о жизни и./О СЕБЕ
К.И. СКРЯБИНМОЯжизнь
наукеИЗДАТЕЛЬСТВО
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва • 1969
616М
С45С45Скрябин Константин Иванович.Моя жизнь в науке. М., Политиздат, 1969.
463 с. с илл. (О жизни и о себе).Лауреат Ленинской и Государственной премии, Герой Социалистического Труда
академик Константин Иванович Скрябин рассказывает в этой книге о своей интересной,
полной поисков и творчества жизни, о становлении и развитии гельминтологии, о своих
учениках и последователях, о месте науки в социальном прогрессе, об ответственности
ученого перед человечеством.1-5-6350-69616М + 61(09)
У истоковПетербург XIX века.— Коммерче¬
ское училищеБольшая родня» —
Сибирь и сибиряки. — Хождение по
мукам.— Проект министра Куропат-
кина. — Статья в словаре Брокгауза
и Эфрона.Одно из самых первых моих
увлечений относится к... систематике. Мне пять лет. Я бро¬
жу по морскому берегу, собирая разнообразные ракушки.
А потом часами рассортировываю их по величине, цвету и
другим признакам. Это занятие увлекало меня чрезвычайно,
и коллекцию свою я хранил бережно. Когда отца — он был
железнодорожным служащим — перевели из Геническа, го¬
родка на Азовском море, в Петербург, я забрал свое богат¬
ство с собой. Помогала мне упаковывать мои коллекции се¬
стренка Маруся, была она старше меня на три года.В Петербурге отец поступил работать на Царскосельскую
железную дорогу, и нам предоставили квартиру в самом зда¬
нии Царскосельского вокзала. Окна нашего жилища выхо¬
дили частью на Загородный проспект и на набережную Вве¬
денского канала. Таким образом, с одной стороны мы могли
видеть суетливую жизнь столичного проспекта, с другой —
запущенную, безлюдную набережную, по которой подвозили
к товарным поездам различный груз на ломовых лошадях. Но
самым любимым нашим наблюдательным пунктом было окно,
выходящее непосредственно на перрон. Мы с сестрой любили
смотреть на прибывавшие и отбывавшие пассажирские по¬
езда, на бегущих пассажиров, на сцены встреч и прощаний.Совсем другое впечатление производил Загородный про¬
спект. Посредине улицы уставшие лошади тащили по рель¬
сам вагон. Это была так называемая конка, которая знакома
современной молодежи разве что из книг о прошлом. Конка
и извозчики — вот транспорт, которым в те годы пользова¬
лись жители больших городов.3
...Я рос болезненным и нервным ребенком. Из-за частых
простуд много сидел дома и лишь смотрел из окна, как на
улице резвятся и бегают дети, но с ними не играл, да меня
и не тянуло к ним. У меня были свои любимые занятия, тихие,
спокойные, не требующие ни резких движений, ни беготни.В детстве меня обуревала страсть к коллекционированию.
Кроме морских ракушек, о которых я уже говорил, я собирал
папиросные и спичечные коробки, бережно сохраняя их в спе¬
циальном детском комодике. Любил перебирать собранные
коллекции, сортировать их в определенном порядке, на осно¬
ве сходства и различия в сочетании красок, шрифтов и рисун¬
ков. В последующие годы стал коллекционировать марки, а
затем начал собирать коллекцию бабочек.С раннего возраста я любил «различать» и наблюдать раз¬
нообразие предметов и явлений, кажущихся на первый взгляд
однотипными, любил выявлять их разнородность по форме,
величине, цветным оттенкам. Любил собирать картинки с
изображением самых разнообразных животных и наклеивать
их в специальные альбомы. Таким образом составлялись «зоо¬
логические атласы».Как-то в день моего рождения отец подарил мне «Рельеф¬
ные картинки животных» — несколько книжек, изданных под
редакцией доктора Гримма и профессора Брандта. В книжках
рассказывалось о жизни многих животных. В тексте были пу¬
стые места для вклейки картинок соответствующих зверей,
птиц и рыб, насекомых, рачков, морских ежей и звезд, кра¬
сиво нарисованных в приложениях к этим книгам.Я мог целыми днями перелистывать эти книжки, вырезал
и наклеивал картинки, которые доставляли мне неописуемую
радость.Сейчас, спустя многие годы, мне ясно, что детская любовь
«различать» и коллекционировать прошла через всю мою
жизнь, оказала в дальнейшем влияние на мою специализацию
в области систематики животных вообще, а затем и на изуче¬
ние и систематизацию гельминтов в частности... С первых лет
своей научной деятельности я начал составлять «мемуары по
систематике гельминтов», а затем на основе этих мемуаров
взялся за создание таких крупных гельминтологических мо¬
нографий, как «Основы трематодологии», «Основы немато¬
дологии» и «Основы цестодологии» — издания, которые на¬
чали осуществляться с 1947 года и в настоящее время прибли¬
жаются к завершению.В девять лет родители отдали меня учиться в частный пан¬4
сион для мальчиков, директрисой которого была подруга
мамы М. О. Штейнберг.В пансионе захлестнула новая жизнь, которой я вначале
сторонился и к которой в конце концов привык.Учился я хорошо, занимался усердно и старательно. Но
очень часто болел, а однажды, простояв долго в холодном
коридоре пансиона, заболел крупозным воспалением легких.В пансион я больше не ходил, так как чувствовал себя
плохо. Опять целыми днями сидел дома.Семья у нас была дружная и общительная.И дружить было с кем. Только по материнской линии у
меня было пять теток, много двоюродных братьев и сестер.
У отца также было два брата и три сестры, но они носили
фамилии не Скрябиных, а Куликовых. Дело в том, что мой
дедушка, Константин Иванович Скрябин, умер очень моло¬
дым человеком во время холерной эпидемии, свирепствовав¬
шей в России в 1849 году. После его смерти мой отец остался
единственным Скрябиным, а мать его, моя бабушка, вышла
замуж за Куликова.Так что родственников у нас было очень много, большин¬
ство из них жило в Петербурге, и в нашей гостеприимной
семье никогда не было скучно.В 1888 году я поступил в Петровское коммерческое учи¬
лище, в старший приготовительный класс. С волнением под¬
поясался ремнем с буквами П.У. на медной бляхе и водрузил
на голову ученическую фуражку с ярко-зеленым околышем.Знакомый Загородный проспект, Чернышев переулок,
Фонтанка. Вот и училище.Первая же перемена меня ошеломила. В широких коридо¬
рах и в рекреационном зале шум, гам, возня, носятся вихра¬
стые мальчишки, кричат, дерутся, возятся. Все это было для
меня ново, чуждо и непривычно.Началась невеселая школьная жизнь. Каждое утро я с ран¬
цем на спине неохотно брел в училище, и чувство одиноче¬
ства давило меня.Я был свидетелем отвратительных сцен в училище, когда
старшие мальчики загибали «салазки» маленьким и слабым,
а те кричали и плакали.С недоумением смотрел и на веселящихся мальчишек и
все хотел понять, как они знакомятся, как собираются в ком¬
пании, почему не боятся друг друга? Я даже завидовал тем
бойким ученикам, которые в первые же дни со всеми пере¬
знакомились и с азартом бегали по коридорам, они даже не5
боялись такого мальчика, как Петров. Это был верзила, не по
годам рослый, с длинными руками и непропорционально
большим сплюснутым по бокам черепом. Он был явно дефек¬
тивным ребенком, учился крайне плохо, озорничал, буянил,
был злым и упрямым. Он зверски колотил учеников.Петрова за хулиганство часто запирали в карцер, а од¬
нажды с согласия родителей оставили после уроков для экзе¬
куции розгами. Мы уходили домой, я оглянулся на Петрова
и остановился, пораженный взглядом, каким провожал он
нас, — в нем было все: ненависть, униженная мольба и... страх,
да, да, страх. Это у Петрова, перед которым дрожали все
мальчишки, у забияки и драчуна, это у него в глазах был жи¬
вотный страх! «Так вот оно что,— пораженный думал я,—
и он боится, и на него нападает страх».Домой я не шел, а бежал: надо было скорее рассказать
домашним, что у нас в училище бьют детей, бьют розгами!
Разве это можно? Это же гадко, стыдно! А еще я думал о том,
что даже сильные и дерзкие боятся, но они, видимо, умеют
прятать свой страх, а всем показывают только свою смелость.
Значит, и я могу прятать страх и казаться смелым, дерзким
и сильным? Значит, могу? Это было тогда для меня открове¬
нием.Дома всегда очень внимательно слушали рассказы об учи¬
лище, сочувствовали мне, давали советы, утешали, подбадри¬
вали. Применение телесных наказаний возмутило всю мою
семью, и меня заверили, что я никогда не подвергнусь такой
экзекуции.Отец слушал мои рассказы, не перебивая и не задавая во¬
просов по ходу рассказа, но, когда повествование кончалось,
он всегда спрашивал: а что в училище было интересного?
И я стал выискивать, что же у нас может быть интересным.
Что?Я присматривался и готовил ответ на вопрос отца*. Прежде
всего меня заинтересовал наш наставник Матвеев,—оказа¬
лось, что он писал книжки, мы читали одну из них, «Родной
край», в ней рассказывалось о тяжелой жизни крестьянского
мальчика Яши, который серьезно болел и умер от чахотки.
Эту трогательную историю я перечитывал с большим волне¬
нием. И теперь Матвееа мне особенно нравился. Школьная
жизнь начинала понемногу входить в нормальную колею, за¬
вязывалась дружба с мальчиками, жизнь в училище посте¬
пенно становилась интересной. Я уже не был затворником
и охотно навещал своих многочисленных родственников.6
Наша большая семья была интернациональной. Мой отец,
Иван Константинович — русский, мать, Анна Христианов-
на — немка. Дед по матери был выходцем из Германии. Когда
в царствование Александра I было решено организовать в
России агрономическую службу, дед мой был приглашен
в качестве агронома.Около Царского Села, в 22 верстах от Петербурга, осно¬
валась немецкая колония, и здесь начал свою агрономическую
деятельность мой дед, Христиан Иванович; здесь в России
выросли и вышли замуж его дочери: моя мать — за русского,
одна из ее сестер — за немца, другая — за поляка, а Паулина
Христиановна — за еврея, Феликса Абрамовича Рафаловича.
Понятно, что в семье у нас была полная терпимость к различ¬
ным вероисповедованиям, да и вообще мы были далеки от
религии.Наша семья дружила со всеми родственниками, но осо¬
бенно я любил семью Рафаловичей. Феликс Абрамович,
юрист по образованию, был культурным и либеральным че¬
ловеком, служил в банке, в Царском Селе имел свою дачу.
У Рафаловичей было трое детей: дочь Женя, сыновья Коля
и Сережа. Сережа был моим ровесником, и мы дружили с ним.В семье Рафаловичей жизнь была четко организована* при¬
чем для нас, детей, был установлен строгий режим. Нас при¬
учали к исключительной чистоте, учтивости по отношению
к старшим, умению держать себя в обществе, укладывали во¬
время спать, контролировали наши уроки. Очень следили за
нашим чтением, не разрешали читать романы и особенно обе¬
регали нас от Золя и Мопассана.У Рафаловичей я проводил летние каникулы, зимой же
часто ездил к ним по воскресеньям.Иногда в воскресенье мы с Марусей посещали и семью
инженера Дукельского, близкого друга нашего отца. При¬
влекал меня кабинет дяди Коли — Николая Аполлоновича
Дукельского. Здесь в большом книжном шкафу две нижние
полки были заполнены журналами «Новь». В каждом номере
этого журнала помещались статьи о животном и раститель¬
ном мире. Я знакомился с ними с огромным интересом. А по¬
том обнаружил в библиотеке Дукельского двухтомный курс
«Ботаники» Бекетова. Это была драгоценнейшая находка.
Я выпросил у дяди Коли эти книжки и в течение нескольких
месяцев их конспектировал. С жадностью читал и «Жизнь
животных» А. Брема — яркие и умные книги, которые я также
нашел у дяди Коли.7
Книги открыли настолько интересный мир, такой разно¬
образный и необъятный, что страстно захотелось «все знать».
Это неуемное желание придавало столько силы и энергии,
что я читал до полуночи и ложился спать не уставшим, а, на¬
оборот, бодрым и с хорошим настроением.Особенно заинтересовали меня книги о животных и рас¬
тениях, за что в училище меня прозвали «естественником».Интерес к естественным наукам сблизил меня с мальчи¬
ками нашего класса, которые внимательно слушали рассказы
о книгах Бекетова, Брема и т. д.Было так интересно познавать новое, неизвестное о при¬
роде, о мире, в котором живу, что вся прежняя моя робость
и болезни отодвинулись на задний план: я рос духовно и креп
физически.На следующий год родители уже могли оставить меня
в Петербурге одного у наших родственников. Отец получил
место на Фастовской железной дороге и вместе со всей
семьей переехал на Украину.Лето 1891 года мы провели на Украине, на станции Боб¬
ринская, а в середине августа вдвоем с Марусей мы снова
поехали в Петербург.Маруся, которая в то время училась в последнем классе
гимназии, поселилась в семье Дукельских на Васильевском
острове, а я, ученик 3-го класса Петровского училища, стал
жить в семье тетки — Елены Христиановны Келлерман. Отец
ежемесячно высылал ей деньги на мое содержание.Елена Христиановна была вдовой, жила вместе со своими
двумя уже взрослыми дочерьми на Офицерской улице, имела
довольно большую квартиру, и лучшие комнаты сдавала
жильцам. Средства у нее были очень скудные, й то, что она
получала от жильцов, было подспорьем.Итак, я поселился в семье старой тетки и двух двоюрод¬
ных сестер. Каждый из нас жил своей жизнью, мы друг дру¬
гом мало интересовались. Но когда я был особенно возбуж¬
ден и взбудоражен и мне необходимо было с кем-то поде¬
литься впечатлением о прочитанном и узнанном, я бежал на
кухню к тетке, где она варила кофе или стряпала обед, и тра¬
тил целые часы на биологическое ее просвещение, рассказы¬
вая ей о различных чудесах природы.У моей двоюродной сестры Ани был хороший голос, и она
брала уроки пений. Эти уроки вносили разнообразие в нашу
монотонную жизнь. Я обладал неплохим слухом и легко
усваивал все арии, которые пела моя сестра. Скоро я стал8
сам импровизировать на фортепьяно, находя в этом большое
удовольствие.И все же я чувствовал себя в этом окружении крайне оди¬
ноким, с нетерпением ждал субботы, чтобы сразу после за¬
нятий уехать в Царское Село к Рафаловичам, где мне было
весело и уютно.В 1892 году Маруся окончила Коломенскую гимназию с
наградой, а я перешел в 4-й класс Петровского училища. Ле¬
том мы поехали на Украину к родителям, которые жили уже
на новом месте — в Смеле.Когда я впервые попал на Украину, меня поразила при¬
рода этого благодатного края. Восхищало все: и украинские
хаты, утопающие в вишневых садах, и скрипучие колодезные
журавли, и гнезда аистов на соломенных крышах. Мне нрави¬
лись мелодии украинских народных песен, яркие националь¬
ные костюмы.В то лето мы с Марусей не расставались с томиком стихов
Шевченко.В Смеле работала неплохая библиотека, и я накинулся
на книги. К тому же здесь оказалась группа очень интерес¬
ных молодых людей. Мы читали книги и делились своими впе¬
чатлениями, спорили, делали всякие «научные» предположе¬
ния. Мне шел четырнадцатый год. Возраст, когда человек
особенно жадно познает мир и стремится поделиться со
всеми своими знаниями...Здесь, в смелянской библиотеке, я с интересом глотал
книги по истории Земли. Однако больше всего нас заинтере¬
совали популярные книги по астрономии: мы зачитывались
«Астрономическими вечерами» Клейна, а также «звездными»
романами Камилла Фламмариона.Поздним вечером мы . выходили из дому, вооруженные
астрономическими картами, и выискивали на небе созвездия,
туманности, планеты. Отыскав Полярную звезду, мы следили
за переменой положений ковша Большой Медведицы в раз¬
ные часы ночи, любовались Кассиопеей, вычерчивали хвост
созвездия Дракона и бесконечно рассуждали о каналах на
Марсе, о спутниках Юпитера и Сатурна, о бешеном движе¬
нии нашей солнечной системы к созвездию Геркулеса, о гран¬
диозности вселенной и о возможном существовании жизни
вне Земли. Здесь, на Украине, я впервые познакомился с тео¬
рией Дарвина в популярном изложении, прочитал «Путеше¬
ствие на корабле «Бигль»» и постарался, как умел, все про¬
читанное законспектировать.9
Знакомство с астрономией, с теорией Канта — Лапласа,
с элементами геологии, с учением Дарвина и Лайеля вытра¬
вило у меня последние остатки религиозного мировоззрения.
Я был воспитан на принципах либеральной веротерпимости,
признавал на сто процентов свободу вероисповедания, куль¬
тивировал в себе чувство уважения к мировоззрению каждого
человека, каким бы нелепым оно мне ни казалось. Тем не ме¬
нее я сам, вступив однажды на атеистическую платформу, не
только с нее никогда не сходил, но и старался по мере сил
и умения проповедовать среди товарищей материалистиче¬
ские и дарвинистские идеи.Незаметно приблизилась осень. Маруся осталась с роди¬
телями на Украине и поступила работать в Управление Фа-
стовской железной дороги. Меня одного сажают в поезд,—
и снова Петербург. Я был уже четвероклассником, имел за
спиной значительный ученический стаж, школьная жизнь
приобрела для меня большой интерес. Я очень увлекался уро¬
ками физики, которые вел прекрасный педагог Трифонов.
Но больше всего мне нравились уроки естественной истории.
Надо отдать справедливость педагогу: он так умело подошел
к преподаванию систематики растений, что мы очень быстро
охватили диагностические признаки основных семейств цвет¬
ковых. И эти знания я сохранил в памяти на всю жизнь.Интересно преподносили нам биологию папоротников,
водорослей и ржавчиновых грибков, причем на меня огром¬
ное впечатление произвело явление «смены хозяев» — при¬
мер, когда паразитический грибок разные фазы своего раз¬
вития проделывает то на хлебном злаке, то на листьях бар¬
бариса. Этот пример и возбудил во мне интерес к явлениям
паразитологии.Преподавание ботаники было в Петровском училище по¬
ставлено довольно хорошо, что же касается зоологии, то она
преподносилась нам настолько архаическими методами, что
большинство учеников не приобрело к ней ни малейшего ин¬
тереса. И, если бы я не любил зоологию с раннего детства,
я бы прошел в школе мимо нее. Отвратительно было в Пет¬
ровском училище поставлено преподавание математики.
Я изучал ее без энтузиазма. В конечном итоге я был за это
жестоко наказан, когда мне пришлось перевестись из Петров¬
ского училища в реальное, где математику преподавали об¬
разцово.В 1893 году 8 Петербург приехали мои родственники со
стороны отца, семья Куликовых.10
Мой дядя, Дмитрий Александрович, закончил к этому вре¬
мени постройку Джанкой-Феодосийской железной дороги и
прибыл в Петербург, чтобы начать подготовку к поездке в
Томск, на постройку среднего участка (Обь — Иркутск) ве¬
ликого сибирского пути. Жена его, Эмилия Филипповна,
была моей двоюродной сестрой по материнской линии. Это
была красивая, спокойная, холодная женщина,, которой все
любовались, как мраморной статуей, но которая не пользо¬
валась нашей симпатией, поскольку была черствой эгоисткой.У четы Куликовых было двое дочерей: Людмила девяти
лет и Шура семи лет. Дети были хорошо воспитаны, изучали
языки, музыку, декламировали стихи, приучались к труду.В этой семье я и жил впоследствии, когда учился в Томском
реальном училище, с ней связаны и мои первые годы студен¬
чества.Весной 1894 года я перешел в 1-й специальный класс, как
тогда именовался в коммерческом училище 6-й класс, по¬
скольку там преподавали наряду с общеобразовательными и
специфические науки: товароведение, политическую эконо¬
мию, коммерческую географию, основы бухгалтерии и т. п.Коммерческие науки меня абсолютно не интересовали.
И судьбе было угодно повернуть мою жизнь таким образом,
что я от этого дела избавился навсегда.Строительство великой сибирской магистрали привлекло
в это время внимание всей российской общественности. И не
удивительно: осуществлялась грандиозная по масштабу ра¬
бота, предстояло построить железнодорожный путь длиною
почти в 9 тысяч километров. Заинтересовался этой построй¬
кой и мой отец. Он не очень любил эксплуатационную же¬
лезнодорожную службу, а мечтал о «построечной» работе,
которая была куда более живой и позволяла каждому про¬
являть свою инициативу.Дядя Митя, находясь теперь уже в Томске, помог отцу по¬
лучить службу: предстояло строить железнодорожный мост
через реку Томь. В начале лета отец отправился в Сибирь.
Уехал он один, чтобы, обосновавшись на новом месте, пере¬
везти туда всю нашу семью. И вот мы получаем длинное
письмо с подробным маршрутом предстоящего путешествия,
с указанием пунктов посадок и пересадок с поезда на пароход
и обратно. Распродаем вещи и направляемся в далекую, не¬
ведомую нам Сибирь.В моем кармане свидетельство об окончании пяти классов
Петровского училища. Планирую поступить в Томское11
реальное, но не в шестой, а в пятый класс, поскольку про¬
грамма реальных училищ была в то время выше программы
коммерческих школ.*Путь из Европейской России в Сибирь был в те годы не¬
легким: 20 дней понадобилось нам, чтобы добраться до Том¬
ска...Выехали мы из Смелы в августе 1894 года. Из Нижнего до
Перми плыли на пароходе «Кунгур». В Перми, направляясь
с пристани на вокзал, встретили арестантов. Они шли по
улице в сопровождении конвойных, гремя кандалами. Их
ждала каторга.Эта картина произвела на нас потрясающее впечатление.
Пермяки же ей не удивлялись, поскольку город стоял на пути
в ссылку. В Тюмени снова пересели на пароход. Предстояло
плыть по великому сибирскому водному пути, спускаться по
Туре и Тоболу к Иртышу, миновать Тобольск, двинуться на
север до Самарово по Оби, плыть на юго-восток к далекому
Томску — крупнейшему в то время культурному центру Си¬
бири.Наш пароход тянул на длинном буксире тюремную баржу.
На ее палубе была сооружена огромная железная клетка, в
которой томились арестанты, отправляемые либо на каторж¬
ные работы, либо на поселение. Это зрелище человеческого
унижения запомнилось мне навсегда.Пароход причаливает к пристани, грузят дрова. Смотрю
вокруг. Катит серые волны Обь, плоские берега покрыты низ¬
корослым лесом. К пароходу, а он появляется здесь всего раз
в неделю, спешат местные жители — остяки, и каждый пред¬
лагает купить крупных стерлядей и осетров. На сцену высту¬
пает арендатор пароходного буфета, который скупает всю
рыбу за бесценок, причем основной разменной монетой ока¬
зываются шкалики водки, от которой моментально пьянеет
непривычный к алкоголю остяк. И такая картина повторялась
на всем пути нашего плавания.Множество картин длинного путешествия осталось в моей
памяти навсегда. Они стали для меня как бы прелюдией к си¬
бирской действительности и заставили многое переоценить,
научили глубже воспринимать, анализировать окружающую
действительность.Семья наша обосновалась в Томске, а отец выехал в село
Поломошная, где строился железнодорожный мост через реку
Томы12
Конец сентября 1894 года. Я иду в реальное училище с
заявлением: прошу принять меня в 5-й класс. Назначаются
приемные испытания, причем на первом же экзамене — по
рисованию — терплю полное фиаско. Угрюмого вида препо¬
даватель, Фаддеев, берет гипсовый кулак, придает ему соот¬
ветственный наклон и предлагает мне его отобразить с на¬
туры. Поскольку в Петровском училище рисованию не прида¬
вали значения, выполнить задание я не смог и получил
неудовлетворительную отметку. Мои знания разошлись с про¬
граммой реального училища и по математике. В результате
мне было предложено поступить не в 5-й, а всего лишь в 4-й
класс. Пришлось поневоле согласиться. Я на собственном
опыте убедился, какая тогда была колоссальная разница в
объеме программы и в постановке преподавания между сто¬
личной коммерческой школой и реальным училищем в от¬
даленном Томске.Новые товарищи по классу отнеслись ко мне чрезвычайно
тепло и радушно, и это помогло мне восстановить душевное
равновесие. Проявили надлежащую корректность и препода¬
ватели. Нервировало меня первое время только то, что по
возрасту я был старше своих одноклассников. Однако вскоре
я завоевал у них немалый авторитет...Учиться мне было, конечно, чрезвычайно легко, за исклю¬
чением математики и рисования. Чтобы догнать своих товари¬
щей, я начал брать уроки по математике у ученика 7-го класса
Андрея Фролова, а по рисованию — у ученика б-го класса
Оржешко, очень способного юноши. С этими учителями-то-
варищами я очень близко сошелся, особенно с Фроловым.
В конечном итоге я, будучи значительно сильнее его по есте¬
ствознанию, стал просвещать его в своей области, а он помо¬
гал мне по математике.Фролов был милым, образованным, исключительно поря¬
дочным человеком. Вся наша семья к нему очень привязалась,
он отвечал нам взаимностью и стал настолько близким, что
не проходило дня, чтобы он не побывал у нас. Мы много чи¬
тали, обсуждали прочитанное, горячо спорили. Вечера эти
проходили,—нет, пролетали — в необычайно уютной семей¬
ной обстановке, которую так умела создавать моя умная, так¬
тичная и общительная мать.Это время было началом расцвета у нас в России естество¬
знания, учение Дарвина завладело умами молодежи, книги
его читали, изучали, они вызывали жаркие споры. Монизм
или дуализм, тело и душа — вот о чем мы спорили тогда.13
...Осенью 1895 года отца назначили заведующим Красно¬
ярским материальным складом, и он уехал в Красноярск.
В ноябре к нему переехали мама с Марусей и тремя младшими
детьми. Поскольку в Красноярске не было реального учи¬
лища, а была лишь классическая гимназия, я остался в Томске
и поселился в семье Дмитрия Александровича Куликова, в
которой и прожил 3 года.К Томскому реальному училищу я привык, оно стало мне
близким и родным. Я и сейчас с удовольствием вспоминаю
большинство преподавателей, к ним у меня сохранилось чув¬
ство уважения и признательности.Директор училища Тюменцев был человеком не из прият¬
ных, но дело свое знал отменно. Он сумел настолько хорошо
поставить преподавание космографии, что основные эле¬
менты астрономии и частично метеорологии запечатлелись
у меня на всю жизнь. Импонировало мне в Тюменцеве и то,
что он более 30 лет заведовал Томской метеорологической
станцией и собственноручно вел все записи. Наш директор
был не просто чиновником, он интересовался наукой, исклю¬
чительно ответственно и честно относился к взятым на себя
обязательствам. И мы, учащиеся, не могли не уважать Тюмен-
цева.Инспектор П. Н. Бережков преподавал у нас историю.
Он был рыжим и рябым, и ученики прозвали его «теркой».
Бережков слыл за самого богомольного человека, первый за¬
давал тон на утренней молитве, во время которой ученики
всех классов пели хором. Но его лекции, посвященные эпохе
Возрождения, его рассказы о французской революции носили
определенно прогрессивный характер, мы всегда слушали его
с неослабевающим интересом.Немецкий язык преподавал нам Герман Эдуардович
Иогансен, который одновременно занимал какое-то скромное
место на кафедре зоологии Томского университета. Когда он
пригласил меня к себе и показал великолепную орнитологи¬
ческую коллекцию, я воспылал к нему огромной симпатией
и уважением.А вот учитель естественной истории Сергей Александро¬
вич Сухов. Этот седенький старичок, добродушный и изрядно
утомленный длительным педагогическим стажем, не любил
спрашивать уроков, а предпочитал вести с учениками самые
разнообразные, подчас отвлеченные разговоры. Подметив эту
особенность Сухова, изобретательные ученики начали при¬
менять определенную тактику: в самом начале урока кто-ни¬14
будь из тех учеников, кто любил естествознание, задавал Су¬
хову вопрос. Преподаватель тут же подхватывал этот вопрос,
начиналось длительное обсуждение, и урок проходил в ожив¬
ленных дебатах, времени на опрос учеников не оставалось.
Этот метод назывался у нас «забивать баки». Обязанность
задавать вопрос учителю часто выпадала на мою долю, и я
с ней справлялся неплохо, поскольку ставил перед препода¬
вателем естествознания самые разнообразные вопросы. Таким
времяпрепровождением были довольны обе стороны: уче¬
ники, у которых не спрашивали урока, и преподаватель, осво¬
бодивший себя от скучной обязанности выслушивать ответы
учеников.Мой интерес к биологии Сухов чрезвычайно ценил;
в итоге я единственный из учеников получил право вхо¬
дить в любое время в кабинет естественной истории и при¬
водить в порядок различные препараты. Учась в 6-м классе,
я взял на себя труд классифицировать коллекции бабочек,
благо в то время вышел из печати атлас бабочек профессора
Холодковского. Фаворитов среди представителей царства
животных у меня в то время не было, как не было и специ¬
ального интереса к изучению какой-либо определенной
группы животных. Меня тогда интересовала вся зоология и
все в зоологии.Параллельно с учебой продолжал я заниматься и самооб¬
разованием. Журнал «Научное обозрение» по-прежнему был
моей настольной книгой, выписывал я выходившее тогда Пол¬
ное собрание сочинений Чарлза Дарвина, причем «Проис¬
хождение человека» мне нравилось больше, чем «Происхож¬
дение видов».В нашем классе учился Коля Наумов — сын известного
сибирского писателя-народника Николая Ивановича Нау¬
мова, почтенного старика, доживавшего вместе с женой тихо
и спокойно свой век. Я бывал у них в семье, с удивлением
и любознательностью приглядывался к Николаю Ивановичу,
поскольку это был первый писатель, встретившийся мне в
жизни. Однако я был разочарован, так как ничего особенного
в нем заприметить не удалось.В четвертом и пятом классах реального училища я нахо¬
дился во власти одной утопической идеи, которую мечтал
рано или поздно осуществить.. Меня всегда интересовала
проблема восприятия колоссального многообразия явлений,
проистекающих в природе. Я скорбел о том, что даже те
люди, которым по их интеллектуальным качествам дано15
широко мыслить, воспринимают каждый отдельный факт,
ощущают каждый отдельный процесс изолированно, в отрыве
от грандиозного сочетания тех явлений, которые перма¬
нентно совершаются в каждый данный момент в любой точке
нашей планеты. Меня не удовлетворяло такое положение
вещей, когда человек вынужден видеть, слышать, ощущать
только то, что в данное время оказывается рядом с ним. Я вы¬
ходил из себя при мысли, что жизнь человека ограничена
микрокосмосом, который не позволяет ему замечать и во¬
спринимать все то, что творится вне сферы его личного бы¬
тия, за частоколом его индивидуального окружения.Мне хотелось, чтобы человек обладал возможностью ощу¬
щать, анализировать и понимать одновременно весь калейдо¬
скопический диапазон природы, во всем витиеватом разнооб¬
разии ее проявлений, с ее чудовищными контрастами, где гар¬
монично уживаются рождение и смерть, процессы синтеза и
разложения, где паразитизм непрерывной гаммой переходов
объединен с симбиозом, где идет ожесточенная борьба за су¬
ществование.Я, конечно, понимал, что физический закон несовмести¬
мости всегда будет служить непреодолимым тормозом для
воплощения моих мечтаний. Это обстоятельство заставило
меня искать путей хотя бы для частичного осуществления
своей идеи. И я решил создать особое литературно-художест¬
венное произведение, основанное на строго научном мате¬
риале, в котором нашла бы свое отображение увлекавшая
меня утопия.При мне всегда находилась записная книжечка, в которую
я заносил внезапно возникшие у меня мысли, различные
факты и примеры, казавшиеся подходящим строительным ма¬
териалом для моего произведения. Чтобы этот материал не
забывался и не распылялся, я заносил его в особый отдел
блокнота, который (не помню теперь уже почему) я имено¬
вал «К теме № 5».Свои заметки я вел минимум 3 года; в конечном итоге
у меня накопилось свыше десятка записных книжек, насы¬
щенных материалами для надуманного мною произведения.
И только тогда, когда я понял, что моя затея неосуществима,
я уничтожил эти записи.«Жизнь природы во всем ее многообразии», «Калейдоскоп
жизни», «Подлинная жизнь природы, а не такая, какой она
рисуется отдельному человеку» и еще целый ряд подобных
заголовков я придумывал для этой работы, но не мог остано¬16
виться ни на одном, поскольку каждый из них не обнимал
всего того содержания, которое я х;отел в нее вложить.Таким образом, идея создать такое произведение потер¬
пела полное фиаско.Летом 1896 года я поехал к родителям в Красноярск.Материальный склад, которым заведовал отец, находился
на берегу сибирской реки, но теперь уже не скромной Томи,
а могучего Енисея. Снова знакомая картина строящегося же¬
лезнодорожного моста с огромными, 60-саженной длины фер¬
мами. Та же обстановка, что и на Томи, только все здесь было
в удесятеренном масштабе.Маруся работала в конторе склада, дети же — так мы звали
наших младших сестер и брата — находились на мамином по¬
печении. Нашим семейным врачом в Красноярском крае был
Владимир Михайлович Крутовский, крупный местный обще¬
ственный деятель.Средняя моя сестра, Нюся, которой было в то время 11 лет,
оказалась больной: у нее была обнаружена трещина спинного
позвонка. Крутовский посоветовал направить больную на
один из сибирских курортов — озеро Шира, находившееся в
Минусинском уезде. Совет врача был принят. И вот мы —
мама, я и трое детей — сели на пароход, шедший вверх по
Енисею.Предстояло проплыть до пристани Батени по могучей и
изумительно красивой реке свыше 300 верст. В Батени нам
надлежало нанять лошадей и проехать 55 верст до озера
Шира.Путешествие вверх по Енисею было чрезвычайно интерес¬
ным. Гористые берега, покрытые девственным таежным ле¬
сом, сменялись угрюмыми голыми скалами, а за ними опять
шли леса и леса и снова черные сказочные скалы. Даже сей¬
час, когда я повидал уже много крупных и средних рек как
в Европе, так и в Азии, я не могу не сказать, что самая кра¬
сивая река — Енисей.Озеро Шира — горько-соленый бассейн, лежащий в без¬
людной степной зоне. На одном из берегов его располагалось
несколько домиков, которые сдавались в аренду приезжавшим
больным. Эту группку построек и именовали высокопарным
словом «курорт». Вокруг озера не было ни одного деревца,
что придавало всей окрестности особенно унылый вид.Здесь провели мы около полутора месяцев, пили кумыс,
купались в озере, катались верхом, совершали прогулки.
В окрестностях Шира были разбросаны многочисленные2	К. И. Скрябин17
озера, как с пресной, так и соленой водой. Особенно инте¬
ресным было озеро Шунет. Дело в том, что вода в этом озере
за много лет испарилась до такого предела, что получился
бассейн, состоящий из насыщенного раствора сложных соле¬
вых соединений. Купающийся в озере — это я испытал на
себе — не имеет возможности не только утонуть, но даже
нырнуть; из-за концентрации солевого раствора человек, как
поплавок, держится все время на поверхности. Дно этого
озера покрыто чистейшими кристаллами различных солей.
Такое чудо природы мне довелось видеть всего лишь раз в
жизни.В одном из небольших домиков на озере Шира жил с же¬
ной и единственной дочерью коренной сибиряк инженер
Степанов. С Таней Степановой, которая была старше меня
на 4 года, я очень подружился. Это была умная и серьезная
девушка. К тому времени она окончила гимназию, но дорогу
в жизни пока не выбрала.Мы с ней много читали, в том числе по различным проб¬
лемам биологии, я разъяснял, как умел, принципы эволюцион¬
ной теории. Долго агитировал, чтобы она поступила на Выс¬
шие Бестужевские курсы в Петербурге. Таня относилась к
моим словам очень серьезно, но решения не принимала. И вот
я снова в Томске. В один прекрасный день получаю от Тани
Степановой письмо: она покидает Красноярск и едет учиться,
но не в Петербург, и не в Москву, а в Швейцарию. Спустя
некоторое время приходит письмо, теперь уже из Лозанны.
Поступила на естественный факультет, продолжает увле¬
каться общей биологией, благодарит меня за помощь в вы¬
боре специальности. А весной 1897 года пришло новое пись¬
мо, начинающееся словами: «Вот растение почти плотояд¬
ное». Какие хорошие воспоминания ассоциируются у меня с
этой фразой: так начиналась одна из статей, которую вы чи¬
тали мне на озере Шира». А дальше — восторженные впечат¬
ления о Лозаннском университете, профессорах, о красоте
Швейцарии. Наконец, еще через несколько месяцев — послед¬
нее письмо, полное счастья: Таня извещала меня о том, что
она выходит замуж за профессора биологии. И опять как из
рога изобилия льются по моему адресу слова самой теплой,
искренней товарищеской благодарности за то, что я подсказал
ей тот жизненный путь, который сделал ее счастливой.Сейчас, через много десятков лет, когда я пишу эти строки
и вспоминаю знакомство с Таней Степановой, для меня все
же остается загадкой, как смог я, 17-летний юноша, оказать18
столь сильное влияние на девушку, что она покинула семью
и уехала из Сибири в Швейцарию изучать ту область знаний,
которую я ей советовал...В 7-м классе нас оказалось всего лишь 8 человек, осталь¬
ные ученики выбыли из училища по окончании б-го класса:
результат жестких требований, предъявляемых к учащимся
дирекцией Томского реального училища. В этом училище
была установка: переводить в 7-й класс только тех, на кото¬
рых можно положиться, что они по окончании курса выдер¬
жат испытания в технические высшие школы и пройдут кон¬
курс. На кого таких надежд дирекция не возлагала, тех выпу¬
скали с дипломом об окончании шести классов, что давало
льготы по воинской повинности, но не позволяло поступать
в высшие школы.Учиться в седьмом классе было хотя и трудно, но очень
интересно. Отношение преподавателей к нам резко измени¬
лось: с нами здоровались за руку, нас считали почти студен¬
тами....Итак, я получил среднее образование. По этому случаю
отец подарил мне часы с выгравированной на них датой —
9 июня 1898 года. С форменной фуражки был снят герб, сам
же головной убор с желтыми кантами донашивался до по¬
ступления в высшую школу. «Реалисты» становились «кон-
курсниками».Судьба моих товарищей по выпуску была в большей или
меньшей степени предопределена. Яцевич, Сыромятников,
Евсеев, Иванов, Хохряков, Степанов — все они мечтали стать
инженерами и избрали себе Киевский политехнический ин¬
ститут, открытие которого намечалось на осень 1898 года.У меня были иные планы: уже давно я решил стать биоло¬
гом и теперь мечтал о поступлении в Петербургский универ¬
ситет на естественное отделение физико-математического
факультета.Я — уроженец Петербурга, и этот близкий и родной город
тянул меня к себе. В Петербурге жили и учились мои зака¬
дычные томские друзья — А. И. Фролов, А. П. Куликов, здесь
у меня было много родственников. В Петербургском универ¬
ситете были лучшие научные силы: там работали в это время
химики Менделеев и Меншуткин, физик Бергман, зоологи
Шевяков и Шимкевич, гистолог Догель-старший, ботаники
Гоби и Бородин, палеонтолог Иностранцев.Я наметил следующий план: в течение первого года не
поступать в университет, а изучить латинский и греческий19
языки в объеме курса классической гимназии; весной
1899 года сдать экзамен по этим языкам на аттестат зрелости,
а осенью 1899 года поступить в университет.Когда я рассказал родителям о своем плане, они расстрои¬
лись. Отец и мать мечтали видеть меня инженером. Эта про¬
фессия в то время, в разгар строительства великого сибир¬
ского пути, была особенно популярна и соблазнительна в
материальном отношении. Все знакомые поздравляли нашу
семью с тем, что я окончил реальное училище, и в один голос
высказывали уверенность, что старший сын осенью станет
студентом инженерно-технического вуза.Мама хорошо знала мое стремление к биологии, она пре¬
красно понимала, что меня никакая «инженерия» не соблаз¬
нит, и очень волновалась за меня. Волновалась потому, что
решил я идти не по трафаретной дороге в технический вуз,
а избрал путь, чреватый неожиданностями.Я был глубоко благодарен и отцу, и матери за то, что они
никогда, ни одним словом, ни единым жестом не противо¬
действовали моим стремлениям. Ни сетований на мое «био¬
логическое» упорство, ни даже советов «пойти в инженеры»
я от них никогда не слышал. Это доверие, это предостав¬
ление полной свободы в выборе профессии я ценил очень
высоко.И даже тогда, когда я на первых порах потерпел фиаско,
мои родители восприняли это мужественно, отнеслись ко мне
чутко и оказали огромную моральную поддержку. Благодаря
им я не пал духом и смог напрячь все свои силы, чтобы, гребя
против течения, все-таки достичь намеченной цели.Осенью 1898 года я приехал в Петербург и стал жить у
Рафаловичей, на Галерной улице, близ Сенатской площади.
Это была та самая семья, которую я так любил в детстве. Сей¬
час все стали взрослыми: Коля и Сережа были студентами
юридического факультета, Женя — курсисткой педагогиче¬
ских курсов. Я чувствовал себя у них, как в родной семье.
Жил я вместе с Сережей в одной комнате.Задачу я взял на себя тяжелую: за один учебный год
освоить латинский и греческий языки в объеме полного курса
гимназии! Однако я ни на секунду не сомневался, что с этим
делом справлюсь: пригласил в качестве преподавателя сту¬
дента филологического факультета и с огромной энергией
принялся за изучение древних языков.Я впервые увидел столицу глазами сознательного чело¬
века; естественно, что мне захотелось узнать и увидеть мно¬20
гое. Я установил себе следующий режим: 6 дней в неделю
напряженная учеба, а в воскресенье и вечерние часы суб-
(юты — полный отдых.В дни, отведенные для отдыха, я чувствовал и вел себя,
как турист, попавший в новый для него крупный культурный
центр: днем регулярно посещал музеи, а вечерами бывал в
театрах. При этом я вел дневники, в которые записывал все
мои впечатления. Русский музей я изучил до такой степени,
что знал расположение картин буквально в каждом зале.
«Неутешное горе» Крамского, «Запорожцы» Репина, «Бере¬
говая роща» Куинджи, «Цирцея» Семирадского, «Омут» Ле¬
витана, «Черное море» Айвазовского, «Алексеич» Владимира
Маковского, «Корабельная роща» Шишкина, «Поцелуйный
обряд» Константина Маковского, «Меншиков в Березове»
Сурикова, пейзажи Крыжицкого и Судковского, «Дети» Се¬
рова и даже «Последний день Помпеи» Брюллова я рассмат¬
ривал первоначально с одинаковым вниманием и интересом.
Однако вскоре период общего знакомства был закончен;
у меня появились любимые художники: Репин, Маковский,
Левитан и Крыжицкий. Произведениями этих мастеров я мог
любоваться бесконечно долго, и с каждым посещением музея
их творчество становилось для меня все более дорогим.Часто бывал я в Эрмитаже, систематически знакомясь с
нумизматической коллекцией, с античными фресками, с про¬
изведениями западного искусства. Многое я в Эрмитаже не
понимал, картины на библейские сюжеты, даже лучших ма¬
стеров, меня не волновали. Любил я скульптуры Кановы, мне
нравилась мадонна Мурильо, а из произведений Рембрандта
всему предпочитал портрет старика.Посещение музеев превратилось у меня в своеобразный
культ. Часами я просиживал в Зоологическом музее Акаде¬
мии наук, изучая прекрасно смонтированные экологические
композиции и биологические группы, посвященные вопро¬
сам наследственности, изменчивости, мимикрии. Я любил
воспринимать бесконечное разнообразие зоологических объ¬
ектов. Неоднократно посещал я антрополого-этнографиче-
ский музей Академии наук. Некоторые экспонаты произвели
на меня настолько сильное впечатление, что я даже посвятил
этому учреждению небольшую статейку, которая, однако,
нигде не была опубликована.Любил я посещать и прекрасный Ботанический сад на
Аптекарском острове.Увлекался и театром. Кумиром молодежи, да и всей21
публики была тогда Вера Федоровна Комиссаржевская. Мне
нравилось в ней все: тембр голоса, вдохновенное лицо, гиб¬
кая, изящная фигура и красивая походка, мягкие жесты и бла¬
городство движений и конечно же ее глубоко психологиче¬
ская игра. Мне нравилось, как она одевалась, всегда просто
и очень изящно.Обычно после окончания спектакля я стоял в толпе возле
рампы и неистово хлопал в ладоши. Мы долго, возбужденно
кричали, вызывая нашу общую любимицу. И только после
того, как она обращала к нам утомленный, но всегда привет¬
ливый взгляд, мы покидали театр с чувством полного удовле¬
творения.Я любил Александринский театр, — в то время там играли
такие актеры, как Варламов и Давыдов, уже немолодая, но
все еще прекрасная Савина, начинающая Домашева. Каждое
посещение этого театра доставляло мне огромное наслажде¬
ние. Охотно бывал я и в оперном Мариинском театре. Мне
особенно нравились тенор Н. Н. Фигнер, баритон Яковлев
и лирическое сопрано Медеи Фигнер.В этот период расцветал драматический талант Орленева,
работавшего в Суворинском театре, на Фонтанке. Созданный
им образ царя в пьесе Алексея Константиновича Толстого
был изумителен по силе драматичности и тонкости психоло¬
гической отшлифовки. Его безвольный вопль «Царь я или не
царь?» помнится мне и сегодня.Бывал я на концертах в филармонии. Присутствовал на
выступлениях своего однофамильца, тогда еще начинающего
композитора А. Н. Скрябина, однако музыку его в то время
понять не смог.Посещения театров и музеев скрашивали мою нелегкую
жизнь. Целыми днями я занимался классической филологией,
зубрил греческую грамматику, переводил произведения Юдия
Цезаря, Тита Ливия и отрывки из «Одиссеи». Самым тяже¬
лым делом для меня было бессмысленное заучивание грамма¬
тических правил. До сих пор помню: «Много есть имен на
«ис». маскулини генезис» — и все это в стихотворной форме!
Но языки давались мне сравнительно легко, и я был уверен,
что все задуманное осуществлю.В 20-х числах декабря вместе с семьей Рафалович я по¬
ехал в Финляндию, на Иматру. Водопад был изумительно
красив: струи бурной порожистой реки, разбиваясь о торча¬
щие на ее пути гранитные глыбы, поднимали тончайшую во¬
дяную пыль, отливающую всеми цветами радуги. Эта поездка22
дала много приятных впечатлений, и я отдохнул от своих не¬
легких занятий.Наступил 1899 год, предпоследний год XIX столетия.8 февраля Сережа и Коля с утра ушли в университет.
Я сидел дома и зубрил греческую грамматику. Во второй по¬
ловине дня по всему городу разнеслась весть о демонстрации
па Университетской площади и возле Казанского собора ре¬
волюционного студенчества и о том, что казаки избивают сту¬
дентов. Я бросился к университету. Набережная Невы и вся
университетская ограда были оцеплены полицией; студентов
загнали в глубь двора. Вдоль набережной — огромная толпа
родственников. Время шло томительно долго. Неожиданно
из университетского двора выехал извозчик, за ним второй,
третий и так свыше сотни. В каждом экипаже — студент и
сопровождающий его городовой. Студентов развозили по по¬
лицейским частям.Люди пристально вглядывались в каждый экипаж: «Не
мой ли?» В одном из экипажей я увидел сидящего с городо¬
вым Сережу. Какая-то сила заставила меня быстро подбежать
к нему и уловить возглас: «Спасская». Очевидно, его увозили
в Спасский полицейский участок. Вечером матери с бутер¬
бродами и пирожками толпились вокруг полицейской ка¬
зармы, откуда доносились шум молодых голосов и револю¬
ционные песни. В этот день сложилась студенческая песня
«Нагаечка», которая моментально стала популярной. «На-
гаечку» можно было слышать в течение последующих лет и
в сибирской тайге, и в горах Закавказья, и в столице, и по
деревням. Мотив «Ты помнишь ли, нагаечка, 8 февраля»
грозно звучал до самой Октябрьской революции.Приближалась весна, а вместе с ней и экзамен по древним
языкам. Филолог, руководивший моей подготовкой, выражал
полную уверенность в том, что я экзамен выдержу. Наступил
апрель, и тут-то начались мои терзания. Много издевательств
вынес я от чиновников министерства народного просвещения,
которым руководил небезызвестный тогда Боголепов.Прихожу в министерство и подаю заявление. Прошу до¬
пустить меня, окончившего полный курс реального училища
с дополнительным классом, к экзаменам по латинскому и гре¬
ческому языкам в объеме аттестата зрелости для поступления
на естественное отделение физико-математического факуль¬
тета Петербургского университета. Вопрос ставится четко и
ясно. Принимает мое прошение какой-то чиновник; полагая,
что вся эта процедура является лишь формой, я спокойно23
направляюсь домой. Опять идут дни, полные напряженных
занятий.Прошло две недели. Неожиданно получаю из министер¬
ства пакет, в котором черным по белому написано: «В прось¬
бе просителю отказать». Я вскочил как ужаленный, не пони¬
мая в чем дело. Конечно, здесь таится какое-то недоразуме¬
ние, другой мысли у меня не могло и возникнуть, и я побежал
в министерство, чтобы выяснить это недоразумение. Принял
меня оДин из крупных чиновников. Я с жаром рассказал ему
о своем горе, о том, как напряженно работал весь год, изучая
классические языки, чтобы поступить в университет. Я рас¬
сказал ему о своем заветном желании стать биологом и от¬
дать всю свою жизнь этой науке. В ответ услышал равнодуш¬
ное:—	Ваша ошибка, молодой человек, заключается в том, что
в своем прошении вы пишете о желании поступить в Петер¬
бургский университет. Согласно же существующим законам,
реалисты, сдавшие экзамен по древним языкам на аттестат
зрелости, имеют право поступить только в Варшавский уни¬
верситет. Вот в чем ваша ошибка, вот причина, почему мини¬
стерство отказало в вашей просьбе.—	«Надо соглашаться на Варшаву, другого выхода нет»,—
моментально возникло решение.—	В какой угодно университет, лишь бы попасть на есте¬
ственное отделение, — вырвалось у меня, и я заявил чинов¬
нику, что часа через два принесу ему новое прошение.На набережной Фонтанки, против здания министерства,
жил один из моих товарищей. Я побежал к нему, схватил бу¬
магу и стал писать заявление о своем желании поступить на
естественное отделение Варшавского университета. Часа
через полтора я снова стоял перед тем же чиновником и по¬
дал ему новое прошение.Теперь все в порядке,—заявил он,—ждите ответа о
назначении срока экзаменов.Опять зубрежка, опять лихорадочное перелистывание
учебников, последняя попытка отшлифовать накопленные
знания, которые были мне необходимы лишь для экзамена.Наступил май, учащаяся молодежь переживает экзамена¬
ционную горячку, а ответа я почему-то не получаю. Снова
иду в министерство справляться о судьбе своего второго про¬
шения. Какой-то невзрачный чиновник приносит мне доку¬
мент, на котором снова лаконическая резолюция: «Отказать».
От нервного потрясения у меня брызнули слезы.24
—	В чем же дело теперь? — беспомощно выговорил я.Канцелярский чиновник, видя мое тяжелое состояние,сказал:—	Молодой человек, сейчас принимает директор депар¬
тамента, пойдите к нему, и он даст вам надлежащее разъяс-
иепие.Попал я снова к тому же министерскому генералу, кото¬
рый несколько недель назад посоветовал мне поступать в Вар¬
шавский университет. Напомнив ему о существе своего дела
и предъявив ему прошение с резолюцией «отказать», я просил
его срочно определить ту гимназию, при которой я должен
держать экзамен по древним языкам. Вот что я услышал в
ответ на свою просьбу:—	Для того, чтобы вам, как лицу, окончившему реальное
училище, поступить в Варшавский университет, необходимо
держать экзамен по древним языкам при одной из гимназий
Варшавского учебного округа, а не в петербургской гимназии.
Нот на каком основании министерство народного просвеще¬
ния отказало вам в вашей просьбе.—	Хорошо, я завтра же поеду в Варшаву, — сказал я, за¬
дыхаясь от гнева.— Будьте любезны дать мне направление в
Варшавский учебный округ.—	Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, молодой человек, но
сейчас этого сделать нельзя: в Варшаве уже два дня тому
назад начались экзамены, так что вы, к сожалению, опоздали...—	Что же мне теперь делать? — этот вопрос вырвался не¬
вольно из моих уст, хотя задавал я его исключительно только
для себя лично.—	Вы не огорчайтесь, — стал утешать меня чиновник.—
Вы человек еще молодой, вся жизнь впереди. Я вам советую
летом отдохнуть, а с осени снова приняться за древние языки,
с тем чтобы еще годик над ними поработать. Весной же буду¬
щего года поезжайте в Варшаву, подайте заявление в Варшав¬
ский учебный округ, там вас проэкзаменуют по латыни и гре¬
ческому, после чего вы сможете быть зачисленным в число
студентов естественного отделения физико-математического
факультета Варшавского университета...Я не смог в первый момент осмыслить всего того, что со
мной произошло. Идти домой, к Рафаловичам, не хотелось;
поделиться горем с товарищами меня тоже не тянуло. В итоге
я направился из министерства прямо на телеграф и послал
нелепую, но достаточно горькую телеграмму родителям в
Красноярск. В ней я отметил, что «все мои мечты об универ¬25
ситете рухнули» и что я в ближайшие дни выезжаю к ним
в Красноярск.Во второй половине мая 1899 года я, усталый и морально
подавленный, очутился в Красноярске, в родной семье, кото¬
рая отнеслась ко мне исключительно чутко и бережно.Итак, я снова в Сибири, на берегу Енисея, через который
искусной рукой человека уже перекинут 400-саженный ажур¬
ный железнодорожный мост с пролетами в 60 сажен.
Я снова попал в общество сибиряков, которых так полюбил
в Томске.Интеллигенция Красноярска резко делилась в то время на
две части: одну составляли местные жители — врачи, адво¬
каты, судьи, учителя, служащие городских предприятий, гор¬
ные инженеры. Обособленно от них жила вторая часть ин¬
теллигенции — железнодорожники всех служб и рангов. Это
я говорю о взрослых. Что касается нас, молодежи, то мы аб¬
солютно не признавали никакой обособленности, а были объ¬
единены возрастом, любовью к жизни и общностью интере¬
сов. Жили мы чрезвычайно дружно и сплоченно.Местная интеллигенция по своему духовному развитию
была несоизмеримо выше железнодорожников. Как настоя¬
щие сибиряки, они были воспитаны на прогрессивных либе¬
ральных традициях, на них десятилетиями сказывалось влия¬
ние политических ссыльных. Последние пользовались в Крас¬
ноярске большим уважением и авторитетом. Даже городские
обыватели видели в них героев, людей сильных и волевых.
Среди сибиряков немало было ссыльнопоселенцев, у многих
отцы и деды были политкаторжанами.Для коренного населения этого сурового, но чудесного
края были характерны .свободолюбие, протест против всяче¬
ского угнетения и высокое чувство долга перед своей страной
и народом. Мне нравилась любовь сибиряков к природе,
стремление к культуре, тяга ко всему новому и прогрессив¬
ному.Я безоговорочно перешел в лагерь сибиряков и не ошибся.
Пребывание в их обществе оказало на меня чрезвычайно бла¬
готворное воздействие. Многие мои взгляды, зародившиеся
еще в Томске, здесь, в Красноярске, укрепились и вошли
настолько в мою плоть и кровь, что сохранились на всю
жизнь.Итак, лето 1899 года я отдыхал и старался забыть все то
несправедливое, что произошло со мной в Петербурге. Те¬
перь меня окружала хорошая, веселая и культурная сибирская26
молодежь: студентки и курсистки столичных вузов, приехав¬
шие домой на каникулы, а также ученики старших классов
мужской и женской гимназий в Красноярске. Наша молодая
ватага большую часть своего времени проводила в прогулках
но горам, долам и лесам правобережного Енисея. Забрав с
собой провиант, мы уходили в тайгу дня на два, на три, про¬
кладывая тропки, вдыхали смолистый аромат кедров, а вече¬
рами, сидя у костра, или ожесточенно спорили, пытаясь раз¬
решить сложнейшие мировые проблемы, или с огромным
увлечением распевали хоровые песни. Репертуар наших пе¬
сен был самый разнообразный: «Дубинушка», «Укажи мне
такую обитель», «Вы жертвою пали», «Коробейники», «Ночи
Оезумные», «Гречаники», «Смело, товарищи, в ногу», «Не
искушай меня без нужды» и многое другое. У меня был тенор,
и потому мне часто приходилось быть запевалой. Особенно
н любил петь дуэтом «В темной аллее заглохшего сада».Пели мы, конечно, и такие сибирские песни, как «Слав¬
ное море, священный Байкал», а также «Меж мерцающих
звезд ярко светит луна», припев которой «Енисей, Енисей,
донеси меня к ней» мы повторяли с особенным чувством и
вдохновением.Переправившись через Енисей, мы отдыхали в селе Базаи-
ха, которое служило отправным пунктом нашего дальней¬
шего путешествия.Мы любили гранитные глыбы красивого Токмака, с кото¬
рых открывался прекрасный вид на Енисей, на город Красно¬
ярск и на безбрежный таежный массив, изрезанный долинами
реки и множеством извилистых «гривок», как в Сибири на¬
зывают небольшие хребты, разграничивающие смежные до¬
лины. Здесь на каменных плитах разжигался костер, устраи¬
вался ночлег под охраной очередного дежурного.Наутро мы отправлялись по хрустящей «дресве» (так на¬
зывалась образующаяся в результате выветривания гранит¬
ная крошка) через «пади», по «гривкам» к любимым красно¬
ярским скалам — «Столбам». Мы очень любили лазать по
скалам. Среди нас были специалисты, которые знали все
потайные дорожки, ведущие к вершине скалы. Они шли впе¬
реди, указывая, какой рукой надо обхватить вросшую в тре¬
щину березку, когда ступить левой ногой на крохотный вы¬
ступ, а правой опереться на торчащий сосновый пенек.Проделав несколько таких довольно рискованных перехо¬
дов, мы оказывались на чудесном плато, поросшем кедров¬
ником. Здесь мы отдыхали.27
Но «Столбы» не были пределом наших скитаний: нас при¬
влекала таежная чаща, мы любили ходить на «дикий камень».Свежими и жизнерадостными возвращались мы домой, в
Красноярск, после таких походов.Во время экскурсий по окрестностям Красноярска я соби¬
рал зоологические коллекции. От зоологов я слышал, что мир
пауков России изучен чрезвычайно слабо. Это обстоятель¬
ство побудило меня начать арахнологические сборы. При мне
всегда находилось необходимое снаряжение: пробирки с дре¬
весным спиртом. Я забирался в глухую чащу, всматривался
в узоры упругой паутины, отыскивал паука и изобретал мето¬
дику его поимки.В одних случаях паук занимал центр сплетенного им со¬
оружения: поймать его было нетрудно. В других случаях паук
ютился где-либо под листочком, к которому вел сигнальный
туго натянутый провод от паутины: стоило какой-либо мухе
запутаться в тенетах, как колебание паутины тотчас же отра¬
жалось на сигнальном проводе, бдительный паук молниеносно
приближался к месту происшествия и схватывал свою жертву.
Этот условный рефлекс пауков-тенетников я использовал для
их поимки. Подойдя к натянутой паутине, я тоненькой ве¬
точкой качал паутину. Обманутый паук обнаруживал свое
местопребывание и попадал в мою пробирку.У некоторых категорий пауков был выработан такой ин¬
стинкт самосохранения: стоило только подойти к нему и
слегка пошевелить тот листочек или веточку, на которых он
сидел, как паук стремительно падал вниз на тоненькой шел¬
ковистой паутине. Этой особенностью я и воспользовался:
найдя паука, я тревожил его покой и подставлял пробирку
с таким расчетом, чтобы паук, спасаясь от опасности, сам
спускался в подготовленную для него консервирующую
жидкость.В конечном итоге у меня собралось 500 пробирок с пау¬
ками Енисейской губернии. Эту коллекцию я передал впо¬
следствии Зоологическому музею Академии наук.Наступила осень. Студенческая молодежь разъехалась по
своим вузам. Двери университета для меня были закрыты,
другие вузы меня не интересовали, и я решил никуда не по¬
ступать, а остаться зимовать в Красноярске.Зима прошла в самообразовании: запоем читал русских
классиков, упивался Достоевским и Щедриным, по Виндель-
банду и Фалькенбергу штудировал историю философии, увле¬
кался «Историей индуктивных наук» Уэвелля, конспектиро¬28
вал «Происхождение видов» Дарвина и с огромным удовле¬
творением проглатывал книжки серии «Жизнь замечательных
людей» в издании Павленкова.Большое влияние оказали на меня доктор Владимир Ми¬
хайлович Крутовский и его жена Ольга Симоновна. Это были
прогрессивно мыслящие люди, возле которых концентриро¬
вались в Красноярске все политические ссыльные. Эта семья
оказала активную помощь В. И. Ленину и Н. К. Крупской
и период их жизни в Минусинске. Крутовские, считавшиеся
политически неблагонадежными, пользовались огромным ав¬
торитетом среди красноярской интеллигенции.Владимир Михайлович заведовал фельдшерско-акушер¬
ской школой, Ольга Симоновна руководила работой книж¬
ного склада и библиотекой Общества содействия народному
образованию. Общество организовало воскресную школу для
взрослых, в которой я стал преподавать естественноистори¬
ческие науки. Работа давала мне огромное удовлетворение.
За всю свою жизнь я имел возможность только одну эту зиму
работать в воскресной школе, но память о ней, самую свет¬
лую, я сохранил навсегда.Наступил 1900 год. Узнаю, что военный министр Куропат-
кин, остановившийся в Красноярске по пути на Дальний Во¬
сток, сообщил в разговоре городскому голове Шепетковскому,
что добивается права поступления в Военно-медицинскую
академию для лиц, окончивших полный курс реального учи¬
лища. Это обстоятельство заставило меня задуматься. Я знал,
что в Военно-медицинской академии преподает зоологию
Н. А. Холодковский, что там хорошо поставлено преподава¬
ние ботаники, что физиологию читает И. П. Павлов, анато-
мию — Таренецкий. К медицине я в то время тяготения не
имел; тем не менее у меня зародилась такая мысль: нельзя ли,
получив медицинское образование, закрепиться на кафедре
зоологии, с тем чтобы работать не по медицинским дисцип¬
линам, а по биологии. Теоретически я представлял себе это
дело вполне осуществимым, конкретного же ответа мне никто
в Красноярске дать не мог. Брошенная Куропаткиным фраза
лишила меня покоя. Красноярск потерял для меня свое обая¬
ние, меня снова потянуло в Петербург.В это время произошел один незначительный на первый
взгляд случай, который сыграл решающую роль в моей
судьбе. Просматривая Энциклопедический словарь Брокгауза
и Эфрона, я наткнулся на слово «ветеринария», статья была
подписана неведомым мне автором — Татарским.29
Читаю внимательно, и чем глубже вдумываюсь в строчки,
тем больше волнуюсь. Узнаю, что существуют ветеринарные
высшие учебные заведения, в которых, во-первых, изучают
в довольно широком объеме биологические дисциплины и в
которые, во-вторых, имеют доступ лица, окончившие полный
курс реального училища с дополнительным классом, при усло¬
вии сдачи экзамена по латинскому языку в объеме четырех
классов классической гимназии. Эта статья произвела на
меня потрясающее впечатление; она зародила во мне на¬
дежду добиться биологического образования через ветери¬
нарию.К стыду своему, я до этой статьи ничего о ветеринарии
не знал, никогда ни одного ветеринарного врача в глаза не
видел и даже никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из моих
знакомых когда-либо обращался за помощью к ветеринарному
врачу, хотя многие из них имели и лошадей, и собак, и дру¬
гих животных.Как бы то ни было, но перспектива получения высшего
образования стала для меня более отчетлива. Я теперь знал,
что для специализации в области биологических наук у меня
имелось два пути: а) путь высшего ветеринарного образова¬
ния, юридически для меня доступный в любой момент, и
б) путь высшего медицинского образования, доступный
для меня лишь в том случае, если министр Куропаткин реа¬
лизует свою идею о допуске лиц, окончивших реаль¬
ное училище, в число студентов Военно-медицинской ака¬
демии.В марте 1900 года я покинул Красноярск.По пути в Петербург я заехал в Томск, где сдал в мужской
гимназии экзамен по латинскому языку в объеме четырех
классов, что мне было сделать нетрудно.В Петербурге я поселился у Д. А. Куликова. Дмитрий
Александрович жил в Петербурге, заканчивая сводный отчето	постройке Среднесибирской железной дороги. Устроив¬
шись, я прежде всего записался на прием к военному мини¬
стру Куропаткину, чтобы узнать непосредственно от него,
открыт ли теперь доступ реалистам в Военно-медицинскую
академию.На аудиенции Куропаткин заявил мне, что, действительно,
он об этом хлопочет, но пока что встречает противодействие.
Он надеялся на благоприятный исход этого дела и дал мне
совет направить соответственное прошение на имя началь¬
ника Военно-медицинской академии, что я, конечно, и сделал.30
Параллельно с этим я направил свои документы в Юрьев-
( кий (Дерптский) ветеринарный институт с просьбой зачис¬
лить меня в число студентов с осени 1900 года.В конце мая семья Куликовых переехала на дачу в Фин¬
ляндию, в Усикирко, а я поступил вместе со своим товарищем
по реальному училищу студентом Лесного института Алек¬
сандром Куликовым на службу в счетный отдел Управления
но постройке Среднесибирской железной дороги, чтобы на¬
копить для предстоящей студенческой жизни немного денег.
Накануне воскресного дня мы с Александром выезжали на
дачу к дяде, в Усикирко, а по понедельникам снова принима¬
лись за скучную 12-часовую счетную работу.В конце лета я получил от дирекции Юрьевского ветери¬
нарного института извещение о том, что принят в число сту¬
дентов этого института.Итак, потеряв после окончания реального училища целых
два года, я наконец стал студентом. Помню, с каким огром¬
ным удовольствием я надел на себя новенькую студенческую
фуражку с синим бархатным околышем и белыми кантами,
хотя в точности еще и не представлял, что готовит мне в бу¬
дущем работа по ветеринарной линии.
ЗДРАВСТВУЙ, ALMA MATERНеповторимый город Юрьев. — Кто
учится в ветинституте.— Профессор
и «вольнослушатель»,— Студенче¬
ские волнения. — Съезд ветеринар¬
ных врачей. — Быт и нравы 3a7ize-
зурского уезда.—«Кавказцы» дер¬
жат экзамены.Поезд подошел к скромному
вокзалу. Юрьев *. Здесь в уютном эстонском городке пред¬
стояло мне получить высшее образование. Выхожу на пер¬
рон, оглядываюсь по сторонам и обращаю внимание на коре¬
настого юношу в штатском костюме и в такой же, как у меня,
фуражке. Подошли друг к другу, познакомились. Мы оба
очутились в этом городе впервые, оба оказались студентами
первого курса ветеринарного института. Это был Сергей
Николаевич Иванов, окончивший Петербургскую духовную
семинарию. Должен признаться, что до этого знакомства я с
семинаристами никогда ранее не встречался и, подобно всем
реалистам и гимназистам, даже не считал семинарию средним
учебным заведением.Оставив вещи на вокзале, двинулись в город, чтобы найти
себе меблированную комнату поближе к ветеринарному ин¬
ституту. Комнат сдавалось множество. В конечном итоге мы
облюбовали большую чистую комнату, в которой решили
поселиться вместе. Платили мы за нее 12 рублей в месяц, по
6 рублей каждый, пользуясь при этом два раза в день «тема-
шиной» — так именовались кофейники, нагревающиеся дре¬
весными углями.Мы подружились с Сергеем и прожили вместе 2 года. Рас¬
стались уже на 3-м курсе и то потому лишь, что к этому вре¬
мени в Юрьеве поселилась моя мама с младшими детьми.В 1900 году Юрьев был академическим городком. На 40 ты¬
сяч жителей было 2 тысячи студентов высших учебных заве-*	Дерпт, Тарту.32
дений, да к тому же множество учащихся средних учебных
заведений. Весь облик города и царившие в нем нравы имели
весьма своеобразный характер и были совершенно непохожи
на русские университетские города.Река Эмбах, впадавшая в Чудское озеро, как бы делила
город на две части. Они соединялись старинным каменным
и новым деревянным мостами. На правом высоком берегу
Эмбаха был расположен Домберг — большой тенистый парк.
В нем были разбросаны многочисленные университетские уч¬
реждения, высились руины древнего замка.Ветеринарный институт располагался в левобережной ча¬
сти. От университета к институту тянулась чрезвычайно
узенькая главная улица Юрьева — Рыцарская, носившая на
себе следы средневековья.Юрьевский ветеринарный институт был создан в 1873 году
на базе ветеринарного училища, организованного в 1848 году.В 80-х годах в России было всего 4 ветинститута, из кото¬
рых Юрьевский и Харьковский были наиболее крупными и
известными.В нашем институте была богатая специальная библиотека,
неплохие учебные кабинеты, ветеринарные клиники, аптеки,
кузница и т. д. В институте были неплохо организована
учебная и научно-исследовательская работа. Так, например,
ряд исследований по эпизоотологии получил мировое при¬
знание. Исследования профессора Ф. Браделя по сибирской
язве были началом изучения этой страшной не только для
животных, но и для людей болезни. Э. Земмер, работая над
проблемами туберкулеза животных, доказал, что молоко и
мясо больных туберкулезом животных могут быть источником
заражения человека и т. д.Состав студентов был довольно демократичным. Плата за
учебу в ветеринарных институтах была ниже, чем в других
высших учебных заведениях. В Юрьевском ветеринарном ин¬
ституте платили по 15 рублей в год. Для сравнения скажу,
что в Юрьевском университете за семестр надо было внести
до 70 рублей, на 5-м курсе медицинского факультета —
125 рублей.Юрьевскому университету и ветеринарному институту
царское правительство разрешило принимать студентов, ис¬
ключенных из других высших учебных заведений России за
участие в революционном движении. Считалось, что Юрьеву,
где крепки были реакционные традиции, революционное
брожение не грозит. Также было разрешено принимать3	К. И. Скрябин33
учащихся, окончивших православные духовные семинарии.
В этих семинариях обучение велось за счет государства и
большинство учащихся было из бедных слоев населения.В ветеринарном институте я оказался в окружении семи¬
наристов, которые на курсе составляли свыше 80 процентов.
Реалистов почти не было, имелись окончившие классическую
гимназию, причем если это русский, то обычно с дипломом
шести классов, а если еврей, то с аттестатом зрелости, так
как к евреям предъявлялись повышенные требования.Первые лекции меня разочаровали: курс зоологии, читан¬
ный анатомом Кундзиным, и курс ботаники, который вел Да¬
вид, были для меня слишком элементарны. С интересом
посещал лекции по химии профессора Спасского. Блестяще
вел физику профессор Садовский.Максимум времени пришлось уделять анатомии домашних
животных. Заинтересовала меня работа в анатомической-пре-
паровочной, когда пришлось детально знакомиться с морфо¬
логическими элементами животного организма.Однако к некоторым вещам я долго не мог привыкнуть.
Тяжело было смотреть на муки умирающих от кровотечения
лошадей. С неприятным чувством входил я первое время в
хирургический корпус, но на втором семестре чувства мои
притупились.В Юрьевском ветеринарном институте было очень скром¬
ное оборудование, но весь учебный процесс был поставлен
настолько удовлетворительно, что желающий получить зна¬
ния мог, несомненно, добиться многого. Единственно, чего
мне недоставало, — это солидного изучения биологических
наук. Меня тянуло к зоологии, а изучать ее я мог только на
естественном отделении физико-математического факультета
университета. И я направил свои взоры к университету.В это время в Юрьеве работали два зоолога: знаменитый
Кеннель, читавший курс на немецком языке, и молодой тогда
еще профессор А. Н. Северцов, восхищавший студенческую
молодежь своими блестящими по форме и строгими по содер¬
жанию академическими и публичными лекциями.Меня потянуло к Северцову. Но как получить легальный
доступ в университет, слушать его лекции, прорабатывать
практические занятия? Ведь у входа в здание анатомического
корпуса, в котором помещалась кафедра Северцова, толпи¬
лись так называемые «педеля», которые не пропускали в уни¬
верситетские апартаменты посторонних, тем более лиц в ве¬
теринарной студенческой тужурке. Я переодевался в штат-34
ское платье, примыкал к группе студентов-фармацевтов, не
носивших форменной студенческой одежды, и свободно про¬
ходил в те кабинеты и аудитории, которые меня интересо¬
вали. За короткий срок моя фигура достаточно примелька¬
лась, так что мое пребывание в университетских зданиях ни¬
кого в дальнейшем не волновало.Желая по-настоящему изучить университетский курс зоо¬
логии, я подошел к профессору Северцову, рассказал о своем
положении и просил разрешения посещать его лекции. «По¬
жалуйста, слушайте мои лекции, — ответил он,— но помните,
что я о вашем присутствии в аудитории знать не буду, знать
не должен». Ответ, характерный для уяснения той обста¬
новки, которая царила в первые годы XX столетия в россий¬
ских университетах.Я стал усердным посетителем лекций и вместе со студен-
тами-естественниками проходил практические занятия. Как
сейчас помню свою первую встречу с молодым тогда еще
ассистентом Северцова М. М. Воскобойниковым.М. М. Воскобойников отнесся ко мне исключительно
тепло, чутко и радушно, снабдил меня микроскопом. Я зани¬
мался в тех же условиях, что и студенты. «Если вас спросят,,
кто вы такой, отрекомендуйтесь студентом-фармацевтом, и
тогда будет все в порядке», — вот совет, данный мне Воско¬
бойниковым. Его участие произвело на меня огромное впе¬
чатление, и я сохранил о Воскобойникове самое светлое вос¬
поминание.Во время зимних каникул я поехал в Петербург к родным,
которые к этому времени перебрались из Красноярска в сто¬
лицу. Отец готовился к новой службе — ему предстояло
ехать в Маньчжурию, в Харбин, на строительство Восточно-
Китайской железной дороги. Командировка его намечалась
на 3 года.Не могу забыть одного эпизода, относящегося к этому
времени. Приехав в Петербург, я по старой памяти зашел
к Дукельским, к которым относился очень хорошо. Увидев на
мне студенческую тужурку и узнав, что я поступил в ветери¬
нарный институт, Николай Аполлонович недвусмысленно
выразил свое отрицательное отношение к избранной мною
специальности. Это меня так глубоко уязвило, что я поднялся
со стула, демонстративно ушел и больше никогда у них не
появлялся.Этот случай, как и ряд последующих, когда окружающие
явно высказывали недоброжелательство к ветеринарии,35
служили могучим стимулом для дальнейшего укрепления во
мне чувства «ветеринарного патриотизма». К тому же с каж¬
дым курсом росла моя привязанность и к своему институту,
и к городу Юрьеву.На втором курсе я слушал прекрасные лекции по эмбрио¬
логии молодого профессора С. Е. Пучковского, читавшего
настолько четко, ясно, образно и доступно, что про него шла
молва, будто бы «его и лошади понимают»! Он был кумиром
студентов. Он подкупил меня широким общебиологическим
кругозором и глубиной излагаемых проблем. Манера дер¬
жаться на кафедре была у него чрезвычайно своеобразная:
во время чтения лекции он сидел на стуле, закидывая одну
ногу на другую, и беспрерывно курил. Ни лишнего жеста, ни
театральной позы, ни патетического возгласа, ни торжествен¬
ного пафоса у него не было. Наоборот, он держал себя ис¬
ключительно просто и скромно. Мы гордились этим профес¬
сором и широко популяризировали имя Пучковского в сту¬
денческой среде...Физиологию нам читал профессор Яков Кузьмич Неготин.
Не знаю, как это могло произойти, но у студентов он не поль¬
зовался никаким авторитетом, все его заочно именовали
Яшкой и по очереди ходили слушать его лекции. Читал он
их неважно, хотя знал отдельные разделы физиологии пре¬
восходно и отличался конструкторскими способностями,
умея совершенствовать различные приборы для эксперимен¬
тирования. В это время уже гремело имя И. П. Павлова, про¬
поведовались новые воззрения на физиологию пищеварения,
популяризировались опыты по мнимому кормлению, накапли¬
вался интереснейший материал по условным рефлексам. Не¬
готин, конечно, был в курсе всех этих новинок, однако, бу¬
дучи посредственным педагогом, заинтересовать своей спе¬
циальностью студенческую молодежь не сумел.Огуденчество в эту эпоху переживало тяжелый период:
начались репрессии. То здесь, то там вспыхивали студенче¬
ские волнения, которые, начинаясь либо в Петербурге, либо
в Москве, распространялись постепенно по всей стране. Вете¬
ринарное студенчество было наиболее демократичным и ре¬
волюционным.Когда я поступил в институт, то убедился: среди моих
старших товарищей свежи воспоминания о прошлогодних
студенческих волнениях. Весть о февральских столкновениях
петербургских студентов с полицией дошла до студентов
Юрьева. Студенческий «Союзный совет дерлтских объеди-36
ценных землячеств и организаций» организовывал собрания
студентов, выпускались листовки. Студенты нашего ветери¬
нарного института и университета предъявили администра¬
ции требования: снижение или отмена платы за учение, уста¬
новление автономии высших учебных заведений.Студенты объявили забастовку, отказавшись от посещений
занятий. Запугивания не помогли, аудитории пустовали. На¬
чались репрессии. Из университета исключили 450 человек,
но под давлением студенческих масс 200 из них были при¬
няты обратно, остальных же как политически неблагонадеж¬
ных срочно выслали из Юрьева. Студенчество решило орга¬
низовать демонстрацию — проводить высылаемых. Молодежь
шла на вокзал с революционными песнями, полиция и войска
не смогли разогнать собравшихся. На вокзале студенты ми¬
тинговали до самого отхода поезда.Но были и такие студенты, которые осуждали прошлогод¬
ние события, утверждая, что различные манифестации, демон¬
страции и забастовки — не дело учащейся молодежи. Как
правило, это были дети местных зажиточных крестьян или
юрьевской буржуазии. Они держались очень сплоченно и
подчас были не прочь выдать «крамольников» полиции. На¬
строены эти студенты были крайне реакционно. Меня возму¬
щала их оппозиционность ко всему прогрессивному, а их до¬
носы вызывали чувство омерзения.В 1899 году правительство утвердило «временные пра¬
вила», по которым студенты за участие в «беспорядках» от¬
правлялись на военную службу. В январе 1901 года до нас
дошли сведения, что в Киеве отданы в солдаты 183 студента
университета.Во время лекции кто-то написал записку с сообщениемоб	этом событии. Поднялся глухой гул. Преподаватель никак
не мог понять, в чем дело, несколько раз останавливался, на¬
чал сердиться. Вскоре весь ветеринарный институт знал о слу¬
чившемся. В коридорах собирались шумные группы, спорили,
кричали. Одни выступали за забастовку, другие призывали
к спокойствию. Я стоял на такой точке зрения: необходимо
бороться за гарантию защиты студентов от произвола по¬
лиции.В квартире по соседству с нами, за тонкой деревянной
перегородкой, жили два наших товарища: Казаринов и Душ¬
ников. Однажды ночью мы с Сергеем проснулись от неболь¬
шого взрыва, происшедшего у наших соседей. Вскочив с
постели, мы бросились в их комнату и увидели: Казаринов37
сидел на стуле и вытирал полотенцем лицо, а Душников не
мог удержаться от смеха. Оказывается, они варили в своей
печке по какому-то рецепту вонючую смесь. Наутро пред¬
полагалась забастовка студентов. Когда Казаринов подошел
к кастрюле, чтобы размешать содержимое ложкой, произо¬
шел легкий взрыв, который опалил лицо студента. К счастью,
глаза остались неповрежденными. Это происшествие не по¬
мешало сварить необходимую смесь. Когда зелье было го¬
тово, наши товарищи ночью пробрались в здание института
и крупными шприцами впрыснули вонючую жидкость через
замочные скважины в аудитории и лаборатории.Закончив свою миссию, они благополучно вернулись до¬
мой. На следующий день занятия были отменены, поскольку
учебные помещения были пропитаны таким едким запахом,
что он ощущался даже на улице.Волнения среди студентов не утихали. Занятия проводи¬
лись с перерывами, появились листовки «Союзного совета».В парке Тяхтвере проводились студенческие митинги и
сходки. Мы с Сергеем ходили на эти сходки, сами не высту¬
пали, но слушали внимательно все выступления и обменива¬
лись мнениями. У нас с Сергеем были одни взгляды: мы были
за демократизацию не только студенческой, но и всей обще¬
ственной жизни. Волнения на предприятиях Таллина и
Юрьева нас глубоко задевали, мы считали, что необходимо
государственными реформами облегчить жизнь рабочих.Когда пришла весть о том, что изданы «Временные пра¬
вила о студенческих организациях в высшей школе» (декабрь
1901 года), мы рассматривали это как нашу, студенческую
крупную победу. Нам разрешалось создавать кассы взаимо¬
помощи, столовые, научно-литературные и художественные
кружки и т. д. Конечно, мы все время ощущали неотступный
надзор институтской администрации, но чувство большей
самостоятельности подбадривало каждого.Студенческая жизнь была чрезвычайно разнообразна.
Серьезная учеба сменялась отдыхом, лекции — традицион¬
ными студенческими увеселительными вечерами, работа в
лабораториях — посещением кружков самообразования, чте¬
нием литературных новинок. Я на студенческой скамье по¬
знакомился с «Записками врача» Вересаева, который описы¬
вал быт студентов юрьевского медицинского факультета.
В то время печатались произведения Максима Горького,
Леонида Андреева. Мы с неослабным интересом следили за
борьбой марксистов с народниками, с волнением ожидали38
появления каждого томика сборника «Знания». А в минуту
лирического настроения я наслаждался поэзией П. Якубовича
и С. Надсона, которых всегда очень любил....Наступил незаметно 1902 год, заканчивался 4-й семестр
моей учебы. Перейдя на 3-й курс, я уехал на лето снова в
Финляндию, в Мустамяки, на дачу к Куликовым. Там же,
в Мустамяках, снимала маленькую дачу мама, которая про¬
вела это лето в окружении своих детей.Папа находился в Харбине, причем от него в течение не¬
скольких месяцев по неизвестным причинам мы не получали
ни писем, ни денег.В связи с материальными затруднениями мы на семейном
совете решили, что мама с младшими детьми переедет в
Юрьев, жизнь в котором была неизмеримо дешевле петер¬
бургской. Я покину своего «сожителя» С. Н. Иванова и пере¬
селюсь к маме; для того чтобы помочь ей, я стану стипендиа¬
том (стипендиат — студент, которому Главное ветеринарное
управление платило стипендию, за это он обязан был отра¬
ботать два года там, куда его пошлют после окончания учебы)
и буду получать ежемесячно 30 рублей, а Маруся останется
на службе в Петербурге, чтобы тоже помогать семье. Так и
сделали.На 3-м курсе я увлекся общей патологией, которую нам
преподавал суровый профессор Вальдман. Его лекции отли¬
чались удивительно четким планом, материал он строго си¬
стематизировал, и мне это очень нравилось, так как меня
всегда привлекала всякого рода систематизация.Познакомился я на лекциях Вальдмана и с гельминтоло¬
гией. При чтении курса патологической анатомии он всегда
писал на доске длинный перечень паразитических червей,
могущих поразить каждый орган того или иного животного.
Конечно, гельминтологии в современном понимании в лек¬
циях Вальдмана не было ни в малейшей дозе, но он на кон¬
кретном перечне видов демонстрировал студентам много¬
образие форм паразитических червей.В это время произошло событие, очень важное для разви¬
тия ветеринарного дела в России и всколыхнувшее всю вете¬
ринарную молодежь. В январе 1903 года в Петербурге со¬
брался I Всероссийский ветеринарный съезд.Вопрос о Всероссийском ветеринарном съезде ставился
давно и много раз. Впервые мысль о съезде возникла у мос¬
ковских ветеринаров в 1882 году, и с тех пор не проходило ни
одного года, чтобы она не обсуждалась.39
Председателем Организационного комитета Всероссий¬
ского ветеринарного съезда был избран А. Е. Архангельский
(главный ветеринарный врач Государственного коннозавод¬
ства), его товарищем — В. Ф. Нагорский (эпизоотолог, мо¬
сковский земский деятель), секретарем — профессор Гордзял-
ковский. Председателем I съезда был избран директор
Юрьевского ветеринарного института профессор К. К. Рау-
пах, членами правления: А. К. Логинов, И. А. Качинский,
И. Н. Крамсаков, а секретарем — С. С. Евсеенко.Директор нашего института профессор К. К. Раупах до¬
бился права присутствовать на съезде нескольким студентам,
в числе их оказался и я.На I Всероссийском ветеринарном съезде присутствовало
975 делегатов. Работало 16 секций, в том числе «секция 5-я —
инфекционные и инвазионные болезни, бактериология».
В числе заведующих секциями были Гапцих, Тартаковский
и Савваитов. На всех секциях было 95 заседаний и одно об¬
щее объединенное заседание. Обсуждалось 217 докладов.
Выставка съезда имела свыше 10 тысяч экспонатов и была
размещена в двух залах технологического института. Число
посетивших выставку превысило 10 тысяч человек. На вы¬
ставке имелся раздел «Паразиты домашних млекопитающих
и птиц».Заседания проходили чрезвычайно интересно и насы¬
щенно. В «Трудах съезда» писалось: «Днем после обеда, вече¬
ром, иногда далеко за полночь происходили заседания; один
за другим выдвигались вопросы как научного характера, так
и общественно-бытовые; происходил самый энергичный об¬
мен мыслей; каждый вносил свою лепту в обсуждение; осве¬
щаясь со всех сторон, вопрос выяснялся, и из всех горячих
прений само собою выливалось то или другое постановле¬
ние.Видно было, что люди явились на съезд с далеких, быть
может, окраин «не для бесед и ликований», а с твердо опре¬
деленными целями высказать то, что наболело у каждого,
с желанием указать на те недочеты в ветеринарном деле,
которые им приходилось испытывать в жизни, с надеждой,
что и эти указания, и те новые пути, какие они наметят,
приведут к желанной цели, помогут поставить ветеринарное
дело России на надлежащую высоту. В особенности это
сказывалось на тех заседаниях, где разбирались вопросы
общественно-бытовые, вопросы о научной подготовке вете¬
ринаров, об их образовании, о том социальном положении40
и невозможной материальной обстановке, при которых при¬
ходится ветеринарному врачу работать. Тут лились страст¬
ные речи, без всякого стеснения высказывалась горькая,
обидная, быть может, но живая, жизненная правда. Ораторы
не стеснялись и живо, образно обрисовывали свое положе¬
ние как ветеринаров, указывая тут же на те причины, без
устранения которых немыслимо изменение настоящего хода
вещей, немыслим и самый прогресс ветеринарного дела
вообще в России».Я с особым интересом и волнением слушал выступавших,
и чем тяжелее картину рисовали они, тем сильнее хотелось
мне отдать этому делу все силы, всю энергию. Меня пора¬
зило выступление ветеринарного врача В. Бенькевича, кото¬
рый напоминал о необходимости созыва губернских и обла¬
стных съездов ветеринарных врачей в Сибири и среднеази¬
атских владениях.Бенькевич говорил: «Служба здесь тяжелая вообще. На
одного врача приходятся участки, измеряемые не сотнями, а
многими десятками тысяч верст, пути сообщения часто за¬
ставляют желать очень многого; нередко приходится проез¬
жать по степям, тайге или горам сотни и тысячи верст вер¬
хом, ночуя иногда под открытым небом, жить приходится
по разным глухим углам, деревням, в степи без общества,
получая лишь изредка почту и не пользуясь элементарными
удобствами жизни. При огромных расстояниях сплошь и
рядом случается так, что целыми годами не видишь ни одного
собрата по оружию.А каково положение коллег, приезжающих прямо из Рос¬
сии и абсолютно не знающих местных условий? Молодой
человек попадает в глухой угол, он принужден терять массу
времени на изучение местных особенностей, об уверенно¬
сти в работе не может быть и речи, посоветоваться не с кем,
па поддержку соседнего товарища рассчитывать трудно —
далеко, и вот мучится человек непродуктивно, и теряет самое
дело от этого немало. Местных уроженцев благодаря отсут¬
ствию ветеринарного института в Сибири пока мало, и по¬
тому очень многим приходится испытывать вышеописанное
непривлекательное положение.Силы и здоровье быстро уходят, на старость же можно
ждать маленькую пенсию. В особенности незавидно поло¬
жение врачей, живущих в глухих пунктах...Нет ничего удивительного, что люди, живущие в столь
неприглядных условиях, нередко отрезанные от сношения41
с цивилизованным миром, отрезанные от общения с това¬
рищами, могут быстро терять энергию, делаться апатичными
манекенами, исполняющими известные формальности. Нет
ничего удивительного, что при подобных условиях люди мо¬
гут быстро «выдыхаться» и отрицательно относиться к своему
делу.Только частые съезды и совещания, дающие возможность
этим работникам обмениваться мыслями с товарищами, за¬
ставляющие интересоваться вопросами науки и жизни, могут
поднимать ослабевающую энергию и держать людей в курсе
дела, втягивать в жизнь корпорации и ее интересы...».Врезалось в память выступление П. П. Ефимова, говорив¬
шего о проблемах городской ветеринарной службы. В своем
выступлении Ефимов сказал:«...Кому не известно, что деятельность наша вообще свя¬
зана с возможностью на каждом шагу пасть жертвой своего
долга. Неправда ли, кто больше нас вращается в сфере та¬
ких ужасных болезней, как сап, сибирская язва, бешенство
и т. п.!Из этого ясно, что в большинстве случаев жизнь каждого
из нас, строго говоря, висит на волоске. Теперь примите во
внимание судьбу человека, отдающего работе все свои силы
и впереди не видящего ничего, кроме разбитого здоровья, а
также и семьи, остающейся без всяких средств к существо¬
ванию. Грустный факт, с которым следует считаться! Какими
же мерами можно хоть сколько-нибудь обеспечить старость,
а также семыо на случай преждевременной смерти от зара¬
жения и т. п. Единственной мерой, по моему мнению, должна
быть пенсия, хотя бы небольшая, и страхование городским уп¬
равлением жизни каждого из ветеринаров.В самом деле: неужели ветеринар, прослуживший городу,
положим, 20 — 25 лет и сделавшись инвалидом, не заслуживает
этой признательности? Человек трудился, честно относился
к своим обязанностям, добросовестно соблюдал городские
интересы — его держали на службе; заболел, здоровье по¬
шатнулось, не позволяет продолжать службы — его выбра¬
сывают за борт! Как хотите, но подобное отношение — во¬
пиющая несправедливость».В статье «Итоги ветеринарного съезда» говорилось:
«Съезд наметил очень широкую реформу преподавания с
введением многих кафедр. Все это получит осуществление,
может быть, в отдаленном будущем, но за съездом останется
великая заслуга, что он резко подчеркнул ненормальность42
современной постановки ветеринарного образования и на¬
сущную жизненную необходимость в его реорганизации. Это
положение красной нитью проходило через весь съезд, и
можно быть уверенным, что это компетентное мнение съезда
не останется без последствий. Общий характер деятельностиi	ъезда, направление его взглядов, стремлений лучше всего
можно было наблюдать при обсуждении вопросов об орга¬
низации городской и земской ветеринарии. С горячностью,
доходившей до страстности, докладчики и ораторы защищали
основные принципы земской деятельности: заботу о мест¬
ных пользах и нуждах, самодеятельность, коллегиальность и
выборное начало. И это не была теоретическая защита
известных принципов; в них чувствовалась жизнь, много¬
летний опыт и, может быть, многолетние страдания. Некото¬
рые инциденты, разыгравшиеся на съезде, ясно показали, что
члены съезда твердо знают и верят в то, чего добиваются, и
г.сячески гегговы стремиться к осуществлению своих взгля¬
дов»....Осенью 1902 года у меня зародилась мысль создать прак¬
тическое руководство по миологии (раздел анатомии, учение
о мышцах) для помощи студентам 1-го курса при диссек-
ционных * занятиях. На своем опыте я убедился, как трудно
препарировать и изучать мускулатуру животных, пользуясь
лишь огромным томом «Зоотомии» Франка. Для осуществле¬
ния моей идеи необходимо было найти иллюстратора. В ко¬
нечном итоге я сговорился со своим товарищем по курсу
М. М. Симоновым о реализации такого издания. Я написал
текст, а он дал иллюстрации, позаимствованные из хороших
первоисточников. И осенью 1903 года все студенты 1-го
курса держали в руках книгу Скрябина и Симонова: «Муску¬
латура собаки и лошади. Атлас с пояснительным текстом для
дпосекционных занятий. Юрьев. 1903 год». Это было мое
первое печатное произведение. Несмотря на то что оно,
естественно, грешило рядом дефектов, студенты Юрьевского
института вплоть до 1915 года пользовались нашим посо¬
бием — до тех пор, пока последний экземпляр не пришел в
полную ветхость....4-й курс. С удовольствием посещаю клиники. С огром¬
ным интересом анализирую, как наши терапевты определяют
характер порока сердца у лошади или точно устанавливаютТак именовались практические занятия по препаровке органов
животных при изучении анатомии.43
степень близорукости животного, которую можно выправить
применением очков с определенной величиной диоптрии.
Курирую самостоятельно животное, что доставляет мне боль¬
шое удовольствие. Хирургия меня не увлекает, больше нра¬
вится труднейший в ветеринарии курс внутренних болезней.Слушаем лекции С. Е. Пучковского по оперативной хи¬
рургии, восторгаемся ими и, собравшись вчетвером, решаем
издать литографированный курс Пучковского по этой дис¬
циплине. Наша четверка подробно записывает прослушанную
лекцию, редактирует ее, а я несу наш «проект» на согласова¬
ние к Пучковскому.В итоге я стал регулярно бывать у Сергея Ефимовича
дома. Я, конечно, не имею права говорить о дружбе с Пуч-
ковским — таковой между нами не могло быть; я питал к нему
глубокое почтение, преклонялся перед его интеллектом и его
научными заслугами, а он относился ко мне с чувством ува¬
жения и доверия, рассказывал о различных эпизодах из
жизни института.В кабинете на столе у Пучковского лежали начатые труды
по анатомии птиц, по эмбриологии и по фармакологии,—
настолько он был разносторонен. Меня, испытавшего на 3-м
курсе свои силы в качестве анатома, особенно интересовала
монография по анатомии птиц. И вот, начиная с 1903 года
и кончая 1916 годом, когда я приехал в Юрьев защищать
магистерскую диссертацию, я каждый раз, а таких случаев
бывало много, напоминал Сергею Ефимовичу о необходимо¬
сти закончить его интересный труд. Однако работа не дви¬
галась. Пучковскому было трудно работать, мешала ему
тяжелая обстановка в семье — у него рос дефективный ребе¬
нок. Большинство его работ так и остались незавершенными.Итак, будучи студентом 4-го курса, я «издавал» оператив¬
ную хирургию Пучковского литографским способом. Было
издано свыше 300 страниц.Последние два года студенческой жизни в Юрьеве я не
мог регулярно работать в университете. Мой контакт с физ¬
матом ограничивался посещением лекций отдельных профес¬
соров. Ботаник Кузнецов, геолог Андрусов, петрограф Левин-
сон-Лессинг, антропологи Левицкий и Покровский, метеоро¬
лог Срезневский, зоолог Сент-Илер, сменивший Северцова,
химик Тамман, анатом Раубер — такой была плеяда блестя¬
щей университетской профессуры того времени. Я рад, что
имел возможность слушать их лекции.Весной 1904 года я закончил высшее ветеринарное обра¬44
зование. Остались у меня государственные, именовавшиеся
тогда градуальными, экзамены, которые в Юрьевском вете¬
ринарном институте проводились осенью.Летом я поехал на производственную практику в Закав¬
казье на борьбу с чумой крупного рогатого скота.*	**Ветеринарное управление охотно командировало как ве¬
теринарных врачей, так и студентов-градуалистов для борьбы
со свирепствовавшей в Закавказье эпизоотией чумы круп¬
ного рогатого скота. С моего курса согласились на поездку
человек десять. Это означало, что мы будем держать экзамен
на полгода позже наших товарищей — весной 1905 года.На Кавказе я никогда не бывал. Поэтому я решил про¬
ехать в Тифлис по Военно-Грузинской дороге, предвари¬
тельно побывав в Пятигорске у своего товарища А. И. Фро¬
лова, бывшего студента-технолога. Его выслали туда под
надзор полиции как политически неблагонадежного.Встреча с Фроловым была для меня большой радостью.
Я прожил у него четыре дня. За это время я осмотрел все
достопримечательности минераловодческой группы, посетил
место дуэли Лермонтова, бальнеологические учреждения,
съездил в Кисловодск, поднимался на Красные камни, раз¬
гуливал по парку, любовался игрой пузырьков нарзана, вы¬
бивающегося из недр доломитовых скал на поверхность.
Вечера и ночи мы проводили с Фроловым в длительных бесе¬
дах о петербургском студенчестве, о работе Сибирского зем¬
лячества. Рассказывал он и о своей нелегальной работе здесь,
и Пятигорске.Это была моя последняя встреча с Фроловым. Он вскоре
умер от туберкулеза.Из Пятигорска я поехал во Владикавказ, а оттуда по
Военно-грузинской дороге. Горные ущелья буквально очаро¬
вали меня своей дикостью и грандиозностью. Особенно
восхищался «глубокой тесниной Дарьяла, где роется Терек
во мгле».В Тифлисе я оказался в совершенно новой обстановке.
Тифлисское ветеринарное начальство распределяло персо¬
нал, командированный на борьбу с эпизоотиями, по губер¬
ниям. Во главе ветеринарной части всего Закавказья стоял
Джунковский, а всеми делами вершил его помощник, свире¬
пый администратор, гроза врачей Золотарев, перед ясные45
очи которого и предстали мы, студенты Юрьевского инсти¬
тута.В Петербурге сведущие люди, ветврачи, работавшие в
Закавказье, посоветовали добиваться командировки в Тиф¬
лисскую и Кутаисскую губернии, избегая направления в Ели-
заветпольскую, Бакинскую и Эриванскую губернии, по¬
скольку последние считались чрезвычайно неблагополучными
по малярии.Я как раз получил назначение в Елизаветпольскую губер¬
нию, куда вместе со мной были направлены мои товарищи
по курсу Беляев, Корженевский и Троицкий. Через несколько
дней наша юрьевская четверка прибыла в губернский город
Елизаветполь. Здесь нам предстояло расставание. Елизавет-
польский ветеринарный инспектор трем из нас — мне, Беля¬
еву и Корженевскому дал направление в Зангезур, в один
из самых диких и наиболее живописных уездов Елизавет-
польской губернии, прилегающей к Персии. Резиденцией
нашей стал город Герюсы, центр Зангезурского уезда. От¬
сюда мы должны были периодически выезжать в селения,
чтобы проводить там противочумные мероприятия.Герюсы отстояли от Закавказской железной дороги на
почтительном расстоянии. Из Елизаветполя необходимо было
доехать до станции Евлах, а оттуда по грунтовой дороге
проехать на лошадях около 170 верст. На пути лежала бур¬
ная в весеннее половодье река Тертер с каменистым дном,
которая сметала все мосты. Поэтому реку приходилось пере¬
ходить вброд. Во время переправы вода залила нашу повоз¬
ку. К счастью, удалось спасти фотоаппарат, который я во
время переправы держал в поднятых руках. Ощущение было
не из приятных, когда тройка лошадей в изнеможении стала
посередине реки, а бешеное течение перекатывалось через
нашу повозку и грозило опрокинуть ее. Перебравшись нако¬
нец на другой берег, мы остановились, чтобы высушить у
костра промокшую одежду.Проехали село Агдам, уездный город Шушу и добрались
до уездного городка Герюсы, расположенного в долине реки
Г ерус-чай.Первый раз в жизни я попал в такой город. Дома примы¬
кали к целому лесу каменных вышек конической формы. Это
результат выветривания горных пород. На вершине каждой
из вышек красовалась тяжелая каменная глыба. «Сахарные
головы» — так именовали местные жители этот геологиче¬
ский феномен. В остальном Герюсы представляли собой за¬46
пущенный, малокультурный азиатский городок с набором
правительственных учреждений уездного масштаба и с ха¬
рактерными для того времени чиновничьими нравами и адми¬
нистративным произволом начальства над «вверенным его
попечению» народом.Каждый день я ездил по селениям. И поэтому вдоволь на¬
смотрелся на произвол. Жители были неграмотны, забиты и
бесправны. Этим и пользовались власти, разжигая нацио¬
нальную рознь. За малейшее непослушание, за промедление
в выполнении того или иного приказа начальства провинив¬
шихся били нагайками. Били за неуплату налогов, за недо¬
ставку продовольствия приехавшему по делам службы чи¬
новнику, за сокрытие скота во время его регистрации. Били
не только приставы, били не только стражники, но в ряде
случаев чиновники с академическим значком: судейские, и
даже... некоторые ветеринарные врачи.Когда при первой моей поездке в татарское селение Али-
кули-Ушаги нанятый мной проводник Амбарцум поднял свою
нагайку, чтобы ударить старшину селения за какое-то непо¬
слушание, я от неожиданности рассвирепел до крайности и
с криком бросился на Амбарцума. Он с изумлением отнесся
к моему протесту, и было видно, что мое поведение ему не
понравилось. «Ну знаете, если вы не будете мне разрешать
бить их, то мы будем всегда голодными. Ваша доброта не
принесет ни хлеба, ни молока»,— раздраженно сказал он мне.Такой точки зрения, как я потом узнал, держалось огром¬
ное большинство чиновников, которые считали нагайку хоть
и злом, но в условиях Закавказья неизбежным. Однако, пора¬
ботав со мной около 5 месяцев и объездив самые отдаленные
селения Зангезура, Амбарцум должен был в конце концов
убедиться, что человеческим отношением, гуманным подхо¬
дом к населению можно добиться его доверия, а раз доверие
его завоевано, тогда все будет в порядке. Ненависть к чинов¬
никам у населения была выражена настолько ярко, что суметь
подойти к народу мне, студенту российского вуза, было чрез¬
вычайно трудно. Любой человек в форменной одежде вызы¬
вал у населения озлобление. И только тогда, когда жители
узнавали, что к ним приехал «доктор, хаким», как имено¬
вали врачей и нас, студентов-ветеринаров, а не пристав, не
судья, тревожно-возбужденное настроение обычно падало,
и все приходило в относительную норму. Я вспоминаю всего
два случая из своей закавказской практики, когда население
пе пожелало привести свой скот для ветеринарного осмотра.47
В итоге я уехал из селения, не выполнив своей служебной
функции, под аккомпанемент воркотни злорадствующего
Амбарцума: «Вот видите, что случилось. А если бы вы разре¬
шили мне ударить старосту нагайкой, скот был бы тотчас же
пригнан для осмотра».Бесчеловечное отношение господствующего класса и чи¬
новников к местному населению меня угнетало; особенно
волновало чувство абсолютного бессилия что-либо изменить,
поскольку наши протесты ни на кого не действовали, а вы¬
зывали лишь смешки и снисходительные улыбки.Мне приходилось верхом на лошади в сопровождении
Амбарцума пересекать в разных направлениях весь огром¬
ный Зангезурский уезд. Дорога доставляла мне огромное
удовольствие. Лошадь шла то по узким горным тропкам,
то по широким просторам плоскогорья, то, наконец, по аль¬
пийским горным эйлагам. Чаще всего, выезжая из Герюсов,
я попадал на высокое плато — «уч тапа», по которому доро¬
га вела к крупному армянскому селению Караклисы, находив¬
шемуся от нашей резиденции в 32 —35 километрах.Близ селения Кеши возле самой дороги стоял огромный
камень, похожий на мельничный жернов с торчащим отрост¬
ком в центре и с отполированной поверхностью вокруг него.
Это остаток старинного так называемого фаллического
культа: поверхность камня отполирована бесплодными жен¬
щинами, которые ерзали по камню в надежде преодолеть бес¬
плодие.Вот крутая базальтовая скала, на вершине которой кра¬
суются развалины древней крепости. Еще дальше — изуми¬
тельная картина: бурная горная река внезапно исчезает,
уходит в глубь земли, где она вырыла себе подземный тун¬
нель, а затем снова вырывается на поверхность и мчит как ни
в чем не бывало дальше. Мрачным красавцем стоит старин¬
ный Татевский монастырь — историческая реликвия армян¬
ского народа. Древняя церковная архитектура гармонично
сочетается с общим фоном спокойной в своем величии, стро¬
гой, суровой окружающей обстановки. А во дворе мона¬
стыря — высокий раскачивающийся каменный столб, который
ритмичными покачиваниями вызывал особое психологическое
состояние у паломников.Разъезды по эйлагам, по высоким горным плато, от одной
кочевки к другой, тесное общение с природой Закавказья,
знакомство с бытом кочевого населения, жизнь в кибитке,
работа по специальности, выражавшаяся в массовых осмотрах48
«Весной 1905 года
я окончил
Ветеринарный институт»...«У нас была большая
и дружная семья»...
Иван Константинович
и Анна Христиановна
Скрябины
с детьми — Марией, Анной,
Евгенией, Константином
и Николаем. 1900 г.
Перед дальней дорогой...
Елизавета Михайловна
и Константин Иванович Скрябины.
1905 год.«В первых числах августа1905 года мы приехали в Ташкент.Я поступал «в распоряжениеуправляющеговетеринарной частьюгражданского ведомства».
животных, оказание помощи не только больным животным,
по по мере возможности и людям, которые приходили
на советом по поводу самых различных своих недугов,— все
:->то воспринималось мною чрезвычайно остро. Жизнь была
полной, и я чувствовал себя счастливым при мысли, что при¬
ношу людям пользу.Поскольку чума крупного рогатого скота в Зангезуре была
ликвидирована, нашу студенческую группу в октябре 1904
года откомандировали в соседний Шушинский уезд. В го¬
родке Шуше к нашей зангезурской тройке присоединился
четвертый юрьевец — М. П. Троицкий. Характер нашей ра¬
боты в Шушинском уезде ничем не отличался от деятель¬
ности в Зангезуре: те же бесконечные разъезды верхом на
лошади, тот же осмотр скота и т. д. и т. п.Шуша была крупнее города Герюсы. Интеллигенции
здесь было больше, и у нас, приезжих студентов, появился
значительный круг знакомств. Вечера мы частенько прово¬
дили в клубе, где ставились концерты и устраивались танце¬
вальные вечера. Здесь я познакомился с Елизаветой Михай¬
ловной Кутателадзе, дочерью крупного военного чиновника.
Год назад она закончила тбилисскую женскую гимназию и
теперь мечтала получить высшее образование. Меня при¬
влекла ее любознательность, широта ее взглядов. Мы подру¬
жились. Наша дружба и взаимное уважение росли с каж¬
дым днем. А когда закончилась командировка и я очутился
в Юрьеве, дружба эта не прервалась. Мы писали друг другу
много и часто.В Юрьев наша закавказская группа прибыла в последних
числах декабря 1904 года. Никого из наших товарищей по
курсу мы уже не застали: они разъехались .в разные места
па работу. Мы же принялись за подготовку к градуальным
экзаменам.Наступил 1905 год, который ознаменовался усилением ре¬
волюционного движения и волнениями студенческих масс.
Периодически то вспыхивали, то вновь затухали забастовки
в высших учебных заведениях. Царское правительство гро¬
зило студенчеству репрессиями — лишением льгот по воин¬
ской повинности и отдачей в солдаты. Однако в Юрьеве эти
репрессии не были применены.О событиях 9 января в Петербурге мы узнали моменталь¬
но. В городе сразу стало неспокойно. Появились листовки,
в которых рассказывалось о Кровавом воскресенье. Листовки
призывали к борьбе против самодержавия.4	К. И. Скрябин49
Наш ветеринарный институт гудел, как разворошенный
улей. В начале февраля состоялось многолюдное студенче¬
ское собрание, было много выступающих, говорили горячо,
азартно, резко критиковали самодержавие, требовали немед¬
ленного созыва Учредительного собрания. Говорили о том,
что выборы в Учредительное собрание должны проводиться
при тайном голосовании на основе всеобщего, прямого и
равного избирательного права.7	февраля началась в Юрьеве всеобщая забастовка рабо¬
чих. Она длилась почти неделю. Забастовщики добились со¬
кращения рабочего дня до 10 часов и повышения заработной
платы. Мы в своей среде много об этом говорили. Листовки
рабочих мы читали, горячо обсуждали.С помощью учащейся молодежи в Юрьеве была выпу¬
щена небольшая книжечка революционных песен, которые
студенты распевали на улицах. Настроение у нас всех было
очень боевое и оптимистическое. Пели мы и «Нагаечку».
Среди студентов было очень много революционно настроен¬
ных, да и вообще студенчество держалось чрезвычайно спло¬
ченно...Мы, окончившие полный курс института, но не сдавшие
еще государственных экзаменов, были первыми кандидатами
в солдаты, если только наша восьмерка забастует. Нашей
судьбой заинтересовался революционный студенческий ко¬
митет. Он вынес постановление: нам, восьми «кавказцам»,
отставшим от своего выпуска, разрешить держать градуаль¬
ные экзамены. Это постановление было опубликовано в
одной из центральных петербургских газет.Жил я в то время с мамой и младшими членами семьи, а
Маруся поселилась в Петербурге в семье Куликовых и рабо¬
тала вместе с дядей над составлением генерального отчета
о постройке Сибирской железной дороги.Занимались мы очень много, помогали друг другу. Я взял
под свое шефство одного из «кавказцев», М. П. Троицкого,
который не отличался в период учебы слишком большой
усидчивостью и теперь нуждался в помощи.Эти месяцы скрашивала переписка с Лизой Кутателадзе.
Мы решили быть вместе всю жизнь.12 мая 1905 года я закончил ветеринарный институт,
получил диплом ветеринарного врача с отличием. Благопо¬
лучно завершил градуальные экзамены и Троицкий.Распрощавшись с дорогим для меня Юрьевом, самым в
то время свободным (по сравнению с другими университет¬50
скими центрами) городом, я двинулся в Петербург, где дол¬
жен был получить направление на работу.Продумывая вопрос о том, куда лучше поехать, я оста¬
новился на Туркестанском крае. С этим решением я и вошел
в кабинет начальника Ветеринарного управления Аркадия
Александровича Раевского.Раевский был профессором эпизоотологии и ранее воз¬
главлял Харьковский ветеринарный институт. О нем шла
молва как о чрезвычайном формалисте и черством админи¬
страторе. Меня встретил мужчина высокого роста, одетый
с иголочки. Разговаривал суховато-вежливо. Узнав, что я сти¬
пендиат, сразу же предложил на выбор Кавказ или Турке¬
стан. Во время разговора этот чопорный чиновник на моих
глазах стал постепенно превращаться в профессора — начал
давать мне полезные советы. Основная его мысль сводилась
к тому, чтобы я не упускал случая внимательно наблюдать
встречающиеся в ветеринарной практике любопытные явле¬
ния и чтобы я освещал свои наблюдения в прессе.23 июня 1905 года я получил от Ветеринарного управле¬
ния министерства внутренних дел за подписью Раевского
предписание за № 3269 «о командировании в Туркестанский
край для мероприятий против эпизоотий, с обязательством
пробыть в командировке не менее 2-х лет». Этот документ
стал для меня путевкой в трудовую жизнь.Оформив свои дела, я, прежде чем поехать в Ташкент,
направился в Закавказье, в город Джебраил, где в это время
жила Лиза Кутателадзе. 20 июля 1905 года мы обвенчались
и сразу же после торжественного обеда отправились в путь.
Нам предстояла длинная дорога.
«ОДИССЕЯ»ПУНКТОВОГО ВЕТВРАЧАПуть в Туркестан.— Ташкент 1905 го¬
да.— «Чу могоны».— Семейное го¬
ре.—Первые научные труды.—«Три
сестры» во МХАТе и наши соб¬
ственные мечты. — Заражаюсь сибир¬
ской язвой. — Возвращение в Пе¬
тербург,— Осуществление невероят¬
ного.Пересекли Каспийское море,
промчались в окрашенных белой краской вагонах через зной¬
ную Каракумскую пустыню, амударьинский мост, Самарканд
и очутились в сердце тогдашнего Туркестанского генерал-
губернаторства — Ташкенте, в гостинице «Франция», на Пуш¬
кинской улице.Хорошее чувство переживали мы, попав в далекий экзо¬
тический край, где нам предстояло «работать, мыслить, жить».
Молодость, взаимное доверие, жажда знаний и интерес к
жизни, острая любознательность и вера в свои силы — все
это принадлежало нам, все это украшало наше существо¬
вание. Приятно волновало сознание, что начинается само¬
стоятельная работа, которая мне представлялась многогран¬
ной, научно-интересной и общественно полезной. Мечталосьо	том, что здесь, в малоизученном крае, я повседневно буду
натыкаться на новые факты, смогу наблюдать и изучать но¬
вые явления, сумею сочетать практическую работу с научной,
буду не только врачом, но и исследователем. Профиль моей
будущей специальности к тому времени еще не выкристал¬
лизовался. Моя миссия представлялась мне так: я обязан
быть прежде всего натуралистом, который все регистрирует,
описывает, накапливает материал, содействуя тем самым
развитию науки. Ученым, в настоящем высоком понимании
этого слова, я себя не мнил. Накапливать научный материал,
изучать его и описывать, а что не в силах сделать самому —
передать для разработки серьезным ученым, живущим в цен¬
трах и работающих в лабораториях, служить промежуточ¬
ным звеном между практикой и наукой — вот к чему я тогда52
i	тремился. И эту линию я проводил все шесть лет работы
и Средней Азии.Туркестанское генерал-губернаторство подразделялось
ма 5 административных единиц: Закаспийскую, Самарканд¬
скую, Сырдарьинскую, Ферганскую и Семиреченскую обла¬
сти и включало два среднеазиатских ханства — Хиву и Бу¬
хару.Одновременно с этим Ташкент был главным городом Сыр-
дарьинской области, которой, как и прочими областями
Туркестанского края, управлял военный губернатор. Сыр-
дарьинская область занимала огромную территорию: на се¬
вере она граничила с Тургайской и Семипалатинской обла¬
стями, включая Казалинск, на востоке выходила за границу
крупного селения Мерке, находившегося на Ташкентско-
Верненском грунтовом тракте, на юге граничила с Ферганой,
а на западе — с Хивинским ханством и включала в свой со¬
став низовья Амударьи, современную Каракалпакию.Сырдарьинская область была разбита на несколько уез¬
дов. Площадь каждого из них превышала во много раз губер¬
нии средней полосы России. И если учесть, что в каждом
уезде, как правило, имелось всего лишь по одному уездному
и одному пунктовому ветврачу, то картина обеспечения насе¬
ления ветеринарной помощью станет достаточно ясной. В те
времена Туркестанский край, в частности Сырдарьинская об¬
ласть и особенно Семиречье, часто страдал от чумы крупного
рогатого скота. Это заставляло министерство внутренних дел
периодически командировать значительное число молодых
врачей в Туркестанский край «на борьбу с эпизоотиями». Под
эпизоотией разумелась главным образом чума крупного рога¬
того скота, а потому и ветеринарные врачи, прикомандиро¬
ванные для этой цели, называли себя «чумогонами».Организация ветеринарного дела в Туркестанском крае
носила в то время двойственный характер. Лечебно-профи¬
лактическая работа, имевшая чрезвычайно скромный масштаб,
лежала на так называемых уездных ветврачах, которые были
военными и подчинялись военному губернатору. Все област¬
ные ветеринарные инспекторы в свою очередь подчинялись
инспектору Туркестанского военного округа, который со¬
стоял при генерал-губернаторе.Параллельно с военно-ветеринарной организацией при
генерал-губернаторе состояло «Управление ветеринарной
частью гражданского ведомства в Туркестанском крае», под¬
чиненное непосредственно Центральному ветеринарному53
управлению министерства внутренних дел. Это управление,
с одной стороны, ведало всеми мероприятиями по борьбе с
эпизоотиями, особенно чумой крупного рогатого скота; с дру¬
гой стороны, в его руках находилась вся транспортная вете¬
ринария, ведавшая благополучием животных продуктов, на¬
правляемых по грунтовым дорогам и другим видам транс¬
порта. Гражданская ветеринария отвечала и за промышленный
скот, приводимый на базары для продажи.Одна часть гражданских ветеринарных врачей вела осед¬
лый образ жизни, занимая должность пунктовых врачей, с
резиденцией в областных или уездных городах или крупных
селениях. Другая, и притом большая часть врачей, составляла
контингент «командированных по борьбе с эпизоотиями».
Они вели кочевой образ жизни, меняя место жительства в за¬
висимости от динамики эпизоотий.В первых числах августа 1905 года я прибыл в Ташкент
в распоряжение управляющего ветеринарной частью граждан¬
ского ведомства. От него я должен был получить назначение
либо в какой-нибудь городок на пункт, либо в Семиречье на
чуму.Ташкент нам с Лизой очень понравился. В городе жило
около 200 тысяч человек, главным образом узбеки, называв¬
шиеся в то время сартами. Они составляли 75 процентов го¬
родского населения и жили в так называемой туземной части.Фотографически точно описывал эту часть города один из
знатоков Туркестана, Масальский, в своей книге «Туркестан¬
ский край»: «Огромное пространство, занятое туземным Таш¬
кентом, представляет по внешнему виду массу желтовато-се¬
рых, большей частью одноэтажных глинобитных домов и по¬
строек (свыше 21 тыс. жилых домов), то тесно скученных и
изрезанных лабиринтом узких немощеных улиц и проходов,
то разделенных, в особенности по окраинам, обширными са¬
дами, огородами и даже полями. Узкие улицы извиваются
среди глиняных стен домов без окон и заборов; на них почти
нет арыков, так как все сады и насаждения скрыты за высо¬
кими стенами глиняных домов и дувалов (заборов).Почти на каждой улице встречаются невзрачные приход¬
ские мечети с невысокими колоннами минаретов, на которых
вьют гнезда аисты, заброшенные кладбища и отдельные мо¬
гилы, нередко со знаменами и бунчуками, указывающими на
то, что здесь похоронен святой или именитый туземец. Лишь
отдельные старинные мечети, медресе и мазары особо чтимых
святых выделяются своими размерами и архитектурой на этом54
фоне и невольно привлекают взор путешественника, утом¬
ленного прогулкой по душным и пыльным улицам туземного
города. Центр города занимает обширный базар, состоящий
из системы улиц (частью крытых) и рядов со множеством
(4500) лавок чайных, харчевен, мастерских и караван-сараев,
переполненных туземной толпой. В базарные дни улицы, ве¬
дущие к базару* и сам базар заполнялся народом, местным
и пришлым, стадами овец, караванами верблюдов, всадниками
и арбами до такой степени, что движение становилось крайне
затруднительным. Гул толпы, крики разносчиков снеди и ла¬
комств, возгласы нищих, завывание странствующих дерви¬
шей, рев верблюдов и ослов сливаются в гвалт, который раз¬
носится далеко во все стороны от базара. В обыкновенные
дни улицы, в особенности вдали от базара, тихи и пустынны;
проскрипит арба с огромным коробом самана, протрусит ма¬
ленький ослик, изнемогающий под тяжестью сарта в пестром
халате и огромной белой чалме; прошмыгнет, прижимаясь
к стене, мрачная фигура сартянки в темно-синем халате с за¬
вешанным черной волосяной сеткой лицом, и улица вновь
засыпает под палящими лучами солнца».За глинобитными дувалами скрывалась безрадостная
жизнь узбекского народа. Здесь, рождаясь и умирая, сменя¬
лось одно поколение за другим. Здесь, возле мутного арыка,
изнывали под тяжестью труда и от беспросветности жизни
узбекские женщины, которых адат нарядил в душную черную
паранджу.Четвертую часть населения Ташкента составляли чинов¬
ники и купцы. Жили они в более культурном, так называемом
русском городе. Широкие улицы утопали в пышных деревьях,
растущих вдоль арыков, в которых приятно журчала прохлад¬
ная вода. Могучие пирамидальные тополя бросали огромные
тени на улицы, залитые горячим солнцем.Вокруг города расстилались безбрежные фруктовые сады,
виноградники, бахчи, хлопчатниковые и люцерновые план¬
тации.Прожив в Ташкенте несколько хороших, светлых дней, мы
с Лизой двинулись на подводе по тракту в Чимкент, куда я
получил назначение.*	**Мы прожили в Чимкенте два года. В те времена это был
уездный городок с 12 тысячами жителей. Для многих турке-
станцев Чимкент был своеобразным курортом. Расположен¬55
ный в живописной местности, он весь утопал в зелени., летом
здесь была сравнительно умеренная температура и имелась
прекрасная ключевая вода.Через Чимкент проходил Ташкентско-Верненский тракт —
крупнейшая артерия Туркестана; от города ответвлялся и вто¬
рой тракт — к станции Кабул-сай Оренбурго-Ташкентской
железной дороги.Все грузы, идущие из Центральной России и Южного Тур¬
кестана в Семиречье, не могли миновать Чимкент. В городе
необходимо было организовать ветеринарный пункт, так как
через Чимкент проходили огромные гурты скота.До моего приезда во всем огромном Чимкентском уезде
был единственный ветеринарный врач — Ивлев; он и лечил
скот, и был профилактиком, и эпизоотологом, и санитарным
врачом.Прибыв в Чимкент, я организовал ветеринарный пункт.
Мы разделили обязанности. Ивлев обслуживал местное жи¬
вотноводство, а я — гуртовый скот, промышленный, передви¬
гающийся по территории края.Примерно в 10 километрах от Чимкента располагалось
крупное торговое узбекское селение Сайрам. На месте Сай-
рама, по преданию, некогда находился старинный город Ис-
фиджаб, развалины которого относят к X веку. Сайрам я обя¬
зан был посещать еженедельно, поскольку каждую субботу
сюда приводили на базар огромные гурты крупного рогатого
скота и овец для продажи и для ветеринарно-санитарного
осмотра.Приезжал я в Сайрам ранним утром к началу базара, а
покидал базар последним, после окончания всех торговых
сделок. Обычно я ездил туда верхом в сопровождении пере¬
водчика Уразбая и ветфельдшера Бакланова. Когда со мной
на целый день уезжала Лиза, мы нанимали извозчика. В тече¬
ние первых нескольких месяцев ветеринарный пункт в Сай-
раме не имел никакого помещения. Мы работали под откры¬
тым небом, в тени больших деревьев. Вскоре были отпущены
грошовые средства для постройки на базаре каркасной будки
ветеринарного надзора, с длинными коновязами для измере¬
ния температуры у животных. В этой будке мы и спасались
от зноя.Жили мы в Чимкенте в маленьком глинобитном «особ¬
няке», который стоял на перекрестке двух улиц, представляв¬
ших собой зеленые площадки, поскольку никто по ним не
ездил и мало кто ходил. Платили мы за него 15 рублей в ме-56
гмц. В этом домике протекала наша хотя и несложная, но все
же относительно культурная жизнь. Мы были молоды, жиз¬
нерадостны, приветливы, мы любили людей; а эти качества,
и свою очередь, заставляли и других к нам хорошо относиться.
Мы выписывали газеты, журналы, ветеринарные издания, сле¬
дили за новинками литературы; каждый вечер с карандашом
и руках мы от корки до корки прочитывали «Русские ведо¬
мости», подчеркивая все наиболее интересное.Нас окружало разнокалиберное общество — весь чинов¬
ный мир Чимкентского'уезда, с которым мне приходилось
вступать в те или иные служебные отношения. Однако по¬
степенно начался отсев тех, с кем мы не имели ничего об¬
щего. В результате мы стали поддерживать знакомство с не¬
большим, но наиболее культурным кругом чимкентских жи¬
телей. Это был молодой лесничий Трубицын, питомец Петер¬
бургского лесного института, который рассказывал много
интересного о своих работах в саксаульных зарослях Кызыл¬
кумской пустыни. Это были врачи Елкин и Герценштейн, с
ними мне приходилось постоянно обсуждать вопросы меди¬
цины и общей патологии; Комаров, немножко этнограф, от¬
части ирригатор, с огненно-рыжей лохматой шевелюрой,
вечно недовольный, мятущийся искатель. Он пользовался ав¬
торитетом среди узбеков и защищал их интересы как в судеб¬
ных учреждениях, так по мере возможности и в туркестан¬
ской периодической прессе, за что слыл политически небла¬
гонадежным.Наши друзья любили навещать нашу маленькую семью,
у нас всем было спокойно и уютно.В 1906 году началась моя литературно-научная деятель¬
ность. Я наблюдал и собирал факты, касающиеся различных
вопросов ветеринарии. «Вестник общественной ветерина¬
рии», орган Российского ветеринарного общества, издавав¬
шийся в Петербурге под редакцией профессора Н. П. Сав-
ваитова, чутко отнесся к моим первым заметкам. Первая из
них — «Дивертикул Меккеля у курицы» — появилась в № 2-3
«Вестника общественной ветеринарии» за 1907 год. Меня на
первых порах чрезвычайно увлекали тератологические * во¬
просы; я весьма кустарно и примитивно «дерзал» объяснить
встречавшиеся в моей практике аномалии либо явлениями
атавизма, либо задержкой эмбрионального развития того или*	Тератология — раздел медицины, изучающий отклонения от
нормального строения организма.57
иного органа. Помню, как меня поразили случаи «волчьей
пасти» и «заячьей губы» у утенка; эти явления я попытался
описать по возможности детально, сопоставить эту аномалию
птицы с подобными случаями у человека.В № 1 «Вестника общественной ветеринарии» за 1908 год
была опубликована моя первая гельминтологическая заметка
под заглавием «Круглые глисты в мышечном желудке ку¬
рицы». В ней я отметил резкое отклонение от нормы желудка
курицы под влиянием одной патогенной нематоды *, однако
опреде7шть этого паразита я, конечно, в то время не имел воз¬
можности и из-за отсутствия литературы и незнания мето¬
дики гельминтологической работы.Так и текли дни, недели, месяцы. Я делил время между
работой, статьями и семьей. Тем более что семья наша вы¬
росла. В июне 1906 года родился первенец. Мы назвали его
Николаем. Теперь наш маленький домик стал нам тесен, и мы
переселились в более просторный дом, принадлежавший
узбеку Телебаеву. Дом этот был расположен у самого восточ¬
ного края города, на пыльном Ташкентско-Верненском тракте.С апреля 1906 года на меня была возложена организация
ветеринарного надзора в селе Карабулак, находящемся
в 21 версте от Чимкента. Приходилось два раза в неделю вы¬
езжать из дому на целый день и возвращаться поздним ве¬
чером.С каким удовольствием, усталый от напряженной работы,
возвращался я домой, где меня поджидала жена с малюткой
на руках. Сколько радости доставлял нам наш сын, сколько
волнения и огорчений приносило его малейшее недомогание.Немало забот доставляла мне научная работа. Кроме ста¬
тей по ветеринарии, меня, как натуралиста, увлекали и дру¬
гие проблемы. Я собирал тлей и посылал их в Зоологический
музей Академии наук для профессора Мордвилко, коллек¬
ционировал грибковые (микотические) поражения растений
и направлял их в Ботанический сад в Петербург профессору
Ячевскому, фотографировал некоторые степные участки, по¬
росшие какими-либо казавшимися мне интересными расте¬
ниями, и посылал их в столицу профессору Федченко.Увлекали меня и этнографические сюжеты: я с интересом
всматривался в быт узбеков и казахов, посещал базары, на¬*	Нематоды — это большая группа так называемых круглых пара¬
зитических червей — гельминтов.5в
родные праздники, «тамашу» *; осматривал старинные мечети,
склепы и по возможности запечатлевал все виденное на фото¬
пластинку.Поразил меня до чрезвычайности один эпизод в Сайраме.
