Брат Анд
ТАЙНЫЕ
ХРИСТИАНЕ
Миссионеры, наставники и пасторы, серия «ПОСЛАННИКИ» была открыта специально для вас. Молимся, чтобы наши книги оказались полезны в вашем нелегком деле.
В исламском мире — и в частности, в странах Ближнего Востока — тоже существуют последователи Иисуса Христа, но, в отличие от жителей Европы и Северной Америки, они подвергаются жестоким гонениям за свои религиозные убеждения. В книге «Тайные христиане» описываются поистине чудовищные события из жизни бывших мусульман, по доброй воле принявших Христову веру. Эта книга повествует об их борьбе за свое человеческое достоинство, гражданские права и беспрепятственную возможность исповедовать открывшуюся им истину, заключенную в словах Спасителя «...Я есмь путь и истина и жизнь...» (Ин. 14:6).
ВИССОН
ИЗДАТЕЛЬСТВО
Брат Андрей
иАлекс Янсен
ТАЙНЫЕ
ХРИСТИАНЕ
ЧТО БЫВАЕТ, КОГДА МУСУЛЬМАНЕ ОБРАЩАЮТСЯ КО ХРИСТУ?
ВИССОН
"И 3 ДАТЕ Л ЬСТВО
Санкт-Петербург, 2010
ББК 86.37
Б87
Перевод с английского
Originally published in the English language in 2007 under the title: Secret Believers by Brother Andrew and Al Janssen
Published by Revell a division of Baker Publishing Group P.O. Box 6287, Grand Rapids, MI 49516-6287, USA.
All rights reserved.
Брат Андрей, Янсен A.
Б87 Тайные христиане / Пер. с англ. — СПб.: Виссон, 2010. — 400 с. — (Посланники).
ISBN 978-5-904737-13-9
В этой книге голландский миссионер, основатель международной организации «Открытые двери», которого весь христианский мир знает под именем брат Андрей, повествует о жизни гонимых христиан в ближневосточных исламских странах. Автор показывает нам, как мы, исповедующие свою веру без страха подвергнуться преследованиям, можем поддержать тех, кто лишен этого законного права, и помочь им не свернуть с избранного пути.
ББК 86.37
ISBN 978-0-8007-3264-6 (англ.) © Open Doors International, 2007
ISBN 978-5-904737-13-9 (рус.) © Издательство «Виссон», 2010
ПРОЛОГ
ДЖИХАД КАК ДОБРЫЙ ПОДВИГ ВЕРЫ
Добрый джихад... Эти слова воспринимаются как оксюморон* **, пока не заглянешь в Библию. Апостол Павел говорит: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил...» (2 Тим. 4:7). Если бы это признание переводилось с арабского, наверное, первые два слова звучали бы как «добрый джихад».
Все мы поглощены борьбой, а точнее, войной. Отчасти нас подняла на нее исламская угроза. Миллионы мусульман обосновались в Европе и Северной Америке, и очевидно, что по крайней мере некоторые из них ненавидят Запад. Свидетельств тому предостаточно: нью-йоркская трагедия 11 сентября 2001 года, нападения на ночные клубы и рестораны на острове Бали, взрывы в пригородных поездах под Мадридом и поездах лондонского метро, события в Иране и Ираке. При этом погибают тысячи людей, а экстремистские группировки типа «Аль-Каиды»* предупреждают, что готовят новые серии террористических атак.
* Оксюморон — сочетание противоположных по значению слов. — Все подстрочные примечания принадлежат переводчику.
** «Аль-Каида» — международная террористическая организация, созданная Усамой бен Ладеном в Афганистане в 1988 г. Первоначально состояла из моджахедов — участников афганской войны 1979—1989 гг. арабского происхождения — и свою задачу видела в оказании помощи вооруженной оппозиции прокоммунистическому режиму президента Наджибуллы. После победы моджахедов цель «Аль-Каиды» — установление исламского правления во всемирном масштабе путем воссоздания Великого исламского халифата, при этом США рассматриваются в качестве главного врага всех мусульман.
•___________________iuAul
Но это не вооруженное противостояние, хотя на первый взгляд представляется им, и не подвиг веры, о котором с Тимофеем говорил апостол Павел. По сути, эти события — эхо духовной войны, знаки невидимого противостояния. Как в этой ситуации следует поступать нам, христианам? Стрелять из пушек по врагу? Засыпать его бомбами? Неужели у нас нет иного выхода? Смеем вас уверить, что с помощью пушек и бомб духовной войны не выиграть. Начнем с того, что это оборонительный, а значит, запоздалый ответ. Пора уже христианам переходить в наступление.
Так с чего же нам начать добрый джихад? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте познакомимся с живущими в исламских странах христианами. Да, вы не ослышались: церковь в исламском мире — в Иране, Ираке, Индонезии, Пакистане, Египте, странах Ближнего Востока и Центральной Азии — существует, причем издавна, со дня Пятидесятницы, но сегодня она находится в подполье и борется за выживание. Ближневосточные поместные церкви были свидетелями становления и широкого распространения ислама. Они видели много горя, зачастую жестоко страдали. Если у нас есть желание узнать, что в скором будущем ожидает Европу и Северную Америку, мы должны изучить историю этих общин. Их успехи и неудачи могут послужить нам уроком.
Но как нам обо всем этом рассказать? Нам бы хотелось, чтобы вы лично познакомились с удивительными людьми, но, рассказывая о них, мы даже не можем открыть вам их подлинные имена и указать места их жительства, чтобы не подвергнуть опасности их жизни и их общины. Между тем эти люди сами просили нас рассказать всему миру об их опыте. В конце концов, мы выбрали довольно неординарный способ. Первая часть книги, «Тайные христиане», составляет примерно восемьдесят пять процентов текста и является повестью о жизни этих людей. Ее сюжет основан на подлинных фактах, и все, что вы из нее узнаете, чистая правда. Мы ничего не выдумывали, хотя в некоторых, впрочем весьма немногочисленных, случаях нам приходилось восполнять неизбежные пробелы свидетельствами наших живущих и несущих служение в исламском мире друзей.
Во время чтения книги вы заметите, что события в ней происходят в одной не называемой нами ближневосточной
стране. Имена всех героев, за исключением брата Андрея, являются исконными для большинства исламских стран и потому широко в них распространены, и во многих случаях в характерах описываемых нами людей сливаются черты сразу нескольких прототипов. Используя эти художественные приемы, мы надеялись не просто обеспечить безопасность наших друзей, но и дать вам возможность окунуться в реальный мир, в котором живут и служат Богу наши ближневосточные братья и сестры во Христе. И хотя я (брат Андрей) сам участник этого повествования, моя роль не главная и заключается она в том, чтобы ободрять церковь этой исламской страны и всем чем можно ей помогать. Но речь не обо мне, так что я ухожу на второй план и о себе говорю в третьем лице, а на первый план выдвигаю своих друзей.
Во второй части книги мы поделимся с вами некоторыми соображениями относительно того, как вам реагировать на наш рассказ. Поскольку мы, западные христиане, обязаны сыграть ключевую роль в подвиге веры, мы предложим на ваше усмотрение стратегию реагирования на исламскую угрозу.
Но прежде нам хотелось бы рассказать вам о множестве удивительных людей. Приглашаем вас в поездку в типичный арабский город Сук аль-Хамис. В нем вы познакомитесь с Ахмадом — мусульманином, который принимает судьбоносное решение в своей жизни, и Абуной Александром, местным священником церкви св. Марка, который пестует свою общину посреди враждебно настроенного мусульманского окружения. Потом вам предстоит встретиться с Бутросом, заканчивающим учебу в Англии и решающим, остаться ему в этой стране или вернуться на родину. Вы также познакомитесь с женой Бутроса Надирой; Мустафой, играющим важную роль в местном отделении фундаменталистского движения «Братья-мусульмане»*; Хасаном, одним из
* «Братья-мусульмане» — международное религиозно-политическое движение, основанное Хасаном аль-Банной в Египте в 1928 г. Имело отделения в Ираке, Сирии и Палестине (палестинским отделением «Братьев-мусульман» является «Исламское движение сопротивления (“ХАМАС”)»). Цель организации —- установление исламского правления во всемирном масштабе путем воссоздания Великого исламского халифата. В Сирии и Иордании запрещено законом.
5____________________________________lu^ul
ближайших друзей Ахмада; Салимой, девочкой-подростком, находящей много удивительного в передачах спутникового телевидения; Каримом, министром королевского правительства; и Лейлой, девушкой-христианкой, которую ее дядя насильно обратил в ислам.
Итак, устраивайтесь поудобнее и погружайтесь в чтение. Мы вернемся к вам после того, как вы дочитаете повесть, и обсудим с вами вопрос, как нам дальше жить.
ЧАСТЬ 1
ТАЙНЫЕ ХРИСТИАНЕ
Глава 1
В одной ближневосточной стране
Было это в городе Сук аль-Хамисе. Одним воскресным утром Ахмад размышлял над чем-то совершенно невероятным. Долговязый юноша ходил по комнате из угла в угол, не зная, как ему поступить. Стоит ли ему рисковать? Он бросил взгляд на плакат над своим ложем, хотя написанные на нем лозунги знал наизусть:
Аллах — наша цель!
Пророк — наш вождь!
Коран — наш закон!
Джихад — наш путь!
Милостью Аллаха мы жаждем погибнуть на Его пути в битве с неверными!
Последний лозунг заставил Ахмада содрогнуться, а ведь еще вчера вечером его мучил другой кошмар. В страшном сне он увидел себя в заполненной змеями яме. Эти твари, сверкая чешуей и щелкая клыками, грозились его укусить. Проснувшись в холодном поту, Ахмад снова подумал об угрозе вечного наказания, которое Аллах обещает всем, кто не исполняет предписания ислама — пять столпов веры*. Со временем
* Ислам зиждется на пяти столпах, это: 1) uiaxada — свидетельство, что нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад — посланник Его; 2) намаз или салят — молитвенный ритуал; 3) закят — очистительное пожертвование;
jjjiui л
устрашающие сновидения, конечно, менялись. Иногда Ахмад чувствовал, как его плоть поедает пламень, в другой раз его подвешивали за волосы и заживо сдирали с него кожу. Такой была проповедь ислама в изложении экстремистского крыла «Братьев-мусульман», которую Ахмад часто слышал дома. Разумеется, Аллах всемилостив, но Он также Бог ужаса и страха, который получает удовольствие, истязая неверных. Согласно этой проповеди, всякий христианин — кяфир, неверный. На то, чтобы избежать ужаса ада, у Ахмада оставалась одна надежда — вести нравственную жизнь мусульманина... или принять смерть в огне джихада.
Заки, близкий друг Ахмада, поступил в университет и вскоре в письме Ахмаду поставил перед ним ряд вопросов, которые бросали вызов самому существу их религии. В свое время оба юноши каждую пятницу посещали мечеть и слушали пламенные речи имама. Они вместе учились в христианской школе, поскольку их отцы были согласны в том, что там их сыновья получат лучшее образование, важной частью которого была религия. Каждый учебный день школьники посвящали время изучению основ своей религии — в одном классе христиане под руководством местного священника Абуны Александра, в другом — мусульмане под руководством недавнего выпускника столичного Исламского университета. Честно говоря, Ахмад, хотя и посещал христианскую школу, так ни разу и не заговорил с христианами об их вере, отчасти из-за тех насмешек и улюлюканий, которые они слышали, когда вместе с Заки и их общим другом Хасаном пробовали обратить одноклассников-христиан в ислам.
И вот теперь его лучший друг говорит о чем-то совершенно невообразимом: возможно, в христианстве «что-то есть»! Заки раздобыл Инджил, то есть Евангелие, и
4) саум — пост в священный месяц Рамадан и 5) хадж — паломничество в Мекку.
12 luflul
тайно читал о пророке Исе (Иисусе). Нельзя сказать, что Иисус оставался для него тайной за семью печатями, ведь о Нем много сведений содержит Коран, однако христианское Священное Писание рисовало портрет этого пророка в совершенно ином свете.
Ахмад вытащил из кармана потрепанный конверт с письмом Заки и перечитал возмутившие его слова: «Иса — самый удивительный Человек из когда-либо живших на земле. Я не могу не сравнивать Его с нашим Пророком, да пребудет он с миром. Больше я не буду к этому возвращаться. Достань экземпляр Инджила и прочитай его сам. Мы еще поговорим об этом, когда я вернусь домой на каникулы».
Ахмад отправил письмо в карман и снова принялся спорить с самим собой. Однако для споров время было явно неподходящее, ибо его состояние все ухудшалось. Если есть хоть какой-то шанс найти ответ в христианской церкви, то стоит рискнуть, но ему следует быть предельно осторожным. О его решении в семье никто не должен знать. Через гостиную Ахмад вышел во двор и поспешил к своему стоящему у ворот мотороллеру. Юноша завел его ножным стартером и, вздымая клубы пыли, помчался по проулку на ведущее в город шоссе. Вырвавшись на главную дорогу, он по запруженным улицам устремился к своей цели, обгоняя навьюченных осликов, заполненные народом фургоны, служащие здесь общественным транспортом, и едущие в столицу транзитные грузовики.
Мимо Ахмада промелькнули ряды магазинов и лавок, несколько мечетей и рынок, благодаря которому город и получил свое название*, пока он наконец не добрался до окраины города, где в здании из красного кирпича располагалась церковь св. Марка. У дверей церкви он увидел нескольких прихожан, которых встречал и приветствовал сам Абу на Александр в
Сук аль-Хамис (араб.) — букв, четверговый рынок.
13
черном одеянии с простым деревянным крестом на груди.
Ахмад заглушил мотороллер у школьной ограды через улицу от церкви. Его охватило такое волнение, что вся неопределенность ситуации, казалось, сжалась у него в горле в тугой ком. А вдруг его кто-то узнает? Как тогда он объяснит свое поведение отцу? Ахмад осмотрелся, но никого из знакомых не увидел. Он пересек улицу и подошел к церкви. Ему хотелось прошмыгнуть в нее и спрятаться где-нибудь в укромном месте, ну, хотя бы в последнем ряду.
Однако священник, обративший внимание на Ахмада, посмотрел на него таким озабоченным взглядом, что тот почувствовал себя неловко.
— Я тебя знаю, — сказал отец Александр, не давая юноше пройти в церковь.—Ты ведь учился в этой школе, правда? — Ахмад утвердительно кивнул. — Какой сюрприз, парень! Не ожидал тебя здесь встретить! Что же тебя привело в церковь св. Марка?
— Мне просто хочется посмотреть... Обещаю, со мной у вас не будет никаких хлопот.
— Нет, это не дело, — сказал с нервным смешком отец Александр, — ступай-ка домой. Это место для христиан. Если хочешь поклониться Богу, отправляйся в мечеть.
Слова священника озадачили юношу. Ему и в голову не приходило, что пришедшего со стороны могут не пустить в церковь.
— Мне только хотелось узнать, во что вы веруете, — вымолвил он, запинаясь.
— К сожалению, сейчас не время это узнавать, — голос священника стал строже. Ясно, что теперь он ни за что не пустит Ахмада в церковь.
— Тогда, по крайней мере, можно мне попросить у вас Инджил!
— Зачем тебе Инджил? У тебя есть Коран. А теперь иди. Скоро начнется богослужение, и тебя здесь не должны видеть.
«___________________________________luAul
Ахмад начал было уговаривать священника разрешить ему войти в храм, но затем обратил внимание на нескольких прихожан, которые остановились неподалеку и наблюдали эту странную сцену. Потихоньку проникнуть в церковь шансов не было, а если бы это все-таки ему удалось, то кто-нибудь из знакомых непременно бы его увидел и рассказал бы об этом отцу. Ахмад развернулся и поспешил к своему мотороллеру.
♦ * *
«Почему этому мальчику, воспитанному в традициях мусульманской веры, захотелось посетить церковь?» Наблюдая за тем, как юноша седлает свой мотороллер и разворачивается, чтобы проделать обратный путь, Абуна Александр задумчиво гладил бороду и щурился от яркого солнечного света. Ленивый ослик тащил арбу мимо церкви в поле, простиравшееся до ближайшего селения на пару миль. В церкви перед литургией в ожидании отца Александра собралось около полусотни верных прихожан.
Не то чтобы священнику и вправду не нравились мусульмане. Он изо всех сил старался быть им добрым соседом даже тогда, когда рядом с церковью св. Марка была построена новая мечеть, хотя иногда на ее минаретах на полную мощь запускали громкоговорители, чтобы заглушить колокольный звон его церкви. Он поддерживал сердечные отношения с несколькими имамами. Каждый год он обращался к ним с пожеланием счастливого Ид аль-Фитра — праздника Разговения, самого большого праздника в конце месяца Рамадан, и некоторые из них в свою очередь желали ему счастливого Рождества. И все же в течение недели после Пасхи имамы не забывали ему напоминать, что мусульмане не верят в крестную смерть Иисуса, — они полагают, что Аллах просто взял Его на небо. Безуспешно пытаясь оградить христианское вероучение от
15
подобных наветов, отец Александр не мог не чувствовать своей немощи.
Совместное существование двух религий было весьма беспокойным. Менее десятой части от семидесятипятитысячного населения Сук аль-Хамиса отождествляли себя с последователями Христа, причем их число было наивысшим по сравнению с ситуацией в других городах страны. Если слушать пропагандистов, то любой гражданин государства обладает свободой совести и может самостоятельно выбирать то или иное вероисповедание, хотя в действительности над всем этим довлеет одно право — право выбрать ислам. Согласно Корану, всякий отступивший от ислама становится кяфиром и его как неверного следует уничтожить. К тому же шариат*, активно внедряемый в сознание людей местным отделением движения «Братья-мусульмане», провозглашается превосходящим любую иную правовую систему. Более того, эти фундаменталисты начали серьезно досаждать прихожанам его, отца Александра, общины. Несколько молодых исламистов ограбили лавку одного из них, бывшего скупщиком золота и щедрейшим церковным благодетелем. Местная полиция в связи с этим и палец о палец не ударила. В свою очередь малые общины подвергаются более сильному давлению. Так, в соседней деревне экстремисты дотла сожгли церковь.
В конце концов, стоит ли допускать этого юного мусульманина на богослужение? Разве не может это вывести из равновесия его малое стадо? Будучи пастырем вверенного ему прихода, Абуна Александр нес ответственность за каждого прихожанина своей церкви. Он был обязан защищать свое стадо от волков и не
* Шариат — совокупность правовых, морально-этических и религиозных норм ислама, опирающихся на Коран, Сумму (высказывания и поступки пророка Мухаммада) и фикх (мусульманские правовые нормы, регулирующие отношения между людьми).
»__________________________________lu^ul
обманываться насчет того, что некоторые мусульмане из тех мест были, несомненно, волками. Хотя худой мир, установившийся в местном сообществе между мусульманами и христианами, был фактором положительным, в прошлом мусульмане не раз пытались совратить его овец с пути истинного. Попытки обратить прихожан его церкви в ислам не прекращаются до сих пор.
В прошлые времена, например несколько веков назад, церковь была сильна. Среди слушавших в день Пятидесятницы пылкую проповедь Петра были и арабы, и вскоре после этого в арабском мире возникла своя церковь. Христианство распространялось и доминировало на Ближнем Востоке до тех пор, пока в VII столетии не возник ислам. Полчища исламистов быстро опустошили эти земли и силой обратили оставшиеся христианские общины в ислам. На протяжении 1400 лет не принявшие ислам страдали от мусульманских властей. Жить христианам разрешалось лишь по закону дхимми*, согласно которому низведенные до второсортного положения христиане облагались дополнительными налогами.
«Нам надлежит быть бдительными и помнить, как некоторые мусульмане в недавнем прошлом водили нас за нос, — говорил сам себе, вспоминая соответствующие примеры из приходской практики, Абуна Александр. — Они делали вид, что приняли христианство, но только с одной целью — обольстить наших дочерей, а потом на них жениться и вернуться в ислам. Молодые мусульмане представляются людьми, находящимися в личном поиске, но на самом деле они приходят в церковь, чтобы поглазеть на девушек с обнаженными ногами и без хиджаба**». Нет, приглашать в свою церковь
* Дхимми — немусульманское население на территории мусульманских государств, живущее по законам шариата.
** Хиджаб — традиционный мусульманский женский головной платок.
17
гонителей христиан и давать им возможность с вожделением взирать на христианок он права не имел.
Пока отец Александр убеждал себя в том, что ему следует спасать свою паству от диких волков, в его сердце с глубочайшей болью вонзилась иная мысль, ибо он ведал желание Господа, чтобы все люди спаслись и познали истину. Да полно, в самом деле, можно ли спасти мусульман? Для чего кому-то из нас, христиан, заботиться об их спасении? Разве они не заслужили Божьего суда? Если бы он позволил этому юноше войти в церковь, в опасности оказалась бы вся община. Тут как тут появились бы агенты тайной полиции и стали допрашивать его, отца Александра. Они даже могли ему приказать навсегда закрыть церковь. Священник не смеет идти на подобный риск ради какого-то мальчишки! Разумеется, Ахмад все это прекрасно понимал и ему не следовало ставить священника в столь сомнительное и даже опасное положение.
Раздался призывный звон колоколов. Абуна Александр отправился в храм и начал церковную службу.
Глава 2
Англия, два года спустя
Лондонский поезд мчался по сельской местности, и его качало из стороны в сторону. Обычно, если не удавалось отоспаться в дороге, Бутросу нравилось смотреть в окно. Чудесно было видеть расстилавшийся впереди зеленый простор, старинные фермы и крытые соломой крыши домов. Между фермами пролегали полезащитные полосы, луга с волнующимися под ветром травами и пасшимися на них стадами коров и овец, а то и табунами шотландских пони. Эти места разительно отличались от безводных суровых пустынь его родины на Ближнем Востоке. Вскоре заканчивалась его учеба в аспирантуре, и как дамоклов меч над ним нависла необходимость принять судьбоносное решение. Стоит ли ему остаться в Англии, где есть несколько миссионерских обществ, в которых могут пригодиться его таланты? Или он должен вернуться на родину, где его ожидает угрюмая жизнь под насилующей ее властью в стране, где господствует ислам?
Конец учебы в аспирантуре был не за горами, так что душевное смятение Бутроса постепенно нарастало, а тут еще молодая женщина, Надира. Она училась в расположенном по соседству университете, и познакомились они на собрании студентов-христиан. Как и Бутрос, Надира была родом из ближневосточной стра-
19
ны. Обоим было приятно встречаться в кофейне, чтобы на родном арабском беседовать о своей вере. Бутрос понимал, что неплохо бы поговорить с отцом Надиры и попросить ее руки. Поскольку они происходили из разных стран, им было проще обосноваться в нейтральной Англии, да и возможностей содержать семью в этой стране было гораздо больше, чем на родине.
Однако Бутрос чувствовал, что у Бога в отношении него иной замысел, вот почему он просил Его даровать ему способность улавливать смысл динамично меняющихся жизненных обстоятельств. Поезд между тем тихо подбирался к вокзалу «Виктория», пассажиры стали подтягивался с мест и суетиться в сборах. Все еще находясь в глубоком раздумье, Бутрос ждал своей очереди. Только после того как из его купе все вышли, он медленно поднялся, миновал коридор и сошел на платформу. С баулом на длинном ремне он пробился через толпу, заполнявшую терминал, и спустился на станцию лондонской подземки — с ее помощью добраться до дома было быстрее всего.
Тут внезапно послышался голос, обращавшийся к нему по-арабски:
— Мой дорогой брат-мусульманин, не забудь о пятничной молитве в мечети. Не давай мерзостям Запада заманить тебя в ловушку. Если мы не сойдем с пути Аллаха, то однажды приобретем для ислама и Англию.
Бутрос обернулся и, окинув взглядом дерзкого проповедника, кротко ответил:
— Ты ошибаешься — я не мусульманин, а последователь Господа Иисуса Христа.
На лице проповедника отразилось отвращение, и, повернувшись на каблуках, он отправился на другой конец платформы. Бутрос вошел в вагон метро, двери за ним бесшумно закрылись, и, когда поезд уже тронулся, он увидел, как проповедник с пеной у рта что-то доказывает простоватому иностранцу.
a>
В этот момент Бутрос неожиданно услышал нежный голос: «Этот исламский проповедник намерен превратить западную страну в исламское государство. Что ты скажешь о Моем поручении проповедовать Евангелие всем народам?» Бутрос ничуть не сомневался в том, что эти слова, будучи вмешательством в его мысли Святого Духа, его собственных мыслей не отражали. Внутри себя он как бы ответил: «Господи, разве это не относится ко всему свету? Чтобы внести свой вклад в исполнение Твоего Великого поручения, разве нельзя мне остаться здесь, в Англии?»
Тут ему на ум пришли слова Иисуса из Книги Деяния: «...на вас Дух Святой; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли»*. Импульс к благовестию ученики получили на родине, а затем понесли Божье Слово за ее пределы. Господь давал понять Бутросу, что он должен вернуться на родину. Бутрос задрожал от страха, поскольку вспомнил уроки греческого, на которых говорилось, что слово «свидетели» имеет второй смысл — мученики. Неужели Господь предупреждает его о том, что на родине ему предстоит стать свидетелем Христа, но и заплатить за это высокую цену?
Пока поезд мчал Бутроса по подземным путям, он вступил с Богом в борьбу. Разве христианские миссионеры не трудились долгие годы в его стране? Пока была разрешена миссионерская деятельность, иностранцы не просто служили Богу всюду, где можно было служить, но и собственной жизнью свидетельствовали о Христе. И потом, если он вернется на родину, как он прокормит свою семью? Он станет пастором, но церкви там бедны и вознаграждения у него почти не будет. А если он займется бизнесом, то ему понадобится помощь, но как ему отыскать себе помощников среди людей, которые все за редким исключением мусульма-
См.: Деян. 1:8.
21
не? Что Господь пояснит ему по этому поводу? В ответ послышалось лишь громыхание поезда.
В раздумьях Бутрос едва не проехал свою станцию. С помощью эскалатора выбравшись на улицу, где моросил дождь, он поспешил домой. Здесь он толкнул наружную дверь, поднял груду почты, собравшуюся за те несколько дней, что его не было дома, и быстро отсортировал счета и рекламные объявления. При этом внимание Бутроса привлекло одно письмо — оно было из Голландии. Бутрос вскрыл конверт и развернул послание от брата Андрея.
Бутрос познакомился с братом Андреем год назад, во время летнего миссионерского служения на Кипре. Заслуженный миссионер пару раз подолгу беседовал с группой начинающих миссионеров. После выхода в свет его книги «Божий контрабандист», повествующей о поставке экземпляров Библии верующим Восточной Европы и Советского Союза, он стал persona non grata* во всех коммунистических странах. Позже он больше внимания уделял проблемам исламского мира, и его проповедь стала ответом на ту угрозу, которую для христианских миссионеров представляет ислам. После очередного богослужения брат Андрей с интересом выслушал Бутроса, говорившего о тех гонениях, которым у него на родине, в одной из ближневосточных стран, подвергается церковь, и предсказал, что, по всей видимости, Господь найдет Бутросу подходящую работу на миссионерской ниве.
И вот теперь Бутрос с нетерпением читал слова своего наставника: «Мне хочется тебя ободрить и напомнить тебе о том, что после окончания аспирантуры Господь ожидает твоего возвращения на родину». Глаза Бутроса наполнились слезами, когда он прочел эти слова брата Андрея, всего лишь напомнившего ему о том, что его ближневосточная родина нуждается в служении, нести
* Persona non grata {лат.) — букв, нежелательное лицо (в дипломатии).
22
которое ему предназначено Богом. Если в сердце Бутроса и осталась тень сомнения, она была изгнана заключительными строками письма: «Мне понятно, что это задание кажется тебе невыполнимым. Однако помни слова: “Дети! вы от Бога, и победили их; ибо Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире”*».
♦ * *
Спустя несколько недель Бутрос совершил короткий перелет из Лондона в Амстердам и провел целый день с братом Андреем, обсуждая с ним возможность его, Бутроса, миссионерского служения на родине. В офисе брата Андрея он чувствовал себя моряком, вернувшимся из жестокого мира в тихую гавань. Прямо над письменным столом брата Андрея жужжал вентилятор. За одной из дверей находилась мастерская, окнами выходившая в благоухающий сад, в котором, когда не было дождя, брат Андрей проводил большую часть времени. Утром был ливень, и из сада шло восхитительное сияние, словно пышный зеленый убор деревьев и кустарников и высокая изгородь из роз, которая отделяла владения брата Андрея от владений его соседей, сами были источниками света. Брат Андрей устроился в кресле-качалке, а Бутрос — на потрепанном искусственной кожи диване.
Бутрос оглядел комнату, наслаждаясь видом огромных, от пола до потолка, установленных вдоль стен книжных стеллажей. На полках одного из них стояло множество сувениров, полученных братом Андреем за время его бесчисленных странствий по миру. В центре комнаты располагались старинные кузнечные мехи с диковинным горном, служившимтеперькофейным столиком. Как пояснил брат Андрей, приспособления для кузнечного дела достались ему в наследство от отца:
См.: 1 Ин. 4:4.
23
— Кузнечные мехи не дают мне забыть, что когда-то я был простым кузнецом, как и мой отец. В одной книге его называют «Рембрандтом кузнечного дела». Он всячески старался передать мне секреты своего мастерства, но, как видишь, безуспешно. — Брат Андрей вытащил из сопла мехов затычку. — А ну-ка, сынок! Начинай качать, иначе вся сажа окажется на ковре, — в шутку скомандовал он.
Бутрос улыбнулся:
— Спасибо, что нашли время со мной поговорить, — сказал он.
Брат Андрей поднял руку:
— Ты очень любезен, однако это я должен тебя благодарить за честь, это я должен помогать тебе во всем, что только в моих силах.
— Ну, так вот, прежде всего я хочу вам сообщить о своем решении вернуться на родину. Я верю, что Господь призвал меня там на служение, хотя и не знаю, с чего начать.
— Начинай с первой ступеньки! — улыбнулся брат Андрей. — Первым делом отправляйся на родину. Когда в свое время я в одном из журналов прочел о слете коммунистической молодежи в Польше, я схватил паспорт и отправился в Варшаву. Оказавшись там, я начал искать братьев во Христе. Мне многого стоило отыскать христианские общины, а потом все пошло своим чередом.
— Раньше вы так говорили мне об этом: «...я ищу братьев моих...»* Но что же было потом?
— Так послушай, — брат Андрей взял в руки один из многочисленных экземпляров Библии, которые заполнили несколько полок его кабинета, и открыл его в самом конце. — Вот, пожалуйста, вторая и третья главы Книги Откровение.
* Слова Иосифа, пришедшего из долины Хеврон в Шхем и блуждающего по полю в поисках своих братьев (см.: Быт. 37:16).
24 lUtlll
— Послания семи церквам... — догадался Бутрос.
— Да, конечно! Именно эти слова из послания Сар-дисской церкви стали призванием всей моей жизни: «Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти...» Но я хочу, чтобы в связи с этими посланиями ты обратил внимание на то, что каждое заканчивается одной и той же фразой: «Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам...» Это значит, что Бог будет говорить тебе нечто, чего нет в Библии. А это, в свою очередь, значит, что в той или иной ситуации у Духа есть что сказать всем поколениям людей. Именно об этом я много лет назад говорил на пастырской конференции на Елеон-ской горе. Тогда взял слово один пастор и сказал: «Брат Андрей, поведайте нам, что именно Дух говорит нашим церквам?» Но я не могу тебе это открыть — ты должен слушать и слышать сам. Прислушивайся, что Дух говорит церкви на твоей родине.
На мгновение юноша закрыл глаза и, наморщив лоб, стал размышлять над словами наставника. В устах брата Андрея они прозвучали настолько естественно, словно он сотни раз проповедовал на эту тему, и не просто проповедовал, но и жил этим.
— Выходит, мне надо поговорить с руководством церковных общин? С епископами?
— Ты должен рассказать церковным начальникам, чем ты собираешься заняться, а для этого отправляйся в города и селения, общайся с христианскими пастырями и выслушивай их. Попроси их, чтобы они рассказали тебе о своих чаяниях и надеждах. Разузнай у них о духовном здравии их общин. Кстати, насколько силен духом там народ?
— Не думаю, чтобы очень силен, — тяжело вздохнул Бутрос.
— Выведай, почему это так. Например, в Священном Писании сказано, что всякий человек на земле должен услышать Евангелие. Что именно для этого делает та или иная церковь? Благовествуютли они? Утверждают
25
ли то, что всякий человек должен услышать Евангелие и что это право в любом сообществе должны обеспечить христиане? Могут ли они засвидетельствовать случаи обращения людей к Иисусу Христу?
— Но мы живем в мусульманском мире. Нас, христиан, в общей сложности не больше пяти процентов от всех верующих.
— Бог желает, чтобы все мусульмане услышали Евангелие?
— Разумеется, Он этого желает. Это желание и моего сердца, но на моей родине христиане страшатся свидетельствовать об Иисусе Христе.
— Это так, но разве Дух не припас нечто и для твоих обстоятельств? Разве Он не хочет, чтобы ты помог церквам укрепиться ради действенного свидетельства мусульманам? Я понимаю, что ты уязвим перед внутренними и внешними врагами, но подумай о Боге, Который в аналогичной ситуации также был уязвим, однако не хотел спасать Себя — Он спасал других. Вот почему мы выходим на такую позицию, на которой становимся уязвимыми: ради одной лишь цели, а именно спасения ближних. Я не знаю, что это будет. Может быть, христиане начнут делиться своим имуществом, чтобы таким образом в своем окружении служить мусульманам. Может быть, они отважатся вступить в контакт с главарями террористов. Помни одно: мы здесь для того, чтобы спасать ближних.
Бутрос глубоко вздохнул, явно озабоченный усл ы-шанным. На его родине люди не бывают столь прямыми в разговорах, но брат Андрей сходу поставил перед ним основные вопросы, которые ему придется решать в первые же дни возвращения на родину.
— В отношении посланий семи церквам вы говорили о двух обстоятельствах.
— Да, в каждом из семи посланий Иисус говорит о ком-то «преодолевающем». Отсюда я заключаю, что церковь должна быть воинствующей. Церковь должна
s_____________________________________11A1L
благовествовать. Она обязана не только выживать, но и идти в наступление. Если церковь будет поступать именно таким образом, нам обещано, что «врата ада не одолеют ее»*. Однако, произнося слово «преодолевающий», Иисус подразумевает и то, что в глазах Бога наши дела, наверное, будут несовершенными. Вот откуда мое призвание «Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти...»
— Мне кажется, что церковь на моей родине просто пытается выжить.
— Тогда «бодрствуй и утверждай» ее. У Бога для церкви есть Великое поручение, и это поручение не имеет отношения к выживанию. Церковь существует, чтобы выполнить это Великое поручение — научить все народы. Ты же знаешь, что ислам — это воинствующая религия; большая же часть церквей в этом смысле не на высоте. Мы не исполняем того, что заповедал нам Господь. Мы достигнем цели, когда земля наполнится знанием Бога, как море полнится водами.
— Есть ли у вас программы, которые доказали свою действенность в других странах? Могу ли я ими воспользоваться?
— Мы никуда не приходим с готовым рецептом для гонимой и ослабевшей церкви, — покачал головой брат Андрей. — Всюду, куда мы приходим, мы спрашиваем: «Чем мы можем вам послужить?», ибо слушать она должна не нас, а Святого Духа. Мы приходим «утверждать» церковь, чтобы она могла действовать в любой ситуации, под любым диктатом, при любом политическом режиме, который всячески препятствует христианам в выполнении ими Великого поручения. Если в Восточной Европе ощущалась отчаянная нужда в Библии, то в иных местах не было организовано каких-либо семинаров и пастырям не хватало соответствую-
* См.: «...на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее...» (Мф. 16:18).
27
щей подготовки. В большинстве исламских стран христиане не умеют читать, значит, для начала им нужен ликбез. В других странах, стоящих на еще более низких ступенях экономического развития, христиане находятся в положении самой крайней степени подчинения и унижения, не имея от существующего порядка никаких льгот. Мы помогаем им создавать небольшие предприятия, которые, по нашему мнению, могут содействовать им в обретении хоть какой-то независимости, самостоятельности и, в конечном счете, свидетельстве о Христе.
— Я уже слышу возражения. Мусульмане не позволят нам проповедовать христианство. Культура ислама давит на христиан. Пастыри непременно начнут рассказывать о том, сколь опасно церкви обращаться к мусульманам.
— Разумеется, это опасно, но гораздо опаснее для нас бездействие, наш отказ обращаться к мусульманам. Даже в победоносной армии неизбежно бывают санитарные потери, когда воины выбывают из строя. Личная безопасность не стоит на повестке дня, не в ней суть, когда речь идет о Великом поручении. Задача церкви не может состоять в нашем благоденствии и даже в выживании. Наша цель — служение. Главный вопрос — как ты служишь Богу? — Помолчав, брат Андрей продолжил: — Иногда Божьи рабы во время служения погибают.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Было слышно, как жужжит потолочный вентилятор да моросящий дождик тихонько бьет по застекленной крыше. Наконец Бутрос сказал:
— Должен вам признаться, что не знаю, смогу ли я справиться с этим служением.
Брат Андрей пристально посмотрел на друга.
— Зато я знаю, — мягко проговорил он. — Понимаю, что ты чувствуешь себя в глупом положении. Точно так же, как чувствовал себя я, когда отправлялся за железный занавес. Однако рядом со мной всегда вставали
»luful
новые и новые служители. Помни, что ты будешь заниматься этим делом не один — с тобой пребудет Святой Дух. Ты будешь Им водим. Он подвигнет на служение в твоей стране тех, кто станет трудиться бок о бок с тобой. В надлежащее время ты встретишь людей, которые в исламских и индуистских, а также коммунистических странах служат гонимой церкви. Вам поможет церковь на Западе. Когда люди услышат, что Господь творит вашими руками, они захотят молиться за вас и поддерживать вас материально. Ты будешь слушать Бога, и Он даст тебе все, что тебе может понадобиться в служении. Знай, что каждый день я буду о тебе молиться, и если я смогу облегчить твое служение, быть хоть чем-нибудь тебе полезным, то непременно это сделаю. Для тебя я сделаю все что в моих силах.
Глава 3
В одной ближневосточной стране
Ахмад чувствовал, как тоска начинает терзать его душу, снова изготовившись ввергнуть его в бездну отчаяния. Если он не справится со своими чувствами, то, стоит ему заснуть, вернутся кошмарные сновидения. Он схватил записную книжку и авторучку. «Мыслящий человек, который ставит вопросы, верит и сомневается, в сотни раз больше бога, вооруженного ножницами цензора и глазами полицейского или стукача». Он понял, что с кончика его пера капает ярость. Арабский язык прекрасно приспособлен к излиянию подобных чувств, а традиции арабской поэзии в семье Ахмада высоко чтили. Кипение ярости было таким бурным, что рассудку двадцатилетнего студента университета грозила большая опасность, но ему были незнакомы другие способы совладать с борением страстей. «Человек, который расходится с тобой во мнении и тем не менее остается к тебе милосердным, в сотни раз больше бога, восседающего на хрупком престоле неумения мириться с разными мнениями или критикой в свой адрес».
В разлуке с Заки лишь поэзия утешала душу Ахмада. Заки был его единственным другом, который ведал о его духовных странствиях, побуждал его искать ответы на запрещенные вопросы об исламе и подарил ему Библию. Он учился за границей в интернатуре, по

окончании которой намеревался быть практикующим врачом. Только Заки было известно, как страшился смерти Ахмад. По ночам, когда ему не спалось, в его воображении рисовались адские пытки, которым подвергнется всякий, кто не подчиняется требованиям Аллаха.
Ахмад играл с огнем, зная, чем рискует, и в своих сновидениях видел себя только в огне, тем не менее сил оставить чтение Библии у него не было. Эта Книга резко отличалась от всех остальных прочитанных им книг. Прежде, зачитываясь произведениями арабских поэтов, Ахмад воспринимал в их стихах и поэмах тонкий намек на то обстоятельство, что исламский Бог относится к людям как рабовладелец. Читал Ахмад также труды Жана Поля Сартра и Карла Маркса и некоторое время увлекался утопическим социализмом, однако эти его увлечения разлетелись в прах, когда на занятиях в университете он узнал о деспотических режимах Сталина и Мао. Потом Заки познакомил его с творчеством одного суфийского* поэта, который писал о Махди** — мусульманском Мессии. «Богу захотелось увидеть Себя, и Он послал в мир Иисуса», — прочел Ахмад. Как странно! Но именно из этих стихов он впервые узнал о кресте и распятии.
Размышления Ахмада прервали звуки азана*** с минарета соседней мечети. Сегодня после пятничного молебна у студентов местного университета начинается недельный коллоквиум по Корану. Несколько занятий Ахмад уже прогулял, и двое его приятелей пойнтере-
* Суфийский, т. е. относящийся к суфизму; суфизм — религиозномистическое течение в исламе. Под этим термином объединяются все мусульманские учения, целью которых является разработка теоретических основ и практических способов, обеспечивающих непосредственное общение человека с Богом, которое суфии называют познанием истины.
** Махди — последний преемник пророка Мухаммада, провозвестник близкого конца света, своего рода мессия. В Коране Махди не упоминается, однако идея мессии широко толкуется в преданиях.
*** Азан — призыв к молитве в исламе.
31
совались причинами его прогулов. Вот почему, сняв с верхней полки Коран и взяв молитвенный коврик, он быстро перешел улицу и направился в местную мечеть — маленькое неказистое строение с деревянным полом и простеньким минаретом. Ахмад снял сандалии, из крана с водой для ритуальных омовений ополоснул лицо, руки и ноги и поспешил внутрь мечети. Народу в ней собралось немного, поскольку большая часть постоянных прихожан пятничный салят совершала на своих рабочих местах.
Внутри мечети было довольно просторно, никаких декоративных украшений в виде орнамента, если не считатьмихраба—ниши в обращенной в сторону Мекки передней стене, в ней не было. Свод михраба украшали написанные старомодно-изящной вязью стихи из Корана. Ахмад расстелил молитвенный коврик как раз в тот момент, когда имам начал декламировать суру, открывающую Коран: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала — Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал...»*
Сколько раз за свою жизнь Ахмад декламировал эти айаты? Тысячи и тысячи раз. Верил ли он им? Разумеется, верил. Но он уже не тот, каким был прежде. Кого облагодетельствовал Аллах? За прошедший год Ахмад часто читал Инджил, не переставая поражаться учению Иисуса — пророка Исы из Корана. Как-то сами собой ему на сердце легли и запомнились некоторые из слов этого пророка, например: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую...»** Коран, напротив, заставлял его защищаться и убивать. «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже
* См.: сура 1:1-7. Здесь и далее Коран цитируется в переводе акад. И. Ю. Крачковского.
*♦ См.: Лк. 6:29.
32_________________________________luful
прелюбодействовал с нею в сердце своем»*. Коран разрешал ему брать в жены до четырех женщин и еще брать в наложницы любую из захваченных в плен в побежденной стране. Он знал доводы мусульман против Библии: например, библейский текст искажен настолько, что потребовалось его исправление в виде Корана. Но как бы то ни было, к Человеку по имени Иисус Ахмада влекло, как бабочку влечет к свету.
В смиренной позе — руки на коленях, спина выпрямлена, голова опущена — Ахмад выслушал декламацию короткой суры, после чего вместе с остальными собравшимися поднял голову и ответил: «Аллах слышит того, кто восхваляет Его». Затем вместе со всеми пал ниц и коснулся лбом пола. «Аллах превыше всего!» — провозгласил имам.
«Сколь велик Ты, пророк Иисус, — размышлял Ахмад. — Из того, чем богат этот мир, Ты не имел ничего... будучи внутренне сказочно богатым. Но как Ты мог чем-то делиться с другими, если Сам не имел места, где приклонить голову? Ты дарил людям Свое сердце, и оно, Твое сердце, как бескрайнее приволье, по-прежнему обнимает труждающихся и обремененных. Большинство богатеев жаждет, ибо их богатство, словно морская вода, не способно утолить их жажды. Их всегда, даже в собственных замках, видишь алчущими. В этих замках они умирают от голодной смерти. Их набитые золотом сейфы не утоляют их жажды. Их сейфы разъедает ржа».
Молебен продолжался, и Ахмад, поднявшись с пола и стараясь привести мысли в порядок, продолжал размышлять об Иисусе. С ним, Ахмадом, что-то случилось. Но когда? Возможно, ему не вспомнить того момента, когда это произошло, но теперь он был убежден в том, что с ним произошло нечто чудесное. Ахмад уже не мог обойтись без Иисуса, поскольку только Он, Иисус, стал для него Человеком превыше любого на
* См.: Мф. 5:28.
33
земле и составил то, ради чего стоило жить, ибо Иисус и в самом деле Бог!
Что должен был предпринять мусульманин в его, Ахмада, положении? Обожествление человека, все равно кого, это не что иное, как ширк* — самый тяжкий грех в исламе. Приписывать божественные черты кому бы то ни было, кроме Аллаха, значит творить ширк. Мухаммад, а не Иисус, был величайшим из пророков. Аллах не имел Сына — у Него были только посланники. Стало быть, все это чушь. Тем не менее Ахмад не мог опровергнуть открывшееся ему знание, и невозможно было сдержать, обуздать, взять под контроль его страстную убежденность: истина рвалась из глубины его души. Вот почему он должен был быть откровенным перед людьми. Но где и кому ему надлежит возвещать истину? И как это делать?
По завершении молебна Ахмад обернулся к соседу и сказал: «Мир тебе и с тобой», не упустив при этом из виду то, что у этого юноши из-за усердных поклонов посреди лба образовалась приметная шишка. Подобная метка является предметом гордости любого правоверного мусульманина — свидетельством всему народу того факта, что ее обладатель и в самом деле искренне, от всей души совершает пятикратный намаз.
Когда имам поставил свой Коран на роль — украшенную деревянную подставку, собравшиеся сели на пол. В избытке юношеских сил, в религиозном экстазе Ахмад чувствовал себя вынужденным говорить, ибо в его сердце жила истина и он испытал непреодолимое желание высказаться. Другие, может быть, думали о том же, но говорить об этом вслух пока не решались. Ахмаду хотелось задать честный вопрос, и, с почтением обратившись к имаму, он спросил:
* Ширк — наделение Аллаха товарищами (то есть равными) или поклонение кому-либо или чему-либо, помимо Аллаха; часто переводится как многобожие.
34
— Почему наша вера, почитающая пророков, пренебрегает величайшим из них? — Недоуменно оглядывая Ахмада — да как тот посмел вступить с ним в разговор перед началом проповеди? — имам словно прикусил язык. Остановиться Ахмад уже не мог: — Есть ли кто-нибудь из пророков больше пророка Исы? Я смотрю на Него и вижу Его совершенство. Я смотрю на Него и вижу Бога!
В тот же миг на Ахмада бросились все силы ада.
♦ » *
Встретив Бутроса перед входом в церковь св. Марка, Абуна Александр провел его по правой стороне святилища, затем мимо алтаря, через дверь, которая вела в ризницу, где хранились церковные облачения священников. В углу комнаты стоял простой деревянный стол, рядом с ним висела раковина и еще притулился покрытый высохшим от старости линолеумом крошечный кухонный столик с электрическим чайником и парой стаканов.
— Прошу прощения, это мой кабинет, — сказал священник, предлагая гостю присесть на складной стул. — Здесь не очень комфортно, зато тихо, так что можно спокойно размышлять, готовиться к проповеди и молиться.
— Тем не менее я страшно благодарен вам за то, что вы меня приняли, — ответил Бутрос.
— На самом деле мне о многом хотелось бы вас расспросить, особенно о том, чем вы занимаетесь. О, надо же включить чайник. Вам чай или кофе?
— Лучше чай.
Священник наполнил чайник водой и в ожидании кипятка насыпал в оба стакана по ложке чая и сахарного песка.
— И давно вы на родине? — спросил отец Александр.
35
— Вот уже шесть месяцев. Я заканчивал в Англии докторскую диссертацию по медицине и услышал Божий призыв вернуться на родину.
— Но ведь вы же не пастырь? — вопросительно поглядел на него священник.
— Нет, но мог бы быть им. Я не раз подменял пастырей, пока те отдыхали. Однако, думаю, мое призвание несколько иное. Мое призвание — служить пастырям.
— Вы женаты? — спросил Александр, разлив кипяток по стаканам и размешав сахар.
— Да. Мы сыграли свадьбу три месяца назад.
— Мои поздравления и наилучшие пожелания! Да благословит вас Господь многими сыновьями. — Священник передал Бутросу стакан свежеприготовленного чая, затем взял свой и сел в скрипучее кресло. — Вы стремитесь помогать пастырям? Однако у меня свой пастырь — католический епископ.
Бутрос, неплохо разбиравшийся в церковной иерархии, немедленно ответил:
— Я не собираюсь подрывать священство вашего епископа. Мы уже с ним встречались. Я ему сообщил, чем намерен здесь заниматься, и по окончании своих изысканий обещал поставить его в известность о результатах.
— Вы намерены поговорить со всеми священнослужителями нашей страны?
— По возможности, да, хотелось бы со всеми. Их в нашей стране не так уж и много...
— Могу я осведомиться, зачем?
— Хочу исследовать духовное состояние здешних церквей.
— Мы едва сводим концы с концами, — устало усмехнулся отец Александр.
— Но, как знать, может быть, Господь желает большего, нежели простое их выживание. — Бутрос глубоко вздохнул и начал излагать то, что повторял в кабинетах тех пастырей, которых успел посетить: — Разве не
»___________________________________iulul
сказал Иисус, что «вы — соль земли», «вы — свет мира»*? Однако можно ли назвать церкви в нашей стране, и в частности здесь, в Сук аль-Хамисе, солью и светом?
— Церковь здесь существует почти две тысячи лет, и язык не повернется сказать, что дела у нас идут неважно.
Абуна Александр его испытывает, понял Бутрос. Священник был католиком, Бутрос — протестантом, деноминация которого благодаря усилиям одной британской миссии укоренилась в этой стране лишь около ста лет назад. С тех пор между местными католическими и протестантскими церквами существовала нескончаемая напряженность. Обычно эти церкви общались мало, тем не менее перебранка между ними могла вспыхнуть и на пустом месте. Бутрос прекрасно понимал, что Бог призвал его укреплять любую церковь, которая не отвергнет его помощи.
— Я благодарю Бога за то, что вы, Абуна Александр, и весь клир в лице священнослужителей вашей церкви продолжаете хранить тысячелетние традиции истинной веры. Вы оставались преданными Богу начиная со времен набегов воинов Меча ислама** и после завоевания ими страны. И сегодня, когда притесняют христиан, вы упорно продолжаете исповедовать свою веру. Сегодня, как вам известно, христиан в нашей стране осталось чуть более пяти процентов. Все, у кого есть возможность, покидают ее и уезжают на Запад...
— Только в этом году наша община лишилась двух семей, — согласился с этим утверждением Бутроса Абуна Александр. — У них есть родственники в Европе.
— Таким образом, мы ведем неравный бой. Однако, по-моему, Бог желает укрепить здешнюю церковь. Как вы понимаете, сделать это необходимо. Я вернулся на родину, чтобы служить церкви — церкви не протестант-
*См.: Мф. 5:13,14.
** Меч — символ ислама. Мечом ислама называют Коран и пророка Мухаммада. Тот, в свою очередь, называл меч ключом от рая.
37
ской, католической, православной или какой-нибудь еще, но Телу Иисуса Христа. Я хочу видеть здешнюю церковь полной жизни, энергии и сил. Я хочу видеть, как она осуществляет свое земное призвание.
Бутрос смолк и ожидал ответа. Священник, выпив чай, поставил стакан на стол. Играя пальцами в длинной седой бороде, глазами он впился в Бутроса, от чего тот нервно заерзал на стуле. Наконец отец Александр спросил:
— Вы знаете, какая из моих проблем самая серьезная? — Нет, не знаю, но, пожалуйста, скажите, какая.
— Протестанты. Не умея находить себе новых сторонников среди мусульман, они перетягивают на свою сторону моих прихожан. Так, несколько семей оставили церковь св. Марка и теперь ходят в пятидесятниче-скую церковь на окраине города.
Это изобличение из уст священника осталось без ответа. Похожие обвинения Бутросу доводилось слышать и прежде, однако со слов некоторых новообращенных ему также было известно, что теперь их учат читать Библию, да и в самом протестантском богослужении они находят больше жизни. Бутрос наблюдал полноту жизни как в православных приходах, так и в католических — в иных местах духовенство отвечало на нынешний вызов организацией библейских классов и инициацией молодежных программ. Но, как всегда в подобной ситуации, Бутросу стало неловко:
— Мне понятны ваши огорчения. Нам нельзя соперничать из-за верующих. Мы составляем меньшинство, и наша единственная надежда только на сотрудничество. Чего я хочу, так это помочь объединиться всем христианам, а не сеять между нами раздор. Вот в чем мое желание.
Рассеянно поигрывая висящим на шее деревянным крестом, священник спросил:
— И как же вы намерены служить церкви?
— Чтобы это узнать, я пытаюсь постичь суть Божьего промысла. Мне самому хочется вас послушать и у вас
»
поучиться, а потом вместе с вашим епископом и церковным начальством других деноминаций выработать соответствующий план.
— И кто же вас финансирует?
Эта тема была очень болезненной, но скрывать правду не имело смысла. Что касается материальной поддержки служения Бутроса, то в этой стране ее почти не было. Вспомнив о брате Андрее, Бутрос безмолвно вознес благодарственную молитву Всевышнему за начальные инвестиции в его служение, которые ему гарантировал брат Андрей.
— В Нидерландах есть одна организация, дающая нам немного денег. Когда я составлю план работы, она будет давать больше, и еще я смогу обратиться за помощью в другие миссии.
Священник кивнул. Много лет он служил церкви в Сук аль-Хамисе, но до сих пор никто, если не считать епископа, не справлялся о его нуждах и не вызывался помочь. Разумеется, у него было желание обсудить предложение Бутроса, более того — сделать это было необходимо.
— Разрешите, я покажу вам церковь? — Абуна Александр поднялся и провел Бутроса из ризницы к небольшому запертому чулану. Священник отпер дверь, и Бутрос увидел перед собой унитаз и раковину.
— Это наш туалет, он вышел из строя несколько лет назад. Если кому-то из прихожан надо справить нужду, он идет ко мне на квартиру, благо она отсюда недалеко, на этой же улице. Или терпит, пока не вернется домой. — Священник запер дверь в туалет и повел Бутроса в святилище. — А теперь взгляните на потолок. — Бутрос закинул голову и заметил несколько зияющих дыр. — Во время дождя мы подставляем тазы и лохани. Теперь обратите внимание на наши стены. — Когда оба подошли к закопченной и пыльной стене, Бутрос увидел пугающего вида трещины. — Теперь вы понимаете, в чем наши проблемы? — Бутрос кивнул. Он понял.
39
Любая церковная община, выразившая желание сделать хотя бы необходимый ремонт в храме, должна получить разрешение правительственных чиновников, однако разрешения на ремонт церкви практически никому не дают. — Вы знаете, сколько лет мы пытаемся отремонтировать крышу и туалет? Я уж и не припомню, когда мы впервые обратились за необходимым разрешением. Вы только посмотрите, что творится снаружи. — Схватив Бутроса за руку, священник вывел его из храма и показал на стоящее неподалеку от церкви строение. — Получить разрешение на строительство мечети может кто угодно. Эту мечеть построили четыре года назад, хотя за два квартала отсюда есть другая мечеть. Посмотрите на эти репродукторы — они направлены в нашу сторону. Часто во время нашего богослужения мусульмане их включают и пытаются его заглушить.
Бутрос тяжело вздохнул. Похожие жалобы он слышал на родине всюду, где успел побывать. Состояние церковных строений было самым плачевным. Мыслями на эту тему он обременял себя так, что по ночам не мог заснуть.
— Пожалуйста, позвольте мне задать вам еще один, но очень важный вопрос. Не могли бы вы мне сказать, как вами оценивается духовное здоровье прихожан церкви св. Марка?
Отец Александр на какое-то мгновение замер, тщетно взвешивая ответные слова. В глазах этого человека Бутрос увидел глубокую тоску. Со свойственной ему проницательностью он поглядел на священника, на глубокие морщины на его лице, и признал в нем человека, любящего Бога и многие годы трудящегося во имя Его. Наконец отец Александр начал говорить:
— Да, вопрос, конечно, чрезвычайно важный. Среди моих прихожан есть несколько преданных христиан. Всего в моей общине около семидесяти пяти семей. Правда, не все они посещают богослужения. В иное воскресенье у меня на службе бывает от сорока до
«
пятидесяти человек. Для кого-то христианская вера есть нечто, чем они просто отличаются от соседей-мусульман. Их семьи в течение нескольких поколений считались христианскими, стало быть, и они христиане, но церковь они посещают лишь на Пасху и Рождество, а также когда женятся или собираются крестить младенцев.
Молодой человек почувствовал прилив сострадания к старому священнику, оставшемуся верным Богу. Бутрос дал себе слово, что сделает все, что только в его силах, чтобы ободрить и укрепить церковь отца Александра.
— Святой отец, боюсь, что не смогу помочь вам в ремонте церковного здания, — сказал он негромко, но веско, — однако сообща мы найдем способ исцелить сердца прихожан вашей церкви.
Месяц спустя
Ахмад глухо стонал из-за сильных ушибов. За последнее время отец несколько раз жестоко его избивал бамбуковой палкой. Ахмад корчился на земле, когда родные братья и сестры пинали его и вопили: «Неверная свинья!» Потом каким-то образом ему удалось приползти в свою каморку и забраться на ложе.
Заслышав на богослужении революционные высказывания Ахмада, местный имам, став пунцовым, начал гневно кричать. Послушные юнцы схватили восторженного юношу, выволокли его из мечети и крепко намяли ему бока. Имам убеждал семью Ахмада наставить сына и брата на путь истинный, для чего советовал как следует его проучить: «Накажите-ка его, да так, чтобы знал назубок шахаду». С Кораном в руках Ахмад должен был провозгласить исламский Символ веры: «Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад — посланник Его» — тогда отменится наказание и будет восстановлена честь семьи. Младшая сестра Ахмада Фара шепнула ему на ухо: «Хочешь — верь, хочешь — не верь, только произнеси эти слова, и все».
41
Но Ахмад был абсолютно уверен в подлинности того, что он узнал и понял об Иисусе. Иисус принципиально, то есть коренным образом отличался от Мухаммада. Если пророка ислама чтили за военные успехи, то Иисус не возглавлял никаких армий и прославился проповедью любви. Нет ни одного письменного свидетельства того, что Мухаммад творил чудеса, между тем как в Инджиле засвидетельствовано множество сотворенных Иисусом чудес. Тогда чего ради ему вновь обращаться к пророку Мухаммаду, который явно был просто человеком, в то время как Иисус — Бог? Этим как будто и определялся его выбор. Однако как долго он мог продержаться в условиях неослабевающего давления? На семейном совете с приглашением ближайших родственников уже предлагалось его убить. Некоторые кричали: «Ты всех нас опозорил и потому заслуживаешь смерти». Один из двоюродных братьев даже с усмешкой сказал: «А как обрадуется Аллах, когда я тебя убью!»
Ахмад подумал о смерти и о том, как долго все связанное с ней ужасало его. Но теперь, казалось, смерть перестала его пугать. Тяжело ворочаясь на своем ложе, он заставил включиться свое сознание, чтобы постичь эту удивительную перемену. Согласно мусульманскому учению, правоверный может быть уверен, что окажется в раю, лишь в том случае, если в джихаде он ради Аллаха не пожалеет и жизни. В мечетях проповедуется блаженство мученичества, о нем рассуждают на уроках в мусульманских воскресных школах. Погибших за правое дело ислама ожидают вечные райские наслаждения. Некоторые из правоверных убеждены в том, что мусульманские мученики членам своих семей способны проторить дорогу в рай. Каким бы славным и величественным делом все это ни казалось, Ахмад считал его выдумкой, в которую ничуть не верил.
Но во что же верил Ахмад? Ему неожиданно припомнилось и приобрело чрезвычайную важность евангельское повествование о Христе, воскресившем Лазаря:
«luiul
«...Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек»*. Вот во что верил Ахмад, и потому ради открывшейся ему истины не страшился принять смерть. Тем не менее он понимал: если ему суждено умереть за любовь к Иисусу, то не теперь, ибо его время еще не пришло.
На следующий день, собравшись с силами, Ахмад встал, выбрался из дома и, оседлав мотороллер, направился в пригород Сук аль-Хамиса. Припарковав мотороллер в переулке за два квартала от церкви св. Марка, он осторожно, обходным путем, подошел к дому священника, стоявшему в полуквартале от церкви. Ахмад тихо постучал в дверь. Не получив ответа, он постучал сильнее. Дверь приоткрылась, но женщина (это была жена священника), бросив взгляд на его бледное лицо, тотчас захлопнула дверь. Юноша заглянул в окно и увидел в нем отражение своего обезображенного побоями лица. «Да я просто напугал женщину», — подумал он и собрался было ретироваться, но дверь снова отворилась и на пороге показался сам отец Александр. Торопливо оглянувшись по сторонам, он шире открыл дверь и сказал:
— Быстро заходи, пока нас никто не заметил. — В прихожей священник всмотрелся в лицо Ахмада. — Кажется, мы с тобой где-то встречались, но где, не могу припомнить, — заметил он.
Ахмад кивнул:
— Однажды мне захотелось побывать в вашем храме...
Отец Александр усадил Ахмада за обеденный стол и занялся порезами и ссадинами на его лице и торсе. Закончив их санитарную обработку, священник сел рядом с ним. Поначалу он ничего не говорил, но было слышно, как тяжело он дышит. В наступившей тишине
См.: Ин. 11:25-26.
43
Ахмад опустил голову, не смея взглянуть отцу Александру в глаза. Он боялся, что его снова отвергнут.
Первым заговорил старик:
— Успокойся, все в порядке. Здесь ты в безопасности, по крайней мере в настоящий момент. Будь добр, расскажи по порядку, что с тобой случилось.
Когда Ахмад закончил свою скорбную повесть, снова наступило молчание. Наконец священник поднялся и вышел на кухню. Несколько минут спустя он вернулся в комнату в сопровождении супруги, и та поставила перед Ахмадом тарелку с яичницей-глазуньей, несколькими лепешками и нарезанным ломтями сыром. Священник бессильно опустился на стул, стараясь собраться с мыслями; Ахмад между тем принялся поглощать пищу — за последние дни у него во рту не было и маковой росинки.
Утолив голод, Ахмад взглянул на священника. Внешне отец Александр казался суровым:
— Оставаться у нас тебе нельзя. Вскоре тебя хватятся родичи и обязательно отыщут, так что, пока не поздно, беги из города куда-нибудь в безопасное место. Деньги у тебя есть?
Ахмад покачал головой:
— Нет, я при первой же возможности скрылся из дома. Они спрятали всю мою одежду, кроме той, что сейчас на мне. Что касается мотороллера, то он стоял на улице, за домом.
— Ты не безработный?
— Нет, я учусь в местном университете. Конечно, теперь мне туда хода нет. Ума не приложу, что мне делать.
— Ладно, у меня на примете есть человек, который тебе поможет. По крайней мере, я так думаю. В силах ли ты целый час ехать на своем мотороллере? — Ахмад кивнул. — Тогда я ему позвоню, и если он согласится, то дам тебе денег на бензин и питание. А потом... на все Божья воля.
Глава 4
Три месяца спустя
Две открытые Книги — Библия и Коран — лежат рядышком на столе. Человек лет тридцати с собранными в хвостик волосами, поигрывая пальцами в черной бородке, читает сразу обе Книги. «Просто невероятно», — бормочет он себе под нос.
Комната наполнена шумом уличного движения, доносящимся из открытого окна. Мустафа, кажется, чрезвычайно чувствителен к звукам, которые, обычно подсознательно, воспринимаются людьми всего лишь как фон. Характерный шум движения легковых автомобилей, автобусов и грузовиков, а также их неумолчные гудки и рев на форсаже представляются Мустафе своего рода симфонией. Он способен угадать настроение почти всех сидящих за рулем людей, начиная с тех, кто дружески шлепает по клаксону, и кончая теми, чья ярость выливается в протяжный вой разноголосых сирен. Иногда кажется, что каждое транспортное средство возмущается по-своему, когда его заставляют ждать очередные полминуты, перед тем как в бесконечной пробке ему удастся продвинуться на несколько метров вперед. При этом ни один из звуков, по всей видимости, не в силах изменить общей тональности непрерывного гула движущегося по старинным улицам транспорта.
45
Летний зной над страной близ пустыни еще не навис мучительным бременем, так что потолочный вентилятор Мустафы вращается лениво, на малой мощности. С минарета университетской мечети в двух кварталах отсюда слышится азан — это муэдзин* зазывает правоверных на послеобеденную молитву. Мустафа часто приходит сюда на освященный веками ритуал, после чего принимает участие в собраниях местного отделения движения «Братья-мусульмане». Обычно они остаются в мечети, садятся кружком на пол и исследуют Коран, но сегодня как ни старался Мустафа, как ни заставлял себя пойти в мечеть, у него ничего не получилось. Раньше он настаивал на том, что нет прошения правоверным, которые пренебрегают молебном (ведь даже в случае тяжелой болезни они обязаны молиться — открыванием и закрыванием глаз указывая на преклонение коленей и поклоны в сторону Мекки), но сегодня он не в силах оторваться от чтения.
Мустафа откинулся в кресле, и ему вспомнилось проведенное в селении близ Сук аль-Хамиса детство. Что теперь думает о нем отец? У Мустафы было три брата и четыре сестры, но главные свои ожидания отец всегда связывал именно с Мустафой. Когда тот учился в исламской школе, отец заставлял его запоминать большие отрывки из Корана, ведь тогда он мог получать денежные вознаграждения, полагающиеся тем ученикам, которые наизусть читали три суры.
Один из двоюродных братьев Мустафы привлек его к работе в движении «Братья-мусульмане», зародившемся в Верхнем Египте еще в двадцатых годах прошлого века, а потом распространившемся по всему Ближнему Востоку. Двоюродный брат утолял его, Мустафы, жажду познания, снабжая книгами Хасана аль-Банны, основателя движения, и других теоретиков мусульманского
* Муэдзин — служитель мечети, с минарета призывающий мусульман на молитву.
«
фундаментализма, таких как Саид Кутб, книга которого «Вехи на пути», написанная им во время тюремного заключения, во всем мусульманском мире вдохновляет тысячи сторонников джихада.
Со временем Мустафа стал чрезмерно радикальным исламистом даже по меркам отца. Сын обвинил родителей в том, что они неверные. «Я молюсь, соблюдаю пост и делаю все, что требует посланник Аллаха, да пребудет он с миром», — возразил ему отец. Мустафа же в ответ ему сказал: «Этого мало. Ты должен признать, что само общество, в котором мы живем, отступило от веры, и что всякий, кто не молится, тот безбожник. — А потом добавил: — Моя мать — неверная, поскольку она не молится. Значит, если ты правоверный мусульманин, ты обязан с ней развестись, ведь ислам запрещает брать в жены неверных». За эти слова отец его высек и выгнал из дома, так что первое время Мустафа ютился у одного из членов движения.
В доказательство своей приверженности радикальному исламу Мустафа и его друзья терроризировали небольшую христианскую общину, грабили христианские предприятия в Сук аль-Хамисе и принадлежащие христианам фермы в окрестных селениях. Сам он грабежом это не считал и все это безобразие называл звучным словом «джихад». Согласно трудам мусульманских ученых, христиане и иудеи либо должны платить джизью*, либо принять ислам. Если они не платят джизью и отвергают ислам, их следует уничтожить. Тот факт, что на родине Мустафы установилось более или менее терпимое отношение к дхимми, раздражал Мустафу. Из-за дхимми ни одно исламское государство не могло полностью посвятить себя исламу и жить в согласии с шариатом, поэтому «Братья-мусульмане» и намеревались радикально решить проблему дхимми.
Джизья — подушная подать, налог за покровительство.
47
Мустафа проповедовал цели движения в соседних ближневосточных странах. Он страстно призывал эмиров* и высокопоставленных правительственных чиновников руководствоваться только шариатом и отвергать любые подобия западных законодательств. По причине откровенного радикализма своих проповедей Мустафа оказался в тюрьме, по освобождении из которой был немедленно выслан на родину. С тех пор он сосредоточил усилия на столичном университетском городке, активно вербуя студентов в ряды «Братьев-мусульман». Шейху**, предводителю местной ячейки этого движения, нравилась преданность Мустафы идеям фундаментализма и способность четко формулировать мысли, и он поручил ему написать несколько небольших сочинений.
Работа над ними и привела Мустафу к критической ситуации. Ему рассказали о нескольких христианских миссионерах, арестованных за попытки обратить мусульман в христианство. Услышав об этом, Мустафа пришел в ярость, чем и воспользовался шейх, предложив ему написать книгу, раскрывающую тему искажения христианами истинного учения. В исследовательских целях ему понадобилось прочесть Библию. Он поставил перед собой цель доказать, что библейский текст был изменен и, как утверждают многие мусульманские ученые, даже искажен. Но как доказать, что современная Библия — это подделка, не сравнив подделку с оригиналом? Мустафа проштудировал несколько работ с критикой Священного Писания, но, обращаясь к библейским стихам, на которые ссылались их авторы, подкрепляя свою аргументацию, обнаруживал, что эти стихи либо ее опровергают, либо в некоторых случаях вообще не существуют. Тогда шейх указал
* Эмир — в некоторых исламских странах титул правителя, князя; также употребляется в значении *предводитель мусульман».
** Шейх — зд.: представитель высшего духовенства.
«
Мустафе на труд Мауланы М. Рахматуллаха Кайранви «Изхар аль-Хакк»*, аргументы которого показались ему наболее ясными и убедительными, но и в этом исследовании им были обнаружены те же самые ошибки.
В последнее время Мустафа решил сосредоточиться на Тауре (первых пяти библейских книгах) и Инджиле, в которых были указания на пророка Мухаммада. Имени Мухаммада в Библии ему найти не удалось, но в Тауре он нашел двадцать шесть текстов, которые могут свидетельствовать о пророке. Он с жадностью проглотил первый из этих текстов: «Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов»**. В книге «Изхар аль-Хакк» утверждалось, что Примирителем в Книге Бытие назван пророк Мухаммад, но когда Мустафа занялся исследованием текста, чтобы доказать это утверждение, он пришел к выводу, что пророчества сбылись с Исой, Божьим Помазанником, а вовсе не с Мухаммадом.
Тогда он обратился к другому тексту: «Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой, — Его слушайте...»*** В «Изхар аль-Хакк» это место Писания истолковывалось так: под братьями надо понимать сыновей Исаака и сыновей Измаила, в этом случае пророк Мухаммад и сыновья Исаака окажутся братьями. Мустафа нашел отрывок в Коране, в котором говорится, что пророк будет арабом и говорить он будет по-арабски. Но текст Тауры утверждал, что этот пророк будет евреем и говорить он будет по-еврейски. «Если в Тауре говорится о пророке Мухаммаде, то мне не стоит доверять Корану», — подумал Мустафа. Это была испугавшая его самого мысль.
* В русском переводе этот труд известен как «Доказательство божественного происхождения Корана и подлинности хадисов» и «Ниспосланная истина».
** См.: Быт. 49:10.
*** См.: Втор. 18:15.
49
Утомленный исследованиями, Мустафа пришел к выводу о том, что ни в одном из двадцати шести стихов Тауры ничего не говорится о Мухаммаде. И вот он читает следующий стих из суры под заглавием «Трапеза»: «Скажи: “О люди писания! Вы ни на чем не держитесь, пока не установите прямо Торы и Евангелия и того, что низведено вам от вашего Господа”»*. Итак, в Коране утверждается авторитет иудейских и христианских священных писаний. Мустафа обратился к восемьдесят четвертому айату третьей суры («Семейство Имрана») и прочел: «Скажи: “Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано Ибрахиму [Аврааму], и Исмаилу [Измаилу], и Исхаку [Исааку], и Йакубу [Иакову], и коленам [двенадцати сыновьям Иакова], и в то, что было даровано Мусе [Моисею], и Исе [Иисусу], и пророкам от Господа их. Мы не различаем между кем-либо из них, и Ему мы предаемся”». Но каким же образом христианский Бог может быть Аллахом? Вот что Мустафа прочел в Инджиле'. «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного...»** Аллах же повелевает в Коране совершенно иное. В суре «Раскаяние» Мустафа прочел: «...избивайте многобожников, где их найдете, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте!»*** Невозможно представить, чтобы христианский Бог и Аллах были одним и тем же Лицом. Невозможно представить, чтобы обе Книги, Библия и Коран, были в равной мере правы. И действительно, о некоторых вещах они говорили одно и то же, но различий между ними было гораздо больше, и это обстоятельство пугало Мустафу. Одна из Книг должна была быть неверной.
* См.: сура 5:68.
♦♦ См.: Мф. 5:44-45.
♦♦♦ См.: сура 9:5.
»lu^ul
После намаза на улице вновь воцарилась суета. Но теперь Мустафа не знал, что ему делать, — молиться Аллаху или христианскому Богу и какая из Книг подлинная, в которой из них заключена истина.
Вдруг Мустафу охватили мир и покой — он уверился в том, что Бог откроет ему истину.
* ♦ ♦
В это раннее утро Бутрос, как всегда по утрам, наслаждался тишиной своего кабинета. Квартира, в которой жили он и его жена Надира, была небольшой, но удобной. Одна из двух крошечных спален с книжными полками, небольшим столом и диванчиком (на который могли присесть лишь двое и который в случае необходимости раскладывался в ложе для гостей) служила ему кабинетом. Бутросу очень нравилось работать в окружении библейских комментариев и богословских сочинений, которые он собрал во время учебы в Англии. Авторы этих книг были его наставниками и друзьями. Они подробнейшим образом ему объясняли, как надлежит себя вести в вынужденно одиноком служении. Скоро ему придется упаковать большинство этих книг и подыскать себе новый кабинет. Бутрос уже полгода как женился, и два месяца назад Надира принесла ему радостную весть, что ждет ребенка. Придет время, и эта комната станет детской.
Вскоре после свадьбы Надира устроилась учительницей в начальную школу неподалеку от дома. Эта работа, наряду с небольшой стипендией от одной организации в Голландии и разовыми подарками от нескольких друзей в Англии была источником их скромного дохода. Бутросу же досталось небольшое наследство, в том числе участок земли близ Сук аль-Хамиса, который у него арендовали фермеры.
Бутроса тревожила невозможность обеспечивать все потребности Надиры. Она происходила из довольно
51
богатой семьи, и ее отец несколько раз предлагал ему трудиться в семейном бизнесе. Совсем скоро их жизнь должна была самым существенным образом перемениться — в этой стране женщины после рождения первенца редко возвращались к прежней работе. Но когда Бутрос спросил себя вслух, стоит ли ему принимать предложение тестя, Надира и слышать об этом не захотела. «Бог призвал тебя на служение, — убеждала она мужа, — и я тебе помогу. Мы будем служить вместе. Нам надо довериться Богу, и Он усмотрит все необходимое для нашей семьи».
Обдумать предстояло многое. Бутрос побывал почти во всех церквах страны. Он поглотил несчетное число чашек чая и кофе, превратившись в некоего доверителя, к которому обращались пасторы и старосты общин. Все стремились выговориться перед Бутросом, поскольку видели в нем преданного своему служению и сострадательного человека одного с ними круга. В результате он немало узнал. Многие священнослужители, особенно из сельских районов страны, не имели достаточного богословского образования. Большинство их никогда не посещали ни библейских школ, ни семинарий, ни тем более университетов. Бывало и так, что пасторами они становились лишь потому, что кроме них в их общине не было ни одного грамотного человека. В их работе также ощущалась острая нехватка духовных ресурсов — библейских комментариев и других вспомогательных средств, обладание которыми на Западе считается делом само собой разумеющимся. Сотрудничая в соседней арабской стране с обществом «Библейский форум», Бутрос приобрел несколько ценных материалов и раздал их пасторам. Он также обеспечил их книгой брата Андрея «Божий контрабандист» на арабском языке с достаточно экспрессивно переведенным заголовком — «Невзирая на невозможность». Эти слова кратко и без обиняков обрисовывали положение Бутроса. Он был убежден в том, что грамотные молодые
и
люди из его столичной церкви, а также из пригородных церквей получают возможность вдохновляться рассказом брата Андрея, чья вера в Господа когда-то подверглась множеству тяжелых испытаний.
Помимо семейных нужд, Бутрос был озабочен перспективами финансирования своего будущего служения. У него не было никаких дополнительных фондов, чтобы приступить к работе над более или менее солидными программами, особенно после того как он приютил Ахмада, присланного священником католической общины Сук аль-Хамиса. С помощью хозяина одной из гостиниц, члена общины той же столичной церкви, Бутрос подыскал молодому новообращенному крошечную квартирку. Ахмад рвался работать, но работы для него, кроме случайных заработков, не было. Он состоял под духовным началом Бутроса и раза два в неделю приходил к нему ужинать. Так или иначе, но посылаемого Бутросу Богом было вполне довольно для содержания семьи, работы с литературой, путешествий по стране, поддержки Ахмада и других обращающихся к нему за помощью людей, но если Бутрос собирается воплотить свои дерзкие мечты в жизнь, ему понадобится гораздо больше материальных ресурсов.
В комнату неслышно вошла Надира.
— Ты сегодня встал раньше, чем обычно, — молвила она и устроилась рядышком с Бутросом, положив ему голову на плечо.
— Прости, что я тебя разбудил. У меня есть над чем подумать и о чем помолиться. Как ты себя чувствуешь?
— Немного лучше, — Надира была рада, что сегодня утром ее меньше мучила тошнота, — но вообще-то пора этой штуке прекратиться, ведь прошло уже почти три месяца.
— Хочешь чая?
