Б. В. АНДРЕЕВ
ИВАН ПЕТРОВИЧ
ПАВЛОВ
И
[религия
А К'А”Д E M И Я
НАУК СССР
НАУЧНО-ПОПУЛЯРНАЯ СЕРИЯ
Б. В. АНДРЕЕВ
Иван Петрович
ПАВЛОВ
И РЕЛИГИЯ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» МОСКВА—ЛЕНИНГРАД
1964
Ответственный редактор доктор биологических наук Н. А. ШУ СТ ИН
ОТ РЕДАКТОРА
Великий русский ученый Иван Петрович Павлов был признан первым физиологом мира. Он прославил себя и русскую науку прежде всего тем, что создал объективный метод исследования деятельности больших полушарий головного мозга — метод условных рефлексов — и учение о высшей нервной деятельности животных и человека.
Вполне естественно, что многих людей интересует вопрос об истинном отношении великого ученого к религии. Обоснованный ответ на этот вопрос дает в своей книге Б. В. Андреев. Автор собрал значительный материал, характеризующий период формирования мировоззрения И. П. Павлова, его научной деятельности и личных высказываний по вопросу об отношении к религии.
Несмотря на то что Павлов родился и воспитывался в семье священника, он порвал с религией еще в юношеские годы. Этому способствовали его увлечения литературными и естественнонаучными произведениями прежде всего русских революционных демократов — Чернышевского, Добролюбова, Герцена, Писарева и др.
Впоследствии он стал убежденным, сознательным материалистом, развивая материалистические идеи в науке Ч. Дарвина и И. М. Сеченова. Все это не могло не сказаться на атеистическом характере его мировоззрения. «Я, — говорил Павлов, — рационалист до мозга костей и с религией покончил», «я неверующий!».
Павлов был воинствующим материалистом, неутомимым борцом за научную истину. Он страстно боролся против идеализма в науке, против анимизма и дуализма, как он сам выражался.
Павлов экспериментально доказал, что высшая нервная (психическая) деятельность является функцией мозга и осуществляется по определенным, вскрытым им, законам, тем самым он создал важнёйшую естественно-науч-
йую, материалистическую основу для психологической науки. Павлов отрицательно относился к фрейдизму и выступал против попыток Фрейда объяснять все поведение человека одними инстинктами.
Церковники, в целях распространения религиозных предрассудков и суеверий, объявляют таинственными такие важные жизненные явления, как сон, гипноз, сновидения. Ничего таинственного в этих явлениях не остается, если рассматривать их на основе учения о высшей нервной деятельности, в котором они находят глубоко научное объяснение.
В основу своей рефлекторной теории Павлов положил важнейшие методологические принципы — детерминизм, анализ и синтез, единство структуры и функции, — которые являются очень важными для выработки атеистического и диалектико-материалистического мировоззрения. Вот почему советское правительство всегда проявляло неустанную заботу о дальнейшем развитии научной работы И. П. Павлова и его школы. Еще в январе 1921 г. за подписью В. И. Ленина было опубликовано специальное постановление Совнаркома,, в котором отмечались «совершенно исключительные научные заслуги академика И. П. Павлова, имеющие огромное значение для трудящихся всего мира».
После ознакомления с основными чертами материалистического учения о высшей нервной деятельности, с личными высказываниями Павлова (устными и печатными) не остается никаких сомнений в атеистическом характере его мировоззрения. Однако, будучи неверующим, Павлов отдавал дань уважения религиозности своей жены Серафимы Васильевны, которая, по его словам, была «столь же преданной на всю жизнь нашей семье, как я лаборатории». Этим и можно объяснить то, что в семье Павлова соблюдались некоторые религиозные традиции.
Ознакомившись с этой книгой, читатель убедится в том, что И. П. Павлов был атеистом, а его учение о высшей нервной деятельности является материалистическим и имеет огромное значение в борьбе против религии. Оно нанесло сильнейший удар по идеализму и религии, сокрушая основы религиозных верований, суеверий и предрассудков.
Доктор биологических наук
Н. А. Шустин
ПРЕДИСЛОВИЕ
Был ли академик Иван Петрович Павлов верующим? Этот вопрос интересует многих как религиозных, так и нерелигиозных людей, его часто задают на лекциях и в частных беседах, повсюду, когда заходит речь о великом ученом. Ссылаются на то, что Иван Петрович ходил в церковь, держал в доме иконы, выполнял религиозные обряды; некоторые даже утверждают, что Павлов состоял председателем церковной двадцатки Знаменской церкви в Ленинграде. Распространению подобных легенд способствуют также церковники, так как им выгодно использовать имя Павлова как мирового ученого для усиления религиозной пропаганды.
Поэтому во избежание кривотолков важно установить истину, выяснить, что соответствует действительности и как в таком случае следует расценивать подобные факты, а что относится к досужим вымыслам.
Для того чтобы объективно подойти к этому вопросу и дать правильный ответ на него, нужно познакомиться с личностью И. П. Павлова в целом, проследить путь развития его мировоззрения, основное направление его научной работы, идеологическую борьбу Ивана Петровича на протяжении жизненного пути и уже в связи с этим рассмотреть его отношение к религии.
Соответственно этому настоящая работа состоит из двух частей. Первая посвящена анализу научной деятельности и мировоззрения Павлова; вторая — его отношению к религии, высказываниям его по этому поводу и имеющимся в нашем распоряжении достоверным сведениям и фактам. Такая система изложения материала и должна помочь нам найти правильный ответ на поставленный вопрос.
Приводя высказывания Павлова о религии, автор широко пользовался стенографическими записями, сделанными на научных заседаниях, так называемых средах, изданными под названием «Павловские среды» и «Павловские клинические среды». Но во избежание упреков в том, что эти записи не могут служить надежным объективным документом, так как не отредактированы и не подписаны самим Павловым, автор воспользовался и другими источниками, в подлинности которых не может быть сомнений, как например, копией письма Павлова к английской Ассоциации рационалистической прессы и некоторыми другими. При этом оказалось, что высказывания Павлова, взятые из различных источников, поразительно сходятся, местами даже совпадают фразы и отдельные выражения, поэтому представленный здесь материал достаточно надежно освещает позицию Павлова в отношении религии.
Считаю своим долгом выразить признательность проф. Ф. П. Майорову за предложение заняться разработкой данной темы и предоставление некоторых материалов, научным сотрудникам И. И. Короткину, Л. Г. Первову, М. М. Сусловой за советы при написании работы, научному сотруднику Ленинградского музея истории религии и атеизма Я. М. Притыкину за консультацию. Приношу особую благодарность научному сотруднику Музея И. П. Павлова при Институте экспериментальной медицины АМН СССР В. Л. Меркулову за предоставление из архива Музея письма И. П. Павлова к английской Ассоциации, за извлечение из Архива АН СССР записи беседы Павлова с М. Горьким относительно религии и содействие в поисках других материалов.
I. МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ И. П. ПАВЛОВА
ФОРМИРОВАНИЕ НАУЧНЫХ И ФИЛОСОФСКИХ ВЗГЛЯДОВ ПАВЛОВА
Род Павловых принадлежал к низшему и среднему малообеспеченному духовенству. Непосредственных доходов от церковной службы не хватало, поэтому семья каждого поколения должна была обеспечивать свое существование побочными заработками, главным образом садоводством и огородничеством.
Дед Ивана Петровича служил сельским дьячком, но детям своим считал необходимым дать образование. Сын его Петр, отец Ивана Петровича, с ранних лет помогал отцу по хозяйству, а после окончания духовного училища отправился в Рязань, где был принят в семинарию на «казенный кошт» как сын бедного дьячка. Учился он успешно и окончил семинарию в «первом разряде», т. е. с отличием. Выделяясь из общей среды своими способностями, он получил место учителя сначала в уездном городе, а потом был переведен в Рязанское духовное училище. Затем, пройдя посвящение в сан священника, Петр Павлов постепенно поднялся до более высоких ступеней церковной иерархии: получил звание протоиерея и был назначен членом Рязанской духовной консистории. Но он достиг успехов в своей карьере не окольными путями, не угодничеством и протекциями, а своими способностями, умом и упорством^в достижении цели. Он создал себе репутацию сильного и прямолинейного человека. Однако, несмотря на довольно высокое положение по губернским масштабам Петра Павлова в церковной среде его семья никогда не была достаточно обеспечена
материально. Это заставляло отца держать фруктовый сад, причем вел он хозяйство образцово, привлекая к этому делу детей, применяя научные методы и даже выращивая саженцы для сбыта на сторону.
По-видимому, любовь Ивана Петровича к земле и физическому труду возникла под влиянием детских впечатлений и навыков, приобретенных в семье. Для пополнения своих скудных доходов Павловы держали также нахлебников-семинаристов. На святках Иван Павлов в числе других мало обеспеченных учеников ходил по домам высшего городского общества «Христа славить», т. е. петь церковные песнопения и поздравлять, за что получал разную снедь. Вот как описывает свои впечатления сам Иван Петрович: «Так вот бывало исполним это мы то, что нам полагается. . . покажем хозяевам свое вокальное искусство, — и уж тут нам, конечно, кое-что перепадет. Смотришь: колбасы, ветчины кусочек, ну всякая там сдобнина. . . Да! ждали ведь бывало этого самого времени — прямо-таки дни считали. А накануне уж и мешки готовы. Бывало затемно еще выбегаем из дому: как же! — надо, чтобы никто тебя не опередил. . . вполне резонно. И что ж! Целую ведь неделю бывало после того жили довольно сытно. . .». 1
О скромном материальном обеспечении семьи говорит и тот факт, что при поступлении в Петербургский университет Иван Павлов должен был приложить к прошению о приеме заявление о бедности своего родителя — благочинного, чтобы быть освобожденным от платы за учение.
Петр Павлов по своей культуре выделялся из среды духовенства. Он любил книги и привил эту любовь детям. Причем он рекомендовал читать книги не менее двух раз, чтобы лучше усвоить содержание. В семье нередко покупались книги и устраивались коллективные чтения. Но не только книги художественного содержания заполняли полки в доме Павловых. Там были произведения Белинского, Писарева, Чернышевского, Добролюбова. Встречались и книги по естествознанию, например произведение Г. Льюиса «Физиология обыденной жизни». Отец выписывал даже «Современник» — один из наиболее прогрессивных журналов того времени.
1 А. Ю г о в. Павлов. Детгиз, М., 1939, стр. 175, 176.
В противоположность отцу два дяди Ивана Петровича вели беспорядочный образ жизни и отличались пристрастием к алкоголю, за что подвергались духовным карам (монашество, расстрижение и т. д.). Но не только это служило причиной гонения со стороны церковных властей, по крайней мере На младшего из них, но также и его безбожие. Он (по словам Ивана Петровича в его автобиографии) «был глубочайший комик, к нему жизнь была обращена исключительно смешной стороной. Для его смеха, поистине дьявольского, не было исключения. Он смеялся, потешался над несчастиями собственной семьи, над смертью, над богом. И это был священник 30—40-х годов XIX столетия!». Иван Петрович писал, что тот оставил по -себе яркую память. Но дядя был не единственным, из близких молодому Павлову лиц, подрывавших религиозные устои в семье. Старшая двоюродная сестра, учительница Надежда Николаевна Пущина ввела Ивана Петровича в атеистический кружок гимназистов и семинаристов.2
В формировании миросозерцания И. П. Павлова сказались пребывание в семинарии и окружавшие его веяния эпохи 60-х годов. К этому времени семинария уже в значительной степени перестала быть той бурсой, которая описана Н. Г. Помяловским. В ней, например, не применялись физические наказания.
Хотя семинарская библиотека состояла из книг главным образом духовного содержания, а периодические издания специально подбирались начальством, семинаристы все же смогли”1 организовать свою коллективную ученическую библиотеку путем взносов «по пятаку» и пополняли ее интересующей литературой. Тут были и произведения русских революционных демократов и'книги по естествознанию — Молешотта, Льюиса и др.
На фоне рутины и мертвой схоластики в семинарии стали появляться преподаватели, которые оказывали положительное влияние на~своих воспитанников. Это был прежде всего преподаватель греческого языка Феофилакт Антонович Орлов, о котором Иван Петрович отзывался как о высоком, идеальном типе учителя. Вот как писал о нем один из одноклассников Павлова, проф. А. Д. Беляев: «Неподкупная честность, беспристрастие, прямоли
1 Г. С. Линников, Здоровье, 1959, № 4.
нейность, независимость, смелость и гуманность Ф. А. располагали семинаристов думать и верить, что в нем они имеют защитника их справедливых интересов и снисходительного судью их поступков». «. . . люди, подобные ему, как-то не могут и не умеют отдыхать. Труд — их стихия».8
Другим преподавателем, который оставил у Ивана Петровича наилучшие воспоминания, был Михаил Никольский — преподаватель истории литературы. Он знакомил учеников с передовой в то время литературой (вновь выходящими произведениями Тургенева и Некрасова), из-за чего часто возникали конфликты с наиболее реакционной частью преподавателей и начальства, которые не могли терпеть такого свободомыслия. Семинаристы того времени разделялись на «казеннокоштных», живших в общежитии на казенный счет, и «своекоштных», или приходящих. Иван Петрович и его товарищи, жившие вне семинарии, собирались у него дома, где происходили обсуждения последних'новинок литературы и волнующих молодежь того времени"вопросов, сопровождавшиеся жаркими спорами.
Под влиянием идей Писарева и ряда популяризаторов естественных наук в среде молодежи появился интерес к естествознанию. Считалось, что оно должно было разрешить все насущные жизненные вопросы того времени. Вот как характеризует современник Павлова эту эпоху: «В то время для многих из способнейших учеников семинарии излюбленными журналами были „Русское слово“ и „Дело“. В особенности они зачитывались статьями Писарева и Шелгунова. Такое чтение не могло внушить любви к классическим языкам и к так называемому гуманному 3 4 * образованию. Интересными и полезными науками стали казаться только естественные науки. А классическая система образования стала казаться ненужным хламом, тяжелым гнетом для свободной мысли».6
Семинаристов того времени, а вместе с ними и Ивана Петровича привлекали книги по физиологии, авторы которых пытались построить материалистическое мировоззрение, основанное на фактах естественных наук. Особенное
3 П. К. Анохин. Иван Петрович Павлов. М., 1949, стр. 51,
4 Т. е. гуманитарному, — Б. А.
3 П. К. А н о х и н. Иван Петрович Павлов, стр. 54.
распространение получили сочинения голландского физйб^ лога Молешотта и выдвинутое им совершенно новое и смелое для того времени положение о том, что мысль есть такой же продукт мозга, как желчь — продукт печени.
В современном понимании мы усматриваем здесь неправомерность аналогии, а следовательно, и неправильность формулировки, являющейся вульгарноматериалистической. Если желчь действительно есть вещество, продукт печени, то мысль не вещество, а функция, свойство мозга. Но в ту эпоху, когда господствовало идеалистическое понимание проблемы духа и тела, т. е. представление об их раздельном существовании, идея Молешотта подкупала своей новизной и способствовала выработке м атери а листическ ого ми ров оз з рения.
В то время, благодаря популяризации Писарева, русская интеллигенция имела возможность познакомиться с эволюционной теорией Ч. Дарвина, что также способствовало привлечению внимания Павлова к естествознанию.
Особенно сильное впечатление произвела на Ивана Петровича книга английского физиолога Г. Г. Льюиса «Физиология обыденной жизни», изданная в 1864 г. В ней освещались с материалистических позиций разнообразные явления жизни и отправления нашего организма, в том числе и психики. Павлов перечитывал эту книгу с захватывающим интересом несколько раз и даже много лет спустя рекомендовал прочесть ее сотрудникам своей лаборатории.
Несмотря на то что Павлов вырос в семье священника, окружающая общественная среда, знакомство с произведениями революционных демократов, увлечение естествознанием способствовали тому, что он уже в молодые годы порвал с религией, о чем он сам неоднократно вспоминал: «В 14—15 лет я прочел Чернышевского и был поражен реальностью и силой мыслей, и я в три дня переделался».6 О том же говорил Павлов и в другой раз: «Я ведь сын священника, вырос в религиозной среде, однако, когда я в 15—16 лет стал читать разные книги и встретился с этим вопросом, я переделался».7
Огромное влияние оказала на мировоззрение Павлова и, можно сказать, предопределила ход его научной мысли
8 Павловские клинические среды, т. 1. М.—Л., 1954, стр. 533.
7 Там же, т. 3. 1957, стр. 360.
3 Зак. 506
11
и направление работы книга И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга». Необходимо несколько задержаться на истории выхода в свет этой книги и значении ее как существенного вклада в русскую материалистическую фило-
Рис. 1. И. М. Сеченов в молодые годы.
Софию. Первоначальное название этой работы «Попытка ввести физиологические основы в психические процессы» свидетельствует о замысле автора и указывает на содержание книги. Предполагалось выпустить ее в прогрессивном журнале того времени «Современник», редактируемом Н. А. Некрасовым, но она была запрещена царской цен-
аурой. Автору было предложено напечатать эту работу в специальном медицинском журнале с целью, очевидно, сделать ее менее доступной для широких масс читателей, изменить ее название, ярко отражающее развиваемое в ней материалистическое мировоззрение, и внести некоторые изменения в тексте. Тогда Сеченов переделал название работы в «Рефлексы головного мозга» и в 1863 г. поместил ее в виде статьи в «Медицинском вестнике», а в 1866 г. она вышла отдельной книгой.
Вскоре популярность этой работы стала огромной. Один из современников — Л. Ф. Пантелеев — писал, что имя Сеченова пронеслось по всей России. Даже в Сибири Пантелеев встретил людей, читавших эту книгу.
Не обходилось без комических проявлений, указывавших на широкую популярность «Рефлексов»; так, в Енисейске одна купчиха любила повторять: «Наш ученый профессор Сеченов говорит, что души нет, а есть рефлексы».* 8
Скоро на книгу был наложен арест, а против автора было возбуждено судебное преследование. При этом Петербургский цензурный комитет сообщил прокурору Окружного суда ряд мотивов обвинения, выдержки из которых мы приводим: «Сочинение Сеченова объясняет психическую деятельность головного мозга. Она сводится к одному мышечному движению, имеющему своим начальным источником всегда внешнее, материальное действие. Таким образом, все акты психической жизни человека объясняются чисто механическим образом. . . Эта материалистическая теория..., разрушая моральные основы общества в земной жизни, тем самым уничтожает религиозный догмат жизни будущей; она не согласна ни с христианским, ни с уголовно-юридическим воззрением и ведет положительно к развращению нравов. И поэтому.. . книга Сеченова „Рефлексы головного мозга". . . подлежит судебному преследованию и уничтожению как крайне опасная по своему влиянию на людей, не имеющих твердоуста-новленных убеждений».9
«Лишь трезвый расчет, — писал X. С. Коштоянц, — что меры, предпринимаемые против книги, могут усилить интерес к ней („создать рекламу"), привел царскую цен
8 X. С. К о ш т о я н ц. Сеченов. Изд. АН СССР, М., 1945.
8 Там же.
зуру к необходимости разрешить выход книги в свет». Но сам Сеченов всю последующую часть своей жизни находился под надзором полиции, как неблагонадежный.
«Рефлексы головного мозга» послужили началом разработки материалистической психологии и явились основой для монистического решения проблемы духа и тела, т. е. понимания организма как единого целого. Сеченов выдвинул положение, что «все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы». Иначе говоря, он считал, что психическая жизнь со всеми ее двигательными проявлениями поддерживается и стимулируется теми воздействиями, которые получают органы чувств извне, и теми раздражениями, которые возникают внутри организма. Когда В. И. Ленин писал: «Он, этот научный психолог, отбросил философские теории о душе и прямо взялся за изучение материального субстрата психических явлений — нервных процессов, и дал, скажем, анализ и объяснение такого-то или таких-то психических процессов»,10 он подразумевал Сеченова.
И вот эта книга попала в руки семинаристов, в числе которых находился и Павлов. Она способствовала решению Ивана Петровича заняться изучением естественных наук и побудила его взяться за разработку высшей нервной деятельности животных и человека, что привело в конечном счете к включению психических процессов в область явлений, рассматриваемых как естественнонаучные. Общим для Сеченова и Павлова является использование объективного физиологического метода в изучении сложных психических явлений и определение тех физиологических механизмов, при помощи которых осуществляется поведение животных и человека. Павлов неоднократно подчеркивал влияние на него Сеченова: «Главным толчком к моему решению (решению ввести объективные приемы исследования поведения животных, — Б. А.), — говорил Павлов, — хотя и не сознаваемому тогда, было давнее, еще в юношеские годы испытанное влияние талантливой брошюры Ивана Михайловича Сеченова, отца русской физиологии, под заглавием „Рефлексы головного мозга“» (1863).