Упитанный казах, оказавшийся знахарем, «лечил» женщин-
узбечек и казашек от бесплодия таким «методом»: казашки
лежали на земле, а он перешагивал через них и каждую триж¬
ды бил нагайкой. Познакомившись с этим «сокуч» (что озна¬
чает «бьющий») и выпив с ним за компанию в чайхане изряд¬
ную дозу чая, я после длительных уговоров получил согласие
на фотосъемку. Соответственная статья с приложением фото¬
снимка была мной опубликована в «Вестнике общественной
ветеринарии».В этом отдаленном крае нам некогда было скучать, глушь
нас не задавила, нам было интересно жить. Интересно по¬
тому, что увлекала работа, я видел ее плоды, видел, как она
нужна обществу, увлекала творческая работа над статьями,
в которых я обобщал свои наблюдения. Интересно было ме¬
стное общество. Жили мы открыто, у нас бывало много на¬
роду.Мы с Лизой полюбили этот край, нам нравилось его свое¬
образие и красочность. В летний вечер, когда спадала жара
и я на верховой лошади возвращался домой, я любил оста¬
навливаться на возвышенности и смотреть в безбрежную
степь, исчерченную узкими пыльными тропинками, расходя¬
щимися веером от Сайрама к отдаленным кишлакам. Погоняе¬
мые чабанами, двигались по пыльным тропам отары овец,
тщедушные ослики тащили на себе дюжих седоков, жестику¬
лирующих и оживленно обсуждающих результаты базарной
сделки. Точь-в-точь, как это изображено на картине Вереща¬
гина.Вот гарцует казах, на руке которого балансирует беркут,
а вот верхом на коне передвигается целое семейство: он, она
и ребенок разместились на общем седле и ритмически пока¬
чиваются в такт бега лошади. Вечерняя степь полна своеоб¬
разного шума: слышен скрип арб, мычание коров, крик гур¬
топравов, истерический плач ишаков и гортанный рев верб¬
людов...Степь очаровывала меня, и я подолгу прислушивался к ее
многоголосому шуму. И только тогда, когда вечерние сумерки*	Этим словом обозначались всякого рода общественные и семей¬
ные торжества.59
заволакивали горизонт, я приезжал домой, где меня уже
ждала Лиза, где я находил уют и семейное счастье.С первых дней работы я убедился, что необходимо поднять
общественный престиж ветеринарного врача. Надо было бо¬
роться с недооценкой ветеринарного дела, с непониманием
значения ветеринарии в народном хозяйстве, в санитарном
переустройстве труда и быта.Мне всегда казалось, что для этого прежде всего нужно
привлечь в ветеринарные институты хороших, способных лю¬
дей, создать кадры, преданные своей специальности. Мне хо¬
телось, чтобы молодежь шла в ветеринарию не по принужде¬
нию, не потому, что одному как семинаристу, а другому по
каким-либо другим причинам деваться некуда, а по при¬
званию.Наблюдая окружающее, вспоминая терзания своих това¬
рищей, которые после окончания средней школы не всегда
сразу находили себе путь в жизнь, не всегда отчетливо пред¬
ставляли, какую выбрать профессию, я пришел к выводу,
что нам не хватает хорошей книги, в которой кратко, но
ярко были бы обрисованы объем, содержание и целевая
значимость каждой профессии. Мне казалось остро необходи¬
мым, чтобы коллектив крупных специалистов приступил к
созданию такой книги. Я считал, что ветеринария в таком
сборнике должна быть обрисована во всей своей теоретиче¬
ской глубине и практической широте, что соответственная
статья о ветеринарии повернет лучших представителей мо¬
лодежи к этой непопулярной специальности.Я написал статью «Вниманию оканчивающей среднюю
школу молодежи», в которой поставил на обсуждение волно¬
вавший меня вопрос. Статья была опубликована во втором
номере журнала «Вестник знания» за 1907 год. Идею свою я
высказал и теперь не без трепета ожидал, какая же последует
ответная реакция. Очередной номер «Вестника знания» я пе¬
релистывал с надеждой встретить отклик. Действительно, по¬
явились две заметки, в которых было выражено одобрение
выдвинутому мною вопросу, а потом все заглохло...Такое издание, не осуществленное в те времена, было бы
не поздно осуществить и сейчас, поскольку потребность в нем
ощущает и наша советская молодежь....Вторая половина 1907 года была для нас тяжелой.
В июле родилась и скоро погибла от сепсиса наша дочь Ася.
После родов тяжело болела Лиза, и в это время Николушка
заболел энтеритом. Медицинское обслуживание в те времена60
(шло очень плохим, особенно на окраинах. Положение сына
было опасным, и я вместе с ним и няней выехал в Ташкент
к видному педиатру доктору Броверману.Дорога была очень тяжелой. Мы ехали сотни верст на пе¬
рекладных в жару по пыльным, раскаленным дорогам. Сын
угасал на моих глазах, и о тех душевных муках, которые я
переживал тогда, рассказать трудно.В Ташкенте Николушка начал поправляться, и через не¬
которое время я смог уже послать Лизе успокаивающую те¬
леграмму. Я оставил ее еще очень слабой и, как только врач
разрешил, немедленно отправился с нашим первенцем и ня¬
ней обратно в Чимкент.В Чимкенте у сына вскоре произошел рецидив, и в октябре
1907 года он скончался. На чимкентском кладбище так не¬
лепо и неожиданно выросли маленькие могилки Николая и
Ксении Скрябиных...Снова мы с Лизой остались одни, потрясенные случив¬
шимся. Чимкент потерял теперь для наа интерес и всякую
значимость; ум говорил о необходимости покинуть этот го¬
род, переменить обстановку, а сердце тяготело к этой земле,
где были похоронены наши дети.Истекал срок моей работы в Туркестанском крае, и я имел
право на отпуск. Мы решили побывать в Юрьеве, где жила
моя мама, с которой Лиза еще не была знакома, и навестить
Петербург, где работала Маруся. Кроме того, Лиза хотела
побыть у своего отца в Закавказье.Мое ветеринарное начальство, будучи заинтересовано в
том, чтобы я остался в Туркестане, предложило мне штатную
должность пунктового ветеринарного врача в городе Аулие-
Ата Сырдарьинской области. Туркестан мы за это время
успели полюбить. Поэтому приняли и второе решение: после
отпуска возвратиться из России уже не в Чимкент, а в Аулие-
Ата.*	**Итак, в октябре 1907 года едем первый раз по Оренбург¬
ско-Ташкентской дороге. Пересекаем безграничные просторы
туркестанских и тургайских степей, любуемся Аральским
морем и, перешагнув Мугоджарский перевал, попадаем в
Россию.Перенесенное горе сблизило нас еще больше. Мы пони¬
мали друг друга без слов и безгранично доверяли друг другу,
нам казалось, что, пока мы вместе, вдвоем, нас не сломят61
никакие житейские невзгоды, мы сумеем их стоически пере¬
жить — лишь бы быть вместе.В Юрьеве я с удовольствием зашел в свою альма-матер —
ветеринарный институт, обошел клиники, лаборатории, по¬
видался со своими учителями: Кундзиным, Вальдманом, Пуч-
ковским.Простившись со своей удивительно доброй и умной мамой,
которую мы все, пятеро детей, не только любили, но и глу¬
боко уважали, мы с Лизой выехали в Петербург, к Марусе.
Разве мог я предполагать, что это была моя последняя встре¬
ча с мамой?.. Ровно через год она умерла от воспаления лег¬
ких в возрасте 56 лет.Маруся жила в Петербурге, работала в Управлении по со¬
оружению Сибирской железной дороги. Основной свой зара¬
боток она посылала в Юрьев маме. Я тоже из получаемого
100-рублевого жалованья 40 рублей посылал маме, оставляя
нам на прожитие 60 рублей в месяц.Здесь, в Петербурге, я познакомился с редактором «Вест¬
ника общественной ветеринарии» профессором Н. П. Сав-
ваитовым. Первая встреча произвела на меня исключительное
впечатление: худощавый, нервный, с блеском беспокойных,
глубоко запавших глаз, он сразу приковывал к себе внимание.
Особенно мне понравился его фанатический «ветеринарный
патриотизм». Ветеринарию он любил, ценил, за нее страдал,
успехам ее радовался. Беседуя со мной, молодым провинци¬
альным ветврачом, профессор, магистр ветеринарных наук,
редактор общественного журнала проявил чуткость, такт,
уважение и высказал неподдельную заинтересованность моей
работой. Это было совершенно непохоже на поведение мно¬
гих маститых ученых того времени. У нас установились очень
хорошие взаимоотношения. Особенно они окрепли после
1914 года, когда я вернулся из заграничной научной коман¬
дировки...В Петербурге мы пробыли недолго, поскольку заканчи¬
вался срок отпуска. Побывав в музеях и театрах, взяв слово
с Мару си, что она приедет погостить к нам в Туркестан, мы
с Лизой в декабре 1907 года двинулись на юг, но в разных на¬
правлениях: я — в Ташкент, чтобы оттуда отправиться на ра¬
боту в Аулие-Ата, а Лиза — на Кавказ,62
*	**Аулие-Ата — типичный для того времени туркестанский
город, был центром торговли скотом. Как и Чимкент, стоял
город на Ташкентско-Верненском тракте. До железной до¬
роги — 360 верст. Жило тогда в Аулие-Ата 15 тысяч человек.Меня приветливо встретили будущие сослуживцы: двое
санитаров и ветеринарный фельдшер Иван Иванович Анохин,
человек умный, с хитрецой, вышколенный моим предшествен¬
ником пунктовым ветеринарным врачом Баранским.В начале марта с Кавказа приехала Лиза, и жизнь потекла
по-старому. В Аулие-Ата мы прожили с ней 4 года. Приехал
я сюда ветеринарным врачом, с уклоном в орнитопатологию
и тератологию; уехал гельминтологом, интересующимся и
другими разделами паразитологии. Здесь я приобрел вкус
к гельминтологической науке, начал разрабатывать методику
полных гельминтологических вскрытий, сделал первое свое
научное открытие —■ установил наличие нового гельминто¬
за — шистозоматоза, возбудитель которого паразитирует в
кровеносных сосудах крупного рогатого скота. Гельминтоло¬
гические коллекции, собранные в Аулие-Ата, послужили ма¬
териалом для моей будущей магистерской диссертации и яви¬
лись в дальнейшем основой Центрального гельминтологиче¬
ского музея Всесоюзного института гельминтологии.Здесь, в Аулие-Ата, помимо пунктового, я стал городским
ветеринарным врачом, что заставило меня заниматься вопро¬
сами санитарного строительства. В результате я с удовольст¬
вием приступил к проектированию и постройке новой камен¬
ной бойни, обучал своих помощников методике осмотра мяс¬
ных продуктов.Аулие-Ата, современный город Джамбул, должен счи¬
таться местом рождения в нашей стране гельминтологиче¬
ской науки, которая после Великой Октябрьской революции
выросла в советскую гельминтологическую школу и стала ак¬
тивным участником великого социалистического строитель¬
ства....Позади нашего двора расстилалось клеверное поле, об¬
саженное пирамидальными тополями. На этих деревьях гнез¬
дились разнообразные птицы — от грачей и черных ворон до
золотистой иволги, сюда залетали хохлатые удоды и пестрые
сизоворонки. Это позволяло мне, не выходя за пределы арен¬
дованной площади, производить отстрел различных птиц. Все63
мои охотничьи трофеи я подвергал гельминтологическим
вскрытиям. Так было положено начало гельминтологическому
музею. С интересом и азартом вскрывал я птиц и отыскивал
в их органах различнейших гельминтов.Обилие и разнообразие гельминтологического материала,
полученного в результате первых же вскрытий, заставили
меня расширить диапазон моих изысканий и обратиться к ис¬
следованию гельминтов различных охотничьих и промысло¬
вых птиц. Я начал интересоваться охотой; хотя хорошего
стрелка из меня не получилось, все же я отстреливал чибисов,
стрепетов, куликов, дупелей и диких уток. Не пропускал я и
хищных птиц, а при случае покупал и исследовал горных ку¬
ропаток и перепелов. Совершил я несколько поездок на озеро
Куль-Кайнар, где удалось добыть диких гусей, серых цапель
и колпицу-лопатень. Гельминтологический музей обогащался
ценными экспонатами, гельминтами, определить которые я не
имел возможности, так как не был научно образованным гель¬
минтологом. У меня не было ни гельминтологической эруди¬
ции, ни специальной литературы. Единственно, чем я был
богат,—это безграничным интересом к естествознанию во¬
обще и к гельминтологии в частности.Наша жизнь в Аулие-Ата была не очень богата внешними
событиями. В марте 1908 года возвратилась с Кавказа Лиза.
В июле у нас родился Сережа, над здоровьем которого мы
дрожали ежечасно. И это было понятно...К концу 1909 года приехали к нам погостить мои сестры:
Маруся, Нюся и Женя. Брата Колю я после смерти матери
перевел из юрьевской в ташкентскую гимназию, взял на свое
иждивение.В конце 1909 года предполагалось открытие в Москве двух
Всероссийских научных съездов, меня чрезвычайно интересо¬
вавших: XII съезда естествоиспытателей и врачей и II съезда
ветеринарных врачей. Само собою разумеется, мне очень хо¬
телось на них присутствовать, а на ветеринарном съезде —
выступить с докладом и подготовить к нему ряд экспонатов
для организуемой выставки. Началась подготовительная ра¬
бота. Я познакомился с неким энтомологом Фишером, жив¬
шим в одном из селений Аулие-Атинского уезда и собирав¬
шим коллекцию жуков. Его многолетние сборы, тщательно
монтированные, заполнявшие несколько огромных шкафов,
произвели на меня большое впечатление. О Фишере ходила
слава как об искусном оформителе, умеющем монтировать
различные зоологические коллекции.64
Я пригласил его, и Фишер оформил мне 8 таблиц.18 декабря 1909 года я получил месячный отпуск, и мы
отправились в Москву, нагруженные гельминтологическими
экспонатами. Я подготовил также три доклада, на которые
i делал заявку II Всероссийскому съезду ветеринарных врачей.Полуторагодовалого Сережу мы оставили на попечение
сестер, в надежных руках Марусй.Эта поездка в Москву осталась яркой страницей в нашей
жизни. Я работал в далекой глуши, где не с кем было поде¬
литься сомнениями и находками, посоветоваться по тем мно¬
гим теоретическим и практическим вопросам, которые инте¬
ресовали и волновали городского ветврача.На XII съезде естествоиспытателей и врачей я слушал до¬
клады и выступления корифеев науки. Помню на трибуне
съезда А. И. Северцова, находившегося в ореоле славы. Менз-
(>ир, Кожевников, Насонов, Берг, Шимкевич, старик До¬
гель, Книпович, Ливанов, Елпатьевский, Щелкановцев,I	I. Ю. Шмидт — каждого из них я знал заочно, по литературе,
и теперь жадно, с восторгом слушал.С восхищением смотрел я на зоолога А. К. Мордвилко,
который привез из Беловежской пущи сборы гельминтов от
нубров, на профессора Н. М. Кулагина, еще сравнительно
молодого человека, так многого достигшего в своей работе.
Я был глубоко тронут интересом и вниманием ко мне, рядо¬
вому провинциальному работнику.На II съезде ветеринарных врачей я выступил с тремя до¬
кладами, один из которых был посвящен чисто гельминтоло¬
гической теме: «Кишечно-глистная болезнь цыплят, вызван¬
ная нематодой рода аскаридия».Но Москва взволновала меня не только тем, что я был
участником интересного съезда. Она заставила нас с Лизой
по-новому взглянуть на нашу общественную жизнь, раздви¬
нула рамки наших интересов, всколыхнула нас.Как изголодавшийся человек жадно набрасывается на
хлеб, так и мы с Лизой набросились на культурные ценности
Москвы. Мы были неутомимы: ходили в Третьяковскую гале¬
рею, в оперу, театр... Нас взволновал Художественный театр,
взволновал не только изумительной игрой актеров, но больше
всего идейной устремленностью спектаклей, его духом.Мы увидели в Художественном театре «Трех сестер». Мы
очень любили Чехова и с нетерпением ждали этого спектакля.
Но мы не ожидали того огромного впечатления, которое он
произведет. Пьеса настолько была актуальной, что заставилаО	К. И. Скрябин65
нас посмотреть как бы со стороны на нашу собственную
жизнь, на то общество, в котором мы вращались, оглянуться
на жизнь всей России....Занавес открывался, и мы сразу попадали в мир света
и солнца, мир чистых девичьих мечтаний и устремленности
в будущее. Майский день был переполнен радостью и теплом.
Это день именин младшей сестры Ирины. С каким волнением
мы слушали ее слова: «Скажите мне, отчего я сегодня так
счастлива? Точно я на парусах, надо мной широкое голубое
небо и носятся большие белые птицы. Отчего это? От¬
чего?»Мы ощущали радость и счастье Ирины, но тут же возни¬
кало чувство непрочности и этой радости, и этого счастья.
Почему? Вот этот вопрос — почему Ирина и ее сестры не
могли быть счастливы — мы не один день обсуждали с Лизой
после спектакля. Это был очень серьезный вопрос для того
времени, он влек за собой массу важнейших проблем, касав¬
шихся всей общественной жизни.Душевное богатство Маши, Ольги и Ирины, их стремление
ко всему светлому, высокому покоряло нас. Страстная жажда
осмысленной жизни, озаренной высокими идеалами, напол¬
ненной действенным трудом, была нам понятна и близка.
Мечты сестер, их тоска будоражили и волновали интеллиген¬
цию, которая задыхалась в тисках реакции, лишившей ее об¬
щественной и политической жизни.Грубая, жестокая действительность губила мечты и жизнь
сестер. Мещанство, пошлость и самоуверенная тупость шаг
за шагом вытесняли их из жизни. И страх за счастье Ирины
и остальных сестер перерастал в ощущение неблагополучия
жизни всей русской интеллигенции.Почему сестры, эти милые, чудесные люди, мечтающие
о труде и счастье, отступили перед темной грубой силой? Да
потому, отвечала пьеса, что они способны только мечтать о
прекрасном будущем и совершенно не способны бороться
и действовать. Пока они мечтают о Москве, их брат проиг¬
рывает в карты их состояние, закладывает в банке дом, и
этими деньгами завладевает Наташа. Незаметно для них са¬
мих сестры становятся нищими, и их мечты о Москве разби¬
ваются в прах. Они теряют и Андрея, полностью покоривше¬
гося Наташе*Последний акт. Прощание. Уходит Вершинин с бригадой,
нелепо погибает Тузенбах, должна уехать Ирина. Все овеяно
осенней грустью. Сестры все потеряли, но самое важное, са¬66
мое главное они не утратили: веру в хорошее, светлое, веру
н жизнь, в будущее.Жадно слушал весь зрительный зал слова Ирины: «При¬
дет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания,
никаких не будет тайн, а пока надо жить... надо работать,
только работать! Завтра я поеду одна, буду учить в школе и
нею свою жизнь отдам тем, кому она, быть может, нужна...
Я буду работать, буду работать»...В зрительном зале стояла гробовая тишина и звонкий,
юный девичий голос повторял: «Буду работать... буду рабо¬
тать»...— это было как призыв, как зов...А Ольга, обняв сестер и как бы подавшись вперед, на¬
встречу неизвестному, говорила: «О, милые сестры, жизнь
паша еще не кончена. Будем жить! Музыка играет так весело,
так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы
живем, зачем страдаем... Если бы знать, если бы знать!».А мы с Лизой впервые за последние годы слышали такие,
для того времени смелые слова, на спектакле мы будто глот¬
нули свежего воздуха.Мы восприняли трагедию сестер, как призыв покончить
с безволием, призыв к борьбе. И не только мы так восприни¬
мали в то время пьесу. Выходя из зала, мы услышали за спи¬
ной разговор. Кто-то взволнованно говорил:—	В пьесе три черта. К черту уныние! К черту слабость!
К черту бездействие*Мы оглянулись. Сзади нас шли студенты. Видя, что мы
оглянулись, они извинились за слишком громкий разговор.—	Что ж, Костя,—засмеялась Лиза,—эти три черта не
посещают нашу семью. Но какое счастье,—уже серьезно
проговорила она,—что ты имеешь любимое дело. А если
бы его не было? Чем бы мы жили в этой глуши? Страшно по¬
думать.Я полностью согласился с Лизой. Работа наполняет нашу
жизнь глубоким смыслом, делает ее содержательной и нуж¬
ной. И мне захотелось сделать мою работу более творческой.Из Москвы мы возвращались в Аулие-Ата бодрыми и ра¬
достными, с яростным желанием жить и творить. Мы при¬
везли с собой томики Чехова и часто поздними вечерами
вслух перечитывали пьесу «Три сестры»...И вот снова Туркестанский край. Снова неуютные почто¬
вые станции по Кабулсай-Верненскрму тракту, снова тот же
уклад жизни. В 5 часов утра на своей лошадке, запряженной
в «казанскую» тележку, еду на край города — на бойню.67
Оттуда на часок — домой, из дому — на службу, на базарный
ветеринарный пункт.Остановился, не дойдя до города чумацкий обоз, везущий
из Семиречья в Ташкент сырье: кожи, шерсть. Еду туда на
осмотр, термометрию, делаю необходимые распоряжения.В одном из хозяйств начался ящур. Протекал он тяжело,
было много случаев падежа скота. Пришлось работать день
и ночь, чтобы остановить дальнейшее распространение бо¬
лезни. Всех погибших животных я вскрывал и, к своему боль¬
шому удивлению, заметил поражение передних разделов же¬
лудка язвами и некротическим распадом ткани. Пересмотрел
специальную литературу и пришел к выводу, что обнаружил
редчайший случай злокачественного беспустулезного ящура.Я законсервировал пораженные органы, добился хороших
фотоснимков, детально изучил клинику и подробно описал
течение болезни. В конечном счете у меня получилась статья
«Паталого-анатомические изменения пищеварительных орга¬
нов при злокачественной форме ящура» с иллюстративным
материалом.Теперь встал вопрос: где напечатать эту работу? Имелась
единственная возможность: в наиболее серьезном журнале
«Архив ветеринарных наук». Его возглавлял магистр ветери¬
нарных наук Г. П. Светлов. Берет сомнение, а примет ли ре¬
дакция работу рядового ветеринарного врача? Преодолев ро¬
бость, посылаю работу в этот журнал и получаю вскоре ответ,
что статья принята к печати. Переживаю неописуемую ра¬
дость, когда получаю десятый номер «Архива ветеринарных
наук» за 1908 год с опубликованной статьей.В процессе работы продолжаю собирать материал и опи¬
сывать тератологическую казуистику; одновременно растет
интерес к гельминтологии. Я чувствовал себя биологом и
очень жалел о том, что ветеринарные врачи, как правило,
слабо эрудированы в вопросах биологии.В 1909 году исполнилось 100 лет со дня рождения Дарвина.
Опасаясь, что даже прогрессивный орган ветеринарной прес¬
сы, такой, как «Вестник общественной ветеринарии», может
эту дату не отметить, я пишу статью «Чарлз Роберт Дарвин»
и посылаю ее Савваитову в Петербург. Она была, к моему
удивлению, опубликована.От высшего начальства пришло распоряжение, чтобы бой¬
нями ведали не фельдшера, а ветеринарные врачи. И в се¬
редине 1909 года мне было поручено заведование Аулие-
атинской бойней.68
Бойня представляла собой ультраантисанитарное учреж¬
дение, состоящее из открытого камышового навеса, поддер¬
живаемого несколькими столбами, и изношенного асфальти¬
рованного пола с канавой для стока крови. Водопровода, ко¬
нечно, не было, не было даже простого стола для осмотра
органов, умывальника для мытья рук.Из расспросов выяснилось, что мой предшественник, вет¬
фельдшер Кравченко, регистрировал, как правило, только два
заболевания — «фарингит» и «эхинококк» и лишь изредка
«туберкулез». Когда я попросил продемонстрировать мне
«фарингит», фельдшер смущенно заявил, что он раньше попа¬
дался чаще, а теперь его что-то незаметно; когда же я проана¬
лизировал его диагноз «эхинококк», то оказалось, что он раз¬
личал две разновидности этой болезни: крупную — это был
ихиноккоз печени и легких и мелкую, которую он обнару¬
живал в мышцах и которая оказалась финнозом! О роли со¬
бак в распространении эхиноккоза он ничего не знал, а когда
я в популярной форме разъяснил ему цикл развития этого
паразита, он мне не поверил. Оказывается, в течение ряда
лет все эхинококкозные легкие и печени, конфискованные
па бойне, Кравченко раздавал местному населению как раз
для кормления собак!На второй или третий день своего заведования поехал я
на бойню позже обычного. Хотелось посмотреть, все ли под¬
готовлено фельдшером к осмотру. По дороге встретил одного
из членов городского хозяйственного управления, экипаж
которого был завален мешками. Почуяв недоброе, я остано¬
вился, подхожу к нему и спрашиваю: «Откуда вы так рано
едете?» Он отвечает: «Да вот, заехал на бойню, Иона Гри¬
горьевич любезно мне дал бракованные органы — для собак».
В доказательство своих слов он открывает мешок, и я вижу
печени и легкие, насыщенные пузырями эхинококка. «Вы не
бойтесь, господин доктор: ни я, ни моя семья этого кушать
не будем, это ведь взято только для собак». На мой вопрос,
часто ли получает он эти отбросы, слышу: «Да, спасибо Ионе
Григорьевичу, вот уже года два, как он мне помогает». К со¬
жалению, он не понимал, что эти органы вызывают заражение
собак эхинококком, которые в свою очередь послужат источ¬
ником заражения его семьи!Я взялся за реорганизацию всей работы бойни. Помню,
с каким удивлением арендатор бойни отнесся к моим кате¬
горическим требованиям, чтобы был устроен умывальник как
для ветеринарного надзора, так и для рабочих, закуплены69
мыло и полотенца, поставлены столы для осмотра поражен¬
ных органов. Все это казалось капризом, самодурством врача,
создавало неприязненное отношение к ветеринарному над¬
зору.Бойня стала моей патолого-анатомической и гельминтоло¬
гической лабораторией. Я подолгу изучал конфискованные
органы, проводил жесткий бракераж *, организовывал систе¬
матический учет гельминтозных поражений. Был и курьезный
случай. В течение нескольких дней подряд забивались овцы,
почти на 100 процентов пораженные интенсивным фасциоле-
зом **; печени животных мною выбраковывались и не посту¬
пали на базар. Через два дня в разгар моей работы приезжают
на бойню два солдата и говорят мне: «Так что, господин док¬
тор, мы пришли от их высокоблагородия воинского началь¬
ника узнать, почему на базар не выпускаются печенки, так
как его высокоблагородие печенку очень уважают»...Среди торгашей* мясников стало накапливаться недоволь¬
ство: «Не было врача — все было хорошо; появился врач —
пошли новые порядки; нам сплошной убыток, да и печенки
исчезли из продажи». Однако находились в городском хозяй¬
ственном управлении и культурные работники, кот.орые под¬
держивали мои санитарно-ветеринарные реформы. В конеч¬
ном итоге удалось добиться того, что в 1910 году была по¬
строена новая каменная бойня, оборудованная столами и
кабинетом врача.Упорядочению и других сторон ветеринарно-санитарного
дела я старался уделять больше внимания. Дело у меня было
поставлено так, что о каждом случае смерти животного я по¬
лучал срочное уведомление, давал распоряжение о вывозе
трупа на зоокладбище, где к определенному часу подготав¬
ливалась могила. Когда все было организовано, приезжал я
с фельдшером и санитарами и производил вскрытие.Одно из вскрытий чуть было не закончилось для меня тра¬
гически: работая без перчаток, я случайно оцарапал левую
руку и заразился карбункулезной формой сибирской язвы.
Три дня болезни носили весьма тревожный характер: высокая
температура, тяжелое самочувствие, появление признаков
цианоза вызывали сомнение в возможности выздоровления.
Противоязвенной сыворотки в Аулие-Ата не было, а до Таш¬
кента — 360 верст колесного пути. И я начал лечиться домаш-*	Бракераж — браковка органов, пораженных болезнями.** Фасциолез — гельминтоз печени животных, пораженных одним
из видов трематод — фасциолой.70
ними средствами — прижигал пораженный участок раскален¬
ным железом до обугливания ткани. Эту процедуру приш¬
лось провести два раза. После второго прижигания дело
пошло на поправку, только рана длительное время не заруб¬
цовывалась, и я долго ходил с повязкой.Работа городского ветеринарного врача доставляла мне
гораздо больше удовлетворения, чем пунктового, где было
много канцелярщины, ведь на пунктового врача возлагалась
работа, не имеющая отношения к ветеринарии,— взимание
процентного сбора с гуртового скота.Успехи в организационной деятельности, хорошее отно¬
шение населения и ощущение полезности своей работы —
нее это влияло на меня благотворно, удесятеряло мою энер¬
гию.Летом 1910 года, подражая многим русским, давно осев¬
шим в Туркестане, мы купили небольшой домик, слепили
своими руками глиняный дувал, выровняли дворик, посадили
вишневые кусты и небольшую грушевую аллею.У нас сложилась дружная, хорошая компания. Квартиру
Скрябиных, одна из комнат которой была моим кабинетом
с солидной библиотекой и довольно хорошим музеем, знали
не только местные жители. Нередки были случаи, когда
тройка почтовых, запряженная в тарантас, звеня бубенчи¬
ками, останавливалась у наших ворот и незнакомые люди,
спросив: «Здесь ли квартира ветеринарного врача Скря¬
бина?» — вылезали из повозки, входили в дом, знакомились
и находили у нас радушное гостеприимство. Мы всегда были
рады приезжим. Из разговора выяснялось, что это либо гео¬
логи, либо работники земельной управы, либо члены очеред¬
ной научной экспедиции, направлявшиеся в Семиречье и за¬
ехавшие по пути к нам. Обычно разгоралась оживленная бе¬
седа. Приезжие рассказывали новости о тех. местах, откуда
они прибыли, мы — о жизни, которую вело наше общество
и наш край.Самыми частыми гостями были ветеринарные врачи. Смело
могу сказать, что во время нашей жизни в Аулие-Ата все ве¬
теринарные врачи, проезжавшие в ту или иную сторону по
Кабулсай-Верненскому тракту, заезжали к нам, не будучи с
нами знакомыми.Наш домишко стоял на Бурульской улице, как раз напро¬
тив почтовой конторы. Почта, которую привозили на лоша¬
дях, поступала в Аулие-Ата первое время 3 раза в неделю,
а затем — ежедневно. Окно почтовой конторы, возле которого71
почтальон сортировал корреспонденцию, нам было видно от¬
лично. Мы этим пользовались и получали свежие газеты и
журналы без промедления.Как я уже говорил, мы получали большое количество га¬
зет, художественной и научной литературы. Мы стремились
быть в курсе событий общественной жизни, и это, безусловно,
притягивало к нам аулие-атинское общество.Нередко по вечерам собирались у нас знакомые: судья,
врачи, лесничий, работники городского управления. Уютно
шумел самовар на круглом столе; Лиза разливала душистый
чай, и шла оживленная беседа, перерастающая подчас в горя¬
чий идейный спор.Это были 1909—1910 годы, глухие годы, по выражению
поэта. От скуки, от отсутствия общественных интересов
часть интеллигенции города опустилась, разочаровалась, ни
во что не верила, пила горькую. И вполне понятно, что частой
темой нашего спора была тема о смысле и цели жизни, о на¬
значении человека, о труде, о счастье.В то время был популярен Леонид Андреев. Его рассказы
«Большой шлем», «Жизнь Василия Фивейского», «Ангело¬
чек», «Тьма», «Мысль» и другие читались и перечитывались.
Пессимизм писателя, его неверие в силу и разум человека
были мне чужды. Но многим они импонировали. И словесные
баталии на эту тему то затихали, то разгорались. Рьяным
моим противником в спорах был работник городского управ¬
ления Инзов *. За участие в студенческой забастовке Инзов
был исключен из университета и выслан из Петербурга.
В Аулие-Ата он жил уже давно. Жизнь задавила его. Некогда
он мечтал вернуться в Петербург, кончить университет, за¬
няться научной работой. Но разрешение на въезд в Петер¬
бург ему никак не давали. Потом женился на девушке из ме¬
щанской семьи, пошли дети, вырваться в Петербург было уже
невозможно, и он влачил жалкое существование чиновника
глухой провинции. Озлобился, был твердо убежден в том, что
нет ничего светлого и хорошего. Любил говорить о хрупко¬
сти счастья, о беззащитности людей перед законом, властью
и смертью. Высокий, худой, с горящими глазами, он обычно
нервно ходил по комнате и бросал фразы:—	Вся жизнь — это призрак.—	Жизнь человека — горькая обида и ненависть.*	Фамилии я его точно не помню, так что, может быть, и оши¬
баюсь, называя его Инзовым,— К. С.72
—	Счастье недостижимо, мечты неосуществимы, красота
недосягаема.Инзов увлекался Андреевым, утверждал, что именно Ан¬
дреев постиг истину, что смысла в жизни нет, что люди ничто
перед необъяснимыми силами, которые вырывают людей из
небытия и вновь ввергают в небытие.Мы отчаянно спорили с Инзовым, говорили о счастье твор¬
ческого труда, о служении прекрасному будущему, которое
обязательно наступит, о красоте жизни, красоте человеческих
взаимоотношений.Вернувшись из Москвы, мы увлеченно рассказывали своим
знакомым о съездах, о новых картинах в Третьяковской гале¬
рее, о театрах и, конечно, о спектакле «Три сестры». В один
из вечеров Лиза читала вслух эту пьесу, и затем завязался
долгий разговор.Особенно потряс слушателей образ Чебутыкина, человека,
дошедшего до полного безразличия ко всему на свете, не ве¬
рящего ни во что. «Думают, что я доктор, — говорит Чебуты-
кин,—умею лечить всякие болезни, а я не знаю решительно
ничего, все позабыл, что знал, ничего не помню, решительно
ничего... Кое-что я знал лет двадцать пять назад, а теперь ни¬
чего не помню. Ничего».Лиза читала проникновенно, вдумчиво, в комнате было
тихо-тихо...«Может быть, — говорил Чебутыкин,— я и не человек, а
только вот делаю вид, что у меня и руки, и ноги, и голова;
может быть, я и не существую вовсе, а только кажется мне,
что я хожу, ем, сплю... (Плачет.) О, если бы не существо¬
вать!»В этом месте Инзов вскочил с кресла и бросился к двери.—	Это возмутительно! — крикнул он и выбежал из ком¬
наты.Два дня он не показывался у нас, на третий день пришел
усталый и молчаливый.Лиза была к нему особенно внимательна, и он, промолчав
весь вечер, разговорился с ней, когда все ушли. Было совсем
поздно, а Инзов, позабыв о времени, говорил о том, что Че¬
хов будто заглянул к нему в душу, прочел его мысли, узнал
его мучения.—	Революцию разгромили, интеллигенции наплевали в
душу, растоптали мечты и надежды. Чем жить? Разве я вино¬
ват, что опустился и стал чиновником и в душе и в делах
своих, что я не живу, а существую?! А вы дайте мне идею,73
выведите меня из стен моей квартирки, я хочу участвовать
в общественной и политической жизни. Не можете этого мне
дать? Тогда не критикуйте меня. А Чехов с таких, как я, пор¬
трет пишет. Зачем?Ушел он от нас далеко за полночь, и мы ничем не могли
развеять его тяжелое настроение...В городе у нас не было театра (о кино тогда никто и не
слыхал). Но был клуб, и Лиза как-то предложила устроить
в этом клубе спектакль, а деньги, собранные от вечера, пере¬
дать малообеспеченной учащейся молодежи нашего города.
Идея всем понравилась, и началось обсуждение репертуара.Теперь, приезжая с работы, я часто заставал у нас друзей,
готовящихся к первому концерту. Тихонько, чтобы не мешать,
я входил в гостиную, садился в кресло и с интересом наблю¬
дал за нашими «артистами». Вот жена доктора, красивая жен¬
щина, увлекающаяся новомодной литературой, читает:Я на землю смотрю
с голубой высоты.Я люблю эдельвейс,
неземные цветы,Что растут далеко
от обычных оков,Как застенчивый сон
заповедных стихов.Она держится просто, читает хорошо и оставляет прият¬
ное впечатление.Инзов сидит тут же. Он ходит аккуратно на репетиции,
угрюмо сидит в углу и за весь вечер не произносит ни одного
слова.Дальше мы слушаем другого чтеца. Он читает с пафосом,
особо выделяя самые скорбные слова, как-то: «полумертвые»,
«проклятая стезя» и т. д.Спите, полумертвые, увядшие цветы,Так и не узнавшие расцвета красоты.Близ путей заезженных, взращенные творцом,Смятые не видевшим, тяжелым колесом.В час, когда все празднуют рождение весны,В час, когда сбываются несбыточные сны,Всем дано безумствовать, лишь вам одним нельзя,Возле вас раскинулась проклятая стезя...Мне не нравилось ни стихотворение, ни как его читали,
но многие из присутствующих были иного мнения, и чтецу
хлопали, поздравляли с успехом. Я молчал. Лиза меня пони¬74
мала, это я видел по беглому взгляду, что бросила она в мою
сторону.В клуб на представление собралось так много народу, что
были забиты все коридоры. Концерт публике нравился, вы¬
ступавшим преподнесли много цветов.Вдохновленные успехом, «артисты» решают теперь ставить
пьесу. Весть эта облетает весь город. Он жаждет увидеть
пьесу, ждет ее. Но какую выбрать? После долгих споров оста¬
навливаются на «Норе» Ибсена. Всю пьесу артистам не под¬
нять. Решили поставить отдельные отрывки. Нору играет
Лиза. Играет хорошо. Она, безусловно, талантлива, это утвер¬
ждают все. Пьеса прошла с огромным успехом, и энтузиасты
берутся за новый спектакль.У Лизы теперь нет ни одной свободной минуты. Кроме
репетиций и выступлений, в клубе она занимается с детьми.
Лиза увлеклась преподаванием. Дети ее очень любят. Оба мы
трудимся увлеченно. Интересуемся работой друг друга; мне
близки дела Лизы, ей — мои....У меня была собрана уже довольно большая гельминто¬
логическая коллекция, и я, чувствуя себя беспомощным в
смысле ее разработки, решил организовать рассылку отдель¬
ных экспонатов специалистам для определения. Довольно
большую партию нематод от птиц я направил профессору
Н. А. Холодковскому, от которого вскоре пришло письмо.
Н. А. Холодковский извещал меня, что он не специалист по
нематодам, а потому за определение их взяться не может.
Пробирку с трематодами из печени врановых птиц я послал
доктору П. Ф. Соловьеву, работавшему в Зоологическом ка¬
бинете Варшавского университета.Прошло несколько месяцев, и я, к своей неописуемой ра¬
дости, получаю от Соловьева оттиск его работы с описанием
этой трематоды, оказавшейся новым видом, названным к тому
же моим именем — «дикроцелиум скрябини». Мне трудно
сейчас воспроизвести и сотую долю того ребяческого вос¬
торга и искренней радости, которые обуревали меня в день,
когда я получил этот подарок.В ответ на любезность я послал Соловьеву целую группу
гельминтов для определения. Статью «Паразитические черви
птиц Туркестана» Соловьев опубликовал в 1912 году, причем
она содержала описание нового рода нематод — эхинурия
из опухоли желудка уток.Не могу пройти еще мимо одного факта, который сильно
меня взволновал. Редактор «Вестника общественной ветери¬75
нарии» профессор Савваитов задумал реализовать интерес¬
ную идею: выпустить биографические очерки деятелей вете¬
ринарии. С этой целью он регулярно печатал в своем жур¬
нале небольшие статьи о жизни и деятельности ветеринарных
работников. С большим волнением и радостью — не скрою —
увидел я в одном из номеров этого журнала свою биографию
с полным перечнем моих опубликованных работ и фотосним¬
ком.Наступил 1911 год. Пять лет нашей туркестанской жизни
остались позади. Мысль о перемене места, о выезде из Тур¬
кестана в другие, более культурные места становилась прямо-
таки навязчивой. Я стал отчетливо понимать, что если пер¬
вые годы пребывания в Туркестанском крае шли мне на
пользу, то теперь жизнь здесь задерживала мой рост как спе¬
циалиста. Я не имел нужного мне научного руководства, да
и вообще не имел абсолютно никаких условий для специали¬
зации. Так же считал и мой отец, который жил теперь в на¬
шей семье.В конце 1910 года благодаря настойчивости и энергии
Маруси удалось разыскать нашего отца, прожившего 11 лет
в Маньчжурии, где он работал на Восточно-Китайской желез¬
ной дороге. Ему было в то время 61 год. Утомленный пери¬
петиями жизни, он нуждался в отдыхе, в покое, в обществе
близких.Ранней весной 1911 года отец приехал к нам в Аулие-Ата.
Почувствовав хорошее к себе отношение, остался жить с
нами. Отец всей душой полюбил свою невестку и трехлетнего
внука и старался, чем только мог, быть нам полезным. В это
время двор нашего дома представлял собою весьма своеобраз¬
ное зрелище. В одном загоне на цепи сидел небольшой, но
достаточно дикий волчонок; на жердочке под навесом гордо
восседали хищные птицы, привязанные за ноги, — луни, сокол
и крупный филин; по двору на свободе расхаживал аист, на¬
водивший страх на несколько выводков цыплят и утят. Отец
с удовольствием помогал нам ухаживать за «зверинцем».Вторая половина нашей аулие-атинской жизни оконча¬
тельно определила профиль всей моей последующей деятель¬
ности: я решил стать гельминтологом.В 1910 году на страницах «Архива ветеринарных наук»
я рассказал об интересной находке — новом возбудителе
гельйинтозного заболевания крови крупного рогатого ско¬
та — шистозоме. Это было мое первое гельминтологическое
открытие, и оно буквально лишило меня покоя. Мне захоте¬76
лось самому изучать гельминтов, а не служить инстанцией,
передающей интереснейший материал для разработки в дру¬
гие лаборатории. Короче говоря, я ощутил потребность стать
научным работником. Мы решили окончательно покинуть
Туркестан;Я добился разрешения прослушать осенью 1911 года курсы
усовершенствования ветеринарных врачей в Петербурге на
базе ветеринарной лаборатории министерства внутренних
дел *. Упаковав небольшой музей и библиотеку, мы отправи¬
лись в Петербург.В дороге украли один из ящиков, содержавших патолого¬
анатомические препараты. Правда, сохранились самые цен¬
ные гельминтологические коллекции, упакованное в неболь¬
шой сундучок, с которым я, как с портфелем, ни на минуту
не расставался. Однако неудача постигла меня вторично:
в Петербурге, когда мы выгружались из вагона, сломался за¬
мок моего заветного сундучка, пробирки выпали на каменные
плиты перрона и, конечно, вдребезги разбились. В итоге по¬
гибло около 60 процентов моих гельминтологических сборов.Итак, в начале октября 1911 года мы очутились в Петер¬
бурге, чтобы наладить новую жизнь, перспектива которой
рисовалась нам заманчивой, но неясной. Меня тянуло к науч¬
ной работе, в душе я лелеял надежду устроиться в ветеринар¬
ной лаборатории МВД, скромному по масштабу учреждению,
пользовавшемуся среди ветеринарных работников большим
авторитетом. Ни юридическими правами, ни протекцией я не
располагал, единственно, чем я был богат,—безудержным
стремлением работать и запасом некоторой эрудиции, правда
весьма несовершенной, в области паразитологии. Этого, как
мне думалось, было недостаточно для проникновения в храм
ветеринарной науки, каковым мне рисовалась ветеринарная
лаборатория на Забалканском проспекте, № 83, близ Москов¬
ской заставы.Заведующий этой лабораторией профессор Садовский не¬
давно скончался. На посту начальника Ветеринарного управ¬
ления МВД был либеральный земец, доктор медицины и ве¬
теринарный врач Валентин Федосеевич Нагорский, один из
немногочисленных специалистов в области общей эпизоото¬
логии, известный своими работами по сибирской язве. Нагор-*	В ведении министерства внутренних дел царской России находи¬
лись как административно-полицейские, так и административно-хозяй¬
ственные учреждения, в том числе Ветеринарное управление с соответ¬
ствующей лабораторией и медицинский департамент.— Ред.77
ский назначил заведующим ветеринарной лабораторией вете¬
ринарного врача С. Н. Павлушкова, мягкого либерального
человека, старавшегося всюду проводить принципы колле¬
гиальности, как это было в моде у прогрессивной интелли¬
генции того времени. «Столпы» лаборатории — Руженцев,
Вышелесский и Сизов были в то время в научной заграничной
командировке. Правой рукой Павлушкова стал П. Н. Андреев,
специалист в области микробиологии, исполнявший обязан¬
ности помощника заведующего лабораторией. Здесь работала
плеяда молодых специалистов: Феддерс, Бекенский, Фрей-
бергер, Андриевский. Все они были микробиологами, кроме
того, ожидался приезд группы крупных специалистов, рабо¬
тавших в Пастеровском институте в Париже.Робко я вошел в чистенькую, культурно обставленную
лабораторию. С Павлушковым я был немного знаком поII	Всероссийскому ветеринарному съезду в Москве. Я расска¬
зал Павлушкову чистосердечно о своем намерении больше не
возвращаться в Туркестан и о желании работать в лаборато¬
рии до открытия курсов усовершенствования ветврачей. Он
посоветовал мне обратиться к Нагорскому.Меня встретил пожилой, несколько угрюмый человек, ко¬
торый, выслушав мою краткую повесть, неожиданно сказал:
«Приходите сегодня вечером ко мне на квартиру, вот мой
адрес, там поговорим о вашем деле более подробно». Прием,
оказанный мне главой российской ветеринарии, меня ошело¬
мил. Ровно в 7 часов вечера я подходил к квартире Нагор-
ского на Петербургской стороне. Попал я сразу в столовую,
в семейную обстановку; за чайным столом сидел улыбаю¬
щийся Павлушков. Я скоро освоился и рассказал о желании
на базе лаборатории приступить к разработке привезенного
из Туркестана гельминтологического материала. «Неужели
нам придется открыть еще одно отделение?» — бросил реп¬
лику Нагорский, обращаясь к Павлушкову. Тот ничего не от¬
ветил. Я понял, что они считают организацию гельминтоло¬
гической лаборатории несвоевременной, и, как показали со¬
бытия, оба они были совершенно правы.И вот я получил на руки документ, в котором значилось,
что мне разрешается продлить отпуск по 20 января 1912 года.
Это воспринималось как счастье, поскольку я получил воз¬
можность работать в лаборатории до начала моих занятий на
3-месячных курсах усовершенствования. Другими словами,
мое полугодовое пребывание в Петербурге было обеспечено
и юридически оформлено.78
10 ноября я приступил к работе в ветеринарной лабора¬
тории МВД. С. Н. Павлушков отвел мне рабочее место в ле¬
вом крыле большой аудитории второго этажа, где я располо¬
жился с остатками привезенной туркестанской гельминтоло¬
гической коллекции. Я быстро сошелся с молодежью. Бекен-
ский и Фрейбергер ввели меня в курс лабораторной жизни.
Обстановка здесь была довольно сложной. Павлушков, опи¬
раясь на Нагорского, имел в виду укрепить лабораторию но¬
выми кадрами и расширить масштаб ее деятельности. Он
только что добился разрешения открыть патолого-анатомиче-
ский отдел, для заведования которым были приглашены «па¬
рижане» И. И. Шукевич и его помощник М. И. Романович,
и протозоологический отдел. Заведующим последним отде¬
лом был намечен В. Л. Якимов, работавший в то время вместе
с женой Ниной Карловной Коль-Якимовой у Эрлиха, во
Франкфурте-на-Майне. Якимову была послана пригласитель¬
ная телеграмма. Поскольку, однако, ему не хотелось расста¬
ваться с Эрлихом, он ответил отказом. После этого выплыла
кандидатура С. И. Драчинского, который заканчивал научную
командировку в Париже.Уже в то время в кулуарах лаборатории поговаривали
о стремлении Павлушкова и Нагорского превратить ветери¬
нарную лабораторию МВД в Институт экспериментальной
ветеринарии. Фактически эта реорганизация была проведена
лишь после Октябрьской революции.Примерно в ноябре 1911 года приехали в лабораторию
«парижане»: С. И. Драчинский, которого мы прозвали «Семен
говорливый», Иван Иванович Шукевич — патолого-анатом и
М. И. Романович — «Мечислав принципиальный». Как выяс¬
нилось потом, Романовича пригласил Шукевич к себе в по¬
мощники, рассчитывая, что он помимо патолого-анатомиче-
ской работы займется и вопросами гельминтологии, посколь¬
ку Романович, работая в Париже, написал несколько инте¬
ресных работ и участвовал в обследовании носителей анки-
лостомидоза * во Франции.Приезд «парижан» оживил нашу лабораторию: все они
были жизнерадостны, насыщены энергией, горели желанием
работать.Павлушков периодически созывал научных работников
лаборатории. На этих совещаниях обсуждали методические*	Анкилостомидоз — заболевание человека и некоторых млекопи¬
тающих, вызванное паразитированием в организме круглых червей —
анкилостомид.79
вопросы и знакомились с деятельностью каждого отдела. Со¬
вещания, созываемые в читальном зале, благодаря либера¬
лизму Павлушкова, носили демократический характер. Мы,
молодежь, Павлушкова очень ценили. Он не вмешивался в
нашу работу, полностью нам доверял и оказывал каждому
посильное содействие. Несколько иная ситуация сложилась
у «парижан». Поскольку Шукевич был крупным ученым, а
Романович с Драчинским, поработавшие несколько лет в Па¬
риже и побывавшие в обществе «знаменитых людей», тоже
были о себе достаточно высокого .мнения, они все считали
себя несоизмеримо квалифицированнее и достойнее скром¬
ного земского либерала Павлушкова, который тем не менее,
как заведующий лабораторией, был их начальником. Мы, мо¬
лодежь, все это отчетливо видели и стояли на стороне Пав¬
лушкова, поддерживая его прогрессивные начинания. Под¬
держивал Павлушкова и П. Н. Андреев. Отсюда и вытекало
расслоение работников на два лагеря.В декабре 1911 года приехал из Франкфурта В. Л. Якимов.
Теперь, когда он очутился в России, ему совсем не понрави¬
лось то, что заведующим протозоологическим отделом стал
не он, а Драчинский. Якимов был крупным протозоологом.
Он имел свыше сотни опубликованных научных работ, любил
подчеркивать свою связь со знаменитым Эрлихом, говоря,
как бы невзначай, «Мы с Эрлихом» или «Когда я работал с
Эрлихом». В нашей лаборатории появилась видная и к тому
же достаточно властная натура, которая требовала к себе
максимального внимания. Поскольку штатного места дляВ.	Л. Якимова не оказалось (оно было занято Драчинским) —
ему предоставили помещение для научных работ в курсовом
зале, а мне дали рабочее место в патолого-анатомическом от¬
делении, где работали Шукевич, Романович и вновь пригла¬
шенный ассистент А. П. Уранов.В декабре 1911 года я получил из Ветеринарного управ¬
ления МВД новый документ, в котором сообщалось, что
военный губернатор Сырдарьинской области дал свое со¬
гласие на прикомандирование аулие-атинского пункто¬
вого ветеринарного врача Скрябина к ветеринарной лабо¬
ратории «впредь до окончания им работ по изучению при¬
везенной из Туркестанского края паразитологической
коллекции». Тем самым мое пребывание в Петербурге
было санкционировано властями на местах. Этим докумен¬
том я, конечно, был обязан заботливости Павлушкова и
Нагорского.80
«Осуществилась
моя давнишняя мечта
о создании кафедры
паразитологии»...
Новочеркасск, 1918 год.Справа — профессор Скрябин.
В центре — Н. П. Захаров.«Сейчас, когда наше путешествие
отодвинулось на половину века,
трудно припомнить множество вещей,
которые поражали и восхищали нас»...
1912 год. Скрябины с сыном Сережей
и Н. И. Скрябиным в Пруссии.
«Я переодевался в штатское платье,
примыкал к группе студентов-фармацевтов,
не носивших форменной одежды,
и проходил в университетские лаборатории»...Здание Юрьевского университета,
в котором К. Скрябин учился
на правах вольнослушателя.Юрьевский ветеринарный институт.Начало века.
Наступил 1912 год. 15 января при ветеринарной лабора¬
тории открылись курсы усовершенствования ветеринарных
врачей. Профиль лекций был бактериологический с не¬
большой дозой патологической анатомии, биохимии и мя-
соведения. Подбор лекторов был блестящий, приглашались
лучшие специалисты со всех концов России.Каждый из них делился новинками в области своей
специальности. Практикум по бактериологии проводил
П. Н. Андреев со своими ассистентами. Меня чрезвычайно
волновало слабое представительство на наших курсах па¬
разитологии: слушателям были преподнесены лишь от¬
дельные главы протозоологической науки.Об этом я говорил своим товарищам, которые меня не
только поддержали, но и устроили так, что меня попро¬
сили прочитать вне плана две лекции. Я вначале смутился,
затем принялся за приготовление диапозитивов. В итоге я
прочел две лекции: «Паразитизм с биологической точки
зрения» и «Инвазионные болезни птиц». Это было первое
в моей жизни серьезное лекционное выступление.Читал, как сейчас помню, крайне возбужденно, волно¬
вался, имел на всякий случай конспект, но им не восполь¬
зовался. Слушатели были довольны тем, что «выходец» из
их среды, рядовой пунктовый ветеринарный врач читал
лекции наряду с профессорами, и выразили мне бурное
одобрение.Среди научного персонала лаборатории по-прежнему
существовали группировки. Лидером «парижан» был Шуке¬
вич, а мы группировались возле Павлушкова.По мере роста моего авторитета отношение ко мне Ро¬
мановича начало ухудшаться. Приехав из Парижа, он не
ожидал встретить в России соперника. Правда, первые два
месяца он относился ко мне как к «подмастерью», считая
себя, ученого «парижанина», и меня, туркестанца-прак-
тика, величинами несоизмеримыми. Однако после моих
лекций неприязнь его начала понемногу возрастать. Резко
ухудшилось отношение ко мне Шукевича и Драчинского.15 апреля 1912 года курсы усовершенствования ветери¬
нарных врачей закончились; курсанты, получив свидетель¬
ства, стали разъезжаться по домам. Я же, имея разрешение
работать в лаборатории до окончания разработки моей тур¬
кестанской коллекции, остался в Петербурге.В это время умер В. Ф. Нагорский, сделавший так много
для укрепления и развития ветеринарной лабораторииб	К. И. Скрябин81
МВД. Традиции Нагорского продолжали жить в ветери¬
нарной среде некоторое время и после его смерти. Одна
идея Нагорского была особенно ценна для развития вете¬
ринарии: он считал чрезвычайно полезными командировки
способных молодых работников к зарубежным специали¬
стам для научного усовершенствования.В нашей лаборатории готовилась к выезду за границу
группа лиц, получивших соответствующее обещание еще
при жизни Нагорского: Н. А. Михин, В. В. Феддерс,
П. Е. Андриевский. Их будущность, как микробиологов вы¬
сокой квалификации, была совершенно ясна.Назойливо мучил вопрос, как же сложится в дальней¬
шем моя жизнь. Смогу ли я стать настоящим ученым-гель-
минтологом или суждено мне быть практическим ветери¬
нарным врачом, занимающимся попутно и притом кустарно,
как в Туркестане, научными проблемами?Мечтал я, конечно, о первом варианте. Но как добиться
солидной гельминтологической квалификации? Было ясно
одно: в России специализироваться не у кого. Самым ярким
зоологом гельминтологического профиля был Холодовский,
но, по существу, он интересовался очень незначительной
группой ленточных червей, а других гельминтов совсем не
знал. П. Ф. Соловьев в Варшаве и С. Н. Каменский в Харь¬
кове были кустарями, а не подлинными гельминтологами.
Жил на Урале доктор Клер, работавший ранее в Невшателе
у гельминтолога Фурмана и ставший специалистом по
орнитологической цестодологии, но он работал в слишком
узкой области...Итак, либо заграница со специализацией в области гель¬
минтологии, либо статус-кво в России, с перспективой стать
образованным дилетантом, но не ученым-гельминтологом.Всеми обуревавшими меня мыслями и сомнениями я де¬
лился с Лизой и с молодыми товарищами по лаборатории,
которые меня хорошо понимали.В один прекрасный день, расхрабрившись, я подал заяв¬
ление С. Н. Павлушкову с просьбой ходатайствовать перед
Ветеринарным управлением о командировании меня за гра¬
ницу для специализации в области гельминтологии.Павлушков решил обсудить заявление на совещании на¬
учных работников лаборатории, которые отнеслись к моей
просьбе весьма сочувственно и приняли положительное ре¬
шение. Голосовали, к моему удивлению, «за» и «парижане»;
их поведение надо было понимать в таком смысле: пусть82
Скрябин на два года удалится из лаборатории, а дальше
видно будет, за это время многое может измениться.Потянулись дни ожиданий: мое ходатайство должны
были рассматривать три вышестоящие инстанции.Весной 1912 года нашу семью постигло горе: у отца па¬
рализовало н#ги. По счастью, у него сохранился ясный ум,
нормально действовали руки, так что он мог писать, читать,
разговаривать, рассказывать сказки Сереже, участвовать во
всех радостях, горестях, волнениях семьи.В мае 1912 года Михин, Феддерс и Андриевский выехали
в Германию; мы, молодежь, провожали их на Варшавском
вокзале. Когда поезд тронулся, Михин бросил в нашу сто¬
рону фразу: «Господа, берегите Павлушкова, тогда сохра¬
нится и лаборатория».Мой вопрос все еще не был разрешен в министерских
сферах. В конце мая получил я приглашение посетить и. о.
начальника Ветеринарного управления И. А. Качинского,
с которым вел интересный, решающий мою судьбу, раз¬
говор. Он знал меня по литературе. И захотел составить обо
мне более конкретное представление. Я развил ему свою
точку зрения на гельминтологию, указал на тот тупик, в ко¬
тором очутился, развернул ему свой план работ за грани¬
цей, если получу двухгодичную командировку. Он сказал,
что командировку мою он поддерживает и в ближайшие дни
сделает соответствующее представление министру.Беседа с Качинским меня успокоила: будущее начало вы¬
рисовываться более конкретно.Итак, я надеялся, что в ближайшее время получу загра¬
ничную командировку. В это время у меня зародилась мысль
поставить на совещании научных работников лаборатории
доклад об организации при ветеринарной лаборатории ка¬
бинета глистных болезней. Я договорился с С. Н. Павлуш-
ковым и 2 июня 1912 года выступил с таким докладом. Раз¬
вернулись бурные прения, в которых наибольшую актив¬
ность проявили «парижане». Оказалось, что я предвосхитил
ту идею, которую хотел поставить перед лабораторией
М. И. Романович после моего отъезда за границу.—	Помните, Иван Иванович,—обратился Романович к
Шукевичу,— ведь мы с вами об этом говорили еще в Па¬
риже.—	Ну конечно, ведь у нас еще там был разработан такой
план, чтобы вы, Мечислав Иванович, организовали гельмин¬
тологический кабинет при патолого-анатомическом отделе,83
поскольку я некомпетентен в вопросах глистных заболева¬
ний,— ответил Шукевич.Драчинский, как экспансивный человек, тоже горячился,
говоря, что это вопрос давно назревший и что Мечислав
Иванович только ради этого вернулся из Парижа в Россию.Когда страсти немного поулеглись, все поняли, что я
ставлю вопрос принципиально, а вовсе не претендую на ме¬
сто заведующего этим кабинетом. Другими словами, мой
проект полностью совпадал с точкой зрения «парижан».
В итоге совещание единогласно признало желательным соз¬
дать кабинет глистных болезней.Прошло после моего доклада 3 — 4 дня. Во время завтрака
подсаживается ко мне Шукевич. Я искренне удивился этому,
ведь он относился ко мне с подчеркнутым безразличием.—	Я подошел к вам, Константин Иванович, чтобы вы¬
сказать вам свое большое уважение. Я виноват перед вами:
нашлись люди, которые систематически настраивали меня
против вас, а я им верил. Присматриваясь к вам, я не мог
лично подметить в вас тех качеств, которыми вас наделяли.
Особенно меня поразило в вас то, что никто от вас не слы¬
шал ничего плохого о тех людях, которые на вас клеветали.
Разрешите принести вам извинения за мою близорукость и
еще раз выразить вам чувство глубокого товарищеского ува¬
жения.Меня взволновал такой шаг: на него способен только
действительно чуткий, благородный человек. С этого мо¬
мента и до моего отъезда за границу мы находились с Шу-
кевичем в товарищеских отношениях.Прошло еще несколько недель, и я получил извещение,
что мне разрешена заграничная командировка сроком на
два года для научного усовершенствования в области гель¬
минтологии.Случилось то, о чем я полгода назад не смел и мечтать.По плану я должен был начать свою работу у профес¬
сора Брауна в Кенигсберге — изучать трематоды. Цестоды
я предполагал разрабатывать у Фурмана в Швейцарии
(Невшатель), а нематоды — у Райе в Париже (ветеринарная
школа). Материалом для изучения должны были служить
гельминтологические коллекции, привезенные из Турке¬
стана.В первой половине июня 1912 года мы сели в вагон и дви¬
нулись в Кенигсберг. Ехали вчетвером: я с Лизой, 4-летний
Сережа и мой отец, которого внесли в вагон в кресле.S4
КЕНИГСБЕ Р Г, БЕРЛИН, ПАРИ Ж...Знаменитый гельминтолог Макс
Браун и наши с ним отношения
Смерть отца. — Саксония и ее куль*
турные ценности. — Едем в Швейца¬
риюПрофессор Отто Фурман.—
Работа у Райе — огорчения и радо¬
стиОткрываю новые виды и роды
нематод.--•Прибыли в Кенигсберг, в сто¬
лицу тогдашней Восточной Пруссии. Я направился в Зоо¬
логический музей, в здании которого располагалась кафедра
зоологии. Здесь работал знаменитый гельминтолог Макс
Браун. Звоню. Открывает мне дверь швейцар, который на
мой вопрос, могу ли я видеть профессора Брауна, отвечает
подчеркнуто: «Гехеймрат (т. е. тайный советник) Браун за¬
нят».Оказалось, я попал в тот час, когда Браун отдыхает
после обеда, и мне предложили зайти в 5 часов вечера.
Браун принял меня в своем кабинете, в котором он работал
после обеда, в домашнем халате и в мягкой обуви. Я расска¬
зал о цели моего приезда. Мне предоставили рабочее место
возле одного из окон музея между двумя шкафами. Руково¬
дить моей работой обещал сам Браун.Стояло жаркое лето, в городе было душно. По совету
знакомых я снял виллу невдалеке от Кенигсберга, в Кранце,
курортном местечке, на самом берегу Балтийского моря.
Здесь поселилась моя семья, сюда привезли мы больного
отца. Я ежедневно после работы приезжал в Кранц из Ке¬
нигсберга на дачных поездах, которые везли маленькие па<
ровозы, носившие имена: «чайка», «сокол» и «тюлень». Сюда
к нам на каникулы приезжал брат Коля.Отцу со дня на день становилось хуже. Он жестоко стра¬
дал, но героически переносил мучения. Он не лежал, а про¬
должал сидеть, что-то писал, сочинял стихи. Он сознавал,
что не выздоровеет.85
Наступила осень, дачники стали покидать курорт. Отцу
стало хуже, он угасал. Мы не могли уже вывезти отца в Ке¬
нигсберг, а оставались в Кранце, ожидая, в сущности говоря,
его кончины. Начались холода, отопления у нас не было, и
мы вынуждены были разливать на железные противни
денатурированный спирт, зажигать его и этим греться. В ок¬
тябре 1912 года папа скончался. Мы похоронили его на ку¬
рортном кладбище в сосновом парке, возле самого берега
моря.Я очень тяжело пережил смерть отца. Но надо было ра¬
ботать, думать о дальнейшей жизни, о своих близких..,Мне предстояло закончить разработку материала по тре-
матодологии и воспользоваться присутствием первого асси¬
стента Брауна — профессора Люэ, чтобы определить турке¬
станских акантоцефалов *.Здесь я ознакомился с новой для меня литературой на
языках разных народов мира, которую жадно читал, делая
из нее выписки. В лаборатории Брауна у меня зародилась
мысль начать составление «мемуаров по гельминтологиче¬
ской систематике». Я себе представлял дело таким образом:
каждому виду гельминта необходимо отвести специальный
лист бумаги, на котором должны быть сведения следующего
характера: вид, синонимы, хозяева дефинитивные, а если
выяснены, то и промежуточные, локализация, географиче¬
ское распространение, подробное описание вида и жела¬
тельно рисунок. Группа таких видовых «паспортов», от¬
носящихся к представителям одного и того же рода, объеди¬
няется в папку с характеристикой данного рода, роды груп¬
пируются по подсемействам, а последние, наконец, объ¬
единяются в соответственные семейства. Характеристике
каждой таксономической ** единицы предпосылается крат¬
кий исторический очерк — какие изменения претерпели тот
или иной род или подсемейство, прежде чем найти себе
надлежащее положение в зоологической системе. Как ни
утопична была эта идея, я приступил к ее реализации, без
всякой, впрочем, уверенности, что смогу таким методом
объять и поднять весь огромный мир паразитических червей,
Я понимал тогда, что это дело трудное, но не представлял
себе всей грандиозности затеи.*	Акантоцефалы — особый класс колючеголовых гельминтов.** Таксономия — положение каждого зоологического вида в общей
системе животных.
Отношения с Брауном у меня установились хорошие, не¬
взирая на то, что это был суровый, надменный старик, дер¬
жавший своих подчиненных в страхе и трепете. Я чувство¬
вал, что со мной он держится более просто, чем с немцами.
Бывало, подойдет к моему рабочему месту, сядет непринуж¬
денно на соседний стол, опершись ногами о стул, и расска¬
зывает мне, как он работал в России (в 80-х годах он был
профессором Дерптского университета, где сделал свое
знаменитое открытие по расшифровке биологического
цикла гельминта человека, так называемого широкого лен-
теца). Если в это время он слышал чьи-либо шаги, он сразу
принимал официальный вид и становился «гехеймратом».У меня язык не поворачивался называть Брауна тайным
советником. И наедине с ним и при посторонних я всегда
называл его профессором. Он на меня не обижался, однако
надо было видеть вытянутые лица докторантов и ассистен¬
тов, при которых я разрешал себе такую, с их точки зрения,
вольность. Думаю, они относили ее за счет некультурности
русского человека. Впоследствии они к этому привыкли,
а первое время смотрели на меня не только с удивлением,
но и с явным беспокойством: «как бы чего не вышло» не¬
приятного. Субординация была очень строгой: младшего
ассистента Дампфа все именовали доктором, старшего ас¬
систента Люэ — профессором, а самого Брауна никто не
смел назвать иначе, как гехеймратом. Был в Пруссии еще
более высокий титул — превосходительство, но Браун до
него не дослужился.Время шло, квалификация моя крепла. В начале моей ра¬
боты Браун принес пробирку с трематодами, собранными
желчном пузыре пингвина, погибшего в Берлинском зоо¬
парке. Мою статью об этом виде гельминтов Браун послал
профессору Ульворму, который и опубликовал ее в 67-м томе
редактируемого им журнала за 1913 год.Это была моя первая серьезная гельминтологическая ра¬
бота, опубликованная в солидном органе международного
значения. Занявшись определением вывезенной мною ши-
стозомы, я убедился в ее видовой самостоятельности.
Браун санкционировал мой диагноз. Свою работу я послал
профессору Иосту в Дрезден для опубликования в его вете¬
ринарном журнале. Работа эта также была напечатана в1913	году.Я сознавал, что если описал новый вид гельминта, то,
значит, открыл новый животный организм, ставший извест¬87
ным науке именно благодаря моей скромной работе. Теперь
в ином, более справедливом свете виделась и моя практиче¬
ская деятельность в Туркестане, где я черпал гельминтоло¬
гический материал, значение которого начало выявляться
только теперь, в процессе его научной разработки.Итогом моего пребывания у Брауна была большая ра¬
бота, напечатанная в 1913 году в 55-м томе журнала «Зооло¬
гический еженедельник». В этой работе было описано 30 ви¬
дов трематод, относящихся к 16 родам и 9 семействам. По¬
мимо 5 новых видов в ней был установлен новый род «ам-
фимерус» и новое семейство.Попутно с этой работой я опубликовал описание нового
паразита из трахеи домашних и диких уток, которых при¬
шлось отнести к новому роду «трахеофилюс». Под руковод¬
ством Брауна я описал новую одночленистую цестоду из
рыбы — сырдарьинской маринки, из рода кариофиллеус, а
затем перешел к изучению акантоцефалов, именуемых по-
русски скребнями. В этой работе мне помогал профессор
Люэ, считавшийся в тот период наиболее крупным в Европе
специалистом по этому классу гельминтов.Работа по скребням была мною опубликована в «Зооло¬
гическом ежегоднике» за 1913 год!Наступила весна 1913 года. Необходимо было сверты¬
вать работу у Брауна и Люэ и ехать в Швейцарию, в Невша-
тель, к знаменитому Отто Фурману, для разработки турке¬
станской коллекции по цестодам *. По пути из Кенигсберга
в Невшатель мы решили посетить старинные университет¬
ские города, ознакомиться с мировыми культурными ценно¬
стями и, конечно, с состоянием гельминтологии в некоторых
высших школах Германии.Перед отъездом мы навестили папину могилу, поставили
памятник. Мы сфотографировали могилу на память, зная,
что больше сюда никогда не приедем.И вот мы отправились в путешествие по старинным горо¬
дам Германии. С огромным интересом осматривали мы му¬
зеи, картинные галереи, памятники старины и иные досто¬
примечательности. Мы посетили Берлин, Дрезден, Лейпциг,
Галле, Иену, Франкфурт-на-Майне, Гейдельберг и Фрей-
бург. В Берлине мы пробыли около десяти дней. В осталь¬
ных городах мы проводили 2 — 3 дня. В каждом городе я
сразу же отправлялся в Зоологический институт, а Лиза с*	Цестоды — класс ленточных гельминтов.88
шестилетним Сережей — в Художественную галерею пли
Исторический музей. После обеда садились на трамвай и
пересекали город в разных направлениях, знакомясь с его
достопримечательностями и характером его окрестностей.
11а ночь устраивались в меблированных комнатах, а на сле¬
дующий день продолжали осмотр города и его учреждений.Мои статьи о научных учреждениях Германии печата¬
лись в Москве в журнале «Ветеринарное обозрение».В Берлине я посетил зоологический отдел Музея естест-
нознания, Высшую ветеринарную школу, Зоологический сад,
Коховский институт, в котором работали мои товарищи по
петербургской лаборатории, университет и ряд других науч¬
ных учреждений. Здесь мы впервые увидели метрополитен.Саксония резко отличалась от Пруссии: саксонцы были
значительно более мягкими, культурными и предупредитель¬
ными людьми.В Дрездене, конечно, мы сразу же двинулись в Цвингер,
п галереях и павильонах которого были сосредоточены
основные сокровища науки и искусства: /\.юбовались знаме¬
нитой мадонной Рафаэля, картинами Беклина и Штука...
Посетил я и Дрезденскую ветеринарную школу, с интере¬
сом осмотрел патолого-анатомический институт профес¬
сора Иоста.Сейчас, когда наше путешествие по Германии отодвину¬
лось на половину века, трудно припомнить все, что пора¬
жало, а порой и восхищало нас. Помню только, что мы с
неослабным вниманием рассматривали и неуклюжий, полу-
языческий памятник битвы народов в Лейпциге, и изящную
готику Фрейбургского собора, и «Остров мертвых» Беклина,
и античную скульптуру в художественных галереях, и чело¬
векообразных обезьян в зоопарках. Нас восхищали жи¬
вопись на потолке музея в Иене, и своеобразная архитек¬
тура сельских построек в Шварцвальде, и творения гени¬
альных художников, и археоптерикс в Берлинском музее,
и рабочий кабинет Геккеля и т. д. и т. п.Несколько дней мы прожили в Базеле, а затем уехали в
Невшатель, уютный городок Швейцарии, расположенный на
берегу Невшательского озера.Мы устроились недалеко от университета. Окна нашей
квартиры выходили на озеро. На горизонте, по ту сторону
озера, четко вырисовывался хребет Альпийских гор с при¬
чудливым контуром трех снеговых вершин: Юнгфрау, Монх
и Ейгер. Панорама была изумительна.
В первый же день жизни в Невшателе я отправился в
университет, чтобы познакомиться с профессором Фурма¬
ном. Кафедра зоологии располагалась в мансарде очень не¬
большого университетского здания, в котором были разме¬
щены все факультеты.Кафедра имела всего две комнаты: лабораторию для зоо¬
логического практикума и крохотный кабинет профессора.
Единственный ассистент кафедры, молодой зоолог, занимал
один из столов в общелабораторной комнате. Лаборатория
имела всего лишь 12 небольших столов, за каждым из кото¬
рых могло заниматься только по два студента. Но студентов
было так мало, что часть столов пустовала.Один из этих столов и был предоставлен в мое распо¬
ряжение: здесь я работал целых 10 месяцев, до февраля
1914 года.Фурман меня принял чрезвычайно сердечно: в его отно¬
шениях не чувствовалось ни малейшей дозы той чопорно¬
сти и напыщенности, с которыми я так часто сталкивался в
Пруссии. Вообще граждане Швейцарской республики при¬
влекали нас исключительной простотой, у них не было, как
в Германии, резкого разграничения между людьми различ¬
ных рангов, между начальством и подчиненными, между
профессором и ассистентом.Фурман оказался обаятельным человеком. В 1913 году я
был у него единственным стажером. Профессор работал
только на своей маленькой кафедре, и у него оставалось до¬
вольно времени для научных исследований. Он имел воз¬
можность и мне уделять много внимания. Я разрабатывал
здесь свою гельминтологическую коллекцию, собранную в
Туркестане. Туркестан для Фурмана был интереснейшей
географической зоной, и он с большой заинтересованностью
вникал в разработку коллекции.Работа нас сблизила. Я видел в профессоре большого
специалиста-цестодолога и относился к нему с огромным
уважением. Он был хорошим товарищем, человеком отзыв¬
чивым и сердечным. Между нами установились прекрасные
отношения.С молодыми русскими гельминтологами Фурману при¬
ходилось сталкиваться не один раз. В первые годы XX сто¬
летия работал у него В. О. Клер, изучавший цестоды птиц
Урала; непосредственно же перед моим приездом у Фур¬
мана закончила свою докторскую диссертацию Елена Ба-
чинская, полька, эмигрировавшая из царской России по по¬90
литическим мотивам. Она бывала и в нашем доме. Нас с Ли-
юй, воспитанных в интернациональном духе, удивлял ее
резко выраженный польский шовинизм. На этой почве воз¬
никали очень горячие споры, что не мешало нам относиться
друг к другу с истинным уважением.В процессе работы мне приходилось читать много спе¬
циальной литературы. Я стал составлять таблицы характер¬
ных признаков соответствующих видов цестод, относящихся
к тому или иному роду. Сопоставлял только такие виды, ко¬
торые паразитируют у представителей конкретного отряда
птиц. Эти таблицы впоследствии очень пригодились как
мне, так и ряду других исследователей, облегчая определе¬
ние различных цестод до вида.Закончив изучение туркестанского материала и отослав
соответственные работы для опубликования, я решил
остаться в лаборатории Фурмана еще на некоторый срок,
чтобы разработать небольшую часть его коллекционного
материала. Дело в том, что у Фурмана в лаборатории кон¬
центрировался необработанный материал по цестодам птиц,
присылаемый ему из различных стран земного шара для
определения. Часть этого материала я с разрешения Фур¬
мана отобрал для детального изучения.Летом 1913 года, в период университетских каникул,
Фурман в альпинистском костюме, с рюкзаком на спине
отправился в горы, чтобы отдохнуть от научной и педагоги¬
ческой деятельности.Мы втроем тоже предприняли небольшие прогулки по
Швейцарии. Посетили Берн и Цюрих, где знакомились с
зоологическими учреждениями и художественными му¬
зеями. Затем приехали в Люцерн и совершили экскурсию
по восхитительному Фирвальдштатскому озеру. В пути мы
иногда высаживались на какой-нибудь маленькой станции,
любовались живописным швейцарским пейзажем, присмат¬
ривались к жизни населения, после чего с очередным поез¬
дом ехали дальше, чтобы снова сойти на той станции, кото¬
рая чем-то нас привлекла...1914 год мы встретили еще в Невшателе. До конца загра¬
ничной командировки оставалось только б месяцев. Прихо¬
дилось понемногу сворачивать работу, поскольку на очереди
стояла поездка в Париж, к профессору Райе, для изучения
самой трудной группы гельминтов — нематод.В первых числах февраля 1914 года мы расстались со
Швейцарией. Трогательно попрощались мы с профессором91
фурманом. Я сохранил хорошую память о нем и как об учи¬
теле, и как о прекрасном человеке....Трудно описать то впечатление, которое производит
Париж на каждого, кто попадает туда в первый раз. И я не
рискую описывать наш восторг при осмотре Лувра, скульп¬
тур Люксембургского музея, при знакомстве с «Мыслите¬
лем» Родена и другими художественными шедеврами. Все
это потрясает.Мне необходимо было работать в предместье Парижа,
в паразитологической лаборатории Альфортской ветеринар¬
ной школы. Мы поселились на берегу реки Марны, на улице
Шарантон, в гостинице «Гранд Фредерик», в одном из демо¬
кратических кварталов столицы Франции. Ясно помню свое
первое посещение Альфортской ветеринарной школы. Это
первое в истории ветеринарии высшее учебное заведение,
основанное в конце XVIII века, после французской револю¬
ции, пользуется всемирной славой.Передо мной высокая железная ограда с наглухо закры¬
тыми воротами. Возле сторожевой будки — небольшая ка¬
литка, ведущая в аллею Славы, где установлены памятники
знаменитым деятелям ветеринарии, начиная от основателя
школы профессора Деляфонда до эпизоотолога и бакте¬
риолога Нокара, скончавшегося в XX веке. Направляюсь к
лаборатории знаменитого нематодолога Райе к, к своему
удивлению, вижу вывеску: «Лаборатория естественной исто¬
рии». Такая вывеска, с моей точки зрения, могла бы укра¬
сить здание средней школы, но никак уж не высшее учебное
заведение.Впоследствии выяснилось, что профессор Райе заведует
кафедрой именно «естественной истории», читая студентам
не только зоологию с паразитологией, но и ботанику.«Лаборатория естественной истории» Альфортской
школы, несмотря на территориальную миниатюрность и
чрезвычайно скромное оборудование, представляла собой к
началу 1914 года учреждение мирового значения: профессор
Райе и его ассистент Анри были крупнейшими специали¬
стами по изучению нематод и выявлению их систематиче¬
ских взаимозависимостей. В те годы учение о нематодах
было наименее разработанным участком в гельминтологиче¬
ской науке. Во всей Европе всего лишь в двух лабораториях
занимались систематикой нематод. Это лаборатория Райе92
н Альфортской ветеринарной школе и домашний кабинет
Линстова в Германии, где доживал свой век видный немато-
долог. Начинал к тому времени развертывать свою деятель¬
ность талантливый Сера в Алжире, но он, конечно, не мог
пи в какой мере равняться в те годы с маститым Райе.Паразитологическая лаборатория Райе представляла со¬
бой большую комнату на первом этаже одного из корпусов
Альфортской ветеринарной школы. Две стены были застав¬
лены музейного типа шкафами, в которых размещались
учебные коллекции по зоологии и ботанике. Эти коллекции
демонстрировались на лекциях. В лаборатории могли рабо¬
тать одновременно всего лишь 9 человек, включая и студен¬
тов, желавших специализироваться по нематодологии.В этой лаборатории я работал около пяти месяцев, изу¬
чая нематоды птиц, привезенные мною из Туркестана.Одновременно со мною у Райе работал доктор Чуреа
из Румынии, который занимался изучением филяриид *
Работал еще один биолог из Англии, абсолютно не вла¬
девший французским языком. Я застал его за бесцель¬
ным, но достаточно трудоемким занятием: он со словарем
в руках переводил раздел «Нематоды» из огромной книги
Райе «Медицинская и сельскохозяйственная зоология». Это
задание дал ему Райе. Промучившись несколько месяцев и
получив к гельминтологии устойчивое отвращение, англий¬
ский стажер бросил лабораторию Райе и пошел «искать
счастья» в Пастеровском институте, желая переключиться
на бактериологию. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.Первый визит мой к Райе был очень коротким. Он при¬
нял меня с французской любезностью, предоставил рабочее
место в лаборатории и сказал, что подойдет к моему столу
ознакомиться с материалом тогда, когда я разверну всю
свою нематодологическую коллекцию. Это задание было
мною выполнено уже на следующий день. Хорошо помню,
как у моего стола появился седой старичок со знаком По¬
четного легиона в петлице пиджака. Он беглым взглядом
окинул коллекцию и, видимо заинтересовавшись ею, начал
быстро перебирать маленькими морщинистыми руками про¬
бирки с аулие-атинскими нематодами.Возле него находился его единственный ассистент и не*
изменный соавтор нематодологических работ Анри. Это был*	Филярииды — крупная группа нематод, обитающих у человека и
животных в разных органах, за исключением пищеварительной си¬
стемы.93
тогда еще молодой, стройный брюнет, почтительно относив¬
шийся к своему шефу.—	Это какие-то спируриды, а это тетрамерес, а это, ве¬
роятно, наш контрацекум, а это гетеракиды,— невнятно
бормотал Райе, рассматривая отдельные пробирки и зна¬
комясь по этикетам с хозяевами паразитов. И наконец, обра¬
тившись ко мне, сказал:—	Поздравляю вас, вы привезли очень интересный мате¬
риал. Думаю, что в результате его изучения получится хо¬
рошая работа.Райе ушел; Анри, оставшись, сообщил, что я приехал в
неблагоприятное время: он занят сейчас подготовкой к про¬
фессорскому званию, собирается конкурировать на занятие
кафедры в Тулузской ветеринарной школе, освободившейся
после смерти профессора Нейманна. Поэтому, добавил
Анри, он не сможет уделить мне времени для руководства
моей работой.Дав несколько методических указаний, Анри оставил
меня в грустном одиночестве. Мне стало тревожно, когда я
понял, каков в этой лаборатории стиль «руководства» ста¬
жерами. Но я решил не сдаваться и приложить все силы для
того, чтобы получить от Райе максимум пользы.Вскоре я познакомился со всеми, кто посещал нашу ла¬
бораторию, и обратил внимание на одного студента. Он ока¬
зался любезным молодым человеком, который помог мне
овладеть основными методическими приемами при изучении
нематод. Работал я много, и дело двигалось быстро.Вскоре я распознал представителей рода амидостомум и
открыл два новых вида, один из которых был назван мною в
честь Райе, а другой — Анри. Видовую их самостоятельность
санкционировал сам Райе, который подходил ко мне лишь
тогда, когда я его звал. Просить его к себе часто я стеснялся,
а сам он подходить не догадывался. Проходя через лабора¬
торию, он на лету бросал: «Все идет хорошо!» И так повто¬
рялось изо дня в день.Впрочем, я изредка заходил в кабинет Райе, чтобы полу¬
чить консультацию или навести библиографическую
справку. И вот в эти редкие посещения я обратил внимание
на плоский шкафчик, разделенный внутри на множество
мелких отделений. Эти отделения были наполнены карточ¬
ками с библиографией литературы каждого отдельного вида
нематод. О полноте этого библиографического собрания
можно было судить хотя бы по такому факту: о нематоде,94
описанной Зибольдом в 1836 году, было собрано 90 литера¬
турных источников, причем этот список начинался с работы
1>изенталя *, опубликованной в 1799 году — за 37 лет до опи¬
сания самого паразита. Можно было легко понять, по¬
чему лаборатория Райе занимала по систематике нематод
первое место в мире: основная сила заключалась в исчерпы¬
вающей полноте библиографии, которая пополнялась еже¬
дневно по мере получения новых журналов или оттисков.Ведь нельзя забывать, что в то время никаких сводных
обобщающих работ по нематодам не имелось, тогда даже
небольшая сводка Линстова по нематодам пресноводной
фауны Германии представляла собою большую ценность.Приближался срок возвращения на родину. В итоге ра¬
боты у Райе я определил 51 вид птичьих нематод, относя¬
щихся к 26 родам, причем из этого числа 9 нематод оказа¬
лись представителями новых видов. Наряду с этим мне уда¬
лось обосновать 4 новых рода и несколько новых семейств.Моя двухлетняя заграничная командировка заканчивалась.
Совершенно по-иному представлялись мне сейчас и объем
гельминтологии, и ее содержание, и те задачи, которые
могли бы стоять перед этой интересной наукой, но их аб¬
солютно никто не пытался ставить. Я сознавал, что насту¬
пил желанный момент, когда я могу считать себя специали-
стом-гельминтологом. В то же самое время все недостатки
моего гельминтологического образования были мне виднее,
чем когда бы то ни было. Лиза поддерживала мое стремле¬
ние к дальнейшему изучению гельминтологии.С таким настроением покинули мы Париж и в июле1914	года, за две недели до начала первой мировой войны,
возвратились в Россию.*	Визенталь — один из гельминтологов конца XVIII столетия.
ИДЕТ НОВАЯ ЭРА...Специалист без должности. — Рабо¬
таю в ветеринарной лаборатории
МВД.— Становлюсь магистром.—
Первая в России кафедра паразито¬
логии. — Февраль 1917 года. — Отно¬
шение к лозунгу «Вся власть Сове¬
там!». — Октябрьская революция.гТгак, мы на родине. С этого
момента должна была начаться у меня новая жизнь. Пункто-
вый ветеринарный врач Туркестанского края, каким я фор¬
мально продолжал числиться в период моего пребывания за
границей, должен был превратиться в научного работника —
ветеринарного врача-гельминтолога. Так повелевала логика.
На деле же получилось по-иному, ибо нельзя забывать, что
в 1914 году на всей территории российского государства не
имелось ни единой штатной должности гельминтолога ни
в одном из научно-исследовательских учреждений как вете¬
ринарии, так и медицины. Специалист появился, а должно¬
сти для него не существовало!Я направился в то самое Ветеринарное управление МВД,
которое командировало меня за границу. Начальствовал
там Е. П. Джунковский — протозоолог, работавший ранее в
Закавказье и возглавлявший в течение ряда лет крупную по
тогдашнему масштабу Зурбандскую противочумную стан¬
цию близ современного Кировабада (Азербайджан). Это
был человек совсем иного стиля, чем простодушный земец
Нагорский: сухой аристократ с властным взглядом. На во¬
прос, как собираются использовать меня по гельминтологи¬
ческой специальности, услышал такой ответ:—- Вы будете прикомандированы как гельминтолог к ве¬
теринарной лаборатории министерства внутренних дел. Что
же касается вашего юридического лица, то формально вы
будете продолжать числиться пунктовым ветеринарным вра¬
чом города Аулие-Ата Сырдарьинской области, откуда вам
и будет пересылаться жалованье.96
Почему Джунковский, положительно оценивавший появ¬
ление специалиста-гельминтолога, не пожелал организо¬
вать гельминтологическое отделение при ветеринарной ла¬
боратории министерства внутренних дел? Во главе ветери¬
нарной лаборатории стоял прогрессивный человек —
С. Н. Павлушков. Наша лаборатория была не по нутру но¬
вому ветеринарному руководству и Джунковскому. Снять
Павлушкова с должности министерство внутренних дел не
решалось, так как он пользовался большим авторитетом в
широких ветеринарных кругах. Поэтому был применен ме¬
тод медленной, но неуклонной экономической блокады ла¬
боратории. К тому же министерство хотело создать свое
новое научно-исследовательское ветеринарное учрежде¬
ние — Институт вакцин и сывороток. Организация его была
поручена профессору Недригайлову, представителю меди¬
цинской микробиологии. Естественно, что при такой ситуа¬
ции укреплять нашу лабораторию гельминтологическим от¬
делением не входило в план действий Ветеринарного управ¬
ления.Итак, с июля 1914 года я снова числюсь в должности
пунктового ветеринарного врача в городе Аулие-Ата, а фак¬
тически живу в столице и работаю в ветеринарной лабора¬
тории МВД.Мне была предоставлена полная свобода действий: ни¬
кто в мои дела не вмешивался, никто никаких «заказов» не
давал, никакого плана с меня не спрашивал. Либеральный
Павлушков доверял моей добросовестности. Примерно на
таких же принципах основывалась работа и других научных
сотрудников нашей лаборатории.Само собою разумеется, что такая постановка дела, с од¬
ной стороны, стимулировала работу честных, преданных
своей специальности людей, с другой стороны, однако, этот
либерализм невольно позволял отдельным работникам ха¬
латно относиться к своим обязанностям.Подобный стиль либерального управления научным уч¬
реждением импонировал в то время значительном}7 боль¬
шинству российской интеллигенции, он считался высшим
проявлением «академической свободы», выражением макси¬
мального доверия и уважения к интеллектуальному труду.Поселились мы с Лизой в двухкомнатной квартирке.
Большую прихожую я превратил в свой рабочий кабинет и
библиотеку, в которой к тому времени насчитывалось около
3 тысяч томов. Наша маленькая семья жила очень скромно,7	к. и. Скрябин97
у нас почти не было знакомых. По субботам нас навещала
Маруся, у которой и мы, в свою очередь, частенько бывали.Начался новый этап моей жизни — самостоятельная дея¬
тельность научного работника — гельминтолога.Первое, что я должен был сделать, это завершить лите¬
ратурное оформление работы по нематодам туркестанских
птиц, которую я не успел закончить в Париже у Райе. Соот¬
ветственная статья была опубликована в 1915 году в 20-м
томе «Ежегодника» Зоологического музея Академии наук.
Это была первая моя работа, напечатанная в нашем акаде¬
мическом издании.Весть о появлении в Петрограде специалиста-гельминто-
лога начала просачиваться в различные учреждения, заинте¬
ресованные в этой отрасли науки. Ко мне стали стекаться
гельминтологические материалы из Зоологического музея
Академии наук, из различных университетов и провинци¬
альных музеев, а также от отдельных лиц. До этого гельмин¬
тологические материалы наша Академия наук посылала для
разработки главным образом в Германию.Моя командировка за границу и работа с ведущими уче¬
ными показали, что гельминтозами — болезнями, которые
гельминты вызывают у животных и людей,— и там занима¬
лись мало. В основном ученые интересовались паразитиче¬
скими червями как зоологическими объектами, изучали био¬
логию их развития, но почти не связывали это изучение с
запросами ветеринарной и медицинской практики. Поэтому
надо было идти непроторенными путями и создавать новую
науку не только о паразитических червях, но и о заболева¬
ниях, вызываемых ими, — науку гельминтологию.Нужно было начинать с азов: внедрять понятие о том,
что новая наука очень обширна и входит составной частью
во многие другие дисциплины. Гельминтология изучает
огромный мир паразитов человека, животных и растений,
представленный в природе десятками тысяч различных ви¬
дов. Гельминты способны паразитировать буквально во всех
органах и тканях, включая сердце, легкие, печень и мозг.У людей гельминтозы вызывают тяжелые страдания. Они
вызываются многими десятками видов болезнетворных гель¬
минтов. Необходимо досконально знать особенности каж¬
дого вида, его поведение в организме и во внешней среде,
чтобы найти способы борьбы с ним. Требовалось выяснить
пути миграции и прохождение различных стадий развития
гельминтов от яйца до взрослого состояния.98
Ни для кого не секрет, что в XX столетии в мире нельзя
встретить ни одной коровы, ни одной овцы и лошади, сво¬
бодной от паразитических червей. В организме, например,
коровы обитают свыше 110 различных видов паразитических
червей. Их можно найти в органах дыхания, сосудистой си¬
стеме, мышцах и сухожилиях, в нервной ткани, в брюшной
и грудной полостях, в сердце, в глазах — под третьим веком,
в коже, под кожей, в головном и спинном мозге, в печени,
в поджелудочной железе, пищеварительном тракте.Гельминты причиняют огромный экономический ущерб
животноводству: падеж, недополучение мяса от исхудавших
животных, выбраковка целых туш и внутренних органов,
оказавшихся очервленными, понижение молочности коров.
Из-за очервления большой процент животных теряет свою
продуктивность, становится хозяйственно неполноценным.
Статистика показывает, что 68,6 процента всех патологиче¬
ских процессов, регистрируемых на бойнях и мясокомбина¬
тах, падает на гельминтозные инвазии *.Я всегда считал, что биолог, изучающий жизненные про¬
цессы только в норме, не может считать себя полноценным
«испытателем природы», поскольку ему не хватает знания
вопросов патологии. Патологические процессы, столь обыч¬
ные в животном и растительном мире, характеризуются за¬
кономерностями, знание которых необходимо. Все явления,
которые протекают в органической природе, выглядят го¬
раздо более полно и многогранно, если их рассматривать и
изучать с точки зрения и нормы, и патологии. В гельминто¬
логической науке должны сочетаться проблемы биологии
(изучение мира паразитических червей) с проблемами па¬
тологии — изучением многообразных гельминтозных заболе¬
ваний человека, животных и растений с целью планомерной,
последовательной ликвидации этих заболеваний. Гельмин¬
тологическая наука должна была объединить биологию, ве¬
теринарию, медицину и фитопатологию (наука о болезнях
растений) в единый комплекс.Предстояло решить трудную задачу: добиться признания
важности изучения гельминтов и гельминтозов и этим зало¬
жить основы новой науки — гельминтологии.С осени 1914 года началась моя педагогическая работа:
я был приглашен лектором зоогигиены и ветеринарии на*	Инвазии — заражение организма животными паразитами. Бо¬
лезни, вызываемые таким заражением, называются инвазионными.99
вечерние агрономические курсы для взрослых. Эта работа
мне очень нравилась, я с большим воодушевлением передавал
свои знания аудитории. Слушатели изумляли меня своим
серьезным отношением к делу. Признаюсь, от моего курса
сильно отдавало гельминтологией, причем я себя оправды¬
вал тем, что моя специальность имеет огромный удельный
вес в ветеринарии. Осенью того же года я был приглашен
лектором на курсы птицеводства. Мне поручили вести тео¬
ретический и практический курс болезней птиц.Так началась моя педагогическая работа. Директрисой
этих курсов была Гедда, начальница одной из частных пет¬
роградских гимназий. Будучи энтузиасткой птицеводче¬
ского дела, обладая хорошими организаторскими способно¬
стями, Гедда сумела сколотить дружный коллектив препо¬
давателей и основала солидную экспериментально-учебную
базу на ст. Сиверская. Здесь курсанты проводили практи¬
ческие занятия. Поскольку я всегда очень интересовался
орнитопатологией, работа на курсах увлекла меня чрезвы¬
чайно.Осенью 1914 года я заехал в Юрьев и зашел, конечно,
в свою альма-матер. Преподаватели встретили меня радушно
и начали убеждать в необходимости сдать магистрантские
экзамены, чтобы иметь право приступить к защите магистер¬
ской диссертации. Особенно горячо убеждали меня в этом
профессора Шантыр и Неготин, доцент Паукуль и, конечно,С.	Е. Пучковский. Очень сердечно встретил меня профессор
Шантыр. В студенческие годы мы считали его сухим, педан¬
тичным чиновником. Сейчас же я увидел в нем совсем дру¬
гого человека: общительного, сердечного, далекого от бюро¬
кратизма ученого, который буквально при каждой встрече
твердил мне о том, что мне надо стать магистром и что только
тогда предо мною будут открыты широкие академические
перспективы.Вначале я отговаривался тем, что, мол, не в дипломе ма¬
гистра дело, что это все формальность, что образованный
специалист будет полезен обществу и без магистерской сте¬
пени. По-видимому, меня страшили экзамены, которые дей¬
ствительно были обузой, так как требовали значительного
времени на освоение всех предметов студенческого курса,
начиная от нормальной анатомии и кончая теорией ковки
и частной зоотехнией. В глубине души я сознавал, что мои
преподаватели правы и что мне нужно готовиться к экза¬
менам.юс
Весной 1915 года я со страхом и трепетом взялся за это
дело. Вместе со мной готовился еще один молодой научный
сотрудник ветеринарной лаборатории МВД — Петр Василье¬
вич Бекенский. К этому времени он заканчивал эксперимен¬
тальную работу о спирохетах пищеварительного тракта
свиней и решил держать магистрантские экзамены в Казан¬
ском ветеринарном институте.После работы мы вместе читали классические руковод¬
ства по общей патологии Подвысоцкого и «Общую микро¬
биологию» Омелянского. Теперь я почувствовал, что весь
изучаемый материал воспринимается мною совсем иначе,
чем то было на студенческой скамье; больше того, мы с Бе-
кенским вынуждены были признать полезность вторичного
освоения ветеринарно-врачебного курса, должны были со¬
гласиться с целесообразностью требования от будущих ма¬
гистров сдать экзамены по всем ветеринарным дисцип¬
линам.Продумывая вопрос о своей диссертационной теме, я
пришел к выводу, что ее можно сформулировать так: «К по¬
знанию гельминтофауны домашних животных Туркестана»,
причем включить в нее весь разработанный мною материал
То есть диссертационный материал целиком имелся в моем
распоряжении, необходимо было только его соответствен¬
ным образом систематизировать, оформить рукопись и сдать
ее в печать.Весной 1915 года оказалась вакантной кафедра ветерина¬
рии и зоогигиены на Стебутовских высших женских сель
скохозяйственных курсах. Советом курсов (их директором
тогда был Ефим Федотович Лискун) я был единогласно из¬
бран заведующим этой кафедрой и приступил к работе с
осени 1915 года.С этого времени я не мог пожаловаться на недостаток
нагрузки. Основной работой я считал научно-исследователь¬
скую деятельность в ветеринарной лаборатории МВД. Сте-
бутовским курсам я посвящал сравнительно немного вре¬
мени: я вел там только теоретический и практический курс
со студентками, совершенно не развертывая исследователь¬
ской работы.Помимо этого, я продолжал чтение лекций на вечерних
агрономических курсах и на курсах птицеводства у Гедды;
остальное время посвящал подготовке к магистрантским эк¬
заменам.Научная моя работа в этот период касалась изучения101
гельминтофауны животных и вопросов гельминтологической
систематики. Я обработал коллекцию трематод птиц, со¬
бранную на Урале В. О. Клером, которая хранилась в Зооло¬
гическом музее Академии наук. Получил интересный гель¬
минтологический материал от молодых биологов Стрельни¬
кова и Танасийчука, собранный ими в Парагвае. Этот
материал позволил мне приняться за перестройку система¬
тики нематод, относящихся к филяриидам. Начал я в это
время усиленно работать по созданию так называемых гель¬
минтологических мемуаров. Я был одержим мыслью собрать
характеристики всех видов и диагнозы всех родов гельмин¬
тов, описанных разными авторами во всех точках земного
шара. Как ни была несбыточна эта идея, я все же за нее при¬
нялся, крепко надеясь на то, что с этим делом я сумею спра¬
виться. Начать издание отдельных монографических выпу¬
сков я решил с нематод.Оформлял я в это время и мои работы по гельминто-
фауне пресноводных рыб, причем наткнулся на чрезвычайно
интересную нематоду в подкожной клетчатке одной рыбы
из Амура, которая локализировалась и вела себя биологи¬
чески по-видимому так же, как знаменитая гигантская ришта
человека в Средней Азии.Весной 1916 года я приехал в Юрьев держать магистрант¬
ские экзамены. Защита диссертации состоялась 21 декабря1916	года. Официальными оппонентами были: профессор
Кундзин (анатом и зоолог), профессор Пучковский (био¬
лог) и доцент Паукуль (патологоанатом).Защита диссертации по старинным дерптским традициям
носила весьма помпезный характер. Как диссертант, так и
все оппоненты наряжались во фраки, секретарь Ученого со¬
вета зачитывал жизнеописание диссертанта, после диспута
совет удалялся в особую комнату для совещания, затем про¬
износился приговор и диссертанту присуждалась степень
магистра. После объявления приговора диссертант громо¬
гласно зачитывал текст «ветеринарного обещания» и подпи¬
сывал его собственноручно, причем этот документ хранился
в институте в личном деле диссертанта.Студенческая аудитория, присутствовавшая на диспуте,
после присуждения степени оказала мне большое внимание:
устроила бурную овацию, а делегат от студенчества обра¬
тился с речью, в которой высказал желание молодежи ви¬
деть меня во главе кафедры в Юрьевском ветеринарном ин¬
ституте.102
Я вернулся в Петроград.К этому времени относится мое сближение с ветеринар¬
ной общественностью, в частности с Российским ветеринар¬
ным обществом. Общество было организовано в Петербурге
в 1842 году и объединяло значительную часть ветеринарных
работников как центра, так и периферии. Общество имело
на углу Бассейной и Греческого переулка свое помещение,
владело солидной библиотекой, в которой были сконцент¬
рированы старейшие книги и журналы по ветеринарии, яв¬
лявшиеся библиографической редкостью. Общество изда¬
вало прогрессивный журнал «Вестник общественной ве¬
теринарии», редактором которого состоял профессор
Н. П. Савваитов.С этим Обществом я был знаком по литературе еще в
период моей туркестанской жизни: там я с нетерпением
ожидал очередного номера «Вестника общественной вете¬
ринарии», знакомился с деятелями ветеринарии, с вопро¬
сами, волновавшими ветеринарную корпорацию.Сейчас, живя в Петрограде, я получил возможность стать
членом этого Общества, а затем был избран членом правле¬
ния.С большим интересом посещал я и заседания Петроград¬
ского биологического общества, которое было филиалом
Парижского. Здесь я встречался постоянно с профессором
Н. А. Холодковским, академиком И. П. Павловым, здесь ча¬
сто бывал знаменитый гистолог Максимов. В один прекрас¬
ный вечер я выступил с докладом о филярии, найденной в
глазу человека. Доклад получил одобрение и был опубли¬
кован в журнале Биологического общества Франции.В 1916 году министр народного просвещения Игнатьев
провел через законодательное учреждение новый устав ве¬
теринарных институтов, которого вся ветеринарная общест¬
венность ожидала много лет. Устав предусматривал увеличе¬
ние штатного контингента ветеринарных вузов, улучшение
материального положения профессорско-преподавательско¬
го персонала.Империалистическая война заставила эвакуировать в
глубь страны два ветеринарных института: Юрьевский, очу¬
тившийся в Воронеже, и Варшавский, просуществовавший
один год в Москве, а затем переведенный в Новочеркасск.Варшавский ветинститут, самый скромный по штатному
контингенту, претерпевал наибольшие изменения. Для
осуществления реформы министр Игнатьев назначил103
директором бывшего Варшавского института крупного вете¬
ринарного патолога профессора Н. Н. Мари, который заве¬
довал кафедрой эпизоотологии Военно-медицинской акаде¬
мии в Петрограде. Мари начал организовывать Донской ве¬
теринарный институт в Новочеркасске.Первой его заботой было привлечение новых профессор¬
ских кадров. Мари решил пригласить в институт не только
работников из институтов, но и из ветеринарной лаборато¬
рии МВД, где работал значительный коллектив, прошедший
стажировку в ряде заграничных институтов и лабораторий.
Н. Н. Мари вступил со мной в переговоры: не приму ли я
должность профессора паразитологии в Донском ветеринар¬
ном институте, если ему удастся добиться учреждения этой
кафедры. Забегая вперед, скажу, что разрешение на органи¬
зацию кафедры было получено и 2 мая 1917 года я был из¬
бран первым профессором первой в России кафедры пара¬
зитологии.В этот период я очень много работал, трудности повсе¬
дневной жизни, ее тревоги и волнения не уменьшали моей
энергии. Я всегда считал, что человек должен уметь преодо¬
левать любые трудности и невзгоды, никогда не отступать
от своей цели и при любых обстоятельствах, как бы они ни
были тяжелы, выполнять свой долг. А мой долг — это разра¬
ботка и становление новой науки. Она нужна людям, и не¬
обходимо, невзирая ни на что, трудиться над ней.Время было тяжелое. Война затягивалась. Росла дорого¬
визна, народ волновался. Шли политические демонстрации,
митинги, на заводах и фабриках бастовали рабочие.Было ясно, что чиновничье-помещичье управление Рос¬
сии нуждается в коренном изменении, что необходимы ре¬
формы, демократизация всех учреждений в России. Не
будет ошибкой сказать, что приблизительно так думало
большинство научных работников нашей ветеринарной ла¬
боратории. Так думал и я.В Российском ветеринарном обществе также чувство¬
вался определенный подъем, говорили о необходимости
реформ, ждали перемен в общественной жизни.Положение ветеринарных врачей в России было тяже¬
лым. Ветеринарный врач больше, чем кто-либо из интелли¬
генции России, страдал от отсталости и косности общест¬
венного уклада, больше, чем кто-либо знал гнетущую
обстановку ее окраин и забытых захолустных местечек.
И понятно, что среди ветеринарных врачей постоянно, не104
утихая, шли разговоры о неизбежности реформ и преобразо¬
ваний.Дома по вечерам, когда приходила моя сестра и мы
втроем сидели за чаем, разговор неизменно шел о событиях,
о той бурной жизни, что захлестнула Петроград. Лозунги
«Долой войну!» и «Долой самодержавие!» мы горячо поддер¬
живали.1917	год. Приближалось 9 января. Атмосфера в городе
была напряженной. На заводах шли митинги. Готовились от¬
метить годовщину Кровавого воскресенья. Многие беспо¬
коились, предвидя общественные беспорядки. Мне казалось
естественным, что рабочие хотели почтить память тех, кто
пал жертвой царизма.И вот наступил этот день. Многие предприятия не рабо¬
тали, на заводах, фабриках, в типографиях шли митинги.
У нас в ветеринарной лаборатории та же напряженность.
Никто не мог оставаться в стороне, спорили, обсуждали
создавшуюся обстановку. Но день прошел спокойно.А через несколько дней в учебных заведениях начались
сходки студентов, обсуждались политические вопросы, сту¬
денты объявляли однодневные, двухдневные и трехдневные
забастовки.14 февраля должно было состояться открытие Государ¬
ственной думы, об этом говорили везде. Повсюду требовали
обеспечить свободу объединений, равноправие националь¬
ностей и амнистию всем политическим.В день открытия Государственной думы в высших учеб¬
ных заведениях было неспокойно. Не прекращались шумные
сходки, студенты и курсистки ходили по Невскому и пели
революционные песни.Бастовали рабочие, они вышли на улицу, неся транспа¬
ранты с надписями: «Долой правительство!», «Да здравст¬
вует республика!», «Долой войну!»У нас в лаборатории разделяли эти лозунги. Все желали
окончания войны. За республику был каждый из нас...С продовольствием становилось все хуже и хуже, возле
лавок вытягивались громкоголосые очереди.На Знаменской площади, у памятника Александру III,—
митинг, толпы прорывались сквозь кордоны полицейских,
шли в центр. На митингах лозунги, крики: «Долой поли¬
цию!», «Да здравствует республика!»25	февраля мы не работали. По улицам города не пройти.
Началась всеобщая забастовка рабочих.105
К Казанскому собору торопились со всех концов города
толпы народа, слышалась стрельба. В этот день утренние га¬
зеты вышли не все, вечерних же мы не получили,—они не
вышли совсем.26	февраля Петрограда было уже не узнать, он скорее по¬
ходил на военный лагерь: всюду заставы, воинские патрули,
конница, разъезды.Известие о том, что Николай II подписал манифест об
отречении от престола, вызвало у нас в лаборатории, в на¬
шей семье бурю восторга. Монархия пала — это восприни¬
малось нами как величайшая победа народа. Все были воз¬
буждены, говорили о тех огромных возможностях, которые
откроются перед прогрессом и наукой.В помещении Российского ветеринарного общества в те
дни шли непрерывные митинги и совещания. На одном из
расширенных заседаний было принято решение потребовать
от Временного правительства отстранения от должностей
начальника Ветеринарного управления Е. П. Джунковского
и председателя Ветеринарного комитета М. Г. Тартаков-
ского. Для этой цели была избрана делегация к министру
внутренних дел. В нее вошли С. И. Драчинский и я. Само
собою разумеется, возложенная на нас общественная мис¬
сия была выполнена. Начальником Ветеринарного управле¬
ния назначили земского ветеринарного деятеля микробио¬
лога Н. А. Михина.Мы, научные работники ветеринарной лаборатории МВД,
все время лелеяли мысль о превращении нашего учреждения
в Институт экспериментальной ветеринарии. В связи с этим
работали комиссии по вопросам структуры и штатов буду¬
щего института, а группа ответственных работников во
главе с Павлушковым, Шукевичем и Словцовым вела пере¬
говоры со специалистами, которых они хотели поставить во
главе вновь создаваемых отделений.К весне 1917 года Ученый совет лаборатории вынес ре¬
шение: избрать заведующим протозоологическим отделени¬
ем Якимова, гельминтологическим — Скрябина, Романовича
поставить во главе нового отделения мясоведения, а Драчин-
ского — во главе отделения по изучению бешенства.Итак, структура нового института была подработана, ру¬
ководящий персонал намечен... Но обстановка в стране все
усложнялась, и правительству было, конечно, не до нас.Жизнь кипела, одни события стремительно сменялись
другими, мы просто не успевали их осмысливать. Однооб¬106
разная жизнь, к которой мы с Лизой так привыкли в Аулие-
Ата, казалась нам теперь далеким сном, тишина научных
лабораторий Германии, Швейцарии и Франции рисовалась
невероятной.В нашей лаборатории, как во всем Петрограде, царил но¬
вый, совершенно иной дух: вдруг все старое, с которым мы
мирились еще совсем недавно, стало для нас совершенно
невыносимым, все хотели реформ и преобразований. Даже
те, кто были вне политики, теперь интересовались всем про¬
исходящим, хотели во всем разобраться, организовывали
шумные дискуссии.Со всех сторон проникали в лабораторию самые различ¬
нейшие сведения об одном и том же факте и событии. Люди
читали газеты всех направлений, верили слухам, даже са¬
мым сомнительным, — все это сплеталось в один клубок, раз¬
мотать который было нам тогда не под силу.С жаром обсуждали у нас приезд Ленина в Петроград.
И даже мы в своей лаборатории, в сущности совершенно
далекие от политики, чувствовали: с приездом Ленина на¬
чнется новая полоса событий.Лиза пыталась попасть на Финляндский вокзал, когда
ожидали Ленина. Пробраться на вокзал ей не удалось: при-
вокзальная площадь была переполнена народом. Но сама
атмосфера встречи была незабываемой, наполняла новой
энергией, заставляла ожидать важнейших событий.Вечерами мы зачитывались газетами, обсуждали наибо¬
лее интересные статьи, делали прогнозы на будущее. Вре¬
менное правительство воспринималось нами как законное
правительство, мы смотрели на него как на настоящую
власть, возлагали определенные надежды, ждали новых де¬
мократических реформ. Однако решение правительства
вести войну до победного конца вызвало у большинства ра¬
ботников лаборатории глубокое разочарование.В те дни активность масс была поразительна. Всюду про¬
ходили митинги, собрания, демонстрации. Особенно круп¬
ная была 18 июня. В тот день я добрался до дому с трудом.
Мы жили на углу Забалканского проспекта и 4-й роты, близ
Технологического института. Около института — огромная
толпа возбужденных молодых людей. Всюду лозунги «Вся
власть Советам!», лозунги же о доверии Временному прави¬
тельству терялись в общей массе, их было мало.К Временному правительству я относился выжидательно,
лозунг же «Вся власть Советам!» для меня был тогда непо¬107
нятен. Я относился к тем» кто совершенно не представлял
себе, как Советы будут управлять нашей огромной страной
и кто будет их депутатами. В то время я примыкал к тем, кто
считал необходимым ждать Учредительного собрания и
Временного правительства не распускать, чтобы не было
анархии. Об опасности анархии шумели повсюду, и многим
интеллигентам, в том числе мне, казалось, что, каким бы ни
было Временное правительство, оно все же предохранит
страну от беспорядка.В конце августа разнеслась весть о том, что часть войск
во главе с генералом Корниловым направляется в Петроград
для расправы с революционными массами. Все опасались
кровопролития.На улицах появились отряды рабочих, вооруженных
винтовками: они шли навстречу Корнилову. Вскоре полки
Корнилова были разбиты, сам он арестован.Стало известно, что Временное правительство находи¬
лось в сговоре с Корниловым, и поднятый им мятеж был
санкционирован правящими кругами. Моя вера во Времен¬
ное правительство сильно поколебалась.В среде некоторой части интеллигенции было распро¬
странено мнение, что, если победит революционный народ,
наука деградирует. Я так не думал, не допускал мысли, что
даже на какой-то период времени развитие науки может за¬
держаться.Лиза чувствовала себя неважно — ждала ребенка. Я силь¬
но волновался за ее здоровье. Хотя из дому она теперь почти
не выходила, но по-прежнему интересовалась общественной
жизнью.17 сентября у нас родился сын, которого мы назвали Ге¬
оргием. Наш старший — Сергей, которому шел уже 10-й год,
был в восторге, что у него появился братец. Мы все были
очень счастливы, но к этому чувству примешивалось бес¬
покойство: атмосфера в городе с каждым днем накалялась
все больше.Ходили слухи о готовящемся вооруженном восстании.
Говорили, что с фронтов на Петроград снова идут полки.
В Неву вошли военные корабли. Один из моих сослуживцев
поведал мне, что он решил на время вывезти свою семью из
Петрограда. Но перед ним встал вопрос: куда? В провинции
те же волнения, в деревне — еще страшнее, крестьяне повсе¬
местно жгут помещичьи усадьбы. Я сказал ему, что свою
семью никуда не вывожу и надеюсь, что порядок устано¬108
вится. И хотя я старался быть спокойным, обстановка за¬
ставляла нервничать.Вот старая, сохранившаяся с того времени моя запись:«24 октября. 3 часа ночи. Весь день провел дома. Сидел
в своем кабинете, пытался работать, но ничего не получи¬
лось. Это впервые в жизни. Обстановка тревожная.Вечером опять пытался работать, не получилось. Лиза
кормила маленького Зорика. Ему уже идет второй месяц.
Он заснул, мы положили его в кроватку, вдруг все вздрог¬
нуло — ухнули тяжелые орудия. Видимо, стреляют пушки
Петропавловской крепости. По-видимому, началось восста¬
ние. Что будет? Что нас ожидает? Сережа испугался, при
каждом выстреле вздрагивал. Мы его уговорили лечь спать.
Он заснул с трудом. Мы с Лизой бодрствуем. Тревожно,
тревожно...»А вот другая запись:«Колоссальные события. Низложено Временное прави¬
тельство. У власти — Советы. Отменено даже название «ми¬
нистр», введено новое — «народный комиссар», а правитель¬
ство именуется Советом Народных Комиссаров.Последним пал Зимний дворец. Все министры аресто¬
ваны. А Керенский бежал. В воззвании ко всему населению
говорится, что Керенский бросил «власть на попечение
Кишкина, сторонника сдачи Петрограда немцам, на попече¬
ние Руттенберга, черносотенца, саботировавшего продоволь¬
ствие города, на попечение Пальчинского, стяжавшего еди¬
нодушную ненависть всей демократии. Керенский бежал,
обрекая вас на сдачу немцам, на голод, на кровавую бойню.
Восставший народ арестовал министров Керенского, и вы
видели, что порядок и продовольствие Петрограда только
выиграли от этого».Да, к нашему счастью, порядок в городе водворен. На
всех улицах патрули Красной гвардии. Я не думал, что она
столь многочисленна. Улицы неузнаваемы: народ ведет себя
совсем по-другому. Все возбуждены, ликуют...»Каждый день приносил с собой ошеломляющие новости:
обнародуется декрет за декретом, и все они означают собой
новую жизнь. Новую, небывалую. С жадностью, с волне¬
нием читали мы декрет о мире, об отчуждении помещичьей
собственности на землю без всякого выкупа, декрет рабо¬
чего и крестьянского правительства о 8-часовом рабочем
дне и другие документы эпохи.109
Еще в мае в лабораторию пришло извещение о том, что
я избран на кафедру паразитологии в Донской ветеринар¬
ный институт. Появилась опасность, что, если я уеду в Но¬
вочеркасск, гельминтологическое отделение в лаборатории
организовать не удастся. В связи с этим С. Н. Павлушков
принял решение — учредить в лаборатории гельминтологи¬
ческое отделение сейчас же, не дожидаясь превращения ее
в Институт экспериментальной ветеринарии. Павлушков
сделал представление начальнику Ветеринарного управле¬
ния Н. А. Михину, последний получил санкцию министра,
и в июне 1917 года образовалось в ветеринарной лаборато¬
рии гельминтологическое отделение, которое я должен воз¬
главить.Я очутился в затруднительном положении. Что предпо¬
честь: педагогическую работу в Новочеркасске или же на¬
учно-исследовательскую в Петрограде? Естественно, что
меня привлекал второй вариант. Но необходимо было орга¬
низовать работу и на кафедре. Ведь это была первая в исто¬
рии России подобная кафедра, и ее могли ликвидировать
из-за того, что нет заведующего. Я договорился с дирекцией
Новочеркасского ветеринарного института о том, что буду
периодически приезжать для чтения лекций и одновременно
готовить человека, который смог бы впоследствии возгла¬
вить кафедру.Жизнь рассудила иначе. В декабре 1917 года мы всей
семьей уехали в Новочеркасск на 3 месяца — я должен был
организовать кафедру паразитологии. Но прошло три ме¬
сяца, а в Петроград мы не вернулись: фронт гражданской
войны отделил Донскую область от Советской России. Мы
возвратились только в 1920 году. Но уже не в Петроград,
а в Москву, куда Советское правительство перевело вете¬
ринарную лабораторию, преобразовав ее в Государственный
институт экспериментальной ветеринарии.
Н А «ТИХОМ» ДОНУНовочеркасск занимают белые. —
Почему застрелился КалединАта¬
ман Краснов и его печати. — Репрес¬
сии и эпидемии. — Разрабатываю
курс паразитологии. — 1-ая гельмин¬
тологическая экспедиция. — Разгром
белых. — Встреча с А. В. Луначар¬
ским.— Переезд в Москву. — Труд-
ная зима 1921 года. — Линия выбрана
правильно.11рофессура Донского вете¬
ринарного института приняла меня радушно. Денег дали мне
на оборудование немного, микроскопы для практических
занятий со студентами пришлось брать «взаимообразно» у
других кафедр. Естественно, что у меня не было в первое
время ни единого препарата, ни единой настенной таблицы.Но как ни тяжела была окружавшая меня обстановка,
работал я с воодушевлением. Осуществилась давнишняя
мечта о создании кафедры паразитологии при ветеринарных
вузах. О необходимости такой кафедры я говорил еще
тогда, когда был пунктовым ветеринарным врачом в Турке¬
стане.В моей душе не было и тени сомнения в том, что я осилю
взятую на себя обязанность. Вера в свою правоту, надежда
на то, что все пойдет гладко, все образуется так, как надо,
и, наконец, беспредельная любовь к избранной мною специ¬
альности — эти три чувства, переполнявшие все мое суще¬
ство, придавали мне силы. Тогда я не представлял себе тер¬
нии и преграды, которые обычно встают на пути всякого
новаторства...Наступил 1918 год. Сразу после окончания рождествен¬
ских академических каникул я включился в организацион¬
ную, педагогическую и научно-исследовательскую работу.Слушателями первой моей лекции были не только сту¬
денты, но и весь профессорско-преподавательский состав
института во главе с директором Н. Н. Мари. Мне хотелось
показать всю глубину, широту и красоту моей специально¬
сти, все теоретическое и практическое ее значение. Помню,111
что говорил я страстно, с большим подъемом. Я захватил
аудиторию, подчинил ее себе. Почувствовал, что экзамен на
аттестат профессорской зрелости выдержал неплохо, что
свою науку сумел показать во всей многогранности и что
наконец заинтересовал паразитологическими проблемами
не только молодежь, но и профессуру...Изо дня в день моя работа профессора-паразитолога
ширилась, перспективы ее становились все более заманчи¬
выми. А обстановка вокруг все усложнялась и усложня¬
лась...Как я уже говорил, в Петрограде, когда произошла Ок¬
тябрьская революция, я занял выжидательную позицию. Ло¬
зунг «Долой самодержавие!» для меня был совершенно по¬
нятен, и я полностью его разделял. А вот лозунг «Вся власть
Советам!» для меня был туманен. Я плохо себе представлял,
во что это выльется, как все будет. Среди ученых и препода¬
вателей было много таких, которые сразу взяли этот лозунг
в штыки. Они говорили о гибели России и ее культуры. Я не
верил в гибель России. Я просто хотел понять сущность про¬
исходящих процессов. Ленина я считал крупнейшим теоре¬
тиком и ученым, прочел несколько его работ и с интересом
относился ко всему новому, что входило к нам в жизнь. Ра¬
боту свою я не прекращал ни на один день, считая, что она
нужна народу, и не одобрял тех, кто, не принимая новой
власти, демонстративно отсиживался дома.Вскоре город заняли белые. В Новочеркасск стекались со
всей России те, кто бежал от Советской власти, кто ее нена¬
видел и боялся. Здесь были политические деятели, профес¬
сора, адвокаты, журналисты. Они привезли с собой огром¬
ный запас различных рассказов об «ужасах», совершаю¬
щихся в «Совдепии», о «зверствах» большевиков, об их «вар¬
варстве» и т. д.А в Новочеркасске первый выборный атаман Каледин и
его сподвижники усиленно рекламировали «свободный
Дон», говорили о возврате «утерянной казачьей вольности»,
о казачьей государственности, самостоятельности. Город
жил необычной жизнью. На улицах пестрая толпа, разно¬
язычная речь — тут и французская, и английская, и изыскан¬
ная русская речь, и грубая, пьяная, и деловая. На улицах
экипажи, лимузины, в ресторанах — веселая музыка и тут
же аресты, расстрелы, беспокойные вопросы, нервозность.
От восторга и надежд — к панике, от паники — к восторжен¬
ным крикам о «блестящих» победах белой армии, и над всем112
этим — звериная ненависть к большевикам и Советской
Республике. Жизнь была тяжелой, напряженной, люди
относились друг к другу недоверчиво, подозрительно, вся
обстановка в городе совершенно не соответствовала тем
возвышенным речам о вольном донском казачестве, которые
произносил Каледин.29 января 1918 года Каледин застрелился в своем
дворце.К тому времени в Новочеркасске мы прожили еще очень
мало, знакомых у нас почти не было, но и мы увидели; го¬
род охватила растерянность, вызванная смертью атамана.—	Почему застрелился Каледин? — этот вопрос задавали
все. На Дону многие считали Каледина умным и смелым че¬
ловеком и теперь шепотом передавали друг другу свои
соображения о том, что Каледин покончил жизнь самоубий¬
ством потому, что потерял веру в победу.Газеты, захлебываясь, сообщали новости: собрался «круг
спасения Дона», на котором был выбран новый атаман —
генерал Краснов. И опять в городе ликование, крики о
«вольном Доне».Донская область стала считаться государством и называ¬
лась «Всевеликим войском Донским». Над домом, где засе¬
дал «круг», развевался донской флаг — красно-сине-жел-
тый. Пели донской гимн «Всколыхнулся, взволновался пра¬
вославный тихий Дон».Произносились пышные речи, все газеты кричали о само¬
стоятельности Дона. Но в то же время в городе много гово¬
рили о выступлении Краснова на заседании большого вой¬
скового круга, где он рассказывал о своих переговорах с
немцами. Германии он давал шерсть и хлеб, а получить
должен был орудия, винтовки и патроны и обещал Герма¬
нии: «...войско Донское не обратит своего оружия против
немцев...».Краснов выступал много и говорил все об одном и том
же: воспевал казачью вольность, вспоминал старину, стре¬
мился ее воскресить. Надо сказать, что среди преподавате¬
лей Ветеринарного института никто серьезно не относился
к его речам и поступкам; у нас немало иронизировали над
тем, что он воскрешал из старины и проводил в жизнь. Так,
например, была введена старинная донская печать: на пе¬
чати красовался голый казак с ружьем в руке, верхом на
винной бочке. В старину говорили: казак, мол, все пропить
может, даже рубаху, но не ружье.8	К. И. Скрябин113
Впоследствии эта печать была заменена другой, на ко¬
торой изображался олень, пронзенный стрелой: олень-де,
быстроног, но казацкая стрела догнала и его.Сначала мы слышали: Дон для казаков, а Россия — как
хочет. Но вскоре донские правители стали упорно судачить
о том, что Дон должен спасти Россию, страна якобы ждет
славных казаков, своих спасителей. Много стали говорить о
союзниках. И пришел день, когда представителей «союзни¬
ков» с невиданной пышностью встречали в Новочеркасске.
Дома украсили донскими флагами, в центре же города, пе¬
ред собором, вывесили флаги Антанты и США.У нас в институте в день встречи «союзников» занятий
не было, власти отменили их во всех учебных заведениях и
учреждениях. На Соборной площади выстроили юнкеров,
студентов Политехнического института.Политехнический институт был учебным заведением
большим, коренным, наш же Донской ветеринарный — при¬
шлым, чужим. Подходящего здания для него в городе не
нашлось, и институт разместили в бывшем помещении по¬
жарной команды. Институт состоял из одного факультета,
и обычно для различных демонстраций, для пополнения бе¬
логвардейских отрядов донские власти обращались в Поли¬
технический институт, а не к нам.Но и нашим студентам приходилось встречать «имени¬
тых гостей», кричать «ура» и изображать «патриотические
порывы». Ведь за одно подозрение в сочувствии большеви¬
кам грозил расстрел. По гнусным доносам «причастных к
большевизму лиц» арестовывали, и спасти этих людей, даже
если они и не «причастны», было почти невозможно.Судебно-следственные комиссии и военно-полевые суды,
разбиравшие дела «причастных к большевизму», находились
вне контроля, твердилось одно: к большевикам нужно быть
беспощадным. В судебных органах, в газетах, в выступлениях
на все лады повторялось: «Большевиков надо вешать, стре¬
лять, истреблять!».На фронте вершились дикие расправы над солдатами, за¬
подозренными в сочувствии к большевикам. Об этих распра¬
вах, как о доблести, рассказывали в городе казачьи офицеры,
приезжавшие в город на побывку.За любую мелочь, неудачно сказанное слово могли аре¬
стовать, обвинить в сочувствии к большевизму и расстрелять.
В городе шли повальные обыски, разыскивали коммунистов
и лиц, бежавших с фронта.114
В эти дни контрразведка выследила одного студента Вете¬
ринарного института — большевика. Необходимо было спа¬
сти его, и мы с Лизой решили спрятать его у нас дома.К нам пришли с обыском. Лиза быстро толкнула студента
за печку, которая стояла в переднем углу нашей спальни.
Чтобы обнаружить за ней человека, надо было пройти всю
комнату. Договорились, что, если казаки войдут в спальню,
студент выпрыгнет через окно в сад.Казачьего офицера Лиза встретила любезно, провела по
всей квартире, подошла к спальне и, широко открыв дверь,
стоя на пороге комнаты, весело и как бы беспечно сказала:—	Ну, а это наша с супругом спальня.Успокоенные казаки ушли. Студент был спасен *.С ухудшением дел на фронте усиливался террор.Генералы, офицерство, аристократы, адвокаты, журнали¬
сты, заполнившие Новочеркасск, проклинали Советы и боль¬
шевиков, шумно превозносили очередного «спасителя Рос¬
сии», будь то Краснов, Деникин или Шкуро, принявший из
рук Деникина чин генерал-майора. На улицах, в ресторанах,
на различных приемах среди самой фешенебельной публики
ходили рассказы о кровавых расправах Шкуро с коммуни¬
стами.В журнале «Донская волна» Шкуро была посвящена боль¬
шая статья, которая, захлебываясь, рассказывала о «блестя¬
щем» молодом генерале: «Его знамя — большое черное полот¬
нище, середину которого занимает серая волчья голова с
оскаленными страшными клыками и высунутым красным язы¬
ком. Под рисунком головы слова: «Вперед за единую, вели¬
кую Россию»». В газете «Вольная Кубань» писали о «добле¬
стях» Шкуро, о том, как под Кисловодском палач повесил
80 комиссаров.Белогвардейские газеты пестрили сообщениями о «храб¬
рости» офицеров, расстреливавших большевиков. Процветали
черносотенные газетенки «Часовой», «Донские ведомости»,
воспевавшие «свободный тихий Дон» и его «славных защит¬
ников». Издавалась даже такая газета, как «На Москву».Тем временем «свободный» белогвардейский Дон трещал
по всем швам. Росла дороговизна, процветали спекуляция,
взяточничество, пьянство и разврат.В городе вспыхнула эпидемия тифа. Лазареты были пере¬*	Много лет спустя я его встречал в Москве, где он работал в пар
тийных организациях.115
полнены, мертвых не успевали хоронить — гробов не хватало.
Трупы вывозили в «дежурных» гробах: отвезут в них мерт¬
вых на кладбище, свалят в ямы, закопают, а гробы вновь от¬
правляют к мертвецким.В этот период я старался с головой уйти в науку и не ка¬
саться той грязной, враждебной мне жизни, что шла за окнами
нашего института. Она была для меня неприемлемой. Ак¬
тивно бороться против нее я не мог, но и разделять ее тоже
не мог и не хотел — это было против моих убеждений. Глу¬
боко веря в конечную победу светлого начала, я хотел сделать
для этой победы все, что в моих силах, а мог я одно: бороться
за утверждение моей науки, гельминтологии, так нужной
всему человечеству.Общительная, энергичная Лиза тоже стремилась работать.