В знак согласия Надира улыбнулась, и Бутрос в надежде утолить ее жажду отправился на крошечную кухню, чтобы приготовить ей чашку чая. Разумеется, он
53
знал, что большинство мужчин в его культурной среде никогда бы на кухне не появились. Бутрос и Надира много говорили о том, как в их отношениях отражается христианская вера. Бутрос не принимал популярного взгляда, согласно которому мужчины должны относиться к своим женам, словно к своей собственности. Немногие женщины на его родине трудились на производстве или в торговых центрах. Женщинам положено довольствоваться ролью домохозяйки, рожать детей, заниматься их воспитанием и всякий раз, выходя из дома, покрывать свои головы хиджабом. Дело не в том, что семья для мусульман значит больше, чем для христиан, — просто Бутрос видел в Надире не только хозяйку своего дома и мать своих детей. Она была другом и наперсницей, и еще она могла служить женщинам своего круга. У них было общее дело, и Бутрос часто обращался к жене за советом.
Бутрос вернулся в кабинет с подносом, на котором стоял чайник с настоявшимся чаем, две чашки, молоко и сахар. Ожидая мужа, Надира задремала на диванчике, а когда он поставил поднос на столик, очнулась и потянулась к чайнику. Бутрос умело обслужил жену, и она, глотнув чаю, спросила:
— Итак, почему же мой муж сегодня так рано поднялся?
— Хочу попросить брата Андрея дать совет, — улыбнулся Бутрос, взглянув на жену. — Мне нужна финансовая поддержка, поскольку я тревожусь о моей маленькой, но растущей семье, и потом мне потребуется штат сотрудников, чтобы продолжить служение.
— И к чему ты пришел? — Надира, сидя с поджатыми под себя ногами, внимательно смотрела на мужа.
— Прежде всего, нам нужно организовать учебу пастырей. Большинство из них работают обособленно от других, и только единицы учились когда-то в семинарии или окончили библейскую школу. Я обсуждал этот вопрос с епископами и церковным начальством в
м__________________________________luAul
общинах. Хочу провести конференцию, а также совещание-семинар, быть может, даже несколько, куда могли бы приехать пастыри, чтобы пройти какие-то курсы и немного отдохнуть. В этом меня поддерживает все церковное начальство. В качестве почетного гостя я хочу пригласить брата Андрея.
— Для начала это хорошая мысль.
— У нас есть немало и других нужд, но мы не можем огласить их все и сразу. Больше всего меня тревожат церкви в сельских районах страны. В некоторых селениях в христианских общинах нет церковного начальства — нет священнослужителей. Обремененный семьей молодой человек обосноваться там не может — слишком суровые условия. Тамошняя нищета среди прочего означает и то, что общины могут обеспечить пастырям лишь минимальное месячное жалованье. Зачастую там нет школ — в лучшем случае лишь воскресная школа при мечети, где наизусть учат Коран. Если человек хочет вырастить своих детей образованными людьми, ему нужно жить в городе. Вот почему меня крайне тревожит состояние сельских общин, и я думаю, как христианам возрастать в вере и как им восполнять свои духовные нужды. И еще одна проблема — большинство христиан не знают грамоты. Они не могут читать Библию и очень мало знакомы с ее учением. Работы лучше той, что они имеют сейчас, им не найти, то есть улучшить свое экономическое положение им не по силам, а это значит, что влияние церкви на общество весьма невелико.
— Таким образом, мой муж собирается изменить всю систему общественного устройства, — улыбнулась Надира. — Ему хочется решить проблему неграмотности и одновременно укрепить финансовое здоровье христианских общин.
Бутрос слегка улыбнулся — жена любила его поддразнить, но именно это помогало ему правильно увидеть перспективы своего дела.
55
— Мы начнем с легко выполнимых задач, — ответил он жене. — Я хотел бы внедрить программу ликбеза хотя бы в отдельных селениях. Поскольку в большинстве сельских церквей нет своих пастырей, быть может, мы укрепим эти церкви тем, что прежде всего научим христиан читать и писать. Позднее мы сможем перейти к реализации программ занятости, к профессиональной подготовке и обучению селян незнакомым им ранее видам деятельности.
— Но у тебя нет ни материальных ресурсов, ни подготовленных учителей...
— Знаю. Вопросов больше, чем ответов. Потому-то я и поднялся спозаранок. Мне еще столько предстоит молиться!..
Надира поставила на поднос пустую чашку, потянулась и взяла мужа за руку:
— Ну, вот и я в помощь тебе. Мы можем обо всем молиться вместе.
Помощь верной жены — драгоценный подарок, и Бутрос вознес Господу сердечную благодарственную молитву за Надиру.
— Есть еще кое-кто, о ком мы должны просить Бога, — сказал он. — О юном новообращенном Ахмаде.
Глава 5
Три месяца спустя
Ахмад успешно затерялся в громадном лабиринте столичных улиц. Крошечная квартирка, которую для него подыскал Бутрос, стала конспиративной. Перебиваясь случайными заработками, Ахмад пару раз в неделю ужинал у Бутроса, да еще получал от него пакеты с едой. Он волен был располагать собой, и его мозг безостановочно перебирал все возможные способы начать, не имея капитала, свое дело. Он решил на время отложить учебу, поскольку перевестись из университета Сук аль-Хамиса в столичный университет значило открыть родным место своего пребывания. Единственным человеком из семьи, с которым он поддерживал связь, была сестра Фара. Он связывался с. ней на короткое время, но даже намеком не выдал, где и как устроился. Примирившись с одиночеством, Ахмад посвящал время чтению Библии и других книг, которыми поделился с ним Бутрос. Все глубже постигая христианство, Ахмад горел желанием возвещать мусульманам Благую весть.
Одним из лучших друзей Ахмада, помимо Заки, был Хасан. Он учился в столичном университете, так что отыскать его не составило труда. Университетский городок был расположен в двадцати минутах ходьбы от конспиративной квартиры Ахмада.
57
Сегодня Ахмад и Хасан бродили по шумному внутреннему двору университетского городка, где было полно студентов. Одни из них торопливо пересекали двор из угла в угол, другие, разложив конспекты, готовились к занятиям.
Переехав на новую, ставшую конспиративной, квартиру, Ахмад немедленно сбрил аккуратную бородку и сменил на джинсы и футболку традиционное арабское белое одеяние джалабийю. Бутросу, который предпочитал широкие хлопковые брюки и белые сорочки, такая перемена пришлась не по душе. «Христиане больше внимания уделяют внутреннему, а не внешнему», — сказал он Ахмаду, однако Ахмад считал, что перемена облика важна как свидетельство перемены веры.
Хасан первым делом обратил внимание на новый наряд Ахмада. «Ахмад, ты стал христианином?» — воскликнул он, когда тот нашел своего друга в университетском городке. Однажды, когда еще оба жили в Сук аль-Хамисе, Хасан спрашивал Ахмада: «Христиане целуются в канун Рождества, едят свинину, принимают на веру догмат о Троице и другие лжеучения. Неужели кто-то может относиться к этому с уважением?»
Когда Хасан разразился причитаниями на весь двор университетского городка, Ахмад велел ему замолчать и повел за угол студенческой кофейни. Вообще-то старинный друг обязан был немедленно отвергнуть христианина Ахмада, а не пускаться с ним в горячий спор, а он в довершение ко всему еще и попросил у Ахмада Библию. Это было просто поразительно!
— Ну и как? — спросил Ахмад, когда Хасан достал из рюкзака Писание и протянул его другу. — Ты прочел Евангелие от Матфея?
— Я прочел всю Книгу, — ответил Хасан и, выхватив ее из рук Ахмада, открыл ее на* Нагорной проповеди. — Вот послушай. «И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед
м llAjl
людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно»*. Ты не можешь себе представить, до какой степени это меня волнует. Когда я это прочел, то немедленно ощутил близость с Самим Богом.
— Это потому, что ты близок со своим отцом, — заметил Ахмад. — Этот отрывок учит тому, что совершенно чуждо исламу.
Однако Хасана не заинтересовал разговор о разнице между исламом и учением Иисуса. Он закрыл Писание и сказал:
— Я читал Новый Завет и чувствовал, как очищается мое сердце, хотя каким образом это происходило, мне непонятно до сих пор. Читая об Иисусе, я представлял Его идущим ко мне, а потом каким-то чудом я увидел Его стоящим передо мной. Тогда-то Он и коснулся моего сердца.
Ахмада обрадовала такая реакция друга, однако он понимал, что этот благодатный процесс еще какое-то время будет далек от завершения.
— Прошу тебя, подумай, как бы ты ответил на следующие три вопроса, — сказал Ахмад. — Во-первых, где ты окажешься сразу после смерти?
— Я-то? Думаю, что отправлюсь прямиком в ад, — улыбнулся Хасан.
Ахмаду было не до смеха.
— Во-вторых, одинаково ли всех людей любит Бог? Не любит ли Он больше людей верующих? — Хасан кивнул, но ничего не ответил. — И третий вопрос. Как ты думаешь, любит ли Бог лично тебя и знает ли Он тебя особенно близко? — Последний вопрос, по всей видимости, задел Хасана за живое так, что он зажмурился. Между тем Ахмад заметил: — На следующей
См.: Мф. 6:5-6.
59
неделе начинается Рамадан. Во время поста постарайся молиться честно, по совести. — Хасан открыл глаза, поражаясь тому, что Ахмад не призывает его обратиться в христианство. Он уже не был уверен в том, что желает исповедовать ислам. Ахмад же следующим образом подвел итог разговора: — Если ты искренне желаешь познать Бога, то ищи Его посредством молитвы и размышления о Нем, и Он откроется тебе.
Две недели спустя
Бутрос и беженец из Сук аль-Хамиса сидели в кофейне, расположенной на полдороге от жилищ того и другого. Сумерки сгущались, и одни правоверные уже успели по-простому разговеться, впервые после длительного поста приняв скоромную пищу, другие же позволили себе обильное угощение с лакомствами. Женщины большей частью оставались дома и смотрели новые сериалы, такие популярные в месяц Рамадан, между тем как мужчины в традиционных белых джалабийях и клетчатых куфийях* собирались в кофейнях. Одни наслаждались кальяном, другие с увлечением играли в нарды. Тишину и уединение нарушали лишь возгласы азартных игроков, стук игральных костей по игровому полю и пронзительные-трели дверного колокольчика.
Иногда Бутрос стеснялся одежды западного покроя. Более того — и он прекрасно это понимал, — национальные одеяния были удобнее, особенно днем в невыносимо жаркое время. Но он привык к сорочкам и широким брюкам еще в Англии и предпочитал одеваться именно так. Дело в том, что в столичном городе большинство мужчин одеваются на западный манер, между тем как большинство женщин ходят в традиционной абайе — долгополом платье черного цвета — и с платком на голове.
Куфийя — традиционный мусульманский головной платок бедуина.
to
После того как официант подал им на подносе две чашечки приправленного кардамоном арабского кофе, Ахмад наклонился к Бутросу, хорошо понимая, что любопытные уши не преминут подслушать все, что он скажет слишком громко, и потому почти шепотом произнес:
— Мне хочется открыть свое небольшое дело.
— Какое еще дело? — спросил, стараясь скрыть удивление, Бутрос.
— Вы понимаете, что мне нужна постоянная работа. Мне нужен и постоянный источник дохода, чтобы не зависеть от вашего великодушия. Вот я и подумал, что неплохо бы мне открыть небольшую типографию.
— Но почему типографию?
— Я же вижу, над чем вы работаете. Вы готовите учебные пособия, а потом их так и так придется отдавать в печать. Вы готовите библейскую конференцию, и вам понадобятся соответствующие материалы. Кроме того, вы знакомы с большинством священнослужителей — их церквам также не обойтись без печатных материалов, а мы могли бы удовлетворить все эти нужды.
Бутрос откинулся на спинку стула, взял кофе и одним глотком опорожнил чашечку, а потом сказал:
— Ты прав. Нам и в самом деле понадобится типография, но у тебя нет ни подходящих площадей, ни оборудования.
На лице Ахмада мелькнула радостная улыбка. Потянувшись, он извлек из кармана джинсов листок и сказал:
— У меня на примете есть хорошее помещение, причем недалеко отсюда. Как я понимаю, вам понадобится новый офис. — Бутрос кивнул, дескать, по семейным обстоятельствам ему вскоре придется переезжать. — Ну так вот, там есть место для вашего офиса, а рядом — место для типографии. У меня готовы соответствующие расчеты, могу их вам показать. Вот в какую сумму выльется это дело на первых порах...
_____________________________________S
Следующие десять минут Ахмад объяснял Бутросу свой план: столько-то денег уйдет на аренду земли, столько-то — на покупку маленького печатного станка и расходных материалов — бумаги и типографских красок. «Молодец, парень, хорошо потрудился», — подумал Бутрос. Однако начальный капитал на реализацию этой инициативы — лишь одна сторона проблемы. Бутрос глубоко вздохнул:
— Ладно, ты обо всем подумал. Вот только таких денег у меня нет.
— Зато у вас есть друзья. И я уверен, что кто-то из них обязательно вложит капитал в такое великое дело.
—Ахмад, ты еще не доказал мне величие своего предприятия. Ты подсчитал его стоимость, но у тебя нет биз-нес-плана. С чего ты собираешься начинать? Во что это встанет и будет ли твое предприятие безубыточным? Сколько тебе нужно зарабатывать на заказах, чтобы сводить концы с концами? Как ты будешь расплачиваться с инвесторами и какую прибыль они получат?
— Я вам доверяю. У вас дело выгорит.
Бутрос улыбнулся:
— Нет, Ахмад, ведь я по уши в своей работе. Я могу представить тебя нужным людям, но времени заниматься типографией у меня нет. И вот еще что: как ты думаешь, много л и у тебя опыта в печатном деле?
— Не так чтобы очень, но освоюсь я быстро.
— Предположим, я соберу деньги и мы откроем типографию. А ты знаешь, как запустить печатный станок? Ты знаешь, как содержать его в исправном состоянии и наладить, когда он сломается?
В голосе Ахмада появились стальные нотки:
— Предоставьте это мне. Там, где нужно работать руками, я справлюсь.
— Ну ладно, только успокойся.
— Вы бы посмотрели, как я обращаюсь со своим мотороллером. Хотите, я в миг его разберу и соберу. В общем, я справлюсь.
я___________________________________luiui
— Ну, так это мотороллер, а не печатный станок.
— А в чем разница?
— Ахмад, если ты как свои пять пальцев знаешь мотороллер, то наймись в мастерскую по ремонту мототехники. Ты же знаешь, сколько ее в этом городе.
— То есть вы не хотите мне помочь? А я-то думал, что вы мой друг. Еще поделился с вами хорошей идеей.
— Согласен, идея неплохая, но у меня нет денег ставить тебя на ноги. И опыта у тебя нет. Нет бизнес-плана. Даже если бы у нас нашлись средства на покупку оборудования, нет никакой гарантии, что мы сможем хотя бы в ноль свести баланс.
— Я не верю своим ушам!
Хлопнув ладонью по столу, Ахмад вскочил и выбежал из кофейни. Несколько очнувшихся кальянщиков удивленно посмотрели ему вслед. У одного из них в понимающей улыбке изогнулись губы.
Бутрос расплатился за кофе и отправился домой. До сих пор у себя на родине он встречался лишь с немногими новообращенными из числа бывших мусульман, хотя слышал о десятках таковых. Те, с кем он встречался, были по большей части людьми молодыми, не состоящими в браке и безработными — такие не могут быть в тягость христианской общине. В других странах — Бутрос знал это наверняка — христианские миссионерские организации таких новообращенных поддерживали, хотя толку от этого было мало. Обеспечивать независимость этих молодых людей следовало в интересах не только их материального благополучия, но и духовной зрелости. Одно дело — помогать им в трудный момент, другое — превращать их в людей зависимых. Хорошо хоть, что Ахмад не ждал подачек. Он был умен и трудолюбив, однако Бутрос мало что о нем знал.
К тому же у Бутроса была еще одна забота. Он вспомнил отрывок из Писания: «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощ-
63
ника, соответственного ему»*. Как только Ахмад устроится на работу, ему надо жениться. Но решить эту проблему еще тяжелее, чем найти ему подходящую работу. Во-первых, в рамках ближневосточной культуры браки планируются и согласовываются семьями, но этот молодой новообращенный порвал всякую связь с родными. Во-вторых, церковь должна определить место, где у новообращенных была бы возможность встречаться с подходящими девушками, но родители-христиане большей частью не желали, чтобы их дочери встречались и выходили замуж за бывших мусульман — христиане традиционного толка не питали к ним доверия. Лучшим решением для них было искать жен из бывших мусульманок, но таких практически не было.
Застревая, буксуя и не находя выхода из тупика, Бутрос обыкновенно молился: «О, Господи! Ниспошли столь необходимую мне силу и мудрость». У Ахмада было много нужд, и в его положении единственным упованием, разумеется, был Бог.
См.: Быт. 2:18.
Глава 6
Шесть недель спустя
Салима откинулась на груду подушек в изголовье кровати и впилась в экран телевизора, с которого какой-то мужчина по-арабски проповедовал Инджил. Этот канал она открыла для себя случайно три года назад, когда через систему установленных на крыше дома спутниковых антенн исследовала телевизионный эфир. Вначале она откровенно потешалась над странным проповедником, но потом ей стало интересно. На столе, который стоял неподалеку от ее кровати, лежали материалы по заочному курсу, которые она заказала через эту телепрограмму. С каждым новым уроком ее интерес к пророку Исе только возрастал.
Девушка не уставала поражаться самой себе: как получилось, что она смотрит эту передачу? Семью Салимы хорошо знали в стране. Ее отец — умный, способный и весьма преуспевающий бизнесмен — находился в близких отношениях с королевской семьей. У него было семеро детей — четыре мальчика и три девочки. Салима родилась четвертым по счету ребенком. Они жили в нестандартном доме, отстроенном в одном из пригородов столицы на двух гектарах плодородной земли. В ее просторной комнате было все, что может пожелать душа девочки-подростка, — набитый прекрасной одеждой гардероб, полки с дорогими кни-
65
гами, коллекция кукол, которую отец начал собирать для нее со дня ее рождения, а также первоклассная стереосистема.
Салима знала, что подавляющее большинство девочек ее страны не имеют возможности учиться и остаются либо малообразованными, либо вообще неграмотными. Что касается Салимы, то она любила учиться, и отец, потакая ее неукротимой любознательности, отдал ее в частную школу. В последнее время она уже мечтала о получении университетского образования. Салима также хотела записаться на компьютерные курсы и в дальнейшем поступить на работу в городскую управу, однако гордившийся усердием дочери отец полагал, что ей лучше выйти замуж, и, как он признавался, на примете у него была пара весьма перспективных претендентов. Замуж Салима не спешила, к тому же отдавала себе отчет в том, что, воспользуйся она своим правом отказаться от замужества, это сочтут за противление воле отца.
Именно любознательность и была той причиной, которая побудила Салиму заказать заочный евангели-зационный курс. Она с нетерпением ожидала получения очередной почтовой посылки с очередным уроком. Пока в ее семье никто не подозревал о том, в какое она впряглась дело, а ведь не только с материальной стороной жизни семьи все обстояло более чем благополучно — религиозные запросы в ней тоже были весьма высоки. Не проходило дня, чтобы отец и братья Салимы не ходили на молебен в мечеть. Требование того же самого в отношении женщин не было столь строгим — они могли молиться и дома. Когда ее преступление — изучение христианства — будет раскрыто, это станет позором для всей семьи, и Салима прекрасно это понимала. Вот почему она предусмотрительно прятала запретные книжки, и если бы ее спросили о ее интересе к христианству, она непременно бы солгала. Никто не должен был даже догадываться о том, что творилось у нее в душе.
s luiui
К пророку Исе Салиму влекло нечто неодолимое — незнакомое и совершенно отличное от всего испытанного ею ранее. Постигая ислам, Салима воспринимала Аллаха как далекого и недоступного Бога. Разумеется, Аллаху не было дела до ее повседневных женских забот. Мусульманину дозволяется иметь от одной до четырех жен, и Салима, как большинство ее подруг, рассматривала это как унижение женщины. «Хорошо, что у отца лишь одна жена — моя мама», — думала она, но ей были известны семьи, где это было иначе.
Воплотившийся Иса разительным образом отличался от всех, кого успела узнать за свою жизнь Салима. Его жизнь была поразительна уже с момента Его чудесного Рождества. Мудрость и простота Его обращения с людьми, Его дерзновенный вызов лицемерному духовенству того времени и особенно Его отношение к женщинам поражали Салиму так, что временами ей даже хотелось жить во времена Исы. Иса говорил, что Бог любит всех людей, и призывал Своих учеников следовать Его примеру и любить друг друга. Она сгорала от жажды познать настоящую, подлинную любовь, и интуиция ей подсказывала, что такую любовь она найдет только у пророка Исы.
В дверь постучали, и одна из горничных объявила, что старший брат Салимы готов проводить ее на базар. Салима носила блузку и облегающие фигуру модельные джинсы от известного дизайнера, но она бы ни за что не рискнула появиться в этой одежде вне дома. Сняв висевшую на двери комнаты черную абайю, Салима накинула ее на себя и поспешила в холл, где, нетерпеливо поигрывая ключами от машины, ее ждал брат. Перед выходом на улицу она удостоверилась в том, что хиджаб покрывает ее голову надлежащим образом.
Старший брат Салимы был водителем-лихачом. Вот и сейчас, ловко меняя скорости и дистанции, он то сливался с городским потоком машин, то отходил от него. Сколько раз по дороге на базар Салима в ужасе, что они
67
вот-вот разобьются, закрывала глаза, но минут через десять они все же благополучно добрались до цели. Из окна автомобиля она увидела двух своих подруг и помахала им рукой. Договорившись забрать ее отсюда часа через три, брат развернулся и уехал по своим делам. Салима любила бродить с подружками по базару, обращая внимание, прежде всего, на лавки с одеждой и украшениями. Хотя девушкам запрещалось за пределами дома носить нетрадиционную одежду, гардеробы у каждой были набиты самыми модными платьями западного образца.
Проведенное с подругами время прошло незаметно, и вскоре старший брат лихо доставил Салиму домой. Не успела она войти в прихожую, как тотчас сняла абайю и хиджаб, бросила их на стул и помчалась вверх по лестнице в свою комнату, однако... остановилась на последней ступеньке лестницы, боясь поверить собственным глазам. В дверном проеме ее комнаты, гневно сверкая глазами, стояла мама. И тут на Салиму снизошло озарение: она вспомнила, как в спешке перед отъездом на базар совершила роковую ошибку. Обычно перед выходом из дома она наводила на своем столе идеальный порядок — стол оставался практически пустым. Все более или менее, с точки зрения родителей, подозрительное она держала в ящике под замком. Ах, как она могла поступить так глупо?! В руках у мамы был «Библейский курс», который штудировала Салима.
♦ ♦ ♦
Бутрос всегда с нетерпением ожидал встреч с Юсефом, старшим пастором церкви «Аль-Ваха». Вот уже свыше четверти века Юсеф руководил этой церковной общиной. На его глазах небольшая группка верующих выросла в крупнейшую протестантскую церковь. Большинство других пасторов видели в нем своего духовного вождя и наставника. Он от всей души желал, чтобы его библейские проповеди были понятны всякому,
и
даже самому неграмотному человеку, так что слушать его приходили многие. Он оказал неоценимую помощь в переводе Нового Завета на разговорный арабский — старинный арабский перевод Библии, который многие десятилетия был в ходу, уже устарел. Из-за своего архаичного, а потому трудного для понимания простых людей языка он стал тормозом на пути евангелизации.
Вскоре по возвращении из Англии Бутрос отправился на встречу с Юсефом и впоследствии продолжал регулярно встречаться с этим благородным Божьим человеком, чтобы получать его советы и поддержку. Когда Ахмад оказался в столице, Бутрос связался с Юсефом, и тот поговорил с одним из верующих, который работал агентом по недвижимости. В результате им удалось подыскать Ахмаду его нынешнюю квартиру.
Сегодня Бутрос обсуждал с Юсефом свои впечатления, полученные входе изучения христианских церквей страны, и перспективные планы, разработкой которых он теперь занимался. Они также поговорили о том, что Бутросу необходимо открыть свой офис и, разумеется, подобрать штат сотрудников.
— Мне хотелось бы, чтобы ваш офис располагался неподалеку от нас, — признался Юсеф, — хотя я не совсем уверен в том, что это мое желание лишено эгоизма. По роду вашего служения вам приходится контактировать с представителями различных деноминаций, так что ваш офис должен быть в определенном смысле нейтральной территорией, и в нашей церкви обязательно найдутся добровольцы, желающие вам помочь.
В этот момент открылась дверь и секретарь Юсефа объявил:
— Пастор, пришел какой-то Мустафа и хочет вас видеть.
— Пожалуйста, извините, что я вынужден вас перебить, — сказал Юсеф Бутросу. — Секретарь предупрежден: если меня спрашивают, то я уделяю внимание просителям.
69
Когда в кабинет вошел долговязый бородатый человек, Юсеф и Бутрос поднялись навстречу гостю.
— Сам не знаю, зачем я здесь, — молвил Мустафа после того, как все обменялись рукопожатием.
— Может быть, вас привел сюда Сам Бог, — ответил Юсеф. Затем он представил гостю Бутроса и сказал: — Если вы не против, Бутрос останется с нами. Возможно, сообща мы сможем вам помочь.
Мустафа посмотрел на этих двух мужчин и выпалил:
— Это уже шестая церковь, в которую я обращаюсь. До сих пор меня только прогоняли.
Юсеф улыбнулся и сказал:
— Пока что мы просто говорим вам, что мы вам рады. Прошу вас, присядьте. Хотите выпить чего-нибудь холодного?
Первое время все трое пили колу, и Мустафа говорил о своих странствиях по духовной пустыне:
— Дело в том, что за все это время у меня набралось более трехсот неразрешимых вопросов, — признался член движения «Братья-мусульмане». — Будучи в страшном недоумении, я спрашиваю себя: «Неужели Коран — это Божье Слово? Если же истинна Библия, то для чего мне теперь жить?»
— Болеетрехсотвопросовсразу —это уж слишком, — с легкой улыбкой на губах сказал Юсеф. Нетрудно было понять, почему этот старец (впрочем, не такой уж и старец: на вид ему было лет шестьдесят) всем внушал великое почтение и почему гости-мусульмане сходу ему открывались. — И вы отыскали какие-то ответы?
— Не знаю... Возможно... Мне кажется, что подлинным Божьим Словом является Библия, а не Коран. Мне не удалось найти доказательств того, что Библия была искажена.
— Что ж, для начала неплохо. Какие из ваших вопросов пугают вас больше всего?
— Ну, прежде всего, такой... Разве у Аллаха может родиться Сын? — Мустафа в страшном волнении
п
подался вперед и начал перечислять поставленные мусульманскими учеными вопросы: — Может ли Аллах быть человеком? Он для этого слишком свят и слишком велик. Он самодостаточен и ни в ком не нуждается. Вы утверждаете, что Иисус — Бог, но если Он — Бог, то почему Он нуждался в пище? И разве Он, будучи Богом, не отправлял естественных нужд? Разве Бог, простите, может испражняться? Подразумевать подобное — настоящее богохульство. — Мустафа откинулся на спинку кресла, страшно довольный этим своим аргументом. — К тому же вы утверждаете, что Иисус был распят, — продолжил молодой человек. — Как Он мог, жалуясь на жажду, позволить врагам совать Себе в нос уксус с желчью? Неужели божественной природе может быть присуща немощь? И еще, если божественная природа Иисуса была самодостаточной и Он ни в чем не нуждался, то зачем Ему было посещать храм и там молиться? Не означает ли это, что Он нуждался в Аллахе, тем самым свидетельствуя, что Сам Он всего лишь пророк?
Юсеф улыбнулся и сказал:
— Вы задаете вполне уместные вопросы. И мы знаем, как ответить на каждый из них. Христиане считают, что Иисус был и Богом, и Человеком. Как любой человек, Иисус ради физической и духовной жизни должен был удовлетворять Свои человеческие нужды. Как Бог, Он может облагодетельствовать всех, кто примет от Него дар спасения, и, как Бог, Он противится всем, кто Его отвергает. То, что Иисус молился, также не ставит нас, христиан, в тупик. Молитва Иисуса — это форма Его общения и сопричастности с Отцом. Кстати, в Коране также говорится о том, что Аллах молится: «Он [Аллах] — тот, который благословляет [yosalli (араб.) — букв, молится] вас, и ангелы Его, — чтобы вывести вас из мрака к свету. Он милостив к верующим!»*
См.: сура 33:43.
luiul________________________________________S
От того, что Юсеф указал Мустафе на Коран, тот на мгновение смутился, а потом, наклонившись вперед и понизив голос, сказал:
— Но если Иисус — Сын Аллаха, следовательно, Аллах имел жену, смертную женщину, а значит, и Сам Сын не вечен.
— Коран говорит об Иисусе как о «слове Аллаха» и «духе Аллаха», так же и Инджил приводит слова Бога: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение»*. Объединяет все три фразы то, что Иса — Сын Бога, то есть в обеих Книгах одинаково говорится о божественном происхождении Иисуса, однако при этом не имеется в виду то, что Бог взял в жены Марию и у них родился Сын. Вовсе не об этом говорится в Коране и Инджиле. Речь идет не о физическом, а о духовном отцовстве Бога, — продолжал, улыбаясь глазами, Юсеф. — Бог также и наш Отец. Принцип тот же самый. И я — Его дитя. В действительности речь идет об аналогии. Аналогии помогают нам постичь непостижимое в той мере, которая доступна нашему разуму. Библейские понятия «Отец» и «Сын» призваны истолковать отношения между Богом Отцом и Богом Сыном, Его вечным Словом. Оба вечны. Оба едины в Святом Духе...
— Что касается Троицы, — перебил его Мустафа, — вы и в самом деле веруете в трех богов?
— Нет, Бог един, но у него три ипостаси, три личности, три лица.
— 1 + 1 + 1 = 3, — воскликнул Мустафа.
— Однако Бог не строго определенное научное понятие, — ответил Юсеф. — Священные писания как христиан, так и мусульман не толкуют единого Бога в том смысле, что у Бога или Аллаха есть один-единственный атрибут, то есть всего одно свойство, — на этих словах он остановился, отечески заключил Мустафу в объятия и признался: — Друг мой, невозможно сразу ответить
См.: 2 Пет. 1:17.
п
на все ваши вопросы, но ответы на них у нас есть, и мне хочется пригласить вас в следующий раз снова задать нам свои замечательные вопросы.
Мустафа выслушал это с огромным облегчением. На мгновение в кабинете повисла тишина. Бутрос просто наблюдал за происходящим. И вдруг Мустафа признался, что дела его плохи:
— Месяц тому назад мне было видение. Мне явился Человек в белых одеждах. Он сказал: «Я Тот, Кого ты ищешь. Встань и прочти обо Мне в Святой Книге».
— И как вы думаете, кто это был? — спросил Юсеф.
— Это был Иисус... — Углубившись в свои мысли, Мустафа запнулся. — В университетском городке я вам говорил, что участвую в движении «Братья-мусульмане», но я начал от него отходить. В результате шейх обратил внимание на мое поведение, а несколько дней назад приехал ко мне домой и прямо обвинил меня в неверии. Я сказал ему, что его подозрения относительно меня не столь уж беспочвенны, но не он ли побуждал меня читать Библию и писать о ней сочинения? Шейх попытался отнять у меня бумаги, но я ему этого не позволил. Тогда он сказал: «Да ты просто безбожник! Ты уже не член нашей команды, и я не дам тебе учительствовать».
— И что же вы собираетесь делать?
— Я хотел бы продолжать свои исследования, но я не сомневаюсь в том, что мне не позволят заниматься этим дома.
— И вам негде скрыться?
Мустафа кивнул.
Обратившись к Бутросу, Юсеф спросил:
— Как вы считаете, наш друг Ахмад не будет против соседа в своей квартире?
♦ ♦ ♦
Стояла жара, но после захода солнца можно было гулять, не страдая от зноя. Бутрос и Надира наслаж-
73
дались прогулкой по окрестностям. Две недели назад Надира, будучи на восьмом месяце беременности, ушла с работы. Хотя ходить ей было уже непросто, она с нетерпением ожидала любой возможности прогуляться. «Мне надо выбираться на воздух», — говорила она.
Некоторое время они медленно двигались мимо торговых лавок и молчали. Бутрос терпеливо ждал, пока она рассматривала ткани в рулонах. Было понятно, что жена думает об одежде для их ребенка и шторах в детскую (после того как они узнают, мальчик у них или девочка, ей хотелось соответствующим образом обустроить комнату малыша). Когда какая-то яркая ткань привлекла внимание Бутроса, он показал ее жене:
— Тебе самой понадобится новое платье.
Надира улыбнулась в ответ:
— Не говори глупостей. Ты только посмотри — я с ребенком стала такая неохватная! Кроме того, сейчас нам это не по карману.
От этих слов Бутрос покраснел и задумался, а его жена продолжала выбирать материал для штор. Однажды, увидав Надиру в старом платье, какая-то пожилая прихожанка из его церкви в беседе с Бутросом упрекнула его в том, чтобы он плохо заботится о жене. Ему отчаянно захотелось исправиться, и он решил, что после родов обрадует ее отрезом на новое платье.
Далее шли лавки, в которых продавались специи. Надира остановилась у ларька, владельцем которого был симпатичный человек по имени Абдул. Он горячо рекламировал самый свежий товар — корицу, которую предложил Надире и понюхать, и попробовать на вкус. Она купила унцию корицы, атакже тмина и кориандра. В соседней лавке она попробовала отменного качества финики.
— Самые сладкие, самые лучшие финики в стране! — восклицал хозяин лавки Хади, побуждая Надиру и Бутроса их купить.
74 JufuL
Когда Надира выбрала с килограмм фиников, Хади, складывая их в бумажный пакет, подмигнул Бутросу и сказал:
— Когда же мы все-таки увидим вас в мечети?
Бутрос рассмеялся: Хади оседлал любимого конька. Будучи хаджи, то есть человеком, в свое время совершившим паломничество в Мекку, Хади не уставал приглашать своих постоянных покупателей-христиан посетить его мечеть, чтобы вместе помолиться Всевышнему.
Когда супруги не спеша прошли две улочки, Надира, игриво ткнув мужа в бок, спросила:
— Значит, и сегодня мы не стали свидетельствовать Хади?
— Увы, зато Хади не упускает возможности поугова-ривать меня принять ислам.
— Когда же ты пригласишь его в нашу церковь? — продолжала она подкалывать мужа.
— Скоро, Надира, очень скоро.
Надира про себя отметила, что сегодня Бутрос не поддерживает ее добродушных шуток, которые им обоим так нравились, и когда они уже отправились в обратный путь, тихо спросила:
— Ты сегодня какой-то напряженный?..
Бутрос улыбнулся.
— Ты меня изучила на все сто процентов, — сказал он, ничего не ответив на неявно высказанный вопрос жены. Он знал, что у Надиры достанет терпения дождаться того момента, когда он сам ей откроется. Терпеливая жена может прекрасно поддержать и утешить мужа. Вот и Надира, пока мысли Бутроса были заняты заботами о привлечении к служению небольшой группы пастырей и верующих из числа деловых людей, оказалась его лучшим советчиком.
Сейчас он взвалил на свои плечи заботы еще и об Ахмаде и Мустафе, причем в будущем их конспиративная квартира могла понадобиться и другим гонимым.
75
Еженедельно число ищущих и новообращенных неуклонно росло.
— У меня есть некоторые соображения относительно того, как люди, которым мы взялись помогать, смогут поддержать себя сами, — сказал Бутрос. — Ты ведь знаешь о земле, которую мы сдаем в аренду фермерам. А что если мы сами воспользуемся этой землей, заведем на ней небольшое хозяйство и там устроим этих людей?
Чтобы сохранить равновесие на булыжной мостовой, Надира взяла мужа под руку:
— А не слишком ли опасно, особенно Ахмаду, жить рядом с городом, где у него семья?
— Пока не знаю. Надо об этом еще подумать.
— И чем же там, по-твоему, займутся эти люди?
— Эта местность подходит для земледелия, а еще там можно разводить цыплят — дело доходное, если правильно его поставить. Мы могли бы приобрести полусотню-сотню несушек. Тогда люди могли бы начать с продажи курятины и яиц.
— Им понадобится определенный опыт в земледелии и разведении домашней птицы. Людям надо знать свое дело. Это, по-моему, ключевой вопрос. Не всякий человек согласится работать на ферме, копаясь в земле и навозе.
Бутрос рассмеялся:
— Да это я знаю, и потом я со всеми еще как следует не познакомился. Просто я подумал, что все они родом из сельской местности, так что эта мысль им придется по душе. Хотя, конечно, я не уверен, что они согласятся жить и работать на ферме.
— Если уж на то пошло, то жить там невозможно — один сарай да ограда. Вряд ли кто-то согласится жить в сарае.
Бутрос тяжело вздохнул. Он-то считал, что мужчинам на первых порах сойдет переночевать и в сарае, даже на заднем дворе под звездным небом. Разумеется, в
76
дальнейшем людям понадобится нечто большее. Может быть, они в состоянии сами построить себе жилье, но тогда придется искать средства для приобретения строительных материалов.
Когда супруги подошли к дому, Надира, ведомая под руку Бутросом, взялась за перила и стала медленно подниматься на третий этаж. Закрыв за собой переднюю дверь, она сказала:
— Ты добрый человек, Бутрос, и очень щедрый. Нам нужно крепко обо всем подумать и помолиться. Однако нельзя забывать и еще об одном деле. В чем суть нашего служения? К чему нас призвал Господь?
Бутрос посмотрел в глаза жены и заметил:
— Вот и я о том же. Новое начинание требует времени, сил и средств, которых так не хватает для нашего основного служения.
Значит, надо хорошенько продумать, как можно использовать нашу недвижимость для нашего служения, ведь Бог для чего-то даровал нам эту землю. Мы должны просить у Него совета, как нам лучше ею воспользоваться. — Надира взяла руку Бутроса и положила ее себе на живот: — Чувствуешь, как он бьет пяточками? — Бутрос улыбнулся. — Нам следует подумать и о семье, — продолжила Надира. — Прекрасно, что ты заботишься о двух новообращенных. Бог поручил тебе этих людей, и мы должны сделать все что в наших силах, чтобы им помочь. Но думал ли ты о том, на что мы будем кормить своего ребенка?
— Думал, и не раз, — ответил Бутрос. — До сих пор Господь усматривал все, в чем мы нуждаемся.
— Господь с тобой, ты до сих пор хорошо обеспечивал нашу семью,— сказала Надира. — Но в будущем, причем уже недалеком, нам понадобится больше.
Глава 7
Год спустя
Когда лайнер авиакомпании «Qatar Airways» прибыл из столица Катара Дохи, Бутрос знал наверняка, что теперь, преодолев массу непредвиденных затруднений в суматошной очереди на паспортный контроль и выдержав в аэропорту встречный бой за изъятие собственного багажа с ленты не рассчитанного на гигантские «Боинги 747» допотопного и потому ужасно скрипучего транспортера, появится брат Андрей, правда, не раньше чем часа через полтора после прилета, а может, и позже. Тем не менее Бутрос и двадцать пять молодых людей из его церкви уже нетерпеливо топтались вокруг терминала в ожидании важного гостя.
Минуло почти три года с тех пор, как брат Андрей посоветовал Бутросу вернуться домой и начать служение на родине. Они не теряли друг с другом связи, и, кстати, послания брата Андрея зачастую приходили именно в тот момент, когда Бутрос задавался вопросом, не ослышался ли он, приняв собственные фантазии за Божье призвание. Иногда брат Андрей находил для него в Библии такие Божьи предписания, которые, казалось, отлично соответствовали его, Бутроса, конкретным обстоятельствам. Иногда брат Андрей давал ему бесценные советы, опираясь на обширный опыт,
™luful приобретенный им за годы помощи гонимой церкви сначала за железным занавесом, а потом в Китае, Вьетнаме, на Кубе и в других странах. От подобной помощи вера Бутроса укрепилась так, что он мог вырваться за пределы любых проблемных ситуаций и с большим доверием уповать на Бога в реализации своего замысла служения на родине.
Вот и теперь Бутрос чувствовал, что нынешний ближневосточный визит брата Андрея — первый визит на его, Бутроса, родину — происходит в исключительно подходящий момент. Он намеревался представить брата Андрея некоторым церковным руководителям и обсудить с ним вопросы долгосрочной стратегии в отношении коренных причин немощи церкви на его родине. Основной целью визита брата Андрея, надеялся Бутрос, должна стать практическая помощь в проведении ежегодной конференции, организованной для пастырей его страны. Конференция продлится пять дней, на протяжении которых люди, нашедшие мужество участвовать в ее работе, смогут не просто восстановить свои силы, но и укрепиться в духе под руководством брата Андрея и пастора Юсефа.
Бутрос поднялся на цыпочки и увидел, как его друг с тележкой, груженной двумя тяжелыми чемоданами и парой коробок, направляется через таможню в сторону аэровокзала. Повернувшись к группе поддержки, Бутрос воскликнул:
— Всем приготовиться!
И вот долгожданный гость из Голландии стоит перед ними. Не обращая внимания на назойливых таксистов, предлагающих доставить его в город, он ищет в толпе знакомое лицо. Увидев отмашку Бутроса, брат Андрей расплылся в улыбке и направился к группе встречающих. Молодые люди начали петь. Один и тот же куплет они сначала пропели на арабском, потом на английском языке:
79
Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!
Если рот наш на замке, то до самой смерти Бога славить, воспевать будет наше сердце! Будем петь мы о любви любящего Бога, Будем петь о святости Его Святого Духа. Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!
Церковная молодежь обоего пола в джинсах и спортивных рубашках с короткими рукавами не спускала с брата Андрея горящих глаз. Пока молодые люди с энтузиазмом пели, Бутрос крепко обнял друга и с традиционным арабским приветствием расцеловал его в обе щеки:
— Добро пожаловать! Вот вы, наконец, и на моей родине!
Хоровая песня в исполнении церковной молодежи, волна их сильных голосов восхитили брата Андрея: поразительно, с какой отвагой исполняют они христианский гимн в этом исламском государстве. Он уже понял: во время текущего ближневосточного визита ему предстоит скорее научиться чему-то, нежели чему-то научить. Хотя здешняя церковь была гонима, по крайней мере одна, пусть небольшая, группа христиан не выказывала страха перед шариатом.
До гостиницы добрались далеко за полночь, однако Бутросу хотелось рассказать гостю о планах на предстоящие две недели. Заполнив электрочайник водой из пластиковой фляги, он спросил брата Андрея, не желает ли тот выпить чашку чая.
— За годы учебы в Англии я привык к английскому чаю, — заметил Бутрос.
— Ну, а я из Голландии, так что мне по душе кофе, — ответил с улыбкой брат Андрей. — Но с удовольствием выпью с тобой чай.
Оба одновременно опустились в кресла. Наливая чай, Бутрос заговорил первым:
— С каким нетерпением я готовился к встрече с вами! Я многое мог бы вам здесь показать. — При этом он вручил брату Андрею программу его визита, отметив в ней
ключевые моменты. Больше всего его беспокоило то, что брату Андрею каждый день придется выступать на пастырской конференции, причем по два раза вдень. — В общей сложности запланировано восемь ваших лекций. Надеюсь, что это не слишком много.
— Ни в коей мере. Я прибыл сюда служить. Однако расскажите мне о тех людях, перед которыми я собираюсь выступать. Это будет для меня большой поддержкой. Чем живут их общины? В чем нуждаются?
— Брифинг назначен на завтра. Мне хотелось бы вам предложить встречу с пастором Юсефом. В воскресенье вам предстоит проповедовать в его церкви. — С этими словами Бутрос откинулся в своем кресле и, вдохнув аромат чая, тихо сказал: — Думаю, вы сразу поймете, что мусульмане в этой стране были бы рады, если бы здесь вообще не было никакой церкви.
♦ * *
На следующее утро ровно в десять часов Бутрос заехал за братом Андреем: им предстояла двадцатиминутная поездка в церковь «Аль-Ваха». Бутрос сидел за рулем по-настоящему хорошей, хотя и видавшей виды немецкой машины. Сколько дорог он исколесил, мотаясь из одного конца страны в другой, чтобы посетить христианские общины и познакомиться с их пастырями! На улицах города царила обычная сутолока, создаваемая дорожным движением суета. Встречалось преимущественно несколько видов транспорта. Обдавая пылью и гарью тащившийся вдоль обочин гужевой транспорт, по городу мчались богатые горожане в «мерседесах» с личными шоферами. Автобусы были переполнены молодежью. Мужчины крутили педали на велосипедах или газовали на мотоциклах. Один из велосипедистов вез составленные штабелями клетки с цыплятами, другой катил на раме жену в хиджабе и дочь на установленном на заднем колесе багажнике.
81
Воздух на улицах этого беспорядочно растущего города был пропитан пылью от множества строительных объектов. Поразительного вида небоскребы с большими трубчатыми стальными конструкциями и стеклянными панелями поднимались в деловом центре города. Подъемные краны доставляли строительные материалы на верхние этажи нескольких частично завершенных строений — будущих отелей, больших административныхзданий ижилыхдомов. Брат Андрей про себя отметил, что почти на всех улицах рядом с новостройками сверкают новизной недавно отстроенные мечети. Со всем эти резко контрастировала церковь «Аль-Ваха» — аномалия готической архитектуры, бельмо на глазу, напоминание о периоде колониального правления и протестантских миссий, пытавшихся возвести плацдарм для обращения кочевых арабских племен в христианство.
— Когда-то в этом районе был построен миссионерский комплекс вместе со школой, больницей и жильем для служителей, — объяснил Бутрос, паркуясь позади церкви. — Много лет назад правительство национализировало школу и больницу, а миссионеров выдворили из страны. Все, что осталось, это храм, и мы очень рады его присутствию в центре столицы.
В задней части церковного здания располагались различные службы, и хотя была суббота, работа здесь кипела — кто-то из служителей занимался ксерокопированием, пожилой человек с супругой держали совет с помощником пастора, а в помещении для совещаний свои проблемы обсуждала молодежь. Кабинет пастора Юсефа находился в укромном уголке храма. Выходя из-за стола и направляясь к гостям, пастор сердечно их поприветствовал и, пригласив располагаться, начал беседу.
— Бутрос рассказал вам о нашей церкви? — спросил он брата Андрея на чистом английском. Потом, пряча улыбку, поинтересовался: — Говорил ли он вам, что имя
к lu^ul
«Аль-Ваха» означает «Оазис»? Лично мне это название весьма по душе. Мне нравится думать, что мы, как оазис в пустыне, предлагаем страждущим людям покой и истерзанным жаждой — воду.
— Превосходный образ того, какой должна быть церковь, — ответил брат Андрей.
— Вам предстоит подать нашему собранию свежей воды, — сказал Юсеф. — Утреннее богослужение завтра будет небольшим. Воскресенье — рабочий день, так что к заутрене приходят немногие. Основное богослужение по воскресеньям у нас сдвинуто на вечер, и обычно на нем присутствуют более пятисот человек.
— Отсюда следует, что церковь «Аль-Ваха» — крупнейшая протестантская община в нашей стране, — добавил Бутрос.
— Каждая проповедь моего предшественника — он был моим учителем и наставником — была посвящена евангельскому откровению. Каждая проповедь заканчивалась призывом обрести в Иисусе Спасителя. Нам хотелось бы, чтобы от нас никто не уходил, не встретившись с Иисусом, — молвил Юсеф с удивительным для своего возраста жаром.
— Аминь. — Этот страстный человек арабских кровей с мягким голосом являл такую безупречную, достойную восхищения любовь, что сердце брата Андрея невольно потянулось к нему. — То есть эту церковь может посетить любой человек? И мусульманин в том числе?
— Мы рады всем и никого не оставляем без внимания. Мы — послы Христа, а все пришедшие в церковь — голуби, слетающиеся поклевать корм, который мы пригоршнями бросаем им в воздух. Мы никогда не выставляем вперед свою церковь или деноминацию — мы хотим, чтобы они познали Иисуса Христа.
— Мне очень хочется проповедовать завтра, — сказал брат Андрей. — Но не слишком ли это опасно — быть настолько открытыми и пускать сюда всякого желаю-
83
щего вас послушать? Вчера вечером мой друг Бутрос говорил мне, что многие в вашей стране были бы рады, если бы здесь вообще не было никакой церкви.
— Это правда. Так оно и есть, — сказал Юсеф. Лицо его стало грустным.
— В некоторых исламских странах вообще нет церквей — взгляните хотя бы на Афганистан и Саудовскую Аравию. У нас по крайней мере церковь официально признана, то есть мы можем собираться на законном основании.
— На законном основании, но под колпаком, — заметил Бутрос. — Государству, разумеется, не хочется предоставлять нам свободу благоденствовать и возрастать.
— Вы хотите сказать, что находитесь под наблюдением властей? — решил уточнить брат Андрей.
— Мало того, мы живем под постоянным гнетом общественного мнения, — ответил Юсеф. — Мы постоянно чувствуем, что за нами наблюдают и что кто-то не желает, чтобы мы проводили свои богослужения. — Подавшись вперед, пастор уточнил: — Пожалуйста, поймите, что наша церковь существует как небольшой остров среди подавляющего большинства мусульман.
— Насколько крепка здешняя церковь? — спросил брат Андрей. — Насколько действенно ее христианское свидетельство?
— Мы не горячи и не холодны, мы теплы, — заметил Юсеф. — Мы пренебрегаем своим первейшим долгом благовествовать миру. Здешние христиане действуют наподобие тех десяти соглядатаев, которые возвратились к Моисею из Ханаана и объявили, что от замышляемого евреями вторжения в землю обетованную следует отказаться*.
Что же тогда нам делать? — спросил брат Андрей и встретил пристальный добрый взгляд Юсефа.
См.: Числ. 13.
«luiui
— В распоряжении церкви есть одно-единственное средство, позволяющее произвести впечатление на умму*.
И что это за средство?
— Средство известное — любовь. После многолетних войн и гонений христиане редко видят в мусульманах любимых Богом людей, ради которых умер Христос. Христианам следует молить Господа, чтобы Он снова исполнил их Святым Духом и даровал им сил возлюбить несогласных с ними. Христианам следует делиться с мусульманами своим драгоценным знанием — Благой вестью о спасении через Иисуса Христа. Это и есть величайшее знамение их любви.
Брат Андрей на мгновение задумался над этими словами, а Бутрос заключил:
— Стало быть, дееспособная церковь представляет собой величайшую угрозу исламу. Если мы станем миру настоящим светом и солью, нас непременно атакуют, и тогда пощады не жди.
* * *
Представшая перед братом Андреем картина разительно отличалась от той, другой, в часе езды отсюда, столичной, с несмолкаемым шумом большого города. Восходящее солнце разукрасило скалистые горы западающими в память красной, бирюзовой, оранжевой и фиолетовой красками. Брат Андрей, высыпав в чашку с быстрорастворимым кофе два пакетика сахара и вылив туда же пакетик сливок, маленькими глотками выпил тонизирующий напиток и вышел из комнаты во внутренний дворик полюбоваться открывающимся перед взором безлюдным пейзажем. Пастырская конференция проводилась в сельской местности, в неофициаль-
* Умма — община, основная форма социальной жизни мусульманского общества.
85
ной обстановке, в гостинице, принадлежащей одной иностранной корпорации. Незаметно минуло четыре дня, прошедших хотя и в постоянной напряженной работе, но и с большим успехом: брат Андрей общался со служителями различных православных и протестантских церквей, а также с двумя священниками — одним из столичной англиканской церкви и другим из столичного же католического прихода.
Тихие минуты выдавались только по утрам. Взметая песок, брат Андрей шел каменистой пустыней и наслаждался свежим утренним воздухом, который уже через час станет невыносимо горячим. Его нынешний ближневосточный визит начался две недели назад, и сегодня после заключительного выступления на пастырской конференции Бутрос доставит его в аэропорти проводит в обратный путь в родную Голландию. Но ему не хотелось поскорее уехать отсюда — здешние люди пленили его сердце.
Вряд ли за прошедшие две недели брат Андрей и Бутрос могли сделать больше. Первые несколько дней они встречались с главами столичных христианских деноминаций, и брат Андрей несколько раз проповедовал в их церквах. Во второе воскресенье Бутрос привез брата Андрея в селение, в котором побывала протестантская миссия, чьими усилиями много лет назад в этом месте была построена маленькая скромная каменная церковь. Ее посыпанный мелкой галькой земляной пол устилали видавшие виды линялые ковры. Всю обстановку составляли четыре стула и простая трибуна на деревянной платформе. Пастор сердечно приветствовал брата Андрея: «Впервые за последние тридцать лет нашу миссию посещает иностранный гость».
Послушать голландского гостя собрались около сотни человек: мужчины сидели на полу справа, женщины — слева, в проходе между ними свободно расположились несколько детей. Взглянув на собравшихся, большинство которых были в традиционном арабском платье, брат
«lufcul
Андрей почувствовал неловкость из-за своего европейского костюма и сорочки с галстуком. Через несколько минут проповеди он снял пиджак, спустился с кафедры и сел на пол в центре собрания. Вокруг него немедленно собралась группа детей, причем двое малышей уселись к нему на колени. Брат Андрей произносил свою проповедь, а Бутрос переводил ее на арабский.
После богослужения состоялась общая трапеза с простой едой, доставившая большое удовольствие брату Андрею. Насытившись, он отправился в поход по миссионерскому комплексу, где жили некоторые семьи верующих. Узнав, что умма запрещает христианам брать воду из деревенского колодца, он был потрясен. Одной колонки с водой в протестантском комплексе — единственного досягаемого для христиан источника воды — было явно недостаточно. Брат Андрей предложил обеспечить верующих деньгами на обустройство нового колодца для христианской общины.
По завершении этого служения Бутрос отвез брата Андрея на пастырскую конференцию. В ее работе участвовали около полусотни человек, причем каждого из них, по всей видимости, снедала жажда услышать проповедь брата Андрея. В конце концов наступил такой момент, когда перед братом Андреем встал важный вопрос: на какой ноте завершить эту конференцию? Какую заключительную проповедь по Божьей воле прочитать этим верным и преданным единоверцам?
Брат Андрей все еще просил Бога мудрости для предстоящей ему проповеди, когда прозвенел звонок на завтрак. В столовой он разместился между Бутросом и Абуной Александром, одним из немногих людей, с которыми ему предстояло говорить на конференции. Из большой миски он зачерпнул красной фасоли, размешал ее вилкой, посолил, немного добавил оливкового масла и, взяв кусочек хлеба, с аппетитом съел свой завтрак.
— Вы стали образцовым арабом, — заметил Абуна Александр.
luAul________________________________________«
— Шукран, — ответил брат Андрей. Он не говорил по-арабски, хотя временами вставлял в разговор недавно выученные арабские слова. «Спасибо» было одним из таких слов.
— Я не так хорошо говорю по-английски, — с застенчивой улыбкой сказал Абуна Александр, как бы давая понять, что хочет поговорить.
Бутрос слегка поклонился собеседникам и сказал, что будет рад переводить их разговор, а потом шепнул брату Андрею:
— Отец Александр много лет служит в Сук альХамисе. Этот город славится своими вентиляторами.
Пока брат Андрей наливал себе чашку крепкого чая из стоявшего в центре стола чайника, отец Александр начал рассказывать о себе:
— Мои родители были христианами. Мать не пропускала ни одного богослужения, но отец появлялся в церкви лишь изредка. Мне было десять лет, когда умерла мать. Ухаживать за мной стал местный священник, и в результате отец стал более набожным и благочестивым. В отрочестве у меня проявилась склонность к служению Богу. С тех пор на протяжении тридцати лет я служу людям и Богу.
Брат Андрей вгляделся в изборожденное морщинами лицо священника и подумал, как тот, по всей видимости, измучен своим тяжким, порой неблагодарным трудом.
— Будьте добры, расскажите мне о своей церкви, — предложил ему брат Андрей.
Как объяснил священник, он окормляет примерно семьдесят пять семей, хотя большинство из них не является постоянными прихожанами.
— Вместе с еще одной церковью мы организовали на другом конце города воскресную школу. У нас в приходе есть две относительно зажиточные семьи. Глава одной из них — скупщик золота, глава другой занимается продажей бытовой техники. Обе семьи — щедрые
««
по характеру и любят церковь, за счет чего нам пока удается сводить концы с концами.
— С какими трудностями вы сталкиваетесь?
Отец Александр и Бутрос пояснили, что большинство прихожан — номинальных христиан — не склонны предаваться возвышенным размышлениям и не любят посещать богослужения. Абуна Александр также признал, что численность его церковной общины, увы, постепенно сокращается. Более или менее состоятельные семьи эмигрируют в Европу и Северную Америку.
— Наши единоверцы уезжают на Запад, и мусульмане, честно говоря, этому страшно рады, — добавил он.
— Такое положение дел, когда церковь не возрастает, ненормально, — заметил брат Андрей. — Вам нужен приток свежих сил. Будущее любой церкви вверено молодежи. Возгорится в молодежи святое пламя — церковь будет жить.
Священник грустно покачал головой:
— Боюсь, что заинтересовать подростков церковью очень трудно, если их родители в нее не ходят. А вот у пятидесятников в нашем городе молодежи много. Но что бы я ни делал, привлечь молодежь в церковь св. Марка у меня сил нет.
— Как вы думаете, в чем тут дело?
— У пятидесятников современная музыка, а вот исторически сложившиеся традиции у них не в почете.
Брат Андрей понял, что священник не собирается менять характер богослужения и вводить новые песнопения, лишь бы угодить вкусу молодых прихожан. Но он знал много полных жизни и сил традиционных церквей и считал, что находит по крайней мере одно их отличие от церкви Абуны Александра.
— Вы побуждаете молодых читать Библию?
— Мы читаем Священное Писание по ходу литургии. У нас не принято читать дома Библию. Священник поставлен учить людей.
89
— Но как можно изучать с людьми Библию, если они не ходят в церковь?
— Вот эту проблему я и не могу решить, — развел руками священник.
— По собственному опыту знаю, что нет ничего более захватывающего, чем совместное исследование Библии молодежью. — Брат Андрей поделился воспоминаниями из собственного прошлого, когда он, еще мальчишкой, демобилизовался из армии и вместе с другими молодыми людьми начал изучать Библию, и как это изменило их жизнь и некоторые поместные церкви привело к возрождению. — Многие из нас прочитывали Библию за год и делали это каждый год. В результате наша молодежная команда в полном составе занялась миссионерским служением. А что если в этом году вы предложите подросткам из церкви св. Марка заняться под вашим руководством чтением и толкованием Нового Завета?
Священник поглаживал бороду и думал над словами брата Андрея.
— Отец Александр, — спросил Бутрос, — у ваших прихожан есть свои экземпляры Библии? — Священник отрицательно покачал головой. Бутрос продолжил: — Если мы обеспечим вас экземплярами Священного Писания, вы сможете провести молодежное собрание, причем в торжественной обстановке. Это привлечет на него подростков, и на нем же вы обратитесь к ним с предложением: если подростки согласятся за следующие двенадцать месяцев прочесть Новый Завет, вы каждому передадите в личное пользование по экземпляру Писания.
Абуна Александр кивнул и произнес:
— Если при этом молодежь проявит излишний восторг, это для меня обернется новыми трудностями.
— Я всегда говорил, что проще охладить пыл фанатика, чем подогреть труп! — заметил брат Андрей.
Несмотря на языковой барьер, священник оценил метафору и рассмеялся:
90 Judhll
— Ладно, с такими трудностями я, может быть, справлюсь.
— Бутрос постарается вам помочь. У меня другой вопрос: все ли в вашем собрании умеют читать?
— Грамоте обучены не больше половины членов общины. Между тем подростки в основном читать и писать умеют. Родители хотят, чтобы их дети имели шанс пробиться наверх, вот почему наша церковь предоставляет молодежи возможность получить образование.
— Но главным образом только для мужчин, — заметил Бутрос.
— Для тех, кто не умеет читать, можно ввести программу ликбеза, — сказал брат Андрей.
— Мы надеемся подготовить несколько преподавателей, — поделился Бутрос. — Попробуем задействовать программу в Сук аль-Хамисе — начать, думаю, лучше всего именно так.
— И каждый, кто научится читать, в подарок получит Библию.
— Да, есть над чем подумать, — сказал священник. — Не расти — значит умирать.
— У отца Александра есть еще одна проблема, — напомнил Бутрос. — Прошу вас, расскажите о ней брату Андрею.
— На прошлой неделе ко мне обратился молодой человек, в прошлом мусульманин, и сообщил, что теперь он последователь Христа. Дело в том, что у меня в текущем году это уже четвертый случай. Все четверо хотят обратиться в христианство и пройти обряд крещения.
— Потрясающе! — воскликнул брат Андрей.
— Но назревает скандал, — заметил Бутрос. — Положение в Сук аль-Хамисе сейчас крайне напряженное. Поднимает голову исламский фундаментализм. Местную молодежь все настойчивее призывают принять ислам. Фундаменталисты требуют, чтобы правительство отменило законодательство западного образца и опиралось только на шариат. Правительство обеспоко-
91
ено перспективой гегемонии фундаментализма в стране. В соседних селениях отмечаются случаи нападения на церкви и предприятия, принадлежащие христианам.
Тут снова заговорил отец Александр, и Бутрос начал переводить:
— Если мы примем в нашу общину бывших мусульман, мы все собрание подвергнем опасности. Полиция закроет церковь. Экстремисты соберут толпу и дотла спалят храм, я уже не говорю о наших домах. Такое в прошлом случалось не раз, и полиция не станет этому препятствовать. — Священник развел руки и воздел их к небу: — Что же я могу сделать?
— Обычно становящиеся последователями Иисуса молодые люди бегут в столицу, — подхватил тему Бутрос. — Я подыскал конспиративную квартиру для троих из этой четверки. Всюду в стране творится то же самое.
— Мне грустно это говорить, — молвил отец Александр, — но моя церковь не желает принимать новообращенных. Мы просто не знаем, что с ними делать.
Наступило неловкое молчание. По прошествии некоторого времени брат Андрей, обращаясь скорее к самому себе, чем к Бутросу или отцу Александру, сказал:
— Если это правда, то как может существовать церковь, в которой новообращенные не желанны?
♦ ♦ ♦
Почти всю дорогу в аэропорт брат Андрей и Бутрос молчали. Частичным объяснением тому была усталость — оба на протяжении двух с лишним недель трудились не покладая рук, но также им было о чем подумать. Тишину нарушил брат Андрей:
— Мусульманам, которые становятся последователями Христа, приходится платить за это высокую цену. — Из того, что он увидел и узнал, более всего его обеспокоило положение новообращенных. — Надеюсь,
92___________________________________lUfcll
в следующий мой приезд я смогу встретиться с некоторыми из этих братьев.
Бутрос, ведя машину по дороге с сумасшедшим движением, в знак согласия только кивнул. Несколько мгновений спустя, когда впереди замаячило здание аэропорта, он сказал:
— Да, хотелось бы, чтобы вы встретились с новообращенными братьями. Кроме того, прошу вас молиться о настоящем положении дел. Служение приобретает для меня новый сложный оборот.
— Я стараюсь понять, почему священнослужители не стремятся внедрить новообращенных в Христово Тело. Понятно, что это опасно, но...
— Не будьте слишком взыскательным с пастырями. В прошлом мнимые новообращенные испортили им много крови. Волки в овечьей шкуре... Но даже настоящие новообращенные, согласно Корану, — кяфиры, и, помогая им, церковь, с позиций шариата, совершает преступление. Если станет известно, что священник крестил бывшего мусульманина, его деяние будет сочтено достойным смертной казни. — Возле здания аэровокзала Бутрос свернул с дороги и остановился на площадке для парковки. Выключив мотор, он вновь обратился к другу: — Брат Андрей, мне хотелось бы, чтобы вы поняли ситуацию, в которой мы должны совершать некие действия. Только после этого можно будет решить, как помочь этим братьям. Я постараюсь выкроить время, чтобы стать наставником для троих из них. Они любят Иисуса, но едва ли знают, что значит быть настоящими христианами.
— Какого они возраста?
— Двоим лет по двадцать, третьему минуло тридцать. Дело осложняется тем, что все они безработные, холостые, в бегах. Сейчас они почти полностью зависят от меня. А пройдет какое-то время, обратившихся в христианство будет больше и нам станет еще труднее им помогать.
93
— Однако если мы им не поможем, они вновь вернутся в ислам.
— Да, причем многие новообращенные так и поступают. По крайней мере половина всех новообращенных из числа бывших мусульман возвращается в ислам. Одиночество, давление со стороны семей, уммы и исламистских группировок действуют страшно. Нужна недюжинная отвага, чтобы раз и навсегда оставить прежнюю жизнь. Новообращенные идут в церковь, а их оттуда заворачивают. Потом их заключают в тюрьму, где, как правило, пытают. Всюду, куда они ни придут, их запугивают, на них давят, их терзают с целью вернуть в ислам.
Брат Андрей тихо, главным образом для себя, сказал:
— Итак, древнее прошло, теперь все новое*. Но как возникает это новое?
— Брат Андрей, — ответил Бутрос, — я вернулся на родину, чтобы помочь церкви в моей стране укрепиться так, чтобы она стала светом, а это предполагает свидетельство мусульманам о Спасителе. Однако здешняя церковь пытается просто выжить. Благовествовать она не может или не хочет. И вот в ней появляются новообращенные...
— Новорожденные...
— Да, духовные младенцы, которым нужен уход. Когда я решил вернуться на родину, у меня в этом отношении не было никаких планов. Один в поле не воин. У меня нет сотрудников. Нет никакой инфраструктуры.
— Но с вами Божий Дух, — сказал брат Андрей, затем задумался и вознес тихую молитву о своем друге. Предлагать шаблонное решение, которое обязательно пробуксует в этой стране, ему не хотелось. Примерно через час или около того он сядет в летящий в Голландию самолет — Бутросу же предстоит остаться
* См.: «...кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5:17).
м 1цДц£
в гуще сложнейших, требующих отдачи всех сил обстоятельств. — Бутрос, Господь Бог никогда не ошибается. Ты призван работать с этими новообращенными. Эти братья — часть здешней церкви, просто мы пока не знаем, как помочь им стать частью Христова Тела. Однако помни, что ты — Божий избранник. Господь Бог подаст тебе необходимую мудрость. Он усмотрит для тебя необходимые средства. К тому же, между прочим, тебе поможет и моя миссия. Теперь у меня есть план и бюджет. Вскоре ты получишь от нас известие, и оно будет радостным. — Брат Андрей достал бумажник, вынул из него все банкноты в местной валюте и вложил их в руку друга. — Когда я прибыл сюда, то обменял больше денег, чем было нужно. Пожалуйста, прими эти деньги и употреби их в дело — помоги тем троим братьям.
Бутросу было стыдно брать деньги:
— Я их не приму, — сказал он, пытаясь вернуть купюры брату Андрею.
— Нет, ты их примешь. Прошу тебя, не лишай меня этого малого благословения.
Бутрос пытался справиться с чувствами:
— Брат Андрей, вы для меня — великое благословение. Я уповаю на ваш скорый к нам визит. Я нуждаюсь не только в ваших молитвах, но и в ваших советах.
— Ты можешь рассчитывать на мою помощь. Звони. Я прилечу сюда столько раз, сколько тебе будет нужно.
Глава 8
Неделю спустя
У входа в квартиру стояли двое мужчин в штатском:
— Нам нужен Бутрос.
— Это я, — сказал Бутрос. Он пропустил мужчин внутрь, а Надира ушла в спальню, чтобы покормить грудью ребенка. Их сыночку уже почти двенадцать месяцев. Глядя на гостей, Бутрос мгновенно догадался, что это люди из тайной полиции «Мухабарат». Оба пристально рассматривали все находящееся в гостиной, как бы стараясь запомнить любую мелочь.
— Мы всего лишь хотим задать вам несколько вопросов.
— Конечно, задавайте. Прошу вас пройти в кабинет. Приготовить вам чай или кофе?
Однако до гостеприимства Бутроса этим людям дела не было. Они поспешно вошли в его кабинет, закрыли за собой дверь и жестом предложили хозяину кабинета сесть. Один из собеседников в голубой сорочке сказал:
— Нам следует разобраться, что вы делаете в стране.
— Ничего не понимаю, — ответил Бутрос. — Это моя родина. Я здесь родился. Я — законопослушный гражданин своей страны.
— Мы обеспечиваем вашу защиту, — прибавил другой, в белой сорочке. Ни один из них не назвал своего имени.
»
— Боюсь, что этот разговор мне непонятен, — осторожно сказал Бутрос. — Мне грозит какая-то опасность?
Гости ему ничего не ответили, но голубая сорочка сказала:
— Вы должны нам рассказать, чем вы занимаетесь в этой стране.
Бутрос невольно выпрямился и принялся молиться: «Господь, защити меня! Пошли мне подходящие слова».
— Я сотрудничаю с различными церквами, но вам это наверняка известно. — На эти слова Бутроса агенты тайной полиции и ухом не повели. — Я помогаю пастырям плодотворно трудиться на своей ниве.
— А это что за издания? — спросила голубая сорочка, поднимая стопку книг и брошюр, полученных Бутросом из общества «Библейский форум» — объединения миссионерских организаций, распространяющих экземпляры Библии и другие материалы во многих странах мира.
— Экземпляры Библии и учебные пособия.
— Для церквей?
— Разумеется, для церквей. Эти материалы помогают священнослужителям наставлять прихожан в христианской вере.
Человек в белой сорочке вытащил записную книжку и кое-что записал. Он взглянул на Бутроса и изрек:
— На продаже этих материалов вы наживаете уйму денег.
Бутрос пожал плечами:
— Ни в коем случае. Большую их часть я дарю прихожанам.
Голубая сорочка положила руку на визитницу «Rolodex»*, что стояла на столе у Бутроса, развернула ее к себе и принялась просматривать визитки. Заставив себя сдержаться, Бутрос уверил себя в том, что в картотеке
* Визитница «Rolodex» — вращающаяся картотека барабанного типа с пошаговым механизмом для поиска и фиксации нужной карточки.
97
нет визиток с именами, способными вызвать хотя бы малейшие подозрения, однако бесцеремонность агентов тайной полиции покоробила его.
— Кто же финансирует вашу работу? — спросила белая сорочка. — За счет чего вы имеете возможность проводить конференции и путешествовать по миру?
— У меня различные источники финансирования.
— Откуда приходят средства?
— Это пожертвования некоторых церковных общин.
— Вы имеете в виду церковь «Аль-Ваха»?
— В том числе.
— Какие-то деньги поступают к вам из Европы и Америки?
— Их немного.
Голубая сорочка перестала копаться в «Rolodex» — рычаг был переведен в исходное положение.
— Вы ведь еще не зарегистрированы как общественная организация?
— Еще нет. Я запланировал в ближайшее время начать этот процесс.
— Чтобы иметь право получать средства из иностранных фондов, вам давно следовало зарегистрироваться. Вы это знаете?
— Данное положение, как мне известно, начинает действовать с определенной суммы поступлений из иностранных фондов.
Бутрос знал, что еще не выбрал дозволенный лимит средств, которые мог получить из-за рубежа, не регистрируясь в качестве общественной организации, и тянул сколько мог, поскольку не хотел попадать под правительственный надзор, который неминуемо установился бы вслед за регистрацией.
Белая сорочка изменила тактику и сказала:
— А тот иностранец с седыми волосами, ваш гость, кто это?
— Этот человек известен под именем брат Андрей.
— Он что, монах?
»luiui
— Нет, просто под этим именем его знают во всем мире.
— Откуда он?
Бутрос закусил губу, лишь бы не рассмеяться, ведь агенты тайной полиции, разумеется, знали, откуда был родом брат Андрей.
— Из Голландии.
— С какой целью прибыл сюда брат Андрей?
— Он приехал по моему приглашению. Он проповедовал в нескольких церквах, а также выступил на пастырской конференции.
— Вы работаете с мусульманами?
Внезапная смена направления беседы, неожиданный рывок в другую сторону едва не вывели Бутроса из равновесия. «Надо быть максимально внимательным», — быстро подумал он.
— Нет, господин.
— По нашим сведениям, вы обращаете в христианскую веру молодых мусульман. Мы со своей стороны этого не потерпим.
— Я никого не обращаю в свою веру.
— Вы крестили кяфиров? — спросила голубая сорочка.
— Нет, господин, я бы никогда не стал этого делать. Я могу крестить только христиан.
На мгновение воцарилось молчание. Белая сорочка спрятала записную книжку и посмотрела на Бутроса:
— Вы производите впечатление приличного человека. Вы учились в Англии, не так ли?
Бутрос был уверен в том, что все подробности о его образовании агентам хорошо известны.
— Да, господин.
— Тогда почему бы вам не оставить эту страну и не вернуться в Англию? Там не так опасно.
В словах агентов сквозила не высказанная напрямую угроза. Бутроса расстроили эти слова, смысл которых состоял в том, что он здесь чужой.
— Зачем мне оставлять мою страну? Это моя родина. Жить здесь нам от рождения определил Господь. Так
99
что живем мы и работаем у себя дома не напрасно — мы орудие Божьего промысла. И мы намерены, пока есть на то Божья воля, здесь оставаться.
Не говоря ни слова, непрошеные гости направились в гостиную. Выходя из квартиры, белая сорочка обернулась и посмотрела в глаза Бутросу:
— Хорошенько подумайте над моими словами. Если вы действительно любите свою семью — жену и сына, уезжайте отсюда, пока не поздно.
Неделю спустя
В крошечной квартирке проживали трое мужчин. Их жилище состояло из двух комнаток и ванной размером не больше встроенного шкафа. Первую комнатку жильцы приспособили под спальню, расстилая на ночь тонкие матрацы, а утром — скатывая их. Во второй комнатке у одной из стен возле журнального столика лежали подушки, у противоположной стены располагалась кухонная плита, раковина и холодильник.
Появился Бутрос с приготовленной его женой едой, стопкой купленного в пекарне за углом хобза* и бутылками содовой из лавки рядом с пекарней. Содержимое пакетов он разложил на столике, на котором едва уместились пластиковые тарелки с хумусом и вкуснейшим баба ганушем, а также закуской маши варак айнаб и фатаером**.
Опьяненные благоуханием еды, мужчины сгрудились у столика, словно пчелы, прилетевшие снять мед с ароматного цветка.
* Хобз — пресный хлеб особой выпечки в виде большой плоской лепешки.
** Хумус — паштет из турецкого гороха, растолченного в кунжутном масле и заправленного лимонным соком и чесноком; баба гануш — икра из баклажанов, помидоров и лука; маши варак айнаб — завернутое в виноградные листья рубленое мясо; фатаер — печенье в виде треугольничков с начинкой из сыра или пряного шпината.
юр
— Во имя Бога всемилостивого и милосердного, — сказал Мустафа и, взяв круглый хобз, преломил и окунул его в хумус.
Бутрос его прервал:
— Одну минутку. — Мустафа оглянулся, не понимая, что он сделал не так. — Прежде чем мы примемся за еду, нам надо возблагодарить Небесного Отца за то, что Он подал нам хлеб насущный. Давайте вместе помолимся — это займет не больше минуты.
Помолившись, Ахмад, Мустафа и Хасан сели на пол и стали жадно есть и пить. Некоторое время после размолвки в кофейне в отношениях между Ахмадом и Бутросом чувствовалось некоторое напряжение. Даже после того как они помирились, между ними случилось несколько столкновений. Будучи, несомненно, очень способным юношей, у которого идей было хоть отбавляй, Ахмад ценой упорных усилий пытался найти свой путь к новой вере. Бутрос понимал, как тяжело приходится этому молодому верующему, и старался быть с ним кротким, молился о нем, поддерживал его, иногда помогал материально, поскольку Ахмад так и не нашел стабильного заработка.
Бутрос ясно видел, каким даром общения наделил Ахмада Господь. После разговора в кабинете пастора Юсефа Мустафа принял приглашение устроиться жить на конспиративную квартиру у Ахмада, и оба часто подолгу беседовали. Вышло так, что Мустафа нашел в Ахмаде благодарного слушателя и по ходу жарких дискуссий развивал его и себя в умственном и духовном отношении.
Перемены в прежде радикально настроенном фундаменталисте происходили медленно, но верно. Однажды Мустафа признался Ахмаду: «Иногда я сам не могу поверить в то, что полюбил всех людей. Мне всех их хочется расцеловать!» Отправившись домой навестить родную семью, Мустафа подошел к матери, поцеловал ее и сказал, что любит ее. Мать страшно удивилась, ведь
101
раньше он считал ее неверующей, и спросила, с какой это стати он теперь ее полюбил.
— Я познал Бога, а Он любит всех людей. Он живет у меня в сердце. Я познал Его через пророка Ису.
Мать просила Мустафу больше ни с кем из семьи не поднимать эту тему, иначе его отправят в психушку и будут лечить от умственного расстройства.
— Но я не сумасшедший! — возразил матери Мустафа. — Я прочел Инджил. Иисус дает нам понять, каков на самом деле Бог. Именно Иса примирил меня с Богом.
Хасан, получая нескрываемое удовольствие от еды, посмотрел на сидевшего у стены Бутроса.
—А почему бы и вам не присоединиться к нашей трапезе? Ужин превосходный! — воскликнул он, а затем поднял бутылку и, закинув голову, подставил рот под струю содовой.
— Но я все время питаюсь дома этой пищей, — улыбнулся Бутрос. — Вы только посмотрите, как я раздался в талии.
— Сейчас не месяц Рамадан — поститься не нужно, — пошутил Хасан и отломил себе кусочек фатаера.
Хасан обосновался в конспиративной квартире через несколько недель после Мустафы. Бутрос встретил его чуть позднее, и Хасан рассказал ему об отказе Ахмада читать Коран в месяц Рамадан, подытожив:
— Я просил Бога открыться мне так, как Он открылся Ахмаду. Я поставил Ему условие: если Он мне не откроется, я Его отвергну.
— Ты говоришь об Аллахе? Ты имеешь в виду ислам? — спросил Бутрос.
