Автор: Попов С.Н.
Теги: социальная психология экономика экономические науки психология
ISBN: 5-8183-0974-6
Год: 2006
Текст
С. Н. Попов
или
БЛУДНАЯ
г' СТРАСТЬ
У АКТЕРОВ
И РАЗВЕДЧИКОВ
Сергей Попов специализирует-
ся в области коррекции обстоя-
тельств, ведет ряд творческих
семинаров-практикумов и курсы
по изучению и прогнозированию
бизнес-проблем. Он предотвра-
тил банкротство нескольких
предприятий, обеспечил ста-
бильный доход и успешное раз-
витие известных фирм. Пользу-
ясь его методиками, многие
смогли добиться материального
благополучия, сохранив при
этом и здоровье. Автор, подобно
знаменитому Наполеону Хиллу,
обучает способам достижения
личного успеха и процветания,
но ориентируется на наш, рос-
сийский менталитет, на нашу
действительность.
Новая книга Сергея Попова —
(книга-талисман. Она полна фан-
тасмагорических приключений и
обладает уникальной способнос-
тью исполнять желания тех, кто
ее читает. Купите эту книгу — и
ваша жизнь начнется заново!
SBN 5-8183-0974-6
9 785818
3097
с. н. ПОПОВ
АЛЮКСЕР,
или
БЛУДНАЯ СТРАСТЬ
У АКТЕРОВ
И РАЗВЕДЧИКОВ
Москва
2006
ИЗДАТЕЛЬСКО •T'-Xl
ТОРГОВЫЙ ДОМ ( Чп
УДК 316.6
ББК 65.290-2
П58
Попов С. Н.
П58 Алюксер, или Блудная страсть у актеров и раз-
ведчиков/ С. Н. Попов. — М.: ФАИР-ПРЕСС,
2006. — 288 с.
ISBN 5-8183-0974-6
Эта книга — первый психоэнергетический экспе-
римент в беллетристике. Автор собрал здесь яркие ху-
дожественные зарисовки, объединил их общим, чрезвы-
чайно увлекательным сюжетом и, используя свой-
ственные ему способности, превратил все в книгу-та-
лисман, заряженную на удачу, на защиту от невзгод, на
исполнение конкретного желания. Книга подскажет,
как, вопреки слепому случаю, успешно организовать
свою жизнь, исправить негативные тенденции в разви-
тии всевозможных, часто нелепых ситуаций, получить
заряд бодрости и оптимизма. Остросюжетная, динамич-
ная и реалистичная, эта книга обладает тонизирующей
энергией непознанного, которую она щедро дарит чита-
телям.
УДК 316.6
ББК 65.290-2
Все права защищены Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена
в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
ISBN 5-8183-0974-6
© Попов С. Н„ 2006
© Серия, оформление.
ФАИР-ПРЕСС, 2006
Что такое книга-талисман
Инструкция пользователю
О талисманах, казалось бы, мы знаем все. Талис-
ман — это предмет, заряженный на удачу, на защиту
от невзгод, на исполнение конкретного желания. Что
значит «заряжен» ? Это значит, что природа или чело-
век наделили предмет — кулон, монету, перстень —
энергией, которая хранит владельца этой вещи от
враждебных сил, расчищает ему дорогу к заветным
целям.
Итак, энергия решает все.
Есть эта энергия у человека — он способен идти по
жизни... пусть ошибаться, падать, сбиваться с пути, но
неизменно исправлять ошибки, подниматься, нахо-
дить верный путь и достигать желаемого. С энергией
у человека сопряжена радость, ощущение полнокров-
ности бытия, а также чувство торжества от того, что
он видит исполнение своих желаний.
Если энергии нет, то ничто не дает тебе счастья:
мечты не зажигают, головокружительные перспекти-
вы не манят, потому что знаешь: им все равно не дано
осуществиться. Это истины, которые знает каждый.
О том, из каких источников к человеку приходят
силы, написано много книг. Это и кладовые витами-
нов, и позитивный образ мыслей, и воздействие на
акупунктурные точки тела, и приемы дыхательной
гимнастики, и, конечно же, талисманы.
Что такое книга-талисман
Одной из разновидностей талисманов является
книга.
Об этом мы говорим впервые, хотя общеизвестно,
что с человеком, например, в третий раз взявшим в
руки роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргари-
та», начинают происходить мистические события —
словно какая-то невидимая десница теперь ведет его
по жизни, подсказывая единственно верные пути и
заботливо оберегая от ошибок. Есть и другие книги,
погружаясь в чтение которых, человек неизменно
чувствует приток энергии, настроение поднимается,
а удача в одночасье поворачивается к нему лицом. Это
состояние сопутствует человеку, пока он ежедневно
уходит в чтение, следит за перипетиями сюжета, со-
чувствует героям или просто вспоминает прочитан-
ное. Это происходит оттого, что книга способна наде-
лять своего читателя энергией. Согласитесь, что, еди-
ножды прочитав такую книгу, мы не забрасываем ее
на пыльную полку, а наоборот, кладем где-то непода-
леку от себя, чтобы, улучив подходящий момент,
вновь погрузиться в ее страницы. Точно так же мы
стремимся не расставаться с талисманом, который
помог обрести счастье, душевный покой и исполне-
ние желаний.
Я, когда писал книги, которые сейчас известны са-
мым разным читателям, — «Думай и богатей по-рус-
ски», «О чем молчит бриллиантовый директор» и дру-
гие, посвященные энергиям денег, разработал метод,
позволяющий воздействовать на организм человека с
помощью литературных образов.
Я сам, желая того или нет, провел основательное
исследование, откуда в человеке возникает приток
сил, каким образом в процессе чтения литературного
произведения к нему притягивается позитивная
энергия. Ведь ко мне на прием приходили те, кто чи-
— 4 —
Инструкция пользователю
тал мои книги, и эти люди делились со мной своими
впечатлениями. Мне кажется, я вывел формулу, как
должна быть построена книга, на какие законы она
должна опираться, чтобы наполнять человека энерги-
ей, направленной на исполнение его желаний.
В послевоенной Европе впервые заметили, что ли-
тература может повышать энергетику людей. Во
Франции после пережитой оккупации и разорения
войной в обществе царила духовная апатия. Она-то и
вызвала к жизни произведения так называемого теат-
ра абсурда в лице двух ярчайших его представите-
лей — Эжена Ионеску и Сэмюэля Беккета. Авторами
использовались преднамеренная несовместимость пред-
метов и событий, как, например, «теннис на сене» в
драме Беккета или ломка логических построений у то-
го же автора, — «Господин Годо занят. — А что он де-
лает? — Он ничего не делает». Этому же способствует
непредсказуемость сюжетных поворотов — напри-
мер, герой произведения Ионеску ночью после про-
должительного объяснения с женой, цель которого —
выяснить, следует ли им сохранять отношения после
того, как ушла любовь, внезапно обвязывает себя за
пояс концом Млечного пути и улетает к звездам. Этот
осознанный набор приемов приводит психику чита-
теля или театрального зрителя в то специфическое со-
стояние, которое он не испытывает ни в своей повсе-
дневной жизни, ни в процессе соприкосновения с ли-
тературой традиционного образца. Дело в том, что и в
обычной жизни, и в процессе чтения классической
литературы у человека задействованы строго опреде-
ленные участки мозга. Этих клеток достаточно, чтобы
следить как за собственной повседневной жизнью,
так и за литературным сюжетом, где-то предсказы-
вать их развитие, делать надлежащие выводы и т. д.
Но, когда тот же читатель соприкасается с литерату-
— 5 —
Что такое книга-талисман
рой, построенной по принципам абсурда, этих мозго-
вых клеток явно не хватает, чтобы проделать все те же
вышеописанные операции. В попытке постичь непо-
стижимое мозгу приходиться задействовать еще и
другие клетки, которые раньше попросту не функ-
ционировали. Это и производит освежающий эффект.
Конечно, «непостижимое» не постигается, но чем
больше мозговых клеток вызвано к жизни, тем полно-
кровнее ощущает себя человек, тем больше перед ним
открыто возможностей. Этот эффект животворной
силы театра абсурда можно сравнить с состоянием че-
ловеческого организма после сиршасаны — стойки на
голове, когда человек, проводящий большую часть
времени головой вверх, вдруг делает упражнение хат-
ха йоги: переворачивается головой вниз и замирает в
таком положении на некоторое время. Нет, он, конеч-
но, не живет вверх ногами, он не работает, не воспиты-
вает детей, стоя таким образом. Он просто в течении
нескольких минут стоит вверх ногами. Но клетки, до
которых ранее не доходила кровь или доходила в ма-
лом количестве, теперь насыщаются ею и начинают
активно функционировать, а сам человек чувствует
свежесть, прилив сил и открывающиеся возможности.
Теоретические установки театра абсурда были из-
ложены Эженом Ионеску в книге «Драма и антидра-
ма». Они прошли испытание жизнью не только на те-
атральных сценах послевоенной Европы, но и, глав-
ное, там, где человеческая энергетика находится в
состоянии максимального угнетения, — в местах ли-
шения свободы. Именно за колючей проволокой пье-
сы авторов «театра абсурда» находили самый живой
отклик: их чаще других хотели видеть заключенные в
исполнении профессиональных коллективов, поста-
новки именно этих пьес узники осуществляли сами
на самодеятельных театральных сценах.
— 6 —
Инструкция пользователю
Увы, наши соотечественники из-за существова-
ния «железного занавеса» долгое время не имели
представления об этом направлении искусства и не
могли испытать на себе его уникальную животвор-
ную силу.
Зато другой писатель и теоретик искусства после-
военной Европы, напротив, хорошо знаком россия-
нам — это Бертольд Брехт. Он также ставил своей
целью поднять дух, но уже немцев. Немецкий народ
потерпел поражение в войне, и он стремился напи-
таться силой для новой жизни, для переосмысления
своего пути. Животворная методика Брехта основана
на разрушении так называемой четвертой стены —
грани, отделяющей искусство от жизни. Суть эффек-
та заключается в следующем. Человек в процессе
общения с произведением искусства понимает, что
увиденное на сцене, прочитанное или изображенное
на живописном полотне не является жизнью, это
лишь ее изображение, поэтому его не следует воспри-
нимать всерьез: страшиться увиденного, радоваться
ему или переосмысливать свою жизнь. Нужно как бы
дистанцироваться от впечатления, которое произве-
ло на тебя общение с произведением искусства. Эта
выработавшаяся веками привычка дистанцироваться
приводит к тому, что сколь бы ни было талантливо ху-
дожественное произведение, сколь бы назидатель-
ной ни была его мораль, человек не пропускает остав-
ленное им впечатление через себя, в то время как
сплетня соседа, его совет или происшествие, увиден-
ное из окна, пронизывает его всего и максимально ак-
тивизирует, поскольку это реальная жизнь. Практи-
ка разрушения четвертой стены, — стирания грани
между искусством и жизнью — заставляет человека
живее воспринимать происходящее на сцене или на
страницах книги, острее реагировать на события
— 7 —
Что такое книга-талисман
внутри произведения, участвовать в них всем своим
существом, а не быть лишь эстетствующим наблю-
дателем.
Отечественным любителям искусства брехтов-
ская методика знакома в первую очередь по спектак-
лям Московского театра драмы и комедии на Таганке.
Те зрители, что, например, помогали нести гроб с
Офелией в спектакле «Гамлет» или задевали при вхо-
де в зал пятки покрытых рогожей тел старухи-про-
центщицы и ее сестры в спектакле «Преступление и
наказание», воспринимали все происходящее на сце-
не так, словно это была почти сама жизнь: впечатле-
ния от спектаклей многократно усиливались.
Создавая книгу-талисман, я соединил две эти тех-
ники: абсурдность происходящего и разрушение чет-
вертой стены. Сюжеты, использованные мною в кни-
ге, и впрямь абсурдны, но в то же время они не вы-
мышлены, а являются фрагментами жизни
конкретных лиц, имена и фамилии которых я указы-
ваю в конце книги. К двум вышеупомянутым техни-
кам я добавил третий прием, который использовали в
своих книгах еще писатели-утописты — Томас Мор,
Томазо Компанелла. Неуемные фантазии на предмет
социального обустройства общества всегда возбуж-
дали воображение читателей, перенося их из своей
микрожизни в макромиры, где создаются государст-
ва, причем куда более совершенные, чем существую-
щие в реальной жизни. Участие в таких фантазиях де-
лает людей значительнее, масштабнее, чем они при-
выкли себя чувствовать в действительности.
Эта же цель достигается посредством расширения
действия книги в пространстве и во времени.
Соединение этих приемов, как мне кажется, обес-
печило книге возможность наделять своего читателя
избыточной энергией, за которой следует успех и ис-
— 8 —
Инструкция пользователю
полнение желаний. Но это еще не все возможности
книги-талисмана. Будучи специалистом в области ве-
дических знаний, имея обширную практику, я при-
шел к следующему заключению: каждое из фантасти-
ческих, абсурдных, но тем не менее реальных, собы-
тий обладает скрытым смыслом, цель которого —
подтолкнуть человека на правильный путь в поворот-
ный момент его жизни. Абсурдное событие является
«знаковым». У французов существует такая поговор-
ка: «Господу Богу в одинаковой мере присущи чувст-
во гармонии и чувство абсурда». Я задумался над
смыслом этой поговорки и пришел к следующему. Аб-
сурдные ситуации-знаки универсальны для всех лю-
дей и не являются прерогативой чьей-то конкретной
жизни. Затем я сделал любопытное наблюдение: раз-
ные люди порой попадают хотя и в причудливые, но в
абсолютно одинаковые ситуации, и последствия это-
го тоже бывают одинаковыми.
На одном из своих семинаров я провел экспери-
мент: искусственно погрузил группу людей в абсо-
лютно абсурдную ситуацию, точь-в-точь такую же,
что имела место в жизни одной из моих клиенток. По-
следствия для сознательных участников эксперимен-
та и впрямь были точно такие же, как и для женщины,
которая попала в эту ситуацию случайно.
Расскажу подробнее, о чем идет речь.
Клиентка попросила объяснить, что означал один
странный случай, некогда произошедший с ней.
Женщина была недовольна своей семейной жизнью,
и в то же время существовал человек, с которым она
хотела связать судьбу. Но ни она сама, ни ее избран-
ник не проявляли решимости. Ситуация казалась аб-
солютно безвыходной. И вот однажды произошло
следующее. В конце свидания со своим любимым
женщина вдруг обнаружила у себя на шее и на откры-
— 9 —
Что такое книга-талисман
той части груди многочисленные следы от очень уж
страстных поцелуев. Странность ситуации состояла в
том, что оба любовника отчетливо помнили, что со-
блюдали осторожность — целовались только в губы.
Откуда могли появиться следы нателе? —Абсурд. Но
следы появились вдруг сами собой, причем в самых
заметных для мужа местах, и именно в тот момент, ко-
гда женщине предстояло ехать домой. «Что это?» —
полюбопытствовала клиентка. Я ответил, что это, ско-
рее всего, знак, предвещающий, что в ближайшее
время она проявит решимость для достижения цели,
которая давно ее манит. «Вы правы, — ответила посе-
тительница, — после того, как я пыталась убрать сле-
ды ласк крем-пудрой и убедилась, что мне это не уда-
лось, я вдруг преисполнилась такой решимости, что
сгребла любовника в охапку, затолкала в такси. Мы
вместе приехали ко мне домой, на глазах у растеряв-
шегося мужа собрали мои вещи и уехали. И вот уже
десять лет мы вместе».
Я запомнил этот рассказ и на одном из своих семи-
наров предложил воспроизвести его тем слушателям,
у которых были проблемы, для разрешения которых
требовалась решимость, то есть предложил умышлен-
но пройти через ситуацию, рассказанную мне кли-
енткой. В конце занятия несколько участников семи-
нара изобразили подручными средствами у себя на
открытых местах груди и шеи следы от бурных ласк.
Далее им предстояло в таком виде предстать перед
домашними и объяснить последним, откуда такие сле-
ды могли взяться на семинаре, посвященном исклю-
чительно бизнесу. Тот, кто проделал этот путь до кон-
ца, отметил, что его результатом стала внезапно воз-
никшая решимость преодолеть затянувшуюся
проблему, причем не обязательно семейную — одним
махом стали решаться проблемы в бизнесе, в выборе
— 10 —
Инструкция пользователю
профессии, во взаимоотношениях с начальством
и т. п. И благодаря именно этой решимости проблема,
конечно, была решена. Естественно, что участники
впоследствии объяснили домашним, что это был за
эксперимент и какова его цель.
В чем причина успешного разрешения проблем у
тех людей, кто умышленно погружался в «знаковую»
ситуацию из чужой жизни?
Исполнение желаний базируется не на одном
лишь наличии у человека избыточной энергии. Эта
энергия должна быть определенным образом «орга-
низована». Издревле подмечена связь конкретных
ситуаций и обстановки, в которой они происходят, с
которыми сталкивается человек, прежде чем в его
жизни случатся вполне конкретные перемены. Эта
связь имеет генно-историческую природу. Напри-
мер, если накануне коммерческой сделки случайно
встретиться с родным братом, то сделка пройдет ус-
пешно (если брат не хворает). Почему так происхо-
дит? — Да потому, что экономику семьи веками опре-
деляли братья, естественно, здоровые. Фантастиче-
ское событие, происходящее наяву, изобилует
составляющими элементами. От них тоже тянутся
генно-исторические корни. В только что описанном
мною случае — возникновения на теле следов ласк
любовника — мы имеем дело с конкретным душев-
ным состоянием женщины, которой предстоит объ-
яснение с мужем. Раньше появление таких следов
грозило позорной и мучительной смертью, поэтому
нужно было проявить нечеловеческую решимость,
чтобы выйти сухой из воды. Вот и теперь именно та-
кие следы на теле «организуют» энергию человека
так, чтобы он был способен достичь вполне конкрет-
ную цель в состоянии сверхрешимости — отчаянным
молниеносным броском.
— И —
Что такое книга-талисман
Тем, кто прочитал эти строки и воодушевился от-
крывающейся перспективой, не нужно отслеживать
все абсурдные ситуации в жизни своих знакомых, а
затем выстраивать для себя нечто подобное и ждать
исполнения желаний. Для этого существует книга-та-
лисман. Она содержит набор именно таких сюжетов,
которые влекут за собой определенные позитивные
ситуации и наделяют читателя в процессе чтения не-
достающими качествами. Энергия, которой изобилу-
ет книга, не только наполняет того, кто погрузился в
чтение, но еще и «организует» его надлежащим обра-
зом — так, чтобы способствовать исполнению разно-
образных желаний.
«Алюксер...»1 — книга-талисман. Как умело поль-
зоваться книгой-талисманом?
Напомню, что талисман, который обычно носят на
себе, заряжается на защиту от конкретной угрозы
или на исполнение конкретного желания. Узкая целе-
вая направленность строго фокусирует заложенную
в талисман энергию, многократно усиливая ее. В ста-
рину с этой целью талисманам предавалась еще и
строго определенная внешняя форма2.
Рис. 1 СКАРАБЕЙ соориентирован на счастье,
долгую жизнь и собственную материальную ста-
бильность.
1 Алюксер—талисман для путешествий и развития таланта.
2 Такие талисманы чаще называли амулетами, хотя функ-
ции талисмана и амулета во многом схожи.
— 12 —
Инструкция пользователю
к
к
Рис. 2'. АНКХ помогает с честью выйти из трудней-
ших ситуаций, порой находясь на грани жизни
и смерти.
X
Рис. 3. УДЬЯТ способствует успеху в начинаниях,
укрепляющих здоровье, обеспечивает защиту от
нежелательного влияния посторонних людей.
Рис. 4. УЗЕЛ ИЗИДЫ носят для укрепления семей-
ных уз, налаживания отношений между супругами,
материального благополучия семьи.
X
Рис. 5. БЕС1 - божество-карлик обеспечивает за-
щиту от неудач, зла, покровительствует начинани-
ям в предпринимательстве, искусстве, науках.
X
Рис. 6. ДЬЕД-СТОЛП придает необходимую силу духа,
которой будет достаточно для решения текущих про-
блем.
1 Не имеет отношения к существу, названному так в хри-
стианской религии.
— 13 —
Что такое книга-талисман
X
Рис. 7. РАСТИТЕЛЬНАЯ КОЛОННА обеспечивает
К
молодость души и свежесть чувств.
Рис. 8. ОБЕЛИСК помогает ступить на свой путь в
жизни.
X
&
Рис. 9. КА обеспечивает максимальную жизненную
энергию.
X
Рис. 10. НЕФЕР помогает тем, кто стремится достичь
внешней красоты и привлекательности.
X
Рис. 11. БИЧ И ПОСОХ помогает в достижении
господства, способствует успешному руководству
людьми.
X
— 14 —
Инструкция пользователю
Рис. 12. АТОН. В нем видели источник всех жизней1.
Я рекомендую использовать книгу-талисман для
решения сначала какой-то одной проблемы — защи-
титься от чего-то или, напротив, чего-то достичь.
С этой целью найдите закладку2 с изображением того
талисмана, что в наибольшей степени соответствует
категории проблемы, которую вы бы хотели разре-
шить или цели, которой стремитесь достичь. Если сре-
ди первых одиннадцати приведенных выше символов
вы не отыщете подходящего, обратитесь к двенадца-
тому — АТОНУ — он универсален. На закладке с об-
ратной стороны напишите (обязательно разборчиво и
без ошибок) свои имя, фамилию, дату рождения и ту
цель, с которой вы обращаетесь за помощью к талис-
ману. Заклейте написанное. Далее пользуйтесь за-
кладкой по прямому назначению в процессе чтения
книги. Напоминаем, что желание должно быть более
или менее реальным. Например, если речь идет об
увеличении собственных заработков, то следует пла-
нировать увеличить их не более чем в полтора-два
раза по сравнению с существующими. Свои пожела-
ния следует планировать в рамках достижимого.
1 Изображения амулетов и их функциональные качества
приведены по книге «Обереги предков», авторы-составители
М. А. Миллер, Е. А. Миллер. — М., 2000.
2 Сделайте копию нужного символа со с. 12—15 и сделай-
те закладку.
— 15 —
Что такое книга-талисман
Вскрывать заклеенную закладку, тем более дописы-
вать или переписывать желание недопустимо!!! Если
вы утратили интерес к зафиксированному на заклад-
ке желанию, удалите ее из книги и используйте в ка-
честве закладки новый талисман, на котором написа-
но то, чего вы и впрямь хотите сейчас достичь.
Предупреждаем, что если в процессе чтения книги
записанное желание исполнилось, то сам экземпляр
книги может в скором времени потеряться, испор-
титься или же читатель вдруг неожиданно утратит ин-
терес к ее дальнейшему содержанию. В этом случае
следует приостановить общение с книгой-талисма-
ном, погрузиться в обычную жизнь до той поры, пока
у вас отчетливо не сформируется следующее жела-
ние или, не дай Бог, не возникнет угроза извне. В том
случае, если имеющийся экземпляр книги не был
сильно поврежден или утрачен, следует взять новую
закладку, поступить с ней так же, как и в первом слу-
чае, и возобновить или продолжить чтение. Если кни-
га в силу ряда причин была утрачена или оказалась не-
пригодной для чтения, следует приобрести ее новый
экземпляр.
Несмотря на столь важную функцию, какую спо-
собна выполнить книга-талисман, вы не найдете в ней
занудных размышлений, запутанных словесных ла-
биринтов, скучных нравоучений. Сюжеты, отобран-
ные для этой книги, пикантные, смешные и даже
слишком легкомысленные, объединены увлекатель-
ным сюжетном. Пусть это не смущает читателя. Это
сделано нарочито. Читатель должен получить удоволь-
ствие от чтения. Удовольствие — это тоже источник
энергии, который способствует исполнению желаний.
Читайте книгу — и пусть исполнится все, что вы
задумали!
Предисловие
Что за странная книга лежит перед вами? Воисти-
ну необычная книга! Это не «Муму» господина Шоло-
хова и не «Поднятая целина» Тургенева, это даже не
письма Горького к Полине Виардо с просьбой перене-
сти Первый съезд РСДРП на остров Святой Елены.
Это совершенно другая книга. Другая, потому что у
нее другое космическое происхождение.
Как писал Шолохов свое «Муму»? — Он брал
собаку средних размеров, подыскивал булыжник,
крал бельевую веревку (порой вместе с бельем), затем
крал лодку, выезжал на середину Тихого Дона и со-
единял их вместе — собаку, веревку, камень и реку —
и старательно записывал свои впечатления от этого
действа.
Зачем он так поступал? Он, казачий паренек, не
хотел спускать с себя семь потов, чтобы заработать
свой хлеб на пашне. Он хотел его заработать куда
более легким трудом — писательским. Вот и топил
собак.
Тургенев, как известно, страдал меланхолией. Ему
по жизни было важно как-то себя развлечь. Поэтому
он сочинял такое, чтобы хотя бы раз самому улыб-
нуться! Сидя в Париже, он сочинял про каких-то каза-
ков, которых он никогда в глаза не видел, но которые
зачем-то осваивали непригодные для пашни земли, в
то время как рядом было полно пригодных. Осваива-
Что такое книга-талисман
ли, с энтузиазмом и методично убивая друг друга.
Тургенев сочинял все это и хохотал до слез.
Горький не мог соблазнить Полину Виардо, по-
скольку они принадлежали к разным эпохам. Поэто-
му чисто конкретной цели при написании всемирно
известных писем у него не было. Но, если ты не ста-
вишь цель соблазнить женщину, то, письменно обра-
щаясь к ней, ты можешь достичь не менее важного
для тебя результата — выговориться по поводу и без
повода. Ну какой мужик позволит тебе проделать это
с собой? — Ни один мужик не позволит! А вот покой-
ная Полина Виардо, она совсем другое дело.
Короче, я убедил вас, что все перечисленные мною
бестселлеры — продукт корыстной деятельности че-
ловека. Поэтому эти книги — ненастоящие. Настоя-
щие книги на Земле не пишутся. Настоящие книги
создаются где-то на небесах, настоящие книги созда-
ются не нами. Мы — так называемые авторы — это
люди, которые всего лишь перенесли на бумагу то,
что было создано там, наверху, истинными творцами
человеческой истории, истинными творцами ее куль-
туры. Настоящие книги приходят откуда-то из космо-
са, когда захотят и к кому захотят, приходят в виде
мыслей, видений или фрагментов биографии самого
автора. Кто не поленится и скрупулезно перенесет
все это на бумагу, станет писателем, и чаще всего ве-
ликим, желает он этого или нет.
Уверен, что читатель догадался: перед ним лежит
именно такая книга — настоящая книга, продикто-
ванная свыше.
Это книга — неизбежность, книга — приговор,
книга — констатация.
— 18 —
Предисловие
Неизбежность — потому что события, описанные
в этой книге, и впрямь когда-то произошли, то есть их
не удалось избежать.
Приговор — потому что читатели, пересказывая
ее фрагменты из уст в уста, приговаривают себя к то-
му будущему, в котором уже побывал автор.
Констатация — потому что, погрузившись в опи-
санные ниже события, читатель мгновенно окажется
в могучем вселенском водовороте. Он будет беспо-
мощно барахтаться в нем, двигаясь то вперед, то на-
зад, то вправо, то влево, барахтаться, будучи не в со-
стоянии постичь своим умом, где у Вселенной перед,
где, прости Господи, у нее зад, а уж тем более, где у
нее право, а где лево. Он будет способен лишь конста-
тировать это спустя некоторое время.
По этой книге можно безошибочно предсказы-
вать судьбу.
По этой книге можно отчитывать одержимых бе-
сом, можно лечить психические болезни и устранять
тенденции к их возникновению.
Разместив в книгу на журнальном столике, ею
можно защитить жилье от пожаров, от проникнове-
ния в него грабителей и от бытовых насекомых.
Положив эту книгу в изголовье на ночь, можно за-
гадать желании, и оно обязательно сбудется.
Всего этого можно достичь, даже не читая книгу.
Так большинство из нас и поступает сегодня с литера-
турой.
