабилитацией дореволюционной Рос-
сии. Более откровенны и категоричны устные указания Жданова и
Бубнова в ходе подготовки историками учебника и маргиналии Ста-
лина на его рукописи. Сложился новый, более откровенный ком-
плекс директив историкам. Далее процесс насаждения великодержа-
вия, патриотизма и возрождения традиционных духовных ценностей
отразило постановление жюри конкурса .на лучший учебник
(1937 г.). Благодаря новому курсу власти в науке возродилось иссле-
дование фактов, что было благотворно для неё.
Внедрение новых ценностей было прервано начавшейся вой-
ной, а затем, с 1943 г., пошло с нараставшей силой. Указанный год
был переломным и в ходе военных действий и в политико-
идеологической ситуации внутри страны. Он положил начало тому
идеологическому наступлению (борьба против космополитизма,
буржуазного объективизма, вообще «буржуазной» науки), которое с
особой силой развернулось в послевоенные годы.
В 1944 г. в неопубликованных тезисах ЦК партии по вопросам
истории была чётко представлена принятая ещё с начала 1930-х гг.
средняя линия в политике партийно-государственной элиты относи-
784
тельно революционно-классовых и национально-государственных
исторических ценностей. Эта линия выступала как тенденция в по-
литико-идеологической деятельности партии, в указанные годы пре-
обладание было за национально-государственной стороной идейного
багажа партии. В середине 1940-х — начале 1950-х гг. на первый
план вышли директивы историкам, практический смысл которых за-
ключался в сохранении государственного единства СССР, превозне-
сении достижений русского народа в прошлом, что сказалось на кон-
цептуальных идеях исторической науки (формула «абсолютного бла-
га» в оценке присоединения народов к России). Вместе с тем после
войны наметилась тенденция к возрождению социологизаторства,
ясно выраженная мыслью Б.Д.Грекова о том, что в решении некото-
рых вопросов теоретическая база имеет особое значение, (заменяя
собой отсутствующие источники).
Марксизм сталинского образца как теоретическая основа науки
исчерпал себя уже в 1930-е гг. История с докладом М.В.Нечкиной
показала проявившийся консерватизм и охранительство в поведении
власти по отношению к концептуально-теоретическим основам нау-
ки. Исследование особенностей исторического пути России было
закрыто. Некоторые уточнения в периодизации российской истории и
попытки пересмотреть и углубить осмысление её периодизации ясно
говорили об исчерпанности тех познавательных возможностей, кото-
рые предоставлял историкам спущенный сверху в виде «установки»
сталинский марксизм. Вероятно, это было признаком вступления в
кризисное состояние науки: её теоретико-концептуальные основы
были как бы законсервированы.
До революции и прихода новой власти российская историче-
ская наука обладала значительными и плодотворными исследова-
тельскими традициями. Их развитие и наличие значительных пла-
стов памятников письменности, едва тронутых научным исследова-
нием, ставили перед нею ряд объективных задач. Среди них были и
задачи углубления в социальную историю, историю хозяйства, раз-
работка истории народов окраин России, выяснение общего и осо-
бенного в историческом пути нашей страны. Новая власть в соответ-
ствии с идеями советского марксизма и требованиями политического
момента акцентировала различные стороны в исследовании назван-
so. Дубровский А. М.
785
ных тем. В социальной истории — историю материальных произво-
дителей (в применении к феодальной России — крестьянства), соци-
альных конфликтов и движений, трактуя их как классовую борьбу.
Из поля зрения историков выпала история семьи и общины (неблаго
дарное поле деятельности для поиска проявлений классовой борьбы),
церкви, политической элиты, служилых землевладельцев. И если по
следняя тема всё же разрабатывалась С.Б.Веселовским, то его поло-
жение аутсайдера по отношению к официальной науке ясно говорит
о том, что в этой науке представляло развивавшуюся тенденцию, а
что — исключение.
История хозяйства приобрела такое всепоглощающее значение
что вытеснила собою быт с его буднями и праздниками, духовный
мир хозяйствующих субъектов. В частности, образная характеристи-
ка трудов и дней крестьянина-великоросса, данная в «Курсе»
В.О.Ключевского, не получила развития ни в одном из учебников
или обобщающих трудов по отечественной истории, изданных в со-
ветское время.
Успешно начатая в 1920-х и особенно в 1930-х гг. разработка
истории народов окраин России, подчиняясь политическим интере-
сам, в 1940-х гг. пришла к искажению ряда сторон в их прошлом.
Проблема общего и особенного в истории России, привлёкшая
к себе внимание с конца XIX — начала XX в., со времён дискуссии в
исторической науке по поводу работ Н.П.Павлова-Сильванского,
оказалась фактически запрещённой для исследования. Для обоснова-
ния закономерности социалистической революции в России требова-
лось показывать только общие черты у России и других стран, кото-
рые рано или поздно, но неизбежно должны были придти к такой же
революции.
В 1930-е гг. была создана новая концепция отечественной исто-
рии, запечатленная главным образом в учебнике «История СССР»
для исторических факультетов высших учебных заведений страны.
По сути дела она являлась продуктом сотворчества историков и пар-
тийных деятелей, давших учёным ряд конкретных указаний по оте-
чественной истории в соответствовавших документах и требовавших
учета авторами учебника высказываний Маркса, Энгельса, Ленина и
Сталина по вопросам истории.
786
Эта концепция содержала в себе революционно-классовую и
национально-государственную, в чём-то даже великодержавную сто-
роны. При освещении разных аспектов исторической жизни и разных
эпох на первый план выступала то одна, то другая сторона, опреде-
ляя осмысление и оценки событий, явлений и процессов. По мере
приближения к современности (с XVHI в.) нарастало революционно-
классовая, критическая оценка событий отечественной истории.
