ji. /к. ^ОЖфВЪ.
ГОРОДЪ и ДЕРЕВНЯ
въ
РУССКОЙ ИСТОРШ*
(Краткш очеркъ экономической исторш Россш).
mmbtCOtmm-
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типограф1я И. Н. Скороходова (Надеждинская, 43).
1902.

•
Дозволено цензурою. С.-Петербургъ, 21-го мая 1902 года.
РjVll — SuBxuome^a сайта
www.biografia.ru

0
I.
ВВЕДЕН1Е.
Вопросъ о взаимныхъ отношешяхъ и значенш города и деревни
въ человЪческомъ общежитш принадлежите къ числу самыхъ жгучихъ,
наиболее волнующихъ общество, по крайней мире, мыслящую его часть,
вызывающихъ ръшейя, различный нередко до противоположности. Не
со вчерашняго дня раздаются призывы ивтеллигенвди въ деревню, на
лоно природы, къ первобытной простоте и рисуемой мечтателями въ
яркихъ краскахъ непосредственности и даже невинности. Философы,
ученые, публицисты, поэты не щадятъ словъ для обличетя гнилой
городской цивилизацш съ ея искусственвостью, испорченностью и гу-
бительнымъ вл1яшемъ на человъчесюя жизнь и здоровье, физическое
и нравственное. Нътъ недостатка ивъ голосахъ противоположная на-
иравлен1я: панегиристы городского строя въ противов'Ьсъ идеологамъ
деревни указываюсь на невежество, грубость, косность, нич'Ьмъ
неискоренимую склонность къ застою, свойственный сельскому населенно,
и противополагаютъ этому кипучую умственную и эстетическую жизнь
городовъ, ростъ комфорта и благосостояшя въ услов1яхъ именно
городского строя, развиие личности, свободы и правосознав!я среди го-
рожанъ. Этотъ нескончаемый споръ заставляетъ пересматривать ц^лый
рядъ набол'Ьвшихъ вопросовъ, когда-либо возникавшихъ передъ ум-
ственнымъ взоромъ человечества. Важный всегда и везде, онъ npi-
обр^таетъ особенную жгучесть въ настоящее время въ нашемъ
отечестве въ силу тЬхъ экономическихъ перем'Ьнъ, как]я приходится
переживать Россш. Въ последнее время вопросъ о значеши и взаимныхъ
отношешяхъ города и деревни постепенно теряетъ утопическую
окраску и прюбрътаетъ положительную постановку. Въ самомъ деле: видь
и городъ, и деревня созданы необходимыми и неустранимыми у&идаями
челов^ческаго общежит!я, отв^чаготъ наличнымъ и совершенно несо-
мн4ннымъ потребностямъ общества. Вопросъ, следовательно, заклю-
ГОРОДЪ И ДЕРЕВНЯ. 1

— 2 —
чается не въ томъ, какъ заменить деревенскШ бытъ городскими
строемъ или наоборотъ, а въ томъ, каково нормальное, наиболее
соответствующее общественнымъ потребностямъ, соотиошеше между горо-
домъ и деревней. Разрешент или, по крайней м^рЬ, правильной
постановки этого вопроса можетъ содействовать историческое изучена
прошлыхъ судебъ города и деревни.
Необходимо прежде всего условиться въ точномъ значенш употреб-
ляемыхъ терыиновъ, безъ чего нельзя ступить ни шагу впередъ^Го-
родомъ, если не считать городовъ-крепостей, т.-е. не поселевнЗ въ соб-
ственномъ смысли, а временныхъ убежищъ, называется поселеше,
жители котораго занимаются или торговлей, или обрабатывающей
промышленностью, составляющими притомъ ихъ главное, основное занятае,
а не побочный промыселъ. Деревня—поселеше, где главный заняпя
жителей—добывающая промышленность и сельское хозяйство. Ясно
такимъ образомъ, что не всяйй городъ въ обыденномъ употребленш
этого слова можетъ быть призвавъ городомъ въ ваучномъ смысле,
что есть города-деревни, и, съ другой стороны, мнопя села должны
быть признаны съ научной точки зр4н1я городами. Уже изъ данныхъ
сейчасъ опредЪлев1й сл'Ьдуетъ, что основнымъ признакомъ, отличаю-
щимъ городсые центры и деревенсия поселешя, является пригнакъ
хозяйственный. Поэтому, изучая значеше и взаимныя отношешя
города и деревни въ историческомъ прошломъ русскаго народа, мы бу-
демъ исходить въ своемъ изложеши изъ экономическихъ явленШ, какъ
основныхъ, и изъ нихъ объяснять явлешя сощальной и политической
жизни, поскольку знакомство съ последними будетъ необходимо для
разрешен1я поставленной задачи.
Истор1я русскихъ города и деревни, какъ и русская истор1я вообще,
делится на пять перюдовъ: ыевсшй, до конца XII вЬка; удильный,
охватываюпцй XIII, Х1У, XY и первую половину ХУ1 века,
приблизительно до начала самостоятельная правлешя Ивана Грознаго;
московски, дляшдйся со второй половины Х\1 до конца XVII столейя,
новый дореформенный, XVIII и первая половина XIX века, съ Петра
Великаго до Николая I включительно, и новый пореформенный перюдъ,
который начинается великимъ освободительнымъ актомъ 19-го февраля
1861 года, и участниками, свидетелями и деятелями котораго являемся
всв мы. Въ хронологическихъ пределахъ каждаго изъ этихъ пер1одовъ
наше изложеше коснется последовательно шести основныхъ вопросовъ,
и 1ъ которыхъ четыре первыхъ—экономичесще, пятый относится къ
сощальной исторш, а шестой—къ политическому строю. Первый,
основной вопросъ—объ относительномъ значеши въ данное время каждой
изъ четырехъ главныхъ отраслей народнаго производства, добывающей
промышленности, сельскаго хозяйства, обрабатывающей
промышленности и торговли. Въ тесной связи съ первымъ вопросомъ находится
нторой—о системе хозяйстна, т.-е. о совокупности техъ пр1емовъ и

— 3 —
средства, какими ведется хозяйство. ТретШвопросъ—оформахъземле-
владвшя, т.-е. о томъ, кто и на какихъ правахъ влад^лъ землей, Изу-
чеше хозяйственныхъ услов1й заканчивается четвертымъ нопросомъ—
о формахъ хозяйства, иными словами о томъ, былъ ли въ данный
перюдъ свободный или принудительный трудъ и на какихъ ушдаяхъ
этотъ трудъ эксплуатировался. На твердой основе изучешя экономиче-
скихъ отношещй покоится разрешеше пятаго вопроса—о сопДальномъ
устройстве, о томъ, были ли въ известное время общественные классы,
т.-е. двлешя общества на группы по хозяйственньшъ признакамъ, по
запяпямъ, иф! существовали уже сослошя, т.-е. д^лешя общества на
группы по юридическимъ признакамъ, правамъ и обязанностямъ. На-
конецъ, изучеше политическая строя, постановки нерховной власти,
организации учреждещй и управлешя,—вотъ посл^дшй, шестой вопросъ,
какого мы коснемся нъ дальнейшем!, изложеши.
II.
Городъ и деревня въ мевской Руси (до конца XII в.).
Основной отраслью народнаго производства въ первый, шевсмй
перюдъ русской исторш, до конца XII века, было, несомненно,
простое, почти не сопровождающееся сколько-нибудь значительнымъ тру-
домъ и затратой капитала, освоеше дароныхъ силъ девственной
природы, столь щедрой къ челои-Бку, хотя нередко и столь грозной для
него на заре исторй. Рядъ несомнепныхъ и достоверныхъ свиде-
тельствъ источвиковъ убеждаетъ въ справедливости этого положейя.
На первыя страницы нашей древнейшей, начальной летописи занесено
сказаше о томъ, что некогда, въ старину на среднемъ Днепре жили
три брата—Юй, Щекъ и Хоривъ—и все они занимались зверолов-
ствомъ, были охотниками. Древляне, одно изъ славянскихъ племенъ,
покоренныхъ Олегомъ въ IX веке, платили князю дань черными
куницами, т.-е. мехами зверей, продуктами той же охоты. Игорь,
отпуская отъ себя византхйскихъ пословъ, заключившихъ съ нимъ дого-
воръ, одарилъ их-ъ темъ, чемъ самъ былъ богатъ: мехами и воскомъ;
то же самое обещала дать въ даръ византШкому императору княгиня
Ольга при своемъ крещеши въ Константинополе. Ея сынъ Святославъ,
всю жизнь неустанно искавший приключенШ, подвиговъ и добычи, гово-
рилъ матери: «не нравится мне въ Шеве, хочу жить въ Переяславце
на Дунае (въ Болгархи), потому что туда сходятся все богатства» изъ
Грецш, Чехш, Венгрш и изъ Руси, чемъ богаты были проч1я страны,
для насъ теперь не важно, но Русь, по словамъ князя, доставляла въ
Болгарию меха, воскъ и медъ. Почти на каждой странице летописи
встречаются, на ряду съ известии о войнахъ, постройке церквей,
правительственной деятельности князей, сообщещя, что тотъ или дру-
1*

— 4 —
гой князь «ловы звериные д-Ьялъ», «гна звери въ лесе», причемг,
какъ видно, эти охотничьи поездки продолжались долго, почему князья
отправлялись на нихъ обыкновенно со своими женами и дружиной.
А что можетъ быть характернее того, что Владивцръ Мономахъ, этотъ
живой идеалъ древнерусскаго князя, въ своемъ знаменитомъ «Поу-
ченш» на ряду съ военными подвигами и делами управлешя ставитъ
свою охотничью удаль и охотничьи удачи? Въ древн'Ьйшемъ
памятнике нашего права «Русской Правде» предметомъ особеннаго внима-
н!я служатъ «бобровые гоны», т.-е. места ловли бобровъ, и «бортные
ухожаи», приспособлешя для пчеловодства, для добывашя воска и меда.
Эти и имъ подобные факты, которыми изобилуютъ уцъигЪвпля до
нашего времени летописи и акты Шевскаго перюда, ставятъ вне вся-
каго сомн^шя, что добывающая промышленность, особенно охота и
пчеловодство, играла первенствующую роль въ народномъ хозяйстве
этого далекаго отъ насъ времени.
Меньше значейя им-вло сельское хозяйство, особенно земледМе.
Правда, еще при ОлегЬ нЪкоторыя славянсыя племена платили дань
князю «съ рала», т.-е. съ плуга, что указываетъ на употреблеие
этого земледйльческаго оруд!я, а следовательно, и на заняие земле-
дКшемъ уже въ X веке. О томъ же свидетельствуетъ встречающееся
въ правлеше Ольги извеспе, что древляне «делали нивы своя». Нако-
нецъ, въ XII веке на одномъ изъ княжескихъ съездовъ прямо
говорилось о земледвлш, какъ одномъ изъ обычны хъ занятШ смердовъ или
крестьянъ.'Но любопытно, что, какъ мы только что видели, въ числе
хозяйственныхъ благъ, составлявшихъ главное богатство Руси, ни разу
не называется хлебъ, а упоминаются только продукты добывающей
промышленности. Это уполномочиваете насъ не ставить земдедел!е въ
ыевской Руси въ одинъ рядъ съ охотой и пчеловодствомъ. Въ чемъ
можно быть въ этомъ отношеши увереннымъ, это въ томъ, что и тогда
уже русск1е не нуждались въ привозномъ хлебе, потому что имъ
хватало своего. Серьезнее было значеше другой отрасли
сельскохозяйственной промышленности,—скотоводства. Въ летописяхъ нередко
встречаются указашя, что у того или другого князя во время междоусоб1й
истреблялись громадный стада скота, въ две, три тысячи головъ,
иногда и более. Но едва ли не еще более убЬдительнымъ свидетель-
ствомъ о богатстве скотомъ и важности скотоводства является фактъ
необыкновенной дешевизны скота по «Русской Правде»: такъ, лучшую
рабочую лошадь можно было купить въ то время за 14—16 рублей на
наши деньги, волъ стоилъ 7—8 рублей, корова отъ 6 до 8, теленка
можно было купить за 70—80 коп., а овцу въ XI веке даже всего за
40 коп. Совершенно понятно, почему скотоводство было более развито
чемъ земледел!е, и приближалось въ зтомъ отношеши къ охотЬ и
пчеловодству: дело въ томъ, что первобытное скотоводство по своей
экономической природе очень близко къ добывающей промышленности;

— 5
какъ и последняя, оно не требуетъ почти никакихъ усшпй и заботъ
со стороны человека: скотъ все время пасется на воле и
довольствуется подножнымъ кормомъ.
Совершенно ничтожна была обрабатывающая промышлещюсть. Въ
вашихъ источникахъ лишь изредка мелькаютъ факты,
свидетельствующее о выделке изделШ изъ глины, о обработке кожъ, о переработки
дерева. Особенно яркое изображеше древнейшей русской
обрабатывающей промышленности—разумеется, въ мишатюре—даетъ одинъ
изъ превосходныхъ памятниковъ литературы тевскаго перюда, именно
Па*ерикъ ПечерскШ, т.-е. собрате житш святыхъ подвижниковъ Шево-
печерскаго монастыря. Весь проникнутый свежей, наивной, детской
вирой, Патерикъ съ любовью отмечаетъ различнью чисто-вн-Ьшшя
обстоятельства, относящаяся къ жизни святого или къ открьтю его
мощей. Эти случайныя замечатя имеютъ для насъ большую ценность.
Читая, наприм'Ьръ, простодушный разсказъ Нестора объ открьти
мощей св. веодойя, мы видимъ, что, когда у автора этого повйство-
вашя, который самъ разрывалъ могилу святого, сломалась кирка,—онъ
самъ ее починилъ своими руками. Очевидно, это была самодельная
кирка, сделанная для себя, а не на продажу. Такъ выдЁлывалось,
вероятно, большинство предметовъ, необходимыхъ въ домашнемъ и
хозяйственномъ обиходе. Если что-либо и продавалось, то недалеко, на
соеЬднейъ базаре и при томъ въ неболыыомъ количестве. Въ томъ же
Патерике встречаешъ и другое извеспе о домашнемъ производстве для
собственного потреблемя производителя, и извеспе о незначительной
продаже изделй на соседнемъ рынке: одинъ изъ печерскихъ мона-
ховъ, Иса1я, носилъ «свиту вотоляну*, т.-е. сделанную изъ «вотолы»,
грубаго домашняго холста, сотканнаго имъ собственноручно; св. бео-
доай вместе съ братаей приготовлялъ шерстявыя «копытца», т.-е.
чулки, и так!е же «клобуки», или шапки, и посылалъ продавать эти
издел1я па ыевскомъ базаре.
Уже изъ этого одного видно.что внутренняя торговля была ограничена
не играла важной роли. Такой выводъ подтверждается и изучешемъ
«Русской Правды»: въ ней упоминается о «торге», т.-е. мъч;тномъ
базаре, но особенно любопытно постановлеме, по которому, въ случае
находки кемъ-либо пропавшей у него вещи на базаре въ рукахъ у
другого, этоть последий, будучи обязанъ указать лицо, у котораго
имъ прюбретена спорная вещь, не имелъ, однако, права ссылаться на
то, что имъ она прюбретена въ другомъ городе: очевидно, сообщев1я
между отдельными городами и рынками были очень затруднительны
и редки, а это и указываетъ какъ разъ на чрезвычайную слабость
внутренняго обмена. Зато торговля внгьшняя на первый взглядъ
кажется очень важной. Всемъ более или менее известны факты, указы-
вающде на оживленный торговый сношешя шевской Руси съ арабами
и ховарами и особенно съ Вивантаей. Яркими свидетелями торговли съ

— 6 —
арабами и хозарами являются изв-Ьспя арабскихъ купцовъ, посЬщав-
шихъ Русь, напр., Масуди, Истархи, Хордадбе, Ибнъ-Фадлана, и
открываемые до сихъ поръ въ южной Россш клады, состояние изъ серебря-
ныхъ арабскихъ монетъ, такъ называемыхъ диргемовъ. О меновыхъ
сношеияхъ съ Византаей говорятъ знаменитые, уц'Ьл'Ъвппе до нашего
времени, въ Начальной летописи договоры Олега и Игоря съ греками,
прямыя л-Ьтописныя изв'Ьспя и, наконецъ, замечательный разсказъ
визаьгайскаго императора Константина Багрянороднаго въ его сочине-
н1и «Объ управленш импер1ей». Этотъ последний источникъ, рисуя
живую картину*горговыхъ сношенШ Руси съ Византаей, имветъ для насъ
особенную ценность, такъ какъ предостерегаетъ отъ преувеличенныхъ
представленШ о значенш внешней торговли въ экономической жизни
мевской Руси. Съ наступлешемъ зимы, разсказываетъ Константинъ
Багрянородный, руссий князь и его дружина отправляются изъ Юева
по подвластнымъ князю славянскимъ племенамъ за сборомъ дани, редко
состоявшей изъ денежныхъ платежей, а слагавшейся почти
исключительно изъ натуральныхъ продуктовъ, какими изобиловала страна: м-Ь-
ховъ, меду и воску. Вся зима проходила въ этомъ трудномъ, подчасъ
и опасномъ объ'Ьзд'Б, такъ называемомъ с полюдье». Весной князь съ
дружиной возвращались въ Шевъ съ собранною данью. Къ этому
времени приготовлялись лодки, который оснащивались, нагружались всвмъ
тЬмъ, что было собрано въ видЪ дани, и спускались подъ охраной во-
оруженныхъ купцовъ ДьгЪпромъ и Чернымъ моремъ въ Визанйю.
Этотъ превосходный разсказъ, составленный со словъ очевидцевъ и со-
временниковъ, вгьстныхъ Еаевскихъ жителей, какъ нельзя лучше сви-
д'Ьтельствуетъ, что внешняя торговля того времени характеризовалась
двумя отличительными и имеющими первостепенную важность чертами:
во-первыхъ, торговая деятельность была заняиемъ исключительно од-
нихъ общественныхъ верховъ, — князя, дружины и более или менее
состоятельныхъ горожанъ, — масса же населешя не принимала въ ней
никакого учаспя, потому что не продавала, а отдавала даромъ, въ виде
дани, продукты охоты и пчеловодства; во-вгорыхъ, внешняя торговля
въ действительности не затрагивала и настоятельныхъ, васущныхъ,
необходимо требовавшихъ удовлетворешя потребностей даже этихъ ру-
ководящихъ ею высшихъ классовъ населешя: все необходимое они
получали натурой, отправляя на внешйй рынокъ лишь избытки и
выменивая тамъ только предметы роскоши: шелковыя ткани, вина, дорогое
оруж1е. Въ сущности мы наблюдаемъ здесь не торгово-промышленный
круговоротъ, а отчуждение продуктовъ, доставшихся даромъ, безъ
затраты капитала, безъ предпринимательскихъ заботъ и безъ торговой
эксплуатащи производителей хозяйственныхъ благъ. Следовательно,
глубины народнаго хозяйства остались нетронутыми внешней
торговлей, по существу это хозяйство было чисто натуральными, т.-е. такимъ,

при которомъ почти каждый работаетъ только на себя и на свою семью,
а не для продажи.
Описанным* соотношен1емъ разныхъ отраслей народнаго
производства определялась прежде всего система хозяйства. Она отличалась
первобытным*, хищническим*, или, какъ обыкновенно говорят*,
экстенсивным* характером*. Охота снодилась к* безпощадному, нераз-
счетливому истреблешю зверей, водившихся в* такомъ изобилш въ
обширных* лесах*, что не было нужды въ какихъ-либо правилах* или
ограничешяхъ для охоты, да и некому было ихъ устанавливать и
следить, за ихъ исполнеМемъ. Зверолов* не ограничивал* своей
истребительной деятельности каким*-либо небольшим* районом*, а охотился
на обширных* пространствах*, постоянно переходил* с* одного места
на другое. Техничесые щнемы другой основной отрасли народнаго
производства въ шевской Руси, пчеловодства, отличались такою же
примитивностью: древнейшее пчеловодство носитъ характерное назваше
бортничества во всЬхъ грамотахъ мевскаго перюда, между прочимъ
и въ «Русской Правде». Бортничеством* называется такое пчеловодство,
при которомъ совершенно не заводится искусственных* приспособлен^
для пчел*, ульев* и пасекъ, а пчеловоды пользуются медом* и воском*,
складываемыми дикими пчелами въ дуплах* лесных* деревьев*,
называемых* бортными или бортями. Для занятая таким* пчелонодствомъ
не надо никакого капитала и необходимо очень мало труда: нужно
только поставить на бортном* дереве «знамя», т.-е. знак*
собственности, и своевременно вынуть накопившиеся воск* и мед*. Далее: при
обилш лесов* и болот* и при крайней редкости населеюя въ земле-
дйлш возможна была только одна подсечная, огневая или лядинная
система, состоящая въ томъ, что вырубался и выжигался лЬс*, и на
образовавшемся таким* образом* «пале», «огвище» или «лядахъ»,
высушенном* и покрытом* пеплом* пространстве, сеялся год* или два
хлеб*, потом* повторялась та же операнда с* другим* участком*,
через* такой же срок* переходили к* третьему и т. д. Следовательно,
хищнически и кочевой характер* составлял* такой же отличительный
признак* земледел1я, какъ и добывающей промышленности. Наконец*,
приведенный уже выше разсказъ Константина Багрянороднаго о
внешней торговле какъ нельзя лучше показывает*, что и эта отрасль
хозяйства отличалась крайне примитивной организацией: торговля была
караванной, не требовала капитала, не было постоянной, непрерывной
связи между производителями хозяйственных* благ* и внешним*
рынком*.
Преобладашемъ добывающей промышленности и господством*
экстенсивной системы хозяйства определились—далее—и основныя, ти-
пичесшя для изучаемаго времени формы згмлевладптя. Кочевать,
переходить с* места на место — вот* основная хозяйственная
потребность первобытнаго производителя, потребность, подсказываемая гос-

- 8 —
подствомъ добывающей промышленности и скотоводства, при которыхъ
надо гнаться за зверемъ, «отыскивать дикихъ пчелъ, занимать все
новый пастбища для скота. Возможна ли при такихъ услов!яхъ прочная
и постоянная собственность на землю, полная оседлость? Очевидно,
нЬтъ. Но каме же порядки пользовашя землей существовали въ та-
комъ случае въ К1евской Руси? Наши древнййнпе источники даютъ
намъ вмвсто оаред'вленнаго ответа на этотъ вопросъ одни только
намеки, достаточно ясные, однако, при свете историческихъ аналоги.
Дело въ томъ, что во всЬхъ странахъ, въ которыхъ мы наблюдаемъ
хозяйственныя условхя, соответствующая экономическимъ особенностямъ
мев^кой Руси до конца XII {века, существовало такъ называемое
вольное или захватное землевладтнге, сводящееся къ тому, что
известный округъ или волость занималъ известную, довольно обширную
территорш, а отдельные дворы или семьи на время, обыкновенно на
годъ, опахивали, окашивали или «зачерчивали» себе, посредствомъ
зарубокъ на деревьяхъ, определенные участки для распашки, не под-
лежавпие во время разработки заимке со стороны другихъ семей. Ле-
сомъ, пастбищемъ и другими угодьями пользовались все жители
волости сообща, въ меру потребностей. Так1е порядки наблюдаются, напр.,
у древнихъ германцевъ около Рождества Христова, наблюдались не-
давао и у насъ въ Сибири, въ местностяхъ съ редкимъ населешемъ
и господствомъ добывающей промышленности. То же, по всемъ при-
знакамъ, было и зъ ыевской Руси. Что вервь или волость имела тогда
определенную обширную территорш,—это видно изъ «Русской Правды»,
разсматривающей вервь именно какъ территор1альную единицу. Что
земля не была еще въ болыпинстне случаевъ постоянной, прочной
собственностью семьи,—въ этомъ убеждаегъ тотъ фактъ, что она въ
то время не продавалась: о продаже земли нетъ ни слова ни въ
«Русской Правде», ни въ другихъ источникахъ. Та же «Русская Правда>
сохранила для насъ и любопытнейшее намеки на опахиваше и зачерчи-
ваше временнозавимаемыхъ отдельными семьями земельныхъ участ-
ковъ: въ ней говорится о «меже ролейной», т.-е. пашенной,
образованной путемъ оаахивашя, и о «дубе знаменномъ>, т.-е. имевшемъ
«знамя», зяакъ собственности, зачерченном*. Наконецъ, при свете
приведенныхъ выше аналопй становится вполне понятнымъ изве<уг1е
Начальной летописи о полянахъ: «они жили каждый своимъ родомъ»,
говорить лЬтопись, «на своихъ местахъ». Родъ здесь, очевидно, вервь,
волость: она имела «свои места», определенную территорш. А далее,
въ виде иллюстрацш, летопись приводитъ известный разсказъ о Ще,
Щеке и Хориве и сестре ихъ Лыбеди: они вместе со своими семьями,
очевидно, и составляли вервь или родъ и пользовались свободно
землею въ пределахъ родовой территорш для своихъ хозяйственныхъ
целей, охотились, где угодно и сколько угодно, выгоняли на пастбище
скотъ, занимали на годъ или на два участки для пашни и т. д.

— 9 —
Но утверждая^ что вольное или захватное крестьянское
землевладение господствовало въ ыевской Руси, нельзя, однако, признать его
единственной въ то время землевладельческой формой. Дело въ томъ,
что со времеви появлешя князей къ древвишъ землевладельческимъ
порядкашъ примешиваются вовыя формы, постепенно и медленно
проникая въ жизнь. Прежде вшго появилось княжеское землевладеше.
Первые следы его становятся заметны уже въ X вЯдав, когда Ольга
устроила по всей земл'Ь свои «места» и ссела», «ловища» (места лова
8В"Брей) и «перев^сища» (м'Ьста, где устраивались силки для ловли
птицъ). У той же княгини упомивается и село Ольжичи. Къ XII вЪку
княжесыя села сделались уже вполне распространеннымъ явлейемъ,
встречались нередко; недаромъ Владим1ръ Мовомахъ въ своемъ «По-
учен!и» придаетъ такое важное значевде домашнему хозяйству; въ
разсказахъ о княжескихъ междуусоб1яхъ постоянно мелькаютъ
указами на разореше княжескихъ селъ. На ряду съ этимъ въ томъ же
XII стол-Ьтш сплошь и рядомъ можно встретить известая о
разграбление селъ боярскихъ, а первые признаки боярскаго землевладения
относятся еще къ XI веку: оно, очевидно, возникло вагёдъ за княже-
скимъ. Наконецъ, въ томъ же XI столетии возникло еще и
монастырское землевладЬше; въ разсказе о Печерскомъ монастыре говорится
о пожалованш монастырю квяземъ Изяславомъ горы, а затЬмъ нахо-
димъ извеспе о даче какимъ-то Ефремомъ селъ въ монастырь. Такъ
сразу наметились и два источвика, изъ которыхъ, главвымъ образомъ,
и впоследствш пополнялись монастырсыя вотчины: княжеское пожа-
ловаше и вкладъ частныхъ лицъ. Но не только появились на ряду
съ крестьянами новые владельцы—князья, бояре, монастыри,—
первична была еще глубже: она коснулась самаго понят1я о собственности
на ьемлю, потому что землевладеше князей, бояръ, и монастырей
отличалось уже несравненво бблыпею прочностью, определенностью и
оседлостью, чемъ вольное землевладеше крестьянъ. Не трудно понять
причину происхождемя этихъ землевладельческихъ новообразований:
они явились результатомъ вл1ян1я второстепенной, но все-же не
ничтожной, отрасли промышленности, внешней торговли. Благодаря
торговле, въ натурально-хозяйственныя отношешя, не разрушая ихъ,
проникъ сильной струей капиталъ, сосредоточившейся въ немногихъ
рукахъ и резко отделивппй его обладателей отъ остальной массы
общества. Капиталъ далъ возможность капиталистамъ пр1обретать
значительное количество несвободныхъ и полусвободныхъ рабочихъ,
благодаря труду которыхъ капиталисты—князья, бояре и монастыри—могли
занять прочно и хорошо эксплуатировать более или менее обширный
зсмельныя владешя.
Последнее замечаше—о применеши несвободнаго и полусвободваго
труда—вводитъ насъ въ послЬдвШ, четвертый вопросъ экономической
истприт 1ПСЯСКОЙ Руси,—вопросъ о формахъ хозяйства. И здесь мы

— 10 —
должны отличать главный, освовныя, древшя явлещя отъ побочныхъ,
второстепенных^., более позднихъ. Первыя созданы господствомъ
добывающей промышленности, скотоводства и натуральнаго хозяйства,
вторыя—результатъ вл!яшя внешней торговли. Зв'Ьроловъ и бортникъ
искалъ простора для своихъ охотничьих* и пчеловодныхъ занятай, не
теснился къ своимъ товарищам*, а селился въ разбродъ, на более
или менее возвышенныхъ вгйстахъ сырой и болотистой лесной страны,
но близости отъ рйкх, сашыхъ удобныхъ путей сообщетя. Поэтому,
господствующей хозяйственной единицей того времени была семья,
довольно тЬсвый родственный союзъ, обыкновенно не Д'ЬлившШся на
бол-fee мелмя хозяйства и по смерти отца. Семья, всл'Ьдстте того, что
оолыпинство населещя занималось однимъ и т'Ьмъ же, по
преимуществу охотой и пчеловодствомъ, почти ничего не иродавала на сторону,
все производила для собственнаго потреблешя и ничего не покупала
у другихъ. При такихъ услов!яхъ не оставалось мйста 1*,ля широкаго
развитая несвободнаго, рабскаго труда въ крестьяне!, га» хозяйстве
Шевской Руси. И въ самомъ д'вл'в: несвободный трудъ, при семейной
организацш добывающей промышленности, при натуральной системе
хозяйства, не является экономической необходимостью, находитъ себе
прим^неше лишь въ совершенно исключительныхъ случаяхъ: каждая
семья легко удовлетворяетъ своимъ потребностямъ собственными
силами, не прибегая къ организации принудительнаго труда. Недаромъ
всЬ писатели, сообщаюшДе намъ св'Ьд'бщя о первобытныхъ славянахъ,—
таковы по преимуществу писатели визавтайсые,—оставили целый рядъ
свидЪтельствъ о томъ, что рабовъ у славявъ было мало, обращались
они съ этими рабами хорошо и скоро отпускали на волю.
Знаменательно также, что «Русской Правде неизвестны холопы у смердовъ
или крестьяне: она знаетъ только холоповъ княжескихъ, боярскихъ и
«чернечьихъ», т.-е. монастырскихъ.
Это последнее свидетельство «Русской Правды» убеждаетъ, однако,
что лишь только къ натуральной системе примешивается торговля,
хотя бы даже и въ той несовершенной стадии развитая, какую мы на-
блюдаемъ въ Шевской Руси,—такъ, у лицъ, имеющихъ къ ней отно-
шеше, особенно у князей и бояръ, возникаетъ, сначала, конечно,
слабо развитая, потребность въ эксплуатащи чужого дарового труда:
несомненно, главная часть товаровъ для внешней торговли
добывалась путемъ сбора дани, но уже въ ту пору выснпе классы населеиЫ
пополняли свои доходы темъ, что, занимая свободный земли, садили
на нихъ своихъ несвободныхъ и полусвободныхъ слугъ. Можно
догадываться, что главной задачей этого зарождающагося владезьческаго
хозяйства была доставка продуктовъ зеыдедел!я и скотоводства для
непосредственнаго потреблешя лицъ, составлявшихъ вышли слой на-
селетя: это видно изъ того, что въ «Русской Правде» несвободные
люди фигурируютъ не въ качестве охотниковъ и пчеловодовъ, работа

— 11 —
которыхъ одна только доставляла, какъ мы видели, предметы для
вишней торговли—меха, воскъ и медъ, а по преимуществу въ виде
туновъ ковюшихъ», т.-е. приказчиков!., зав'Ъдующихъ конскими
стадами, или «епуновъ ратайныхъ», т.-е. землед'Ьльческихъ приказчиковъ.
Известно, какъ много внимашя уд'Ьляетъ тотъ же драгоценный па-
мятникъ древнерусскаго права такъ называеиымъ закупамъ, т.-е. ли-
цамъ, занявшимъ у землевладельцев! известную сумму денегъ и
обязавшимся отработать этотъ долгъ. Эти закупы—полусвободные рабо-
ч!е—носятъ въ «Русской Правде характерное назваше «ролейныхъ»,
т.-е. пашенныхъ, отъ «ролья»—пашня. Но нЪтъ, конечно, сомнешя,
что эксплуатащя несвободнаго и полусвободнаго труда простиралась
въ известной мере и на область добывающей промышленности и
доставляла, следовательно, некоторое, хотя, вероятно, и не особенно
значительное, дополнеше къ числу тЪхъ добываемыхъ по
преимуществу путемъ дани продуктовъ, которые вывозились на визанпйсый ры-
нокъ и отчуждались на aeiaTCKifl востокъ. Такъ, примись торговаго
оборота положила начало новой, неведомой раньше форме хозяй-
ственвыхъ предпр1ят1й,—владельческому хозяйству князей, бояръ и
монастырей, основанному на применеши, главнымъ образомъ,
несвободнаго и полусвободнаго труда.
Хозяйственная организацДя, изображенная выше, дЪлаетъ вполне
понятнымъ соцгалъный и политичестй строй юевской Руси.
Общество того времени, благодаря указавнымъ экономическимъ вл1ян1ямъ,
распалось уже ва несколько определенныхъ и обособленных! слоевг.
Подавляющее большинство составляли смерды—деревенское свободное
населеше, занимавшееся по преимуществу добывающей
промышленностью и скотоводствомъ, въ меньшей степени земле дел1емъ. Смердъ
и сельск1й житель, крестьянинъ—это синонимы въ устахъ нашего
древнейшаго летописца. Городское свободное населеше—«люди»—въ
главней своей массе мало отличалось своими завятаями отъ смердовъ,
ва исключешемъ, впрочемъ, высшаго его слоя, городского купечества,
отдававшего значительное количество времени и труда внешней
торговле. Городское купечество—это те «гости», о которыхъ упоминают*
договоры Олега и Игоря на ряду съ княжескими «слами» или послами.
Накопецъ, третай, верхшй слой, являющейся сощальнымъ новообразо-
вашемъ, составляли бояре и «отроки» или «детеше», т.-е. старшая и
младшая дружина, во главе съ княземъ, военные охранители земли,
торговыхъ путей и купеческихъ каравановъ и установители
внутренняя мира и порядка, «бояре думаюшде» и «мужи храборствуюшде^,
по образному и меткому выражение «Слова о полку Игореве». Мы
видимъ такимъ образомъ, что н.етъ ничего легче, какъ определить
ра8лич1е между этими тремя социальными группами по ихъ занятяямъ,
но мы тщетно стали бы искать определенныхъ сколько-нибудь значи-
тельныхъ юридическихъ различш между тЬми же группами: дружьн-

