РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ НАУЧНЫЙ ЦЕНТР
КАЗАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ АКАДЕМИЯ НАУК РЕСПУБЛИКИ ТАТАРСТАН ИНСТИТУТ ТАТАРСКОЙ ЭНЦИКЛОПЕДИИ
ИЗМАЙЛОВ И.Л.
ВООРУЖЕНИЕ И ВОЕННОЕ ДЕЛО НАСЕЛЕНИЯ ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ
X - начала XIII в.
Казань - Магадан
1997
ПОСВЯШАЕТСЯ
МОИМ ДОРОГИМ РОДИТЕЛЯМ -ПЕРУНУ ИСХАКОВИЧУ
И СУФИЕ ГАРАЕВНЕ
ВВЕДЕНИЕ
ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ВООРУЖЕНИЯ И ВОЕННОГО ДЕЛА ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
(
Да славятся мужи, чья жизнь благой была;
Дано им было зреть Избранника дела, i	Три на десять да трем их тысячам - хвала,
Наставники в делах они для нас теперь. л	• • «
Кул Гали «Кысса- и Иусуф»
Изучение военного искусства средневековой Восточной Европы явдяется одним из важных направлений исторической науки. Объясняется это значением и ролью войн в жизни феодальных обществ, которые ускоряли или замедляли экономическое и социальное развитие народов, способствовали объединению или распаду государств, служили средством обогащения, усиливали или ослабляли социальные противоречия.
История народов Восточной Европы Х-ХШ вв. насыщена вооруженной борьбой: тут и межплеменные столкновения, и войны за создание единого государства, феодальные междоусобицы и народные восстания, набеги кочевников и завоевательные« походы. Особую остроту и драматизм всем этим военным действиям придавало то, что в Восточной Европе в эпоху раннего средневековья шел активный процесс становления и укрепления феодального строя с его характерной связью между политической структурой общества и организацией военного дела (202. С. 74|. Поэтому изучение вопросов военной истории должно быть неразрывно связано с раскрытием социально-экономического, политического и культурного развития народов Восточной Европы.
Материальной основой, определяющей уровень развития вооружения и военного дела, является производственный потенциал общества. Однако взаимосвязь между ними не прямая, а казуальная, и, несмотря на опосредованный характер взаимодействия, «в истории армии. - по словам К.Маркса, - с поразительной ясностью резюмируется вся история гражданского общества» |20l. С. 154]. Особенно рельефно это демонстрирует оружие, с помощью которого осуществляется вооруженная борьба. Набор (арсенал) и характер украшения и декорировки оружия, будучи материальным воплощением степени развития ремесленного производства, технических достижений и международного обмена, отражает этногенетические традиции народов. Модификация отдельных видов оружия, перемены в комплексе вооружения и перестройка социального состава войска приводят к изменению всей системы военного дела. Анализ предметов средневекового вооружения и снаряжения дает важнейшую информацию как о военной организации, так и об экономике и социальной структуре общества.
Нс случаен вследствие этого постоянный интерес к изучению оружия и военного дела народов Восточной Европы Х-ХШ вв. Практически во всех обобщающих и специальных работах эти вопросы затрагиваются в той или иной мерс, однако разработаны для разных народов этого региона неравномерно. Довольно полно они
изучены для домонгольской Руси [19. 85, 148, 149. 150, 159, 207, 208, 209, 282|, племен, входивших в состав Хазарского каганата [6, 175, 197, 213, 2531 и кочевников причерноморских степей X-XIII вв. [37, 71, 249, 254, 335|. Освещены некоторые вопросы развития вооружения у алан [178|, кочевников Южного Приуралья [104, 105, 198 [ и финно-угорских племен {3. 60, 103, 384, 390, 391|. Следует отмстить также детальное изучение истории вооружения и военного дело у народов Южной Сибири и Центральной Азии IV-XV вв. (66, 67, 68, 261, 316. 370. 371, 372|.
Наряду с этим приходится констатировать, что военное дело волжских булгар исследовано недостаточно. Между тем Волжская Булгария была одним из крупных феодальных государств Восточной Европы. Она занимала обширную территорию Среднего Поволжья и Нижнего Прикамья и имела довольно высокий уровень экономического, общественно-политического и культурного развития. На процесс формирования исторического своеобразия региона наложили отпечаток его особое географическое положение - на стыке Европы и Азии - и тесные международные контакты с различными странами Евразии. Все это способствовало выработке булгарами характерного комплекса вооружения и развитой системы военного дела, что в конечном итоге позволило им играть важную роль в международных делах того времени и оказать упорное сопротивление монгольскому нашествию.
Логика данного исследования предполагает осмысление процесса развития военного дела в целом, как зависящего от эволюции вооружения, состава и организации войска. «Не «свободное творчество ума» гениальных полководцев,- писал Ф.Энгсльс в статье о материальных основах тактики пехоты,- действовало здесь революционизирующим образом, а изобретение лучшего оружия и изменение солдатского материала» [398. С. 1711. То есть исходным пунктом изучения военного дела должен быть анализ развития предметов вооружения, которые, будучи тесно связаны с общественным производством и его достижениями, нередко вызывали «перемены и даже перевороты в способе ведения боя» [398. С. 176).
Объектом данного исследования являются предметы и комплексы вооружения, а также характерные черты военного дела Волжской Булгарии X-XIII вв. Анализ эволюции вооружения, определение характера внутренней организации войска позволяют выявить некоторые закономерности развития булгарского военного дела, специфические черты и его особенности. Для решения поставленной проблемы необходимо систематизировать средства ведения боя, определить хронологию булгарского вооружения и основные тенденции его развития, ре конструировать комплекс боевых средств, структуру военной организации и тактику боя булгар X-XIII вв.
Подобный анализ предполагает изучение комплекса источников (наиболее детально - ключевых его элементов) со всей территории Волжской Булгарии в пределах, очерченных археологическими и историческими источниками [30, 330, 354. С. 86-ЮЗ!. Хронологически работа охватывает период от образования Булгарии (начало X в.) до монгольского завоевания (первая треть XIII в.) - достаточно длительный отрезок истории Булгарии, когда в ходе развития самостоятельного государства шел процесс оформления феодальной военной организации и соответствующего комплекса вооружения. Выбор территориальных и хронологических рамок исследования обусловлен цельностью развития рассматриваемого историко-культурного ротона в домонгольский Период, когда шло становление и укрепление социально-экономического строя Булгарии, складывались материальная и духовная культура и формировались основы булгарского этноса.
Новизна данной работы определяется не только постановкой проблемы (которая пока не быта предметом монографического исследования), но и путями и методами ее решения. Такой подход к теме позволил перейти от описания отдельных вещей и групп предметов вооружения и решения частных вопросов истории армии к системному анализу военного искусства домонгольской Волжской Булгарии и заполнить еще одну лакуну в истории вооружения и военного дела средневекового мира.
ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР
Изучение вооружения и военного дела Волжской Булгарии имеет более чем 100-летнюю историю. Долгое время данные о военном деле булгар ученые черпали в основном из русских летописей, причем чаще всего обращались к этой теме лишь в связи с русско-булгарскими и булгаро-монгольскими войнами. Описывая эти события, ученые выдвинули интересные предположения о тактике боя и обороны булгар [324, 357].
Во второй половине XIX в. стали появляться исторические сочинения по исследуемой тематике. Из ряда работ необходимо выделить труд С.М.Шпилевского [392. С. 103-159], в котором он опубликовал наиболее полную сводку всех известных к тому времени письменных источников и сделал комментарии к ним* Особенно интересны замечания автора о русско-булгарских войнах и описания древних городищ, из слоев которых он указывает среди археологических находок на обнаруженные там предметы вооружения.
Одним из первых ученых, обратившихся непосредственно к изучению предметов булгарского вооружения, был известный казанский археолог, нумизмат и коллекционер А. Ф. Лихаче в. В 1876 г. ко II Археологическому съезду он подготовит доклад «Бытовые памятники Великой Булгарии» [191], в котором для характеристики булгарского вооружения использовал находки оружия (бронзовые булавы, топоры, стрелы и «рогульку»-чеснок) [191. Табл. II]. Особое внимание А.Ф.Лихачев уделит орнаментированному топорику, принадлежавшему, по его мнению, чиновному липу в войске [191. С. 20]. Ученый также сделал вывод о широком распространении кольчуг у булгар [191. С. 22]. Он подготовил 31 литографию с наиболее интерес ными предметами быта, хозяйства и вооружения [190]. В оставшейся, к сожалению, неопубликованной работе «История Великой Булгарии» А.Ф.Лихачев сделал вывод о том, что, находки стрел, мечей и кольчуг дают основания считать, что «все эти части вооружения изготавливались самими болгарами» [192. С. 114]. Там же он, основываясь на письменных источниках, делает интересное предположение, что у булгар «война велась с помощью вассальных князей, которые требовали вознаграждение за их военные расходы... из военной добычи» [192. С. 99].
Публиковали рисунки предметов булгарского вооружения и такие ученые, как Н.Ф.Высоцкий [48. Табл. I, II, VII], А.А.Штукенберг [393. С. 157-160] и др. Однако они булгарское вооружение и тем более военное дело подробно не анализировали. Большее, чем другие предметы вооружения, внимание исследователей привлекли булгарские орнаментированные топорики [303, 319]. К сожалению, ни в одной из работ не был поставлен вопрос о булгарском происхождении топориков и их значении в системе булгарского вооружения.
Дореволюционные военные историки при характеристике военного дела булгар опирались преимущественно на данные письменных источников. Наиболее показателен в этом отношении исторический экскурс Н.С.Голицына. По его мнению, булгары «...не были чужды и ведению войн с соседями, как с целью завоевания, так в особенности грабежа и приобретения добычи и пленников. Они воевали преимущественно на конях, имели кованое оружие, носили кольчуги и пр. Вообще военное дело у них имело тот же характер, что у всех современных азиатских народов, а со временем покорения Болгарии монголами - то же, что у этих последних» [61. С. 152].
Известный востоковед В.В. Григорьев в работе, посвященной истории Волжской Булгарии, отмечал, что «торговый дух булгар не уменьшил однако ж их воинственности. Не знаем, в каких отношениях были они с соседями своими с севера, юга и востока, но с Русскими враждовали они почти беспрерывно» [76. С. 102]. Он также сделал предположение, что булгары были разделены на «поколения», которыми управляли особые князья, а их армия представляла собой, видимо, ополчение этих князей [76. С. 98].
Успехи дореволюционной историографии в изучении вооружения и военной организации Булгарии могли бы быть и большими, если бы почти над всеми
историками, занимавшимися этой темой, не довлела гипотеза о «мирном», «торговом» характере булгар. Эта концепция появилась, видимо, вследствие сравнения древних булгар с современными чувашами. Причем даже ученые, хорошо знающие источники, не избежали этой ошибки. Например, А.Ф.Лихачев считал, что булгары «войны избегали: чаще сами терпели от грабежа соседей, нежели грабили сами и если старались занять какой-нибудь чужой город, то исключительно в видах торговли..., а не с целью грабежа... Вообще видно, что булгары были народ кроткий, как и нынешние чуваши...» [191. С. 3]. Влиянием на умы историков и археологов этой гипотезы, видимо, и объясняется то, что во многих обобщающих работах не уделялось должного внимания военному делу и вообще военным аспектам Волжской Булгарии. Так. в статье П. В. Голубове кого подчеркивалось, что «Болгария была по преимуществу государство торговое, промышленное. Интересами чисто промышленного характера объясняется и вся ее внешняя история» [63. С. 48].
Дореволюционный период изучения военного дела волжских булгар в целом можно охарактеризовать как время накопления материала. Именно тогда были собраны большие археологические коллекции, изданы основные письменные источники, накоплен опыт изучения военно-политической истории Булгарии. Вместе с тем, следует сказать, что для большинства работ этого периода присуще пристрастие к описательству и фактографии, а также недостаточно критическое отношение к источникам. В результате этого терялась динамика развития общества и военного дела.
В 20-30-е гг. XX в, в развитии исторической науки наступил новый этап, характеризующийся активным внедрением в историю марксистской концепции развития общества. Более пристальное внимание исследователи стали уделять экономике, политическому строю и институтам государственной власти. В связи с этим наметились новые методические подходы к истории Волжской Булгарии и ее военного дела [315, 339, 388].
Значительным шагом вперед по сравнению с предшествующим периодом следует признать попытку выяснить классовую структуру военной организации булгарского государства и целенаправленное привлечение для анализа этих вопросов археологического материала. На многие исследования того времени оказали большое влияние теоретические построения школы М.Н.Покровского [96. С. 80, 81]. Так, в кратких очерках по истории Булгарии В.Ф.Смолин и особенно Н.Н.Фирсов совершенно бездоказательно считали, что она была чуть ли не «буржуазным государством», которое основывало свое могущество на транзитной торговле |315. С. 52; 338. С. 9; 339. С. 30-33|, а булгарскую знать называют «торговой буржуазией» [315. С. 33]. Говоря о государственном устройстве булгар, В.Ф.Смолин пишет, что оно «представляет собой ряд мелких удельных ханств, подчиненных главному хану болгарскому» [315. С. 48]. По его мнению, армия подчинялась хану и снаряжалась за счет казны {315, С. 50, 51]. Тем не менее, имея большой экономический потенциал и централизованную армию, булгары «...противопоставить Руси сильное войско так и не смогли» [315. С. 52].
Тогда же вышел ряд статей, в которых описываются перипетии русско-булгарских войн, а также анализируется булгарское общество, в результате чего авторы делают вывод о феодальном характере булгарского государства и армии [223. С. 52, 53; 290. С. 74-80]. Следует также отметить работу Б.Зайкове кого, который, рассматривая вопрос о происхождении кистеня и оггираясь на булгарский материал, высказал гипотезу, что этот вид оружия появился в домонгольский период на территории Северной Руси [99. С. 113-119].
Новый этап в булгароведении начался в конце 30-х гг. с развертывания широких археологических исследований и с выходом в свет работы А.П.Смирнова «Очерки по истории древних булгар» [311]. Автор разбирает предметы вооружения и указывает (за исключением мечей и сабель) на местный характер их производства J311. С. 97-99]. Привлечение письменных источников позволило А.П.Смирнову сделать довольно обоснованный вывод о том, что «булгарское государство являлось типичным феодальным государством», со сложной иерархией и воинской повинностью [311. С. 81, 87]. Исходя из этого, он делает заключение о развитой военной организации булгар,
6
основой которой была армия, состоявшая из отрядов отдельных феодалов (князей). Далее автор подчеркивает, что «целый ряд документов указывает на существование дружин» [3LL С. 82). Говоря о мощи и боевой выучке этой армии, А.П.Смирнов справедливо указывает, что на некоторое время «монгольские отряды оказались бессильными перед их соединенными отрядами» [311. С. 92].
В статье, посвященной волжским булгарам ЕХ-Х вв., Б.Д.Греков остановился и на их военной организации. Критикуя А. П.Смирнова, он указал на разницу .между войском и дружиной, а также подтвердил, что в эпоху феодализма «говорить о военной демократии не приходится» [74. С. 546, 547). В другой работе (совместно с Н.Ф. Калининым) Б.Д.Греков на основе письменных источников раскрывает сложный характер общественного строя политической организации Волжской Булгарии. Однако, используя для характеристики булгарского общества XI-XIII вв. преимущественно данные арабских источников IX-X вв., он делал явную ошибку, так как не учитывал развития социальных институтов булгар. Следование этой неверной посылке привело БД.Грекова к утверждению, что Булгария была «дофеодальным государством» и что «именно этим обстоятельством объясняется сравнительно значительная военная сила этого еще не разобщенного государства, способного выставить в поле большое, подчиненное единому вождю, войско» [75. С. 168].
В своей новой работе «Волжские булгары» А.П.Смирнов [306] посвятил военному делу целую главу «Военное искусство». В ней автор дает характеристику некоторых видов вооружения (мечей, сабель, топоров, лука и стрел, шестоперов и др.), делает вывод о том. что большинство из них было продукцией булгарских ремесленников. Несомненно, заслугой А. П.Смирнова является доказательство положения, что «булгары не копировали слепо русские образцы, а перерабатывали их мотивы по своему вкусу, создавая оригинальные вещи» [306. С. 162, 163]. По его мнению, войско у булгар имело феодальный характер [306. С. 39]. Главной силой служила тяжелая конница, а пехота имела подсобное значение [306. С. 92]. Военная тактика булгар напоминала приемы боя, свойственные кочевникам-сарматам, и была рассчитана на внезапность удара [306. С. 89]. Булгарам были известны приемы постройки крепостей, и их система обороны отвечала всем требованиям техники того времени, но вести правильную осаду булгары не умели [306. С. 88, 89, 92]. Автор особо подчеркивал, что булгарская дружина была слабее русской, а объединенные полки нескольких русских князей располагали почти всегда более сильным войском [306. С. 89]. «Вся военная история булгар, - делает А.П.Смирнов общий вывод, - показывает, что они уступали русским в полевом военном искусстве, но военно-инженерское дело у них стояло на должной высоте. Причиной слабости булгар была их тактика, рассчитанная на конницу, мало пригодную в борьбе с русскими, обладавшими прекрасными пешими дружинами» [306. С. 102, 103].
Развернутая характеристика военного искусства булгар, данная А.П.Смирновым, явилась несомненным шагом вперед по сравнению с предшествующим периодом и оказала большое влияние на все последующие работы по этой тематике. Отметим, однако, что его взглядам на эту проблему свойственна некоторая противоречивость. С одной стороны, А.П.Смирнов считал, что у булгар были передовая военная техника, военно-инженерное дело и сильная конница, а с другой - неэффективная тактика боя и обороны. Эта парадоксальная и в немалой степени абсурдная точка зрения, по-видимому, объясняется недостаточной комплексностью подхода к изучению материалов по военному делу, непониманием характера развития составных элементов военного искусства.
В последующих работах он продолжал развивать основные положения, высказанные в монографии «Волжские булгары».
В то же время отметим, что некоторые исследователи стали развивать те положения его работ, где говорилось об архаичной тактике боя булгар, и на этой основе начали строить свои гипотезы. Причем с каждой новой публикацией все больше подчеркивалась консервативность вооружения и военной организации булгар. Ряд исследователей без какого-либо нового анализа фактов, а зачастую без учета дан
7
ных истории и археологии, пытались с помощью некоторых цитат из работ А. П.Смирнова гальванизировать старое представление о Булгарии XI - начала XIII в. как «раннефеодальной» [90. С. 41; 132, С. 32| или «дофеодальной» [165. С. 69-72| монархии, или даже как полуфеодальной, полурабовладелъческой «восточной деспотии» [91. С. 65] с сильной армией, построенной по старым родовым признакам. Так, В.Ф.Каховский, частично основываясь на характеристике, данной А.П.Смирновым, пишет, ЧТО «основной род войск булгар - тяжелая конница - имел преимущества в открытом бою, но при осаде города или при защите своей крепости не имел успеха. Булгары умели строить хорошие укрепления по типу античных или византийских крепостей, но оборонять их в полную силу не могли из-за слабости пеших войск» [145. С. 360]. Истоки такой тактики домонгольских булгар он видит в военном деле гуннов и древних булгар. Автора не смущает чисто формальный характер приведенной аналогии. Для обоснования сходства таких качественно различных явлений, как тактика боя раннесредневековых кочевников и оседлых булгар Х-ХШ вв., требуются очень веские аргументы, которых В.Ф.Каховский, к сожалению, не приводит. Это позволяет считать, что в основе приведенных суждений лежит, несомненно, некритическое отношение к источникам и неисторический перенос сообщений арабских историков IX-X вв. на булгарское общество XII-XIII вв. В принципе эта мысль - возрождение прежней и давно устаревшей гипотезы о «мирном характере булгар». Политические и военные институты булгар сторонники этих взглядов представляют архаическими, законсервированными на 300 лет, а армию изображают конгломератом кочевых дружин, хронически неспособную противостоять войскам Руси [91. С. 72, 145. С. 359, 360]. Свое представление о «дофеодальном» характере булгарского войска авторы пытаются подтвердить фактом длительного и успешного сопротивления их монгольским завоевателям. По их мнению, только такое государство могло «выставить в поле большое подчиненное единому вождю войско, чем военные отряды отдельных княжеств феодально разделенной Руси» [165. С. 72].
Однако при этом они не учитывают, что после выхода монографии А. П.Смирнова «Волжские булгары» были проведены обширные археологические работы на территории Волжской Булгарии, пересмотрен ряд исторических концепций, собрана большая коллекция предметов вооружения. Особо следует отме тить публикацию серий находок оружия с ряда городищ: Билярского [130, 181, 236], Хулаш [146. Рис. 19, 20], Тигашевского [334, 336], Казанского [355], «Муромского городка» [203. С. 53-57, рис. 37|, Кураловского (Старокуйбышевского) селиша [139. Рис. 6, 7|, булгарских памятников Пензенского края [262. Рис. 4; 263. Рис. 5, 30] и ряда других археологических объектов [28, 133, 135. 200].
Важнейшее значение для разработки данной темы имели многолетние исследования Билярского городища коллективом ученых, выявивших огромный фактический материат, который позволил охарактеризовать различные стороны жизни средневекового булгарского общества, в том числе военного дела Интересны, например, результаты изучения укреплений Биляра, давшие возможность наглядно представить историю развития военно-оборонительного дела [348, 380, 381|.
Многие важные проблемы, касающиеся истории военного дела, затронул А.Х.Халиков, работы которого основаны преимущественно на материалах, полученных в результате многочисленных археологических раскопок. Опираясь на большое количество археологических данных и сопоставляя их с письменными источниками, он сформулировал вывод о том, что в начале X в. Булгария была раннефеодальным, а к XII - началу XIII в. стала развитым феодальным государством, для которого бьшо характерным появление признаков феодальной раздробленности [131. С. 47-49]. Целый ряд интересных гипотез высказал А.Х.Халиков по поводу походов русских войск на Булгарию, борьбы с монгольским нашествием и состояния военно-оборонительного дела булгар [131; 348. С. 82-87; 355. С. 102-109]. Изучение многочисленных ремесленных изделий булгар позволило ему утверждать, что многие являются «своеобразными как по форме, так и по технологии их производства» [352. С. 80|. Эго мнение 'было
подтверждено в коллективной работе «Культура Биляра», в которой авторы, проанализировав большое количество находок орудий труда и предметов вооружения, пришли к выводам, что билярские изделия не уступают по качеству аналогичным предметам средневековой Европы, свидетельствуя о высоком положении булгарских ремесел, в частности связанных с изготовлением оружия. Наиболее близкие аналоги булгарским изделиям авторы отмечают в культуре Руси [181. С. 214], Автор раздела о вооружении, происходящем с территории Билярского городища, Ф.Ш.Хузин провел значительную работу по классификации оружия и конского снаряжения [181. С. 130-213]. Заслугой его является то, что он, собрав значительный массив находок из одного памятника (к сожалению, все же далеко не полный и точно не выверенный), попытался определить хронологию, эволюцию и распространение некоторых типов оружия у булгар.
В целом работу «Культура Биляра» можно считать значительным вкладом в изучение оружия и снаряжения булгарского воина, В этой работе впервые были поставлены вопросы типологии и хронологии оружия ближнего боя. Однако при всех несомненных достоинствах этой работы следует указать на неточности и ошибки, снижающие ее качество и вызывающие недоверие к методике анализа археологического материала и полученным на его основе выводам. Так, в число перекрестий попали, видимо, кресала [181. С. 178, табл. LIX, 4] и гарды явно позднего облика [181. С. 178, табл. LIX, 7]. К булгарскому оружию ошибочно отнесены мечи из бывшей Вятской губернии [181. С. 173, табл. LVI, 1, 2], раннесредневековый кинжал [181. С. 175, табл. LVI, 5], сильноизогнутая сабля XV-XVI вв., [181. С. 177, табл. Б, Ц] и прикамского типа подвеска в виде медведя [181. С. 174, табл. LXII, 5]. Ошибочно отнесены к находкам из Билярского городища Х-ХШ вв. предметы более позднего времени: боевой топор [181. С. 182, табл. LXI, 3J и кистени с втулками [181. С. 183, табл. LXII, 1, 2J. Тем не менее, принимая во внимание недостатки некоторых принципов обработки материала, целый ряд выводов этой работы, особенно касающихся метательного вооружения и конского снаряжения, позволяют использовать их в данном
исследовании.
Совсем недавно из печати вышла книга, где, в частности, анализировались предметы вооружения из города Болгара [292. С. 66-81, рис. 31-34]. К сожалению, в ней повторяются все основные ошибки и недостатки «обобщающих» работ об оружии различных городов Волжской Булгарии - неполнота использованного материала, отсутствие четких культурно-исторических критериев типологии предметов оружия (часто весьма поверхностные и формальные) и расплывчатая хронология. Так, например, вопреки мнению Л.Л.Савченковой, с территории Болгарского городища известны находки целых сабель [292. С. 67], а меч относится к типу Н (а не к IV, как у автора [292. С. 67, табл. XVIII]), а пластинчатые доспехи в Восточной Европе были известны и распространены задолго до XIII в. [292. С. 79], по крайней мере, с VII-VHI вв. Все это заставляет критически подходить к опытам подобного типологизирования и хронологизации, что же касается оружие всяческих заключений, то они производят впечатление очень поверхностных и непрофессиональных.
Основные ремесленные производства булгар Х-ХШ вв. подробно изучала Т.А.Хлебникова, которая сделала вывод о высоком уровне его развития и отметила влияние салтово-маяпкой культуры на металлообработку булгар, которое, по мнению автора, особенно отчетливо прослеживается в изготовлении оружия [369. С. 24, 26]. По её мнению, «комплекс предметов вооружения бесспорно местного производства и составляется многими типами наконечников стрел, наконечниками копий различной формы, разнообразными боевыми топориками, кистенями, чесноками. обрывками кольчуг и пластинчатых доспехов» [369. С. 6]. Позднее это заключение в целом подтвердил Ю.А.Семыкин на основе изучения технологии кузнечного производства и металлографического анализа булгарских железных изделий, в частности предметов вооружения [301. С. 79-108; 301а С. 123-132].
Согласился с этими выводами Ш.Ф. Мухамед ьяро в, отметив развитость оружие-делательных ремесел [226. С. 206]. К сожалению, он воспринял без должной критики
9
спорное заключение о «кочевнической» тактике боя булгар |226. С. 205; 227. С. 722),
что не позволило ему дать цельную характеристику военного дела
олжской Булгарии.
I
Рассматривал в своих работах историю вооружения булгар и Е.П.Казаков,
который высказал несколько интересных замечаний о существовании у них различных видов оружия [28, 139) и защитного вооружения западного, по его мнению, происхождения [135. С. 24, 26|. Он также подчеркнул, что с образованием государства вооружение булгар утяжеляется и обнаруживает большое сходство со средневековыми европейскими образцами [135. С. 26|. Вызывает, однако, сомнение тезис о заимствовании булгарами кистеня с Запада [28. С. 107], так как это оружие было широко распространено у многих народов Восточной Европы. Кистень, в частности, был найден среди предметов вооружения Большетиганского могильника [59. С. 50, рис. 15, 2\ и салтово-маяцких памятников [ 175| и др.
Р. Г.Фахрутдинов в ряде работ останавливался на проблемах булгарского военного дела. Убедительно выглядит его довод о феодальном характере булгарского общества [332. С. 27-31], о том, что «булгарская техника ведения войны стояла на довольно высоком уровне своего времени» [33 I. С. 116|, что «войско при полном вооружении было боеспособным, могло выступать против иноземных завоевателей и совершать успешные походы» [332. С. 63, 65J. К сожалению, доводы автора не были подкреплены анализом булгарского вооружения и военной организации. Он ограничился лишь перечислением предметов вооружения и кратким обзором оборонительных сооружений. По существу, автор
только обозначил проблему.
Заслуживает внимания специализированный сборник статей «Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии» [45], на страницах которого авторы указывали на высокий уровень военно-инженерного и оборонительного дела булгар и выделили
этапы его развития.
Целый ряд ценных замечаний по вопросам вооружения и военного дела булгар принадлежит авторитетным специалистам в области средневековой военной техники - А. Ф. Медведеву и А.Н.Кирпичникову. В трудах, посвященных древнерусскому оружию, А.Н.Кирпичников неоднократно касался и вопросов его влияния на вооружение соседних народов. Особо он указал на то, что многие типы вооружения Руси и Булгарии аналогичны, что говорит о большом влиянии древнерусской военной техники на булгарскую, а также об общности тактических приемов у этих соседних народов [149. С. 36, 37, 48; 150. С. 77, 78]. А.Ф.Медведев, использовав большое количество булгарских наконечников стрел в своей типологии, также отметил значительное разнообразие и сходство с древнерусским булгарского метательного вооружения [159, 210].
Заслуживают внимания и некоторые зарубежные исследования последних лет [412а, 419, 426, 427). Показательна в этом отношении статья о Волжской Булгарии польского историка Э.Триарски, который считает, что «основу армии составляла конница, причем можно допустить, что местные племена поставляли также снаряжение для экипировки пехоты» [426. С. 215]. Однако с выводом автора о «мирном характере» булгар, основанном на гипотезе о том, что основное их внимание было направлено «на более мирные и выгодные занятия, такие как сельское хозяйство и торговля» [426. С. 2141, согласиться нельзя. В целом же все эти работы отличаются особым вниманием к письменным источникам и практически полным незнанием реальных предметов вооружения и, соответственно, тенденции их развития.
Подводя итог анализа литературы, отметим, что тема вооружения и военного дела булгар, несмотря на устойчивый интерес к ней, до сих пор не стала предметом специального исследования. Изучение ее поставило перед учеными ряд вопросов, требующих решения. Тем не менее труды предшественников по этой проблематике создали солидную базу для дальнейших научньсх изысканий. Историографический обзор также убедительно свидетельствует, что для успешного раскрытия данной темы необходимо комплексное привлечение всех источников, в первую очередь вещественных.
10
ИСТОЧНИКИ И МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ
Источники по теме вооружения и военного искусства населения Волжской Булгарии весьма разнообразны, как и сама тема исследования, и требуют поэтому специального подхода к их анализу. Все они важны и имеют определенное значение для раскрытия данной темы, но, вместе с тем, нельзя не отметить, что наиболее информативные из них вещественные и письменные.
Археологические (вещественные) материалы являются непосредственным материальным средством ведения боевых действий - оружием и, следовательно, важнейшим показателем истории вооружения. Однако для того, чтобы они стали полноценным историческим источником, требуется проведение определенных процедур, в числе которых важная роль принадлежит систематизации оружия. По принятому в археологической науке методу типологизации за основу ее было взято изменение формы вещи, причем особое внимание уделялось той части оружия, которая определяла его боевое назначение. Не менее важным вопросом является установление хронологии типов как посредством датировки комплекса находок, откуда происходит предмет вооружения, так и с помощью сопоставлений и поисков аналогичных изделий. Проведение этих процедур позволило проследить время появления, эволюцию разлшгных типов булгарского оружия. Следует отметить, что в процессе работы удалось установить ряд особенностей истории булгарского оружия. Поэтому одной из необходимых сторон исследования было выявление его места в общем развитии средневековой военной техники. Анализ археологических материалов дал возможность также выяснить многие важные аспекты военного искусства: развитие комплекса вооружения, родовое и видовое снаряжение войск, соотношение рядового и аристократического, привозного и местного оружия и т.д.
Данные о предметах вооружения были собраны автором главным образом непосредственно в музеях городов Среднего Поволжья, Санкт-Петербурга, Москвы и др. Были учтены и обработаны находки оружия и снаряжения из фондов Государственного объединенного музея РТ, музея археологии Казанского университета, Билярского музея. Пензенского краеведческого музея, отдела Истории первобытной культуры Государственного Эрмитажа, кабинета археологии Самарского университета, музея Болгарского историко-архитектурного заповедника, частично Государственного Исторического музея и музея археологии МГУ, а также материалы коллекции В.И.Заусайлова из Национального музея г. Хельсинки, любезно предоставленные автору А.Х.Халиковым и П.Н.Старостиным. Плодотворным было участие автора в ряде археологических экспедиций, таких как Билярская, Тиганская, Армиевская, Богдашкинская, Куратове кая и др.
Всего в процессе работы было обработано около 1900 предметов вооружения и снаряжения X-XIII вв. Из них детально изучены более 370 предметов оружия ближнего боя, включая 70 сабель (клинки, детали рукоятей сабель и ножен), 20 мечей и фурнитуру от них, 89 наконечников копий, 74 боевых топора, 18 булав, 33 кистеня, 11 бытовых ножей и кинжалов и целый ряд обломков и частей от них, а также более 50 деталей защитного вооружения, в том числе 15 обрывков кольчуг, 34 панцирные пластины, 2 обломка шлема, 1 маска-забрало шлема, 4 умбона от щитов. Для сравнительно-сопоставительного анализа привлекался также материал, характеризующий метательное оружие и снаряжение: всего до 1250 предметов, в том числе наконечники стрел - более 1100 шт., костяные накладки на лук - 10, петли, крючки и скобы от колчанов и налучий - 112, приспособления для зашиты руки - 9. Такому же анализу было подвергнуто снаряжение всадника и верхового коня (300 экз.), включая до 30 стремян, 120 удил и псалиев, 60 деталей узды, 5 шпор, 50 наверший от плетей, а также 30 ледоходных шипов и подков.
ч
ШЛ НЭЦЖОХЪ’НОХЭЭП - Q ' I u-l IT 5Э О - CJ ' VTTT ИПОСОЛ - \Z :ицаклгл^| МОЯ^ТШГОЦ HMUfJXnUUOX О 1ГИНОЖЛОО OU «ObaHVOUU Я<?1ТОХКН KJLOir^j
CM
Материал, характеризующий набор булгарского вооружения Х-ХШ вв., происходит из различных местностей (каталог, табл. I, II). Сложность анализа этих предметов заключается в том, что выявленное оружие, за редким исключением, не составляет целых строго определенных наборов. Чаще всего оно по своему составу стучаЙНО - это оружие «..либо потерянное, либо засыпанное под обвалом пожарища, либо брошенное за непригодностью еще в мирное время» [150. С. 41]. Однако находки такого вооружения имеют ряд достоинств. Во-первых, они в некоторых случаях более разнообразно и непредвзято отражают набор бытовавшего оружия и снаряжения по сравнению с погребальными памятниками, при сооружении которых действуют культовые, этнические и социальные факторы. Во-вторых, большинство найденных на поселениях предметов вооружения несет на себе печать использования его в бою, что позволяет более детально представить набор вооружения. Вместе с тем, «поселенческое» оружие уступает погребальному в точности хронологических привязок, так как из-за состояния археологических источников по Булгарии слои поселений можно датировать лишь определенным хронологическим диапазоном.
Вооружение, происходящее из поселений, можно разделить на две группы: случайные находки (что особенно характерно для состава сборных коллекций) и материалы из раскопок. Причем образцы, полученные непосредственно из раскопок булгарских городищ и селиш, позволяют более прочно связать все находки в серии сходных форм предметов («идеальных типов»), объединить их в достоверный комплекс вооружения. В этом смысле опорным памятником для данной работы является Билярское городище с достаточно четко выделенными и датированными культурными слоями [375, 376]. Список булгарских памятников, где выявлены предметы вооружения и конского снаряжения, насчитывает 57 названий, а учитывая еще ряд поселений, откуда происходят только единичные находки наконечников стрел, число их возрастает до 70. К сожалению, на многих памятниках найдено ограниченное количество предметов оружия и снаряжения, однако и там, где находок заметно больше, оно далеко не всегда образует представительную выборку всех боевых средств (такие объекты скорее исключение, чем правило). Более выразительная картина вырисовывается, если сгруппировать «орудия войны» по определенным районам Булгарии. Полученный результат (кататог, табл. II), даже с учетом неравномерности археологического изучения территории, достаточно точно отражает картину регионального распространения различных видов и типов вооружения в Булгарии.
Она показывает, что наибольшая коллекция вооружения происходит из района Билярского городища (109 предметов оружия ближнего боя, 17 - защитного вооружения), значительно меньше - из Болгарского городища (соответственно 26 и 0). Много находок сделано и на поселениях Северо-Западного Закамья (57 и 11) и из района Алексеевского городища (13 и 3). Из других регионов выделяются Предволжье (в основном городище Хулаш) - 14 и 5, район Валынского городища (Самарская Лука) - 11 и 2 и Посурья (Пензенский край) - 16 и 12. Нетрудно заметить, что основной материал происходит из Центральной Булгарии (включая оружие из смешанных коллекций) - 236 и 33 (т.е. соответственно 76 и 60% от числа всех находок). Однако следует подчеркнуть, что некоторые виды оружия ближнего боя (сабли, копья, топоры и кистени) найдены практически во всех регионах, что свидетельствует об их традиционности и массовости. Некоторые другие - мети, кинжалы и булавы - в основном концентрируются в центральной части Булгарии.
В целом, несмотря на кажущуюся фрагментарность и разбросанность находок, все они составляют элементы единого комплекса боевых средств Волжской Булгарии. Правомерность подобного подхода к материалу объясняется тем, что в эпоху средневековья сходные процессы в развитии оружия наблюдались на обширных территориях, и единство это было больше связано с общностью социальных условий, нежели с их этнической спецификой [121. С. 11, 12]. В Волжской Булгарии, которая отличалась в Х-ХШ вв. выразительным единством материальной и духовной культуры [303. С. 72-S2), несомненно, и вооружение представляло единый комплекс боевых
13
средств. Поэтохгу, несмотря на «мозаичность», не поди агу и отрывочность комплектов военных древностей, они открывают возможность судить о характере и развитии булгарского вооружения в целом.
Различные категории и виды булгарского вооружения имеют разную степень изученности в историографии. Некоторые из них уже давно привлекают внимание исследователей и получили освещение в литературе, изучение других только начинается. Поэтому имеет смысл остановиться на источниковедческой базе работы «по видам вооружения» подробнее.
Оружие ближнего боя булгар исследовано явно недостаточно. В бо^шшинстве работ оно только упоминалось или его рисунки публиковались среди других находок без необходимого анализа и комплексности. Лишь в книге «Культура Биляра», как указывалось ранее, впервые были поставлены вопросы о типологии и хронологии данной категории оружия.
Защитное вооружение булгар также практически еще не получило цельной характеристики, хотя некоторые отдельные предметы (наиболее часто кольчуги) упоминались как часть их воинского костюма. Только вследствие недостаточной изученности этой темы в ряде работ распространился тезис об отсутствии у булгар самостоятельного производства кольчуг [150. С. 11; 284. С. 474; 286. С. 319). В последнее время появились работы, где отмечалось постоянное использование доспехов булгарами [145. С. 343; 226. С. 206; 306. С. 113|, а также публиковались рисунки деталей панцирей и кольчуг [135. С. 24-26, рис. 2; 181. С. 184, 185]. Эти данные позволяют сделать вывод о наличии у булгар развитого арсенала защитных средств. К сожалению, булгарское оружисведение не располагает цельным набором защитного снаряжения, поэтому основной задачей его изучения является не реконструкция каждого отдельного доспеха, а выяснение общей тенденции эволюции характерных оборонительных наборов.
Оружие дистанционного боя домонгольской Волжской Булгарии исследовано лучше, чем другие категории вооружения. Долгое время наличие этого оружия у булгар лишь констатировалось по данным письменных источников, но в настоящее время накоплен значительный материал как в плане публикации рисунков обширных коллекции наконечников стрел и другого метательного снаряжения, так и изучения эволюции метательного снаряжения булгар и соседних народов. Значительный булгарский материал использовал в своем сводном труде по истории метательного оружия Восточной Европы А.Ф.Медведев [210|. Огромный материал, собранный автором, позволил доказать, ’гго формы луков и набор стрел у народов Восточной Европы в эпоху средневековья имели очень сходные черты и подчинялись общим тенденциям развития. Новые данные, полученные в последние годы (в частности, систематизация материалов из Биляра с детальным анализом находок наконечников стрел, костяных накладок на лук, деталей от колчана [ 181 [), подтвердили в целом эти выводы, что позволяет в нашем исследовании отказаться от детального изучения довольно хорошо разработанного вопроса и ограничиться рассмотрением истории оружия дистанционного боя в связи с эволюцией всего комплекса боевых средств волжских булгар.
Некоторые другие предметы снаряжения, так или иначе связанные с вооружением, - конского и вс этнического, средства борьбы с пехотой и конницей («чеснок»-«хасак»), самострелы и пр,- также не рассматривались специально из-за наличия исследовании, где это дается в широком восточноевропейском контексте. Использование выводов этих работ позволило конкретизировать сведения по булгарскому материалу и уточнить тенденции его развития.
Весь учтенный источниковедческий материал невозможно изучить по единой методике. В каждом отдельном случае применялись схемы, которые наиболее соответствуют изучаемому материалу и познавательным задачам исследования. При этом применен как синхронный (традиционный), так и диахронный (ди([хререн-цирующий) подходы к систематизации материала [26. С. 205-237; 160а|. Иерархия-
14
признаков в каждом случае бралась своя, но при этом соответствовала схеме: вид -группа - отдел - тип - вариант (подтип). Из всего многообразия признаков главное внимание уделялось определяющим боевое назначение, таким как «рабочая» часть оружия, а также форма, материал, детали оформления и т.д.
Сама систематизация была не самоцелью и не средством выделения «идеальных типов», а попыткой выявить естественные «культурные» (или близкие им категории) типы и эволюцию вооружения [160а. С. 209-247]. Поэтому важной задачей было установление как можно более «узких» хронологических рамок для каждого типа. Сложность решения этой проблемы заключается в том, что в распоряжении оружиеведения находится сравнительно большое количество находок из коллекций и случайных сборов, часто к тому же депаспортизированных. Даже те предметы, что найдены при систематических раскопках, не всегда могут быть датированы (часто в силу специфики археологических источников) достаточно узким хронологическим отрезком. Оправдано вследствие этого обращение к методу сопоставлений и подбору аналогий для более надежной и обоснованной временной привязки материала.
Для того, чтобы в полной мере отразить историю вооружения Волжской Булгарии, выяснить его место среди боевого снаряжения в окружающем мире, необходимы не только типологизация и хронологизация материала, но и сведение его в систему. Такой культурный комплекс или набор вооружения и снаряжения состоит из ряда подсистем: рыцарского и простонародного, всаднического и пехотного, местного и привозного и т.д. Он может рассматриваться как на одном временном срезе, так и в развитии. Разумеется, за редким исключением пока нет сохранившихся полных наборов, но при выполнении всех вышеуказанных процедур и при сопоставлении с комплексами, применявшимися другими народами, можно сделать вывод об их реальном существовании и составе. Это особенно ярко прослеживается при сравнении наборов как массового, так и рыцарского оружия и снаряжения Булгарии и Руси -стран, находившихся на сопоставимой стадии общественно-экономического развития. Облегчается задача такого сравнения тем, что древнерусское оружие и конское снаряжение Х-ХШ вв. детально и всесторонне рассмотрены в цикле работ А.Н.Кирпичникова [148, 149, 150, 156].
В целом выявление взаимосвязей булгарского вооружения с «орудиями войны» других областей Восточной Европы, наряду с установлением местной специфики, позволяет определить их место и значение в международном развитии военной техники. Поэтому оружие и снаряжение является не только показательным источником по истории военного дела Волжской Булгарии, но и важным диагностирующим показателем уровня развития всего восточноевропейского военно-исторического региона Х-ХШ вв.
Большое значение для характеристики исследуемой тематики имеют письменные источники. К сожалению, до нас не дошли собственно булгарские исторические сочинения [329. С. 3-7]. Конечно, отсутствие их обедняет источниковую базу исследования. Однако сохранились известия о Булгарии в летописях соседних народов и в трудах путешественников и географов. Проблема критики и анализа этого материала достаточно хорошо разработана в исторической науке. Суммируя данные нарративных источников, их можно условно разбить на две хронологические группы: X-XI и XII-XIII вв. В первой группе преобладают в основном восточные источники [27, 52, 163, 326, 363]. Особой полнотой и высокой и информативностью отличаются сочинения восточных арабо-персидских историков и географов, которые благодаря обширным культурным и экономическим связям были хорошо осведомлены о положении дел в странах «седьмого климата», а некоторые авторы даже сами побывали в Среднем Поволжье. В их трудах имеются весьма ценные сведения о численности войск булгар, об их вооружении, внутренней структуре и тактике боя.
К следующей группе источников относятся русские летописи XI-XIII вв. [47, 129, 186, 246, 247]. По информативности они, несомненно, занимают ведущее место среди других источников. Ценность для нас этих летописных сообщений довольно
15
высока, потому что их авторы зачастую либо сами были непосредственными
участниками описываемых событий, либо записывали рассказы очевидцев. Именно
летописи сохранили уникальную информацию о русско-булгарских столкновениях и военных походах, что позволяет исследователям реконструировать действия булгар на
поле боя, установить численность их отрядов и средства ведения боя.
К упомянутому периоду также относятся сообщения о булгарах арабского путешественника ал-Гарнати, неоднократно бывавшего в середине XII в. в Булгарии. В числе других сведений он упоминает о военных функциях верховного правителя булгар и традиционном вооружении дружинников [267]. Весьма важные данные для характеристики тактики боя булгар имеются в сочинении другого арабского историка - Ибн ал-Асира. Он обстоятельно описал, в частности, поход монголов и их поражение от булгар в 1223 г. [325. С. 27, 28|.
Некоторые достаточно интересные факты о булгарском военном деле дошли до нас в хрониках и записках западноевропейских путешественников-миссионеров Юлиана, Гильома Рубрука, Плано Карпини и др. [6, 268].
Дополнительным источником информации о булгарском военном деле служат произведения средневековой тюр ко-татарской литературы и фольклора. В произведении Кул Гали «Кысса- и Йусуф» [179, 1801, несмотря на каноничность сюжета, имеются некоторые интересные факты, относящиеся к реалиям домонгольской эпохи (см. [265]). Среди них, например, описание выезда войска, роли правителя в сборе армии и т.д. Большой интерес представляет также использованный во вступлении поэмы титул «хашамгир» [179. С. 47], который был характерен для сельджукской военной организации XII в. [222. С. 127] и означал «начальника гвардии». Ряд военных терминов употребляется и в произведении XIII в. «Кисекбаш китабы». Оно появилось в результате переработки устного народного дастана [23. С. 32, 57, 119]. В нем, как и в других произведениях булгарской (старотатарской) литературы и фольклора, дошли до нас сведения о различных видах оружия и снаряжения, об обрядах и культах, связанных с военным делом [189, 329].
Не менее важными историческими источниками являются эпиграфические памятники [344, 405]. К примеру, титул «йори» («чури»), зафиксированный в эпитафиях XII1-XV вв. [344. С. 80-82; 405. С. 103, 104], употреблялся еще в домонгольское время [344. С. 126, 156, 168; 405. С. 103, 176, табл. 5]. По мнению тюркологов, он обозначал служилый слой профессиональных военных - дружинников [344. С. 80, 81]. Именно с таким значением этот титул был зафиксирован и в источниках XVI-XVII вв. [329. С. 93, 94].
Вспомогательным источником являются изобразительные материалы. Отсутствие собственно булгарских рисунков воинов Х-ХШ вв. и их оружия затруднило работу по исследуемой тематике. Однако наличие их в иллюстрированных летописных сводах, в частности в Радзивиловском, позволили составить целостное представление о наборе вооружения булгарского воина и характере его использования в бою. Хотя эти миниатюры не совсем аутентичны той эпохе, которую изображают, но, тем не менее, по мнению ряда историков, содержат незаменимый материал для характеристики доспеха, оружия и построения войск в бою [18, 19, 37, 150, 282 и др.]. В работе использовались также рисунки из салтово-маяцких и протобол rape ких (на Дунае) памятников, которые благодаря генетическому родству с волжскими булгарами имели,
очевидно, сходные с ними черты в воинском костюме.
Итак, для изучения темы о булгарском военном деле накоплен значительный и разнообразный материал. Систематизация и комплексное его рассмотрение являются основой методики предлагаемого исследования. Только комплексное изучение археологических, письменных и других видов источников может дать достаточно
полную и адекватную характеристику истории вооружения и военного искусства булгар Х-ХШ вв.
16
Ограниченный объем данной работы не позволяет рассмотреть весь спектр проблем, связанных с историей вооружения и военного дела Волжской Булгарии. Есть смысл сосредоточиться на нескольких узловых и важных вопросах. При анализе вооружения это выразилось, в частности, в отказе от рассмотрения оружия дальнего (дистанционного) боя и конского (всаднического) снаряжения. Акцент был сделан на ключевых вопросах истории вооружения - развитии оружия ближнего боя и защитного снаряжения.
В связи с этим за пределами данной работы остались вопросы военного зодчества, военной истории, а также характерных элементов и функционирования военно-дружинной культуры. Некоторые аспекты этих вопросов уже рассматривались автором ранее, другие еще ждут специального изучения.