В концепции при объяснении исторического процесса в стране
был сделан акцент на социально-экономической сфере общественной
жизни. Оказались недооценёнными и почти забытыми такие сферы
как природно-географическая, демографическая, юридическая, ду-
ховно-религиозная, бытовая.
История страны, развивавшейся в своеобразных, во многом не-
благоприятных условиях, была стилизована под западноевропейскую
Модель, представленную в трудах Маркса и Энгельса. Концепция
неудовлетворительно отвечала на вопрос об особенностях россий-
ского исторического процесса, что ограничивало её познавательные
возможности.
Эта концепция уступала той системе идей, которые в «Очерках
истории русской культуры» развивал П.Н.Милюков, учитывавший сво-
их построениях географический и демографические факторы, наслед ие
Н.П.Павлова-Сильванского и государственно-юридической школы.
Всё же общая концепция отечественной истории и методологи-
ческие требования, искажавшие правильное восприятие и истолкова-
ние фундаментальных явлений и процессов, не закрывали пути к
решению множества частных вопросов и разработке тех или иных
тем. Трудным путём, соблюдая установленные властью границы и
«правила поведения», историческое познание тем не менее двига-
лось вперёд. Марксистский метод исторического исследования —
подход к истории — принёс свою пользу. Он раскрыл «свои» сто-
роны истории, расставил новые акценты, заложил «свои» односто-
ронние традиции изучения отечественного прошлого. Ориентиру-
ясь на него в большей или меньшей степени, историки развивали
свою науку. История не сводилась к идеологии, чего хотела бы
власть. Этого не получилось, в чём и заключается урок, вынесен-
ный из изученного материала.
787
50*
Анализируя положение историка в сложившейся ситуации, не-
обходимо разделять вину человека и вину эпохи во всём, что с ним
происходило. Наиболее драматичной стороной была деформация
личности учёного, искажение его творчества под напором обстоя-
тельств и в меру податливости этим обстоятельствам. В непосредст-
венной зависимости от этого определялась степень научности трудов
того или иного специалиста.
Историк-подпольщик, идейно противопоставлявший свои рабо-
ты официальной идеологии, был крайней редкостью. Профессионал,
не изменивший своей специализации, не мог бы существовать на по-
ложении подпольщика. Однако, какой-то элемент такого подполь-
щика внутри советского историка всё же имелся и давал себя знать
при внутреннем несогласии с той или иной «установкой», заставлял
откладывать в домашний архив собственное исследование, идейно не
отвечавшее сложившейся политической ситуации.
В изучаемое время можно было бы говорить об аутсайдерах в
науке. Однако положение аутсайдера также не было характерно.
Аутсайдером можно было бы быть в 1920-е гг., когда ещё не сложил-
ся тотальный контроль над исторической наукой, и власть признава-
ла необходимость временного сосуществования историков-марксис-
тов и «буржуазных специалистов». В более позднее время вынуж-
денным аутсайдером мог быть тот, кому не предложили компромис-
са. Таковыми до определённого момента и были из упомянутых в на-
стоящей работе Б.А.Романов и Л.В.Черепнин (последний только в
1930-е гг.). Наиболее яркий пример добровольного аутсайдера являл
С.Б.Веселовский. В 1930-е гг. он — член-корреспондент Академии
наук СССР, позже — её действительный член, выдающийся учёный,
занимавшийся отдалёнными от современности историческими перио-
дами, более или менее обеспеченный материально. Все эти условия и
давали ему возможность существовать в особом качестве аутсайдера.
Период 1930-1950-х гг. является ключевым для уяснения путей
развития исторической науки в СССР и в более позднее время, так
как режим, в котором действовали историки, со временем смягчался,
но сохранял свои важнейшие черты и идеологические ценности.
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
А
Абалихин Б.С., 333
Абдыкалыков, 527, 528
Аверьянов К.А., 555,559
Авторханов А., 72,73,77,123,129
Агурский М., 22,33,43,44,60, 85
Адашев Алексей, 769,772,773
Адашев Даниил, 773
Аджемян Х.Г, 426,442,447,451,452,461,
462,470,478,489,533,548,589
АзефЕ., 147
Айзенштат Я., 102,103
Алдар-Кусюм, 265
Александр 1,347,637
Александр Македонский, 231
Александр Ярославин Невский, 13,88,
189,277,316,408,410,411,516,572,