— Ислам, христианство, любая другая религия... Мне не хочется играть в игрушки. Я читал Коран, но мало что в нем понимал. Коран — просто книга с инструкциями. Книга, направляющая движение. Когда же я прочитал Библию, моя вера обрела основу. Иисус не направляет меня по одному из путей — Он направляет меня по единственно верному пути, потому что Он
102
Сам — ac-Cupam аль-Мустаким — истинный путь. Я понял, что Библия — это живая Книга, потому что написавший ее Автор — живая личность, и я почувствовал, как через эту Книгу со мной разговаривает Бог. Любовь к Богу зарождалась в моем сердце в высшей степени неповторимым образом. В результате через четыре месяца я оставил ислам. Вскоре после этого у моей сестры родилась девочка. Два дня спустя у нее обнаружился порок сердца. Доктора убедили мою сестру увезти ребенка домой, потому что новорожденная так и так очень скоро умрет. И тут я подумал о целителе Исе и начал молиться: «Иса, когда Ты был на земле, то исцелял людей. И вот теперь я прошу Тебя исцелить эту малышку». Девочка тотчас открыла глазки и мило мне улыбнулась, потом она их закрыла и уснула. Моя сестра подумала, что девочка умерла, но Бог ее исцелил. Теперь она совершенно здорова, и доктора до сих пор не могут поверить в это чудо. Я приехал сюда за тем, чтобы найти Ахмада и сообщить ему об этом великом событии. Все мои помыслы отныне направлены на поразительную любовь Иисуса. Отныне я новый человек, новое творение!
Завороженный этим рассказом, Бутрос смотрел на трех молодых людей, изумляясь тому, как потрудился Бог над их сердцами, и вместе с тем не без оснований беспокоясь за них, ибо дал себе слово не обделить новообращенных заботой и каждому помочь стать верным последователем Учителя и достичь добродетельной жизни. Однако... он и понятия не имел, с чего начать и чем кончить.
Спустя короткое время все было съедено, только хлеб был оставлен на завтра.
— Нам необходимо обсудить очень серьезные вопросы, — сказал Бутрос, извлекая из рюкзака Библию.
Сделав большой глоток содовой, Хасан обратился к Бутросу:
— Вы не могли бы дать нам хотя бы какое-то представление о том, как выглядит истинный последова-
103
тель Христа? Я хочу стать по возможности самым лучшим христианином. Мы все хотим этого. Как нам этого достичь?
— Хороший вопрос, Хасан, — ответил Бутрос. — Я как раз думал о том, как вам самым плодотворным образом распорядиться своим временем, и ваш вопрос может стать отличным началом. Что же, скажите мне, кто-нибудь из вас помнит Коран?
Мустафа поднял руку, точно желая принести клятву.
— Мы с Ахмадом еще в детстве запомнили большую часть Корана, — ответил Хасан.
— Библия — это совсем не то, что Коран, — заметил Бутрос. — Библия — это целая библиотека из шестидесяти шести книг, написанных многими авторами за полторы с лишним тысячи лет и на трех языках. В ней представлены книги поэтические, исторические, мудрости и другие. Как в Коране, так и в Библии есть своя совокупность Божьих законов, охватывающих все сферы жизни на все времена, и еще многое другое, гораздо больше, нежели в Коране. Как понял Хасан, все в Библии указывает на Того, Кто говорит о Себе: «Я есмь путь и истина и жизнь...»* Мусульмане считают, что Коран можно читать только по-арабски, то есть на языке оригинала. Но Библия переведена на многие языки, и люди читают на своем родном языке то, что им намерен сказать Бог. Со страниц Библии к людям обращается Сам Святой Дух, когда перевод передает Божье послание достаточно близко к тексту оригинала. Библия намного объемнее Корана, так что мало кто способен запомнить ее наизусть. Вместе с тем я считаю, что очень важно запоминать ее тексты. Как сказано в Писании, «блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его», блажен муж, коль скоро «в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!»** Вот
* См.: Ин. 14:6.
**См.: Пс. 111:1; 1:2.
104
почему мне хотелось бы предложить вам выучить наизусть один библейский текст. — Бутрос попросил молодых людей открыть свои экземпляры Библии на второй главе Послания к Филиппийцам. После чтения первых восемнадцати стихов он сказал: — Хасан, в этом отрывке говорится о том духе, который мы должны иметь как последователи Христа. Этот дух отличен от духа культуры, в условиях которой мы живем. Автор этого послания призывает нас мыслить и действовать, как Иисус. А теперь позвольте вас спросить, что было у Иисуса, прежде чем Он оставил небеса и стал Человеком?
Трое молодых людей приступили к исследованию отрывка. Первым заговорил Ахмад:
— Иисус имел все. Все сокровища мира, всю полноту власти, весь блеск славы. Его почитали, Ему поклонялись и Его славили.
— И чем же Ему пришлось пожертвовать, чтобы сойти с небес и начать жить среди нас?
— Всем, — ответил Хасан.
— Кроме Своего Духа. Христос оставался Богом, — заметил Ахмад, — но Он оставил Свою божественную славу. Всю свою власть и славу. Он оставил все, чтобы стать Человеком.
Бутрос подивился тому, как скоро его ученики постигли почерпнутые из Священного Писания истины.
В разговор вступил Мустафа:
— Здесь говорится о том, что Он Себя смирил, да так, что «был послушным даже до смерти, и смерти крестной»*. И вот о чем я подумал: в Евангелиях сказано, что Его одежды делили**. То есть Его оставили нагим?
— Так оно и было.
Глаза Мустафы наполнились влагой, и он добавил: — Большего позора, нежели публичная казнь обнаженного Бога, даже не представить!
* См.: Флп. 2:7-8.
♦♦ См.: Лк. 23:34; Мк. 15:24; Мф. 27:25.
105
На какое-то мгновение его слова словно повисли в воздухе. В основании арабской культуры лежит культ чести, вот почему в сознании любого араба не умещается тот факт, что Бог может позволить Себе быть беспредельно униженным. Наконец тишину нарушил Бутрос:
— В этом отрывке есть что-то бесконечно для нас важное? Каким образом оно соотносится с нашим временем, с нами, арабами? С теми, кто отверг ислам?
Ахмад благоговейно ответил:
— Это его дух, и он — полная противоположность духу нашей культуры.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы горды тем, что мы арабы. Мы одержимы жаждой славы. Между тем Бог оставил Свою славу, чтобы стать Человеком. Его должны были почитать как Небесного Царя, но Его предали, били, унижали и... убили. Интересно... это значит, что ради Христа нам положено терпеть позор от своих же семей, от своего же общества?
Всеобщие предпосылки этой мысли завладели умами собеседников. Первым снова заговорил Бутрос:
— Предлагаю вам выучить этот текст наизусть и всякий раз, укладываясь спать, просыпаясь утром, сидя дома и ничего не делая или гуляя по улице, о нем размышлять. Спустя несколько дней мы еще раз об этом поговорим. А теперь нам надо обсудить следующее, — сказал Бутрос и открыл коробку, которую принес с собой. Когда его подопечные собирались есть, он снял коробку со столика и положил ее на пол, но сейчас он достал из нее три книжки и раздал молодым людям. — Прошу вас исследовать Евангелие от Иоанна. Я получил эти книги от «Библейского форума». «Библейский форум» — это общество, объединяющее миссионерские организации, которые издают и распространяют Библию и учебные пособия. В нем мне предложили открыть здесь, в городе, магазин канцелярских товаров и книжную лавку, и я рассчитываю на
106
вашу помощь в этом деле. — В этот момент все трое, как по приказу, вдруг подняли головы и остановили свои взгляды на Бутросе. — Я много думал о вашем положении и молился за вас, — между тем продолжал говорить Бутрос, — и вот к какому выводу я пришел. Бог, по всей видимости, желает удовлетворить ваши и заодно мои нужды. В «Библейском форуме» считают, что пришло время открывать в нашей стране христианские книжные магазины. Его сотрудники намерены вносить арендную плату за небольшой магазин розничной торговли. Ахмад, есть превосходное место возле того, что ты уже присмотрел. «Библейский форум» обеспечит нас всем необходимым оборудованием. Он также поставит нам офисный ксерокс, так что мы сможем выполнять и копировальные работы. Там же я арендую свой офис, а то нам всей семьей приходится ночевать в одной комнате. Жена моя уже намекает, что пришло время делать из моего кабинета детскую для нашего сына Томаса. И вот что в связи с этим я предлагаю. Хасан, хотя ты еще учишься в колледже, приглашаю тебя поработать вместе с нами, разумеется, в свободное от учебы время. Теперь что касается Мустафы и Ахмада. Возьметесь ли вы за это дело? Возьметесь ли держать магазин, распространять в городских церквах экземпляры Библии и христианскую литературу?
Время, проведенное вместе, закончилось. Ахмад пошел проводить Бутроса.
— Мне хочется вас поблагодарить, — застенчиво сказал он. — Я знаю, что иногда зря раздражаюсь и злюсь.
— Принимаю твое извинение, — улыбнулся Бутрос. — У тебя и в самом деле светлая голова, но твои идеи либо не всегда практичны, либо на претворение их в жизнь должно уйти много времени. Я позвонил и рассказал друзьям из «Библейского форума» о твоем предложении основатьти пографи ю. М не сказал и, что насту пит время, когда, по всей видимости, им понадобится своя типография, но пока они считают, что мне надо вплотную
107
заняться офисом и складом учебных пособий, поскольку я начал работать с церквами. — В конце улицы Бутрос повернулся к Ахмаду и сказал: — Ты видишь, какую благосклонность к тебе проявил Господь? Возможно, это не совсем то, чего ты хотел, но Бог принял твое предложение, и вот результат! — Чудесная открытая улыбка осветила лицо Ахмада. Прощаясь с юношей, Бутрос крепко его обнял и добавил: — Ахмад, дорогой, у Бога в отношении тебя грандиозный замысел.
Глава 9
Три месяца спустя
Передав свои бумаги чиновнику, Бутрос присел рядом с низеньким человечком в поношенном костюме и сорочке с расстегнутым воротом. Внутренне он был готов к очередному испытанию, поскольку в коридорах правительственных учреждений ему приходилось проводить немало долгих дней. Но ради чего? Прежде всего, ради того, чтобы услышать из уст бюрократов разных мастей о необходимости заполнить очередную форму или предоставить еще одну справку. Порой в этих требованиях не было ничего незаконного. Просто чиновники намекали на взятку, без которой не тронется с места арба его дела. Питая отвращение к бюрократической системе, Бутрос никогда взяток не давал. Чтобы работать на законном основании, ему следовало зарегистрировать свою общественную организацию. Регистрация займет по крайней мере два месяца (без взятки — шесть), после чего Бутрос откроет счет в банке и сможет получать средства из иностранных источников. В двух вещах он был совершенно уверен: дело обязывает его к безукоризненной честности и это дело должно стать частью его благовестия. Если некие процедуры потребуют больше времени только потому, что он не поступается своей честью, что же — пусть это станет вынужденными издержками его дела.
109
— Если пословица «время — деньги» справедлива, — молвил сидящий рядом с Бутросом человек, — то в какую сумму, по-вашему, может вылиться для нас пребывание здесь? — Взглянув на соседа, Бутрос увидел в его глазах шаловливый огонек. Тот протянул руку и сказал: — Ахлян ва сахлян!* Я профессор Камаль, преподаю в здешнем университете.
— Ахлян бик**. А мое имя Бутрос. Что побудило вас явиться сюда?
— О, я получил премилое приглашение. У нас небольшое дело: в школах бедных африканских стран мы распространяем Коран. Отделался парочкой вопросов по годовому отчету. Вот и все. В общем, ничего серьезного. — Профессор Камаль подался к Бутросу и прошептал ему на ухо: — Иными словами, такой вот способ наказать нас за честность. — Он потер пальцами правой руки воображаемые ассигнации. — Видимо, кому-то понадобилось расплатиться по счетам жены.
Бутрос улыбнулся:
— Ну что ж, раз я не собираюсь играть в подобные игры, мне придется научиться здесь сидеть. Я регистрирую общественную организацию.
— С какой целью?
— Целей несколько, и первая среди них — ликбез в городах и селениях нашей страны. — Бутросу не хотелось дальнейших расспросов о своем служении, и он сходу задал собеседнику встречный вопрос: — А на какой кафедре университета вы преподаете?
— На кафедре арабистики, — ответил профессор. — Я вижу, вы носите христианское имя. Полагаю, имя Бутрос — это арабоязычный аналог библейского имени Петр.
— Да, это так.
* Ахлян ва сахлян (араб.) — добро пожаловать.
** Ахлян бик (араб.) — приветствую вас.
110
— Могу я вас спросить, чем вы занимаетесь?
— Я миссионер. Помогаю пастырям стать более умелыми церковными руководителями.
— Прекрасно! Мне всегда хотелось разобраться в христианстве.
— Неужели? — Бутрос недоверчиво посмотрел на собеседника. — Мусульмане, как правило, не выказывают интереса к нашему мнению.
— Нет, мне оно действительно любопытно. Поскольку пророк Мухаммад, да пребудет он с миром, оставил нам окончательное божественное откровение, мне очень интересно, почему христиане не принимают эту истину. В общем, я хотел бы подискутировать с христианином, чтобы разобраться в его Символе веры...
— И постараться обратить его в ислам.
—Да уж, не без этого, —улыбнулся Камаль.—Я знаю, что мусульманские власти вынуждают христиан обратиться в ислам, взяв их на прицел, но мне-то кажется, что это самое последнее дело. Лучше привлекать, нежели отталкивать.
— Ну что ж, должен признать, что вы не скрываете своих намерений.
— Ни капельки! — В этот момент дверь в коридор приоткрылась и прозвучало приглашение войти в кабинет. — Это меня! — Профессор вскочил и молниеносно вручил Бутросу визитную карточку. — Сочту за честь, если вы, когда вам будет угодно, меня навестите, чтобы выпить чашечку кофе и побеседовать.
Бутрос встал и пожал руку Камалю:
— Я очень на это рассчитываю.
* * *
На квартире у Бутроса в обеденной зоне тесно. За столом трое проголодавшихся мужчин и годовалый малыш на высоком стуле — в общем, дышать нечем и повернуться негде. Пока Надира заканчивает стряпню,
TH
Ахмад с друзьями преломляют хобз и, ловко окуная его кусочки в хумус, уплетают их за обе щеки.
Услышав, как вскрикнула жена, потянувшаяся за блюдом в духовку, Бутрос поднялся и пошел ей помочь. При этом он успел обратить внимание на удивленное выражение лиц его гостей. Несколько мгновений спустя он вернулся с горшком тушеного мяса, за ним шла Надира с большим блюдом кюфты*. Приготовленная ею кюфта нравилась гостям больше всего. По ее рецепту, это было вяленое баранье мясо в виде колбасок с рисовым гарниром.
Гостеприимство составляло важную часть служения Бутроса и Надиры. Хотя арабская культура тоже высоко ценит гостеприимство, Бутрос понимал, что под давлением современности эта традиция постепенно размывается — население столичного города увеличивается, и после изнуряющей работы народ хочет развлечений, выбор которых со временем становится все более широким, взять, к примеру, кино и спутниковое телевидение. Люди все реже собираются вместе, чтобы выпить по чашечке кофе или чая и поговорить по душам. Вот почему Бутрос и Надира пришли к осознанному решению: их дом должен стать одним из плацдармов их служения. Несмотря на то, что квартира у них была небольшой, редкая неделя обходилась без ужинов с гостями.
Полчаса спустя, когда все, насытившись, с чувством удовлетворения откинулись на спинки стульев, Бутрос встал и убрал посуду с обеденного стола. Трое гостей отметили про себя, что отдыхавшая Надира при этом и ухом не повела, словно убирать посуду было не ее делом. Во всем этом было нечто особенно нравившееся Бутросу: помогать жене, давая ей небольшую передышку после стряпни и возможность наслаждаться приятным разговором с гостями. Когда он, сполоснув
* Кюфта — чаше всего мясные шарики (фрикадельки) из рубленого мяса, смешанного с луком и специями.
112
тарелки и поставив их сушиться, спрятал в холодильник остатки еды, Надира вернулась на кухню, чтобы приготовить чай.
За чашкой чая с пахлавой Бутрос решил обсудить с гостями одну важную христианскую истину. Собираясь наставлять верующих из числа бывших мусульман — людей, воспитанных в мусульманском окружении, — он не просто хотел поднять тему христианской семьи, но и на деле показать ее особенности. Его гости происходили из мусульманских семей и никакого представления не имели о том, что в некоторых вопросах приоритеты мусульман и христиан существенно расходятся. Это особенно сильно проявляется в отношениях мужчин и женщин.
— Мы с Надирой молимся о вас, — тепло посмотрев на жену, начал Бутрос. — Как гласит одна из истин Книги Притчей, «добродетельная жена — венец для мужа своего; а позорная как гниль в костях его»*. Думаю, сегодня вы обратили внимание на венец на моей голове. — Надира покраснела, когда трое гостей перестали есть и стали размышлять над словами Бутроса. — Не стесняйся, — отреагировал на эту ситуацию Бутрос. — Мне хочется, чтобы вы усвоили очень важную вещь — христианин обязан высоко ценить свою жену, показывая окружающим, что она для него — человек особый, что она не просто мать его детей. Она, родившая ему сына или дочь, а пусть и бездетная, в его глазах драгоценна! Она его товарищ по жизни и работе. Она его духовный помощник. Как сказано в Библии, муж и жена нуждаются друг в друге, так что они уже не двое, но одна плоть**. — В этом месте Бутрос поразился тому, с каким вниманием слушал его Ахмад и какое смущение отразилось на его лице. Было видно, что он изо всех
* См.: Притч. 12:4.
** См.: «...и прилепится [муж] к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть» (Мк. 10:8; Мф. 19:5-6; Еф. 5:31).
из
сил пытался понять, зачем Бутросу потребовалось поднимать эту тему. — Мы молимся в том числе и о том, чтобы Бог даровал вам вжены набожных и добродетельных женщин, — продолжал Бутрос. — Конечно, брак и семья очень важны и в нашей культуре, но христиане придают им особенный смысл. Я знаю, что вас влечет Своей любовью Иисус. Для христиан брак — средство отражения Его любви. Сама Библия учит мужей любить своих жен, как Христос возлюбил Свою Церковь. Иисус свидетельствует о любви к Церкви, когда ради Нее идет на крестную смерть. И мы можем проявить свою любовь к Христу, жертвуя своими эгоистичными желаниями и уделяя больше времени удовлетворению нужд своей жены. На то есть своя, весьма важная причина. Церковь называют Невестой Христа. Наш брак должен стать отражением этой истины.
С минуту продолжалось неловкое молчание. Гости не знали что ответить. Наконец Хасан сказал:
— У вас замечательная жена. — Взглянув на Надиру, он добавил: — Угощение было просто великолепным. Мне тоже хочется иметь семью и чтобы моя жена готовила не хуже вас.
Надира и каждый за столом заулыбались. Затем выступил Ахмад:
— И все же как мне найти жену? Родительскую семью, обратившись к Христу, я «опозорил», так что никто из друзей моей семьи не разрешит своим дочерям выйти за меня, неверного, замуж. Может быть, найдется такая церковь, которая устроит мой брак? Может быть, вы поможете мне найти девушку из христианской семьи и обеспечить для ее родителей калым? Есть ли надежда у каждого из нас найти себе жену?
Это было сказано пылко, в порыве чувств. Нежно взглянув на Ахмада, Надира ответила гостям:
— Бог даст вам жен. Нам не дано знать, как и когда это случится. У нас, людей, на этот вопрос ответа нет, но Богу ведомы и ваши чувства, и ваши вопросы, и ваши
ш
желания. Остается только молиться и ждать. Между тем Бог подготовит вас к семейной жизни. Если у Бога есть на примете для вас жены, Он подготовит и их.
Бутрос добавил:
— Хасан, должен заметить, что Надира не только хорошо готовит. Она замечательная мать нашему сыну. Кроме того, для меня она всегда будет больше, чем просто мать наших детей. Дело в том, что мое служение является и ее служением. Мы оба соработники у Христа. Я делюсь с ней своими помыслами. Она знает о моих мечтах. Она всегда рядом, когда мне необходима поддержка и добрый совет. Она трудится рядом со мной. Мы вместе молимся. Без нее я не смог бы делать то, что я сейчас делаю.
— Но у меня тоже есть мечта, — сказала Надира, слегка подталкивая мужа.
— Это правда. Моей жене хочется организовать приют для женщин, которых подвергают побоям, для тех, кому уйти от своих мучителей более опасно, чем продолжать с ними жить. Ее мечта — это частица нашего видения необходимости такого рода помощи.
Ахмад одобрительно кивнул, но Бутрос видел, что молодой человек еще только пытается осмыслить его слова. Чтобы постичь новое, требуется некоторое время, и это хорошо. Перед ним стояла одна цель: посеять в сердцах учеников истину, которая расцветет, когда они заведут свои семьи.
♦ ♦ *
Услышав громкий стук в дверь, Надира встрепенулась от раздумий. Когда Томас засыпал, она на короткое время позволяла себе присесть на диване возле его кроватки и прикрыть глаза. Пару недель назад Бутрос наконец-то устроил офис в помещении, арендованном на средства общества «Библейский форум», так что у Томаса появилась своя комната. Надира поспешила в
115
переднюю, чтобы, прежде чем в дверь снова постучат и тем самым потревожат сон ребенка, успеть ее отворить. На пороге она увидела женщину в абайе и хиджабе. Гостья обратилась к ней неожиданно низким голосом:
— Прошу вас, помогите мне!
Не будучи уверенной в намерениях женщины, Надира все же шире отворила дверь и пропустила незваную гостью внутрь. Как только дверь закрылась, Салима сняла хиджаб и абайю. Надира повесила их на вешалку, а затем проводила гостью в комнату и усадила за стол. Девушка разрыдалась и несколько минут не могла сказать ни слова. Когда слезы высохли, девушка все еще дрожала. Взяв ее руки в свои, Надира сказала:
— Все хорошо. Ты в безопасности. — Надира и вправду надеялась, что все будет хорошо. На столе появилась упаковка с салфетками. Был приготовлен чай. Заплакал Томас, и Надире пришлось пойти за ним. Вскоре она вернулась с ребенком на руках. Расположившись напротив гостьи, Надира укачивала мальчика и продолжала говорить: — Несмотря на все твои затруднения, прошу тебя, считай этот дом своим. — На столе перед Салимой уже выросла горка использованных салфеток. Она еще раз высморкалась, вытерла глаза, глотнула чаю и извинилась:
— Мне очень жаль, но вы меня даже не знаете. Меня зовут Салима. Как только вы меня к себе пустили, я раскисла. Я столько всего храню в себе, а теперь оно вдруг выплеснулось.
Надира потянулась через стол и взяла Салиму за руку:
— Ты не должна извиняться передо мной, девочка. Хочешь прилечь? Или хочешь поговорить?
Салима сделала два глубоких вдоха, чтобы успокоиться:
— Думаю, я должна с вами поговорить, если вы, конечно, не против.
— Сначала я уложу Томаса в люльку.
»____________________________________Xudbul
Салима откинулась на спинку стула и перестала сдерживать слезы. Вернувшаяся Надира села рядом с девушкой и, взяв ее за руки, посмотрела ей в глаза:
— Вот теперь все мне и расскажи.
Слово за слово, и Салима рассказала ей свою историю: сначала о том, как узнала, когда смотрела передачи спутникового телевидения, о пророке Исе и христианстве, а потом приступила к заочному курсу, и напоследок о том страшном дне, когда мать обнаружила ее увлечение христианством.
— Мой брат пришел в ярость, — сказала Салима. — Он был просто ужасен. Он сказал, что скорее убьет меня во славу ислама, чем позволит мне запятнать репутацию семьи. Я пыталась ему объяснить, что ничего плохого не совершила, что о пророке Исе говорит Коран, просто мне хочется больше о Нем узнать, но он не стал даже слушать меня. Потом домой вернулся отец, и они с братом перевернули вверх дном всю мою комнату. Они нашли Библию, несколько книг о христианстве и тот злополучный заочный курс. Все улики против меня они сожгли на заднем дворе, причем заставили меня смотреть на эту казнь. Они разрывали Библию на части и по страничке предавали ее огню. «Вот что мы думаем о христианстве, — приговаривал мой брат, остервенело терзая книги и бросая их в огонь. — Мы не потерпим этой мерзости у себя в доме. Как неприлично, безнравственно, просто подло ты поступила!» — Салима снова зарыдала, и Надира, вытащив из пачки несколько салфеток, вложила их девушке в руку. Салима продолжила горькую повесть о событиях следующих страшных месяцев. Ее избивал родной отец. Брат вынес из ее комнаты телевизор, стереосистему и все книги, и многие недели ее держали взаперти — ей ни под каким предлогом не разрешали покидать комнату. — Они твердили: «Мы посмотрим, спасет ли тебя твой боженька». Но самое странное, что я даже не знаю, могу ли я называться христианкой. — Салима с минуту помолчала, а
117
потом добавила: — Я просто хочу быть любимой, как об этом говорится в Библии. — Она заглянула Надире в глаза и спросила: — Разве это плохо? Что плохого в моем желании?
— На этом зиждется все христианство, — мягко сказала Надира. — Бог есть любовь.
Салима невесело рассмеялась и продолжила свой рассказ:
— С тех пор как я узнала любовь Исы, в моей семье все невзлюбили меня. Видели бы вы, как меня избивали!
— Тебе нужен врач?
— Не знаю. Не думаю. Я бы не вынесла всего этого, если бы не одно обстоятельство. Однажды, когда отец снова меня избил, а потом я осталась в комнате одна, мне послышался Его голос: «Не волнуйся». Я увидела Человека в сверкающих белых одеждах. Свет озарил мою полутемную комнату. А потом Он сказал: «Ты не одинока. Я тебя возлюбил. Могуществом Божьей силы укрепляйся в вере». — В этом месте рассказа Салима снова принялась рыдать: — Я не сразу поняла, что на меня снизошло озарение. Этот Человек был прекрасен. Вспоминая о Нем, я продержалась еще несколько недель. Потом отец решил, что меня лучше выдать замуж, дескать, тогда мне будет не до христианства. Он рассказал мне о человеке, которого выбрал мне в мужья. Мой жених оказался недобрым человеком — он постоянно меня упрекал и требовал неукоснительного соблюдения законов ислама. Вот почему я сказала отцу, что не пойду за него замуж, на что отец мне сообщил, что им уже разосланы приглашения на свадьбу и заказан банкетный зал. Тогда я сказала: «Ладно, ты говоришь, что я христианка. Я согласна выйти за него замуж, если он тоже христианин». От этих слов отец просто рассвирепел. Он сказал, что я его опозорила и что я ни капельки не думаю о репутации нашей семьи. На это я, боюсь, наговорила лишнего. — Салима не переставала
118
рыдать. Надира обняла девушку, тем самым побуждая ее продолжать рассказывать свою историю. — Тогда я ему сказала, что он и мои братья думают только о своей репутации. «Зачем вы причиняете мне все новые страдания, ведь я и так уже много вытерпела от вас, когда вы настаивали на том, что я христианка, между тем как я утверждала обратное. Так что если вы правы и я — христианка, то и мой муж должен быть христианином». Этот разговор случился две недели назад. Отец страшно меня избил. — Это воспоминание вызвало у девушки новый прилив слез. — Он бил меня табуретом. Он бил меня своим башмаком. Он бил меня кулаками, пинал ногами. Он запирал меня в комнате. Ушибы на теле долго ныли, раны кровоточили, в течение нескольких дней я с трудом соображала что к чему.
— Но как же тебе удалось бежать из дома? — спросила Надира.
— Раньше я не думала о побеге. Мне и в голову не приходило, что можно жить вне родного дома. Но вчера днем я вдруг услышала голос, который мне велел: «Вставай и уходи». Мне кажется, что это был тот же самый голос, который сопровождал мое видение. «Ладно, — подумала я, — если Господь желает видеть меня в другом месте, я отсюда уйду». Я встала и переоделась. Потом обнаружила в своем кошельке немного денег. Рывком, сломав замок, отворила дверь. И вот что поразительно: в нашем доме, обычно таком многолюдном и хлопотливом, никого не оказалось. Никем незамеченная, я вышла из дома и на такси добралась до автостанции. Это случилось два дня назад. Я нашла гостиницу и, сказавшись приезжей, осталась в ней ночевать. Более вонючего и грязного места я в жизни не видела. Среди постояльцев в основном были деревенские женщины. Сегодня утром я бродила по городу, пока не оказалась у церкви. Ее священник решил, что у меня нет денег, но я ему сказала, что ищу работу. Он понял, в каком я состоянии, вот и предложил мне обратиться к вам.
119
— Это хорошо, что ты пришла, — сказала Надира. — Ты, конечно, измучена всем пережитым. Так вот что мы с тобой сделаем: я подогрею немного воды и промою твои раны, потом приготовлю тебе поесть, и ты поспишь у меня.
В этот момент домой вернулся Бутрос, и на мгновение Салиму объял страх. Надира, увидев это по ее лицу, потянулась, чтобы пожать ей руку:
— Все в порядке. Это мой муж, ты можешь ему доверять. Мы тебе поможем.
* ♦ ♦
Салима спит крепким спокойным сном. Когда был разложен диван-кровать и девушка забралась под одеяло, она тотчас погрузилась в глубокий сон. Бутрос так осторожно перенес люльку Томаса в гостиную, что ребенок даже не проснулся. Надира и Бутрос переговаривались приглушенными голосами:
— Она страшно напугана и в то же время отчаянно хочет обратиться к Богу, — сказала Надира. — Она и понятия не имеет, что ей теперь делать. Спрашивает меня, нет ли в церкви обряда, который надо пройти, чтобы стать христианкой. А я говорю, что дело не в обряде и не в церкви, а в Иисусе.
— Ей нужно время, чтобы окрепнуть, — сказал Бутрос. — Да, проблема серьезная. Если она родом из богатой семьи, то ее наверняка уже ищут по всему городу. У нас оставаться ей можно самое большее... пару дней. Потом ей придется подыскать более безопасное место.
— Ты рассчитываешь снять еще одну квартиру, как для Ахмада с ребятами?
Бутрос задумался, а потом ответил:
— Не думаю, что девушке можно жить одной. Это выглядит подозрительно. Она должна жить под мужской опекой. Она нуждается в наставлении и духовном водительстве.
120
— Эх, устроить бы приют! Безопасное место, где можно позаботиться о дюжине таких же девушек, как она.
— Чего уж лучше, — согласился Бутрос, — но у нас пока нет такого места.
— А девушка такая простосердечная, — молвила Надира. — Она даже сомневается, может ли называться христианкой, и очень тянется к Богу.
— Я кое-что придумал.
Бутрос отправился на кухню и набрал телефонный номер Абуны Александра.
Глава 10
Четыре месяца спустя
Бутрос пригласил брата Андрея снова посетить его страну, чтобы посмотреть, как здесь продвигается его, Бутроса, служение и обеспечить поступление средств на растущие нужды новообращенных из числа бывших мусульман.
На другой же день по приезде брата Андрея они отправились в университетский городок.
— Хочу познакомить вас с профессором Камалем, — заговорил по дороге Бутрос и подробно рассказал гостю, как несколько раз встречался с профессором и обсуждал с ним животрепещущие богословские вопросы. — Он очень хорошо говорит по-английски, так что мне даже не понадобится переводить ваш разговор.
Они вошли в четырехэтажное белого камня здание, расположенное рядом со старинной мечетью с двумя изысканно украшенными минаретами.
Кабинет профессора Камаля располагался на четвертом этаже. Профессор был в том же костюме, что и в первый раз, когда Бутрос познакомился с ним в одном из государственных учреждений. Он был явно взволнован встречей с братом Андреем.
— Хочу поприветствовать вас мусульманским приветствием «Да пребудут с вами мир, милость и благословение Аллаха!» — воскликнул профессор Камаль.
122
— Благодарю вас. Я приехал к вам от имени Князя мира Иисуса Христа, — ответил брат Андрей.
Профессор предложил гостям подкрепиться, но извинился, что не может разделить с ними трапезу.
— У меня пост, — пояснил он.
— По-моему, Рамадан закончился четыре дня назад, — заметил брат Андрей.
— Так оно и есть, только некоторые мусульмане постятся еще на протяжении шести дней.
— Если вы держите пост, то и я откажусь от угощения. Однако мне не знаком обычай «продленного» Рамадана. Вы не могли бы просветить меня на этот счет?
— Некоторые мусульмане постятся каждый понедельник и четверг, но пост в месяце Рамадан стоит десяти дней поста в другое время года. Рамадан длится тридцать дней и потому равен тремстам обычным дням. Мусульманский календарь насчитывает 354 дня. Если прибавить к Рамадану еще шесть дней, то получится триста шестьдесят дней, а это, считайте, целый год, проведенный в посте.
Спустившись по лестнице и миновав зал, гости во главе с профессором отправились в мечеть. По дороге брат Андрей расспрашивал профессора о назначении мусульманского поста.
— Пост в исламе — не просто ограничение в еде и питье. Мусульманский пост — это прежде всего отказ от причинения зла ближним. Глаза тоже пребывают в посте — ими нельзя взирать на ближних с завистью. Правоверный мусульманин никому не причиняет боли своим языком, он никого не проклинает. Правоверный мусульманин никому не причиняет боли руками — к примеру, не ворует. В этом смысл нашего поста — он обращен на духовное, на наше отношение к ближнему. При этом ты не позволяешь себе совершать грех.
Когда они оказались у входа в мечеть, брат Андрей заметил:
123
— Как бы мне хотелось изучить арабский язык и послушать ваши лекции.
Через минуту трое мужчин разулись и вошли в мечеть. В ней оказалось намного просторнее, чем, судя по размерам здания, ожидал брат Андрей. Как пояснил Камаль, в этой мечети свободно могут молиться две-три тысячи правоверных, когда же прихожан собирается больше, они молятся во внутреннем дворе мечети.
Мужчины ступили на ковер ярко-красного цвета, на котором лежали молитвенные коврики, пространственно ориентированные на Мекку.
Большой зал был тускло освещен развешанными меж мраморных колонн электрическими лампочками. Светлее всего было в передней части мечети, где от беломраморных стен и ниш, на поверхности которых были нанесены исполненные золотой вязью отрывки из Корана, отражался свет ламп. Сбоку два студента, стоя на коленях, клали земные поклоны, по всей видимости, совершая пропущенный ими полуденный молебен. Перед искусно вырезанной из темного дерева кафедрой проповедника расположился юноша. Он сидел, скрестив ноги, перед открытым Кораном. Вокруг него собралось с полдюжины подростков.
— Это один из моих студентов, — сказал профессор Камаль. — Часть его служения — обучение Корану учеников из соседней средней школы.
Брат Андрей осматривал внутреннее убранство мечети, пока Камаль объяснял, что ее оформление повторяет декор известной мечети университета «Аль-Азхар» в Каире.
— Я защитил докторскую диссертацию в «Аль-Азха-ре», — прибавил он. — «Аль-Азхар» — это центр исламской науки, и получить в нем научную степень в мусульманском мире считается очень престижным. Я мечтаю о том, чтобы мой университет когда-нибудь стал столь же почитаемым в мире.
— Это великая мечта, — сказал брат Андрей.
124
— Иншалла!^Х& сбудется воля Всевышнего!
Выйдя из мечети и отыскав свои ботинки, все трое отправились на прогулку по университетскому городку. Брат Андрей воспользовался возможностью выразить благодарность профессору Камалю за его желание инициировать дискуссию с христианами:
— Вы так хорошо разбираетесь в исламе! Я и в самом деле заинтересован вашим рассказом, но мне хотелось бы узнать ваше представление об идеальном мусульманском обществе.
— Разумеется, ислам — это целостная рациональная система, — ответил профессор. Заложив руки за спину, он начал прохаживаться взад и вперед, как на лекции, словно брат Андрей и Бутрос были его учениками. — Ислам не просто готовит человека к счастливой загробной жизни, но и помогает ему решать сиюминутные житейские проблемы. Однако это осуществимо лишь при условии создания подлинно исламского государства и упрочения его главных оснований.
— И каковы же эти главные основания?
— Первое заключается в том, что все правоверные — братья. Аллах повелевает примирять братьев и бояться Его и за это сулит помилование. Когда-то это братство означало новые отношения, еще неизвестные арабскому обществу периода становления ислама. Принцип братства устраняет социальные пороки, наделяет мусульман способностью находиться в гармонии с окружающей их реальностью и к сопереживанию, что дает им возможность поддерживать высокий уровень общественных связей и хранит общество от всякого рода расколов и сегрегации.
Брат Андрей решил пока не задавать само собой напрашивающегося вопроса о том, почему исламские государства не в состоянии достичь этого идеала. Вместо этого он сказал:
— Это касается мусульман. А что вы скажете о религиозных меньшинствах в стране?
125
— Принцип братства в исламском государстве не ограничивается только мусульманами. Такие же братские отношения должны быть установлены между всеми верующими. Аллах говорит, что Он никому не запрещает быть добрым и справедливым с теми, кто не сражается с вами из-за религии и не изгоняет вас из ваших жилищ. Воистину Аллах любит беспристрастных!
— Стало быть, согласно учению ислама, все люди равны — и мусульмане, и христиане, и иудеи?
— Да, это так, причем этот призыв к полному равенству людей является одним из отличительных признаков ислама. Каждый человек, независимо от своего происхождения, цвета кожи, языка или имущественного положения, должен обладать одним и тем же социальным, политическим и экономическим статусом. В Коране говорится: «О люди! Мы создали вас мужчиной и женщиной и сделали вас народами и племенами, чтобы вы знали друг друга. Ведь самый благородный из вас пред Аллахом — самый благочестивый. Поистине, Аллах — знающий, сведущий!»* Не должно быть никаких предпочтений между народами — арабами, персами, англичанами, африканцами, австралийцами и так далее, кроме как в степени благочестия.
— Профессор, надеюсь, мой вопрос вас не оскорбит, но не кажется ли вам, что в мусульманском мире равенства и братства нет и в помине? Как вы понимаете, я тружусь в христианской общине. Так вот, мои братья и сестры во Христе запуганы жестокими преследованиями.
— Пророк сказал: «Мусульманин — это тот, кто не причиняет вреда своим языком и своими руками другим мусульманам». А это значит, что всякий, кто словами или делами ранит или причиняет иной вред своему брату, не может считаться мусульманином.
См.: сура 49:13.
126
— Стало быть, членов движения «Братья-мусульмане», которые нападают на христиан и дотла сжигают их церкви, нельзя считать мусульманами?
— Эти люди представляют иной ислам. Подлинный ислам несет мир и братство.
— Это правда, что в исламском государстве никого не вынуждают верить в Аллаха и совершать мусульманские обряды?
— Никто не верует иначе как по убеждению, — сказал профессор, — а убеждений без свидетельства истины не бывает. У людей есть свобода совести. Аллах повелел: «...скажи: “Истина — от вашего Господа: кто хочет, пусть верует, а кто хочет, пусть не верует”»*. В исламе свобода совести и вероисповедания — вопрос первостепенной важности. Каждый человек имеет право на эти свободы.
Некоторое время мужчины шли молча, потом брат Андрей заметил, что вйдение профессором ислама не может не тронуть человеческую душу:
— Увы, другие не рассматривают ислам с вашей точки зрения. По правде говоря, множество христиан гонимы как в вашей стране, так и в Египте, Пакистане и многих других исламских странах.
— Вы правы. Безусловно, это плохо.
— Что же нам делать?
Профессор ответил не сразу — на минуту он задумался и только потом сказал:
— По-моему, нам полезно обсуждать наболевшее.
— Да, — согласился брат Андрей. — Но одних разговоров мало — нам нужны дела.
Все трое вернулась по кружному маршруту к мечети и смежному с ней учебному корпусу, откуда и началась их прогулка. Перед расставанием брат Андрей сказал:
— Господин профессор, наша дискуссия весьма обнадеживает. Спасибо, что нашли время встретиться с нами.
* См.: сура 18:29.
127
— Очень рад был с вами познакомиться. Прошу вас в гости в любое время, когда вы будете в нашей стране.
— Непременно приму ваше приглашение, но можно ли напоследок задать вам один очень личный вопрос? — Профессор Камаль согласно кивнул.—Я восхищен вашей преданностью исламу. Вы поистине правоверный мусульманин и добрый человек. Меня весьма впечатлил ваш рассказ о дополнительном шестидневном посте после месяца Рамадан. Уверен, что вы, как правоверный мусульманин, совершаете намаз, помогаете бедным и, по всей вероятности, регулярно бываете в Мекке.
— И не один — я сопровождаю туда паломников.
— Вы искренне преданы пяти столпам ислама. Дает ли вам это гарантию того, что вы окажетесь в раю?
— Нет, гарантий попадания в рай не существует.
— Тогда как вы можете увериться в собственном спасении? Разве помимо геройской смерти в джихаде нет иного способа попасть в рай?
Несколько мгновений профессор молча смотрел себе под ноги:
— Творите больше добрых дел, — ответил он, взглянув на брата Андрея. — Вот и все, на что следует уповать. Пустить человека в рай или не пустить — решает только Аллах. Человеку остается лишь одно — смириться с Его решением. Мы стараемся изо всех сил. Если хотите оказаться в раю, творите больше добрых дел.
Когда гости, распрощавшись с профессором, повернули к стоянке автомобилей, брат Андрей заметил:
— Какая жалость! У такого доброго, верного, набожного мусульманина нет никакой уверенности в том, что он когда-нибудь окажется в раю!
♦ ♦ ♦
Вечером того же дня брат Андрей и Бутрос приехали в церковь «Аль-Ваха» и припарковались на автомобильной стоянке позади церковного здания.
128
— Мы идем в собрание местных новообращенных. Я очень редко бываю в таких собраниях, а вы вообще будете в нем первым из иностранных гостей, — сказал Бутрос.
Далее он подробно рассказал брату Андрею о том, как пастор Юсеф переживает из-за тяжелого положения посещающих его богослужения местных новообращенных. По причине уникальности их нужд им весьма полезно устраивать отдельные собрания со своей программой. Пастор Юсеф для этих целей выделил в храме особое помещение. Они спустились по лестнице в полуподвальный этаж, где прошли через общий зал в небольшое помещение в конце храма. У двери стоял привратник — молодой улыбчивый человек, пожавший брату Андрею руку.
В помещении собралось человек пятнадцать взрослых и еще несколько детей. Увидев гостей, все привстали. Бутрос представил брату Андрею Ахмада, Мустафу, Хасана и еще одного юношу по имени Замир.
— Замир — мой первый штатный сотрудник, — пояснил Бутрос.
Один из присутствующих старцев раздавал ксерокопии брошюры с текстами различных псалмов и гимнов. Никакого музыкального сопровождения в церкви не было: запевала начинал, остальные подхватывали.
Бутрос объяснил брату Андрею:
— Поют двадцать третий псалом.
Брат Андрей открыл свою Библию на Псалтири и начал медленно читать то, что верующие пели на арабском языке: «Господня — земля и что наполняет ее...» Голоса небольшого собрания сливались, резонируя так, что, казалось, поет хор в сотню голосов. «Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь, двери вечные, и войдет Царь славы! Кто сей Царь славы? — Господь крепкий и сильный, Господь, сильный в брани. Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь, двери вечные, и войдет Царь славы! Кто сей Царь славы? — Господь
luiui______________________________________н
сил, Он — царь славы»*. Хор пел с такой верой, силой и убежденностью, что брат Андрей почти поверил в то, что сейчас сюда явится Господь Иисус и объявит о наступлении Своего Царства на Ближнем Востоке и на всей земле. Брат Андрей всмотрелся в лица людей — все, включая детей, пели с воодушевлением и даже восторгом. Одна из сестер закрыла глаза, но слезы ручьями текли по ее щекам.
Во время исполнения следующего гимна Бутрос прошептал брату Андрею:
— Этот гимн написал присутствующий здесь брат. В нем говорится о крови Христа, которая спасает верующих. В одном из куплетов сказано: «Мы, Твои возлюбленные дети, желаем умереть ради Тебя. Мы не страшимся смерти».
Слезы застилали глаза и брата Андрея, когда он с грустью думал о том, сколько людей у него на родине, в Голландии, могли бы с не меньшим вдохновением петь этот гимн, веря в то, что и их сердца переполняет такая же решимость.
Между исполнением гимнов одного из братьев пригласили помолиться. Разумеется, брат Андрей не понимал слов, но душой он чувствовал глубокую тоску и был совершенно уверен в том, что с духом этой молитвы можно полностью согласиться.
Потом Бутрос пригласил братьев и сестер рассказать брату Андрею о себе. Он же и переводил. Первым заговорил Замир. Он представил свою мать и двух младших сестер:
— Мы уже несколько лет веруем в Иисуса Христа, но наш отец по-прежнему мусульманин. Прошу вас, помолитесь о нашем отце.
Супружеская чета с тремя малыми детьми поведала о горьком опыте дискриминации христиан. Мать
»См.: Пс. 23:1,7-10.
130
трудится в больнице. По ее свидетельству, ей отказано в карьерном росте из-за того, что ее муж принял христианство. Более того, ей угрожают, что если она осмелится протестовать, ее мужа бросят в тюрьму.
Потом выступил еще один брат. Посадив на колени сына, он рассказал о том, как три года назад обратился к Христу:
— Моя жена остается мусульманкой, ее родители оказывают на нее сильное давление, дескать, брось мужа, возьми детей и вернись домой. Это очень ее смущает. Прошу вас, помолитесь и о ней.
Бутрос вознес молитву о нуждающихся семьях.
Когда брата Андрея попросили сказать несколько слов, он начал так:
— Приветствую вас от имени одной из голландских церквей. Происходящее в вашем собрании столь трогательно, что я почитаю за честь быть рядом с вами. Вы платите огромную цену, чтобы поклоняться нашему Господу Иисусу Христу. Хотя мало кто знает о вашем существовании, вы представляете собой драгоценную часть Христова Тела.
Брат Андрей прочел собранию отрывок из Первого послания апостола Павла к Коринфянам: «Тело же не из одного члена, но из многих»*. Вслед за ним Бутрос прочел из Библии по-арабски, завершив чтение словами: «...члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, и которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения...»**
Затем брат Андрей сказал:
— Мир, может быть, ничего не знает об этой малой части Христова Тела, но в Божьем Царстве, благодаря вашей любви к Христу, вам окажут торжественный прием и обращаться с вами будут с подобающим уважением. Теперь мне хочется перейти к следующим стихам.
♦ См.: 1 Кор. 12:14
*» См.: 1 Кор. 12:22-23.
131
Если страдает какая-то часть Христова Тела, все мы обязаны почувствовать ее страдания. Вас преследуют и гонят, и вы страдаете — все правильно, так и должно быть. Но если мы не в состоянии сопереживать вам в ваших страданиях, то, стало быть, с нами происходит что-то в корне неверное. Вот почему мы прилагаем все усилия к тому, чтобы вас узнать. В той мере, в которой нам позволяют соображения вашей безопасности, мы вас посещаем и с вами общаемся. На сегодня это величайшая радость и надежда моей жизни.
С короткой проповедью выступил Ахмад, а Бутрос шепотом переводил ее на ухо брату Андрею:
— Недавно Бутрос предложил некоторым из нас выучить наизусть вторую главу Послания апостола Павла к Филиппийцам. — Ахмад не спеша по памяти прочел собравшимся эту главу, затем достал видавший виды блокнот и сказал, что хотел бы познакомить братьев и сестер с теми размышлениями, которые ему навеяло Божье Слово. — Однажды гордый человек проговорил устами фараонов и кесарей: «Я великий бог». А потом он раз за разом пытался доказать это делами господ всех мастей. Опьянев от самомнения, этот человек в своей гордыне снова и снова провозглашал себя богом и в результате оказался в силках чудовищной лжи. С течением времени Сам Бог, не имеющий черт земного сходства с людьми, вечный и всемогущий Бог, вошел в человеческую историю через воплощение Иисуса Христа. Он пожелал снизойти к нам с высот. Он сошел с небес, чтобы стать одним из нас, разделить нашу боль, наши надежды и мечты. Так поступил бы любой великий царь, пожелавший выказать солидарность со своими подданными. Он не был способен в гордом одиночестве просто отойти в сторону. Именно этот Бог — исполненный сострадания и милосердия Бог любви — сошел к нам с небес. Он не остался на небесах, а сошел на нашу грешную землю. Он ходил среди нас, был прекрасен и добр, и Он по-прежнему не оставляет нас. Он исцеляет
132
одержимых бесами, избавляет нас от самовлюбленности, самомнения, эгоизма, отводя наши взоры от всякой мишуры, дабы мы увидели вошедший в мир Свет. Люди не видят мрачных глубин своего эгоизма. Эгоизм так же непереносим, как и мысль о смерти. Он ведет человека по ложной дороге приобретения всего мира и того, что в нем, но уводит от приобретения величайшего для самого человека дара — своей собственной души и своего Спасителя. Вы только представьте: в собственных глазах человек становится богом, а Бога, ставшего Человеком, отвергает. Где же во всем этом логика?
И вправду, никакой логики во всем этом нет! Глубина проникновения Ахмада в суть вопроса не могла не тронуть брата Андрея. Перед собравшимися выступил молодой человек, постигший Благую весть. Сейчас больше всего на свете брату Андрею хотелось, чтобы церковь во всем мире могла услышать это послание и узнать об этих прекрасных верующих! Он снова задумался над только что прочитанным Ахмадом отрывком. Этот член Христова Тела был, и это очевидно, слабейшим среди других, но он же оставался и совершенно необходимой и неотъемлемой частью этого Тела. И этих людей следовало защитить.
Глава 11
Добравшись до магазина, брат Андрей задержался у одного из прилавков. Бутрос отступил назад, чтобы дать брату Андрею возможность рассмотреть товар. Это был широкий выбор открыток и канцтоваров.
— Пытаемся удовлетворить нужды наших покупателей, — пояснил Бутрос. — Кроме как у нас христианам негде купить открытки по случаю Рождества, Пасхи, крещения, похорон и так далее. — В центре магазина стоял журнальный столик с брошюрами, а рядом с ним — пара кресел. Вдоль стены возвышались книжные стеллажи с христианской литературой и экземплярами Библии на арабском языке. — Материалы, опубликованные под грифом общества «Библейский форум», — пояснил Бутрос. — Эти материалы поставляют нам западные христианские издатели, и наш магазин — единственное место в стране, где их можно приобрести.
Напротив магазина находился офис с выходившим в проулок окном.
— Здесь я и работаю, — сказал Бутрос, когда они с братом Андреем покинули магазин и перешли улицу. В офисе стояло два письменных стола, за одним из которых сидел Замир. Увидев брата Андрея и Бутроса,
134
Замир встал и поздоровался с ними. После краткой беседы Бутрос проводил брата Андрея обратно в магазин и там указал ему на дверь в задней стене: — Там у нас складское помещение. Давайте я вам его покажу.
Они вошли в комнату, которая была примерно таких же размеров, что и сам магазин. В одном углу Мустафа и Хасан склонились над копировальным аппаратом, пытаясь его отремонтировать. Большую часть этого помещения занимали пачки с книгами и бумагой для печатающих устройств. В противоположном углу за столом располагался говоривший по телефону Ахмад. Он помахал им рукой, а потом, когда кончил беседу, встал, чтобы еще раз поприветствовать и обнять брата Андрея. Двое других мужчин вытерли руки и присоединились к ним, чтобы вступить в общий разговор.
— Мы должны хорошенько отпраздновать нашу встречу, — объявил Ахмад на английском языке. — Сейчас, брат Андрей, мы приготовим арабское лакомство. — Обратившись к Бутросу, он добавил на арабском: — Предоставьте все это нам.
В течение следующего получаса Бутрос рассказывал о том, как складывается его сотрудничество с обществом «Библейский форум». Оно оказалось выгодным для всех: Бутрос получил доступ к необходимым материалам, арендная плата за площадь под магазин и офис аккуратно им вносилась, и общество «Библейский форум» развернуло свое служение. Пока брат Андрей и Бутрос разговаривали, Замир убрал с журнального столика брошюры и покрыл его газетой. Ахмад и Хасан достали несколько пакетов с едой.
— У нас фалафель* — просто пальчики оближешь, — сказал Ахмад, раскладывая поджаренные во фритюре и сдобренные специями котлетки.
* Фалафель — небольшие фрикадельки или котлетки, приготовленные из смешанного со специями молотого турецкого гороха и обжаренные на растительном масле.
135
Когда Бутрос и брат Андрей, помолившись Богу, с удовольствием угостились фалафелыо, Ахмад предложил брату Андрею шаурму. Брат Андрей взял шаурму и, наклонившись над столом, чтобы не запачкать соком одежду, ее откусил.
— И в самом деле восхитительный вкус! Что за рецепт?
Бутрос ответил:
— Свежая телятина плюс салат из помидоров и других овощей, а также особый соус из йогурта, который готовит владелец ресторана, но это уж его секрет.
Собеседники вшестером принялись за еду и, поскольку угощение нравилось всем, некоторое время молча ели. Затем, пока Замир убирал со стола, брат Андрей попросил новообращенных подтвердить свое обращение к Богу. Мустафа и Хасан по-английски не говорили, Ахмад говорил, но плохо, так что Бутросу пришлось переводить всех троих.
Первым о становлении своей веры в Иисуса рассказал Ахмад.
— Вот мой друг Мустафа, и его духовные искания намного интереснее моих, — закончил Ахмад. — Он родом из того же города, что и я, но его увлечение радикальным исламом имело куда более глубокие корни, чем мое.
Брат Андрей впервые отметил про себя, что Мустафа выглядит на несколько лет старше Ахмада. Глаза Мустафы имели усталое выражение, как у человека, все изведавшего и все узнавшего. Приняв эстафету, он склонил голову и, словно смущаясь свидетельствовать о своем духовном опыте, тихо заговорил. Брат Андрей был рад, что Бутрос каким-то образом ухитрялся слышать его речь и ее переводил. История, которую рассказывал Мустафа, была поразительной. Он происходил из крепкого мусульманского рода из селения близ города Сук аль-Хамис.
— Мне стыдно об этом говорить, но мы с друзьями сожгли в нашем селении церковь. Мы также воровали в
136
христианских хозяйствах — мы называли это не воровством, а джихадом. Когда же лавочники-христиане обращались в ислам, наша молодежная группа делала свое дело — в их лавки валом валили покупатели.
— Вас когда-нибудь ловили с поличным? — спросил брат Андрей, потрясенный этим откровенным признанием бывшего гонителя христиан.
— Нет, хотя полиция, конечно, имела представление о том, кто мог совершать подобные вещи. В общем, нас никогда не трогали. У христиан в умме нет никаких прав. Что они могут предпринять?
— Тем не менее теперь вы веруете в Иисуса Христа.
— Теперь я совсем другой человек.
— В Библии говорится, что отныне вы — «новая тварь»*.
— Да, внутренне я изменился. Раньше меня душила ненависть ко всем христианам и к тем мусульманам, которых я не считал правоверными. Теперь эта ненависть прошла.
Ахмад заговорил с Бутросом по-арабски. Бутрос обратился к брату Андрею:
— Эти трое просят вас о крещении. Как вы поняли из их свидетельств, они предали свои души Иисусу Христу. Они внутренне созрели и считают, что им следует объявить о своей вере и креститься.
— И ты против этого не возражаешь?
— Нет, не возражаю.
— Нам хотелось бы получить новые имена, — по-английски сказал Ахмад. Бутрос посмотрел на него с удивлением. — Разве не говорится в Библии, что мы теперь новые люди? Если так, то у нас должны быть новые имена.
Хасан быстро заговорил по-арабски. Бутрос снова переводил:
* См.: «...кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5:17; ср.: Гал. 6:15).
137
— Он говорит, что Аврам был наречен Авраамом. Савл стал Павлом. Симон — Петром.
— Но вы не сможете воспользоваться новыми именами, — возразил Бутрос. — В государственном удостоверении вам не заменить старое имя на новое. Кроме того, пользоваться новым именем в мусульманском окружении небезопасно.
— Да, мы все понимаем, — сказал Ахмад. — Но братья во Христе будут знать наши новые имена. Мы будем называть друг друга по-новому. Это постоянно будет напоминать нам о том, как Господь переменил нашу жизнь.
Обратившись к Бутросу, брат Андрей сказал:
— В этом деле им следует пойти навстречу. Подготовь список библейских имен, и мы предложим их в конце исполнения заповеди крещения.
— Есть еще одна просьба, брат Андрей, уже от меня лично, — прибавил Бутрос. — Прошу вас, крестите этих людей.
* * *
Откинувшись в офисном кресле, Бутрос положил ладони на затылок, закрыл глаза и стал подыскивать нужные слова:
— Брат Андрей, теперь, в сущности, я знаю больше полусотни своих новообращенных соотечественников. Вы познакомились с жителями столицы, но есть и другие, рассеянные по всей стране. И еще больше мусульман просто интересуются христианством. Конечно, все это делается втайне. Нам надо решить, что нам делать дальше.
— У тебя есть на этот счет какие-нибудь соображения?
— Мне думается, что собрание, в котором вы приняли участие, может стать примером для других общин. Некоторые новообращенные из числа бывших мусульман, будучи прихожанами тех или иных церквей, собираются
138
и отдельно, поскольку не могут не встречаться с подобными себе — теми братьями и сестрами, которые способны их понять. Христианам на Западе трудно даже представить, какие перемены происходят не только в религиозных взглядах, но и в культуре арабов, когда они становятся последователями Иисуса.
— Стало быть, по-твоему, для бывших мусульман необходимо проводить отдельные богослужения?
— Я пришел именно к такому выводу. Я знаю, что церковь — это единое Тело, и думаю, что в конце концов мы отыщем способ проводить общие богослужения для всех христиан, независимо от их происхождения. Однако пока дело обстоит таким образом, что христиан разделяет их происхождение. Это проблема, аналогичная проблеме отношений голландских и китайских христиан. Они служат одному и тому же Христу, но говорят на разных языках и имеют разные культурноисторические корни. Разумеется, они стараются проводить общие богослужения, но в конце концов дело заканчивается возникновением отдельных собраний. А если вспомнить, как сильно многие церкви противятся принятию в свои ряды бывших мусульман, то неизбежно приходишь к тому же самому выводу: по всей видимости, пока новообращенным надо искать возможность проводить отдельные богослужения.
Некоторое время брат Андрей напряженно размышлял над словами друга. Он был согласен с тем, что бывшим мусульманам следует обеспечить необходимую безопасность богослужений, но при этом надлежит решить массу иных вопросов, и прежде всего вопрос о том, кого ставить во главе этих общин.
— Закладывая основания новой поместной церкви, апостол Павел прежде всего удостоверял наличие сильных руководителей.
— Да, в каждой церкви он рукополагал пресвитеров. И нам необходимо выбирать или готовить пресвитеров для каждой новой общины бывших мусульман, но толь-
139
ко обязательно из их же среды, чтобы общины не зависели от посторонних. Среди потенциальных руководителей церкви я вижу Ахмада, Мустафу, Хасана и Замира. Они уже благовествуют — Ахмад и Мустафа привели к Христу по несколько человек, — но они сами нуждаются в водительстве. Их самих нужно постоянно наставлять.
— Они просят о крещении. По-видимому, тебе пришлось порядочно с ними повозиться, прежде чем признать их достойными исполнения этой заповеди.
— Это был важный шаг в верном направлении. Они говорят, что от всей души предают себя Иисусу и, если потребуется, примут ради Него даже смерть. Покончив с прошлой жизнью в исламе, они пошли на полный разрыв со старым порядком вещей. До заповеди крещения они в принципе еще могут вернуться в ислам, но крещением они сожгут за собой все мосты. Крещение станет для них своего рода смертным приговором, после чего любой мусульманин может запросто умертвить любого из них. Вот почему мы никого и никогда не торопим с решением креститься.
— Ясное дело, эти люди учли все возможные последствия. Но каким будет твой следующий шаг?
— Когда у нас появятся подготовленные служители — бывшие мусульмане, а теперь христианские пастыри, — несомненно, одним из их служений будет исполнение заповеди крещения. Но кто будет крестить первых церковных служителей?
— Почему бы тебе не взяться за это самому?
— Брат Андрей, я бы с радостью за это взялся, но вряд ли это будет мудро. Как только наша тайная полиция «Мухабарат» обнаружит, что я крещу бывших мусульман, моему служению придет конец.
— А ты уверен, что там все узнают?
— Брат Андрей, за мной постоянно следят. То, что я делаю, для них неприемлемо. Я не пасторствую, а работаю с церквами, в том числе с пастырями. Правительственные чиновники враждебно воспринимают мою
140
деятельность — это выходит за рамки их понимания религиозного служения. Им приходится ломать себе голову над тем, откуда я получаю деньги. Им хочется разведать, не поддерживают ли меня какие-нибудь западные организации. Конечно, они знают об Ахмаде, Мустафе и Хасане. Я уверен, что они следят и за ними, так что мы должны вести себя крайне осторожно. И если они узнают, что я этих молодых людей крестил, они, конечно, начнут закручивать гайки. Для новообращенных это станет страшным ударом.
— По-моему, это верно в отношении всех здешних христианских служителей.
—Да, это так. У нас был один пастырь, старик лет под восемьдесят, который крестил новообращенных, но в прошлом году он умер. Пастор Юсеф, по всей видимости, крестил отдельных верующих, но не слишком ли опасно для него крестить в одночасье сразу троих?
— То есть ты хочешь, чтобы заповедь крещения этим людям преподал я?
— Вы говорили, что в свое время были рукоположены, стало быть, крещение — это часть ваших обязанностей как служителя.
— Есть ли у меня право крестить этих людей?
— Ваше право зиждется на вашем служении, на вашей преданности делу укрепления сражающейся за свое выживание церкви. — Бутрос говорил воодушевленно и даже страстно: — Вы дожили до седых волос, стало быть, молодые люди, которых вы будете крестить, примут вас за старейшину. Вы помазаны Богом, ибо нашли подход к нашему народу. Преподать заповедь крещения арабам я бы из чужеземцев не пригласил никого — они нас не понимают, они не знают нашей души. К тому же крестить бывших мусульман для вас не так опасно. Если об этом факте узнает тайная полиция, вас просто вышлют из страны. И потом в этом случае я смогу, не кривя душой, сказать: «Я бывших мусульман не крестил». Вы всегда защищали и опекали
141
меня. Теперь я прошу вас защитить не только меня, но и нашу церковь.
Брат Андрей прикрыл глаза, словно молясь Богу. Затем, взглянув на друга, он твердо сказал:
— Однако это будет временным решением. При наличии обученных рукоположенных пастырей совершать обряд крещения будут они.
— Да, при первой же возможности они станут это делать сами.
— Тогда, опираясь на свое прозрение, ты должен понять, что я сюда приехал помочь тебе и твоей церкви. Мы оба с тобой принадлежим Христу, и если ты нуждаешься в моем дряхлом теле, я в полном твоем распоряжении. Я крещу твоих братьев во Христе.
Бутрос явно обрадовался согласию брата Андрея:
— В ваш следующий приезд мы исполним заповедь крещения. К тому времени я приготовлю для крещае-мых список имен. — Он встал и вышел из-за стола, чтобы крепко обнять своего наставника и друга. — А теперь давайте прокатимся — мы с Надирой очень хотим вам кое-что показать.
* * *
Бутрос подвез брата Андрея к своему дому. Надира ждала их на улице. Рядом с ней, держа ее за руку, стоял Томас. Выйдя из машины, брат Андрей приветствовал Надиру и восхитился здоровым мальчуганом.
— Ну, привет, малыш Том, — сказал брат Андрей.
Ребенок ничего ему не ответил, а просто с любопытством поглядел на голубоглазого седого человека.
Брат Андрей вызвался пересесть на заднее сиденье, но Надира настояла на том, чтобы он оставался рядом с шофером, а сама вместе с Томасом села сзади. Из города они выбирались вдоль небольшой речушки.
— Брат Андрей, мы направляемся в сельскую глубинку. Большая часть страны — это пустыня. У нас вы
142
встретите стада овец и коз, а также финиковые пальмы, но в общем-то их не очень много. Основная часть нашей сельскохозяйственной продукции производится тут.
— У вас, кажется, довольно засушливый район.
— В верхнем слое да. Но в этой пустыне всюду пробурили глубокие скважины, прорыли каналы, которые обеспечивают ирригацию.
Брат Андрей окинул взглядом земли по обе стороны шоссе. На многие мили на них раскинулись апельсиновые сады. После садов открылись поля с массой трудового люда. Примерно через каждые две мили встречались селения, в каждом из них была мечеть с четко выступавшими на линии горизонта одним и более минаретами.
— Что за культуры здесь возделывают? — спросил брат Андрей.
— Баклажаны, лук-порей, помидоры — в общем-то, что пожелаешь.
— А куда мы едем?
— Взглянуть на являющийся нашей собственностью клочок земли. Дальше эта дорога ведет в Сук альХамис — город, где прошло детство и юность Ахмада, Мустафы и Хасана.
Несколько минут спустя они свернули с шоссе на мощеную дорогу, постепенно деградировавшую до накатанной проселочной грунтовки. По пути им встречались мужчины и юноши, одни с косами на плечах, другие на запряженных осликами либо азиатскими буйволами арбах. В одном месте машину пришлось остановить и дождаться, пока понукаемое пастушком небольшое стадо коров переберется через дорожное полотно.
В конце концов по прошествии некоторого времени они добрались до места назначения. Бутрос заглушил двигатель, и все вышли из машины и отправились в недолгий пеший путь. Надира несла на руках Томаса.
Указав налево в сторону небольшого канала, снабжавшего окрестные поля водой, Бутрос сказал:
143
— От канала и далее пролегает земля нашей семьи. — Бутрос показал на врытые в землю четыре столба: — Земли у нас, правда, не очень много — всего пять акров. — Они пошли через луг. В дальнем углу человек на минуту оторвался от своей работы и взглянул в их сторону, и тогда Бутрос ему помахал. — Брат Андрей, мы с Надирой молились о том, чтобы нам как можно лучше воспользоваться этим имением. Мы сдаем эту землю фермерам и получаем с нее небольшой доход, но у Бога, по всей видимости, есть иной замысел в отношении нашей земли. — Бутрос пару раз взмахнул над землей руками и спросил: — Помните, я вам говорил о необходимости подготовки для христианских общин церковных служителей из числа бывших мусульман? Нам также нужно место для проведения конференций, наподобие той, что состоялась в прошлом году. Мы с Надирой думаем построить на этой земле учебный городок. Вон в том дальнем углу у нас будет спальный корпус на двадцать человек с кухней и классами. Пастыри сельских общин и другие служители смогут здесь собираться на учебные курсы длительностью от двух до четырех недель, а может быть, и более долгие. Мы чувствуем огромную потребность в таком городке. — Бутрос повернулся в противоположную сторону. — А вон там нам хотелось бы построить другое здание — для сугубо учебных целей. Например, в нем можно было бы открыть компьютерный класс, чтобы обучать христианскую молодежь работе с современной вычислительной техникой. В нем же можно будет готовить учителей для обучения грамоте сельских жителей.
— А оставшуюся часть земли можно было бы использовать по прямому назначению, — добавила Надира. — Нам хочется максимальной в нашем положении экономической самостоятельности.
Брат Андрей отправился в сторону канала. Вдали от шумного шоссе, давки и суматохи городской жизни он впервые услышал щебетание птиц. В отдалении какой-
ш
то крестьянин беседовал с соседом. Негромко журчала вода, текущая по небольшому каналу. Поля простирались до горизонта, на котором виднелось какое-то селение. В этом месте царили необыкновенный покой и благодать. «Да, все это кажется разумным. Церковным служителям необходим свой приют. Бутрос может принести гораздо больше пользы, если у него будет учебный центр для пастырей. — Брат Андрей встрепенулся, кровь в ускоренном ритме побежала по его жилам. — Это место принесет церкви большую пользу. Конечно, все это одному Бутросу не по силам, как не по силам это и мне самому. Но если Богу будет угодно, Он обеспечит это предприятие необходимыми средствами».
Брат Андрей повернулся и посмотрел на Бутроса и Надиру:
— Мне представилось дивное зрелище.
— Мы назовем нашу мечту Учебным центром «Логос», — гордо молвила Надира.
— Вы бы освятили эту землю для подобной цели? — спросил Бутрос.
Брат Андрей достал карманного формата Новый Завет, открыл его на Евангелии от Иоанна и прочел:
— «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную»*. — Затем он пояснил: — В одном буквальном переводе этого текста сказано так: «Тот, кто любит свою жизнь, тот ее потеряет, но тот, кто возненавидит свою жизнь в этом мире, сохранит ее для жизни вечной». Мы желаем, чтобы люди на этом месте жили с избытком, плодотворно трудились и, возрастая в духе, достигли зрелости во Христе. И мы укажем им на то, что они должны возненавидеть свою жизнь в этом мире, чтобы сохранить ее для вечной жизни в Божьем Царстве. — Обратившись в
См.: Ин. 12:24-25.
145
сторону поля, брат Андрей продолжил: — Если земными очами мы видим зеленые насаждения и голую глину, а на глине — следы от скота, то духовными очами мы любуемся светлыми строениями и видим в них исследующих Библию людей. И мы слышим, как эти люди говорят: «Я не буду цепляться за свою ветхую жизнь — я буду собирать сокровища в Божьем Царстве». Вашей стране нужна церковь, члены которой отвергли себя, с тем чтобы жить ради Иисуса. Я вижу это место как учебный центр, куда будут съезжаться церковные служители, чтобы отвергнуть свое ветхое «я» и посвятить свои сердца будущей церкви. — Воздев руки к небу, брат Андрей помолился: — Господи, Ты — Творец всего в этом мире, и посему всякая вещь в нем по-своему ценна. И физические объекты этого мира тоже по-своему ценны, когда их освящает Твое слово и молитва. Пусть земля эта употребится для подготовки людей, которые отправятся по всей стране и за ее рубежи — на Ближний Восток, в Северную Африку и весь мусульманский мир и далее, всюду возвещая Твое слово. Освяти эту часть Своего творения. Очами веры мы видим, как служители Твоей церкви из различных селений, из всех уголков страны приходят сюда учиться. Отдели эту землю для Своей славы. Пусть все сделанное здесь — крестьянский труд, учебные программы и строительство зданий — будет во имя Небесного Царства. Господь Иисус, просим Тебя воцариться на этом месте. Пусть с этого момента оно станет Твоим. Мы определим Твоих сотрудников, которые станут Тебе служить. Мы просим Тебя обеспечить нас нужными средствами. Мы просим Тебя об этом и верим в то, что этот учебный центр будет построен ради Твоей славы.
К этой молитве присоединились Бутрос и Надира. — Аминь, — в один голос сказали они.
У обоих в глазах стояли слезы. Молитва их голландского друга укрепила их до сих пор бывшую такой зыбкой надежду. Разумеется, Бог сотворит на этом месте нечто чудесное.
Глава 12
Три месяца спустя
В гостиную, где устроились Бутрос и Абуна Александр, Салима принесла поднос с чаем и сдобным печеньем.
— Шукран, — сказал Бутрос, взял чашку, добавил молока с ложечкой сахара и положил на блюдце печенья. — Теперь у тебя все в порядке? — спросил он девушку.
— Да, шукран. Священник и его супруга, большое им спасибо, очень мне помогли.
Когда Салима вернулась на кухню, Бутрос попросил отца Александра рассказать ему об этой девушке.
— Она столько выстрадала, — начал тот, прихлебывая чай. — Иногда плачет во сне, и моей жене, Наур, приходится к ней спускаться, чтобы ее утешить. Она может вдруг, ни с того ни с сего расплакаться. И все же у нее есть характер. Она любит Иисуса. Ежедневно часами читает Библию. Первая бежит на литургию и молебны. О многом меня расспрашивает. Честно говоря, никого из моих прихожан не терзает такая сильная духовная жажда.
Когда Бутрос попросил отца Александра приютить девушку, тот сначала колебался. Бутрос понимал, что священник не может принять ее в свой приход, но еще раньше он начал обращаться к церковным властям с просьбой на время принимать у себя бывших мусуль-
147
ман, живущих в других частях страны, и священник согласился укрыть Салиму. Он разработал для нее подходящую версию и своей пастве представил как родственницу, пожелавшую детально ознакомиться с христианством. Бутрос поблагодарил священника за помощь:
— Я тронут вашей заботой.
— Вы делаете мне честь, — сказал отец Александр, и, увидев на лице Бутроса немое удивление, продолжил: — Поверьте, за все годы своего служения я ни разу не видел подобной преданности Богу. Самой жизнью этой молодой женщины Господь коснулся наших с Наур сердец, ведь раньше я всегда думал, что бывшим мусульманам никогда не стать настоящими христианами.
— Теперь вы убедились в том, на что способен Бог и что Он реально делает.
— Стыдно сказать, но я и мысли не допускал, что такое может случиться. Между прочим, я думал о ее будущем. У меня есть кузен, он живет в Англии. Может быть, ей следует переехать туда, пока она не соберется с силами для новой битвы.
— Но зачем ей покидать страну? Зачем вообще новообращенным покидать родину?
Священник поставил чашку с блюдцем на столик и начал поглаживать деревянный крест, который носил на сутане:
— Неужели это не ясно? Здесь у Салимы нет будущего. А вот в Англии или где-нибудь еще на Западе, где люди могут поклоняться тому Богу, Которому...
— Она сама желает уехать?
Абуна Александр вздохнул:
— В этом-то вся проблема. В беседах с ней я пару раз заикался об этом, но она только плачет. Между тем я в полном недоумении: что еще мы можем для нее сделать — для нее и для других девушек, оказавшихся в сходной ситуации.
— Скажите, а как дела у Ахмада?
148
— Приносит добрый плод и возрастаете истине. Он и два его друга стремятся узнать из книг, от других верующих, на собственном опыте все что можно о природе веры. Ради этого я сюда и приехал. Мне нужно с вами посоветоваться.
Священник задумчиво гладил бороду, а Бутрос говорил о своих заботах:
— И много есть еще мусульман, которые исследуют христианство и принимают решение следовать за Христом, так что, я думаю, нам нужен хорошо продуманный план наставничества. Взять хотя бы этих троих. Свою духовную энергию они должны направить в нужное русло. Я побуждаю их запоминать отрывки из Библии, но им необходимо нечто большее. Они привыкли жить по определенной схеме — с ежедневными пятикратными молитвами, мусульманскими праздниками и целым месяцем мусульманского Великого поста. Теперь они все больше от этого отдаляются. Я убеждаюсь в этом, когда бываю с ними и в это время слышится призыв муэдзина на молебен. В них уживается еще не отжившая привычка, которая заставляет их все бросать и молиться, с другой, новой привычкой, которая избавляет их от законничества ислама.
Абуна Александр кивнул и задумался об этих словах Бутроса:
— Мы совершаем свой, древний богослужебный чин. Мне известно, что у вас, протестантов, совсем другая богослужебная практика.
— Вот почему я и обращаюсь к вам за советом. В определенном смысле этим троим было бы куда спокойнее исполнять обряды вашей церкви, однако им не найти общего языка с другими верующими уже сложившейся общины.
— Для моей паствы это просто невозможно. Вы же понимаете, какие нас будут подстерегать опасности, если мы пустим в свою церковь бывших мусульман. Быть может, это осуществимо в условиях большого
149
города. Но если это движение будет расти и мы увидим в селениях и городах рост числа новообращенных, то я должен признать, а вы — понять, что церковь их принять не готова.
— Ну, так что же теперь делать? Не ссылать же их в другие страны?
Священник пожал плечами:
— Понятия не имею, что делать. Можно ли заранее знать, что случится с покинувшими родину людьми? Однако что за будущее ожидает их на родине?
— Им следует оставаться на месте и благовествовать своей умме. Я вижу, как Ахмад, Мустафа и Хасан скучают по дому — им недостает семейных и религиозных праздников, общения с братьями, сестрами и другими родственниками. Они рады были бы вернуться домой. Отнять у них родину, отчий дом и семью — значит совершить грубую ошибку.
— Но если они останутся здесь, их просто уничтожат.
— Быть может, мы обязаны наставлять новообращенных в том, как им жить по вере, не упуская между тем возможности видеться со своими семьями. Вот почему я прошу вашего наставления. Если все больше людей станут интересоваться христианством и принимать веру в Иисуса Христа, мы должны будем учить их не отрываться от своих семей. Разумеется, самое ошибочное решение — это попытка навязать им эмиграцию на Запад. Ведь должен же быть какой-то путь, чтобы им, по возможности не привлекая к себе внимания, исповедовать свою веру, не покидая при этом свои семьи.
— Тогда пусть они остаются мусульманами, иначе не оберешься беды.
— Но вы понимаете, что это значит? Мусульманин должен быть послушен Корану и пророку Мухаммаду. Как они могут на это пойти? Смогут ли они, оставаясь мусульманами, по-прежнему любить нашего Господа Иисуса?
Абуна Александр покачал головой:
150
— Им следует помалкивать о своей вере в нашего Бога, или пострадаем все мы.
— Вот что я думаю: какое-то время им нужно оставаться в своей умме. Если они воистину уверовали в Иисуса, это преобразит их жизнь, а значит, и жизнь их семей, что поможет последним уверовать в Иисуса Христа.
Священник понимающе кивнул, думая о своем:
— Однако смогут ли они вне церкви возрастать в духе?
— В этом-то вся загвоздка. Этих людей следует взращивать, наставляя в вере. Они должны вместе собираться. Я думаю, они могли бы собираться после пятничной молитвы в мечети. Но в то же время им нельзя исполнять мусульманские обряды. Я говорил Ахмаду и его друзьям, что они могут молиться в любое время и в любом месте. Это чистая правда, но этого мало. Им нужна община, нужны единоверцы. Им нужен определенный порядок...
— Например, распорядок дня?
-Да.
— Вы знаете, такой распорядок можно отыскать в монастыре.
— Не думаю, что эти люди решатся принять монашеский обет.
Отец Александр улыбнулся:
— Нет, конечно, я даже в мыслях не имел, что они на это способны. — Он снова улыбнулся и продолжил: — Я не предлагаю им отправиться в монастырь, но почему бы им не воспользоваться тамошним правилом несколько раз в день вставать на молитву?
— Тогда не могли бы вы мне сказать, какой им дать образец, разумеется христианский, но не особенно нарушающий их привычный образ жизни в мусульманском обществе и культуре? Нечто из того, что могло бы стать примером для других.