- 12 —
ники, люди и смерды не отличались другъ отъ друга ни правами, ни
обязанностями. Гражданская и политическая полноправность и полная
юридическая, въ значительной степени и фактическая, возможность
перейти изъ одного состояшя въ другое—отличительная особенность
обществевнаго строя древнейшей Росаи. На деле, въ
действительности вЬче—этотъ 1лавный политически органъ общественнаго союза
въ то время—состояло преимущественно изъ горожанъ, имевшихъ
фактическую возможность всегда его посещать, что было далеко не
всегда мыслимо для сельскихъ обывателей, по ^крайней мере для
большинства ихъ. Но городъ составлялъ неразрывную часть волости,
и потому всямй смердъ, явившись въ городъ, могъ участвовать въ
вечевой сходке. Онъ могъ также, если хотЬлъ, переселиться въ
городъ для занят!я торговлей и даже поступить въ княжескую дружину,
сделаться старшимъ ^дружинникомъ, бояриномъ. Припомнимъ, напри-
м^ръ, разсказъ летописи о Яне Усмошвецтз: однажды, когда Влади-
м1ръ вышелъ со своимъ войскомъ, состоявшимъ изъ дружины и на-
родпаго ополчен1я, навстречу печен'Ьгамъ,—передъ битвой вьгЬхалъ
впередъ печенежыйй богатырь громаднаго роста и сталъ вызывать
кого-либо изъ русскихъ на единоборство; охотниковъ не находилось,
и княвь опечалился; тогда къ нему подошелъ простой воинъ-смердъ
изъ ополчешя и сказалъ, что у него дома остался младппй сыыъ
необычайной силы: однажды, когда онъ мялъ руками кожу, отецъ за
что-то разбранилъ его; толь такъ былъ раздраженъ этимъ, что ра-
зорвалъ пополамъ кожу; князь обрадовался и тотчасъ послалъ за мо-
лодымъ силачомъ; Янъ Усмошвецъ—такъ звали силача—безъ труда
справился съ печен'Ьжскимъ богатыремъ и сделался после этого
подвига дружинникомъ князя Владим1ра. Какъ бы низко мы ни ценили
достоверность самаго предайя,—одна возможность того, что оно
сложилось именно въ такомъ смысле, показываетъ, что поступлеме
смерда въ бояре или старшую княжескую дружину было зауряднымъ
явлен!емъ: была бы только для этого надлежащая удаль и сила.
Говоря коротко, общественный строй Шевской Руси всецело
основывался на экономическихъ признакахъ и лишенъ былъ юридическихъ
основащй: существовали лишь экономичесые классы, но не было поли-
тическихъ сословгй.
Переходя отъ общественнаго строя къ устройству управ летя, мы
прежде всего встречаемся здесь съ учреждешемъ, одинаково свой-
ственнымъ всемъ первобытнымъ народамъ, съ собрашемъ свободныхъ
людей,— собственно домовладыкъ или главъ семействъ,— съ такъ на-
зываемымъ вечемъ. Вече существовало на Руси задолго до призвашя
князей. Известенъ летописный текстъ, чрезвычайно ярко
изображающей исконное значен!е веча и его составь: «новгородцы, и смольняне,
и полочане, и шевляне, и все волости изначала на вече, какъ на
думу, сходятся, и на чемъ старш!е сдумаютъ, на томъ и пригороды

— 13 —
станутъ». Изъ этого текста видно и древнейшее происхождете в%ча—
вйче было «изначала>,—и учате въ немъ не только горожанъ, но и
волостей, т.-е. смердовъ, крестьянъ, и подчинен!е всей области р$-
шенго веча старшаго города. Городская область была первымъ по
премени появлев!я политическимъ организмомъ древнейшей Росс1и, и
это отразилось позднее, nocjrb призвашя князей, въ первенствующемъ
политическомъ значен!и веча. Особенно заметно такое значение соб-
рамя свободныхъ горожанъ и сельчанъ въ вопросе о зам-Ьщенш кня-
жескихъ столовъ; призваше или изгнаше князя в^чемъ были
обычными явлениями въ к!евсюй перюдъ: такъ, шевляне прогоняютъ Изя-
слава Ярославича за то, что онъ, потерп'Ьвъ поражеше отъ полов-
цевъ, не захот^лъ отправиться въ походъ противъ нихъ во второй
разъ; т^-же к1евляне, не считаясь съ княжескимъ старшинствомъ,
оризываютъ Владим1ра Мономаха и удерживаютъ у себя его
потомство, хотя черниговсые Ольговичи, потомки Олега Святославича,
принадлежали къ старшей лин!и. Вече считало себя въ праве прямо и
иногда довольно резко и настойчиво делать указашя кпязю въ его
правительственной деятельности: «ты, князь, о чужой земле
заботишься и ищешь ея, а своей пренебрегъ», говорятъ съ укоромъ юев-
ляне Святославу, отправившемуся въ Болгарш и темъ подвергшему
русскую землю опасности со стороны печенеговъ.
Но на ряду съ вечемъ, хотя и не выше его, въ Шевской Руси
стояли еще князь и его дружина, составлявшая боярскМ советь, безъ
котораго князю было фактически немыслимо обойтись, хотя,
разумеется, юридическихъ гарантий учатя боярскаго совета въ управле-
вш, какого-либо закона, определявшаго правительственную роль
боярской думы, не существовало. Бояре принимали постоянное участае въ
деятельности князя: Владим1ръ передъ приняиемъ христианства спра-
шиваетъ у нихъ совета; онъ вообще, по словамъ летописи, «любиль
дружину и думалъ (т.-е. совещался) съ ней объ устройстве земли, о
войве и о законахъ»: сыновья Ярослава, по совету со своими
«мужами», т.-е. боярами, уничтожили кровную месть за уб1йство и
заменили ее денежвымъ выкупомъ; Владим1ръ Мономахъ определилъ
максимальный законный процентъ по займамъ также после совещаия съ
дружиной; наконецъ, «Слово о полку Игореве> чрезвычайно высоко
ставить, выдвигаетъ на первый планъ «бояръ думающихъ».
Понятно, чемъ вызвано было политическое преобладаше веча:
вече состояло въ главной массе изъ смердовъ и людей, простыхъ сво
бодныхъ. въ рукахъ которыхъ находилась господствовавшая въ то
время отрасль народнаго производства, — добывающая промышлен
ность, и которые обходились въ этой сфере экономической жизни безъ
всякой хвзяйственной поддержки сощальныхъ верховъ. Напротивъ,
эти сощальные верхи, — князь, дружина и городское купечество, —
фактически находились почти всецело въ экономической зависимости

— 14 —
отъ смердовъ, такъ какъ дань, собираемая съ посл'Ьднйхъ, и была
именно главнымъ источиикомъ тЬхъ хозяйственыыхъ благъ, которыя
можно было сбывать въ видь товаровъ въ Византии и въ хозарекой
столиц'в Итили на устьй Волги. Экономическая зависимость приводила
и къ политическому подчиненш, конечно, далеко еще не
организованному и непрочному на sapi исторической жизни. Но, спрашивается,
чему обязаны были своимъ существовашемъ новыя политичесшя явле-
Hia? Городъ или деревня, иначе говоря—интересы торговли или
добывающей промышленности и первобытнаго селъскаго хозяйства создали
княжескую власть и неразрывно съ ней связанный боярскШ совътъУ
Н'Ьтъ, конечно, eoMH-fcuin, что тотъ хозяйственный элементъ, который
явился въ качестве сравнительно-второстепенной прим-Ьси къ
натурально-хозяйственной системв,—именно внешняя торговля,—вызывалъ
необходимость призван1я князей: торговые караваны нуждались къ
защите отъ кочевниковъ, поджидавшихъ ихъ обыкновенно съ ц^лью
поживиться у дн-Бпровскихъ пороговъ; съ другой стороны, военная
опора была необходима для ограждешя жизни, имущества и правь
т1>хъ, кто ■Ьздилъ торговать на главный внбшщй рынокъ страны, —
въ Византю: это достаточно доказывается текстами догоноровъ Олега
и Игоря съ греками. Такимъ образомъ, потребность въ княжеской
власти сильно ощущалась уже и въ городе. Было бы, однако, большой
ошибкой выводить политически строй ыевской Руси изъ такого вто-
ростепеннаго экономическаго фактора, какимъ была въ то время
внешняя торговля. Еще бол'Ье нуждалась въ князи деревенская
добывающая промышленность, тЪ смерды, которые отдельными семейными
группами разселялись по обширной стране. Не даромъ въ XII в'Ьк'В въ
Новгороде ставили князю въ вину, что онъ «не блюдетъ смердовъ».
Классическая фраза нашихъ отдаленныхъ предковъ, призывавшихъ
князей, — «земля наша велика и обильна, а порядка въ ней Н'Ьтъ»,
какъ нельзя лучше мотивируетъ основную потребность сельскаго на-
селешя—въ установленш внутренняго мира, въ устранеши раздоровъ
и несоглайй между отдельными семьями и волостями. Другая потреб'
ность—во внешней защитЬ отъ соевдей — варяговъ, хозаръ, печенЬ-
говъ, камскихъ болгаръ, впосл'Ьдствш половцевъ — была не менйе,
если не бол-Ье, настоятельна для сельскихъ жителей, чймъ для город-
скихъ: разбросанные на большомъ пространств-в, р-Ьдые,
изолированные семейные поселки, конечно, совершенно не въ состоянш были
противостоять хищническимъ набътамъ. Вотъ почему Рюрикъ съ
братьями, едва прибыли, какъ начали «города рубить и воевать всюдул;
вотъ почему вйче разорилось съ Изяславомъ, не решавшимся
отразить разбойничавшихъ по селамъ половцевъ; понятны также и тЬ
горьюе упреки, какими осыпали шевляне Святослава, по возвращеши
его изъ Бол1ар1и: въ отсутеше князя печенеги непрестанно разоряли
русскую землю. Итакъ политически типъ варяжскаго княжества ело-

— 15 —
жился благодаря совокупному дЪйствш условий и городской и сельской
жизни, причемъ вл1яме деревенскаго быта сказалось гораздо глубже
и сильнее, ч'Ьмъ потребности внешней торговли, что строго соотвйт-
"1вовало взаимнымъ отношемямъ двухъ основныхъ въ то время
отраслей промышленности, деревенской добывающей промышленности, какъ
главной, и городской торговли, какъ второстепенной ветви народной
производительности.
На предшествующихъ страницахъ изложены, разумеется, въ са-
мыхъ краткихъ чертахъ, обшДе признаки, характеризующее значсше
города и деревни въ хозяйственномъ, сощальномъ и политическомъ
cipoi невской Руси. При этомъ выяснилось что господствующая отрасль
промышленности была главнымъ заняпемъ деревенскаго населешя,
смердовъ; преобладамемъ добывающей сельской промышленности
объясняются, какъ мы видели, и формы землевладен1я и хозяйства, и
сипела последняго, и господство смердовъ, какъ обществениаго класса
и, ваконецъ, политически перевесь веча и образоваше варяжскаго
квяжества. Такъ, изъ одного основного хозяйственнаго явлешя
последовательно выводятся все друпя характеристичесшя черты хозяйства,
общества и государства. Вл1яте второстепеннаго экономическаго
фактора—внешней торговли—было несравненно поверхностнее: оно
заметнее лишь въ области формъ землевладешя и хозяйства, такъ какъ
начавшимся вслЬдсгае появлемя внешней торговли разделешемъ труда
обусловливались зарождеше княжеской и боярской вотчины и
некоторое развитге несвободнаго и полусвободнаго труда; въ политической
сфере вл1ЯН1в городской торговли не шло въ разрезъ съ двйств1емъ
ушшй деревенской жизни, а напротивъ, обе силы действовали въ
одномъ направление Говоря вообще, можно такимъ образомъ признать,
что деревня была первостепеннымъ по значещю элементомъ
древнейшей русской жизни. Только эта деревня была не наша
земледельческая деревня, а поселеще, обитатели котораго существовали почти
исключительно добывающей промышленностью.
III.
Городъ и дер-- 'я въ удьльной Руси (съ XIII до полонины XVI века).
ЭкономическШ быть мёнской Руси, какъ мы только что
убедились, отличался чрезвычайной простотой и цельностью: для его пони-
майя нЬтъ необходимости различать на территорш страны отдельныя
области съ ихъ особенностями, потому что особенностей зтихъ въ
сущности не было, или, точнее говоря, оне были настолько незначительны,
что безъ вреда для дела ими можно пренебречь. Тайя простота и
дальность вообще характерны для общества, которое едва еще начи-
ваетъ жить историческою жизпью. Но уже во второмъ перщшв, удель-

— 16 —
номъ, который начинается XIII вйкомъ и оканчивается въ половин!
XVI столетая. игнорировать важныя местный особенности эна
чило бы отказаться отъ правильнаго научнаго анализа: уже въ щ
время зарождается раздЪлев1е труда, некоторая хозяйственная спе
ц1ализац!я отдельныхъ областей, входившихъ въ составь обширно
русской земли. Въ удельное время необходимо различать три круп
ныхъ экономическихъ района — центральный, новгородско-псковско{
и скверный. Каждому изъ нихъ соответствовала одна въ ббльшей ш
меньшей степени господствовавшая въ немъ отрасль народвой
производительности, что, въ свою очередь, резко сказывалось и на сопДаль-
номъ составе и на политическомъ строй отдЬльныхъ более или мей
политически-обособленныхъ частей страны. Зародыши всЬхъ этихъ
особенностей существовали въ разных!, степевяхъ развитая еще въ Русв
юевской, и на этомъ фундаменте, заложенномъ историческою жизны
перваго перюда, сложились отношения, опред,Ьливш1яся въ удельное
время. Мы видели, какую первостепенную роль играла на зарв наше!
истор1и первоначальная добывающая промышленность. Традицш древ-
нвйшаго перюда были цвликомъ усвоены жителями севера, той об
ширной области, которая начинается отъ такъ называемыхъ сЬвер
ныхъ уваловъ—ряда холмовъ, тянущихся съ запада на востокъ по во
доразд"влу между бассейнами Волги и Северной Двины, — и оканчи
вается побережьемъ Ледовитаго океана и Б-Ьлаго моря. Заселев1е этого
края русскими началось еще въ XI и XII въчкахъ и усилилось въ бли-
жайпия затъмъ столетая, причемъ новые поселенцы нашли приложена
своей хозяйственной энергш въ гЬхъ же зверолонстве и рыболовстве
каыя занимали населеме ыевской Руси, а также -въ солевареши,
особенно удобномъ и прибыльномъ вследств1е естественныхъ условй
крайняго севера. Юзкоторымъ подспорьемъ для евверныхъ коловистовг
служило местами также скотоводство, но другая отрасль сельскаго
хозяйства—земледЬпе—играла совершенно второстепенную, прямо
ничтожную роль въ силу суровыхъ климатическихъ и неблагопрштныхъ
почвенвыхъ услов1й и очень часто—почти всегда—не давала даже того
количества продуктовъ, какое необходимо было для мйстнаго потрео-
лешя. До насъ дошло достаточное количество древнихъ актовъ, харак-
теризующихъ народное хозяйство сЬвернаго края въ удельный перщцъ.
Читая эти акты, мы постоявно встречаемся въ нихъ съ «путиками»,
т.-е. местами зверинаго лова, «перевесищами», приспособлетями для
птичьей охоты, рыбными ловлями, солявыми варницами. Гораздо ре»
попадаются «пожни>, т.-е. сенбкосы, и «поскотины>, или выгоны для
скота. Пашви, называвнияся здесь «орамыми землями», также не часты
и, главное, не велики, да къ тому же чаще всего встречаются въ вид$
«притеребъ», земель, недавно расчищенныхъ изъ-подъ леса. Если мы
возьмемъ другой важный источникъ, жипя северныхъ святыхъ, то
опять-таки передъ нами развернется та же картина преобладают до-

— 17 —
бывающей промышленности и скотоводства. Пробираясь черезъ непро-
ходимыя дебри и «дрязги велиыя>, т.-е. непролазныя болота, северный
пустынножитель, основатель будущаго монастыря, добывалъ себе
средства пропиташя обыкновенно рыболовствомъ; когда около него
собиралось несколько сподвижвиковъ, тогда разводили скотъ; въ р^дкихъ
елучаяхъ посвящали часть времени земледйлш, очень при томъ
первобытному: копали землю мотыками, т.-е. попросту лопатами или
палками съ железными наконечниками. При господстве первобытной
добывающей промышленности, северъ былъ въ то же время областью,
въ которой натуральное хозяйство сохранилось въ наиболее чистомъ
виде. Это видво изъ того, что, во-первыхъ, во все время изучаемаго
перюда здесь не встречается упоминашй [о торговыхъ центрахъ, яр-
ыаркахъ и сколько-нибудь значительномъ торговомъ движеши, а во-
вторыхъ, даже въ ХУ1 ввкъ- сввераые крестьяве уплачивали владтзль-
чесгае оброки и государственный подати натурой-^«посопнымъ хлй-
бомъ», т.-е. хлъбомъ въ зерне, и даже тогда когда подати въ другихъ
чаетяхъ государства стали переводиться на деньги, на свверЬ въ
большинстве случаевъ сохранились старые натуральные платежи, а если
они сменялись денежными, то последив назначались обыкновенно въ
очень небольшомъ окладв: оченадно, деиегъ у жителей сивера не было,
т.-е. ови почти не торговали, сохранили почти въ полной
неприкосновенности натуральную систему хозяйства.
Чрезвычайно последовательно, хотя съ большими, чемъ на севере,
иеремевами, шевсщя традипди были восприняты и развиты также въ
северозападномъ углу страны, въ области Великаго Новгорода и Пскова.
Какъ въ ыевской Руси земледел1е играло второстепенную роль въ на-
родномъ производстве, такъ оно не было важнымъ элементомъ и въ
хозяйственной жизни нонгородско - псковскаго края: населенно здесь
сплошь и рядомъ не хватало своего хлеба, и всегда чувствовалась,
поэтому, нужда въ привозномъ зерне. Лучшимъ доказательствомъ этого
служить то обстоятельство, что московсые велите князья XIV и XY*
вЬковъ, при каждой ссоре съ Новгородомъ, подвергали новгородцевъ
всемъ бедсттаямъ голода, прекращая доставку хлеба изъ области
Волги и Оки. Более, чемъ производство хлеба, была развита
культура техническихъ растенШ—льна и конопли, сбывавшихся въ сыроиъ,
отчасти и обработавиомъ виде за границу и служившихъ также для
собствевныхъ потребностей производителей. Въ то же время въ области
Новгорода и Пскова продолжали сохранять важное звачев1е
добывающая промышленность и скотоводство, господствовавпйя, какъ вамъ уже
известно, въ юевской Руси. Заключая, наприиеръ, договоры со своими
квязьями, новгородцы чрезвычайво точно и тщательно определяли
районы и время княжеской звериной и птичьей охоты и рыбной ловли,
ограждая, очевидно, интересы охотниковъ и рыболововъ изъ народа.
Одинъ изъ новгородскихъ князей XIII века даже былъ изгнанъ за
ГОРОДЪ И ДЕРК1ШЯ. 2

— 18 —
злоупотреблеше гагачьей охотой. Въ жвтш св. Антошя Римлянина,
подобно житошъ сЬверныхъ святыхъ, говорится о рыболовстве, какъ
обычномъ занятш монаховъ. О пчеловодстве свид'Ьтельствуетъ не одна
статья такого важнаго законодательна™ памятника, какъ Псковская
ссудная грамота. Наконецъ, иагвем-ь также извъсия о С01еварейивг
Старой Руссе и добывали железа въ нЬкоторыхъ мЬсгностяхъ
Вотской пятины, занимавшей часть Финляндии и нынешшя
Петербургскую и отчасти Новгородскую губервш. Обил1е пастбищъ и сЬнокосовг,
засвидетельствованное писцовыми книгами новгородскими, открывало
въ свою очередь возможность разведешя скота въ значительномъ
количестве.
Воспринявъ отъ ыевской Руси основную черту экономическаго быта,
определявшую хозяйственную деятельность народной массы,
новгородски край XIII—ХУ вековъ унаследовалъ отъ того же историческаго
пер!ода и развилъ въ очень значительныхъ размерахъ и ту отрасль
промышленности, которая питала и усиливала высоле слои общества,—
внешнюю торговлю. Новгородсмя и псковсмя летописи пестрятъ
известиями о меновыхъ сношешяхъ новгородцевъ и псковичей съ центромъ
Россш, съ одной стороны, и съ Западной Европой, преимущественно
съ городами Ганзейскаго союза, съ другой. О томъ же ясно свид/Ъ-
тельствуютъ торговые договоры Новгорода съ немцами, договорный
грамоты великихъ князей съ новгородской вольной общиной,
многочисленный, сохранивгшяся до нашего времени донесешя немецкаго
купечества, известя иностранцевъ, посещавшихъ Новгородъ, подобно
французу Ляннуа, наконецъ, народныя сказамя, былины и песни, вроде
известной былины о Садке-богатомъ госте или того древняго новго-
родскаго сказамя, которое ведеть речь о добромъ молодце,
задавшемся «къ купцу—купцу богатому, ко боярину». Насколько Новгородъ
превосходилъ по своему торговому значению друпе руссие города того
времени, можно усмотреть изъ одного д!.гописнаго извест!я, наглядно
показывающаго это: подъ 1216 годомъ въ летописи упоминается о
проезде въ Переяславль-За^ьссмй (ныне уездный городъ Владим1р-
ской губервм) новгородскихъ и смоленскихъ купцовъ: тогда какъ по-
следнихъ, т.-е. смоленскихъ, было всего 15, число первыхъ, npiexaB-
гаихъ изъ Новгорода, простиралось до 160-ти. Новгородская торговля
отличалась при этомъ весьма важными особенностями, которыя
необходимо отметить: прежде всего она опиралась не на местное
производство, изъ продуктовъ котораго только ленъ и конопля да отчасти
еще продукты скотоводства—кожи, сало, масло, мясо, щетина, шерсть—
отпускались за границу, а на богатства другихъ местностей; другими|
словами, новгородская торговля была передаточной, транспортной:
закупая въ центральной Poccin и забирая въ виде дани на севере,
подчинявшемся Новгороду, меха, медъ, воскъ, хлебъ, ленъ, коноплю,
продукты скотоводства, новгородцы променивали ихъ на заграничные то-

— 19 —
ва,ры: шелковьш и шерстяныя ткани, сукна, оруж1е, металличесюя
изд*л1я, вина и проч.; вторая характеристическая черта, отличавшая
торговлю Новгорода и Пскова отъ древнЬйшей юевской, заключается
въ томъ, что въ этихъ вольныхъ городахъ удильной Руси для ведешя
торговыхъ операпдй необходимы были уже предпринимательсые труды,
известная коммерческая техника и значительный капиталъ, такъ какъ
не дань уже, не даромъ достаюшдеся продукты служили товарами,
предназначенными для заграничнаго вывоза: эти товары необходимо
было купить, добыть путемъ торговой эксплуатации ихъ производителей.
Вотъ почему торговля и денежный капиталъ имели несравненно ббльшее
значеше въ жизни вольныхъ городовъ уд-Ьльнаго времени, ч-Ьмъ въ
шевской Руси, хотя народное хозяйство въ новгородско - псковскомъ
крае все-таки продолжало оставаться натуральнымъ, лучшимъ доказа-
тельствомъ чего служить господство натуральныхъ влад'Ьльческихъ
поборовъ, засвидетельствованное еще въ конце XY века писцовыми
книгами, этимъ отдаленнымъ подоб!емъ и историческимъ прототипомъ
современныхъ хозяйственно-статистическихъ изсл^здовашй.
Если евверъ и новгородско - псковсгай край можно признать
чрезвычайно последовательными хранителями старины въ народномъ
хозяйстве, развившими дал^е основы древнейшаго экономическаго быта, то
центръ удельной Руси, область верхней Волги и Оки, заключаетъ въ
себе въ этомъ отношен1и гораздо более новыхъ элеыентовъ, лишь въ
слабой степени представленныхъ въ народномъ хозяйстве шевской
Руси: въ центральной области надъ другими отраслями производства
преобладало уже въ удельное время сельское хозяйство, причемъ по
мере приближеия къ концу перюда это преобладаше постепенно
усиливается, а въ предЪдахъ сельскохозяйственной промышленности все
более выдвигается на первый планъ земледел!е. Древнейппе сохра-
нивпиеся до нашего времени отрывки изъ писцовыхъ книгъ конца XV
и первой половины XVI века, относящееся къ области Волги и Оки,
сравнительно редко упоминаютъ уже объ угодьяхъ, необходимыхъ
для заняия добывающей промышленностью,—рыбныхъ ловляхг, бобро-
выхъ гонахъ, бортныхъ ухожаяхъ; <путики» и «перевесища», столь
частые на севере, здесь совсемъ не встречаются; зато описаше каж-
даго имешя неизменно оканчивается указашемъ, сколько въ немъ
числится пашни. И въ местности между Волгой и Окой основывались въ
удельвое время монастыри и происходила колонизащя, но поселявпаеся
здесь монахи, въ противоположность основателямъ северныхъ
монастырей, не охотились, не ловили рыбы и не варили соль, а
возделывали землю, занимались полевымъ, земледельческимъ хозяйствомъ. Ти-
пическимъ примеромъ такихъ монаховъ-хлебопашцевъ служатъ
сподвижники основателя самаго знаменитаго изъ центральныхъ
монастырей, св. Серпя Радонежскаго. О томъ же перевесе земледел!я надъ
другими отраслями народнаго труда свидетельствуютъ, наконецъ, мно-
2*

— zv —
гочисленные акты уд-вльнаго перщца, грамоты всякаго рода,
государственный и частпыя. Такъ въ конце XIV въка митрополитъ Кипр1анъ
далъ уставную грамоту, определяющую повинности крестьянъ, жив-
шихъ на земляхъ митрополичьихъ монастырей; характеръ этихъ
повинностей не оставляетъ ни малейшаго сомн/втя въ преобладающемъ
значеим зоилед^я. Въ самошъ д-^лъ: чтб это за повинности? Глав-
ныя изъ пихъ заключаются вотъ въ чемъ: «игумнову долю пашни
пахать, съять и жать, сено косить, рожь молоть, хлебы печь, солодъ
молоть, на съмя рожь молотить».
Господствующимъ отраслямъ производства соответствовали и свое-
образныя для каждаго изъ указанныхъ трехъ районовъ формы земле-
владпнгя и формы хозяйства. Съверъ и въ этомъ отношевш стоялъ
всего ближе къ йевской Руси: и здесь, какъ и тамъ, преоблада!цемъ
добывающей промышленности обусловливалась семейная форма
производства. Но ьъ сфере формъ землевладъшя мелду йевской Русью и
свверомъ удъльнаго времени уже не существовало тожества:
совершились уже нъьоторыя важныя перемены,—коренныя, неабходимыя
и времевныя или случайныя. Къ числу коренныхъ перемт^нъ принад-
лежитъ прежде всего полное исчезвовейе стариннаго вольнаго или за-
хватваго, кочевого землепользовашя: каждая семья уже не
переселяется постоянно, захватывая себе для хозяйственной зксплуатащи ва
непродолжительный срокъ любой участокъ земли,—она оседаетъ до-
вольво прочно, более определенвымъ образомъ и надолго
размежевывается съ соседями. Причина этой перемевы кроется въ росте насе-
ле«1я и естественных*, услов1яхъ севернаго края, где суровость
климата и скудость почвы, малоудобной для земледел1Я, исключаютъ
возможность широкаго простора и требуютъ отъ каждой хозяйственной
единицы столь напряженнаго труда, что она неохотно разстается съ
облюбоваввкмъ участком*. Читая документы, касаюпцеся заселен!я
севернаго края, легко убедиться, что обычнымъ типомъ колонизации
здесь было поселеше одинокаго крестьянина съ его семьей па пустомъ
месте, среди болотъ и лесовъ, и при томъ поселеще более или менее
прочное. Сплошь и рядомъ встречаются указав1я, что тотъ или ивой
крестьянииъ <шосвче лесъ и многа древеса, яко ту селитву себе сот-
вориаъ» или «завелъ новое место роспашное>. Въ последующихъ по-
колев1яхъ семья такого отдельнаго поселенца размножается, но,
сознавая еще сильно свое кровное единство, не делится, вдадеетъ
землей сообща и живетъ вся въ одвомъ дворе. Работа производится
общими силами, а делятся лишь продуктомъ, причемъ основанием* для
раздела продукта служитъ степень кровной, родственной блиадсти къ
основателю двора, родоначальнику семьи. Возьмемъ простейплй
схематически примеръ: предположим*, что у этого родоначальника—пер-
ваго поселенца было два сына. Очевидно, каждому изъ нихъ, при
совместном* веденш хозяйства по смерти отца, должна была достаться

— 21 —
половина продукта. Допустимъ далее, что въ третьемъ поколыши
произошла такая перемена: у одного изъ сыновей родоначальника былъ
одинъ сывъ, а у другого двое; очевидно, на долю перваго придется
половина продукта, а на долю двухъ посл'Ьднихъ лишь по четверти и
т. д., такъ что съ размножешемъ семьи доли въ каждомъ последую-
щемъ покол'Ьнш дробились все больше, и доля одного не равнялась
дол'Ь каждаго изъ другихъ. Это неравенство содействовало росту
стремления отд'Ьльныхъ членовъ семейнаго союза къ хозяйственной
самостоятельности, потому что ни у кого н^тъ желашя работать столько же,
сколько друпе, получая вместе съ гЪмъ меньше другихъ. Первымъ
выражев1емъ такого стремлешя было приоритете каждымъ членомъ
семьи права продавать, закладывать, дарить и завещать свои праЕа
на доло общаго продукта посторонвимъ, чужимъ людямъ, чужеродцамъ.
Путемъ такихъ сд^локъ нъ составъ семейнаго союза или двора
проникли элементы не родственные, и такой осложнивппйся чужеродными
примесями союзъ получилъ назваше союза складниковъ, сябровъ или
сосЬдей. Въ документахъ XIY, XV и даже XTI въковъ часто
попадаются на севере земли, находивпняся «съ складниками не въ
раздели:». Но чужеродцы, конечно, еще более, чемъ родственники,
тянули врозь, и въ результате получился уже не дЬлежъ продукта, а
разд"Ьлъ земли, сначала временный, предполагавгшй возможность но-
ваго передела, нередко и осуществлявшегося. О «новомъ деле» или
«переделе> земли между складниками можно прочитать во многихъ
съверныхъ актахъ уд^льнаго перюда. Наконецъ, отъ временнаго
раздала земли не труденъ и не дологъ былъ уже переходъ къ полному и
окончательному разделу, т.-е. къ подворно-насд'Ьдстненному владЪйю.
Въ источникахъ часто встречаются извеспя о такихъ раздЪлахъ съ
стереотипной оговоркой: «а тт*хъ земель намъ варедь не передЪди-
вати». Однако въ удильное время тате окончательные разделы были
ва севере Poccin не общимъ явлетемъ, а скорее исключешемъ, такъ
что вообще можно признать северное землевладение того времени
складническимъ, сябриннымъ, или сосЬдскимъ, сопровождающимся или
совм'Ъстнымъ ведешемъ хозяйства, или временными, периодическими
переделами земли между складниками, сябрами или соседями. Таковы
необходимый, коренныя неремъны, совершавшаяся въ удельный перюдъ
въ съверномъ семейномъ землевладении и представлявшая собою
неизбежное, подъ апяшемъ новыхъ условШ, развитае древнейшаго
землевладельческая права. Поверхностной, случайной и отчасти временной
переменой въ той же сфере надо считать образоваше во многихъ ме-
стахъ севернаго края крупныхъ вотчинъ новгородскихъ бояръ и
владыки, т.-е. архиепископа новгородскаго. Известно, напр., что
новгородски владыка имелъ до конца ХУ века обширный владещя въ.
Обонежской пятине, т. е. нынешней Олонецкой губернш, что
знаменитой Мар©е-посаднице принадлежали земли по берегамъ Белаго моря,.