Она была библиотекарем в нашей институтской библиотеке,
во многом помогая студентам. Работала бесплатно, потому
что в небольшом штатном расписании института не было
такой единицы.Забот было множество. Я составлял таблицы, собирал и
готовил препараты. Я должен был продумать и составить пер¬
вую программу курса по паразитологии и инвазионным бо¬
лезням домашних животных. Каждый шаг осложнялся тем,
что дело было новое, советоваться не с кем, все надо было
решать самому. Само собою разумеется, с первых же дней
пребывания в институте я наметил и проводил в жизнь план
своей научно-исследовательской работы, изучал гельминто-
фауну домашних и диких животных.9 января 1918 года я произвел первое полное гельминто¬
логическое вскрытие птицы, которое было занесено в так на¬
зываемую «Золотую книгу вскрытий». В то время еще не су¬
ществовало метода полных гельминтологических вскрытий,
имелись лишь фрагменты методики. В литературе, если и име¬
лись кое-какие методические указания, все они касались поч¬
ти исключительно исследования кишечного тракта животных.
О полном гельминтологическом вскрытии и речи не было.
Поэтому приходилось продумывать вопрос с самого начала,
проверять на практике различные методические советы, вво¬
дить целый ряд новых деталей.В конечном итоге я разработал основные приемы, позво¬
ляющие производить полный качественный и количественный
учет всех экземпляров паразитических червей, поразивших
того или иного хозяина, что и было мною названо «методом
полных гельминтологических вскрытий».116
Лаборатория нашей кафедры приступила к систематиче¬
скому изучению гельминтофауны Донской области: произво¬
дились регулярные вскрытия самых разнообразных живот¬
ных, начал создаваться гельминтологический музей кафедры
паразитологии...Я с удовлетворением отмечал, что лекции по паразитоло¬
гии заинтересовали студенческую молодежь, которая с боль¬
шим вниманием отнеслась к моей организационной и научно-
исследовательской деятельности. Вскоре появились помощ¬
ники. Пионером в этом деле оказался студент 3-го курса
Я. Ленортович, которому я дал небольшую тему.В марте 1918 года в лабораторию пришел Николай Павло¬
вич Захаров, юноша 21 года, только что закончивший выпуск¬
ные экзамены и не получивший еще звания ветеринарного
врача. Кафедра лишь развертывала свою деятельность. Она
не имела не только ассистентского, но даже служительского
персонала. Ее инвентарь состоял из одного шкафа и 4 вен¬
ских стульев.Вошел Николай Павлович в лабораторию робко, с инте¬
ресом пригляделся к работе Ленортовича. А потом изъявил
желание стать гельминтологом. Я предложил ему тему «Гель¬
минты', паразитирующие у домашних плотоядных». Он с рве¬
нием принялся за работу. Юноша быстро сориентировался
в новой для него обстановке и вскоре стал самым деятельным
моим помощником.Ознакомившись с методикой гельминтологических вскры¬
тий, Николай Павлович вместе со мной принялся за состав¬
ление коллекций паразитических червей для педагогических
целей; работа в лаборатории кипела, вскрывались сотни раз¬
личных животных, от млекопитающих до рыб включительно.Наблюдая за работой Николая Павловича, я не мог не
оценить его выдающихся качеств: колоссальной трудоспособ¬
ности и усидчивости, педантичной аккуратности, столь цен¬
ной при нашей работе, настойчивости в достижении цели и,
наконец, что особенно важно, щепетильной добросовестно¬
сти. Последнее качество было особенно в нем дорого. В июне1918	года после моих настойчивых ходатайств Н. П. Захаров
стал ассистентом кафедры.Результаты его работы сказались быстро: наша коллекция
стала обогащаться весьма редкими, подчас уникальными фор¬
мами паразитических червей. Нужно было видеть, как по-дет¬
ски радовался Захаров, обнаружив новые гельминты, не имев¬
шиеся еще в нашей коллекции.117
По моему совету Николай Павлович избрал такую тему
своей диссертации: «Паразитические черви домашних плото¬
ядных Донской области». Работал он с упоением: изучал
гельминтологию на массе приготовленных им препаратов,
слушал лекции по паразитологии и инвазионным болезням,
собирал на бойне материал, помогал мне вести практические
занятия со студентами 3-го и 4-го курсов.Особенно интенсивно накопление гельминтологического
материала шло летом 1918 года, когда кафедра мобилизовала
целый отряд молодежи, помогавшей нам доставать животных
для вскрытий.К концу 1918 года мы с Николаем Павловичем подгото¬
вили к очередному заседанию Общества ветврачей доклад
«Результаты начального обследования Донской области в
гельминтофаунистическом отношении». В нем был сделан
обзор гельминтов, собранных от 1117 животных, обследован¬
ных методом полных гельминтологических вскрытий.На одном из заседаний Совета Донского ветеринарного
института я внес предложение об издании научного журнала.
Предложение это нашло живой отклик, меня избрали редак¬
тором «Известий Донского ветеринарного института». Пер¬
вый выпуск журнала вышел в свет в 1919 году.Создание своего печатного органа дало возможность ра¬
ботникам кафедры публиковать сообщения о результатах
научных изысканий. Издавая журнал, мы столкнулись с труд¬
ностями почти невероятными. Бумаги было мало, крупные
типографии, до отказа загруженные работой, отказывались
брать наши «Известия». Мне удалось договориться с крохот¬
ной типографией Общества донских народных учителей.
В ней работали всего два наборщика и один метранпаж. Я не
реже чем через день заходил в типографию и убеждал мет¬
ранпажа набрать при мне хотя бы 1—2 страницы. Как пра¬
вило, мне это удавалось. И дело медленно, но все же шло
вперед.Бывало, что я и сам принимался набирать текст. Делал я
это, конечно, очень нез^мело, долго не мог запомнить распо¬
ложения литер в кассе. Моя настойчивость обычно оказывала
психологическое воздействие на моего приятеля — метран¬
пажа: он тут же набирчал страницу-другую, чем я был пре¬
много доволен.За два года мы издали 4 выпуска «Известий Донского ве¬
теринарного института».В 1919 году я решил сделать попытку организовать спе¬118
циальную гельминтологическую экспедицию. Совет Донского
ветеринарного института удовлетворил мою просьбу, и мне
было выдано 500 рублей на организацию такой экспедиции.Мы ставили перед собой задачу собрать в возможно боль¬
шем количестве гельминтологический материал от разнооб¬
разных представителей всех 5 классов типа позвоночных, по
преимуществу птиц, дабы осветить возможно полно гельмин-
тофауну Донской области. Район деятельности первой экспе¬
диции, естественно, был ограничен территорией «Всевели-
кого войска Донского», прилегающей к побережью Азовского
моря.20 мая в деревне Куричья Коса была уже развернута лабо¬
ратория, и мы приступили к вскрытиям того материала, кото¬
рый добывался членами экспедиции и местным населением.
Но так как все взрослое население деревни было мобилизо¬
вано в армию, а ос!авшиеся старики и малолетки занимались
работой в поле и огородах, отстрел птиц и зверей в отдален¬
ных от деревни местах производить было некому. Мы решили
организовать ежедневные поездки членов экспедиции в хутор
Синявский, расположенный у железной дороги, в 12 верстах
от станции Морская. Там благодаря близости Дона было
громадное скопление всевозможных птиц. Среди местных
казаков имелось много охотников, и предоставлялись боль¬
шие возможности для покупки дичи.Обстановка в деревнях была запутанной. Война затягива¬
лась. Казаки покинули свои хозяйства. Вся тяжесть работы
легла на стариков, женщин и детей. Народ был озлоблен,
угрюм. К нам, приезжим, сначала отнеслись недоброжела¬
тельно, подозрительно. Зло высмеивали нашу кропотливую
работу, недоумевали, зачем мы вскрываем птиц и зверей. Но
так как мы платили за доставленную дичь, то подростки и
старики все-таки отстреливали нам птиц.Наша экспедиция проработала 14 дней, и за это время
было произведено 300 гельминтологических обследований,
в среднем по 20 обследований в день.Этой экспедицией, которая теперь числится, как «1-я
союзная гельминтологическая экспедиция», было положено
начало плановому изучению гельминтофауны кашей огром¬
ной страны.Как ни мал был масштаб деятельности нашей экспедиции,
тем не менее принципиальное ее значение в истории совет¬
ской гельминтологии не подлежит ни малейшему сомнению.
Мы установили большое количество новых видов паразитиче¬119
ских червей; для многих паразитов установили новых «хо¬
зяев»; обнаружили на территории Донской области целый
ряд паразитических червей, о существовании которых в пре¬
делах России ученые даже и не подозревали. Экспедиция со¬
брала попутно значительный материал по накожным парази¬
там млекопитающих и птиц.В первых числах июня я ходатайствовал о выдаче субси¬
дии на организацию 2-й гельминтологической экспедиции.
Деньги мы получили и снова отправились на северный берег
Азовского моря.Главное внимание экспедиция уделила изучению гельмин-
тофауны птиц. Их поставляли члены экспедиции В. А. Коса¬
рев и Н. П. Попов, охотившиеся поочередно 2 раза в день —
по утрам и вечерам. Материал экспедиции, зарегистрирован¬
ный в специальных журналах вскрытий, являлся первой по¬
пыткой введения статистики в изучение гельминтофауны
России.3-я экспедиция была мною организована в ноябре 1919 года
и направлена в дельту Дона. В результате трех экспедиций
мы получили от обследованных нами 1660 птиц колоссальный
по объему и очень ценный материал. Он дал представление
о характере инвазий отдельных видов птиц и о распростра¬
нении разнообразных видов паразитических червей на тер¬
ритории Донской области.В экспедиции работали мы от зари до зари, не считаясь
го временем. Но живя на хуторе, мы невольно становились
f-идетелями той напряженной и противоречивой жизни, ко-
\ орая складывалась тогда на Дону.Пыла и патриотизма в защите «вольного и самостоятель¬
ного Дона», о котором так много кричали в Новочеркасске,
здесь не было. Казачество, с которым мы сталкивались, в
основном не хотело войны, все от нее устали, да и большин¬
ство, видимо, разочаровалось в своих новых правителях. На
хуторах было очень неспокойно: в одних семьях сыновья
и мужья находились у красных, в других — у белых.Красные приближались к Новочеркасску. Толпы бежен¬
цев устремились на Кубань. Никто из преподавателей Вете¬
ринарного института не уехал из Новочеркасска.Мы с Лизой с нетерпением ждали прихода Красной Ар¬
мии. Из Политехнического института и из других научных
учреждений некоторые профессора и научные работники бе¬
жали на Кубань. Забрать с собой свои библиотеки они не
могли, и поэтому начали сдавать книги в библиотеку нашего120
института, где трудилась Лиза. Работала она теперь целыми
сутками, принимая библиотеки, составляя опись, расставляя
книги по полкам. Сдавали ей и подшивки газет и журналов,
выходивших в Донской области.Стоял мороз, на улицах жгли костры.Наконец в Новочеркасск пришли красные войска.Я продолжал работать на кафедре, вместе со мной зани¬
мались мои студенты.Начались обыски. К Лизе пришла группа военных осмат¬
ривать библиотеку. Старший, видимо комиссар, в матросском
бушлате, спросил Лизу, есть ли в библиотеке контрреволю¬
ционная литература. И Лиза сразу подвела его к по7\.кам с га¬
зетами и журналами «вольного Дона».—	Вот это — контрреволюционная литература,—реши¬
тельно сказала она, — а книги здесь только научные, контрре¬
волюции в них нет.Матрос согласился с Лизой, что газеты и журналы нужно
изъять, и подошел к книгам, к тем, что были приняты от бе¬
жавших профессоров. Он взял первую попавшуюся книгу
медицинского содержания, раскрыл ее и прочитал предисло¬
вие. В ней трактовались вопросы об инфекционных заболева¬
ниях, причем автор писал, что одно из опаснейших заболева¬
ний, сыпной тиф, занесен в Россию большевиками.Матрос спросил Лизу, не согласится ли она с ним, чго это
контрреволюция, подлежащая уничтожению.—	Не книга, а предисловие, — смело поправила его
Лиза.— Книга эта — учебник об инфекционных заболева¬
ниях, она нужна, а предисловие нужно изъять.—	А почему же не вырвали? — спрашивает матрос.Лиза ответила:—	Книг принесли очень много, а я одна. Не успела про¬
смотреть.—	Мы вас очень просим, — проговорил матрос, — пока вы
не просмотрели книги, не выдавайте их.Лиза обещала. Уходя, матрос сказал Лизе, что они знают
нашу семью, доверяют нам и надеются на помощь.Лиза целыми днями работала в библиотеке. Когда же ей
предложили проверить все детские библиотеки города Ново¬
черкасска, пришлось отказаться: ведь у нас было двое детей,
да и институтская библиотека была на ее руках. Предложе¬
ние ей было приятно, хотя она и не могла принять его.В 1920 году деникинская армия была разгромлена оконча¬
тельно. На Дону была провозглашена Советская власть.121
между Новочеркасском и Москвой установилась нормальная
связь. Естественно, мы решили поехать в Москву, куда Совет¬
ское правительство перевело из Петербурга ветеринарную
лабораторию министерства внутренних дел, которая была
преобразована в Государственный институт эксперименталь¬
ной ветеринарии (ГИЭВ). Институт разместили в бывшем
имении князей Голицыных, в Кузьминках, под Москвой.Масштаб гельминтофаунистических изысканий в пределах
Донской области мне теперь казался слишком узким. Захо¬
телось выйти на более широкий простор, захотелось ознако¬
миться с достижениями мировой науки, почитать специаль¬
ную зарубежную литературу, которой я не видел в течение
целых трех лет! И главное, не терпелось узнать новую Рос¬
сию, о жизни которой поступали на Дон столь противоречи¬
вые сведения.Подобно чеховским сестрам, мы стремились уехать в Мо¬
скву, уехать во что бы то ни стало. Но эти тревожно-радост¬
ные дни ожиданий были омрачены свалившимся на нас горем.
14 апреля 1920 года погиб от сыпного тифа Николай Павло¬
вич Захаров. За неделю до смерти Николай Павлович при¬
слал мне письмо, в котором передавал привет «всем работни¬
кам милой лаборатории» и добавлял: «...из управления полу¬
чил для себя два кило формалина и кило спирта (сырца);
надеюсь, что кое-что подсоберу». Это письмо было его по¬
следней вестью.В июле развернулась работа 4-й и последней на базе Дон¬
ского ветеринарного института гельминтологической экспе¬
диции. Н. П. Захарова заменил И. М. Исайчиков, ставший
моим ассистентом. Работа шла с перерывом, поскольку мы
с Исайчиковым выехали в Москву. Здесь в 1919 году был со¬
здан Московский ветеринарный институт. Возглавил его
профессор Н. А. Михин.Москва приняла нас радушно. Коллегия профессоров Ве¬
теринарного института единогласно избрала меня на долж¬
ность профессора кафедры паразитологии. Почти одновре¬
менно с этим Ученый совет Государственного института
экспериментальной ветеринарии избрал меня заведующим
гельминтологическим отдел.ом. Таким образом, я вернулся в
конце августа 1920 года в Новочеркасск с двумя докумен¬
тами, дающими мне право переезда в Москву.В конце августа в Новочеркасск приехал народный комис¬
сар просвещения Анатолий Васильевич Луначарский. Об
этом событии говорил весь город. Определенная часть интел¬122
лигенции относилась ко всему, что делалось в «красном Но¬
вочеркасске», настороженно и иногда даже враждебно. Изве¬
стие о том, что приехал «комиссар просвещения», вызвало
у них определенную реакцию — они с издевкой говорили:
«Ну что же, посмотрим, какой у Совдепии руководитель про¬
свещения».Я был убежден, что А. В. Луначарский — образованный и
культурный человек, поскольку он работал в правительстве,
возглавляемом Лениным. Но и мне было интересно познако¬
миться с этим человеком.Первые известия о нем были отрадными. Луначарский вы¬
ступал на большом детском митинге и произвел на всех прият¬
ное впечатление. Мы с Лизой не были на этом митинге, но
рассказы о нем молниеносно облетели весь город. Воспита¬
тели и педагоги были в восторге от блестящей, как они гово¬
рили, речи Луначарского. О народном комиссаре стали гово¬
рить как о высокообразованном человеке, гуманном, любя¬
щем детей.Но вот состоялся другой, многотысячный митинг, на кото¬
ром кроме городских жителей присутствовали и казаки из
окрестных станиц.А. В. Луначарский выступал с докладом о текущем мо¬
менте, говорил о хлебной разверстке для Красной Армии и
населения промышленных городов.Интеллигенция Новочеркасска много рассуждала о Луна¬
чарском; ее волновали вопросы: как будет строиться просве¬
щение, какие будут гимназии, институты, кто будет препода¬
вать, кто будет учиться? Чиновники беспокоились, не лишат
ли их детей возможности учиться.Неожиданно я был извещен, что Луначарский приглашает
меня к себе. Перед этим я уже слышал, что некоторые пре¬
подаватели Политехнического института и гимназий были на
приеме у Луначарского, который жил в том вагоне, в кото¬
ром приехал.К встрече с наркомом просвещения я, конечно, подгото¬
вился, продумал те вопросы, которые хотел поставить перед
ним. И вот я у Луначарского. Деловая обстановка, пишущая
машинка «в рабочем состоянии», тут же стенографистка.Луначарский предложил мне сесть, и мы разговорились.
Говорил Анатолий Васильевич очень свободно, я скоро по¬
чувствовал его огромную эрудицию, причем даже наша вете¬
ринария не была для него «белым пятном». Он довольно по¬
дробно расспрашивал о нашем институте, о его нуждах, о его123
учебных программах, о настроениях преподавателей и уча¬
щихся.Я рассказал о тяжелом положении ветеринарии в царской
России, о катастрофическом положении с кадрами, которых
смехотворно мало для такой огромной страны, как наша. Ко¬
нечно, рассказал и о совершенно новой науке — гельминто¬
логии, первая кафедра которой была основана только в
1917 году здесь, в Новочеркасске.Когда же мы заговорили о настроении студенчества, я по¬
ставил тот вопрос, который считал тогда одним из важней¬
ших. Это был вопрос о студентах, родители которых эмигри¬
ровали за границу. Это были дети офицеров царской армии,
помещиков и т. д. Я высказал мнение, что молодежь, не при¬
нимающая участие в политических заговорах, в борьбе про¬
тив Советской власти, должна остаться в стенах института и
заканчивать образование. В то время у некоторых товарищей
бытовало другое мнение: они считали, что необходимо про¬
извести чистку среди студентов, отчислить тех, чьи родители
принадлежали к бывшим привилегированным классам. Я с
этим был абсолютно не согласен и откровенно сказал об этом
Луначарскому.Анатолий Васильевич очень серьезно отнесся к этому во¬
просу. Внимательно выслушав меня, сказал, что Советская
зласть заинтересована в привлечении интеллигенции на свою
сторону, что каждый, кто хочет трудиться на благо молодой
республики, получит эту возможность, что, безусловно, дети
не могут отвечать за своих родителей, и та молодежь, которая
лояльно относится к Советской власти, должна остаться в
институтах и учиться. Я с удовольствием выслушал эти слова,
но добавил, что следовало бы подкрепить их каким-то офи¬
циальным актом, чтобы молодежь могла спокойно продол¬
жать свою учебу. Луначарский сказал, что этот вопрос обя¬
зательно будет подработан в Москве.Анатолий Васильевич произвел на меня приятное впечат¬
ление. Чувствовалась его всесторонняя образованность. Меня
искренне порадовал тот грандиозный план развития просве¬
щения в нашей почти сплошь неграмотной стране, о котором
говорил нарком...Поскольку отъезд мой в Москву был решен, встал вопросо	судьбе гельминтологического музея. Музей создался солид¬
ный, и бросать его на произвол судьбы было по меньшей мере
нецелесообразно. Я решил так: если преемником моим будет
гельминтолог, музей останется при институте. В противном124
случае его придется брать в Москву. Преемником был назна¬
чен мой бывший юрьевский учитель профессор С. Е. Пучков-
ский.Пучковский, будучи энциклопедистом, никогда не работал
в области гельминтологии, и естественно, что в его руках му¬
зей стал бы хиреть и через 2 — 3 года пришел бы в полный
упадок. В подобной судьбе коллекций я убедился, осматри¬
вая музеи Западной Европы. Об этом же говорила судьба по¬
гибших гельминтологических коллекций Лейкарта в Лейп¬
циге.В первых числах ноября из Москвы было получено изве¬
щение, что Военно-ветеринарное управление предоставляет
мне теплушку для переезда.Распрощавшись с Новочеркасском, с профессорско-пре¬
подавательским коллективом и со студентами, мы с Лизой и
сыновьями расположились с домашними вещами и гельмин¬
тологическим музеем в теплушке и двинулись через Воронеж
в Москву. С нами выехали И. М. Исайчиков, Н. П. Попов и
Б. Г. Массино — все трое с семьями.16 ноября 1920 года под аккомпанемент вьюги мы высади¬
лись, вернее «выбросились», на станции Вешняки Казанской
железной дороги и стали ждать подвод, которые должны были
довести нас до Государственного института эксперименталь¬
ной ветеринарии в Кузьминках....ГИЭВ, недавно переведенный из Петрограда в Москву,
находился в стадии организации: поместье князей Голицы¬
ных приспосабливалось под научные лаборатории, что, ко¬
нечно, требовало больших затрат труда и энергии.Голицынский конный двор, украшенный знаменитыми
скульптурами Клодта, был завален огромным количеством
нераспакованных, засыпанных снегом ящиков с лаборатор¬
ным инвентарем. Директором ГИЭВ стал С. Н. Павлушков —
тот добродушный либерал, которого мы все любили за непро¬
тивление нашим планам и начинаниям.Для гельминтологического отдела ГИЭВ выделил три ог¬
ромных зала в нижнем этаже, на так называемой Полуде-
новской даче. Здесь же рядышком была отведена комната для
моей семьи. В ней мы и ютились четверо — Лиза, 13-летний
Сережа, 4*летний Зорик и я.Жилая комната была теплая. Что же касается знаменитых
голицынских зал, превращенных в мой кабинет и гельмин¬
тологический прозекторий, то зимой температура там обычно
не поднималась выше нуля.125
Вначале мы разместили наши донские гельминтологиче¬
ские коллекции по музейным шкафам, но красовались они
недолго: формалин замерз, и мы спешно сложили все экспо¬
наты в ящики, перенесли их в жилые помещения. Несмотря
на тяжелые условия, сотрудники отдела сразу принялись за
производство полных гельминтологических вскрытий различ¬
ных птиц и млекопитающих Московской области. Все дан¬
ные, добытые вскрытием, мы заносили в книги вскрытий.Обычно при вскрытии руки препаратора оледеневали, но,
невзирая на это, И. А, Попова работы не прекращала. Она
грела руки в горячей воде и снова принималась за дело.В то же время я работал и на кафедре паразитологии Мо¬
сковского ветеринарного института. Здесь моими штатными
ассистентами были Б. Г. Массино и И. М. Исайчиков.Московский ветеринарный институт к этому времени по¬
лучил приличное каменное здание в центре города, близ
Тверской, в Пименовском переулке, дом № 5. Фасад главного
здания был отодвинут в глубь территории, а к тротуару под¬
ходили с двух сторон старые деревянные здания, украшенные
александровскими колоннами. В левом одноэтажном флигель¬
ке и разместилась моя кафедра.Вот несколько записей того времени, сохранившихся в
моих старых бумагах:«20 ноября 1920. Приехал из Кузьминок в Москву, вы¬
брал для кафедры 3 комнаты в деревянном флигеле (Пиме¬
новский пер., 5).22 ноября 1920. Поставлены две железные печи, получена
кое-какая мебель и 2 электрические лампочки.1	декабря 1920. Прочитана первая лекция для студентов
3-го курса.8	декабря 1920. Прочел вторую двухчасовую лекцию сту¬
дентам 3-го курса. Закончил введение в паразитологию. При¬
везена оттоманка и дубовый столик.9	декабря 1920. Доставлена партия птиц для полных гель¬
минтологических вскрытий.14 декабря 1920. Прочел доклад «Задачи гельминтофауни-
стического обследования Московской губернии» в комиссии
по изучению фауны Московской губернии, состоящей при
Московском государственном университете.16 декабря 1920. Подал заявление в Совет Московского
ветеринарного института об издании труда «Основы гельмин¬
тологии». Написал прошение об устройстве гельминтологиче¬
ского прозектория в подвале главного здания института. Про¬126
читал 1-ю лекцию ветеринарным врачам — курсантам Цент¬
ральной военно-ветеринарной бактериологической лаборато¬
рии на тему «Биология паразитизма»....Колесо московской жизни завертелось, темпы усилива¬
лись, нагрузка возрастала. Но силы были богатырские, на¬
строение блестящее. Да иначе и быть не могло: 7 декабря
1920 года мне «стукнуло» всего лишь 42 года!Зима 1920/21 года принесла много трудностей. Продоволь¬
ствия не хватало, цены росли буквально не по дням, а по ча¬
сам; железные дороги работали с перебоями. Парадные двери
большинства домов были наглухо заколочены, из форточек
высовывались концы железных труб, откуда валила копоть от
«буржуек». Извозчики представляли собой, как тогда шутили,
«археологическую редкость», трамваи не ходили, маршрут¬
ных автобусов в те времена не было. Каждый гражданин, не¬
зависимо от пола и возраста, носил при себе мешочек для
провианта. В мешочек складывался получаемый в учреждении
паек. Жители, ставшие на 100 процентов пешеходами, не¬
редко «на ходу» закусывали, потому что чувство голода не
оставляло ни на одну минуту. Жевали паек на улице, выни¬
мали из кармана и ели хлеб на службе, в учреждениях, на
заседаниях, в железнодорожных теплушках...Мне приходилось периодически ездить из Кузьминок в
Москву. Житье наше в Кузьминках было нелегким. За водой
ходили с ведрами к проруби пруда, все время не хватало дров.
Однако труднее всего было с продовольствием. Правда, мо¬
локо и кое-какие овощи мы получали из кузьминского хозяй¬
ства. Остальное — именовавшееся пайком — я привозил по
четвергам из Москвы. Иногда этот паек был своеобразен до
чрезвычайности: вместо хлеба или муки выдавали 400 грам¬
мов подсолнечных семечек и 200 граммов чечевицы или го¬
роха.ГИЭВ располагался в 3 километрах от станции Вешняки
Казанской железной дороги и примерно на таком же расстоя¬
нии от станции Люблино-Дачное Курской дороги. Летом это
было даже неплохо. Но зимой нерасчищенная дорога отни¬
мала много сил и времени. В конце февраля 1921 года я забо¬
лел и попал в Боткинскую больницу, на Ходынском поле.
Палаты были переполнены, мою койку поставили в уголке
рентгеновского кабинета. Чувствовал я себя очень плохо.
Лизе, которая регулярно навещала меня, приходилось не
только пересекать зимой почти всю Москву, но нередко идти
от Кузьминок до больницы пешком.127
С одной стороны, это грустные воспоминания, а с дру¬
гой — видишь, сколько сил, выносливости, сколько сердечно¬
сти и героизма таилось в те годы в человеке. Можно смело
сказать, что мы переживали подлинно героическую эпоху,
миллионы людей творили, каждый на своем участке, в бук¬
вальном смысле чудеса. В результате этого и индивидуального
и коллективного героизма наш народ вышел с честью из тя¬
желых испытаний. Да, это было трудное время, но это было
и героическое время!Мне, как и очень многим другим людям, это время дорого
тем, что оно предначертало основные пути всей моей после¬
дующей научной, педагогической и общественной деятель¬
ности.Я с увлечением читал лекции студентам Московского ве¬
теринарного института. Мне импонировало, что слушатели
любят мои лекции, что аудитория всегда была переполненной.
Я начинал понимать: во мне таится педагог, пусть стихий¬
ный, никогда не обучавшийся методике преподавания. Мне
нравилось, что я, по сути дела, не читаю лекции, а импрови¬
зирую, что здесь, на кафедре, на глазах слушателей, рож¬
даются иногда у меня новые идеи, которые я здесь же разви¬
ваю, критикую и в конечном итоге либо отвергаю, как оши¬
бочные, либо принимаю. Я всегда был поглощен идеей:
увлечь слушателей биологическими основами гельминтоло¬
гии, показать им всю глубину теории этой науки, перспек¬
тивы. ее значение в практической жизни человечества. На
лекциях я делал очень нередко «лирические» отступления,
иллюстрировал их не только книжным материалом, но и фак¬
тами из моей практики.Я был счастлив, когда мне удавалось облекать «скучные»
главы моей науки в художественную оболочку, когда слуша¬
тели легко, незаметно для самих себя постигали трудные раз¬
делы гельминтологии, вроде, например, деталей систематики
гельминтов.Большинство старых преподавателей и врачей, окончив¬
ших институт, убеждено: самый скучный раздел зоологии,
а тем самым и гельминтологии — систематика. Такая точка
зрения внушалась студенту с первых дней пребывания его
в вузе, с таким настроением покидал молодой специалист
высшую школу. Старые ветеринарные ьрачи, изучавшие па¬
разитологию у С. Н, Каменского в Харьковском, а потом в
Варшавском институте, при разговоре со мной или друг с
другом всегда вспоминали «гельминтологическую система¬128
тику» с дрожью и омерзением. «Ну и заставлял же Камен¬
ский зазубривать отличительные признаки каждого паразита:
у одного вида что-то до чего-то доходит, а у другого не дохо¬
дит; у одного на головке 10 крючьев, у другого 36 и т. п.»
И в доказательство своей правоты они демонстрировали спе¬
циальные «зубрительные» таблицы, составленные Каменским
и предназначенные студентам для заучивания буквально наи¬
зусть.К сожалению, такая постановка преподавания создала са¬
мую благоприятную почву для зарождения и торжества гель-
минтофобства разнообразных оттенков. Получив тяжелое
педагогическое наследство, я поставил перед собой задачу
доказать, что и систематику гельминтов можно преподносить
слушателям увлекательно. Одну и ту же по тематике лекцию
я многократно видоизменял, подыскивал такой вариант, ко¬
торый был бы интересен по форме, насыщен по содержанию,
доходчив для слушателей. Обычно мне удавалось находить
правильную линию. Всегда, например, легко воспринималась
и ветеринарами, и медиками лекция «Биологические основы
систематики нематод». Ставил я и такой опыт: читал лекцию
по систематике, сдабривая ее экскурсами в область биологии
и филогении *, после чего снова переходил на систематику.
Слушатели мои и не замечали, как знания стройно уклады¬
вались в их головах. Окончив лекцию, я спрашивал: ну как,
товарищи, трудна ли систематика гельминтов. И обычно сле¬
довал дружный ответ: «Против такой систематики навряд ли
кто рискнет выступить с какими-либо возражениями. Такую
систематику мы приветствуем».Кафедра наша во флигеле помещалась недолго. Примерно
в феврале 1921 года мы переехали в прекрасное помещение
на четвертом этаже главного здания. Теперь в нашем распо¬
ряжении была огромная лаборатория, в которой велась науч¬
ная работа, практические занятия со студентами и которая
по мере надобности превращалась в аудиторию для чтения
лекций. Рядом располагался мой кабинет, который в свою
очередь сообщался с задней большой комнатой, отведенной
под музей. Кроме того, в нашем распоряжении находились
большой коридор, просторная препараторская и прозекто-
рий. Единственная беда заключалась в недостатке отопле¬
ния: комнаты отапливались «буржуйками», и стоял адский
холод.*	Филогения — историческое развитие органического мира.9 К, И. Скрябин129
В этой лаборатории-аудитории я Читал лекции, здесь, в
Пименовском, проходили первые заседания постоянной ко¬
миссии по изучению гельминтофауны СССР, здесь работали
первые в нашей стране стажеры-гельминтологи.Жизнь кафедры в Пименовском переулке сложилась свое¬
образно. День отводился педагогике, вечер и часть ночи —
науке. В моем кабинете стояла кушетка, служившая мне по¬
стелью в дни, когда я оставался в Москве; здесь был кипяток,
ведь ночами трудно работать без стакана чая.За ночь помещение изрядно остывало, так что студенты
слушали лекции, сидя в шубах. Я тоже был одет под стать
им — в рыжую куртку из овчины мехом внутрь.К студентам я всегда относился ласково, и они это ценили,
но знали, что в одном я был беспощаден — требовал знания
своего предмета. Экзаменовал я студентов основательно, ло¬
дырей и лентяев заставлял приходить по нескольку раз и
слыл, как мне было известно, строгим, но справедливым про¬
фессором. Поскольку студенты меня, видимо, уважали, боль¬
шинство приходило на экзамен, подготовившись как следует.
Второе мое требование заключалось в том, чтобы студенты
уважали институт, соблюдали в его стенах правила элемен¬
тарной культуры. В частности, я категорически требовал,
чтобы на моих лекциях никто не сидел в шапках.Не обошлось и без эксцессов. Некоторые студенты заяв¬
ляли, что мои требования — это буржуазные предрассудки,
что я будто бы исхожу при этом чуть ли не из религиозных
побуждений. Когда один слушатель раздраженно произнес:
«Здесь не церковь», я повышенным тоном возразил, что
«здесь, конечно, не церковь, но нечто гораздо большее —
здесь храм науки, а потому я требую, чтобы все приходящие
в этот храм относились с уважением к кафедре, к институту,
наконец, к ветеринарии в целом». Этот аргумент был признан
настолько убедительным, что даже самые строптивые подчи¬
нились моим требованиям.Зимой 1920/21 года состоялось мое знакомство с профес¬
сором Евгением Ивановичем Марциновским, которому уда¬
лось только что организовать первый в России Тропический
институт *. Институт этот помещался на Кудринской улице,
близ Зоологического сада. Институт не был еще полностью
укомплектован, но тем не менее начал организовывать свои*	Этот институт медицинского профиля имел своей задачей раз¬
рабатывать проблемы борьбы с паразитарными заболеваниями, свойст¬
венными местностям с жарким климатом, в основном с малярией.130
научные конференции, которые я с интересом посещал.
В числе научных сотрудников института в тот период были
Ш. Д. Мошковский, профессор И. А. Смородинцев и вернув¬
шийся к тому времени из Англии П. П. Попов.На одной из конференций П. П. Попов сделал сообщение
о структуре и работе Лондонского тропического института.
Из его доклада явствовало, что в этом институте есть само¬
стоятельное гельминтологическое отделение, возглавляемое
Лейпером. Было известно, что и в Гамбургском тропическом
институте также имелось гельминтологическое отделение во
главе с профессором Фюллеборном.Вскоре после этого мы поговорили с профессором Мар-
циновским, и он решил добиваться введения в структуру Тро¬
пического института гельминтологического отделения (тако¬
вого предусмотрено не было). Я должен был возглавить это
отделение и приняться за его организацию. Осуществить
этот проект удалось не сразу. Поскольку вопрос об органи¬
зации отделения задержался на длительный срок в недрах
Наркомздрава, я в апреле 1921 года был приглашен в Тропи¬
ческий институт в качестве консультанта-гельминтолога.
С этого времени и началась моя работа в области медицин¬
ской гельминтологии.Прошла трудная зима. Весна придала мне новые силы.
Я был полон различнейшими планами дальнейшего развития
гельминтологии. Для их осуществления необходимо было пе¬
ревести гельминтологическое отделение ГИЭВ из Кузьминок
в Москву. Я лелеял идею о создании гельминтологического
института, не паразитологического, а именно гельминтологи¬
ческого, какого еще не было ни в одной стране.Было одно обстоятельство, которое заставляло и ГИЭВ не
очень настойчиво удерживать меня в Кузьминках: кризис жи¬
лищный и лабораторный. Поскольку ГИЭВ постепенно
укреплялся кадрами, а строительство шло черепашьим шагом,
администрации ГИЭВ был выгоден мой переезд в Москву:
освобождались и лабораторные и жилые помещения. И вот
в ноябре 1921 года после возвращения из туркестанской экс¬
педиции я переселился в Москву, причем гельминтологиче¬
ский отдел ГИЭВ с музеем разместился на территории ка¬
федры паразитологии Московского ветеринарного института,
а моя семья получила 2 комнаты на Поварской {ныне улица
Воровского).Переезд намного облегчил мою работу, так как дал воз¬
можность с утра до вечера быть на одной территории и131
руководить двумя гельминтологическими учреждениями: ка¬
федрой Московского ветеринарного института и отделом Го¬
сударственного института экспериментальной ветеринарии,
работавшими под одним кровом.Бросая взгляд сейчас, спустя почти полвека, на этот мой
шаг, я думаю: линия была выбрана правильно!Весной 1921 года я начал хлопотать о переезде из Казани
в Москву ветеринарного врача Г. Г. Виттенберга, которого
знал по Донскому ветеринарному институту, где тот был
студентом. Он очень интересовался гельминтологией, хотел
стать моим ассистентом, но был командирован в Казань. Хло¬
поты мои увенчались успехом: Виттенберга назначили ассис¬
тентом гельминтологического отдела ГИЭВ. Я получил куль¬
турного, умного, влюбленного в гельминтологию энтузиаста.
Виттенберг проработал со мной почти 3 года, в течение кото¬
рых он закончил несколько весьма ценных научных исследо¬
ваний.Теперь Москва стала научным гельминтологическим цен¬
тром, в котором кипела работа, который привлекал все но¬
вые и новые кадры, который рос, развивался и стал «предте¬
чей» Всесоюзного института гельминтологии. В те времена
слово «гельминт» не было в широком обиходе, и паразитиче¬
ских червей не только дилетанты, но и ученые нередко назы¬
вали «глистами». Гельминтологическое учреждение в Пиме¬
новском переулке получило в кругу друзей и близких знако¬
мых название «Главглист», по аналогии с Главрыбой, Глав¬
мясом и Главсахаром. Нечего и говорить, что произносилось
это слово без всякого сарказма и яда, а совершенно корректно
и даже ласкательно.
ЭКСПЕДИЦИЯ
В СТРАНУ МОЛОДОСТИРеспублика Советов поддерживает
ученых.—Дорога длиной в 8 тысяч
верст. — Профессор Л. М. Исаев и
его подвиг. — Дружба с беспризор¬
никами.— Туркестанский госунивер-
сшет.— Неизученный мир пустыни.Еще в разгар зимы я задумал
большую гельминтологическую экспедицию в Среднюю
Азию, которая по старинке называлась Туркестанским краем.
Мне хотелось продолжить работу по изучению гельминто-
фауны Туркестана, начатую еще в 1906 году.Мы задались целью получить общее представление о гель-
минтофауне всех классов позвоночных Туркестанского края,
ознакомиться с гельминтозами туркестанских верблюдов, о
паразитических червях, о которых мы не имели почти ника¬
ких данных. Было решено организовать изучение возбуди¬
телей гельминтозиых заболеваний мелкого и крупного рога¬
того скота, лошадей. Намечалось также изучение фауны па¬
разитических червей пустынных животных, в частности оби¬
тателей каракумских песков.В апреле 1921 года в Совете Государственного института
экспериментальной ветеринарии я сделал доклад о предпо¬
лагаемой туркестанской гельминтологической экспедиции.
Доклад был одобрен и принят, после чего был представлен
в соответствующие организации.Разоренная войнами страна напрягала все силы, чтобы
поднять разрушенное хозяйство. Средств и возможностей у
молодой республики было мало. И все-таки нам, ученым, на¬
шим планам и просьбам уделяли максимум внимания. Созда¬
вая прочную научную базу для развития всех отраслей хо¬
зяйства и народного здравоохранения, Советская власть стре¬
милась в кратчайший срок наладить работу научных
учреждений и институтов. К ученым прислушивались, на
серьезные требования реагировали быстро, по-деловому.133
Нарком здравоохранения Н. А. Семашко благожелательно
и заботливо относился к научным медицинским учрежде¬
ниям.Когда я приехал в Москву из Новочеркасска в ноябре
1920 года, при Народном комиссариате здравоохранения был
уже организован и открыт Государственный научный инсти¬
тут народного здравоохранения (ГИНЗ) имени Пастера. Он
объединял несколько институтов: санитарно-гигиенический,
микробиологический, тропический, физиологии питания и
институт контроля сывороток и вакцин. И хотя было еще и
холодно и голодно, люди были полны энергии и силы.И действительно ГИНЗ рос и развивался. В 1921 году был
создан Биохимический институт, затем Микробиологический.
Они также вошли в состав ГИНЗа. У нас еще ощущались
большие недостатки и в оборудовании, и в штатах, и в поме¬
щениях, но была энергия и уверенность, что все наладится,
что идет наращивание сил. Мы видели очень серьезное отно¬
шение государства к науке. При сильной нужде и ограничен¬
ном товарообороте с другими странами мы все-таки получали
крайне необходимое нам оборудование из-за границы. Стали
налаживаться и связи с зарубежными научными силами, вновь
появилась иностранная научная литература, в Россию стали
приезжать научные делегации. Так, в 1924 году наш Тропиче¬
ский институт посетила Малярийная комиссия Лиги наций,
состоявшая из виднейших докторов и профессоров.Мы мечтали о больших работах по гельминтологии. Преж¬
де всего нужно было организовывать новые и новые экспеди¬
ции. И вот экспедиция из мечты превратилась в действитель¬
ность, приобрела юридическое лицо, получила средства. Но
главные трудности были впереди: нужны были кадры, нужны
были средства передвижения.В конечном итоге состав экспедиции был укомплектован:
в него вошли Г. Виттенберг, В. Фраучи, К. Кременский,10	препараторов и 2 лабораторных служителя. Лиза ехала с
нами препаратором. Мы взяли с собой и сыновей. После дол¬
гих хлопот удалось получить в распоряжение экспедиции
большой пульмановский классный вагон и две теплушки —
под лабораторию и кухню.Наметили пункты, где экспедиция должна была сосредо¬
точить свою работу: Аральское море, Казалинск, Кара-Узяк
близ Кзыл-Орды, Туркестан, Ташкент, Голодная степь, Ур-
сатьевская, Самарканд, Бухара, Фараб, Чарджоу, Репетек и
Мерв. Таким образом, мы совершили путь от Москвы до134
Мерва, после чего повернули назад и тем же путем возвра¬
тились в Москву. Путь экспедиции составил в общей слож¬
ности 8060 верст.Путешествие наше было трудным. Мы проезжали по ме¬
стам, где голод и тиф безжалостно косили людей. Разруха
и нужда наложили свою беспощадную руку на Россию.
Обычно поезда на станциях атаковала толпа измученных, из¬
голодавшихся людей, стремящихся попасть в Туркестан, по¬
скольку там было легче с продовольствием. На нашем сред¬
нем вагоне красовалась надпись «Гельминтологическая экс¬
педиция». Эта надпись, видимо, отталкивала народ, и потому
в наши вагоны, как правило, никто не стремился. Как-то раз
на станции мы услышали: «Тифозных везут, видишь, пропи¬
сали».В Казалинске наши вагоны остановились напротив прием¬
ного покоя. Немного погодя на крыльцо вышел хмурый пожи¬
лой человек в белом халате. Он с величайшим недоумением
рассматривал наши вагоны, потом подошел к нам. Мы стояли
на площадке вагона и рассматривали станцию.—	Вы из Москвы? — угрюмо спросил он.—	Из Москвы.—	Едете в экспедицию? Наукой занимаетесь?—	Наукой.Лицо его стало еще сумрачнее и злее.—	Я врач. Здесь во всем крае свирепствует сыпняк, голод,
люди мрут тысячами, хоронить не успевают, — он говорил на¬
пряженным, злым голосом.—А вы наукой заниматься! Как
вы можете?!—	Я с вами принципиально не согласен, — серьезно отве¬
тил я врачу.— Мы, ученые, считаем, что никакие, самые тя¬
желые явления не должны мешать развитию науки, поскольку
она служит интересам всего человечества. Мы любим людей,
верим в светлое будущее и, пока живы и здоровы, невзирая
ни на какие трудности, будем делать то, что обязаны. Нельзя
жить только сегодняшним днем, надо видеть перспективу, со¬
действуя научным трудом процветанию нашей Родины.—	А вы, господа, верите в завтрашний день? — почти про¬
кричал он мне в ответ.—	Да, мы верим.Пока стоял наш поезд, мы продолжали с ним разговари¬
вать. Страшная картина голода и разрухи убила в нем всякую
веру в будущее. Мне представляется, что встреча этого врача
с нашей мирной научной экспедицией заставила его заду¬135
маться над смыслом происходящих перемен и произвести не¬
которую переоценку ценностей.Работа нашей экспедиции велась и во время пути, и на
остановках. Первую большую остановку мы сделали на стан¬
ции Аральское море. Наши вагоны отцепили от поезда и по¬
ставили на запасные пути.Окрестности станции представляли собою степную рав¬
нину без всякого следа кустарниковой растительности: един¬
ственные деревца — искусственные насаждения в станцион¬
ном сквере и около железнодорожных построек. В городе
Аральске, расположенном на берегу залива, в полутора вер¬
стах от станции, в те годы не было ни единого кустика.Нам хотелось обследовать гельминтофауну Аральской до¬
лины, богатой степными грызунами, изобилующей репти¬
лиями; интересно было изучить фауну гельминтов птиц
Аральского моря. Наконец, большой интерес представляли
собою паразитические черви аральских рыб, еще не изу¬
ченные.Мы проработали на станции Аральское море 10 дней, при¬
чем за это время обследовали 347 животных. Затем экспеди¬
ция двинулась в дальнейший путь, в глубь Туркестана. От
станции Аральское море на 300 верст к юго-востоку, до стан¬
ции Джусалы, дорога пролегает по безбрежной степной рав¬
нине такого же характера, как в окрестностях Аральска; да¬
лее, однако, от Джусалы до Перовска, местность резко ме¬
няется. Идет пространство, поросшее камышами, гигантским
туркестанским тростником и другими болотными растениями,
причем здесь в изобилии озера и речные протоки. Во время
половодья эти места заливает Сырдарья.Сюда привлекали экспедицию различные соображения:
во-первых, в диких болотах, на многочисленных озерах жило
несметное число разнообразнейших зверей и птиц. Во-
вторых, местность эта славится обилием кабанов, находящих
себе убежище в камышовых лесах Дарьи, откуда они совер¬
шают набеги на хлебные и рисовые поля. Кроме того, здесь
же встречаются зайцы, дикие кошки, рыси и многие другие
хищники, а болотистые луга изобилуют водяными змеями.
Наконец, здесь находят себе приют бесчисленные стаи фа¬
занов, и вся эта фауна была совершенно не изучена. Экспе¬
диция сосредоточила свою работу на маленькой станции
Кара-Узяк, в 30 верстах от Перовска (ныне — Кзыл-Орда).Станция располагается как бы на большом острове. С од¬
ной стороны — Сырдарья, с другой — Кара-Узяк, с третьей —136
целая сеть озер, соединенных друг с другом мелкими и более
крупными «узяками». Пространство между полотном дороги
и Сырдарьей вследствие разлива представляло собой болоти¬
стую топь с небольшими озерами, на которых ранним утром
и по вечерам ютилось множество куликов. Наши вагоны
были поставлены приблизительно в 200 саженях от станции,
совершенно изолированно, и нам удавалось стрелять по утрам
птиц, спустившись с железнодорожной насыпи.Экспедиция в общей сложности работала в Кара-Узяке
две недели, причем трудовой день длился 12—14 часов.Мы успели обследовать 436 животных.Вечером 23 августа мы приехали в Каган, на станцию, от¬
куда идет 13-верстная железнодорожная ветка в самое сердце
бухарских владений — в город Бухару. Было решено по¬
святить следующий день поездке в этот древний город, где
мне хотелось понаблюдать туземные методы лечения риш¬
ты — гельминта подкожной клетчатки человека, а равно по¬
пытаться добыть препараты ришты от туземных знахарей.В Средней Азии, в районе старой Бухары, долгое время
существовал особый вид гельминтов — ришта. Это длинный
тонкий червь, похожий на волос. Личинка его проникает под
кожу человека и там развивается, причиняя сильные страда¬
ния. Иногда червь может вырастать до 1,5 — 2 метров длиной.
Когда у самки ришты созревают личинки, она начинает раз¬
дражать кожу и в конце концов вызывает небольшой нарыв.
И стоит только человеку погрузить больное место в воду, на¬
рыв моментально прорывается. Из него как из рога изобилия
высыпаются в воду сотни тысяч личинок ришты. В воде ли¬
чинки поселяются в организме мелких рачков — циклопов.
Вместе с водой при питье циклопы, а с ними и личинки
ришты попадают в организм человека.Ришта вызывала у местного населения суеверный страх.
Темные, неграмотные люди тщательно скрывали свое заболе¬
вание, чем способствовали дальнейшему распространению
болезни. Профессор Л. М. Исаев решил покончить с этой
изнурительной болезнью. Он хорошо изучил ришту. Провел
множество бесед с населением. Вместе с местными врачами
взял на учет всех больных риштой, обработал водоемы, чтобы
уничтожить циклопов. Для ликвидации паразитов была раз¬
работана особая методика. И в 1932 году в Бухаре был заре¬
гистрирован последний случай ришты. Теперь такой болезни
на советской земле нет. Она встречается в Иране, Индонезии,
странах Африки и Южной Америки.127
Знахарями, извлекавшими ришту, были цирюльники по
специальности. Они имели свои «приемные» в местах наи¬
большего скопления бухарского населения — на берегах ис¬
кусственных водоемов, так называемых хаузов, где бухарцы
в тени развесистых деревьев, в многочисленных харчевнях
и чайных пили чай и кофе. Мне указали на главный хауз,
Ляби-хауз, где можно было найти как больных риштой па¬
циентов, так и искусных цирюльников-лекарей.Ляби-хауз— один из интереснейших уголков старой Бу¬
хары. Это большой прямоугольный водоем, выложенный ди¬
ким камнем с плитчатыми ступенями, ведущими прямо к воде,
откуда вереницы водоносов черпают кожаными ковшами
воду, наполняя ею громоздкие бурдюки. С одной стороны
хауза — выложенная каменными плитами площадь, на кото¬
рой высится старинная мечеть, украшенная по бокам столет¬
ними деревьями с гнездами аистов на вершине. С трех сторон
к бассейну примыкают харчевни и съестные лавки, где пекут
лепешки, готовят плов, а возле самого берега хауза, на разо¬
стланных кошмах и на специальных деревянных возвышениях
проводит время пестрая толпа бухарцев, истребляя бесчис¬
ленное множество дынь. Здесь же имеется целый ряд откры¬
тых цирюлен, в которых кипит своя работа.Цирюльника — извлекателя ришты нам удалось найти в
одном из переулков возле Ляби-хауза. В небольшой его ком¬
нате на двух гвоздях были навешаны какие-то странные
мотки длинных сухих струн, оказавшихся высушенными эк¬
земплярами ришты. Знахаря пришлось ожидать. Через неко¬
торое время вошел стройный молодой бухарец с окладистой
черной бородой, которому я рассказал цель своего посещения
и просил объяснить способ извлечения ришты и дать препа¬
раты этого паразита. Он вынул глиняную чашку, положил
туда пучок сухих червей, залил водой, нематоды набухли и
приняли свою естественную форму; затем он осторожно
стал рассматривать концы нематод, чтобы выяснить, целы
ли экземпляры, и отложил мне в бутылку несколько длин¬
ных самок с неповрежденными головными и хвостовыми кон¬
цами.Познакомился я и с методами лечения ришты, вернее спо¬
собами ее извлечения. Цирюльник вскрывает абсцесс двумя
крупными иглами, извлекает головку паразита и постепенно
вытягивает его.Присматриваясь к босым ногам гуляющей по набережной
хауза толпы, я увидел у громадного большинства жителей138
темно-багровые пятна, чаще всего на голени — следы преж¬
него пребывания ришты. Невзирая на то что во второй поло¬
вине прошлого века профессор Федченко установил связь
между заболеванием ришты и бухарскими хаузами, невзирая
на все научные завоевания, бухарские жители еще в 1921 году
омывали ноги, изъязвленные паразитом, в этих хаузах. Уто¬
ляя той же водой свою жажду, они самозаражались, прогла¬
тывая промежуточных «хозяев» ришты — рачков-циклопов.
Получался замкнутый круг. Трудами профессора Л. М. Исае¬
ва, как я уже говорил, ришта исчезла у нас полностью и на¬
всегда. И не в этом ли факте как в капле воды отражена роль
нашей науки, внешне очень узкой....В городе Туркестане экспедиции пришлось сделать вы¬
нужденную остановку, так как вагон наш вышел из строя.
Поэтому два с половиной дня работники экспедиции зани¬
мались обследованием гельминтофауны окрестностей этой
станции.3	августа мы выехали в Ташкент. Запланировали в Таш¬
кенте работать преимущественно по ветеринарной и меди¬
цинской гельминтологии. От соответствующих организаций
мы получили право на приобретение внутренностей мелкого
рогатого скота (6 овец и 3 коз).Экспедиция поработала также в прозектории Ташкент¬
ского университета, где нам была предоставлена возможность
произвести вскрытие трех трупов. Мы еще раньше выяснили,
что здесь чрезвычайно распространен эхинококкоз.В чем заключались причины его распространения? Боль¬
шой бедой в медицине является тот факт, что врачи-медики
не умели ни обнаруживать, ни распознавать гельминтов. Мно¬
гие опаснейшие заболевания ошибочно считались чрезвы¬
чайно редкими, а потому о них врачи, как правило, не имели
ни малейшего представления. Нам необходимо было иметь
ясную картину — какие паразиты и в каких органах локали¬
зуются у человека. Без этого нельзя было приступить к вы¬
работке оздоровительных мероприятий. На эти важные во¬
просы мог дать ответ только мой метод полных гельминтоло¬
гических вскрытий.Применение этого метода позволило обнаружить ряд гель¬
минтов в таких органах и тканях, куда обычно исследователи
и не заглядывали. При этом полностью исследуются все без
исключения органы. Вскрытия по этому методу требуют боль¬
шого времени и тщательности. Так, для полного вскрытия
взрослого человека необходимы 5—6 рабочих дней.139
Итак, впервые в мире полное гельминтологическое вскры¬
тие трупа человека было произведено в августе 1921 года
в Ташкенте, в прозектории Государственного университета.
В университете к нашей работе отнеслись очень серьезно и с
глубоким уважением. Мы же в свою очередь были благодарны
сотрудникам университета, оказавшим нам большую помощь
в работе. Вскрытие мы производили тщательно, трудились
по 12—14 часов в сутки....Мы все жили в своем вагоне, который стоял на станции
в тупике. Очень часто мы видели группы беспризорников,
сидящих на рельсах недалеко от нашего вагона. Здесь они
делились трофеями, добытыми на базаре, здесь же в пустых
вагонах они спали ночью. Лиза по моей просьбе свела с ними
близкое знакомство. Однажды она прошла к ним, села на
рельсы и разложила возле себя коробочки. Ребята, естест¬
венно, заинтересовались, почему она сидит в стороне от на¬
шего жилища. Ребята давно уже знали нас всех, но мы их не
привечали, опасаясь, не без основания, что они все у нас рас¬
тащат.Любопытство заставило ребят подойти к Лизе и начать
с ней разговор. Она рассказала им о целях нашей работы.
Узнав, что эти коробочки предназначены для собирания кала
и последующего его исследования на предмет выяснения, за¬
ражен ли человек «глистами» или нет, ребята опешили. Они
долго и громко смеялись, узнав, чем нужно наполнить коро¬
бочки, а затем забрали их и пообещали наполнить их, чем
надо. Лиза сказала ребятам, что экспедиция заплатит им не¬
большие деньги. Это опять привело ребят в неописуемое
изумление.К вечеру мы получили от них копрологический материал.
Ребята подружились с Лизой. Их крайне интересовало: что
же мы будем делать с содержимым коробочек. Поэтому мы
разрешили им посмотреть в микроскопы. Естественно, мы
нашли в полученном материале большое количество яиц
гельминтов, и ребята были чрезвычайно удивлены всем, что
увидели. Они прониклись к нам большим уважением и стали
приносить для вскрытий кошек, мышей, жаб и лягушек.Как-то в один из дней, когда к нам поступил большой ма¬
териал и мы все были очень заняты, Лиза попросила ребят
сбегать на базар и купить на всю нашу братию арбузов и
дынь. Парнишки, взяв деньги, убежали. Мы все стали уверять
Лизу, что ни ребят, ни денег она не увидит больше. Но Лиза
была убеждена, что мальчишки выполнят ее просьбу. И ока¬
залась права. Они принесли все покупки и отдали сдачу до
копейки. Все излишки продуктов мы отдавали беспризорни¬
кам. Мы были спокойны за сохранность вещей в нашем ва¬
гоне, знали: у нас беспризорники ничего не стащат.В то время в городе свирепствовали инфекционные забо¬
левания, особенно желудочные. Умирало много беспризорных
детей, ведь они питались объедками, спали на вокзалах, в за¬
брошенных домах. Но помочь мы могли тогда только кучке
наших соседей. Они вызывали у всех острую жалость. Госу¬
дарство, используя все возможности и средства, боролось с
беспризорностью, определяло ребятишек в детские дома.
И все же беспризорных было много. А с каждым новым же¬
лезнодорожным составом в Ташкент прибывали толпы бес¬
призорных, гонимых сюда голодом из Центральной России.
Ведь Ташкент считался «городом хлебным». Особенно богаты
были базары,— арбузы, дыни, яблоки, виноград...Советская власть оказывала Туркестану огромную помощь.
Восстанавливались разрушенная басмачами ирригационная
сеть, хлопкоочистительные заводы, была установлена поощ¬
рительная оплата за хлопок и прочее. Край преображался.
Но что больше всего поражало нас, так это культурная рево¬
люция, которая небывалыми темпами осуществлялась в этих
некогда отсталых краях.Мы вспомнили с Лизой нашу жизнь в Туркестане в 1905 —
1911 годах. Мы были тогда в Самарканде, Ташкенте, Чим¬
кенте, Аулие-Ата, и нигде я не видел школ для местного, как
тогда называли, «тз'земного» населения. Существовали тогда,
но далеко не везде мусульманские школы, где детей застав¬
ляли зубрить коран. Дальше этой зубрежки обучение не шло,
и дети выходили из этой школы совершенно неграмотными.
Но даже такие школы были не для всех.Богатые семьи посылали своих детей учиться в русско-
туземные школы, где преподавание велось только на русском
языке. Таких школ в Туркестане было очень мало. А высшего
учебного заведения в то время в крае не существовало ни
одного.И вот приезжаем мы в Туркестан в трудный 1921 год.
И что же видим? В Ташкенте работают Санитарно-бактерио-
логический институт, Высшая медицинская школа. Но самое
поразительное — открыт Туркестанский государственный
университет. Молодая республика Советов позаботилась об
этом. В 1920 году университеты Петрограда и Москвы по¬
могли Ташкентскому университету оборудовать деканаты,141
библиотеки, лаборатории. В апреле того же 1920 года профес¬
сорско-преподавательский состав университетов, захватив с
собой лабораторное оборудование и библиотеку в 20 тысяч
книг, прибыл в Ташкент. К осени пришли еще пять эшелонов
с оборудованием, научной литературой, приехали новые пре¬
подаватели. 7 сентября 1920 года Владимир Ильич Ленин
подписал декрет Совнаркома об организации в Ташкенте Тур¬
кестанского государственного университета.В университете были открыты физико-математический,
технический, социально-экономический, историко-филологи¬
ческий, педагогический, медицинский и сельскохозяйствен¬
ный факультеты. Училось около 1500 студентов. Это потря¬
сает, если вспомнить, в какое время Советское правительство
занималось такими проблемами. Поскольку в старом Турке¬
стане почти не было национальных учительских кадров, их
надо было создавать. Поэтому были созданы краткосрочные
курсы по подготовке учителей. Действовали школы 1-й и 2-й
ступени, причем число их росло со сказочной быстротой.
Велась огромная работа по ликвидации неграмотности среди
взрослого населения. Мы были в одной из подобных школ.
В ней занимались не только молодые, но и совсем старые
мужчины. Женщин на этих занятиях тогда, конечно, не было.
Для них создавались отдельные школы, но привлечь их туда
было очень трудно. В том же 1920 году в Ташкенте открылся
Высший педагогический институт имени К. А. Тимирязева.Таким предстал перед нашими глазами новый, советский
Туркестанский край...Следующий наш пункт — станция Голодная Степь. В боль¬
шом количестве мы вскрывали самых разнообразных живот¬
ных, включая ежей, летучих мышей, сусликов, домашних мы¬
шей. Здесь мы обнаружили чрезвычайное богатство парази¬
тических червей. Работали с раннего утра до захода солнца.Инженеры голодностепской оросительной системы предо¬
ставили нам лошадей для поездки за 25 километров в сторону
от станции, в местность Сардаба. Мы обследовали и ее. Я вол¬
новался, посылая туда людей. Время было очень неспокой¬
ным: в Фергане, Самаркандской области, в Бухаре и Хорезме
бесчинствовали басмаческие банды. Почти на каждой стан¬
ции, где мы останавливались, мы слышали рассказы о басма¬
чах. Они были хорошо вооружены и обмундированы. Снаб¬
жали их англичане.Шайки басмачей в одном месте долго не задерживались,
они переходили из одного уезда в другой, уклоняясь от откры¬142
того боя с регулярными советскими частями. В кишлаках у
басмачей были свои осведомители — муллы, торговцы, сооб¬
щающие им сведения о передвижении отрядов Красной Ар¬
мии и о мерах и действиях Советской власти. Однако все
понимали, что басмачество доживало последние дни.За Байрам-Алийским оазисом железная дорога вступает
в самую большую пустыню Туркестана — Каракум, прости¬
рающуюся от Аральского моря почти до афганской границы
и занимающую около 260 тысяч квадратных верст. Перед на¬
шими глазами расстилалось грандиозное песчаное море.
Этому, кажется, нет границ. Барханы, такыры, иногда заросли
саксаула.Здесь обитают животные, которые совершенно не подвер¬
гались гельминтофаунистическому изучению. Мы прорабо¬
тали здесь три дня, а затем наш путь лежал на станцию Рёпе-
тек. Несколько домиков служащих с заброшенным депо и
разрушенной, некогда действовавшей опытной станцией для
изучения среднеазиатских песков, организованной Географи¬
ческим обществом, — вот и весь Репетек. Перед станцией, на
высоком холме, — большое кладбище, а вокруг на сотни
верст — бесконечные барханы, столь красивые при восходе и
закате жгучего туркестанского солнца.Мерв был конечным пунктом нашего пути. Надо было
возвращаться домой. Обратный путь был чрезвычайно тяжел:
от Ташкента до Москвы мы ехали 57 дней. На каждой стан¬
ции из-за недостатка паровозов мы задерживались на не¬
сколько дней. В Тургае нас застали холода: снег проникал
во все щели неприспособленной к холоду «теплушки». При¬
шлось всем перекочевать в классный вагон, в котором не было
ни одного стёкла. Мы раздобыли фанеры и забили ею окна.
На несколько окон фанеры не хватило, и мы завесили их
одеялами. Установили в вагоне железную печурку, трубу вы¬
вели в окно. Когда топили печурку, было жарко, но как
только огонь потухал, наступал пронизывающий холод.11 ноября 1921 года мы наконец прибыли в Москву на
станцию Сортировочная. Ни у кого из нас не было зимней
одежды. На детей мы с Лизой надели все, что у нас было.
Оставив всех в вагоне, мы с Виттенбергом в летних костюмах
и в соломенных шляпах двинулись домой, за теплыми вещами.
Дрожа от холода, мы уговаривали извозчика ехать побыстрее,
а публика, глазевшая на нас с недоумением, по-видимому,
принимала нас за душевнобольных, улизнувших из психиат¬
рической клиники.143
Так закончилась туркестанская гельминтологическая экс¬
педиция; все ее участники вернулись живыми и здоровыми.
Мы привезли огромной ценности гельминтологический мате¬
риал из Средней Азии, да притом в таком колоссальном ко¬
личестве» что его обрабатывали и изучали свыше 20 лет. Все
тяжелое, грустное быстро забылось, и в памяти сохранилось
только самое хорошее и самое светлое.По возвращении туркестанской экспедиции в Москву весь
инвентарь гельминтологического отдела ГИЭВ был полно¬
стью перевезен из Кузьминок в Москву, в помещение кафед¬
ры паразитологии Ветеринарного института.Наступил, как я его зову, «пименовский период» нашей
деятельности.
ПО БЕЛЫМ ПЯТНАМ НА КАРТЕНачало «золотого века» советской
гельминтологии, — 21-ая экспеди¬
ция.—Мои первые ученики.—Воз¬
мущение хирурга Разумовского. —
Обследование шахтеров Донбасса.—
Мужество горняков.—Выход в свет
двухтомного труда «Гельминтозы че¬
ловека».Этот период без преувеличе¬
ния можно назвать началом «золотого века» советской гель¬
минтологии.Четырехлетняя работа первых в стране гельминтологиче¬
ских учреждений создала советской гельминтологии между¬
народный авторитет. Здесь начала работать со мной плеяда
старших моих учеников: Г. Г. Виттенберг, Р. С. Шульц,
А. М. Петров, Н. П. Попов, Э. М. Ляйман, И. М. Исайчиков,
Б. Г. Массино; здесь получили свое гельминтологическое
образование медицинские врачи — В. П. Подъяпольская,
П. П. Попов, П. Г. Сергиев. Здесь зародилась первая научная
ассоциация гельминтологов: постоянная комиссия по изуче^
нию гельминтофауны СССР; здесь же рождались разные идеи
и планы, которые впоследствии полностью или частично пре¬
творялись в жизнь. За четыре года мы провели двадцать одну
специализированную экспедицию.Отсюда гельминтологическая наука стала распростра¬
няться в Омск, Казань, Ереван, Харьков, оформляясь то в
виде кафедр паразитологии при ветеринарных институтах,
то в виде гельминтологических отделений научно-исследо¬
вательских учреждений по линии медицины и ветеринарии.
Здесь был заложен тот прочный фундамент, на кото¬
ром выросла основная гельминтологическая как научная, так
и учебная и популярная литература. Здесь закреплялась жи¬
вая связь с периферией. Сюда стали приезжать со всех кон¬
цов СССР все, кто хотел стать гельминтологом, посвятить
свою дальнейшую деятельность изучению этой специально¬
сти. Отсюда началась деловая связь с различными ветери-Ю К. И. Скрябин145
парными, медицинскими и биологическими организациями,
которые, присматриваясь к нашей работе, постигали сущ¬
ность, смысл и цель советской гельминтологической науки.Наша работа в Пименовском переулке проходила в обста¬
новке, совершенно непохожей на официальный стиль обыч¬
ных научных лабораторий. Своеобразие это сказывалось и в
наших взаимоотношениях, и в распорядке дня, и в самом обо¬
рудовании комнат.Начну с людей. Поскольку наука была молодой, неизве¬
данной, новой, не сулящей ее приверженцам никаких мате¬
риальных благ, не приобретшей еще ни популярности, ни ав¬
торитета, постольку работали здесь люди, которые были
по-настоящему, бескорыстно заинтересованы в гельминтоло¬
гической науке. А такие кадры, как правило, меньше всего
подвержены «текучести».Моя старая гвардия — Шульц, Петров и многие другие,
войдя в учреждение, оставались работать в нем долгие годы.
Если же многие из моих старших учеников и покидали меня,
то в большинстве затем, чтобы возглавить кафедру или науч¬
но-исследовательское учреждение на периферии.Работа каждого из нас не была ограничена никаким ли¬
митом времени: трудись сколько хочешь и сколько можешь,
в любые часы утра, дня, вечера и первой половины ночи. Про¬
ще говоря, сотрудники, так же как и я, по многу дней жили
в лаборатории. Я в те годы был не очень загружен дополни¬
тельными обязанностями, к гельминтологии не относящимися,
поэтому из лаборатории никуда не отлучался, частенько но¬
чевал на коричневой оттоманке в своем кабинете. Нередко
вечером в Пименовский приходила и Лиза с детьми.Подобный образ жизни вели и многие научные работники
и стажеры.Нередко бывало так. Около 12 часов ночи заканчивается
очередное заседание постоянной комиссии по изучению
гельминтофауны СССР. Но дискуссия не закончена, далеко
не все вопросы оказались освещенными. Надо продолжить
обмен мнениями. Разогревается большой «коммунальный»
чайник, появляется студенческая закуска, все с аппетитом
ужинают, беседуют. Петр Петрович Попов начинает рас¬
сказывать о своем кругосветном путешествии, о зарубежной
гельминтологии. Смотрим на часы — три часа ночи. Ясно
всем, что придется ночевать в помещении кафедры. Выдви¬
гаются рабочие столы, которые устанавливаются вокруг боль¬
шой печи в середине общей лаборатории. В нее подбрасы¬146
ваются дрова. Спать укладываемся на столах. Но неудобств
никто не замечал, все спали здоровым и крепким сном и ут¬
ром вскакивали свежими и бодрыми, чтобы начать новый тру¬
довой день. Уборщица приходила будить нас в 8 часов утра,
так как надо было быстро прибрать лабораторию, поскольку
с 9 часов в этой же комнате я читал лекции студентам.Помню и такие сценки. Легли спать. Я лежу в кабинете,
а Виттенберг — в соседней с кабинетом комнате. Вдруг слышу
в фанерную стенку негромкий стук и тихий голос: «Вы не
спите?» Я откликаюсь, открываю дверь, ко мне входит Вит¬
тенберг. У него блеснула интересная идея, которой он захо¬
тел со мною поделиться. Обсуждаем взволновавший его во¬
прос, после чего засыпаем.Осенью 1921 года, когда наша экспедиция возвратилась
из Средней Азии, а экспедиции Исайчикова — с Карского и
Баренцева морей, научно-исследовательская работа в Пиме¬
новском била ключом. Виттенберг, окончив изучение новой
трематоды из трахеи казахстанского пеликана, принялся за
изучение циклоцелиид — особого вида трематод, поражаю¬
щих дыхательную систему птиц. Исайчиков занимался раз¬
работкой гельминтов, собранных от морских рыб арктической
зоны, Массино изучал трематод птиц. Я оформлял ряд работ
по гельминтофауне животных Донской области.Постоянным посетителем нашей кафедры был Н. П. По¬
пов, официально считавшийся эпизоотологом ГИЭВа, а фак¬
тически работавший по гельминтологии.Помимо ассистентского и препараторского персонала в
штате гельминтологического отдела состоял художник Дол¬
гов и переводчица Властова.В это время организованный в Петрограде ветеринарный
вуз без моего ведома, а значит, и согласия избрал меня про¬
фессором паразитологии. Однако я не имел возможности
ездить на лекции, и кафедра паразитологии там долго оста¬
валась вакантной. Студенты, оканчивающие этот институт,
не получали необходимых гельминтологических знаний.Успех туркестанской экспедиции был настолько значите¬
лен, что в декабре 1921 года, через месяц после нашего воз¬
вращения, я дерзнул представить в Ветупр доклад об органи¬
зации специальной гельминтологической выставки. Цель вы¬
ставки была очень серьезной. От гельминтов, вызывающих
тяжелые заболевания, страдало население. А о самих гель¬
минтах люди в то время почти ничего не знали, профилактика
не проводилась, лечения, можно сказать, не было. От гель¬147
минтов страдали и домашние животные. Причем тяжелые за¬
болевания скота, вызываемые гельминтами, наносили стране
огромный экономический ущерб. Мое предложение Ветупр
одобрил. Правда, денег я на это дело в конечном счете не
получил, поскольку в 1923 году готовилось открытие Всерос¬
сийской сельскохозяйственной выставки. Тем не менее сам
доброжелательный отклик уже говорил о многом.В 1922 году я задумал крупное издание, каким еще не рас¬
полагала литература: «Основы ветеринарной и медицинской
гельминтологии». Первая часть этого труда должна была
включать «Биологические основы паразитологии». Но работа
разрослась и выкристаллизовалась в самостоятельную книгу
«Симбиоз и паразитизм в природе».13 февраля 1922 года я прочитал первую лекцию по гель¬
минтологии для медицинских врачей на курсах по малярии
и тропическим болезням, организованных Тропическим ин¬
ститутом. Лекция была посвящена роли паразитических чер¬
вей в патологии. Приятно было видеть, с какой жадностью
слушали курсанты основы новой для них науки.Свою первую лекцию я опубликовал отдельной брошюрой
«Гельминтология и медицина», она вышла в свет в 1923 году.
Я ее считаю как бы эмбрионом двухтомной монографии
«Гельминтозы человека» Скрябина и Шульца, которая была
издана в 1929—1931 годах. Много лет спустя я нашел эту
брошюру. В ней, в частности, говорилось:«Гельминтозные заболевания широко распространены по
всему земному шару. Новейшие медицинские издания пест¬
рят данными, свидетельствующими о невероятном росте гли¬
стных заболеваний, которые местами захватили чуть ли не
все население. Обилие клинического материала и злокаче¬
ственное течение многих гельминтозных заболеваний заста¬
вили врачей отнестись более вдумчиво и серьезно к этому
типу болезней, в результате чего накопились данные, красно¬
речиво свидетельствующие о том, что паразитические черви
являются опаснейшими врагами.В связи с этим моя лаборатория приступила к системати¬
ческому обследованию фауны паразитических червей г. Мо¬
сквы, изучение коей поручено доктору В. П. Подъяпольской.
Исследуются трупы по особому, разработанному мною ме¬
тоду, позволяющему производить не только качественный
анализ состава гельминтофауны, но и количественный учет
всех гельминтов, которым заражен (инвазирован) данный
индивид.148
Почему же до сего времени гельминтология не привилась
к медицине, не заняла в ней подобающего места? Причин
много; особо остановимся на вопросе преподавания биологии
в медицинских институтах. Здесь слабо изучают паразитиче¬
ских червей и по традиции считают последних объектами не
медицины, а чисто зоологической науки. И вот результат:
гельминтологами являются в большинстве случаев не врачи,
а натуралисты, которые, конечно, не могли развивать эту
науку в медицинском направлении, вследствие чего гельмин¬
тология и не занимает подобающего ей места».В то время, когда я читал эту лекцию, мы уже знали
113 различных видов паразитических червей, для которых
человек являлся «хозяином» *; локализоваться в организме
гельминты могут в большом количестве и не редки случаи
комбинированных заражений, когда у человека одновре¬
менно встречаются несколько видов гельминтов.Уже тогда, в своей первой лекции для врачей, я подчерк¬
нул, что в противоположность общепринятому мнению, будто
гельминты локализуются только в органах пищеварительного
тракта, современная гельминтология учит, что все органы и
все ткани могут быть заражены червями. В дыхательных, мо¬
чевых органах, в кровеносной и лимфатической системах,
в подкожной клетчатке, в костной ткани, в мышцах, в клет¬
ках мозга, сердца и т. д. могут паразитировать черви. В пато¬
логии человека паразитические черви играют большую роль,
а потому медицина должна с ними бороться.Задача медицинской гельминтологии: изучение червей,
заражающих человека. Медику необходимо быть знакомым
с гельминтологической диагностикой, уметь определить тот
вид гельминта, которым заражен его больной, а для этого
ему следует изучать и знать систематику паразитических чер¬
вей. Знание морфологии и систематики гельминтов необхо¬
димо для научной диагностики гельминтозных заболеваний
человека. Врач должен знать биологию паразита, быть знако¬
мым с его циклом развития, уметь ориентироваться в вопросе
о промежуточном «хозяине» и т. д.Здесь я хочу немного отвлечься и вспомнить язвительные
фельетоны, которые бытовали у нас еще совсем недавно и в
которых высмеивались научные работы, посвященные изуче¬
нию циклов развития гельминтов и других проблем гельмин¬*	Ныне известно уже свыше 250, но и эта цифра ниже действи¬
тельной, так как далеко не все изучено в этой области.149
тологии. Только невежда, абсолютно не разбирающийся в во¬
просах науки, может сочинять подобные вещи. Большинство
гельминтов приносит огромный ущерб народному хозяйству
и здоровью населения. А для того чтобы знать, как с ними
бороться, необходимо их детально исследовать, изучать их
промежуточных «хозяев». Например, не изучив циклопов*
профессор Л. М. Исаев не смог бы ликвидировать изнури¬
тельное заболевание, вызываемое риштой. И очень жаль, что
люди, не разбирающиеся в этих вопросах, люди невежествен¬
ные, порой тормозят развитие науки, причиняя этим большой
ущерб государству.И если сейчас гельминтология завоевала ветеринарию, то
в медицине она еще не заняла подобающего ей места. И я
считаю своим долгом продолжать начатую мною в начале
20-х годов борьбу за завоевание гельминтологией медицины
и борьбу с невежеством самих врачей в этом вопросе...Итак, в лекции, прочитанной мною медикам 13 февраля
1922 года, я указал, что врач не имеет права игнорировать
такую необходимую для него науку, как гельминтология.
Свою лекцию я закончил основным выводом: необходимо
организовать доцентуру по медицинской гельминтологии и
гельминтозным заболеваниям на медицинских факультетах —
вот мой лозунг, диктуемый жизнью, вот единственный путь
для создания кадров эрудированных специалистов *.В 20-е годы для распространения гельминтологических
знаний среди медиков многое сделал Институт тропической
медицины, директор которого Е. И. Марциновский постоянно
оказывал мне необходимую помощь. Сам Марциновский был
врачом-маляриологом, но он очень интересовался гельмин¬
тологией и прекрасно понимал ее значение. Он был аккурат¬
ным слушателем моих лекций, не пропустил ни одной, как
бы проходя курс этой науки.Марциновский и нарком здравоохранения Семашко спо¬
собствовали созданию гельминтологического отдела в Тро¬
пическом институте. Именно здесь, в Тропическом институте,
в нашей гельминтологической лаборатории воспиталась пер¬
вая плеяда медицинских врачей-гельминтологов.*	Это говорилось в 1922 году, однако в медицинских институтах
и по настоящее время доцентура по гельминтологии отсутствует. В ре¬
зультате подавляющая масса врачей выходят из медицинских вузов
полуграмотными в гельминтологическом отношении и сейчас, в
1969 году.150
Одним из первых моих учеников-медиков была Варвара
Петровна Подъяпольская, ныне доктор медицинских наук,
профессор, член-корреспондент Академии медицинских наук
СССР, лауреат Государственной премии. Она пришла ко мне
в 1922 году совсем еще молоденьким врачом. Рассказала, что
окончила Высшие женские медицинские курсы (впоследст¬
вии эти курсы были переименованы во 2-й Московский меди¬
цинский институт), четыре года работает в Саратове орди¬
натором в терапевтической клинике, но по личным мотивам
хочет уехать из этого города навсегда. И вот теперь Варвара
Петровна приехала в Москву искать работу. Совершенно слу¬
чайно наткнулась она на Тропический институт, а в нем —
на мою лабораторию. О гельминтологии она имела самое
смутное представление.Я смотрел на молодое лицо, полное энергии и силы, на
глаза, искрящиеся той любознательностью, которая говорит
о пытливости ума, и мне показалось, что если этот человек
увлечется гельминтологией, то отдаст ей все свои силы и
жизнь. И мы разговорились. Я говорил о тех огромных проб¬
лемах, которые стояли перед гельминтологией, о ее значении
в жизни общества. Подъяпольская с большой охотой дала
согласие работать в нашей лаборатории.Работа в Тропине, как мы называли Тропический инсти¬
тут, была очень напряженной. Задач и проблем — необъятное
количество. Трудились мы с азартом. В то время мы стали
изучать зараженность гельминтами детей. Мне удалось дого¬
вориться с Софийской (ныне Филатовской) детской больни¬
цей о возможности вести у них работу.Подъяпольская оправдала мои ожидания — она очень
увлеклась работой, на моих глазах постепенно вырастала в
настоящего ученого. Работая в детской клинике, Варвара Пет¬
ровна установила, что и дети Москвы могут быть заражены
трихостронгилидозной инвазией. Это была очень важная на¬
ходка, так как считалось, что трихостронгилидозы встреча¬
ются только у жителей тропиков. Они были известны только
в Египте, Индии и Японии.Вместе с врачами Подъяпольской, Санкиным и Лимчером
я описал первый случай обнаружения в СССР парагонимоза
легких у человека. Основными районами парагонимоза счита¬
лись страны Восточной Азии. В Америке описанный случай
(в Перу) рассматривался как завозной. В Европе был описан
всего один случай парагонимоза. В России же парагонимоз
ни у людей, ни у животных никогда никем не распознавался.151
Заболевание это тяжелое. Личинка возбудителя парагони-
моза, попадая с пищей (крабы) в кишечник, проникает
дальше в брюшную полость, прободает диафрагму и через
плевру проникает в легкие. Гельминт может также попадать
в печень, мозг и другие органы. Соответственно с этим ме¬
няется и клиническая картина заболевания.Та пропаганда, которую мы усиленно проводили, наша
практическая работа и печатные труды скоро дали заметные
результаты. К нам в лабораторию в Тропическом институте
стекалось много различного народа на консультацию. Вна¬
чале шли больные, а потом и врачи; появились у нас и ста¬
жеры. Мы получали для консультации гельминтологические
материалы из самых различных точек страны.Консультационная работа возрастала буквально с каждым
днем, причем в основном ее проводила Подъяпольская, при¬
бегая по мере надобности к моей помощи. Подъяпольская
принимала гельминтозных больных. Тропический институт
имел свою небольшую клинику, главным образом малярио-
логическую; наиболее серьезных больных гельминтозом мы
помещали туда, проводя лечение в стационаре.Шла большая консультационная работа и в Москве. В это
время нас интересовал вопрос цистицеркоза * человека. Из
Яузской больницы обратились ко мне с просьбой дать кон¬
сультацию. История была такова: умерла молодая женщина
24 лет с симптомами нервно-психического заболевания. При
вскрытии мозга у нее оказался цистицеркоз. Препарат мозга
прислали мне и направили из больницы врача с просьбой дать
ему консультацию по этому заболеванию и указать соответ¬
ствующую литературу.Я, конечно, воспользовался этим случаем и постарался
заинтересовать врача проблемами гельминтологии, и в част¬
ности цистицеркозом. По статистическим данным, цистицер¬
коз считался редким заболеванием, я же был убежден, что
эта «редкость» объясняется только тем, что врачи и даже па¬
тологоанатомы не умеют его диагностировать.Прошло немного времени, и в этой же Яузской больнице
произошел аналогичный случай. Умер больной с диагнозом
нервно-психического заболевания, при вскрытии же обнару¬
жился опять цистицеркоз мозга.*	Цистицеркоз — заболевание, вызываемое паразитированием в
тканях животного или человека цистицерка — пузырчатой личинки
ленточного гельминта.152
Профессор Давыдовский обратился ко мне с просьбой
прочесть врачам Яузской больницы доклад о цистицеркозе.
Я постарался наиболее полно осветить этот вопрос, причем
в Яузской больнице по моему совету было принято решение
производить полное гельминтологическое вскрытие мозга во
всех тех случаях, где можно заподозрить по клинической
картине цистицеркозное заболевание мозга. За 10 месяцев
при вскрытиях обнаружили 11 случаев цистицеркоза мозга.Это привело меня к мысли, что необходимо выяснить наи¬
более близкий к истине процент заболевания цистицеркозом
и объявить страшной болезни беспощадную борьбу. Мне во
многом помог доктор Черваков из Минска. Он был в те годы
прозектором патологоанатомической кафедры Минского ме¬
дицинского института и решил получить еще квалификацию
гельминтолога. Получив у нас в лаборатории обстоятельную
консультацию, Черваков в Минске начал производить полное
гельминтологическое вскрытие мозга по моему методу во всех
случаях, в которых можно было предположить цистицеркоз.
В короткий срок он обнаружил 20 случаев!В дальнейшем я стал все больше и больше получать мате¬
риал от глазных врачей, извлекавших из глаза человека цис-
тицеркозных гельминтов. И у врачей началось складываться
впечатление, что число заболеваний цистицеркозом увеличи¬
вается. Я доказывал, что это не так, что просто стала расти
эрудиция врачей в области гельминтологии.Очень показателен такой случай. Когда я работал началь¬
ником донбасской экспедиции, мне преподнесли оттиск одной
работы, которая меня поразила своей неожиданностью. Док¬
тор Балабонина, работавшая в Донбассе, только в одном
районе обнаружила 20 случаев цистицеркоза глаз. Она на¬
писала работу, которую озаглавила «Эпидемия цистицеркоза
глаз у горнорабочих Донбасса». Эта ее формулировка была
неверна потому, что ни о какой эпидемии говорить не при¬
ходилось. Просто был эрудированный врач, который умел
распознать цистицеркоз, а другие врачи не умели, и заболе¬
вание это-у них ни в истории болезни, ни в актах вскрытия
трупов не значилось.Проблема цистицеркоза волнует меня и по нынешний
день. Финноз свиней у нас пока что не ликвидирован полно¬
стью, а отсюда сохраняется возможность заражения человека
цистицеркозом — через непроваренное и непрожаренное
мясо. Вот почему необходимо усиление комплексных медико¬
ветеринарных мероприятий для полной ликвидации этого153
страшного заболевания. Об этой задаче ни на одну минуту
не должны забывать как органы здравоохранения, так и ве¬
теринарная служба.В 1922 году коллектив гельминтологов объединился в
научную ассоциацию: «Комиссию по изучению гельминто-
фауны России». Первое заседание комиссии открылось
20 января 1922 года; присутствовали многие профессора и
преподаватели Московского и Ленинградского ветеринарных
институтов.Организовав комиссию, мы получили возможность соби¬
раться и обсуждать в своем гельминтологическом коллективе
вопросы, связанные с нашей специальностью. Помимо этого,
необходимо было популяризировать гельминтологию в дру¬
гих научных организациях, внедрять ее в различные отрасли
медицины, ветеринарии, знакомить с ее проблемами биологов.В 1922 году мы и принялись за такую работу. Прежде
всего я довольно часто делал доклады на научных конферен¬
циях Московского ветеринарного института. В октябре
1922 года я выехал в Петроград, где выступил с докладом
«Гельминтология и ветеринария» в Российском ветеринар¬
ном обществе и на научном заседании совета Петроградского
ветеринарно-зоотехнического института.Пропаганда в медицинских организациях была крайне не¬
обходима, поскольку в них господствовали архаические воз¬
зрения на гельминтологию, лечение проводилось прадедов¬
скими методами.С конца 1921 года я начал регулярно освещать новости
медицинской гельминтологии на заседаниях научной конфе¬
ренции Тропического института. Был использован в этих
целях и VI съезд врачей бактериологов и эпидемиологов, на
котором 8 мая 1922 года я прочитал доклад «Новейшие за¬
воевания в области экспериментальной медицинской гельмин¬
тологии».11	июля 1922 года Ученый совет ГИЭВ решил издавать
свой печатный орган. Рассмотрев и утвердив положение о
журнале «Труды Государственного института эксперимен¬
тальной ветеринарии», Ученый совет избрал меня редактором
этого журнала. «Труды» стали выходить в свет с 1923 года.Поскольку научная продукция гельминтологического от¬
дела ГИЭВ была достаточно солидной, в то время как неко¬
торые другие отделы ГИЭВ не развертывали своей работы
надлежащими темпами, естественно, что в первых выпусках
«Трудов» было много гельминтологических работ.154
В один из вечеров мы с Е. И. Марциновским вели разго¬
вор о необходимости организовать журнал, посвященный тро¬
пической медицине. Обсудив вопрос с разных точек зрения,
мы решили: ходатайствовать об издании с 1923 года «Русского
журнала тропической медицины», издавать его под редакцией
Марциновского и Скрябина. В качестве секретаря редакции
мы решили пригласить П. П. Попова. В этом медицинском
журнале мы ввели отдел «Гельминтология и глистные бо¬
лезни», которым я стал заведовать. Журнал этот выходит и
по нынешний день. За 45 лет он несколько раз менял свое на¬
звание. В настоящее время он называется «Медицинская пара¬
зитология и тропические болезни». Ответственным редакто¬
ром его является директор Тропического института П. Г. Сер^
гиев, а я в последние годы — член редколлегии.В своем отделе я стремился концентрировать материал по
медицинской гельминтологии. Я считал, что опубликование
этого материала вызовет более серьезное отношение к гель¬
минтологии. Мы стремились заинтересовать периферийных
врачей и охотно печатали их статьи. В то время каждая такая
статья играла большую пропагандистскую роль.Я помню нашу статью с доктором А. Н. Пашиным «Слу¬
чай аскаридоза печени ребенка». Теперь есть специальная
книга, посвященная этому вопросу, а тогда мы рассказали в
журнале об этом печальном случае, чтобы привлечь к нему
внимание врачей, поскольку аскаридоз * печени наблюдался
гораздо чаще, чем думали.Мы описали внедрение аскарид в желчные протоки печени
ребенка двух с половиной лет. Вскрытие показало, что все
печеночные протоки были забиты аскаридами. Мы опублико¬
вали сообщение ординатора Владимирской губернской дет¬
ской больницы доктора В. Танкова о четырех случаях аскари¬
доза у детей.Я стремился заинтересовать гельминтологической темати¬
кой как можно большее количество журналов. В журнале
«Успехи экспериментальной биологии», возглавляемом про¬
фессором Н. К. Кольцовым, я поместил свою статью об экс¬
периментальной гельминтологии, в которой знакомил чита-
телей-биологов с новейшими достижениями моей науки.Статьи на гельминтологические темы я старался поместить
в самых разных научных журналах. Популяризировал свою*	Заболевание, вызываемое паразитированием в кишечнике аска¬
рид (круглых червей).155
науку в саратовском «Вестнике микробиологии и эпидемио¬
логии», в «Русском гидробиологическом журнале», в «Науч¬
ных известиях Смоленского государственного университета».В 1923 году вышла в свет моя книга «Нематоды пресновод¬
ной фауны Европейской и отчасти Азиатской России». Ко¬
нечно, сегодня эта книга крайне устарела, однако в те годы
она была основным пособием для определения нематод, по¬
скольку других руководств ни в русской, ни в зарубежной
литературе не имелось. В предисловии к этой книге я писал:«В настоящей работе мною сделана попытка собрать и
охарактеризовать всех паразитических нематод, имеющих от^
ношение к пресноводной фауне Европейской и отчасти
Азиатской России, разгруппировать их, поскольку поззоляют
современные данные систематики по родам, семействам и
подотрядам и дать каждой из этих таксономических единиц
по возможности краткий и исчерпывающий диагноз. Номен¬
клатура и система мною принята новейшая, согласно послед¬
ним работам лучших специалистов, в связи с чем и содержа¬
ние настоящего выпуска в значительной степени разнится
как по объему, так и по существу о г работы Линстова «Нема¬
тоды пресноводной фауны Германии». Достаточно указать,
что Линстов описывает всего лишь 32 рода, в то время как
количество родов, охарактеризованных в настоящей книге,
достигает 61. Кроме того, Линстовым не было сделано по-
у пытки объединить рода в семейства, на что здесь обращено
по возможности серьезное внимание».Кстати, в этой книге впервые фигурировал новый подот¬
ряд, несколько новых семейств и новое подсемейство.Значительным событием 1923 года являлось включение
«Комиссии по изучению гельминтофауны России» в состав
Зоологического музея Российской Академии наук.Еще в 1922 году, в один из своих приездов в Петроград,
я вошел в Академию наук с ходатайством принять гельмин-
тофаунистическую комиссию в состав Зоологического музея.
Просьба моя была удовлетворена. От директора Зоологиче¬
ского музея Бялыницкого-Бирули было получено извещение,
что 2 мая 1923 года президиум Академии наук постановил
включить постоянную комиссию по изучению гельминто¬
фауны СССР в состав Зоологического музея на правах его
отделения. Это была огромная моральная победа советской
гельминтологии: ее признало высшее научное учреждение
страны — Российская Академия наук. Факт этот влил новую
энергию в наш небольшой коллектив, укрепил наши позиции.156
А в эти годы каждая, даже небольшая победа имела для
дальнейшей эволюции гельминтологического дела немалое
значение. В 1923 году ректором Московского ветеринарного
института был назначен профессор Евграфов. Меня назна¬
чили деканом, а третьим членом правления — студента стар¬
шего курса коммуниста И. А. Троицкого.Восемь с половиной месяцев я был деканом и на практике
убедился, что эта работа мне чужда. Поскольку ректор в те
годы не обладал единоначалием, то все вопросы, связанные
с жизнью института, решались коллегиально тремя членами
правления. Дело шло относительно гладко. Я часто играл
роль равнодействующей между уклонами ректора и загибами
студента.Возвратившись осенью из экспедиции в Армению совер¬
шенно больным (там я схватил тропическую и одновременно
трехдневную малярию), я воспользовался своей хронической
болезнью и подал заявление об отставке, на что и было полу¬
чено согласие.Несмотря на болезнь, подхваченную в Армении, я был
очень доволен этой экспедицией. До 1923 года Армения, как
и все Закавказье вообще, не видела на своей территории спе-
циалистов-гельминтологов. 17 августа мы с П. П. Поповым
приехали в Ереван и развернули работу 10-й союзной гель¬
минтологической экспедиции.С помощью наркома здравоохранения Армении доктора
Лазарева экспедиции удалось организовать два отряда: джуль-
финский, который обследовал южную границу Армении, и
севанский, занявшийся гельминтофауной горной Армении.
Как и следовало ожидать, результаты гельминтофаунистиче-
ского изучения Армении оказались весьма интересными. Зна¬
чительный коллектив работников Еревана и Москвы в тече¬
ние ряда лет обрабатывал материал, собранный 10-й экспеди¬
цией. Итогом работы был целый ряд научных трудов. Нар-
комздрав Армении прикомандировал к экспедиции врача
Е. В. Калантарян, которая и получила гельминтологическую
квалификацию в нашем джульфинском отряде.Калантарян оказалась человеком очень энергичным и тру¬
долюбивым. Она увлеклась гельминтологией, и я с полным
основанием рекомендовал ее на заведование гельминтологи¬
ческим отделом Тропического института Армении. На этой
должности Е. В. Калантарян проработала свыше 35 лет.4	сентября 1923 года в Ереване был открыт Тропический
институт. Директором его был назначен мой ассистент157
П. П. Попов. Он положил много труда на развертывание
научной и практической работы по всем разделам медицин¬
ской паразитологии.Мне была поручена задача организовать при этом учреж¬
дении гельминтологический отдел и подготовить для заве¬
дования им первого для Армении врача-гельминтолога.
Кроме того, на первых двух конференциях Тропического
института Армении я ознакомил местных врачей с новей¬
шими завоеваниями гельминтологической науки, а для ши¬
роких слоев населения прочел публичную лекцию на тему
«Симбиоз и паразитизм в природе».По просьбе Наркомздрава Армении я согласился быть
редактором первого тома «Труды Тропического института
Армении», который вышел в свет в 1924 году.И вот мы с Лизой едем в Москву. По пути мы на три дня
остановились в Тбилиси. Здесь захворала Лиза — у нее
резко поднялась температура. Я был здоров, прочитал в Тби¬
лисском медицинском обществе доклад на гельминтологи¬
ческую тему. Когда же мы сели в поезд, я почувствовал себя
из рук вон плохо. В двухместном купе лежим мы оба с вы¬
сокой температурой, «лечит» нас только проводник, кото¬
рый приносит чай. В Москве нас доставили с Курского вок¬
зала прямо в клинику Тропического института. Выяснилось,
что у Лизы брюшной тиф, а у меня комбинация тропиче¬
ской малярии с трехдневной. Лежали мы в клинике долго.
Здесь, в клинике, я узнал о том, что мой ученик Г. Виттен¬
берг уехал в Варшаву. Я был чрезвычайно этим огорчен.Отец Виттенберга серьезно заболел и стал умолять,
чтобы сын приехал к нему проститься перед смертью.
Г. Г. Виттенберг начал хлопотать перед Наркоматом ино¬
странных дел, получил разрешение на выезд, но вернуться
в СССР ему уже не удалось: польские власти его не пу¬
стили. После двух-трех тяжелых лет пребывания в Польше,
где он не мог найти работы, Виттенберг уехал в Палестину
и получил там место гельминтолога в университете Иеруса¬
лима.Место Виттенберга занял врач Р. С. Шульц, человек ода¬
ренный и многосторонне образованный. Гельминтологиче¬
ский отдел обогатился работником, знающим три иностран¬
ных языка, аккуратным, трудоспособным, умным и инициа¬
тивным. Конечно, на первых порах Шульцу пришлось
нелегко, но уже вскоре он основательно изучил гельминто¬
логию.158
В те годы научные работники нашего отдела изучали
либо конкретное семейство гельминтов, либо гельминто-
фауну какого-нибудь определенного «хозяина». Я предло¬
жил Шульцу приняться за разработку гельминтофауны гры¬
зунов, причем рекомендовал начать ее с изучения паразити¬
ческих червей домашних мышей. К тому времени в мировой
литературе по данному вопросу была лишь устаревшая мо¬
нография Холла (1916 год), все же остальное было разбро¬
сано в разнообразных периодических изданиях разных
стран в виде отдельных статей и заметок.В скором времени Шульц дал хорошую работу по окси-
уридам грызунов. Р. С. Шульц стал одним из наиболее эру¬
дированных и серьезных учеников моей школы, активным
помощником в трудном деле строительства гельминтологи¬
ческой науки и практики.В 1924 году пришел ко мне и А. М. Петров. Еще будучи
студентом Московского ветеринарного института, он чрез¬
вычайно заинтересовался лекциями по гельминтологии. На
выпускном экзамене осенью 1923 года он так блестяще от¬
вечал на заданные вопросы, что я в заключение сказал:
«Если вы захотите работать в будущем у меня в лаборато¬
рии, приходите, я всегда сумею вас устроить». В ноябре1924	года он пришел ко мне и напомнил о моем обещании.
Я принял Петрова сперва в качестве сверхштатного асси¬
стента без зарплаты, а с весны 1925 года он занял должность
ассистента гельминтологического отдела.Весной 1923 года ко мне обратилась дирекция Омского
ветеринарного института с просьбой прислать одного из
моих учеников на кафедру паразитологии и инвазионных
болезней. Естественно, что в данном случае могла идти речь
только об И. М. Исайчикове, поскольку он был моим учени¬
ком, старшим по стажу. Исайчиков против переезда в Омск
не возражал. Я без колебания благословил его на новое
дело. Тогда наша страна остро переживала недостаток спе¬
циалистов самых разнообразных отраслей, она не могла
ждать, когда эти специалисты будут иметь всестороннюю
подготовку. Советская власть вынуждена была брать на ра¬
боту в данный момент кадры, невзирая на то что не все они
были полноценно подготовленными. Жизнь показала, что
такая тактика себя оправдала, иначе темпы строительства и
его масштабы оказались бы резко сниженными.Аналогичной тактикой руководствовался и я, рекомен¬
дуя учеников для работы на периферии. Я знал одно: если159
у человека голова на плечах, ему вначале будет труднее,
а затем он с возложенной задачей справится. Пусть будет в
Омске хуже, чем в Москве, ничего не поделаешь, но если
там будет хоть и не вполне зрелый гельминтолог, это в сто
раз лучше, чем если бы там совсем не было данного спе¬
циалиста.Вот почему в 1923 году я спокойно рекомендовал Исай-
чикова в Омский ветеринарный институт на кафедру пара¬
зитологии, где он проработал длительное время. Жизнь по¬
казала, что я не ошибся.Исходя из этих же соображений, я рекомендовал
П. П. Попова в Саратов. Так было и с остальными моими
учениками. Большинство их разъехалось по нашей необъят¬
ной стране, и каждый принес на своем месте необходимую
и несомненную пользу. Если в отдельных случаях и получа¬
лись неудачи, они были редкими исключениями. Государ¬
ство же в конечном итоге выиграло, получив значительное
количество специалистов-гельминтологов, которые развер¬
нули блестящую работу и советской гельминтологической
школы не посрамили.То был первый этап строительства советской гельминто¬
логии: организационно-пропагандистский период и созда¬
ние кадров. В этот период была острая необходимость в про¬
паганде правильных представлений о гельминтологии как
среди ветеринаров и медиков, так и среди широких слоев
населения. Наряду с этим нужно было организовать как
можно скорее гельминтологические ячейки на периферии.В первые годы я один, а затем и мои ученики и последо¬
ватели стали систематически выступать в медицинских и ве¬
теринарных обществах, на съездах и конференциях медиков
и ветеринаров, совершать поездки в различные города СССР
с докладами и публичными лекциями. Мы добились включе¬
ния гельминтологии в программы курсов эпизоотологов,
микробиологов, санитарных врачей, маляриологов, педиат¬
ров, эпидемиологов, психиатров и невропатологов.В 1923 году было организовано, как я уже говорил, гель¬
минтологическое отделение при Тропическом институте в
Ереване, в 1924-м — при Протозойном институте в Харь¬
кове, в 1925 году — в Бухаре. Параллельно шла организация
периферийных гельминтологических ячеек по ветеринарной
линии. Базой для их формирования стали ветинституты,
которые постепенно, по мере подготовки кадров, основы¬
вали у себя кафедры паразитологии.160
Каждая из «дочерних» ячеек организовывала работу по
единому плану, согласованному с центральными гельминто¬
логическими учреждениями в Москве, в результате чего
множились гельминтологические экспедиции, применявшие
метод полных гельминтологических вскрытий, изучалась
гельминтофауна людей и животных Армении, Украины, Бу¬
хары, Татарии, Западной Сибири, велось гельминтологиче¬
ское просвещение широких масс населения. Московские ла¬
боратории Всесоюзного института экспериментальной вете¬
ринарии и кафедра Московского ветеринарного института
стали основной школой, в которой готовились кадры для
руководства кафедрами паразитологии ветеринарных вузов,
для заведования гельминтологическими отделами медицин¬
ских тропических институтов и ветеринарных научно-иссле¬
довательских опытных станций. В. И. Пухов, С. В. Иваниц¬
кий, В. С. Ершов, Л. Г. Панова, И. В. Орлов, Е. С. Шульман,
А. А. Лосев, В. Н. Озерская, М. П. Гнедина, Н. П. Шихоба-
лова, Л. X. Гущанская, Н. В. Савина — вот работники, вырос¬
шие в то время.С 1924 года ГИЭВ начал дважды в год собирать курсы
усовершенствования ветеринарных врачей. На них повы¬
шали квалификацию врачи, приезжавшие из самых разных
мест Советского Союза. Гельминтологический отдел, есте¬
ственно, в работе курсов принимал самое живое участие.
Обычно я, Шульц, Попов и Петров выезжали на несколько
дней в Кузьминки, где нам предоставлялось общежитие.
Я вел теоретический курс, а мои ассистенты проводили
практические занятия. Мы старались, чтобы гельминтоло¬
гия была преподана курсантам на максимально высоком
уровне, и это нам, как правило, удавалось. Обычно с нами
выезжали в Кузьминки и работавшие в гельминтологиче¬
ском отделе стажеры (С. В. Иваницкий, М. П. Любимов и
другие), которые вместе с курсантами познавали теорию и
практику гельминтологической науки. В часах нас не урезы¬
вали, так что мы могли давать слушателям довольно солид¬
ный материал.Продолжалось преподавание гельминтологии и на курсах
усовершенствования врачей при Московском тропическом
институте. Для чтения лекций я выезжал в Ленинград, Са¬
ратов, Казань и другие города.Насколько мизерна была в то время гельминтологическая
эрудиция врачей, говорит факт, происшедший со мной в Са¬
ратове. В октябре 1924 года в Саратове проводился I По-*|*|	К. И. Скрябин161
волжский областной съезд по борьбе с малярией. На съезде
присутствовало 75 делегатов и около 300 приглашенных.
Приехал и я с докладом на тему «Новейшие достижения ме¬
дицинской гельминтологии». Доклад мой длился около по¬
лутора часов. Аудитория слушала с большим вниманием.В прениях выступил заслуженный деятель науки профес¬
сор Разумовский. Он был блестящим хирургом, но этот
почтенный старик о гельминтологии имел, по-видимому, са¬
мое смутное представление. Мой доклад показался ему со¬
вершенно фантастическим. В своем выступлении Разумов¬
ский заявил, что приехавший из Москвы гельминтолог
наговорил множество небылиц, вроде, напримеру странство¬
вания личинок аскарид по кровяному руслу человека или
проникновения личинок некоторых червей через неповреж¬
денные кожные покровы. Нет никакого сомнения в том, за¬
кончил Разумовский, что никто из здравомыслящих врачей
этим басням поверить не может.В этом выступлении как в зеркале отразились консерва¬
тивные воззрения представителей старого поколения науч¬
ной медицины на гельминтологию. Лиц, мыслящих так же,
как Разумовский, было много. Они не решались выражать
свои взгляды с такой откровенностью, как это сделал наибо¬
лее храбрый из них; они предпочитали молчать.Осенью Казанский ветеринарный институт праздновал
свое 50-летие. Поскольку этот институт считался старейшим
в РСФСР (ибо Юрьевский отошел к Эстонии, Варшавский —
к Польше, а Харьковский был на территории Украины), по¬
лувековой его юбилей стал значительным событием в науке.Мне никогда ранее не приходилось бывать в Казани, по¬
этому я с удовольствием принял предложение правления
Московского ветеринарного института поехать на юбилей.Казанский институт в то время еще не имел кафедры па¬
разитологии, и директор этого института профессор
К. Г. Боль при встречах со мной на заседаниях в Москве
никогда об этой кафедре не говорил. Больше того, старые
профессорские казанские кадры — Рухлядев, Викторов, Дом-
рачев, Смирнов, Оливков, Тушнов и другие не слишком-то
жаловали гельминтологию. Профессура всю жизнь про¬
жила без моей науки, а потому считала, что может обойтись
без нее и впредь. Симптоматично, что в учебниках патоло¬
гической анатомии К. Г. Боля полностью отсутствовали па¬
разитологические главы, и этот пробел его не беспокоил.
Я все это знал, все учитывал, и потому предстоящая поездка162
в Казань, моя встреча с глазу на глаз с местной профессу¬
рой приобретала острый характер.После торжественно-официальной части по просьбе
распорядителей был поставлен мой доклад на тему «Значе¬
ние гельминтологии для ветеринарии и медицины». Момент
был интересный. Казанская профессура, никогда моих до¬
кладов не слышавшая, уселась в первых рядах. Получился
своеобразный трибунал критиков, настроенных «с пристра¬
стием», а я очутился неожиданно в роли как бы подсуди¬
мого. В итоге же аудитория проводила меня овацией.На следующий же день, очевидно после совещания с про¬
фессурой, директор К. Г. Боль подошел ко мне и завел речь
о необходимости организовать в Казанском ветеринарном
институте кафедру паразитологии. Ответ на это был у
меня заблаговременно подготовлен. Я ему рекомендовал
списаться с Б. Г. Массино, и в следующем, 1925 году Мас-
сино возглавил кафедру паразитологии Казанского ветери¬
нарного института.В 1924 году Государственное издательство приступило к
выпуску Большой Советской Энциклопедии, главным редак¬
тором которой был назначен Отто Юльевич Шмидт. Я полу¬
чил предложение принять участие в этой интересной ра¬
боте. При этом мне сказали, что два слова — «аскариды» и
«анкилостома» — были уже заказаны профессору В. А. Во¬
робьеву, специалисту по туберкулезу.Ознакомившись с содержанием статей В. А. Воробьева,
я пришел в ярость. В них было написано, что аскариды чело¬
века развиваются при посредстве промежуточных «хозяев»,
что помимо «аскариды человеческой» имеется «аскарида
детская», которая живет в толстых кишках детей, вызывает
зуд, причем для лечения предлагались клизмы и промыва¬
ния. Анкилостомозу было посвящено две строки, в которых
говорилось, что возбудитель этой «редкой болезни» живет в
тонких кишках человека.Чтобы впредь избавить энциклопедию от гельминтоло¬
гической галиматьи, я написал достаточно резкое письмо в
редакцию. В нем я заявил, что дам свое согласие на участие
в Большой Советской Энциклопедии только при условии,
если все гельминтологические статьи будут проходить через
мои руки и если я сам буду поручать их тем специалистам,
которым доверяю. 20 августа 1924, года я получил удовлетво¬
ривший меня ответ, после чего принял участие в работе
Большой Советской Энциклопедии. Необходимо было,163
расшифровывая понятия «гельминтология», «гельминтозы»,
одновременно дать врачам и биологам ряд принципиальных
установок. Что я и сделал. В 1924 году я ввел новое экологи¬
ческое * понятие «геогельминтология», высказав свои сооб¬
ражения о воздействии места обитания на характер гель-
минтофаунистического статуса животных.Пропагандировал я в эти годы свои воззрения на значе¬
ние гельминтозного фактора в эпидемиологии и эпизоотоло¬
гии бактерийных инфекций, освещал роль отдельных гель¬
минтов в патологии людей и животных, доказывал необхо¬
димость гельминтофаунистических обследований населения,
как метода изучения санитарных условий труда и быта.
В общей сложности в 1924—1925 годах было опубликовано26	научных работ и статей....Выдающимся событием 1925 года для нас, гельминтоло¬
гов, была 25-я союзная экспедиция в Донбасс, где мы изу¬
чали профессиональные гельминтозные заболевания горно¬
рабочих.Второй этап строительства гельминтологии в СССР ха¬
рактеризовался изучением гельминтофауны животных и че¬
ловека в разных зонах СССР методом организации специа¬
лизированных гельминтологических экспедиций. До Вели¬
кой Октябрьской революции географическая карта нашей
страны представляла собой в гельминтологическом отноше¬
нии сплошное белое пятно.В медицине и ветеринарии царили представления о том,
что гельминтофауна человека и животных, во-первых, очень
бедна видами, а во-вторых, более или менее однородна в
разных географических зонах.Какие гельминты распространены на одной шестой зем¬
ного шара? Каков процент поражения среди разных нацио¬
нальных групп населения, у тех или иных видов сельскохо¬
зяйственных животных? Какова интенсивность инвазий у
той или иной категории населения? Каковы эпидемиологи¬
ческие и эпизоотологические предпосылки, определяющие
преобладание тех или иных гельминтозов в отдельных мест¬
ностях? Каков, наконец, экономический ущерб, причиняе¬
мый гельминтами народному хозяйству? Все эти и многие
другие вопросы требовали разрешения.Необходима была массовая гельминтологическая раз¬*	Экология — раздел биологии, изучающий взаимоотношения жи¬
вотного или растения с окружающей средой.164
ведка. И коллектив советских гельминтологов принялся за
планомерную организацию экспедиций в различные уголки
нашей страны. Мы проводили детальный эпидемиологиче¬
ский анализ, объясняющий причину преобладания или от¬
сутствия тех или иных инвазий в отдельных местностях.
А раз причина «очервления» выявлена, то можно говорить
уже о разработке оздоровительных мероприятий. В резуль¬
тате работ экспедиций в руках гельминтологов сосредото¬
чился материал огромной ценности. Он сконцентрирован
ныне в Центральном гельминтологическом музее Всесоюз¬
ного института гельминтологии в Москве. Все эти мате¬
риалы собраны по единой методике, которая в нашей стране
приобрела широкое применение и именуется «Методом пол¬
ных гельминтологических вскрытий по Скрябину».С 1919 по 1967 год советские гельминтологи провели
346 экспедиций, охвативших все основные климато-геогра-
фические зоны СССР — от Белоруссии до Тихого океана и
от Арктики до границы с Афганистаном. В итоге собран гран¬
диозный в количественном отношении материал (вскрыто
свыше полумиллиона экземпляров различных позвоночных).
Экспедиции, организованные работниками Москвы, были
наиболее крупными по масштабу (Западная Сибирь, Даль¬
ний Восток, Советская Арктика, Якутия, республики Закав¬
казья и Средней Азии и т. д.), в их состав входили биологи,
медики, ветеринары.Работа экспедиций сыграла огромную роль в развитии
гельминтологической науки и практики. Экспедиции уста¬
новили зависимость различных заболеваний населения от
климато-географических факторов, от бытовых и профессио¬
нальных моментов, выявили подлинный гельминтологиче¬
ский статус людей и животных нашей страны, заставили
оценить по-новому роль гельминтозного фактора в патоло¬
гии и вызвали к жизни стремление вести борьбу с массовым
«очервлением» по линии медицины и ветеринарии. По¬
скольку большинство экспедиций организовывало на месте
своей работы курсы по гельминтологии для медиков и вете¬
ринаров, начала создаваться сеть периферийных гельмин¬
тологических научно-исследовательских лабораторий и
опытных станций. Часто курсанты приезжали на стажи¬
ровку в Москву. Впоследствии многие из них выросли в
серьезных специалистов-гельминтологов. Экспедиции также
пропагандировали среди самых широких слоев трудящихся
методы личной и общественной профилактики.165
Материал, собранный экспедициями, подвергался регу¬
лярной обработке с точки зрения систематики, морфологии,
экологии, зоогеографии, а также эпидемиологии и эпизоото¬
логии большим коллективом специалистов. Кроме того,
были выявлены основные очаги весьма серьезных заболева¬
ний человека и животных. В этих местах органы медицины
и ветеринарии провели серьезные оздоровительные меро¬
приятия.Разработка гельминтофаунистических коллекций, со¬
бранных сотнями специализированных экспедиций во всех
географических зонах нашей страны, обогатила гельминто¬
логическую науку огромным фактическим материалом и за¬
ставила изменить взгляд на гельминтов в патологии.Коллективным трудом советских ученых с 1919 по
1963 год было открыто около 900 новых видов гельминтов,
ранее неизвестных науке, относящихся к 5 классам парази¬
тических червей: трематодам, цестодам, моногенеям, нема¬
тодам и акантоцефалам.В результате нашей работы органы здравоохранения вы¬
нуждены были радикально изменить свои взгляды на роль
гельминтов в патологии человека и организацию оздорови¬
тельных мероприятий.Разработка огромных коллекций, собранных экспеди¬
циями, позволила нам приступить к реализации совершенно
новой формы синтетического обобщения гельминтологиче¬
ского материала. Я подразумеваю создание специалистами
нашей страны 4 серий уникальных гельминтологических
монографий, посвященных отдельным классам паразитиче¬
ских червей: 1) трематоды животных и человека (основы
трематодологии); 2) основы цестодологии; 3) основы нема¬
тодологии и 4) акантоцефалы домашних и диких животных.Международная ценность этих монографий заключается
в том, что они позволяют ученым, работающим в любой ча¬
сти нашей планеты, производить точное определение — до
вида — каждого гельминта, обнаруженного в любом органе
любого представителя животного мира....Уже в 1924 году ставился вопрос о наличии в нашей
стране анкилостомоза. Об этом писал один из работников
санэпидемиологического отдела Н ародного комиссариата
здравоохранения доктор И. Добрейцер в журнале «Профи¬
лактическая медицина», об этом же говорил и я, указывая
на необходимость выяснения анкилостомоза у горнорабочих
Донецкого каменноугольного бассейна.166
Анкилостомоз — тяжелое заболевание, вызываемое гель-
минтом-кровососом — анкилостомой. Личинки этих червей
особо хорошо себя чувствуют в сырых недрах шахт. Здесь
они нападают на человека, легко проникая через кожу в
кровеносную систему. У человека, заболевшего анкилосто¬
мозом, развивается острое малокровие.Во многих районах земного шара, где есть каменноуголь¬
ные шахты, среди горнорабочих распространен анкилосто¬
моз. На борьбу с этим злом мобилизованы санитарные орга¬
низации тех государств, где зарегистрировано это тяжелое
заболевание.27	февраля 1925 года на специальном совещании в Нар-
комздраве УССР в Харькове (он был тогда столицей Укра¬
ины) я сделал доклад о необходимости организовать гель¬
минтологическую экспедицию в Донбасс: были причины
подозревать, что там есть анкилостомоз. Вопрос об экспеди¬
ции был решен положительно, и проект одобрен.Вернувшись в Москву, я тут же поднял вопрос в Народ¬
ном комиссариате здравоохранения РСФСР о необходимо¬
сти одновременно с обследованием горнорабочих Украины
обследовать также и горнорабочих Шахтинского района.
Идея эта встретила в Наркомздраве полное сочувствие, и
31 мая 1925 года, в период работы в Москве IX Всероссий¬
ского съезда бактериологов, эпидемиологов и санитарных
врачей, была создана «Комиссия по организации экспедиции
для исследования и борьбы с анкилостомозом в Донбассе и
Шахтинском районе».Итак, вопрос об экспедиции был решен. Начальником
экспедиции был назначен я, одновременно я должен был
руководить деятельностью шахтинского отряда; луган¬
ский и артемовский отряды возглавляли Р. Шульц и П. Сер-
бинов.Мы должны были провести массовое гельминтофауни-
стическое обследование шахтеров Донбасса. Необходимо
было ознакомить местных врачей с ролью паразитических
червей в патологии, с принципами современной диагно¬
стики, профилактики и лечении гельминтозов. Перед нами
стояла задача подготовить врачей местных поликлиник в та¬
кой мере, чтобы они после отъезда экспедиции могли само¬
стоятельно продолжать работу и по выявлению глистных
болезней, и по борьбе с ними. И наконец, мы должны были
провести санитарно-просветительную работу по вопросам
гельминтологии среди широких масс.167
Таким образом, 25-я союзная гельминтологическая экс¬
педиция впервые в истории России приступила к массовому
изучению гельминтофауны определенной категории населе¬
ния в определенном географическом районе. Ни в СССР,
ни тем более в царской России никогда не производилось
массовых обследований, опыта в этой работе не было ника¬
кого. И мы сознавали, что если рабочие недоброжелательно
встретят экспедицию и встанут в оппозицию к ее мероприя¬
тиям, то заранее можно сказать, что экспедиция не выпол¬
нит поставленных перед ней задач. Готовясь к экспедиции,
мы ознакомились с большим количеством литературы, рас¬
сказывающей о Донбассе.В царской России шахтер в 35 — 40 лет был уже больным
человеком, инвалидом, страдающим тяжелой одышкой, рев¬
матизмом и изнуряющим кашлем. Еще бы! Забойщики рабо¬
тали по 12 часов в сутки. В полутьме вручную удар за уда¬
ром отбивал шахтер киркой крепкий пласт угля. В воздухе
плотной пеленой висела едкая пыль.В царской России на шахтах было огромное количество
травм и несчастных случаев. Статистика показывает, что
только за один год (1904) в горной промышленности в сред¬
нем приходилось на 1000 человек 309 несчастных случаев.
Имелись, правда, еще две страны, где количество несчаст¬
ных случаев в горной промышленности было даже больше,
чем в старой царской России. И этими странами были не
отсталые, нищие государства, а такие, как... США и Япо¬
ния.В отчете горных инспекций горнопромышленных райо¬
нов Англии за 1914 год приводились такие данные: в США
на 10 000 работавших погибло 37,4 человека, в Японии —
29,2, в России — 26,1. В остальных странах процент несчаст¬
ных случаев в горной промышленности был намного ниже.
Большинство несчастных случаев в горной промышленности
царской России происходило по вине хозяев из-за отсталой,
несовершенной техники и почти полного отсутствия охраны
труда.История и материалы о тех районах, в которых должна
была работать наша экспедиция, нас, конечно, особо интере¬
совали. Постоянная угроза смерти и несчастных случаев
укоренила у шахтеров слепую веру в судьбу. У них быто¬
вала поговорка: «Кому суждено потонуть, того не повесят»,
или еще так говорили: «Кривая вывезет, а не вывезет — зна¬
чит, судьба». Вера в различные приметы, слепое суеверие168
держались очень крепко, и вполне понятны были опасения,
что это может помешать работе экспедиции.Чтобы создалось полное представление о Донбассе того
периода, приведу один документ, относящийся к 1921 году.В «Докладе ЦПК * о каменноугольной промышленности
Донецкого бассейна 1-го полугодия 1921 года» говорилось:
«Кадиевка. В алмазном районе критическое положение с
продовольствием. Рудники не работают». «Горловка... В Ека-
териновском кусте полное отсутствие хлеба. В связи с этим
добыча падает». «Бахмут... Сегодня пятые сутки рабочие не
получают хлеба. Работы по добыче не производятся. Под¬
держивается только водоотлив, но и для водоотлива запасы
хлеба иссякают. Остаток — на одни сутки». Есть здесь и
такие сообщения: «Продовольственное положение остается
катастрофическим... Масса зарегистрированных случаев
смерти от истощения...»И все же Донбасс давал Родине уголь. Составители до¬
клада не могли не написать о мужестве донецких шахтеров,
и мы читаем: «Каким мужеством, какой энергией должны
обладать все те забойщики, саночники, подрывники и т. д.,
все горнорабочие вообще, которые, несмотря на голод, исто¬
щение, не уходят с шахты, а работают почти исключительно
из чувства долга, дабы сохранить свою рабоче-крестьянскую
республику». Так характеризовало работу шахтеров Дон¬
басса в 1921 году в своем докладе Центральное правление
каменноугольной промышленности. К 1925 году положение,
конечно, улучшилось. Но все-таки оно оставалось доста¬
точно сложным и не раз заставляло задуматься: а как нас,
с нашей наукой, на первый взгляд, не столь уж близкой на¬
сущным задачам дня, встретят шахтеры? Организуя работу
экспедиции, мы рассчитывали на активное содействие самих
рабочих. Мы решили развернуть широкую просветительную
работу, рассказать и объяснить шахтерам цели и задачи на¬
шей экспедиции.Для организации работ луганского отряда мы с доктором
Шульцем и заведующим эпидемическим подотделом Нар-
комздрава Украины доктором Ульяновым прибыли 12 июня
в город Луганск. В наше распоряжение предоставили поме¬
щение дезинфекционной станции. На следующий же вечер
я выступил в летнем театре Ботанического сада с публичной
лекцией: «Какой вред причиняют глисты человеку».*	Центральное правление каменноугольной промышленности.169
Это первое выступление вселило в нас надежду, что ра¬
бота экспедиции найдет широкий отклик среди тех, ради
кого мы прибыли в Донбасс. В летнем саду было довольно
много народу, и на лекцию собрались охотно, слушали очень
внимательно, а после лекции меня просто засыпали вопро¬
сами. Я должен сознаться, что не ожидал встретить здесь
такую активность слушателей.С этого дня мы развернули широкую массово-просвети¬
тельную работу, которую проводили все члены экспедиции.Нигде не начиналась работа, ни одна шахта не вовлека¬
лась в обследование прежде, чем там не была бы прочитана
для рабочих лекция о роли гельминтов как болезнетворного
фактора и о цели производимых обследований.После бесед рабочие всегда задавали много вопросов,
регистрация желающих быть обследованными шла усилен¬
ным темпом либо тут же, либо в лаборатории экспедиции.Нас поражали деловитость и сознательность шахтеров.
Бывали случаи, когда рабочий, скептически относившийся к
врачебной помощи и экспедиционным начинаниям, после
разговора сам начинал агитировать в пользу обследования.
Шахткомы часто сами просили нас прочесть лекции. Мы вы¬
ступали, случалось, в самой шахте. Свою роль сыграли само¬
дельные плакаты и афиши, призывавшие шахтеров содейст¬
вовать успеху экспедиции.Мы выступали не только на специальных собраниях, по¬
священных работе экспедиции, но и на совещаниях по дру¬
гим вопросам, и, ожидая своей очереди для выступления,
были свидетелями очень интересных разговоров.В то время в Китае разгоралось революционное движе¬
ние, шли забастовки рабочих, участились стычки между де-
монстрантами-рабочими и полицией. В Китае высадились
отряды англичан, американцев и итальянцев для подавления
революционных выступлений. Шахтеры выступали в защиту
китайского народа, отчисляли в пользу бастовавших китай¬
ских рабочих часть своего заработка, хотя сами жили тогда
неважно: разруха еще давала себя знать.Международная обстановка была сложной. На польской
границе гремели провокационные выстрелы, империалисти¬
ческие страны грозили финансовой блокадой, ухудшением
условий кредита и даже полным разрывом торговых отно¬
шений с нашей страной. Народ понимал, что Родине прихо¬
дится рассчитывать только на свои собственные силы. На
рабочих собраниях говорили о том, что уже не далеко то170
время, когда наша промышленность и сельское хозяйство
перешагнут довоенный уровень развития, что это время надо
приближать ударным трудом. Говорилось о предполагаемом
выпуске специального займа восстановления хозяйства. За¬
работки у шахтеров были тогда невелики, жили они ску¬
ченно,. не хватало одежды и обуви. Но все понимали, что
заем нужен для восстановления хозяйства, и выступали за
заем.В тот год в Донбассе еще бездействовали некоторые за¬
воды, были мертвыми заброшенные шахты. Но наиболее
важные заводы вступали в строй, и вот об этих предприя¬
тиях шли обычно оживленные разговоры на рабочих собра¬
ниях. При нас говорили о пуске завода «Дюмо» — Донец-
ко-Юрьевского металлургического завода. Предприятие
в годы разрухи закрыли, но рабочие сохранили его: все
машины зашили досками, смазали, чтобы не заржавели. Ра¬
бочие не получали зарплаты, но основная масса их не разъ¬
ехалась, ждала, когда завод вновь вступит в строй. А пока
были заняты всего несколько десятков человек — ремонти¬
ровали детали машин, следили за электрической станцией.
И пришло время: комиссия Главметалла решила пустить за¬
вод. На собраниях шахтеры говорили, что в стране безрабо¬
тица, есть она и в Донбассе, а завод «Дюмо» дал работу 5 ты¬
сячам человек. Шахтеры с радостью сообщали:—	Заводы пускают! А заводам нужен уголек. За шахты
теперь возьмутся. Дела у нас пойдут!Ныне, когда действуют мощнейшие в мире электростан¬
ции, план электрификации Донбасса, который горячо об¬
суждался в 1925 году, кажется не таким уж значительным.
Тогда же он встречался с огромным энтузиазмом. Почти на
каждой шахте, на всех собраниях говорили об этом плане.
Должны были строить три электростанции: Бело-Калит-
венскую (в Шахтинском округе), Штеровскую и Изюм-
скую — каждую мощностью от 60 тысяч до 100 тысяч кило¬
ватт.И вот после горячих речей об электрификации Донбасса
выступали мы и говорили о задачах нашей экспедиции, об
оздоровлении населения Донбасса. Речи наши не звучали
диссонансом. Слушали обычно очень серьезно и восприни¬
мали цель экспедиции как борьбу за новый быт. Так и гово¬
рили: «В новую жизнь паразитов с собой не возьмем» — и ре¬
шали отнестись к обследованию как к государственному
делу, важному для шахтеров.171
Все, что появлялось тогда нового в жизни, воспринима¬
лось как очень важное и нужное, как наше большое дости¬
жение — и пуск завода, и строительство электростанций, и
открытие ночного санатория для рабочих в большом пре¬
красном доме, на котором до революции висела табличка
«Предводитель дворянства Ильенко», и работа нашей экспе¬
диции и т. д.Незадолго до нашего прибытия в Донбасс туда приез¬
жала делегация рабочих из Англии, а во время нашей ра¬
боты — рабочие из Германии. Мы видели: шахтеры встре¬
чали гостей с открытым сердцем, искренне хотели показать
всю правду нашей жизни «братьям рабочим, которым бур¬
жуазия задуривает голову».Шахтеры прекрасно понимали, что у нас еще очень
много неустроенного, и бедны мы еще, но они хотели, чтобы
гости поняли сущность происходящих перемен, то основное,
что полностью перевернуло всю жизнь, чтобы гости уви¬
дели и поняли: в Советской России все делается для рабо¬
чего человека. Говоря о новой жизни, шахтер обязательно
напоминал о шестичасовом рабочем дне для тех, кто тру¬
дится под землей (при царизме работали по 12 часов),
о пневматических молотках, врубовых машинах, которые
идут в Донбасс. На крупных шахтах уже появились новые
машины, и эта весть молнией облетела угольный край.Тяжелая профессия саночника еще бытовала на шахтах,
но поговаривали уже о конвейере, появились первые эле¬
ктровозы. Особо шахтеры гордились охраной труда. Ведь
раньше этого не было. Еще многие шахтеры жили в тесноте,
но жилищное строительство развертывалось по всему Дон*
бассу. И об этом любили говорить гостям шахтеры, хотя на
своих собраниях ругали начальство за отсутствие мест в об¬
щежитиях, за низкие темпы строительных работ. Много
говорили и о кооперативном строительстве: очень нрави¬
лось, что банки производили кредитование местного жилищ¬
ного строительства.Всем этим приметам новой жизни мы, члены экспедиции,
бурно радовались и работали с утроенной энергией.Мы подробно обследовали Кадиевку — крупнейший в
округе центр угледобычи. Именно Кадиевский центр был
на подозрении как анкилостомозный, о чем сообщил доктор
Струков на предварительном совещании в г. Сталино.Мы обследовали условия жизни шахтеров. Основным
источником водоснабжения был лежащий в нескольких вер-172
стах пруд. Имелся, правда, водопровод, но работал он с пере¬
боями. Жилищный вопрос стоял остро.Канализации не было. Все это способствовало распро¬
странению глистных заболеваний. Наиболее полно мы об¬
следовали те шахты, которые находились на подозрении.