583
Александров Г.Ф., 34,46,58,86,87,403,
414,415,419,430,431,436,437,439,
440,445,465,471-473,475,477,479,
487-489,492,494,497,501,509,526,
529,530-533,537,543,544,637
Александров М.В., 34,46
Александрова В., 58
Алексеев П.А., 65
Алексеев С.П., 746
Алексей Михайлович, 278
Алексей Петрович, 150
Алимов, 200
Алпатов А.В., 144,152
Альшиц Д.Н., 131
Аманжолов С.А., 463,470
Амиантов Ю.Н., 26,425,433,474,486,
487,488
Анастасия Кошкина-Захарьина, 769, 772
Ангаров А.И., 156
Андреев А.А., 134, 335,362,393,396,441,
636
Андреев А.И., 320,427,763
Анисимов Е.В., 47
Анненков Ю.П., 147
Антоний, митрополит, 85
Антоновская А., 12
Ардашникова Е., 550,552
Артемий, старец, 704,711
Артизов А.Н., 178,191,204,205,256,259,
260,273,362
Арутинов, 596
Арциховский А.В., 388
Аскольд, 575
Астахов В.И., 553
Б
Багалей Д.И., 109
Багиров М.Д., 594,595,597,598
Багратион П.И., 88
Бажанов Б., 100
Базилевич К.В., 116,132,278,326,327,
329,336,352,387,389,392,395,398,
437,454,469,471,534,609-613,616,
617,619,622,623,653,655,730
Байер Г.3.,437
Баранов Л., 423
Баргхурн К., 25
Барклай-де-Толли М.Б., 332,514
Батырша Алиев, 237,265
Бахрушин С.В., 3,109,111,114-116,120,
132-135,166,167,202,203,278-280,
292,316,317,320,326,335,336,356,
361,382,402,403,427,428,430,437,
438,441,449,450,453,460,467,469,
471,488,541,549,583,603-609,625,
635,653,655,667,668,671,672,676-
689,691,692,694,700,702-704,718,
755-759,761,763,765, 769,777,782
789
Башкин Матвей, 704,711,715
Бедный Демьян, 3, 30,61-66, 155,156,
159-166, 169,279,303
Белинков А.В., 14
Белинский В.Г., 71,409,438,472,505
Белявский М.Т., 549
Беляев И.Д., 662
Бенеш Э., 26,27,517
Бенешевич В.Н., 109
Бердяев Н.А., 705,706
Бережков В.М., 102
Бережков М.Н., 109
Берия ЛИ, 98,134,482
Беркут Л И, 109
Берлин П.А., 726
Вернадский В.Н., 177,178,262,266,278,
545
Бернштам А.Н., 125,135
Бертье*Делагард А. Л., 110
Бисмарк О., 54,723
Блан Л., 259
Блэк К., 22
Блюм А.В., 88
Богословский М.М., 109,115
Болотников И.И., 29,30,285,445,648,
649,731
Болотников П., 29
Бонди С.М., 419
Борков Г., 526
Бородин А.П., 155,160
Бородин С., 12,156,157,333
Боффа Д., 496
Бочаров Ю.М., 130
Бочкарёв В.Н., 264
Брайнин И.Б., 719,720
Бранденбергер Д.Л., 48,60,87,270,409,
424,501
Брауде, 158,692
Брусилов А.А., 444
Бубнов А.С., 99,103,107,175,181,185-
187,191-197,221,223,234,262,267,
274-276,281,293-296,298,302,784
Буганов В.И., 716
Будовниц И.У., 709
Бузескул В.П., 109
Булавин К.Ф., 140,286
Булгакова Е.С., 164
Бурдей Г.Д., 424,425,466,467
Бухарин Н И., 22,29,33-37,50,69,70,75,
77,84,98,270,273,274,290,318
Бушуев С.К., 403,432,445-448,450,467,
468,486,588,591
Быковский С.Н., 122,123, 131, 135,208
216
Быстрянский В.А., 260,269,270,274 278
В
Вайнштейн О.Л., 131, 135,542,546
Валенский Ю., 556,557,632-634
Валк С.Н., 131
Ванаг Н.Н., 122, 127, 130,132,177,178
183,186,187,189-191,195,196,220
222-224,230,232.250-256,258,259
260,261,262,266,269
Варрава А.П., 156
ВасенкоП.Г., 114
Василенко Н.П., 109
Василий III, 285
Васильковский Г., 48,49
Вахтомин Н.К., 310
Великанова О.В., 83
Величенко С., 22
Верба И, 112
Верт А., 25
Веселовская А.С., 563,653,763
Веселовская О.А., 563,763
Веселовский С.Б., 3, 109,128,129,278,
355,538,554—568,653,700,755,760-
777,788
Видре В., 158
Викторов Я., 411
Виппер Р.Ю., 373,763,765,769
Витков З.А., 494
Вихирев, 191,267
Вишневский В.В., 165,420,495
Владимир Андреевич Серпуховской, 328,
696,698
Владимир Андреевич Старицкий, 766,769
Владимир Святославич, 158-161,279,576,
766
Воблый К.Г., 117
Водарский Я.Е., 666
Вознесенский А.А., 264,434
Вознесенский Н.А., 434
Войтинский, 399
Волгин В.П., 446,461,462,469,555,636
Волин Б.М., 70,266-269,395,462,463,
466,467,469,470
Воробьёв В.М., 669
Воронин Н.Н., 562
Ворошилов К.Е., 26,78,83,98
ВотиновА., 545
Врангель П.Н., 43,654
790
Врубель МА., 580
Г
Гаврилович М., 92
Гайсинович А. А., 132
Галилей Г., 434
Галсанов Ц., 523
Гамбаров, 127
Ганелин Р.Ш., 183
Гарви П., 23
Гафуров Б., 456
Гегель Г, 259,306,421,422,492
Гедеонов С. А., 530
Геллер М., 121
Гельвеций К.А., 259
Гендлин Л., 102,410
Генинг В.Ф., 750
Генкина Э.Б., 124,456,469
Генрих IV, 186
Генрих Латвийский, 429
Геродот, 145,225
Герцен А.И., 71,259,472
Гессен С., 203
Гессен Ю., 114
Гиляров С.А., 112,113
Гинзбург Л.Я., 14
Гитлер А., 411,414,430
Гиттис ИВ., 262,266
Глинка М.И., 13,409,580
Гмелин ИГ., 573
Гоббс Т., 272