— 22 —
при устье р. Онеги, а ВажскШ уЬздъ. въ XIY веке представлялъ
собою территорш, почти всецело занятую громадной промышленной
вотчиной новгородскихъ бояръ Своеземцевыхъ. Этаприм'Ьсь арх1ерейскихъ и
боярскихъ земель была, несомненно, поверхностной переменой, потому
что она не повела къ коренной перестройке крестьянскаго землевла-
д^льческаго права на свнер^: бояре и владыка прибрали лишь
высшее право на землю, подобное праву уд-вльныхъ князей на всю терри-
Topiro ихъ княжества; подъ покровомъ этого высшаго права
собственности на землю въ боярскихъ и владычнихъ вотчинахъ севера
продолжали господствовать семейная форма крестьянскаго землепользовамя
и свободный оборотъ (продажа и залогъ) земли между крестьянами.
Но появлеше этой боярской вотчины было еще елучайнымъ: это
потому, что она была создана не столько местными экономическими усло-
в1ями, сколько хозяйственными особенностями новгородскаго края: только
приоритете капиталовъ посредствомъ торговой деятельности доставило
новгородскимъ боярамъ и владыке необходимыя для покупки, захвата
и заселешя земель средства. Наконецъ, временнымъ надо признать
развитое боярской и арх1епископской вотчины на севере по той
причине, что съ падешемъ новгородской вольности въ конце ХУ вика
эта вотчина была вырвана съ корнемъ Иваномъ III и заменена кресть-
янскимъ, такъ называемымъ чернымъ землевладешемъ, т.-е. тою же
семейною формою крестьянскаго землепользовашя, какая существовала
прежде, причемъ высшее право собственности на землю стало
принадлежать московскому госудагю. Фактически перемъна сводилась только
къ тому, кому должвы были платить оброкъ крестьяне: раньше они
его платили боярамъ и владыке, потоыъ стали платить великому князю
московскому.
Итакъ, на севере господствовала съ известными переменами старая
семейная форма землевладъшя и хозяйства, съ примесью оброка выс-
шимъ собственникамъ земли. Оброкъ этотъ платился не деньгами, а
натурой, бблыпею частью долею продукта, половиною или третью,
почему и лица, плативппя его, назывались половниками, иногда
третниками. Все это—формы производства весьма характерныя для натураль-
наго хозяйства съ господстволъ добывающей промышленности.
Мы видели сейчасъ, какъ сильно содействовала новгородская
внешняя торговля развитаю землевладешя новгородскихъ бояръ на севере.
Еще могуществевнее было вл1яше того же экономическаго фактора на
поземельныя отношешя въ пределахъ собственно-новгородской области;
здесь по уцелевшимъ писцовымъ квигамъ мы можемъ наблюдать
подавляющее господство боярскаго землевладев1я, чрезвычайно при томъ
крупнаго. Земли владыки и монастырей были также довольно виднымъ
элементомъ въ новгородскомъ землевладенш, но уже оне уступали по
размерамъ боярскимъ имешямъ. О владеыяхъ же мелкаго городского
и сельскаго люда—такъ называемыхъ своеземцевъ и даже купцовъ—

— 23 —
и говорить нечего: они совершенно тонули въ морЪ боярской и
церковной земли. Наконецъ, самостоятельнаго крестьянскаго землевла-
д-ыия уже совсЬмъ не было. Процессъ обезземелешя новгородскихъ
крестьянъ или смердовъ можно проследить по уцЬл'Евшимъ
поземельным?, актамъ XIII, Х1У и XV въковъ, равно какъ и по отрывочнымъ
намекамъ другихъ всточниковъ. Таюя грамоты, какъ вкладная Вар-
лаама Хутынскаго или завъщаше Антошя Римлянина, передавшихъ
свои вотчины въ основанные ими монастыри, указываютъ, что
монастыри прюбрътали свои владйшя отъ лицъ разнаго общественнаго
положемя прежде всего путемъ дарев1я: при жизни дарителя—посред-
ствомъ вклада или по его смерти — посредствомъ духовной грамоты.
Это вполн-Ь понятно въ обществе, которое, несмотря на скоплевге н-Ь-
которыми его членами значительныхъ капиталовъ, жило все-таки по
преимуществу при иатуральномъ хозяйстве: земля оставалась наиболее
значительной и самой распространенной цЪнностью, такт, что
естественно и являлась наиболее удобными средством!, стяжать себт*
молитвы монашествующей братаи для достижешя царства небеснаго. На
ряду съ этимъ монастыри, разум-Ьется, пршбрътали земли и
посредствомъ покупки и npieMa въ залогъ, т-Ьмъ бол-Ье, что кредитный
операции, по всЬмъ признакамъ, достигли въ Новгороде значительнаго
развитая. Все сказанное о происхождеии и развитаи монастырскаго
землевладътая одинаково применимо и къ землевлатвнш владыки или
apxienwCKona новгородскаго. Что касается громадныхъ вотчинъ
новгородскихъ бояръ, то покупка и пргемъ въ залогъ, несомненно, также
были важнымъ средствомъ сосредоточен1я въ боярскихъ рукахъ боль-
шихъ земельныхъ богатствъ: это видно изъ новгородскихъ купчихъ и
закладныхъ XIV и XY в'Ьковъ, а также изъ договорныхъ грамотъ
Новгорода съ квязьями, свид-Бтельствующихъ, что покупка селъ была
обычнымъ въ то время явлешемъ. Наконецъ, существовалъ еще спо.
собъ иргобрйтетя земли, несомненно применявшийся въ н-Ъкоторыхъ
по крайней мъръ, случаяхъ новгородскими боярами: это — пргемъ сво-
бодныхъ людей, влад'Ьвшихъ землею, въ закладни. Недаромъ въ
договорныхъ грамотахъ Новгорода съ квязьями, съ целью преградить
князьямъ возможность обогатиться землею въ новгородскомъ кра-в,
постоянно запрещается князьямъ держать где бы то ни было закладней.
Закладни — это то же, что коммендаты въ среднев-вковыхъ государ-
ствахъ Западной Европы; это лица, отдавпняся подъ покровительство
какого-либо сильнаго человека, подчинивппяся ему со своими землями
въ податномъ и судебномъ отношешяхъ.
Бояре, архюпископъ и монастыри, получая главную часть своихъ
средствъ отъ внешней транспортной торговли, пользовались доходами
со своихъ вотчинъ по преимуществу для удовлетворещя собствевныхъ
потребностей. Вотъ почему, какъ видно изъ писцовыхъ книгь ХУ и
даже первой половины XVI века, главной формой эксплуатащи крестьян-

— 21
скаго труда въ боярскихъ и церковныхъ вотчинахъ былъ оброкъ
натурой, большею частью долей продукта, реже,—именно тамъ, где
коренные устои натуральнаго хозяйства стали уже сильно колебаться.—-
деньгами. Несвободный, холопсий трудъ применялся весьма мало. И
въ самомъ д-Ьл^: для чего было заставлять крестьянъ работать на
барщине и употреблять для земледвльческаго труда холоповъ, когда
барская запашка была ненужна, потому что рынка для плохого нов-
городскаго хлеба не было, а собстненныя потребности владгЬльцевъ
легко удовлетворялись насчетъ оброка?
Наконецъ, перев^съ сельскаго хозяйства и въ частности земледв-
л!я въ предБлахъ нынешней центральной PocciH также оказалъ
сильное вл1ян1е на землевлад^льчесмя отношешя. Землед,6л1е требуетъ уже
некоторой, довольно значительной сравнительно съ добывающей
промышленностью, затраты капитала: первобытный зпЬроловъ, рыболовъ
■ли пчеловодъ почти совершенно не нуждаются въ капитал в для сво-
нхъ производительныхъ целей: не трудно и ничего не стоить устроить
тенета длн зверя, обзавестись рогатиной, сплести сети для рыбы; чтобы
собрать воску и меду, сгбитъ только найти въ л-всу дуплистое дерево
и сдвлать въ немъ нехитрый приепособлев!я для пчелъ или даже
просто отыскать дерево, где пчелы уже жнвутъ. Не то въ земледБЛм:
при занятш имъ въ лЬснсй стране необходимо выжечь лЬсъ,
выкорчевать пни, распахать новь, засЬять ее, переборонить поле, сжать и
вымолотить хлебъ, смолоть зерно. Всв эти операщи требуютъ
значительной затраты времени, следовательно предполагаютъ у
земледельца наличность извъстнаго потребительнаго запаса, извгветныхъ
средстнъ для пропитан1я; кроме того, операцш эти настолько сложны,
что вызываютъ употреблеме земледъльческихъ орудШ—плуга, сохи,
бороны, косы или серпа и т. д.; если къ этому прибавить
необходимость евмянъ для посева, рабочаго скота и хозяйстпенныхъ построекъ,
то станетъ понятна настоятельная нужда земледельца нъ капитале.
Между темъ, въ центральной Руси въ удельное время каииталъ былъ
несравненно менее распространен!, въ массе населешя, чемъ это было
даже въ области Новгорода и Пскова. Отдельная крестьянская семья
сплошь и рядомъ не обладала, поэтому, достаточными для успешнаго
ведешя земледельческаго хозяйства средствами, а это заставляло ее
нередко отказываться отъ земли за ссуду инвентареыъ, иолучаемую
отъ лицъ более состоятельных^, или садиться ва землю,
принадлежащую этимъ состоятельнымъ лицамъ. Экономически сильными,
капиталистами, по крайней мере, болЬе, чЪмъ крестьяне, обезпеченными
матер1ально были въ то время, прежде всего князья, велиме и
удельные, затЬмъ apxiepefifKifl каеедры, со преимуществу митрополичья,
монастыри и, иаконецъ, бояре. Въ ихъ рукахъ и сосредоточилась
постепенно вся масса земельнаго богатства области между Окой и
Волгой, произошло такъ называемое <окпяжен!е> и «обояреше» земли,

— 25 —
такъ что даже черная иди тяглая земля т.-е. собственно
крестьянская, стала считаться княжеской. Это была очень важная перемена
въ землевдад'Ьльческомъ праве: сущность ея сводится къ тону, что не
только боярсыя, княжесыя-дворцовыя, монагтырстя и арх1ерейсыя,
но и черныя земли не могли быть отчуждаемы крестьянами, что
крестьяне потеряли право свободнаго распоряжешя землей, ея
продажи, залога, дарешя и зав*Бщатя,—то право, которое составляло
такой отличительный признакъ еЬверпаго складническаго землевла-
дгЬв1я.
Но иерсмйны въ землевладЬльческомъ праве центральной области не
ограничились обезземелешемъ крестьянъ и образовашемъ крупнаго
зеылевлад-Ьшя князей, церковныхъ учреждешй и бояръ. Д'Ьло въ томъ,
что сбыть земледвльческихъ продуктовъ былъ чрезвычайно слабо
развить, находился въ зачаточномъ состояния; натуральное хозяйство
оставалось еще непоколебленнымъ. Вотъ почему, несмотря ва господство
круинаго землевладпнгя, нельзя было вести крупное земледъльческое
хозяйство, такъ какъ для такого хозяйства необходимъ обширный и
свободный рывокъ, а такого рынка вить и быть ве можетъ при
систем!) натурельнаго хозяйства. При томъ вотчины были слишкомъ
обширны, чтобы можно было за всЬмъ услъдить самому хозяину.
Отсюда возникаетъ потребность въ раздаче крупныхъ им^шй во частямъ
посредникам!,, третьимъ лицоыъ, которыя занимали бы промежуточное
положеше между крестьянами, съ одной сторовы, и крупными земле-
влад-Ьльцши, съ другой. И вотъ, прежде всего, князь уд^льнаго пер1ода
начинаетъ раздавать свои земли во временное и условное владпнге
сначала своимъ несвободнымъ сдугамъ, необходимымъ ему въ его
хозяйстве въ качестве приказчиковъ или «иуновъ>, какъ тогда
выражались. Это удобно и для этихъ слугъ, создавая имъ въ известной
степени обезпеченное существовавге, и для квязя, такъ какъ даетъ
ему возможность вознаграждать своихъ сл^гъ землей, не теряя
последней, потому что ее всегда можно взять обратно, и не
затрачивая дорогого въ то время денежнаго капитала. Такъ въ сфере кня-
жескаго дверцоваго земдевладъчвая и хозяйства зародилась и
воплотилась въ действительность идея помпстъя, т.-е. временнаго владешя
землей подъ услов1емъ службы и съ правомъ того, кто пожаловалъ
землю, отобрать ее у временнаго владельца или помещика. Следы
поместья на княжеской земле наблюдаются впервые, по пашимъ источ-
никамъ, въ завещав1и великаго князя Ивана Калиты, составленномъ
въ 1328 году. Но поместная система настолько органически связана
съ системой натуральваго хозяйства, что стала естественной
неудержимо расти и распростравяться не на однихъ несвободныхъ хозяй-
ственвыхъ слугъ князя, но также и на его свободныхъ военныхъ
слугъ, т.-е. бояръ и дворянъ. Мало того: и apxiepeH, и монастыри,
и даже отдельныя лица служилаго класса, обладавшая обширными
I

— 26
землями, стали раздавать значительную часть своихъ владънш га
поместное владъще. Это можно наблюдать въ XIV, XV и XVI в-fc-
кахъ на земляхъ митрополита московскаго, у арх!ереевъ. вродЕ apxi-
епископовъ новгородскаго и рязанскаго. во владвщяхъ монастырей,
наконецъ, у бояръ и другихъ слуяшлыхъ людей—по уцъл'Ьвшей
писцовой киши Тверского увзда за первую половину XVI въчка. На ряду
съ помъстьемъ господство земледт-л1я при сохранении натуральнаго
хозяйства повело къ распространешю еще одного типическаго для этого
историческаго пер1ода вида земельнаго владъв1я,—монастырской
вотчины. Мы уже видъли, что одной изъ главныхъ причинъ роста мо-
настырскихъ земель было то обстоятельство, что монастыри
принадлежали къ числу крупныхъ капиталистовъ. Другая причина также
была отмечена выше, при изученш землевладМя въ новгородскомъ
краФ: она заключалась въ тоиъ, что при натуральномъ хозяйстве
земля была почти единственной значительной ценностью, почему ею
по преимуществу и можно было двлать вклады въ монастыри.
Постепенно такимъ образоиъ большая часть территор1и центральной
области перешла въ поместное и монастырское владъше. Въ XVI вък-в
даже во всей Poccin быю не мало уЬздовъ, въ которыхъ почти вся
земля сплошь была монастырская или поместная, и безъ преувели-
чен]я можно сказать, что не было ни одного уъзда (кромй сввер-
ныхъ), въ которомъ помъстья и монастырсыя земли не занимали бы
большей части территорш. Писцовыя книги не оставляютъ въ этомъ
ни шал'Ьйшихъ сомпъшй. По нимъ видно, наприм'връ, что въ новгород-
скихъ пятинахъ отъ 75 до 94°/о всей территорш находилось въ по-
м-Ьстномъ владввш, въ Казанскомъ уъздъ поместья занимали 65°/о
всей площади, въ Коломенскомъ 59°/о, въ Вяземскомъ 97, а въ Мос-
ковсксмъ хотя подъ помъстьями значилось 34°/о всей территорш увзда,
но ЗБ°/о приходилось па монастырсмя вотчины, такъ что па долю
всъхъ другихъ видовъ земельнаго владвшя оставалось гораздо мен-Ье
трети всей площади.
Такимъ образомъ мы видимъ, что для сввера характерной
земледельческой формой является въ удтльвый перюдъ крестьянская
сябринная или складническая земельная собственность, для новгородско-
псковскаго края—крупная боярская, отчасти арх1ерейская и
монастырская вотчина, для центральной области княжеская вотчина, въ
меньшей степени также архгерейская и боярская, причемъ зд£сь
зарождаются и затЪмъ развиваются еще помъстье и монастырское земле-
влад4ш1е. Такъ какъ на всей почти территорш страны продолжало
въ то же время господствовать натуральное хозяйство, то формой
эксплуатащи чужого труда со стороны капиталистовъ-землевладкиь-
цевъ оставался по преимуществу натуральный оброкъ, чаще всего
долей продукта; несвободный трудъ не игралъ сколько-нибудь видной
хозяйственной роли.

— 27 —
Взаимное отношен1е разныхъ отраслей производства, а также формы
землевладЪйя и хозяйства определили своимъ вшяшемъ и систему
хозяйства, его технику. Говоря вообще, можно подметить довольно
ярйе следы прогресса въ этомъ отношеши, смену первобытныхъ
хозяйствен ныхъ системъ более совершенными. Это заметно уже въ
добывающей промышленности, наприм^ръ, въ пчеловодстве, которое въ
невской Руси существовало лишь въ виде бортничества, т.-е. разведешя
пчелъ въ дуплахъ л'Ьсныхъ деревьевъ, безъ особаго ухода за ними;
въ удельное время отъ бортничества, какъ видно по н'Ькоторымъ
актамъ, переходятъ кое-где уже къ пасечному пчеловодству, къ
устройству ульевъ. Тотъ же прогрессъ можно проследить и въ землед'Ьлш:
вмъсто огневой, подсечной, кочевой системы, когда после выжигайя
л'Ьса палъ или огнище распахивается всего годъ или два и потомъ
бросается для новаго участка,—у& большей части территорш удильной
Руси получаетъ преобладаше переложная система земледел1я, когда
сроки распашки отдвльнымъ участковъ удлинняются, хотя пашня состав-
хяетъ все еще незначительную часть пахотной земли сравнительно съ
залежью, такъ что залежь или перелогъ возстановляетъ свои
производительный силы попрежнему естественнымъ путемъ отдыха, безъ
всякаго удобретя. Мало того: въ XV-мъ н XVI-мъ в'Ькахъ, какъ по-
казываютъ писцовыя книги, въ области Волги и Оки и въ новгород-
скомъ крае распространяется еще более совершенная паровая-зерновая
или трехпольная система земледел1я, при которой подъ паромъ остается
не более половины, а въ более развитомъ состоянш—не более трети
всей земли, причемъ паровое поле удобряется навозомъ, а два другихъ
поля засеваются,—одно озимымъ хлебомъ, по преимуществу рожью,
а другое яровымъ, овсомъ, пшеницей или ячменемъ. Эти наблюдения
надъ прогрессивнымъ развит1емъ системы земдедел1я служатъ нагляд-
нымъ выражен1емъ того постепенно увеличивавгаагося преобладашя
земледел1я въ народномъ хозяйстве удельнаго пер!ода, о которомъ у
насъ уже шла рЪчь раньше. Такимъ же яркимъ отражешемъ
господства внешней торговли въ хозяйстве Новгорода служатъ сохранив-
ппяся свидетельства о развитш тамъ коммерческой техники, системы
торговли. И руссше акты, и летописи, и иностранные источники ука-
зываютъ на существоваше въ Новгороде купеческихъ компашй или
товариществъ: такъ было товарищество купцовъ-прасоловъ, т.-е. гур-
товыхъ торговцевъ скотомъ, вощаниковъ, т.-е. торговцевъ воскомъ,
заморскихъ купцовъ или купцовъ, ездившихъ для торговли за море,
за границу и т. д. Можно даже различить разные виды этихъ торго-
выхъ компашй: полныя товарищества, когда участники отвечаютъ за
убытки и долги всемъ своимъ капиталомъ, и товарищества на вере,
въ которыхъ ответственность простирается лишь на вложенный въ
предпр1яие участникомъ капиталъ, а не на все его достояше.
Ознакомившись съ хозяйственными услов!ямй русской народной

— 28 —
жизни въ удильный перюдъ, мы тЪмъ самымъ станонимся на твердую
почву при р^шеши вопроса объ относительность значеши города и
деревни въ то время. Изъ нсего сказаннаго нетрудно сделать выводъ,
что въ области Новгорода и'Пскова первенствовало городское
хозяйство-торговля, а на севере и въ нынЬшнемъ центре хозяйство
деревенское—сельскохозяйственная и добывающая промышленность. Уже
изъ этого видно, что городъ имъдъ определяющее значеше въ жизни
новгородско-псковской области, а деревня играла такую же роль въ
остальной удъльной Руси. И достаточно бросить даже поверхностный
взглядъ на сонДальный и политический строй этого nepioда, чтобы
убедиться въ справедливости такого заключев!я. Общество Великаго
Новгорода и Пскова распадалось на три большихъ слоя, если не считать
неовободныхъ и полусвободныхъ состояли: то были, во-первыхъ, бояре,
во-вторыхъ, житьи люди и купцы, въ-третьихъ, черные люди. Въ
основу этого дълещя легли совершенно определенный и резк1я различ1я
въ экономическомъ отношеши. Не подлежитъ сомненш, что
новгородское боярство принимало непосредственное учате въ торговле въ
первые в'Ька послъ1 призваШя князей: недаромъ цитованная уже выше
былина поетъ о добромъ молодце, нанявшемся «къ купцу—купцу
богатому, ко боярину»: купецъ и бияринъ здесь отожествляются. Вероятво,
и позднее, боярск1е капиталы находили себе поагвщеше въ торговыхъ
купеческихъ товариществахъ, но, будучи отвлекаемы отъ торговли
политическою деятельностью, новгородсгае бояре довольно скоро усвоили
себе другую, совершенно необходимую при оживленномъ торговомъ
обороте, экономическую функцию: они сделались крупными
капиталистами-банкирами, у которыхъ кредитовалось купечество; эта банкирская
деятельность новгородскихъ бояръ засвидетельствована однимъ ле-го-
писнымъ разсказомъ начала XIII вЬка, по которому народъ разграбилъ
домъ посздпика Дмитра и нашелъ у него множество «досокъ», на
которыхъ были записаны денежный обязательства лицъ, задолжавшихъ
этому боярину; существовало также сказаше о посадникъ Щи.тв, да-
вавшемъ деньги въ ростъ за проценты. Занятое купцовъ ясно изъ са-
маго назвашя этого cocJOBin. Въ немъ выделялся высоли слой, самое
богатое купечество, такъ называемые житьи люди. Наконецъ, черные
люди распадались на смердовъ или крестьянъ, занимавшихся земледе-
л!емъ, скотоводствомъ и добывающей промышленностью на чужихъ, по
преимуществу боярскихъ, землнхъ, и городское черное населеше,—га-
род чанъ, своеземоевъ и рядовичей. Своеземцы жили, впрочемъ, часто
и въ деревняхъ: это были землевладельцы, нередко обрабатывающее
землю собственнымъ трудомъ. Городчане и рядовичи занимались не
столько ремеслами, сколько мелкой торговлей, и жили не только въ
Новгороде и его многочисленныхъ нригородахъ, но и въ «рядкахъ>,
торгово проиышлеиныхъ носелеияхъ городского типа, расположевныхъ
по р-вчнымъ торговымъ путямъ, каконы реки Мета, Шелонь, Волховъ

— 29 —
Свирь, Луга. Такъ какъ крестьяне жили на боярскихъ земляхъ, акупгсы
кредитовались у бояръ, то, господствуя иадъ чернымъ сельскимъ на-
селейемъ иосредствоиъ землевлагЪщя и надъ городскимъ чернымъ и
надь купечествомъ посредствомъ денежнаго капитала, служившаго для
кредитныхъ операшй, новгородсксе боярство было и политически-пра-
вящимъ кдассомъ. Правда, юридически, по закону или обычаю, вгЬче,
т.-е. собрате всего свободнаго населенхя новгородской общины безъ
..разцич1я сословШ, считалось единсгвенвымъ носителемъ верховной
власти: ohvi законодательствовало, выбирало всЬ органы управлетя—
князя, владьлку, иосадника, тысяцкаго, сотскихъ, старость концовъ и
улицъ гор'ода, судило по важнвйшимъ дгвламъ, нередко тотчасъ же и
расправлялось съ подсудимыми, распоряжалось финансами^ наконецъ,
было рвшающимъ учреждащемъ въ дълахъ внешней политик;. о всъ
эти функнДи в-Ьча нередко оО^падцались въ юридичесшя фикщи,
оставались лишь въ области теорш.^вк»!воплощаясь въ действительность.
На практике вт^че почти всец-вло иодччшялось боярскому совету:
последнему принадлежало право предварителЬщаго разсмотрешн законо-
лательныхъ проектов*, vfcpi административньйкь и актовъ по внъшней
политике., а это давало ему важныя преимуществал\сов'Ьтъ состоялъ
исключительно изъ бояръ, т.-е. дицъ опытныхъ въ д^лтТа^шинистращи,
связавныхъ къ тому же общими сссловаыми и хозяйствелны^и инте-
ресами. согласныхъ поэтому между собой; умълость и единство в*<чгя-
довъ давали совъту возможность подсказывать вкчу его решетя. КакК -
мало значило ръшеше в-Ьча поели совйтскаго постановлешя, видно изъ
того, что совттъ, невидимому, иногда р^шалъ дъло, не доводя его до
ВБча: въ начали XV-ro въка, напр., куппы жалуются, что совътъ не
все доводитъ до св'Ьд'Ьтв народа, а Иванъ III заставилъ совътъ безъ
соглайя въча утвердить запись или грамоту, по которой Новгородъ
долженъ былъ присягнуть ему на полное подданство. Давая общее
ваправлев1е политики Новгорода черезъ посредство правительственваго
совъта, боярство держало въ своихъ рукахъ и всю текущую
администрацию, такъ какъ право быть выбираемыми въ посадники, тысящае,
coTCKie, кончансше и уличансме старосты принадлежало исключительно
боярам*. Изъ другихъ сословШ только купцы пользовались некоторыми
преимуществами, несравненно, впрочемъ, меньшими, чъмъ бояре: въ
рукахъ выборныхъ отъ купечества старость былъ судъ по торговымъ
д'Ьламъ и участие въ разборъ уголовныхъ и гражданскихъ дЪлъ между
новгородцами и пргЬзжими немцами. Если къ этому прибавить, что
власть князя въ эпоху расцвета новгородской самостоятельности
свелась почти къ нулю—за нимъ осталось почти только одно военное
предводительство, да и то съ учасиемъ посадника, и что въ в^чъ на
дЪлъ принимали учасэте главнымъ образомъ городсюе черные люди,
то будегь вполнъ ясно, что городъ, которому принадлежало господство
иъ экономической жизни Великаго Новгорода, направлялъ и всю со-
ддальную и политическую жизнь этой вольной общины.

— 30 —
Развитае деревенской промышленности — сельскаго хозяйства—въ
области Волги и Оки имело важное вл1ян1е, прежде всего, на соотно-
шеше сощальныхъ силъ. Земледельческое населеше, крестьянство,
сохранившее еще за собой некоторую долю земель, хотя и подчиненныхъ
князю какъ высшему собственнику, не утратило здесь сноего значеш
въ такой степени, какъ въ аристократическомъ Новгороде: оно только
сильнее примкнуло къ князю, естественному своему защитнику, и тЪмъ
усилило его вотчинную власть. При полномъ почти отсутствии тоцл овли
и городской промышленности, населеме городовъ по сущестшу не
отличалось отъ сельскаго, занималось въ главной своей масс*» также земле-
дъшел'ъ, и было вообще малочисленно. Земли бояръ—я^ристократическаго
элемента въ обществе—далеко уступали по свадимъ разм^рамъ влад1!-
шямъ князя; при томъ же экономическое блюгосостояше .боярства сильно
зависало отъ воли князя, которому овя» служило. Все это делало са-
мымъ сильнымъ рычагомъ въ общественной и политической машине
квяжескую власть. Понятно шоэтому, что князьямъ удъльнаго времени
удалось выработать прочдаую связь со своими княжествами и установить
порядокъ передачи к^яжескаго стола по нисходящей лиши,—отъ отца
къ сыну. Естественно, что и политическое положеше боярскаго класса
не было обаяпеченнымъ, не опиралось на таюя определенный юриди-
чесшя чарантш, каюя выработаны были ncropiefi новгородской
вольной^ общины: князь уд"Бльнаго пер!ода советовался съ боярами, но не
въ силу политическихъ обязательству а подъ давлейемъ простой
практической необходимости. Вотъ почему удельная боярская дума не
им^ла еще характера настоящего учреждешя съ постояннымъ соста-
вомъ и определеннымъ ведомствомъ или кругомъ делъ, подлежащихг
его решешю. Усилейе князя, ослаблеше аристократа и крайне
ничтожное значеше городскихъ промысловъ и торговли, выразившееся въ
томъ, что города въ области Волги и Оки были не торговыми и
промышленными центрами, а временными убежищами на случай военныхъ
нападений, оказало роковое вл1ян1е на судьбу веча: лишенные хозяй-
стненнаго значешя, горожане не были въ силахъ оградить свою
политическую самостоятельность отъ притязашй князей и утратили
довольно рано вечевое устройство, которое не было поддержано и кресть-
янствомъ, практически не заинтересованнымъ въ его сохранеши, потому
что деревенскому жителю трудно его посещать, и экономически
подчинявшимся князю. Мы знаемъ, что пригороды въ отношении къ вечу
старшего города занимали такое же подчиненное положеше, какъ и
села съ деревнями: «на чемъ старш!е сдумаютъ, на томъ и пригороды
станутъ>—таковъ быль древн!й обычай. Понятно, что эта зависимость
не могла правиться пригородамъ, въ которыхъ къ тому же были слабы
и вечевыя привычки. И потому северо-восточные князья-«самовластцы»,
начиная съ Андрея Боголюбскаго, бросаютъ старые вечевые города,
Ростовъ и Суздаль, и переселяются въ пригородъ, Владишръ на-Клязмй.