«В этой брошюре была сделана — и внешне блестяще — поистине для того времени чрезвычайная попытка (ко
10 В. И. Л е н и и, Поли. собр. соч., т. 1, стр. 142.
нечно теоретическая, в виде физиологической схемы) представить себе наш субъективный мир чисто физиологически».11
В другом месте Павлов писал: «Да, я рад, что вместе с Иваном Михайловичем и полком моих дорогих сотрудников мы приобрели для могучей власти физиологического исследования вместо половинчатого весь нераздельно животный организм. И это — целиком наша русская неоспоримая заслуга в мировой науке, в общей человеческой мысли».12
ПУТЬ ПАВЛОВА ЕСТЕСТВОИСПЫТАТЕЛЯ-ФИЗИОЛОГА
Таким образом, уже в семинарии возникло и прочно оформилось решение Павлова заниматься изучением естественных наук. Как раз к этому времени представилась объективная возможность осуществить это желание. Незадолго до этого было издано распоряжение принимать в университет семинаристов, не окончивших последнего класса. Вопреки воле отца, который прочил сыну духовную карьеру, Иван Петрович в 1870 г. уезжает в Петербург и поступает в университет. Однако, ввиду запрещения принимать семинаристов на естественный факультет Павлов должен был действовать обходным путем, а именно, он подал заявление сначала на юридический факультет, а после зачисления его студентом университета через 10 дней подал прошение о переводе его на естественный факультет. Так осуществилась мечта Ивана Петровича Павлова.
Будущий великий физиолог сразу определил свой жизненный путь и в дальнейшем ни разу с него не свернул. Он поставил своей целью разгадку жизненных функций, отправлений организма — то, что его больше всего увлекало еще в семинарии при чтении популярных книг по естествознанию. В университете он занялся физиологией и в качестве добавочной специальности избрал химию.
f На протяжении всей своей жизни внимание Павлова привлекали различные области физиологии, но красной нитью через все его работы проходит идея так называемого
11 И. П. Павлов, Поли. собр. трудов, т. III, 1949, стр. 18.
12 Там же, т. I, 1940, стр, 27,
нервизма, т. е. изучения роли нервной системы в деятельности организма. Это прогрессивное материалистическое направление, в основу которого положен принцип единства работы всех органов и функций внутри организма и единство целостного организма с окружающей средой.
В противоположность этому долгое время существовала теория так называемой клеточной (целлюлярной)
Рис. 2. И. П. Павлов — студент 1-гокурса.
физиологии и патологии, создателем которой был немецкий ученый Р. Вирхов (1821—1902 гг). После открытия немецкими исследователями М. Я. Шлейденом (1804— 1881 гг.) и Т. Шванном (1810—1882 гг.) клеточного строения различных тканей растений и животных (1838 г.) внимание ученых было привлечено к изучению клеток в норме и в патологии (при болезненных изменениях). Сложный организм представлялся согласно клеточной теории как совокупность абсолютно автономных (самостоя-
тельных) единиц-клеток. Заболевания организма рассматривались как местные заболевания, и механизм сводился к болезненным изменениям в клетках. Несмотря на некоторое прогрессивное значение на первых этапах своего возникновения, это учение скоро стало реакционным и явилось тормозом в развитии медицинской науки. Лечение было направлено не на весь организм, а на отдельный орган, в котором обнаруживались или подозревались изменения. Врачебная мысль шла по ошибочному пути, и это не могло не наносить вреда больным и медицине в целом.
Лучшие представители русской физиологии и медицины пошли по другому пути, по пути нервизма. Зачатки последнего были заложены еще во второй половине XVIII в. С. Г. Зыбелиным (1735—1802 гг.). Он, например, предложил труд и поддержание «веселого духа» при болезнях «мокротных и продолжительных»; спокойствие душевное, развлечение в обществе, театр и музыку при склонности к внутренним «завалам», к гипохондрии, «к лихорадкам упрямым и к другим долговременным болезням».
Е. О. Мухин (1766—1850 гг.) считал, что нервы являются «целительными силами природы». М. Я. Мудров (1776—1831 гг.) говорил: «Зная взаимные друг на друга действия души и тела, долгом почитаю заявить, что есть и душевные лекарства, которые врачуют тело». И. Е. Дядь-ковский (1784—1841 гг.) указал, что «чтение литературы в одних случаях может снижать органические процессы в тканях, в других возбуждать их». Н. И. Пирогов (1810—1881 гг.) подметил, что при бодром настроении раненые переносят операции легче и выздоравливают чаще и быстрее. Кроме того, он энергично изыскивал и применял методы обезболивания (иммобилизации при переломах костей, наркотические средства) как методы ща-жения нервной системы.13 Ф. И. Иноземцев (1802— 1869 гг.) назвал это направление русской медицины физиологическим, в отличие от западноевропейского анатомического направления.
Большую роль в развитии идей нервизма сыграл Сеченов благодаря открытому им явлению центрального торможения, т. е. тормозящего влияния со стороны моз
13 Ф. Р. Б о р о д у л и н. С. П. Боткин и неврогенная теория медицины. М., 1953.
Z. лВГК'Андрзвр—_	If
говых центров на периферическую деятельность, и благодаря идеям, развитым в книге «Рефлексы головного мозга».
Центральной фигурой в разработке неврогенной теории медицины момшо считать знаменитого клинициста С. П. Боткина. В 1883 г. в заключении к докторский диссертации, написанной под его руководством, Павлов писал: «С сердечной благодарностью признаю плодотворное влияние. . . того глубокого и широкого, часто опережавшего экспериментальные данные, нервизма, который, по моему разумению, составляет важную заслугу Сергей Петровича пред физиологией».14 Признание ведущей роли нервной системы, целостность организма, связь его с внешней средой и роль последней в возникновении заболевания, единство психического и физиологического и влияние психики, т. е. состояния нервной системы на соматические (телесные) процессы — таковы основные черты теории Боткина.
И. П. Павлов, находясь под влиянием Сеченова и работая в лаборатории Боткина, продолжал развивать прогрессивные идеи нервизма. Исследования по иннервации сердечной деятельности, иннервации пищеварительной системы, «мнимое кормление» и, наконец, создание учения о высшей нервной деятельности — все это этапы развития нервизма. Связь животного с внешней средой осуществляется посредством центральной нервной системы. Слаженное «внутреннее хозяйство» организма, т. е. работа внутренних органов регулируется корой головного мозга. Заболевания возникают во многих случаях в результате разлада в центральной нервной системе под влиянием неблагоприятных внешних воздействий. Изучение связи между корой головного мозга и внутренними органами составило особый раздел так называемой кортико-висцеральной физиологии и патологии, основоположником которой явился ученик Павлова К. М. Быков. В настоящее время это направление продолжает развиваться в лабораториях И. Т. Курцина, В. Н. Черниговского и других. С этой точки зрения уже разработана теория патологии и терапия таких заболеваний, как язвенная и гипертоническая болезни и некоторых других.
Вести самостоятельную научную работу' Иван Петрович начал еще будучи студентом 3-го курса университета.
14 И. П. П а в л о в, Поли. собр. трудов, т. I, стр. 142. ,7.<?
Первые его работы посвящены вопросам кровообращений, а именно нервной регуляции сердечной деятельности. Затем он исследовал иннервацию поджелудочной железы и дальше нервные механизмы кровяного давления.
По окончании университета и Медико-хирургической академии Павлов начал работать в лаборатории при клинике Боткина. Здесь он сделал открытие нового нерва, регулирующего сердечную деятельность. Если раньше были известны только нервы, ускоряющие и замедляющие сокращения сердца, то этот новый нерв, названный его
Рис. 3. Схема «мнимого кормления» по И. П. Павлову, именем, усиливает сокращения сердца, и раздражение его способствует повышению кровяного давления.
Далее Павлов занялся работой над нервной регуляцией пищеварительного аппарата. Здесь необходимо упомянуть об известном опыте так называемого мнимого кормления. У собаки перерезался пищевод и концы его выводились на поверхность кожи. В желудке же делалась фистула, т. е. искусственный ход наружу, который приживался и мог по мере надобности закрываться пробкой и открываться (рис. 3). Теперь, когда собаку кормили, пища вываливалась через верхний отрезок пищевода в миску, не попадая в желудок. Между тем через желудочную фистулу начинал выделяться желудочный сок. Таким образом, было очевидно, что это выделение обусловливается не соприкосновением пищи со стенками желудка, а путем нервных влияний со слизистой рта. Чтобы под-
4 Зак. 506
19
Твердить эТо предположение, Павлов перерезал оба блуждающих нерва, идущих от центральной нервной системы к желудку, и тогда выделение желудочного сока при мнимом кормлении прекращалось. И Павлов делает окончательный вывод: «Отделение желудочных желез также возбуждается из центральной нервной системы при по-
Рис. 4. Голова собаки со слюнным баллоном.
средстве особых, отделительных нервов, как отделение слюны и поджелудочной железы».15
Несмотря на совершенно ясные результаты опыта, иностранные ученые не могли их сразу принять, настолько это было ново. Это заставило Павлова спустя некоторое время заявить, что «аппетитный сок там никак не может завоевать себе права гражданства».16
Так началось изучение Павловым работы пищеварительного аппарата, где им была создана почти заново глава о пищеварении, принесшая ему славу мирового ученого и присуждение Нобелевской премии.
16 Там же, т. II, 1946, стр. 272.
16 Там же, стр. 592.
Успех Павлова в области научных открытий обусловливался его подходом, методом изучения явлений в хроническом опыте, т. е. на здоровом нормально живущем животном с нормально функционирующими органами.
После исследования работы желудка и нижележащих органов пищеварения Павлов перешел к изучению работы слюнной железы опять-таки в хроническом опыте, т. е. выведя слюнный проток наружу (рис. 4). Наблюдения над влиянием центральной нервной системы на выделение желудочного сока и слюны натолкнули в конце концов Павлова на мысль использовать эти функции как показатель работы головного мозга.
ПАВЛОВСКИЕ УСЛОВНЫЕ РЕФЛЕКСЫ
Таким образом, исследования в области пищеварения привели Павлова к установлению основных элементов работы нервной системы, а именно к определению понятий условного и безусловного рефлексов, а затем к созданию новой области — физиологии высшей нервной деятельности. Этот переход сопровождался совершенно новым осмысливанием всех явлений с отходом от дуализма (разделения живого организма на душу и тело) и переключением на новые позиции материалистического монизма, т. е. изучения и понимания организма как единого целого. Рассмотрение этого периода творческой деятельности Павлова, связанного с естественнонаучным разрешением философской проблемы души и тела, убедит нас в его глубоко материалистическом мировоззрении, заложенном еще в молодые годы русскими философами-материалистами.
Павлов часто обвинял своих противников в анимизме и дуализме. Термин «анимизм» происходит от латинского слова «анима» или «анимус», что значит «душа», а «дуализм» — от латинского слова «дуо», что значит «два», т. е. здесь подразумевается разделение организма на две сущности: душу и тело. У многих народов слово, соответствующее нашей «душе», имеет ряд значений: ветер, воздух, дыхание, жизненная сила, дух, сердце, кровь, чувство, сознание, тень и т. п. Это указывает на то, что жизнь, тесно связанная с функцией дыхания, сердцем в представлении первобытных, а также малокультурных людей обусловливалась наличием души или прямо с ней
отождествлялась. Постепенно «душу» вытеснила «психика». Греческое слово «психе» имеет примерно такие же множественные значения, что и латинское «анима», а именно: дыхание, жизнь, душа, ум, сердце, душа, отделившаяся при смерти от тела, тень. Этот термин стали употреблять для обозначения высших проявлений человека, его поведения, взаимоотношения с окружающей с per дой и себе подобными, его творчества, мышления, языка и т. п. Занималась изучением этой области психология, стоявшая вне круга естественных наук. Признавалась некоторая связь психики с нервной системой, с мозгом, однако считалось, что психические и физиологические явления существуют сами по себе и могут только влиять одни на другие. Вот такое представление и составляет дуалистическое мировоззрение.
Физиология центральной нервной системы до Павлова ограничивалась главным образом изучением функций спинного и продолговатого мозга. Основным элементом деятельности нервной системы является так называемый рефлекс. «Рефлекс» в переводе с латинского означает «отражение». В физике этим термином обозначают отбрасывание световых лучей от блестящей отражающей поверхности. Понятие рефлекса в физиологии впервые ввел французский ученый-философ Рене Декарт (1596— 1650 гг.). Примером рефлекса может служить мигание при раздражении роговицы глаза. Следовательно, рефлекс — это реакция организма в ответ на раздражение органов чувств (воспринимающих чувствительных нервных окончаний). Декарт считал, что нервное возбуждение, приходящее от органов чувств по нервам в мозг, отражается последним на нервы, управляющие мышцами. Однако, правильно понимая принцип деятельности нервной системы, Декарт в то же время не мог знать анатомофизиологического механизма рефлекса. Он считал, что передача возбуждений по нервам совершается при помощи мельчайших частиц — «животных духов». Ценное в его представлениях было то, что он внес определенную закономерность, элемент причинности в проявлении животного организма. Но Декарт все же оставался дуалистом. Он уподоблял животных машинам в смысле автоматизма их деятельности, а людей наделял душой и гово
рил, что мозг есть рояль, а душа — это пианист, и никакой прямой связи между ними нет.
В человеке он противопоставлял рефлексы явлениям сознания, которые, по его мнению, не подчиняются материальным закономерностям. Заслуживают внимания высказывания Павлова о Декарте: «Он клал, — писал Павлов, — резкую границу между животными и собой. У животных, как простые люди говорят, дым или пар, а у нас с вами душа. Когда я повел об этом разговор с Рише, тогда, оберегая достоинство французской мысли, он сказал: он так не думал, это его попы заставили так говорить и так думать, а он, конечно, стоял на нашей точке зрения».17
В дальнейшем- изучались рефлексы, осуществляемые спинным и продолговатым мозгом, например двигательные акты при раздражении кожи у обезглавленной лягушки. При разрушении спинного мозга эти рефлексы исчезают. До Павлова рефлексами было принято обозначать так называемые непроизвольные акты, совершаемые стереотипно (однообразно) при раздражении рецепторов (чувствительных окончаний). Обычно они изучались на животных, лишенных высших отделов центральной нервной системы. Следовательно, это была физиология спинного или в крайнем случае продолговатого мозга. Например, кошка с удаленными полушариями головного мозга как бы ее ни уложили и ни повернули, обязательно принимает положение спиной и теменем кверху (подобно детской игрушке «ванька-встанька»), всегда осуществляя «рефлекс положения»; нормальная же кошка часто принимает самые разнообразные позы.18 Соответственно этому до Павлова в деятельности организма животных и человека различали два класса явлений: с одной стороны, рефлексы, т. е. «непроизвольные», стереотипные движения в ответ на определенные раздражения, с другой стороны, «произвольные» акты; эти последние могут и не являться ответами на непосредственные раздражения, поэтому их относили к проявлениям психики.
Перед исследованием функций высшего отдела центральной нервной системы — головного мозга, обусловливающих поведение человека, психические явления, фи
17 Павловские среды, т. 446.
18 К. М. Б ы к о в и др. Учебник физиологии. Медгиз, 1954.
зиолог останавливался в бессилии. Эта область исключалась из компетенции естественных наук и отдавалась в ведение психологии, которая субъективно, без применения объективного научного метода, на основании главным образом самонаблюдения описывала и произвольно трактовала наблюдаемые явления. Павлов писал: «А сколько тысячелетий человечество разрабатывает факты психологические, факты душевной жизни человека!.. Миллионы страниц заняты изображением внутреннего мира человека, а результатов этого труда — законов душевной жизни человека — мы до сих пор не имеем».19
Между тем еще русские революционные демократы видели несообразность противопоставления психической деятельности физиологической, искусственного разрыва в функционировании единого целостного организма. Писарев в статье «Процесс жизни» со свойственной ему эмоциональностью писал: «Надо полагать и надеяться, что понятия психическая жизнь, психическое явление будут со временем разложены на свои составные части. Их участь решена; они пойдут туда же, куда пошел философский камень, жизненный элексир, квадратура круга, чистое мышление и жизненная сила».20
Н. Г. Чернышевский, которого В. И. Ленин называл великим русским материалистом, сумел уже встать на совершенно правильные материалистические позиции. «На человека, — говорил он, — надобно смотреть как на одно существо, имеющее только одну натуру, чтобы не раз-резывать человеческую жизнь на разные половины, принадлежащие разным натурам, чтобы рассматривать каждую сторону деятельности человека как деятельность или всего организма от головы до ног включительно, или, если она оказывается специальным отправлением какого-нибудь особенного органа в человеческом организме, то рассматривать этот орган в его натуральной связи со всем организмом».21
Сеченов писал: «Все психические акты, совершающиеся по типу рефлексов, должны всецело подлежать физиологическому исследованию».22 И в другом месте, обсуждая
19 И. П. П а в л о в, Поли. собр. трудов, т. III, стр. 89.
20 Д. И. П и с а р е в, Поли. собр. соч., т. 1, 1894, стр. 322.
21 Н. Г. Чернышевский, Избр. филос. соч., т. III, 1951, стр. 251, 252.
22 И. М. Сеченов, Избр. произв., т. 1, 1952, стр. 193.
вопрос об изучении психологических явлений, говорил: «И все это может сделать одна только физиология, так как она одна держит в своих руках ключ к истинно научному анализу психических явлений».23
Таким образом, всем предыдущим развитием русской философской мысли Павлов был уже подготовлен к переходу на новые позиции монизма, и к этому его привел метод условных рефлексов. Однако вначале, сталкиваясь при изучении работы желудочных, слюнных и других желез с таким явлением, как выделение пищеварительных соков без соприкосновения пищи с организмом, а при действии ее на расстоянии, Павлов приписывал это психическому фактору, т. е. он не мог объяснить его в физиологических терминах, а прибегал к психологическому толкованию. В 1899 г. Павлов говорил: «Таким образом, сверх ожидания рядом с физиологией слюнных желез оказалась психология их; даже больше того, психология оказалась на месте физиологии, потому что все психологическое — несомненно как психологическое, а многое физиологическое теперь надо еще доказать как физиологическое особыми опытами, чтобы исключить вмешательство психологического. В открытой психологии слюнных желез мы видим все элементы того, что называется душевной деятельностью: чувство, желание и бесстрастное представление, мысли о свойствах попадающего в рот».24
Но постепенно Павлов стал все больше отходить от психологического толкования этих фактов, начал рассматривать их в ряду с другими физиологическими материальными явлениями, введя понятие условного рефлекса.
Что же такое условный рефлекс? Павлов ставит вопрос: «Нельзя ли найти такое элементарное психическое явление, которое целиком с полным правом моТло бы считаться вместе с тем и чисто физиологическим явлением, и, начав с него — изучая строго объективно (как и все в физиологии) условия его возникновения, его разнообразных усложнений и его исчезновения, сначала получить объективную физиологическую картину всей высшей нервной деятельности животных, т. е. нормальную работу высшего отдела головного мозга вместо раньше
28 Там же, стр. 195.
24 И. П. П а в л о в, Поли, собр* трудов, т. П, стр. 340.
производившихся всяческих опытов его искусственного раздражения и разрушения?» и тут же отвечает, что явление найдено и называется оно условным рефлексом.25
Как мы уже говорили, Павлов заинтересовался работой слюнной железы, но уже не с точки зрения выяснения механизмов пищеварения, а для изучения высшей нервной деятельности. Эта «плевая железка», как любил выражаться Павлов, послужила окном, через которое можно было проникнуть в тайны работы головного мозга или психических явлений. «Вся наша работа, — говорил Павлов, в 1909 г. на съезде естествоиспытателей, — до сих пор исключительно была сделана на маленьком, физиологически малозначительном органе — слюнной железе. Этот выбор, хотя сначала и случайный, на деле оказался очень удачным, прямо счастливым».26
Экспериментатор сидит у пульта управления, перед ним стеклянная трубка с окрашенной жидкостью и шкалой. Трубка соединена со слюнной фистулой собаки (рис. 6). Фистула — это слюнный проток железы, выведенный наружу путем простой операции. Едва начинается под влиянием какого-либо агента-раздражителя выделение слюны у собаки, как окрашенный столбик жидкости поползет по трубке, захватывая одно деление шкалы за другим. Давно известно, что при еде, т. е. при соприкосновении пищи с полостью рта, выделяется слюна, которая необходима, с одной стороны, для смачивания пищи, и с другой, для переваривания крахмала в сахар. Народный опыт установил, что при виде вкусной пищи, без прикосновения ее с организмом, также могут «течь слюнки». Но Павлов впервые использовал это явление как метод изучения высшей нервной деятельности или психических процессов. Первое явление, т. е. реакцию организма, в данном случае выделение слюны при соприкосновении пищи с организмом, Павлов назвал безусловным рефлексом. Пища раздражает воспринимающие нервные окончания полости рта, раздражение по центростремительным нервам передается в центр, оттуда нервное возбуждение передается по центробежным путям на слюнные железы, в результате чего выделяется слюна. Этот рефлекс назван так потому, что он постоянный,
28 Там же, т. III, стр. 558.