Годес, 200,201
Годунов Борис, 382,599
Голомшток И, 155
Голубев С.Т., 110
Голубинский ЕЕ., 162
Голубов С., 514
Гольбах П., 259
Гольдер Ф., 111
Горин П.О., 127,294
Городецкий Г., 93
Городецкий Е.Н., 93, 124,452,453,466,
469,545,548,549
Городецкий С., 165
Городцов В.А., 745
Горская Н А., 210,211,216,653,656,657,
659,661
Горский А.А., 354,626
Горький А.М., 71,106,145,409,556
Готье Ю.В., 109, 110,111,113,274,336,
471,541,637,691
Граве Б.Б., 122,130,177
Греве ИМ., 131
Греков Б.Д., 3, 109, 114,131,132, 196 197
210-216,220,221,259,278,320-326, ’
335, 336, 346,356, 361,400,410,441*
453,461,463,466-468,471,472,474*,
478,549,604,611,624,633,635,636,
643,653-657,659-671,709,717,782,
785
Греков И Б., 657
Григорий VII, 186
Гришко В., 89
Грушевский М.С., 109,117
Гудошников, 264
Гуковский А.И., 177,191,192
Гусейнов Г., 590
Гутнова Е.В., 549
д
Д’Арк Жанна, 653
Давлеткин Т., 67,68
Давлетшин Т.,416
Далин, 218
Данилевский В.В., 577,578,583
Данилова Л .В., 557,559,560,564,565,
641,670
Дантон, 183
Данхэм В., 25
Дворниченко А.Ю., 323
Деборин А.М., 396,399,400
Деборин Г.А., 396,546
Девлет-Гирей, 757,758
Дегтярёв А.Я., 562
Деникин А.И, 654
Державин Н.С., 91,412-414,456,458,469,
470,656
Дидро Д., 259
Димитров Г, 38,53,78,517
Динес В.В., 434
Дир, 575
Дмитриев С.С., 125,544,548-553,590
Дмитрий Иванович Донской, 12,265,304,
328,410,411,516,570,577,578,696,
698
Добролюбов Н.А., 71,422,438,472
Довженко А.П., 134
Довнар-Запольский М.В., 109,116,117,
741
Додонов И.К., 546
ДоникоИ, 158
Досталь М.Ю., 89,413,518
Дрезен А.К., 131
Дроздов П С , 635
791
Дружинин В.Г., 109
Дружинин Н.М., 109,202, 334,407,550,
589,603.607-609,613-618,623,653
Дубровский А.М., 120, 132, 135, 203, 274,
278,279, 281,335,360,424,461,555,
583, 653, 667, 671,676,678, 741, 742
Дубровский С.М., 122, 130, 131, 132, 206,
207,214
Дунаевский В.А., 333
Дьяконов М.А., 110
Е
Едигей, 521, 527
Ежов Н.И., 98
Екатерина!, 139,150, 172,183, 184,202,
229,235, 238,246,253, 264,631
Екатерина II, 172,229,233,238,239,253,
264,573,631
Елагин Ю., 156
Елизавета Петровна, 229
Еремян С.Т., 658
Ерик П., 173,180
Ермолай-Еразм, 704,711,715
Ерыгин А.Н.,310,314
Ефименко П.П., 215
Ефимов А.В., 191,428,430,431,451,452,
467,469
Ефремов С.А., 113,117
Ж
Жданов А.А., 91,98,99,101,102,106,
107,146,164,181,194,204,223,233-
236,238,246,251,252,255,263,264,
270,271,273-276,281,290-296,298,
302,322,338,346,362,374,394,396,
403,405,406,410,417,427,431,438,
443,465,473-483,487,490-492,496,
497,537,538,543,572,588,591,638,
743,763,768,784
Жданов Ю. А., 234,235
Жебелёв С.А., 131,209,210,214,215,656
Желябов А.И., 65
Жуковский В.А., 653
3
Забелин И.Е., 530,554,663,683
Зайдель Г.С., 122,130,131,197, 198-202
ЗакЛ.М., 124
Закс А.Б., 552,589
Залуцкий П.А., 722
Заозерская Е.И ., 608,647
Затонский В.П., 281
Заходер Б.Н., 589
Звавич И.С., 546
Зеленое M B., 185,233,234,239
Зелинский К., 102
Зельин К.К., 116
Земцов Б.Н., 77
Зимин А.А., 3,559,616-618,648 694 «к
700-712.714-718,729 * ’ 95
Зиновьев Г.Е., 77, 84
Зисман Ю., 293
Золотов В.П.,91
Зубов П., 235
Зубок Л.И., 546
Зутис, 389
И
Иван III, 219,274,337,347,382,626
Иван IV Грозный, 25,133,147,148 226
264,266,280,284,329,337,341,’347 ’
358,373,382,391,410,432,438,444*
475,499,515,516,556,567,570,575*
631,688,689,713,714,723,730,737,
753,760,761,763-765,767-771,773,
777
Иван V, 303
Иван Данилович Калита, 219,277,278,
285,327,337,698
Иван Иванович Красный, 125,692,698
Иванов Г.М, 306,308
Иванов Л.М., 589,594
Иванов Ю.Ф., 484
Игнатовский В.М., 118
Игорь Святославич, 570,657
Иконников В.С., 109
Иллерицкий В.Е., 546
Иловайский Д.И., 186,232,303
Ильина И.В., 436,437,442,484,487
Ильинский А.Г., 682
Ильичёв Л.Ф., 497
Ильюшин Б., 293
Иманов А., 526
Индова Е.И., 647
Иоаннисиани, 170,171
Иовчук М.Т., 494
Иосиф Волоцкий, 704
Иоффе Г.З., 126,128
К
Кавелин КД., 380,459, 770
792
Кавур К., 54
Каганович Б.С., 15,424,466-408
Каганович Л.М., 15,63,74,98,99 101
103-106, 157,179,180, 194,424 466
468,470
Калинин М.И., 43, 89, 121,423,735,747
Калиновский К., 505
Каляев И.П., 84
Каманин И.М., 110
Каменев Л .Б., 77,84
Кант И., 421
Каракалов, 399,400
Карамзин Н.М., 115,313,347,628
Кара-Сокол, 265
Каргалов В.В., 325
Карл Великий, 323,352,375,532,750
Карпова Т.С., 262
Карсавин Л.П., 705
Картер С., 25
Карцов В.Г., 3,735,740,744-752,754,755
Касимов Кенесары, 594,596