— 31 —
Посл^дюй часъ вечевого строя въ области Волги и Оки пробилъ
тогда, когда братья Андрея Боголюбскаго, Михаилъ и Всевододъ
Большое Гвъздо, опираясь на тЬхъ же вдадиварцевъ, одержали верхъ надъ
своими племянниками, которыхъ поддерживали суздальцы и ростовцы.
Такъ преобладаше деревенскаго склада жизни въ центральной Руси
сказалось и въ сфере экономической, и въ сощально-подитическихъ
отногаев1яхъ.
Сравнивая закдючешя, получивппяся при определении исторической
роли города и деревни въ первые два пер1ода русской исторш, мы
можемъ констатировать важныя изм-Ьнеия въ удельный перюдъ
сравнительно съ мевскимъ. Тогда какъ въ йевской Руси преобладали
деревня, и городъ являлся лишь постороннимъ придаткомъ къ сельскому
быту, новообразовашемъ, лишь слегка связаннымъ^съ основами
народной жизни,—въ удильный першдъ каждая форма поселен1й—городъ и
деревня—завоевываетъ себе особую область, где и господствуетъ:
городъ является опредЬляющимъ моментомъ въ жизни Новгорода и
Пскова, а деревня играетъ такую же роль въ живни центральной
области и севера Россш. Достойно при этомъ внимашя, что деревенская
экономическая жизнь приблизилась в» удельное время къ земледплъ-
ческому типу, имевшему такое важное значеше въ послгЬдующихъ
историческихъ судьбахъ русскаго народа, а хозяйство городское
сохраняло прежшй, торговый характеръ, обрабатывающая же
промышленность оставалась попрежнему въ зачаточномъ состояти. Такимъ
образомъ, въ удельное время не только обозначилось новое соотпошеше %
двухъ изучаемыхъ формъ поселенш, но определился надолго и экопо-
аичесмй типъ этихъ поселешй.
IV.
Городъ и деревня въ Московской Руси (во второй половине XVI и въ XVII
*ькь).
Одной изъ освовныхъ причинъ успешнаго собирашя Руси
московскими великими князьями служило, несомненно, экономическое единство
той территории, которая вошла въ составъ объединенного Московскаго
государства. Велишй Новгородъ, эта богатая, вольная, торговая
республика уд^льнаго першда, служитъ блестящимъ тому доказательствомъ:
оиъ быль связанъ теснейшими, неразрыввьши хозяйственными узами
съ северо-восточной Русью; новгородское купечество, какъ мы видели,
вело транспортную, передаточную торговлю, сбывало за границу
продукты не своей области, а центра нынешней Россш, и въ свою
очередь продавало здесь не предметы, производимые въ новгородскихъ
пятинахъ, а иностранные товары. Мало того: Новгородъ съ его областью
не моп> пропитаться своимъ хлебомъ и нуждался въ привозе его изъ
северо-восточной Руси, изъ великоквяжескихъ владБнй. Стоило порвать

— 32 —
экономическую связь Новгорода съ бассейноиъ Волги и Оки, и вес
его торговое могущество должно было бы разрушиться и исчезнуть.
Вотъ почему вольная новгородская ебщина, подобно другимъ удЗш,-
нымъ княжествамъ, должна была раво или поздно подчиниться власти
московскаго государя, что и случилось при Ивав'Ь III. Это
экономическое един :.тво территорш Московскаго государства, не только
продолжало сохраняться во второй половине ХУ1 и въ XYII вък*, но и
постепенно усиливалось и развивалось. Но, само собою разумеется, этимъ не
исключаются особениссти въ хозяйственномъ стрсЬ отдЬльвыхъ
областей; даже напротив*.- этими областными особевностями именно и
обусловливалось экономическое единство страны, такъ какъ съ уси-
лешемъ раздтлещя труда отд'Ъ.аьиыя хозяйственныя единипы стали
остръе ощущать необходимость въ.обм'Ън'Ь между собою, т.е. начали
<5олт,е нуждаться другъ въ друг*, потеряли прежнюю изолированность.
Вся территор1я Московской Руси XYI и XVII в'Ьковъ можетъ быть
раздЪлсна на шесть естествеиныхъ областей: 1) центръ, включавпцй
въ себя нынт.шшя губерши Московскую, Тверскую, Ярославскую,
Костромскую, Владим1рскую и Нижегородскую; 2) ночгородско-псковской
край— губерши Новгородскую, Псковскую и Петербургскую; 3) сЬверг,
состоявпцй изъ нынъшнихъ Олонецкой, Вологодской и Архангельской
губерши; 4) прнкамскую область — губерши Казанскую, Вятскую,
Пермскую и Уфимскую; 5) степь—земли къ югу отъ центра и при-
камскаго края, и 6) ПоднЬпровье, бассейнъ Днепра, поскольку онъ не
входилъ въ преД'Ьлы литовско-русскаго государства, въ конц-Ь XVI
вика соединившаяся съ Польшей въ одинъ политически организыг
подъ назвашемъ Р'Ьчи Посполитой. Въ этотъ перечень не включена
Сибирь, не игравшая долго значительной роли въ хозяйственной исторй
нашего отечества. Говоря вообще, надо призвать, что къ половивгё
XVT в'Ька на бгльшей части очерченнаго громаднаго пространства—
эа исключешемъ развъ' крайняго сивера и крайняго юга—земледкш
одержало окончательную победу надъ другими отраслями народнаго
производства. Это засвидетельствовано чрезвычайно ц-Ьннымъ мате-
рхаломъ, сохранившимся для насъ въ значительномъ обилш въ писцо-
выхъ книгахъ, по тексту которыхъ пашенныя угодья далеко перевй
шивали собою землю, назначенную для другихъ хозяйсгвенныхъ ц'Ьлей:
бобровые же гоны, бортные ухожаи, соляныя варницы и даже рыбныя
ловли встр'Ьчались очень р-вдко и отступали все далт,е на сЬверъ к
на югъ, такъ что о добывающей промышленности въ центральной
Руси этого времени говорить уже почти не приходится. Еще менЪе
значешя имт>ла промышленность обрабатывающая: въ этой сфер'Ь сколько
нибудь завгьтную экономическую роль играло только крестьянское
кустарное производство. Такъ, Владим1рсшй, Калужсшй, Гороховецюё,
Семеновсюй и Корельсшй увзды уже тогда славились деревянными
издт,л1ями, въ ЛысковЪ, Ярсславл*, Костром* и Архангельск* су-

—
существовало производство валяной обуви, шляпъ и полотенъ, въ отд'Ьль-
ныхъ частяхъ новгородской области выд^лывались металличесшя
1изд4л1я. Не надо при томъ же забывать, что большая часть этихъ
кустарныхъ промысловъ развилась лишь къ концу XYII века. Но
хотя большая часть страны была, такимъ образомъ, несомненно,
земледельческой, однако две старыхъ ея области, отличавппяся
естественными услов!ями, мало благопр1ятными для земледельческаго
производства,—именно свверъ и область Новгорода и Пскова—не вполне
соответствовали такой характеристике: и здесь, правда, земледел1е
выдвинулось на первый планъ уже въ XVI веке, но оно не подавляло
скотоводства и добывающей промышленности. Такъ называемый « пожни >,
т.е. сенные покосы, занимали громадный пространства на севере и
особенно въ новгородскихъ пятинахъ. Северъ отличался, кроме того,
чрезвычайнымъ обил1емъ «путиковъ», «перевесишь», рыбныхъ ловель,
соляныхъ варницъ, что указываетъ на сильное развитае добывающей
промышленности. Въ этомъ отношенш здесь сохранялись все еще
старинный предашя, съ трудомъ подававпняся подъ напоромъ новыхъ
условгй. Это преобладате добывающей промышленности резко отличало
северъ даже отъ новгородскаго края, не говоря уже о другихъ об-
ластяхъ страны.
Итакъ, исходнымъ пунктомъ дальнейшихъ нашихъ разсуждешй
является то положение, что на севере продолжала, хотя и въ
несколько меньшей степеви, господствовать добывающая промышленность,
въ области Новгорода и Пскова обе главныя,отраслисельскаго хозяйства—
скотоводство и земледелие—сохраняли приблизительное равновесие, при-
чемъ сельскохозяйственная, промышленность господствовала надъ
другими отраслями производства, а въ центре, степи, прикамскомъ крае и
Поднепровье, особенно въ центре, преобладало въ XVI и XVII ве-
кахъ земледел1е.
Но эта характеристика относительна го значешя отдельныхъ
отраслей производства далеко не полна: не данъ еще ответъ на одинъ
вопросъ первостепенной важности,—о значеши торговли, внешняго к
внутренняго обмена. Въ этомъ отношенш съ половины XVI века
наблюдаются серьезный и въ высшей степени любопытный перемены,
указывающая на зачатки коренной перестройки хозяйственныхъ от-
ношетй. Перемены коснулись какъ внешней, такъ и внутренней
торговли.
Мы видели уже, какую исключительную роль во внешней торговле
удельной Руси игралъ ВеликШ Новгородъ, какъ монополизировало эту
торговлю новгородское купечество. Съ падешемъ новгородской воль-
востн въ конце XV века торговое значеше Новгорода сильно
пошатнулось, хотя и далеко не исчезло. Гораздо чувствительнее былъ
другой ударъ, нанееевный этому торговому центру несколько десятилетие
спустя, въ половине XVI веки: въ это время на отдаленномъ бело-
ГОРОДЪ И ДЕРЕВНЯ. 3

о Л
морскомъ севере завязались торговыя и политически сношешя с
народомъ, экономическая мощь котораго стала развертываться, каст
разъ тогда, когда поколебалась сила Ганзейскаго союза, этого вид-
п-Ьйшаго торговаго контрагента новгородцевъ: въ 1553 году, капитанъ
авгл1йскаго корабля, случайно занесеннаго бурей въ Б'Ьлое море, Ри-
чардъ Ченслёръ, высадившись на русскомъ берегу, пргЬхалъ въ Москву.
былъ ласково принятъ 1оанномъ Грознымъ и заключилъ торговый до-
говорь между Ашмпей и Московскимъ государсгвомъ. Такъ на сЬвер$,
въ Холмогорахъ, а потомъ въ Архангельске и другихъ городахъ. ле-
жавшихъ на пути къ Москве, образовались новые рынки для внъшнев
торговли, не уступавпле Новгороду, скоро даже превзошедпце его по
своему значещю. Можно наблюдать довольно сильное торговое ожив-
лете ц-влаго ряда городовъ, лежавшихъ на дороге съ севера вг
центръ,—особенно Вологды, Ярославля и самой столицы государства,
Москвы. Англичане, посещавшие Pocciro во второй половине XVI вька,-
Ченслёрт, Климентъ Адамсъ,Дженкинсонъ, Флетчеръ,—всЬ оставили
описавдя своихъ путешествш, указывающдя на ростъ русскаго
торговаго движешя. Въ томъ же уб-вждаютъ и туземные источники: Кото-
шихинъ, составивпий любопытное описав1е Московскаго государства
второй половины XVII века, много говоритъ о русскихъ купцахъ, за-
нимавшихсн заграничной торговлей,—такъ называемыхъ гостяхъ и
людяхъ гостиной и суконной сотенъ; въ 1667 году изданъ былъ
новоторговый уставъ, придавили этимъ заграничнымъ русскимъ торговцамъ
корпоративную организацию для торговаго суда и сбора пошлинъ съ
заграничныхъ и вывозимыхъ за границу товаровъ; съ конца XVI в4ка
составляются такъ называемыя торговыя книги, служивпия
руководствами для правильваго веден1я торговли съ англичанами и
заменявшая до извЬстной степени современные биржевые бюллетени о ц-внахъ
на разные товары, обращающееся на международномъ рынков.
Торговыя книги заключали въ себе св'Ьд'вшя о ц-внахъ на предметы
русскаго экспорта на московскомъ рынке, о стоимости ихъ проноза до
Архангельска и о продажной цДш'Ь на'тй же продукты въ Нидерландах^,
Англии и даже Испав1и: всб эти данныя были совершенно необходимы
для богатыхъ русскихъ капитадистовъ-скупщиковъ, закупавшихъ
товары въ Москве въ очень значительномъ количестве и доставлявшихъ
ихъ къ Белому морю для сбыта за границу.
Такое широкое развите внътпнихъ мтзновыхъ еношешй должно
было сильно поколебать почти безраздельно господствовавшее ранЬе
натуральное хозяйство. Но еще большее зя"ачен1в принадлежало въ
этомъ отношенш торговле внутренней, на развитое которой съ
половины XVI века мы им"Бемъ целый рядъ указашй въ нашихъ источ-
никахъ. Въ писцовыхъ книгахъ и актахъ съ этого времени постоянно
мелькаютъ описашя отд-Ьльныхъ торжковъ, м-встныхъ рынковъ и яр-
марокъ, иногда охватывающихъ своими торговыми оборотами значи-

— о.) — —
тельную территорш. Цълая сЬть торговыхъ дорогъ но веЪмъ ва-
правлешямъ пересъкали страну: особенно часта была эта сеть въ
центре: достаточно сказать, что такихъ большихъ дорогъ, проложен-
ныхъ къ столицъ государства, было не мент>е семи, такъ что Москва
представляла собою въ то отдаленное время такой же туго
завязанный узелъ торговыхъ гужевыхъ путей сообщешя, какимъ она является
въ наше время въ отношеши жел"Ьзныхъ дорогъ. По словамъ англи-
чанъ, изъ одного ярославскаго края ежедневно по дорогъ въ Москву
проезжало по 700—800 возовъ съ зерномъ, предназначеннымъ на
продажу. Но мы имъемъ не одни прямыя указащя на ростъ внъшней и
внутренней торговли: мы обладаемъ фактами, ясно показывающими,
что товарное обращеше успело уже проникнуть въ народныя массы,
захватить бол^е или мен'Ье значительную ихъ часть: съ половины
XVI въка натуральные владъльчесме оброки съ крестьянъ и
натуральный государственный повинности переводятся на деньги, что
€ыло бы немыслимо, если бы деньги не проникли въ народныя массы:
наконецъ, ценность денегъ въ течете XVI вика понизилась въ 3»/г
раза, а это показываеть, что въ странъ увеличилось количество
денегъ,—естественный результата оживленнаго торговаго оборота. Та-
кимъ образомъ въ хозяйственной жизни Московской Руси второй
половины XVI и XVII столътай совершилась чрезвычайноважная перемъна:
система иатуральнаго хозяйства, столь характерная для первыхъ двухъ
першдовъ русской исторш, стала подтачиваться и разрушаться: на
смъну ей зарождалось и все болъе выдвигалось внередъ денежное
хозяйство, когда значительная часть населемя работаетъ уже не для
•собственнаго потреб лен1я, а для продажи. Это обстоятельство наряду
«ъ указанным*, выше значешемъ земледтшя или—въ видъ лишь мЪст-
яаго искдючешя—добывающей промышленности, имъло посльдстгая
первостепенной важности, выразивпдяся, прежде всего, въ области формъ
.земледЗшя и способовъ хозяйства.
Всего слабъе обнаружились эти послъдсттая на сЬверъ,—разумеется,
по той причина, что зд^сь господствовала попрежнему первобытная
добывающая промышленность, и наименее затронутъ былъ старый
натурально-хозяйственный строй. Но и сЬверъ не остался все-таки
внъ вл1ян1я изменившихся мъновыхъ услов1й. Здъсь все больше и
больше значешя стало пр1обретать въ XVI и XVII вЪкахъ церковное
замлевладъше,—монастырское и архгерейское, а въ Сольвычегодскомъ
уЬздъ развилась промышленная (солеваренная) вотчина Строгановыхъ.
Наконецъ, въ еЪверныхъ уЬздахъ, более близкихъ къ центру,
распространялось также до некоторой степени служилое дворянское земле-
владън1е—вотчинное и поместное. Несмотря однако на все это,
крестьянская поземельная собственность, подъ покровомъ высшей
собственности царя на черную землю, продолжала господствовать на съверъ и
«ъ XVI и XVII стол'Ьпяхъ; только въ ея формахъ совершились пере-
3*

— 36 —
мены, являвпцяся естественнымъ продолжетемъ изм^нешй, подм^чен-
ныхъ нами въ удельный перюдъ: многочисленные сЬверные акты о
крестьянскомъ землевладении даютъ полную возкожность наблюдать,
какъ складничесме союзы, прежде ведпле хозяйство нераздельно или
прибегавппе лишь къ временнымъ перед'Ьламъ, окончательно
разлагаются на подворные участки съ обязательствомъ бывшихъ совла-
дельцевъ «новаго раздала не замышлять». Ясно такимъ образомъ,
что экономическая услов!я сивера создали изъ него типическую
крестьянскую область, где деревня царила почти исключительно, и хотя и были
городсше центры, въ роде Холмогоръ, Архангельска или Вологды, но
они являлись въ сущности посторонними придатками, иочерпали свою
торговую мощь не столько въ м^стномъ населеши, сколько отъ прйзжав-
шихъ изъ-за моря иностранныхъ купцовъ и отъ московскихъ скупщи-
ковъ-гостей.
Тотъ процессъ зарождетя денежнаго хозяйства, который наблюдался
нами во второй половине XVI века и продолжался въ большей
степени въ XVII стол'Ьтш, сильно повдялъ на исторш землевладъльче-
скихъ формъ въ остальныхъ областяхъ страны, кроме севера. Пере-
ходъ отъ натуральнаго хозяйства къ денежному сопровождается всегда
сильнымъ потрясешемъ общественнаго организма, отличается крайней
болезненностью. Въ это время экономически слабыя хозяйства поги-
баютъ, и особенно обостряется потребность въ денежноыъ капитале,
чъмъ вызывается усиленное рыночное предложете недвижимой
собственности, предложете, очень скоро насыщающее спросъ, сильно
превосходящее его затъчиъ и потому содействующее тому, что масса
земель скопляется путемъ покупки и npieMa въ .залогъ въ рукахъ тЗзхъ,
кто обладаетъ денежнымъ капиталомъ и можетъ пустить его въ обо-
роть. Такими капиталистами въ древней Руси были въ особенности
монастыри; вотъ почему ихъ земельныя богатства продолжали
увеличиваться и во второй половине XVI века. Такъ, богатМшиЭ изъ
монастырей центральной Россш—Троицмй-Серпевъ—прюбрелъ именно
въ это время, по крайней мъръ\ половину своихъ владън1й, если не более.
То же приходится сказать о ряде другихъ монастырей—Чудове, 1оси-
фове-Волоколамскомъ, Саввин'Ь-Сторожевскомъ и др. Но со второй
половины XVI века правительство рядомъ указовъ старается
прекратить дальнъйплй ростъ монастырскаго землевладения, запрещаетъ
земельные вклады, продажу и залогъ вотчинъ въ монастыри. Подъ
вл^яшемъ этихъ м^ръ развиле монастырскихъ владетй въ XVII веке,
д I йствительно, почти совершенно прекратилось, что очень любопытно
и характерно для развипя денежнаго хозяйства. Денежное хозяйство
требуетъ свободнаго оборота ценностей, неограниченнаго права
отчуждать недвижимость, какъ и движимость, постороннимъ лицамъ,
постоянной возможности превратить землю въ денежный капиталъ и
наоборотъ. Между темъ, по церковному праву имущество церкви при-

— 37 —
знается неотчуждаемьшъ, и получается, такимъ образомъ, изъяне изъ
системы свободнаго оборота. Противореч1е между правами церкви и
новыми экономическими услов1ями разрешается на первыхъ порахъ,
пока денежное хозяйство находится еще въ стадш зарождещя,—лишь
прекращейемъ роста монастырекихъ влад^нШ, а не совершенным!,
ихъ уничтожетемъ. Параллельныя явлеыя можно наблюдать и въ
исторш служилаго поместья: оно такъ же несовместимо съ денежнымъ
хозяйетвомъ, какъ и монастырская вотчина, потому что помещикъ
лишенъ права продавать, дарить, завещать и закладывать свое
поместье, т.-е. свободнаго оборота съ поместной землей не существуетъ.
Воть почему въ XVII веке поместье приближается постепенно къ
обязанной службою вотчине, усваиваетъ некоторый особенности
последней, делающш его прочнымъ и подлежащимъ отчужденш влацешемъ.
Прежде всего правительство XVII века внимательно следитъ за тЬмъ,
чтобы поместья переходили къ законнымъ наелвдникамъ помещиковъ,
а не къ постороннимъ, старается упрочить поместье въ определенной
семье. Затемъ разрешается свободно менять поместья не только на
поместья же, но и на вотчины, и сдавать ихъ постороннимъ иногда
даже за деньги: это было уже въ сущности не чемъ инымъ, какъ
замаскированной продажей, и открывало возможность свободнаго въ
известной мере оборота поместной земли. Наконецъ, въ XVII веке и
количество поместныхъ земель уменьшается, такъ какъ значительная
часть ихъ жалуется государемъ въ вотчину, совершенно совместную
съ системой денежнаго хозяйства, потому что ее можно продавать,
закладывать, дарить и завещать. Въ документахъ того времени сплошь
и рядомъ мелькаютъ передъ глазами читателя многочисленный указа-
н1я на то, что царь за службу, пленъ или «осадное сиденье» пожало-
валъ бояръ, дворянъ и детей боярскнхъ обращешемъ части ихъ
поместий въ вотчину. Были даже установлены законодатедьнымъ путемъ
нормы такого пожаловашя.
Описанная эволющи общихъ экономическихъ уеловш и формъ земле-
владешя оказала—далее—могущественное вл1яше на формы самого
хозяйства. Отношения крестьянина-арендатора къ лицу, на земле ко-
тораго онъ сидитъ, отливаются, какъ известно, въ две оеновныхъ
формы,—оброкъ и барщину: за пользоваше землей можно платить
деньгами или продуктомъ,—это будетъ оброкъ; но можно также работать
па землевладельца вместо арендной платы, т.-е. нести барщину. Мы
видели, что въ удельное время крестьяне почти всегда сидели на
оброке, мало работая на барщине. Это и понятно при господстве на-
туральнаго хозяйства: землевладельцу не для чего заводить сколько-
нибудь значительную свою пашню, чаще всего онъ ее и почти совсемъ
не заводить, потому что некуда сбывать продукты за отеутстемъ
спроса на нихъ, за невозможностью ихъ продать, за отеутств1емъ
рынка; все-же необходимое для собетвеннаго потреблешя землевладЪ-

— 38 —
лецъ получаетъ отъ крестьянъ въ виде ватурадьныхъ сборовъ. Но
какъ только безобманное, натуральное хозяйство начинаетъ подаваться
и заменяется постепенно растущимъ мгЬиовыыъ или денежнымъ хозяй-
ствомъ,—землевдад'влецъ живо чувствуетъ потребность въ обзаведен!»
собственной запашкой, «боярской пашней», какъ тогда говорили, и мадо-
но-маду переводить значительную часть своихъ крестьянъ съ оброка
на барщину. Это замечается и въ служилыхъ пом-бстьяхъ и вотчинахъ,
и въ ыонастырскихъ им-бшяхъ, и въ земляхъ, принадлежавшихъ apxie-
рейскимъ каеедрамъ, и, наконецъ, въ государевыхъ дворцовыхъ
земляхъ. Уже въ ХУ1 въ^е попадаются иногда дворянсия имън1я, въ
которыхъ барская запашка занимаетъ 16, 35, 38 и даже 56°/о всей
распахиваемой площади. Въ конц-в того же стол'Ьпя во владъ^яхъ
Троицкаго-CeprieBa монастыря нередко треть, четверть, даже
половина крестьянъ сидвда на барщин-в. Но помимо этого распространена
барщинной повинности существенно изменился и характеръ самаго
оброка: изъ натуральнаго онъ все бол-Ье и бол^ве превращается въ
денежный. Въ одной изъ новгородскихъ пятинъ уже въ шестидесятыхъ
годахъ XVI в^ка бод^е 75°/о веЬхъ крестьянъ платили оброкъ
деньгами; тотъ же денежный оброкъ безъ всякихъ уже признаковъ
натуральнаго наблюдается и въ вотчинахъ Троицкаго Серпева монастыря
въ 1590-хъ годахъ. Въ этомъ нътъ ничего удивитедьнаго: съ зарож-
дешемъ денежнаго хозяйства потребность въ денежныхъ капитадахъ
неудержимо растетъ и заставляетъ землевладъдьцевъ вносить суще-
ственныя изм'Ънешя въ характеръ оброка; въ то же время и крестьяне,
будучи въ значительной м"БрБ втянуты въ торговый оборотъ, менЗзе,.
чЗ;мъ прежде, затрудняются денежными платежами.
Но землевладельцы не ограничивались тъмъ, что переводили
крестьянъ на барщину съ целью достигнуть обработки крестьянскимъ
трудомъ своей, боярской пашни. Они прибегли еще къ другимъ сред-
ствамъ, также чрезвычайно характернымъ для зарождающагося денеж-
иаго хозяйства. Прежце всего увеличилось сравнительно съ удЬдьнымъ
перюдомъ приложеше несвободнаго, ходопскаго труда къ земледЬаю^
Это заметно уже въ дворянскомъ хозяйстве, где нередко очень
значительная часть пашни обрабатывалась холопами: такъ въ Тверскоьъ
уйздЬ, по писцовой книге 1540 года, до 15о/о всей распахиваемой
площади приходилось на долю несвободнаго труда. Но соответствующдя
явлетя замечаются и въ монастырскихъ вотчинахъ. Церковное право
запрещаетъ церкви рабовладъше; поэтому, монастырсмй холопъ былъ
юридической невозможностью; но сила экономическихъ обстоятельствъ
была настолько велика, что фактически на монастырскихъ земляхъ
конца ХУ1 и XVII вЗзка появился многочисленный контингентъ несво-
бодныхъ лицъ, прилагавшихъ свои руки къ земдеделш и только
называвшихся не холопами, а слугами, служками и детенышами. Эти
детеныши, точное подоб1е холоповъ, принадлежавшихъ снЬтскимъ лицамъ,

— 39 —
всегда работали на монастырской пашни, не имея своей запашки и
получая отъ монастырей содержаше въ большинстве случаевъ натурой
съ незначительной денежной доплатой. Въ ХУП вЗисЬ, въ среде
детенышей становится зам4тнымъ другой важный элементъ, не им^юпцй
уже несвободнаго характера: появляются двтеныши-наемные люди,
получающДе отъ монастырей настоящую заработную плату. Это зполнЬ
понятно: зарождающееся денежное хозяйство естественно ведетъ къ
появление наемнаго труда, продающагося на рынке, какъ всяый
другой товаръ, и по мере развитая торговаго оборота въ стране долженъ
былъ расти и контингентъ наемныхъ сельскохозяйственныхъ рабочихъ.
Параллельное наемнымъ дъчгенышамъ явлеше наблюдается въ ХУП въ1-
й и въ земляхъ свЪтскихъ лицъ: и сюда проникаетъ наемный элементъ
въ видЬ такъ называемыхъ бобылей. Бобылями назывались въ
древней Руси не сироты или одинойе люди, какъ теперь; подъ этимъ на-
звашемъ въ ХУ1 и XVII в^кахъ известны были сельсие жители,
занимавшееся не земледЗшемъ, а разнаго рода промыслами, торговлей
или, наконецъ, работой по найму. Въ ХУ11 веке, по свидетельству
писцовыхъ книгъ, число такихъ наемныхъ бобылей, обрабатывавшихъ
пашню на землевладельца, сильно растетъ, иногда мало ч^мъ уступаетъ
числу крестьянъ.
Наконецъ, первая стад1я въ развзтш менового сельскаго хозяйства
сопровождается распространеюемъ начала зависимости и на свободное
прежде крестьянство. Въ переходе отъ натуральнаго хозяйства къ
денежному и следуетъ видеть главную причину происхождещя
крепостного права на крестьянъ. Намъ уже известно, что крестьянство къ
половине XVI века было почти совершенно обезземелено, и что рус-
сые крестьяне того времени садились на чуж1я земли, — государевы,
боярсыя, apxiepeficKiff, монастырсюя. Садясь на чужую землю,
крестьянинъ заключалъ съ землевладЬльцемъ особый договоръ, такъ
называемую «порядную грамоту». Стоить раскрыть любую изъ этихъ по-
рядныхъ, чтобы убедиться; что крестьяне почти всегда получали отъ
владельца имемя ссуду или подмогу для хозяйственнаго обзаведешя
на новомъ месте. Напримеръ, вотъ что читаемъ въ одной порядной
конца XVI века: «я, ведоръ Игнатьевъ сынъ, порядился зъ вотчину
:Николаевскаго Вяжицкаго монастыря и взялъ у игумена съ брапею
на подмогу денегъ 5 рублей» (125 руб. на наши деньги). По нЬко-
торымъ признакамъ можно заключить, что 3/4, местами даже 9/10 всехъ
крестьянъ были обременены такими займами. Уходя отъ одного
землевладельца^ къ другому, свободный крестьянинъ - арендаторъ чужой
земли былъ обязанъ расплатиться, возвратить ссуду и, сверхъ того,,
заплатить еще «пожилое» — определенную въ законе сумму денегъ за
пользовате дворомъ и хозяйственными строетями, въ немъ
находящимися. Но русски"! крестьянинъ второй половины XVI и XVII сто-
лейя въ подавляющемъ большинстве случаевъ былъ маломощнымъ.

— 4u —
оказывался несостоятельвымъ должникожъ. Неоплатная задолженность
крестьянъ и была первымъ элементомъ кргъпостного права. Дело въ томъ,
что крестьянсый выходъ всл^дств1е неоплатной задолженности крестьян-
скаго населешя делался невозможнымъ и вырождался въ вывозъ
крестьянъ одними землевладельцами отъ другихъ. Въ то время мнопе
землевладельцы чувствовали потребность въ рабочихъ рукахъ для воз
дтаывашя своихъ полей и потому занимались подыскивашемъ крестьянъ,
готовыхъ къ нимъ перейти съ чужой земли, расплачивались съ
кредиторами этихъ крестьянъ и вывозили ихъ за себя. Отъ этого, конечно,
иоложейе крестьянина по существу не изменялось: онъ менялъ только
одного кредитора - землевладельца на другого, но вовсе не делался
свободнее. Такимъ образош, вторымъ элементомъ кргъпостныхъ отно-
шеню явилась нужда землевладпльцевъ въ рабочихъ. Крестьяне на д'Ьле
уже лишились возможности свободно переходить отъ одного
землевладельца къ другому. Для образовайя настоящаго крепостного права не
доставало лишь одного: идеи о томъ, что невозможность уплатить долгъ
делаетъ человека крепостнымъ. Эта идея была дана новымъ
развившимся въ XVI веке видомъ холопства, такъ называемымъ кабаль-
нымъ. Кабальнымъ назывался человекъ, занявшШ у кого-либо
известную денежную сумму и обязав шШся служить на дворе кредитора и
работать на него за. проценты до уплаты долга. Въ конце XVI века
былъ изданъ указъ, по которому кабальные люди получали свободу по
смерти господина, но зато при его жизни они потеряли право
уплачивать долгъ и, следовательно, не могли уже прекратить зависимость
по своей воле. Это и делало кабальныхъ людей холопами, крепостными
людьми. Итакъ, кабальные холопы по закону не могли уплачивать долгъ,
а крестьяне не могли расплатиться на деле, вследств1е
несостоятельности. Сходство было слишкомъ сильно, и землевладельцы
распространили на задолжавшихъ крестьянъ идею, что долгъ делаетъ человека
крепостнымъ: они стали вносить въ крестьянсйя порядныя услов1е, ко-
торымъ крестьянинъ обязывался не уходить отъ владельца:
«крестьянство и впредь крестьянствомъ», «я государю своему крепокъ
безвыходно»—вотъ часто встречаюицяся въ порядныхъ XVII века выражев1я.
Такъ, крепостное право на крестьянъ выразилось сначала не въ законе,
а въ частныхъ договорахъ, живее, чемъ законъ, отражающих^ экоао-
мичесшя потребности эпохи. Влгянъе кабальнаго холопства и было
третъимъ элементомъ кргъпостной неволи. Мы видимъ, такимъ образомъ,
что крепостное право образовалось подъ вл1яйемъ хозяйственныхъ
условШ: нужды крестьянъ въ ссуде для хозяйственнаго обзаведешя,
потребности землевадельцевъ въ постоянвомъ, оседломъ рабочемъ
контингенте и воздЬйсттая кабальнаго холопства, которое въ свою очередь
было однимъ изъ видовъ эксплуатация несвободнаго труда. Нужда въ
ссуде продиктована природой господствующей отрасли народнаго
производства— земледел1я, немые лимаго безъ некотораго капитала, котораго

— 41 —
былъ лишенъ крестьянинъ. Потребность зеылевлад'Ьльцевъ въ постоян-
номъ рабочемъ контингенте и эксплуатация несвободнаго труда ка-
бальныхъ людей — неизбежный следствия нарождающагося денежнаго
хозяйства, которое требуетъ развится барской запашки и барщины,
нешыслимаго безъ закр'Ьпощешя рабочей массы.
Резюмируя сказанное о формахъ землевладения и хозяйства въ
Московскомъ государстве, можно придти къ такимъ общимъ выводамъ.
Преобладанш добывающей промышленности на севере въ XVI и
XVII векахъ соответствовало сохранеше крестьянской земельной
собственности, которая, вследств1е роста населешя и примеси меновыхъ
вл1янШ, обратилась постепенно въ подворно-участковое наследственное
владеме безъ переделовъ. Возникновеие денежнаго хозяйства при
господстве земледел1я на остальной территория государства прекратило
роетъ поместныхъ и монастырскихъ владенШ, увеличило количество
служилой вотчинной земли и содействовало расширение барской запашки,
росту барщины насчетъ оброка, большему применеию холопскаго и
наемнаго труда къ земледелие и возникновению и развитш крепостного
права на крестьянъ, получившаго окончательную законодательную
санкщю въ Уложети царя Алексея Михайловича 1649 года, когда
денежное хозяйство сделало уже несколько решительныхъ шаговъ
впередъ.
Чтобы закончить изучете экономической эволюцш Московскаго
государства во второй половине XVI и въ XVII веке, намъ остается
познакомиться съ техникой или системой хозяйства въ то время. Въ
этомъ отношеши приходится, наблюдать любопытный и чрезвычайно
важныя явлешя. Изучая систему земледел1я по писцовымъ книгамъ
аоследняго тридцатилетия XVI века и сравнивая результаты этого
изучешя съ темъ, чтб намъ известно о земледельческой системе
первой половины того же столеия, мы неожиданно встречаемся съ
ярко выраженнымъ фактомъ хозяйственнаго упадка двухъ старинныхъ
областей государства,—центра и области Новгорода и Пскова: тогда
какъ въ первыя семьдесятъ летъ на пространстве центральной области
и новгородско - псковскаго края господствовала уже трехпольная или
паровая-зерновая система полевого хозяйства, начиная съ 1570-хъ го-
довъ или несколько раньше установившееся - было равновейе между
паровымъ полемъ и обрабатываемой пашней нарушается, паръ снова
вырастаетъ въ залежь, среди громаднаго пространства которой, подобно
оазисамъ въ пустыне, редко попадаются обработанные клочки земли;
земледелецъ все чаще и чаще возвращается къ кочевому хозяйству,
пашетъ землю наездомъ, временно, хищнически, скоро истощая и по-
товгь забрасывая ее; однимъ словомъ, и въ центре, и въ области
Новгорода и Пскова совершается къ концу века переходъ некъ высшей,
а къ низшей системе земледел1я,—именно къ переложной. Тогда какъ
въ первой половине XVI века пашня вчетверо, впятеро, иногда даже

— 42 —
въ десять, двадцать разъ и более превосходила своими размерами
перелогъ, въ конце столет1я наблюдается обратное явлеше: напр., въ
Московскомъ увзд-Ь перелогъ занималъ впятеро большую площадь, ч%мъ
пашня,—его считалось около 120 тысячъ десятинъ при 24 тысячахъ
десятинъ пашни; въ одной изъ новгородскихъ пятинъ перелогу было
уже въ 12 разъ больше, ч-Ьмъ пашни. ВмъхтЬ съ твмъ и размеры
запашки на каждый рабочШ дворъ сокращаются: вместо прежнихъ
12—15 десятинъ во всЬхъ трехъ поляхъ, стали пахать только по 4, 5
или 6 десятинъ. Чрезвычайно любопытно, что все эти регрессив-
ныя явлешя заметны только въ центре и на новгородскомъ западе,
тогда какъ въ степи, прикамскомъ крае и даже на суровомъ cbeepi
наблюдается непрерывный земледвльчесий прогрессъ: переложная
система въ этихъ областяхъ все бол-fee и более приближается къ
паровой-зерновой, размеры запашки на дворъ не уменьшаются и даже
достигаютъ нередко большей высоты, ч'Ьмъ въ регрессировавшихъ въ
земледЬльческомъ отношенш у^здахъ. Ч'Ьмъ объяснить этотъ
любопытный фактъ упадка земледъл1я въ корен ныхъ, старыхъ областяхъ
государства? Ближайшее изсл-Ьдоваше показываетъ, что ключъ къ его
объясневш можно найти, изучая хозяйственное вл1яше все еще
преобладавших* тогда, хотя и отживавшихъ свой в^къ, старыхъ форшъ
землевлад'Ьшя, — поместья и монастырской вотчины. Писцовыя книги
свидетельствуюсь, что именно на пом'Ьстныхъ и монастырскихъ земляхъ
переходъ къ переложной системе былъ особенно резко выраженъ, что
именно здъсь наиболее сильно развилось кочевое хозяйство, и
чрезвычайно измельчала крестьянская запашка. НерЬдки прямыя и ясный
указашя на то. что помещики разоряли или «пустошили» свои им^шя:
сохранился длинный списокъ тверскихъ дЬтей боярскихъ, разорившихъ
и забросившихъ рядъ помъхтШ; не было уезда, где не значились бы
обширныя пространства такъ называемыхъ «порозжихъ» помести},
т.-е. именно разоренныхъ и брошенныхъ владельцами; въ отдбльныхъ
актахъ нередки зам^чатя въ роде следующего: «та деревня запустъла
отъ помещика такого-то, который пашню запереложилъ, и л-Ьсъ по-
выеЬкъ, и крестьянъ поразогналъ». Относительно монастырскихъ земель
мы имеемъ оффищальное свидетельство соборнаго приговора 15-го января
1581 года, въ которомъ прямо сказано, что монастырсия и apxiepefi-
сыя владЪшя «въ пустошьяхъ изнуряются», «въ запустите пршдоша»,
«прибытка отъ нихъ никоего нгвтъ». Но почему же помъстное и
монастырское землевладЬше такъ гибельно вл!яли на земледельческое
хозяйство? Ответа ва этотъ вопросъ следу етъ искать, прежде всего, въ
юридической природе поместья: мы уже знаемъ, что поместье было
собственностью государя, что владелецъ не имелъ права распоряжаться
вмъ, а сохранялъ лишь право пользования подъ услов!емъ службы;
правительство всегда могло взять поместье у владельца и передать
другому, иными словами, если того требовали интересы государства,