Там же, стр. 9Э
Рис. 5. И. П. Павлов (1900-е годы).
5 Зак. 506
врожденный, наступает роковым образом, мало изменяется под влиянием внешних условий. Второе явление, т. е. реакция организма, когда вид пищи или любой другой раздражитель сигнализирует наступление кормления, было названо условным рефлексом. Для его образования или осуществления необходимо наличие ряда условий: совпадение несколько раз этого раздражителя с кормлением и, следовательно, с выделением слюны. Этот рефлекс
Рис. 6. Схема регистрации слюноотделения и обстановки опытов по исследованию условных рефлексов. (Из учебника физиологии К. М. Быкова и др., 1954).
Учет слюноотделения ведется по движению жидкости в стеклянной трубке, укрепленной на шкале А. Выделяемая слюна попадает в баночку Б и вытесняет оттуда воздух, который давит на окрашенную жидкость и гонит ее по трубке вдоль шкалы.
приобретенный, он вырабатывается при известных условиях, может исчезать (угашаться), если сигнал перестает сопровождаться едой, словом, является более тонким приспособлением к меняющейся окружающей среде. При образовании условного рефлекса происходит новое замыкание в коре головного мозга: между центром, воспринимающим звуковой разражитель (например, звонок), и центром— представителем пищевого возбуждения, и тогда раздражение звонком переходит на пищевой центр и вызывает выделение слюны (рис. 7 и 8). Если перерезать нервы, передающие возбуждение из центра на слюнную железу,
или разрушить сами центры, то и безусловный и условный рефлексы не смогут осуществиться. Будет нарушена
Рис. 7. Схема образовашигусловного слюнного рефлекса. (Из книги Ю. П. Фролова «И. П. Павлов — великий русский ученый»,
1952).
а — вкусовое раздражение вызывает возбуждение слюноотделительного центра продолговатого мозга (заштрихованный кружок), откуда возбуждение переходит на нервы слюнной железы (выводной проток этой железы на рисунке представлен в виде трубочки); б — слюнный центр имеет свое «представительство» в коре мозга (двойной кружок); одновременно зрительное раздражение вызывает возбуждение в коре больших полушарий (стрелка и кружок); в — между возбужденными очагами образуется временная связь (тонкий пунктир и стрелка); теперь одно только зрительное раздражение вызывает возбуждение слюноотделительного центра — условный рефлекс образовался.
рефлекторная дуга — материальный субстрат, осуществляющий безусловный и условный рефлексы. «Итак, — пишет Павлов, — временная нервная связь есть универсаль
нейшее физиологическое явление в животном мире и в нас самих. А вместе с тем оно же и психическое — то, что психологи называют ассоциацией, будет ли это образование соединений из всевозможных действий, впечатле-
Рис. 8. Схема условных и безусловных рефлексов. (Из книги Ю. П. Фролова «И. П. Павлов — великий русский ученый», 1952).
Внешние воздействия воспринимаются организмом с помощью системы органов чувств (анализаторов), из которых в кору головного мозга поступают раздражения («сигналы»). Сюда же идут «сигналы» и от мышц. Вкусовые раздражения вызывают возбуждение пищевого (слюнного) центра в продолговатом мозгу. При известных условиях в мозгу возникают «временные связи» — условные рефлексы (пунктир), и тогда любой «сигнал» внешнего мира (свет, звук и др.) может стать возбудителем слюноотделения.
ний, или из букв, слов и мыслей. Какое было бы основание как-нибудь различать, отделять друг от друга то, что физиолог называет временной связью, а психолог — ассоциацией? Здесь имеется полное слитие, полное поглощение одного другим, отождествление».27
27 Там же, стр. 561.
Получив в руки явление условного рефлекса, Павлов объявил войну смешению физиологического с психологическим в трактовке наблюдаемых явлений. Введение психологических терминов свидетельствовало о бессилии физиолога понять и объяснить явление и ничего не давало для продвижения науки вперед. Так, Павлов вычеркнул из докторской диссертации своего сотрудника Вульфсона все рассуждения о психическом. Характерен для этого периода конфликт, возникший на принципиальной почве между Павловым и одним из его сотрудников А. Т. Снар-ским. Последний упорно не хотел принимать физиологическую трактовку Павлова и расстаться с приписыванием собаке различных человеческих переживаний: собака «узнает, ждет, думает, желает» и т. п. и объяснением при их помощи наблюдаемых явлений. Снарский вынужден был уйти из лаборатории Павлова. Можно напомнить и один курьезный эпизод из этого периода. Однажды по предложению Павлова коллективом его сотрудников было вынесено постановление взимать штраф за оговорку— употребление психологических терминов в лаборатории при работе с собаками или при обсуждении опытов. Собранная сумма шла на устройство общих чаепитий.
Впоследствии Павлов писал: «После настойчивого обдумывания предмета, после нелегкой умственной борьбы я решил, наконец, и перед так называемым психическим возбуждением остаться в роли чистого физиолога, т. е. объективного внешнего наблюдателя и экспериментатора, имеющего дело исключительно с внешними явлениями и их отношениями».28 И далее: «В настоящее время, ходом развития моей физиологической мысли, я приведен к совершенно другому представлению о предмете. Сейцас психическое возбуждение представляется нам также рефлексом, только образовавшимся за время индивидуальной жизни животного и легко колеблющимся в своей прочности (по нашей терминологии — условным). Разговор о внутреннем состоянии животного считается нами теперь научно бесполезным».29
Свою новую позицию Павлов сделал достоянием научной общественности в своей речи на Международном конгрессе в Мадриде в 1903 г. Он ставил вопрос: «Должны ли
28 Там же, стр. 17.
29 Там же, т. II, стр. 18.
мы для понимания новых явлений входить во внутреннее состояние животного, по-своему представлять его ощущения, чувства и желания?» 30 и отвечал на него: «Для естествоиспытателя остается на этот последний вопрос, как мне кажется, только один ответ — решительное ,,нет“», и закончил он эту речь следующими словами: «Для натуралиста все — в методе, в шансах добыть непоколебимую, прочную истину, и с этой только, обязательной для него, точки зрения душа, как натуралистический принцип, не только не нужна ему, а даже вредно давала бы себя знать на его работе, напрасно ограничивая смелость и глубину его анализа».31 Прежнее психологическое выражение «страстное желание еды» Павлов заменил физиологическим понятием «возбуждение слюнно-отделительного центра».
ПРИНЦИП ДЕТЕРМИНИЗМА
Почему Павлов так настойчиво боролся против подмены физиологического объяснения психологическим толкованием? Он считал, что объяснять явление на основе субъективной психологии — это значит признать, что явление возникает «ни оттуда ни отсюда», т. е. оно не имеет причины. Между тем согласно материалистическому монизму существует только ряд материальных явлений, которые находятся между собой в причинной зависимости.
Если при изучении явлений неорганического мира, например в физике, химии, а также в элементарных проявлениях живого мира сравнительно давно устанавливались определенные закономерности, подчинение которым считалось обязательным, то при наблюдении над поведением животных и особенно человека как будто исчезала всякая обязательность, причинная обусловленность актов поведения. На основании самонаблюдения у человека сложилось представление, что его поступки и действия ничем не определяются, что он обладает полной свободой воли. Это представление в свою очередь связывалось нередко с признанием души как самостоятельной сущности, могущей влиять на телесные функции.
Такое понимание вылилось в субъективно-идеалистическое направление философии, известной под названием
30 Там же, т. III, стр. 28.
31 Там же, стр. 37.
волюнтаризм (термин, происшедший от латинского слова «voluntas» — «волюнтас», что значит «воля»). Представителями этого направления были Шопенгауер, Ницше, Мах и др. Они отрицали объективную закономерность и необходимость в природе и обществе и рассматривали волю как первичное начало, самостоятельно существующее, независимое от внешнего мира и ничем не детерминированное, не обусловленное.
Идея детерминизма в поведении животных восходит к Декарту, который сформулировал понятие рефлекса как закономерную связь организма с внешним миром. Павлов писал, «что именно идея детерминизма составляла для Декарта сущность понятия рефлекса».32 Он высоко ценил заслугу Декарта перед наукой, свидетельством чего служит поставленный по предложению Павлова в Колтушах памятник Декарту.
Наиболее выдающиеся представители русской философской мысли уже с давних времен высказывали идеи детерминизма в отношении психических проявлений человека. Так, А. Н. Радищев подчеркивал материальное происхождение психической деятельности человека и вместе с тем с особой четкостью показал обусловленность психики человека внешней средой: «Окруженная со всех сторон предметами внешнего мира психика есть то, что они ей быть определяют».33
Чернышевский также стоял на позициях детерминизма человеческого поведения: «. . .положительно известно, например, — писал он, — что все явления нравственного мира проистекают одно из другого и из внешних обстоятельств по закону причинности».34
Но если вначале мыслители-материалисты высказывали принцип детерминизма в общем виде, то Сеченов приступил уже к конкретной разработке вопросов о детерминизме психических явлений и показал, что все поведение человека до самых сложных его проявлений включительно детерминировано, т. е. причинно обусловлено материальными явлениями окружающей среды или настоящими или действовавшими в прошлом. Ни одно движение не происходит без причины, его вызвавшей.
32 Там же, стр. 443.
33 Ф. Р. Б ор о ду лин. С. П. Боткин и неврогенная теория медицины, стр. 12.
34 Н. Г. Чернышевский, Избр. филос. соч.,т. III, стр.210-
Конечно, трудно себе представить сложные реакции (поведение), осуществляемые при участии коры головного мозга, как материальные явления, закономерно протекающие, Но следует учесть, что даже примитивные реакции, выработанные эволюцией на протяжении веков, бы-
Рис. 9. Рефлекторная деятельность обезглавленной лягушки. (Из книги Ю. П. Фролова «И. П. Павлов — великий русский ученый», 1952).
1 — обезглавленная лягушка подвешена на штативе; на кожу справа нанесено раздражение кислотой; 2 — лягушка движением правой задней лапки удаляет бумажку с кислотой; 3 — правая лапка лягушки отрезана; кислота раздражает кожу справа; 4 — лягушка ловким движением левой лапки удаляет раздражающую бумажку.
вают достаточно сложными, хотя и осуществляются машинообразно при помощи низших отделов центральной нервной системы. Например, защитная реакция при нанесении раздражения на кожу обезглавленной лягушки настолько поражает своей удивительной целесообразностью, что немецкий ученый Пфлюгер (1853) должен был до
пустить у нее элементарную душу. Сеченов, изучая те же явления, объяснял их рефлекторной деятельностью спинного мозга, который предстает перед нами как сложный механизм, разделенный на определенные этажи (сегменты). Раздражение участка кожи, соответствующего каждому сегменту, вызывает машинообразно всегда одну и ту же сложную сумму движений (рис. 9). Никто до Сеченова и многие после него не распространяли рефлекторный принцип на деятельность головного мозга. Сеченов же осмелился пойти дальше и теоретически попытался рассмотреть все поведение человека с его так называемыми произвольными движениями как рефлекторную деятельность. Он -в своей книге «Рефлексы головного мозга» развивал основное положение, что «все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы».
Иначе говоря, Сеченов считал, что первая причина всякого человеческого действия лежит вне его и что без внешнего чувственного раздражения невозможна никакая психическая деятельность. Это положение он иллюстрировал примером глубоко спящего или лишенного органов чувств человека. «Одним словом, — говорил он, — человек мертво заснувший и лишившийся чувствующих нервов, продолжал бы спать мертвым сном до смерти».35 Впоследствии эти положения Сеченова были подтверждены фактами. Немецкий врач Штрюмпель наблюдал больного, у которого было выключено в результате заболевания большинство органов чувств, оставались нормально действующими один глаз и одно ухо. Каждый раз, когда ему надевали повязку на глаз и закладывали здоровое ухо ватой, т. е. устраняли приток в мозг последних импульсов, больной немедленно впадал в состояние глубокого сна. Аналогичное явление было воспроизведено в эксперименте на собаках. Первый такой опыт проделал В. С. Галкин в лаборатории акад. А. Д. Сперанского. У собаки перерезались с обеих сторон зрительные, слуховые и обонятельные нервы. После такой операции собака спала почти круглые сутки и пробуждалась только для принятия пищи и отправления естественных надобностей.
Следовательно, деятельность живого организма стимулируется прежде всего воздействием на него внешней 36
36 И. М. Сеченов, Избр. произв., т. 1, стр. 127.
(и отчасти внутренней) среды. Йо не всегда раздражение чувствительных окончаний нервной системы вызывает видимый эффект, какую-нибудь деятельность организма. Это объясняется наличием у нервной системы функции не только возбуждения, усиления деятельности, но и задерживания, торможения.
Перед созданием работы «Рефлексы головного мозга» И. М. Сеченовым было сделано чрезвычайно важное открытие; он показал существование так называемого центрального торможения. При раздражении определенного участка центральной нервной системы лягушки путем наложения на него кристаллика поваренной соли наступало торможение (задерживание) наблюдавшихся до того рефлекторных двигательных актов. У лягушки не отдергивалась лапка при нанесении на кожу раздражения кислотой или оно замедлялось. Это открытие имело огромное значение для всего дальнейшего развития физиологии и психологии. Была показана двойная функция центральной нервной системы: с одной стороны, вызывать, стимулировать какое-либо движение, процесс, а с другой задерживать, тормозить его, причем как раз для человека характерно высокое развитие процесса торможения или, как говорят задерживающих центров.
Кроме того, это вновь открытое явление позволило Сеченову объяснить те формы психической деятельности, которые остаются без видимого внешнего выражения: мысли, намерения, желания. Тем не менее они не теряют своего рефлекторного характера, т. е. отражения внешней среды. Сеченов считал, что в мысли «есть начало рефлекса, продолжение его, и только нет, по-видимому, конца — движения». Но наряду с этим имеется ряд психических явлений, которые можно рассматривать как рефлексы с усиленным концом — так называемые аффекты, страстные движения. Таким образом, Сеченов пришел к выводу о наличии у человека трех механизмов психической жизни: «чисто отражательного аппарата, механизма, задерживающего и усиливающего рефлексы».36
Выбор между двумя возможными действиями, по Сеченову, обусловливается не кажущейся свободой воли, а всем прошлым опытом человека, т. е. в конечном счете внешней средой, а также наличным функциональным со-
88 Там же, стр. 124.
стояиием нервной системы, иначе говора, наибольшим возбуждением тех систем мозга, которые связаны с данным мотивом и затормаживанием всех остальных мотивов.
Примитивно понимая сеченовский детерминизм, реакционные чиновники старой России исказили смысл его и вменили в вину Сеченову, будто его теория «ниспровергает все понятия о нравственных обязанностях», отнимает у наших поступков «всякую ответственность». Между тем Сеченов писал: «Высокий нравственный тип. . . может действовать так, как он действует, только потому, что руководится высокими нравственными цринципами, которые воспитаны в нем всею жизнью. Раз такие принципы даны, деятельность его не может иметь иного характера: она есть роковое последствие этих принципов».37 Отсюда Сеченов выводит положение, «что при одних и тех же внутренних и внешних условиях человека деятельность его должна быть одна и та же».38
Да иначе и быть не может, в противном случае невозможно было бы предвидеть поступки людей; невозможно было бы существование общества, если бы поведение индивидуумов в нем не подчинялось определенным закономерностям, а совершалось по случайным мотивам, хаотически, согласно свободе воли. Конечно, поступки людей, их поведение обусловливаются той средой, в которой они выросли и воспитывались, всем предыдущим жизненным опытом и наличными воздействиями.
Целостность представлений Сеченова о детерминированности психики человека сказалась и в его социальнопедагогических взглядах. Он считал, что в основном характер психического содержания обусловливается воспитанием в широком смысле слова и только в ничтощно малой степени от «индивидуальности» (т. е. врожденных свойств данного человека). В том же смысле Сеченов утверждал, что если дать соответствующее воспитание человеку любой национальности, любой расы, то он будет мало отличаться от образованного европейца.
Если Сеченов мог только набросать контуры рефлекторной теории, то Павлов, разработав метод условных рефлексов, подвел под нее экспериментальную базу. Стало совершенно очевидным, что и у человека нет ни одного
37 Там же, стр. 122.
38 Там же, стр. 123.
психического явления без материальной причины, вызвавшей его. И. П. Павловым была показана тесная связь организма с окружающей средой. Существование животного организма в окружающей среде обеспечивается, по Павлову, системой как безусловных, так и приобретенных в течение жизни условных рефлексов. Достигаемое безусловными рефлексами «уравновешивание организма со средой» было бы достаточно при абсолютном постоянстве внешней среды. А так как внешняя среда непрерывно изменяется, то, чтобы правильно, соответственно внешним условиям реагировать, в организме вырабатывается в течение жизни система условных рефлексов, которая и осуществляет тонкое и точное приспособление к окружающей среде.
Поведение животного и человека проявляется прежде всего в виде движений. Павлов говорил, что наиболее реактивная деятельность в уравновешивании с внешней средой есть работа скелетной мускулатуры. Во время бодрствования со стороны скелетной мускулатуры в кору мозга идут беспрерывно сигналы, которые, сочетаясь с бесчисленными сигналами, идущими от внешней и внутренней среды, образуют новые условные связи, которые в дальнейшем и определяют движение, т. е. поведение животного. Было показано, что двигательная область коры головного мозга у собаки содержит не только элементы, осуществляющие движения, но и воспринимающие раздражения, идущие от мускулатуры. Двигательная зона коры больших полушарий может связываться как с пищевым центром, так и со слуховым, зрительным и т. д. Движение раздражения может идти в обоих направлениях: от пищевого центра к двигательному, когда голод вызывает определенное движение, и, наоборот, от двигательного к пищевому, когда движение вызывает пищевую реакцию. Павлов анализирует обыкновенный житейский пример. Когда собаку приучают подавать лапу, при этом говорят: «дай лапу», а затем подкармиливают. После нескольких повторений этой процедуры собака поднимает лапу на приказ или сама дает лапу, когда голодна, т. е. находится в состоянии пищевого возбуждения. Ясно, во-первых, что центр, воспринимающий двигательные раздражения (при пассивном движении лапы), может приводиться в возбуждение и центрально, т. е. при наличии голода; во-вторых, что этот центр связался как со слуховым, так и с пищевым
центром, поэтому приводится теперь в деятельное состояние раздражениями, идущими с них обоих. При экспериментальном изучении произвольных движений были получены следующие факты. Когда сгибание ноги было связано с пищевым рефлексом, то сгибание повторялось животным при его пищевом возбуждении, как и всякое другое естественное пищевое движение, например побежка к пище. В случае выработки условного защитного рефлекса, где условным сигналом служило пассивное сгибание лапы, а затем вливалась в рот кислота, у собаки наблюдалась защитная реакция в виде выплевывания кислоты, а в лапе противоположное движение, т. е. разгибание. Когда пассивное сгибание служило тормозным сигналом при пищевой методике,-т. е. означало отсутствие пищи и вызывало трудное состояние собаки, она опять производила обратное движение, т. е. разгибала лапу и т. д. «Таким образом, — пишет Павлов, — кинестезические клетки (воспринимающие импульсы от органов движения, — Б. Л.) коры могут быть связаны, и действительно связываются, со всеми клетками коры, представительницами как всех внешних влияний, так и всевозможных внутренних процессов организма. Это и есть физиологическое основание для так называемой произвольности движений т. е. обусловленности их суммарной деятельностью коры».39
По поводу свободы воли Павлов писал так: «Что же касается человека, разве мы не слышим и теперь о свободе воли и не вкоренилось ли в массе умов убеждение, что в нас есть нечто, не подлежащее детерминизации. Я постоянно встречал и встречаю не мало образованных и умных людей, которые никак не могут понять, каким образом можно было бы когда-нибудь целиком изучить поведение, например, собаки вполне объективно4, т. е. только сопоставляя падающие на животное раздражения с ответами на них, следовательно, не принимая во внимание ее предполагаемого по аналогии с нами самими субъективного мира. Конечно, здесь разумеется не временная, пусть грандиозная трудность исследования, а принципиальная невозможность полного детерминирования. Само собой разумеется, что то же самое, только с гораздо большей убежденностью, принимается и относительно человека. Не будет большим грехом с моей стороны, если я допущу, что
39 И. П. П а в л о в, Поли. собр. трудов, т. III, стр. 554.