Кафенгауз Б.Б., 332,388,392,395
Кафтанов С.В., 427,428
Каштанов С.М., 702,705
Керженцев П.М., 157,158,160,162
Кивлуцкий Е.А., 110
Кизеветтер А.А., 109
Кин Д.Я., 410,495,635
Кипарисов Ф.В., 122,131
Киров С.М., 130, 146,204,223,231-236,
238,246,251,252,255,270,271,274,
294,338,346,374,431,438,537,538,
572,638,743,784
Киселев С.В., 745,750
Кислицын С.А., 99
Клейн Л.С., 114
Клибанов А.И.,716,717
Клушин В.И., 12
Клычков С., 165
Ключевский В.О., 231,303,311,312,343,
347,359,372,380,452,530,539,557,
582,667,702,751,754,770,773,786
Клягин В.П., 110
Кобрин В.Б., 22,120,379,555,559,656,
717
Ковалев С.И., 131
Ковалев С.М., 458,459,460,469
Коган Л., 146,147,151
Коган П., 47
Козловский И.П., 109
Коллонтай А.М., 104
Колобова К.М., 131
Кальман А., 99, 103,123
Комаров В.Л., 580
Кондаков И.В., 7,418
Константинов СВ, 26,204,424,426 427
430-432,484,509
Константинов Ф. В., 123
Коняшин ЮН, 564
Коонен А., 157, 159, 160
Копржива-Лурье Б.Я., 131,209 215 457
738,739
Корнатовский НА., 131
Корнейчук А., 596
Королев С.П., 121
Королюк В.Д., 649
Коршунов А.М., 306,308
Косминский Е.А., 632-634,663
Костомаров Н И., 582,673
Костылев В.И., 763,765
Костырченко Г.В., 22,106,418,419,500
Котошихин Г.К., 459
Коэн С., 36
Коялович М.О., 539,540
Кравченко А., 719,724
Крандиевская-Толстая Н.В., 145
Краснова Ю.В., 121,336,337,338
Краснов-Левитин А., 121
Крачковский И.Ю., 552
Кременцов Н.Л., 493
Крестинский Н.Н., 77
Крестинский Ю.А., 141
Кржижановский Г.М., 30
Кривошеина Е.П., 635
Кривцов, 170
Кротов А., 554
Кружков В.С., 411,420-422
Крупская Н.К., 103,191
Круть В Т., 546,548
Крылов В.А., 155,158,160
Крюгер О.О., 131
Крюкова А.М., 144,155
Кузнецов А.Н., 281
Куйбышев В.В., 203
Кулаковский Ю.А., 109
Куманев Г.А., 102,105
Кунанбаев А., 505
Куприянова НИ., 144
Курбский Андрей, 716,771
Кутузов М.И., 88,332,409,411,438,499,
513,514,536.572.580,709
Кучум, 757
Кушева Е.Н., 549
793
л
Лавров Н.Ф., 131
ЛаппоИ.И., 109
Лаппо-Данилевский А.С., 109, 110,699,
700
Ластовский В.Ю., 118
Латышев В.В., 110
Лебедев В.И., 336,402,471,509, 581,636
Ленин В.И., 10, 13,20-22,29,31,33, 36,
38-41,43,65,69,70,73-86,96,132,
155,200, 226,228,230,243,257,272,
273,288,318,334,338,368,380,387,
391,394,409,415,417,455,456,462,
465,476,481,493,499,504,509-511,
513,516,541,601,614,622,626,667,
672,688,691,704,711,721,723,724,
748,754, 768,783,786
Леонов С.В., 75
Леонтьева Е, 429
Лермонтов М.Ю., 71,88
Лжедмитрий 1,246,277,330,331,649
Лжедмитрий II, 649
Линдер Р., 117
Липпе, фон, 150,151
Литвин А.Л., 128,191, 192,193
Литовский О.П., 147,148, 158,159,164
Лобачевский Н.И., 69
Лобза ЕВ., 31
Ловецкий И.Н., 365,399
Лозинский З.Б., 262,266
Ломакин А.И.,254
Ломоносов М.В., 69,71,472,530,580
Луговской В., 165
Лукин Н.М., 123,130, 186-189,191,200,
202,655
Луначарский А.В., 10,41,60,61,66,72,93
Лунин М.С., 114
Лурье С.Я., 3,131,719,738-740,755,778,
783
Лурье Я.С., 131,738-740
Лусабеков Г., 68
Луцкий Е.А., 9
Лысенко Т.Д., 493
Любавский М.К., 109,119,343
Люблинская А.Д., 15,134
Любомиров П.Г., 109
Людвиг Э., 66,87
Людовик 1 Немецкий, 532
Лютер М., 186
Ляскоронский В.Г., 110
ЛятошинскиЙ Н.Л., 110
Лященко П.И., 683
М
Мавродин В.В., 131
Магдюк В.М., 543
Магмет-Гирей, 711
Магницкая Н., 158
Макарий, митрополит, 704,711
Макаров И.С., 692
Максаев, 523
Максимович Г.А., 109
Малахов К., 293
Маленков Г.М., 100, 103,362,394,396
436,441,443-445,449,450,468-470
483,492,496,523-527,530
Мамай, 578
Манкиев А.И., 313,628
Маньков А.Г., 87,648
Мария Темрюковна, 776
Маркс К., 11,29,42,48,54,56,58,72,73,
80,132,186,200,208,210,212,214,
215,243,272,277,313, 317,323,346,
349,351,352,356,368,370,383,421,
455,465,505,511,601,630,631,638,
643,663,706,707,715,723,724,781,
783,786,787
МаррНЯ., 530,572,574
Мартынов Л., 717
Марьина В.В., 38,91,517,518
Маслов Н.Н., 304
Матвеев М., 517
Машкин Н.А., 116
Маяковский В.В., 30
Мейчик Д.М., 699
Менделеев Д.И., 69,71
Менерт К., 25,50
Меншиков А.Д, 150,151
Мердер А.И., 110
Мехлис Л.З., 58,59,88,98,103
Мехтиев Г.Г., 593
Микоян А.И., 98, 102,482
Миллер Г.Ф., 543,573,619-621,623,633
Миллер И.С., 543,619-621,623
Милов Л.В., 342
Мильштейн, 189
Милюков П.Н., 285,286, 343,344,387,
477,478,540,647,752,787
Минин К., 13,62,63,165,261,438
МинцИ.И., 122,124,126-128,131,262,
266,267,428,450,457,466,467,469,
538,546,548,549
Мирек А., 88
Митин М.Б., 123,421,422,498,499.604.