Рабочих не пришлось агитировать. Они сами приходили в'
лабораторию. Одним из самых сильных пропагандистских
моментов было то, что мы сообщали рабочим результаты
обследований.Отвлеченные представления претворялись в конкрет¬
ные, когда шахтер узнавал, что у него обитает такой-то
паразит (который к тому же по возможности ему демонстри¬
ровался в виде препарата), что он является для него источ¬
ником тех или других страданий. Он осознавал всю жизнен¬
ность проводимых мер, когда по записке от экспедиции по¬
лучал соответствующее лечение.Ни от одного рабочего мы не слыхали недоброжелатель'
ного слова по поводу нашей экспедиции. О равнодушии и
говорить не приходилось. Наоборот, на каждом шагу мы ви¬
дели огромную активность рабочих: их все интересовало, им
до всего было дело, начиная с больших вопросов внешней и
внутренней политики нашего государства и кончая теми за¬
дачами, которые стояли перед нашей гельминтологической
экспедицией.Еще одна черта бросалась в глаза: любовь рабочих к
Донбассу, к своим шахтам, их требовательность к админи¬
страции, заинтересованность в повышении добычи топлива
и ясное понимание того, как нуждается наша страна в угле
и какую роль он играет в развитии экономики.В моих записях, сделанных в Донбассе во время этой экс¬
педиции, есть упоминание об одном интересном разговоре
с забойщиком шахты имени Ильича. На него я обратил вни¬
мание в первое же собеседование с рабочими. Он стоял в
первом ряду, огромный, хмурый, внимательно слушал бе¬
седу и изредка переспрашивал. Переспрашивал, видимо, не
потому, что не слышал, а потому, что хотел все ясно понять.
Меня интересовала его реакция, я видел, как часто на его
лице появлялось крайнее изумление.Он первый подошел к нам зарегистрироваться и, обра¬
щаясь ко мне, спросил:—	А доклад читать будете? Послушать бы еще: инте¬
ресно. Вишь как, значит, дело-то обстоит — в нас самих па¬
разиты живут и кровь шахтерскую сосут. Занятно.173
А потом я слышал его густой бас, когда говорил он со
своими товарищами шахтерами, что из самой Москвы при¬
ехали, чтобы освободить их от паразитов — червей, которые
«внутрях у рабочего человека живут и доселе пока еще
здравствуют».Наши лекции, как я уже говорил, шахтеры слушали с ог¬
ромным интересом, а этот мой знакомый пришел к нам в
лабораторию. Он с большой осторожностью подошел к ми¬
кроскопу. Рабочий все хотел знать и просто засыпал меня
вопросами.Мы разговорились, и он рассказал о себе. На шахту при¬
шел в 1903 году, плохо тогда жили: беспросветно и бес¬
правно.—	А теперь жизнь у нас не узнать, — говорил шахтер, и
голос у него был довольный, тон хозяйский, а на лице, изъ¬
еденном угольной пылью, выражение гордости.—За грани¬
цей удивляются, как мы жизнь быстро переделываем.Старый рабочий, видя наш интерес к его рассказу, при¬
осанился, развернул широкие плечи и повел разговор более
обстоятельно, с сознанием того, что представляет славную
шахтерскую гвардию:—	Да, жизнь совсем иная стала, — говорил он.— Конечно,
не все еще на отлично, но к тому идем. Бараки для общежи¬
тия новые выстроили. Комнаты хорошие, никого не стыдно
там принять. Есть еще и грешки кой-какие: парни иной раз
с девчатами нехорошо обходятся, бутылочку раздавят, и
драки бывают. Ничего скрывать не хочу, но все это от несоз¬
нательности, старый-то мир не сразу отступит, бороться с
ним надо. А у нас для этого и клуб есть, и лекции читают,
библиотеки пооткрыли, с неграмотными и малограмот¬
ными занимаются в кружках.Подробно, с гордостью он перечислял все то новое, что
появилось в Кадиевке за последнее время. Но очень хотел
быть объективным и потому часто останавливался и как бы
в скобках говорил:—	Оно, конечно, и в «каютах» еще живут, но это вре¬
менно, строить будут больше... Саночники еще есть, профес¬
сия эта никудышная, хуже некуда, но эта работенка уже
отмирает... Пневматических молотков, врубовых машин еще
мало у нас, но не все сразу делается. Я как в первый раз
увидел врубовую машину, так ребятам и говорю: вот что
значит Советская власть. И всяк знает — будет у нас их
много...174
Потом он стал говорить о мировом империализме, кото¬
рый «хотел бы нас слопать с ножками и рожками, но этому
никогда не бывать».—	Вот взять червей,—говорил старый шахтер.—Да
раньше хозяевам плевать было на нас: хоть бы все черви
мира на нас набросились и стали бы жрать, они бы пальцем
не пошевелили. А теперь как дело обстоит? Видишь, целой
группой из Москвы приехали нас лечить. Мы все понимаем
и очень благодарны и Советской власти, и вам. Большое это
дело. И хоть капиталу у нас сейчас маловато, а на это дело
деньги дают — значит, большая забота у нас о человеке. За
то, что вы о людях думаете и своей нелегкой работой за¬
нимаетесь, очень мы вас уважаем....Мне было чрезвычайно приятно именно от шахтера
услышать высокую оценку нашему труду.10	августа закончилось обследование горнорабочих
шахты имени Ильича. Мы осмотрели 342 горнорабочих, из
них 245 работали под землей. Было установлено, что
26,7 процента всех исследованных нами подземных рабочих
заражены глистами и что доминирующей формой является
власоглав. Об этом я сообщил горнякам шахты на специаль¬
ном собрании. Проводилось оно на самой шахте перед спу¬
ском рабочих в шахту, причем я рассказал им о мерах про¬
филактики.Прием материала для анализа от рабочих этой шахты
был приостановлен. И тут-то выяснилось истинное отноше¬
ние шахтеров к деятельности экспедиции: началось палом¬
ничество в лабораторию отряда с настойчивой просьбой
«сделать исключение» и принять от них материал для иссле¬
дования; почувствовалось, что работа экспедиции им по¬
нятна, необходима. Чтобы ясно осознать положение вещей
в тот период деятельности экспедиции, необходимо предста¬
вить себе следующую картину: вереницы посетителей с ли¬
сточками о наличии у них паразитов тянутся к поликлинике,
чтобы лечиться; встречный поток движется по направлению
к экспедиционной лаборатории с просьбой подвергнуть их
гельминтологическому анализу. Нам буквально не хватало
суток.С июля по октябрь 1925 года экспедиция развернула ра¬
боты в четырех округах: Артемовском, Луганском, Сталин¬
ском и Шахтинском. В итоге было охвачено гельминтофау-
нистическим обследованием около 7 с половиной тысяч че¬
ловек, главным образом горнорабочих каменноугольных175
копей, а равно положено начало изучению гельминтофауны
разных видов животных.Подводя итоги обследований, мы сделали вывод: бассейн
свободен от анкилостомидозов. Но мы настойчиво обращали
внимание органов здравоохранения и профсоюза горняков на
возможность появления в Донбассе этой опасной инвазии —
ее могли занести рабочие других каменноугольных бассей¬
нов. Члены экспедиции разработали профилактические
меры по охране населения Донбасса от анкилостомидозов.Экспедиция, однако, установила здесь широкое распро¬
странение других гельминтозов. Средний процент заражен¬
ности населения гельминтами составил 29,4. Гельминто-
фауна была весьма пестрой: мы обнаружили 14 видов пара¬
зитических червей.Работая вечерами в артемовской гостинице над экспеди¬
ционным материалом, мы с Р. С. Шульцем пришли к выводу
о необходимости издать хотя бы небольшую книгу по меди¬
цинской гельминтологии для практических врачей. Ведь в1925	году подобной литературы не существовало. Писать на
эту тему было некому. В учебнике Е. Н. Павловского «Пара¬
зитология человека», конечно, были гельминтологические
главы, но характеристика заболеваний там полностью от¬
сутствовала.В 1929 — 1931 годах вышла в свет наша с Шульцем совме¬
стная работа: два тома «Гельминтозы человека». Это было
первое руководство в нашей стране по медицинской гель¬
минтологии.❖ **В 1925 году я сформулировал, обосновал и ввел в лите¬
ратуру новое понятие (а вместе с ним и новый термин):
«дегельминтизация», в котором гармонически сочетаются
элементы терапии и профилактики. Дегельминтизация
принципиально по-новому ставила вопрос о методах борьбы
с гельминтозными заболеваниями.Начался третий этап развития гельминтологии. Он ха¬
рактеризовался ломкой устаревших представлений в обла¬
сти гельминтологической работы и созданием новых поня¬
тий с принципиально новым содержанием. Осудив старые
способы лечения гельминтозов человека и животных, кото¬
рые были полностью оторваны от профилактики, мы разра¬
ботали принципиально новые методы. Развивая дальше
принцип дегельминтизации, мы с доктором Р. С. Шульцем176
ввели в практику метод «преимагинальной дегельминти¬
зации» (1934 год), при котором возбудитель заболевания
изгоняется из организма «хозяина» на ранней стадии своего
развития. Тем самым получается двойной положительный
эффект: предупреждается и развитие болезни и загрязнение
внешней среды инвазионными элементами.Практическое применение этих и других новых методов
и принципов, разработанных коллективом советских гель¬
минтологов, дало весьма полезные результаты в области ме¬
дицины и ветеринарии: началось вначале медленное, но по¬
степенно нарастающее наступление на гельминтозного
врага комплексными силами деятелей науки и практики.
Гельминтологию стали не только признавать, но и реально
ощущать и оценивать результаты ее усилий органы ветери¬
нарной службы и здравоохранения.В 1925 году мы, гельминтологи, участвовали на многих
съездах и конференциях. Тогда в Москве проходил 2-й Все¬
российский съезд зоологов, анатомов и гистологов. Моя
лаборатория приняла в нем активное участие: было прочи¬
тано 7 докладов. Могу сказать одно: самые крупные зоологи
отнеслись к докладам на гельминтологические темы не
только лояльно, но и весьма сочувственно. Особо благожела¬
тельно отнесся к нам профессор Николай Михайлович Ку¬
лагин.Первый смотр гельминтологических сил советской науч¬
ной школы на съезде биологов прошел, надо сказать, бле¬
стяще.Как раз в разгар работы этого съезда над Московским
ветеринарным институтом нависла угроза ликвидации: вы¬
шестоящие организации решили слить Московский институт
с Ленинградским. Встал вопрос о судьбе гельминтологиче¬
ского музея. Н. М. Кулагин, боясь разрушения музея, сове¬
товал мне добиться помещения его в Политехнический му¬
зей. По поводу ценности гельминтологического музея съезд
вынес специальное постановление.Поскольку гельминтологический музей был дорог мне в
большей мере, чем кому-либо другому, я, конечно, не допу¬
скал и мысли о его разделении. В итоге музей был оформлен
как собственность гельминтологического отдела ГИЭВ и
оставлен в Москве.В мае того же 1925 года в Москве работал IX Всероссий¬
ский съезд бактериологов, эпидемиологов и санитарных
врачей. Съезд заслушал мой доклад на тему: «Современные12 К. И. Скрябин177
представления о роли паразитических червей в патологии»
и доклад Чарушина (совместно с Дьяковым) «О гельминто-
фаунистическом статусе населения города Москвы».В промежутке между зоологическим и эпидемиологиче¬
ским съездами я по приглашению директора Химико-бакте¬
риологического института имени Тимирязева Н. В. Колпи-
кова ездил в Архангельск. На научной конференции этого
института я прочел доклад «Значение гельминтологии для
медицины», а на следующий день на заседании секции
«Природа» Архангельского общества краеведения — доклад
на тему: «Роль краеведческой организации в деле изучения
паразитических червей Северной области».Здесь, на севере, зародилась идея организовать экспе¬
дицию в Северо-Двинскую губернию. Идея была осущест¬
влена в следующем, 1926 году.Едва только закончился IX съезд эпидемиологов в Мо¬
скве, как в первых числах июня в Ленинграде открылся Все¬
союзный съезд педиатров, в работе которого я считал необ¬
ходимым принять активное участие. В Ленинград поехали
Подъяпольская, Калантарян и я. Наши доклады были при¬
няты одной частью врачей не только благосклонно, но и пря¬
мо-таки восторженно, в то время как старшее поколение
педиатров отнеслось к ним более чем сдержанно.В том же году я был приглашен на съезд ветеринарных
врачей в Калугу, где прочел доклад «Значение гельминто¬
логии для медицины и ветеринарии». Я читал лекцию и ве¬
теринарным и медицинским врачам города Владимира.По приглашению губотдела профсоюза «Всемедсантруд»
я сделал доклад в Костроме, а по просьбе Рязанского меди¬
цинского общества — в Рязани.Выступая с лекциями и докладами, я стремился устано¬
вить тесный деловой контакт с низовыми работниками вете¬
ринарии и медицины, знакомился с их гельминтологическим
кругозором, методами их лечебной и профилактической ра¬
боты, что давало мне интересный материал для более вни¬
мательного анализа их работы, помогало знать их нужды и
запросы.Я стремился к тому, чтобы мое посещение оставило в
данной области наиболее ощутимый практический след,
выявить тех, кто смог бы развернуть на местах гельминтоло¬
гическую работу. Как правило, мне это удавалось. Так,
в результате посещения Костромы мы провели 54-ю союз¬
ную гельминтологическую экспедицию.178
То же было в Ярославле, где после моего доклада была
организована 47-я гельминтологическая экспедиция.Весенним семестром 1925 года закрылся Московский ве¬
теринарный институт. Никакие хлопоты не помогли. При¬
была приемочная комиссия для описи и перевозки имуще¬
ства в Ленинград. Профессуре и преподавателям было пре¬
доставлено право выбора: либо переехать в Ленинград, либо
остаться в Москве.Большинство профессоров и, конечно, прежде всего ко¬
ренные москвичи Михин, Евграфов, Иванов, Мышкин, Вы-
шелесский, естественно, остались в Москве. Профессора
Балл и Руженцев переехали в Ленинград. Я в Ленинград не
поехал. Но, с другой стороны, кафедра паразитологии Ле¬
нинградского ветеринарного института была вакантна, вы¬
пускать студентов без знания гельминтологии было бы
непростительной ошибкой. В итоге в Ленинград переселился
мой ассистент т. Баскаков, который проводил практические
занятия, а я 4 — 5 раз в год ездил туда и читал студентам
лекции.С ликвидацией Московского ветеринарного института
гельминтологический отдел ГИЭВ лишился территории, по¬
скольку дом № 5 по Пименовскому переулку передавался
другому учреждению. Пришлось обращаться к начальнику
Ветеринарного управления, которым в то время был т. Са¬
харов. Он обратился к профессору Н. А. Михину, директору
Московского ветеринарно-бактериологического института,
при мне сказал ему:—	Николай Адрианович, профессор Скрябин попал в тя¬
желое положение, надо ему помочь. Я прошу вас потес¬
ниться и выделить в вашем институте три комнаты для раз¬
мещения гельминтологического отдела ГИЭВ.Распоряжение было выполнено, и гельминтологический
©тдел переехал на Звенигородское шоссе, 8, на первый этаж
Московского ветеринарно-бактериологического института....С 1919 по 1925 год гельминтологи нашей страны про¬
вели 28 союзных гельминтологических экспедиций и 5 гель¬
минтологических экскурсий. У меня возникла мысль подыто¬
жить нашу коллективную работу и издать соответствующий
сборник с краткой характеристикой деятельности каждой
экспедиции, оснастив сборник соответствующим статисти¬
ческим материалом о количестве вскрытых животных, о ви¬
довом составе «хозяев» и о степени зараженности их гель¬
минтами в той или иной географической зоне.179
Я обратился к начальнику Ветеринарного управления
Наркомзема об ассигновании необходимых средств для из¬
дания подобного сборника, и в 1927 году вышла в свет книга
«Деятельность двадцати восьми гельминтологических экспе¬
диций в СССР (1919 — 1925)». Она была издана в качестве
приложения к «Трудам Государственного института экспе¬
риментальной ветеринарии», продолжавшим выходить под
моей редакцией. К сожалению, издать аналогичные сбор¬
ники о работах последующих экспедиций не представилось
возможным.В то время я был одержим идеей, зародившейся еще в
первые годы профессорской деятельности в Новочер¬
касске,— создать многотомный коллективный труд «Гель-
минтофауна СССР». Поскольку птицы почему-то всегда на¬
ходились у меня в более привилегированном положении,
я планировал начинать работу с изучения гельминтофауны
птиц. В связи с этим всем работавшим у меня стажерам я
раздавал по возможности такие темы, которые обрисовы¬
вали фаунистический облик того или иного отряда или се¬
мейства птиц.Эта по сути дела правильная и интересная идея была
впоследствии прервана необходимостью перестроить работу
на ветеринарно-утилитарный лад. Что касается опублико¬
ванных уже работ по чисто фаунистической линии, то они
долго служили мишенью для грубых издевательств и глу¬
пейших насмешек со стороны гельминтофобов, которые кри¬
чали на все лады: «Смотрите, какими абстракциями зани¬
маются так называемые скрябинцы».
неспокойные будниУспехи медицинской гельминтоло¬
гии.— Экспедиция в Среднюю
Азию. — 1-ый Всесоюзный съезд ве¬
теринарных врачей. — Выступление
М. И. Калинина. — Мои стажеры.—
Энтузиасты из МГУ. — Работа в Го¬
сударственном Ученом Совете,Итак, наш отдел ГИЭВ раз¬
местился в трех комнатах Ветеринарно-бактериологического
института на Звенигородском шоссе, возле Краснопреснен¬
ской заставы. Со мной работают Н. П. Попов в качестве по¬
мощника заведующего гельминтологическим отделом ГИЭВ,
ассистентами Р. С. Шульц, А. М. Петров. Баскаков пере¬
селился в Ленинград, Массино заведовал вновь учрежден¬
ной кафедрой паразитологии в Казанском ветеринарном ин¬
ституте, Исайчиков продолжал работу в Омском ветеринар¬
ном институте.Профессура Московского ветеринарного института, от¬
казавшаяся переселиться в 1925 году в Ленинград, естест¬
венно, не могла примириться с ликвидацией ветеринарного
вуза в столице. Начались попытки организовать в Москве,
хотя бы в самом миниатюрном масштабе, ветеринарную ву¬
зовскую ячейку. Об открытии института через три месяца
после его ликвидации, конечно, нельзя было и мечтать. Рав¬
ным образом трудно было рассчитывать на поддержку в ор¬
ганизации ветеринарного факультета при каком-либо род¬
ственном вузе. Пришлось хлопотать о разрешении организо¬
вать на базе Московского зоотехнического института,
помещавшегося на Смоленском бульваре, небольшого вете¬
ринарного отделения. Этого добиться удалось. С осени вете¬
ринарное отделение начало функционировать. Большая за¬
слуга в этом деле принадлежала профессору анатомииА.	Ф. Климову, который проявил максимальную энергию,
ум, такт и настойчивость.181
Прошел год. Наступила осень 1926 года. Ветеринарное
отделение удалось преобразовать в ветеринарный факуль¬
тет. В результате зоотехнический вуз стал зоо-ветеринар-
ным институтом. А еще через год, осенью 1927 года, когда
функционировал уже 4-й курс ветфака, была организована
кафедра паразитологии и инвазионных болезней, на кото¬
рую я снова был избран.1926 год — это год, когда началась организация планомер¬
ной противоглистной борьбы в СССР. Я имею в виду первый
в истории медицины документ, регламентирующий меро¬
приятия по борьбе с гельминтозами человека, принятый
Наркомздравом 21 мая 1926 года. В нем говорилось:«Во все губ. обл. и крайздравы. Копия: наркомздравам
автономных и союзных республик.О производстве
гельминтофаунистических обследований....Народный комиссариат здравоохранения, учитывая
ущерб, наносимый здоровью населения глистными заболева¬
ниями, считает крайне желательным организацию на местах
планомерных гельминтофаунистических обследований насе¬
ления для выяснения распространения глистных инвазий в
разных районах республики и у разных категорий населе¬
ния, а равно и для изучения влияния условий быта и труда
на характер и интенсивность их.Указанные обследования должны производиться мест¬
ными бактериологическими учреждениями: институтами,
лабораториями и малярийными станциями, и их должно
включить в план работ последних. В случае необходимости
консультации Наркомздрав рекомендует обращаться в гель¬
минтологическое отделение Тропического института.Сообщая о вышеизложенном, Народный комиссариат
здравоохранения препровождает при сем для сведения и ру¬
ководства инструкции по собиранию и обследованию мате¬
риалов по пораженности населения глистами.Подписали: Зам. нар. ком. здр. Соловьев
Пом. зав. санит. эпид. отд. Слопевский
Зам. зав. орг.-адм. отд. Березин».Как видно из этого циркуляра, в работу по гельминто-
фаунистическому обследованию населения вовлечены были
многочисленные коллективы — от мелких малярийных стан¬182
ций до наиболее крупных тропических и санитарно-бакте¬
риологических институтов включительно. Предполагалась
организация сети мелких гельминтологических ячеек —
гельминтологических станций; они должны были стать уч¬
реждениями, на которые опирались бы в своей работе врачи
на местах. Кроме того, создавались гельминтологические от¬
деления при всех краевых и областных санитарно-бактерио¬
логических институтах, причем кое-где такие отделения уже
действовали. В итоге намечалась стройная схема гельминто¬
логических учреждений в стране с центральным гельминто¬
логическим институтом во главе.Документ этот явился практическим следствием деятель¬
ности нашей 25-й гельминтологической экспедиции в Дон¬
бассе.В 1926 году я пробыл в экспедициях свыше 4 месяцев.
Возглавлял 32-ю союзную гельминтологическую экспеди¬
цию, которая работала в Северном крае (бывшей Северо¬
двинской губернии), в городах Великий Устюг и Сольвыче-
годск, а затем — 35-ю и 36-ю гельминтологические экспе¬
диции, совместно работавшие в Средней Азии: первая
исследовала медицинские темы, вторая — ветеринарные.
В этих экспедициях впервые в нашей стране были объеди¬
нены медицина и ветеринария на базе гельминтологических
изысканий.Летом 1926 года в отделе здравоохранения Среднеазиат¬
ской железной дороги возникла мысль об организации экс¬
педиции по изучению гельминтозов рабочих и служащих.
Чтобы параллельно с этим экспедиция могла заняться во¬
просами ветеринарного и общебиологического порядка, при¬
шлось попросить Ветеринарное управление Наркомата зем¬
леделия РСФСР ассигновать средства для организации вете¬
ринарного отряда. Деньги нам дали, и фактически обе экспе¬
диции работали рука об руку в самом дружеском контакте.
Нам предоставили три вагона, и экспедиция провела работу
по всей магистрали Среднеазиатской железной дороги
(Ташкент — Красноводск), а также по двум ветвям: Ферган¬
ской (Урсатьевская — Джалалабад) и Кушкинская (Мерв —
Кушка). Медицинский отряд обследовал рабочих и служа¬
щих 30 железнодорожных станций. При этом мы стреми¬
лись производить выборочное обследование в таких пунк¬
тах, которые различаются друг от друга по характеру гео¬
графического положения и по густоте своего населения.
Кроме того, нас интересовал гельминтофаунистический183
статус отдельных профессиональных и национальных групп,
поскольку привычки и навыки, бытующие в разных областях
Средней Азии, играют определенную роль в распространен
нии гельминтозов. Поэтому в Фергане мы обследовали дех¬
кан, обрабатывающих рисовые плантации, и рабочих Сулюк-
тинских каменноугольных копей, в Чарджоу нас заинтере¬
совала гельминтофауна амударьинских рыбаков, в крепости
Кушка мы работали с красноармейцами. В общей сложности
в 30 пунктах мы обследовали около 3 тысяч человек. При¬
шлось констатировать на территории Туркменистана (Куш¬
ка, Мерв, Ашхабад, Джебел) анкилостоматозную инвазию.
Раньше в Туркмении она обнаружена не была.Большую работу провел и ветеринарный отряд нашей
экспедиции, обследовавший методом полных гельминтоло¬
гических вскрытий 1064 животных и собравший материал
на 10 различных бойнях Средней Азии.Итак, я снова оказался в Средней Азии. В экспедиции со
мной Лиза и Зорик. Сергей остался в Москве, он уже совер¬
шенно взрослый человек, ему скоро будет 18, а Зорику
только 9. Лиза работает препаратором. Работы много, так
что Зорик в общем предоставлен самому себе. Но он до¬
вольно самостоятелен, и мне думается, это неплохо, что он
вращается среди членов экспедиции, энтузиастов своего
дела, работающих самозабвенно, чуть ли не круглые сутки.
Воспитание детей примером мне кажется очень действен¬
ным. Зорик уважает труд и уже пытается сам быть полезным
другим, помогает, чем может.С момента последней нашей поездки в Туркестан про¬
шло всего 5 лет, но как сильно изменилась здесь жизнь! На
улицах Ташкента, Коканда, Андижана теперь можно встре¬
тить узбечек с открытым лицом. Их еще немного, но они
есть. Особенно поразило меня то, что уже был создан и
пользовался огромной любовью народа узбекский театр, на
сцене которого появились и женщины.По законам шариата профессия актера вообще считалась
позорной и недостойной мусульманина, а чтобы женщина
играла в нем, так об этом даже и говорить не приходилось.В Андижане нам рассказывали о зверской расправе над
первой женщиной, пришедшей в театр посмотреть представ¬
ление: ее убили и повесили на дереве. А теперь в перепол¬
ненных театрах наравне с мужчинами сидели и женщины.
Правда, подавляющее большинство из них; было в парандже.Театральные афиши свидетельствовали о разнообразии184
репертуара: здесь современные национальные пьесы и пьесы
классиков Востока и Запада. С огромным успехом шла ко¬
медия Гоголя «Ревизор». Не могу не привести несколько
строк из статьи о первой постановке этой комедии. Статья
была напечатана в «Правде Востока».«Было немного тревожно ожидать начала спектакля. «Ре¬
визор» должен был предстать перед зрителем-узбеком... Ка¬
кое представление имеет зритель об эпохе Гоголя? Как
поймет он комедию? И, наконец, как сыграют «Ревизора»
узбеки?С первого выхода, с первого же слова стало ясно, что «Ре¬
визор» идет в исполнении очень способных актеров. Перед
зрителем не любительский, а настоящий квалифицирован¬
ный театр, какого в Узбекистане раньше не было. Актеры
уверенно развертывали перед зрителем сцену за сценой.
Публика живо реагировала на каждое слово, на каждый
жест. Недостатки сцены и обстановки, ужаснейшие ко¬
стюмы, недочеты грима — все это не замечалось. Это был
огромный успех молодого узбекского театра у своего зри¬
теля...»В Узбекистане родился свой национальный театр, где
представления шли на узбекском языке. Необычно! И не¬
обычного здесь было теперь очень много. Достаточно было
просто пройтись по улицам, чтобы увидеть, как переверну¬
лась вся жизнь в этом крае. Нет больше Туркестана. В 1924 —1925	годах в Средней Азии образовались независимые совет¬
ские республики — Туркменская и Узбекская.В 1925 году состоялся I Всеузбекский съезд Советов.
Было избрано правительство Узбекской ССР. Председате¬
лем Центрального Исполнительного Комитета стал Юлдаш
Ахунбабаев. На домах появились вывески и таблички с на¬
званиями государственных учреждений Узбекской респуб¬
лики.В Самарканде один узбек нам рассказал о встрече с Ми¬
хаилом Ивановичем Калининым, который в 1925 году был в
Узбекистане. М. И. Калинин ездил по республике, был в
Ташкенте, Самарканде, Коканде, во многих кишлаках и
всюду разговаривал с простым народом.—	Вот я простой дехканин, а говорил с Калининым, и он
мне руку пожал и все о жизни спросил, — рассказывал собе¬
седник довольным тоном.—А теперь дехканам землю дали,
воду дали,—продолжал он.—Теперь дехканин бо-о-о-гатым
стал!185
На основании декретов ЦИК УзССР в конце 1925 года
началось проведение земельно-водной реформы. Проезжая
по Ферганской долине, мы видели, как возрождался этот
богатый край — ирригационная сеть, сильно пострадавшая
от басмачей в 1919 — 1920 годах, была восстановлена, дех¬
кане, получившие землю и воду, трудились, не жалея
сил.Нам предстояло обследование Ферганского оазиса. Едем
по зеленому морю. Бесконечные сады и плантации хлопка,
риса чередуются с темно-зеленым ковром посевов люцерны.Начинается подъем. Северные хребты сравнительно не¬
высокие, а на юге вершины гор серебрятся вечными сне¬
гами. Все мы не отрываемся от окон вагона. Какой резкий
контраст со степным ландшафтом Казахстана и Бухары, зы¬
бучими песками Туркмении!29 августа мы уже в Андижане. Читаю лекцию в саду же¬
лезнодорожного клуба, она вызывает оживленный обмен
мнениями.Следующий наш пункт — Коканд. Жарко и душно... Ни¬
где в Туркестане жара не переносится так тяжело, как в
Ферганских оазисах. Здесь воздух, благодаря массе ручей¬
ков и сложной сети арыков, насыщен влагой настолько, что
трудно дышать.Утром 3 сентября я побывал на кирпичном заводе, рас¬
сказал рабочим о целях гельминтологической экспедиции.
Мне задали много вопросов, и, наконец, рабочие вынесли
постановление: всем принять участие в обследовании.Вечером в железнодорожном саду перед началом спек¬
такля синеблузников Р. С. Шульц провел собеседование с
пионерами. Наш регистрационный стол, выставленный в ал¬
лее, привлекал всеобщее внимание: каждый проходящий счи¬
тал своим долгом, любопытства ради, остановиться, спро¬
сить, что тут делается. Этим дежурный регистратор пользо¬
вался в агитационных целях. Для медиков и врачей Коканда
я прочел лекцию: «Современные воззрения на роль парази¬
тических червей в патологии».На Сулюктинских каменноугольных копях вначале ра¬
бота не клеилась; сколько мы ни агитировали, материал для
анализов поступал от рабочих плохо. Но упорное стремле¬
ние добиться цели всегда себя оправдывало: варьируем ме¬
тодику просветительной работы, приглашаем «агитатора»
для выступления на узбекском языке и добиваемся удовле¬
творительных результатов. Объявляем Сулюктинские руд¬186
ники свободными от анкилостомоза, выезжаем из пределов
Ферганской долины и держим путь на запад, к Самарканду.Выделяем группу товарищей для обследования работни¬
ков ферганских рисовых плантаций. Рисовые поля, скрытые
под водой по 100 и больше дней, считаются в Туркестане
основными очагами малярии. Далее высказывалось предпо¬
ложение, что условия работы на рисовых плантациях
должны грозить не только распространением малярии, но и
различных гельминтозов. И мы решили обследовать рабочих
на плантациях близ станции Грунч-Мазар. Члены экспеди¬
ции прежде всего направились к председателю исполкома.
Исполком размещался в большой кибитке. Председатель вни¬
мательно нас выслушал и предложил вместе с ним пойти в
чайхану на базар. Чайхана здесь — центр местной обществен¬
ной жизни, сюда для времяпрепровождения и бесед за чаш¬
кой зеленого чая (кок-чай) приходят отдыхающие.К председателю исполкома сразу подошел народ. Все рас¬
селись, принялись за кок-чай. Мы же начали беседу (с пере¬
водчиком) о цели экспедиции. Интересно было наблюдать
взрыв веселья, которым встречалось изложение дела. Даже
председатель, проникнутый сознанием своего официального
положения, тщетно пытался скрыть свою улыбку. Однако,
узнав, что нам к следующему утру необходимо уже скон¬
центрировать весь материал, председатель немедленно сде¬
лал через «десятников» соответствующее распоряжение.
К утру материал был собран и доставлен в штаб экспедиции....Едем по Западному Узбекистану. Снова красоту фер¬
ганских оазисов сменили угрюмые пейзажи узбекистанской
степи, и только на южном горизонте виднеется дымка Тур¬
кестанского хребта. Миновав Джизак, подъезжаем вплотную
к восточному подножию Нуратаусского хребта.Единственной щелью, через которую возможно проник¬
нуть в глубь этого горного массива, являются Тамерлановы
ворота. Миновав их, попадаем в долину реки Сандар. Эта
та самая река, волны которой, судя по арабской надписи,
выбитой на скале Тамерланова ущелья, в течение целого ме¬
сяца были красными от крови, когда сражались отряды Аб-
дулла-хана с войсками Дервиш-хана.В Самарканде повторяется то же, что и в других пунктах:
Подъяпольская в день приезда докладывает на собрании ра¬
ботников службы пути, Баскаков — службы тяги, я — служ¬
бы движения. Наконец, на следующий день я выступаю на
большом собрании железнодорожников.187
Снова дорога. Мелькают остановки в Кзыл-Тепе, Кагане.
Здесь Шульц читает в железнодорожном клубе лекцию,
о которой местные организации вывесили следующее забав¬
ное объявление:«Информация-лекция профессора выездной сессии об
обследовании железнодорожных служащих и рабочих о их
заболеваниях».Экспедиция работала в самом южном пункте СССР —
городе Кушке, расположенном на границе с Афганистаном.
Здесь мы обнаружили первый случай анкилостомидоза у
человека. Кроме того, 4 случая этой болезни обнаружили в
Мерве.20 октября мы были уже в Ашхабаде, где в тот же день
вечером я открыл чтение лекций медицинским врачам, вы¬
званным сюда с линии Среднеазиатской железной до¬
роги,—были организованы 20-часовые гельминтологические
курсы.В итоге медицинский отряд провел обследование около
3 тысяч человек. Выяснилось, что зараженность гельминтами
здесь достигает 30 процентов. Кроме того, члены экспедиции
прочитали свыше 40 лекций, провели многочисленные бе¬
седы. Доклады и лекции на темы санитарии посещались
охотно. В Ашхабаде я подробно ознакомился с деятельно¬
стью Дома санитарного просвещения и с удовольствием от¬
метил, что своей работой он охватил самые отсталые слои
населения.Из экспедиции я был вызван телеграммой начальника
Главного ветеринарного управления Наркомзема РСФСР.
Дело было в следующем. В феврале 1926 года мне совер¬
шенно случайно попал в руки проект программы Всерос¬
сийского ветеринарного научно-организационного съезда.
Прочитав этот проект, я крайне расстроился и возмутился.
В программе ни единым словом не упоминалось о борьбе
с глистными болезнями. Сказалась атмосфера недоверия,
непризнания, непонимания гельминтологии и как науки и
как важнейшей части ветеринарии и медицины.Я немедленно послал письмо в Ветеринарное управление
Наркомзема РСФСР. В нем я писал: «Ознакомившись со слу¬
чайно попавшим мне в руки проектом программы Всерос¬
сийского ветеринарного научно-организационного съезда,
я как специалист-паразитолог считаю своей обязанностью
констатировать и заявить следующее: в этой программе не
нашли отражения и остались совершенно не отмеченнымй188
некоторые животрепещущие вопросы, касающиеся как вете¬
ринарно-санитарного дела, так и организации борьбы с не¬
которыми эпизоотиями».Должен признаться откровенно, писал я, что для меня,
специалиста-паразитолога, знакомого с размерами многих
эпизоотий инвазионного характера, представляется глубо¬
ким и совершенно ничем не объяснимым анахронизмом та¬
кое положение, когда в перечне болезней проекта не упо¬
мянуто ни единой болезни с глистной этиологией *. Между
тем такая болезнь, как фасциолез **, имеет серьезное эко¬
номическое значение.Я настаивал на включении в программу съезда двух во¬
просов:а)	научные обоснования ветсаннадзора за мясными про¬
дуктами (принципы бактериологических и гельминтологиче¬
ских методов в деле осмотра мясных продуктов, браковки и
обеззараживания их);б)	эпизоотические глистные болезни домашних живот¬
ных.По поводу этого письма меня вызвали в управление, где
состоялся напряженный разговор. В результате выдвинутые
мною вопросы включили в программу съезда, на котором
был поставлен и мой доклад. И теперь из экспедиции я вы¬
ехал в Москву для участия в I Всесоюзном научно-органи¬
зационном съезде ветеринарных врачей. Он открылся 25 сен¬
тября 1926 года в клубе Наркомзема. Невольно я сравнивал
два съезда ветеринарных работников: один, проходивший в
царской России в 1903 году, и другой, собравшийся в
1926 году в Советской России.В 1903 году приехавшие с далеких заброшенных окраин,
забытые всеми, без всяких надежд и перспектив ветеринар¬
ные врачи выступали и говорили о своем тяжелом положе¬
нии, о нищете и бескультурье огромных районов, о беспер¬
спективности своего труда, о своем бессилии что-либо из¬
менить в окружающей жизни.В 1926 году также съехались ветеринарные работники из
различнейших мест России, близких и далеких от центра.
Прошло всего 9 лет с момента установления Советской
власти. 9 лет, из которых почти 4 года в стране бушевала*	Этиология — учение о причинах заболеваний.** Фасциолез — болезнь печени, вызываемая трематодой фасцио-лой.189
война,—и за эти немногие годы неузнаваемо изменился сам
человек и та жизнь, что его окружала.Правда, страна наша была еще бедна, ветеринарные ра¬
ботники обеспечены неважно, но перед ними открывались
огромнейшие перспективы, от каждого требовалась творче¬
ская самостоятельная работа, каждый чувствовал свою лич¬
ную ответственность за все преобразования, что происхо¬
дили в стране.Очень интересным было выступление Михаила Ивано¬
вича Калинина. Уже сам факт, что на съезд ветеринарных
работников приехал Калинин, говорил о большом внимании,
которое уделялось теперь этой отрасли народного хозяй¬
ства.Аудитория восторженно встретила появление Калинина
на трибуне.До этого он скромно сидел в президиуме съезда, сосредо¬
точенно слушая выступавших.Я видел Михаила Ивановича впервые.Он был невысок, коренаст, одет в простой скромный ко¬
стюм. Не спеша прошел он к трибуне, внимательно оглядел
зал. Мне понравились и его необычайная скромность, и доб¬
рые глаза, и ласковая, приветливая улыбка.Калинин говорил о высокой миссии ветеринарных работ¬
ников в деревне, о том, что ветеринарные работники яв¬
ляются не только специалистами на селе, но и общественни¬
ками, которые содействуют и укреплению народного хозяй¬
ства, и поднятию культуры крестьянской массы.Михаил Иванович в своей речи отметил, что «настоящий
ветеринарный съезд является некоторым образом показате¬
лем роста материального благосостояния деревни, а вместе
с ростом материального благосостояния повышаются также
и культурные потребности крестьянства. Ветеринария яв¬
ляется одним из важных участков общего культурного
фронта, она должна помочь крестьянам в культурном веде¬
нии хозяйства».Слова о том, что ветеринарный врач — центральная фи¬
гура в деревне, вызвали бурную овацию слушателей.О большом научном и практическом значении съезда ска¬
зал заместитель наркома земледелия А. И. Свидерский.—	В нашей крестьянской стране,—говорил он,—во¬
просы сельского хозяйства занимают исключительное ме¬
сто, и поднятие ветеринарии на должную высоту является
одной из важнейших задач. Нам необходимо расширить ве¬190
теринарную сеть, привлечь к этому делу крестьянское на^
селение, создать новый тип ветеринарных деятелей...С огромным интересом и вниманием выслушали мы вы¬
ступление наркома здравоохранения Н. А. Семашко. Он
говорил красиво, эмоционально, увлекаясь сам и увлекая
аудиторию. Он рассказал, что Совет Народных Комисса¬
ров вынес ряд постановлений о развитии ветеринарного
дела, учитывая его значение для поднятия сельского хозяй¬
ства нашей страны. Семашко отметил, что у медицинских
врачей и у ветеринарных работников много общих про¬
блем. Сочетание мероприятий медицины и ветеринарии яв¬
ляется важной общей задачей.Съезд провел большую работу: было обсуждено свыше
100 докладов по различным вопросам организации ветери¬
нарного дела и методике борьбы с эпизоотиями.Я выступил с докладом «Глистные заболевания в свете
современных воззрений». Когда я, окончив доклад, возвра¬
щался на свое место, Михаил Иванович сказал мне, что я
поднял важные и существенные вопросы, безусловно тре¬
бующие к себе самого серьезного отношения.Думаю, что доклад, который выслушали руководители
ветеринарного дела различных республик, краев и обла¬
стей, имел немалое пропагандистское значение и оказал
благотворное влияние на развертывание гельминтологиче¬
ской работы.В 1926 году я читал лекции для военных ветеринарных
врачей при Ветеринарно-микробиологическом институте
РККА в Ленинграде; на подготовительных курсах участко¬
вых ветврачей, организованных Московским окружным зе¬
мельным управлением; на курсах усовершенствования вра¬
чей при Московском санитарно-бактериологическом инсти¬
туте; на курсах усовершенствования врачей-маляриологов
при Тропическом институте и т. д.В 1926 году ряды гельминтологов пополнились талантли*
вой молодежью, впоследствии сформировавшейся в настоя¬
щих специалистов-гельминтологов. Стажерами, командиро¬
ванными для специализации по гельминтологии были:
В. Д. Семенов, ассистент кафедры биологии Смоленского
госуниверситета, впоследствии профессор биологии Горь¬
ковского медицинского института; ветврач С. В. Иваницкий,
присланный Ветуправлением Украины, впоследствии круп¬
ный специалист, профессор паразитологии Харьковского ве¬
теринарного института; ветврач М. П. Любимов, аспирантт
Казанского ветеринарного института; Л. Г. Панова — сту¬
дентка Ленинградского ветеринарного института, впослед¬
ствии возглавила гельминтологическое отделение Ленин¬
градского научно-исследовательского ветеринарного инсти¬
тута. Специализировался в этот период и медицинский врач
В. А. Чарушин, прикомандированный Мосздравотделом, и
В. Ф. Червяков — прозектор кафедры патологической анато¬
мии Минского государственного университета. РаботыВ.	Ф. Червякова сыграли впоследствии большую роль в во¬
просах статистики цистицеркозного поражения мозга чело¬
века.В это время я уделял большое внимание гельминтологи¬
ческой лаборатории МГУ. Мне выпала честь организовать,
развить и закрепить в стенах МГУ гельминтологическую
науку, создать первую за всю историю старейшего русского
университета паразитологическую лабораторию.История этого дела такова. Еще в декабре 1920 года я по¬
сетил Григория Александровича Кожевникова, профессора
зоологии беспозвоночных и директора Зоологического му¬
зея, с которым ранее был знаком только по литературе. Гри¬
горий Александрович встретил меня очень гостеприимно, а
в конце беседы предложил прочитать курс гельминтологии
для студентов-естественников и медиков Московского уни¬
верситета.Предложение это было для меня хотя и неожиданным, но
крайне заманчивым, и я согласился. Но регулярное чтение
лекций по гельминтологии в МГУ мне удалось организовать
только в сентябре 1923 года.Курс мой официально именовался «паразитологией»,
фактически же я читал гельминтологию. Поскольку курс
был факультативным, естественно, что он привлекал только
ту молодежь, которая интересовалась моей наукой.Курс гельминтологии студентам-естественникам физи¬
ко-математического факультета (биологического факуль¬
тета в те времена еще не было) я читал с увлечением. Слу¬
шатели мои были большими энтузиастами: лекции им нра¬
вились, посещали они их без прогулов, ловили и записы¬
вали буквально каждую мысль.Первыми моими слушателями были студенты-естествен¬
ники Э. М. Ляйман, А. М. Королева, Т. С. Скарбилович и
другие. Естественно, что им захотелось приступить к науч¬
но-исследовательской работе. В связи с тем, что универси¬
тет не имел возможности (так по крайней мере это объяс¬192
нялось) создать хотя бы маленькую паразитологическую
лабораторию, я предоставил студентам рабочие места на
кафедре паразитологии Московского ветеринарного инсти¬
тута. Здесь энтузиасты и завершили несколько фаунистиче-
ских работ: Ляйман разработал материал по трематодам
желчных ходов печени птиц, Курова — по эхиностоматидам
туркестанских птиц, Королева — по филяриидам птиц.
Э. М. Ляймана я пригласил сверхштатным ассистентом, и он
с сентября 1924 года начал проводить курс практических
занятий по гельминтологии.Конечно, и я, и Ляйман работали безвозмездно. На мой
курс не отпускалось ни единой копейки. Отсюда следует,
что для практических занятий мы одалживали чужие микро¬
скопы, а препараты брались главным образом на кафедре
паразитологии Московского ветеринарного института. Эта
кафедра помогала молодой лаборатории и реактивами для
приготовления «собственных» препаратов.Нужно не только удивляться, но и преклоняться перед
настойчивостью, энергией и целеустремленностью Эдуарда
Максимильяновича Ляймана, который всячески изощрялся,
чтобы накопить в нашей микроскопической лаборатории,
которая владела единственным шкафом в чужом помещении,
гельминтологический материал.Лекции по гельминтологии в МГУ продолжали привле¬
кать студенческую молодежь. Помимо слушателей выко¬
вался небольшой коллектив из 12—15 человек, который го¬
рел желанием приступить к научным исследованиям. Необ¬
ходимо было во что бы то ни стало отыскать для них хотя
бы самое примитивное помещение для лабораторной ра¬
боты. Зоологический музей не мог выкроить для нас абсо¬
лютно никакой площади. На помощь пришел Институт
сравнительной анатомии. Академик А. Н. Северцов и доцент
Б. С. Матвеев предоставили в наше распоряжение места
между шкафами на верхних хорах музея сравнительной ана¬
томии. Здесь 5 февраля 1924 года и была развернута парази¬
тологическая лаборатория.Невзирая на примитивность оборудования импровизиро¬
ванной гельминтологической ячейки, был счастлив и я, и
весь коллектив натуралистов-гельминтологов: теперь мы
имели возможность развернуть научно-исследовательскую
работу.Поскольку все мы днем были заняты, то приходили сюда
главным образом по вечерам. В определенные дни недели я13	К, И. Скрябин193
входил в большой зал Института сравнительной анатомии,
поднимался по металлической лестнице на хоры, где с не¬
терпением ждала меня за рабочими столиками дружная
семья биологов. Все оживлялись, подготавливали препа¬
раты, просматривали свои записи, задавали вопросы.Подхожу к столику Т. С. Скарбилович. Она разрабаты¬
вает материал по паразитическим червям летучих мышей.За мной как тень следует Ляйман; он должен охватить
всю нашу тематику, быть в курсе работы каждого сотрудника,
ибо в мое отсутствие к нему как к старшему обращаются
с бесчисленными вопросами. А вот 3. Г. Василькова, она раз¬
рабатывает материал по нематодам чаек и крачек Донской
области и Туркестана, собранный первыми пятью союзными
гельминтологическими экспедициями. За третьим столом —
Н. В. Савина, она занята паразитическими червями рыб.
Е. В. Андронова изучает нематод мурманских птиц, М. М. Бо-
ровкова — паразитических червей скатов. Что касается са¬
мого Ляймана, то он изучает гельминтофауну морских рыб
мурманского побережья.Я обхожу все столы, стараясь помочь каждому студенту.
Молодежь довольна: работа кипит. Часы занятий проходят
незаметно. Меня весело провожает группа студентов-биоло-
гов, мы уславливаемся о дне и часе новой очередной встречи
на хорах сравнительно-анатомического музея.Так продолжалось целых 4 года.Энергия и инициатива Э. М. Ляймана не ограничилась
подысканием и оборудованием паразитологической лабора¬
тории в стенах университета. Он решил организовать гель¬
минтологическую экспедицию на мурманское побережье
Северного Ледовитого океана, где сборы паразитических
червей морских животных еще не производились. Денег
университет дать не мог. Ляйман и еще четыре слушателя
университетского гельминтологического курса на свои
скромнейшие студенческие средства выехали в 1924 году в
Мурманск, обосновались на местной биологической станции
и собрали значительный гельминтологический материал.
Следующую зиму они посвятили разработке собранного ма¬
териала. В 1925 году Ляйман аналогичным методом органи¬
зовал вторую экспедицию в Мурманск. В ней участвовало
уже 7 волонтеров. Эта экспедиция работала в районе Коль¬
ского залива и на озере Имандра.Зимой 1925/26 года я продолжал чтение гельминтологи¬
ческого курса, причем был даже введен в число преподава¬194
телей физмата университета со званием сверхштатного про¬
фессора. Наша лаборатория, хотя и не получала совершен¬
но никаких средств не только на оборудование, но даже
на свое существование, все-таки продолжала интенсивно
работать. На хорах Института сравнительной анатомии уже
13 человек разрабатывали научно-исследовательские темы
по гельминтологии.К этому времени некоторые работы Ляймана, Боровко-
вой, Андроновой и Мудрецовой были уже подготовлены к
печати. И у нашего коллектива блеснула дерзкая мысль:
нельзя ли издать эти работы в виде отдельного сборника?
Инициатива, энергия и труд в данном случае вышли победи¬
телями. Университетское издательство согласилось выпу¬
стить под моей редакцией небольшой сборник «Работы па¬
разитологической лаборатории Московского университета».
Он вышел в свет в 1926 году. В нем было опубликовано9	гельминтологических работ.Основной мой помощник в МГУ Э. М. Ляйман стал по¬
степенно формироваться в специалиста по ихтиологической
гельминтологии. Работа его чрезвычайно увлекла. Зима
1926/27 года была последней, когда я еще читал на физмате
гельминтологический курс. В следующие годы я сохранил
за собой только руководство научно-исследовательской ра¬
ботой биологов-гельминтологов.В 1929 году Ляйман начал читать курс гельминтологии,
вначале на высших педагогических курсах при универси¬
тете, а с января 1930 года — на биологическом отделении.
Другие энтузиасты тоже продолжали работать в области
гельминтологии.Э. М. Ляйман стал профессором кафедры болезней рыб
в Московском рыбном институте; 3. Г. Василькова, получив¬
шая медицинское образование, успешно разрабатывала на
базе Центрального тропического института проблемы меди¬
ко-санитарной гельминтологии. Она многое сделала для ор¬
ганизации медико-гельминтологической помощи населению.
Т. С. Скарбилович во Всесоюзном институте гельминтоло¬
гии заведовала лабораторией фитогельминтологии. А. М. Бо-
ровкова также стала научным сотрудником лаборатории.
Она занималась гельминтозами пушных зверей. В 1940 году
А. М. Боровкова провела блестящую работу по расшиф¬
ровке цикла развития нематоды — возбудителя легочного
гельминтоза черно-серебристых лисиц. Н. В. Савина, став¬
шая ветеринарным врачом, успешно разрабатывала гель¬195
минтологические вопросы в Армении, на базе ветеринарной
опытной станции. О. М. Сыплякова стала гельминтологом
Московского областного института инфекционных болезней
имени Мечникова. А. М. Королева подарила гельминтологи¬
ческой науке ряд ценных исследований по нематодологии.1926	год был для гельминтологии плодотворным. Калан -
тарян на базе Тропического института в Ереване развер¬
нула работу среди медицинских врачей; Массино хорошо
поставил кафедру паразитологии в Казанском ветеринар¬
ном институте, в чем ему помог профессор К. Г. Боль.
П. И. Сербинов и Е. С. Шульман — члены донецкой экспе¬
диции — развернули медико-гельминтологическую работу
на Украине, Ж. К. Штром руководил гельминтологическим
отделом Тропического института в Бухаре. Сам я в 1926 году
коллегией Наркомпроса РСФСР был избран членом Госу¬
дарственного ученого совета (ГУС). Возглавлял научно-тех¬
ническую секцию О. Ю. Шмидт. ГУС утверждал персонал
в профессорских званиях, заслушивал научно-организацион¬
ные и методические доклады, давал по ним заключения, ут¬
верждал учебные планы вузов.Вспоминается мне такой факт. В ответственных кругах
зародилась мысль о целесообразности восстановления для
ученых степени доктора наук, которая была в первые годы
Советской власти аннулирована. Все члены ГУС получили
для заполнения анкеты с рядом вопросов, касающихся отно¬
шения их к докторантству. Прошло несколько месяцев. Выяс¬
нилось, что большинство членов ГУС отнеслись к восстанов¬
лению докторской степени положительно.Самым, пожалуй, ответственным для меня в ГУС был
момент, когда утверждались новые учебные планы ветери¬
нарных институтов. Как член ГУС, я выступил в защиту
Омского, называвшегося тогда Сибирским, ветеринарного
института. Имелась тенденция ликвидировать этот молодой,
но крайне нужный для страны вуз. В итоге институт был
сохранен.
ПЕРВЫЕ ИТОГИСоветской гельминтологии 10 лет.—
Отряд специалистов. — 51 экспеди¬
ция.— Страницы старой газеты.—
Раздумья о моей профессии. — Раз¬
говор с сыном. — На вечере Влади¬
мира Маяковского.1УL / ГОд был юбилейным го¬
дом. В ноябре Советской Республике исполнилось 10 лет.Этот год был юбилейным и для гельминтологической
науки. Исполнялось 10 лет существования кафедры пара¬
зитологии и 10 лет с момента организации первого гельмин¬
тологического отделения при бывшей ветеринарной лабо¬
ратории МВД.Мне всегда видится очень симптоматичным тот факт, что
моя наука — ровесница Советской власти. Развиваясь в усло¬
виях советского строя, наша наука смогла перешагнуть ряд
препятствий, которые оказываются непреодолимыми для раз¬
вития гельминтологии в зарубежных странах.Советская гельминтологическая наука за десятилетие
смогла сделать то, на что США понадобилось 45 лет, как об
этом в свое время заявил крупнейший американский иссле¬
дователь Морис Холл.В бывшей Российской империи гельминтологии как са¬
мостоятельной научной дисциплины не существовало. Во
всей стране не было ни одного специального научно-иссле-
довательского института, где бы разрабатывались вопросы
гельминтологии; не преподавалась эта дисциплина ни
в высшей школе, ни на курсах усовершенствования вра¬
чей.Медицина и ветеринария того времени интересовались в
основном проблемами инфекций; на это мобилизовались
кадры и средства, и каким-то чудачеством, если не сказать
сильнее, считалось изучение паразитических червей. Врачи
не только оставались равнодушными к проблемам приклад¬197
ной гельминтологии, но вообще считали занятие «глистами»
ниже достоинства образованного человека. И понятно, что
организаторам гельминтологической работы было чрезвы¬
чайно тяжело. Старания первых советских гельминтологов
привить врачам новые взгляды на гельминтологическую
науку воспринимались в первые годы с недоверием или
даже недоброжелательством. В те годы качество гельминто¬
логической помощи трудящимся стояло на крайне низком
уровне. Проводилось прадедовскими методами «глистогон¬
ное» лечение без надлежащей диагностики и без всякой
увязки с профилактикой.А ведь мир гельминтов огромен. Гельминты представляют
пять самостоятельных типов животного царства; уже этот
факт говорит о том, что объектами изучения гельминтоло¬
гии являются организмы, характеризующиеся чрезвычайной
разнотипностью своей анатомо-биологической организации.
Однако и в пределах отдельных классов каждого из указан¬
ных пяти типов наблюдается удивительное разнообразие
структурных особенностей. Вот, например, трематоды; со¬
временная систематика насчитывает свыше ста самостоя¬
тельных семейств у этого класса гельминтов, с сотнями ро¬
дов и тысячами различных видов, отличающихся друг от
друга.Гельминты требуют самого тщательного изучения, необ¬
ходимого для установления правильного диагноза заболева¬
ния пациента, специфических методов лечения и профилак¬
тики. А врачи в первые годы существования гельминтологии
все заболевания, связанные с паразитическими организ¬
мами, именовали термином «гельминтиазис». Ставили
диагноз: гельминтиазис, лечили гельминтиазис, профилак¬
тику проводили также против гельминтиазиса. Ну и понят¬
но, что от такого рода «мероприятий» не было никакого
толку.В своих первых лекциях медицинским врачам я приво¬
дил такое сравнение. Вообразите себе, говорил я, такого
врача, который, придя к больному, страдающему какой-либо
инфекционной болезнью, поставил бы диагноз: «бакте-
риазис», представьте дальше, что все инфекционные болезни
стали бы именовать «бактериазисом», поскольку все они вы¬
зываются бактериями. Таких врачей фактически, конечно,
нет. Но все без исключения врачи дореволюционного пе¬
риода широко пользовались неграмотным слором «гельмин¬
тиазис».198
Октябрьская революция вызвала к жизни революцию
культурную, которая должна была перестроить на новых,
социалистических началах весь быт населения, все трудо¬
вые процессы, весь издревле установившийся уклад жизни.
И культурная революция шла неослабевающими темпами.Минуло 10 лет с момента организации первой в России
гельминтологической лаборатории, срок, конечно, неболь¬
шой, а сделано было не мало. Гельминтологическая работа
за 10 лет развернулась не только в Москве, но и на перифе¬
рии. В организации гельминтологических ячеек в краях и
областях мы принимали самое активное участие, во главе
многих из них стояли мои ученики, которые всегда полу¬
чали нужную им консультацию в наших московских лабо¬
раториях.Не имея своего научного центра, работники этих отде¬
лов тянулись к нам, и фактически мы должны были осуще¬
ствлять то руководство, на которое, во-первых, не имели
никаких юридических прав и для которого, во-вторых, не
имели необходимой базы. Нужно было добиваться создания
Центрального гельминтологического института. Он должен
был координировать работу всех гельминтологических
ячеек, возглавить изучение гельминтофауны СССР и гель-
минтозов людей и животных, заняться разработкой меро¬
приятий по борьбе с инвазиями и вопросами подготовки вра-
чей-гельминтологов.Мне хотелось использовать юбилей гельминтологической
науки, чтобы усилить ее пропаганду и добиться необходи¬
мых условий для ее дальнейшего развития.О	том, что юбилей будет отмечаться, мне не раз гово¬
рили в Ветеринарном управлении Народного комиссариата
земледелия разные люди, в частности его начальник
А. В. Недачин, который хорошо понимал значение гельмин¬
тологии.Я стал готовить доклад к юбилею.Пришлось поднимать огромный материал, ведь только за
эти 10 лет была проведена 51 специализированная гельмин¬
тологическая экспедиция. Эти экспедиции обследовали
много тысяч экземпляров различных животных. Была проде¬
лана также большая работа по обследованию людей на гель-
минтозы. Обследования дали материал огромной важности.
Так, например, трематода фасциола — паразит печени — была
обнаружена у людей в различных местах СССР около
100 раз, в то время как на всем земном шаре к 1926 году199
этот гельминт был описан у человека всего только 30 раз.
С расширением нашей работы количество обнаруженных
паразитических червей у человека и у животных стало резко
возрастать.Та пропаганда, которую мы усиленно проводили, наша
практическая работа и наши печатные труды скоро дали за¬
метные результаты. К нам в лабораторию в Тропическом ин¬
ституте стекалось много народу на консультацию. Вначале
шли больные, а потом и врачи; появились у нас и стажеры.
Мы получали для консультации гельминтологические мате¬
риалы из самых отдаленных точек страны.Консультационная работа возрастала буквально с каж¬
дым днем. Объем ее был колоссален. И понятно, что одной
из основных задач, стоявших перед организаторами совет¬
ской гельминтологии, являлась подготовка кадров. К 1927 го¬
ду, за первое десятилетие существования нашей науки,
сформировался уже значительный отряд специалистов, ко¬
торый мог принимать активное участие в изучении гельмин-
тофаунистического статуса страны.Методика привлечения к гельминтологии подходящих
кадров из числа ветеринарных, медицинских врачей и био¬
логов носила разнообразный характер. Мы агитировали са¬
мых способных студентов, окончивших ветеринарные и ме¬
дицинские вузы. И я, и другие работники лаборатории
много ездили в разные края, республики и области с агита-
ционно-пропагандистскими целями. И где бы мы ни бывали,
мы старались всюду привлечь в свои аудитории биологов,
медиков и ветеринаров, хотя приходилось на это тратить
много времени. У нас появилась масса стажеров, которые
постоянно, из года в год командировались районными, обла¬
стными, краевыми и республиканскими учреждениями здра¬
воохранения и ветеринарии. Стажеры получали у нас гель¬
минтологическую квалификацию и затем развертывали ра¬
боту на местах. Мы создавали кадры также методом широ¬
чайшего гельминтологического просвещения, прежде всего
врачей. Необходимо признаться, что «непротивление гель¬
минтологическому злу», которое имело место в дореволю¬
ционное время, привело страну к тяжелым последствиям, ибо
и люди и животные оказались захлестнутыми очервлением.
Это было массовое бедствие, с которым мы теперь успешно
боролись...В работе заседания, посвященного нашему юбилею, при¬
няли участие Наркомздрав РСФСР, Ветеринарное управле¬2С0
ние Красной Армии, ГИЭВ, Государственный тропический
институт, ЦК союза «Медсантруд», секции научных работ¬
ников Рабпроса.С периферии, из различнейших мест в наш адрес при¬
шла масса поздравлений, получили мы и многочисленные
поздравления из-за границы.Зал заседаний Дома ученых был переполнен. Нас при¬
шли поздравить работники научных и высших учебных за¬
ведений и ветеринарных организаций, многие приехали с
периферии, причем прибыли не только те, кто был пригла¬
шен официально,—многие гости приехали по собственной
инициативе.На заседании я выступил с докладом «Достижения гель¬
минтологии в СССР за 10 лет и перспективы ее развития».
Наша гельминтологическая школа как бы предстала перед
общественным судом. Что же, нам не было стыдно. Доста¬
точно было кинуть хотя бы беглый взгляд в большой зал
Дома ученых. Кто знал 10 лет назад что-нибудь о гельмин¬
тологии? Отдельные ученые и некоторые любители естест¬
вознания — вот, пожалуй, и все. А теперь гельминтология
выросла на базе ветеринарии, медицины и биологии в солид¬
ную дисциплину. Гельминтология стала потребностью. Без
нее врачу-медику и ветеринару невозможно обойтись. На
ее праздник пришли и ученые, и студенты, и врачи-прак¬
тики, и представители широких кругов общественности.Да, гельминтология сделала большой шаг вперед — об
этом я говорил в своем докладе, но в нем же я подчеркнул
те важные задачи, которые стояли перед новой наукой.
Нельзя было не говорить о том, что на медицинских факуль¬
тетах республики, кроме Военно-медицинской академии и
Ереванского университета, гельминтология не была еще
признана и не преподавалась. Нельзя было не говорить, что
само развитие науки требовало создания специализирован¬
ного центрального научно-исследовательского института.Выступая на юбилейном вечере, начальник Ветеринар¬
ного управления Наркомзема А. В. Недачин заявил, что
создание гельминтологического института является делом
ближайшего времени. Сообщение Недачина было встречено
всеми с большой радостью.Нашей юбилейной дате был посвящен специальный но¬
мер «Русского журнала тропической медицины», юбилей
отмечался «Вестником современной ветеринарии» и боль¬
шинством центральных газет и журналов.201
Вот лежат предо мной 2 июньских номера газеты «Ком¬
сомольская правда» за 1927 год. Страницы их пожелтели,
они очень ветхи, но, вглядываясь в них, я живо и ясно вспо¬
минаю то время — и тревожное, и радостное. 13 июня1927	года одно сообщение потрясло всю нашу страну:
в Польше был убит советский полпред П. Л. Войков. Целая
цепь антисоветских выступлений: осада советского консуль¬
ства в Шанхае, налет на наше торгпредство в Пекине, срыв
торгового договора и разрыв дипломатических отношений
с Англией. В воздухе пахло новой войной, которую нам пы¬
тались навязать. И в этой накаленной обстановке страна че¬
ствовала нас, гельминтологов, заботилась о науке, помнила
своих скромных ученых, отмечала их юбилей.Вот передовая «Комсомольской правды»:«Ко всем членам ВЛКСМ, ко всей трудя¬
щейся молодежи Советского Союза.Товарищи!Буржуазия готовится обрушить на головы трудящихся
новую мировую войну.Правительство английских консерваторов, разорвав тор¬
говые и дипломатические отношения с Советским Союзом,
сделало решительный шаг к войне»...А вот другая страница: с ветхого листка газеты смотрит
на меня мой портрет. Статья под портретом называется
«Очервление людей». В ней говорится:«В 12 верстах от Москвы, по Московско-Курской ж. д.,
в парке привольно жили в старину поколения князей Голи¬
цыных.Революция по-новому направила жизнь Кузьминок. Сов¬
нарком в 1918 году создал здесь новое и единственное в Рос¬
сии учреждение — Государственный институт эксперимен¬
тальной ветеринарии.Назначение его — быть «главным штабом охраны нашего
животноводства». Институт оправдал себя. В нем работает
отдел по различным вопросам биологии организма и болез¬
ней животных. Научно-исследовательская деятельность ин¬
ститута широко развивалась, охватила и выявила много зло¬
бодневных, имеющих громадное значение для экономики
страны вопросов.Мы останавливаем внимание читателей на работе гель¬
минтологического научно-исследовательского отдела инсти¬
тута, которым руководит профессор К. И. Скрябин»...И дальше рассказывается о нашей гельминтологической202
науке: какие вопросы она охватывает и чем заняты на дан¬
ном этапе работники отдела. Статья написана очень тепло,
много приятного сказано в адрес гельминтологов. А внизу
под статьей помещен материал: «В фонд эскадрильи «Наш
ответ Чемберлену»». В информации сообщалось:«Практиканты 6-го и 7-го выпусков и руководители Мо¬
сковской тягловой школы Рязано-Уральской железной до¬
роги вносят 34 р. 10 к. и вызывают Саратовскую профшколу
и московских профшкольцев, находящихся на практике в
Козловских и Тамбовских мастерских Рязано-Уральской же¬
лезной дороги.Местком № 112 Туркменского представительства и Турк-
менгосторга вносят 60 рублей.Студенты Московского института, общежития № 2 вно¬
сят 12 р. 12 к. и вызывают общежитие № 1 и № 3.Ячейка ВЛКСМ Резинотреста вносит 21 р. 06 к. и вызы¬
вает ячейку ВЛКСМ ГЭТ, Кожсиндиката и Нефтесиндиката.Безработный член союза ВСРМ т. Бубинчик вносит1	руб. и вызывает всех рабочих и служащих, а также и безра¬
ботных последовать его примеру».Я читал тогда газету и думал о том, что развитие нашей
науки — это тоже ответ господам Чемберленам!Одним из самых для меня волнующих подарков был
сборник работ моих учеников. Его озаглавили: «Сборник ра¬
бот по гельминтологии, посвященный проф. Константину
Ивановичу Скрябину его учениками, основателю гельмин¬
тологической школы, организатору первой кафедры пара¬
зитологии и первого гельминтологического научно-иссле¬
довательского института в СССР к десятилетию их соз¬
дания».В этом сборнике помещены 23 гельминтологические ра¬
боты, посвященные изучению паразитических червей с раз¬
ных точек зрения. Здесь работы и медицинского и вете¬
ринарного значения, описываются паразитические черви
разнообразнейших «хозяев»: и млекопитающих, и птиц, и
рыб; рассматриваются черви, добытые от животных из раз¬
ных углов необъятной территории нашего Союза — от край¬
него Юга до полярных пределов нашего Севера.Я был удостоен звания заслуженного деятеля науки. Мне
это было особенно приятно и радостно потому, что свиде¬
тельствовало прежде всего о признании гельминтологии как
науки. Успехи гельминтологической науки приносили мне
подлинное счастье.203
...Я считаю, что очень счастливо прожил жизнь. За пле¬
чами у меня многолетняя, более чем полувековая работа в
области новой науки — гельминтологии. Мой путь не был
легким, я отдал много сил той неустанной борьбе, кото¬
рую пришлось вести за свою науку, потому что я был глу¬
боко убежден в ее острой необходимости для блага челове¬
чества, в ее гуманизме и большом экономическом значении.
И этапы моей личной жизни так витиевато сплелись с исто¬
рией советской гельминтологии, что я буквально потерял
критерий для проведения грани между моим «я», «моим»
институтом и «моей» наукой. Я отдал весь свой разум, все
силы и всю жизнь гельминтологии, а она стала для меня
целью жизни, радостью творчества, точкой приложения всех
духовных и физических сил.Моя нелегкая юность, длительные годы упорной, а зача¬
стую ожесточенной борьбы за суверенитет своей науки —
все это было искуплено той высокой радостью, тем безгра¬
ничным счастьем, что дал мне мой труд. Я убежден, что че¬
ловек может быть по-настоящему счастлив только тогда,
когда любит свою специальность, увлечен работой и всей
душой предан ей, когда чувствует, что он необходим обще¬
ству и его труд приносит пользу людям.Каждый молодой человек, выбирая себе профессию, дол¬
жен очень серьезно продумать вопрос о том, какой труд
действительно может увлечь его и остаться на всю жизнь
любимым делом. Вероятно, эта проблема из тех, что назы¬
вают «вечными», — каждый выбирает свой путь в свое время.
Этот серьезный вопрос встал в 1927 году и перед моим
старшим сыном Сергеем, окончившим среднюю школу...Сергей сидит у меня в кабинете, ждет моего совета, куда
дальше идти учиться, какую выбрать профессию. Я смотрю
на него и думаю о своем. Думаю, что вот он вырос, ждет
моего слова, а сумею ли я дать ему правильный совет?Я всегда чрезмерно много трудился, рано уходил на ра¬
боту, а возвратившись домой, занимался до глубокой ночи.
Я любил и люблю ночные часы, это время у меня обычно
отводилось для литературной работы. Так что я не имел
возможности уделять сыновьям много внимания. В их воспи¬
тании основную роль играла Лиза.Я высоко ценил ум и такт моей жены, считался с ее
мнением. Ветеринарный институт Лиза не окончила, она
была на 3-м курсе, когда институт был переведен в Ленин¬
град, и учеба ее прервалась. Но она ездила в качестве лабо¬204
ранта во все экспедиции вместе со мной и была в курсе всех
моих дел. Она вела и большую общественную работу, но
всегда находила время для семьи. Сыновья ее любили и глу¬
боко уважали, а она умела вовремя дать им совет, поддер¬
жать их в хороших стремлениях и начинаниях.В воспитании детей огромную роль играет личный при¬
мер родителей. Сыновья видели, как я много работаю, как
люблю свою профессию и увлечен ею, и это, конечно, иг¬
рало большую роль в их духовном формировании.Я всегда выступал против физических наказаний, считая,
что они унижают детей и показывают полную несостоятель¬
ность родителей. Обычно мы встречались с сыновьями за
столом, во время обеда и ужина. Я интересовался их де¬
лами, кое-что рассказывал о своей работе. Если мне нужно
было сделать одному из сыновей замечание или поговорить
с ним, я вызывал его к себе в кабинет и делал необходимое
внушение. Я всегда дорожил тем, что являюсь для своих
детей авторитетом, причем старался ни в чем не потакать
им и не баловать их...И вот Сергей сидит у меня в кабинете, и нам предстоит
решить очень серьезный вопрос. Дело в том, что сын увле¬
кался театром, но в то же время ему нравилась и моя про¬
фессия. Здесь, наверное, сыграл определенную роль тот
факт, что он с детства находился в среде ветеринарных
врачей: к нам в дом приходила уйма моих коллег; он ездил
с нами в экспедиции и видел, как мне нравится эта специ¬
альность. Но и театром он заинтересовался давно.В одном с ним классе учились мальчики, которые впо¬
следствии стали видными актерами: Ванин, Малишевский,
Мерлинский. Он с ними дружил, все они увлекались теат¬
ром, вместе участвовали в работе школьного театрального
кружка.Будучи еще школьником, Сергей сдал экзамены и по¬
ступил в студию Мейерхольда, где занимался вместе с Иго¬
рем Ильинским, Ваниным, Кторовым. Он часто выступал в
концертах в Политехническом музее, в воинских частях и
в различных клубах.Сергей ценил Маяковского и не признавал Есенина, увле¬
кался современной поэзией. Он любил читать Маяковского,
довольно часто выступал с его стихами и всегда, как бы он
ни был занят, стремился попасть на выступления своего лю¬
бимого поэта. Он слушал Маяковского в Политехническом
музее, в Доме Герцена и на различных литературных205
диспутах. Дома Сергей увлеченно рассказывал о Маяковском
и страстно нападал на его врагов, утверждая, что они ничего
не понимают в поэзии....Нужно сказать, что сыновья обычно советовались со
мной, предпринимая* тот или иной серьезный шаг в своей
жизни. И в тот раз я сказал Сергею: опасаюсь, что влече¬
ние к театру — временное, ведь неизвестно еще — призвание
это или юношеское увлечение... С моей точки зрения, надо
сначала получить высшее образование, определенную спе¬
циальность, а потом, если тяга к театру с годами не пройдет,
можно будет подумать и о театре. На том и порешили.
Осенью 1927 года Сергей поступил в Московский зоовете¬
ринарный институт...Приближался юбилей — десятилетие Советской власти.
Из разных стран приходили волнующие вести — пролета¬
риат планеты посылал к нам, на наше празднество, свои де¬
легации.Сейчас, в 60-е годы, когда к нам ежедневно приезжают
различные делегации из зарубежных стран, едут группы
иностранных туристов, нас это нисколько не удивляет, мы
уже привыкли к этому. А тогда? Тогда обстановка была
совсем иная. Буржуазия капиталистических стран злобство¬
вала, жестоко преследовала всех, кто проявлял к нам благо¬
желательство, делала все, чтобы не допустить к нам на тор¬
жество представителей рабочих. И в это время ЦК англий¬
ской компартии выпустил манифест, в котором говорилось:
«По случаю десятилетия великой социалистической рево¬
люции классово сознательные английские рабочие шлют
рабочему классу СССР пожелание еще больших успехов в
строительстве социализма. Они дают обещание поддержи¬
вать СССР до последней капли крови в случае нападения
империалистов».Мы читали эти строки с большим волнением. В то время,
когда Англия порвала с нами дипломатические отношения,
а глава ее правительства Чемберлен слал самые страшные
угрозы по нашему адресу, рабочий класс обещал помочь
нам в случае нападения империалистов. Английская делега¬
ция выдвинула предложение созвать в Москве сразу же
после юбилейных торжеств всемирный конгресс друзей
СССР для обсуждения способов защиты нашей страны от
происков империалистов.В институте у нас, как и везде, проходили митинги, за¬
седания, информации, посвященные 10-летию Октября. Все206
внимательно следили по газетам за тем, как международная
общественность отмечала наш праздник. Было очень при¬
ятно, что в Нью-Йорке состоялись три массовых митинга
по случаю 10-й годовщины Октябрьской революции. Такие
же митинги проходили во многих городах Америки, в дру¬
гих странах.К нам в СССР начали съезжаться делегации со всего
света. Москва сияла огнями, демонстрация была великолеп¬
ной, и, действительно, после торжеств состоялся Конгресс
друзей СССР.В эти дни мы с Лизой совершенно случайно попали на
вечер Владимира Маяковского. Литературу я всегда любил
и читал довольно много, но должен сознаться, что тогдашней
поэзией не увлекался.Для начала скажу, что меня поразила публика. Я не ожи¬
дал, что наши люди так любят поэзию и что выступление
такого поэта, как Маяковский, может привлечь столько на¬
роду. Зал был набит до отказа.Маяковский начал читать свою поэму «Хорошо», посвя¬
щенную 10-й годовщине Советской власти. Поэт изумил
меня мощью и богатством голоса. Но больше всего понрави¬
лась сама поэма. Я почувствовал ее огромную силу, по¬
скольку каждое слово удивительно точно отражало самую
суть нашей жизни, наших мыслей и чувств. Меня захватил
бодрый дух поэмы, мне нравилось, что поэт говорил о за¬
втрашнем дне так, будто этот день уже наступил сегодня.
Меня подкупила убежденность, с какой поэт утверждал наш
строй, нашего человека.Отношение многих представителей старого поколения к
поэзии Маяковского в те годы было недоброжелательным.
Как-то я стал свидетелем следующего разговора во время
перерыва на одном из заседаний ГУС. Всеми уважаемый ста¬
рый профессор раздраженно охарактеризовал Маяковского
как «крикливую бездарность». А другой, известный геолог,
поддержал: «Да я разве разрешу поставить томище госпо¬
дина Маяковского рядом с маленьким томиком Пушкина,-*
ведь это кощунство!». Ученые смеялись, смеялись зло и раз¬
драженно. Я никогда не спорил по вопросам поэзии, не
брался судить о качестве стихотворения. Но тут я понял,
что данный разговор касался не просто поэзии, а перерастал
в спор о наших днях, о нашей действительности. Надо ска¬
зать, среди ученых тогда были люди, оппозиционно встре¬
чавшие многое из того нового, что входило в нашу совет¬207
скую действительность. Они видели наши трудности и не¬
достатки и не желали замечать наших успехов. Они кричали
о неграмотной, темной России и не желали вспоминать о
том тяжелом наследии, которое мы получили от царской
России. Рассуждали о нищей деревне, о технической отста¬
лости нашей промышленности и не хотели замечать громад¬
нейшего строительства, что разворачивалось по всей стране.
И Маяковский, говоривший в своей поэзии о новой жизни,
о новом человеке, о его героизме и энтузиазме, раздражал
их. Я вмешался в этот разговор, за мной в него вступили и
другие.Когда началось заседание, участники спора не скоро
смогли переключиться на обсуждение вопросов повестки
дня. Слышались едкие реплики от представителей обоих
лагерей: врагов и друзей Маяковского.
«Приятно
волновала мысль,
что начинается
самостоятельная
работа»...
Пунктовый
ветеринарный врач.1906 год.Мемориальная доска,
установленная на доме,
где с 1907 по 1911 год
жил и работал К. И. Скрябин;
г. Джамбул.
Отец гельминтологии
Карл Асмунд Рудольфи
(Германия).«В 1935 году мы с Р. С. Шульцем создали монографию
«Гельминтозы крупного рогатого скота».В мировой практике подобного труда еще не было».
Работа над рукописью. Справа — ученик К. И. Скрябина
профессор Р. С. Шульц.
«1926 год — это год, когда началась
планомерная борьба с гельминтозами»...Участники съезда зоологов, анатомов и гистологов,
проходившего в Москве в 1926 году.Слева направо:Е. Н. Павловский, К. И. Скрябин, В. Д. Догель.
«Я любил повторять студентам слова Гёте:
без труда нет истинно великого»...
В кулуарах
общего собрания
Академии Наук СССР.1951 год.
Слева направо:
К. И. Скрябин,
Н. И. Аничков,
А. И. Абрикосов,
Л. А. Орбели
и И. А. Орбели.«И вообще
мне удивительно
повезло
в личной жизни»...
Путешествие
в страну молодости.
Елизавета Михайловна
и Константин Иванович
у своего бывшего домика
в Джамбуле,1962 год.«Работа Академии Наук перешла
на рельсы военного времени.Ученые решали насущнейшие задачи»...
1942 год. Свердловск.Академики Д. Н. Прянишников,Л. И. Прасолов, К. И. Скрябин
и Л. А. Орбелив перерыве между заседаниями.
«В августе 1945 года s чине «академика-полковника»я поехал в Берлин на 2-ю конференцию военных ветеринарных врачей».«Владимир Леонтьевич Комаров обладал прекрасным качеством:
не только в своей науке,
но даже и в очень отдаленных,он правильно оценивал значение того или иного направления».
На снимке: В. Л. Комаров и К. И. Скрябин.
«Меня бесконечно трогала сердечность и искренность отношений»...К. И. Скрябин — руководитель делегации
деятелей советской культуры на месячнике болгаро-советской дружбы.1952 год, г. Варна.Члены Президиума общества болгаро-советской дружбы
А. Н. Туполев, прославленная летчица М. Чечнева и К. И. Скрябин.
«В Болгарии я бывал много раз и очень люблю эту страну»...Встреча в Димитровграде.«Число моих учеников растет в геометрической прогрессии»...
«Работа экспедиций была очень напряженной,
их. участники не только вели обширные исследования,но и оказывали большую медико-гельминтологическую помощь населению»...
80-ая гельминтологическая экспедиция.Походная лаборатория на Черном острове
(река Подкаменная Тунгуска). 1930 год.«В 1928 году три с лишним месяца мы работали на Дальнем Востоке»...
«Каюсь,.от моего курса сильно отдавало гельминтологией»...На курсах усовершенствования ветврачей. Ленинград, 1933 год.В Комитете по Государственным премиям.
Академики К. И. Скрябин и А. А. Благонравов.
«Об этой напряженной,
перегруженной делами
поездке
у меня остались
самые лучшие
впечатления»...
К. И. Скрябин
и венгерский
академик Марек.Будапешт, 1952 год.Бюст К. И. Скрябина.
Установлен в Киргизской
академии наук.
К. И. Скрябин и Цола Драгойчева,«Всю жизнь без остатка я отдал созданию и развитию
гельминтологической науки и практики,
и мне хочется, чтобы моя Родина еще при моей жизни
и при моем посильном участии стала бы первой страной в мире,
ликвидировавшей наиболее болезнетворных гельминтов»...
На сессии Верховного Совета СССР.Справа — президент Украинской академии наук
А. В. Палладии.«В каждом школьнике надо видеть личность
и личность творческую».Октябрь, 1965 год.
Кубинская молодежь приветствует советского ученого.
1961 год.На февральском Пленуме ЦК КПСС. 1962 год.
НЕХОЖЕНЫМИ ТРОПАМИБольшая поездка в Сибирь. — Врач
Н. П. Шихобалова. — «Книга персон»
в барнаульском музее. — Алтайцы, их
быт и обычаи. — Результаты обследо¬
ваний требуют экстренных мер.—
На Новую Землю. — Дальний Восток
сорок лет назад,—«Самый большой
шаман».15 1927 году мы впервые сде¬
лали попытку приступить к систематическому обследованию
гельминтофауны пушных зверей и промысловых птиц зи¬
мой.В январе была организована 38-я союзная гельминтологи¬
ческая экспедиция. Ее возглавил ассистент гельминтологи¬
ческого отдела ГИЭВ А. М. Петров, препараторами же были
приглашены два студента Ленинградского ветеринарного
института — Н. Баданин и А, Иванов. Экспедиция направи¬
лась в Северо-Двинскую губернию: местом для работы был
выбран г. Никольск.Члены экспедиции связывались с местными охотниками,
которые и доставляли им различных животных. Особое вни¬
мание было уделено обследованию горностаев, ласок, вол¬
ков, зайцев, белок, различных грызунов и некоторых видов
промысловых птиц: тетеревов и рябчиков. Материал экспе¬
диции был очень интересен. За 21 день успели обследовать
методом полных гельминтологических вскрытий 215 живот¬
ных. Это потребовало от членов экспедиции самого напря¬
женного труда. Они не считали рабочих часов, забывая о сне
и отдыхе. Впрочем, так работали все наши экспедиции.В мае 1927 года я побывал в Горьковской области, где
работала 41-я гельминтологическая экспедиция. Я был кон¬
сультантом этой экспедиции и прибыл в Горький к началу
работ. На заседании научного кружка ветврачей Горьков¬
ской области прочитал лекцию «Значение гельминтологии в
ветеринарии и медицине». После заседания мы с Петровым
занялись делами экспедиции и так увлеклись, что незаметно14	К. И. Скрябин209
досидели до рассвета: дел было много. Мы стремились не
только максимально использовать время на обследование,
но и укрепить и расширить интерес врачей к нашей науке,
ознакомить их с проблемами современной гельминтологии.
Мы прочитали специальные доклады в научных и врачеб¬
ных организациях, организовали курсы по ветеринарной
гельминтологии, сопровождавшиеся практическими заня¬
тиями.Эта экспедиция впервые в СССР провела опыты лечения
таких опасных гельминтозов, как фасциолез и мониезиоз *
овец. Опыты показали, что с данными заболеваниями
можно успешно бороться, и еще раз подтвердили жизнен¬
ную необходимость повсеместной противогельминтозной
профилактики.10	июня я отправился в Иваново-Вознесенск для уча¬
стия в губернском ветеринарном съезде. Ехал в одном купе
с начальником Ветеринарного управления НаркомземаА.	В. Недачиным. Он сам был ветеринарным врачом и пре¬
красно понимал огромное значение гельминтологии для
ветеринарии. Он помогал мне во многих начинаниях, и я
очень это ценил. Мы много говорили о судьбах советской
гельминтологии. И здесь, в вагоне, он снова подтвердил
свою мысль о необходимости организовать научно-иссле¬
довательский гельминтологический институт. Понятно, что
я приехал в Иваново окрыленный большими надеждами.Сутками раньше в Иваново-Вознесенск прибыл Шульц.
Остановился я в гостинице у него в номере. Он рассказал,
что накануне вечером вел длительную беседу с ветврачами,
читал им лекцию о гельминтозах овец, причем к лекции
отнеслись с большим интересом, что здесь, в Иванове,
бывший мой ученик по Тропическому институту Сергей
Михайлович Кулагин развернул энергичную работу, и во¬
просы гельминтологии приковывают к себе внимание как
ветеринаров, так и медиков.Эти сообщения меня, конечно, очень обрадовали.На следующий день во Дворце труда для врачей-меди-
ков я сделал доклад, который длился (с ответами на посту¬
пившие вопросы) более трех часов.Вечер мы провели у городского ветврача Александров¬
ского — человека эрудированного, думающего, ищущего.*	Мониезиоз — гельминтоз жвачных животных, вызванный предста¬
вителем ленточных червей.210
Днем мы осматривали его лечебницу; по всему было видно,
что работа в ней поставлена хорошо.Разъезжая по периферии, я с чувством глубокого удо¬
влетворения и радости видел, как сильно изменилась жизнь
и работа пунктовых ветеринарных врачей. Теперь они не
могли жаловаться, что заброшены, забыты и «варятся в соб¬
ственном соку». Научные конференции, съезды, доклады и
лекции будили научную мысль, поощряли ветврачей к
творческой работе, заставляли следить за научной литера¬
турой, вводить новое в практику.Разговаривая с Александровским, я забыл, что нахожусь
в областном городе: мой собеседник был в курсе всех но¬
винок ветеринарии.В том же 1927 году Ветуправление Наркомзема и Госу¬
дарственный институт здравоохранения дали нам деньги на
большую гельминтологическую экспедицию в Западную
Сибирь. В состав экспедиции мы включили медицинских и
ветеринарных врачей, биологов. Задачей медицинских ра¬
ботников было изучение гельминтофауны горнорабочих
Кузнецкого каменноугольного бассейна. В частности, мы
хотели выяснить, есть ли там анкилостомоз; помимо этого,
нас интересовали заболевания работников водного транс¬
порта описторхозом печени, гельминтофауна коренных
жителей Горной Шории и Ойротии (горный Алтай). Вете¬
ринарный же отряд и биологи должны были выявить гель-
минтофауну домашних животных, пушных зверей, промыс¬
ловых птиц и рыб. Как всегда, мы ставили перед собой и
задачу широкой пропаганды гельминтологических знаний
среди специалистов и всего населения; мы наметили орга¬
низацию курсов по гельминтологии для медицинских и ве¬
теринарных работников Сибири.3 июля отряд прибыл в Новосибирск. Столица Сибир¬
ского края нас приятно порадовала: размах строительства
здесь был огромен.Крайветотдел предоставил нам просторное помещение,
где мы и организовали лабораторию. Здесь же было наше
общежитие. Началась напряженная работа. Часть мате¬
риала собиралась и регистрировалась на самой бойне, дру¬
гая часть привозилась в лабораторию. Полные гельминто¬
логические вскрытия мы проводили в лаборатории. По¬
мимо того, ветеринарный отряд начал производить массо¬
вые вскрытия животных, главным образом плотоядных, и
рыб бассейна реки Оби.211
Медицинский же отряд обследовал рыбаков, детский
приемник № 1, туберкулезный детский санаторий и желез¬
нодорожный детский дом.С утра моя жена, которая была прозектором ветеринар¬
ного отряда, препарировала на дворе школы. Я был в ком¬
нате и разбирал протоколы вскрытий. Стояла жара, и окна
были открыты. Вдруг слышу, Елизавета Михайловна радо¬
стно кого-то приветствует. Выглядываю в окно: вижу высо¬
кую женщину. Вспоминаю: это врач Надежда Павловна
Шихобалова. Приехала — значит, всерьез хочет заняться
гельминтологией. И я вспомнил, как впервые с ней позна¬
комился.Весной в лабораторию Тропического института на кон¬
сультацию пришла женщина, молодой медицинский врач.
Она приехала из Самары в Москву специально для того,
чтобы показать мне одного паразита, на которого она на¬
ткнулась при вскрытий трупа. Определить вид гельминта
она не смогла. Я ей помог, рассказал о биологии этого
гельминта, мы разговорились. Мне стало ясно, что молодой
врач искренне интересуется вопросами гельминтологии, и
я охотно стал рассказывать ей о работе нашей лаборато¬
рии, о наших экспедициях, о том, что летом мы собираемся
выехать для обследований в Сибирь. Рассказывая о нашей
работе, я, конечно, увлекся. Увлеклась и моя посетитель¬
ница. И вдруг она мне говорит:—	Константин Иванович, возьмите меня с собой в си¬
бирскую экспедицию.Я ответил, что одно дело сидеть и говорить об экспе¬
диции, а другое — участвовать в ее работе. Трудовой день
там не нормирован, а условия жизни тяжелые, без всяких,
подчас даже самых элементарных удобств. Я много еще
говорил о трудностях экспедиций, и все серьезнее станови¬
лось лицо Шихобаловой. Но свою просьбу она повторила.—	Как я могу принять вас в экспедицию, когда в об-
щем-то я совсем вас не знаю? Кто-нибудь в Москве вам
знаком?—	Нет, — было мне ответом.—	А кто вас надоумил приехать в Москву?—	Никто. Сама приехала. Надо было определить
найденного в трупе паразита.В итоге я просил Шихобалову, чтобы вечером, часов в
11, она пришла ко мне домой, там мы обо всем поговорим.
Надежда Павловна удивилась столь позднему часу и пере¬212
спросила, не ослышалась ли она. Я пояснил, что люблю
работать ночами, и 11 вечера для меня час не поздний.Вечером ее любезно встретила Лиза. Они поговорили
немного, и у моей жены составилось такое же хорошее
мнение о Надежде Павловне, что и у меня.В общем, я сказал ей, что если она хочет, то может при¬
ехать в Новосибирск к 1 июня, там уже будет наша экспеди¬
ция. Шихобалова поблагодарила меня и сказала, что при¬
едет.—	Сколько же процентов за то, что вы приедете? —
спросил я ее.—	Девяносто пять.На этом мы и расстались. Конечно, мне очень хотелось,
чтобы Надежда Павловна приехала к нам в Новосибирск.
Во-первых, если бы она приехала, это означало бы, что ро¬
дился еще один гельминтолог. Во-вторых, задачи перед экс¬
педицией стояли настолько большие, что еще один работ¬
ник был бы нам очень кстати.Шихобалова оказалась человеком очень сердечным и
простым, она быстро подружилась со всеми членами экспе¬
диции. Скромная и нетребовательная, Надежда Павловна
легко переносила все тяготы экспедиционной жизни, цели¬
ком отдаваясь работе. Была она очень трудолюбивой.
Я скоро пришел к выводу, что Шихобалова — ценный со¬
трудник и что ее целесообразно задержать на все время
нашей работы в Сибири. Нам удалось добиться ставки
врача для усиления экспедиции. И это место я предложил
Шихобаловой.В Новосибирске на совещании при Сибкрайземуправле-
пии я сделал доклад о задачах и целях нашей экспедиции.
Я говорил, в частности, о том, что экспедиция имеет целью
выяснить убытки, которые наносят паразиты животновод¬
ству и промыслу края и разработать методику борьбы с
основными гельминтозами домашних животных.На заседании были заданы бесчисленные вопросы и вы¬
сказана масса пожеланий. Сибирское краевое земельное
управление, и в частности его ветеринарный отдел, при¬
няло самое широкое, живое и активное участие в нашей
экспедиции.А через 2 дня я снова сделал доклад на объединенном
заседании научного медицинского общества, научно-произ¬
водственного кружка ветеринарных работников и Обще¬
ства изучения Сибири и ее производительных сил на тему:213
«Современные воззрения на значение гельминтологии в ме¬
дицине и ветеринарии».13 июля на пароходе «Карл Либкнехт» экспедиция от¬
правилась вверх по Оби в Бийск.Первые сутки отдыхаем. Следующим утром причали¬
ваем к пристани Камень-на-Оби. Это маленький горо¬
док, оживающий в период навигации и дремлющий всю
долгую сибирскую зиму. Стоянка пять часов. Я и ветврач
К. А. Попова едем на бойню и привозим на пароход для
обследования двух сычугов, гуся и внутренности крупного
рогатого скота. Р. С. Шульц и студент ветинститутаA.	Н. Каденации отправляются на охоту и приносят чаек и
скворцов для обследования. Администрация парохода по¬
шла нам навстречу и предоставила в распоряжение ветери¬
нарного отряда верхнюю палубу, возле штурманской
будки, где под открытым небом была нами оборудована
походная лаборатория. Теперь мы могли приняться за про¬
изводство полных гельминтологических вскрытий. К ве¬
черу того же дня я провел санитарно-просветительную
беседу с командой парохода. Я рассказал им, какой вред
причиняют гельминты человеку, и дал совет использовать
пребывание на борту нашей экспедиции и обследо¬
ваться.Члены экспедиции использовали 6-часовую остановку
в Барнауле для осмотра интересовавших их учреждений.
Мы посетили малярийную станцию и местный музей с уди¬
вительным экспонатом — моделью первой паровой ма¬
шины, изобретенной до Уатта, еще в 1763 году, мастером
Иваном Ивановичем Ползуновым. Она действовала «через
посредство воздуха и паров, происходящих от варения
воды», как значилось на этикетке.В интересной «Книге персон», почтивших своим присут¬
ствием барнаульский музей, имеются автографы таких
крупных ученых, как А. Гумбольдт и А. Брем.В Бийске мы развернули лабораторию в школе на Але¬
ксандровской улице. Работа медицинского отряда здесь
длилась 12 дней.На второй день после приезда в Бийск часть медицин¬
ского отряда (В. П. Подъяпольская, А. М. Кранцфельд,B.	Н. Озерская и 3. Г. Василькова) уехала в город Улалу
для гельминтофаунистического обследования ойротов. Они
взяли три микроскопа и другой необходимый инвентарь.
Ехать до Улалы 98 километров. И за этот путь трижды при¬214
шлось переправляться на пароме, один раз — под самым
Бийском — через реку Бию и дважды — через реку Катунь.
Только поздно вечером путешественники добрались до
Улалы и заночевали у одного из извозчиков.Доктора Подъяпольская, Кранцфельд посетили предсе¬
дателя областного исполкома Ивана Савельевича Улагы-
зова. Будучи алтайцем, он прекрасно знал всю область,
которую исходил пешком и объездил верхом на лошади. Он
оказал большую помощь экспедиции.Было решено выехать для обследования в село Бишбел-
тыр. Это ближайший к Улале пункт, населенный алтай¬
цами и имеющий по соседству несколько урочищ. Дорога
пролегала в живописной местности, в долине шумной и из¬
вилистой речки Маймы, притока Катуни.Село Бишбелтыр — в переводе на русский Пятиречье —
расположилось на месте слияния пяти горных речек, в до¬
лине, окруженной сопками. Село небольшое — сельсовет,
72 двора, школа и маленькая деревянная церковь. Жителей
всего 305 человек. Неподалеку находится маслобойный за¬
вод, близ которого живет несколько русских семей — рабо¬
чие завода. Все остальное население алтайцы. Большинство
построек в Бишбелтыре — небольшие деревянные избушки
русского типа, часто ветхие. Однако во многих дворах
кроме изб имелись и типичные алтайские постройки: ше¬
стиугольные, с очагом посредине. В них алтайцы жили в
теплые времена года, а на зиму перебирались в избу. Ал¬
тайцы были оседлым населением, которое, однако, от сво¬
его прежнего образа жизни сохранило привычку переко¬
чевывать хотя бы в пределах одного двора.Основным занятием жителей Бишбелтыра было ското¬
водство, а весной, во время половодья, они занимались лов¬
лей рыбы. Имена у всех русские, так как формально жители
Бишбелтыра были православными, а фамилии у всех — мест¬
ные. В царское время православие насаждалось среди алтай¬
цев насильственно, и, восприняв внешнюю, обрядовую сто¬
рону православия, они по своим верованиям остались преж¬
ними язычниками. Весьма любопытным было смешение у
алтайцев обрядов православной церкви со своими, языче¬
скими. Так, брак только тогда считался оформленным, когда
он освящен обоими обрядами. К тяжелобольному часто по¬
следовательно приглашали шамана и священника. Некоторые
из мужчин понимали по-русски, но плохо, а женщины — еще
меньше.215
В Бишбелтыр отряд прибыл к вечеру. Большое содейст¬
вие в работе экспедиции оказали местный учитель Иван
Александрович Сыркашев, к которому члены экспедиции
обратились по указанию Улагызова, и его жена Ксения Ва¬
сильевна. И. А. Сыркашев был не только прекрасным пере¬
водчиком, но и принимал активное участие в проведении
санитарно-просветительных бесед с алтайцами.Урочище Куюм растянулось километров на пять вдоль
быстрой, глубокой, узкой и бурной речки Куюм, впадаю¬
щей в Катунь. Жилища алтайцев составляли три поселе¬
ния — Верхний, Средний и Нижний Куюм. Сельсовет рас¬
полагался в Нижнем Куюме, школа — в Среднем. При
переезде из Нижнего Куюма в Средний и Верхний мы
воочию убедились, как сложна здесь «транспортная про¬
блема». По пути встречались такие огромные каменные
глыбы, такие крутые повороты, что дорога, петлявшая
вдоль шумящего потока, казалось, вот-вот прервется. При¬
ходилось слезать с лошади, брать ее под уздцы и, прижи¬
маясь спиной к скале, преодолевать препятствие.Куюм по сравнению с Бишбелтыром — дикое место.
И алтайцы, его населяющие, сохранили свой быт и облик в
большей неприкосновенности. Их жилища представляли
собой трехгранники, покрытые берестой. Жители были
язычниками: близ Куюма находился жертвенник с березо¬
выми стволами по сторонам, со множеством лоскутков, раз¬
вешанных на стволах. В Куюме имелись только 4 избы рус¬
ского типа: сельсовет, школа, дом учителя и жилище русских
студентов-этнографов, командированных от Академии наук
и живущих в Куюме второй год.Санитарно-просветительные беседы проводили в сельсо¬
вете и в школе. Во многом помог учитель Куюма Констан¬
тин Петрович Чевалков, у которого члены экспедиции пе¬
реночевали.Гельминтофауну населения Шории изучал отряд, воз¬
главляемый В. П. Подъяпольской. По железной дороге от¬
ряд прибыл в Новокузнецк *. После длительных поисков
удалось найти ямщика, который согласился доставить отряд
в селение Мыски. Переправившись на пароме через Томь,
отряд вступил на шорскую территорию. Первые шорские
поселения носили явные следы обрусения. Миновав не¬
сколько улусов, отряд въехал в кривые улицы Мысков. Здесь*	Старое название города — Кузнецк.216
он проработал 2 дня, а затем по узкой тропинке отправился
в улус Чувашку. Первое гостеприимство отряду оказал шо¬
рец, студент Московского коммунистического университета
трудящихся Востока Алеша Напазаков. Уже через несколько
минут после приезда В. П. Подъяпольская выступила на
сельском собрании, которое состоялось на открытом воз¬
духе. Речь В. П. Подъяпольской Алеша переводил на шор¬
ский язык..В тот же вечер отряд нанял помещение для работы и
жилья — одну из самых больших изб в улусе. После отъ¬
езда Алеши в Москву роль переводчика взял на себя
А. Е. Терендин, окончивший учительские курсы в Новокуз¬
нецке, секретарь сельской ячейки комсомола и редактор
стенной газеты.Члены экспедиции в сопровождении А. Е. Терендина
выезжали верхом в соседние улусы — в Сибиргу и в Казас,
где после соответствующих собраний обследовали население.
Была взята проба и от 115-летнего старика, кстати сказать,
оказавшегося при обследовании свободным от инвазии. На¬
селение проявляло живой интерес к экспедиции, и в течение
всей работы отряда в лаборатории толпились любопытные
жители улусов.Основной промысел коренного населения — зимняя охо¬
та на пушного зверя. Оружие — ижевская берданка и
пистонное ружье. Подсобным занятием летом и осенью
служило «шишкованье» и «хмелованье» — сбор в тайге кед¬
ровых шишек (предмет вывоза и торговли) и хмеля. Рас¬
пространена была также рыбная ловля. Часть населения ра¬
ботала на рубке леса и по сплаву его в Новокузнецк. Хлеба
в этой части Шории не сеяли.У всех владельцев по две-три лошади, некрупные, но
сильные и выносливые. Большую часть времени летом и
всю зиму кони бродили на свободе, в тайге и горах. Только
в период работ — во время сенокоса лошади содержались
на привязи под навесом у дома или спутанными на ближ¬
нем лугу. Телег у шорцев не было. Сено возили на воло¬
кушах.Было в селениях много коров, причем они круглый год
жили под открытым небом, бродили или спали между до¬
мами. Овец мало. Свиней и кур почти не было.Винных лавок на территории Шорского района не было.
Водку ввозили из Новокузнецка. Пили в обычных условиях,217
по-видимому, мало, но различные праздники и семейные
торжества, говорят, сопровождались повальным пьянством.Следует отметить, что в Чувашке уже тогда имелись
летние ясли. Их содержал Красный Крест. Ясли помеща¬
лись в обычной избе, здесь было чисто, в средствах недо¬
статка не испытывали. Питание детей хорошее (мясо, рис,
молоко, какао, компоты).Полное отсутствие в пределах Чувашки и ближайших
улусах каких бы то ни было колесных средств передвиже¬
ния вынудили наш отряд избрать для возвращения в Ново¬
кузнецк путь по рекам Мрас-су и Томи. 28 августа утром от¬
ряд выехал из Чувашки на двух длинных узких лодках-
долбленках («кебе»), напоминающих пироги. Гребцы от¬
талкивали от берега и направляли легкие суда короткими
веслами-лопатами. Двигались долбленки быстро. Река была
пустынной, лишь изредка попадались встречные караваны
из трех-четырех лодок с грузом.Итак, тяжелый путь к алтайцам и шорцам был завер¬
шен. Материала собрали много, и он был интересным.Доктор Подъяпольская, имевшая уже значительный экс¬
педиционный опыт, деловито и сжато рассказала нам о
проделанной работе. Для Н. П. Шихобаловой это была пер¬
вая экспедиция. Она была полна энергии, знакомство с од¬
ним из отдаленнейших уголков нашей Родины поразило ее
и вдохнуло в нее новые силы, жажду самой активной дея¬
тельности.Обстоятельный рассказ Подъяпольской о работе меди¬
цинского отряда Шихобалова дополнила своими наблюде¬
ниями о том новом, что с небывалой силой врывалось в
жизнь алтайцев и шорцев. Рядом с жертвенниками язычни¬
ков появилась школа, здесь же сельсовет, ясли. Врачи,
фельдшера, медсестры стали теперь постоянными жите¬
лями Шории. А ведь шел только 1927 год. Советская власть
была совсем молодой, но сколько нового и светлого при¬
несла она в этот далекий край!До Октябрьской революции коренное население здесь
было абсолютно неграмотно, а сейчас местные жители слу¬
шали доклады и лекции без малейшего удивления: они
уже привыкли к тому, что жизнь каждодневно приносит
им новое. Наша экспедиция их заинтересовала, но никак не
удивила; они охотно шли нам навстречу, понимая и веря, что
это делается для охраны их здоровья.Мне хочется подчеркнуть, что все члены экспедиции ра¬218
ботали самозабвенно, с большим энтузиазмом. Ведь надо
было в трехмесячный срок развернуть работу в восьми ок¬
ругах Сибири и затронуть разнообразнейшие вопросы как
теоретической, так и практической гельминтологии.Пришлось не только переезжать из округа в округ, но
и приспосабливаться к самой разнохарактерной обста¬
новке, используя для проведения работы незатейливые
избы шорцев, кишечные отделения скотобоен, купе сани¬
тарных вагонов, рабочие казармы железнодорожной ново¬
стройки, примитивные землянки бакенщиков, школьные
помещения, а то и просто работать под открытым небом.Медицинский отряд провел гельминтологическое обсле¬
дование 4044 человек. Большое внимание мы уделили гор¬
норабочим Кузбасса. Мы обследовали рабочих Прокопьев-
ского рудника и Судженских копей, железнодорожников и
водников, рыбаков, бакенщиков на реках Оби и Бии, на¬
селение Ойротии и Горной Шории.Горнорабочие Кузбасса оказались в общем значительно
слабее заражены гельминтами (18,2 процента), чем, напри¬
мер, шахтеры Донбасса.Мы установили, что, к сожалению, ойротское население
сильно заражено тениаринхозом * (43,6 процента)* Мы при¬
шли к выводу, что степень этой зараженности настолько
серьезна, что требуется экстренное вмешательство меди¬
цинских и ветеринарных организаций.В итоге наша экспедиция установила, что Сибирь небла¬
гополучна в отношении биогельминтозов, причем здесь по¬
лучили широкое распространение ленточные черви во
главе с цепнем-бычьим. Нередок и эхинококкоз. Наконец,
Сибирь оказалась самым неблагополучным районом в отно¬
шений описторхоза печени **.Мы указали на основные причины заболеваний: упо¬
требление в пищу сырого мяса и рыбы, близкий контакт с
собаками, непосредственная близость жилья человека и по¬
мещений для животных, недостаточность сети ветеринар¬
ных организаций, несовершенство работы боен, мясоконт¬
рольных станций и т. д.*	Тениархоз — болезнь человека, вызванная ленточным гельмин¬
том — бычьим цепнем. Его личинки обитают в мускулатуре крупного
рогатого скота, вызывая у животных фи«ноз.** Описторхоз печени — болезнь, вызываемая трематодой опистор-
хис; личинки которого обитают в мускулатуре рыб.219
Экспедиция провела очень большую ветеринарную ра¬
боту. Мы установили, что домашние животные здесь пого¬
ловно заражены гельминтами. Опираясь на данные экспе¬
диции, мы сделали вывод, что эхинококкоз в Сибири сле¬
дует признать бичом, не только наносящим значительный
экономический ущерб животноводству, но и серьезно угро¬
жающим здоровью населения. Мы констатировали, что не¬
удовлетворительная постановка ветеринарно-санитарного
надзора на бойнях способствовала распространению еще
одного тяжелого заболевания — финноза крупного рогатого
скота, особенно на Алтае, где это заболевание поражало в
те годы до 70 — 80 процентов всего стада.Впервые в истории Сибири мы обследовали яков, пуш¬
ных зверей, сибирских стерлядей. Всего наш ветеринарный
отряд обследовал 1147 животных, собрав большой и инте¬
ресный материал. Так, например, на барнаульской бойне
была обследована методом полных гельминтологических
вскрытий старая истощенная лошадь, давшая колоссальный
в количественном и качественном отношении гельминтоло¬
гический материал. Это был старый мерин, купленный на
убой. Лошадь оказалась буквально нафаршированной гель¬
минтами: из ее органов и тканей мы извлекли их свыше
50 тысяч.Обследование гельминтофауны пушных зверей, которая
до 1927 года была совершенно не изученной, входило в
число основных задач экспедиции. Дело в том, что нередко
бывали случаи массовой гибели тех или иных промысловых
животных, но никто не мог установить причину и харак¬
тер заболеваний. Гельминтологическое обследование вы¬
явило роль гельминтозного фактора в гибели животных.
Мы обследовали лис, колонков, ласок, зайцев, белок, бу¬
рундуков, сусликов.Все обследованные колонки оказались зараженными
гельминтами; белки почти все были здоровыми. У зайцев
же мы обнаружили заражение цистицерком такой интен¬
сивности, что оно явно должно было оказывать губительное
влияние. Мы пришли к выводу, что массовая гибель зай¬
цев, которую отмечали тогда местные охотники, зависела
именно от этого заболевания....В 1927 году было проведено в общей сложности
13 гельминтологических экспедиций в Горьковскую и При¬
морскую области, в район Центрального Кавказа, Абхазию,
в Асканию Нова (Украина), в Московскую, Ярославскую220
области, в Татарию и, наконец, в Западную Сибирь. Боль¬
шинство экспедиций возглавляли мои ученики: А. Петров,
Е. Калантарян, Э. Ляйман, Н. Попов и другие.Экспедициям я придавал огромное значение. Работа со¬
ветских гельминтологов началась с организации фаунисти-
ческих обследований. Вначале, когда у меня не было кад¬
ров, пять первых экспедиций я возглавлял сам. Но уже 6-я
экспедиция была организована не мною,— это была экспе¬
диция на Северный Ледовитый океан под руководством
моего ученика И. М. Исайчикова (1921 год). Впервые идея
об организации полярной экспедиции на Северный Ледо¬
витый океан возникла в среде молодых зоологов Москов¬
ского университета в начале 1921 года. Вскоре они создали
организационный комитет экспедиции, который посчитал
целесообразным иметь в своих рядах гельминтолога и
предложил Исайчикову место специалиста в экспеди¬
ции.Невзирая на то что страна наша переживала очень тя¬
желый период, Советская власть уделяла максимум внима¬
ния научным вопросам. В итоге организационный комитет
полярной экспедиции, согласно постановлению Совнар¬
кома от 10 марта 192-1- года, стал уже комитетом вновь ор¬
ганизованного при Народном комиссариате просвещения
нового научно-исследовательского учреждения — Плаву¬
чего морского научного института (Плавморнина).11	июля 1921 года экспедиция Плавморнина на одном
из лучших ледоколов Архангельского порта — «Малыгине»
отплыла из Архангельска на Новую Землю. Гельминтоло¬
гом этой экспедиции был И. М. Исайчиков. Он собрал
много материала, изучая гельминтофауну рыб арктиче¬
ского бассейна. Этот материал помог сделать ряд интерес¬
ных обобщений, касающихся роли рыб в заражении населе¬
ния гельминтозами.Мое внимание издавна привлекал Дальневосточный
край, который совсем не был изучен гельминтологами.
В 1928 году 56-я союзная гельминтологическая экспедиция
под руководством Э. М. Ляймана была на Дальнем Востоке,
исследуя гельминтофауну тихоокеанских рыб залива
Петра Великого. Но беспредельные просторы этого бога¬
тейшего края с его разнообразной фауной оставались для
гельминтологов белым пятном.Я начал вести переговоры об организации большой экс¬
педиции в этот край. Самую горячую поддержку нашел в221
Комитете содействия северным народностям, который по¬
ощрял любое начинание, касающееся изучения просторов
советской Арктики. Нам выделили денежные средства Ве¬
теринарное управление Наркомзема, а также Тропический
институт и Далькрайздрав.Заручившись поддержкой всех этих организаций, я при¬
ступил к комплектованию кадров экспедиции. Как всегда,
стремился, чтобы в ее составе были медицинские и вете¬
ринарные врачи, гельминтологи-натуралисты. Вначале в
экспедиции работали 14 человек. Однако число сотрудни¬
ков стало увеличиваться как за счет прикомандированных
местными органами ветеринарных и медицинских врачей,
так и за счет препараторов. К концу работы у нас было
25 членов экспедиции.Заведование ветеринарным отрядом я возложил на
Р. С. Шульца, медицинским — на В. П. Подъяпольскую.
В ее отряде была и Н. П. Шихобалова.После окончания работы экспедиции в Западной Си¬
бири Шихобаловой пришлось вернуться обратно в Самару.
Поскольку гельминтологическая работа ее полностью за¬
хватила, ей уезжать не хотелось. Но у меня не было штат¬
ной единицы. И вот однажды, совершенно неожиданно, ко
мне в институтскую лабораторию входит Надежда Пав¬
ловна. Объясняет мне, что приехала в Москву на свой риск:
может быть, найдется для нее какая-нибудь работа; вече¬
ром после работы она сможет заниматься гельминтологией,,,
если ей не удастся устроиться как гельминтологу.Началось трудное время для молодого врача. Единств
венное, что я смог тогда сделать для нее, это принять не¬
штатным сотрудником к себе в Тропический институт,
с оплатой по счетам за выполняемые работы. В итоге полу¬
чался очень небольшой заработок, но Надежда Павловна
все это стойко переносила. Днем она занималась перево¬
дами нужной нам иностранной литературы, вела всевоз¬
можные картотеки, а вечерами доставала свой микроскоп
и начинала работу по гельминтологии. Лаборатория моя ве¬
черами никогда не пустовала. Вместе с Шихобаловой оста¬
вались работать и наши стажеры, и медики, и ветеринары,
увлекавшиеся гельминтологией. Обычно и я был здесь же.
Обсуждались интереснейшие проблемы, увлекавшие всех
присутствовавших, причем основной темой были актуаль¬
ные вопросы гельминтологической науки и практики.Очень часто я не успевал заехать домой, поэтому Лиза222
привозила мне обед в лабораторию и оставалась вместе с
нами, принимая живое участие в беседах.Комплектуя коллектив, отправлявшийся на Дальний Во¬
сток, я включил в него и Н. П. Шихобалову. Помимо фа¬
натической преданности делу у Надежды Павловны была
еще одна прекрасная черта: она умела располагать к себе
людей.Собираясь в дальний путь, мы прекрасно понимали, ка¬
кие трудности придется нам преодолевать, и деятельно го¬
товились к экспедиции. Перед поездкой я прочел много
книг о Дальнем Востоке, о природе, фауне этих мест, о спе¬
цифических болезнях людей и животных. И вот 9 июля1928	года мы отправились на Дальний Восток на три с лиш¬
ним месяца, чтобы провести работу в Хабаровском, Нико¬
лаевском и Владивостокском округах....Сегодня до Хабаровска 7—8 часов полета. Тогда же,
в 1928 году, на дорогу потребовалось 12 суток. Прибыв в
Хабаровск, мы по плану должны были без задержек от¬
плыть на пароходе вниз по Амуру в Николаевский округ;
однако в связи с начавшимся наводнением регулярные
рейсы были нарушены, и нам пришлЬсь «осесть» в Хаба¬
ровске.Разместились в педагогическом техникуме, его химиче¬
ский кабинет оборудовали под свою лабораторию, и заки¬
пела работа. Члены ветеринарного отряда приступили к
вскрытию рыб, купленных на рынке, ежедневно выезжали
на хабаровскую бойню для исследования гельминтозов жи¬
вотных, обследовали кошек и собак; охотники ежедневно
поставляли нам разных птиц, еще никем и нигде в мире не
подвергавшихся полному гельминтологическому вскрытию.
Мы обследовали и питомник лисиц Дальохотсоюза. Работа
ветеринарного отряда дала нам много немаловажных от¬
крытий: впервые на территории СССР было установлено
наличие клонорхоза *, японского метагонимоза **, впервые
русская ветеринария столкнулась с сетариозом *** свиней.
И в научном и в практическом отношениях интересным
было обнаружение трихинеллеза — заболевания, вызывае¬*	Клонорхоз — болезнь печени, вызываемая трематодой клонор-хом.** Метагонимоз — заболевание кишечника, вызываемое гельмин¬
том метагонимусом.*** Сетариоз — заболевание брюшной и грудной полости, вызы¬
ваемое нематодой сетария.223
мого трихинеллами (мелкими круглыми червями, личинки ко¬
торых поселяются в мышцах). Трихинеллы — виновники тя¬
желого заболевания человека, когда он употребляет в пищу
непроваренную свинину.Медицинский отряд обследовал железнодорожных ра¬
бочих и их семьи, рабочих полиграфической промышлен¬
ности, корейский поселок Самир.Эти дни были для меня нелегкими. Необходимо было
увязать план работы экспедиции с местными краевыми ор¬
ганизациями: крайздравом, крайземом, комитетом Севера.
Я договорился, что будут организованы курсы по гельмин¬
тологии для местных медицинских и ветеринарных врачей
и о прикомандировании врачей к экспедиции. Перед заин¬
тересованными в нашей работе местными организациями я
ставил вопросы о дополнительном ассигновании средств на
экспедицию, о предоставлении нам вагона-лаборатории,
лодок, катеров для поездок по стойбищам, расположенным
в низовьях Амура, и т. д. Местные власти, общественные
организации шли нам навстречу. В результате экспедиция
получила все необходимое.5 августа мы погрузились на пароход «Профинтерн» и
двинулись по величественному Амуру до Николаевска. За
трое суток мы проплыли около 950 километров. Месяц в
Николаевске был, пожалуй, самым интересным по резуль¬
татам. Нам пришлось работать в районах, которые пред¬
ставляли собой белое пятно .на карте гельминтофауны.Медицинский отряд обследовал коренных жителей
плеса Амура. Население там не сконцентрировано на ка¬
ком-либо участке, а разбросано, рассеяно по мелким стой¬
бищам на протяжении тысячи километров. В связи с этим
нам пришлось раздробить медицинский отряд на неболь¬
шие группы, которые разделили между собой территорию
нижнего плеса Амура и, поднимаясь вверх по течению, по¬
бывали у гиляков*, ульчи и гольдов (нанайцев). Мы прове¬
рили 42 стойбища, избороздив Амур и на пароходе, и на ка¬
терах, и на моторных лодках, и плоскодонных челноках.10	августа я рассказал о задачах экспедиции на расши¬
ренном заседании президиума Николаевского окриспол-
кома. Доклад вызвал большой интерес, всем особенно по¬
нравилось то, что мы собирались побывать в отдаленных*	Иначе — нивхи, народность, живущая в районе нижнего Амура и
на острове Сахалин.224
стойбищах. Кто-то при этом сказал, что хорошо бы членам
экспедиции побывать на острове Лангр, расположенном в
северной части Татарского пролива. Он же сообщил, что
через полтора часа туда должен отправиться катер, кото¬
рый мог бы захватить наших работников. Я бросился к те¬
лефону, связался с клубом совторгслужащих, где разме¬
стилась экспедиция. Договорились, что трое наших отпра¬
вятся на остров Лангр.Маленький отряд быстро собрался и выехал на катере.
Поездка, как мне потом рассказывали, была не из легких.
На острове аборигены никогда не видели врача, культура
не успела еще проникнуть в этот далекий уголок страны.
Наши работники были ее первыми вестниками.Подъяпольская работала на стойбище Пуир, а Шихоба¬
лова вместе с биологом Владимиром Стахановым высади¬
лись на острове Лангр, где был зверобойный промысел.
Я просил их привести оттуда живую нерпу.Высадившись на острове, Шихобалова и Стаханов раз¬
вернули походную лабораторию. Возник вопрос: как убе¬
дить гиляков обследоваться? Беседа с ними ничего не
дала: никто никак не мог понять, кому и для чего все это
нужно. Жители острова с любопытством разглядывали на¬
ших сотрудников, но на все их предложения молча качали
головами.Микроскопы всех заинтересовали, но разглядывали ост¬
ровитяне их издали, не решаясь подойти. Однако после
длительных уговоров и разъяснений нашелся один смель¬
чак. Им оказался худенький, шустрый мальчишка. Он при¬
нес в спичечной коробочке свои фекалии и с неописуемым
любопытством стал ждать, что будут с ними делать.Надежда Павловна вооружилась микроскопом и сразу
увидела яйца ленточного червя. Она предложила своему
пациенту заглянуть в микроскоп. Мальчишка вначале бо¬
ялся, но потом порывисто подошел к столу и наклонился
над прибором. Удивление его было чрезвычайным. Шихо¬
балова разъяснила мальчику, что в животе у него живет
большой червь и что его надо выгнать, так как он причи¬
няет большой вред.—	Шаман выгонит,—неуверенно сказал мальчишка.Надежда Павловна объяснила, что шаман не сможет
этого сделать, а она, врач, даст ему лекарство, и червь сам
выйдет из его кишок. После длительных колебаний маль¬
чик согласился принять лекарство.16 К. И. Скрябин225
Описать изумление жителей острова при виде большого
ленточного червя, вышедшего из мальчика, трудно. Гиля¬
ков чрезвычайно поразило, как это Шихобалова могла рас¬
познать, что у мальчика в кишках находился огромной
длины червь.—	Ты можешь мне сказать, есть ли такой червь и у меня
в животе? — спросил ее взрослый гиляк.—	Принеси коробочку, как сделал этот мальчик, и я
тебе дам ответ,— сказала ему Надежда Павловна.Гиляки молча переглянулись и разошлись. Однако к ве¬
черу поодиночке, нерешительно, испуганно улыбаясь, они
приходили к лабораторной палатке и сдавали коробочки с
фекалиями. Потом гиляки принимали лекарство, а через
некоторое время с изумлением разглядывали длинных лен¬
тообразных паразитов.Шаман неистовствовал, пугал гиляков. Но все жители
острова побывали у врача. Упорствовал лишь один шаман.
К тому времени моряки доставили живую нерпу, и наша
группа стала собираться в дорогу.Вечером у дверей домика послышался шорох: кто-то
топтался у входа, не решаясь войти. Надежда Павловна по¬
дошла к выходу и увидела... шамана. Он был крайне сму¬
щен. Шаман долго возился в бесконечных складках своей
одежды и наконец осторожно вынул злосчастную коро¬
бочку. Он не ушел, сел в угол и не спускал глаз с Надежды
Павловны, зорко следя за всем, что она делала. Микроскоп
он долго вертел в руках, даже понюхал, но посмотреть в
него отказался. Однако лекарство выпил.А когда вышел большой червь, шаман сказал жителям
острова Лангр, что был у врача. Он публично признал пре¬
восходство над собой Шихобаловой. Это была настоящая
победа. Гиляки признали: врач превзошел шамана.Возвратившись с острова Лангр, Н. П. Шихобалова и
Владимир Стаханов отправились на катере в отдаленное
стойбище. Здесь у них состоялась интересная встреча с
женщиной-шаманом.В стойбище уже была школа — низкий бревенчатый до¬
мик. В нем и разместилась наша группа. Сюда пришла ша¬
манка, приглашенная Шихобаловой. Пришла, чтобы шама¬
нить. Но сначала прибежали мужчины с длинными косами
и принесли бубны. На голове у шаманки — кожаная по¬
вязка, сама она одета во множество накидок, кофт и хала¬
тов. Когда женщина села на пол, создалось впечатление,226
будто на ней целая гора тряпья. Сидя на полу, она мед¬
ленно раскачивалась из стороны в сторону, что-то бубнила.Школа заполнилась мужчинами; женщинам не полага¬
лось бывать на сборищах.Вдруг шаманка порывисто вскочила, схватила бубен и
помчалась по кругу. Она громко кричала, вращая блестя¬
щими обезумевшими глазамм. Возбужденная публика кри¬
чала вместе с шаманкой, производя невыносимый шум. На¬
конец танец окончился.Тут пришла хозяйка домика, который сдавался под
школу. Звали ее Ли Са Юнь (она была замужем за корей¬
цем). Ли Са Юнь сказала, что она тоже будет шаманить, и
мужчины с удовольствием остались, чтобы посмотреть на
нее. Одета она была иначе, чем шаманка. На ней была бе¬
лая кофточка и юбочка, отороченная мехом. Женщина эта
танцевала изумительно изящно. Мелодия, извлекаемая из
бубна, была очень приятна. После окончания танца На¬
дежда Павловна предложила Ли Са Юнь деньги. Но та рас¬
смеялась и сказала:—	Деньги за танцы не беру...—	Я смотрела на нее,—рассказывала нам Надежда
Павловна,— и думала: твое, Ли Са Юнь, искусство в новых
условиях расцветет и будет радовать многих. Шаманство
же уйдет без следа, как все темное, доставшееся нам в на¬
следство от старой жизни...Молодой гиляк, студент Ленинградского института Во¬
стока, был у Шихобаловой переводчиком. Он взялся ей по¬
могать в работе. Зараженность и здесь была поголовной, и
Надежда Павловна провела лечение.Переезжая от стойбища к стойбищу, участники экспе¬
диции видели, как новое властно входит в жизнь этих за¬
брошенных прежде мест. У гольдов в стойбище Болонь
имелся уже клуб — маленькое помещение, расположенное
у самого Амура.Болонь была сравнительно большим поселком с вы¬
строенными в одну линию деревянными домами. На шестах
сушилась юкола, у кольев топтались привязанные свиньи.
И все это жилье тесно обступила тайга. Кругом — никого.
Поселок словно вымер. И вдруг наши товарищи, к своему
большому удивлению, увидели жителей этого отдаленного
уголка: гольды спали у своих домиков.Разыскали секретаря сельсовета. Он, проснувшись, рас¬
сказал, что в стойбище произошли два больших события,227
поэтому все и пьяны: первое событие — свадьба, второе —
приехал шаман отправлять души умерших. На эту «от¬
правку» наши товарищи с интересом смотрели на следую¬
щий день.Шаман сидел среди кукол, одетых в костюмы умерших.
Он вскакивал, бегал вокруг кукол, что-то бубнил, потом де¬
ревянных кукол бросали в воду и расстреливали. После
этого родственники делили между собой имущество умер¬
ших.Шихобалова открыла медпункт, кое-кто из гольдов
после проведенной Надеждой Павловной беседы пришел к
ней лечиться. Шаман тоже занялся «лечением». Таким об¬
разом, прием в поселке вели двое: Шихобалова и он.К Шихобаловой на прием шли с самыми различными бо¬
лезнями, и то, как она лечила и помогала больным, жите¬
лям поселка нравилось. Но и шамана они привыкли слу¬
шаться. Таким образом, появился у врача конкурент, тем
более нежелательный, что был темен, дик. Помог развенчать
шамана случай. У него заболел сын. И решился шаман пока¬
зать своего ребенка чужому, приехавшему издалека чело¬
веку. У мальчика оказалось воспаление легких. Надежда Пав¬
ловна его вылечила и заслужила звание «самого большого
шамана».У ряда больных Шихобалова обнаружила яйца гельмин¬
тов, похожие на яйца рыбьего лентеца. Она начала лечить
больных, но безрезультатно. Вернувшись в штаб экспеди¬
ции, в Хабаровск, она привезла с собой двух больных и
стала лечить их в стационаре. Наконец разгадка была най¬
дена: крупные яйца в фекалиях больных принадлежали не
рыбьему лентецу, а неизвестной еще науке трематоде, ко¬
торая оказалась новым видом и которую мы с Подъяполь-
ской назвали в честь Шихобаловой «нанофиэтус шихоба-
лови».Надежда Павловна серьезно занялась изучением этой
трематоды, установила, что человек заражается ею, поев
непроваренной рыбы. Трематоды эти вызывали у людей тя¬
желое заболевание; оно было распространено на севере
нашей страны (у человека и у собаки) и на севере Аме¬
рики. Шихобаловой удалось разработать метод лечения.В зарубежной литературе я много раз встречал описа¬
ние тяжелого заболевания — парагонимоза, когда возбуди¬
тель — трематода парагонимус — поселяется в легких чело¬
века. Эта болезнь широко распространена у жителей Япо¬228
нии и Кореи. В нашей стране случаи такого заболевания не
были зарегистрированы. Однако я подозревал, что болезнь
не обнаруживается у нас только потому, что врачи не
умеют ее распознавать. И вот сейчас, приехав на Дальний
Восток, я решил проверить свои подозрения. Пошел в туб¬
диспансер. Прихожу к директору диспансера. Знакомимся.—	Как, вы — гельминтолог — заинтересовались туберку¬
лезом? — удивляется директор.—Зачем вам наши больные?Объясняю, что в их мокроте предполагаю найти яйца
парагонимуса. Директор не мог скрыть своей иронической
усмешки, недоуменно пожал плечами.—	Хорошо, если хотите, мы можем дать вам пробы.