Но можно поступить нестандартно: наперекор
веяниям времени прочесть эту книгу от корки до кор-
ки и увидеть мир вокруг себя незамутненным взором,
а увидев, начать воистину новую, достойную себя
— 19 —
Что такое книга-талисман
самого жизнь. А в ней, в этой достойной жизни, всех
вышеописанных чудес уже достигать самостоятель-
но — будет чем себя занять остаток дней.
Короче, нельзя ждать ни минуты! Надо немедлен-
но открыть эту книгу, книгу, продиктованную свыше.
Часть I
Параллельный мир
У меня был брат. Он умер. Ему был всего один го-
дик. Сестра у меня — мразь. Я с нею не общаюсь. Но
жить без родственников как-то одиноко, и поэтому я
общаюсь с умершим братом. Он старше меня на три-
надцать лет, и мне кажется, нет, я уверен, что он где-то
живет. Причем не просто живет, а работает, воспиты-
вает детей и думает обо мне, то есть иногда мысленно
общается со мной точно так же, как и я мысленно об-
щаюсь с ним. Мать вспоминала, что это был очень лас-
ковый мальчик. Он всегда улыбался, и улыбка у него
была очень теплая. Наверное поэтому мне всегда ста-
новится тепло на душе, когда я общаюсь с ним.
Мишка Мухин так и спросил, причем сразу всех
сидящих в купе: «Почему я иногда бываю абсолютно
уверен, что какой-то эпизод своей жизни я уже пере-
живал? Например, я вчера свалился со второго этажа
абсолютно пьяный. Очнулся с ощущением того, что
это со мной однажды уже произошло». Мишка Му-
хин очень умный мужик. На производственной прак-
тике, с которой мы сейчас возвращаемся, он полови-
ну времени провалялся пьяный под лавкой в сквере, а
вчера и впрямь выпал из окна второго этажа прямо
накануне экзамена, но на экзамене получил «отлич-
но». Причем заслуженно. Мишка Мухин — сын заве-
дующего кафедрой органической химии в нашем ву-
зе, поэтому в сознании однокурсников он находится
Часть I
как бы посередине между своим профессором-отцом
и нами — студентами. Поэтому, когда он вдруг задал
вопрос, все немедленно насторожились, словно во-
прос задал не студент-однокурсник, а профессор —
его отец, и не ответь ты на этот вопрос, можешь ли-
шиться стипендии или вообще загреметь в армию.
Обитатели купе отвечали по-разному. «Это — про-
дукт ассоциативной памяти». «Это твой сон, детали
которого вдруг имели место в реальной жизни...».
Я же твердо сказал: «Миша, ты просто некогда бывал
в параллельном мире. А затем произошедшее с тобой
там событие повторилось здесь». Глаза у Мухина
вспыхнули, и он протянул мне свою хотя и холеную,
но очень крепкую руку. «Правильно! Я и сам так ду-
маю!» Похвала Мухина-сына в глазах окружаю-
щих — это все равно что похвала Мухина-отца — про-
фессора, за ней последует пятерка на экзамене, а мо-
жет быть, даже веское словцо при трудоустройстве.
А это так важно, ведь нам осталось меньше года до за-
щиты диплома.
Куда бы я хотел устроиться на работу? Ну, конеч-
но же, в органы власти. Куда же еще! Подумайте са-
ми. Заискивание передо мною людей, их зависимость
от меня... Нет, это не цель, это средство для моей карь-
еры — политической карьеры. Я стану депутатом.
Власть, уважение, зависть, бесконтрольно текущие
на мой счет народные деньги. Но мне этого мало.
Я слишком честолюбив. Я стану президентом. И вот
тогда... Словом, после рукопожатия Мухина-младше-
го я взирал на себя как на избранника судьбы. Так же,
как на избранника судьбы, взирали на меня все обита-
тели купе — с восхищением и завистью. Все, кроме
одного!
— 24 —
Параллельный мир
Этот один — Витя Чернов. Сын алкоголика. Он то-
же в принципе очень хороший мужик, но он — дру-
гой. Он после защиты диплома хочет стать разведчи-
ком. И оттого, что он — другой, и от того, что он хочет
стать разведчиком, на него иногда находит. Это, ко-
нечно, тяжелое генетическое наследство, доставшее-
ся ему от отца.
Это была последняя мысль, которая успела про-
мелькнуть в голове, прежде чем стальные пальцы сы-
на алкоголика сомкнулись у меня на горле и стали ме-
тодично его сдавливать. В ушах зазвенело. Я успел
еще услышать слова: «Умный, тварь?! Сидели, спо-
койно разговаривали про баб, про водку, а ты про па-
раллельный мир...» Я хотел возразить, что про парал-
лельный мир начал говорить вовсе не я, а Мухин, но
не смог — воздух больше не поступал в мои легкие.
Этот параллельный мир я узнал сразу. Передо
мной была Москва с теми же улицами, с теми же зда-
ниями, даже храм Христа Спасителя стоял на месте.
Но другой была атмосфера в городе. Сам дух его был
другим. Люди, населявшие этот город, думали и ды-
шали как-то иначе — не так, как думали и дышали мы
в нашем мире. Это я почувствовал сразу, когда посре-
ди Москвы-реки, напротив Нескучного сада, увидел
памятник, водруженный на месте гибели собачки Му-
му, героини литературного бестселлера. Памятник
был посвящен борцам, погибшим за свободу слова.
Кто его автор, я, конечно же, догадался сразу. Много-
метровая фигура, побывавшая в нашем мире сначала
Христофором Колумбом, а затем Петром Великим, в
параллельном мире нашла свое новое воплощение в
образе глухонемого Герасима, который олицетворял
безразличие и глухоту представителя народных масс
к свободному слову. Свободное слово, по замыслу ав-
— 25 —
Часть I
тора, рвалось наружу, то есть било фонтанчиком из
пасти Муму, собачки, которая вот-вот должна была
скрыться под водой с камнем на шее, привязанным
все тем же глухонемым Герасимом. Я был восхищен
тем, как далеко вперед в сравнении с нами ушли жи-
тели этой параллельной Москвы в понимании взаи-
моотношений народа и свободной прессы.
Но каким бы искренним ни было мое восхищение,
его тут же сменила забота: мне в этом городе теперь
предстоит жить. А значит, надо как-то устраиваться,
чтобы как-то кормиться в нем. Промелькнула мысль:
я, наверное, встречу здесь брата. Он поможет: у него,
по рассказам матери, была замечательная улыбка. По
этой улыбке я его и узнаю! Но когда это произойдет?
А что пока? А пока мне надо рассчитывать только на
самого себя.
Кстати, почему я был уверен, что в этом новом ми-
ре встречу брата? — Да потому что первый, кого я
здесь узрел, был Соловьев — Серега Соловьев, мой
однокурсник. Он умер от аппендицита. Серега хоро-
шо относился ко мне при жизни и, когда мы встреча-
лись, почему-то задавал один и тот же вопрос: «А ты
любишь негров, как люблю их я? » И его рот неизмен-
но расплывался в широкой доброй улыбке. Поэтому,
когда я увидел его сейчас, то в свою очередь немед-
ленно спросил: «Серега, а ты любишь негров?» Он
мне искренне широко улыбнулся. Я изложил ему
свою ситуацию. «А какие у тебя пожелания на этот
счет?» — спросил любитель негров. Я решил быть с
ним откровенным. Поскольку в том мире, откуда я
только что перешел в этот стараниями Вити Чернова,
накануне я мечтал стать государственным чиновни-
ком, затем депутатом, а затем президентом, я четко
сказал Сереге Соловьеву, что хочу найти место госу-
— 26 —
Параллельный мир
дарственного чиновника, правда потом спросил, не
слишком ли я обнаглел. Ведь просто так устроиться на
такое место нельзя — надо иметь весьма лохматую ла-
пу. В глазах моего друга промелькнуло удивление.
«Чиновником? Да это здесь проще всего. После этих
слов стал недоумевать уже я. Пусть зарплата невели-
ка, но зато такое место испокон веку считается «до-
ходным» из-за многочисленных взяток и подноше-
ний. Не надо напрягать мозги и стремиться совершать
открытия, чтобы впоследствии получить Нобелев-
скую премию и таким образом стать богачом. Не надо
расшатывать свои нервы, беспрерывно идя по лезвию
ножа, будучи бизнесменом, не надо годами исходить
слюной в ожидании повышения должностного оклада
где-нибудь в институте или конструкторском бюро.
Человек, попавший во власть, имеет свою прибыль со
всего происходящего под его крылом. Иначе под его
крылом просто ничего не будет происходить. И баста!
Таков он — русский чиновник. Неужели в параллель-
ном мире что-то может быть по-другому? Но почему
тогда здесь так просто попасть в структуры власти? В
моем мире к такому «доходному месту» человек дви-
жется годами. У меня возникло опасение: а вдруг в па-
раллельном мире это место не такое доходное? О чем
я тут же спросил Соловьева. «Нет, что ты, — замахал
он руками, — еще какое доходное!» Но, прочтя на мо-
ем лице еще большее недоумение, он тактично ушел
от прямого ответа: «Обживешься у нас немного, и сам
все поймешь». Приятель дал мне номер своего теле-
фона и клятвенно заверил, что к завтрашнему дню во-
прос о моей работе будет улажен, причем именно так,
как я хотел. «А теперь тебе надо найти здесь свою же-
ну, — сказал он, уходя, и, цокнув языком, добавил, —
Весьма пикантная дамочка! Не хуже негров».
— 27 —
Часть I
Я, честное слово, в первый раз услышал о том, что у
меня где-то есть жена. А реплика Соловьева, что она
не хуже негров, поверьте, многое значила! Мне стало
любопытно на нее посмотреть. Таким образом вопрос
отношений с женщинами в этом параллельном мире
решался сам собой. Но где мне ее искать?
Стояла золотая осень. Нескучный сад был покрыт,
естественно, золотой листвой: и деревья, и дорожки,
и аллеи — все отливало золотом. На этом фоне синяя
свежевыкрашенная скамейка выглядела особенно
притягательно. Я сел на нее и тем самым оказался точь-
в-точь напротив предполагаемого места гибели собач-
ки Муму и стал рассматривать памятник.
Мои мысли, конечно же, заполняла жена, которую
я вот-вот должен встретить. Скажу честно: мне было
все равно, какой она предстанет: толстой или хужой,
умной или дурой. Все это напоминало мальчишескую
вечеринку, когда один из друзей пообещал, что при-
ведет девчонок. Остальным наплевать, какие они,
лишь бы хватило всем! Но то, что я увидел, меня по-
трясло: по аллее, усыпанной золотой листвой, шла
женщина, восставшая из моей мечты. Фигура, глаза,
волосы — все было таким, каким я представлял себе,
когда думал о ней — той самой, которую хотел видеть
рядом. Я всегда любил каких-нибудь инородцев. И та,
что сейчас шла навстречу, явно была неславянского
происхождения, не то армянка, не то узбечка, не то
еще кто-то. Я вскочил со скамейки и кинулся к ней.
«Гульсары! Гульсары!» — кричал я на бегу, а сам ду-
мал, откуда я знаю ее имя. «Слушай, как обстоят дела
с твоей работой, — сказала она, когда мы сели на ска-
мейку. — Для начала твой друг устроит тебя в управу
муниципального округа. Оклад небольшой, но ты бу-
дешь заниматься таким щекотливым вопросом, как
— 28 —
Параллельный мир
ликвидация автомобильных «ракушек». В первый же
день вступления в должность вызови кран и снеси
где-нибудь две-три «ракушки». Не слушай ни угово-
ров, ни угроз, ни жалоб — сноси и точка. Тогда все ос-
тальные владельцы «ракушек» потянутся к тебе с це-
лью «договориться» и, естественно, не с пустыми ру-
ками. Вот тут ты и поймешь, что оклад — не самое
главное в работе чиновника. Помни, пожалеешь хоть
одного — никто к тебе «договариваться» не пойдет —
будут рассчитывать, что ты пожалеешь и их тоже. По-
нимаешь, Солнышко, — впервые ласково заговорила
со мной Гульсары. — Нам с тобой сегодня очень нуж-
ны деньги». «Зачем?» — поинтересовался я. «Я при-
смотрела второй шикарный унитаз... Ах да, ты же не в
курсе: у нас дома будет теперь целых два туалета вме-
сто одного. И знаешь почему? — У любящих супругов
отправление естественных надобностей должно про-
исходить одновременно. Так мне объяснил личный
психолог», — ответила мне жена, а затем развила
свою мысль. «Ты любишь меня. Я люблю тебя. Это не
обсуждается. Значит, мы одновременно будем хотеть
одного и того же, и вдруг кто-то один первым займет
туалет... Представляешь, что будет со вторым, если он
не сможет вовремя дать выход тому, что его перепол-
няет? Это может послужить причиной неврозов, кон-
фликтов на бытовой почве и стать предтечей сексу-
альных расстройств. Но ты не волнуйся, — успокоила
меня жена. — У тебя все получится в коридорах вла-
сти. Второй унитаз у нас будет. Скажу честно: я тобой
горжусь. Горжусь, что назло всем ты пошел во
власть!»
Гульсары ушла, а я сиял от счастья. Испытывали ли
вы чувство гордости и удовлетворения, когда люби-
мая женщина заявляет, что горда вами? Пусть даже
— 29 —
Часть I
вы не понимаете, почему она горда. Нет, не испытыва-
ли? А я это чувство сейчас испытал!
Сносить автомобильные «ракушки» —дело нелег-
кое, особенно когда закон неоднозначно прописан.
В таких ситуациях, во-первых, нужна решимость, а
во-вторых, надо действовать без оглядки. Тогда люди,
глядя на тебя, подумают: ты-де, в отличие от них, зна-
ешь какие-то последние распоряжения и закрытые
приказы и оттого смело уничтожаешь их имущество.
И третья заповедь: первыми надо начинать крушить
«неприкасаемых», чтобы все прочие почувствовали,
что им тем более не поздоровится.
Вот и сейчас, когда вызванный автокран стал от-
рывать от земли «ракушку», принадлежащую ветера-
ну войны, остальные владельцы молча замерли. Дед
уцепился за свое «добро» сухонькими пальцами, и его
легкое, как перо, тело оторвалось от земли вместе с
ним. На юридическом языке действие ветерана вой-
ны классифицировалось как сопротивление властям.
Я переглянулся с участковым, но тот отрицательно по-
качал головой, мол, «не надо мне неприятностей с ве-
тераном». Но, как пить дать, у участкового не было до-
ма любимой женщины, которой очень были нужны
деньги на второй унитаз. А у меня такая женщина бы-
ла! И тогда я выразительно посмотрел на крановщика.
Тот едва заметно кивнул в ответ и, слегка повернув
стрелу, резко опустил ее вниз вместе с повиснувшим
на «ракушке» дедулей. Ветеран войны плюхнулся на
асфальт, а ракушка ударила ребром точь-в-точь по
крыше его «Запорожца». Если бы я не видел хитрю-
щих глаз крановщика, я бы, ей Богу, поверил, что «ра-
кушка» сорвалась из-за того, что на ней самовольно
повис ее владелец, оказывая сопротивление властям.
— 30 —
Параллельный мир
Толпа зевак, окружившая место сноса «ракушек»,
ахнула. Дед, в одночасье потерявший не только «ра-
кушку», но теперь и автомобиль, казалось, лишился
дара речи. Участковый отвернулся от меня, но занес
за спину руку и так, чтобы никто не видел, показал
большой палец: дескать, молодец! Затем он достал
планшет, составил акт, дал бумагу на подпись деду, ко-
торый, еще не оправившись от шока, подписал ее не
читая, затем акт подписал лукавый крановщик, затем
двое свидетелей из толпы зевак. Согласно этому доку-
менту получалось, что именно владелец «ракушки»
своими противоправными действиями повлек обрыв
груза на стреле крана, в результате чего пострадал ав-
томобиль самого же нарушителя. Я подумал: «Век во-
ли не видать, а у крановщика тоже есть любимая жен-
щина! Как легко иметь дело с тем, кого любят, кого
ждут дома... с деньгами».
Вторая подлежащая сносу «ракушка» принадле-
жала какой-то дамочке. Накануне ночью выпал снег,
и дамочка бегала по заснеженному двору в одних та-
почках на босу ногу и что-то кричала о своих правах,
но после всего произошедшего на ее глазах с ветера-
ном войны не рисковала защищать свою собствен-
ность иначе как словами. Но молча слушать ее брань
мне показалось недопустимо. Кто из остальных вла-
дельцев «ракушек» станет со мной «договариваться»,
если я не реагирую на оскорбительные слова? Никто.
А этого я допустить не мог. Ведь меня дома ждала та,
которую я люблю, та, которой нужны были деньги на
вторую туалетную комнату, та, которая будет мной
гордиться, если я эти деньги принесу. Позабыв про
нерешительность участкового, я дал ему знак. Он не
спеша подошел к кричавшей, а главное, размахивав-
шей руками женщине, слегка прикоснулся к ней,
— 31 —
Часть I
словно оттесняя ее от ее собственной ракушки, а за-
тем вдруг навзничь упал на асфальт. Женщина мо-
ментально поняла, в чем дело. «Я его не трогала! Все
видели: я его не трогала», — шептала она побелевши-
ми от страха губами. Но было уже поздно. «Ах, ты, су-
ка!» — заорал участковый, встав на ноги, и набросил-
ся на голосистую даму. Не прошло и мгновения, как
руки женщины были скованы спереди наручниками,
а из разбитой губы шла кровь. В этот момент я поду-
мал: «Я ошибся. У участкового тоже есть та, которую
он любит, и которая его ждет дома... с деньгами». «Ма-
ма! Мама!» — раздался вдруг пронзительный крик.
В полупальто арестованной вцепилась девочка лет де-
сяти. Участковый с силой оторвал ее детские пальчи-
ки и оттолкнул прочь. «В «обезьяннике» посидит твоя
мама, — сказал он ребенку и дико захохотал. — При-
ходи посмотреть», — подмигнул он девочке на проща-
нье и потащил ее маму туда, где находился пункт охра-
ны порядка. Растерявшаяся от столь неожиданного
поворота событий владелица демонтируемой «ракуш-
ки» даже потеряла один тапочек — так и шла по свеже-
выпавшему снегу—одна нога обутая, другая — босая.
Как только автокран приблизился к третьей «ра-
кушке», меня кто-то аккуратно взял сзади под руку.
«Сергей Сергеевич, — услышал я доверительный ше-
пот, и горячее дыхание согрело мне ушную ракови-
ну. — Я — владелец сносимой в настоящий момент
«ракушки». Бизнесмен, владелец овощного магазин-
чика на соседней улочке. Вы не подскажете, когда у
вас приемные часы в управе? Мне бы хотелось подой-
ти к вам на прием, чтобы обо всем поговорить». Не по-
ворачивая головы, я железным голосом ответил:
«Прием населения у меня во вторник после обеда».
«Ой, какхорошо! Ой, как здорово! Ой, как славно!» —
— 32 —
Параллельный мир
залопотали над ухом в ответ. «Чему он так радует-
ся? — подумал я, — Ах да, сегодня же как раз втор-
ник!» — промелькнуло в голове. Я немедленно взгля-
нул на крановщика, вот-вот готового оторвать от земли
третью за это утро «ракушку», решительно замахал
руками и что было голоса заорал: «Обед!!!»
Когда я проходил мимо толпы зевак, то шел желез-
ной поступью, широко расправив плечи от сознания
собственной значимости и никого не видя перед со-
бой, я услышал где-то рядом восторженный шепот со-
всем еще маленького мальчика: «Дедушка, дедушка!
Я хочу быть похожим на этого дядю. Когда я вырасту,
я тоже стану властью». К моему удивлению, голос, ко-
торый, вероятно, принадлежал дедушке, ответил: «Не
болтай глупостей! Перед тобой слуга. Пусть он слуга
народа, но он все равно слуга. А тебе, малыш, надо вы-
расти человеком. Ты что, забыл, что делают со слуга-
ми по субботам?»
Тогда я еще не понял значения услышанных слов.
Дом моей любимой женщины оказался не совсем
таким, каким я ожидал его увидеть. В нем не было ни
чистоты, ни уюта, одним словом, не было заметно
присутствия заботливой женской руки, несмотря на
то, что в этом доме, кроме Гульсары, было еще две
женщины. Да, да, оказалось, что у меня есть теща, то-
же какая-то полуармянка-полуузбечка, полу не пой-
ми кто, но почему-то с русским именем Таня. Но глав-
ное, у меня еще была дочь. Правда, дочь не обращала
на меня никакого внимания. Но, скажу честно, для
этого, конечно, была причина. Очень веская причина.
Когда я вручал своей любимой Гульсаре деньги, кото-
рые мне в свою очередь подсунул после обеда владе-
лец маленького продуктового магазина, тот самый,
чью автомобильную «ракушку» я якобы не успел
— 33 —
2-1736
Часть I
снести, ко мне, опережая маму, подбежала моя дочка,
протянула ручки и на ломаном русском языке залопо-
тала: «Под-ярок! Где мой под-ярок!» Я пожал плечами
и ничего не положил в эти протянутые ко мне ладош-
ки. Черные, как маслинки, глаза потухли, и ребенок
уселся на то же место, откуда вскочил при виде меня,
и продолжил методично отрывать руки своей кукле.
Ну откуда я мог знать, что у меня есть дочь?! Если бы
я знал, то принес бы этому очаровательному плоду
нашей с Гульсары любви, о которой я почему-то абсо-
лютно ничего не помню, не один, а целый пакет по-
дарков. Но ничего, успокоил я себя, будет еще зав-
трашний день. Ко мне на прием опять явится очеред-
ной владелец злополучной «ракушки» для того, чтобы
попросить отсрочить ее снос. Явится, чтобы совер-
шить магический для чиновника акт, — «договорить-
ся». Ух, я ему покажу, что значит «договориться»
именно со мной! Я с него семь шкур спущу ради счаст-
ливых глаз моей доченьки, ради того, чтобы ее подня-
тые ко мне детские ручки никогда не опускались пус-
тыми. Но это будет завтра, а сейчас я рассматривал
жилище, в котором, как оказалось, я жил с Гульсары
минимум семь лет, потому что наша дочь была при-
близительно этого возраста.
Жилище, как я говорил, не изобиловало ни доро-
гой мебелью, ни посудой, ремонт в нем никогда не де-
лали. Но что бросалось в глаза — это изобилие писем.
Письма по одному и стопками лежали на столе, пись-
ма вместо посуды лежали в серванте, письма были
приколоты булавками к обоям. Я не успел спросить,
что это за письма, как Гульсары, пересчитывая отдан-
ные мной деньги, сказала: «Ты очень вовремя принес
бабки, а то я уже написала своей тете в Козлы-Орду,
что отгородила второй туалет». «А сестричка-то
— 34 —
Параллельный мир
моя, — Гулькина тетка, — неожиданно вмешалась те-
ща Таня, — вишь что пишет». Таня отколола от обоев
письмо, надела очки и стала читать: «Слышала, что у
вас в Москве люди очень тесно живут. На одну семью
приходится только один туалет. А у нас в Козлы-Орде
на одну семью приходится два туалета. И что из того,
что они во дворе? Что из того, что ими может пользо-
ваться вся улица? Так что я вам не завидую». «Не за-
видует она нам, — покатилась со смеху Гульсары. —
Дура старая. У меня уже на следующей неделе будет
два туалета, в квартире, а не во дворе, так что хрен кто
с улицы попользуется! Так что ты, тетенька, засунь се-
бе это письмо, не буду говорить куда!» Обе, и мама, и
дочка, так искренне и громко расхохотались, что ста-
ли прихлопывать в ладоши. Теща Таня посмотрела на
меня — мол, что не смеешься? И я стал также громко
хохотать вместе с ними.
«Ну, давайте есть, — сказала Таня, насмеявшись, и
принесла из кухни курицу. При виде курицы Гульса-
ры сначала закричала «Вах!», а затем что-то нечлено-
раздельное, ее глаза зажглись нечеловеческим бле-
ском, и она впилась в птицу руками, отрывая ей бедро.
Нож и вилка при этом лежали рядом. «Ай, молодец!
Ай, молодец, Гульсары!» — выкрикивала Таня, когда
ее дочь наконец оторвала курице ножку. Гульсары те-
ми же жирными руками схватила лимон, выжала сок
на оторванную ножку, впилась в нее зубами и закати-
ла от удовольствия свои огромные черные глаза, так
что стали видны одни белки. «Таня, я тащусь!» — за-
хлебываясь пищей, выдавила из себя она, тут же по-
перхнулась, и вместе с душераздирающим кашлем
пища из ее рта полезла назад, причем не только на та-
релку, но и по всему столу. Таня вскочила и трижды
наотмашь ударила Гульсары по спине, да с такой си-
— 35 —
2*
Часть I
лой, что мне показалось, будто у хрупкой девушки не-
пременно сломается позвоночник. Но кашель пре-
кратился, позвоночник остался цел, а Гульсары, отды-
шавшись, сказала матери: «Рахмат-Лукум!» и в ответ
услышала: «Лукум-Рахмат!»
«А ты что не ешь? — повернула Гульсары ко мне
свои огромные восточные глаза. — На, кушай!» И она
протянула мне своими дивными тонкими пальчиками
кусок курицы, который только что во время кашля
вылетел из ее рта и валялся посреди стола. Заметив
мое замешательство, она сказала: «Ну и что такого?
Мы — счастливая семья. В счастливой семье супруги
не только одновременно ходят в туалет, но и съедают
то, что не вошло в другого». Я заметил, что Таня тоже
подбирает со стола куски курицы, которые только что
вылетели изо рта Гульсары, и кладет их уже себе в
рот, облизываясь и причмокивая от удовольствия. И я
подумал: «А ведь это, наверное, счастье — доедать
куски, которые побывали во рту у женщины твоей
мечты и почему-то не вошли в нее дальше!», и я не
взял, я выхватил из тонких пальчиков Гульсары пред-
лагаемый мне объедок. «Только побрызгай на него ли-
моном, — заботливо посоветовала мне Гульсары и об-
ратилась к матери, одновременно жуя свой кусок. —
Таня, я конкретно тащусь от этой куры!»
Мы легли спать. Гульсары меня не отвергла. Прав-
да, когда я наслаждался ее телом, она получала удо-
вольствие другого рода: выковыривала из зубов ос-
татки курицы, доставала изо рта, оценивала взглядом
и тут же дожевывала, причмокивала и цокала языком
от удовольствия. «И что в ней вкусного, в этой кури-
це? —думал я, обнимая Гульсары, — курица как кури-
ца. Обыкновенная вареная курица, даже без соли.
Я бы лично приготовил ее совсем по-другому. Во-пер-
— 36 —
Параллельный мир
вых, я бы не стал готовить птицу целиком, а разрезал
бы на кусочки, обжарил, налил бы поменьше воды,
чтобы птица тушилась, а не варилась. А во-вторых,
добавил бы специй. Вот тогда и впрямь можно было
бы выковыривать пищу из зубов и получать наслаж-
дение, возможно даже большее, чем получаешь от
мужчины. А давешней несоленой курице мужчину не
затмить! Особенно такого, как я, которого разбуди
хоть среди ночи, хоть среди бела дня, и он на память
процитирует всю «Камасутру»». Но женщина моей
мечты по-прежнему не реагировала на мое усердие.
Она судорожно искала во рту остатки трапезы, а ко-
гда убедилась, что их больше нет, и вовсе выскользну-
ла из моих объятий. «По совету моего психолога, —
сказала Гульсары, — любящим супругам надо больше
уделять внимания духовной стороне жизни», и в под-
тверждение своих слов она сунула мне какую-то кни-
гу и громко захрапела. В темноте на ощупь я попытал-
ся открыть книгу и почувствовал, что страницы не
разрезаны, — значит, ее никто никогда не читал. Но
ключевое для меня слово было произнесено: «духов-
ность», да, да, духовность — вот качество, которое я
хотел видеть в женщине своей мечты. Теперь я точно
знал: рядом со мной храпела та, о которой я грезил
всю жизнь. Господи, как счастлив мужчина, когда он
наконец получает то, о чем мечтал!