. Автор считает своим приятным долгом поблагодарить коллег и ’ научных сотрудников кафедры археологии и этнографии Казанского университета, отдела археологии Института языка, литературы и истории им. Г. Ибрагимова АН РТ, сектора славяно-финской археологии Института истории материальной культуры (г. Санкт-Петербург), а также Начальника Института Военной истории Министерства Обороны Российской Федерации, генерал-майора, профессора В.А.Золотарева и сотрудников [ отдела I управления (начальник канд. ист., наук И.И.Басик), оказавших поддержку и помощь в работе над настоящим исследованием и рассматривавших его на своих
заседаниях.
Особую благодарность хотелось бы высказать своим учителям и научным руководителям А.Х.Халикову и А.Г.Мухамадиеву, благодаря которым была выбрана данная тема, велась ее разработка и состоялось ее утверждение. Искренняя признательность автора за ценные советы и обсуждение поднятых в работе проблем А.Н.Кирпичникову, М.А.Усманову, П.А.Раппопорту, Ю.С.Худякову, Р.К.Валееву, Ш.Ф.Мухамедьярову, М.В.Горелику, Р.В.Шайдуллину, Р.М.Валееву, Д.М.Исхакову, Г.Н.Белорыбкину, А.А.Бурханову и многим другим. Слова искренней благодарности обращаем к научным сотрудникам и хранителям коллекций музеев - Государственного объединенного музея РТ (г. Казань), отдела истории первобытной культуры Государственного Эрмитажа (г. Санкт-Петербург), музея археологии КГУ (г. Казань), Пензенского краеведческого музея, музея археологии БГИАЗ (г. Болгары), а также к коллегам, любезно предоставившим для изучения неопубликованные материалы из раскопок, - Е.П.Казакову, А.А.Беговатову, Ф.Ш.Хузину, Г. И. Матвее вой, М.М.Кавееву, С.И.Валиуллиной, Г.Н.Белорыбкину, КЭ.Руденко, Д.Г.Бугрову.
Неоценимую помощь в работе над книгой автору оказали Р. В.Шайдуллин, Ф.Ф.Гафаров и весь дружный коллектив Института Татарской энциклопедии, без доброжелательной поддержки которого эта книга бы не состоялась. Работа не могла бы быть издана без помощи Межинститутского полиграфического отдела СВНЦ ДВО РАН, сотрудников которого (З.П.Житихину, Л.А.Литвинову, Н.Я.Андрееву, Т.А.Фокас, В.И.Рачинскую) автор также искренне благодарит за оказанную помощь.
17
Глава I. ВООРУЖЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ
Да славится Али - вершитель битв и сеч. Сто тысяч храбрецов умел он в бой увлечь, Прославлен Зульфикар - его победный меч, Воителю Али нет равных и теперь.
Кул Гали «Кысса- и Иусуф
Вооружение населения Булгарии Х-ХШ вв. включает в себя оружие ближнего и дальнего боя, защитное снаряжение. Весь этот набор боевых средств нашел отражение в оружиеведческой литературе. Однако ряд существенных вопросов данной темы не затрагивался исследованиями, а другие изучены не в полном объеме. Именно этим оправдано обращение в первую очередь к анализу оружия ближнего боя и защитного снаряжения, применение которого оказывало решающее воздействие на исход военных столкновений и определяло тенденции развития всего комплекса вооружения.
Изучение этих категорий оружия имеет длительную историю, накоплен огромный опыт их анализа и выработаны определенные принципы классификации. Поэтому автор следовал типологическим схемам и основным методам исследования материала, которые были заложены предшественниками, преломляя их для конкретных булгарских форм. Особенно важны для автора были разработки классификации, хронологии и эволюции оружия в работах Г.Ф.Корзухиной [170], Н.Я.Мерперта [213], Б.А.Колчина [167], А.Ф.Медведева [208, 209, 210], А.Н.Кирпичникова [147-150, 159], Г.А.Федорова-Давыдова [335], С.А.Плетневой [249, 253|, Л.Ковача [164], Ю.С.Худякова [370, 371, 372], М.В.Горелика [69, 70, 71, 416], А.И.Соловьева [316] и Ф.Ш.Хузина [181]. В этих исследованиях выработаны терминология и ее дефиниции, а также сама структура военно-исторического оружиеведческого исследования, которых придерживался автор настоящей работы.
1. ОРУЖИЕ БЛИЖНЕГО БОЯ
Оружие ближнего боя, предназначавшееся для поражения противника в рукопашном бою, у булгар включает сабли, мечи, кинжалы, копья, боевые топоры, булавы и кистени.
Сабля - наиболее распространенное рубяще-колющее оружие, игравшее, несомненно, важнейшую роль в комплексе средств ведения ближнего боя. Исследователи достаточно единодушно считают саблей «однолезвийный прямой или изогнутый клинок со скошенной в сторону лезвия рукоятью» [148. С. 62; 261. С. 164; 370. С. 39]. Эффективность сабли определяется таким сочетание,м кривизны клинка и положением центра тяжести, при котором уменьшается угол резания и увеличивается сила удара. Булгарские сабли, как и другие ранние формы этого оружия, имели отклоненную к лезвию рукоятку так, чтобы «в момент удара сабельная полоса не образовывала • тупого угла к оси протянутой руки, а лежала бы в одной с ней горизонтальной плоскости» [148.
18
С. 62|. Благодаря наклону рукояти в сторону лезвия и выгибу полосы, «сабля обладает рубяще-режущим действием. Удар имеет круговой характер, он получается скользящим и захватывает большую часть поверхности тела, а угол резания сабли острее, чем угол разрубания мечом» [148. С. 62]. Именно эти конструктивные особенности способствовали появлению сабли у степных народов Евразии, вероятно, в VII-VIII вв. [2131. Постепенно она занимает важное место в наборе кочевнического оружия, особенно в Восточной Европе. В первую очередь это связано с условиями маневренных схваток с участием больших масс конницы, которые вели кочевники, так как «сравнительная легкость сабельной полосы допускает более быстрое движение руки, нежели тяжелый меч. и, несмотря на разницу в весе, кривой клинок немногим уступает прямому в силе удара» [148. С. 45]. Регулярное применение сабель всадниками позволило степной кочевнической кавалерии увеличить силу натиска в рукопашной схватке и приобрести устойчивость в ближнем бою.
Современное оружиеведение накопило достаточно солидный опыт в исследовании сабель. Практически перед каждым историком, изучающим вооружение средневековых кочевников или их соседей, так или иначе вставал вопрос о типологии сабель и их развитии. Рассматривались клинки и отдельных памятников, и целых регионов, как кочевых, так и оседлых народов [148, 170, 213, 249, 335, 371, 384], что заложило прочный фундамент дтя дальнейшего анализа сабли и ее классификации.
Древние болгарские племена имели на вооружении саблю, видимо, еще в Подонье и на Северном Кавказе, где она, скорее всего, была изобретена на рубеже VII-VIII вв. и довольно широко распространена [213. С. 131-168; 217. Рис. 3, 1, 10, /, 11, 14-, 253. С. 157, рис. 43, /]. Поэтому не случайно, что тюрко-угорские, в том числе и болгарские, племена, проникавшие и заселявшие в VII-VIII вв. Среднее Поволжье, использовали, очевидно, довольно развитые типы этого клинкового оружия. Из могильников ранней Волжской Булгарии известны около 20 сабель [59, 122, 123, 137, 415, 417]. Находки сабель из булгарских погребений демонстрируют их распределение в могильниках, что помимо источниковедческих (относительная изученность некрополей, наличие ограбленных могил и т.д.) объясняется важными военными и социальными причинами. Сабля, учитывая ее ценность, в большинстве семей передавалась по наследству, и положить ее в погребение могли только богатые, состоятельные родственники [253. С. 157]. Попасть в могилу она могла и тогда, когда у погибшего отсутствовало мужское потомство (например, в Большетиганском могильнике 4 сабли из 9 обнаруженных найдены в погребениях юношей фертильного возраста). Следовательно, между значением сабли и числом ее находок, видимо, не прямая, а обратная зависимость: именно из-за высокого семантического значения и особого положения в комплексе вооружения она реже встречается в могильниках в качестве заупокойного дара.
Сопоставляя такие параметры, как длина лезвия, выгиб полосы и угловое отклонение рукояти от центра клинка у разных экземпляров сабель, удалось выделить два типа клинков: сабли I типа имели выгиб полосы до 0,9 см, длину лезвия до 73 см и угловое отклонение рукояти до 8°; у сабель II типа выгиб 0,9-1,5 см, длина 74-90 см, угловое отклонение 9° и более. Для сабель VHI-X вв. были характерны два типа перекрестий: прямые и полулунные со слегка опушенными вниз концами, завершающимися шарообразными утолщениями. Изучая хронологическое соотношение этих типов сабель на основе материалов погребальных комплексов и дополнительных аналогий, удалось установить, что сабли I типа характерны для VHI-IX вв., а II - для IX-X вв. Эти данные подтверждают мнение оружиеведов, что совершенствование сабель в целом идет «в сторону увеличения длины, выгиба полосы и изгиба рукояти» [148. С. 67; 170. С. 75].
Эволюция сабель Волжской Булгарии продолжалась в X - XIII вв., когда, судя по изученному материалу, возрастает их количественное и качественное разнообразие. Всего с территории Волжской Булгарии учтены 23 сабли (целые и обломки клинков), 39 металлических перекрестий от них, а также несколько деталей от ножен (8 экз.), относящихся к Х-ХШ вв.	•
19
С прекращением функционирования языческих могильников и внедрением мусульманской погребальной обрядности сабли, как и другое оружие, из погребений исчезают. Основная масса сабель домонгольского периода происходит из слоев городищ и поселений, но большая их часть - это случайные находки (особенно целые формы), что затрудняет их анализ в культурно-хронологическом плане.
К сожалению, состояние источников (и в первую очередь аутентичных) не позволяет во всей полноте проанализировать функции и место сабли в культуре средневекового населения Волжской Булгарии Х-ХШ вв. Тем не менее, можно отметить, что важнейшей функцией клинкового оружия, как и ранее, остается военная. Так, эльтебер Алмыш, угрожая противникам, говорит: «Кто будет мне противиться, того я поражу мечом» [ 163. С. 139|. Вместе с тем, сабля играет роль сакрального и социально престижного оружия (в тех же словах Алмьгша неслучайно упомянуто именно клинковое оружие). В ряду представлений о сакрализации клинкового оружия находятся традиционные прозвища, такие как «меч ислама», «меч пророка», и сабля выступает как элемент вооружения знатных воинов в булгарской литературе, татарском и тюркомонгольском фольклоре [23, 189, 327]. Одновременно в булгарской дружинной культуре явно проступают черты индивидуализации сабель, что выражается в наделении клинков именами собственными (например, меч Али в поэме Кул Гали назван «Зульфикар» [180. С. 211, хотя это, несомненно, дань традиции; сама практика присвоения саблям сакрального имени - деталь дружинной культуры булгар). Кроме того, исторические параллели также однозначно свидетельствуют, что помимо чисто военного назначения клинковое оружие играло значительную роль в культуре средневекового рыцарства [19, 148, 160а, 187, 193, 253, 403). К сожалению, состояние находок сабель (случайные находки, сборные коллекции) из булгарских археологических памятников редко позволяет определить социальный статус владельца этого вида оружия, но, если судить по находкам перекрестий сабель из кирпичных построек Билярского городища [359. С. 95, рис. 48, 5], можно предполагать, что и в Булгарии сабли являлись главным образом оружием привилегированных слоев общества.
Реализацией военной функции сабель служила сабельная полоса - клинок. По конструкции сабли X-XIII вв. в целом отличаются от сабель более раннего периода. Так, длина клинка достигла 87-110 см, ширина увеличивается до 4 см (чаще всего 3-3,5 см), а изгиб стал равняться 2-4 см. Развитие прослеживается и по другим параметрам: двулезвийность (обоюдоострая часть острия клинка), достигавшая 15 см в IX-X вв., удлиняется в конце XII-XIII в. до 20 см, одновременно появляются дол (выемка вдоль спинки клинка) и оковка верхнего края лезвия клинка близ перекрестья.
Металлическая оковка верхнего края клинка у перекрестья (в каталоге, табл. Ill, N I, 3, 5, 7, 8, 10, II), которая имеет вид плотно пригнанной к сторонам клинка пластинчатой обоймицы с язычком, спускающимся (на длину 4-5 см) вдоль лезвия. Оковка предназначалась, скорее всего, для предохранения края ножен от разрезания (для этого же, очевидно, служила оковка сабли или края ножен, обнаруженная на Измерском селище (рис. 6, 2). Данная деталь оформления клинка абсолютно нс характерна для сабель Х-ХП вв. [148. С. 61-70; 170. С. 74-87], но часто встречается на клинках XIII-XVI вв. [335. С. 22|. Этот факт вместе с выявлением ранних типов обкладок в Южной Сибири [370. С. 42, 43, рис. VIII, I] дат основание связывать появление подобной традиции с последствиями монгольского нашествия в Европу. Не отрицая самого определения оковок на саблях как новшества, отметим, что время их появления следует отнести, видимо, к концу XII в., а широкое распространение уже к ХШ-XVI вв. О раннем внедрении этой детали оформления клинка свидетельствуют находки сабель конца XII - середины XIII в. в Поросье и Южной Руси [158. Рис. 84; 249. С. 15-19], а также в Приполярном Урате [87. С. 23-29]. Возможно, оковки клинков появились в Восточной Европе одновременно с рядом других восточных новшеств военного дела пред монгольского периода (широко; лопастными срезнями, луками со срединными фронтальными обкладками и др.). Эти факты, наряду с некоторыми особенностями самих сабель, дают основания отнести
20
бытование традиции оформления клинков металлической обкладкой в Булгарии к концу XII - середине XIII в.
Новым элементом, характеризующим клинки конца XII - середины XIII в., являются клейма в виде надписей. Впервые они были выявлены на двух саблях из коллекции В.И.Заусайлова, происходивших из Именьковского II селища (в каталоге, табл. Ill, N 7, 8; рис. 4, 7). На одной сабле надпись плохо различима, а на второй выявлено клеймо в виде, возможно, куфических букв или каких-либо подобных знаков [158а. С. 128, рис. 4]. Надпись, имеющая в длину 13,5 см, в ширину 0,9 см и расположенная ниже железной оковки у перекрестья (отсутствует), содержит около 37 знаков (рис. 3, 5). По характеру знаков и некоторым общим чертам (наличие вступительного и заключительного крестов «армянского типа» с расщепленными концами, оковки-манжетки и т.д.) ее ближайшим аналогом является сабля с армянской надписью из Приполярного Урала [87. С. 23-29; 158а. С. 122-134]. В последнее время П.Н. Старостин выдвинул экзотическую гипотезу о тюркоруническом характере знаков на данных саблях и с помощью филолога X. Р. Курбатова «прочитал» надпись на ней как «боевая сабля бека над Имен-кискя...Джикуга», причем армянские кресты интерпретированы им как «знак в виде лепестка» [321а. С. 14-16], Согласиться с подобной трактовкой надписи невозможно по ряду причин. С филологической точки зрения, все особенности начертания знаков (в публикации П.Н.Старостина они грубо сфальсифицированы подрисовкой по фотографии) можно соотнести только с армянским письмом (об этом же говорят и кресты армянского типа). Саму же надпись в личной беседе с автором крупнейший специалист по армянской эпиграфике Р.М.Джанполадян интерпретировала как армянскую криптограмму. С точки зрения оружиеведческой, судя по историческим аналогиям, клинковая эпиграфика, как правило, играла роль меты качественного оружия и сакрального знака. Сами надписи содержали либо имя мастера (или семейной мастерской), либо магическое охранительное заклятие, либо благопожелательный, богохранимый символ. Именно криптограмма больше отвечает запросам людей средневековья, их представлениям о магическом, колдовском характере знаков и «заговоренном» клинке, изготовленном специально для использования в стране, которая граничит с варварскими землями «Моря Мраков». Кроме того, пока в Европе и на Ближнем Востоке неизвестны тюркские клинковые надписи, а также те, которые можно было бы интерпретировать вплоть до позднего средневековья (XV-XVII вв.) как имя владельца (см. [147а, 148, 154]).
Обнаружение новых армянских производственных клейм в Булгарии свидетельствует о тесных связях Поволжья с Закавказьем и в какой-то мере подтверждает, наряду с другими данными, факт существования армянской колонии на булгарской территории уже в домонгольский период [87. С. 28, 29]. Возможно, именно здесь производились качественные клинки, которые потом экспортировались в другие регионы, в частности на Север.
Основываясь на анализе билярских материалов, первую систематизацию сабель волжских булгар попытался разработать Ф.Ш.Хузин. Он взял за типообразующий признак степень изогнутости сабельной полосы [181. С. 176, 177]. Учитывая этот опыт, а также принимая во внимание эволюцию этого оружия на степной территории Восточной Европы и Южной Руси [148, 213, 249] и развитие сабель у тюрко-булгарского населения Среднего Поволжья в раннебулгарский период (VIII - первая половина X в.), можно выявить тенденции совершенствования клинков на территории Волжской Булгарии во второй половине X-XIV в. Все они сгруппированы по измерениям изгиба клинка и его длине (наклон рукояти всех известных булгарских находок этого оружия X-XIV вв. практически не изменяется, колеблясь в пределах 3-5°), Классифицированы по данным параметрам, естественно, только целые экземпляры сабель, а выявленные обломки клинков используются в качестве дополнительного материала для анализа (особенно сравнительно длинные обломки, сохраняющие типообразующие признаки). Условно все клинки делятся на два типа.
21
Tun I (4 экз.; в каталоге, табл. Ill, N 1-3; рис. 2, 7-5) - слабо изогнутые (изгиб клинка 2,1-2,6 см) и сравнительно недлинные (87-90 см) сабли. Клинки этого типа по ряду параметров сходны с образцами этого вида оружия IX-X вв., хотя некоторые экземпляры имеют и явные конструктивные отличия (наличие дола, манжеты в верхней части лезвия). Аналогичные клинки были широко распространены в Восточной Европе и Центральной Азии в Х-ХШ вв. и известны среди древностей с территории Древней Руси [148. С. 67, табл. XXXIV, 1, 2; 170. С. 76, табл. III], из могильников Черных Клобуков [249. С. 17, 18, рис. 5], средневековых предкавказских алан [147. С. НО] и древнемордовских племен [384, С. 164, рис. 56], а также енисейских кыргызов X-XII вв. [370. С. 42-44, табл. VIII].
Тип 11(7 экз.; в каталоге, табл. Ill, N 5-11; рис, 3, 7-5; 4, 7-5) - сильноизогнутые (изгиб клинка 2,5 (иногда 2,2) - 3,5 см) и длинные (более 90 см, чаще всего 93-100 см) сабли. Сходные по размерам и кривизне лезвия клинки были особенно распространены в Восточной Европе и на Южном Урале во второй половине XII-XIII в., а находки их происходят из древнерусских памятников [148. С. 67, табл. XXXIV, 3, 4; 158. Рис. 84], из черноклобукских [253. С. 17, 18, рис. 5] и кыпчакских [335. С. 22, рис. 3] могильников.
Данная типология является в определенной степени искусственной, так как
пока в достаточной мере не ясна военно-техническая и культурно-историческая эво
люция сабель на территории Булгарии. Если исходить только из конструктивных
особенностей клинка (длина и кривизна полосы), то тип I явно предшествует типу II, что в целом соответствует намеченной по булгарским находкам истории развития клинкового оружия. Однако учет оформления сабель оковками, в равной мере характерного для обоих типов, заставляет считать, что в конце XII - середине XIII в, население Булгарии использовало клинки с разными типами конструкции сабельной
полосы. Вполне возможно, что именно в этот период определяющее значение в
военно-техническом совершенствовании сабель играли перекрестья.
Вместе с клинками перекрестья достоверно обнаружены на территории Булгарии. 3 раза. Дважды это были прямые ладьевидные перекрестья (в каталоге, табл. III, N 5, 11), один раз - ладьевидные с опущенными книзу концами (в каталоге, табл. Ill, N 3). Из них один раз перекрестья были обнаружены с саблей 1 типа и дважды - с клинками II типа. Судя по конструктивным особенностям (наличие оковок, длина и кривизна клинка), можно предположить, что в предмонгольское и раннезолотоордынское время эти типы перекрестий сосуществовали. Вместе с тем, использование таких типов гард, а не характерных для золотоордынской военной культуры крестовидных перекрестий, свидетельствует в пользу того, что данные типы
сравнительно мало изо гнутых и длинных клинков применялись вплоть до середины-третьей четверти XIII в.
В целом, несмотря на то, что клинки из Булгарии представляют собой в
некоторой мере случайную выборку, они отражают действительные реалии развития этого вида оружия в домонгольский и раннезолотоордынский период в направлении удлинения и увеличения их изгиба. Именно находки таких развитых форм сабель
являются определяющими для этого времени и свидетельствуют, что для изогнутых клинков главнейшей продолжала оставаться рубящая функция, хотя обоюдоострый конец позволял наносить и колющий удар.
Археологические и оружиеведческие параллели подтверждают, что наиболее близка развитию сабель Волжской Булгарии эволюция кыпчакских и древнерусских (особенно Южной Руси) клинков. Однако нельзя не отметить, что у булгар отсутствуют широколезвийные клинки, встречающиеся на Руси. Подобное сходство не случайно и помимо всего прочего связано, видимо, с условиями боевой практики, когда на поле боя важнейшую роль играли маневренные отряды тяжеловооруженных всадников.
Говоря о саблях, нельзя не коснуться вопроса о наличии у булгар однолезвийных палашей. Анализ материалов показывает, что в настоящий момент нет никаких
22
Рис.
. Сабли Х1-ХП1 вв.: I - N 1; 2 - N 3; J - N 3 / •/
23
Рис. 3. Сабли XII-XIH вв.: 1 - N 6; 2 - N 10; 3 - N 5
24
1
Рис. 4. Сабли ХП- Х1П вв.: 1 - N
7; 2 - N 6; 3 - N 9
25
Рис. 5. Клеймо с клинка сабли, найденной близ с. Именьково (N 9)
доказательств существования этого оружия в Булгарии домонгольского периода, а исследователи, которые указывали их среди булгарского вооружения либо ограничивались простой констатацией [306. С. 88; 332. С. 63). либо ошибочно называли палашами обломки сабель или, видимо, какое-то дополнительное оружие [18'1. С. 174, 175. Табл. LV1, 4. 51. Проблематично наличие папашей на вооружении булгарских воинов также из-за того, что они вообще практически не использовались в Восточной Европе 1X-XI вв. Судя по находкам (сама их выборка хотя и случайна, но достаточно прсдсгавигелвна), прямые однолсзвийные клинки отсутствуют среди вооружения ранних булгар [122, 134] и приуральских народов [ 104|. единичны у населения Хазарского каганата [213, 217, 2531 и венгров эпохи Арпадов 1164; 413. Табл. 9. 4], а также совсем не применялись кочевниками 1зосточноевропейских степей XI-XIII вв. [249, 335].
Не менее важным элементом, чем полоса, является рукоять сабли. Выше уже отмечалось, что для ранних топов сабель, видимо, отклонение рукояти к лезвию клинка было одним из главных формообразующих показателей, так как слабо искривленный однолезвийный клинок за счет наклона рукояти получил тот режущий эффект, который характерен для сабли. В этом вопросе нельзя согласиться с А.И.Соловьевым [317. С. 147-154], склонным отрицать такое назначение выгиба рукояти. Поскольку даже тогда, когда сабельная полоса получила некоторое искривление, рукоять еще долго сохраняла значительное отклонение от оси клинка, что иллюстрируют, в частности, раннсбулгарские сабли, у которых в V1I1-IX вв. угловое отклонение рукояти от оси верхней трети клинка было 1-8°, а в IX-X вв. достигает уже 9°. В дальнейшем, в связи с увеличением изгиба полосы, наклон рукояти булгарских клинков домонгольского периода нс изменяется. На поддающихся измерению рукоятях он почти никогда нс превышает 5-7". Такая тенденция была установлена также А.Н.Кирпичниковым при изучении древнерусских сабель, у которых
26
3
Рис. 6. Навершие рукояти и детали ножен сабель Х-ХШ вв.: 1 - навершие рукояти; 2 -обойма края лезвия или ножен; 3-6 - детали ножен
27
легкий наклон стержня рукояти к лезвию, равный 6-8°, полти не изменялся в течение Х-ХШ вв. [148. С. 67J. Эти данные позволяют сделать вывод, что на определенном этапе развития сабли изгиб полосы начинает играть все более значимую роль в совершенствовании клинка, а наклон рукояти остается неизменным либо даже уменьшается (причем чем больше изгиб клинка, тем меньше отклонение стержня рукояти).
Обкладки рукоятей сабель не сохранились, так как изготовлялись из недолговечных материалов (дерево, кожа). Чаще всего они были наборными и собирались из двух половинок, которые прикреплялись к стержню с помощью шпеньков, обнаруженных на многих рукоятях булгарских сабель. Общая длина рукояти колеблется у разных образцов от 9 до 12 см.
На конец сабельной рукояти надевалось навершие. На территории Булгарии обнаружено одно бронзовое грушевидной формы навершие с усеченным нижним краем, представляющее собой полый внутри корпус (рис. 6, /). Точные аналоги этому навершию неизвестны, но, учитывая его типологическую близость к раннебулгарским [415. Табл. V, 21; VII, 20; X, 28; XXIII, 22J и древнерусским навершиям [148. С. 68, рис. 13J, его, скорее всего, можно датировать X-XI вв.
Другим важнейшим и, видимо, достаточно быстро изменяющимся элементом сабли было перекрестье, или гарда. Непосредственно защищая руку, оно быстро реагировало на все изменения фехтовальных приемов, поэтому его эволюция может служить одним из главных показателей развития сабли. Всего с территории Булгарии известно 39 перекрестий, которые можно разделить на ряд типов.
Тип I (4 экз.; в каталоге, табл. IV, N 1-4; рис. 7, 1, 2) включает изогнутые перекрестья с опущенными вниз концами, завершающимися шарообразными утолщениями. Подобная защита руки, возникшая, видимо, у средневековых кочевников, была распространена у венгров времен Арпадов [164. С. 8; 357. Рис. 5, 14, 1-2], кимаков [371. С. 166, рис. 2, 3], южноуральских кочевников [198. Рис. 66, Z], прикамских племен [320. Табл. XXVII, Б], а также у кавказских алан [147. С. 110, табл. Ill, I, 2]. В Древней Руси она появляется с середины X в. [148. С. 68-691, а на территории Булгарии известна еще с раннебулгарского времени [415|. Все это позволяет определить основное время бытования перекрестий I типа X-XI вв. Переходной формой, подчеркивающей раинебулгарские истоки этих гард, является, видимо, перекрестье X в. с многогранными увенчаниями, аналоги которому известны в Прикамье [320. Табл. XXVII, 11]. Домонгольские гарды в целом отличаются от более ранних своей массивностью, а также отсутствием бронзовых деталей, которые встречаются на более ранних перекрестьях.
Тип II (15 экз.; в каталоге, табл. IV, N 5-19; рис. 7, 3, 4, 5, 7, <?; рис. 8, 1, 8; рис. 9. 7) объединяет прямые перекрестья с ромбическим расширением на середине их длины. Эта группа самая многочисленная и, видимо, довольно ранняя, так как
гарды подобной формы найдены в салтово-маяцких могильниках [292а. Табл. III, 5, 6; 217. Рис. 8, I, 17, 17], в Дунайской Болгарии [321. Табл. XXVII, 1], у венгров эпохи Арпадов [164. С. 8|, в могильниках Верхнего Прикамья [320. Табл. XXVII, 15], а также в погребениях кимаков IX-X вв. [86. Табл. III, 2; 261. Рис. 2, I, 2]. Позже, в IX-XIII вв., подобные перекрестья широко распространяются у кочевников Восточной Европы и Центральной Азии [251. С. 240, рис. 15, 7; 335. С. 22], а у черных клобуков практически все типологически определенные перекрестья имеют такую форму [249. С. 17, рис. 5]. Не случайно, что и в Древней Руси гарды такого типа наиболее
многочисленны, причем больше половины их происходит из Поднепровья - района
активных контактов'с племенами Дешт-и Кыпчака [148. С. 59].
Для булгарского вооружения перекрестья типа II характерны уже с VIII-IX вв. [59. С. 50-53, рис. 16, 7]. Поэтому ряд гард, довольно близких к раннебулгарским формам (N 5, 9) и, видимо, продолжающих их традиции, должны датироваться X-XI вв. Среди другой группы перекрестий этого типа выделяется гарда (N 6), найденная
Рис. 7. Перекрестья сабель Х-ХШ вв.: 1 - N 2; 2 - N 1; 3 - N 9; 4 - N 12; 5 - N 16;
6- N 20; 7 - N 11; 8 - N 8
при раскопках кирпичного здания на Билярском городище [302. С. 95, рис. 48, 4\ и относящаяся к первой трети XIII в. Типологически и хронологически типу II соответствуют несколько других относительно широких перекрестий с вытянутыми концами, что существенно повышало их защитные свойства (N 7, И, 14). Усовершенствованные боковые выступы перекрестий позволяли воинам Южной Руси использовать сабли с такими гардами «не только для одноактной рубки, но и для простейших фехтовальных манипуляций» [148. С. 70]. Именно это обстоятельство определенно способствовало их широкому использованию и воинами Волжской Булгарии в X-XIII вв.
Tun IIA (7 экз.; в каталоге, табл. IV, N 20-26; рис. 7, 6; рис. 8, 2, 7; рис. 9, 4) представляет собой следующий этап в развитии гард с ромбическим расширением и отличается наличием опущенных книзу концов. В Древней Руси они появляются вначале XIII в. [148. С. 70; 232. С. 254, рис. 95,//]. Булгарские перекрестья, как
29
1	2
Рис. 8. Перекрестья сабель Х-ХШ вв.: /- N6; 2 - N 21; 3 - N 28; 4 - N 31; 5 - N 33;
6 - N 39; 7 - N 22; 8 - N 17
показывают находки из слоев городищ Хулаш [146. С. 3-72| и Биляр [181. С. 177], также могут быть отнесены к предмонгольскому времени.
Тип ПБ (2 экз.; в каталоге, табл. IV, N 27, 28; рис. 8, 3) объединяет перекрестья с длинными выступающими мысиками с округлыми расширениями на концах или середине их длины. Аналогичные гарды из Древней Руси позволяют датировать этот тип XII-XIII вв. [148. С. 70).
Тип III (10 экз.; в каталоге, табл. IV, N 29-38; рис. 8, 4, 5, рис. 9, 2, 3) объединяет перекрестья с боковыми защитными мысиками и длинными (часто округлыми в сечении) стержнями. Весьма сходные по форме и конструктивным особенностям перекрестья известны среди древнерусских древностей ХШ в. [148. С. 70; 232. С. 254, рис. 95, 3].
Тип TV (1 экз.; в каталоге, табл. IV, N 39; рис. 8, 5) представлен широко^ брусковидной гардой с короткими подчетырехугольными в сечении стержнями
30
I
Рис. 9. Перекрестья сабель Х-ХШ вв.: 1 - N 15; 2 - N 36; 3 - N 32; 4 - N 24
4

Происходит из слоя Билярского городища [359. С. 35, рис. 48, 5] и, судя по особенностям конструкции, является оригинальным булгарским изделием.
Итак, у булгарских воинов X-XI вв. сабли вместе с перекрестьями (тип I, II) получили определенное развитие по сравнению с более ранним периодом, а к XIII в. они выработали уже целый ряд новых форм (ПА, ПБ, III, IV), которые демонстрируют совершенствование этой детали. Типология и хронологизация сабельных
перекрестий свидетельствуют о постоянных конструктивных изменениях, стержневым
направлением которых было стремление максимально приспособить их для более
надежной защиты руки. Причина такого развития кроется в расширении диапазона
фехтовальных приемов и возросшем значении маневренного многоактного
кавалерийского боя.
Анализ перекрестий показывает, что наряду с формами, характерными для кочевого мира Евразии (тип I, II), булгары использовали гарды, аналогичные древнерусским типам. Иногда этот факт трактуется как «использование или заимствование русских форм» [148. С. 70]. Признавая это, не следует абсолютизировать степень зависимости булгарских перекрестий от древнерусских. Несомненно, что взаимообмен военно-техническими новинками и оружейными традициями Руси и
31
t
Булгарии был постоянным [НО, 121], однако эволюция сабель в обеих странах все же шла параллельно. Причем вновь возникшие средства защиты руки в ХН-ХШ вв. на Руси и в Булгарии отличаются от перекрестий, использовавшихся в то время кочевниками и соседними финно-угорскими племенами. Это заставляет искать причину сходства типов гард не столько в заимствовании чужого оружия, сколько в близости уровней развития оружиеделательного ремесла и военного дела оседлых народов феодальных государств Восточной Европы.
Подводя итоги изучению сабель, особо отметим, что эволюция сабель у населения Волжской Булгарии имела ряд особенностей. Появление сабли у древних болгарских племен совпадает с начальной историей этого вида оружия, а в раннебулгарское время сабля стала одним из основных видов наступательного оружия. Дальнейшее ее совершенствование в Х-ХШ вв. приводит к изменению сабельной полосы и модификации перекрестий. Особенно ярко изменения проявляются в конце XII - начале XIII в., когда увеличивается значение многоактной рубки, требующей новых фехтовальных приемов. Доказательством этому служат совершенствование изгиба полосы, увеличение двулезвийности клинка, а также расширение защитных возможностей перекрестий (особенно типов ПА, III, IV). Наряду с восточноевропейскими тенденциями развития можно заметить и некоторые особенности, по-видимому, характерные для эволюции сабель Волжской Булгарии, которые выражаются в отсутствии клинков с широким лезвием и сильно изогнутой полосой.
Ножны, предназначенные для ношения сабли, являются необходимой принадлежностью, неотделимой от самой сабли. Недаром в тюркском фольклоре они рассматривались как неразрывное единство, две ипостаси одного оружия. Остатки ножен обнаружены при раскопках погребений некоторых раннебултарских могильников и реконструированы А.Х.Халиковым и Е.П.Казаковым [59. С. 50, рис. 16, Z; 135. С. 23, рис, I, 9; 415. С, 76]. Корпус их представлял собой деревянный каркас, обтянутый кожей. Непременной деталью ножен были крепившиеся к основе две обоймы с петлями (видимо, сплошные, без отверстий) для подвешивания сабли к поясу, причем чаще всего одна располагалась у верхнего края ножен, а вторая -примерно на середине их длины. Обоймы состояли из пары узких прямоугольных или фигурных пластин, соединявшихся с помощью шпеньков с концами петель. Петли имели деревянную основу в виде полуовала, облицованного серебряной пластиной и окантованного по краю металлической обоймой. Она служила для плотного крепления к деревянной основе кожаного ремня, посредством которого ножны подвешивались к поясу. Довольно часто раннебулгарские ножны снабжались наконечниками, имевшими вид обкладки, длиной до 40 см, предотвращавшими разрезание ножен изогнутым клинком.
В домонгольский период совершенствование ножен продолжалось вместе с клинком. Однако отметим, что, к сожалению, количество выявленных деталей от ножен довольно невелико, а полных их комплектов практически не сохранилось. Для общей реконструкции ножен необходимо использовать все известные материалы в общем контексте их развития. Есть основания полагать, что конструкция корпуса ножен осталась неизменной по сравнению с конструкцией предшествующего периода, например, сохранилась, очевидно, оковка нижнего края ножен [139а. С. 52, рис. 7, 55]. Наибольшие изменения же претерпели петли и обоймы для подвешивания к поясу. Наиболее близка к раннебулгарским находка из Золотаревского городища (рис. 6, 5), представляющая собой прямоугольную узкую железную обойму, прикрепленную к плоской пластине с отверстиями, которая играла роль петли для подвешивания к поясу. Датируется она, скорее всего, Х-ХП вв. Более развитой формой петли и обоймы отличаются находки из Биляра и Кураловского (Старокуйбышевского) городища (рис. 6, 4-6). Они характеризуются наличием обоймы В виде плоской пластины, служащей для более плотного соединения обоймы с основой ножен. Концы пластины соединены штифтом, который оканчивается петлей
32
с подвижным кольцом для крепления ремня. Наиболее близки булгарским экземплярам как типологически, так, видимо, и хронологически металлические части ножен из Южной Руси и Поросья, относящиеся к XII - первой половине XIII в. 1148. Табл. XXV, 4; XXXV, 6; 155. Рис. 1, 10, 249. Табл. 1, 11, 17, 32, 44|. Такая модернизация способа сочленения ножен с боевым поясом в предмонгольское время диктовалась, видимо, необходимостью сделать его более надежным и подвижным в связи с увеличением кривизны и длины клинка.
Несмотря на изменения в деталях конструкции, способ ношения ножен остался, скорее всего, прежним. Обоймы располагались парами: одна у края, а вторая - в пределах от середины до верхней трети ножен, что позволяло носить саблю на левом боку в наклонном положении на ремнях, продетых через кольца или петли и крепившихся к боевому поясу.
Меч - рубяще-колющее оружие с двулезвийным прямым клинком. В комплексе вооружения булгар играл важную роль, а его появление и распространение весьма показательны и симптоматичны. Всего с территории Волжской Булгарии известны 12 целых мечей и их обломков, 2 навершия рукояти, 2 перекрестья, а также 4 наконечника от ножен (см. каталог, табл. V, Va, V6, Vb). Такое оружие пока не обнаружено в раннебулгарских погребениях, поэтому распространение мечей и их фурнитуры у населения Волжской Булгарии в начале X в. можно рассматривать не только как новое явление в области вооружения, но и как свидетельство становления передовых феодальных традиций в военном деле.
Территориально все булгарские находки располагаются довольно компактно в Западном и Центральном Закамье (рис. 11). Из города Болгара происходят: меч, 2 наконечника ножен, из Биляра - навершие меча и 2 наконечника ножен. Два меча из так называемого Староальметьевского клада происходят, вероятно, также из Биляра. Весь этот клад, скорее всего, является коллекцией, собранной на Билярском городище скупщиками древностей из села Старое Альметьево. В XIX в. несколько их семей жило в селе Билярск, а также в окрестных селах [181. С. 8, 9). Они собирали древности у местных жителей и продавали их казанским коллекционерам и краеведам, таким как А.Ф.Лихачев, Н.Ф. Высоцкий, В.И.Заусайлов. Многие находки попадали и в другие города и стали основой булгарских фондов Эрмитажа и ГИМа. Меч из с. Салманы, видимо, был найден на одном из ближайших булгарских городищ [330. С. 123]. Чрезвычайно интересна находка меча из курганного погребения [393. С. 155-160, рис. 1| близ села Балымер. Особенно она важна тем, что сама курганная группа, откуда происходит погребение с мечом, располагается в непосредственной близости от Бадымерского городища, возникновение которого относится к X в. [367. С. 74]. Местонахождение двух мечей, одного обломка и перекрестья рукояти меча невозможно определить точно, но известно, что они поступили в музей с территории бывшего Спасского уезда Казанской губернии (Центральная Булгария). Еще 4 обломка мечей найдены на территории булгарских поселений Закамья [135. С. 24, рис. 1]. Судя по распределению местонахождений клинкового оружия у булгар, следует признать вполне определенную связь раннегородских поселений и находок мечей. Сосредоточие находок мечей вокруг ранних городских центров характерно также для Руси, Венгрии и других раннефеодальных государств Европы [148. С. 22-24; 401. С. 15, 16; 413. С. 111].
Обстоятельства находок, к сожалению, в большинстве случаев не позволяют уточнить хронологию булгарского материала, которая поэтому основывается на сопоставлении с древнерусской и общеевропейской периодизацией эволюции этого оружия. Для мечей, как и для сабель, основой являются стадии развития клинка. Все сохранившиеся мечи из Булгарии незначительно отличаются друг от друга и характеризуются постепенно суживающимся к оконечности клинком. Общая длина сохранившихся мечей составляет 90-97 см, длина клинка - 79-85 см, ширина лезвия у перекрестья - 5,5-6,3 см, ширина острия (в 3 см от окончания) - 2-3 см (рис. 10). К этим ютинкам примыкают несколько неопределенных обломков (каталог, табл. Va). Все клинки в сечении плоские и снабжены долом, который занимает примерно треть
Рис. 11. Распространение каролингских мечей и их фурнитуры на территории Булгарии:
1 - городища; 2 - мечи; 3 - наконечники ножен
ширины клинка (долы не выявлены лишь на сильно коррозированных обломках). Все эти клинки относятся к типам широко распространенных в IX-XI вв. в Европе каролингских мечей [155, 413J. Доказательством этому служат клейма, обнаруженные почти на всех мечах из Среднего Поволжья. Впервые выявил эти знаки и надписи А.Н.Кирпичников, который обобщил данные о всех восточноевропейских клеймах и установил аналоги им в Западной Европе, что позволило уточнить их хронологию и место изготовления [148, 154]. Наличие обобщающих работ по истории этого оружия позволяет ограничиться характеристикой мечей, происходящих с территории Волжской Булгарии.
Изучение мечей с территории Булгарии в целях обнаружения надписей подтвердило мнение, что дорогие клейменые клинки - скорее правило, чем исключение. По крайней мере, на всех пяти расчищенных клинках из Булгарии обнаружены знаки. Заслуживает внимания факт, что 3 из них - это мечи с маркой ULFBERHT. По всей Европе мечей с таким клеймом найдено около 120 [148. С. 38], что позволяет думать об их массовом выпуске в древности. Нет сомнений, что их производил не один мастер и даже не одна мастерская. Это заметно и по булгарским клинкам. Во всяком случае, надпись на мече из Болгара [148. Табл. XVI, 6] отличается от недавно расчищенных клейм из бывшего Спасского уезда (рис. 19, 21). По ряду особенностей специалисты связывают местонахождение этих оружейных мастерских с областью Среднего Рейна, примерно в районе между г. Майнц и Бонн [148. С. 38]. Клинки из мастерских с семейной маркой «Ульфберт» (ULFBERHT) пользовались огромным
35
—"w
Рис. 12. Мечи X-XI вв. Типологическая схема
спросом и обнаружены от Ирландии и Британии на западе до Волжской Булгарии на востоке. Хронологически булгарские клинки с этой маркой не выходят, видимо, за пределы X - начала XI в. На обратной стороне клинков из Булгарии выявляется знак из косой плетенки в окружении трех вертикальных столбиков. Значение их, как и костыльных крестов, окружающих надпись, не до конца выяснено. Кресты, окружающие надпись, скорее всего, имели магическое значение, а косая плетенка, не закрепленная за какой-то одной мастерской, использовалась многими оружейниками и могла быть особым производственным символом [148. С. 40J.
Вторая надпись LEUTFRIT или LEUTLRIT, выявленная на мече из Староальметьевского клада [ 148. Табл. XVII, 4), является третьей подобного рода в Европе (две другие обнаружены в Эстонии и Англии) и тяготеет, скорее всего, «к древневерхнегерманским формам» [148. С. 39|. На обратной стороне меча уникальный рисунок - бегущий зверь в окружении вертикальных столбиков. По мнению А.Н.Кирпичникова, это прообраз «волчков» и «единорогов», появившихся на клеймах XIII в. [148. С. 39J.
Третье клеймо, обнаруженное также на мече из Староальметьевского клада [148. Табл. XVII, 5|, изображает восьмеркообразную петлю в окружении двух завитков. Знак на обороте не совсем ясен. В целом таким клеймом, видимо, маркировались клинки одной из франкских мастерских IX-X вв., о чем в какой-то мере свидетельствуют аналоги и письменные источники [158. С. 253J. Все эти мечевые клейма позволяют установить, что местом изготовления их были прирейнские области империи Каролингов и попали они в Булгарию, несомненно, через Северную Европу и Русь.
Мечи так называемого романского типа второй половины XII-XIII в. на территории Булгарии известны пока только по обломкам. Однако некоторые обломки клинков, видимо, можно отнести к подобному виду (в каталоге, табл. Va). Они отличаются от каролингских большей суженностью сторон и шириной лезвия около 4,4-5 см (рис. 24, 5). Трудно судить по булгарским материалам о всех изменениях данных клинков, но можно предполагать, что их эволюция следовала европейским и древнерусским стандартам [148. С. 52|.
Исследователями давно замечено, что наиболее подвижным и вариабельным элементом средневекового меча является рукоять. У каролингских клинков навершие
36
рукояти служило своеобразным противовесом (массивные железные навершия и перекрестья уравновешивали длинный клинок, в результате центр тяжести находился примерно в верхней трети меча), поэтому удары можно было наносить с большей частотой и интенсивностью.
Типология раннесредневековых европейских мечей была разработана Я.Петерсоном и с соответствующими дополнениями использована А.Н.Кирпичниковым для древнерусских материалов [148]. Ввиду недостаточно большого количества мечей и их частей с территории Булгарии имеет смысл рассмотреть их, приняв за основу общеевропейскую классификационную систему и названия типов.
Тип Н. Мечи этого типа отличаются узким прямым перекрестьем без ребра и неорнаментированным треугольным в фас и профиль навершием. Известны два (в каталоге, табл. V, N 1,2) таких меча с территории Булгарии: один - из Болгарского городища, второй—из Староальметьевского клада (рис. 13, 1, 2).
Простота отделки рукояти (чаще всего серебряная набивка по железу с орнаментом в виде равномерно расположенных вертикальных полос, которая заметна и на булгарских находках) способствовала широкому распространению подобных клинков. Это, несомненно, самый популярный тип меча, находки которого «встречены почти во всех районах Руси, где обнаруживают клинки» [148. С. 27]. Исследование мечей типа Н показало, что их, судя по клеймам, изготавливали в одной из рейнских мастерских; например, на мечах с территории Булгарии выявлены надписи «Ульфберт» [148. Табл. XVI, 6; XIX, 3| и «Леутлрит» (или «Леугфрит») [148. Табл. XVII, 4; XIX,
В Северной Европе использование мечей типа Н ограничивается 850-950 гг. [187. С. 125], и это был, видимо, один из ранних типов каролингских мечей, применявшихся викингами. На Руси он известен с конца IX в., а самые поздние находки датируются второй половиной X-XI в. [148. С. 27]. В Венгрии такие мечи встречаются в погребениях конца X в. [413. С. 154]. К сожалению, булгарские находки не позволяют уточнить датировку этого типа в Восточной Европе, но в целом, видимо, их использование относится к X - началу XI в.
Тип S. Объединяет мечи (2 экз.; в каталоге, табл. V, N 3, 4) с трехчастной головкой навершия (среди булгарских находок не встречено пятичастных наверший) с повышенной средней частью и перекрестьем с расширяющимися концами. Орнаментальные композиции на булгарских рукоятях этого типа сходны с украшениями каролингского стиля. Первый меч (N 3) - из с. Салманы украшен петлеобразным ленточным плетением, а на средней части навершия выделяются петли, которые можно, видимо, интерпретировать как стилизованные глаза мифологического зверя (рис. 14, 5, рис. 15, рис. 16). Такое украшение рукоятей для мечей типа S достаточно характерно, однако и среди них салманский меч выделяется богатой орнаментацией. Наиболее близкие аналоги ему среди восточноевропейских находок - мечи такого типа из района Днепровских порогов [148. С. 28, рис. 4, I, 2]. Особое сходство прослеживается между ними в технике нанесения узоров (видимо, серебряная набивка со жгутовым плетением) и стиле (отличия, пожалуй, в более мелком по рисунку плетении на салманском и ряде других деталей). Сходство между этими мечами подчеркивается и наличием надписей на их клинках. В обоих случаях это «Ульфберт» [322. С. 23, рис. 4]. Таким образом, не только стилистические особенности, но и клеймо свидетельствуют о каролингском происхождении этих серий мечей. Второй меч этого типа (N 4) - из Центральной Булгарии значительно поврежден коррозией, но и у него поверхность перекрестья и навершия была покрыта серебром. Судя по остаткам узора, можно заключить, что он был выполнен в технике серебряной набивки со жгутовым плетением. На его клинке расчищено плохо сохранившееся клеймо (возможно, ULFBERHT).
По количеству найденных мечей тип S значительно уступает другим [148. С. 28; 413. С. 155]. Это, несомненно, связано с тем, что подобные богато украшенные
37
Рис. 13. Мечи X-XI вв.: I - N 2; 2 - N 1;
38
1
t
о
1
I i
U I
С О с t f • О *> 4 • ж # • ы

Рис. 14. Мечи X-XJ
вв
39
мечи были достоянием довольно узкого социального слоя - военно-феодальной знати. Недаром в Скандинавии мечи этого типа найдены в погребениях дружинников высокого ранга [187. С. 125].
Время бытования этих мечей, судя по находкам из Центральной Европы, Скандинавии, Венгрии и Руси, - вторая половина X - начало XI в. [ 148. С. 28; 187. С. 125; 413. С. 165]. Видимо, булгарские находки следует считать синхронными
другим экземплярам данного типа.
Тип Е (3 экз.) имеет значительное своеобразие - поверхность рукояти (перекрестье и нижняя половина навершия) покрыта ячеистым орнаментом. Украшения рукоятей мечей типа Е имеют вид круглых, высверленных в металле ячеек (глубиной до 3-4 см), пространство между которыми плакировано серебром. Серебряное поле выполнено набивкой проволоки на железную основу между выемок. Стилистически можно выделить два варианта украшений гард этого типа. Первый - с маленькими ячейками (диаметр 1-2 мм), число рядов которых на перекрестье достигает 7-8. К нему относятся мечи из района Биляра (табл. V, N 5, рис. 13, /) и Балымерского курганного могильника (табл. V, N 7, рис. 14, 7). Второй вариант представлен мечом из бывшего Спасского уезда (N 6, рис. 14, 2), имеющим более крупные (3-4 мм)
расположенные в 3 ряда ячейки на перекрестье.
Мечи типа Е были распространены в Европе (Скандинавия) и на Руси [148. С. 30, 31], но пока не обнаружены в Венгрии [413]. Видимо, это обусловлено тем, что, когда во второй половине X в. венгры в Паннонии только начали осваивать этот вид оружия, в Европе мечи этого типа уже перестали использоваться. Центром производства таких мечей являлись каролингские оружейные мастерские на Рейне.
Об этом свидетельствуют знаки, выявленные, в частности, и на булгарских клинках:
на мече из района Биляра - восьмеркообразный завиток в окружении двух завитков
[148. С. 30; табл. XVIII, 5], на другом (табл. V, N 6; рис. 19, 21) - надпись «Ульфберт»
и косая плетенка в окружении столбиков на обратной стороне лезвия.
Хронология этого типа в Восточной Европе довольно сложна. Изучение древнерусских мечей типа Е позволило А.Н.Кирпичникову отметить их русскую группу как «весьма позднюю и своеобразную» [148. С. 31]. Это, видимо, можно
отнести и к булгарским мечам с такими навершиями. Действительно, мечи с «мелкоячеистьсм» орнаментом в Северной Европе и на Руси очень редко встречаются после 900 г. [148. С. 31], а в Булгарии они, видимо, использовались чуть позже, о чем свидетельствует Балымерское курганное погребение [108. С. 95, 96; 136. С. 79-82, рис. 3; 393. С. 155-160, рис. 1]. Обряд захоронения - трупосожжение на стороне и помещение остатков кремации вместе с погребальным инвентарем, в который входили сосуд, согнутый вдвое меч, остатки поясного или сбруйного набора, кожаная сумочка с бронзовой застежкой и кресало [108. С. 95, 96, рис. 18; 393. С. 155-160] - имеет вполне определенное сходство с погребальными памятниками смешанного скандинаво-славяно-финского населения Древней Руси,особенно Верхнего Поволжья [114. С. 130-133; 136. С. 79]. Для Ярославского Поволжья подобный обряд был особенно характерен в конце IX-X в. [93. С. 84-89; 409. С. 29, 31]. Предметы, найденные в кургане, позволяют уточнить эту дату. Так, калачевидные кресала по новгородской хронологии датируются Х-ХШ вв. [168. С. 161, рис. 4]. Сумочка с металлическими накладками была распространена в Среднем Поволжье в IX-X вв. [138. С. 135, табл. VIII, 12; 417. Табл. Vic, 8J. Многочисленные типологические
Н)1 IIOI ВМ' со 11С| по Ба но ро VtC
К I ус вь ка вт
А.
Т-м< с> о<. К'
о.
II Б о1
в к л к
I
Г
У с
♦
параллели по форме и орнаментации имеют литые бронзовые бляшки, так называемого венгерского типа, которые известны в погребениях Большетиганского (вторая половина VIII-IX в.) [361. С. 177, 178, рис. 11; 415. Табл. V, 9; XVIII, 4], Игимского (рубеж IX-X в.) [137. С. 18, 19, рис. 3, 4], Танкеевского (вторая половина IX -середина X в. [138. С. 139, табл. XX, 6] и ряда других могильников VIII-X вв. [137. С. 18, 19; 198, рис. 47, 4]. Встречены подобные находки также в слое Большого Борщевского городища, где датируются VIII - серединой X в. [97. С. 55; 220. С. 102-
40
|1)9|. Вес эти сходные и aiiaioiii'iiibic .тганп погребального обряда и элементы инвентаря вместе вззпыс позволяют ограничить время совершения ('«узкий» Хронологически!! период) Балымсрско!о погребения первой половиной X в. Следовательно, меч из Бадымсрского кургана - один из самых поздних экземпляров тина Е Восточной Европы. В целом бытование «мелкоячеистых» мечей в Среднем Поволжье можно отнести т копну IX - середине X в. Меч из Спасского уезда (рис. 14, 2; рис. 15) с более крупными выемками ио аналогии с русскими находками относится уже, видимо, к середине -второй половине X в. |I48. С. 30|.
В одной из своих недавних работ А.Н.Кирпичников отнес данный меч к тину Т-2| 147а. С. 106-108, 111. рис. 1]. С этим можно было бы согласиться, учтивая явное
сходство конструктивных и декоративных особенностей типов Е и Т-2, а также их культурно-историческую близость 1160а. С. 280-305; 187. С. 125, рис. 35|. Вместе с гем, из-за отсутствия навершия рукояти -одного из важнейших формообразующих признаков I3CCX типов - меч из Центральной Булгарии можно считать одним из поздних образков тина Е. Как бы то ни было, находка демонстрирует знакомство булгарских воинов с наиболее дорогим и престижным клинковым оружием - изделием одной из лучших европейских мастерских, к числу которых относятся, несомненно, мечи этих двух типов |148. С. 30; 160а. С. 299, рис. 48; 187. С. 125. рис, 351. Определение же другого меча из Булгарии 1147а. С. 111. рис. 1|, как относящегося к тину Т-2, является, видимо, недоразумением. По веем типологическим особенностям (рис. 15, 16) данный меч принадлежит тину S |160а. С. 299, рис. 481.
Наверший и перекрестий от мечей романского тина из Волжской Булгарин известно немного. Объясняется этот факт как вообще редкостью находок клинкового оружия из-за их ценности, так и меньшим значением меча но сравнению с саблей в комплексе вооружения.
Тип / (2 экз.. !з каталоге, табл. V6, N 1. 2; рис. 24, /). Напершие этого тина отдаленно напоминает навершия гиков S и Ей, возможно, связано с ними генетически. Бронзовое ! {длзерш-щ?—Б ил я ра
Вис. 15- Каролингские мечи X XI вв. из Центральной Булгарии: / - \ 4: 2 - Na
I
41
X-l
Рис. 16. Рукоять меча (N 4)
Вис. 17. Перекрестье меча (N 6)
|181. С. 174| имеет вид полуовала, разделенного на пять частей. По нижнему краю навершия проходит бордюр с орнаментом в виде чередующихся кругов. По данным А. Н. Кирпичникова, такие навершия являются типично восточноевропейскими (хороню известны на Руси, встречены в Латвии) и датируются XII-XIII вв. [125. С. 32; 148. С. 531. Находка билярского навершия этого типа, скорее всего, откосится именно к I [ре дм о н го; гьс ко му врс мс н и.
В Биляре найдено и перекрестье от романского меча (в кататоге, табл. Vb, N I; 181. С. 179). Это брусковидная железная пластина со слегка опушенными вниз концами (рис. 24, 2). Подобные перекрестья чаше всего встречаются с навершиями I и II типов (по типологии А, Н. Кирпичникова). Однако булгарский экземпляр отличается от древнерусских образцов, которые часто делались из бронзы [148. С. 53|. Датируется билярская находка, видимо, XII-XIII вв. [101. С. 100, рис. 32, <?; 148. С. 53. 54; 153. С. 32, рис. 1|,
Появление романских мечей восточноевропейских типов в Волжской Булгарии связано, конечно, с влиянием древнерусского оружейного дела. В Среднем Поволжье почти нет находок с типично западноевропейскими деталями мечей. Вместе с тем, подчеркнем неслучайность таких заимствований. Они демонстрируют последовательное
43

Рис. 18. Клейма клинков мечей с территории Булгарии: 1 - N 5; 2 - N 2; J - N 1; 4 - N 6

использование булгарами сначала тяжелых с массивной гардой каролингских мечей, а позже - более легких и коротких клинков романских форм, которые более всего подходили для конного боя.
Кроме самих мечей и их частей с территории Булгарии происходят остатки ножен, которые представлены их бронзовыми наконечниками. Сами ножны не сохранились, так как чаще всего делались из дерева и кожи [19. С. 427; 170. С. 63], Булгарские наконечники (в каталоге, табл. Vr, N 1-4) можно разделить на несколько типов.
В тип I (1 экз.) объединяются прорезные, ажурные наконечники ножен с изображением фантастического зверя с изогнутым лентообразным телом. Один такой наконечник ножен найден на Билярс-ком городище (Табл. Vr, N I; рис. 25, 4). Основой орнаментальной композиции этого изящного изделия, выполненного в скандинавском стиле Еллинг, является вписанная в контур наконечника фигура змея. Восьмеркообразно изогнутое его тело выделено двойным ко туром и поперечными штрихами, а голову чудовища подчеркивают изображенные в профиль глаз и раскрытая пасть. Вся остальная поверхность заполнена извивающимися завитка-
ми - отростками тела и лап, оплетающими основную фигуру змея. Композиция достаточно динамична и напряжена, что является одной из особенностей стиля Еллинг. Верх наконечника обломан. По стилю к описанному примыкает наконечник из Даниловки [170. С. 90, табл. 1, 22]. Подобные наконечники ножен широко известны в Северной Европе, на Руси и относятся в основном к X в. [170. С. 55, табл. 1]. Доказательством широкого их бытования именно до середины X в. служит то, что они ни разу не были встречены в венгерских могильниках, в которых мечи и их части появляются со второй половины X в. [413|.
У наконечников типа [I (2 экз.) непрорезной корпус и выпуклый орнамент
в виде трилистников на гладкой поверхности. К этому типу относятся два наконечника Первый - из Болгара (в каталоге, табл. Vr, N 2, рис. 25, 2; 26) - представляет собой лигой футляр. Вверху он обрамлен украшенным парными насечками выпуклым кантом,
сходящимися в центре и переходящими в подчеркнутую поперечными линиями изящную головку хищной птицы с изогнутым клювом и большим глазом. Низ
А А
Рис. 19. Клеймо клинка меча (N 4)
Рис. 20. Деталь клинка меча с клеймом "ULI BERHT"
футляра орнаментирован растительным узором. Б ведущим мотивом является усложненный 7-лснестковы крин, вырастающий из сердцевидного бутона с двум отогнутыми вниз лепестками. В центре бутон располагается трсхлепестковый крин, венчающий нга ний трехчастный бутон. Вся остальная поверхиост гладкая, без каких-либо узоров. Второй наконечник из Биляра (в каталоге, табл. Vr, N 3, рис. 25, /) украшен беднее. По его верхнему краю идет выпуклы! валик, подчеркнутый поперечными линиями, округлы) с выступом навсршисм. Из центра венчика вин спускается удлиненный трсхлепестковый бутон. Така же удлиненный тройной лепесток, поднимающим кверху, украшает низ футляра. Подобное оформлен» создает впечатление небольшого колпачка, надетого к наконечник снизу.
Изделия, сходные но конструкции и оформле-нию наконечника типа II ( в каталоге, табл. Vr, N1 рис. 25, 2), немногочисленны. Приблизительным ана-ю-гом может служить наконечник ножен сабли из погребения XI в. в Десятинной церкви |142. Табл. 42; 170. С. 631. Этим же временем датируются наконечники,
несколько отличающиеся но размерам и стилю, но представляющие, видимо, изделия одного круга ю Прибалтики |219. С. 126, рис. 13; 221. Рис. 16, /; 17| Болес близкий аналог наконечнику из Болгар происходи; из Румынии, из венгерского нофсбсния эпохи Арпадов (413. С. 126, рис. I). Второй наконечник (в каталоге, табл. Vr, N 3; рис. 25, /) более кроет и имеет значительное сходство с подобными находками из памятников
Прибалтики, Руси, Болгарии и XI в. 1170. С. 67, 68; 413. С.
енфии конца X - начав
166, табл. VII, 2|. Все зги
данные говорят о существовании своеобразной европейс-
кой военно-дружинной моды и соотвстстеснно обще-
европейских требований к дскорировкс и форме такого рода изделий, которые, однако, каждый раз преломлялись
через военно-технические традиции того или иного региона. Интересно, что такая тенденция стала особенно заметно проявляться в изделиях XI в., когда увеличи-
вается технологическая самостоятельность местных оружейных мастерских. Наконечники этого тина из Булгарии, судя но особенностям оформления, скорее всего, были изготовлены в местных оружейных мастерских (особенно показателен экземпляр из Болгара), но по западным (древнерусским) образцам.
Тип III (I экз.) отличается от предыдущих отсутствием орнаментации и более округлыми очертаниями. Верх наконечника обломан (в кататоге, табл. Vr, N 4; рис. 25, 3). Изделие это оригинально. Довольно приблизительное сходство с ним обнаруживают только наконечники ножен из Старой Рязани |218. С. 158. рис. 124| и Венгрии |413. С. 124, табл. VII, 1]. Следует подчеркнуть, что оба этих навершия покрыты орнаментом, который отсутствует на булгарском наконечнике
46
л-»	*»»
Рис. 21. Клеймо клинка меча (N 6)
южен. Судя по этим деталям, датировать булгарский экземпляр можно приблизительно Ц-ХП вв.
। Приведенные факты заставляют считать, что мечи не были случайным заимствованием и тем более чуждым для Волжской Булгарии оружием. Наоборот, появление I развитие этого вида клинкового оружия как важной детали снаряжения булгарских 1(ружинников свидетельствует о целенаправленном характере включения меча в комплекс булгарского вооружения. Его значение в наборе дружинного оружия не зачерпывается чисто боевыми функциями. Именно появление и использование этого оружия знаменует процесс глубоких социальных сдвигов в обществе и военном деле. «Сак уже отмечалось, для булгарских воинов VIII-EX вв. меч был не характерен. Первые сведения о его применении в Среднем Поволжье относятся к началу X в., югда у булгар происходит становление государства и военно-феодальной организации.
Приуроченность использования первых мечей к этому периоду доказывается историческими параллелями с Русью и Венгрией. В целом в развитии клинкового оружия у булгар и венгров много общего. Оба эти народа с глубокими культурными I этническими корнями вступили во второе тысячелетие, имея на вооружении в качестве основного клинкового оружия саблю. Однако военные контакты с соседями 1 феодализация общества вызвали необходимость использовать двулезвийный меч. В Венгрии такой переход произошел в конце X-XI в. [401, 413], а в Булгарии он, видимо, стал осуществляться уже в начале X в. Однако сама история мечей у этих народов Заметно различается. Венгры уже к концу XII в. почти полностью перешли на запад-гоевропейское оружие. Булгары предпочтение отдавали прежде всего сабле. Как бы го ни было, нет сомнений в том, что важным, определяющим условием в сходстве лих процессов послужили сопоставимые и в значительной мере сходные военно-так -гические и социальные причины.
Булгарская дружина, ставшая применять мечи наряду с традиционным вооружением, была достаточно неоднородна по составу. Нет оснований связывать появление кечей только со скандинавами, хотя они сыграли, несомненно, ключевую роль в Распространении этого оружия, особенно в начальный период истории Центральной I Восточной Европы - Руси, Венгрии и ряда других государств. Тогда викинги в ка-1естве наемных воинов служили в войсках многих европейских правителей [158. С. 250-263; 187. С. 199; 413. С. 144-173]. Меч в Волжской Булгарии начали использовать £акже под влиянием включенного в булгарскую дружину иноэтничного по троисхождению слоя воинов, насыщенного скандинавскими «варяжско-русскими»
47

Рис. 22. Детали клейм на сторонах клинка меча (\ 6)
48
Рис. 23. Погребальный инвентарь из Балымерского курганного погребения : 1 - поясная сумка; 2, 3 - накладки; 4 - поясные накладки; 5 - трубица от трута; 6 - кремень; 7 - кресало; 8 - меч; 1-4 - бронза: 5, 7, 8 - железо; 6 - камень
49
Рис. 24. Детали романского меча с территории
Булгарии: / - N 1; 2-N 1; 3 - N 3
культурными элементами [187. С. 245; 248. С. 83-115; 416а. С. 424-430]. Арабские историки их называли «русами» [158. С. 229, 230, 262; 187. С. 244-249]. Чрезвычайно важна в этом смысле историческая интерпретация Балымерского погребения, которое своим смешанным инвентарем (лепная керамика, бронзовые накладки, поясная сумочка и т.д.) и специфичным погребальным обрядом (курганное погребение, трупосожжение) демонстрирует процесс инкорпорации русов в дружинную среду Волжской Булгарии [НО, 114, 116а]. Присутствие торгово-дружинного слоя русов в Среднем Поволжье зафиксировано в 922 г. Ибн-Фад-ланом. который в своих записках отметил целую их
О	5 см
Вис. 25. Наконечники ножен мечей X-XII вв.: / - N
2 - N 2: .< - N 4: 4 - N I
Нис. 26. Наконечник ножен меча XI в. (IN 2)
52
колонию близ ставки правителя булгар [162. С. 143-145J. Вполне вероятно, что часть живших там русов входила в армию булгарского правителя в качестве наемной дружины, как это было, например, в Хазарин [406. С. 261). Исходя из этого понятно, почему находки дружинного вооружения концентрируются вблизи ранне городских центров, что было характерно и для других стран Европы [148, 181, 413]. Именно в городах происходило формирование институтов феодального государства, становление новой военной организации и вырабатывалась синкретичная дружинная культура (например, Батымерское погребение с инвентарем смешанного, надэтничного (военно-дружинного) характера, переработанные в местных традициях наконечники ножен мечей и др.).
Исторические параллели заставляют считать, что находки дружинного вооружения западных образцов в Булгарии - явление далеко не случайное, а исторически обусловленное. Появление каролингских мечей в Среднем Поволжье в X в. было закономерным следствием многих причин. Огромную роль в этом сыграли начало активного использования Волжске-Балтийского торгового пути и тесные связи Булгарии со странами циркумбалтийского региона [92а, 114, 158). Однако ведущим фактором следует признать социальные сдвиги, происходящие в булгарском обществе и, главным образом, становление феодального государства. Поэтому несомненно, что богато отделанные и высококачественные клейменые мечи, появившиеся в эту эпоху, были доступны сравнительно узкому кругу знатных дружинников, но именно эта знать определяла формирование новых социальных отношений, военных приемов и традиций надэтничной дружинной культуры.
Дополнительное клинковое оружие - боевые ножи и кинжалы. Сложность выделения этого вида оружия из ряда другого инвентаря обусловлена как его малочисленностью, так и методическими сложностями его дифференциации. Рассмотрим проблемы, связанные с дополнительным оружием, на примере булгарского вооружения.
Боевые ножи, В эту категорию включены однолезвийные клинки длиной от 20 до 45 см различной формы. Вообще, как неоднократно отмечалось в литературе, нож был «непременной принадлежностью воина» [148. С. 72]. Однако до сих пор не совсем ясны критерии, отделяющие боевые ножи от хозяйственных. Во всяком случае, как показывают материалы из раннебулгарских погребений с оружием [59, 138, 417], между ними нет четкой разницы. Видимо, правы те исследователи, которые полагают, что боевыми можно считать ножи длиной более 20 см [ 148. С. 72; 209.
С. 125]. Целый ряд таких универсальных - боевых и походных клинков найден на булгарских памятниках Х-Х1П вв. Давать им более подробную характеристику представляется преждевременным, поэтому ограничимся констатацией их распространенности и основных форм (рис. 27).
К этим клинкам примыкает еще одна группа ножей, которые отличаются
длинным (до 34 см) и узким лезвием и черенком (иногда до 15 см), заканчивающимся
петлей. По стороне лезвия иногда имеется неширокий дол (рис. 28, 2). Один такой нож из Битара был даже назван «скрамасаксом» [148. С. 72, рис. 17, 7]. Хотя боевое
назначение таких ножей отнюдь не исключено, но интерпретация их как
североевропейских скрамасаксов абсолютно неверна ввиду их явного типологического различия (см,; [94. С. 130, рис. 44, 4; 148. С. 72]). Определенно, что форма этих узколезвийных ножей генетически связана с салтовскими прототипами VJII-X вв. [217. С. 29, рис. 19, 17, 18\. Недаром такие формы распространились в регионах, связанных с древнеболгарским миром (Дунайская Болгария, Волжская Булгария).' Все это позволяет датировать булгарские находки Х-ХШ вв. По вопросу о назначении этих ножей существуют разные мнения [217, С. 29], однако нельзя исключать, что они вполне могли применяться и в боевых целях.
Примыкает к ним также находка ножа, или короткой сабли из Биляра [181. С. 174, табл. XLVI, 4], которая отличается длинным (до 46 см) лезвием с загнутым
53

в верхней части черенком. По обеим сторонам лезвия в его верхней части имеются прямоугольные рамки, внутри которых располагались арабографические (армянские?) надписи в окружении насечек с позолотой. На одной стороне надпись стерлась, а на другой состоит из более 20 знаков, к сожалению, трудночитаемых (рис. 28, 7). О назначении этого оружия трудно судить определенно: было ли оно сугубо дополнительным или же частью воинского юношеского снаряжения. Установить время распространения данного типа короткой сабли точнее, чем XI-XIV вв., пока затруднительно.
54