это убеждение живет и в части психологов, замаскированное утверждением своеобразности психических явлений, под которым чувствуется, несмотря на все научно-приличные оговорки, все тот же дуализм с анимизмом, непосредственно разделяемый еще массой думающих людей, не говоря о верующих».40
Таким образом, Павлов понимал организм животного и человека как систему, подчиняющуюся законам природы и находящуюся в сфере материальных явлений. «Человек есть, — писал Павлов, — конечно, система (грубее говоря — машина), как и всякая другая в природе, подчиняющаяся неизбежным и единым для всей природы законам; но система, в горизонте нашего современного научного видения, единственная по высочайшему саморегулированию. Разнообразно саморегулирующиеся машины мы уже достаточно знаем между изделиями человеческих рук. . . Но наша система в высочайшей степени саморегулирующаяся, сама себя поддерживающая, восстанавливающая, поправляющая и даже совершенствующая. Главнейшее, сильнейшее и постоянно остающееся впечатление от изучения высшей нервной деятельности нашим методом — это чрезвычайная пластичность этой деятельности, ее огромные возможности: ничто не ‘остается неподвижным, неподатливым, а все всегда может быть достигнуто, изменяться к лучшему, лишь бы были осуществлены соответствующие условия».41
Материалистический подход Павлова к жизненным проявлениям позволил ему давать смелые формулировки, подтверждающиеся в настоящее время прямым опытом, хотя в его время они вызывали со стороны многих нападки и обвинения в механицизме. Речь идет о недавно возникшем и успешно развивающимся научном направлении, называемом кибернетикой. Последняя занимается разработкой саморегулирующихся механизмов; ее используют почти во всех областях науки, техники, промышленности, в биологии и медицине. Применительно к биологии конструируют саморегулирующиеся модели разных органов и систем организма. Делают модели, демонстрирующие процессы высшей нервной деятельности, например образование условных рефлексов, т. е. научение или приобретение
40 Там же, стр. 436, 437.
41 Там же, стр. 454
опыта, запоминания и т. п. Всю эту работу выражают в виде математических формул. Построены счетно-решающие машины, производящие сложные расчеты, вычисления и успешно заменяющие многие умственные операции. Трудно сейчас предсказать, до каких пределов дойдет моделирование психических процессов и поведения высокоорганизованных существ, включая человека.
Таким образом, прав был И. П. Павлов, говоря, что человек есть система, подчиняющаяся законам природы, но в высочайшей степени саморегулирующаяся, сама себя поддерживающая, восстанавливающая и даже совершенствующая.
Этим мы отнюдь не хотим доказывать тождества биологических процессов с явлениями, моделируемыми при помощи сложных кибернетических механизмов, но утверждаем, что некоторые функции мозга, называемые психическими, ранее непонятные и приписываемые духу, душе, можно воспроизвести на механических приборах.
Что касается противопоставления детерминизма и нравственности, то Павлов отвечал на этот вопрос примерно в том же смысле, как и Сеченов: «Система (машина) и человек со всеми его идеалами, стремлениями и достижениями — какое, казалось бы на первый взгляд, ужасающее дисгармоническое сопоставление! Но так ли это? И с развитой точки зрения разве человек не верх природы, не высшее олицетворение ресурсов беспредельной природы, не осуществление ее могучих, еще неизведанных законов! Разве это не может поддерживать достоинство человека, наполнять его высшим удовлетворением! А жизненно остается все то же, что и при идее о свободе воли с ее личной, общественной и государственной ответственностью: во мне остается возможность, а отсюда и обязанность для меня, знать себя и постоянно, пользуясь этим знанием, держать себя на высоте моих средств. Разве общественные и государственные обязанности и требования — не условия, которые предъявляются к моей системе и должны в ней производить соответствующие реакции в интересах целостности и усовершенствования системы?».42
Из этих высказываний явствует, что Павлов в понимании детерминизма стоял на четких позициях диалектического материализма, что совпадает с высказываниями
42 Там же, стр. 454, 455.
по этому поводу В. И. Ленина: «Идея детерминизма, — писал Ленин, — устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий. Совсем напротив, только при детерминистическом взгляде и возможна строгая и правильная оценка, а не сваливание чего угодно на свободную волю».43
Свобода воли, согласно определению Ф. Энгельса, заключается в способности принимать решения со знанием дела. «Свобода. . ., — говорит он, — состоит в основанном на познании необходимостей природы господстве над нами самими и над внешней природой».44
Не в том же ли самом смысле высказывался Павлов, когда писал, что «во мне остается возможность, а отсюда и обязанность для меня, знать себя и постоянно, пользуясь этим знанием, держать себя на высоте моих средств».
Таким образом одним из важнейших методологических принципов рефлекторной теории Павлов считал детерминизм.
ЕДИНСТВО АНАЛИЗА И СИНТЕЗА В РАБОТЕ ГОЛОВНОГО МОЗГА
Вторым принципом рефлекторной теории Павлова является принцип анализа и синтеза в высшей нервной деятельности. Решая эту проблему в духе диалектического материализма, Павлов боролся против идеалистических направлений в психологии. Старая ассоциативная психология занималась изучением одной функции мозга — соединения отдельных элементов и анализом установившихся связей; более новые течения — гештальтпсихоло-гия (от немецкого слова «Gestalt» — представление») и бихевиоризм (от английского слова «behavior» — «поведение»), наоборот, брали психическую деятельность как нечто готовое, целое или рассматривали уже готовые акты поведения, не вдаваясь в анализ нервных механизмов поведения, результатами которых и является данный акт.
В рефлекторной теории Павлова слиты воедино как анализ, так и синтез, что Павлов подчеркивает, описывая
49 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. I, стр. 159.
44 К. М «'р к с и Ф. Э н г е л ь с, Сочинения, изд. 2, т. 20, 1961, стр. 116.
аналитическую и синтетическую работу больших полушарий. Анализ заключается в постоянном дроблении раздражителей окружающей среды, различении и образовании на них условных рефлексов или затормаживании реакций на те, которые не нужны или вредны для животного.
Однако правильные соотношения животного с окружающей средой невозможны без обобщения, без целостного реагирования. Сам факт образования условного рефлекса, замыкания новой связи Павлов относил к функции синтеза.
При выработке условного рефлекса реакция слюноотделения наступает не только при действии данного раздражителя, но и многих других, т. е. первоначальная реакция имеет обобщенный характер.
Применение одновременного комплекса раздражителей показывает, что реакция на комплекс и на отдельные компоненты комплекса могут находиться в разнообразных соотношениях.
При работе с комплексом последовательных раздражителей можно выработать дифференцировку, меняя порядок раздражителей, т. е., скажем, на комплекс: свет— касалка—бульканье будет выделяться слюна, а на комплекс с перстановкой двух крайних раздражителей: бульканье—касалка—свет слюноотделения не будет.
Целостность условнорефлекторной деятельности сказывается и в так называемой системности в работе больших полушарий. Если давать систему разных положительных и отрицательных раздражителей, на каждый из которых в зависимости от его физической силы будет выделяться определенное количество слюны, а на тормозный совсем не будет, то при подстановке на все места какого-нибудь одного раздражителя реакция будет соответствовать не наличному раздражителю, а тому раздражителю, место которого он занимает (рис. 10).
Другим примером целостной работы мозга является так называемое условнорефлекторное переключение. Например, у собаки можно выработать на* звук бульканья в одной камере пищевую реакцию при сопровождении его пищей, а в другой — оборонительную при сопровождении его болевым раздражением лапы. Иначе говоря, один и тот же раздражитель в результате комплексного воздействия всей обстановки в одном случае вызывает выделение слюны и приближение морды к кормушке, в другой — отдергивание лапы.
7 Зак. 506
43
Все эти примеры показывают, что кора головного мозга не механически, не изолированно реагирует всегда одним и тем же способом на один и тот же раздражитель, а целостно, в связи с обстоятельствами, с обстановкой. Павлов писал: «Для нас совершенно ясно, что кора больших полушарий представляет собой сложнейшую функциональную мозаику из отдельных элементов, каждый из которых
Рис. 10. Системность в работе больших полушарий головного мозга (по Э. Асратяну). (Из книги А. Б. Когана «Основы физиологии высшей нервной деятельности», 1959).
Столбиками обозначена величина условного слюноотделения па раздражители: 1 — звонок; 2 —метроном с частотой 60 ударов в мин.; 3 — шипение; 4 — метроном с частотой 120 ударов в мин. (дифференцировка); 5 — свет; 6 — касалка. А — применение системы разных условных раздражителей; Б — повторение одного и того же метронома с частотой 60 ударов в мин. вместо разных условных раздражителей; В — повторение шипения вместо разных условных раздражителей; Г — повторение света вместо разных условных раздражителей.
имеет определенное физиологическое действие — положительное или тормозное. С другой стороны, также несомненно, что все эти элементы объединены в каждый данный момент в систему, где каждый из элементов находится во взаимодействии со всеми остальными».45
Павлов резко критиковал представителя гештальт-психологии Кёлёра за его субъективно-психологический, ненаучный подход к объяснению наблюдаемой ими деятельности обезьян. Указанный исследователь, не будучи в состоянии понять белее сложное поведение обезьян,
46 Цит. по: Ф.П.Майоров. История учения об условных рефлексах. Л.—М., 1948, стр. 247.
чем у собак, прибегал к особым терминам «специальная интеллигентность обезьян» и «ассоциативный процесс» у собак, считая, что этим он как-то объясняет сложность деятельности обезьян и разницу таковой одних и других. Павлов, наблюдая за решением задач, предъявлявшихся обезьянам с кличками Рафаель и Роза,-считал, что все факты можно объяснить, исходя из рефлекторной теории. Обезьянам предлагался ящик с пищей и, чтобы получить последнюю, они должны были вставить в определенной формы отверстие (четырехугольное, трехугол*ьное и круглое) соответствующей формы палку, которой открывали дверку и доставали пищу (рис. 11). Обезьяны, действуя сначала хаотически, постепенно научились подбирать палки, соответствующие отверстию, с каждым разом делая все меньше ошибок и быстрее достигая цели. Все это можно было объяснить на основании уже изученных явлений высшей нервной деятельности, а именно форма палок, не соответствующая отверстиям, не подкреплялась пищей и применение их угашалось, а правильные формы подкреплялись и ассоциировались с соответствующими отверстиями. Принципиальной разницы между деятельностью обезьян и собак Павлов не видел, а видимую «интеллигентность» обезьян объяснял наличием у нее рук и кажущимся подобием человеческой деятельности.
Таким же образом отметал Павлов изобретаемое психологами антропоморфическое объяснение (перенос на животное человеческого отношения к вещам) непонятных фактов. В одну из «сред» он высказал свое отношение к этому вопросу: «Я и говорю, что стремление сделать психологическое отличие обезьяны от собаки по ассоциационному процессу есть скрытое желание психологов уйти от ясного решения вопроса, сделать его таинственным, особенным. В этом вредном, я бы сказал паскудном стремлении уйти от истины, психологи, типа Йеркса или Кёлера, пользуются такими пустыми представлениями, как, например: обезьяна отошла, „подумала на свободе41 по-человечески и „решила это дело“. Конечно, это дребедень, ребяческий выход, недостойный выход. Мы очень хорошо знаем, что сплошь и рядом собака какую-нибудь задачу решает и не может решить, а стоит ей дать отдых, положим денька на два, тогда она решает. Что она в это время подумала, что ли? Нет, просто в связи с утомлением появлялось на сцену торможение, а торможение все смазывает,
затрудняет и уничтожает. Это самая обыкновенная вещь».46
Павлов неоднократно возвращался к объяснению с позиций рефлекторной теории явлений и фактов, описанных зарубежными исследователями, перед которыми они становились в тупик и давали субъективно-психологиче-
Рис. 11. Дифференцирование обезьяной комплексных раздражителей. (Из книги Э. Г. Вацуро «Исследование высшей нервной деятельности антропоида», 1948).
Благодаря образованию условной связи обезьяна, чтобы получить пищу, выбирает палку только определенной формы, подходящую к данному отверстию, и отпирает ящик.
ское толкование, или прибегали к новым, ничего не объясняющим терминам. Таково, например, объяснение Кёлером его опытов с обезьянами. Он заставлял их доставать высоко подвешенный плод путем нагораживания один на другой ящиков и влезанием на них (рис. 12). Все неудачные попытки, которые Кёлер называет методом проб и ошибок, по его мнению, не доказывают разума. После многих неудач обезьяна отходит в сторону и сидит, ничего
46 Павловские среды, т. II, стр. 388.
не предпринимая. После такого сидения и покоя она вновь принимается за работу и достигает цели. Кёлер считает, что когда она сидит, она совершает разумную работу.
Рис. 12. Постройка шимпанзе пирамиды из ящиков для доставания пищи. (Из книги Г. 3. Рогинского «Развитие мозга и психики», 1948).
«Как вам нравится! — восклицает Павлов, — доказательство разумности есть молчаливое бездействие обезьяны. А то, что обезьяна действует палкой, нагораживает ящики — все это неразумно... Конечно, нужно понять это таким образом, что Кёлер заяцлыц анимист, он никак
не может помириться, что эту душу можно взять в руки, взять в лабораторию, на собаках разъяснить законы ее деятельности. Он этого не хочет допустить».47 И дальше Павлов анализирует тот же опыт, проведенный в Колтушах на его глазах. Мышление обезьяны, т. е. образование в этом опыте новых связей, ассоциаций, торможение бесполезных действий и происходит во время ее работы, а не во время сидения. «Ее мышление вы видите своими глазами в ее поступках. В этом — доказательство ее разумности. Это доказывает, что ничего в разуме, кроме ассоциаций, нет, кроме ассоциаций правильных и неправильных, кроме правильных комбинаций ассоциаций и неправильных комбинаций. А Кёлер стоит на точке зрения, что именно не ассоциация, а разумность, а ведь вся-то разумность и состоит из ассоциаций. . . Для обезьяны задача — достать плод не палкой, и вот она на ваших глазах это делает путем проб и ошибок, т. е. путем ассоциации, — какой может быть иной разговор! Чем это отличается от наших научных достижений? — то же самое. Конечно, это есть разумность элементарная, отличающаяся от нашей только бедностью ассоциаций. Обезьяна имеет ассоциации, образованные от взаимодействия с механическими предметами природы.
«Если обсудить еще раз, если сказать, в чем успех обезьяны сравнительно с другими животными, почему она ближе к человеку, то именно потому, что у нее имеются руки, даже четыре „руки“, т. е. больше, чем у нас с вами. Благодаря этому она имеет возможность вступать в очень сложные отношения с окружающими предметами. Вот почему у нее образуется масса ассоциаций, которых не имеется у остальных животных. Соответственно этому, так как эти двигательные ассоциации и должны иметь свой материальный субстрат в нервной системе, в мозгу, то и большие полушария у обезьяны развились больше, чем у других, причем развились именно в связи с разнообразием двигательных функций. У нас же, кроме разнообразия движения рук, есть сложность движения речи. . . Конечно, Кёлер — жертва анимизма».48
Другим примером, по Кёлеру, якобы внезапного решения задачи или «осмысливания», чему соответствует
47 Там же, стр. 430.
48 Там же, стр. 431, 432,
английский термин «инсайт», является следующий факт. Собака заключается в клетку, причем за передней стенкой клетки снаружи лежит еда, а сзади расположена дверь, через которую собака может выйти. Когда еда кладется далеко от клетки, собака оборачивается назад, пробегает в дверь, огибает клетку и достает еду. Когда же еда кладется близко к решетке, она сильно раздражает собаку, она все время кидается на решетку и не бежит в обход. «Это значит, что от сильного раздражителя это „знание** было заторможено и собака не пользовалась им. Так что весь инсайт и заключается именно в элементарном знании, которое раньше было получено таким методом проб и ошибок.
«Вы на этих обезьянах видите до последней степени отчетливо, что все это знание, правильное соотношение организма с окружающей средой получается непременно методом проб и ошибок, который фиксируется в силу подкрепления. Это совершенно очевидно».49
Разбирая на одной из «сред» опыты с обезьянами, Павлов определял мышление у них как ассоциации, сначала элементарные, потом цепи ассоциаций. Однако это только одна половина мышления — синтез, т. е. соединение впечатлений от двух внешних предметов и пользование этим соединением. Но затем выступает процесс анализа, т. е. различение раздражителей нашими рецепторами (воспринимающими органами), и разъединение связей, осуществляемое корой головного мозга. Первый этап этого анализа — процесс генерализации, т. е. обобщение, когда, например, собака реагирует слюноотделением не только на определенный тон, подкрепляемый пищей, но и на соседние тоны в результате распространения возбуждения. Но когда связь с этими другими тонами не оправдывается, она затормаживается. Таким образом, реальная связь становится все точнее и точнее.
«Таковым является и процесс научной мысли, — говорит Павлов.
«Все навыки научной мысли заключаются в том, чтобы, во-первых, получить более постоянную и более точную связь, а, во-вторых, откинуть потом связи случайные.
«Таким образом, с этой точки зрения все понимается. Мышление непременно начинается с ассоциаций, с син
49 Там же, стр. 574.
теза, затем идет соединение работы синтеза с этим анализом».50
Так Павлов, руководимый диалектико-материалистическим мышлением и с фактами в руках, опровергал идеалистические установки зарубежных психологов. Только рассматривая поведение животных в свете павловского принципа единства' анализа и синтеза в высшей нервной деятельности, можно найти правильное объяснение наблюдаемым фактам. Там, где^психологи-гештальтисты применяли ничего не объясняющие термины «интеллигентность», «инсайт», т. е. видели только готовые результаты психической деятельности, Павлов нашел ключ к расшифровке этих явлений в виде рефлекторной теории с ее методологическими принципами, в частности принципом единства анализа и синтеза в работе мозга.
Полемизируя с Кёлером по поводу его непризнания рефлекторной теории, Иван Петрович говорил: «Вот его отношение к нашим условным рефлексам. Объясните мне, как это понимать? Я не понимаю. . . автор, оказывается, в Берлинском университете читает психологию на богословском факультете. Там, конечно, не встанешь на нашу точку зрения! Только с такой точки зрения можно понять это недомыслие».51
В этой реплике чрезвычайно ярко сказывается оценка Павловым реакционной антинаучной сущности религии.
МОЗГ —ОРГАН ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ (ПСИХИЧЕСКОЙ) ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Материалистическое представление о том, что психика сознание есть функция мозга, проходит красной нитью через все учение И. П. Павлова. Описывая явления условного рефлекса и устанавливая закономерности высшей нервной деятельности, Павлов стремился найти и анатомический субстрат, материальную почву, на которой происходят наблюдаемые процессы. Это есть один из принципов рефлекторной теории Павлова — принцип структурности. Павлов писал: «Функция связи как внутренних, так и внешних соотношений в организме осуществляется в нервной системе, представляющей видимый аппарат. * 61
50 Там же, стр. 585.
61 Там же, т. III, 1949, стр. 18,
На этом, конечно, аппарате разыгрываются динамические явления, которые и должны быть приурочены к тонь-чайшим деталям конструкции аппарата».62 С*этой целью в павловской школе строились схемы рефлекторной дуги и производилась экстирпация (удаление) различных отделов головного мозга.
Рефлекс — этот основной элемент высшей нервной или психической деятельности осуществляется при помощи определенной структуры. Это — рецепторный или воспринимающий аппарат, афферентный или центростремительный нерв, центральная станция (центр) и эфферентный или центробежный нерв с его рабочей тканью или исполнительным органом.63 Многочисленными работами павловской школы было доказано, что условнорефлекторная или приобретенная в течение индивидуальной жизни деятельность есть функция преимущественно высшего отдела центральной нервной системы — коры головного мозга, в то время как базой безусловнорефлекторной или инстинктивной деятельности являются нижележащие подкорковые образования (нервные элементы, расположенные ниже коры больших полушарий).