Всю неделю я безжалостно сносил ракушки тем,
кто не хотел «договариваться», а вечером нес своей
Гульсары деньги тех, кто «договариваться» хотел. По
дороге домой я покупал подарки для дочери и даже те-
ще Тане один раз что-то купил. При виде денег Гульса-
ры каждый раз восклицала: «Вах!», а затем что-то не-
членораздельное. Тщательно пересчитав купюры,
моя жена говорила: «Рахмат-Лукум!», а я уже научил-
— 37 —
Часть I
ся отвечать на ее языке: «Лукум-Рахмат!» Спрятав
деньги в скороварку, где только что варилась курица,
Гульсары говорила: «Я тобой горжусь!», а я благода-
рил Бога за то, что он дал прожить мне в параллельном
мире еще один день — этот день! И вдруг я испугался:
завтра — суббота, утром на службу не идти, а значит,
вечером я не смогу принести домой то, что так нравит-
ся Гульсары. Это будет воистину черный день! И ка-
кой враг придумал эти субботы, по крайней мере, для
чиновников!
Но в субботу утром меня разбудил звонок: «Поче-
му вы не на рабочем месте?» Я аж подпрыгнул от ра-
дости.
Тот факт, что представителя власти в выходной
пригласили прийти в управу, не вызвал у меня ника-
ких предчувствий, особенно дурных — служба, госу-
дарственная служба! Мы радеем за государство, а го-
сударство радеет за то, чтобы глаза наших жен всегда
излучали радость, в том числе и в субботу. Это и есть
забота о своих чиновниках, не на словах, а на деле!
Я пришел в управу в приподнятом настроении. Ме-
ня, как и других сотрудников, пригласили в конфе-
ренц-зал, где уже стояли наши рабочие столы и ра-
ботники телевидения суетились возле своих камер.
«У нас в гостях местный телеканал, — пояснил мне по-
жилой сотрудник управы, — каждую субботу в пря-
мом эфире выходит передача со смешным названием
«Сидорова коза». Цель передачи — способствовать
тому, чтобы народ наконец-то полюбил свою власть».
Затем он хмыкнул и почему-то почесал ягодицы. По-
чесал отчаянно, с озорством. «Кстати, — спросил
он, — вы слышали последнюю хохму про старшего
брата Сальвадора Дали?»
— 38 —
Параллельный мир
Оказывается, у великого художника был старший
брат, который умер незадолго до его рождения. Уме-
рев, он поселился здесь — в параллельном мире. Все
только и делали, что пересказывали сногсшибатель-
ные истории, Происходившие с этим человеком.
Я стал слушать очередную байку, а сам поправлял на
себе пиджак и галстук. Неожиданно вошел распоря-
дитель и предложил побыстрее снять брюки и лечь ка-
ждому на свой рабочий стол. Все это показалось очень
странным, но у меня в голове мелькнула мысль, что,
скорее всего, нам будут сейчас делать какие-нибудь
прививки, а жители округа, наблюдая за этим процес-
сом по телевизору, последуют примеру представите-
лей власти и устремятся в медпункты и поликлиники.
Вот народ и полюбит нас за то, что мы предотвратили
вспышку гриппа или дизентерии, смело подставив
свои ягодицы под шприцы с вакциной. Великолепный
пиар! Чья-то рука заголила мне ягодицы. «Ну, так я и
думал — уколы», — успокоился я. Затем эта же жест-
кая ладонь крепко прижала мои запястья к поверхно-
сти стола. «Ну, это уже лишнее — пронеслось в голо-
ве — я без паники сношу вонзание иглы в свое «мяг-
кое место». И вдруг острая боль пронзила меня по
всей нижней части спины. Боль была такой силы, что
я заорал. Пронзила один раз, другой, третий. «Нет, это
не уколы! — с ужасом обнаружил я. — Но что это?»
Я попытался вскочить. Но все та же жесткая рука бук-
вально приковала меня к столу. А боль в нижней части
спины все повторялась и повторялась. В воздухе слы-
шался свист. Вокруг меня кто-то охал, кто-то сопел,
кто-то грязно ругался, а кто-то орал в голос, как я. Пы-
таясь понять, что происходит, я оглянулся вокруг се-
бя, насколько это позволила сделать все та же жест-
кая ладонь, и, Боже мой, что я увидел! Нас пороли!
— 39 —
Часть I
Нас, сотрудников управы, представителей государст-
венной власти, разудало хлестали розгами какие-то
здоровенные мужики! Но что самое поразительное —
весь этот беспредел преспокойно снимало телевиде-
ние. Снимало не лишь бы как — снимало высокохудо-
жественно, не общим планом, а в деталях, так, чтобы
передать весь психологизм процесса, чтобы задеть
зрителя за живое. Камера то наезжала на чей-то испо-
лосованный зад, то, наоборот, отъезжала, давая воз-
можность зрителям увидеть масштабы происходяще-
го в районной управе. Затем оператор брал крупно
чье-то лицо, искореженное болью, с каплями пота на
лбу, и плавно возвращал камеру на все тот же исполо-
сованный розгами зад. Но самое отвратительное было
в том, что по залу ходила хорошенькая телеведущая с
микрофоном и по очереди представляла зрителям
тех, кто подвергался порке. Она говорила о них с ду-
шевной теплотой, как о давно и хорошо известных
персонажах этой еженедельной субботней передачи.
«А вот новое лицо, — произнесла девушка где-то око-
ло моего уха, — Сергей Сергеевич недавно закончил
институт и сразу пришел в нашу управу, где уже ус-
пел зарекомендовать себя настоящим российским чи-
новником. За то, чтобы предотвратить демонтаж «ра-
кушек», он за первую неделю работы получил от их
владельцев взяток на общую сумму... (Дальше называ-
лось точное количество денег, которое я принес своей
Гульсары.) Это прекрасный результат! И он должен
быть всеми нами по достоинству оценен». А дальше
тележурналистка добавила мужику за моей спиной:
«Всыпь-ка ему как следует!» И меня оценили по дос-
тоинству — всыпали так, что от боли зазвенело в
ушах, и сквозь этот звон едва пробивался девичий го-
лос: «Оператор! Оператор! Из глаз Сергея Сергееви-
— 40 —
Параллельный мир
ча покатилась слеза. Снимай крупный план! Зрите-
лям это нравится!»
Моя душа не могла вместить ужаса происходяще-
го. Мой ум не мог объяснить его причину. И, видимо,
чтобы не усугублять возникший психологический
кризис, сознание покинуло меня.
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на
своем рабочем столе, накрытый простыней. Первая
мысль, которая меня посетила, была следующая:
«Террористы! Да, да, я захвачен террористами. Эта
тележурналистка, и тот, кто хлестал меня розгами, и
тот, кто крепко держал мои руки и голову, и все тё, кто
безжалостно драл моих сослуживцев, — все они бан-
да террористов. Их предводитель, несомненно, Усама
бен Ладен. Они захватили управу, выставили требо-
вания, одним из пунктов которых было освещение их
акции по телевидению. Я знаю: террористы всегда так
делают. А цель акции одна — дискредитировать мест-
ную власть в глазах общественности и тем самым рас-
колоть общество. Но я уверен: с минуты на минуту в
управу ворвется спецназ, расстреляет всех этих му-
жиков с розгами, а главное, замочит ту, кто выдавала
себя за тележурналистку, и освободит нас — закон-
ную власть. А может, спецназ уже с ними покончил?
Как-то подозрительно тихо вокруг».
Я стал осматриваться и увидел, что зал, в котором я
находился, пуст. Только в дальнем углу копошился
наш пожилой сотрудник, тот самый, кто незадолго до
этих ужасных событий рассказывал мне про пред-
стоящие съемки телепередачи «Сидорова коза», цель
которой — пробудить любовь народа к представите-
лям власти, тот человек, кто отчаянно, с огоньком, че-
сал свой зад, когда это рассказывал. Сейчас он тща-
тельно застегивал ширинку на брюках, а когда нако-
— 41 —
Часть I
нец застегнул, то опять почесал свой зад. Но почесал
иначе — бережно, словно гладил дорогую хрусталь-
ную вазу. Я застонал от боли, и он обернулся на звук.
«А где террористы?» — спросил я. Пожилой сотруд-
ник явно не понял вопроса. «Ну, где эти люди, кото-
рые нас пороли?» Старик хмыкнул. «Террористы!
Как вы их, молодой человек, лихо обозвали — терро-
ристы. И впрямь, дерут так жарко, словно это не об-
щественно полезная акция, а какой-то террор». «Так
это не террор? — едва не закричал я на старика. — То-
гда, что все это значит? » «А, молодой человек, вас на-
верное, еще не успели ввести в курс дела, — миролю-
биво улыбнулся старичок. — Одевайтесь и пойдемте,
я покажу вам кое-какие документы».
Документы, которые я прочел в его кабинете, за-
ставили меня остолбенеть. Суть их сводилась к сле-
дующему. Та, «параллельная» Россия, в которой я сей-
час жил, и впрямь активно искала истоки любви, но не
любви между полами, а истоки любви народа к пред-
ставителям власти. Народ, как известно, власть не лю-
бит. Поэтому он не платит налоги, не оплачивает свет
и газ, бросает мусор мимо урны, а не в нее, итак далее.
Народ не платит налоги, не платит за свет и газ, пото-
му что убежден: его деньги приберут к рукам те, кого
называют «власть имущие». Народ не гордится теми,
кто представляет лицо государства, и, чтобы подчерк-
нуть это, он умышленно бросает мусор мимо постав-
ленных государством урн.
Это сдерживает процветание Державы. Помочь
Державе расцвести можно только одним способом:
заставить народ полюбить представителей власти.
Чего только для этого не делали, и дворы благоустраи-
вали, и мусорные баки узорами разрисовывали! Не
помогало. Как не платили налоги, как не платили за
— 42 —
Параллельный мир
свет и за газ, так и продолжали не платить, как броса-
ли мусор мимо урн, так и продолжали бросать. И тогда
вспомнили: любить — на Руси значит жалеть. Будут
люди жалеть чиновника — будут прощать ему лихо-
имство, да что прощать лихоимство! — сами будут
сердобольно его подкармливать, платить налоги, оп-
лачивать коммунальные услуги, за порядком следить,
а то и просто, встретив на улице чиновника, совать
ему кто семечки, кто куриный окорочок, кто теплые
носки. Щедрый у нас народ. Но только щедрый он к
тем, кого жалеет!
Но как возбудить жалость народа к тем, кто и
впрямь жирует за его счет? Вот загадка из загадок.
И тут чья-то умная голова сообразила, что современ-
ное название власть имущих — слуги народа. И они,
власть имущие, с этим названием не только согласны,
но и гордятся им. А слуг, как известно, надо драть роз-
гами, драть как Сидоровых коз, а выдрав, можно про-
щать все: безделье, воровство, хамство, и не только
прощать, но и щедро одаривать. Провели референ-
дум. Народ нововведению единодушно сказал: да. Но-
вовведение, как известно, приживается в том случае,
если имеет глубокие исторические корни. Здесь они
были. На Руси слуг драли всегда. И вновь стали драть.
Чем ближе чиновник был к народу, тем чаще его
драли. Районные власти пороли каждую субботу, го-
родские и областные — раз в месяц, краевые — раз в
квартал, самые высшие эшелоны — Парламент и Кон-
гресс — раз в полгода. А в новогоднюю ночь под бой
курантов, когда вся страна поднимала бокалы с шам-
панским, в Кремле пороли главу государства.
Никто и вообразить не мог, до какой степени в ре-
зультате народ полюбил свою власть! Налоги собира-
лись на 200 процентов, коммунальные услуги люди
— 43 —
Часть I
оплачивали в полном объеме, причем сразу на две
жизни вперед. Мусор попадал точно в урны. И даже
плевать стали не на землю, а в специальные шелковые
платки. Конечно, порки показывали по телевидению.
Одни — по местному, другие — по центральному. По-
сле таких эфиров шахтеры больше не стучали каска-
ми по Горбатому мосту напротив Дома Правительст-
ва, требуя зарплаты, хотя ее по-прежнему не получа-
ли, наоборот, в этих самых касках они бережно везли
из Кузбасса, Коми, Тулы, кто домашние пирожки,
кто — самодельные пельмени, кто — клюквенный ки-
сель, чтобы вручить их тому представителю власти,
чью задницу на днях отчаянно месили мускулистые
мужики, вручали и ехали обратно голодать. Вот какие
чудеса творит с русскими людьми такое чувство, как
жалость!
После порки полагалась премия. Я получил в кассе
деньги и стал думать о Гульсары. Знает ли она, что
именно я претерпел ради нее, на какую пытку пошел?
А кстати, знают ли жены остальных слуг народа, ка-
кой болью и унижениями оплачиваются их шубки, са-
пожки, их поездки на курорт? Какой чудовищный до-
говор со своей душой надо заключить чиновнику, что-
бы оплатить все это? Да, они знают! Они, жены
русских чиновников, это те же самые жены декабри-
стов, которые в трудный час всегда находятся рядом.
Знает и моя жена, Гульсары, и встретит меня сейчас
цветами, пышным обедом, жаркими ласками.
«Славно выдрали? » — спросила Гульсары. Вместо
ответа я протянул ей деньги. «О, тебе большую пре-
мию дали! — сказала «жена декабриста», убирая
деньги в кастрюлю, из которой только что достала ку-
рицу. — Деньги, это очень кстати, потому что нам
нужно нанять еще одного личного психолога». «К Та-
— 44 —
Параллельный мир
не? » — поинтересовался я. «Нет, к попугаю. Я, кстати,
уже написала об этом своей тете в Козлы-Орду, — со-
общила мне женщина моей мечты, намазывая кури-
ным жиром мне задницу. — Ты послушай, какое эта
паскуда-тетка нам прислала письмо: «У вас в Москве
все занимаются только собой и никто не занимается
птицами. А что же это за жизнь без пичуг? Нет, хоть
режьте меня на сто частей, а я, хоть и живу в Коз-
лы-Орде, вам не завидую». Вот дрянь! Не завидует она
нам! Завтра же у моего попугайчика будет личный
психолог. И поди напиши еще раз, что в Москве я не
занимаюсь птицами. Урою, коза драная!» При упоми-
нании драной козы у меня почему-то потемнело в гла-
зах, и я подумал: «Женщины, женщины, как мало вы
знаете о нас, о тех, кто вас любит. А может быть, имен-
но от этого вы так беззаботны и так прекрасны? По-
этому спасибо вам, любимые, за то, что вы ничего о
нас не знаете и не хотите знать».
Разговор о попугайчике происходил уже за сто-
лом. В центре стола была все та же курица, растерзан-
ная наполовину, на скатерти валялись ее недожеван-
ные куски, в одном из которых застряла верхняя
вставная челюсть моей тещи. Нетрудно было дога-
даться, кто из обедающих уже поперхнулся. «Ку-
шай», — сказала мне теща Таня, взяла со стола и про-
тянула мне именно тот кусок, в котором застрял ее
протез. «Если я брал куски пищи из рук своей люби-
мой женщины, Гульсары, то как я могу не взять подоб-
ное из рук той, кто произвела эту женщину на
свет», — подумал я и захрустел во рту Таниным объед-
ком.
Я хрустел и думал: «Жены декабристов... А может
быть, это такая же красивая легенда, как та, что я вы-
думал о женах чиновников, когда шел домой после
— 45 —
Часть I
порки? Может, на самом деле все было приземленней
и прозаичней? Ну и пусть легенда! Красивая легенда
помогает жить, дает силы отрываться от земли и уст-
ремляться ввысь! Красивая легенда полезней, чем су-
хая правда. У всех тех, кто корчился сегодня рядом со
мной на столах, тоже есть красивая легенда о своей
жене, легенда, которая дает им силы быть чиновни-
ком в этой параллельной Руси».
«Кстати, — сказала Гульсары, — я тут переспала
кое с кем, и тебя выдвигают в депутаты. Там платят
больше и порют реже. Завтра у тебя встреча с избира-
телями».
Я шел на встречу с избирателями, а сам думал об
адюльтере Гульсары. Что чувствовала она, изменяя
мне, что думала в эту минуту, как невольно сравнива-
ла с тем другим и в чью пользу было ее сравнение? Не-
стерпимую боль причиняли мне эти мысли, такую
боль, что хотелось прервать ее даже ценой немедлен-
ного сокращения своей жизни. А главное, почему она
с такой откровенностью рассказала мне обо всем? И
вдруг этот последний вопрос открыл мне глаза, заста-
вил по-другому взглянуть на поступок жены. Я провел
параллель. Что чувствует Гульсары, когда ложится в
постель со мной? Она чувствует только вкус недое-
денной курицы, куски которой застряли в зубах.
О чем думает она в минуты близости? Она думает о
том, сколько еще осталось застрявших в зубах кусков
и как их достать. Поэтому есть ли моей жене смысл
скрывать факт, что она выковыривала курицу из зу-
бов, находясь при этом с другим мужчиной? Такого
смысла нет. В этом случае была ли измена? Нет, изме-
ны не было, потому что, находясь и в моих объятиях, и
в объятиях другого мужчины, Гульсары всегда остает-
ся верна своей главной любви — вареной курице.
— 46 —
Параллельный мир
В сущности, что она сделала? Она, дожевывая аппе-
титные кусочки птицы рядом с другим мужчиной,
устроила меня на престижнейшую работу. Депутат!
Это тебе не хухры-мухры. Какая жена декабриста
смогла бы такое? Может быть, Мария Волконская?
Как бы не так! А моя смогла! Умничка! И я должен
быть ее достоин. Поэтому следует взять себя в руки и
думать не о мнимом адюльтере, а о том, что я буду го-
ворить своим избирателям. Ведь у меня с ними встре-
ча, а я к ней не готов. И я усилием воли повернул свою
мысль в нужном направлении.
Вот сейчас избиратели начнут упрекать меня в
том, что, став депутатом, я непременно буду воровать.
Я мысленно составил ответный монолог: «Отнюдь!
Отнюдь! — замашу руками. — Я сделаю свою деятель-
ность прозрачной, как пеньюар моей Гульсары». Это
должно произвести впечатление, но вряд ли обеспе-
чит победу. Меня будут попрекать дешевейшими обе-
дами в Госдуме для депутатов. И я тут же сочинил
клятву, которую произнесу, положив руку на пено-
пластовое корытце с лапшой «Доширак»: «Клянусь
брать с собой на обед одного представителя трудя-
щихся масс нашего избирательного округа, причем
каждый день разного, и делить с ним свой суп попо-
лам, кормя с ложечки». Я мысленно готовился к жест-
кой схватке, в которой предстояло отстоять свое пра-
во войти во власть — в высшую власть. Я знал, что лю-
ди даже гибли за это право.
Когда я увидел тех, кто в зале, понял: схватка пред-
стоит нешуточная: мои враги постарались на славу —
в первом ряду сидел тот самый ветеран войны, со сно-
са «ракушки» которого я начал свою трудовую дея-
тельность, в третьем ряду сидела та самая женщина,
препровождением которой в «обезьянник» я эту дея-
— 47 —
Часть I
тельность продолжил. Это мои главные оппоненты, и
сейчас они бросятся в бой. Ну, что же, я встречу их с
открытым забралом. И впрямь, после того, как ста-
рейший работник управы, который с озорством чесал
свой зад до порки и бережно гладил после нее, пред-
ставил меня избирателям, первым взял слово тот са-
мый ветеран войны, который еще в понедельник, за-
цепившись за «ракушку», поднятую по моей команде
краном, болтался на ветру, как носовой платок, и я
весь внутренне ощетинился. «Внучок! — подозри-
тельно ласково обратился ко мне ветеран. — Я хочу
задать тебе только один вопрос. Ты хорошо подумал,
когда принял решение стать депутатом?» Я не отве-
тил, я буквально выстрелил в старичка как стреляет
бутылка нагретого шампанского, когда отпустят
пробку. «Еще будучи ребенком, я мечтал служить сво-
ему народу! Еще будучи ребенком, я мечтал быть его
слугой. И никто не в силах помешать мне осуществить
мечты!» После произнесения этой тирады я ждал, что
старичок швырнет в меня свою палку или, достав изо
рта. протез, использует его вместо кастета. Но, к мо-
ему удивлению, дед разразился рыданиями. «Госпо-
ди, какой тяжкий выбор, какой тяжкий выбор», — без
устали причитал он. «Скажи, внучок, — вновь обра-
тился ко мне ветеран войны, вытирая слезы. — Неу-
жели ты не знаешь за собой никакого хоть мало-маль-
ского талантишки, хоть способности какой, чтоб
стать хозяином своего дела? Что же ты с ранних лет и
сразу в слуги-то? Аты пробуй стать хозяином, ты ищи
себя! Еще есть время». Я молчал, не зная ни как посту-
пать, ни что отвечать. Дед расценил мое молчание
как-то по-своему и поэтому перешел на доверитель-
ный шепот. «Неужели тебе не хочется красиво запла-
тить за себя в ресторане. Шикануть на глазах у дамы:
— 48 —
Параллельный мир
отвалить чаевые швейцару, официанту. Неужели те-
бе не противно питаться за треть цены в депутатском
буфете, как инвалиду детства? Вот лично я, как какая
деньга свалится, сажусь на свой «Запорожец» и в рес-
торан! Атам меня все знают — и швейцары, и офици-
анты. И даже цыгане, и те поют «Величальную»: «Вы-
пьем за Ивана, Ивана дорогого...». Ветеран осекся,
вспомнив, что моими стараниями у него с недавних
пор «Запорожца» нет, горько вздохнул и спросил:
«Что же ты со своей жизнью, внучок, делаешь? » По-
сле его слов засуетились те, кому я на этой неделе
снес «ракушки»: «Может, есть причина какая, что за-
ставляет тебя по такой дорожке идти? Ты скажи. Мы
поможем. Мы зла на тебя не держим. Всем миром лег-
че человека из дерьма-то вытянуть».
Признаюсь, я ничего не понимал в происходящем
и поэтому подумал: «Это какая-то изощренная прово-
кация! Причем массовая. Надо выиграть время и по-
смотреть, что будет дальше». А дальше было самое
страшное. Та самая дама, которой не без моего попус-
тительства разбили губу и препроводили в «обезьян-
ник», вдруг выкрикнула: «Я, кажется, догадываюсь,
что заставило этого юношу с хорошим честным лицом
идти в лакеи, то есть в слуги народа. Эта причина —
женщина, эта причина — любовь». От ее попадания в
«яблочко» я растерялся, побледнел, как стена, и по-
чувствовал, что вот-вот упаду в обморок. Я стоял и
молчал. Она же, воспользовавшись моим молчанием,
продолжала, но уже обращалась не столько ко мне,
сколько к залу: «Это абсурд, друзья мои, более того,
это помешательство — любовь к женщине, — из-за
которого лишаешься мужского достоинства». После
этих слов в разных концах зала приподнялись абсо-
лютно одинаковые люди в штатском и говорившая
— 49 —
Часть I
сразу стушевалась: «Молчу, молчу, я забыла, что это
пока государственная тайна». И тут то в одном, то в
другом концах зала стали вскакивать со своих мест
женщины разных возрастов, блондинки, брюнетки,
шатенки, и каждая из них, обращаясь ко мне, говори-
ла одно и то же: «Молодой человек, помните, если вы
одумаетесь и вам потребуется другой дом и другая
женщина, то двери моего жилища всегда будут для
вас открыты!» И вдруг к микрофону прорвалась де-
вочка, та самая дочка, что бежала за своей закованной
в наручники мамой по свежевыпавшему снегу. Ока-
завшись на сцене, она согнула руку в локте, как дела-
ли пионеры во время торжественной клятвы, и произ-
несла: «Меня зовут Мирослава. Даю честное слово,
что, если вы, дяденька, не станете депутатом, я, когда
вырасту, рожу вам такую же славную девочку, как я
сама».
Зал буквально взорвался аплодисментами, а затем
еще несколько минут стоя аплодировал наивным сло-
вам этого ребенка. Начались напутствия избирате-
лей. Мужчины подходили ко мне, кто по одному, кто
группой, подбадривающе трепали по плечу: «Не спе-
ши во власть, ты еще не потерян для сексуальной жиз-
ни, ты еще покажешь себя! Мы в тебя верим! Посмот-
ри, сколько вокруг одиноких баб. Это преступление
перед ними». Женщины подходили только индивиду-
ально, ласково брали за руку и, выразительно глядя в
глаза, говорили: «Вы — очень привлекательный муж-
чина!», а затем добавляли таинственным шепотом:
«Не вздумайте становиться депутатом. Мы этого не
переживем!»
Собрание постановило дать мне время подумать
ровно до наступления Нового года.
— 50 —
Параллельный мир
После встречи с избирателями у меня в ушах засе-
ла фраза, сказанная известной мне дамой. «Это аб-
сурд, друзья мои, более того, это помешательство —
любовь к женщине, — из-за которого лишаешься
мужского достоинства». Глубокая какая-то фраза,
двусмысленная. Один смысл лежит наверху: да, я
из-за любви к Гульсары утратил гордость, утратил са-
мостоятельность при принятии решений, утратил
свое Я. Все это я подчинил ей — предмету моей любви.
В общепринятом смысле это нехорошо, но в моем кон-
кретном случае это прекрасно, это делает меня счаст-
ливым. Плевать я хотел на общественное осуждение
утраты мужского достоинства. Да, плевать! Но если
бы у этого словосочетания не было второго значения.
Я умышленно остался наедине со старейшим работ-
ником управы и вполголоса задал ему вопрос: «О ка-
ком лишении мужского достоинства проговорилась
женщина, почему работники спецслужб повскакива-
ли со своих мест? » «Да это ни для кого не тайна, — по-
ведал мне старичок, — готовится указ стерилизовать
всех представителей власти и их потомство. Указ
вступит в силу с первого января грядущего года».
«Как не тайна?! — изумился я. — А почему тогда
фээсбэшники со своих мест повскакивали?» «Пов-
скакивали, потому что свои деньги отрабатывают, —
махнул рукой старичок. — Они у нас то вскакивают,
то садятся, то садятся, то вскакивают». Я вдруг опом-
нился: «Стоп! Что значит стерилизовать?» «А то и
значит, — ответил старейший работник управы, —
что яйки тебе и мне ножницами — чик. Чтобы детей у
нас не было».
Увидев изумление и ужас в моих глазах, старичок
застрекотал: «Э, батенька, да я вижу, вы вообще не в
курсе государственной политики. Вот я вам сейчас
— 51 —
Часть I
кое-какие документы покажу». Мы шли, а он по доро-
ге рассказывал: «Научный эксперимент был такой.
Брали людей, которые не желали идти работать во
власть, а хотели, например, быть клоунами или рабо-
тать на мусоросборочных машинах, и сажали их в
управы, в парламент, в конгресс. Сажали, конечно,
временно, для пробы — и вот результат: ни взяточни-
чества, ни воровства — ничего не было. Из чего был
сделан вывод, что рабочее место человека не портит.
Затем проделали другой эксперимент. Взяли работни-
ков управ, депутатов, конгрессменов и направили их
работать теми же клоунами и сборщиками мусора, и
они, кем бы ни оказывались, умудрялись воровать,
создавать очереди и брать взятки. Был сделан вывод:
рабочее место портит человек. Причем обратили вни-
мание, что способность портить своим присутствием
любое рабочее место передается по наследству: ины-
ми словами, дети чиновников становятся чиновника-
ми и никем другим. Проанализировали историю госу-
дарства и установили, что препятствием его прогрес-
су всегда являлись чиновники, то есть строго
определенная порода людей. Тогда и приняли реше-
ние эту породу извести. А как? Конечно, путем стери-
лизации. Закон вступает в силу с ноля часов первого
января. Документами будете интересоваться?» «Спа-
сибо, нет, нет, — засуетился я. — Вы и так подробно
все рассказали». Старейший работник управы замол-
чал, а потом сказал вслух сам себе: «А я что, я не про-
тив, пусть чикают: мне это хозяйство только мешает.
Да и не умею я больше ничего, как быть слугой наро-
да: приворовываю, конечно, но ничего, на жизнь не
жалуюсь». Затем он обратился ко мне: «Пойдемте,
юноша, в наш ведомственный буфет, пообедаем на
дармовщинку, а я вам расскажу еще одну байку про
— 52 —
Параллельный мир
брата Сальвадора Дали». «Нет, — невольно отмахнул-
ся я от чиновника, — обедать я пойду в ресторан».