— 43 —
могло по своему усмотрит лишать помещика и правъ пользованш
предоставленнымъ ему имешемъ. Въ течеше всего XVI века такая
юридическая особенность поместья не была фикпДей, ей и фактически
соответствовала крайняя подвижность поместья, необезпеченность его
за потомствомъ владельца. Въ большинстве случаевъ поместныя земли
переходили не къ потомству владЪльцев'ь и даже не къ ихъ
родственникам!, а къ постороннимъ. Московское правительство XVI вика, не
стЬсняясь интересами помйщиковъ, отдавало поместья въ монастыри,
жаловало ихъ въ вотчины, передавало постороннимъ помещику лицамъ
в т. д. Понятно, что такая необезпеченность поместья за владтш цемъ
и его потомствомъ пручала помещика къ мысли, что плоды его хозяй-
ственвыхъ заботъ и трудовъ пожнетъ, вероятнее всего, чужой чело-
вЗжъ, не связанный съ нимъ кровными узами; а такая мысль
порождала, въ свою очередь, убеждеше въ необходимости извлечь изъ дан-
иаго участка поместной земли возможно больше пользы для себя, не
заботясь о томъ, какъ это отразится на дальнейшей производительности
почвы и на возможности продолжать ея хозяйственную эксплуатацией
Вотъ почему въ источвикахъ сохранились любопытные факты, иллю-
стрируюшДе насилхя и грабежи помЬщиковъ, ихъ стремлеше къ
скорой наживе и наносимый этимъ трудно поправимый ущербъ
хозяйственной ценности поместной земли. Приведемъ несколько приме-
ровъ. Въ самомъ конце XVI вЬка въ селе ПогорЬлицахъ, Влади-
йрекаго уезда, жилъ крестьянинъ Иванъ Сокуронъ. Въ 1599 г.
Погорелицы были пожалованы въ поместье сыну боярскому бедору
Соболеву. Этотъ послЬдщй, въ отсутств!е Сокурова, явился къ нему
на дноръ и произвелъ тамъ полный разгромъ, забралъ себе троихъ
холоповъ крестьянина, увелъ лошадь, корову, быка, четырехъ овецъ,
взялъ у жены Сокурова деньгами 1 рубль 13 алтынъ (35 рублей на»
наши деньги), увезъ къ себе, сколько могъ, ржи, овса, ячменя и
конопли. Мало того: когда Сокуровъ вернулся домой, помещикъ присвоилъ
себе и его дворъ. Повятно, что после всего этого потерпевшему, по
его собственнымъ словамъ, стало «прожити немочно», темъ более, что
добиться защиты своихъ правъ было трудно и нужно было вынести
«начала утомительную и разорительную процедуру судебной волокиты.
Нередко помещикъ совсемъ не жилъ въ поместье, не заботился даже
о привлечена туда крестьянъ, а сдавалъ землю соседвимъ чужимъ
крестьянамъ на оброкъ, что, конечно, избавляло его отъ хлопотъ, но
вело къ разоренш иметя, такъ какъ таие арендаторы знали о
возможности случайнаго и скораго перерыва въ аренде по воле самого
помещика или по предписанш правительства, преследовавшего
подобный способъ ведейя хозяйства на поместной земле, и стремились,
разумеется, только къ одному: извлечь для себя въ возможно бол^е
короткое время наибольший доходъ изъ арендованной земли. Но всею
ярче вредное хозяйственное вл1яше поместной системы обнаруживается

— 44 —
на слЗздующемъ примере.- въ 1598 году сынъ боярсйй Михаилъ Gr-
минъ отдалъ свое владим1'рское поместье на оброкъ никоему ведору
Шишкину; поместье было сильно запущено, и арендаторъ приложил:
не мало труда, чтобы привести его въ лучшее состояше: онъ посиял
яровой хлЗзбъ, вспахалъ паръ подъ рожь, вырубилъ и выжегъ на мно-
гихъ десятинахъ лЬсъ, скосилъ сЬно на лугахъ. Въ разгаръ этихт,
усиленных* работъ старый помЗзщикъ воминъ вдругъ лишенъ бы.п
своего имъчйя, которое было отдано въ поместье другому лицу, Басили
Соболеву. Посл'Ьдшй, вступивъ во владЗвде и не получивъ ничего on
Шишкина, такъ какъ весь оброкъ быль уплаченъ имъ прежнему
владельцу, счелъ себя въ праве предъявить притязание на плоды трудовг
арендатора и осуществить это право самовольно: посЬялъ озимой хжЫъ
на пару, приготовленном* Шишкиным*, свезъ къ себе скошенное ишг
«ено, «и бедоръ Шишкинъ сталъ въ великихъ убыткахъ безъ пашни
и безъ сЬна на три года. А лесъ разсЬкая и пашню распахивая, онг
лошади и волы поморилъ>. Въ результате, жалоба и подлежащая власть
разрешили дело такъ: арендаторъ им^бетъ право взять себе поеЬян-
ный имъ яровой хлЬбъ, равно какъ и скошенное имъ сЬно; новый по-
м^.щикъ Соболевъ долженъ вознаградить его за расчистку земли изг-
подъ леса и за приготовлете къ посЬву парового поля, уплативъ ему
за каждую десятину по той цЬн'Ь, какую обыкновенно въ этой
местности платили крестьяне, бравпне земли на оброкъ. Рйшеие
справедливое и, повидимому, уравновешивающее интересы обеихъ сторон*, но
нъть сомнейя, что оно не могло вознаградить арендатора за тоть
хозяйственный ущербъ, который онъ понесъ: онъ оказался, правда,
теперь съ хлъбомъ и сЗзномъ, но попрежнему безъ пашни, да сверхг
того потерялъ значительную часть своего живого сельскохозяйственнаго
инвентаря,—твхъ лошадей и волов*, которыхъ онъ «поморилъ», раз-
сЪкая лесъ и распахивая пашню. Эти не вознаградимые убытки являются
такимъ образом ь прямымъ следсттаемъ принципа поместнаго
землевладения, въ силу котораго земля подлежитъ отчуждешю изъ рукъ
нрежняго владельца по воле подлежащей власти, если последняя
находись это более совместнымъ съ интересами службы. Такъ
поместная система XVI века по своей юридической природе пр1учала
служилых* людей къ кочевому, экстенсивному, хищническому хозяйству,
понижала технически уровень земледел!я. Сознаше такого хозяйствен-
наго вреда поместной системы и повело къ тому сближешю поместья
съ вотчиной, которое произошло въ ХУЛ веке и съ которымъ мы
познакомились выше. Что касается монастырскихъ вотчинъ, то главной
причиной дурного ведешя хозяйства была ихъ крайняя обширность и
разбросанность. Достаточно сказать, что Троищий-Серпевъ монастырь
владелъ землями въ тридцати трехъ уездахъ и въ 27-ми изъ нихъ
считалось у него до 200 тысячъ десятинъ земли, а НоводевичШ въ
четырнадцати уездахъ обладал* 30 тысячами десятинъ, и прибавить,

— 45 —
что это были далеко не единственные и не р^дые примеры крупнаго
и вместе разбросаннаго въ разныхъ м-Ьстахъ монастырскаго
землевладения. Но на ряду съ этимъ и въ связи съ этимъ действовала еще
другая, не менее важная причина: известное уже намъ сильное развипе
временнаго и условнаго владьшя на монастырскихъ земляхъ: такъ какъ
очень мнопе понастыри отдавали значительную часть своихъ владйшй
во временное пользоваше разныхъ лицъ за службу или за денежный
вкладъ, то здесь возникло некоторое подоб1е настоящей поместной
системы со всеми ея неизбежными хозяйственными посд-Ьдстгаями,
только что сейчасъ изображенными.
Мы съ намЪреиемъ такъ долго остановились на вопросе о хозяй-
ственныхъ посл,ьдств1яхъ поместной системы и монастырскаго
землевладения: эти посл,Ьдств1я имели очень большое BjiHHie на деревенскую
жвзвь того времени и, указывая на упадокъ хозяйства въ центре и
въ нонгородско-псковской области, отразились вместе съ т^мъ въ про-
грессивныхъ явлешяхъ хозяйственной жизни остальныхъ областей
государства. Передъ ними совершенно блекнутъ такое, повидимому, важное
явлеюе, какъ смутное время, и такой разрушительный потокъ, какъ
бунтъ Разина. Конечно, смута усилила разореще ряда областей и,
подобно разинскому бунту, распространила его на таюя места, которыхъ
оно раньше не касалось, но только тамъ это разореще было устойчи-
вымъ и длительнымъ, где раньше въ томъ же направлены повл1яли
давно уже существовавнйе и развивавццеся пр1емы монастырскаго и
дагЬстнаго хозяйства; вотъ почему вл1янде смутнаго времени и разин-
скаго бунта, какъ и войнъ того времени, было преходящимъ и вре-
леннымъ, поверхностнымъ и неглубокимъ; раны, нанесенвыя
хозяйственному оргавизму страны этими совдальными бурями, скоро
затянулись и зажили. Въ экономической истории XYII вика смута и бунтъ
Разина им-Ьютъ, такимъ образомъ, ничтожное значеше сравнительно съ
вл1яшемъ того кризиса, который мы сейчасъ наблюдали въ центре и
вовгородско - псковскомъ крае въ послъдшя десятилеия XVI века.
Этотъ кризисъ вызвалъ массовое выселеше народа на окраины,
засвидетельствованное и писцовыми книгами, и иностранными писателями,
и известаями объ основания новыхъ городовъ въ южной степи,
Поволжье и Прикамье, и темъ не только способствовалъ, какъ мы ви-
дЬли, прогрессу земледельческаго производства на этихъ окраинахъ,
ко и ускорилъ въ XVII веке начавшейся раньше процессъ зарождешя
п первоначальнаго развитая денежнаго хозяйства: хищническое
поместное и монастырское хозяйство выгнало крестьянъ на новыя места,
расширило темъ территорйо государства и содействовало большему
разделетю труда, неизбежному при увеличившемся разнообразш есте-
ственныхъ свойствъ и особенностей отдельвыхъ областей. Къ концу
X.YII века HCTopiH земледельческой техники принимаетъ постепенно
совершенно нормальный характеръ: трехпольная система опять всту-

•
— 4b —
паетъ въ свои права и въ старинныхъ областяхъ государства, передъ
гЬмъ подвергшихся тяжелому кризису.
Не менее, если не более, важны были политическая посл^дств1я
земледвльческаго кризиса конца XYI-ro века и начала ХУП-го. Но
чтобы понять эти нолитичесыя последсттая, надо ненадолго
возвратиться назадъ, къ удельному времени, и посмотреть, каково было
политическое наследство, завещанное Московскому государству уд^ль-
нымъ пер1одомъ. Безъ преувеличешя можно сказать, что
наследство это состояло въ зародышахъ настоящего феодальнаго порядка,
составлявшаго въ развитомъ состояши столь характерную черту средве-
вековаго политическаго строя западной Европы, Хорошо известно, что
феодализмомъ называется такой политически порядокъ, при котороыъ
государственная власть въ ея различныхъ проявлешяхъ становится
достояшемъ зеилевлад^льцевъ: кто владъетъ землей, тотъ им^етъ право
войны, чеканки монеты, суда, сбора податей въ свою пользу, право
участая въ законодательныхъ постановлешяхъ. Такого порядка въ
окончательно сложившемся видЬ въ Poccin никогда не существовало. Но
зародыши его были одинаково свойственны и вашему отечеству и дру-
гимъ европейскимъ и внвевропейскимъ странамъ. Западно-европейсгай
феодализмъ сложился изъ трехъ основныхъ элементовъ: бенефищя, ком-
мендацш и иммунитета. Бенефищемъ называлось временное владЬте
землей съ обязательствомъ службы и безъ права распоряжаться этою
землею, т.-е. продавать, закладывать, дарить, завещать ее. Значить,
бенефищю точно соответствовало наше поместье. Подъ именемъ ком-
мендащи разумеется поступлете свободваго человека подъ
покровительство сильнаго человека съ обязательствомъ подчиняться ему въ
■судебномъ и финансовомъ отношешяхъ. Въ настоящее время доказано,
что въ древней Руси было совершенно такое же состояше,
называвшееся эакладничествомть: закладень или закладникъ такъ же, какъ
западно-еврояейсий коммендатъ (commendatus), былъ подсуденъ не
органамъ государственной власти, а тому лицу, за которое онъ зало-
жился или задался; ему же онъ платилъ и подати. Наконецъ,
иммунитета—это право землевладельца судить всЪхъ безъ исключешя жителей
своего имъчйя и собирать съ нихъ подати. Это право было также и у
русскихъ землевлад'вльцевъ удвльнаго времени, которые, по словаыт,
жалованныхъ грамотъ, «ведали и судили > всехъ жившихъ на ихъ
земляхъ сами. Итакъ, все зародыши феодализма были въ удельной
Руси. Почему же изъ нихъ не образовался самый феодализмъ, а, напро-
тивъ, возникла неограниченная власть московскаго государя,
подавившая аристократическая притязашя князей и бояръ? Отнетъ на зтотъ
вопросъ заключается, главнымъ образомъ, въ только что изученныхъ
нами явлешяхъ въ области исторш народнаго хозяйства. На западе
Европы вредное хознйственное вл1яте бенефищя и существовавшаго
рядомъ съ нимъ монастырскаго землевладвтя не могло вызвать уходъ

— 17 —
населешя, запустъше и упадокъ земледъл1я, потому что уйти было
некуда за недостаткомъ пустыхъ, незаселенныхъ пространства
Поэтому владельцы бенефипдевъ не были ослаблены и успели обратить
бенефиндй въ ленъ, т.-е. въ наследственную поземельную собственность
съ обширными государственными правами, такъ что власть короля была
«ведена къ минимув1у, и онъ сталъ лишь первымъ между равными. У
насъ поместье и монастырская вотчина, разоряя населеше, вызнали
его отливъ на окраины, возможный по той причине, что незанятыхъ
ник^ъ земель на этихъ окраинахъ была бездна. Этотъ отливъ
населешя совершился какъ разъ въ разгаръ борьбы 1оанна Грознаго съ
боярствомъ, во время ужасовъ и конфискацш опричнины, въ тотъ исто-
рическШ моментъ, когда разрешался одинъ изъ коренныхъ вопросовъ
нашей исторш,—вонросъ о томъ, пойдетъ ли развипе русскаго
государства въ направлеши аристократической боярской олигархш, или
дворянской самодержавной монархш. Князья и бояре, вслъдств1е ра-
зорешя и ухода населешя на окраины, потеряли всю свою
экономическую мощь, а ввЛстЪ съ нею утратили и надежду на осуществлете
своихъ политическихъ притязашй. Мосвовское саыодержав!е одержало
решительную побъду надъ аристократическими тенденпдями боярства:
отбирая у бояръ и князей ихъ старинныя вотчины къ}опричнину, Грозный
лишалъ ихъ и связанныхъ съ землей судебныхъ и финансовыхъ при •
вилепй, т.-е. уничтожалъ существовавпие зародыши феодальнаго порядка.
Победа царскаго самодержав1я имела неисчислимыя послъдств1я
для сопдальнаго и политическаго строя РоссЛи. Подъ 1шяшемъ этой
цобеды у насъ въ ХУП-мъ въе^Ь сложились настояшДя кръпостныя
сослов1Я. Памятникомъ ихъ образования является известный, долго
действовавши кедексъ древне русскаго права, такъ называемое Уложев1е
паря Алексия Михайловича, изданвое въ 1649 году. По Уложешю,
русское общество XVII-ro въка делилось на три большихъ сослов1я, военно-
служилое, городское и крестьянское, различавпляся между собою спе-
пдальными правами и обязанностями. Основная специальная обязанность
служилаго сослов1я—это повинность военвой службы государству,
продолжавшейся для каждаго, по крайней мере, отъ 15-ти до 60-ти-лът-
вяго возраста. Каждый служилый челов'Ькъ,—дворянинъ или сынъ бояр-
шй, долженъ былъ являться на службу вооруженвымъ и на коне и
приводить съ собою известное количество сковныхъ и оружныхъ»
слугъ, соответственно разм-Ьрамъ земли, которою онъ владелъ.
Содержание себя и своихъ слугъ во время службы лежало также на
обязанности служилаго человека, который получалъ далеко не покрывавшее
этихъ расходовъ жалованье, денежное и хлебное. Эта тяжелая воевная
повинвость обусловливала зато свободу служилыхъ людей отъ всъхъ
остальвыхъ обязанностей, налагаемыхъ государствомъ, отъ податей и
натуральныхъ повинностей. Ecii служилые люди были лицами лично
свободными и обладали особенными, имъ однимъ свойственными имуще-

—
явственными правами: правомъ владеть землей и правомъ владеть кръ-
постными крестьянами. Оба эти права были необходимы служилымг
людямъ для отбывашя тяжелой ихъ военной службы государству, такъ
такъ безъ вихъ нечЪмъ было бы содержать себя и своихъ слугъ на
войне. Такой же характеръ обезпечеия служебныхъ обязанностей
свойственъ былъ и корпоративнымъ правамъ служилаго сослов1я, т.-е.
правамъ, вринадлежащимъ не отдвльнымъ лицамъ, а сословпо, какъ
целому, какъ корпораши: служилые люди каждаго уЪзда выбирали изг
■;воей среды окладчиковъ, обязанныхъ вмъстб съ бояриномъ, npife-
жавшимъ изъ Москвы, верстать на службу «новиковъ», т.-е. достиг-
шихъ 15-ти-лътняго возраста дворянъ и д"ьтей боярскихъ, и
доставлять боярину свЪд'Ьтя о имущественномъ положенш и служебной
годности этихъ нониковъ. Кром-Ь того уЪздные дворяне, составлявппе во
время похода особую сотню, выбирали изъ числа болъе богатыхъ и
знатныхъ въ своей средъ сотенныхъ знаменщиковъ, изъ которыхг
воеводы потомъ назначали одного сотеннымъ головой. Наконецъ,
высади слой служилаго сослов!я, думные люди, бояре, окольнич1е, думные
дворяне и думные дьяки, им'блъ очень важное спещальное право—
участвовать въ засъдашяхъ нысшаго государственнаго учреждеыя,
боярской думы.
Городское торгово-промышленное и ремесленное сослов1е им'Ьло одно
важное сходство съ крестьянствомъ: какъ и последнее, оно обязано
было «нести тягло», т.-е. уплачивать рядъ податей въ
государственную казну и отбывать повинности: горожане, какъ и крестьяне,
платили стрелецкую подать, шедшую на содержаше постоянной пехоты
такъ называемыхъ стр'Ьдьцовъ, данныя деньги—остатокъ старинной
прямой подати, дани, полоняничныя деньги, предназначанппяся на вы-
купъ пл'Ънныхъ, оброчные сборы съ лавокъ и промысловъ; наконецъ
въ военное время государство налагало на городское сослов!е особые
экстренные сборы на военныя нужды,—сборы, доходивппе до 5, 10,
1Б и даже 20°/о съ дохода; повинности горожанъ заключались въ
служб* на денежныхъ. таможенныхъ и кружечныхъ дворахъ, т.-е.
въ зав-Ьдыванш подъ строгой имущественной ответственностью
чеканкой монеты, сборомъ таможенныхъ и прсвзжихъ 'пошлинъ, тяже-
лымъ гнетомъ лежавшихъ тогда на торговле не только внешней, но
и внутренней, и казенвой продажей вина. Основное личное право всвхг
членовъ городского сослов1я, иначе посадскихъ людей или людей чер-
ныхъ сотенъ и слободъ какъ, ихъ тогда называли—это право владъть
дворами и лавками въ городахъ и вести торговлю. Все остальныя со-
слов1я были лишены этого прана и исключешя допускались для нихъ
только подъ услов1емъ платежа посадскаго тягла,—и то не всегда в
не для веЬхъ. И городскому сослов1ю, какъ и служилому, свойственны
были, наконецъ, и нйкоторин корпоративныя права,| обязанный, впро-
чемъ, своимъ существовашемъ единственно тому обстоятельству, что

— 49 —
они были необходимы для отбывав1я сословныхъ повинностей: посад-
лае люди выбирали старостъ для раскладки и сбора податей. О
крестьянстве у насъ уже шла речь: крестьяне въ половине XVI в-Ька
были людьми несвободными, крепостными; на нихъ, какъ и на город-
скомъ сословии, лежало тягло, уплата податей и исполнеше повинностей.
Наблюдая такое общественное устройство, не трудно подметить
двъ его основныхъ черты: во-перныхъ, сословность, pfewH
юридическая различ1я одн^хъ общественныхъ группъ отъ другихъ; во-вторыхъ,
преобладаме обязанностей надъ правами, принудительную разверстку
обязанностей между отдельными сослов1ями, разверстку,
произведенную государствомъ. Такую сословную организащю принято называть
крепостной, такъ какъ всб сощальные слои прикреплены къ
определенному спещальному тяглу, къ определенной обязанности.
Сословность и крепостной характеръ общества обязаны своимъ существова-
шемъ темъ экономичезкимъ, отчасти и политическимъ услов1ямъ,
который составляли отличительную черту Московскаго государства
второй половины XVI и начала ХУП века: они прежде всего следеттае
эконоыическихъ особенностей первой стадм развитая денежнаго
хозяйства, когда начавшееся раздвлеше труда дробить уже общество на
резко обособленный группы, но при этомъ новый складъ жизни
настолько еще не окрепъ и не установился, что нуждается въ
постоянной поддержке и регламентами; а затЬмъ и победа московскаго
государя надъ мятежнымъ боярствомъ, руководимымъ потомками удель-
ныхъ князей, наложила свою печать на устройство общества: логиче-
скимъ последств!емъ торжества самодержавной власти былъ
крепостной соеловный строй, перевесь сословныхъ обязанностей надъ
правами, усилете государства въ ущербъ обществевной
самодеятельности и самостоятельности.
Наконецъ, черезъ посредство организации верховной власти и со-
пдальныхъ отношешй, услов1я русскаго народнаго хозяйства XYI и
ХУП вековъ отразились и въ сфере администрации. Пока хозйяство
было натуральньшъ, а княжеская власть и общество оставались
неорганизованными, какъ то было въ удельное время, до техъ поръ
не существовало ни цравильныхъ учреждешй съ постояннымъ ведом-
ствомъ, определеннымъ составомъ и <"амостоятельностью въ
известно?^ круге делъ, ни даже правильнаго поняйя о государстве какъ
смществснномъ союзе, преследующемъ интересы общаго блага. Князь
уде^наго времени смотрелъ на свое княжество какъ на личное до-
ояме, какъ на собственность, дающую ему доходъ,—и только.
Поэте у/ и органы его власти, ему подчиненные, были его личными
елт ами, которымъ онъ ^каждый разъ поручалъ или «приказывалъ»
•-и или другое дело: мы тщетно стали бы искать въ этихъ отдель-
ныхъ поручешяхъ, даваемыхъ придворнымъ чиновникамъ—большею
частью дворецкому и казиачею,—какого-либо постоянства или хотя
ГРРОДЪ И ДЕРЕВНЯ 4

— 50 —
бы некоторой определенности: все было шатко, неясно, непрочно и
случайно. Въ областяхъ или у-Ьздахъ управляли тогда
наместники и волостели, которые также руководились въ своей
деятельности, главнымъ образомъ, не сооображешями общаго блага,
тогда совершенно еще смутными, неясными, а своимъ матергальнымъ
интересомъ, доходомъ отъ должности. По картинному выражешю одного
документа, наместники и волостели «своего прибытка смотрели»,.были
кормленщиками, интересовались по преимуществу кормомъ, получавшимся
ими непосредственно съ населев1я. Но какъ только денежное хозяйство
сплотило общество въ одно органическое, более или менее связное в
единое целое, такъ идея общаго блага, какъ основа общественнаго
союза, ясно выступила въ сознанш и потребовала иной организащи
управлешя. Кормленщики стали неудобны, и правительство Ивана
Грозиаго попыталось сначала заменить ихъ широкимъ земскимъ само-
управлешемъ, позволивъ населению отдельныхъ областей выбирать изг
своей среды «излюбленныхъ» (т.-е. выборныхъ) старость съ
целовальниками (присяжными) для заведывашя всемъ областньшъ управлешемг.
Но крепостной характеръ общества, проникавшее весь сощальный
строй начало обязанности не вязалось съ принципомъ самоуправлешя,
и потому земсыя учреждешя царя Ивана IT скоро исчезли: въ XVII
веке ихъ, какъ и наместниковъ, тамъ, где последние сохранились,
заменилг во всехъ уездахъ воевода, заведывавпйй государственными
доходами, администращей и судомъ на царя, представлявши собою
носителя государственной власти. Параллельно этому совершались
перемены и въ центральной администрапди: усложнение государственной
деятельности приводило къ скоплешю въ боярской думе, у дворецкаго
и казначея массы новыхъ дедъ, съ которыми имъ было трудно
справляться. При томъ мнопя изъ этихъ делъ требовали для своего правиль-
иаго решенгя изнестной привычки, сноровки, административной
техники, спещализавди, невозможной тогда, когда управлевге построено ва
временныхъ и личныхъ поручешяхъ. Тогда на смену личностей
явились учреждешя: государь сталь * приказывать» известный дела одному
и тому же лицу и нъ помощь ему назначилъ дьяка (секретаря) и
подьячихъ (писцовъ); такъ получились приказы. Конечно, ихъ составь
не былъ достаточно постояненъ и въ ведомстве было не мало путаницы
и нескладицы, но все-таки это были учреждемя, хотя и еще только
зарожданппяся. Высшее государственное учреждеше—боярская дума—
также значительно изменило свой характеръ подъ вл1ян1емъ новыхъ
условй: его составъ сталъ постояннее—въ немъ принимали учас^
лица думныхъ чиновъ, бояре, окольшгае, думные дворяне и думные
дьяки, а ведомство определилось точнее—дума стала почти
исключительно законодательнымъ учреждешемъ. Наконецъ, пока необходима
была созидательная совместная, общая работа по устроенш новаго
общественнаго и государственнаго порядка, не применившагося еще

— 51 —
къ новьшъ усидаямъ и поколебленнаго кризисомъ XVI века и смутой
XVII, до техъ поръ собирались земсше соборы, сначала изъ прави-
тельственныхъ чиновниковъ, потомъ изъ выборныхъ отъ сословШ. Но
когда окончательно сложились кръпостныя сослов1Я, матер1ала для
совместной работы не оказалось, и земсйе соборы прекратили свое
существоваме.
На предыдущихъ страницахъ выяснено въ главныхъ чертахъ зна-
чеше города и деревни въ экономической, сощальной и политической
исторш Московскаго государства ХУ1 и XVII в'Ьковъ. Мы убедились
при этомъ, что о такомъ господстве города надъ деревней, какое
наблюдалось въ Великомъ-Новгород'в удъльнаго времени, теперь не можетъ
быть и речи. Деревня, а не городъ, давала основной тонъ всей
народной и государственной жизни Московской Руси, изагвнетя въ
земледельческой деревенской промышленности вызвали то оригинальное
сочеташе сопдальныхъ силъ, какое наблюдается въ это время. Однако,
•было бы большой ошибкой придавать деревне исключительное значе-
aie въ изучаемый перюдъ русской истор1и; къ доминирующему тону,
создаваемому деревенской жизнью, примешивались уже довольно гром-
Kie аккорды жизни городской,—результатъ зарождемя денежнаго
хозяйства. И эта смесь не звучала диссонансомъ, не создавала непри-
миримыхъ противоречив, не была механической, какъ то было въ
удельное время, а напротивъ, представляла собою стройное,
гармоническое ц-нлое: городская жизнь вошла уже въ органическую связь съ
деревенской, объединилась съ ней, потому что денежное хозяйство
стало проникать въ массы населешя. Не надо только забывать, что
городъ и въ Московскомъ государстве не быль еще центромъ
обрабатывающей промышленности, а имелъ только торговое значеие. Изъ
этого значешя города, какъ торговаго центра, и изъ преобладашя
земледел1я въ деревне выводятся и господство извЬстныхъ формъ
землевладещя и хозяйства, и последовательныя изменев1я въ
хозяйственной системе, и победа самодержав1я въ государственномъ строе,
и, наконецъ, образоваше крепостныхъ сословий. Одно только услов!е
пришлось признать, какъ дополнительное,—именно отношеше количества
населешя къ пространству страны, непомерную обширность
территории давшую возможность населешю уйти отъ тяжелыхъ хозяйствен-
ныхъ условШ на свободиыя, незанятыя земли. И позднее это услов!е
оказывало могущественное вл!яте на историческую жизнь нашего
отечества; оно действуетъ даже и въ современной намъ действительности.
Темъ не менее не (угЬдуетъ преувеличивать его значеме: существова-
Hie обширныхъ пустыхъ пространствъ создавало лишь возможность
отлива населешя; его необходимость вызывалась чисто хозяйственными
услов1ями, занимающими такимъ образомъ первое место. Резюмируя
въ краткихъ словахъ все сказанное о значении города и деревни въ
ясторм московскаго государства, мы получаемъ следующую формулу:

— 52 —
унаследованный отъ уд^льнаго времени формы земдевладЬтя—поместье
и монастырская вотчина—повели къ упадку системы землед^я въ
коренныхъ областяхъ государства, къ отливу населешя на окраины и,
всл,Ъдств1е этого, къ торжеству самодержав!я и крепостного сословнаго
строя; отливъ наседешя вызвалъ, въ свою очередь, усиленный обм^нъ
продуктами производства между развыми областями государства, уско-
рилъ развитае денежнаго хозяйства, т.-е. повысилъ торговое значеше
города, и тъмъ самымъ произвелъ очень важныя изменешя и въ фор-
махъ землевладЬшя и деревенскаго хозяйства: поместье и
монастырская вотчина начали отживать свое время, стали расти барщина,
барская запашка и несвободный земледельческЪЗ трудъ. Этимъ новымъ
явлешямъ суждено было сыграть первостепенную роль въ исторш
дореформенной Россш ХУШ и XIX в'бковъ.
У.
Городъ и деревня въ новой кръпостной Росши (въ XVIII и первой
половин* XIX въка).
Перюдъ новой крепостной Россш находится въ чрезвычайно
тесной связи съ московскимъ государствомъ. Оставляя въ
стороне отдЪльпыя частности, нужно вообще признать, что въ
Росам XVIII и первой половины XIX столе-пя развились и
определеннее сложились те явлеия, который наметились въ Московской
Руси. Это, прежде всего, следуетъ сказать объ основномъ экономиче-
скомъ явленш перк>да,—развитш денежнаго хозяйства. Въ этомъ отно-
шеши трудно провести между XVII и XVIII столепями
разграничительную черту даже въ томъ условномъ смысле, въ какомъ
обыкновенно понимается дележе исторш напершдыили эпохи: въ сущности,
начиная съ половины XVI века и до половины XIX длится все одка
первая стад!я въ развитш денежнаго хозяйства въ PocciH,
характеризующаяся темъ, что все еще не большинство населешя захвачено
торговымъ оборотомъ и при томъ захвачено не целикомъ, не во всехъ
хозяйственныхъ функщяхъ, такъ что мнопя потребности
удовлетворяются попрежнему домашнимъ производствомъ.
Довольно многочисленный и разнообразный наблюдешя указываютъ
на ростъ денежнаго хозяйства, въ новой* крепостной, дореформенной
Россш. Прежде всего бросается въ глаза очень значительное расши-
peaie внешней торговли, особенно морской. Начало этому расширеюю
морской заграничной торговли было положено лучшимъ устройствоыъ
архангельскаго порта при Петре Великомъ и завоевав1емъ сначала
Азова, потеряннаго, впрочемъ, после Прутскаго похода на довольно
продолжительное время, какъ в основанный на Азовскомъ море
Таганрога, а потомъ береговъ Балтшскаго моря у Швещи, причемъ