55
Кинжал - дополнительное оружие ближнего боя с вытянутым клиновидным двулезвийным клинком. По форме клинка его можно разделить на две группы.
Группа I объединяет находки с длинным (до 29 см) нешироким (до 1,7 см) лезвием с раскованной в месте перекрестья полосой (в каталоге, табл. VII, N 1-3; рис. 28, 3, 4). Подобные кинжалы довольно своеобразными аналоги им обнаружены лишь в Укекском городище (ГМТР 5365). Учитывая культурно-типологическое сходство, а также находку такого кинжала в Биляре (в каталоге, табл. VII, N 1), подобную группу кинжалов можно датировать концом XII-XIV в.
Группу 2 (в каталоге, табл. VII, N 4-8) можно назвать «классическими» кинжалами, так как в нее включены клинки с широким (до 6 см) клиновидным лезвием (длиной более 20 см). Такие кинжалы (рис. 29) были широко распространены в Европе и на Руси в XI-XIII вв. [148. С. 73]. Видимо, появление их относится к более раннему времени, а один булгарский кинжал из Валынского городища («Муромский городок») (рис. 29, 2), можно сопоставить с находками из Новгорода из слоя X в. [209. С. 125, рис. 4, 14\ и Белоозера из слоя начата XI в. [62. С. 129, рис. 12, 6].
Кинжалы являются весьма показательным элементом булгарского вооружения, так как в древностях финно-угорских племен они не известны, а у кочевников восточноевропейских степей, судя по малому количеству находок из погребальных памятников, были очень редки [295. С. 24]. Единственной страной Восточной Европы, где, как и в Волжской Булгарии, довольно широко использовались кинжалы в предмонгольское время, была Русь, в которой они «закономерно распространились лишь в эпоху утяжеления вооружения как средство поражения бронированного противника в тесном бою» [148. С. 73[.
Таким образом, собранный материал показывает, что булгарское дополнительное вооружение являлось довольно важным и показательным элементом воинского снаряжения. Оно свидетельствует об изменении в наборе вооружения в сторону его утяжеления. Разные типы боевых ножей стали применяться булгарами еще в ранний период и использовались вплоть до позднего средневековья. Кинжалы появляются примерно в XI в., а значительное распространение получают, если судить по булгарским находкам и историческим параллелям, в предмонгольский период, когда становятся дополнительным оружием тяжеловооруженного воина-рыцаря.
Копье - колющее древковое оружие ближнего боя, состоявшее из железного наконечника и деревянного древка. Иногда на обратный конец древка надевался металлический вток. Копья были хорошо известны и широко распространены у населения Волжской Булгарии, судя по находкам из могильников VIII - начала X в. [122. С. 112, 113, рис. 3], которые очень близки типам наконечников копий, найденных в салтово-маяцких могильниках Подонья и Нижнего Поволжья.
Развитие вооружения в X -XIII вв. привело к расширению набора булгарских наконечников копий. Причем возрастает не только количество находок копии и их типов, но и их роль в комплексе вооружения. В настоящее время учтены 82 наконечника копий и 7 втоков, значительная часть которых происходит из раскопок булгарских поселений, а почти треть - из музейных коллекций, собранных с селищ и городищ Волжской Булгарии.
Копье представляет собой оружие для поражения противника на средней дистанции. Основной его функцией еще с эпохи древности была колющая [70. С. 61-64]. Особой группой копий, судя по размерам наконечников и древка (около 1,5 м), были дротики для поражения противника на близком расстоянии. Конкретная ударноколющая функция копья с необходимостью диктовала форму и размеры этого оружия. Судя по историческим и оружиеведческим параллелям [66, 70, 149, 328, 349, 370, 371, 372, 383, 390], несмотря на все разнообразие типов наконечников копий, они оставались достаточно монофункциональными, а различия их по форме касались в значительной мере большей или меньшей специализированности ударно-колющего действия
56
Рис. 29. Кинжалы XI-XIII вв.: 1 - N 7; 2 - N 4; 3 - N 6
(граненые пики, узколезвийные копья) и унифицированности колющего-режущего (широколезвийные копья, рогатины). Видимо, искания мастеров-оружейников на пути совершенствования и модификации форм и размеров копий в древности и средневековье были направлены как раз на углубление и развитие этих двух тенденций.
Определенную роль в разграничении типов копий по их назначению могли бы сыграть данные о длине и толщине древка. К сожалению, в отношении булгарских копий наши знания об этом предмете весьма косвенны.
Судя по диаметру втулки, толщина древка постепенно увеличивалась (в XII-XIII вв. обычно 3-3,5, иногда до 5 см). Длина кавалерийского копья, как было определено оружиеведами, составляла при этом около 360 см [149. С. 9; 182. С. 15], дана пехотного копья, видимо, была чуть меньше (1,5-2,5 м), а толщина - больше (3,5-4,5 см).
57
Учитывая эти исторические параллели и военно-тактические приемы использования копий, обшую массу находок следует сгруппировать в несколько культурно-исторических серий. Они делятся по форме пера и по характеру насада (черешок или втулка) на типы, а по ряду особенностей сечения и строения пера -на подтипы (рис. 30).
Тип I (33 экз.) включает копья с длинным узким шпилевидным пером, четырехгранным в сечении, и с воронкообразной втулкой (в каталоге, табл. VIII, N 1-33). Обычно подобные экземпляры называют пиками [149. С. 15]. Данный вид оружия, появившийся впервые в центральноазиатских степях, попал в Европу в эпоху Великого переселения народов [149. С. 16; 371. С. 219-221]. Позже, к VIII-IX вв., узколезвийные граненые копья распространяются от Приамурья на востоке [86. С. 141, 142; 211. С. 144, табл. XXXIII] до Венгрии и Дунайской Болгарии на западе [89. Рис. 12; 164. С. 14; 321. Рис. 5]. Пиковидные копья были хорошо известны древним болгарам и хазарам [59, 183, 214, 217, 292, 323]. Подобные узколезвийные пики булгары имели на вооружении в Среднем Поволжье, где они найдены в ряде могильников ранней Волжской Булгарии [59. С. 50, рис. 15, 7; 417. С. 175]. Причем по значению в комплексе вооружения они в то время не уступали удлиненно-треугольным копьям.
Подтип IA (20 экз.; в каталоге, табл. VIII, N 1-20; рис. 31, 1-4, рис. 32, 1, 2, рис. 34, 2, 5) характеризуется относительно коротким (10-14 см) четырехгранным в сечении пером.
Ранние экземпляры этого подтипа отличаются вытянутым клиновидным пером подромбического сечения (чаще всего с отношением длины к ширине от 2 до 1,5) и удлиненной втулкой диаметром обычно до 3 см. Два экземпляра имеют на гранях неглубокие овальные выемки (табл. VIII, N 1, 2; рис. 31, 7). Подобные наконечники копий обнаружены на территории Древней Руси [149. С. 16, табл. IX, 9; 318. С. 186, рис. 30, 1, 5, 6; 333. Рис. 46, 2], в могильниках древней мордвы [106. Табл. XXXV; 248. Рис. 20, 4; 383. С. 126, 127, рис. 2-4; 410. Табл. X, 9, 31;], курганах сросткинской культуры [77. Табл. XI, 1, 2], а также у кочевников Южного Урала [198. Рис. 61, 16\, где датируются X-XI вв. В Дунайской Болгарии аналогичные пики использовались в VIII-XI вв. [89. С. 288, рис. 12, 7].
Более поздние наконечники копий этого подтипа имеют узкую пирамидальную форму (наибольшая ширина пера 1,4-1,8 см, сечение подквадратное) и широкую воронковидную втулку (диаметром до 4 см). Шейка у наконечников небольшая, иногда совсем отсутствует, а плечики резко опушены к втулке. Конец некоторых втулок снабжен валиком с колечком, возможно, для крепления к копью бунчука или знамени.
Датировка подобных пик облегчается тем, что один такой наконечник (в каталоге, табл. VIII, N 19; рис. 32, 7) был найден в Биляре (XXII раскоп) в слоях конца XII- первой трети XIII в. [382]. Эту дату подтверждают и многочисленные типологически близкие находки из городов Древней Руси (Серенек, Новогрудок, Волковыск, Изяславль, Райки и др.), которые происходят из комплексов конца XII - середины XIII в. [65. С. 92, табл. XII, 5, 6, 7; 80. С. 67. рис. 54, 72; 101. С. 101, рис. 3; 152. С. 80, рис. 1; 231. С. 38, рис. 13, 1&, 232. С. 256, рис. 95, 75; 233. С. 113, рис. 7, 5]. Подобные пики были известны также в Поросье у Черных Клобуков в XII - начале XIII в. [249. Табл. 23, 77; 27, 77; 31, 13}.
К ним примыкает наконечник копья, который имеет недлинное шиловидное перо и короткую тулью диаметром 2,5 см (в каталоге, табл. VIII, N 20; рис. 32, 4). Подобные уменьшенные формы пик встречаются довольно редко. Появляются они, судя по находкам в Новгороде [149. С. 87; 209. Рис. 4, 6], примерно в начале XI в., а распространяются в среде знати в конце XII-XIII в. [149. С. 94; 152. С. 80; 249. Табл. 15, 5].
Подтип 1Б (11 экз.; в каталоге, табл. VIII, N 21-33; рис. 32, 3, рис. 33, 7-5, рис. 34, 7, рис. 35, 7, рис. 36) объединяет длинные вытянутые шпилевидные
58
Рис. 30. Копья Х-ХШ вв. Типологическая схема
59
Рис. 31. Пики X-XI вв.: / - N Г, 2 - N 4; 3 - N 3; 4 - N 11
наконечники с подквадратным в сечении пером, короткой (около 9-11 см) и неширокой
(2,5-3 см) втулкой. Самые ранние находки наконечников копий этого подтипа (в каталоге, табл. VIII, N 21-24; рис. 33, 5, рис. 35, 7, рис. 36, 3) имеют, как правило,
не очень длинное (около 15 см) и узкое подромбическое в сечении перо, тонкую шейку и узкую (чаще 2,5 см) втулку. Близкие им по форме лезвия и конструкции тульи экземпляры найдены в древне мордовских могильниках VIII-XI вв. [106. Табл. XXXV; 383. С. 127, 128, рис. 2, 6], а также в курганах Поросья начала XII в. [249. С. 34, табл. 3, 4].
В пре дм он голье кое время копья этого подтипа (в каталоге, табл. VIII, N 26-33) были заметно усовершенствованы: граненое перо вытягивается до 21 см и снабжается широкой (до 3 см) втулкой. Шейка пера становится более массивной или совсем отсутствует (рис. 33, 1-4, рис. 36, 7). Сходные по форме наконечники копий второй половины XII-XIII в. известны из слоев древнерусских городов [65. С. 92, табл. XII, 2; 152. С. 80, рис. I; 232. С. 256, табл. 95, 12] и из могильников Черных Клобуков [249. Табл. 28, 12].
60
1-	  X- - -J
Рис. 32. Пики ХП-ХШ вв.: 1 - N 19; 2 - N 12; 3 - N 32; 4 - N 20
Как указывают средневековые специализированным кавалерийским Воевым оружием, рассчитанным на пробивание стальных доспехов. Начавшиеся еще в VIII-IX вв. направленные изменения этого
исторические источники, пики служили
вида древкового оружия у волжских булгар продолжались все домонгольское время. Ведущей тенденцией развития была выработка наконечников с большей проникающей возможностью, способных выдержать мощный удар о броню. В середине X-XI в. в конструкции копий подтипа IA заметны более ранние традиции. Естественно поэтому предположить, что подромбические в сечении клиновидные наконечники X-XI вв. имели боевые свойства, вполне удовлетворительные для действий против защитного
вооружения того времени. Позднее, по мере совершенствования доспехов, пики приобретают все более узколезвийную форму, становясь специализированным оружием,
61
Рис. 33. Пики Х1-ХП1 вв.: 1 - N 31; 2 - N 29; 5 - N 28; 4 - N 30; 5 - N 21
что обусловливает появление копий подтипа 1Б, которые начинают играть определяющую роль в наборе древкового оружия.
Наибольшее количество и разнообразие форм пик приходится на конец XII -начало XIII в., когда в связи с повышением надежности защитного вооружения появляются новые их модификации. Часть наконечников копий еще более увеличивается в длине (1Б), а другие становятся узкими, пирамидальными (IA). Общей характерной чертой всех этих подтипов является наличие граненого подквадратного сечения, втулка их заметно расширяется, а плечики или исчезают, или становятся низко опущенными, что укрепляет шейку, делает ее конструкцию более надежной. Благодаря этим изменениям, пики в конце ХП-ХШ в. становятся ведущим кавалерийским оружием, специально предназначенным для мощного таранного
62
3 слс J
Рис. 34. Пики XI-XIII вв.: / - N 27; 2 - N 15; 3 - N 16
63
Рис. 35.
3 - N 1; 4 - N
Пики Х1-ХШ вв. (/, 2), вток (3, 5) и обломок копья (4): 1 - N 24; 2 - N 8; 77; 5 - N 6
удара копьем. В связи с этим характерно, что граненые пики, подобные булгарским наконечникам, практически неизвестны у древней мордвы [149. С. 130, 131] и у кочевников Южного Урала [198]. Наиболее близкие формы пик известны на территории древнерусских княжеств, где они, как установлено, прошли те же этапы развития [149. С. 15-17] и входили в набор боевого снаряжения тяжеловооруженных всадников-профессионалов, сражающихся сомкнутыми массами [150. С. 50-66].
Тип II (24 экз.; в каталоге, табл. VIII, N 33-57) - копья с удлиненно-треугольным пером с четко выраженными плечиками и длинной, расширяющейся книзу втулкой. Такие наконечники копий известны почти по всей территории Восточной Европы и в VIII-XI вв. были, видимо, самой распространенной формой древкового оружия [149. С. 12, 13]. У волжских булгар они стали, скорее всего, особенно популярны с IX в. и найдены во многих могильниках ранней Волжской Булгарии [138. Табл. VII; 417. Табл. XXXVII, 23]. Булгарские домонгольские наконечники копий этого типа делятся по форме пера на подтипы.
64
/ ’
Рис. 36. Копья ХП-ХШ вв. (/, 2) и пика Х-ХП вв. (J): 1 - N 42; 2 - N 45; 3 - N 22
65
Подтип ПЛ (4 экз,; в каталоге, табл. VIII, N 34-37; рис. 37, /-J, рис. 41, 1) характеризуется широким удлиненно-треугольным перо.м (отношение длины к ширине 2-3:1), линзовидным (реже ромбическим) сечением пера и длинной, расширяющейся книзу втулкой.
Широко представлены подобные копья среди находок из древнерусских памятников IX-XI вв. [149. С. 13, 14, табл. VII, 1-4; 169. Рис. НО, 20, 21; 177. С. 18, 19, рис. 8; 209. С. 128, рис. 4, <?; 218. С. 182, рис. 142; 228. Рис. 5. 9\. Много их в древностях мордовских могильников VIII-XI вв.: II Журавкинского [248. Рис. II, 7], Крюково-Кужновского [106. Табл. XXXVIII, 9], Пановского, Етизавет-Михайловского [206. Табл. 8, 12, 13; 28, 9; 47, 7, <У] и Шокшинского [384. Рис. 59, 7; 391. Рис. 2, 7]. Встречены такие наконечники копий в могильниках Марийского Поволжья IX-XI вв. [15. Рис. 17, 1, 3, 5, 7; 16. С. 48, 49, рис. 65, 1-4\. Все эти типологически близкие находки позволяют датировать булгарские копья подтипа НА X-XI вв.
К несколько более позднему времени, видимо, относится наконечник копья, происходящий из Болгара (в каталоге, табл. VIII, N 37; рис. 41, /), который отличается более широким (до 6,2 см) пером линзовидного сечения и широкой (диаметр 5,5 см) тульей. В Новгороде подобные наконечники встречаются в слоях второй половины XI в. и XVI в. [209. С. 130, рис. 4, 5], что дает основания датировать болгарский наконечник копья XI-XII вв.
Подтип ПБ (12 экз.) объединяет наконечники копий с нешироким пером удлиненно-треугольной формы (отношение длины к ширине 4; I) ромбического сечения с покатыми плечиками и широкой втулкой (в каталоге, табл. VIII, N 38-49; рис. 36, 1, 2, рис. 38, 4 2, 4, 5, рис. 39, 1, 2). Подобные наконечники были обнаружены в IX-XI вв. в древнерусских поселениях и курганных погребениях [94. С. 162, рис. 24; 149. Табл. VIII, 8, 9; 218. С. 182, рис. 142; 330. С. 58, рис. 33, 7], могильников финно-угорских народов Поволжья [19. Рис. 17, 2; 173. Табл. 3, 10; 20, 11; 356. С. 32, рис. 27, 2], а также у кочевников восточноевропейских степей [251. С. 242, рис. 16, /]. В ХП-ХШ вв. форма копий этого подтипа была заметно модифицирована Изготовленные в этот период наконечники копий имели вытянутое удлиненное и резко суженное перо, втулка их была укорочена и расширена книзу (рис. 36, 1, 2, рис. 38, 4, 5, рис. 39, 1, 2). Как установлено при исследовании развития древнерусского оружия, появление копий таких форм относится к концу ХП-ХШ в. [149. С. 13, 14, табл. VIII, 10]. Видимо, производство данных наконечников копий не прекращается и в золотоордынское время. Именно тогда они широко распространяются на Руси [147. Табл. I, 2; II, 2) и, очевидно, в булгарских эмиратах (княжествах) Улуса Джучи (в каталоге, табл. VIII, N 46; рис. 38, 5).
Представляет интерес группа копий этого подтипа, являющаяся его уменьшенной копией. Всего известны 3 подобных наконечника (в каталоге, табл. VIII, N 48 , 49, 76). Типологически близких им находок пока не выявлено, но весьма вероятно, что они служили оружием детей знати [152. С. 30] или использовались в качестве метательных копий-дротиков.
Подтип ПВ (8 экз.; в каталоге, табл. VIII, N 50-57; рис. 38, 3, рис. 40, 1-4) отличается удлиненно-треугольным пером, покатыми плечиками и длинной (10-16 см), расширяющейся книзу втулкой.
Находки подобных наконечников копий обычно относятся к Х-ХП вв. Они обнаружены в памятниках салтово-маяцкой культуры Подонья [195. Рис. 16], в Саркеле-Белой Веже славяно-русского периода [318. С. 186, рис. 30, 2], в могильниках древнемордовских племен [248. Рис. 75, 61, кочевников Причерноморья [198. С. 153, рис. 75, <У|, а также на территории Древней Руси [296. С. 81, рис. 37, 10\. Судя по изменениям формы этих копий в Восточной Европе, можно констатировать, что, видимо, к XI-XII вв. часть наконечников этого подтипа производится с удлиненным ромбическим в сечении пером и длинной втулкой (в каталоге, табл. VIII, N 54; рис. 38, 3).
66
о
5 см *1 	й	*
Рис. 37. Копья X-XI вв.: 1 - N 35: 2 - N 36; 3 - N 34
Ряд наконечников подтипа IIВ отличаются вытянутым подклиновидным пером с покатыми плечиками (в каталоге, табл. VIII, N 55-57; рис. 40, 3, 4} и могут быть отнесены к концу XI-XIII в., когда подобные им копья были известны у древней мордвы [206. Табл. 24, 6; 25, 5), у населения Саркела [318. С. 186, рис. 30, 1, 5] и в Древней Руси [65. С. 92, табл. XII, 3; 149. С. 13, 14, табл. III, 6, 7; V, 12; 280. Рис. 1, 7].
Более поздние наконечники этого подтипа из Болгарского городища отличаются сильно скошенными, вытянутыми плечиками, плавно переходящими в удлиненное узкое перо линзовидного сечения. Втулка их достаточно массивна и имеет расширение книзу. Такие наконечники были распространены в XIII-XIV вв., судя по археологическим находкам, у ряда народов Восточной Европы [149. С. 14, табл. VIII, 12, 13; 232. С. 255, рис. 95, 1О\.
67
Рис. 38. Копья Х-ХШ вв.: 1 - N 41; 2 - N 38; 3 - N 54; 4 - N 47; 5 - N 46
Наконечники копий II типа по своему назначению являются универсальными. Самые ранние их формы (подтип ПА) служили, по-видимому, и охотничьим, и боевым оружием [149. С. 13]. Другие копья, изготовлявшиеся и использовавшиеся в X в., с более узким пером (ПБ и ПВ) были приспособлены именно для боевых действий, а уже примерно в XI в. возникают модификации копья ПВ, которые специально предназначались для маневренного кавалеристе кого боя. Вероятно, широколезвийные копья этого типа были оружием пехоты, в то время как другие могли использоваться как пехотинцем, так и всадником. В XII в. усовершенствование наконечников копий II типа шло в сторону некоторой специализации различных подтипов, причем постепенно все более отчетливо дифференцируются всаднические и пехотные копья, как это убедительно демонстрирует анализ булгарского материала и как определенно установлено на древнерусском материале [149. С. 20-22]. Указанная тенденция отчетливо проявляется в конце ХП-ХШ в., когда, с одной стороны, выделяются мощные широкие удлиненно-треугольные копья, ставшие оружием пехоты,

69

Рис. 40. Копья Х-ХШ вв.: I - N 53; 2 - N 52; 3 - N 57; 4 - N 56
а с другой - совершенствуются формы (ПБ и ПВ), которые становятся популярным оружием конного воина. Это стало возможным после того, как начали изготавливаться длинные узколезвийные копья, у которых была усилена шейка за счет сильной скошенности плечиков и увеличения диаметра тульи, а лезвие стало приобретать ромбическое сечение. Все эти изменения позволили увеличить их пробивную силу и надежность. Сходное развитие вытянутых удлиненно-треугольных копий с пиками показывает, что они становятся важной частью оружия кавалериста, который использовал его против защищенного доспехами противника [149. С. 20]. Популярность таких копий связана, скорее всего, с их явной универсальностью и большой степенью надежности, так как они, в отличие от пик, оставляли более широкую резаную рану, совмещая свойства граненой пики и листовидного копья, что позволяло успешно
70
Рис. 41. Копья Х-ХШ вв.: 1 - N 37; 2 - N 60; 3 - N 59
применять их против закованного в броню всадника и легковооруженного пехотинца в ходе многоактного боя. Именно эти качества и способствовали, по-видимому, расширению диапазона применения таких копий в период, когда основным кавалерийским оружием оставалась граненая пика, а также помогли позднее занять ведущее положение среди других видов копий.
Тип III (3 экз.; в каталоге, табл. VIII, N 58-60; рис. 41, 2, 3) - наконечники копий с асимметрично-ромбическим пером, с выступающей гранью посередине и длинной широкой, часто несомкнутой втулкой. Они появляются у булгар, несомненно, в результате кощакгов с финскими племенами, у которых такие копья применялись с середины I тыс. н.э. [390. С. 116, рис. 1, 8-11, 17-19} 391. С. 70, рис. 1] вплоть до XII в. [5. Табл. 5, 4, 5; 106. Табл. XXXV, 1, 9; 248. Рис. 17, 7; 384. С. 183, рис. 59, 3; 410. Табл. X, 8, 33J. На территории Древней Руси подобные наконечники не были широко распространены и уже к XI в. исчезли [149. С. 12, табл. VII, 5-7]. В Волжской Булгарии их находки также единичны для X в., а позднее практически не встречаются. Происходят они в основном из булгарского Посурья - земли обулгаризованных буртас, где особенно активными были конгакты с мордовскими
71
племенами. Назначение подобные копий было, в первую очередь, охотничье, что не исключало, впрочем, спорадического использования их в качестве оружия. По-видимому, в X в. булгары и входившие в их войска буртасские и финские контингенты изредка применяли асимметрично-ромбические копья, но уже в XI в. более эффективные формы копий вытеснили их из боевой практики.
Тип /У (9 экз.; в каталоге, табл. VIII, N 61-69; рис. 42, 1-4) - копья с вытянутолистовидным пером, линзовидные или ромбовидные в сечении, с длинной (14-20 см) тульей. Листовидные наконечники копий были известны булгарам еще в VIII-IX вв. [59. С. 50, рис. 15, J], а в X-XIII вв. копья с вьггянуто-листовилны.м пером являлись важной частью копейного вооружения населения Волжской Булгарии. Подобные копья неоднократно встречались в древностях древнемордовских племен [248. Рис. 8, 7; 410. Табл. X, 32 |, кочевников восточноевропейских степей [335. С. 24, рис. 3, 5] и Древней Руси [10. С. 87, рис. 2, /; 149. С. 14, 15, табл. IX, 1, 2; 218. Рис. 142J, которые датируются X-XI вв. Дальнейшее развитие этих наконечников демонстрируют находки копий с вытянутым овальным пером, иногда с покатыми плечиками. Близкие по форме наконечники копий найдены в слоях древнерусских городов ХП-ХШ вв. [101. С. 100; 395. Рис. 6, 2, 3].
Несколько позже появляются копья с пером лавролистной формы (подтип IVA). С территории Волжской Булгарии происходит один наконечник с длинным (до 32,5 см) и широким (5,5 см) пером с выемками посередине сторон, небольшой (11,5 см) и широкой (4 см) тульей (рис. 42, 4). Данный наконечник можно назвать рогатиной и отнести его появление к XIII в. [149. С. 15, табл. IX, 5, 6]. Как считает А.Н.Кирпичников, «возникновение этих наконечников с плавно заостренным пером и усилением в месте соединения пера и тульи свидетельствует об увеличении прочности и ударной мощи колющего оружия» [149. С. 15J. Рогатина стала эффективным оружием пехотинца, который благодаря ей мог и пробить доспех противника, и бороться с конным воином. Она использовалась и на охоте, особенно на крупного зверя (медведя, кабана) [149. С. 15; 209. С. 128]. По-видимому, булгары заимствовали форму подобного оружия из арсенала Древней Руси. Не исключено, что причиной этого послужило расширение функций пехоты и возрастание значения ее вооружения у булгар в конце ХП-ХШ в. Во всяком случае, у других народов Среднего Поволжья рогатина практически не была известна.
Тип V (3 экз.; в каталоге, табл. VIII, N 70-72; рис. 43, 1-3) - втульчатые копья с пером в виде двух расходящихся шипов (так называемые дротики или гарпуны) [149. С. 17]. Подобные двушипные копья были распространены, причем довольно широко, в IX-XI вв. у многих финно-угорских народов Поволжья: мерянско-муромских племен Волго-Окского междуречья [73. Рис. 57, /9; 279. С. 128-134, рис. 32, 32], у древней мордвы [106. Табл. XXXVIII, 8, 10; 206. Табл. 21, 8; 383. С. 124, 125, рис. I, I; 410. Табл. X. 5, 11|. Обнаружены они в Саркеле-Белой Веже [318. С. 185, рис. 31, /], в Михайловском курганном могильнике [330. С. 59, рис. 33, 3], а также на целом ряде древнерусских памятников [234. С. 63, рис. 26, 6, рис. 27, 5; 333. Рис. 46], где датируются этим же периодом. В связи с уточнением времени бытования булгарских двушипных копий очень интересны наблюдения И.Г.Розенфельдт над изменением соотношения длины пера к общей длине наконечника, которое, по ее мнению, является хронологическим признаком, причем для VIII-XI вв. этот показатель почти никогда не опускается ниже 0,3 [279. С. 133]. Для булгарских наконечников он равен 0,34 и 0,39, что позволяет датировать их X-XI вв. [279. Табл. VI]. Другой двушипный наконечник из Биляра, несколько меньших размеров, представляет собой, возможно, следующий этап в развитии данного типа копий. Во всяком случае, близкие по форме копья из древнерусских памятников датируются, скорее всего, XI в. [149. С. 88. 89|.
Назначение этих копий исследователями определяется неоднозначно. Так, А.Н.Киргогчников считает, что «на Руси двушипные наконечники IX-XI вв. имели, по--
5 см
Рис. 42. Копья Х-ХШ вв.: 1
N 63; 2 - N 61; 3 - N 68; 4 - N 69
видимому, преимущественно промысловое значение» [149. С. 17], а К.А. Смирнов, напротив, отмечает, что подобные копья «служили только для войны» [313. С. 36]. Даже принимая во внимание широкий хронологический диапазон бытования этих наконечников, можно полагать, что они служили в основном сельскому населению в качестве универсального военно-промыслового оружия, которое использовалось на охоте и лишь спорадически применялось в бою в качестве метательного копья-дротика. Недаром большинство подобных находок происходит из сельских районов Булгарии.
73
о
Рис. 43. Копья и сулица Х-ХШ вв.; / - N 71; 2 - N 70; 3 - N 72; 4 - гарпун; 5 - N 73
Тип VI (1 экз.; в каталоге, табл. VIII, N 73, рис. 43, 5) может быть наз

дротиком, или сулицей, и включает черешковые копья с подтреугольным пером. По форме пера сулицы отличаются от других типов копий и, по словам А. Н. Кирпичникова, «представляют нечто среднее между копьем и стрелой, то есть они обычно меньше копья и больше стрелы» [149. С. 23]. Булгарский наконечник имеет подгреугольное линзовидное в сечении перо и насад. Близкие ему экземпляры нередко встречаются в древнемордовских могильниках VIII-IX вв. [206. Табл. 23, /] и древнерусских памятниках IX-XIII вв. [10. С. 89, рис. 3; 149. С. 23]. Судя по особенностям строения лезвия (резкий переход от плечиков к черешку), эта сулица может быть сопоставлена с находками из раскопок Изборска и Гродно [10. С. 89, рис. 3; 46. С. 54, рис. 22, 3] и отнесена к XI-XIII вв.
Подобные дротики, возможно, служили основному населению страны (и, как правило, малообеспеченной части войска) и на охоте, и в бою. Цель их применения заключалась в стремлении поразить противника при первом сближении, а в случае попадания в доспехи или щиг затруднить его действия. Причем, судя по историческим параллелям и этнографии, дротик был опасным и смертоносным оружием в умелых
74
руках [70. С. 63]. Использовались дротики и сулицы, в отличие от копья, однократно. У населения Булгарии они появляются, скорее всего, в конце X-XI в., но широкого распространения, как и у других народов средневековой Европы, не- получают [149. С. 25], хотя сам факт даже ограниченного их использования весьма симптоматичен.
Подводя итоги изучению эволюции булгарских копий, остановимся на некоторых важных положениях. Сравнение набора копий Х-ХШ вв. с оружием предшествующего периода показывает заметное сходство в формах древкового оружия. Пожалуй, все ведущие формы домонгольских наконечников (I, ПА, ПВ, IV) связаны своим происхождением с раннебулгарским периодом, а новые формы появились в арсенале булгар после включения в их военную структуру славяно-русских и финно-угорских контингентов с собственным специфическим набором копий (III, V, VI). Показателен тот факт, что население Волжской Булгарии не пользовалось копьями с боковыми крыловидными отростками и копьями с ланцетовидным пером, которые были широко распространены в средневековой Европе. Хотя контакты булгар со странами Северной Европы были довольно разнообразными и прочными [38, 39], отсутствие подобных копий определялось, с одной стороны, особенностями булгарской боевой практики, а с другой - удовлетворением внутренних потребностей в древковом оружии за счет копий собственного производства и традиционных форм. Причем эта тенденция сохраняется в течение всего домонгольского периода.
Развитие специализированных наконечников копий наиболее рельефно показывает тенденции эволюции всего древкового оружия, которая становится особенно заметной в ХП-ХШ вв. Многие типы копий в этот период были усовершенствованы, что сделало их более эффективным оружием: некоторые (IA и 1Б, ПБ) были снабжены длинным вытянутым и суженным пером, а часть - приобрела вытянутую клиновидную форму (IA и 1Б). Одновременно практически у всех копий в этот период наращивается диаметр тульи и усиливается ее шейка. Постепенно выделяются два типа пик (IA и 1Б) и узколезвийных удлиненно-треугольных копий (ПБ и IB), которые по количеству находок и боевым качествам заметно превосходят все остальные типы копий. Подобные изменения наконечников копий явно связаны с усилением защитного вооружения и выдвижением в качестве решающей силы на полях сражений конных рыцарских дружин. Эти же причины потребовали усовершенствования и пехотных копий. Переработав и отбросив архаичные формы, булгары остановились на трех типах копий: широких удлиненно-треугольных (ПВ), удлиненно-листовидных (IV) и лавролистных (IVA). Модификация пехотного копья позволяла воинам успешно бороться как против защищенного доспехом пехотинца, так и против всадника. Тогда же, вероятно, появляются сулицы, позволявшие пехоте поражать противника на расстоянии (VI, малые формы типа ПБ).
Особо отметим несомненную типологическую и культурно-хронологическую близость домонгольского копейного арсенала Волжской Булгарии и Древней Руси, особенно ее южных княжеств. Вместе с тем, показательно отличие булгарского набора копий от древкового оружия соседних финно-угорских народов и кочевников юга Восточной Европы и Приуралья [115, 124].
Таким образом, можно сделать вывод, что формы булгарских копий имеют глубокие традиции развития, а их эволюция определенно связана с переплетением ряда важнейших факторов: общеевропейских, по существу, процессов совершенствования комплекса вооружения и особенно защитного вследствие изменений местных условий боевой практики.
Непосредственно с изучением копий связан вопрос о так называемых втоках (7 экз.; в каталоге, табл. Villa, N 1-7; рис. 35, 4, 5), которые имеют вид небольшого конуса (иногда с шипом на конце) и отверстием для крепления к древку на втулке. Все булгарские втоки железные.
В оружиеведении существует несколько точек зрения на их назначение. Наибольшего внимания заслуживает мысль А.Ф.Медведева, что втоки насаживали на обратный конец древка копья [209. С. 120]. Одновременно нельзя исключить того,
75
что некоторые из них являлись обломками наконечников копий, особенно часто, видимо, пик (в каталоге, табл. VIII, N 62-70). Подобные втоки известны на многих памятниках Древней Руси [209. С. 126, 129, рис. 3, 9; рис. 4, II, 13; 232. С. 255, рис. 95, 77], где, как и в Булгарии, они в целом датируются Х-ХШ вв.
Боевой топор был массовым рубящим оружием ближнего боя у булгар и по количеству находок, разнообразию типов и форм превосходит все другие виды оружия. Он состоял из железного бойка и деревянной рукоятки. Длина рукоятки боевого топорика по археологическим и оружиеведческим данным определяется около 80 см [3. С. 75-77; 149. С. 28; 182. С. II; 257. С. 251]. Это находит подтверждение и по данным из могильников раннебулгарского времени [417. С. 175, 196, 197].
Боевые топоры у болгар появляются в VI-VII вв, в Приазовье и на Северном Кавказе. В арсенале вооружения булгарских и других тюрко-угорских племен Среднего Поволжья они занимают важное и почетное место со второй половины IX в., что определенно связано с процессом дифференциации войска и выделением феодальной дружины.
Всего с территории Волжской Булгарии домонгольского периода известны 74 боевых топора. Большинство находок происходит из центральной части Булгарии, из окрестностей средневековых городов Биляр и Болгар. Отметим также, что значительная часть топоров - случайные находки с территории булгарских поселений.
Какие же есть историко-культурные основания для типологизации боевых топоров?
Отметим, что топорики, чеканы, клевцы и многие другие типы и формы клинково-древкового оружия являлись самым древним оружием удар но-рубящего действия [70. С. 41-57, табл. Х1Х-ХХ1Х]. Первые их прототипы, возникнув еще на заре бронзового века и постоянно совершенствуясь под влиянием развития ремесла и военного дела, сохранили достаточно большое значение в арсенале боевых средств эпохи средневековья. В чем причина такого «долголетия» этого оружия? Связано это определенно с массивностью, большим удельным весом бойка и сравнительно небольшой узкой гранью лезвия, концентрирующей энергию удара. Благодаря этому топором можно было проломить, расколоть щит и доспехи противника. Относительная простота изготовления, особая универсальность применения многих топоров с разными формами лезвий (и в бою, и в хозяйстве) сделали их весьма популярным и распространенным оружием. Одновременно использование топора во время боевого противоборства не требовало особых навыков и длительного обучения (по сути дела, приемы обращения с топором были известны любому крестьянину), а особая универсализация достигалась за счет как изменения длины рукояти (увеличение дистанции боя), так и конструктивного варьирования форм лезвия (развитие их определялось технологическими возможностями, техническими традициями и военнотактическими требованиями). Все эти положительные качества топора сглаживали и даже перекрывали неудобства и слабости этого оружия (меньшая точность поражения, инерция удара, незащищенность при замахе и т.д.), делая его эффективным массовым оружием ближнего боя.
Недаром топоры по количесгву находок сравнимы с копьями. Вместе с тем, еще с древности [70. С. 53-57, табл. XXVII-XXIX] среди топориков выделяется группа чеканов и клевцов, назначение которых было специализированно боевым. Конструкция их лезвия и обуха (узкое клиновидное или заостренное с длинным молотковидным обушком) придавала чекану ударно-колющий эффект, перед которым не мог устоять никакой доспех.
Эти тенденции определили двойственный характер развития и совершенствования форм боевых топоров. Одна группа возникла как элемент вооружения конного рыцаря, иногда выполняя роль символа знатности и главноначалия (украшенные золотой и серебряной инкрустацией секиры), и модифицировалась в дальнейшем в соответствии с потребностями боевой практики. Другая, наиболее многочисленная группа топоров
76
служила основному населению страны универсальным оружием, удовлетворяя в своей конструкции требования как военные, так и хозяйственные, которые и диктовали все изменения форм лезвия бойка. Приведенные археологические и оружие ведчес кие параллели, таким образом, позволяют более точно культурно-исторически построить типологию боевых топоров.
Все найденные на территории Волжской Булгарии топоры, а их известно сейчас около 240 экз., автор вслед за А.Н.Кирпичниковым [149. С. 29] делит на три группы: боевые, универсальные и рабочие. Первая группа объединяет специализированные боевые топорики (настоящие специализированные боевые секиры). Отличительными их особенностями являются наличие выступающего обушка-молоточка, небольшие размеры и несхожесть с типами рабочих топоров. Вторая группа - универсальные топоры, бойки которых по форме лезвия и строению обуха копируют рабочие типы, но по размерам и весу отличаются от них. Применялись они как на войне, так и в хозяйстве. Третья группа - тяжелые, большие по размерам топоры определенно производственного назначения.
Предметом изучения в данной работе являются первые две группы топоров. Особую сложность вызывает выделение не чисто боевых секир, а универсальных, для которых, судя по результатам изучения древнерусских топоров, «важным признаком... является не форма, а размер и вес» [149. С. 231. Измерения булгарских находок показывают, что обьтчные размеры универсальных топоров следующие: длина лезвия 10-16 см, ширина до 6-12, а диаметр обушкового отверстия 2-3,5 см, обычный вес до 550 г (реже до 700 г). Для сравнения размеры рабочих топоров: длина лезвия 15-20 см, ширина до 9-16 см, а диаметр проуха до 4,5 см, обычный вес 600-1200 г. Конечно, отнесение некоторых экземпляров к группе универсальных может быть спорным, однако нас интересует не определение отдельньсх находок, а выделение типичных размеров каждой группы топоров. В целом нет сомнений, что и рабочие, и универсальные топоры использовались для хозяйственных нужд. Отличие их было в том, что рабочие применялись в боевой практике спорадически, при чрезвычайных обстоятельствах, а универсальные были необходимым элементом снаряжения малообеспеченных рядовых воинов, и на этом основании их также можно считать родом боевых секир. На походно-боевой характер их употребления указывает также наличие на некоторых топорах отверстия на лезвии. Предназначалось оно как дтя пристегивания чехла так, видимо, и для подвешивания топора к поясу [149. С. 29]. Отверстие имеют 6 универсальных топоров различных форм (типы Б1, BI, ВП, ВШ, ДИ).
Среди групп боевых и универсальных топоров выделяются отделы по особенностям строения обуха и шековиц, внутри которых по форме лезвия определяются типы, в свою очередь разделяющиеся по характеру строения обуха или размерам на подтипы.
Отдел А - специально боевые топорики - объединяет экземпляры, которые отличаются от остальных групп наличием молотковидного обуха (более 2,5 см), служившего своеобразным противовесом, который позволял наносить бойком сильный концентрированный удар.
Тип AI (5 экз.: в каталоге, табл. IX, N 1-5) - топоры-чеканы с вытянутым обушком, узким клиновидным лезвием и небольшим (2-2,5 см) проушным отверстием. История чеканов в Среднем Поволжье связана, видимо, с проникновением и заселением края болгарскими и порко-угорскими племенами, как из степных районов Евразии [253. С. И58. рис. 8, 9, 10], так и из Прикамья [55. С. 54; 299. С. 47]. В ранней Волжской Булгарии чеканы были основным рубяшим оружием ближнего боя [122. С. НО, 111, рис. 2].
Боевые топорики-чеканы были весьма характерным оружием многих народов Восточной Европы в IX-XI вв. [3. С. 73, рис. 1,6, 9; 4. С. 24, рис. 4, 7, 8\ 106. Табл. XXXIX, 3; 149. С. 32, 35, табл. XI, 1, 4, 5; 217. Рис. 9, /й, 253. С. 158, рис. 43, 21-25\. Один из наиболее ранних чеканов типа AI происходит из Билярского городища
77
II	III
Рис. 44. Боевые топоры Х-ХШ вв. Типологическая схема
4
78
1
о
Рис. 45. Боевые топоры Х-ХШ вв.:
1 - N 1; 2 - N 2; 3 - N 5
(рис. 45, 7). Он отличается наличием треугольного выреза на лезвии. Этой деталью а также общей формой он довольно сходен с топориком из могильника ломоватовско! культуры Прикамья и поэтому, очевидно, может датироваться конном IX-X в. [60. С. 131, табл. XXVIII, 26]. Некоторые экземпляры таких топориков (рис. 45, 2) бе выступающих щековип, с уменьшенным массивным обушком и узким клиновидньв лезвием подобны находкам, встречающимся в слоях ХП-ХШ вв. древнерусски поселений [149. С. 33. 35, табл. XI, 6, 8, 9|.
В конце ХП-ХШ вв. секиры типа IA конструктивно, видимо, начинают претерпевать определенные изменения. Результатом этих военно-технических новшеств и стало создание топориков подтипа Ala (в каталоге, табл. IX, N 5, рис. 45, 3). От остальных чеканов он отличается наличием невысокого обушка, двух пар подтреугольных шековиц и расширяющимся книзу клиновидным лезвием. Подобные топорики также найдены на территории Древней Руси, где датируются ХП-ХШ вв, [149. С. 33, табл. XI, 10]. Позднее такие топорики более совершенных форм становятся характерным оружием XIV-XV вв. [147. С. 22, 25, табл. V, 1-3].
Топорики типа AI были, скорее всего, специализированным оружием воина-профессионала, что подтверждают находки чеканов, идентичные по форме, с орнаментированным лезвием. Один такой чекан, найденный, видимо, на Билярском городище [72. С. НО, рис. 57; 319. С. 224, рис. 9], украшен по всей поверхности орнаментом растительно-геометрического характера, нанесенным на стальное лезвие в технике серебряной плакировки. Датировать его, судя по общему виду и характеру орнамента, можно ХП-ХШ вв. [171. С. 92|.
Тип АН (2 экз., в каталоге, табл. IX, N 6, 7; рис. 46, 7, рис. 47) - топорики-чеканы с длинным (более 3 см) обушком (часто оканчивающимся грибовидным навершием), округлыми щековицами и нешироким секгорбвидным лезвием с выемкой. Появляются они, видимо, в Подонье и Нижнем Поволжье в VIII в. у населения Хазарского каганата [183. С. 100, рис. 30, 2; 323. С. 151, рис. 1, 75], а у булгар в Среднем Поволжье такие чеканы впервые встречены в погребении Танкеевского могильника IX - середины X в. [138. С. 104, табл. VII, 5|. Во второй половине X-XII в. среди населения Волжской Булгарии распространяются топоры с секторовидным лезвием с выемкой с грибовидным навершием. Судя по находкам из памятников Древней Руси [2. С. 72, рис. 1, 77; 149. С. 35, табл. XII, 7, 8; 218. Рис. 72, 7] и могильников Марийского Поволжья [15. С. 125, рис. 15, 8, 9], подобные формы чеканов могут датироваться XI-XII вв.
Один топорик типа АП покрыт серебряной инкрустацией и является замечательным изделием средневековых мастеров. Стороны лезвия разделены горизонтальными полосами на две части. Внизу в обоих случаях изображен растительный побег, похожий на элемент византийской лозы. В центре композиции в одном случае - шагающий баран с поднятой головой, а в другом - птица. И та и другая фигуры показаны в профиль, и для их изображения характерна тонкая прорисовка мелких деталей (мускулатура, ребра - у барана, перья - у птицы), которые переданы насечкой. Вообще такая техника орнаментации и образы не были чужды булгарскому искусству (см. [40. С. 29 и сл.|), поэтому есть все основания полагать, что данный орнаментированный топорик был произведен в одной из булгарских оружейных мастерских. Богатая отделка заставляет считать его оружием знатного воина. Найден он был в составе клада близ с. Мусорка Самарской губернии [171. С. 92; 319. С. 224, рис. 6-8] вместе с арабскими монетами конца X в. [37а. С. 148, табл. 18; 330. С. 88|.	I
Тип АТ 11 (1 экз.; в каталоге, табл. IX, N 8) - топорик с высоким четырехгранным обушком без навершия.округлыми щековицами и широким вытянутым лезвием (рис. 46, 2).
Скорее всего, его конструкция продолжает традиции развития форм'боевых чеканов, которые, несомненно, испытали влияние рабочих топоров с оттянутым
ЯП
Рис. 46. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 1 - N 6; 2 - N 8
лезвием. Появление топорика с широким вытянутым лезвием в ХП-ХШ вв. объясняется, видимо, желанием увеличить площадь поражения специализированных боевых секир, сохраняя концентрацию удара с помощью тяжелого обушка.
Тип AJV (2 экз.; в каталоге, табл. IX, N 9, 10) - топорики с фигурным лезвием и выступающим обушком. Один топорик (рис. 48, 2) имеет широкое секторовидное лезвие с выпуклыми сторонами, округлые щековицы и двухчастный обух с навершием в виде уплощенного цилиндра. Второй (рис. 48, 7) отличается невысоким подчетырехугольным обушком и полулунным лезвием. Топоры с таким устройством лезвия достаточно редки. Отдельные находки, подобные первой секире, происходят из салтово-маяцких памятников Подонья [217. Рис. 14, 2] и Пановского могильника древней мордвы [206. Табл. 17, 12\, которые позволяют датировать его X - началом XI в. Второму чекану наиболее близки по форме лезвия находки из Прибалтики [221. Табл. V, 3, 6] и Древней Руси [149. С. 39, табл. XV, 1-5], где широколезвийные секиры имели, вероятно, скандинавское происхождение и начали распространяться со второй половины X в. [149. С. 39]. Булгарская находка из Биляра, определенно, местного
облика, о чем говорит оформление щековиц и обушка, а небольшие размеры и симметричное лезвие позволяют отнести ее к ХП-ХШ вв. Очевидно, это более поздняя модификация традиционных форм чеканов [138. Табл. XIII, 6; 217. Табл. 24, 11, 12\, т.е., скорее всего, этот топорик демонстрирует процесс развития и приспособления архаичных форм лезвия и обуха в боек, который больше бы отвечал запросам боевой практики.
Остальные топоры относятся к группе универсальных, которая разделена на отделы по оформлению проуха и щековиц.
Отдел Б объединяет секиры с двумя парами округлых щековиц и невысоким (около 2 см) подчетырехугольным обушком. Истоки похожих конструкций тыльной
81

Рис. 47. Боевой топорик-чекан X-XIII вв. (N 6)
части бойка ухолят в первые века н.э. Оки широко распространяются в Восточной Европе в VIII-X вв., I особенно много их было у болгар и алан Подонья и контактировавших] с ними народов (славяне, морды, ветры). Показательно, что топоры с таким строением проуха и обушка распространзнотся в районах проживания болгарских племен и их потомков (в Дунайской Болгарии, Волжской Булгарии и на Северном Кавказе). Впервые на этот факт обратила внимание В.П.Левашсвд, которая справедливо назвала топоры с округлыми щековицами и подчетырехугольным обушком типичной «болгарской» формой [188. С. 48). | Сохранение и длительное использование таких бойков, учитывая из-1 мекония лезвия, показывают типичность и традиционность их для I волжских булгар.
Тип Б! (7 экз.; в каталоге, | табл. IX, N 11-17, рис. 49, /-3) -1 топорики с вытянутым клиновид-1 ным лезвием. Типичные размеры:! высота 12-16 см, ширина лезвия 4-7 см, диаметр проуха 3 см.
Топорики этого типа наиболее традиционны и широко представлены в памятниках VI1I-X вв. I Хазарского каганата [216. С. 299, I рис. I, 4, 5; 217. Рис. 24, 13-20\ и в мордовских могильниках 1Х-Х1 ив. I |4. С. 24, табл. 4, <5; 106. Табл. 2, W; В 410. Табл. X, 15, 16]. Находки тино- I логически близких топоров в IX-XI вв. обнаружены в археологичес- и ких памятниках прикамских народов В |60. Табл. XXVIII, 19, 20; 107. С. 59. I табл. И. 2; 299. С. 39-41, табл. XVII, I 1-4|, а з'акже населения Южного I Урала |198. С. 75, рис. 41, 14\. В Волжской Булгарии топоры этого типа известны с IX-X вв. [138. I С. 104, табл. VII, 7|, а подобные рабочие топоры использовались вХ-ХШ вв. |181. С. 40, табл. ХИ|. Вес эти данные позволяют считать, что боевые топорики этого типа входили в набор булгарского вооружения и I течение всего домонгольского периода. но наибольшей популяр- I ностью пользовались в X-XI вв.. I
82
Рис. 48. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 7 - N 10; 2 - N 9
К боевому оружию знати можно отнести также секиру (в каталоге, табл. EX, N 15), лезвие которой покрыто орнаментом, нанесенным в технике серебряной инкрустации по стали [171. С. 92; 423. Табл. III, 2]. Основу композиции составляют растительные и геометрические мотивы (переплетение двойных дуг и завитков). Верх узора (на обушке) представляет собой точечный орнамент, а низ (обрамление нижнего края лезвия) - два ряда небольших равнобедренных треугольников, обращенных острыми углами друг к другу. Вся композиция изображения напоминает традиционный булгарский арабесковый и растительный орнамент (см. [39а, 40]). В целом, судя по мотивам рисунка и форме топорика, его можно отнести к ХП-ХШ вв. и определить как оружие знатного воина-рыцаря.
Из Биляра происходит также секира (подтип Б1а), которая отличается небольшими размерами (в каталоге, табл. IX, N 17; рис, 49, 3). Видимо, это боевой топорик ХП-ХШ вв., который был изготовлен как уменьшенная копия универсальных топоров этого типа, очевидно, специализированного боевого назначения.
Тип БII (7 экз.; в каталоге, табл. IX, N 18-24) - топоры, характеризующиеся вытянутым лезвием и небольшим оттянутым к рукояти лезвием (рис. 50, 1, 2, рис. 51, 1, 2). Размеры: высота топора 14-17 см, высота лезвия 10-13 см, ширина лезвия 6,5-8,5 см, диаметр проуха около 3 см.
Происхождение подобных топоров также связано со степными и лесостепными районами Восточной Европы. На территории Волжской Булгарии наиболее ранняя их находка известна с IX в. из погребения Танкеевского могильника [417. Табл. XXIV, 24], а в Х-ХШ вв. рабочие топоры такой формы были, очевидно, весьма популярны и широко распространены на всей ее территории [181. С. 41, табл. XIV, 1-3]. Вообще в домонгольский период подобные рабочие топоры и их «малые формы» довольно часто встречаются в археологических памятниках Среднего Поволжья, где обнаружены в могильниках древней мордвы [ 106. Табл. 46, 8; 248. С. 66, рис. 19, 17] и населения Марийского Поволжья [15. С. 125, рис. 15, 2; 17. С. 51, рис. 39, 1, 41, 7]. Если судйть по этим данным, то подобные универсальные топорики можно датировать Х-ХШ вв.
Характерно наличие среди рассматриваемых топоров секиры X-XI вв. (подтип БЦа), имеющей тот же обушок и секторовидное лезвие с небольшой выемкой (в каталоге, табл. IX, N 24; рис. 51, 2). Она подчеркивает сходство универсальных топориков с боевыми топорами VIII-X вв. [ 217. Рис. II, 4; 238. С. 150, табл. I, 2; 253. С. 157, рис. 43, 22].
83
Рис. 49. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 7 - N 12; 2 - N 16; 3 - N 17
Рис. 50. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 7 - N 22; 2 - N 18
84
1
Рис. 51. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 1 - N 19; 2 - N 24
Тип БIII (12 экз.; в каталоге, табл. IX, N 25-36; рис. 52, 53, 54, 55) - топорики с широким лопастным лезвием. Их размеры: общая длина 13-15 см, длина лезвия 6,5-10 см, ширина лезвия 18-12,5 см, диаметр проуха около 3-3,5 см.
Рис. 52. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 1 - N 35; 2 - N 34
85


Рис. 53. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 1 - N 26; 2 - N 25
Рис. 54. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 1 - N 33; 2 - N 36
Большие широколезвийные рабочие топоры были самой распространенной у булгар формой топора, что позволило В.П.Левашевой назвать их «булгарским» типом [188. С. 46]. Наиболее распространены такие бойки в XI-XIV вв. и известны из археологических памятников на всей территории Волжской Булгарии [72. С. 109, рис. 55; 139. С. 45, рис. 5, /<?; 181. С. 41, табл. XIV, 4-8; 263. Рис. 4, 7; 306. С. 108J и некоторых соседних народов [16. С. 44, рис. 53, б; 17. С. 51).
86
Рис. 55. Боевой топор XI-XIII вв. (N 36)
Происхождение топориков этого тина не совсем ясно. Учитывая, что подобных находок нет в раннсбулгарских погребениях IX - середины X в., вполне естественно полагать, что они представляют собой специальное усовершенствование, конструктивное развито лезвия топоров отдела Б, «малыми» (Нормами которых я шляются секиры типа БШ.
Интерес представляет топорик из Билярского городища (подтип БШа), который является уменьшенной копией топоров данного типа (рис. 54, 2). По форме лезвия и размерам бойка он имеет большое сходство с секирами типа AllI, что позволяет предполагать его исключительно боевое назначение. Наличие «малых» модификаций типа БШ говорит об их популярности в домонгольский период и соответственно широком использовании таких бойков в хозяйстве и в бою. *• •
Отдел В универсальных топоров отличается наличием двух пар подтреугольных шсковиц, овального шли округлого треугольно! о проуха и отсугствисм выделенного обушка. Бойки топоров с такой конструкцией обуха и лезвиями различных типов были до1юльно характерны для народов Восточной! Европы домонгольского периода. Всгречаююя подооные топоры повсеместно, по значительное количество находок как
87
рабочих, так к боевых топоров в древнерусских и финно-угорских памятниках позволяет считать их финско-русскими по происхождению {149. С .38; 188. С. 47, 48J. Популярность их, однако, не ограничивалась только территорией Европейского Северо-Востока, а включала также Волжскую Булгарию [149. С. 38; 188. С. 47, 48J. Универсальные булгарские топорики отдела В разделяются на несколько типов по форме лезвия.
Тип BI (14 экз.; в каталоге, табл. IX, N 37-50; рис. 56, I, 2, рис. 57, 1-3) -топоры с широким клиновидным лезвием и обухом с подтреугольными цапфами. Общие размеры: высота бойка 13-16 см, ширина лезвия 7-10 см, диаметр проуха 3,5 см, вес 300-500 г.
Z
• Г\ гч
2
I.
 •
а а
ч©

88
4
Рис. 57. Боевые топоры Х-ХШ вв.:
1 - N 44; 2 - N 47; 3 - N 48
Однотипные рабочие топоры были известны в XI-XIII вв. в Костромском и Марийском Поволжье [16. Рис. 54, 2\ 17. С. 51, рис. 38, 5; 287. С. 88-90, табл. VIII, 13], на Европейском Северо-Востоке [288. С. 48, рис. 14, 13, 14\. На территории Древней Руси они найдены в слоях городищ, которые относятся к XII-XIV вв. [62. С. 123, рис. 43, 2; 72. С. 108, рис. 48; 166. С. 25, 26, рис. 10, 4, 6, 7; 168. С. 163, рис. 4]. Учитывая эти данные, а также принимая во внимание, что подобные топорики не встречены в раннебулгарских могильниках, временем их наиболее широкого распространения можно считать ХП-ХШ вв. Именно в период широкой популярности рабочих топоров этой формы закономерно появление сходных по типу универсальных «малых» секир [181. С. 40].
Несколько более архаично выглядит конструкция лезвия и обуха некоторых других топориков указанного типа (подтип В1а) (2 экз.; в каталоге, табл. IX, N 49, 50) с узким, расширяющимся книзу клиновидным лезвием и округлым проухом без щековиц. Применялись они, очевидно, в IX-XI вв., поскольку к этому времени относятся находки близких по форме топоров в могильниках древней мордвы [106. Табл. XI, 2, XXVII, 7, 206. Табл. 27, 11} и средневекового населения Прикамья [60. С. 58, табл. XXVIII, 17].
Тип ВП (6 экз.; в каталоге, табл. IX, N 51-56; рис. 58, 1, 2, рис. 59, 1, 2) -топоры с нешироким лезвием с выемкой. Размеры их: высота бойка 14,5-16 см, ширина лезвия 6-8 см, размеры проуха 3-4 см, вес около 500 г.
На территории Волжской Булгарии такие топоры впервые обнаружены в памятниках IX-X вв. [106. Табл. VII, II] и позднее неоднократно были встречены в слоях домонгольских поселений [181. С. 47, табл. XV, 1, 3-6]. рабочие топоры типа ВП относятся к числу достаточно известных и популярных у населения Северо-Восточной Европы в IX-XIV вв., а большинство находок боевых секир относятся к X-XI вв. [149. С. 38]. В этот период рабочие топоры и боевые секиры, судя по археологическим материалам, были распространены у древнемордовских [94. Табл. X,
Рис. 58. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 1 - N 53; 2 - N 51
90
u
Рис. 59. Боевые топоры Х-ХШ вв.: 1 - N 54; 2 - N 53
2] и древнемарийских [16. С. 44, рис. 55, 1-3; 17. С. 51, рис. 38, 1-3} племен, а также у населения Северной и Северо-Восточной Руси [62. С. 123, рис. 43, 4; 149. Табл. IV, 7, 8, 10; VI, 7, 8; 218. Рис. 72, 3; 232. Рис. 83, 4, 5; 233. Рис. 4, 8, 9; 287. Табл. VIII, I2J.
Тип Bill (5 экз.; в каталоге, табл. IX, N 57-61) - секиры с широколопастным лезвием, Высота их 12-14,5 см, ширина лезвия 9-10 см, диаметр проуха 3 см (рис. 61, 1, 2). Топорики с таким вытянутым секторовидным лезвием появляются в XI в. и были широко распространены у различных народов Восточной Европы. Особенно много их найдено в городах Древней Руси (Новгород, Серенек, Полоцк, Берестье, Заславль и др.) в слоях XI-XIII вв. [149. Табл. XIII, 9, 10; XIV, 6; 166. С. 25, рис. 9, 2; 188. С. 42-47, рис. 11, 5, 8; 194. С. 205, 206, рис. 147, 4; 232. С. 220, рис. 83, 3; 395. С. 58, рис. 9, 3]. Обнаружены они также в могильниках Марийского Поволжья ХП-ХШ вв. [17. С. 51, 52, рис. 39, 4]. Учитывая время бытования топориков этого типа в Восточной Европе, а также аналогичных рабочих топоров из Биляра [181. С. 47, табл. XV, 1J, подобные секиры из Волжской Булгарии можно датировать XI-XIII вв.
Оригинальной находкой является боевой топорик (подтип ВШа) из Биляра (в каталоге, табл. IX, N 61; рис. 61, 2). Он отличается небольшими размерами и, судя по отверстию на лезвии, имел определенно походно-боевое назначение. Типологически сходные по форме лезвия секиры были распространены также, скорее всего, в XI-XIII вв. [2. С. 73, рис. 1, 30, 31; 149. С. 36, 37; 228. С. 208, рис. 8, 3).
Отдел Г включает топоры универсального назначения, имеющие одну пару подтреугольных щековиц, округло-треугольный проух и плоский невыделенный обушок. Секиры этого отдела, как и топоры отдела В, своим происхождением связаны со славяне-финским миром [149. С. 38; 188. С. 47]. По форме лезвия их можно разделить на типы.
Тип ГП (3 экз., в каталоге, табл. IX, N 62-64; рис. 62, /) - топорики с нешироким лезвием с выемкой и плоским обухом с парой приостренных щековиц. Они весьма близки по форме секирам типа ВП, В памятниках ранних булгар такие топоры единичны [417. Табл. XXVIII, 6], а большее распространение на территории
I
91
I__________I___________1__________I
Кис. 60. Боевые топоры X-XIII вв.: / - N 59; 2 - N 58
Рис. 61. Боевые топоры Х-ХШ вв.: / - N 60; 2 - N 61
Волжской Булгарии они получают, видимо, в домонгольский период, что подтверждают находки из Биляра [181. С. 49; 360. С. 134, рис. 75). Топоры, подобные типу ГП, особенно характерны в Х-ХП вв. для населения Европейского Северо-Востока и были широко распространены у финно-угорских народов Среднего Поволжья, Верхнего Прикамья и Приуралья, а также Вягс ко-Вычегодского междуречья [56. С. 96, табл. VI, 7; 107. С. 59, 61, табл. II, 4-7; 141. С. 97, рис. 3, 22; 288. С. 50, рис. 14, /5-2/; 298. С. 113, табл. I, 10; 310. С. 121, 137|. В землях Северной Руси эти топоры также относились к числу наиболее популярных [149. С. 37.38; 166. С. 25, рис. 9, 5; 188. С. 47, рис. 11, /7-22; 199. С. 85, 86, рис. 3, 4\ 228. С. 208, рис. 8, /. 2).
Рис. 62. Боевые топоры Х-ХШ вв.: / - N 62; 2 - N 65
Тип ГШ (1 экз.; в каталоге, табл. IX, N 65; рис. 62, 2) - топоры с одной парой подтреугольных цапф и вытянутым широким лезвием. Находки подобных секир известны из финно-угорских могильников IX-XII вв. [16. С. 44, рис. 55, 6, рис. 57, /, 2; 43. С. 155, табл. X, 6] и домонгольских памятников Древней Руси [2. С. 74, рис. 1, 40-42\ 149. С. 33, табл. IV, 6; 166. С. 25, рис. 9, 4\. Эти материалы позволяют и булгарскую секиру из Кокретьского городища датировать Х-ХП вв.
Отдел Д включает секиры, которые отличаются наличием вырезного обуха с верхними и нижними боковыми массивными щековицами.
Тип Д[ (2 экз.; в каталоге, табл. IX, N 66, 67; рис. 63. 64) - секиры с расширяющимся книзу клиновидным лезвием. Топоры с подобным строением обуха хорошо известны по археологическим материалам из всех древнерусских областей (тип III по типологии А.Н.Кирпичникова) и датируются X - первой половиной XII в. [2. С. 73, рис. I, 19; 149. С. 35, 36]. По данным А.Н.Кирпичникова, это наиболее характерная форма рабочих и боевых древнерусских топоров. Особенностью одного экземпляра из Биляра является наличие на лезвии орнамента, выполненного в технике инкрустации серебром. Покрывающий топорик орнамент состоит из чешуек и двойных дуг, образующих на лезвии треугольник с каймой по краям. Этот топорик был обнаружен и изучен А.Ф.Лихачевым, впервые опубликовавшим его рисунок в 1875 г. [191. С. 20, 23, табл. II, 3|, который позже неоднократно переиздавался и интерпретировался [171. С. 92; 319. С. 223, рис. 10]. Не вдаваясь в дискуссию о его происхождении, следует, видимо, согласиться с авторами, которые, указывая на особенности строения обуха, считают эти секиры продукцией какой-то древнерусской ремесленной мастерской. Об этом же свидетельствуют и некоторые мотивы ее орнамента и технические детали, указанные Г.В.Корзухиной [171. С. 92, 93], не характерные для булгарского искусства и ремесленного производства. Вторая находка происходит из коллекции Н.Ф.Высоцкого из Болгара [48. Табл. I, 5]. В Древней Руси такие секиры считались специализированным боевым оружием [149. С. 37]. Наличие инкрустации на билярском топорике позволяет судить о нем как о парадном оружии знати.
93
I
Рис. 63. Боевые топоры Х-ХП вв.: / - Волжская Булгария (ГМТР, N 19985); 2 - N 65
I
3 c. At
о
Тип ДШ (1 экз.; в каталоге, табл. IX, N 68) - топор с широколопастным лезвием и отверстием на нем. Данная находка происходит с территории Казанской губернии (Волжская Булгария) и хранится в Национальном музее г. Хельсинки (коллекция В.И.Заусайлова [423. Табл. III, 9; CZ, N 4128|). Судя по типологически близким древнерусским образцам, эта секира может быть отнесена к наиболее распространенному на Руси типу топоров (тип IV по А. Н. Кирпичникову) и датироваться в соответствии с ними XI-XII вв. [149. С. 36, 37, табл. XIII, 5-8|.
В целом находки секир отдела Д - специфичного для Среднего Поволжья -свидетельствуют об активных контактах между Русью и Булгарией в области средневековой военной техники.
Кроме типично боевых топориков, с территории Булгарии происходят экземпляры, которые можно объединить в группу миниатюрных (4 экз.; в каталоге, табл. IXa, N 1-4). Они очень небольшие по размерам и имеют различную форму, а лезвие некоторых из них покрывает орнамент. Хотя эти топорики уже давно привлекают внимание исследователей [84. С. 91-102, рис. 2, 2, 6; 171. С. 92, 93; 319. С. 222-224; 382. С. Ю9|, еще не выдвинуто достаточно обоснованных доводов, определявших бы не только семантику изображений и орнамента на них, но и их назначение. Были ли они игрушками [166. С. 26, 27J, или оружием детей феодалов, обучавшихся военному делу [171. С. 89|, или амулетами, вотивными топориками - символами языческих богов [84; 382. С. 109], - решить однозначно пока невозможно. Однако
наличие топориков, имитирующих популярные булгарские формы (типы Б1 и Б1И) (в каталоге, табл. IXa, N 3, 4), заставляет с сомнением отнестись к интерпретации всех миниатюрных топориков как символов Перуна [84. С. 91-100|. Болес близкой к истине представляется мысль об использовании таких орнаментированных секир в качестве знака власти 1149. С. 42, 43|, а простых - как детского оружия знатных юношей.
Подводя итог изучению булгарских боевых топоров, можно установить некоторые тенденции их развития. Появление и начало их эволюции в Волжской Булгарии относится к IX-X вв., когда чеканы являлись массовым оружием конных дружинников, а простые, -малообеспеченные воины все чаще начинают использовать широколез-вийныс секиры [122, 123J. Эта тенденция становится заметна в X-XI вв., когда наряду с чеканами (тип AI и АП) оформляется труппа топоров универсального назначения как традиционных (тин Б1 и БИ), так и адаптированных форм (тины ВП и Bill, ГН). Расширение набора боевых топориков, особенно за счет разнообразия типов -универсальных секир, позволяет говорить о существовании в булгарском войске слоя воинов, которые имели их на вооружении. В конце XII в. арсенал боевых топоров претерпевает значительные изменения, что выразилось в исчезновении архаичных форм топориков-чеканов. Их место занимают модифицированные экземпляры (тип AI и АШ) и специфически булгарские типы универсальных секир (БП и БШ), а также тот торы других отделов (В и Г).
Усовершенствование булгарских топориков производилось 15 различных напряжениях. Среди чеканов происходит переход к узколезвийным топорикам (AI) и широколопастным секирам (AIII). Топоры отдела Б постепенно приобретают широкое лопастное лезвие (БШ). Секиры с кодгрсугольными щековинами модифицируются в сторону создания бойков с лезвиями асимметричных (BI) и широколопастных форм (Bill, BHIa, ГНI). Подобные изменения универсальных и боевых топоров в определенной мере связаны с совершенствованием рабочих бойков. Особенно наглядно это подтверждает возникновение чеканов и секир с асимметричным лезвием (Ala, BI). Вместе с тем, необходимо отметить, что развитие боевых топориков в немалой степени подчинялось общим тенденциям развития военной техники. Потребности боевой практики привели не только к выработке топориков, прочно сидевших на топорище, удобных и надежных в
Рис. 64. Боевой топор X-XII вв. с орнаментированным лезвием (N 65)
95
применении, но и к созданию лезвий с хорошими ударными качествами (AI, БИ, БШ и BI).
Проанализированный материал убедительно демонстрирует, что наиболее динамично и стабильно подверглись модификации лезвия топоров, имевших истоки среди традиционно булгарских форм (отдел Б). В Х-ХШ вв. топорики-чеканы, на появление которых в арсенале у булгар оказало определенное влияние алано-болгарское и прикамское оружие, развивались уже под воздействием местных условий боевой практики. Другие группы секир, связанные своим происхождением со славяно-финским миром, распространяются у булгар как универсальное походно-боевое и специфически боевое (отдел Д) оружие. В целом между булгарскими и русскими формами секир много общего в тенденциях развития самих форм топоров, а различия, связанные с отсутствием у булгар характерных для Руси типов топоров, являются показателем независимого развития булгарского набора боевых топоров.
Применение боевых топориков в домонгольский период по сравнению с предшествующим временем также претерпело изменение. Если в IX-X вв. топорики-чеканы были оружием рядовых конных дружинников, то в Х-ХШ вв.
использование различных групп и форм секир дифференцируется. Одни топорики (AI и АП, ВШа), благодаря относительной легкости и большой убойной силе, которая достигалась за счет сужения площади наносимого удара, могли пробить кольчугу или панцирь и нанести противнику глубокую рану [328.
во время тесного кавалерийского боя и стали оружием тяжеловооруженного всадни
ка. Другие, в основном секиры «малых форм» (Б1, BI и ВП), благодаря хорошим боевым качествам и универсальности, были распространены у рядовых воинов-
ооевое
3. 64j, были особенно эффективны
пехотипнев.
История боевых топоров Х-ХШ вв. позволяет сделать определенные выводы об их месте в вооружении булгарского войска. Секиры имели важное значение в наборе боевого снаряжения воинов ранней Волжской Булгарии как оружие конного дружинника и ополченца. В X-XI вв. вследствие дифференциации войска постепенно выделяются две группы топориков: боевые топорики-чеканы, которые наряду с саблей и копьем входили в арсенал профессиональных воинов, и походно-боевые секиры, служившие для снаряжения рядовых воинов. На этот период приходится не только большее количество секир, но и увеличение разнообразия форм их лезвий, причем постепенно и по количеству, и по разнообразию форм лезвий бойков начинают преобладать топорики, универсальные по назначению. Следует отметить появление в X-XI вв. орнаментированных топориков, которые, несомненно, служили знаками власти и входили в набор рыцарского снаряжения. Основной тенденцией боевого использования топориков разных форм в конце ХП-ХШ в. стало явное сокращение применения чеканов тяжеловооруженными конными дружинниками, так как, видимо, вследствие усиления доспеха их функции все чаще начинают выполнять булавы. Одновременно возрастает значение универсальных секир «малых форм» в качестве массового оружия простых ратников.
Булава - ударное оружие ближнего боя, имеющее вид металлического навершия с отверстием для насаживания на рукоятку.
Булава, вбзникнув на заре истории цивилизации, была одним из наиболее древних видов специально-боевого оружия (недаром в Древнем Египте иероглиф в виде булавы означал понятие «сражаться»), что, очевидно, и обусловило ее сакрализацию [70. С. 57-61, табл. XXX, 22|. Булавы в древности являлись специфическим сакрально
престижным оружием и символом власти верхов потестарно-политических обществ и аристократии ранних государств. Традиция совмещения военных (большая ударная мощь боевого навершия, способного нанести тяжелую травму и разбить доспех) и репрезентативных (знак и символ власти) функций определенно сохранялась в раннесредневековых обществах, например, у гуннов [371. С. 48, рис. 13J, народов Восточного Туркестана [66. С. 384, 385, табл. 47, 9-13\ и согдийцев [274. С. 76, 78, рис. 57J. Распространились боевые навершия (в большей степени как оружие-символ) в VIII-X вв. у населения Восточной Европы, в частности Хазарского каганата [149.
96
С. 43]. Определенно большее боевое значение приобрели булавы в эпоху зрелого средневековья (XII-XIII вв.), когда важными в действиях конницы стали формы маневренной борьбы и повысилась роль защитного снаряжения. Именно в этот период оказались особо востребованными отличные боевые качества булав как оружия, способного проломить или пробить броню и ранить или контузить («ошеломить») противника в стремительных скоротечных стычках и затяжных боях плотных масс тяжеловооруженных всадников. Одновременно сохранилось и даже приобрело новое качество значение булавы как социально-престижного символа власти, подчеркивавшего знатность и главноначалие ее держателя. Этот социально-символический аспект функций булав, их военно-феодальная ангажированность подчеркивается, кроме исторических параллелей, еще и полным, за исключением Булгарии, отсутствием находок этого вида оружия, судя по археологическим данным, у народов Волго-Уральского региона.
Именно переплетение и развитие двух функциональных тенденций (военной и социально-престижной) и определяло модификацию булав у населения Булгарии в Х-ХШ вв. и их группировку по форме
С территории Волжской Булгарии в настояшее время известны 17 находок металлических булав. По форме боевого навершия они делятся на ряд типов (в настоящей работе использована типология А. Н. Кирпичникова с дополнениями автора, рис. 65).
Тип I (3 экз.; в каталоге, табл. X, N 1-3; рис. 66, /; рис. 67) - булавы в виде куба с четырьмя крестообразно расположенными шипами. Одна булава снабжена длинными бронзовыми трубчатыми втулками для рукояти. Такие булавы являются самыми ранними формами боевых наверший в Восточной Европе. Район их распространения в X-XI вв. включал Подонье, Северный Кавказ, Причерноморье, Балканы и частично древнерусские земли [149. С. 48, табл. XXV, I, 2, XXVIII, I]. Волжская Булгария, культурно-исторически тесно связанная со степными районами Восточной Европы, как показывают данные материалы, также была районом распространения этого типа ударного оружия.
Тип II (4 экз.; в каталоге, табл. X, N 4-7; рис. 66, 3, 4) - булавы в виде куба со срезанными углами. У этого типа роль шипов играли боевые грани, образованные пересечением боковых плоскостей. Известны как железные, так и бронзовые булавы этого типа. Они обнаружены среди археологических находок из городов Древней Руси, где датируются ХП-ХШ вв. [65. С. 95, табл. XII, 12-14; 149. С. 49, табл. XII, 3; 232. С. 257, рис. 35, 84, 297. С. 106, 107, табл. 16, 2], в том числе в Новгороде и Изяславле, где они найдены в слоях XIII в. [152. С. 83, рис. 3; 209. С. 135-137, рис. 7, 5]. Булгарские железные булавы также, видимо, следует датировать второй половиной XII - началом XIII в., что подтверждает находка боевого навершия подобного типа из слоя Билярского городища предмонгольского времени [381. С. 52J,
Обычно булавы типа II считаются «дешевым и. вероятно, широко доступным оружием рядовых воинов» [149. С. 48]. Не исключая использования этого оружия состоятельными горожанами и крестьянами, обратим внимание на бронзовую булгарскую булаву (рис. 66, 3). Этот уникальный экземпляр (бронзовые булавы подобного вида не известны на Руси [149. С. 48]), очевидно, являлся оружием представителя военно-феодальной знати. На это указывают следы позолоты на ее поверхности, а также то, что на одной из сторон этой булавы нанесен тамгообразный знак в виде крючка, который в тюркском руническом письме читается как буква «Б» [41. С. 51, табл. 5]. Не исключено, что это знак владельца, свидетельствующий, наряду с богатой отделкой этого оружия, о высоком социальном положении его в булгарском обществе.
Видимо, дальнейшее развитие булав со срезанными углами привело к созданию булав типа НА (I экз.; в каталоге, табл. X, N 8; рис. 66, 2. рис. 68) с односторонним клювовидным выступом. На Руси подобные экземпляры найдены дважды в Изяславле и датируются первой половиной XIII в. [149. С. 48]. Боевые качества таких булав
97
Рис. 65. Булавы X-XI II вв. Типологическая схема
Рис. 66. Булавы Х-ХШ вв.: / - N 1; 2 - N 8; J - N 5; 4 - N 4; 5 - N 9
повышались не за счет увеличения веса, а благодаря сосредоточению энергии удара на конце «клюва» (часто они весили меньше булав других форм). Следует, видимо, присоединиться к мнению А.Н.Кирпичникова, что «булавы-клевцы свидетельствуют о стремлении оружейников создать ударное оружие, у которого травмирующая сила сконцентрирована в одном месте. Эти образцы предвосхищают молоты с «клювом сокола» и булавы-топоры, распространившиеся в XV веке как средство дробления тяжелого стального защитного доспеха» [149. С. 48; 152. С. 83].
Другой модификацией кубических булав является железное боевое навершие типа БП (1 экз.; в каталоге, табл. X, N 9; рис. 66, 5), которая представляет собой куб-многогранник с выделе иными желобками боковыми сторонами. Булавы этого типа чрезвычайно редко обнаруживаются среди древностей Древней Руси и Булгарии. Лишь боевое навершие из Ярополча Залесского довольно близко по форме [297.
99
Вис. 67. Булава X-XI вв. (N 1)
С. 106, 107, табл. 16, 2|. Булгарский экземпляр nail, ten при рае конках Зол агаре вс ко го городища в слое, связанном с катастрофической гибелью города в середине XIII в. [263. С. 65, рис. 5, 37].
Тип III (3 экз.; в каталоге, табл. X. N 10-12; рис. 69, 2, J) - булавы с четырьмя пирамидальными шинами, расположенными в окружении восьми небольших выпуклостей, пространство между которыми заполнено двухрядным веревочным плетением. Вее булавы имеют бронзовый корпус (толщина 0,4 см), внутреннее пространство которого (кроме отверстия для рукоятки) заливалось свинцом. Вее таких бслав достигал 300 г...
Весьма примечательна находка (в каталоге, табл. X, N 12; рис. 69, 3} подобной булавы из Мурзихипского селища 1139а. С. 52, рис. 7, 32], обнаруженная в размытом слое ХП-ХШ вв. Отличается она прекрасной сохранностью, демонстрируя itcc характерные детали данного типа изделий: двена,дцать больших и малых выступающих боевых граней, небольшие полушарные выступы и двухрядную плетенку между ними.
Подобные булавы часто встречаются в археологических памятниках на территории Древней Руси, где датируются XII - первой половиной XIII в. |64. Рис. 9, /, 65. С. 95, табл. XI. 7; 149. С. 51, 52. 55|. Из всех булгарских булат, этот тип наиболее близок к изделиям древнерусских мастеров и, возможно, его появление вызвано влиянием традиций оружейного производства Руси. Однако булгарские булавы имсю'1 ряд своеобразных элементов декора, например ромбические выпуклости по краям плетеных обрамлений (табл. 69, 2),
которые заставляют думал» о возможном местном ПРОИЗВОДСТВО этого оружия по древнерусским образцам. Технология производства боевых
наперший подробно освещена в целом ряде работ [149. С. 51-53; 284|, что позволяет
не ос налавливаться на этом вопросе особо. Прибавим только, что все приемы отливки булав были хорошо знакомы булгарам |ISI. С. 84-97|.
К данным павершия.м примыкает булатл из Болгара, относящаяся к подтипу I1IA (I экз.; в каталоге, табл. X, N 13; рис. 69, -/), который объединяет находки с
четырьмя иолушаровиднымп выступами, расположенными в окружении восьми округлых выпуклостей и восьми шестиконечных звездочек, пространство между которыми заполнено двухрядным веревочным плетением. Отлита она из медпо-цинкового сплава (так называемой белой бронзы), что создавало внешний эффект блестящего серебряного изделия. Подобных булав с сопредельных территорий пока не известно. Видимо, эго собственно булгарская адаптация некоторых русских образцов 1149. С. 51-53|. Нс исключено также, что это типично булгарская форма «знатных» аристократических боевых навертим. Датирован» ее следует XII - первой половиной XIII в. - временем наибольшего разнообразия и расширения значения булав.
1 по
Рис. 68. Булава ХП-ХШ вв. (N 8)
Причина появления булав типов III и 1IIA на вооружении булгарских воинов (даже принимая во внимание древнерусские прототипы тина IIIA) кроется, видимо, с одной стороны, в стремлении, не увеличивая размеры па верш ий (тип I),утяжелить их и армировать поверхность как можно большим количеством возвышении, а с другой стороны - в желании сделать это оружие достаточно нарядным, «парадным». Недаром находки подобных булав в древнерусских комплексах «не оставляют сомнений в принадлежности 'лих булав воинам феодальной знати, городским ремесленникам» [149. С. 51|.
Тип JV (1 экз.; в каталоге, табл. X, N 14; рис. 69, /) - булавы, имеющие четыре больших пирамидальных шипа и восемь малых, расположенных по их углам. Одна находка такой булавы происходит из Балымера. Типологически наиболее близки ей боевые навершия из Дунайской Болгарии (Абоба-Плиска) |1. Табл. ХШ, 16] и Древней Руси 1149. С. 52, 53]. Обычно древнерусские булавы этого типа имеют двух-трсхрядныс поперечно-рифленые валики с порошковидными валиками по краям шипов |149. С. 52]. Булгарская же булава напоминает тс южнорусские экземпляры XII-XIII вв., на которых отсутствует декор боевых выступов 1132. Табл. XXVI, 4; 149. С. 52], демонстрируя, видимо, влияние местных традиций.
Тип IZ(I экз.; в каталоге, табл. X, N 15; рис. 69, 5) - железные булавы в форме уплощенного шара. Боевые навершия такой формы нс получили, видимо, широкого распространения из-за простоты конструкции. Отдельные экземпляры их известны на юге Восточной Европы, в частности из славянского слоя Сарксла-Белой Вежи |318. С. 188, рис. 32, 4\. Вее это позволяет отнести булгарскую находку к XI-X1I вв.
Тип Е/ (3 экз., в каталоге, табл. X, N 16-18; рис. 69, 6) - бронзовые булавы с 6-7 веерообразно выступающими боковыми лопастями - шестоперы. Очевидно, они конструктивно связаны с предыдущим типом булав, и история их возникновения прослеживается от самых ранних округлых форм с чуть выделенными [ранями, которые относятся к XIII в. ] 122. С. 54]. Тот факт, что булгарам была известна булава в форме уплощенного шара (одна из самых ранних подобных находок в Восточной
101
Европе) заставляет полагать, что появление шестопера - результат влияния передовых тенденции развития военной техники и совершенствования местного оружейного производства. Буларские шестоперы и особенно находки из Биляра подтверждают мнение А.Н. Кирпичникова о возникновении их в Восточной Европе уже в XIII в. |149. С. 54].
Рис. 69. Булавы ХП-ХШ вв.: 1 - N 13; 2 - N 10; 3 - N 12; 4 - N 13: 5 - N 15; 6 - N 16
Определяя место булгарских булав в комплексе вооружения, обратим внимание, что этот вид оружия практически неизвестен у финно-угорских народов. Кочевниками Восточной Европы такие боевые навершия также, видимо, применялись не часто [335. С. 32]. Эго говорит о том, что Русь и Булгария - одни из немногих регионов на востоке Европы, где булавы были значительно распространены, что кроме общности тактических приемов связано, очевидно, еще и со сходством развития военной техники.
102
Можно констатировать, что булавы появляются как у булгар в VIII в., так и у ряда других народов Восточной Европы. Резкое возрастание значения булав происходит в XII в., когда возникают экземпляры, во многом отличающиеся от более ранних. Модификация этого оружия в булгарских ремесленных мастерских идет в направлении умножения числа выпуклостей и шипов, а также утяжеления булав без увеличения их размеров. Характерно, что на смену бронзовым пришли железные (тип II, ПБ) и бронзовые со свинцовым заполнением булавы (тип III, ША). В начале XIII в. усиление доспеха привело к появлению новых типов, которые позволяли концентрировать ударную мощь на небольшой плошали, - так возникли булавы-клевпы (тип ПА) и шестоперы (тип VI). Развитие типов булав, таким образом, ведет к созданию оружия, которое при сохранении небольшой массы позволяло бы успешно бороться с защищенным броней противником.
Социальный статус различных типов булав, видимо, неоднозначен. Наряду со сложными в изготовлении и богато декорированными экземплярами (типы I, ПА, ША, IV и VI), несомненно, служивших оружием верхов общества и дружинников-профессионалов, были также боевые навершия (типы II, ПБ, V), использовавшиеся, по-видимому, незнатными воинами. Особенно рельефно это видно на примере типа II, объединяющего как железные, довольно просто сделанные, «демократические», так и бронзовые с позолотой булавы, более характерные для снаряжения феодальной знати. Это в какой-то мере подтверждают исторические аналогии. В Западной Европе булавы, например, были широко распространены среди рыцарской конницы [149. С. 55]. Это оружие часто упоминается в качестве снаряжения султанов у сельджуков [82. С. 139; 276. С. 101], а в фольклоре тюрко-монгольских народов булавы с металлическим навершием считаются оружием знатных батыров [189. С. 80J.
Особенно эффективна была булава в тесной «рукопашной схватке, когда требовалось нанести неожиданный мощный и быстрый удар в любом направлении» [149. С. 55], поэтому чаще всего ее использовали всадники, стараясь либо оглушить, «ошеломить» противника, защищенного доспехом, либо нанести ему травму, проломив броню.
В домонгольский период у булгар существовал специальный термин, обозначавший булаву, - «курзи», который впервые был зафиксирован в литературном памятнике «Кисекбаш китабы» [23. С. 32, 57; 119].
Кистень - ударное оружие ближнего боя в виде костяной или металлической гирьки, прикреплявшейся к рукоятке при помощи длинного ремня за неподвижное ушко. Происхождение кистеня, как и булавы, связывается исследователями со степными районами Восточной Европы, где найдены, видимо, самые ранние образцы кистеней [149. С. 59; 175. С. 63-69J. Население ранней Волжской Булгарии использовало боевые гирьки в качестве оружия. Так, например, костяной грушевидный кистень был найден в Большетарханском могильнике VIII-IX вв. [59. С. 50, рис. 16, 2], что позволяет рассматривать Среднее Поволжье в качестве одного из районов раннего распространения кистеня [122. С. ИЗ, 114, рис. 4|.
Позднее, в домонгольское время, кистени получили значительное распространение и играли заметную роль в комплексе вооружения булгар. В настоящее время с территории Булгарии известны 33 гирьки от кистеней.
Культурно-исторические основания для группировки кистеней сходны в определенной мере с булавами. Во всяком случае, учитывая редкость их упоминания и атрибутации в средневековье и вряд ли правомерное сопоставление с характером применения кистеней «гулящими людьми» в XVI-XVIII вв. [99], следует, как и в случае с булавами, полагать значительную дифференциацию в использовании боевых гирек разных форм и декорировки корпуса. По форме и деталям оформления они делятся на девять типов. В основу типологии булгарских кистеней легла классификация, разработанная на древнерусском материале А. Н. Кирпичниковым, с авторскими дополнениями (рис. 70).
103