Сколько вам нужно?—	Двадцать пять,— отвечаю ему.—	Двадцать пять?Опять удивление. Однако директор распорядился, и мы
получили, что просили. С врачами экспедиции обработали
препараты и начали микроскопировать пробы. Осмотрели
первую пробу: яиц нет, во второй — тоже нет, нет и в
третьей. Рассматриваем четвертую пробу и находим яйца
парагонимуса. Из 25 проб в трех обнаружили мы эти
яйца.Я подозвал к микроскопу директора диспансера и вра¬
чей. Последние были крайне удивлены, они не могли по¬
нять, что это за яйца. Я объяснил, что это зародыши гель¬
минтов парагонимусов, локализирующихся в легких, и что
больных парагонимозом лечить от туберкулеза бессмыс¬
ленно.Наша экспедиция констатировала наличие целого ряда
таких гельминтозных заболеваний, которые в России не
числились. Это — парагонимоз легких (который мы обнару¬
жили у человека и у кошки), метагонимоз (у человека,
кошки, собаки, лисицы), клонорхоз печени (у человека, со¬
баки и кошки), шистозоматоз (у овец), гепатиколез пе¬
чени (у человека и крысы), не говоря уже о целой массе
других видов гельминтов, обнаруженных у большого ко¬
личества животных. Десятки лет существовали дальнево¬
сточная медицина и ветеринария, почти 40 лет действовало
Уссурийское общество врачей, работали краеведческие ор¬
ганизации, дальневосточный отдел Географического обще¬
ства — и тем не менее все эти гельминтозы до работы на¬
шей экспедиции «подмечены не были».Мы не ограничивались одной лишь обследовательской229
работой, а проводили в стойбищах дегельминтизацию *
больных, развернули большую просветительную работу
среди населения. Организовали в Хабаровске 40-часовые
курсы по гельминтологии для медицинских и ветеринар¬
ных врачей Далькрая. Этой работе мы придавали важное
значение, так как она повышала эрудицию врачей, их ин¬
терес к гельминтологии, а также способствовала созданию
на местах новых гельминтологических ячеек.Во Владивостоке я прочел доклад в Уссурийском обще¬
стве врачей на тему «Значение гельминтологии для меди¬
цины и ветеринарии». Народу собралось много. Я говорил
не менее 3 часов. Было ясно, что о гельминтологии здеш¬
ние врачи имеют самое смутное представление, что ни¬
когда они ею не занимались и не интересовались. Читал я
с большим увлечением, ибо сознавал, какой ответственный
момент переживает аудитория. Необходимо было добиться,
чтобы врачи уяснили: без знания гельминтологии они не
могут считаться полноценными специалистами. Врачи это
поняли. Было много вопросов, и, что мне очень понрави¬
лось, большинство их касалось практики дегельминтиза¬
ции. Главный врач Владивостокской окружной больницы
обещал выделить четыре койки специально для гельминтоз-
ных больных. Как я потом выяснил, обещание свое он вы¬
полнил.Наш медицинский отряд обследовал шахтеров в Сучан-
ском каменноугольном районе и на Артемовском руднике.
Здесь был обнаружен анкилостоматоз.О результатах обследования мы обязательно рассказы¬
вали местным властям. Я побывал у председателя Дальне¬
восточного краевого исполкома т. Чуцкаева. Просидели мы
с Чуцкаевым долго. Я обстоятельно изложил ему цели и
итоги работ нашей экспедиции, рассказал об анкилостома-
тозе, о парагонимозе легких и других болезнях, обнаружен¬
ных нами на Дальнем Востоке. Чуцкаев слушал очень
внимательно. Мы договорились о создании на Дальнем Во¬
стоке двух краевых гельминтологических ячеек (по ветери¬
нарной и медицинской линиям) и о командировании в Мо¬
скву, в гельминтологическую лабораторию, двух врачей
для специализации. Все, о чем мы договорились с т. Чуц¬
каевым, было осуществлено.*	Дегельминтизация — мероприятия, способствующие уничтожению
паразитических червей как в организме, так и во внешней среде.230
Экспедиция на Дальний Восток дала нам колоссальный
и интереснейший материал, над которым мы упорно рабо¬
тали, возвратясь в столицу.Во время экспедиционных работ мы обнаружили случай
гепатиколеза у человека. Этот гельминтоз, характерный
для многих животных, весьма редко встречается у чело¬
века. При обследовании гиляков мы обнаружили у одного
яйца гельминтов, несколько напоминающие яйца власогла¬
вов. После детального изучения структуры найденных яиц
я пришел к выводу, что мы имеем дело с гепатиколезом.Правильно определить это редкое заболевание мне по¬
могло знание гельминтов, паразитирующих у животных.
Вот почему я исповедую необходимость теснейшего со¬
трудничества в гельминтологии биологов, медиков и вете¬
ринаров.Вспоминается мне один случай из моей диагностиче¬
ской практики. В московскую больницу поступил больной
с тяжелым поражением дыхательных путей. Он страдал от
беспрерывного кашля, сопровождавшегося большим выделе¬
нием мокроты. При анализе мокроты были обнаружены
яйца гельминтов, напоминавшие яйца власоглавов. Врачи
решили, что больной заражен власоглавом и что паразит
этот изменил свою локализацию и вместо толстых кишок,
где он нормально паразитирует, избрал легочную ткань.
Врачи обратились ко мне за консультацией. Я установил,
что пациент заражен томинксозом, возбудитель которого
нормально паразитирует в легких собак, а также лисиц и
других диких хищников. Это оказался первый случай обна¬
ружения томинксозной инвазии у человека...В 1928 году мы с Р. С. Шульцем предложили произвести
реформу гельминтологической номенклатуры. Признав,
что состояние гельминтологической номенклатуры дорево¬
люционного периода не соответствует научному уровню
наших знаний и вносит путаницу, мы с Р. С. Шульцем при¬
нялись за ее пересмотр. Мы считали, что назрел вопрос о
необходимости точного согласования номенклатуры меди¬
ко-ветеринарно-гельминтологической с терминологией зоо¬
логической; в частности, мы предлагали обозначать отдель¬
ные гельминтозы по зоологическому наименованию возбу¬
дителя.Таким образом, название каждого отдельного заболева¬
ния должно было складываться из родового названия воз¬
будителя и суффикса «оз». Так заболевание, вызываемое231
фасциолами, должно именоваться фасциолезом, легочная
болезнь, возбудителем которой является диктиокаулюс,
должна называться диктиокаулезом и т. д.Новый принцип гельминтологической номенклатуры,
предложенный нами, целиком и полностью вошел в обиход
работников советской науки и практики.В 1934 году в своем докладе, представленном XII интер¬
национальному ветеринарному конгрессу в Нью-Йорке,
мы с Р. С. Шульцем познакомили представителей зарубеж¬
ных стран с принципами советской гельминтологической
номенклатуры и предложили их для международного ис¬
пользования. Ряд зарубежных гельминтологов, частью не¬
зависимо от нас, частично же благодаря нам, использует в
своих работах наши номенклатурные принципы.После съезда на мое имя пришло письмо из Вашинг¬
тона. Меня уведомляли, что я избран действительным чле¬
ном Американского гельминтологического общества. Я тут
же прочел это извещение своим стажерам: был рад тому,
что советская гельминтология начинает завоевывать ми¬
ровое признание.Через некоторое время мы получили новое, не менее
приятное сообщение. Меня извещали, что я избран членом-
корреспондентом Английского зоологического общества в
Лондоне.Я прекрасно понимал, что мировая научная мысль обра¬
тила внимание на нас потому, что я работал не один, а в
большом коллективе энтузиастов нашей специальности.
Было особенно приятно, что в первых рядах советских
гельминтологов шли женщины-энтузиастки — Подъяполь-
ская, Шихобалова, Калантарян, Озерская, Василькова, Гне¬
дина и другие. За рубежом я не знал ни одной отрасли
науки, где работало бы так много женщин, и работало так
успешно, как мои ученицы.
СЕВЕРНАЯ САГАПо Северной СосъвеЗнаменитое
село БерезоваОписторхоз и борь¬
ба с ним. — 80-ая экспедиция. — Кусок
мыла. — Н. Н. Плотников и его ра¬
бота.— Выходим на международную
арену. — Морис с Холл о темпах раз¬
вития советской гельминтологии.В 1929 году я возглавил боль¬
шую союзную гельминтологическую экспедицию, 70-ю по
счету. Работали мы на Тобольском севере, на Среднем и
Южном Урале. В эту интересную экспедицию со мной по¬
ехали врачи Подъяпольская (она заведовала медицинским
отрядом), Шихобалова, Василькова, Статирова; ветеринар¬
ный врач Петров заведовал ветеринарным отрядом.В Свердловске к нам присоединился местный врач Ни¬
колай Николаевич Плотников. Мы были знакомы с ним и
раньше. В 1926 году Плотников приехал в Москву, в Тро¬
пический институт, на курсы по малярии и болезням жар¬
ких стран. Он работал тогда научным сотрудником Ураль¬
ской областной малярийной станции. Зайдя однажды к нам
в лабораторию, Николай Николаевич заинтересовался, ка¬
кими вопросами занят наш сектор. В гельминтологии он в
то время был эрудирован слабо. Я всегда стремился каж¬
дого, и особенно приехавшего с периферии, по возможно¬
сти глубже заинтересовать нашей наукой. Медицинский
врач из Свердловска для меня представлял большой инте¬
рес, поскольку там специалистов-гельминтологов еще не
было. Я разговорился с Плотниковым, и часа через два он
с явным интересом склонился над микроскопом.На следующий вечер я снова увидел длинную сухую
фигуру Плотникова у нас в лаборатории: он пришел пора¬
ботать с микроскопом, посмотреть на незнакомых ему
гельминтов. Я часто беседовал с Николаем Николаевичем,
и он проводил многие вечера с нами. Вернувшись на Урал,
Плотников стал заниматься гельминтологией. Узнав, что233
мы собираемся в экспедицию на Тобольский север и на
Урал, Плотников просил меня зачислить его в члены экспе¬
диции. Я с удовольствием выполнил его просьбу, будучи
уверен, что из него получится хороший специалист. И мои
предположения сбылись. Ныне Николай Николаевич — изве¬
стный профессор-клиницист, гельминтолог, заведующий кли¬
ническим отделом Института медицинской паразитологии
и тропической медицины имени Е. И. Марциновского.
Николай Николаевич опубликовал около двухсот научных
работ.Первый медицинский отряд нашей экспедиции обследо¬
вал народность манси по реке Северная Сосьва, а второй —
хантов на реке Оби в районе села Мужи и в г. Обдорске *.
Группа Подъяпольской шла на лодке под парусами, прича¬
ливая к каждой юрте, замеченной на берегу. Население со¬
стояло преимущественно из манси, встречались и коми.
Манси — народ веселый, жизнерадостный, очень музыкаль¬
ный. У них есть свой национальный инструмент — вогуль¬
ская балалайка, игру на которой они очень любят. Манси
гостеприимны. У них считается самым неприличным оста¬
новиться около юрты и не войти в нее.Были они все неграмотны: когда мы находились в этих
местах, школ там еще не было. Учебные заведения появи¬
лись позже, и наши последующие экспедиции видели, как
строились прекрасные интернаты для детей, живущих в
дальних поселках. А в 1929 году манси были еще очень от¬
сталой народностью. Имелись у них и жертвенные места,
куда они складывали рога убитых и съеденных оленей.Мужчины манси носили две длинные, до пояса косы и на¬
ходились в особо привилегированном положении. Так, на¬
пример, стоило только нашим врачам войти в юрту, как
женщины манси бросались к Плотникову снимать сапоги,
чтобы отдохнули его ноги. И хотя Подъяпольская всегда
вызывала у них острый интерес, за ней никогда не ухажи¬
вали, как за Плотниковым. Этого не разрешал обычай.На Северной Сосьве произошел случай, который едва
не закончился трагически для участников экспедиции.
Лодки направлялись к селу Березово, куда в свое время
был сослан сподвижник Петра I Меншиков. Парусное су¬
денышко двигалось медленно. Однажды его нагнал катер и
по просьбе наших врачей взял лодку на буксир. Почти у са¬*	В 1933 году был переименован в Салехард.234
мого Березова внезапно поднялся сильный ветер, начали
лопаться веревки, которыми лодка была привязана к ка¬
теру. Лодка встала поперек волны, еще минута, и она бы
перевернулась. Всех спасла Подъяпольская: она мгновенно
схватила запасную веревку и кинула ее на катер. Там ве¬
ревку быстро закрепили, и катастрофы не произошло.Березово было большим селом, в котором жили по пре¬
имуществу русские. Здесь наш отряд сделал небольшую
остановку и только после того, как было обследовано все
население, отправился дальше.Всюду, где медицинский отряд проводил обследование,
он обнаруживал почти полную зараженность жителей
описторхозом. Второй отряд медицинских врачей также
столкнулся с массовым заражением описторхозом, который
местные жители называли «обской болезнью».Северяне охотно несли коробочки с фекалиями, пони¬
мая, что врачи хотят им помочь, относились к приезжим с
полным доверием, внимательно слушали беседы, которые
члены экспедиции вели через посредство переводчиков.
Все врачебные советы выполнялись быстро и точно.Первый случай обнаружения описторхоза у человека
принадлежит профессору Томского университета Виногра¬
дову. При вскрытии трупа он увидел в печени небольших
трематод, которых ошибочно признал новым для науки ви¬
дом и наименовал сибирской двуусткой. Между тем оказа¬
лось, что это был описторхис, который еще в XIX столетии
находили в Западной Европе у собак и кошек.А наша экспедиция установила факт массового, почти
стопроцентного поражения населения Тобольского севера
описторхозом. Мы обнаружили описторхоз даже у детей,
не достигших года. Н. Н. Плотников, вскрыв труп северя¬
нина, насчитал в печени больного, погибшего от опистор¬
хоза, свыше 25 тысяч паразитов!Ветеринарный отряд установил поголовное заражение
описторхозом кошек и собак.Источник заражения описторхозом — сырая рыба, кото¬
рая являлась основным элементом питания народов Севера.
Наша экспедиция решила выяснить, является ли опистор¬
хоз профессиональным заболеванием работников, имею¬
щих непосредственный контакт с рыбой. Началось обсле¬
дование рабочих рыбоконсервных заводов.В г. Тобольске мы уделили много внимания рабочим
консервного завода и его отделения, расположенного в235
100 километрах ниже Обдорска. Болота и тундра с ее пе¬
стрым ковром мхов и лишайников окружали одиноко рас¬
положенный завод. На протяжении полукилометра были
разбросаны несколько деревянных зданий, контора, склад,
бараки для рабочих и несколько юрт; затем снова на сотни
километров — тундра.В 1929 году завод помещался в двух длинных деревян¬
ных бараках: возле них жили сезонные рабочие. Однако,
несмотря на примитивное оборудование и сравнительно
небольшое количество рабочих (всего 110 человек), в сезон
1928 года на заводе было выработано 350 тысяч банок кон¬
сервов. В 1929 году число рабочих достигало 200 человек.
Основными видами рыб, идущими в производство, были
нельма, налим, муксун, осетр, стерлядь, язь.Мы обследовали 111 рабочих, 89 из них были заражены
описторхозом. Столь высокая инвазионность, несомненно,
находилась в прямой связи с привычкой работников кон¬
сервного производства употреблять в пищу сырую рыбу.
Общественные организации завода и администрация с ин¬
тересом и вниманием отнеслись к работе нашей экспеди¬
ции. Лозунг «Описторхоз должен быть ликвидирован!»
стал руководством к действию.*	**Наша деятельность достигла уже той стадии, когда
стала ясной необходимость обсудить ряд важнейших во¬
просов с гельминтологами, работавшими в различных рес¬
публиках и городах. Надо было найти общее решение важ¬
ных вопросов, выработать единый план дальнейшего разви¬
тия и углубления нашей работы. Ощущалась необходимость
в созыве съезда гельминтологов. Об этом я ставил вопрос в
Наркомздраве, в Наркомземе и в Ветеринарном управ¬
лении.В Ветеринарном управлении А. В. Недачин отнесся до¬
вольно благожелательно к моей идее, сказав, что съезд, по¬
жалуй, еще рано созывать, но какое-то совещание типа
съезда созвать было бы неплохо. В Наркомздраве РСФСР
также были склонны на первых порах созвать не съезд, а
конференцию.Как всегда в серьезных вопросах, меня поддержал и по¬
мог мне Е. И. Марциновский. Он предложил организовать
совещание при Тропическом институте. Все на этом со-236
шлись, и началась подготовка. Мы много потрудились над
программой совещания, причем и Наркомздрав РСФСР, и
Наркомзем, и Ветеринарное управление приняли самое го¬
рячее участие в ее обсуждении. Было решено пригласить
на эту встречу работников всех республик, где была раз¬
вернута гельминтологическая работа. На наши приглаше¬
ния моментально откликнулись специалисты со всех кон¬
цов Родины.Первое совещание гельминтологов, проходившее с 8 по
11 апреля 1930 года, превзошло все наши ожидания: в нем
участвовало 168 человек, представлявших 65 городов Рос¬
сии, Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Узбекистана
и Туркмении. 118 медицинских, 22 ветеринарных врача и26	биологов заслушали 78 выступлений.Совещание подтвердило, что в стране действует силь¬
ная и организованная армия гельминтологов. Я сделал три
доклада: «Распространение гельминтозных инвазий в СССР
и их связь с географическими, экономическими, профес¬
сиональными и бытовыми факторами», «Организация изу¬
чения гельминтозов в СССР и борьба с ними» и «Охрана
малых народностей Севера от гельминтозов».С докладами выступали В. П. Подъяпольская (говорила
о подготовке врачебных кадров в области гельминтологии
и о состоянии терапии гельминтозных болезней),
Р. С. Шульц, товарищи из Белоруссии, Армении, Средней
Азии; короче говоря, каждый прибывший на совещание
стремился поднять наиболее актуальные вопросы своей ра¬
боты.Хочу вернуться к своему выступлению на совещании.
Я говорил об охране малых народностей Севера от гель¬
минтозов, и в частности от описторхоза. Величина и значе¬
ние этой проблемы выявились только после работы нашей
70-й экспедиции. Подытоживая свой доклад, я сказал, что
описторхоз — серьезная санитарная и социально-экономи¬
ческая проблема Тобольского севера, эту болезнь нужно
стереть с лица советской земли во что бы то ни стало!По докладу было принято специальное решение, гово¬
рящее о необходимости дальнейшего изучения гельминто¬
зов на Севере, обследования жителей бассейнов Печоры,
Енисея, Лены, районов Камчатки, Анадыря и других, об
организации санитарно-просветительных и лечебных мер.
Совещание подчеркнуло, что наша работа по борьбе с гель-
минтозными болезнями среди малых народностей Севера237
должна вестись в тесном контакте с Комитетом Севера и
желательно при его активной поддержке. Отмечалось не¬
соответствие между опасностью гельминтозов и нейтраль¬
ным отношением ряда органов здравоохранения к вопро¬
сам борьбы с этими заболеваниями. Дальше шли конкрет¬
ные и деловые предложения по всем докладам, где были
отражены такие важнейшие моменты, как борьба с анкило-
стомидозом и цистицеркозом в СССР, координация профи¬
лактической работы по борьбе с гельминтозами между ме¬
дицинскими и ветеринарными учреждениями.С тех пор прошло почти 40 лет, и сейчас, оглядываясь
назад, я вижу, с каким энтузиазмом и настойчивостью, не¬
взирая на трудности, участники этого совещания претво¬
ряли в жизнь все его решения....Работа 70-й экспедиции побудила коллектив гельмин¬
тологов к интенсивному изучению описторхозной про¬
блемы. Вопросы географии и статистики описторхоза взяли
на себя Подъяпольская, Шульц и я, эпидемиологию и био¬
логию возбудителя — Плотников и Зерчанинов, клинику
описторхоза — Кондратьев, профилактику — Шихобалова и
Васильева, патологическую анатомию — Желтиков, Боль и
Яковлев.Мы изучили всю иностранную литературу об этой бо¬
лезни. Выяснилось, что описторхоз встречался на террито¬
рии Европы и Азии. В Европе он был зарегистрирован во
Франции, Голландии, Германии, Швеции, Италии. Но
единственным значительным очагом его в Европе считался
район Балтики в Восточной Пруссии.Необходимо было выявить границы описторхоза в
СССР. Перед нами была целая цепь нерешенных вопросов,
требующих углубленной научной проработки и отчетли¬
вого решения. Мы еще не знали первого промежуточного
хозяина описторхиса, что было совершенно необходимо
для построения законченной системы профилактических
мероприятий. Не было надежных лекарств, и потому мы не
имели возможности проводить дегельминтизацию. И са¬
мое главное, не хватало кадров гельминтологов. Большая
разбросанность населения на обширной территории То¬
больского севера и тогдашний уровень общей и санитарной
культуры коренного населения сильно осложняли решение
стоявших перед нами задач.Я понимал, что прежде всего нам необходимо привлечь
внимание врачей и самых широких кругов советской238
общественности. Комитет Севера помогал нам в важных и
серьезных вопросах, и главным образом, конечно, в орга¬
низации гельминтологических экспедиций на Север. В Тро¬
пическом институте сектор борьбы с гельминтозами начал
вести гельминтологическую подготовку врачей, команди¬
руемых в Арктику Наркомздравом и Комитетом Севера.
Мы составили для арктических врачей специальную инст¬
рукцию по борьбе с гельминтозами вообще и с описторхо-
зом в частности. Нам удалось заинтересовать врачей То¬
больского севера и Свердловска.В Свердловском санитарно-бактериологическом инсти¬
туте было организовано гельминтологическое отделение во
главе с Николаем Николаевичем Плотниковым. Это отде¬
ление снарядило три экспедиции на Тобольский север, ко¬
торые занимались исключительно вопросами описторхоза.В 1930 году под руководством В. П. Подъяпольской и
М. П. Гнединой 80-я союзная гельминтологическая экспе¬
диция работала в Красноярском крае, в 1931 году — 100-я
гельминтологическая экспедиция под руководством тех же
специалистов провела обширные обследования в ЯкутскойАССР.Работа экспедиций была очень напряженной, ее участ¬
ники не только вели широкие исследования, но и оказы¬
вали большую медико-гельминтологическую помощь насе¬
лению и проводили культурно-просветительные меро¬
приятия.80-я экспедиция обследовала людей и животных в ни¬
зовьях Енисея и бассейне Нижней Тунгуски. Члены экспе¬
диции доехали по железной дороге до Красноярска, а от¬
туда по рекам разъехались в глубь края. Подъяпольская
вместе с врачом Блажиным должна была плыть на лодке
по Подкаменной Тунгуске, 3. Г. Василькова — по Туру-
хану, а М. П. Гнедина — по Нижней Тунгуске.Лодка, которую Подъяпольская достала с большим тру¬
дом, шла медленно, ее тянули собаки, бежавшие по берегу.
Около каждого домика, чума и поселения врачи останавли¬
вались и обследовали жителей. Кеты обследовались
охотно, без всяких опасений доверчиво глотали лекарства.Одно поразило жителей в пришельцах — любовь к чи¬
стоте. Когда Варвара Петровна стала купаться в реке, сбе¬
жались все обитатели чумов. Кеты, кочуя по рекам всю
жизнь, никогда не купаются, не моются и не меняют
одежды. Между прочим, одна из жительниц этих чумов,239
Марфа, обратилась к Подъяпольской с жалобой, что у нее
изнуряюще чешется все тело. При осмотре врач поняла,
что у Марфы нет никакой чесотки, просто она искусана
вшами. Варвара Петровна подарила Марфе кусок мыла,
объяснив, как им пользоваться. Это благое дело вызвало со¬
вершенно неожиданную реакцию: Марфа обиделась на
врача, видимо, решив, что над нею издеваются.Как все северяне, кеты очень гостеприимны. Каждого
гостя, приехавшего к ним, они угощают чаем. При этом
гость пользуется своеобразной привилегией: если сами
кеты пьют чай, по очереди облизывая кусочек сахару (один
на всех), подвешенный на тоненькой веревочке, то гостю
дается отдельный огрызок, и не для того только, чтобы его
облизать, но и съесть.80-я экспедиция установила, что в низовьях Енисея и
Нижней Тунгуски описторхоз отсутствует.100-я экспедиция обследовала людей, а также домашних
и диких животных в Якутске, Жиганске, Усть-Мае.
В. П. Подъяпольская проделала тяжелый путь по реке Мае,
впадающей в Алдан. Плыли на лодке, причаливая ко всем
встречавшимся на пути поселениям. Если причаливали
ночью, все вещи оставляли в лодке, сами же шли ночевать
в юрты, — якуты отличались исключительной честностью.Дома не запирались, но по совету переводчика наши то¬
варищи протягивали поперек двери веревку, так как жи¬
тели были чрезвычайно любопытны. Им ничего не стоило
прийти с рассветом и начать бесконечные расспросы: зачем
приехали, что будут делать, далеко ли поедут еще и т. д.
С исключительным интересом и любопытством слушали
якуты все, что рассказывали наши врачи. Столь же охотно
они и лечились, точно выполняя все, о чем их просили.По вечерам домики, где останавливались члены экспе¬
диции, были полны народу — приходили женщины, муж¬
чины, дети и задавали уйму вопросов: как выглядит Мо¬
сква, что такое самолет, почему движется автомобиль
и т. п.Подъяпольская выучилась отдельным словам и фразам
по-якутски, и жителям очень нравилось, когда она могла
что-то сказать им на их родном языке. Переводчик научил
Подъяпольскую читать по-якутски, и она довольно хорошо
произносила текст, правда, ничего в нем не понимая. Во
многих якутских домиках уже были книги, якуты относи¬
лись к ним очень бережно, гордились ими, но грамоте обу¬240
чены не были. И Подъяпольская часто читала им эти книги.
Народу собиралось много, услышанное воспринимали
очень живо — смеялись, ужасались, ахали и готовы были
слушать целыми ночами. В поселках строились школы, и
якуты относились к ним с чрезвычайным уважением.В Якутии оказались широко распространенными цепень
бычий и лентецы широкий и тунгусский. Строганина, сы¬
рая и жареная на вертеле рыба были источниками зараже¬
ния дифиллоботриозом, обнаружена была большая зара¬
женность оленины (до 70 процентов) финнозом.Эвенки встречали экспедицию также с большим госте¬
приимством. Тут же приводили к себе в дома и угощали.
Членов экспедиции старались размещать в новых домах,
и не раз им приходилось наблюдать, как хозяева перед
едой выплескивали немного супа в огонь,—они считали:
переехав в новый дом, надо угостить «духов», чтобы их
умилостивить и чтобы в этом доме жилось хорошо.Эвенки, так же как и якуты, лечились охотно, легко пе¬
ренимали от врачей все, чему их учили. Правила санита¬
рии и гигиены воспринимали с интересом, серьезно. В те,
далекие уже годы (1930—1931) медицинская работа в от¬
даленных местах как следует не была развернута, и экспе¬
диция наша стала как бы пионером в этом важном деле.Экспедиция задержалась в Якутии и возвращалась об¬
ратно уже к началу зимы, когда наступили морозы. Доби¬
рались к пароходу верхом на лошадях, и так как Варвара
Петровна была наездником неважным, то ей пришлось осо¬
бенно тяжело. Прибыли к поселку на берегу Лены. Сюда
из Якутска должен был прийти последний пароход. Шла
шуга, члены экспедиции волновались: появится ли судно?
Но якуты успокаивали их, твердо веря, что пароход придет
обязательно. И они оказались правы.На заседании оздоровительной комиссии Комитета Се¬
вера В. П. Подъяпольская сделала подробный доклад об
итогах экспедиции. Было решено открыть гельминтологи¬
ческое отделение при Якутской санитарно-бактериологиче¬
ской лаборатории.В 1930 году под руководством Николая Николаевича
Плотникова работала 93-я гельминтологическая экспеди¬
ция в районах городов Тобольска, Обдорска и на полуост¬
рове Ямал. В следующем году Николай Николаевич возгла¬
вил 121-ю гельминтологическую экспедицию по изучению
описторхоза в Тюменской области. Здесь велось широкое16	К. И. Скрябин241
обследование взрослых и детей. Было вскрыто 20 человек,
погибших от описторхоза.Члены экспедиции исследовали 2542 рыбы, изучали
влияние копчения, соления и морожения рыб на личинки
описторхоза. Здесь же Николай Николаевич начал экспе¬
риментальное изучение терапии описторхоза.Работавшая еще в 1928 году на Дальнем Востоке 60-я
гельминтологическая экспедиция ни одного случая опи¬
сторхоза не обнаружила ни на Амуре, ни в Уссурийском
крае. Население Туруханского края, Якутии, Дальнево¬
сточного края и животные этих областей оказались также
абсолютно свободными от описторхоза. Таким образом,
наши экспедиции выявили восточную границу распростра¬
нения описторхоза в азиатской части СССР: им оказался
водораздел Оби и Енисея.Нас поражал контраст: в то время как Обь представляла
собой крупнейший очаг описторхозной инвазии, в смежном
речном бассейне — на Енисее царило благополучие. В чем
причина — вот вопрос, который предстояло решить. Необ¬
ходимо было обратиться к жизненному циклу описторхоза.
В развитии этого паразита участвуют три звена. Яйца опи-
сторха проглатывает моллюск — пресноводная улитка.
В улитке зародыш развивается и, став личинкой, покидает
этого «хозяина», начинает самостоятельно плавать в реке
или пруду. Далее личинка поселяется в рыбе и живет в ее
мышцах. Если человек съест недостаточно проваренную
или прожаренную рыбу, населяющие ее личинки проник¬
нут в его организм и обоснуются в желчных протоках. Живя
в желчных протоках, паразит вызывает обширные и глубо¬
чайшие поражения печени, а тем самым и всего организма.Фауна рыб Оби и Енисея очень сходна, так что ихтиоло¬
гический фактор не мог влиять на географию описторхоза.
Мы пришли к выводу, что наличие описторхоза на Оби и
отсутствие его на Енисее и дальше на восток зависело от
различия в составе фауны моллюсков в бассейнах этих
рек. На Оби, очевидно, был тот моллюск, который является
промежуточным «хозяином» описторхоза, а на Енисее его
не было. Называется этот моллюск Битиния личи.Николай Николаевич Плотников серьезно занялся тера¬
пией описторхоза. На протяжении почти 35 лет он вел
большую экспериментальную работу, главным образом в
г. Тобольске, куда приезжал на продолжительное время
сначала из Свердловска, где он жил, а потом из Москвы,242
куда в 1938 году переехал. В конечном итоге его труды
увенчались полным успехом. Описторхоз, еще не так давно
страшное заболевание, с которым никто не умел бороться,
теперь излечим; и у нас, и за границей широко используют
методику, разработанную Плотниковым....Теперь, когда я пишу эти строки, советские гельминто¬
логи провели уже свыше 330 экспедиций. Они имеют
огромное научное значение. Экспедиции обогатили науку
и практику колоссальным материалом по гельминтофауне
людей, животных и растений, выявили основные очаги
гельминтозов. Это позволило медицинским и ветеринар¬
ным организациям повести планомерную борьбу с заболе¬
ваниями, научно обоснованно планировать оздоровитель¬
ные мероприятия. Материалы, полученные в экспедициях,
заставили переоценить ряд научных ценностей, взбудора¬
жили общественное мнение, послужили поводом для орга¬
низации очень многих санитарно- и ветеринарно-просвети¬
тельных мероприятий. А все это, вместе взятое, служит
здоровью и просвещению человека.*	**В 1929 году вышел первый том большого труда «Гель-
минтозы человека» (авторы К. Скрябин и Р. Шульц). Мы
прекрасно понимали, какую ответственность берем на себя,
выпуская книгу. В мировой литературе это был первый
ТРУД» специально посвященный вопросам медицинской
гельминтологии. В нем не только приведен огромный фак¬
тический материал, но и поставлены задачи, которые гель¬
минтология выдвигает перед медициной.Гельминтологические исследования разрастались. Интен¬
сивно шли они в различных республиках. Много внимания
гельминтозным заболеваниям уделял коллектив Узбекского
ветеринарно-бактериологического института во главе с
Г. А. Обулдуевым. И закономерно, что именно здесь заду¬
мано было провести 1-й съезд паразитологов Средней Азии.
Г. А. Обулдуев приезжал в Москву, советовался со мною по
поводу организации съезда.Среднеазиатский съезд по изучению паразитарных за¬
болеваний домашних животных открылся в Ташкенте 9 ян¬
варя 1930 года. На нем присутствовало более 180 человек,
в их числе — деятели медицины и биологии. Я еще раз243
убедился, как сильно волнуют рядовых ветеринарных работ¬
ников вопросы паразитологии, как серьезно оценивают они
роль инвазионных заболеваний, как стараются получить
надлежащие знания, чтобы активно бороться с этим бичом
животноводства.Участковые и городские ветеринарные врачи в обсужде¬
нии целого ряда вопросов принимали самое активное уча¬
стие. Съезд признал необходимым тесное единение ветери¬
нарных и медицинских работников на фронте борьбы с
паразитарными болезнями животных и людей.В докладе «Перспективы строительства гельминтологи¬
ческого дела в Средней Азии» я говорил о значительных
достижениях (результате коллективного труда) в области
научной и прикладной гельминтологии, говорил о тех боль¬
ших задачах, которые еще предстоит решить для развития
гельминтологии в Средней Азии.В докладах моих учеников: Баданина, Петрова, Подъя-
польской, Шульца, Ершова и других — говорилось о частоте
гельминтозов в Средней Азии как у животных, так и у че¬
ловека. Съезд вынес решение продолжать исследователь¬
скую работу на территории Средней Азии, срочно прове¬
сти ряд профилактических и организационных мер по
борьбе с гельминтозными заболеваниями. Особое внимание
съезд обратил на подготовку кадров специалистов-гельмин-
гологов, организацию краевых и областных гельминтологи¬
ческих учреждений, как ветеринарных, так и медицинских.Съезд закончился, но я пробыл в Ташкенте еще не¬
сколько дней. Г А. Обулдуев ознакомил меня с работой ве¬
теринарно-бактериологического института, и я был просто
поражен глубиной и серьезностью тем, экспериментов и
поисков, которые вел коллектив этого учреждения.Вместе с Г. А. Обулдуевым мы были в театре имени
Хамзы; я не помню названия пьесы, но хорошо запомнил
прекрасную игру молодых узбекских актеров, среди кото¬
рых было много женщин. Самым же интересным и прият¬
ным для меня было видеть в партере женщин-узбечек с
открытыми лицами, без паранджи. Таких было уже много.Пьеса, которая шла на узбекском языке, призывала жен¬
щин сбросить паранджу и чачван. И в самом драматиче¬
ском месте зрительницы, пришедшие в театр с закрытым
лицом, под гром аплодисментов срывали с себя покрывала
и бросали их на пол. Это была поразительная картина, рас¬
крывающая великую силу искусства. Со счастливыми, воз¬244
бужденными и решительными лицами выходили узбечки из
театра, где они только что и навсегда покончили с много¬
вековым обычаем....В августе 1930 года я поехал в Париж для участия в
заседании Международного эпизоотического бюро. Там я
выступил с докладом «Проблема борьбы с гельминтозами
домашних животных в СССР». Впервые за время существо¬
вания этой организации ставился доклад по вопросам гель¬
минтологии. Это, конечно, обязывало меня ко многому. Но
была еще другая, особая ответственность: я ехал на сессию
представителем Советского Союза.Забегая вперед, скажу, что начиная с этого года веду¬
щая роль в гельминтологической работе Международного
эпизоотического бюро принадлежала Советскому Союзу.
Наша страна определяла тематику гельминтологических
докладов на указанной интернациональной трибуне, ибо
никто из представителей других государств не дерзал с
нами конкурировать; в лучшем случае они выступали в
прениях.В те годы за границей бытовало мнение, что Советская
страна отстала в культурном и научном отношении. Вы¬
ступая по вопросам гельминтологии, я стремился показать
ученым зарубежных стран быстрые темпы развития нашей
науки. Мне было о чем рассказать и чем гордиться. На при¬
мере советской гельминтологии, которая, безусловно, ушла
вперед по сравнению с гельминтологией любой другой
страны, я популяризировал наши достижения.Но вернемся к докладу. Я тщательно и скрупулезно
работал над ним, и он вызвал в Париже немалый интерес.
Ученых-паразитологов очень заинтересовало состояние со¬
ветской гельминтологии, ее объем, темы, методы. Вопросы,
которые они обсуждали со мной, вышли далеко за рамки
моего доклада. В итоге зарубежные ученые констатиро¬
вали, что советская гельминтология выдвинулась на одно
из первых мест в мире.Осенью того же 1930 года я был командирован в Лондон
для участия в работе XI Международного ветеринарного
конгресса. Вместе со мной в работе этого конгресса участ¬
вовали доктор Р. С. Шульц и начальник Ветеринарного
управления Красной Армии Н. М. Никольский.В Лондоне я выступил с двумя докладами. Один из них
был посвящен вопросу организации международного пара¬
зитологического конгресса. Эта идея очень заинтересовала245
слушателей, но осуществить ее не удалось из-за слабого
развития гельминтологической науки за рубежом.Как в Париже, так и в Лондоне я встретился с миро¬
выми светилами в области ветеринарии и паразитологии:
познакомился с крупным гельминтологом США — Элоизой
Крэм, главой английской гельминтологической науки Лей-
пером, а также паразитологами Никколем, Кэмероном,
Гуддеем, Трифит, с венгерским гельминтологом Котла-
ном и многими другими. Меня долго расспрашивали о со¬
стоянии гельминтологии в СССР, о положении ученых в
нашей стране. Последний вопрос интересовал всех, кто со
мной беседовал, поскольку большинство из них полагало,
что ученым у нас живется плохо, не обеспечиваются усло¬
вия для научной работы. Мой бодрый вид, доклады, расска¬
зывающие о быстром и успешном развитии науки, мои от¬
веты — все это опровергало превратные представления.Я должен сказать, что в основной своей массе ученые
зарубежных стран относились к нам, представителям Со¬
ветской страны, весьма корректно и с большим уважением.
Со многими учеными я и мои ученики подружились, стали
вести научную переписку, обмениваться печатными рабо¬
тами. Я пришел к убеждению, что участие наших специали¬
стов в работе международных конгрессов чрезвычайно по¬
лезно для развития теоретических и прикладных проблем
различных разделов науки и для установления дружествен¬
ных взаимоотношений.Через некоторое время после моих докладов в Париже
и Лондоне американский журнал опубликовал большую
статью крупного гельминтолога Мориса Холла «Ветеринар¬
ная паразитология в США и СССР». Статья Холла — ре¬
зультат подробного изучения не только моих докладов на
конгрессах, но и советской гельминтологической литера¬
туры, вышедшей в те годы.В разделе «Организация» Холл писал следующее: «Док¬
тор Скрябин говорил о том, что до последнего времени в
СССР имелись лишь отдельные попытки разрешить вопрос
борьбы с паразитическими червями, но сейчас проводятся
общие мероприятия в крупных масштабах. Начало этому
делу было положено учреждением гельминтологического
института в Москве, как центра научного изучения гель¬
минтологии и ее практического применения, а также с
целью руководства всеми гельминтологическими учрежде¬
ниями в СССР.246
Кафедры паразитологии со специальным уклоном по
гельминтологии основаны в 14 высших ветеринарных шко¬
лах, и таким образом была предусмотрена научная ра¬
бота и обеспечение страны опытными и квалифицирован¬
ными ветеринарами-паразитологами, работниками, кото¬
рых прежде не имелось. В основу работы был положен
метод полных гельминтологических вскрытий, на проведе¬
нии которых автор настаивал в течение нескольких лет. За
11 лет было проведено около 50 тысяч вскрытий, и таким
образом была установлена весьма разнообразная фауна па¬
разитических червей и установлены наиболее важные уча¬
стки, которые необходимо оздоровить в первую очередь.К концу 1929 года Советским правительством была раз¬
решена организация 75 гельминтологических экспедиций
во все концы страны и учреждено свыше 50 медицинских,
ветеринарных и биологических учреждений по гельминто¬
логии. Наиболее ценные экземпляры, собранные этими ин¬
ститутами и экспедициями, концентрируются в централь¬
ном музее в Москве. Коллекция эта имеет приблизительно
около 200 новых видов гельминтов. Высшие ветеринарные
институты выпустили около 2 тысяч ветеринаров-гельмин-
тологов (на 1-м совещании гельминтологов в Москве было
168 делегатов). Было издано около 300 работ по медицин¬
ской и ветеринарной гельминтологии. Все эти достижения
не могут отрицать американские паразитологи, встречаю¬
щие необходимость знакомиться с положением в СССР и
получающие массовую литературу на русском языке по
этим вопросам, которая является весьма ценной».Далее Холл писал:«Все указанные методы Скрябин предлагает проводить
в международном масштабе по специально разработанной
программе, утверждая, что почти все страны в общем не¬
дооценивают до сих пор значения гельминтов, заражен¬
ность которыми принимает характер мирового бедствия.
Вкратце его программа состоит из объединенных действий,
имеющих целью разработку и применение координирован¬
ного плана для общего нападения на гельминтов. Проведе¬
ние такой кампании приведет к экономическим выгодам,
выражающимся в создании крепких и здоровых животных,
освобожденных от паразитов и от предрасположения к
другим заболеваниям. Меры эти также уменьшили бы зара¬
женность человека паразитическими червями. В результате
Скрябин заключает, что эти меры помогут разрешению247
большой социальной проблемы — созданию здорового че¬
ловечества».Далее профессор Холл сравнивал развитие ветеринар¬
ной паразитологии в Соединенных Штатах и России. Рост
паразитологии в США проходил медленно, но настойчиво.
До таких крупных ветеранов, как Куртице, Стайльс, Хас-
саль, Уорд, Линтон, Вэрриль и Пратт, можно упомянуть
только об одном видном паразитологе — Жозефе Лэйди.«Около 15 лет тому назад,—анализировал Холл,—по¬
высился интерес к гельминтологии, который растет и будет
расти по крайней мере в течение последзоощих 10 лет. Мы
пришли к выводу, что современные условия ставят перед
нами изучение новых проблем, в частности гельминтов рас¬
тений.Рост интереса к паразитологии в СССР произошел бы¬
стро и весьма наглядно. До войны в России существовали
единичные гельминтологи, как, например, Синицын. Со
времени же войны число работников-гельминтологов бы¬
стро возросло, большинство из них очень способны, судя
по их работам. В общем в течение 10 лет Россия добилась
того же, на что американцам понадобилось 45 лет... Мы
имеем значительно меньше опытных работников и органи¬
зованных учреждений по ветеринарной паразитологии, и у
нас отсутствуют статистические данные, получающиеся в
СССР путем координирования работы и экспедиций...Из вышеуказанного можно заключить, что в России
имеется более острый интерес и реальная оценка задач,
стоящих перед паразитологией, чем в Америке... Надо ду¬
мать, что рост интереса к гельминтологии приведет и Аме¬
рику к такому же уровню, который уже достигнут в
СССР».Итак, быстрый рост нашей советской гельминтологии
стал фактом, который признали и за рубежом. Иностранные
ученые не могли не отметить, что Советская власть уделяет
огромное внимание борьбе с очервлением людей и живот¬
ных, что в нашей стране сделано очень много для улучшения
быта трудящихся. И, наконец, ученые зарубежных стран по¬
няли, что у нас ученым созданы все условия для настоящей,
плодотворной научной работы. В этом отношении статья
Холла была очень показательной, и потому я позволил себе
привести здесь из нее довольно большие выдержки.248
ЛАВРЫ И ТЕРНИИРождение института гельминтоло¬
гии.— Нас решают «закрыть». — Аме¬
рика и советский сантонин. — Наука
для всего живого. — Каучуконосы и
искусственный каучук. — Гетеродера
страшнее колорадского жука. —
Письмо из Тарту.Время летит быстро, и, если
ты действительно хочешь создать что-то полезное, нужное
людям, не теряй времени — ни одного дня, ни одного часа.
Стремись к тому, чтобы каждая минута была наполнена со¬
держанием, использована тобою, не потеряна даром. Живи
полной жизнью, целеустремленной, интересной. Дорожи
минутой,—она не вернется. Я считаю, что жизнь человека
ценна тогда, когда он отдает себя людям и обществу полно¬
стью, использует все свои возможности.Оглядываясь назад, на длинный пройденный путь, вижу,
что сам всегда следовал этому принципу и «заражал» им
своих учеников. Не могу припомнить, чтобы были в нашей
гельминтологической лаборатории равнодушные люди или
такие, кто трудился бы вполсилы. Все наши сотрудники
были целиком поглощены своей работой, любили ее пре¬
данно и самозабвенно. Каждый понимал, какие огромные
задачи — и теоретические, и практические — стояли перед
нами, и мы с увлечением, доходящим до фанатизма, тру¬
дились над их решением.Рамки лаборатории были нам уже тесны, они суживали
масштабы нашей работы, сдерживали развитие гельминто¬
логии в нашей стране. Мне было ясно, что все созданные у
нас гельминтологические ячейки нуждались в определен¬
ном общем и едином научном руководстве.Со времени нашего десятилетнего юбилея, на котором
начальник Главного ветеринарного управления Нарком¬
зема А. В. Недачин объявил, что будет организован гель¬
минтологический институт, прошел довольно длительный249
срок. Наконец, 16 ноября 1929 года, на коллегии Нарком-
зема РСФСР состоялось постановление о преобразовании
нашего гельминтологического отдела в гельминтологиче¬
ский институт в составе того же Государственного инсти¬
тута экспериментальной ветеринарии.Наконец-то состоялось необходимое решение. Мы лико¬
вали... Но ликовали преждевременно. Я узнал, что прези¬
диум Академии сельскохозяйственных наук собирается ут¬
вердить иное решение, а именно: преобразовать наш отдел
в центральную гельминтологическую станцию.Потянулись тяжелые дни. Я неоднократно бывал в Ака¬
демии, говорил, доказывал, спорил. Мне упорно твердили
одно и то же: есть определенная схема организации единиц
и нет никаких оснований ломать эту схему.Ничего не добившись в академии, я бросился в Ветупр.
Там я нашел полную поддержку, и теперь Ветупр совме¬
стно с ГИЭВ стали доказывать в Академии нецелесообраз¬
ность превращения отдела в центральную станцию. И все-
таки решение состоялось. В лаборатории царило уны¬
ние.Я не смирился и решил бороться до победного конца.
Не теряя времени, направил докладную записку началь¬
нику Ветеринарного управления Наркомзема уже не
РСФСР, а СССР. В ней я просил поставить перед Нарком-
земом СССР вопрос о пересмотре постановления и о пре¬
образовании гельминтологического отдела в гельминтоло¬
гический институт в составе ГИЭВ.В своей записке я доказывал, что название каждого на¬
учного учреждения должно находиться в строгом соответ¬
ствии с объемом и содержанием задач, которые оно ре¬
шает. Станциями, писал я, называются такие научно-при¬
кладные или просто практические учреждения, которые
решают задачи частного, сравнительно узкого порядка. Та¬
ковы станции метеорологические, сейсмические, станции
малярийные и многие другие. Если к некоторым из них
присоединяется слово «центральная», то оно является ко¬
эффициентом количественного, а не качественного по¬
рядка, указывая лишь на объем, а не на содержание работы.
Ветеринария располагает сравнительно густой сетью мясо¬
контрольных станций, а в последнее время стали действо¬
вать и гельминтологические (трихиноскопические) стан¬
ции.Я доказывал, что согласиться с реорганизацией в стан¬250
цию гельминтологического отдела нельзя, так как гельмин¬
тология — наука комплексная и по своему содержанию, и
по методике, и по сферам практического приложения. Она,
с одной стороны, является наукой чисто биологической, так
как изучает весь огромный мир паразитических червей, ис¬
числяемый десятками тысяч видов, с точки зрения анато¬
мии, биологии, систематики, географии, экологии и токси¬
кологии. С другой стороны, как ветеринарная наука, гель¬
минтология изучает весь комплекс тех моментов, из которых
слагается картина инвазионного заболевания: сюда входит
изучение симптоматологии, методов диагностики, терапии,
профилактики, а равно учета тех биологических и социаль¬
но-экономических факторов, от которых зависит распростра¬
нение тех или иных глистных инвазий. Отсюда ясно, что
гельминтология, являясь комплексом разнообразных дис¬
циплин, пользуется самой разнообразной методикой. В свя¬
зи с массовым и многообразным очервлением животных
гельминтологии приходится обслуживать все разделы сель¬
скохозяйственного животноводства, промыслового зверо¬
водства и рыбоводства. Так, гельминтология имеет много
точек приложения в коневодстве, овцеводстве, свиновод¬
стве, верблюдоводстве, собаководстве, птицеводстве; с каж¬
дым годом усиливается роль гельминтологии в обслужива¬
нии питомников пушных зверей, зоопарков, растет ее зна¬
чение в деле промыслового рыбоводства. При гельминтоло¬
гическом отделе существовали (и готовились к открытию)
шесть лабораторий и центральный гельминтологический му¬
зей — хранилище огромной ценности, где собрано свыше
40 тысяч препаратов.Я писал о том, что в момент, когда наше хозяйственное
строительство идет колоссальными темпами, когда перед
ветеринарией стоят задачи огромной важности, когда все
научные силы страны объединялись для участия в гранди¬
озной исследовательской работе, нельзя найти серьезные
мотивы для того, чтобы тормозить развертывание единст¬
венного на весь Союз гельминтологического института.
При массовом гельминтологическом неблагополучии во
всех отраслях сельскохозяйственного животноводства и
промыслового звероводства один на весь Союз гельминто¬
логический институт не может считаться предметом рос¬
коши.Однако дело затягивалось. Мои хлопоты пока дали
только одно: отдел не преобразовали в центральную стан¬251
цию, но об институте в Академии сельскохозяйственных
наук и слышать не хотели. Я ни на один день не оставлял
беготню по всяким инстанциям, твердо решив добиться ор¬
ганизации гельминтологического института.В феврале 1931 года в Москве проходила конференция
ВЕТЭПО, и я направил ей свою докладную записку, в кото¬
рой просил конференцию поставить вопрос перед Народ¬
ным комиссариатом земледелия СССР в лице Ветеринар¬
ного управления и перед президиумом Академии сельско¬
хозяйственных наук имени В. И. Ленина о преобразовании
гельминтологического отдела в гельминтологический ин¬
ститут. Но жизнь подкинула другие заботы, дело это при¬
шлось временно отложить.В США началась кампания против нашего сантонина —
популярного в те годы средства против аскарид. Производ¬
ство сантонина у нас было налажено давно, еще в царское
время, и тогда же лекарство в большом масштабе экспорти¬
ровалось за границу. После революции производство сан¬
тонина расширилось, увеличился и вывоз этого препарата
за границу. Так вот, в Америке для того, чтобы подорвать
наш экспорт, подняли шум, уверяя, будто советский санто¬
нин не эффективен. Мне поручили организовать и прове¬
сти проверку действенности сантонина в ветеринарии, а
Шихобаловой — в медицине.Сначала наша группа работала в «Сантонинтресте»,
а затем мы организовали гельминтологическую лаборато¬
рию во Всесоюзном научно-исследовательском химико¬
фармацевтическом институте. Работа в этой лаборатории
шла скрупулезная, большая и серьезная. И конечно, все
наши опыты показали очень большую эффективность сан¬
тонина. Мы напечатали несколько работ, рассказывавших
о результатах наших опытов, и восстановили добрую славу
советского сантонина.Но чем бы я ни был занят, я выкраивал время для хло^
пот по организации гельминтологического института. Хло¬
поты мои начали давать определенные результаты, но в
самый разгар деятельности я был арестован. Дело в том,
что в 1931 году группа ветеринарных и медицинских ми¬
кробиологов была заподозрена во вредительских дейст¬
виях. По-видимому, по чьему-то доносу и я был причислен
к микробиологам и заключен в тюрьму. Пробыл я в заточе¬
нии 84 дня, после чего был освобожден и снова занял все
служебные посты, которые занимал до ареста.252
Прошло несколько недель, и коллегия Наркомзема
СССР приняла постановление о реорганизации гельминто¬
логического отдела Всесоюзного института эксперимен¬
тальной ветеринарии в гельминтологический институт в
качестве самостоятельной структурной единицы ВИЭВ.
Получился практически институт в институте. Но и это
было огромной победой! Правда, мы еще были в большой
зависимости от ВИЭВ, но теперь мы уже могли направлять
работу всех гельминтологических ячеек в стране и по¬
могать им.В финансовом отношении инстит}'ту эксперименталь¬
ной ветеринарии было невыгодно, чтобы мы полностью от¬
делились от них. Но нам для работы нужна была по\ная са¬
мостоятельность. Я добивался ее без устали, и наконец в
1932 году был организован самостоятельный Всесоюзный
институт гельминтологии (ВИГ), который в администра¬
тивном, финансовом и научно-производственном отноше¬
ниях подчинялся непосредственно Иаркомзему СССР. Та¬
ким образом, в Советском Союзе впервые в мире был
создан институт, возглавивший всю гельминтологическую
работу.Небольшой дружный коллектив нашего института ясно
понимал, насколько сложные проблемы предстоит нам ре¬
шать и как важны они для народного хозяйства. Объем на¬
шей науки огромен. Медицинская гельминтология опери¬
рует примерно с 250 различными видами паразитических
червей, способных обитать во всех органах и тканях чело¬
века. Это значит, что медицина должна учитывать свыше
200 различных гельминтозов, изучать патогенез * каждого
отдельного заболевания, клиническую симптоматологию
и патологоанатомическую картину поражений, вызванных
гельминтами. На основе научно разработанных методов
прижизненной диагностики медицина должна реализовать
конкретный план лечебно-профилактических мероприятий и
внедрить его в широкую практику.Содержание ветеринарной гельминтологии значительно
шире медицинской. Оно и понятно, потому что ветерина¬
рия обслуживает много видов животных — не только мле¬
копитающих, но также птиц и рыб, причем каждый вид
этих организмов характеризуется в большей или меньшей*	Патогенез — раздел патологии, изучающий причины возникнове¬
ния и развития болезненного процесса в организме.253
степени своей, специфической гельминтофауной. Общее
число различных видов гельминтов, встречающихся в вете¬
ринарной практике, достигает 3 тысяч. Но этим не ограни¬
чивается объем ветеринарной гельминтологии. Ветерина¬
рия начинает обслуживать новые хозяйственные объекты:
пушное звероводство, пантовое оленеводство, охотничьи
угодья, заповедники. Бурно развивающееся прудовое рыбо¬
водство тоже требует к себе внимания гельминтологов.
Кроме того, в эпидемиологии и эпизотоологии многих
гельминтозов огромная роль принадлежит моллюскам, при¬
чем не только при трематодных инвазиях, о чем знали
давно, но и в распространении ряда легочных гельминтозов
сельскохозяйственных животных и пушных зверей, при¬
помним роль ракообразных в эпизоотологии множества за¬
болеваний водоплавающих птиц, роль дождевых червей —
в ряде серьезных заболеваний свиней и некоторых других
животных и т. д. Колоссальное очервление внешней сре¬
ды — пастбищных территорий, скотных дворов, скотопро¬
гонных трактов, транспортных приспособлений представ¬
ляет серьезную опасность для животноводческих хозяйств.
Сотни миллионов тонн навоза представляют собой инвази-
рованный гельминтами субстрат, а источники водопоя на¬
воднены яйцами и личинками различных паразитов. Если
мы все это учтем и вместе с тем признаем, что задачей
гельминтологической науки является разработка много¬
гранной комплексной методики борьбы с массовым очер-
влением людей, животных и внешней среды, причем гель¬
минтологическая практика должна эту методику освоить
и добиться конкретного оздоровительного эффекта, то пе¬
ред нами содержание и объект прикладных отраслей гель¬
минтологии предстанут достаточно рельефно.Содержание гельминтологии станет еще более разнооб¬
разным, а объем будет еще более широким, если мы кос¬
немся проблем, которые выдвигает на разрешение молодая
отрасль нашей науки — агрономическая гельминтология.
В настоящее время хорошо известно, что вредителями раз¬
ных растений, помимо бактерий, грибков, насекомых и кле¬
щей, являются нематоды — возбудители так называемых
фитогельминтозных заболеваний.Зерновые, ценнейшие технические культуры — чай и
цитрусовые, лекарственные и кормовые растения, овощи,
плоды всех сортов могут заболевать гельминтозами, возбу¬
дители которых поражают различные органы и ткани своих254
растительных «хозяев» и вызывают либо их полную гибель,
либо снижение урожайности, порой очень значительное.
Нет нужды доказывать, как необходима нам систематиче¬
ская, ведущаяся по плану борьба с гельминтами.Задача гельминтологии — уметь распознавать паразитов
и выявлять факторы, содействующие их распространению.
Наконец, гельминтологическая наука должна разработать
комплекс лечебно-профилактических мероприятий.В конце 1932 года Всесоюзный институт гельминтологии
созвал совещание, посвященное перспективам нашей на¬
уки во второй пятилетке. План был составлен слишком
большой: мы тогда еще не умели планировать, неточными
оказались, например, подсчеты по финансированию и т. д.
Но все-таки сделали мы немало. В те годы наш институт
обогатился лабораторией по изучению гельминтозов сель¬
скохозяйственных растений (фитогельминтология). Исто¬
рия возникновения этой лаборатории такова.В 1930 году у нас еще не было искусственного каучука,
а страна испытывала в каучуке большую потребность. Бо¬
таники и биологи искали каучуконосные растения. Одним
из них был тау-сагыз, растущий в Узбекистане. В респуб¬
лику послали ботаническую экспедицию, которая и при¬
везла оттуда тау-сагыз. Но при первом же ознакомлении с
ним обнаруживают, что он насыщен гельминтами. Обра¬
щаются ко мне: как быть? Как освободить тау-сагыз от па¬
разитов?Меня давно беспокоила проблема оздоровления расте¬
ний. Огромное количество различных видов гельминтов-
нематод паразитирует в органах и тканях как дикорасту¬
щих, так и культурных растений. Эти фитогельминты
наносят колоссальный экономический ущерб народному хо¬
зяйству, вызывая большие потери урожая сельскохозяйст¬
венных культур. Например, галловые нематоды являются
основными губителями огурцов, выращиваемых в тепли¬
цах; они снижают урожай на 40 — 70 процентов. В Узбеки¬
стане потери урожая бобовых культур от фитогельминтов
временами достигали 80 процентов. А что касается такой
овощной культуры, как морковь, то в некоторых районах
республики она была поражена на 98,2 процента. Пшенич¬
но-овсяная нематода, имеющая тенденцию прогрессивно
распространяться, поражая новые территории, вызывала
потери урожая пшеницы в некоторых республиках до 8 —
11 центнеров на гектар. Этот же фитогельминт снижает255
урожай ячменя на 25 —30 процентов. Стеблевая нематода
картофеля уничтожает до 40 процентов урожая клубней.
Некоторые сорта картофеля поражаются этим гельминтом
на 60 — 80 процентов. Луковая и чесночная нематоды губят
до 60 процентов урожая. Картофельная нематода гетеродера,
по мнению ученых Западной Европы, вызывает настолько
массовую гибель картофеля, что должна считаться опаснее
колорадского жука. До войны ее не было в СССР, а сейчас
она встречается в западных республиках страны. Некото¬
рые фитогельминты содействуют развитию ряда грибковых
и вирусных заболеваний. В частности, гельминт ксифонема
способствует заболеванию виноградной лозы вирусной бо¬
лезнью.Когда заговорили о каучуконосных растениях, погибаю¬
щих от гельминтов, я поставил вопрос о создании фито¬
гельминтологической лаборатории. В 1933 году нам дали
деньги, и работа закипела. Дело это было совершенно но¬
вое. В новую лабораторию мы пригласили двух молодых
биологов — Н. М. Свешникову и Т. С. Скарбилович.В нашем институте работало немного народу, но мы
были крепко связаны с гельминтологическими ячейками,
действующими по всей стране. Они выросли от семян, что
мы бросали на благодатную почву. Наш маленький друж¬
ный коллектив вел за собой целую армию работников-гель-
минтологов. Мы неустанно боролись за пополнение этой
армии. Вот один из примеров организации гельминтологи¬
ческой работы в Грузии, которая была проведена в
1932 году.В тот год там действовала 115-я гельминтологическая
экспедиция. Как только экспедиция прибывала в районный
центр, немедленно развертывалась работа на бойне и в по¬
ходной лаборатории; я знакомился в общих чертах с меди-
ко- и ветеринарно-санитарным состоянием данного района.
После обследования и организации медицинской помощи
гельминтозным больным мы проводили в каждом районном
центре три доклада. Первый — на конференции врачей-ме-
диков и ветеринаров — «Проблема борьбы с гельминтозами
людей и животных», второй — на расширенном заседании
райисполкома или райкома и, наконец, была лекция для
населения районного центра.Жизнь доказала рациональность подобных действий.
Специалист-гельминтолог приезжает в район, собирает256
врачей и делает им в зоне их деятельности доклад на тему
«Проблема борьбы с гельминтозами людей и животных»,
да притом еще применительно к местным условиям. После
доклада идет длиннейшая беседа, задается множество во¬
просов, намечается план оздоровительной работы — меди¬
цинской и ветеринарной. Врачи, таким образом, полу¬
чали некоторую и психологическую, и техническую подго¬
товку.На расширенных заседаниях президиума исполкома или
на заседаниях райкома партии с участием ответственных
работников исполкома, специалистов, хозяйственников и
представителей общественных организаций мы четко фор¬
мулировали, что необходимо предпринять в данном районе
для осуществления оздоровительных мер. Предлагали меры
простые, дешевые, научно обоснованные, дающие большой
эффект. Мы обычно советовали объединить медицинские и
ветеринарно-санитарные организации в единое бюро, кото¬
рое должно планировать и проводить всю противогельмин-
тозную работу на местах. Особое внимание обращали на
необходимость широкого санитарно-гельминтологического
просвещения масс.Доклады наши были очень конкретны, всего 25 — 30 ми¬
нут, и, как правило, мы всегда заинтересовывали местных
работников. Выносились решения, утверждавшие предла¬
гаемые нами меры. После утверждения исполкома ответст¬
венность за проведение в жизнь постановлений падала на
местных районных медицинских и ветеринарных врачей.
В дальнейшем все зависело уже от их энергии, инициативы
и настойчивости.Лекции для населения мы старались делать яркими,
убедительными и в то же время краткими — не более
45 минут. Прослушав нас, местные жители сами начи¬
нали тормошить врачей и администрацию, требуя быст¬
рейшей организации оздоровительных мероприятий. Боль¬
шую помощь оказывали нам и профсоюзные организа¬
ции.С каждым годом появлялись все новые и новые гельмин¬
тологические точки, все меньше белых пятен становилось
на гельминтологической карте страны.Авторитет советской гельминтологии рос быстро. 22 но¬
ября 1932 года я получил письмо от ректора Тартуского
университета. В письме говорилось:17	К. И. Скрябин257
«Милостивый государь,
господин профессор!Правление Тартуского университета честь имеет уведо¬
мить Вас, что по представлению ветеринарно-медицин¬
ского факультета и постановлению совета ввиду Ваших за¬
слуг перед ветеринарно-медицинской наукой Вы были из¬
браныпочетным доктором ветеринарной медицины
нашего университета.Торжественное провозглашение этого постановления
будеть иметь место на акте по поводу годовщины универ¬
ситета 1 декабря с. г. в 12 часов дня, ввиду чего правление
Тартуского университета просит Вас, г-н профессор, в слу¬
чае возможности принять участие в этом акте, имеющем
быть в означенный час в актовом зале университета».Это письмо мне было особенно приятно не только по¬
тому, что свидетельствовало об успехах нашей советской
гельминтологии, но и потому, что это был дорогой для
меня город, город юности, где я учился, где слушал лекции
и мечтал о будущем.
ВРЕМЯ ЗОВЕТСергей уезжает в Сибирь. —
ОРНИТС. — Декларация профессора
А. Н. Баха. — Соцсоревгювание в
науке. — Победа И. В. Орлова.—
Наш опыт изучают за рубежом.—
Сэкономленные миллионы. — М. Ф.
Андреева в доме ученых.1932 году мой старший сын
Сергей окончил Московский ветеринарный институт. На
первых курсах института он не особенно увлекался уче¬
нием. Его больше привлекал театр. Будучи уже студентом,
Сергей сдал экзамен в музыкальную школу по классу пе¬
ния и был принят на 3-й курс. Но проучился он там всего
один год. На 3-м курсе ветеринарного института сын на¬
столько заинтересовался специальными предметами, что
оставил музыкальную школу.Когда Сергей получил диплом ветеринарного врача, пе¬
ред ним открылся широкий выбор. Он мог поступить в
аспирантуру, ему предлагали работу в Москве, на перифе¬
рии и в далекой Сибири. Как поступить? С этим вопросом
он пришел ко мне посоветоваться.Я вспомнил то время, когда, окончив Юрьевский вете¬
ринарный институт, стал работать рядовым пунктовым
врачом в далеком Туркестанском крае. Самостоятельная
работа дала мне очень много. Вообще я считаю, что практи¬
ческая самостоятельная работа необходима каждому моло¬
дому специалисту. Она не только закрепляет теоретиче¬
ские знания, которые он получает в институте, но и расши¬
ряет и углубляет их.Именно практическая работа по-настоящему раскры¬
вает перед молодым специалистом суть его профессии, по¬
могает выявить ее основные проблемы, пробуждает инте¬
рес к научной литературе. Если в процессе практической
деятельности молодой специалист почувствует тягу к науч¬
ной работе, он всегда сможет поступить в аспирантуру.259
Поэтому я считал, что и Сергею лучше всего начать работу
рядовым ветеринарным врачом на периферии. Сын со мной
согласился и принял назначение в Сибирь, в Омскую об-
* ласть.В том же году встал вопрос об учебе и второго моего
сына — Георгия. Он окончил 7 классов средней школы и
должен был идти в 8-й. Но в это время началось сооруже¬
ние Московского метрополитена. Все газеты были полны
рассказами об этом трудном и интересном деле, комсо¬
мольцев призывали стать в первые ряды строителей, и мой
сын загорелся желанием стать рабочим метрополичена.
Он пришел ко мне поделиться своими мыслями и намере¬
ниями.Кое-кто из моих близких пришел в ужас:—	Неужели ваш сын бросит учебу, станет простым зем¬
лекопом? Мыслимое ли это дело?!На все эти восклицания и недоумения я отвечал:—	Пусть Зорик посмотрит, что такое жизнь. Мальчику
это будет только на пользу.Я не мог Зорику отказать в его желании. А он с азар¬
том, с мальчишеским пылом говорил мне о нашем време¬
ни — времени героев и подвигов. В его желании принять
непосредственное участие в стройках пятилеток, начать
трудиться и приносить пользу обществу, безусловно, ска¬
залась общая обстановка того времени. Народ был охва¬
чен энтузиазмом, везде царил высокий трудовой подъем.
Строился Днепрогэс, Новокраматорский завод, Магнито¬
горский металлургический завод, строились Березников¬
ский и Соликамский химические комбинаты, в Москве воз¬
водился автомобильный завод, в Сталинграде — трактор¬
ный и т. д.Я прекрасно помню, как обсуждался первый пятилет¬
ний план. Он был настолько грандиозным и смелым, что у
многих вызвал недоверие. Сколько было жарких споров о
пятилетнем плане! И в Доме ученых, и в лабораториях, ин¬
ститутах, на кафедрах. Среди интеллигенции было немало
скептиков, которые просто не верили в возможность осу¬
ществления пятилетнего плана. Многие утверждали, что
без экономической помощи из-за рубежа мы не сможем
выполнить пятилетний план и вообще его в пять лет реали¬
зовать невозможно. Другие, наоборот, восторгались мас¬
штабами нашей пятилетки и твердо верили в ее осущест¬
вление.260
Вскоре появился лозунг: «Выполним пятилетку в
4 года!». Он меня сначала удивил, но, взвесив все доводы,
все «за» и «против», я, как и многие мои товарищи, убе¬
дился в его реальности. В самом деле, на наших глазах, во
всех зонах страны быстро росли новые стройки, мы видели,
с каким огромным энтузиазмом и вдохновением работал
весь народ. На новостройки Средней Азии, Дальнего Во¬
стока, Донбасса, Урала, Кузбасса отправлялись комсомольцы.
Их приветствовала вся страна, об их подвигах слагались
стихи, песни и легенды. Быстро вступали в строй новые фаб¬
рики, заводы, шахты: пятилетний план превращался в реаль¬
ность!Нам с Лизой было понятным желание Зорика пойти на
«сверхударную стройку». Мы не чинили ему препятствий,
и он стал рабочим на строительстве Московского метропо¬
литена. Мы были уверены, что через определенный проме¬
жуток времени Зорик сумеет закончить среднее, а затем
и высшее образование. Жизнь подтвердила правильность
нашего прогноза.Знакомый профессор, узнав, что мы разрешили сыну
стать «простым рабочим», раздраженно заявил одному из
моих сотрудников:—	Конечно, от Скрябина другого и ожидать было нельзя,
ведь он один из первых примкнул к «декларации Баха».И я сразу вспомнил те горячие словесные бои, которые
очень долго шли в среде ученых вокруг «декларации Баха».
История ее была такова.В апреле 1927 года, выступая на IV съезде Советов, за¬
служенный деятель науки, профессор, а впоследствии ака¬
демик А. Н. Бах, сказал, что среди научно-технических
кругов назревает мысль создать «Общество содействия со¬
циалистическому строительству». 15 октября 1927 года
«Правда» сообщила, что мысль о создании «Общества ра¬
ботников науки и техники для содействия социалистиче¬
скому строительству» (ОРНИТС) возникла одновременно
в разных городах Союза — Москве, Ленинграде, Харькове,
Киеве, Одессе, Иркутске, Ташкенте и других. Общество,
указывала газета, имеет своей целью объединить ту часть
научно-технической интеллигенции, которая связала свою
работу непосредственно с задачами построения социали¬
стического хозяйства.«В этом Обществе, как мы видим из подписей под
декларацией, принимали участие крупнейшие ученые и261
специалисты по различным областям знаний, активно прини¬
мающие участие в нашем строительстве. Из этого вытекает
вывод, что Общество будет стремиться к выполнению прак¬
тической работы в области содействия культурному и на¬
роднохозяйственному развитию Союза. Общество будет
издавать свой журнал, в котором будут освещаться акту¬
альнейшие проблемы хозяйственно-культурного строитель¬
ства Союза. Устав Общества находится в настоящее время
на рассмотрении соответствующих правительственных ор¬
ганов».И далее «Правда» напечатала декларацию инициатив¬
ной группы Общества. Вот ее содержание:«Приближается 10-я годовщина Октябрьской револю¬
ции, в корне изменившей политическое, экономическое
положение страны; некоторая часть научно-технических
работников освоилась с идеями и принципами советского
строительства и укрепилась в уверенности в победе социа¬
лизма.В разыгравшейся на наших глазах мировой борьбе двух
противостоящих друг другу классов и двух систем миро¬
воззрения научно-технические работники СССР, естест¬
венно, приходят к необходимости определить свои пози¬
ции.Октябрьская революция явилась первой в мире социа¬
листической революцией, поставившей перед собой задачу
построить социалистическое государство. Опираясь на са¬
мые широкие массы населения, революция победоносно от¬
разила бесчисленные попытки повернуть колесо истории
назад. Выйдя из империалистической и гражданской войн
измученной и разоренной, страна наша под руководством
Коммунистической партии быстрыми шагами восстанавли¬
вает свое хозяйство. Имея перед собой поистине гранди¬
озную задачу построения социалистического государства,
Советская власть неоднократно заявляла, что без науки и
техники все попытки построить социализм останутся бес¬
плодными. Использование научных и технических завоева¬
ний неизбежно приведет к созданию государства, в кото¬
ром освобожденный труд станет наслаждением, а не по¬
винностью.Участвуя в практическом повседневном строительстве
социализма, разделяя принципы Советской власти и глу¬
боко сочувствуя всем ее начинаниям, мы, нижеподписав¬
шиеся, пришли к убеждению, что в настоящее время262
необходимо объединить научно-технические силы на опре¬
деленной идейной основе. В современный период строи¬
тельства хозяйственной и культурной жизни Союза такое
объединение является необходимым условием для успеш¬
ного развития социалистического строительства. Это объе¬
динение приобретает особое значение в настоящее время в
связи с усилением международной реакции, делающей по¬
пытки всеми способами помешать дальнейшему росту и
укреплению народного хозяйства Союза.Для содействия и осуществле ния этих задач мы решили
учредить «Общество работников науки и техники для со¬
действия социалистическому строительству в СССР»
(ОРНИТС).Основной руководящей идеей, объединяющей нас, яв¬
ляется сознание, что в классовом обществе научно-техниче¬
ские деятели не могут оставаться политически нейтраль¬
ными. Основной целью нашего Общества ввиду этого
является: объединение и организация социалистически мы¬
слящих научно-технических деятелей страны. Мы призы¬
ваем всех научно-технических деятелей СССР, разделяю¬
щих наш взгляд, примкнуть к нам».Под декларацией стояло 27 подписей виднейших уче¬
ных страны, среди которых были: профессор А. И. Абрико¬
сов — заведующий кафедрой анатомии и декан медицин¬
ского института; профессор А. Н. Бах — директор хи¬
мического института имени Карпова и биохимического
института имени Баха; профессор Н. Ф. Гамалея — дирек¬
тор института имени Дженнера; профессор А. В. Палла¬
дии — директор Украинского биохимического института;
профессор И. Г. Александров — председатель технического
совета Днепростроя; профессор М. М. Завадовский — за¬
ведующий кафедрой биологии МГУ и другие.Декларация вызвала споры среди ученых. Больше всего
дискутировали на тему: могут ли ученые оставаться поли¬
тически нейтральными? Один профессор при встрече спро¬
сил меня:—	Скажите, может ли химия быть партийной?—	Химия — нет, а химик может, — ответил я.Судя по тому, что разговор на эту тему больше не во¬
зобновлялся, я понял: мой ответ не устроил собеседника.Декларацию в широких кругах ученых стали называть
«декларацией Баха». Она вызвала у одних раздражение, а
у других — недоумение: зачем надо создавать Общество,263
если есть множество других научных обществ? Зачем суще-t
ствующие научные общества подменять каким-то новым?
Третьи утверждали, что работники науки и техники >
люди культурные, интеллигентные, а русская интеллиген* !
ция всегда была авангардом народа, поэтому организовы*
вать такое Общество не нужно. Против подобных утвер¬
ждений выступали те, кто был за создание Общества.Я думал об этом так: каждая организация, ставящая
перед собой задачу направить людей на большие, полезные
обществу дела — нужна и всегда будет встречать сочувст¬
вие с моей стороны. Важно только, чтобы деятельность по¬
добных организаций не ограничивалась воззваниями и ло¬
зунгами.И вот через неделю после опубликования декларации
«Правда» напечатала беседу с профессором Бахом. Он гово¬
рил:«Люди науки и техники не могут относиться безразлично
к разыгрывающейся на наших глазах борьбе двух противопо¬
ложных мировоззрений, двух противостоящих друг другу
классов.Во всем цивилизованном мире борьба эта настолько обо¬
стрилась, приняла такие жгучие формы, что каждый работник
науки и техники, как существо мыслящее и чувствующее, в
своей повседневной деятельности не может не проявлять того
или иного отношения к окружающей его действительности
и тем самым определить свое политическое лицо. И мы ви¬
дим, что огромнейшее большинство деятелей науки и техники
всех стран и народов занимает определенную враждебную
позицию по отношению к социализму.В условиях Советского государства, в стране, где впервые
у власти стал рабочий класс, с величайшим напряжением на¬
чавший социалистическое строительство, работники науки и
техники менее, чем где-либо могут оставаться политически
нейтральными и прикрываться фикцией бесклассового харак¬
тера науки. Как живые люди, они весьма чувствительны к но¬
вым условиям нашего бытия и их восприятия претворяются
в определенное отношение к социалистическому строитель¬
ству.В ясном сознании того значения, какое наука и техника
имеют для жизни вообще и для социалистического строитель¬
ства в особенности, советская власть бросила лозунг едине¬
ния науки и труда. Осуществлять этот лозунг могут только
те представители науки и техники, которые мыслят социали-264
стически и видят в социализме единственный путь к общему
благу человечества.Широкие круги интеллигенции, как известно, встретили
Октябрьскую революцию довольно враждебно. Мы не будем
вдаваться в анализ причин, побудивших некоторые круги на¬
шей интеллигенции даже принять активное участие в борьбе
против нового строя. Как бы то ни было, в продолжение це¬
лого ряда лет успех рабочего класса в деле строительства со ¬
циализма повлиял на идеологию и на настроение деятелей
науки и техники, и теперь значительная часть нашей интел¬
лигенции, руководимая профессиональными и материаль¬
ными интересами, работает в полном контакте с Советской
властью.Однако среди деятелей науки и техники наметилась до¬
вольно многочисленная и высококвалифицированная группа,
которая не удовлетворяется уже одним профессиональным
сотрудничеством в деле социалистического строительства, а
считает необходимым, в целях ускорения его, внести в свою
профессиональную работу широкое общественное содер¬
жание.Эти социалистически мыслящие работники науки и тех¬
ники до сих пор оставались разрозненными и действия их не
координированными. А это, с одной стороны, лишало их воз¬
можности проявить общественную инициативу, а с другой —
лишало правительство возможности целесообразно направить
и использовать для дела их коллективное творчество.Вот те причины, которые заставили нас обратиться к дея¬
телям науки и техники с опубликованной уже декларацией,
под которой подписались авторитетные в своей общественной
деятельности люди науки Москвы, Ленинграда, Харькова.Эта инициативная группа взяла на себя организацию Об¬
щества, задачами которого являются: содействие социалисти¬
ческому строительству путем участия в выработке и составле¬
нии генерального плана народного хозяйства, организации
специальных комиссий внутри Общества или участие в экс¬
пертной оценке планов и начинаний, организация лекций и
докладов по разным вопросам хозяйственного строительства
(промышленное строительство, высшие и средние школы,
улучшение быта, народное здравоохранение и т. д.). Особое
внимание Общество обратит на подготовку к деятельности
молодых работников и техников, искренне преданных совет¬
скому строю и тесно связанных с широкими рабочими мас¬
сами. Общество будет вести активную пропаганду идей265
единения науки и техники и социализма среди молодых уче¬
ных и техников, группируя их таким образом около себя. Оно
свяжет их с широкими рабочими массами, выступая с докла¬
дами и лекциями в местах производства (фабрики и заводы),
ибо таким образом рабочие полнее и конкретнее узнают, ка¬
кое значение имеет наука в выработке социалистического
мировоззрения и в практике осуществления строительства
социализма.Инициативная группа вполне уверена, что Общество, объ¬
единив для планомерной общественной работы научно-тех¬
нических людей, являющихся искренними и сознательными
сторонниками того великого дела, которому с бесподобной
энергией и выдержкой служит Советская власть, даст возмож¬
ность выявиться новой, подлинно советской общественности
в научно-технической среде.Мы придаем особое значение ясности идейной и полити¬
ческой позиции вступающих в Общество членов. Поэтому
мы будем тщательно и строго рассматривать каждого нового
кандидата в члены Общества, идя даже на то, чтобы на пер¬
вых порах иметь меньшее количество членов, а не массовую
организацию, ибо нам нужны такие члены, которые идейно
связали свою работу со строительством социалистического
хозяйства».Эту беседу профессора Баха мы читали очень вниматель¬
но. Привожу ее здесь целиком, потому что она очень ярко
отражает время, о котором я пишу. Слова Баха о том, что ра¬
бочим надо рассказывать о развитии науки и ее роли в разви¬
тии нашего общества, популяризировать ее достижения, были
особенно близки нам — гельминтологам. Ведь где бы мы ни
были, куда бы мы ни приезжали, мы везде вели просветитель¬
ную работу, рассказывали о нашей науке, старались приви¬
вать населению культурные, санитарные правила, направить
внимание людей на борьбу с очервлением человека и живот¬
ного мира.Нам, поборникам новой науки, были понятны и деклара¬
ция, и выступление профессора Баха. Поэтому я со своими
коллегами стал членом нового Общества; называлось оно
«Всесоюзная ассоциация работников науки и техники — ак¬
тивных участников социалистического строительства СССР»
(ВАРНИТСО).В небольшой книжечке «ВАРНИТСО — цели и задачи»,
которую мы все получили, говорилось, что, «в отличие от
профсоюзных организаций — СНР, ВМБИТ, врачебных сек¬266
ций и т. д., объединяющих представителей умственного труда
по техническому признаку, по принадлежности к той или
иной специальности, ВАРНИТСО объединяет лиц разных
специальностей по идеологическому признаку. Члены ассо¬
циации являются политически сознательным и революцион¬
ным активом СНР и ИТС, мобилизуют творческую актив¬
ность интеллигенции на выполнение планов и темпов соц-
строительства под углом зрения политического расслоения
и заострения борьбы с реакционными группировками».Членами ВАРНИТСО могли быть инженеры, техники,
врачи, агрономы, педагоги и другие специалисты всех катего¬
рий, активно участвующие в социалистическом строительстве,
рабочие, выдвинутые на ответственные административные и
хозяйственные посты или проявившие себя активно, как удар¬
ники, рационализаторы и изобретатели.ВАРНИТСО широко организовывала общегородские соб¬
рания интеллигенции по специальностям, вузовские, учреж¬
денческие. Велся строгий учет посещаемости этих собраний,
на которых ставились доклады на актуальные темы текущего
политического момента: «Задачи интеллигенции в рекон¬
структивный период», «Чего требует от нас партия», «Ка¬
ким должен быть советский ученый и педагог», «Задачи спе¬
циалистов в развернутом социалистическом наступлении»,
«О партийности науки», «Классовая борьба в вузах» и т. д.
Собрания, как правило, проходили интересно: докладчики
были сильными, вопросы и проблемы ставились остро, аргу¬
ментированно, приводились интересные факты, цифры.В это время в стране широко развертывалось социалисти¬
ческое соревнование, и ВАРНИТСО уделяла ему большое
внимание. Ассоциация ставила перед нами задачу развернуть
социалистическое соревнование и в научно-исследователь¬
ских учреждениях. Но дело осложнилось тем, что мы ясно не
представляли методику соревнования сотрудников науки.В декабре 1927 года в Москве состоялся I Всесоюзный
съезд ударных бригад. К этому съезду ассоциация вырабо-
тала «предложения ВАРНИТСО». Эти предложения широко
обсуждались в среде ученых. В них говорилось:«Социалистическое соревнование, развернутое по инициа¬
тиве Ленинского комсомола и охватившее ныне миллионы
трудящихся Советского Союза, превратилось уже в могуще¬
ственную силу, не только обеспечивающую выполнение при¬
нятых партией темпов, но и гарантирующих их дальнейший
рост.267
Осознано ли все это в достаточной мере широкими кру¬
гами специалистов, работающих на производстве, на транс¬
порте, в сельском хозяйстве и т. д., работниками науки и тех¬
ники? На этот вопрос ВАРНИТСО отвечает отрицательно.
Наряду со значительной частью инженерно-технических ра¬
ботников, идущих вместе с рабочей массой и ее партией,
имеются еще известные слои специалистов, остающихся враж¬
дебными этому строительству, и значительные группы колеб¬
лющихся и неоформивших еще своего политического лица...
Один из наиболее существенных показателей политического
лица специалистов — это их отношение к социалистическому
соревнованию и производственному подъему рабочих масс.
«Холодок», еще во многих случаях пронизывающий отноше¬
ние специалистов к рабочей массе, является наиболее харак¬
терным показателем их недостаточной общественно-полити¬
ческой и хозяйственной активности. И наоборот, подлинным
участником социалистического строительства является тот
научно-технический работник, который нашел общий язык с
рабочей массой — язык творческого энтузиазма и подъема
в деле социалистического строительства».Перед съездом ударных бригад ВАРНИТСО выдвинула
в качестве важнейших задач ряд мероприятий, одним из ко¬
торых было «пересмотреть планы работ научно-исследова-
тельских институтов и лабораторий в соответствии со все
возрастающими потребностями народного хозяйства в этих
работах, с целью ускорения темпов, намеченных пятилетним
планом... Считать необходимым организацию соревнования
научно-исследовательских институтов между собой, сосредо¬
точивая внимание научно-исследовательской мысли на труд¬
ных участках хозяйственного строительства. При этом необ¬
ходимо установить конкретные показатели научно-исследо¬
вательской работы относительно качества этих работ, степени
законченности и пригодности для практической реализации».Шли горячие споры о том, как организовать социалисти¬
ческое соревнование между научно-исследовательскими ин¬
ститутами. Одни предлагали брать в обязательствах узкий
круг вопросов, касающихся трудовой дисциплины, своевре¬
менной явки на работу, чистоты институтского помещения
и т. д., не углубляясь в сущность научной работы, которую
трудно оформить в пункты соревнования. Другие, критикуя
и высмеивая первых, выдвигали требования соревноваться в
проведении научно-исследовательских работ — кто скорее и
успешнее их выполнит.268
Конечно, нашлись любители шумихи и парадности. Они
составляли длиннющие «соцобязательства», где указывали
огромное количество работ и брали обязательство выполнить
их в кратчайший срок. Эти труды, громко называемые «науч-
но-исследовательскими», были небольшими и неглубокими и
посвящались частным вопросам одной какой-нибудь темы, не
требующим углубленной работы.Вокруг этих «соцобязательств» их авторы поднимали шум,
печатали о них статьи в газетах, кричали на собраниях и кон¬
ференциях, и в конце концов создали в определенных кругах
мнение о своей ударной работе.Я много думал о том, как ввести социалистическое сорев¬
нование и ударничество в среду научных работников. 17 нояб¬
ря 1935 года по просьбе журнала «За коммунистическое про¬
свещение» я изложил свой взгляд на стахановское движение
деятелей науки. Я писал: «В минимум времени добиться мак¬
симальной эффективности труда, без снижения качества про¬
дукции. Этот.новый лозунг реализовали замечательные люди
нашей волнующей, героической эпохи — стахановцы. Я ни на
минуту не сомневаюсь, что стахановский метод полностью
приложим и к научной работе, темпы и продуктивность кото¬
рой нередко тормозятся из-за нерациональной организации
труда. Если работа каждого «забойщика» науки будет гармо¬
нично сочетаться с трудом правильно расставленных техни¬
ческих помощников, этих подлинных «крепильщиков» лабо¬
раторной работы, производительность научного творчества,
без сомнения, резко возрастет и может дойти до стахановских
масштабов. Научным деятелям всех; рангов надлежит пере¬
смотреть организацию своего труда под стахановским углом
зрения».Какие же социалистические обязательства взяли мы у
себя? Мы решили начать массовые оздоровительные работы
в животноводстве колхозов и совхозов. К этому времени мы
уже владели определенными знаниями, навыками и методами,
и такая работа была нам под силу. Но это была совсем нелег¬
кая работа. В те годы крестьяне не имели еще навыков ухода
за большим стадом. Если при единоличном ведении хозяй¬
ства крестьяне обходились «глистогонной методикой лече¬
ния», то на фермах изгонять у скота паразитов по старинке
было нельзя, это привело бы к заражению всего стада.Падеж скота был велик, в основном животные поги¬
бали от гельминтозных заболеваний. Особое беспокойство
вызывало овцеводство. Так, в крупных совхозах Сибири и269
Северного Кавказа от гельминтозов погибало 60—80 процен¬
тов молодняка. А это значит резко падало производство мяса
и шерсти.В то время борьба с легочными гельминтозами считалась
безнадежным делом, ибо наука не располагала ни лечебными,
ни профилактическими методами. Перед нами стояла трудная
задача: помочь стране потушить вспыхнувшую эпизоотию,
приостановить падеж овец. В отделе закипела работа. Никто
не считался со временем, все засиживались до глубокой ночи.
Опять Лиза привозила мне в институт обед, а частенько и
ужин, так как я просто забывал есть.Работа эта отнюдь не была новой для нашего коллектива.
Еще раньше в издательстве «Новая деревня» вышла моя книга
«Глистные инвазии овец и их значение в экономике овцевод¬
ческого хозяйства». Этой книгой я старался привлечь внима¬
ние ветеринаров к одному из самых серьезных заболеваний,
помочь практическим работникам, работающим в овцеводче¬
ских хозяйствах и порой просто не умеющим разобраться,
почему у них такой большой процент падежа овец, особенно
среди молодняка.В том же году, осенью, ко мне обратились с просьбой по¬
мочь крупному прииртышскому овцеводческому совхозу
«Крестинский» Черлакского района Омской области, где был
массовый падеж овец. Я тут же организовал гельминтологи¬
ческою экспедицию, во главе которой поставил, молодого сце-
циалиста Ивана Васильевича Орлова. Вместе с Орловым мы
всесторонне продумали и составили план работы в совхозе,
учитывая и исследовательскую и практическую стороны, и я
знал, что Иван Васильевич приложит все силы, чтобы реали¬
зовать этот большой план.А познакомились мы с Орловым так. Молодой преподава¬
тель Тамбовского ветеринарного техникума приехал ко мне
в гельминтологический отдел изучать паразитологию. Прибыл
он как раз в тот момент, когда я собирался уезжать из Москвы
с 35-й гельминтологической экспедицией в Среднюю Азию,
поэтому я посоветовал Орлову поработать под руководством
квалифицированного гельминтолога Любимова.В течение лета 1926 года Орлов научился технике полных
и неполных гельминтологических вскрытий по моему спо¬
собу, прочитал всю изданную на русском языке гельминтоло¬
гическую литературу и страстно увлекся нашей наукой. Воз¬
вратившись к себе в Тамбов, он организовал у себя в техни¬
куме кабинет по ветеринарной гельминтологии и вместе со270
студентами-энтузиастами занялся сбором гельминтологиче¬
ского материала от животных Тамбовской губернии. За пол¬
тора года он вскрыл несколько соген различных животных.
В следующем году он сделал первый доклад по гельминтоло¬
гии у нас, на заседании постоянной комиссии по изучению
гельминтофауны России.Доклад был растянут, изобилован ненужными подробно¬
стями и повторениями, но чувствовалась глубокая заинтере¬
сованность гельминтолога в своем деле. И мы терпеливо вы¬
слушали Орлова, а свои критические замечания делали осто¬
рожно и корректно, чтобы не обидеть молодого человека,
пришедшего в нашу науку.Весь 1928 год И. В. Орлов проводил массовую дегельмин¬
тизацию овец во многих селах Тамбовской губернии. За одно
лето он излечил несколько тысяч животных.Вскоре мне потребовался ассистент в гельминтологиче¬
скую лабораторию, и я пригласил Ивана Васильевича Ор¬
лова. И вот теперь, когда встал вопрос о большой и ответст¬
венной работе в совхозе «Крестинский», я командировал туда
Орлова.В то время основным лозунгом для научных работников
был лозунг «встать лицом к производству». Всем научным
работникам — членам ВАРНИТСО ассоциация предлагала
разрабатывать темы, непосредственно связанные с нуждами
производства. Наш гельминтологический отдел ГИЭВ одной
из «ударных тем» взял тему оздоровления овец.Бичом совхоза «Крестинский» был диктиокаулез — легоч¬
но-глистное заболевание овец и крупного рогатого скота.
Это заболевание вызывается нитевидными паразитическими
червями диктиокаулюсами длиной в 3 — 10 сантиметров и тол¬
щиной в суровую нитку. Они поселяются в крупных и сред¬
них бронхах животных и вызывают у них воспаление брон¬
хов, обычно осложняющееся пневмонией. Гибель молодняка
от диктиокаулеза достигала огромных размеров (иногда до
60—80 процентов).Гельминтозные заболевания овец очень разнообразны;
достаточно сказать, что у овец паразитирует более 100 видов
гельминтов. В царской России гибель овец от гельминтозов
была настолько велика, что в 1912 году на собрании москов¬
ских землевладельцев некоторые предлагали прекратить раз-
ведение овец в центральных губерниях.Огромные потери от диктиокаулеза несло животновод¬
ство всего мира. Беда была в том, что это заболевание при271
жизни животного не распознавалось и считалось совершенно
неизлечимым. Мировая ветеринария не только не знала, как
установить диагноз диктиокаулеза, но и не представляла, как
животные заражаются этой опасной болезнью.Прибыв в совхоз, экспедиция начала упорное исследова¬
ние биологии паразита. Однажды после очередного сбора
фекалий овец Иван Васильевич был вынужден вымыть руки
в фотографической ванночке, так как воды поблизости не
было. Вымыв руки, он направился в лабораторию и прорабо¬
тал там несколько часов, а когда пришел за ванночкой, то
обратил внимание на воду, которая показалась ему подозри¬
тельной. Иван Васильевич взял ее на исследование и нашел
в воде живые, энергичные и подвижные личинки, точно такие,
какие находил в легких овец, погибших от диктиокаулеза.
Стало ясно, что в ванночке были личинки диктиокаулюса и
что заражение происходит не яйцами, как думали раньше,
а личинками червей,' которые рассеиваются вместе с фека¬
лиями. Эти личинки загрязняют овчарни, пастбища, шерсть
самих овец и разносят заразу. Иван Васильевич установил,
что в 10 граммах овечьей шерсти, состриженной с больного
животного, находится до тысячи личинок диктиокаулюса.Метод диагностики был найден. Предстояло решить во¬
просы лечения и профилактики.Орлов испытал все известные ему средства, но они поло¬
жительных результатов не дали. Изучая при вскрытии по¬
гибших овец очаги заражения, молодой ученый пришел к вы¬
воду, что лекарство, вспрыскиваемое в дыхательное горло
животного, едва достигает передних долей легких и не дохо¬
дит до гельминтов, которые располагаются в глубине легких.
И Орлов разработал простой и в то же время эффективный
метод: во время введения лекарственного вещества животное
кладут на спину в деревянное корытце, поставленное в на¬
клонном положении (под углом 30 — 35°), жидкость самоте¬
ком проникает в задние дольки, легких, где обычно локали¬
зуется возбудитель болезни. От лекарства (слабый раствор
йода) паразиты немедленно погибают. Уже через полторы
недели больное животное невозможно узнать: из хилого, вя¬
лого и сонного оно превращается в упитанное, развитое,
с хорошей шерстью.В 1932 году на заседании Международного эпизоотологи-
ческого бюро в Париже я сообщил о наших достижениях и
о работе в совхозе «Крестинский». Наш опыт был перенят
во многих странах Запада и Америки.272
Решив эту задачу, мы принялись за следующую. И в те
годы, и раньше овцеводство Северного Кавказа, да и других
областей, несло огромнейшие потери от гельминтозов. Необ¬
ходимо было прекратить гибель ценнейших тонкорунных
овец.Наш институт разработал план комплексных оздорови¬
тельных мероприятий, основанных на сочетании лечения дик-
тиокаулеза по методу Орлова с применением разработанной
им же системы смены выпасов. Что это за система?В 1931 году в Дальневосточном крае, в Даурии, работала81-я союзная гельминтологическая экспедиция под руковод¬
ством И. В. Орлова. Здесь проводилось изучение гельминто¬
зов овец в совхозе «Красный великан». Экспедиция вскрыла
очаг необычайно сильно выраженного гемонхоза овец (сы-
чужно-глистная инвазия). От этой болезни в дореволюцион¬
ные годы скотопромышленники порой теряли до 90 процен¬
тов овец. В том же 1931 году в совхозах «Красный великан»
и «Адун-Челон» за весну погибло свыше 70 процентов ягнят.Заражение гемонхозом происходит на пастбищах, осо¬
бенно в сырые годы. Зародыши паразитов находятся в фека¬
лиях овец, летом они созревают до инвазионной стадии уже
через 5 — 6 дней и остаются жизнеспособными в течение це¬
лого года. Для борьбы с ними в то время еще не было надеж¬
ного средства.Это заболевание встречается во всех странах мира. В на¬
чале XX века большие потери от него несло овцеводство
США. В борьбе с этим заболеванием американский ученый
Рансом не видел другого приема, кроме смены пастбищ через
каждые 5 дней — в соответствии со временем развития пара¬
зита. Однако в условиях капиталистических стран этот метод
не мог быть практически реализован, а потому и оставался
как теоретическая концепция. В Даурии совхозы располагают
огромными территориями, и Ивану Васильевичу было ясно,
что в наших хозяйствах можно использовать предложение
американского ученого.Члены экспедиции стали применять систему сменных па¬
стбищ. Опыты проводились и в Ростовской области, в сов¬
хозе «Платовский», а затем в племхозе «Пролетарский»,
где экспедиция работала два года и получила блестящие ре¬
зультаты. Все пастбища были разбиты на 30 участков. Чабаны
получили карту выпасов на весь год с разграничением участ¬
ков (каждый на 5 дней). Одновременно чабанам был дан план
проведения в их отарах профилактической дегельминтизации.18	К. И. Скрябин273
В период обычного массового падежа ягнят от гельминто¬
зов (конец мая, начало июня) хозяйство в 1934 году не поте¬
ряло ни одного ягненка, в то время как в 1933 году погибло
две трети молодняка. Взрослые овцы после дегельминтизации
дали значительный привес шерсти. Все хозяйство от овцевод¬
ства получило добавочно 2 миллиона рублей прибыли.Результаты работы были выдающимися. Сюда, в совхоз
«Пролетарский», приезжало много руководителей овцеводче¬
ских хозяйств для изучения опыта.Смена пастбищ, метод диагностики и лечение диктиокау¬
леза оказались пригодными не только для овец, но и для дру¬
гих видов животных. Применяя их, люди добивались ликви¬
дации болезней среди телят, пушных зверей, домашней птицы
и т. д. Министерство сельского хозяйства рекомендовало раз¬
работанные институтом гельминтологии мероприятия всем
колхозам и совхозам. Были изданы специальные инструкции.Оздоровление было настолько полным, что в колхозах
и совхозах, где проводились комплексные мероприятия ле¬
чения, нельзя было найти даже для экспериментальных целей
животных, зараженных паразитическими червями. В этом от¬
ношении мы перегнали и Америку, и Австралию, и Арген¬
тину, и другие страны.Описание нашей работы и ее результатов вошло в учеб¬
ники зоотехнических и ветеринарных вузов всего мира. Я по¬
лучал учебники от коллег по специальности, которые рабо¬
тали в разных странах, и видел, что название Московского
гельминтологического института буквально пестрело на стра¬
ницах. Оздоровительный метод Орлова описывался как са¬
мый эффективный метод, который уже внедрялся в Западной
Европе, Америке, Австралии.Следующим этапом нашей гельминтологической работы
была попытка оздоровить не только отдельные районы, но и
поставить эксперимент в масштабах целого края.Осенью 1940 года по инициативе краевых организаций
Ставрополья Всесоюзный институт гельминтологии взял на
себя общее руководство борьбой за оздоровление поголовья
овец. Предстояла гигантская работа: в течение трех лет лик¬
видировать наиболее опасные для овечьего поголовья болезни
на территории огромного края. Лечением и профилактиче¬
скими мероприятиями мы должны были охватить несколько
миллионов животных.Зима ушла на подготовительную работу. С весны 1941 года
были развернуты оздоровительные мероприятия. Война пре¬274
рвала их. Но об этом я буду рассказывать потом. Сейчас вер¬
немся к 30-м годам.30-е годы были интереснейшим периодом в истории на¬
шей страны. Это время первых пятилеток, строительства кол¬
хозов, небывалого энтузиазма народа, который действительно
переворачивал всю жизнь на новый лад. У нас создавались
такие заводы, о которых царская Россия и не мечтала. Про¬
мышленность впервые стала выпускать тракторы, автома¬
шины, сложнейшие станки. В деревне шла глубочайшая ре¬
волюция в психологии крестьян, в их жизни. В активную
работу и жизнь вовлекался весь народ. Ученые не могли оста¬
ваться в стороне. Наша общественная жизнь била ключом.Московское отделение ВАРНИТСО находилось у Никит¬
ских ворот, в Скатертном переулке. Здесь мы, научные со¬
трудники, встречались на различных совещаниях и заседа¬
ниях, отсюда, как из боевого штаба, мы получали различные
извещения, планы работ, задания, поручения и т. п.С большим интересом я рассматриваю сохранившиеся
у меня листочки, пожелтевшие от времени. С каждым из этих
извещений связаны у меня воспоминания о тех днях кипучей
общественной работы. Вот интересный документ, получен¬
ный мною 23 мая 1934 года. В правом углу небольшого ли¬
сточка штамп: «Всесоюзная ассоциация работников науки и
техники — активных участников социалистического строи¬
тельства СССР, ВАРНИТСО. Московское отделение». Далее
в нем говорилось: «Проф. Скрябину. Настоящим МОК
ВАРНИТСО просит Вас срочно представить краткие тезисы
по выступлению на слете пастухов Московской области по
вопросу о ветеринарно-профилактических мероприятиях.
Слет состоится между 25/V и 1/VI с. г.Точный срок и место слета будут Вам сообщены дополни¬
тельно.Зам. ответ, секретаря МОК ВАРНИТСО — ТененбаумБригадир — Забоев».Я всегда придавал очень большое значение выступлениям
перед теми, кто непосредственно работает на производстве,
кто сам, своими руками внедряет в жизнь достижения науки.
Мы ни в коем случае не получили бы наших блестящих ре¬
зультатов в борьбе с гельминтозами овец, если бы нам не по¬
могали директора совхозов, начальники политотделов МТС,
зоотехники, ветеринары, агрономы, рабочие и чабаны. Причем275
чабаны были основными работниками, которые учились у нас
оберегать овец от заболеваний.Мы стремились всем, чем только могли, помочь сельскому
хозяйству. Любое прогрессивное начинание в деревне вызы¬
вало у меня и моих коллег самый живой отклик. Мы никогда
не отказывались ни от лекций для колхозников, ни от какой-
либо другой практической помощи.В марте 1934 года на областной конференции в Харькове
Павел Петрович Постышев рекомендовал организовать в кол¬
хозах хаты-лаборатории — очаги сельскохозяйственной куль¬
туры. Это предложение было подхвачено широкой общест¬
венностью. ВАРНИТСО взяла обязательство организовать
шефство крупнейших ученых страны над отдельными хатами-
лабораториями. Совместно с «Крестьянской газетой» и Все¬
союзной академией сельскохозяйственных наук имени Ленина
ассоциация опубликовала обращение к ученым и научно-ис¬
следовательским институтам оказать лабораториям научно-
техническую помощь.Московское отделение ассоциации обратилось ко мне с
просьбой «откликнуться на предложение т. Постышева о со¬
здании хат-лабораторий и высказать свои соображения по
данному вопросу». Идея создания таких лабораторий мне нра¬
вилась и, несмотря на непомерную занятость, я ночью напи¬
сал большую статью и утром отослал ее в «Крестьянскую
газету». Через день она была напечатана.11 июня получил большое письмо за подписью ответствен¬
ного секретаря ВАРНИТСО т. Бахутова с просьбой взять
шефство над двумя избами-лабораториями в Крыму. «Ввиду
того,—говорилось в письме,—что ЦБ ВАРНИТСО и «Кре¬
стьянская газета» придают огромное значение делу развития
изб-лабораторий, мы убедительно просим Вас исполнить Ваше
обещание и дать к 13-му в письменном виде Ваше согласие
на взятие этого шефства, с кратким указанием тех задач, ко¬
торые вы считаете необходимым на первое время поставить
перед подшефными избами-лабораториями, и тех форм, в ко¬
торых Вы предполагаете осуществить это шефство. Это ваше
письмо будет опубликовано в ближайшем номере «Крестьян¬
ской газеты», дополнительно к уже напечатанным».Днем опять не было ни одной свободной минуты. Ночью,
когда в доме все спали, я тщательно продумал схему шефской
работы, написал ее примерный план и на следующий день
обсудил его с сотрудниками нашего института. Коллектив
дал согласие взять шефство над двумя крымскими избами-276
лабораториями, и мы послали свое обязательство в ВАР¬
НИТСО.Как-то на одном из заседаний Центрального бюро ВАР¬
НИТСО обсуждался вопрос о работе редакции журнала
«Фронт науки и техники» (орган ассоциации). Я резко кри¬
тиковал журнал за то, что в нем очень мало внимания уде¬
ляется ветеринарии, а о гельминтологии и говорить не прихо¬
дится — этой темы для журнала не существовало.27	июня 1934 года в редакции собралось совещание для
обсуждения вопроса об освещении тем ветеринарии и
гельминтологии. На собрании присутствовали профессор
П. Ф. Добрынин, доценты Я. 3. Бейлин, А. М. Бахутов,А.	И. Гудзь, М. А. Ваксберг и др. Атмосфера накалилась
сразу же. Один из присутствовавших утверждал, что журнал
называется «Фронт науки и техники» и призван освещать
узловые, важнейшие проблемы и вопросы науки. Мол, надо
ясно понимать: журнал должен говорить о новинках техники,
о тех сложных проблемах, что возникают при наших быстрых
темпах развития индустрии. «Так при чем же тут, — вопрошал
мой оппонент,— какие-то черви или глисты, о которых, ка¬
жется, уже давно все всем известно». Его поддержал другой,
этот говорил спокойно, но с такой иронией и ехидством, что
слушать его мне было досадно. А он с полным сознанием
своей правоты и превосходства говорил, что журнал, конечно,
будет освещать вопрос о том, как наука борется за реализа¬
цию решений XVII съезда ВКП(б) о подъеме животновод¬
ства, но ветеринария, тем более «наука о глистах», особого
отражения не должна получать в издании, которое называется
«Фронт науки и техники». В общем товарищ с легкостью не¬
обыкновенной сбросил с пьедестала науки гельминтологию,
а заодно в запальчивости и ветеринарию.Пришлось дать бой. Я популярно, популярнее, чем пасту¬
хам, которые, имея дело со скотом, понимают, что такое гли¬
стные болезни, рассказал присутствовавшим о «глистах»,
охарактеризовал нашу работу в совхозах «Полтавский» и
«Пролетарский», отметил ее экономическое значение для
хозяйства. Меня поддержал сначала профессор П. Ф. Доб¬
рынин, потом и доцент А. И. Бахутов. И в конце концов при¬
шли к решению один из номеров журнала в 1934 году посвя¬
тить основным проблемам зоотехнии и ветеринарии, пору¬
чив написать статьи для него крупным ученым. Была создана
бригада для выработки тематики номера, посвященного жи¬
вотноводству. В эту бригаду вошел и я.27?
История с «глистами», происшедшая в журнале «Фронт
науки и техники», не была для меня неожиданной. Не говоря
уже о гельминтологии, ветеринария вообще и животноводство
в целом недооценивались очень многими учеными, а в акаде¬
мических кругах эти дисциплины, как правило, не причисля¬
лись к подлинно научным. Очень показателен тот факт, что
в Московском доме ученых сельскохозяйственная секция была
организована в 1922 году, животноводческой же секции не
было до 1933 года. Я говорил об этом с руководителем сель¬
скохозяйственной секции профессором Лебедянцевым. Алек¬
сандр Никандрович был агрохимиком, животноводством не
занимался и к моим сетованиям относился безразлично.Как-то мы разговорились, и я рассказал Александру Ни-
кандровичу о гельминтологии, и в частности об агрономиче¬
ской гельминтологии. Эта тема его очень заинтересовала, и
мы не раз потом обращались к ней. Во время одной из таких
бесед Лебедянцев сказал, что среди членов Дома ученых
много животноводов, и, безусловно, есть основание подумать
о животноводческой секции. С этим же вопросом к нему об¬
ращались профессор Е. Ф. Лискун и еще несколько человек.
Александр Никандрович посоветовал мне поговорить о созда¬
нии животноводческой группы с директором Дома ученых
Марией Федоровной Андреевой.Я не ошибусь, если скажу, что все члены Дома ученых без
исключения глубоко уважали Марию Федоровну. Директо¬
ром Дома ученых Андреева стала с зимы 1931 года. Это была
изумительная женщина: талантливейшая актриса и бесстраш¬
ный революционер, человек, которого глубоко уважалВ.	И. Ленин и которая многие годы была ближайшим другомА.	М. Горького.Давно, еще в юности, я видел Андрееву на сцене. Она
играла Раутенделейн в «Потонувшем колоколе» Г. Гауптмана.
Впечатление было потрясающее. Она играла с такой психо¬
логической тонкостью и изяществом, что покоряла весь зал.
Красота, благородство, замечательный талант М. Ф. Андрее¬
вой выделяли ее даже среди тех исключительно одаренных
актрис, которые в то время были в Художественном театре.И вот Андреева в Доме ученых. Легкой торопливой поход¬
кой обходит она залы, кабинеты. Одета она всегда очень
изящно и просто. Держалась Мария Федоровна превосходно,
была всегда ровной, бодрой, исполненной воли и энергии.
Чуткая и доброжелательная, она с первого взгляда распола¬
гала к себе людей. В ней чувствовалась мягкая, все понимаю¬278
щая душа и в то же время та сила и решительность, которые
так нужны любому директору, где бы он ни работал.Незаметно Дом ученых преобразился. Исключительный
порядок и чистота привлекали в него людей. Это был не стро¬
гий, официальный клуб — это был дом, уютный, приятный,
притягивающий к себе. Во всем чувствовалась заботливая
рука настоящей хозяйки, хозяйки с большим вкусом.Мне хочется особо отметить: Андреева принесла с собой
в Дом ученых глубокую партийность. Она сказывалась во
всем: в актуальности тем наших заседаний и обсуждений, в
принципиальности их постановки, в широком размахе обще¬
ственной работы, в подборе лекций и докладов, даже в орга¬
низации тех вечеров отдыха, концертов, которые мы так лю¬
били в Доме ученых. Всякой халтуре была закрыта дорога в
наш Дом. Каждый концерт, каждый вечер организовывался
очень умно, интересно, с привлечением лучших артистиче¬
ских сил. Выступить на сцене Дома ученых стало честью для
артистов.Это было сложное время. Перестраивалась не только эко¬
номика страны, но и психология людей. Настроения у науч¬
ных работников были различные, среди ученых на многие
вещи были прямо противоположные взгляды, шли споры,
иногда достигавшие очень большого накала. И в этой слож¬
ной обстановке Андреева умело вела свою линию — сугубо
партийную и принципиальную.Мария Федоровна встретила меня очень доброжелательно.
К моему большому удивлению, о гельминтологии она знала
гораздо больше многих ученых, работавших в смежных со
мной дисциплинах. Я искренне удивился. Мария Федоровна
улыбнулась и сказала мне, что иначе и не могло быть; она,
как директор Дома ученых, должна знать, над чем работают
его члены. А гельминтология наука новая, нужная, требую¬
щая к себе, как к новой дисциплине, особого внимания.
К идее создания животноводческой группы она отнеслась с
большим интересом, сказав, что сложность и многообразие
зоотехнических и ветеринарных вопросов вполне оправды¬
вают создание такой группы. И Мария Федоровна оказала
нам действенную помощь. Животноводческая группа была
образована в Доме ученых в 1933 году. Задачи перед ней были
поставлены серьезные: организация информации о новых
научно-исследовательских работах по животноводству, об¬
суждение актуальных вопросов по нашей науке с участием
работников соответствующих наркоматов, оказание помощи279
научным сотрудникам в выполнении их работ, во внедрении
научных достижений в производство и т. д.Животноводческая группа сразу развернула большую ра¬
боту.11 июня 1934 года на заседании секретариата ЦБ ВАР¬
НИТСО было заслушано сообщение ответственного секре¬
таря Общества т. Бахутова об организации объединенной с
Московским домом ученых группы по животноводству. Сек¬
ретариат утвердил эту группу в составе председателя
К. И. Скрябина, заместителя председателя П. Ф. Добрынина
и членов группы. В короткий срок мы разработали план ра¬
боты объединенной группы на 1934 — 1935 годы. Основное
внимание уделили проблемам воспроизводства стада, коли¬
чественного и качественного его улучшения, борьбе с поте¬
рями сельскохозяйственных животных.План наш был одобрен и принят. Чтобы реализовать его,
мобилизовать научную мысль на борьбу за подъем животно¬
водства, было решено созвать специальную конференцию.
Мне и профессору Добрынину поручили представить темы
докладов, наметить докладчиков и институты, которых жела¬
тельно привлечь к участию в конференции.В это же время шла интенсивная работа во ВНИТОЖЕ —
Всесоюзном научно-инженерно-техническом обществе по жи¬
вотноводству. Это было очень интересное Общество. В его
уставе было сказано:«Связанное с быстрыми темпами социалистического про¬
изводства расширение потребности в технических кадрах и
необходимости поднятия их квалификации требует исклю¬
чительного роста всех видов технической общественности.ИТР, хозяйственник, научный работник и студент должны
поставить перед собой задачу — в совершенстве изучить жи¬
вотноводческое производство и следить за последними дости¬
жениями науки и техники, умело увязывать свои технические
задачи с общими планами технико-экономической рекон¬
струкции СССР.Для необходимости освободиться от иностранной эконо¬
мической зависимости, для быстрейшего развертывания проб¬
лем животноводства, мы должны использовать технику и все
научные достижения, срастить науку с социалистическим
производством, сделать науку одним из непосредственных
рычагов социалистической реконструкции животноводства.Для помощи ИТР, хозяйственникам, научным работникам
и студентам в решении вопросов социалистической рекон¬280
струкции и развития животноводства организуется научно-
инженерно-техническое общество по животноводству».Меня избрали членом оргбюро ВНИТОЖ; председателем
ВНИТОЖ был профессор Лискун. В Обществе действовало
постоянное бюро квалифицированных докладчиков по раз¬
личным вопросам ветеринарии, зоотехнии, кормодобывания.
Выпускалась серия листовок и брошюр по обмену опытом,
работала Академия по повышению квалификации, где мы на
общественных началах читали лекции; Лекционная работа
велась ВНИТОЖ очень большая, и чтение лекций доставляло
мне глубокое удовлетворение.Общественной работе очень много времени уделяла и моя
жена. Как человек активный и общительный, Лиза не могла
стоять в стороне от общественной жизни и заниматься только
семьей. Елизавета Михайловна активно участвовала в обще¬
ственной работе. В ноябрьские праздники 1933 года Лиза
была награждена Почетной грамотой. В ней говорилось:«Дорогой товарищ Скрябина Е. М.За активную ударную работу, за достигнутые большеви¬
стские темпы, за активное участие в общественной работе
при 4-м домтресте Фрунзенского района мы заносим тебя на
Красную доску строителей социализма».Жили мы тогда на улице Воровского, 10. Зорик учился
в соседней школе, и Лиза, ведя большую общественную ра¬
боту в домтресте, одновременно занималась ею и в родитель¬
ском комитете. Вскоре ее выбрали народным заседателем
Фрунзенского района, и у нас в доме появились книги на юри¬
дические темы.Увлеченность матери общественной работой была приме¬
ром для Сергея и Георгия. Я всегда гордился тем, что моя
жена по велению сердца отдает свои силы обществу. И во¬
обще, мне удивительно повезло в личной жизни, потому что
Елизавета Михайловна не только мой искренний друг, но и
товарищ, который хорошо понимает и разделяет мои радости
и тревоги.
КОМАНДИРОВКА В ПРОШЛОЕПервое совещание передовиков жи*
вотноводства. — Еду в Болгарию.—
Все, как в старой России.— Софий¬
ский университет.— 10 женщин вет¬
врачей.—Париж 1936 года. — Про¬
фессор Брумпт стремится в «бес¬
смертные».— Забастовка официан¬
тов.1934-1936 годы 6ыл„для меня счастливыми. В 1934 году мне была присвоена уче¬
ная степень доктора ветеринарных наук, в 1935 году я был
утвержден действительным членом Всесоюзной академии
сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, а в 1936 году
награжден орденом Ленина за открытие новых методов
борьбы с гельминтозами.Все это накладывало на меня еще большую ответствен¬
ность за работу, которую я вел. Я был преисполнен желания
сделать как можно больше и как можно лучше. В 1935 году мы
с Р. С. Шульцем решили создать монографию «Гельминтозы
крупного рогатого скота и его молодняка» — такого труда
в мировой литературе еще не было. Работу эту мы начали
давно, но московская суета и загруженность не давали воз¬
можности ее окончить. И мы решили уехать из Москвы, чтобы
дописать начатую рукопись. Выбрали тихий городок Дорого¬
буж, где жил и работал мой товарищ по аулие-атинскому пе¬
риоду, ветврач Н. А. Высотский, который предоставил в наше
распоряжение свой рабочий кабинет.С 10 августа по 2 сентября мы интенсивно работали,
строго руководствуясь намеченным планом, и привезли в Мо¬
скву почти готовую рукопись. Эта монография объемом
723 страницы со 167 рисунками была издана Сельхозгизом
через год. Монография была в те годы основным пособием
для студентов ветеринарных вузов и практических ветврачей.
Большой, в 40 печатных листов, труд впервые в мире обрисо¬
вывал гельминтозные заболевания крупного рогатого скота
и его молодняка во всех зонах земного шара. Мы использо¬282
вали всю иностранную литературу по данному вопросу. Та¬
ким образом, монография содержала исчерпывающий мате¬
риал по теме.В феврале 1936 года проходило первое совещание передо¬
виков животноводства. Со всех концов страны съехались
знатные доярки, скотники, пастухи, зоотехники. В президиуме
совещания сидели Сталин, Ворошилов, Андреев, Микоян, Ка¬
линин и другие. Появление членов правительства вызвало
бурю аплодисментов, долго не смолкавших под сводом зна¬
менитого Кремлевского дворца.Сталин не выступал, но все взгляды были прикованы к
нему. Сталин очень внимательно слушал все выступления,
а во время перерыва долго не уходил, разговаривал с про¬
славленными животноводами. Его слова, сказанные тому или
иному делегату, повторялись, обсуждались, волновали всех.Михаил Иванович Калинин, с тех пор как я видел его на
съезде ветеринарных работников, почти не изменился. Та же
добрая улыбка и та же удивительная скромность. Во время
перерывов его окружали колхозники и разговаривали запро¬
сто, словно были давным-давно знакомы.На совещании выступал Демьян Бедный. Полный, лысый,
он был некрасив, но его умные глаза смотрели так весело и
понимающе, улыбка была так приветлива и располагающа,
что он сразу вызывал у людей симпатию. Говорил он хорошо.
Слушали его, затаив дыхание, и каждое его слово находило
отклик у сидящих в зале.Речь Демьяна Бедного вызвала бурю аплодисментов.Выступил на совещании и я. Сообщил о том, над чем тру¬
дится наш институт, рассказал о работе гельминтологов в ку¬
банских совхозах «Полтавский» и «Пролетарский» и особо
остановился на наших общих задачах — добиться большей
продуктивности животноводства. Это было мое первое вы¬
ступление в Кремлевском дворце. Рассказ о задачах и дости¬
жениях гельминтологической науки слушали стахановцы жи¬
вотноводства, руководители Коммунистической партии и
члены Советского правительства.А на следующий день, 16 февраля, выступил с речью за¬
ведующий сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС т. Яков¬
лев. Коснувшись животноводческой науки, он заявил следую¬
щее: «Здесь выступал ряд ученых. Судя и по этим выступле¬
ниям, а главное, по положению дел в животноводческих
институтах, есть, видимо, два рода ученых. Одни — «ученые»
в кавычках, которые много болтают о науке, а одного «ура»283
ведь мало для того, чтобы двигать науку вперед. Другие —
о пользе науки говорят мало, зато всерьез двигают науку впе¬
ред, внедряют ее достижения в практику совхозов и колхозов.
Таких у нас немало, и с каждым днем их будет становиться
все больше. Они уже приносят серьезную пользу государ¬
ству».Тов. Яковлев к первой категории персонально не отнес
никого. К ученым второй категории он причислил целый ряд
лиц, в числе которых оказался и я. «Это настоящие ученые,
не болтуны, — заявил т. Яковлев.— Им честь и слава, им вся
поддержка Советской власти, им право на риск в работе, им
по заслугам любовь передовых колхозников»....В 1936 году меня командировали в Афины на Междуна¬
родный конгресс по эхинококкозу. Путь лежал через Румы¬
нию и Болгарию. Проехав транзитом Румынию, я в портовом
городе Джурджу сел на пароход. 5 километров вверх по Ду¬
наю — и я в болгарском городе Русе.Болгария в то время была монархией: управлял страной
царь. Я смотрел вокруг с интересом и вниманием. Уж очень
разителен был контраст по сравнению с родиной.Обстановка на пристани и на железнодорожном вокзале
производила удручающее впечатление. Пассажиров назой¬
ливо окружали группы безработных, буквально выхватывав¬
ших из рук чемоданы, чтобы получить гроши за перенос ве¬
щей. У вокзала — ни единого автомобиля. Зато к услугам при¬
езжих — фаэтоны, сбруя лошадей обвешана позолоченными
украшениями. На стойках вокзального буфета — сомнитель¬
ного вида колбаса и вяленая рыба. Немощеная вокзальная
площадь утопала в грязи. Всюду крайняя неряшливость.Население хорошо понимало русскую речь, а многие даже
говорили по-русски. Приятное впечатление произвела моло^
дежь — гимназисты и гимназистки, одетые в форму, какую
носили школьники в дореволюционной России: у мальчиков
темно-синие фуражки с белым кантом, а у девочек — корич¬
невые платья с черным фартуком. В общем, Русе с его немо¬
щеными улицами и босоногими ребятишками напомнил за¬
пущенный уездный городок бывшей царской России.К вечеру мы двинулись в глубь Болгарии. Дорога вилась
змеей. Пересекли 24 туннеля, после чего поезд пошел доли¬
ной реки Искыр. Пейзаж походил на закавказский: на го¬
рах — снег, а равнина ярко-зеленая.София издали не произвела впечатления большого города:
почти не было видно многоэтажных зданий. Меня встретили284
сотрудники нашего полпредства и сообщили, что ехать в Гре¬
цию нет смысла, так как конгресс там уже закончился. Про¬
езжаем улицу Московскую и останавливаемся в полпредстве.
Расположено оно в здании бывшего посольства царской Рос¬
сии. Здесь, в маленьком «дьяконовском» особняке, мне пре¬
доставили жилье.Названия некоторых улиц Софии напоминали о событиях
1877 года, когда русские войска освободили Болгарию от ту¬
рецкого ига: «Бульвар Царя-освободителя», «Бульвар Нико¬
лая Николаевича», на лучшей площади города стоял памятник
Александру II. Праздная воскресная толпа гуляла по улицам
взад и вперед, совершая как бы своеобразный ритуал. Жи¬
тели Софии мне понравились: они были радушны и внима¬
тельны. Одеты все очень скромно, но со вкусом. Женщины,
несмотря на праздничный день, без следов модного грима.На полпредском автомобиле мы ездили вверх по долине
реки Искыр. Открылась чарующая картина, напоминающая
местами участки Военно-Грузинской дороги, местами — окре¬
стности Боржоми.В Софии я познакомился с интересовавшими меня учреж¬
дениями и лицами. Я знал, что в Болгарии работает по гель¬
минтологии ветеринарный врач К. П. Матов, и я просил изве¬
стить его о моем приезде. Ко мне приехал председатель
Медицинского общества в Софии доктор Киров, и мы дого¬
ворились, что я выступлю с докладом. Одновременно с Ма¬
товым приехали ученые-ветеринары: профессор Ангелов
(микробиолог), с которым мы неоднократно встречались в
Париже на заседаниях Международного эпизоотического
бюро, и профессор Бичев, председатель Ветеринарного об¬
щества. Чуть позже приехал профессор Диков — декан вете¬
ринарного факультета. К. П. Матов с этого момента и вплоть
до моего отъезда из Болгарии не расставался со мной. Всей
группой мы направились в университет.Софийский университет имел тогда факультеты: физико-
математический, юридический, историко-филологический, ме¬
дицинский, ветеринарный, агрономический и богословский.
Ветеринарный факультет, самый молодой, был основан в
1924 году, курс обучения в нем — 472 года. На первый курс
принималось всего 30 человек. До открытия этого факуль¬
тета все ветеринарные врачи Болгарии получали образование
в Германии.Здание университета, построенное в византийском стиле,
было очень своеобразным, похожим ца храм. Вход украшен285
мозаикой с изображением Кирилла и Мефодия, а также царя
Симеона.Прекрасное впечатление произвела библиотека универси¬
тета. Она имела 200 тысяч томов, уютный, культурно обстав¬
ленный читальный зал. Впрочем, места для мужчин были рас¬
положены отдельно от рабочих мест для женщин. Имелся
специальный малый зал для профессуры, зал периодической
литературы, картотека. Книгохранилище было построено це¬
ликом из железобетона.Мы посетили миниатюрную, слабо оборудованную зооло¬
гическую лабораторию профессора Консулова — симпатич¬
ного, жизнерадостного пожилого человека, который глубоко
верил в правоту своей (к сожалению, ошибочной) гипотезы
о биологическом цикле ленточных гельминтов овец — мо-
ниезий.В целом Болгария 1936 года произвела на меня сложное,
если так можно сказать, мозаичное впечатление. Промыш¬
ленность в стране была развита плохо. Так же слабо было
поставлено и дело образования. В Болгарии не было ни од¬
ного индустриального вуза, существовали только техникумы.
Экспортировалось розовое масло, добываемое в знаменитой
Долине роз, а также разные сорта болгарского табака, кото¬
рый широко высевается во Фракийской долине. Табак состав¬
лял 40 процентов экспорта страны. Вывозились также плоды
граната. Большую роль в экономике страны играло виногра¬
дарство и виноделие. Высевались технические культуры: ко¬
нопля, мак, соя. Животноводство было развито слабо. Неко¬
торое значение имело птицеводство, поскольку Болгария
экспортировала яйца. Широко было развито ковровое про¬
изводство.В Болгарии не было государственной художественной га¬
лереи. К моему удивлению, никто из моих софийских знако¬
мых не смог назвать мне имени крупного болгарского худож¬
ника, который пользовался бы международной известностью.
Был в Софии «Национальный театр», в котором по четным
числам ставились оперы, а по нечетным — драматические
спектакли. Выходило несколько газет и журналов. Наи¬
более левым журналом была «Мысль». В нем в свое время
под псевдонимом «В. Ильин» публиковались произведенияВ.	И. Ленина, а под псевдонимом «И. Д.» — статьи И. В. Ста¬
лина.Сочинений В. И. Ленина в те годы в болгарских книжных
магазинах не было, поскольку правительство запретило их.286
С 21 апреля началась у меня организационная работа.
Я посетил министра земледелия Болгарии Атанасова, фито¬
патолога по специальности. Прием был очень любезный,
поскольку Атанасов хорошо знал наших русских ученых-био-
логов —■ Н. И. Вавилова, профессора Наумова и был большим
поклонником профессора Ячевского. Поговорили дружески
и пришли к заключению о необходимости самого тесного
контакта ученых СССР и Болгарии.Вместе с сотрудником полпредства я поехал к председа¬
телю Общества культурной связи с заграницей. Договорились
о моей публичной лекции (в Болгарии они называются «сказ¬
ками») в этом Обществе на тему: «Какой вред причиняют
паразиты человеку и как с ними бороться».Вместе с заведующим противомалярийными мероприя¬
тиями доктором Марковым я посетил директора здравоохра¬
нения Болгарии молодого врача доктора Радкова. Дирекция
здравоохранения входила в состав министерства внутренних
дел в качестве автономной единицы с правом сноситься не¬
посредственно со всеми министрами. Однако в совете мини¬
стров директор здравоохранения не представительствовал.
Директор сообщил, что по бюджетным соображениям за по¬
следние два года были сокращены штаты 14 маляриологиче-
ских учреждений, так что во всей Болгарии сохранились
только 4 малярийных станции. Радков рассказал, что вскоре
в Софии откроется институт народного здравоохранения, в
котором будет паразитологическое отделение.Вечером я поехал в Медицинскую аудиторию, на улице
Дупав, где прочитал доклад на тему «Патогенная роль пара¬
зитических червей человека и животных». Собралось около
400 человек, причем большинство слушателей были студен¬
тами медицинских и ветеринарных факультетов. Слушали
очень внимательно и делали записи в блокнотах. После до¬
клада меня окружила толпа молодежи, причем один студент
под аплодисменты заявил: «Студенческая молодежь хотела
бы вас видеть у себя в роли профессора болгарского универ¬
ситета».В вестибюле меня снова окружила толпа студентов, кото¬
рые стали расспрашивать о студенчестве нашей страны, о по¬
ложении врачей — медиков и ветеринаров, о структуре совет¬
ских университетов и пр. Я охотно давал разъяснения, рас¬
сказывал о социалистической ^Родине. На прощание они
просили меня передать братский привет студентам Совет¬
ского Союза и особенно, что было подчеркнуто, студенткам.287
Дело в том, что в Болгарии в то время было всего 10 жен¬
щин — ветеринарных врачей, причем последние 5 лет жен¬
щин на ветеринарный факультет не принимали.На другой день состоялась моя публичная лекция на тему:
«Значение гельминтологии для медицины и ветеринарии».