Однако было бы неправильно резко разграничивать и абсолютно противопоставлять кору и подкорку. Во-первых, в коре головного мозга имеется представительство и безусловных рефлексов, и именно в ней происходит новое замыкание условных связей между пришедшим новым индифферентным раздражителем и представительством безусловного рефлекса. С другой стороны, у животных со слабо развитой корой, например у птиц, и после удаления коры возможно образование некоторых условных рефлексов. Кора и подкорка работают в тесном взаимодействии. Кора управляет подкоркой, но в свою очередь она заряжается последней энергетически. 52 53 * * * *
52 И. П. Павлов, Поли. собр. трудов, т. III, стр. 437.
53 В настоящее время внимание физиологов (П. К. Анохин и некоторые другие) все больше привлекает дополнительное звено
в структуре условного рефлекса — это афферентные (приводящие) пути с исполнительного органа в центр, служащие для ин-
формации о правильности произведенного действия («обратная аф-ферентация» или «санкционирующая афферентация», по Анохину,
а также «обратная связь» — термин, принятый в кибернетике). При нарушении обратной афферентации возникают патологические
(болезненные) явления в деятельности организма.
Воззрения Сеченова и Павлова получили дальнейшее развитие в современном учении о так называемой ретикулярной формации, которая представляет собой группы нервных клеток и волокон, расположенных в стволе головного мозга от продолговатого мозга до подкорковых образований включительно. К настоящему моменту рядом зарубежных исследователей (начиная с Мегуна, 1950) и нашими учеными собрано много фактов, освещающих роль ретикулярной формации в поведении животных и человека. Показана связь и взаимодействие между корой и ретикулярной формацией.
Говоря о структурности, мы должны остановиться на вопросе о локализации функций в больших полушариях и на том, как подходил к этой проблеме Павлов.
В начале XIX в. французским врачом Галлем было создано учение о связи психических функций со строением черепа, так называемая френология. В число этих функций входили такие, например, как «приличная воспитанность», «кротость и благость», «религия и благочестие» и т. п. Теперь это учение, естественно, отошло в область истории.
В 1870 г. Г. Фритч и Е. Гитциг и независимо от них в том же году А. И. Тышецкий (в лаборатории Сеченова), раздражая слабым электрическим током определенные области двигательной зоны коры головного мозга, получали сокращения определенных групп мышц. Таким образом, впервые была установлена локализация в мозгу двигательных функций.
Психологи, пользуясь своими неопределенными понятиями, пытались установить в мозговой коре центры ощущений, ассоциаций, мнестические, т. е. центры памяти и даже центры для образования общих представлений («высшие психические центры»). Павлов, пользуясь рефлекторной теорией, стал рассматривать локализацию функций с новых позиций. При разрушении тех или иных участков головного мозга им и его сотрудниками изучались нарушения приспособления организма к окружающей среде, т. е. нарушения условнорефлекторной деятельности. В известных опытах удаления’у собак височных долей ученый Мунк характеризовал возникшее состояние собаки, как «животное слышит», но «не понимает». Павлов говорит, что здесь «исследование упирается в термин
„понимает“ как в угол. Что же дальше?».54 Павлов считал, что с физиологической же точки зрения можно анализировать нарушения восприятия звука по силе, продолжительности и т. д., и при восстановлении звукового анализатора — области, воспринимающей звук, — должны происходить разные стадии деятельности его. Собака с удаленными височными долями реагирует настораживанием ушей на всякий звук, т. е. звук до нее доходит, но она не идет на свою кличку и не выполняет приказания, как она это делала до операции. По Павлову это нужно объяснить нарушением синтеза и анализа сложных звуковых раздражителей, выработанных до операции. То же самое происходит при удалении центральной части светового анализатора (в затылочной области). Явления, которые Мунк неудачно называл психической слепотой (собака «видит, но не понимает»), Павлов рассматривал как нарушение синтеза и анализа сложных зрительных раздражений.
В настоящее время на основании многочисленных данных наукой установлено, что, например, локализация в мозгу человека некоторых специально человеческих функций, связанных с речью, распределяется в коре головного мозга так, как показано на рис. 13.
По воззрениям Павлова, — пишет А. Г. Иванов-Смоленский, — вся мозговая кора представляет собой сплошную воспринимающую поверхность раздражений, идущих от периферических анализаторов (органов чувств), и каждая область имеет центральную часть или ядро, где осуществляется высший синтез и анализ, и свою широко распространяющуюся по мозговой коре периферию, где синтез и анализ возможны лишь в самой элементарной форме. «Что касается замыкательной функции, то она, по И. П. Павлову, не имеет определенной локализации: временная, приобретенная, условная связь, или, другими словами, ассоциация, может возникнуть между самыми различными пунктами мозговой коры, может связать, сочетать между собой самые различные ее области. Любое раздражение, достигшее мозговой коры, может образовать условную связь, ассоциироваться с любой деятельностью организма».55
64 И. П. П а в л о в, Поли. собр. трудов, т. IV, стр. 277.
65 А. Г. Иванов-Смоленский. Очерки патофизиологии высшей нервной деятельности. М., 1949, стр. 28, 29.
Таким образом, Павлов отрицал существование специальных ассоциационных центров,Т«центров запоминания», «верховных центров», управляющих всей мозговой деятельностью.
На основании многочисленных опытов было установлено, что при полном удалении мозговой коры утрачивается
Рис. 13. Расположение некоторых специальных частей анализатора словесных сигналов в коре головного мозга человека.
(Из книги А. Б. Когана «Основы физиологии высшей нервной деятельности», 1959).
1 — анализ речевых движений (центр Брока); 2 — область двигательного анализатора; з — анализ устных словесных сигналов (центр Вернике); 4 — область слухового анализатора; 5 — анализ письменных словесных сигналов; 6 — область зрительного анализатора.
способность образования новых условных рефлексов, теряются также и уже ранее приобретенные рефлексы, т. е. весь предыдущий опыт животного. Остается лишь безусловнорефлекторная деятельность вместе с ее сложными формами — инстинктами (пищевым, оборонительным и др.).
В отношении вопроса о локализации отдельных высших функций в коре головного мозга хотя и раньше имелись факты, но, как писал Павлов, положение дела долго оставалось неопределенным в силу того, что этим занимались психологи с их неопределенными психологическцмц
понятиями, а у физиологов’не было раньше своей чисто физиологической характеристики нормальной деятельности коры. Но положение дела радикально изменилось после создания учения об условных рефлексах. Пользуясь условными рефлексами, можно видеть, что, например, собака, лишенная большей задней части обоих полушарий, не различает сложных зрительных и слуховых раздражений и в то же время точно отвечает на кожные и запаховые раздражители,';а собака без верхних половин обоих полушарий теряет способность ориентироваться относительно тел, встречающихся в окружающем пространстве, но сохраняет сложные звуковые отношения, и, наконец, собака без передних половин обоих полушарий, являющаяся инвалидом в отношении движений, в то же время правильно реагирует на внешние раздражители слюнной железой. «Можно ли, — пишет Павлов, — не проникнуться прежде всего первостепенным значением именно конструкции больших полушарий в основной задаче организма правильного ориентирования в окружающей среде, уравновешивания с ней».5®
По вопросу локализации функций Павлов резко критиковал позицию американского психолога Лешли, который выступал против рефлекторной теории. Лешли, пользуясь своим экспериментальным материалом, утверждал, что сложные функции не связаны с определенной пространственной локализацией в мозгу, а зависит от общей массы мозговой ткани. Павлов подробно разобрал и проанализировал тот экспериментальный материал, на основании которого Лешли сделал свои выводы. Лешли пользовался лабиринтной методикой, изучая побежку крыс в лабиринте для добывания пищи. Он отмечал, что решение лабиринтной задачи замедляется в зависимости только от величины разрушения больших полушарий мозга, но не от места повреждения. Павлов высказал сожаление, что автор не пользовался рефлекторной теорией, поэтому пришел к неправильным выводам. При побежке по лабиринту крыса пользуется многими рецепторами (органами чувств), области которых расположены в разных местах полушарий. При разрушении части их остаются другие, при помощи которых крыса может еще ориентироваться, хотя и хуже, чем при наличии всех органов чувств. Если разрушить
68 И. П. П а в л о в, Поли. собр. трудов, т. III, стр. 440.
все рецепторы разом, то, очевидно, крыса не могла бы вовсе ориентироваться, а этого Лешли не проделал. Лешли утверждал, что в ориентации крысы играет роль «развитие некоторой центральной организации, которой может поддерживаться чувство общего направления» На это Павлов ответил: «Поистине, можно сказать, какая-то бестелесная реакция!».57
Таким образом, в разбираемом нами вопросе Павлов выступал как последовательный материалист. Его точка зрения совпадает с высказываниями классиков марксизма-ленинизма. Своим богатейшим экспериментальным материалом и крупными научными обобщениями Павлов укреплял и развивал дальше материалистическую философию. Маркс и Энгельс писали: «Наше сознание и мышление, как бы ни казались они сверхчувственными, являются продуктом вещественного, телесного органа — мозга».* 58
Примерно то же самое говорил и В. И. Ленин: «Материалистическое устранение „дуализма духа и тела" (т. е. материалистический монизм) состоит в том, что дух не существует независимо от тела, что дух есть вторичное, функция мозга, отражение внешнего мира».59
ОСОБЕННОСТИ ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ (ПСИХИЧЕСКОЙ) ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
Несмотря на бурное продвижение исследований по экспериментальному изучению высшей нервной деятельности и ее закономерностей на животных, оставался еще не перейденный рубеж между тем, что было установлено на животных и «своеобразием» человека, обладающего«речью и логическим мышлением, которых нет у животного и которые не были подвластны физиологическому изучению.
Однако, в результате успехов в изучении высшей нервной деятельности животных и включения Павловым в круг своих интересов исследования высшей нервной деятельности человека и эта область подверглась анализу с естественнонаучных позиций.
67 Там же, стр. 445.
58 К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 21, 1961, стр. 285.
69 В. И. Л е н и н, Поли. собр. соч., т. 18, 1961, стр. 88.
Олово Пайлой рассматривал как «реальный условный раздражитель, как и все остальные общие у него с животными, но вместе с тем и такой многообъемлющий, как никакие другие, не идущий в этом отношении ни в какое количественное и качественное сравнение с условными раздражителями животных. Слово, благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека, связано со всеми внешними и внутренними раздражениями, приходящими в большие полушария, все их сигнализирует, всех их заменяет и потому может вызвать все те действия, реакции организма, которые обусловливают те раздражения».60
Таким образом, слово есть реальный физический раздражитель, а идея, смысл, заключающийся в слове, в фразе и есть то условнорефлекторное содержание слова, которое является отражением действительности. Благодаря слову стало возможным то высшее отвлечение и обобщение, абстракция, которые свойственны человеческому мозгу. А это и есть особенность человеческого мышления. Язык, следовательно, является осязаемой действительностью мышления, что соответствует положению К. Маркса: «На „духе“ с самого начала лежит проклятие — быть „отягощенным14 материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков — словом, в виде языка».61 К. Маркс писал также: «Язык — непосредственная действительность мысли».
Вот эту систему речи и мышления, связанных с высокой степенью обобщения, Павлов назвал второй сигнальной системой в отличие от первой сигнальной системы, свойственной и животным и человеку. При помощи этой последней осуществляется непосредственная сигнализация внешней среды, сигналом здесь служит любой физический раздражитель. Во второй сигнальной системе сигналом служит слово, произносимое или написанное, речь, т. е. сигнал сигналов. Это тоже физический раздражитель, но не непосредственно отражающий внешнюю среду, а опосредованный, сигнал обобщающий, так сказать сигнал второй степени. Возникновение языка, а следовательно, и второй сигнальной системы также в настоящее время не является загадкой. Эта система возникла и развилась
60 И. П. Павлов, Поли. собр. трудов, т. IV, стр. 337.
61 К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 3, 1955, стр. 29.
в результате общения людей друг с другом в процессе их общественного труда.
Не касаясь философского определения сознания, Павлов дал физиологическое понимание того, что мы называем «сознательным», иначе говоря, что происходит в мозгу, когда мы говорим о сознательной деятельности: «С этой точки зрения, — писал Павлов, — сознание представ-вляется мне нервной деятельностью определенного участка больших полушарий, в данный момент, при данных условиях, обладающего известной оптимальной (вероятно, она будет средняя) возбудимостью. В этот же момент вся остальная часть больших полушарий находится в состоянии более или менее пониженной возбудимости. В участке больших полушарий с оптимальной возбудимостью легко образуются новые условные рефлексы и успешно вырабатываются дифференцировки. Это есть, таким образом, в данный момент, так сказать, творческий отдел больших полушарий. Другие же отделы их, с пониженной возбудимостью, на это не способны, и их функцию при этом — самое большее — составляют ранее выработанные рефлексы, стереотипно возникающие при наличности соответствующих раздражителей. Деятельность этих отделов есть то, что мы субъективно называем бессознательной, автоматической деятельностью. Участок с оптимальной деятельностью не есть, конечно, закрепленный участок; наоборот, он постоянно перемещается по всему пространству больших полушарий в зависимости от связей, существующих между центрами, и под влиянием внешних раздражений. Соответственно, конечно, изменяется и территория с пониженной возбудимостью. Если бы можно было видеть черепную крышку и если бы место больших полушарий с оптимальной возбудимостью светилось, то мы увидели бы на думающем сознательном человеке как по его большим полушариям передвигается постоянно изменяющееся в форме и величине причудливое неправильных очертаний светлое пятно, окруженное на всем остальном пространстве полушарий более или менее значительной тенью».62
К настоящему времени в связи с изучением и записью биотоков мозга (электроэнцефалография) проф. М. Н. Ливанов сконструировал прибор (электроэнцефалоскоп),
62 И. П. П а в л о в, Поли. собр. трудов, т. III, стр. 196, 197.
иллюстрирующии в некотором отношении картину, нарисованную Павловым. От различных участков мозга (до 100 точек) отводятся к прибору биотоки и в зависимости от большей или меньшей электрической активности тех или иных участков мозга на схеме прибора возникает мозаика светящихся и затемненных областей.
ПАВЛОВ О «ТАИНСТВЕННЫХ ЯВЛЕНИЯХ» В ПСИХИКЕ ЧЕЛОВЕКА
Занимаясь изучением функций головного мозга, Павлов не оставил в стороне и так называемые таинственные явления человеческой психики. Сон, явления гипноза и внушения, издавна окутанные туманом мистицизма, изучались Павловым с тех же объективных позиций методом условных рефлексов, в результате чего и были вскрыты их физиологические механизмы.
В лабораториях Павлова было установлено, что сон развивается у животных, когда на них действуют однообразные, монотонные раздражители или когда даются часто так называемые тормозные раздражители, т. е. вызывающие отмену какой-нибудь деятельности. В обоих случаях в мозгу развивается тормозной процесс и, если он преобладает над процессом возбуждения и разливается по большей части коры, то наступает сон.
Обычный наш ночной сон возникает, с одной стороны, в связи с понижением возбудимости клеток коры головного мозга вследствие утомления, с другой — как рефлекс на время, т. е. благодаря установившемуся уже в течение жизни определенному ритму смены бодрствования и сна. Благоприятно влияют также на развитие сна вся привычная обстановка (как условнорефлекторный раздражитель): ритуал отхода ко сну, постель и т. п. Большое значение имеет также выключение лишних раздражителей: света, звуков и т. д. Наш естественный сон наступает раньше полного истощения мозга и является охранительной, предупреждающей, защитной мерой, восстанавливающей работоспособность нервной системы и всего организма.
Видимые проявления гипноза Павлову удалось наблюдать также в лабораториях на собаках. Обычно среди публики принято считать гипноз присущим только человеку, а главным его свойством — повышенную внушаемость гипнотизируемого и способность выполнять приказы гипно-
тизера, в том числе и такие, которые противоречат действительности. На самом деле существует и еще ряд признаков гипнотического состояния, к которым относятся, например, изменения в двигательной сфере: расслабление мышечного тонуса (напряжения) или восковая гибкость, когда какой-нибудь член сохраняет то положение, которое ему придает гипнотизер (рис. 14), или резкое напряжение
Рис. 14. Восковая гибкость мускулатуры в гипнозе.
мускулатуры — «одеревенение», когда можно продемонстрировать «мост» на загипнотизированном, положив его между стульями и оперев на последние только затылком и пятками (рис. 15). Многие из этих явлений наблюдались и у собак в лаборатории в переходных состояниях от бодрствования ко сну или обратно.
Павлов дал научное объяснение и так называемому гипнозу животных. Еще в 1646 г. профессором Кирхером был описан относящийся к рассматриваемым нами явлениям опыт, известный под названием «experimentum mirabile» (чудесный опыт). Названный исследователь брал курицу, клал ее боком на пол или на стол, пригибал ей голову, 60
удерживал ее в таком положении некоторое время, пока она не успокоится, и проводил мелом черту по полу от ее клюва. После этого курица, предоставленная самой себе, оставалась в таком вынужденном, неестественном положении некоторое время.
Биологический смысл этого факта Павлов видел в инстинкте самосохранения. Если у животного нет возмож-
Рис. 15. «Мост» загипнотизированного.
ности спастись бегством, единственным шансом остаться целым является полное обездвижение, чтобы не быть замеченным врагом, не привлечь к себе внимание и не вызвать у него агрессивной нападающей реакции. К этому же разряду явлений относится и так называемая мнимая смерть, т. е. полное обездвижение, наблюдаемая у некоторых видов насекомых при внешнем воздействии на них, например дуновением или прикосновением. Физиологический механизм приведенных явлений заключается, по Павлову, в наступлении запредельного торможения
в нервной системе животного, главным образом в двигательной сфере, под влиянием сверхсильного раздражителя, в первом случае в форме энергичного действия, подавляющего всякое сопротивление животного, а во втором — в виде грозящей опасности. Описанный гипноз можно вызвать у многих представителей животного царства (кур, лягушек, раков и др.) путем внезапного встряхивания или насильственного удерживания их в определенной позе
Рис. 16. Гипноз курицы (явления каталепсии или восковой гибкости).
(рис. 16 и 17). Идею о единстве гипноза животных и человека высказывал еще в 1878 г. русский физиолог В. Я. Данилевский, хотя в то время не все с ним соглашались. Оцепенение или столбняк, наступающий у человека в случае сильного страха, представляет собой тот же вышеописанный рефлекс.
Таким образом, во всех приведенных фактах проявляется один и тот же механизм частичного торможения центральной нервной системы, т. е. как раз то, что и характерно для гипнотического состояния.
Но самым замечательным было наблюдение сотрудника Павлова Б. Н. Бирмана, который погружал собаку в глубокий сон, из которого ее не могли вывести самые громкие звуки, однако она сразу просыпалась, когда звучал тон 62
определенной высоты, на который она обычно получала пищу. Этим была создана модель человеческого гипноза, когда загипнотизированного ничто не может вывести из гипнотического сна, кроме голоса (приказа) гипнотизера. Благодаря указанным наблюдениям стал понятен и механизм гипноза. Павлов рассматривал его как частичный сон, при котором большая часть коры головного мозга находится в состоянии торможения или сна, и один только
Рис. 17. Гипноз лягушки.
участок — «пункт» остается бодрствующим, тот, посредством которого осуществляется так называемый «раппорт», т. е. связь между гипнотизером и гипнотизируемым. Этот пункт был назван сторожевым пунктом. Подобным же образом объясняется и такой факт из обычной жизни, когда, например, мать ночью не реагирует на посторонние звуки, но стоит застонать или пошевелиться ее ребенку, как она просыпается.
Такой же механизм лежит в основе внушения и повышенной внушаемости в гипнозе. Когда разговаривают с человеком или что-нибудь ему внушают в состоянии бодр-
СТвойайиЯ, ой йод влиянием критики своего сознания одно принимает, другое отбрасывает. Когда же он находится в гипнотическом состоянии, то сторожевой пункт, который воспринимает внушение, не связан со всей остальной мозговой корой, находящейся в состоянии торможения (сна), и поэтому внушение действует категорически. Загипнотизированный не может ни оценить его целесообразность, ни сопоставить с действительностью и поэтому внушение гипнотизера выполняется, хотя бы оно и противоречило действительности. Поскольку внушение может проводиться посредством слова, а последнее, как мы указывали, Павлов рассматривал как условнорефлекторный раздражитель, то и внушение он считал как «наиболее упрощенный типичнейший условный рефлекс человека».