— Хорошо. Давайте начнем с самого простого — трех молитв вдень вместо пяти: утром, в середине дня и вече-
151
ром. Это поможет им отвыкнуть от прежнего суточного круга богослужений.
— Что ж, в этом есть свой смысл. — Бутрос достал из кармана блокнот и ручку и сделал кое-какие записи.
— Заутреня творится очень рано, с петухами. Ахмад и два его друга родом из наших мест, так что просыпаться с петухами им не привыкать. Здесь, в Сук альХамисе, петухи начинают кричать незадолго до того, как муэдзин берется зазывать правоверных на молитву. Пусть читают двадцать шестую главу Евангелия от Матфея — о том, как Петр перед служанкой отрекся от Христа. После этого они могут вознести Богу такую молитву: «Господи, надели меня силой, чтобы сегодня я доказал Тебе свою преданность. Я не уподоблюсь Петру, который отрекся от Тебя. Дай мне прожить этот день той новой жизнью, которую даровал мне Ты». Эти слова я сложил на ходу, но вы все равно можете их записать.
— Да, они очень удачны, — сказал Бутрос, быстро записывая слова молитвы в блокнот.
— Теперь обедня. Я предложил бы начинать ее в три часа, вто время, когда наш Господь принял смерть. Это самое подходящее время, для того чтобы каждый день вспоминать о жертвенной смерти нашего Господа ради нас, ради нашего спасения и о том, что этим вызвана наша верность и наша любовь к Нему. А перед сном творя вечерню, они могли бы вспоминать о том, как наш Господь учил нас молиться: «Отче наш, сущий на небесах!..»* Эта молитва может служить образцом для любой другой молитвы.
— Да, именно это мне и нужно. — Бутрос закончил писать и, взглянув на отца Александра, пообещал: — Я постараюсь развить ваши мысли, ведь это поможет братьям привыкнуть к новому порядку.
* «Отче наш» (также молитва Господня) — главная молитва в христианстве, единственная молитва, предложенная Самим Иисусом Христом и содержащаяся в Мф. 6:9-13 и Лк. 11:2-4.
152
— Бутрос, позвольте мне дать вам совет и в отношении годового круга богослужений. Людям надо кое-что дать взамен мусульманских праздников. Или — и тут мне надо еще немного подумать — в рамках мусульманского календаря им лучше вспоминать ключевые события, имевшие место на земном поприще нашего Господа.
— Великий пост в месяце Рамадан?
— Нет, Великий пост бывает ежегодно весной и заканчивается с наступлением Пасхи. Месяц Рамадан может начинаться и летом, и осенью. Но наши новообращенные в месяц Рамадан могут вспоминать о сорокадневном посте нашего Господа Иисуса Христа в пустыне и том испытании, которое Ему устроил сатана. Я предлагаю новообращенным два шестимесячных круга. В первые шесть месяцев они могут сосредоточиться на важнейших событиях жизни Иисуса — Его рождении, чудотворении, учении, крестной смерти, воскресении и вознесении. Второй шестимесячный круг должен начинаться с праздника Пятидесятницы, с момента получения верными обещанного Святого Духа, дабы через них миру являлся Сам Христос. В этот период полезно вспоминать о христианском первомученике Стефане. И еще я посоветовал бы вам рассказывать братьям о героях веры — святых мучениках, которые показали нам, как стоит жить и умирать за нашу веру.
— Да, это было бы очень полезно. Вы дали мне немалую пищу для размышлений, а теперь, отец Александр, у меня к вам есть еще одна просьба. Несколько человек просят исполнить над ними заповедь крещения. Не могли бы вы помочь нам спланировать это действо?
* * *
Лейла — хорошенькая пятнадцатилетняя девушка — исправно посещала с родителями воскресные богослу-
153
жения в церкви св. Марка. Она была поражена, когда отец Александр вдруг объявил о специальном собрании для подростков с развлечениями и мороженым. Собралось около тридцати юношей и девушек. Проведя вместе время, они получили большое удовольствие и многие откликнулись на призыв священника вместе читать из Нового Завета. Все получили по экземпляру Книги, от пятнадцати до двадцати подростков стали раз в неделю приходить на библейские чтения, а некоторые — регулярно посещать воскресные службы. Хотя Лейла всегда интересовалась религией, она с удивлением заметила, что с тех пор как она стала общаться со своими сверстниками — с теми из них, кто стремился больше узнать о христианстве, — она начала возрастать в вере.
В те дни ребята подросткового и юношеского возраста с явным удовольствием шатались по рынку, насмехаясь над ходящими без хиджабов молодыми женщинами. По воскресеньям в течение трех последних недель юнцы после школы собирались гурьбой на улице. Особенно обидно они дразнили Лейлу, дескать, какая она смазливая и наверняка выйдет замуж за правоверного.
Положение Лейлы осложнялось тем, что ее дядя — брат ее матери — принял ислам. Он никогда не был убежденным христианином, и в тот момент, когда его предприятие пошатнулось, деловые люди из уммы предложили ему сделку — они обеспечат ему клиентуру, если он обратится в ислам. Дядя сказал родителям Лейлы, что не может отклонить это предложение, ведь вера для него не является чем-то важным и кто ему помешает быть богатым мусульманином, а не бедным христианином? Естественно, за ним должны последовать его жена и дети, то есть тоже принять ислам. Лейла считала, что издевательства над ней совершались по наущению одного из ее двоюродных братьев.
В одно из воскресений у входа в церковь Лейла жаловалась отцу Александру:
154
— Мне не нравится, как эти парни на меня смотрят.
Пока Абуна Александр вглядывался в стайку подростков, отец Лейлы говорил:
— На этой неделе к моей дочери приставали на рынке.
Глаза священника, оторвавшись от подростков, устремились на Лейлу.
— Тебя били?
— Мне было очень стыдно: они вчетвером окружили меня, угрожали побить и пару раз толкнули.
Отец Лейлы добавил:
— Отец Александр, мы не знаем, что нам делать.
Один из прихожан, слышавший эту беседу, сказал:
— Пойду позову нескольких братьев, и мы прямо сейчас поговорим с ребятами.
— Нет, это не дело, — сказал священник. — Они и так очень возбуждены. Нельзя подогревать страсти.
—Ладно, я не буду на этом настаивать, — сказал отец Лейлы. — Я запретил дочери ходить на рынок одной. Но если эти ребята к ней подойдут, им точно непоздоро-вится.
Отец Александр перевел взгляд на юнцов, потешающихся над его прихожанами, и заключил:
— По-моему, пора начинать службу.
* * ♦
Часы показывали чуть больше десяти вечера, и Бутрос с Надирой, выпив по чашке чая, укладывались спать. В дверь их квартиры тихонько постучали. Супруги обменялись взглядами. Стук повторился, и Бутрос, бросившись к двери, слегка ее приоткрыл. Он увидел очень знакомое лицо человека с козлиной бородкой, изображение которого часто появлялось на первых полосах общенациональных газет. Бутрос впустил человека и быстро запер за ним дверь, надеясь, что никто из соседей не обратил внимания на столь поздний визит.
155
Какое-то мгновение оба молча смотрели друг на друга. Наконец поздний гость протянул Бутросу руку:
— Меня зовут Карим.
Бутрос был ошеломлен. Этот человек был в очень дорогом костюме европейского покроя. Он был членом Кабинета министров. «Что ему от нас нужно?» — лихорадочно думал Бутрос.
— Надира, пожалуйста, приготовь нам кофе, — попросил он, когда ему удалось собраться с мыслями. — Окаменевшая от ужаса Надира изумленно взирала на этого известного всей стране человека, но поспешила на кухню, чтобы приготовить угощение. — Добро пожаловать, — сказал Бутрос. — Боюсь, у нас все очень скромно, тем не менее все к вашим услугам. — Он жестом указал на мягкое кресло, приглашая гостя сесть, а сам устроился на стоящем рядом диванчике.
— Прошу прощения за неожиданный визит, но мне подумалось, что лучше всего обратиться к вам в приватной обстановке. Вы же понимаете, что я не могу посетить ваш офис.
Бутрос ничего не понял, но ответил:
— Разумеется.
«Что же от меня понадобилось этому популярному министру? Надо быть особенно бдительным», — подумал он. Неужели кому-то в правительстве вздумалось пресечь его, Бутроса, деятельность? Неужели он оказался вдовушке? Хотя, конечно, этим сподручнее было бы заняться тайной полиции «Мухабарат».
Увидев в глазах Бутроса смущение, Карим сказал:
— Я сейчас вам все объясню. Мне надо с вами поговорить, но это дело сугубо личное. Вы ведь пастор, правда? — Бутрос кивнул. — Есть ведь нечто такое, что вы называете тайной исповеди?
— Да, когда речь идет о не подлежащих оглашению конфиденциальных сведениях.
— То есть все сказанное мной вы сохраните в тайне?
— Да, конечно.
156
Надира воспользовалась паузой в разговоре, чтобы поставить на журнальный столик поднос с двумя чашечками кофе и печеньем. Сделав свое дело, она неслышно удалилась на кухню. Заметив взгляд мужа, она сложила ладони, намекая на то, что будет молиться, а затем скрылась за дверью.
Карим взял чашку, сделал глоток кофе и поставил чашку обратно. Затем, заглянув в глаза хозяину, он сказал:
— Мысль о встрече с вами я почерпнул из Библии. — Бутрос дипломатично промолчал. — Из Евангелия от Иоанна. Никодим, один из иудейских начальников, поздно ночью пришел повидаться с Христом. Разве не так? — Бутрос утвердительно кивнул. — А что, это очень правильный шаг, ведь я не могу прилюдно показаться в церкви, не так ли? Но мне нужно с кем-то поговорить, а к вам я давно приглядываюсь. — Бутрос опустил глаза и смущенно заерзал. Привлекать внимание к себе или своей работе было для него самым последним делом. — Прошу вас, не волнуйтесь, — сказал Карим, пытаясь развеять страхи Бутроса. — Уверяю вас, что никак вас не подведу. — Карим взял печенье, допил кофе и объявил: — Я стал, выражаясь вашим языком, последователем Иисуса Христа. — Эта новость потрясла Бутроса. — Но об этом никто не знает. Кроме вас, конечно. Понятно, что публично объявить об этом у меня возможности нет. Если я это сделаю, то лишусь всего. Я навлеку позор на всю семью, будет запятнана и королевская фамилия. Таким образом, вы понимаете, что я никому не могу об этом сказать, но я все-таки должен хоть перед кем-то открыться. Вот почему я решил довериться вам.
— Разумеется, господин. Я никому не выдам вашей тайны. Но, прошу вас, расскажите, как вы пришли к Христу.
— Как и вы, я учился в Англии. Как раз в то время кто-то подарил мне Библию. За прошедшие годы я про-
157
чел эту Книгу от корки до корки несколько раз, спокойно покупал христианские книги, когда путешествовал по Европе, и привозил их на родину. Это было просто, ведь у меня дипломатический иммунитет — никто не посмеет рыться в моем багаже. Я хранил эти книги в безопасном месте и потратил много времени на их изучение, пока не убедился в том, что окончательное Божье откровение передано людям через Иисуса Христа.
— Как вы пришли к такому выводу?
— Из Корана можно почерпнуть массу отрывочных сведений об Иисусе, между тем как Инджил содержит законченные тексты. Коран говорит о том, что Иисус исцелял слепых и прокаженных, и свод из четырех Евангелий предоставляет многочисленные подробные отчеты о том, как Он это делал. В Коране говорится, что Иисус воскресил умершего. А в Евангелии от Иоанна я нашел целую повесть о том, как Иисус воскрешает из мертвых Лазаря. Скажите, мой друг, вы считаете, что Мухаммад дал нам окончательное откровение Аллаха?
Бутрос улыбнулся и развел руками:
— Вы же понимаете, что я христианин, то есть последователь Иисуса Христа.
— Конечно. Мусульмане тоже почитают Иисуса великим пророком, только Мухаммад — первый, а Иисус — второй. Чем займется Иисус во время Своего второго пришествия?
— Будет судить живых и мертвых.
— То есть снова скажет Свое слово. Теперь Он пребывает в Божьем Царстве, а когда вернется, то откроет нам волю Аллаха. Таким образом, откровение Мухаммада нельзя назвать окончательным откровением Аллаха — Его окончательное откровение принадлежит Иисусу. Я пришел к выводу, что Иисус жив и Он вернется, дабы свершилось правосудие.
— Все мусульмане верят во второе пришествие Иисуса, — заметил Бутрос.
is»1uAu£
— Воистину это так. Но мусульмане не верят в Его крестную смерть и воскресение из мертвых. Как вы знаете, в исламе считается, что вместо Иисуса на голгофском кресте умер другой человек, возможно, предатель Иуда, и до пришествия Махди, мусульманского Мессии, Аллах взял Иисуса к Себе на небеса. Но я убежден в том, что Иисус принял крестную смерть и на третий день Его воскресил Бог. Сорок дней спустя состоялось Его вознесение, и теперь Он пребывает на небесах одесную Бога Отца. Когда Он вернется на землю, Он ведь не станет мусульманином. — Так двое мужчин беседовали в продолжение целого часа. Карим подробно описывал свое духовное паломничество. — Для окружающих я остаюсь правоверным мусульманином, — заметил он. — Однако на молебне в мечети я молюсь Иисусу. И вот я дошел до той точки, когда мне понадобилось поговорить с тем, кто может меня понять. Если у меня появится хотя бы один друг, знающий обо мне правду и способный хранить ее втайне от других, то, мне кажется, я не отступлю от своей веры.
— Чем же я могу вам помочь? — спросил Бутрос.
— Иногда мне хотелось бы с вами разговаривать.
— Я готов. В любое время.
— Но сами вы не ищите контактов со мной. Как-нибудь поздно вечером я вас навещу или назначу вам встречу в другом безопасном месте. Инициатором контактов всегда буду я. — С этими словами Карим поднялся и сказал: — Прошу вас, поблагодарите жену за кофе и печенье.
Он приоткрыл дверь, окинул взглядом лестницу — не наблюдают ли за ним? — бросился вниз и скрылся в ночи.
Глава 13
Два месяца спустя
В ожидании Бутроса брат Андрей стоял невдалеке от своей гостиницы у перекрестка. В руках у него был полиэтиленовый пакет со сменой одежды. Мимо него, изрыгая черный дым, с ревом проносились грузовики, автобусы и мотороллеры, и каждый вдох жуткой смеси, словно пламенем, опалял его легкие.
Бутрос ему сказал, что его подберут на этом месте и доставят к «крестильной купели». К счастью, ожидание длилось недолго — минут через пять возле бордюра притормозила машина белого цвета, и брат Андрей нырнул в салон. Шофер немедленно влился в поток сигналящих транспортных средств, повернул надвести семьдесят градусов по кольцевой транспортной развязке и направился в сторону аэропорта.
Через пять минут водитель внезапно развернулся и поехал в обратную сторону. Миновав пару кварталов, он свернул в переулок и въехал на огражденную территорию церковного комплекса, где у будки охранника высадил брата Андрея.
— Не забудьте пакет, — у ворот напомнил брату Андрею охранник, открывая перед ним дверь черного внедорожника с затемненными окнами. За рулем внедорожника сидел Бутрос, мотор работал на полную
160
мощность. Охранник снова открыл ворота, автомобиль выехал за территорию комплекса и исчез на дороге в направлении города.
Брат Андрей услышал негромкое шипение портативной рации. Бутрос поднял трубку и произнес что-то по-арабски. С судорожно напряженным лицом он посматривал в зеркало заднего вида, что побуждало брата Андрея воздерживаться от вопросов.
На окраине города Бутрос свернул в сторону какой-то новостройки. Дорога была каменистой, в ухабах. Некоторые из строений еще не были обжиты, но не было и следа каких-либо строительных работ. Бутрос продолжал вглядываться в зеркало заднего вида. Брат Андрей оглянулся, но ничего не увидел.
— Оторвались, — с невозмутимым видом произнес Бутрос. Он подрулил к одной из строительных площадок и припарковался у достроенного, но незаселенного дома. Все окна в нем были закрыты черным пластиком.
Когда брат Андрей и Бутрос вошли в дом, на полу прихожей они увидели горящую свечу. В дальнем углу гостиной брат Андрей обратил внимание на отдыхавших прямо на полу трех-четырех человек. Бутрос провел его в небольшую комнату, где он переоделся в белую сутану, которую дал ему Бутрос.
Несколько минут спустя Бутрос отвел брата Андрея назад, в гостиную. Вдоль стены сидел и уже около десятка одетых в джалабийи человек. Они тотчас поднялись на ноги и заулыбались, горя желанием пожать брату Андрею руку.
С другой стороны гостиной стоял покрытый скатертью журнальный столик. Иных источников света, кроме двух свечей на столике, в комнате не было. Брат Андрей и Бутрос, скрестив ноги, уселись за столом на плоских подушках. Собравшиеся — это были люди не старше тридцати лет — расположились напротив. Среди них брат Андрей узнал Ахмада, Мустафу и Хасана, а
161
также еще одного человека из подпольной общины, которую он посещал в свой прошлый приезд несколько месяцев назад.
Бутрос поприветствовал собравшихся. Ахмад запел, и остальные подхватили песнопение. Пели красиво, густым баритоном. Некоторые в традиционной молитвенной позе протягивали вперед руки ладонями вверх.
После Бутрос представил им голландского гостя:
— Теперь с кратким сообщением выступит брат Андрей.
Выступление брата Андрея переводил Бутрос:
— Должен сказать, что сегодня у вас особенный день, непохожий на остальные, ибо вы собираетесь исповедать свою веру, и потому вы запомните это день навсегда. Стать последователем Иисуса Христа — это величайшая привилегия, которой только может удостоиться человек. — Далее брат Андрей обратил внимание слушателей на уникальность христианского вероисповедания. — Христианская вера не есть всего лишь соблюдение религиозных обрядов. Веровать в Иисуса Христа — значит следовать за Ним. Есть Книга, в которой об этом говорится, и называется она Инджил. Согласно евангельскому рассказу, Иисус, будучи в зрелом возрасте, когда настало время Его крещения, обратился к Иоанну Крестителю. Тогда многие шли к Иоанну, чтобы креститься, — это было символическое действо, призванное очистить от греха души, и сопровождалось оно покаянием. Однако Иисус был безгрешен, и, разумеется, Его крещение не означает, что Он нуждался в покаянии. Не нуждался Он и в крещении. Но зачем же тогда Он обратился к Иоанну? Затем, что Иисус должен был стать Агнцем Божьим. В послушание Богу Отцу Он взял на Себя наши грехи. Крещение Иисуса Иоанном не было символическим действом, призванным очиститься от греха. Крещение Иисуса можно объяснить тем, что с его помощью Иисус отождествил себя со всем человечеством, чтобы войти в Божье Царство. Как
162
видите, даже Иисусу следовало подчиняться Божьим законам. Именно поэтому, согласно евангельскому рассказу, и нам важно быть послушными последователями Иисуса. — Брат Андрей перешел к сути своей проповеди. Прежде чем прочесть из Послания апостола Павла к Римлянам, он сказал: — Иисус учит: «...кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло...»* Мы должны совлечь с себя истлевающего в похотях ветхого человека. «Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть...» Дело это сугубо практическое, и основано оно на нашем христианском опыте. Мы принимаем решение креститься, как в свое время приняли решение следовать за Иисусом Христом. Мы решаем отринуть прежний образ жизни ветхого человека, но я не собираюсь навеки погружать вас в воду. Я возвращу вас к жизни, ибо во второй половине этого отрывка говорится: «...дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни»**. — Пока Бутрос переводил последние фразы брата Андрея, тот начал смутно догадываться о более глубоком смысле и значимости этих слов для сидящих перед ним людей. — Креститься — значит оказаться погребенным вместе с Иисусом Христом. В определенном смысле мы собираемся через несколько минут похоронить себя и все, что нам принадлежит, в Его могиле. Всё из той, прежней, греховной жизни, всё из того, что было тленного, до того как мы стали последователями Иисуса Христа, мы похороним навсегда. Крещение будет напоминать нам о том, что отныне мы обитаем в новом Царстве. Крещение также означает, что все в нашем существе обновилось. Наше греховное прошлое навсегда исчезло. — В Первом послании Петра крещение названо не «омытием нечистоты», но «обещанием Богу доброй совести»***.
* См.: 2 Кор. 5:17.
♦♦ См.: Рим. 6:4.
См.: 1 Пет. 3:21.
163
Многие люди лишены доброй совести, поскольку считают, что не совершили столько добрых дел, сколько нужно, чтобы попасть на небеса. Вот почему в любой религии люди страшатся Судного дня. Мы же, христиане, этого дня не страшимся, поскольку уповаем на Иисуса Христа. Выйдя из воды, вы сможете сказать: «Я новый человек».
Духовная жажда этих людей поразила брата Андрея и Бутроса: впившись в них взором сверкающих черных глаз, крещаемые, опережая перевод, пытались уловить смысл проповеди брата Андрея и даже оттенки его интонаций.
Когда брат Андрей закончил свою проповедь, настал черед беседы. Воспользовавшись вопросами, которые ему помог составить Абуна Александр, Бутрос внимательно расспросил людей, чтобы удостовериться в том, что они правильно понимают смысл христианской веры и не истолковывают превратно то, в чем собираются участвовать.
— Отрекаетесь ли вы от сатаны и всех его дел, от показного великолепия и славы мира сего, похотей и греховных желаний плоти? — спросил он.
Побуждаемые к ответу вопросами Бутроса, новообращенные отвечали:
— От всего этого мы отрекаемся и с Божьей помощью уже не следуем греховному образу жизни. Идти на поводу похотей и греховных желаний плоти мы не собираемся.
— Веруете ли вы в Иисуса Христа, Сына Бога живого?
На этот вопрос все с восторгом ответили:
— Да, веруем!
— Принимаете ли вы Христову веру, признаете ли в Нем своего Спасителя и желаете ли следовать за Ним как за своим Господом?
— Да, принимаем, признаем и желаем следовать!
— Желаете ли вы креститься во имя Иисуса Христа?
— Да, наше желание таково.
164_________________________________Juful
— Станете ли вы смиренно исполнять святую Божью волю и соблюдать Его заповеди во все дни вашей жизни?
— С Божьей помощью станем!
Все собравшиеся прошли в смежную комнату, в которой недавно переодевался брат Андрей. Там был установлен надувной плавательный бассейн, который он купил в Голландии. Длина туго надутого бассейна составляла почти девять футов — намного больше, нежели ожидал сам брат Андрей, а вот глубина — лишь около фута. Ясно, он перепутал размеры, указанные на упаковке, и теперь невольно про себя хмыкал — эта купель, наверное, одна из самых необычных купелей в мире, поскольку более всего она подошла бы малышам, чтобы плескаться в ней в жаркий день. Но для небольшого собрания она была священным символом. Эти люди прекрасно понимали, что они делают. Они усвоили ту истину, что крещение символизирует погребение их прошлого. Они также понимали, что откройся их крещение умме, они окажутся на волоске от гибели.
В воду люди входили по одному. Они садились на дно бассейна, а брат Андрей объявлял: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа крещу тебя в Иисуса Христа» и погружал их в воду. Затем, извлекая крещаемых из воды, он говорил: «Добро пожаловать в Божий дом!»
Не успевал человек выйти из бассейна, как все братья приветствовали его сердечным «Мабрук!» — «Поздравляем!».
Последним из бассейна вышел Ахмад. Когда брат Андрей погрузил его в воду, а потом извлек из нее и поставил на ноги, Ахмад расплылся в улыбке. Вода с его одежды лилась ручьями, но он импульсивно заключил в объятья брата Андрея.
Несколько минут спустя, переменив одежду, все снова собрались в гостиной с алтарем на журнальном столике. Некоторым захотелось свидетельствовать. Кто-то сказал:
165
— Однажды я повел своих детей к врачу-христианину. Тот выписал рецепт, а внизу написал слова Иисуса: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас...»* Тогда я спросил его, о каком покое идет речь. Доктор ответил, что имеет в виду духовный покой, и вручил мне Евангелие от Луки на арабском языке. Ну, прочел я это Евангелие и нашел учение Иисуса Христа очень странным. По-нашему, если тебя ударят по щеке, ты обязан дать сдачи, причем вдвое. А Христос учит: «...не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую...»** Вот мне и захотелось последовать за Учителем, преподающим такое необычное учение, а не делать того, что естественно исходит из человеческого сердца.
Другой рассказал о том, что несколько месяцев назад у него было видение: ему померещилась куча книг в грязной луже. Он попытался их спасти, и когда стал перебирать забрызганные грязью, потерявшие вид тома, то нашел среди них один чистый, без единого пятнышка том. Три дня спустя он встретил человека, который подарил ему Библию. Из этой Книги он узнал о ставшем Человеком Боге.
— И вот мы с женой следуем за Иисусом Христом, — весело, с сияющим от восторга лицом сказал он.
Только он закончил рассказ, как, подавшись вперед, с напряженным лицом заговорил третий новообращенный:
— А у меня были недоразумения с формальной стороной ислама, ведь ислам не что иное, как рабство. Я ежедневно возносил молитвы, но они шли не от сердца, а были всего лишь обязанностью, и я стал искать для себя что-то другое. Я стал знакомиться с различными религиями. Во время этих поисков я и прочел Инджил. И теперь, причастившись Христу, я от всего сердца, а не
*См.:Мф. 11:28.
»• См.: Мф. 5:39.
166
по принуждению следую за Ним. Я считаю, что всех нас крепко связывает Его любовь.
На его свидетельство все хором ответили «аминь!».
В заключение крестившиеся просили брата Андрея наречь их новыми, христианскими именами. Бутрос подготовил брату Андрею список имен, каждое с библейской ссылкой. Первым новое имя получил Ахмад.
— Теперь тебя зовут Тимофеем, — сказал ему брат Андрей. — Тимофей был учеником апостола Павла. А библейский текст, который мы выбрали для тебя, взят из последнего Послания апостола Павла Тимофею: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил...»* — В этом месте, положив руки на плечи Тимофея, брат Андрей произнес молитву: — Господи, мы возносим к Тебе брата нашего, Тимофея. Пусть он верно служит Тебе во все дни своей жизни. Пусть, как и Твой верный служитель Павел, он подвизается подвигом добрым и хранит веру. Аминь.
После Тимофея он продолжил разговор с другими братьями, нарекая каждого новым именем и молясь о сохранении его веры среди всех выпадающих на долю верующего гонений, страданий и тягот. Когда закончилось наречение новообращенных, они предложили брату Андрею сфотографироваться на память. К Бутросу, разумеется, тоже была обращена подобная просьба, хотя, если подумать, где бы он и новокрещеные могли бы повесить или поставить эту фотографию, если даже показывать ее посторонним, как и просто держать ее при себе, было смертельно опасно?
Брата Андрея изумляла страстная вера этих людей.
— У меня к вам ко всем есть вопрос, — сказал он. — Как вы думаете, много ли людей в вашей стране хотели бы стать последователями Иисуса Христа?
Все, как один, ответили:
См.: 2 Тим. 4:7.
167
— Их у нас много.
♦ ♦ ♦
Пока Надира готовила на кухне легкий ужин, брат Андрей и Бутрос, выпив свежевыжатого апельсинового сока, принялись обсуждать исполненную ими заповедь крещения. Маленький Томас сидел на высоком стульчике и, играя с кусочком хобза, что-то лепетал. Перед этим Надира позаботилась о влажной одежде, которую Бутрос принял от новообращенных, ведь они не могли привезти ее домой, не рискуя объясняться с матерями или сестрами. Бутрос обещал высушить эту одежду и вернуть ее всем при первой возможности.
— Я хотел бы задать тебе, Бутрос, один вопрос, — начал брат Андрей. — Где ты приобрел навыки такого лихого вождения, которые ты нам сегодня с блеском продемонстрировал?
Бутрос рассмеялся:
— Не думаете ли вы, что я слишком часто смотрю боевики?
— Вот именно, слишком часто! — донесся из кухни голос Надиры.
— На самом деле за душой у человека нет ничего, за счет чего он мог бы творить, ибо источником творческого потенциала является только Бог, а вот Святому Духу не составит большого труда научить нас принимать разумные меры предосторожности.
— Но как тебе удалось подыскать столь подходящее место для крещения?
— Мы, ясное дело, не могли крестить новообращенных в самой церкви. Мы не могли арендовать для этого какое-нибудь помещение в гостинице. Этим местом могло стать только частное владение, причем там мы не должны были привлекать ничье внимание. Вы знаете, что теперь у меня есть несколько добровольных помощников, они-то меня и выручают. Один из них
168
рассказал мне о строительной площадке, работы на которой временно приостановлены в связи с финансовыми трудностями у застройщика.
— Ну, что же, крещение на той площадке прошло просто прекрасно. Этот день мне никогда не забыть.
— Это был поразительный день, но трудиться впредь нам придется еще усерднее, ведь сегодня мы положили только начало. Теперь, брат Андрей, новокрещеные нуждаются в наставлении. С помощью пастора Юсефа я разработал учебный курс для бывших мусульман.
— Все это очень важно и нужно, но в одиночку тебе с этим не справиться. Тебе нужны помощники в наставлении.
— Да, среди прочего у меня болит голова и об этом. Я подумываю, не стать ли мне наставником для тех братьев, которых вы сегодня крестили, и некоторых других, чтобы обучить их работе с новообращенными по месту их жительства.
Прервав их разговор, зазвонил телефон. Надира попросила мужа снять трубку. Пока Бутрос разговаривал по телефону, брат Андрей откинулся в кресле и допил апельсиновый сок.
Вскоре за стол вернулся Бутрос. Лицо его было пепельно-бледным.
— У нас проблема, — сказал он.
Из кухни вышла Надира и, вытирая полотенцем руки, взволнованным голосом спросила:
— Что случилось, дорогой?
— Арестованы Мустафа и Хасан!
Глава 14
Лежа на бетонном полу и медленно приходя в сознание, Ахмад то и дело стонал. Руки и ноги его невыносимо ныли, все мышцы тела будто свело. Он попытался было открыть глаза, но правый глаз заплыл и под ним вздулась огромная шишка. Уголком левого глаза он заметил бьющий из-под двери свет. Ахмад начал переворачиваться, но плечом уперся в бетонную стену. Поворачиваясь в другую сторону, он снова уперся в бетонную стену. Чтобы повернуться с боку на бок, ему надо было подняться, но когда он попытался это сделать, его ребра и руки пронзила острая боль. Он замер в неудобной позе на холодном полу. «Как же я оказался в этой дыре?» — подумал он.
Постепенно к нему стали возвращаться воспоминания о прошедшем дне. Исполнение в тайном месте заповеди крещения оказалось вершинным моментом его жизни. Он никогда не испытывал такого восторга, как в то мгновение, когда брат Андрей погрузил его в воду и произнес: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа крещу тебя в Иисуса Христа». Шагнув из купели и оказавшись в объятиях братьев, встретивших его приветственным возгласом «мабрук!», Ахмад впервые в жизни ощутил себя членом многомиллионного Христова Тела.
по
На миг ему привиделся сонм святых в белых одеяниях, воздающих хвалу и славу Иисусу, и он понял, что ему дано внутренним взором увидеть себя частью славного хора, вот уже две тысячи лет возносящего Богу хвалу, мольбы и ходатайства. «Единственный встающий перед каждым из нас выбор — это отвергнуть Тебя или Тебя принять», — подумал Ахмад. Про себя он мог сказать, что своего Господа он принял всем сердцем, радостно и безоглядно.
Теперь он был совершенно новым человеком с новым именем Тимофей. Так звали духовного сына апостола Павла, бывшего христианским проповедником и наставником. Ахмад намеревался последовать его примеру.
По возвращении домой Ахмад оставил друзей в своей квартире и отправился в долгую прогулку по городу, поскольку был слишком возбужден, чтобы сидеть дома и не быть в тягость окружающим. Как бы он хотел пригодиться Богу, чтобы привести к Иисусу как можно больше мусульман! На закате он направился домой и, завернув за ближайший к дому угол, увидел заблокировавшие проход патрульные машины. Он немедленно развернулся и быстро пошел в противоположном направлении, мимо магазина канцелярских товаров, кофеен и бакалейных лавок, даже не представляя, где найти убежище, и шел так до тех пор, пока сердце в его груди не перестало метаться. «Ах, какой я глупец! Как же я не догадался?» — корил он себя. Шло время, и его догадки только крепли, ведь за ними давно следили. Все трое видели ненормально долго крутившихся возле них подозрительных лиц. С другой стороны, они с особой тщательностью готовились к крещению, сделали все, чтобы никто не знал, куда они отправились. Тем не менее полицейские решили именно в этот день устроить на них облаву. «Что мне делать? Что мне делать?»
Ахмад остановился, чтобы помолиться. Размышляя о Хасане и Мустафе, он задавался вопросом: «А вдруг его друзей будут держать в полицейском участке, пока
____________________________________E
он не вернется домой?» Вполне возможно, что его друзей сейчас подвергают побоям, чтобы выпытать у них, куда исчез Ахмад. Что же ему делать? Убежать и спрятаться? Его, разумеется, будут искать. Без всякого сомнения, они допросят Бутроса. Полицейские ищейки выследят всех, кто контактировал с ним. Нет, возложить подобное бремя на своих друзей он не вправе. Решив так, Ахмад повернул обратно и пошел домой, но когда он оказался в своей квартире, там никого не было.
В дверь постучал домовладелец и сказал:
— Вами интересуется полиция. Я обещал, что вызову их, как только вы окажетесь дома.
— Тогда, прошу вас, свяжитесь с ними. Я подожду полицейских здесь. — Домовладелец был явно поражен и смущен. — Прошу вас! Если вы сейчас же не позвоните в полицию, у вас будут неприятности, — сказал Ахмад.
Он снова попытался подняться, и на сей раз ему удалось перевернуться и лечь на спину. Нестерпимая боль пронзила его грудь и ударила в мозг. Он хотел было сделать несколько глубоких вдохов, но они отозвались резкой болью в ребрах, и он начал кашлять, от чего ему стало еще хуже.
Не успели Ахмада доставить в участок, как полицейские избили его до полусмерти. Проклиная его за отступление от веры предков, они все больше и больше распалялись и били его дубинками и кулаками. Ахмад дважды терял сознание. Когда он приходил в себя, его ставили на ноги и снова били. Он не помнил, как его затащили в эту крошечную камеру, больше напоминающую бетонный гроб, — только разведи руки, и с обеих сторон упрешься в холодные бетонные плиты.
«Что я такого сделал, чем заслужил такое с собой обращение?Я не убийца, не вор и не торговец наркотиками. Кого я оскорбляю, веруя в Иисуса Христа?»
В двери звякнуло железо — кто-то открывал ключом камеру, — и этот звук отвлек Ахмада от размышлений.
172
Под руки его выволокли на Божий свет. Двое полицейских склонились над ним и поставили его на ноги, однако Ахмад не держался на ногах. Его схватили и потащили в помещение, где проводился допрос. За столом сидел какой-то человек, очевидно, следователь. Двое конвоиров подвели Ахмада к столу, а сами отошли. Ахмад покачнулся, но удержался в вертикальном положении, успев шире расставить ноги.
Не обращая на него внимания, следователь в течение нескольких минут читал что-то на листе из папки. Потом он поднял глаза и негромко произнес:
— Ты устраивал противозаконные религиозные собрания. — Ахмад с трудом переключился с ощущения боли и вдумался в смысл произнесенной следователем фразы. — Я спрашиваю, с какой целью ты устраивал противозаконные религиозные собрания?
— Я не понимаю, о чем вы говорите. Какие собрания?
Ахмад не ожидал, что те двое за спиной его ударят. Он рухнул на бетонный пол. Один из конвоиров, обутый в бутсы военного образца, пнул Ахмада в ребра, а затем вскочил ему на грудную клетку. Ахмад почувствовал, как хрустнули его кости, и закричал от боли. Через мгновение он уже катался по полу, и пара головорезов от него отступила.
— Итак, ты будешь с нами сотрудничать или нет? — раздался голос следователя. — Назови имена членов твоего собрания. — Ахмад силился понять вопрос. «О каком собрании он говорит?» — Церковь «Аль-Ваха». В твоей памяти ничего не зашевелилось? Не надо ли тебе помочь припомнить?
Ахмад почувствовал, как двое конвоиров снова подошли к нему со спины. Вдруг он все понял:
— Я не прихожанин церкви «Аль-Ваха».
Это было правдой, хотя подвальное помещение храма использовалось для непродолжительных собраний разных верующих, не только прихожан церкви
173
«Аль-Ваха». «Итак, полиция взяла меня в оборот. Но откуда они узнали о наших собраниях?» — подумал Ахмад. Когда на него снова набросились живодеры, под градом сокрушительных ударов он решил, что ни за что не выдаст сестер и братьев. Пусть делают с ним всё что им вздумается, но только с ним, а не с другими...
— У тебя не очень хорошая память. Тебя и твоих друзей мы знаем. Ты устраиваешь еженедельные собрания в церкви. Мы хотим знать, зачем мусульманам ходить в церковь. Мы хотим знать, сколько мусульман посещают ваши собрания. Как их зовут? Какие вопросы вы обсуждаете?
«Неужели они следили за мной до самой церкви? — подумал Ахмад. — Или среди нас есть стукач? Но этого не может быть!» Они весьма и весьма осторожно отбирали приглашенных и в собрание приводили только тех, кто делами доказал свою веру. Быть может, полицейским пытками удалось вырвать какие-то сведения у кого-то из верующих. Ладно, полиции придется с ним поработать, но он будет молчать. «...В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной»*.
Иисус смирил Себя «даже до смерти». И теперь, когда Ахмад терпел жестокие побои и оскорбления, он причащался страдания своего Господа. Пока не потерял сознания.
♦ ♦ ♦
Бутрос в расстройстве смотрел на брата Андрея. В течение нескольких часов они пытались добыть
См.: Флп. 2:5-8.
ш_____________________________________luhil
более точную информацию, но узнать наверняка смогли лишь одно: Ахмад, Мустафа и Хасан арестованы. Бутрос и брат Андрей вышли из здания суда, но так и не узнали, где содержат троих их братьев по вере. Никто из чиновников не счел нужным им объяснить, за что они арестованы.
Оказавшись в предрассветной прохладе, Бутрос в ярости поддал ногой камень, целясь в припаркованную им машину, хотя спереди у нее и без того имелась пара вмятин.
— Теперь можно домой, — сказал он. — Нам надо хоть немного отдохнуть. Все равно до конца дня ничего не узнаем.
Не поднимая головы Бутрос прошел мимо своей машины, словно хотел, шагая по улицам, наткнуться на решение жгучей проблемы. Брат Андрей следовал за ним.
Теперь, когда они удалились на приличное расстояние от здания суда, чтобы утаить от чужих ушей свой разговор, брат Андрей спросил:
— Ты думаешь, что братьев арестовали из-за крещения?
Бутрос отрицательно покачал головой:
— Мы приняли все меры предосторожности. Кроме того, после нашего отъезда все вещественные доказательства были уничтожены.
— Быть может, среди нас затесался осведомитель?
— Нет, всех кандидатов на крещение очень тщательно проверили. Все до единого настаивали на крещении, а это люди делают лишь при условии искренней веры.
Они немного прошли молча, потом брат Андрей спросил:
— Итак, что еще мы можем предположить?
— В последнее время трое братьев — Ахмад в особенности — весьма дерзко свидетельствовали о своей вере. Но мне известно, что при этом они старательно выбирали, кому и как благовествовать. Они всегда
175
беседовали только с теми, у кого был подлинный интерес и душевное участие и еще, быть может, бессильное чувство отчаяния в отношении ислама. Не исключено, однако, что кто-то из спасаемых — тот, кто признал в них бывших мусульман, — был чем-то обижен... — едва закончил свою мысль Бутрос.
— В чем же их могут обвинить?
С тяжелым вздохом Бутрос остановился и загляделся на начинающее розоветь на востоке небо:
— Их могут обвинить в оскорблении ислама. Оскорбительные высказывания или действия в отношении любой религии, разумеется, незаконны, хотя вот что интересно: этот закон начинает не просто действовать, а свирепствовать лишь в том случае, когда страдающей стороной становится ислам. Действия наших братьев могут быть квалифицированы как угроза национальной безопасности. Их могут обвинить в хуле на пророка. Их могут обвинить в осквернении святого Корана.
— Очевидно, наши братья ничего подобного не совершали.
— Это не имеет никакого значения. Достаточно одногодоноса разгневанного мусульманина, заявляющего, например, о том, что он видел, как наши братья вырвали несколько страниц из Корана или совершили что-нибудь в этом роде. Их могут обвинить также в том, что они обращают мусульман в христианство. Их могут обвинить в проведении незаконного собрания. Наконец, их могут задержать без всякого суда и следствия.
— Как долго их могут держать под стражей, не предъявляя обвинений?
— Шестьдесят дней. Но иногда лишение свободы продлевают еще на шестьдесят дней. А потом еще и еще. В результате наши братья могут так и не предстать перед судом. И можете не сомневаться — за это время их замучат в тюрьме. Такова обычная практика.
— То есть наши братья рискуют жизнью?
I™luiui
— Могут ли их убить в тюрьме? Да, это случается сплошь и рядом.
— Тогда мы должны немедленно действовать. Нельзя позволить полиции творить подобное.
* * *
Несколько дней спустя сотрудники «Мухабарат» посетили семью Ахмада в Сук аль-Хамисе. Отец Ахмада и другие мужчины расположились в гостиной, женщин попросили удалиться.
— Вашего сына арестовали, — сообщил агент тайной полиции.
— За что? — спросил отец Ахмада.
— Мы надеемся, что вы поможете нам это уточнить, — сказал второй.
Услышав эти слова, отец Ахмада едва удержался, чтобы не вскочить со стула. Он не симпатизировал «Мухабарат» и на протяжении уже многих лет жил, стараясь не привлекать ее внимания.
— Странный ответ, не правда ли? — воскликнул он. — Людей не лишают свободы без достаточных на то оснований.
— Заверяем вас, у нас есть на это свои основания, — сказал первый агент.
— Однако нам нужна ваша помощь, — добавил второй, вытаскивая из кармана блокнот и ручку. — Когда вы в последний раз видели своего сына?
— Приблизительно три года назад.
— И куда же он делся?
— Мне это неизвестно. А вот вам, по всей видимости, наоборот, очень даже известно. Может быть, вы меня просветите на этот счет?
Один из агентов — он был в голубой сорочке — чуть улыбнулся потерявшему голову человеку и проговорил:
— Господин, мы стоим на вашей стороне.
— Может быть, так и есть, но я этого не ощущаю.
177
— Расскажите, пожалуйста, почему он сбежал из дома.
— Об этом вам надо спросить у него самого. Мой сын — человек совершеннолетний. Теперь вы посадили его в тюрьму. Он, должно быть, уже ответил на все ваши вопросы.
— Вы поддерживали какие-либо отношения с вашим сыном с тех пор, как он ушел из дома? — перебил отца Ахмада агент в белой сорочке.
Отец Ахмада отрицательно покачал головой:
— Никаких отношений мы не поддерживали. Правда, он несколько раз нам звонил, разговаривал с матерью и сестрой, но мне беседовать с ним не приходилось.
— Из-за чего он сбежал из дома?
— А кто сказал, что он сбежал?
— Господин, мы отдаем себе отчет в том, как вам сейчас, должно быть, трудно, — проговорил агент в голубой сорочке. — Мы только пытаемся понять, каким образом вашему сыну можно помочь.
Отец Ахмада, обозленный ощущением собственного бессилия, совершенно уверился в том, что его сына пытают, и осознание данного обстоятельства распалило его еще больше. Одно дело, когда сына поколачивает родной отец, ведь Ахмад и вправду опозорил свою семью, но совершенно иное — тайная полиция. По какому праву эти головорезы из «Мухабарат» вмешиваются в дела его семьи? Если Ахмад отступник, то позвольте его семье или роду без постороннего вмешательства самим решить этот вопрос.
— Вы можете дать нам какие-нибудь сведения по этому вопросу, чтобы помочь следствию? — спросил агент в белой сорочке и приготовился писать в блокноте.
— Если вы не желаете мне сказать, какое преступление совершил мой сын, то я не вижу возможности вам помочь.
Отец Ахмада встал, надеясь этими словами положить конец разговору. Агенты «Мухабарат» поняли намек и
178
решили ретироваться, поскольку выпытать что-либо у этого человека им было не под силу.
В дверях агент в голубой сорочке остановился и с трогательно озабоченным лицом посмотрел на отца Ахмада:
— Вам, должно быть, тяжело ощущать себя отцом отступника. У меня тоже есть сын, но ему только два года, и если бы он отрекся от ислама, то я не знаю, как бы я поступил.
Агент в белой сорочке ввернул свое:
— Что касается меня, то я бы своего сына просто хлопнул, как муху.
— Да, — согласился второй. — Действительно, с отступником один разговор. Если он не вернется в ислам,убейте его.
* ♦ ♦
В мозгу Ахмада пытки слились в сплошное красное марево. Он и понятия не имел, сколько дней продолжается этот ужас. В памяти остались вспышки с картинами истязаний электрошокером, избиений с помощью целого набора инструментов, в частности битья резиновой дубинкой по подошвам, из-за чего он многие дни не мог ходить, издевательств над подвешенным за руки и угрозы изнасилования. Все это было такой дикостью, такой звериной жестокостью, что в сознании Ахмада никак не укладывалось, как такое могли творить его сограждане. Были дни, когда его оставляли умирать в непригодной и для свиней камере. Из дырявого дренажного трубопровода текли сточные воды, их зловоние вызывало тошноту и рвоту. Места, чтобы прилечь или хотя бы относительно удобно присесть, не было, а чтобы встать, у Ахмада не осталось сил.
Что он сделал, чтобы заслужить такое к себе отношение? Ему был известен ответ его гонителей: он совершил немыслимое — отрекся от ислама. Никто не смеет отвергнуть окончательное откровение Аллаха. Но
179
хуже того — он уверовал в Иисуса Христа. В умме этот грех считается непростительным. Теперь он стал предателем, внутренним врагом исламского государства. И никакого значения не имеет тот факт, что его страна подписала Устав Организации Объединенных Наций, в котором говорится, что все граждане, в том числе и его государства, пользуются правом свободы совести и вероисповедания. Но исламский закон выше всех правовых систем. Мало того, что в его стране власть предержащие не уважают свобод, — они обращались с узником как с недочеловеком, и все потому, что он сознательно избрал христианство.
Внезапно пытки прекратились — не было больше избиений, не было допросов с пристрастием относительно новообращенных, не было истерических призывов вернуться в ислам. Еще несколько дней прошли как в тумане. Ахмад отрывочно помнил, как его перевели в другую тюрьму, и, когда вводили в новую камеру, он свалился на какой-то тощий матрац и погрузился в глубокий спасительный сон. Спроси его, как долго он спал, он бы беспомощно развел руками. Очнувшись после долгого забытья, Ахмад впервые почувствовал, что может двигать руками и ногами, не корчась при этом от боли. Он пощупал лицо, затем осторожно открыл глаза. Оба глаза были зрячими. Боковым зрением он увидел в камере много заключенных.
Осторожно перевернувшись на спину, Ахмад взглянул на потолок. «...В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе». Этот стих из Послания апостола Павла к Филиппийцам отпечатался в его памяти последней мыслью ясного сознания. Было тогда утро, день или ночь? Этого он не знал. Теперь ему следовало вспомнить и продолжить свой суточный молитвенный круг.
И в этот момент, казалось бы, сама собой откуда-то из глубины его души ему явилась молитва: «Мой Иисус, я знаю, что Ты был искушаем, как я. Ты жаждал, как я.
180
Ты был наг, как я. Тебя бросили в темницу, как меня. Я знаю, Тебя оставили в одиночестве, как меня. Ты был изгнанником, и Ты один противостоял врагу. Ты бросил вызов злобе и вскрыл ее малодушие и лживость. Ты обратил нищету, голод и притеснения из проклятия в благословение плодоносящей веры, этого подлинного богатства, которое никогда не прейдет. Ты обратил проклятие в честь, которая не страшится смерти. — Вспомнив о Мустафе и Хасане, он продолжил: — И в печи вавилонской мы остаемся людьми. Сознание этого воспламеняет в нас любовь к Святая святых, способную изменить мир. Эта любовь учит нас рисковать и являть доблесть в любых обстоятельствах».
Несколько минут спустя дверь камеры отворилась, и людей вывели на прогулку. Ахмад последовал за группой заключенных в тюремный двор, там задрал голову и глубоко вдохнул, чтобы набрать в легкие побольше чистого воздуха. Вдруг его позвали по имени:
— Ахмад, ты тоже здесь?!
Ахмад повернулся и увидел идущих к нему Мустафу и Хасана. Они тепло поприветствовали друг друга и крепко обнялись, хотя это и отдавалось острой болью во всем теле.
— Тимофей, брат мой, — негромко молвил Хасан, чтобы не привлекать внимания стражи. — Нас били смертным боем, но мы ничего не сказали.
— Неделю назад все вдруг кончилось, — добавил Мустафа. — Теперь мы вместе в одной камере.
Трое друзей гуляли минут тридцать по тюремному дворику, рассказывая друг другу о допросах. Их беседу прервал крик конвоира: «Разойтись по камерам!» Бамбуковая палка в его руках была тем жалом, которое впивалось в бока слишком медлительных, с его точки зрения, арестантов.
— «...В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе», — напомнили друг другу друзья, расходясь.
181
За время прогулки кто-то присвоил себе его матрац— в камере народу было больше, чем нар и матрацев. Когда за Ахмадом, лязгнув, захлопнулась дверь, он оказался на единственно доступном ему пятачке возле параши. Истощенный телесно, но ободрившийся духом, он прислонился к бетонной стене. Один из сокамерников его спросил:
— Эй, это ты что ли христианин?
И вдруг Ахмад впервые вгляделся в лица своих сокамерников. В помещении, рассчитанном на десять человек, набилось около трех десятков заключенных, и все смотрели на него.
— А почему ты об этом спрашиваешь? — вопросом на вопрос ответил Ахмад.
— Нам обещано вознаграждение, если мы обратим тебя в ислам, — ответил лежащий на его матраце человек.
Ахмад окинул людей взглядом, и из его сердца полилась молитва: «Ты, мой Иисус, неизменный Господь, неизменный Бог! Ты всех прощаешь. Ты всех любишь. Ты всех избавляешь от бед, Ты всех исцеляешь, Ты всех радуешь. Ты одинок на кресте, словно это лишь Твоя песня, лишь Твоя воля, лишь Твоя революция. Мой Иисус, перед Тобой мудрость этого мира становится глухой, немой и слепой. Кому дано уничтожить Твою любовь? Никому!»
Ахмад, отныне известный Иисусу и братьям по вере под именем Тимофей, улыбнулся и ответил сокамернику:
— Ну, что ж, старайтесь изо всех сил!
♦ ♦ ♦
На обратном пути в Голландию брат Андрей набросал вчерне пару писем. Оказавшись дома, он тотчас связался с новостной службой и рассказал об арестах верующих в той исламской стране. В течение двадцати четырех часов соответствующая информация была
182
передана в газеты, на радио- и телестанции всего мира. После этого он попросил одного из сотрудников миссии, координатора мероприятий в помощь гонимым христианам, написать руководителю той страны, в которой оказались в заключении узники совести Ахмад, Мустафа и Хасан. Бутрос согласился с тем, что в ситуации, когда всем троим угрожает смерть, международная огласка не только не повредит, но, быть может, даже принесет пользу. Лидер исламского государства, который пытался поддерживать отношения с западными демократическими странами, конечно, захочет избежать острой реакции Запада на грубое насилие, которому подвергаются его инакомыслящие сограждане. С этой целью в письме ему особо указывалось, что полномочный представитель его государства в свое время поставил подпись под Уставом Организации Объединенных Наций, в 55-й статье которого говорится следующее: «С целью создания условий стабильности и благополучия, необходимых для мирных и дружеских отношений между нациями, основанных на уважении принципа равноправия и самоопределения народов, Организация Объединенных Наций содействует... всеобщему уважению и соблюдению прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, пола, языка и религии».
Еще до возвращения в Голландию брат Андрей и Бутрос встретились с адвокатом-мусульманином — правозащитником, близко к сердцу принимавшим проблемы соблюдения прав человека в исламских странах.
— Что мы можем предпринять для освобождения этих трех человек? — спросил его брат Андрей.
Адвокат ответил вопросом на вопрос:
— Кто-нибудь из них выступал против ислама?
— Господин, они говорили только о своей любви к Иисусу, — ответил брат Андрей.
— Что бы они там ни говорили, некоторым людям их слова могут показаться нападками на ислам.
183
— Таким образом, у них нет права говорить о своей любви к одному из величайших пророков?
Адвокат улыбнулся наивности голландца, но пообещал в ближайшее время подготовить и подать в суд соответствующее ходатайство с просьбой предъявить этим людям обвинение либо их освободить.
— Однако, — предупредил он, — полиция может держать их под арестом в течение шестидесяти дней без предъявления обвинений, а затем еще шестьдесят дней, и так до бесконечности. Так что вряд ли от этого будет какой-то прок.
— Не поможет ли в этом случае всемирная кампания в поддержку узников совести?
По мнению адвоката-правозащитника, развернуть такую кампанию имело смысл. Итак, первый пакет документов ушел в адрес чиновников. Чтобы перетянуть на свою сторону общественное мнение, брат Андрей решил усилить на них давление, для чего следовало переписать второе письмо с обращением к церквам всего мира с просьбой не только возносить молитвы об этих троих, но и проводить известные акции. «Прошу вас послать свои обращения на английском или на своем родном языке в ... (далее он указал ряд адресов). Прошу вас также послать Ахмаду, Мустафе и Хасану слова ободрения по адресу ... (и он снова указал адрес). В данном случае предпочтительнее красочные открытки либо краткие, в одну страницу, письма. Ваши слова ободрения и молитва об избавлении вкупе с кратким стихом из Священного Писания вызовут у них настоящий душевный подъем». Кроме того, брат Андрей выступил во многих церковных собраниях по всей Голландии и Великобритании с рассказом о страданиях верующих и просьбой молиться и выступать в поддержку гонимых братьев — членов Христова Тела.
«Господи, что еще я могу сделать?» Брат Андрей дал себе слово сделать все, чтобы люди доброй воли не забывали об этих гонимых братьях. Они дорого заплатили
184
за свой благородный поступок, бесстрашно свидетельствуя о своей вере в Иисуса Христа. Все, что в этой ситуации мог предпринять брат Андрей, это ходатайствовать за гонимых. Если его усилия увенчаются успехом и сотни или даже тысячи верующих исполнят его просьбу, быть может, страдания этих молодых людей не будут столь безмерными. Но, что еще важнее, можно и нужно надеяться на то, что члены гонимой церкви постигнут один важный факт — они не одиноки, ибо по всей земле за них молятся члены Христова Тела и желают, чтобы они стали мощным источником света в своей исламской стране.
Глава 15
Шесть месяцев спустя
Для Абуны Александра и прихожан церкви св. Марка пятница зачастую выдавалась самым трудным днем недели. Большинство лавок в Сук аль-Хамисе закрывалось в полдень, чтобы правоверные мусульмане имели возможность собраться в ближайшей мечети и выслушать очередную пятничную проповедь. С некоторых кафедр имамы систематически возбуждали ненависть к Западу, ко всему христианскому миру и тому, что не соответствует учению Корана. В селениях толпы приступом брали пятничные христианские богослужения, поджигали храмы и жилища христиан. Чтобы подлить масла в огонь, члены местного отделения движения «Братья-мусульмане» недавно начали кампанию по раздаче бесплатных аудиозаписей с зажигательными призывами к мусульманской молодежи неустанно проповедовать ислам. Один необузданный имам, перед ожесточенной толпой клеймя позором христиан, самым серьезным образом призывал отделить неверных от остального общества.
К счастью, особо опасных инцидентов в городе Сук аль-Хамисе до сих пор не было. Но вот прошлой ночью священнику и некоторым прихожанам церкви св. Марка по телефону посоветовали себя поберечь. Другие христианские пастыри города получили по телефону такие
186
же угрозы, причем некоторые из них прозвучали достаточно серьезно. В пятницу после вечернего богослужения отец Александр вернулся домой и выглянул в выходящее на улицу окно. В этот момент откуда-то издалека послышался неутихающий гул. Священник вышел из дома, чтобы уточнить, откуда идет этот гул. В тот же момент в доме зазвонил телефон.
Это был Башир, владелец мясной лавки, который обслуживал исключительно христиан.
— На мою лавку напали, — кричал в трубку Башир, перекрывая оглушающую какофонию сирен и чьих-то голосов.
— Скоро буду, ждите, — тотчас откликнулся отец Александр.
— Нет, не приезжайте сюда — здесь слишком опасно. О, нет. Они...
Послышался громкий щелчок, и телефонная связь прервалась.
Отец Александр застыл на месте, не зная, что и предпринять в этой ситуации. Он чувствовал, что должен быть рядом со своим возлюбленным прихожанином. Однако если он там появится, да еще в сутане, то лишь усугубит положение.
— О, Господи! Моя душа уповает на Тебя, Ты наша помощь и поддержка, ибо Ты Бог благой и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и сожалеешь о бедствии, — стал негромко молиться Абуна Александр, повторяя по памяти из молитвослова. Его жена Наур подошла и встала рядом с ним. — Верую и исповедую, Господи: все искушения жизни Ты попускаешь для нашего наказания за наши беззакония, когда мы от Тебя отступаем и нарушаем Твои заповеди. Не по беззакониям нашим сотвори нам и не по грехам нашим воздавай нам, Господи, но пощади нас по великой Своей милости! Тебе известны страдания, разрушения и пагуба на наших путях, и к Тебе, наше последнее прибежище и наша последняя обитель, мы прибегаем ради
187
отрады и облегчения, с упованием на Твою беспредельную любовь и сострадание, с надеждой на то, что в свое время, а когда — Ты лучше нас знаешь, Ты умилосердишься и избавишь нас от этих бед.
Наур добавила:
— Господь Иисус Христос, Сын Божий, помилуй нас.
Снова затрещал телефон. Позвонивший — еще один прихожанин отца Александра — сообщил, что толпа, состоящая в основном из молодых мусульман, разрушила магазин, торгующий видеотехникой и видеокассетами. Сожгли дотла и лавку Башира, а также винные и некоторые другие принадлежащие христианам лавки.
— Похоже на скоординированные действия, — сказал еще один позвонивший. — Нападают главным образом на магазины, торгующие свининой или спиртными напитками, и еще на магазины, несущие на себе печать западного или христианского влияния.
Отец Александр поспешил в свою церковь. Он остановился около ее входа: отсюда было видно, что дым поднимается где-то над центром города. Если толпа не утолила своей страсти, она направится громить церкви. «Тогда мне нужно быть на месте и попытаться защитить храм», — подумал священник. Чтобы помочь своим прихожанам, ему хотелось куда-то поехать, что-то предпринять, но он чувствовал себя бессильным. Лучшее, что в его положении можно было сделать, — это оставаться на месте и приготовиться служить тем, кто по зову сердца поспешит в храм.
Спустя несколько минут появился хозяин мясной лавки Башир. Обняв священника, он заплакал и сказал, что теперь разорен.
— У меня в Европе есть брат... Так вот, он многие годы предлагает мне перебраться к нему. Видит Бог, время пришло...
— Не сдавайся, — прервал Башира священник. — Немного повремени. С Божьей помощью еще отстроишься.
188
— Нет, все кончено, — сказал, справившись с собой, Башир. — Здесь не место для моей жены и детей.
Отец Александр не мог отрицать тот факт, что дети его прихожан, имеющие за рубежом родственников и достаточные материальные средства, чтобы жить на Западе, оказываются перед лицом намного лучшего будущего. Однако если побегут все христиане, когда настанут тяжкие времена, как воссиять Христову свету в царстве тьмы? Священник хотел убедить своего друга остаться, но в то же время понимал его страх за семью.
Когда он утешал и успокаивал Башира, пришла Наур и рассказала о еще одном звонке:
— Толпа рассеивается, — сообщила она. — Думаю, что самое плохое позади.
— На какое-то время... — заметил мясник.
Итак, толпа успокоилась и вряд ли станет атаковать церкви. По крайней мере, в ближайшие дни. Но что ожидает их впереди? Ветхие строения с дырявыми крышами и дрожащее от страха малое стадо, стремящееся бежать из страны? Или сожженные храмы и горстки людей, отваживающихся быть общиной и жить ради Христа? Сколько лет он добивался от властей города разрешения на капитальный ремонт храма! Но теперь перед Абуной Александром со всей определенностью встала подлинная проблема. Церковь — это люди, а не строение из кирпича, и эти люди — его малое стадо — донельзя запуганы. Вот почему он сказал Баширу:
— Пойдем со мной — мы вместе посетим пострадавших.
* * *
Во второй раз Бутрос встретился с Каримом в отдельном кабинете шикарного ресторана, посетить который Бутрос и мечтать не мог. Перед этим он получил от Карима записку с необходимыми инструкциями — как, куда и когда ему следует прибыть для очередной
189
встречи. Бутроса, одетого в его лучшую брючную пару, провели в кабинет, где его ожидал Карим в нарядной накрахмаленной джалабийе и куфийе.
— Я рад, что вы пришли, — сказал он, поднимаясь в знак приветствия. — Надеюсь, вы не возражаете против нашей встречи в этом месте. Это ресторан для своих, его хозяин мне хорошо знаком, так что нас никто не побеспокоит.
Вошедший в кабинет официант по имени Салим вручил гостям обширное меню в кожаном переплете. Бутрос обратил внимание, что наименования блюд были написаны по-французски, причем без обозначения стоимости.
— На ужин здесь каждый день подают разное, — заметил Карим с широкой располагающей улыбкой.—Шеф-поварфранцузскимправительствомудостоен звания «Maitre Cuisinier» — «Мастер французской кухни». Таких мастеров во всем мире не больше двухсот. Вы любите черную икру или паштет из гусиной печени?
Бутрос озадаченно посмотрел на Карима—он никогда не пробовал ни того, ни другого.
— Тогда фуа-гра, — заказал Карим, — пальчики оближешь.
— А что это такое?
— Паштет из гусиной печени. Здесь он просто отменный! Вам понравится. Паштет пойдет на ура под суп-пюре из пустынных трюфелей Отличное сочетание! Ну а на горячее рекомендую телятину — нежное мясо, заправленное чесночным соусом на оливковом масле. Лучше не придумаешь. — Бутрос прикрыл глаза и одобрительно кивнул. — Вот и хорошо, — сказал Карим. Официант принял заказ и вышел, плотно закрыв за собой дверь. — Итак, теперь можно поговорить. Прежде чем подадут наш заказ, мы услышим звонок, но Салим сюда не войдет, пока я не нажму на эту кнопку. — Министр рассмеялся, глядя на смущение друга. — Вы прежде никогда не бывали в подобных местах, не
190
правда ли? Ну, пожалуйста, успокойтесь. Я здесь свой человек. Прошу вас отведать посланную нам Божьей милостью французскую кухню. Приятного аппетита.
— Спасибо, — сказал Бутрос, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Если бы его видела сейчас Надира... Они с женой не бедствовали, не нуждались, но питаться в ресторанах им было не по карману. При их бюджете надо было быть очень осторожными в трате даже минимальных сумм, и Надира тщательно составляла в уме меню, штудировала поваренные книги, экспериментировала с самыми простыми продуктами и с великой осторожностью делала покупки на местном рынке.
Что касается Карима, то он, очевидно, жил в другом мире — мире роскоши и могущества. Однако он был человеком с духовными запросами, и Бутрос вполне осознанно старался угадать то, что Божьей волей в ближайшие часы ему будет дано увидеть и услышать. Разговор он начал с таких слов:
— С тех пор как однажды вечером вы посетили наш дом, мы с женой не устаем молиться о вас.
— Благодарю вас за молитвы, — сказал Карим, явно озадаченный резкой переменой темы. — Прошу меня простить за то, что нагрянул к вам в тот раз без приглашения, но это был единственный из соображений моей и вашей безопасности способ вас посетить.
— Вы не должны извиняться, — сказал Бутрос. — Я все понимаю. Расскажите, пожалуйста, как идут ваши дела.
— Что-то во мне хочет всем объявить о том, что мне открылось, но, разумеется, сделать это я не могу.
— Вы все еще ходите в мечеть?
— Да, ведь я правоверный мусульманин, — вскинув глаза на Бутроса, с веселым смехом сказал Карим. — Окружающие и понятия не имеют о том, о чем я на самом деле там молюсь, однако, чтобы описать мой опыт, необходимо ответить на несколько вопросов. — Карим озадаченно умолк. — Вот интересно, можно ли
191
меня назвать настоящим христианином? Или я просто мусульманин, который любит Иисуса? Долго ли я смогу держать в тайне эту любовь? Я никогда не навлеку позора ни на свою семью, ни на королевскую фамилию. Иногда я сам себе напоминаю иудейского пророка Даниила, который честно служил царю Вавилона, не посрамляя своей веры.
— Это хорошее сравнение, — ответил Бутрос. — По всей видимости, вы неплохо исследовали Библию.
— Я читаю ее каждый день. Дома у меня есть комната, вход в которую запрещен всем, кроме меня. В ней я и прячу свою Библию, а также собрание христианских книг. В ней же можно уединиться для молитвы.
Во время еды Карим говорил главным образом о своей загруженности работой в кабинете министров.
Бутрос не уставал поражаться высочайшему качеству и изысканному аромату пищи — ее вкус был восхитительным. Такой вкусной еды, подумалось ему, он не пробовал ни разу в жизни.
На десерт Салим принес блюдо с крошечными пирожными и прекрасный арабский кофе.
Когда они снова остались одни, Карим затронул проблему Ахмада и других узников совести — христиан.
— Какая жалость! Мне очень жаль, но пока все идет неважно, — признался он.
— Предъявят ли нашим братьям обвинения в совершении преступлений?
— В этом-то вся проблема, — ответил Карим. — Ситуация привлекает исключительно пристальное внимание международной общественности. Сначала поводом к аресту братьев послужило обвинение в организации незаконных собраний. Информация об этом поступила к нам от участников этих собраний в церкви «Аль-Ваха». В ней якобы встречались настроенные против королевской фамилии заговорщики из числа бывших мусульман — они пытались устроить государственный переворот с целью построения нового царства.
192
— Что-о-о?! — воскликнул Бутрос. — Просто невозможно поверить, что хоть кто-то способен серьезно подозревать наших братьев в такой чепухе. — Карим широко улыбнулся, и Бутрос почувствовал себя чуть непринужденнее. — Вы согласитесь, конечно, с тем, что в действительности мы — граждане Небесного Царства и не от мира сего, ибо присягнули на верность Иисусу.
Карим снова улыбнулся и, подавшись вперед, сказал: — Видите ли, не верующие в нашего Господа Иисуса воспринимают христианские собрания как попытку совершить государственный переворот.
— Но христиане — лояльные граждане. Мы платим налоги, повинуемся государственным законам, поддерживаем короля.
— Разумеется, платим, повинуемся и поддерживаем. Кстати, христиане делают это лучше иных мусульман. Мне об этом говорить не нужно. Но если бы вдруг сюда ворвались агенты «Мухабарат», они, конечно, истолковали бы наш разговор совершенно иначе. Они сказали бы, что мы изменники, и потому какие же из нас верноподданные! Такое вот у них мнение, но что касается остальной части мира, не спускающей с нас глаз, то она в трех наших братьях видит узников совести. Она видит, что в застенках держат людей чистого сердца, доброй совести и нелицемерной веры — людей, которые собирались в церкви, чтобы поклониться и помолиться Богу. Что в этом дурного? Западу невдомек, почему правоверные мусульмане все это называют предательством.
— Да, эти трое, пребывая на границе двух миров, вынуждены разрываться на части.
— Должен вам сказать, что в правительстве считают необходимым разрешить данную ситуацию. Нам нужно найти способ их освободить, чтобы сохранить доброе имя королевской фамилии.
Мужчины беседовали около трех часов. Когда оба пришли к выводу, что настало время расстаться, Бутрос решился пойти на определенный риск. Дело в том, что
193
он намеревался сказать Кариму нечто способное положить конец их отношениям. Глубоко вздохнув, он начал говорить:
— Несколько ранее вы сравнили свою ситуацию с ситуацией библейского Даниила, но я хотел вам бы сказать, что между вами есть одно существенное различие.
— И в чем же оно?
— Даниил никогда не скрывал своей веры в иудейского Бога. Он трудился на своем правительственном посту, причем весьма успешно, но вместе с тем не скрывал того, что должен повиноваться власти, которая выше царской.
Погладив аккуратно стриженую бородку, которая помогала делать его лицо таким узнаваемым в стране, Карим согласно кивнул. «Не переступил ли я запретной грани в наших отношениях?» — подумал Бутрос.
Словно в ответ на его мысли министр спокойно сказал:
— Вы абсолютно правы. Не знаю, как долго я смогу еще притворяться. Не буду скрывать: мне неловко и тревожно пребывать в исламе, но вам знакомы мои горестные обстоятельства. Однако что бы вы мне все-таки посоветовали?
— Даже не знаю, — признался Бутрос. — Может быть, Бог до поры до времени усмотрел ваши обстоятельства, как в случае с царицей Есфирь. В некий момент, известный только Ему, Бог призовет вас сделать свой выбор.
— Прошу вас молиться обо мне, чтобы я сделал его правильно.
— В нашей молитвенной поддержке вы можете не сомневаться. Ну что же, не хочу больше злоупотреблять нашей дружбой, но у меня есть к вам один вопрос. Интересно, не хотели бы вы познакомиться с моим другом из Голландии?
— С человеком, которого вы называете брат Андрей?
194
Изумление пополам с испугом разом переполнили душу Бутроса:
— Вы уже о нем знаете?
— Разумеется, знаю. Нам все известно о его визитах в нашу страну.
— То есть вы знаете, что он наставляет меня в работе. Быть может, и вы получите от него поддержку и ободрение. По всей видимости, вы знаете и о том, что он встречался с мусульманскими лидерами разных стран, в том числе даже с руководителями таких фундаменталистских организаций, как «Хезболла» и «ХАМАС»*.
Прежде чем ответить, Карим задумался, достал визитную карточку и, написав на ней телефонный номер, передал ее Бутросу:
— По этому телефону вы свяжетесь с моим помощником. Позвоните, чтобы организовать нашу встречу во время очередного визита вашего голландского друга.
* * *
Ситуация в церкви св. Марка угрожала выйти из-под контроля. Все скамейки в ней были заняты. Присутствовали, по всей видимости, представители всех составляющих общину семей. Несколько человек говорили разом. Призывая людей к спокойствию, отец Александр воздел руки к небу, а затем дал слово Салиму.
* «Хезболла» — военизированная ливанская шиитская организация и политическая партия, выступающая за создание в стране исламского государства. В современном виде создана в 1982 г. в Баальбеке и основана на идеологии лидера исламской революции в Иране аятоллы Рухоллы Хомейни. Пользуется финансовой и военной поддержкой Ирана и Сирии. Во многих странах считается террористической организацией.
«ХАМАС» («Исламское движение сопротивления») — палестинское исламистское движение и политическая партия, созданная в секторе Газа в 1987 г. и правящая там с 2007 г. Цель этой террористической организации — создание независимого исламского Палестинского государства на территории бывшей подмандатной Палестины (до образования Израиля в 1948 г.). Духовный лидер — шейх Ахмед Ясин.
195
— Нам надо действовать. Если не сопротивляться мусульманам, они всех нас до единого изгонят из города.
—Что же, по-твоему, нам надо предпринять? — спросил отец Александр.
В ту же минуту разом заговорили несколько братьев. Священник предоставил слово Аделю.
— Я предлагаю устроить демонстрацию. Мы соберем все церкви и организованно пройдем по главной улице города — пусть все знают, как нас много.
— И мы никуда не уедем. Мы не дадим себя запугать, — воскликнул Салим.
Снова в собрании закричали, и отцу Александру снова пришлось призывать к спокойствию.
— Эта демонстрация будет воспринята как провокация, — сказал он. — Наше положение от этого только ухудшится.
Со своего места поднялся Башир и заметил:
— Однако в городе многие мусульмане выступают против нападений на христиан. Некоторые мои соседи всем чем могли поддержали меня, когда бандиты сожгли мою лавку...
— Но вряд ли они поддержат нас публично. Вот и мне позвонили два имама, чтобы выразить свое сожаление в связи с погромами. Но они говорят, что публично выступить против погромов не могут. Когда фундаменталисты призывают народ к большей преданности исламу, никто из мусульманских лидеров не скажет ничего, что поставит под сомнение превосходство ислама. Общественный протест просто вынудит их перейти в лагерь непримиримых противников христианства.
— Но что же нам все-таки делать? — воскликнул Салим. — Итак, вы утверждаете, что мы бессильны?
К хору протестующих голосов присоединилось несколько других.
— Ни в коем случае! — заявил отец Александр тоном, неожиданно заставившим всех притихнуть. — Мы не
196
бессильны. Есть одно дело, которому мы обязаны посвящать намного больше времени. Молитесь! — Священник умолк, хотя никто его не прерывал. — Мы должны молиться о том, чтобы Бог вступился за нас и нас защитил. Сколько раз в Священном Писании Божий народ обращался за помощью к Богу, когда у людей не оставалось никакой надежды, и Бог вступался за Свой народ, защищал его и боролся за него.
— Но это было тысячи лет назад, — уронил кто-то фразу.
— Но разве Бог изменился? Разве мы взывали к Нему от всего сердца? Разве мы говорили Ему, что если Он нас не защитит, мы погибнем? Я не предлагаю помолиться раз или два, а затем снова жить по-старому, снова предпринимать что-то на свое усмотрение. Я предлагаю молиться, поститься и просить Бога иначе, ибо от этого зависит наша жизнь, само наше существование, и я полагаю, что наше решение должно быть только таким.
Отец Александр осмотрелся вокруг. Он увидел, что в одном углу храма собралась церковная молодежь. Сюда пришли, по всей видимости, все получившие Библию и принявшие решение регулярно читать Священное Писание молодые люди. Они внимательно слушали выступавших, иначе и быть не могло, ведь они всерьез восприняли призыв священника жить по Христовой вере. Одно лишь сознание этого обстоятельства придало ему сил и воодушевило его. Абуна Александр перевел взгляд с молодежи на остальную часть собрания и снова заговорил:
— Все вместе мы составляем церковь. Церковь — это не храм, церковь — это ваши души. Церковь — это не только мы, но и те бывшие мусульмане, которые веруют в Сына Божьего Иисуса. Теперь я скажу вам то, чего прежде никогда в публичной проповеди не говорил. Бог призывает мусульман Сук аль-Хамиса принять Иисуса. Я знаком с некоторыми новообращенными — бывши-
197
ми мусульманами. Не могу вдаваться в подробности, но само их существование должно вселять в нас мужество и надежду. Если Бог силен переменять мусульманские сердца, то Он силен и нас защитить от приверженных крайним взглядам мусульман. Помните, если мы живем ради Христа, Он призывает нас благовествовать миру, и тогда в контрнаступление переходит сатана. Мир ненавидит Христа и ненавидит Его церковь, но разве не сказал Иисус: «Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир»*.
* * *
Обычно после школы Лейла в сопровождении нескольких подруг шла домой, но сегодня она задержалась, чтобы позаниматься с одним из учителей. Как правило, факультативные занятия вместе с ней посещала и ее подруга Фанзия, но сегодня она приболела и потому осталась дома. В последнее время Лейла беседовала с подругой в основном о Библии и церкви. Обе девушки вняли призыву отца Александра. Ежедневно на ночь они читали по главе из Нового Завета и после школы по пути домой обсуждали не только мальчиков, школьные дела и наряды, но и библейские вопросы.
Между тем солнце уже садилось, и Лейле захотелось быстрее оказаться дома, вот почему она решила срезать угол и выиграть пять минут. Ее безопасности, казалось, ничто не угрожало — она шла по территории христианского округа, а тех мальчишек, которые оскорбляли ее на рынке и бесстыдно разглядывали возле церкви, она уже не видела несколько недель.
В конце переулка она обратила внимание на говорившего по сотовому телефону парня. «Не паникуй,
• См.: Ин. 16:33.
198
Лейла, — сказала она себе. — Я прошмыгну мимо него, войду во двор и вскоре буду дома».
Но когда она проходила мимо парня с телефоном, прямо перед ней, визжа тормозами, остановилась и заблокировала выход из переулка какая-то машина. Лейла заметила, как парень, спрятав мобильник, шагнул вдогонку за ней. Двери машины открылись, и из нее вышли двое ребят. Она почувствовала, как рука того парня, который шагнул за ней, зажала ей рот. Двое других, взяв ее под руки, затащили ее на заднее сиденье машины. Лейла не успела даже подумать о сопротивлении этому насилию, как двери машины захлопнулись, шины зашуршали и они покатили по переулку, свернули на магистраль и помчались вон из города.
Сильные руки уложили ее на сиденье, с переднего сиденья негромко прозвучало:
— Какая неожиданность! Такая хорошенькая девочка-христианка, а ходишь одна.
Лейла узнала голос, который несколько недель назад слышала на рынке.
— Причем без платка на голове, — добавил парень, придавивший Лейлу к сиденью.
Руку, зажимавшую ей рот, отняли, и Лейла, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, сказала:
— Вы делаете мне больно.
— Еще немного, и ты будешь в безопасности, — заметил сидевший справа от водителя парень.
— Куда вы меня везете? — спросила Лейла, пытаясь справиться с паникой, которая жаркой волной захлестывала ее внутренности.
— Сейчас поймешь, — сказал водитель.
— Она у нас храбрая девочка, — засмеялся один из парней — тот, что сидел на заднем сиденье. — Придется с ней поработать.
Почувствовав, что ее немного отпустили, Лейла потянулась к дверной ручке. «Мне надо немедленно выскочить, пусть даже на ходу», — мелькнуло у нее в
______________________________________J2®
голове. Но прежде чем она коснулась ручки, два парня с заднего сиденья заломили ей за спину руки. Она вскрикнула от резкой боли, а они только над ней посмеялись и еще крепче сжали ей руки. Кто-то наложил ей на глаза повязку, и двое парней сбросили ее на пол.
— Расслабься, — послышался голос водителя. Лейла уже ненавидела этот голос. — Я собираюсь осчастливить тебя.