И объяснил: «Хочу перед женщиной шикануть.
Я швейцару уже на чай приготовил».
Конечно, я соврал: никаких денег на ресторан у
меня не было, их все давно забрала Гульсары. Деньги
у меня были только на бутылку. Я зашел в винно-во-
дочный магазин, купил пол-литра самой дешевой вод-
ки. Водка была в простой бутылке без «наворотов», в
какие в моем мире при коммунистах разливали лимо-
над и пиво. Я стал размышлять: где бы мне ее выпить?
Я решил пить в бане. Подумал: «Заодно и помоюсь...».
Дело в том, что в моей новой семье мыться было
как-то не принято, а главное, негде. В раковине и в
ванной всегда лежали какие-то вещи: коробки с посу-
дой, коробки с бытовой техникой — разными там
миксерами, кухонными комбайнами, там же лежали
свернутые в рулоны коврики и даже ковер. Этими ве-
щами никто никогда не пользовался. Для Гульсары и
ее матери было важно, что вещи присутствуют в доме.
Для меня было важно другое: эти вещи не позволяли
мне пользоваться не только душем, но даже краном.
В бане я нашел укромное местечко, устроился и
решил первым долгом залить свое горе. «А уж если
Бог даст, то и помоюсь», — подумал я и стал открывать
бутылку. Внезапно по всему помещению пронесся
ропот: «Брат Сальвадора Дали! Брат Сальвадора Да-
ли!», и я увидел его — живую легенду параллельного
мира, движущимся среди пара и шаек.
Во-первых, он был абсолютно не похож на своего
родственника-живописца, имевшего столь фантасти-
ческий успех в том мире, откуда я прибыл: небольшо-
го роста, коренастый, голубоглазый, а главное, без
усов. Еще одна особенность, которая отличала его от
— 53 —
Часть I
знаменитого брата-художника, — спокойствие. Оно
было во всем: в движениях, взгляде, речи. Все, что де-
лал этот человек, было органично, естественно и, я бы
сказал, красиво. Его звали Алик, по крайней мере, так
его называли те, кто с ним здоровался.
Алик обвел глазами помещение, глубоко вздохнул
и громко, так, чтобы было слышно в самом отдален-
ном уголке, произнес: «Да вы все с ума сошли!» Голо-
вы присутствующих моментально повернулись в его
сторону. «Вы что, телевизор не смотрите?» — спро-
сил мужчина. «Ачто? Ачто?» — посыпались вопросы.
«А то, — ответил брат Сальвадора Дали, — что с сего-
дняшнего дня московской водой мыться нельзя.
Страшнейшие последствия! — гипергипогликемия в
букете с ортостатическим коллапсом. А ну, призна-
вайтесь, кто сегодня уже постоял под душем?» «Ну,
постояли...» — послышались робкие голоса. «Звез-
дец! — констатировал мужчина. — Теперь то, что в
результате осело на коже, можно удалить с нее только
водно-спиртовым раствором. Брат Сальвадора Дали и
впрямь достал откуда-то точно такую же бутылку, ка-
кая была у меня, сорвал пробку, вылил содержимое в
шайку, затем из шайки обильно полил себе голову, те-
ло, намочил мочалку и стал отчаянно себя тереть. В ба-
не воцарилась гробовая тишина. И именно в этой ти-
шине прозвучали слова, сопровождаемые звуками
капающей на пол жидкости: «Водкой надо удалять ин-
фекцию, мужики! Водка — она и есть водно-спирто-
вой раствор». Все пришли в движение. Оказалось, что
водка точно в такой же бутылке «без наворотов» есть
у каждого без исключения. Горячительный напиток
из бутылок полился в шайки, из шаек на тела, замель-
кали мочалки. Люди терли себя сами, просили поте-
реть им спину других. Я, которому не грозила гипер-
— 54 —
Параллельный мир
гипогликемия в букете с ортостатическим коллапсом,
поскольку не мылся не только с утра, а наверное, не-
делю не принимал душ, и то поддался общему ажиота-
жу — что есть силы тер свое тело, тщательно увлаж-
няя его водно-спиртовым раствором. «Жаль, что бу-
тылка такая маленькая, — сетовал я, — Надо было
брать две». Зато те из нас, у кого и впрямь было две бу-
тылки, чувствовали себя королями, они демонстра-
тивно мыли пальцы на ногах и пятки — словом, те мес-
та, на которых остальные экономили.
Как гром среди ясного неба раздались слова ини-
циатора акции: «Авообще-то я пошутил!» Все замер-
ли. Брат Сальвадора Дали повернул в своей руке бу-
тылку «без наворотов» так, что стала видна этикетка,
которую прежде он прятал в ладонь, и всем стала вид-
на надпись на ней: «Нарзан».
Бить шутника не стали — от него, видимо, только и
ждали очередной выходки, чтобы потом пересказы-
вать ее из уст в уста. Мужики тут же допили то, что не
ушло у них на дезинфекцию, и послали гонцов за но-
вой дозой. Расстроился я один. Денег на новый пу-
зырь у меня не было, а пребывать трезвым после все-
го, что я услышал от старичка-чиновника, было не-
стерпимо больно.
Эту боль и прочел на моем лице старший брат
Сальвадора Дали. «Хреново?» — спросил он. «Хрено-
во», — ответил я. «Обоснуй». Я рассказал ему про
свою беду. «Пошли!» — скомандовал Алик. «Ку-
да?» — «К твоим. Подухаримся чуток и сразу легче
станет».
Я шел домой и думал о Гульсары, думал о том, как
она, услышав о грозящей мне перспективе стать евну-
хом, завопит: «Ни за что!», как она перекроет своим
хрупким телом входную дверь, чтобы никогда больше
— 55 —
Часть I
не пустить меня ни на работу в управу, ни в кресло де-
путата. Женщина она в конце концов или кто? Конеч-
но, она женщина, размышлял я. А что для женщины
главное? Конечно, любовь. А сейчас мою Гульсары
могут лишить главной составляющей этой любви. О! я
уже слышал в своих ушах ее отчаянный вопль протес-
та! Старший брат Сальвадора Дали шествовал позади
меня, весело напевая: «Не забуду мать родную и от-
ца-духарика.. .»
За обеденным столом я рассказал, какая участь в
ближайшие дни ждет депутатов. Гульсары хранила
гробовое молчание. Теща Таня одобрительно закива-
ла головой, а затем взяла из своей тарелки надкусан-
ный кусок курицы и протянула мне: «На, доешь, доро-
гой! Доешь, кормилец!» Мой спутник отбросил свою
веселость, за стол не сел, сказав, что сыт, и погрузился
в гробовое молчание.
Пока я при помощи ножа и вилки старательно от-
делял от предложенной мне еды те куски, которые
еще не побывали во рту у моей тещи, Гульсары о
чем-то сосредоточенно думала. Затем она вдруг резко
отставила от меня тарелку с едой. «Знаешь, доро-
гой, — произнесла она, — а в депутаты тебе придется
пойти: нам предстоят большие расходы». «Какие? » —
воскликнул я. «Мне нужно термобелье, — невозмути-
мо ответила Гульсары. — Я читала про него в газете,
когда заседала в своем любимом уголке». Она указала
взглядом на сортир. Не отрывая своих персидских
глаз от отхожего места, она вдруг задушевно запела:
«Свой уголок я убрала цветами...» Теща Таня подхва-
тила романс, и они пели дуэтом, как Лиза и Полина в
«Пиковой даме», а когда перестали петь, то моя жена
пододвинула мне тарелку с курой. «Так что в депутаты
тебе придется пойти», — твердо повторила она. «Да
— 56 —
Параллельный мир
термобелье копейки стоит!» — возмутился я. «А мне
белья много надо», — парировала Гульсары. «Да за-
чем оно тебе? Зимы теплые, батареи жарят. Из дома
ты не выходишь. Зачем?!» — отчаянно заорал я. «Как
зачем? — удивилась Гульсары, — Тете в Козлы-Орду
напишу, что зимы теплые, батареи жарят, из дома не
выхожу, а по дому хожу в термобелье! Пусть там сдох-
нет от зависти в своей Орде со своими козлами». Те-
ща Таня одобрительно закивала головой, а затем, за-
глянув в мою тарелку, строго сказала: «Ты почему не
всю куру ешь? Почему куски отрезаешь? Мы — одна
семья, дружная, интернациональная, мы должны дое-
дать друг за другом». Затем Таня взяла руками с моей
тарелки те куски, которые я старательно отрезал, и
сунула в рот своей дочери: «На, доешь, если он за
мной доедать не хочет».
«Стоп! стоп! стоп! — замахал я руками и букваль-
но вонзил свой взгляд в Гульсары, — вот вы говорите
здесь: «мы — одна семья». Но через месяц-друтой ме-
ня лишат мужского достоинства. Какая же это тогда
будет семья?»
«Обыкновенная, — не моргнув глазом, ответила
Гульсары, пережевывая куски курицы, положенные
ей в рот матерью. — Вы, мужчины, почему-то думае-
те, что для женщины семья — это обязательно лю-
бовь. Для женщины семья — это способ удачно устро-
иться в жизни. Особенно для женщины из бывших
советских республик. Вот возьми меня. Я приехала из
Козлы-Орды: у меня нет ни кола, ни двора, ни ума, ни
даже аттестата зрелости, нечем порой даже заплатить
за любимую куру. А ты — русский, у тебя все это есть:
и квартира в Москве, и образование, и деньги. Но у
вас, русских, широкая душа: вы отдаете все, что ни по-
просишь. А у мужчин есть еще одно слабое место —
— 57 —
Часть I
вот эта штука (Гульсары взглядом показала мне на низ
живота). Из-за нее тебя тянет к женщине. А я и есть
женщина. Мы попросту совершаем справедливый об-
мен: я периодически избавляю тебя от желания, а вза-
мен пользуюсь благами твоей страны и твоего города.
Понял, наконец, что такое семья для женщины? Лю-
бовь! Любовь! Это ваш Лев Толстой сказок насочи-
нял, а вы и уши развесили. Но семья у нас с тобой, сла-
ва Богу, есть! Есть ребенок. А когда депутатом ста-
нешь, — и бабки будут. Поэтому. зачем тебе эта
штука? Пусть отрежут ее, чтобы зря не мучила. Не
знаю, как ты, а я своей цели достигла. Я своим браком
сейчас довольна. И впредь буду довольна и с этой шту-
кой (она вновь указала мне на низ живота), и без нее ».
«Доченька! Доченька! — обратилась Гульсары к
ребенку, который тут же на диване лениво дожевывал
куриное крылышко. — Посмотри на свою маму, по-
смотри, как нужно правильно выходить замуж: один
раз и на всю жизнь. Один раз стрельнула — и сразу в
«десятку». Девочка, не выпуская из рук курицу, бро-
силась ко мне на шею и, покрывая поцелуями лицо,
зашептала: «Папочка! Папочка! Я очень тебя люблю.
Нам с мамой нужно очень много денежек! Иди в депу-
таты!»
И тут меня насквозь пронизало холодом. «Гуля, —
обратился я к женщине своей мечты, — а ты знаешь,
что согласно вступающему в силу закону стерилизу-
ют не только меня, но и нашу дочь. Она ведь дочь чи-
новника, а возможно, и депутата. У нее не будет детей,
не будет семьи. А если я уйду из власти, все это обой-
дет ее стороной. Не будь такой близорукой, Гуля, по-
думай о девочке».
«Я уже подумала, — последовал ответ. — Не бойся,
ее не стерилизуют. Ты ведь ей только юридический
— 58 —
Параллельный мир
отец, а генетический отец у нее совсем другой. Он не
чиновник, не депутат. Поэтому у девочки будет сча-
стье, будет семья».
«Эх, как плохо попадать в параллельный мир не с
самого начала! — с досадой подумал я. — Много чего
не знаешь о своих близких».
«Кстати, — продолжала моя жена. — Ты представ-
ляешь, что сегодня сказал личный психолог, пригла-
шенный к моему попугайчику? Он сказал, что у попу-
гайчика развивается невроз. И знаешь, на какой поч-
ве? На сексуальной. Попугайчик — самец. У него
вырабатываются соответствующие гормоны. Он, на-
ходясь со мной в одной спальне, принимает меня за
самку попугая и испытывает ко мне сексуальное вле-
чение. Он собирается мной овладеть. Но тут в спальне
появляешься ты — самец более крупный, нежели он.
Попугайчик чувствует, что вынужден отступить. Его
влечение не получает реализации, и в результате раз-
вивается невроз. Так что, дорогой, тебе с сегодняшне-
го дня придется ночевать в прихожей. Постели себе
коврик. Ну подумай, зачем нам в доме нужен невра-
стеник-попугай? Представляешь, что напишет тетя из
Козлы-Орды?» «Вам, русским, только в прихожей и
место, — буркнула себе под нос теща Таня, направля-
ясь в туалет, и заодно добавила. — Да и вода у вас в
Москве поганая».
Я невольно поднял глаза на брата Сальвадора Да-
ли. Наши взгляды встретились и снова разошлись.
Я мысленно стал рисовать себе перспективу ночевать
в прихожей на коврике, но вдруг впервые за время на-
шего разговора раздался голос гостя. Он подчеркнуто
спокойным тоном задал вопрос женщине моей меч-
ты: «А зачем ему это надо: жить с вами в одной кварти-
ре, вас кормить, а самому ночевать на коврике, да еще
— 59 —
Часть I
кастратом? » Женщина моей мечты словно ждала это-
го вопроса, поэтому невозмутимо ответила: «Ему это
надо, потому что мы — смысл его жизни. Я, наша де-
вочка...» «Ия! Ия!» — закричала из туалета Таня, пе-
рекрывая своим криком шум спускаемой в унитазе
воды.
Наступила пауза. Ее прервал раскатистый, как
гром, голос моего гостя, повторявший слова, сказан-
ные матерью женщины моей мечты «Значит нам, рус-
ским, в своем доме только в прихожей и место». Он
пнул ногой коврик, на котором мне предложили
спать, и я увидел, как в этом удивительно спокойном
человеке вдруг проснулся зверь. Нет, он духарился —
он только изображал зверя, потому что успел весело
мне подмигнуть, прежде чем сделал решительный
шаг к сортиру. Гульсары, почуяв недоброе, прегради-
ла ему путь своим хрупким телом. («А я-то мечтал, что
она поступит так, чтобы не пустить меня на кастра-
цию», — промелькнуло в голове). Мой гость слегка от-
толкнул Гульсары. Она споткнулась обо что-то, лежа-
щее на полу (она никогда не убиралась в доме), и упа-
ла навзничь. На звук, вызванный ее падением, из
сортира выскочила Таня. Увидев лежащую Гульсары,
она заголосила что есть мочи: «Милиция! Милиция!
Убивают! Милиция! Насилуют! Помогите бежен-
цам!» Первое, что мне бросилось в глаза, — это слип-
шиеся волосы тещи — они торчали клочьями в разные
стороны и были давно не мытыми. Видимо, это же за-
метил и брат великого живописца. «Ты когда в по-
следний раз голову мыла?» — спросил он вдруг не-
ожиданно спокойным тоном, располагающим к дело-
вому конструктивному разговору. Теща опешила и
так же деловым конструктивным тоном ответила:
«Последний раз я мыла голову еще в Козлы-Орде, —
— 60 —
Параллельный мир
затем задумалась и добавила, — и сама там в послед-
ний раз мылась». «Пошли!» — сказал мой гость тоном,
не терпящим возражений, взял тещу под руку, и по-
вел, но не в ванную, а в сортир. «Расположись перед
унитазом так, — скомандовал он, — чтобы было удоб-
но мыть голову». Женщина стала на колени перед
толчком и засунула голову в соответствующее отвер-
стие. Мужчина спустил воду. Пока в унитазе бурлила
вода, увлажняя волосы моей тещи, брат живописца
отыскал взглядом средство для мытья ванны и туалета
и выдавил на ее шевелюру, наверное, пол-упаковки.
«Тщательно втирай шампунь в корни волос, массируя
поверхность головы пальцами», — вновь скомандовал
он, цитируя фразу из телевизионной рекламы. «Сей-
час! Сейчас!» — удивительно охотно отозвалась теща
и стала тщательно намыливать голову, скребя кожу
ногтями с давно облупившимся лаком. Брат живопис-
ца отвел на эту процедуру ровно столько времени,
сколько наполняется водой бачок унитаза. Он ждал,
когда бачок вновь наполнится, а теща втирала средст-
во для мытья ванны и туалета в корни волос, тщатель-
но массируя поверхность головы. Но как только жур-
чание в бачке стихло, он опустил намыленную голову
женщины поглубже в отверстие унитаза, скомандо-
вал «Не дыши!» и спустил воду. Когда мыльная пена
смылась, неожиданный визитер достал Танину голо-
ву и спросил: «Поняла, как это делается в московских
условиях?» Таня кивнула. «Продолжай мыться са-
ма», — сказал он. Женщина издала какие-то мыча-
щие звуки и указала взглядом на ванную. «К тому,
чтобы начать мыться в ванной, надо долго готовить-
ся, — жестко ответил старший брат Сальвадора Да-
ли, — пока тренируйся здесь». Таня послушно закива-
ла и стала намыливать голову.
— 61 —
Часть I
Я повернулся к Гульсары. Она стояла за моей спи-
ной. В ее огромных черных глазах были одновремен-
но написаны и ужас от происходящего, и покорность
перед ним. Затем мой взгляд упал на коврик в прихо-
жей, и во мне тоже проснулся зверь. Я обшарил глаза-
ми кухню и не увидел ничего, кроме объедков, остав-
шихся от трапезы моего семейства, которыми каж-
дый раз кормили меня, возмутился и что есть мочи
заорал: «Куру неси! Целую! Полноценную! Необгло-
данную куру. Надо и гостя накормить — отблагода-
рить за урок гигиенического воспитания». «Сейчас,
сейчас, — засуетилась Гульсары и что есть мочи за-
орала, но уже на мать: «Таня, где кура?! Где та кура,
которую мы себе припасли?» Из туалета выбежала
голая Таня вся в пене от средства для мытья туалета и
ванн, она одной рукой терла себе спину унитазным
ершиком, а другой ощупью искала дорогу на кухню.
Наконец кура была найдена. Целая, румяная, кото-
рую они собирались съесть вдвоем, когда я засну на
коврике. Таня вернулась на свое место, в туалет, где
вновь зажурчала вода, а Гульсары, красавица Гульса-
ры, вышла к столу с подносом, на котором дымилась
горячая курица, уже разогретая в микроволновке.
Она поставила курицу на стол передо мной и нашим
гостем, а сама стала поодаль и глазами, полными люб-
ви, молча смотрела на это зажаренное чудо.
«Любимая, — еще вчера, глядя на нее, сказал бы
я, — сядь с нами рядом и присмотри самый аппетит-
ный кусок своей ненаглядной куры, и я его немедлен-
но тебе отрежу», и в подтверждение своих слов взял
бы ее за руку и посадил рядом. Но сейчас все про-
изошло с точностью до наоборот. «Не сметь пялить
глаза на куру! Это наша кура! Моя и его!» — заорал я,
обнимая за плечи брата великого живописца. «Ку-
— 62 —
Параллельный мир
шай, дорогой, — донесся тихий покорный голос Гуль-
сары. — Что ты шумишь? Никто не собирается отни-
мать твою куру». И уже со вздохом, полным страда-
ния, этот голос добавил: «Ты сам себя не понимаешь,
дорогой. Вчера ты один, а сегодня совсем другой. За-
гадочная русская душа... Мне с тобой очень трудно».
«Зато мне легко», — вдруг мысленно отметил я и
вспомнил, что писал поэт Пушкин: «Чем меньше жен-
щину мы любим, тем легче...». Я умышленно сокра-
тил фразу великого поэта, удалив слова «нравимся
мы ей». Сокращенная фраза точнее передавала суть
открывшегося мне ощущения — «Чем меньше жен-
щину мы любим, тем легче». Брат Сальвадора Дали
словно прочитал мои мысли. «Я же говорил: подуха-
римся, и легче станет», — по-отечески назидательно
сказал он.
В тот момент я понял, что больше не люблю Гуль-
сары.
Из туалета вышла теща, за отсутствием банного
полотенца она обернулась туалетной бумагой, ее лицо
сияло счастьем, в руках был пустой тюбик от средства
для мытья туалетов и ванн. «Какой прекрасный шам-
пунь! Где, мужчины, вы его покупали?» Брат Сальва-
дора Дали нарочито невежливо ответил вопросом на
вопрос: «А водичка в унитазе лучше, чем у вас на Ро-
дине? А то я слышал, некоторым московская вода не
нравится». «Замечательная вода! — ответила женщи-
на, — чистая, прозрачная, как в арыке на склоне гор».
«Вот и прекрасненько, — подвел итог уже абсолютно
спокойным тоном наш гость и, вдруг поймав тещин
взгляд, устремленный на курицу, дико заорал, — Ма-
маша, не пяльтесь, есть не будете! Сегодня ест только
он». Мужчина указал на меня, а затем покинул наш
дом, что есть силы хлопнув дверью. Правда, перед
— 63 —
Часть I
этим он успел еще раз лукаво подмигнуть мне. «Хоро-
шо, хорошо, дорогой, — покорно защебетали ему вдо-
гонку обе женщины. — Для нас это будет разгрузоч-
ный день». Я швырнул курицу в окно и тоже пошел
прочь.
«Я не старуху-процентщицу убил. Я самого себя
убил», — сказал когда-то студент Раскольников. Вот
так и я, невзлюбив коврик в прихожей и себя на нем,
убил свою любовь к Гульсары и чувствовал, что тем
самым убил себя. Нет, я уже не любил Гульсары, но и
никого другого я еще не успел полюбить.
Я сидел в Нескучном саду, сидел на той самой ска-
мейке, где когда-то повстречал Гульсары. Скамейка
была уже припорошена снегом. Я смел снег, устроил-
ся поудобнее и смотрел на возвышающийся посреди
Москвы-реки памятник борцам за свободу слова, то
есть на композицию, где глухонемой Герасим топит
лающую Муму. В связи с холодами вода из пасти Му-
му уже не била. Но фигура Герасима, которая перед
тем побывала изваянием и Христофора Колумба, и
Петра Великого, по-прежнему наводила на окружаю-
щих тоску и ужас.
И вот также и мне было тоскливо и ужасно после
того, как я осознал, что убил любовь. «Мы — русские.
Мы не можем жить без любви, — понял я, — любить
мы можем по-разному: любить жалея, любить сгорая,
любить жертвуя собой. Но мы не можем одного: жить
и при этом никого не любить. В этом наша сила и наша
слабость. Этой слабостью пользуются все, кому не
лень. Но даже сознавая, что нами пользуются, мы,
русские, не перестаем искать для себя предмет люб-
ви. И только обретя этот предмет, мы чувствуем, что
жизнь удалась. Потому что любовь — это главная со-
ставляющая любого из нас». И вдруг меня словно оза-
— 64 —
Параллельный мир
рило. «Только что, размышляя про любовь, ты, Сергей
Сергеевич, открыл закон, закон, по которому живет
твой народ», — сказал я себе. Я чувствовал себя Нью-
тоном, на голову которого мгновение назад упало яб-
локо. «Это бессмертие! — промелькнуло у меня в го-
лове. — Я только что открыл великий закон и шагнул в
бессмертие». Но бессмертие — это обязательно па-
мятник, это переименованный в мою честь город.
И тут я вспомнил, какие казусы случаются иной раз с
переименованием городов в чью-либо честь.
Вот, например, родился в городе Симбирске писа-
тель Гончаров по имени Ванечка. Всю жизнь хорошие
книги писал и пользу людям приносил, прямо как я
сейчас, и, когда отошел в мир иной, казалось, должен
быть увековечен посредством переименования горо-
да Симбирска в город Гончаровск. Но случилась ока-
зия: в том же Симбирске родился Ульянов, по имени
Вовочка, и такого натворил, что со временем тоже
должен был увековечиться. К сожалению, это только
у людей бывают двойные фамилии, например Ворон-
цов-Дашков или Мамонтов-Дальский. Я даже знал од-
ну даму, имя которой было Татьяна, а фамилия — Мо-
розова-Мороз. Но у городов двойных названий быть
не может, например Гончаровск-Ульяновск. Поэтому
их и переименовывают в честь того из умерших зем-
ляков, кто оказался круче. Володя Ульянов со своей
братвой оказался круче Вани Гончарова, и Симбирск
стал называться не Гончаровск, а Ульяновск. И вся
жизнь и труд великого русского писателя, образно го-
воря, пошли псу под хвост. Никакого тебе увековечи-
вания, как другим. Лично мне такую ошибку совер-
шать нельзя. Но как от нее уберечься? И мне тут же
вспомнился другой случай. В городе Вологде прямо
около кремля стоит памятник какому-то дядьке с ко-
— 65 —
3-1736
Часть I
нем. Мы спросили у экскурсовода: «Кому памятник? »
«Поэту Батюшкову», — последовал ответ. Мы удиви-
лись: «А почему ему? Он что, здесь родился?» «Все с
точностью до наоборот, молодые люди, — ответил
экскурсовод. — Поэт Батюшков здесь пил и здесь
умер». Сейчас, кого ни спроси, никто не вспомнит ни
одной строчки, которую написал поэт Батюшков, но
он увековечен. Отсюда я делаю вывод: чтобы шагнуть
в бессмертие, нужно не столько с пользой жить,
сколько грамотно умереть. Вот, например, как поэт
Батюшков. Значит, после того, как я только что сделал
открытие, выявив, на каком чувстве зиждется мой на-
род, я должен немедленно просчитать, где мне разум-
ней всего отбросить копыта, чтобы или памятник по-
ставили, или город переименовали в мою честь.
В таком случае нельзя умирать в Москве. Во-пер-
вых, Москву все равно не переименуют. (На всякий
случай я оставлю завещание, чтобы не переименовы-
вали.) А во-вторых, существует опасность (и очень
большая), что изваяние, которое некогда было стату-
ей Колумба, затем Петра Великого, затем глухонемо-
го Герасима в момент утопления Муму, станет в слу-
чае моей кончины в Москве монументом мне. Автор
композиции всегда умел держать нос по ветру, а ветер
вот-вот задует в мою сторону. Я не хочу жить и боять-
ся, что это многометровое пугало, которое сейчас воз-
двигнуто на месте предполагаемой гибели собачки,
будет когда-то возвышаться и над моим прахом. По-
этому сейчас, когда я так близко почувствовал дыха-
ние смерти, я немедленно направлю стопы в совсем
еще молодой город Электросталь. Почему? Да пото-
му, что никто из выдающихся людей не появился там
на свет, а главное, не успел в нем умереть и, думаю, не
успеет это сделать раньше меня, потому что до Элек-
— 66 —
Параллельный мир
тростали от Москвы езды часа полтора не больше, а я
уже бегу на Курский вокзал.
Но как попасть на этот вокзал из Нескучного сада?
Нет, в том, своем мире, я прекрасно знал дорогу. Но в
этом, параллельном, многое было не так. Не там, на-
пример, в Москве стояли памятники, и не там дома
были подвинуты, улицы спрямлены. Куда же я таким
образом приду? Но я приблизительно помнил слова,
которые написал мой любимый Веничка Ерофеев:
...Если даже ты пойдешь налево — попадешь на Кур-
ский вокзал; если прямо — все равно на Курский во-
кзал; если направо — все равно на Курский вокзал...
О! Сколько раз я поворачивал то направо, то налево,
то вообще шел напролом, и поэтому не удивился, что
очутился не где-нибудь, а на Курском вокзале. Я сидел
на каменном парапете, промокший, грязный, в ожи-
дании электрички на Электросталь, и думал, увы, не о
своем бессмертии, я опять думал о том, почему я убил
любовь.
Пронзительный ветер обжигал мне лицо и сдувал
слезы, которые буквально струились из моих глаз.
Это были слезы досады, это были слезы горечи. Таки-
ми слезами я плакал еще ребенком, когда родители не
купили мне игрушечный автомат — большой, чер-
ный, прямо как у фашистов. В эту минуту, пока еще не
было другой любви, я хотел бы остаться с Гульсары,
пусть в прихожей, пусть на коврике. Ведь там моя се-
мья. Но откуда тогда во мне вдруг возник зверь, кото-
рый убил любовь? Я стал искать, откуда он возник.