Сновидения, вызывавшие у первобытных людей суеверные представления об улетающей и путешествующей душе, а для малокультурных людей и до сих пор представляющиеся предзнаменованием будущих событий, также получили свое научное объяснение на основе учения Павлова. Работа мозга полностью выключается или после смерти или во время обморока, наркоза, а также иногда во время очень глубокого сна. Но в обычном сне большею частью остаются незаторможенными отдельные пункты коры головного мозга, особенно вскоре после засыпания или незадолго до пробуждения, когда сон неглубокий. Вот эти-то бодрствующие пункты (очаги) и служат материальной базой для развития сновидений. Кроме того, как показывают наблюдения, а также специально поставленные опыты, в развитии сновидений играют роль внешние раздражители, растормаживающие соответствующие участки мозга. Так, например, направленный на лицо спящего луч света от близко расположенной лампы может вызвать сновидение, связанное с пребыванием на пляже, поднесение к носу спящего духов — сцены, связанные с цветами, звон посуды — колокольный звон или шум боя и т. п. Поскольку в поверхностном сне функционируют только отдельные разрозненные участки мозга, а вся остальная большая часть мозга спит, то и сновидения могут быть отрывочные, бессвязные, а порой и бессмысленные. Нам понятна теперь с точки зрения учения Павлова и характерная черта большинства сновидений — их образность; реже участвуют в сновидении речь, разговор. Это
объясняется тем, что вторая сигнальйай система, сЯязай* ная с речью, раньше и скорее всего подвергается торможению, и наоборот, позже освобождается от него. Поэтому во сне преобладает деятельность первой сигнальной системы, связанной с образным восприятием и мышлением. Все образы сновидений имеют обязательно в своей основе прошлый опыт, уже пережитые впечатления. Еще Сеченов говорил, что сновидения — это «небывалые комбинации бывалых впечатлений».
К будущему сновидения могут иметь отношение только постольку, поскольку человек сам думает о будущих событиях или тревожится по поводу могущей произойти неприятности или несчастья.
В некоторых случаях сновидение может быть действительно вещим, но не в смысле предсказания событий, происходящих вне организма человека, а свидетельствующих о каких-то нарушениях в деятельности самого организма. Как мы уже упоминали, существует тесная связь коры головного мозга с внутренними органами. С воспринимающих чувствительных окончаний нервов, пронизывающих внутренние органы, все время идут импульсы в мозг, сигнализирующие о состоянии этих органов. В бодрствующем состоянии здоровый человек этих импульсов не замечает. В сонном же состоянии, когда ослабляется приток раздражений с внешних органов чувств, эти импульсы с внутренних органов или различных участков тела, особенно если гам начинается какой-нибудь болезненный процесс, могут восприниматься в искаженном виде, вызывать сновидения и как бы предсказывать будущее заболевание. В. М. Бехтерев и М. И. Аствацатуров показали зависимость между характером сновидений и развивающимся заболеванием и использовали их для уточнения диагностики.
Таким образом, учение Павлова подорвало всякую почву для суеверий, основанных на незнании и «таинственности» подобных явлений.
НОВОЕ В ПОНИМАНИИ НЕВРОЗОВ И ПСИХОЗОВ
Психические заболевания также долгое время на протяжении истории человечества оставались непонятными, загадочными. В средние века, а среди неграмотных людей в глухих местах и значительно позже считалось, что психоз есть результат одержимости, вселения в человека дьявола.
Различные нервные припадки, а также частичная потеря чувствительности, которая встречается, например, при истерии, рассматривалась как доказательство сношения с дьяволом. Таких больных в средние века объявляли ведьмами или колдуньями, подвергали пыткам и сжигали на кострах.
Только в конце XVIII в. стали говорить о психозе как о болезни и изменили отношение к больным этого рода. Но тем не менее до самого последнего времени, поскольку господствовали дуалистические представления, т. е. психика была оторвана от тела, эти заболевания рассматривались в отрыве от остальной медицины, занимавшейся изучением соматических (телесных) заболеваний. Вместе с тем на протяжении всего допавловского периода оставались неразгаданными многие симптомы нервных и психических заболеваний, несмотря на подробные их описания и классификации. Так, например, обстояло дело с невротическими состояниями навязчивости, в частности с навязчивыми страхами и многими другими явлениями.
Только отдельные прогрессивные представители медицины, как например русский психиатр С. С. Корсаков (1854—1900) и некоторые другие еще до Павлова понимали психические заболевания как заболевания мозга, как нарушение функций нервной системы.
При изучении высшей нервной деятельности животных Павлову пришлось столкнуться и с болезненными проявлениями, с нарушением высшей нервной деятельности. Вначале это были случайные открытия, а потом в павловских лабораториях стали производить намеренно так называемые экспериментальные неврозы с целью изучения нервных заболеваний у животных. Когда уже был собран достаточно большой материал в этой области, Павлов обратился к наблюдениям на больном человеке и с 1918 г. стал посещать психиатрическую клинику. С тех пор и до самой своей смерти Павлов уделял внимание одновременно изучению высшей нервной деятельности как животных в физиологической лаборатории, так и человека в нервной и психиатрической клиниках. В качестве одного из первых интересных наблюдений Павлова послужил больной, страдавший шизофренией, находившийся в состоянии обездвиженности и никак не реагировавший на окружающее. Это был известный Качалкин, который пробыл в таком состоянии целых 20 лет. На нем, а также на других больных
Павлов произвел ряд наблюдений, которые позволили ему объяснить с физиологических позиций механизмы многих симптомов доселе непонятных с точки зрения нормальной человеческой психики. Например, при выходе из заболевания, по ночам, когда вся окружающая жизнь замирала, и наступала тишина, Качалкин начинал оживать, т. е. поднимался с постели, а иногда вступал в контакт с окружающими, а как только наступал рассвет, снова ложился в постель и оставался неподвижным до следующей ночи. Когда к нему обращались с вопросами обычщям громким голосом, он никак не реагировал, но Стойло спросить его о чем-нибудь тихим шепотом, он отвечал. Эти и другие симптомы привлекли внимание Павлова. Он сопоставил их с рядом явлений, наблюдавшихся в лаборатории во время экспериментирования с собаками, и оказалось, что между ними есть много общего. Павлов рассматривал эту обездвиженность и отсутствие реакций на окружающее как охранительное торможение в чрезвычайно ослабленном мозгу, когда обычные, действующие на больного раздражители оказывались сверхсильными и вызывали торможение. У этих больных так же как в гипнозе можно наблюдать уже описанную восковую гибкость (рис. 18). Это был частичный сон или гипноиднре состояние, причем сознание в этих случаях сохраняется неповрежденным. Качалкин по выходе из этого состояния объяснял, что он все слышал и понимал, но не мог двигаться, ему даже было тяжело дышать. Факт возможности войти в контакт с больным при помощи шепота также нашел аналогию в лабораторном эксперименте. У собак бывают переходные состояния от бодрствования ко сну, иначе говоря пр ос он очные состояния, когда собака не реагирует или слабо реагирует на сильные раздражители и нормально отвечает на слабые. Это так называемая парадоксальная фаза, указывающая на наличие частичного торможения или гипноидного состояния. Следовательно, наблюдаемые у Качалкина симптомы доказывали, что он находился в состоянии торможения или частичного сна. Вот другой больной. Ему протягивают руку, он свою отдергивает, предлагают поднять руку, он ее опускает, словом, делает все наоборот. Как это объяснить психологически? Оказывается невозможно. Но подобное явление, называемое негативизмом, встречается и у собаки: ей протягивают кормушку, она отворачивается, кормушку убирают, она за ней тянется.
Это явление негативизма и объясняется наличием так называемой ультрапарадоксальной фазы и свидетельствует о развитии тормозного состояния или частичного сна. Но подобный негативизм встречается не только у шизофреников, а и у психопатических детей и даже иногда у нормальных детей, но в состоянии вечернего утомления. Во всех случаях, следовательно, это явление нужно расценивать как наступление охранительного торможения в ре-
Рис. 18. Явления каталепсии у шизофреника, зультате ослабления утомлением или болезненным процессом нервных клеток головного мозга.
Точно так же нашли свое объяснение явления навязчивого страха, который нередко встречается у людей при неврозах. Ближайшая сотрудница Павлова М. К. Петрова наблюдала так называемую фобию (страх) глубины у собаки, состоящую в том, что в известные периоды собака, когда ее вели по лестнице, выражала страх, т. е. жалась к стенке и не могла приближаться к пролетам. Петрова овладела этим явлением и по желанию устраняла симптом или вновь экспериментально вызывала его. Излечивала она собаку, погружая ее в лаборатории систематически в сон, а вызывала невротическое состояние, предъявляя ей трудные задачи, связанные с перенапряжением, «ис-
тязанием», тормозного процесса. Таким образом, выяснилось, что механизм фобий заключается в нарушении главным образом торможения, взаимоотношения тормозного и возбудительного процессов. А у людей фобии возникают также в результате трудных жизненных ситуаций, жизненных конфликтов, где предъявляются особые требования к тормозному процессу.
Нашли свое объяснение и многие другие симптомы, наблюдавшиеся при неврозах и психозах. Таким образом, прежние так называемые душевные или психические болезни стали такими же телесными заболеваниями, как и все остальные болезни, с той лишь разницей, что здесь имеются нарушения деятельности не желудка или сердца, а в первую очередь высшей нервной деятельности или работы головного мозга.
ПАВЛОВ — ВОИНСТВУЮЩИЙ МАТЕРИАЛИСТ
Всю жизнь Павлов выступал как воинствующий материалист. Он всегда был в курсе работ зарубежных физиологов и психологов (в то время, а отчасти и теперь за рубежом изучением поведения животных занимались и занимаются главным образом психологи) и живо реагировал на вопросы, касающиеся той области, в которой он работал. Трибуной ему служили и его знаменитые «среды» — научные заседания с коллективом сотрудников — и печать, и международные конгрессы. Всюду он отстаивал свою точку зрения, боролся против всякого рода идеалистических течений в естествознании. Прежде всего он защищал основное положение материалистической философии о том, что мозг есть орган мышления, а психика есть функция мозга. Одной из ярких иллюстраций этому служат высказывания его по поводу сомнения известного английского физиолога Шеррингтона, имеет ли мозг отношение к мышлению. Павлов не мог даже допустить, чтобы такой точки зрения придерживался человек со здравым рассудком. Вот его слова по этому поводу: «Невролог (Шеррингтон, — Б. А.), всю жизнь проевший зубы на этом деле, до сих пор не уверен, имеет ли мозг какое-нибудь отношение к уму?», и далее: «Я нахожу, что это не то, что недоразумение какое-то, это просто какое-то недомыслие, это искажение смысла!
Я делаю предположение, что он больной, хотя ему всего 70 лет, что это явные признаки постарения, дряхления».83 Между тем тут дело, конечно, не в одряхлении, а в том, что Шеррингтон являлся представителем той буржуазной группы зарубежных ученых, которая исповедует идеалистическое мировоззрение и которых отпугивает всякое проявление материалистической точки зрения. Еще в 1912 г. он заявлял Павлову: «Ваши условные рефлексы не будут иметь успеха в Англии, потому что они пахнут материализмом». Представляет большой интерес также следующее высказывание Павлова о Шеррингтоне: «Может быть он дуалист, крепко делит свое существо на две половины: на грешное тело и на вечно живущий, никогда не умирающий дух. Меня поражает еще больше то, что он почему-то считает вредным познание этой души. . . он представляет себе так, что если лучшие между нами кое-что постигли в нервной системе, то это уже опасная штука, это грозит уничтожением человека на земле. При этом он прибавляет довольно дикую фразу в моих глазах: „Если человек так начнет в себе понимать эти вещи и будет на основании понимания себя как-то экономно направлять их. . . то наша планета вновь освободится для ближайшей эры животного господства". Как вам это нравится, — продолжает Павлов, — что это такое? Дикая вещь... каким образом познание души может быть вредно? Каким образом оно может повести к уничтожению человека, я желаю знать? Еще Сократ сказал: „Познай самого себя". Как же это? А тут ученый человек, невролог говорит: не смей познавать».84
Здесь целиком выявляется идеология Шеррингтона как представителя капиталистического мира. Он понимает, что проникновение в массы материалистического мировоззрения, освобождение от предрассудков неизбежно ведет к гибели капитализма. И это его пугает.
В основном вопросе философии о первичности материи или сознания Павлов всегда выступал как материалист-диалектик. Он считал, что существует единый материальный мир независимо от нас, развивающийся и подчиняющийся определенным законам. «Перед нами, — писал Павлов, — грандиозный факт развития природы 63 64
63 Павловские среды, т. II, стр. 444 и 445.
64 Там же, стр. 445.
от первоначального состояния в виде Туманности в бесконечном пространстве до человеческого существа на нашей планете, в виде, грубо говоря, фаз: солнечные системы, планетная система, мертвая и живая часть земной природы».65
Изучение природы, по Павлову, должно вестись путем установления законов без добавления какой-то посторонней силы или духа для объяснения непонятных явлений. «Естествознание, — писал Павлов, — это работа человеческого ума, обращенного к природе и исследующего ее без каких-либо толкований и понятий, заимствованных из других источников, кроме самой внешней природы».66
Павлов резко выступал против виталистов или анимистов, т. е. тех, которые, останавливаясь перед непонятным явлением, притягивают для объяснения потусторонние силы, такие, как жизненная сила или душа. Он называл таких лиц в своей среде «душистами». «Не ясно ли, — писал Павлов, — что современный витализм, анимизм тож, смешивает различные точки зрения: натуралиста и философа».67 Здесь Павлов под философами подразумевает именно философов-идеалистов.
По поводу французского психолога-идеалиста Пьера Жане Павлов говорил: «Конечно, он анимист, т. е. для него, конечно, существует особая субстанция, которой законы не писаны и которой постигнуть нельзя. Он связывает свои объяснения с французским, довольно безудержным философом Бергсойом».68 Павлов с возмущением приводил мистическое высказывание этого французского философа-идеалиста Анри Бергсона по поводу какого-то таинственного акта творения, якобы имевшего место при возникновении органа зрения: «Живое вещество стремилось к свету, желало захватить свет, и это желание организовалось в глаз».69
Есть указания на то, что Павлов не был чужд влиянию марксистской философии. Так, в его личной библиотеке можно видеть том «Капитала» К. Маркса, издания 1872 г. Впоследствии, по свидетельству ученика Павлова
85 И. П. Ц а в л о в, Поли. собр. трудов, т. III, стр. 453.
88 Там же, стр. 58.
87 Там же, стр. 37.
88 Павловские среды, т. III, 1949, стр. 98.
69 Там же.
Э. А. Асратяна,70 Иван Петрович знакомился с другими произведениями классиков марксизма-ленинизма. Он внимательно прочел книгу В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и заявлял о своем полном единомыслии с Владимиром Ильичем по кардинальным ъопро-сам философии.
Работы Павлова, его борьба против всякого рода идеализма способствовали дальнейшему развитию маркси-
Рис. 19. И. П. Павлов на XV Международном конгрессе физиологов в Ленинграде (1935).
стско-ленинской философии. В. И. Ленин интересовался работами Павлова, следил за ними и высоко оценивал их. В трудный 1919 г. — период интервенции и гражданской войны — по поручению В. И. Ленина И. П. Павлова посетил А. М. Горький с целью выяснения его положения, состояния его работы и возможной помощи ему. В беседе с Павловым Горький сказал: «Ленин вас своим союзником считает, большевиком в науке. . .».
25 июня 1920 г. В. И. Ленин в письме председателю Петроградского исполкома дал указание об улучшении
70 Э. А. Асратян, Вопросы философии, 1949, № 1, стр. 149.
условий жизни и питания Павлова. А в январе 1921 г. В. И. Ленин подписал специальное постановление Совета народных комиссаров о создании благоприятных условий для обеспечения научной работы академика И. П. Павлова и его сотрудников, в котором В. И. Ленин указал на «совершенно исключительные научные заслуги академика И. П. Павлова, имеющие огромное значение для трудящихся всего мира».
В дальнейшем Советское правительство неизменно проявляло внимание к Павлову и его работе, всегда создавая ему все необходимые условия.
Таким образом, Павлов, пользуясь естественнонаучным методом, вторгся в изучение области психической жизни, дотоле остававшейся неприступной крепостью для научного' познания; вскрыл основные законы высшей нервной деятельности; освободил эту область от мистики и суеверий; выбросил понятие о душе не только как не нужное, но и вредное для познания.
Учением о высшей нервной деятельности, в частности исследованиями о двух сигнальных системах, Павлов создал важнейшую естественнонаучную основу марксистско-ленинской теории отражения.
II. ОТНОШЕНИЕ И. П. ПАВЛОВА К РЕЛИГИИ
ВЕРИЛ ЛИ ПАВЛОВ В БОГА
Но все же правильно ли существующее среди некоторых лиц мнение, что Павлов верил в бога и каково было его личное отношение к религии? Как мы уже упоминали в главе I, Павлов сам неоднократно высказывался, что он уже в молодые годы порвал с религией. У Павлова бывали с отцом разногласия, доходившие, по его словам, до резкостей и кончавшиеся порядочными размолвками. Вопреки желанию отца Павлов решил расстаться с семинарией и поступил в университет на естественный факультет.
В одном из своих писем к невесте Иван Петрович пишет: «Сам я в бога не верую и никогда не молился».1 Художник М. В. Нестеров в своих воспоминаниях о Павлове писал, что он прямо-таки «просолился» материалистическими теориями и с тех пор всю жизнь был «откровенным атеистом».2 Нестеров так характеризует смысл высказываний Ивана Петровича в их интимных беседах: «Придут времена, наука раскроет сложную природу человеческого организма, природу его психологии, ее разновидность, все это узаконит, Тогда вопрос о вере и неверии падет сам собой».
Павлов как в выступлениях на «средах», так и в частных беседах и письмах прямо и недвусмысленно заявлял, что он в бога не верит: «Я. . . рационалист до мозга костей. ..ис религией покончил. . .».3
В своих письменных ответах священнику Е. М. Кондратьеву в 1928 г., а также одному английскому рели
1 «Журн. «Москва», 1959, № 10.
2 Вестник Академии наук, 1949, № 9.
3 Павловские среды, т. III, 1949, стр. 360.
гиозному обществу около 1930 г. Павлов писал, что он неверующий.
Имеются и другие примеры, свидетельствующие об атеизме Павлова. Иногда его спрашивали: «Верите ли Вы, Иван Петрович, в бога?». Чаще всего он отвечал сердито: «И есть у Вас охота у меня об этом спрашивать, терять попусту время. Какое отношение я имею к этому вопросу?».4 * 6
По свидетельству сотрудника Павлова Л. Н. Федорова один слушатель задал Ивану Петровичу такой вопрос: «Уважаемый Иван Петрович! Я приехал за две тысячи верст, чтобы спросить у Вас есть ли бог?». Павлов ответил: «Если : Вы у себя поблизости не нашли подтверждения существования бога, то какая у Вас уверенность* в том, что Вы найдете это подтверждение вдали за две тысячи верст? Глупо на это тратить время»?
Ближайшая сотрудница Павлова — М. К. Петрова писала по поводу атеизма Павлова следующее: «Я в течение 25 лет находилась в постоянном контакте с ним, много раз слышала его высказывания по этому вопросу. Он, конечно, был атеистом и иным быть не мог».8
Если дело касалось отдельных представителей молодежи, склонных к религиозности, он возмущался: «Подумайте, какое-то сопливое настроение: естественник, медик, а молится как богаделка!».7
Как известно, в своем последнем слове у могилы Ивана Петровича жена его Серафима Васильевна говорила, что он был неверующим, и вся его^работа была направлена к отрицанию религии.
Всю жизнь боролся Павлов против всяких «душистов» (по образной его терминологии), анимистов, виталистов, психологов-идеалистов, дуалистов, слоевом, против всех тех, кто старался привнести для объяснения наблюдаемых явлений особую субстанцию (сущность), не поддающуюся изучению естественнонаучным объективным методом. Мир,
4 С. А. Петрушевский. Был ли академик И. П. Пав-
лов верующим? Наука и религия, № 6, 1960, стр. 54.
6 Там же.	_
вМ. Ш а хнович. СоветскаяТнаука против"религии. Л., 1958, стр. 50.
7 Д. А. Бирюков. Иван Петрович Павлов. Изд. АМН,
М., 1949, стр. 55.