s о X и
л 2 о о Е о П о с X
СО СО
м
К
><
X X sU
X
Тип I (2 экз.; в каталоге, табл. XI, N 1, 2; рис. 71, /) объединяет костяные яйцевидной формы кистени со сквозным отверстием по оси, куда вставлялся железный стержень с петлей для крепления к рамке на одном конце и заклепанный - на другом. Обычно материалом для этих гирь служила плотная и крепкая кость - лосиный рог [209. С. 138]. Кистени I типа продолжают раннебулгарские традиции и являются самыми ранними среди других аналогичных находок. Один такой кистень был найден
104
при раскопках булгарского городища Хулаш [146. С. 3-72, рис. 19; 387. С. 9). Наиболее близкие кистени происходят из слоев X-XI вв. Саркела [149. С. 59, табл. XXX; 175. С. 68] и ряда городов Древней Руси, в том числе и Новгорода [101. С. 103; 209. Рис. 5, Р; 7, 4; 333. Рис. 45, 4]. Встречаются такие кистени вплоть до XII в., что доказывает находка из Берестья [194. С. 219, рис. 194, 7(7] и ряд других [149. С. 59].
Кистень подтипа LA представлен гирей из Билярского городища (в каталоге, табл. XI, N 2; рис. 71, 7). Он отличается от остальных костяных грушевидных гирек наличием на корпусе рядов отверстий, заполненных свинцовыми впайками. Подобные экземпляры, видимо, были очень редки и, если судить по более округлой форме и свинцовым впайкам, копирующим выступы булав, должны датироваться XI-XIII вв.
Рис. 71. Кистени X-XIII вв.: / - N 2; 2 - N 3; J - N 12; 4 - N 13; 5 - N 15; 6 - N 20;
7 - N 11; 8 - N 16; 9 - N 18; 10,- N 17; /7 - N 14
105
Очень интересна хулашская находка, которая имеет на поверхности тамгообра-зные знаки. По типу и характеру их исполнения она аналогична широко известной костяной гире из Белой Вежи с тамгой, близкой знакам Рюриковичей [7. С. 76, рис. 55], доказывающей принадлежность владельца этого оружия к дружинной знати [149- С. 59]. Один знак булгарского кистеня близок по начертанию к клейма^! Биляра (знак в виде буквы «А»), датирующимся Х-ХШ вв. По мнению А.Ф.Кочкиной, этот знак, эквивалентный в тюркском руническом письме букве «Б» [41. С. 5, табл. 6|, может означать начальную букву слова «Биляр» или «Булгар» [172. С. 89, рис. 2]. Точно такая же тамга обнаружена и на булгарских монетах X в. [408. С. 192]. Все это позволяет предполагать достаточно высокий социальный ранг владельца этого кистеня в дружинной иерархии.
Тип II (10 экз.; в каталоге, табл. XI, N 3-12; рис. 71, 2, 3) - металлические кистени шаровидной или грушевидной формы с гладкой поверхностью. Встречаются как бронзовые, так и железные изделия, которые различаются по технике изготовления. Железные, видимо, сваривались из двух половинок, а цельнобронзовые отливались, скорее всего, в двойных формах. Подобные кистени хорошо известны по находкам из древнерусских памятников, где датируются X-XI вв. [149. С. 62, 63, 134-1391 Именно к этому времени, видимо, следует отнести, например, шаровидный кистень с Семеновского селища, который типологически очень близок некоторым кистеням с территории Руси [149. Табл. XXXII, 4. 5, XXIII, 6].
Тип IIA (2 экз.; в каталоге, табл. XI, N 13, 14; рис. 71, 4, 11} - бронзовые кистени с рельефным орнаментом (в виде многолепсстковой розеточки) на шаровидной поверхности. Изготавливались они, видимо, так же, как предыдущие кистени, и состоят из бронзового корпуса со свинцовой заливкой и железного сердечника с петлей. Из Биляра известна находка куска свинца (в каталоге, табл. Xia, N I; рис. 73, 5), напоминающего по форме заливку кистеня. Возможно, что это производственный брак или кистень, утративший бронзовый корпус. Биметаллические кистени подобной формы не известны с территории Древней Руси, поэтому есть основания полагать, что они или были особой ветвью развития европейских кистеней, или возникли в Булгарии независимо, в результате накопления опыта в разработке различных типов кистеней. В любом случае они показывают, что булгарское оружейное производство постоянно самостоятельно создавало новые формы кистеней.
Тип III (1 экз.; в каталоге, табл. XI, N 15; рис. 71, 5) - кистень железный шаровидной формы с одиннадцатью выступающими граня ми-валиками и небольшой прямоугольной шейкой, при переходе к округленной подпрямоугольной петле с выступами. Он может служить примером переработки традиционных форм кистеней. Этот тип найден при раскопках Алексеевского городиша в слоях, датирующихся X-XI вв. [364. С. 161-163, табл II]. Похожие экземпляры обнаружены в Подонье, где датированы VIII-X вв. [217. Рис. 12, <У]. Они, однако, изготовлены из бронзы и отличаются от булгарского кистеня наличием полукруглой невыделенной петли. Возможно, новые находки подобного оружия позволят уточнить дату их бытования.
Появление кистеней этого типа было вызвано, скорее всего, необходимостью усилить ударную мощь гладких грушевидных и круглых кистеней. Пути решения оружейниками этой задачи, как показывают находки из Подонья, намечались еще в VIII-X вв., но особенно эффективную боевую форму они сконструировали в ХП-ХШ вв., когда появился целый ряд кистеней с боевыми выступами и гранями.
Тип IV (4 экз.; в каталоге, табл. XI, N 16-19; рис. 71, 8-1(1, рис. 72) включает грушевидные или круглые кистени с горошковидными выпуклостями (выступами) по всей поверхности. Делались эти кистени из бронзы. По мнению А.Н.Кирпичникова, они появляются в ХП-ХШ вв., а приоритет в их выпуске и рас простране нии принадлежит, видимо, южным и юго-западным областям Руси [149. С. 62]. У булгар эти кистени, видимо, появляются не позже начала XIII в., что доказывает находка кистеня этого типа в Биляре. Находки их из разных памятников территории Волжской Булгарии
106
показывают, чю их форма была довольно распространена, полому нет оснований рассматривать 'see эти кистени в качестве русского импорта. Нс отрицая возможною заимствования самой формы этого кистеня на Руси, отметим органичное включение се в набор булгарских кистеней, о чем готориг явно прослеживаемая местная тенденция к армированию глатких кистеней выступами и гранями в ХП-ХШ вв.
Рис. 72. Кистень Х-Х1П вв. (N 16)
Tun V(1 экз.; в каталоге, табл. XI, N 20; рис. 71,6)- уплощенный фушевидной формы кистень с орнаментом на боковых поверхностях. Подобные кистени широко известны с территории русских княжеств, особенно Южной Руси, где датируются, скорее всего, первой половиной ХШ в. 1149. С. 62, 63|. Рассматриваемый кистень, найденный на Семеновском селите, декорирован растительным орнаментом и ншюм не отличается от подобных находок из Киевшины. В Волжскую Булгарию он попал либо как предмет импорта, либо как военный трофей после какого-то военного столкновения с русскими в XIII в. Этот кистень пока единственный на территории Поволжья, но нс исключено, что новые находки позволят более достоверно судить об обстоятельствах их появления в Булгарии.
107
Тип VI (5 экз., в каталоге, табл. XI, N 21-25; рис. 73, /) объединяет кистени в BiLTc куба со срезанными углами с напаянными на все грани крупными половинками шариков. Один экземпляр (табл. XI, N 21) отличается от остальных тем, что его железный корпус, видимо, был покрыт позолотой. Находка кистеня этого типа из Биляра заставляет считать, что время его появления и бытования в Булгарии нс позднее, чем первая треть XIII в. На территории Древней Руси найдены 6 аналогичных кистеней, и они все также датируются XII - первой половиной XIII в. ] 149. С. 63, табл. XXIII, 7|. Трудно пока говорить о месте первоначального зарождения этого типа боевых гирек (возможно, это была Булгария). Только новые находки позволят точнее раскрьпь этот вопрос. Сейчас можно лишь констатировать, что кистени этого типа были в одинаковой мере характерны как для русского, так и для булгарского войска в предмои голье кий период.
Гис. 73. Кистени ХП-ХШ вв.: / - N 21: 2 - N 28; J - N 2h: 4 - N 30: 5 - N 1
108
Тип VII (2 экз.; в каталоге, табл. XI, N 26, 27) - многогранные кистени. Исходной формой для их появления можно считать округлые гладкие гирьки, у которых обрезали поверхность, чтобы получить большое количество боевых граней и сторон (рис. 73, 5). Аналогичные экземпляры с территории Древней Руси пока не известны. Несколько напоминает эту булгарскую гирьку кистень из Серенска, который датируется Х1-ХШ вв. [232. С. 259, рис. 95, 5]. Другая подобная находка происходит из погребения близ Покровска [99. С. 115, 116, табл. 1, 2]. Дата этого погребения не определена однозначно, но по вещевому инвентарю, возможно, XII-XIV вв. Булгарский кистень, происходящий из Кураловского (Старокуйбышевского) IV селища, позволяет считать, что основная дата бытования подобных боевых гирек - предмон-гольское время, но нельзя исключить, что отдельные модификации этого оружия продолжали находиться в боевой практике и в золотоордынский период. Причина появления таких кистеней состояла в необходимости, очевидно, за счет большого количества боевых граней концентрировать силу удара гирек.
Тип VIII (2 экз.; в каталоге, табл. XI, N 28, 29; рис. 73, 2) - биконические железные гирьки с плоским прямоугольным ушком. На территории Древней Руси известны всего 3 экземпляра этого типа, которые датируются XIII-XIV вв. [149. С. 63, 64]. К тому же времени следует, видимо, отнести и булгарские находки. История появления и распространения гирек биконической формы на Руси и в Булгарии пока остается спорной из-за малого количества находок, что, однако, отнюдь не противоречит попыткам интерпретировать их как изделия булгарских оружейных мастерских.
Тип IX (2 экз.; в каталоге, табл. XI, N 30, 31; рис. 73, 4, рис. 74) - кистени грушевидной формы с продольным валиковым рифлением с рамчатой петлей с двумя выступами по верхнему краю. Значительный вес таких кистеней (300 г) и выступающие валики делали их эффективным оружием ближнего боя. Судя по находке из Биляра, распространены они были в первой половине XIII в., что подтверждает точку зрения А. Н. Кирпичникова, который отнес к этому же времени булгарский кистень из коллекции ГИМа [147. С. 27, рис. 6, 2; 159. С. 312|. Не исключено, однако, что некоторые экземпляры в силу совершенной конструкции продолжали производиться и использоваться вплоть до конца ХШ в. Истоки форм этих кистеней не совсем ясны, но, скорее всего, булгарские изделия явились нововведением XIII в. и стали вершиной развития этого оружия, которая пришлась на переломную эпоху XIII в.
Таким образом, типологический анализ кистеней с территории Волжской Булгарии позволяет выяснить эволюцию этого оружия в целом. Самые ранние из них появились у булгар в VIII-IX вв., но не получили большого распространения. В домонгольское время применение боевых гирек расширилось: в X-XI вв. наряду с традиционными костяными (тип I) появляются грушевидные и круглые (тип II и III), а к ХП-ХШ вв. разнообразие их форм достигает максимума (только к этому периоду относится 7 новых типов). Изменения коснулись не только материала, из которого изготовлялись кистени (в X-XI вв. в основном кость, а в ХП-ХШ вв. - обычно металл), но и конструктивных особенностей корпуса (если в X-XI вв. наиболее употребимыми были гирьки с гладкой поверхностью, то в ХП-ХШ вв. - с горошковидными выпуклостями, кубические с напаянными на грани полушариями, а также многогранные и биконические кистени). Заметно также общее увеличение массы этого оружия. Так если ранние типы (I, II, III) редко весили более 140 г, то вес поздних (VI, VII, VIII, IX) достигает уже 240 г, а иногда даже 300 г. Смысл этих усовершенствований состоял в том, чтобы сделать кистень более прочным и надежным, а также, не увеличивая его размеры, утяжелить гирьки, чему способствовал переход к биметаллическим формам. Выступы и грани, которые стали характерны для гирек ХП-ХШ вв. (типы III,IV, VI, VII, IX), позволяли, по сравнению с более ранними типами, заметно повысить ударную силу кистеня.
109
Наблюдения за совершенствованием кистеней приводят к мысли о справедливости вывода, что «происхождение и распространение кистеней тесно связано с конным боем. Применение кистеня в быстротечных конных схватках оправдано легкостью и подвижностью этого оружия» [149. С. 64; 159. С. 311). Преимущество кистеня было в том, что им можно было действовать тогда, когда использование других видов оружия становилось затруднительным при внезапных скоротечных столкновениях или во время тесного рукопашного боя. Особенно возрастало значение кистеня, если в таких условиях необходимо было действовать против защищенного доспехами противника. Именно кистень, благодаря концентрации силы удара в ограниченной точке, позволял оглушить противника или нанести ему травму. Большая популярность кистеня в Булгарии ХП-ХШ вв. показывает, что стремительные, маневренные столкновения и тесные рукопашные схватки с использованием тяжеловооруженной кавалерии были очень распространены.
Кистени, будут вспомогательным оружием, находились на вооружении различных социальных слоев. Частью из них (типы II, IV, VI) пользовались рядовые воины: горожане и крестьяне, а другими (типы I, ПА, V, IX), скорее всего, состоятельные люди - знать, дружинники. Наличие же кистеней с тамгообразными знаками (тип I) и позолоченных (тип VI), а также орнаментированных биметаллических (тип IV) убедительно подтверждает мысль о том, что владельцами кистеней в первую очередь были конные воины-профессионалы, а зачастую и высшая дружинная аристократия. В пользу этого говорит и распространение находок кистеней в том случае, когда удалось установить место находки. Большинство их происходит из крупных городских центров: Биляра (16), Болгара (3), Хулаша (1).
Все вышесказанное позволяет заключить, что кистень появляется у булгар в VII 1-Х вв. и используется, видимо, чаще как оружие легковооруженной конницы. Увеличение роли тяжеловооруженной феодальной кавалерии в бою, а также внедрение связанной с ней военной практики повысило значение этого «оглушающего» оружия. Ценным качеством его было то, что, будут дополнительным оружием, он мог в зависимости от обстановки одинаково успешно применяться как против подвижного легковооруженного, так и против защищенного броней противника. Отличие кистеней от одноплановых по боевому назначению булав заключалось в том, что кистень, уступая булаве в весе, превосходил ее гибкостью удара и дальнодействием. Судя по булгарским данным, кистень использовали различные категории войска. Однако особую популярность в качестве вспомогательного оружия он имел у рыцарской кавалерии.
Как уже отмечалось, у соседей булгар этот вид оружия не был распространен. Не было его на вооружении восточнофинских племен IX-XIII вв., а у тюркских кочевников Восточной Европы XI-XIII вв. оно было мало распространено [335. С. 32). Наибольшее сходство в развитии булгарских кистеней обнаруживается с типами этого оружия из южнорусских земель, где борьба с конными рыцарями и кочевниками была постоянно действующим фактором [149. С. 65). Все это заставляет думать, что подобное единообразие не просто результат торговых контактов, а свидетельство сходства условий боевой практики этих двух регионов.
Резюмируя изучение многочисленного и важнейшего в условиях войн средневековья набора оружия ближнего боя, подчеркнем, что оно объединяло необходимое количество предметов вооружения, а его развитие и модификация определяли динамику военного дела в целом. Булгарское оружие прошло значительный путь развития от раннефеодального, близкого к кочевническому, до разнообразного средневекового комплекса боевого снаряжения, имеющего типологическое сходство с древнерусским. Культурно-историческая типология и оружиеведческая характеристика разных видов вооружения показали, что основу эволюции оружия составляли изменения традиционных предметов воинского снаряжения: сабель, копий, боевого топора, кистеня, которые постоянно дополнялись новинками и заимствованиями, отвечающими условиям местной боевой практики. Как правило, все инновации были не случайны и связаны с появлением и развитием феодального рыцарского вооружения (мечи, пики,
110
орнаментированные топорики и булавы). Комплекс боевых средств булгар Х-ХШ вв. лопотал одновременно оружие, характерное и для легковооруженного всадника (копья, кистени, топорики), и для пехотинца (копья и топоры), и для конного дружинника (сабли, мечи, пики, булавы, кинжалы).
2. ЗАЩИТНОЕ ВООРУЖЕНИЕ
История булгарского защитного вооружения, предохранявшего воина от поражения во время боевых столкновений и единоборств, уже давно привлекает внимание исследователей. Однако долгое время она освещалась лишь на основе отрывочных письменных и археологических источников. До сих пор отсутствует работа, где были бы сконцентрированы материалы о защитном вооружении булгар X-ХШ вв. "
Интерес к этой проблеме не случаен и определяется тем значением, которое имел доспех в средневековую эпоху, когда он являлся важным элементом военной культуры, а характер его применения свидетельствовал о становлении и укреплении феодальной военной организации. Сложность и распространенность предохранительного вооружения также наглядно демонстрирует, с одной стороны, уровень развития ремесленного производства, а с другой - мощь войска и в какой-то мере обороноспособность всего народа [159. С. 315]. Одним словом, защитное вооружение не только играло важную роль в комплексе боевых средств, но и характеризовало степень развития всего военного дела.
Защитное вооружение волжских булгар Х-ХШ вв. включало кольчуги и железные пластинчатые доспехи (для защиты тела), шлемы (для защиты головы), щиты (для предохранения головы и корпуса воина).
Защитное вооружение было дорогим и тщательно оберегаемым снаряжением. Именно поэтому так редки целые наборы пластинчатых панцирей (находки, как правило, сломанные, замененные и выброшенные за ненадобностью обрывки кольчатых рубах, пластины и чешуйки). Во время похода доспехи обычно возили на повозках, в специальных мешках [98. С. 1431, как об этом, говоря о булгарах, сообщает ал-Гарнати [267. С. 43, 61].
Кольчуга - доспех из железных колец - была широко распространена в эпоху средневековья как на Западе, так и на Востоке и долгое время была самым популярным средством защиты благодаря сравнительной легкости, неплохим предохранительным свойствам и гибкости. Первые кольчуги появились в Западной Европе в конце I тыс. до н.э., а позднее распространились по всей Евразии [60, 67, 69, 83, 342, 343, 371|. В раннесредневековой Восточной Европе центром распространения кольчуги становится степная зона, откуда она проникает на север до Среднего Поволжья и Прикамья [53. С. 73, рис. 38; 57. С. 55-109; 58; 103. С. 39, 40]. На Северном Кавказе и в Подонье у населения Хазарского каганата кольчуга была одним из характерных видов защиты тела [21. С. 199; 184; 197. С. 78, 79, рис. 22; 292. С. 144], что подтверждается письменными источниками [27. С. 57]. Все это заставляет думать, что в появлении этого типа доспеха у волжских булгар определяющими были южные и восточные связи, а истоки развития кольчуги у них надо искать в среде древних тюркских племен, имевших многовековой опыт их производства и использования. В ранней Волжской Булгарии кольчуги становятся известны в VIII-X вв. [59. С. 53; 135. С. 24, рис. 2, 6; 417. С. 138]. Все они представляют собой обрывки из колец диаметром 13-15 мм, частью сплошных, частью склепанных.
В домонгольскую эпоху, судя по археологическим находкам, новые ютись роль и значение защитного вооружения, в первую очередь кольчуги, которая стала использоваться не только воинами-профессионалами, но и состоятельными воинами из социальных верхов города и села. Подтверждают это археологические материалы.
111
С территории Волжской Булгарии известно несколько целых кольчуг |ЗЗО. С. 151; 392. С. 357|. Однако почти тес они либо нс сохранились до наших дней, либо относятся к более позднему времени (характеристику поздних кольчуг см.: |S5. С. 59-61; 150. С. 13|). На сегодня известны 15 обрывков кольчуг (несколько обрывков также хранится в ГИМс) из разных домонгольских памятников (см. каталог. табл. XII). Разнообразие мест находок кольчуг в определенной мере подтверждает данные А.П.Смирнова о выявлении этого вила зашиты при раскопках всех крупных городов Булгарии [306. С. 88|.
Рис. 74. Кистень XIII в. (N 30)
По имеющимся обрывкам кольчатой зашиты видно, что конструктивно булгарская кольчуга нс отличалась от домонгольских древнерусски,ч образцов. Это были, во-видимому, недлинные (около 80 см, гни 120-125 рядов колен) рубашки, шириной в плечах 90-95 см и в поясе 55-60 см, с короткими (до 20 см) рукавами и несколько выделенным воротом. Плетение колен во всех зафиксированных случаях комбинированное, т.с. одно склепанное продевалось в четыре сваренных. Диаметр проволочных колен колеблется от 10 до 13 мм при толщине 1-2 мм. Судя по размерам колен сохранившихся обрывков кольчуги (в каталоге, табл. ХП, N I, 6-9), все они были одного диаметра.
Интересны кольца, найденные на Измсрском I селище (в каталоге, табл. XII, N 13). Диаметр их 15 мм, а толщина плоского кольца 0.6 мм. На их поверхности можно различить две радиальные бороздки. Отковывались такие кольца из круглой железной проволоки, которая потом при помощи специального штампа шиношиыыась [150. С. 14, рис. 2, 7. А.Н.Кирпичников полагает, что подобные кольца и кольчуги из них появляются около 1200 г. и эффект от их применения был в том, что нс увеличивая веса кольчуги, они в 1,5-2 раза расширяли железное ноле, прикрывающее человека |150. С. 14|.
Кольчуга была, конечно, дорогостоящим вооружением. По мнению специалистов, на производство одного доспеха в среднем шло нс менее 20 тыс. колец. Их изготавливали из 600 .м железной проволоки, а потом очень кропотливо и тщательно соединяли (склсныва.ш или сваривали) |85. С. 59, 60; 150. С. 13; 167. С. 196|. Ясно, что такую защиту могли себе позволить только состоятельные люди (см. |187. С. 53, 54|).
(Ш
Рис. 75. Кольчужные кольца и детали шлема Х-ХШ вв.: / - N 5; 2-N4; 3 - N 2; 4 -N 3; 5, 6 - N 11; 7 - N 14; 8 - N 12; 9 - N 13; 10 - N 9; // - N 10; 12 - навершие шлема; 13 - наносник
113
Тем не менее, достаточно широкое применение булгарами кольчуг подтверждается письменными источниками. По данным арабо-персидских авторов, в первую очередь Ибн-Русте (X в.) и Гардизи (XI в.), конные булгарские воины имели кольчуги и другое вооружение [27. С. 58; 100. С. 32; 363. С. 24|. Наличие зашитого вооружения в достаточньгк количествах выразитесь в экспорте кольчуг из Булгарии в Хорезм, о чем сообщает ал-Мукаддаси (конец X в.) [363. С. 180, 187[. Не вступая в споры о месте производства продаваемых кольчуг, отметим, что к концу X в. Булгария была уже страной с развитой экономикой, а булгарские ремесленники были способны обеспечивать свои нужды и даже экспортировать защитное вооружение в соседние страны. При этом, конечно, нельзя отрицать, что часть кольчуг" шла на Восток транзитом из Руси [38; 39; 284. С. 474; 286. С. 319|. Сведения ал-Мукаддаси в какой-то мере подтверждают мысль о широком распространении кольчуг у булгар X-XI вв. Для второй половины домонгольского периода количество источников уменьшается, но некоторые данные заставляют думать, что кольчуги были у булгар также популярны. Интересен в этом отношении рассказ испанского путешественника ал-Гарнати, посетившего Булгарию в середине XII в., о снаряжении дружины булгарского царя кольчугами, причем местного производства [267. С. 43, 61].
Подводя итоги, подчеркнем, что кольчуга, появившись у волжских булгар довольно рано, стала достаточно распространенным видом защитного вооружения, о чем свидетельствуют письменные и археологические источники. Установлено, что булгарские кольчуги ничем не отличаются от аналогичных видов доспеха из других регионов Евразии (в частности, Руси) и развивались в том же направлении.
Панцирь - защитный доспех, состоящий из отдельных мсталлггчсс ких или кожаных пластин. Пластинчатый доспех возник гораздо раньше кольчуги и пережил
длительную историю, постоянно изменяясь и приспосабливаясь к боевой практике.
 эволюции этого типа доспеха еще много неясного, поэтому рассмотрение булгарского
панциря представляет несомненный интерес. К сожалению, состояние булгарских находок не позволяет представить историю покроя и вида доспехов. Поэтому имеет смысл обратиться к элементам панциря (пластинам) и на основе анализа способов
их крепления, а также привлекая историко-культурные и оружисвсдчсские параллели, реконструировать развитие доспеха на территории Волжской Булгарии. По материалу, из которого изготовлены пластины, защитный доспех волжских бутвар можно разделить на два: кожаный и железный [111. С. 88-90|.
Кожаные доспехи появились, видимо, в центральноазиатских степях еще в I тыс. до н.э. и были известны скифам [385. С. 17-24|, сарматам [342|, хунну [371. С. 46-481, кушанам [681, народам Ближнего Востока [70], Южной Сибири и Восточного Туркестана [66, 67, 371]. К сожалению, остатки кожаных прикрытий очень редко доходят до современного исследователя, поэтому находку такого рода из Билярского городища следует считать уникальной. Кожаный доспех был обнаружен в заполнении колодца (чем и объясняется его довольно хорошая сохранность), расположенного в XII раскопе близ каменной мечети [388. С. 102, 103, рис. 41]. По мнению исследователей, его постройка и функционирование относятся к XII - началу XIII в. [388. С. 112, 113]. Сохранившаяся часть панциря состоит из шести кожаных прямоугольных пластин с округленным краем (размеры 13,5><9 см), толщиной около 2 мм. Каждая пластина имеет длинный горизонтальный вырез в верхней части и следы шва по краям. Видимо, это не полный доспех, а его обрывки, что подтверждается находками других кожаных пластин неопределенной формы. Трудно судить о конструкции этого доспеха, но, скорее всего, все пластины крепились друг к другу боковыми сторонами «внахлест», а верхние вставлялись округлыми краями в вырезы нижнего ряда, после чего пластины плотно сшивались, возможно, даже в несколько слоев. Такой доспех был прочным и в то же время достаточно эластичным, а в случае повреждения отдельные его пластины легко могли быть заменены на новые. Очень
важно, что удалось точно установить время применения этого средства защиты,
114
которое, судя по обстоятельствам находки, относился к предмонголъскому периоду. Несомненно, что и ранее, вероятно, с VIII-X вв., булгары использовали кожаные прикрытия тела, однако говорить об их конструкции пока невозможно.
Кожаные панцири, подобные доспехам из Биляра, среди археологических находок чрезвычайно редки, но, судя по письменным источникам, в эпоху средневековья были довольно популярны у многих народов. Доспехи из крупных и мелких кожаных чешуек и пластин носили многие народы Азии: китайцы, тибетцы, наньчжао [389. С. 344], монголы [71. С. 181-184], народы Центральной Азии и Восточного Туркестана [66, 67, 371] и западносибирские средневековые племена [316. С. 58, 59]. Очень интересное описание доспеха из кожи у монголов дает Плано Карпини: «некоторые имеют латы... из кожи, сделанные следующим образом: они берут ремни от быка или другого животного, шириною в руку, заливают их смолою вместе по три или по четыре и связывают ремешками или веревочками; на верхнем ремне они помещают веревочки
Г
Р У п п а
Тип
Количество пластин
Дата, вв.
Размеры, мм
Место находки
10 Х-ХШ 70-85x 20 Золотаревка
Х-ХШ
50-60x 30
Биляр, Тигашево
Сюкеево Семеновка IV
Х-ХШ
80x50
Измери
ХП-ХШ 125 х 50 Биляр
Биляр, Измери
Старокуйбышево-V
Рис. 76. Панцирные пластины от металлического доспеха Х-ХШ вв. Типологическая схема

115
на конце, а на нижнем - в середине... отсюда, когда нижние ремни, наклоняются, верхние встакг и. таким образом, удваиваются или утраиваются на теле» [268, С. 50]. Есть основание полагать, что кожаный панцирь развивался по многим своим конструктивным деталям, видимо, параллельно металлическому, а в эпоху средневековья - в значительной мере подражая ему, что совершенно справедливо отметил А.И.Соловьев [316. С. 58).
Боевое использование кожаного доспеха не было монополией только состоятельных воинов. Его применяли и простые ратники, как это было в войсках чингисидов [69. С. 249, 250; 71. С. 181-183] и в полках русских князей вплоть до конца XVI в. [207. С. 31].
Материал, характеризующий железный пластинчатый доспех булгар Х-ХШ вв., составляет 33 пластины примерно от 18 панцирей (см. каталог, табл. XIII, XIV), Типологическая характеристика этих находок затруднена потому, что наборный доспех прошел значительную эволюцию, выразившуюся в изменении формы пластин и способов их крепления друг к другу и к основе, а также применении комбинированных панцирей, в которых использовались различные формы крепления и фурнитуры. Все это привело к тому, что исследователи часто называют сходные типы доспехов разными терминами и наоборот (см. [330. С. 138]). В работе использована типология, разработанная на западноевропейском материале В.Тордеманом [425. С. 1, 210-329, 424], на древнерусском - А.Н. Кирпичниковым [150. С. 15-21] и центральноазиатском -М.В.Гореликом [66, 67, 71|. Эта классификация делит все панцири на три группы по способу крепления: пластинчатые ламеллярные (А), чешуйчатые (Б) и бригандины (В).
Группа А. Пластинчатый ламеллярный панцирь, который состоял из различной формы железных пластин, крепившихся между собой при помощи ремешков или проволок. Иногда они нашивались на основу [150. С. 17]. Всего известно 26 пластин примерно от 16 доспехов с территории Булгарии, которые можно разделить на ряд типов.
Тип А1 (ъ каталоге, табл. XIV, N 1-3, рис. 77, 1-10) объединяет узкие вытянутые (70-85 мм) пластины толщиной 1,5-2 см с округлыми концами. На одной пластине хорошо сохранились 12 отверстий (четыре пары - по краям и четыре - в центре) для крепления к соседним пластинам или к кожаной основе. Найдены они в слое Золотаревского городища XI-XIII вв. [263. С. 65, рис. 5, 25].
Встречаются экземпляры пластин этого типа более узкие (до 11 мм) и недлинные (до 50-60 мм). Сама же конструкция доспеха, состоявшего из таких узких чешуек, не отличалась, видимо, от конструкции панциря из традиционных пластин типа А1. Типологически близкие средства защиты хорошо известны многим народам Евразии с I тыс. н.э. [83. С. 49, рис. IX, 19; 274. С. 79-83, рис. 531, а позже распространились у центральноазиатских кочевников [371, С. 196-200; 374. С. 1411, в Западной Сибири [29. С. 75, 76; 316. С. 54-56, 385] и на Руси [150. С. 16; 208. С. 123, рис, 1], а в Северной Европе использовались до XIV в, [424. С. 148-150]. Эти материалы убеждают, что пластины типа А1 использовались булгарами во второй половине Х-ХШ в. и, благодаря своей универсальности, продолжали, видимо, применяться в золотоордынское время.
Тип А2 (в каталоге, табл. XIV, N 4-11; рис. 77, 11-14, рис. 78, 9-11) отличается относительно недлинными (50-75 мм) пластинами шириной 25-35 мм. Отверстия на них располагаются парами по краю и по одному в центре. Для определения даты их бытования в Булгарии особенно важны находки из Т ига ше вс ко го [334. С. 140] и Билярского [375. С. 8] городищ, где они датируются предположительно соответственно X-XI вв. и началом XIII в. Находки подобных пластан известны у ряда народов Центральной Азии IX-XIV вв. [371. С. 196, 197, рис. 89; 374. С. 146, рис. 3, 6-8] и Древней Руси XIII в. [80. С. 93, рис, 73, 6],
Весьма интересна находка из Мурзихинского селища (в каталоге, табл. XIV, N 11; рис. 78, //), обнаруженная в размытом слое второй половины ХП-ХШ в. [139а. С. 52, рис. 7, 36]. Эту пластину от доспеха можно отнести к подтипу А2а. Она
116
I
Рис. 77. Панцирные пластины Х-ХШ вв.: 1-10 - N 1. И - N 9; 12 - N 6; 13 - N 3;
14 - N 5; 15 - N 14; 16 - N 16: 17 - N 12; 18 - N 13; /9 - N 15
117
Рис. 78. Панцирные пластины XII-XIV вв.: /, 2 - N
8 - N 15; 9 - N 6; 10 - пластина от бригандины; 11 - N 11
14; J, 5, 6 - N 12; 4 - N 13;
типологически близка по размерам остальным защитным чешуйкам типа А2 (длин 47 мм, ширина 25 мм), но отличается наличием восьми маленьких (диаметр 1 1,5 мм) отверстий вдоль одного длинного края.
Расположение отверстий демонстрирует другой тип соединения, монтировани пластин между собой и с кожаной или матерчатой основой панциря. Не исключен что подобный способ крепления распространился под влиянием чешуйчатого панцир и должен был увеличить эластичность и защитные свойства пластинчатого доспех;
118
Тип АЗ (в каталоге, табл. XIV, N 12; рис. 77, 17) представлен одной находкой - широкой прямоугольной пластиной (80x50 мм) с округлым краем и двумя рядами отверстий по нему и в середине {135. С. 26, рис. 2, 7]. Близкие по размерам и закругленному оформлению края пластины позволяют датировать ее Х-ХШ вв когда подобные пластины применялись в кыргызском [370. С. 122, табл. XIII 2 31 и древнерусском доспехе [208. С. 128-130, рис. 1, 10, 2, 7; 3, 5], а в Европе использовались до XIV в. [425. Рис. 379, 381 и др.[. Пластины этого типа могли видимо, монтироваться не только как деталь защиты груди и спины, но и как фигурное обрамление рукавной проймы или подола брони.
Тип А4 (в каталоге, табл. XIV, N 13, 16; рис. 77, 15, 16, 18, 79) включает крупные, чуть изогнутые пластины прямоугольной формы (125x50-55 мм), толщиной 1-2 мм с четырьмя отверстиями по углам. Все находки происходят из верхнего слоя Билярского городища (конец XII - первая треть XIII в.). А одна пластина, найденная при раскопках каменной мечети вместе со множеством человеческих костей, непосредственно связана, по мнению исследователей, с событиями 1236 г., когда Биляр был подвергнут опустошительному разгрому монголами [358. С. 23-25, табл. VIII, 11]. Все это позволяет достаточно точно установить дату использования пластин типа А4 для сборки доспеха.
Группа Б. Чешуйчатый панцирь, который состоял из подпрямоугольных пластин, прикрепляемых к кожаной или матерчатой основе [150. С. 18]. Пластины соединялись с подосновой с помощью центральных заклепок и несколько надвигались друг на друга краями. Часто их скрепляли ремешками или проволокой через отверстия по краю. Всего из булгарских памятников известно 8 пластин примерно от 4 гарнитур.
Тип Б1 (в каталоге, табл. XIV, N 17-19, рис. 78, 1-6) включает пластины подквадратной формы с одной заклепкой в центре и иногда с отверстиями по краю. Находки деталей чешуйчатого панциря в Биляре (XXIII раскоп) в слоях конца XII - начала XIII в. чрезвычайно интересны, так как, видимо, устанавливают дату появления этого доспеха в Булгарии. Особо отметим и тот факт, что на месте, где был найден целый ряд таких пластин, располагалась усадьба, хозяин которой имел тесные торговые и дипломатические контакты с Русью [111; 379. С. 77-79; 382. С. 97-104].
Тип Б2 (в каталоге, табл. XIV, N 20; рис. 78, 7, 8) объединяет две пластины из Старокуйбышевского (Спасского) V селиша, которые имеют подпрямоугольную форму (110x60 и 62x26 мм), толщиной до 1,5 мм с двумя заклепками по сторонам и отверстиями для крепления (на одной пластине хорошо сохранились четыре отверстия вдоль одной из коротких сторон). Так как материал из этого селища датируется в основном домонгольским периодом, а вещи XIV в. единичны [139. С. 52], то датировать эти пластины следует, вероятно, XIII в. Подобные пластины хорошо известны в Южной Сибири в XIII-XIV вв. [374. С. 148, рис. 6, 5].
Группа В. Бригандина. Оговоримся, что это, конечно, не типичный бригандин-ный гарнитур, а детали доспеха, который хронологически и конструктивно предшествовал этому средству защиты [111]. Бригандина из Булгарии состояла из нескольких крупных железных пластин прямоугольной или изогнутой формы (рис. 78, 10), крепившихся к внутренней (в Восточной Европе чаще, видимо, к внешней) стороне кожаной или матерчатой основы заклепками [126. С. 36, 38; 150. С. 20; 374. С. 325-329]. Датировать детали от бригандины с территории Булгарии следует, видимо, XIII-XIV вв. (см.:[111. С. 92, 93]).
На основе типологического анализа пластин от кожаного доспеха и стального панциря можно предположительно реконструировать и сам покрой булгарского панциря, который, несомненно, позволит представигь некоторые важные характерные черты, присущие конструкции булгарских средств защиты корпуса в целом.
119

Кожаный доспех имел вид нагрудника и наспинника и надевался, видимо, на верхнюю одежду. Трудно, к сожалению, сказать что-то более определенное о наличии подола и других особенностях покроя этого панциря без новых дополнительных
данных.
Пластинчатый доспех волжских булгар, судя по древнерусским [147. С. 33-43; 150}, западноевропейским [425}, ближневосточным [69, 71, 416} и центральноазиатским [370, 371, 374] аналогичным находкам пластин и полных панцирей, имел вид рубахи с короткими рукавами и состоял из нагрудника и наспинника, собранных из различной формы пластин. Соединение элементов доспеха было довольно разнообразным. Археологические материалы и изобразительные источники, свидетельствуют, что грудь
и спину воина защищали пластины, расположенные вертикально, которые крепились чаще всего «внахлест» с помощью кожаных ремешков [150. Рис. 5; 425. Рис. 241], или, возможно, пришивались к кожаной основе. Несомненно наличие разрезного подола, который состоял из тех же пластин, что и нагрудник. В зависимости от
назначения доспехов он мог быть коротким или длинным, причем для всадников более предпочтительны были, скорее всего, последние. Сложнее представить конструкцию наплечников. Они могли быть двух видов: как продолжение нагрудника (защита рукавной проймы) и как специальные ряды пластинок, крепившихся непосредственно к рукаву. Состояли наплечники, скорее всего, из различных форм пластин (типы А1 и АЗ). В целом эти доспехи были наиболее разнообразными, что и обеспечило им особую популярность. Отметим наличие ламеллярных доспехов, состоящих как из мелких (тип Al, А2), так и из крупных (тип А4) пластин, что определенно связано с изменениями в конструкции пластинчатых панцирей, стремлением улучшить качество защитного покрытия. Распространение пластинчатых броней у булгар, судя по всем материалам, начинается с X в. (типы Al, А2, АЗ), что бьшо вызвано культур но-историческим и связями со степным миром Евразии. Мнение Е.П.Казакова о западном происхождении этой группы доспехов [135. С. 26] представляется ошибочным, если принимать во внимание всю историю металлического доспеха в Евразии. До середины XIII в. в Западной Европе главным средством защиты тела служила кольчуга [414. С. 19], а пластинчатый доспех, как и на Руси, развивается лишь в ХП-ХШ вв. [150. С. 16; 414. С. 39 и сл.]. Поэтому, рассматривая проанализированный типологически булгарский материал в комплексе и учитывая общее распространение панциря с востока на запад, более объективно будет
предполагать восточные истоки булгарских доспехов из пластин. Боевые свойства
ламеллярных броней «ременного крепления» способствовали их дальнейшему развитию и применению вплоть до XIII-XIV вв. [111].
Подтверждением тенденции к усилению доспеха служит появление чешуйчатого
панциря уже в предмонгольское время. Булгарские, в первую очередь билярские, находки доказывают, что точка зрения М.В.Горелика, который связывал находки такого рода в Европе, датирующиеся, по его мнению, только со второй половины
XIII в., с бурным развитием панциря из чешуек в м он голо-татарских государствах
[69. С. 2551, является не совсем точной, односторонней. Скорее всего, именно
определенная популярность чешуйчатых средств защиты на Руси [150. С. 18, 19] и в Булгарии [111] и способствовала их распространению в Улусе Джучи. Во всяком
случае, появление этого панциря у волжских булгар в домонгольский период, видимо, объясняется тесными культурно-экономическими связями как с мусульманским Востоком, где она была одним из основных видов защиты в конце XI-XII в. (см.: [416, 418]), так и с Русью.
Чешуйчатый доспех у булгар по конструкции мало чем отличался от пластинчатого и состоял из рубахи с оплечьями, короткими рукавами и разрезным подолом (длинным и коротким). Улучшение защитных свойств такого вида панцирей достигалось за счет отсутствия жесткого соединения пластин между собой и более плотного крепления к основе, что делало его более надежным и гибким. Высокие боевые качества чешуйчатых доспехов способствовали его развитию и сохранению в
120
золотоордынское время (вполне возможно, что тип пластин Б2 появляется именно в раннезолотоордынский период).
Стремление сделать панцирь еще более отвечающим новым требованиям военной обстановки выразилось и в появлении в золотоордынскую эпоху бригандин [111 С. 95].
Результаты изучения булгарских материалов еще раз подтверждают, что развитие доспеха зависело от совершенствования наступательного вооружения и от внедрения в боевую практику конных сшибок и затяжного многоактного боя, в которых от защитных средств требовались непроницаемость и подвижность. В значительной мере подобная тенденция в эволюции пластинчатых броней была связана с характером их применения в качестве элемента снаряжения профессионального воина-дружинника.
Шлем - защитное наголовье для предохранения головы воина - состоял из стального конического корпуса-наголовья и практически всегда имел обрамление по нижнему краю из длинной кольчужной сетки (бармицы) для защиты шеи и горла (а иногда и лица), а еще реже - стальным забралом (личина) (см.: [70. С. 154-156; 370. С. 128, 129; 373. С. 107-112]).
Письменные источники свидетельствуют о регулярном применении шлема булгарами. В X в. на это косвенно указывают арабские источники, говоря, что булгары «имеют полное вооружение» [100. С. 32; 363. С. 24], в состав которого, несомненно, входило и боевое защитное наголовье. В XII в. ал-Гарнати также сообщает о наличии шлемов у дружинников булгарского царя [267. С. 43, 61]. Миниатюры Радзивиловской летописи почти всех булгарских воинов изображают в шлемах [18. С. 19|.
К сожалению, находок, характеризующих шлем булгар, немного. Пока неизвестны находки целых шлемов Х-ХШ вв., хотя есть сведения о случайных находках, например, в районе Степного озера близ Болгар и на городище «Девичий городок» (оба в Спасском районе Татарстана [135. С. 26]), дальнейшая судьба которых неизвестна К непосредственному изучению шлема позволяют подойти археологические материалы, на основе которых можно примерно реконструировать 'вид боевого наголовья, а также, с некоторой долей вероятности, и его развитие.
Для восстановления формы булгарского шлема большое значение имеет находка воронковидного навершия пластинчатого составного шлема (рис. 75, 12). Оно представляет собой железную коническую воронку (диаметр 6,5 см) с тремя отверстиями по окружности, переходящую в длинную (9 см) втулку. В месте перехода корпуса во втулку имеется утолщенный валик. Найдено навершие было во время археологических работ на Зологаревском городище [263. Рис. 7, /7]. Подобная деталь встречается довольно часто на сохранившихся целых шлемах, которые в большинстве случаев имеют составной пластинчатый корпус и сфероконическую форму. Шлем из Зологаревского городища был, видимо, собран из трех широких полос, склепанных с помощью соединительньос пластин и стянутых внизу обручем. Сфероконический шлем с длинной втулкой имеет, скорее всего, восточное происхождение [150. С. 27, 161, 162, рис. 9]. Большая популярность и многовековое существование таких боевых наголовий объясняются в первую очередь тем, что отвесный и боковой удары скользили по плоскости тульи, гася их силу. Действительно, такие шлемы широко распространились в эпоху средневековья и были известны от Приморья [212. С. 172-184] до Ближнего и Среднего Востока [69. С. 260, 261; 416. С. 34, 35, рис. 56, 57, 75, 79; 418. С. 6-7]. Сфероконические шлемы были хорошо известны в соседних с Булгарией землях: в Древней Руси [150. С. 25-29], у кочевников Дешт-и Кыпчака [335. С. 32-34] и Южного Урала [198. С. 79, 84, 114, 134]. Учитывая археологические материалы, а также несомненное использование сфероконических шлемов подонскими болгарами [21. С. 199, рис. 3] и соседними средневековыми народами, можно предположить довольно широкое применение булгарами этого типа боевого наголовья в Х-ХШ вв.
На сфероконических шлемах использовались также для защиты лица нанос ники, один экземпляр которых был обнаружен на Семеновском I селише [139. С. 26,
121