Стоп! Я, кажется, нашел. Где-то в этом параллель-
ном мире у меня есть старший брат, и он тоже моя се-
мья. И я знал, что обязательно с ним встречусь. И как
он, мой брат, посмотрит на то, что я сплю в прихо-
жей в своем собственном доме по навету беженки из
— 67 —
з-
Часть I
Козлы-Орды, да еще в позорном ожидании быть каст-
рированным? Естественно, ему станет за меня стыд-
но. На его устах больше не возникнет той замечатель-
ной улыбки, о которой столько говорила мать. Вот по-
чему во мне пробудился зверь: я сохранил верность
брату.
Но почему нельзя сохранить и верность брату, и
любовь?
Это невозможно, потому что я уверен: женщине
для счастья нужна любовь. Так считает и брат. Но
Гульсары для счастья были нужны деньги, вареная ку-
рица, психолог для попугая, термобелье в жару, а
главное, зависть тети из Козлы-Орды. Я неправильно
выбрал объект любви. Объект любви я противопоста-
вил брату. Козлыордынки, переселяясь к нам в Моск-
ву, должны стать такими, как мы, а не сделать нас та-
кими, как они. Тогда нам не будет стыдно за свою лю-
бовь и за все, что мы ради этой любви сделали, не
будет стыдно перед своими братьями.
А пока... А пока, оставшись без любви, я жду элек-
тричку на Электросталь, чтобы в ближайшие часы за-
кончить там свою жизнь.
Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Рядом
со скамейкой стояла женщина, та самая женщина,
чью «ракушку» я снес в первый день своей работы во
власти, мать той самой девочки, которая бежала по
снегу, когда родительницу с разбитой губой вели в
«обезъянник». «Вам не нужны фильтры, которые
очищают московскую воду? — спросила она и доба-
вила: — Ведь в Москве очень плохая вода». Я ответил:
«Да, вода неважнецкая». «Я — дилер компании, —
сказала женщина, — производящей эти уникальные
по своим свойствам фильтры». Неожиданно объяви-
ли отправление электрички на Электросталь. Я засуе-
— 68 —
Параллельный мир
тился и тем не менее не забыл поинтересоваться: «А
как ваша милейшая дочь? » «О! Она только и говорит,
что о вас», — ответила женщина. «Стоп! — сказал се-
бе я. — А если бы на месте Гульсары в перспективе
оказалась бы та девочка, которая на встрече с избира-
телями поклялась, что, когда вырастет, родит мне де-
вочку, такую же, как она сама, если я не стану депута-
том (читай «кастратом») ? Этой девочке, как и мне, для
счастья нужна любовь. И если у нас с ней и впрямь ко-
гда-то будет семья, то мне не будет стыдно перед бра-
том ни за свою любовь, ни за свою семью, ни за все то,
что мне для них придется сделать...».
Я претворился, что прозвучавшее по радио объяв-
ление меня не касается. Но на всякий случай спросил:
«Скажите, а у вас нет тети в городе Козлы-Орда?»
«Нет», — ответила дилер. «Тогда, во-первых, я поку-
паю ваш фильтр, во-вторых, поступаю работать в ва-
шу компанию, а в-третьих, хочу встретить Новый год
в вашей семье, чтобы повидать вашу дочь», — сказал я
ей. «Ноу проблем», — ответила женщина почему-то
по-английски.
Новогодняя ночь.
Ей предшествовали воистину великие события.
Чиновники — такой народ, который хлебом не корми,
а дай выступить с какой-нибудь инициативой. В том
мире, где я жил раньше, чиновники сами предложили
себе полностью оплачивать коммунальные услуги.
В параллельном мире они выдвинули инициативу ли-
шить себя детородных органов раньше, чем указ об
этом перестанет быть государственной тайной, при-
чем проделать это собственными подручными средст-
вами. Вот и понесли чинуши свои отрезанные «хозяй-
— 69 —
Часть I
ства», кто в банке, кто в целлофановом пакете, а кто
просто завернутым в тряпку. А уж как народ полюбил
своих кастратиков! С какой русской недюжинной си-
лой он сделал это! Он разрешил своим слугам унести
до наступления Нового года столько, сколько смогут.
И они понесли!
Я кое-как сводил концы с концами, продавая
фильтры для очистки воды. Думаете, я хотя бы раз по-
жалел о своем решении? Ни разу!
Новогодняя ночь. По телеку с поздравлением вы-
ступает глава государства. Я держу наготове бутылку
шампанского, хозяйка квартиры — та самая дилер
фирмы, производящей очистительные фильтры, —
застыла напротив с двумя пустыми бокалами в руках.
Мы с ней — не супруги и не любовники, мы партнеры
по бизнесу. Наконец бой курантов — пробка летит в
потолок. Бокалы наполняются. Мы чокаемся, Желаем
друг другу, как водится в таких случаях, счастья, люб-
ви и, конечно, исполнения желаний. На телеэкране
крупным планом спокойное сосредоточенное лицо
«первого лица страны». Даже трудно поверить, что с
каждым ударом курантов розги с силой опускаются
на его незащищенный зад. «Как достойно держит-
ся! — искренне восхищается моя сотрапезница. —
Это он в последнее время научился так терпеть. А в
первые годы правления и ерзал, и кривился, и дергал-
ся. Политтехнологи были в панике: руководитель ве-
ликой страны, слута великого народа, а так неуверен-
но себя ведет перед телекамерами. Поговаривали: мо-
жет, он не свое место занял? Но теперь ясно видно —
свое».
— 70 —
Параллельный мир
Я слушал щебетанье женщины, а сам думал: «Ис-
полнения какого желания я хочу? » И вдруг она слов-
но прочла мои мысли. «Представляешь? — сказала
она. — Я изучаю английский язык, поэтому читаю все,
что написано об Америке. — Там каждый американ-
ский мальчик хочет стать президентом».
«Для чего хочет?» — спросил я. «Ну, как для че-
го? — удивленно переспросила хозяйка квартиры. —
Наверное приятно, когда у них там в Америке все на-
дежды и чаяния люди связывают только с тобой —
главой государства, приятно, когда спешат поддер-
жать твою инициативу, приятно, когда стучат друг на
друга тебе на ушко, приятно, когда ковбои на ранчо
вместо того, чтобы пасти скот, вышивают бисером
твой портрет, когда один ты — президент — знаешь,
как, например, доить козу». «Какой же мелкий народ,
американцы, — подумал я, — по крайней мере, та его
часть, которая находится в параллельном мире. И как
велик наш народ! (Опять та же часть, что пребывает
здесь.) Наш народ не тянет руки с просьбой помощи к
главе государства. Свои проблемы он решает сам. Он
не стучит ему на соседа в надежде заполучить его доб-
ро. Для него дело чести это добро заработать. Он не
вышивает его портретов, а только свои. А в Новый
год — самый любимый праздник на Земле — он порет
его — главного своего слугу, как Сидорову козу, чтобы
он, не дай Бог, не забыл своего места, не перепутал
функций. Только самый великий, могучий и сердо-
больный народ способен на это. И я счастлив, что при-
надлежу именно ему. Счастлив, что не родился на ту-
манном Альбионе, где ни у кого не поднимется рука
выпороть свою королеву в день ее восшествия на пре-
стол. Потому что они в своей стране — подданные Ее
Величества, а мы в своей стране, России, — хозяева.
— 71 —
Часть I
И пока я молодой, здоровый и не имею букета венери-
ческих заболеваний, я хочу сделать все, чтобы увели-
чить количество людей той породы, к которой при-
надлежу сам — породы хозяев».
Я с надеждой посмотрел на сидящую на диване де-
вочку, ту, которая уже поклялась мне в этом помочь,
вспомнил, что ее звали Мирослава. Девочка открыла
глаза. «Дядя Сережа, — сказала она, — все это будет.
Но будет тогда, когда ты из того, своего мира, снова
попадешь в наш, параллельный». «А разве Витя Чер-
нов не переправил меня навсегда в ваш параллельный
мир?» — удивленный ее прозорливостью спросил я.
«Нет, — ответила Мирослава, — не переправил. Он
только слегка придушил тебя. Сейчас он уже разжи-
мает пальцы на твоем горле и ты вернешься назад».
«Поцелуй меня! — закричал я. — Я хочу унести на
своих губах вкус этого мира, мира, где я был счастлив
со своим народом, где я был горд им». Девочка при-
близила ко мне свое лицо, и у меня на всю жизнь отпе-
чатался в памяти вкус ее губ и теплота ее дыхания.
Первое, что я почувствовал, когда пришел в себя,
это то, что Витя Чернов дышал мне в лицо. Первое, что
я услышал, были его слова: «Как ты думаешь, задушу я
тебя или нет, если еще раз сдавлю шею?» Я судорож-
но вдохнул воздух и успел сказать то, что чувствовал:
«Конечно, задушишь». Я был уверен, что в следую-
щую секунду тиски Витиных рук сомкнутся на горле
вновь, и приготовился снова оказаться там, где живет
мой старший брат и подрастает та, у которой на уме
одна любовь и которая, как юный пионер, дала мне
клятву довести эту любовь до естественного заверше-
— 72 —
Параллельный мир
ния. Но руки Витьки Чернова почему-то отпустили
шею, и я снова увидел купе и Мишу Мухина, из-за ко-
торого я только что оказался в параллельном мире.
«Какая же это беда, когда Мишка трезвый, — подумал
я, жадно глотая воздух. — Ведь он очень умный мужик
и это, конечно, раздражает. Особенно Витю Черно-
ва — сына хронического алкоголика. Раздражение
Витька может иметь необратимые последствия, как
это едва не получилось со мной. Другое дело, когда
Мишка всю практику провалялся пьяным под лавкой
в городском парке культуры и отдыха. Все знали, что
он очень умный, но это никого не раздражало. И даже
Витя, проходя мимо этой лавки, говорил нам с назида-
нием: «Вот умный человек лежит».
Мишка, видимо, чувствовал свою вину за то, что
Витек чуть было не отправил меня туда, где живет
полнокровной жизнью мой старший брат и собирает-
ся расцвести та, которая дала мне клятву, улыбался
мне, подмигивал, сдавливал руками уже свою шею,
хрипел и высовывал наружу лиловый язык. Витек же,
достав неизвестно откуда затертую книгу Зигмунта
Фрейда «Сознательное и бессознательное», погру-
зился в ее чтение. Его нельзя было в эти минуты окли-
кать по имени и, не дай Бог, дотрагиваться. Говорить
следовало вполголоса, а лучше вообще молчать. Это,
конечно, знали все, и купе погрузилось в тишину.
Тишину нарушил сам Витек. «Серега, я понял, по-
чему я тебя не прикончил, — сказал он, не отрывая
глаз от книги. — Помнишь, на мой вопрос «Как ты ду-
маешь, задушу я тебя или нет?» — ты ответил: «Ко-
нечно, задушишь». «Да, помню», — сказали. «Таквот,
неосознанно я ожидал от тебя другого ответа, напри-
мер такого: «Хрен ты меня задушишь». В этом случае
мне было бы интересно переубедить тебя, а для этого
— 73 —
Часть I
и впрямь задушить. Но ты ответил иначе — неожидан-
но для меня: «Да, задушишь». Мне не в чем стало тебя
переубеждать, и у меня тут же пропал интерес. Дру-
зья мои! — обратился Витек ко всем обитателям ку-
пе. — Я так любопытно устроен».
«Америка — страна юристов, Франция — страна
ловеласов, а вот Россия — страна психоаналити-
ков», — подумал я, глядя на Витька. Все знают, что Ви-
тино призвание — драка. Он изучает ее с большей
скрупулезностью, чем неорганическую химию. Но
когда Витек не изучает драку, он изучает Фрейда — с
особым вниманием читает работу «Достоевский и
проблема отцеубийства». Я уж грешным делом поду-
мал, не хочет ли он замочить своего алкоголика-роди-
теля, и даже набрался храбрости и спросил об этом.
«Да зачем для этого Фрейда читать!? — удивленно
воскликнул мой друг. — Я своего папашу кулаком за
один раз по стене размажу, — и уточнил, — как муху».
Витек и впрямь был качок: при самой средней ком-
плекции его тело — гора тренированных мускулов.
Он нередко пользовался этим зрительным обманом,
тем, что на первый взгляд казался щуплым. Напри-
мер, на танцах в том городке, откуда мы сейчас воз-
вращались с практики, он случайно задел местного
парня, который был выше его на две головы и раза в
полтора шире в плечах. «Ой, извини меня», — залебе-
зил перед ним Витек. Здоровяк подумал, что перед
ним доходяга, всего лишь слегка толкнул Витька в пле-
чо. Витя упал навзничь. « Вот так-то!» — проронил гро-
мила и продолжил танцевать. Витя поднялся, тоже
стал танцевать, но немедленно вновь задел здоровяка.
Тот снова ткнул Витька, и Витя снова упал на пол. Здо-
ровяк воспрял дуйюй. «Пойдем выйдем», — громко на
— 74 —
Параллельный мир
всю площадку предложил он. «Пойдем», — сказал
Витя.
Все мы, кто наблюдал эту сцену, не могли понять
поведения Витька: почему он — специалист в драке —
падал от малейшего прикосновения. Он не был силь-
но пьян — как обычно, — он никогда никого не боял-
ся: ни одного, ни десятерых. Свет на происходящее
пролил сам Витек. Он появился откуда-то из темноты,
быстрым шагом подошел к компании, к которой при-
надлежал местный здоровяк, и, потирая костяшки
пальцев правой руки, деловито посоветовал: «Забери-
те своего орла раньше, чем милиция. Только не пере-
путайте: там еще один». Затем Витя извлек откуда-то
томик Фрейда «Основы психоанализа» и объяснил
уже нам: «Когда я взглянул на челюсть этого человека,
что сейчас без сознания лежит под лавкой, у меня воз-
ник чисто профессиональный интерес: смогу ли я от-
править его в нокаут, если нанесу удар именно под
тем углом, который образуется между моим плечом и
его подбородком. Честное слово, ни разу в жизни под
таким углом мне еще не приходилось бить в рожу.
Друзья мои, я, кажется, в себе разобрался: мною ру-
ководит инстинкт познания. Но любое знание прочно
увязано с экспериментом. Пойдемте, я продемонст-
рирую вам его результат».
В восхищении мы направились к той самой лавке,
где сын алкоголика приложил вектор силы под новым
для себя углом от собственного плеча к чужой челю-
сти. Но, видимо, нас опередили друзья «результата
эксперимента». Под лавкой лежали лишь чьи-то зубы,
а рядом с ними в одиночестве спал как всегда пьяный
Мишка Мухин. «Эх, не успели, — с досадой сказал
Витек. — Один лишь умный человек лежит...».
— 75 —
Часть I
Витя при всем пренебрежении к неорганической
химии всем своим существом принадлежал такой
науке, как теоретическая механика. Рычаги, углы на-
правления вектора силы изучались им скрупулезно и
трепетно. Помимо теоретической механики. Виктора
интересовала еще одна наука, из тех, что изучают в
нашем вузе, — сопротивление материалов. Годом
раньше, когда весь учебный поток отправили на кар-
тошку, Виктор особо углубленно изучал именно ее.
Он неотступно шел по тяжкому пути познания.
С нами, кроме Мишки Мухина, учился еще один
профессорский сынок. Его имя было Леха, кличка —
Шланг. На картошке у импровизированного костра
он рассказывал: «Я стоял у здания института, ждал
телку. Мне на голову невесть откуда упал кирпич.
Я почесал затылок, дождался телку и поехал с ней на
хату. Вот такая крепкая у меня голова». По заверше-
нии этого рассказа Витя одним ударом переместил
Шланга в лежачее положение, затем сел верхом на по-
верженного и стал своим локтем методично стучать
ему по черепу. Время в таких случаях тянется очень
долго, особенно для тех, кто наблюдает за происходя-
щим со стороны. Поэтому не берусь сказать, когда
именно раздался глухой хруст, после которого Виктор
удовлетворенно встал со своей жертвы. «Серега, —
подошел он ко мне, — когда мы вернемся в Москву,
найди мне, пожалуйста, работу Фрейда «Я и оно».
Мне очень хочется понять себя в этой ситуации: что
было «Я», а что — «оно». В Москве я нашел Вите то,
что он просил. «Я все понял, — сказал он мне на сле-
дующий день после того, как получил книгу, — в той
ситуации со Шлангом «Я» — это был я, «оно» — было
состязание, состязание с кирпичом: он — кирпич —
не смог пробить Лехин череп. А я? Это проявление
— 76 —
Параллельный мир
Эдипова комплекса. Двое условных мужчин, я и кир-
пич, состязаются за обладание условной женщи-
ной — лехиным черепом. Победителем вышел я».
Витя и впрямь тогда проделал дырку в черепе Лехи
Шланга. Последнего отвезли в больницу, открыли
уголовное дело. Но Леха, будучи воспитан в научной
среде, видимо, понял, что его обидчиком двигала му-
чительная жажда знания. Он уважал эту жажду и не
назвал следователю Витиного имени, соврав, что не
узнал нападавшего.
На практике, с которой, повторяю, мы сейчас воз-
вращались, Витин интерес вновь разбудила именно
эта наука — сопротивление материалов. Почему так
произошло — отдельный рассказ.
Оказавшись на преддипломной практике, мы за
первые два дня пропили все деньги, что нам дали ро-
дители едва ли не на целое лето. Нас было десять здо-
ровых парней, и на третий день пребывания в чужом
городе нам было абсолютно нечего есть. Сын заве-
дующего кафедрой органической химии Мишка Му-
хин — умнейший человек — по обыкновению был
пьян, и его ослепительно светлый мозг не мог помочь
нам принять единственно верное решение: что де-
лать? Поэтому большинством голосов за руководство
к действию был принят весьма банальный ход: пять
человек отправляются на завод, изучают производст-
во, а другие пятеро идут на реку ловить рыбу.
Результаты этого коллективного мозгового штур-
ма оказались плачевными. Первая пятерка парней, в
числе которых был и я, блестяще справилась с пору-
ченным заданием: наши конспекты буквально раз-
бухли от сделанных записей, а вот успехи второй пя-
терки, в которой был Витя Чернов, никуда не годи-
лись. За день пятеро мужиков не поймали на озере ни
— 77 —
Часть I
одной рыбки — не было клева. Вернее, одна поклевка
все-таки была в самом конце дня, когда надо было воз-
вращаться с уловом, кормить себя и своих товарищей.
Но на крючке вместо рыбы почему-то оказалась жа-
ба. Хотя жабу на удочку поймал Гарик, но «разбирал-
ся по понятиям» с ней Витек. «Я запомнил выражение
ее глаз, — рассказывал он мне в тот вечер. — Когда те-
ло жабы уже билось в агонии, в ее взгляде, направлен-
ном на меня, не было ненависти, не было желания
отомстить, она словно понимала, что чем-то виновата
передо мной и перед всеми нами, и поэтому справед-
ливо приняла возмездие. Мудрая, очень мудрая жаба.
Мне даже жаль, что то, что я с ней сделал, — необрати-
мо. Если я буду ночью кричать, знай, Серега, это она
мне снится. И не буди».
Но до ночи было еще далеко, а главное, очень хоте-
лось есть.
Мы с Витьком жили вдвоем в одной комнате и про-
пивали еще вчера вдвоем деньги, которые нам дали
родители, и, значит, сегодня должны были как-то про-
кормиться тоже вдвоем. «Я, сын морского офице-
ра, — признался я Витьку, — и, честное слово, не
знаю, что предпринять». «Я — сын хронического ал-
коголика, — сказал Витек. — Я хорошо знаю, что надо
делать в таких случаях». Я недоуменно взметнул бро-
ви. «Надо идти в гости к одиноким женщинам, — от-
резал приятель. — Когда мой батя придет домой, а в
холодильнике пусто, и видит голодных меня и мать, он
командует:
— Одевайтесь! Идем есть всей семьей, но не спра-
шивайте к кому!
Батя нарвет цветов на соседней клумбе, и мы обя-
зательно приходим в дом, где живет одинокая женщи-
— 78 —
Параллельный мир
на. Женщина с порога бросается отцу на шею. Затем
замечает нас, и вот тут он торжественно объявляет:
— Мне кажется, дорогая, что наши отношения
достигли той черты, когда мне надо познакомить тебя
со своей семьей, — говорит и невзначай проталкивает
нас с матерью на кухню. Затем они о чем-то шепчутся
в спальне с хозяйкой, и вскоре на столе появляется
еда. Знаешь, почему я еще не размазал по стене сво-
его батю, хотя это советует Фрейд в труде «Достоев-
ский и проблема отцеубийства» ? Потому, что он забо-
тится о нас с матерью. Я — очень добрый, Серега. Так
что одевайся и пойдем есть!»
Я забыл сказать, что с нами на практике были еще
две девушки. Это были и впрямь две «одинокие жен-
щины». Они учились на другом факультете, поэтому
держались отдельно, и у всех складывалось впечатле-
ние, что их как бы и не существует вовсе. Их действи-
тельно не существовало до этого момента. Но сейчас
Витя Чернов вел меня именно к ним, а по дороге рас-
сказывал историю своих взаимоотношений с пред-
ставительницами прекрасной половины человечест-
ва. Эти отношения были непростыми, я бы даже ска-
зал трагическими, причем для обеих сторон.
Перед самым отъездом на практику, когда отец в
прихожей лежал пьяным, а мать находилась на рабо-
те, Витек привел в дом толстуху, которая, по его за-
мыслу, должна была стать его первой женщиной. Тол-
стуха, перешагнув через батяню, спросила, что будет,
если он проснется. «Размажу его по стене, как му-
ху, — ответил Витек и, по его собственному призна-
нию, впервые в жизни дико захохотал при живописа-
нии такой перспективы своего родителя. — Я где-то
читал, что, общаясь с женщиной, надо побольше сме-
яться, чтобы выглядеть успешным, но видимо, то ли
— 79 —
Часть I
женщина оказалась не та, то ли я переборщил. Одним
словом, Серега, после моего надрывного смеха, вы-
званного красочным описанием размазанного по сте-
не отца, эта толстуха напрочь отказалась снимать тру-
сы. Все остальное с себя сняла, а трусы — нет. Чем я
только ее ни поил, как ни уговаривал, даже порвал ре-
зинку — не снимала трусы, и все тут. Я, конечно, мог и
ее замочить, как муху, и положить в прихожей рядом
с папашей, но какой-то первородный инстинкт мне
подсказывал, что женщины — не мухи, и с ними сле-
дует поступать как-то иначе».
В этом месте я должен прервать повествование
моего приятеля, чтобы объяснить, что Витек, столько
лет скрупулезно изучавший премудрость наносить
черепно-мозговые травмы, имел серьезные пробелы
в знаниях, касавшихся взаимоотношений полов. Пе-
ред отъездом на производственную практику он, ви-
димо, опомнился и взялся этот пробел восполнять.
«Пока я болезненно размышлял, как следует себя
вести с женщинами, пришла мать и заорала на мою
толстуху:
— Пошла вон!
Толстуха вскочила, схватила одежду, споткнулась
о лежащего в прихожей отца и была такова. Вдогонку
ей мать кричала:
— В моем доме и трусы не удосужилась снять! Вот
воспитание! Я таких знаю!
Затем мать принялась орать на меня. Мол, нечего
таскать сюда всех подряд, особенно тех, кто не при-
учен снимать трусы в чужом доме. Но я не стал ее слу-
шать, взял сумку с вещами и пошел на вокзал. По до-
роге я, конечно же, анализировал произошедшее.
И знаешь, к чему я пришел? В истории с этими труса-
ми я шел традиционным путем: я поступал так, как
— 80 —
Параллельный мир
написано в учебнике «Сопротивление материалов», а
надо было открывать новые тропы».
Я мысленно согласился с Витей: конечно же, со-
кровенное место женщины — это совсем не то, что
черепная кость Лехи Шланга, сопротивление которой
Витя преодолел своим локтем. К этому сокровенному
месту нужно искать, конечно же, новый путь, новый
как для себя, так, возможно, и для самой женщины.
Что касается тех девушек, к которым мы пришли в
гости, то имя одной из них я не помню, но помню ее
черты, а имя другой, наоборот, помню — Юдифь, а
вот абсолютно не могу восстановить в своей памяти
ее внешность. Так вот, та, безымянная девушка была
маленькая, синеглазая блондинка с короткой стриж-
кой. Она все время что-то говорила, причем не «все
время что-то», а «все время одно и то же». Она говори-
ла о том, что ее старшая сестра только что вышла за-
муж за шведа и что она если и выйдет замуж, то ис-
ключительно за представителя того народа, который
мы, русские, размазали под Полтавой, как муху по
стене. В это время мы с Витей ели за обе щеки и поэто-
му не вслушивались в ее болтовню, тем более, что
щелкать клювом за столом было нельзя, потому что не
одни мы зашли в тот вечерний час к двум «одиноким
женщинам». Нет, если бы зашедшие на огонек были
нашими одногруппниками и пристроились есть, Витя
просто повыкидывал бы их из окна пятого этажа. (Так
высоко жили «одинокие женщины».) Но нашим со-
трапезником оказался руководитель практики — до-
цент по имени Игорь Григорьич. Он тоже заглянул на
огонек. У Игоря Григорьича только что умерла жена,
и он скучал по женскому обществу. И вообще, Игорь
Григорьич пришел не с пустыми руками, как мы, а с
полным портфелем всяких вкусностей, среди кото-
— 81 —
Часть I
рых были икра, балык, шоколад и прочее. Все прине-
сенное наш руководитель, конечно же, выставил на
стол, и надо было успеть это съесть раньше его самого
и хозяек комнаты. Я неожиданно поймал Витин
взгляд, который он бросил на милого интеллигентно-
го Игоря Григорьича, когда тот положил ровно три
красные икринки на свой бутерброд. Это был взгляд
уссурийского тигра, у которого из-под носа какой-то
хам посмел утащить косулю. Как только доцент вы-
шел в коридор покурить, я быстро зашептал Вите: «Не
вздумай выбросить Игоря Григорьича из окна. Тогда
некому будет засчитать нам практику, и мы не полу-
чим диплом». «Спасибо за мысль, — сказал Витя. —
Сам не допер». И вдруг глаза моего друга весело за-
блестели: «Представляешь, доцент принес нам ик-
ру, балык, шоколад, а мы его раз — ив окно. Правда,
прикольно?» Витя захохотал так громко, что и окно,
и дверь почему-то сами открылись. На пороге стоял
Игорь Григорьич. Вероятно, он все слышал, потому
что, вернувшись к столу, он интеллигентно снял вил-
кой со своего бутерброда три красные икринки и
положил их на тарелку Вите. «Господи, как я люблю
своих студентов, — сказал доцент и обнял Витю за
плечи. — Особенно, когда они вот так громко и зара-
зительно смеются». Затем Игорь Григорьич перевел
свой взгляд на открытое окно и смотрел в него дол-
го-долго, пока мы ели. Сам он больше к еде не притро-
нулся.
Когда мы, сытые, вышли на улицу, Витя сказал: «Я
не могу оставить эту историю с трусами в том виде, в
каком она существует на сегодняшний день. Вот у
этой маленькой (он назвал то имя, которое я никак не
могу вспомнить) завтра я эти трусы сниму и изорву в
клочья». «Ты изобрел новый путь?» — поинтересо-
— 82 —
Параллельный мир
вался я. Мой друг утвердительно кивнул головой:
«Попробую захват на удушение».
На следующий день мы повстречали девчонок на
заводе и пригласили к себе в общежитие на ужин.
Они согласились. По дороге с завода Витя отнял у ка-
кого-то деда два куриных яйца и бросил их на сково-
родку. Девицы опаздывали и, чтобы блюдо не остыло,
я накрыл сковороду крышкой. Когда Витек увидел,
что я сделал, он заорал, но было поздно — желтки за-
твердели. «Батяня меня за такое по стене размазы-
вал, — кричал он, а затем уточнил, — когда я был в
грудном возрасте». Наверное, Витек и меня бы разма-
зал, но я выглянул в окно и увидел: девчонки идут.