по Павлову, един, наши психические процессы или процессы высшей нервной деятельности возникают под влиянием определенных материальных причин, протекают во времени и пространстве и подчиняются законам физиологии. «Надо же понять, — говорил Павлов, — что всё — физиология. Я недавно даже прочитал у одного психолога: „Конечно, все психологическое есть физиологи-ческое“. Ну, как можно это отделять»?.8 И дальше: «Вольно же отличать все жизненные наши впечатления от телесных обыкновенных! Никакой разницы нет. Что же Вы думаете: слова наши, всякие жизненные положения — это что-то духовно неуловимое? Та же действительность, такие же раздражения глаз, ушей, носа и т. д. А главное стремление анимистов — это отделение грешного^тела от высокой души»,9 и, наконец: «до какой степени все-таки это дуализм — отличие психического от физиологического!».10
ПОНИМАНИЕ ПАВЛОВЫМ РЕЛИГИИ И ОТНОШЕНИЕ К НЕЙ
Чтобы правильно оценить точку зрения Павлова на религию, необходимо остановиться вкратце на понимании религии и ее происхождении с позиций исторического материализма.
Согласно этому учению, религия в человеческом обществе не вечна. Она есть явление историческое, вызванное определенными условиями существования человечества. и в известный период его развития она должна исчезнуть. По выражению Ф. Энгельса «всякая религия является ни чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — отражением, в котором земные силы принимают форму неземных».11
Религиозные верования в процессе развития человечества проходили через различные формы, начиная от примитивной веры в сверхестественные силы и кончая верой в единого всемогущего бога, но сущность их оста
8 Павловские клинические среды, т. 2, стр. 320.
9 Там же, стр. 321.
10 Там же, т. 1, стр. 55.
11 К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 20, 1961, стр. 328.
валась единой, сформулированной в приведенных нами словах Энгельса.
В противоположность воззрениям, имевшим хождение в прежние времена (например, в XVIII в. — Жан Жак Руссо), когда считалось, что на заре своего существования человечество переживало «золотой век», т. е. жило в полном довольстве и без всяких забот, современная наука показывает, что жизнь первобытного человека протекала в тяжелых условиях борьбы за существование. С трудом приходилось добывать пищу, часто наступали длительные голодовки, сопровождавшиеся гибелью целых племен от истощения, человек подвергался нападению хищных зверей; многочисленные заболевания уносили преждевременно много жизней. В. И. Ленин писал: «Что первобытный человек получал необходимое, как свободный подарок природы, — это глупая побасенка. . . Никакого золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой».12
Окружавшие явления природы: лесные пожары, грозы, землетрясения; различные небесные явления, как-то: затмения, падающие звезды, кометы; сон, сновидения, смерть себе подобных и т. п. казались непонятными и таинственными и вселяли страх. Первобытный человек чувствовал себя бессильным, находившимся во власти природы. В. И. Ленин следующим образом характеризовал корни религии в классовом обществе и у первобытного человека: «Бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в лучшую' загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п. . .».13
Следовательно, источники возникновения религии лежат в бессилии человека перед природой, непонимании происходящих вокруг него явлений и фантастическом отражении действительности, как средство защиты от страха и как утешение.
Но несмотря на то что первый человек, вышедший из животного состояния, был еще более беспомощен, у него религии не было. Объяснение этому дал В. И. Ленин.
12 В. И. Л е и и и, Поли. собр. соч., изд. 5, т. 5,1960, стр. 103.
18 Там же, т. 12, 1960, стр. 142.
Дело заключается в том, что для возникновения религии, т. е. превратного, фантастического отображения окружающего мира необходимо наличие определенной ступени сознания. Это есть так называемые гносеологические14 корни религии. Важно было не только объективное состояние бессилия, но и сознание своей беспомощности. Необходимо, чтобы мышление человека уже получило возможность обобщать, абстрагировать, отражать, хотя и фантастически, окружающий мир. Религия, вера в сверхъестественное есть результат отрыва фантазии от реальной действительности. Следовательно, религия возникла на определенной ступени развития сознания человека.
С образованием классового общества и возникновением государств беспомощность человека проявлялась уже не столько перед стихийными силами природы, когда он начал их частично обуздывать, а перед силами капиталистического общества, которые оставались непонятными и казались непреодолимыми.
«Социальная придавленность трудящихся масс,—писал В. И. Ленин, — кажущаяся полная беспомощность их перед слепыми силами капитализма, который причиняет ежедневно и ежечасно в тысячу раз больше самых ужасных страданий, самых диких мучений рядовым рабочим людям, чем всякие из ряда вон выходящие события вроде войн, землетрясений и т. д. — вот в чем самый глубокий современный корень религии».* 16 К. Маркс и Ф. Энгельс писали, что религия есть «вздох угнетенной твари», т. е. человек, подвергающийся эксплуатации, находит в религии утешение от тяжелых материальных и моральных условий жизни. «Религия, — писал В. И. Ленин, — есть один из видов духовного гнета, лежащего везде и повсюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством».16
Таким образом, религия как в первобытном обществе, так и в классовом служит защитой от страха, утешением для слабого человека, своего рода «духовной сивухой», о чем также писал В. И. Ленин: «Религия род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человече
14 От греческого слова «гнозис» — «знание».
16 В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 17, 1961, стр. 419.
18 Там же, т. 12, 1960, стр. 142.
ский образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь».17
Из всего сказанного следует, что религия имеет исторические корни и связана с определенным периодом развития человеческого общества. Когда исчезнут гносеологические и социальные корни религии, она неизбежно отомрет. В социалистическом, а тем более в коммунистическом обществе с изменением общественного бытия, т. е. социально-экономического базиса, изменяется и сознание людей. На место хаотически действующих сил капиталистического общества с его кризисами, безработицей, неуверенностью в завтрашнем дне, эксплуатацией трудящихся в новом обществе становятся сознательное использование законов экономики, плановое производство, занятость и обеспеченность населения. Вместе с этим человек достигает такой ступени развития, когда все ранее непонятное, сверхъестественное перестает быть таковым, человек проникает в тайны природы, начинает не только познавать ее законы, но и с их помощью управлять ею, подчинять ее себе. Он из бессильного, слабого превращается . в могучего. С уничтожением эксплуатации и вместе с построением свободного общества с материальным благополучием и возможностью свободного развития наклонностей, устремлений, талантов каждого человека исчезает потребность в искусственном утешении, в «духовной сивухе».
Что Павлов был и оставался до конца своих дней атеистом, в этом нет никакого сомнения, что видно из всего изложенного нами материала. Более сложно обстоит дело с его пониманием религии и отношением к ней. Остановимся сначала на понимании Павловым происхождения религии. На одной из «сред» Павлов говорил: «Когда человек впервые превзошел животное и когда у него явилось сознание самого себя, то ведь его положение было до последней степени жалкое: ведь он окружающей среды не знал, явления природы его пугали, и он спасал себя тем, что выработал себе религию, чтобы как-нибудь держаться, существовать среди этой серьезнейшей, могущественнейшей природы».18
17 Там же, стр. 143.
18 Павловские клинические среды, т. 3, 1957, стр. 360.
Здесь определение Павловым происхождения религии в целом совпадает с точкой зрения исторического материализма. Религия возникла, как правильно^ замечает Павлов, на той ступени развития, когда человек^вышел из состояния животного. Религия есть явление социальное, а не биологическое. Религиозными людей в современную эпоху делает воспитание, семья, окружающий пример, а также социальная среда, классовое общество. В нашей стране подавляющее большинство молодого поколения растет атеистически настроенным, потому что религия у нас является частным делом и в советском обществе церковь не допускается к воспитанию молодого поколения, что до сих пор имеет место в классовом буржуазном обществе, и вся действительность нашей страны лишена почвы для возникновения религиозности. Для наших детей религия, церковные обряды представляются чуждыми и непонятными.
Павлов неправомерно переносил источники возникновения религии из давних доисторических эпох существования человека в наше время. Если, как говорил В. И. Ленин, бессилие дикаря перед природой или эксплуатируемого класса перед эксплуататорами неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, то теперь первые корни религии исчезли в целом среди современного человечества, а вторые устранены на части нашей планеты. Павлов же оправдывал религию в качестве удела для больных и слабых, как защиту от невзгод и утешение. «Ведь вера, — говорил Павлов, — для чего существует? Вера существует для того, чтобы дать возможность жить слабым».19 В другой раз, разбирая историю болезни одного больного на клинической «среде», Павлов говорил: «Мне казалось бы (и это вполне естественно), что раз человек обижен жизнью, раз у него несчастье такое, что нет надежды на счастье, благополучие и т. д., то что тут удивительного, что человек обращается к религии и рассчитывает на помощь свыше».20 В таком же духе высказывался Павлов и по поводу другой больной: «Тогда, конечно, будешь от такой дрянной действительности больше удаляться, будешь мечтательной, будешь
19 Там же, т. 1, 1954, стр. 215.
20 Там же, стр. 569.
религиозной, потому что религий существует не для радостных, для веселых, в жизни она не нужна, это присказка, а для таких она какая-то надобность, это выход известный».21
Обращение к религии Павлов считал понятным у людей тяжело больных, опасающихся за свою жизнь или неуверенных в своем здоровье. Так, он приводит случай больной туберкулезом, признанной безнадежной, которая, узнав об этом, не выпускала из рук Евангелия;22 или при обсуждении истории болезни одного эпилептика говорил: «Там человек окружен случайностями и боится, и, чтобы от страха отделаться, он верит в существо справедливое и милостивое, которое может защитить его от всяких случайностей, и тогда ему при этой вере легче. Если это эпилептик, которого застигают тяжелые состояния болезни, то ничего нет удивительного, если он будет религиозным. . .».23
В то же время Павлов считал, что для человека нормального, сильного религия не нужна: «Есть слабые люди, — говорил он, — для которых религия имеет силу. Сильные — да, сильные могут сделаться чистыми рационалистами, опираться только на знания, а слабому едва ли это подойдет».24
Между тем и для слабых и больных религия вовсе не нужна. Все зависит от того, в какой среде воспитывается человек и какие впечатления оставляют в нем след с детства. Мы знаем много примеров из литературы и из жизни, показывающих, что у людей ведущими могут быть не религиозные, а социальные чувства. Тогда в трудные моменты таким людям не нужно прибегать к религии в качестве утешения. Поставленная перед собой идея, служение обществу, человечеству, светлому будущему позволяют стойко переносить болезни и несчастья, не прибегая к религии, и заставляют людей порой идти на страдания и смерть, жертвовать собой.
Приводим еще выдержки из беседы J Павлова с А. М. Горьким на тему о религии, имевшей место в 1931 г. Павлов сказал., что веру, которую он имел в детстве, потерял, и дальше объясняет, как это произошло:
21 Там же, т. 2, стр. 170, 171.
22 Там же, т. 1, стр. 569.
28 Там же, стр. 245.
24 Там же, т. 3, стр. 360.
«Я увлекся Фогтом, Молешоттом, потом увлекся есте* ственными науками, так всю жизнь и проработал на этом поприще, имел дело с материей. . . Так вот, думаю, вопрос лишь в словах, а по существу это слово „бог“ ничего не дает. Это лишь словесное выражение для нашего незнания, а ведь можно опереться только на знание, а бог лишь слово. Конечно, вера существует для слабых притесненных...».
Горький: «Я Вас понимаю, Иван Петрович! Вы не верите, но уважаете веру чужих».
Павлов: «Во-во! Это Вы ловко. Уважение, вот где собака зарыта. А вера — это тоже есть нечто подлежащее изучению. Ведь она тоже в конечном счете развивается из работы мозга».
к-; «Горький оглядывается по сторонам, — пишет Владимир Иванович, сын Павлова. — Может быть, он ищет икону? Но вокруг он видит Шишкина, Семирадского, Маковского, Крыжицкого, Нестерова, Дубовского, Жуковского». (Далее беседа переходит на живопись).25
Как в этом высказывании Павлова, так и в ряде других проводится идея, что религия — это порождение человека. Не бог создал человека, а человек создал бога. Вот слова Павлова: человек «спасал себя тем, что выработал себе религию»; «религия была самой первичной адаптацией человека»; религия — «это присказка»; бог — «это лишь словесное выражение для нашего незнания»; и, наконец, последнее «ведь она (вера, — Б. А.) тоже в конечном счете развивается из работы мозга». Этим Павлов совершенно недвусмысленно заявил о своем понимании религии как продукта работы мозга, что в основном совпадает с высказыванием Ф. Энгельса о фантастическом отражении в головах людей внешних сил.
Одним из интереснейших документов, характеризующих отношение Павлова к религии, является его письмо — ответ (написанный 14 октября 1935 г.) английской Ассоциации рационалистической прессы на предложение
25 Выписка из воспоминаний Вл. Ив. Павлова о встречах И. П. Павлова с А. М. Горьким; данная беседа происходила в 1931 г. (АН СССР, фонд акад. К. М. Быкова, № 890, оп. 6, папка 251, стр. 12—14). Данный документ был передан автору настоящей книги научным сотрудником Музея им. И. П. Павлова В. Л. Меркуловым.
вступить в ее члены, текст которого мы частично приводим здесь (перевод с английского).
«Я, действительно, рационалист, который рассматривает интеллект с его перманентно растущим положительным знанием, как наивысший человеческий критерий. Это и есть то истинное знание, которое пронизывает всю человеческую жизнь, и оно будет формировать конечное счастье и силу человечества... Религия была самой первичной адаптацией человека (при его невежестве) к своему положению среди суровой и сложной окружающей действительности — адаптацией постепенно заменяемой благодаря деятельности интеллекта с его положительным знанием, представляющим самую высокую неограниченную адаптацию...
«Не будет Ли оставаться религия для слабого типа людей, как только единственная адаптация, приемлемая для него, за исключением того случая, если положительное знание могло бы исключить саму возможность стать человеку слабым.
«Если вышеприведенные оговорки не явятся помехой, то я готов с признательностью согласиться быть включенным в список почетных членов».26
В этом документе мы опять видим противоречивое высказывание Павлова о религии. С одной стороны — этот документ является гимном человеческому разуму, знанию. Павлов рассматривает здесь интеллект как наивысший человеческий критерий и считает, что наука будет формировать счастье и силу человечества. Здесь сказывается ученый-материалист, всю свою жизнь отдавший науке и верящий в нее. Правильны также слова о том, что религия была первичной адаптацией человека в окружающей среде, постепенно вытесняемой знанием. Но Павлов односторонне подходит к-решению вопроса о факторах прогресса. Отдавая должное роли науки, он не учитывает значения социального фактора. Недооценка социального классового характера религии приводит Павлова к одностороннему пониманию религии.
Несмотря на оправдание религии для слабых, Павлов высказывал все-таки предположение о том, что поло-
28 Копия письма была любезно предоставлена автору из архива-Музея им. И. П. Павлова ИЭМ АМН СССР научным сотрудником музея В. Л, Меркуловым,
жительное знание исключит возможность стать человеку слабым. Это предположение теперь воплощается в действительность, и, таким образом, первая предпосылка, приведшая к возникновению религии в историческом плане, а именно слабость человека, его бессилие перед природой, отпадает.
В настоящее время человек все больше познает природу и овладевает ею. Его беспомощность уступила место такому невиданному могуществу, которого прежние люди не смогли бы приписать и своим богам. Человек переделывает землю, превращает пустыни в плодородные поля, поворачивает реки вспять, создает искусственные моря, насаждает леса, частично изменяет климат, создает новые породы растений и животных. Он строит мощные механизмы, которые выполняют тяжелый труд тысяч людей, создает сложные счетно-вычислительные машины, производящие счетные операции с абсолютной точностью, затрачивая на это минуты вместо месяцев кропотливой работы сотен вычислителей. И, наконец, человек, преодолевая силу земного тяготения, вышел за пределы земной атмосферы в космос. В ближайшие годы он полетит на другие планеты солнечной системы. Перефразируя известные слова К. Э. Циолковского, который говорил, что «человечество не останется вечно на земле», теперь можно уже сказать смелее — человечество не останется вечно обитателем солнечной системы, но несомненно наступит время, когда оно выйдет за ее пределы и полетит к другим мирам — звездам нашей Галактики. От той слабости и беспомощности, которую испытывал перед природой первобытный человек, ничего не осталось.
Павлов приводил ряд примеров, которые, по его мнению, свидетельствовали о необходимости религии в качестве утешения для некоторых тяжело больных людей. Правда, еще не все болезни побеждены, но в то же время медицина за последнее столетие и в особенности за последние десятилетия сделала колоссальные успехи. Уничтожены многие инфекционные заболевания, успешно ведется борьба с такими бичами человечества, как туберкулез; полиомиэлит в нашей стране может считаться в основном ликвидированным. Огромных успехов достигла хирургия. Операции на сердце перестали быть редкостью; сконструированы механизмы, заменяющие, например, сердечно-легочную систему и почкуt которые обеспечи-84
вают жизнедеятельность организма при временном выключении указанных органов. Научились возвращать к жизни организм, находящийся в состоянии клинической смерти. Психиатрия вышла из состояния беспомощности, и врачи могут теперь при помощи химиотерапии управлять реакциями, поведением и настроением психически больных и ряд из них возвращать к нормальной жизни. Недалеко то время, когда будет побежден рак.
Социальные корни религии в нашей стране, а также в других странах, строящих социализм, подорваны. Среди части населения земного шара исчезла эксплуатация одних классов другими. Человек не только познал социально-экономические законы развития общества, но и научился предвидеть и использовать их в интересах всех трудящихся, планируя хозяйство и прогрессивно увеличивая свое благосостояние. Трудящийся стал полновластным хозяином своей судьбы. Настанет время, когда население всего земного шара станет свободным.
Неграмотность в нашей стране давно уже ликвидирована, количество людей со средним и высшим образованием неуклонно растет. Исчезает грань между умственным и физическим трудом.
Раньше (в эпоху возникновения религии и в эпоху порабощения и эксплуатации человека человеком) субъективное переживание беспомощности, слабости и безысходности для многих соответствовало объективному положению вещей. В настоящее время, когда почти ничего не осталось от беспомощности человека, чувство слабости может только искусственно прививаться и воспитываться религией. Таким образом, исчезает всякая материальная почва, которая породила и питает религию.
Но если в нашей стране подорваны корни религии, в том числе и социальные, то почему же все-таки у части населения сохранились в сознании религиозные пережитки?
Ответ на этот вопрос дает исторический материализм. Прежде всего, сознание в своем развитии отстает от общественного бытия. Некоторые идеологические формы, как например религия, обладают относительной самостоятельностью и не изменяются немедленно с изменением общественных отношений. К. Маркс и Ф. Энгельс писали: «Раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованных от прежних вре-
6 Б. В. Андреев
мен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой».27
В. И. Ленин говорил: «Когда гибнет старое общество, труп его нельзя заколотить в гроб и положить в могилу. Он разлагается в нашей среде, этот труп гниет и заражает нас самих».28
Некоторых людей привлекают церковные обряды, которые действуют на их эмоциональную сферу своей торжественностью, праздничностью.
В некоторых религиозных семьях детям прививают религиозные представления и приучают к церковным обрядам. В других же случаях не только детей, но и взрослых вербуют к себе сектанты и православные церковники, воздействуя на их эмоциональную сторону. Когда человека постигает горе, несчастье, какая-нибудь жизненная неудача, он ищет сочувствия, утешения, легче поддается чужому влиянию. И вот эти состояния умело используют ловкие церковники или сектанты, осторожно подходя к таким людям, завоевывая их расположение, а потом постепенно обрабатывают и вовлекают их в свои общества.
Нельзя также скидывать со счетов растлевающее влияние Запада, когда оттуда засылаются некоторым религиозным сектам прямые инструкции и листовки, а также оказывается материальная денежная помощь для' организации религиозной и антисоветской агитации и вовлечения новых членов.
К религиозности других Павлов относился терпимо и говорил, что «человек сам должен выбросить мысль о боге. Будет ли он рационалистом или будет верующим — натура сама выбирает. Сколько угодно людей, совершенно необразованных, а постепенно, под давлением жизни они сами все больше и больше теряют связь с верой».29
Терпимость Павлова к религии была в известной степени связана с его детскими воспоминаниями и воспитанием в семье священника, а также являлась данью ува-
27 К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 21, 1961, стр. 315.
28 В. И. Л е н и н, Поли. собр. соч., т. 36, 1962, стр. 409,
29 Павловские клинические среды, т. 3, стр. 360,
жейия к жене, Серафиме Васильевне, которая была верующим человеком. Надо иметь в виду, что Серафима Васильевна всю жизнь была преданным другом Ивана Пет-
Рис. 20. Иван Петрович и Серафима Васильевна Павловы в первый год брака (1881).
ровича. В первый период их совместной жизни Серафима Васильевна стойко переносила все невзгоды и материальные лишения и никогда не жаловалась на судьбу, а наоборот, морально поддерживала Ивана Петровича в его стрем-
Ленин отдавать всего себя науке, о чем ой с благодарностыО вспоминал в своих автобиографических записках.