рис, 2, <У|. Наносник изготовлен из четырехугольной железной пластины толщиной 4 мм, изогнутой в профиле и плавно расширчюшейся книзу, где заканчивается широкой стрелкой для зашиты носа (рис. 75, 13). Наносник обычно составляет единое целое с обжимным обручем и плавно переходит в него. Вообще наносники в Х-ХШ вв. были довольно хорошо известны на шлемах, использовавшихся в Западной Европе [414. С. 25 и ел], в Древней Руси [150. С. 24-27], в Причерноморье и Поросье [335. С. 33, рис. 5], на Южном Урале [198. С. 114, 144, рис. 61, 7/], а также на Ближнем Востоке [418. С. 7. прим. 51]. В Древней Руси наносники известны уже с X в. [150. С. 24-27]. Булгарский наносник, судя по форме (длинный, расширяющийся книзу и т.д.), более всего напоминает русские образцы ХП-ХШ вв. [150. Табл. XII, I, XVII, 1].
Кроме указанного типа, булгары использовали, видимо, шлемы сфероконической формы с прямоугольным вырезом для укрепления маски-личины. К сожалению, и в этом случае о форме шлема мы можем судить лишь приблизительно на основании аналогичных материалов из Древний Руси и сохранившейся маски-забрала (рис. 79, 80); подробнее о ней см. [128]).
Первые сведения о подобных защитньгх приспособлениях у булгар появились еще в начале XX в., когда «маска с изображением человеческого лица с открытым ртом» была описана в составе булгарской части коллекции «отдела имени А.Ф.Лихачева» в Казанском музее [173. С. II]. Отдел этот был создан в музее на основе частного собрания археологических предметов (причем булгарская коллекция происходит в основном из районов Биляра и Болгара), приобретенных известным казанским археологом и коллекционером А.Ф.Лихачевым, и переданного после его смерти в дар городскому музею. В настоящее время маска хранится в фондах Государственного объединенного музея РТ. Обстоятельства ее местонахождения или приобретения, к сожалению, не известны.
Основные размеры маски таковы: длина от верхней части лба до низа подбородка 19,8 см, ширина 16,2 см, высота лба до переносицы 5,5 см, длина носа от переносицы до кончика 8 см, толщина маски 0,3-0,4 см. Сохранность маски довольно хорошая, от коррозии пострадал только верхний слой, и местами замета даже часть орнамента. Видны также отверслия для крепления маски - по два с каждой стороны и одно посередине; а вверху' лба припаяна пластина (2*2 см) с заклепкой. Носовой выступ имеет снизу два отверстия диаметром по 0,7 см. Переносица переходит в надбровные дуги, по краям которых с двух сторон идет точечная насечка. Точечный орнамент обнаруживается и на лбу маски; очевидно, в древности вся ее поверхность была покрыта орнаментом из точек. Миндалевидные прорези для глаз имеют выпуклые бортики по краям. Отверстие для рта также рельефно выступает над плоскостью маски, а углы его находятся на одной линии.
Подобные маски уже встречались на территории Восточной Европы: три из них найдены в погребениях поросских кочевников, входивших в черноклобукский союз [150. С. 29, рис. 26, табл. III; 249. С. 44, табл. XL; 256: С. 216], и по одной из раскопок древних городов: Херсонеса [271. С. 9, 10, табл. I], Изяславля [150. С. 29; 215. С. 141, 142] и Серенска [232. С. 79-81, рис. 27; 270. С. 134-139, рис. I, 2|.
Немногочисленность подобных масок способствовала возникновению споров среди ученых об их датировке. Н.В.Пятышева, например, считает, что подобные находки должны датироваться не ранее чем второй половиной XIII-XIV в. [270. С. 135; 271. С. 34]. Однако ее выводы были опровергнуты специалистами в области средневековой археологии и оружие веде ния, которые убедительно доказали, что эти маски появляются и распространяются в конце XII - первой трети XIII в. [69. С. 265; 150. С. 29; 160. С. 214-217; 217. С. 216].
По вопросу о функциональном назначении масок в настоящее время утвердилось мнение об их боевом использовании. Практически только Н.В.Пятышева видит в них «не более чем принадлежность ритуально-культовой пантомимы шамана-кочевника»
122
[270. С. 135; 271. С. 34]. Эта гипотеза уже была подробно рассмотрена и подвергнута убедительной критике [160. С. 214-220]. Все другие исследователи, так или иначе касавшиеся вопроса о назначении этих предметов, считают их художественно оформленными забралами шлемов [69. С. 265; 150. С. 29; 256. С. 216].
В пользу боевого назначения булгарской маски свидетельствует наличие вверху лба шпенька-заклепки, известного почти на всех масках и служащего для стандартного крепления к шлему, что демонстрирует находка шлема с приклепанной к нему маской из погребения близ Липовец [150. Табл. XIV, 2а] и отверстиями по краю маски для соединения с кольчужной сеткой-бармицей. Расколотые, а позже заделанные нос и «надбровье» булгарской маски и значительная ее толщина уже сами свидетельствуют о повышенном внимании к прочности, которое было бы трудно объяснить, если принять точку зрения о ритуальном назначении личины [128].
Рис. 79. Железная маска-забрало с территории Булгарии
История происхождения данного вида защиты лица прослежена еще не во всех деталях, но уже сейчас можно констатировать связь забрал-личин со сфероконическим шлемом с вырезом, распространение которого было вызвано поисками средств наиболее полной защиты головы и лица и в то же время стремлением обойтись без создания тяжелых шлемов типа западноевропейских [150. С. 29, 32; 160. С. 216, 217]. Несомненно также значительное ближневосточное влияние [276. С. 101; 328. С. 104] на появление масок-забрал в Восточной Европе в конце XII - первой половине XIII в. [71. С. 193; 150. С. 29]. Неслучайно поэтому, что и Волжская Булгария, имевшая обширные культурно-экономические и политические связи с Востоком, стала областью распространения сфероконического шлема с маской-забралом.
123
124
Итак, можно считать установленным, что в домонгольский период булгары использовали боевые защитные наголовья, а наиболее распространенным их типом был, скорее всего, сфероконический пластинчатый шлем. В предмонгольский период, если судить даже по немногочисленным находкам, булгары начали использовать этот шлем с iMac кой-забралом.
Щит - защитное вооружение для предохранения головы и корпуса воина и для маневренного отражения ударов противника.
Вопрос о булгарских щитах пока ни разу не был предметом специального изучения, так как они редко сохраняются, и поэтому их остатки и части плохо известны. Можно предполагать, что в Х-ХШ вв. на вооружении у булгар были круглые деревянные или кожаные шиты без металлических деталей, которые широко использовались многими народами Европы и Азии [185. С. 60; 242, С. 139; 274. С. 85, 86, рис. 60;‘371. С. 201, рис. 93|.
Более определенно о булгарском щите домонгольского периода можно судить по находкам умбона - выпуклой срединной металлической бляхи, которая позволяла парировать удары, идущие по щиту, а также защищала руку воина (см. [150. С. 34, 35[). Один такой умбон, найденный на Семеновском I селище [135. С. 24, рис. 2, /7], представлял собой полушарие диаметром 10,5 см и высотой 5,5 см, вокруг которого шла полоса шириной 2 см, где симметрично располагались четыре заклепки (рис. 81).
Аналогичные умбоны широко известны по всей Европе. В Норвегии и Латвии найдены даже целые щиты [150. С. 35; 187. С. 801, которые вместе с остатками щита из Гнездовского могильника [302. С. 67, 68] позволяют реконструировать этот вид защиты. А.Н.Кирпичников [150. С. 35] считает, что это были круглые (около I м в диаметре) плоские щиты, которые составлялись из нескольких дощечек и обтягивались кожей. В центре пропиливалось круглое отверстие, которое снаружи закрывалось умбоном. На противоположной стороне шита «от края до края» прикреплялась пластинка (иногда рейки), средняя часть которой служила для захвата рукой. Умбон соединялся со щитом несколькими заклепками. В эпоху раннего средйевековья шиты с полушаровидными умбонами употреблялись практически на всей территории Западной Европы, но особенно популярны были в ее северной части. На Руси шиты с этим типом умбона происходят в большинстве своем из погребений второй половины X в. и идентичны североевропейским [150. С. 35]. Находка из Волжской Булгарии должна, очевидно, также датироваться X - началом XI в.
Вопрос о происхождении подобных средств защиты у волжских булгар достаточно сложен. Совершенно очевидно, что щиты с такими умбонами не возникли у них самостоятельно, а были заимствованы от скандинавов, видимо, через Русь. Любопытно в этом отношении сообщение Ибн-Фадлана, описавшего «русов», живших близ города или ставки булгарского правителя, зафиксировавшее факт использования щитов русами [162. С. 145].
Таким образом, вполне вероятно, что в X в. на вооружении части булгарского войска находились круглые шиты с полушаровидными умбонами. Скорее всего, у булгар, как и у древнерусских воинов, такие щиты после X в. постепенно выходят из употребления [150. С. 37].
Одновременно волжские булгары, очевидно, применяли выпуклые круглые шиты без металлического навершия, а иногда и со сфероконическим умбоном. Находки целых щитов XI-XIII вв., к сожалению, не обнаружены, но среди материалов из раскопок Билярского городища (раскопы XXIII, XVI, XXVI) найдено несколько предметов, которые можно с некоторой долей определенности интерпретировать как детали щитов. Эго обломки круглых (диаметр 15-20 см) выпуклых блях толщиной 0,2 см. В корпусе одной выпуклой пластины (диаметр 15,5 см) проделаны мелкие отверстия в три ряда (по радиусам 6,5; 4,5 и 2,5 см) (рис. 82, /). Судя по историкоархеологическим параллелям они, видимо, представляют собой умбоны, которые с помощью отверстий крепились к основе выпуклого круглого шита.
125
I
Рис. 81. Железный полушаровидный умбон X в.
126
Рис. 82. Детали железных умбонов щитов ХП-ХШ вв. (Биляр)
Подобного вида защита была распространена на Ближнем Востоке и в Малой Азии в эпоху средневековья и представляла собой круглый щит (диаметром около 50 см), сплетенный из прутьев, а иногда прошитый хлопчатобумажной нитью и увенчанный металлическим умбоном [69. С. 259, табл. VII, 6; 71. С. 196, рис. 12; 81. С. II; 418. С. II, 12|. Использовались и круглые выпуклые шиты из твердой кожи, также укрепленные металлическими умбонами, о чем свидетельствуют письменные [81. С. 11; 418. С. 12| и изобразительные [69. С. 260; 71. С. 197, 198] источники. Иногда металлический умбон скрывался под кожаным прикрытием и приклепывался
127
к дощатой (плетеной) основе и кожаному покрытию с помо цыо м статических заклепок, шляпки которых заметны на ряде средневековых миниатюр [418, С. 111. Не исключено, что билярские умбоны использовались именно так. Вероятно, новые находки позволят более детально выяснить развитие круглых щитов с металлическим навершием и без него на территории Булгарии в Х-ХШ вв.
Для защиты тела в маневренном кавалерийском бою служили и небольшие миндалевидные щиты [150. С. 37, 38[, которыми вооружены булгары на миниатюрах Радзивиловской летописи. Других данных об их использовании булгарами нет, хотя на Востоке они известны с XII в. [69. С. 260, табл. VII, 8; 418. С. !2[, а в Древней Руси с конца X в. являлись основным средством защиты корпуса [150. С. 37-39[.
Использование шита, по-видимому, нс было привилегией только знатных воинов и рыцарей-дружинников. Плетеными, деревянными и кожаными щитами могли бьггь вооружены легковооруженные всадники и пехотинцы. На рисунках из Радзивиловской летописи булгарские пехотинцы несколько раз изображены со щитами (круглыми и миндалевидными), поэтому щит можно считать универсальным оружием для всех категорий воинов. Разумеется, воины-профессионалы применяли более удобные к надежные средства прикрытия тела, но и простые ратники имели, видимо, добротные щиты.
Для обозначения щита волжские булгары употребляли общетюркский термин «калкан», который впервые у них фиксируется в произведении «Кисскбаш китабы» [23. С. 141, 147, 174|. Характерно, что под этом словом чаще всего понимался круглый щит [69. С. 259; 92. С. 412|.
Развитое щита на территории Среднего Поволжья у различных тюрко-булгарских племен, очевидно, начиналось еще в VII-IX вв., когда у них, скорее всего, имелся на вооружении традиционный круглый щит без металлических деталей. Позже, в X в. , у части булгарских воинов появляется шит с полушаровидным умбоном, 'по связано, возможно, с увеличением значения тяжелого вооружения, а также с включением в дружину новых контингентов воинов североевропейского происхождения («русы»). Судя по историческим аналогам и изобразительным материалам, вполне определенно фиксируется наличие уже в ХП-ХШ вв. у населения Булгарии круглых выпуклых и миндалевидных щитов, которые были универсальным оружием конника и пехотинца, феодала и простого ратника.
Таким образом, уже в раннсбул rape кос время волжские булгары имели ряд необходимых защитных средств. Несомненно, в комплекс вооружения VII1-X вв. входила кольчуга; меньше данных о кожаных доспехах, шлемах и щитах, хота их наличие вполне вероятно. Средства защиты элого времени преимущественно связаны своим происхождением со степными районами Евразии. Образование государства и становление феодальной военной организации привело к переработке всего комплекса защитного вооружения. В этот период у булгар появляются пластинчатые панцири, а также, вероятно, металлические сфероконические шлемы и шоты с умбоном. Вес эти инновации X-XI вв. могут быть объяснены постепенной модификацией всех средств индивидуальной защиты по сравнению с предыдущей эпохой по мере возрастания (и во многом вследствие резкого усиления военного значения рыцарства) роли феодальных дружин внутри булгарского войска, как правило, имевших определенный полный набор боевых прикрытий воина (кольчуга или пластинчатый панцирь, металлический шлем и круглый щит с полушаровидным умбоном).
Во второй половине ХП-ХШ в. указанная тенденция приводил' к дальнейшему развитию средств защиты тела: параду с возникновением новых типов защиты (чешуйчатые панцири, миндалевидные щиты, сфероконические шлемы с маской-забралом) видоизменяются традиционные - для плетения кольчуг начинают применяться плоские кольца, увеличиваются размеры пластин ламеллярного панциря. Такие перемены позволяли, с одной стороны, расширить площадь, защищаемую доспехом, повысить его надежность и непроницаемость, а с другой - увеличить его подвижность и эластичность. 2>ти процессы, несомненно, находят объяснение в рсатиях боевой
128
практики предмонгольского периода, кота исход боя решался в столкновении тяжеловооруженных воинов, применявших:, таранный удар копьем. Само сражение стало многоактным, причем возросло значение мобильных, скоротечных схваток с использованием средств с высокой проникающей способностью. Кроме средств защиты кавалериста развиваются и пехотные прикрытия. Щиты пехотинцев, видимо, не отличались от кавалерийских, различались они не формой, а, скорее всего, размерами. К сожалению, пока трудно вычленить типичные пехотные боевые доспехи. Не помогают сделать это и исторические параллели, позволяющие констатировать лишь перстулярность и некомплектность используемого рядовыми, небогатыми воинами набора защитных средств.
Весь комплекс булгарского защитного вооружения хотя и представлен небольшим количеством источников, но был довольно разнообразен. Разумеется, будучи связаны со многими народами Евразии, волжские булгары воспринимали и передавали, заимствовали и приспосабливали к своим нуждам их достижения. Так, кольчуга, пластинчатый панцирь, круглый щит и сфероконический шлем, возможно, были известны булгарам еще до прихода на Среднюю Волгу. Их распространение, не позднее XI в., говорит о том, что этот комплекс был достаточно традиционным. Изредка, уже в X в., в него вливаются достаточно своеобразные западные изделия, например, круглый щит с полушаровидным умбоном, что, по-видимому, связано с включением в булгарскую дружину новых групп воинов. Позднее, в XIII в., связи с Западом и Востоком усиливаются, на что указывает заимствование чешуйчатого доспеха, кольчуги с плоскими кольцами и, возможно, миндалевидных шитов и шлемов с масками. Показательно, что эти предметы, характеризующие восточноевропейское рыцарское вооружение, в наибольшем количестве появляются у булгар в предмонгольс-кий период, когда во всей Европе, в том числе и на Руси, возобладала тенденция к усилению доспеха. Следование в ее русле, несомненно, является результатом развития булгарской системы защитного вооружения параллельно с общеевропейской. Необходимо также подчеркнуть целенаправленность и избирательность в отборе заимствований. В Булгарии нет такого количества типов шлемов, щитов, как на Руси, и ее защитный арсенал производит впечатление некоторой ограниченности. Однако эти сомнения отпадут, если обратиться к вооружению соседей булгар. Ничего подобного булгарскому доспеху нет у соседних финно-угорских народов, а защитное снаряжение кочевников Х-ХШ вв. явно уступато булгарскому. Отсюда становится ясно, это булгарам не было смысла наращивать защитную мощь доспеха. Они имели тот комплекс вооружения, который позволял им успешно сражаться и с легковооруженными кочевниками, и с оседлыми племенами, и с феодальными рыцарскими дружинами.
Социальное деление внутри армии прежде всего наглядно проявляется при рассмотрении распределения защитного вооружения. Феодальная знать и рыцари отличались от остального войска тем, что комплектно и регулярно использовали защитное вооружение различных видов, особенно металлические доспехи. Эго конечно, не означает отсутствия защитного снаряжения у простых ратников, которое, видимо, большей частью они получали на время боевых действий из арсеналов своих феодалов или государственных складов. Такая форма снаряжения войска существовала, например, в Дунайской Болгарии, где защитное вооружение регистрировалось и выдавалось в соответствии со специальными реестрами [422. С. 53-56].
Таким образом, изучение предметов оружия ближнего боя и защитного вооружения позволило установить, что набор боевых средств волжских булгар домонгольского периода состоял из сабель, мечей, боевых топоров, копий, булав и кистеней, а также средств защиты воина - доспехов, кольчуг, шлемов и шитов. Удалось установить, что совершенствование всего комплекса боевых средств и снаряжения шло в сторону дифференциации его применения: одни виды и типы оружия становились все более узкоспециальными, для чисто военных функций, а другие - более универсальными, годными и для боя, и для хозяйства. Подобное
в
129
развитие вооружения было, очевидно, неслучайным и выпукло демонстрирует выделение двух полюсов войска - профессиональных воинов и простых ратников, ополченцев.
Выявлена также тенденция к общему утяжелению доспеха и развитию боевых средств с повышенной проникающей способностью или высокими ударными качествами для пробития, разлома брони, «ошеломления» противника. Подобное развитее удалось проследить в наборе защитного снаряжения и оружия ближнего боя - саблях и мечах, копьях (пики и узколезвийные удлиненно-треугольные копья), топорах (асимметрично-лезвийные топоры, чеканы), булавах (булавы-клевцы, многогранные навершия, шестоперы), кистенях (многогранные, грушевидные и кубические с выступами, биконические). Все изменения в формах оружия особенно наглядно выявлены в конце XII - XIII в., когда эта тенденция стала определяющей.
Военно-технические инновации подобного рода были связаны, как демонстрируют булгарский материал и аналогичные изменения в Европе, на Ближнем Востоке и в Средней Азии, с совершенствованием набора боевых средств знатного воина-профессионала. Именно арсенал рыцарского вооружения, развиваясь наиболее динамично, определял уровень развития оружия и снаряжения Волжской Булгарии. Выделяется он довольно определенно уже в IX в., а в домонгольский период становится более разнообразным и совершенным. В X-XI вв. он состоял из сабель, мечей, пик, топориков-чеканов, булав, кольчуг и пластинчатых доспехов. В этот же период выявляется тенденция насыщения традиционного набора дружинного арсенала новыми элементами (каролингские мечи, щиты с умбонами и т.д.). В ХП-ХШ вв. набор дружинного вооружения включал сабли (реже романские мечи), граненые шпилевидные пики, многогранные и сложнофигурные булавы, ламеллярный доспех из крупных стальных пластин, чешуйчатые панцири, миндалевидные и выпуклые круглые щиты, сфероконические шлемы (иногда с маской-забралом). Такой профессиональный (рыцарский) комплекс боевых средств мог сложиться только в условиях боевой практики, когда исход боя решался в столкновении тяжеловооруженных воинов, применявших таранный удар копьем.
Массовое оружие, становясь все более универсальным, обеспечивало высокую боевую надежность и разнообразие. Среди этого набора важное значение сохраняли традиционные виды оружия и снаряжения: удлиненно-треугольные и листовидные копья, широколезвийные топоры, кожаные доспехи, кольчуги, круглые щита. Одновременно булгары заимствуют несколько новых форм и типов древкового оружия (широколезвийные копья, двушипные дротики, топоры с двумя (или одной) парами подтреугольных щековиц и приспосабливают их к условиям своей боевой практики. Постепенно к XIII в. вырабатывается набор массового оружия, который наряду с традиционными формами «орудий войны» включал метательные сулицы и рогатины. Эволюция массового оружия позволяет говорить о повышении роли вспомогательных войск - пехоты и легкой конницы. Кроме того, анализ массового вооружения показывает, что постоянно идет сокращение вооруженности населения, а универсализация его связана с необходимостью использовать разные формы копий, топоров и ножей как в бою, так и в хозяйстве.
Все это показывает сложный, развивающийся характер вооружения волжских булгар X - ХШ вв., в совершенствовании которого определяющую роль играл набор боевого снаряжения знатного воина-профессионала.
130
Глава II. ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ ВОЕННОГО ИСКУССТВА ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ
Все воины пришли. Куда ни кинешь взгляд. Там с четырех сторон везде войска стоят, И с каждой стороны - по двести тысяч в ряд, -Стояли там войска со всех сторон теперь. Зеленых не сочтешь там шелковых знамен, Один стяг позлащен, другой - посеребрен, Несметные войска там шли со всех сторон, -Мечей и сабель блеск сверкал вокруг теперь.
Кул Гали «Кысса- и Иусуф»
Специфическим содержанием всякой войны является применение насильственных средств против армии противника для достижения политических целей. Победа в вооруженной борьбе «основывается.- как писал Ф.Энгельс, - на производстве оружия, а производство оружия, в свою очередь, основывается на производстве вообще, следовательно... на материальных средствах, находящихся в распоряжении насилия» [398. С. 170]. Отсюда вытекает, что выявление этапов эволюции и уровня развития вооружения не является самоцелью, а служит необходимой основой для установления как классового состава войска, так и характера военного дела в целом.
Вследствие специфики имеющихся в нашем распоряжении источников применительно к данной теме целесообразно рассмотреть ряд вопросов военного искусства населения Волжской Булгарии X - начала XIII в.: развитие комплекса вооружения (боевого снаряжения), структуру военной организации, численность войск, стратегшо войн, оперативное и тактическое искусство.
1.	КОМПЛЕКС БОЕВОГО СНАРЯЖЕНИЯ ВОЙСКА
Вооружение, детально проанализированное выше, позволяет сопоставить его с ранее изученным оружием дистанционного боя и конским снаряжением и свести отдельные виды и типы оружия в единый комплекс боевых средств. Однако для решения подобной задачи необходимо предварительно осмыслить ряд теоретических проблем. Они требуют не столько последовательной систематизации археологического материала, сколько выявления среди него культурно значимых типов, которые позволят реконструировать историю древнего оружия, выявить социальные основы средневековой армии и тактики боя. Все эти процедуры могут быть выполнены лишь при создании на основе культурной типологии реконструктивной модели комплекса булгарского вооружения.
Реализация этого подхода предполагает наличие двух уровней исследования материала [160а]. Первый - археологический (вещеведческий) - заключается в выявлении находок и их обработке: определении технологических и производственных особенностей и приемов изготовления оружия, его декорировки и орнаментации, а также типологизации материала с учетом выявления связей предметов оружия во времени (более ранние или поздние, традиции и инновации) и в пространстве (торговые
131

контакты, заимствования, военные трофеи), а также их места в исчезнувшей культуре.
Проведение этих процедур позволяет совершить «перевод» «языка вещей» щ язык письменного исторического источника. Поэтому (порой уровень - исторический - предполагает создание теоретической модели - комплекса вооружения (боевых средств). Эта модель - универсальная категория, способная отражать развитие вооружения, способы и формы его применения в бою, соотношения разных типов оружия и наборов воинского снаряжения, их атрибутацию по социальному статусу и родам войск, а также боевой косном воина. Именно такая реконструктивная модель наиболее точно приближается к закономерностям появления, применения и развития реального набора вооружения древних обществ (см. [116]).
Это особенно актуально для изучения истории булгарского вооружения, так как, к сожалению, пока невозможно детально проследить развитие булгарского оружия на основе реально сохранившегося цельного арсенала боевого снаряжения. Анализ основных особенностей характера и направлений изменения вооружения булгар позволяет выяснить новые черты эволюции обшебулгарского арсенала оружия. Этот реконструированный комплекс боевых средств, разумеется, не отражает всего разнообразия наборов оружия булгар Х-ХШ вв., но позволяет более полно представить основные этапы их совершенствования и социальную атрибутацию.
В связи с этим отмстим, что определение специфики оружия того или иного этноса или государства во многом зависит от изучения взаимовлияния народов. В эпоху средневековья огромные регионы имели довольно близкий набор вооружения и развивались в сходном направлении, теряя свою этническую специфику [147. С. 13|. Вместе с тем, несмотря на сравнительно быстрое распространение военно-технических достижении [167. С. 188|, даже па фоне нивелирующего влияния общих тенденций развития боевого снаряжения, можно вьвгвить местные особенности, которые в Волжской Булгарии были связаны с социальными и этническими факторами.
Особое значение, вследствие этого, приобретает сходство булгарского и древнерусского вооружения. Говоря о сопоставлении, сходстве и во многом тождественности этапов развития оружия Булгарии и Руси, следует иметь в виду некоторую относительность такого сопоставления. На Руси гораздо больше предметов оружия, а за каждым из выделенных типов стоят целые серии одинаковых предметов, которые придают многим наблюдениям статистическую точность [148. С. 15|. Однако для данного исследования важно не столько то, что на вооружении булгар были практически тс же виды и даже типы боевых средств, как и на Руси, сколько то, что наибольшее сходство наблюдается среди определенных типов и видов вооружения характерезующего главным образом набор оружия конного тяжеловооруженного воина. Близость комплексов рыцарского снаряжения между собой наиболее выпукло демонстрирует адекватность военных систем Руси и Булгарии. Именно наличие сходных предметов в составе ведущих наборов вооружения (количественное соотношение которых часто мало сопоставимо), при значительном тождестве хронологии их развития и заметном отличии от боевого снаряжения соседних пародов Восточной Европы, позволяет выявить общие тенденции и в совсршснстеовании отдельных предметов оружия, и в характере самого военного дела (см. |11(), 121|).
В VII - начале X в. тюрко-булгарские племена, которые уже в Подоньс и па Северном Кавказе имели высокий уровень развития классовых отношений, сложившийся набор вооружения и, определенно, сложную [юенно-дружинную организацию [7. С. 140; 51. С. 107-154], постепенно осваивая и заселяя Среднее Поволжье, сумели занять главенствующее положение среди различных местных и пришлых, оседлых и полукочевых этнических групп. Бурное развшие социальных процессов в булгарском обществе привело в конце IX - начале X в. к возникновению Булгарского государства [345. С. 981. Процесс накопления потенциала для последующего социального «взрыва» и демонстрируют данные анализа могильников VIII-IX вв. Изучение распределения находок оружия в пофебениях и сопоставление их с набором вооружения из пофебальных комплексов синхронных археологических памятников и
культур позволило сделать вывод о начальном этапе формирования феодальной дружины уже с конца VIII в. [122, !23|. Направленность этих процессов показывает изменение количества погребений с оружием и возрастание степени обособления и консолидации дружины. Анализ набора оружия позволяет сделать вывод об определенной специализации в применении боевых средств. Сабли, копья и боевые топоры вместе с метательным и защитным вооружением, а также с конских! снаряжением принадлежали, скорее всего, профессиональным военным; дружинникам и знати. Топоры (часто универсальных типов) вместе с метательным вооружением и конским набором использовались остальным войском, которое состояло из народного ополчения, то, конечно, не исключает применения спорадически копий и даже сабель. Все эти данные говорят о начавшемся процессе дифференциации булгарского войска, который в ту пору происходил также в Хазарском каганате, у венгров эпохи «завоевания родины» и на Руси [150. С. 44; 164, 187, 250, 260, 347, 413J.
На рубеже IX-X вв, намечаются качественные изменения в истории булгарского общества. Идет бурный процесс становления единого государства и его институтов [59. С. 173, 174; 75. С. 154-165; 311. С. 60-75; 332, С. 27-29; 354. С. 98-101J, что не могло не отражаться на военном деле, которое приобретает все более определенно черты феодально-дружинной системы. Ведущим комплексом вооружения становится снаряжение воина-профессионала, который в ту пору составлял основу армии Волжской Булгарии, ее ударную силу. Арабо-персидская историческая традиция (каспийский свод сведений [100]), дошедшая до нас в трудах Ибн-Русте и Гардизи, сохранила данные о том, что булгарские воины «ездят верхом, носят кольчуги и имеют полное вооружение» [27. С. 58, 59; 100. С. 32; 363. С. 24]. Набор дружинного оружия наиболее легко выделяется из основной массы вооружения, что связано не только с его специфггшостью (он включал практически все виды оружия; сабли, мечи, пики, чеканы, булавы, кольчуги и металлические доспехи), но и со сравнительной многочисленностью среди находок средств ведения боя (более 74 из 152 предметов оружия X-XI вв.).
В этом комплексе в X-XI вв. важную роль играли традиционные виды оружия; сабли, копья и боевые топоры, которые изменялись под воздействием условий боевой практики. Развиваются сабельные перекрестья как изогнутые с шарообразными уголшениями на концах, так и прямые, ромбовидные в плане. Сабельные клинки, по сравнению с предшествующими, удлиняются, становятся уже и приобретают больший изгиб. Среди копий выделяются вытянутые и широкие удлиненно-треугольные формы, а также пики. Боевые топоры пополняются новыми типами, среди которых все большей популярностью пользуются формы с округлыми щековицами и небольшим подчетырехугольным обушком. Сложные луки со срединными боковыми накладками сменяются луками с концевыми (реже, видимо, вместе с боковыми срединными) накладками [120; 181. С. 131-133].
Одновременно идет модификация традиционного набора вооружения и снаряжения дружинника. Он обогащается видами и типами оружия, которые до X в. были мало распространены; костяными и металлическими грушевидными кистенями, бронзовыми булавами с большими четырехгранными шипами и защитным снаряжением; особенно показательно расширение применения пластинчатого доспеха, коль'гуг и
шлемов.
Изменения коснулись и конского снаряжения, среди которого необходимо
выделить новые типы удил («крыльчатые» с псалиями с одинарной петлей грызла,
кольчатые без перегиба), а также шпоры и ледоходные шипы [139. Рис. 10, 68\ 181.
С. 193-199, 202-204, 206-209].
Особый интерес вызывает появление в Булгарии X в. комплекса вооружения западного происхождения, который включает каролингские мечи и их фурнитуру, круглые шиты с полушаровидными умбонами, удлиненно-треугольные копья и шпоры.' Эти виды оружия демонстрируют распространение у булгар общеевропейских средств вооруженной борьбы. Предпосылки появления западного облика оружия у булгар связаны как с функционированием Волжско-Балтийского торгового пути и укреплением
133
связей Булгарии со странами ниркумбалтийского региона, так и с внутренними социальными причинами. Весьма сложен вопрос о самом механизме включения в булгарский арсенал оружия западного облика. Начальный этап его связан, скорее всего, с вхождением в булгарскую дружину полиэтничного по происхождению слоя русов (частью славяно-финского, частью скандинавского происхождения), насыщенного североевропейскими элементами дружинной культуры. Одну из групп этих русов отметил в своих записках Ибн-Фадлан. Судя по источникам, наемные дружины сосредоточивались в ставках князей в городах, где вырабатывалась синкретичная дружинная культура [125]. Постепенно они культурно ассимилировались и были включены в состав господствующего класса (об этом может свидетельствовать Балымерское курганное погребение, которое демонстрирует явные черты смешения элементов культур русов и булгар).
Таким образом, набор оружия у булгарского дружинника X-XI вв. включал как традиционные, так и заимствованные с ре детва борьбы, был достаточно однороден и ограничен необходимым традиционным минимумом оружия и снаряжения (учитывая отсутствие скандинавских ланцетовидных копий и русских форм секир). Такая избирательность в заимствованиях, при совершенствовании своих видов оружия, говорит об определенной самостоятельности и самобытности булгарской дружины.
Основная часть булгарской дружины была конной [100. С. 32, 37, 38]. Одной из особенностей развития снаряжения булгарского всадника являлось использование двух видов управления конем и соответствующая посадка в седле; «восточная» - с помощью плети (всего известно около 50 наверший) и «западная» - с применением шпор (всего 5 экз.). Хотя последний не был, очевидно, широко распространен, но он демонстрирует восприимчивость населения Булгарии к влиянию различных культурных центров и внедрение в военное дело новшеств, связанных с общеевропейской системой ведения боя. Все это подтверждает строго избирательный характер заимствования новых элементов вооружения, обусловленный, главным образом, эволюцией социальной структуры и военной организации булгарского общества.
Сравнивая эти процессы с аналогичными у других народов, отмстим отличие от развития древнерусской армии и некоторое сходство с венгерской. В Древней Руси основу армии составляла пехота, и только с середины X в. начинает совершенствоваться конница [149. С. 55. 57]. В Венгрии же начало военной истории связано, как в Булгарии, с конницей, а появление пехоты относится к более позднему времени. Однако если дружина венгров после знакомства с тяжелым западноевропейским оружием постепенно перешла на новое снаряжение [13. С. 340, 341; 164. С. 15, 16; 401. С. 15, 16; 413], то булгары хотя и были знакомы с таким вооружением, но сохраняли традиционное оружие, видоизменяя его в соответствии с новыми условиями.
Ведущее положение в военной организации Волжской Булгарии в ХП-ХШ вв. продолжает сохранять конная дружина. В этот период полностью изменился облик комплекса профессионального вооружения, который становится более совершенным и специализированным. Среди рубятце-колющего оружия основную роль продолжали играть сабли, длина и кривизна клинка которых увеличилась, а среди перекрестий начинают преобладать формы с хорошими защитными качествами (тип ПА и Б, IV). Мечи, как и раньше, нс применяются у булгар широко, хотя именно тогда появляются мечи романского типа, более приспособленные к конному бою.
Определяющее положение среди копий занимают специализированные наконечники. Явно заметна тенденция сделать их более эффективными: у ряда типов (IA, 1Б, IIБ) прогрессирует длина пера и происходит его сужение. Часть копий приобретает’ вытянутую клиновидную форму (тип IA, IIВ). Одновременно у них увеличивается диаметр тульи, а шейка становится толще. Все это свидетельствует об определенной унификации типов копий, которые были связаны с вооружением всадника. Постепенно выделяются пики (тип IA и 1Б) и узколсзвийные удлиненнотреугольные копья (тип ПБ и ПВ), явно преобладающие над другими формами.
Боевые топоры в наборе профессионального вооружения теперь играют меньшую роль. Известны топорики-чеканы с узким клиновидным лезвием и парадные орнаментированные топорики. Если модификация первых связана с желанием увеличить эффективность удара, то вторые больше служили, видимо, знаками отличия, показателем социального ранга владельца.
Стали более разнообразны и качественно усовершенствованы такие специфичные средства кавалерийской борьбы, как булавы и кистени. Достаточно сказать, что к началу XIII в. появилось 7 новых форм булав и 6 - кистеней, среди них такие совершенные для того времени формы, как булавы со срезанными углами, булавы-клевцы, шестоперы, сложнофигурные с выступами и шипами литые булавы, а также кистени грушевидные с шипами, многогранные, уплощенные с орнаментом и кубические с выступами в виде половинок шариков на углах и сторонах.
Еще более заметен прогресс в совершенствовании защитного вооружения. Кроме кольчуг, ламеллярных пластинчатьгх и кожаных доспехов в предмонгольское время распространяются также качественно новые типы снаряжения: чешуйчатый панцирь и кольчуги с плоскими кольцами. Одновременно в арсенале у булгар появляются, по всей видимости, выпуклые круглые и миндалевидные щиты. Боевое наголовье приобретает новый облик: не позднее XIII в. оно снабжается наносником. Тогда же начинает использоваться новый тип зашиты головы - сфероконический шлем с маской-забралом [128, 150|.
Серьезные перемены затронули и конское снаряжение. Распространяются, как и на Руси, арочные, кольцевидные и трапециевидные стремена [181. С. 202, 204, табл. XVII; 353. С. 104, 105, рис. 1], возрастает разнообразие удил [181. С. 193-1991, встречается своеобразный тип шпор с подвижным зубчатым колесиком [382. С. 112, рис. 3, 16\.
Из вышеизложенного ясно, что в предмонгольский период сформировался принципиально новый комплекс боевых средств, в который входили такие характерные элементы, как сабли, реже мечи, пики или узкие удлиненно-треугольные копья, в качестве вспомогательного оружия - узколезвийные боевые топорики-чеканы, кистени, булавы и кинжалы, а также необходимые защитные средства. Из всего комплекса булгарского вооружения наиболее четко выделяются типы и виды, показательные для набора рыцарского снаряжения: пики, мечи, булавы, чешуйчатый доспех, шлем с маской-забралом, шпоры и трапециевидные стремена. Подобный комплекс мог сложиться только в условиях боевой практики, когда исход боя решался в столкновении тяжеловооруженных воинов, применявших таранный удар копьем. Само сражение с их участием стало многоактным, причем возросло значение маневренных, скоротечных схваток с характерным использованием боевых средств с высокой проникающей способностью или могущих проломить доспех, оглушить противника. Вместе с тем, наличие сабель, сложных луков, кольчуг, круглых щитов и плетей для управления конем свидетельствует о мобильности дружины, ее потенциальной возможности вести стремительные схватки с кочевнической конницей.
Несомненно, что передовые общеевразийские средства борьбы были доступны лишь знатной части дружинников, о чем говорит и редкость находок более совершенных форм оружия и снаряжения, но именно составленные из них отряды войска господствовали на полях сражений предмонгольского периода и могли противостоять русским дружинам. Вместе с тем, сравнивая этот набор с подобным же в Древней Руси, можно определить, что он был несколько облегчен. Дело, видимо, не только в меньшем количестве находок с территории Булгарии (на Руси их тоже сравнительно немного), но и в том, что булгары не стремились увеличивать мошь ударного и защитного вооружения выше определенного уровня. Анализ дружинного снаряжения показывает, что оно было достаточно усилено, чтобы протшзостоять тяжеловооруженным дружинам, и облегчено, чтобы бороться с маневренной степной кавалерией.
Все это заставляет отметить, что тяжеловооруженный булгарский всадник имел па вооружении саблю или, реже, меч, пику или узколезвийное копье, булаву, кистень,
135
иногда боевой топорик, кинжал, лук и стрелы, а также металлический доспех иди кольчугу, шлем, щит, стремена, удила, седло и редко шпоры. Именно эти воины-копейщики составляли ядро войска и мощью своего таранного удара решали исход сражения. Заметная роль в боевых действиях булгарской конной дружины была подмечена авторами русских летописей, которые неоднократно упоминали о ней, повествуя о столкновениях с булгарами в 1164, 1183. 1220 it. [129. С. 625, 626; 186. С. 352, 444, 445; 188а. С. 75, 81; 220а. С. 73; 247. С. 10, 83, 84|. Эти феодальные дружины на поле боя действовали сплоченными массами и были в состоянии гибко реагировать на меняющуюся боевую обстановку. Именно эти дружинные отряды можно назвать рыцарскими, упитывая при этом их восточноевропейскую специфику. Разумеется, эти контингенты не были многочисленными, но по роли и значению на поле боя они абсолютно превосходили все остальное войско, являясь решающей силой булгарской армии во время боевых действий, а их набор оружия и военного снаряжения определял развитие всего военного дела населения Волжской Булгарии.
Если набор вооружения булгарской дружины- выделяется в целом довольно отчетливо, то арсенал оружия других контингентов булгарского войска вычленить труднее. Нет сомнений, что основную его часть составляли воины, которые имели лишь некоторые отдельные виды оружия ближпего боя и защитного снаряжения, Точнее определить их снаряжение пока не представляется возможным, но можно допустить, что оно включало весь набор массового вооружения в различных сочетаниях, среди которого определяющим было универсальное оружие ближнего боя и метательное снаряжение. Отличие дружинного набора от оружия остального войска, очевидно, не в том, что рядовые воины не применяли какие-то боевые средства (нет сомнений, что они могли использовать и копья, и боевые топоры, и даже сабли), а в систематическом употреблении клинкового оружия и регулярном использовании металлического защитного снаряжения. Другой особенностью, отличающей вооружение незнатной части войска от специализированного дружинного, была его большая универсальность. В целом арсенал боевых средств легковооруженных всадников и пехотинцев включал лук и стрелы, боевой нож, боевой топор, возможно, копье, кистень, щит, а доспех состоял, скорее всего, из кожаного панциря и шлема. В пределах этого набора вооружения, видимо, могли быть некоторые различия, обусловленные сложным социальным составом (свободные общинники, горожане и воины, снаряжаемые за счет феодала, и т.д.), которые пока трудно установгпъ более конкретно.
Легковооруженные отряды всадников у булгар, как уже отмечалось, существовали с IX-X вв., а в ХП в. их участие в боевых действиях зафиксировали древнерусские источники [44. Стлб. 330; 47. С. 127; 247. С. 831. Вполне возможно, что в этот период возрастает их значение на поле боя, чему в немалой степени способствовало распространение у булгар сложных луков с концевыми, срединными, боковыми, а также со срединной фронтальной накладками [120; 181. С. 131-133, табл. XLVJ. Вместе с луками увеличивается разнообразие наконечников стрел, особенно бронебойных типов [139. С. 44, 45, рис. 6, 7-75, 181. С. 144, 171; 200. С. 28-33|, что заметно усилило стрелковую мощь легковооруженной конницы. В бою она выполняла вспомогательные функции (завязка сражения, преследование и т.д.), а к концу XII в., как можно предполагать на основе изучения сообщений русских летописей [47. С. 127; 129. С. 626; 186. С. 390; 247. С. S31, постепенно стала выделяться в самостоятельные единицы, которые действовали на коммуникациях противника, вели «разведку боем» и т.д. Особая роль отводилась этим воинам при столкновениях с кочевниками. В таком бою они, очевидно, могли сами решить исход сражения, имея поддержку дружины.
Кроме конного войска, у булгар существовали и пешие контингенты. Начало их формирования относится, очевидно, к X в., когда оседлое земледельческое население Волжской Булгарии начало, видимо, поставлять вспомогательные пехотные отряды в войско правителя. Однако ни тогда, ни позднее, в XI в., эти отряды не играли большой, сколько-нибудь заметной роли в сражении, являясь своего рода живой полевой крепостью. Не случайно, что их практически не фиксируют письменные
136
источники. Данные археологии позволяют расширить наши представления о вооружении этих воинов. Скорее всего оно включало лревковое оружие: черешковые сулицы, асимметрично-ромбические, листовидные и широкие удлиненно-треугольные копья, а также универсальные секиры «малых форм», подражавшие рабочим типам. Некоторые из видов пехотного оружия попали в арсенал булгар благодаря военно-политическим контактам с соседними финно-угорскими народами (особенно это касается двушипных дротиков и асимметрично-ромбических копий), что отражает вхождение местных племен в состав войск Волжской Булгарии, а также, очевидно, стремление булгар восполнить свой набор пехотного оружия, осваивая опыт соседей [111, 115].
Во второй половине XII в. заметно изменился набор пехотного снаряжения. Он пополнился широкими удлиненно-треугольными, удлиненно-листо видными и лавролистными копьями, топорами с клиновидным бойком и оттянутым с выемкой лезвием и небольшим обухом, а также походно-боевыми секирами, подобными рабочим типам. Кроме того, булгарская пехота спорадически, возможно, употребляла метательное и защитное вооружение. Постепенно, в связи с распространением метательной артиллерии и арбалетов возросла в конце XII - начале XIII в. роль оружия дистанционного боя [112; 126; 210; 334. С. 141, рис. 13, 7; 336, С. 82|. Преобразование пехотного оружия в предмонгольское время не случайно и отражает общий подъем значения пеших ратей. Некоторые отдельные факты заставляют полагать, что такие виды оружия, как рогатины, метательные сулицы, лук и стрелы, некоторые типы топоров и миндалевидные щиты, могли принадлежать пехотинцам с более разнообразным, специализированным снаряжением.
Описывая военные столкновения с Волжской Булгарией во второй половине XII - начале XIII в., русские летописцы начинают отмечать участие в боевых действиях булгарской пехоты. Показательно также довозгьно частое изображение пеших булгар на миниатюрах Радзивиловской летописи (см. [271а]). Особенно заметную роль пехота играла при обороне городов, что ярко проявилось при осаде Биляра русской армией в 11S3 г., когда булгарские «пешим» «...вышедше из града учинили себе твердь оплотом» [44. Стлб. 268; 47. С. 96; 247. С. 9]. Все более активно она участвует в полевых сражениях [47. С. 96; 247. С. 9, 83, 84|. Например, в 1220 г. булгары выступили навстречу русской армии «...ови на коних. а друзии пеши» [186. С. 444, 445|. Однако и в этот период пешие контингенты играли в бою пассивную роль, укрепляя боевой порядок войск, выступая в качестве своеобразного подвижного бастиона. Пехота использовалась также при действиях на реках как судовая рать [47. С. 96; 125].
Возрастание значения пехоты связано с целым рядом факторов, среди которых, несомненно, усиление феодализации страны и рост числа внутренних столкновений, укрепление экономической и политической самостоятельности городов и потребности оборонительных войн. Крупные города поставляли, видимо, в войско основные контингенты пехоты, что ярко проявилось в период борьбы с монгольским нашествием. Разумеется, в Х-ХШ вв. пехота не могла еще противостоять тяжеловооруженной коннице в открытом бою, но довольно успешно действовала при защите укреплений, на пересеченной местности, в речных сражениях. Несомненно ее значение при проведении инженерных работ и транспортировке необходимых грузов как по суше, так и по воде. То есть пехота в конце XII - начале XIII в. выполняла в основном вспомогательные функции. В то же время заметна тенденция к повышению ее роли в полевых сражениях.
Оценивая комплекс вооружения булгарского войска в домонгольский период в целом, подчеркнем его коренное отличие практически по всем видам оружия от арсенала соседних финно-угорских народов. Заметно различается также булгарское и кочевническое воинское снаряжение, в первую очередь, по набору дружинного оружия 1 (мечи, пики, рогатины, булавы, защитное вооружение) и конского снаряжения (шпоры, трапециевидные стремена). Наиболее близок булгарскому и по отдельным элементам, и по тенденциям развития древнерусский комплекс. Все это, несмотря на некоторую относительность аналогий, заставляет предполагать очевидную синстадиальность
137
развития этих регионов. Так, почти тождественны оказались сабли и их перекрестья, мечи, пики, удлиненно-треугольные копья, булавы, кистени, железные доспехи и часть снаряжения верхового коня. Отличия касаются различного рода деталей: на Руси предпочитали шпоры, а в Булгарии - плети; на Руси господствовал романский меч, а у булгар - сабля. Кроме того булгарские дружинники были вооружены, видимо, несколько легче, чем древнерусские. Так, в Булгарии Х-ХШ вв. пока не зафиксировано использование конских лат, кольчуг с длинными рукавами, кольчужных чулок и перчаток, наручей, поножей и т.д. Однако, как справедливо заметил А. Н. Кирпичников, «...использование или неиспользование тех или иных военно-технических устройств чаще всею находит оправдание в конкретно-исторической обстановке и совсем не свидетельствует об ущербности развития» [150. С. 74[. Сравнительно облегченное вооружение волжских булгар, вероятно, объясняется необходимостью борьбы с конницей кочевников и пешими ополчениями финно-угорских племен. Сходство между русским и булгарским арсеналом становится особенно заметным в конце XII - первой половине XIII в., что выражалось в использовании романский мечей, боевых сложнофигурных булав, уплощенных кистеней, чешуйчатого доспеха, шлемов с масками-забралами и шпор с зубчатым подвижным колесиком. Все это с очевидностью демонстрирует, что близость комплексов вооружения этих двух регионов носит не случайный характер, а является следствием сопоставимого уровня общественно-политического, экономического и военно-технического развития. Кроме социального и видового различий в наборе вооружения следует учитывать и региональные особенности в его распространении. Пока можно отметить определенное своеобразие Западной Булгарии, где набор вооружения испытал некоторое влияние местных финно-угорских племен [115, 117, 262, 263].
Таким образом, комплекс булгарского вооружения был развивающейся системой, которая постоянно усваивала достижения и с Запада, и с Востока, преломляя их через призму своих традиций и потребностей, следуя в русле общего развития средневековой военной техники.
2.	СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ. ФОРМИРОВАНИЕ СЛОЯ ВОЕННО-ДРУЖИННОЙ ЗНАТИ
И ЕЕ КУЛЬТУРЫ
Вопрос об организационной структуре булгарской армии и всего военного дела сложен и не имеет пока определенной трактовки как из-за отрывочности и неполноты Источниковой базы, так и не вполне удовлетворительной разработанности темы социальной организации самого булгарского общества. Поэтому предлагаемая оценка характера военной системы булгар, не претендуя на завершающую полноту, окончательное решение вопросов и оставляя место дополнениям с учетом новых данных, тем не менее дает общую модель истории военной организации Во;гжской Булгарии и ее наиболее важных составньсх элементов.
Облегчается задача решения всех этих вопросов в той или иной мере наличием целого ряда работ, в которых затрагивались проблемы социально-политической истории Волжской Булгарии. Практически все ис с лед о вате ли отмечали, что булгарское общество имело феодальный характер с соответствующими институтами и системой социальных связей и достигло расцвета в конце XII - начале XIII в. [131. С. 47-49; 2Т1. С. 722-723; 306. С. 38-47; 311. С. 78-92; 332. С. 31; 352. С. 80; 354. С. 111-116]. Соглашаясь, в принципе, с такой оценкой, можно сделать вывод, что булгарская военная организация представляла собой развивающуюся, феодализируюшуюся систему.
Основной источник для характеристики булгарской военной организации X в. - «Записки» Ибн Фадлана, побывавшего в Булгарии в составе посольства багдадского халифа в 921-922 гг. [162, I63J. Они позволяют сделать вывод, то о
I
138
булгарское общество в этот период находилось на этапе становления и укрепления раннефеодального государства. Его правитель Алмыш, сын Шилки, имел титул «эльтебер» [162. С. 207, 208; 314. С. 250-252; 332. С. 20-26]. Внутри своего государства, судя по сведениям Ибн-Фадлана, правитель обладал всей полнотой административной и военной власти [162. С. 136J, а также имел право на определенную часть военной добычи, даже если он сам не участвовал в походе [162. С. 136, 211]. Власть правителя осуществлялась и реализовывалась через институт феодальной дружины, которая была не только основной военной силой, но и формой организации господствующего класса, особенно на начальном этапе сложения государства. Возникшие в недрах родового строя, военные дружины на определенном историческом этапе становятся оплотом княжеской власти и противостоят племенному ополчению. Эти воины-профессионалы, служащие своему феодалу, составляли обособленные отряды вооруженных людей, поскольку в этот период генезиса государства общественная власть в любой стране уже не совпадает непосредственно с вооруженным населением и племенной военной организацией. Кроме чисто военных, служилая княжеская дружина одновременно выполняла и важные административно-судебные функции, частично входя в состав двора правителя булгар и обеспечивая его повседневную социально-политическую и хозяйственную деятельность. Во многом укреплению имущественного положения и обогащения дружины стала в X-XI вв. передача ей части государственных налогов и пошлин, которые, по существу, совпадали функционально с феодальной рентой. Такой вид эксплуатации лично свободных непосредственных производителей явился социально-экономической основой вассальных отношений иерархически организованного военно-служилого слоя господствующего класса, главой которого был правитель Булгарии. Именно такую форму феодальных отношений К. Маркс удачно назвал «вассалитет без ленов или лены, состоящие только из даней» (см.[294. С. 28-48; 295. С. 99]).
Сама дружина не была однородной и уже на начальном этапе своего оформления она заметно дифференцируется. На одном ее полюсе концентрируется слой знатных дружинников, постепенно превращающихся в феодалов с собственными вассалами, а на другом - «младшие» дружинники (воины-профессионалы), слуги и т.д. В военном отношении дружина являлась сложным организмом, составляя и ядро войска, и его высший командный состав.
Вопрос о том, под каким термином скрывается дружина булгарского правителя у Ибн-Фаплана, до сих пор является достаточно спорным. Однако, несмотря на некоторые возражения ряда ученых, таких как В.Д.Димитриев [90. С. 41; 132. С. 32|, К.И.Козлова [165. С. 69-72] и В.Ф.Каховский [145. С. 354-357], большинство историков, включая Б.Д.Грекова, А.П.Смирнова, Н.Ф.Калинина, А.Х.Халикова и Ш.Ф.Муха-медьярова, считают, что ряд данных Ибн-Фадлана указывают на существование дружины при дворе Алмыша [59. С. 173, 174; 75. С. 74, 157-165; 131. С. 47; 174; 311. С. 78-80; 352. С. 65]. Наиболее реально видеть, по мнению этих исследователей, дружину правителя в группе людей, объединенных названием «куввад» («друзья, сотоварищи») [74. С. 246, 247; 75. С. 164; 162. С. 131, 195]. Сведения Ибн-Фадлана позволяют также сделать вывод о достаточно определенной дифференциации внутри дружины, что подтверждает наличие слоя знати («куввады»), подчиненной правителю, которая получает дары после царя [162. С. 131]. Б.Д.Греков, видимо, верно охарактеризовал ИХ как «знать, обеспеченную полномочиями, поставленную царем в различных пунктах государства в качестве представителей центральной власти на местах» [75. С. 164]. Скорее всего, под этим термином, как это следует из анализа источников [162. С. 131-135; 163. С. 206], и нужно понимать слой знатных, так называемых старших дружинников. По аналогии с Древней Русью можно сказать, что налицо начальный этап оформления иерархической феодальной структуры общества, в первую очередь, господствующего класса, который составлял высшие кадры гражданской администрации и командный состав войска, военачальников (294. С. 23-48].
Кроме знатной части дружины существовала основная масса служилой знати.
139
«младшая» дружина, которая была рангом ниже, но также занимала привилегированное положение, как слой воинов-профессионалов, бывших личной охраной, гвардией правителя Булгарии. В связи с этим привлекает внимание традиционный сюжет о булгарах, в том или ином виде сходный в ряде восточных источников, который реконструируется Б.Н.Заходером так: «Царь булгар по имени Ал.м.с. исповедует ислам; у него сородичи числом 500 (или 500 тысяч человек)» 1100. С. 26|. Вполне возможно, что это сообщение - компиляция из различных мест сочинения Ибн-Фадлана 1100. С. 26|, но оно может быть также истолковано как сведение о дружине, живущей при дворе правителя. Среди функции этой дружины, по данным того же Ибн-Фадлана, можно указать участие в походах и войнах [162. С. 136], присутствие в ставке правителя и на аудиенциях, участие в пирах, сопровождение его в поездках по стране [162. С. 139; 163. С. 206J. Подобные функции выполняла дружина и при дворе русских князей [294. С. 214, 215; 341. С. 64-98J. Основной обязанностью дружины являлась, несомненно, военная служба, о характере которой позволяют судить слова Ибн-Фадлана: «Если же он (правитель булгар. - И.И.) предложит отряду [совершить) набег на одну из стран, и он награбит, то он имеет долю вместе с ними» [162. С. 136J. Несомненно, что здесь речь идет об отряде, являющемся частою его дружины или действующем
под командованием его военачальников.
Этнокультурный состав военно-дружинного слоя знати Волжской Булгарии, особенно на ранней стадии формирования государства, был довольно разнородным и сложным. Наряду с собственно булгарами, в нес, несомненно, входили и группы воинов и знати из барсил, эсгилей (чигилей), сувар, баранджар, венгров-мадьяр (маджгардов-баджгардов), огузо-печенегов, а также представителей других тюрко-огурских и финно-угорских племен. Есть все основания полагать, что среди дружинников правителя Булгарии находились и русы - славяно-финно-скандинавский по проис
хождению слой воинов и торговцев - одна из дружин которых жила близ его ставки.
такой пестрой этнокультурной среде, насыщенной элементами различньсх традиций
и новаций, шло формирование единой дружинной культуры, своеобразного комплекса вооружения [110, 114, 119).
Консолидации слоя военно-служилой знати и противопоставлении его надэтнич-ных «рыцарских» ценностей традиционной племенной культуре с пос обет во вал о также принятие ислама. Если в начале X в. мусульман изация затронула небольшой слой дружинников Алмыша и оседлого населения Булгарии, и Ибн-Фадлан зафиксировал еще довольно много доисламских верований, обычаев и обрядов (в том числе и связанных с военным делом), то во второй половине X - начале XI в. все они или исчезли, или были переосмыслены.
Большую роль в дружинном этосе начинает играть религиозный мотив «священной войны». По сведениям ряда арабо-персидских источников, булгары воюют за
дело веры против язычников: «со всяким войском неверных, сколько бы его ни было, они сражаются и побеждают» [27. С. 545; 100. С. 311. Очевидно, что и все военные обряды получают теперь мусульманскую окраску. Одновременно происходит переработка традиционного дружинного эпоса и деяний его героев. Характерным примером этого является произведение тюркоязьгчной литературы «Кисекбаш китабы» [231, в котором используется древний сюжет борьбы героя с дивом и спасения прекрасной девушки из его темницы. Однако в данном литературном памятнике происходит совмещение этого традиционного сюжета с мусульманской агиографией. Главным героем произведения становится Али, самый «светский» из всех мусульманских святых, чей культ был изначально неразрывно связан с образом богатыря, странствующего рыцаря - «льва Аллаха», совершающего подвиги во имя правды и справедливости [215а. С. 591. Есть основания полагать, что культ Али был особенно популярен в среде восточного рыцарства. Кроме того, само произведение насыщено сложной исламской символикой, которая проглядывает за сказочными дрсвнстюркскими образами и формулами. К ним можно отнести мотивы борьбы с неверными, божественной помощи Пророка своему вассалу, мучения и воздаяния за веру, а также разделение
140
всех персонажей и всего эпического пространства на два мира - «мира бога» и «мира д ива/иблис а».
Мотивы борьбы за веру и противостояния «силам зла и неверия», не характерные для героического эпоса, появились в «Кисекбаш китабы» после переосмысления его как произведения, призванного утверждать триумф веры в борьбе с силами зла. Вместе с тем, сама лексика, формульяость сюжета и ряд других черт позволяют говорить о том, что это еще не подлинно житийная литература, в которой приоритет в противоборстве с силами зла отдается духовной борьбе, а победа достигается благодаря выдержке и могуществу истинной веры, как то демонстрируют более поздние литературные произведения (например, «Кысса- и Йусуф» Кул Гали). В отличие от них герой «Кисекбаш китабы» ведет бой вполне земным оружием, а структура эпического общества строится на тех же традиционных принципах взаимоотношений князя и дружины, и нет принципиальной разницы в том, что образ правителя в нем заменен образом Пророка: как и идеальный вождь тюркского героического эпоса, Пророк милостив и щедр, устраивает пиры и раздает дары своим верным дружинникам и требует взамен преданности. Поэтому важным мотивом «Кисекбаш китабы» является также совмещение представления о героях дастана как о верных дружинниках Бога, а их подвиги совершены на стезе служения своему господину. В нем как бы стирается разница между службой с оружием в руках или с пером, мирская или духовная, если она во благо Богу и господину.
Тогда же, видимо, в традиционный фольклор проникают мотивы, преломляющие его сюжеты через призму исламских представлений: «магическая неуязвимость» героя после молитвы, появление в преданиях образа пророка Хызра и др. [327].
Все это наглядно показывает, что инновация данного сюжета произошла на ранней стадии внедрения ислама в военно-дружинную среду. Укреплению нового общественного порядка способствовала также одна из центральных идей религиозного дастана - акцентирование внимания на то, что сохранение стабильного положения в обществе возможно лишь при условии строгого выполнения своих обязанностей всеми членами общества. Иными словами, когда князья справедливо управляют своими подданными, а они, в свою очередь, выполняют все приказы сюзерена. Подобное освещение принципов сюзеренитета и вассалитета вполне укладывалось в представления формирующегося военного сословия и служило важным идеологическим основанием единства булгар в условиях враждебного окружения.
Вместе с тем, отметим, что, судя по этим фактам, подобные изменения глубоко укоренились в менталтете сословия дружинников в X - начале XI в. И хотя в плане выражения их культура близка традиционным формам создания, а эпос насыщен стереотипными героико-эпическими формулами и сюжетами, но в плане содержания она кардинальным образом переосмыслена, став сугубо религиозной, мусульманской. В дальнейшем внедрение ислама позволило булгарам приобщиться к культуре восточного рыцарства и во многом усвоить ее, перерабатывая в соответствии со своими традициями военной организации и рыцарского этоса.
Одним из элементов, свидетельствующих о наличии в Булгарии X в. развитой дружинной культуры и военной организации являются широко распространенные у булгар воинские и родовые (клановые и семейные) знамена. Сообщение об этом оставил Ибн-Фадлан, который при описании обряда погребения знатного булгарина отметил, в частности, что родственники умершего «водружают у двери его юрты знамя» [162. С. 140]. Иными словами, данный элемент погребального обряда указывает на то, что копье с родовым знаменем являлось символом знатности и служило своеобразным надгробным памятником, как это зафиксировано в ряде случаев у венгров времен Арпадов [164. С. 14].
Огромная роль знамени, как важнейшего знака, символизирующего высокий статус его владельца и хранителя в обществе, объясняется, главным образом, тем, что оно у всех средневековых народов было «не только внешним выражением единства племени или главным признаком общественной власти, но и непременным условием последней, священной
141
гарантией влияния и господства вождя над всеми остальными членами этого объединения» [244 С. 152].
После принятия мусульманства булгарами сакральное значение знамени было переосмыслено в контексте исламской символики. Важнейшим показателем начала этого процесса может служить вручение Алмышу двух знамен, присланных халифом с его посольством наряду с другими подарками [162. С. 131J. По обычаям средневековья передача знамени служила символическим актом передачи инвеституры, наделением правителя Булгарии светской и духовной властью, благословленной багдадским халифом. Видимо, по мере распространения ислама в среде булгар в первой половине X в, изображения на знаменах также меняются, постепенно приобретая, особенно в государственных символах, мусульманский вид. Судя по ближневосточным параллелям [83а, 126а, 362], знамена булгар X-XI вв. имели вид прямоугольных полотнищ, вдоль длинных сторон прикрепленных к древках!. Цвет их мог быть различен, но чаще всего, видимо, они были черными (цвет халифата), красными, коричневыми и реже - зелеными. Как правило, на полотнищах были вышиты золотыми или другими контрастными нитями суры Корана, девизы, иногда просто арабески или эмблемы [420. С. 141, 142].
Отличием войска правителя Булгарии от существовавших до этого племенных ополчений является не только полиэтнический состав, но и надплеменной, иерархический характер ее организации. Правителю булгар, кроме того, подчинялись четыре «малика» («царя»/«князя») [162. С. 131, 195]. Скорее всего, по его приказу эта владетели должны были выставлять отряды для булгарского войска. К сожалению, трудно сказать, правителями каких владений они являлись (объединения эсгиль, сувар, барсил или др.). Несомненно, что организация их войск в целом была раннефеодальной, т.е. военная структура включала дружины этих правителей («царей») и племенные (народные) ополчения.
Кроме этих подразделений, в булгарское войско входили и отряды зависимых соседних народов. Среди них необходимо назвать венгров - мадьяр («маджгардов»-«баджгардов». Арабский историк конца IX - начала X в. Ал-Балхи писал: «Бэджгарды разделяются на два племени: одно племя живет на самой границе Гуззии - т.е. гузов-куман - близ болгар. Говорят, что оно состоит из 2000 человек, которые так хорошо защищены своими лесами, что никто не может покорить их. Они подвластны булгарам» [363. С. 83, 105]. Зависимость мадьяр от Булгарии и участие их в се военных кампаниях подтверждается и более поздними источниками. В орбиту булгарского государства были включены также буртасы. Источники первой половины X в. свидетельствуют о зависимости буртас от хазар, о взаимных набегах и войнах булгар и буртас, но уже к концу X в. можно определенно полагать присоединение земель буртас к Булгарии [100. С. 31; 363. С. 19, 24]. Все эти зависимые народы выставляли племенные ополчения или служили на границах Булгарии в качестве пограничной стражи.
Суммируя данные о военной организации булгар X-XI вв., отметим смешанный ее характер, когда наряду с развивающейся военно-феодальной иерархической системой присутствуют остатки старой племенной. Основой булгарской армии являлись дружины правителя и подвластных ему племенных князей.
Коренные изменения, происшедшие в социально-экономической жизни булгарского общества во второй половине XII - начале XIII в., существенно отразились на военной организации булгар. В этот период в Булгарии на основе высокопродуктивного сельского хозяйства, развитого ремесленного производства и международной торговли усиливается феодализация общества [332. С. 27-36; 352. С. 72-82|. Недостаток письменных источников не дает возможности проследить во всех деталях развитие социальной структуры общества. Однако сохранившиеся эпиграфические памятники XIII-XIV вв. с их сложной системой титулатуры (эмир, йори-чури и др.), генеалогически восходящей к середине XII в. [344. С. 90-94], позволяют предполагать наличие у булгарской знати разветвленной феодально-иерархической системы вассалитета уже в п редмон голье кий период. Комплексный анализ письменных и археологических
142
источников заставляет считать, что эта воен но-служилая знать, связанная системой вассалитета и субвассалитета, служила становым хребтом всей военной организации Волжской Булгарии ХП-ХШ вв.
Несомненно, что в этот период усиливается междоусобная борьба, растет число внутренних столкновений. Несмотря на скудость письменных источников, есть некоторые данные о наличии элементов феодальной раздробленности. Но вместе с тем, необходимо отметить, что, скорее всего, она не достигла таких крайних форм, как в Западной Европе и на Руси (см. [224]). Вызвано это было, видимо, малочисленностью господствующего класса, сравнительно небольшой и достаточно однородной территорией Булгарии, а также неспособностью малых княжеств противостоять натиску соседей (в первую очередь, Владимиро-Суздальской Руси).
Даже во время сильных потрясений внутри с'граны во главе ее находился один верховный правитель-эмир [224. С. 24-26; 225. С. 104-118; 332. С. 24, 25}. Арабский путешественник Абу Хамид ал-Гарнати называет верховного правителя этой страны «царем» («эмиром/маликом»), которому покорны не только булгары, но и ряд других соседних народов [267. С. 30, 31[. Реальность власти эмира Булгарии подтверждается и русскими летописями, которые неоднократно подчеркивают, что князья отдельных областей обращаются за помощью в столицу - Биляр («Великий город»). Наиболее яркие свидетельства этого сохранились в русских летописях 1164 г. [47. С. 77; 186. С. 365; 188а. С. 75J, 1220 г. [186. С. 127; 220а. С. 73; 247. С. 84]. Восточные источники также подтверждают факт реальности власти эмира Булгарии. Так, в сочинении ал-Гарнати прямо указывается на правителя булгар, как на организатора и командующего военных походов: «...а царь во время сильных морозов выходит в походы против неверных» [267. С. 30J. Все это подтверждает, что в ХП-ХШ вв. верховным главой военной организации булгар остается правитель-эмир, в чьи функции входили командование объединенной армией, организация ее походов, а также сбор войск. В яркой образной форме описывает это событие булгарский поэт того времени Кул Гали:
Раз в месяц назначал Йусуф войскам обход, -
Сбирались все войска, едва лишь конь заржет.
И так уж повелось: коня седлают - тот
Привычным ржаньем всех зовет в поход.
Сбирались стар и млад, и знать и чернь пришла,
И свиты всей не счесть, и беков - без числа.
И магрибского он велел позвать посла,
И вместе с ним объезд Йусуф свершал теперь.
Все воины пришли. Куда ни кинешь взгляд,
Там с четырех сторон везде войска стоят,
И с каждой стороны - по двести тысяч в ряд, -
Стояли там войска со всех сторон теперь.
[179. С. 206, 208; 180. С. 168].
Разумеется, напрасно искать в этом сообщении указания на конкретный факт сбора булгарских войск, но вместе с тем сама реальность военного парада и съезда знатнейших беков - управителей городов и областей страны - не вызывает сомнения. Более того, описывая в такой форме вызов знати с ее военными отрядами в столицу, Кул Гали явно обращается к знакомым, привычным для своих читателей образам, как бы апеллируя к реалиям Булгарии для приближения их к пониманию эпической реальности в мифической стране Миер (Египет). Подобная адаптация мифологических сюжетов - прием, весьма характерный для средневековой литературы (см. [51а}).
Вообще же военной системе феодальных стран присуще регулярное проведение сборов войск, которые позволяли не только выяснить боеспособность и численность
143
армии, но и являлись знаком лояльности вассалов своему сюзерену. Центром сбора войск обычно, как в Древней Руси и на средневековом Востоке [36; 229; 341. С. 215], как правило, были столичные города, в частности, очевидно, Биляр (см. [24. С. 1231).
Важнейшим элементом военной культуры и показателем развития военной организации служит широкое распространение в булгарских войсках системы знамен различных рангов. Судя по некоторым булгарским источникам и аналогичным материалам из мусульманских (ближневосточных и испанских) стран ХП-ХШ вв., знамена разделялись по размерам и своему значению. Все они условно могут быть разбиты на три группы [420. С. 141-143]. Как и в предшествующее время, знамена играли роль святыни, важного сакрального символа государства, феодального владения, клана и воина-рыцаря. Самым большим флагом был штандарт эмира (в арабской традиции он назывался «раййа» [420. С. 142, рис. 103, 122], а в тюркской, скорее всего, - «гэлэм» [173. С. 208]. Этот штандарт, как и флаги беков (вообще военной знати), выносились, как правило, в особо торжественных случаях. Обычно вынос их происходил во время проведения сбора войска. Недаром поэт Кул Гали так красочно описал церемонию парада отрядов войск с развернутыми стягами;
Зеленых не сочтешь там шелковых знамен,
Один стяг позлащен, другой - посеребрен.
[148. С. 206; 149. С. 168|.
Во время сражений главное знамя эмира находилось вместе с ним, обычно в
центре боевых порядков его полка.
Кроме эмирского штандарта, каждый бек и его отряд, видимо, имели свой
флаг (в тюркской традиции, очевидно, назывался также «гэлэм»
[ 148. С. 206], а на
арабском - «алам» или «лаива» [420. С. 142)). Очень наглядно наличие среднего размера знамен у разных войсковых отрядов изображено на некоторых миниатюрах Радзивиловской (Кенигсбергской) летописи [271а] (см. также [18. С. 150]). Упомянуты знамена булгарских войск во время сражений в сообщениях ряда русских летописей [47. С. 77; 186. С. 352J. Небольшие отряды (сотни, десятки) также имели свои воинские знаки - небольшие знамена и флажки (по-тюркски - «жалау/йалау» [92]).
Булгарские знамена, судя по сообщению Кул Гали, имели зеленый цвет, возможно, как и в предшествующее время, они были также черными, красными, коричневыми, голубыми или комбинированными из разных цветов. Как и все другие мусульманские знамена, покрыты надписями (чаще всего, видимо, сурами Корана и рыцарскими девизами), вышитыми золотыми или серебряными нитями.
Все эти штандарты и небольшие флажки, кроме сакральных, имели важное военное значение, помогая обеспечивать управление ходом боя, так как их положение
позволяло военачальнику издалека определять расстановку и положение отрядов своих войск и полков противника и оперативно реагировать на каждое их изменение (недаром подрубить и опрокинуть стяг противника означало, что организованное сопротивление прекращено). Знамена также обозначали место ставки военачальника и сбора воинов после сражения [282. С. 413|.
В XII - начале XIII в. основной военной силой правителя продолжала оставаться его дружина и гвардия. Служилая часть дружины называлась, видимо, термином «хашам». Он впервые зафиксирован в поэме Кул Гали «Кысса- и Йусуф» [179. С. 46] и был использован для характеристики Али - предводителя войск Пророка - «хашамгир». Аутентичность его эпохе создания произведения доказьшается широким употреблением этого термина именно в домонгольский период. Позднее он был вытеснен другими и вышел из употребления. Для Кул Гали использование этого титула не было литературным штампом, так как он употреблен в авторском введении, где поэт применял, конечно же, хорошо знакомые ему и аудитории названия. Вообще этот термин был широко известен на Ближнем и Среднем Востоке в эпоху Сельджукидов и обозначал дружину, гвардию, военную верхушку при султане и его правителях [2; 222. С. 74, 100-103, 107, 112, 127, 138]. Эта служилая аристократия («обладатели меча
144
и пера»), часто совмещая военные и административные функции, составляла командный состав армии.
Термином, обозначавшим, скорее всего, служилый слой булгарской знати -рыцарства, является титул «йори» («ювари», «чури»), который встречается в эпитафиях XIV - XV вв. [344. С. 126, 156, 168, 186]. По генеалогическим цепочкам, приведенным в них, можно установить его бьгговапие еще в XII - XIII вв. [344. С. 126, 156; 405. С. 1031. По мненшо многих тюркологов, этот термин, восходящий своими корнями к древнетюркской титулатуре, обозначал военную знать, тюркское рыцарство (344. С. 80-82; 405. С. 103, 104] и именно с таким значением этот титул был зафиксирован и в источниках XVI - XVII вв. [329. С. 93, 94|.
Таким образом, можно реконструировать дружину правителя - «хашам», как единство ее знатной главно начальствую шей части и гвардии, состоявшей из воинов-профессионалов. Кроме того, отметим, что верхушка хашама, конечно, имела свои дружины, точно так же как подвластные эмиру беки-правители отдельных областей и городов. Вся знать была связана между собой системой вассалитета и субвассалитета. Некоторые сведения об этой системе можно почерпнуть из русских летописей, в которых часто упоминаются местные князья (термин, эквивалентный тюркскому «бек», который неоднократно употребляет, например, Кул Гали [179. С. 206, 208]). Каждый из них, определенно, имел свою дружшгу, причем большей частью состоявшую из конных рыцарей: «...князь их едва утече с малой дружиною», «...болгары со князем своим на конях» [47. С. 77, 126, 127; 186. С. 352; 246. С. 230; 247. С. 83]. Очень показательны в этом смысле известия ряда летописей о событиях 1220 г., когда после взятия русскими войсками булгарского города Ошеля «...слышавше же болгаре в Великом граде и во иных градах... и собранней вси со князьми своими овии на конех. друзии же пеши...» [44. Стлб. 331,’ 247. С. 84|, а также во время осады русской армией Великого города в 1183 г., когда собралось ополчение ряда городов и областей под командованием своих беков (князей) [129. С. 625, 626; см. 125. С. 104]. Судя по всем этим данным, у булгар существовала налаженная система выступления вассалов по приказу сюзерена.
Важным показателем активной консолидации иерархизании сословия военнослужилой аристократии определенно может служить распространение в булгарской культуре как количественно и качественно разнообразных металлических накладок от боевых наборных поясов [39а. С. 99, 100, рис. 35, 36; 133. С. 127-140, рис. 43-45|, так и связанных с этим символом рыцарства социокультурных представлений [119. С. 52-54|. Боевые пояса в средневековой Евразии были характерным атрибутом и важным элементом военно-дружинной культуры, своего рода определителем и показателем социального статуса его владельца [161а. С. 144-155; 275. С. 86-91[. В Волжской Булгарии в XII - начале XIII в. пояс с металлической гарнитурой являлся одной из форм пожалования сюзереном своему вассалу и показателем возведения его в рыцарское достоинство, определяя его статус в военно-дружинном сословии. Ценнейший материал по этому поводу содержит литературный памятник «Кысса- и Йусуф» Кул Гали, где повествуется, в частности, о том, что правитель, желая оказать великий почет и уважение Йусуфу и стремясь взять его на службу, дарит ему коня, халат и золотой пояс [180. С. 82], так же как позднее сам Йусуф, назначая везира, жалует ему драгоценную одежду [180. С. 169|.
Будут знаком социальной символики, булгарские наборные пояса содержали накладки с изображением геральдических эмблем, феодальных гербов и девизов, как это было характерно для феодальной эмблематики других средневековых государств Востока и Западной Европы [39а. С. 99, 100; 119; 403]. Доказательством однотипности изображений на поясной гарнитуре геральдики феодальной знати служит их сходство со знаками и рисунками на перстнях и металлических штампах, особенно бесспорное в части арабских надписей и арабесковых символов, а также идентичность изображений рунических знаков на оружии, на клеймах гончарных сосудов и на монетах [39а, 133, 172, 181, 264а, 303, 319, 4081. Этот факт делает весьма убедительным предположение, высказанное еще Ф.Х. Валеевым [39а. С. 99, 100|, что многие изображения на булгарских
поясных накладках XI-XUI вв. (волк, собака, грифон, птицы я др.), несомненно восходящие корнями к древнетюркской мифологии, стали элементом рыцарского и военного быта. Включенные в знаковую систему социокультурных представлений, бытовавших в средневековом феодальном обществе, они служили гербами и символами феодалов. Исторические параллели этим изображениям можно найти, например, в сельджукской и шире - восточной геральдике [403. С. 109-112; 418; 420J.
Вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что основу булгарской армии составляли феодальные дружины конных воинов-профессионалов пол командованием иерархически организованной знати. Булгарская военно-служилая знать - рыцарство - носила титул «йори» («чури»). При дворе правителя Булгарии находился его «хашам» - военачальники, чины государственно-административного аппарата и гвардия. Кроме собственной дружины, местные феодалы-беки, в зависимости от ранга в государственной иерархии и размеров землепользования, комплектовали военное ополчение, отвечали за его вооружение и командовали им во время боевых действий. Причем это могли быть военные отряды и определенных областей, и каких-то сельских округов, и даже городов. Вполне возможно, что такие территориальные ополчения, состоящие как из булгар, так и из соседних народов, назывались «чирмеш» |24. С. 120-123].
В булгарскую военную организацию входили также ополчения окрестных племен и народов. Особенно много данных о венграх, живших на востоке и юго-востоке от Булгарии [137. С. 85-89; 349. С. 122-133]. Венгерский монах Юлиан, побывавший у них в 1236 г., писал, что они «богаты конями и оружием и весьма отважны в войнах» [5. С. 81|. Он же сообщил о победе их нал монголами 14 лет назад и о постоянных сражениях с ними в последние годы |6. С. 81, 85|. Это свидетельствует об участии этих венгров в составе булгарских войск в сокрушительном разгроме первого похода монгольских войск, который, по свидетельству Ибн ач-Асира, им нанесли булгары в 1223 г. [101а. С. 86-97; 325. С. 27, 28; 412а. С. 10-14; 427. С. 197-204].
Другими союзниками и вассалами были, очевидно, кыпчакские (кимакские) племена, которые жиги на южной и юго-восточной границах Булгарии [105, 174]. Роль их в истории булгар, в том числе и военной, была весьма заметной |332. С. 172, 1S5. 186; 352. С. 59, 60]. По мнению ряда исследователей, нс вызывает сомнения факт включения части кыпчаков в булгарскую армию [90. С. 351. Кыпчакские (йемскскис) наемные отряды неоднократно использовались в междоусобных и внешних войнах, о чем свидетельствует поход полка йсмсков под командованием булгарского князя против Великого города в 1183 г. [47. С. 96; 125. С. 103; 186. С. 339], а также совместная борьба булгар и кыгтчаков-саксии против монголов в 1229 г. [186. С. 453; 412а. С. 14-19]. Вообще кыпчаки как военные союзники и вассалы были известны во многих евразийских государствах средневековья: в Хорезме [36. С. 62, 154|, ка Руси [249], в Византии [33. С. 112-126], Грузии |6а. С. 342-344].
К сожалению, недостаточно данных для характеристики ополчений, формировавшихся из восточнофинских народов. Несомненно, какая-то часть мордовских и марийских племен входила в сферу влияния булгар и поставляла воинские контингенты, но определить конкретно состав, размер и условия их комплектования пока затруднительно.
Подводя итог изучению структуры военной организации булгар, остановимся на ряде важных моментов. Уже в X в. основой военного могущества правителя была его дружина, которая делилась на старшую и младшую части. Часть знатных дружинников, в свою очередь, видимо, имела собственные воинские отряды. Кроме них, в булгарскую армию входили и ополчения зависимых «царств» (владений) и племен, те. булгарская военная структура в ту пору, наряду с феодальными, сохраняла черты племенной организации (рис. 83). Подобная система сушестаовала в период раннего средневековья у многих народов. Наиболее сходна она, прежде всего, с военной организацией Хазарского каганата, где армия состояла из двух частей: постоянной гвардии и ополчения знати [363. С. 18, 406. С. 261, 262], которую
146