«Хорошо, — сказал разгневанный Витек, — ставь
яичницу на стол как есть. Пусть жрут. А я пойду в ван-
ную, чтобы психологически настроиться». Девушки
расположились в комнате, я снял со сковородки
крышку, и та девушка, имя которой я не могу вспом-
нить, восторженно вскрикнула: «Вау! Да вы умеете
готовить яичницу по-французски!» Эх, жаль, что это-
го не слышал Витя. Как горько он бы раскаялся в том,
что накричал на меня.
Кстати о Вите. Он что-то задерживался. В ванной
комнате из душа и кранов с шумом лилась вода. Деви-
цы поинтересовались, где мой друг, доели яичницу,
перекинулись со мной несколькими дежурными фра-
зами й ушли домой. Через час после их ухода из ван-
ной появился Витек. Он был весь в слезах. «Ушли? » —
поинтересовался он. «Ушли», — ответил я. «Ну и сла-
ва Богу!» — сказал он и стал вытирать глаза своими
носками: сначала одним, потом другим. Я был безмер-
но удивлен ёго состоянием. Прочтя недоумение в мо-
ем взгляде, Витек спросил: «Ты знаешь, о чем я думал,
находясь там?» Я отрицательно замотал головой. «Я
— 83 —
Часть I
думал о Родине», — сказал мой друг, и после этих слов
слезы вновь брызнули у него из глаз. «Как о Роди-
не?! — воскликнул я. — Ты же собирался применить
захват на удушение, хотел снять трусы с этой бело-
брысой и изорвать их в клочья? » «Хотел, — согласил-
ся Витек, — но теперь я этого не хочу. И знаешь поче-
му? Она вчера сказала, что хочет выйти замуж за шве-
да. А значит, именно швед сделал бы с ее трусами то,
что я не смог сделать с трусами толстухи, которую вы-
гнала моя мать. Швед сделал бы это безо всякого за-
хвата на удушение, не испортив белье, не порвав ре-
зинку. Я представил это, и мне стало обидно. Я сидел и
плакал под душем. Как же так? Как же так? Почему
все шведам? Думаешь, мне стало жалко себя? Нет.
Мне стало жалко Родину. И еще одна мысль, которая
заставила меня рыдать: я вдруг понял, что я — очень
хороший парень! Хороший оттого, что в минуту, ко-
гда у меня не клеится с бабами, я думаю не о себе, а о
Родине. Кто еще способен думать о ней в такую мину-
ту?!» Затем Витек глубоко вздохнул и добавил: «Мо-
жет быть, поэтому я и хочу стать разведчиком».
«Я поклялся, Серега, — произнес Витек, когда до-
суха выжал мокрые от своих слез носки, — что эта
(дальше шел набор легко произносимых слов с ис-
пользованием русского мата) сама снимет с себя тру-
сы передо мной, сыном русского алкоголика, как сня-
ла бы их, например, перед шведским профессором
Нобиле».
Итак, отомстить этой белобрысой, имя которой я
не помню, отомстить за всю Россию, за всех русских
парней, которым Витя Чернов проломил череп или
еще не успел проломить, — вот что стало нашей об-
щей задачей. Для решения этой задачи Витя, видимо,
впервые решил не опираться на Фрейда, а обратиться
— 84 —
Параллельный мир
к национальным традициям. По крайней мере, он
спросил: «Серега, как этого эффекта добивались у нас
на Родине?»
«Чем меньше женщину мы любим, тем легче нра-
вимся мы ей», — процитировал я первое, что всплыло
в памяти. «Гениально! — воскликнул Витек. — Это
нонсенс! Она думает, что я втрескался в нее по уши, а
я ей: на-кась, выкуси!» С этими словами Витя соору-
дил из своих пальцев фигу и сунул ее под нос вообра-
жаемой даме. «Я понял: это психологический шок!
Это сексуальная шокотерапия. Точь-в-точь, как в эко-
номике. Я должен сказать прямо в глаза женщине:
«Я не люблю тебя! Слышишь, не люблю!» Сказать
убедительно, сказать так, чтобы у нее остановилось
сердце». «Не люблю тебя! Не люблю! Не люблю!» —
несколько раз с надрывом выкрикнул Витя... и в нашу
дверь аккуратно начали стучать. Это были одногрупп-
ники. «Серега, ты жив?» — робко спрашивали они,
потому что были уверены, что надрывные восклица-
ния Витька адресованы именно мне, его соседу по
комнате. То, какие действия за этим должны последо-
вать, хорошо знал каждый. «Я жив», — ответил я. «Не
может быть! — прозвучало из-за двери. — Пока-
жись». Я отпер дверь, и одногруппники увидели меня
целым и невредимым.
«Пошли на хрен! — заорал на них Витек. — Сере-
га, мне здесь не дадут освоить русскую школу соблаз-
нения женщин, — сказал мой друг после того, как од-
ногруппники скрылись. — Выйдем на улицу. Мне ну-
жен оперативный простор». Мы вышли в город.
Светило солнце, зеленела листва, пели птицы. На-
встречу нам шла девушка, она чему-то улыбалась, и
глаза ее светились счастливым неземным светом. Ви-
тя вырос перед ней, как из-под земли. «Ой, извините
— 85 —
Часть I
меня! — улыбнулось Витьку это лучезарное созда-
ние. — Я, кажется, вас толкнула». Виктор взял ее за
кисть, но как-то по особенному, словно это была не
девичья кисть, а колба, доверху наполненная серной
кислотой, отступил на шаг и, глядя в лучезарные
влюбленные во весь мир глаза, гаркнул что было мо-
чи: «Я не люблю тебя! Слышишь, не люблю! Думаешь,
люблю? — На-кась, выкуси!» И он подсунул ей прямо
под нос свою огромную фигу.
Не выпуская девичьей руки из своей, Витек за-
стыл, терпеливо ожидая, каков будет произведенный
им эффект. Девушка также застыла как камень, за-
быв при этом закрыть рот. Так они простояли не-
сколько мгновений, напоминая скульптурные извая-
ния. Затем девушка осторожно высвободила свою ру-
ку и, виновато посмотрев на Витька, пролепетала:
«Извините, я, кажется, описалась». Она засеменила к
ближайшей скамейке, там сняла с себя то, что упорно
не хотела снимать толстуха, тщательно выжала это и
положила в свою дамскую сумочку.
«Получилось! Получилось! — торжествовал Ви-
тек. — Откуда ты узнал про этот метод? » — с востор-
гом спросил он меня. — «Из Пушкина, вестимо». —
«Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» — выкрикивал мой
друг, отплясывая вприсядку.
Неожиданно перед нами возник руководитель
практики. «Мальчики! — сказал он. — У одной из де-
вушек, которая проходит практику вместе с вами, че-
рез три дня день рождения. Надо преподнести ей по-
дарок». «А у кого день рождения?» — поинтересовал-
ся Витя. Игорь Григорьич назвал имя, то имя, которое
я никак не могу запомнить, имя той, чьи трусы стали
камнем преткновения для моего друга. Когда доцент
отошел на почтительное расстояние, Витек радостно
— 86 —
Параллельный мир
воскликнул: «На ловца и зверь бежит! Я преподнесу
ей такой подарок, после которого она и трусы снимет,
и забудет, где лежит эта земля — Швеция». А дальше
неожиданно для меня Витя вдруг процитировал стро-
ку из Лермонтова: «Уж постоим мы головою за Роди-
ну свою!» «Витя, — попытался остудить его я. — На
подарок нужны деньги, а у нас с тобой нет ни рубля».
«Я сейчас решу эту проблему, решу чисто конкрет-
но, — сказал Витек. —Деньги есть у доцента». Он заи-
грал мускулами и резво сорвался с места вдогонку ру-
ководителю практики. Я в ужасе схватился за голову,
предвкушая, как мой друт из-за нескольких рублей
убьет у меня на глазах этого милейшего человека, нам
не засчитают практику, и не видать мне тогда диплома
о высшем образовании. Но Витек повел себя куда ис-
куснее, чем я предполагал. «Игорь Григорьич! Игорь
Григорьич! — закричал он. — Вам никто на этом свете
жить не мешает?» Доцент остановился, повернулся
лицом к Витьку, прыгавшему перед ним в боксерском
танце, и неторопливо объяснил: «Нет, Витя, мне ни-
кто не мешает жить, потому что я по своей природе
человек бесконфликтный и миролюбивый». «Ну, это
в Москве вам никто не мешает жить, на кафедре, — не
унимался Витек, — а, может быть, здесь кто-то меша-
ет из местного населения? Короче, если будет надо
урегулировать конфликт, я к вашим услугам... за сим-
волическую плату». Руководитель практики взял Ви-
тю за руку и торжественно произнес: «Повторяю, я
люблю народ, среди которого нахожусь, и уверен, что
ни он мне, ни я ему не мешаем жить».
Эх, как ошибался Игорь Григорьич! До какой же
степени он не знал свой народ! Потому что не успел
он закрыть рот после высокопарной фразы, как на не-
го налетел пьяный в ноль начальник установки тре-
— 87 —
Часть I
точного крекинга с того самого завода, где мы прохо-
дили практику. Схватив щуплого доцента за грудки,
начальник повис на нем и всем телом потянул к земле.
«И этот мешок с говном вам не мешает жить?» —
спросил Витя и демонстративно отошел в сторону.
Сложив на груди руки, он безучастно наблюдал, как
здоровяк заводчанин висел на груди миниатюрного
Игоря Григорьича и, падая под тяжестью собственно-
го многопудового тела, вот-вот увлек бы доцента вме-
сте с собой на землю. Когда белые брюки Игоря Гри-
горьича уже коснулись коленями грязной земли, их
обладатель поднял глаза на Витю. В его взгляде был
извечный русский вопрос: «Что делать?» Витя ждал
именно этого вопроса, потому что только на него он
знал ответ. Этот ответ был следующим. Витя взял сво-
ей левой рукой правую руку начальника установки
третичного крекинга, а уже своей правой рукой ухва-
тил его за щиколотку левой ноги, затем, взвалив на
плечи бесчувственное тело, вдруг резко отпустил его
так, чтобы оно, как пущенная из самолета ракета, во-
шло в землю вертикально вниз, причем именно голо-
вой. (Этот прием в борьбе самбо носит название
«мельница».) Игорь Григорьич в ужасе закрыл рука-
ми лицо. Но это были не те действия рук, которых
ждал от него Витя. Поэтому, когда глаза доцента снова
взглянули на мир, то немедленно увидели повторение
той же картины, от которой они только что в ужасе за-
крылись: Витя, взвалив на свои плечи тело начальника
установки, опять направил его вертикально вниз так,
чтобы голова, словно боеголовка, вонзилась в землю.
Доцент снова закрыл руками лицо. Но Виктор был
очень терпеливым человеком: он умел дать понять,
что именно он хочет, дать понять не словом, а мето-
дичным повторением своих действий. Честное слово,
— 88 —
Параллельный мир
из него вышел бы замечательный педагог — будущий
заслуженный учитель России. Мой друг повторил
«мельницу» восемь раз, пока обладатель ученой сте-
пени Игорь Григорьич наконец сообразил, что имен-
но от него хотят. Он полез в кошелек, отсчитал ка-
кие-то купюры и протянул их Виктору, но не преми-
нул сказать, что, с его точки зрения, с людьми надо
быть немного добрее. Витя выразил свое согласие
кивком головы, его глаза в этот момент пересчитыва-
ли деньги. «Не мало? » — осторожно поинтересовался
доцент. «Хватит!» — сказал Витек и побежал в мою
сторону, оставив руководителя практики стоять ря-
дом с неподвижным телом начальника установки тре-
тичного крекинга, голова которого уже практически
полностью вошла в землю, а перевернутое вверх но-
гами тело было заботливо прислонено к стволу пира-
мидального тополя.
Несколькими неделями позже Витя сдавал экза-
мен конкретно этому человеку, поскольку его ди-
пломная работа была связана именно с третичным
крекингом. «Откуда у меня такое ощущение, — спро-
сил начальник установки, даже не глядя в Витин экза-
менационный билет, — что, во-первых, я вас где-то
встречал, а во-вторых, в вашем присутствии у меня
болит голова и я вижу мир вверх ногами?» «А вы на-
прягите память», — посоветовал Витя. Начальник на-
пряг, и в зачетке моего друга немедленно появилась
оценка «отлично».
На полученные от Игоря Григорьича деньги Витя
купил шмат сала и банку горчицы. Шмат сала он поде-
лил ровно пополам. Первой половиной шмата мы
должны были питаться сами, а вторая половина, по
коварному замыслу Виктора, должна была стать ору-
дием сексуальной терапии в адрес той, чье имя я ни-
— 89 —
Часть I
как не могу запомнить. Согласно все тому же замыс-
лу, следовало немедленно отправить любительнице
шведов анонимную бандероль, в которую вложить са-
ло с горчицей.
В свой план, как именно этот дар должен был за-
ставить именинницу снять трусы и позабыть Шве-
цию, Витя не посвятил даже меня.
На почте того города, где мы проходили предди-
пломную практику, у нас бандероль не приняли, ска-
зали, что она непременно должна быть отправлена из
другого города. Этот другой город находился на дру-
гой стороне реки за мостом, и мы за полчаса пешком
оказались там. Миловидная девушка в окошке прие-
ма бандеролей сообщила, что тот путь, который мы
проделали за тридцать минут, бандероль будет пре-
одолевать три дня. Она думала, что расстроит нас, но
Виктор аж запрыгал от радости: «Класс! Значит, она
получит от меня подарок аккурат в день своего рож-
дения!» «Извините, а что у вас за подарок?» — поин-
тересовалась девушка, принимавшая бандероли, по-
тому что, пока Витя прыгал от радости, она с любопыт-
ством нюхала сверток, а он пах чесноком и салом.
«Съестное к пересылке запрещено, — строго преду-
предила она, — короче, что у вас там? » «Трусы», — по-
чему-то без запинки выпалил Витя. Приемщица по-
смотрела на весы, где лежал сверток, и с недоумением
переспросила: «Что, целый килограмм одних тру-
сов?» «Да, — повторил Витя железным голосом, — це-
лый килограмм одних трусов». А затем он уставил на
работницу почты свой немигающий, холодный взгляд
и заговорил, чеканя каждое слово: «Я хочу, чтобы моя
любимая девушка всю свою жизнь, короткая она бу-
дет или длинная, носила только те трусы, которые по-
лучит от меня по почте в этот день. Все трусы в этой
— 90 —
Параллельный мир
бандероли пронумерованы, и не дай Бог если я увижу
на ней другие, которые не являются моим подарком!»
«А что тогда будет?» — вызывающе спросила девуш-
ка. «Размажу ее по стене, как муху, — вот что», — от-
ветил Виктор. «Вы очень жестокий человек, — со-
дрогнулась приемщица бандеролей, — а вдруг вашей
избраннице захочется доставить себе маленькую ра-
дость и купить новые трусики? Или вдруг трусики,
которые вы ей сейчас дарите, через десять-пятна-
дцать лет выйдут из моды и ей будет стыдно их наде-
вать, что тогда?» «Повторяю, тогда я размажу ее по
стене, как муху!» — хмуро повторил Витя. Возникло
напряжение, во время которого приемщица нервно
прощупывала бандероль. Чтобы как-то разрядить об-
становку, девушка заговорила сама: «А вы, молодой
человек, по незнанию случайно, не купили ли своей
девушке трусики из синтетического материала?»
«Купил, — почему-то сказал мой друг. — А что?»
«Ато, что этот предмет женского туалета должен быть
из хлопка, — стала поучать девушка. — Трусики из
синтетики трудно носить». «За то они не гниют в мо-
гиле, — парировал Витя. — Тело разлагается, а труси-
ки — нет. Это я вам со всей ответственностью говорю,
как будущий химик. Так что я и на том свете узнаю
свою любимую по отправленным ей сегодня трусам».
«Вы — очень основательный мужчина!» — сказала
приемщица, но уже с чувством симпатии к Витьку.
Но, видимо, именно в этот момент ее пальчики вдруг
нащупали банку с горчицей. «А что это там внутри
твердое?» — разом ощетинилась она. Я каким-то
седьмым чувством предугадал, что именно Витя ей
сейчас выпалит. Он скажет этой милашке, что ее
пальчики нащупали полихлорвиниловый пенис, кото-
рый тоже не гниет в могиле, и тогда всей затее конец,
— 91 —
Часть I
потому что приемщица наверняка захочет немедлен-
но на него взглянуть. Наш обман вскроется. Я мгно-
венно возник между Витей и работницей почты:
«Это — интимный дезодорант, который пахнет ис-
ключительно чесноком и салом». От удивления глаза
девушки расширились до размера блюдец. «Зачем он
так пахнет?» — пролепетала она. «Как зачем? — сде-
лал я такие же большие глаза. — Вот вы лично доволь-
ны своей сексуальной жизнью? » Приемщица отрица-
тельно замотала головой. «А почему? » — не отставал
я. «Да потому, — начала сетовать девушка, — что мой
бойфрэнд как с работы воротится, не в спальню ско-
рей бежит, а на кухню. На кухне нажрется и спать».
Приемщица смахнула слезу. Воцарилась пауза. «А по-
чему бой фрэнд в первую очередь бежит на кух-
ню ? » — прервал я затянувшееся молчание. « От кухни
пахнет чесноком и салом», — с досадой сказала де-
вушка. «А теперь представьте, что требуемый за-
пах — чеснока и сала — будет источать не кухня, а вы,
вы, которая находится в спальне», — поставили точку
в разговоре. Приемщица задумалась минут на пять,
затем глаза ее засияли. «Поняла! Поняла! — кричала
она и жадно нюхала Витину бандероль. — Какая пре-
лесть! Кто производит парфюм? — деловито поинте-
ресовалась девушка. — Небось опять Франция?»
«Швеция», — ухмыльнулся Витек, и недоброй была
его ухмылка.
Бандероль была отправлена. Теперь оставалось
ждать произведенного ею эффекта.
Воистину это был эффект разорвавшейся бомбы!
Та, имя которой я никак не могу запомнить, полу-
чила Витину бандероль точь-в-точь в день своего рож-
дения. В этот же день на заводе меня нашла ее подру-
га, та, которую звали Юдифь, но чью внешность ни-
— 92 —
Параллельный мир
как не может воскресить моя память. «Вам
записка», — сказала она. Записка имела следующее
содержание: «Месье Серж! Произошло нечто ужас-
ное. Причиной тому ваш друг со зловещей фамилией
Чернов. До меня уже дошел слух, как он разобрался с
жабой, которую поймал на удочку Гарик. У меня нет
выхода. Сжальтесь надо мной! Приходите вечером,
только умоляю без подарка».
Это было очень опасное предложение — прийти
одному к той, что стала объектом повышенного вни-
мания моего более чем необычного друга. Он мог не-
правильно меня понять, и тогда участь той самой жа-
бы, что уже стала притчей во языцех, была уготована
и мне. Но я принял отчаянное решение идти на это
свидание и идти один. Почему я принял это решение?
А вдруг с отчаяния эта особа станет просить убежище
в посольстве Швеции? Витя в сердцах разгромит по-
сольство. А это уже международный скандал. Тогда
нас выгонят из института и не дадут диплом. Но была
и вторая причина, почему я, не задумываясь, принял
решение немедленно идти к той девущке один.
Две ночи подряд, пока зловещая бандероль двига-
лась усилиями почтовых работников с одного берега
реки на другой, Витя вслух обращался во сне к той,
чье имя никак не может зафиксировать моя память.
Короче, к белобрысой любительнице шведов. Я по-
нял, что в сердце этого русского зверя наконец-то
пришла любовь, не фрейдовское паскудное либидо, а
наше глубокое национальное чувство. В нем запылал
костер! И моим долгом было не дать потухнуть этому
костру.
На пороге меня встретила та, которую звали
Юдифь, но чью внешность я не могу воскресить.
«Моя подруга практически не выходит из туалета, —
— 93 —
Часть I
сообщила она, — с того самого момента, как за один
присест съела все присланное вашим приятелем са-
ло». Я неожиданно вспомнил басню Сергея Михалко-
ва, которую читал ребенком на детском утреннике: «Я
знаю, есть еще семейки, где наше хают и бранят, где с
умилением глядят на заграничные наклейки, а сало
русское едят». Я обвел глазами комнату, в которой
жили девушки, и обратил внимание на то, что она вся
была завалена свежепостиранными трусиками. В эту
минуту раздался звук спускаемой в унитазе воды, и на
пороге появилась та, имя которой я не могу запом-
нить. «Если диорея застала врасплох... — попыталась
шутить она, — короче, вы себе не представляете, ме-
сье Серж, масштаб катастрофы! В собственный день
рождения не вставать с унитаза. У меня нет ни одной
пары чистых трусиков — все пришлось застирать.
Вот, например, сейчас я уже обхожусь без них. Кста-
ти, так намного удобнее», — успела сказать люби-
тельница шведов и вновь заспешила в направлении
туалета.
«Еще бы диорея не застала врасплох, если махом
съесть килограмм сала, которое протухло за три дня
на тридцатиградусной жаре, пока шло с одного берега
реки на другой», — оценил я ситуацию. «Месье
Серж, — раздался девичий голос из туалета, — вы ко
мне с подарком или без?» «Конечно, без», — ответил
я. «Какой вы молодчина! — воскликнул все тот же го-
лос. — Оставайтесь! А то перед вами заходил Игорь
Григорьич с традиционной икрой, беконом, мидиями.
Пришлось его мягко, но в шею выставить. Ну что он, в
самом деле, издевается надо мной, что ли, в моем по-
ложении?!» Снова послышался звук спускаемой в
унитазе воды, и на пороге опять появилась та, которая
собралась замуж непременно за шведа. «Как вы ду-
— 94 —
Параллельный мир
маете, месье Серж, зачем ваш друг поступил со мной
так в день моего рождения?» — уже с трагической
ноткой в голосе спросила она. У меня не было време-
ни что-то скрывать, потому что в любой момент де-
вушка могла вновь сорваться с места и побежать в
туалет, и я сказал ей горькую правду: «Мой друг сде-
лал это, потому что он вас любит». Она застыла, слов-
но пораженная молнией, и ее виски на моих глазах
стали седыми. «Но я... я не могу ответить ему взаимно-
стью, — лепетала она, — ваш друг — не швед. А зна-
чит, я не могу стать его женой, не могу стать матерью
его ребенка, словом, не могу сама снять перед ним
трусики». «Но на вас их уже и так нет», — констатиро-
вал я. «В самом деле, нет, — согласилась девушка. —
Это и ужасно! Ужасно!» Она опять побежала в на-
правлении туалета. «Что мне делать? — донеслось
из-за закрытой двери, — у меня такое ощущение, что
этот Чернов рыщет где-то совсем рядом и вот-вот ока-
жется здесь, а у меня и впрямь нет ни одной пары су-
хих трусиков, мне нечего на себя надеть, и поэтому я
чувствую себя перед ним абсолютно беззащитной».
«В такой ситуации вам остается прибегнуть исключи-
тельно к женской хитрости», — посоветовал я. «Но
шведские женщины бесхитростны, — донеслось
из-за двери. — Они тупые, как скалы. По крайней ме-
ре, так мне о них рассказывала сестра. А я приготови-
лась стать одной из них. Я сознательно лишила себя
хитрости. Может быть, вы, месье Серж, подскажете
мне хоть одну дамскую уловку?» «Хорошо, что-ни-
будь придумаю», — согласился я.
После того как в очередной раз прозвучал звук
сливаемой в унитазе воды, я сказал той, чье имя никак
не могу запомнить: «Если в дверь ворвется Витя Чер-
нов, вы должны собрать в кулак все мужество и, глядя
— 95 —
Часть I
в его неподвижные остекленевшие глаза, сказать:
«Ах, месье Чернов, я всегда считала вас романтиком и
поэтому ждала, что вы появитесь здесь не через дверь,
а хотя бы через окно. Ведь именно напротив окна я
развесила все свои трусики, чтобы дать понять, что
безоружна перед вами». «Зачем я должна так ска-
зать? » — удивилась девушка с седыми висками. «А за-
тем, — объяснил ей я, — что пока Витя будет лезть в
окно по водосточной трубе, вы успеете выскочить че-
рез дверь, помчаться на вокзал, сесть в поезд и по-
ехать в Швецию. Укрывшись в этой нейтральной
стране, вы выиграете время для того, чтобы лучше
изучить себя и изыскать способность ответить взаим-
ностью на чувства этого человека».
«Швеция... — уставившись на меня ничего не по-
нимающим взглядом, прошептала девушка. — Я забы-
ла от страха, что такое Швеция. Где она, эта земля?»
«Швеция — там», — я показал на оконный проем.
Мы вместе с надеждой посмотрели в окно. Оно
было открыто. За окном были видны соседние дома.
В них тоже светились окна. А в этих окнах во всех как
на подбор чесались рабочие. Нет, они чесались не по-
тому, что поголовно были больны экземой или стригу-
щим лишаем, они чесались не потому, что изнемогали
от грязи на теле. Рабочие уделяют личной гигиене
больше внимания, чем доктора наук. Я лично знал та-
кого рабочего, который за смену менял три пары нос-
ков — на работу приходил в одних, в обед мыл ноги
без мыла и надевал другие, а после смены мыл ноги
обязательно с мылом и надевал уже третью пару —
вот какой был рабочий! Нет, не от грязи чесались за
окном рабочие. Рабочие за окном чесались всегда, че-
сались, когда читали газету, чесались, когда ели ужин,
чесались, когда заигрывали с женой или играли с
— 96 —
Параллельный мир
детьми. Это было их внутреннее самоощущение, вы-
раженное в психологическом жесте. Ведь когда вы че-
шетесь, вы чувствуете ничтожность собственной
жизни, и в то же время вы довольны ею. И вот оттуда,
из-за окна, где сплошь и рядом чесались рабочие, те-
перь должен был появиться Витя Чернов — сын рус-
ского алкоголика, появиться, ведомый любовью.
Но Витя возник там, где его первоначально ждали.
Он позвонил в дверь. Я уже видел мысленным взором,
как раздувались его ноздри. Чутье зверя подсказыва-
ло ему, что здесь, в этой квартире, нет ни одной пары
женских трусиков, которые не были бы вывешены на
бельевой веревке, а следовательно, преграды в дости-
жении его цели — «постоять головою за Родину
свою», — больше не существовало. «Идите на жен-
скую хитрость», — скомандовал я, слыша, как мой
друг, не дождавшись реакции на звонок, вышиб вход-
ную дверь коленом. «Я бесхитростна! Я тупа, как ска-
ла! Я забыла, что такое Швеция, — беспомощно при-
читала девушка. — Ах, месье Серж, выиграйте для ме-
ня время, чтобы я успела полюбить этого человека!»
С этими словами она закрыла за собой дверь туалета
на щеколду. Витя уже был в прихожей. Он, словно
зверь, метался туда-обратно возле туалетной двери,
жадно прислушиваясь то к шелесту бумаги, то к пле-
ску спускаемой в унитаз воды. Он чувствовал: его до-
быча оказалась в клетке, и он изыскивал способ, как
ее оттуда достать.
Я находился в комнате и понимал, что рано или
поздно Витя в нее войдет и меня обнаружит. Как объ-
яснить ему свое присутствие здесь? Никак не объяс-
нишь. Мой друг разберется со мной «по понятиям».
Еще мгновение, и я буду умирать, как та, пойманная
Гариком жаба, и в моих глазах не будет ни осуждения,
— 97 —
4-1736
Часть I
ни желания отомстить, а только чувство вины.
И впрямь, я виноват, что оказался здесь. «Какой муд-
рый Серега, — скажет потом кому-нибудь Витек, —
мне даже жаль, что то, что я совершил с ним, необра-
тимо. Если я буду по ночам кричать, это значит, что он
мне снится. Прошу не будить». Хотел ли я участи оди-
наковой с жабой? Нет, не хотел. И поэтому я шагнул
к окну, за которым чесались рабочие, расправил руки,
как крылья, и полетел вниз.
Сон, навеянный полетом пчелы
вокруг граната за секунду
до пробуждения
Я вновь попал в параллельный мир. Это была Испа-
ния. Я даже узнал это место — это был знаменитый
дом в Порт-Льигате, дом, где жил великий сумасшед-
ший Сальвадор Дали и легендарная Гала — его со-
блазнительная спутница.