Присутствовало свыше 200 человек. Публика чрезвычайно
пестрая: пришли послушать «сказку» несколько священников
и даже монахов. Впрочем, и они слушали с большим внима¬
нием. После лекции посыпались вопросы, некоторые из них
поражали чрезвычайной наивностью. Между прочим, не¬
сколько болгарских врачей, живших в России до первой ми¬
ровой войны и хорошо знавших русский язык, обратили вни¬
мание на то, что я пользовался новыми для них словами,
которых не было ранее в русском языке, например «учеба»,
«увязка», «выявить», «внедрить» и др.Все лекции, которые я читал в Болгарии, проходили в пе¬
реполненных залах. Я понимал, что интерес слушателей объ¬
ясняется не столько содержанием лекции, сколько встречей
с советским научным работником. Ведь я был первым совет¬
ским ученым, выступавшим перед болгарской интеллиген¬
цией.Интересна одна подробность, которую рассказали мне
болгарские друзья. Администрация Общества культурной
связи намеренно выделила для моего выступления самую ма¬
ленькую аудиторию, чтобы выступление гражданина Совет¬
ской страны не получило слишком большого резонанса.Подытоживая мои публичные выступления в Болгарии,
должен признать, что они, конечно, оказали определенное по¬
ложительное влияние, особенно на болгарскую молодежь,
поскольку в них широко пропагандировались прогрессивные
советские идеи, рекламировались методы работы и достиже¬
ния нашей науки. Помогли мне и статьи в прогрессивных га¬
зетах Болгарии, освещавшие некоторые стороны моей дея¬
тельности как на основе моих публичных «гказок», так и по
данным мною интервью. Появились в газетах и дружеские
шаржи.Наступил день расставания с Болгарией. В течение дня
в полпредство приходили репортеры софийских газет для
прощальных интервью, делегация от студенческого журнала
«Академик», которой я подробно осветил жизнь высших учеб¬
ных заведений в СССР и роль студенчества в социалистиче¬
ском строительстве. Приехали и от редакции журнала
«Мысль». Для этого журнала я написал специальную статью288
«На борьбу с массовым очервлением людей и полезных жи¬
вотных».Вечером в полпредстве устроили прием, на который были
приглашены представители тех научных и общественных ор¬
ганизаций, с которыми я был в деловом контакте. На прием
прибыло около 120 человек: представители университета во
главе с ректором, медицинская и ветеринарная знать как
гражданского, так и военного ведомства, ответственные ра¬
ботники некоторых министерств, представители прессы и ка¬
кие-то совсем незнакомые мне лица. Оживленные разговоры
велись на русском, болгарском, французском и немецком язы¬
ках; неожиданно я оказался в положении «юбиляра» и не
уставал отвечать на вопросы.За 15 минут до отхода поезда я прибыл на вокзал. Лил
дождь, и я искренне удивился, увидев перед своим вагоном
народ. Оказывается, меня пришли провожать многие из тех,
кто несколько часов назад был на приеме в нашем полпред¬
стве....В начале июня 1936 года должна была состояться 10-я
сессия Международного эпизоотического бюро в Париже.
Предполагалось, что я выступлю с докладом. 2 июня сессия
начала работу, а я сидел в Москве и ожидал визы. Наконец
3 июня получаю визу, билет до Парижа. В 12 ночи выезжаю.Прибываю в Париж, еду на такси в отель Сен Жермен.
Номер отвратительный: миниатюрный столик и огромная
кровать, которая занимает три четверти комнаты.Прежде чем идти на заседание, решил купить новый ко¬
стюм. Но не тут-то было: магазины закрыты — забастовка.Возле универмага — масса народу, любители поглазеть.
Все двери и окна магазинов заперты, а вокруг ходят продавцы
и продавщицы, причем ведут себя очень выдержанно. Много
полицейских.В десять утра прибываю к зданию, где проходила сессия.
Подхожу к залу и слышу аплодисменты. Оказывается, пред¬
седатель бюро профессор Леклэнш только что закончил за¬
ключительную речь и закрыл заседание до будущего года.Вхожу в зал заседания. Делегаты уже встали со своих
мест, обмениваются впечатлениями, собираются уходить.
Ко мне подходят представители различных стран, сожалеют,
что я опоздал. Очень тепло приветствовал меня болгарский
ученый Тодоров. Лично мы с ним не были знакомы, но он19	К. И. Скрябин289
знал меня но литературе. Подошел и Леклэнш. Он рассказал,
что 4 июня были зачитаны резюме из докладов, присланных
на сессию советскими учеными. Леклэнш пообещал опубли¬
ковать эти доклады в бюллетене Бюро. На сессию будущего
года запланирована дискуссия по докладу, составленному
мною и Р. С. Шульцем.Кто-то из стоявших рядом сказал, что сейчас Скрябин и
американец Холл — две основные фигуры в мировой ветери¬
нарной гельминтологии. Леклэнш добавил: «Такая работа,
которую ведет господин Скрябин, возможна только в усло¬
виях их страны».Из Бюро зашел в наше полпредство. Посла т. Потемкина
не застал, принял меня консул и показал полученную из
ВАСХНИЛ телеграмму. В ней было сказано, чтобы я непре¬
менно добился постановки на сессии своего доклада. Увы,
телеграмма опоздала, так же как и я сам.8	июня поехал к Леклэншу поговорить насчет издания на
французском языке моей работы по ветеринарной гельмин¬
тологии. Он посоветовал обратиться в издательство Виго, ко¬
торое выпускало преимущественно книги по ветеринарии.Поехал в книжный магазин Виго и увидел работу Неве-
Лемера «Гельминтология медицинская и ветеринарная». Про¬
чел книгу внимательно. Нашел в ней принципиальные ошиб¬
ки, противоречия. К сожалению, не обнаружил точки зрения
автора на некоторые важные проблемы гельминтологии, ви¬
димо, сказалось то, что Неве-Лемер не гельминтолог, а пара¬
зитолог.Говорил с одним из братьев Виго, предложил ему издать
мою и Шульца книгу «Гельминтозные заболевания домашних
животных». Объяснил, что предлагаемая книга не повторит
труда Неве-Лемера и будет иметь значение для ветеринаров
различных стран. Виго обещал дать мне окончательный ответ
после того, как посоветуется с Леклэншем.В 9 часов утра мне подали визитную карточку профессора
Брумпта — крупнейшего французского специалиста в области
медицинской паразитологии. Оказалось, что Брумпт видел
Леклэнша и тот сказал ему, что я хочу издать во Франции
книгу. Брумпт сообщил, что рекомендовал меня Виго и заве¬
рил последнего, что наша с Шульцем книга не имеет ничего
общего с работой Неве-Лемера.Брумпт был возбужден: его кандидатуру выдвинули во
Французскую академию. Академиков во Франции называют
«бессмертными», и Брумпту очень хотелось стать «бессмерт-290
ным». Он откровенно рассказал, что в связи с выдвижением
у него очень много хлопот: необходимо посетить ряд влия¬
тельных лиц, чтобы получить надлежащее количество голо¬
сов.Брумпт пригласил меня к себе, и в 4 часа я поехал в его
лабораторию. Она мне понравилась: обстановка скромная,
но деловая. Сотрудником Брумпта был крупный ученый Лан-
жерон.Познакомился я у Брумпта и с Неве-Лемером. Этот хо¬
лодный, выдержанный человек встретил меня неприязненно.
Видимо, Виго с ним говорил о моем желании издать книгу.
Зорко следя за мной, он не произнес ни единого слова.Во время беседы с Брумптом в кабинет зашел профессор
Дольфюс — шумный, несдержанный, но, видимо, откровен¬
ный человек. С его приходом кабинет наполнился смехом,
выкриками.Если Ланжерон — тихий, спокойный человек, то Доль¬
фюс — сама энергия. Это был очень интересный человек,
весь ушедший в гельминтологию, обладавший огромной эру¬
дицией. Он жил больше чем скромно, видимо, сильно мате¬
риально нуждаясь. Я понял это, когда узнал, что Брумпт при¬
влек Дольфюса на маленькую должность, поручив ему при¬
вести в порядок свой музей. Дольфюс приходил к нему в пять
часов пополудни и работал до половины девятого, а иногда
уходил еще позднее.Дольфюс сразу же налетел на меня, упрекая за то, что я
не посылаю ему оттиски своих работ. Говорил он шумно, раз¬
махивая руками, как оратор на митинге.После осмотра лаборатории мы с Брумптом поехали к
нему домой. Вся его семья, кроме старшего сына, была в
сборе — жена и трое сыновей. Гостиная была наполнена не¬
обыкновенными вещами, привезенными Брумптом из различ¬
ных экспедиций; здесь были бивни слона, японские стеклян¬
ные рыбки, статуэтки Будды и т. д.Мы мило провели время в обществе умной, изящной и
приветливой жены Брумпта. Вечером на машине, которую
вела мадам Брумпт, меня отвезли в отель.На другой день я поехал в музей к Дольфюсу. Надо было
подниматься по узкой грязной лестнице, всюду темнота, затх¬
лость, пыль. Только энтузиаст мог здесь работать за гроши.Огромная масса пробирок с гельминтами была рассована
по всем углам. Беспорядок полнейший, поскольку нет техни¬
ческого персонала. После беседы Дольфюс, приветливый и291
добрый человек, повел мечя к себе домой и показал свою гор¬
дость — прекраснейшую библиотеку.От Дольфюса поехал пообедать, но все рестораны оказа¬
лись закрытыми — забастовка. Повара и официанты стояли
на своих местах, чтобы не допустить штрейкбрехеров. Заба¬
стовщики смотрели на публику и на тех, кто был бы не прочь
поесть. А вечером я увидел в газете фотографию: выгляды¬
вавших из окон ресторана поваров. Под фотографией
надпись: «Забастовщики не унывают».16 июня вернулся в Москву и с головой ушел в работу.Конец ноября провел в Киеве, где заседала фаунистиче-
ская конференция, организованная Институтом зоологии и
биологии Украинской Академии наук. По докладу профессора
С. Я. Парамонова, который предлагал издать многотомную
«Фауну Украины», я выступил с предложением: включить
в книгу и домашних животных, осветив тему не в зоотехни¬
ческом, а зоолого-фаунистическом аспекте (многие высказы¬
вались против включения в это издание домашних животных).На вечернем заседании пришлось крепко поспорить с
теми, кто хотел объединить гельминтологию с паразитоло¬
гией. «Почему вы не требуете от ихтиолога, чтобы он зани¬
мался энтомологией и орнитологией?» — спросил я. На этот
мой вопрос последовало молчание. В итоге Украинская Ака¬
демия наук решила усилить разработку гельминтологических
проблем.Меня избрали членом биологической комиссии Института
зоологии Академии наук Украины, так что в дальнейшем я
мог, хоть и немного, влиять на развитие гельминтологической
работы в этом учреждении.
ДИСКУССИЯНА СТРАНИЦАХ «ИЗВЕСТИЙ»1-ая сессия ВАСХНИЛ.— Николай
Иванович Вавилов. — Спорю с мини¬
стром	здравоохранения — Ответ
Г Н. Каминского. «Сражегше» за
ветеринарию.П остановлением Совета На¬
родных Комиссаров от 4 июня 1935 года были утверждены
первые действительные члены Всесоюзной академии сельско¬
хозяйственных наук имени Ленина — всего 41 человек. Среди
них — три представителя ветеринарной науки: профессора
М. П. Тушнов, М. Ф. Иванова и я. В число академиков
ВАСХНИЛ одновременно были включены 9 академиков
АН СССР. Таким образом, всего в сельскохозяйственной ака¬
демии стало 50 академиков.С 21 по 23 июня работала 1-я сессия ВАСХНИЛ, на кото¬
рой заместитель наркома земледелия А. М. Муралов говорил
о необходимости ликвидировать существовавший отрыв
науки от задач социалистического сельскохозяйственного
производства. А президент ВАСХНИЛ академик Н. И. Вави¬
лов сделал отчетный доклад о работе этой академии за 6 лет
ее существования, в течение которых ВАСХНИЛ не имела
в своем составе ни одного действительного члена.Николай Иванович был превосходным оратором. Его до¬
клад — небольшой, но очень насыщенный и деловой — произ¬
вел на всех нас прекрасное впечатление. Вавилов пользовался
огромным авторитетом среди широких кругов ученых. Это
был человек, сильный духом, с неиссякаемой энергией и за¬
видным оптимизмом. Все, кто работал с Вавиловым, говорилио	нем с любовью и искренним уважением.На вечернем заседании сессии 23 июня я выступил с 15-
минутной речью. Говорил о методике продвижения дости¬
жений ветеринарной науки в производство. В качестве2ЯЗ
примера привел эхинококкозную проблему. Теоретически
она решена около 75 лет назад; биологию возбудителя знает
каждый школьник, а сельскохозяйственная практика, невзи¬
рая на то что зараженность крупного рогатого скота дости¬
гает 60—70 процентов, данной проблемой не занимается.—	И таких примеров можно привести немало, — сказал я
в заключение.— Обновленной академии надо принять реши¬
тельные меры для ликвидации подобных безобразий.В академии были организованы секции, в том числе и ве¬
теринарная. Председателем ее избрали академика М. П. Туш¬
нова. Я стал его заместителем. К нашему горю, 19 сентября
1935 года академик Тушнов скончался. Ему было всего 56 лет.
И с конца 1935 года меня избрали председателем ветеринар¬
ной секции ВАСХНИЛ.В течение всего периода моей работы в академии я руко¬
водил работой ветсекции при активном участии ученого сек¬
ретаря Александра Михайловича Доброхотова. Это был та¬
лантливый, честный, аккуратный, знающий и любящий вете¬
ринарное дело работник. К огромному сожалению, в 1965 году
смерть прервала его плодотворную деятельность. Надо при¬
знать, что работал он не за страх, а за совесть и все то про¬
грессивное и хорошее, чего добивалась ветсркция ВАСХНИЛ,
в большой степени было результатом его активной деятель¬
ности.Днем свободного времени не было совершенно — я был
директором Всесоюзного института гельминтологии, заведо¬
вал сектором по борьбе с гельминтозами Тропического инсти¬
тута имени Марциновского, был профессором кафедры пара¬
зитологии Московского зооветеринарного института и про¬
фессором паразитологии и инвазионных болезней Военно-
ветеринарного института. С этими и другими нагрузками я
мог справиться только благодаря железной организованности
и строгой дисциплине.Ночами я работал над вторым изданием учебника для сту¬
дентов ветеринарных вузов «Ветеринарная паразитология и
инвазионные болезни домашних животных». Вместе с про¬
фессорами Массино и Иваницким мы создали «Программу
курса паразитологии и инвазионных болезней домашних жи¬
вотных» для ветеринарных институтов и факультетов.Летом того же года мы с Р. Шульцем уехали на месяц из
Москвы в дачное место Марфино и начали работу над «Осно¬
вами общей гельминтологии». Монография увидела свет
в 1940 году.294
В 1937 году я получил подарок, который сыл мне очень
приятен и которым я горжусь до сих пор. Вышел большой
сборник «Работы по гельминтологии», посвященный 30-летию
моей научно-педагогической и общественной деятельности
(1905 — 1936 гг.). В сборнике была опубликована 51 работа,
принадлежащая перу знаменитых ученых стран Европы, Се¬
верной и Южной Америки и Азии. В числе их: Балерао, Ка¬
мерон, Крэм, Холл, Фауст, Гудей, Шпрен, Ван-Клив, Иока-
гава, Ямагути, Катцурада, Стенкэрд, Оцаки, Прайс, Травас-
сос, Уэр, Мантер, Лент, Фрейтас, Линтон, Халил, Жуайо, Бэр
и многие другие.В 1937 году я потратил много сил на медицинскую гель¬
минтологию, а конкретнее — на борьбу с очервлением людей.
Мне пришлось изрядно повоевать. Я написал резкое письмо
наркому здравоохранения СССР Г. Н. Каминскому и полу¬
чил от него обстоятельный ответ. Эта переписка была опуб¬
ликована в газете «Известия ЦИК СССР».Мое письмо напечатано 2 июня под заголовком «Вопрос
народному комиссару здравоохранения СССР Г. Н. Камин¬
скому». Процитирую из письма несколько, на мой взгляд, наи¬
более важных положений. Сообщу предварительно, что в то
время должно было состояться заседание Ученого совета Все¬
союзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ),
посвященное вопросам планирования развития медицинской
науки на третью пятилетку. В связи с этим я писал наркому:
«У меня как специалиста-гельминтолога возникает вопрос:
почему Ученый совет ВИЭМ, этого наиболее крупного в мире
научно-исследовательского учреждения, не включил в свою
повестку дня проблему борьбы с глистными заболеваниями
человека?» Задав этот вопрос, я подробно изложил проблему
борьбы с массовым очервлением населения нашей планеты,
включая и СССР, указал на болезнетворную роль гельминтов,
подчеркнул необходимость в интересах культуры и эконо¬
мики организовать планомерную борьбу с гельминтозами.Закончил я свое письмо следующими словами: «Я как па¬
разитолог, гигиенист, как патриот своей социалистической
Родины, для которого состояние здоровья трудящегося насе¬
ления СССР не безразлично, поднимаю здесь свой голос не
только протеста, но и самого горячего возмущения против
систематической, перманентно продолжающейся недооценки
со стороны органов здравоохранения роли глистного фактора
в патологии человека. Я позволю себе задать вопрос Вам,
Григорий Наумович, наркому здравоохранения: доколе295
Наркомздрав и подведомственные ему научно-ийследователь-
ские учреждения будут проявлять либерализм, не замечая
вопиющей неграмотности врачей в области борьбы с гельмин-
тозами, недоучитывая отставание практической работы от
завоеваний науки, допуская отсутствие преподавания гель¬
минтологии в высшей медицинской школе?»8	июня в «Известиях» был опубликован «Ответ народ¬
ного комиссара здравоохранения СССР тов. Г. Н. Камин¬
ского академику тов. К. И. Скрябину».«Уважаемый Константин Иванович! — писал нарком.—
Вы совершенно правы, поднимая вопрос о весьма значи¬
тельной распространенности глистных болезней (гельмин¬
тозов) и о недостаточном внимании органов здравоохране¬
ния к проведению лечебно-профилактических мероприя¬
тий. Полностью соглашаюсь с Вами в том, что надо обеспе¬
чить планомерную и значительную, более активную борьбу
по ликвидации массовых глистных заболеваний, в первую
очередь у детей, среди которых эти заболевания особенно
распространены. Наркомздрав намечает следующее...» Да¬
лее перечислялись 4 пункта: 1) организовать специальную
сеть гельминтологических пунктов для лечебно-профилак¬
тической борьбы с гельминтозами; 2) обеспечить всю
аптечную сеть противоглистными препаратами; 3) обеспе¬
чить подготовленность врачей к борьбе с гельминтозами:
провести ряд курсов для специалистов-гельминтологов, вве¬
сти преподавание гельминтологии на курсах, организуемых
институтами усовершенствования врачей для терапевтов,
педиатров, санитарных врачей, и повысить гельминтологи¬
ческую квалификацию практических врачей путем кратко¬
временных курсов и цикловых лекций; 4) издать специаль¬
ные руководства по гельминтологии для врачей и студентов
медвузов, а также популярные брошюры и плакаты для
ознакомления населения с сущностью глистных болезней
и мерами личной профилактики.Г. Н. Каминский писал, что в июле Наркомздрав созывает
специальное гельминтологическое совещание для разработки
в разрезе задач здравоохранения на третью пятилетку всех
мероприятий, необходимых для усиления борьбы с глистными
заболеваниями. Это совещание, указывал далее нарком,
должно выработать систему конкретных мер борьбы массо¬
вого характера, исходя из того, что наступление на глистные
заболевания должно осуществляться всеми органами здраво¬
охранения как путем усиления лечебных мероприятий, так и296
мерами широкой профилактики (усиление ветеринарного
надзора за бойнями, лабораторный контроль пищевых про¬
дуктов, поступающих в продажу, санитарная пропаганда
и т. Д.).«Я хотел бы особенно подчеркнуть, — писал нарком, — не¬
обходимость широкой санитарно-просветительной работы,
которую должны вести все медицинские работники, так как
глистные заболевания относятся к числу таких болезней,
борьба с которыми тем эффективнее, чем непосредственнее
лечебная работа опирается на постоянную общественную
профилактику и личную гигиену».Заканчивал письмо т. Каминский следующими словами:
«Такое постоянное сочетание лечебно-профилактической ра¬
боты с развернутой санитарной пропагандой, безусловно,
обеспечит нам быстрое снижение массовых глистных забо¬
леваний».Не могу не отметить, что строительство медицинской гель¬
минтологии в нашей стране ознаменовалось в 1937 году от¬
радным фактом: при Наркомздраве СССР была учреждена
штатная единица главного инспектора по борьбе с гельмин-
тозами. Эту должность заняла одна из лучших моих учениц,
биолог и врач 3. Г. Василькова, сумевшая удачно организо¬
вать работу.В годы Великой Отечественной войны это необходимое
дело заглохло. Оно, к сожалению, не восстановлено в Мин¬
здраве до сих пор.1	апреля 1938 года я присутствовал на заседании пре¬
зидиума ВАСХНИЛ. Председательствовал новый (после
Н. И. Вавилова) президент — Т. Д. Лысенко. Состоялся мой
первый деловой разговор с ним. Я выступил с предложением
реорганизовать ветеринарную секцию в самостоятельное
отделение, изъяв ее из отделения животноводства. При но¬
вом ветеринарном отделении предложил организовать 4 сек¬
ции: паразитологическую, инфекционную, клиническую и
санитарно-гигиеническую. Кроме того, я поставил вопрособ	избрании новых академиков — ветеринарных врачей (в ака¬
демии я был единственным представителем всего комплекса
ветеринарных наук).2	апреля заседание президиума ВАСХНИЛ продолжалось.
По поводу моего предложения Лысенко заявил, что он не ком¬
петентен в вопросах ветеринарии и ничего «животноводче¬
ского» подписывать не будет. При этом он дал установку,
чтобы председатели секций лично отвечали за свои участки297
работы и по делам секций обращались непосредственно к нар
кому земледелия.Лично у меня с Лысенко установились неплохие, но весьма
своеобразные отношения. Однажды он вызвал меня к себе
и сказал:—	Константин Иванович, в ветеринарной науке я совер¬
шенно не разбираюсь, вникать и вмешиваться в вашу работу
не буду. Действуйте по своему усмотрению.И действительно, Лысенко предоставил мне полную сво¬
боду действия, что вполне меня устраивало. Относился Лы¬
сенко ко мне лояльно, так что лично мне жаловаться на него
не приходилось. Однако положение в ВАСХНИЛ вскоре
стало напряженным. Многих, в том числе и меня, очень огор¬
чала и выводила из равновесия та обстановка, в которой ока¬
зался в академии ее первый президент, Николай Иванович
Вавилов.Крупнейший советский генетик-селекционер, агроном, бо¬
таник, географ-путешественник, Николай Иванович Вавилов
в свои 42 года был уже академиком, лауреатом премии имени
Ленина, которую он получил за научные труды в 1926 году,
членом ЦИК СССР, членом многочисленных зарубежных
научных обществ.О путешествиях Вавилова, о его бесстрашии и находчи¬
вости ходили легенды. Разрабатывая учение о центрах про¬
исхождения культурных растений, он нередко бывал в труд¬
нейших, а иногда и опаснейших экспедициях.Прекрасно понимая, что для нашей огромной страны с ее
многочисленными почвенными и климатическими условиями
необходимо самое широкое сортовое разнообразие культур¬
ных растений, Николай Иванович стремился собрать на всех
континентах исходный материал для селекционной работы.
Недаром за ним по пятам шла слава страстного «охотника за
культурными растениями». О нем в шутку говорили, что если
бы стало известно, что на Марсе есть интересные культурные
растения, то Николай Иванович непременно изыскал бы спо¬
соб достать их.Н. И. Вавилов создал драгоценнейшую коллекцию в ин¬
ституте растениеводства, во главе которого стоял с 1921 года.
Николай Иванович с завидной глубиной и серьезностью изу¬
чал историю земледельческой культуры народов всех тех
стран, где он бывал. А за свою недолгую жизнь он посетил
более 30 различных государств. Вавилов объездил и многие
важные районы нашей Родины. Его теоретические обобще-298
пия по истории и географии культурных растений были боль¬
шим вкладом в мировую науку.Много лет прошло со времени нашей последней встречи
с Николаем Ивановичем Вавиловым, но и сегодня мы с Лизой
с уважением и любовью вспоминаем этого человека — настоя¬
щего ученого, настоящего друга, настоящего коммуниста...XIII пленум ветеринарной секции, состоявшийся в начале
февраля 1939 года, был посвящен обобщению опыта научно-
исследовательской работы молодых ученых. На пленарных
заседаниях было заслушано 28 докладов (из них 5 по гель¬
минтологии), а на секционных — 68. Число участников этого
пленума достигало 220 человек. Мне пришлось председатель¬
ствовать на объединенном заседании экспертных комиссий
пленума, где председатели этих комиссий оценивали качество
работ молодых ученых. Первой премии были удостоены 3 че¬
ловека. В их числе был и мой ученик, молодой воронежский
гельминтолог Москалев. Обсудив основные проблемы, свя¬
занные с работой молодых ученых, пленум направил делега¬
цию к наркому земледелия СССР И. А. Бенедиктову для раз¬
решения ряда вопросов. Я предлагал организовать единый
научно-методический центр ветеринарной науки, открыть
клинический и санитарно-зоогигиенический институты, по¬
строить новое здание для Всесоюзного института гельминто¬
логии. Я говорил о командировании молодых советских уче¬
ных за границу для освоения новых методов борьбы с болез¬
нями животных и об увеличении количества ветеринарных
журналов. Говорил я также о нелегком положении ветери¬
нарных работников, которым мало кто помогает.И. А. Бенедиктов признал правоту наших претензий и обе¬
щал оказать свое содействие.На заключительном заседании XIII пленума ветеринарной
секции я в личном разговоре с Бенедиктовым высказал свое
заветное желание создать при ВАСХНИЛ вместо анемичной
нетеринарной секции крупное самостоятельное ветеринарное
отделение с четырьмя секциями, которыми должны руково¬
дить ведущие академики и ученые ветеринарной науки.
И. А. Бенедиктов и с этим предложением согласился. На за¬
седании президиума ВАСХНИЛ я говорил о реорганиза¬
ции ветеринарной секции в самостоятельное отделение. Имел
длительный разговор с Т. Д. Лысенко, который предложил
наряду с существовавшей ветеринарной секцией создать
вторую — либо бруцеллезную, либо гельминтологическую.
Я с этим, конечно, согласиться не мог. Вопрос остался от¬
крытым.
В июле на заседании президиума ВАСХНИЛ я поднял
этот же вопрос и представил соответствующую докладную
записку. Я заявил, что «ветеринарное войско» в ВАСХНИЛ
собрано, все хотят работать, горят энтузиазмом, а президент
не оформляет документов и заставляет нас пребывать в ана¬
биозе. Лысенко взял мою записку и сказал: «Поговорим об
этом через два дня».Прошел и этот срок. И вот я опять на заседании прези¬
диума ВАСХНИЛ. Внезапно Лысенко вызвали на ВСХВ, и он
покинул заседание. Вице-президент Мосолов согласился
утвердить отделение ветеринарии, но в составе не четырех
секций, как я предполагал, а трех, объединив секции инфек¬
ции и инвазии. На этом же заседании президиум ВАСХНИЛ
назначил меня главным редактором нового журнала «Вестник
ветеринарии».
ДРУЗЬЯ И ВРАГИ60-летие. — Пути, которые мы выби¬
раем. Спор с академиком С. А. Зер¬
новым.— ВОГ,— Две категории «гель¬
минт оф о бое».—Наука и комплекс
паук, — Совещание в Ставрополье.Новый, 1938 год я встретил
59-летним человеком, обремененным невероятным количест¬
вом нагрузок. Я боялся, что из-за недомоганий, связанных с
хроническим переутомлением, не сумею завершить ряд таких
научных работ, которые необходимо закончить во что бы то
ни стало. Монографии по филяриатам и оксиуратам с Шихо¬
баловой, «Основы общей гельминтологии» с Шульцем, пер¬
вые тома огромной исчерпывающей монографии по трема-
тодологии, а также много мелких, но крайне интересных ра¬
бот были мне дороги, отнимали много времени и сил.Много труда я вкладывал и в подготовку научных кадров
гельминтологов. Руководил в институте гельминтологии ра¬
ботами сотрудников по изучению фауны и географии гель¬
минтов, работами тех, кто с периферии приезжал ко мне для
повышения квалификации, руководил диссертационными ис¬
следованиями аспирантов, читал доклады в научных общест¬
вах и на конференциях в различных городах. За один 1938 год
я побывал в Крыму, Куйбышеве, Уфе, Ташкенте, Харькове
и везде выступал с докладами и лекциями, вел консультации
с медицинскими и ветеринарными врачами, встречался с ру¬
ководителями городских организаций и убеждал наладить или
улучшить гельминтологическое лечение населения. Это был
нелегкий труд, но он приносил мне такое удовлетворение,
что я не замечал усталости.В октябре 1937 года приказом заместителя председателя
Совета Народных Комиссаров СССР т. Чубаря меня ввели
в комиссию по пересмотру Ветеринарного устава СССР.
Председателем этой комиссии был нарком совхозов СССР301
т. Юркин. В проект нового варианта устава впервые были
введены статьи, касающиеся мероприятий по борьбе с гель-
минтозами сельскохозяйственных животных.Главные «оппоненты» в лице начальника Главветуправле-
ния т. Лактионова и Военно-ветеринарного управления т. Вла¬
сова никак не могли примириться с тем, что по моему про¬
екту проблемы гельминтологии должны войти в ветеринарное
законодательство. Власов, например, доказывал, что плановая
дегельминтизация животных невозможна из-за нехватки ле¬
чебных препаратов. Лактионов пытался изъять из устава
пункт, касающийся учета гельминтозных поражений на бой¬
нях и мясоконтрольных станциях.А я, как цербер, стоящий на страже интересов дела и го¬
сударства, отстаивал любое дело, касающееся проблем борь¬
бы с гельминтозами. Удивляло и возмущало, что приходилось
защищать и отстаивать гельминтологию от покушений со сто¬
роны тех лиц, которым вверено дело государственной вете¬
ринарии в нашей стране.7 декабря 1938 года мне исполнилось 60 лет. Всесоюзный
институт гельминтологии отметил это событие собранием
московских гельминтологов. Через два дня в газете «Социа¬
листическое земледелие» была напечатана моя статья «По¬
мочь научным кадрам периферии». В ней говорилось о том,
что крупным ученым центра необходимо регулярно выезжать
на периферию в вузы и научные учреждения для консульти¬
рования как научных сотрудников, так и практических ра¬
ботников. В заключение я призывал включиться в эту работу
членов президиума и академиков ВАСХНИЛ, а также стар¬
шее поколение своих учеников.10 декабря в «Правде» была опубликована моя большая
статья «Наука, которой не было в царской России». В ней я
подчеркнул, что в медицине царит вредная тенденция, недо¬
оценивается значение гельминтов в заболеваниях человека,
что медицинская гельминтология отстает от ветеринарной.
Я получил многочисленные отклики от родителей, кото¬
рых тревожил факт неумения врачей лечить гельминтозы у
детей.15	февраля узнал, что Совнарком СССР вынес следующее
постановление в связи с моим 60-летием: «Присвоить Все¬
союзному институту гельминтологии имя академика Скря¬
бина. Учредить 2 стипендии во Всесоюзном институте гель¬
минтологии и 2 стипендии в Московской ветеринарной ака¬
демии для аспирантов, присвоив им имя К. И. Скрябина».302
Прочитав эти строки, я, естественно, вспомнил очень мно¬
гое, о многом задумался. Я был очень благодарен Советскому
правительству. И не мог не думать об ответственности уче¬
ного, о тех путях, которые он выбирает. Мне кажется, что сам
я сделал слишком мало или, вернее, брался за многое, но не
мог сосредоточиться на частных вопросах, старался подни¬
мать одну целину за другой, не отрабатывая каждую из них
в отдельности до совершенства. Пожалуй, так оно и было.
Но, думал я, что лучше: просидеть всю жизнь над одной проб¬
лемой и закончить жизнь созданием одной блестящей моно¬
графии, которая десятки лет будет в данной узкой области
главенствовать, жить и не стареть, или же организовать свой
труд по-другому: не выходя за пределы определенного широ¬
кого масштаба специальности, ну, скажем, гельминтологии,
в ее границах работать и вширь и вглубь, сочетая научно-ла¬
бораторное изучение с экспедиционной работой, подготовку
научных кадров — с просвещением широких масс, углубляясь
в строение нематод и планируя одновременно работу по оздо¬
ровлению людей и животных от тениид * на пять пятилеток
вперед?Сейчас уже поздно выбирать тот или иной образ труда:
выбор мой в свое время пал на второй путь. И если я кое в
чем успел, то только потому, что шел прямой дорогой, не из¬
менял своей генеральной линии. Я интересовался очень мно¬
гими проблемами, и сейчас меня очень многое привлекает, но
я сдерживаю свои порывы, если они отвлекают от основного
пути. Я умел дисциплинировать себя, и это позволило мне
стать специалистом, а не быть дилетантом. Суметь избежать
дилетантизма, идти прямо, не углубляясь в боковые тро¬
пинки,— значит выработать из себя настоящего специалиста.
А тропинки очень заманчивы: тут и музыка, и разные виды
изобразительных искусств, и театр, и поэзия, и литература,
и бесконечно интересный комплекс гуманитарных, физико¬
химических, биологических, технических наук. Все это соб¬
лазняет своей новизной, перспективами, манит, увлекает; но
беда слабовольному, который не совладает с собой и пойдет
по пути «размена» на множество специальностей. Таких лю¬
дей очень много, они весьма образованны, они интересны как
собеседники, с ними можно незаметно скоротать время, но
на закате своей жизни они вызывают к себе жалость, ибо им* Тенииды — черви, паразитирующие в кишечнике. У человека
встречается два вида тениидной инвазии — тениоз и тениархиноз.303
было многое дано, но они мало сделали: они хороши только
как авторы предисловий к чужим работам, так как своих соб¬
ственных ценностей создать не имели возможности.* *Из Сибири приехал Сергей со своей семьей. 7 лет сын
проработал вдалеке от нас: сначала в Омской области — стар¬
шим ветврачом, а затем в Калмыкии — начальником ветеринар¬
ного отдела при Наркомземе Калмыцкой АССР в г. Элиста.В совхозе Ломоносовский, где Сергей работал старшим
ветеринарным врачом, он познакомился с Анной Васильев¬
ной, студенткой Омского ветеринарного института, которая
проходила практику в совхозе. Вскоре они поженились. В ав¬
густе 1934 года у них родилась девочка, в честь бабушки Ели¬
заветы Михайловны ее назвали Лизочкой. Это была наша
первая внучка. Понятны наши радость и нетерпение: нам
очень хотелось увидеть Лизочку. И вот девочку, когда ей
было всего 3 недели, привезли в Москву. Это было очень
приятное время: Лизочка внесла в нашу жизнь новую, и если
так можно сказать, лирическую струю. Как я ни был занят,
все же несколько вечеров провел в кругу семьи, разрешив
себе маленький отдых.Говорят, что у меня неплохой слух. Мне не пришлось
учиться музыке, но по слуху я играю, и играть люблю, хотя
из-за недостатка времени редко позволяю себе подходить
к пианино. В эти же вечера мы музицировали и даже выбра¬
лись в консерваторию на концерт. Я люблю классическую
музыку, люблю «Фауста», «Ивана Сусанина», «Псковитянку»,
могу, кажется, слушать их до бесконечности. Аня жадно зна¬
комилась с Москвой, мы водили ее по театрам. Я и сам смот¬
рел и слушал спектакли с наслаждением, втихомолку ругая
себя за то, что всю жизнь у меня не хватало времени на семью
и отдых. Но «театральный период» для меня лично закон¬
чился очень быстро. Дел было множество, и мои друзья, и мои
ученики часто звонили мне очень поздно, зная, что я работаю
по ночам. Приходилось расставаться с пленительным миром
звуков, возвращаться в научный, всегда неспокойный мир.Обращаясь к тому времени, не могу не поражаться, сколь¬
ко я успевал делать в 60 лет. Помимо педагогической работы
в Московском ветинституте, я выступал с докладами и пуб¬
личными лекциями по просьбе самых разнообразных науч¬
ных и общественных организаций. Росла и активизировалась304
сеть ветеринарных и медицинских учреждений на периферии.
Из разных республик и областей шли просьбы приехать про¬
вести консультации и прочесть доклады, организовать крат¬
косрочные гельминтологические курсы для медицинских к
ветеринарных врачей и т. д. и т. п. Мои московские лабора¬
тории наводнялись стажерами, желавшими приобщиться к
гельминтологии, как они выражались, из первоисточника.Со второй половины 1938 года началось выдвижение уче¬
ных разных профилей в действительные члены и члены-кор¬
респонденты Академии наук СССР. Совершенно неожиданно
я был назван одним из кандидатов в академики биологиче¬
ского отделения. Выдвинули меня общие собрания ВИЭВ,
Тропического, Московского зооветеринарного института,
Всесоюзного института гельминтологии, Воронежского вете¬
ринарного института и ряда других вузов и институтов.Шансов на успех, с моей точки зрения, у меня было не¬
много, так как имелось только б вакансий на специалистов
всех профилей биологической науки, а претендентов было 5$.
К тому же я не чистокровный биолог-теоретик, а ученый ве¬
теринарного профиля с прикладным уклоном, а такие спе¬
циалисты в течение двухсот с лишним лет существования в
нашей стране Академии в этот храм науки не избирались.26 января радио передало, что биологическое отделение
АН СССР выдвинуло для избрания в число академиков Лы¬
сенко, Цицина, Бериташвили, Павловского, Штерн и Скря¬
бина. Через три дня общее собрание АН СССР избрало всех
названных ученых в число действительных членов АН СССР.
Так я оказался первым и до сих пор, до 1969 года, единствен¬
ным академиком — представителем как ветеринарного, так и
гельминтологического профилей.Вступив в качестве действительного члена в Академию
наук СССР, я, естественно, прежде всего должен был найти
здесь точку приложения своим знаниям. Поскольку с 1923 года
в составе зоологического института Академии действовала
постоянная комиссия по изучению гельминтофауны СССР,
сыгравшая большую роль в развитии гельминтологического
дела в Союзе, я считал правильным вывести комиссию из со¬
става зоологического института и включить ее в биологиче¬
ское отделение. В таком духе составил я докладную записку
и передал ее* в бюро биологического отделения.Через две недели узнал, что академик Е. Н. Павловский
внес проект о создании при биологическом отделении Ака¬
демии наук постоянной паразитологической комиссии.20	К. И. Скрябин305
Мне казалось правильным, чтобы Академия наук СССР,
оснащенная гельминтологической комиссией, стала межве¬
домственным планирующим центром гельминтологической
науки. Это, думал я, создаст обоюдную выгоду — и Акаде¬
мии наук, и гельминтологическому делу. Академия приблизит
свою работу к насущным запросам жизни, а все разделы гель¬
минтологии будут объединены высшим научным учреждением
страны, что поднимет ее авторитет и обеспечит проведение
работ на высоком теоретическом уровне. Кроме того, созда¬
ние самостоятельной гельминтологической комиссии еще раз
подтвердит полный суверенитет этой науки.Обстоятельства, однако, сложились таким образом, что
организовать гельминтологическую комиссию при биологиче¬
ском отделении Академии наук не удалось. 27 июня 1939 года
я докладывал о проекте создания постоянной комиссии по
сравнительной гельминтологии на общем собрании биологи¬
ческого отделения АН СССР. Здесь я встретил оппозицию со
стороны директора зоологического института академика
С. А. Зернова. Произошел диалог примерно такого харак¬
тера:Зернов. А у вас есть разработанный проект положенияо	комиссии?Скрябин. Положение я представлю тогда, когда биоло¬
гическое отделение принципиально признает мой проект за¬
служивающим реализации.Зернов. В таком случае я прошу биологическое отделе:
ние никакого решения не принимать, поскольку мы не знаем,
чем будет заниматься гельминтологическая комиссия. Кроме
того, я считаю неудобным решать этот вопрос в отсутствие
академика Павловского.На последнюю реплику я реагировал чрезвычайно резко.
Прежде всего я указал, что моя работа и работа академика
Павловского идут по различным руслам, не пересекаясь.
Кроме того, я отметил ошибочность такого положения вещей,
когда при отсутствии одного академика биологическое отде¬
ление не может решать вопросы, выдвигаемые другим его чле¬
ном. Я заявил, что каждый академик является равноправным
членом нашего учреждения, а потому может самостоятельно
и независимо от других ставить вопросы перед таким автори¬
тетным коллективом, как общее собрание биологического
отделения. Последнее вольно либо принять предложение,
если считает его для дела полезным, либо отвергнуть, если
выдвигаемый проект не заслуживает реализации.306
В итоге биологическое отделение мой проект принципи¬
ально одобрило и постановило: «Просить акад. Скрябина
представить в бюро биологического отделения проект поло¬
жения о постоянной комиссии по сравнительной гельминто¬
логии».Я составил положение о комиссии, список ее членов и на¬
бросал проект состава бюро нарождавшейся гельминтологи¬
ческой организации. Председателем, естественно, должен
быть я; первым заместителем наметил Р. С. Шульца, вторым —Н.	Н. Плотникова. Ученым секретарем — А. М. Петрова, его
заместителем — Н. П. Шихобалову. При такой ситуации ве¬
теринария увязывается с медициной, ВИГИ С — с Тропиче¬
ским институтом и ВИЭВ. Составленные документы я пере¬
дал в бюро биологического отделения АН СССР. 17 ок¬
тября на бюро в присутствии Л. А. Орбели, А. И. Абрикосова,А.	А. Борисяка и X. С. Коштоянца обсуждался вопрос об
организации постоянной гельминтологической комиссии.Взамен комиссии Л. А. Орбели предложил организовать
при биологическом отделении Академии наук СССР Всесоюз¬
ное гельминтологическое общество, подобно тому, как при
этом отделении организуется в настоящее время Всесоюзное
общество физиологов. С этим предложением я согласился,
ибо учел, что Всесоюзное гельминтологическое общество мо¬
жет вылиться в значительно более мощную и солидную орга¬
низацию как по тематике, так и по охвату кадров.21 и 23 октября прошли первые заседания организацион¬
ного комитета Всесоюзного гельминтологического общества
(ВОГ), на которых был выработан устав и намечен план ра¬
бот Общества на первый период его существования.28	декабря 1939 года вопрос об организации Всесоюзного
общества гельминтологов был рассмотрен президиумом Ака¬
демии наук СССР под председательством вице-президента
Е. А. Чудакова. Из биологов были Коштоянц и Дозорцева.
За столом сидели престарелый Бах, транспортник Образцов,
инженер Никитин, философ Деборин. Присутствовала зна¬
чительная группа ученых, приглашенных для разрешения
других вопросов повестки дня — химики, геологи, астрономы
и металлурги.Подошло время моего доклада. Пригляделся к аудитории,
увидел, что моя гельминтология для всех является подлинной
терра инкогнита. Решил, что наступил удобный момент для
«гельминтологического просвещения» академиков. Продумал
структуру своего выступления и решил облечь его в корот¬307
кую, тактичную и содержательную форму, стараясь не допу¬
стить ни единого промаха.—	Считаю, — сказал я в итоге, — что Академии наук целе¬
сообразно организовать Всесоюзное общество гельминто¬
логов.Е. А. Чудаков заявил, что президиум Академии наук не¬
правомочен утверждать устав Общества — это прерогатива
Совета Народных Комиссаров СССР. Поэтому Чудаков внес
предложение: 1) признать организацию Всесоюзного гель¬
минтологического общества при биологическом отделении
АН СССР целесообразным и 2) обратиться с ходатайством
в Совнарком СССР об утверждении Всесоюзного гельминто¬
логического общества АН СССР. Оба указанных предложе¬
ния были президиумом приняты без возражений.Итак, к концу 1939 года мне удалось добиться принципи¬
ального согласия со стороны президиума Академии наук
СССР на существование Всесоюзного общества гельминто¬
логов.Прошло еще полгода. 30 июня 1940 года я докладывал на
президиуме АН-СССР о проекте устава Общества., подлежа¬
щего утверждению президиумом, с тем чтобы после этого
послать его на окончательное утверждение в Совнарком
СССР. Председательствовавший академик О. Ю. Шмидт за¬
явил, что устав надо окончательно отредактировать, и пред¬
ложил для этого создать комиссию в составе академиков
Скрябина, Орбели и Борисяка. В сентябре президиум АН
СССР под председательством В. Л. Комарова и Е. А. Чуда-
кова одобрил проект устава и постановил направить его на
утверждение в Совнарком СССР.14	декабря 1940 года за подписью заместителя председа¬
теля Совнаркома СССР т. Землячки ВОГ был утвержден.
Общество наше выросло в крупную научно-общественную
организацию с многочисленными филиалами и к концу 1968
года объединяло свыше 2 с половиной тысяч человек, рабо¬
тавших во всех республиках, областях и краях нашей страны.10 июня 1940 года состоялось совещание Наркомзема
СССР. Обсуждался проект постановления о сети научно-
исследовательских сельскохозяйственных учреждений. Я был
единственным представителем ветеринарии на этом совеща¬
нии, где преобладали агрономы и присутствовало несколько
зоотехников. Пришлось еще раз столкнуться с потрясающей
косностью некоторых агрономов, продемонстрировавших пол¬
ное непонимание сущности ветеринарного дела.308
В конечном итоге мне все-таки удалось провести, и
притом единогласно, постановление нашего совещания о со¬
здании двух новых ветеринарных институтов всесоюзного
значения: клинико-терапевтического и санитарно-гигиениче¬
ского. Кроме того, были утверждены 12 зональных инсти¬
тутов.26	января 1941 года я присутствовал на заседании Москов¬
ского общества испытателей природы, которому исполнялось
135 лет. Руководил собранием академик Зелинский — предсе¬
датель этого Общества. В перерыве подошел ко мне с ласко¬
вой улыбкой сутуловатый старичок — первый нарком здра¬
воохранения республики Н. А. Семашко. Пожал мне руку,
поздравил с успехом, сказал: «Очень рад, что вам удалось
поднять гельминтологическое дело на огромную высоту».Я удивился и напомнил Николаю Александровичу, что на¬
чинал поднимать гельминтологическую целину давно, 20 лет
тому назад, в бытность его наркомом, когда я основал первую
медико-гельминтологическую научную ячейку на базе Тро¬
пического института. На это последовал искренний ответ:
«Кто же мог думать, особенно в те годы, что гельминтология
станет наукой огромного народнохозяйственного значения?»По-видимому, для корифеев медицины в те далекие годы
я был не только смешон, но прямо-таки карикатурен, когда
дерзал отстаивать любимую науку. Впрочем, и в 1941 году
некоторые именитые врачи, не понимавшие гельминтологии,
относились ко мне необъективно. Многие из них с недоуме¬
нием смотрели на мой орден, на мои академические звания
и недоумевали: «За что все это? Неужели за глисты?!» А наи¬
более озлобленные, как мне говорили, произносили с сарказ¬
мом: «Хорошую Скрябин сделал карьеру и, представьте, на
чем?.. На глистах!» Конечно, были люди, которые понимали
меня, радовались достижениям гельминтологии. Без их мо¬
ральной поддержки гельминтология не смогла бы выкристал¬
лизоваться в суверенную дисциплину большого научного и
практического значения.Что касается Н. А. Семашко, то я глубоко его ценил и ува¬
жал как крупного деятеля советского здравоохранения и очень
порядочного человека. Я сохранил о нем хорошие воспоми¬
нания как об умелом организаторе здравоохранения в самый
начальный, наиболее трудный период жизни нашей Родины.Да, на пути развития гельминтологической науки было
много препон. Первые годы нашего бытия, когда специали-
сты-гельминтологи исчислялись единицами, удельный вес309
нашей науки в ветеринарии и медицине был еще очень скро¬
мен и нас почти не замечали.Никаких нападок на нас не было со стороны тех учреж¬
дений, с которыми мы находились в деловом контакте. В ча¬
стности, Институт экспериментальной ветеринарии, состав¬
ной частью которого в течение 12 лет являлся руководимый
мною гельминтологический отдел, был нами очень доволен,
поскольку наши научные и практические достижения лили
воду на общую мельницу.Однако по мере того как гельминтология крепла, завоевы¬
вала вначале всесоюзный, а затем и международный автори¬
тет, стала организовываться скромная на первых порах оппо¬
зиция, пытавшаяся в одних случаях затормозить темпы роста
нашей специальности, а в других — скомпрометировать ее.
На разных этапах развития нашего дела оппозиционные на¬
строения исходили прежде всего от представителей тех спе¬
циальностей, с которыми наша наука была органически свя¬
зана. Варьировались методы «воздействия», но цель у наших
противников была одна: затормозить темпы быстро развиваю¬
щейся науки. Особенно изощрялись в этом деле отдельные
«гельминтофобы» ветеринарных профилей. Это вполне по¬
нятно, ибо наша наука родилась в недрах ветеринарии, осо¬
бенно бурно развивалась в области животноводства, и ряд
наших научно-практических достижений контрастировал с
результатами творческих поисков в других, более отсталых
ветеринарных дисциплинах.Менее организованно проводили неблаговидную «работу»
противники медицинского профиля. В основном это были
врачи старого поколения, абсолютно не знакомые с достиже¬
ниями молодой советской гельминтологической школы. Хотя
их оппозиция носила по преимуществу индивидуальный ха¬
рактер, она способствовала созданию неблагоприятной для
нас атмосферы среди широких кругов медицинской общест¬
венности.Точки приложения оппозиционных сил отличались изу¬
мительным разнообразием. Были случаи, когда отдельные
лица пытались подорвать мой научный авторитет методом
дискредитации опубликованных мною работ, выискивая в них
«антимарксистскую» трактовку и даже «антидарвичистиче-
ские» тенденции. Как правило, подобные «обвинения» оказы¬
вались несостоятельными и успеха не имели.Большую оппозицию среди некоторых административных
деятелей ветеринарии вызывали наши работы по фауне гель¬310
минтов и выявлению их положения в системе. Многим каза¬
лось, что гельминтологический отдел ВИЭВ, а затем и инсти¬
тут гельминтологии обязаны были сразу окунуться в разра¬
ботку только ультрапрактических проблем.Возмущение «оппозиционеров», которое с первого взгляда
могло казаться правильным, происходило от недопонимания
и недооценки взаимосвязей теоретических вопросов с зада¬
чами производства. Отвечая за работу всего своего коллек¬
тива, я стоял на следующей принципиальной позиции. Фауна
гельминтов нашей страны была до Октябрьской революции
сплошным белым пятном; предстояло прежде всего выявить
элементы этой фауны в разных климатических и географи¬
ческих зонах СССР. Для этого я прибег к плановой органи¬
зации гельминтофаунистических экспедиций, с последующим
изучением видового состава возбудителей гельминтозов че¬
ловека и животных. Без этой работы нельзя было строить в
стране гельминтологическую науку и связанную с ней вете¬
ринарную и медико-гельминтологическую службу. Понадоби¬
лось много времени для того, чтобы эта банальная истина
была понята и освоена деятелями практической ветеринарии.
На это были потрачены годы, когда «оппоненты» изощрялись
на все лады, чтобы уронить престиж и достоинство нашей
научной работы. Я мог бы привести имена нескольких десят¬
ков лиц, которые занимались подобной дискредитацией, при¬
чем среди них были и вполне честные люди, которым недо¬
ставало эрудиции, чтобы понять необходимость закономер¬
ной очередности этапов в развитии новой научной дисцип¬
лины.Когда началось строительство гельминтологической науки
в нашей стране, объединение глубин ее биологической тео¬
рии с широтою ее практического значения в медицине, вете¬
ринарии и агрономии, стало ясно, что гельминтология яв¬
ляется самостоятельной научной дисциплиной. Конечно, она
связана с разделами паразитологического комплекса и с це¬
лым рядом других наук биологического профиля. Поэтому
я счел правильным исповедовать воззрение, согласно кото¬
рому объем и содержание гельминтологии на современном
этапе настолько грандиозны и специфичны, что настоящему
ученому совмещать помимо гельминтологии еще другие спе¬
циальности паразитологии абсолютно непосильно. Вся моя
научно-организационная деятельность была посвящена созда¬
нию школы гельминтологов; все ученики этой школы (ныне
среди них — 116 докторов наук — ветеринарных, медицинских311
и биологических) как ученые являются гельминтологами, а
как педагоги — паразитологами с гельминтологическим укло¬
ном. Те же из моих учеников, что работают в научно-иссле¬
довательских институтах и на опытных станциях, заняты
только проблемами гельминтологии. Если бы они разрабаты¬
вали одновременно вопросы и других паразитологических
дисциплин, они выродились бы в дилетантов и потеряли бы
облик настоящего ученого. Конечно, я признаю общую па¬
разитологию, представителями которой были крупные ученые
Е. Н. Павловский и В. А.. Догель, но считаю ее комплексом
разнотипных наук, а не единой самостоятельной наукой.
Точка зрения, которую я культивировал среди учеников
своей школы, сводится к следующему: я стою за узкую (это
слово в 60-х годах XX века меня нисколько не шокирует), но
глубокую специальность.Таково мое кредо. Думаю, что жизнь и стремительное раз¬
витие науки подтверждают мою правоту....В 1940 году благодаря инициативе ставропольских крае¬
вых организаций в овцеводческих хозяйствах края нача¬
лось планомерное наступление на чесотку и гельминтоз-
ные болезни.В начале апреля в Ставрополе открылось совещание, по¬
священное проблемам борьбы с заболеваниями животных.
В большом зале собралось свыше 300 человек: чабаны,
доярки, бригадиры, секретари райкомов, председатели рай¬
исполкомов, заведующие райзо, председатели колхозов,
ветеринарные врачи и зоотехники. Прибыл на совещание
нарком земледелия РСФСР т. Жаров, начальник Ветупра
республики т. Рябов, приехали ученые. Присутствовали пер¬
вый секретарь крайкома т. М. А. Суслов, заведующий сель¬
скохозяйственным отделом крайкома т. Копейкин и пред¬
седатель крайисполкома т. Шадрин.Я выступал на второй день. Рассказывая о том, какой
вред наносят животноводству гельминтозные заболевания,
я привел такой пример: только в одном из совхозов края в
1939 году погибло 1900 овец от вертячки и было обнару¬
жено, что 70 процентов овец заражено эхинококком. В за¬
ключение я высказал такое пожелание: пусть в 1940 году
в крае будет покончено с чесоткой, надо бросить на это
основные силы ветврачей Ставрополья. Что же касается
1941 года, то я предлагал организовать здесь же аналогич¬312
ное совещание, но уже по вопросам борьбы с гельминто¬
зами. Участники совещания поддержали меня.Прошло полгода. Получил извещение из Ставрополя,
что на 5 — 6 октября 1940 года назначено совещание по
борьбе с гельминтозами, причем общенаучное и методиче¬
ское руководство возложено Наркомземом на Всесоюзный
институт гельминтологии.К этому времени у нас уже был опыт борьбы с гельмин¬
тозами овец. Борьба эта велась очень успешно, и я видел в
этом начинании исполнение своего заветного желания: до¬
биться создания высокопродуктивных, агельминтозных жи¬
вотных путем внедрения в производство достижений совет¬
ской гельминтологической науки. Я гордился тем, что ме¬
тодика этой борьбы, обеспечившая успех дела, была
разработана моими учениками и проводилась в жизнь при
их непосредственном участии. Анализируя эту работу, я
мечтал о том времени, когда все края и области проведут
оздоровление общественных хозяйств, что поднимет нашу
экономику.Итак, вечером 5 октября началась работа гельминтоло¬
гического совещания в Ставрополе. Длилось оно два дня.
Третий был посвящен консультациям и инструктажу вете¬
ринарных врачей и зоотехников. Перед отъездом мы с на¬
чальником Ветупра РСФСР т. Рябовым посетили М. А. Сус¬
лова и договорились с ним о следующем:1.	Чтобы в марте 1941 года организовать выездную сес¬
сию ветеринарной секции ВАСХНИЛ в г. Ставрополь.2.	Об усилении внимания к ветеринарному персоналу
края.3.	О серьезной активной помощи со стороны партийных
организаций, в частности секретарей райкомов, делу
борьбы с гельминтозами.С этим М. А. Суслов вполне согласился, показав себя
исключительно внимательным, серьезным и отзывчивым
человеком, вникающим во все детали выдвигаемых перед
ним проблем.Осеннее совещание 1940 года по борьбе с гельминто¬
зами сыграло положительную роль в оздоровлении пого¬
ловья овец Ставропольского края. Не могу не отметить, чтс
краевой комитет партии и органы Наркомзема проявили
большую активность и оказали действенную помощь участ¬
никам массового наступления на гельминтозного врага.313
За осень 1940 года ветеринарные работники Ставрополь¬
ского края освободили от гельминтозов 6268 тысяч животных.
Интенсивная работа продолжалась и в первой половине
1941 года. В общей сложности за 9-месячный срок (1940 —1941	года) проведения оздоровительных мероприятий по¬
тери овцеводства в крае снизились по сравнению с соответ¬
ствующим периодом предыдущего года в 3 раза.Примеру Ставропольского края последовала Дагестан¬
ская АССР, получившая в результате развертывания массо¬
вой оздоровительной работы блестящие результаты: в
одном только районе убыль овец от гельминтозов сократи¬
лась с 30 до 1 процента!14	июня 1941 года ветеринарная секция ВАСХНИЛ про¬
вела в Ставрополе пленум. Я открыл его докладом
«Проблема оздоровления овцеводческих хозяйств от гель¬
минтозов». Выступали московские гельминтологи Матвеев,
Орлов и многие местные ветеринарные врачи, работавшие
с искренним энтузиазмом. Этот пленум — яркий пример
триумфа советской гельминтологической науки и практики.
Все выступления чабанов, фельдшеров, зоотехников были
оптимистичными. И для этого оптимизма были основания.
Нигде раньше не проводилась такая массовая противогель-
минтозная обработка животных, не было тесной связи
науки с производством, как в Ставрополье. Высокая эф¬
фективность работы, похвальные отзывы в адрес ВИГИСа
и моих учеников были мне особенно дороги, потому
что подтверждали правильность взятой нами линии, не¬
обходимость нашей науки для страны и народного хозяй¬
ства.Из Ставрополя я поехал в Краснодар по приглашению
крайкома партии и крайисполкома. Вечером 20 июня про¬
читал здесь первую лекцию «Проблема оздоровления чело¬
века и сельскохозяйственных животных от гельминтозов».
Местные ветеринарные врачи были очень довольны. У нас
состоялся большой и откровенный разговор о состоянии ве¬
теринарной работы в крае, о положении ветработников.
Назавтра, 21 июня, я, будучи у первого секретаря крайкома
ВКП(б) т. Селезнева, со всей откровенностью поделился
с ним своими впечатлениями, полученными при осмотре
ряда ветеринарных учреждений, рассказал о плохом со¬
стоянии ветеринарных лабораторий, о невнимательном от¬
ношении к нуждам ветеринарных специалистов, дал отзыво	состоянии мясоконтрольной станции и просил премиро¬314
вать лаборантку, которая за последнее полугодие обнару¬
жила 3 случая трихинеллеза свиней.Секретарь крайкома партии обещал принять ряд сроч¬
ных мер: форсировать строительство ветеринарной на-
учно-исследовательной опытной станции, послать двух
ветврачей на стажировку в ВИГИС; организовать в Красно¬
даре гельминтологическую лаборатррию; упорядочить
работу малярийных станций и т. д.Назавтра, 22 июня, в 12 часов дня я должен был про¬
честь медицинским работникам лекцию: «Как бороться с
гельминтозами человека». В полдень собрались мои слуша¬
тели. За 10 минут до моего выступления к председателю
крайисполкома т. Тюляеву подошел какой-то человек и
прошептал ему что-то. Тюляев сообщил, что в 4 часа утра
гитлеровские войска перешли нашу границу.Понятны волнения и мысли, охватившие нас при этом
известии. Тем не менее пришлось выйти на трибуну и чи¬
тать лекцию. Как я ее прочел, не помню.С чувством большой тревоги ехали мы с Лизой в Мо¬
скву. В пути на каждой станции одно и то же — толпы на¬
рода, музыка и плач: женщины провожали своих мужей и
сыновей на фронт....Итак, опять Москва. В ВИГИСе мобилизованы некото¬
рые сотрудники. В вузах отменены летние каникулы. У нас
идет пересмотр тематики: стремимся приблизить ее к зада¬
чам военного времени. На совещании в ВИГИСе постановили
в помощь обороне страны: 1) разработать лечение параска-
радоза лошадей; 2) написать для красноармейцев популяр¬
ную брошюру о лечении гельминтозов лошадей примени¬
тельно к условиям военного времени; 3) усилить помощь
краям, организовавшим у себя оздоровление овцеводческих
хозяйств.1	июля — первая воздушная тревога в Москве, носившая
учебный характер. Но все в городе встали на ноги и напра¬
вились в бомбоубежища.Выдвигается на повестку дня вопрос об эвакуации из
Москвы академиков. У меня дело сложное: надо наметить,
куда поедет ВИГИС, биологи АН СССР, васхниловцы и
тропинцы.16	июля вынесено решение об эвакуации академиков в
Казань.
ИДЕТ ВОЙНА НАРОДНАЯОбращение Академии наук.— Казан¬
ские будни.—Наши бомбят Бер¬
лин! — Роль науки в военные го¬
ды.— Со Сталинградом в сердце.—
Сессия, посвященная 25-летию Ок¬
тября.—В. Л. Комаров.—Возглавляю
Киргизский филиал АН СССР.В ойна разгоралась. Шли оже¬
сточенные бои. Враг упрямо лез вперед. Его бессмысленная
жестокость потрясала.Я вспомнил своьо жизнь в Германии, вспомнил знамени¬
того профессора гельминтологии тайного советника Макса
Брауна, людей, влюбленных в науку и посвятивших ей
жизнь. Перед мысленным взором прошли Берлин, Лейпциг,
Франкфурт-на-Майне, их жители — немцы, с которыми я
встречался. Они уважали науку, преклонялись перед искус¬
ством. Вспомнил Дрезденскую галерею, музей естествозна¬
ния в Берлине... Где та Германия, где те люди?Академия наук СССР опубликовала воззвание «К ученым
всех стран». В нем говорилось:«В зти дни, когда по вине фашистских правителей
земля заливается все новыми потоками человеческой
крови, Академия наук СССР обращается ко всем ученым
мира, ко всем друзьям науки и прогресса с призывом спло¬
тить все силы для защиты человеческой культуры от гит¬
леровских варваров.Может ли кто-либо из нас — работников науки — спо¬
койно смотреть на то, что фашистский солдатский сапог
угрожает задавить во всем мире яркий свет человечества —
свободу человеческой мысли, право народов самостоя¬
тельно развивать свою культуру?В течение 8 лет Гитлер и его клика истязают Германию.
Во что они превратили эту страну, которая дала челове¬
честву великих гениев науки и искусства? Что стало с
германскими учеными? Они либо уничтожены, либо316
скитаются на чужбине. Что стало с германской наукой? Она
заменена глубоко антинаучными человеконенавистниче¬
скими расистскими бреднями о том, что немецкая раса яв¬
ляется якобы избранной и это дает ей право на мировое
господство, право обращать все другие народы в рабов.Втоптав в грязь и кровь собственную страну, гитле¬
ровцы поработили и ограбили пол-Европы и угрожают
всему миру. Ученые Советского Союза выражают свою глу¬
бочайшую симпатию нациям, стонущим под игом гнз^сней-
шего из режимов, какие известны истории...В этот час решительного боя советские ученые идут со
своим народом, отдавая все силы борьбе с фашистскими
поджигателями войны — во имя защиты своей Родины и во
имя защиты свободы мировой науки и спасения культуры,
служащей всему человечеству...Все, кому дорого культурное наследие тысячелетий, для
кого священны великие идеалы науки и гуманизма, должны
положить все силы на то, чтобы безумный и опасный враг
был уничтожен».Как маньяки, не считаясь с огромными потерями, фа¬
шисты лезли в глубь нашей страны. На фронтах появились
новые направления: Петрозаводское, Смоленское, Жито¬
мирское. С тревогой каждое утро разворачивали мы газеты.
Радио у нас не выключалось, с нетерпением ждали мы сооб¬
щений Совинформбюро. А сообщения были краткими и все
более тревожными.19	июля я пошел в ВИГИС попрощаться. В это тяжелое
время страна позаботилась о своих ученых. Нас эвакуиро¬
вали в глубь страны. Около 11 часов вечера мы с Лизой,
с Ириной — женой Зорика и внуком Андрюшей сели в ва¬
гон, предоставленный академикам, и двинулись в Казань.В этом же вагоне ехали академики Евгений Викторович
Тарле, Глеб Максимилианович Кржижановский и другие.23	июля прибыли в Казань и все вместе направились в
университет, где нам приготовили временное прибежище в
лабораторных комнатах. Нас любезно встретил ректор
университета, а вице-президент Академии О. Ю. Шмидт
сразу же занялся распределением ордеров на жилье в го¬
роде. В Казани мы прочли сообщение Совинформбюро о
налете двухсот немецких самолетов на Москву. В городе,
как сообщалось, возникло несколько пожаров, имелись
убитые и раненые.Я мирный человек, я никогда не был военным, моя317
наука, которой я отдавал всю свою жизнь, глубоко гуманна,
я никогда не держал в руках оружия, но сейчас я готов был
взять его в руки и идти защищать свою Родину. Не ошибусь,
если скажу, что такое настроение было у всех моих коллег.
Первое, что я услышал от Отто Юльевича Шмидта, был во¬
прос:—	Читали? Бомбили Москву.—	Читал, — ответил я,—	Массированный налет, — добавил он и замолчал.Всех волновал вопрос: много ли в Москве разрушений,жертв, кто пострадал. У всех в столице оставались родные,
друзья и знакомые, институты и лаборатории. Но особенно
тяготила нас мысль о том, что враг уже над Москвой.Глеб Максимилианович Кржижановский, хотя и был
больным, старался подбодрить нас, успокоить. Он переки¬
нулся со мной несколькими словами, и эти слова, простые
и мужественные, подействовали на меня успокаивающе.Мне выдали ордер на комнату в квартире проректора
Казанского университета агронома Макарова. Я получил
20-метровую комнату для себя с Лизой и небольшую доба¬
вочную комнатку для Ирины с внуком.На следующий день пришел к нам мой ученик, зав. ка¬
федрой паразитологии Казанского ветеринарного инсти¬
тута Н. П. Попов. Он посоветовал мою вигисовскую
лабораторию разместить в помещении Казанского научно-
исследовательского ветеринарного института. Директор
этого института предложил нам занять 2 комнаты в эпизоо-
тологическом отделе: одну под мой кабинет, а другую под
лабораторию сотрудников. Я с радостью согласился.
Вскоре эти комнаты были оборудованы, и мы втроем — я,
гельминтолог Матевосян и художница Тимофеева — стали
налаживать научную работу.Итак, в Казани открылся филиал ВИГИСа, и с первых
чисел августа он приступил к работе. Начался новый этап
нашей деятельности в условиях эвакуации. Работал в лабо¬
ратории по 8—10 часов в сутки в полной тишине: не было
ни телефонных звонков, ни бесконечной суеты, так на¬
доедавшей в столице. И все же чувствовал себя неважно:
мысли о Москве, о войне не давали сосредоточиться, выби¬
вали из рабочей колеи.В газетах продолжали сообщать о бомбардировках Мо¬
сквы. В ночь на 27 июля фашистская авиация опять была
над столицей. В результате — пожары, убитые и раненые.318
А 9 августа газеты сообщили о том, что наша авиация сбро¬
сила зажигательные и фугасные бомбы в районе Берлина.
Весь день мы только об этом и говорили. 10 августа мы чи¬
тали два сообщения — о налете немецкой авиации на Мо¬
скву и о втором налете советских самолетов на район Бер¬
лина.Сообщения о наших ответных бомбардировках фашист¬
ской столицы поднимали дух, вселяли надежду. А сводки
Совинформбюро были все тревожнее и тревожнее: теперь
наши войска дрались уже на Новгородском, Гомельском и
Одесском направлениях.В Казани начались учебные воздушные тревоги, прово¬
дились они под лозунгом: «Превратим город в подлинную
крепость обороны!».Лиза повесила на окнах плотные черные занавеси и при
первых же звуках сирены опускала их. И хотя в комнате
горело электричество, опущенные черные шторы угне¬
тающе действовали на психику, в помещении казалось
душно и тесно.Лиза целые дни проводила в военном госпитале: ухажи¬
вала за ранеными. Дежурила она и по ночам, и тогда мне
было особенно тоскливо и одиноко. Внук мой Андрюша
боялся воздушной тревоги и, как только включали сирену,
бежал ко мне. Я работал, он сидел рядом; ему со мной
было спокойнее, и мне лучше при нем. Ни тоска, ни тре¬
воги не могли заставить меня оторваться от работы. Я про¬
сиживал над рукописями до глубокой ночи.Как-то получил от своего бывшего ученика А. А. Собо¬
лева из Горького письмо: записался добровольцем в армию,
вступил в партию. Закончил он свое послание фразой, со¬
гревшей мне сердце: «Во всяком случае самая светлая по¬
лоса моей жизни — это время работы под вашим руковод¬
ством».13 августа побывал в Казанском ветеринарном инсти¬
туте, поговорил с его директором Г. Н. Борисовым. Захо¬
дил на кафедру паразитологии: сотрудники мобилизованы,
остались на работе только 2 человека: профессор Н. П. По¬
пов и аспирантка Эвранова. Через несколько дней все зда¬
ние Казанского ветеринарного института было передано
другим учреждениям, а кафедру паразитологии перевели в
здание научно-исследовательского института ветеринарии.27	августа меня попросили прочитать лекцию тем био¬
логам Казанского университета, которые готовились стать319
помощниками ветеринарных врачей в межрайонных лабо¬
раториях. Таких оказалось 13 человек. Прочел я им и вто¬
рую лекцию утром 29 августа. А вечером был приглашен
на городскую конференцию учителей, где выступил с до¬
кладом «Роль педагогов в оздоровлении учащихся от гли¬
стных болезней».Начался сбор средств в фонд обороны страны. Колхоз¬
ники из*личных хозяйств передавали в фонд овец, свиней;
коллективы заводов выносили решения ежемесячно от¬
числять свой однодневный заработок в фонд обороны. Ме¬
стная газета сообщила, что коллектив Казанского госбанка
за два дня собрал в фонд 2200 рублей, артисты Большого
драматического театра отдали в фонд обороны золотые и
серебряные вещи: монеты, чайные ложки, часы, золотые
кольца, золотые портсигары, серебряные подстаканники.
Моей семье сдавать нечего, все осталось в Москве, мы
взяли с собой только самое необходимое. В фонд обороны
мы внесли деньги.Сводки с фронтов суровы: нашими войсками оставлен
Киев, Одесса в осаде, идут ожесточенные бои на подступах
к Москве.24	ноября мне сообщили, что Подъяпольская и Шихоба-
лова выехали в Самарканд, куда переведен весь персонал
Тропического института. Академия наук СССР перешла на
рельсы военного времени, ученые решали насущнейшие и
важнейшие задачи, вставшие перед нашим народом.Огромное количество промышленных предприятий эва¬
куировалось в восточные районы. Необходимо было их
разместить, срочно наладить работу, и притом в совершенно
новых условиях — здесь и новое сырье, и топливо, иное
снабжение и транспорт. Требовал своего решения и слож¬
ный вопрос увеличения энергетической базы в восточных
районах, увеличения добычи руды, угля, металлов. Вста¬
вала серьезнейшая проблема изменения старых технологи¬
ческих процессов, создания необходимых сплавов легких
металлов, получения продуктов химического синтеза и т. д.
и т. п. Необходимо было в кратчайший срок разработать
проект скорейшего использования для нужд обороны ре¬
сурсов Урала, Сибири, Казахстана.Президент Академии наук СССР В. Л. Комаров обосно¬
вался в Свердловске, куда и вызывал необходимых ему спе¬
циалистов. Создалась комиссия Академии наук СССР по
мобилизации ресурсов Урала, Сибири и Казахстана на320
нужды обороны. Виднейшие ученые Академии во главе
с Комаровым в тесном союзе с практиками — металлур¬
гами и горняками — начали напряженную работу, выпол¬
няя задания, от которых зависел выпуск оружия для
армии.0	быстром росте нашей промышленности, эвакуирован¬
ной в новые районы, за границей говорили как о чуде. Но
волшебства здесь никакого не было. Владимир Леонтьевич
Комаров так охарактеризовал это время:—	За всю свою полувековую научную деятельность я
не испытывал такого глубокого нравственного удовлетво¬
рения, как в работе по мобилизации неисчерпаемых ресур¬
сов нашей великой страны на дело обороны. Союз науки
и труда, то, о чем всегда мечтали лучшие умы и благород¬
нейшие сердца, стал сейчас, как никогда, тесным и мощ¬
ным...Работа Академии приобретала особо важное значение,
и глава правительства И. В. Сталин телеграфировал Кома¬
рову: «Я выражаю уверенность, что, несмотря на трудные
условия военного времени, научная деятельность Академии
наук будет развиваться в ногу с возросшими требованиями
страны, и президиум Академии наук под Вашим руковод¬
ством сделает все необходимое для осуществления стоя¬
щих перед Академией задач».Президиум Академии наук стремился так организовать
нашу работу, чтобы мы имели возможность давать стране
максимум пользы. Сам В. Л. Комаров, возглавляя акаде¬
мическую комиссию по мобилизации ресурсов Урала и
Сибири, одновременно руководил разработкой проблем на¬
родного хозяйства Казахской республики. Эта работа охва¬
тывала такие важные вопросы, как добыча медных, желез¬
ных и марганцевых руд, расширение добычи каменного
угля и нефти, создание в Казахстане черной и цветной ме¬
таллургии, развитие химической промышленности и т. д.
Работал Комаров неимоверно много, служа для всех пре¬
красным примером академика-солдата, отдающего все силы
Родине.1	августа 1942 года я присутствовал на заседании казан¬
ской группы президиума АН СССР под председательством
вице-президента академика А. Ф. Иоффе. Слушали доклад
академика Чудакова «Об организации Академией наук ко¬
миссии по мобилизации ресурсов Поволжья и Прикамья
на нужды обороны», председателем которой он являлся.21	К. И. Скрябин321
Общие задачи этой комиссии сводились к тому, чтобы
помочь планирующим и хозяйственным организациям
освоить местные сырьевые ресурсы, достигнуть экономии
в расходовании сырья и энергии, использовать имеющиеся
отходы промышленности.В период Отечественной войны Поволжье и Прикамье
имели огромное оборонное и экономическое значение, яв¬
ляясь базой для многих производств, важным источником
добычи нефти («Второе Баку») и снабжения продовольст¬
вием фронта, а также центральных областей нашей страны.В связи с эвакуацией в Поволжье ряда производств и
учреждений возникла проблема правильного размещения
промышленности и сельского хозяйства. Таким образом,
вопросы мобилизации ресурсов приобретали огромное зна¬
чение с точки зрения обороны и перспектив развития раз¬
личных отраслей промышленности и сельского хозяйства.
Отсюда понятны роль и значение организованной Акаде¬
мией наук СССР специальной комиссии.Прослушав доклад академика Чудакова, мы узнали, что
эта комиссия состоит из ряда специальных секций, причем
запланирована и сельскохозяйственная секция. Председа¬
телем ее был утвержден член-корреспондент АН СССР
В. П. Бушинский, приезд которого ожидался из Москвы,
после чего секция предполагала начать работу. Я заявил,
что ждать приезда Бушинского нечего, надо немедленно
развернуть работу этой секции, опираясь на работников
местных сельскохозяйственных и ветеринарных институ¬
тов, ибо время не терпит. Второе, на что я обратил внима¬
ние: в комиссии чувствуется недооценка роли сельского
хозяйства в экономике Поволжья, а это недопустимо. На¬
конец, я указал, что весь комплекс сельскохозяйственных
проблем комиссия собирается объединить в одну секцию,
что явно неправильно, поскольку другие проблемы пред¬
ставлены в комиссии весьма дифференцированно. Поэтому
я предложил организовать по сельскому хозяйству две от¬
дельные секции: 1) по растениеводству и 2) по животно¬
водству и ветеринарии. Возражений не последовало.5	августа 1942 года я получил за подписью председателя
комиссии по мобилизации ресурсов на нужды обороны
академика Е. А. Чудакова и ученого секретаря про¬
фессора И. С. Лупиновича удостоверение. В нем указыва¬
лось, что я руковожу секцией зоотехнии и ветеринарии
комиссии и уполномочен вести переговоры с государствен¬322
ными и кооперативными организациями по вопросам зоо¬
технии и ветеринарии, а также с научно-исследователь¬
скими учреждениями, вузами и отдельными работниками
(с правом пригласить их на работу).Через три дня я созвал организационное заседание сек¬
ции зоотехнии и ветеринарии. Собрались на кафедре пара¬
зитологии Казанского ветеринарного института. Я сделал
доклад о задачах комиссии, призвал участников к самоот¬
верженной работе. Заседание прошло оживленно, высказы¬
валось много предложений, конкретных и ценных.Меня вдохновила активность членов секции, вселила
веТру в полезность нашей работы для дела обороны страны.
Мы поставили перед собой задачу в самое ближайшее
время создать рекомендации по борьбе с травматизмом ло¬
шадей на фронте и в условиях тыла, разработать типовую
упряжку для крупного рогатого скота — ведь в колхозах и
совхозах все лошади были взяты на фронт и главной тягло¬
вой силой стали коровы и быки. Мы приступили к разра¬
ботке мероприятий по оздоровлению телят от мониезиозов
и диктиокаулеза, составлению проектов развития ветери¬
нарно-зоотехнического дела в республике.Ученым секретарем секции был избран Е. Н. Павлов¬
ский, заместителем председателя секции по зоотехнии —
П. Я. Сергиев, а ветеринарии — В. Г. Мухин. Одновременно
мы признали целесообразным организовать филиалы нашей
секции в Марийской и Чувашской республиках.На следующий же день я поговорил по телефону с за¬
местителем наркома земледелия Марийской республики
т. Чемековым и 19 октября уже был в Йошкар-Оле вместе
с Е. Н. Павловским и Н. П. Поповым. 20 октября в зале Со¬
вета Народных Комиссаров было организовано совещание
ветеринарных и зоотехнических работников этой респуб¬
лики. Председательствовал нарком земледелия т. Фло-
рентьев. Перед совещанием я побывал на бойне, чтобы
иметь представление о состоянии ветеринарно-санитарного
дела в столице. Впечатление вынес тяжелое. Бойня оказа¬
лась рассадником гельминтозных инвазий: из кишечного
отделения все нечистоты просачивались прямо на двор;
у ветеринарного врача не было кабинета для осмотра туш;
конфискаты не стерилизовались, а выдавались с запиской,
советующей тушу проварить или посолить!Обо всем этом я рассказал на совещании, нисколько не
смягчая фактов, и внес предложения: послать молодого323
специалиста ко мне в Казань на 3 месяца для специализа¬
ции в области гельминтологии; создать при республикан¬
ской ветеринарной лаборатории гельминтологический от¬
дел: провести 5-дневные курсы для ветеринарных врачей
республики с моим участием; опубликовать «Наставление»
по борьбе с гельминтозами сельскохозяйственных живот¬
ных.На совещании ветеринарных и зоотехнических работ¬
ников я предложил организовать филиал секции зоотехнии
и ветеринарии комиссии АН СССР и избрать руководите¬
лем филиала заместителя наркома земледелия Л. С. Чеме-
кова. Предложение было принято.Вообще марийские руководители отнеслись к нашей
работе с уважением и пониманием. Вот примеры. В своей
речи я, между прочим, заявил, что термин «ветеринарно¬
бактериологическая лаборатория» — анахронизм, ибо вставка
«бактериологическая» суживает диапазон работы лаборато¬
рии, ориентирует только на борьбу с бактерийными инфек¬
циями, оставляя без внимания паразитарные болезни. Народ¬
ный комиссар земледелия т. Флорентьев сразу же сказал,
что учреждение будет переименовано, что теперь это будет
«республиканская ветеринарная лаборатория». Кроме того,
т. Флорентьев предложил всем ветеринарным врачам, желаю¬
щим получить гельминтологическую квалификацию под ру¬
ководством Скрябина, подать заявление, и он сам в порядке
«конкурса» отберет наиболее достойного. Интересно, что
такое заявление подал и начальник Ветупра Марийской рес¬
публики т. Краснов.Вечером 21 октября я собрал первое заседание бюро Ма¬
рийского филиала академической секции. Повестка дня —
план работ на 1942 год. Выделили две основные темы: 1) по
зоотехнии: о раздое коров в двух районах на севере и юге
Марийской республики и 2) по ветеринарии: использова¬
ние смолокуренных печей для кремации трупов животных
с целью получения стерильного жира, пригодного для тех¬
нических целей.После этого я поздно вечером выступил в обществе ме¬
дицинских врачей с докладом «Борьба с гельминтозами
человека». Бичевал гельминтологическую неграмотность ме¬
диков. А затем, сделав прощальные визиты руководителям
республики, ночью выехал в Казань.29	октября мы собрали второе заседание нашей вете¬
ринарно-зоотехнической секции совместно с секцией324
Ученого совета Госплана Татарской АССР. Я информировал
о своей поездке в Йошкар-Олу. Затем обсуждались, про¬
блемы, обычные для военных будней, до отказа наполнен¬
ных работой, тревогами.Между заседаниями секции мы, ее руководители, очень
тщательно, скрупулезно проверяли выполнение всех тех
решений, которые принимали. Эта работа была очень тру¬
доемкая и, я бы сказал, нервная, требующая большой на¬
стойчивости и решительности.Военная жизнь выдвигала все новые и новые заботы. Од¬
ной из важнейших и острейших в животноводстве была
проблема кормов. Необходимо было изыскать местные ис¬
точники минеральных кормов, так как получать их из дру¬
гих мест стало невозможно. Требовал своего решения во¬
прос о заменителях концентрированных кормов, в которых
была острая нужда, надо было выработать инструкции по
приготовлению сенной муки.Нас беспокоил высокий процент падежа молодняка,
надо было срочно ликвидировать бесплодие кобыл — ведь
кони позарез необходимы и армии и тылу. Но что особенно
,меня тревожило, так это недостаток дезинфекционных
средств. Без них невозможно было предотвращать различ¬
ные эпизоотии. Значит, надо было немедленно изыскивать
местное сырье и материалы для дезосредств. В общем, не¬
отложных, серьезных и срочных задач было уйма. По мере
разработки отдельных вопросов, имевших самостоятельную
техническую и экономическую ценность, мы передавали
полученный материал непосредственно для применения на
производстве или в соответствующую государственную ор¬
ганизацию.Наша секция работала очень дружно, координированно*
с творческим энтузиазмом и успешно решала проблемы,
выдвигаемые жизнью. Тяжелое положение на фронтах тре¬
бовало от всех нас самого напряженного труда, и никто из
товарищей, с которыми мне довелось работать, не укло¬
нялся от чрезмерной нагрузки, а, наоборот, всегда с охотой
брал новые задания.Разгром немецко-фашистских войск под Москвой был
для всех нас таким большим праздником, равного которому
я не помню во всей своей долгой жизни.На пути от института к моей .квартире была вывешена
крупная географическая карта страны, на ней стрелками
указаны направления ударов Красной Армии и террито¬325
рия — города, села, населенные пункты, — освобожденная
от врага. Утром и вечером, когда я шел на работу и возвра¬
щался домой, я всегда видел, как народ толпился у этой
карты, видел, как внимательно ее рассматривали, как ожив¬
ленно обменивались мнениями, делая самые радужные про¬
гнозы. Народ мечтал о скорой победе и глубоко в нее ве¬
рил. И этой веры не могли погасить житейские невзгоды.
А их было множество. Норма продовольствия, получаемая
по карточкам, была невелика, часто вместо наиболее важ¬
ных продуктов выдавались заменители. Не хватало жиров,
сахара, мяса, соли, спичек, мыла. Цены на базаре были не¬
виданно высокими. Но все тяготы переносились терпеливо,
все было пронизано одной мыслью, одним чувством — вы¬
стоять, победить!Мужественно встретили мы в 1942 году весть о том, что
враг овладел Керченским полуостровом, что наши войска
были вынуждены оставить Севастополь, и о том, что не¬
мецко-фашистские полчища форсировали Дон и прорва¬
лись к Волге.Я прекрасно помню день 25 августа. Предыдущей ночью
я кончил работать очень поздно. Спать не мог, давили тя¬
желые мысли, да к этому еще прибавилась тревога о Сер¬
гее. В 1941 году его с семьей эвакуировали в Омск, а 10 но¬
ября мобилизовали в армию. Он был ветеринарным врачом
в 146-й стрелковой дивизии, воевал на Волховском фронте.
От него давно не было писем, и мы с Лизой волновались.
Беспокоила нас и его семья — Анна Васильевна, Лизочка и
Шурик. Письма из Сибири приходили редко, да и были они
невеселыми.Задремал я только к утру. Проснулся рано, с чувством
тревоги. Лиза встала тоже встревоженной, тут же загово¬
рила о Сереже. Она никогда не верила ни в какие предчув¬
ствия и приметы, а тут заговорила о том, что Сереже
плохо...День 25 августа начался скверно, и предчувствия Лизу
не обманули. В этот день в сводке Совинформбюро был
назван Сталинград. С тяжелым чувством я читал сообще¬
ние: «Северо-западнее Сталинграда наши войска вели на¬
пряженные бои с крупными силами танков и пехоты про¬
тивника, переправившимися на левый берег Дона. Обста¬
новка на этом участке фронта осложнилась...»Тревога нарастала, Сталинград упоминался теперь во
всех сводках, вскоре бои шли уже северо-западнее и326
юго-западнее Сталинграда, затем — на северо-западной окра¬
ине самого города. И пришел тяжелый день, когда мы читали
о боях на улицах Сталинграда, где наши бойцы дрались за
каждый дом, за каждую пядь земли. Это было напряженное
время.Еще с давних пор, когда мы жили в Аулие-Ата, у нас с
Лизой сложилась традиция каждый день прочитывать по¬
лучаемые газеты. Эта привычка — аккуратно читать газеты
и обмениваться впечатлениями о прочитанном — «сохрани-
лась у нас на всю жизнь. И сейчас, в' Казани, мы жадно чи¬
тали газеты, прежде всего ища те сообщения, которые под¬
держивали и укрепляли наши надежды на скорую победу.
Вместе со сводками Совинформбюро газеты широко печа¬
тали фронтовые очерки и рассказы. Наиболее интересные
из них Лиза читала в госпитале раненым. Из всех очерков
того времени мы больше всего любили очерки и статьи
Ильи Эренбурга, Константина Симонова, Алексея Тол¬
стого. Читая их, я невольно вспоминал историю моей Ро¬
дины. Наполеон победоносно прошел по всей Европе, и
только Россия, ее народ, смогли разбить французов. Я вспо¬
минал историю — Суворова и Кутузова, вспоминал дни ин¬
тервенции, когда совсем еще молодая Красная Армия дала
отпор четырнадцати государствам, пославшим к нам свои
войска, чтобы задушить революцию. Слова писателей о
силе нашего народа, об освободительной миссии Красной
Армии выражали наши собственные представления о нас
самих, о нашей стране....12 ноября 1942 года я поехал из Казани в Свердловск
на сессию Академии наук, посвященную 25-летию Вели¬
кого Октября. Со мной — мой сын Зорик. Мы не знали, что
здесь, в Свердловске, в военном госпитале лежал Сергей
после тяжелой контузии. Узнали об этом позже, когда в
Свердловск приехала Аня и написала нам подробное
письмо. Аня устроилась работать в Свердловске и ухажи¬
вала за Сергеем. Он нуждался в этом, так как у него по¬
страдали глаза.В Свердловск мы приехали 14 ноября.Сессию открыл президент Академии В. Л. Комаров. Вы¬
глядел он ужасно, но, несмотря на тяжелое самочувствие,
говорил хорошо, просто и проникновенно. Комаров гово¬
рил о том, что сессия подводит итоги работы Академии за25	лет существования Советской страны, о том, как неузна¬
ваемо изменилась Академия наук за годы Советской власти327
и какую огромную роль сыграл в этой перестройке Влади¬
мир Ильич Ленин. В притихшем зале звучали слова прези¬
дента и о том, что Отечественная война показала всю глу¬
бину преданности наших ученых партии и правительству,
готовность каждого из нас отдать все свои силы и знания
социалистической Родине.С вниманием и интересом мы выслушали рассказ о
большой работе по мобилизации ресурсов восточных райо¬
нов, которую вела Академия наук. Владимир Леонтьевич
подробно говорил о Казахстане, где были найдены большие
залежи вольфрама, молибдена, марганца и другие виды
стратегического сырья. Закончил он свою речь страстным
призывом ко всем ученым еще энергичнее и самоотвержен¬
нее трудиться на благо своего Отечества.15	и 16 ноября сессия продолжала работу. Очень инте¬
ресен был доклад Емельяна Ярославского «Место и значе¬
ние Великой Октябрьской революции в истории человече¬
ства». Это выступление пламенного трибуна, мыслителя,
коммуниста запомнилось надолго.Я мало знал Ярославского, но от немногочисленных
встреч с ним у меня сложилось о нем впечатление как о
человеке глубоких и разносторонних знаний, большой
энергии и оптимизма. Говорил Ярославский умно, увлека¬
тельно. Дал серьезный анализ огромного значения Ок¬
тябрьской революции и ее влияния на ход мировой исто¬
рии.Недавно, перебирая бумаги тех лет, я нашел газету, рас¬
сказывающую об этой сессии. Там есть и речь Ярославского.
Привожу несколько строк из нее.«За 25 лет существования Советской власти мировая
наука, человечество убедились в величайшей силе, жизнен¬
ности того общественного строя, зарождение которого
было возвещено выстрелом с крейсера «Аврора» в
1917 году...Ни одна революция в мире не дала такого толчка для
развития науки, как Октябрь...В 1818 году Пушкин писал в послании «К Чаадаеву»:Товарищ, верь: взойдет она,Звезда пленительного счастья,Россия вспрянет ото сна,И на обломках самовластья
Напишут наши имена!328
Но то, о чем мечтал Пушкин, — говорил Ярославский,—
пришло лишь после того, как победил народ, как взошла
над нашей страной в Октябре 1917 года заря пленительного
счастья, тогда воспрянула ото сна Россия и вышла на широ¬
кую дорогу грандиозного строительства нового человече¬
ского общества».Закончил свое выступление Ярославский пророческими
словами Виссариона Григорьевича Белинского: «Завидую
внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Рос¬
сию... стоящую во главе образованного мира, дающую за¬
коны и науке и искусству и принимающую благоговейную
дань уважения от всего просвещенного человечества...»17	ноября начались заседания отделений Академии, на
которых Л. А. Орбели, В. А. Энгельгардт, А. И. Абрикосов,
Б. К. Шишкин, Н. И. Гращенков и я выступили с докла¬
дами, обрисовывающими достижения отдельных биологиче¬
ских дисциплин за 25 лет Советской власти.На пленуме, биологического отделения АН СССР я вы¬
ступал второй раз. Первый свой доклад я сделал в Москве
в 1940 году. И тогда, и сегодня обстановка была похожей.
Всю жизнь я имел привычку записывать важнейшие собы¬
тия в своей жизни.Вот небольшая сценка, записанная мною непосредственно
после выступления в Свердловске.«Председательствующий академик Л. А. Орбели заяв¬
ляет: «Слово предоставляется академику Скрябину на
тему: «Гельминтология в СССР за 25 лет»». Я вним<тгельно
всматриваюсь в аудиторию и наблюдаю следующее: член-
корр. Подвысоцкая (дерматолог) срывается с места и убе¬
гает. Уходит сидевший в первом ряду патофизиолог акаде¬
мик Сперанский, который, однако, не покидает аудиторию,
а задерживается в задних рядах, чтобы послушать начало
моего выступления. Покидают аудиторию еще десятка пол¬
тора незнакомых мне лиц, видимо, медиков, глубоко убеж¬
денных в том, что проблема «глистов» для них неинте¬
ресна, а для практической медицины — малозначима.Остальные задержались на своих местах. Но настроение
их явно не в пользу докладчика. Они шепчутся, читают
что-то. Всех оставшихся послушать доклад можно разде¬
лить на две категории: скептиков и объективных. Скептики
с повышенным интересом предвкушают услышать от до¬
кладчика такой материал, над которым можно будет впо
следствии поиздеваться. Они словно ждут: а не будет ли329
чего скандального? Объективные сидят спокойно, как по¬
добает культурным людям.Вникнув в настроение аудитории, оценив в основных
чертах отношение собравшихся к теме моего доклада, я
приступаю к его изложению. Естественно, что спокойствие
уже утеряно, и я с места в карьер начинаю говорить нер¬
возно, со страстью. Я понимаю, что мне прежде всего не¬
обходимо трактовать не о достижениях гельминтологии, а
о сущности этой науки, ее многогранности, ее государст¬
венном значении в санитарном и экономическом строитель¬
стве. Ученый в моем лице отступает на задний план, а на
авансцену выходит агитатор, зорко следящий за психоло¬
гией аудитории.Упрямые факты, на которых строятся выводы советской
гельминтологической школы, неопровержимы. И на моих
глазах начинается процесс перевоспитания слушателей.
Злорадная улыбка исчезает с лиц скептиков: они неза¬
метно заинтересовываются преподносимым материалом и
проникаются вниманием. Через 5 — 10 минут я чувствую,
что овладел аудиторией, что она во власти моих идей, моей
логики, моих научных и практических концепций.45 минут длится мой доклад. Наблюдаю за председате¬
лем Л. А. Орбели. Вижу, что и он — весь внимание, что и
для него, секретаря биологического отделения Академии,
я излагаю новые материалы, о которых он ранее никогда не
слышал и о которых он никогда не размышлял. Мысленно
я и этот факт кладу «на приход» своей науки. Среди слу¬
шателей, досидевших до конца моего доклада, были физио¬
лог Л. С. Штерн, микробиолог Исаченко, микробиолог Бе-
лановский, хирург Спасокукоцкий, академик Абрикосов и
другие. А в общей сложности доклад прослушало 120 чело¬
век. Орбели мне сказал, что считает мое выступление
очень удачным и для него лично полезным, ибо он «не
представлял себе, сколь широка гельминтологическая
наука»».20	ноября, последний день пребывания в Свердловске,
я посвятил беседе с президентом В. Л. Комаровым. Влади¬
мир Леонтьевич чувствовал себя плохо, обострилась его
старая тяжелая болезнь — особый вид экземы, связанный с
нарушением обмена веществ. К сожалению, это заболева¬
ние было еще мало изучено и трудно поддавалось лечению.
И сейчас он был бледнее обычного, выглядел измученным
и уставшим человеком, и я, видя его в таком состоянии,330
решил сократить до минимума свое посещение. Но Владимир
Леонтьевич увлекся моим рассказом о предполагаемой ра¬
боте по орнитологической гельминтологии, оживился, стра¬
дальческое выражение его лица сгладилось, мы разговори¬
лись и незаметно просидели несколько часов.Комаров обладал прекрасным качеством: не только в
своей науке, но и в очень отдаленных он правильно оцени¬
вал значение того или иного направления. Он был ботани¬
ком, я — гельминтологом. Мы работали в разных отраслях
знания, но мне всегда было интересно делиться с ним
своими научными планами, так как я видел, что они его ин¬
тересовали, он понимал существо вопроса, его значение и
важность.Нас с В. Л. Комаровым многое сближало. С самого на¬
чала своей деятельности я придавал огромное значение на¬
учным экспедициям, считая, что с них должна начинаться
гельминтология. Где бы я ни был, даже в самых тяжелых
условиях, я всегда старался организовывать экспедиции
для изучения гельминтофауны нашей Родины. Владимир
Леонтьевич также путешествовал очень много. Еще будучи
студентом Петербургского университета, он принимал уча¬
стие в экспедиции, работавшей в Средней Азии. Он иско¬
лесил с экспедициями Дальний Восток, забираясь в глухие,
тогда почти совершенно неизученные места, прошел по
всей Центральной Маньчжурии, был в Северной Корее. На
протяжении нескольких лет он обрабатывал собранную им
богатейшую коллекцию. Еще молодым ученым он не имел
себе равного в знании азиатской флоры.Много лет Владимир Леонтьевич читал курс по общим
основам систематики растений, успешно работая в этой об¬
ласти. И когда я беседовал с Комаровым, говорил о про¬
блемах изучения систематики гельминтов, я знал, что Кома¬
ров прекрасно меня понимает и разделяет мое пристра¬
стие.В.	Л. Комаров на всю жизнь остался страстным путеше¬
ственником, стремясь изучить неизведанные еще им края
и области. Он был в Северной Монголии, достиг самых
высоких вершин Саянского хребта, был в Южно-Уссурий¬
ском крае и на Камчатке, исследовал флору Якутии, во
Франции изучал долину Шамони, был в горах Кавказа,
Тянь-Шаня, Алтая.Владимир Леонтьевич много писал. Он всегда упорно и
последовательно проводил линию на самую тесную связь331
науки с практикой. Работы в овцеводческих хозяйствах, на¬
чатые советскими гельминтологами еще до Великой Отече¬
ственной войны, получили горячую поддержку президента
Академии Наук.Комаров исключительно интересно рассказывал, его
речь, живая и остроумная, всегда увлекала собеседника. Вот
и сейчас я с неослабным вниманием слушал его воспомина¬
ния об экспедициях.От воспоминаний незаметно перешли к вопросам совре¬
менного развития науки, и меня очень ободрили грандиоз¬
ные прогнозы Комарова. Полыхала война, огромная терри¬
тория нашей страны была еще оккупирована врагом, и в
это напряженное время Комаров говорил о будущем, о не¬
виданном и грандиозном развитии науки. Ушел я от него в
прекрасном настроении.Через несколько дней состоялся очень серьезный раз¬
говор с Зориком. После работы на Метрострое младший
мой сын окончил рабфак, поступил в Московский ветери¬
нарный институт. Он женился, его жена Ирина и малень¬
кий сынишка Андрюша эвакуировались с нами в Казань.
Сейчас Георгий учился в аспирантуре при Казанском вет-
институте и, как аспирант, имел бронь, в армию его не
брали. Он несколько раз ходил в военкомат, но ему отка¬
зывали: «Вы должны учиться, у вас бронь». И вот сын при¬
шел ко мне посоветоваться: он решил послать телеграмму
на имя Верховного главнокомандующего с просьбой отпра¬
вить его на фронт. О своем решении он не сказал ни Лизе,
ни сноей жене — не хотел их расстраивать.Георгий написал телеграмм}', изложив в ней свою
просьбу, а я на ней приписал: «С решением сына согласен.
Академик Скрябин». В таком виде сын отправил теле¬
грамму Сталину.В тяжелые годы войны все мы особенно остро ощутили
свою кровную, неразрывную связь с Родиной. Достоинство
человека измерялось теперь глубиной его любви к От¬
чизне. И то, что Георгий рвался на фронт, поднимало его
в моих глазах. Забегая вперед, скажу, что вскоре желание
младшего сына было удовлетворено.Утром, когда я шел на работу, к вокзалу направлялось
воинское подразделение. Солдаты пели «Священную войну»:Вставай, страна огромная,Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,332
С проклятою ордой!Пусть ярость благородная
Вскипает как волна —Идет война народная,Священная война...Эта песня в дни войны для всех нас была подлинным
гимном. Я всегда любил и уважал своих сыновей, но сейчас
это чувство во мне углубилось, стало сильнее и доставляло
мне истинную отцовскую радость.21 ноября 1942 года — исторический день, который все
мы, пережившие его, прекрасно помним. По радио сооб¬
щили: наши войска перешли в успешное контрнаступление
под Сталинградом.Лиза была в госпитале. Вдруг меня подозвали к теле¬
фону, я услышал ее взволнованный голос:—	Костя! — кричала она. — Ты слыхал сообщение? Под
Сталинградом наступление, наши, наши наступают!Вся Казань только об этом и говорила. Да и не только
Казань. Этой новостью жила вся Россия, весь мир. К Ста¬
линграду были обращены взоры всех людей всех конти¬
нентов земного шара. После долгих месяцев ожесточен¬
ных боев, когда все с волнением ждали сводок Совинформ¬
бюро и с тревогой следили за ходом Сталинградской
битвы, мы наконец дождались: наши наступали, успешно
наступали!А 2 февраля 1943 года разнеслась весть: «Наши войска
полностью закончили ликвидацию немецко-фашистских
войск, окруженных в районе Сталинграда».Прослушав это сообщение, я подумал: Сталинград — это
начало конца фашистской Германии. Предстоял еще длин¬
ный, политый кровью наших солдат путь, нас ожидали еще
громадные трудности и жертвы, но все понимали: дорога
к победе лежит через Сталинград. Это был переломный
момент в войне.1943 год мы с Лизой встретили в Москве, куда приехали9	декабря 1942 года. В нашей квартире — хаос. Бомба по¬
пала в соседний дом. Мой кабинет был угловой комнатой,
выходящей как раз к разрушенному дому. В окнах — ни од¬
ного стекла, в квартире стоял сильнейший холод. Все книги
моей большой библиотеки рухнули из шкафов на пол, всюду
пыль, грязь... Мы вынуждены были остановиться в гости¬
нице «Савой». Я работал, забывая о времени, а Лиза одна
приводила в порядок наше жилье.333
Новый год мы встретили в обществе академика
ВАСХНИЛ Кедрова-Зихмана и доцента Абуладзе, моего
тезки, которого, чтобы отличить от меня, звали Константин
Иванович — маленький. Всю новогоднюю ночь мы прогово¬
рили о войне, произносили тосты за скорую победу, за то,
чтобы в каждый дом на советской земле вернулись родные
люди, которые лежали сейчас ъ промерзших окопах или
шли вперед под огнем противника...Конечно, и в Казани мы знали о положении дел на
фронтах, о зверствах фашистов, о том, как варварски гра-
оили они национальные богатства нашей Родины. Но здесь,
и Москве, я узнал многие подробности, которые было не¬
возможно слушать равнодушно. Средневековая инквизи¬
ция бледнела перед извращенной жестокостью фашистской
армии. Гитлеровские полчища вошли в историю человече¬
ства как армия убийц и воров.Член Чрезвычайной государственной комиссии по уста¬
новлению и расследованию злодеяний немецко-фашист¬
ских захватчиков и их сообщников академик Е. В. Тарле
рассказывал мне о таких преступлениях фашистов, что у
меня волосы вставали дыбом. Я никогда раньше не мог себе
представить, что человек, даже в самом диком состоянии,
способен совершать такие злодеяния. Забывать о них чело¬
вечество не имеет права.Армия Гитлера была воспитана на принципах разбоя и
грабежа. С болью и ненавистью узнавал я о том, что фа¬
шисты «прочесывали» научные учреждения, лаборатории,
библиотеки, похищая все ценное. Мы узнали, что из биб¬
лиотеки Украинской академии наук фашисты украли (я не
могу употребить никакого другого слова вроде «увезли»,
«взяли», нет: именно украли!) величайшие ценности: рус¬
ские и украинские летописи, книги, напечатанные русским
первопечатником Иваном Федоровым. В Киево-Печерской
лавре они похитили документы из архива киевских митро¬
политов и книги из личной библиотеки Петра Могилы, в свое
время собравшего ценные памятники мировой литературы.
Из киевских музеев они украли и вывезли в Берлин этюды
Репина, полотна Федотова, Верещагина, Ге. Из картинной
галереи Харькова они похитили произведения Айвазовского,
Репина, Поленова, Шишкина.Когда я читал о разрушениях в Петергофе, я еле сдер¬
живал слезы. Мародеры утащили с детства любимого мной
«Самсона» работы скульптора Козловского; распилили334
«Самсона» на части и отправили в Германию. В Верхнем
и Нижнем парках они похитили фонтан «Нептун» и
скульптурные украшения террасы Большого каскада, а
Большой Петергофский дворец, который был заложен еще
при Петре I, разграбили и сожгли! Я читал суровые строки
о фашистских злодеяниях и думал: нет, фашистов нельзя
назвать варварами, они превзошли любое варварство. Надо
заклеймить вандалов XX века более страшным и презрен¬
ным словом!Наш народ всегда благоговейно относился ко всем куль¬
турным ценностям. Когда бойцы Советской Армии спасли
величайшую ценность немецкого народа — Дрезденскую
картинную галерею, она была возвращена ее хозяину — на¬
роду Германии. Это — не частный факт, это отражение об¬
щего в единичном; он характеризует наш народ, наше пра¬
вительство, нашу армию.Теперь, когда за рубежом кое-кто стремится извратить
историю, умалить значение подвига советского солдата, не¬
обходимо вновь и вновь напоминать человечеству, что при¬
несли Гитлер и гитлеровская армия народам мира. Надо
напоминать о том, какой ценой досталась нам победа,
о 20 миллионах жизней, которые отдала наша страна, спа¬
сая мир от фашизма....В Москве с первых же дней возвращения пришлось с
головой окунуться в большую организационную работу.
В Комитете по делам высшей школы я договорился сС.	В. Кафтановым о судьбе Московского ветеринарного ин¬
ститута, эвакуированного в Петропавловск. Ходили слухи,
что институт останется там навсегда. Кафтанов заверил
меня, что Московский ветеринарный институт будет воз¬
вращен в столицу.5	января был на приеме у заместителя наркома мясо¬
молочной промышленности, внес ряд существенных кор¬
рективов в резолюцию коллегии наркомата от 30 декабря1942	года. Опять ратовал за санитарную работу на бойнях,
которые являются рассадником инвазионных болезней.
Вечером того же дня выступал на заседании научно-техни¬
ческого совета Главветупра и внес ряд конкретных предло¬
жений.Темп московской жизни убыстрялся, дел все прибавля¬
лось, и я был рад этому, потому что знал: работа наша
очень нужна. 8 января посетил в ЦК ВКП(б) заведующего
отделом науки С. Г. Суворова. Говорил с ним откровенно,335
по-товаршцески, о своей специальности, о перспективах и
нуждах нашей науки. Тов. Суворов произвел на меня
исключительно приятное впечатление.По приглашению Пермского обкома и по просьбе
ЦК ВКП(б) я выехал в Пермь, где несколько раз выступил
перед большой аудиторией. Принимал участие в составле¬
нии проекта постановления обкома и облисполкома по
борьбе с гельминтозами. С первым секретарем обкома
т. Гусаровым мы договорились о создании (по предложению
местных биологов) областной гельминтологической ячейки,
которая будет филиалом Всесоюзного института гельмин¬
тологии. Этот пункт был внесен в постановления обкома и
облисполкома.По пути в Москву остановился на два дня в Горьком,
где выступил на ветеринарно-зоотехническом совещании.16	февраля вернулся в столицу. Узнал, что 13 февраля
Высшая аттестационная комиссия присудила мне степень
доктора биологических наук. Таким образом, я стал докто¬
ром ветеринарных, медицинских и биологических наук.7	марта 1943 года я приехал в Казань. Лиза осталась в
Москве на неделю-другую. В Казани узнал, что Георгий
взят в пехоту, а не ветврачом. Направился в военкомат и
добился, чтобы сына определили военным ветеринарным
врачом — так он принесет больше пользы.20	марта в Казани открылось республиканское ветери¬
нарное совещание, созванное комиссариатом земледелия
Татарской республики. На нем я выступил с докладом
«Организация мероприятий по борьбе с гельминтозами'
овец и телят в условиях Татарской республики».Было внесено решение организовать 3-дневные курсы
по гельминтологии. Три дня я читал лекции на этих курсах,
а ка четвертый выехал вместе с профессором Н. П. Попо¬
вым в Йошкар-Олу для участия в совещании ветврачей
и зоотехников республики, созванном обкомом партии.
В Йошкар-Оле побывал у первого секретаря обкома партии
Ф. Д. Навозова. Он помог наметить программу моего
6-дневного пребывания в Марийской республике.24	марта я прочел первую лекцию на курсах гельминто¬
логии, организованных для ветврачей: «Роль гельминтоло¬
гии в экономике животноводства и охране здоровья трудя¬
щихся». Съехались ветврачи и зоотехники из всех районов
республики. Занятия на курсах продолжались 5 дней, про¬
грамма была очень насыщенной.336
На следующий день открылось республиканское вете¬
ринарно-зоотехническое совещание. Конечно, пришлось
выступить.Вечером у т. Навозова был прием для участников сове¬
щания. В своей речи секретарь обкома отметил некоторый
отрыв зооветработников от партийных и советских органов
и призвал к более контактной работе. Ветеринарные врачи,
воодушевленные этой речью, разговорились и начали за¬
давать вопросы, на которые Ф. Д. Навозов отвечал умно,
подробно, причем на некоторые вопросы он просил меня
дать разъяснительные дополнения.Вскоре узнал, что правительство постановило возвра¬
тить Академию наук СССР в Москву. Срок реэвакуации —
с мая по октябрь 1943 года. Увидел в этом постановлении
еще одно доказательство близости нашей военной победы.День 19 апреля 1943 года был для меня очень ответст¬
венным — я выступал на заседании Совнаркома Татарской
АССР с докладом о мероприятиях по борьбе с диктиокау-
лезом сельскохозяйственных животных. Мои предложения
были приняты без возражений.13	мая я поехал в Свердловск, провел там 3 дня, а затем
направился в Петропавловск, где располагался эвакуиро¬
ванный Московский ветеринарный институт и куда пере¬
ехала моя кафедра во главе с доцентом К. И. Абуладзе.
Меня пригласили в специальный вагон, в котором ехали из
Свердловска в Омск президент Академии наук СССР
В. Л. Комаров с женой и два его неразлучных спутника:А.	Г. Чернов (помощник президента) и Ф. А. Шпаро (первый
личный секретарь). Сопровождала больного президента и
медицинская сестра.Вечером ко мне подошел А. Г. Чернов и осведомился,
знаю ли я, что осенью текущего года во Фрунзе будет от¬
крыт Киргизский филиал АН СССР. Я об этом не знал, но
сказал, что полностью разделяю взгляды Комарова на фи¬
лиалы и базы Академии наук, что они необходимы для
развития науки. Инициатором их создания в нашей стране
был Владимир Леонтьевич. Когда в 1930 году его избрали
вице-президентом Академии наук, он на первом же заседа¬
нии президиума поставил вопрос о необходимости созда¬
ния филиалов. Его предложение было поддержано прези¬
диумом, и уже в 1932 году открылся Дальневосточный
филиал Академии наук, первый филиал в нашей стране,
руководителем которого был утвержден Комаров.22	к. и. Скрябин337
Неутомимый Комаров в том же году едет в Среднюю
Азию, и там вскоре создаются Казахский филиал и Таджик¬
ская база АН. Год за годом открывались новые филиалы —
Грузинский, Армянский, Азербайджанский, Узбекский,
Туркменский. Росла сеть филиалов, станций, баз Академии
наук, и надо сказать, что Комаров был инициатором созда¬
ния каждого филиала, каждой базы. Он руководил работой
Совета филиалов и баз, будучи его председателем.И вот теперь, в годы войны, Комаров не забывал о созда¬
нии новых филиалов и баз, видя в них реальный путь освое¬
ния ресурсов страны.На следующий день Владимир Леонтьевич Комаров при¬
гласил меня к себе и прямо предложил возглавить вновь
организуемый Киргизский филиал АН СССР.Согласия я не дал, сказав, что мне надо об этом серьезно
подумать.Приехали в Омск. Я решил провести здесь несколько
дней. Побывал в ВАСХНИЛ, там работали четыре акаде¬
мика: Мосолов (вице-президент), Лискун (директор инсти¬
тута животноводства), Константинов (агроном) и Завадов-
ский (биолог). Посоветовавшись, мы решили созвать 19мая
сессию ветеринарной секции ВАСХНИЛ, а на 20 мая я про¬
сил собрать студентов Омского ветеринарного института и
прочел им доклад о значении ветеринарии в народном хо¬
зяйстве. Этим же вечером сделал доклад на заседании ве¬
теринарной секции ВАСХНИЛ. В заключительном слове я
предложил выдвинуть С. Н. Вышелесского в академики
АН СССР (что было принято единогласно), а также гово¬
рил о создании комиссии для разработки мероприятий по
борьбе с гельминтозами сельскохозяйственных животных
Омской области.В Петропавловске меня встретили сотрудники Москов¬
ского ветеринарного института. Прочел здесь лекцию сту¬
дентам 4-го курса, а вечером в партийном бюро института
дал детальную информацию о моих хлопотах в Москве в
отношении сохранения самостоятельности Московского ве¬
теринарного института.Убедился, что вуз находится в очень тяжелых условиях
и напоминает скорее захудалый провинциальный техни¬
кум. Второе, что бросилось в глаза: за двухлетнее пребы¬
вание в Петропавловске преподаватели настолько свык¬
лись с тяжелой обстановкой, что многого не замечали, счи¬
тая отсутствие элементарных удобств неизбежным злом.338
Вместе с преподавателями мы договорились о помощи, ко¬
торую я мог бы оказать ветеринарному институту здесь,
в Петропавловске, и наметили ряд вопросов, с которыми
мы обратимся к секретарю обкома т. Николаеву.Секретарь обкома принял нас, группу профессоров,
очень радушно. Первым вопросом, который я поставил пе¬
ред т. Николаевым, был вопрос о возможности проведения
областного совещания животноводов с моим докладом, а
также о необходимости семинара для работников животно¬
водства области. Далее я просил оказать радикальную по¬
мощь Московскому ветеринарному институту — благоуст¬
роить общежитие студентов, улучшить бытовые условия
педагогического персонала. Тов. Николаев обещал мои
просьбы по возможности выполнить. И свое слово, как я
потом узнал, он сдержал.19 июня уехал в Казань. Здесь я прочитал в газете «Из¬
вестия» следующее сообщение: «Президиум Академии
наук СССР решил создать во Фрунзе Киргизский филиал
Академии наук СССР. В составе филиала будут геологиче¬
ский, биологический, химический институты, а также ин¬
ститут языка, литературы и истории. Председателем фи¬
лиала утвержден академик К. И. Скрябин».В Казани прожил до 28 июля. Весь месяц чувствовал
себя неважно — болел и малопродуктивно работал. Мне со¬
общили, что открытие Киргизского филиала АН СССР
перенесено на 13 августа. Мы с Лизой уехали в Москву,
а оттуда через четыре дня — во Фрунзе.В знойных казахских степях, через которые мчался
поезд, нам бросились в глаза большие перемены. Юрт
почти не было. Их заменили многочисленные глинобитные
домики, в которых жила основная масса казахов, сломав
свой издревле сложившийся кочевой образ жизни. Неузна¬
ваем стал Чимкент, где я начал свою трудовую деятель¬
ность. Ярко светили электрические огни свинцового за¬
вода. А ведь раньше здесь были только керосиновые лампы!
Электричество и в Аулие-Ата. На станции Луговая мы не¬
ожиданно увидели вагон В. Л. Комарова. Президент Акаде¬
мии ехал из Алма-Аты на открытие Киргизского филиала.
Нас с Лизой пригласили переселиться в его вагон, и вечером10	августа мы уже были во Фрунзе.
КРУТЫЕ ДОРОГИВоенные трудности. — Перспективы
Киргизского филиала. — Разговор с
А. А. Андреевым. — Создание Акаде¬
мии медицинских наук. — На осво¬
божденной земле. — Командировка в
Берлин.— Письма депутату. — Фрон¬
товики в вузегНачался, как я его называю,
фрунзенский период моей жизни.На следующий день поехал в здание, отведенное для
будущего филиала Академии. Познакомился с моим пер¬
вым заместителем Джапаром Шукуровым, очень умным,
тактичным и честным человеком, с которым я с удовольст¬
вием работал в течение нескольких лет. Вторым замести¬
телем стал мой ученик — гельминтолог Б. Г. Массино, а уче¬
ным секретарем — зоолог П. В. Власенко.Ознакомился со структурой Киргизского филиала Ака¬
демии наук, с размещением его отдельных институтов,
с оборудованием. Конечно, меня прежде всего интересо¬
вали те кафедры, с которыми придется работать.На следующий день собрал первое совещание директо¬
ров институтов филиала Академии наук. Очень приятное
впечатление произвел на меня геолог профессор Чихачев.
К концу рабочего дня филиал посетили председатель Сов¬
наркома республики т. Кулатов, второй секретарь ЦК Ком¬
партии Киргизии т. Джавадов и другие ответственные ра¬
ботники. Затем я поехал к В. Л. Комарову и познакомился
у него с первым секретарем ЦК Компартии КиргизииА.	В. Ваговым.В 8 часов вечера в летнем театре имени Панфилова под
открытым небом произошло открытие филиала. Тов. Кула¬
тов отметил политическое значение создания Киргизского
филиала Академии наук, оценив его как крупную победу
национальной политики Коммунистической партии и Со¬340
ветского правительства. «Всю работу филиала необходимо
направить на использование огромных богатств респуб¬
лики, на развитие народного хозяйства и культуры и этим
оказать помощь фронту»,—сказал в заключение председа¬
тель Совнаркома Киргизии.В.	Л. Комаров, отметив высокий удельный вес, который
занимает в Киргизии животноводство, особенно коневод¬
ство и овцеводство, сказал следующее: «Между тем парази¬
тарные заболевания, особенно гельминтозы, вызывают
большие потери молодняка, сильно снижают продуктив¬
ность и работоспособность взрослого поголовья. Это при¬
чиняет большой ущерб народному хозяйству, сокращает
выход шерсти, молока, мяса. Председатель президиума
Киргизского филиала академик К. И. Скрябин является
крупнейшим представителем гельминтологии, и я уверен,
что с его помощью животноводство Киргизии в ближайшие
же годы будет оздоровлено применением рациональных,
научно обоснованных мероприятий».Третьим выступил я. Помнится, я говорил, что в нашей
могучей стране даже в суровые дни войны творческая на¬
учная мысль не только не глохнет, а, наоборот, еще больше
развивается и процветает, вдохновляемая патриотическим
подъемом советских ученых, стремлением науки всеми
средствами помочь армии в ее героической борьбе с вра¬
гами Родины. Основная задача филиала, продолжал я,
это — помощь народному хозяйству в изучении производи¬
тельных сил, дальнейшем подъеме экономики и культуры
республики. Величественные горные хребты Киргизии таят
в себе несметные богатства рудных и нерудных ископае¬
мых, запасы минерального топлива и сырья для строитель¬
ных материалов. Геологи Киргизии расширят разведку но¬
вых месторождений полезных ископаемых, помогут орга¬
низовать наиболее рациональную и дешевую эксплуатацию
этих месторождений. Киргизия обладает рекордным для
Советского Союза массивом ртутных месторождений, по¬
этому добыча ртути должна будет занять ведущее место
в тематике геологического института.Киргизская ССР, говорил я, с ее огромными пастбищами
имеет все условия для дальнейшего развития высокопро¬
дуктивного животноводства. Это обязывает институт био¬
логии широко поставить научные исследования в области
ветеринарии и зоотехнии, чтобы помочь ветеринарным вра¬
чам и зоотехникам в их практической работе. В субтропи¬341
ческой зоне Киргизии еще имеются некоторые инфекцион¬
ные и особенно паразитарные заболевания, наносящие жи¬
вотноводству определенный ущерб. Ученые, в частности
работники организуемой паразитологической лаборатории,
должны сосредоточить усилия на том, чтобы в кратчайший
срок добиться резкого снижения, а затем и полной ликви¬
дации таких заболеваний. Что касается лаборатории по
борьбе с вредителями сельскохозяйственных растений, то
она, добиваясь практических успехов в борьбе с вредите¬
лями посевов — клопом-черепашкой, свекло;вичным долго¬
носиком и т. д., должна углубленно изучать экологию этих
вредителей.Таковы, закончил я свое выступление, ближайшие пер¬
спективы работы научно-исследовательских институтов
Киргизского филиала Академии наук. Первоочередная за¬
дача филиала — создание местных научных кадров. С этой
целью не только при всех институтах филиала, но и при
головных научных учреждениях Академии наук СССР
должна быть организована аспирантура для тех, кто избрал
специальностью изучение природных богатств, экономики
и культуры Киргизской республики. Чрезвычайно важно
привлечь в аспирантуру возможно больше местной моло¬
дежи...14	августа я провел в Киргизском филиале АН первую
научную конференцию с участием представителей местной
интеллигенции, членов ЦК компартии и правительства Кир¬
гизии. Выступили директора новых институтов, они гово¬
рили о предстоящих задачах своих учреждений.В.	Л. Комаров выехал в Алма-Ату. Я решил присоеди¬
ниться к нему и 3 — 4 дня пробыть в столице Казахстана.
Лиза осталась во Фрунзе.В Алма-Ате я познакомился с рядом интересовавших
меня исследовательских учреждений и вузов, а также с ра¬
ботой эвакуированного из Москвы президиума ВАСХНИЛ.
Посетил Казахский филиал ВАСХНИЛ, где предложил
провести в конце ноября сессию ВАСХНИЛ, посвященную
вопросам ветеринарии и животноводства. Предложение
было принято. Зашел в Казахский зооветеринарный инсти¬
тут, познакомился с профессурой. Впечатление не из ра¬
дужных: большинство кафедр бездействовало в научном
отношении. Беседовал со своим учеником — профессором
паразитологии Н. П. Орловым и С. Н. Боевым — тоже
моим учеником, ныне академиком Казахской Академии342
наук. Заехал с визитом к В. А. Догелю, который эвакуиро¬
вался сюда из Ленинграда.На следующий день, 23 августа, участвовал в работе за¬
седания ЦК Компартии Казахстана. Председательствовал
секретарь ЦК т. Шаяхметов, присутствовал нарком земле¬
делия т. Даулбаев. Собрались представители ветеринарии,
зоотехнии и ученые сельскохозяйственного профиля. Со¬
вещание было построено так: я выдвигал предложения на
суд присутствующих, а они обсуждали эти предложения
и принимали решение.В итоге было намечено: провести в декабре 1943 года в
Алма-Ате объединенный пленум ветеринарных и зоотехни¬
ческих секций Всесоюзной сельскохозяйственной акаде¬
мии и ее Казахского филиала. Решили также создать при
Казахском филиале ВАСХНИЛ экспериментальную базу,
которая станет заниматься насущными проблемами разви¬
тия сельского хозяйства.Мною был поднят вопрос о недооценке ветеринарной
науки в Казахстане, поскольку осмотренные ветеринарные
учреждения произвели тяжелое впечатление. Тов. Шаяхме¬
тов заверил, что он примет все меры к тому, чтобы улуч¬
шить состояние ветеринарного дела в республике. В Ка¬
захстане, где животноводство занимает большой удельный
вес в народном хозяйстве, это было совершенно необхо¬
димо.Оживленные споры вызвал и такой вопрос. Я заговорил
о том, что Наркомат земледелия ведет неправильную поли¬
тику по отношению к кадрам научно-исследовательских уч¬
реждений. В частности, это выражается в том, что научных
работников заставляют переключаться на выполнение ря¬
довых оперативных заданий. В качестве примера я указал
на С. Н. Боева; этот крупный гельминтолог в течение двух
лет не давал научной продукции, а проводил обычные оздо¬
ровительные мероприятия, которые может выполнить лю¬
бой ветеринарный врач. Аналогичная политика проводится
Наркомземом Казахстана и в отношении профессоров
и доцентов зооветинститута. Этот вопрос может пока¬
заться мелким, но, по-моему, он имеет принципиальное зна¬
чение. Наука может планомерно развиваться только тогда,
когда идет активная разработка теории. Может быть,
некоторые исследования не дадут практических плодов
сегодня, но завтра они обязательно будут результативны*Тов. Шаяхметов согласился с тем, что в Наркомземе до¬343
пускается нерациональное использование научных кадров
и что это надо исправить.Вечером того же дня я прочел доклад на объединенном
совещании Казахского филиала ВАСХНИЛ, зооветеринар¬
ного института и медицинского института на тему: «Задачи
и перспективы гельминтологической работы в Казахстане
в области медицины и ветеринарии». Я подверг критике
структуру вновь организуемого филиала Тропического ин¬
ститута АН СССР, в котором было предусмотрено фор¬
мирование трех секторов: бруцеллезного, малярийного и
кишечных заболеваний. Гельминтология осталась в стороне.
В результате профессор Галузо заявил, что он поговорит с
председателем президиума Казахского филиала АН СССР
профессором Сатпаевым и надеется, что сектор кишечных
заболеваний будет преобразован в два сектора: гельмин¬
тологический и протозоологический.Вернувшись во Фрунзе, я приступил к работе в Кир-
фане. Знакомился с его кадрами. Получил много пестрых
впечатлений. Занят был с утра до поздней ночи, потому что
хотел сам во все вникнуть. Приходило ко мне много на¬
роду. Иногда это были далекие от науки люди, которым
хотелось «пристроиться» в новом академическом учрежде¬
нии с пользой для себя.31 августа состоялось первое заседание президиума
Кирфана, на котором я сделал доклад по трем вопросам:
о реорганизации института биологии, о формировании ре¬
дакционно-издательского совета и об организации бюро на¬
учно-технической пропаганды. Самым сложным был вопрособ	институте биологии; его структура не отображала
специфику Киргизской республики. Внес предложение орга¬
низовать в ботаническом отделе три лаборатории: 1) бота¬
нический сад с лабораторией по изучению флоры Кирги¬
зии; 2) лабораторию по изучению пастбищ, сенокосов и
полезных дикорастущих растений и 3) лабораторию физио¬
логии растений. Члены президиума эти предложения одоб¬
рили.В последующие дни обследовал институт языка, литера¬
туры и истории, институты геологии и химии. Вечерами
принимал ученых разных специальностей, знакомился с
представителями местной интеллигенции,- врачами, агроно¬
мами, ветеринарами.В начале сентября выступил в конференц-зале Кирфана
с докладом «Значение гельминтологии в здравоохранении344
и подъеме животноводства». Это была первая лекция
только что организованного бюро научно-технической ин¬
формации при президиуме филиала.На следующий день для работников Наркомзема Кир¬
гизии прочел лекцию «Место гельминтологии в ветеринар¬
ной работе». Это была для них первая гельминтологиче¬
ская «прививка».9	сентября выехал в Москву с группой академиков, при¬
езжавших на открытие нашего филиала. Лиза осталась во
Фрунзе на 10—12 дней. Первый раз в жизни пришлось
ехать в поезде, состоящем из паровоза и единственного
вагона. Двигались без расписания, от станции к станции.
На станции Луговая пересели в обычный состав.Дорога заняла десять дней. Наконец прибыли в Мо¬
скву. Надо было «перестраиваться» на московский лад и в
первую голову думать о возвращении филиала ВИГИСа из
Казани в Москву. В конце сентября на общем собрании
Академии наук я был единогласно утвержден председате¬
лем президиума Кирфана АН СССР. А затем на собрании
биологического отделения АН СССР было принято реше¬
ние: 1) организовать при биологическом отделении комис¬
сию по животноводству; 2) просить К. И. Скрябина возгла¬
вить эту комиссию.Вопросам развития животноводства был посвящен и
большой разговор с заместителем наркома земледелия
т. Чекменевым и начальником Главветупра т. Ивановским.
Чекменев поручил мне и Ивановскому составить проект
постановления о борьбе с гельминтозами животных, а так¬
же продумать и дать предложения об улучшении ветери¬
нарного дела в стране. Замнаркома говорил даже о необхо¬
димости созвать всесоюзный съезд ветеринарных врачей.
Как все это было ново, свежо, непохоже на недавнее от¬
ношение к ветеринарии в этом комиссариате!Мы с Ивановским взялись за проект реорганизации ве¬
теринарного дела. Я был рад тому, что ветеринария подни¬
мается на новую ступень.В начале октября из Петропавловска вернулся в Москву
Московский ветеринарный институт. И я вступил в долж¬
ность заведующего кафедрой паразитологии этого инсти¬
тута.Дни катились стремительно, начинаясь и заканчиваясь
сводками Совинформбюро, до минуты заполненные делами.345
Мне шел шестьдесят шестой год, и я никак не мог изба¬
виться от мысли, что мало успел и что так много еще надо
сделать.В начале апреля состоялся важный разговор с наркомом
земледелия А. А. Андреевым. Нарком принял меня привет¬
ливо и внимательно выслушал.—	Я хочу поставить перед вами,—сказал я,—ряд серь¬
езных вопросов, касающихся состояния ветеринарии в на¬
шей стране.Далее я говорил о недооценке ветеринарного дела,
указал на недопустимость распыления ветеринарии по от¬
дельным наркоматам и на отсутствие единого планирую¬
щего центрального ветеринарного органа, который должен
быть создан при Совнаркоме СССР. На это А. А. Андреев
сказал:—	Вероятно, вы, товарищ Скрябин, правы, но вопрос
этот большой, его надо хорошо продумать.Затем я говорил о тяжелом положение ветеринарных
вузов, особенно Московского, Казанского, Омского и Алма-
Атинского; указал на падение числа ветеринарных врачей,
на слабый качественный рост кадров, на низкий уровень
подготовки лиц, поступавших в ветеринарные вузы.В итоге А. А. Андреев дал указание т. Чекменеву за¬
няться ветеринарными институтами. Что касалось Москов¬
ского ветеринарного института, то нарком предложил
Чекменеву, не откладывая, поехать в Тимирязевскую акаде¬
мию, осмотреть корпус, предназначаемый для ветеринарного
института, и к 5 апреля дать на подпись приказ о передаче
здания Московскому ветеринарному институту вместе с ча¬
стью общежития для студентов.Я говорил о том, что центральные исследовательские
институты по ветеринарии (речь шла, в частности, о ВИЭВе
и ВИГИСе) слабо укомплектованы кадрами, им не хватает
оборудования и средств. Рассказав о нуждах Всесоюзного,
института гельминтологии, я просил прибавить в 1944 году15	новых штатных единиц; предоставить институту экспе¬
риментальную базу; издать IV том трудов ВИГИСа и т. п.