.JO
въ руки PocciH перешли таие важные порты, какъ Рига и Ревель,
а въ 1703 году былъ основанъ Петербургъ, ставпйй скоро главнымъ
средоточ1емъ внешней торговли. Въ последующее время торговля всЬхъ
этихъ портовыхъ городовъ сильно возросла и, кром^Ь того, прибавился
новый крупный пунктъ вывозной торговли Одесса.—Въ первые годы
XIX в£ка ценность русскаго вывоза за границу доходила уже до 75
миллншовъ рублей, а иностранныхъ товаровъ ввозилось тогда въ Рос-
ciro на 52 милЛона рублей. Росту внешней торговли соответствовало
и развитае внутреннихъ меновыхъ сношешй. Прежде не только въ
крестьянскомъ, по и въ дворянскомъ обиходе довольствовались для
удовлетво решя своихъ потребностей продуктами исключительно—до-
машняго производства, не покупавшимися, а достававшимися даромъ:
употребляли, напр., грубое домашнее сукно и домотканное полотно. Но
уже въ XVIII вЬке эти примитивныя ткани стали заменяться въ по-
треблевш покупнымг более тонкимъ сукномъ, ситцемъ и миткалемъ.
Этимъ пробивалась значительная брешь въ твердыне натуральнаго
хозяйства. Что денежное хозяйство проникло и въ крестьянскую среду,
заставило и крепостныхъ земледельцевъ считаться съ услов1ями
рынка,—это доказывается, прежде всего, ростомъ денежнаго оброка
въ ущербъ натуральному, заменой последняго первымъ: безъ товар-
наго производства, безъ учасйя крестьянъ въ торговле такое явлеше
было бы немыслимо. Нельзя далее не обратить вниман1я на разввдче
крестьянскихъ отхожихъ промысловъ особенно въ XIX веке: въ цен-
тральныхъ г$берн1яхъ половина, две трети, даже три четверти крестьян-
скаго мужского населешя отправлялись ежегодно въ отходъ, что
также незаметно втягивало народныя массы въ торговый оборотъ. На-
конецъ, можно наблюдать, какъ торговая деятельность помогаете
отдЬльнымъ способнымъ и предпршмчивымъ личностямъ выдвинуться
впередъ, выделиться изъ рядового крестьянства, нажить крупные
капиталы и выкупиться на волю. Достаточно указать на таще ярие
примеры, какъ обращеше многихъ кустарей-набойщиковъ села
Иванова, Шуйскаго уезда, въ крупныхъ фабрикантовъ, возникновете
фабрики Морозовыхъ, тоже бывшихъ крепостныхъ крестьянъ, въ Зуеве
Московской губерши, въ 1797 году, и обогащен1е Кондратовыхъ,
основавшихъ свой металличесюй заводъ въ селе Ваче, Муромскаго
уезда, въ 1831 году.
Переходя къ характеристике относительнаго значешя другихъ
отраслей народнаго производства въ Россш XVIII и первой половины
XIX века, следуетъ, прежде всего, констатировать тотъ факть, что,
какъ и въ предыдущдй перюдъ, Poccia оставалась и въ изучаемое
время по преимуществу земледпльческой страной, полевое хозяйство
продолжало играть первенствующую роль въ экономической ея жизни
Новымъ въ этомъ отношенш было только то, что обнаружилось до

54 —
вольно резкое и определенное различ1е между средней и северной
неземледельческой и южной, заокской земледельческой областями.
Въ основе этого различия лежали, несомненно, естественныя —
климатичесыя и почвенныя особенности названныхъ областей:
тучный южный черноземъ и мяггай, благодатный степной климатъ въ
высокой степени благощянтствовали земледелш, климатъ и почва
суроваго севера и северо-востока никогда, какъ мы знаемъ, не
давали возможности северному крестьянину заняться полевымъ хозяй-
ствомъ, а влекли его къ промысламъ горному (въ Пр1уралье), соля-
ному, рыболовному или охотничьему; что касается центральнаго района,
то, не обладая естественными богатствами сввера, открывавшими про-
сторъ для добывающей промышленности, и не отличаясь такими
хорошими климатическими и почвенными услов1ями, кагая содействовали
развитию земледелш на rorb, онъ сделался областью, на долю
которой выпала задача устранить существеяный недостаток*, какимъ
страдала экономическая жизнь Московскаго государства,—недостатокъ въ
правильно-поставленной обрабатывающей промышленности. Въ центре
Россш уже въ XVIII в^кЪ земледтше, сохраняя своэ преобладаше,
теряетъ все-таки прежнее исключительное значеше подъ вл1яиемъ
развипя здесь именно обрабатывающей промышленности. Эта
последняя прививается къ жизви въ различныхъ формахъ, изъ которыхъ
главныхъ четыре: 1) домашнее производство для домашняго потреб-
летя производящей семьи, при полномъ отсутствш обмена; 2)
ремесло или мелкое кустарное производство: рабоч1й производитъ на за-
казъ для опредъленнаго потребителя; иногда онъ открываетъ и
специальную небольшую лавку для случайвыхъ покупателей, кругъ
которыхъ невеликъ, такъ что производство разсчитано при этомъ на
небольшой местный рынокъ; 3) товарно кустарное производство: кустарь
производитъ продукты на обширный рынокъ, иногда даже на
заграничный, но сбываетъ онъ ихъ потребителямъ не самъ, а черезъ
посредство капиталиста—скупщика, такъ что, хотя производство все
еще остается мелкимъ, но сбытъ товаровъ организуется уже
капиталистически; 4) фабрично-заводская промышленность: крупные
предприниматели-капиталисты берутъ въ свои руки не только сбытъ продуктовъ,
но и ихъ производство. Первыя две изъ этихъ формъ—домашнее и мелкое
кустарное производство или ремесло—существовали еще въШевской и
удельной Руси, не говоря уже о Московской, и у насъ уже шла о
нихъ речь раньше въ свое время. Оне продолжали существовать и
въ ХУШ и XIX векахъ, сохранились и до настоящаго времени и
долго еще не исчезнуть, но съ течев!емъ времени неудержимо
клонятся къ упадку, подавляемый развииемъ денежнаго хозяйства и кон-
куренщей товарно-кустариаго и фабрично-заводскаго производствъ.
Что касается этихъ последнихъ, то зародыши ихъ становятся за
метны лишь въ XVI и XVII векахъ. «Въ Калуге,—говорить посолъ

— h Г)
германскаго императора Сигизмундъ Герберттейнъ, посетивши
Московское государство въ первой четверти XVI стол-Ьпя,—двлаютъ
деревянные кубки, искусно украшенные резьбой, и друпя деревян-
ныя вещи, необходимыя въ доыашнемъ обиход1?;; отсюда онгь вывозятся
въ Московгю, Литву и друпя сосгъднгя страны». Вотъ яркШ примвръ
товарно-кустарнаго производства, разсчитаннаго не только на
обширный внутренней сбыть, но и на заграничные рынки. Первыя фабрики
были открыты въ томъ же XYI веке: это были такъ называемый
<бумажныя мельницы», т.-е. фабрики для производства писчей бумаги,
но offb плохо привились, хотя существовали, по уцъчгЬвшимъ изве-
стаямъ, и въ XYII веке. Въ царствовашя Михаила веодоровича и
Алексия Михайловича возникли друие заводы и фабрики: напр.,
стеклянные и особенно металличесгае. изъ которыхъ особенно известны
заводы Вишуса въ Тул%, Марселиса въ Костроме и на Шекснь- и
Акемы въ Малоярославецкомъ уезде нынешней Калужской губерваи.
Но все это были лишь спорадически—встречавппеся зародыши той
товарно-кустарной и фабрично-заводской производительности, которая
становится важнымъ элементомъ русской экономической жизни за
последней два стол"вт1я. Ростъ русской фабричной промышленности въ
ХУШ в'Ьк'Б лучше всего характеризуется следующими цифрами: въ
конце царствовашя Петра Великаго во всемъ государстве было 233
фабрики; спустя сорокъ л^тъ, въ 1762 году—считалось уже 984
фабрики, а еще черезъ 35 л^тъ—въ 1796 году—общее число фабрикъ
доходило уже до 3.161. Другими словами, въ 70 слишкомъ л"втъ
число фабрикъ увеличилось почти въ 14 разъ. Въ XIX веке развиие
фабричной производительности продолжалось и даже, по всвмъ
признакам^ шло ускореннымъ темпомъ. Одновременно съ этимъ, особенно
съ царствовашя императрицы Екатерины П, стало распространяться
и товарно-кустарное производство. Оно возникло, главнымъ образомъ,
изъ двухъ источниковъ: во-первыхъ, оно было дальнейшей стад1ей
развитая первобытныхъ формъ обрабатывающей промышленности—до-
машняго и мелкаго кустарнаго производства или ремесла; во-вто-
рыхъ, оно явилось результатомъ разложешя некоторыхъ фабрикъ
XVIII в^ка: фабричные рабоч1е разносили по деревнямъ известные
пр1емы того или другого производства, которымъ они научились на
фабрике, и такимъ образомъ появлялись кустарные промыслы, нередко
успешно конкурировавппе съ фабрикой. Были и друпе,
второстепенные источники товарно-кустарнаго производства XVIII века: иногда
помещики культивировали въ среде своихъ крестьянъ те или друпя
отрасли обрабатывающей промышленности, выписывая изъ-за границы
мастеровъ для обучешя крестьянъ или отправляя последнихъ на выучку
въ города къ городскимъ ремесленникамъ; иныя отрасли кустарной
промышленности были, наконецъ, непосредственными преемницами суще-
ствовавшаго еще въ XVI и XVII векахъ товарно-кустарнаго произ-

— 56 —
водства. Подъ вл!яшешъ вс£хъ этихъ обстоятельствъ во второй
половине XVIII стол^ия изъ кустарныхъ промысловъ достигли расцвета
пряжа и тканье льна, деревянныя и жел-взньш изд4л1я, скорняжное,
сыромятное и кожевенное дело. Но особенно развернулось
товарно-кустарное производство въ царствование императора Николая I. Къ этому
именно времени—къ 40-мъ и 50-мъ годамъ XIX века— относится про-
цветаше большинства изв'Ьстныхъ теперь важн'Ьйшихъ центровъ то-
варно-кустарнаго производства, какъ Павлова, Иванова-Вознесенска,
Ворсмы, Кимръ и т. д. Вообще непрерывное и довольно быстрое раз-
витае обрабатывающей промышленности въ об'Ьихъ ья высшихъ фор-
махъ—товарно-кустарной и фабрично-заводской—является одаимъ изъ
наиболее характерныхъ процессовъ въ экономической жизни новой
дореформенной Россш. Не сл'Ъдуетъ только думать, что этотъ процессъ
превратилъ значительную часть территорш государства изъ деревни
въ городъ: кое-гдв тамя превращешя, конечно, заметны, и ч'бмъ ближе
къ концу пер1ода, т-кмъ чаще, но въ большинстве случаевъ
обрабатывающая промышленность была второстепеннымъ, побочнымъ занямемъ
жителей, главнымъ оставалось земледЗше. Лучшимъ доказательствомъ
этого служить тотъ фактъ, что изъ 21.000 челов"Бкъ крепостныхъ,
приписанныхъ въ перходъ времени съ 1721 по 1762 годъ къфабрикамъ,
т.-е. предназначенныхъ спещально для заня^я обрабатывающею
промышленностью, лишь 8000 челов'вкъ были заняты фабричной работой
и то не исключительво, остальные же все свое время посвящали земле-
дЪльческимъ занятямъ. Конечно, нельзя упускать изъ виду и
некоторое развитее ремесла въ городахъ. Объ этомъ свид'Ьтельствуетъ,
между прочимъ, фактъ установлещя цеховой ремесленной организащи;
основу ей пытался положить еще Петръ ВеликШ; жалованная грамота
городамъ, изданная въ 1785 году Екатериной II, содержитъ уже въ
себе важную часть— «ремесленный уставъ», въ подробностяхъ раз-
рабатывающШ существующее въ главныхъ чертахъ и до сихъ поръ
цеховое устройство. Законодательныя меры Петра и Екатерины были
созданы реальными экономическими потребностями, ростомъ ремесла, и
вовсе не являлись поэтому искусственными, безплодными проектами,
не привившимися къ жизни.
йтакъ, въ относительномъ значеши разныхъ отраслей производства
въ новой крепостной Poccin совершились следующая две перемены
сравнительно съ Московскою Русью: во-первыхъ, пошло дальше развито
денежнаго хозяйства, внутренней и внешней торговли; во-вторыхъ,
сделала крупные шаги впередъ обрабатывающая промышленность.
Говоря о системгъ хозяйства и затемъ о формахъ хозяйственной
эксплуатицш труда, мы будемъ сейчасъ иметь въ виду лишь типы-
честя для даннаго момента явлейя, относянцяся собственно къ XVIII
веку; о техъ зачаткахъ новыхъ порядковъ, каше- въ этомъ отношенш
обнаружились уже въ XIX веке, речь пойдетъ позднее, при изучеши

исторш хозяйственнаго развитая Россш во второй половине истекшаго
сто летая. ,
XVII векъ завгЬщалъ изучаемому перкщу преобладало переложной
системы на большей части территорш страны и'начавшееся^'въ наиболее
населенныхъ въ то время областяхъ распространеше трехпольной или
паровой-зерноной системы, преимущественно при этомъ экстенсивной, т.-е.
такой, когда еще целая половина и во всякомъ случае более трети
пахотной земли находится подъ паромъ. Изъ этого видно, какъ много
предстояло сделать ХУШ-му столетаю для улучшешя
земледельческой техники. Тамъ, где переложная система господствовала вполне
и безраздельно, съ XVIII века начала распространяться
экстенсивная—трехпольная, а недоразвитое трехполье, въсвою очередь, стало
сменяться настоящей паровой-зерновой системой съ трехпольнымъ сево-
оборотомъ, съ правильнымъ делев!емъ пахотной земли на три поля,
такъ что только треть ея оставалась ежегодно безъ посева. Вообще
въ течете ХУШ века трехпольная система земледеЛя становится
все более типичной, характерной для нашего отечества. Техника
обрабатывающей промышленности была въ то-же время несравненно ниже,
чемъ система земледел1я: не только руссюй кустарь работалъ руками,
съ помощью самыхъ пркмитиввыхъ оруд1й,—то же самое было и на фа-
юрикЬ. Въ сущности фабрика ХУШ века не заслуживала этого гром-
каго назвашя: она была мануфактурой, обходилась безъ машинъ, руч-
нымъ трудомъ, чемъ и обусловливалась возможность успешной
конкуренции съ нею со стороны кустарнаго производства, которое съ
технической стороны было такимъ образомъ ниже фабричнаго. Достаточно
сказать, что русской обрабатывающей промышленности ХУШ столейя
былъ неизвестенъ даже такой нехитрый и несложный инструмента, какъ
самопрялка. Наконецъ, и техника торговли была довольно примитинна
и недалеко ушла отъ коммерческой техники Московскаго государства
по той причине, что мало улучшились и пути сообщения: по прежнему
господствовала ярмарочно караванная система, которая и принела къ
процвЬтатю въ то время знаменитаго «всеросайскаго торжища» —
Макарьевской ярмарки.
Съ точки зрешя формъ хозяйства XVIII некъ нужно признать
типической крппостной эпохой, временемъ безраздельнаго господства не-
снободнаго труда. Въ области земледельческаго производства это
выразилось прежде всего въ сильномъ развитаи барщины, особенно [въ
черноземной полосе. Известно, напримеръ, что въ начале царствовашя
Екатеривы II въ Рязанской губервш 81°/о всЬхъ крепостныхъ кре-
стьянъ сидели на барщине, соответствуюяцй процентъ для Тульской
и Курской губершй доходилъ до 92, для Орловской до 66. Даже въ
нечерноземныхъ губершяхъ процентъ барщинныхъ крестьянъ былъ
чрезвычайно высокъ: въ Московской губершй барщиной были обязаны
64°/о всехъ крепостныхъ, во Владшшрской 50°/о, въ Новгородской 510/о,

— 58 —
въ Тверской 54°/о, а въ Псковской губернш даже 79°/о. Можно та-
кимъ образомъ признать, что въ подавляющемъ большинстве случаевъ
помещичья пашня обрабатывалась крестьянской барщиной. При этомъ
не надо забывать, что размеры барской запашки расширялись вслЪд-
CTBie постепенно увеличивавшейся выгодности хлебной торговли.
Бывали иагЬшя, разумеется, въ вид6 искдючешя, въ которыхъ вся
удобная земля обращалась подъ владЬльче^сгую пашню; крестьянамъ ничего
не оставалось, и они превращались въ безземельныхъ крепостныхъ ра-
бочихъ, получавшихъ отъ владельца пропитаще натурой или
«месячину >. Спешимъ оговориться: за исключешемъ отдельныхъ ненормаль-
ностей и злоупотребление барщина, какъ и вообще крепостная орга-
низапдя хозяйства, соответствовала въ XYIII веке хозяйственнымъ
интересамъ не однихъ только владельцевъ-дворянъ, но и крепостного
крестьянскаго населешя: въ первой стадш развитая денежнаго
хозяйства, когда совершается еще только первоначальная перестройка эко-
номическихъ отношенШ на новую основу, экономически-слабые элементы
общества, какими, несомненно, и были крестьяне, не могутъ обойтись
безъ посторонней поддержки, которую и получаютъ отъ дворянъ-земле-
владельцевъ,—отсюда прочность крепостныхъ порядковъ; въ то же
время недоетатокъ денежныхъ средствъ делаетъ для народной массы
более удобной и выгодной барщину, чемъ требующдйся по услов1ямъ
времени денежный оброкъ. Крепостной трудъ соответствовалъ,
вообще говоря, и системе земледел1я: подневольная работа отличается,
какъ известно, слабой производительностью, но переложная и
трехпольная, особенно недоразвитая-трехпольная, системы йемледЪл1я и не тре-
буютъ наяряженнаго, особенно производительнаго труда. Это замечание
еще более справедливо по отношешю къ обрабатывающей
промышленности, техника которой, какъ мы видели, отличалась крайней
примитивностью. Вотъ почему XVIII вЬкъ есть время, когда трудъ нафаб-
рикахъ и заводахъ былъ почти сплошь несвободный. Когда Петръ Бе
лигай сталь покровительствовать русской фабрично-заводской
промышленности, то онъ вынужденъ былъ опереться въ этомъ деле на руссшй
купеческШ капиталъ, созданный вековой истор1ей русской торговли
въ предыдущее перюды исторической жизни PocciH. Купеческая
фабрика, развившаяся при Петре, нуждалась въ рабочихъ. По вольному
найму ихъ было почти невозможно найти при крайнемъ развитш
крепостного права, при усиленной эксплуатация труда крепостныхъ
самими владельцами последнихъ. Крепостными въ собственномъ смысли
купцы владеть не могли, потому что это была специальная дворянская
яривилепя. Поэтому въ 1721 году Петръ разрешилъ фабрикантамъ не-
дворянамъ покупать креетьянъ къ фабрикамъ съ обязательствомъ, чтобы
они оставались навеегда приписанными къ последннмъ, а не
оставались собственностью владельцевъ. Таие приписанные къ фабрикамъ
несвободные рабоч1е получили впоследствш назваые поссесшнныхъ.

— 59 —
Правда, Петръ III запретилъ покупку крестьявъ къ фабрикамъ, и это-
запрещеше было подтверждено Екатериной II, но императоръ Павелъ
въ 1798 году вновь разрешилъ покупать крестьянъ для употреблешя
въ фабричной промышленности. Купеческая поссесишная фабрика
господствовала главнымъ образомъ въ первой половин* ХУШ века. Во
второй его половин* на первый планъ выдвинулась помещичья,
дворянская фабрика, особенно развившаяся въ царствоваше Екатерины П.
Эта фабрика работала уже прямо крепостными. Такишъ образомъ формы
хозяйства и въ обрабатывающей промышленности ХУШ века, какъ и
въ земледЬлш, были чисто-крепостными.
Чтобы закончить изучеще экономической жизни новой крепостной
Россш, намъ остается разсмотръчъ формы землевладпнгя въ ХУШ веке,
не оставшаяся безъ вл1яшя уже изв'Ьстныхъ намъ теперь хозяйствен-
пыхъ явлетй.
Мы имъли уже случай убедиться, что поместье и монастырская
вотчина—формы землевладЬшя, преобладавппя во вторую стадш раз-ч
вит1я натуральнаго хозяйства, когда господства достигаетъ земледЗше,—-
оказались неудобными и стеснительными, какъ только зародилось
денежное хозяйство, потому что денежное хозяйство требуеть свободы
перехода земли езъ рукъ нъ руки и возможности превращать землю
нъ денежный капиталъ, между тЬмъ какъ ни поместье, ни
монастырская вотчина не удовлетворяли этимъ требовашямъ. Правда, обе эти
формы земельнаго владешя сохранили свое существование въХУПвеке,
но уже тогда было заметно увеличеше служилаго вотчиннаго земле-
владешя насчетъ поместной земли, и, кроме того, ростъ монастырскихъ
владетй значительно сократился, если не совсвмъ прекратился, да и
самая юридическая природа монастырскаго и особенно поместнаго земле-
владешя подверглась переменамъ: неотчуждаемость монастырской
недвижимой собственности не всегда строго соблюдалась, а поместья
разрешено было менять и сдавать за деньги. Такъ уже въ ХУН столеии
поместье и монастырская вотчина представляются институтами
устаревшими, отживающими свой векъ. Начало следую щаго столе-пя
положило конецъ, прежде всего, поместной системе, какъ виду
земельнаго владешя, наименее соответствовавшему экономическимъ усло-
в1ямъ времени. Въ 1714 году указомъ Петра Великаго, поместья и
вотчины были слиты въ одипъ видъ дворянской недвижимой
собственности, подлежащей свободному отчужденно по воле владельца. Правда,
этотъ указъ налагалъ на дворянъ одно важное ограничеше: имъ была
установлена неделимость недвижимой собственности, единонаслед1е,
т.-е. обязательность передачи имешя одному изъ сыновей владельца
безъ раздела съ другими, но вскоре, при императрице Анне, единона-
след1е, согласно желашю дворянства, было отменено. После того огра-
ничешя свободы отчужден1я остались только для родовыхъ имени, а
въ остальныхъ имешяхъ дворянъ простирались лишь на крепостныхъ

\
— 60 —
крестьянъ: такъ какъ крепостными могли владеть одни только
дворяне, то и отчуждать населенный им^шя можно было лишь дворя-
намъ же. Не трудно заметить, что, несмотря на эти ограничешя, две
рянская недвижимая собственность XVIII и первой половины XIX вЗда
более, чт,мъ поместья XVII столетия, соответствовала экономический.
услов1ямъ первой стадги развитая »денежнаго хозяйства: теперь уже
открывалась въ известной мере свобода гражданскаго оборота земли,
ея продажи и залога. Неполнота этой свободы оборота недвижимой
собственности обусловливалась именно гЬмъ, что денежное хозяйство
переживало до половины XIX века лишь первую, зачаточную стадш
своего развитая. Монастырская вотчина была нисколько лишь
долговечнее поместья: она существовала лишь до 1764 года, когда
императрица Екатерина II произвела секуляризащю монастырскихъ имени,
т.-е. отобрала въ казну земли у монастырей и передала ихъ въ зав^-
дываше особаго учреждешя, такъ называемой коллеги экономш; съ
техъ поръ бывпле монастыреше крестьяне получили назваще эконо-
мическихъ. Они занимали положеше, во многомъ подобное положенщ
государственныхъ крестьянъ, жившихъ на земляхъ, которыя
принадлежали государству. Такимъ образомъ, денежное хозяйство въ первой
стадш своего развитая повело къ уничтоженш поместнаго и мона-
стырскаго зеылевладвшя и къ господству сословвой дворянской
вотчины и государственныхъ земель. Государственный земли и
дворянское землевладеше имели одну общую черту, составлявшую въ то да
время характернейплй продуктъ изучаемаго времени: и на дворянской,
и на владельческой земле появилась въ XVIII и начале XIX века
новая форма крестьянскаго землепользовайя. Бея земля, удобная для
полевого хозяйства, которою владело государство, отдавалась въ
пользование государственнымъ крестьянамъ; съ другой стороны, и
помещики обыкновенно отдавали въ пользоваме своимъ крепостнымъ за
оброкъ или барщину известную часть имеия,—въ разныхъ губер-
н'яхъ отъ 45 до 80% всей земли эксплуатировалось крепостными на
себя. Намъ уже известно, что пока крестьяне были свободны, каждый
изъ нихъ садился на определенный подворный участокъ и обрабаты-
валъ его вне непосредственной хозяйственной зависимости отъ своихъ
одноеельчанъ. Такъ продолжалось и первое время после установлена
крепостного права: землевладелецъ—будь то дворянинъ или
государство,—все равно—имелъ дело съ каждымъ отдельнымъ крестьяниномъ
въ отношенш хозяйственнаго обезпечешя последняго, снабжешя его
землей въ достаточномъ количестве. Но къ половине XVIII века въ
центре Россш и къ началу следующаго столетая на севере плотность
населешя настолько увеличилась, что MHorie крестьяне стали ощущать
недостатокъ земли, а у другихъ въ пользован1и оставались очень
крупные участки. Такимъ образомъ, начали выделяться два слоя среди
крепостной крестьянской массы: во-первыхъ, крестьяне богатые,

— 61 —
вполне, ивогда и съ избытком!,, обезпеченные землей; во-вторыхъ,
малоземельные бедняки, крепостной продетар1атъ. Само собою
разумеется, что это разслоев1е не обошлось безъ вл1яшя медленно, но
неуклонно развивавшагося денежнаго хозяйства, создававшаго
имущественное неравенство, принижавшаго однихъ и возвышавшаго другихъ.
Малоземельное большинство, конечно, сильно страдало отъ недостатка
земли, т-Ьм^ более, что подушная подать, введенная Петромъ Вели-
кимъ и налагавшаяся на все мужское податное населеше безъ раз-
лич1я возраста и достатка, падала въ такой же мере на бедныхъ
крестьянъ, какъ и на богатыхъ. И вотъ бедняки сначала на вла-
д-Ьльческихъ земляхъ, а потомъ и на государственныхъ начинаютъ
всеми силами добиваться «земельнаго поравнешя», передала всей
земли, находившейся въ крестьянскомъ пользоваши, по наличнымъ
душамъ мужского пода. Интересы крепостного пролетар1ата вполне
совпадали съ матер1альными выгодами землевлад'Ьльцевъ и казны: и
тЪ, и другая зорко следили за исправнымъ поступдешемъ оброковъ и
подушнаго сбора, а для этого необходимо было, чтобы каждая
крестьянская семья пользовалась такимъ количествомъ земли, которое
приблизительно соответствовало бы размърамъ платежей, выпадавшихъ
на ея долю. Такъ какъ развитое крепостныхъ отношений привело къ
торжеству взгляда на всю землю, какъ полную и безусловную
собственность помещика, то посл^дшй пршбрелъ возможность личнымъ
распоряжешемъ установить уравнительно-душевой] передвлъ земли
между крестьянами. Это и было сделано постепенно въ XYIII веке
на дворянскихъ земдяхъ всей Великороссе и въ первой половине
XIX века на государственныхъ земляхъ севера. Установленный однажды,
передвлъ сталъ затЪмъ повторяться перюдически, черезъ
определенные промежутки времени, по мире изменешя количества душъ
мужского пола пола въ отделъныхъ семьяхъ и въ цбломъ крестьянскомъ
обществе или Mipe. Такъ положено было начало первому элементу
земельной общины или мгрского землепользования—пергодическимъ пере-
дгьламъ. На этомъ дело не остановилось и не могло остановиться.
Идея уравнительно-душевого передела включаетъ въ себе понятое о
томъ, что на каждую наличную крестьянскую душу мужского пода
долженъ приходиться земельный участокъ, совершенно равный дру-
гимъ такимъ же участкамъ. Между темъ, никогда не бываетъ, чтобы
вся земля, находящаяся въ пользованш крестьянъ одной деревни, была
одинаковаго качества: обыкновенно часть ея хороша, плодородва,
другая часть средняго достоинства, бываетъ и земля совеемъ худая.
Стремясь соблюсти необходимое равенство между душевыми
участками, м1рской сходъ лишенъ, поэтому, возможности отводить всю землю
на отдельную душу сплошь: приходится сначала разделить землю на
«коны» или «ярусы» по степени ея плодородия и затемъ на каждый
душевой участокъ отделить по равной съ другими полосе въ каждомь

— 62 —
кону или ярусЬ. Предположишъ, например*, что мы имеемъ деревню
въ 10 душъ мужского пола, и что земля этой деревни делится по
степени ея производительности (по качеству вочвы) на три кона: пер
вый конъ составляютъ 10 п,есятинъ хорошей, плодородной почвы,
второй—20 десятинъ средней и трети 5 десятинъ худой земли, напр.,
песчаной, болотистой или каменистой. На каждую душу при такихъ
услов1яхъ придется отделить въ первомъ кону 1 десятину, во второмъ
2 десятины и въ третьемъ у2 десятины. Такимъ образомъ, душевой
учаетокъ въ 3% десятины въ нашемъ примере распадается на три
раеположенныхъ въ разныхъ игБСтахъ полосы, перемежаюшДяся
полосами, входящими въ составъ другихъ душевыхъ участковъ. Bona
второй элементъ крппостной земельной общины—черезполосица. Tpemiu
важный ея элементъ—такъ называемый принудительный спвооборотъ,
т.-е. обязательность для каждаго крестьянина обычныхъ въ общине
пр1емовъ хозяйства, одной общей съ другими крестьянами системы
земледъмпя. Эта черта, помимо черезполосицы и перюдическихъ пере-
деловъ, является непосредстненнымъ результатомъ господства
трехпольной системы полевого хозяйства: трехпольная система предпола-
гаетъ необходимость пастьбы скота на похяхъ после снятия жатвы; для
этого, очевидно, нужно одновременно закончить уборку хлеба во всей
деревне, иначе скотъ будетъ портить неубранный ххЪбъ; а
одновременное завершеме полевыхъ работъ требуетъ одинаковой ихъ орга-
низапДи во всЬхъ однодеревенскихъ хозяйствахъ, т.-е. обязательнаго
севооборота.
Такъ возникла въ ХУШ в^жЪ крепостная земельная община, то
крестьянское MipcKoe землевладЬше, которое и теперь еще господствуетъ
въ Великороссе. Изучая происхождеше этого учреждешя, мы
коснулись вм^стЬ съ тЪмъ и вопроса объ имущестненвыхъ отношешяхъ
крестьянства и дворянства, следовательно, вошли уже въ сферу со-
щальнаго строя, сословныхъ правъ. Большинство т^хъ экономическихъ
явлешй, которыя выше намечены, представляютъ собою, какъ мы
видели, не что иное, какъ дальнейшее развяие того, что существо-
вало^уже въ Московской Руси XVII века: преобладав1е зеыледел!я,
развитое обрабатывающей промышленности, ростъ денежнаго
хозяйства, уничтожеме поместья и монастырской вотчины, торжество
полной дворянской земельной собственности, увеличеше барской запашки
и барщины, распространеше денежнаго оброка вместо натуральнаго,—
все это явлешя, родивппяся не вместе съ реформой Петра Великаго, въ
значительной степени характеризовавппя собою экономический бытъ
Московскаго государства. Перерыва, пропасти между московскими
традищями и петровскими нововведениями мы тщетно стали бы искать
вторыя последовательно и постепенно развились изъ первыхъ. Самое
большее, что приходится отметить въ этомъ отношенш,—зто
количественная разница, большая яркость и определенность явлешй въ

— 63 —
XVIII и XIX стол&пяхъ сравнительно съ предшествующимъ вреые-
немъ. Такой связи экономическихъ явхешй соответствуем и
известная взаимная зависимость процессовъ совдальныхъ и политических^,
совершавшихся въ Московскомъ государстве и въ новой крепостной
Россш. Устройство общества сохранило, въ некоторыхъ отношещяхъ
даже и усилило и лишь кое въ чемъ ослабило в*ь XVIII вике те де^
характерныхъ черт*1, которыя наметились въ предшествующемъ
перше,—именно сословность и крепостной характеръ. Такъ, дворяне
попрежнему были обязаны служить государству^ сначала по
преимуществу въ военной службе, причемъ за уклонеше отъ службы ждала
чрезвычайно суровая кара: конфискащя имущества и даже—при
Петре Великомъ—политическая смерть, оставлеие «нетчика», т.-е.
дворянина, не явившагося на службу, безъ защиты закона, такъ что
каждый могъ его обидеть, ограбить, даже убить безнаказанно. Правда
при императрице Анне срокъ обязательной военной службы
дворянства быль сокращенъ до 25 летъ, а по манифесту Петра III,
изданному 18-го февраля 1762 года, дворянство было совершенно
освобождено отъ обязательной службы государству, но это освобождение
было въ сущности только формальнымъ, такъ какъ «Учреждеше о гу-
бермяхъ», изданное Екатериной II въ 1775 году, возложило на
дворянское сослов1е целый рядъ важныхъ обязанв остей по областному
управление: дворянство выбирало изъ своей среды множество чинов-
никовъ въ губернсюя административныя и судебный учреждешя. По
остроумному выражение одного изсгЬдователя, дворяне были только
перечислены по обязательной службе изъ военнаго министерства въ
министерство внутреннихъ делъ. Такимъ образомъ, въ организация
дворянскаго сослов!я начало обязанности попрежнему преобладало надъ
принципомъ права, крепостной характеръ сослов1я не подлежалъ со-
мненш. Но не менее резко была выражена въ дворянстве и другая
черта общественнаго строя—сословность. Спещальныя дворянстая со-
словныя права формулированы были съ особенною ясностью и
определенностью при Екатерине II въ жалованной грамоте дворянству
1785 года. Главныя личныя права дворянства, по этой грамоте
заключаются въ свободе отъ податей и рекрутской повинности и въ
неприкосновенности дворянскаго звашя безъ наличности особыхъ
преступление, доказанныхъ по суду. Въ то же время дворяне обладали
двумя важвыми имущественными правами: правомъ неограниченнаго
распоряжетя всемъ имуществомъ движимымъ и недвижимымъ, и
правомъ владеть крепостными крестьянами. Наконецъ, корпоративный
права дворянства подверглись дальнейшему развитию: они состояли
въ праве выбирать на дворянскихъ губернскихъ собрашяхъ губерн-
скаго и уездныхъ предводителей и депутатовъ для заведывашя
сословными делами, особенно записью лицъ, пршбретающихъ
дворянство, въ родословныя книги; дворянсмя собравдя получили право хо-