— Давай, давай, — засмеялись остальные. — Сделай из нашей подруги добрую мусульманку.
Глава 16
Месяц спустя
Отец Александр по телефону подробно осведомил Бутроса о ситуации в Сук аль-Хамисе.
— Ситуация весьма напряженная, — сказал он в заключение. — Родители девочки не знают, что делать. Полиция делает вид, что она совершенно беспомощна.
— Кто-нибудь знает, куда ее могли увезти? — спросил Бутрос.
— Почти наверняка она находится не в Сук альХамисе. По всей видимости, ее держат в одном из близлежащих селений. Мы думаем, что похищение мог организовать ее двоюродный брат — сын ее дяди по линии матери. Он несколько лет назад обратился в ислам. Сам дядя утверждает, что ничего не знает о похищении Лейлы. Этот человек обещал узнать у родственников, не слышал ли кто-нибудь из них об этом происшествии, но с тех пор от него ни слуху ни духу.
— Вам когда-нибудь приходилось решать такие задачи?
— У нас в Сук аль-Хамисе подобное происходит впервые, но в других областях девушек-христианок, похитив, насильно обращают в ислам. Иногда их оставляют в семьях на положении рабынь, иногда берут в жены и тоже принуждают к рабскому труду. Все это очень плохо.
201
— Создается впечатление, что властям до этого дела нет.
— Более того, нам отказали в помощи. Мы подали иск в прокуратуру, но там вряд ли ударят палец о палец. Один из работников прокуратуры стал оскорблять родителей Лейлы, дескать, девица ушла из семьи по доброй воле — видно, захотела замуж за молодого мусульманина.
— Как чувствуют себя родители девочки?
— Ужасно. Ее братья хотят за нее отомстить, но они тоже не знают, кто похитил Лейлу. Они пытаются расспросить про тех юнцов, но никто толком не знает, кто они и откуда.
— Месть ни в коем случае не является решением этого вопроса, — сказал Бутрос.
— Да это понятно, но как мне справиться с их гневом? Как мне направить их ярость на добрые дела?
Бутрос вздохнул, чувствуя, что не знает, чем помочь другу.
— Я буду за вас молиться. Знаю, что мое обещание походит на дежурную фразу, но я буду за вас молиться.
— Это не дежурная фраза, — ответил священник.
— Недавно в помещении церкви «Аль-Ваха» мы стали раз в неделю проводить межконфессиональные молебны. Можно мне будет на следующем молитвенном собрании обсудить ваш вопрос?
— Разумеется! Прошу тебя, расскажи о нашем бедствии всем пастырям, с которыми ты работаешь.
— В последнее время отмечается рост числа людей, которые чувствуют, что должны молиться о нашей стране и о мусульманах, чтобы они нашли Христа. Эти люди движимы Святым Духом, ведь такого по человеческой воле быть не может.
— Боюсь, что в моей церкви не очень многие станут возбуждать в себе жалость к мусульманам. Большинство захочет просто их проклясть.
С обеих сторон последовало молчание. Затем отец Александр принес извинения:
202
— Мне не следовало этого говорить.
— Не извиняйтесь, — ответил Бутрос. — Я знаю, что мало кто из христиан будет молиться за мусульман.
— Но какова на это Божья воля? — спросил отец Александр. — Я видел, как переменилась Салима. Я видел, как переменился Ахмад. Когда Бог творит чудеса, им нужно радоваться.
— Нам нужно молиться, — сказал Бутрос. — Другого пути, кроме молитвы, у нас нет. Мы не способны решить проблему мусульманского экстремизма. Мы не способны переменить господствующие в мусульманской культуре настроения, однако в наших силах оставаться верными христианами. И если Бог приводит мусульман к Иисусу, то в этом деле мы обязаны Ему помочь.
— Я призвал свою паству молиться, — сказал отец Александр. — Быть может, нам следует призвать к тому же всех христиан. Пожалуй, я свяжусь с другими христианскими пастырями в Сук аль-Хамисе, и мы обсудим детали молитвенного собрания.
* * *
Брат Андрей размышлял об очередном путешествии на Ближний Восток, целью которого была встреча с Бутросом. С тех пор как он познакомился с этим человеком, тогда еще аспирантом, прошло несколько лет, и теперь регулярно — по крайней мере раз или два раза в год — он его посещает. Был поздний вечер, и брат Андрей перед сном уже хотел было посмотреть вечерний выпуск новостей, как зазвонил телефон. На линии был Бутрос.
— Брат Андрей, у меня есть для вас хорошие новости: только что освободили Ахмада, Мустафу и Хасана.
На протяжении долгих месяцев с помощью многих друзей брат Андрей не ослаблял давления на правительство той ближневосточной страны, требуя освобождения братьев. Кроме того, он неустанно писал бра-
203
тьям, чтобы укрепить их дух, хотя Бутрос и говорил ему, что, насколько ему известно, его письма к адресатам не доходят. «Однако не переставайте писать, — говорил он. — Чем больше будут писать нашим братьям в узах, тем скорее чиновников проймет тот факт, что в их защиту выступает весь христианский мир».
Как и предсказал адвокат, братьев в течение шестидесяти дней удерживали без предъявления обвинений. Их обращения в суд в соответствии с определенной законом процедурой обернулись пребыванием в тюрьме на протяжении еще шести месяцев опять же без предъявления обвинений. Когда же в конце концов они предстали перед судьей, тот освободил их прямо в зале суда.
— Формально их ни в чем не обвинили, — объяснил адвокат Бутросу, — и мы, наверное, так никогда и не узнаем подлинной причины их заключения в тюрьму. — Одно совершенно ясно: государство пошло на освобождение верующих, поскольку их арест привлек слишком большое внимание международной общественности. При этом в правительстве сочли, что незаконно арестованным христианам не нужны какие-то объяснения, извинения и компенсация, хотя их так ни в чем и не обвинили.
— Как дела у братьев? — спросил брат Андрей.
— Неплохо, совсем неплохо, принимая во внимание то, что им пришлось перенести. Правда, они выглядят такими истощенными, что Надира взялась за их усиленное питание. Но в общем-то у них прекрасное настроение. И вот еще что: им хочется с вами поговорить.
— Со мной? Почему они хотят поговорить именно со мной?
— У них появились новые мысли, новые взгляды на служение, вот им и хочется их с вами обсудить.
— Итак, Бутрос, можно ли считать, что освобождение трех братьев в результате оказанного нами на ваше правительство давления обеспечит большую безопасность христианам из числа бывших мусульман?
204
— Можно надеяться на то, что временно прекратятся аресты и заключения христиан, однако я не думаю, что само по себе существование христиан станет безопаснее — просто государство перестанет действовать столь топорно, ведь решать подобные ситуации можно и по-другому.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, прежде всего, у бывших мусульман есть родные и близкие. Государство может взяться за них.
— И через родственников попытаться обратить их в ислам?
— Разумеется, и, если они откажутся вернуться в ислам, расправится с ними руками их родных и близких.
* * *
Две недели спустя брат Андрей снова прилетел на Ближний Восток, чтобы выполнить несколько просьб местных христиан. Во время этого посещения страны братом Андреем Бутрос организовал его встречу с Ахмадом, Мустафой и Хасаном, на которой брат Андрей передал бывшим узникам совести целую пачку писем со словами ободрения от множества верующих из разных стран мира.
— Мы хотим поблагодарить вас за то, что вы выступили в нашу защиту, — сказал Мустафа от имени всех троих братьев. — Вы старались сделать все от вас зависящее, чтобы помочь нам пережить страдания, которые были намного страшнее, чем все, что выпадало на нашу долю ранее.
— Мне бы хотелось, чтобы вы особо засвидетельствовали присутствие во время заключения в ваших сердцах Бога.
— А знаете, лично у меня был один совершенно особый случай. Когда меня впервые вывели на прогулку в тюремный двор и Мустафа меня увидел и окликнул

205
по имени: «Тимофей!», — начал Ахмад, — для меня это было страшно важно. Услышав свое новое имя, я вспомнил, что теперь я новый человек, и независимо от того, что мне станут говорить и что со мной станут делать, этого уже ничто не изменит.
Хасан прочел несколько писем, и его глаза, пока он вникал в суть написанного, наполнились слезами.
— Значит, люди по всей земле молились о нас? — спросил он.
— За вас молились тысячи и тысячи, — ответил брат Андрей.
— Тогда понятно, — медленно подытожил Хасан. — Временами, когда я внутренне колебался и чувствовал себя совершенно бессильным, мне вдруг становилось так легко, словно кто-то снимал с меня бремя и нес его вместо меня.
Эти слова глубоко тронули брата Андрея:
— Хасан, с тобой случилось то самое, о чем говорится в Священном Писании: «Посему, страдает ли один член — страдают с ним все члены...»* Мы призваны сострадать друг другу. Когда твои страдания становятся невыносимыми, под водительством Святого Духа твои ближние молятся о тебе и каким-то образом снимают с тебя часть твоего бремени.
— И мне надо кое-чем поделиться, — сказал Мустафа. — Со мной в заключении произошло что-то совсем неожиданное. Даже не знаю, как об этом рассказать, но когда я разговаривал с заключенными, то всей душой чувствовал, как бы точнее выразиться, насколько они погибшие.
— Я чувствовал то же самое! — воскликнул Ахмад.
— Естественно, они хотели знать, как я попал в тюрьму, — продолжил Мустафа. — И я им рассказывал, что я — последователь Иисуса Христа. Времени
См.: 1 Кор. 12:26.
206
для разговоров у нас было много. Мы говорили и об исламе, и о христианстве. Двое заключенных даже признались мне в своей полной убежденности в том, что именно Иисус — единственно верный путь к Богу. Как бы то ни было, я понял, что мне следует благовествовать большему числу мусульман. Вот мне и пришло в голову спросить вас, нет ли у вас каких-то идей относительно того, как мне это сделать наилучшим образом.
Брат Андрей на мгновение задумался:
— Прежде чем благовествовать, вам нужно, так сказать, залечить раны, для чего некоторое время провести в христианской среде.
— Пастор Юсеф предложил мне хотя бы ненадолго стать членом его общины, — сказал Бутрос.
— Вот и хорошо. На первых порах он вас просто будет врачевать. Братья мои, сейчас я еще не готов сказать, как вам продолжить служение. Это вам откроет Сам Бог, Который обещал нам посылать Свои откровения посредством Святого Духа. Когда Иисус говорил: «Я есмь путь...»*, Он не имел в виду: «Я веду вас к месту назначения». Найти решение вам предстоит самим, причем в рамках собственной культуры и своего конкретного положения. Перед вами вашим путем пройдет Сам Иисус. Жить по-христиански — значит беседовать с Ним. Чем больше вы в пути вместе с Христом, тем больше вы беседуете с Ним. Так вот и учатся у Него. Я пока не говорю о библейской школе или семинарии — в вашей стране нет ни того, ни другого. Но у вас есть главное — у вас есть общение с Иисусом. И я прибавлю вот еще что: ваше стремление угодно Христу, и потому я буду молиться о вас и помогать вам усердно трудиться!
Ахмад встал и начал ходить по комнате. Бутрос озадаченно посмотрел на него.
См.: Ин. 14:6.
207
— Я много думал об этом в тюремном заключении, — начал Ахмад, — и считаю, что нам пора возвращаться домой.
— Домой? — спросил Бутрос после перевода этой фразы брату Андрею. — Ты хочешь вернуться в Сук альХамис?
—Да, именно это я и имею в виду. Мне хочется, чтобы моя семья узнала правду. Откуда она ее узнает, если я к ней не вернусь и не поделюсь с ней этой правдой?
После того как Бутрос перевел слова Ахмада, брат Андрей похвалил его за преданность Богу, но спросил:
— В свое время тебе пришлось спасаться бегством. С тех пор в тебе что-то переменились?
— Понятно, мне нужна осмотрительность, но прошло уже несколько лет, за мной теперь не следят, и это хорошо. Моя сестра знает о христианстве достаточно много удивительных вещей, в которые радостно верит. А еще у меня есть несколько племянников, также не лишенных интереса к Христовой вере.
— Они возьмут вас к себе?
— Нет, я займусь делом, подыщу себе квартиру. А когда соберется достаточное число верующих, организую место, где смогут встречаться любящие Иисуса Христа.
— Мы с Мустафой, — сказал Хасан, — с этим согласны. Нам нужно благовествовать там, где мы родились.
Брат Андрей взглянул на Бутроса в ожидании его ответа.
— Я думаю, что во многих отношениях это верный ход, — обнадежил братьев Бутрос. — Это именно то, что требуется. Лучше всего благовествовать родным и близким. Разумеется, это самое опасное дело. По правде сказать, благовествовать разумнее всего своей семье и своему клану, к тому же сама наша культура превыше всего ставит род и племя.
— Но действовать напрямик нам нельзя — в этом деле нужна осмотрительность, — сказал Ахмад. —
208
В свое время, обнаружив истину, я действовал бездумно, а вот моя сестра Фара всегда была сдержанной, и что касается духовных поисков, то ответы на свои вопросы она всегда искала гораздо лучше меня. Ее слова и само поведение никогда не вызывали тревоги в нашей семье. Думаю, что таких, как она, втайне стремящихся к истине, очень много. Нам нужно вернуться домой, и пусть Господь покажет нам тех, кто ищет ответы на важнейшие вопросы жизни.
— И кто втайне противится исламу, — сказал Хасан.
— Да, а ведь их много.
Бутрос прикрыл глаза, как во время молитвы. Наконец он сказал:
— Думаю, у меня есть способ помочь вам устроить свое убежище. — Открыв глаза, он увидел, что все смотрят на него с ожиданием. — Мне удалось зарегистрировать общественную организацию. Она называется «Аль-Калима»*, и ее цель — предоставление возможности христианам получить образование, то есть научиться читать и писать и приобрести необходимые деловые навыки. Быть может, нам удастся открыть отделение и в Сук аль-Хамисе.
— Мне этот план нравится, — сказал Ахмад. — Филиал этой организации следовало бы открыть и в нашем городе, к тому же отсюда можно будет организовывать благовестие и в селениях.
— Тогда я попрошу тебя этим заняться, — сказал Бутрос.
Слово взял Мустафа:
— Думаю, Господь открыл мне нечто важное из того, что мне следует сделать.
После паузы брат Андрей спросил:
— И что же это такое?
— Думаю, Господь хочет отправить меня в хадж.
Аль-калима {араб.) — слово; декларация своей веры в исламе.
209
Только через несколько секунд до слушателей дошел смысл заявления Мустафы. Он имел в виду паломничество в Мекку, которое хотя бы раз в жизни должен совершить каждый мусульманин.
Брат Андрей улыбнулся и сказал:
— Мне и самому всегда хотелось посетить Мекку. И я пытался это сделать, однако, как вам известно, любому неверному под страхом смерти запрещен вход в Мекку и Медину.
Широкая улыбка расплылась по лицу Мустафы:
— Послушайте, в моем удостоверении личности все еще значится, что я мусульманин. Я видел во сне, как во время хаджа я попадаю в Мекку, миллионные толпы вращаются вокруг Каабы*, а я стою на ее вершине и утверждаю, что «Иисус есть путь»!
Ахмад и Хасан потрясенно смотрели друг на друга.
* Кааба (араб.) — букв, четырехугольник; черный камень в стене одной из мечетей Мекки, предмет поклонения мусульман. По преданию, этот камень принес Адаму из рая ангел, а в стену его поместил Авраам.
Глава 17
Три месяца спустя
Однажды ночью отцу Александру позвонил отец Лейлы. Священник тотчас к нему поспешил. Дом Лейлы уже был полон родственников.
— Час назад нам позвонила Лейла, — сказал отец девушки. — Мы говорили всего несколько минут. Она сказала, что жива и здорова, но дол го говорить не может и что ее прибьют, если застанут с телефонной трубкой в руках.
— Тогда зачем сидеть и попусту болтать? Пойдем спасать ее прямо сейчас! — раздался из угла гостиной голос старшего брата Лейлы.
— Мы не знаем, где ее держат, — возмутился отец. — Я позвонил своему шурину, но он утверждает, что ничего о ней не знает.
— Он лжет! — воскликнул кто-то из родственников, и все разом заговорили.
Абуна Александр, сильно возвысив голос, призвал всех к спокойствию:
— Сначала мне хочется вам кое-что сказать, а потом мы помолимся. — В комнате разом стихло. — Прежде всего признаем, что все мы возмущены. Очень возмущены. Однако если мы будем сильно возмущаться и соответственно реагировать, то Лейле от этого будет только хуже. Еще прибавьте к этому проблемы, которые есть у
211
нас в городе. Нам же не хочется, чтобы толпа спалила церковь и наши дома. Так давайте думать. И молиться.
— Мы не можем не обращать внимания на это безобразие, — произнес мужской голос.
— Лейлу сделали рабыней, — прибавил другой.
— Ее вынудили принять ислам, — сказал третий.
— Прошу вас, выслушайте меня, — сказал на это отец Александр, воздев руки к небу и пытаясь успокоить людей. — Давайте не будем делать беспочвенные выводы и принимать скороспелые решения. Мы ведь ничего не знаем, что и как у нее сейчас.
— Зато мы знаем помыслы тех людей, — возразил кто-то из родственников. — Такое происходит повсюду — какой-то похотливый мусульманский юнец умыкает девушку-христианку, делает ее своей рабыней, силком заставляет принять свою веру...
— Мы не можем им позволить обратить Лейлу в ислам, — закричал старший брат девушки. — Она никогда не опозорит нашу семью.
И снова все разом заговорили.
— Прошу вас, — воскликнул отец Александр, — вот что нам следует сделать. — В комнате стало тише. — Первым делом нам надо обратиться в полицию и сообщить, что Лейла связывалась с нами по телефону.
— В полицию мы уже обратились. Она и пальцем не пошевелила...
— Нам надо действовать строго по закону. Прежде всего, нужно устроить свидание родителей с Лейлой. — Абуна Александр обратился к отцу девушки: — Позвоните завтра своему шурину и скажите, что хотите встретиться с дочерью... Вам надо убедиться в том, что с ней все хорошо.
— Он утверждает, что представления не имеет о том, где ее прячут, — сказал отец Лейлы.
— Что бы он ни говорил, я уверен, что ваш шурин, если захочет, все что надо узнает. Попросите его связаться со всеми, кто может знать, где содержат похищенную.
212
Почти наверняка похитители Лейлы каким-то образом, пусть и отдаленно, связаны с вашей семьей. Ваш шурин все может разузнать. Кто-то из ваших родственников наверняка слышал об этом или видел нечто поразившее его воображение. Своим упорством вы добьетесь своего и узнаете, где ее прячут.
— Тогда мы пойдем и освободим Лейлу, — сказал брат девушки.
— На свидание с девушкой пойдут только ее родители. Только отец и мать. Нельзя довести ситуацию до рукопашной, — гнул свою линию отец Александр.
— Поехать на свидание с Лейлой должны и вы, — сказал отец, — ведь вы ее духовник.
Абуна Александр покачал головой:
— Имейте в виду, что свидание может оказаться ловушкой. Согласно закону, перед переходом из христианства в ислам человек должен встретиться со священником. Если Лейла запугана и под принуждением скажет, будто стала мусульманкой после разговора со мной, ее похитители смогут утверждать, что она поступила по закону. Нет, встретиться с ней должны только ее родители.
— А если похитители передумают и свидание не состоится?..
— Это вполне вероятно. Однако по крайней мере мы будем знать, где она и кто ее похитители, и постараемся заставить полицию действовать с учетом добытых нами сведений.
— Что-то мне все это не нравится, — сказал брат Лейлы.
— Думаю, тебе надо умолкнуть и выслушать нашего священника, — сказал отец.
Отец Александр продолжал:
— И еще: мне надо поговорить с теми имамами, с которыми мы поддерживаем хорошие отношения, и посмотреть, не смогут ли они нам помочь. А теперь молитва.
213
С этими словами священник развернул епитрахиль* и, обернув ею руку и ее поцеловав, возложил себе на шею. Когда он стал молиться о спасении жизни похищенной Лейлы, люди в гостиной упали на колени:
— Господи, помилуй нас! Иисус Христос, наш Бог, помилуй нас! Господи, помилуй нас! — Люди повторяли эти слова за пастырем, а тот возносил мольбу: — Бог мира, Святой Бог Израиля, ради нашего спасения наставляющий нас оставаться на месте и ждать! Наша крепость в уповании на Тебя! Просим Тебя: силой Своего Духа вознеси Свою дочь Лейлу и поставь ее перед Собой, чтобы она успокоилась и познала Тебя как Бога. Во имя Твоего Сына Иисуса Христа, аминь.
Все хором откликнулись:
— Аминь.
♦ ♦ *
Справа и слева по ходу движения открывались поля, через каждые две мили в окнах машины мелькали селения. Оказавшись в городском предместье, Бутрос и брат Андрей свернули на проселочную дорогу. Здесь почти все было как прежде. На фоне этой безмятежной, идиллической картины единственным исключением выступала высокая кирпичная стена вокруг участка земли размером в пять акров, о которой брат Андрей молился несколько лет назад. Охранник с винтовкой за спиной открыл ворота и, отдав честь, пропустил машину на территорию учебного городка. Тотчас слева по ходу движения брат Андрей увидел парней, увлеченно гоняющих мяч, и нескольких весело наблюдающих за их игрой девушек. Позади футбольного поля на берегу канала высилось двухэтажное кирпичное здание. По правую руку брат Андрей увидел, что значительная
* Епитрахиль — своего рода шарф, одно из богослужебных облачений священника, символ его благодати.
214
часть земли была под плугом, а под навесом в дальнем углу участка добывали себе пропитание куры с выводком цыплят.
— Добро пожаловать в учебный центр «Логос», — сказал Бутрос брату Андрею, когда оба вышли из автомобиля. Голландскому проповеднику предстояло принять участие в официальном открытии центра и решить вопросы завершения строительства приюта, запланированного с целью укрепить молодежное служение в регионе. — У нас появилось многое, чего вы не видели во время своего прошлого посещения этих мест, не так ли? Молодежь развлекается, а их будущие наставники учатся.
Брат Андрей неторопливо наблюдал за открывшейся ему картиной. В течение года с лишним он содействовал Бутросу, сообщая друзьям на четырех континентах о необходимости капитальных вложений в строительство этого учебного центра.
Бутрос провел брата Андрея по новому корпусу, на втором этаже которого расположились спальные помещения, рассчитанные на два десятка человек. В конце коридора была квартира, в которой брата Андрея приветствовала Надира на сносях и держащийся за мамино платье Томас.
— Когда в центре осуществляется какая-то учебная программа, мы живем здесь, — пояснил Бутрос. — Со временем мы наймем управляющего комплексом. Он со своей семьей будет жить в этой квартире. — Внизу была кухня с примыкающей к ней небольшой столовой, несколько классных комнат и большой конференц-зал. — Текущий учебный слет церковной молодежи — уже третье по счету учебное мероприятие из проведенных в новом корпусе, — заметил Бутрос. — На первом мероприятии мы за четыре недели провели курс подготовки восемнадцати молодежных руководителей. Они учились искусству понимания и истолкования Библии, мастерству чтения проповеди, развивали навыки руко-
215
водства церковной общиной, а также пастырскому попечению церкви. По завершении слета мы каждому его участнику подарили по экземпляру прекрасно изданной Библии на арабском языке. А две недели назад мы выдали дипломы нашему первому выпуску преподавателей. По этой программе двенадцать человек прошли методическую подготовку по обучению неграмотных чтению и письму. Они будут трудиться инструкторами в центрах «Аль-Калимы», которые мы планируем открыть по всей стране. «Аль-Калима» — название нашей первой зарегистрированной общественной организации.
— Как вы подбирали будущих преподавателей?
— Все они прихожане наших церквей. Мы ищем добровольцев, и по большей части это старейшины — люди, которые работали учителями или имеют необходимое образование и пригодны к такому служению. Чтобы их найти, мы связывались с их пасторами.
Прозвенел звонок, и около полусотни разгоряченных и взволнованных подростков заполнили конференц-зал, к ним присоединились еще десять молодежных руководителей. Брат Андрей обратил внимание на то, что в зале было сто мягких стульев с подлокотниками.
— Какая прекрасная мебель, — заметил он.
— Да, нам хочется сделать это место удобным для работы, — радостно пояснил Бутрос. — Организованная должным образом производственная среда очень важна в процессе обучения. Однако мы понимаем и то, что сделанная руками лучших мастеров мебель прославляет Бога. Мы хотим, чтобы наши ученики возносили свои молитвы Богу и Ему же посвящали свою учебу.
Первые пятнадцать минут встречи были отданы молебну. Брату Андрею было приятно видеть воодушевленные лица молодых людей, и он невольно подумал: «Вот они-то и есть надежда своей церкви и родины!»
О
216
После того как Бутрос представил важного гостя, брат Андрей обратился к залу с такими словами:
— В последнее мое посещение на этом месте было незасеянное поле. Теперь, с удовлетворением глядя на поразительные перемены, я не могу не вспомнить об одной метафоре, которая в данном случае представляется мне уместной. Мы приходим к Богу ни с чем, и тогда Бог одаривает нас всем необходимым для жизни и благочестия. — Опорным библейским текстом для своей проповеди брат Андрей избрал Второе послание Петра. Держа в руках Библию, он спросил аудиторию: — Каков наш начальный ресурс? Апостол Петр пишет, что Бог даровал нам великие и драгоценные обетования, и мы с моим другом Бутросом согласны в том, что в основание всего, что здесь созидается, будет положено Божье Слово. Посредством Иисуса и Божьего Слова вы стали сопричастными Его божественной природе. На этом основании вы начнете старательно воспитывать свой христианский характер. Покажите в своей вере добродетель, в добродетели — рассудительность, в рассудительности — воздержание и так далее вплоть до братолюбия и любви*. Все это сделает из вас людей, способных служить своей церкви, своему обществу и в более широком смысле — а почему бы и нет? — всему свету. Главное — постичь, что оправдание или неоправдание высокого звания христианина отныне зависит от вашей доброй воли и должного выбора. Христианами ведь не рождаются! Теперь вы будете поверять свои поступки, привычки и характер тем, что Иисус отдал Свою жизнь за вас. Поистине посвятить свою жизнь Иисусу и людям — великое призвание молодых. Именно это придает сил и мне. — Поскольку молодежь и ее руководители слушали эту проповедь с неослабным вниманием, брат Андрей, вдохновленный увещеванием Тимофея апостолом
♦ См.: 2 Пет. 1:4-7.
217
Павлом, призвал их наставлять других верных: — Теперь вы многому научились. Прошу вас после отъезда отсюда научить ближнего тому, чему научили здесь вас. Пусть каждый научит ближнего! Того количества людей, которое присутствует в зале, вполне достаточно для начала цепной реакции, которая пойдет по всей стране и за ее пределами на всем Ближнем Востоке. Раньше я часто призывал не проклинать тьму, но зажигать свечу. То же самое я хочу сказать и теперь: вы и есть та свеча, от которой воспламенятся души ближних. Вы можете возразить, дескать, от меня будет мало толку. Но я говорю вам: чем гуще тьма, тем проще в ней увидеть огонь. И если каждый из вас воспламенит другую свечу, в мире станет светлее, ибо ярче засияет Иисусов свет*.
После молебна со словом приветствия выступил отец Александр. Но прежде он по арабскому обычаю обнял брата Андрея и расцеловал его в обе щеки.
— Спасибо за оказанную нам помощь, — сказал он.
— Помнится, когда мы встретились с вами в первый раз, вы говорили о молодежи вашей общины.
— В церкви св. Марка около двадцати подростков, которые раз в год целиком прочитывают Библию. Со мной в этом приюте таких четверо.
Вопреки добрым словам отца Александра брат Андрей почувствовал в его голосе глубокую печаль.
— Все ли благополучно в вашей церкви? — попробовал разобраться он.
— Мы укрепились в Духе, но сильно страдаем. Несколько месяцев назад похитили одну прекрасную девушку из нашей общины. Если бы не это обстоятельство, сегодня она была бы с нами. Прошу вас, молитесь о ней. Пожалуйста, молитесь и обо всех нас.
* См.: «...что слышал от меня при многих свидетелях, то передай верным людям, которые были бы способны и других научить» (2 Тим. 2:2).
218
* * ♦
Лейлу одели в черную абайю, так что были видны только ее глаза. Девушка отчаянно старалась взглядом передать матери все, что не могла выразить ей словами. Мать пыталась в глазах дочери прочесть обуревавшие ту чувства. Был ли это страх? Определенно. Печаль? Разумеется. Воля к сопротивлению? Быть может, но уже совсем слабая. Как долго в этом положении сможет сопротивляться ее дочь?
Отец Лейлы едва сдерживал гнев. Он последовал совету Абуны Александра и через своего шурина узнал, что его дочь прячут в каком-то селении в двенадцати милях от Сук аль-Хамиса. Как и думал священник, по словам шурина выходило, что похищение Лейлы — дело рук одного из их дальних родственников. Отец девушки, однако, своему шурину не доверял и потому считал, что этот дальний родственник к похищению его дочери никакого отношения не имеет. Когда родители Лейлы связались с семьей, в которой прятали похищенную, им было сказано, что она не желает их видеть. Но отец упорствовал, настаивая на свидании с дочерью, дескать, с тем чтобы удостовериться в ее благополучии.
И вот родители Лейлы получили возможность встретиться со своей дочерью в небольшом сельском доме. Чувствовали они себя крайне неловко. Два молодых человека стояли по обе стороны их дочери, а третий — за ее спиной. Еще больше народу толпилось невдалеке. О традиционном арабском радушии в этом доме начисто забыли. В забитой людьми комнате не было ни одной женщины.
— Лейла, как ты?— спросил отец.
Лейла решила, что красноречивее всего будет молчание. Она просто кивнула. Ну, что тут скажешь? Что ее истязали, заставляли по четырнадцать-шестнадцать часов в день работать на ферме, а на ночь запирали в хлеву? Ее похитители угрожали ей страшной карой:
219
если она заговорит с матерью и отцом, их могут убить. На нее обрушатся новые жестокие наказания. Она здесь уже столько пережила, что не имела права рисковать.
— Я хочу знать, зачем вы похитили мою дочь, — спросил отец окруживших Лейлу мужчин.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал один из них. — Она пришла к нам по доброй воле. Мой сын, — он указал на стоявшего рядом с Лейлой молодого человека, — привез ее сюда потому, что она полюбила его. Она ему сказала, что хочет стать мусульманкой. Мы наставляем ее в исламской вере.
Лейле хотелось крикнуть, что это не так, но когда отец с ней заговорил, нежно спросив: «Так ли это на самом деле?», она спиной ощутила какой-то острый предмет. Лейла поняла, что должна сказать то, что требуют от нее эти люди. Она почувствовала себя так, словно происходящее не имело к ней никакого отношения и словно кто-то вместо нее дрожащим голосом говорил: «Я приняла ислам. Теперь я иду верным путем».
Глава 18
Четыре месяца спустя
«Восхвалите Агнца Божия!»
Нефы* церкви св. Марка в Сук аль-Хамисе были переполнены людьми. Стены ее содрогались под звуками расположившейся перед алтарем вокально-инструментальной группы из четырех музыкантов и шестерых певцов. Музыка представляла собой странную смесь арабских и западных ритмов. Слова на арабском языке проецировались на экран, хотя молодежь большей частью воспевала хвалу Господу, закрыв глаза и простерев руки к небу. В церкви собрались более двухсот человек, главным образом не старше тридцати лет. Некоторые вместо пения, шевеля губами в молчаливой горячей молитве, сидели на скамьях или стояли на коленях. Почти все молодые люди пришли на богослужение не в традиционной арабской одежде, а в джинсах и свитерах, при этом они молились Богу о своей земле.
Ахмад, Бутрос и Абуна Александр взволнованно наблюдали за этой картиной. После того как городской молодежи, еженедельно собирающейся на трехчасовой молебен, стало тесно в небольшой церкви, отец Александр открыл двери своего храма. Хотя, надо признать
* Неф — часть интерьера, ограниченная с одной или обеих продольных сторон рядом колонн, иногда отделяющих ее от соседних нефов.
221
ся, от стиля подобных богослужений ему было как-то не по себе: он никогда не видел в церкви св. Марка столько народу, если не считать, конечно, праздников Рождества и Пасхи, а также недавних по времени собраний общины. У него сложилось впечатление, что примерно пятая часть собравшихся — это члены его прихода, прочие молодые люди были прихожанами других церквей города. Он обратил внимание на Салиму, сидевшую с закрытыми глазами, слегка приподнятой головой и струящимися по лицу слезами.
Зазвучало музыкальное вступление к гимну «Имя Иисуса превыше всякого имени». За ним последовал гимн на арабском языке о поражении сатаны: «Мы — воители. Мы — победители. Иисус — наш Царь. Мы — воинство Спасителя». Песнопения продолжались в течение часа, людей со временем прибывало все больше и больше, многие спешили сюда после работы.
Постепенно музыка стала стихать, и ведущий богослужение, взяв в руки Библию, обратился к молодежному собранию: «А теперь давайте вместе! Разом! “Осанна! благословен грядущий во имя Господне!. ”»* Собравшиеся ответили одобрительным гулом, сопровождаемым аплодисментами.
От этого шума Абуна Александр вздрогнул, подумав, как бы это воодушевление не потревожило соседей и не привлекло излишнего внимания к его церкви. Между тем, пробираясь с Бутросом к кафедре, он чувствовал, как все его существо охватывает благодарность за видимое проявление того духовного возрождения, которое впервые объединило христиан города, независимо от их конфессиональной принадлежности. Однако это случилось не в одной лишь церкви св. Марка — подобное происходило в городах и селениях всей страны. Уже поговаривали о необходимости проведения всенародного
♦ См.: Ин. 12:13 (эпизод, когда Иисус верхом на осле въезжает в Иерусалим).
222
молитвенного собрания и поста за весь народ. Ради такого собрания Бутрос предложил установить в учебном центре «Логос» громадную палатку.
Ведущий собрания пригласил всех сесть, после чего Абуна Александр выступил с кратким приветствием, а затем представил Бутроса:
— Мне хочется познакомить вас с нашим дорогим братом во Христе. Это именно его несколько лет назад посетило видение, именно перед его глазами встал образ такого собрания, и я очень рад тому, что он сегодня нашел возможность быть вместе с нами.
Бутрос, одетый в хорошо сшитые хлопчатобумажные брюки и темно-синюю сорочку, выступил вперед, обнял отца Александра и перешел к основной части вечернего собрания.
— Чтобы побудить учеников постоянно молиться и никогда не отступать, Иисус рассказывает притчу о «неотступной вдове», — начал Бутрос и предложил тем, у кого были свои экземпляры Библии, вместе с ним прочитать восемнадцатую главу Евангелия от Луки. — Так же и мы, уподобившись «неотступной вдове», вот уже несколько месяцев по понедельникам устраиваем подобные собрания. Наша неотступность означает, что у нас нет иного выбора. Мы любим своих друзей и потому неотступно испрашиваем для них божественного прощения и благословения — для горожан Сук аль-Хамиса, наших соотечественников и всех арабов. Через пророка Исаию Бог говорит: «...Я знаю деяния их и мысли их; и вот, приду собрать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою»*. Верим ли мы в это? Верим! И потому всем христианским миром будем молиться Богу. Будем смелы! Когда Господь явится на Ближний Восток, Он найдет веру, с которой мы просим Его о великом. — Бутрос предложил собравшимся встать и дал им несколько кратких наставле
См.: Ис. 66:18.
223
ний: — Просите Бога подсказать вам правильные слова для молитв, в основу которых будет положена любовь к вашим семьям и вашим друзьям.
Плавно, без резких переходов он приступил к молитве. Все собравшиеся встали и начали в полный голос молиться. Их страсть была убедительнее их слов. Приблизительно минут через десять Бутрос призвал собравшихся молиться в группах по два-три человека.
После долгой молитвы Бутрос пригласил на кафедру Ахмада. Об этом они договорились заранее. Распространяться о новообращенных христианах Сук альХамиса ему не хотелось, но ходатайствовать перед церковью о молитвенной поддержке своих трудов Ахмаду было полезно. Бутрос и Ахмад мечтали о том дне, когда новокрещеные из бывших мусульман и исконно исповедующие Христову веру образуют одно Тело, но это время еще не наступило.
Проповедь Ахмада оказалась короткой, но искренней и трогательной:
— Иисус Христос как словом, так и делом выказывал Свое божественное происхождение. Само Его рождение вдали и от роскоши царского дворца, и от нищеты лачуг и лицемерия иерусалимского храма было необыкновенным. Он по-прежнему остается источником общечеловеческих ценностей, подлинным мерилом истины, равноправия и справедливости. Он все еще повелевает солнцу всходить над бедными, скорбящими, угнетенными и гонимыми. — Бутрос обвел собрание взглядом и увидел такую глубину и такую силу переживания людей, которые ему доводилось наблюдать нечасто. Люди, казалось, относили на свой счет каждое произносимое этим молодым человеком слово. Краешком глаза Бутрос заметил Салиму. Ему показалось, что она смотрит на молодого проповедника с глубоким сердечным волнением. — Иисус говорит: «...идите, научите все народы...»*
См.: Мф. 28:19 (слова из Великого поручения).
224
Всякий человек сотворен по образу и подобию Бога, однако образ Божий в человеке поврежден, искажен, изуродован, и за это ответствен сам человек. Таким образом, человек ответствен за войны, притеснения, нищету, безнравственность и культурную отсталость. Но Иисус никогда не отделял Себя от грешников, мытарей и нищих. Напротив, Он любил их и прощал им. Он избавлял их от рабства, кормил и исцелял. Что касается нас, арабских христиан, то нас окрыляет надежда, способная изменять мир, благовествовать нищим, исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение от рабства и свободу славы Божьих детей. Когда мы получили дар Святого Духа, в наши сердца излилась любовь, и теперь в нас трудится Святой Дух. Жертвенной любви к ближним и прошению врагов мы научились у Христа. Он не просто нас изменил — Он создал из нас новое творение, почитающее ближнего и отвергающее раболепие и тупую покорность.
Прислушиваясь к словам друга, Бутрос еще раз убедился в том, что вернуться в родной город Ахмада призвал Господь. Ахмад ни разу не упомянул о своем мусульманском прошлом, но он ясно сформулировал суть того преобразования, которое в его жизни совершил Христос и которое Он предлагает совершить в жизни любого, кто станет Его последователем. Выступив вперед, Бутрос обратился к собравшимся:
— Давайте завершим наше собрание молитвой о наших родных, друзьях и соседях в Сук аль-Хамисе.
♦ ♦ *
Поздней ночью, уже после молитвенного собрания, Ахмад навестил отца. Встречу организовала его сестра Фара, добившись обещания отца, что тот не причинит вреда Ахмаду. В дверях отец с сыном крепко обняли друг друга, а затем пошли на кухню, где расположились
225
за крохотным столиком, чтобы выпить кофе. Между тем стари к достал сигареты и закурил.
— Мать уснула, — сказал отец. — Она даже не знает, что ты дома.
Фара уверяла Ахмада, что их отец смягчился: «Хворает, знаешь ли, — сказала она, — и стал много курить».
Ахмад часто пытался вообразить себе это желанное мгновение встречи с отцом, но теперь, когда это мгновение в конце концов настало, просто не знал, как ему быть и что делать.
— Я с огорчением услышал от Фары, что ты прихворнул, — сказал он, запинаясь.
Сделав глубокую затяжку, отец согласился:
— Как видишь, расплачиваюсь за свою скверную привычку. Сколько лет твоя мать и сестра настаивали на том, чтобы я бросил курить! А теперь врач говорит, что у меня эмфизема. Однако... — пожал он плечами, — я слишком стар, чтобы менять свои привычки.
— Что тебе велел делать врач?
— Надо бросать курение. Но от этого много толку не будет — эмфизема уже никуда не денется. Тогда вообще к чему бросать?
— Быть может, тогда ты остался бы с нами еще на много-много лет.
— Иншалла, да сбудется воля Всевышнего, я еще увижу своих внуков. Если же нет... — старик пожал плечами.
Фатализм отца мог довести Ахмада до сумасшествия. Вообще фатализм в арабской культуре присущ множеству людей. Если Аллах захочет кого-то погубить, то обязательно погубит, тут уж ничего не поделаешь. Стало быть, надо ли ради избавления от какой-то вредной привычки обрекать себя на дополнительные заботы и тем более на лишения? Ахмад, как верующий в Иисуса, смотрел на это иначе, ибо благодаря Иисусу он был способен изменяться, то есть позволял Святому Духу себя изменять. Взглянув на грустное лицо отца, Ахмад вдруг почувствовал к нему глубочайшую жалость:
226 lU^UL
— Отец, мне очень жаль...
Он сожалел не о том, что в свое время оставил ислам и принял христианство, а о том, как совершил это, поставив отца в трудное положение. Если бы все можно было переиграть, он поступил бы иначе! Неужели поздно все начать сначала и возможности все исправить, явив отцу любовь Иисуса, уже не представится?
Выглянув в окно кухни, отец затушил сигарету и залпом выпил кофе. Не взглянув ни разу в глаза сыну, он сказал:
— Когда ты сидел в тюрьме, у нас побывали агенты тайной полиции «Мухабарат». — Ахмад замер, задаваясь вопросом, что кроется за этим признанием. — Эти гориллы нам хорошо знакомы, — отец выговаривал слова с плохо скрываемой злостью. — Идиоты! Они полагают, будто могут прийти ко мне и запугать. С невозмутимым выражением лица они утверждали, что пытаются всего лишь понять, «каким образом можно помочь вашему сыну». — Он повернул голову и наконец посмотрел на сына: — Тебя в тюрьме били?
— Да, отец. Лучше бы этого не было.
— Ублюдки... — Он снова закурил и снова выглянул в окно.
Ахмада охватили смешанные чувства. Признательность отцу за то, что он не захотел сотрудничать с «Мухабарат», и в то же время страх перед тем, что, объединившись с родичами, отец решит расправиться с ним, но более всего — любовь к отцу, любовь, которой он никогда прежде не испытывал. Это чувство побуждало его неотступно молиться, чтобы отец когда-нибудь познал то, что открылось его сыну. Для этого понадобится немало времени и молитв. Только вот осталось ли для этого время?
— Отец, я хочу вернуться в Сук аль-Хамис, — прервал молчание Ахмад и в ожидании отцовского ответа затаил дыхание.
— Ты хочешь вернуться домой? — спросил отец.
227
— Нет, просто в Сук аль-Хамисе у меня есть возможность открыть небольшое дело. А жить я буду в служебной квартире.
— Какое дело?
— Это будет школа. Будем учить взрослых читать и писать.
Отец сделал пару затяжек:
— Ты что, хочешь меня запугать?
Ахмад не мог понять отца: это был вопрос или угроза.
— Нет, отец, мы будем держаться в тени, — поспешил ответить он.
— Ты всегдалюбил читать, но неужели, обучая людей чтению, можно что-то заработать?
Ахмад улыбнулся:
— На самом деле нет. Однако есть одна общественная организация, которая будет финансировать школу, так что мне положат жалованье. Все будет в порядке.
Отец потушил сигарету и откинулся в своем кресле:
— Тебе надо жениться.
— Да, отец.
— Если хочешь, я могу это устроить. — Ахмаду вовсе не хотелось, чтобы за него его судьбу решал отец, вместе с тем ему не хотелось перечить отцу, и он промолчал. — Подумай об этом, — сказал старик.
— Да, отец, подумаю.
— Когда ты собираешься к нам вернуться и навестить свою мать?
— Скоро.
— Хорошо. Я устал. Мне надо прилечь.
Отец поднялся, и сын снова его обнял, радуясь, что первый шаг к примирению состоялся.
* * *
На следующий день Ахмад и Бутрос больше часа гуляли по улицам Сук аль-Хамиса, обсуждая дело,
228
которое вскоре должен открыть Ахмад. Они посетили сдающееся в наем серое, невзрачное, неприметное среди окружающих домов здание. Над помещением будущей школы находилась небольшая квартира, где могли жить Ахмад, Мустафа и Хасан.
Ахмад и Бутрос уже не раз подолгу говорили о будущей школе. Им предстояло выявить в церквах неграмотных совершеннолетних людей и пригласить их на восьмимесячный курс ликбеза. За это время им полагалось овладеть грамотной устной и письменной речью и навыками счета. Здесь также было решено проводить занятия по здоровому питанию, профилактике различных заболеваний и личной гигиене. Во время обучения предстояло отбирать учащихся, которые при условии дополнительной индивидуальной подготовки и небольших дотаций в дальнейшем смогли бы обучать других неграмотных. Координатором команды в Сук аль-Хамисе будет Ахмад, взявший на себя ответственность за внедрение программ ликбеза в городе. Мустафа и Хасан должны будут посещать селения с христианскими общинами и проводить в жизнь периферийные программы ликбеза.
— Я говорил с Абуной Александром, — делился Бутрос. — Он выявил несколько семей и теперь думает, что сумеет уговорить их пройти курс ликбеза. Чтобы в его программе приняли участие другие церковные общины, он поговорит с пастырями как можно большего числа церквей.
Во время монолога Бутроса Ахмад казался рассеянным. Он осматривался вокруг, будто пытаясь найти утешение в знакомой обстановке родного города.
— На курсы ликбеза надо приглашать любого желающего, а не только избранных в церковных общинах, — заметил он.
— Мы уже говорили об этом, — со смирением ответил Бутрос. — Будь осторожен. Скорее всего, мусульмане не примут того, что наши программы ликбеза
229
основаны на Библии, так что в настоящее время на эти курсы следует допускать только христиан.
— Я знаю, знаю, но мусульмане так далеки от Бога!
В этот момент Ахмад подумал об отце — о его смирении в ожидании смерти. А сколько еще таких, как он? Как этим людям понять, что упование на лучшее будущее следует возложить на пророка Ису?
Прикрыв руками лица, Бутрос и Ахмад некоторое время молча шли в облаках пыли, поднимаемых машинами и гужевым транспортом на конной и ослиной тяге. Молчание нарушил Ахмад:
— Сегодня утром я позвонил сестре. Она интересовалась, как прошла наша встреча с отцом. Но вот что поразительно: она утверждает, что несколько наших родных и друзей желают больше узнать об Иисусе Христе. А вспомни, что и Мустафа, и Хасан рассчитывают встретиться со своими друзьями. Я понимаю, что это Бог привел нас домой. Это Он возделал и утучнил здешнюю почву. И вот мы начинаем сеять, а потом с Божьей помощью начнем пожинать урожай.
— Только ступай осторожно, — заметил Бутрос.
— Я усвоил урок. Мы будем очень осторожны. И все же мы надеемся на то, что вскоре соберем небольшую общину.
Когда они повернули обратно и направились в церковь св. Марка для заключительной перед возвращением в город встречи с отцом Александром, Бутрос поднял еще один вопрос:
— Друг мой, у меня есть проблема, причем очень важная. Эту проблему нам следует с тобой обсудить. — Ахмад бросил вопросительный взгляд в сторону Бутроса. — В Библии сказано, что нехорошо человеку быть одному*. Мы поговорили с Абуной Александром и пришли к выводу, что тебе не обойтись без помощи в служении. Одному тебе с ним не справиться.
♦ См.: Быт. 2:18.
230
— Какая еще помощь? Я не один — со мной Мустафа и Хасан.
— Я говорю о той помощи, которую я, например, получаю от своей жены Надиры.
— О, мне бы тоже хотелось такой помощи. Очень хотелось бы. Ты кого-то конкретно имеешь в виду?
— Мы и этот вопрос обсудили с Абуной Александром и считаем, что Салима будет тебе хорошей женой.
— Ты говоришь о девушке, которая живет у священника?
— Точно.
— Я заметил ее вчера на вечернем молитвенном собрании.
— Тогда тебе самое время познакомиться с ней.
♦ ♦ ♦
На своей памяти Ахмад еще никогда в жизни так не нервничал. Напротив него, опустив глаза на сложенные на коленях руки, сидела Салима. Бутрос едва сдерживался, чтобы не улыбнуться переживаемому этой парой чувству неловкости.
Салима была подготовлена к этой встрече отцом Александром и его женой Наур, но теперь она чего-то побаивалась. Ей понравилась проповедь Ахмада, и сам он показался ей добрым человеком, но она скучала по своим родным и близким, ей страшно не хватало их причастности к предстоящему ей решению. И все же что ей теперь делать? Она больше не может жить в доме священника, так что единственный выбор в мусульманской среде — это замужество. Она чувствовала себя как в западне, но в то же время верила этой дорогой ей супружеской паре в том, что они принимают близко к сердцу ее интересы.
Теперь Салима сидела и смотрела на этого молодого человека. Он казался ей красивым, но какова его душа? Она знала, что этот парень дорого заплатил за право
231
следовать за Иисусом Христом. Может быть, это обстоятельство их как-то сблизит, но достаточно ли этого, чтобы стать супружеской парой? Она так мало его знает! Хотя, конечно, львиная доля браков в этой стране заключается так, что женщина знает о своем суженом еще меньше, чем она знает об Ахмаде.
Между тем отец Александр толковал о трудностях, с которыми столкнутся, если поженятся, эти двое:
— В глазах правительства вы оба мусульмане. Никто из вас не сменил свое удостоверение личности, не правда ли?— Оба кивнули. — Конечно, нет. Сменить удостоверение личности почти невозможно, если ты не перешедший в ислам христианин. С другой стороны, у вас не будет проблем с получением разрешения на вступление в брак. Его намного труднее получить, когда по удостоверениям личности вы исповедуете разные религии. — Есть еще одна проблема... — оба взглянули на священника. — Даже не знаю, стоит ли прямо сейчас поднимать этот вопрос, хотя вам так или иначе, прежде чем вы поженитесь, придется задуматься об этом. Ваши будущие дети будут считаться мусульманами. Вам следует подумать, как справиться с этим обстоятельством.
Задумавшись над словами священника, Ахмад и Салима молчали. Наконец Ахмад сказал:
— Мне хочется, чтобы наши дети воспитывались в христианском духе. Это очень важно.
— В вашем доме, разумеется, ваши дети будут воспитываться в христианском духе. Но что же будет, когда они пойдут в школу? Если они будут носить христианские имена, а в удостоверениях личности они будут записаны как мусульмане, учителя станут задавать им вопросы. И еще: как сложатся их отношения со сверстниками?
Своими узкими ладонями Салима закрыла лицо, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
— Послушайте, я вовсе не желаю отговорить вас от брака, — сказал отец Александр. — Мне только хочется,
232
чтобы вы знали, как вам будет непросто. Готовых ответов у меня нет, но вам лучше обсудить эти проблемы теперь, чтобы увереннее действовать потом.
— Ты поддерживаешь какую-нибудь связь с родными? — спросил Бутрос у Салимы.
Салима покачала головой. Подняв глаза, она сказала:
— У меня есть тетя и дядя. Я с ними разговаривала по телефону. Они не очень близки с моими родителями, вот я им и позвонила, чтобы установить хоть какие-то отношения с родными. Говорили они со мной тепло, сочувственно.
— А что у тебя? — обратился Бутрос к Ахмаду.
— Думаю, что теперь, по возвращении в Сук альХамис, проблем у меня с заключением брака не будет. Отец уже расспрашивал меня о нем.
— Это снимает сразу несколько вопросов, — заметил священник. — Брак может спасти репутацию обеих семей.
Немного подождав, Бутрос кротко спросил:
— Ахмад, хочешь ли ты взять в жены Салиму?
Ахмад взглянул на сидящую напротив него Салиму. «Какая симпатичная девушка», — подумал он. Но в Салиме было нечто более важное, чем просто внешняя привлекательность, — она дорого заплатила за свою веру в Иисуса Христа. Ахмад заметил ее на богослужении — он обратил внимание на то, с каким чувством она пела гимны и молилась.
— Если Салима пожелает, то я сочту за честь стать ее мужем.
— Салима, хочешь ли ты стать женой Ахмада? — спросил Бутрос.
Не зная, что и сказать, Салима молчала. Из-за ужасного одиночества и печали ей очень хотелось выйти замуж, но Ахмад... Она его едва знала. В то же время она верила в то, что эти двое, Бутрос и отец Александр, не посоветуют ей худого. Ах, если бы здесь была ее мама!
233
Наур, жена отца Александра, к ней добра, но заменить родную мать никто не может. Наур почтительно относится к решениям Абуны Александра, и, право же, Салима не может с ней открыто обсуждать этот вопрос. Решение о замужестве она должна принять сама. Разумеется, можно дать отрицательный ответ, но что потом? Как сложится ее жизнь без мужа?
В знак согласия Салима кивнула.
— Тогда нам надо подумать о венчании, — предложил Ахмад.
— Ахмад, ты теперь среди своих, — отозвался отец Александр, — значит, сначала подумай с родными о традиционной мусульманской свадьбе. Пусть ваш брак будет официально признан государством — венчание мы проведем потом. Его детали мы обсудим с Бутросом.
Бутрос взглянул на Салиму и увидел на ее щеках слезы:
— Ты и в самом деле уверена, что хочешь за него замуж? Никто ведь тебя не принуждает... — молвил он и замолк, не зная, что еще сказать.
Девушка тыльной стороной руки вытерла слезы и сказала:
— Кто-то должен поговорить с моими родителями. Это все, о чем я вас прошу.
Глава 19
Две недели спустя
В столичный ресторан Ахмад с отцом явились в назначенное время. Ахмад был в костюме с галстуком, его отец — в своей отбеленной и накрахмаленной по случаю лучшей джалабийе.
Некоторое время спустя к ним подошел и представился некий человек.
— Меня зовут Хусейн, я дядя Салимы, — сказал он.
Эта новость удивила и Ахмада, и его отца:
— Но мы надеялись поговорить с отцом Салимы, — сказал Ахмад.
— Прошу вас, запаситесь терпением, — ответил Хусейн. — Мой брат уговорил меня его представлять. Так нам будет проще договориться.
Заказав кофе с финиками, Хусейн попросил Ахмада рассказать о себе. Ахмад, осмотрительно избегая подробного изложения своего духовного опыта, рассказал о себе то, что считал нужным. Он и понятия не имел о том, как может отреагировать на его слова Хусейн, к тому же ему не хотелось обижать отца. Хусейн выслушал Ахмада совершенно спокойно, словно знал о нем намного больше того, в чем счел нужным ему открыться Ахмад.
Когда Ахмад заговорил об общественной организации «Аль-Калима», Хусейн его перебил:
235
— Какое жалованье вам положено на этой работе?
Ахмад назвал размер своей зарплаты и добавил, что ему предоставлена служебная жилплощадь — квартира над офисом общественной организации в Сук альХамисе. Когда Ахмад закончил говорить, Хусейн долго на него смотрел, пытаясь не просто оценить слова Ахмада, но и усугубить ту неловкость, которую в этой ситуации явно испытывал молодой человек.
Отец Ахмада нервно курил сигарету за сигаретой и все время молчал.
Наконец Хусейн обратился к старику:
— Мой брат считает, что этот брак может облегчить положение наших семей. — Отец Ахмада, соглашаясь, кивнул. — Вы поймите, мой брат не желает встречаться со своей дочерью. Договариваться с вами о деталях церемонии он поручил мне. Я буду на свадьбе представлять семью Салимы и подпишу необходимые бумаги. После этого Салима для отца — отрезанный ломоть.
— Я понимаю, — сказал отец Ахмада.
— Готовы ли вы выкупить невесту?
— Конечно, — ответил он и объявил размер выкупа.
Понятно, названная сумма была гораздо меньше той, на которую в обычной ситуации могла рассчитывать женщина из такого знатного рода, однако обсуждаемая ситуация была явно необычной.
— Мой брат настаивает на том, что в случае развода весь выкуп по брачному контракту должен поступить в распоряжение Салимы.
— Никакого развода не будет, — сказал Ахмад.
— Тем не менее это одно из наших условий. Выкуп за невесту вы положите на отдельный счет в банке, причем распоряжаться вкладом сможет только Салима.
Пока старшие говорили, Ахмад размышлял о будущей жене и о том, какую защиту ей обеспечивает ее род. Он понял, что почти ничего не знает о Салиме. Ясно, что она родом из семьи намного более богатой, чем он сам, так что в обычных обстоятельствах он, скорее
236
всего, никогда бы с ней не встретился и, разумеется, не имел бы шансов жениться на ней. Однако Бог — и Ахмад был в этом совершенно уверен — позволил им встретиться. Он слышал о случаях, когда ради спасения чести благородного семейства виновных девушек убивали. Подобное могло случиться и с Салимой. Сердце Ахмада возликовало от того, что она осталась в живых и теперь ему предстоит ее любить и защищать.
Когда было закончено обсуждение условий заключения предстоящего брака, Хусейн снова обратился к Ахмаду:
— Желаю моей племяннице и тебе жить счастливо, без забот. Ты пойми меня: я не нахожу того, что творится, нормальным — просто я вынужден следовать указаниям своего брата. Он по-своему любит Салиму, и создавшееся положение представляется ему более серьезным, чем нам стобой. Салима отвергла ислам и навлекла позор на весь род. Если она не вернется домой и не станет правоверной мусульманкой, то ко всему, что было сказано, нечего добавить. С этого момента просим держаться подальше от нашей семьи. Никаких отношений с моим братом! Даже не пытайтесь! Ты меня понял?
Ахмад кивнул. Из этой безжалостной нотации он понял, что Салиме никогда не свидеться со своей семьей. Разве только благодаря Божьему чуду?
Месяц спустя
В городе Сук аль-Хамисе было несколько небольших кофеен, в которых горожане могли отдохнуть и обсудить свои проблемы за кальяном, чашечкой кофе и партией в нарды или домино. Чтобы найти подходящих молодых людей, с которыми можно было бы затеять беседу, Ахмад бывал в большинстве таких мест, не забывая посещать и местную библиотеку. Когда у него не было работы в офисе или предсвадебных забот, он любил заходить туда в дневные часы и беседовать об
237
Иисусе Христе. Он знал, что Святой Дух, утучняя почву к принятию Божьего слова, трудится во множестве сердец. Повсюду на его родине избранные вразумлялись видениями и сновидениями, переживали исцеления, внимали зарубежным христианским радиостанциям и смотрели христианские телепередачи, но все без исключения эти люди должны были встретить кого-то, в ком обитал Иисус. Им нужен был человек, способный истолковать Его уникальность и указать на бесподобную Книгу, в которой повествуется о действии на протяжении всей человеческой истории Божьей благодати.
«Кто кого должен ожидать — мы Иисуса или Иисус нас, грешных людей ? Направит ли Господь сердца взыскующих на ожидание Христа?Или, быть может, Христос Сам ожидает наших шагов навстречу Ему? — Ахмад постоянно размышлял о нуждах своих соотечественников. Когда же он молился о Сук аль-Хамисе, городе, в котором прожил первые восемнадцать лет своей жизни, его охватывало не меньшее смятение. — И кажется, что вид этого города не только порождает во мне душевную смуту, но также гневит Небесного Отца, однажды восклицавшего устами Иисуса Христа, плачущего об Иерусалиме*. Небесный Отец и доныне восклицает устами семи тысяч человек, которые не преклонили колен перед Ваалом **,и тех, кто обул ноги в готовность благовество-вать мир, избавление из рабства и любовь***. Но как же ужасает меня вопрос: “Кто кого должен ожидать?”»
Так в чьих же сердцах утучняется почва к принятию Божьего слова? «Господь, укажи мне того, кто взыскует Тебя!» Так каждый день, заняв свободный столик в
* См.: «...о, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за тд, что ты не узнал времени посещения твоего» (Лк. 19:42-44).
** См.: Рим. 11:4.
♦♦♦ См.: Еф. 6:10-15.
238
кофейне, молился Ахмад. Зачастую он ощущал себя голубем среди аспидов. «Ты говорил: “Вот, я прошу Тебя, даруй мне того, кто взыскует истину, того, кто ищет Тебя, даже если он этого не знает Заметив за чтением газеты одинокого человека, Ахмад в одном случае мог спросить его, уж не такая-то и такая-то статья привлекла его внимание, а в другом, упомянув событие районного масштаба вроде последней лекции об исламе, поинтересоваться, не пришлось ли ему оказаться на той лекции.
Некоторые, поговорив с Ахмадом, возвращались к своему кофе и газете либо, сославшись на дела, уходили. Других же, которые были не прочь поговорить, Ахмад спрашивал: «Как вы думаете, почему очень многие покидают ислам?» В зависимости от полученного ответа Ахмад говорил: «Вы ведь читали только Коран, но если мы сравним Коран и Инджил, то не исключено, что вы поймете, почему христиане не становятся мусульманами».
На этом месте разговор обычно либо прерывался, либо переходил на более высокий уровень. Бывало, что Ахмад находил тех, кто соглашался заглянуть глубже. Зачастую он дарил им карманный экземпляр Евангелия от Луки на арабском языке с рассчитанным специально на мусульман комментарием. Эти томики он получал из общества «Библейский форум».
Ахмад воспрял духом, увидев отклик в сердцах своих ближайших родственников. Его сестра Фара обратилась к Христу вскоре после его возвращения в Сук альХамис, и ее муж тоже стал интересоваться христианством. Фара рассказала Ахмаду о том интересе к Исе, который начали проявлять его племянники.
Однажды в лице зашедшего в кофейню человека Ахмад узнал знакомые черты. В свою очередь и этот человек, пока искал свободный столик, признал в Ахмаде давнего знакомого. Оба тепло поздоровались друг с другом, Ахмад пригласил приятеля за свой столик и распорядился насчет чая.
239
— Саид, сколько же мы не виделись! Как я рад тебя видеть!
— Я часто задавался вопросом, где ты теперь и что с тобой, — ответил Саид. — Ходили, знаешь ли, всякие слухи.
— Что за слухи?
— В общем, вроде ты сошел с ума, — Саид покрутил указательным пальцем у виска. — Говорят, ты отрекся от ислама и теперь веруешь в трех богов.
— Не следует верить всему, что слышишь. Я верую в единого Бога.
Когда принесли чай, Саид сделал глоток и, взглянув на старинного приятеля, спросил:
— Так что же на самом деле с тобой сталось? Почему ты бежал из Сук аль-Хамиса?
— Мне надо было уехать, чтобы поразмыслить и принять кое-какие решения.
Отделываясь столь неопределенным ответом, Ахмад со свойственной ему проницательностью поглядел на друга. «Господи, что же мне ему сказать? Ищет ли он истину? На душе у него, кажется, мир», — подумал Ахмад и рискнул:
— Скажи-ка, о чем ты думаешь, когда сопоставляешь Коран и Библию? Как нам реагировать на веру христиан?
— Я знаю, как! Нанесенным крепкой рукой ударом сабли, пулей да прикладом, — зашелся от смеха Саид.
Ахмад поморщился, перехватив любопытствующие взгляды ближайшего окружения.
— Так давай победим их... — сказал он спокойно.
Так же просто и скоро, как пришла, улыбка слетела с лица Саида. Он настороженно наклонился вперед и спросил:
— Ты читал их Книгу?
— Читал.
— И что же ты из нее узнал? Иудеи с христианами исказили наше Писание, так?
240
Ахмад взглянул прямо в глаза Саида, пытаясь определить, был ли он человеком, взыскующим истину, или потенциальным предателем, и снова принял решение:
— Если позволишь, то я попробую образно изложить тебе свою мысль. Ислам напоминает мне упавшую в колодец лягушку. — На лице Саида отразилось смущение и любопытство. — Предположим, в этот колодец падает другая лягушка. Родом она из моря-океана и потому говорит первой лягушке: «Что ты делаешь в этом местечке?» Первая лягушка на это обижается. Она спорит и настаивает на том, что просторнее ее колодца на свете ничего нет. Однако вторая лягушка точно знает, что первая ошибается, ведь она видела море.
— И все-таки что общего у ислама с лягушкой в колодце?
Ахмад наклонился ближе к Саиду и почти шепотом договорил:
— Ты знаешь, что девяносто процентов Корана содержится в Библии, но Библия намного больше? Бог как море, а Коран взят из этого моря.
— Однако христиане говорят, что у Бога был Сын. Но у Бога не может быть Сына.
— Саид, у тебя есть сын?
— Еще нет. Я женился только в прошлом году, и теперь моя жена на сносях. Иншалла, скоро у меня родится сын.
— Однако у тебя полно племянников. Как в вашей семье обращаются к детишкам? — Саид насупился. — Разве сына своего старшего брата ты не называешь «сынок», хотя на самом деле он тебе не сын, а племянник? Мой друг, я исследовал обе Книги. Я сравнил учения, изложенные в Коране и Инджиле, и понял, что подобного Иисусу, кроме Бога, нет. Единственное, что нам остается, это признать, что Иисус — Бог.
Саид отвел взгляд, притворяясь, будто его интересуют прохожие на улице. Не оглядываясь, он сказал Ахмаду:
241
— Правду про тебя говорили: ты безумец.
С этими словами он поднялся и вышел из кофейни.
Шесть недель спустя
Свой новый дом — крошечную квартиру над офисом Ахмада — Салима впервые увидела поздно вечером. Накануне Мустафа и Хасан освободили помещение, а сами переехали в соседние селения, где приступили к основанию филиалов организации «Аль-Калима». Подумав о том, что Салима когда-то жила в роскоши, Ахмад вдруг засмущался и сказал:
— Эх, квартирка-то наша неказиста, но, я надеюсь, ты превратишь ее в уютное гнездышко.
Салима промолчала, и Ахмад отстранился, чтобы дать ей возможность осмотреться. Этот день с утра выдался необычным. Ахмад был в накрахмаленной джалабийе, Салима — в белом поразительно элегантном туалете. Для совершения простого свадебного обряда они отправились в мечеть его отца. Здесь имам трижды спросил Ахмада: «Ты хочешь взять в жены эту женщину?» Ахмад трижды подтвердил свое намерение: «Да, хочу». После этого Ахмад подписал брачный договор. Вслед за ним дядя Салимы, выступавший в роли опекуна, расписался вместо ее отца. И, наконец, когда еще двое присутствующих расписались как свидетели, имам провозгласил: «Во имя Аллаха всемилостивого и милосердного объявляю вас мужем и женой!»
В мечети дядя и тетя Салимы поздравили новобрачных и вскоре уехали. Все остальные отправились в дом к родителям Ахмада, куда прибыл весь его клан. Свадьбу отметили, как положено, — все с чувством обнимали Ахмада, словно он никогда не покидал отчий дом, и вежливо поздравляли Салиму.
Сестра Ахмада Фара добивалась большего, всячески побуждая Салиму почувствовать себя частью их с Ахмадом семьи. Салима едва сдержала слезы, когда
242
Фара нежно ее обняла и сказала: «Теперь ты стала мне сестрой, дорогая». Потом обе спрятались в самой дальней комнате и там наговорились. Когда минут через пятнадцать они вернулись к столу, Салима уже улыбалась.
Было заметно, что к вечеру Салима почувствовала явное облегчение. Теперь она домовито обследовала их крошечную спальню, заглянула и в стенной шкаф. Сестры из церкви св. Марка под началом жены Абуны Александра уже повесили в шкаф одежду Салимы и расставили на комоде свежие цветы. Зайдя на кухню, она нашла полки, набитые свежими овощами и фруктами, а в холодильнике — два килограмма куриных тушек.
— Приготовлю-ка я свадебный ужин на двоих, — сказала она.
— Я не хочу есть, — сказал Ахмад.
— Да и я тоже не хочу, — призналась Салима.
Ахмад запустил руку в холодильник и извлек оттуда пакет с соком манго:
— Пойдем наверх и выпьем за наше будущее.
Прихватив два бокала, они поднялись по лестнице на плоскую крышу. Здесь, в висячем саду, Ахмад поставил большие горшки с цветами и круглый столик с двумя стульями. Солнце уже давно село, наступила безлунная ночь, и множество звезд в безоблачном небе являли собой величественную картину.
Салима подняла глаза и глубоко вздохнула. Из соседского сада потянуло сладким ароматом жасмина. Впервые за этот день Ахмад увидел, что наконец-то его жена слегка расслабилась и улыбнулась. Закрыв глаза, она молвила:
— У нас в саду всегда разводили жасмин. Иногда я поднималась наверх, чтобы срезать несколько побегов и поставить их у себя в спальне, и, засыпая, вдыхала его аромат.
Салима перестала говорить, и глаза ее наполнились слезами: ей подумалось, что она, наверное, уже никогда не увидит этого сада.
243
Ахмад выдвинул один из стульев, усадил на него жену и, налив два бокала сока, сел напротив нее.
— «Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем»*, — продекламировал он.
— Как прекрасно сказано! — воскликнула Салима. — Кто написал эти стихи?
— Это библейские стихи из свадебной песни царя Соломона. Ты любишь поэзию?
— Мне нравится хорошая арабская поэзия.
— В честь этого дня я выучил наизусть одно небольшое стихотворение, — сказал Ахмад. Салима посмотрела на звезды, а Ахмад глубоко вздохнул и добавил: — Это стихотворение поэта-суфия Джалаладдина Руми, называется оно «Алхимия счастья».
Ты к нам приходишь из мира иного, Что за гранью вселенной, за звездами, Несказанно прекрасный, святой, запредельный Носитель любви, дух врачующей, лечащей раны.
Земную тщету, преходящие нужды, печали Пред ликом Своим Ты низводишь в ничто, Ты — отрада раба и его господина, свет очей И халифа, и подданных.
Ты — Алхимик, на земле и на небе В сердце всяком огнь любви зажигаешь, Ты заполняешь Собой средостенье, и тлен облекаешь В нетленье, и падшее вновь освящаешь.
По щекам Салимы заструились слезы.
— Как это красиво, — вот и все, что она могла сказать.
Ахмад, взяв жену за руки, нежно прошептал:
См.: Песн. 8:7.
244
— Салима, я тебя люблю.
Потупив взор, Салима тихо возразила:
— Ноты едва меня знаешь, Ахмад. Как же ты можешь утверждать, что любишь меня?
— Потому что любить тебя — такова моя воля. — Салима удивленно взглянула на Ахмада, но он продолжил: — «Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих...»* Эти слова также из Библии, из Книги Песни Песней. Я хочу, чтобы наша любовь прославила Бога, ведь это Он возлюбил нас и даровал нас друг другу. Цель нашей свадьбы — узаконить наши отношения в глазах власть предержащих, но через два дня у нас будет другая церемония — исполнение христианской заповеди, когда мы с тобой перед лицом Господа заключим завет. Если ты, конечно, не против, я хочу обождать... мы вовсе не обязаны исполнить свой супружеский долг прямо сейчас, ведь мы еще не заключили завета. Ты согласна со мной? — Салима кивнула. — Я делаю это в знак любви к тебе и к Богу.
— Ахмад?..
В том, как она произнесла его имя, послышалось не только смирение, но и настойчивая просьба. С внутренней дрожью Ахмад ответил:
— Да, говори.
Глядя в великолепное ночное небо, словно наблюдая там райскую обитель Господа Бога, Салима начала говорить:
— Мне с детства нравилось мечтать о свадьбе и думать о том, как на ней рядом со мной будут моя мама и сестры, тетушки и племянники с племянницами. — Стараясь скрыть слезы, она продолжила: — У нас всегда были веселые семейные празднества. Глядя на мать и то, с каким чувством она встречала появление на свет моих племянников и племянниц, я мечтала видеть ее со
См.: Песн. 4:9.
245
мной и тогда, когда я буду рожать своих детей. — Салима умолкла, Ахмад тоже молчал, не зная, что сказать. Она взглянула ему в лицо и, почти взмолившись, прошептала: — Ты все, что у меня есть. Теперь ты для меня — вся моя семья. — Стараясь разубедить Салиму, Ахмад стиснул ее руки. — Станешь ли ты моей опорой? Могу ли я рассчитывать на тебя в шторм и бурю? Будешь ли ты... — она опустила голову и расплакалась.
— Успокойся, я с тобой. Я буду с тобой до конца.
Что он еще мог ей сказать? К тому же он ничего не преувеличивал — он говорил от всего сердца.
**♦
Актовый зал учебного центра «Логос» был украшен цветами, в центральном проходе лежала белая ковровая дорожка. Рядом с Ахмадом стояли шаферы — Хасан и Мустафа, подружкой невесты была Фара. Несколько первых рядов занимали прихожане церкви св. Марка. Наур, жена отца Александра, сидела в первом ряду, исполняя роль гордой матери новобрачной. В течение нескольких недель она готовила Салиму к свадьбе, рассказывая ей о браке то, что рассказала бы ей дома родная мать.
Бутрос прочел отрывок из Послания к Ефесянам: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа»*.
Обратив взор на стоящую перед ним пару, он сказал:
— Христианский брак есть уникальная крепость, поскольку это образ наших отношений со Вседержителем. Сегодня вы заключаете не земной союз, который легко может быть расторгнут. Согласно шариату, супруг
См.: Еф. 5:31-33.
246
может три раза сказать слово «развод», и процедура развода будет считаться завершенной, а брак — расторгнутым. У нас не так! Сегодня вы вступаете в союз перед Богом, и этот союз нерасторжим, поскольку он освящен кровью — кровью нашего Господа Иисуса Христа. Тимофей, заклинаю тебя: люби Салиму так же, как тебя возлюбил Христос. Но как Он возлюбил тебя? До самой смерти. Он пролил Свою кровь, чтобы ты мог иметь в Нем жизнь вечную. У тебя теперь новое имя — Тимофей, поскольку ты теперь — новое творение. Ты должен выказывать обретенную тобой новую жизнь во Христе, прежде всего свое рождение свыше, любя свою жену так, как Христос возлюбил тебя — даже до смерти. Салима, заклинаю тебя: почитай мужа и повинуйся ему. Ты должна быть покорна ему, как ты покорна Иисусу Христу, но не потому, что твой муж совершенен, как Иисус Христос, а потому, что на нем лежит ответственность любить тебя по примеру Иисуса Христа. Ты должна почитать мужа, поскольку твое почтение понадобится ему, как воздух. Он мечтает о Божьей славе, на нем лежит серьезная ответственность, и Бог даровал ему тебя в качестве помощницы, чтобы ободрять и поддерживать его.
До сих пор Бутрос и отец Александр не раз говорили об обряде венчания и пришли к согласию, что брак Ахмада и Салимы должен стать образцом для христиан из числа бывших мусульман. Несомненно, за этой четой потянутся и другие пары. Эти молодожены должны постичь суть брачного завета, потому что им предстоит стать примером для других. Бутрос и отец Александр разработали и написали сценарий свадебной церемонии, чтобы закрепить эти истины в умах молодежи.
Когда Бутрос закончил наставлять Ахмада и Салиму, в права вступил Абуна Александр. Обращаясь к собравшимся, он провозгласил:
— Мы собрались перед лицом Господа Бога, чтобы сочетать этого мужчину и эту женщину священными
247
узами брака. Брак — уникальное Божье установление, символизирующее мистическое единство Христа и Его Церкви. Этот союз нельзя заключать бездумно, но только почтительно, осмотрительно, благоразумно, трезвясь и страшась Бога. — Обратившись к жениху и невесте, он продолжил: — Тимофей, берешь ли ты Салиму в жены по доброй воле, свободно, без принуждения и с твердым намерением быть ей добрым мужем?
— Да, — ответил Ахмад.
— Салима, берешь ли ты Тимофея в мужья по доброй воле, свободно, без принуждения и с твердым намерением быть ему доброй женой?
— Да, — ответила Салима.
После того как они обменялась клятвами в вечной любви, священник помолился:
— Святый Боже, человека поднявший из праха, и соделавший жену ему из ребра его, и даровавший ему ее как помощницу, ибо нехорошо в Твоих очах быть человеку одному на земле, простри длань Твою из святого жилища на небесах и соедини браком сего раба Твоего Тимофея и сию рабыню Твою Салиму. Соедини их в согласии, соделай одной плотью и даруй им красивых детей для наставления в вере, ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь.
— Аминь! — хором отозвалось все собрание.
Глава 20
Шесть месяцев спустя
Первое богослужение для новоиспеченных христиан в Сук аль-Хамисе прошло в пятницу в доме Ахмада и Салимы. Чтобы все смогли сесть на полу, хозяевам пришлось убрать из гостиной немудреную мебель. Все окна дома были наглухо закрыты и забраны темными шторами. Вдоль одной стены в гостиной расположились семеро мужчин, среди них был Хасан, вдоль другой — четыре женщины, среди них были Фара и Салима. Три женщины и двое мужчин, в том числе и муж Фары, происходили из рода Ахмада, остальные оказались здесь потому, что по Божьей милости в ходе продолжительных бесед с Ахмадом убедились в том, что Иисус и в самом деле Бог, явившийся во плоти, принявший крестную смерть во искупление их грехов — причем, вопреки учению ислама, Его место на кресте никто не занимал — и воскресший три дня спустя. Мустафа находился в том же здании, но оставался на первом этаже, в помещении офиса. В случае появления нежданных гостей он должен был дать знак. Салима приготовила чай и бутерброды, так что собрание в мгновение ока могло превратиться из богослужения в вечеринку.
Это богослужение вызывало трепет в сердце Ахмада. Прежде чем пригласить этих людей в свой дом, он тщательно взвесил все за и против, прекрасно отдавая себе
249
отчет в том, что даже один не вполне утвердившийся в вере может предать всех. Ахмад с грустью вспомнил о своем старинном приятеле Саиде и о том, как тот ответил на благовестие Ахмада. Их пути больше не пересекались, к тому же Ахмад перестал посещать кофейню, в которой они случайно встретились. Ему оставалось уповать лишь на то, что его приятель запомнил их последний разговор.
Богослужение готовилось совместными усилиями Бутроса и Абуны Александра, при этом отец Александр столкнулся с весьма серьезными трудностями. Дело в том, что Ахмад и его малое стадо не могли приобщиться к полноценной литургии, ведь Ахмад не был рукоположенным священником. Что касается самого Абуны Александра, то он, дабы не подвергать опасности малое стадо Ахмада, а вместе с ним и церковь св. Марка, не имел права участвовать в этом богослужении. О каких-либо внешних признаках христианского богослужения тоже не могло быть и речи. Не было церковного строения с крестом на крыше, не было приличествующих одеяний, воскурения ладана, святых даров и других элементов богослужения. Молитвенной группе Ахмада надлежало менять места собраний и, по всей видимости, даже дни недели, которые они выбирали для этих встреч. Чтобы уверовавшие систематически исследовали основные библейские тексты, Абу-на Александр предложил порядок чтения Священного Писания в соответствии с годовым кругом богослужений. Он предложил также упрощенный чин молитвенного служения: хвалебный псалом, исповедальная молитва, совместное моление Богу с разными личными нуждами, а в заключение — молитва благодарения и радости.