Все пункты, касающиеся института гельминтологии, были
т. Андреевым приняты и по ним сделаны соответствующие
распоряжения.Помимо этого я указал на отсутствие научного ветери¬
нарного журнала, на необходимость поощрения низовых
ветеринарных работников правительственными наградами;346
просил разрешения организовать юбилей Московского ве¬
теринарного института в связи с его 25-летием. А. А. Ан¬
дреев дал задание своему заместителю подготовить по вы¬
двинутым мною вопросам положительное решение.Таким образом, нарком удовлетворил все мои просьбы.
В заключение я искренне поблагодарил Андрея Андрее¬
вича за внимание и добавил, что благодарю от имени всех
ветеринарных врачей нашего Союза. На прощание А. А. Ан¬
дреев сказал: «Итак, будем вместе работать над укрепле¬
нием ветеринарии».В 1944 году я дважды ездил во Фрунзе, работал в Кир¬
гизском филиале АН СССР. Первый раз я уехал туда в ап¬
реле. В Москвебыла еще зима, у Аральского моря — разгар
весны: вся степь в желтых и красных тюльпанах. А в Арыси
уже отцветала белая акация.Проезжал дорогие мне места: Чимкент, Джамбул, с
которыми связано так много воспоминаний.Здесь в скромной квартире ветврача зрели мечты о науч¬
ной работе, кипели, не утихая, споры о России и ее интел¬
лигенции, о науке, о будущем. Здесь собирался тератологи¬
ческий материал, отсюда направлялись в журналы Петер¬
бурга подчас наивные научные заметки пунктового ветврача.
Здесь крепла вера в будущее ветеринарного дела, здесь ца¬
рил здоровый дух оптимизма, копились здоровье, сила, энер¬
гия. Перебирая в памяти события и лица (скольких уж нет!),
я думал о связи времен и преемственности традиций, о том,
как много дала мне жизнь и сколь многого она от меня по¬
требовала...21	апреля прибыл во Фрунзе, где мне предстояли пол¬
тора месяца трудной, но интересной работы. Днем зани¬
мался делами Кирфана, а поздно вечером и ночью — своими
научными трудами. Много времени отнимали хозяйствен¬
ные дела филиала.Счел необходимым своего второго заместителя профес¬
сора Б. Г. Массино, гельминтолога по специальности, пере¬
вести на должность заведующего гельминтологической ла¬
бораторией Кирфана, а директором биологического инсти¬
тута назначить ботаника И. В. Выходцева. Пригласил
крупного зоолога И. Г. Иоффе заведовать лабораторией
арахно-энтомологии. Начал выступать с докладами в мест¬
ных вузах.К вечеру 9 мая пришло радостное известие: Красная
Армия овладела Севастополем: значит, весь Крым очищен347
от гитлеровцев! Весть эта вызвала всеобщее ликование и ра¬
дость.В эти дни беседовал с первым секретарем ЦК Компар¬
тии Киргизии т. Ваговым. Добился его согласия на пере¬
дачу Кирфану типографии, на организацию в конце мая
республиканского совещания ветеринарных врачей. Не
вызвало возражений и мое предложение организовать
курсы по гельминтологии для медицинских и ветеринарных
врачей. Обсудили и другие вопросы, в том числе об улуч¬
шении быта сотрудников Кирфана.Завершив дела в Кирфане, я выехал в Алма-Ату, где
много беседовал с председателем президиума Казахского
филиала ВАСХНИЛ К. И. Сатпаевым, крупным ученым-
геологом. Забегая вперед, скажу, что он был избран прези¬
дентом организованной в 1946 году Академии наук Казах¬
ской ССР и академиком АН СССР. Это был талантливый
ученый и прекрасный организатор. В течение многих лет
он умело руководил высшим научным центром Казахской
республики.В тот приезд в Алма-Ату я высказал К. И. Сатпаеву свои
соображения о дальнейших путях развития в Казахстане
ветеринарной науки в целом и гельминтологии в частно¬
сти. Мы быстро нашли общий язык. К. И. Сатпаев одобрил
все мои предложения. Перед отъездом я выступал на
Ученом совете института зоологии Казахского филиала
АН СССР с докладом «Очередные задачи гельминтологиче¬
ской работы в Казахстане».Вернувшись в Москву, стал работать по-прежнему, не
считаясь со временем. Тревожился, когда подолгу не было
писем от Зорика, радовался успехам нашей армии. Теперь
уже всему миру было ясно: наша победа близка. Но пока
шли ожесточенные бои и каждый день гибли люди, отвое¬
вывая родную землю, ту, на которой жили деды и прадеды
и которую тщетно пытались покорить враги.3	июля радио сообщило: штурмом очищен от гитлеров¬
цев город Минск. Значит, нашим войскам открывался путь
на Варшаву и Берлин!Стране все еще было трудно, в колхозах еще пахали
на коровах, скуден был пока военный паек, и все шли и шли
похоронные. Но самое трудное мы уже перенесли, и теперь
Советский Союз, продолжая воевать, креп и набирал силу.
Страна строилась, восстанавливала разрушенное врагом,
в ней развертывалась огромная культурно-созидательная348
работа. Убедительным примером может служить создание
в 1944 году Академии медицинских наук.Впервые я услышал об этом в июне. 56 академиков
должны были избрать президиум новой Академии. Как мне
сказал академик Абрикосов, в числе действительных чле¬
нов называлась и моя фамилия. Намечалось включить в
новую академию 25 исследовательских институтов. 7 июля
сообщение о создании Академии медицинских наук, под¬
чиненной союзному Наркомздраву, было опубликовано в
газетах.На два дня я уехал отдохнуть в санаторий «Узкое» и
там обдумал вопрос о подготовке доклада на предстоящей
осенней сессии Академии наук СССР, на общем собрании
академиков. Тема доклада: «Санитарно-экономическое зна¬
чение гельминтозов в народном хозяйстве СССР и про¬
блема их ликвидации». Я полагал, что такой доклад надо
было сделать. Уже 5 лет я состоял действительным членом
АН СССР, а среди академиков царили самые нелепые
представления о моей специальности. Доклад мой должен
был сыграть, если можно так выразиться, просветительную
роль. Он укрепил бы авторитет гельминтологической лабо¬
ратории АН; моя специальность стала бы понятной боль¬
шинству работников АН СССР, которые не представляли
себе, за что я борюсь в течение всей жизни.21	июля был в ТРОПИНе, ознакомился с постановле¬
нием Совнаркома СССР об учреждении Академии меди¬
цинских наук и с радостью увидел, что в этом документе
Тропический институт, входивший в новую академию, офи¬
циально назван Институтом малярии, медицинской пара¬
зитологии и гельминтологии. Правительство выделило
гельминтологию в самостоятельную науку! Это даст меди¬
цинской общественности понять, подумал я, что пора при¬
няться за более серьезную постановку гельминтологиче¬
ского дела в стране.Одно из «последствий» этой реформы коснулось и меня.
Я стал не консультантом Тропического института, а заве¬
дующим гельминтологическим отделом Института маля¬
рии, паразитологии и гельминтологии. Ну что же, это
мне понравилось! Заместитель наркома здравоохраненияВ.	В. Парин просил меня представить на имя оргкомитета
Академии медицинских наук записку о направлении работ
гельминтологического отдела, его структуре и штатах, фор¬
мах практической работы по борьбе с гельминтозами. При¬349
нялся за эту записку; работалось легко, тем более что
сводки с фронтов были отрадные.Работал и думал: странная сложилась ситуация. Вернув¬
шись из Казани, я предполагал освободиться от своих бес¬
конечных нагрузок, и в первую очередь отказаться от со¬
трудничества в ТРОПИНе и Военно-ветеринарной ака¬
демии. Получилось же наоборот: создание Академии
медицинских наук наложило на меня дополнительные обя¬
зательства, а встреча с начальником Военно-ветеринарной
службы СССР генералом Лекаревым привела к тому, что я
стал профессором Военно-ветеринарной академии. Дел
множество, а здоровье оставляло желать лучшего, справ¬
ляться с многочисленными обязанностями становилось все
труднее.31 августа наши войска вступили в Бухарест! Румын¬
ский народ осыпал наших бойцов цветами. Читал газеты и
думал: интересно жить в такое время!15	сентября я вместе с терпеливой женой отправился в
Закавказье. Цель поездки — организация в академиях наук
Грузии, Армении и Азербайджана гельминтологических ла¬
бораторий. Я оптимист и ехал с верой в свои силы, в пра¬
воту своего дела, в здравый смысл руководителей академи¬
ческих учреждений, которые, конечно, поймут всю целесо¬
образность и полезность моих предложений. Я верил в
успех своих замыслов и был убежден, что вернусь через
месяц в Москву с победой: новые гельминтологические
ячейки будут созданы в Тбилиси, Ереване и Баку, начнется
продуктивная работа по изучению биолого-гельминтологи-
ческих проблем. Тем самым будет организована сеть уч¬
реждений биолого-теоретического профиля, во главе с
моей пока маленькой гельминтологической лабораторией
Академии наук.Проезжали места, недавно освобожденные от оккупан¬
тов. Воронежского вокзала как не бывало; Ростовский —
в развалинах; знаменитый мост через Дон обрушился и
воду. Боковые крылья вокзала станции Минеральные Воды
уничтожены. По сторонам железнодорожного пути — груды
металла, искореженные паровозы, опрокинутые товарные
вагоны, на которых еще не стерлись надписи «Кельн», «Эр¬
фурт» и пр. Водокачки исчезли: на их месте построены
деревянные подставки, на которых водружены цистерны.В Тбилиси у вице-президента Грузинской Академии
наук Н. Н. Кецховели я говорил о создании гельминтоло¬350
гической лаборатории при зоологическом институте. Пред¬
ложение было принято. Согласился Н. Н. Кецховели и с
тем, чтобы послать ко мне в Москву аспиранта для специа¬
лизации по гельминтологии и организовать в Грузии гель¬
минтологическую экспедицию.Познакомился с местным паразитологом т. Матикаш-
вили и его -женой — арахнологом по специальности. Они
убеждали меня взяться за руководство всей паразитологией
в СССР, включая все 3 специальности этого комплекса, по¬
скольку, по их словам, у нас в СССР не было лица, могу¬
щего объединить работу паразитологов. Я, конечно, отка¬
зался от этого предложения, ибо незыблемо исповедую тот
взгляд, что ученый XX века не может охватить все разделы
комплекса паразитологических наук.Был у гельминтолога-медика Н. Г. Камалова. Решил ре¬
комендовать его заведующим гельминтологической лабора¬
торией, если она будет организована в Академии наук
Грузии.6	октября состоялось совещание биологической и сель¬
скохозяйственной секций Академии наук под председа¬
тельством вице-президента Н. Н. Кецховели. Речь шла об
организации в институте зоологии гельминтологической
лаборатории. Докладчиком был я. В течение 20 минут я из¬
лагал доводы в пользу этого мероприятия. Рекомендовал
заведующим лабораторией назначить Н. Г. Камалова, а про¬
фессора П. Л. Буржанадзе поставить во главе отдела мор¬
фологии, фауны и систематики этой лаборатории. Указал
на целесообразность организовать в Грузии гельминтологи¬
ческую экспедицию.Начались прения. Некоторые предлагали вместо гель¬
минтологической лаборатории организовать паразитологи¬
ческую, но большинство поддержало мое предложение.
Н. Н. Кецховели сказал:—	Обычно мы сами возбуждаем тот или иной органи¬
зационный вопрос и обращаемся за консультацией к спе¬
циалисту. Здесь же произошло обратное: академик Скря¬
бин сам, по своей инициативе приехал к нам с конкрет¬
ным предложением, которое для нас весьма полезно и
которое следует всемерно поддержать.В итоге было принято постановление организовать гель¬
минтологическую лабораторию, учредить аспирантуру по
гельминтологии, послав молодого биолога в Москву для
специализации, организовать в 1945 году гельминтологиче¬351
скую экспедицию в Грузии, а Камалову и Буржанадзе со¬
ставить план работ гельминтологической лаборатории Гру¬
зинской Академии наук.Таким образом, моя миссия в Грузии завершилась пол¬
ным успехом. Очень радовался я и тому, что Азербайджан¬
ский филиал Академии наук создал гельминтологическую
лабораторию.Новый, 1945 год мы встретили во Фрунзе. Начал с
осмотра ветеринарного факультета Киргизского сельскохо¬
зяйственного института. Картина оставляла желать луч¬
шего. Клиники были совершенно не приспособлены для
занятий со студентами. Кафедра паразитологии располага¬
лась в сторожевой будке при входе на территорию кли¬
ники. Здесь ухитрялись проводить практические занятия.
Со мной был заместитель предсовнаркома Киргизии т. Ис¬
хаков. Думаю, что осмотр был для него назидательным. За¬
тем я выступил перед аудиторией в 500 человек с докладом
«Роль специалистов сельского хозяйства в социалистиче¬
ском строительстве». Говорил не менее двух часов. Слу¬
шателями были представители четырех факультетов: вете¬
ринарного, зоотехнического, агрономического и шелковод¬
ческого. Затем выступали преподаватели и студенты.
Тов. Исхаков обещал оказать институту необходимую по¬
мощь. Слово свое он сдержал.13 января организовал небольшую гельминтологическую
конференцию. Заслушали доклады по биохимии гельмин¬
тов работников Киргизского филиала Академии наук СССР
И. И. Иванова, Б. Г. Массино и Н. П. Кеворкова. Послед¬
ний высказал идею о том, что в высокогорных условиях
гельминты жить в теле человека не могут. Надуманность
этой теории была очевидна, и она тут же подверглась рез¬
кой критике. Ученые привели достаточно примеров, опро¬
вергавших воззрения Н. П. Кеворкова.Через неделю состоялось заключительное заседание
президиума Кирфана. Секретарем президиума утвердили
фольклориста т. Самарина. В тот же день вечером в Доме
правительства я сделал доклад на тему: «Итоги работ Кир¬
гизского филиала АН СССР в 1944 году и его задачи на
1945 год». Говорить пришлось и о химии, и о геологии, и о
фольклоре, и о литературе, и о истории. Такого многосто¬
роннего доклада я еще никогда в жизни не делал. Слуша¬
телями были члены правительства, секретари Централь¬
ного Комитета КП(б) Киргизии, наркомы и другие ответ¬352
ственные лица. Прения были длинные, очень оживленные,
все единодушно одобрили работу Киргизского филиала
Академии наук. Особая благодарность была вынесена химику
т. Сытому за его блестящие работы по использованию поро¬
ховых отходов для взрывных работ в народном хозяйстве.22 января 1945 года я, Лиза и Н. П. Шихобалова выехали
в Москву. Здесь снова начались трудовые будни с их радо¬
стями и огорчениями, трудностями и успехами. Дома нашли
знакомую картину: центральное отопление не работает,
электричество выключено. Ночевали в холоде и темноте.
Утром я отправился на работу, а Лиза принялась приводить
жилье в сносное состояние.' Лекции, доклады, выступления в прениях отнимали
очень много времени. Почти каждый день где-либо да вы¬
ступал. Вот пример. 21 марта в обкоме профсоюза высшей
школы рассказывал о деятельности ВИГИСа, а вечером на
совещании работников конных заводов говорил о расши¬
рении гельминтологической работы в коневодческих хозяй¬
ствах. 23 марта выступал на заседании в одном из отделов
ЦК ВКП(б). Речь шла о подготовке специалистов биологи¬
ческих профилей, о посылке молодежи за границу и о том,
что для повышения квалификации молодых кадров необхо¬
димо периодически командировать крупных ученых в науч¬
ные учреждения периферии.Принимал многих ученых, приезжавших в Москву для
повышения гельминтологической квалификации. «Обза¬
велся» новым интересным учеником. Это П. А. Положен-
цев — единственный в СССР лесовод, заинтересовавшийся
гельминтологией. Он изучал гельминтов майского хруща
Бузулукского бора, а хрущи — серьезные вредители лесных
пород. Начало работ по энтомологической гельминтологии
надо всемерно приветствовать! Положенцев произвел
очень хорошее впечатление: в нем сконцентрировались
лучшие черты русского человека...*	**Война продолжалась. Советские войска освободили
Гданьск, подошли к Вене. Георгий сообщил о том, что на¬
гражден орденом Красной Звезды. На фронте он вступил
в ряды Коммунистической партии. Его письма были для нас
в то время самой большой радостью.23	К. И. Скрябин353
6 апреля в газетах было опубликовано постановление
правительства о государственном плане развития животно¬
водства. Постановление обязывало совнаркомы республик,
областные и краевые исполкомы «в целях полной ликвида¬
ции чесотки и глистных заболеваний овец» провести обра¬
ботку животных, больных гельминтозами, организовать
смену выпасов. Это решение, на мой взгляд, имело боль¬
шое значение для развития советской гельминтологической
науки.Война еще бушевала на дорогах Европы, а у нас в
стране огромный размах приняли восстановительные ра¬
боты. С тех пор прошло немало времени, многое забылось,
но часто я вспоминаю одну встречу. Пришел как-то ко мне
ветеринарный врач, житель Смоленщины. Рассказал о том,
что Смоленщина вся была сожжена и разграблена гитлеров¬
цами. Скота почти не осталось, фашисты угнали его в Гер¬
манию.На освобожденной смоленской земле возрождалась
жизнь. Несмотря на огромные трудности, дела быстро на¬
лаживались, страна помогала пострадавшим. Колхозники
получали скот, сельскохозяйственные орудия, семена. Врач
рассказал, с каким восторгом смоленские колхозники
встречали коров, присланных из других районов страны.
Рассказывал и о посевной на освобожденной земле. Если
не хватало скота и машин, люди сами впрягались в уп¬
ряжку. Стремились как можно больше засеять, чтобы не
только себя накормить, но и дать хлеб своей Родине. Да,
Отечественная война показала всю глубину и силу пат¬
риотизма советского народа. Эту силу никому не сло¬
мить!И мы, ученые, стремились всем, чем только могли, со¬
действовать нашему сельскому хозяйству. 13 апреля группа
профессоров Московского зооветинститута организовала в
районном центре Руза (Московская область) научную кон¬
ференцию для колхозников и работников животноводства.
Я выступил с докладом «Мероприятия по оздоровлению
сельскохозяйственных животных от важнейших гельминто¬
зов». С интересом и вниманием, которые меня буквально
потрясли, слушали колхозники научные доклады....2 мая 1945 года. Берлин в наших руках! 8 мая радио
передает торжественные марши. Фашистская Германия ка¬
питулировала! Итак, в ночь на 9 мая перестали грохотать
орудия, сеявшие смерть и опустошение. Мы победили!354
Антифашистский комитет обратился ко мне с просьбой
высказаться по поводу нашей победы в Великой Отечест¬
венной войне.«Свершилось! — писал я тогда.—Фашистская Германия
рухнула, цивилизация спасена, культура восторжество¬
вала! Не часто повторяются в жизни человечества такие по¬
трясающие события, знаменующие новый этап эволюции
общества...»Я писал о том, что мы, советские люди, гордимся своей
страной и своей армией, своими военачальниками. О том, что
Россия, вынесшая на своих плечах основную тяжесть второй
мировой войны, будет идти впереди мирового прогресса.12	мая 1945 года исполнилось 40 лет с того дня, как я по¬
лучил диплом ветврача и начал трудовую жизнь. Мои уче¬
ники организовали в ВИГИСе скромный, но теплый вечер,
на который пришли гельминтологи всех направлений. В за¬
ключение я поблагодарил своих учеников и высказал сооб¬
ражения о том, как они должны организовать свою работу,
чтобы гельминтология не потеряла своего научного, обще¬
ственного и юридического лица.Наступили торжественные дни, связанные с празднова¬
нием 220-летия Академии наук СССР. 14 июня многие ака¬
демики, в том числе и я, были приглашены в Кремль для по¬
лучения наград в связи с этой знаменательной датой. Я был
награжден орденом Трудового Красного Знамени. Назавтра
президент Академии Владимир Леонтьевич Комаров при¬
гласил академиков к себе на прием, а 16 июня в Большом
театре состоялось торжественное заседание юбилейной
сессии АН СССР. На следующий день юбилейный комитет
избрал меня членом президиума торжественного заседания
юбилейной сессии АН СССР, которое проводилось в Ко¬
лонном зале Дома союзов. От имени награжденных вы¬
ступил академик Л. А. Орбели, который сказал: «Мы
должны сознавать, что эти знаки внимания налагают на
нас большую ответственность, налагают на нас обязан¬
ность еще выше поднять знамя советской науки и добиться
того, чтобы советская наука являлась передовой наукой,
чтобы она еще больше подняла уровень культуры нашей
страны и выдвинула нашу страну на первое место в мире.
Мы берем перед правительством обязательство эту задачу
выполнить».Н. М. Шверник, поздравив ученых с наградами, обра¬
тился к нам. «Теперь, в период мирного развития,— сказал355
он, — перед Академией наук во весь рост встали новые за¬
дачи по дальнейшему развитию науки и техники и привле¬
чению людей науки к участию в восстановлении народного
хозяйства, разрушенного немецко-фашистскими оккупан¬
тами».В победном 45-м году все трудились с особенным подъ¬
емом. Буквально во всех областях жизни наблюдался стре¬
мительный рывок вперед. В эти дни еще раз я понял, как
необходима моя гельминтология: меня и моих учеников, ра¬
ботавших в ВИГИСе, буквально засыпали приглашениями
и просьбами приехать прочитать доклады в Молдавию,
е Киев, во Львов, в Ленинград... Все это было очень заман¬
чиво, но для меня лично неосуществимо. В работе не заме¬
чал, как пролетали дни. А вечерами до поздней ночи при¬
нимал и москвичей, и приезжих из провинции, которые
просили консультаций по диссертациям и rio отдельным
научным проблемам. Проблемы, проблемы...11	июля присутствовал на заключительном заседании
пленума директоров сельскохозяйственных вузов. Предсе¬
дательствовал И. А. Бенедиктов. В президиуме — нарком
земледелия А. А. Андреев. Совещание заслушало проект
резолюций. Когда выступил председатель одной из комис¬
сий и предложил учредить при Харьковском ветинституте
факультет заочного образования ветврачей, я не вытерпел,
попросил слова и выступил с решительным протестом про¬
тив этого предложения. Положение было довольно серьез¬
ным, поскольку предварительно проект был одобрен на¬
чальником Главвуза. Мне надо было своей речью отверг¬
нуть это предложение. Я выступил чрезвычайно резко,
заявив, что медицина давно уже отреклась от метода заоч¬
ного обучения. Заочное обучение хорошо для многих ву¬
зов, это бесспорно, но для медицины оно неприемлемо.
Я повернулся к президиуму совещания и спросил:—	Если бы кто-либо из вас заболел, обратились ли бы
бы за помощью к заочному медврачу?Члены президиума отрицательно покачали головами.
Раздался смех как в президиуме, так и в зале.—	Так зачем же,—продолжал я,—принимать резолю¬
цию, по которой у нас будут выпускаться «заочные вет¬
врачи», они же будут калечить, а не лечить колхозных и
совхозных животных!В зале послышались голоса: «Верно, правильно!» Когда
харьковский представитель вновь попросил слова, т. Бене¬356
диктов его спросил: «Вы снова хотите говорить о заочном
факультете?» Тот ответил: «Да». Бенедиктов заявил: «Этот
пункт исключен из резолюции». А. А. Андреев не проро¬
нил ни слова, однако его молчание все приняли как знак
согласия с моим предложением.Прошло несколько лет, и жизнь снова выдвинула этот
вопрос, причем выдвинула в связи с катастрофическим де¬
фицитом ветеринарных врачебных кадров. Заочное образо¬
вание было - организовано. Однако все прекрасно пони¬
мали, что это мероприятие временное. Может быть, в ка-
кой-то степени я и был неправ тогда, в то трудное время.
Но в принципе я продолжаю стоять на своей точке зрения.
Нельзя стать хорошим врачом, изучая медицину заочно.17	июля участвовал в выборах нового президента Ака¬
демии наук: В. Л. Комаров просил освободить его от этого
поста, так как был тяжело болен. Главой Академии избрали
физика С. И. Вавилова. Ночью долго не мог заснуть. Ду¬
мал о Владимире Леонтьевиче. Большой ученый, прекрас¬
ный организатор. И никто не может помочь ему одолеть
болезнь. Как много проблем еще надо решить медицинской
науке! Да и не только ей...В начале августа я получил от начальника ветеринарной
службы Группы советских войск в Германии генерал-лей-
тенанта Н. М. Шпайера приглашение приехать в Берлин на
2-ю конференцию военных ветеринарных врачей с науч¬
ным докладом. Моя жизнь сложилась так, что я никогда не
служил в армии, не имел военного звания, а потому и не
облачался в военную форму. А тут меня пригласил к себе
начальник Главного военно-ветеринарного управления
Наркомата обороны СССР генерал В. М. Лекарев и заявил,
что на время командировки в Германию я получу звание
полковника, что мне надо срочно приобрести военную
форму и выехать в Берлин вместе с микробиологом про¬
фессором Коляковым, генерал-майором ветеринарной
службы.13 августа я, «академик-полковник», и Коляков, «про¬
фессор-генерал», заняли места в купе международного ва¬
гона. Ехали по Польше. Вокзалы разрушены. Администра¬
ция — польская, а стрелочники, машинисты и поездная при¬
слуга — русские, весь подвижной состав тоже наш. На стан¬
циях преобладали русские, поляков значительно меньше.357
Навстречу нам — бесконечные составы, идущие из Герма¬
нии на родину. Вагоны были украшены лозунгами, портре¬
тами наших вождей. Все дышало радостью победы. Подъ¬
ехали к Варшаве. Мост через Вислу разрушен. Перебра¬
лись по временной переправе, сооруженной нашими
саперами. Варшава была страшной: бесчисленное множество
разрушенных, обгоревших домов.Утром 16 августа попали в Германию. Мост через Одер
был взорван, и поезд шел по деревянному мосту, который
возвели советские воины. Вокзальные перроны заполняли
наши солдаты и офицеры. К 4 часам дня прибыли в Берлин.Конференция проходила под председательством гене¬
рала Шпайера в помещении небольшого кинотеатра, а во
дворе был сооружен выставочный павильон. Присутство¬
вало 300 ветеринарных врачей. 17 августа вечером состо¬
ялся мой доклад «Проблемы девастации инфекционных и
инвазионных болезней». Как раз когда я выступал, на кон¬
ференцию прибыл член Военного совета группы советских
войск генерал Телегин, первый заместитель маршала
Г. К. Жукова. В президиуме — генералы и полковники ве¬
теринарной службы.Я докладывал в течение часа и могу сказать, что взял
аудиторию в плен. Наблюдая за президиумом, я видел не
только любопытство, начертанное на лицах, но и смесь удив¬
ления с удовлетворением. Особенно остро реагировали
три генерал-лейтенанта. Лекарев был явно удивлен, Шпайер
удовлетворен, а на лице Телегина я прочел острое любо¬
пытство.Поймал себя на том, что, как актер, оценивал форму вы¬
ступления, реакцию слушателей. Раньше я этого за собой не
замечал. Думаю, что подобное явление было вызвано необыч¬
ной обстановкой, спецификой моих слушателей, а также
условиями, временем и местом, в которых протекала работа
конференции...Поселились не в самом Берлине, а в одном из его пред¬
местий — Хаппенгартене, который раньше славился своим
ипподромом. Наш особнячок, где мы с профессором Коляко-
вым коротали вечерние часы, составлял вместе с окружав¬
шими армейскими ветеринарными лазаретами своеобразный
«ветеринарный район».18 августа конференция завершила свою работу. На за¬
ключительном заседании я снова выступил с докладом. По¬
святил его двум проблемам: во-первых, недооценке военными358
ветврачами гельминтологического фактора в патологии лоша¬
дей и, во-вторых, игнорированию науки о паразитических на¬
секомых и клещах, в результате чего широко распространи¬
лись чесоточные болезни животных.Следующий день мы с профессором Коляковым посвятили
осмотру Берлина. Наш автомобиль ехал по прекрасной до¬
роге, на обочинах которой валялись разбитые легковые и гру¬
зовые машины, танки. Провода высокого напряжения были
порваны, небольшие домики разрушены до основания. Попа¬
дались немногочисленные уцелевшие особнячки. Все дороги
и аллеи заполняли беженцы, возвращавшиеся на свои пепе¬
лища. Множество солдат германской армии — и раненых и
здоровых. — возвращалось домой в своих потрепанных серо¬
зеленых шинелях. Все везли домашний скарб на тележках,
использовали даже детские коляски.Видели и такие картины: старуха-жена везла повозку, в
которой сидел парализованный супруг. «Вот истинная вер¬
ность,— думал я, глядя на них, — и вот результат фашистской
политики».Чем ближе к центру Берлина, тем больше разрушений.
Проехали под аркой, сооруженной нашими войсками,—
аркой Победы. На ней слова: «Слава доблестной Советской
Армии!» Все перекрестки испещрены надписями на русском
языке. Стрелки указывают направления — «В Потсдам»,
«В Кюстрин», «В Дрезден» и т. д.На перекрестках регулировали движение транспорта не¬
мецкие полицейские в зеленом облачении и с белыми рука¬
вами. Провожатый сказал, что совсем недавно регулировщи¬
ками были наши девушки в военной форме.Вот обгоревшее, сильно поврежденное здание рейхстага.
Мы осмотрели его и снаружи и внутри. Нижний этаж весь
в цементной пыли. Колонны, стены, перекрытия и случайно
сохранившиеся барельефы испещрены бесконечными надпи¬
сями, сделанными нашими бойцами, штурмовавшими Берлин.
Тысячи имен и фамилий, названия сотен наших советских
городов и сел! Хорошо было бы, думал я, чтобы эти надписи
навсегда запечатлелись в памяти агрессоров.Заезжали мы и в самую фашистскую берлогу — имперскую
канцелярию, здесь Гитлер покончил самоубийством. В одной
из комнат валялись груды книг. Это была «Майн кампф» —
катехизис фашистской идеологии.Проехали Бранденбургские ворота. Вот знаменитая гоген-
цоллернская «аллея Побед». Здесь, среди пней, воронок от359
бомб, развалин кипела жизнь. Тут — рынок. Сюда стекались
все желающие либо продать свои вещи, либо купить бытовой
скарб. Отвратительное впечатление производили американ¬
ские солдаты, спекулировавшие часами. Они оголяли до плеч
свои руки, на которых были нанизаны десятки мужских и
дамских часов разных фирм.Поездка в Берлин и все увиденное там вызвали много раз¬
мышлений. Это были нескончаемые думы о человеке и чело¬
вечестве, о войне и мире, о роли и месте человека в общест¬
венной жизни. Я думал об ответственности каждого гражда¬
нина за судьбы своей Родины, об ответственности ученых
перед всем человечеством.С той поры прошла четверть века, но, к сожалению, об¬
становка в мире часто заставляет думать на эту старую тему.
Империализм нагнетает напряженность, таит в себе угрозу
термоядерной войны. Ученые обязаны все свои знания, все
силы и способности употребить на защиту мира во всем мире....23 августа беседовал с Лекаревым, Шпайером и молодым
полковником Рогалевым — начальником фронтового ветери¬
нарного лазарета. Вечером уехал в Москву, куда и прибыл
на четвертый день. Как воспоминание о Берлине остались
у меня два фотоснимка, на которых я запечатлен в форме
полковника ветеринарной службы.15	августа 1946 года я поехал в столицу Коми АССР
г. Сыктывкар. Предстояло возглавить комиссию по обследо¬
ванию базы АН СССР, директором которой был академик
Образцов. Кроме того, меня пригласили на торжества по слу¬
чаю 25-летия республики Коми.Проехали Вологду. Новые пейзажи, новые впечатления.
Тайга, рассеченная колеей железнодорожного пути. Пу¬
стынно, хотя местность и удивительно красива — смешанные
леса, чуть тронутые приближающейся осенью, красно-розо¬
вые лужайки, заросли иван-чая.Пересекли мост через Северную Двину и добрались до
станции Айкино. Здесь пересели на небольшой пароходик
«Бородино», и он пошел вверх по красавице Вычегде.С 20 августа началась работа. Два дня комиссия осматри¬
вала лаборатории базы, а я слушал отчетные доклады почво¬
ведов, геологов, геоботаников и лингвистов. База эта само¬
стоятельно существовала с 1944 года, после того как из Сык¬360
тывкара вернулись на свои места Кольская база и Архангель¬
ский стационар Академии наук.Назавтра состоялось юбилейное заседание Ученого совета
базы АН СССР в Коми АССР. Выступил и я с докладом:
«Проблемы гельминтологической науки и практики в усло¬
виях Коми АССР». Поставил вопрос об организации в
1947 году комплексной гельминтологической экспедиции
в республике и о создании соответствующей лаборатории.
На следующий день продолжались доклады по почвоведению,
растительности, водоемам республики, а также по проблемам
письменности и литературы.Разговаривал с начальником Ветеринарного управления
Коми АССР т. Савиновской, которая окончила Вологодский
ветеринарный институт. Положение ветеринарного дела в
республике в то время было не блестящим. Только в 11 рай¬
онах работали ветеринарные врачи, а в остальных семи врачи
отсутствовали, их заменяли ветеринарные фельдшеры. Что
поделаешь — последствия войны.В последний день пребывания в Коми АССР мы с Образ¬
цовым посетили первого секретаря обкома, которому я, как
председатель комиссии, доложил о результатах нашего обсле¬
дования, о нуждах базы и о претензиях ее работников к руко¬
водителям республики. В итоге состоялся очень интересный
и полезный для дела разговор.Возвратясь из Сыктывкара, до конца года работал безвы¬
ездно в Москве. Много трудился над рядом научных проб¬
лем. Вышла в свет моя книга «Строительство советской гель¬
минтологии». В предисловии я писал: «Надеюсь, что книга
моя, насыщенная богатым фактическим материалом, будет
полезна широкому кругу читателей. В ней, во-первых, каждый
врач, биолог, зоотехник познакомится с современным состоя¬
нием советской гельминтологической науки, со специфиче¬
скими принципами и методами ее работы. Во-вторых, чита¬
тель воспримет эти сведения не в аспекте статики, а будет
иметь представление о динамике закономерного развития
этой дисциплины. В-третьих, на примере гельминтологии осо¬
бенно ярко видны те неограниченные возможности для про*
цветания науки и внедрения ее достижений в практику, кото¬
рые предоставляет ученым наш советский социалистический
строй».В мае 1946 года мы поехали во Фрунзе. С нами ехала и
Н. П. Шихобалова для завершения работы по филяриидам
животных и человека. План мой состоял в следующем: 8 дней361
пробыть во Фрунзе, затем присутствовать на открытии Ака¬
демии наук Казахской ССР в Алма-Ате, и, возвратясь в Кир-
фан, проработать месяц.Неделя, проведенная во Фрунзе, была типичной неделей
кирфановского бытия с совещаниями, консультациями, с вы¬
слушиванием и разбором жалоб, к счастью, несложных и не
многочисленных. 27 мая я уехал в Алма-Ату.В Алма-Ату прибыла комиссия Академии наук СССР по
отбору кандидатов в академики и члены-корреспонденты но¬
вой Казахской Академии наук. Я был членом этой комиссии.
31 мая наша комиссия во главе с вице-президентом АН СССР
И. П. Бардиным направилась в Совет Министров на заседа¬
ние, посвященное утверждению членов будущей академии.
Заседание вел т. Ундасынов, председатель Совета Министров
Казахской ССР.1	июня 1946 года в академическом театре оперы и балета
состоялось открытие Академии наук Казахской ССР, реорга¬
низованной из Казахского филиала АН СССР. Тов. Ундасы¬
нов произнес речь. При оглашении приветствий выступил
и я — от имени и по поручению ЦК КП(б) Киргизии и Со¬
вета Министров Киргизской ССР. Кроме того, зачитал адрес
от Киргизского филиала АН.Итак, страна обогатилась новой Академией наук с 30 ака¬
демиками и членами-корреспондентами.3 июня открылась первая сессия Академии наук Казахской
ССР, избравшая президентом К. С. Сатпаева и четырех по¬
четных членов: С. И. Вавилова, И. П. Бардина, И. И. Меща¬
нинова и В. А. Обручева. Я заболел и не смог быть на этой
сессии.Закончив все дела, собрался в Киргизию. Такова моя пси¬
хология: живу спокойно, пока решаю намеченную задачу.
Как только дело считаю законченным, хочется передвинуть
стрелку жизни на другой путь. Сейчас открылся мой семафор
в сторону Фрунзе. А раз так, надо уезжать.6	июня на закрытии первой сессии Академии наук КазССР
выслушал прекрасный доклад писателя М. Ауэзова о казах¬
ской литературе. Заходил с прощальным визитом к председа¬
телю Совета Министров т. Ундасынову и передал ему записку
о необходимости упорядочить ветеринарное дело в респуб¬
лике, и в частности помочь Казахскому научно-исследователь¬
скому институту ветеринарии. Тов. Ундасынов рассказал о
своем желании «годика через три» создать в Казахстане само¬
стоятельную Академию сельскохозяйственных наук, а лет362
через пять — и Академию медицинских наук. Эти планы мне
понравились....Опять я в Киргизии. 21 июня я поехал в Токмак
на встречу с избирателями. В этом небольшом городке
мне устроили незабываемую встречу. Дело не в том, что при¬
ветственные лозунги пересекали главную улицу, дело в доб¬
роте наших людей, их искренности и удивительном госте¬
приимстве. Собрались и горожане, и жители окрестных кол¬
хозов. Музыка, цветы, улыбки. Зал клуба переполнен. Вместе
со мной — первый секретарь горкома партии т. Вахитов и вто¬
рой секретарь — т. Имамбаев, который был председателем
окружной комиссии 256-го избирательного округа, избрав¬
шего меня депутатом Верховного Совета СССР. Я поблаго¬
дарил за доверие, рассказал о том, как выполняю свой депу¬
татский долг. Говорил о задачах, которые выдвинула перед
всеми нами новая пятилетка. Затем было множество выступ¬
лений рабочих, колхозников, интеллигентов. Выступления
были деловыми, серьезными и очень конкретными. Никто не
скрывал трудностей, которые приходилось преодолевать.
И все были полны желания сделать для Родины как можно
больше. Горячий патриотизм и энтузиазм моих избирателей,
их государственный подход к делу произвели на меня неиз¬
гладимое впечатление.Жилось в те годы трудно. Последствия войны сказывались
во всем. Надо было восстанавливать хозяйство, надо было
идти вперед, а для этого требовался огромный, героический
труд народа, мобилизация всех сил, всех ресурсов. Люди ми¬
рились с личными трудностями, их больше беспокоили нужды
производства. Они прекрасно понимали, что в первую оче¬
редь оборудованием, запчастями, машинами и прочим надо
было снабжать районы и области, пострадавшие от фашист¬
ской оккупации. Однако, стремясь выполнить и перевыпол¬
нить взятые на себя обязательства, люди мечтали и для своих
предприятий получить новые машины и оборудование. Очень
показателен такой факт: как депутат Верховного Совета
СССР я получил в Токмаке много писем, при этом писем лич¬
ного характера было мало, в основном это были просьбы по¬
мочь получить запасные части к тракторам, те или иные
станки и т. п. Конечно, эти письма я не оставил без внима¬
ния, все, что можно было, я выхлопотал и получил от своих
избирателей сердечные письма с благодарностью.На следующее утро я выступил перед рабочими сахарного
завода с 20-минутной речью. Затем говорили рабочие, про¬363
сили приехать осенью еще раз, чтобы проверить, как будут
выполнены обязательства, которые взял на себя коллектив.Вернувшись во Фрунзе, снова взялся за дела филиала.
Я хотел ознакомить широкие круги местной общественности
с основными принципами моей науки. Эту идею я проводил
в течение всей своей жизни в любой обстановке, при каждом
удобном случае. Вот и тогда от имени дирекции биологиче¬
ского института Кирфана я разослал пригласительные билеты
на доклад «Филярии — гельминты человека и животных и вы¬
зываемые ими заболевания». Выбрал я эту тему не случайно.
Филярии — злостные враги человека — паразитируют в мозгу
и в легких, в сердце и под кожей, являясь причиной не только
заболеваний, но и гибели людей. И хотя в нашей стране этих
гельминтов немного, всему человечеству они наносят колос¬
сальный вред. На встречу пришел весь цвет фрунзенской ин¬
теллигенции. Слушали научно-популярный доклад исключи¬
тельно внимательно.26	июня по просьбе коллектива Киргизского сельскохо¬
зяйственного института я встретился с профессорско-препо¬
давательским составом всех факультетов. Директор инсти¬
тута профессор Лущихин рассказал о плане научно-исследо¬
вательской работы коллектива, а затем полилась беседа со
множеством вопросов, касавшихся и высшего образования,
и сельского хозяйства; говорили о нуждах, радостях и горе¬
стях вузов, о поведении и воспитании студентов. Разговор
этот был очень нужен. В вузы пришли новые студенты,
интереснее и труднее прежних. Это молодежь, пережившая
Великую Отечественную войну, прошедшая половину Ев¬
ропы. Она сильно отличалась от довоенной — была более са¬
мостоятельной, более серьезной и более требовательной к
преподавателям, к изложению дисциплин.Многие студенты — бывшие фронтовики, часть из них —
инвалиды. Тяга к учению у них изумительная, упорство —
потрясающее. Учиться большинству фронтовиков было труд¬
но: за годы войны они многое позабыли и теперь яростно
штудировали учебники. Но сколько трагедий у этой моло¬
дежи! Узнал, что один мой студент отказался от невесты, ко¬
торая терпеливо ждала его всю войну. Отказался потому, что
он, будучи инвалидом, думал: девушка не порывает с ним
только из жалости. Трагедию свою он переживал мужест¬
венно, учился отлично.364
ТРИ линии жизни«Аспирантская» на даче. — Научно¬
издательские дела. — Медаль имени
И. И. Мечникова. — Конгресс в г. Пу-
лавы.— Почти космические «пере¬
грузки».— Лекция для партийных ра¬
ботников. — Противоречив ые воспо¬
минания.в Москве снова оказался в
сутолоке множества консультаций и различных заседаний на
конференциях, ученых советах вузов и научно-исследователь¬
ских институтов. Дни летели пестрые, сложные и крайне уто¬
мительные. Занимался и своим любимым делом — научной
работой.На нашей даче близ Звенигорода поселилась моя ученица
из Армении Е. В. Калантарян и завершила у нас свою медико¬
гельминтологическую докторскую диссертацию. Одну из ком¬
нат нашей дачи мы так и зовем «аспирантская». Причем это
название привилось не только в нашей семье, но и среди ас¬
пирантов. Летом в этой комнате постоянно живет и работает
кто-нибудь из учеников. Зачастую у нас собиралось довольно
много народу, и мы вели интересные разговоры и дискуссии
на самые различные темы. Чаще всего предметом обсуждения
служили проблемы гельминтологии. В спорах рождались
темы новых диссертаций и научных работ. В редкие часы
досуга мы играли в крокет.С удовольствием вспоминаю то лето, когда в нашей «аспи¬
рантской» жил и работал Василий Матвеевич Ивашкин, ныне
доктор ветеринарных и доктор биологических наук. Это чело¬
век очень честный, эрудированный, вдумчивый, работать с
ним легко и приятно. Он был моим соавтором в пяти томах
монографии «Основы нематодологии».Василий Матвеевич сформировался в прекрасного педа¬
гога, серьезного руководителя научной молодежи, которая
глубоко его уважает и любит. У него всегда много учеников
в национальных республиках — Туркмении, Казахстане, Тад¬
жикистане. Среди них уже более 10 кандидатов наук.365
Жил у нас и мой ученик профессор Андрей Андреевич
Соболев, работал над своей докторской диссертацией. Это
был подлинный энтузиаст гельминтологии, влюбленный и
нашу науку. Он много работал, умел привлечь к себе способ¬
ную молодежь, пробудить в ней интерес к гельминтологии,
воспитать любознательность. Соболев был профессором зоо¬
логии вначале Горьковского педагогического института, по¬
том Горьковского университета. Еще до войны он проходил
у нас стажировку.Сейчас в ГЕЛАНе (гельминтологическая лаборатория Ака¬
демии наук СССР) плодотворно работает целая плеяда его
учеников, которых мы называем «соболятниками». Это, на¬
пример, Владислав Евгеньевич Судариков, человек талантли¬
вый, эрудированный и скромный. Он автор ряда серьезных
научных трудов. Ученик Соболева А. А. Спасский поступил
в ГЕЛАН аспирантом, стал доктором, а сейчас он вице-пре¬
зидент Молдавской Академии наук. Другой его ученик,
П. Г. Ошмарин, доктор наук, стал директором биолого-поч-
венного института во Владивостоке.Андрей Андреевич Соболев умер на посту профессора
университета во Владивостоке. Многие его талантливые уче¬
ники — М. Д. Сонин, Т. А. Краснолобова, В. И. Фрезе —
успешно работают у нас в ГЕЛАНе научными сотрудниками.Здесь, на даче, где я в течение ряда лет проводил летом
с Лизой месяц, а то и полтора, собирались мои внуки: Ли¬
зочка, которая вообще жила и воспитывалась у нас, ее брат
Шурик и сыновья Георгия — Андрей и Костя. Это была шум¬
ная и веселая компания, она оживляла нашу жизнь, однако
никогда не мешала моей работе. Семья получалась большая,
из Москвы к нам приезжало много коллег, и у жены всегда
было хлопот и забот с избытком.Сыновья мои бывали на даче редко. Сергей после госпи¬
таля, когда его по состоянию здоровья демобилизовали, про¬
жил вместе с Аней у нас в Казани около месяца. Потом он
уехал на работу старшим ветврачом в один из районов Ке¬
меровской области. Проработал там несколько месяцев и был
выдвинут на пост начальника областного ветеринарного
управления, который и занимал до осени 1946 года. Осенью
он вернулся в Москву с Аней и Шуриком (Лизочка воспиты¬
валась у нас). Поселились они у нас, и Сергей начал рабо¬
тать в Министерстве сельского хозяйства. Но его тянула дру¬
гая, конкретная работа, он никогда не искал в жизни легких
путей. В 1948 году Сергей с Аней и сыном уехали работать366
на Крайний Север. Георгий же по окончании войны демоби¬
лизовался и поступил в аспирантуру ветеринарного инсти¬
тута, специализируясь по микробиологии.16	сентября я выехал в Сочи, собираясь пробыть в этом
курортном городе 12 дней. Надо бы отдохнуть, так диктовала
логика. Но я знал: у меня так не выйдет. Во-первых, я отды¬
хать не умею, отдыхать мне скучно, я все время должен ду¬
мать, планировать. Во-вторых, с каждым днем, прибавляю¬
щим мою старость, во мне усиливается потребность деятель¬
ности. Это чувство стало настолько сильным, что мешает от¬
дыху, портит мне даже свободные минуты, а не только часы.
Ловлю себя на этом, но сломать себя не могу.Раньше я полагал, что к старости все притупляется: чув¬
ства, желания, жизненные аппетиты. На практике у меня
почему-то получилось обратное: реагировал на все в семьде¬
сят лет острее, жил более напряженно, чем прежде. Вот по¬
чему я стариком себя не считал и иногда удивлялся тому па¬
радоксальному факту, что это мне-то семьдесят! Не хотел
этому верить...По дороге в Сочи не выдержал, раскрыл свой чемодан,
достал рукописные материалы по описторхидам и начал их
систематизировать. Выкристаллизовывается 4-й том трематод.
А готовые материалы для 5-го и 6-го томов лежат у меня в
Москве на полках. Если бы 3 полных месяца быть свободным,
труды по 6-й том включительно были бы сданы в производ¬
ство. Нет, не выкроить мне столько времени, не успеть сдать
их к концу 1950 года.Научно-издательские дела заняли первое место в моей
деятельности, вытеснив все остальное: экспедиции, педаго¬
гику. Единственно, с чем они конкурировали, — это с органи¬
зационной работой, способствующей росту и развитию гель¬
минтологического дела в нашей стране. Эти два рода дея¬
тельности всегда составляли для меня смысл существования,
интерес жизни. В этом и сейчас, когда мне уже девяносто,
я вижу цель и смысл своей работы.Третьим звеном «цепи» являются кадры. Я радуюсь при¬
ходу в гельминтологию каждого способного, инициативного
человека.Итак, умножение гельминтологических монографий, раз¬
витие гельминтологической сети и создание гельминтологи¬
ческих кадров — вот что мне дороже всего в науке.Почему же эти три момента стали для меня главными на
закате моей деятельности? Потому, что это доступно моим367
силам, моему возрасту. Число опубликованных монографий,
сеть гельминтологических учреждений в значительной сте¬
пени зависят от того, что есть академик, отдающий этому
делу много сил и времени. При отсутствии в Академии спе-
циалиста-гельминтолога научную сеть по этой специальности
будет развивать почти невозможно. Ведь и мне это дается
с трудом, а без меня по крайней мере в первый период будет
совсем трудно. Значит, и здесь надо торопиться!Кадры. Пока есть академик-гельминтолог, есть в Академии
наук и гельминтологическая докторантура. Когда гельминто-
лога-академика не станет, произойдет на какое-то время за¬
минка. Когда эта заминка ликвидируется, трудно предвидеть.
Выходит, и с кадрами надо спешить!18 сентября приехал в Сочи. Я сравнительно много отды¬
хал и мало, вернее нерегулярно, работал. От лечения отка¬
зался. Составлял 4-й том «Трематод животных и человека»,
просматривал рукописи, представляемые в АН СССР, анали¬
зировал рукопись А. А. Мозгового — тезисы к его доктор¬
ской диссертации, консультировал приехавшего ко мне из
Новочеркасска профессора В. И. Пухова. Кроме того, проду¬
мывал разные вопросы, связанные с Киргизским филиалом
Академии наук, ГЕЛАНом, ВИГИСом, ветеринарной сек¬
цией ВАСХНИЛ, Академией медицинских наук СССР и т. д.Вечером 4 октября — снова в Москве. Уйма писем, и хоро¬
ших и плохих! Нахлынули новые заботы. Кажется, трудно
все охватить, во все вникнуть, везде поспеть. Поэтому первая
реакция: не справляюсь со всеми неотложными делами, а раз
не справляюсь, надо ставить вопрос об освобождении от ряда
должностей. Однако проходит несколько дней, все понемногу
встает на свое место, и я снова начинаю чувствовать себя
вполне работоспособным.13	октября в Обществе культурной связи с заграницей
состоялась встреча советских ученых с президентом Румын¬
ской Академии наук Трояном Савулеску. В своей речи т. Са-
вулеску заявил, что после освобождения Румынии Советской
Армией румынская наука впервые стала служить интересам
народа. Устраняя старые догмы и каноны, борясь с предрас¬
судками, пережитками буржуазной идеологии, румынская
Академия активно участвует в строительстве социализма.
Савулеску горячо благодарил советских ученых за помощь,
оказанную Румынии.24 ноября на пленарном заседании президиума Академии
наук СССР обсуждался вопрос о присуждении золотых368
Торжественное заседание в Доме ученых,посвященное 80-летию Константина Ивановича Скрябина. 1958 год.Медаль К. И. Скрябина,
учрежденнаяАкадемией ветеринарных наук Франции.«Случайно узнал, что
по Цимлянскому морю ходит
пароход «Академик Скрябин»...»fc&fc.
«Мы работали, не считаясь со временем»...Всесоюзный институт гельминтологии (ВИГ). 1939 год.
медалей, учрежденных в память выдающихся русских ученых.
Председательствовал вице-президент академик Бардин. Пре¬
зидиум присудил мне золотую медаль имени И. И. Мечни¬
кова за то, что я «первый объединил все разрозненные звенья
гельминтологической науки в единый комплекс, проводя
крупные научные исследования в этой области, и тесно вя¬
зал гельминтологическую науку с интересами народного хо¬
зяйства Советского Союза».В ноябре 1949 года президиум Академии наук создал ко¬
миссию из 6 человек для ознакомления с научной деятельно¬
стью Академии наук Узбекской ССР. Меня назначили пред¬
седателем. Нам было приятно познакомиться с узбекскими
учеными, среди которых 40 человек имели докторскую сте¬
пень. Нам очень понравились молодые ученые, среди них
было много энтузиастов, а это качество всегда играет огром¬
ную роль в развитии науки.Проблема хлопка — ведущая экономическая проблема
Узбекистана — нашла свое отражение в работе почти всех
институтов Академии. Физики изучали вопросы высушивания
хлопка; химики — процессы полной очистки волокна от се¬
мян. Биологи, селекционеры, физиологи растений, генетики
и агротехники — каждый изучал хлопковую проблему в ас¬
пекте своей специальности. Прекрасное впечатление произ¬
вел президент Академии т. Сарымсаков, который, будучи ма¬
тематиком, вникал во все специальности, представленные в
Академии, и совсем неплохо управлял своим учреждением.
Академик Садыков — директор химического института — вы¬
делялся своим темпераментом и энтузиазмом. Противополож¬
ностью его являлся академик Е. П. Коровин — крупнейший
знаток растительности Средней Азии, человек пожилой, с
медленной походкой, неторопливой обдуманной речью. При¬
влекла фигура историка И. К. Додонова. Это старый больше¬
вик, принципиальный, говорящий то, что думает, то, что ка¬
жется ему справедливым, не взирая на лица. При этом он
добряк, чуткий и очень внимательный к людям. Он был об¬
щим любимцем, своего рода совестью президиума Узбекской
Академии наук. Я долго беседовал с руководителями инсти¬
тута ботаники и зоологии и сделал попытку реорганизовать
структуру паразитологического отдела, который представлен
в Академии крайне нелепо. Впоследствии институт подвергся
реорганизации.В итоге работы комиссия вынесла благоприятное решение,
подчеркнув ряд недостатков, которые следует исправить.24	К. И. Скрябин369
Вернувшись во Фрунзе, все свое внимание и время я по¬
святил Киргизскому филиалу Академии наук СССР. Он рос,
креп и превращался постепенно в крупный научный центр.Жизнь стремительно шла вперед, «подсыпая» новые ра¬
боты и заботы. Днем пропадал в Кирфане. Вечером с моими
сотрудниками по ГЕЛАНу занимался 2-м томом определи¬
теля нематод. Как правило, засиживались до 2 часов ночи.В Кирфане первое место занимал геологический институт.
В нем хорошо сколоченный коллектив работал честно, с энту¬
зиазмом. У геологов было немало крупных достижений. Био¬
логический институт находился в тяжелом положении: зоо¬
технические темы, включенные в план института по поста¬
новлению Совета Министров Киргизской ССР, выполнялись
не зоотехниками, а биологами. Отсюда мое желание вклю¬
чить в систему Кирфана и Киргизский институт животновод¬
ства, и ветеринарно-опытную станцию.Самым трудным учреждением являлся институт языка, ли¬
тературы и истории, где, кроме лингвиста профессора Юда-
хина, не было крупных ученых. Решил ближе познакомиться
с персоналом этого института (ИЯЛИ). Собрал сотрудников.
Директор ИЯЛИ т. Алтмышбаев познакомил меня с графи¬
ком работ сотрудников. Оказалось, что большую часть рабо¬
чего времени они проводили вне института. Некоторые бы¬
вали в институте только 2 дня в неделю, и это считалось нор¬
мой. Пришлось призвать к порядку. Речь моя была вначале
встречена репликами: «У нас тесно, многолюдно, нет условий
для творческой работы». Но, вникнув в обстоятельства, ме¬
шавшие работе в ИЯЛИ, и предложив ряд мер для упорядо¬
чения дела, я настоял на своем. На следующий день все со¬
трудники института явились вовремя на работу, размести¬
лись по-новому. Посмотрим: надолго ли?Интересно проходило совещание в ЦК Компартии Кир¬
гизии. Присутствовали партийные и хозяйственные деятели,
ученые зоотехнического и ветеринарного профилей. В своем
докладе я говорил, что, коль скоро в Киргизии нет оснований
для организации филиала ВАСХНИЛ, то целесообразно
включить Киргизский институт животноводства и ветеринар¬
но-опытную станцию в систему филиала Академии наук.
Филиал, говорил я, вскоре, видимо, будет преобразован в
Академию наук Киргизской ССР, а в Академии должны быть
представлены как зоотехнические, так и ветеринарные науки,
поскольку животноводство является одной из основных от¬
раслей народного хозяйства республики. Закрывая заседание,370
секретарь ЦК т. Боголюбов заявил, что по этому вопросу нет
ни единого возражения, он будет решен в официальном по¬
рядке.Мне сообщили, что моя кандидатура выдвинута в Верхов¬
ный Совет СССР по Фрунзенскому городскому избиратель¬
ному округу № 647. Мою кандидатуру назвали трудящиеся
города Фрунзе и шести районов республики. Поступили те¬
леграммы и письма с просьбой дать согласие баллотироваться
в депутаты Верховного Совета СССР.Было и другое приятное событие. 4 марта утром раздался
телефонный звонок: биохимик киргизского филиала АНВ.	Г. Яковлев сообщил, что коллектив филиала провел митинг
в связи с присуждением мне Государственной премии I сте¬
пени за трехтомный труд «Трематоды животных и человека».
Я был рад тому, что премия присуждена за теоретическую
работу по систематике трематод. Это имело принципиальное
значение для развития гельминтологии.22 марта я возвратился в Москву.Научно-литературная работа двигалась быстрыми тем¬
пами. Шли гранки 4-го тома «Трематод». Шульц прислал хо¬
рошую статью для 5-го тома этой монографии. Блестяще ра¬
ботала Н. П. Шихобалова — мой основной помощник, испы¬
танный и чрезвычайно преданный ГЕЛАНу. Она несла
огромную нагрузку — административную, научную, да еще
много времени уделяла молодым кадрам.7	июня 1950 года мы —- доктор биологических наук
А. А. Спасский и я — выехали в Варшаву, а оттуда — в Пулавы
на конгресс паразитологов как делегаты Академии наук
СССР. На следующий день нанесли визит доктору Крауссу —
директору ветеринарного департамента Министерства сель¬
ского хозяйства Польской республики. Вместе с Крауссом мы
объехали Варшаву, которая тогда возрождалась из руин. За¬
тем путь наш лежал в Пулавы. Ехали мимо здания старого
русского ветеринарного института, в котором работали такие
корифеи ветеринарной науки, как профессора Н. Н. Мари,
Н. д. Балл, Д. М. Автократов. На дороге много конных эки¬
пажей. Мелькали маленькие городки с базарами, узенькими
улочками и, конечно, костелами. Часто встречались по дороге
либо увенчанные цветами каменные кресты, либо распятия
на каменном постаменте, либо «матка бозка» с младен¬
цем.Приехали в Пулавы, где расположен вновь выстроенный
Ветеринарный научно-исследовательский институт Министер¬371
ства сельского хозяйства Польши. Нас радушно встретили
профессора Стефанский, Травинский, Михайлов, и молодые
паразитологи. Из зарубежных паразитологов прибыли только
мы со Спасским. Должен был приехать профессор Коглан из
Венгрии и специалист из Чехословакии.Польская молодежь, занимавшаяся паразитологией, произ¬
вела на меня хорошее впечатление. Старшее поколение —
ученики школы Яницкого, ну а молодежь — его внуки. Имя
этого ученого упоминалось весьма часто, школу его ставят
высоко.10	июня конгресс паразитологов приступил к работе. От¬
крыл его вступительным словом председатель оргкомитета
профессор Травинский. Затем слово было предоставлено мне
для доклада «Принципы и методы советской гельминтологи¬
ческой науки и практики». На вечернем заседании выступил
с докладом А. А. Спасский.Завершив свою работу, участники этого форума вынесли
ряд важных резолюций. Ученые выразили протест против ис¬
пользования США и другими капиталистическими державами
достижений науки, в частности атомной энергии, в военных
целях. Были приняты также следующие предложения:а)	о включении паразитологических проблем в законода¬
тельные акты;б)	о включении паразитологии в число вопросов, подле¬
жащих обсуждению на ближайшей объединенной конферен¬
ции по планированию польской науки.Председателем Польского паразитологического общества
вновь был избран профессор Можицкий, который выступил
с серьезным докладом. Можицкий отметил низкий уровень
состояния медико-паразитологической науки в Польше и ука¬
зал на стремление польской медицинской общественности
добиться возможно быстрого развития этой важной в науч¬
ном и практическом отношениях дисциплины.13	июня мы с А. А. Спасским побывали в Кракове, на¬
несли визит президенту старой краковской Академии наук,
которая доживала последние месяцы, поскольку организовы¬
валась Польская Академия наук в Варшаве, куда должны были
войти вновь избранные академики и члены-корреспонденты.
Часть краковских академиков, несомненно, будет избрана в
новую Академию, а те из них, которые окажутся неизбран¬
ными, получат звание «титулярные академики». Вечером14	июня в здании Рады народовой в Варшаве я прочел вторую
публичную лекцию, на которой присутствовало более 500 че¬372
ловек, в том числе министр высших школ Польши й министр
сельского хозяйства.Через три дня мы были уже в Москве.С 28 июня по 3 июля проводилась научная сессия, орга¬
низованная Академией наук СССР и Академией медицинских
наук СССР. Сессия была посвящена проблемам физиологи¬
ческого учения академика И. П. Павлова. После вступитель¬
ных слов президента АН СССР С. И. Вавилова и вице-прези¬
дента Академии медицинских наук И. П. Разенкова были
заслушаны два доклада: академика Быкова «Развитие идей
И. П. Павлова (задачи и перспективы)» и профессора
А. Г. Иванова-Смоленского «Пути развития идей И. П. Пав¬
лова в области патофизиологии высшей нервной деятельно¬
сти». Четыре дня длились прения по этим двум докладам.
В медицинской литературе того времени работа этой сессии
получила полное освещение...Октябрь был таким тяжелым, что даже я, привыкший к пе¬
регрузкам, временами буквально падал от усталости. Высту¬
пал с докладом о подготовке научных кадров в Главном
управлении сельскохозяйственной пропаганды на совещании
директоров научно-исследовательских учреждений, предсе¬
дательствовал и выступал на Ученом совете ВИГИСа по дис¬
сертациям, открывал пленум ветсекции ВАСХНИЛ по борьбе
с так называемыми незаразными болезнями животных. Сей¬
час, когда я вспоминаю то время и перебираю документы,
к нему относящиеся, не могу не удивляться человеческой вы¬
носливости и тому разнообразию проблем, которые жизнь
иногда «высыпает» перед нами. Из здания ВАСХНИЛ я ехал
в помещение ВАКа, затем — в Кузьминки читать лекцию на
курсах усовершенствования ветеринарных врачей, потом —
в Сгльхозгиз на совещание по поводу Ветеринарного энци¬
клопедического словаря, главным редактором которого я
был...В ноябре мы отметили 20-летие основания Всесоюзного
института гельминтологии, первого в нашей стране научного
специализированного гельминтологического учреждения. Все
«промежуточные» дни и часы были заняты текущими рабо¬
тами со студентами, аспирантами, бесчисленными консуль¬
тациями, лекциями и, конечно, научно-исследовательской
деятельностью.20 ноября на заседании Ученого совета факультета есте¬
ствознания Московского педагогического института защищал
диссертацию на звание доктора биологических наук один из373
способнейших моих учеников, заведующий кафедрой биоло¬
гии Пермского медицинского института Михаил Михайлович
Левашов. Тема диссертации — «Гельминтофаунистический
статус СССР и опыт характеристики гельминтов по эколого¬
географическим зонам». Оппонентами были профессора
С. П. Наумов, П. А. Новиков и доктор И. В. Орлов. Я, ко¬
нечно, выступал в качестве неофициального оппонента, по¬
скольку чрезвычайно любил М. М. Левашова как кристально
чистого человека и как одного из немногих в те годы эколо-
гов-гельминтологов моей научной школы. Число ученых-гель-
минтологов росло, и это приносило мне искреннюю радость.За 3 дня до нового, 1951 года у меня начался спазм мозго¬
вых сосудов; я понимал, что объективно это означает, как
говорят, «первый звонок». Врач рекомендовал выехать сна¬
чала в санаторий «Узкое», а затем в Кисловодск.Вечером 24 января я уехал в Кисловодск. В дороге узнал
потрясшую меня весть: скончался президент Академии наук
СССР Сергей Иванович Вавилов! Умер в расцвете сил, не
достигнув 60 лет. Ушел из жизни человек с широким круго¬
зором и опытом, многосторонне образованный....Мы поселились в санатории имени Горького. С утра
наша палата была залита солнцем. Однако я чувствовал, что
восприятия, связанные с красотой природы, у меня резко при¬
тупились. Результат ли это возраста или болезни? Я предпо¬
читал считать себя больным.Не успела наша страна распрощаться с академикомС.	И. Вавиловым, как нагрянула новая беда: скончался вице-
президент ВАСХНИЛ академик В. П. Мосолов. Это был по¬
рядочный человек, несший на своих плечах все бремя управ¬
ления секциями и институтами ВАСХНИЛ.6 марта был на открытии сессии Верховного Совета СССР.
Встретил там своих друзей и знакомых, в том числе прези¬
дента Узбекской Академии наук т. Сарымсакова, который
назначен Председателем Президиума Верховного Совета
Узбекистана. Порадовался известию, что моя ученица —
медицинский врач В. П. Подъяпольская получила Государ¬
ственную премию за книгу «Глистные болезни человека».Пожалуй, за всю жизнь у меня не было больших колеба¬
ний, чем тогда, когда я решал вопрос: как скоро мне следует
покинуть Киргизский филиал... Иногда казалось, что это надо
сделать сейчас, немедля. Потом приходило другое настрое¬
ние: подождать, пока не улучшатся дела филиала. Или еще
вариант: дожить до осени, поехать последний раз во Фрунзе374
и там едать свои полномочия. А изредка меня, как оптимиста,
обуревала мысль довести филиал до статуса Академии наук
Киргизской ССР. 16 апреля наконец принял окончательное
решение и отправил президенту АН СССР академикуА.	Н. Несмеянову просьбу освободить меня от должности
председателя президиума Киргизского филиала АН СССР,
передав этот ответственный пост более здоровому и моло¬
дому человеку.В октябре 1951 года Академия наук СССР совместно с ака¬
демиями Литвы, Латвии и Эстонии организовала в Риге науч¬
ную сессию по вопросам биологии и сельского хозяйства.
20 октября я с группой московских биологов выехал в
Ригу. Ехали по местам, где еще не были залечены военные
раны, где недавно происходили ожесточенные бои. А в Лат¬
вии увидели совершенно другую картину: разрушений не¬
много.Нашу делегацию поместили в Риге в особнячке бывшего
промышленника. Вечером встретились с секретарем прези¬
диума Латышской Академии наук философом П. И. Валес-
калном, моим старым знакомым, с которым мы в 1926—
1927 годах работали в Государственном ученом совете.Объединенную сессию открыл вступительным словом
Председатель Верховного Совета Латвийской ССР профес¬
сор Кирхенштейн, ветеринарный врач по специальности. Весь
вечер ’был посвящен докладам президентов трех прибалтий¬
ских академий наук, а от имени АН СССР выступал академик
Сукачев.На следующий день началась работа секций. На секции
зоологии и повышения продуктивности животноводства, где
я председательствовал, выступил академик Е. Н. Павловский
на тему «Совместные зоологические исследования АН СССР
и академий союзных республик». Большинство докладов было
посвящено проблемам энтомологии. Выступил и я в прениях.
Я сказал, что, если отдельные специалисты зоологической
науки крайне недостаточно координируют свою работу с го¬
ловными институтами, это, конечно, очень плохо. Но что
можно сказать о гельминтологии, которая отсутствует во всех
трех академиях наук Прибалтики? Я добавил, что гельмин¬
ты — это не кишечнополостные животные и не губки, с изу¬
чением котормх можно немного повременить, а серьезнейшие
вредители, наносящие большой ущерб здоровью людей и по¬
лезных животных, резко снижающие урожаи сельскохозяй¬
ственных культур...375
Назавтра на пленарном заседании секции я выступил с
докладом «Принципы и методы борьбы с гельминтозами».
Я критиковал прибалтийские академии за непонимание на¬
роднохозяйственного значения гельминтологии и за полное
игнорирование борьбы с гельминтозами. Говорил очень резко.
Весь зал замер, некоторые широко открыли глаза от удивле¬
ния — не привыкли к резкости формулировок, да и тема, как
я понимал, была для присутствовавших совершенно неожи¬
данной: многие и не подозревали о существовании такого
серьезного врага, как гельминты. Конечно, я нажил своей
речью достаточное количество врагов. Но к подобной реак¬
ции я уже привык, приобрел некоторый иммунитет.Назавтра прочел студенческой молодежи ветеринарного,
медицинского и зоотехнического факультетов лекцию на
тему «Задачи гельминтологической науки и практики». Со¬
бралось свыше 800 человек, встретили меня чрезвычайно при¬
ветливо и дружелюбно. Вечером проводил совещание с пре¬
подавателями ветеринарного факультета и ветврачами Мини¬
стерства сельского хозяйства Латвии.26	октября сессия закончила работу. Приняли разверну¬
тую резолюцию, в которую я внес несколько пунктов, касав¬
шихся гельминтологии. А день посвятил знакомству с рабо¬
той малярийной станции, где проводилась в скромных
масштабах гельминтологическая работа. Посетил также вете¬
ринарно-клинический корпус Латвийской сельскохозяйствен¬
ной академии. Здесь размещалась кафедра паразитологии,
возглавляемая моей ученицей, кандидатом наук Вайвариня.
Она добилась организации небольшой специализированной
клиники инвазионных болезней.После завершения сессии профессор Кирхенштейн
устроил дружеский прием. На приеме ко мне подошел про¬
фессор Валескалн и сообщил, что Центральный Комитет КП
Латвии просит меня завтра, 27 октября, прочесть лекцию о
гельминтологии для работников ЦК и министерств здраво¬
охранения, сельского хозяйства и совхозов. Оказывается, мой
доклад слушали некоторые работники ЦК компартии респуб¬
лики и решили, что будет полезным мое повторное выступ¬
ление в кругу работников, для которых гельминтологические
проблемы представляли конкретный интерес. Я обрадовался
этому предложению, так как полагал, что в деловом кругу
можно будет говорить вполне откровенно и достичь более
конкретных результатов.27	октября с 10 до половины двенадцатого я читал в ауди¬376
тории Центрального Комитета партии Латвии лекцию на
тему «Достижения советской гельминтологии и ее ближай¬
шие задачи». Было около 160 человек: работники ЦК, мини¬
стерств здравоохранения, сельского хозяйства и совхозов и
другие лица.После лекции меня пригласил первый секретарь ЦК — Ян
Эдуардович Калнберзин, с которым у нас произошел инте¬
ресный разговор. Я показал ему карту распространения гель¬
минтов человека в Латвии, где местами зараженность дохо¬
дила до 92,7 процента. При этом я добавил, что в республике
всего два гельминтолога и обратил внимание на необходи¬
мость организовать в системе Академии наук Латвийской
ССР гельминтологическую лабораторию во главе с биологом-
гельминтологом. Я предложил прислать ко мне в Москву для
специализации биолога, ветеринарного врача и медика.Я. Э. Калнберзин внимательно меня выслушал, записал
мои замечания в блокнот и обещал по возможности реализо¬
вать мои предложения. Впоследствии почти всё они были осу¬
ществлены.Назавтра я уехал в Тарту, где в последний раз был в де¬
кабре 1916 года, когда защищал магистерскую диссертацию....Итак, мы в Тарту, бывшем Юрьеве Лифдяндском, где
прошли мои студенческие годы и где я получил диплом вете¬
ринарного врача. Ехали мы с Лизой в одном купе с президен¬
том Академии наук Эстонской ССР академиком ВАСХНИЛ
И. Г. Эйфельдом, который рассказывал о своей работе с ака¬
демиком Н. И. Вавиловым, о беседах с Т. Д. Лысенко и о
своих работах в арктической зоне Кольского полуострова —
Эйфельд занимался продвижением на север огородных
культур.В 12 часов дня направился в мою alma-mater. Проехал по
улицам и не узнал старого Юрьева. Оба моста через Эмбах
взорваны. Множество домов, а иногда и целые улицы полно¬
стью разрушены, и на их месте образовались огромные по¬
крытые травой площади. Петербургская улица цела, но иска¬
лечена и пестрит плешинами, образовавшимися от разру¬
шенных зданий. Ратуша и ее площадь уцелели, но Ратушная
улица с солидными зданиями исчезла. Главного здания
ветеринарного института и прилегавших к нему надворных
построек нет; на их месте большая зеленая лужайка.
Правая половина территории института уцелела: сохра¬
нился зоотомический театр. Уцелел бактериологический кор¬
пус, где работал профессор Гаппих. Теперь там устроена377
аудитория и кафедра ортопедии с музеем. Кафедры парази¬
тологии нет, она объединена с патологоанатомией и нор¬
мальной анатомией в единый комплекс, которым ведает про¬
фессор Ридала — не паразитолог, а патологоанатом.Декан факультета, группа преподавателей и студентов
сердечно приветствовали нас и в течение почти трех часов
знакомили меня с работами кафедры. Нахлынули противоре¬
чивые мысам: с одной стороны, светлые студенческие воспо¬
минания, а с другой — скорбь по ушедшим, тем, кто здесь
дышал, работал, творил... Вспомнил строки поэта:О милых спутниках, которые сей свет
Своим присутствием для нас животворили,Не говори с тоской — их нет,Но с благодараостию: были.Вечером в актовом зале университета состоялась моя лек¬
ция для студентов пяти факультетов университета: ветери¬
нарного, зоотехнического, медицинского, биологического и
агрономического. Присутствовало свыше 400 человек, пришли
профессора и доценты. На следующий день знакомился с ра¬
ботами двух институтов Эстонской Академии наук: институ¬
том биологии (директор профессор Хаберман) и институтом
животноводства и ветеринарии (директор профессор Кнур-
Му ратов) . В институте биологии развивались два направле¬
ния: энтомологическое и орнитологическое. Профессор Кнур-
Муратов обещал прислать ко мне для получения гельминто¬
логической квалификации одного аспиранта, но своего
обещания не выполнил.В последний день пребывания в Тарту я посетил здание
анатомикума университета, где полвека назад слушал лекции
молодого профессора А. Н. Северцова и занимался практиче¬
скими работами под руководством его ассистента М. М. Вос¬
кобойни кова, Долго бродил по комнатам, пока не нашел зал
для практических занятий и та самое место, где я столько раз
сидел...
НОВЫЕ ЛЮДИГермания 1951 года. — Интерес к Со¬
ветскому Союзу. — Росток — порто¬
вый город. — Выступает летчица
Е. Рябова. — Венгерские встречи. —
Уникальная коллекцияСамое силь¬
ное впечатление%в начале ноября 1951 года я,
будучи назначен руководителем группы деятелей советской
культуры, выехал в Германскую Демократическую Республи¬
ку на празднование месячника советско-германской дружбы.Я ехал в ГДР с чувством большого интереса. Конечно, я
не забыл времени, когда фашисты рвались к Москве, не забыл
темных, холодных ночей, когда за окнами выла вьюга и му¬
чила тревога за Родину, за своих и чужих сыновей. Не изгла¬
дились в памяти тревожные дни, когда шли ожесточенные
бои на улицах Сталинграда и гибли наши бойцы, защищая
каждый дом, каждый пролет лестницы... Этого я не забыл, и,
думаю, никто из советских людей никогда не забудет того
времени и не простит тех, кто развязал самую кровопролит¬
ную в истории человечества войну. Но моя лютая ненависть
относится к фашизму и фашистам, а не к немцам как нации.
Фашизм, где бы он ни родился, фашист, к какой бы нацио¬
нальности он ни принадлежал,—мой личный враг. Таково
мое убеждение.Я ехал в Германскую Демократическую Республику, желая
успехов тем немцам, которые строили миролюбивое, демо¬
кратическое германское государство. Все мои симпатии были
на их стороне. И я был абсолютно искренен, когда, приехав
в Германию, на первой встрече сказал:«Советский народ с напряженным вниманием следит за
успехами вашей страны в области мирного экономического
и культурного развития. Советские люди прекрасно пони¬
мают, что ваши выдающиеся достижения в деле построения
новой Германии стали возможны лишь на основе проведенных379
в нашей стране социально-экономических реформ, благодаря
правильной политике правительства Германской Демократи¬
ческой Республики, отражающей насущные интересы гер¬
манского народа, а также благодаря дружественной помощи
со стороны Советского Союза, который неустанно заботится
о справедливом разрешении германской проблемы, о созда¬
нии прочной основы мира во всем мире.В советском обществе выкристаллизовался новый тип че¬
ловека, основными чертами морали которого являются ком¬
мунистическое отношение к труду и интернациональные чув¬
ства братства, дружбы и уважения ко всем миролюбивым
народам. Вот эти качества и определяют отношение русского
народа и всех других народов Советской страны к герман¬
скому народу.От всей души желаю трудящимся вашей республики успе¬
хов в дальнейшем развитии народного хозяйства и демокра¬
тической культуры, а также еще большего укрепления и рас¬
ширения экономических и культурных связей между нашими
народами!Мы уверены, что немецкий народ, идя плечом к плечу со
всеми миролюбивыми народами мира, опираясь на дружескую
поддержку Советского Союза, озарит свою родину тем сия¬
нием творческого труда, радости и расцвета, к которому ве¬
дет человечество мудрое учение Маркса — Энгельса — Ле¬
нина».9	ноября наша делегация осматривала Берлин. Это был
уже совсем другой город, чем тот, который я видел в 1945 году.
Развалины домов, истерзанные снарядами кварталы исчезли.
Город усиленно строился.Мы посетили строительство крупного стадиона, Дворца
спорта, двух высотных жилых домов. У меня завязался ин¬
тересный разговор с архитектором Генфертом и бригадиром
рабочих Кульманом. Их интересовал метод строек, принятый
в СССР, и оба говорили о том, что им очень хочется побы¬
вать у нас, чтобы перенять опыт русских новаторов.Архитектор Генферт рассказывал, что строителям и архи¬
текторам сейчас живется гораздо интереснее, чем раньше,
в гитлеровской Германии. Работы много, труд творческий,
инициативу и энергию людей поддерживают, с ними счи¬
таются, перспективы большие.И действительно, куда бы ни поехала наша делегация —
а мы были в Лейпциге, Веймаре, Шверине, Галле, Грейфс-
вальде, Ростоке, Варнемюнде, на острове Риме — всюду мы380
видели интенсивное строительство. В Варнемюнде мы посе¬
тили судостроительную верфь. Здесь ремонтировались зато¬
нувшие во время войны немецкие пассажирские пароходы,
поднятые со дна при содействии советских специалистов.
Рабочие верфи просто засыпали нас вопросами о Советском
Союзе, о тех стройках, что у нас ведутся, о жизни рабочих,
оплате труда, лечении, квартирах и т. д. и т. п.Мы видели огромный интерес к Советскому Союзу, при¬
чем надо сказать, что этот интерес был характерен для всех
слоев общества. Мы всюду слышали от немцев, что им очень
хочется поехать в Советский Союз. Это не было простым
любопытством, видимо, здесь решался очень серьезный во¬
прос, вопрос идеологический, связанный с новыми взглядами
на важнейшие вопросы общественной жизни. В этот приезд
я встречался с широкими кругами немецкой молодежи и ви¬
дел, как ее волнуют вопросы именно общественной жизни,
как она страстно хочет разобраться в них. Войну эти юноши
и девушки пережили детьми, и вот теперь, став гражданами
нового, демократического государства, проявляли особый ин¬
терес к нашей стране, родине Октябрьской революции.16	ноября 1951 года в Ростоке я записал в своем дневнике:
«Росток — портовый город, насчитывающий около 140 тысяч
жителей, имеет старый университет, основанный в XV веке,
в котором обучаются около 2 тысяч студентов».В 11 часов дня прием в университете. В кабинете ректора
собралась вся профессура, весь так называемый сенат. Рек¬
тор, профессор Штрок, украшенный золоченой цепью (рек¬
торская регалия), произнес большую речь: приветствовал
посланцев мира из Советского Союза, говорил о необходи¬
мости укрепления дружбы германского и советского народов
во имя торжества демократии и мира во всем мире. Я держал
ответное слово.После знакомства с профессорским персоналом и со
структурой Ростокского университета, в котором организо¬
ваны новые факультеты: судостроительный и сельскохозяй¬
ственный, в кабинет ректора вошла группа студентов рабо¬
чего и крестьянского факультетов. С горящими от любопыт¬
ства глазами и нескрываемым волнением они засыпали меня
множеством вопросов, касающихся жизни советского студен¬
чества, строительства Московского университета, количества
высших школ в СССР и т. п. Как в Берлине и Грейфсвальде,
так и здесь, в Ростоке, как, впрочем, и в других городах ГДР,
молодежь произвела на меня исключительное впечатление381
неподдельным энтузиазмом, желанием видеть новую Герма¬
нию единой, миролюбивой, демократической.Затем состоялся мой доклад в актовом зале Ростокского
университета. Собрались студенты четырех факультетов:
медицинского, сельскохозяйственного, биологического и об¬
щественных наук. Первые два ряда стульев были заняты про¬
фессурой. После приветстгаенной речи ректора я приступил
к докладу «Гельминтология на службе народного здравоохра¬
нения и поднятия: продуктивности животноводства».Ректор произнес длинное заключительное слово, в кото¬
ром подчеркнул, что мой доклад имеет огромное принципи¬
альное значение не только' для медиков, но- и для всех слоев
населениямВ Лейпциге бгыж» организовано общее собрание студенче¬
ства всех: вузов города С докладом выступала член нашей
делегации Герой Советское Союза Е. Н. Рябова. Собралось
5 тысяч человек, причем Рябова делала доклад в зале, вме¬
щающем 2700' человек, а остальные слушали доклад по радио
в соседних залах. Председательствовал ректор университета
профессор Майер. После моего вступительного слова гово¬
рила Рябова. Она, конечно, волновалась* но блестяще вла¬
дела собой и говорила очень хорошо — интересна, содержа¬
тельно и эмоционально. Интерес у молодежи к ней был ис¬
ключительно велик. Все знали, что Рябова студенткой ушла
из Московского университета на фронт защищать свою- Ро¬
дину. Молоденшкая девушка бесстрашно воевала, стала герои¬
ней своей страны. Когда Рябова вышла на трибуну, огромный
зал замер, тысячи глаз' устремились к молодой женщине не¬
большого роста, с простым милым лицом и удивительно вы¬
разительными глазами, Ш когда* она стала говорить о дружбе
молодежи Советского^ Союза с германской демократической
молодежью, зал потрясли оглушительные аплодисменты и
возгласы: «Да здравствует дружба!»/, «Да здравствует мир!»Когда Рябова кончила свою речь, все собрание встало,
все — и в партере, т на хорах, и в президиуме — взялись за
руки и запели «Интернационал »>.Выступая в» ГДР с лекциями по гельминтологии,, я видел,
насколько; далеко мъг ушли? вперед в развитии этой науки.
Было время, когда я прибыл в Германию, чтобы из дилетанта
вырасти в специалиста-гелБминтолога. Я вспоминал свое пер¬
вое посещение Кенигсберга, его Зоологический музей и свою
десятимесячную работу у знаменитого Макса Брауна. С тех
пор прошло 40 лет. За это время моя Родина превратилась382
в могучую социалистическую страну, где созданы все усло¬
вия для расцвета научного творчества. Именно в Советской
России гельминтология оформилась и развилась в многогран¬
ную, необходимую людям науку. А в Германии? Разве гитле¬
ровская Германия могла уделять внимание такой гуманней¬
шей науке, как гельминтология? Конечно, нет! Эта наука во
время господства Гитлера влачила самое жалкое существо¬
вание. И вот сейчас в стране, где я некогда получил гельмин¬
тологическое образование, меня слушали, затаив дыхание.
Советский гельминтолог выступал как учитель.12	ноября я побывал на медицинском факультете Берлин¬
ского университета- Собралось около 250 человек — студенты,
профессора медицинского и ветеринарного факультетов.
Тема доклада «Значение паразитологии для медицины и ве¬
теринарии».. По реакции слушателей я понял, что все для них
было ново и интересно. Студенчество выражало свой искрен¬
ний восторг. И это понятно, поскольку паразитология, и в ча¬
стности гельминтология, в ГДР переживала стадию станов¬
ления. О наших советских принципах и методах гельминто¬
логической работы, об учении о девастации и наших крупных
достижениях им почти ничего не было известно.А потом я беседовал со студентами-медиками. Вопросов
было множество. В том числе:—	Почему нам в университете никто из профессоров не
говорил о гельминтологии?—	Как же мы выйдем в жизнь, в практику, не имея ника¬
ких знаний по гельминтологии?—	Где нам приобрести литературу, в которой рассказы¬
вается то, о чем мы узнали от вас?—	Почему к нам не приезжают читать секции советские
профессора?—	Может быть, вы останетесь в Берлине на несколько
дней и прочитаете нам хотя бы краткий цикл лекций по гель¬
минтологии?—	Как попасть к вам в Москву в аспирантуру при вашем
институте?Посетил я и паразитологический институт ветеринарного
факультета Берлинского университета. Беседовал с директо¬
ром профессором Бфрхертом и его учениками. Я говорил об
организованных в нашей стране кафедрах паразитологии,
которые сочетают работу лабораторную с клинической, чего
в ГДР пока нет. Ассистенты живо интересовались состоянием
в СССР паразитологической науки и практики, и мне цриш-383
лось рассказать о масштабах и достижениях работ не только
своей гельминтологической школы, но и школ академика
Е. Н. Павловского и члена-корреспондента АН В. А. Догеля.
Особенно сильное впечатление произвел на слушателей тот
факт, что в СССР создана большая сеть гельминтологических
научных учреждений, работающих в трех направлениях: ме¬
дицинском, ветеринарном и биологическом.14	ноября наша делегация приехала в Грейфсвальд.
Я встретился с ректором одного из старейших германских
университетов, химиком и биологом профессором Боррисом,
а на следующий вечер уже выступал в зале старинного зда¬
ния Грейфсвальдского университета с докладом на тему:
«Этапы развития и достижения советской гельминтологиче¬
ской науки и практики». Зал был переполнен, присутствовало
свыше 600 человек. После доклада выступил с приветствен¬
ной речью зоолог профессор Зейферт, заявивший, что Гер¬
манской Демократической Республике есть чему поучиться
у Советского Союза, и в первую очередь теоретической раз¬
работке и массовым практическим мероприятиям, касаю¬
щимся проблем лечения населения от паразитарных болезней.150 лет назад в этом университете работал известнейший
ученый, отец гельминтологии Карл Рудольфи. В книге почет¬
ных посетителей университета я написал о своем искреннем
желании, чтобы былая слава Грейфсвальдского университета
не только возродилась в Германской Демократической Рес¬
публике, но и пышно расцвела на благо ее граждан.Очень интересными были встречи в городе Шверине.
В здании Общества германо-советской дружбы состоялся мой
доклад для работников медицины земли Мекленбург. Аудито¬
рия разнообразная: врачи Шверина и шести прилегающих
районов, биологи, учителя средних школ, деятели культуры,
представители общественных организаций и — что было для
меня неожиданностью — ученики 12-го класса некоторых
средних школ Шверина. В президиуме — министр здраво¬
охранения Мекленбургской земли и ряд общественных дея¬
телей. Прочитал доклад на тему: «Роль гельминтологии в
охране здоровья трудящихся».Вечером того же дня по инициативе председателя Обще¬
ства германо-советской дружбы г-на Шварце был организо¬
ван вечер вопросов и ответов для работников медицины. Бе¬
седа длилась 3 часа, причем мне предлагали такие лечебно¬
практические вопросы, на которые приходилось давать дета¬
лизированные ответы.384
Профессор микробиологии попросил рассказать о мето¬
дике нашей популяризаторской работы, которая позволила
организовать в СССР в широких масштабах научно-экспеди¬
ционную деятельность и развернуть лечебно-профилактиче¬
ские мероприятия по борьбе с гельминтозами. При этом про¬
фессор заявил: учение о девастации гельминтов настолько
ясно, просто и безупречно, что оно должно быть подхвачено
не только паразитологами, но и инфекционистами и что оно
быстро будет освоено практикой медицины и ветеринарии
в Германской Демократической Республике. Сам же он не¬
медленно осветит это учение в издаваемом им учебнике мик¬
робиологии.Другие врачи касались методики лечения отдельных гель¬
минтозов. В этом отношении советская делегация оказала
медикам Германии большую и притом конкретную помощь.18	ноября я выступил на съезде в большом шверинском
театре. Присутствовало около тысячи человек. С приветст¬
вием советскому народу выступал председатель съезда кре¬
стьянин Фридрих Вемер, стахановка-животновод Ванда Цюль-
ке, министр-президент Мекленбургской земли г-н Квандт и
г-н Шварце. Долго гремели овации по адресу Советского
Союза, сопровождаемые криками: «Дружба», «Мир»...В конце ноября в Лейпцигском университете в честь со¬
ветской делегации была организована научная паразитологи¬
ческая конференция, на которую из разных городов Герман¬
ской Демократической Республики приехали специалисты
всех направлений паразитологической науки: биологи, вете¬
ринары, медики, агрономы, лесоводы.Открыл конференцию декан ветеринарного факультета
Лейпцигского университета профессор Кеец. Он сказал, что
подлинная наука может жить, дышать и развиваться только
в атмосфере мира между народами, «лишь в мирном сожи¬
тельстве всех людей она становится тем, чем должна быть:
служителем и хранителем того космического закона, который
называется прогрессом человечества».Символом мира, продолжал он свою речь, к которому при¬
зывают все добрые и честные люди земного шара, является
встреча советских ученых с представителями германской
науки. Наши паразитологи, как мне известно, ждут, что в про¬
цессе обмена мнениями с советскими учеными многие науч¬
ные вопросы найдут свое конкретное разрешение. Сегодня
наши паразитологи смогут познакомиться с проводимыми
в СССР мероприятиями по борьбе с паразитами на основе26 К. И. Скрябин385
принципа девастации и использовать советский опыт для при¬
менения этого принципа к условиям Германской Демократи¬
ческой Республики.Первый доклад на тему «Принципы советской гельминто¬
логической работы» сделал я. Выступали с докладами 6 чело¬
век. В заключение я выступил с предложением ввести для
паразитарных заболеваний единую международную номен¬
клатуру по принципу, осуществленному в Советском Союзе:
обозначать болезни по родовому наименованию возбудителя.
Это предложение вошло в резолюцию конференции.Доцент кафедры паразитологии доктор Мюллер выразила
желание поехать на несколько месяцев в Москву, в мою гель¬
минтологическую лабораторию для повышения научной ква¬
лификации. Она работала по морфологии и систематике не¬
матод лошади.В заключение поездки состоялась большая «встреча на ве¬
теринарном факультете Берлинского университета. После
моей лекции выступали с речами старейший микробиолог
профессор Мюссемейер, профессор паразитологии Борхерт
и декан ветеринарного факультета профессор Руте.28	ноября 1951 года был на приеме у президента Герман¬
ской Академии наук профессора Фридриха (физика по спе¬
циальности), который одновременно являлся ректором Бер¬
линского университета и президентом Германского комитета
мира. Он познакомил меня с вице-президентом профессором
Штру (филолог) и профессором Эртелем (геофизик). В при¬
ветственной речи президент Фридрих обрисовал задачи,
стоявшие перед новой, действующей с 1946 года, Германской
Академией наук, указал на глубокую связь теоретических
исследований с запросами жизни, поскольку Академия наук
живет и работает для блага народа. Перед биологами акаде¬
мии, по мнению президента, стояли две основные проблемы:
проблема белка и проблема раковых опухолей. Нам необхо¬
дим, говорил Фридрих, самый тесный контакт с учеными
Советского Союза, и я думаю, что приезд к там советской
делегации поможет не только укрепить дружеские связи
между германским и советским народами, но и окажет бла¬
готворное влияние на разрешение насущных проблем, выдви¬
гаемых передовой наукой.В развернувшейся беседе приняли живое участие акаде¬
мик Доберштейн (ветеринарный патолог), академик Ломан
(директор Института медицины и биологии,) и .академик Но¬
вак (ботаник).386
Такая насыщенная программа была и у других членов де¬
легации. Вернулись мы на родину изрядно уставшими.В начале января 1952 года переехал в «Узкое». Но нена¬
долго. Только я закончил работу над 7-м томом монографии
о трематодах, как пришлось возглавить делегацию деятелей
советской культуры, отправлявшуюся на месячник венгеро¬
советской дружбы.На пограничной венгерской станции Захонь мы очутились
в объятиях прибывших из Будапешта товарищей — членов
Общества венгеро-советской дружбы. По всему пути до Бу¬
дапешта, на каждой станции наш поезд встречали толпы на¬
рода со знаменами, с музыкой, с цветами и корзинами яблок.
На перронах нас приветствовали пионеры, которые, хлопая
в ладоши, пели венгерские, а иногда и русские песни. Кар¬
тина была не только величественная, но и до слез трогающая
неподдельной искренностью. И так — до самого Будапешта.
Мне, как главе делегации, приходилось выходить из вагона
на каждой остановке и произносить благодарственные речи.В Будапеште 16 февраля нас встретили члены Политбюро
Венгерской партии трудящихся, министры и послы всех ак¬
кредитованных в Венгрии правительств стран народной де¬
мократии. Наш посол Е. Д. Киселев познакомил меня со
веемиг встречавшими нас лицами.С 17 февраля начались наши визиты в посольства. В Об¬
ществе венгеро-советской дружбы мы составили план работы
делегации. Я включил в свой план посещение трех универ¬
ситетских городов: Сегеда, Печа и Дебрецена, а также коопе¬
ративного’ хозяйства близ города Кечкемета и государствен¬
ного хозяйства Бабольня. И вот мы приступили к работе, при¬
чем для каждого члена нашей делегации был разработан
индивидуальный план, применительно к его специальности.Открытие месячника дружбы состоялось в Будапештском
оперном театре. Были заслушаны два доклада — министра
просвещения и мой. Я закончил свой доклад двумя фразами
на венгерском языке, что вызвало бурную реакцию ауди¬
тории.В городе Кечкемете секретарь областного комитета пар¬
тии трудящихся Венгрии познакомил нас с работниками об¬
кома партии, а затем мьг направились в один из кооперати¬
вов объединение крестьянских семей, прообраз будущего
венгерского колхоза. Нас подвезли на таратайке, запряжен¬
ной парой лошадей, к одному из хуторов. Здесь находилось
общественное стадо — 40 кооперативных коров и овцы. Пред-387
седагель кооператива сказал, что его хозяйство — первый в
республике кооператив, созданный 4 года,назад.Пока я осматривал скотный двор, так и сыпались вопросы
ветеринарного и зоогигиенического характера, на которые я
давал подробные ответы. Затем мы отправились в один из
отдаленных хуторов кооператива, там собрались крестьяне,
ожидая нас. Я рассказал о своих впечатлениях и перешел
к вопросу: каковы зоогигиенические нормативы содержания
животных. После этого местные ветврачи, агроном и кре¬
стьяне стали задавать очень дельные вопросы. Вообще, обста¬
новка в кооперативе и в других коллективах, где нам дове¬
лось побывать, была исключительно доброжелательной. Мы
все с интересом слушали искренние речи крестьян. Они были
полны желания строить новую жизнь, гордились тем, что се¬
годня как равноправные члены общества сидят за общим сто¬
лом с учеными, с интеллигенцией, что им открыта дорога в
парламент.В последующие дни я посетил некоторые научные учреж¬
дения Будапешта. В институте здравоохранения я к своему
удовлетворению убедился, что там работали пять паразито¬
логов, причем два из них гельминтологи.В Институте экспериментальной ветеринарии я с удовле¬
творением констатировал наличие паразитологического от¬
дела, в котором работали гельминтолог и протозоолог. Я убе¬
дился, что ветработники Венгрии — горячие патриоты своего
дела, любят свою специальность, умеют отстаивать принци¬
пиальные позиции.В сопровождении молодого гельминтолога т. Кобулея —
ассистента профессора Котлана — и ряда других лиц я посе¬
тил Сегед. Это уютный город со 100 тысячами жителей, в ко¬
тором есть университет, отдельный медицинский универси¬
тет, педагогическая высшая школа и вновь организованный
политехнический вуз. Познакомился с ректором универси¬
тета, специалистом по органической химии, и с профессо¬
рами биологического и медицинского профилей. Осмотрел
кафедру зоологии, беседовал с профессором Абрахамом —
юрким, живым человеком, который в течение 25 лет изготав¬
ливал прекрасные гистологические препараты нервной си¬
стемы животных — от моллюсков до человека включительно.
К сожалению, свой научный материал он не обобщал, от¬
кладывая его синтез из года в год. В беседе с Абрахамом я
привел несколько печальных примеров того, как ученые,
откладывавшие на «потом» обработку материалов, так и не388
взялись за эту работу. Все присутствовавшие согласились со
мной, а Абрахам сказал, что я, конечно, прав и что он при¬
мется за синтезирование.К вечеру мы были уже в Будапеште. На следующий день
академик Котлан организовал совещание ветеринарных и зоо¬
технических работников Венгрии, на котором я сделал до¬
клад о высшем ветеринарно-зоотехническом образовании в
СССР. Присутствовало 250 человек. Задавались самые разно¬
образные вопросы, вроде: «Читается ли в ветеринарных вузах
курс болезней рыб?», «Насколько оправдывают себя ветери¬
нарные фельдшера и техники и какова их конкретная работа:
что они могут делать сами и что — только в присутствии
врача?» Спрашивали даже, как обеспечен транспортом участ¬
ковый и районный ветврач.29	февраля выступал на огромном митинге, посвященном
борьбе за мир во всем мире. Присутствовало свыше 3 тысяч
человек. Председательствовала академик Андич Эржебет,
окончившая Институт красной профессуры в Москве. Высту¬
пал президент Академии наук Венгрии Русняк, вторым гово¬
рил я, затем — немецкая писательница Анна Зегерс и, нако¬
нец, член нашей делегации — т. Кучер, машинист угольного
комбайна.3 марта был на приеме у президента Академии наук Рус-
няка. Присутствовали венгерские академики ветеринарного,
медицинского и биологического профилей. После приема я
прочел доклад «Строительство советской гельминтологиче¬
ской науки и практики».Съездил в университетский город Печ, где опять вел длин¬
ные беседы с преподавателями, читал лекцию студентам, от¬
вечал на многочисленные вопросы. Побывал и в студенческом
общежитии, где меня замучили бесконечными вопросами.
Один студент 4-го курса задал мне дельный вопрос по гель¬
минтологии. В результате я пригласил его приехать ко мне
для серьезных разговоров по интересующим его проблемам.
Под одобрительные аплодисменты я бросил реплику: «Ну,
кажется, завербовал одного медика, будущего гельминтолога!»
ТЕЧЕТ РЕКАЖИЗН Ь.„«Академические» пароходыСозда¬
ние ЛатГЕЛАНа. — Новая Волга-
рия. — Виноградный океан. — Инсти-
тут имени Скрябина. — 5 вопросов
министра здравоохранения.Май — июнь 1952 года были
до отказа заполнены работой с учениками, число которых
росло в геометрической прогрессии. Особенно меня интере¬
совали те, кто приезжал с Дальнего Востока. Изучая фауну
гельминтов разных животных своего края, они делали серьез¬
ный вклад в науку, стирали белые пятна с гельминтофауни-
стической карты. Мой докторант П. Г. Ошмарин, исследуя
гельминтов млекопитающих и птиц Приморского края, от¬
крыл 119 новых, ранее не известных науке видов паразитиче¬
ских червей. Много гельминтологических диковинок привез
и Губанов, занимавшийся изучением гельминтов промысло¬
вых животных Охотского моря и Тихого океана. Приехала из
Киева биолог В. П. Коваль, привезла для консультации хоро¬
шую кандидатскую диссертацию по гельминтам рыб нижнего
Днепра. Очень способный работник, В. П. Коваль впослед¬
ствии включилась в изучение трематод рыб мирового океана
и стала соавтором моих работ, посвященных радикальной
перестройке системы многих крупных таксономических еди¬
ниц класса трематод. Наши совместные труды по этим груп¬
пам гельминтов опубликованы в нескольких томах моногра¬
фии «Трематоды животных и человека».26 июня получил теплое письмо от первого секретаря
ЦК Компартии Киргизии т. Раззакова, в котором он сообщал,
что моя просьба освободить меня от обязанностей председа¬
теля президиума Киргизского филиала АН удовлетворена.11	июля и президизтм Академии наук по моей просьбе осво¬
бодил меня от обязанностей председателя президиума Кир¬
гизского филиала АН СССР. Итак, я пробыл председателем390
Кирфана без малого 9 лет. Я и радовался и очень огорчался.
Огорчался потому, что любил эту работу и придавал ей боль¬
шое значение, а вот по состоянию здоровья вынужден был
ее оставить...19	июля из статьи, помещенной в «Литературной газете»,
узнал, что «на Цимлянском море начало работать несколько
мощных буксирных судов, приспособленных к плаванию в
условиях крупных водоемов. Таковы пароходы «Академик
Вавилов», «Академик Лебедев», «Академик Быков», «Акаде¬
мик Скрябин» и другие, построенные на Ленинградской су¬
доверфи». Поскольку раньше я ничего об этом не слышал, то
искренне удивился.В июле я поехал в Майори, на берег Балтийского моря.
План был такой: работать не более 5 часов в сутки, а осталь¬
ное время отдыхать. Но прошло несколько дней, и нагрянула
делегация ветеринарных работников Риги посоветоваться об
организации в Латвии научно-исследовательского института
паразитологии для трех прибалтийских республик. Пришли
к выводу, что единый институт для трех республик — это уто¬
пия, а разумнее было бы создать при Академии наук Латвий¬
ской ССР комплексный институт паразитологии, включив в
него три сектора: биологический, медицинский и ветеринар¬
ный с лабораториями — протозоологии, гельминтологии и
арахно-энтомологии.13	августа на даче вице-президента латвийской Академии
наук академика Кирхенштейна мы продолжили этот разговор.
Начальник Ветуправления республики т. Лацис внес предло¬
жение организовать единый институт для трех республик.
Я предложил пока ограничиться одним институтом при Ака¬
демии наук Латвии. Меня поддержали Кирхенштейн и ми¬
нистр здравоохранения Латвии. Президент Академии наук
Латвии Я. В. Пейве заявил, что создать большой институт
с 56 сотрудниками не удастся из-за недостатка кадров. На
вопрос, какой раздел паразитологии играет в Латвийской рес¬
публике первенствующую роль в экономике и в здравоохра¬
нении, последовал единодушный ответ: «Конечно, гельмин¬
тология». Тогда я предложил ограничиться на первое время
созданием при Латвийской Академии наук лаборатории гель¬
минтологии со штатом около 15 человек, с тем чтобы там
были представлены три направления: биологическое, меди¬
цинское и ветеринарное. Я спросил Я. В. Пейве:—	Согласны ли вы поддержать организацию такого уч¬
реждения?391
Президент кивнул утвердительно и выразил уверенность,
что «Латгелан» — латвийская гельминтологическая лаборато¬
рия начнет работать с 1953 года.15 августа пришлось срочно ехать в Москву спасать ин¬
ститут гельминтологии, который оказался под ударом. Дело
в том, что в Министерстве сельского хозяйства СССР возник
проект объединить Всесоюзный гельминтологический инсти¬
тут с институтом дерматологии и лабораторией по изучению
патогенных грибков и переселить все три учреждения в Мих¬
нево, за 80 километров от Москвы. Было совершенно оче¬
видно, что, если этот проект воплотится в жизнь, гельминто¬
логия потеряет свою самостоятельность, а полная ликвидация
наиболее опасных гельминтозов в СССР отодвинется на годы
и годы.Приехав в Москву, я встретился с ответственными работ¬
никами Министерства сельского хозяйства СССР, в том числе
с заместителем министра т. Мацкевичем. Последний сказал,
что министерство не поддерживает слияния ВИГИСа с дру¬
гими учреждениями, а вопрос идет лишь о переселении его
в здание института дерматологии. Придя к начальнику вете¬
ринарного управления т. Голощапову, я узнал, что создание
Всесоюзного института паразитологии — его инициатива.
Голощапов решил привлечь меня на свою сторону, доказывая,
что подобный институт будет обладать большей солидностью,
мощностью и комплексностью. Однако его доводы меня не
убедили. Я утверждал, что необходимо сохранить самостоя¬
тельность ВИГИСа. В итоге Голощапов со мной согласился
и сказал, что настаивать на своей точке зрения не будет. Итак,
вопрос о ВИГИСе был разрешен, и я вернулся в Майори.Получил сердечную телеграмму от Секретариата ЦК Ком¬
мунистической партии и правительства Киргизии с благодар¬
ностью за работу в Кирфане. «Будем всегда рады видеть Вас
во Фрунзе как дорогого гостя», — этими словами заканчива¬
лась телеграмма. Я сердечно поблагодарил за внимание и доб¬
рое отношение. Оглядываясь на 9 лет работы в Киргизии,
должен сказать, что партийные и государственные органы
республики уделяли мне исключительно большое внимание,
всячески помогали осуществлять те цели, которые я ставил
перед собой как председатель Киргизского филиала Акаде¬
мии наук.Интересным событием 1952 года была для меня поездка
в Болгарию на месячник болгаро-советской дружбы (я воз¬
главлял делегацию деятелей советской культуры). В составе392
делегации — П. Н. Федосеев, тогда член-корреспондент Ака¬
демии наук СССР, Н. К. Гончаров — член-корреспондент
Академии педагогических наук, агроном Н. П. Сергеев —
депутат Верховного Совета СССР и другие, всего 8 человек.15	сентября мы прибыли в Софию. Сюда же приехала
группа советских артистов под руководством композитора
Н. Н. Крюкова. Мы объединились. В тот же день советская
делегация возложила венки у мавзолея Димитрова и на мо¬
гилу Коларова, посетила Музей революционного движения
в Болгарии. Вечером в здании городского театра состоялось
открытие месячника болгаро-советской дружбы и советской
культуры. В президиуме — члены Политбюро ЦК КП Болга¬
рии. С докладом на тему «Болгаро-советская дружба —
решающее условие построения социализма в Болгарии» вы¬
ступил министр иностранных дел доктор Нейчев.На следующий день каждый из нас занялся своим делом.
Я поехал в Академию наук Болгарии, познакомился с боль¬
шим другом советского народа президентом АН Тодором Пав¬
ловым. Он собрал коллектив Академии и просил меня высту¬
пить с докладом. Я рассказал о роли Академии наук СССР
в строительстве советской гельминтологии, о том, что наша
советская Академия наук 10 лет назад признала целесообраз¬
ным развернуть на базе отделения биологических наук спе¬
циализированную гельминтологическую лабораторию (ГЕ-
ЛАН), которая стала центром развития теоретических основ
гельминтологии. Я высказал пожелание, чтобы аналогичная
лаборатория была создана и в Болгарской Академии наук.
Мне показалось, что эта идея понравилась и Тодору Павлову
и профессору медицинской академии Хаджиолову, гистологу
по специальности.На следующий день ко мне пришел профессор паразито¬
логии Константин Матов. В 1936 году, когда я приезжал в
царскую Болгарию, он оказал мне большую помощь. Матов
и его два ассистента, Васильев и Вишняков, рассказали о по¬
ложении ветеринарии и гельминтологии в Болгарии.Мы побывали в г. Пловдиве, а оттуда поехали в новый
город Димитровград. Город бурно строился, на азотнотуко¬
вом комбинате нас радушно встретил тысячный коллектив,
это была главным образом молодежь. Снова цветы, дружески
теплые речи, возгласы «Вечна дружба!», крепкие рукопожа¬
тия. Все это создавало непринужденную атмосферу и вместе
с тем подчеркивало политическую значимость происходя¬
щего.393
Назавтра мы посетили трудовое кооперативное земле¬
дельческое хозяйство — Брестовицы. Дорога до Брестовиц
удивительно красива. Вокруг сплошные виноградные планта¬
ции. На главной улице нас встретили крестьяне с цветами в
руках. Живет в Брестовицах 5 тысяч человек, и мне казалось,
что все гши вышли на встречу с советскими людьми. Всюду
раздавались бурные аплодисменты и возгласы «Вечна
дружба!». Ко мне ■подошла болгарка с огромным караваем и
солонкой, произнесла теплые слова, преподнесла хлеб-соль.
Я держал ответную речь — снова овация.24 сентября — радостный и значительный для меня день:
правительство Болгарии присвоило мое имя паразитологиче¬
скому институту Сельскохозяйственной академии. С ректо¬
ром этой академии академиком Ксенофоном Ивановым мы
поехали на ветеринарный факультет, где студенты встретили
нас возгласами «Вечна дружба!». Познакомился с деканом,
профессорами и 'представителями общественных организаций.
Ректор зачитал и преподнес мне адрес, я произнес ответное
слово. Затем мне показали вывеску перед входом в институт.
Она гласила: «Паразитологический институт академик Скря¬
бин». В вестибюле — выставка моих книг и монографий.
Здесь заведовал кафедрой профессор Матов. В большом зале,
перед аудиторией в 1200 человек, я прочел лекцию «Гель¬
минтология и животноводство».Следующий день был посвящен медицине. Посетил мини¬
стра здравоохранения т. Коларова, побеседовал с директо¬
рами подведомственных ему институтов. После беседы при¬
гласили меня на совещание, посвященное организации в
Болгарии медико-гельминтологической работы. На этом со¬
вещании т. Коларов задал мне восемь вопросов, на которые
я ответил докладом. Первый и основной вопрос был сфор¬
мулирован так: «Организация противогельминтозной борь¬
бы в органах здравоохранения; специальные учреждения, их
задачи, взаимоотношения между ними и с остальными цен¬
тральными и периферическими организациями здравоохране¬
ния. Формы комплексной работы с ветеринарными, зоотехни¬
ческими и агрономическими организациями»....Наше пребывание в Болгарии приходило к концу. Вече¬
ром 1 октября ко мне приехал Тодор Павлов и заверил, что
гельминтологическая лаборатория в Болгарской Академии
наук будет организована. Надо ли говорить, какое удоволь¬
ствие доставило мне это сообщение!Назавтра Совет Министров республики устроил прием в394
честь нашей делегации. Были члены правительства, полный
состав дипломатического корпуса, деятели культуры и обще¬
ственных организаций страны.А вечером 8 октября 1952 года я был снова дома, на
Родине.Москва, как всегда, встретила хлопотами. Надвигалась
академическая сессия в Ташкенте с заботами об организации
гельминтологической секции. Вырисовывалось декабрьское
годичное собрание Всесоюзного общества гельминтологов,
требовавшее большого напряжения. Составлялись планы ра¬
боты на пятую пятилетку, заканчивались сроки пребывания
ряда специалистов в докторантуре и аспирантуре. С перифе¬
рии приезжала молодежь с толстенными томами диссертаций,
требовавших моей консультации, усилилась работа биологи¬
ческого отделения АН СССР. Словом, все эти дела занимали
14—16 часов в сутки. В результате — болезнь.В ноябре вызвал в «Узкое» моего заместителя по ГЕЛАНу
Н. П. Шихобалову с планом работы лаборатории на 1953 год.
Я поднял вопрос о слабой пропагандистской работе среди
широких слоев населения: в последние годы никто из моих
старших учеников не читал публичных лекций в Москве, ни¬
кто не публиковал статей в газетах и журналах, в связи с чем
ослабла популяризация нашей науки, наших достижений.Эти вопросы требовали разрешения в кратчайший срок.
Надо популяризировать и гельминтологическую литературу.
Я сказал Н. П. Шихобаловой, что вот вышла в свет очень ин¬
тересная книжка профессора Тальковского «Офтальмогель-
минтозы». Принципиальное ее значение очень велико, по¬
скольку она посвящена проблеме борьбы с гельминтозами,
локализирующимися в глазах. Этот вопрос слабо освещен в
медицинской литературе, в связи с чем монография Тальков¬
ского представляет большой интерес для широкого круга вра¬
чей. Ну, а много ли статей об этой работе появилось в перио¬
дике?.. Отнюдь... Значит, надо следить и за этим...Моя научная работа двигалась довольно быстро: завер¬
шался 8-й том «Трематодологии», шла корректура 7-го тома
этой монографии. Однако все чаще думал, что надо уходить
из ВИГИСа (где я работал 32 года), оставить Ветеринарную
академию, где я профессором вот уже 37 лет, и, наконец, уйти
от председательства ветеринарной секции ВАСХНИЛ, кото¬
рую я бессменно возглавлял 17 лет. Но психологически, а тем
самым и фактически я не в состоянии сделать этого.
ПРАВО НЕ ЗНАТЬ ОТДЫХАСмерть И. В. Сталина. — Работа в
Сталинграде.— Чего я хочу от жиз¬
ни? — Поездка в Чехословакию,—
500 вопросов И. К. Гончарову. —
Высокая награда. — У В. П. Филато¬
ва.— Раздумья о времени и работе.—
Опять зарубежные командировки.J марта 1953 года скончался
Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета
Министров СССР Иосиф Виссарионович Сталин. Гроб уста¬
новили в Доме союзов. Нескончаемая вереница народа тяну¬
лась со всех концов Москвы проститься со Сталиным. Улица
Горького и все прилегающие к ней улицы густо заполнили
люди. Не пройти. Лица скорбные, полные раздумий. Грустили
и волновались все граждане нашей страны. И это понятно:
еще жила в памяти война... Почти тридцать лет жизни страны
были связаны с этим именем...Волновался и я, но справиться с тяжелыми мыслями по¬
могла моя уверенность в том, что мы придем к намеченной
цели, невзирая на бури и невзгоды. Мудрый, терпеливый, ге¬
роический русский народ в конечном итоге всегда выходил
победителем. И сейчас советский народ, руководимый пар¬
тией и правительством, сумеет своим умом, своими трудовыми
руками, своим пламенным энтузиазмом сохранить, защитить
и укрепить величайшие завоевания Великой Октябрьской ре¬
волюции. Так быть должно, так оно и будет!...15 марта был на заседании сессии Верховного Совета
СССР, а через день состоялось постановление бюро биологи¬
ческого отделения АН СССР: «Разгрузить от большинства
дополнительных обязанностей членов бюро и руководящий
состав учреждений отделения биологических наук. Шире при¬
влекать к работе в редколлегиях журналов, комиссиях, для
рецензий и других работ старших научных сотрудников —
кандидатов наук, что будет способствовать их росту и раз¬
грузке ведущих ученых». Таким образом, моя 10-летняя396
работа в качестве члена бюро отделения биологических наук
АН СССР закончилась.В Академии наук СССР появилась версия о «целесообраз¬
ности» влить ГЕЛАН в Институт морфологии животных
имени Северцева. Я поехал к А. Н. Несмеянову, высказал
свое мнение, подчеркнул, что участвовать в этом регрессив¬
ном деле я не могу и не буду. А. Н. Несмеянов заверил, что
учтет мою точку зрения и что, не посоветовавшись со мной,
президиум этот вопрос никогда бы не поставил на обсуж¬
дение...Еще в 1952 году в плане работ института гельминтологии
была намечена организация конкретной помощи совхозам и
колхозам в борьбе с гельминтозами сельскохозяйственных
животных. Бригада института начала проводить эту работу
в Сталинградской области.Сталинградское областное управление сельского хозяй¬
ства и заготовок созвало в мае 1953 года специальное совеща¬
ние ветеринарных работников. Я сделал подробный доклад.
В прениях выступали в основном районные ветеринарные
врачи. Я поддержал дельные предложения и в заключение
посоветовал включить в план вопрос девастации эхинокок-
коза и ценуроза в Сталинградской области. Эту идею полно¬
стью поддержали участники совещания и руководители об¬
ласти.Следующие два дня по утрам я читал медицинским работ¬
никам лекции на гельминтологические темы, а днем осматри¬
вал Волго-Донской канал, а также Сталинград. Великолепные
новые улицы, добротные и красивые кварталы контрастиро¬
вали с участками, где дома еще не были восстановлены.
Осмотрел знаменитый дом сержанта Павлова. Яков Павлов
целые три месяца с группой красноармейцев оборонял это
здание от гитлеровцев. Видел изувеченную снарядами старую
мельницу. Она и сегодня стоит такой же, какой была в по¬
следний день Сталинградской битвы. Стоит как напоминание
о том, что происходило на этой священной земле, какой це¬
ной мы добились победы.Из Сталинграда пароходом направились в районный город
Камышин. Трудно было представить, что через 2—3 года во¬
круг будет грандиозное водохранилище, что вода затопит
огромную территорию на левом берегу реки и разольется на
сотни километров.24 июня 1953 года президиум АН СССР вынес решение
по докладу президента АН Белорусской ССР профессора397
В.	Ф. Купревича: «Реорганизовать существующий Институт
биологии АН Белорусской ССР в Ботанический институт,
выделив из него самостоятельный отдел зоологии при прези¬
диуме АН Белорусской ССР с секторами: позвоночных жи¬
вотных, гельминтологии и гидробиологии». Я понял это так:
в постановлении отражен результат долгой борьбы за гель¬
минтологическую науку в Белорусской академии. Харак¬
терно, что из всей паразитологии названа только гельминто¬
логия,— это вполне соответствовало нуждам республики...Пришли ко мне на консультацию две замечательные де¬
вушки — Валентина Задорнова и Нина Андреева. Обе только
что окончили Московскую ветеринарную академию. Девушки
отказались от работы в центральных областях страны, решили
поехать на крайний Северо-Восток — на Чукотку. Заинтере¬
совавшись на студенческой скамье моими лекциями по гель¬
минтологии, Валентина и Нина обратились с просьбой дать
им совет: как организовать гельминтологическую работу на
Чукотке. Я, естественно, с удовольствием посвятил их в основ¬
ные методические приемы предстоящей научно-практической
работы. Девушки покорили меня своей целеустремленностью
и самоотверженностью. Я слушал их и думал: вот лучшие
представители молодого поколения, таким принадлежит и на¬
стоящее и будущее, такие как небо от земли отличаются от
разуверившегося «потерянного поколения» молодежи За¬
пада...Накануне отъезда в Кисловодск я зашел к академику Топ¬
чиеву узнать о перспективах дальнейшего развития Акаде¬
мии наук СССР.Оказывается, предполагается расширить контингент лиц,
избираемых в академики и члены-корреспонденты, усилить
строительство академических институтов, расширить изда¬
тельскую деятельность Академии, поднять роль и значение
бюро отделений, разгрузив их от ряда мелких функций, по¬
полнить президиум Академии активными деятелями, освобо¬
дить его от «мертвых душ», переизбрать состав бюро отделе¬
ний и улучшить быт работников Академии Интересен ло¬
зунг: «Страна должна знать своих ученых!» В связи с этим
рекомендовано организовать издание монографий, посвящен¬
ных жизни и деятельности академиков. Если все это будет
реализовано, для главного научного учреждения страны на¬
ступит поистине новая эра.На мой вопрос, нельзя ли на предстоящей выборной сес¬
сии Академии добиться, чтобы одно место члена-корреспон-398
дента было предоставлено специалисту-гельминтологу, Топ¬
чиев ответил: «Я думаю, что это возможно, обратитесь к ака¬
демику Опарину». Я написал как Опарину, так и Несмеянову
письма, однако прошли годы, прежде чем моя просьба была
удовлетворена. Только в 1966 году отделение биологических
наук АН СССР избрало первого за всю историю Академии
члена-корреспондента гельминтолога. Это один из моих уче¬
ников — доктор биологических наук Константин Минаевич
Рыжиков.*	**В Кисловодске мы с Лизой поселились в санатории «Крас¬
ные камни». Молодежи не было, все —* люди среднего и по¬
жилого возраста, и потому здесь царила тишина, для меня
необычная. Даже в столовой, когда все в сборе, не было
слышно ни смеха, ни веселой болтовни. Привез в санаторий
материал по трематодам. Работал по 4—5 часов в день.Написал и послал президенту Академии медицинских наук
Н. Н. Аничкову письмо с просьбой предусмотреть на пред¬
стоящих выборах вакансию члена-корреспондента гельмин¬
толога медицинского профиля.С горечью думал о том, что лица, от которых зависит под¬
держка той или иной отрасли науки, с одной стороны, гель¬
минтологии не знают и потому не понимают ее значения,
а с другой стороны, они увлечены перспективами технических
и физико-химических наук, изучающих атомную физику,
электронику и множество аналогичных дисциплин, включая
проблемы освоения космоса. Нельзя не видеть, к сожалению,
что интерес к старым классическим наукам о мире животных
и растений, о морфологии, экологии и систематике ослабе¬
вает. Конечно, эта недооценка классических биологических
дисциплин — явление временное, но она, эта недооценка,
существует.В один из дней взялся за перо и попробовал набросать
ответ на вопрос: чего мне хочется добиться, пока я еще живу
и мыслю? Вот что я записал:«1. Закрепить гельминтологическую науку во всех трех
всесоюзных академиях: АН СССР, ВАСХНИЛ и Академии
медицинских наук, для чего добиться избрания в данные уч¬
реждения моих учеников в действительные члены и члены-
корреспонденты.2.	Во всех академиях наук союзных республик и во всех
филиалах АН СССР создать специализированные гельмин¬399
тологические лаборатории, поставив, во главе их учеников
моей научной школы.3.	Увеличить число штатных единиц Г ЕЛА На и посте¬
пенно превратить его в Институт гельминтологии Академии
наук СССР.4.	Оживить работу Всесоюзного института гельминтоло¬
гии. Добиться, чтобы каждая его лаборатория имела в своем
составе не менее 10—15 человек; создать при институте экс¬
периментальную базу.5.	Добиться, чтобы в министерствах здравоохранения и
сельского хозяйства СССР и союзных республик работали
специалисты-гельминтологи, руководящие всей противогель-
минтозной борьбой в республиках, краях и областях.6.	Добиться (как можно скорее) девастации ценуроза и
эхиноккокоза в трех-четырех юго-восточных краях и областях
европейской части СССР.7.	Развернуть работы по фитогельминтологии, с тем чтобы
в сельскохозяйственных вузах на агрономических факульте¬
тах в планы преподавания был введен хотя бы краткий курс
фитогельминтологии.8.	Узаконить профиль врачатгельминтолога.9.	Успеть опубликовать хорошую популярную книгу
«Жизнь гельминтов и проблема их девастации».Я набросал 27 пунктов и... не сумел вместить в них всего,
что хотел....В ноябре 1953 года во главе советской делегации мне
довелось побывать в Чехословакии на месячнике чехосло-
вацко-советской дружбы. В составе делегации, состоящей из10	человек, были писатель Георгий Гулиа, композитор и му¬
зыковед И. Ф. Бэлза, заслуженная учительница РСФСР
М. В. Гоголева, член-корреспондент Академии педагогических
наук Н. К. Гончаров и другие.Уже на границе, на станции Черны, нас торжественно
встретили представители местных органов власти и местные
жители. И дальше, на всем пути от Черны до Праги, совет¬
ских людей приветствовало население со знаменами, цветами,
оркестрами, выражая посланцам СССР чувства дружбы и
любви.План работы нашей делегации был напряженным. В него
входило ознакомление с деятельностью основных научно-
исследовательских учреждений и высших учебных заведений
Чехословакии, с работой школ и органов народного образо¬
вания, с крупными промышленными предприятиями и коопе-400
«Со мной случилось нечто экстраординарное:
бывали дни, когда я не работал»...К. И. ,Скрябин и президент Венгерской Академии наук т. Русняк.
К. И. Скрябин и польский ученый,
академик В. Стефанский.
ративными хозяйствами на селе. Было предусмотрено чтение?
лекций и докладов по специальностям.Вечером 6 ноября вся делегация направилась на городской
митинг, посвященный Зб-й годовщине Великой Октябрьской
социалистической революции. Митинг проходил на самой
большой площади Праги. Выступали руководители компар¬
тии и правительства ЧССР, наш посол в республике т. Бого¬
молов. От имени ВЦСПС и правления ВОКСа я прочел об¬
ращение советского народа к народам Чехословакии по слу¬
чаю 36-й годовщины Великого Октября и открытия месячника
чехословацко-советской дружбы.Утром 7 ноября наша делегация во главе с т. Богомоловым
возложила венок к подножию памятника советским воинам,
похороненным на Ольшанском кладбище. Они отдали жизнь
в борьбе против фашизма, за свободу братских чешского и
словацкого народов.На следующий день по приглашению президента Акаде¬
мии наук Чехословакии академика Зденека Неедлы мы
ездили на знаменитое Вышеградское кладбище. Здесь по¬
коятся выдающиеся деятели культуры Чехословакии.Начались дни, заполненные до отказа встречами, бесе¬
дами, лекциями. Мы посетили Прагу, Братиславу, Брно, Ко¬
шице, Карловы Вары и другие города. Встречались с рабо¬
чими, крестьянами, учеными, писателями, журналистами, со
студентами и школьниками. Было много волнующих сцен,
царила обстановка подлинной дружбы и взаимопонимания.Я с интересом знакомился с деятельностью академий наук
в Праге и Братиславе, где сделал доклады на собраниях уче¬
ных. Выступал и в Академии сельскохозяйственных наук,
познакомился здесь с тем, как изучаются проблемы животно¬
водства и ветеринарии. Естественно, что большую часть
своего времени я отдал биологическим учреждениям, много
беседовал как с представителями старшего поколения ученых,
так и с молодыми, начинающими работниками. Мы обсуждали
актуальные вопросы планирования научной работы, связь
науки с производством, говорили о подготовке научных кад¬
ров, необходимости укрепления связей между учеными Чехо¬
словакии и СССР и о многом, многом другом. Будучи спе-
циалистом-гельминтологом четырех профилей — биологиче¬
ского, медицинского, ветеринарного и агрономического, я
уделил большое внимание значению гельминтологии в охране
здоровья трудящихся и подъеме народного хозяйства. Эти
проблемы представляли для научных и практических работ-26 К. И. Скрябин401
ников, а также для представителей соответствующих мини¬
стерств Чехословакии большой интерес и ценность, по¬
скольку наша страна по широте и глубине гельминтологиче¬
ской работы справедливо занимает первое место в мире.Я старался как можно глубже осветить основные стороны
своей науки, с максимальной полнотой поделиться тем боль¬
шим опытом, которым обладает советская гельминтология.Нужно сказать, что все выступления, лекции и доклады
членов нашей делегации вызывали живейший интерес и при¬
влекали массу народа. Очень показательны в этом отноше¬
нии выступления члена-корреспондента Академии педагоги¬
ческих наук Н. К. Гончарова. В Праге зал Сметаны вмещает
1600 человек, а на лекцию Гончарова пришло 2600 человек;
пришлось срочно радиофицировать соседнюю аудиторию,
и все же многие стояли в коридорах. Н. К. Гончаров провел15	встреч с учителями, студентами, работниками Министер¬
ства школ, преподавателями народных курсов изучения рус¬
ского языка. На этих беседах, продолжавшихся иногда по
5 часов, Гончарову было задано свыше 500 вопросов. Они
касались не только народного образования и педагогики, но
и науки в широком смысле слова, а также искусства, изда¬
тельского дела, религии и т. п.Не меньший интерес вызывали доклады и беседы доцента
МГУ по кафедре славяноведения А. Г. Широкой. Дело в том,
что народ Чехословакии с интересом изучал русский язык.В Чехословакии меня радовало многое — и ритм жизни,
и темпы строительства, и, конечно, достижения в области
дорогой моему сердцу гельминтологии. Я узнал, что в 1952 —
1953 годах в Чехословакии был организован ‘Гельминтологи¬
ческий институт Словацкой Академии наук в Кошице и гель¬
минтологическая лаборатория при паразитологическом отде¬
лении Института биологии Чехословацкой Академии наук
в Праге. Радовало меня и то, что из Чехословакии системати¬
чески приезжали к нам в Советский Союз научные работники
для участия в различных конференциях гельминтологов и па¬
разитологов.Забегая вперед, скажу, что в 1957 году я был удостоен
звания Почетного члена Чехословацкой Академии сельскохо¬
зяйственных наук. Меня это очень взволновало. Я был ис¬
кренне тронут словами академика Чехословацкой и Словац¬
кой академий наук Яна Павловича Говорка, когда в 1958 году
он писал: «К. И. Скрябин... без колебаний принял нас в боль¬
шую семью своих последователей и дал нам все, что могло402
обеспечить выполнение нашей трудовой и идейной прог¬
раммы».Если все так, то могу сказать с чувством удовлетворения,
что не зря прожил эти годы.*	**Начало нового, 1954 года запомнилось мне «медицин¬
скими» баталиями. Много спорил, доказывал необходимость
дальнейшего развития медицинской гельминтологии. В январе
на заседании коллегии Министерства здравоохранения СССР
говорил о необходимости включить в приказ министра тре¬
бование, чтобы Академия медицинских наук занималась проб¬
лемами санитарной и педиатрической гельминтологии, а так¬
же фармакологией новых антигельминтиков. Предложил уси¬
лить работу по биохимии и физиолргии гельминтов и ввести
в учебный план медицинских вузов доцентуру по гельминто¬
логии. Обрушился на пункт проекта приказа, в котором пред¬
лагалось объединить врачей маляриологов и гельминтологов.