515
794
Мичурин ИВ., 13
Модзалевский ВЛ., 110
Молотов В.М., 59,62-64, 91, 98, 100-102
105, 156, 162, 191,262,768
Мордвишин И.И., 543, 546
Морозов М.А., 227,395,488,637,638
639,649
Мороховец Е А., 262,266, 278,334,389
Мосина 3., 534
Мочалов В.В., 424, 518
Н
Назаров А., 121, 523,690,692
Назаров В.Д., 121,690,691,692
Налбандян М., 505
Намсараев X., 523
Наполеон 1,239, 513
Нарышкины, 303
Насонов А.Н., 114,326, 378,646
Натал евич Н., 423
Наумов О.В., 362
Нахимов П.С., 438,444
Наякшин К., 593
Невежин В.А., 67,507
Невский В.И., 130,189
Неедлы З.Р., 388,393,395,402
Некрасов Н.А., 71
НекричАМ, 125,126,135
Несина Т., 287
Нефёдов К., 525
Нечкина М.В., 3,122, 128,132,217-220,
224,262-267,300, 316,318,332,333,
361-407,438,446,448,449,452,466,
467,469,471,589-593,598,599,608,
615,653,655,726,728,749,750,751,
754,785
Николай 1,245
Никольский Б., 131
Нисельсон С., 293
Ницше Ф., 704
Новиков-Прибой А.С., 12
Новомбергский Н., 116
Новосельский А.А., 651
Новосельцев А.П., 322,624
Новская А.В., 705
Носов Н.Е., 729
О
Оглоблин А.П., 112
Озеров Г.А., 121
Олег, князь, 575
Олеша Ю.К., 14,15
Онищук С.В, 381
Орджоникидзе Г.К., 98
Орлов Г. Г., 222
Ортенберг ДИ., 418
Остерман А.И., 573
Осубка-Моравский Э., 423
Отгон 1,532
Оффенбах Ж., 156
Охотников, 395
П
Павел 1,239,253,263,347,740
Павлов И.П., 13,71,354,359,372,409
557
Павлова И.В., 74
Павлов-Сильванский Н.П., 241,243,353,
354,359,372,373,539,557,742,786,
787
Пажитнов К., 114
Панеях В.М., 2,654,659,669
Панкратова А.М., 122,124,125,127,128,
132,177,186-191,196,217,247,248,
249,252,255,257,318,319,336,364-
366,389,395-399,424-427,430-^33,
435-439,441,443,445-458,461,463-
470,472-474,478,484,486,487,489,
529,535,541,581-587,590-592,598,
653,655,784
Пантин И.К., 393,743
Паперный В.М., 7,8,12
Пастернак Б.Л., 761
ПашутоВ.Т., 322,619,624
Пересветов ИС., 704,710-714,716,717
Перисад, 210
Перхин В.В., 104
Перри М„ 285,410,760,763
Пётр Первый, 3,12,13,25,85-87,137-
154,168,183,184,202,228,235,246,
257,265,277,285,287,302,313,317,
332,344,358,374,411,432,444,450,
463,488,499,513,516,536,580,606,
607,648,723,726,730,732-734,736,
737,760,768
Петров В.М., 13,149,152,306,308
Петров Н И, ПО
Петров С.М., 13
ПетроЬЮ.В., 306,308
Петрова Е., 13
Петропавловский С.Д., 366,397,399
Петрушевский Д.М., 109,690
795
Пионтковский С. А, 123, 127,129,187,
190, 191, 194,196,197,561,635,692
Пичета В.И, 109, 114, 118,278,331-333,
336,402,451,452,456,466-468,691
Платонов С.Ф., 109,114,115, 129,198,
330,343, 688,699,730,766,767,773,
776
Плетнёв 128
Плеханов Г.В., 378,387,409
Плимак Е.Г., 393,743
Погодин М.П, 459
Пожарский Д, 13,62,63,165,261,265,
438
Покровский А.И., 109
Покровский М.Н, 3,17,115,117,122,124,
126,127,129,130,132,146» 172,176-
178,180,186,187,190-193,197,199,
202,206,208,226,227,234,235,238,
240,243,245,246,258,259,264-267,
260-274,277,285,286,291,297,300,
315-321,325-327,330-334,336,345,
359,360,397,439,444,446,454,459,
461,466,471,475,477,481,483,529,
540,546,552,574,584,598,636,649,
654,656,674,675,731,732,782
Покровский Н.Н., 552
Покровский С.А., 658
Полетика Н.П, 119,134
Поликарпов Д. А, 362,393,395,396
Полонская-Василенко Н.Д, 111,117
Полосин И.И, 692
Поляков Ю.А, 103,126
Попов АС, 69
Поршнев Б.Ф, 135
Поскрёбышев А.Н, 98,281
Поспелов П.Н, 103,428,436,439,440,
445,471,492
Потёмкин В.П, 428,430,466
Потёмкин Г.А, 222,235
Предтеченский А.В, 365,622,623
Пресняков А.Е, 109,114,327,539
Пригожин А.Г, 130,131,212-216
Присёлков М.Д, 131
Прокофьев С.С, 102
Пронин В.П, 581
Прохоров Н, 456
Пуанкаре Р, 199,240
Пугачёв В. В, 434
Пугачёв Е.И, 286,332,434,442,445
Пургас, 258
Пушкин А.С, 69,71, 88, 146,364,409,
580,737
Р
Равдоникас В.И., 123, 125