Вокруг огороженной территории, прилегающей к
дому, всегда толпилось десятка два девиц в надежде
увидеть великого мастера. Всем было известно, что
король эпатажа в зависимости от нахлынувшего на
него настроения либо выходит к ожидающим его лю-
дям, либо, напротив, старательно прячется от них. Со-
бравшиеся вокруг дома по косвенным признакам пы-
тались угадать, каковы сегодня планы великого маэст-
ро. Кто-то говорил, что если угол занавески в
мастерской приподнят, то маэстро в этот день пребы-
вает в прекрасном расположении духа, а значит, за
час до обеда или через час после него непременно рас-
пахнет двери своего дома и, появившись в проеме, от-
даст распоряжение открыть ворота, за которыми его
ожидает стайка поклонниц. Впустив их в свои владе-
ния, он в этот день будет беседовать с ними, шутить,
смеяться — словом, позволит прикоснуться к тайне
своих картин, а может, и к тайне своей личности.
Часть II
В этот день меня почему-то мало занимал вопрос,
удостоюсь ли я общества великого мастера или этого
не произойдет. Странно, ведь, оказавшись в Испании
посредством прыжка из окна, я первым долгом хотел
собственными глазами увидеть маэстро. И вот я здесь,
в Порт-Льигате. Меня отделяет от встречи с челове-
ком моей мечты несколько десятков шагов и, возмож-
но, несколько десятков минут, — ведь вокруг все
твердят, что сегодня маэстро обязательно выйдет. А я
уселся на камень в тени и предался размышлениям.
О чем? Конечно же, о роли любви в жизни мужчины.
Вот у Витька, например, была цель — снять трусы с
вполне конкретной представительницы женского по-
ла. Я, конечно, тоже не против снятия трусов. Но ка-
кие именно трусы подойдут мне для этой цели, какие
успокоят мою душу и согреют сердце, находясь во
внутреннем кармане моего концертного фрака? А са-
ма их обладательница? Может быть, кроме нижнего
белья у нее должно быть еще что-то...? Но что? Что
для меня окажется важным в дополнение к снятому
второпях белью? Я не знал. Я, конечно, помнил о той
маленькой девочке из параллельного мира, которую
звали Мирослава и которая поклялась родить мне
дочку, когда вырастет, но я абсолютно не был уверен,
что именно она и есть женщина моей судьбы. Да и ка-
ким образом мне удастся вновь соединиться с ней?
Она подрастает, наливается, как яблоко, но только не
в моем мире, а в параллельном. Я, после того как выле-
тел из окна, тоже нахожусь не в своем мире, а в парал-
лельном, но в другом, не в том, где она. И что ждет ме-
ня дальше? Может быть, в этом параллельном мире
мне предначертана какая-то другая женщина? Но кто
она?
— 102 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
Меня несколько раз тронули за плечо. Я очнулся
от нахлынувших размышлений. Передо мной стояла
женщина, которая прикосновением своей руки ста-
ралась вывести меня из полузабытья. О! Эту женщи-
ну я узнал сразу. И не мудрено: она была изображена
едва ли не на каждом полотне великого Дали. Это бы-
ла сама Гала. «Почему вы не идете в компанию моего
мужа? Он сегодня принимает у себя всех», — с не-
скрываемым удивлением спросила она. Женщина
была просто уверена, что после ее слов я сорвусь с
места и, как ошпаренный, помчусь догонять тех, кого
сегодня удостоил своим вниманием легендарный маэ-
стро. Но я продолжал неподвижно сидеть и смотреть в
глубь самого себя. «Вам что, не хочется проникнуть в
тайну его картин?» — вновь задала вопрос Гала, но
уже с некоторым волнением.
Я поднял на нее глаза, и у меня с языка совершен-
но искренне сорвалось: «В картинах Дали для меня
нет ровным счетом никакой тайны».
А теперь я расскажу, почему я так ответил.
Нет, таким существом, как чиновник, надо родить-
ся. Так что мое желание стать чиновником, которое я
едва не реализовал в том, другом, параллельном ми-
ре, — это, конечно, не настоящее мое желание. Это
дань моде, дань студенческому куражу: быть при
деньгах и при этом ничего не делать — все равно что
получить зачет на халяву — безобидная мечта каждо-
го студента. Так что чиновником я не хотел стать. По-
этому признаюсь: мне очень стыдно за то, что я сделал
в том параллельном мире, играя эту роль — не свою
роль.
На самом деле я мечтал стать актером. Я даже по-
ступал в театральный институт, и не в один. Вернее,
сначала в один. Там один профессор сказал мне: «Я
— 103 —
Часть II
вас взять не могу». Я спросил: «Почему?» Он, не заду-
мываясь, ответил: «Вы слишком умный для театра».
Но меня это не обрадовало, а огорчило, ведь я хотел
быть актером, и я сделал так, как делают все, получив-
шие отказ в одном театральном вузе, — немедленно
пошел поступать в другой. Эти два училища разделя-
ли пятнадцать минут ходьбы, еще полчаса ты ждешь
своей очереди на прослушивание. И вот вердикт. Его
выносит новый профессор: «Взять не могу». Вопрос:
«Почему?» Ответ: «Вы слишком глупы для театра».
Я был потрясен. Я не мог взять в толк, как мне удалось
так радикально измениться умом за сорок пять минут!
И тут я понял: дело не во мне, дело в театре. Я просто
ему не подхожу. Тогда я принял основополагающее
для себя решение: я буду актером без театра. Я буду
актером в жизни. А по профессии я буду химиком.
Все это я рассказал директору научно-исследова-
тельского института сельскохозяйственного машино-
строения, где должен был отработать испытательный
срок, чтобы познакомиться с коллективом — а они со
мной, — и куда я буду зачислен в штат, когда получу
на руки диплом химика.
Я был уверен, что после такого рассказа меня не
возьмут в институт, и тогда я куплю шарабан, кото-
рый будет служить мне импровизированной сценой,
впрягусь в него вместо осла и буду ездить по городам
и весям, из Калуги — в Омск, из Омска — в Томск, а
оттуда — в Петропавловск-Камчатский, давая спек-
такли прямо на постах ГАИ. Но меня взяли. Более то-
го, уже на второй день моей трудовой деятельности в
химической лаборатории раздался звонок. Звонили
из приемной начальника института. «Кто тут у вас ар-
тистом хотел стать? » — прозвучало в трубке. Началь-
ник лаборатории, судорожно глотая чай, покосился
— 104 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
на меня. «Настал его звездный час, — продолжала
торжественно вещать трубка. — Бенефис, так ска-
зать. Одним словом, завтра с утра направляй его ко
мне — есть роль, роль, которую надо так сыграть, что-
бы у людей слезы из глаз брызнули».
Вы догадались, что на следующее утро я не шел, а
буквально летел в институт сельскохозяйственного
машиностроения. В голове рисовались картины одна
другой желанней. Мне виделось, что директор заду-
мал создать театр для работников села, и я — звезда
этой труппы. Но кого я должен буду сыграть? Не ина-
че как саму Пашу Ангелину. Но почему героическую
трактористку — женщину должен играть я — мужчи-
на? Сначала это не укладывалось в моем мозгу. Но по-
том уложилось. Начальник института на днях вернул-
ся из Японии. Он только что познакомился с театром
кабуки — в нем все роли, и мужские, и женские, игра-
ют мужчины.
В приемной начальника меня ждали. «Артист при-
шел», — доложила секретарша директору, и тот не-
медленно отозвался: «Ишь, артист. Сейчас все брошу
и выйду!» И бросил! И вышел! Улыбнулся широко,
взял под локоть и повел не куда-нибудь, а в актовый
зал.
В зале на огромной сцене стоял гроб. В гробу ле-
жал какой-то сухонький старичок. «Видишь этого де-
да в ящике?» — спросил директор. Я утвердительно
кивнул головой. «Знаешь, кто это? » — последовал во-
прос. Я отрицательно замотал головой. «Это изобре-
татель первого дизельного двигателя для села. Как его
звали, забыл. Откуда он тут взялся, тоже не знаю. Был
в Японии. Вернулся, а он лежит. Но если лежит, и в хо-
рошем гробу, то похоронить надо с почестями. Зна-
ешь, как хоронят с почестями?» — спросил началь-
— 105 —
Часть II
ник. Я вновь отрицательно замотал головой. «С почес-
тями — это когда от места панихиды до крематория
гроб с телом сопровождают ученики покойного, на
лицах которых написана, с одной стороны, горечь ут-
раты, а с другой стороны, неистребимый оптимизм.
Мол, Учитель умер, а нам, молодым, продолжить его
дело все равно как два пальца описать. Сможешь изо-
бразить? » «Я что, гроб один поволоку? Да еще с таким
многозначительным подтекстом?» — неуверенно
спросил я. «Не дрейфь! Старичонка легонький!» —
ударил меня по плечу директор. «Похороны — это не
театр одного актера, — запротестовал я. — Здесь
труппа нужна». «Будет тебе труппа, — услышал я обе-
щание. — Я тебе еще троих «артистов» дам. Только
изобрази. На похоронах люди из министерства будут.
Нельзя нам ударить лицом в грязь». И, видя, что я все
еще не соглашаюсь, добавил: «Я из фонда социально-
го развития вам, господа артисты, денег на водку вы-
делю. Идет?» «Идет», — сказал я.
Трое «артистов», которых мне дали на подмогу, ко-
нечно не были артистами ни в жизни, ни даже в душе.
Поэтому весь путь в автобусе с надписью «Ритуал» от
института до крематория мне приходилось их просве-
щать рассказами о системе Станиславского, а особен-
но о такой ее составляющей, как «сверхзадача». В на-
шем случае такой «сверхзадачей» был'о выпить на
чьей-нибудь могилке на деньги, выделенные из фонда
социального развития. Я так смачно рассказал про
«сверхзадачу», что у «артистов» потекли слюни. По-
текли в тот момент, когда мы проносили гроб мимо
родственников покойного. Слюни, вызванные по сис-
теме Станиславского, звонко капали на пол, а присут-
ствующим в приглушенном свете траурного зала ка-
залось, что это капали слезы. Кто-то из родни изобре-
— 106 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
тателя, глядя на сколоченную мной на скорую руку
«труппу», не удержался и произнес: «Ах, каких заме-
чательных он вырастил учеников! Как они скорбят о
нем. Интересно, почему мы раньше о них ничего не
знали? » Начальник института, который в этот момент
находился рядом и, конечно же, слышал этот возглас,
улучил момент и показал мне сначала большой палец,
а затем денежную купюру такого достоинства, что
слюни (читай слезы) с утроенной силой брызнули у
всей труппы. Купюра произвела столь большое впе-
чатление, что, когда отзвучали последние слова про-
щания и гроб под органную музыку стал опускаться
куда-то вниз, все артисты моей труппы бросились в
проем в полу вслед за гробом, неистово крича: «Мы с
тобой, Учитель!» Как потом оказалось, это была роко-
вая ошибка. Пока я вытаскивал их из крематорского
небытия, восклицая: «Нам надо сгореть не в печи, а на
работе!», начальник института воспользовался воз-
никшим замешательством и куда-то исчез, естествен-
но, вместе с деньгами. Мы вышли из ритуального зала
Донского крематория. Вокруг нас были такие привет-
ливые, возбуждающие аппетит могилки — прямо са-
дись и пей, пей, не закусывая, а обещанных денег на
водку не было. «Труппа», еще несколько минут назад
сплоченная по системе Станиславского единой
«сверхзадачей», распалась на моих глазах. Каждый
побрел в свою сторону.
Я вспомнил, что напротив уже другого кладби-
ща — не Донского, а Ваганьковского, живет парень, с
которым мы недавно познакомились. Он ехал в трам-
вае и вслух читал «Камасутру». Пассажиры ругались,
а он уверял, что его чтение вылечивает простатит,
причем сразу у всего вагона. Я захотел узнать его по-
ближе. Он представился почему-то не по имени, а по
— 107 —
Часть II
отчеству: «Григорьич», и написал мне свой адрес на
трамвайном билете. Сейчас я нашел в кармане билет
и пошел к нему.
Я знал, что у Григорьича дома нет даже телефонно-
го аппарата, но зато есть другой аппарат — самогон-
ный.
При виде меня Григорьич аж подпрыгнул от сча-
стья. «Проясняю ситуацию, — спешно заговорил
он, — сейчас к подъезду должны подойти две телки.
Обе грудастенькие, очкастенькие и так хотят муж-
чин, что аж зубами лязгают. Проблема первая: телки
две, а я — один. Проблема вторая: моя мать уйдет на
ночное дежурство только через два часа. Задача: про-
мурыжить этих телок два часа, чтобы не убежали.
Придумаешь что-нибудь? » «А самогон нальешь? » —
поставил я вопрос ребром. — С собой возьму. Там и
выпьем». «Кстати, а где «там»?» «На кладбище!» —
как нечто само собой разумеющееся, выпалил я,
вспомнив аппетитные могилки. «На кладбище, так на
кладбище, — согласился Григорьич. — Девицы ждут,
стучат копытами».
Мы спустились. Девицы и впрямь стучали копыта-
ми. Обе с большим бюстом, обе в очках и у обеих в
близоруких глазах непреодолимая решимость до дна
испить в этот вечер из сосуда греха. Григорьич реши-
тельно скомандовал: «На кладбище шагом марш!!!»
Вход на Ваганьковское кладбище разрешен строго
до шести часов вечера. После этого срока дорогу тебе
преграждает сторож. Григорьич, увидев сторожа, за-
тормозил у ворот: «Не пустит». У меня похолодело
внутри, и я отчаянно выкрикнул: «А где ж мы тогда бу-
дем пить? ». Сторож оказался глуховатым, он ласково
на меня посмотрел и переспросил: «Вы спрашиваете,
где вы будете петь? Обычно у нас поют в храме. Это
— 108 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
прямехонько по аллее». А затем переспросил: «Вы
ведь на спевку идете в хор?» «На спевку, на спев-
ку!» — радостно закивали мы с Григорьичем, протис-
киваясь за ограду сами и проталкивая впереди себя
грудастеньких девушек.
Оказавшись за оградой, мы дружно нырнули в
темноту. Девицы, не спрашивая, куда их ведут, энер-
гично следовали за нами. Это нарушало мои планы,
поскольку пить самогон на четверых я не рассчиты-
вал — в худшем случае на двоих с Григорьичем. Я рез-
ко остановил наш резвый шаг по узкой кладбищен-
ской аллее и во всеуслышанье объявил: «Девушки!
Нам с приятелем надо отлучиться буквально на десять
секунд, — сказал я и уточнил: — По мужским делам.
Ждите нас на этом месте, у могилы гражданки Лягуш-
киной, не отходите от нее ни на шаг». С этими слова-
ми я утащил за руку своего спутника в глубину могил
и приказал: «Доставай!» Григорьич безропотно под-
чинился и, пока я утолял духовную жажду, которая
копилась во мне по системе Станиславского весь
день, он стоял молча. Но, видно, от отсутствия движе-
ний и сырого воздуха чихнул, да так, что закачался мо-
гильный крест. От неожиданности я отскочил куда-то
в сторону, на что-то наступил, раздался скрип, похо-
жий на звук открывающегося гроба. На аллее взвизг-
нули девичьи голоса. Затем все затихло, я продолжил
утолять жажду, и в полной тишине было слышно лишь
бульканье, производимое от моих глотков.
Наконец жажда была утолена, и мы вернулись на
аллейку точь-в-точь на то место, где мы оставили де-
виц с наказом ждать, то есть к могиле гражданки Ля-
гушкиной. Но девиц не было. Время шло, а наши гру-
дастенькие, очкастенькие спутницы не появлялись.
Светила луна. Григорьич ходил по аллеям и тихо звал
— 109 —
Часть II
их: «Девушки, девушки, где вы?» Но безмолвие было
ему ответом. Молчали могилы, молчали очкастые де-
вушки, молчал я. Молчал, потому что боялся забыть,
как именно выбираться с кладбища.
Две недели минуло с тех пор. Мы с Григорьичем
прогуливались по Москве. Вдруг нас окликнули звон-
кие девичьи голоса: «Мальчики, мы так рады вас ви-
деть!» Мы обернулись и увидели тех двух очкастень-
ких, которых потеряли на кладбище. «Мальчики, с
нас бутылка шампанского, — безапелляционно зая-
вили они. — Вы и не представляете, чем мы вам обяза-
ны!» Мы зашли в какое-то кафе, девицы и впрямь тут
же взяли бутылку шампанского, выставили ее перед
нами и защебетали на два голоса: «Когда мы познако-
мились с вами, то обе были беременны. Решили —
найдем двух лохов, ну, то есть вас, скоротаем вечерок,
а потом заявим, что вы — отцы. А вдруг кто-то женит-
ся! Но, когда вы на кладбище отошли по мужским де-
лам, а мы остались одни в темноте среди могил, имен-
но в этот момент раздался какой-то непонятной звук
природы (это чихнул Григорьич), закачался крест и
раздался скрип открывающегося гроба, что-то за-
булькало, видимо, покойник вставал из жижи (Это я
допивал из горлышка.) Мы чуть не умерли от страха,
завизжали и кинулись прочь. А в результате знаете
что?» Мы отрицательно закачали головами. «В ре-
зультате ни одна из нас уже не беременна! Спасибо!
Мы побежали. Гуд бай!» Они, абсолютно счастливые,
упорхнули, как феи, оставив нас с бутылкой шампан-
ского.
С этого момента Григорьич вдруг стал натянут, как
струна. Было видно, что внутри мужика шли какие-то
серьезнейшие процессы, и их нельзя было преры-
вать. Да я и не прерывал. Наконец, Григорьич обра-
— ПО —
Сон, навеянный полетом пчелы...
тился ко мне сам: «Тебе зарплаты хватает? » Я ответил:
«Нет». «Имне — нет.Тыпонял, кудаяклоню?» «Нет».
«Вспомни, что сказали девицы: обе были беременны,
а после прогулки по кладбищу не беременна ни одна».
«Ну и что?» «Как что? Прерывание беременности на
любом сроке без хирургического вмешательства. Вот
что. Поставим на поток. Прикинь, это же золотое
дно!»
Бизнес шел великолепно. По газетному объявле-
нию на нас обрушилось море звонков. Мы формиро-
вали группы по 3—4 человека, собирали с них предоп-
лату, а затем, когда смеркалось, вели их к Ваганьков-
скому кладбищу. Сторож уже знал нас с Григорьичем
в лицо. «На спевку? » — для проформы спрашивал он
каждый раз. И сам же себе отвечал: «Эти на спевку.
Эти каждую ночь здесь поют». Оказавшись в сумер-
ках за кладбищенской оградой, мы объясняли бере-
менным клиенткам, что наша лаборатория находится
на другом конце кладбища и нам предстоит пройти ту-
да по узкой аллее между могил. Аккурат на том месте,
где мы ненароком оставили наших первых очкастень-
ких спутниц — у могилы гражданки Лягушкиной (с
тех пор это место у нас считалось счастливым), мы по
заведенной традиции, извинившись перед дамами,
отлучались по мужским делам. А дальше такое начи-
налось!
В спортивной сумке, перекинутой через плечо,
был складной скелет, окрашенный фосфоресцирую-
щей краской и поэтому светившийся в темноте. У ске-
лета, который мы любовно называли «Танечкой»,
двигалась челюсть, а в такт ее движению из кассетно-
го магнитофона, который мы тоже брали с собой, не-
слись то скрип открывающегося гроба, то бой куран-
тов, то звуки государственного гимна, то просьбы
— 111 —
Часть II
умерших из преисподней не сходить с пути демокра-
тических реформ, а завершал эту полифонию звуков
дикий хохот и четырехкратный паровозный гудок.
Женщины бросались врассыпную. Больше ни одну из
них мы не видели. Но рекламаций не было, из чего мы
делали вывод, что все, обратившиеся к нам за помо-
щью, эту помощь получили.
Однажды после очередного сеанса «прерывания
беременности на любом сроке без хирургического
вмешательства» я уложил «Танечку» в спортивную
сумку и направился к выходу. Григорьич, переодев-
шись чертом, гонял перепутанных женщин по клад-
бищу. Я знал, что он — человек увлеченный, поэтому
не стал его ждать. Но вдруг около одной из могил я за-
метил свет. У постамента догорала свеча. Рядом со
свечой на корточках сидела девушка и наводила поря-
док на могилке. Я, как истинный джентльмен, порав-
нявшись с девушкой, спросил: «Извините, а чья это
могила, которую вы прибираете?» Девушка без коле-
баний ответила: «Моя». Я взглянул сначала на девуш-
ку, ей было около семнадцати лет, затем на надгроб-
ный памятник — на нем была фотография младенца.
Я задал еще вопрос: «Как вас зовут? » Девушка ответи-
ла: «Зинаида». Я перевел взгляд на надгробие: на нем
была надпись: «Мирослава».
Я вздрогнул. Я вспомнил ту девочку из параллель-
ного мира. Ее тоже звали Мирослава.
Неделей позже мы шли по кладбищу с букетом
роскошных роз, которые я подарил Зинаиде. Шли, ко-
нечно же, к ней на могилку. Зинаида трещала без
умолку. Из ее рассказа я узнал, что у ее родителей
сначала родилась дочка, которую назвали Миросла-
вой. Но Мирослава прожила четыре дня. Девочку по-
хоронили, а спустя несколько недель мама почувство-
— 112 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
вала у себя под сердцем другого ребенка. Это уже бы-
ла Зинаида. Существует поверье: если между
смертью младенца и появлением нового ребенка про-
шло меньше года, то душа умершего одновременно
живет в двух мирах — в этом и в каком-то ином. Зи-
ночку с малолетства водили на кладбище, на могилку
сестрички. «Меня даже не надо было заставлять хо-
дить туда. Я туда бежала сама, а когда не пускали, ре-
вела, требовала отвести меня «к себе» на могилку, —
рассказывала Зинаида. — Почему «к себе»? Да про-
сто я чувствовала, что в этой могилке лежу я. Но это
еще не все: я знаю, что у меня не как у большинства
людей одна жизнь и одна судьба. У меня две жизни и
две судьбы: Мирославина и моя. И в этом нет ничего
страшного. Моя жизнь — это та, которой я реально
живу: хожу в институт, встречаюсь с ребятами, сижу
в Интернете. А вторая жизнь — Мирославина — это
та, которая приходит ко мне, когда я ложусь спать.
Она приходит ко мне в моих снах. Нет, мне не снится
жизнь моей сестрички день за днем, шаг за шагом, ко-
торая течет где-то в ином мире. Ко мне из этого мира
приходят знаки — снятся плоды граната, тигр, ружье.
Просыпаясь, я хватаюсь за толкователь снов и узнаю,
какие события имели место в жизни моей сестры.
Приснился плод граната — это значит, что моя Миро-
славочка только что употребила свои дарования для
нравственного самоусовершенствования, а не стала
предаваться пустым утехам, которые вредят ду-
шевному и физическому здоровью. Если мне приснил-
ся тигр, я знаю, что моей сестре всячески досаждали
враги, а произошедшая неудача повергла ее в отчая-
ние. Если я вижу во сне ружье, значит, в ином мире
кто-то предостерег сестренку от ненужной борьбы
и возможного поражения. Повторяю: во мне две жиз-
— ИЗ —
Часть II
ни. И эта вторая жизнь, которая течет в ином мире,
рвется наружу здесь, в мире этом. Она настойчиво
стремится прорасти сквозь мою существующую по-
вседневность, как трава стремится прорасти сквозь
асфальт. Она требует, чтобы о ней знали!»
В справедливости суждений моей спутницы о
двойной жизни я убедился буквально через пару ми-
нут. Зинаида производила впечатление угловатого
мальчишки, эрудита, человека щедрой души. В ней не
было томности, недосказанности, сладострастия —
словом, не было того, что отличает именно женщину.
Мы сидели на скамейке у могилки. Зинаида дер-
жала на коленях подаренные мною цветы, а*я, не
потому, что мне нравилась эта девушка, а просто из
желания хоть как-то заполнить паузу, обнял ее за уг-
ловатые острые плечи. Поступая так, я ожидал услы-
шать, что мы-де еще недостаточно знакомы, что ей
сейчас надо думать об учебе, а не о любви, и прочее.
Ничего подобного! В ее глазах вдруг появились том-
ность, сладострастие, и она ни с того ни с сего заявила,
что родит мне девочку, такую же хорошенькую, как
она сама. Затем губы Зинаиды сладострастно развер-
нулись навстречу моим губам. А когда они коснулись
моих, я узнал не только фразу, но и поцелуй Миросла-
вы. Мирослава пробивалась сквозь Зинаиду ко мне
навстречу, как трава пробивается сквозь асфальт.
Она требовала, чтобы я о ней помнил, чтобы я о ней
знал!
Когда наши губы разомкнулись, Зинаида вновь
стала все тем же угловатым подростком и по-мальчи-
шески быстро затараторила, что сегодня ей предстоит
коллоквиум, а она ничего не выучила. Я, взглянув на
букет роз, который сам же ей подарил, понял, что мои
цветы предназначаются совсем не ей, и аккуратно
— 114 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
предложил оставить букет на могиле ее сестрички —
Мирославы. Так я захотел отблагодарить последнюю
за изумительный поцелуй. Повторяю: Зинаида была
не обидчива и щедра, как мальчишка, поэтому, не за-
думываясь, согласилась. «Я сама не пойму, что и как я
порой делаю, — призналась она, когда мы покидали
кладбище, а затем призналась в сердцах, — но и не де-
лать не в силах!»
Именно об этом происшествии я вспомнил, когда
Гала спросила меня, не хочу ли я проникнуть в тайну
творчества Сальвадора Дали, и теперь легко догадать-
ся, почему я ответил, что в его картинах для меня нет
ровным счетом никакой тайны. Ведь у Сальвадора Да-
ли тоже был брат, который умер во младенчестве, а
сам великий мастер появился на свет вскоре после его
ухода. Я лично был знаком со старшим братом Саль-
вадора Дали в том, другом, параллельном мире. Выхо-
дит, что загадочный маэстро жил двумя жизнями, как
и Зинаида. Жизнь брата пробивалась из параллельно-
го мира в тот мир, где творил известный сюрреалист,
пробивалась на его холсты.
Гала после моего ответа разве что не подпрыгнула
на месте. Ее брови взметнулись одновременно и в воз-
мущении, и в любопытстве: «Ах, вот как?! Ну, тогда
уж потрудитесь объяснить мне, как именно мой муж
создает свои гениальные полотна?» «Сейчас все бро-
шу и объясню!» — хотел было ответить я, но сдержал
себя. Однако по каким-то признакам, которые мне не
удалось скрыть, эта проницательная женщина догада-
лась, что именно я мысленно ей ответил. И тогда она,
сотканная из надменности и высокомерия, вдруг ста-
ла самой доброжелательностью и самим соблазном.
«Я приглашаю вас на прогулку по скалам», — сказала
она и протянула свою сухую, сильную, но удивитель-
— 115 —
Часть II
но красивую руку. Руку, изображенную на картинах
великим маэстро, которую я всегда тысячу раз с вос-
хищением рассматривал.
Гала шла по тропе впереди меня. Скалы нависали
над морем и едва ли не на каждой извилине тропы от-
крывался потрясающий вид. Гала застывала на мгно-
вение, как на живописном полотне, а затем продол-
жала свой путь. Мне казалось, что она таким образом
стремилась украсить собой то один, то другой откры-
вавшийся перед моим взором пейзаж. Она была глу-
боко уверена в том, что без нее этот вид будет недос-
таточно восхитителен. Ее смуглая точеная фигура и
впрямь вызывала восторг. «Может, это и есть женщи-
на моей судьбы, по крайней мере в этом параллельном
мире? — взволнованно подумал я. Но уже в следую-
щее мгновение сказал себе, — Нет, это не для тебя».