«Пусть я останусь единственным при своем мнении, — заявил
я, — но считаю огромным достижением советской медицины
тот факт, что у нас в СССР, впервые в мире, начал созда¬
ваться медик нового профиля — врач-гельминтолог. Эту спе¬
циализацию необходимо сохранить, принимая во внимание
предстоящую борьбу за оздоровление населения». К мое¬
му большому удовлетворению, министр здравоохранения
А. Ф. Третьяков согласился со мною.Продолжалась и моя общественная работа, которая всегда
приносила мне большое моральное удовлетворение. В январе
началось выдвижение кандидатов в состав республиканских
избирательных комиссий по выборам в Совет Национально¬
стей Верховного Совета СССР. Я был избран от президиума,
бюро отделений и руководителей учреждений АН СССР в
избирательную комиссию по выборам в Совет Национально¬
стей Верховного Совета Российской Федерации. Это доверие
всех учреждений Академии наук мне, конечно, было очень
дорого. 20 января указом Президиума Верховного Совета
РСФСР я был утвержден членом избирательной комиссии.
Постановление как бы завершало мое участие в работах Вер¬
ховного Совета: с 1946 по 1954 год я был депутатом высшего
органа власти СССР.12	февраля в числе других ученых меня пригласили в
Кремль для получения орденов за выслугу лет и безупречную403
работу. На мою долю выпала честь получить одновременно
два ордена Ленина: один за выслугу лет, а другой — к моему
75-летию. Вручал высокие награды К. Е. Ворошилов. Он по¬
здравил меня и подчеркнул:—	Два, два ордена Ленина...Начало марта я провел в Венгрии, на ветеринарном конг¬
рессе. Вернулся, неделю пробыл дома, и — снова в дорогу:
поехал в Вильнюс на конференцию паразитологов, органи¬
зованную Академией наук Литовской ССР. Конференция
проходила под лозунгом единства теории и практики и под
флагом делового сотрудничества медицинских и ветеринар¬
ных специалистов. Открыл конференцию мой ученик
М. А. Бабянскас, после чего выступили министр здравоохра¬
нения Литвы Пенскаускас и заместитель министра сельского
хозяйства т. Глабай. 22 марта был заслушан мой доклад о
борьбе с гельминтозами. В заключение заместитель министра
сельского хозяйства заявил, что министерство готово предо¬
ставить Академии наук Литвы пять штатных единиц для уси¬
ления работ по гельминтологии.Большое впечатление произвела на меня библиотека Ака¬
демии наук Литовской ССР, в ней свыше миллиона томов,
в том числе ценнейшие рукописи, относящиеся к XI веку.
Основателем ее был местный адвокат, племянник деятеля
Парижской коммуны Врублевского. Адвокат собрал библио¬
теку в 250 тысяч томов и подарил городу, с тем чтобы ни одна
книга не была вывезена из Вильнюса. Сейчас библиотека пе¬
редана Академии наук Литовской ССР. В ней сосредоточено
много редких документов, летописей, мемуаров, исторических
заметок. Они еще ждут своих исследователей и со временем
войдут в фундаментальные монографии.На конференцию собрались представители Академии
наук, министерств здравоохранения и сельского хозяйства
республики, директор Института экспериментальной меди¬
цины и мои ученики Бабянскас (ветеринарный врач) и Би-
зюлявичус (медицинский врач). Речь велась об организации
единого паразитологического центра в Литве. Пришли к
мысли о необходимости организовать паразитологическую
лабораторию при биоотделении Литовской Академии наук
и развивать в ней гельминтологию по пяти разделам: биоло¬
гическому, медицинскому, ветеринарному, фитогельминтоло¬
гическому и ихтиогельминтологическому; решили просить
президента Академии наук Матулиса принять и реализовать
эту идею.404
Еще одна победа на гельминтологическом фронте!В день нашего отъезда в Москву позвонила по телефону
старая подруга моих сестер — Родионова, которая из газет
узнала о моем пребывании в Вильнюсе. На вопрос, знает ли
она что-либо о судьбе мужа моей сестры, которая жила и
умерла в Вильнюсе, Родионова сообщила ужасную весть: муж
моей средней сестры, Анны Ивановны, доктор медицины Зар-
цынь и их единственный 9-летний сын, мой племянник, были
расстреляны гитлеровцами. Расстреляны! И нет могил, где
можно было бы поклониться праху безвинно погибших.
С тяжелым настроением мы покинули Вильнюс...Наступил май. Страна праздновала знаменательную
дату — 300-летие воссоединения Украины с Россией. Так же
как и другие общественные и научные учреждения, биологи¬
ческое отделение Украинской Академии наук организовало
торжественную сессию, посвященную этому событию. Сес¬
сия проходила в Одессе 10—11 мая 1954 года. На ней я сделал
доклад: «К истории творческого сотрудничества русских и
украинских гельминтологов в деле оздоровления горнорабо¬
чих Донбасса».Вообще, в этот приезд в Одессу я выступал очень много
перед студентами университета, сельскохозяйственного и ме¬
дицинского институтов, проводил бесконечные консультации
для специалистов трех профилей: биологов, медиков и вете¬
ринаров. Хорошее впечатление произвела на меня в сельско¬
хозяйственном институте кафедра паразитологии ветеринар¬
ного факультета, которой заведовал мой ученик И. В. Щер¬
бинин, энтузиаст-гельминтолог. Понравилась его любовь к
молодежи, умение подойти к ней. Чувствовалось, что и сту¬
денты отвечали ему любовью и доверием.Последний день в Одессе мы провели в знаменитом Ин¬
ституте глазных болезней имени академика В. П. Филатова.
Знаменитый врач любезно показал своих больных, рассказал
о работе. Нас порадовало множество пациентов, ставших зря¬
чими в результате операции — пересадки роговицы. Мы раз¬
говаривали с людьми, которые были слепы от рождения,
а благодаря операции прозрели; у них изумительная,
светлая, детски-наивная улыбка, выражающая подлинное
счастье!Владимир Петрович Филатов сам тогда уже почти не опе¬
рировал, лечение проводили молодые врачи, его ученики, ко¬405
торых в институте много. Я вынес от посещения офтальмоло¬
гического института, от его замечательных достижений, от
знакомства с Владимиром Петровичем Филатовым очень
яркое впечатление....В конце мая мне пришлось поехать в Ленинград, где я
открыл объединенный пленум ветеринарной и зоотехниче¬
ской секции ВАСХНИЛ. Выступая, подчеркнул острую необ¬
ходимость содружества и взаимопонимания обоих профилей
науки о животноводстве. «В единении таится огромная сила,
столь необходимая для дальнейшего развития народного хо¬
зяйства»,— сказал я в заключение.В кулуарах горячо обсуждались вопросы, связанные с не¬
обходимостью упорядочить работу ВАСХНИЛ, образовать
новый президиум, пополнить Академию новыми, выдающи¬
мися представителями сельскохозяйственной науки, посколь¬
ку после августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года из числа
академиков выбыло значительное число крупных ученых.
Говорили: надо добиться, чтобы в ВАСХНИЛ царила здоро¬
вая, передовая, свободная творческая мысль в интересах на¬
шей Родины.Москва встретила приятной неожиданностью: вышел в
свет 6-й том «Трудов Казахского научно-исследовательского
ветеринарного института». В нем помещена статья «Казах¬
стан — колыбель советской гельминтологии». Вообще те ме¬
сяцы запомнились мне большим количеством вышедших пе¬
чатных трудов по гельминтологии. Увидели свет шесть книг,
несколько ценных трудов были сданы в производство. Я читал
многочисленные верстки и радовался тому, что вырастил хо¬
рошие кадры — трудолюбивые и целеустремленные.Время бежит стремительно, и оглянуться не успеваешь,
как приходит старость. И чем больше стареешь, тем время
быстротечнее. Как-то в библиотеке санатория «Сосны» на¬
ткнулся я на один из номеров журнала «Нива» за 1910 год.
Раскрыл его и увидел репродукцию картины художника
Чека «Время»: седой Сатурн с бесстрастным лицом мчится в
облачной мгле на черном коне, лошадь напряжена до пре¬
дела и безудержно стремится вдаль; Сатурн, прильнув
грудью к шее коня, держит обеими руками острую косу; от
нее нельзя уберечься, она уничтожает, превращает в ничто
все живое, все события и человеческие творения...Взяв журнал совершенно случайно, я уже не мог ото¬
рваться от него и от своих воспоминаний. Глубочайшая дав¬
ность, 1910 год.406
Листал журнал и словно перебирал страницы жизни.
Сколько кривотолков, например, было связано с появлением
кометы Галлея! Опасались, что она поглотит атмосферу и
погубит все живое на нашей планете.Ты нам грозишь последним часом,Из синей вечности звезда,—	писал тогда Александр Блок. Комета прошла мимо Земли,
а сколько жизней унесли две мировые войны......Подкрались последние дни нашего пребывания в «Сос¬
нах». Не знаю почему, но мне здесь частенько было не по
себе. Мучили тягостные мысли, не давал покоя страх потерять
работоспособность, интерес к жизни, без которого я не
мыслю своего существования. Угнетало сознание, что в моем
возрасте эта боязнь не так уж необоснованна.Вернулся в Москву и моментально забыл о всех страхах.
Опять развернулась битва за ГЕЛАН. Нелегкое здесь созда¬
лось положение: коллектив хороший, добился великолепных
результатов в работе, тематика работ все расширяется, а
между тем все сотрудники ютятся в двух комнатах. Мои по¬
допечные все чаще и чаще «бушевали» — люди культурные,
стойкие, энтузиасты своего дела. А шансов на улучшение ра¬
бочей площади не было. Хлопотал до изнеможения, и окон¬
чилась эта битва за «жизненное пространство» так: ГЕЛАН
остался пока что в прежнем состоянии, а меня доктора отпра¬
вили в санаторий «Палангу» — лечиться от нервного пере¬
напряжения....Моя научная работа в «Паланге» изредка прерывалась
развлечениями. Так, за 4 дня до нашего отъезда в нашей ком¬
нате по инициативе Лизы был организован небольшой лите¬
ратурно-художественный вечер, на котором Ольга Гзовская
прочла монолог Офелии, отрывки из «Евгения Онегина» и
несколько стихотворений Игоря Северянина и Василия Ка¬
менского. Артист С. М. Комиссаров, тоже ученик Станислав¬
ского, работавший в Ярославском театре имени Волкова, про¬
чел стихи Твардовского. Вечер получился уютный и интерес¬
ный. Слушатели получили искреннее удовольствие. А на
следующий вечер в нашей же комнате писательница Зинаида
Константиновна Шишова продекламировала замечательное
стихотворение «Блокада», посвященное героическому Ленин¬
граду. Все были потрясены и растроганы силой и остротой
стихотворения.407
Возвращаясь в Москву, мы остановились на два дня в
Вильнюсе. Узнав, что постановление об организации гельмин¬
тологической лаборатории при биологическом отделении Ли¬
товской Академии наук, принятое еще в марте, не реализо¬
вано, поехал к вице-президенту т. Жюгжда и просил ускорить
решение вопроса. Заручившись обещанием, посетил секре¬
таря ЦК КП Литвы т. Нюнке, который тоже поддержал меня.
После этого, успокоившись, я продолжал путь домой...Правительство СССР постановило создать Академию наук
Киргизской ССР. Меня включили в состав оргкомитета, и
9 сентября 1954 года я прибыл во Фрунзе. 11 лет назад я
приезжал сюда открывать Киргизский филиал АН СССР, а
сейчас предстояло закрыть его, превратив в высшее научное
учреждение Киргизской республики. Вот наглядный пример
быстрого роста культуры и науки ранее угнетенных и заби¬
тых народов! До революции коренное население Киргизии
почти на сто процентов было неграмотно, а теперь здесь
учреждалась Академия наук. Приятно было принимать уча¬
стие в таком деле!Оргкомитет наметил организовать в Академии три отде¬
ления: естественных и технических наук; общественных наук;
биологических и сельскохозяйственных наук. Гельминтоло¬
гическая лаборатория сохранялась в составе Института зоо¬
логии и паразитологии, а в Институте ветеринарии остава¬
лась паразитологическая лаборатория.Беседовал с первым секретарем ЦК КП Киргизии т. Раз-
заковым. Говорили о проблемах и перспективах будущей Ака¬
демии. И. К. Ахунбаев был избран президентом, а П. И. За¬
харьев — вице-президентом Академии. Вторым вице-президен¬
том стал т. Алтмышбаев, который был одним из моих заме¬
стителей в Киргизском филиале. Пост главного ученого
секретаря занял биохимик В. Г. Яковлев.Была у меня в ту поездку во Фрунзе очень трогательная
встреча. Мы с женой посетили среднюю школу № 28, которой
присвоено мое имя. Встретили нас школьники приветливо и
сердечно. Я поднялся на второй этаж по лестнице, утопавшей
в цветах. Директриса ввела нас в зал, до отказа заполненный
детворой. Она произнесла теплое слово, рассказала о том, как
учатся ребята, чем интересуются. После этого началось мое
знакомство с учениками, вернее с ученицами, поскольку
школа была женской.408
Первой подошла ко мне капелюшка-первоклассница и,
страшно волнуясь, произнесла несколько приветственных
слов. За ней последовала комсомолка, говорившая легко,
культурно, с достоинством. Выступали многие, и каждый ска¬
зал что-то умное, дельное, сердечное. Я поблагодарил высту¬
павших и рассказал притихшему залу о своей жизни и науке.
Я хотел, чтобы все знали, почему школа носит имя академика
Скрябина. Как можно доходчивее я рассказал детям о роли
гельминтологии в оздоровлении человека и в развитии живот¬
новодства, указал, какую цель преследует эта наука. Потом
я говорил о гражданской ответственности учащихся, о разви¬
тии в себе интереса и вкуса к самообразованию, к литературе,
искусству и науке и о сердечном отношении к учителям и
воспитателям.Из Фрунзе я поехал в Ташкент на сессию Академии ме¬
дицинских наук СССР, посвященную проблемам медицин¬
ской паразитологии, а из Узбекистана отправился в Таджи¬
кистан.Таджикскую ССР я посетил впервые: республика празд¬
новала свое 25-летие, и Академия наук в честь этого большого
события созвала торжественную сессию. На сессию из союз¬
ной Академии приехали двое — академик Е. Н. Павловский,
основавший когда-то Таджикский филиал АН СССР в Ду¬
шанбе, и я. Заседание открыл вице-президент Таджикской
Академии наук т. Алиев, много говоривший о роли русских
ученых в развитии науки в Таджикистане. Следующий день
я посвятил интересовавшим меня научным учреждениям. Был
на ветеринарной опытной станции, осмотрел там паразитоло¬
гический отдел.На торжественной сессии выступил с докладом «Пути раз¬
вития советской гельминтологической науки и практики».
После доклада ко мне подошел один литературовед, фамилию
которого я, к сожалению, не запомнил, и сказал: «Ваша
наука — одна из тех немногих, которые не претендуют на веч¬
ную жизнь; ее цель — превратить гельминтов в объекты изу¬
чения палеонтологии и тем самым стать ненужной». Этот
человек в немногих словах выразил сущность той работы, ко¬
торую ведут гельминтологи.В Институте зоологии и паразитологии имени Павлов¬
ского Таджикской Академии наук я долго беседовал с руко¬
водителем паразитологического отдела доктором Лотоцким
и с научными сотрудниками. Разговорился с кандидатом био¬
логических наук Сосниной, которая вела работу по эктопа¬409
разитам * грызунов Таджикистана и в то же время понемногу
занималась изучение^! гельминтов, паразитирующих у гры¬
зунов. Оказалось, что Соснина очень увлеклась гельминтоло¬
гией. Спросил, почему вплотную не занимается этой наукой,
которая очень важна для народного хозяйства республики.
Доктор Лотоцкий ответил, что все дело в малом помещении
и скромном штатном расписании. Я возразил: из шести еди¬
ниц паразитологической кафедры две можно было бы отдать
гельминтологам, тем более что специалисты — кандидаты
наук Соснина и Муратова — имеются в штате, только пере¬
ключены на другие специальности. Лотоцкий согласился со
мной и заверил, что с будущего года проблемы гельминтоло¬
гии найдут свое место в работе института.На прощальном приеме вице-президент т. Алиев произнес
приветственную речь в честь академика Е. Н. Павловского,
рассказал о его большой роли в развитии науки в республике.
Далее т. Алиев сказал, что молодой Академии свойственны
не только добродетели, но и недостатки. Одним из недочетов
он считал отсутствие в то время целого ряда * важных учреж¬
дений, в том числе гельминтологической лаборатории. Вице-
президент заверил, что такая лаборатория будет создана.Так гельминтология начала завоевывать свое место в Тад¬
жикской Академии наук... Когда заветная мечта человека пре¬
вращается в реальность, он испытывает то, что называется
счастьем. С этим ощущением я жил последние дни пребыва¬
ния в Таджикистане....В октябре 1954 года делегация советских ученых приняла
участие в работе IV конгресса Польского паразитологиче¬
ского общества.Несколько слов об этом обществе. Оно было создано в
Варшаве в 1948 году и вскоре уже имело свои отделения
в Кракове, Познани, Гданьске и других городах. Общество
быстро росло. В 1948 году собрался I конгресс польских пара¬
зитологов, и с тех пор конгрессы созывались систематически.
В их работе обычно участвуют и иностранные ученые.Заслуживает внимания практика проведения конгрессов:
поставленные на заседаниях доклады присылаются заблаго¬
временно и к заседаниям опубликовываются. На заседаниях
специалисты делают обзоры этих докладов, объединенных* Эктопаразиты — наружные паразиты; живут на поверхности тела
животного.410
по тематике, а авторы докладов отвечают на вопросы. Поль¬
ские товарищи утверждают, что этот метод проведения сим¬
позиумов очень удобен — он экономит время и дает большую
возможность для обсуждения докладов.Забегу вперед и скажу, что в 1955 году Паразитологиче¬
ское общество создало свой журнал «Паразитологические
ведомости». Этот журнал помимо оригинальных работ пуб¬
ликует обзоры деятельности польских паразитологов. В нем
достаточно полно отражаются сессии, съезды и конференции
паразитологов, происходящие в зарубежных странах. Таким
образом, польским паразитологам созданы прекрасные усло¬
вия для опубликования результатов своих научно-исследова¬
тельских работ.В 1958 году вышло интересное справочное издание этого
общества — «Паразитология и паразитологи Польши». В нем
указаны учреждения, в которых ведется научно-исследова¬
тельская работа в области паразитологии, и даны адреса всех
паразитологов страны с кратким рассказом об их деятель¬
ности.Несмотря на относительно небольшое число специалистов
(всего около 250 человек), работающих по различным вопро¬
сам паразитологии, в Польше издается два паразитологиче¬
ских журнала, в которых в основном печатаются гельминто¬
логические труды. Таким образом, с исследованиями поль¬
ских гельминтологов своевременно знакомятся ученые других
стран.Вообще надо сказать, что научно-исследовательская ра¬
бота в области гельминтологии ведется в Польше активно и
плодотворно. Паразитологическая лаборатория Польской
Академии наук, возглавляемая академиком В. Стефанским,
занималась почти исключительно гельминтологическими про¬
блемами. Лаборатория имеет свою отличную библиотеку.
В ней богато представлена иностранная литература. Помимо
справочников, монографий, отдельных книг, библиотека по¬
лучает (в основном в порядке обмена) массу зарубежных
журналов. Эти издания хорошо используются: о наиболее
ценных пишутся рефераты, об остальных — аннотации. На
лабораторных собраниях, созываемых дважды в месяц, про¬
водится обзор этой литературы, что позволяет сотрудникам
быть в курсе всех работ по интересующему их вопросу.В Польше я бывал неоднократно и каждый раз с удоволь¬
ствием и интересом беседовал с польскими коллегами о раз¬
личных проблемах гельминтологии...411
Итак, IV конгресс Польского паразитологического обще¬
ства проходил в Гданьске. На него прибыло 200 делегатов из
различных учебных и научно-исследовательских учреждений
Польши и других стран. Заседания проходили в концертном
зале гостиницы «Орбис» — одной из лучших гостиниц ку¬
рортного местечка Сопот, расположенного неподалеку от
Гданьска.На съезде было много интересных сообщений: профессо¬
ров В. Вишневского, В. Стефанского, 3. Козара и других. Как
выяснилось, большинство работ паразитологов относилось к
области гельминтологии. Наши делегаты выступили на
съезде с программными докладами.Советская делегация провела много консультаций. Очень
приятное впечатление произвела на нас молодежь научно-
исследовательских учреждений. На съезде и других собра¬
ниях молодежь составляла 80 процентов участников. Моло¬
дые ученые (среди них было много женщин) горячо и по-
деловому выступали. Они подкупали своим неподдельным
энтузиазмом.Вообще в Польше народ трудился с огромным подъемом.
Это ощущалось во всем. Было очень интересно знакомиться
с жизнью, работой трудящихся Польши. Эта страна очень
пострадала во время войны. Варшава и другие города пред¬
ставляли собой груды камня и пепла.И вот теперь мы осматривали Варшаву и Гданьск. В обоих
городах шло грандиозное строительство. Возрождались круп¬
нейшие районы польской столицы, улицы Гданьска. Само¬
забвенно любящие свой город варшавяне восстанавливали
Старо Място, бережно сохраняя его средневековую архитек¬
туру. То же происходило и в Гданьске, где на восстанови¬
тельных работах было занято 150 архитекторов.Польские патриоты с гордостью и нескрываемым восхи¬
щением показывали нам воскрешенные из руин кварталы и
улицы. Поляки были готовы на любые лишения, лишь бы по¬
скорее залечить раны, нанесенные войной. Все единодушно
говорили нам: восстановленные Варшава и Гданьск стали
красивее, чем были до войны.С польскими гельминтологами у меня установились самые
дружественные связи. Их успехи меня искренне радовали,
и я был до глубины души тронут, когда, возвратясь в Москву,
получил от посла Польской Народной Республики следующее
письмо:412
«Глубокоуважаемый товарищ Скрябин!В связи с присвоением Вам звания действительного члена
Польской Академии наук имею честь просить Вас любезно
пожаловать в посольство Польской Народной Республики в
Москве (улица Алексея Толстого, № 30) в среду 14 октября
1954 года в 12 часов дня для вручения Вам диплома действи¬
тельного члена Польской Академии наук.С глубоким уважениемТедеуги Гедэ»...Новый год мы встретили с Лизой, Аней и Шуриком в
Москве. Сергей по-прежнему работал на Крайнем Севере.
Сначала он был на Колыме начальником сельхозгруппы в
Сеймчанском районе. Занимался он не только ветеринарией,
животноводством, но и растениеводством. Сын, как обычно,
писал мало, но те письма, которые мы получали, были на¬
стоящими гимнами Крайнему Северу, чувствовалось, что Сер¬
гей захвачен работой. А когда человек увлечен, он полон
энергии и силы.Однажды Сергей прислал нам вырезку из местной газеты,
где была напечатана его статья «Дары колымской земли».
Я не могу удержаться, чтобы не привести из нее
выдержек.«...Еще недавно люди и не мечтали о том, чтобы в усло¬
виях Крайнего Севера, в условиях вечной мерзлоты выра¬
щивать овощные культуры. И только советскому человеку
оказалась под силу эта огромная работа. Наглядным при¬
мером тому служит выставка овощных и злаковых культур,
организованная в поселке Сеймчан... Экспонаты, представ¬
ленные на выставке, дают наглядное представление о том,
как много и упорно поработали трудящиеся нашего управ¬
ления над тем, чтобы привить и успешно выращивать здесь,
на колымской земле, не только овощные, но и злаковые
культуры. Еще совсем недавно у нас выращивали только
картофель. Сейчас же в наших подсобных хозяйствах и на
индивидуальных огородах прекрасно растут и созревают
овес, ячмень, лук, помидоры, турнепс и другие сельскохо¬
зяйственные культуры.Больших результатов добились в своей работе животно¬
воды совхоза Верхний Сеймчан. На выставке были пред¬
ставлены замечательные живые экспонаты: коровы холмо¬
горской породы, прекрасно акклиматизировавшиеся в усло¬413
виях Севера, жеребцы-производители тяжелого типа, до¬
стигающие веса 700 килограммов, и другие...»Затем Сергей стал директором Ольгинского совхоза, а
потом совхоза «Балаханы» Усть-Нерского района. Через
некоторое время сын занял пост начальника районного
сельскохозяйственного управления.В 1956 году вышла книга Бориса Баблюка «По дорогам
Якутии», в которой подробно рассказывалось о совхозе
«Балаханы», когда там работал Сергей. «...Совхоз имеет
180 гектаров пашни, молочнотоварную ферму с двумя фи¬
лиалами, свиноферму, птичник, громадные теплицы, 4 ты¬
сячи парниковых рам. Около десятка агрономов и зоотех¬
ников, большая армия механизаторов и других специали¬
стов сельского хозяйства работает ныне в совхозе. На мо¬
лочнотоварной ферме в чистых, просторных помещениях
размещено свыше ста коров. От каждой из них получают за
год в среднем по 2 тысячи литров молока. Ежедневно в
Усть-Неру отправляют с фермы свыше тонны свежего мо¬
лока».Нам было очень приятно, что в этой книге нашего сына
называли энтузиастом-полярником.
САМАЯ ИСКРЕННЯЯ
БЛАГОДАРНОСТЬСоздание международного журнала
«Гельминтология». — Съезд паразито¬
логов Венгрии. — Югославские встре¬
чи.— Письмо из Болгарской Акаде¬
мии наук,—Мое 80-летие.—Непре¬
ходящее богатство ученого,— Обра¬
щение к ЦК КПСС.yjL отдал много сил пропаган¬
де за границей принципов и методов советской гельминтоло¬
гии, стремился помочь организовать в зарубежных странах
самостоятельные гельминтологические ячейки, содейство¬
вать созданию научных кадров, старался установить дело¬
вой контакт и личные дружественные связи с иностран¬
ными гельминтологами и паразитологами. Во мне горело и
горит страстное желание поделиться с гельминтологами
всего мира своими знаниями и опытом. Когда я вспоминаю
свои многочисленные зарубежные поездки, то думаю: кое-
что я все же успел.В' 1956 году мы с Надеждой Павловной Шихобаловой
побывали в Болгарии. Мы посетили Станке-Димитровскую
околию Софийского округа и ряд других районов, в кото¬
рых тогда широко развернулись противогельминтозные ме¬
роприятия. Мы своими глазами увидели отличные резуль¬
таты труда болгарских гельминтологов. А ведь эта работа
здесь началась не так давно. Научный сотрудник Болгар¬
ской Академии наук Елена Дмитрова вспоминала, что в
Болгарии впервые слово «гельминтология» услышали в
1936 году, когда я посетил эту страну и выступил перед на¬
учной общественностью. Потом были годы войны, когда
эта наука не развивалась. А теперь гельминтология в рес¬
публике прочно встала на ноги. Уже в 1953 году при Бол¬
гарской Академии наук была создана Центральная гель¬
минтологическая лаборатория, по типу нашего ГЕЛАНа.
Она занимается проблемами теоретической гельминто¬
логии.415
Были созданы и специализированные научно-практиче¬
ские учреждения: гельминтологические отделения и лабо¬
ратории при окружных и районных санитарно-эпидемиоло¬
гических станциях и гельминтологические кабинеты при
поликлиниках.Органы здравоохранения и сельского хозяйства по еди¬
ному комплексному плану проводили в широких масшта¬
бах мероприятия по борьбе с гельминтозами населения и
сельскохозяйственных животных. В том, как разумно ве¬
лась эта борьба, мы убедились на примере Станке-Димит-
ровской околии.Мы посетили селения Рила и Бобошево и город Станке-
Димитров и увидели, какие эффективные результаты могут
быть достигнуты при правильной организации мероприя¬
тий, в которых кроме врачебного персонала принимают ак¬
тивное участие широкие массы населения, общественность,
в том числе школьники. Здесь была правильно, четко орга¬
низована совместная медико-ветеринарная работа, медицин¬
ские и ветеринарные врачи действовали рука об руку, помо¬
гая друг другу. В результате в околии значительно снизилась
заболеваемость гельминтозами населения и животных, нам¬
ного улучшилось санитарное состояние населенных мест.Нам было очень приятно слышать и в докладах местных
врачей, и в личных беседах во время осмотра поселков, что
все мероприятия проводятся методами, разработанными со¬
ветскими гельминтологами.Анализируя развитие гельминтологической науки у нас
и за рубежом, я пришел к выводу о необходимости созда¬
ния международного журнала «Гельминтология», в котором
могли бы выступать ученые-гельминтологи всего мира.
В 1957 году на I съезде паразитологов, организованном
Чехословацкой Академией наук в Праге, я выступил с этим
предложением. Оно вызвало большой интерес у делегатов
съезда. Академик Стефанский (Польша) горячо поддержал
мою идею, указав, что такой журнал во многом будет спо¬
собствовать дальнейшему развитию нашей науки. Поддер¬
жали это предложение и выступившие в прениях академик
Котлан (Венгрия), профессор Борхерд (ГДР), профессор
Эйниг (ФРГ). Было решено создать комиссию, которая раз¬
работала бы положение о международном журнале. Пред¬
седателем комиссии съезд избрал меня.На последнем заседании съезд обсудил наши предложе¬
ния и принял постановление: 1) просить академии наук Че¬416
хословакии, Венгрии, Польши, Болгарии, Румынии и СССР
принять участие в организации этого журнала и выделить
своих представителей в редакционную коллегию; 2) пред¬
седателем редакционной коллегии журнала избрать акаде¬
мика К. И. Скрябина; 3) просить Чехословацкую Акаде¬
мию наук принять на себя издание первых двух томов
этого журнала.Итак, международный журнал «Гельминтология» был
создан. В 1959—1960 годах Словацкой Академией наук
были изданы первые два тома журнала; 3-й и 4-й вышли в
СССР (1961 — 1963 годы). В 1968 году увидел свет уже
9-й том, изданный снова в Чехословакии. Достижения от¬
дельных стран в области гельминтологии теперь быстро
становятся достоянием ученых.В 1959 году на съезде паразитологов Венгрии я высту¬
пил с новым предложением. Я считал, что развитие гель¬
минтологии вступило в такой период, когда необходимо
наметить новые, международные формы разработки теории
и практики в борьбе с некоторыми гельминтозами. Одной
из таких форм могло бы явиться объединение ученых раз¬
личных стран в небольшие группы для исследования кон¬
кретных и актуальных гельминтологических проблем.
И мне казалось, что почин в этом деле надлежит сделать
гельминтологам стран народной демократии.Предложение мое вызвало горячее обсуждение, в ре¬
зультате съезд решил координировать разработку меро¬
приятий по борьбе с тремя гельминтозами:1.	Трихинеллезом людей и животных. Ответственными
за организацию первого международного совещания по
этой проблеме были избраны академик В. Стефанский и
профессор 3. Козар (Польша).2.	Фасциолезом сельскохозяйственных животных. Орга¬
низовывал совещание венгерский академик Ш. Котлан.3.	Эхинококкозом людей и животных. Ответственным
съезд избрал меня.Решения съезда выполняются.В 1957 году, когда в Болгарии проходила сессия нацио¬
нальной Академии наук по вопросам теории и практики
борьбы с гельминтозами человека и домашних животных, я
познакомился с югославскими паразитологами — академи¬
ками Бабичем из Загреба и Симичем из Белграда. Их пора¬
зил масштаб гельминтологических исследований, проводи¬
мых в СССР. Оба высказали желание посетить Советский27 к. и. Скрябин417
Союз и побывать в наших гельминтологических учрежде¬
ниях.Всесоюзное общество гельминтологов пригласило Ба¬
бича на научную сессию, посвященную 40-летию Октябрь¬
ской революции. Югославский академик ознакомился с ра¬
ботой советских гельминтологов, с научно-исследователь¬
скими институтами и выразил глубокое одобрение тому,
что увидел в нашей стране. На следующий год я получил
приглашение посетить Югославию и выступить там с науч¬
ными докладами.В апреле я приехал в Белград. В югославской столице
академик Симич организовал мою встречу с паразитологами
Сербии. Сам Симич — паразитолог, хотя интересуется и
гельминтологией. В своем выступлении я отметил, что гель¬
минтология должна считаться самостоятельной наукой. В Со¬
ветской стране суверенитет гельминтологии узаконен. Од¬
нако этот принцип не может быть механически перенесен в
Югославию, где «чистых» гельминтологов пока нет и где
даже паразитологов очень немного. Поэтому я считал, что в
Югославии на определенный отрезок времени должен сохра¬
ниться профиль специалиста-паразитолога, с тем чтобы по
мере количественного и качественного роста кадров началась
дифференциация паразитологии по отдельным специально¬
стям.Я постарался подробнее рассказать о научной и практи¬
ческой деятельности советских гельминтологов и предло¬
жил создать в Сербии Общество паразитологов. Предложе¬
ние мое понравилось всем присутствующим, они одобрили
его, и совершенно неожиданно встреча превратилась как
бы в учредительное собрание Сербского паразитологиче¬
ского общества, которое с этого дня начало свое существо¬
вание.В Югославии мне довелось выступать 11 раз. Кроме
того, посещая вузы и научно-исследовательские учрежде¬
ния, я давал консультации по самым различным вопросам
гельминтологии.В апреле 1958 года я удостоился большой чести: пленар¬
ное собрание Болгарской Академии наук избрало меня
членом этой Академии. Член-корреспондент Академии
К. Матов дал на этом собрании высокую оценку советской
гельминтологии, сказав: «С полным основанием надо счи¬
тать, что болгарская гельминтологическая наука является
подлинным детищем советской гельминтологии, а болгар¬418
ские гельминтологи, воспитанные на трудах академика
Скрябина и учеников его школы, вдохновляются в своей
работе его идеями, неукротимым энтузиазмом и являются
его горячими последователями. Энтузиазм, с которым Кон¬
стантин Иванович пропагандирует свои идеи у себя на ро¬
дине и в других странах, в том числе и в Болгарии, при¬
влек в настоящее время немало работников науки к изуче¬
нию гельминтологии. Из незначительной, мало известной
учебной дисциплины он превратил гельминтологию в
науку, которая по своему значению стоит наравне с дру¬
гими отраслями биологии и медицины, а борьбу с гельмин¬
тозами людей и сельскохозяйственных животных поднял
на высоту государственной задачи».Я был очень признателен К. Матову за высокую оценку
моей деятельности, но самыми дорогими для меня были
его слова о значении гельминтологической науки. Нет
большей радости, как сознавать, что расширяется армия уче¬
ных, искренне преданных этой науке.Рост авторитета гельминтологической науки в широком
международном масштабе я особенно почувствовал в дни,
когда отмечалось мое 80-летие. Советское правительство
высоко оценило мой труд. Указом Президиума Верховного
Совета СССР мне было присвоено звание Героя Социали¬
стического Труда с вручением ордена Ленина и золотой ме¬
дали «Серп и Молот». На торжественное заседание, посвя¬
щенное моему 80-летию и 50-летию научной, педагогиче¬
ской и общественной деятельности, съехались ученые всех
республик нашей страны и представители науки многих
стран мира. Приехали академики Стефанский и Михайлов
из Польши, академик Котлан и профессор Кобулей из Венг¬
рии, член-корреспондент Академии наук Говорка и доктор
Ришава из Чехословакии, доктор Дмитрова из Болгарии, док¬
тор Олтяну из Румынии и другие. Югославский академик
Бабич прислал мне теплое письмо, в котором сожалел, что
не смог приехать на юбилей.В Доме ученых Академии наук СССР 8 декабря 1958 года
состоялось юбилейное заседание. Зал был переполнен.
В президиуме за столом рядом со мной сидела Лиза. 50 лет
моей научной, педагогической и общественной деятельно¬
сти она прошла со мной рука об руку. Она тоже была юби¬
ляром: если я сумел чего-то достичь, то во многом благо¬
даря ее неустанной заботе, самоотверженности и терпе¬
нию.419
Очень теплое вступительное слово сказал президент
Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени
В. И. Ленина академик П. П. Лобанов; доклад о моей
жизни сделал академик Е. Н. Павловский, а о научной, пе¬
дагогической и общественной деятельности — профессор
И. В. Орлов. С приветствием от Академии наук СССР и
МГУ выступил академик И. Г. Петровский, затем вы¬
ступали представители от Министерства сельского хозяй¬
ства СССР, Министерства здравоохранения СССР, Мини¬
стерства сельского хозяйства РСФСР, ВАСХНИЛ, Акаде¬
мии медицинских наук СССР, академий наук всех союзных
республик, ученые и представители Чехословакии, Болгарии,
Польши, Венгрии, Румынии, ГДР и т. д.Я сидел и вспоминал о том, как никому не известный
молодой человек отправился в 1912 году на Запад наби¬
раться опыта и знаний по непопулярной тогда науке о
«глистах». Я радовался тому, что эта наука выросла в боль¬
шую, необходимую всем гельминтологию, думал о том, что
именно моя Родина стала колыбелью этой науки... Не
скрою, я был преисполнен гордости, слушая добрые слова
о моей науке. Я был счастлив....Вот поздравления от учеников. Поздравлений много.
Я их отбираю в отдельную кучку — они мне очень дороги.
Сижу у себя дома, вокруг тихо, спокойно. Внимательно
читаю каждое письмо и вспоминаю, как ко мне приходили
молодые неуверенные люди, я помню, чем они увлекались,
над какой темой работали, знаю, что делают сейчас. Вот
поздравление, подписанное: «Ваша ученица, член-коррес¬
пондент АМН Подъяпольская». И мой мысленный взор че¬
рез пласты времени проникает в 1922 год. Тогда в нашу ла¬
бораторию вошла высокая стройная девушка — новоиспе¬
ченный врач, имевший весьма смутное представление о
гельминтологии... Вот приветствие моих учеников, ныне
докторов наук Клесова и Орлова. Вот письма от профессо¬
ров Плотникова, Бурджанадзе, а вот подпись, заставившая
вспомнить далекие годы: «Старейший Ваш ученик, профес¬
сор Попов»...Да, мне повезло. У меня много талантливых учеников.
Гельминтология развилась, мои ученики, разрабатывая от¬
дельные ее разделы, обогнали своего учителя. И это при¬
носит мне большое удовлетворение. Ковать из молодежи
научные кадры, работать в дружном окружении своих уче¬
ников и последователей, чувствовать, что творческий труд420
коллектива приносит пользу обществу, — в этом заклю¬
чается подлинное счастье ученого. Настоящий ученый не
должен бояться, что наиболее талантливые его ученики от¬
кроют новые явления природы, разработают новые методы
и превзойдут своего учителя. Этому надо радоваться, это
необходимо приветствовать и поощрять, иначе невозможен
прогресс в науке.Ученики, последователи — сила и бесценное богатство
ученого. Ученый без учеников, ученый-одиночка представ¬
ляет собою жалкое, я бы сказал, ненормальное явление, ибо
смысл жизни ученого не только в разработке новых теоре¬
тических ценностей, но и в создании достойной смены,
способной развивать, совершенствовать идеи своего учи¬
теля и закреплять их на практике.На мою долю выпало подлинное счастье — выпестовать
большое число последователей, создать крупную научную
школу. Среди моих учеников 116 докторов биологических,
ветеринарных и медицинских наук. Число же кандидатов
наук превысило 800. Если к ним прибавить специалистов,
проводящих практическую работу по борьбе с гельминто¬
зами человека, животных и растений, то общее число гель¬
минтологов страны превысит две с половиной тысячи че¬
ловек...Я перебирал письма и раздумывал о научных школах,
о подготовке молодых ученых, о том, сколько проблем при¬
ходится решать ныне науке. Ч[исло научных сотрудников в
стране растет очень быстро. Сейчас в СССР работает чет¬
вертая часть всех ученых земного шара. Это много, а будет
еще больше. Научные сотрудники, как известно, состав¬
ляют основной контингент работников научно-исследова¬
тельских учреждений и высших учебных заведений всех
стран мира. Это колоссальная сила, созидающая разнооб¬
разные научные и технические ценности и содействующая
их внедрению в практику. Я хочу сказать, что, относясь
бережно к каждому человеку, мы тем более должны быть
внимательны к ученым, чей трудовой подвиг движет впе¬
ред науку.Какими же специфическими качествами должен обла¬
дать человек, готовящий себя к научно-исследовательской
деятельности? Прежде всего — беззаветной, самоотвержен¬
ной любовью к науке, к избранной специальности. Эта лю¬
бовь должна быть бескорыстной, способной на жертвы, на
преодоление любых препон и препятствий.421
Необходима уверенность в правильности избранного
пути. Уверенность рождает целеустремленность, а она по¬
могает идти прямым путем, без шатаний и без колебаний.
Целеустремленность позволяет исследователю видеть не
только отдаленную перспективу работы, но и дает возмож¬
ность четко ее планировать, намечать очередность этапов.Неотъемлемое качество научного работника — трудолю¬
бие. Необходимо вырабатывать в себе выдержку, терпели¬
вость при постановке любого научного эксперимента, по¬
скольку на первых этапах работы неизбежны мелкие не¬
удачи, связанные зачастую с несовершенной методикой.
Эксперименты требуют подчас многократной проверки, что
связано обычно с огромным напряжением сил. «Без труда
нет истинно великого», — говорил Гёте.Обязательным качеством ученого должна быть абсолют¬
ная честность в работе. Отклонение от этого правила недо¬
пустимо. Необъективный подход к оценке собственных
опытов и наблюдений, стремление подогнать эксперимен¬
тальные материалы к выводам, которые хочет получить ис¬
следователь, но которые из его работы не вытекают, — амо¬
ральный поступок. Строгость и объективность в анализе
научных данных и в построении выводов являются усло¬
виями, обязательными для каждого исследователя.Хорошо, когда научный работник скромен и самокрити¬
чен, когда уважает мнение других, не считает себя непо¬
грешимым. Отсутствие этих качеств порождает кичливость,
эгоцентризм, перерастающие в порочную самовлюблен¬
ность, переоценку своих достоинств.«Не успокаиваться на достигнутом» — этот лозунг всех
честных тружеников, истинных патриотов нашей Родины
должен быть руководством к действию и для любого науч¬
ного сотрудника. Владимир Ильич Ленин говорил: «Не до¬
вольствоваться тем умением, которое выработал в нас
прежний наш опыт, а идти непременно дальше, добиваться
непременно большего, переходить непременно от более
легких задач к более трудным. Без этого никакой прогресс
невозможен». К сожалению, имеются среди работников
науки такие, которые, добившись кандидатской или док¬
торской степени, начинают почивать на лаврах. Такие
люди, застывшие в своем развитии, нетерпимы в научном
коллективе.Успех научного труда зависит в значительной степени
от настроенности работника. Оптимизм воодушевляет422
человека, будоражит мысль, обостряет восприятие. Песси¬
мизм, наоборот, подавляет, угнетает, парализует, тянет не
вперед, а назад. Поэтому пессимизм не к лицу советскому
ученому, любящему жизнь, творчество и способному мы¬
слить перспективно.Хочу подчеркнуть некоторые обстоятельства, оказываю¬
щие немаловажное влияние на рост и формирование уче¬
ных. В наше время исследовательская работа по всем отрас¬
лям науки проводится в широчайшем масштабе во всех вы¬
сокоразвитых странах мира, ибо сегодня без участия науки
немыслим культурный и экономический прогресс. А это
значит, что научный работник не может не быть в курсе
всех достижений данной специальности, так как иначе не
избежать одновременного и параллельного изучения одних
и тех же проблем в разных странах. Это обязывает науч¬
ного работника хорошо знать хотя бы один из основных
европейских языков, чтобы пользоваться зарубежной лите¬
ратурой в пределах своей специальности. Указанная истина
настолько очевидна, что вряд ли требует доказательств.
Между тем факты свидетельствуют, что есть еще молодые
научные сотрудники, которые плохо знают язык и не
умеют пользоваться иностранными источниками. Хотя это
зависит отчасти от неудовлетворительной постановки пре¬
подавания языков в средней и высшей школе, тем не менее
большая доля вины ложится и на молодежь, которая недо¬
статочно серьезно изучает языки самостоятельно.Огромное значение в формировании молодых ученых
имеет живое, непосредственное общение не только с работ¬
никами своей специальности и представителями смежных
дисциплин, но и с людьми практического труда. Обмен
мнениями, коллективные обсуждения специальных вопро¬
сов, ознакомление с работами других товарищей оживляют
научную мысль, рождают новые идеи, помогают найти бо¬
лее эффективную методику ведения эксперимента.Плох тот практический деятель, который отгоражи¬
вается от науки, не обогащает производство ее достиже¬
ниями. Но в одинаковой мере достоин порицания и тот уче¬
ный, который не проверяет свои теоретические концепции
критерием практики, не заботится о внедрении научных
достижений в производство, не занимается популяризацией
и пропагандой научных знаний. Принцип единства теории
и практики не формальный лозунг, а руководство к дейст¬
вию. К сожалению, некоторые сотрудники наших научных423
учреждений работают келейно, замкнуто, подчас не знают,
чем занимается его сосед по лаборатории.Молодой ученый не вправе забывать, что научное уч¬
реждение — не средняя и даже не высшая школа. Начинаю¬
щему следует с первых же шагов быть самостоятельным,
стараться прежде всего самому справляться с возникаю¬
щими затруднениями, прибегая к помощи руководителя
только в наиболее сложных случаях.Роль руководителя ответственна и благородна. При его
непосредственном воздействии молодой человек превра¬
щается в квалифицированного специалиста. Руководитель
должен не только посвящать подопечного в тонкости своей
дисциплины, ему следует прежде всего воспитывать у мо¬
лодого человека вкус к научному творчеству. Дружба, взаи¬
моуважение, чуткость и такт — вот на чем должны
строиться их отношения. Молодежь хочет видеть в руково¬
дителе опытного друга, который намечает перспективы
разрабатываемой тематики, помогает исправить методиче¬
ские ошибки, подобрать нужную литературу. Естественно,
что в первых работах начинающего ученого будет чувство¬
ваться влияние старшего. Если участие руководителя сво¬
дится только к консультациям, ему не следует ставить свою
фамилию рядом или, как обычно бывает, впереди фамилии
молодого сотрудника: это в значительной мере снижает,
а зачастую и полностью обезличивает роль основного ав¬
тора, создавшего работу. Я подчеркиваю этот, казалось бы,
мелкий факт потому, что могу привести целый ряд при¬
меров, свидетельствующих о недостаточной чуткости и
тактичности некоторых руководителей, особенно моло¬
дых...Об этом размышлял я, читая приветствия своих учени¬
ков, присланные в связи с юбилеем. Еще я думал о том, что
никогда за всю историю человечества ни в одном обществе
не были созданы такие благоприятные условия для научной
работы, как сейчас в нашей стране.Ночью я написал обращение к Центральному Комитету
Коммунистической партии Советского Союза, Советскому
правительству и утром отвез его в газету «Правда». Вскоре
оно было опубликовано, и я частично привожу его здесь, по¬
тому что полагаю: мысли, высказанные в обращении,— это
не только моя личная оценка положения в нашей стране
науки вообще и гельминтологии в частности, но и мнение —
я убежден — всех советских гельминтологов.424
«Приношу самую сердечную признательность и благо¬
дарность Центральному Комитету Коммунистической пар¬
тии Советского Союза и Советскому правительству за вы¬
сокую оценку моих научных трудов и присвоение звания
Героя Социалистического Труда в связи с моим 80-летием.
Приношу также глубокую благодарность всем научным,
административным и общественным организациям нашей
Родины, а также многочисленным моим ученикам, друзьям
и последователям моих научных идей за горячие поздрав¬
ления в связи с моим 80-летием, 53-летием трудовой дея¬
тельности и присвоением мне высокой правительственной
награды — звания Героя Социалистического Труда.Одновременно я заверяю нашу великую Коммунистиче¬
скую партию и Советское правительство, что, невзирая на
мой немолодой возраст, я до конца своих дней вместе с
большим коллективом выпестованных мною учеников —
медицинских и ветеринарных врачей, биологов и агроно¬
мов — буду неустанно работать над проблемой борьбы с
паразитами, подрывающими здоровье людей, резко сни¬
жающими продуктивность сельскохозяйственных живот¬
ных и урожайность растительных культур.Тысячный коллектив организованной в СССР научно-
практической школы паразитологов-гельминтологов пред¬
ставляет собою могучую силу, перед которой не сможет
устоять мир организмов, паразитирующих во всех органах
и тканях человека, животных и растений.Мы твердо убеждены, что наша великая страна, сумев¬
шая 41 год тому назад сбросить навсегда паразитизм соци¬
альный, сможет добиться ликвидации и паразитизма биоло¬
гического.Мы работаем с полной уверенностью в том, что Совет¬
ский Союз явится первой страной на земном шаре, в кото¬
рой трудящееся население будет полностью высвобождено
от вредного влияния гельминтов человека, животных и рас¬
тений...Нас одухотворяет глубокое патриотическое сознание
того, что проблему полной девастации гельминтов впервые
в истории человеческой культуры поставили на практиче¬
ское разрешение ученые нашего социалистического Оте¬
чества.Великие преимущества нашего социалистического строя
предопределяют оптимистические дерзания советского че-425
ловека. Я не представляю советского ученого без глубокой
оптимистической настроенности».Раздумывая о судьбах науки, оглядываясь в ее прошлое,
представляя ее будущее, я гордился тем, что отдал жизнь
делу, очень необходимому людям. Есть яркие, модные, если
можно так выразиться, науки. Они служат прогрессу и про¬
славлению человеческого гения, ведут к дерзаниям и под¬
вигам. Весь мир знает о достижениях физики, химии, мате¬
матики, астронавтики. В последние десятилетия они стре¬
мительно ушли вперед, недаром же мы говорим о нашем
времени, что это время научно-технической революции. Но
не надо забывать и о других науках, тех, которые искони
служат человеку и которые необходимы ему, как вода и
воздух, как земля, по которой мы ходим. К таким наукам
относится и ветеринария. Ветеринары строят коммунизм,
так же как и физики, хотя ветработникам не рукоплещет
мир. Но тот же мир привык обращаться к медицинским и
ветеринарным врачам за помощью, и в этой привычке —
выражение доверия и признательности.У ветеринарии есть свой космос — это микрокосмос,
представленный огромным миром болезнетворных организ¬
мов, изменяющих структурные элементы клеток и тканей
животных, вызывающих заболевания и смерть. Умение
своевременно распознать возбудителя болезни, понять тон¬
чайшие процессы, связанные с биохимическими, патофи¬
зиологическими и микроморфологическими изменениями
органов больного животного и научиться превращать пато¬
логию в норму — это благородные и трудные задачи. Их
решают работники медицины и ветеринарии. В нашей стране
к этим наукам относятся с должным вниманием и понима¬
нием, и поэтому медицина, ветеринария, гельминтология
могут так плодотворно и широко развиваться, как разви¬
ваются они у нас.
ФИЗИКИ,ЛИРИКИ и политикиВ. Н. Биллъ-Белоцерковский и Май-,.
Рид. — Знакомство с А Т. Твардов¬
ским,— Александр Афиногенов о
своей пьесе,— Ответственность ин¬
теллигенции.Врачи —* народ настойчивый.
Решив, что я переутомился, они настояли на отдыхе. При¬
шлось подчиниться, тем более что я действительно чувст¬
вовал себя неважно. Так я оказался в подмосковном санато¬
рии «Барвиха».Несколько дней я прожил спокойно, а потом не выдер¬
жал и стал по делам выезжать в город. Как-то, усталый и
раздраженный, я вернулся из Москвы. Лизы в комнате не
было, я пошел ее искать. В одном из холлов увидел ее за
столом с незнакомым мне мужчиной. Жена увлеклась раз¬
говором и не заметила меня.Лизе уже много лет, но она по-прежнем}^ энергична и
подвижна, в ее глазах всегда светится живой огонь, а лицо
ее говорит о том, что это добрый и приветливый человек.
Я подошел. Лиза познакомила меня с собеседником. Это
был известный советский писатель В. Н. Билль-Белоцер-
ковский. Человек внимательный и остроумный, Владимир
Наумович сразу располагал к себе. Я подсел к собеседни¬
кам, и разговор наш затянулся...Следующее воскресенье мы провели вместе, много гово¬
рили о литературе, и я сказал, что в ранней юности очень
любил книги Майн Рида. При этих словах Владимир На¬
умович сделал нетерпеливый жест.—	Не терплю Майн Рида,—сказал он сердито.—Вот
соберусь и напишу статью о том, что его творчество
вредно.Я попросил объяснить столь странное отношение к по¬
пулярному писателю.427
—	А много ли вам дал этот писатель? — спросил Билль-
Белоцерковский.—	Конечно, — с охотой ответил я.— Он укрепил во мне
интерес и любовь к изучению природы, стран, людей.—	А я был жертвой Майн Рида, — заявил Владимир
Наумович и рассказал, как 15-летним мальчишкой, начитав¬
шись произведений этого писателя, бежал от родителей,
попал на английский корабль. Обошел на нем тропики, ис¬
пытал тяжелый труд, голод и издевательства. Шесть с лиш¬
ним лет прожил Владимир Наумович в Соединенных Шта¬
тах Америки, где работал кочегаром, уборщиком отелей,
землекопом, где испил полную чашу страданий.—	Спасла меня революция,— закончил свой рассказ
Билль-Белоцерковский.В другой раз я с интересом слушал воспоминания Вла¬
димира Наумовича о том, как он вернулся в Россию, как
участвовал в гражданской войне и вступил в партию боль¬
шевиков. Вспоминал он эти годы с явным удовольствием,
с юмором изображал меньшевиков и эсеров. Рассказ его
был живым, острым, захватывающим.Когда мы уезжали, я сказал на прощание Владимиру Нау¬
мовичу, что очень прошу его пересмотреть свое отношение
к Майн Риду и не писать статьи о вреде его книг. Мы по¬
смеялись и дружески расстались.В «Барвихе» мы познакомились и с Александром Три¬
фоновичем Твардовским. До Отечественной войны я сти¬
хов Твардовского не читал и впервые познакомился с твор¬
чеством этого поэта в годы войны. Мне не мог не понра¬
виться «Василий Теркин». Мне были понятны и близки
неиссякаемая душевная энергия Теркина, его оптимизм, не¬
поколебимая вера в победу. Твардовский был для меня
интересен и как прозаик. С большим интересом прочел
я его книгу «Родина и чужбина», рассказывающую о
войне.Вначале я считал, что Александр Трифонович замкну¬
тый человек, нелюдимый и неразговорчивый, но затем убе¬
дился, что неправ. Мы заговорили о «Василии Теркине».
Я видел, что Александру Трифоновичу моя оценка поэмы
была приятна. Он сказал просто и очень задушевно, что эта
поэма дорога ему до сих пор, что в тяжелые годы Отече¬
ственной войны она давала ему ощущение глубокого удов¬
летворения от сознания нужности и полезности своего
труда.428
—	Теркин связывал меня с бойцами, а сейчас, в мирное
время, связал с вами, — с улыбкой сказал Александр Трифо¬
нович.Здесь, в санатории, мы часто спорили на многие темы,
в том числе на литературные. Как-то вечером у нас собра¬
лась компания отдыхавших в «Барвихе» литераторов и при¬
ехавших навестить их приятелей. Понятно, что разговор
шел о литературе.Билль-Белоцерковский упрекнул ученых в том, что они
недостаточно интересуются художественной литературой,
что «физики» очень далеки от «лириков». Я же в свою оче¬
редь сказал, что это «лирики» далеки от «физиков», писате¬
ли плохо знакомы с жизнью и работой советских ученых,
плохо представляют себе их внутренний мир. Возник
спор, в ходе которого мы пришли к выводу о необходи¬
мости установления тесных контактов ученых и литерато¬
ров.Разговор этот был для меня интересным, он затрагивал
вопросы, о которых я неоднократно думал. Наука, по-мо¬
ему, должна воспринимать от литературы методические
приемы писательского мастерства, чтобы каждая научная
работа была не только глубоко научной, но и грамотной*
максимально доходчивой, интересной, популярной, в хоро¬
шем понимании этого слова. А у нас не изжит еще пред¬
рассудок, будто доходчивость научного произведения —
враг его глубины.Некоторые ученые позволяют себе презрительно отно¬
ситься к популяризации науки, избегают участвовать в соз¬
дании научно-популярных книг. К сожалению, многие дея¬
тели науки далеки и от художественной литературы. Но и
в нашей художественной литературе мало создано произ¬
ведений, которые рисовали бы правдивый образ советского
ученого.А ведь научные работники — это теперь немалая и по¬
стоянно растущая часть нашего общества, значение которой
в построении коммунизма все увеличивается.Как-то я читал переписку Максима Горького (очень
люблю творчество этого писателя). И вот, перелистывая
этот томик, я с большим удовлетворением узнал, что дав
ней мечтой писателя было вторжение художников слова в
область научной мысли. Горький писал о том, что рома¬
нисты будущего, и будущего близкого, должны ввести к
круг своих тем «героизм научной работы и трагизм науч¬429
ного мышления». Я читал эти слова и думал о том, что
писатели (не говорю о редких исключениях), предпочи¬
тают вообще не брать ученых в главные герои своих про¬
изведений. В романах, пьесах, кинофильмах ученый не¬
редко представлен в виде беспомощного, дряхлого ста¬
ричка, наделенного целым комплексом странностей: он
рассеян, забывчив, хлопотлив, непомерно болтлив, наивен,
он часто «не от мира сего». Такой «ученый» производит
жалкое впечатление, к нему относятся внешне почтительно,
а внутренне — снисходительно, прощая ему чудачества. Но
ведь это же пародия, карикатура на ученого.Настоящий советский ученый всегда превосходно со¬
вмещал в себе высокие качества творца научных ценно¬
стей, талантливого организатора и крупного обществен¬
ного деятеля. За свою долгую жизнь я встретил много уче¬
ных, которые как бы синтезировали в себе качества чело¬
века нового общества. Это были настоящие прогрессисты
и настоящие исследователи, блестящие умы.Создать произведения, в которых выведен был бы во
весь рост такой советский ученый,—чрезвычайно благодар¬
ная и благородная задача. Подобные произведения будут
иметь немалое воспитательное значение. А чтобы создать
высокохудожественный образ советского ученого, писатели
должны хорошо знать жизнь работников науки.Обо всем этом я написал тогда в статье «Наука и лите¬
ратура».История этой статьи такова. Как-то в редакции
«Правды» я выступал на эту тему. И вот журналисты по¬
просили меня написать статью о взаимосвязях науки и ли¬
тературы. Я взялся за работу, стал вспоминать свои встречи
с писателями и журналистами, наши разговоры, дискуссии
и увлекся статьей совершенно.Я всю жизнь был аккуратен, смолоду не терял, не вы¬
брасывал и не уничтожал ни одного письма, сохраняя раз¬
ные документы, справки, планы и т. д. Все это складыва¬
лось в папки и хранилось в порядке. Я никогда не считал,
как многие из моих знакомых, что «захламливаю» шкафы.
Мои папки и подшивки — это история в документах и
письмах. У меня сохранились документы, датированные
1903, 1911, 1917 и другими годами. И вот, работая над
статьей, я быстро нашел нужный мне листок. На нем дата:
14 марта 1935 года. Письмо со штампом дирекции Дома со¬
ветских писателей гласило:430
«Многоуважаемый Константин Иванович!Дом советского писателя и Центральное бюро
ВАРНИТСО наметили ряд конкретных мероприятий по
установлению тесной связи между представителями худо¬
жественной литературы и науки. В числе нахмеченных ме¬
роприятий: установление постоянного дня для встреч
ученых и литераторов, организация научно-технических кон¬
сультаций силами ученых для отдельных писателей, орга¬
низация предварительной читки рукописей художествен¬
ных произведений, отображающих научно-технические
проблемы и деятелей науки и техники, организация отдель¬
ных докладов по крупнейшим проблемам науки и техники
для писателей и пр.Для того чтобы наши ученые имели возможность посе¬
щать Дом советского писателя, правление ДСП по догово¬
ренности с ЦБ ВАРНИТСО включило Вас в состав членов
ДСП и направляет Вам членский билет ДСП с просьбой
принять участие в жизни Дома, способствуя тем самым
установлению более тесной связи между художественной
литературой и наукой...С товарищеским приветом —ответ, секретарь ВАРНИТСО
Л. БахутовЗавед. Домом советского писателя
Е. Чеботаревасая».Приглашение я принял, а вскоре на одной из встреч в
Доме писателей вспыхнул спор о романе Леонида Леонова
«Скутаревский». В прессе, как я помню, книгу эту ругали,
но она была заметным произведением тех лет, и о ней
много говорили.Среди моих знакомых «Скутаревский» вызвал большой
интерес. Созданная в романе колоритная фигура крупного
физика Сергея Андреевича Скутаревского была довольно
любопытной. Писатель сумел показать одержимость уче¬
ного, его неиссякаемую энергию, мучительные научные
поиски. Автора интересовала психология героя, его слож¬
ный внутренний мир, а это уже было ново.В романе был умело отображен трудовой пафос народа,
решавшего грандиозные задачи первой пятилетки, изобра¬
жена интеллигенция, работавшая над колоссальными про¬
блемами технического прогресса. Леонов показал большие
перемены в мировоззрении и психологии старой интелли¬
генции. Индивидуалист, человек аполитичный, признавав-43*
ший только «чистую науку», Скутаревский под влиянием со¬
ветской действительности внутренне преображался, созна¬
тельно включился в громадную работу, начал понимать, что
только социалистическое общество обеспечивает неограни¬
ченное развитие науки и культуры.Этот процесс внутренней эволюции ученого захваты¬
вал читателей. Сергей Скутаревский заставлял нас, ученых,
задумываться над нашими собственными позициями, взгля¬
дами, размышлять о своем месте в той грандиозной работе,
что шла в стране. Книга была очень актуальна в те годы.
Но я считал, что сила воздействия леоновского произведе¬
ния была бы значительнее, если бы образ главного героя
был более реалистичным, если бы Скутаревский не имел
тех традиционных черт, что в обязательном порядке припи¬
сываются ученым: чудаковатость, рассеянность и т. д.Меня всегда волновали вопросы воспитания молодежи,
идущей в науку. В своем романе Леонов ставил и этот во¬
прос, но мне казалось, что решен он был в книге поверхно¬
стно, молодые ученые даны схематично. Все это я и сказал
на встрече в Доме писателей. Завязался горячий спор.
Часть писателей со мной согласилась, часть оспаривала
отдельные положения. Ученые же поддержали меня пол¬
ностью. В общем, обсуждение было оживленным и, как мне
показалось, полезным для обеих сторон.В тот вечер ко мне подошел высокий, средних лет че¬
ловек. Он не представился, видимо считая, что я знаю его.
Спросил, видел ли я пьесу «Страх» и, если помню ее, то
каково мое мнение о ней.—	«Страх» я смотрел. Сложная пьеса. Коротко о ней не
скажешь, — ответил я.Он подсел ко мне и доверительно сказал:—	Пьеса имела успех, но в репертуаре не задержалась
Я до сих пор недоволен собой...—	Вы Афиногенов? — спросил я его.—	Да.Я протянул ему руку, мы обменялись крепким рукопожа¬
тием. Афиногенов продолжал:—	Мне бы хотелось знать мнение об этой пьесе не ли¬
тератора и критика, а именно ученого. Для меня это очень
важно.Я был смущен, так как не чувствовал себя достаточно
компетентным в вопросах драматургии. Афиногенов, ви¬
димо, понял, о чем я думаю, и добавил:432
—	Для драматурга самое дорогое — это мнение зрителя.
Я писал об ученых, не так ли? Те ли проблемы, те ли во¬
просы поставлены в пьесе? Конечно, многое теперь я, мо¬
жет быть, дал бы иначе, но не под тем углом, под каким
хотят мои критики. Нет, я бы сделал по-своему... И по-
другому.Виноватая улыбка появилась на его лице, и он нереши¬
тельно добавил:—	Пьеса не идет уже, зрителям не мудрено ее забыть.Афиногенов говорил с большой убежденностью о том,что писатель должен быть прежде всего мыслителем, фило¬
софом. Драматург рассказал о своей мечте — создать под¬
линный образ нашего современника. Я глядел на Афиноге¬
нова и думал: те же тревоги и поиски, разочарования и со¬
мнения, что и у нас, ученых. И тогда я впервые ясно понял,
как близки мы друг другу — ученые и писатели. И наука, и
литература активно влияют на формирование мировоззре¬
ния. Они несут огромную ответственность за будущее че¬
ловечества.В наш сложный и нервный век темпы технического про¬
гресса столь ошеломляющи, что трудно представить себе
даже самые ближайшие десятилетия. Одно ясно: чтобы те¬
кущие годы не были трагичными, не были последними
страницами в книге истории, наука и литература должны
объединиться в самой священной войне — войне за чело¬
века, за его ум и чувства, за его новый, коммунистический
путь.О громадной ответственности интеллигенции я много
думал осенью 1968 года, когда радио принесло весть о по¬
пытке контрреволюционного переворота в Чехословакии.
Я очень больно переживал эти события.< Я неоднократно бывал в этой стране, питаю к ней самые
дружеские чувства. Я встречался там со многими видными
учеными, студентами, рабочими. У меня там есть ученики,
последователи, которым я старался передать свой много¬
летний опыт. Я видел, как происходило в этой стране ста¬
новление новой жизни, понимал и разделял те высокие
цели, которые ставил перед собой народ Чехословакии.И мне трудно было понять развитие событий в стране.
Меня ошеломили рассказы о поведении определенной ча¬
сти интеллигенции, и в первую очередь писателей, журна¬
листов и ученых^ Ведь эти люди должны быть проводни¬
ками самых передовых идей! Кто-кто, а ужони-то прекрасно2В к. и. Скрябин433
должны понимать, как обострилась идеологическая борьба
между капитализмом и социализмом. Ведь любому чело¬
веку сегодня ясно, что в области идеологии нет и не может
быть мирного сосуществования.Я вспоминал свои встречи и разговоры с учеными Чехо¬
словакии, наши дружеские разговоры, ту любовь к совет¬
скому народу, которую я видел повсюду. И теперь я волно¬
вался за своих друзей, я всей душой хотел, чтобы они были
по эту сторону баррикады.Сейчас нет «золотой середины», и интеллигенция пре¬
красно это понимает. Я не могу допустить, чтобы кто-ни¬
будь из писателей, ученых, журналистов, вообще интелли¬
гентов Чехословакии не видел,' к чему могут привести вы¬
лазки контрреволюционных элементов, не понимал роли
в этом деле правящих кругов ФРГ, жаждущих захватить
ключевые позиции в Западной Европе. Нет, кто оказался
по ту сторону баррикады, тот знал, на что шел,—он шел
на предательство. Я ничего не хочу смягчать. В те дни я
бесконечно вспоминал Великую Отечественную войну, ее
жертвы. Я вспоминал академика Тарле, наши с ним раз¬
говоры, снова видел его скорбное лицо, когда он рассказы¬
вал мне о зверствах гитлеровцев. И мне хотелось сказать
всем своим ученикам, всем друзьям, живущим в Чехослова¬
кии: защищайте социалистические завоевания, науку и
будьте бдительны!
ВСЕ СЧАСТЬЕ ЗЕМЛИ-
ЗА ТРУДОМВзгляд в прошлое.— Что дала людям
моя паука.— Н. Ф. Гамалея.— Мои
друзья пионеры.—На приеме у
А. Н. Косыгина. — Ученый и партий¬
ность.— Мир учится у нас. — Доброе
слово друзей.Я никогда не был особен¬
ным поклонником творчества Валерия Брюсова, но одно
из его стихотворений мне нравится. Вот оно:Единое счастье — работа,В полях, за станком, за столом,—Работа до жаркого пота,Работа без лишнего счета,—Часы за упорным трудом!Посеянный хлеб разойдется
По миру; с гудящих станков
Поток животворный польется;Печатная мысль отзовется
Во глуби бессчетных умов.Работай! Незримо, чудесно
Работа, как сев, прорастет.Что станет с плодами — безвестно,Но благостно, влагой небесной,Труд всякий падет на народ.Великая радость — работа,В полях, за станком, за столом!Работай до жаркого пота,Работай без лишнего счета,Все счастье земли — за трудом!Самое великое счастье может дать человеку творческий
труд. Это я хорошо знаю по своему опыту. Может быть,
я и «страдал» односторонностью, но она позволяла мне
целиком уйти в научное творчество. В каждый период
своей жизни я старался выделить основную задачу, а затем435
подчинить все ее решению. Творчество дает плоды только
при упорном, «до жаркого пота» труде.Великий русский физиолог И. П. Павлов говорил, что
«наука требует от человека всей его жизни» и надо уметь
подчинить свои желания и страсти требованиям науки, ко¬
торой отдаешь свою жизнь.Сегодня, когда мне уже 90 лет, я тем более строго от¬
ношусь к себе, к работе. Я считаю себя пожилым челове¬
ком, но не стариком. Правда, теперь приходится сокращать
количество нагрузок, сосредоточивать основное внимание
на создании крупных монографий: необходимо синтезиро¬
вать и обобщить тот огромный фактический материал, ко¬
торый накопился как в СССР, так и в других странах в ре¬
зультате углубленного и планового изучения гельминтов.Составлению и выпуску в свет гельминтологических мо¬
нографий я посвятил многие годы жизни. Еще в 1929 —
1931 годах мы с Р. С. Шульцем издали двухтомный труд
«Гельминтозы человека». С того времени я систематически
работал над монографиями, многие из которых были на¬
писаны в соавторстве с моими учениками. В 1931 году вы¬
шла в свет книга «Глистные инвазии северного оленя»,
в 1932 году — «Глистные инвазии голубей», в 1933 году —
«Гельминтозы лошадей» (совместно с В. С. Ершовым),
в 1934 году — «Диктиокаулезы домашних животных и меры
борьбы с ними» и т. д. В целом мною было опубликовано
свыше 700 научных трудов. Будучи молодым, я мог совме¬
щать работу над ними с обязанностями директора гель¬
минтологической лаборатории АН СССР, заведующего ка¬
федрой паразитологии Московской ветеринарной акаде¬
мии, председателя президиума Киргизского филиала АН
СССР, редактора многих научных журналов и т. д. и т. п.Работал я с жаром, с большим интересом, и энтузиазм
этот сохранился у меня до сих пор. Но силы понемногу
иссякали, и мне приходилось постепенно отказываться от
одной работы за другой (отказываться, признаюсь, с ду¬
шевной болью), высвобождая время для своего главного
труда. И хотя я по-прежнему руковожу ГЕЛАНом, имею
и некоторые другие нагрузки, однако основное — это моно¬
графии. Они отнимают у меня много сил, но приносят чув¬
ство большого удовлетворения.В середине 40-х годов, полагая, что необходимо дать
полные сведения по морфологии и биологии всех извест¬
ных трематод, по географии, ^эпидемиологии и эпизоотоло¬436
гии вызываемых ими заболеваний, я начал работать над
большой монографией «Трематоды животных и чело¬
века».В этой монографии я ставил своей задачей помимо тео¬
ретических проблем осветить вопросы патологии человека,
сельскохозяйственных и промысловых животных, заражен¬
ных трематодами, и рекомендовать комплекс лечебно-про¬
филактических мер. Такой труд нужен был медицинским
и ветеринарным врачам, биологам самого широкого про¬
филя.Трематодами я занимался с самого начала своей науч¬
ной деятельности, исследуя одну группу за другой. Весь на¬
копленный мною и моими учениками материал должен был
войти в монографию, которую я наметил издать в 25 томах.
К работе над этим многотомным изданием (первой и пока
единственной в мире сводкой сведений о трематодах) я
привлек своих учеников: Ф. Н. Морозова, В. Е. Сударикова,
Т. С. Скарбилович, а также М. М. Белопольскую, Л. X. Гу-
шанскую, В. П. Коваль и других. Труд наш увенчался успе¬
хом: в 1947 году вышел 1-й том монографии, а в 1966 году —
уже 22-й. К 1972 году планируем сдать в производство за¬
вершающий том.Работа наша вызвала большой интерес специалистов
нашей страны и зарубежных. В 1950 году, как я уже сооб¬
щал, я был удостоен звания лауреата Государственной пре¬
мии за первые три тома этого труда.В это же время вместе с Надеждой Павловной Шихо¬
баловой я работал над монографией «Филярии животных и
человека». Книга увидела свет в 1948 году и была первой
монографией по филяриатам человека и животных всех
зон земного шара.Научно-издательская работа шла полным ходом. В моей
квартире часто собирались ученики, и мы обсуждали планы
научных работ, популярных книг, монографий. Товарищи
мои были полны энтузиазма и энергии, работали много и
упорно. В 1948 году вышла из печати книга моей бывшей
ученицы, крупного ученого, профессора, доктора 3. Г. Ва¬
сильковой — «Основные гельминтозы человека и борьба с
ними». В 1953 году увидело свет второе издание этого по¬
лезного труда. В 1950 году поступила к читателям вторая
серьезная работа 3. Г. Васильковой — «Основы санитарной
гельминтологии». Ценность труда заключалась не только
в постановке новых, актуальных для советского здраво¬437
охранения вопросов, но и в творческой инициативе автора,
поскольку содержание книги основывалось главным обра¬
зом на личных изысканиях 3. Г. Васильковой. В том же
1950 году была издана большая и чрезвычайно важная
книга Н. П. Шихобаловой «Вопросы иммунитета при гель-
минтозах».Еще в конце 40-х годов мы начали работать над четырех¬
томным трудом «Определитель паразитических нематод».
Он увидел свет в 1949 — 1950 годах. В этом коллективном
труде помимо меня приняли участие Н. П. Шихобалова,
А. А. Мозговой, С. Н. Боев, Р. С. Шульц, С. Л. Делямуре,
Т. И. Попова, А. А. Парамонов, А. А. Соболев, В. Е. Суда¬
риков.Полезность этой работы — в ее справочном характере.
Каждый биолог, работая над теми или иными зоологиче¬
скими объектами, обязан прежде всего знать, с каким кон¬
кретным видом животного он имеет дело, должен поставить
точный видовой зоологический диагноз. Даже незначитель¬
ная ошибка в этом деле не только обесценивает любую
экспериментальную или описательную работу, но и ставит
под сомнение правильность выводов и обобщений, выте¬
кающих из научных исследований. А в четырех томах на¬
шего «Определителя» охарактеризованы все известные
роды паразитических нематод всех животных земного
шара....Работая со своими учениками и соратниками, я много
раз думал о том, что наша гельминтология смогла вырасти
и окрепнуть прежде всего потому, что ею занимаются под¬
линные энтузиасты, которые живут в обществе, где обеспе¬
чены все условия для плодотворного творческого труда.
Разумеется, это характерно не только для гельминтологии,
но и для всей советской науки. Потому наша Родина и бо¬
гата замечательными учеными, что в их труде заинтересо¬
ван весь народ, им повседневно помогают партия и государ¬
ство...Думая об ответственности и мужестве ученых, я всегда
вспоминал экспедиции наших гельминтологов на Крайний
Север, к Ледовитому океану, в Якутию, где научные работ¬
ники в тяжелейших условиях проводили свои исследова¬
ния. Я вспоминал, как наши скромные и мужественные
женщины — Н. П. Шихобалова и В. П. Подъяпольская
плыли на плоскодонных лодчонках по Лене, Оби и Тун¬
гуске, как работали они в отдаленнейших стойбищах. Труден438
и опасен был их путь, но ради науки они преодолевали все
преграды. И теперь благодаря энтузиазму и трудолюбию
исследователей у нас накопился огромный фактический
материал. Характерно, что те научные работники, которые
ездили в гельминтологические экспедиции, и были создате¬
лями наиболее ценных работ.В 30-х годах я пришел к выводу, что необходимо соз¬
дать многотомный труд «Основы нематодологии». Для
работы над этим изданием пришлось привлечь большой кол¬
лектив ученых. Автором каждого тома был наиболее круп¬
ный специалист по тому или иному подотряду нематод. Об¬
щую редакцию всех томов я взял на себя. Начались пред¬
варительные встречи, обсуждения, предстоявшая работа
увлекла всех. С удовлетворением скажу, что вышло уже
22 тома; в 13 из них я выступил автором вместе сН. П. Ши-
хобаловой, В. А. Лагодовской, Р. С. Шульцем, И. В. Орло¬
вым, А. А. Соболевым, В. М. Ивашкиным.В начале 60-х годов мы с А. М. Петровым взялись за
книгу «Основы ветеринарной нематодологии»: необходимо
было вооружить ветеринарных врачей не учебником, со¬
ставленным по сравнительно узкой программе, а солидным
научно-практическим пособием. Первый том нашего труда
увидел свет в 1964 году.Нужно сказать, что до Великой Октябрьской революции
в России специальной гельминтологической литературы не
было. Единственное исключение — «Атлас глист человека»,
составленный талантливым зоологом профессором Н. А. Хо-
лодковским. Отсутствовали учебники и руководства по
медицинской и ветеринарной гельминтологии как для вра¬
чей, так и для фельдшерского персонала. За 50 лет Совет¬
ского государства гельминтология обогатилась большим
числом оригинальных работ, созданных трудами советских
специалистов. Вышло в свет много монографий, характери¬
зующих крупные группы паразитических червей (трема¬
тоды, цестоды, нематоды, скребни).Изданы и продолжают издаваться труды, посвященные
гельминтофауне животных отдельных республик нашей
страны; созданы учебники и руководства по медицинской
и ветеринарной гельминтологии для вузов и техникумов.
В общей сложности в советской и зарубежной прессе опу¬
бликовано свыше 100 тысяч работ, касающихся разных про¬
блем гельминтологии: морфологии, биологии, экологии, гео¬
графии, физиологии, биохимии гельминтов, профилактики439
различных гельминтозов, комплексных методов борьбы с
ними и т. д.Все эти работы сыграли огромную роль в подъеме гель¬
минтологической квалификации биологических, медицин¬
ских, ветеринарных, зоотехнических и агрономических
кадров и помогли формированию специалистов нового про¬
филя: врачей-гельминтологов (медиков и ветеринаров) и
биологов-гельминтологов, которых в дореволюционное
время не существовало.Особо мне хочется сказать о монографиях. Советскими
учеными создано 55 томов монографий, посвященных ха¬
рактеристике всех 5 классов гельминтов в масштабе всех
зон нашей планеты. Эти труды имеют огромную ценность
и свидетельствуют об исключительном размахе творческой
работы советских ученых. Подобными монографиями рас¬
полагает пока только СССР. На нашей литературе учатся
гельминтологи всего мира...Несмотря на то что основное мое время отнимают на¬
учные труды, я не считаю возможным отказываться от ряда
общественных заданий: выступаю с лекциями и беседами,
встречаюсь с молодежью, продолжаю «вербовать» в гель¬
минтологию новые силы.Как-то мне позвонили из газеты «Медицинский работ¬
ник» и попросили написать статью, обращенную к выпуск¬
никам медицинских институтов. Шел июнь, дел у меня
было очень много, но отказаться от статьи я не мог.День был жаркий, душный. Я ходил по дорожкам сада и
думал о статье, врачах, об их новом облике, о задачах, ко¬
торые стоят перед ними. Так уж устроен человек: одна
мысль рождает другую, та, в свою очередь, третью. «Снеж¬
ный ком» раздумий стремительно нарастает и понемногу
приводит к обобщениям.Человеку немолодому сегодня отчетливо видны грани
двух эпох нашей истории: до Октябрьской революции и
после победы Октября. Контраст их разителен. Одним из
наиболее ярких достижений новой эпохи является факт
резкого замедления в нашей стране смены одного поколе¬
ния другим.Смена поколений — закон всего живущего на земле. Но
смена может быть быстрой и медленной. Если условия со¬
циальной жизни тяжелы, если людей преждевременно ста¬
рят лишения и нужда, то новое поколение быстро приходит440
на смену уходящему, приходит, чтобы также быстро усту¬
пить место другим на негостеприимной земле.Этот учащенный пульс человеческого существования
всегда возбуждал тревогу у гуманистов, у лучших лю¬
дей прошлого. Наш крупнейший гигиенист профессор
Ф. Ф. Эрисман считал, что стремительная смена поколе¬
ний, являющаяся прямым следствием большой рождаемости
и большой же смертности, ни в коем случае не может счи¬
таться хорошим признаком ни в санитарном, ни в эконо¬
мическом отношениях.До революции положение врача было ужасно: он, вла¬
дея знаниями и искусством лечить, не мог облегчить стра¬
даний своих пациентов. Конечно, я имею здесь в виду не
привилегированные классы, а трудовой народ. Врач при¬
ходил к больному бедняку и зачастую никакой помощи
оказать не мог, так как у больного не было ни денег на
лекарства, ни минимальных условий для выздоровления.Совершенно иначе обстоит дело у нас, в Советском
Союзе. Сегодня мы — страна с самой низкой в мире смерт¬
ностью. Более чем вдвое возросла средняя продолжитель¬
ность жизни. Миллиарды рублей расходуются на охрану
здоровья детей, женщин, всего населения нашей необъят¬
ной Родины. Ни над кем не висит дамоклов меч одино¬
кой, необеспеченной старости. И врачи теперь у нас имеют
все, чтобы эффективно лечить своих пациентов: оснащен¬
ные современным медицинским оборудованием больницы и
клиники, оборудованные амбулатории, все необходимые
медикаменты.Мысль об условиях работы врача до Октября и после
него подсказала мне направление статьи, и я зашагал до¬
мой, чтобы сесть за стол и писать свое «Слово к медицин¬
ской молодежи».В условиях, которые существуют в нашей стране, врачи
не имеют права работать посредственно, думал я. Звание
врача — вообще очень высокое, требующее беззаветного
служения человечеству, а звание советского врача еще бо¬
лее обязывающее.К сожалению, думал я (и написал об этом в статье),
среди нашей молодежи еще встречаются люди, которые на
первых порах боятся даже мелких трудностей. Некоторые
юноши и девушки, оканчивающие медицинские институты,
под тем или иным предлогом отказываются ехать на ра¬
боту в село, в отдаленные районы. Они не могут предста¬441
вить себе жизнь вне большого города, без опеки родителей.
Не получится из них хороших врачей, не ждать от них под¬
вига во имя науки, во имя человека. Потому что на подвиг
способны лишь те, для кого долг — превыше всего.Я считаю одной из первейших заслуг ученого успешное
воспитание молодого поколения, передачу молодым своего
опыта, своих знаний. Уверен, что привлекать к научным ра¬
ботам, воспитывать любознательность, пытливость ума у
детей нужно уже со школьной скамьи. И я всегда стре¬
мился вызвать у школьников интерес к моей науке. Так, на¬
пример, у меня установились добрые деловые отношения с
9-й средней школой г. Калинина. И я вполне обоснованно
пригласил учащихся этой школы на юбилейную научную
сессию Всесоюзного общества гельминтологов при Акаде¬
мии наук СССР. На заседании с большим успехом высту¬
пила школьница Инна Рожкина, член кружка юных гель¬
минтологов. Ее доклад «Гельминтофауна амфибий в окре¬
стностях города Калинина» был очень тепло встречен
участниками сессии. С удовольствием выслушали мы и вы¬
ступление руководителя этого кружка,учительницы биоло¬
гии К. А. Лошкаревой — «Изучение гельминтологии в сред¬
ней школе».В свое время калининским школьникам, организовав¬
шим под руководством Клавдии Арсеньевны Лошкаревой
кружок юных гельминтологов, я послал книгу Н. П. Ши-
хобаловой «Гельминты, общие для человека и животных»,
несколько учебных пособий и ряд других материалов.Школьники, члены кружка, вели работу, интересную,
полезную и нужную. В окрестностях г. Калинина они об¬
следовали пастбища, луга и водоемы, определили степень
их зараженности гельминтами. Исследования показали, что
несколько видов рыб и большинство мелких водных живот¬
ных гельминтозны. Эти сведения были важны для колхо¬
зов, и кружковцы сообщили колхозникам о результатах
своей работы, написали они и нам, во Всесоюзное обще¬
ство гельминтологов. Я тут же отправил ответ, в котором
благодарил за полезную работу и попросил сделать еще
некоторые исследования. Они были выполнены отлично.Школьники отправились во вторую экспедицию, во
время которой собрали ценный материал. Теперь я обра¬
тился в Калининский педагогический институт, на кафедру
зоологии, с просьбой, чтобы кружковцам разрешили рабо¬
тать в институтских кабинетах и лабораториях. Кафедра44?
дала разрешение, и школьники в стенах института обраба¬
тывали собранный материал. Они приготовили 154 препа¬
рата, проанализировали и обобщили свой материал.Юные гельминтологи решили у себя в кружке взяться
за большую работу: обследовать различные районы своей
области и на основе собранного материала составить карту
с обозначением границ распространения тех или иных ви¬
дов гельминтов. Они написали мне об этом. Я подтвердил,
что они занялись очень серьезным и важным делом и по¬
просил, чтобы составленную карту ребята передали в Ака¬
демию наук СССР. Школьники ответили мне восторжен¬
ным письмом и с огромной энергией взялись за работу.Я получаю очень много писем от юннатов и всегда ак¬
куратно им отвечаю, стараясь поддержать в них интерес к
моей науке.Меня часто приглашают на пионерские сборы, и я по
возможности стараюсь найти время для разговора с ребя¬
тами. Меня не раз награждали званием почетного пионера,
и немало пионерских галстуков хранится у меня дома.
С пионерами я всю жизнь говорил с большим интересом и
ставил перед ними посильные научные проблемы.На тему «наука и школьники» я как-то даже поспорил
с известным ученым. А было это так. Прибыла в Москву
американская делегация специалистов по ветеринарии.
Возглавлял ее доктор В. А. Хейген — директор ветеринар¬
ного факультета Корнельского университета (Нью-Йорк).
С ним были доктора А. Фрэнк и Ф. Инзи (отделение болез¬
ней животных и паразитологии; служба сельскохозяйствен¬
ной науки министерства сельского хозяйства США), док¬
тор Р. Дженсен (заместитель декана ветеринарной школы
в г. Форт-Коллинс, штат Колорадо) и другие. В Москве
американские ученые знакомились с работой научно-иссле¬
довательских и учебных заведений. Были они и в Москов¬
ской ветеринарной академии, где ознакомились с учебными
планами подготовки ветеринарных врачей и зоотехников.
Мы долго беседовали на темы гельминтологии, они зада¬
вали мне много вопросов, разговор шел очень живо, и мы
расстались друзьями. Делегация выехала в другие города
нашего Союза, а на обратном пути, в Москве, я их уже при¬
нимал в ВАСХНИЛ.После этой встречи делегация американских ученых
осмотрела Всесоюзный институт гельминтологии. Инсти¬
тут заинтересовал ученых, они с интересом осматривали443
его, задавая много вопросов. Я рассказал, что научные
работники института изучили возбудителей важнейших гель¬
минтоз ов, разработали и внедрили в ветеринарную прак¬
тику эффективные меры борьбы с разнообразными гель¬
минтозами сельскохозяйственных и промысловых живот¬
ных. Триста гельминтологических экспедиций по нашей
Родине и материалы вскрытий сотен тысяч различных пред¬
ставителей животного мира обеспечили богатейший мате¬
риал для музея института. Музей, сообщил я, располагает
интереснейшими экспонатами, которые дают полную ха¬
рактеристику гельминтогеографии страны. Музей уникален
и является одним из крупнейших гельминтологических со¬
браний мира.Беседа окончилась, и я заторопился на встречу с юнна¬
тами. И тут один из ученых с недоумением спросил меня:—	Неужели вы, академик, всерьез относитесь к этим
встречам со школьниками7Я ответил:—	Это — наша смена.И подумал, что в своем отношении к школьникам я не
одинок. Я знаю крупнейших ученых, которые уделяют
много времени школьникам, видя в них достойную свою
смену. И я добавил:—	В каждом школьнике нужно видеть личность и лич¬
ность творческую.*	**Очень серьезно я относился к каждому из аспирантов.
Как-то на одном из заседаний Ученого совета ВИГИСа я
резко выступил по поводу диссертационных работ.—	Следует оценивать диссертанта не только по работе,
которую он защищает, — сказал я,— а принимать во внима¬
ние и его интеллект, его поведение на защите, его выступ¬
ление. Мне гораздо дороже ощущать в молодом ученом ум,
дерзание и творчество, чем обращать внимание на мелкие
ошибки, которые скрупулезно подсчитывают и отмечают
некоторые официальные оппоненты. Конечно, и пропущен¬
ные запятые должны учитываться, но все-таки творческие
возможности диссертанта ценнее мелких недочетов, имею¬
щихся в переплетенном экземпляре его работы.Мое резкое выступление кое-кого сильно обидело;
я ехал домой в скверном расположении духа. Дело было,444
конечно, не только в сегодняшней защите. Среди биологов
Академии наук СССР росла тревога, связанная с судьбой
ряда институтов, которые собирались вывести из системы
АН СССР и передать Министерству сельского хозяйства
СССР. Поговаривали и об Институте почвоведения, и да¬
же о моем ГЕЛАНе. Узнал, что есть уже такое постанов¬
ление.Поехал к академику Несмеянову. Он был встревожен
этой реформой и сказал, что ГЕЛАН вошел в список не по
инициативе Академии и что президиум АН стоит за сохра¬
нение лаборатории в своей системе.Вскоре состоялось заседание президиума АН СССР при
участии А. Н. Косыгина — в то время первого заместителя
председателя Совета Министров СССР. Обсуждался вопрос
«О мерах по улучшению координации научно-исследова¬
тельской работы в стране и о деятельности АН СССР». До¬
кладчиком был президент А. Н. Несмеянов. Выступило
много академиков по вопросам коренной реорганизации
Академии наук, из ведения которой изымались многие ин¬
ституты технического профиля, а также учреждения, непо¬
средственно связанные с сельскохозяйственным производ¬
ством, в их числе Почвенный институт, Институт леса,
ГЕЛАН, лаборатория лесоведения.Поскольку имелось постановление ЦК КПСС и Совета
Министров СССР о передаче гельминтологической лабора¬
тории в систему Министерства сельского хозяйства СССР,
я находился в крайне затруднительном положении. Решил
обратиться к Алексею Николаевичу Косыгину, рассказать
ему о задачах гельминтологической науки в нашей стране
и постараться доказать необходимость сохранения ГЕЛАН а
в системе АН СССР. Задумано — сделано. Позвонил в
Кремль и получил согласие А. Н. Косыгина на встречу. Я с
волнением ждал дня встречи, тщательно готовился к ней,
обдумал все, что буду говорить. Принял меня А. Н. Косы¬
гин чрезвычайно приветливо, слушал внимательно. Я рас¬
сказал вкратце историю развития моей науки, изложил ее
основные направления и задачи, специфику, тематику
ГЕЛАНа.А.	Н. Косыгин сказал мне, что о моей специальности
имеет представление и заверил, что никто не покушается
на ГЕЛАН, что цель постановления ЦК и Совета Минист¬
ров — сблизить теорию с практикой и усилить влияние
науки на сельское хозяйство.445
Алексей Николаевич задал мне несколько вопросов по
существу дела и пообещал, что гельминтологическая лабо¬
ратория останется самостоятельным учреждением, которое
будет подчиняться Академии наук и Министерству сель¬
ского хозяйства СССР. Штаты сохранятся, тематика тоже.
Финансирование будет осуществляться министерством, а
располагаться ГЕЛАН будет по-прежнему в помещении
Академии наук.Это, конечно, тоже было много, но я стремился сохра¬
нить ГЕЛАН в Академии наук. Вид мой, наверное, был рас¬
строенным. Алексей Николаевич, поняв мое душевное со¬
стояние, пояснил, что большего сделать не может, а потом
добавил мягко: «Посмотрим, как пойдут дела дальше».
После окончания беседы я передал А. Н. Косыгину свою
книгу «Строительство советской гельминтологии».Работников АН СССР и всю биологическую обществен¬
ность продолжала волновать судьба институтов: останутся
ли они в академии или перейдут в Главнауку Министерства
сельского хозяйства СССР. Я тоже беспокоился о статусе
ГЕЛАНа и решил написать письмо в Центральный Комитет
КПСС с просьбой сохранить лабораторию в системе АН
СССР. Такое письмо я составил, постаравшись как следует
обосновать в нем свою просьбу. Наступили дни нетерпели¬
вого ожидания.17 мая I960 года ко мне подошел академик Сисакян и
сообщил, что ему звонили из ЦК партии и, прочитав
проект решения об оставлении ГЕЛАНа в АН СССР, по¬
просили высказать свое мнение. Сисакян высказался поло¬
жительно.Все хорошо, что хорошо кончается. Центральный Комитет
КПСС вник в существо моей просьбы, помог мне. Большое
спасибо ему за это!...1961 год вошел в историю человечества особой вехой.
Весь мир был потрясен сообщением о полете Юрия Гага¬
рина! Я постоянно стараюсь быть в курсе новейших дости¬
жений науки, но я был поражен, узнав о том, что наступил,
как писали тогда газеты, «звездный час человечества».Пока Гагарин был в космосе, мы не могли оторваться от
приемника. Все время ждали новых сообщений, волновались
за космонавта. Несколько раз звонили сыновья и взрослые
внуки и взволнованно спрашивали, слушаем ли мы446
сообщения, выражали свой восторг и свое беспокойство. Все
страстно желали благополучного завершения этого беспри¬
мерного рейса.Мне позвонили из газеты «Красная звезда» и попросили
написать хотя бы несколько слов о своих впечатлениях от
полета Гагарина. Я охотно согласился. Ночью работал над
статьей «Социализм распахнул двери вселенной». Я писал
о закономерности того факта, что первым в космос полетел
наш, советский человек. Вскоре в «Красной звезде» статья
была напечатана. Получилась она довольно длинной, так
как полет вызвал немало раздумий. В последующие дни ре¬
дакция направляла мне отклики на статью, и в каждом из
них сквозило восхищение полетом Гагарина. Читатели де¬
лились мыслями о перспективах освоения космоса, инте¬
ресовались моим мнением о возможности жизни на других
планетах.*	**Я не член партии. Многие называют меня беспартийным
большевиком, я тоже так думаю о себе. Я всегда стремился
быть истинным патриотом, преданным своей социалистиче¬
ской Родине. Высшей инстанцией и авторитетом для меня
была и есть Коммунистическая партия. К ней обращался я
со всеми наиболее сложными вопросами и проблемами,
меня волновавшими. Так было и в марте 1962 года, когда я
был приглашен на Пленум ЦК КПСС.Пленум обсуждал проблемы развития сельского хозяй¬
ства в нашей стране. 7 марта на нем выступил и я. Было
приятно, что мне, беспартийному, предоставили слово на
Пленуме Центрального Комитета партии. Я постарался
говорить кратко, четко и о самом главном.Выступление я посвятил двум проблемам: подготовке
кадров и выдвижению способной молодежи на ответствен¬
ную работу. Я вел речь и о том, что порой ценные научные
открытия из-за нерадивости руководителей лежат без дви¬
жения, не внедряются в сельскохозяйственное производ¬
ство и медицину.Основными критериями оценки человека, решающего
пойти по тернистой научной дороге, говорил я, должны
быть прежде всего ум, затем беззаветная любовь к избран¬
ной специальности, неподкупная честность и, наконец, мо¬
лодость. Неплохо, если к этому присоединится еще скром¬
ность и оптимистическая настроенность. Нельзя, однако,447
забывать, продолжал я, что в деле формирования молодого
ученого играет роль не только его индивидуальность, но и
качества руководителя. Порой о руководителе молодежи
мы очень мало говорим и еще меньше пишем, как будто в
этом отношении у нас царит полное благополучие. Однако
это не всегда так.Выдвижение молодежи отнюдь не стоит в противоречии
с чувством глубочайшего уважения к деятелям науки стар¬
шего и среднего поколений. С моей точки зрения, ученого
необходимо оценивать не по возрасту в паспорте, а по его
работоспособности и общественной полезности. Я убежден:
могучая сила и слава советской науки всегда была и будет
базироваться на здоровом, дружеском, гармоничном союзе
трех поколений ученых — старшего, среднего и молодого.Потом я перешел ко второму вопросу. К сожалению,
говорил я, во многих республиках, краях и областях недо¬
оценивают вред, который наносят народному хозяйству
гельминты. Я привел такой пример. В нашей стране еже¬
годно погибали сотни тысяч овец от болезни мозга — вер¬
тячки. Между тем советская наука разработала эффектив¬
ный метод борьбы, который позволяет полностью ликвиди¬
ровать заболевание в течение трех-четырех лет. Научные
учреждения многократно ставили этот вопрос, между тем
ни республиканские министерства, ни Министерство сель¬
ского хозяйства СССР эту инициативу во всесоюзном мас¬
штабе не поддержали.Далее я говорил о том, что работники гельминтологиче¬
ской науки всесторонне испытали новые высокоэффектив¬
ные медикаментозные препараты, синтезированные хими¬
ками: пиперазин, дитразин, филаксан и другие. Однако до¬
биться их изготовления в необходимых для практики коли¬
чествах очень трудно. Некоторые из препаратов готовились
только для медицинских целей и попадали в ветеринарию
как крохи с медицинского стола. Таков, например, пипера¬
зин, с помощью которого можно увеличить продуктивность
свиноводства на 33 процента.На низком уровне велись и работы по агрономической
гельминтологии. Специалисты по защите растений, к сожа¬
лению, почти не замечали гельминтов, которые наносили
большой урон техническим, огородным и зерновым куль¬
турам.Я рассказал о колоссальных экономических выгодах, ко¬
торые получила бы страна, если бы дружными усилиями
работников науки и практики, при содействии партийных и
советских организаций и активном участии широкой обще¬
ственности гельминтозный враг был бы уничтожен в нашей
стране навсегда. Уже положено начало ликвидации наибо¬
лее опасных гельминтов: четыре вида из них поставлены
на очередь для полного истребления.С высокой трибуны Пленума я вел разговор откровенно
и настойчиво, учитывая, что, кроме меня, вряд ли затронет
кто-нибудь этот вопрос. Я считал, что руководители партии
и страны должны быть в курсе проблемы девастации гель¬
минтов. Говорил я довольно долго и должен сказать, что
столь внимательную и благожелательную аудиторию встре¬
чал редко.Анализируя состояние гельминтологической науки, я не
мог не отметить такого явления: в ветеринарии к гельмин¬
тологии внимание усилилось, в медицине же шел обратный
процесс. Меня волновало положение с медико-гельминтоло¬
гической работой в стране. Она явно ухудшалась. Выво¬
дило из себя равнодушие Министерства здравоохранения к
ее запросам и проблемам. Оздоровительные мероприятия
среди населения проводились в больших масштабах, од¬
нако не в тех, в каких они должны осуществляться. Необ¬
ходимо было добиться перелома в отношении к медицин¬
ской гельминтологии.Решил обратиться в Центральный Комитет КПСС. Не¬
сколько дней я обдумывал письмо, а потом сел за него.
Я просил Центральный Комитет партии обратить внимание
«на вопиющее хладнокровие, царящее в органах Министер¬
ства здравоохранения в отношении оздоровления нашего
населения от гельминтозов». К сожалению, писал я, голос
специалистов, говорящих о колоссальном государственном
значении дела борьбы с гельминтами, не доходит до работ¬
ников здравоохранения.Прошло совсем немного времени, мне позвонили из ЦК
и сказали, что письмо будет детально изучено.в А через не¬
которое время в результате мер, рекомендованных Цент¬
ральным Комитетом КПСС, произошел резкий сдвиг в орга¬
низации медико-гельминтологической помощи населению.
Органы здравоохранения СССР перестроили структуру Ин¬
ститута медицинской паразитологии, выдвинув гельминто¬
логию в качестве основного профиля научно-исследова¬
тельской работы в этом учреждении. При союзном и
республиканских министерствах здравоохранения были29 к. и. Скрябин449
созданы гельминтологические комитеты: их задача — пла¬
нировать и контролировать оздоровительные работы среди
населения. Председателем комитета в Минздраве СССР
был утвержден действительный член Академии медицин¬
ских наук профессор П. Г. Сергиев. Первое заседание ко¬
митета состоялось 9 июля 1963 года. Выступая на заседа¬
нии, я предложил учредить в министерствах здравоохране¬
ния должность инспектора, который руководил бы всеми
мероприятиями по борьбе с гельминтозами. Иначе, докла¬
дывал я, борьба с гельминтозами будет носить случайный,
неплановый и примитивный характер.Вскоре было проведено всесоюзное совещание, посвя¬
щенное вопросам борьбы с гельминтозами. Оно дало хоро¬
шие результаты: активизировалась работа ученых, зани¬
мающихся проблемами избавления человека от гельминтов,
стали быстрее внедряться в практику рекомендации спе¬
циалистов.Вместе с ростом авторитета советской гельминтологии
росли и наши интернациональные связи, увеличивалось
число международных форумов, на которых выступали
наши ученые.В 1963 году в числе других членов советской делега¬
ции я принял участие в работе XVII Интернационального
ветеринарного конгресса. Проходил он в городе Ганновере
(ФРГ).Конгресс был многолюден: съехалось свыше 4 тысяч
человек из различных стран. На первом заседании паразито¬
логической секции я выступил с докладом «Проблема дева¬
стации наиболее патогенных гельминтов человека и живот¬
ных». Говорил на немецком языке. Второе мое выступле¬
ние, тоже на немецком языке, состоялось 17 августа
в комиссии по борьбе с трихинеллезом. Я рассказал о той
борьбе, которая ведется в СССР с этим заболеванием.Третий доклад — о принципах и методах борьбы с гель¬
минтозами животных и человека — я сделал 23 августа на
симпозиуме,"организованном Всемирной ассоциацией вете¬
ринарной паразитологии. Участники этого форума избрали
меня почетным членом Всемирной ассоциации интернацио¬
нальных ветеринарных конгрессов. Соответствующий ди¬
плом я получил на заседании конгресса из рук председа¬
теля Ассоциации профессора Беверинга. В Ганновере мне
была оказана и вторая почесть. Сенат Ганноверской выс¬
шей ветеринарной школы избрал меня почетным доктором450
этого вуза. Естественно, я выразил ректору свою сердеч¬
ную признательность.В сентябре 1964 года в Риме проходила работа I Всемир¬
ного конгресса паразитологов. Я получил приглашение от
профессора Этторе Биокка выступить с речью на пленар¬
ном заседании в день открытия конгресса. Но я заболел.
Пришлось ограничиться приветственным письмом участни¬
кам первого интернационального форума паразитологов,
которое я передал с К. М. Рыжиковым. Письмо зачитали в
день открытия конгресса.В начале декабря ко мне в ГЕЛАН прибыл профессор
Швабе, американец, представитель Всемирной организации
здравоохранения при ООН в Женеве. Эта организация и
Минздрав’ СССР решили провести семинар по гельминтоло¬
гии для медицинских врачей тропических и средиземно-
морских стран. Швабе приехал ко мне с просьбой прочи¬
тать при открытии семинара первую лекцию. Мы беседо¬
вали с ним более трех часов. Я говорил о своих самых
заветных надеждах: чтобы во всех академиях наук мира раз¬
вивались проблемы гельминтологии, чтобы через несколько
лет гельминтология приобрела интернациональный мас¬
штаб, чтобы была организована Всемирная ассоциация
гельминтологов с секциями: биологической, медицинской,
ветеринарной и фитогельминтологической.Швабе рассказал о себе. По образованию он — ветери¬
нарный врач, увлекшийся проблемами медицинской гель¬
минтологии. Швабе сообщил, что в Америке проблемами
медицинской гельминтологии занимается много ветеринар¬
ных врачей. Факт этот не случаен, ведь болезнетворная
роль гельминтов для ветеринарных врачей всегда гораздо
более очевидна, чем для медиков.Результатами беседы мы оба остались довольны. Я, ко¬
нечно, согласился прочесть лекцию.В июне 1965 года выступал в Центральном институте со¬
вершенствования врачей на заключительном заседании с
иностранными гельминтологами — курсантами семинара.
Принимал участие и в работе совещания гельминтологов
ВИГИСа в связи с прибытием из Венгрии докторов Кар-
маци и Толди. Речь шла о том, чтобы объединить усилия
советских и венгерских специалистов в области экспери¬
ментальных работ по созданию наиболее эффективных ан-
тигельминтиков. Только закончилась эта работа, как при¬
шлось принимать в Институте гельминтологии группу451
афганских ветеринарных врачей, пожелавших ознакомиться
с постановкой гельминтологического дела в СССР. Я пред¬
ложил, чтобы в Москву было командировано несколько
афганских врачей для специализации в области гельминто¬
логии. Затем к нам приехал английский гельминтолог, про¬
фессор Кендаль. Неоднократно беседовал с ним, поде¬
лился опытом создания сети научно-исследовательских уч¬
реждений, рассказал о главнейших направлениях научных
работ.В ноябре защитил кандидатскую диссертацию мой аспи¬
рант при кафедре паразитологии Московской ветеринар¬
ной академии молодой вьетнамец Буй Лап. Защита прошла
блестяще. Это первый и пока единственный ученик — пред¬
ставитель героического вьетнамского народа: молодой, ум¬
ный, преданный гельминтологии. Он уехал к себе на ро¬
дину и организовал на ветеринарном факультете сельско¬
хозяйственного института в Ханое кафедру паразитологии.Вскоре после этого очень памятного для меня события
произошло другое: Иллинойский университет Соединен¬
ных Штатов Америки прислал небольшую книгу — «Опре¬
делитель трематод животных и человека», снабженную
многочисленными таблицами и 919 рисунками. В аннота¬
ции к этой книге ее редактор профессор Араи писал: «Это
первое издание определителя трематод, извлеченное из
20 томов монографии К. Скрябина и его сотрудников.
В этом английском переводе даются не только определи¬
тельные таблицы разных групп трематод, но и приведены
литературные справки русских работ по 919 описанным ви¬
дам всех родов, охваченных 20 томами. Эти тома будут
служить в качестве основного источника познаний трема¬
тод и эпидемиологии вызываемых ими заболеваний на мно¬
гие десятилетия, причем нерусские гельминтологи, не имея
возможности обращаться ко всей монографии в целом, ока¬
зываются в менее выгодном положении, чем русские. Ан¬
глийский перевод всей монографии был бы весьма жела¬
телен, но в настоящее время невыполним».Получил известие, что 4 ноября 1965 года я наряду с
другими советскими учеными и деятелями культуры из¬
бран иностранным членом Сербской Академии наук. По¬
слал благодарственную телеграмму и сообщил, что, если
позволит здоровье, в будущем году приеду в Белград и вы¬
ступлю с докладами в Академии наук и перед студенческой
молодежью.452
Пережил радостное событие: в 1965 году кадры моих
учеников пополнились одиннадцатью докторами наук. Та¬
кого «урожайного» года в моей практике еще не бывало!
И еще одно обстоятельство принесло мне большое удовле¬
творение: мой ученик, доктор биологических наук Кон¬
стантин Минаевич Рыжиков, общим собранием АН СССР
был избран членом-корреспондентом Академии.Я уже писал о том, как долго добивался этого. Помогло
письмо в Центральный Комитет КПСС. 5 июля мне позво¬
нили из ЦК и сообщили, что просьба моя удовлетворена:
выделена дополнительная единица члена-корреспондеита
гельминтолога по отделению общей биологии.Я чрезвычайно благодарен Центральному Комитету
КПСС за чуткое отношение к моей просьбе: это поистине
веха в истории гельминтологии.*	**1965 год был богат переменами и в ВАСХНИЛ. Сложил
свои полномочия М. А. Ольшанский, президентом стал Па¬
вел Павлович Лобанов.П. П. Лобанов прошел жизненный путь, характерный
для ученого нашего времени и нашей страны. Успешно окон¬
чив рабфак, П. П. Лобанов поступил учиться в Тимирязев¬
скую академию на агрономический факультет. По опыту пре¬
подавателя знаю, как нелегко было рабфаковцам в высших
учебных заведениях. Но они были людьми удивительно упор¬
ными и целеустремленными. Они восхищали меня своим от¬
ношением к учению.Но вернусь к П. П. Лобанову. Окончив «Тимирязевку»,
он стал уездным агрономом в Костроме. Уезд был боль¬
шой — 13 волостей, и работы в нем — непочатый край. Свою
деятельность Лобанов начал с организации агроучастков.
Вскоре агроучастки стали пользоваться у крестьян боль¬
шим авторитетом: они были своеобразной агрономической
школой для всех, кто хотел учиться. Молодого агронома
выдвинули на должность технического директора совхоза,
и хозяйство пошло в гору. Работая, он продолжал упорно
учиться. И вот П. П. Лобанов — заведующий кафедрой ин¬
ститута землеустройства, затем — директор сельскохозяй¬
ственного института. Позднее его назначили министром
сельского хозяйства РСФСР, потом — заместителем предсе¬453
дателя Совета Министров СССР. И теперь П. П. Лобанов
стал президентом Всесоюзной Академии сельскохозяйствен¬
ных наук имени В. И. Ленина.Ветеринарная общественность стремилась к тому, чтобы
в ВАСХНИЛ было создано специальное отделение ветери¬
нарии, независимое от отделения животноводства, которое
ведало бы всеми ветеринарными вопросами. Я вручил
П. П. Лобанову соответствующую записку, которую он одоб¬
рил и обещал поставить этот вопрос в более высоких инстан¬
циях.*	**Весь мир заговорил о полете корабля «Восток-2», о под¬
виге космонавтов П. Беляева и А. Леонова. И это понятно:
впервые в истории человек вышел в космическое простран¬
ство, плавал в космосе, проводил научные исследования,
после чего вернулся благополучно на корабль. Интересное
время, полное неожиданностей и достижений!В конце октября меня пригласили в отдел науки ЦК
КПСС на совещание, посвященное деятельности отделе¬
ния общей биологии АН СССР. Собралось 35 биологов раз¬
ных профилей, члены бюро, директора институтов и секре¬
тари парторганизаций. Докладчиком был Б. Е. Быховский,
академик — секретарь отделения общей биологии АН СССР.
Он говорил дельно, критиковал много уродливых явлений,
имевших место в биологической науке. Начались прения.
Все выступавшие, в том числе и я, поддержали основные
идеи, высказанные Б. Е. Быховским. В своем выступлении
я резко осудил разделение биологических наук на описа¬
тельные и экспериментальные, говорил, что наиболее ярые
сторонники этого разделения додумались до того, что пер¬
вые науки стали называть «армейскими», а вторые «гвар¬
дейскими». К разряду «армейских» был причислен весь
комплекс зоологических и ботанических наук, другими
словами, все науки, изучающие органическую природу пла¬
неты. Такая, с позволения сказать, классификация отталки¬
вала молодых ученых от проблем зоологии и ботаники: за¬
чем избирать «армейскую» профессию, когда они могут
быть сразу «гвардейцами»? Говорил я также о необходимо¬
сти более близкой и более действенной связи биологиче¬
ских отделений АН СССР, ВАСХНИЛ и Академии меди¬
цинских наук, которые явно недостаточно координируют454
свою работу, что в конечном итоге вредит и науке, и народ¬
ному хозяйству. Говорил, наконец, о необходимости при¬
влекать больше молодежи к изучению биологических наук,
не забывая того, что гармония может быть достигнута лишь
при условии дружной работы ученых трех поколений: стар¬
шего, среднего и самого молодого....Новый, 1966 год мы встретили в санатории «Узкое».
Я почти ежедневно ездил в Москву, поскольку мне, несмотря
на мои 88 лет, приходилось выполнять десяток различных
обязанностей. Как и прежде, я занимался научной работой,
подготовкой молодых кадров. К тому же было много разно¬
образных общественных нагрузок. Конечно, кое-что измени¬
лось. Отпали, например, заграничные поездки: запретили
врачи. И все-таки в 1966 году я 94 раза выступал с докладами
в самых различных научно-исследовательских учреждениях
и общественных организациях.1968 год. Жизнь течет, и ее движение несет бесчисленные
перемены. Сын Георгий — уже член-корреспондент Академии
наук, директор Института биохимии и физиологии микро¬
организмов. Он часто ездит за границу в научные команди¬
ровки, на различные съезды, конгрессы и симпозиумы; был
в США, Японии, Англии, Италии, Канаде, Мексике, Индии,
Швеции, Франции. Сын влюблен в свою работу, а это
всегда обеспечивает успех.Сергей на севере в 1958 году попал в катастрофу, пере¬
нес несколько тяжелых операций, около года пролежал в
московских госпиталях. Врачи запретили ему работать на
севере. Сейчас он — директор опытно-производственного
хозяйства «Милет» при Министерстве сельского хозяйства
СССР.Наша внучка Лиза работает научным сотрудником
ГЕЛАНа, завершает кандидатскую диссертацию «Гельмин-
тофауна осетровых рыб земного шара». Она много раз уча¬
ствовала в работах экспедиций, была на Дальнем Востоке,
в бухте Тикси, на реке Лене, в устье Дуная, на Азовском
и Каспийском морях. Мне приятно, что внучка стала гель¬
минтологом.И другие мои внуки постепенно встают на ноги. Гово¬
рят, они способные молодые люди.Александр и Константин — биологи. И только Андрей вы¬
брал себе другой путь — он окончил Московский авиацион¬
ный институт и работает инженером.455
*	**Седьмого декабря 1968 года мне исполнилось 90 лет, и в
связи с этим, не столь приятным для меня фактом, три ака¬
демии — Академия Наук СССР, Академия медицинских наук
и ВАСХНИЛ, Министерство здравоохранения СССР, Мини¬
стерство сельского хозяйства и другие организации провели
торжественное заседание.Как принято в таких случаях, юбиляру преподносились
адреса и говорилось много приятных вещей. Мне кажется,
все юбилеи похожи друг на друга, и я не стал бы говорить
об этом, если бы не рассматривал свой юбилей как опреде¬
ленный итог развития советской гельминтологии.С волнением и признательностью слушал я все выступле¬
ния, и передо мной вставало мое прошлое, вся моя жизнь,
картина становления, развития и расцвета гельминтологиче¬
ской науки.Торжественное заседание проходило десятого декабря
в актовом зале Московского университета. Большой зал был
переполнен. Пришли не только москвичи, здесь были гости
почти из всех наших республик и из многих зарубежных
стран. Их привела в этот зал гельминтологическая наука.Я слушал доклад моего ученика, вице-президента Все¬
союзного общества гельминтологов, академика ВАСХНИЛ,
директора ВИГИСА Владимира Степановича Ершова, и в
душе гордился, что вырастил немало ученых, которые внесли
значительный вклад в развитие отечественной науки.Я был глубоко благодарен президенту Академии наук
СССР Мстиславу Всеволодовичу Келдышу за его слова о том,
что этот юбилей — не только праздник нашей гельминтологи¬
ческой науки, но и примечательная дата в жизни всей совет¬
ской науки.Меня чрезвычайно тронуло выступление старого больше¬
вика, члена партии с 1896 года профессора Федора Николае¬
вича Петрова.Он говорил:—	Я помню то время, когда впервые Владимир Ильич
разработал программу построения научных институтов, науч¬
ной работы, тесно связанной с задачами социалистического
строительства. И вы были в числе тех ученых, которые свя¬
зали свою жизнь с деятельностью нашей партии, с осущест¬
влением великих идей Владимира Ильича Ленина...456
С большим волнением выслушал я обращенные ко мне
слова Федора Николаевича:—	Дорогой Константин Иванович! Я считаю, что вы в
своей деятельности шли большевистским путем, вы были на¬
стоящим, подлинным беспартийным большевиком, который
шел в ногу с партией и выполнял все решения политические,
идейные, философские и практические, которые наша Ком¬
мунистическая партия Советского Союза давала всей науке,
всей нашей стране, всем строителям коммунизма...Выступали представители от наших республик. Каждый
говорил много добрых слов, и каждый рассказывал о росте
гельминтологической науки. Когда выступал секретарь ЦК
Коммунистической партии Узбекистана Н. М. Матчанов, я
вспоминал дни и месяцы, проведенные в республике, своих
учеников. К юбилею они прислали мне много писем. В част¬
ности, из Бухары мне писали: «Рады сообщить Вам, что в
области реализована Ваша идея девастации ценуроза. Спе¬
циальная комиссия тщательно обследовала состояние овце¬
водства на большой территории и больных ценурозом живот¬
ных не обнаружила».Тов. Матчанов в своем выступлении сообщал, что указом
Президиума Верховного Совета Узбекской ССР мне при¬
своено почетное звание заслуженного деятеля науки Узбек¬
ской ССР.Президент Академии наук Киргизской ССР К. К. Кара-
кеев сообщил, что исполком Фрунзенского городского Со¬
вета удостоил меня звания почетного гражданина города
Фрунзе.Я слушал выступления и вспоминал очень многое. При¬
шла на память поездка в Париж в августе 1930 года. Тогда
заседало Международное эпизоотическое бюро, на котором
я присутствовал впервые, и зарубежные ученые с нескрывае¬
мым любопытством смотрели на меня. Они наперебой рас¬
спрашивали о том, действительно ли в Советской России уче¬
ным живется очень тяжело (об этом кричала на все лады
буржуазная пропаганда). Да и сейчас кое-где за рубежом
время от времени появляются опусы о «тяжелой судьбе» уче¬
ных в Советской стране.И как бы в ответ на мои воспоминания и раздумья, вы¬
ступает первый секретарь Чимкентского обкома КПССВ.	А. Левенцев и, обращаясь ко мне, говорит:—	По поручению бюро областного и городского коми¬
тета партии, областного и городского Совета депутатов тру¬457
дящихся разрешите вам вручить диплом, ленту и ключ от
нашего города как почетному гражданину нашего города,
а также памятный подарок — наш казахский национальный
халат...А от Академии наук Казахской республики академикС.	Н. Боев преподнес мне три издания, посвященных моему
юбилею: два номера «Вестника Академии наук Казахской
ССР» и сборник работ по гельминтологии Казахстана. В этой
республике с развитым животноводством дегельментизация
проводится строго организованно и поистине в массовых мас¬
штабах. В 1967 году здесь обследовали и оздоровили от гель¬
минтозов 93 миллиона животных. За последние семь лет за¬
болеваемость гельминтозами животных снизилась в 2,5 раза,
а падеж — в 5 раз. В республике большую работу ведет науч¬
но-исследовательский ветеринарный институт. Им с 1947 года
бессменно заведует Р. С. Шульц, о котором я не раз говорил
в этой книге. Он один из моих старших учеников, и мне было
особенно приятно слышать от него о достижениях гельмин¬
тологии в Казахстане, о ее кадрах.—	Совершенно особо вас поздравляет, — говорил Рихард
Соломонович Шульц, — гельминтологический отдел нашего
Казахского научно-исследовательского института, где рабо¬
тают наши с вами ученики, а вернее сказать, мои ученики,
а ваши внуки, которые глубоко восприняли ваши идеи и в
меру своих сил работают в области гельминтологической
науки и практики...В заключение мой старший ученик сказал много волную¬
щего для меня:—	Я был счастлив, когда сорок четыре года тому назад
вступил в вашу лабораторию.Вы помните мое первое письмо? Я знаю, что вы его пом¬
ните. Я отвечал на ваше письмо, в котором вы приглашали
меня стать вашим ассистентом. Я не только с восторгом и ра¬
достью воспринял его. У меня, что называется, «в зобу ды¬
ханье сперло».И сейчас, вспоминая все это, я нисколько не жалею о том,
что отклонился от той линии, которой должен был придер¬
живаться согласно своему образованию и диплому...Потом Шульц обернулся к моей жене, которая сидела в
президиуме рядом со мной:—	Дорогая Елизавета Михайловна! — говорил мой стар¬
ший ученик.— Несколько слов хочу сказать вам. Сколько
времени проведено вместе в экспедициях, сколько рек мы458
проплыли на пароходах, сколько километров одолели на
поездах... Вы работали наравне со всеми, занимались гель¬
минтологическими вскрытиями, не делая себе ни малейших
послаблений и являя пример другим...Президент Грузинской Академии наук академик Н. И. Му-
схелишвили рассказал об успешном развитии в республике
паразитологии и гельминтологии.—	Я хотел добавить,—сказал он в заключение,—уже не
от имени грузинских ученых, а от имени всех тех, кому под
80 лет. Когда мы смотрим на вас, у нас прибавляется сил,
потому что мы видим, как можно работать, будучи старше
80 лет. Ваш оптимизм передается нам, и ваша невероятная
работоспособность вызывает у нас желание работать...Директор Зоологического института Академии наук Турк¬
менской ССР Н. А. Ташлиев говорил о том, что начатые
мною еще в 1921 году гельминтологические исследования в
Туркменистане успешно продолжаются моими многочислен¬
ными учениками. Та же мысль прозвучала в речи академика
А. П. Маркевича.—	Украинцы вам глубоко признательны за то, — сказал
он, — что уже в первые годы Советской власти вы начали на
территории Украинской ССР планомерное гельминтологиче¬
ское обследование. Мы признательны также и за большую
помощь, которую ВИГИ С оказал нам в подготовке гельмин¬
тологических кадров для научной работы.Выступали представители академий наук Армянской, Тад¬
жикской, Азербайджанской и других республик.Выступавший от Академии наук Литовской ССР профес¬
сор В. И. Гирдзяускас напомнил мне, как вскоре после войны
я приехал в Литву и поставил перед учеными республики
вопрос о налаживании гельминтологического дела.—	Тогда вы сказали,— продолжал Гирдзяускас, — что
Литва на гельминтофаунистической карте представляет белое
пятно. Теперь это пятно исчезло с карты гельминтологии
Советского Союза. Гельминтология, как и другие науки, про¬
цветает в нашей республике.От сибиряков выступали директор Научно-исследователь¬
ского института ветеринарии доцент Копырин и учитель¬
ница школы города Красноярска Е. В. Юдинцева. Она гово¬
рила:—	Я хочу вас поздравить Константин Иванович и ска¬
зать, что интерес наших учащихся к биологии с каждым годом
возрастает. Наши школьники, начиная с б-го класса, не459
только могут правильно произносить слово «гельминтоло¬
гия», но и знают, что означает эта наука; они знают, что
такое девастация, и очень хорошо знают основоположника
советской гельминтологии Константина Ивановича Скря¬
бина...На юбилей приехало много зарубежных гостей: из Болга¬
рии, Румынии, Польши, ГДР, Чехословакии, Венгрии, Монго¬
лии, Югославии, США, Мексики, ФРГ, Индии и т. д.Румынский гельминтолог профессор Ольтяну так закон¬
чил свое выступление:—	Для гельминтологов всех стран земного шара сегодня
большой и радостный праздник. И нет на свете ни одного
гельминтолога, который, приветствуя вас в день вашего юби¬
лея, не чувствовал бы, что этот праздник является праздни¬
ком гельминтологической науки и практики. И это вполне
естественно, потому что ваша жизнь, ваша научная деятель¬
ность неразрывно связаны с процессом создания и развития
гельминтологического дела...Теплым и сердечным было выступление от имени прези¬
диума Словацкой Академии наук академика Яна Говорки.Вручая мне награду Словацкой Академии наук — золотую
медаль, он сказал:—	...Вы внесли великий вклад в развитие гельминтологи¬
ческой науки всего мира, в развитие науки в Чехословакии
и особенно в дело развития Института гельминтологии Сло¬
вацкой Академии наук.Этому же посвятил свою речь и член-корреспондент Че¬
хословацкой Академии наук Богумил Ришавы, который гово¬
рил о большой помощи советских гельминтологов чехосло¬
вацким коллегам.Президент Болгарского общества паразитологов член-кор¬
респондент Болгарской Академии наук Павел Павлов напом¬
нил, что советские ученые очень много помогали и помогают
Болгарии в борьбе с гельминтозами. На эту тему говорили
так^се академик Польской Академии наук Владимир Михай¬
лов, венгерские ученые профессор Тибор Кобулей и профес¬
сор Нанашер, гость из Германской Демократической Респуб¬
лики профессор Гиппе, монгольский паразитолог доктор
Чойджо, а также югославские товарищи: академик Иво Ба¬
бич, профессора Златибор Петрович, Яков Рукавина.Тепло и темпераментно выступил профессор Кабаллеро
из Мексики. Он горячо поздравил меня с юбилеем и дал вы¬
сокую оценку советской гельминтологии, успехи которой460
оказывают большое влияние на развитие этой отрасли науки
в других странах.Из Федеративной Республики Германии на юбилей при¬
ехал профессор Эннинг. В 1963 году я участвовал в работе
17-го Интернационального ветеринарного конгресса в Ганно¬
вере. И здесь мне был вручен диплом почетного доктора
ветеринарной медицины Высшей ветеринарной школы
г. Ганновера. В дипломе меня называли «Нестором гельмин-
тологической науки».Профессор Эннинг сказал, что он прибыл на юбилей от
ректората и сената Высшей ветеринарной школы, чтобы по¬
здравить «своего почетного доктора». Он также подчеркнул
роль советских гельминтологов в развитии международной
паразитологической науки и в организации борьбы с парази¬
тарными болезнями человека и животных.Гость из Соединенных Штатов Америки профессор Рауш
отметил, что успех его исследований на Аляске во многом
зависит от тех работ, которые проводят академик Скрябин
и его ученики в области гельминтологии.Слушая выступления, приветствия и рассказы о работе
ученых самых различных стран, я снова и снова думал о том,
что рост международного авторитета советской гельминтоло¬
гической науки — закономерное явление.Мы всегда стремились помочь зарубежным коллегам ор¬
ганизовать на базе их научных учреждений самостоятельные
гельминтологические лаборатории по типу аналогичных со¬
ветских учреждений. Мы не уставали держать деловой кон¬
такт со специалистами-гельминтологами зарубежных стран,
а с некоторыми у нас налажены самые дружественные взаи¬
моотношения. Мы никогда не жалели сил для оказания по¬
мощи в подготовке и формировании молодых научных кад¬
ров гельминтологов, двери наших научных учреждений го¬
степриимно открыты для зарубежных специалистов.И вот еще о чем думалось: во всех выступлениях сквозила
мысль о гуманизме нашей науки, о служении человеку. Это
симптоматично, что мир признал наши достижения, учится
у нас не только методам борьбы за оздоровление людей, жи¬
вотного и растительного царства, но и гуманизму нашей
науки. А учиться у нас есть чему. Успехи наши значительны,
потому что партия и государство всегда шли навстречу
ученым.С каждым годом все шире развертывается планомерноеи,	всестороннее наступление на гельминтов, чтобы добиться463
полного их уничтожения: так осуществляется мое учение о
девастации гельминтов, и я совершенно уверен, что наступит
день, когда животный и растительный мир освободится от
биологического паразитизма. Мы к этому стремимся. Мы в
силах это осуществить.
СОДЕРЖАНИЕУ истоков	3ЗДРАВСТВУЙ, ALMA MATER	32«ОДИССЕЯ» ПУНКТОВОГО ВЕТВРАЧА	52КЕНИГСБЕРГ, БЕРЛИН, ПАРИЖ..»	85ИДЕТ НОВАЯ ЭРА...	96НА «ТИХОМ» ДОНУ	11 1ЭКСПЕДИЦИЯ В СТРАНУ МОЛОДОСТИ	133ПО БЕЛЫМ ПЯТНАМ НА КАРТЕ	145НЕСПОКОЙНЫЕ БУДНИ	181ПЕРВЫЕ ИТОГИ	197НЕХОЖЕНЫМИ ТРОПАМИ	209СЕВЕРНАЯ САГА	233ЛАВРЫ И ТЕРНИИ	249ВРЕМЯ ЗОВЕТ	259КОМАНДИРОВКА В ПРОШЛОЕ	282ДИСКУССИЯ НА СТРАНИЦАХ «ИЗВЕСТИЙ*	293ДРУЗЬЯ и ВРАГИ	301ИДЕТ ВОЙНА НАРОДНАЯ	316КРУТЫЕ ДОРОГИ	340три линии жизни	365НОВЫЕ люди	379ТЕЧЕТ РЕКА ЖИЗНЬ...	390ПРАВО НЕ ЗНАТЬ ОТДЫХА	396САМАЯ ИСКРЕННЯЯ БЛАГОДАРНОСТЬ	415ФИЗИКИ, ЛИРИКИ и ПОЛИТИКИ	427ВСЕ СЧАСТЬЕ ЗЕМЛИ — ЗА ТРУДОМ	435
Скрябин Константин Иванович
МОЯ ЖИЗНЬ В НАУКЕРедактор Р. В. КороленкоХудожник С. Н. Сергеев
Технический редактор Е. И. КаржавинаСдано в набор 24 марта 1969 г. Под¬
писано в печать 31 июля 1969 г.
Формат 60X84’/i6- Бумага типографская
№ 1. Условн. псч. л. 23,48. Учетно-
иэд. л. 23,47. Тираж 100 тыс. экз.
А 04977. Заказ № 2281. Цена 1 р. 25 кчПолитиздат, Москва, А-47,Миусская пл., 7.Ордена Ленинатипография «Красный пролетарий».
Москва, Краснопролетарская, 16.