С.А.Плетнева считает феодальной |250. С. 103|. Внутренняя организация булгарского войска почти аналогична структуре армий саманидского государства [229. С. 30-32], ранних Сельджукидов [82. С. 132|, Кимакского каганата [250. С. 97-99; 371. С. 200-203], а также венгров X-XI вв. [13. С. 339-343; 4011. В то же время булгарская военная организация резко отличается от военных систем кочевнических каганатов - Тюркского [78; 371. С. 163-166], Кыргызского [370. С. 138-1411 и Уйгурского [250. С. 89, 90; 371. С. 176, 177], где правящий народ одновременно являлся и правящим классом, основным занятием которого была война, и единой армией.
А. Военная организация волжских булгар Х-Х1 вв.
Б. Военная организация волжских булгар ХП-ХШ вв.
"Хашам" -военачальники, высший слой военно-служилой придворной знати
Беки (правители областей, городов)
I Наемные отряды
Дружины беков [^	'
Гвардия - личное войско
"Пори" ("чури")- рыцарство
Огр яд ы со юз ников, пограничная стража
Ополчение
областей, городов С'чирмеш”)
Рис. 83. Структура военной организации волжских булгар Х-ХШ вв.
147
К середине XII в. булгарское феодальное общество достигло расцвета, что повлияло па изменение всей организации военною дела в стране. Несмотря на то, что правитель продолжает играть в военной системе значительную роль, основные контингенты вооруженных сил сосредоточиваются у военно-служилой знати, связанной иерархической системой феодального вассалитета. Правитель осуществляет свою военную политику через «ближнюю» дружину и гвардию - «хатам». Верхи «хашама» и местная знать («йори», «чури»), играя ведущую роль в хозяйственно-экономической и социально-политической жизни страны и сконцентрировав в своих руках основные рычаги государственной власти, являлись одновременно основой военной организации Булгарии ХП-ХШ вв. (см. рис. S3). Наряду с феодальной булгарской армией в ее состав вливались наемные контингенты соседних кочевьгх народов. Охрану границ осуществляли, видимо, вместе с булгарами и зависимые пофаничные племена. Такая военная организация находит ближайшие аналогии в военных структурах Древней Руси [147, 150, 159. 282, 294]. Венгерского королевства XI - XII вв. [13. С. 339-343; 61. С. 157, 164, 413), государств Сельджукидов XI- XIII вв. [2. С. 56 и сл.; 82; 222; 300. С. 73-77] и Хорезмшахов XI - XIII вв.[36. С. 88-92|.
В заключение скажем несколько слов о численности булгарского войска. Совершенно очевидно, что на протяжении всей истории она не могла оставаться неизменной. Сложность решения этого вопроса нс только в малочисленности источников, но и в приблизительности многих приведенных там данных (см. [132а]). Ряд источников X-XI вв. сообщают, что в стране булгар есть два города, которые выставляют по 10 тыс. воинов, а «Худуд ал-Алам» уточняет - всадников [100. С. 37; 326. С. 1143; 363. С. 82; 406. С. 269|, т.с. численность армии булгар в X-XI вв. была приблизительно 20 тыс. всадников. Дружина правителя булгар состояла, видимо, из 500 чел. Такова в тот период была численность и средней русской дружины (см. [294. С. 205]). Разумеется, численность войск булгар чисто тсорегичсская, так как не учитывает наличия наемных отрядов и ополчений покоренных племен. Вместе с тем, она указывает на высокую мобилизационную возможность Волжской Булгарии в X-XI вв.
В ХП-ХШ вв. народонаселение Булгарии, несомненно, должно было резко возрасти, но численность войск вряд ли увеличилась. К сожалению, отсутствие достоверных дсмофафичсских оценок не позволяет определить народонаселение Булгарии и ее войск точно, хотя некоторые приблизительные опенки могут быть сделаны |132а. С. 3, 4]. Теоретическая численность населения (ее, конечно же, следует отличать от фактической) может быть вычислена с помощью современной демографической методики [32а; 291а. С. 73-90; 415а. С. 18-87]. Исходя из того, что территория Волжской Булгарии составляла около 86 тыс. км2 [330, карта], а средняя плотность населения (учитывая оседлый земледельческий характер населения и довольно высокий уровень урбанизации) могла достигать 5-10 чел. на 1 км2, то общее народонаселение Булгарии колебалось, видимо, от 450 тыс. до 850 тыс. чел. Отсюда можно сделать вывод, что общие экстремальные мобилизационные возможности страны вряд ли превышали 45-55 тыс. воинов. В обычных же условиях предельной была, скорее всего, численность (считая 1 воина от 5 семей) до 15-25 тыс. воинов. Рыцарское сословие («йори»), если считать по средним показателям (в Западной Европе - 2% населения, а на Востоке - до 10%), составляло, очевидно, 15-20 тыс. чел., включая самих рыцарей и членов их семей.
В определенной мс^ю эти оценки подтверждают отрывочные данные, большинство которьсх относится к эпизодам русско-булгарских столкновений и указывает на численность воинов ополчений (включая и дружину владетеля) отдельных булгарских областей. Во время военного столкновения 1172 г. упомзшуг булгарский отряд в 6 или 7 тыс. воинов [47. С. 88; 186. С. 364 |. В 1183 г. против русской рати булгары собрали значительную армию: «Околнии же городе болгарский... Собкуляне и Челмата совокупи в шеся со иными болгары, зовемые гемтюзи и совокупившеся их 5000 идоша насады» [129. С. 625, 626|, во время боя этой армии с русскими полками, по оценкам разных летописей, погибло от «более 1000» до 3500 булгар [47. С. 96; 129. С. 626]. Анализируя эти

148
цифры, можно сказать, что, несмотря на приблизительный их характер, налицо явная тенденция к снижению численности отдельных воинских контингентов. Причину этого надо, видимо, искать в увеличении числа самих дружин и, как следствие, возрастании дробности войска, в частности на поле боя. Показательно, что в 1183 г. 3 города (видимо, центры округов) смогли выставить только 5 тыс. воинов, т.е., скорее всего, соединение, состоящее из отрядов феодальных дружин. Только в экстремальных условиях, например против монгольских завоевателей, булгары смогли собрать в 1236 г. значительную армию, численность которой, по словам очевидца тех событий монаха Юлиана, достигала 50 тыс. воинов [6. С. 81, 85]. Очевидно, что мобилизация этой армии потребовала небывалых усилий, хотя все воинские ресурсы Булгарии не были, видимо, исчерпаны до конца, о чем свидетельствует восстание булгар после ухода монголов (348. С. 90; 412а. С. 18-21].
Суммируя все эти данные, можно сделать вывод о тенденции к сокращению в домонгольский период численности отдельных воинских контингентов (от 10-20 тыс. в X в. до 3-4 тыс. воинов в ХП-ХШ вв,), увеличению количества профессиональных военных дружин и дробности войска, а также к общему уменьшению вооруженности населения. Только для больших дальних походов и отражения сильного противника собирались значительные по числу воинов армии.
3.	СТРАТЕГИЯ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ. ТАКТИКА ОБОРОНЫ И ПОЛЕВОГО БОЯ
Решение вопросов характера и эволюции вооружения волжских булгар, выявление структуры военной организации позволили реконструировать основные черты оперативно-тактического мастерства: организацию и внутреннее членение войска, боевое построение, способы ведения боя и последовательность применения оружия в сражении и др. В отечественной военно-исторической науке вопросы принципов, целей и элементов оперативного искусства и тактики боя, а также их место в теории военного искусства разработаны достаточно полно (см. [272, 290, 305]), что позволяет использовать их для анализа булгарского военного дела.
Основными источниками для характеристики военной стратегии и оперативнотактического мастерства волжских булгар являются данные русских летописей, арабоперсидских историко-гео графических сочинений и известия западноевропейских путешественников. Все они освещают данную тему довольно отрывочно и неполно, а русские летописи недвусмысленно прославляют успешные действия своих войск и замалчивают или затушевывают их неудачи. Однако при известном критическом подходе к источникам сквозь отмеченную неполноту и тенденциозность вполне возможно выявить некоторые элементы стратегии и оперативно-тактических приемов, которыми пользовались булгары на полях сражений.
Идеологическим обоснованием войн и сохранения существующих общественных отношений и институтов власти, в том числе и военной организации, являлась для средневекового общества религия. В Булгарии система религиозных взглядов актуализировалась посредством официальной исторической традиции и восходящих к ней народных легенд и преданий, которые подчеркивали, что подлинная история государства булгар началась после принятия ислама и будет продолжаться до тех пор, пока они защищают истинную веру и способствуют ее распространению. Особенно известны были мифологемы, связанные с деятельностью асхабов Пророка Мухаммеда, военачальника-халифа Али и Искандера Зу-л-Карнайна (Александра Македонского) и указавшие на «пограничное» положение Булгарии на рубеже цивилизованной ойкумены близ «Моря Мраков» [126а]. Важное место среди них занимают исторические предания об Искандере Зу-л-Карнайне, который выступает в них не как деятель
149
реальной античной истории, а как герой восточного романа, переработанного в духе суры Корана «Пещера» [241]. Согласно им, Искандер раздвинул пределы цивилизованного мусульманского мира, изгнав за его границы варварские народы («Йаджуж и Маджудж»), возвел стену («Стена Искандера») для защиты ойкумены от их ярости и основал государство и основные города булгар для охраны мира ислама [51а. С. 34, 35; 267. С. 59; 325. С. 240 , 241].
Судя по целому ряду разновременных исторических источников этот аспект самосознания был довольно популярен у булгар, особенно, видимо, в среде военной знати. Так, уже первый путешественник в Поволжье Ибн-Фадлан (922 г.) отмечает, что правитель булгар Алмыш, собираясь на войну против непокорных племен, предупреждает их: «Воистину, Аллах могучий и великий даровал мне ислам и верховную власть правителя правоверных, и я раб его (Аллаха) и это - дело, которое он возложил на меня, и кто будет мне противиться, того я поражу мечом» [162. С. 139]. Этот же мотив «борьбы за веру» в реальных воен но-политических действиях булгарской знати явственно просматривается в сообщениях других арабо-персидских историков, которые описывают походы булгар на соседей как «священную войну» [27. С. 545; 100. С. 31|. О регулярньгх походах на северных язычников эмира булгар и обложение их данью (джизья или харадж) сообщает ал-Гарнати [267. С. 30, 31|. Западноевропейские авторы (Юлиан, Плано Карпини, Роджер Бэкон и др.) также повествуют о религиозной непримиримости булгар. Наиболее яркая характеристика этого содержится в труде Гильома де Рубрука: «Эти булгары - самые злейшие сарацины, крепче держащиеся закона Магомедова, чем кто-нибудь другой» [268. С. 119].
В связи с этим своеобразным было и осознание булгарами своего предназначения в истории («бремя истории»), что выявляется уже начальным ее пунктом: принятием ислама и борьбой с неверными. Этот мотив неслучайно, видимо, был отмечен и ал-Гарнати, специально прочитавшего булгарское сочинение истории («Таварих-и Булгар»/ «История Булгарии» Йакуба ибн-Нугмана), ибо он нагляднее других демонстрирует, что именно этот момент своей истории булгары считали ключевым (267. С. 11|. Народные представления о характере своего общества и его месте в мире, разумеется, отличались от официальных, «книжных», но то, что мифология и обрядность ислама довольно глубоко и прочно внедрились в народное сознание, причем, видимо, в крайних мессианских формах, в какой-то мерс, помимо исторических источников, свидетельствуют археологические материалы. Так, на всех исследованных могильниках XI - первой трети XIII в. как городских, так и сельских зафиксирован единый, очень близкий к каноническому (т.е. практически без отклонений от нормы) погребальный обряд [362].
Скорее всего, эти идеи мессианства и «священной войны» были довольно популярны у булгар, особенно в среде военной знати, где был широко распространен культ святого рыцаря Али и в мусульманском духе перерабатывался тюркский героический эпос [116а]. Мотив «бремени истории», тяготеющий над их народом, был нс только важной доктриной булгарской политической идеологии, нашедшей концептуальное выражение в мотиве «Стены Искандера» [51а. С. 31, 59; 126а|, но и заметно влиял на массовое сознание, формируя культ воителей за веру, утверждая мнение бушар о себе как об общности (народа и знати), связанной не только общей судьбой, но и борьбой предков за идеалы ислама |100. С. 545; 126а С. 97-113; 162. С. 31; 268. С. 119].
Изучение войн и военных походов булгар, а также основных идеологических и политических доктрин позволяет заключить, что основой стратегии булгар были; в наступательных войнах - концентрация сил для захвата и подчинения территории противника, что было особенно характерно в X в. [100. С. 31-36], или для внезапного удара по важному стратегическому пункту противника (Муром, 1088 г.; Суздаль, 110 г,; Ярославль, 1152 г.; Устюг, 1218 г.) и быстрый отход; для оборонительной кампании - опора на укрепленный центр обороны (Бряхимов, 1164 г.; Биляр, 1183 г.;
150
Ошель, 1220 г.) и сбор воинских сил для организации отпора противнику. Данная стратегия способствовала тому, что военные действия велись, как правило, летом (исключение - поход русских войск на булгар зимой 1172/73 г.) и были довольно непродолжительными.
Стратегия «прямого удара» и быстротечной войны естественно вытекали из характера военной организации булгар, которая состояла из феодальных дружин иерархически соподчиненной военно-служилой знати. Численность войск булгар в силу естественных причин (размеры страны, сравнительно небольшое население) достигала 50 тыс. воинов, а в ходе боевых столкновений второй половины XII в. едва ли превышала 10-15 тыс. ратников. Поэтому правитель страны не мог вести длительную и кровопролитную войну. В связи с этим характерно стремление булгар во время наступательных войн и военных походов избегать лобовых столкновений с русскими отрядами, а политические цели пытались достичь путем захвата или разорения важных административных и торгово-экономических центров Северо-Восточной Руси. В ходе оборонительных войн булгары стремились использовать наличие сильных крепостей, чтобы сковать войска противника и наносить маневренные удары по коммуникациям противника, заставляя его распылять силы и лишая стратегической инициативы, одновременно организуя решающий удар по основным силам неприятеля (кампании 1172, 1183, 1223 гг.).
Выбор той или иной стратегии и плана операции основывался, разумеется, на оценке сил противника, характере его конкретных действий и анализе собственных сил. Очевидно, что обстоятельные и подробные данные о противнике не могли быть добыты без хорошо поставленной военной разведки и развитой агентурной сети. Тесные торговые связи между народами открывали для этого широкие возможности [38, 39, 110, 346]. Например, некоторые походы булгар на Русь (в частности, на Ярославль в 1152 г.) объясняются их хорошей осведомленностью об отсутствии князя и крупных воинских контингентов, которые воевали в то время на юге [184. С. 36].
Наиболее ярко по данным источников вырисовываются действия булгар в ходе оборонительных операций. Выбор именно оборонительной тактики, как правило, объясняется конкретной ситуацией - либо внезапным нападением значительных сил русских князей [ 1164, 1172, 1220 гг.|, либо наступлением превосходящих сил противника (например, во время русского похода 1183 г., нападений монголов в 1223, 1229, 1232 и 1236 гг.). Сведения о подобной тактике появляются с середины XII в., что наряду с другими факторами объясняется, видимо, некоторых! ослаблением Булгарии в результате обострения ряда внутренних конфликтов. Как бы то ни было, но участившиеся в этот период походы владимиро-суздальских князей потребовали от булгар выработать соответствующую тактику, эффективность которой проявилась во время похода объединенной русской рати па Великий город в 1183 г. [125. С. 99-107; 184. С. 39-41; 186. С. 389].
Анализ боевых действий булгар, предпринятых в ответ на это (рис. 84) и другие русские вторжения, показывает, что в основу их оперативного искусства легла тактика активной обороны, смысл которой заключался в том, что булгары, не имея стратегической инициативы, видимо, старались растягивать тьиты противника и действовать против его отдельных отрядов. Решающим условием успеха в такой операции была опора на центр обороны. Имея в тылу сильную крепость, булгары могли успешно действовать против противника, оставляя за собой возможность маневра главными силами. Что представлял собой такой ключевой центр, хорошо видно на примере обороны Биляра (Великого города русских летописей). По письменным и археологическим источникам установлено, что Биляр защищали мощные валы со стенами и рвы: внешняя линия состояла из трех валов, а внутренняя - из двух [130, 380, 381], перед внешней стеной был возведен тын. Отличительными особенностями такой системы обороны являются расширение полосы стрелкового боя вокруг города (до 100-150 м) и массированное применение метательного вооружения, арбалетов и
151
. Безуспешные 3-дневные попытки взять штурмом городок Тухчин
Торцк
0тряД йемекор.
Биляр
5. Конница из города блокирует союзные войска под Биляром и озрезаст их от судов на Волге
4. Неудачная попытка русских войск взять город внезапной атакой. Контрудар булгар. Безуспешная 10-дневная осада Биляра
Рис. 84. Оперативная тактика активной обороны булгар
3. Встреча с отрядом йемеков во главе с булгарским беком. Объединение их с русскими ею искам и
(на примере русско-булгарской войны 1183 г.)
камнеметов [147. С. 58-60; 273. С. 159 и сл.|. Защиту стен и тына осуществляла пехота. В конце XII в. такая система обороны, видимо, оказалась новинкой для русских войск [147. С. 60|, а булгарами, несомненно, применялась как часть их защитных действий и мероприятий. Попытка взять город прямым штурмом окончилась для русских войск неудачей; один из передовых полков после успешной атаки тыла попал под массированный обстрел с городских стен и, понеся большие потери (в частности, был смертельно ранен командовавший им князь), остановился в замешательстве, был внезапно контратакован и отброшен от города [125. С. 104; 247. С. 101. Остальные русские полки вообще были остановлены на подступах к тыну. После этого союзные русские рати потеряли тактическую инициативу, перейдя к пассивной осаде. Эго позволило булгарам выиграть время для сбора войск и подготовки оперативно-тактического контрудара. Позднее, в начале XIII в., русские войска, усовершенствовав тактику штурма, нередко «брали копьем» булгарские крепости.
152
Неотделимой частью оборонительной операции были тактические и оперативные маневры, которые имели целью измотать противника в небольших сражениях, окружить его главные силы, прервав его снабжение, и сковать их, сорвав активное наступление Применение оперативного маневра по охвату врага является, без сомнения, прогрессивным элементом в военном искусстве булгар ХП-ХШ вв. Блестящим примером таких маневров можно считать военные действия булгар в том же 1183 г., когда они, учитывая концентрацию главных сил русских князей под Великим городом, занятых его пассивной осадой - «облежанием», организовали серию ударов по их коммуникациям. Рейд по тылам противника прервал сообщение между частями русских войск («... а ис Торьцкого на коних приехавшим на лодье» [129. С. 626[). Одновременно их речные флотилии перекрыли путь союзным дружинам по Волге обратно на Русь, а часть булгарских судовых отрядов попытались атаковать сильную рать белоозерцев, охранявшую речной флот («...околни же городе болгарьскии Собекуляне и Челмата и совокоупишася со иными Болгары зовемыми Темтюзи и совокоупившеся их 5000 идоша насады... приехавшим на лодье Роуское и вышедше на остров тот и поидоша противу им и сняшася с ними» [129. С. 626; 186. С. 390; 220а. С. 90]). Маневр и отвлекающий удар применялся булгарами также во время отражения набегов и походов русских войск в 1164 г. [186. С. 352, 353; 220а. С. 75] и 1220 г. [44. С.; 186. С. 444, 445; 220а. С.; 247. С. 83, 84]. Иногда булгары, собрав силы, пытались охватить противника и одновременно атаковать своей кавалерией, как это было зимой 1172/73 г. («...слышавше же Болгаре в мале дружине князя Мьстислава пришедша... доспеша вборзе и поехаша по них в 6000» [129. С. 106; 186. С. 364; 188а. С. 81; 220а. С. 82].
Наряду с отвлекающим ударом и маневром булгары использовали также оперативное заманивание превосходящих сил противника с последующим его охватом, атакой и разгромом. Такой маневр особенно характерен для кочевых народов (кыпчаки, сельджуки, монголы), но довольно часто применялся армиями оседлых государств (Венгрия, Дунайская Болгария). Наиболее эффективно, судя по сохранившимся сведениям средневековых восточных источников, оперативно-тактическое окружение было применено булгарами против монголов в 1223 г., когда они под командованием опытнейших полководцев Субудея и Джебе после победы на Калке двинулись на Булгарию. Вот как эту операцию описывает современник, арабский историк Ибн ал-Асир: узнав о приближении монголов, булгары «...в нескольких местах устроили им засады, выступили против них и. заманив до тех пор они зашли за место засад, напали на них с тыла, так что они остались в середине. Поял их меч со всех сторон, перебито их множество и уцелели из них только немногие» [325. С. 27, 28]. Успешное проведение подобной операции с заманиванием и окружением противника показывает высокое воинское мастерство булгарской армии. Победа над дисциплинированным, сильным войском монголов, которые знали и успешно применяли ложные отступления и засаль! (в той же битве на Калке), не могла быть случайной.
Преимущества хорошо организованной системы обороны булгар выпукло обнаруживались в период булгаро-монгольских войн. Источники, к сожалению, очень скупо освещают ход этой борьбы, чтобы предельно точно воспроизвести все ее детали. Можно отметить успешное отражение монгольских походов в 1223, 1229 и 1232 гт. Нет сомнений в том, что эти операции имели целью измотать противника действиями маневренных отрядов конницы на подступах к стране, опираясь на окраинные города и крепости. Так, говоря о событиях войны 1229 г. на дальних рубежах, русские летописи указывает на жестокие сражения между монгольскими войсками и ополчениями нижневолжских и заволжских кыпчаков (кимаков), саксин и булгарских сторожевых полков в районе р. Урал (Яик) («...саксини и половцы взбегоша из низу к болгаром перед Татары: и сторожеве Болгарьскыи прибегоша, бьени от Татар близ реки, ей же имя Яик» (186. С. 453]. Только в 1232 г., судя по летописному сообщению, монголы смогли вторгнуться в Булгарию, но и тогда были остановлены («...и зимовали не дошедшие Великого града Болгарского») |47. С. 136; 186. С. 459]. Лишь в 1236 г. объединенная монгольская армия сумела сокрушгггь оборону булгар, взять штурмом
153