Абуне Александру стало неловко, когда обсуждался порядок совершения обряда причащения, который он называл евхаристией. Тем не менее он принял меры к тому, чтобы Бутрос и Ахмад не остались без его
250
наставлений. Ахмаду предстояло обучить и подготовить свое малое стадо за несколько недель до того, как оно впервые проведет свою Господню вечерю. Новообращенные согласились с тем, что в собрании, которое предстояло провести Ахмаду, не должен присутствовать никто из непосвященных. Мусульмане на своих пятничных службах не поют, но Бутрос с Александром понимали, что Ахмаду придется учить своих подопечных пению псалмов и гимнов. У Ахмада было несколько сборников псалмов и гимнов, которые он приобрел в одном братстве в бытность свою в столице. Эти сборники следовало раздавать перед каждым собранием, а затем собирать, с тем чтобы вернуть их в тайник.
Богослужение началось с хорового пения двух псалмов. Чтобы не привлекать внимания посторонних, пели без всякого инструментального сопровождения и вполголоса. Потом прочли в унисон восемнадцать первых стихов Евангелия от Иоанна. Ахмад для каждого из участников приготовил копию этого текста, чтобы никто не имел при себе экземпляра Инджила.
— Первое время мы с вами посвятим изучению Евангелия от Иоанна, — объяснил Ахмад. — Задание на неделю я буду давать вам заранее, так что вы сможете готовиться по тексту к каждому нашему занятию. Было бы желательно учить тексты наизусть, чтобы Священное Писание как Божье Слово пустило корни в вашей душе и затем направляло вас на протяжении всего вашего земного пути.
Перед проповедью Ахмада один из собравшихся, Надир, рассказал о себе. Он владел в Сук аль-Хамисе небольшой кондитерской лавкой и вместе с женой и пятью ребятишками жил в тесной пристройке к этой кондитерской. Однажды, зайдя в магазин к Надиру, Ахмад купил солидную порцию сластей для соседских детей. Когда он расплачивался за покупку, Надир пробурчал себе под нос:
— Хорошо, когда покупатель не просит в долг.
251
Ахмад, всегда готовый поддержать разговор даже с незнакомым человеком, спросил хозяина кондитерской:
— Вам часто не платят за покупку?
— Как глупо, — сказал Надир, вручая Ахмаду сдачу, — все обещают мне расплатиться позже, когда же я отправляюсь собирать плату за купленный товар, начинают оправдываться, но опять-таки не платят. Понятия не имею, как долго я смогу вести свое дело.
Ахмад почему-то спросил:
— Неужели никто не платит?
— Удивительно, что вы об этом спрашиваете. Вчера один и в самом деле расплатился со мной. Этот христианин еще и отказался от сдачи.
Постепенно между Ахмадом и Надиром завязались приятельские отношения, и мужчины стали подолгу разговаривать друг с другом.
— Меня нельзя было назвать правоверным мусульманином, — рассказывал Надир собранию. — Я был любителем выпить и, когда пил, лез на рожон — спорил и ссорился. Несколько раз моей жене приходилось обращаться за помощью к Ахмаду. Он немедленно откликался и беседовал со мной, а как-то раз подарил мне Библию, которую я осилил за несколько месяцев. Евангельское послание преобразило меня, причем настолько, что неделю назад жена стала просить меня рассказать ей, отчего это я так резко изменился. — Под конец своей «исповеди» Надир попросил собрание молиться о его жене и детях: — Она не знает, куда я держу свой путь, но я начал ей рассказывать библейские истории. Теперь моя супруга жаждет знать больше. Умоляю вас, молитесь Богу, чтобы я знал, как наставить ее на путь истинный. Ее отец — правоверный мусульманин, и потому я понимаю, каким осторожным я должен быть в этом деле.
Когда Надир закончил говорить, Ахмад призвал собравшихся к молитве. Он сел к ним лицом. В знак
252
уважения к Священному Писанию его экземпляр Библии покоился на небольшой деревянной подставке. Накануне он долго молился Богу, прося Его подсказать ему верные слова для этого малого стада, и в качестве библейской опоры для проповеди выбрал отрывок из Евангелия от Иоанна: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга»*. Свою проповедь Ахмад тщательно внес в записную книжку, куда записывал и свои стихи.
— Настоящая любовь — это любовь, которая спасает возлюбленных, — начал Ахмад свою проповедь. — Спасает же Тот, по желанию Которого любовь вселяется в наши сердца, побуждая нас любить врагов и грешников. Только Он один и спасает — Тот, Который делает нас Своими сынами, а не рабами, Тот единственно и спасает души людей. Как истолковать разительную перемену в душе нашего брата Надира? Истолковать ее можно только Божьей любовью. Иисус и есть тот единый и истинный Бог, Который способен спасать. Только Он один никогда не боится ваших непритворных исканий, ваших справедливых сомнений и ваших смелых вопросов. Он один остается для мира тайной. Он один остается для меня и для вас тайной. Он один в состоянии нас переменить. Это учение любви принимает лишь тот, кто по доброй воле следует за Христом. Кто хочет принять Его по закону, тот никогда Его не примет. Это становится понятно, когда задумываешься над смыслом только что прозвучавшего текста. Если закон пришел через Моисея, то благодать и истина пришли через Иисуса Христа. Коран способен лишь отобразить закон — Бог раскрывается нам через Иисуса. Поневоле поверивший идет по неправильному пути, поскольку Бог любви никого не принуждает верить. Бог любви живет и дышит одной любовью. Он желает, чтобы мы стали такими, как Он. Все идеологии призывают к
*См.:Ин. 13:34.
253
насилию, но вот ответ Иисуса Христа: «А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду... <...> А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую... <...> А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас...»* Такова любовь, которая должна быть присуща и нашему общению. Тем, кто принял Иисуса по доброй воле, грешникам и праведникам, иудеям и язычникам, Иисус даровал все, чтобы они стали Божьими детьми, зеницей Его ока, Его радостью и любованием в каждом племени, народе и языке. Божья любовь переполняет тебя, совершенно тебя переменяет, и тебе ее не обуздать. Эта любовь без всякого пятна и порока. Когда действует такая любовь, не бывает никаких разделений, никакого кровопролития и никакой скверны. Все сущее пребывает под властью Божьей любви. Божий народ отражает свет этой любви. Она избавляет наших ближних от врага рода человеческого и передает их в руки Праведного. Это Его славную Церковь ожидает весь мир.
Проповедуя малому стаду, Ахмад впервые в жизни остро почувствовал свое подлинное призвание. Ему хотелось пасти эти души. Он хотел вести их за собой, видеть, как они возрастают в духе, как становятся светом во тьме Сук аль-Хамиса. Эти одиннадцать человек (с Мустафой их было двенадцать — столько же, сколько учеников избрал Себе Сам Иисус) были способны изменить город. Ахмад мог направить их благовествовать в ближайшие селения — Мустафа и Хасан уже приступили к этому служению. Они будут сеять, они же будут пожинать, и плодом их служения станет такой урожай, которого в этой стране никогда не знали, — не урожай кукурузы или пшеницы, но урожай человеческих душ.
См.: Мф. 5:22, 39,44.
254
Именно таким было желание его сердца. Он сделает все от него зависящее, чтобы научиться пасти этих овец.
* * *
Наклонив ведро, Лейла начала сыпать цыплятам корм. Со скотного двора вдруг потянуло таким отвратительным запахом, что ее замутило и ей пришлось броситься за сарай. Чтобы отдышаться после приступа рвоты жидким чаем и черствым хлебом, полученными ею на завтрак, Лейла с минуту сидела, сложив руки на коленях, а потом потихоньку встала и пошла через скотный двор к двум козочкам, которых ей предстояло выдоить. За этой подсобной работой в хлеву она могла хотя бы посидеть на небольшом табурете. Дойка была одним из тех немногих дел, которые она не то чтобы полюбила, но как-то к ним привыкла.
Ближайшее селение располагалось на расстоянии всего лишь полумили, но Лейле следовало безвыходно пребывать на ферме. Она постоянно чувствовала себя в западне. Дни шли за днями, недели за неделями, и она постепенно угасала. Отдыхать ей не давали, поспать более шести часов кряду ей удавалось очень редко, да к тому же такому сну предшествовал кошмар, который устраивал Абдул-Кауи. Как мучительно она его ненавидела! Когда Лейла надоела своему похитителю, тот передал ее, словно старую арбу — нет, словно осла, который тащил эту арбу, — своему приятелю, сделавшему ее своей женой. Ей было велено молчать, когда сельский имам трижды спросил Абдула-Кауи: «Хочешь ли ты взять в жены эту женщину?». Господи, как же ей хотелось, чтобы тот воспользовался своим право.м на развод, трижды повторив «Я с тобой развожусь», и отослал ее обратно, в Сук аль-Хамис.
Каждую ночь этот изверг приходил к Лейле и делал свое гнусное дело, чтобы затем под замком оставить ее в каморке, которую выделил ей на ферме. Он не уста-
255
вал предупреждать ее об ужасных последствиях даже попытки выбраться отсюда. Поскольку этот злодей за всякую мелочь избивал ее бамбуковой палкой, Лейла не сомневалась в том, что он способен привести в исполнение и самые страшные свои угрозы.
Дверь в ее каморку обычно отпирала младшая сестра Абдула-Кауи. Это происходило незадолго до восхода солнца, и дальше жизнь Лейлы шла по раз и, казалось, навсегда заведенному порядку: задать корм животным и птицам, убраться на скотном дворе, заняться огородом. Потом ей приходилось гнуть спину на поле под палящим солнцем. Она никогда не ела за одним столом с семьей Абдула-Кауи. Обыкновенно ей бросали объедки, словно одному из животных на скотном дворе.
Все это время Лейлу поддерживала не только ненависть, подавая ей силу справляться с рабским трудом и избегать побоев мужа, но и надежда на то, что она найдет выход из своего бедственного положения. Однако надежда постепенно улетучивалась. С тех пор как девушка была похищена из Сук аль-Хамиса, минуло больше года. В какой-то миг Лейле показалось, что после встречи с родителями те ее спасут, но со временем, когда «право владения» ею было передано Абдулу-Кауи, Лейла перестала об этом думать. И вообще, знают ли ее родители, где она теперь находится? И что они о ней подумают, когда узнают, что она «вышла замуж»? Ее братец, разумеется, воспримет это как личное оскорбление, сочтя ее «поступок» подлым, будто у нее был выбор.
Но Лейла не могла вконец оставить надежду — без надежды и жить на свете незачем, да и безвыходных ситуаций в жизни не бывает. Надо постараться добыть ключ от своей каморки. Ключ есть у Абдула-Кауи и его сестры. С ключом в руках она может дождаться полночи и незаметно ускользнуть. В общем, ей всегда нужно быть начеку. Удобный случай может подвернуться в любой момент, значит, она всегда должна быть готова к
256
побегу. Еще Лейла утешалась тем, что читала по памяти отрывки из Нового Завета. Она не уставала молиться Богу о спасении от нынешнего кошмара.
♦ ♦ ♦
Звучащие по телефону угрозы и запугивания стали повторяться прямо-таки регулярно. Иногда Бутросу звонили в офис, иногда — домой. Со слов Надиры, когда она оставалась дома од на с д ву мя детьм и, кто-то звон ил и просто молчал. В трубке слышалось только дыхание звонившего и временами доносившиеся откуда-то разговоры.
Как-то раз Бутрос снял трубку и услышал обращенные к нему слова:
— Мы знаем, чем вы тут занимаетесь. Нам отвратительны действующие в нашей стране прозападные организации.— Голос, по всей видимости, принадлежал человеку образованному и не лишенному способности членораздельно выражаться.
— Не уверен, что понимаю, какое все это имеет ко мне отношение.
— Все вы прекрасно понимаете. Мы знаем о ваших чужеземных гостях. Мы знаем, что вы качаете денежки с Запада и что вы — плацдарм западных миссионерских организаций. Вы льете воду на мельницу врагов ислама. Вы собираетесь вскоре устроить очередную конференцию. Вынужден вас предупредить — кончайте с этим!
— Я полагаю, что вы совершаете ошибку, — сказал Бутрос. — Это конференция христианских лидеров.
— Вы обращаете народ в христианство, но мы этого не потерпим.
— Цель конференции иная. И к тому же разве у нас нет закона о свободе совести? Я не делаю ничего противозаконного.
— Нас это не касается... законное, противозаконное... — ответил его собеседник. — Мы просто вас
257
предупреждаем. То, что вы творите, не есть хорошо. Вам надо это прекратить, иначе вас ожидают ужасные последствия.
Однажды Бутрос, вечером придя с работы домой, нашел свою жену в слезах с плачущими детьми на руках. Утешив детей угощением, он обнял жену и попытался ее успокоить. Оказалось, что ей позвонили еще раз.
— Вы у нас под колпаком, — голос в телефонной трубке звучал зловеще.
— А кто это говорит? — спросила Надира, всячески пытаясь не выдать свою тревогу и страх.
— Это не имеет значения. Мы вас только предупреждаем. Передайте своему супругу, что если он не перестанет творить беззаконие, мы похитим ваших детей.
* * *
Бутрос лежал, глядя в потолок широко открытыми глазами, и разговаривал сам с собой. По часам над его ложем получалось, что шел четвертый час утра. Его жена, положив голову ему на плечо, в конце концов забылась беспокойным сном, но Бутрос в горячих молитвах Богу так и не сомкнул глаз. Он пришел домой семь часов назад и обнаружил свою жену плачущей. Бутрос рассказал ей о телефонных угрозах, до сих пор бывших неопределенными: видимо, их просто хотели запугать. Но последние угрозы звучали уже по-другому. Бутрос был готов рисковать собственной жизнью, но рисковать своей семьей — это было слишком.
Что же делать? Он даже не знал, как молиться. Если он скроется, то экстремисты посчитают, что одержали победу над христианами, и это вдохновит их на дальнейшее запугивание и террор. А что будет с другими христианскими пастырями? Как ожидать от них стойкости в служении, когда он сам при первой серьезной угрозе спасается бегством? Все христианские общины в стране живут под гнетом постоянных угроз и гонений.
258
Считается, что христиане, будучи меньшинством (в общей сложности всего пять процентов), должны быть подавлены мусульманским большинством. В последнее время угрозы со стороны этого самого мусульманского большинства стали более откровенными. Нарекая христиан неверными, кяфирами и прозападными врагами ислама, имамы все чаще выступают с провокационными проповедями. Местные ячейки движения «Братья-мусульмане» стали занимать более активную позицию, несмотря на то что правительство публично выступило в защиту более умеренной позиции, подчеркивая тот факт, что христианство на Ближнем Востоке всегда было традиционной религией. Местные полицейские смотрят сквозь пальцы на действия радикалов. Фундаменталисты настаивают на ношении женщинами хиджабов, закрытии театров и продающих алкогольные напитки и свинину магазинов. В некоторых случаях радикально настроенные исламисты не гнушаются нападениями на церкви. В этих условиях наибольшая опасность подстерегает, по всей видимости, молодых женщин. В последнее время увеличилось число их похищений с насильственным обращением пленниц в ислам. Отмечаются также случаи, особенно в больших городах, косвенного социального давления с той же самой целью обращения в ислам — обещания предоставить более выгодную работу или бесплатное жилье, что выглядит более чем привлекательно для небогатых христиан. Вместе с тем прямые угрозы физической расправы в их адрес до недавнего времени были относительно редкими.
Итак, что же ему делать? Игнорировать угрозы в адрес своей семьи? Но благоразумна ли такая реакция? Для большей безопасности он мог бы заблокировать квартиру, но при современном развитии техники любой пожелавший в нее проникнуть совершит это без особых хлопот. Он мог бы сделать так, чтобы Надира с детьми никуда без него или другого доверенного лица
259
мужского пола не выходила. Он мог перевезти их в учебный центр «Логос», чтобы они жили подальше от города, но вот вопрос — насколько эффективной будет такая защита? В случае чего Надира и дети в сельской местности могли стать куда более уязвимыми, чем в городских условиях.
Недавно Надира заговорила о том, что неплохо было бы познакомить детей с ее родителями. Для этого, может быть, наступил самый удобный момент. Это даст Бутросу передышку, чтобы поразмыслить и отыскать способ защитить свою семью, при этом окружающим не должно показаться, что они сбежали. В любом случае просто ждать и трястись от страха тоже никуда не годится.
Пробормотав что-то во сне, Надира перевернулась на другой бок. Бутрос склонился, поцеловал ее в голову и, положив ей руку на плечо, прошептал:
— Господи, прошу Тебя, защити мою семью. Даруй моей жене вместо страха мир и спокойствие. Спаси и сохрани моих детей в Своей длани, вдали от любых врагов, которые могут причинить им вред. — Жена снова заворочалась, потом вздохнула. Бутрос на миг затих. — Господи, Боже мой, Отец Небесный! Отныне я нуждаюсь в мудрости, как никогда прежде. Ты призвал нас к нашему труду — так яви нам, что же нам делать.
И в этот момент он впервые за многие часы почувствовал, как его пронизывает приятная дрожь и в душе воцаряется мир.
Глава 21
Два месяца спустя
Согласно программе пастырской конференции в учебном центре «Логос», на ней должен был выступить брат Андрей. Бутрос из-за угроз в свой адрес и адрес других священнослужителей в последний момент конференцию отменил, а свою семью отослал на неопределенное время к родителям Надиры. Вместе с тем он не стал отговаривать своего наставника от посещения страны. В изменившихся условиях он запланировал индивидуальные встречи брата Андрея с пастырями, которые свидетельствовали об участившихся проявлениях вражды к себе и своим общинам со стороны мусульманского большинства.
— Мы вместе их послушаем и вместе с ними помолимся, — предложил Бутрос. — Ваше пребывание здесь необходимо, и оно много для них будет значить.
Время выдалось непростое. Каждый день проходило несколько встреч с пастырями, а также с членами количественно растущих ячеек общественной организации «Аль-Калима». Однажды под вечер брат Андрей нашел время посетить в университете профессора Камаля. Дожидаться его пришлось в тесном кабинете, пока после лекции он отвечал на вопросы студентов. Книжные полки, расположенные рядами от пола до потолка позади его письменного стола и вдоль всех стен кабине-
261
та, прогибались под тяжестью учебной литературы по исламу. Не успел профессор в нем показаться, как брат Андрей поднялся и поприветствовал друга традиционным арабским приветствием «Ассаламу алейкум», что означает «Мир вам».
Профессор улыбнулся, обменялся рукопожатием со своим гостем и ответил по-арабски: «Ваалейкум асса-лам ва рахматуллахи ва баракатуху», а потом перевел: «Это означает “Мир вам, милость Аллаха и Его благословение”». Когда оба наконец уселись за стол, профессор пояснил:
— Если один мусульманин приветствует другого, то последнему приличествует приветствовать первого более полной, наилучшей формулой.
— Лично мне этот обычай нравится, — заметил брат Андрей. Некоторое время они мирно беседовали, а потом брат Андрей сказал: — В наших приветствиях друг друга мы тоже говорим о мире. Когда я говорю «Ассаламу алейкум», то провозглашаю это от всего сердца. Я желаю вам мира. Я несу мир. Я хочу, чтобы вы пребывали в мире, чтобы с вами был Божий мир. И вы прекрасно отвечаете, не жалея добрых и приятных слов, но как понять то, что мусульмане порой не принимают мира? Что происходит, когда в ответ слышится «нет»?
— Если мне говорят «нет», это значит, что между нами вражда, — ответил профессор.
— Я это говорю, потому что некоторые люди на Западе называют ислам религией мира. Вместе с тем есть и такие, кто вспоминает о нашествиях мусульман и говорит, что мусульмане дышат ненавистью к иудеям и христианам. В общем, не все мусульмане желают нам мира.
Камаль привстал, бросил беглый взгляд на книжные полки позади себя и достал нужный фолиант. Пролистывая книгу в поисках искомого ответа, он сказал:
— Я хочу вам доказать, что еще на раннем этапе истории ислама мусульмане делали именно то, что им велел
262
пророк. — Обнаружив искомое, Камаль продолжил: — В пользу этого совершенно недвусмысленно свидетельствует договор, который второй халиф Умар ибн альХаттаб, повелитель правоверных (да будет доволен им Аллах), заключил с христианским патриархом Софронием. Этот договор является образцом религиозной терпимости и честных соглашений между людьми. Жители Святой земли, все равно мусульмане или христиане, гордятся этим договором, поскольку именно им были прочно установлены отношения между сынами двух палестинских народов. Он базируется не на конфессиональной основе, а на основе более величественной — на уважительном отношении одной стороны к религии другой, а также на основе полной свободы всех сторон исповедовать свою веру без дискредитации веры других.
— Мне известно о договоре Умара, — сказал брат Андрей. — В истории упоминается факт отказа халифа Умара от молитвы в храме Гроба Господня, с тем чтобы впоследствии этот храм не был переделан в мечеть. Но разве не тот же самый халиф Умар запретил давать христианам разрешение на строительство новых храмов или ремонт уже существующих в населенных мусульманами городах? Разве не им был запрещен звон церковных колоколов, призывающих христиан к молитве? Разве христиан не обязывали носить особую одежду, отличную от принятой у мусульман? Разве христианам не запрещали ездить на лошадях и мулах, в то время как мусульмане пользовались лошадьми? Да, мусульмане с гордостью вспоминают об этом договоре, но христиане видят в нем не одну только религиозную терпимость мусульман.
Поставив фолиант на место, Камаль сказал:
— Человека нельзя назвать мусульманином, если он не питает искренней любви к ближнему. Какая нужда мусульманину завидовать и ненавидеть? Али ибн Абу Талиб, четвертый из праведных халифов, говорил:
263
«Побеждай врага своим достоинством: прощай его в благодарность за победу. Брата своего наказывай только добром, грехи его отражай в благодати». Пророк, да пребудет он с миром, так учил мусульман: «Аллах повелел мне прощать тех, кто чинит мне обиду, хранить узы с теми, кто оставляет кровных родственников, и подавать тем, кто не подает мне».
Брат Андрей покачал головой:
— Хорошо сказано, но особых проявлений справедливости, милосердия и прощения я на Ближнем Востоке не наблюдаю.
— Да, вы правы, — с грустью в голосе сказал Камаль и сел за стол, — но все было бы по-другому, если бы ислам в Иерусалиме снова занял положение, принадлежащее ему по праву.
Голос профессора был оченьтих. Он смотрел на брата Андрея с добрым выражением лица, но было видно, что в своей дискуссии они зашли в тупик. Камаль не сомневался в том, что ислам должен править с позиции силы, только тогда исламские предводители будут справедливы и милостивы к неверным.
Взвесив все за и против, брат Андрей решил поставить данное убеждение под вопрос:
— Профессор, в вашей стране ислам пользуется непререкаемым авторитетом, однако из разговоров со многими местными христианами я пришел к следующему заключению: никто из них не ощущает того духа, о котором вы только что так прекрасно говорили. Они никогда не чувствуют себя действительно защищенными. Буквально на прошлой неделе, когда я путешествовал по вашей стране, мне рассказали о многочисленных нападениях на христианские храмы. Несколько христианских предприятий подверглись разрушению. И вы утверждаете, что это не тот ислам, который можно назвать подлинным?
— Свободе вероисповедания всех немусульман в исламе придается особое значение, — ответил Камаль. —
264
Никто не может кого-либо заставить иначе молиться своему Богу. Насильственное обращение в ислам запрещено, противозаконно также осквернять храмы немусульман. Доказательством тому служит поведение пророка и его преемников. Ислам признает другие религии и всех пророков. Коран призывает их уважать, и всякий раз, когда мусульмане взывают к имени пророка, все равно Адам это, Авраам, Моисей, Иисус или Мухаммад, они непременно добавляют фразу «да пребудет он с миром». Все пророки — носители небесного откровения, той непреходящей истины, которую они передавали с единственной целью — призвать народы поклониться Богу и объявить о Его милости к человеку.
— Мой друг, вам следует признать, что многие из ваших братьев-мусульман, по всей видимости, даже не слышали об этом исламском откровении. Многие на Западе рассматривают ислам в качестве воинствующей религии...
— Война в исламе является исключительным средством, — прервал брата Андрея профессор. — Война — это лишь средство защиты от агрессии.
— Неужели с точки зрения ислама действия таких группировок, как «Хезболла», «ХАМАС» и «Исламский джихад»*, можно приравнять к законным методам ведения войны?
— Другого средства защиты от агрессии у них нет. Да, это законный способ борьбы с агрессией.
— Профессор, христианам трудно согласиться с этим выводом. Мне известно, что вас ожидает еще одна лекционная пара, но вы дали мне более чем достаточную пищу для размышлений. Большое спасибо вам за то,
* «Исламский джихад» — название ряда исламистских террористических организаций, наиболее известными среди которых являются «Египетский исламский джихад» и «Палестинский исламский джихад», возникшие в 1970-е гг. с целью свержения законных правительств и создания исламских государств, а также борьбы против Израиля и США.
265
что вы нашли время со мной поговорить. Я хочу попросить вас о большом одолжении: разрешите мне, пожалуйста, помолиться за вас.
— Конечно, это я вам разрешаю.
Брат Андрей поднял руки, повернув их ладонями вверх и начал молиться:
— Господи Боже, благодарю Тебя за то, что Ты привел меня в это место и дал мне возможность встретиться с моим дорогим другом Камалем. Мы оба ищем истину. Мы оба ищем верных решений. Мы ищем мира. Мы ищем суда и правды. Боже, умоляю Тебя: действуй в наших сердцах, дабы нам нести миру мир, поскольку в наших сердцах никакого мира нет! Я благодарю Тебя за Иисуса, Который открыл пред моим взором Свою правду, принес мне мир, даровал прощение, явил спасение и открыл доступ к Твоему престолу. Благодарю Тебя за моего друга, за его усилия и готовность обсуждать со мной свои убеждения. Благослови его, Боже, и защити его самого, его семью и его труды. Примири нас снова в Твое доброе и совершенное время. Молю Тебя во имя Иисуса. Аминь.
* * *
На следующий день брат Андрей и Бутрос ожидали встречи с Каримом в изысканно украшенном зале для приемов на верхнем этаже огромного казенного здания. Они разместились на внушительных размеров кожаном диване, и человек в тщательно накрахмаленной джа-лабийе налил им кофе из серебряного кофейника. Пол большого зала был покрыт персидскими коврами. Восседавший напротив них за столом секретарь готовил на подпись министра документы, каждый в своей толстой кожаной папке. Не успели Бутрос и брат Андрей подождать несколько минут, как секретарь отнес груду папок с документами в кабинет министра и вскоре вернулся, чтобы сопроводить приглашенных на встречу.
266
Карим встал из-за огромного письменного стола с вычурной резьбой и для приветствия вышел им навстречу. Груда принесенных секретарем папок красовалась в центре стола, рядом высилась горка авторучек. На правой половине стола обращали на себя внимание несколько телефонных аппаратов. Там же был пузырек с благовониями, и брат Андрей сразу почувствовал их сильный аромат. Кабинет Карима имел форму латинской буквы L. Перед его столом располагались уютные кушетки и большой ковер с восточным орнаментом. Слева у стены находилась обеденная зона. Там на столе уже стояло несколько блюд с горячим. Официант добавил к ним поднос с кофе и сладостями.
Знакомя гостей со своей библиотекой, министр снял с полки Коран в роскошном кожаном переплете и преподнес его в подарок брату Андрею.
— У меня уже есть несколько прекрасных изданий Корана, — с улыбкой сказал брат Андрей, — однако лучше этого у меня до сих пор не было.
В свою очередь и брат Андрей предложил министру арабский перевод Библии в кожаном переплете и по экземпляру каждой из четырех своих книг, переведенных на арабский язык.
Карим предложил брату Андрею и Бутросу занять места в мягких креслах возле стола и, после того как официант сделал свое дело и скрылся за дверью, сказал:
— Я очень рад вас видеть, брат Андрей. Прошу вас, скажите мне, чем я могу вам служить?
Бутрос предупреждал брата Андрея, что Карим принимает их в официальном качестве, так что он, вне всяких сомнений, будет проявлять осторожность во всем, что будет говорить или делать.
— Хочу вас поблагодарить за сегодняшний прием, — начал брат Андрей. Карим улыбнулся и кивнул. — Нам придется говорить от имени тех, кто не может говорить за себя сам. Безопасность христиан в стране поставлена под угрозу. Церковные строения сжигаются дотла.
267
Христианские предприятия подвергаются варварским нападениям. Девочки-подростки похищаются и насильственно обращаются в ислам. Эти тенденции должны тревожить ваше правительство, и я приехал к вам спросить вас, как можно решить эти проблемы.
Министр поежился в своем кресле и наконец вступил в разговор:
— Да, вы правы. Это очень тревожные тенденции. Эти сообщения меня также печалят. Вы же понимаете, что в нашей стране свобода вероисповедания.
— Возможно, она есть на бумаге, — возразил брат Андрей, — но, по всей видимости, не на практике.
— Друзья мои, мне понятна ваша тревога. Любой человек имеет право исповедовать свою веру без вмешательства со стороны. Как бы мне хотелось приказать полиции защитить ваших друзей и положить конец агрессивным поползновениям экстремистов, однако у меня нет подобных полномочий. Но даже в том случае, если бы я мог это сделать, у меня нет никаких гарантий того, что мои распоряжения будут выполнены.
— Стало быть, вы ничего не можете сделать? — спросил брат Андрей.
— Единственное, что в моих силах, это поговорить с королем. Обещаю вам подыскать подходящий момент и обсудить с ним этот вопрос.
— Вы, вероятно, знаете, что западная пресса пристально следит за ситуацией в вашей стране. В связи с этим мы на Западе ожидаем дальнейших действий вашего правительства.
— Да, я об этом знаю.
— Кроме того, множество христиан уже покинули вашу страну и многие намерены сделать это в ближайшем будущем. Что может сделать ваше правительство, чтобы побудить их не уезжать из страны?
— Я непременно обсужу с Кабинетом министров вопрос о гонениях христиан. Когда народ бежит из страны, это не сулит ей ничего хорошего.
268
Бутрос изменился в лице, и Карим, обратив на это внимание, спросил:
— Мой друг, вы хотите что-то сказать?
— Я хочу лишь подчеркнуть то обстоятельство, что христиане — лояльные граждане и благословение для нашего государства, как, впрочем, и для всех стран, в которых они живут. Например, в наших церквах мы каждое воскресенье молимся о правителях нашей страны. Мы также молимся о ее экономическом процветании — мы молимся о ниспослании дождя и хорошем урожае. Поистине, мы страдаем, но никогда не прекращаем молиться о нашем народе. Мы служим умме, занимаясь школьным образованием, больницами и приютами.
— Да, как вам известно, я получил образование в христианской школе, — произнес Карим.
Брат Андрей заметил, что хозяину кабинета стало явно не по себе, но все же сказал:
— Я уверен, что вы сделаете все возможное, чтобы помочь Христову Телу. Мне хочется, чтобы вы знали: Бутрос рассказывал мне о вас. Можете мне довериться. И еще я хочу, чтобы вы знали о том, что я молюсь о вас.
— Большое спасибо, — ответил Карим. — Мне жаль, что я больше не имею возможности говорить, но вы понимаете...
— Я и в самом деле вас понимаю.
После беседы секретарь Карима встретил их в приемной с серебряным подносом в руках, на котором лежали две чудесные гравюры с золоченой каллиграфией, одна для Бутроса, другая — для брата Андрея, чтобы ему было о чем вспомнить в Голландии.
На обратном пути в гостиницу, обратившись к Бутросу, брат Андрей заметил, как Кариму будет трудно одному, пусть даже и на столь значительном посту в правительстве, сдвинуть с мертвой точки это дело.
— Во время нашей беседы Кариму, по всей видимости, было весьма неловко, — сказал он.
269
— Не без того, хотя он, по крайней мере, нам не лгал, — ответил Бутрос. — Мусульманский этикет побуждает водить за нос посетителей наподобие вас. Вам скажут все, что вы хотели бы услышать, но без всякого намерения ради вас ударить и палец о палец.
Наш другие водил меня за нос. Он, по всей видимости, и в самом деле постарается нам помочь. Мне думается, он попробует предпринять что-то дозволенное в рамках системы, однако ему не по силам переменить традицию. Даже король ограничен в своих действиях. Он лавирует между Сциллой и Харибдой, стараясь поддерживать добрые отношения с западными демократиями и задабривая фундаменталистов своего государства с их постоянно растущим влиянием. Он объявит, что его страна признает Всеобщую декларацию права человека, но шариат гораздо выше этого документа и он никогда не выступит против шариата.
— Тогда что же реально может сделать Карим для христиан?
— Карим станет голосом здравого смысла и умеренности и в отдельных случаях, может быть, без особой помпы будет пользоваться своим влиянием. В этом ему понадобится сугубая осторожность. Высовываться лишний раз, конечно, не стоит, ведь никому не ведомо, что на самом деле он последователь Христа. — Брат Андрей размышлял об этих нюансах, а в это время Бутрос вел машину в сторону гостиницы. — Ты прав, — продолжал рассуждать брат Андрей, уперев локоть в дверь автомобиля. После секундной заминки он сказал: — Нам не следует слишком уповать на одного государственного чиновника, тем не менее мы должны молиться о нем. Одному Богу известно, зачем наш друг оказался в таком положении, но я уверен, что в один прекрасный момент у него появится шанс и он им воспользуется. Нам надо молиться, чтобы он, когда придет его время, был готов осуществить Божий замысел.
Глава 22
Год спустя
Каждый понедельник по утрам сотрудники, работающие в штате общественной организации «Аль-Калима» в Сук аль-Хамисе, встречались в расположенном под квартирой Ахмада и Салимы офисе. Стоявший во главе команды Ахмад расходовал деньги, получаемые от Бутроса, на жалования сотрудникам, приобретение книг и разных товаров. В христианских общинах по месту своего нынешнего жительства Мустафа и Хасан отлично организовали работу образовательных центров — оба вели классы для мужчин. После работы в поле народ спешил на вечерние занятия. Одна из сестер, жена пастора, окончившая в учебном центре «Логос» начальный курс подготовки учителей по программе ликбеза, вела классы для женщин. Она обучала их навыкам гигиены, но в первую очередь элементарной математике, чтению и письму.
Учителей принимали в целом приветливо. Руководители общины признавали необходимость ликбеза и оказывали учащимся необходимую материальную поддержку, они же призывали паству учиться. В первые несколько месяцев работы курсов никаких протестов со стороны властей и уммы не наблюдалось, и только в последнее время Мустафа и Ахмад стали получать письма и телефонные звонки с угрозами. Эти угрозы в
_____________________________________?zi
команде не просто обсуждали, но и принимали необходимые меры предосторожности, считая, однако, что нет разумных оснований прекращать ликбез.
На этих встречах по понедельникам бывала и Салима. Более того, она взвалила на себя ответственность за работу всей миссии. Пять раз в неделю она вела уроки ликбеза с женщинами, вечерами занималась с девочками-подростками, которые по тем или иным причинам не смогли окончить начальную школу. Сегодня утром, как всегда, она встретилась с командой, чтобы обсудить различные программы и текущие задачи обучения.
Надир пришел в команду последним. Он приносил много пользы, обучая людей тонкостям малого бизнеса. Начав с продажи сладостей вразнос, со временем открыл киоск и стал торговать прохладительными напитками и всеми любимым пломбиром. Он прилагал все силы к тому, чтобы в срок расплачиваться по кредитам с банком, в чем немало преуспел. В последнее время он воспитывал в двух молодых христианах из бывших мусульман деловые качества и обучал их основам торговли.
На этих встречах отводилось время и духовным вопросам. Все пятеро — Ахмад, Мустафа, Хасан, Салима и Надир — часть времени уделяли молитвам о народе, которому служили. Мустафа и Хасан организовали в селениях по месту жительства малые христианские общины бывших мусульман, так что команда в Сук аль-Хамисе, численно возрастая, разделилась на три группы примерно по дюжине человек. По соображениям безопасности новые общины решено было оставлять малыми. Одна такая община состояла главным образом из родственников Ахмада. Его отец, услышав об этих встречах, ясно дал сыну понять, что никто из отцовских друзей не должен об этом прознать. Между тем здоровье отца ухудшалось, и Ахмад постоянно молился об отце, мечтая окончательно с ним помириться.
Помимо руководства командой в Сук аль-Хамисе и соседних селениях, Ахмад помогал Бутросу и в других
272
районах страны, в частности встречаясь там с новообращенными христианами и наставляя их в следовании за Христом. По завершении сегодняшней встречи Ахмаду предстояло провести остаток недели, путешествуя по окрестным городам и ободряя в ревностном служении Богу христианские собрания, формируемые из бывших мусульман.
После встречи был подан приготовленный Салимой легкий завтрак, потом Хасан закрыл свой ноутбук и упаковал его в сумку на длинном ремне. Надир помог Мустафе погрузить две коробки с экземплярами Нового Завета и буклетами в японский мини-седан Хасана. Перед тем как Мустафа и Хасан сели в свой автомобиль и уехали, Ахмад крепко обнял обоих друзей.
Когда через несколько минут они оказались за пределами Сук аль-Хамиса, Хасан свернул на проложенную посреди огромного поля утрамбованную грунтовую дорогу. По одной стороне поля тянулся узкий канал, обеспечивающий посевы водой из подземного родника.
Внезапно из-за рощицы на дорогу вырвались несколько мотоциклов. Двое из них стали подрезать машину Хасана так, что во избежание столкновения ему пришлось сбросить скорость и круто свернуть в сторону канала. Когда автомобиль замер у самой кромки воды, Хасан тотчас включил задний ход, но колеса машины забуксовали в хляби и ей было не сдвинуться с места.
Двое мужчин резко распахнули дверь со стороны водителя и выволокли Хасана наружу. Мустафа спрыгнул с пассажирского места и побежал прочь, но один из мотоциклистов выстрелил в воздух и приказал ему остановиться. Схватили обоих. Вскоре подъехали две легковые машины — Мустафу запихнули на заднее сиденье одной, Хасана швырнули в другую. Тем временем двое из нападавших обшарили автомобиль Хасана и нашли сумку с ноутбуком и коробки с книгами.
273
♦ ♦ ♦
Когда по окончании двухчасовой езды Ахмад прибыл к месту назначения и начал рыться в бумагах, чтобы найти адрес, по которому должна была состояться его встреча с двумя руководителями общин бывших мусульман, в его кармане завибрировал мобильный телефон. Ахмад достал и раскрыл его. Не успев ответить, он услышал громкий голос Салимы:
— Мустафу и Хасана похитили. Уезжай оттуда. Немедленно...
До сих пор Ахмаду не приходилось слышать, чтобы его жена говорила с такой дрожью в голосе.
— Салима, успокойся. Скажи мне, дорогая, что с тобой?
Пока Салима пыталась взять себя в руки, Ахмад молчал. Наконец она сказала:
— Мне только что позвонили по телефону. Голос в трубке сказал: «Друзья вашего мужа у нас. Теперь очередь за вами».
— Они тебе угрожали?
— Нет, не угрожали, но, по-моему, они хотят, чтобы я тебе кое-что передала.
— Уже еду...
— И они хотят выкупа.
— Буду дома через два часа.
— Нет, не приходи домой. Я думаю, что это ловушка.
— Салима, успокойся и повтори слово в слово, что они тебе сказали.
— Мне велели не тревожить полицию, иначе Мустафу и Хасана убьют.
— Милая, прошу тебя. Начни сначала.
— Прости, пожалуйста. Мне очень страшно.
— Понимаю. Однако помоги мне разобраться в этом деле.
Салима глубоко вздохнула:
— Да они не стали особо разговаривать...
274
— Они назвали себя?
— Никаких имен. Никаких организаций. Они просто потребовали: «Скажи своему мужу, что его друзья у нас», а потом прибавили: «И не звоните в полицию, иначе не надейтесь увидеть их в живых».
— Ладно, мы не будем звонить в полицию. Пока, во всяком случае.
— Они заявили, что им нужны деньги.
— Сколько?
Салима назвала требуемую сумму. Ахмад вздохнул:
— Ума не приложу, где добыть такую кучу денег.
— Им кажется, что у нас денег куры не клюют.
— Я только что всем выдал зарплату. Ты видела, как я сегодня утром сделал это.
— Может быть, нас выручит Бутрос.
— Сколько у нас времени в запасе?
— Они сказали, что перезвонят мне завтра утром и скажут, что делать.
— Ладно. Умоляю тебя, милая! Мне надо, чтобы ты успокоилась. Послушай, я хочу, чтобы ты позвонила моей сестре и сегодня вечером была у нее.
Салима всхлипнула и ответила:
— Хорошо, я ей позвоню.
— А я позвоню Бутросу. Вместе мы решим, что делать.
— Ахмад, мне и в самом деле страшно.
— А как бы ты хотела, любимая? Но тебе нельзя волноваться...
— А тебе нельзя возвращаться домой. Те люди сказали, что если ты не заплатишь, тебя убьют.
— Салима?
-Да?
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Надеюсь, ты будешь осторожен.
— Все будет хорошо. Мы не должны пугаться — мы должны молиться и доверять Богу. Я не выключаю мобильник. Звони мне, если что...
275
* * *
Хасан не знал, где он находится. Его везли на полу у заднего сиденья прямо-таки скакавшей по проселочной дороге машины. Мустафу везли в другом автомобиле. Нападавшие — как предполагал Хасан, их было восемь человек, — добравшись до отдаленной фермы, свернули к амбару, в котором содержалась скотина и складировалось сельхозоборудование. Вскоре в амбаре Хасан увидел Мустафу. Обоих раздели донага. Двое схватили Хасана за руки, третий заорал ему прямо в лицо:
— Отступник! Зачем ты борешься с исламом? — Хасан начал было возражать, но тот его перебил: — Что ты сделал с моей сестрой?
— Простите, но кто ваша сестра?
Пинок в живот был таким сильным, что у Хасана перехватило дух.
— Фатима. Тебе знакомо это имя? — От очередного удара в живот у Хасана началась рвота. Если бы двое других головорезов не удерживали его под руки в вертикальном положении, он бы свалился, как куль. — Поганый отступник! — орал человек. — Зачем ты внушаешь моей сестре гадкие мысли?
Хасан и понятия не имел, кем была сестра этого человека. «По всей видимости, — подумал он, — она училась по программе ликбеза, которые вела жена пастора». Сам он жестко требовал допускать к занятиям в классах только христиан, но туда попадали и мусульмане, пожелавшие стать грамотными людьми. Ему об этом сообщили, когда курсы ликбеза стали посещать несколько мусульманок, поскольку отказать им в учебе у жены пастора не было сил.
От удара в голову Хасан оказался в состоянии, близком к обморочному, но словно сквозь вату услышал, как его обвинитель сказал:
— Единственное, что нужно моей сестре, это Коран. Не надо вбивать ей в голову западное христианство.
276
Общее внимание отвлек громкий голос, прозвучавший из противоположного угла амбара:
— В компьютере об этом неверном кое-что есть!
— Свяжите его, — бросил главарь банды тем двоим, которые под руки удерживали Хасана, и зашагал к ноутбуку.
Хасан даже не пытался сопротивляться, когда двое связывали за спиной его руки. Связав ему для большей надежности и ноги, они швырнули его на хлипкий деревянный стул. До Хасана донесся голос человека с ноутбуком:
— Смотри-ка, вот их организация «Аль-Калима». А вот список учеников этого неверного.
— Ладно, — сказал главарь. — Скопируй все. Займемся им потом. Меня больше интересует руководство «Аль-Калимы». Может быть, там есть адреса, или номера телефонов, или список контактов?
— Уже ищу. — Хасан услышал шуршание клавиш ноутбука, затем слова: — Да здесь полно всяких документов. Вот кое-что интересное. Книжка называется «Как стать христианином». Перевод с английского. Это улика в пользу того, что они обращают правоверных в свою веру.
— Ладно. Но мне нужны имена их руководителей, их сети. Кто их поддерживает?
— Что-то этого пока не видно. — По прошествии некоторого времени человек с ноутбуком сказал: — Мне кажется, что это все. Что делать с этим неверным?
— Стреляй, — скомандовал главарь.
Хасан вздрогнул и закричал:
-Нет!
Один из охранников, связавший Хасана, со всего размаху ударил его по голове. Послышался резкий щелчок затвора, а затем грохот одиночного выстрела, эхом пронесшийся по амбару.
luiul 277
* * *
Как никогда истово Ахмад молился о ниспослании ему помощи. Он поразился, когда почувствовал, как сверхъестественное умиротворение покрывает его, словно теплое одеяло студеной ночью. «Господь мой Иисус, защити моих друзей Мустафу и Хасана. Защити мою жену Салиму, а мне дай собраться с мыслями и перейти на стезю лучшую, чем та, которой я шел до сих пор». Вдруг сердце его затрепетало, и он тотчас решил, что обязательно должен побывать на запланированных на сегодня встречах — дневной и вечерней. Прежде чем войти в дом, где он должен был встретиться с руководством христианских собраний бывших мусульман, Ахмад набрал телефонный номер мобильника Бутроса и коротко известил его о сложившейся ситуации. Затем он спросил:
— Что теперь делать?
—Деньгами-то я помочь смогу, — вздохнул Бутрос, — хотя не думаю, что дело в деньгах.
— Почему?
— Мне думается, что их цель — максимально оттянуть время нашего обращения в полицию, а между тем закончить свое грязное дело.
— Чего же они хотят?
— Уничтожить тебя, меня, любого, кто с нами сотрудничает. Ахмад, боюсь, что ты в страшной опасности. Ты можешь приехать в город?
— Почему бы и нет? Только вот... как же мои встречи?
— Весьма убедительный довод. Не меняй своих планов. Проведи встречи с церковными руководителями, но после немедленно поезжай ко мне. На въезде в город свяжись со мной, и я сообщу, где мы встретимся.
— Как быть с Салимой?
— Не говори ей, куда ты едешь. Чем меньше она будет знать, тем в большей безопасности вы оба будете. С ней может побыть кто-нибудь из твоих родственников?
278
— Я велел ей позвонить моей сестре.
— Хорошо. Пусть Салима пока поживет у нее.
♦ ♦ ♦
Времени горевать о судьбе, уготованной Хасану, у Мустафы не осталось. Он почувствовал, как сильные руки подняли его с пола. Когда он открыл глаза, главарь банды уже дышал ему в лицо.
— Ты не помнишь меня, ведьтак? — Напрягая память, Мустафа мучительно силился вспомнить этого человека. Его лицо с густой бородой и в самом деле казалось ему знакомым. — Нет, ты меня не помнишь. Ты был умница, будущее светило всего нашего движения, а я был всего лишь новичком. Имам твердил нам о великом Мустафе. Ты был правоверным мусульманином, ты подавал пример всем остальным. — Главарь банды смачно плюнул в лицо Мустафы и швырнул его на стул, который под его тяжестью заходил ходуном и, не выдержав, сломался, а Мустафа боком рухнул на пол. — Ты был такой хороший писатель, — гремел главарь. — Я прочел все твои книжки. В них ты был так убедителен. Именно с твоей помощью я стал одним из братьев-мусульман. Но потом ты стал писать книги против ислама! — В этот момент не ожидавший удара Мустафа получил пинок в живот, после которого два головореза подняли его с пола. Мустафу затошнило, затем вырвало. Вокруг все кружилось. Он пытался осмыслить случившееся и то, что жить ему остается считанные минуты. Теперь он знал, почему он здесь: он предал мусульманское братство и этот молодой фанатик жаждет крови. — Я так и не понял, почему ты решил нас предать, — осклабился палач. Головорезы с обеих сторон подняли Мустафу и заставили его смотреть на главаря банды, в руках которого был клинок. — Ты, разумеется, готов пострадать за эту мерзкую книгу? Даже не верится, что такой умный человек, как ты, способен так обманывать себя! — Главарь банды вонзил
279
клинок в живот Мустафы. Вынимая клинок, он добавил: — Так будет со всеми отступниками! Аллах вознаградит нас за то, что мы стираем эту нечисть с лица земли.
Клинок снова поразил Мустафу. Когда мучитель выдергивал его из плоти своей жертвы, Мустафа собрался с силами, взглянул в глаза убийцы и сказал:
— Я нашел истину. Иса... Он любил мир. Он умер за тебя.
Однако убийца, казалось, не слышал его слов. «Как жаль, — подумал Мустафа, — что я не в силах передать этому человеку Благую весть!» Он был несказанно благодарен Богу за то, что не чувствовал боли. В его сердце полились знакомые слова: «[Он] смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной»*.
Обвинитель, судья и палач в одном лице продолжал безжалостно истязать Мустафу:
— Можешь не сомневаться в том, что то же самое мы сотворим и с твоими друзьями...
Мустафа еле дышал, мысли его рвались, окружающий мир постепенно мерк. «Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени...»** Ему подумалось, что теперь он увидит Бога, Которого любил всем сердцем, Бога прославленного и вознесенного превыше небес. Ему хотелось отправиться к Богу, чтобы встретиться с Ним лицом клицу. Бог, Которого обесчестили на земле, теперь был прославлен превыше начальства, и власти, и силы, и господства, и всякого имени не только в этом веке, но и в веке грядущем. «...Дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних...»***
Настанет, обязательно настанет день, когда его обидчики исповедуют Иисуса Христа своим Господом. Мустафа упивался радостью встречи с Ним лицом к лицу.
* См.: Флп. 2:8.
♦* См.: Флп. 2:9.
См.: Флп. 2:10.
Глава 23
«Нет, здесь что-то не так», — подумала Салима. Хорошо еще, что рядом, рука об руку, с ней была Фара. Когда Салима стала отпирать дверь офиса организации «АльКалима», она сразу поняла, что замок сломан, ведь стоило ей повернуть дверную ручку, как дверь сама собой распахнулась.
Накануне Салима бежала из этого двухэтажного здания и, прилагая неимоверные усилия, нашла укромное место и притаилась в нем. В страшной тревоге за судьбу Ахмада она безнадежно молилась о Хасане и Мустафе. Перед тем она недолго собиралась в путь — забежала в свою квартирку, чтобы прихватить кое-что из одежды и туалетных принадлежностей. Разумеется, ей не хотелось сюда возвращаться, но именно здесь ей надо было дождаться телефонного звонка.
Открывая дверь, Салима наткнулась на брошенный стул. Пытаясь собраться с мыслями, она окинула взором открывшуюся ей картину. Все в комнате было перевернуто вверх дном. Телефон лежал на полу. Книги валялись в беспорядке. Ящики письменного стола вместе с выпавшими из них бумагами были разбросаны по полу. Рядом валялось то, что раньше было принтером от компьютера Ахмада. Место, которое вчера занимал процессор, пустовало.
281
С бьющимся от страха сердцем Салима шагнула в комнату и тотчас, вскрикнув, повалилась на пол: под столом лежало тело Хасана.
♦ ♦ ♦
Абуна Александр обнаружил труп Мустафы на ступенях крыльца церкви св. Марка. Тело было обернуто светло-коричневым одеялом, на котором оставила ужасные пятна ржавого цвета впитавшаяся в ткань кровь. На одеяле под легким ветерком трепетала приколотая булавкой записка. Склонившись над телом, отец Александр дрожащими руками взял записку и прочел следующее:
Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала Аллаху, Господу миров! Мы возносим Ему молитву, призывая мир на Его посланника — Пророка Мухаммада. Аллах повелел: «Скажи: “Он — Аллах — един, Аллах, вечный; не родил и не был рожден, и не был Ему равным ни один!”»* Все твари, горы, небеса и земля свидетельствуют против лжи христиан, которые утверждают, что у Аллаха есть сын. Мы разгромим все до единого евангельские центры, обращающие народ в христианство при помощи книг, которые заслуживают гнева Аллаха. Аллах акбар! Аллах велик!
Слушай и не говори, что не слышал, связавшийся с отступниками священник! Теперь ты понял, как это бывает. Кончай якшаться с отступниками. Кончай обращать в свою веру мусульман. Повинуйся нам, иначе мы взорвем твою церковь, а тебя отправим к праотцам.
Отступник Ахмад! Неужели ты не боишься вечного огня? Мы устроим на тебя охоту и тебя уничтожим. Вернись в ислам, и милосердный Аллах, быть может, помилует тебя.
См.: сура 112:1—4.
282
Неверный Бутрос! Твой центр начал крестовый поход против ислама, против Аллаха. Ты сеешь еретические мысли, получая поддержку от крестоносцев из исполненных к нам ненависти христианских стран. Вот почему мы отвращаем тебя от того, что они творят, и оттого, чтобы ты впредь приглашал их сюда. Нам хочется, чтобы ты знал: мы в любой момент готовы взорвать твой дом, о чем и предупреждаем тебя.
Прочитав записку, отец Александр едва не потерял сознание. Когда он пришел в себя, то почувствовал, как земля плывет у него под ногами. Надо было немедленно позвонить Бутросу — угрозы в записке звучали явно в адрес учебного центра «Логос». Только прежде ему надо было попросить свою жену не покидать квартиру. Но где же Ахмад? Следовало предупредить и его. И где теперь искать Салиму? Как быть? Что делать? Решение явилось само собой, когда к церкви, вывернув из-за угла, подъехал полицейский автомобиль и припарковался у входа в храм.
* * *
Толку от лениво вертящегося вентилятора в полицейском участке города Сук аль-Хамиса было мало. Вытерев пот с лица, Бутрос взглянул на сидящего за столом следователя. Бессонная ночь сказалась на самочувствии Бутроса. Он без промедления собрал деньги на выкуп и теперь был готов внести его по первому же требованию похитителей. За полночь в столице оказался Ахмад, и Бутрос нашел ему безопасное, по крайней мере на несколько ближайших дней, место. Абуна Александр позвонил из полицейского участка Сук альХамиса, чтобы передать ему, что полиция ищет его для допроса. Тогда-то в разговоре с отцом Александром Бутрос узнал, что его друг Мустафа убит, но осознать это у него не было времени.
283
— Они хотят знать, отчего это в записке, найденной на теле Мустафы, упоминается ваше имя, — сказал священник.
Несколько минут спустя позвонила Салима и поведала ему о смерти Хасана. Она тоже побывала в полицейском участке, где и узнала, что арестован Надир.
Бутрос едва помнил дорогу в Сук аль-Хамис. От хаоса мыслей и чувств голова у него шла кругом. Ему хотелось молиться, но слова молитвы на ум не шли, и он только повторял: «Господь Иисус Христос, помилуй нас». Прибыв в полицейский участок, он успел накоротке переговорить с Салимой, прежде чем был препровожден к следователям. Священника попросили составить заявление о случившемся и отпустили восвояси. В комнате ожидания перед входом в кабинет Бутрос услышал крики, доносящиеся из подвального помещения. Ему подумалось, что это кричит под пытками Надир, и он начал молиться, чтобы Бог не попустил ему быть искушаемым сверх сил, но дал облегчение, так чтобы юноша смог перенести мучения.
Бутрос ожидал от следователя дознания с пристрастием, но тот оказался человеком мирным, ибо говорил он спокойно и разумно:
— Нам надо немедленно найти гражданина по имени Ахмад. Его жена утверждает, что вы должны знать о его местонахождении.
Бутрос сразу насторожился и подумал, что должен немного потянуть время: прежде чем открыться в чем-то важном, следовало разобраться, что будет с Ахмадом, если он решит быть откровенным со следователями.
— Вы знаете, что Ахмад служит у меня. Сейчас он в командировке. Он провел необходимые встречи в одном из городов нашего региона — одну днем, другую вечером. — Бутрос назвал город. — Он должен переночевать в этом городе, а сегодня с утра выполнить несколько моих заданий.
284
— Вы можете поручиться, что все это правда?
— Да, разумеется. А что?
— Мы считаем его главным подозреваемым и хотим вызвать его сюда для допроса.
От удивления у Бутроса приоткрылся рот.
— Но это невозможно. И я не понимаю... — сказал он, запинаясь.
Опершись локтями о столешницу, следователь приблизил свое лицо клицу Бутроса:
— Послушайте, мы имеем два трупа. Последний, кто видел живым каждого из убитых, служит в вашей организации, и зовут его Ахмад. Вот почему мы обязаны допросить этого человека.
— Понятно, но разве этот факт делает его подозреваемым?
Отвечать на вопрос следователь не стал. Вместо этого, откинувшись в кресле, он долго изучал лицо Бутроса и только потом проговорил:
— Других подозреваемых у нас нет.
— Но мне сказали, что вы обнаружили машину убитых, а также следы протекторов мотоциклов. Эти улики, без сомнения, указывают на то, что эти двое были похищены.
— И кто же эти похитители?
— Я не знаю. Но у вас должна быть хоть какая-то версия.
Следователь развел руками:
— В том-то и беда. Надо расспросить всех, кто последним видел убитых. Например, молодого человека по имени Надир. Как раз сейчас его допрашивают. Женщину по имени Салима и ее мужа, Ахмада. Но Ахмад куда-то пропал. Теперь понятно, в чем проблема? Пока я не получу данных, которые свидетельствовали бы об обратном, ответственность за убийство будет возложена на вашу организацию.
— Но... в этом нет никакого смысла... — только и мог подытожить Бутрос.
285
* * *
Бутрос и Салима встретились с Абуной Александром у него дома в гостиной. Разговор зашел о допросах, которые велись на протяжении всего дня в полицейском участке города Сук аль-Хамиса. Надир был арестован, как им сказали, накануне вечером. Жена священника, Наур, готовила на кухне еду. Сидящие в гостиной, как видно, были потрясены случившимся.
Первым тишину нарушил Бутрос:
— Можно взглянуть на записку?
Отец Александр поднялся, подошел к столу и взял листок.
— Это копия, — сказал он, вручая бумагу Бутросу. — Оригинал в полиции.
Бутрос дважды медленно прочел записку:
— Здесь нет никаких имен. Ни организации, ни личности. Вы можете хотя бы приблизительно сказать, кто мог ее написать?
— Нет, ума не приложу, кто, — ответил священник. — Салима? — Салима покачала головой и ничего не сказала. — Итак, мы не знаем, с кем нам вступать в переговоры. — Совершенно растерянные, они не знали, что им делать. — Думаю, они не станут немедленно претворять свои угрозы в жизнь. Они нас просто предупреждают. Теперь они подождут и посмотрят, как мы отреагируем на их попытку нас запугать.
— Они гоняются за Ахмадом, — выпалила, заливаясь горькими слезами, Салима. — Когда они звонили, ну, тот голос в трубке, он сказал, что им нужен Ахмад.
— Ты полагаешь, они рассчитывали увидеть в машине Ахмада? — На этот вопрос никто ответить не смог. — И где он теперь? — спросил священник.
— Ахмад находится в безопасном месте, — ответил Бутрос. — Пока. Как вы думаете, надо ли нам позволить полиции с ним поговорить?
286
Жена Абуны Александра принесла поднос с сэндвичами из лаваша, сухое печенье и три стакана охлажденного чая. Бутрос и священник взяли по сэндвичу, Салима же, покачав головой, отказалась есть. Наур присела возле журнального столика рядом с ней. Молодая женщина уткнулась лицом в плечо умудренной жизненным опытом Наур. Рыдания сотрясали ее тело.
Никто не знал, что ответить Бутросу. Тот откусил кусок сэндвича, а Абуна Александр сидел и глядел на свой сэндвич, словно тот мог подсказать ему какой-то ответ.
Бутрос еще раз откусил от сэндвича, задумчиво пожевал и сделал глоток холодного чая. Глядя в окно гостиной, он снова заговорил.
— Что происходит в церкви св. Марка? — спросил он. — Вашим прихожанам угрожают. Что за этим стоит? Что мы можем сделать, чтобы вас защитить?
— Исторически отношения с мусульманами у нас были хорошими, — сказал отец Александр. — Но сейчас... Бутрос, помните, как мы встретились в первый раз?
— Да, тот день я помню очень хорошо.
— Я тогда горевал о разваливающемся храме и говорил, что мы не можем получить разрешения даже на ремонт туалета.
— Храм продолжает разваливаться.
— Но вы также спрашивали о духовном состоянии общины. Я хорошо это помню. — Священник помолчал, а потом решительно заявил: — Храм важен не сам по себе — храм можно разрушить, но это не повредит церкви.
Жена отца Александра удивленно посмотрела на него:
— А как же наше собрание? Где нам проводить богослужения?
— Пришло время стать на сторону Христа. — Отец Александр обратился к Бутросу: — Наш Бог говорил об
287
отделении овнов от козлищ*. Мне надо быть одесную Бога. Я хочу, чтобы мой Бог мне сказал: «Ты пас Моих овец». Возможно, все это нам необходимо, чтобы пробудить собрание.
— Что ты собираешься делать? — спросила дрожащим голосом Наур.
— Я собираюсь призвать прихожан к молитве. Я собираюсь рассказать им об этих угрозах. И еще я собираюсь им сказать, что у нас есть выбор. Мы можем дрогнуть под угрозами неприятеля, съежиться от страха, но мы же можем встретиться лицом к лицу с настоящим злом и противостать ему.
— Но как противостать злу, когда не знаешь, кто нам угрожает? — заметил Бутрос.
— Угроза исходит не от внешнего врага — ее звук исходит из нашего сердца, — ответил отец Александр. — Большинство тех, кто имеет возможность, бежит из страны. Другие пытаются спрятаться, чтобы не дразнить врага, в надежде, что такое поведение их спасет. В одной семье — их дочь похищена мусульманами — люди охвачены гневом, но не в силах что-либо предпринять. И ни один из нас не хочет подняться и заявить об истинном положении вещей. — Священник помолчал, затем добавил: — А себя я считаю первейшим трусом из всех.
* * ♦
В тот вечер Бутросу позвонили по мобильному телефону.
— Бутрос, мы доберемся и до тебя, так что советую — будь осторожнее, — раздался голос в трубке.
— Кто это «мы»? — спросил Бутрос.
— Важнее то, что мы знаем, кто ты. У нас компьютер из твоего офиса в Сук аль-Хамисе. Мы нашли там твое
* См.: «...и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов...» (Мф. 25:32).
288
имя и имена других... — услышал Бутрос. Оказалось, они собираются преследовать еще одиннадцать человек.
— Что вам от нас нужно? — Бутрос старался держать себя в руках.
— Мы хотим, чтобы ты отсюда убрался. Пока это предупреждение. Если ты не оставишь эту страну, мы устроим на тебя охоту и в конце концов ты попадешь к нам в руки, но тогда никакой пощады от нас не жди!
Послышался щелчок, и телефонная связь прервалась.
Бутрос понимал, что ему нужно время собраться с мыслями и во всем разобраться. Он позвонил домой Надире, посоветовал ей отложить все дела, затем связался с национальной авиакомпанией и заказал билеты для себя, Надиры и детей.
* * *
На следующее утро Бутрос встретился с Надиром, когда того выпустили из тюрьмы, и отвез потрясенного молодого человека на квартиру отца Александра. Здесь они смогли поговорить с глазу на глаз. Тем временем священник отправился по домам своих прихожан.
Но прежде чем сесть за стол, Надир предложил Бутросу пощупать его лицо:
— Правда, у меня горячий лоб? — Бутрос кивнул. — Меня молотили кулаками что было сил. Теперь до головы дотронуться невозможно, болит со страшной силой! — Потом Надир повернулся и задрал на спине рубаху. — Посмотри, что они со мной сделали. Живого места на теле не осталось.
И в самом деле, его спина была рассечена бороздами багрово-красного цвета, но ни открытых ран, ни свидетельств воспалительного процесса видно не было.
— Я принесу тебе бальзам, — сказал Бутрос.
Надир его словно не слышал. Он опустил рубаху и сел на диван.
— Я никого не выдал, — заявил он.
289
— Надир, мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить.
— Да они настоящие варвары! — Молодой человек бросил на Бутроса вызывающий взгляд. — Я дал подписку о невыезде и должен оставаться дома, в Сук альХамисе, таккаквлюбой момент они могут вызвать меня на допрос. Когда у них появятся вопросы... А задавать вопросы они, как видишь, умеют.
Бутрос испытывал мучительную беспомощность:
— Чего они хотят?
— Найти Ахмада. Они хотят найти Ахмада. Понятно, чтобы списать на него убийства.
— Ты в этом уверен?
— Мне сказали, что Ахмад — богохульник. «Скажи нам, где он, и мы тебя тут же отпустим».
— Что же ты им ответил?
— Я сказал, что не знаю, где Ахмад. Не знаю. Вчера утром я его видел, но после обеда он уехал, и я не знаю, куда.
— Ты поступил разумно.
— Я спросил следователя, что будет с Ахмадом. Мне показалось, что я неправильно истолковал слова следователей. Может быть, им просто надо задать ему несколько вопросов.
— Что ты имеешь в виду? Что они тебе сказали?
— Они сказали: «Ты знаешь, что бывает с богохульниками? Они получают то, что заслуживают». — Пока Бутрос пытался осмыслить слова Надира, тот продолжал: — Один из них в сердцах сказал, что надо было прикончить Ахмада, когда его держали в тюрьме. И еще он сказал: «А мы-то боимся применить шариат».
В этот момент Бутрос понял, что правильно делает, скрывая Ахмада. У следователей не было намерения найти подлинных убийц Мустафы и Хасана. Они собирались воспользоваться этим делом лишь в качестве предлога, главной же их целью было найти и уничтожить Ахмада.
290
Стало ясно, что Ахмада следует переправить за границу, иначе ему не выжить.
Два дня спустя
Знакомый голос ответил по-голландски:
— Goeien avond met*. Это брат Андрей.
— Брат Андрей!
— Бутрос! — Час был поздний, уже смеркалось, и брат Андрей собирался посмотреть в своем кабинете вечерние телевизионные новости. — Рад тебя слышать, Бутрос. Ты где сейчас?
— На Кипре.
— У тебя все в порядке?
Бутрос замешкался с ответом:
— Нет, не совсем.
— Что случилось?
— Я хотел позвонить вам раньше, но подумал, что мои телефоны прослушиваются агентами тайной полиции. Пришлось перебраться на Кипр. Мне надо было найти безопасное место, чтобы сообразить, что делать дальше. Боюсь, у нас неприятности, брат Андрей, огромные неприятности.
— Что случилось?
Бутрос известил брата Андрея об убийствах, письменной угрозе в адрес христиан и о переходе Ахмада на нелегальное положение.
— Мне пришлось свернуть, по крайней мере на время, деятельность своей общественной организации. Я закрыл учебный центр «Логос». Надиру с ребятами я отправил к ее родителям. Я попросил общины бывших мусульман проявлять максимальную осторожность. И еще: некие люди связались со мной и сообщили, что я возглавляю черный список из двенадцати приговоренных к смертной казни.
-Кем?
Goeien avond met (голл.) — добрый вечер.
291
— Они не отождествляют себя ни с какой организацией, но я полагаю, что они члены движения «Братья-мусульмане». Мустафа и Ахмад когда-то были членами именно этой организации. В пользу этого предположения свидетельствует и способ, которым они замучили Мустафу... — Бутрос потерял самообладание и какое-то время не мог вымолвить ни слова. — Это была ужасная месть. Зверская. Мустафе вспороли живот... Я сказал вам все, что знаю, буквально все. Больше мне нечего добавить. В общем, страшное дело.
— Что с Ахмадом? Он в безопасности?
— Пока да. Он не сидит на месте, и ему приходится все время прятаться. Я должен переправить его за границу.
— Это возможно?
— Я связался с нашим другом Каримом. Он мне еще перезвонит. Кажется, он знает, как помочь Ахмаду.
— Надо ли здесь, на Западе, предать последние события гласности?
— Не думаю, что это удачная мысль. Было бы несвоевременно раздражать наше правительство. Я хочу посмотреть, можно ли тайно переправить за границу Ахмада и Салиму.
— Я уверен, что найдется много стран, которые примут их как беженцев. Возможно, я смогу им помочь.
— Спасибо, брат Андрей, но сейчас мы больше всего нуждаемся в вашей молитвенной поддержке.
— Ты ведь и так знаешь, что мы молимся за вас, — ответил брат Андрей. — Каковы будут твои планы после эмиграции Ахмада и Салимы?
— Даже не знаю, — Бутрос изо всех сил пытался справиться с чувствами. — Я действительно не знаю, что нам делать. Мне кажется, что наше дело пущено под откос. Не знаю, сможем ли мы с Надирой когда-нибудь вернуться на родину.
— Бутрос, дорогой... — Удивительно, но от тех слов, которые дальше сказал брат Андрей, Бутрос вздохнул с
292
облегчением. — Ты проиграл локальный бой, а не всю военную кампанию. Враг жесток, и он хочет внушить тебе мысль о том, что он тебя победил. Однако ты не верь этой лжи. Сейчас тебе надо сделать нечто очень важное.
— И что же это?
— Я хочу, чтобы ты остался на месте и отдохнул. Ты истощен. Ты утратил двух бесценных бойцов. Ты духовно изранен. Завтра я к тебе прилечу. Мы вместе помолимся, и я тебе послужу. Никуда не спеши, пусть Господь исцелит тебя и поговорит с тобой. Вот твои первоочередные задачи.
Бутрос поразился тому облегчению, которое он испытал. Он даже почувствовал себя виноватым из-за того, что в гуще этой трагедии начал уповать на лучшее.
— Брат Андрей, я принимаю ваше предложение.
— Я прилечу ближайшим рейсом из Амстердама.
Глава 24
Ларнака, Кипр
Балкон гостиничного номера показался друзьям самым отрадным на острове местом. На них благотворно подействовал один только вид побережья Средиземного моря и шум тихо накатывающихся волн, наполнивший их души покоем и безмятежностью. Брат Андрей и Бутрос любовались прозрачными голубыми водами на отмелях и каким-то лайнером на горизонте, державшим путь то ли в Египет, то ли в какую-то другую ближневосточную страну.
Брат Андрей прилетел на Кипр накануне поздно вечером, а сегодня утром, когда столбик термометра начал подниматься все выше и выше, друзья вышли на балкон, чтобы, прихлебывая холодный кофе, насладиться этой мирной картиной.
Бутрос чувствовал, как его напряженное состояние последних дней понемногу сменяется умиротворением. Здесь не звучали угрозы по телефону. Здесь не было ходящих толпами мусульманских экстремистов. И еще Бутрос радовался тому, что его жена и дети пребывают в полной безопасности в доме ее родителей. Теперь можно было расслабиться и ему.
Бутрос радовался покою, правда, лишь до тех пор, пока в голову не приходили мучительные мысли о крахе дела, которому он посвятил жизнь.
294
— Все, над чем я столько лет работал, сгинуло, — говорил он. — Хотя, быть может, и не все... К примеру, корпуса учебного центра «Логос» по-прежнему существуют, просто мы сейчас не смеем снова его открыть. — Он решил перечислить остальные поражения. — Проделанная нами в Сук аль-Хамисе работа пошла прахом. Часть филиалов организации «Аль-Калима» разгромлена, другую осыпают грязными оскорблениями и грозят уничтожить. И самое страшное — двое наших сотрудников зверски убиты. — Прозрачные капли одна за другой покатились по щекам Бутроса. Он не стал опускаться до притворства, чтобы скрыть свои страдания от брата Андрея. Вслед за слезами потоком полились слова: — Сначала Хасану связали руки и ноги, а потом убили выстрелом в голову. А Мустафу... — Бутрос зарыдал и больше уже не мог говорить.
— Выговорись, — сказал брат Андрей, — выговорись, если у тебя есть в этом необходимость. Что бы ты теперь ни говорил, сам ты в полной безопасности.
— Брат Андрей, Мустафу зарезали! С ним поступили просто по-зверски. Его сотню раз кололи и резали. Вспороли ему живот... Картина, наверное, была просто кошмарной. — Подняв голову, Бутрос взглянул на своего наставника. — Неужели вот так все и кончится? И это в благодарность за наше служение Господу? Я бы не хотел вот так умирать... связанным, нагим, измученным. Неужели вот так все мы и умрем?
Брат Андрей молчал. Вместе с Бутросом душевные муки переживал и он, ибо разве не он крестил Хасана и Мустафу? Разве не ему они свидетельствовали о своей вере и не с ним делились своими мечтами? Ему хотелось остаться одному, чтобы выплакать боль и помолиться, но, как бы тяжело ему ни было, он видел, как окаменел от несравненно более сильной муки его друг. Бутрос потерял не просто сотрудников, но и близких друзей, и его возвышенным устремлениям, казалось, пришел конец. «Ему надо было дать волю своим так долго по-
295
давляемым чувствам, — подумал брат Андрей, — перед ближайшим другом». Кроме того, Бутрос не ждал ответа на свои риторические вопросы, по крайней мере, пока.
— А что с Надирой? — спросил брат Андрей. — Как она все это перенесла?
— Надира показала себя с лучшей стороны — она помогла мне преодолеть кризис, но за это ей пришлось расплатиться страшными головными болями. Страдания отразились и на ее внешности: по ее телу пошла сыпь. Теперь она боится подходить к телефону. Не знаю, сможет ли она когда-нибудь начать все сначала... Хорошо, что теперь ей с детьми не угрожает опасность. Быть может, мы переберемся к ее родителям, вот только закроем дело. Я бы прямо сейчас расформировал организацию «Аль-Калима», но не могу этого сделать, пока полиция не разберется с двумя убийствами. Брат Андрей, неужели таково наше предназначение? Если так, то очень сомневаюсь, что игра стоила свеч. — Потрясенный, брат Андрей не перебивая слушал Бутроса. — И зачем только я все это говорю!
— Напротив, ты обязан выговориться, рассказать обо всем, что у тебя на душе, хотя Бог уже все это знает. Ты только вспомни, что псалмы царя Давида полны таких фраз, которые в отрыве от контекста большинством христиан могут быть сочтены за богохульство и даже за свидетельство его неверия.
— Если уж на то пошло, то я уже утратил веру. Ничего не осталось, брат Андрей, ничего...
Под балконом дети, с разбегу бросаясь в накатывающиеся на прибрежный песок волны, визжали от удовольствия и ликовали. Потом, когда они начали плескать друг на друга водой, брат Андрей снова заговорил:
— Не возражаешь, если я задам тебе несколько вопросов? — Бутрос согласно кивнул. — Ты помнишь время, когда Бог призвал тебя к служению? Помнишь, что именно Он тогда велел тебе сделать?
296
— Мне надлежало вернуться на родину, чтобы укрепить там церковь. Помню, как вы написали мне письмо, которое я храню все эти годы. Среди прочего там были и такие слова: «И один в поле воин, если пребывает с Богом». Так вот, брат Андрей, этот один потерпел крах!
На мгновение повисла звонкая тишина, а затем брат Андрей негромко задал следующий вопрос:
— Бутрос, как с тобой обошелся Бог?
— Вы предполагаете, что Он со мной как-то обошелся?
— О, в этом не должно быть никаких сомнений! Бог определенно сделал тебя Своим орудием. Но прямо сейчас, понятно, тебе трудно все это осознать. Ты сказал, что вернулся на родину с целью укрепить церковь. И что? Поистине ли церковь там укрепилась и стала сильнее, чем была десять лет назад?
Прежде чем ответить на этот вопрос, Бутрос довольно долго обдумывал свой ответ:
— Ну, я полагаю, что мы кое-что сделали, свершили кое-какие добрые дела. И, понятно, мы бы этого не сделали без вашей помощи, брат Андрей.
— И что же это за добрые дела?
— Мы содействовали в служении священнослужителям. Мне кажется, что редкий пастырь в нашей стране не побывал хотя бы на одной из наших загородных конференций.
— Хорошо, это уже кое-что. А что еще?
— Общественная организация «Аль-Калима» помогла многим людям приобрести навыки чтения и письма.
— Причем каждый, кто прошел курс ликбеза, получил экземпляр Библии. Таким образом, теперь больше христиан читают Священное Писание и утверждаются в вере.
— К тому же мы проводили специальную подготовку новообращенных.
— Хорошо!
297
— Мы о многом дерзновенно мечтали. Я хотел инициировать особую программу учебного центра «Логос» с целью профессиональной переподготовки христиан. Я мечтал о собственном компьютерном центре, ведь в нашей стране недостает хороших компьютерных техников. А Надира предполагала организовать центр для женщин: у нее громадная потребность помогать тем из них, кого подвергают постоянным побоям. Но теперь, по-моему, всем этим мечтам пришел конец.
Хотя Бутрос говорил с отчаянием в голосе, брат Андрей не обратил на это внимания и спросил:
— Бутрос, с тех пор как ты начал трудиться на родине, возросла ли там церковь?
— Не думаю. Большинство христиан, у которых есть деньги, бежали из страны, так что числом наша церковь, по всей видимости, только уменьшилась.
— Ты хочешь сказать, что никто из мусульман не принял Христовой веры?
От этих слов Бутрос опешил, поскольку понял, что только что пренебрег большей частью Божьего дела:
— Нет, разумеется, новообращенных у нас немало. Многие, по крайней мере тысяча, мне известны, а есть еще те, о ком я ничего не знаю.
— Потрясающе! Все они стали частью Христова Тела.
— Но большинству церквей все еще не хочется их жаловать.
— Однако новообращенные из числа бывших мусульман создают собственные общины, и что бы традиционные деноминации об этом ни думали, эти христиане приходятся их членам братьями и сестрами. Стало быть, церковь на твоей родине возросла!
— Но исламские экстремисты пытаются погубить нашу церковь. Обнаружив новую христианскую общину, они нападают на ее руководителей. Мустафа и Хасан замучены. Ахмад, спасая свою жизнь, обратился в бегство. Как же малому стаду выжить без пастыря?
298
— Разве Богу не по силам возвысить некоторых пастырей?
— Не в этом дело. Просто я сомневаюсь, получится ли у меня начать все с начала... — глубоко вздохнул Бутрос. Слезы высохли на его глазах, и теперь он принудил себя рассуждать логически. — Это слишком опасно для моей семьи. Даже не знаю, что делать.