- 64 -
датайствовать о своихъ сословныхъ пользахъ и нуждахъ и даже объ
общегосударственныхъ делахъ непосредственно нередъ верховной
властью. Сословность и крепостной характеръ общественнаго строя
не менее ясны были и въ организации городского сослов1я въ ХТЩ
в'вк'в. При Петре Великомъ городское сослов1е оставалось всецело
кр'Ьпостнымъ: правда, Петръ учредилъ въ Москве ратушу или бур-
мистерскую палату съ подчиненными ей вя> городахъ земскими избами,
а потомъ зам'Ьнилъ ихъ по городамъ магистратами, подчиненными
петербургскому главному магистрату, причемъ все эти учреждев1я состояли
изъ лицъ, выбиравшихся городскимъ сослов1емъ, но и бурмистерская
палата съ земскими избами, и магистраты были построены на начале
обязанности, зав'Ьдывали, главнымъ образомъ, сборомъ податей въ городахъ.
Это начало обязанности было сильно выражено даже въ жалованной
грамогЬ городамъ, данной Екатериною II въ 1785 году, хотя здъсь
заметно уже и зарождеме принципа права, потому что городская двла
и городское благоустройство занимаютъ уже не последнее мъсто въ
ведомств!; выбиравшейся городскими обывателями городской общей
думы, которая, въ свою очередь, выбирала для постояннаго завЬды-
вашя городскими делами исполнительный органъ—шестигласную думу
изъ шести лицъ во главе съ городскимъ головой. Зато здесь вполне
господствовала сословность, каждая изъ шести сословныхъ группъ, на
который делилось городское населеме, имъла особое
представительство въ общей думе и особый голосъ въ думе шестигласной. Что
касается, наконецъ, крестьянства, то безусловное господство
крепостного права въ этомъ сословй—фактъ общеизвестный и прочно
установленный: прежде всего переходъ крестьянъ отъ одного
землевладельца къ другому сдйланъ былъ совершенно вевозможнымъ всл^д-
cibie чрезвычайной строгости кары, постигавшей землевлад'Ьльцевъ,
которые принимали беглыхъ крестьянъ: за невозвращение б*Ьглаго
крестьянина грозила полная потеря им-Ьмя, половина котораго поступала
лицамъ, чьи беглые крестьяне оказывались въ имънш, а половина
конфисковалась въ казну; затЗвмъ установилась мало-по-малу
вотчинная юстивдя и полищя, владельчески судъ и расправа по всемъ д£-
ламъ, кроме важнЬйшихъ уголовныхъ; въ тестидесятыхъ годахъ
XVIII века владельцы получили право ссылать крестьянъ въ Сибирь
на поселеше, съ зачетомъ ихъ въ рекруты, а также отправлять кртз-
постныхъ за дерзкое поведеше на каторгу. Не надо, наконецъ,
забывать, что въ конце столейя крепостное право было распространено
на Малороссш, и что Екатерина II и Павелъ I раздавали крестьянъ
въ собственность дворянства целыми сотнями тысячъ душъ.
Мы видели въ свое время, какое важное значеше для политической и
административной исторш Московскаго государства имели торжество
рядового дворянства надъ боярской аристократией, проникнутой
олигархическими стремлешями, и зарождеше денежнаго хозяйства,

— 65 —
сильно содействовавшее утверждение идеи о государстве какъ союзе,
имеющемъ целью общее благо, а не личный интересъ. То же сочетаые
сощально-экономическихъ силъ можно наблюдать, какъ мы знашъ, и
въ новой крепостной Россш,—только въ большей степени, ч^мъ то
было въ Московскошъ государстве. Вотъ почешу общая постановка
верховной власти и административвый строй XVIII и первой
половины XIX ввка представляютъ собою естественнее продолжеше со-
отв'втетвующих'ь явленШ XVII столе^я и отличаются отъ последнихъ
ее принцитально, не въ основныхъ началахъ, а въ частностяхъ. Въ
течете всего изучаемаго перюда самодержаМе' оставалось незыбле-
мымъ, и отд%львыя попытки иной постановки верховной власти
встречали дружный отпоръ со стороны дворянской массы, задававшей
основной тонъ всей общественной и государственной жизни; эти
попытки были при томъ чрезвычайно редки и отличались или устаре-
лымъ олигархическишъ направлешемъ, какъ известная попытка вер-
ховниковъ при воцаренш императрицы Анны, или подражательнымъ и
въ значительной мере утопическимъ характеромъ, составлявшимъ одну
изъ наиболее отличительныхъ чертъ въ мечташяхъ декабристовъ. Но
оставаясь самодержавной, верховная власть вх Россш XVIII и XIX
вековъ въ то же время все более и более проникалась
государственной идеей общаго блага, утрачивала все более и более старый
вотчинный характеръ и организовала, поэтому, рядъ высшихъ учреждешй
для законодательства, высшаго суда и надзора за администрапдей. Уже
Петръ Велийй ясно сознавалъ, что государь—не владелецъ, не собствен-
никъ государства, а первый его слуга, и что неограниченность верховной
власти государя не стоить въ противореча съ существовашемъ высшихъ
государствениыхъ учреждешй, дЬйствующихъ самостоятельно въ круге
д^лъ, предоставленныхъ ихъ в^д^шю. Это сознанде нашло себе
лучшее выражен1е въ высшемъ учрежденш Петровской эпохи—правитель-
ствующемъ сенате. Но сенатъ предетавлялъ собою еще слишкомъ
сложное учреждеше: онъ въдалъ не только законодательство, во и
судъ; мало того: въ немъ сосредоточивался еще надзоръ за управле-
темъ и руководство всей исполнительной властью и деятельностью въ
государстве. Чрезмерная многосложность сенатскаго ведомства
вызвала выделеше законодательной (точнее: законосовещательной)
функщи и передачу ее въ руки другого учреждешя: верховнаго тай-
наго совета при Екатерине I и Петре II, кабинета министровъ при
Анне, конференщи при Елизавете, совета при Екатерине II и Павле I.
Этотъ рядъ учреждешй, имевшихъ своей главной целью дачу совета
монарху въ его законодательвой деятельности, завершился установле-
шемъ при Александре I государственнаго совета, преобразованнаго
въ правильное учреждеше съ постоянньшъ составомъ и определен-
нышъ ведомствомъ по плану Сперанскаго.
Экономическая потребности времени—необходимость развитая внеш-
ГОГОДЪ II ДЬИ'ЕНЯ.
5

— G6
ней торговли и обрабатывающей промышленности—продиктовали
русской внешней политике начала XVIII вика ея главную задачу—
пр1обрЬтеше береговъ Балтайскаго моря. Возгоравшаяся отсюда война
съ обладавшею этими берегами Швещей была внЪшнимъ етимуломъ
для административныхъ преобразован^ Петра Великаго, ставшихъ, въ
свою очередь, исходнымъ пунктомъ дальвййшихъ перевЛнъ въ
управление которыя завершились въ изучаемый перюдъ реформами
Александра I. Известна та связь, какая существовала между фактами
административной исторш XYIII и первой половины XIX века. Она
сводится приблизительно къ следующему: военно-фивансовыя
потребности, вызванный войной и соетоявпия въ необходимости содержать
отдельные корпуса араии наечетъ опред'Ьленныхъ областей, создали
петровскую губернно 1710 года; эта губершя была независима оть
уцЬгЬвшихъ еще старыхъ московскихъ центральныхъ учреждение,—
приказовъ, и потому разрушила последшя; въ центре осталось только
одно учреждеше—сенатъ; такъ какъ ему не подъ силу было
справиться со всей сложностью много численныхъ государственныхъ д^лъ,
стекавшихся въ столицу, то стала неизбежной новая реорганизация
административной системы; Петръ произвелъ ее въ 1720 году, учре-
дивъ для центральнаго управлейя коллегш и видоизменивъ губерн-
сюя учреждешя; дело Петра продолжала Екатерина II,
преобразовавшая областное управлеше въ «Учрежденш о губершяхъ» 1775 года;
но во главе каждой изъ екатерининскихъ губершй стояло должностное
лицо (нам'Ьстникъ, потомъ губернаторъ) съ чрезвычайно-обширной
властью, имевшее непосредственное отношеше къ сенату и посреднику
между сенатомъ и императорской властью —генералъ-прокурору, а выс-
raifl губернсмя учрежден!я—губернское правление, казенная палата и
палаты гражданекаго и уголовнаго суда—по значешю своему
приравнивались закономъ коллегшмъ; все это разрушило снова центральный
учреждешя, и только при Александре I эти последняя, благодаря тру-
дамъ Сперанскаго, были, наконецъ, правильно организованы: появились
министерства съ точнымъ кругомъ ведомства, ответственностью ми-
нистровъ и быстротою административныхъ дейстай. Такъ развита
административной еистемы, имея своимъ исходнымъ пунктомъ эконо-
мичесшя потребности, въ последовательномъ своемъ ходе
подчеркивало идею общаго блага, какъ основу государетвеннаго союза, и
окончательно устраняло остатки прежнихъ безсистемности, случайности
поручений, неопределенности ведомства, вепоетоянства состава органовъ
уйравлешя. Нетъ сомнешя, что изъ экономическихъ явлешй
непосредственное вл1яше ва политически строй и административную систему
оказывало почти исключительно развитае денежнаго хозяйства. Друш
явлеия хозяйственной жизни изучаемаго пер1ода отражались въ сферЬ
государственныхъ отношешй черезъ поередство соцдальнаго строя.
Сказанное даетъ возможность ответить на вопросы: каковы были

— 67 —
взаимный отношешя города и деревни въ новой крепостной Россш
и въ какой urbpb отразились услов1я городской и сельской жизни на
общемъ ходе историческаго развитая русскаго народа въ данный пе-
р1одъ? Нельзя не признать, что если въ Московской Руси городъ
вступилъ уже въ органическую связь съ деревней и сталъ достаточно
зайгЬтнымъ элементомъ общественной жизни, то въ новой крепостной
Росс1и эта связь стала крьпче, и» вл!ян1е города сделалось сильнее.
Причину этого надо видеть не только въ томъ, что издревле
существовавшая отрасль городской промышленности—торговля—значительно
увеличилась и оживилась сраввительно съ предшествующимъ време-
немъ, но и въ томъ, что городъ пересталъ быть почти исключительно
торговымъ цеятромъ, a npio6piura также некоторое значеше, какъ
средоточ1е обрабатывающей, фабрично-заводской промышленности.
Взвешивая теперь относительное значеше городской и сельской
промышленности въ XVIII и первой половине XIX века для общаго хода
исторической жизни этого переда, мы должны будемъ признать за
услов1ями деревенской жизни попрежнему доминирующее значеше, хотя
это ихъ превосходство является, несомненно, еще менее
исключительным^ ч^мъ въ Московскомъ государстве. Въ то же время нельзя
подметить никакой особенной борьбы, никакого противореч!я межд}
городскимъ строемъ и деревенскимъ бытомъ: общая гармоия и
единство выражены достаточно ясно. Самымъ еерьезнымъ изменешемъ,
предвестнккомъ новаго хозяйственнаго пер1ода, именно наступающей
въ половине XIX века второй стадаи развитая денежнаго хозяйства,
является перемена экономическаго типа городского поселейя:
постеленный переходъ отъ города какъ исключительно торговаго центра, къ
городу какъ центру торгово-промышленному. Въ этомъ залогъ
дальнейшая преуспеяшя городского строя, а следовательно болынаго
значешя городской промышленности, съ чемъ неразлучимо и более
широкое распространеше денежно-хозяйственной системы со всеми ея
необходимыми последствиями въ области сощальныхъ и политическихъ
отношен!й. Но это вводить насъ уже въ новЬйшую Россш, когда
самые коренные устои русской народной жизни подверглись
существенному изменешю.
VI.
Городъ и деревня во второй половинъ XIX въка.
Съ поняпемъ о реформе MHorie прежде соединяли—некоторые
отчасти и теперь соединяютъ—идею о резкомъ перерыве, катастрофе,
совершающейся внезапно, чуть ли не помановешю какого-то волшеб-
наго жезла. Стоячее болото такъ и оставалось бы неподвижнымъ, если бы
не являлся великанъ, гешальный человекъ, который ведетъ инертное
общество по новой дороге часто даже вопреки воле этого общества.
5*

— 68 —
HcTopiro д'Ьлаютъ велиые люди, которые отнюдь не являются
выразителями назр'Ьвшихъ потребностей и сложившихся стремлешй, а напро-
тивъ, сами вызываютъ къ жизни и потребности, и стремлещя. Такъ
думали, иногда и теперь думаютъ крейвхе индивидуалисты въ исторш,
безусловные поклонники личнаго велич1я, самымъ талантливымъ пред-
ставителемъ которыхъ является авторъ известной книги «Герои и
героическое въ истор1и>—Карлейль. Лучшимъ оировержев1емъ такого
взгляда, не говоря о другихъ соображешяхъ, являются указаия на
таия реформы, который осуществились, несмотря на отсутствие ге-
тальной личности. Къ числу такихъ реформъ иринадлежитъ отмена
крепостной зависимости крестьянъ въ Россш, произведенвая Положе-
шемъ 19-го февраля 1861 года. Надъ этимъ великимъ дЬломъ
работала, несомненно, ц'Ьлая плеяда талантливыхъ деятелей, но тщетно
мы стали бы искать между ними всеобъемлющего и всеиаправляю-
щаго гев1я. Наблюдев1я надъ подобными случаями и друпя побуж-
дешя заставляютъ многихъ иначе представлять себе происхождеше
преобразовательныхъ меропр1ятШ: его приписываютъ торжеству извест-
ныхъ идей, распространен^ ихъ въ руководящихъ кругахъ общества.
Несомненно, такое воззреше представляетъ собою уже значительный
шагъ впередъ сравнительно съ вышеотмеченнымъ взглядомъ на
исключительное эначеие героевъ въ исторш. Но ведь и идеи зарождаются
не въ безвоздушномъ пространстве, питаются и создаются
неизбежными и неустранимыми житейскими услов1ями, не могутъ быть
оторваны отъ почвы, ихъ вскормившей. Вотъ почему главной задачей при
изученш исторш всякой реформы является изучев1е ея сошально-эко-
номической освовы, техъ по преимуществу хозяйственныхъ условШ,
который создаютъ и известный кругъ идей, обращающихся въ
обществе и усваиваемыхъ общественными деятелями, и возможность ге-
шальнаго синтеза и практическаго применешя ихъ великимъ челове-
комъ или бойе или менее многочисленной группой людей
талантливыхъ. Не то, чтобы все безусловно сводилось непосредственно къ хо-
зяйственнымъ ивтересамъ и потребностямъ, но главное и основное въ
историческихъ переменахъ, несомненно, объясняется экономическимъ
элементомъ. Поэтому, изучая причины паден1я крепостного права въ
Россш, событ1я, имеющаго первенствующее значев1е во второй
половине XIX века и служащаго видимымъ при знакомь важной
общественной перемены, мы должны, прежде всего, отметить те новыя
явлещя, которыя более или менее ясно обозначились въ
экономической жизни страны.
Говоря вообще, основной экономической причиной крестьянской
реформы надо считать дальнейшей ростъ денежнаго хозяйства, переходъ
его во вторую стадш развитая, когда большая часть населев1я
втягивается въ торговый оборотъ, работаетъ для рынка, и для удовлетворе-
н1я собственвыхъ потребностей закупаетъ продукты чужого труда?

— 69 —
выносимые также на рынокъ въ виде товара. Эготъ процессъ развитая
денежнаго хозяйства въ первой половине XIX-го стол&пя
характеризуется въ значительной м^рЬ уже теми фактами, которые приведены
при изложенш экономической исторй новой крепостной, дореформенной
Россш. Поэтому мы ограничимся лишь указашемъ, что отмеченныя
тамъ явлешя,—въ родЬ увеличения количества и круга предметовъ, npi-
обр^таемыхъ дворянствомъ покупкою, замены натуральнаго оброкаденеж-
вымъ, развитая крестьянскаго отхода на заработки, выд£лев1я изъ
крестьянской массы отдЬльныхъ богачей, крупныхъ капиталистовъ, —
находятъ ce6i соотв-bTCTBie въ усп'Ьхахъ внешней торговли въ Россш
и въ перемене хозяйственнаго положемя дворовыхъ людей. Накануне
крестьянской реформы ценность русскаго вывоза, простиравшаяся въ
начале XIX вика до 75 миллкшовъ рублей, поднялась до 230 миллю-
вовъ; въ то же время иностранных* товаровъ ввозилось уже на
200 миллкшовъ рублей, тогда какъ въ начали стол^тя ввозъ не пре-
вышалъ 52 миллкшовъ. Что касается дворовыхъ, то ихъ
хозяйственная роль изменилась въ томъ смысле, что хотя общее количество
дворовыхъ и увеличивалось, но это увеличеше приходилось на счетъ
тгЬхъ изъ нихъ, которые были заняты въ качестве рабочихъ въ по-
м'Ьщичьихъ промышленныхъ предпр1ятаяхъ, работавшихъ для сбыта,
между тЬмъ какъ число дворовыхъ, занятыхъ въ качестве личной
прислуги, быстро шло на убыль; они стали непроизводительнымъ клас-
сомъ, дармоедами, тяготившими владЬльцевъ, которые перестали
нуждаться въ ихъ домашнемь труде, такъ какъ начали прюбретать
предметы потреблейя по преимуществу покупкой. Иеремена въ эконо-
мическомъ положещи дворовыхъ была замечена еще въ 40-хъ годахъ
путешествовавшимъ тогда по Россш немцемъ Гакстгаузеномъ и
подтверждается для пятидесятыхъ годовъ наблюдешями надъ
отдельными помещичьими хозяйствами: такъ, въ именш Шипова,
Ярославской губерши, изъ общаго числа 101 двороваго, лишь 16 человекъ
исполняли обязанности личной прислуги, служили въ домашнемъ
хозяйстве владельца; остальные были почти сплошь отпущены на оброкъ.
Наконецъ, немаловажнымъ признаком^ развитая денежнаго хозяйства
является очень быстрый ростъ купеческихъ капиталовъ: уже въ 1822 году
въ Московской губерши общая сумма этихъ капиталовъ доходила до
27 миллкшовъ рублей, а 11 летъ спустя, въ 1833 году, она достигла
уже 39 миллкшовъ. чтб составляетъ около 45°/о повышения въ такой
коротюй срокъ, какъ одно десятилетае.
Ростъ денежнаго хозяйства служить несомненнымъ признакомъ
увеличившагося раздЬлешя труда, т. е. развитая обрабатывающей
промышленности. Какъ быстро шло развитае русской фабрики въ первой
половине XIX века,—это видно изъ следующихъ примеровъ: въ
важнейшей изъ отраслей фабичной производительности, хлопчатобумажыомъ
производстве, количество перерабатываеыаго хлопка возрасло за бОхЬтъ

— 70 —
въ 16 разъ; выплавка чугуна за то же время поднялась съ 8 до 16
миллюновъ пудовъ; быстрое поступательное развипе суконнаго
производства засвидетельствовано тЬмъ фактомъ, что въ 1850 году, въ Рос-
сги считалось уже 492 суконныхъ фабрики. Параллельно
количественному росту фабричной производительности шло и улучшеше ея техники:
ручная работа стала заменяться машинной; мануфактура XVIII в'Ька
превратилась въ XIX въ^тЬ въ фабрику въ истинномъ смысле этого слова.
Такъ уже въ сороковыхъ годахъ технической уровень хлопчатобумажнаго-
фабричнаго производства въ Россш былъ очень высокъ. Развитае
обрабатывающей фабрично-заводской промышленности и технически прогрессъ
ея оказали чрезвычайно сильное вд1яше на самыя формы эксплуатации
народнаго труда въ этой сфере производства. Мы видели въ свое время,
что фабрика XYIII в'Ька опиралась почти иеключительно на несвободвый
трудъ,—крепостной, если она принадлежала дворянину-землевладельцу,
и поссесюнный, если ею владЪлъ купецъ или выкупивпцйся на волю
крестьянинъ. Но въ XIX нЬкЬ, подъ влямемъ роста денежнаго
хозяйства, вызвавшего увеличеие спроса на продукты обрабатывающей
промышленности и принудившаго фабрикаптовъ позаботиться о большей
производительности фабричнаго труда, о введевш машинъ и повышенш
качества фабрикатовъ, малопроизводительный, выедете своего при-
нудительнаго характера, несвободный трудъ сталъ заменяться более
плодотворнымъ вольнонаемньшъ. Это, прежде всего, отразилось въ по-
ст^ренномъ разложеши основанной на крепсстномъ труде дворянской
фабрики, господствовавшей въ Екатерининскую эпоху: въ 30-хъ годахъ.
XIX века дворянсюя фабрики составляли уже только 15% общаго числа
фабрикъ, а въ 40-хъ годахъ процентъ ихъ понизился до 5-ти.
Помещичья фабрика распадалась на кустарные промыслы, изъ которыхъ въ
эвою очередь, образовалась крестьянская фабрика, преобладавшая въ
40-хъ и 50-хъ годахъ. Но на крестьянскихъ и купеческихъ фабрикахъ
поссесюнный трудъ оказался маловыгоднымъ. Фабриканты стали пред-
цочитать свободныхъ рабочихъ, такъ что въ 1816 году Александръ 1
навсегда запретилъ покупку крестьянъ къ фабрикамъ, а въ 1825 году
уже 54% всехъ фабри чныхъ рабочихъ работали по вольному найму.
Въ тридцатыхъ годахъ фабриканты громко жалуются министру финан-
совъ на невыгодность поссесюннаго труда. Подъ вл1ян1емъ этого, въ
1840 году былъ изданъ законъ, по которому фабриканты получили
право освобождать своихъ посеесшнныхъ рабочихъ за деньги или без-
алатно. До какой степени этотъ законъ соответетвовалъ вполне
назревшей потребности, видно изъ того, что имъ очень скоро
воспользовались 103 фабрики: более половины посеесшнныхъ фабрикъ перешли
такимъ образомъ, по желанш владельцевъ, къ вольнонаемному труду.
Итакъ, торжество крестьянской фабрики ознаменовалось къ половине
XIX века преобяадащемъ вольнонаемнаго труда въ обрабатывающей
промышленности, а это погледнее явлеше, вызывая усиленный спросъ

— 71 —
на свободныхъ рабочихъ, неизбежно выдвигало вопросх о
необходимости освободить крестьянское населеше отъ крепостной зависимости.
Мы видимх, следовательно, что развитае денежнаго хозяйства и
неизбежный результатъ его—ростх фабричной промышленности съ наем-
нымъ свободнымъ трудомъ—подрывали крепостное право въ его осно-
ван!яхъ и выставляли крестьянскую реформу вх качестве требовамя,
совершенно необходимаго вх интересахх народнохозяйственная»
развитая Poccin. Такова первая экономическая причина падешя
крепостного права въ Poccin: ее мы нашли, такимъ образомх, въ процессе
развитая обрабатывающей промышленности.
Не менее, если не более, сильно, чемх вх обрабатывающей
промышленности, общая перемена экономическихъ услов1й сказалась въ
сфере земледельческаго производства. Описанный сейчасх ростъ
фабричной производительности, неизбежно сопровождаешься болыпимъ,
чемъ прежде, разделешемх труда,> спещализащей, вызвалх сильное
повышейе спроса на хлебх на внутреннемъ рынке страны. Этому
соответствовалъ усиленный спроеъ на русски хлебъ и на рынке
внешнемъ, за границей: дело въ томх, что въ XIX веке передовыя
западно-европейсшя страны стали делать очень крупные шаги по пути
индустриальная) развитая, такъ что земледъл1е отступило въ нихх на
второй планх передъ фабричной промышленностью, а отсюда и
явилась, повышенная потребность въ привозномъ хлебе, не
удовлетворявшаяся местнымх, внутреннимъ земледельческимъ производствомх. Уве-
личеше спроса на хлебъ на внутреннемх и внешнемъ рынке
потребовало отъ русскаго земледельческаго хозяйства большей
производительности: явилась нужда въ болыпемъ количестве хлеба и при томъ
хлеба лучшаго качества. Другими словами, былъ поставленх на
очередь вопросъ объ улучшеши земледельческой техники. Въ начале
XIX века недоразвитая трехпольная система земдедел1я, т.-е. такая
при которой еще более трети, во менее половины всей пахатной земли
остается ежегодно подх паромх, требующимх навознаго удобрешя,
господствовала еще на довольно—значительной территор1и. Это можно
было сказать въ двадцатыхх годахъ отчасти даже о такихъ губер-
в1нхъ, какъ Калужская. Обширныя восточныя и южныя окраивы
Европейской Poccie и все ав1атсия владен1я въ то же время и долго
еще позднее оставались широкой ареной первобытнаго переложнаго
земледелия. Исторхя техники русскаго полевого хозяйства вх XIX веке
сводится къ процессу развитая зачаточныхъ стадй трехполья вх
чистую его форму, перехода отъ переложной системы къ трехпольной
и, наконецъ, къ процессу появления еще более интенсивной, чемъ
трехпольная, плодосменной системы земледел1я, основавной на уничто-
женш пара, замене его посевомъ утучняющихх почву травъ
(клевера, вики) и смене зерновыхъ хлебовъ корнеплодами, причемъ нахс-
дятъ себе обширное приложеше различные виды искусственнаго удо-

— 72
брешя (туки, фосфориты и пр.). Уже въ самомъ конце ХТШ вЬка
смоленсмй помещикъ Бланкеннагель далъ первый образецъ прим'Ьне-
йя плодосмена въ своемъ иа^Ьши. Въ 30-хъ, 40-хъ и 50-хъ годахъ
XIX столейя плодосменная система полевого хозяйства на помещичь-
ихъ земляхъ не является уже исключешемъ, редкостью. Особенной
известности въ этомъ отношенш достигли хозяйства двухъ помещи-
ковъ,—калужскаго Полторацкаго и тверского Шелехова. ПолторацкШ
им^лъ целый рядъ подражателей и даже восторженныхъ последава-
телей, некоторые изъ которыхъ делились съ публикой въ агрономи-
ческихъ журналахъ того времени результатами своихъ агрономиче-
скихъ опытовъ. Хозяйственные документы первой половины XIX въка,
наверное, подарятъ насъ, при ихъ обнародовавш и изучеши, не однимъ
извътиемъ о переходе къ плодосмену. Такъ въ последнее время стало
известно, что рязанскШ помещикъ Семеновъ применялъ въ своемъ
им£нш систему земледел!я более интенсивную, ^чемъ развитое
трехполье, а Воробьевъ уже въ тридцатыхъ годахъ въ Тверской губер-
нш сеялъ клеверъ. Параллельно распространенно более совершенныхъ
системъ земледел!я шли и друпе процессы, указывавппе на прогресъ
техники полевого хозяйства: увеличивалась площадь запашекъ,
вводились улучшенныя земледельчесшя орудш и машины, разводились та-
щя растешя, которыя знаменуютъ собою уже переходъ къ
промышленному земледЬльческому хозяйству, разсчитанному на переработку
продукта въ другой видъ съ целью более выгоцнаго сбыта: такъ
стали въ значит^льномъ количестве сеять свекловицу, имея въ виду
переработку ея въ сахаръ.
Перемены въ земледельческой технике подготовили торжество сво-
боднаго труда надъ крепостнымъ и въ области земледел1я. Денежное
сельское хозяйство, работавшее для рынка, для сбыта, доропя
усовершенствованный оруд1я, интенсивная система полеводства, затраты
на искусственное удобреше, на лучшШ рабочИ скотъ и т. д.
повышали требовашя на количество продукта, делали обязательнымъ
увеличение производительности труда въ земледелш; между темъ,
барщинный, подневольный трудъ отличается всегда, какъ извЪстно,
чрезвычайно слабой производительностью: работая неохотно, поневоле, въ
пользу другого, безъ всякой для себя выгоды, барщинный крестья-
нинъ исполняетъ свое дело такъ плохо, какъ только можно при
надзоре за нимъ со стороны вотчинной администращи; поэтому и земля
подъ барской пашней не окупаетъ своимъ скуднымъ урожаемъ по
вышенныхъ благодаря усовершенствовашямъ расходовъ. Остается одно
средство для повышения дохода,—употреблеше вольнонаемнаго труда,
а для его широкаго применемя необходима отмена крепостного права.
Конечно, масса помЬщиковъ-рутинеровъ плохо понимала это и слепо
противилась реформе, въ силу своей косности и неспособности
примениться къ новымъ услов1ямъ, но лучшая часть поместпаго дворян-

— 73 —
ства хорошо сознавала потребности времени и ихъ необходимую связь
съ интересами ращональнаго сельскаго хозяйства. Это прежде всего
доказывается коллективными ходатайствами дворянства въ
Николаевское время объ освобождена крестьянъ и улучшенш ихъ быта;
таковы, напр., проектъ тульскихъ дворянъ, совйщатя въ Смоленской,
Тверской, Рязанской, Петербургской губершяхъ. Другое
доказательство выгодности вольнонаемнаго труда въ сельскохозяйственномъ
производстве заключается въ высокой доходности твхъ сельско-хозяй-
ственныхъ предпр1ят!й, въ котйрыхъ применялся трудъ вольнонаем-
иыхъ рабочихъ: въ 40-хъ годахъ XIX века въ Московской губерши
ташя предпр1ят1я оказывались въ 2% раза доходнее хозяйствъ, оснс-
ванныхъ на крепостной барщиве; въ то же время въ Рязанской гу-
берши барщинныя помещичьи имешя приносили доходу всего 8—10%.
а прибыль при возделыааши земли свободными рабочими по найму
достигала 15—20%; наконецъ, въ губершяхъ: Воронежской, Тамбовской
и Саратовской обработка земли вольнонаемными работниками приносила
нередко более 60% чистаго дохода съ оборотнаго капитала. Есть еще
трейй признакъ большей выгодности свободнаго труда въ земледелш
въ пятидесятыхъ годахъ XIX века сравнительно съ крепостнымъ:
это-^тотъ фактъ, что къ половине XIX столетая количество крепост-
ныхъ, обязанныхъ земледельческой барщиной, въ центральныхъ
губершяхъ сильно сократилось сравнительно съ ХУЩ векомъ: такъ,
напримеръ, во Владим1рской губернш въ XVIII вике 50% псмещичь-
ихъ крестьянъ сидело на барщине, а въ половине XIX стодепя
процента барщинныхъ крестьянъ понизился до» 30-ти; въ Ярославской
губернш наблюдается за тотъ же промежутокъ времени понижеше
процента издельнаго крестьянства съ 22 до 12%, въ Московской—
съ 64-хъ до 32-хъ. Правда, сокращеше барщины и ростъ оброчной
системы въ нечерноземныхъ губершяхъ объясняется не одними усло-
в1ями земледел1я, а также развийемъ здесь обрабатывающей
фабричной промышленности, делавшвмъ выгодной для помещиковъ
оброчную систему: можво было повысить значительно оброкъ, отпуская
крепостного крестьянина работать на фабрику и пользуясь высо-
кимъ сравнительно уровнемъ получаемой имъ тамъ заработной платы.
Но приведенный цифры, несмотря на такую оговорку, всетаки
доказываютъ, что въ центральныхъ губершяхъ барщина сильно
пошла на убыль, следовательно, золотая пора крепостного сельскаго
хозяйства безвозвратно миновала. Что касается губернш, ле-
зкавшихъ къ югу отъ Оки, то процентъ барщинныхъ крестьянъ въ
нихъ или остался безъ перемены, какъ, напр., въ Тамбовской
губернш, где и въ XVIII, и въ половине XIX века на барщине сидело
78% крепостныхъ крестьянъ, или повысился, какъ въ Пензенской—съ
48% въ XVIII веке до 76% въ XIX, или, хотя и понизился, но все-
же былъ высокъ, чему примеромъ можетъ служить Курская губершя,

— 74 —
въ которой барщинные крестьяне въ половине XIX столъчгая
составляли 7542% крепостного населешя, тогда какъ въ XYIII в^кЬ из-
дельныхъ крестьянъ было 92%. На первый взглядъ это показываетъ,
что въ черноземныхъ, чисто-земледельческихъ губершяхъ попреж-
нему господствовалъ крепостной трудъ, но при ближайшемъ изследо-
ванхи оказывается, что напряженность здесь крестьянской барщины
объясняется только одной редкостью населемя: по свидетельству со-
временниковъ, на юге для обработки помещичьей пашни не хватало
барщиннаго труда крепоствыхъ, и потому въ болыпомъ количестве
употреблялись вольнонаемные pa6o4ie, приходивпйе изъ
густонаселенной Малороссш. Следовательно, вольнонаемный земледеяьчесюй трудъ
игралъ въ степныхъ черноземныхъ губерюяхъ едва ли не бблыпую и,
во всякомъ случае, не меньшую роль, нежели барщинный
подневольный: и здесь устои крепостного земледельческаго хозяйства подгнили,
оно стало невыгоднымъ для дворянъ-землевладельцевъ.
Не надо забывать далее, что кроме владельческихъ интересовъ
были еще интересы крестьянсйе. Для крестьянина увеличеи1е барщины
и барской запашки знаменовало собою существенный хозяйственный
ущербъ, такъ какъ сокращало размеры его собственной пашни и
лишало его всякой экономической самостоятельности. Это было существен-
нымъ тормазомъ въ развитш собственно-дворянскаго хозяйства, toi-
мазомъ, ставившимъ это хозяйство въ сильное противоречие съ общи? в
экономическими ушшями времени: развитие обмена, денежваго
хозяйства поощряло крупный сельскохозяйственный предпр1яия, но осу-
ществлеше ихъ становилось невозможнымъ при сохраненш крепостного
права, вследствие противоръ^я ихъ при этомъ условш экономическимъ
интересамъ крестьянства. Два признака указывають на невыносимость
крепостныхъ хозяйственныхъ условш для крестьянскаго населения по-
следнихъ летъ передъ освобождешемъ: во-первыхъ, въ последмя 20
летъ передъ крестьянской реформой прекратился приростъ крепостного
населещя, что очень знаменательно, такъ какъ свидетельствуетъ о тя-
желомъ экономическомъ положенш крепостныхъ; во-вторыхъ, въ пяти-
десятыхъ годахъ XIX столетая увеличилось число крестьянскихъ вол-
нешй: тогда какъ въ 20-хъ годахъ оно равнялось всего 41-му, теперь
оно выросло до 137, цифры очень внушительной.
Наконецъ, все эти обстоятельства—и невыгодность барщины и
крепостного права для помещичьяго хозяйства, и разореше и возбуждение
крестьянъ, и происходившая отсюда остановка въ возрастали на-
роднаго дохода—не были безразличны и съ точки зрьщя чисто го-
сударственныхъ интересовъ. Внутреннее спокойств1е — основная
потребность государства. Не менее важна для него и внешняя
безопасность, которая требовала развита производительныхъ силъ страны,
промышлености, торговли, земледелия, путей сообщетя, такъ какъ
недостатки во всемъ этомъ гибельно отражались на фииансахъ госу-