их столицу Биляр - Великий город («приидоша от восточные страны в Болгарьскую землю безбожник Татари. и взяша славный Великий город Болгарьскый» |47. С. 138; 186. С. 196; 220а. С. 126J) и разорить практически всю страну [348, 357|.
Все это позволяет сделать вывод, что булгары сумели выработать действенную тактику активной обороны, которая заключалась в использовании центра обороны как ключевого пункта, в то время как остальные войска, широко маневрируя, готовили контрудар. Причем обороняющиеся, судя по конструкции изученных укреплений, наличию арбалетов и метательной артиллерии и других средств защиты, были достаточно подготовлены в военно-техническом отношении. Говоря об оперативной тактике обороны булгарской армии в ХП-ХШ вв., надо отметить, что в целом она несколько отличалась от древнерусской. В междоусобных войнах Древней Руси исход кампании,
как правило, решался в нолевом сражении и «лишь вследствие своей слабости один из противников «запирался» в городе и был обречен на пассивную оборону» 1147. С. 51|.
Проводили правители Булгарии и наступательные военные операции и походы. Для первой половины домонгольского периода надо отмстить борьбу с буртасами и захват их страны, видимо, вылилось в настоящую военную кампанию [100. С. 31, 36; 227. С. 58|. Гораздо больше сведений сохранилось, благодаря летописям, о походах булгар на Русь в 1088, 1107, 1152 и 1218 гг. Маршруты, хронология и обстоятельства этих походов довольно подробно рассмотрены В.А.Кучкиным [184. С. 31-36|, что позволяет более детально остановиться на чисто военных их аспектах. Характерной
чертой всех этих нападении является стремление захватать определенный стратегический
пункт, часто важный политико-экономический центр (в разные годы это были Муром, Суздаль, Ярославль и Устюг) и разгромить его сельскую OKpyiy. Наступательные операции булгар наиболее полно описывают русские летописи, в первую очередь Типографская и Владимирская, восходящие к великокняжескому летописанию начала
XIV в. и описывающие походы булгар на Суздаль (1107 г.) и Ярославль (1152 г.). Вторжения эти осуществлялись по рекам, на различного типа военно-транспортных судах небольшими мобильными отрядами дружинников, скорее всего, вместе с боевыми лошадьми («...приидоша болгаре по Волш к Ярослашпо без вести в лодиях» [325а. С. 77]) или
комбинированным наступлением речного флота и конных полков («...приидоша Болгаре ратью па Соуждалю» [44. С, 21; 325а. С. 72[). В военном отношении это был стремительный, внезапный налет на город и попытка взять его «изгоном», как были взяты Муром (1088 г.) и Устюг (1218 г.). В случае неудачи булгарские войска блокировали гарнизон и некоторое время осаждали его, разоряя округу («...обьстоупиша [рал и много зла сътвориша. воююща села и погосты и оубивающе многих от крестьян» [325а. С. 72]; «...оступиша градок в лодиях, бе бо мал городок, и изпемогаху людие в граде гладом и жажею...» [325а. С. 77|. В обоих случаях в этих городах оставались городские ополчения.
а княжеские дружины отсутствовали («...сущим же людие в [раде не могуще нротиву их стати, не соущю князю оу них...» [44. С. 21; 325а. С. 72]). После непродолжительной осады, больше напоминающей блокирование активных воинских сил в данной округе, булгары, не предпринимая активного штурма, отступали с захваченной добьгчей и пленниками. Как правило, булгарские военачальники оставляли близ города арьергард, который должен был сдерживать натиск русских полков в активном «пригородном», по терминологии А. Н.Кирпичникова, «окологородском» бою [147. С. 57, 581. В ряде случаев это была контратака гарнизона («...и ослепиша бо вся ратина болгары и ти из града изшедше всех избиша» [44. С. 21; 325а. С. 72[) или наступающих подкреплений из других городов («...ростовни же пришедша победиша болгары» [325а. С. 77]). Трудно сказать, насколько успешными были эти деблокирующие действия и насколько активны булгарские полки, но, судя гю отсутствию указания на отбитие пленников, можно предполагать, что сам бой носил арьергардный характер и не мог оказать существенного влияния на общий успех булгар в этом походе. В принципе, такие наступательные действия были характерны для большинства народов Европы ХП-ХШ вв., в том числе и для Руси, где тактика боя на подступах к городу («окологородского боя») начала, видимо, внедряться в боевую практику с 70-х гг. XI в., а прямой штурм
154
становятся важнейшим тактическим приемом осады уже в XII в. [147. С 57-60' 773 С. 164: 273а. С. 157-162].
Тактические приемы (т.е. собственно искусство ведения полевого боя), применяемые булгарами, были, как показывают источники, весьма разнообразны и прошли значительную эволюцию. В X-XI вв., когда наряду с территориальнофеодальной военной организацией сохранялась традиционная система племенных ополчений, построение на поле боя представляло собой, скорее всего, сочетание в боевом строю феодальных дружин и ополчений племен. Именно в это время в организации войск булгар и в тактике их боя было много черт, которые позволяют говорить о сходстве с кочевническими приемами ведения боя. Военная система X-XI вв., состоящая из разнородных элементов, оказывала, несомненно, определяющее влияние и на характер боевьгх порядков войск, заставляя использовать более монолитные, не раздробленные формы построения (рис. 85). Тем не менее, в источниках упоминаются отдельные отряды |162. С. 136], которые отправлялись в самостоятельные походы (правитель может приказать «...отряду (совершить) набег на одну из стран») и непосредственно на поле боя, возможно, решали свои тактические задачи в составе более крупных подразделений. Термин, использованный арабским путешественником, - «сария», т.е. отряд из 4 тыс, всадников [162. С. 100], примерно соответствует современным представлениям о численности ополчения и дружины одного из владетелей области (княжества), подвластного правителю Волжской Булгарии.
Данных об особенностях боевой практики булгар X-XI вв. не так много. Поэтому для более полного воссоздания их тактики боя необходимо привлечение исторических параллелей, характеризующих способы ведения боя и применения оружия из сиистадиальных обществ.
Во время сражений боевое построение войска имело, видимо, трехчленное деление: авангард, центр (иногда выделялись фланги) и иногда резерв. В авангарде находилась легкая конница, позади нее располагались основные силы, в центре которых находилась дружина правителя, а в резерве - дружина наиболее преданного вассала. С некоторыми вариациями такое боевое построение было характерно практически для всех раннесредневековых народов. Достаточно указать тюрок [371. С. 166-168|, уйгуров [371. С. 178, 179[, кыргызов [370. С. 144, 145] и дунайских болгар, о которых анонимный арабский географ X в. писал, что «когда они выступают на войну, они строятся в ряды и помещают лучников перед собой...» [176. С. 205].
Подобное построение требовало различной плотности боевых линий войск, которые в бою обычно действовали компактными массами. Очевидно, что руководить таким сражением было довольно трудно. В целях более эффективного контроля за действиями различных подразделений и успешного командования в качестве ориентиров использовались знамена и штандарты полков, отрядов и дружин. По поднятым знаменам вели счет войскам, по положению штандарта главнокомандующего судили о центре боевых порядков. Целям управления служили также боевые трубы, которые в этот период были известны у венгров [396. С. 138], печенегов (27. С. 56], сельджуков [82. С. 144] и русских [281. С. 8].
Само сражение того времени представляло собой, видимо, последовательное введение в бой легкой и тяжелой кавалерий с целью пробить фронт противника. Первым в бой вступал авангард из конных лучников, которые проносились перед строем противника, накатываясь на него волна за волной, засыпая стрелами и стараясь нанести как можно больший урон врагу и расстроить его ряды. Подобная тактика применялась многими евразийскими народами (см. [370. С. 144]). Задача авангарда состояла в том, чтобы заставить противника начать отступать или же вынудить его атаковать, после чего в бой вступали основные силы, а конные стрелки отходили, вероятно, на фланги. Решающий удар наносила при этом вступающая в рукопашный бой тяжеловооруженная дружина, которая расчленяла боевые порядки противника и обращала его в бегство. Бегущего или отступающего противника преследовала
Схема построения войск Х-Х1 вв.
Рис. 85. Тактика полевого боя булгар: 1 - легкая конница; 2 - тяжеловооруженная конница (рыцари); 3 - пехота
легковооруженная конница. О сходном боевом приеме у булгар можно судить по известию ал-Масуди об уничтожении отрядов русов после их разгрома в сражении на Волге в 912 г. [52. С. 133|.
Применение оружия в таком бою имело свою логичную последовательность. На первом этапе боя главную роль играло метательное оружие, и успешное его использование напрямую зависело от качества луков и разнообразия наконечников стрел. Наибольший урон от такого обстрела, несомненно, несли воины без защитного вооружения, а это, как правило, были незнатные ратники, пехотинцы. Кульминацией боя был второй этап, когда исход его решался единоборством с оружием ближнего боя. В сражение вступали сомкнутой массой туежсзгыс кавалеристы с полным набором различных боевых средств. Причем, судя по преобладающему характеру копий, они, скорее всего, использовались неоднократно. Первая сшибка нередко предопределяла исход всего боя, если противник не выдерживал удара и отступал. В случае когда лобовое столкновение передовых боевых порядков нс приносило победы, сражение распадалось на отдельные схватки часто перемешивавшихся между собой отрядов и одиночных всадников [150. С. 65-67J с использованием оружия ближнего боя (сабли, меча, боевого топора, кистеня). На этой стадии боя участвовали все силы, он принимал всеобщий характер и поэтому редко был продолжительным, необратимо заканчиваясь победой одной из сторон.
Практически ничего не сообщают источники о булгарской пехоте того времени. Однако из этого не следует, что она вообще отсутствовала или комплектовалась лишь из ополчений покоренных племен [371. С. 214-218]. Как показывает анализ вооружения, булгарская пехота существовала и использовала довольно разнообразное вооружение. Во время боевых действий она трала, скорее всего, вспомогательную роль и несла охрану лагеря, обозов и составляла гарнизоны крепостей. В полевом сражении пехотные отряды были своего рода живым малоподвижным бастионом, который прикрывал тыл и поддерживал боевые порядки войск.
В середине XII - первой трети XIII в., вследствие окончательного сложения феодальной иерархической военной системы в Волжской Булгарии, реформировался способ комплектования войск и их внутреннего деления, что не могло не привести к изменениям тактики полевого боя (рис. 86). Уже отмечалось, что в то время резко меняется характер вооруженной борьбы, которая стала более скоротечной, интенсивной, возросли мощь и разнообразие оружия, увеличилось количество феодальных дружин, усложнилась их структура - все это привело к определенному сокращению численности военных отрядов и росту их тактической самостоятельности во время проведения
Схема построения войск XII-XI11 вв.
(центр и флаги)
Рис. 86. Тактика полевого боя булгар. Усл. обозн. см. на рис. 85
оперативных маневров и полевого боя. Доказательством этому служат операции с участием небольших соединений (3-6 тыс. воинов) во время русско-булгарских кампаний (1164, 1172, 1183 и 1220 гг.). Расширение самостоятельности действий отдельных отрядов способствовало постепенному увеличению количества подразделений в боевых порядках.
Следует, видимо, предполагать использование булгарами в ХП-ХШ вв. боевых порядков, состоящих из крупных соединений - полков. Это в какой-то мере подтверждает упоминание в русских летописях термина «полк» по отношению к булгарским боевым подразделениям («...Георги ходи на болгары... и полк их победи» [44. С. 25; 47, С. 96, 138; 129. С. 285, 286; 186. С. 292, 389]). Боевой строй булгар состоял, очевидно, из 3-5 полков: авангарда, центра, флангов, а иногда и резерва. Такой боевой порядок в то время применялся многими народами, имевшими достаточно высоко развитое военное искусство: сельджуками [82. С. 142], хорезмийцами [36. С. 91, 92] и русскими [281; 282. С. 407-413]. По аналогии с организационной структурой армий этих народов можно предположить, что внутри полков существовали менее крупные соединения типа русских и западноевропейских «знамен» («стягов»), имевших определенную тактическую свободу и подразделявшихся на мелкие единицы - «копья» [151. С. 22-24]. Хотя сейчас нет прямых доказательств наличия в Волжской Булгарии такой боевой структуры («полк» - «знамя» - «копье»), но целый комплекс косвенных данных (наряду с несомненным знакомством булгар с подобной древнерусской системой) делает это предположение весьма вероятным. Среди них прямое упоминание русскими летописями во время похода на Булгарию в 1164 г. о разгроме булгар и о захвате знамен их подразделений («стягы их поимаша» [47. С. 77; 129. С. 285, 286; 186. С. 292, 389|).
Построение полков на поле боя было, конечно же, различным и зависело от конкретньгх обстоятельств. Очень редко боевой строй булгарского войска описывался в русских летописях. Исключение составляет описание боя русской рати с булгарским ополчением под стенами города Ошеля в 1220 г. Различные летописи, восходящие к великокняжескому владимиро-суздальскому летописанию, довольно подробно характеризуют боевые порядки булгарского войска: основные силы составляли пешие воины и конные княжеские дружины («болгары со князем своим на коних, и поставиша полк на полк» [247. С. 83]). Если учесть, что русские полки, противостоящие им, имели четырехчленное построение (центр, фланги и резерв) [47. С. 126[, то станет очевидным, что булгары должны были выстроить войска соответственно. Впереди у них располагалась, видимо, легкая конница, которая «...пустиша по стреле в наши...» [247.
157
С. 831 и после этого отступила. Далее выстроились готовые к сражению остальные войска («ови на конях, а друз ни лети» [ 186. С. 444]). Иными словами, впереди булгарского войска находился авангард - легкая конница, вооружением луками со стрелами, а позади нее - основные силы: конница на флангах и конные и пешие отряды в центре боевьгх порядков. Возможно, что за этими полками располагался резерв - дружина правителя города - бека.
В соответствии с таким боевым строем фазы сражения определяются последовательным введением в бой подразделений войска. Бой начинался с атаки конных стрелков. Проносясь на всем скаку мимо неподвижного строя противника, они раз за разом буквально засыпали его стрелами («...пустиша по стреле») [247. С. 83]. Главную роль на этом этапе сражения играло метательное оружие, усиление которого в пред-монгольское время новыми типами наконечников стрел и более совершенным типами луков позволило увеличить стрелковую мощь и эффективность действий легковооруженных всадников. В ХП-ХШ вв. они уже не только завязывали бой, но и беспокоили противника на марше, выполняли обходные маневры, рейды в глубину тыла противника, разведку' и, наконец, первыми атаковали противника в полевом сражении.
Основные изменения претерпели способы ведения боя и применение оружия на этапе боя, когда происходило столкновение основных сил - тяжеловооруженных конных рыцарей. Они атаковали друг друга сомкнутыми массами с копьями наперевес на галопе, чтобы набрать силу для удара. Такой способ боя был, судя по анализу комплекса вооружения, характерен как для булгар, так и для ряда других народов Восточной Европы [150. С. 65, 66] и Ближнего Востока [284. С. 90, 91]. После первой сшибки сражение распадалось на схватки отдельных отрядов, которые отличались быстротечностью, ожесточенностью и быстрой сменой боевой обстановки. Нарастание интенсивности сражения в немалой степени связано с гибкостью боевых построений и дробностью подразделений войск, которые позволяли вводить в бой все новые и новые свежие отряды. На этой решающей фазе битвы использовалось разнообразное оружие ближнего боя: сабли, мечи, булавы, кистени и боевые топорики. Булгары в ходе боя, судя по сообщениям средневековых письменных источников, применяли нс только фронтальные, но и фланговые атаки и охваты отдельными отрядами и полками [281. С. 27, 28].
Значение пехоты в боевых действиях в ХП-ХШ вв. еще более возрастает. Во многом это определяется, видимо, тем, 'по ополчения стали регулярно использовать более совершенное универсальное и профессиональное вооружение, а также, в чрезвычайных случаях, укрепляться за счет спешенных рыцарей-дружинников. И если в полевых сражениях пешие отряды продолжали выполнять пассивную роль малоподвижных полевых «крепостей», то на других, особых, театрах военньгх действий они уже сами решали свои боевые задачи. Данные русских летописей свидетельствуют о действиях булгарской пехоты в наступательных и особенно оборонительных действиях во время русских походов на Булгарию (1164, 1183, 1220 гг.). Известно, что она стойко обороняла полевые и предстснные (фоссебреи) укрепления («...пеши вышли из города твердь учинивше плотом» [186. С. 390|), а также сражалась в специфических условиях во время речных сражений и походов («...пойдоша в лодиях» [186. С. 390]). Возросшее значение пехоты подгвсрждается и заметным пополнением арсенала пехотного оружия и снаряжения. Тем не менее, и в этот период использование пехоты не имело решающего значения для исхода боевьгх действий, она в целом применялась в качестве вспомогательной силы.
Таким образом, булгарское войско прошло значительный путь развития и совершенствования тактических построений и приемов от достаточно монолитных боевых порядков до мобильных полков, чье последовательное введение в сражение решало его исход. В каждом конкретном случае, видимо, булгары стремились использовать сильные стороны своей военной организации, применяя активную оборону, засады, внезапные налеты и мощный решающий удар дружины. Заслугой булгарской военной мысли является выработка собственньгх оперативно-тактических
158
Приемов активной обороны, использование которой отвечало условиям их боевой практики и демонстрировало высокий уровень боевого мастерства.
Подводя итог изучения военного искусства булгар Х-ХШ вв., необходимо сказать об основных характерных его чертах. Анализ комплекса вооружения и письменных источников позволил охарактеризовать различные аспекты военного искусства населения Волжской Булгарии домонгольского периода. Он показал, что булгары использовали в X-XI вв. традиционный набор снаряжения, близкий к раннебулгарскому, но ведущую роль в нем уже играет вооружение профессионального воина. Соответственно тактика боя строилась в расчете на ударную мощь конных дружин, а военная организация имела смешанный характер, включая феодальные дружины и ополчения племен. Глубокие социальные сдвиги в XII в. коснулись в первую очередь тяжелой кавалерии, которая сохранила ведущее положение в военной системе и решающую роль на полях сражений. Вместе с тем повысилось значение легкой конницы и пехоты. Переменам способствовали изменения в комплексе вооружения (развитие специализированного рыцарского вооружения и универсализация «массового» оружия, которые привели к определенному расчленению внутренней структуры боевых порядков и появлению отдельных отрядов со своими боевыми задачами (полон). В предмонгольский период в полевом и оборонительном боях широко использовались оперативные и тактические маневры, засады, ложные отступления и внезапные атаки, которые подкреплялись стойкой обороной и интенсивными ударами в открытом бою. Именно эти тактические приемы не раз приносили булгарам победы в борьбе с разными противниками.
159
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЭТАПЫ И ПУТИ РАЗВИТИЯ ВООРУЖЕНИЯ И ВОЕННОГО ИСКУССТВА
НАСЕЛЕНИЯ ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ X - начала ХП1 в.
Да славится Аллах - сей книге он помог.
Она завершена, - да будет славен Бог!
Немало мудрых слов вместил мой мерный слог, И многое в стихах поведал я теперь.
Кул Гали «Кысса- и Йусуф»
Вооружение и военное дело населения Волжской Булгарии в эпоху средневековья было достаточно ярким и самобытным явлением в истории военного искусства Восточной Европы, представляющим собой сплав рада неоднородных и разнохарактерных элементов. Во многом это объясняется географическим положением Волжской Булгарии, чья военная организации испытывала влияние военной техники из различных регионов Евразии и выработала свою, во многом оригинальную систему военного дела.
Анализ предметов вооружения и письменных источников позволил наметить два этапа в истории военного дела булгар Х-ХШ вв., которые в целом совпадают с развитием всего булгарского общества: раннесредневековый (X - первая половина XII в.), развитый феодальный (вторая половина XII - XIII в.). Разумеется соотношение комплекса вооружения и ступени социально-экономической эволюции общества могло весьма различным и многофакторным. Нельзя отрицать и обратного влияния развития оружия на совершенствование ремесленного производства. Однако определяющим фактором, несомненно, является зависимость военного дела от уровня развития вооружения и социальной структуры общества. Все это наглядно подтверждает история булгарского военного искусства.
Истоки булгарского вооружения и военного дела домонгольского периода уходят корнями в раннебулгарское время, когда в Среднем Поволжье начал формироваться из разрозненных этиоплеменных объединений булгарский союз племен с соответствующими институтами (вождь-правитель и дружина) и характерным набором оружия.
Дальнейший прогресс булгарского военного дела был связан с внутренней трансформацией общества, приведшей к созданию в начале X в. раннефеодального государства. Это способствовало значительному изменению набора вооружения булгар и выработке арсенала боевых средств, которьгй в последующие века будет определять облик всего их военного дела. Многие виды вооружения появились у булгар впервые именно в это время: например, мечи, булавы, некоторые формы копий и топоров, щиты с полушаровидными умбонами и др. Определяющее значение в комплексе боевых средств, тем не менее, продолжает сохранять привычный набор оружия и снаряжения, хотя и в несколько модифицированном виде.
Выделяется особый арсенал дружинного боевого снаряжения, который в X-XI вв. состоял из сабель, мечей, пик, топориков-чеканов, булав, кольчуг и пластинчатых доспехов. Характеризуя булгарских воинов, арабские источники пишут, что «булгары ездят верхом, носят кольчуги и имеют полное вооружение» |363. С. 24|. Анализ источников по данной проблеме позволил установить, что уже в X в. основой военного могущества
160
правителя булгар - эльтебера - была его дружина. Сама дружина не была однородной и даже на начальном этапе своего оформления заметно дифференцировалась. На одном ее полюсе скапливается слой знатных дружинников, постепенно превращающихся в военно-служилую знать, земельных собственников, а на другом - «младших» дружинников - слуг, воинов-профессионалов.
В военном отношении дружина - это сложный организм, составлявший ядро войска и его высший командный состав. Часть знатных дружинников, в свою очередь, имела собственные воинские отряды. В результате оформления новой военной организации в X-XI вв. окончательно выделяются тяжелая и легкая конницы, а также имевшая вспомогательное значение пехота. Кроме них, в булгарскую армию входили ополчения зависимых «царств» и племен, среди которых особую роль играли буртасы, венгры («маджгарды») и восточнофинские народы. Подобная система существовала в X-XI вв. у ряда народов Восточной Европы и Азии и сочетала, наряду с феодальными, черты племенной организации.
Смешанная (феодально-племенная) военная система, когда основу военной организации составляли дружины князей и ополчения племен, обусловливала построение булгарских войск на поле боя и их тактику. Система боевого расположения полков перед сражением имела трехчленный характер, а военные действия во время боя сначала представляли собой последовательное наступление легкой кавалерии, а позднее - в расчете на решающий удар - тяжеловооруженных отрядов. Стратегически войны велись за завоевание новых территорий и захват военной добычи. Идеологическим оправданием войн служило стремление распространить ислам на другие народы Поволжья и Приуралья.
К середине XII в. нарастают новые тенденции в военно-политической обстановке в стране. Видимо, в этот период Булгария становигся государством зрелого феодализма - «классического ислама» (по Г.Э.фон Грюнебауму) - и усиливается настолько, что начинает соперничать за влияние в Среднем Поволжье с Владимиро-Суздальской Русью, а за Нижнее Поволжье и Приуралье с кимако-кыпчакскими ханствами. Быстротечные войны, боевые походы и набеги в этот период велись не за овладение территорией, а за захват политической власти, добычи и пленников. Эти войны вызвали изменения в наборе вооружения и структуре войска.
Комплекс вооружения булгар ХП-ХШ вв. характеризует основной костяк их войска как феодальную рыцарскую дружшгу, имевшую разнообразный арсенал оружия и снаряжения. В предмонгольское время он включал пики, сабли, булавы, чешуйчатые доспехи, круглые или миндалевидные шиты, шлемы (иногда с маской-забралом), стремена и изредка шпоры. Такой рыцарский набор мог сложиться в условиях боевой практики, когда исход боя решался в столкновении тяжеловооруженных воинов, применявших таранный удар копьем. Вместе с тем наличие сабель, луков, кольчуг и плетей для управления конем говорит о мобильности дружины, ее способности вести борьбу с кочевнической конницей. Рыцарская кавалерия составляла ядро булгарского войска и своим ударом призвана была решать исход сражения.
Кроме профессионального вооружения выделяется набор оружия легковооруженных всадников и пехотинцев. Их арсенал включал лук и набор стрел, боевой топор, копье, кистень, щит, а иногда кольчугу, кожаный доспех и шлем. Как удалось установить, благодаря усовершенствованию массового оружия и снаряжения, увеличивалось значение легкой конницы, которая на поле боя выполняет особые задачи (разведка, завязка боя, действие на коммуникациях противника). Постепенно возрастала роль пехоты и в полевом бою, и особенно в боевых действиях при защите укреплений и в речных походах.
Усложняется в ХП-ХШ вв. структура военной организации. Несмотря на некоторую децентрализацию, правитель Булгарии - эмир - продолжал оставаться организатором и командующим во время военных походов и обороны страны. Эмир осуществлял свою военную политику' через «ближнюю» дружину и гвардию (хашам). Военно-служилая знать (носившая, судя по эпиграфическим данным, титул «йори»
161
(«чури»), связанная иерархической системой феодального вассалитета и сосредоточившая в своих руках основные воинские контингенты, являлась основой военной организации. Кроме собственной дружины, военно-служилая знать - беки - в зависимости от ранга в государственной иерархии и размеров землепользования выставляла, очевидно, ополчение воинов с находившихся в ее власти земель. В состав булгарской армии также вливались наемные отряды кочевых народов (кыпчаков, венгров). Охрану границ осуществляли, наряду с войсками булгарских феодалов, ополчения зависимых пограничных народов (мордва, прикамские угро-финны).
Анализ материала позволил приблизительно определить численность булгарского войска в домонгольский период. Подсчеты на основе разрозненных данных исторических источников и материалов палеодемографической статистики показывает, что численность булгарской армии достигала в среднем 50 тыс. воинов. Рыцарство («йори») составляло, очевидно, 15-20 тыс. чел. Одновременно доказано, что число воинов в подразделениях (полках) постепенно менялось; от 10-20 тыс. в X в. до 3-5 тыс. воинов в ХП-ХШ вв. Только для отражения монгольского нашествия была собрана многочисленная объединенная армия (до 50 тыс. воинов). Все эти данные подчеркивают тенденцию к сокращению в ХП-ХШ вв. численности отдельных воинских контингентов, увеличению количества профессиональных военных дружин и дробности войска, а также общему уменьшению вооруженности населения.
Войско, будучи основано на иерархически организованной системе феодальных дружин, складывается из более мелких подразделений. Соответственно и боевые порядки стали более дробными, что сделало их гибкими и устойчивыми, позволило вводить войска в бой по частям, постепенно наращивая силу удара. Исход сражения решался в ближнем бою с применением всего набора оружия, которое, особенно у дружинников, отлеталось специализированностыо. Вероятно, к середине XII в. выкристаллизовываются особенности тактики полевого боя и обороны, которые позволили максимально использовать сильные стороны булгарской армии. В полевом бою применялись различные оперативно-тактические маневры, засады, отступления с последующей контратакой. Особенно ярко эта тактика проявилась в борьбе против русских дружин в 1172/73 г. и против монголов в 1223 г.
Характерной чертой военного искусства Волжской Булгарии является выработка своеобразной тактики активной обороны, которая сочетала опору на хорошо укрепленный город гг оперативные маневры в тылу с использованием конницы, пехоты и речных судов. Целью этих действий было измотать противника, лишить его инициативы и подготовить контрудар. Сильные стороны такой тактики активной обороны и полевого боя позволили булгарам долгое время противостоять войскам не только русских князей (1172, 1183 гг.), но и монгольских ханов (1223, 1229, 1232 гг.). Одновременно булгары сами осуществляли военные экспедиции и походы. Для X -начала XIII в. следует отметить завоевание буртас и постоянное давление на прикамские народы, а также походы булгар на русские города (Муром, Суздаль, Ярославль, Устюг). Данные военные операции чаще всего осуществлялось небольшими мобильными отрядами по рекам. Анализ стратегии и тактики булгар позволяет сделать вывод о высокой боевой рыучке войск и их военного мастерства.
Уровень развития булгарского военного дела можно определить только на фоне военной техники всей Восточной Европы Х-ХШ вв. Анализ вооружения булгар показал, что в этот период оно значительно отличается от оружия финно-угров, которые переживали упадок дружинной культуры, особенно заметный у мордовских племен. Определенное сходство наблюдается у булгар с оружием населения степей Восточной Европы, но отсутствие у последних пехотных видов «орудий войны» и некоторых типов доспеха показывает их не полную адекватность. Наибольшее соответствие обнаруживает оружие и вся система военного дела в оседлых феодальных государствах - Булгарии и Руси. Особенно ярко общие черты проявляются в этапах эволюции основных видов оружия и, что важно отмстить, целых наборов снаряжения воинов-рыцарей.
162
История булгарского вооружения еще раз убедительно доказывает, что наиболее динамично развиваются виды оружия, характерные для привилегированного передового рода войск - тяжеловооруженной кавалерии. По ее снаряжению можно определить уровень военной техники того времени и выяснить тенденции ее развития. Универсальные виды и формы «орудий войны» позволяют судить о военно-техническом оснащении основной массы простых воинов. Как и на Руси, в Булгарии ведущими формами рыцарского вооружения были сабли, мечи, боевые топорики-чеканы (в том числе и орнаментированные), граненые пики и узколезвийные копья, бронзовые золоченые булавы и сложнофигурные кистени, кинжалы, металлические панцири и шлемы. Для остального войска были более характерны широкие удлиненно-треугольные и листовидные копья, топоры универсальных форм, лук и стрелы, железные и бронзовые кистени, кожаные доспехи и шиты.
В развитии булгарского оружия и снаряжения к концу XII - началу XIII в. заметна тенденция к постепенному его утяжелению, которая в этот период была характерна для многих народов Европы (в том числе и Руси), Ближнего Востока и Центральной Азии. Именно тогда в ряде стран появляются шлем с маской и бармицей, стальной чешуйчатый доспех, длинная сабля, узколезвийная пика, массивная рогатина, булава-клевец и шестопер. Усиление защитного вооружения выдвинуло почти одновременно у многих народов Евразии (в частности, на Руси и в Булгарии) на первый план прием таранного удара копьем. Это потребовало изменить традиционное булгарское конское снаряжение (наряду с плетью появились шпоры, новые виды стремян и удил) и создавать новые типы оружия с большей проникающей способностью (пики, бронебойные стрелы), а также средства оглушения, «ошеломления» одетого в доспехи противника (булавы, кистени) и средства локального разлома брони (булавы-клевцы, шестоперы). Однако булгарские дружинники были вооружены и снаряжены, видимо, несколько легче, чем западноевропейские и древнерусские. Например, им совсем не были известны кольчуги с длинными рукавами, кольчужные чулки и перчатки, наручи, налокотники, поножи и т.д. Такое сравнительно облегченное вооружение булгар, вероятно, объясняется необходимостью борьбы как со степной кочевнической конницей, так и с русскими ратями. Противостоять им булгары могли благодаря сбалансированному набору вооружения, маневренности и гибкой тактике.
Вся история булгарского вооружения и военного дела со всеми ее особенностями и спецификой во многом определялась тем, что Булгария боролась, с одной стороны, с кочевниками, с другой - с Русью. Именно поэтому ее оружие и снаряжение носят отпечаток влияния обоих противников, оставаясь своеобразным, «булгарским»: более тяжелым, чем степное, и более легким, чем древнерусское. Причем если на территории Древней Руси были заметны региональные отличия в наборе вооружения Севера и Юга, то в Булгарии они пока не прослеживаются. Эго можно объяснить компактностью территории и сравнительно небольшой численностью населения и интенсивностью торговых связей внутри страны. Возможно, только в западной части Булгарии, заселенной буртасами, в результате контактов с финно-угорскими племенами вооружение приобрело некоторое своеобразие.
Анализ вооружения показывает, что булгарские ремесленники удовлетворяли потребности страны в оружии. В железоделательных мастерских производилось оружие, разнообразие и качество которого свидетельстеуют о мастерстве и умении булгарских ремесленников. Высокий уровень металлообрабатывающего ремесла булгарам позволила экспортировать оружие в соседние страны.
В целом значительное тождество булгарской и русской военной техники и организации военного дела не может быть объяснено только постоянным заимствованием и импортированием оружия. В действительности, прежде чем перенимать какое-либо современное оружие, надо уметь его применять и иметь возможность использовать. Только находясь на сопоставимых уровнях общественного развития, Русь и Булгария могли обмениваться и взаимообогашаться новинками вооружения и тактики. Изучение историко-археологггческих данных позволило сделать вывод о том,
163
что военное дело Булгарии было развивающейся системой. Булгары постоянно усваивали военно-технические достижения и с Запада и с Востока и применяли их, преломляй через призму своих традиций и потребностей. Непрерывно пополняя арсенал боевых средств, главным образом, за счет оружия собственного изготовления, булгары с л ед о ват и в русле общего развития средневековой! военной техники. Особо подчеркнем, что комплекс вооружения булгар не был набором из разнородных и случайных заимствований. Он постепенно выкристаллизовывался в результате целенаправленного и непрерывного накопления различных средств ведения боя. Видимо, для булгар, наряду с приобретением некоторых видов вооружения, большое значение имело освоение чужого опыта. Отталкиваясь от него, они создавали собственные образцы сабель, копий, топоров, кистеней, булав, стрел, которые наиболее адекватно отвечали потребностям местной боевой практики.
Высокий уровень развития военного дела Булгарии доказывается и фактами военной истории. Булгария долгое время не только противоборствовала с древнерусскими княжествами, но и отражала почти 13 лет следовавшие один за другим походы монгольских войск. Поэтому вся совокупность данных позволяет с уверенностью сказать, что булгарское военное дело, характеризующееся совершенной техникой и сложной военно-социальной структурой, достигло значительного уровня прогресса.
В заключение отметим, что на основе изученных по выработанной методике материалов удалось выявить не только этапы и характер развития отдельных видов и типов оружия, но и их комплексов - наборы боевого снаряжения, а также доказать, что определяющим для их эволюции являлся набор рыцарского вооружения. Основой булгарского войска были иерархически соподчиненные феодальные дружины, применявшие в бою различные тактические маневры и охваты с целью подготовить удар тяжеловооруженных всадников. Накопление оперативно-тактического опыта позволило булгарам во второй половине XII в. выработать и неоднократно применять тактику активной обороны, которая довольно часто позволяла булгарам одерживать победы в войнах с соседями. Таким образом, булгарское военное дело домонгольского периода достигло значительного уровня прогресса, сопоставимого с рядом других развитых феодальных стран средневековой Евразии, и оказало решающее влияние на все последующие стадии эволюции вооружения и военного искусства народов всего Волго-Уральского региона.
164
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРА
1.	Абоба-Плиска (Альбомы к X тому ИРАИК). Вена? 1905. 118 табл.
2.	Агаджанов С.Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI-XII вв. М.: Наука, 1991. 303 с.
3.	Алешковский М.Х. Курганы русских дружинников XI-XII вв. // СА. I960. N I. С. 70-90.
4.	Алихова А.Е. Из истории мордвы конца I - начала II тысячелетия н.э. // Из древней и средневековой истории мордовского народа. Саранск, 1959. С. 13-54.
5.	Алихова А.Е. Могильник у колхоза «Красный Восток» // КСИИМК. 1949. Выл. 29. С. 76-73.
6.	Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII и XIV вв. о татарах и Восточной Европе // ИА. 1940. Т. III. С. 71-112.
6а. Анчабадзе Г.З. Кыпчаки в Грузии // Проблемы современной тюркологии. Алма-Ата, 1980. С. 342-344.
7.	Артамонов М.И. История хазар. Л., 1960. 523 с.
8.	Артамонов M-И. Саркел - Белая Вежа // МИА. 1958. N 62. С. 7-84.
9.	Артемьев А.Р. Кистени и булавы из раскопок Новгорода Великого // Материалы по археологии Новгорода. 1988. М., 1990. С. 5-28.
10.	Артемьев А.Р. Копья из раскопок в Изборске // КСИА. 1982. Вып. 171. С. 87-93.
11.	Артемьев А.Р. О редких типах наконечников копий в Новгороде и Новгородской земле // Материалы по археологии Новгородской земли. 1990. М., 1991. С. 183-197.
12.	Археологическая карга Татарской АССР. Предволжье. Казань, 1985. 116 с.
13.	Археология Венгрии (конец II тыс. до н.э. - I тыс. н.э.) /Под ред. В.С.Титова и И.Эрдели. М.: Наука, 1986. 352 с.
14.	Археология Украинской ССР. Т. 3 / Под ред. И.И.Артеменко и др. Киев; Наук, думка, 1986. 576 с.
15.	Архипов Г. А. Дубове кий могильник // Новые памятники археологии Волго-Камья. Йошкар-Ола, 1984. С. 113-159.
16.	Архипов Г.А. Марийцы IX-XI вв. Йошкар-Ола; Марийское кн. изд-во, 1973. 200 с.
17.	Архипов ГА. Марийцы ХП-ХШ веков. Йошкар-Ола: Марийское кн. изд-во, 1986. 162 с.
18.	Арциховский А.В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М.: Изд-во МГУ, 1944. 216 с.
19.	Арциховский А.В. Оружие // История культуры Древней Руси. Т. 1. М.; Л., 1948. С. 417-438.
20.	Арциховский А.В. Раскопки на Славне в Новгороде // МИА. 1949. N 11. С. 119-151.
21.	Афанасьев ЕЕ. Муравьевский клад (к проблеме он огуро-булгаро-хазарских миграций в лесостепь) // СА. 1987. N 1. С. 193-202.
22.	Афанасьев ЕЕ. Население лесостепной зоны бассейна Среднего Дона в VIII-X вв. (аланский вариант салтово-маяцкой культуры). М.; Наука, 1987. 200 с.
23.	Ахметгалеева Я.С. Исследование тюркоязычного памятника «Кисекбаш китабы». М.: Наука, 1979. 192 с.
165
24.	Ахметъянов Р.Г. К этимологии слов чиру «войско», чирмеш «черемисы» ц топонима Чсрсмшан-Чирмешэн // Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии. Казань, 1985. С. 120-123.
25.	Багаутдинов Р. С. Новые раннеболгарские курганы Самарской Луки // Средневековые памятники Поволжья. Самара, 1995. С. 85-94.
26.	Барг М.А. Категории и методы исторической науки. М.: Наука, 1984. 342 с.
27.	Бартольд В. В. Извлечение из сочинения Гардизи «Зайн ал-ах-бар» // Сочинения. Т. VIII. М., 1973. С. 23-62.
28.	Беговатов Е.А., Казаков Е.П. Находки средневековых славян о-русских изделий в низовьях Камы // Средневековые археологические памятники Татарии. Казань, 1982. С. 103-111.
29.	Беликова О.Б., Плетнева Л.М. Памятники Томского Приобья в V-VTII вв. н.э. Томск. 1983. 244 с.
30.	Белорыбкин Г.Н. Домонгольские памятники булгарского типа Верхнего Посурья и Примокшанья (на пути из Булгара в Киев): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Киев, 1991. 20 с.
31.	Белорыбкин Г.Н. Оборонительные сооружения городищ булгарского времени в Пензенском крае (Сурская группа) // Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии. Казань, 1985. С. 112-120.
32.	Белорыбкин Г.Н. Путь из Булгара в Киев в районе Верхней Суры // Волжская Булгария и Русь. Казань, 1986. С. 89-97.
32а. Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века. Мл Наука, 1991. 240 с.
33.	Бибиков М.В. Византийские источники по истории Руси, народов Северного Причерноморья и Северного Кавказа (ХП-ХШ вв.) // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1980 год. Мл Наука, 1981. С. 5-151.
34.	Бокшанин А.А. О средневековой китайской стратегии и тактике на примере войны Цзиннань (1399-1402) // Китай: общество и государство. Мл Наука, 1973. С. 116-135.
35.	Бородовский А.П. Плети и стеки в экипировке раннесредневекового всадника юга Западной Сибири // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1993. С. 179-189.
36.	Буниятов З.М. Государство Хорезмшахов-Ануштегинидов (1097-1231). Мл Наука, 1986. 248 с.
37.	Вагнер Г. К. Русь и кочевники в батальных миниатюрах Радзивилловской летописи // Новое в средневековой археологии Евразии. Самара, 1993. С. 50-57.
37а. Валеев Р.М. Волжская Булгария: Торговля и денежно-весовые системы IX - начала XIII веков. Казань, 1995. 159 с.
38.	Валеев Р.М. Торговые связи Волжской Булгарии и Руси в домонгольский период (Х-ХШ вв.) // Волжская Булгария и Русь. Казань, 1986. С. 20-38.
39.	Валеев Р М. Торгово-экономические взаимосвязи Волжской Булгарии с Русью в IX - начале XIII вв. // Путь из Булгара в Киев. Казань, 1992. С. 87-93.
39а. Валеев Р.Х. Древнее и средневековое искусство Среднего Поволжья. Йошкар-Ола: Марийское кн. изд-во, 1975. С. 214.
40.	Валеева Д.К. Искусство волжских булгар (X - начало XIII вв.). Казань: Татар, кн. изд-во, 1983. 132 с.
166
41.	Васильев Д.Д. Графический фонд памятников тюркской рунической письменности азиатского ареала. Опыт систематизации. М.: Наука, 1983. 160 с.
42.	Васильев И.Б., Матвеева Г.И. У истоков истории Самарского Поволжья. Куйбышев; Куйбышевское кн. изд-во, 1986. 232 с.
43.	Викторова В.Д. Ликинский могильник Х-ХШ вв. // ВАУ. 1973. Выл. 12. С. 133-168.
44.	Владимирский летописец // ПСРЛ. 1965. Т. 30. 240 с.
45.	Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии. Казань, 1985. 126 с.
46.	Воронин Н.Н. Древнее Гродно // МИА. 1954. N 41. 240 с.
47.	Воскресенская летопись // ПСРЛ. 1856. Т. VII. 357 с.
48.	Высоцкий Н.Ф. Несколько слов о древностях Волжской Болгарии // ИОАИЭ КУ. 1908. Т. XXIV. Был. 4. С. 340-351.
49.	Выставка Болгарских древностей. Казань, 1929. 75 с.
50.	Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М.; Л., 1965. 112 с.
51.	Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Л.; Изд-во ЛГУ', 1979. 216 с.
51а. Ганчева Р.К. Восточный Ренессанс и поэт Кул Гали. Казань: Изд-во КГУ, 1988. 176 с.
52.	Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870. 308 с.
53.	Генинг В.Ф. Азелинская культура Ш-Х вв. // ВАУ. 1965. Вып. 5. 160 с.
54.	Генинг В.Ф. Бродовский могильник // КСИИМК. 1953. Вып. 52. С. 87-98.
55.	Генинг В.Ф. Древнеудмуртский могильник VIII-IX вв. Мыд-лань-Шай // ВАУ. 1962. Вып. 3. 76 с.
56.	Генинг В.Ф. Могильник чепецкой культуры у д. Весьякар // Северные удмурты в начале II тысячелетия н.э. Ижевск, 1979. С. 87-106.
57.	Генинг В.Ф. Тураевский могильник V в. н.э. // Из археологии Волго-Камья. Казань, 1976. С. 55-108.
58.	Генинг В.Ф.. Голдина Р.Д. Курганные могильники харинского типа в Верхнем Прикамье Ц ВАУ. 1973. Вып. 12. С. 58-121.
59.	Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние булгары на Волге. М.; Наука, 1964. 220 с.	,
60.	Голдина Р.Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск, 1985. 280 с.
61.	Голицын Н.С. Всеобщая военная история средних времен. Ч. 1-2. СПб., 1876. 278 с.
62.	Голубева Л.А. Весь и славяне на Белом озере Х-ХШ вв. М.: Наука, 1973. 212 с.
63.	Голубовский П.В. Болгары и хазары, восточные соседи Руси при Владимире // Киевская старина. Киев, 1888. С. 26-68.
64.	Гончаров В.К. Древний Колодяжин // КСИИМК. 1951. Вып. 41. С. 49-53.
65.	Гончаров В.К. Райковецкое городище. Киев: Изд-во АН УССР, 1950. 218 с.
66.	Горегик М.В. Вооружение народов Восточного Туркестана // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М.: Наука, 1995. С. 359-430.
167
67.	Горелик М.В. Защитное вооружение степной зоны Евразии и примыкающих к ней территорий в I тыс. н.э. // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1993. С. 149-179.
68.	Горелик М.В. Кушанский доспех // Древняя Индия. Историко-культурные связи. М.: Наука, 1982. С. 82-112.
69.	Горелик М.В. Монголо-татарское оборонительное вооружение второй половины XIV - начала XV вв. // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. М.: Изд-во МГУ, 1983. С. 244-269.
70.	Горелик М.В. Оружие древнего Востока (IV тысячелетие - IV в. до н.э.). М.: Наука, 1993, 349 с.
71.	Горелик М.В. Ранний монгольский доспех (IX - первая половина XIV в.) // Археология, этнография и антропология Монголии. Новосибирск; Наука, 1987. С. 163-208.
72.	Городцов В.А. Описание холодного оружия. Топор: Отчет РИМ за 1906 г. М„ 1907. С. 95-135.
73.	Горюнова Е.И. Этническая история Волго-Окского междуречья // МИА. 1961. N 94. 265 с.
74.	Греков Б.Д. Волжские булгары в IX-X вв. // Избр. тр. М., 1959. Т. 2. С. 519-553.
75.	Греков Б.Д., Калинин Н.Ф. Булгарское государство до монгольского завоевания // Материалы по истории Татарии. Выл. 1. Казань. 1948. С. 97-185.
76.	Григорьев В.В. Волжские булгары // Россия и Азия. СПб., 1896. С. 79-106.
77.	Грязнов М.П. История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая Речка // МИА. 1956. N 48. 163 с.
78.	Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М.: Наука, 1967. 504 с.
79.	Гумилев Л.Н. Статуэтки воинов из Туюк-Мазара // Сборник МАЭ. 1949. Т. 12. С. 232-253.
80.	Гуревич Ф.Д. Древний Новогрудок. Л.: Наука, 1981. 160 с.
81.	Гусейнов Р.А. Из «Хроники» Михаила Сирийца // Письменные памятники Востока. 1974. М.: Наука, 1981. С. 11-29.
82.	Гусейнов Р.А. Сельджукская военная организация // ПС. 1967. Вып. 17 (80). С. 131-147.
83.	Давыдова А.В. Иволгинский комплекс (городище и могильник) - памятник хунну в Забайкалье. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. 112 с.
83а. Давлетшин ГМ. Волжская Булгария: духовная культура (домонгольский период X - начала XIII веков). Казань: Татар, кн. изд-во, 1990. 192 с.
84.	Даркевич В.П. Топор как символ Перуна в древнерусском язычестве // СА. 1961. N 4. С. 91-102.
85.	Денисова М.М.. Портнов М.Э., Денисов Е.Н. Русское оружие XI-XIX вв. М., 1953. 166 с.
86.	Деревянко Е.И. Племена Приамурья I тысячелетия нашей эры. Новосибирск: Наука, 1981. 334 с. 
87.	Джанполадян Р.М., Кирпичников А.Н. Средневековая сабля с армянской надписью, найденная в Приполярном Урале // ЭВ. 1972. Т. XXI. С. 23-29.
88.	Джидди Г.А., Юнусов А. С. Из истории доспеха в средневековом Азербайджане (об одной археологической находке) // Доклады АН Азербайджанской ССР. 1986. N 12. Т. 42. С. 61-63.
168
89.	Джангов Г. Городище эпохи раннего средневековья у с. Стырмен в Болгарии // СА. 1969. N 2. С. 277-2S8.
90.	Димитриев ВД. О последних этапах этногенеза чувашей // Болгары и чуваши. Чебоксары, 1984. С. 23-58.
91.	Димитриев В.Д., Паньков И.П. Население Чувашского Поволжья в составе Булгарского государства // Материалы по истории Чувашской АССР. Вып. 1. Чебоксары, 1958. С. 52-84.
92.	Древнетюркский словарь. Л.: Наука, 1967. 676 с.
92а. Дубов И.В. Великий Волжский путь. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. 256 с.
93.	Дубов И.В. Города, величеством сияющие. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. 182 с.
94.	Дубов И.В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. 248 с.
95.	Егоров Н.П. Болгаро-чувашско-кипчакские этноязыковые взаимоотношения в XIII-XVI веках // Болгары и чуваши. Чебоксары. 1984. С. 90-102.
96.	Ермолаев И.П., Литвин А.А. Профессор Николай Николаевич Фирсов. Казань: Изд-во КГУ, 1976. 102 с.
97.	Ефименко И.И., Третьяков П.Н. Древнерусские поселения на Дону // МИА. 1948. N 8. 128 с.
98.	Заборов М.А. История крестовых походов в документах и материалах. М.: Высш, шк., 1977. 272 с.
99.	Зайковский Б.В. К вопросу о происхождении «кистеня» // ИОАИЭКУ. Т. XXXIV. Вып. 4. С. 113-119.
100.	Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т. II. М.: Наука, 1967. 212 с.
101.	Зверуго Я.Г. Древний Волковыск. Минск: Наука и техника, 1975. 144 с.
101а. Зимони И. Первый монгольский рейд на Волжскую Булгарию // Из истории Золотой Орды. Казань, 1993. С. 86-97.
102.	Зубов С.Э. Комплекс вооружения болгарских воинов Самарской Луки конца VH-VII1 вв. н.э. // Культура степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. Самара, 1995. С. 26-28.
103.	Иванов В.А. Вооружение и военное дело финно-угров Приуралья в эпоху раннего железа. М.: Наука, 1984. 88 с.
104.	Иванов В.А. Вооружение средневековых кочевников Южного Урала и Приуралья (VH-XIV вв.) // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск; Наука, 1987. С. 172-189.
105.	Иванов В.А.. Кригер В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале (XII-XIV вв.). М.: Наука, 1988. 93 с.
106.	Иванов И.И. Материалы по истории мордвы VIII-XI вв. Моршанск, 1962. 739 с
107.	Иванова М.Г. Земледелие северных удмуртов в начале II тысячелетия н.э. // Материалы к ранней истории населения Удмуртии. Ижевск, 1978. С. 49-67.
108.	Извлечение из отчета о раскопках в Казанской губернии // ОАК за 1893 г. 1895. С. 95-152.
109.	Измайлов И.Л. Военно-дружинные связи Волжской Булгарии с Южной Русью в X-XI вв. // Путь из Булгара в Киев: Тез. докл. науч. конф. Казань, 1991. С. 13-14.
169
f
110.	Измайлов И.Л. Военно-дружинные связи Волжской Булгарии с Южной Русью в X-XI вв. II Путь из Булгара в Киев. Казань, 1992. С. 102-113.
///. Измайлов И.Л. Из истории домонгольского и раннезолотоорлынского защитного доспеха волжских булгар // Волжская Булгария и монгольское нашествие. Казань, 1988. С. 87-102.
112.	Измайлов И.Л. История изучения военно-оборонительного дела волжских булгар // Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии. Казань, 1985. С. 7-21.
113.	Измайлов И.Л. К вопросу об исторической интерпретации «длинных веков» в Закамье // В.О.Ключевский и современность: Тез. докл. науч. конф. Пенза, 1991. С.71-73.
114.	Измайлов И.Л. К вопросу о булгаро-скандинавских контактах // Биляр -столица домонгольской Булгарии. Казань, 1991. С. 130-138.
115.	Измайлов И.Л. К вопросу о контактах булгар с финно-уграми в области вооружения // Проблемы археологии Среднего Поволжья. Казань, 1991. С.96-106.
116.	Измайлов И.Л. К вопросу о соотношении этничных и надэтничных элементов в комплексе средневекового вооружения // Вопросы этнической истории Волго-Донья. Пенза, 1992. С.85-91.
116а. Измайлов И.Л. К вопросу о формировании средневековой дружинной культуры волжских булгар X-XI вв. // Страницы истории Волго-Донья. Пенза, 1995. С. 94-104.
117.	Измайлов И.Л. Комплексы вооружения в регионах на пути из Булгара в Киев в X-XI вв. (некоторые тенденции развития). Археологическое изучение микрорайонов: Итоги и перспективы. Воронеж, 1990. С.52-53 (Тез. докл, науч. конф.).
118.	Измайлов И.Л. Костяная подвеска с надписью из Кураловского городища // Старотатарский литературный язык: исследования и тексты. Казань, 1991. С. 45-51.
119.	Измайлов И.Л. Наборные пояса как элемент дружинной культуры волжских булгар VIII-XI1I вв. (к постановке проблемы) // Культура, искусство татарского народа. Казань, 1993. С. 47-54.
120.	Измайлов И.Л. Об одной конструкции сложносоставного лука из Волжской Булгарии И Народы Среднего Поволжья; история, культура (секция археологии); Тез. докл. краевед, чтений. Казань, 1993. С. 15-16.
121.	Измайлов И.Л. О русско-булгарских связях в области техники и военного дела // Волжская Булгария и Русь. Казань, 1986. С. 123-138.
122.	Измайлов И.Л. Оружие ближнего боя волжских болгар VTII-X вв. // Ранние болгары в Восточной Европе. Казань, 1989. С. 107-121.
123.	Измайлов И.Л. Оружие ближнего боя ранних болгар // Ранние болгары в Восточной Европе: Тез. докл. науч. конф. Казань, 1988. С. 5-6.
124.	Измайлов И.Л. Оружие ближнего боя волжских булгар Х-ХШ вв. (Копья и боевые топоры) // Археология Волжской Булгарии; Проблемы, поиски, решения. Казань, 1993. С. 77-106.
125.	Измайлов И.Л. Поход русских князей на Великий город в 1183 г. и некоторые вопросы тактики обороны волжских булгар // Археологические памятники Нижнего Прикамья. Казань, 1984. С. 99-107.
126.	Измайлов И.Л. Появление и ранняя история стремян в Среднем Поволжье // Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 1990. С.61-70.
170
126а. Измайлов И.Л. Этнополитические аспекты самосознания булгар X-ХШ вв. // Панорама-Форум (Казань). 1996. N 1 (4). С. 97-113.
127.	Измайлов И.Л., Измайлова С.Ю. Булгарское вооружение Х-ХШ вв.: Буклет. Казань, 1993. 10 с.
128.	Измайлов И.Л., Марков В.И. Железная маска-забрало с территории Волжской Булгарии // Волжская Булгария и монгольское нашествие. Казань, 1988. С. 120-124.
128а. Измайлов И.Л., Якимов И.В. Исследования Богдашкинского городища И Историко-археологическое изучение Поволжья. Йошкар-Ола, 1994. С. 62-66.
129.	Ипатьевская летопись // ПСРЛ. 1962 (1908). Т. II. 938 с.
130.	Исследования Великого города/ Под ред. А.Х.Халикова. М.: Наука, 1976. 262 с.
131.	История Татарской АССР // Под ред. А.Х.Халикова и др. Казань; Таткнигоиздат, 1968. 720 с.
132.	История Чувашской АССР. Т. 1 / Под ред. В.Д.Димитриева. Чебоксары, 1984. 286 с.
132а. Исхаков Д.М. Введение в историческую демографию волго-уральских татар. Казань, 1993. 71 с.
133.	Казаков ЕП. Булгарское село Х-ХШ веков низовий Камы. Казань; Татар, кн. изд-во, 1991. 176 с.
134.	Казаков Е.И. Культура ранней Волжской Болгарии. М.: Наука, 1992. 335 с.
135.	Казаков Е.И. О некоторых новых находках предметов вооружения волжских болгар // Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии. Казань, 1985. С. 21-27.
136.	Казаков Е.И. О ранних контактах волжских булгар со славянами и поволжскими финнами по археологическим материалам // Волжская Булгария и Русь. Казань, 1986. С. 76-88.
137.	Казаков Е.И. Памятники бо.иарского времени в восточных районах Татарии. М.: Наука, 1978. 132 с.
138.	Казаков Е.П. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971. С. 94-155.
139.	Казаков Е.П. V Старо-Куйбышевское селище // Археологические памятники Нижнего Прикамья. Казань, 1984. С. 39-64.
139а. Казаков Е.П., Руденко К.А., Беговатов Е.А. Мурзихинское селище // Древние памятники Приустьевого Закамья. Казань: Изд-во КГУ, 1993. С. 42-66.
140.	Казаков Е.П., Халикова Е.А. Раннеболгарские погребения Тетюшского могильника // Из истории ранних булгар. Казань, 1981. С. 21-35.
141.	Кананин В.А. Исследования городища Шудья-Кар в верховьях Камы // КСИА. 1980. Вып. 160. С. 92-100.
142.	Каргер М.К. Древний Киев. Т. 1. ML; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. 580 с.
143.	Каховский В.Ф. Археология Среднего Поволжья. Чебоксары, 1977. 112 с.
144.	Каховский В.Ф. О ранних русс ко-чувашских исторических связях (до середины XVI в.) // Тр. ЧНИИЯЛИЭ. 1977. Вып. 73. С. 66-78.
145.	Каховский В.Ф. Происхождение чувашского народа. Чебоксары, 1965. 484 с.
146.	Каховский В.Ф., Смирнов А. И. Хулащ // Городище Хулаш и памятники средневековья Чувашского Поволжья. Чебоксары, 1972. С. 3-72.
171
147.	Кирпичников А.Н. Военное дело на Руси в XIII-XV вв. Л.; Наука, 1976. 136 с.
147а. Кирпичников А.Н. Военное дело Руси. Некоторые оценки и новые исследования // Материалы конференции «Археология и социальный прогресс». М., 1991. Вып. 2. С. 98-112.
148.	Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. Вып. 1: Мечи и сабли IX-XIII вв. М.; Л., 1966. 107 с.
149.	Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. Вып. 2: Копья, сулицы, боевые топоры, булавы, кистени 1Х-ХШ вв. М.; Л., 1966. 147 с.
150.	Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. Вып. 3: Доспех, комплекс боевых
средств IX-XIII вв. Л., 1971. 92 с.
151.	Кирпичников А.Н. Куликовская битва. Л.: Наука, 1980. 124 с.
152.	Кирпичников А.Н. Массовое оружие ближнего боя из раскопок древнего Изяславля // КСИА. 1978. Вып. 155. С. 80-87.
153,	Кирпичников А.Н. Мечи из раскопок древнего Изяславля // КСИА. 1975. Вып. 144. С. 30-34.
154.	Кирпичников А.Н. Надписи и знаки на клинках восточноевропейских мечей IX-XIII вв. // СС. 1966. Вып. XI.
155.	Кирпичников А.Н. Погребение воина ХП-ХШ вв. из Южной Киевщины И СИМАИМ. 1959. Вып. IV. С. 219-226.
156.	Кирпичников А.Н. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX-XIII вв. Л.: Наука, 1973.
157.	Кирпичников А.Н. Факты, гипотезы и заблуждения в изучении русской военной истории XIII-XIV вв. // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1984 год. М.: Наука, 1985. С. 229-243.
158.	Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г. С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. М.: Прогресс, 1986. С. 189-297.
158а. Кирпичников А.Н., Коваленко В.П. Орнаментированные и подписные клинки сабель раннего средневековья (но находкам в России, на Украине и Татарстане) // Археологические вести. 2. СПб., 1993. С. 122-134.
159.	Кирпичников А.Н., Медведев А.Ф. Вооружение // Древняя Русь. Город, замок, село. Археология СССР. М.: Наука, 1985. С. 298-363.
160.	Кирпичников А.Н., Черненко Е.В. Рец. на кн.: Н.В.Пятышева. Железная маска из Херсонеса. М., 1984 // СА. 1966. N 4. С. 214-220.
160а. Клейн Л. С. Археологическая типология. Л., 1991. 448 с.
161.	Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы. М.: Наука, 1984.
161а. Ковалевская В. Б. К изучению орнаментики наборных поясов VI-IX вв. как знаковой системы // Статистико-комбинаторные методы в археологии. М., 1970. С. 144-155.
162.	Ковалевский А.Н. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Харьков, 1966. 256 с.
163.	Ковалевский А.П. Посольство халифа к царю волжских булгар в 921-922 гг. Ц ИЗ. 1951. N 37. С. 189-214.
164.	Ковач Л. Вооружение венгров - обретателей Родины: сабли, боевые топоры, копья: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1981. 18 с.
172
165.	Козлова К.И. Очерки этнической истории марийского народа, М.: Изд-во МГУ, 1978. 245 с.
166.	Колчин Б.А. Железообрабатьсвающее ремесло Новгорода Великого // МИД.
167.	Колчин Б.А. Оружейное дело древней Руси (техника производства) // Проблемы советской археологии. М.; Наука, 1978. С. 188-196.
168.	Колчин Б.А. Хронология новгородских древностей // Новгородский сборник (50 лет раскопок Новгорода). М.; Наука, 1982. С. 156-177.
169.	Колчин Б.А. Черная металлургия и металлообработка в Древней Руси (домонгольский период) // МИА. 1953. N 32. 260 с.
170.	Корзухина Г.Ф. Из истории древнерусского оружия XI в. // СА. 1950. Т. XIII. С. 63-94.
171.	Корзухина Г.Ф. Ладожский топорик // Культура Древней Руси. М.: Наука, 1966. С. 89-96.
172.	Кочкина А.Ф. Гончарные клейма Билярского городища // Средневековые археологические памятники Татарии. Казань, 1983. С. 69-92.
173.	Краткий указатель коллекций отдела имени А.Ф.Лихачева в Казанском городском музее. Казань, 1905. 64 с.
174.	Кригер В.А. Средневековые кочевники Заволжья (обзор источников) // Древняя и средневековая история Нижнего Поволжья. Саратов: Изд-во СГУ, 1986. С. 114-131.
175.	Крыганов А.В. Кистени салтово-маяцкой культуры Подонья // СА. 1987. N 2. С. 63-79.
176.	Крюков В.Г. Сообщения анонимного автора «Ахбар аз-заман» («Мухтасар ал-аджаиб») о народах Европы // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1981 г. М.: Наука, 1983. С. 194-208.
177.	Куза А.В. Большое городище у с. Горналь // Древнерусские города. М.; Наука, 1981. С. 6-39.
178.	Кузнецов В.А. Змейский катакомбный могильник // Материалы по археологии и древней истории Северной Осетии. Т. I. Орджоникидзе, 1961. С. 62-138.
179.	Кул Гали. Кысса-и Йусуф (Сказание о Йусуфе). Казань: Татар, кн. изд-во, 1983. 543 с.
180.	Кул Гали. Сказание о Йусуфе: Перевод С.Н.Иванова. Казань: Татар, кн. изд-во, 1985. 256 с.
181.	Культура Биляра/ Под ред. А.Х.Халикова. М.: Наука, 1985. 216 с.
182.	Курылев В.П. Оружие казахов /,/ Сборник МАЭ. 1978. Т. XXXIV. С. 4-22.
183.	Кухаренко Ю.В. О некоторых археолопгческих находках на Харьковщине Ц КСИИМК. 1951. Был. 41. С. 99-108.
184.	Кучкин В.А. О маршрутах походов древнерусских князей на государство волжских булгар в XII - первой трети XIII вв. // Историческая география России XII - начала XX вв. М.: Наука, 1975. С. 31-45.
185.	Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961. 392 с.
186.	Лаврентьевская летопись и Суздальская летопись по .Академическому списку Ц ПСРЛ. 1962 (1846). Т. 1. 578 с.
187.	Лебедев ГС. Эпоха викингов в Северной Европе. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. 286 с.
173
188.	Левашова В.П. Селю кое хозяйство // Тр. ГИМ. 1956. Вып. 32. С. 19-105.
188а. Летописец Переяславля Суздальского. М., 185- 113 с.
189.	Липец Р.С. Образцы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе. М.: Наука, 1984. 264 с.
190.	Лихачев А.Ф. Археологический атлас А.Ф.Лихачева. Казань, 1923. 31 табл.
191.	Лихачев А.Ф. Бытовые памятники Великой Булгарии // Тр. II АС. 1876. Вып. 1. С. 1-50.
192.	Лихачев А.Ф. История Великой Булгарии. ОРРК НБ КГУ, хр. 166. 232 с.
193.	Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л.: Худ. лит-ра, 1978. 360 с.
194.	Лысенко Н.Ф. Берестье. Минск: Наука и техника, 1985. 400 с.
195.	Ляпушкин И.И. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне реки Дона // МИА. 1958. N 62. С. 85-150.
196.	Магомедов М.Г. Население Приморского Дагестана в VTI-VIII вв. // Плиска-Преслав. Т. 2. София, 1981. С. 109-126.
197,	Магомедов М.Г, Образование Хазарского каганата. М.: Наука, 1983. 224 с.
198.	Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала V1I1-X11 вв. М.: Наука, 1981. 164 с.
199.	Макаров Н.А. Средневековый могильник Попово на Каргополье // КС ИА. Вып. 171. С. 80-86.
200.	Марков В.Н. Булгарские наконечники стрел с городища Гремячий ключ // Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии. Казань, 1985. С. 28-33.
201.	Маркс К. Письмо Ф,Энгельсу. В Райд от 25.09.1857 // Сочинения/К. Маркс и Ф.Энгельс. Т. 29. С. 153-155.
202.	Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Сочинения/К.Маркс, Ф.Энгельс. Т. 3. С. 7-544.
203.	Матвеева Г.И. Археологические памятники железного века на территории Куйбышевской области. Куйбышев, 1980. 96 с.
204.	Матвеева Г.И. Погребения VIII-IX веков в окрестностях г. Куйбышева // Очерки истории и культуры Поволжья. Вып. I. Куйбышев, 1976. С. 33-39.
205.	Матвеева Г.И. Погребения VIII-IX веков у разъезда Немчанка // Древности Волго-Камья. Казань, 1977. С. 52-57.
206.	Материальная культура срсдне-цнинской мордвы VIII-XI вв. Саранск, 1969. 176 с.
207.	Медведев А.Ф. К истории кольчуги в Древней Руси // КСИИМК. 1953. Вып. 49. С. 26-31.
208.	Медведев А.Ф. К истории пластинчатого доспеха на Руси // СА. 1959. N 2. С. 119-134.
209.	Медведев А.Ф. Оружие Новгорода Великого // МИА. 1959. N 65. С. 121-191.
210.	Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел) VIII-XI вв. М.: Наука, 1966. 184 с.
211.	Медведев В.Е. Культура амуреких чжурчжекей. Конец X-XI вв. Новосибирск: Наука, 1977. 224 с.
212.	Медведев В.Е. О шлеме средневекового амурского воина // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1981. С. 172-184.
9
174
213.	Мерперт Н.Я. Из истории оружия племен Восточной Европы в раннем средневековье // СА. 1955. Т. XXIII. С. 131-168.
214.	Мерперт Н.Я. О генезисе салтовской культуры // КСИИМК. 1951. Вып. 36. С. 14-30.
215.	Миролюбов М.А. Древний Изяславль как археологический памятник // Тр. ГЭ. 1983. Т. XXIII. С. 139-143.
215а. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т./ Гл. ред. С.А.Токарев. М.: Сов. энциклопедия, 1991. Т. 1. А-К. 671 с.
216.	Михеев В.К. Клад железных изделий с селища салтовской культуры // СА. 1968. N 2. С. 297-300.
217.	Михеев В.К. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков, 1985. 148 с.
218.	Монгайт А.Л. Старая Рязань // МИА. 1955. N 49. 228 с.
219.	Моора Х.А. Возникновение классового общества в Прибалтике // СА. 1953. Т. XVII. С. 105-132.
220.	Москаленко А.Н. Славяне на Дону. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1981. 160 с.
220а. Московский летописный свод конца XV века // ПСРЛ. 1949. Т. XXV. 464 с.
221.	Мугуревич Э.С. Восточная Латвия и соседние земли в Х-ХШ вв. Рига: Зинатне, 1965. 144 с.
222.	Мунтаджаб ад-Дин Бади Атабек ал-Джувайни. Ступени совершенствования катибов (Атабат ал-Катаба). М.: Наука, 1985. 160 с,
223.	Муромцева К. Ранние государства на территории Среднего Поволжья VII-XIV вв.) // Коммунист (Куйбышев). 1940. N 10. С. 50-53.
224.	Мухам ад иев А. Г. Булгаро-татарская монетная система XII-XV вв. М.: Наука, 1983. 187 с.
225.	Мухамадиев А.Г. Древние монеты Поволжья. Казань: Татар, кн. изд-во, 1990. 160 с.
226.	Мухамедьяров Ш.Ф. Изучение в СССР основных этапов военнополитической истории тюркских народов Поволжья и Приуралья // CAJ. 1973. Vol. XVII. N 2-4. С. 200-211.
227.	Мухамедьяров Ш.Ф. Народы Среднего Поволжья и Приуралья в IX -первой четверти XIII вв. // Очерки истории СССР IX-XIV вв. М., 1953. С. 717-734.
228.	Назаренко В.А., Овсянников О.В., Рябинин Е.А. Средневековые памятники Чуди Заволоцкой // СА. 1984. N 4. С. 197-216.
229.	Негматов Н.Н. Государство Саманидов (Мавераннахр и Хорасан в IX-X вв.). Душанбе: Дониш, 1977. 280 с.
230.	Недошивина Н.Г. Предметы вооружения из Ярославских могильников // Ярославское Поволжье X-XI вв. М., 1963. С. 55-63.
231.	Никольская Т.Н. Военное дело в городах земли Вятичей // КСИА. 1974. Вып. 139. С. 34-42.
232.	Никольская Т.Н. Земля Вятичей. М.: Наука, 1981. 296 с.
233.	Никольская Т.Н. К пятисотлетию «Стояния на Угре» // СА. 1980. N 4. С. 102-118.
234.	Никольская Т.Н. Культура племен бассейна Верхней Оки в I тысячелетии н.э. // МИА. 1959. N 72. 152 с.
175
235.	Новгородова Э.А., Горелик М.В. Наскальные изображения тяжеловооруженных воинов с Монгольского Алтая // Древний Восток и античный мир. М.: Изд-во МГУ 1980. С. 101-112.
236.	Новое в археологии Поволжья/ Под ред. А.Х.Халикова. Казань, 1979. 155 с.
237.	Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной
Европы и Кавказа. М.: Наука, 1990. 264 с.
238.	Оборин В.А. Баяновский могильник на р. Косьве // Уч. зап. ПГУ. 1953. T.IX. Вып. 3. С. 145-160.
239.	Оборин В.А. Могильник Телячий Брод VII-XII вв. // 79-13?
АУ. 1973. Вып. 12.
240.	Овсянников В.В. Погребение «военачальников» (к проблеме реконструкции военной организации у финно-пермяков Прикамья) // Вооружение и военное дело древних племен Южного Урала. Уфа, 1994. С. 52-88.
241.	Овсянников В.В. Типологические связи комплексов вооружения культур Урале-Поволжья в эпоху средневековья (V-XII вв.) // Культура степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. Самара, 1995. С. 62-64
242.	Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении кочевников средневековой
Гувы (по материалам могильника Аймырлаг) //
оениое дело древних племен Сибири
и Центральной Азии. Новосибирск, 1981. С. 132-146.
243.	Овчинникова Б.Б. Погребение древнетюркского воина в Центральной Туве // СА. 1982. N 3. С. 210-128.
244.	Окладников А.П. Конь и знамя на Ленских писаницах // ТС. 1951. Вып. 1. С. 143-154.
245.	Отрощенко В.В., Рассамакин Ю.Я. Половецкий комплекс Чингульского кургана // Археология Киева. 1986. N 53. С. 14-36. (на укр.. яз.)
246.	Патриаршая или Никоновская летопись // ПСРЛ. 1965 (1862). Т. IX. 256 с.
247.	Патриаршая или Никоновская летопись // ПСРЛ. 1965 (1862). Т. X. 244 с.
248.	Петербургский И.М. Второй Журавкинский могильник // Труды МНИИЯЛИЭ. 1979. Вып. 63. С. 57-102.
248а. Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI веков. Смоленск: Русич - М.: Гнозис, 1995. 320 с.
249.	Плетнева С.А. Древности Черных Клобуков. М., 1973. 96 с.
250.	Плетнева С.А. Кочевники средневековья. Поиски исторических закономерностей. М.: Наука, 1982. 188 с.
251.	Плетнева С.А. Кочевнический могильник близ Саркела - Белой Вежи И МИА. 1963. N 109. С. 216-259.
252.	Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье (Дмитриевский археологический комплекс). М.: Наука, 1989. 288 с.
253.	Плетнева С.А. От кочевий к городам // МИА. 1967. N 142. 198 с.
254.	Плетнева С.А. Печенеги, тюрки и половцы в южнорусских степях // МИА. 1958. N 62. С. 151-226.
255.	Плетнева С.А. Печенеги и гузы на Нижнем Дону (по материалам кочевнического могильника у Саркела - Белой Вежи). М., 1990. 103 с.
256.	Плетнева С.А. Печенеги, торки, половцы // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М.: Наука, 1981. С. 213-222.
*
176
257.	Плетнева С. А. Подгорновский могильник // СА. 1962. N 3. С. 241-251.
258.	Плетнева С.А. Половцы. М.: Наука, 1990. 208 с.
" 259. Плетнева С.А. Салтово-маяцкая культура // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М.: Наука, 1981. С. 62-75.
260.	Плетнева С.А. Хазары. М.: Наука, 1986. 88 с.
261.	Плотников Ю.А. Рубящее оружие прииртышских кимаков // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981. С. 162-167.
262.	Полесских М.Р. Исследование памятников типа Зол отаре вс ко го городища // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971. С. 202-216.
263.	Полесских М.Р. О культуре и некоторых ремеслах обулгаризированных буртас // Из истории ранних булгар. Казань, 1981. С. 56-68.
264.	Поливанов В.Н. Муранский могильник. М., 1896. 56 с.
264а. Полякова Г.Ф. Изделия из цветных и драгоценных металлов // Город Болгар. Ремесло металлургов, кузнецов, литейщиков. Казань, 1996. С. 154-268.
265.	Поэт-гуманист Кул Гали. Казаны Татар, кн. изд-во, 1987. 254 с.
266.	Пугаченкова Р.А. О панцирном вооружении парфянского и бактрийского воинства Ц ВДИ. 1966. N 2. С. 27-43.
267.	Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131-1153 гг.). М.: Наука, 1971. 136 с.
268.	Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1967. 272 с.
269.	Пятышева Н.В. Восточные шлемы с масками в Оружейной палате Московского Кремля // СА. 1968. N 3. С. 227-232.
270.	Пятышева Н.В. Железная маска из Серенека в коллекции Государственного исторического музея // История и культура Евразии по археологическим данным. М., 1980. С. 134-139.
271.	Пятышева Н.В. Железная маска из Херсонеса. М., 1964. 40 с.
271а. Радзивиловская (Кенигсбергская). СПб., 1902. 540 с.
272.	Разин Е.А. История военного искусства. М.: Воениздат, 1955, Т. I. 560 с.
273.	Раппопорт П.А. Очерки по истории военного зодчества северо-восточной и северо-западной Руси X-XV вв. // МИА. 196 Г N 105. 247 с.
273а. Раппопорт П.А. Военное зодчество западно-русских земель X-XV вв. // МИА. 1967. N 140. 242 с.
274.	Распопова В.И. Металлические изделия раннесредневекового Согда. М.: Наука, 1980. 140 с.
275.	Распопова В.И. Согдийский город и кочевая степь в VII-VTII вв. // КСИА. 1970. Вып. 122. С. 86-91.
276.	Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. М.; Л., 1952. 316 с.
277.	Рисунки к трудам II АС. Вып. 1. СПб., 1896. 22 табл.
278.	Рогожский летописец // ПСРЛ. 1965. Т. XV. 504 стлб.
279.	Розенфелъдт И. Г. Древности западной части Волго-Окского междуречья в VI-IX вв. М.: Наука, 1982. 180 с.
280.	Розенфелъдт Р.Л. Егорьевская коллекция рязанских вещей // Археология Рязанской земли. М., 1974. С. 184-188.
177
281.	Рыбаков Б.А. Боевые порядки русских войск в XI-XII вв. // Ученые записки МОПИ. 1954. Т. XXVII. Вып. 2. С. 3-15 (Тр. кафедры истории СССР).
282.	Рыбаков Б.А. Военное дело (стратегия и тактика) // История культуры Древней Руси. Т. I. М.; Л., 1948. С. 397-416.
283.	Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХП-ХШ вв. М.; Наука, 1982. 592 с.
284.	Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М., 1948. 792 с.
285.	Рыбаков Б.А. Русское военное искусство Х-ХШ вв. Лекция N 6. М., 1945. 21 с.
286.	Рыбаков Б.А. Торговля и торговые пути // История культуры Древней Руси. Т. I. М.; Л., 1948. С. 315-369.
287.	Рябинин Е.А. Костромское Поволжье в эпоху средневековья. Л.: Наука, 1936. 160 с.
288.	Савельева Э.А. Вымские могильники XI-XIV вв. Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. 200 с.
289.	Савельева Э.А. Пермь Вычегодская. М.: Наука, 1971. 224 с.
290.	Савич А. Древнейшие государства хазар и болгар в нашей стране // ИЭ. 1939. N 1. С. 70-81.
291.	Савкин Е.Е. Основные принципы оперативного искусства и тактики. М.: Воениздат, 1972. 376 с.
291а. Савченкова Л.Л. Черный метены Болгара. Типология ,// Город Болгар. Ремесло металлургов, литейщиков. Казань, 1996. С. 5-88.
292.	Самаркин В.В. Историческая география Западной Европы в средние века. М.:Высш. шк., 1976. 248 с.
292а. Соханов В.В. Раскопки на Северном Кавказе в 1911-12 гг. // ИАК. 1914. Вып. 56. С. 75-219.
293.	Сванидзе А.А. Деревенские ремесла в средневековой Европе. М.: Высш, шк., 1985. 176 с.
294.	Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л.: Наука, 1983. 239 с.
295.	Свердлов М.Б. Современные проблемы изучения генезиса феодализма в Древней Руси // ВИ. 1985. N 11. С. 69-94.
296.	Седов В.В. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII-XV вв.) // МИА. I960. N 92. 158 с.
297.	Седова М.В. Ярополч Залесский. М.: Наука, 1978. 158 с.
298.	Семенов В.А. Большесазановский могильник // Северные удмурты в начале II тысячелетия н.э. Ижевск, 1979. С. 107-114.
299.	Семенов В.А. Варнинский могильник // Новый памятник поломской культуры, Ижевск, 1980. С. 5-136.
300.	Семенова Л.А. Из истории средневековой Сирии. Сельджукский период. М.: Наука, 1990. 248 с.
301.	Семыкин Ю.А. Технология кузнечного производства Биляра // Биляр -столица домонгольской Булгарии. Казань, 1991. С. 79-108.
301а. Семыкин Ю.А., Казаков Е.П. Технология кузнечного производства на сельских памятниках домонгольской Волжской Болгарии // Краевед, зап. Вып. VIII. Ульяновск: Приволжское кн. изд-во, 1989. С. 123-132.
178
302.	Сизов В.И. Курганы Смоленской губернии // МАР. 1902. Вып. 28. 164 с.
303.	Сизов В.И. Древний железный топорик из коллекции исторического музея // АИЗ. 1897. Т. V. С. 145-162.
304.	Сизов В.И. Люцинский могильник // МАР. 1893. Вып. 14. 115 с.
305.	Сковородкин М. Тактика как составная часть военного искусства (тактика как научная теория). М.: Воениздат, 1956. 96 с.
306.	Смирнов А.П. Волжские булгары // Тр. ГИМ. 1951. Вып. XIX. 275 с.
307.	Смирнов А.П. Волжская Булгария // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М.: Наука, 1981. С. 208-212.
308.	Смирнов А.П. Волжские булгары // КСИИМК. 1946. Вып. XIII. С. 158-159.
309.	Смирнов А.П. Железный век Чувашского Поволжья // МИА. 1961. N 95. 172 с.
310.	Смирнов А.П. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья // МИА. 1952. N 28. 275 с.
311.	Смирнов А.П. Очерки по истории древних булгар // Тр. ГИМ. 1940. Вып. XI. С. 35-137.
312.	Смирнов А.П. Сувар (Итоги раскопок 1933-1937 гг.) // Тр. ГИМ. 1941. Вып. 16. С. 135-171.
313.	Смирнов К.А. Дьяковская культура // Дьяковская культура. М.: Наука, 1974. С. 7-89.
314.	Смирнова О. И. К имени Алмыша, сына Шилки, царя булгар // ТС. 1977. 1981. С. 249-255.
315.	Смолин В.Ф. Археологический очерк Татреспублики // Материалы по изучению Татарстана. Вып. II. Казань, 1925. С. 5-71.
316.	Соловьев А.П. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Эпоха средневековья. Новосибирск: Наука, 1987. 193 с.
317.	Соловьев А.П. О некоторых характеристиках клинкового оружия // Проблемы реконструкций в археологии. Новосибирск: Наука, 1985. С. 147-154,
318.	Сорокин С.С. Железные изделия Саркела - Белой Вежи // МИА. 1959. N 75. С. 135-199.
319.	Спицын А.А. Декоративные топорики // ЗОРСА. 1899. Т. XI. С. 222-224.
320.	Спицын А.А. Древности Камской чуди по коллекции Теплоуховых // МАР. 1902. N 26. 109 с.
321.	Станчев С.Р. Новый памятник ранней болгарской культуры // СА. 1957. Т. XXVII. С. 107-132.
321а. Старостин П.Н. Сабля с рунической надписью из с. Именьково Казанской губернии Ц Истоки татарского литературного языка. Казань, 1988. С. 14-16.
322.	Тальгрен А.М. Два железных меча в Сарапульском музее // Известия общества изучения Прикамского края (Сарапул). 1917. Вып. 1. С. 20-24.
323.	Тарабанов В.А. Средневековый могильник у аула Казазово // Историческая этнография: традиции и современность. Л.: Изд-во ЛГУ, 1983. С. 148-155.
324.	Татищев В.Н. История Российская. Т. III. М.; Л. 1964. 338 с.
325а. Типографская летопись // ПСРЛ. 1921. Т. XXIV. 272 с.
325.	Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. СПб., 1884. 420 с.
179