Радек К.Б., 40,41, 51, 54-57,93,98,270
272,274,499
Радищев А.Н, 12,65,438,472,614
Разгон И М, 538,546, 550
Разин,514
Разин С.Т, 84,245,265,286, 332,648,732
Раковский X, 738
Распутин Г.Е, 147
Рахманинов С.В, 580
Редлих Р, 96
Репин И.Е., 71,409
Ржига В.Ф, 714
Риис Е.А, 408,409
Рихман Г.В, 573
Ришельё А.Ж, 15
Робеспьер, 183
Рожков Н.А, 123,241,242,373,674,675,
689
Розин Э.Л, 31,32
Роллан Р, 704
Романов Б.А, 109,115,322,562,659,788
Романов П, 165
Романовская С.В, 745
Ромм М М, 13,419
Россини Д, 156
РостовА, 120
Рубинштейн Н.Л, 3,335,336,389,426,
437,446,450,466,467,469,471,538,
539,541-553,655
Рублёв Андрей, 580
Румянцев П.А, 513,580
Рутыч Н, 554,559
Рыбаков Б.А, 376
Рыков А.И, 290
Рюрик, 375,437,575
Рютин М, 738
С
Саакадзе Г., 243,244
Савва В.И, 109, ПО
Савич А.А, 330,331
Савмак, 209,656
Савчук П, 534
Садовский П.М, 165
Саймон Г, 22
Санников Г, 165
Сатюков П.А, 495,497
Сахаров А.М, 305,355,553,684
Сванидзе М.А, 24
796
Свердлов М.Б., 76,208,241-243.322.657
Свердлов ЯМ, 76, 208. 241.242 243 322
657 • . .
Светлов В , 421
Светлов М А., 419,421
Святослав Игоревич, 260, 277, 575
Семенов И И., 109
Сераковский С., 505
Сергеев-Ценский С.Н., 12
Сергий Радонежский, 578
Серж В., 142,143
Серов А., 156
Серовайский Я.Д., 564
Сеченов И.М., 71,409
Сивков К. В., 278,589
Сигизмунд Ш, 235
Сидоров АЛ., 122,124,318,449 455 466
467,469.470,545,552,659
Сильвестр, протопоп, 704,769,772
Симеон Иванович Гордый, 328,698
Симонов К.М., 77,95,96,495
Симонов И, 77
Сказкин СД., 608
Слабченко М.Е., 109,117
Степов, 525
Слушая В., 637-639,649
Смирнов ИИ, 124,125,131,211,559,560
568,616.648,763.783
Смирнов П.П., 3,683,740,741,742
СмитА., 259
Смоленский НИ, 313
Снечкус АЛ., 596
Собакина Марфа, 776
Соболь В., 29
Соколов А.Д., 318
Соловьев В С., 705
Соловьев ИГ, 128,319
Соловьев CM., 115,304,372,539,705,
751,754,770,774
Солодовников А., 421
Сорина XJL, 520
Сосонкин И, 72,293
Спиридонова М.А., 84
Спундэ А.П., 3,719-738,755,778
Спундэ Я.А., 719
Ставший ВП, 156,161,162
Сталии ИВ, 7,11,14,16-19,22-26,31-
34,37-39,41,42,44-49,51,52,59-67,
69-72,77-81,83,84,86,87,89-91,93.
95-108,118.119,123,130,132,134,
141-143,146-148,161,163,166,168,
179-186,188,190-195,197,200,202,
204,206,207,209,210,219,220,222,
223.230-236,238-240.243-247,249
251-253.255,256.259-262.267-271’
274.275.280-282,284.285-290.292’
294, 29&-298> З00- 303,304,318.326
338,346.367.374, 388.390.395 396
<08,409,415,417-419,431 4344зб
438<439,4461453-456,462.465.47V-
475,477,478,480-484,487-492 494-
496,498-501,503-505.507-51£ 514
537,538’541 •5721578’579-
582,585.586,589,595,601,618,626
638,656-661,688.700,704.718 733
743,748,760,767,768,781,78з’ 784*
786
Станиславский АЛ, 731
Старчаков А.О., 143
Стеклов ЮМ., 43
Стецкий АН. 106,176,178,180-184,186
188,190,194,197,219
Стражев А.И., 180,219
Строгановы, 266
Струве В.В., 131,210,214-216
Суворов А.В., 13,88,409,411,438,460
499,513,572,580,631,737
Суриков В.И., 409
Сурков В., 164
Суслов М. А., 497,519,581,655
Сыроечковский Б.Е., 262,266
Сыроечковский В.Е., 262,266,703
Сыромятников Б.И, 441,450,463,467,
470,488
Т
Тавакалян Н, 593
Таиров А.И., 155-160,165
Такер Р., 16,22,37,38,98,718
Тарле Е.В., 15,109,119,131,134,175,320,
373,424,426.431,433-436.441,450.
451,453-456,461-464,466-468,470,
471,475,478,486.488,489,551.653,
699,782
ТатаровИЛ, 130
Татищев В.Н., 437,539,628
Телятевский А., 649
Темрюк Айдарович, 776
Тиллет Л., 479
Тито ИБ, 482,483
Тихомиров Б.Н., 675,678
Тихомиров М.Н., 109,116,132,323,324,
376,429.541.549,552.554,555,562,
607,645,653,675,678,683,704
Тихонова З.Н., 425
797
Толстов С.П., 125,456,472,474
Толстой А.Н., 3, 11, 12, 71,87, 102, 137-
155.165, 168,410.413,414,570-577.