— Бутрос, послушай меня. — Брат Андрей, сидевший в пластиковом кресле, наклонился вперед, чтобы подчеркнуть важность предстоящих слов. — Если ты не покинешь свой пост, что с тобой может случиться самого плохого?
— Даже не знаю. Может быть, я совсем ничего не смогу сделать.
— Это и есть то самое плохое, что с тобой может случиться?
— Нет, меня могут убить! — рассердился Бутрос. — Этим, надо думать, все и кончится.
Брат Андрей сделал паузу, а потом продолжил:
— Ой ли? Неужели на этом все и кончится? То есть самое плохое, что с тобой может случиться, это твоя смерть за служение Богу на своей же родине?
— Нет, если уничтожат мою жену или детей, будет еще хуже.
— Предположим, такое случится, ну и что?
— Как это «ну и что»? Что вы имеете в виду?
— Если погибнешь ты сам, твоя жена или твои дети, что тогда произойдет?
— Расстроится дело.
— Расстроится дело? Но разве по Божьей воле вместо тебя не появятся другие? И разве не оказаться рядом с Господом ты желаешь себе и своей семье? Отчего же тогда ты стал верным служителем Бога? Если враг и в самом деле погубит тебя, то чего ты лишишься?
И здесь явился озаривший сознание Бутроса свет:
— Если меня уничтожат, я буду подле моего Господа в вечности! — В первый раз за несколько дней Бутрос
299
улыбнулся: — Мы с Надирой говорили о том, что однажды услышим слова нашего Господа: «Хорошо, добрый и верный раб»*.
Брат Андрей откинулся в кресле. Его дальнейших разъяснений уже не понадобится. Мысли Бутроса направлены в нужное русло. Ему предстоит долгий путь, но исцеление уже началось.
* * *
В тот вечер, когда солнце стало уходить с неба, Бутрос сидел в парке на скамейке, обратив взор в сторону моря. Дети, утомленные игрой на солнце, потихоньку разошлись, только несколько мужчин все еще ныряли в набегавшие волны и говорили обо всем на свете. Завороженный чудесной картиной, Бутрос легко позволил себе задуматься о чем-то отвлеченном.
Вскоре он поднялся и направился вдоль Пальмовой набережной на восток. Он прошел мимо яхтенной гавани и памятника древнегреческому полководцу Кимо-ну, который за 450 лет до Рождества Христова вытеснил с этой земли персидских захватчиков. Бутрос шел все дальше и дальше вдоль берега в сторону старинного форта, построенного еще турками в 1625 году. На противоположной стороне набережной, напротив форта, он увидел мечеть XVI века, и один только вид величественного сооружения помог ему наладить строгий ход мыслей, проносящихся в его голове.
Брат Андрей напомнил ему об одном эпизоде. Бутрос ехал тогда на поезде, который мчался по сельской местности так споро, что его качало из стороны в сторону, и Бог обратился к сердцу этого юноши. С этой поездки, с последующей его встречи с мусульманским проповедником и с письма брата Андрея начались его приключения, дела, которых он не планировал, но
См.: Мф. 25:21,23.
300
нашел стоящими и, надо признать, достаточно плодотворными.
Но что же теперь? Закончилось ли это служение? Не пришла ли пора отправиться в другую страну и приступить к выполнению новой задачи? Может быть, ему предстоит вылететь в Лондон и возобновить связи, которые он установил во время учебы в университете? Конечно, там бы ему нашли работу в одной из миссий. Он также мог бы заняться богословием, о чем мечтал в свое время. «Господи, что мне сделать ради Тебя?» — мысленно повторял Бутрос.
Он задумался о Великом поручении. «...Идите, научите все народы...» Стало быть, брат Андрей напомнил ему: «Бог велит тебе идти и научить все народы, хотя Он и не обещает тебе, что ты вернешься целым и невредимым». Теперь Бутрос всерьез примет в расчет тот факт, что выполнение Великого поручения может стоить ему жизни, и он не оставит своего поста до тех пор, пока Бог не отменит Свое поручение.
Но откуда Бутросу знать, как и когда ему надлежит свернуть работу миссии? Не в силу ли сложившихся обстоятельств, которые ему подскажут: «Твой миссионерский труд завершен»? И чем ему заняться потом? «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир»*. Так с ним снова заговорил Святой Дух. На сей раз Он напомнил ему о словах Иисуса, сказанных накануне Голгофы. В них была какая-то загадка. Бутрос задумался над первой половиной обетования — «будете иметь скорбь». С этим было все понятно, а вот на второй половине стиха необходимо было сосредоточиться. Поистине ли он верит в то, что Иисус «победил мир»? Уверен ли он в том, что Иисус сильнее ислама и мусульманского экстремизма? Уверен ли он в том, что Иисус способен сделать Свое дело, которое пытается разрушить дьявол? Поистине ли он полагает, что за церковь
См.: Ин. 16:33.
301
стоит бороться, утверждая, что воинствующая, сильная церковь остается единственной надеждой его народа? Поистине ли он полагает членами Христова Тела тех бывших мусульман, которые рискуют собственной жизнью, возвещая ближним о своей любви к Иисусу Христу? Поистине ли он верит в то, что Иисус любит и защищает их?
Иисус призывал не бояться убивающих тело, души же убить не могущих*. «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего...»* ** Несомненно, Господь любил Мустафу и Хасана и заботился о них. Он, несомненно, ведает, что с ними сталось. Но не скрыты ли от Бога убийцы дорогих Бутросу братьев? Или в конечном счете убийцы навлекут на себя бесчестье и ответят за свои злодеяния? Богу ведомы и дела Ахмада, и, независимо от того, будет ли он замучен или проживет еще много лет, этот возлюбленный брат принадлежит Богу. Точно так же Бог ведает и о Бутросе, и от Него не скрыто число отпущенных ему дней на бренной земле. Стало быть, Бутросу надлежит ожидать нового Божьего повеления.
Пришедшие Бутросу на ум слова из Священного Писания и обращение сердца к Божьим обетованиям пролили целебный бальзам на его истерзанную душу. Теперь он понимает, что должен вернуться на миссионерские поля. Но в чем состоит его миссия? Изменилась ли она вообще?
«...Паси овец Моих»***. Таким было его призвание — пасти пастырей, служивших во враждебной по отношению к христианству стране, пасти многих из тех, кто уверовал в Царя царей Иисуса и созидал сторожевые посты Божьего Царства в городах и селениях, где ислам
•Ср.: Мф. 10:28.
•• См.: Мф. 10:29.
••• См.: Ин. 21:16.
302
некогда не знал соперничества. И, по всей видимости, самое важное в его призвании — это находить и пасти пастырей малых стад.
«Однако, Боже мой, что Ты скажешь о моей жене? Что Ты скажешь о двух моих детях?» Услышав собственный голос, Бутрос удивился. Это вернуло его к реальности — к тому, что труднее всего все продумать на несколько ходов вперед, не зная, как это «все» обернется. Отправиться в непредсказуемую враждебную среду самому и, быть может, положить свою жизнь ради служения Господу Иисусу — это одно дело, но значит ли это, что следует подвергать опасности жизнь членов своей семьи?
Вопрос попал в самую точку. Бутрос извелся в ожидании ответа Святого Духа, но на сей раз никакого ответа он не услышал.
* * *
На следующий день друзья — брат Андрей и Бутрос — отправились погулять по расположенным за древним базаром улицам. Они вышли к церкви св. Лазаря — покровителя Ларнаки, в которой до 901 года по Рождеству Христову находились моши этого воскрешенного из мертвых человека (после же 901 года часть реликвии была передана в Константинополь). Согласно местной легенде, Лазарь, приехавший сюда после смерти и воскрешения Иисуса, долгое время, вплоть до своей второй кончины, был епископом кипрской церкви. Когда друзья разглядывали свыше тысячи ста лет стоящий на этой земле храм с колокольней в латинском стиле (она была добавлена к строению во время реконструкции XVII века), Бутрос сказал наставнику о том, что только что узнал сам: в течение сорока восьми часов в Ларнаку на встречу с Бутросом прибудет Ахмад.
— Вы не могли бы пойти на эту встречу вместе со мной, брат Андрей?
303
— Разумеется, с удовольствием пойду. Но как его выпустят из страны и как он получит здесь статус эмигранта?
— Карим выправил ему нужные документы. В точности мне ничего неизвестно, но эти бумаги гарантируют ему беспрепятственный вылет на Кипр. Однако долго пребывать в стране он не сможет, во всяком случае, не больше шестидесяти дней. Стало быть, надо найти решение на длительный срок.
— А что будет с Салимой?
— Пока идет следствие, Салиму из страны не выпустят.
— И сколько времени у вас отводят на подобные расследования?
— Следователи думают, что Салима в конце концов выведет их на Ахмада. Но Салима и в самом деле не знает, где прячется Ахмад. Однако через несколько недель давление на нее ослабнет, так что Карим уже сейчас ищет способ переправить ее за границу.
— Ну, а когда Ахмад и Салима соединятся за границей, что будет потом?
— Отвечу вопросом на вопрос. Нет ли такого государства, которое согласилось бы их принять? Голландия, например, или другая европейская страна? А может быть, Канада или США?
— Это вполне возможно, — сказал брат Андрей и замешкался, а потом добавил: — В мире есть немало активистов, которые помогают людям выпутываться именно из таких ситуаций. Я поговорю с друзьями. Ахмад и Салима будут претендовать на статус беженцев?
— Но лучше ли это, я даже не знаю...
— Наверняка не лучше! Они должны претендовать на политическое убежище.
— А если всплывет тот факт, что Ахмад находится под следствием как подозреваемый в двух убийствах?..
— Совершенно верно — тогда его просто вышлют из страны.
304
Друзья вступили на территорию древнего храма и стали молча любоваться красотой его архитектурных стилей — византийского, романского и готического. Внутри церковного здания четыре колонны держали небольшие купола. На одной из колонн буквально парил амвон*, на другой висела знаменитая икона, изображающая выходящего из могилы Лазаря.
Когда друзья покинули храм, брат Андрей спросил Бутроса:
— Непонятно, стоит ли Ахмаду эмигрировать на Запад?
— С чем связаны ваши сомнения?
— Он араб и не говорит по-английски.
— Ахмад умен и быстро усвоит все что надо.
Во время прогулки по старым улочкам турецкого квартала брат Андрей поделился с Бутросом своими мыслями:
— Лично меня больше всего беспокоит другое. Прошу тебя, задумайся вот о каком весьма важном обетовании Иисуса: «...если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно...»
Бутрос завершил стих:
— «...А если умрет, то принесет много плода»**.
— Чувство долга прежде инстинкта самосохранения — очень важное библейское правило. Помнишь Давида, вступившего в противоборство с Голиафом? Как рассказывал царю Саулу Давид, прежде, когда он пас овец у своего отца и когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада, он гнался за ним, и нападал на него, и убивал зверя. Вернемся теперь к нашим проблемам. Мы не можем представить себе отца, отправляющего родного сына действовать в столь опасных условиях, однако этого не скажешь ни об Иессее,
♦ Амвон — находящаяся на возвышении перед алтарем площадка в христианском храме.
♦♦ См.: Ин. 12:24.
305
ни о Давиде. Чувство долга прежде инстинкта самосохранения. И отец, и сын рассчитывали на то, что Давид исполнит свой долг — спасет овец. Так же относился к Иисусу и Небесный Отец. — Бутрос задумался над словами брата Андрея. Он вспомнил, как в свое время с опорой на Послание апостола Павла к Филиппийцам наставлял Ахмада, Мустафу и Хасана: Иисус «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» и «...в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе...»* — Разумеется, нам надо спасать тех, кто страдает ради Христа, — продолжал брат Андрей. — Только вот что непонятно: призывает ли нас Бог к подобному вмешательству в Его промысел?
— Я не спас Мустафу и Хасана, но я могу помочь Ахмаду. Мы не можем потребовать от него оставаться в стране, где его ждет верная смерть.
Брат Андрей сделал несколько шагов и лишь потом ответил:
— Да, ты прав. Нам не дано это решать. Надо расспросить самого Ахмада, что он думает о своем служении.
Бутрос переменил тему:
— Вчера вечером я размышлял о христианах из числа бывших мусульман. У нас мало сильных церковных руководителей, к тому же трех из них мы уже утратили. По-моему, нам нужно выявить по всей стране десять-двадцать бывших мусульман, рукоположить их, а потом обеспечить им библейскую подготовку. Я мог бы раз в месяц проводить с ними недельные библейские курсы. По всей видимости, в учебном центре «Логос», если это можно будет делать спокойно, в противном случае — в других местах по всей стране. Интересно, что вы на это скажете.
— Это дерзкая мечта, Бутрос! — Брат Андрей остановился и положил руки на плечи друга: — Вижу, что Бог исцеляет тебя. Ты возвращаешься к жизни!
См.: Флп. 2:8, 5.
306
— Да, брат Андрей. Иного не дано. Я должен вернуться на родину.
* * *
Из окна гостиничного номера открывался прекрасный вид на побережье Средиземного моря, но Ахмада эти красоты не интересовали. Он вышагивал по комнате, стараясь разобраться в происходящем у него на душе и мечтая как можно скорее увидеться с Салимой.
Бутрос попытался успокоить его смятенную душу:
— Ахмад, нам следует набраться терпения. Мы бьемся над решением твоей проблемы.
— Вам просто говорить о терпении. Это не вы сменили место жительства и образ жизни.
Бутрос невольно вздрогнул, вспоминая о тех страданиях, которые он пережил за последние несколько недель, и особенно схватку один на один с Богом по вопросу своего собственного будущего. Но перед ним была одна из овец малого Божьего стада, тяжело переживающая выпавшие на ее долю страдания.
— Ты разговаривал с женой? — спросил он.
— С тех пор как вы бросили меня и бежали из страны, нет. Я не смею звонить ей по мобильнику.
— Ты мог бы связаться с ней по моему телефону. Но лучше тебе не звонить...
— ...Чтобы ненароком не выдать своего местонахождения. Знаю. Но она обезумела от тревоги, запугана полицией, не может жить в своем доме и не может увидеться со мной. Она даже не знает, где я теперь.
— Право же, Ахмад, мне это ужасно неприятно, но мой связной утверждает, что иначе нельзя.
— О каком связном ты говоришь?
— О твоем друге из нашего правительства.
— У меня нет друзей в нашем правительстве.
— Разумеется, ты не знаком с этим человеком, но именно он и есть твой брат во Христе, который помогал
307
тебе и будет помогать. Только я никогда не выдам тебе, как его зовут.
Ахмада эти слова не обрадовали, однако, продолжая вышагивать по комнате, он заметил:
— Надо что-то делать. Нельзя же все оставить как есть. То есть в гостиничном номере жить неплохо, но ведь это не дом. Неужели мне нельзя вернуться домой?
— Боюсь, что нет. По крайней мере, не в ближайшее время. Теперь мы точно знаем, что активисты движения «Братья-мусульмане» планировали расправиться с вами тремя. Причем некоторые чины из местной полиции благоволят к этой экстремистской организации — они позволят ее членам с тобой расправиться или сделают это сами. — Брат Андрей обрисовал в общих чертах возможный выход для Ахмада, между тем как Бутрос переводил: — В Канаде есть группа активистов, так вот они отыскали одного делового человека, который взялся тебе помочь. Он предоставит тебе квартиру и работу. И еще он сказал, если тебе интересно, что у тебя, как только ты овладеешь английским, появится возможность продолжать образование, а спустя какое-то время ты сможешь поступить в библейскую школу или семинарию.
Ахмад слушал внимательно, а потом вдруг объявил:
— Я не хочу в Канаду. Я не поеду ни в Европу, ни в Северную Америку. Я вообще не хочу эмигрировать. — Он перестал шагать и взглянул на двух старших товарищей. — Брат Андрей, я благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Вы очень поддержали меня. Я помню, как после вашего разговора с нами, когда мы вышли из тюрьмы, воодушевился Мустафа. Вы помните, как он говорил, что мечтает благовествовать в Мекке?
Брат Андрей улыбнулся и сказал:
— Он просто был восторженным человеком. Ты думаешь, он и в самом деле отправился бы благовествовать в Мекку?
308
— Он все время твердил об этом. Он самым серьезным образом планировал хадж. Евангелизанионное паломничество в Мекку стало его мечтой. И все-таки, брат Андрей, его мечта обязательно исполнится. — Ахмад заглянул в глаза брата Андрея. — Не знаю, сколько лет мне понадобится, чтобы претворить его мечту в жизнь, но я заступлю на его место.
Бутрос и брат Андрей ошеломленно переглянулись.
— Но будет ли это разумно? — спросил Бутрос.
Ахмад посмотрел на своего наставника:
— Нет, это будет неразумно, но разве брат Андрей не говорил нам: «Скажите мне, куда вы не можете войти как христиане, и я вам укажу, как туда можно войти». Интересно, а вы не забыли своих слов?
Брат Андрей от души рассмеялся:
— Разумеется, не забыл. Этими словами я бросал вызов многим своим подопечным. А вы помните вторую половину моего вызова?
— Да. Вот эти слова: «Однако, может быть, я не в силах указать вам оттуда выход». Бог повелевает нам идти и научить народы, однако Он не обещает нам, что мы останемся в живых.
С трудом сдерживая чувства, Бутрос сказал:
— Брат мой, это вызов и мне, поскольку то же самое Господь положил на сердце и мне. Это Он внушает нам не сдаваться и продолжать служение.
— Стало быть, ты понимаешь мои чувства. Послушайте, я вижу, что вы хотите мне помочь и по вполне понятным причинам желаете отправить меня туда, где я окажусь в безопасности. У меня нет сомнений в том, что Господь может найти мне служение где-нибудь в Канаде, в Европе и вообще там, где Ему будет угодно. — Ахмад остановился и подошел к большому венецианскому окну, выглянул из него на улицу и продолжил говорить: — Но я — араб. Я мыслю по-арабски. Я бывший мусульманин, возлюбивший Иисуса. — Он повернулся лицом к двум друзьям: — И там — мой народ,
309
который пока что состоит из мусульман. Я хочу благо-вествовать им. Мне нельзя покидать Ближний Восток.
Брат Андрей и Бутрос снова взглянули друг на друга, чтобы убедиться в обоюдном согласии. Потом заговорил Бутрос:
— Никто не спорит, что твой дом — на Ближнем Востоке. Я не знаю, как у нас это получится, но мы найдем возможность помочь тебе жить и работать дома.
Глава 25
Шесть месяцев спустя
Абуну Александра разбудил шум. Мгновение спустя он уже понял, что проснулся от стука в дверь. Набросив на плечи халат, священник поспешил вниз. Там он выглянул из окна и увидел какую-то женщину с небольшим свертком в руках. Голос женщины был едва слышен, поскольку она говорила полушепотом, чтобы не привлечь внимания соседей:
— Абуна Александр, умоляю вас, впустите меня.
Священник тотчас отворил дверь, и в темную прихожую, споткнувшись на пороге, ввалилась Лейла. Из свертка в ее руках раздался плач младенца.
♦ * *
Все постепенно прояснилось. Наур помогла Лейле уложить младенца в комнате, которая в свое время служила убежищем Салиме, а потом все говорили до рассвета. Начала Лейла с того момента, когда она оказалась жертвой насильственного похищения. Вначале она и представить себе не могла, кто были ее похитители, но потом все открылось. Дело в том, что среди похитителей она узнала одного из своих дальних родственников. Она ему нравилась, и он решил во что бы то ни стало завладеть Лейлой.
311
— Сначала они старались во всем мне угождать, лишь бы я по доброй воле произнесла шахаду, но я, конечно, отказалась это сделать. — Речь Лейлы лилась потоком. Воспоминания навалились на нее с такой силой, что чувства, до сих пор таившиеся в глубине ее души, вдруг вырвались наружу. — Меня запирали в амбаре, избивали, заставляли работать как рабыню. Мне приходилось вставать с петухами, и нередко до полуночи мне не позволяли даже прилечь. — В этом месте молодая женщина не смогла удержаться и расплакалась. Жена священника, как могла, успокаивала насмерть перепуганную женщину, в которую превратилась Лейла за проведенные у похитителей годы. — Однажды ко мне пристали особенно настойчиво, а потом втолкнули в мечеть и сказали, что убьют, если я откажусь произнести шахаду. Отец Александр, простит ли меня когда-нибудь Бог? Он-то знает, что я не могла не произнести шахаду, хотя и не верила ни одному произнесенному мной слову. На самом деле я не стала мусульманкой.
— Конечно, Господь простит тебя, — пообещал ей священник.
— Отец Александр, мне сказали, что после произнесения шахады я навсегда стала мусульманкой и уже никогда не смогу вернуться в христианство.
— Но в глубине души ты ведь не помышляла о переходе в ислам, — заметил священник.
— Они сказали, что убьют меня, если я вздумаю вернуться в христианство.
Священник заговорил громче:
— Лейла, они запугивали тебя. Наш Господь сильнее всех угроз. Не верь в эту ложь. Ты — создание Христа!
Раздумывая над его словами, Лейла, казалось, постепенно утешилась и уже спокойнее продолжила свое повествование:
— Когда мои родители приехали повидаться со мной, о, как мне хотелось им обо всем рассказать, но стоявший у меня за спиной парень, а у него в руках был нож,
312
угрожал меня убить, если я не скажу им в точности то, что он велел мне сказать, а именно, что я — мусульманка и этим счастлива. Отец Александр, это было ужасно! — Священник решил расспросить Лейлу о младенце. — Сразу после отъезда родителей меня отправили на другую ферму. Моему похитителю надоело со мной возиться, и он решил передать меня своему приятелю. На прощание он сказал, что теперь моим мужем будет Абдул-Кауи и что он будет бить меня смертным боем всякий раз, когда я посмею ослушаться его. — Рассказывая о жестокости, с которой тот обращался с ней каждый вечер, Лейла вновь расплакалась. Она боялась этих вечеров. Несмотря на тяжкий труд, в дневное время она по крайней мере могла забыться в работе. Чтобы стойко переносить этот устраиваемый с наступлением сумерек ужас, Лейла принималась вспоминать о своей семье. После того как она открылась насильнику, что беременна от него, кошмары по вечерам не закончились. Послаблений в повседневном рабском труде тоже не было, и зачастую, как бы она ни хворала, ей приходилось с утра до ночи хлопотать по дому. Когда пришла пора разрешиться от бремени, ребенка она родила дома на кушетке. Разумеется, «муж» очень гордился сыном и считал его мусульманином. — Отец Александр, я никогда не позволю своему сыну стать мусульманином. Никогда! Меня не интересует, что будут говорить люди. Я каждый день молюсь о нем. Я старалась вспоминать все, что вы читали с нами из Библии, и рассказывала ребенку об Иисусе хоть что-нибудь из того, что могла припомнить. Спору нет, он еще слишком мал, чтобы понять мои слова, но, когда он подрастет, я не позволю ему принять эту жестокую религию. Никогда не позволю!
— Как тебе удалось бежать? — спросил священник.
— Каждый день меня на ночь запирали на ключ, но каждый раз я проверяла дверь, и вот, когда три дня назад Абдул-Кауи отправился в дальний путь, а его
313
сестра забыла запереть дверь, я взяла ребенка и бросилась в поле. Днем я скрывалась, а с наступлением темноты шла в город. Это просто чудо, что меня не схватили!
— Мы так рады, что ты вернулась домой, — сказал отец Александр. — С тех пор как тебя похитили, мы молим Бога о твоем спасении.
— Как зовут младенца? — спросила Наур.
— Отец ребенка звал его Абдулом-Азимом, а я зову его Александром.
* * *
Стоя перед священным престолом, Абуна Александр дрожал от волнения. С тех пор как перед входом в храм он обнаружил тело Мустафы и записку с угрозами, шло третье по счету собрание общины. «Людей сегодня пришло даже больше, чем на первые два собрания, — подумал он, быстрым взором окинув прихожан, — так что представлены все семьи церковного округа». Он с удовлетворением обнаружил в углу храма молодежную группу из двадцати с лишним человек. Среди них была и Лейла с обнимавшей ее подругой Фанзией, и еще одна девушка с младенцем Александром на руках. Через проход от них отец Александр увидел семью Лейлы — утирающую слезы носовым платочком мать и старшего брата, который сидел, сложив руки, с недовольным видом.
Лейла не решилась вернуться в родную семью из-за страха перед реакцией ближайших родственников, в особенности брата, когда те узнают о рождении ею ребенка. Вот почему священник позвонил родителям Лейлы и попросил их посетить его на дому, а потом стал увещевать их обнять свою дочь:
— Прошу вас, подумайте сейчас не о чести или позоре вашей семьи, а о том, что ваша дочь была в руках у приспешников дьявола. Теперь она на свободе, но еще не пришла в себя и отчаянно нуждается в вашей любви.
314
У отца Лейлы тут же возник вопрос о возможной реакции клана, если он позволит ей вернуться домой, но старый священник и его жена тут же вызвались заботиться о Лейле и ее ребенке до тех пор, пока будет надежда на то, что в новой обстановке найдется лучшее решение.
Было очевидно, что нервы у людей в церкви вот-вот сдадут. Напряжение дошло доточки срыва, и многие, по всей видимости, ждали только повода, чтобы напасть на мусульман. Священник молил Бога внушить ему слова, которые могли бы снять остроту ярости.
— Они угрожают разрушить нашу церковь, — заговорил один из членов приходского совета, — похищают наших дочерей, поджигают наши предприятия. Пора уж открыто заявить о своей позиции. Дальше это терпеть нельзя. Правительство нас не поддержит. Полиция нас защищать не станет. Мы должны сами отстаивать свои права.
— Разве так нас учил отвечать на гонения Иисус? — спросил отец Александр.
Ни одна душа, казалось, не услышала его.
Поднялся другой предприниматель:
— Я разговаривал со многими христианами города. Они согласны объединиться. Мы должны выступить с заявлением. Предлагаю собраться в церкви в полдень пятницы, потом пойти и устроить митинг у главной мечети.
Раздался чей-то негодующий голос:
— Это время пятничной молитвы. Мы же перекроем улицу втот самый момент, когдалюди начнут выходить из мечети.
— Это нормально. Так они узнают, что мы говорим всерьез.
— А что если они на нас нападут? — раздалось в ответ из задних рядов.
— Тогда мы дадим им отпор, — сказал уже выступавший член приходского совета.
315
— И у нас есть оружие, — крикнул один из мужчин.
— Нет! — воскликнул священник. Все вдруг стихли. — Мы будем действовать иначе. Мы не унизимся до уровня мусульман. Мы — христиане. Мы должны отличаться от них.
— Мы не можем уступить мусульманам, — ответил член приходского совета.
— Мы и не уступим им, — ответил отец Александр, — но мы не выкажем им при этом ненависти. Я вижу, как все мы напуганы. Мы гневаемся, и это вполне понятно. Но если мы выступим с оружием в руках, то станем не лучше фанатиков движения «Братья-мусульмане». Мы пойдем иным, лучшим путем. — Все застыли в ожидании альтернативного предложения священника. — Как вам известно, — начал отец Александр, — в течение двух последних лет мы проводили еженедельные молитвенные собрания с приглашением членов всех христианских деноминаций города. Я обговорил сложившееся положение с братьями-служителями. Мы предлагаем созвать экстренное собрание. Мы установим палатку и пригласим в нее всех христиан, мы также пригласим на это служение мусульман. Мы им скажем, что прощаем их.
На Абуну Александра обрушился шквал протестующих голосов. Одному из мужчин в конце концов удалось перекричать народ:
— Как мы можем их простить? Наших братьев убивают. Наши предприятия поджигают. Мусульмане насилуют наших дочерей и хотят разрушить наши храмы. Как вы можете говорить о прощении?
Отвечая на это, Абуна Александр почувствовал прилив сил:
— Очень просто. Могу, поскольку в нас Христос, упование славы. — Протестующий неохотно сел. — Зачем мы собираемся по воскресеньям? Зачем участвуем в евхаристии? Затем, что мы прощены. Большинство мусульман ничего не знают о прощении. Нам надо не мстить соседям, а проявить к ним Христову любовь.
316
Когда одна из женщин подняла руку, отец Александр кивком головы дал ей слово.
— Отец, мы просто боимся, — кротко молвила она.
— Еще бы, сестра, — ответил священник. — Мы все боимся. Но какое обетование дал нам Иисус? В любви нет страха — совершенная любовь изгоняет страх. Братья и сестры церкви св. Марка, мы должны явить мусульманам Сук аль-Хамиса Христову любовь. Таков наш единственный ответ.
Глава 26
Шесть месяцев спустя
Ахмад в очередной раз взглянул на часы. Только что пробил час ночи. Оставалось еще много времени — лучшего времени для духовных бесед с ищущими истину людьми со всех концов исламского мира. Осознавая это, Ахмад удвоил внимание и с новой силой застучал по клавишам ноутбука. В онлайновом режиме он вел оживленный спор с четырьмя арабами. Дискуссия без остановок длилась уже не первый час. За последние три месяца посетители чата успели обсудить Библию в сопоставлении с Кораном, притязания Мухаммада в сравнении с притязаниями Иисуса, проблемы христианского образа жизни и многое другое.
Бутрос обещал Ахмаду подыскать работу и свое слово сдержал, оформив договоренность с обществом «Библейский форум». Как служащий этого общества, Ахмад получил вид на жительство в соседней ближневосточной стране. Неоценимую поддержку в этом Ахмаду оказал все тот же «Форум». Салима между тем подыскала квартиру в высотном здании недалеко от центра столичного города. Они стали членами одной из здешних протестантских церквей. В этой общине Ахмада и Салиму лично почти никто не знал, поэтому проблем с их мусульманским прошлым не было никаких.
318
Ахмад, еще не растративший душевных сил для обращения мусульман в христианство, надеялся вскоре образовать общину бывших мусульман. По дороге с работы домой он обычно останавливался возле какой-нибудь кофейни и находил повод для бесед с молодыми мусульманами и часто не поспевал на ужин, так как возвращался домой не раньше девяти часов вечера. Такое налаживание контактов приносило определенные плоды, и несколько человек заинтересовались разговорами о пророке Исе. После ужина Ахмад садился за компьютер, чтобы уже в сети продолжить благовестие.
Ахмад не терял надежды вернуться на родину, чтобы способствовать укреплению и возрастанию общины бывших мусульман. Он скучал по Сук аль-Хамису и понимал, что может никогда больше не увидеть родного города. Связь с сестрой Фарой он поддерживал по электронной почте. Решив, что общаться по телефону слишком опасно из-за возможного их прослушивания агентами «Мухабарат», они с Фарой придумали специальную систему записи деловой информации и засекретили все имена. Вскоре после убийства Мустафы и Хасана скончался их отец. Родным пришлось туго. Как хотелось Ахмаду хотя бы еще раз поговорить с отцом, чтобы напоследок помочь ему узнать истину об Иисусе, однако отец подобные разговоры отвергал и Ахмаду оставалось только утешаться надеждой, что так или иначе пример старшего сына, дочерей и других родственников заставит отца хотя бы на смертном одре переменить свое отношение к Иисусу.
Только компьютер доставлял Ахмаду радость, причем величайшую радость. Арабский веб-сайт, на котором размешались христианские ресурсы для мусульман, давал Ахмаду возможность беседовать с жителями всего арабского мира. Он составил список стран, с гражданами которых поддерживал постоянный контакт, и теперь в нем числились более двадцати стран, в
 319
том числе и Саудовская Аравия. Стало быть, даже в святая святых ислама — в государстве, в котором исповедание христианства категорически запрещено, — есть множество ищущих истину людей и тайных христиан. Ясно, что Святой Дух путешествует без виз. Он не подчиняется требованиям политики сдерживания и активно насаждаемым порядкам, установленным мусульманской полицией на основе шариата. Тайные христиане живут даже в Мекке и Медине — двух священных мусульманских городах, к которым неверным запрещено и приближаться. Этот факт укрепил намерение Ахмада отправиться в евангелизационный хадж. Так в свое время должна будет исполниться мечта Мустафы, стремившегося свидетельствовать об Иисусе паломникам со всех концов мусульманского мира. Ахмад так и поступит: он отыщет своих братьев во Христе в двух священных для мусульман городах.
Заветная мечта Ахмада благовествовать мусульманам уже сбылась, хотя все время оставалась одна трудность: если с христианским служением у него все складывалось неплохо, то этого нельзя было сказать о его служении супруге. Салима страдала от одиночества, изо всех сил стараясь приспособиться к новому обществу и новому дому. Сколько раз после ужина Ахмад пытался успокоить ее, но она, казалось, отдалялась все больше и больше, отчуждаемая чем-то темным и непроницаемым, доступа к чему у него не было. Стоило Ахмаду над этим задуматься, как его охватывала тревога, но в эти моменты в чате обычно появлялся очередной гость, горевший желанием обсудить учение пророка Исы, и внимание Ахмада тут же переключалось на него.
* * *
Свернувшись калачиком, Салима лежала в постели. Как бы ей хотелось быть сейчас вместе с Ахмадом, но до нее доносится лишь ритмичный стук по клавиатуре
320
компьютера, а это значило, что на протяжении по крайней мере еще двух-трех часов его не дождаться. Вообще говоря, он редко ложился спать раньше трех часов утра. Сотрясаясь в беззвучных рыданиях, она не пыталась себя сдерживать. В последний месяц, настрадавшись, Салима засыпала чаще всего в слезах, Ахмад же, по всей видимости, этого не замечал. Умом она понимала, что должна радоваться: ее муж не просто остался в живых, но и чудесно трудится для Господа. Люди проявляют повышенный интерес к Иисусу, так что собеседников и в кофейнях, и в чате у Ахмада хоть отбавляй. Вот только не оставалось у него времени для жены, между тем он был ей очень нужен.
Салима часто думала о родном доме. Вспоминая родителей, братьев и сестер, она чувствовала, как сжимается ее сердце. Семья ее была по-своему замечательной. В доме держали достаточно слуг, являвшихся по первому зову Салимы. Из командировок отец привозил детям много всяких книжек, и она запоем их читала. Были у Салимы и подружки, с которыми она с удовольствием шаталась по магазинам. Зачем она все это оставила? Ну, да, теперь она с мужем, но живут они впроголодь, причем вдали от родины, и у нее нет подруг. Здешний народ говорит на непривычном для нее диалекте арабского. Ради чего все это? Ради Христа? У Салимы не было намерения со всем этим проститься, но если бы все знать заранее... Разумеется, любовь к Иисусу... Но почему ради Него ей пришлось отказаться от всего, что она в жизни любила, и уехать за границу?
Она вымаливала у Ахмада согласие хотя бы на один звонок домой, чтобы услышать голос мамы и спросить ее, нет ли у них хотя бы малейшей надежды на примирение. Но муж говорил, что любая попытка созвониться с домом сопряжена с большим риском. «Нас вычислят и вынудят вернуться на родину», — возражал он. Салима решила позвонить с уличного телефона, но Ахмад сказал, что и это тоже выдаст место их пребывания.
321
Пару раз Ахмад прочел ей проповедь о необходимости доверять Богу и указал на соответствующие библейские стихи, но это только вывело Салиму из себя. Он не знал, что она чувствует, и даже не старался ее понять. Он предложил жене прослушать компьютерный курс, чтобы потом помогать ему в благовестии, либо на худой конец куда-нибудь устроиться оператором. Они крупно поссорились. Салима чувствовала, что муж хочет отмахнуться от ее трудностей, лишь бы жить по-прежнему.
Как ей хотелось поговорить с кем-то, кто вошел бы в ее положение и посочувствовал ей, но поговорить было не с кем. Подружек в церкви она не завела, ведь было страшно открыть секрет своего происхождения. Подумать только, что случилось с Мустафой и Хасаном в Сук аль-Хамисе! Нет, язык надо было держать за зубами!
И только с одним Человеком Салима могла говорить напрямую. Этим Человеком был Иисус, и она часто разговаривала с Ним. Он не был из плоти и крови, у Него не было рук и ног, так что в действительности Он был лишь Духом. Она не могла припасть к Нему и выплакаться на Его плече. Что толку было бросить все ради Того, Кого она не могла ни увидеть, ни даже услышать? Она вконец измучилась и чувствовала, что падает духом, летит в бездну, которой никогда не ведала и не знала. Это бездна пугала Салиму, однако пути к спасению она не видела. Была ли у нее хоть малейшая надежда?
Салиме оставалось лишь открывать уста и шептать молитву: «Иисус, слышишь ли Ты меня? Скажи, есть у меня хоть какая-то надежда?»
♦ ♦ ♦
Когда Абуна Александр разговорился на рынке с одним из своих прихожан, к нему подошел известный бизнесмен и они обменялись приветствиями.
322
— Давно хотел вам сказать: наша умма чрезвычайно признательна вам за открытое собрание, — сказал шейх*.
— Шукран. Спасибо, что присутствовали на нем и поддерживали нас.
Шейх всем корпусом подался вперед и, почти касаясь священника, сказал:
— Дело в том, что не все мы, мусульмане, принимаем фанатизм «Братьев-мусульман».
— Я слышал об этом.
— Я ждал и надеялся на нечаянную встречу с вами. У меня к вам есть один вопрос. — Отцу Александру пришлось с большим вниманием выслушать бизнесмена, ибо тот говорил тихо, чтобы их не подслушали. — На митинге вы выступали с речью, — начал тот, — и говорили о прошении. Такой проповеди я прежде никогда не слышал, и вот о чем я теперь думаю... — Он оглянулся и жарким шепотом произнес: — Не могли бы вы дать мне что-нибудь почитать о пророке Исе? Я хочу больше узнать о Том, Который прощает.
После этого короткого разговора шейх отправился по своим делам.
Прихожанин, выпучив глаза, смотрел на отца Александра:
— Никогда не ожидал от этого человека...
— А что, разве у мусульман не может быть интереса к Новому Завету? — спросил, улыбнувшись, священник. — Это проявление Христовой любви. В ней упование Сук аль-Хамиса.
♦ ♦ ♦
Надир и Замир осматривали территорию учебного центра «Логос», когда к ним со словами приветствия из здания вышел Бутрос. В тот же самый момент из мечети
Шейх — зд.: глава рода.
323
прямо напротив здания центра послышался криклгуэд-зина, созывающего правоверных на молитву.
— Мечеть построили в прошлом году, — пояснил Бутрос, почувствовав, что все вопросительно смотрят на него.
— Вокруг ни одного жилища, только сельскохозяйственные угодья, — заметил Надир.
— Так и есть. Когда я стал расспрашивать, мне сказали, что поденщикам, которые трудятся на ниве, без мечети нельзя. Объяснение такое: согласно учению ислама, всякий правоверный мусульманин должен находиться от мечети в пределах слышимости.
— Но это не значит, что мечеть надо строить рядом с частным владением.
— Они извинились, и их оправданием были вполне конкретные соображения — строительство мечети на этом месте принесет наименьший урон посевам, — тряхнул головой от возмущения Бутрос. — Разумеется, веками в этих полях обходились без мечети, а теперь вот не могут.
— Вы только взгляните на репродукторы, — сказал Замир. — Да они все направлены на вас, на ваше хозяйство.
— Правильно. Иногда, когда у нас проходит какая-нибудь встреча, они устанавливают еще больше громкоговорителей. Делается это с одной целью — нас запугать.
— Чтобы прогнать вас отсюда?
Бутрос улыбнулся:
— Пусть попытаются... Именно здесь нас разместил Бог. — Некоторое время все трое молча шли вдоль стены, пока Бутрос не нарушил молчание: — Спасибо, что приехали. Хочу поставить перед вами один очень важный вопрос. У меня на примете естьлюди, которые, по-моему, способны возглавить христианские общины бывших мусульман. И каждому из вас я хочу предложить пройти подготовку для этого служения.
324
Надир кивнул, словно заранее знал об этой возможности и рассчитывал получить предложение Бутроса. Он и на самом деле чувствовал, что Господь призывает его послужить ради Божьего Царства.
— Мне страшно не хватает Ахмада, Мустафы и Хасана, — проговорил он. Бутрос только грустно улыбнулся. — Да, мы утратили их здесь, под небесами, а вот дело, которое они начали, мы утратить не имеем права. Мы продолжаем собираться, однако, честно говоря, нам тяжело без этих братьев.
— Как овцам без пастуха?
— Да, точно.
— Надир, я хочу подготовить из вас пастырей. Это благородное призвание, и я полагаю, что на пастырское служение вас избрал Бог.
— Но что потребуется от нас? — спросил Замир.
— Я буду встречаться с вами и десятками других ваших братьев. Раз в месяц мы по пять дней подряд будем исследовать Священное Писание, разбирать богословские вопросы и учиться служению. Вам также будут давать уроки христианской семейной жизни и многое другое из того, что может понадобиться в предстоящем служении.
— О, я страшно рад научиться тому, в чем пока не разбираюсь, — сказал Замир. Некоторое время все трое шли молча, а затем Замир спросил: — А что будет с «Аль-Калимой»?
— На некоторое время придется свернуть работу организации. Вы понимаете, почему? — Надир и Замир с пониманием кивнули. — Но вам хотелось бы продолжить эту работу?
— Да, очень, — сказал Замир.
— Видит Бог, нам это нужно, — подтвердил слова Замира Надир. Затем он немного подумал и добавил: — Мне хочется закончить труд, который начал мой друг Ахмад.
— Хорошо, я займусь этим с вами.
325
* * *
Позднее тем вечером, уложив детей спать, Бутрос и Надира по привычке вышли прогуляться во двор. Это было время поговорить о прошедшем дне, вместе помолиться и вместе же помечтать о будущем. Недавно они решили чувствовать себя в «Логосе» как дома. Бутрос радовался деревенскому затишью, не шедшему ни в какое сравнение с шумом столичного города, правда, если позабыть о тех случаях, когда на полную мощность врубали репродукторы на минарете соседней мечети. Тем не менее мысли о необходимости как-то обезопасить семью не оставляли его. До сих пор его родных дважды вынуждали спасаться в доме родителей Надиры, и Бутрос часто спрашивал себя, как в атмосфере постоянных угроз чувствует себя его жена. Солнце между тем стремительно садилось, расцвечивая песчаные барханы в тех местах, где кончались сельскохозяйственные угодья, в изумительные красный и оранжевый цвета.
— Итак, как в этом центре чувствует себя моя жена? — спросил Бутрос.
— Неплохо, весьма неплохо, мой дорогой муж. Хорошо, когда вся семья вместе. Там, где ты, там и наш дом.
О Боже, как Бутросу нравилась эта способность Надиры выражать ему свою любовь! Впрочем, эта любовь не просто его окрыляла, но и побуждала проявлять еще большую осторожность.
— Ты как будто уже ничего не боишься? Или научилась скрывать свои чувства? — спросил он.
— Пока мы были в разлуке, я много молилась. И тогда Господь показал мне, что мы с тобой безраздельно и навеки принадлежим Ему. — Она указала рукой на огороженную территорию двора. — Эта земля принадлежит Ему, и дело, которым мы занимаемся, тоже Его дело. Бутрос, рисовал ли ты в своем воображении все
326
то, что мы с тобой пережили с тех пор как стали мужем и женой?
— Нет, я не знал о том, что Он для нас совершит. Просто я отлично понимал, что Он меня призвал на служение.
— А меня Он призвал быть твоей помощницей. Он призвал нас обоих к служению. Ты помнишь, как мы с братом Андреем молились над этой землей?
— Конечно, помню.
— Я думаю о следующем этапе развития нашего дела.
— И каким, по-твоему, он должен быть?
— Здесь надо построить женский центр.
— Может быть, ты и права. И я ломал себе голову над тем, что дальше делать. Но почему ты считаешь, что женский центр важнее других дел?
— Помнишь, Абуна Александр рассказывал нам о девушке из его церкви? — Глаза Надиры увлажнились. На миг запнувшись, будто что-то заставило ее смутиться, она продолжила: — Слишком много в нашей стране страдалиц — девушек и женщин-христианок. Некоторых похищают и насилуют. Даже в христианских семьях многие не знают, какими должны быть христианские брак и семья. — Надира пылко пожала руку Бутроса: — Но мы-то с тобой знаем! Многие мужья-христиане в отношении к женам ничем не отличаются от мужей-мусульман.
— Разумеется, среди мусульман тоже есть браки добрые и худые.
— Да, это правда. Но что касается глубоко верующих пар, то у них должно быть особенное отношение друг к другу. Собственно, один из вопросов, на которые мне хотелось бы ответить, это как помочь женам христиан стать образцом добродетельной жизни для каждой семьи в нашей стране.
— Как наставлял апостол Павел, опытные женщи-ныдолжны вразумлять молодыхлюбить мужей идетей,
327
быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми и покорными своим мужьям*.
— На самом деле жены сами естественным образом склонны к благочестию, по крайней мере в начале семейной жизни. Однако, пребывая под постоянным гнетом, они начинают считать себя никуда не годными. Женам трудно поверить в то, что Бог и в самом деле их любит. В результате они впадают в страх перед мужьями и перестают верить в то, что это Бог, любя, даровал им семью.
— Мужья, полагаю, должны научиться любить своих жен так же самоотверженно, как Христос любит нас. Эта тема — одна из тех, которые я намерен раскрыть мужьям — будущим пастырям общин бывших мусульман.
— Но это еще не все, — добавила Надира. — Женщины, прошедшие сквозь все мытарства, должны иметь убежище, где они могли бы прийти в себя, исцелиться, где о них могли бы позаботиться и наставить их в вере.
— Мне нравится твоя мечта, однако эти женщины не могут долго здесь оставаться. Что с ними будет после того, как они покинут центр?
— Я подумала и об этом. Мне хочется, чтобы наш центр мог обеспечить им профессиональное обучение — так они смогут приобрести навыки, которые дадут им возможность выживать самим, а их семьям — получать дополнительный доход.
— Какие навыки ты имеешь в виду?
— Все больше и больше предприятий нуждается в умеющих работать на компьютерах людях. Я хотела бы учить женщин пользоваться компьютером, чтобы они могли устроиться в офис или работать на дому.
— То есть секретарским навыкам.
— Нет, навыкам служащих. С ними грамотные женщины могут прилично зарабатывать.
* См.: Тит. 2:4-5.
328 lUfcljl
— Хорошая перспектива. Давай молиться, и если Бог поведет нас и дальше, мы закажем проект нового здания, а потом посмотрим, где можно изыскать необходимые средства на его строительство.
♦ ♦ ♦
Телефонный звонок вернул Ахмада к действительности — до того он ушел с головой в чат. Тем не менее он постарался не разбудить жену, тотчас сняв трубку, чтобы ответить звонившему.
— Почему ты не спишь? — раздался радостный голос на другом конце провода.
— Заки? В Лондоне уже полночь...
— И три часа утра там, где ты. А я увидел тебя в сети.
— Тогда почему ты не воспользовался электронной почтой?
— Я звоню тебе, чтобы узнать из первых уст, все ли у тебя в порядке. Мне надо слышать твой голос. Но все-таки почему ты так поздно не спишь?
— Спасаю мир, — ответил Ахмад. — Поразительно, сколько мусульман интересуется пророком Исой! Ну, а ты-то почему не спишь в столь поздний час?
— Я все время думаю о тебе.
— Спасибо. Помолись и отправляйся спать.
— Как Салима?
— В порядке. Она спит.
— Ты уверен?
— В последнее время она ведет себя довольно смирно.
— Своди ее к врачу.
— Зачем это?
— Послушай своего друга Заки. Я — опытный врач. У твоей жены депрессия. Ей нужна медицинская помощь.
— Откуда ты знаешь?
— Ты же общался со мной по электронной почте и говорил о своих заботах. Поверь, друг, Салима тоскует
329
и нуждается в квалифицированной помощи. Она перенесла ужасную травму и сильно изменилась. Ты только подумай обо всем, чего она лишилась. Ты обязан ей помочь.
— Хорошо, я постараюсь.
— Самое главное, ей нужна твоя любовь.
— Ты что, стал консультантом по вопросам брака и семьи?
— А ты, Тимофей, стал трудоголиком?
Ахмада передернуло — он-то понимал, что его старинный друг прав.
— Итак, я должен поступиться служением?
— Одному тебе мир не спасти. Не надо сегодня заходить в кофейню. После работы иди прямиком домой. Отправься на прогулку с Салимой. Пригласи ее вресто-ран. Зайдите вечером к друзьям. И перестань просиживать за компьютером все ночи до утра.
— На свете столько людей, которым нужно с кем-нибудь поговорить. У них множество очень важных вопросов.
— Но ты не единственный, кто может им помочь.
Ахмад тяжело вздохнул:
— Я понял.
— Понял? Я знаю, у тебя страстная душа. Но самый важный человек в твоей жизни — это твоя жена. Прошу тебя, позаботься о ней.
Ахмаду вспомнилась великолепная звездная ночь на плоской крыше их дома в Сук аль-Хамисе. «Я буду с тобой до конца», — говорил он тогда жене. Он пообещал ей любить ее всегда, а два дня спустя то же самое пообещал ей перед Богом, поклявшись ради жены положить даже душу свою. Пришло время Ахмаду исполнять эти обещания.
— Я отодвину в сторону служение и позабочусь о ней, — молвил Ахмад. — Сегодня же утром. Я приготовлю ей завтрак и проведу с ней весь день.
— Лиха беда начало.
ззо
— Вообще-то на это нужно время. Как супруг, я был к ней невнимателен, и мне надо будет дать ей возможность убедиться в том, что она очень важна для меня.
Ахмад понимал, что из всех людей, которых его призвал возлюбить Бог, Салима остается первой.
Заки ободрил друга в решимости держать в голове потребности жены и на первое место ставить ее интересы. Как хорошо, что ему не пришлось ломиться в открытую дверь, чтобы убедить Ахмада в необходимости признать провалы в своей супружеской жизни.
— Ну, а ты? — спросил Ахмад. — Ты подумал над моим предложением?
— У меня в Лондоне широкая медицинская практика, — ответил Заки.
— Но ты нужен родине.
— Для родины я могу сделать многое и вдали от нее.
— Ты сделаешь больше, если вернешься домой.
— Чтобы пострадать, как ты? Ты только задумайся над тем, что сотворили с нашими друзьями, с тобой...
— Возвращайся домой и стань в проломе*.
— В Сук аль-Хамисе?
— Да. Ты же врач и можешь благовествовать так, как никому из нас и не снилось. Там есть одно малое стадо перепуганных овец из числа бывших мусульман. Ты позарез нужен им в качестве пастыря.
— Так говорит Святой Дух?
— Если угодно, можешь считать, что моими устами говорит именно Он.
— Наверное, так оно и есть.
— Тогда возвращайся на родину.
— Но я даже не представляю, как за это дело взяться.
— На первых порах тебе помогут два наших брата.
— О ком ты говоришь?
* См.: «Искал Я у них [обитателей дома Израилева] человека, который поставил бы стену и стал бы предо Мною в проломе за сию землю, чтобы Я не погубил ее...» (Иез. 22:30).
331
— Первый — это брат Андрей. Он живет в Голландии. Лети в Амстердам и поговори с ним. Другой — его коллега Бутрос. Поверь, ему очень нужна твоя помощь.
— Теперь понятно, почему ты всю ночьтак и не сомкнул глаз.
— А мне понадобилось наставление не забывать о жене.
— Теперь я утвердился в том, что Бог зовет меня на родину.
— Заки?
— Да, Тимофей.
— Мне нужно попросить у тебя прощения за одну вещь.
— За что?
— Я не поблагодарил тебя за... — Охваченный внезапным волнением, Ахмад пытался продолжать, но у него ничего не получилось. Он вспомнил о своей юности, о кошмарных видениях судилища, о мучительных вопросах и о том, что именно Заки с огромным риском для себя указал ему на Библию и Иисуса Христа. С этого началось его духовное паломничество, приведшее его в тюрьму и едва его не погубившее, но вместе с тем доставившее ему радости куда больше, чем он мог ожидать. — Заки, погоди немного, дорогой... — Ахмад сделал шаг в сторону ноутбука, с помощью которого записывал свои стихи и навеянные чтением Священного Писания мысли. — Вот, послушай, — сказал он в трубку. — «Нельзя бежать от жизни лучшей, жизни изобильной, жизни в полноте свободы. Нельзя бежать от революции — революции любви. И нельзя бежать от Бога — настоящего Бога. Бога в полном смысле слова. Бога, Который возлюбил Свое творение, возлюбил всех и каждого из нас, Который любит миловать, Который исцеляет, Который избавляет от рабства, Бога святого и справедливого. Нельзя бежать от Бога во плоти. Нам нужна реальная личность, необходим подлинный Отец — Некто поистине святой, Некто действительно
332
любящий. Нельзя бежать от настоящего Бога. Нельзя бежать от Иисуса Христа. Нет Бога, подобного Ему. Это Он нас сотворил, это Он всем сердцем нас возлюбил и того же взамен ожидает от нас». Вот почему мне хочется поблагодарить тебя за то, что ты представил меня Богу, от Которого я не могу бежать и бежать от Которого я никогда не пожелаю.
ЧАСТЬ 2
КАКИМ БУДЕТ НАШ ОТВЕТ?
Пояс смертника
Они застегнули на нем пояс смертника И сказали, что идти туда — его долг.
На пол пути он молвил:
— Я не хочу умирать. Несмотря ни на что. Они круто повернули и отправились Дорогой, которой пришли назад. Пощадивший себя Измаил или Исаак. К величайшему облегчению, родители Увидели его спускающимся
С горы Мориа,
Обняли его и с тех пор стерегли Со всяческим тщанием
И ждали, какого агнца усмотрит Бог Авраама.
Пэм Слуйтер
ПРОЛОГ
О чем вы думаете, прочитав о живущих в исламском мире братьях и сестрах во Христе? Вы взволнованы делами Господних рук и озабочены неблагоприятным развитием ближневосточной ситуации и тем, чем в ближайшие годы займутся Бутрос и Надира, Ахмад и Салима, Абуна Александр и Лейла? Оба вопроса вполне актуальны. Я уповаю на вашу глубокую вовлеченность и надеюсь, что вы как минимум будете молиться об этих людях, ведь вы понимаете, что в прочитанной вами повести, как в капле воды, отразилась жизнь тысяч и тысяч пребывающих в подобном или даже худшем положении христиан. Если у вас есть возможность поддержать кого-то из них письмами, сделайте это, ибо нельзя жить по обыкновению беспечно, когда знаешь, как сильно страдает часть твоей церкви.
Быть может, вы также думаете о том, куда идет мир в наши дни, и задаетесь вопросом, какую роль в этом движении должна играть западная церковь. В борьбе со злом вас особенно тревожит тот факт, что все большее число мусульман укореняется в Европе и Северной Америке? Если так, то меня сильнее всего беспокоит всеобщая реакция на ислам — страх. Его проявления я наблюдаю в публичных высказываниях руководителей различных христианских деноминаций, которые клевещут на ислам и злословят в адрес пророка Мухаммада. Проявления этого страха я наблюдаю и в воинствующей риторике, которой украшают свои речи политические деятели и боевые генералы. Тот же страх отражается в навешивании ярлыков, например «исламофашизм», и сравнении исламского фундаментализма с нацистским путчем в Германии 30-х годов прошлого века.
336
Вот что пишет один из почтенных христианских авторов, Гэри Бауэр, в ознаменование пятой годовщины терактов 11 сентября 2001 года:
Критики... жалуются, что о войне в Ираке и необъявленной войне с терроризмом говорят как о Второй мировой войне, в которой нам еще далеко до победы.
Возможно, это происходит потому, что мы так и не начали как следует бороться с врагом, то есть бороться, ясно осознавая свою цель — необходимость одержать победу в этой борьбе. Судебных процессов Американского союза защиты гражданских свобод и пере-довыхстатей «New York Times» мы по-прежнему боимся больше, чем врага, который главной своей целью видит разрушение западной цивилизации.
Конца и края этой войне не видно — она растянется, быть может, на целое поколение. Тот день, когда пять лет назад начался отсчет этой войны, тот день, который мы теперь отмечаем, возможно, не самый плохой из числа тех, которые нам предстоит пережить в будущем, до того как будет положен конец этой войне. Несомненно, нам еще предстоит пережить много ужасов и искушений, прежде чем мы узнаем, унаследовали ли мы, наследники великой цивилизации, храбрость и решимость отстаивать ее принципы*.
Гэри Бауэр поднимает важные для нас вопросы. Он прав: мы мобилизованы на войну, но с тем ли врагом мы боремся? Надо ли нам вступать в конфронтацию с мировоззрением мусульман? Нужна ли нам самим борьба не на жизнь, а на смерть и неужели у нас нет иного выбора? Разве не обещал нам псалмопевец того, что боящийся Господа и крепко любящий Его заповеди муж «не убоится худой молвы» (Пс. 111:7)? Вновь и вновь Священное Писание призывает нас не бояться. Апостол Павел пишет своему духовному сыну Тимофею: «...дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия» (2 Тим. 1:7). «...Делаете добро и не смущаетесь ни от какого страха», — вторит ему апостол Петр (1 Пет. 3:6). «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви», — солидарен с ними апостол Иоанн (1 Ин. 4:18).
337
Теперь, мне думается, прочитав Часть 1 нашей книги, вы лучше понимаете суть того вызова, который брошен Вселенской Церкви исламом. Но поистине было бы трагично, если бы мы только пугались и отступали. В конце книги я хочу представить вам адресованное западным христианам «Послание президенту США от гонимой Христовой церкви в Афганистане». Я считаю, что рассказ, чтение которого вы только что закончили, призывает нас: 1) благовествуя мусульманам, возлюбить их; 2) подвергаясь с их стороны нападениям, их прощать; 3) жить в полном доверии Иисусу Христу и 4) принимать участие в духовной брани.
Чтобы разобраться с первым призывом, мы с Алексом проведем вас в тайное убежище на границе Афганистана и Пакистана.
Глава 1
Это было в Афганистане в самом начале 2002 года, вскоре после того, как талибы*, оставившие Кабул под натиском антитеррористических сил, были вытеснены с большей части территории страны. Войне в этом регионе не было видно ни конца ни края, и пару раз мы слышали, как американские бомбардировщики пролетали над нашими головами бомбить горную гряду Тора-Бора, в пещерах которой прятались лидеры «АльКаиды». На внедорожнике мы с Алексом отправились на запланированную встречу и до места назначения добирались узкими, вьющимися по горной гряде перевалами. То и дело приходилось хвататься за ручки над окнами, иначе удержаться не было никакой возможности: нас бы просто разметало по салону, когда на уха-
♦ Талибы — члены радикального исламистского движения суннитского толка «Талибан», зародившегося в 1994 г. среди пуштунских племен Афганистана. В условиях гражданской войны талибы призывали афганское общество к миру под знаменем ислама. В 1996 г. они без боя взяли Кабул и основали Исламский Эмират Афганистан. Предоставление убежища Усаме бен Ладену и уничтожение буддистских памятников сформировали негативный имидж талибов. После терактов 11 сентября 2001 г. США начали контртеррористическую операцию против ИЭА и при поддержке Северного Альянса свергли режим талибов, которые ушли в подполье и частично отступили в соседний Пакистан, где захватили власть в регионе Вазиристан.
339
бистой каменистой дороге шириной не более полутора полос мы увиливали от встречного транспорта.
Между тем встречным путникам приходилось намного труднее. Одни всю ночь шли пешим ходом, другие в компании до двадцати несчастных тряслись в фургонах, рассчитанных не больше чем на дюжину пассажиров. Они бежали из городов Джелалабад, Кунар и Кандагар, в которых начинали свое движение талибы и куда они теперь отступали, рассчитывая какое-то время отсидеться в пещерах скалистых гряд Гиндукуша.
Когда мы прибыли на место, откуда-то из пещер стали выходить люди. Неспешно, один за другим приближаясь к нам, они одаривали нас дружескими улыбками, сердечными приветствиями и часто крепкими объятиями. Не принюхиваясь, можно было почувствовать едкий запах их тел. Понятное дело — люди неделями не мылись. У всех, кроме двоих, были одинаково бородатые лица, все носили традиционные сальвар-камизы — мешковатые безразмерные брюки и длинные, до колен, рубахи коричневого или желто-коричневого цвета. На горный студеный воздух кое-кто выходил в куртках и свитерах. На одном старце была коричневая бурка грубой выделки. Некоторые выделялись племенными шапками — коричневыми читрали* из колючей шерсти и вязаными шапочками белого цвета для совершения намаза. В дальнем темном углу мы увидели двух женщин, обе кутались в паранджи**. Наш хозяин их представлять не стал, он только подчеркнул, что это жены двух присутствующих здесь мужчин.
В доме, где нас принимали, электричества не было. Окна, чтобы сохранить собрание в тайне, были прикрыты одеялами. Сквозь щели между ними в помещение
* Читрали — традиционный афганский головной убор в виде берета «две лепешки».
♦* Паранджа — верхняя одежда мусульманок, представляющая собой халат с длинными ложными рукавами и закрывающей лицо волосяной сеткой.
340
проникал холодный серый свет, в самом помещении горели свечи. Разглядывая людей, мы не могли отделаться от мысли, что с ними случится, если сюда нагрянут агенты ЦРУ. Судя по всему, этих людей бросят в тюрьму на американской военно-морской базе «Гуантанамо» лишь потому, что солдаты есть солдаты, и агенты спецслужб смотрят только на внешний вид человека. Господь смотрит не так, как человек: человек смотрит на лицо, а Господь — на сердце*. Бог едва приоткрыл нам эту тайну, дав почувствовать самый дух Своего способа видеть. Далее на несколько часов мы перенеслись в лишь немногим людям знакомый мир и в результате поверили в то, что от тех бедствий, которые несет с собой терроризм, есть подлинно христианское спасение.
Собрание мы начали с песнопений. Поскольку это была территория пуштунов — земля, принадлежащая племенам и кланам самой многочисленной нации Афганистана, — люди пели псалмы на пушту. Первым запел бывший мулла. Красивым певучим голосом и с радостью на лице он говорил нам на ломаном английском: «Я хотел бы стать муллой Иисуса!»
Разумеется, понадобился переводчик, и выслушивание всех свидетельств потребовало порядочного количества времени. Первым заговорил Алиф2. Это был человек с редеющими волосами и, вместо традиционной афганской бороды, обвислыми усами. Как он нам объяснил, при талибах все мужчины обязаны были носить бороды и в любом месте в любой момент их могли остановить, отвести в сторону и измерить длину бороды. Алиф поднес к подбородку кулак и показал, что «посредственной» бородой, то есть бородой ниже среднего уровня, считалась так называемая козлиная бородка. Тех, кто пытался избежать этого унизительно-
* См.: «...Я смотрю не так, как смотрит человек; ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце» (1 Цар. 16:7).
341
го замера, зачастую подвергали избиению. После падения режима талибов Ал иф тут же сбрил бороду.
До того как стать беженцем, Алиф ходил за плугом и приторговывал опиумом. Он выращивал овощи и ячмень, но, как смущенно признался он сам, единственным способом прокормить семью был тяжкий труд на плантации опийного мака, из которого производят героин. Тот факт, что девяносто процентов героина мир получает из Афганистана3, только сегодня открывается во всей своей трагической сути. Алиф уцелел в войне с Советским Союзом в 80-х годах прошлого века, но последовавшая вслед затем кровопролитная междоусобица заставила его сняться с места и погнала на юг в лагерь беженцев под Пешаваром. Во время вторжения в страну в 2001 году сил коалиции около трех миллионов афганцев осели на приграничных территориях на северо-западе Пакистана. Алиф провел здесь в общей сложности девять лет. Как и многие, Иисуса он познал в одном из лагерей беженцев.
Алифу нравилось штудировать серьезную литературу и слушать по радио новости. Однажды он случайно набрел на передачу незнакомой радиостанции и услышал голос ведущего, рассказывающего об Иисусе Христе как заботливо пасущем свое стадо пастыре. Он связался с людьми, которые готовили к эфиру эту передачу, и попросил у них христианскую литературу на пушту. «Я много читал о чудесах нашего Господа Иисуса Христа, — с гордостью сказал он нам. — Иисус воскресил мертвого. Иисус даровал зрение слепому. Иисус ходил по воде. Я поглядел на эти чудеса и сказал себе: “...таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог”*. Творить чудеса может только Бог».
Он описывал повороты в своей жизни как выходы в иные миры. Быть может, испытываемые им при этом
• См.: Ин. 3:2.
342
чувства были похожие на те, которыми обуреваем окунувшийся в атмосферу афганской культуры голландец. «Теперь я уже не боюсь смерти», — говорит после всего им пережитого Алиф.
Разумеется, ему хотелось поведать своим близким об ином состоянии человеческого бытия, однако, будучи достаточно умен, он сказал жене лишь о том, что нашел новую книгу, но название ее утаил и начал читать ей евангельские повествования. Постепенно женщине захотелось узнать, что именно ей читает ее муж. Позже она составила ему компанию в духовном паломничестве по стопам Иисуса.
Как и все пуштуны, в свое время Алиф был правоверным мусульманином, но в разговорах он упорно утверждал, что в прошлом у него не было выбора. «Если у тебя нет выбора, то и выбирать не из чего. Когда же тебе дают выбрать, ты находишь верное решение». Вот почему Алиф теперь благовествует. Как-то раз он с гордостью вынул из кармана листок бумаги, на котором были написаны шестьдесят имен. «Эти люди — мои ученики», — сказал Алиф.
Как только он закончил повествование, рассказать о собственных духовных странствиях захотелось и другим. Джим поведал нам об одном своем сновидении. Ему привиделось огромное озеро. На самом глубоком месте он узнал себя — неспособного плыть к берегу и обреченного на верную гибель. Вдруг откуда ни возьмись прискакал человек, весь в белом одеянии и на белом коне. Он протянул Джиму руку и вытащил его на сушу. Так Джим остался в живых. «Зачем ты меня спас?» — спросил он всадника в белом. Его спаситель ответил: «Просто Мне хотелось тебя спасти, и Я сделал это». Но кем был этот Человек? Джим не отставал от всадника до тех пор, пока Тот не назвался Иисусом Христом.
Вслед за Джимом поднялся Ба — коренастый человек с густой черной с проседью бородой, преподаватель
343
средней школы. Он поведал нам о своих переживаниях — о междоусобице в Афганистане и нарастающем отвращении к тем злодеяниям, которые одни мусульмане творят в отношении других. «Мародерство, насилие, грабеж, растление — все это я вижу вокруг себя», — говорил Ба.
Решив провести сравнительное исследование разных религий, Ба узнал об Иисусе, однако он до тех пор не понимал роли пророка Исы, пока у него в деревне не побывал Алиф. Именно от Алифа Ба получил книги, которые помогли ему постичь евангельские истины.
Каф жил в лагере беженцев и был еще мальчиком, когда познакомился с первым из встреченных им христиан. Тот оказался миссионерствующим учителем английского языка, причем Каф был настолько тронут его манерами, что предложил ему принять ислам. Миссионер улыбнулся и сказал: «Ты еще слишком мал, и поэтому я не могу тебя обращать, но я буду молиться о том, чтобы ты побольше читал и в конце концов по собственной воле выбрал свою веру». В Пешаваре Каф отыскал небольшую церковную библиотеку, в которой ему выдали книги о христианстве, и чем больше он размышлял отом, что такое христианство, тем сильнее становилось его любопытство в отношении собственной веры. Еще несколько месяцев Каф честно исповедовал ислам, однако со временем он настолько обеспокоился, что не мог найти себе места, пока вновь не обратился в читальный зал церковной библиотеки. Там он встретил наставника, который ответил на все его вопросы и помог ему постичь основы христианства. «Ну, а теперь у меня свои ученики, — с гордостью объявил он. — Живой библейский Бог открылся восемнадцати грешникам».
Рассказ Кафа, однако, не был беспечальным. Тесть, заручившись поддержкой его отца, забрал к себе его жену и трех детей. Они должны жить у него, пока Каф вновь не обратится в ислам. «И вот уже два месяца как мы в разлуке», — подытожил наш рассказчик.
344
Вслед за Кафом выступил Шин — сухой жилистый человек в сальвар-камизе черного цвета. Его свидетельство отличалось изяществом и простотой: «Путь мира существует, и этот путь называется Иисус». Как свои пять пальцев зная местные горы, Шин многие годы занимался контрабандой: через горные кручи он направлял моджахедам в район Джелалабада караваны с оружием из Пакистана. Обратно в Пакистан Шин отправлял партии героина. Отныне он теми же самыми горными тропами направляет караваны с совершенно иной контрабандой — экземплярами Библии и христианской литературой. Обходя стороной пограничные станции и контрольно-пропускные пункты, он проводит караваны бесценного груза примерно за пару недель. Когда Алекс спросил Шина, носит ли он с собой оружие, тот удивленно посмотрел на него, дескать, как же без оружия, разумеется, у него при себе автомат Калашникова. Я представил, как в черной рубахе с патронташем на поясном ремне и с перекинутым через плечо автоматом Шин погоняет своих мулов, зорко следя за дорогой, чтобы случайно не нарваться на засаду и не подвергнуть опасности свое служение.
Шин, не умея прочесть то, что он перевозит контрабандой (как и бол ьшинство афганцев, Ш и н не знает грамоты), отбыл втюрьме семь месяцев за то, что был задержан с грузом пачек Нового Завета. Шин не понимал, отчего это власти так непримиримы к его служению. Что же получается: лучше перевозить контрабандой не добрые книги, а оружие и наркотики? «Христианская вера признает и уважает достоинство человеческой души, — сказал Шин. — Именно это приносит мне большое утешение, поселяет в моей душе мир. В этой вере меня не держат за ничтожное существо, мной не пренебрегают и Сам Бог помнит обо мне».
Из угла слышится голос женщины в парандже. Оказалось, как нам перевели, она просит помолиться о ней. Ее муж нам пояснил, что уже девять лет как они жена-
345
ты, но Господь не дает им с женой детей. Я предложил женщине поделиться собственным свидетельством. Она заговорила, только очень тихо: «Однажды мой муж увидел сон и рассказал о нем своему брату, а тот поделился с ним иной, немусульманской истиной. Я знала, что они не будут призывать меня уверовать во что-то дурное».
Когда я стал побуждать женщину продолжить рассказ, она объяснила: «Иисус целиком и полностью изменил жизнь моего мужа и его отношение ко мне, а ведь я — неплодная, не рождающая потомство жена. Теперь я стремлюсь всегда угождать Богу, только бы не разгневать Его, но детей у меня нет и я в доме лишняя...» Мое сердце потянулось к несчастной женщине. Я понимал, что ее ситуация весьма щепетильная: в условиях мусульманской культуры женские честь и достоинство напрямую связаны с числом родившихся у нее детей. Я тут же обратился к Богу, умоляя Его приклонить Свое ухо и услышать вопли этой четы, как услышал Он молитвы Анны, матери ветхозаветного пророка Самуила. Затем я снова, на сей раз шепотом, обратился к Всемогущему, чтобы эта женщина познала любовь и утешение Иисуса, все равно благословит Он ее детьми или нет.
Первопричиной проходящей встречи была необходимость крестить десятерых мужчин, начальствующих в возрастающей числом афганской церкви, и двух женщин. Перед началом исполнения заповеди крещения я выступил с кратким словом, которое мне показалось соответствующим месту и времени. Свое выступление я построил на Втором послании к Коринфянам: «...кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5:17). О, как бы мне хотелось, чтобы все смогли увидеть потрясающую метаморфозу, произошедшую в сердцах этих людей! Все они жили в радикально настроенном мусульманском обществе. Все они выжили в условиях войны и ужасающего правления фундаменталистской (законнической) мусульманской
346
секты. В ходе боевых действий между отдельными племенами многие утратили все свое имущество и долгие годы влачили жалкое существование в качестве беженцев. И вот как их всех преобразило Евангелие!
Алиф был поэтом и написал песню, в которой нашло чудесное отражение преображение сердец этих людей. Слушая пение Алифа и подхвативших его песню остальных мужчин, я испытал такое непередаваемое ощущение, что мне показалось, будто я из мира сего вознесся на небо. Когда песню спели до конца, переводчик постарался передать нам смысл стихов Алифа, но для моего слуха, который до того услаждался стройным пением, стихи, на пушту выдержанные в определенном размере, по-английски прозвучали как-то суховато.
То была не песня, а настоящая поэма, напомнившая слушателям о множестве совершенных Иисусом чудес. Затем эту поэтическую тему сменила хвала тем чудесам, которые в их собственной жизни сотворил Господь: «Ты один свят, искушен во всем, кроме греха. Лишь Тобой изведываем совершенство чистоты. Ты искупил нас Своей заместительной смертью. Ты спасаешь Своих людей от их грехов. Ты ниспосылаешь Свою благодать, и мы познаём ее. Как Ты возлюбил на земле Своих учеников, так Ты возлюбил и нас. Как они возлюбили Тебя, так и мы желаем возлюбить Тебя». Повторяемый по ходу песнопения припев звучал, насколько я помню, примерно так: «Наша сила в Тебе, наша сила — в Твоих дланях».
После совершения обряда крещения напротив меня, временами взмахивая правой рукой, заговорил седобородый человек в афганской белой вязаной шапочке для совершения намаза.
— Что он говорит? — спросил я переводчика.
Говорившему было лет семьдесят, но выглядел он значительно моложе своих лет (кстати, средняя продолжительность жизни мужчин в Афганистане составляет всего лишь сорок пять лет). Переводчик объяснил:
347
— Он говорит, что несколько месяцев назад с ним случился удар и его правую руку парализовало. Вовремя крещения он попросил Бога об исцелении. Теперь он взмахивает правой рукой, чтобы показать вам, как его исцелил Бог.
Этого человека звали Назим. Он был прирожденным учителем. Вскоре по исполнении заповеди крещения Назим вернулся домой, в деревню, и начал учить детей грамоте, опираясь главным образом на тексты Инджи-ла. Однажды утром два года спустя местный мулла, член движения «Талибан», в сопровождении мусульманских фанатиков ворвался в дом Назима и учинил над ним экзекуцию. Когда учителя секли плетьми, мулла орал что было мочи: «Почему ты учишь наших детей по Инджилу, а не по Корану?» Мулла угрожал вернуться и расправиться с Назимом, если тот не начнет читать с детьми Коран.
Когда мучитель со своими головорезами отправился восвояси, Назим попросил жену и двоих детей побыстрее собрать всех родственников, друзей и учеников. Через полчаса после получения этого приглашения человек двадцать пять уже толпились в его доме. Превозмогая боль, Назим собрал последние силы и, обращаясь ко всем, сказал: «Напоследок мне хочется наставить вас в истине». Он рассказал о том, как уверовал в Господа Иисуса Христа. Прощальное слово Назим завершил чтением из Евангелия и словами «Иисус, вместо нас, грешников, принявший смерть, избавляет нас от греховного бремени и связывает нас с Богом». Призвав слушателей следовать за Иисусом, Назим рухнул на пол и умер.
Когда до меня дошла эта трагическая весть, у меня тотчас мелькнула мысль: «...если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12:24).
К этой истории можно добавить то, что супругу Назима выгнали из деревни, но она нашла пристанище
348
в другом селении, где теперь учит молодых женщин читать и писать.
Насколько мне известно, в пуштунских районах Южного Афганистана до 2000 года никаких церквей не было. Сегодня, когда мы пишем эту книгу, здесь живут несколько тысяч последователей Иисуса. Вкупе они составляют афганскую церковь. Их можно назвать тайными христианами, и эти тайно верующие христиане живут в радости.
Изменится ли теперь, после прочтения этой книги, ваше представление о мусульманах? Увидев на экране телевизора огромные толпы мусульман, протестующих в Лондоне или Лахоре против публикации комиксов о пророке Мухаммаде, усмотрите ли вы в этом некую угрозу себе? Или их души покажутся вам невозделанными миссионерскими полями?
Однако позвольте задать вам еще несколько вопросов.
Вопрос 1
Считаем ли мы мусульман врагами Божьего Царства, которых надо уничтожать, или мы стремимся обратить их в истинную веру?
Неужели мы излишне сосредоточены на угрозах Усамы бен Ладена и других исламских фундаменталистов? И не настала ли всем нам пора задаться вопросом, а действует лив сердцах этих людей Бог?
В Нагорной проповеди Иисус бросил вызов общим представлениям относительно римлян-оккупантов и римского владычества в целом: «Вы слышали, что сказано: “люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего”. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас
349
и молитесь за обижающих вас и гонящих вас...» (Мф. 5:43—44). Иисус иллюстрировал эту заповедь тремя реальными ситуациями. Первая ситуация: если римский оккупант ударял по щеке иудея, тот из любви к своему врагу должен был обратить к нему другую щеку. Вторая ситуация: если римский захватчик забирал себе рубаху иудея, тот в придачу должен был отдать ему и верхнюю одежду. И третья ситуация: если римский воин принуждал иудея пройти с собой одно поприще, тот должен был пройти с ним два.
Интересно, почему Иисус предлагает угнетенному иудею нести тяжелое солдатское снаряжение захватчика еще одно поприще, причем на палящем ближневосточном солнце, хотя законом ему предписано нести это снаряжение одно поприще? А дело в том, что когда униженный этим законом иудей предлагал оккупанту пройти с ним еще одно поприще, тот самым естественным образом порывался спросить, почему этот странный человек желает нести его снаряжение сверх предписанного законом требования. Мы с вами знаем ответ на этот недоуменный вопрос: исполнение этой заповеди давало возможность рассказать врагу об Иисусе Христе.
Сегодня мы идем первым поприщем Иисуса. Я же предлагаю вам пройти вместе с мусульманами и второе поприще, делясь с ними Христовой любовью. Иисус заповедал нам любить своих врагов. Мирскому уму трудно понять смысл этой заповеди, ибо как можно возлюбить того, кого ненавидишь? Ответ на этот вопрос обнаруживает интеллектуальный блеск постигшего исключительность заповедей Иисуса, поскольку если я кого-то решил возлюбить, то этот человек перестает быть моим врагом. Как я люблю повторять, лучший способ нейтрализовать террориста с оружием в руках — это выйти ему навстречу и крепко его обнять: заключенный в объятия, он не сможет тебя застрелить. Если же я буду кого-то любить, я, несомненно, постараюсь
350
поделиться с ним бесконечно ценным даром — проще говоря, я буду ему благовествовать.
Наш Господь Иисус Христос призывает Свою Церковь: «...идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа...» (Мф. 28:18—20).