— to —
дарства и были основной причиной поражешя, понесеннаго Pocciefi въ.
Крымской войне.
Итакъ, вторую экономическую причину крестьянской реформы
19-го февраля 1861 года можно формулировать следующимъ образомъ:
денежное хозяйство въ своемъ развипи привело къ техническимъ
усовершенствовашямъ въ земледел1и, а эти усовершенствоватя сд'Ь-
1али невыгоднымъ для дворянства, крестьянъ и самого государства
крепостной трудъ и вызвали его замену трудомъ вольнонаемнымъ:
замена же крепостного труда вольнонаемнымъ и означала какъ разъ
уничтожевде крепостного права.
Въ конечвомъ счете, такимъ образомъ, крепостное право пало
велЪдствхе развипя денежнаго хозяйства въ Poccin, могущественно
повл1явшаго на технику обрабатывающей промышленности и сельскаго
хозяйства, а черезъ посредство техники и на формы производства.
Крестьянская реформа оказала громадное, определяющее вл1яше
на все стороны русской общественной и государственной жизни. Это
вляв1е сказалось, прежде всего, въ сфере экономическихъ отношенШ.
Реформа 19-го февраля сделала свободнымъ трудъ, вывела на рынокъ
свободнаго юридически рабочаго, имеющаго право свободно
договариваться объ услов!яхъ труда съ предпринимателем^ Свободный
рабочие—-необходимый элементъ денежно-хозяйственной системы во второй
стадш ея развитая. Другой ея необходимый элементъ—свободная
земельная собственность, которую, за незначительными исключешями в
ограничешями, можно свободно отчуждать въ руки каждаго, желаю-
щаго пр1обрести ее, безъ различ1я звамй и состояшй. Нельзя, конечно,
сказать, чтобы въ современной Россш земельная собственность стала
уже вполне свободной, такъ какъ крестьянское морское землевладеше
сохраняетъ значительное распространение, а крестьяне ве имвютъ права
продавать, дарить, закладывать и завещать свои наделы. Темь не
менее и въ освобожденш земельной собственности Poccifl со времени
уничтожеыя крепостного права сделала крупные успехи: тогда какъ
прежде право владеть населенными имешями принадлежало одному
только дворянстну, — теперь все сослов!я получили законную
возможность пр1обретать и отчуждать землю нъ полную личную собственность.
Цри томъ же въ самой крестьянской общине—по крайней мере,
местами—заметны перемены: выделяются три слоя крестьянства,—выс-
ппЁ или более богатый, средшй по достатку и деревенскгй пролета-
р1атъ; последнШ, не имея права продать землю, фактически заменяетъ
эту продажу сдачей своихъ наделовъ въ долгосрочную аренду за
ничтожную плату богатымъ крестьянамъ, а самъ направляется на
фабрику, въ городъ или въ помещичью экономш для работы по найму;
что касается средняго крестьянскаго слоя, то онъ ищетъ спасешя въ
переселеши. Такъ на деле масса м1рской земли местами
сосредоточивается въ рукахъ богатаго крестьянства, и, следовательно, какъ и въ

— 76 —
другихъ случаяхъ, экономическая действительность переростаетъ
юридическую фикпдю. Наконецъ, эти две новыя формы
производства—свободный трудъ и въ изв-встныхъ предвлахъ, съ известными, надо думать—
временвыии, ограничемями свободная земельная собственность создали
рядъ существенныхъ перембнъ въ самыхъ системахъ народнаго
производства. Прежде всего, когда спали крЬпостныя путы, вышло на
широкую дорогу русское землед,Ьл1е, и при томъ землед,Ьл1е улучшенное,
инстенсивное: въ настоящее время плодосменная система—не редкость
въ такихъ областяхъ, какъ московская промышленная, центральная
земледельческая, БЪлорутя, Литва, юго-западный край, Малоросйя,
не говоря уже о Привислинье и прибалтшскихъ губершяхъ, причемъ
замечательно, что о*на прививается не только на владельческихх, но
и на крестьянскихъ земляхъ. Затемъ открылась возможность более
быстраго поступательнаго движетя обрабатывающей промышленности
въ ея не столько кустарной, крестьянской форме,^ сколько въ форме
фабричной, городской. Городской надо называть фабричную
промышленность по той причине, что фабрики даже тогда, когда оне
возникают^ вне черты городской оседлости, быстро образуютъ около себя
зачаточныя городсыя поселения, нередко разростаюнцяся въ настояице
крупные центры. Техничесмя средства русскаго хлопчатобумажнаго
производства увеличились во* второй половине XIX века въ 20 разъ,
такъ что въ настоящее время они не ниже, чемъ въ любой изъ пере-
довыхъ европейскихъ странъ. Ценность годового подукта въ
хлопчатобумажной промышленности дошла до 430 миллюновъ рублей. Годовой
оборотъ шерстяного производства простирается до 160 миллюновъ рублей
Въ пятидесятыхъ годахъ годовая производительность русской
металлической промышленности оценивалась всего только въ 2 миллхона
рублей; въ конце XIX века уже въ 142 миллюна рублей, т.-е. въ 71 разъ
дороже. Съ 60-хъ и особенно съ 70-хъ годовъ начинаются крупные
и быстрые техничесие успехи въ шелковомъ производстве, сахаро-
варенш, шерстяномъ, стекляномъ деле и проч. Существеннымъ улуч-
шешямъ подверглась и техника наиболее доходныхъ отраслей
добывающей промышленности, напр. горнаго дела и пчеловодства: применеше
машинъ въ горнозаводской промышленности быстро увеличилось, а
пчеловодство, упавшее было благодаря распашке луговъ и истребление лЬ-
совъ, снова ожило въ последнее время вследств1е распространения
пасечной системы. Наконецъ, и коммерческяя техника постепенно
преобразуется. Старинная ярмарочная система падаегъ: уже въ шестидеся-
тыхъ годахъ наблюдается упадокъ крупныхъ оптовыхъ ярмарокъ и
и разложеше ихъ на мелше торжки; особенной интенсивности зто явле-
Hie достигаетъ съ восьмидесятыхъ годовъ. На смену ярмаркамъ
являются кредитный операщи и развиие комиссюнерства и, выставокъ.
Параллельно этому быстро растутъ акщонерныя предпр1ят1я: въ
течете 90-хъ годовъ число ихъ увеличилось вшестеро; соответственно

— i i —
возросли и вложенные въ нихъ капиталы. Крупными шагами пошла
взередъ и внешняя торговля; ценность русскаго вывоза передъ
крестьянской реформой простиралось, какъ было уже въ свое время нами
указано, до 230 миллйшовъ рублей въ годъ, а въ конце XIX века
она дошла до 630 миллнжовъ; передъ освобождешемъ Poccifl ввозила
иностранныхъ товаровъ всего на 200 мюшоновъ рублей, а въ последив
годы истекшего столЬпя ввозъ поднялся до 600 мшшоновъ; вывозъ
хлеба изъ Россш за послйдшя 40 лЬтъ XIX вЬка возросъ въ 4'h раза.
Если къ этому прибавить чрезвычайное развиие путей сообщещя,
особенно жел'Ьзныхъ дорогъ, и совершившееся на нашихъ глазахъ
введете золотой денежной единицы и свободнаго размена кредитныхъ
бил№овъ на золото,—собьшя, которыя были бы немыслимы при крй-
постномъ праве, и которыя нельзя не признать отдаленными посл^д-
еттаями его уничтожешя,—то станетъ ясно, сколь многимъ бъ
экономической сфере обязано наше отечество великой исторической
перемене, которою открывается новейшая русская истор1я.
Не менЬе знамевательны были перемены, внесеныя уничтожешемъ
крепостного права на крестьянъ, въ область сощальныхъ отнсшешй.
Велики освободительный актъ 19 февраля 1861 года ясно и громко
провозгласилъ и провелъ въ действительность принципъ гражданской
свободы личности въ Poccin, причемъ освобожден1е крестьянъ почти
совершенно "уничтожило старыя кръчюстныя обязанности, въ той или
другой мере лежавппя до того времени на вевхъ сословмхъ: сохрани
лись лишь некоторые обломки отжившаго крепостного строя. Говоря
о сопдальномъ строе Poccin во второй половине XIX столетая, надо
иметь ьъ виду сферу собственно-личныхъ правъ и сферу правъ кор-
поративныхъ. Крестьянская реформа въ обоихъ этихъ отношешяхъ,
несомненно, внecлaJ болышя перемены: провозгласивъ принципъ
гражданской свободы личности, она ослабила и сословность, выдвинула на
первый планъ классовое, экономическое начало,- имуществевную
состоятельность. Однако, о полной замене сословнаго начала классовымъ
говорить нельзя, можно лишь отметить усилеше последняго въ ущербъ
первому; а затемъ не можетъ быть речи и о полномъ, неограничен-
номъ господстве начала гражданской свободы личности. Намъ уже
известно, что дворянство въ дереформенной Poccin въ принципе было
освобождено отъ обязательной службы, въ действительности же
поставляло изъ своей среды чиновниковъ по судебному и полицейскому
областному управлению. Только велигая реформы императора Александра II,
именно земское самоуправление 1864 года и произведенное въ то же
время преобразование судебныхъ учреждевЩ, сняли съ дворянства не
въ одной лишь теорш, но и на практике обязанность служить
государству. А обе указанныя реформы связаны крепкими генетическими
узами съ осовобождешемъ крестьянъ: гражданская свобода личности
требуетъ, какъ обязательнаго дополнешя, корпоратинныхъ правъ сво-

— 78
-боднаго общества, развитая начала общественнаго самоуправлешя,
наиболее послЪдовательнымъ выражешемъ котораго и стали земсшя
учреждев1я; та-же гражданская свобода предполагаетъ гласное, устное
и равное для всвхъ правосуд1е, ставшее необходимымъ после уни-
чтожещя вотчинной юстицДи помЬщиковъ. Однако остатки дворянской
обязательной службы продолжаютъ существовать и въ настоящее
время въ нъчкоторыхъ обязанностяхъ, лежащихъ на предводителяхъ
дворянства: таковы, напр., обязанности председательствовать въ зем-
скихъ собрашяхъ, въ съЗзздахъ земскихъ начальниковъ, участновать
въ губернскихъ по земскимъ и городскимъ дЪламъ присутсттаяхъ и
т. д. Нвтъ, однако, сомнФшя, что таия обязанности близко
соприкасаются по своему юридическому значешю со спещальвыми сословными
правами, которыя продолжаютъ составлять отличительную черту
организации дворянскаго сослов1я въ Poccin и съ 1890 года усилены. Пер-
вымъ и главнымъ выражен1емъ сословныхъ корпоративныхъ правъ
дворянства служить, конечно, сословное дворянское самоуправлеме,
ведущее свое начало отъ екатерининской жалованной грамоты
дворянству 178Б года. Положеше о земскихъ учрежден1яхъ 1864 года
нанесло существенный ударъ спещально-сословной дворянской
организации: заведываше хозяйственными делами уезда и губерши перешло
всецело въ руки земства, гласные котораго выбирались не на основе
сословнаго^ принципа, а на начали безсословности, частными
землевладельцами (въ томъ числи1 и не дворянами), городскими и сельскими
обществами. Только новое земское положеше 1890 года усилило
сословный элементъ въ земскихъ учреждешяхъ: дворяне отделены отъ
другихъ сослов1й, составляютъ особый избирательный съъздъ, сильнее
представлены въ земскихъ собрашяхъ, такъ какъ выбираютъ туда
наибольшее число гласныхъ несоответственно относительнымъ размъ--
рамъ дворянскаго землевладешя, и при томъ въ губернскихъ земскихъ
собрашяхъ участвуютъ еще не по избравш вч гласные, а по
должности вс4 предводители дворянства губерши.
Тяжелыя нодатныя обязанности городского сослов1я, обложеннаго
подушною податью, были после крестьянской реформы сильно
облегчены и приведены въ большее соответсттае съ его платежными силами:
въ 1863 году подушная подать въ городахъ была заменена по-домо-
вымъ налогомх. Вскоре затемъ была произведена реформа городского
самоуправлешя: вместо представительства отдельныхъ сословныхъ группъ
городского населешя, стоявшихъ въ городской общей и городской
шестигласной думе обособленно и лишь внешнимъ образомъ
соприкасавшихся между собою, было введено общее представительство, въ
основу организащи котораго положено не сословное, а классовое
начало: по Городовому Положешю 1870 года, избирательными правами
стали пользоваться домовладельцы, промышленники, торговцы и
обладатели свидетельствъ—ктпеческихъ, промысловыхъ на мелочную тор-

— 79 —
говлю и приказчичьихъ перваго разряда. Городовое Положеше 1892 г.
не нарушило классоваго принципа въ городскомъ представительстве,
съузивъ лишь кругъ избирателей путемъ исключешя мелкихъ домо-
влад-вльцевъ и мелкихъ торговцевъ и гЬмъ давъ окончательный
перевесь въ городскомъ самоуправлеши крупному капиталу.
Наибольшее количество остатковъ старинваго крепостного строя
и сословности наблюдается въ крестьянстве. Здесь важно не только
существование спец1альнаго сословнаго управлешя и даже волостного
суда, но и сохранеше стараго крестьянскаго морского землевладвшя,
круговой поруки" въ уплати податей, стбснетя права переселешя и
отлучки необходимостью разр^шешн властей для переселешя и
выдачей увольнительнаго свидетельства для отлучки, наконецъ, стропи
контроль и дискрендонная (основанная ва личномъ усмотрели) власть
административныхъ органовъ, земскихъ начальников*. Важнейшимъ
шагомъ впередъ, къ уничтоженш остатковъ крепостного строя въ среде
крестьянства, после реформы 19-го февраля 1861 года нужно считать
отмену въ 1882 году подушной подати.
Предшествующее изложеше показываетъ, что падеше крепостного
права въ Россш дало особенно могучш толчокъ промышленности
городской, торговле и фабричной производительности,—содействуя
вместе съ темъ и прогрессу деревенской промышленности,
преимущественно земледел1я. Это существенно изменило и характеръ русскаго
города и соотношеше между городомъ и деревней въ экономической
жизни страны: изъ поселешя по преимуществу торговаго руссый го-
родъ превратился въ последщя сорокъ летъ въ центръ не только
торговли, но и фабричной прэмыппенаоети; играя мало заметную, во
всякомь случае подчиненную роль въ экономической жизни
дореформенной Россш, городъ после реформы 19-го февраля занялъ
самостоятельное хозяйственное положеше и выдвинулся въ качестве важнаго
фактора не только въ эконоиическихъ отношеюнхъ, но и въ другихъ
сферахъ народной и государственной жизни. Если въ историческомъ
прошломъ русскаго народа деревенсия сослов1я—земельное дворян-
-ство и крестьянство—имели определяющее значеше, поглощая и
подавляя городское населеше, то въ наше время вядвигаются въ
качестве видной силы торгово-промышленный классъ и классъ рабочШ,
включая въ составъ последняго и лицъ, посвящающихъ свое время
интеллигентному труду за известное вознаграждеюе, являющееся един-
«твеннымъ или, по крайней мере, важнейшимъ источникомъ ихъ су-
ществовашя.
Окидывая общимъ взглядомъ пройденный нами длинный путь исто-
рическаго развитш нашего отечества, можно заметить, что основой
всего изученнаго процесса служитъ смена двухъ главныхъ перюдовъ
экономической жизни страны: первый изъ этихъ першдовъ—пер!одъ
безобменнаго, натуральнаго хозяйства, второй~пер1одъ хозяйства де-

80 —
нежнаго или менового. Хронологическая грань, отделяющая одинъ изъ
нихъ отъ другого,—это половина ХУ1 н4ка. До этого времени
господствовало натуральное хозяйство, послъ- него стало заметно
развиваться денежное. Но между обоими перюдами не было перелома, pfe-
каго и крайняго переворота, разрушительной катастрофы,—напротивъ
весь процессъ совершился въ общемъ постепенно и безъ большихъ
скачковъ. Въ сущности и каждый изъ двухъ названныхъ перюдовъ
не представлялъ собою чего-либо разъ навсегда даннаго, на всемъ
протяженш равнаго себъ, постояннаго и неизмъннаго, а являлся дли-
тельнымъ процессомъ, далеко не однороднымъ въ йачалъ и концй,
такъ что внутри каждаго nepioia можно отличить особые моменты
или стадш. Первая стад1Я развитая натуральнаго хозяйства
закончилась въ исторш Россш приблизительно концомъ XII въка; она
характеризовалась, какъ мы видели, господствомъ первоначальной
добывающей промышленности въ крайне-экстенсивной, первобытной системе,
преобладашемъ крестьянской поземельной собственности—такъ
называемая нольнаго или захватнаго землевладвщя—и домашней, семей
ной формы производства, при крайне слабыхъ проявлешяхъ обмыва,
съ поверхностной и имевшей некоторое значеше лишь для высшихь
классовъ общества примесью внешней торговли. Соовйтственно такому
сочетаюю основныхъ экономическихъ силъ, главное вл1яше въ обще-
ственномъ союзъ принадлежало въ это время свободному
крестьянству, и роль города въ собственномъ смысле этого слова была
незначительна: это было место убежища на случай внешней опасности,
центръ, гдЪ собиралось в^че, и самое большее—и это далеко не всегда—
местный рынокъ для очень узкаго района и съ совершенно ничтож-
нымъ торговымъ оборотомъ. XIII в^комъ начинается вторая стад1я
перк>да натуральнаго хозяйства въ Poccin, длящаяся до половины
XYI столття. Она характеризуется постепенно усиливающимся пере-
въсомъ сельскаго хозяйства, сначала скотоводства, а потомъ и земле-
дъ^оя, въ одной половине страны—въ северо-восточной Руси, преобла-
дашемъ торговли на новгородскомъ западе и сохранешемъ прежняго
господства добывающей промышленности въ сЬверномъ кра^.
Княжеская вотчина, развиваюпцяся поместье и монастырская вотчина,
оброчная система и свободный крестьянсмй трудъ были
типическими формами 8емлевладБв!я и хозяйства на съверо-востокв;
крупная боярская вотчина и купеческая компашя были характерны въ
этомъ отношенш для новгородская строя; на сввер^ уцъл'Ьли старое
крестьянское семейное земленладъше, утратившее лишь прежнШ
кочевой характеръ, и домашняя форма производства. Подъ вл!ян1емъ всЬхъ
этихъ условш сложились два политическихъ организма удЬльнаго
времени: аристократическая новгородская республика съ преобладашемъ
влад^вшаго землей и денежнымъ капиталомъ боярства и торговаго
сослов!я и удЬльное княжество съ постепенно усиливавшейся подъ вл1я-

— 81 —
тем* экономичеакаго господства деревни и сельскаго хозяйства властью
князя. Со второй половины XVI до половины XIX столйпя длится
первая стад1я развитая денежнаго хозяйства. ЗемледЗше остается
господствующим* на всей территорш страны, но все более выдвигаются
на ряду съ нимъ на первый планъ торговля, переставшая быть
новгородской монопол1ей и пр1обр^Ьтшая новые рынки, и обрабатывающая
промышленность, сначала въ форме кустарной, потомъ фабричной.
Соответственно этому разрушаются поместье и монастырское
землевладение, сменяясь сословной дворянской вотчиной и государственным*
зеилевлад'Ьщемъ, растутъ барщина и несвободный, крепостной трудъ,
и развивается подъ вдцяшемъ хозяйственных* условМ колонизащя
страны. Во главе общественнаго союза становится самодержавная
власть московскихъ царей, потомъ всерошйскихъ императоровъ. Въ
этой стадия развитая денежнаго хозяйства можно впрочемъ различать
два последовательных* момента—московски и новый дореформенный,
которые мы и излагали отдельно, характеризуя первый, какъ время
зарождешя и первоначальнаго развитая порядковъ, сложившихся
более определенно во второй моментъ. Наконецъ, освобождеше крестьян*
отъ крепостной зависимости было поворотным* пунктом* въ развиии
денежнаго хозяйства, вступившаго со времени этой реформы во
вторую стаддю, когда обрабатывающая промышленность прюбретаетъ еще
более видное значейе въ экономической жизни, а меновое обращеше
хозяйственных* благ* захватывает* все более и болт>е глубоые и
широые общественные слои, подъ вл1яшемъ чего развиваются
свободный трудъ и свободная безусловная земельная собственность, и
выдвигаются впередъ торгово-промышленный и рабочШ классы}
следовательно, вл!ян1е города увеличивается.
Въ связи съ увеличетемъ вл1ян1я города стоитъ развитее той
стороны общественныхъ отношешй, которая известна подъ назвашемъ
культуры въ тесном* смысле этого слова, т.-е. интересовъ науки,
искусства и просвещешя, и которая была оставлена въ предшествую-
щемъ изложеши въ тени отчасти съ целью сосредоточить внимаше
читателя на немногихъ основных*,явлешяхъ, отчасти вследств1е того,
что этотъ сложный вопросъ требуетъ особаго обстоятельнаго изучешя
твмъ более, что общепринятая зд$сь точки зрещя должны
подвергнуться замене совершенно новыми. Сейчас* мы позволим* себе,
поэтому, ограничиться лишь общим* указашемъ на громадную
культурную роль города, несомненную для всякаго непредубежденнаго
человека. Наши университеты, музеи, академш, художественный галлереи,
театры, библштеки корнями своими прочно прикреплены к* городской
почве и развиваются въ точномъ соответствш и неразрывной связи
съ увеличешемъ экономическаго значешя города. Это не значит*,
конечно, что воспитанный въ городе наука, искусство и просвещеше
ничем* не обязаны деревне и .созданы не для нея. Напротив*, каж-
ГОРОДЪ И ДЕРЕВНЯ. 6

— 82 —
дый Бож1й день мы можемъ наблюдать въ европейской и русской
жизни все новые успехи щаобщешя деревни къ великиыъ благамъ
человеческой культуры и просв^щейя. Но н^тъ сомнетя, что безъ
развитая городского строя невозможенъ былъ бы и пышный расцв'Ьтъ
культуры. Не надо только забывать, съ другой стороны, что и
городской строй въ его современномъ состояния органически связанъ съ
историческимъ развитаемъ деревни, и что городъ безъ деревни мо-
жетъ существовать еще въ меньшей степени, чъчиъ деревня безъ
города.
Вотъ почему не въ м-вру горячге споры о преимуществахъ
городского и деревенскаго строя и слишкомъ резкое противоположеше пер-
ваго второму теряютъ реальное значеше и практически смыслъ.
Историческое изучеше вопроса, которое, сообщая знатя, должно, несомненно,
хоть отчасти приподнять передъ нами завесу, скрывающую будущее,
дать въ результате предвидите, даетъ возможность предполагать,
какова будетъ приблизительная комбинащя элементовъ грядущаго
хозяйственная развитая Росйи. Въ такихъ предсказашяхъ нельзя
обойтись безъ сраннешя съ соответствующими явлениями
западно-европейской жизни. Известно, какой необычайной высоты достигло въ XIX
веке промышленное развите самой передовой изъ европейскихъ странъ,—
Англш. Поворотнымъ пунктомъ этого развитая служидъ 1846 годъ,
годъ отмены таможевныхъ пошлинъ на ввозимый въ Англш
иностранный хлебъ. Этотъ законодательный актъ нанесъ окончательный,
смертельный ударъ англШскому земледелию, которому было не подъ силу
бороться съ конкуренцией дешеваго хлеба, ввозимаго изъ земледель-
ческихъ странъ, и завершилъ собою процессъ превращешя
Великобритания въ типическую городскую страну, съ полнымъ, безраздвль-
нымъ почти господствомъ обрабатывающей фабрично-заводской
промышленности и денежваго капитала. Обширные внешше рынки и
эксплуатация некультурныхъ и малокультурныхъ странъ посредством!
англШскихъ капиталовъ явились естественными дополнешями описан-
ныхъ переменъ во внутреннемъ хозяйственномъ развитаи Англш.
Несколько иную картину представляетъ другая передовая европейская
страна—Франвдя: и здесь, правда, развились и достигли преобладала
фабричная промышленность и денежный капиталъ, и потому расшире-
iiie внешнихъ рынковъ и приложеше капиталовъ къ промышленности
малокультурныхъ странъ имели место, но вследстайе бЬлыней
обширности территорш, бблынаго плодород1я почвы, земледяше не было со-
ершенно подавлено и продолжаетъ играть видную хозяйственную роль.
Известно, на какомъ распутьи стоитъ теперь третья культурная страна
современной Европы,—Герман1я; ей предстоитъ решить важную
проблему, какой изъ двухъ типовъ хозяйственная) развита^, французсюй
или антйсый, должна она усвоить въ будущемъ, должна ли она
превратиться въ чисто городскую страну или сохранить характеръ

— 83 —
страны съ равнов'Мемъ обрабатывающей городской промышленности
и деревенскаго сельскаго хозяйства? Каково бы ни было pimeHie
этого вопроса для Гермаши,- можно одно сказать смело: его р'Ьшеше
для Poccin въ онред'Ьленномъ направлены не подлежитъ сомнгЬшю.
Въ самомъ pjbsb: Poccifl представляетъ собою обширную территорш,
открытую на всемъ пространстве для свободнаго товарнаю обмена,
и насчитывающую более 130 миллюновъ населейя. Все это населеше,
которое при томъ быстро увеличивается, или даже большую его часть
немыслимо превратить въ фабричныхъ рабочихъ, потому что въ та-
комъ случай понадобились бы небывало-обширные рынки для фабри-
катовъ и необъятныя пространства некультурныхъ странъ для
капиталистической экснлуатацш. Мы не думаемъ, конечно, утверждать,
что развипе обрабатывающей промышленности въ Россш имгЬетъ не-
широшя перспективы на будущее или что оно даже едва ли не
достигло уже своего конечнаго предала, какъ думаютъ некоторые. На-
противъ, обширность территорш, въ значительной своей части почти
еще не тронутой культурою, и многочисленность быстро растущаго на-
селешя служатъ лучшими и неизменными залогами дальнейшего про-
мышленнаго преуспеяния нашего отечества и снязанныхъ съ этимъ
усп-Ьховъ въ сопДальномъ, нолитическомъ и культурномъ отношешяхъ,
но, несмотря на это, нельзя предполагать ничтожную хозяйственную
роль земледъмая опять-таки въ виду наличности многочисленней) на-
селешя, обширной территорш и значительныхъ пространетвъ
плодородной ночвы. И городской, и деревенской промышленности въ Poccin
суждено такимъ образомъ великое будущее, и наше отечество,
несомненно, явится более чистымъ и полнымъ нредставителемъ того типа
экономическаго развитая, который составляетъ отличительную черту
Франщи.
Литерату!»а по экономической исторш Россш не отличается богатствомъ.
Единственным!, общимъ очеркомъ хозяйственная развитая является
соответствующая глава въ I том* «Очерков* по исторш русской культуры» П. Н. Милюкова
(см. особенно И8дан1е 1901 г.). Отдельный ваясныя замйчанш и характеристики,
можно найти у В. О. Ключевскаго въ «Пособш къ лекщямъ по русской исторшг
и въ «Боярской дум4 древней Русиг. Матер1алъ по экономической исторш шев-
ской и удильной Руси собранъ въ книги Аристова «Промышленность древней
Руси». Для вкономической исторш Новгорода имъютъ вначейе труды Никитскаго
«йстор1я экономическаго быта Великаго Новгорода» и А. С. Лаппо Данвлевскаго
«Критичесюя зам*тки по истор!и экономическаго быта Великаго Новгорода» въ
«Журнал* Министерства Народнаго Просв&цешя» за 1895 годъ, № 12. О
народном* хозяйств* Московской Руси идетъ р4чь въ сочинетяхъ Костомарова «Очеркъ
торговли Московскаго государства въ XVI и XVII вфкахъ», Соколовскаго
«Экономический бытъ земледйльческаго населения Россди передъ крфпостнымъ правомъ и
колонивапдя восточныхъ степей», Неретятковича «Поволжье въ XV и XVI в4-
кахъ» и «Поволжье въ XVII и XVIII в*кахъ», Багал^я «Очерки изъ исторш ко-
лонивацш и быта степной окраины Московскаго государства», Миклашевскаго «Къ
исторш ховяйственнаго быта Московскаго государства», Рожкова «Сельское хозяй-
6*

— 84 —
ство Московской Руси въ XVI веке». Сюда же относятся работы, посвященныя
исторш вемлевлад4шя: Чичерина «Сельская община» (въ «Опытагь по исторш
русскаго права»), Неволина «Полное собрание сочиненш», томъ IV, Сокодовскаго
«Очерк* исторш сельской общины на севере Россш», Ефпмепко «Иасл^довашя
народной живни», т. I (статья «Крестьянское 8емлевлад4н1е на крайнемъ Север4>\
Иванова- -статьи въ изданш «Древности. Труды Археографической коммиссш Мо-
сковскаго Археологическаго Общества», особенно статья «Поземельные союяы и
переделы па север* Россш въ XVII в.». («Древности. Труды Археографической
коммиссш», т. II, вып. 2-й), Сергеевича «Древности русскаго землевладении—въ
«Журнал* Министерства Народнаго Просв4щеюя» ва 1900 г., АДО 9 и 10, и за
1901 гг., №№ 2, 3 и 4. Им4ютъ вначете труды по финансовой исторш, особенно
Милюкова «Спорные вопросы финансовой исторш Московскаго государства» и
Лаппо-Данндевскаго «Организапдя прямого обложения въ Московскомъ государстве.
Наконецъ, важны сочинетя о происхозкдети крепостного права въ Россш: Bt-
ляева «Крестьяне на Руси», Ключевскаго «Происхождете крепостного права въ
Pocciu»—въ «Русской мысли» ва 1885 годъ, №№ 8 и 10, Дьяконова «Очерки изг
исторш седьскаго населетя въ Московскомъ государстве». По исторш народнаго
хозяйства въ Россш XVIII и XIX вв. васлуживаютъ внимашя следующее труды;
Корсака «О формахъ промышленности», Семевскаго «Крестьяне въ царствование
императрицы Екатерины II» и статья «Крестьянское вемлевладете на север* въ
XVIII в. (въ «Русскомъ Богатств*» ва ] 901 г., J&A6 1 и 2), указанный выше
сочинетя Чичерина, Неволина и г-жи Ефименко; Лучицкаго «Сябринное
вемлевладете въ Малороссии (въ «Северномъ Вестнике» ва 1889 г., №№ 1 и 2), Кауфмана
«Сибирское вемлевладете», Милюкова «Государственное хозяйство Россш въ
первой четверти XVIII столепя и реформа Петра Вепикаго», Туганъ-Барановскаи,
«Русская фабрика въ прошломъ и настоящемъ», томъ I, Струве «Основные
моменты въ раввитш крепостного хозяйства въ Россш» (въ «Mipe Божьемъ» а
1899 г., №№ 10, 11 и 12), кн. Болконскаго «УсловШ помещичьяго ховяйства npj
крепостномъ праве» (въ «Трудахъ Рязанской ученой архивной коммиссш за 1897 г.,
т. XII, вып. 2, и отдельно), Заблоцкаго-Десятовскаго «Графъ П. Д. Киседевъ i
его время» (особенно «Записка о крепостномъ состоянш въ Poccin», въ IV той.
Игнатовичъ «Помещичьи крестьяне накануне освобождешя».
Более подробную мотивировку и ивложегае проводимых* въ предлагаемой
очерке ввглядовъ читатель межетъ найти, кроме упомянутой выше книги
пишущего эти строки «Сельское хозяйство Московской Руси въ XVI веке», еще въ
следующихъ его статьяхъ: «Натуральное хозяйство и формы вемлевладешя въ
древней Россш» («Жизнь» ва 1900 г., № 9), «Денежное хозяйство и формы
вемлевладешя въ новой Россш» («Научное Обоврете» ва 1902 г., №№ 2 и 3), «Развп-
Tie экономических* и соцтлытыхъ отношешй въ Россш XIX века» («Обравоващ
ва 1902 г., № 1) и «Къ вопросу объ экономическихъ причинахъ падешя Kpinora-
ного права въ Россш» («Шръ БожШ» ва 1902 г., № 2).