326.	Умников И. Компендиум испано-арабского географа Исхака ибн ал-Хусейна и его сведения о хазарах и тюрках // ИГГО. 1939. Т. 71. Вып. 8. С. 1 138-1 145.
327.	Урманчеев Ф.И. Героический эпос татарского народа. Казань: Татар, кн. изд-во, 1984. 312 с.
328.	Усама ибн Мункыз. Книга назидания. М.: Изд-во АН СССР, 1958. 328 с.
329.	Усманов М.А. Татарские исторические источники XVII-XVIII вв. Казань: Изд-во КГУ, 1972. 223 с.
330.	Фахрутдинов Р.Г. Археологические памятники Волжске- Камской Булгарии и ее территории. Казань, 1975. 220 с.
331.	Фахрутдинов Р.Г. Об анализе письменных источников по истории Волжской Булгарии (краткие выводы) // Исследования по источниковедению истории Татарии. Казань, 1980. С. 109-121.
332.	Фахрутдинов Р.Г. Очерки истории Волжской Булгарии. М.: Наука, 1984. 216 с.
333.	Федоров ГБ. Городите Екимауцы // КСИИМК. 1953. Вып. 50. С. 104-126.
334.	Федоров-Давыдов Г.А. Болгарское городите - святилище X-XI вв. // СА. I960. N 4. С. 122-140.
335.	Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной золотоордынских ханов. М.: Изд-во МГУ', 1966. 275 с.
Европы под властью
336.	Федоров-Давыдов Г.А. Тигашевское городище (археологические раскопки 1956, 1958 и 1959 гг.) // МИА. 1962. N Hi. С. 49-80.
337.	Фехнер М.В., Недошивина Н.Г. Этнокультурная характеристика Тимеровского могильника по материалам погребального инвентаря // СА. 1987. N 2. С. 70-89.
338.	Фирсов Н.Н. Прошлое Татарии. Казань, 1926. 48 с.
339.	Фирсов Н.Н. Чтения по истории Среднего и Нижнего Поволжья. Вып. 1-2. Казань, 1921. 136 с.
340.	Флеров В. С. Погребальные обряды на севере Хазарского Каганата (Маянкий могильник). Волгоград: Перемена, 1993. 144 с.
341.	Фроянов Н.П. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л.: Изд-во ЛГУ, 1980. 256 с.
342.	Хазанов А.М. Катафрактарии и их роль в истории военного искусства // ВДИ. 1968. N I. С. 180-19 Г
343.	Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. М.: Наука, 1971. 172 с.
344.	Хакимзянов Ф.С. Язык эпитафий волжских булгар. М.: Наука, 1978. 208 с.
345.	Халиков А.Х. Великое переселение народов и его роль в образовании варварских государств // От доклассовых обществ к раннеклассовым. М.: Наука, 1987. С. 88-103.
346.	Халиков А.Х. Волжская Булгария и Русь (этапы политических и культурноэкономических связей в Х-ХШ вв.) // Волжская Булгария и Русь. Казань, 1986. С. 6-201.
347.	Халиков А.Х. Изучение археологической культуры ранних болгар на Волге // Плиска-Преслав. София, 1981. С. 36-42.
348.	Халиков А.Х. Монгольское нашествие и судьба Великого города // Археологические памятники Нижнего Прикамья. Казань, 1984. С. 82-98.
180
349.	Халиков А.Х. Новые исследования Больше-Титанского могильника (о судьбе венгров, оставшихся на древней Родине) // Проблемы археологии степей Евразии Советско-венгерский сборник. Кемерово, 1984. С. 122-133.
350.	Халиков А.Х. О времени, месте возникновения и названии г. Казани // Из истории культуры и быта татарского народа и его предков. Казань, 1976. С. 3-19.
351.	Халиков А.Х. Основные этапы истории и археологии ранних болгар в Среднем Поволжье и Приуралье // Ранние болгары в Восточной Европе. Казань, 1989. С. 16-23.
352.	Халиков А.Х. Происхождение татар Поволжья и Приуралья. Казань: Татар, кн. изд-во, 1978. 160 с.
353.	Халиков А.Х. Семеновский клад железных изделий // Из истории ранних булгар. Казань. 1981. С. 102-107.
354.	Халиков А.Х. Татарский народ и его предки. Казань: Татар, кн. изд-во, 1989. 222 с.
355.	Халиков А.Х. Укрепления древнейшей Казани//Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии. Казань, 1985. С. 90-111.
356.	Халиков А.X, Безухова Е.А. Материалы к древней истории Поветлужья. Горький, I960. 60 с.
357.	Халиков А.Х., Халиуллин И.Х. Основные этапы монгольского нашествия на Волжскую Булгарию // Волжская Булгария и монгольское нашествие. Казань, 1988. С. 4-27.
358.	Халиков А.Х., Шарифуллин Р.Ф. Исследование комплекса мечети // Новое в археологии Поволжья. Казань, 1979. С. 21-45.
359.	Халиков А.Х., Шарифуллин Р.Ф. Караван-сарай древнего Биляра // Исследования Великого города. М.: Наука, 1976. С. 75-100.
360.	Халикова Е.А. Билярские некрополи // Исследования Великого города. М.: Наука, 1976. С. 113-168.
361.	Халикова Е.А. Больше-Тиганекий могильник // СА. 1976. N 2. С. 158-178.
362.	Халикова Е.А. Мусульманские некрополи Волжской Булгарии X - начала XIII вв. Казань: Изд-во КГУ, 1986. 160 с.
363.	Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русских Абу-Али Бен Омар Ибн-Даста. СПб., 1869. 212 с.
364.	Хлебникова Т.А. Алексеевское городище // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971. С. 155-174.
365.	Хлебникова Т.А. История археологического изучения Болгарского городища. Стратиграфия. Топография // Город Болгар. Очерки истории и культуры. М.: Наука, 1987. С. 32-88.
366.	Хлебникова Т.А. К истории г. Жукотина (Джуке-Тау) домонгольской поры (по раскопкам 1970-1972 гг.) // СА. 1975. N 1. С. 234-251,
367.	Хлебникова Т.А. Керамика памятников Волжской Болгарии. М., 1984. 241 с.
368.	Хлебникова Т.А. Некоторые итоги исследования булгарских памятников Нижнего Прикамья // СА. 1974. N 1. С. 58-68.
369.	Хлебникова Т.А. Основные производства волжских болгар периода X -начала XIII вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Казань, 1964. 26 с.
370.	Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII вв. Новосибирск: Наука, 1980. 176 с.
181
371.	Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск; Наука, 19S6. 268 с.
372.	Худяков Ю.С. Вооружение центральноазиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск: Наука, 1991. 190 с.
373.	Худяков Ю.С. О принципах выделения единиц типологической классификации (на материалах вооружения средневековых кочевников) // Методические проблемы археологии Сибири. Новосибирск, 1988. С. 107-112.
374.	Худяков Ю.С., Соловьев А.И. Из истории защитного доспеха в Северной и Центратьной Азии // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1987. С. 135-163.
375.	Хузин Ф.Ш. Великий город на Черемшане. Стратиграфия, хронология. Проблемы Биляра-Булгара. Казань, 1995. 224 с.
376.	Хузин Ф.Ш. Великий город и монгольское нашествие // Волжская Булгария и монгольское нашествие. Казань, 1988. С. 43-58.
377.	Хузин Ф.Ш. Итоги и перспективы изучения булгарского домонгольского города Ц Археология Волжской Булгарии: проблемы, поиски, решения. Казань, 1993. С. 5-32.
378.	Хузин Ф.Ш. О верхней дате существования Билярского городища // Проблемы археологии Среднего Поволжья. Казань, 1991. С. 40-58.
379.	Хузин Ф.Ш. Рядовые жилища, хозяйственные постройки и ямы цитадели // Новое в археологии Поволжья. Казань, 1979- С. 62-99.
380.	Хузин Ф.Ш. Укрепления внешней линии обороны Билярского городища (к вопросу о времени возникновения и этапах строительства) // Военно-оборонительное дело домонгольской Булгарии. Казань, 1985. С. 58-90.
381.	Хузин Ф.Ш., Кавеев М.М. Исследования внутренней линии обороны Билярского городища // Там же. С. 41-57.
382.	Хузин Ф.Ш., Валиуллина С. И. Славяно-русские материалы в Билярс // Волжская Булгария и Русь. Казань, 1986. С. 97-116.
383.	Циркин А.В. Дрсвковое оружие мордвы и его хронология // СА. 1984. N I. С. 123-133.
384.	Циркин А.В. Материальная культура и быт народов Среднего Поволжья в 1 тыс. н.э. Красноярск, 1987. 304 с.
385.	Черненко Е.В. Скифский доспех. Киев: Наук, думка, 1968. 192 с.
386.	Чиндина Л.А. Изображение воинов из Среднего Приобья // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1981. С. 87-97.
387.	Чувашское народное искусство. Чебоксары, 1981. 248 с.
388.	Шарифуллин Р.Ф. Колодцы центра Билярского городища // Новое в археологии Поволжья. Казань, 1979. С. 102-113.
389.	Шефер Э. Золотые персики Самарканда. М.: Наука, 1981. 608 с.
390.	Шитов В.Н. Древнемордовские наконечники копий III - нач.Х! вв. // Тр. МНИИЯЛИЭ. 1977. Вып. 54. С. 114-117.
391.	Шитов В.Н. Вооружение мордвы во второй половине I тыс. н.э. // Тр. МНИИЯЛИЭ. 1975. Вып. 48. С. 69-82.
392.	Шпилевский С.М. Древние города и другие булгаро-татарские памятники в Казанской губернии. Казань, 1877. 611 с.
393.	Штукенберг А.А. Древняя курганная могила около деревни Белымер (Балымер) в Спасском уезде Казанской губернии // ИОАИЭ КУ. 1892. Т. X. Вып. 2. С. 155-160.
182
394.	Штыхов Г.В. Города Полоцкой земли ([Х-ХШ вв.). Минск, 1978. 160 с
395.	Штыхов Г.В. Древний Полоцк IX-XIII вв. Минск, 1975. 136 с.
396.	Шушарин В.П. Русско-венгерские отношения в IX в. // Международные отношения России до XVII в. М., 1961. С. 131-180.
397.	Щербатов М.М. История Российская. Т, 21-2. СПб., 1901. 774 с.
398.	Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Сочинения/ К.Маркс, Ф.Энгельс. Т. 20. С. 1-338.
399.	Энгельс Ф. Армия // Сочинения/ К.Маркс, Ф.Энгельс. Т. 14. С. 5-50.
400.	Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Сочинения/ К.Маркс, Ф. Энгельс. Т. 21. С. 23-1/8.
401.	Эрдели И. Вооружение древних венгров как источник по истории основания венгерского государства // Урало-Алтаистика (Археология, Этнография, Язык). Новосибирск: Наука, 1985. С. 14-16.
402.	Юнусов А.С. Военная литература средневекового Ближнего и Среднего Востока // Восточное историческое источниковедение и специальные дисциплины. Вып. I. М.: Наука, 1989. С. 184-192.
403.	Юнусов А.С. Восточное рыцарство (в сравнении с западным) // ВИ. 1986. N 10. С. 101-112.
404.	Юнусов А. С. Экипировка тяжеловооруженных всадников в Азербайджане в XII - начале XIII вв. (по «Искандернамэ» Низами) // Доклады АН Азербайджанской ССР. 1983. N 2. Т. 39. С. 71-74.
405.	Юсупов Г.В. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. 320 с.
406.	Якубовский А.Ю. К вопросу об исторической географии Итиля и Болгар в IX и X веках // СА. 1948. N X. С. 255-270.
407.	Янин В.Л. Находка древнерусской вислой печати в Биляре // Новое в археологии Поволжья. Казань, 1979. С. 100-101.
408.	Янина С.А. Новые данные о монетном чекане Волжской Болгарии X в. Ц МИА. 1962. N 111. С. 179-204.
409.	Ярославское Поволжье X-XI вв. М., 1963. 144 с.
410.	Ястребов В.Н. Лядинский и Томниковский могильник // МАР. 1893. N 10. 78 с.
411.	Бобчева Л. Воорженнето на болгарскага войска от вторага половина на 9 век до падането на Болгарии под турско робство // Военно-исторически сборник. 1958. N 2. С. 41-77.
412.	Станчев С., Иванов С. Некропольт до Нови Пазар. София, 1958. 232 с.
412а. Allsen Th. Т. Prelude to the Western Campains: Mongol military operations in the Volga-Ural region, 1217-1237 // Archivum Eurasiae Medii Aevii. 1983. Vol. 3. P. 5-24.
413.	Bakay K. Archaologische Studien zur frage der Ungarischen staatsgrun-dung // AAH. 1967. T. 19. Fasc. 1/2. S. 105-173.
414.	Blair C. European armour (circa 1066 to circa 1700). London, 1958. 248 p.
415.	Chalicova E.A., Chalikov A.H. Altungam an der Kama and in Ural (Das Graberfeld von Boise liie Tigani) Regeszeti Fuzeter sen. 2 no 21, Magyar Nemrzeti Muzeum, Budapest, 1981. 132 s.
415a. The English medieval landscape. London, Canberra: Croon Helm, 1982. 225 p.
183
I
416.	Gorelik M. Oriental armour of the Near and Middle East from the fifteen centuries as shown in works of art // Islamic Arms and Armour. London, 1979. P. 30-6 416a. Jones G. A history of the Vikings. London, Oxford Univ. Press, 1968. 504
417.	Halikova E.A., Kazakov E.P. Le cimetiere de Tankeevka // Les anciens hongr et ethies voisines a I’Est. Budapest, 1977. S. 21-221.
418.	Mayer L.A. Saracenic arms and armour /'/ Ars Islamica. 1943. Vol. 10. P. 12.
419.	Nicolle D. Attila and the Nomad Hordes. London; Osprey Publislting Ltd., 199 64 p.
420.	Nicolle D. Early Medieval Islamic arms and armour. Madrid, 1976. 176 p.
42]	. Posta B. Archaeologischc studien auf Russischem Boden. Budapest-Leipzi 1905. 600 s.
422.	Pritsak O. The Proto-Bulgarian military inventory inscriptions // Studia Tu co - Hungarica. T. 5. Budapest, 1981. P. 33-61.
423.	Tallgren A.M. Collection Zaoussailov. Helsingfors. T. 2. 1919. 59 s.
424.	Thordeman B. The asiatic splint armour in Europe // Asta Archaeologi (Kobenhavn). 1933. Vol. 4. Fasc. 2-3. P. 117-150.
425.	Thordeman B. Armour from the battle of Wisby 1961. Vol. 1. Stockholm. 193 482 p.
426.	Tryjarski E. Protobylgarzy // Dabrowski K., Nagrrodzka - Majchrzyk' Tryjarski E. Hunowie Europejscy, Protobylgarzy, Chararowie, pieczynfowie. Wroclaw Warszawa-Krakow, 1975. S. 149-376.
427.	Zimoni I. The first Mongol Raid against the Volga-Bulgars // Reprint fro Kungl. Vitterhets Historic och Antikvitets Akademiens Konferenser. 12. Sweden, Gbd. 195 P. 197-204.
184
СПИСОК СОКРАЩЕНИИ
АИЗ
АК
АН СССР АС
БМ
БГИАЗ
ВАУ
ВДИ ВИ
ГИМ
ГОМРТ гэ
ЗОРСА
ИА
ИА К ИГГО ИЖ ИЗ
ИОАИЭ КУ
ИРАИК
КСИА КСИИМК
КуйГУ ЛГУ МАР МАЭ МГУ МИА МНИИЯЛИЭ
мопи НМФ
ОАК оипк ОРРК НБ ПГПИ
-	Археологические известия и заметки
-	археологический кабинет (музей)
-	Академия наук СССР
-	Археологический сборник. - Ленинград (СПб.)
-	Билярский музей (музей Билярского историко-археологического и природного заповедника)
-	Болгарский историко-архитектурный заповедник
-	Вопросы археологии Урала. - Ижевск
-	Вестник древней истории. - М.
-	Вопросы истории. - М.
-	Государственный исторический музей (г. Москва)
-	Государственный объединенный музей РТ (г. Казань)
-	Государственный Эрмитаж
-	Записки отделения русской и славянской археологии Императорского русского археологического общества. - СПб.
-	Исторический архив
-	Известия Археологической комиссии. - СПб.
-	Известия Государственного Географического общества
-	Исторический журнал. - М.
-	Исторические записки. - М.
-	Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. - Казань
-	Известия Русского археологического института в Константинополе
-	Казанский государственный университет
-	Краткие сообщения Института археологии. - М.; Л.
-	Краткие сообщения Института истории материальной культуры. - М.; Л.
-	Куйбышевский государственньсй университет
-	Ленинградский государственный университет
-	Материалы по археологии России. - СПб.
-	Музей антропологии и этнографии. - Л. (СПб.)
-	Московский государственный университет
-	Материалы и исследования по археологии СССР. - М.; Л.
-	Мордовский научно-исследовательский институт языка, литературы и этнографии. - Саранск
-	Московский областной педагогический институт
-	Национальный музей Финляндии (г. Хельсинки)
-	Отчет археологической комиссии
-	Отдел истории первобытной культуры
-	Отдел рукописей и редких книг Научной библиотеки
-	Пензенский государственный педагогический институт / университет
185
ГНУ пкм ПС ПСРЛ РИМ СА СИМАИМ
СС тс чнииялиэ
ААН CAJ
-	Пермский государственный! университет
-	Пензенский краеведческий музей
-	Палестинский сборник. - Л. (СПб.)
-	Полное собрание русских летописей
-	Российский исторический музей. - М.
-	Советская археология. - М.
-	Сборник исследований и материалов артиллерийского исторического музея. - Л. (СПб.)
-	Скандинавский сборник. - Рига
-	Тюркологический сборник. - М.
-	Чувашский научно-исследовательский институт языка, литературы, истории и экономики. - Чебоксары
-	Acta Archeologia Hingaria. - Будапешт/Budapest
-	Central Astatic Jornal. - Висбаден/Wiesbaden
186
КАТАЛОГ НАХОДОК ПРЕДМЕТОВ ВООРУЖЕНИЯ
Местонахождение предметов оружия дано по археологическим объектам, а при :твии информации - по наименованию населенных пунктов и областному делению, ые в каталоге соответствуют существовавшим в момент обнаружения предметам : данным, под которыми они опубликованы или значатся в музейных описях, фе «Место хранения и источник информации» указывается место хранения и, юзможно, музейный шифр, а ссылки на сокращения и литературу соответствуют л у списку -литературы и списку сокращений. Тире означает отсутствие сведений ючение - графы 1, 2, 3, где знак «-» означает то же, что и в вышеуказанной (ии); знак вопроса - сомнение в точности измерений, когда вещь повреждена, ма измерений вещей (обозначена цифрами от 1 до 4), использованная при злении каталога, поясняется на прилагаемой схеме. Вещи, тип которых по тем :ным причинам не был установлен, пронумерованы в каталоге не арабскими, а сими цифрами. Номер, под которым вещь значится в каталоге, сохраняется в (табл. I) и в тексте. Нумерация предметов для каждого раздела каталога тоятельна.
187
Таблица I
Булгарские археологические памятники, содержащие предметы вооружения Х-ХШ вв.
N п/п	Археологический памятник	Сабли и их части	Мечи и их части	Кинжалы	Копья	Топоры	Булавы	Кистени	Кольчуги	Панцири	Шлемы	Щиты
1		3	4	5		7 :	8		10		12	13
188
7.
8.
10.
12.
13.
14.
15.
Алексеевское городище
Балымерское городище и его округа
Билярское городище
Богдашкинское
Болгарское
Билярское и Болгарское городища (смешанные коллекции) Валъшское городище («Муромский городок») Горкинское
«Девичий городок» (Из-мерское) городище
Джукетаусское
Золотаревское -"-
Казанское
Кашан I
Кокрятьское
Коминтерновское II -"-
1?		—	—	1	—		—W
7	5	11	19	2	15	4	10(8)
—	•	—		—		—	КО
2		7	4	3	3		•
1 I 2
16. Луковское городище
Мордовскоишимское
1 / • »♦
189
18. Среднелиповское
Старокуйбышевское (Кураловское)	5
20.	Суварское
21.	Сундровское
22.	Сюкеевское
23.	Тигашевское
24.	Троицеурайское
25.	Тубулгатаусское
26.	Хулашское	1
27.	Юловское
2^ Алексеевское VI селище
29.	Билярское IX	1
30.	Болыпеатресское
31.	Большефроловское
Продолжение табл.
6 1 7	8 1	9	10	и	12	13
1	—	1	—	—		—
	м—	—		—	—*	W4B
1		»—*	1	—	—	—
6	—		1	—	—	—
— —	—	—	2	1(1)	—	—
1	—	—	—	—		—
	—	—	—	1(1)	—	—
1 1	—			2(1)	—	—
1	—	—	—	—		
1	—	—	—	—		—
— “	-**	1	1		—	—
— “•		—	—	1(1)		♦W
1	«А		I	—•		—
•		—	•—	—	—	—
1	**					
1
1	1	2	1		4	5	6
32.	Измерское I селище	2	1	1	8
33.	Именьковское	2	—	—*	•м
34.	Коминтерновское III II	1	—	—	
35.	Поповское	—	—	—	1
36.	Лаишевское 1 селище («Чакма»)	—	—		«в
37.	Малиновское	2		—	—
38.	Мокрокурналинское III 14	—	—	—	
39.	Мурзихинское	2	—	—	6
40.	Новомордовское	—		—	"
41.	Первомайское II				I
42.	Саконское II	—	4—	—	1
43.	Семеновское 1	—		—	4
44.	Семеновское III	2			—•
45.	Семеновское IV		ч*	•	—
. 46.	Семеновское V	—	W*	—	V
47.	Старо куйбышевское (Спасское) I •	—	4—	1	—
Продолжение табл
11	[	12	|	13
3(2)
2(2)
KD
191
1		3	4	5	6
48.	Старо куйб ы ше вское (Спасское) IV селище	—	—	—*	—
49.	Старо куйбышевское (Спасское) V	4	—	—	5
50.	Старотатарскоадамское I городище	—	—	—	1
51.	Кичкутакшское местонахождение	—	—	—	1
52.	Мансуровское	—		—	1
53.	Мусорское		—	—	—
54.	Салманское	—»			—
—В-	Средпебалтаевское		—	—	—’
56.	Ташкерманское	—	—•	—	1
57.	Калашнозатонское	—	—’	—	1
58.	Деушевское городище		—		—
59.	Волжская Булгария (смешанные коллекции и сборы с булгарских памятников)	5	4	3	4
	Всего:	70	20	11	89
Окончание табл. I
7	8	9	10	1 11 1	12	13
1	1	1	—	—	—	—
	J	—		2(1)	—	—
—	—	—	—	—	—	
—	—	—	—	—.		—-
j	—	—	—		—	—
—	1	—	—		—	—
—	—	—	—	—	—	—
—	—		—	—	•—	
—	—	1	—	—	—	—
22	3	6	1	«»	1	—
74	I Q 1 о	33	15	34(21)	3	4
Таблица II
Распределение находок булгарского оружия Х-ХШ вв. по районам
Оружие ближнего боя
Защитное вооружение
192
N п/п
Район или место находки
1	Район Билярского городища
2	. Район Болгарского -"-
Район Балымерского, Суварского и
Кокрятъского
Центральная Булгария (смешанные
4. коллекции из бывшего Спасского уезда Каз. губ.)
- Северо-Западное Закамье (поселения в междуречье Ахтая и Бездны)
6.	Район Алексеевского городища
Северо-Восточное Закамье (район
7.	Джукетаусского и Тубулгатаусского городища)
8.	Нижнее Предкамье
9.	Приказанье
10.	Предволжье
.. Самарская Духа (район Валынского городища)
Пензенское Посурье (юго-западная 12. Булгария, район Юловского городища)
Р Волжская Булгария (точное местонахождение неизвестно)
Всего
Сабли Мечи и их и их части части
Кин жал ы и боевые ножи
16
Кольчуги
Панцири (пластины (доспех))
Шлемы Щиты
12 8	20	; 4	2	)	15	4 3	10(8)	108 26
—	2	1	1	2	1(1)	7
6	28	1	— _	— —. —	42
25	5	2		4	3	6(5)	1	1	62
7	2	1	1	1	1	2(2)	16
3	1		—	“ — —	4
6	1		1	•“	™	W—	10
—	— -		1		1
6	3	1	1	3	1	4(3)	19
7	1		2,		13
8	2	1	1	•	11(2)	1	27
1	5	3		6	1	_ 1 -	26
89	74	I	8	33	15	34(21)	3	4	360
Таблица III
193
Сабли X-XIII вв.
N н/п	Место находки	И и	Размеры, см				Выгиб РУ ко-ятки, град.	Дву-лез-ценность, см	д О л	Место хранения и источник информации	Примечание
			длина общая	длина клинка	ширина клинка	изгиб клинка					
1	2		4	5	6	7	8	9	10	11	12
1. Билярское городище
НМФ, N 4320;
181, табл. LVIII,4
2. То же
1	99	90	3	1,8	5
I	58?	56?	3,8	-	7?
II	98,3	87,5	3,5	2,6	4
II	106	98.5	3	2,2	3
ГМТР, N 5427;
- 181, с. 175, табл.
LVI, 3
НМФ, N 4321;
181, табл. LVIII, /
НМФ, N 4322;
181, табл. LV111,2
Рукоять и конец клинка обломаны
Конец рукоятки обломан
о.
7. Именьковское селище
8. То же
II
95?	93,5?	2,5	2,2
100,5	90	3,3	4
101,5	92,5	3	2
120	НО	3	2
19,5	+ ГМ ГР, N 5427
НМФ, N 4323;
181, табл. LVIII,3
9	- НМФ, N 4319
9	- НМФ, N 4318
Рукоять и конец клинка обломаны
9. Болгарское городище
85,5?
10. То же
107,8
11. Малиновскос селище
194
12.	Билярское городище
13.	Тоже
14. ♦
15.	Билярское IX селище
16.	Коминтерновское III селище
17.	Старокуйбышевское (Спасское) V селище
?	31,8?
?	67?
?	18?
?	27?
?	16?
?	19?
Билярское городище
Старокуйбыщевское (Спасское) V селище
20.	Билярское городище
21.	Болгарское
22.	Билярское
?	22?
?	19?
?	18?
23. Старокуйбышевское (Кураловское)
?	21,5?
Окончание табл. Ill
5	6	7 >	8	9	10	1 1	1 т
78,5?	3,3	3,5?	5	6	—	ГМТР, N 5658 (17446)	Конец клинка обломан
97,5	2,8	3	5	19	—	ГМТР, N 5658 (1737)	
33,5?	2,6 *	3,5?	5		—	ЛК ИЯЛИ; 135, с. 24, рис. !,<?	Конец клинка обломан
23?	3,5	2?	—	—	—	ГМТР, АА-45; 213, рис. 2, 2	Обломок клинка, перекован в кинжал
55?	3, 5	—	—		•—	БМ; 181, с. 175	
—	3,5	—	—	—	*—	То же	Обломок клинка
22,5	2,7?	—	9		—	н	То же
—	2,6?	—	—			АК ИЯЛИ; 135, с. 24, рис. 1. 3	II
—	2,5?	—	—		—	То же	II
—	3,2	—		—	—	ГИМ, собрание Ешевского; 181, с. 176-178	11 г , и
—	3,5?	—	—	—	—	АК ИЯЛИ; 139, с. 45, рис. 6, 18	Обломок клинка
—	3,5?	—’	—	—		АК ИЯЛИ; 139, с. 45, рис. 6,18	То же
—	3	—			—	БГИАЗ; 33-230	м
—	2,8	—	—	18?	—	ГМТР; N 5427-31, АА-45-15	Обломок острия клинка
	2,9	—	5	—	—	БГИАЗ; 176-88	Обломок рукояти
Табл и ца IV
Перекрестья сабель Х-ХШ вв.
N п/п	Место находки	И п	Дата, ВВ.	Измерения, мм			Место хранения и источник информации
				длина	ширина	высота	
1	2	3	4	5	6	7 '	8
17
АК ИЯЛИ; 135, с. 23, рис. 1, 5
1. Измерское селище
Валынское городище («Муромский городок»)
3. Волжская Булгария
11
То же
4. То же
116	28
90	26
84	22
105?	22,5
18
Билярское городище, XVII р-п, кирпичное здание N 4
II Х-ХШ 112?	25
6. Билярское городище, XVI р-п
ХШ 95	26
7. Билярское городище
8. То же
ХП-
ХШ
95?	25
-"- То же 85	22
X-XI 89	20
16
15?
26
17
22
20
18
НМФ, N 6140;
423, табл. IV, 26
ГМТР; 421, табл.192, 3
БМ; Б. XVII/ 14012; 181, с. 178, 179
БМ; 359, с. 95, рис. 48, 4
НМФ, N 4215; 181, с. 177, табл. LIX, 1
АК КГУ, АКУ-2/37
ГМТР; АА-45--14
10.
II
Х-ХШ
70
15
11
ХП-
ХШ
90
25
АК КГУ, АКУ-2/37
То же
12.
*1
11
-ХШ
74
14
13.
•I
То же
16
14.
Болгарское городище
Старокуйбышевское (Кураловс-кое) городище
16. Семеновское III селище
17. Золотаревское городище
18. То же
19. Малиновское селише
II
11
11
fl
II
ХШ	90	26	20
ХП-ХШ	67	25	18
То же	105	3	25
1	80	20	20
XI-XIII	90	20	20
То же	100	25?	18
НМФ, N 4322 (вместе с клинком); 181, табл. LVIII, 2 9
БГИАЗ; 365, рис. 8, 21
АК ИЯЛИ;
Ст Кг-89
АК ИЯЛИ; 135, с. 23, 24, рис. 1, 4
ПКМ; 263, с. 85, рис. 5, 26
ПКМ; 263, с. 65, рис. 5, 27
АК ИЯЛИ; 135, с. 24, рис. 1, 8
195
Окончание
табл.
IV
1
20.
21.
22.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
2
Билярское городище, XXVIII р-п
Билярское XXVI р-п
Билярское
То же
Хулашское
городище,
го 00
городище
городище
Валынское
(«Муромский городок»)
Волжская Булгария
Билярское городище
Мурзихинское селище
Билярское городище
То же
It
Болгарское городище
Го же
Волжская Булгария
Семеновское V селище
То же
Семеновское III селище
Билярское городище, XVI р-п
3 |	4 |	5 1	6	1 7
ПА	XIII	80	28	15
It	11	95	28	17
Г|	It	62	21	17
м	XII- XIII	95	20	17
•1	ft XIII	• 70	30	24
-"- 3	Го же	120?	30	25
н	ft	75?	30?	18?
ПБ	XII- XIII	—	—	—
То же		84	22	15
III	XIII	102	19	9 •
-"- 1	Го же	80	27	7 *
н	It	124	18	18
II	11	87	24	18
It II	11 II	89	21	14
It	It —*	142?	30?	22?
II	II	87	22	18
ft	l<	86	21	14
11	II	82	22	18
IV	11	76	27	21
БМ; B.XXVI-83/
БМ; Б. XXVI-77/ 2675; 181, с. 178, табл. LIX, 5
7
НМФ, N 4320 (вместе с клинком); 181, табл. LVIII, 4
ГМТР; 12, с. 53, 54, табл. VII, 11
АК КуйГу
ГМТР; 421,_ табл. 192, 4
ГМТР; 213, рис. 2, 2
АК ИЯЛИ, Мс-83
ГИМ, N 54746; 181, с. 178, табл. LIX, 6
ГИМ, N 54746; 181, с. 178, 179
ГМТР, N 5427-156.Бил. 24; 181,
ГМТР, N 5427-
-156
оипк гэ, N 2665-39
ГИМ, хр. 119/
54а; 148, с. 70
ГМТР; 421, табл. 192, 2
CVc-91
АК ИЯЛИ.
CVc-89
БГИАЗ, 175-286 БМ; 359, с. 95, рис. 48. 5
196
Таблица V
Мечи Х-ХШ вв.
Размеры, см
Размеры перекрестья, см
Размеры навершия, см
Место
N п/п
Место находки
дл и -на общая
длина клинка
высота рукояти
ширина лезвия у перекрестья
ширина лезвия в 3 см от острия
ширина
высота ширина высота
хранения и источник информации
1. Болгарское городище
Н
X - начало X! в.
2. с. Старое Альмегьево (Биляр?)
Н То же
с. Салманы (бывший Спасский
3. уезд Казан, губ.)
95?
95
95
83	12	6,3
80	15	6
79	16	5,5
2,5	10,5	1,5
2,5	11	1,5
2,2	12	1,6
1,7?
4
5,3
ГИМ; 148, табл. XVI, 6
ГИМ, хр. 12/1; 148, табл. XVII, 4. XIX, 1,2
НМФ, N 4316; 322, с. 23, 24, рис. 4, 5
Волжская Булгария (бывший Спасский уезд Казан, губ.)
97	80	17	5,5
12,5	2,5
11	6,5 ГМТР; N 5464
5. с. Старое Альметьево (Биляр?)
Е IX-X вв. 95
83	12	6	2
10,5	2,5	8,5	2,5
ГИМ, хр. 14/1;
148, табл. XVIII, 5
Волжская Булгария (бывший Спасский уезд Казан, губ.)
Курганное погребение у с. Ба-лымер
8. Волжская Булгария
Е X в. 97
Первая
Е половина 93
X в.
X-? начало
XI в.
83	14	5,8	2,5	10,7	2,7
80	13	5,5
2,5	9	2,5
ГМТР, N 5464
ГМТР, N 5680,
СА-48; 393, с. 155-160, рис. 1
НМФ, N 6141;
423, табл. [V, 25
Таблица Va
Meat Х-ХШ вв. (Тип неизвестен)
Размеры клинка, см
N п/п
Место находки
длина
ширина max
ширина min
Длина рукояти, см
Ширина перекрестья, см
Измерское 1 селище
12
Место хранения и источник информации АК ИЯЛИ." 1ТИ с85
2. Волжская Булгария
10,5
Семеновское селище I
25,5
И
о
АКУ 93/5
АК ИЯЛИ, IC с. 75-24, 135, с. 24, рис. I, /
АК ИЯЛИ, IC с. 75-66; 135. с. 24, рис. I, 2
АК ИЯЛИ.
IC с. 75
Таблица V6
Навершие мечей ХП-ХШ вв.
N п/п
Место находки
Дата, вв.
Размеры, мм	Мате-
высота ширина длина	риал
Место хранения и источник информации
1. Билярское городище
ХП-ХШ
АК КГУ
. *	Брон- АКУ-2-120;
13 э4 за 181, с. 174, табл. LV1I. 4
2. Волжская Булгария
I То же 30?	14?	56? То же
табл. 192, 1
Таблица Vb
Перекрестья мечей ХП-ХШ вв.
N п/п
Место находки
Размеры, мм
длина ширина высота
Место хранения и источник информации
1. Билярское городище
ХП-
ХШ
БМ; Б.п.м.. 75/3 (внутренний город); 181, с. 178, табл. LIX, 3
198
Таблица Vr
Наконечники ножен мечей X-XI вв.
Место находки	Т и п	Дата вв.	Размеры, мм		Материал
			высота1	ширина	
Место хранения и источник информации
Примечание
1. Билярское городище
2. Болгарское городище
3. Билярское городище
4. То же
I	Х-Х1	67	45
II	XI	112	52
II	XI	101	50
III	уп	70?	56
Бронза
То же
НМФ, с N 4663; 322, с. 24, рис. 6; 170, с. 65. 66. табл. I, 23; 181, с. 173, табл. LVII, 1
ГМТР, N 5967
НМФ, с N 4664: 170, с. 65, 66, табл. I, 4/; 181, с. 174.
табл. LVII, 2
НМФ, с N 3885; 181, с. 174, табл. LVII, 3
Боевые ножи Х-ХШ вв.
Размеры, см
N п/п
Место находки
v
Дата.
вв.
длина общая
длина клинка
ширина клинка у черепа рукояти
Верхний край обломан
Верхняя часть обломана
Таблица VI
Место хранения и источник информации
1.	Билярское городище	2	X-XIV	49	34	2,1	НМФ, N 4328; 181, с. 175, табл. LVI, 6
2.	То же	2	То же	16?	5.5?	2,7	ГМТР, N 5759-48, АА-24-72
3.	И	3	XI-XIII?	58	46	2,6	НМФ, N 4326; 181, с. 174. табл. LVI, 4
Таблица VII
Кинжалы Х1-ХШ вв.
N п/п
Место находки
Дата, вв.
длина общая
Размеры, см
длина клинка
ширина клинка у рукояти
Место хранения и источник информации
I. Б илярское городище
1 XII-XIV 37.5?	23?
БМ; BXXVIII-33/819
2. Измерское I селище
То же 40.5	28
АК ИЯЛИ.
I ТИс
3 Волжская Булгария (бывший Спасский уезд Казан, губернии)
4 Валынское городище («Муромс-‘ кий городок»)
с Старокуйбышевское (Спасское) I
' селище
2 X-XI?
Конец
ХП-ХШ
6. Билярское городище
То же
7. Волжская Булгария
42.5?	26?
24?	21?
12,5?	10?
27,5?	21?
25.5	21
1.5
4,5
3
5.5
8. Юловское городище
32.5	21,5
ГМТР, N 5467 (1885 г.)
42, с. 214, рис. I на с. 210
АК ИЯЛИ
ГМТР, 5427-
31, Бил. 1102
гэ оипк,
N 3989-311
Юловский музей
199
Таблица VIII
Копья Х-ХШ вв.
1. Билярское городище
овальные выемки
Большеатрясское селище
Билярское городище
Золотаревское городище
Билярское городище
Мурзихинское селище
Мурз ихин с кое сели-
Валынское городище («Муромский горо-
[ о же
10.
То же
Измерское I селище
12.
Старо куйбышевское (Кураловское) городище
13.
То же
14. -"
И
, Болгарское городище, кв. А/20, шт. 8
IA	Х-Х1	22,5	11,5	5.2	3,2
IA '	Го же	22	12	2	2.4
IA	• <	25	13?	1,9	2.7
IA	XI-	24	13	2	3,5
	XIII				
1А 1	Го же	15,5	10,5	1,6	
IA	К	13,7?	12,2	1.5	1.5?
IA	fl	13?	11,5	1.6	
IA	11	26	10?	1	2,4
1А	11	12,2?	10?	1	—
IA		14,5?	12,5?	1,5	—
	XII-				•
IA	XIII	22, 3	13	1.8	3
IA 1	'о же	24,5	14	1.5	3,4
IA	н	17?	8,5	1.2	3?
LA	и	12,5?	6,5?	1	2.5?
1А	м	1,5?	8.5?	1	3?
1А	11	18,5	11,5?	1	3.3?
181, с. 179, табл. LX, 7 НМФ, N 6037;
423, табл. ГУ. 8 ГМТР, N 5427. Бил. 41
То же
ПКМ
Конец пера обломан
Втулка обломана
НФМ, N 6041; 181, с. 179
АК ИЯЛИ; 139а. с. 54, рис. 7,44
АК ИЯЛИ; 139а, с. 54, рис. 7, 42
АК КуйГУ, МГ; 42. с. 213, рис. 2 ка с. 210
АК КуйГУ МГ, б/н; 42. рис. 5 на с. 210
АК КуйГУ МГ-78/10-А; 42,
с. 210
АК ИЯЛИ. 1ТИс81
АК ИЯЛИ, Ст Кг. 82/6
АК ИЯЛИ.
Ст Кг. 88/15
на
БГИАЗ, 161-278
АК ИЯЛИ.
Ст Кг. 88
БГИАЗ
То же
м
If
Наконечник плохой сохранности, острие пера и втулка обломаны
То же
Втулка обломана
То же
Конец пера обломан
Конец пера и втулка обломаны
То же
•1
200
Продолжение табл. VIII
17.
Болгарское городище,
18.
Мурзихинское сели-
19.
20.
21.
22. Саконское II селище
23. Измерское I селище
24. То же
25. Семеновское I селише
Болгарское городище
Измерское I селище
То же
30.
И
31.
Билярское городище
33. Семеновское I селище
34.
Болгарское городище
Старо куйбышевское (Спасское) V селище
Старо куйб ыше вс кое (Спасское) V селище
Мансуровское местонахождение
Среднелиповское городище
Билярское городище, XXIII р-п
Тубулгатаусское городище
Билярское городище, XXXVIII р-п
I 3 1	1 4	| 5	1 ь 1	7	1 8
IA	ХП-ХШ	8.5?	4.5?		2.5?
IA	Г1	15.5?	12	I	—й
IA	Н	25,5	13	1.8	3.8
IA	XIII	1,5	7,5	1.5	2,5
1Б	То же	24?	15.5?	1	2.5
1Б	XII	24?	1	1.2	2,5
1Б	То же	26?	16	1.5	2.5
1Б	XI-XII?	24,3	15.3	1	2.5?
1Б	м	24.5	16.3	1.5	2,8
1Б	XII-хш	20?	16,5	1.3?	
1Б	н	19.5 •	16,5	1.8	2?
1Б	It	24.5	16.5	1.4	2,5?
1Б	н	29.5	21	1.5	2.6?
1Б	11	29	20.5	1.6	2.5?
1Б	!•	29,5	21	1.6	2,6
1Б	• !	26,5	16,5	1.3	3
1Б	It	29	16	1.8	3.3
ИА	X-XI	30,5	16	6,5	4
ИХ	То же	27	14,5	4.7	3.8
ИА	н	19,5		3,7	4
ПА	ХП- ХШ	30	17,5	6,2	*» —• Уд
БГИАЗ; 55-103
АК ИЯЛИ; 139а, с. 54. рис. 7, 41
БМ, Б. XXIII-81/13824; 181, с. 179
ГМТР. N 5361-2
АК ИЯЛИ.
УСтКс. 82/45
АКУ-250/24’
АК ИЯЛИ, 1ТИс82/182 АК ИЯЛИ, 1ТИс84
БГИАЗ, 131-53
БМ, B.XXVIII/ /1590; 376.
рис.2, 12
БГИАЗ, 159-69 АК ИЯЛИ. 1ТИс82/481 АК ИЯЛИ.
ПИс82
АК ИЯЛИ. 1ТИс84
НМФ. N 4490; 181, с. 179, табл. X. 3
БМ. Б. 80/761; 181, с. 179.
табл. X, 3
АК ИЯЛИ, CI с. 89
ПКМ; 263.
с. 65. рис. 5. 19 АК ИЯЛИ.
УСтКс. 71/1; 139, с. 45. рис. 6, 21
АК ИЯЛИ, М м-е
ГМТР. N 5363-125
10
Конец пера и втулка обломаны
Втулка обломана
Острие пера и втулка обломаны
Втулка обломана
Втулка обломана
Втулка обломана
То же
Острие обломано
201
Продолжение т а б л. VIII
1	[	2	1	1 4 1	5 |	0 1	• 1	1 8	1 »	1	10
38.	Мурзихинское селище	ПБ	Х-Х1	28,5?	16?	3,6	3	АК ИЯЛИ. Мс.	Острие обломано
39.	Тигашевское городище	ПБ	То же	13,5	6?	3	2,5	ГИМ. б/н; 334. рис. 13. 6	Острие пера и втулка обломаны
40.	Старотатарскоадамс-кое I селище	ПБ	XI- XII	31	20	4	3	ГМТР, N 15582; 330, с. 103	
41.	Волжская Булгария (бывш. Казан, губ.)	ПБ	XIII	24	12	2,9	3	ГЭ О И ПК, N 3991-34	
42.	Болгарское городище	ПБ	ХП-ХШ	23	11	1,5	3.5 •	ГМТР, N 5440	
43.	Мурзихинское сели-	• ПБ	То же	27?	13?	3	3,3	АК КГУ'; 139а, с. 52, 54,	Конец пера и втулка об-
44.
45.
Семеновское I селище
Троицеурайское городище
ПБ
ПБ
11
рис. 7, 40
АК ИЯЛИ, С1с. 89
АК КГУ. АКУ-
ломаны
Конец втулки обломан
Вто-
46. Коповское селище
ПБ
пая поло-
вина ХП-ХШ
ПКМ; 263, с. 65, рис. 5,18
47.
Билярское (Болгарское?) городище
ПБ
ХП1-
XIV
48.
Кашанское I городище
ПБ
XI-
XIII
„ Большефроловское II селище
ПБ Го же 15	8	2,2
Волжская Булгария 50. (бывш. Тетющский уезд Казан, губ.)
51. Измерское селище I
Валынское городище 52. («Муромский городок»)
[IB X'	22.5? 12,5?	1,5
АЛ 11
ИВ То же 15,5? 3,5?	1,5
ПВ -”-	28?	14,5	2,8
Билярское (Болгарское?) городище
ПВ -"-	29	14	2,5
54. То же
ПВ 33.2	16.7	2.5
Л111
Кичкуташское местонахождение
ПВ То же 13,5?
56. Семеновское 1 селище ПВ 26?	16?	2.5
3.5
2.5
1,6
3
2,5
3
3,8
2,7
2,6
АК КГУ, АКУ-93-2; 181. с. 179. табл. LX.
ГМТР. N 5344 (ОА-34-26)
НМФ. N 806;
423, табл. IV, 18
ГМТР.
N 5379-6
БГИАЗ. 178-276
АК КуйГУ, МГ; 42, с. 213.
рис. 7 на с. 210
АК КГУ. АКУ-7-30 (АМУ-140-39. ОА-73-3)
АК КГУ. АКУ-2-49; 181. с. 179, табл. LX. 2
ГМТР, N 5315 (16849)
Острие обломано
То же
АК ИЯЛИ, 1Сс. 83
Острие пера и втулка обломаны
Острие пера обломано
202
Продолжение табл. VIII
I
57.
58.
59.
60.
61.
62.
63.
64.
65.
66.
67.
68.
69.
70.
71.
72.
73.
74.
Волжская Булгария (бывш. Цивильский уезд Казан, губ.)
Мордовскоишимское городище
Сундровское городище
Билярское городи-
Билярское (Болгарское) городище
Валынское городище («Муромский городок»)
Коминтерновское II городище
Мурзихинское селище
Болгарское городище
Старо куйбышевское (Кураловское)
Старо куйб ыше вс кое (Спасское) V селище
Волжская Булгария (бывш. Тетюшский 
Билярское городище (Болгарское?)
Первомайское II селище
Ташкерменское местонахождение
Билярское городище
Билярское городище (Болгарское?)
Старо куиб ы ше вс кое (Спасское) V селище
ПВ
III
III
III
IV
IV
IV
IV
IV
IV
IV
VI
VI
XI- XIII		28	15.5	2.7	2.8	ГМТР. N 5465 (ОА-43-1)
	X	43	20	8.5	5	ПКМ; 263, с. 65. рис. 5. 20
То же		37	19	7,2	3.7	Краевед. музей г. Городище (Пензенская обл.)
	II	22	10.5	5	4	НМФ, N 4196; 181, с. 179, Табл. I, 8
	-XI	34	17.5	4?	2,7?	АК КГУ, АКУ-7-25
XXII		28?	8?	4,3	3,8	АК КуйГУ, МГ-79/1138
XXI		25	10.5	3.5	33	АК ИЯЛИ. П Ком. г 81/7
X-XIII		20	11.5?	3.2	3?	А К КГУ
То же		25	14.5	4.5	3,2	БГИАЗ
	п ел	21	1 7 « Л—»	3.5	2,5?	БГИАЗ, 161-279
	>1	20.5?	11.5?	3,7	3	БГИАЗ, УСтКс. 81/108; 139, с. 45, рис. 6, 20
ХП- ХШ?		33?	20?	5	4.5	ГМТР, N 5379-6
хш- XIV		44	32.5	5.5	4,2	АК КГУ. АКУ-7-32 (АМУ-140-34)
То же		19,5	6.5	2	2.3	АК ИЯЛИ, II Пс. 67/55
	tv	21.5	8.5	2.7	2.3	ГМТР, N 5377-3 (04-39-4)
—	It	12	2.3	1,8	2	НМФ, N 4646; 181, с. 186, табл. LX, 5
X- XIII		13	7.5	3.8	—	АК КГУ, АКУ-2-55 (ОА-65-8)
То же		—	—	5,5?	3.4?	АК ИЯЛИ, УСтКс; 139. с. 45. рис. 6, /9
10
Конец втулки обломан
Втулка частью обломана
Перо плохой сохранности
Перо обломано
Конец пера и втулка обломаны
Перо и втулка обломаны
Конец острия пера обломан
Черенок подквадратный, конец обломан
Конец пера подтреуголь-ного сечения
203
Окончание табл. VIII
2	|з|4|5|б|7|§|	9	|	10
_ Золотаревское городище
Калашнозатонное се-
/о.
лище
7 Билярское городище,
' XXIII р-п
VI 12,7?	-
Л111
VI Тоже 10?	6?
VI	И?
ПКМ; б/н
2,5?	1,5? ПКМ, N 8341
ч S9 БМ, Б.
ХХШ-75/2265
Втулка и перо обломаны
То же
Обломок
ВТУЛКИ
Лаишевское (Чакма) I селище
АК ИЯЛИ,	Обломок пе-
4-61/175	ра и втулки
Валынское городище
79. («Муромский горо- VI	8?
док»)
80, То же	VI -”-	10,5?
Старо куиб ы ше вс ко е
81. (Кураловское) городи- VI	12?	6,5?
ще
Болгарское городище, ...	„ с
о Z. ~ -	V1 ~ -	о, J;
33 р-п
АК ИЯЛИ. МГ,
2,5? б/н; 42, с, 213, рис. 6 на с. 210
?	?	-9	БГИАЗ,	Втулка и пе-
'	N 161-283	ро обломаны
,	?	.9	БГИАЗ,
N 55-103
Таблица Villa
Втоки Х-ХШ вв.
Старокуибышевское (Спасское) V селище
_______9
АК ИЯЛИ.
VCtKc. 67/7
10
Золотаревское городище
10,5	-	-	2.5 ПКМ, б/н
3. Билярское городище	-	-	11,7
4. Измерское I селище	-	-	5
- Коминтерновское III
J-	/
селище
6 Джукетаусское горо-	9
Дише
_ Городище «Девичий	,. .
I • _	-	-	10,5
городок»
3x2.5 НМФ, N 4172
? АК ИЯЛИ,
~ ГГИс. 83/12
. АК ИЯЛИ.
2,0 III Ком. с. 84
ГМТР,
3.7 N 9395-16 (OA-50-I2)
, - , АК ИЯЛИ, Дг. 84
204
Таблица IX
Боевые топоры Х-ХШ вв.
N п/и		Место находки	т и п	Дата. вв.	Размеры, см			Вес, г	Место хранения и источник информации
					высота	ширина лезвия	диаметр проуха		
	[	2	3	4	У	6	7	8	9
I. Билярское городище Al X-XI 18	5
1,8x2,5
20?
АК КГУ, АКУ-2-28
Семеновское V сели-
XII-
XIII
АК ИЯЛИ, УС с.82-186
Волжская Булгария
ХШ
4.	Билярское городище	AI	ХШ	9 •	9	9
5.	Болгарское городище	Ala	То же	15,8	7,2	2,5x3,5
6.	Билярское городище	АН	XI	14.7	6,6	1,9x3,5
7.	Мусорское .местонахождение	АП	X-XI	16,5	4,5	1.8x3
8.	Волжская Булгария (бывш. Спасский уезд Казан, губ.)	АШ	Х-ХП	17	8,8	2,2x4
9.	Новомордовское селище	A1V	X-XI	14	8,7	1,5x2,7
10.	Билярское городище	АГУ	X-хш	13	10,5	0.7x3
11.	Волжская Булгария (бывш. Спасский уезд Казан, губ.)	Б1	То же	14.5	4,7	3x3.5
12.	Болгарское городище	Б1	»»	15	4	2.5x4
13.	Билярское городище	Б!	П	—		*
14.	Лукове кое городище	Б1		12.6	0	3
15.	Волжская Булгария	Б1	ХП-ХШ	16	7	2.8
16.	Волжская Булгария (бывш. Чистопольский уезд Казан, губ.)	Б1	X- XIII	14.8	6	2x3
17.	Билярское городище	Б 1а	То же	12	3,5	2
18.	Волжская Булгария (бывш. Спасский уезд Казан, губ.)	БП	н	16,5	7,8	3x4
19.	Волжская Булгария (бывш. Тетюшский	БИ	1»	18	6,0	2.5x3,7
ГИМ, экспозиция
ГИМ; 72, с. 110, ? рис. 57; 319, с. 224, рис. 9
ГМТР, N 5363-64,
АА-89-17
ГМТР, N АА-39-13,
Лих. 17
ГИМ; 319, с. 224, рис. 9
ГМТР, N 5705
АК ИЯЛИ, РАЗ-82
ГМТР, N 8834-22; 181, с. 182, табл. LXI. /
ГМТР. N 5705
оипк, гэ
N 2665-1
ГМТР; 277, табл. II, 7
НМФ, N 912; 423, табл, III, 3
НМФ. N 6439; 423, табл. Ill, 2
ГМТР. N 5395-18
ГМТР. N 5427-156, АД-39-11
ГМТР, N 5785
ГМТР. N 5379-5, АА-39-2 (ОА-36-38)
205
1
20.
21.
22.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
30.
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
40.
41.
42.
43.
44.
45.
46.
47.
48.
49.
9
_________2_________
Волжская Булгария (бывш. Спасский уезд Казан, губ.) Горкинское городище
Билярское городище. XXVIII р-п
Валынское городище («Муромский городок»)
Мокро курналинское селище
Волжская Булгария (бывш. Спасский уезд Казан, губ.) * »
То же
Горкинское городище
Билярское городище
То же
Билярское (Болгарское) городище
То же
Билярское (Болгарское?) городище
3 	1 4 1	5
Б11	XIII	16
БП	То же	11,5 (15?)
БП	н	15.5
БИ	It	14
БПа	X-XI	13,5
БШ	XI- XIII	14
БШ	То же	15
БШ	It	15
БШ	и	15.3
БШ	II	14
БШ	It	14,7
БШ	и	14,5
БШ	м	15
БШ	м	14,5
БШ	ft —	-Ж-	13,2
БШ	«1	15
БШ а	ХП- ХШ	11,3
BI	То же	15,5
BI	11	16
BI	11	15,5
BI	11	15,5
BI	It	16
BI	11	15
BI	11	13,5
BI	II	15,5
BI	If	15
BI	If	15,5
BI	It	13
BI	It	12,5
В1а	1!	10,5
7	1,2x2.8
9,5	3,5
И	2,5x3,5
11,2	3.5
12,5	3.5
12,3	3.5
12	3.5
10.5	3
11.5	3.5
12,5	2,6
10,8	3x3.5
12	3.5	690
10	2x2.5
9	3,2x3,5	365
10	3,3x3.7	525
9,2	3,9	487
9	3x3.5	488
8.5	3.5x4,5	445
10	3,2	451
8,5	3,5	356
10	3.7	514
9	3,7x4	435
9,5	4x3,5	530
7	3,2x2,4	305
7,5	3,2x2	232
4.5	2.5	225
ГМТР. N 5705, (I 14)
ГМТР. N 6461-1
(ОА-89-2)
БМ, Б. XXVIII-83-5895
АК КуйГУ, МГ-72/5750
АК ИЯЛИ, МКс-66-16
ГМТР, N 5705
То же
ГМТР, N 5705 (1924)
ГМТР, N 5705 (N 188)
ГМТР, N 5705
ГМТР, N 5705 (N 25)
ГМТР, N 5705 (15538, N 187)
То же
11
ГМТР. N 6461-1 (ОА-59-1)
АК КГУ. АКУ-2-52
ГМТР. N 5442-2,
АА-39-6
АК КГУ, АКУ-7-1
То же
АК КГУ, АКУ-7-7
206
Окончание табл. IX
- ’-инея
Семеновское FV се- 50- лище	В 1а	ХП-ХШ	13	4,5	2,6	300
Старокуйбышевское 51. (Спасское) IV селище	ВП	Х-ХП	16	6	4	—
Золотареве кое горо-' дище	ВП	То же	16	7	3x4	—
Волжская Булгария 53. (бывш. Спасский уезд Казан, губ.)	ВП	И	15	8	3x4	•
54. Билярское городище	ВП	II	15,5	6	3,5	480
55. То же	ВП	«1	14,5	6,5	3,5	500
Волжская Булгария ' (бывш. Казан, губ.)	ВП	II	14,2	9	3,7x4	—
57. Болгарское городище	ВШ	XI- XIII	И	7,2	15x3	—
Волжская Булгария 58. (бывш. Спасский уезд Казан, губ.)	ВШ	То же	14,5	10	3	—
rg Волжская Булгария (бывш. Казан, губ.)	ВШ	И »	12,5	8,9	3	—
хм Золотаревское горо-' дище	ВШ	11 м*	♦—	14,5	9	4	—
61. Билярское городище	ВШ а	<1	11	8	3	—
62. То же	ГП	Х-ХП	10,6	6,3	1,5x4	
63.	ГП	То же	6,8	6,8	2,2x5	
64.
ГП -"-
АК ИЯЛИ, IVCc.82
АК ИЯЛИ IVCtKc. 72
ПКМ, В-940/12
ГМТР, N 5705
БМ, Б.XXXVII-84/395
БМ, Б.73-9746 оипк гэ, N 3989-324
НМФ, N 4128; 423, табл. Ill, S
ГМТР, N 5705
ОИПК гэ, N 3991-32
ПКМ,
В-940 п. м. 1978
ГМТР, N 5427-13(23)
НМФ, N 4206; 181, с. 49, табл. XVI, 3
БМ, B.XVIII-71; 360, с. 134, рис. 75,75;
181, с. 49, табл. XVI, 2
65.
Кокрятьское городище
ГШ Х-ХП 15,5
ГМТР; 277, табл. II, 2
ОИПК ГЭ N 588-34
66.	Билярское городище	Д1	X-XI	9,5	3,8
67.	Болгарское городище	Д1	То же	-
хо	Волжская Булгария	П1ТТ	XI-
(бывш. Казан, губ.)	дш	XII
ГМТР; 191, с. 20;
277, табл. ПД; 319, с. 223, рис. 1
48. табл. I, 5
НМР, N 4128; 423,
табл. III, 9
Таблица ЕХа
Боевые топоры Х-ХШ вв. (типы редкие и неизвестные)
1. Билярское городище Б X-XI 5,5
2.	То же
3.	Измерское селище I
4.	Билярское городище
г Алексеевское VI се-’ лище
х Тигашевское городи-
Б	X-XI	5,8	4	1,3
Б	X-XI	7,3	2.5	1x2
Б	X-XI	6	5	1x1
Б	X-XI	10	8
Б	Х-ХП	15	5
_________9_________
ГИМ, N 54746,
Р. 13/196: 319, с.223, рис. 10
ГИМ; 319, с. 223, рис. 12
.АК ИЯЛИ, ГГИс.85
ГМТР, N 5427-156, АА-49-23
.АК ИЯЛИ, VI Ал.с.
336. с. 79. рис. 21, 6
—- ... < _ - - ________________-
207
Таблица X
п/п
Место находки
Дата, вв.
Булавы ХХШ вв.
Размеры, см
высота
iniv ри-на
диаметр втулки
Вес,
Место хранения и источник информации
Примечание (материал)
, Билярское городище
2 Билярское (Болгарское?) городище Среднебалтаевское местонахождение
X-XI	10	5.5	2
То же 6?	5.8	2?
290
4 Билярское городище, XXX р-п
Билярское (Болгарское?) городище
Вторая
поло-
вина
XII- 4,5	4,5	1,8
первая
треть ХШ
То же 3	5,5	2,4
450
263
6. Волжская Булгария И
7. То же	II
8. Болгарское городи- 11д	хш
q Золотаревское го-родище
Болгарское городи-
’ ще
ПБ Тоже 4
XII-первая
III поло- 5? вина ХШ
Билярское (Болгарское) городище
III То же 5?	4,6?
 2 Мурзихинское се-’ лище
., Болгарское горо-
1 ' дище
III То же
ША -"-
Балымерское горо-' дище
Старокуибышевс-
15. кое (Спасское) V V селище
16 Билярское городи- у]
XI-XIII
XIII
5,3	7,5	2
5,5-	5,2	2,5	200
3,8	5	1.6x1,8	-
3	4,3	1,2
3,5	5,8	2,1	248
,у Билярское (Бол-	у,	XIII-
’ гарское?) городище	XIV
18. Тоже	VI	ХШ
ГМТР. N 5427-37
ГМТР; 277, табл. II, 7
НМФ, N 4239;
423. табл. IV, 37
БМ, Б. ХХХ-81/ 22; 181. с. 184. табл. XII, 3;
381, с. 52, рис. 5, 15
АК КГУ, АКУ-2-101
ГЭ, отдел Сов. Востока, хр. 30/ 71; 149. с. 48
ГЭ, отдел Сов. Востока, хр. 30/ 72; 149. с. 48
r.MTP.N 77lO-SS; АА-45-23
Бронза
То же
Бронза с позолотой (?)
Бронза
То же
ПКМ. 263, с. 65, Железо рис. 5. Я
ГМТР. N 5654, Бронза
ДА-13-29	(обломок)
ГМТР; 277, табл. II. 5; 190, табл. XVII, 3
АК ИЯЛИ; 139а, рис. 7. J9
ГМТР. N 5654
АА-45-28
ГЭ оипк.
хр. 589/26
АК ИЯЛИ, СтКс
ГМТР. АА-45-1.
Бил. 11891
Бронза
То же
Бронза (обломок)
Бронза
Железо
Бронза
ГМТР; 277,
2.6?	-	табл. II,/; 190,	Тоже
табл. /XVII, 4
ОИПК. хр. 30/
____’159; 149. с, 54
208
Кистени X-XIII вв.
N п/п
Место находки
2
Хулашское городище
т и п	Дата, вв.	Измерения, мм		Вес, г	Материал
		высота	диаметр		
3	4	3	6	7	8
Место хранения и источник информации
9
2 Билярское горо- .. ’ дище
3. То же	11
II
1
I
II
II
II
II
II
10.
i
II
>
II
13.
14.
Семеновское I селище
Билярское городище
Деушевское городище (близ д. Кул-ган, бывш. Тетюш. уезд Казан, губ.)
II
ПА
ПА
15.
Алексеевское городище
III
16.
Билярское городище
FV
,у Болгарское городи- гу ' ще
. о Волжская Булгария ,,, °' (Приказанье?)
19. Волжская Булгария IV
2Q Семеновское се- у ' лище V
X-XI
Кость, железо 387. с. 9, рис. 1
XI- XIII	65	50	112	Кость со свинцовыми впайками	ГМТР, N 5427-38; 181. с. 183. табл. XII, 6
X?- XIII	50	3	82	Железо	ГМТР. N 5427-37; I81, с. 183. табл. XII, 5
То же	—	—		То же	ГМТР. N 5427-184; АА-45-8
Г»	—•	—	—	и	ГМТР. N 5695; .АА-45-8
11	—	-м	—	11	ГМТР. N 5427-84; АА-45-8
м	—	—	—	11	ГМТР. N 6363-44; АА-45-8
»♦	—	—	—	11	ГМТР. N 5676; АА-46-8
м	—			и	ГМТР. N 5427-87; АА-45-8
гФ	«-Г	••	—	11	ГИМ. хр. 52/3; 149. с. 62
м	45	30	—	Бронза	НМФ. N 5057
Х-ХШ	>•>	32	141	То же	АК ИЯЛИ, 1Сс,84
ХП- ХШ	58	32	152	Бронза, свинец	НМФ. N 5058; 423, табл. VIII. 31
То же	58	32	150?	То же	НМФ. N 5056
XI-XIII	42	27	79	Железо	АК ИЯЛИ. Ат-66/ 229; 364. с. 161, табл. II
ХП-ХШ	61	34	112	Бронза	ГМТР. N 5676,АА-45-8; 181, с. 183, табл. XII, 8
То же	57	38	150?	То же	ГИМ. хр. 19/416; 149, табл. XXXII, 12
м	42	36	150	1 г	ГМТР. N 5437-84
п	—			11	ГМТР: 45, табл. 2
XIII	41	23x18	36	11	АК ИЯЛИ; 28, с. 107. рис. I, 13
21.	Билярское городище	VI	ХП- ХШ	08
22.	Волжская Булгария	VI	То же	—
23.	То же	VI	11	
24.	11	VI	• 1 *	ж	
Железо, поверх- АК КГУ, АКУ-2/ 30x38	164 ность покрыта 25; 181. с. 184,
позолотой?	табл. XII. 4
- Тоже	ГМТР: 149, с. 63
То же
ГИМ. хр. 19/416;
' ’ *	149. с. 63
209
Окончание табл. XI
б
Луковское го род и - 25. ше? (Эбалаковское местонахождение)	VI	ХП-ХШ	—			Железо, поверхность покрыта позолотой?	НМФ, N 5515; 423. табл. VIII. 32
Старо куиб ы ше вс -26. кое (Спасское) IV селище	VII	То же	58	43x43	294	Бронза	АК ИЯЛИ: 28. с. 107, рис. I. 14
27. Волжская Булгария	VIII	♦ 1	**	—		То же	ГМТР. 99. табл. 2
-,п Болгарское городи-х'й’ ше	VIII	ХШ	78	46	245	Железо	ГМТР; N 7719; 149, с. 63
29. То же	VIII	То же	—		—	То же	То же
Билярское городи-’ ще	IX	II	94	Зь	300	Бронза	ГМТР. Бил. 11899
31 В ол же ка я Б ул гар ия	IX	II	Q 1 О 1	31	300?	То же	ГИМ; 147., рис. 6,2
Таблица Х1а
Кистени Х-ХП1 вв. (тип неизвестен)
ГМТР. N 5427-84;
28x24
АК ИЯЛИ, ICc.75
33?
Бронза
Свинец? зато-НО товка для кис-зеня
Билярское городи-1. ще	Х[П
семеновское сели-
1 о
же
Таблица XI I
Кольчуги Х-Х1П вв.
Место находки

Дата. вв.	Измерения, мм		Сохранность
	диаметр колец	толщина проволоки	
3	4		6
Место хранения и источник информации
7
। Билярское (Болгарское) городище
э Билярское городище, z- XXVI р-п
3.	То же
4.	XXVIT р-п
5.	XXVIII р-п
6.	Суварское городище
7.	То же
8.	Хулашское городище
а Волынское городище («Муромский городок»)
10. То же
,. Старокуйбышевское ' (Кураловское) городище
12.	Измерское I селище
13.	То же
14.	Алексеевское VI селище
.s Дантевское I сели-
' ще (Чакма)
Х-ХШ	12
То же	12
13
13
10
• I
II м
11.5
10
12
10
ХШ?	15
ХН-	13
XIV	13
Тоже	11-14
1-1,5 Обрывок
2	2 кольца
2	1 клепаное
кольцо
2	1 кольцо
2	То же
2 обрывка То же Обрывок
2	2 кольца
। s	Обрывок
(9 колец)
2	2 кольца
2	То же
0,6	3 кольца
2	I кольцо
3 кольца
ГМТР, N 5427
БМ, Б. XXVI/3685
БМ, Б. XXVI-75/5278
БМ, Б. XXVir/1161
БМ, Б. XXVIII-83/7315
ГИМ; 312. с. 168
То же
ГИМ; 146. с. 41, рис. 19
АК КуйГУ: 42. с. 214, рис. 10 на с. 210
То же
АК ИЯЛИ. Ст Кг. 88
АК ИЯЛИ; IT Ис. 84
То же
АК ИЯЛИ; VIAc
АК ИЯЛИ. Л 1с. 89.
210
T а б л и ц а XIII
Панцири X-XIII вв.
(a
N п/п
Место находки
1.	Билярское городище
2.	Золотаревское городище
3.	Тигашевское городище
4.	Богдашкинское городище
5.	Сюкеевское городище
6.	Измерское селище
7.	Семеновское селище
8.	Старокуйбышевское (Спасское) V селище
9.	Юловское городище
10.	Мурзихинское селище
11.	Суварское городище
Дата, вв.
ХП-ХШ Х-ХШ XI-XIII XI-XIII
XIII-XIV Х-ХШ Х-ХШ
XIII-XIV
ХП-ХШ XI-XIII ХП-ХШ
Всего:
Панцири Х-ХШ вв.
Кол-во пластин (примерное кол-во доспехов)
Ю (7)
Ю (1)
2(1)
1 (1)
I (1)
3 (2)
1 (D
2(1)
1 (1)
2 (2)
1 (1)
35 (примерно от
20 доспехов)
Таблица XIV
N п/п	Место находки	Тип доспеха и пластины	Дата, вв.	Кол-во пластин	Измерения, мм		
					длина	ширина	толщи- на
1	7	3	4	5	6	7	8
Место хранения и источник информации
9
। Золотаревское го-
1  родище
Суворовское горо-
 дище. IV р-п
Юловское городи-
ще, 3 р-п
а Семеновское сели-ще IV
- Тигашевское горо-' дище
г Билярское горо-
' дище
7. То же, XXXVIII р-п
XIII
ХП-ХШ
То же
Богдашкинское го-' родище. III р-п
□ Сюкеевское горо-
дище
IQ Мурзихинское се-
’ лище
11. То же
1 7 Измерское I сели-’ ще
п Билярское горо-дише. XXII р-п
II
11 н
XII-
XIV ХП-ХШ
То же
XI-XIII
ХП-ХШ
10	70-86
1	42?
1	50?
1	35?
2	60
1	50
1	50'.’
I	75
1	55
1	47
1	80
I	110?
20
20
11
24
36
24
25
25
50
48
ПКМ. N 9106/1953; 263, рис. 5,25 БГИАЗ, 228-3469
1,1
1.5
1,2
1.7
1,5
1,2
1.5
1.5
1.5
1.5
1,2
АК ПГПУ; 30. с. 15
АК ИЯЛИ.
IV Сс.-82
ГИМ: 334, рис. 12, 5; 336, с.82
БМ, Б.
ХХШ-81/13873
БМ. Б.
XXXVIII/II24
АК ИЯЛИ, Богд. г. 88; 128а, с. 65, рис. XXI, 2
АК ИЯЛИ, СГ-81/1809
АК ИЯЛИ; 139а, с. 52. рис. 7, 37
АК ИЯЛИ: 139а, с. 52. рис. 7, J6 АК ИЯЛИ; 135, с. 26. рис. 2. 7 БМ. Б. ХХИ-13046; 359. с. 24. 25, табл. VIII, 11
211
Окончание табл. XIV
Билярское городище, XXVIT р-п
15. То же, XXVIII р-п
17.
18. XXXVII р-п
IQ Измерское I сели-ще
Старо куйбыше вс-20. кое (Спасское) V селище
21. То же
16. -"-
	1 4 1	5
А4	ХП-ХШ	1
А4	и	1
А4	••	1
Б1	XIII	3
Б1	То же	1
Б1	И	2
Б2	м	1
Б2	и	1
6 | 7 I 8
45?	40?	1,5
123?	55	1,5
65?	40?	1,5
50	52	1,5
35?	30?	1,5
60	53	1,5
100	45	1,5
62	26	1,5
9
БМ, Б. XXVIT/1302
БМ, Б. XXVIII-84/ /11006
БМ, Б. XXVIII-83/ /7377
БМ, Б. ХХШ-81/ /13861
БМ, Б. XXXVII-84/ /176
АК ИЯЛИ, ITHc.84
АК ИЯЛИ,У
УСтКс.82/179, 145
БГИАЗ
212
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ...................................................3
Проблемы изучения вооружения и военного дела населения Волжской Булгарии в эпоху средневековья....................3
Историографический обзор.................................5
Источники и методика исследования...................... 11
Глава I. ВООРУЖЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ.......... 18
1. Оружие ближнего боя................................. 18
2. Защитное вооружение................................ Ill
Глава И. ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ ВОЕННОГО ИСКУССТВА ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ...................................... 131
1.	Комплекс боевого снаряжения войска............... 131
2.	Структура военной организации. Формирование слоя военно-др ужинной знати и ее культуры ............... 138
3.	Стратегия военных действий. Тактика обороны и полевого боя. 149
ЗАКЛЮЧЕНИЕ............................................ 160
Исторические этапы и пути развития вооружения и военного искусства населения Волжской Булгарии X - начала XIII в. 160
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРА....................... 165

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ..................................... 185
♦
КАТАЛОГ НАХОДОК ПРЕДМЕТОВ ВООРУЖЕНИЯ.................. 187