В книге «Сила света» я рассказал о благовестии боевикам «Хезболлы», «ХАМАСа» и «Исламского джихада»4. Разумеется, из нее можно сделать вывод, что даже исламские фундаменталисты идут на контакт с христианами, поэтому всякого, кто не против диалога с нами, следует попытаться обратить в христианство. По всей видимости, вам еще не приходилось встречаться с исламскими фундаменталистами, хотя в вашем городе, скорее всего, есть мусульмане. Знакомы ли вы с кем-нибудь из них лично? Подружились ли вы с ними? Задумайтесь над таким вопросом: «Может быть, вы и есть тот единственный посол Иисуса, которого им доведется увидеть в своей жизни?».
Некоторые могут мне возразить, что я пытаюсь насильственно привести к Христу мусульман. Но я просто сошлюсь на слова апостола Павла, который сказал: «...будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести...» (1 Кор. 9:19). Далее апостол говорит, что для иудеев он был иудеем, чтобы «приобрести [для Иисуса]» иудеев, для подзаконных был подзаконным, чтобы «приобрести» подзаконных. И, наконец, для немощных он был немощным, чтобы «приобрести» и их (ст. 20—22). Апостол Павел изо всех сил стремился приобрести как можно больше душ для Иисуса. Разве не такой же пыл следует обратить нам на мусульман?
Поймите меня правильно: это не означает, что мы всех должны принуждать следовать за Христом. Этого от нас не требуется, да мы в принципе на это и не способны, поскольку только Бог, как мы убедились из свидетельств наших афганских братьев, приводит людей к Христу. В прошлые столетия были христиане, огнем и мечом пытавшиеся обращать людей в истинную веру.
351
Подобное противоречит любой из заповедей нашего Господа. Души Христу приобретает только любовь и никогда — сила!
В марте 2006 года, когда широко распространилась информация о некоем Абдуле Рахмане, мне на мгновение показалось, что мир всколыхнул прецедент — мусульманин переменил свою веру. Абдула Рахмана арестовали и обвинили в оскорблении ислама по той простой причине, что шестнадцать лет назад он перешел из ислама в христианство. По законам Афганистана (а эти законы основаны на шариате) Абдулу Рахману за вероотступничество грозила смертная казнь, но за него заступились правительства западных стран, которые потратили миллиарды долларов и пожертвовали сотни жизней ради освобождения Афганистана от правления талибов. На Западе смертной казни за перемену вероисповедания от демократически избранного правительства Афганистана, разумеется, не ждали. Для спасения своего престижа администрации президента Карзая предстояло найти какое-то решение. Абдула Рахмана объявили умалишенным и на этом основании освободили, предоставив ему возможность бежать из страны. Он нашел убежище в Италии.
В результате мир вздохнул с облегчением и обратил внимание на другие новости, но с афганскими новообращенными все было не так уж благополучно. В далекой афганской глуши были немедленно арестованы двое принявших христианство бывших мусульман, третьего зверски избили и отправили в психушку. Далее одних новообращенных хватали во время полицейских облав по месту жительства, других запугивали по телефону. Сколько же этих гонимых братьев, подумалось мне, встретилось нам с Алексом в том городке близ гряды Тора-Бора!
Мы не удивились тому, что произошло с Абдулом Рахманом. В декабре 2003 года я получил копию послания моих братьев во Христе из Афганистана, которое
352
было адресовано президенту США Дж. У. Бушу. Его просили помочь предотвратить ратификацию новой афганской Конституции, которая при помощи мусульманских законов (шариата) ограничивала религиозные свободы граждан. Как мне стало известно, прежде чем послать это письмо, наши братья и сестры в течение многих дней молились и постились. Я приведу лишь одну цитату из этого послания, но вы, несомненно, почувствуете, с каким отчаянием взывают о помощи измученные сердца его авторов:
Если в период правления талибов у нас не было и намека на гражданские свободы, то после падения их режима и с приходом в Афганистан войск США мы стали уповать на новую Конституцию, которая обещала бы гражданам обеспечение одного из основных общечеловеческих прав — права на свободу совести и вероисповедания. Однако мусульмане и доныне насильственно обращают в ислам сотни христиан и исповедующих другие религии людей, а вот когда мусульмане переходят в христианство или в другую религию, им угрожают, их преследуют и убивают. К великому сожалению, проект нашей новой Конституции мало чем отличается от Конституции талибов5.
Это послание было вручено человеку, связанному с одним из высших должностных лиц Белого дома. Он обещал передать письмо наших афганских братьев и сестер президенту Бушу. К сожалению, это последнее, что я слышал в связи с этим посланием. Получил ли его президент, прочел ли его, я не знаю: до сих пор у меня нет об этом достоверных данных.
Я привел цитату из этого письма, чтобы вы здесь, на Западе, осознали один простой факт: есть много мусульман, которые при первом удобном случае могут обратиться к Христу. Но делаем ли мы все что в наших силах, чтобы у них была такая возможность? Разумеется, нет! Значит, мы многое еще обязаны для них сделать!
Есть и второй вопрос, обусловленный существованием церкви в исламском мире. Он касается силы, великая честь использования которой выпала только христианам, но свидетелями которой мусульмане становятся редко и потому не могут ее постичь. Несколько лет назад в одном пакистанском селении у меня была возможность наблюдать проявление этой силы.
5 февраля 1997 года, когда собравшиеся в небольшой мечети последователи пророка уже заканчивали моление, чья-то преступная рука швырнула в мечеть пачку грубо намалеванных антиисламских листовок, причем преступника никто не видел. Мечеть стояла на берегу арыка близ христианского селения Шантинагар на севере пакистанской провинции Пенджаб. С помощью громкоговорителей тут же была созвана толпа молодых мусульман. Кто-то заявил, что нашел в мечети сожженные листы из Корана. Отсюда сделали вывод, что тут, по всей видимости, не обошлось без христиан, поскольку кто ж из правоверных посмеет осквернить Коран? Эта новость распространилась, как пожар по ковыльной степи. Суждения самого различного толка передавались из уст в уста. Вспомнили, как полиция обвинила христиан в производстве алкогольной продукции и
354
сбыте ее мусульманам. Поговаривали о хуле христиан на пророка Мухаммада. И вот пришло время самому страшному слуху: христиане осквернили Коран. Чем больше обвинений слышалось в адрес христиан, тем в большую ярость приходила чернь. Вскоре представители всех мечетей региона выступили по радио с призывом к местным мусульманам как следует проучить христиан. Средоточием народного возмущения стал городок Ханеваль, расположенный в пятидесяти милях к востоку от города Мултан.
В конце концов разъяренные толпы выступили походом на христианские селения. Один из начальников районной полиции, с помощью мегафона пытаясь перекричать толпу, умолял людей разойтись по домам. Его мольбу оставили без внимания, словно ее и не было. Ханевальская толпа подожгла католическую церковь св. Иосифа и пакистанскую церковь. Стопки экземпляров Библии и сборники молитв здесь собирали в груды и сжигали за алтарем. Толпа расходилась и вновь собиралась, а между тем возбужденные люди вооружались камнями, ножами и огнестрельным оружием. Теперь они вознамерились идти в Шантинагар. Некоторые имели при себе ручные гранаты, бутылки с зажигательной смесью и самодельные взрывные устройства. Быстро распространился призыв «Жги дома неверных!». Убивать христиан в тот раз толпа не решилась — она намеревалась просто их как следует проучить. Когда назавтра буйство толпы прекратилось, оказалось, что пятнадцать тысяч последователей Христа лишились крова и собственности — поголовья крупного рогатого скота, плодовых деревьев, сельхозугодий и транспорта.
Единоверцы из Лахора спешно набились в автофургоны и через четыре часа прибыли в Ханеваль. Фургоны притормозили возле все еще тлеющей католической церкви. Ее стены и потолок были черными от гари, скамейки разбиты. Приходской священник отец Теодор рассказал лахорским христианам, что полностью
355
разрушен Шантинагар. «В нем не осталось ни одного дома — все сожжены» — таковы были его слова.
Не теряя времени, лахорцы заняли в фургонах свои места и по улочкам с односторонним движением, а затем по грунтовой дороге направились в Шантинагар. Они обогнали пару велосипедистов и запряженную азиатским буйволом арбу. В полях, зеленевших всходами яровой пшеницы, не было ни души. На расстоянии полумили до Шантинагара они заметили в его стороне тянущиеся к небу многочисленные столбы дыма. Пакистанские военные — их грузовики припарковались по периметру Шантинагара — равнодушно наблюдали то же самое.
Селение Шантинагар перестало существовать. На полу одной из лавок были разбросаны продукты. В воздухе плавал пепел и обрывки купюр. Не выдержав огненной мощи, покорежилась металлическая дверь. От больницы Шантинагара, построенной, согласно прибитой у ее входа доске, в 1973 году, остался один остов. Рядом с ним стояла сгоревшая дотла машина «скорой помощи» с оплавившимися от огня шинами. Пострадали все церкви селения. Одна из них стала грудой почерневших кирпичей. В другой провалилась крыша. Внутри третьей среди полуобгоревших скамеек валялись фрагменты того, что прежде было звуковой аппаратурой и другим реквизитом. Обуглившаяся по краям Библия раскрылась на восемьдесят первом псалме. На почерневших от гари железобетонных балках следующей церкви громоздились зловещие черные птицы. Рядом с молитвенным домом общины Полного Евангелия стоял фургон с оплавившимися ободьями колес. Очевидно, температура полыхавшего здесь огня была чрезвычайно высокой. Еще одно церковное сооружение так и не смогли потушить, и сквозь его крышу валили клубы черного дыма.
Картина разрушений вдомах местных жителей была ужасающей — в них не пощадили никого.
356
— Сколько разрушено домов? — спросил командир группы.
— Все, — коротко ответил священник. — Полторы тысячи домов. Ни один из них не подлежит восстановлению.
Перед опустошенными очагами стояли потрясенные дети. Какая-то женщина копалась в груде сгоревших книг. Увы, ни одного уцелевшего экземпляра Библии! Тут и там битая посуда. От мебели остались одни головешки. То, что прежде было одеждой, сваливали в кучи и поджигали. На это разорение стоял и глядел старец с ошеломленным выражением лица. У ворот его дома застыл почерневший от гари и отныне совершенно бесполезный трактор.
Однако вскоре погорельцы поняли, что Господь не оставил их в беде. К ним подъехал автофургон с опознавательными знаками одной из христианских общин соседнего селения. Он был битком набит одеялами. Автомобили и повозки с добром для погорельцев подъезжали к Шантинагару в течение всего дня. Поместные христианские церкви помогали чем могли — продуктами, водой и теплой одеждой, ибо ночью ожидались заморозки. Погорельцы провели здесь, на открытом воздухе, ночь, однако никто из них в холоде и голоде не уснул.
♦ ♦ ♦
Два месяца спустя я по приглашению руководителей пакистанских церквей посетил Шантинагар, где для собрания старейшин христианских общин была развернута палатка. На встречу с местными пастырями прибыл специальный уполномоченный Армии спасения — протестантской благотворительной организации, которая восемьдесят лет назад основала это селение. Среди других делегатов был начальник окружной полиции, епископ расположенного в пакистанской провинции Пенджаб города Сиялкот и отставной пред-
357
седатель пакистанского Верховного суда Назим Хасан Шах, который, приветствуя собравшихся, сказал:
— Вы должны знать, что мы очень расстроены из-за того, что произошло в Шантинагаре. Запятнана честь христианского сообщества. Нам надлежит всеми силами помочь людям вернуть веру в себя.
Я спросил одного из епископов пакистанской церкви:
— Возможно, вам известны люди, с подачи которых были организованы эти беспорядки? Или вы кого-то подозреваете, ведь маловероятно, что все это произошло само собой?
— Разумеется, здесь просматривается чье-то руководство, — согласился епископ. — Я опросил большинство местных пастырей. Они связывают начало беспорядков с действиями трех мусульманских полицейских: во время ареста одного христианина они в клочья изорвали его Библию. Это послужило причиной массовых протестов со стороны христианской общины, и трех полицейских временно, сроком на две недели, отстранили от службы. Многие считают, что именно коллеги этого полицейского и обвинили христиан в осквернении Корана. Но речь может идти и о чем-то более серьезном. — Прежде чем продолжить искренний разговор, епископ опустил голову и крепко задумался, а потом сказал: — В последнее время в этом регионе росло движение исламского фундаментализма. У нас четыре христианских селения, и я думаю, что здешние фундаменталисты вознамерились сравнять их с землей, чтобы вынудить живущий в них народ раз и навсегда покинуть эти места.
В палатке, где мы собрались, было примерно три сотни сидячих мест. Еще несколько сот гостей стояли за рядами стульев. По обеим сторонам от палатки несли патрульную службу вооруженные автоматами солдаты. Одним из многих выступающих по программе был и я: меня попросили обратиться к собравшимся со словом библейского утешения. Разумеется, их опыт
358
был донельзя печальным. Любому человеку нетрудно понять, что бы он чувствовал, если бы все его имущество в мгновение ока было сокрушено бессмысленным буйством толпы. Так как же этим людям следовало реагировать на произошедшее? Как на него следовало реагировать мне самому? Что я мог им сказать, дабы стать бальзамом на души пострадавших из здешней общины и благовествовать им мир? Я должен был говорить с христианами, но все же не упускать из виду того, что меня также слушает множество мусульман.
Я начал с чтения заповедей блаженства из Евангелия от Матфея. Ответ на исламский вызов местному христианскому сообществу подсказывало мужественное поведение Иисуса, в период тяжких испытаний хранившего мир. Я остановился на следующих стихах:
Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас, и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.
Мф. 5:10-12
— «Радуйтесь и веселитесь», — говорит Иисус. Вот он, ответ на вызов — перемена к нему отношения. Если мы, когда нас гонят, блаженны, то зачем нам жаловаться? Но как достичь требуемой перемены отношения? Ответ находим в шестой главе Евангелия от Матфея, в которой Иисус предлагает нам воспользоваться совершеннейшим образцом молитвы. В ней говорится о взаимном прощении еще до прошения посредством искупления: «...прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим...» (Мф. 6:12). — Когда я произносил эти слова, то заметил, как сидевшие передо мной люди стали выпрямлять спины. — «...Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших»
359
(ст. 14—15). Могу вообразить, о чем вы сейчас подумали: «Нельзя столько спрашивать с души человека, ведь мы потеряли все свое имущество! И к тому же, хотя многие мусульманские руководители говорят, что стыдятся поступков буйствовавших, никто из них не попросил у нас прощения. Как можно прощать, когда никто из мусульман не ищет прощения?» Ответ мы находим на голгофском кресте. Страдая на нем (чтобы привлечь внимание слушающих, я воздел руки к небу), Иисус молился: «Отче! прости им...» (Лк. 23:34). Во всей окружившей Его злобной толпе, среди всех взирающих на казнь Иисуса людей не было никого, кто хотя бы мысленно просил Его о прощении. Однако Иисус просил Отца именно об их прощении. Таким был Его выбор. Иисус преодолел бездну, пролегшую между грешниками и любящим, милующим, благодатным Богом. Прощение преодолевает бездну. Этот выбор люди совершают редко. Людям хочется, чтобы навредивший им чем-то человек ползал в пыли и умолял их о прошении. Сегодня здесь, в Шантинагаре, мы даруем прощение тем мусульманам, которые творили преступления против нас, христиан.
Глубоко тронутый заключительными словами проповеди, судья Шах и другие мусульманские руководители могли только удивляться. Позднее на встрече председатель суда попросит епископа достать ему конспект моей проповеди: «Ничего подобного я прежде не слышал и хочу прочесть ее вновь».
Между тем дело прощения требует не только слов. Перед вышеописанной встречей я расспрашивал начальство пакистанской церкви о том, что можно сделать в помощь общине Шантинагара. По моим сведениям, многие имеющие средства христиане хотят материально помочь погорельцам. Местное церковное начальство в Шантинагаре поставило нас в известность о том, что наибольший урон понесли школьники — сгорели их учебники и другая учебная литература,
360
а также школьные платья. Большинство семей даже не надеялось восполнить утраты, так что местные дети не имели возможности учиться в течение по крайней мере нескольких лет, если не дольше. Вот почему в своем выступлении я предложил обеспечить всех школьников — все равно из мусульманских или христианских семей — портфелями, учебниками и формой. Кроме того, я объявил, что мы построим христианский общественный центр, в котором откроем воскресную школу и библиотеку.
Вопрос 2
Если на нас нападают, стоит ли нам мстить обидчикам? Разве не лучше вместо этого исполнить заповедь прощения?
Какой урок нам преподал Шантинагар? Прощение — это сила, способная изменить мир, в чем мы убедились на его примере. Несколько месяцев спустя весь Шантинагар собрался на церемонию вручения детям — а их было более тысячи трехсот человек — портфелей, учебников и комплектов школьной формы.
Вторая церемония имела место в двух сотнях ярдов от мечети, откуда за год до этого события отправилась на погром Шантинагара возбужденная толпа. Ленточку на торжественной закладке первого кирпича в фундамент нового здания христианского общественного центра для всего региона вместе с председателем пакистанского Верховного суда Назимом Хасаном Шахом и другими чиновниками перерезал сын покойного президента Пакистана Мухаммада Зии-уль-Хака. Было зачитано послание от архиепископа Кентерберийского. Великолепно пел местный хор. В небо взлетели шары и белые голуби. Затем мне предложили прочесть молитву
361
о ниспослании Божьих благословений на новую библиотеку имени Князя мира.
Сегодня это очень красивое здание стоит в центре восстановленного селения и удостоверяет духовную силу прощения. Большая часть взрослого населения региона научилась читать и писать в стенах христианского общественного центра. Между прочим, ни одно из других соседних христианских селений погромам не подверглось.
* * *
Несколько лет назад я разговаривал с политическим лидером одного фундаменталистского исламского государства. Когда-то в бытность свою главным редактором центральной газеты этот человек разрешил публикацию в ней нескольких статей организации «Открытые двери», в частности об угрозе коммунизма. По завершении нашего с ним разговора он сказал, что хотел бы со мной переписываться, и я ответил ему тем же. Несколько недель спустя я решил написать ему первое письмо и долго не мог найти подходящего обращения к человеку, являвшемуся первым лицом государства. Наконец, я выбрал нейтральный тон и начал письмо обращением: «Уважаемый господин...» Пару дней спустя я получил от него ответ — его обращение резко отличалось от моего. Письмо начиналось словами «Дорогой брат Андрей! Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного...» Внезапно меня охватило ужасное чувство, словно меня уличили в чем-то позорном и вывели на чистую воду. Мой корреспондент употребил в приветствии слова из шахады, дабы напомнить мне об основаниях своей веры, между тем как я слишком долго мешкал и упустил возможность благовествовать ему.
Итак, как мне следовало благовествовать президенту исламской страны? После долгих и настойчивых молитв я решил, что второе к нему письмо я начну
362
с провозглашения одного из важнейших библейских принципов, но прежде чем это сделать, я должен подготовить для этого почву.
Мы должны понимать и принимать следующий факт: брошенный исламом вызов отличается от того, который бросил нам в двадцатом столетии коммунизм. Коммунизм исходил из той абсурдной, атеистической установки, что Бога нет. В результате возникла ужасающая общественная система, кончина которой наступила по истечении семи десятков лет. Что касается ислама, то он существует более четырнадцати веков и является намного большей угрозой христианскому миру, нежели коммунизм. Водораздел между христианами и мусульманами проходит в ответе на вопрос «Кто такой Бог?». Этот ответ определяет не только наше мировоззрение, но и сам строй, сам образ нашей жизни.
Трагедия Шантинагара имеет самое прямое отношение к ответу на вопрос «Кто такой Бог?». Досадой и злостью ответив на мнимую провокацию со стороны христиан, рассвирепевшие мусульмане отправились громить церкви и дома христиан. Христианам в свою очередь пришлось принимать срочное решение: отправиться громить мусульман? око за око, зуб за зуб? Если бы они остановили свой выбор на этом решении, наверняка между двумя религиозными общинами началась бы самая настоящая война на истребление. Действие рождает противодействие, и военное решение здесь недопустимо, поскольку погибли бы люди. Небольшая христианская община в окружении превосходящих силой мусульман, вероятнее всего, вынуждена была бы бежать, оставляя им свои возделанные сельскохозяйственные угодья и обжитые дома.
Однако Бог указал христианам иной выход. На всем протяжении Священного Писания начиная с замечательной во всех отношениях встречи Бога с Моисеем можно видеть в различных контекстах действие того же самого закона прощения. Как известно, впервые Бог
363
явился Моисею в горящем, но не сгорающем терновом кусте и объявил Свое имя Яхве (то есть Я есть). Некоторое время спустя Он вывел израильтян из Египта к горе Синай, и в Книге Исход, в главах с тридцать второй по тридцать четвертую, мы читаем об удивительном случае, когда Моисей вступается за свой народ, который Бог был готов уничтожить по причине его идолопоклонства. Моисей мужественно предложил самого себя в качестве жертвы за этот грех, и Бог «передумал», сказав, что Он не погубит народ6. Ради усиления переживания, вызванного этой милостью, Моисей обращается к Господу с немыслимой просьбой. Из самых глубин своей стремившейся познать Его души он испускает вопль: «...покажи мне славу Твою» (Исх. 33:18).
По желанию Моисея Бог дает ему то, о чем тот просил, и в результате мы читаем один из, по-моему, важнейших библейских текстов: «И прошел Господь пред лицом его и возгласил: Господь, Господь, Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий милость в тысячи родов, прощающий вину, и преступление, и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода» (Исх. 34:6—7). Человек впервые познал, Кто такой Бог. Наш Бог медлен на слова, медлен на гнев, Он пре-изобилует любовью, и самое, может быть, главное — наш Бог любит прощать.
Кому-то, допускаю, не понравится мой акцент на всепрощении. Как вы могли убедиться в Части 1 нашей книги, христиане часто претыкаются на исполнении заповеди прощения. Семье Лейлы и общине церкви св. Марка предстояло решить, допустить в душу духов мести и пройтись колонной по улицам Сук аль-Хамиса либо простить обидчиков. В ситуации двух ужасных убийств соработников Бутроса, Ахмада, Салимы и Надира всем четверым пришлось мучительно бороться с искушением обделить обидчиков прощением.
364________________________________JutuL
Позвольте же мне заявить, что прошение не есть дымовая завеса или надуманный предлог. Псалмопевец пишет: «Господи, Боже наш! Ты внимал им; Ты был для них Богом прощающим и наказывающим за дела их» (Пс. 98:8). По опыту мы знаем, что не бывает греха без последствий. Бог наказывает, но Он и прощает. Когда дело доходит до грехов мусульман — прежде всего фундаменталистов — и устраиваемых ими террористических атак, то я не удивлюсь, если все мы признаем, что больше заинтересованы в наказании мусульман (хотя и не называем это местью), чем в исполнении заповеди прощения.
Я понимаю, что никто не способен полностью побороть в себе эту слабость. Большинство христиан весьма поверхностно понимают заповедь прощения. Мы утверждаем, что прощаем человека, но он остается для нас изгоем. Неужели мы не желаем прощеным восстановить в наших глазах свое доброе имя? Прошение есть первый шаг на пути исправления личности и нашего благоволения к ней. Петр полагал себя душевно щедрым, приступая к Иисусу с вопросом, сколько раз прощать согрешающему против него брату? Неужто семь раз? «...Не говорю тебе: “до семи”, — отвечал Иисус, — но до седмижды семидесяти раз» (Мф. 18:21—22). Дитрих Бонхеффер, помнится, так истолковал это место Священного Писания: «Если ты подсчитываешь “прощения”, ты еще ни единожды не простил».
В книге «Сила света» я подробно излагаю свою беседу с доктором Абделем Азизом Рантиси, одним из основателей террористической организации «ХАМАС». Эта беседа состоялась в январе 1993 года, вскоре после того как четыреста пятнадцать руководителей «ХАМАСа» израильское правительство депортировало в леденящие душу и тело горы Южного Ливана. Тогда я его спросил: «После того как все устроится, сумеете ли вы простить израильтян за то, что они сделали с вами?» Рантиси признал, что, согласно Корану, прощение
luiui_____________________________________«
лучше отмщения. Вернувшись из депортации, лидеры «ХАМАСа», разумеется, и не подумали исполнить заповедь прощения. За год их депортации инструкторы «Хезболлы» помогли боевикам «ХАМАСа» освоить новые методы сопротивления израильской агрессии, в том числе в подготовке террористов-смертников7.
Почему в наше время создается впечатление, будто ислам сильнее христианства? Ответ на этот вопрос напрямую связан с ответом на другой поставленный исламом вопрос — «Кто такой Бог?». В начале каждой суры Корана, в качестве исходного заявления в фетвах*, в первых строках каждого важного документа или речи мусульмане заявляют о своей преданности Аллаху — единому Богу, Богу Всемилостивому и Милосердному. Однако дела и поступки правоверных убеждают нас в том, что Аллах проявляет милосердие лишь к избранным мусульманам, что Он жаждет мести и требует вести джихад с неверными, понуждая огнем и мечом рекрутировать людей в ислам.
Кто такой Бог, Которого исповедуют христиане? Это любящий и милующий Отец. Поистине, данное утверждение доказывается фактом жертвы Иисуса, принесенной Им на голгофском кресте. Однако каким образом в нашем поведении отражается этот факт? Наш образ жизни должен быть ярким проявлением того, что мы познали Бога, Который любит миловать. Свое благовестие мы можем начать с объявления этой истины. Следующее письмо своему мусульманскому корреспонденту я начал так: «Дорогой ...! Во имя Бога благого, творящего суд и милость, медленного на гнев и изобилующего истинной любовью к тысячам, прощающего нам наши грехи...» С тех пор этим символом своей веры я начинаю каждое письмо мусульманским братьям.
* Фетва — богословско-правовое заключение, сделанное авторитетным мусульманином для разъяснения какого-либо предписания шариата.
366
Меня постоянно спрашивают, как долго продлится конфликт христиан и мусульман, долго ли нам терпеть террор? Обычно я отвечаю: «Конфликт не закончится до тех пор, пока мы, христиане, не отыщем ответ на вопрос “Кто такой Бог?”. Пока мы не сформулируем свой ответ словами и не докажем его делами. Пока не убедим мусульман в том, что наш Бог не Бог мести, но Бог милующий и прощающий».
Это подводит нас к необходимости рассмотреть то, что я считаю важнейшим вызовом христианскому миру. Речь идет о презрении к нам мусульман. В следующей главе я собираюсь обратиться к анализу причин сложившейся ситуации и постараться ответить на ряд, может быть, наиболее трудных вопросов.
Глава 3
Я не знаю, как Сейид попал в церковь местечка Грили, штат Колорадо. Вполне возможно, что на собрание местной христианской общины его пригласил кто-то из Колорадского государственного педагогического колледжа8, в котором он проходил постдипломную подготовку. Зато я в точности знаю, что это событие оказалось весьма значимым в судьбе Сейида.
Сейиду исполнилось сорок два года — для студента возраст довольно почтенный. Был он родом из Египта, где вел примерный образ жизни, учительствовал в начальной школе, затем пробовал себя в качестве поэта, прозаика и литературного критика, а также десять лет трудился в египетском Министерстве образования. Правительство предоставило ему государственную стипендию для постдипломной подготовки на базе одного из педагогических университетов Соединенных Штатов. Так он оказался в районе Скалистых гор и в условиях чужой для себя культуры почувствовал себя одиноким и растерянным.
Неотъемлемой частью внутреннего конфликта Сейида стал драматический контраст христианской Америки и его мусульманского Ближнего Востока. Родившийся в 1906 году, он с детства наизусть знал Коран, но рос
368
лишенным душевного покоя. Какая-то смутная тревога вкупе с неосознанными мыслями и чувствами побуждала его размышлять о смысле жизни и смерти. Ему не терпелось разобраться во всем мистическом, и эта душевная маета побуждала его писать. В молодости он издал несколько книг своих стихов. В некоторых вопросах он был весьма суровым моралистом и чурался отдельных проявлений западного образа жизни. Позже он написал книгу, посвященную сравнительному исследованию Корана и Нового Завета. В ней он утверждал, что христианское богословие никак не влияет на нравы европейского общества, в то время как сознание египетской уммы почти стопроцентно определяется Кораном и шариатом. Как губка впитывая достижения западной науки, Сейид сознательно отвергал культуру Европы и обеих Америк.
Теперь, оказавшись в Соединенных Штатах, он получил возможность лично убедиться в точности своих теоретических построений. Он побывал в Нью-Йорке, Вашингтоне, Денвере, Сан-Франциско и Сан-Диего. И все же событие, которое произвело на него наибольшее впечатление, произошло в церкви местечка Грили. После вечернего богослужения он решил пойти на молодежную вечеринку, которая проходила рядом с молитвенным домом. Музыку подбирал пастор, и он же приглашал молодежь танцевать. «Танцплощадка была переполнена молодыми людьми. Танцевали под граммофон, притоптывая, соблазняя дивными ножками, обнимаясь и непрерывно целуясь. Обстановка потакала жажде скорейшего удовлетворения похоти»9.
Как досадно, что у Сейида не нашлось друга-христианина, который отправился бы с ним и в церковь, и на вечеринку, а затем обсудил с ним его впечатления от жизни в Соединенных Штатах, обменялся мыслями о христианстве и исламе, об их воздействии на культуру, нравы и повседневную жизнь людей. Печальнее всего то, что никто ему не показал, что собой представляет подлинный христианский мир. Сейид вернулся в
369
Египет просто потерянным от множества американских впечатлений, потрясенным «кровавыми» играми вроде американского футбола, примитивной музыкой, расовой дискриминацией и откровенными проявлениями сексуальной революции. А ведь все это он наблюдал накануне социальных потрясений 1960-х годов! Вы только вообразите, что он увидел бы в Америке в наши дни! Сейид пришел к однозначному выводу: страна сугубо материалистически настроенная и бездуховная, Америка безнадежно мертва.
Вернувшись на родину, он стал активным политиком и посвятил себя специализированным исследованиям Корана. Между тем независимый Египет избавлялся от пут британского правления и прилагал все усилия к тому, чтобы оправиться от последствий позорного поражения национальной армии в конфликте с недавно образованным государством Израиль. Группа активистов, броско назвавшая себя «Братья-мусульмане», начала выступать с требованиями кардинальных экономических реформ и перераспределения земли с целью сопротивления нарастающему западному влиянию в стране. Чтобы понятнее изложить идеологию движения «Братья-мусульмане» в период, когда египетское общество переживало исполненные тревог и сомнений дни свержения короля и прихода к власти президента Гамаля Абдель Насера, Сейид использовал свой немалый литературный талант. Вместе с другими радикально настроенными мыслителями его в 1954 году заключили в тюрьму, где в течение десяти лет он сумел написать несколько книг. Более всего прославился его ученый трактат 1964 года, в котором Сейид объявил, что человечество находится на грани уничтожения и погибнет, если не успеет принять ислам. Он обратился к мусульманскому обществу с призывом начать священную войну — джихад. Лучшая оборона — это атака, которая сделает арабскую нацию ведущей в исламском мире, а впоследствии покорит исламу весь
370
мир. Подобная идеология была признана столь опасной, что в августе 1966 года Сейида казнили через повешение.
Небольшое по объему сочинение под заглавием «Вехи на пути», сделавшись манифестом радикально настроенных исламистов, произвело эффект взрыва не менее мощный, чем сочинение Адольфа Гитлера «Майн кампф» для распространения нацизма или сочинения Карла Маркса для построения коммунистических обществ. И в самом деле, любая экстремистская организация начиная с «Хезболлы» и «ХАМАСа» до «АльКаиды» ссылается прежде всего на эту книгу и ее автора Сейида Кутба — радикального арабского мыслителя, разработавшего философию современного джихада.
Я люблю повторять, что мы, христиане, должны стать открытой Библией для неверующих. Все сложилось бы иначе, если бы Сейид Кутб свел дружбу с Иисусом Христом — тем единственным Человеком, Который показал миру подлинную реальность Своей любви. Это могло случиться в Египте. Это могло случиться и в Америке. Трагедия состоит в том, что Сейид Кутб так никогда и не познал подлинной любви Иисуса.
Когда Сейид Кутб учился в Соединенных Штатах, пришлых мусульман на Западе было относительно немного. Сегодня в Европе и Северной Америке обосновались миллионы мусульман. Теперь именно эти люди бросают вызов христианству.
Вопрос 3
Что может произойти, если мы попытаемся принять исламский вызов и при этом, будучи христианами, будем во всем подражать Христу?
Бывая в исламских странах, я не раз слышал там гневные высказывания в адрес Европы и Северной :
зл
Америки. Их суть заключалась в следующем. Взирая на реалии западного образа жизни, мусульмане предаются размышлениям о христианстве и не хотят иметь ничего общего с христианами. В исламском сознании религия не отделена от политики и культуры. Вот почему, когда Соединенные Штаты вторглись в Ирак, большинство мусульман увидели в этом агрессию христиан против исламского мира. Подключаясь к нашим спутниковым радио- и телевещательным каналам, мусульмане видят и слышат наших популярных певцов и других представителей индустрии развлечений. Те же зачастую носят вместе с тяжелыми золотыми украшениями в виде креста и непристойные наряды, а их творчество провоцирует разнузданный секс и насилие. Мусульмане приходят к однозначному выводу — вот он, образец христианского поведения. Попробуйте им сказать, что в действительности христианский мир иной, — вас не услышат и не поймут.
С миллионов минаретов по всему свету пять раз в день произносится такбир*. Вы, разумеется, тоже его не раз слышали. Согласно заявлениям мусульман, ислам является единственным решением всех социальных — моральных, политических и культурных — проблем.
Мы, разумеется, не можем не реагировать на подобные заявления и начинаем говорить, что в демократическом обществе существует свобода слова, однако наши слова не производят впечатления на мусульман. Западный стиль жизни действует убедительнее любых слов. Несомненно, среди нас найдутся люди, убежденные в том, что они живут как истинные христиане, поскольку отделили себя от массовой культуры. Но призыв подражать Христу подразумевает намного более глубокий
* Такбир — в исламе: молитвенная формула «Аллах Акбар!», то есть «Аллах велик’». Мусульманскими воинами она используется как боевой клич. После важной речи собравшиеся провозглашают такбир в знак ее одобрения. Азан также содержит такбир, как и сам намаз. «Аллах Акбар!» написано на флагах нескольких исламских государств.
372
уровень отделения. Прислушайтесь к словам апостола Павла: «А блуд и всякая нечистота и любостяжание не должны даже именоваться у вас, как прилично святым» (Еф. 5:3); «Вы были некогда тьма, а теперь — свет в Господе: поступайте, как чада света, потому что плод Духа состоит во всякой благости, праведности и истине. Испытывайте, что благоугодно Богу, и не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте» (ст. 8—11). Таков его вызов. Я не раз задавался вопросом, стремимся ли мы обратить мусульман в истинную веру, приводя их к Христу. Благовествовать мусульманам, когда им не услышать нас по причине того, что они видят и какие послания получают от нашей культуры, все равно что переливать из пустого в порожнее. Нам следует пересмотреть отношение к своей деятельности и своему поведению, которое позорит нашего Господа Иисуса, и покаяться в грехах. Разумеется, есть отдельные христиане, которые держатся дерзновенно, не избегают столкновений с западной культурой, а скорее враждуют с ней, однако истинные реалии таковы, что подавляющее большинство христиан смотрят стандартные кинофильмы и стандартные телепередачи и слушают стандартные песни с их декадентскими умонастроениями. И разводов среди христиан не меньше, чем в обществе в целом. Если таковы наши нравы, то что мы можем возвестить миллиарду мусульман, которые, по крайней мере внешне, руководствуются более возвышенными моральными принципами?
Многие христиане скажут, что мы нуждаемся в духовном возрождении. Боюсь, что это не ответ, ведь в результате такого возрождения заполняются церковные скамьи, а нам необходимо нечто намного более значимое — возрождение культуры в целом. Наше самоотверженное служение Иисусу означает перемену всего нашего образа жизни. Если христиане решатся на этот шаг, то на основе Божьего Слова переменится весь строй общественной жизни. Мы обратим свои взоры на
373
бедность и преступность, начнем заботиться о больных и престарелых, противостанем падению нравственности. Сложив с себя множество обязанностей, западная церковь перестала быть стражем общественных нравов и хранительницей морали.
Как мы это сделаем? Апостол Павел наставляет: «...подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное» (Еф. 5:1—2). Мы видим, что единственный шанс, которым мы обязаны воспользоваться, дабы противостать неуклонному росту исламского влияния, заключается в поведении миллионов людей, в любви и жертвенности подражающих Христу. Да, мы обязаны подражать Христу! Этот вызов приняли Ахмад, и Бутрос, и другие братья и сестры, о которых мы говорили в Части 1 нашей книги. Эти люди, до конца сохранившие верность Иисусу, благовествовали мусульманам, но должную силу их проповеди придал именно их образ жизни. Эти люди не были совершенными. Все они в чем-то заблуждались. Однако вспомните отрывок из Священного Писания, которым руководствовались эти люди: «...в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе...» (Флп. 2:5). Иисус Христос стал для них путеводной звездой. Перед их глазами стоял Его пример и учил их жить во враждебном окружении. Их укреплял Его Дух, и они упорно продолжали начатое дело, хотя это порой стоило им жизни.
По некоторым предположениям, ислам представляет собой Божью кару, вариант Божьего суда над Западом. Если дело обстоит именно таким образом, то вряд ли это предположение поможет нам бороться с исламским влиянием, ибо прежде всего нам нужно покаяться! Когда мы решимся на покаяние, Бог вступится за нас. Но есть ли в нашем образе жизни нечто, вступиться за что Он бы пожелал? Если ничего подобного у нас нет, зачем тогда Богу волноваться об экспансии ислама на
374
Западе? Зачем Ему вставать на защиту общества, в нравах которого, нормах поведения, духовных началах Он не видит ничего ценного? По всей видимости, настало время со всей серьезностью отнестись к проблемам западной церкви и признать, что какими бы богатыми и успешными ни казались на первый взгляд наши церкви, на самом деле они слабы и немощны и действенность их благовестия среди мусульман равна нулю.
Несколько лет назад лидеры террористической организации «ХАМАС» пригласили меня на торжественное открытие новой лекционной аудитории в Исламском университете Газы и попросили выступить перед студентами и профессорами на тему «Что такое христианство». Первый ряд занимали руководители организации «ХАМАС», и, обращаясь к ним, я сделал следующее заявление: «Вам, мусульманам, никогда не понять подлинного значения креста, пока мы, христиане, не примем всерьез слов Иисуса»10. Если мы не последуем за Христом, мы никогда не справимся с угрозой растущего исламского влияния, мы не сможем благовествовать мусульманам и у нас не будет никаких перемен к лучшему. Перемены у нас могут быть только в худшую сторону, поскольку мы продолжаем отступать.
Разве проблема состоит не в том, что себя мы любим больше, чем остальных людей, которых любит Бог? Разве себя мы не больше любим, чем мусульман? Разве не сказал Иисус: «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой» (Ин. 12:25—26)? Если вам досадно от этих слов, то знайте, что и мне от них тоже не по себе. Но разве у нас есть другой выбор?
Нам следует ответить на вопрос «Кто такой Бог?». Мусульмане всюду объявляют о своей готовности распространить по всему свету ислам. Что мы, христиане, можем им противопоставить? Единственное, что мы
375
можем им противопоставить, это жизнь в подражание Иисусу Христу.
Нам пока еще не слишком поздно покаяться. Если мы покаемся, то с Божьей помощью сможем воскреснуть к новой жизни и приготовиться ответить на еще один вызов ислама.
Глава 4
Это настоящая война. Мы ведем ее каждый день. Я говорю не о войнах, о которых мы узнаем из газет или теленовостей, а о духовной войне, которая отражается в глобальных мировых конфликтах. Увязнув в разрешении ближневосточного конфликта или разбираясь с локальными террористическими и антитеррористиче-скими акциями в том или ином регионе мира, мы не видим главного и не ценим открывающихся перед нами перспектив. Апостол Павел понял, что мы находимся в состоянии войны, и сказал: «...мы, ходя во плоти, не по плоти воинствуем. Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь: ими ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяем всякое помышление в послушание Христу...» (2 Кор. 10:3—5).
Но как нам до конца постичь характер этой борьбы? Есть один едва ли не совершенный способ — выслушать наших братьев и сестер из гонимой церкви. Они пребывают на передней линии фронта духовной битвы, а потому вместе со своими родными несут наибольшие потери. Как-то раз Алекс пошел на одну явочную квартиру в Каире, чтобы встретиться там с двумя христианами из числа бывших мусульман. Я и раньше, за много лет до того, был знаком с этими людьми, но поскольку
377
оказался в немилости у египетских властей, то вместо меня на встречу отправился Алекс. Никто из нас не знает подлинных имен этих двоих, так что назовем их Петром и Иаковом. Пожалуйста, внимательно прислушайтесь к тому, что они говорят.
Петр словно был рожден повелителем, и его энергия заразительно действует на окружающих. Он обладает многочисленными талантами, включая таланты частного предпринимателя, писателя и семьянина. Но в беседе с Алексом он представил себя как бывшего мусульманина, уже свыше двадцати лет следующего путем Иисуса Христа. В свое время он пострадал за веру: его истязали на допросах у генерального прокурора, он долгие месяцы провел в тюремной камере, где в то время был способен ощущать лишь покрывающую его лицо паутину. О том времени он вспоминает так: «Мне казалось, что меня зарыли в могилу». В каком-то смысле Петр и в самом деле умер в той камере, поскольку с тех пор в своем благовестии он бесстрашен.
Об Иакове можно сказать лишь то, что это скромный человек небольшого роста, в течение шестнадцати лет следующий по стопам Иисуса.
Когда Алекс спросил о тех испытаниях, которые пришлось пережить бывшим мусульманам, Иаков сказал: «Я лучше расскажу вам о своем сыне. Ему семь лет. Он числится мусульманином, но в своем сердце он христианин. В школе он изучает ислам, и там все считают его правоверным мусульманином, но дома он воспитывается как христианин. Иногда с ним происходит нечто ужасное. Мой мальчик просто убивает себя: он не понимает, кто он. Все соседские мальчишки обращаются с ним как с христианином — иначе говоря, не желают с ним водиться. Ему говорят, что будут играть с ним только в том случае, если он примет ислам и станет ходить в мечеть».
Оба собеседника Алекса оставили свои родовые гнезда и растворились в однообразной безликости
378
громадного Каира. «Мне пришлось переехать, поскольку на моей малой родине все знают, что я стал христианином, — продолжил свой рассказ Иаков. — Меня выгнали с работы, но я же должен зарабатывать на жизнь и приносить пользу. И где мне было искать работу? Куда я ни обращался, меня первым делом спрашивали, не христианин ли я. Как только узнавали, что я новообращенный, гнали. Вот почему я работал у миссионеров, но в прошлом году их тоже выгнали из страны. И потом эти трения со службой безопасности... Однажды полицейские арестовали моего отца и бросили его в тюрьму. Никакого отношения к моей работе у миссионеров отец не имел, но они бросили его в тюрьму, чтобы оказать на меня давление. Они заставили его подписать заявление о том, что я, его сын, сумасшедший».
Петр подался вперед и, заглянув Алексу в глаза, пояснил: «Наш правовой статус остается неясным. Во второй статье нашей Конституции говорится о том, что ислам является государственной религией Египта, а шариат — единственным источником египетских законов, но сорок шестая статья Конституции гарантирует нам свободу совести и вероисповедания. Это противоречие не может не вызывать вопросов и опасений. Далее. Египет подписал “Всеобщую декларацию прав человека” Организации Объединенных Наций... — Петр сослался на принятый в 1948 году Генеральной Ассамблеей ООН документ, восемнадцатая статья которого гласит: “Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов”. — Подписав этот документ, — продолжил Петр, — Египет запустил механизм его юридического действия, но пока у нас главенствует шариат, все другие законы аннулированы. Последствия этого
379
противоречия очевидны: от него страдают христиане из числа бывших мусульман. Любой православный, католик или протестант может беспрепятственно перейти в ислам, но мусульманин не имеет никакой законной возможности стать христианином. — Петр указал на то, что в последние годы ситуация с религиозными правами человека в стране только ухудшилась: — Девяносто восьмая статья египетского Уголовного кодекса — это еще один способ оказать давление на бывших мусульман. Речь в ней идет о хуле на мусульманскую веру. На основании этой статьи работники правоохранительных органов все что угодно могут назвать хулой. С одной стороны, они заявляют, что у нас гарантирована свобода совести и вероисповедания, а с другой — обвиняют нас в том, что мы христиане, и каждое наше слово обращают против нас. Парадокс заключается в том, что средства массовой информации ежедневно выступают против христианства, но это никто и никогда не считает хулой».
Основная проблема свободы совести и вероисповедания касается удостоверения личности, которое обязан иметь при себе каждый египтянин. В нем есть графа о религиозной принадлежности. Бывший христианин может обратиться в соответствующее правительственное учреждение и официально получить новое удостоверение личности с записью «мусульманин», а вот когда христианином становится мусульманин, никакой чиновник удостоверения ему не поменяет. Отсюда проистекает другая проблема: женщина, в прошлом мусульманка, не может выйти замуж за христианина, поскольку в ее удостоверении личности записано, что она исповедует ислам, а браки между мусульманами и христианами запрещены. Таким образом, она имеет право выйти замуж только за мусульманина.
«Не подумываете ли вы об эмиграции из Египта? — спросил обоих Алекс. — В конце концов, если перешедшему в христианство мусульманину трудно исповедовать
380
свою веру на родине, почему бы ему не уехать на Запад, где свобода совести и вероисповедания существует не тол ько на бумаге?» Однако н икто из собеседн иков Алекса не допускает и мысли об эмиграции. «Первые десять лет нашего хождения перед Богом, — пояснил Петр, — мы считали бегущих из страны людьми, на которых невозможно с абсолютной уверенностью положиться в служении. Теперь я думаю, что мы слишком строго их судили. Понятно, что некоторые оставляли родину из-за страха насильственной смерти. Что касается нас, то мы осведомлены об этой угрозе, но мы египтяне и хотим жить на родине».
Как заметил Иаков, группы христиан постоянно мигрируют в пределах страны. Узнав о новообращенных из числа бывших мусульман, они помогают им влиться в новую общину, где их никто не знает и где они имеют возможность собраться с силами для новой битвы. На протяжении девяти—двенадцати месяцев эти христиане на явочных квартирах проходят курс интенсивного ученичества, а затем их представляют готовой принять их общине.
Петр следующим образом истолковал эту практику: «Мы советуем всем новообращенным некоторое время не распространяться о вновь обретенной ими вере. Чтобы им утвердиться в ней и начать новую жизнь, должно пройти какое-то время. Через год или два в жизни человека произойдут некие, порой драматические, перемены, на которые его семья не сможет не обратить внимания. Опыт убеждает нас в том, что излишне горячие новообращенные спешат благовествовать, а потом сталкиваются с лишними заботами и треволнениями, справляться с которыми они еще не умеют».
Так чем же занимается в Египте Бог? Иначе говоря, насколько усердны и успешны в духовных сражениях здешние христиане? Как они парируют доводы и сокрушают требования, которые выдвигают им мусульмане? Иаков отметил, что Бог занимает командные позиции
381
на двух уровнях, причем первый уровень представлен людьми широких интеллектуальных запросов. Множество мыслящих людей утратили веру в ислам. Внутренне готовые к переменам, в наше время они встречаются все чаще и чаще. Второй уровень, по мнению Иакова, представлен «средними» людьми. Их каким-то мистическим образом влечет к Иисусу. «Большинство знакомых мне людей с готовностью слушают рассказы о Христе. Одни случайно получают на улице какую-нибудь брошюру, другие видят сон в руку, третьи невзначай настраивают свои радиоприемники на христианскую радиопередачу... Об этом они ни с кем не делятся, никого об этом не извещают, между тем в обществе происходит определенная духовная подвижка, и если эта тенденция не пресечется, она с неожиданной стороны обернется бурей и положит начало духовному пробуждению, о котором мы постоянно молимся».
Алекс спросил братьев, что они хотели бы передать церкви на Западе, и Петр решительно заявил: «Во-первых, нам хочется, чтобы западная церковь понимала реалии исламского мира. Когда мы рассказываем нашим западным единоверцам об исламской действительности, они нам не верят. Во-вторых, не ослабляйте давления на наши власти с целью внедрения демократических свобод и контроля за соблюдением прав человека. В частности, я имею в виду необходимость принятия более справедливого закона о выборах. Мы нуждаемся в подлинной свободе слова и свободе вероисповедания. Мы должны перенять у вас демократические ценности».
Вы слышите? Египтяне не хотят установить у себя прозападный государственный строй — они хотят для себя свободы благовествовать, а для мусульман — свободы внимать их благовестию. Разве это противоречит словам апостола Павла: «...прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы
382
проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2:1—4)?
«О чем, по-вашему, молясь за вас, мы должны молить Бога прежде всего?» — спросил Алекс. «Молитесь о том, чтобы мы не сдались и не перестали благовествовать мусульманам, — ответил Петр. — Молитесь о следующем за нами поколении христиан. Нашим детям приходится туго. И еще молитесь, чтобы церковь проявляла больше сострадания к верующим из числа бывших мусульман». «И чтобы западные миссионеры не боялись к нам приезжать», — добавил Иаков. «Конечно, в Египте надо сохранить ядро миссии, — согласился Петр, — но нам нужно широкое сотрудничество с западными церквами. Нам нужны духовно зрелые, даже мудрые миссионеры. Миссия — не поле для новичков и людей, которым хочется скороспелых плодов. Нам нужны люди, которые приедут сюда служить церкви, строить Божье Царство. Не надо нести сюда Голливуд — нам нужен не он, а Христос. Не надо нести сюда силу — нам нужна любовь. Нам нужно Божье Царство».
Вы слышите сердечный призыв этих братьев? Если да, то давайте разберемся с еще одним вопросом.
Вопрос 4, часть первая
Участвуем ли мы в духовной битве? Если да, то разве нам не надо быть еще и истовыми богомольцами?
Давайте вспомним, что пишет апостол Павел: «...смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы. Итак, не будьте нерассудительны, но познавайте, что есть воля Божия» (Еф. 5:15—17). Он не
383
устает призывать нас преисполняться Святым Духом и в заключительной главе своего Послания к Ефесянам побуждает нас облечься во всеоружие Божье, чтобы мы могли встать против козней дьявольских, «потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6:12). В этой духовной битве нашим главным оружием является молитва, и гонимая церковь исламского мира способна дать ей духовное направление.
Один христианский пастырь в Каире прилагает усилия к подготовке египетской церкви к духовным сражениям. Мы не станем называть его имени, поскольку на его жизнь недавно было совершено покушение. Обращаясь к толкованию девятнадцатой главы Книги пророка Исаии с Божьим пророчеством о Египте, этот пастырь говорит следующее: «Мы молимся о подлинном духовном пробуждении и верим в то, что Бог желает излить Своего Духа на наш народ». Более того, этот пастырь наблюдает свидетельства исполнения Божьего пророчества: «Мы должны возлюбить мусульман и считать их возлюбленными Христа. Пять лет назад я этого не понимал, однако по истечении этого времени стал замечать, что христиане молятся о мусульманах. Мы молимся о ниспослании им видений и снов, и Бог ежедневно отвечает на наши молитвы. Христос являет Себя в их видениях и снах, и мусульмане приходят к нам с вопросами о них».
Разумеется, это связано с новыми испытаниями для церкви, которая не привыкла к действенному благовестию в мусульманской среде. Наш пастырь и другие руководители египетской церкви готовят свои общины к духовным сражениям, но главный враг засел в сердце человека. Нам надо больше самих себя возлюбить Христа. Нам надо быть готовыми отдать свою жизнь, если это будет необходимо, ради Христа. Великое духовное пробуждение в исламской стране означает пропорционально
384
великое число мучеников. К этому надо быть готовым. По моим предположениям, многие западные христиане с отвращением отвергают подобное толкование. Разве этому пастырю не следует быть осторожнее? Разве он не призван защищать свое малое стадо? Однако нашему другу эта ситуация видится несколько иначе. Он полагает, что единственный способ благовествовать народу заключается в желании с предельной жертвенностью возвещать ему Христово имя.
Эта дискуссия порождает один любопытный вопрос: «Какова роль в этом деле всего Христова Тела, в частности западных церквей?» Наш пастырь на него отвечает: «Сначала возлюбите мусульман. Такова Божья заповедь — возлюбить ближнего своего, как самого себя. Мусульмане живут рядом с нами. Они не являются нашими врагами. Если же они ими становятся, мы обязаны еще больше возлюбить их. Не имея духа любви, мы не сможем привести их к Христу. Если они нас ненавидят, мы должны возлюбить их с большей силой, чем они ненавидят нас, иначе мы потерпим полное поражение. Мусульмане должны знать, что мы не желаем их гибели, а напротив — готовы за них умереть. Только это убедит их в своей греховности и только так они пересмотрят свои убеждения и откроют свои сердца для Христовой любви».
Продолжил этот разговор пастырь такими словами: «Мы просим вас молиться вместе с нами. Я постоянно твержу нашим зарубежным братьям: “Не молитесь за нас. Молитесь вместе с нами!” Вы чувствуете разницу? Если вы станете молиться за нас, вы станете молиться о нашей безопасности и нашем процветании. Но этого делать не надо! Молитесь вместе с нами о мусульманах, чтобы они познали Христову любовь».
Как, по-вашему, мы сможем молиться вместе с ними?
Чтобы ответить на этот вопрос, я должен представить вам вторую часть четвертого вопроса.
385
Вопрос 4, часть вторая
Готовы ли мы ради Божьего Царства пойти на все и, если потребуется, не пожалеть и своих жизней?
Послушайте, что говорит Иисус: «...кто не несет креста своего и идёт за Мною, не может быть Моим учеником» (Лк. 14:27); «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (ст. 33); «Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12:23—25).
Пока мы не оставим всего, что считаем важным в этой жизни, — автомобили, дома, семьи, карьеры, развлечения, сбережения, то есть все то, что требует от нас оставить Христос, — нам не стать Его учениками и не исполнить Его поручения, а окружающий нас мир не будет относиться к нам серьезно. Таково жизненное кредо наших братьев и сестер, живущих в исламском мире, в частности людей наподобие Мустафы, Хасана и Назима, которые пожелали следовать примеру Христа, хотя это стоило им жизни. Они подражали Христу, Который, «будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:6—8). Готовы ли мы, если потребуется, вести свое дело и до такого конца? Мусульмане способны положить свои жизни в джихаде, поскольку свято верят в райские кущи. Но разве не должны мы с большей готовностью следовать за Христом, не жалея собственных душ, не думая, как мусульмане, о терроре, а подражая Христу, ибо, подражая Ему, мы получаем в жизни столько радостей? Мы
386
одарены обещанием вечной жизни с Иисусом, и все, что Он требует от нас, — это повиноваться Ему в нынешней жизни. Я полагаю, что только наше полное повиновение Иисусу может покорить сердца мусульман.
Это именно то, что необходимо нам в исламском мире. Таков вызов, брошенный нам исламом. И это решение исходит не только от египетской церкви. Я мог бы предоставить вам примеры такого же видения проблемы пастырями и рядовыми христианами из числа бывших мусульман Индонезии, стран Центральной Азии, Пакистана, Ирака, Ирана и множества других государств.
Надеюсь, что каждый из нас стремится к победам в духовных сражениях, но готовы ли мы уплатить за них достойную цену? Эти люди побуждают нас задать себе вопрос: «На самом ли деле мы готовы умереть ради Христа?» Они-то готовы. Они живут по слову Христа: «...если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее. Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе?» (Лк. 9:23-25).
Подумайте вот о чем: мы умрем до Второго пришествия Христа. Никаких сомнений в этом нет. Но что тогда мешает нам просить Бога, чтобы Его прославила наша смерть? Что побуждает нас с этим медлить? Если мы убеждены в том, что Иисус расплатился за наши грехи, и веруем в то, что по оставлении этой жизни мы окажемся в Его присутствии, то надо ли нам бояться смерти?
Я называю это третьим поприщем. Первое поприще — это сдаться на милость Христу. Второе поприще — возлюбить мусульман любовью Христа. Третье поприще — возлюбить мусульман даже до смерти. Не упускайте из виду то, что мусульмане стремятся умереть ради собственного спасения в вечности. Но как их убедить в том, что ради них Иисус уже принял смерть?
387
Только показав им, что мы стремимся жить ради Иисуса больше, чем они стремятся умереть в джихаде.
В этом духовном сражении нам придется терпеть страдания и нести потери. У меня нет никакого желания преждевременно лишаться жизни, но моя жизнь принадлежит Христу и для меня следовать за Христом — значит рисковать своей жизнью, с тем чтобы другие смогли Его познать. Я не думаю, что это слишком великая цена. Если я живу ради Христа, то Он в любое время, когда для достижения Своих целей сочтет это нужным, может забрать у меня мою жизнь.
Итак, поистине л и мы готовы участвовать в духовных сражениях? Если да, то я хочу задать вам еще несколько прямых вопросов.
Прежде всего, молились ли вы хоть раз о террористах из организаций «Аль-Каида», «ХАМАС», «Исламский джихад» и «Хезболла»? Или молились ли вы хоть раз об Усаме бен Ладене? Я спрашиваю вас об этом только потому, что молитва — это основное средство, с помощью которого мы участвуем в духовных сражениях. Если вы ответите, что никогда не молились об Усаме бен Ладене, то я задам вам другой вопрос: «Такой ли этот Усама бен Ладен грешник, что за него и молиться не стоит? Разве нельзя молить Бога о спасении его души? Кто нам запретит молиться о том, чтобы Он подавил ненависть Усамы и лишил его духовной боеспособности? У нас нет иного выбора, кроме как идти в молитвенное наступление! Давайте поспорим с дьяволом за душу этого человека, поспорим не с обычным боевым оружием в руках, а будучи вооружены Божьим Словом. В конце концов, преобразование души — это Божье дело. Если мы не можем придумать ничего иного, как выступить против козней дьявольских с обычным боевым оружием в руках и с его помощью расправиться с исламскими фундаменталистами, то мы не приведем к Христу ни одной души. Невозможно одержать верх в борьбе с террором с помощью пушек и бомб, поскольку на место одного
388
уничтоженного нами террориста встанет дюжина других, воодушевляемых жаждой мести. Наш единственный ответ — полное повиновение Иисусу Христу.
Будете ли вы молиться о разгневанных мужчинах, населяющих лагеря беженцев в Ливане, Иордании и секторе Газа, полагающих, что их единственная надежда — это фундаменталистский ислам, и идущих добровольцами на священный джихад против Израиля и всего Запада?
Будете ли вы молиться о тех молодых людях, которые готовы надеть на себя пояс смертника и внедриться в толпу невинных людей в Ираке, Израиле или Великобритании, чтобы подорвать и их, и себя? Будете ли вы молиться о тех, кто решится поведать им о Христе?
Будете ли вы молиться о спасении душ мусульманских проповедников, которые в тысячах мечетей, включая мечети Европы и Северной Америки, внушают ненависть к христианам?
Будете ли вы молиться о жатве душ на мусульманском поле? А ведь речь идет не об одной или двух душах, а о миллионахдуш! Почему бы вам не выбрать тот или иной конкретный регион в ареале распространения ислама, чтобы систематически молиться о нем столько времени, сколько его потребуется Богу, чтобы подвигнуть сердца живущих там людей обратиться к Иисусу Христу?
Будете ли вы молиться за гонимые церкви исламского мира? Точнее говоря, будете ли вы молиться за церкви в той исламской стране, которую для себя изберете? Знакомы ли вам нужды этих церквей? Вполне ли они готовы выйти на жатву в своей стране? Мы можем представить вам свидетельства очевидцев — руководителей тамошних христианских общин, чтобы вы молились вместе с ними, а не только о них.
И еще один, последний вопрос: вы и в самом деле желаете стать Божьим ответом на собственные молитвы? Если Бог изберет вас, чтобы через вас передать Благую весть, то отправитесь ли вы туда, куда Он вам укажет?
эпилог
Книги по обыкновению завершаются некими выводами. Мы с Алексом хотим закончить нашу книгу вкраплениями пролога в эпилог — призывом к крупной наступательной кампании. Мы хотим всех христиан пригласить облечься в духовные доспехи и отважиться на добрый джихад. Мы призываем вас к молитве за мусульман всего мира, но вы также можете избрать для себя какую-то одну исламскую страну, о которой пожелаете молиться. Может быть, вам известно какое-нибудь миссионерское служение в исламской стране или вы ждете, что к знакомству с ним вас приведет Господь?
Мы открыли вебсайт www.secretbelievers.org, на котором выложили больше информации, чем нам позволил это сделать объем нашей книги. Заглянув туда, вы получите исчерпывающие сведения о той стране, которую избрали для своих молитв. Помимо того, на этом сайте мы планируем выкладывать много другого полезного материала, например в помощь благовестию мусульманам в вашем округе или городе.
Мы завершаем книгу акростихом, который, надеемся, вам захочется каждый день вспоминать. Он будет постоянно напоминать вам основную идею нашей книги. Ключевое слово этого акростиха — ИСЛАМ. Вот он:
Имярек [теоретически можно Иисус]
Сердечно
Любит
Абсолютно всех [с этой строкой проблема] Мусульман
Да здравствует победа Христовой любви!
ПРИЛОЖЕНИЕ
Послание президенту США от гонимой Христовой церкви в Афганистане
В декабре 2003 года я получил послание от христиан Южного Афганистана, в котором они обратились ко мне за помощью. В стране был составлен проект новой Конституции, и христиане были обеспокоены тем, что она не давала никаких правовых гарантий немусульманам. Они не могли понять, для того ли объединенные силы антитеррористиче-ской коалиции освобождали страну от ига «Талибана». Будучи разочарованными, они сочли для себя важным узнать, знакомы ли западные христиане с тем, что творится в Афганистане. В связи с этим они написали послание президенту США Дж. У. Бушу. Ниже мы приводим это послание без изъятий. Читая его, постарайтесь проникнуться его духом.
Президенту Джорджу У. Бушу
Приветствуем Вас могущественным именем Иисуса!
Мы очень благодарны Богу за то, что Он возвысил Вас и хранит Своей благодатью. Мы также счастливы, что Бог даровал Вам мужество, необходимое в борьбе со злом во всем мире, в том числе и в нашем государстве, что позволяет нам увидеть проблеск надежды. Мы просим Бога помогать Вам в Ваших делах. Да дарует Он Вам глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать мольбы тех, кем всегда пренебрегали в нашей стране, кого гонят и
391
убивают лишь потому, что они стремятся иметь общение с живым Богом через Иисуса Христа. Мусульмане считают нас низшей кастой, поскольку мы находимся в меньшинстве. Когда мы хотим проповедовать живого Бога, нас вешают и убивают, и наша жизнь стала столь невыносимой, что наши дети умирают от голода и болезней, и скоро в Афганистане не останется сил, выступающих против тьмы. Единственное упование у нас остается на Бога, ибо больше нет никого, к кому мы можем обратиться за помощью.
Мы — афганцы, которые на собственном опыте узнали, что такое ислам. После двадцати лет кровопролитной войны мы начали думать, что эта религия несет не жизнь, а смерть. Она погубила многих наших друзей и родственников. В конце концов к нам пришли люди, которые представились посланниками Бога и передали нам, что настоящий Бог вместо смерти дарует жизнь. Они представили нас живому Богу, и мы восстановили отношения с Ним. Через них мы обрели жизнь вечную, и они тайно понесли по городам и селениям нашей родины весть о живом Боге. Теперь по Божьей благодати нас насчитывается более трех тысяч человек, и мы веруем в Господа Иисуса Христа — нашего Избавителя, Который освободил нас от власти греха. Мы веруем в то, что после долгих лет нашего блуждания во тьме нас примирил с Богом голгофский крест.
Мы усиленно молились о том, чтобы найти возможность обратиться к Вам, и ныне по Божьей милости такую возможность получили. С постом и молитвой мы просили Бога умудрить нас в написании Вам нескольких строк.
Мы хотим привлечь Ваше внимание к бедствиям, которые ожидают гонимую церковь в Афганистане.
Если в период правления талибов у нас не было и намека на гражданские свободы, то после падения их режима и с приходом в Афганистан войск США мы стали уповать на новую Конституцию, которая обещала обеспечение гражданам одного из основных общечеловеческих
392
прав — права на свободу совести и вероисповедания. Однако мусульмане и доныне насильственно обращают в ислам сотни христиан и исповедующих другие религии людей, а вот когда мусульмане переходят в христианство или в другую религию, им угрожают, их преследуют и убивают. К великому сожалению, проект нашей новой Конституции мало чем отличается от Конституции талибов.
«Талибан» является мусульманской сектой суннитского толка, так что его Конституция была целиком и полностью основана на учении школы Ханифи*. Ожидалось, что с монополией мусульман-суннитов в области права будет покончено, однако этого не случилось. Государственным флагом остается прежний флаг с суннитским символом веры. Отсюда следует, что будут гонимы не только христиане, но и другие меньшинства, например шииты, сикхи и т. д.
В исламском мире во всех комментариях, выполненных школой Ханифи, утверждается, что всякий когда-либо отступивший от исламской веры является преступником, вероотступником, муртадом, и подлежит уничтожению. Например, уничтожению подлежит хулитель Мухаммада. Символ веры на флаге Афганистана свидетельствует о том, что наша страна будет следовать политике саудоаравийского ислама, а у этого образца ислама нет и понятия о правах человека и свободах.
Шииты, сикхи и христиане в Афганистане гонимы и страдают со времен правления «Талибана». Совершенно беззащитными остаются христиане. Посредством шариата «Талибан» угнетал все религиозные меньшинства, и теперь, видимо, повторится то же самое. Из Афганистана следует изгнать меч ислама, иначе из государства исламского Афганистану не стать государством демократическим, где всем религиозным меньшинствам будет предоставлена свобода совести и вероисповедания.
* Школа Ханифи — ортодоксальное суннитское религиозно-правовое учение, основанное на наследии Абу Ханифы.
393
Проект новой Конституции, который подготовлен комиссией в составе тридцати пяти человек, свидетельствует о том, что правительство боится талибов и заискивает перед ними, предоставляя им все права, на которые они рассчитывают, в связи с чем игнорируются права религиозных меньшинств. С такой Конституцией все религиозные меньшинства погрузятся в полную тьму без всякой надежды и на луч Божьего света.
Все мученики и гонимые на почве религиозной нетерпимости в прошлом страдали из-за «Талибана», но в будущем будет иметь место та же самая нетерпимость, но освященная новой Конституцией, проект которой сейчас детализируется и права религиозных меньшинств в которой полностью игнорируются.
Вы мужественно боролись против «Талибана», и теперь настало время с великой мудростью, которая у Вас от Бога, стараться не допустить к власти в Афганистане представителей того же самого движения и заложить основы упований всякого гражданина страны на свободу выбора. Мы всем сердцем с Вами, и мы непременно сделаем для Вас все что только в наших силах. Мы можем даже пожертвовать собственной жизнью ради свободы будущих поколений и благовестия во имя Иисуса Христа.
Среди мусульман встречаются люди с либеральным мышлением, которые не желают исповедовать ту разновидность ислама, которую силой оружия насаждает «Талибан», и следовать ее предписаниям. Если будет принят проект новой Конституции, для наших либералов настанут черные дни и у них не останется никаких надежд на реформирование ислама. Эти люди в известной мере могли бы помочь в борьбе против фундаменталистского ислама.
Сегодня в Афганистане еще можно встретить сикхские храмы, но в нем нет ни одной христианской церкви. Когда-то король Афганистана Закир Шах позволил основать в Кабуле церковь для миссионеров, но позже эта церковь была разграблена и разрушена. До сих пор
394
на территории христианского храма стоит стража, поскольку афганские военные построили себе на ней несколько бараков. Наш риторический вопрос заключается в следующем: если мечети возводятся, например, в США, то почему нельзя построить христианский храм в Афганистане?
И последнее: о Боге, Который вывел Вас в президенты США, о Боге, Который все это время Вас хранил, несмотря на множество угроз и нападений врага. Ныне наступил момент истины — у Вас есть прекрасная возможность помочь Божьему Царству утвердиться в Афганистане. Мы постоянно о Вас молимся и верим в то, что Бог даровал Вам от Своей мудрости и силы, дабы содействовать распространению Его Царства и служения Ему. Вы избраны Богом, и мы считаем, что Бог предусмотрел для Вашей жизни особую цель, и понимание этого должно помочь Вам установить и закрепить Божье господство в Афганистане. Мы умоляем Бога, чтобы Святой Дух — наш верный Утешитель и Путеводитель — помог Вам в это последнее время послужить Царю царей и Господу господствующих, Божьему Сыну Иисусу Христу.
Эти слова из Священного Писания, господин Джордж У. Буш, для Вас: «Жезл силы Твоей пошлет Господь с Сиона: господствуй среди врагов Твоих. В день силы Твоей народ Твой готов во благолепии святыни...» (Пс. 109:2—3).
Да благословит Вас Господь и сохранит. Если Вы захотите обратиться к нам за помощью, то просим Вас воспользоваться тем же самым каналом, через который Вы получили наше послание.
Благодать нашего Господа Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святого Духа со всеми нами. Аминь.
Гонимая Христова церковь в Афганистане
ПРИМЕЧАНИЯ
1.	Gary L. Bauer, «End of Day», см. запись от 11 сентября 2006 г. на сайте garybauer@cwfpac.com.
2.	Это псевдоним. Алиф — первая буква пуштунского алфавита. В этой главе имена всех афганцев (кроме одного) скрыты за теми или иными буквами пуштунского алфавита.
3.	«Согласно недавнему внутреннему... отчету американских войск специального назначения, ежегодный объем производства опийной продукция в период правления “Талибана” поднялся с 74 метрических тонн до астрономической цифры 3600 метрических тонн и составил примерно 90% мирового производства опия. Прибыль афганских наркоторговцев, в год составляющая около 2 млрд американских долларов (что сопоставимо с объемом поступающей в страну международной гуманитарной помощи), идет на субсидирование акций сил сопротивления» (Sebastian Junger, American's Forgotten War (2006), см. http://www.vanity-fair.com/commentary/content/printables/060327roco02?print=true).
4.	Брат Андрей (при участии А. Янсена). Сила света: Последняя надежда Ближнего Востока. СПб.: Шандал, 2009. См. гл. 2, 11, 17-20, 22, 25-26.
5.	В Приложении приведен полный текст послания президенту США Джорджу У. Бушу от гонимой Христовой церкви в Афганистане.
6.	Brother Andrew with Susan DeVore Williams, Prayer Works (1990; reprint, Grand Rapids: Revell, 2006), pp. 30—35.
7.	Брат Андрей (при участии А. Янсена). Сила света. С. 173-181.
8.	Ныне Университет Северного Колорадо.
9.	All Things Considered, NPR, May 6,2003. См. также: Adnan A. Mus-allam, From Secularism to Jihad (Westport, CT: Praeger, 2005).
10.	О лекции брата Андрея в Исламском университете Газы см.: Брат Андрей (при участии А. Янсена). Сила света. С. 253—257.
ВЫБОРОЧНАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
В последнее время, чтобы глубже постичь исламский мир, мы с Алексом прочли множество сочинений. Между тем книг на эту тему в течение месяца выходит во много раз больше того, что мы сумели прочесть за годы. Их выбор настолько широк (причем все эти книги при желании можно достать), что мы решили составить выборочный рекомендательный список самых полезных книг по нашей теме. Ниже представлены труды, которые помогут последователям Христа разобраться в смысле и сути исламского вызова христианству.
Accad, Fouad Elias. Building Bridges: Christianity and Islam (Colorado Springs: NavPress, 1997). Небольшая превосходно написанная книга, наставник в деле налаживания конструктивного диалога с мусульманами.
Bawer, Bruce. While Europe Slept: How Radicallslam Is Destroyingthe West from Within (New York: Doubleday, 2006). Переменам, происходящим в Европе под воздействием исламского фактора, посвящен целый ряд книг. Бауэр — журналист, и его книга написана простым, легким для понимания языком. Так же написана книга Berlinski, Claire. Menace in Europe: Why the Continent's Crisis Is America's, Too (New York: Crown Forum, 2006). Если вас больше интересует ситуация в Великобритании, рекомендуем прочестьтруд Phillips, Melanie. Londonistan (Gibson Square Books, 2006).
Брат Андрей (при участии А. Янсена). Сила света: Последняя надежда Ближнего Востока (СПб.: Шандал, 2009). Это наша с Алексом книга, и пусть это не покажется вам
397
нескромным, но мы рекомендуем ее вам, поскольку в ней говорится о клубке до сих не разрешенных проблем Ближнего Востока. Хотя ближневосточный конфликт привлекает пристальное внимание людей во всем мире, христиан в этой книге прежде всего заинтересует состояние ближневосточной церкви. В ней также говорится о том, как я (брат Андрей) благовествовал террористам из таких, к примеру, организаций, как «Хезболла» и «ХАМАС».
Канер, Эргун М. и Канер, Эмир Ф. Позади завесы: Жизнь в свете полумесяца (Владивосток: Белое перо, 2005). Братья Эргун и Эмир Канер, в прошлом мусульмане суннитского толка, а ныне подлинные христиане, представляют взгляд изнутри на вероучение мусульман.
Esposito, John L. Unholy War: Terror in the Name ofIslam (New York: Oxford University Press, 2002). Эспозито — признанный историк. Его книга «What Everyone Needs to Know About Islam» (New York: Oxford University Press, 2002) представляет собой великолепное введение в историю и современное состояние исламского мира. Эспозито также редактировал энциклопедическое издание «The Oxford History of Islam» (New York: Oxford University Press, 1999).
Gabriel, Mark A. Jesus and Muhammad: Profound Differences and Surprising Similarities (Lake Mary, FL: Charisma House, 2004). Марк Габриэль, в прошлом правоверный египетский мусульманин, получил ученую степень в области изучения ислама в каирском университете «Аль-Азхар». В своей книге он рассказывает о своем обращении в христианство, а также приводит сравнительное жизнеописание основателей ислама и христианства. Его перу также принадлежит книга Islam and Terrorism: What the Quran Really Teaches about Christianity, Violence and the Goals of the Islamic Jihad (Lake Mary, FL: Charisma House, 2002).
Geisler, Norman L., and Saleeb, Abdul. Answering Islam: The Crescent in Light of the Cross (1993, reprint, Grand Rapids: Baker,
398
2002). Ценный апологетический справочник по христианским методам ведения дискуссии с представителями ортодоксального ислама.
Hadi, Abdul. The Cross and the Crescent: Understanding Islam. Эта книга написана нашим дорогим другом, знаменитым библеистом и пастырем христианской церкви в одной из исламских стран. Он пишет под псевдонимом. Заказать книгу можно по адресу: http://www.haggai-institute.com/ InformationInfoItem.asp?InfoID=48.
Huntington, Samuel Р. The Clash of Civilizations: Remaking of World Order (New York: Simon and Schuster, 1996). В этой книге отстаивается сенсационный тезис, согласно которому после падения коммунистических режимов движущей силой глобальной политики стал и так называемые цивилизации, заместившие национальные государственные образования и идеологии.
The Koran, translated with notes by N. J. Dawood (New York: Penguin Books, 1995). Осилить Коран может оказаться непосильной задачей для большинства христиан, однако его постижению помогает умение правильно общаться с мусульманами. Разумеется, при этом вам понадобится больше времени проводить за Библией!
Lewis, Bernard. What Went Wrong? The Clash Between Islam and Modernity in the Middle East (New York: HarperCollins, 2002). Автор книги — Бернард Льюис, отставной профессор кафедры Древнего Востока Принстонского университета, автор многих превосходных книг по истории Ближнего Востока и ислама.
Marshall, Paul (ed.). Radical Islam's Rules: The Worldwide Spread of Extreme Sharia Law (Lanham, Maryland: Rowman and Littlefield, 2005). Серия книг организации «Freedom House’s Center for Religious Freedom», в которой разными авторами освещаются современные представления о становлении и распространении законов шариата во всемирном масштабе.
399
McCurry, Don. Healing the Broken Family of Abraham: New Life for Muslims (Colorado Springs: Ministries to Muslims, 2002). Дон Маккэрри — наш старинный друг, отдавший служению в мусульманском мире несколько десятилетий. В его книге христиане найдут исчерпывающий ответ на разнообразные вопросы миссионерского служения в исламских странах. Заказать книгу можно по адресу: http://www.ywam.org/books/default.asp. Кроме того, Дон Маккэрри — автор превосходной брошюры «Now You Can Know What Muslims Believe: A Muslim World Overview». Заказать ее можно по адресу: 4164 Austin Bluffs Parkway, 357, Colorado Springs, CO 80918.
Sheikh, Bilquis, with Schneider, Richard H. I Dared to Call Him Father: The Miraculous Story of a Muslim Woman's Encounter with God (1978, reprint, Grand Rapids: Chosen, 2003). Мне (брату Андрею) посчастливилось лично знать эту замечательную женщину из Пакистана. В своей книге она приводит одно из лучших свидетельств на тему о том, как женщина-мусульманка может стать истинной последовательницей Иисуса Христа.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Пролог. Джихад как добрый подвиг веры.......5
Часть 1. Тайные христиане...................9
Часть 2. Каким будет наш ответ?...........333
Эпилог....................................389
Приложение. Послание президенту США
от гонимой Христовой церкви в Афганистане.390
Примечания................................395
Выборочная библиография...................396
Брат Андрей
и Алекс Янсен
Тайные верующие
Ответственный редактор М. Хван
Редактор В. Кен
Перевод А. Баева Художник И. Орлов Корректор Е. Артемьева Компьютерная верстка О. Мецайк
Подписано в печать 31.05.2010. Формат 84 х 108 ‘/32. Бумага офсетная. Гарнитура NewtonC.
Печать офсетная. Печ. л. 9,5
Тираж 2000 экз. Заказ № 289
МРОЕХ «ХЦ “Виссон”» а/я 88, Санкт-Петербург, 194358, Россия www.visson.net, e-mail: sale@visson. net
Отпечатано с диапозитивов в ГУП «Типография ,,Наука“» 199034, Санкт-Петербург, 9-я линия, 12