580,586,763,765
Толстой Л.Н., 11, 71, 144,148,409
Томсинский С. Г., 127,130,331,654
Топольский Е., 313
Топорковская Х.С., 125
Торбек Г„ 115
Тотфалушин В.П., 332
Тохтамыш, 265
Трахтенберг, 191
Тренёв К., 165
Третьяков П.Н., 656
Троцкий Л.Д., 31,33,34,43,77,84-86.
130.155, 193,222,230,245,290,387
Трубецкой Е.Н., 110,709
Тульцева Л. А., 25
Тупиков, 180
Туцевич И.Г., 109
У
Удальцов А Д , 214,397,399,400.606,607
Ульянов Н И., 129,777
Уотсон Г., 22
Урбан П.К.,25
Устрялов Н.В., 33,43
Устюгов Н.В., 568
Ушаков Ф.Ф., 411,438,444,460
Ф
Фадеев А.А., 102» 164,420,
Фатеев А.В.» 494,495
Федор Алексеевич, 599
Федосеев П.Н., 420-422,436,439,440,
445,471,497,504,505,507,637
Фельдман ЛИ., 262,266
Фендель, 200
Феодосий Косой. 711,715
Фехнер М.В., 376
Фирлингер Н.» 423
Фихте Л., 421
Фонвизин Д.И., 172,573
Формозов А.А., 114,122, 123, 125,128,
133,135,208,209,214,216,654-656,
705,749.750
Форш О., 12
Фохт А.В., 180,220,247,248,260
Фридлянд Г.С., 123,130,187-189,195,
203
Фридрих I Барбаросса, 576.583
Фроянов И.Я., 323
Фурманова Ф., 293
X
Халтурин С.Н., 65
Харлампович К.В., 109
Хворостинин, 459
Хвостов В.М., 109,110
Хмельницкий Богдан, 275,277,278,294
597
Хмельницкий Д., 9,10
Хмельницкий Р., 78,275,411
Хорос В.Г., 393,743
ХрущёвН.С.,98, 100-102
ц
Цамутали А.Н., 362
Цвибак М.М., 131,208,210,211,216,654
Цитович Н.М., ПО
Цыдынжапов Г., 523
Цыремпилон Д., 523
Ч
Чавчавадзе И., 505
Чагин Б.А., 12
Чайковский Н.В., 146
Чайковский П.И., 409
Чапкевич Е.И., 175,424,467
Чарный М.Б., 143,144
Черепнин Л.В., 3,9,120,121,322,373,
376,553,554.619,624,627,646,653,
690-701,718,782,788
Черкасов Н.К., 410,411,768
Черкасский М., 776
ЧерновС.Н., 114,131
Черномордик С. И., 399,400
Чернышевский Н.Г., 65,69,71,259,422,
438,472.505
Чехов А.П., 409,576
Чечулин Н.Д., 109,673
Чичерин Б.Н., 360
Чуев Ф., 74,99,101,103.105
Чуковский К.И.» 101.102
Ш
Шамиль, 287,588-591,594,598,737
Шапиро А.Л., 553,670
Шаталин Н.Н., 419
Шаханов А.Н., 539
798
Шахматов А.А., 109-111,695.699» 700
Шаховской Г.» 648,649
Шаяхметов, 596
Шевченко Т.Г., 505
Шепилов Д.Т., 100,101,490,491,495,497,
498.501-504
Шереметев Б.П., 150.151.153
Шестаков А.В., 71,122,124,274,276,278,
280,281,288,291,293,322,590.746
Шиллер Ф., 653
Шишкин В.А., 22,40,14-П
Шкловский В.Б.,410
Щлвцер А.Л., 543,573
Шмурло Е.Ф., 344
Шостакович Д.Д., 97
Шпенглер О., 705
Штакельберг Г., 22
Штёкль Г.. 491,492,542,545,546
Штеппа К.Ф., 110,114,118,207,593
Шуйский Василий Иванович, 665
Шумейко Г.В., 101-103,304
Шумяцкий Б.З., 97
Шунков В.И., 335,402
щ
Щапов А.П., 582
Щербаков А.С., 101,102,417,418,429,
431,436,441,443,446,448,451-454,
457,458,460-464,470.473,477,483,
486.487.489.490,518,636,637
Щербатов ММ, 437
Щербина В., 144,149
Э
Эвентов И.С., 159
Эйзенштейне, 13,410,767,768
Эйлер Л., 573
ЭльвовН.Н, 127,130
Эн™“ '1129' 42> 48> 54-56,58.72,
8?’96,132,208- 2,0.213,215,233,
239,243,249,272,313,318,327,349-
352,368,370,383,421,439,455,465
505,514,561,601,602,609,618,631
706.707,723.781,783.786.787 ’
Эпштейн М.С., 187,221
Эренбург И.Г., 418,419,495
Ю
Юдин П.Ф., 123,128.273
Юзовскнй КЗ., 410
Юрий Долгорукий, 264,516
Юшков С.В., 325,326,616
Я
Яворский М.И., 117
Ягодовская А.Т., 8
Яковлев А.И., 109,128,426,437,441,452.
456,457,461.467,488.531,653,658,
691
Яковлев Н.Н., 534,535,537
Яковлев Я.А., 276,294,295,296,297,298,
300
Якубовская С.И., 608,614,615
Якунин А., 593
Ярослав Владимирович Мудрый, 576,751
Ярославский Е.М., 193,362,363,393,395,
396,403-405,412,428,430,448,637
Ярошевский М.Г., 493
Яснопольскнй Л.Н., 112
Яцунский В.К., 386,608
Подписано в печать 1.12.2005. Формат 60x84 Vie.
Печать офсетная. Бумага офсетная. Уел. псч. л. 46,5-
Тираж 1000 эю. Заказ 9163.
Отпечатано в ГУП «Брянское областное полиграфическое объединение»
241019, г. Брянск, пр-т Ст. Димитрова, 40