В семье Павлова соблюдались некоторые традиции и обряды, связанные со старыми церковными праздниками. Но является ли это доказательством его приверженности к религии?
На одной из «сред» накануне праздника Пасхи Иван Петрович заявил: «Наступают каникулы, я человек неверующий, но я привык к определенному жизненному стереотипу и в лабораторию ходить не буду, а кто хочет, может ходить или не ходить».
Надо вспойнить, что в дореволюционное время праздники были связаны с религиозными датами, среди которых особенно выделялись Рождество и Пасха. К этим праздникам приурочивались и двухнедельные школьные каникулы — зимние и весенние. Не работали также три дня в учреждениях и на предприятиях. С этими праздниками были связаны и различные церковные обряды. Надо прибавить к этому, что в эти дни приготовлялась в каждой семье вкусная пища. Все это входило в быт огромного большинства людей, независимо от их убеждений и миросозерцания, создавало праздничное приподнятое настроение и оставляло на всю жизнь приятные детские воспоминания.
Когда совершилась Великая Октябрьская социалистическая революция и все церковные праздники были официально отменены, а на их место стали входить в жизнь новые революционные праздники, то невозможно было сразу перестроить быт и привычки многих людей, выросших в дореволюционное время. Поэтому нередко у старшего поколения даже среди неверующих и атеистически настроенных, благодаря приятным воспоминаниям детства, а также привычке, еще в течение ряда лет, а у некоторых и до конца жизни, сохранилось соблюдение старых религиозных праздников, в частности в приготовлении традиционных кушаний. Подобные традиции в какой-то степени дошли в некоторых семьях и до наших дней.
Известно, что Павлов, несмотря на его атеистическое мировоззрение, также придерживался некоторых традиций, связанных с большими церковными праздниками, тем более, повторяем, что жена Павлова, Серафима Васильевна, была религиозным человеком.
Иногда в качестве доказательства религиозности, при
писываемой Павлову, приводят факт посещения им церкви. Но разве всегда посещают церковь, чтобы молиться там? Некоторые ходят туда, например, из любопытства. Павлов тоже иногда ходил в церковь. Он сопровождал туда свою жену, Серафиму Васильевну. Ученик Павлова, Ф. П. Майоров, рассказывал, как однажды в Колтушах летом, слушая в субботний вечер колокольный звон соседней церкви, Павлов сказал: «В церкви звонят, приятно напоминает детство. Вот на зло вам возьму и пойду завтра к обедне». Но, по свидетельству Майорова, он не пошел и вообще ни разу не бывал в колтушской церкви.
Директор музея им. И. П. Павлова в Рязани Г. С. Линников 30 рассказывает, как к нему в музей пришел один гражданин, который заявил, что И. П. Павлов был председателем двадцатки в Знаменской церкви в Ленинграде, что он венчался в этой церкви и поэтому не поддерживал идею сноса этой церкви. Линников привел ему факты, опровергающие эту легенду. Во-первых, Павлов женился не в Ленинграде, а в Ростове.31 Кроме того, Линников специально просмотрел весь архив, касающийся Знаменской церкви (начиная с 1918 по 1938 г.), но никакого заявления Павлова о том, чтобы Знаменскую церковь не разрушали, не нашел, и вообще в архиве церкви нигде фамилия И. П. Павлова не фигурирует.
А что можно сказать по поводу икон в квартире Ивана Петровича? Если вы войдете в мемориальный музей-квартиру Павлова, расположенную на Васильевском острове по 7-й линии, д. 2, кв. 11 (а там все сохранилось так, как было при жизни Ивана Петровича), то в гостиной вы увидите много развешанных картин известных русских и иностранных художников. Павлой очень любил живопись и собирал коллекцию картин. И в левом углу под потолком висит маленькая иконка, которую, если специально туда не взглянуть, можно не заметить. В следующей комнате, которая служила одновременно и спальней и кабинетом, за книжными шкафами стоят две скромные кровати Ивана Петровича и Серафимы Васильевны. Над изголовьями кроватей висят репродукции
30 Выступление Г. С. Линникова на объединенной сессии ученых советов НИИ Музееведения, Гос. музея истории религии п атеизма и Гос. музея этнографии народов СССР, посвященная научно-атеистической работе музеев, 19 IV 1963.
31 С. В. П а в л о в а. Из воспоминаний. Новый мир, 1946, № 3.
б известных картин: богоматери — копия росписи ЁаСйё-цова на Владимирском соборе в Киеве, Сикстинской мадонны Рафаэля и . мадонны испанского художника Мурильо. Трудно сказать, что здесь преобладает — дань уважения к религиозности Серафимы Васильевны или любовь к искусству.
Характерен для Павлова еще такой штрих. На XIV Международном конгрессе физиологов в Риме в 1932 г. на личную аудиенцию к папе римскому была приглашена группа делегатов конгресса, в том числе и советская делегация. Небольшая группа ученых, явившаяся на аудиенцию, стоя на коленях (ритуал Ватикана), заслушала речь папы о связи науки с религией, о роли физиологии и получила папское благословение не только для себя, но и для тех правительств, как выразился папа, делегатами которых присутствующие на аудиенции являются. На личную аудиенцию к папе явился почти в полном составе постоянный организационный комитет. Представитель в этом комитете от СССР, академик И. П. Павлов на прием к папе не пошел.32
Высказывая свои мысли о потребности в религии со стороны многих людей, Павлов приводил английского ученого Рамзая, по поводу которого он писал в ответе священнику Кондратьеву: «Я хорошо помню, в каком неловком положении я оказался, когда несколько лет тому назад, стоя рядом с знаменитым английским химиком Рамзаем во время службы в Вестминстерском аббатстве по случаю 250-летпего юбилея Лондонского Королевского общества, вздумал развлекать его какими-то посторонними замечаниями, а он так молитвенно был настроен».
Что касается западных ученых, то на многих из них тяготеет официально одобряемая идеология, связанная с идеалистической философией, влияние церкви и соответствующее воспитание в религиозном духе.
Из книги американского профессора философии и богословия священника пресвитерианской церкви Э. Лонга «Религиозные взгляды американских ученых»,
82 X. С. Коштоянц, Социалистическая реконструкция и наука, 1932, № 9—10.
изданной в 1952 г. видно, что те буржуазные естествоиспытатели, которые обращаются к религии, ищут в ней утешения не как ученые, а как буржуа, видящие в религии «якорь спасения». Известный английский философ Бертран Рассел в книге «Научные перспективы» писал, что «физики, заявившие о поддержке традиционных религиозных верований, сказали это не как ученые, а в качестве граждан, заботящихся о защите частной собственности. Русская революция напугала консерваторов, а профессора обычно трусливы по своему темпераменту».
Профессор физики мистик Оливер Лодж заявлял, что революция «богопротивна» и в страхе восклицал: «Что, если народ, отчаявшись в религии, согласится на систему принудительного отчуждения».33
Но и за рубежом есть передовые ученые, которым в условиях капиталистического общества удается вырваться из оков господствующего мировоззрения и встать на путь последовательного материализма и атеизма. Если же обратиться за примерами к нашим ученым, то подавляющее большинство из них являются атеистами. По-видимому, это объясняется всей дсторией русской философской мысли, развивающейся в духе материализма. Достаточно указать на взгляды Радищева, Герцена, а дальше и революционных демократов. Впоследствии благодатную почву нашла ушас марксистско-ленинская философия. И, наконец, решающую роль в формировании диалектико-материалистического J' мировоззрения среди народов Советского Союза, а тем более среди ученых сыграла Великая Октябрьская революция.
Русский ученый, создатель фагоцитарной теории иммунитета И. И. Мечников во вступлении к своей книги «Сорок лет искания рационального мировоззрения» высмеивает мистические высказывания уже упомянутого английского ученого Оливера Лоджа: «В недавно вышедшем сочинении известного английского физика сэра Лоджа, — писал Мечников, — собрано все, что только может утвердить веру в существование бестелесных духов, вступающих в общение с людьми через посредство медиумов, и следовательно, веру в бессмертие души. . . Ему хотелось бы найти научное доказательство существования
33 Эта и дальнейшие ссылки взяты из ^книги: М. Ш а хно-u и ч. Советская наука против религии. Л., 1958.
души без телесной оболочки и он выбивается из сил, чтобы убедиться в этом». И далее в этой же книге Мечников" писал: «Предупреждение и лечение болезней, долго находившееся в ведении религии, все более и более переходит в руки людей, занимающихся медициной. Надо пропагандировать среди трудящихся естественнонаучные знания, достижения медицины, чтобы разоблачать обман церкви, которая считает причиной болезней „влияние злых духов и гнев божий", как средство против них предлагает жертвы, молитвы и все, что может успокоить, божественный гнев».
Великий русский химик Д. И. Менделеев боролся против мистицизма и спиритизма: «Мистицизм, — писал он, — детство мысли, развитие его — застой, а не прогресс знания. . . Суеверие есть уверенность, на знании не основанная. Наука борется с суевериями,, как свет с потемками».
Мы уже останавливались подробно на мировоззрении И. М. Сеченова, на оценке его «Рефлексов головного мозга» реакционными чиновниками царской России, а обер-прокурор синода Победоносцев в 1889 г. признал книгу Сеченова «вредной» и «излишней».
Известна борьба на протяжении всей своей жизни против всякого рода витализма и идеализма нашего великого ученого-ботаника К. А. Тимирязева, неутомимого пропагандиста метериалистического Лучения --Дарвина. Один из реакционеров царской России князь Мещерский говорил: «Профессор Петровской академии Тимирязев на казенный счет изгоняет бога из природы». В статье «Погоня за чудом как умственный атавизм у людей науки» Тимирязев резко выступает также против Оливера Лоджа.
Имеются материалы о воинствующем атеизме русского математика академика Андрея Андреевича Маркова, известного своими исследованиями в области теории вероятностей. Он боролся равным образом как против религиозного мракобесия, так и против царизма. В 1902 г. Марков подал заявление в Академию наук с протестом против отмены по указанию Николая II выборов А. М. Горького в качестве академика. В 1903 г. Марков написал в правление Академии наук заявление, в котором отказывался от получения царских орденов. В 1908'г. он подал министру народного просвещения заявление, в котором отказывался быть в университете «агентом правительства»,
т. е. доносить о революционных настроениях студентов, как этого требовал циркуляр, изданный в 1908 г. министром народного просвещения. В 1912 г. Марков направил в синод православной церкви прошение, в котором писал о ложности библейских пророчеств и сказаний и просил отлучить его от церкви. Большевистская «Правда» писала по этому поводу: «Дело об отлучении Маркова от церкви. . . показывает, что смелое демонстративное выступление знаменитого русского математика было большим скандалом для православной церкви. 20 апреля 1912 г. протоиерей Ф. Орнатский писал митрополиту Антонию, что «на основании указа св. синода „преподать просителю пасторское увещание и вразумление" он обратился к Маркову с письмом, в котором просил назначить день и час для беседы, на что академик Марков прислал мне письмо с решительным отказом вступить со мной в беседу, которая, по его мнению, может вести только к напрасной трате времени».34 Синод был вынужден отлучить Маркова от церкви. А через шесть месяцев после официального отлучения Марков выступил на общем собрании Академии наук, созванном по вопросу выбора представителей в комиссию для обсуждения способов ознаменования Академией наук 300-летия дома Романовых, и заявил, что «не находит возможным участвовать в юбилее».
Советские ученые также активно участвовали и участвуют в борьбе против религии. Академик химик А. Н. Бах писал: «Религия — пережиток первобытного отношения к явлениям природы. Примирять религию с наукой, связывать каким-либо образом первую со второй — совершенно нельзя, немыслимо».
Академик геолог А. Е. Ферсман призывал всех советских ученых принять активное участие в распространении среди трудящихся научных знаний, в пропаганде атеизма. Он писал: «Надо не только не признавать религии и церкви, надо быть активным борцом * против нее, надо сделать науку знаменем борьбы против религиозных предрассудков.
«Я глубоко убежден, что несовместимость науки и религии должна заставить всех нас сделаться активными
84 «Правда», 9 мая 1912 г.
борцами за подлинное материалистическое мировоззрение, ибо без него мы не мыслим ни науки, ни жизни!».
Можно привести также высказывания по поводу религии нашего великого ученого, отца космонавтики, Константина Эдуардовича Циолковского. Когда к нему обратился сотрудник редакции Калужской газеты «Коммуна»36 с вопросом, почему вы не верите в бога, ученый ответил следующее: «Что, прежде всего понимать под верой в бога? Темная, неразвитая крестьянка богом считает картину-икону. Другие под богом подразумевают бессмертного старца, восседающего на облацех. Третьи считают богом доброе начало в жизни, определяющее нравственные правила человека. Вообще каждый представляет бога по-своему и по-своему верит в него.
«Таким образом, бог есть порождение человека. Человек создал представление о боге, чтобы посредством его объяснить то, чего не может еще объяснить разум и чтобы иметь надежду на лучшую жизнь, которая-де зависит от божества.
«Но это средство несовместимо с наукой, которая основывается на достоверных знаниях.
«Чем мой разум отличается от науки? — Наука есть знания, тысячелетиями накопленные даровитейшими людьми. А я у них учился, постигал эти знания и разум мой вложу в науку. Мой разум не оставляет места для веры в необъяснимое, для.'веры^ в’ сверхестественное существо. Тем более он враждебен всей религиозной ми-шУРе — почитанию бога, обрядам, служителям культов.
«Через сто лет мои теперешние знания окажутся уже недостаточными и, быть может, неправильными. Но в этом я неответствен, я признаю все то, что достоверно сегодня, и в этом состоит научное мировоззрение. Повторяю: оно несовместимо с верой в бога.
«К сожалению, приходится говорить о том, что среди нашей интеллигенции еще значительно распространена вера в бога, вера в сверхестественное, т. е. признание области, неизвестной науке, необъясненное ею.
«Этому содействует, по моему, следующие причины: 1) детские впечатления, от которых слабый человеческий ум не может освободиться и в зрелых годах, — религиозные впечатления; 2) робость перед тем, что быть может, 35
35 Газета «Коммуна», 14 апреля 1928 г.
наука бессильна и „на Том свете11 придется расплачиваться за атеизм; 3) скромность, мешающая некоторым порвать с религиозными авторитетами, дерзнуть.
«Итак, трусость, нерешительность заставляют многих верить во что-то туманное. У интеллигенции эта вера часто проявляется в отвратительнейших формах мракобесия — оккультизме, теософии и т. п.
«Мне кажется, что человечество нескоро освободится от идейного гнета религии. Но это не значит, что с верой в бога не надо вести борьбы. Я восхищаюсь мероприятиями советской власти в этом направлении — и закладкой научного, антимистического мировоззрения в нового человека в школе, и разоблачением лжи религии через вскрытие мощей, разоблачением монашества, сектантства и т. д.».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Учение Павлова является вехой в истории развития материалистической философии. Павлов впервые открыл путь к материалистическому, объективному изучению и пониманию психических явлений с позиции естествознания. Он отбросил понятие души, как ненужное и даже вредное для научного исследования. Он преодолел дуализм в понимании психики человека. Павлов вел неустанную борьбу с идеалистическими концепциями ряда зарубежных ученых. В настоящее время в демократических странах плодотворно разрабатывается учение Павлова. Но и в капиталистических странах, в частности в США, интерес к Павлову и его учению все возрастает. Переводятся на иностранные языки труды Павлова и его учеников. В США создано Павловское общество, павловские идеи проникают в медицину. Появлйются критические труды против идеалистического реакционного учения 3. Фрейда с противопоставлением ему материалистического учения Павлова (американский философ-марксист Гарри Уэллс). Учение Павлова о высшей нервной деятельности продолжали и продолжают развивать его ученики.
Идей наших ученых, последователей Павлова, проникают в зарубежную науку и там способствуют также выработке материалистического мировоззрения.
Будучи последовательным и воинствующим материалистом, Павлов не верил и не мог верить в бога. Но не столь последовательным он был в оценке религии, к которой относился терпимо. Правильно рассматривая происхождение религии как результат бессилия первобытного человека перед силами природы, Павлов оправдывал ее как средство утешения для слабых и больных. Он не
учитывал ее 'Социального классового характера, не учитывал влияния воспитания и искусственно прививаемого с детства религиозного чувства.
Возможно, что его терпимость к религиозности других и к внешним проявлениям религии обусловливались также его воспитанием в семье священника и домашним окружением — религиозностью его жены, которая была ему всю жизнь другом.
Тем не менее весь облик И. П. Павлова, его исключительная преданность науке, непримиримость к идеалистическим учениям, его личный атеизм не могут не играть огромной роли в борьбе с суевериями, предрассудками и религией.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
От редактора........................................... 3
Предисловие............................................ 5
I. МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ И. П. ПАВЛОВА
Формирование научных и философских	взглядов Павлова 7
Путь Павлова естествоиспытателя-физиолога............. 15
Павловские условные рефлексы.......................... 21
Принцип детерминизма ................................. 32
Единство анализа и синтеза в работе головного мозга ...	42
Мозг — орган высшей нервной (психической) деятельности 50
Особенности высшей нервной (психической) деятельности человека ........................................ 56
Павлов о «таинственных явлениях» в психике человека 59
Новое в понимании неврозов и психозов................. 65
Павлов — воинствующий материалист .................... 69
II. ОТНОШЕНИЕ И. П. ПАВЛОВА К РЕЛИГИИ
Верил ли Павлов в бога................................ 74
Понимание Павловым религии и отношение к ней.......... 76
Заключение ........................................... 96
Борис Владимирович Андреев
ИВАН ПЕТРОВИЧ ПАВЛОВ И РЕЛИГИЯ
Утверждено к печати Редколлегией научно-популярной серии Академии наук СССР
Редактор Издательства И. И. Лейман
Художник М. Н. Свиньина Технический редактор Н. А. Кругликова Корректор Н. М. Шилова
Сдано в набор 6/XII 1963 г. Подписано к печати 13/III 1964 г.
РИСО АН СССР № 93-164В. Формат бумаги 84X1087j». Бум. л. 1’/,,.
Печ. л. 3'/8=5.12 усл. печ. л. Уч.-изд. л. 4.95.
Изд. № 2122. Тип. зак. № 506. М-27417. Тираж 35000.
Темплан научно-популярной литературы 1963 г. № 192.
Цена 15 коп.
Ленинградское отделение издательства «Наука»
Ленинград, В-164, Менделеевская лин., д. 1
1-я тип. издательства «Наука» Ленинград, В-34, 9 линия, д. 12
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
В магазинах конторы «Академкнига» имеются в продаже книги: Научно-популярная серия
Беленький М. С. Что такое Талмуд. 1963. 143 стр. Цена 22 к.
Автор рассказывает историю возникновения и содержание Талмуда, раскрывает сущность его реакционной роли. Большое место уделяется критикам Талмуда и иудаизма: Элише бен Абуя, Хиви Габалка, Уриель д’Акоста, Барух Спиноза и др.
Великович Л. Н. Церковь и «народный капитализм». 1962. Цена 18 к.
Показана реакционная сущность теорий «народного капитализма», «социального партнерства» и т. д.
Г а н т а е в Н. М. Церковь и феодализм на Руси. 1960. Цена 27 к.
Автор привлек очень интересный исторический материал, позволивший ему ярко рассказать о реакционной роли православной церкви на Руси в XVI—XVII вв., когда церковная власть и влияние достигли своего наивысшего могущества.
Гордиенко Н. С. и др. Современное православие и его идеология. 1963. Цена 32 к.
ВАШИ ЗАКАЗЫ НА КНИГИ ПРОСИМ НАПРАВЛЯТЬ ПО АДРЕСУ:
Москва, К-12, Б. Черкасский пер., 2/10,
Контора «Академкнига», отдел «Книга—почтой» или в ближайший магазин «Академкнига»
Адреса магазинов «Академкнига»: Москва, ул. Горького, 6 (магазин № 1); 1-й Академический проезд, 55/5 (магазин № 2); Ленинград, Литейный пр., 57; Свердловск, ул. Белипского, 71в; Новосибирск, Красный пр., 51; Киев, ул. Ленина, 42; Харьков, Уфимский пер., 4/6; Алма-Ата, ул. Фурманова, 129; Ташкент, ул. Карла
Маркса, 29; Баку, ул. Джапаридзе, 13.
При получении заказа книги, как имеющиеся в наличии, так и печатающиеся (по поступлении в продажу), будут направлены в Ваш адрес наложенным платежом. Пересылка за счет заказчика.
Предварительные заказы на книги принимаются также местными магазинами книготоргов и потребительской кооперации.
15 коп.
4
ИЗДАТЕЛЬСТВО ,, НАУКА “