Каждым движением Гала подчеркивала именно свою
недоступность. «Что, нравится? » — как бы спрашива-
ла она, искусно поворачиваясь передо мной то в фас,
то в профиль, то замирала, подпуская меня все ближе
и ближе, и именно в тот момент, когда я был готов
признаться: «Да, нравится», она неожиданно и непре-
клонно убыстряла шаг, как бы говоря тем самым: «Ты
можешь сколько угодно любоваться открывшимся те-
бе видом, можешь сколько угодно слушать музыку
прибоя, можешь до бесконечности вдыхать ароматы,
но меня ты можешь видеть, вдыхать и слушать лишь
столько, сколько позволю я, и на той дистанции, кото-
рую я сама для тебя отмерю. Любуйся, но помни —
симфония моего тела не для тебя».
— 116 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
Наконец Гала остановилась и, резко обернувшись,
буквально плеснула мне в лицо слова: «Я не верю, что
можно понять происхождение такой картины, как
«Сон, навеянный полетом пчелы вокруг граната за се-
кунду до пробуждения». Сам великий маэстро не отда-
вал себе отчета в том, что творил». «Конечно, не отда-
вал, — ничуть не стушевавшись, подтвердил я, а затем
со скрытой издевкой добавил. — Понять самого себя
невозможно, а вот посторонний может прочесть тебя,
как надпись на заборе, прочесть и пойти дальше».
Я схамил, схамил единственно из любопытства —
хотел посмотреть, как поведет себя Гала. Терять мне
нечего — она же не для меня. Схамил и поднял на нее
глаза.
Передо мной стояла женщина-хищница, полно-
властная владелица великого Дали. Предметом ее гор-
дости, смыслом жизни была ее добыча — загадочный
маэстро с устремленными в небо усами и такими же
загадочными полотнами. Она была никто и ничто без
этого человека. Она была никто и ничто без его тайны.
И вдруг эту тайну кто-то посягнул открыть.
Я пристально посмотрел в глаза Гала, маленькие,
юркие, как у хищного зверька, и не спеша заговорил:
«У Сальвадора Дали был брат, он умер, и тут же его
мать забеременела вновь». У меня возникло ощуще-
ние, что я пересказываю рассказ Зинаиды. Гала кив-
нула головой: этот факт биографии мужа был ей из-
вестен. «Если между смертью младенца и появлением
нового ребенка проходит меньше года, — продолжал
я, — то душа умершего младенца живет как бы в двух
мирах: в этом мире и в каком-то ином — параллель-
ном. У вашего мужа две жизни и две судьбы». Корал-
ловый ротик Гала открылся, да так и остался в таком
положении — ей было любопытно.
— 117 —
Часть II
«Первая жизнь, та, которой реально живет вели-
кий маэстро: гуляет по скалам, встречается с поклон-
никами своего таланта, сидит и смотрит на море, —
продолжал я. — Вторая жизнь — это та, которая при-
ходит к нему в его снах. Нет, ему не снится жизнь его
брата, текущая в ином мире день за днем, шаг за ша-
гом/ К нему оттуда приходят знаки. Снятся, напри-
мер, плоды граната, тигр, ружье. Если взять толкова-
тель снов, можно доподлинно узнать, какие события
только что имели место в этой второй жизни, проте-
кающей в ином мире. Приснился плод граната — это
значит, что его брат употребил свои дарования для
нравственного самоусовершенствования, а не стал
предаваться пустым утехам, которые вредят душев-
ному и физическому здоровью. Если вашему мужу
приснился тигр, это значит, что его брату всячески до-
саждали враги, а произошедшая неудача повергла его
в отчаяние. Если Дали видит во сне ружье, значит, в
ином мире кто-то предостерег его брата от ненужной
борьбы и возможного поражения. Повторяю: в Саль-
вадоре Дали две жизни, и эта вторая жизнь, которая
течет в ином мире, рвется наружу здесь, в мире
этом. Она настойчиво стремится прорасти сквозь его
существующую повседневность, как трава стремится
прорасти сквозь асфальт. Она требует, чтобы о ней
знали! — дословно процитировал я слова Зинаиды. —
Поэтому Сальвадор Дали рисует не покладая рук соб-
ственные сны, рисует яростно, неутомимо, рисует,
едва успевая проснуться и до глубокой ночи». «Он и
впрямь много рисует, — растерянно согласилась Га-
ла, — рисует в сумасшедшем темпе». «А как ему не ри-
совать в сумасшедшем темпе, если именно в таком
темпе протекает жизнь его брата в параллельном ми-
— 118 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
ре. Уж я-то, побывав там, наслышан о его похождени-
ях и даже сам встречался с ним».
Гала молчала. Она поняла, что я и впрямь проник в
тайну картин ее загадочного мужа. Но не такова была
эта женщина, чтобы сразу сдаться. «Скажите, какое
конкретное событие потусторонней жизни брата
способствовало тому, что на полотне «Сон, навеянный
полетом пчелы вокруг граната за секунду до пробуж-
дения» появился именно гранат?» — испытующе
спросила Гала и добавила: «Я лично никогда не вижу
снов. А вот Сальвадор, — вы правы, — он то и дело на-
чинает свой день со слов: «Во сне я наблюдал...» А
дальше он спешит в мастерскую и зарисовывает уви-
денное. Итак, откуда взялся гранат? »
«Я уже говорил, что согласно толкователю снови-
дений, гранат, увиденный во сне, означает, что покой-
ный брат вашего мужа в своей потусторонней жизни
мудро употребил* свои дарования для нравственного
самоусовершенствования, а не стал предаваться пус-
тым утехам, которые вредят душевному и физическо-
му здоровью, — уже в который раз повторил я. — А
поводом к этому послужило следующее событие».
Я много знал о брате Сальвадора Дали. В том, па-
раллельном мире только и было рассказов, что об
этом человеке. Поэтому мне не составляло труда
вспомнить именно тот из них, который мог служить
ответом на вопрос Гала.
«Это было в снегах России на подмосковной плат-
форме Радонеж. Трое молодых мужчин... — не спеша
стал рассказывать я, а затем, вспомнив, что беседую с
иностранкой, стал по ходу повествования объяснять
некоторые детали, непонятные чужеземцам. Первая
из них: почему мужчин было трое. — В России все
мужчины собираются обязательно по трое, в том чис-
— 119 —
Часть II
ле и на платформе Радонеж, — уточнил я, — Мужчи-
ны что-то пьют, а затем им обязательно хочется пошу-
тить». «А разве им не хочется после выпитого краси-
вых женщин?» — перебила меня Гала.
«Идиотка! — мысленно произнес я. — Ты дума-
ешь, что весь мир только и вращается вокруг баб, и не
подозреваешь, что существует Космос, который от-
крыт только мужчине». Но вслух я ответил: «Краси-
вых женщин пьяным русским мужикам хочется, но
только после того, как они вдоволь нашутятся без
них». Гала недоуменно пожала плечами. Я продолжал:
«Вот и в этот раз трое мужчин, как следует выпив, ре-
шили выйти в открытый Космос, подчеркиваю, в Кос-
мос, открытый только им. С этой целью они нашли
где-то на даче два защитных комбинезона и целую ко-
робку разноцветных воздушных шариков. (Немудре-
но: они работали на заводе резинотехнических изде-
лий и несколько лет получали зарплату воздушными
шариками.) Поскольку комбинезонов было два, а
мужчин — трое, то они не стали надевать комбинезо-
ны на себя. Они стали надувать шарики и запихивать
их в рукава и брючины комбинезонов. Забив полно-
стью комбинезоны изнутри и прикрепив по шари-
ку вместо головы, они изготовили две фигуры, точь-
в-точь напоминающие человеческие. Таким образом,
их стало пятеро. Затем наши герои схватили под мыш-
ки составленные из шариков фигуры и поволокли их
на железнодорожное полотно.
Русские, когда выпьют, непременно хотят творить
добро. Вот и эти трое мужчин договорились сделать
подарок к женскому празднику Восьмое марта маши-
нисту товарного поезда, хотя заведомо знали, что
он — тоже мужчина. Но таков уж он — загадочный
русский народ! На Руси каждый знает, что после того
— 120 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
как машинист совершит наезд, то есть раздавит ко-
го-нибудь из людей на железнодорожном полотне,
ему полагается несколько дней оплачиваемого отпус-
ка для восстановления психики. Чем не подарок к
женскому празднику! Многие добровольно ложатся
на рельсы, чтобы дать отдохнуть денек-другой своим
родным и близким». «О! Я читала об этом у Льва Тол-
стого! — понимающе закивала головой Гала. — Так
сделала Анна Каренина». В ответ я одобрительно кив-
нул, но не стал уклоняться от повествования: «Никто
из мужчин не собирался лечь на рельсы самолично, а
вот положить одного из вновь созданных мужиков —
набитый надувными шариками комбинезон, да еще
снабдив его шапкой-ушанкой, — это пожалуйста.
Сказано — сделано: комбинезон в ушанке положили
на рельсы, сами спрятались в придорожных кустах.
Состав вынырнул из-за поворота, освещая прожекто-
ром полотно с лежащей на нем фигурой, гудел, что
было сил, но тормозить не стал. Комбинезон размета-
ло в клочья, обрывки разноцветных шариков повис-
ли аж на верхушках берез. Мужчины проводили гро-
мом аплодисментов промчавшийся мимо них товар-
ный состав. «С праздником тебя, машинист! —
кричали они вслед удаляющемуся поезду. — С Меж-
дународным женским днем Восьмое марта! Приятно-
го отдыха!»
Четверо мужчин, среди которых был один наби-
тый шариками комбинезон, а один — старший брат
вашего мужа (его в параллельной Руси звали Алик),
проводив восторженными возгласами товарный со-
став, смекнули, что машинист уже сообщил куда сле-
дует о совершенном наезде, чтобы застолбить свой
отпуск, и, не ровен час, что здесь скоро будут «Скорая
помощь», а главное, милиция. Они сделали человеку
— 121 —
Часть II
добро, а теперь рискуют быть за это наказанными.
Русские мужчины становятся очень злыми после то-
го, как сотворят первое добро. Закипевшее в них зло
они вымещают обычно на том, кто тут же попадется
под руку. Первыми попавшимися оказались их чет-
вертый спутник — набитый шариками комбинезон в
ушанке — и почему-то памятник Ленину — вождю
мирового пролетариата. Комбинезон повесили за
шею на фонарном столбе прямо напротив бронзовой
фигуры вождя. «Вот так и любуйтесь друг на друга
всю ночь!» — злорадно пробурчали мужики и пошли
домой.
После того как русский мужик выместит на ком-то
зло, он опять становится добрым. Но не сразу, а после
того, как снова сядет пить, и ошибаются те, кто дума-
ет, что в этот дивный момент воскресения своей души
он будет пить водку. Нет, он будет пить «народное ви-
но» — самогон, который настоян на доброй дюжине
стручков красного перца. После принятия такого «ви-
на» внутрь каждый пьющий чувствует себя сказоч-
ным змеем Горынычем о трех головах. Вот тут-то и на-
чинается выход в открытый Космос. Космос, кото-
рый, повторяю, открыт только мужчине».
«А женщины? Они что, вообще о них не вспомина-
ют? » — робко спросила Гала. Я не стал отвечать на ее
глупый вопрос, а продолжал живописать.
«Утром «все три головы» сказочного чудовища
проснулись разом. Но две из них страшно мучались и
хотели пить. А третья «голова» не ощущала никаких
признаков недомогания, и ее хозяин, им оказался
брат вашего мужа, охотно вызвался сходить за водой.
Он взял в каждую руку по ведру и резво зашагал по
улице. Светило солнце. Под ногами скрипел снег.
В России вообще особенные взаимоотношения при-
— 122 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
роды с человеком. Если у кого-то с утра глубочайшее
похмелье, такое, что глаза не глядят на свет, то обяза-
тельно прямо в этот несмотрящий глаз светит неиз-
вестно откуда взявшееся солнце. Если у кого-то с того
же похмелья болит голова и хочется тишины, так обя-
зательно у него под ногами скрипит снег — даже ле-
том! Словом, предупредительная русская природа го-
ворит людям: «не пейте на ночь — будет плохо с утра».
А они все равно пьют. А что было бы, если бы русская
природа этого не говорила? Если бы она подленько
держалась в стороне, как поступает, например, при-
рода в Лондоне или в Рейкьявике? — Страшно поду-
мать!
Но в настоящий момент все это не имело никакого
отношения к брату вашего мужа в его потусторонней
жизни. Глаза этого человека радостно смотрели на
свет Божий, а голова не болела. Эти радостно смотря-
щие глаза видели, как у памятника вождю мирового
пролетариата толпились люди, стояла машина «Ско-
рой помощи», милицейский «воронок» и пожарная
машина. Последняя выдвигала лестницу, готовясь
снимать их вчерашнего четвертого друга — набитый
шариками комбинезон в ушанке.
«Да, покуролесили мы вчера!» — с удовлетворени-
ем подумал брат вашего мужа и, не оборачиваясь, по-
шел в сторону колодца.
Набрав воды в оба ведра, этот человек в своем па-
раллельном мире инстинктивно припал ртом к краю
одного из них в стремлении утолить жажду после вче-
рашнего виночерпия. Но, к его собственному удивле-
нию, жажды он в себе не обнаружил, поэтому с отвра-
щением выплюнул холодную воду изо рта на снег.
«Ну и здоровый же я мужик! — с неподдельной гордо-
стью подумал тот, кто посылает сигналы Сальвадору
— 123 —
Часть II
Дали. — Двое моих дружбанов с утра встать не могут,
а я даже пить не хочу!» Легким движением подхватив
ведра с водой, он бодро зашагал обратно, напевая се-
бе под нос: «Гори, гори, мой керогаз». Правда, мимо
людей, столпившихся у повешенного на столбе при-
ятеля, он решил не идти — еще высчитают дедуктив-
ным методом: куда утром человек с водой идет? В дом,
где у людей с утра трубы горят. Значит, вчера там пи-
ли. А если пили, значит, и куролесили. «Так можно у
себя на хвосте ментов привести», — подумал брат ва-
шего мужа и пошел обратно другой дорогой — мимо
опушки леса.
За ночь нападал снег. Обочины дороги были одно-
тонно белы, ни сбитых ветром сучков, ни почернев-
ших листьев — одна снежная, серебрящаяся под сол-
нечным светом гладь. И тем отчетливее на этом снегу
выделялся какой-то темный предмет величиной с
мужскую ладонь. Этот предмет двигался навстречу
мужчине короткими порывистыми движениями. По-
следний сощурил глаза и стал изучать предмет взгля-
дом. Ах, лучше бы он этого не делал! Лучше бы он без-
различно прошел мимо, потому что, когда ему нако-
нец удалось опознать предмет, он от неожиданности
уронил оба ведра на землю.
По свежевыпавшему снегу навстречу ему разме-
ренными прыжками приближалась большая жаба!
Вы не можете себе представить, Гала, вы — жен-
щина, повзрослевшая среди французских мужчин,
что должен был пережить в этот момент брат вашего
мужа в своей потусторонней жизни, которая течет в
снегах далекой параллельной России! А я отчетливо
представляю себе, что он пережил, увидев движу-
щуюся навстречу по мартовскому снегу жабу. Я очень
хорошо знаю, что сулила ему эта встреча. Какая безд-
— 124 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
на разверзлась перед ним в своей беспощадной пер-
спективе!
Белая горячка! Об этой болезни на Руси знает каж-
дый младенец мужского пола. Ее симптомы сосредо-
точенно ищут у себя на протяжении жизни все без ис-
ключения мужчины, даже непьющие. Эту болезнь ка-
ждый русский мужик мучительно старается оттянуть
хотя бы на день, хотя бы на час, приблизительно как
французский мужик стремится оттянуть наступле-
ние полового бессилия. Но вот этот час настал. По ком
звонит колокол? Он звонит по тебе. «Да, — подумал
брат вашего мужа в той жизни, которая течет в парал-
лельном мире — Жабы по снегу прыгать не могут.
Жабы зимою спят. Значит, эта тварь прыгает не перед
сетчаткой моих глаз, а где-то за ней — в глубине моего
подсознания. Ну, вот и завершилась жизнь. Дальше
ждет психиатрическая клиника и существование,
скорее присущее овощам, а не homo sapiens».
Но если бы брат вашего мужа в своем параллель-
ном мире и впрямь смирился с постигшей его уча-
стью, то великому живописцу явилась бы во сне кош-
ка, которую он никак не может прогнать. И тогда его
всемирно известное полотно носило бы название
«Сон, навеянный полетом пчелы вокруг навязчивой
кошки за секунду до пробуждения». Но Сальвадору
Дали во сне явился плод граната. И вот почему так вы-
шло.
Русского мужика, Гала, отличает от все того же
француза или испанца, следующее качество: именно
в минуту самого безнадежного отчаяния он вспоми-
нает слово «борьба». Пока есть хоть какая-то надежда
выкарабкаться, ты русского мужика слово «борьба»
вспоминать не заставишь. У брата вашего мужа наде-
жды выкарабкаться не было. И началась борьба.
— 125 —
Часть II
С чего мужчина начал свой поединок с болезнью?
Он попросту решил уйти от нее. А для этого следовало
уйти от жабы. Что он и попытался сделать. Скомандо-
вав себе: «На пра-во!», он двинулся от жабы вправо,
уверенный в том, что земноводное будет продолжать
свой изначальный путь, и таким образом он и его бо-
лезнь успешно разминутся в пространстве. Хитро
придумал — ничего не скажешь — изворотливо! Но
не тут-то было! Брат вашего мужа повернул вправо, и
жаба немедленно повернула вправо. Мужчина решил
окончательно запутать эту тварь, скомандовал себе:
«На ле-во!» — и повернул влево, рассчитывая, что жа-
ба не сообразит вновь изменить направление своего
движения и они наконец разойдутся в пространстве.
Но брат мужа повернул влево, и жаба немедленно по-
вернула влево. Мужчина понял, что в пространстве
разминуться с болезнью не удалось, и он решил раз-
минуться с ней во времени.
Опять хитро придумал — ничего не скажешь — из-
воротливо! Сел на опрокинутое ведро и представил
себя маленьким. Вот он бегает по зеленой траве в ро-
зовых трусиках, вот пьет молочко, которым его не-
пременно кормили в полдник, вот заботливо сажает
цветок анютины глазки. И нигде в этой умилительной
картине нет ни водки, ни «народного вина», пиво и то
не присутствует. Затем он перенес себя в отрочество.
Там он тоже усердно решал задачки по геометрии,
мастерил радиоуправляемую модель ледокола «Се-
дов», коллекционировал гильзы, которые его подпол-
ковник-отец тайком приносил со стрельб. В этом
идиллическом возрасте тоже не было ни водки, ни
«народного вина», ни даже пива. Брат мужа решил за-
держаться в нем. Сделал вид, что жизни, последовав-
шей за розовым детством и непорочным отрочеством,
— 126 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
не существовало вовсе. Будто и не было вчерашне-
го дня, будто он не выпил на его протяжении ни кап-
ли спиртного, будто не клал на рельсы комбинезон,
набитый воздушными шариками, не кричал поздрав-
ления машинисту, не вешал второй такой же комби-
незон напротив памятника вождю мирового пролета-
риата, не торжествовал с утра от своего превосходст-
ва над вчерашними сотрапезниками, не ходил за
водой и поэтому, конечно же, не видел на снегу ника-
кой жабы. «Вот я и разминулся с белой горячкой во
времени, — констатировал он, — теперь можно смело
открыть глаза, и жаба на снегу исчезнет». Мужчина
открыл глаза — жаба сидела перед ним как ни в чем не
бывало. Это был удар.
Но русский мужик тем и отличается от француза
или испанца, что каждый пропущенный в драке удар
делает его не слабее, а сильнее. Так произошло и в на-
шем случае. Пропущенный удар зародил в голове бра-
та вашего мужа такую редкую по своей дерзости
мысль: «А вдруг прыгающая по снегу жаба не плод
моего больного ума, а объективная реальность? » Это
был воистину человеческий подвиг, соизмеримый
разве что с подвигом Джордано Бруно, который дерз-
нул предположить, что не небо вращается вокруг Зем-
ли, а, наоборот, вращается Земля, а небо относитель-
но нее неподвижно.
Дальше мысль брата вашего мужа работала как ча-
сы: «Галлюцинации при белой горячке не бывают
групповыми, они бывают всегда индивидуальными,
люди пьют вместе, а галлюцинируют почему-то врозь.
Такая она эта болезнь. — Последовательно размыш-
лял он, как размышлял, наверное, Джордано Бруно,
наблюдая за движением солнца и звезд. — Отсюда
вывод: ни трое пьющих вместе людей, ни даже двое
— 127 —
Часть II
не могут впоследствии одновременно наблюдать од-
ну и ту же галлюцинацию. Поэтому, если я сейчас —
в начале марта — принесу в дом жабу и хотя бы один
из присутствующих там, с какого бы перепою он ни
был, тоже скажет, что это жаба, значит, это не моя бо-
лезнь, а реальная жаба».
Уверен, произведи родной брат вашего мужа это
умозаключение не на опушке леса вблизи станции Ра-
донеж, а где-нибудь посреди Стокгольма, у него в кар-
мане давно бы была Нобелевская премия.
Русский Джордано Бруно зачерпнул пустым ве-
дром жабу и понес ее в дом. В комнате, широко раски-
нув руки, лежали те, с кем вчера он пил «народное ви-
но», куролесил и снова пил. Представшая картина на-
поминала известное полотно эпохи «соцреализма»
«Фашист пролетел». Так всегда бывает после того, как
русский мужчина выходит в открытый Космос, Кос-
мос, подчеркиваю, открытый только мужчине. «Ну,
тебя за смертью посылать! — недовольно пробурчал
один из лежавших и закричал, — Воды!» Брат вашего
мужа протянул ему ведро. Просивший схватил его
обеими руками, поднес к лицу и окаменел. Прошло
еще мгновение, и ведро со звоном ударилось об пол.
Из него вывалилась огромная жаба и запрыгала пря-
мехонько в направлении того, кто просил пить. Муж-
чина дико закричал и рванул прочь за дверь. За ним
вышел брат вашего мужа. Бледный как полотно му-
жик прошептал белыми губами: «Вызывай «Ско-
рую»! Галлюцинации. Белая горячка. Пора в дурдом!
Допился. Это же надо: почти в конце зимы — жаба!»
Брат вашего мужа вдруг ощутил спокойствие и ка-
кую-то тихую неземную радость, какую испытыва-
ешь в тот момент, когда ушла смертельная опасность
и ты осознаешь, что вновь пригоден к жизни, которую
— 128 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
почти зачеркнул. Он экспериментально установил:
это не его галлюцинация, это — реальная жаба. Брат
вашего мужа, не тратя времени на объяснение, взял в
руки жабу, поцеловал ее, спрятал за пазухой и пошел
по поселку. На опушке леса он увидел свежевырытую
траншею. Он все понял: экскаватор разбудил спящую
зимой жабу. Мужчина спустился в траншею, поло-
жил разбуженное земноводное обратно на дно и за-
ботливо присыпал землей. «Спи до тепла», — пожелал
он ей на прощанье, присел на корточки и спел песен-
ку «Спятусталые игрушки, книжки спят. Одеяла и по-
душки ждут ребят...», затем вернулся в дом и принял-
ся спокойно допивать то «народное вино», что оста-
лось со вчерашнего дня. И все это, заметьте, вместо
того, чтобы, будучи закованным в смирительную ру-
башку, пребывать в психбольнице.
И так, подведем итог: брат вашего мужа в своей па-
раллельной жизни и впрямь мудро употребил свое да-
рование для нравственного самоусовершенствова-
ния. Напряженной работой ума он субъективный
признак болезни — жабу как галлюцинацию — пере-
вел в объективную реальность — в жабу живую, раз-
буженную экскаватором. Следовательно, он не стал
предаваться пустым утехам — каким является для че-
ловека нехворого лечение в психиатрической клини-
ке — утехам, которые в этом случае вредят духовному
и физическому здоровью.
Таким образом, только что описанный мной фраг-
мент жизни брата явился знаменитому маэстро во сне
в образе плода граната, который он немедленно и за-
печатлел на полотне. «А вы говорите, что творения ва-
шего мужа нельзя понять, — сыронизировал я над Га-
ла. — Зная, как и чем живет в параллельном мире его
— 129 —
5-1736
Часть II
брат, их понять, извините за выражение, как два паль-
ца описать».
Когда я завершил свой монолог, то увидел, что по-
пал в «десятку». Женщина была ни жива ни мертва.
Тайна картин великого Дали, тайна, на которой зара-
батывались сумасшедшие деньги, тайна, на которой в
конце концов держалась вся жизнь, благополучие и
удовлетворение амбиций самой Гала, была открыта и,
более того, могла быть растиражирована на весь мир.
Обмолвись я хотя бы словом в кругу журналистов о
своих познаниях, и тогда никто не даст и ломаного
гроша за полотна этого высокомерного человека со
вздернутыми к небу усами. Он будет продавать свои
«шедевры» под открытым небом в парке Измайлово,
смешавшись с многотысячной толпой тех, кто едва
научился держать в руках кисть. Он будет уступчиво
снижать цены на свои полотна, лишь бы их купили.
Потому что главная их ценность — это таинство их
появления на свет — как, почему, откуда взялись на
холсте эти плоды граната, тигры, ружья? И эту вуаль
тайны я мог сорвать в одночасье.
«Я надеюсь, вы никому не станете рассказывать
то, что только что поведали мне? » — с дрожью в голо-
се спросила Гала.
После вопроса такого рода, слетевшего с уст жен-
щины, ей, естественно, смотрят прямо в глаза, причем
долго и пристально. В этом взгляде хотя и немой, но
кричащий вопрос: «А ты готова заплатить за молча-
ние и, естественно, не деньгами? » И спутница велико-
го Дали дала понять, что она готова.
Женщина взяла меня за руку.
О, эти пожатия рук абсолютно бездарных жен-
щин, женщин, напрочь лишенных хотя бы крупицы
таланта, женщин, которых при появлении на свет Бо-
— 130 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
женька не поцеловал в лобик! Это что-то особенное,
господа! Эти женщины с особой отчетливостью зна-
ют, чем они будут платить за удовлетворение своих
просьб. А главное, что они знают: то, что они предла-
гают как плату, у них на высоте! Их тело! Оно — это
тело — готово вам платить и платить, как уличный
банкомат по предъявлении карты.
Вот что всегда прочтешь в рукопожатии женщи-
ны, не наделенной талантом, женщины, бездарной,
как стрекоза.
Когда к вам прикасается девушка, которая за свою
жизнь написала хотя бы один стишок, да и тот не в
рифму, поставила перед собой мольберт, но не попала
в него кистью, ее рука таит в себе печать раздвоения
ее существа. Ее ладонь говорит: если тебе не понра-
вится мое тело, то есть шанс, что ты пленишься печа-
тью моего таланта, если тебя не потрясет мой талант,
помни, что у меня в запасе еще есть и тело. Словом,
она как бы извиняется перед тобой и за несовершен-
ство тела, и за скудость таланта. И ты уже заранее зна-
ешь, попроси тебя такая особа о чем-либо и предложи
заплатить, ты не примешь от нее к оплате ни тела, ни
таланта. Зачем употреблять полуфабрикат? Ты со-
чтешь разумным уступить ей бесплатно. А вот от этих,
без печати Господней, примешь. Ой, как примешь!
Они гарантируют качество предлагаемых ими благ.
Ты знаешь это, и потому пальцем не пошевельнешь
для них даром.
Нет сомнений: эту женщину интересовали только
деньги. Поверить в то, что я ей и впрямь понравился,
даже сделав поправку на молодость, я не мог. И тем не
менее: мне представился подходящий случай, и я все-
рьез стал думать о том, а не является ли эта особа жен-
щиной моей судьбы в этом параллельном мире? Еще
— 131 —
Часть II
полчаса назад, когда она демонстрировала свою не-
доступность, дефилируя по скалам, мне такое и в го-
лову не могло прийти. Но сейчас, честное слово, она
вся была в моих руках!
Вы справедливо зададите мне вопрос, друзья мои,
а как же та девочка из параллельного мира — Миро-
слава, та, которая обещала ждать меня, та, которая по-
клялась родить мне девочку, такую же славную, как
она сама? О, вы не знаете, какой горечью, какими тер-
заниями сопровождается измена в душе мужчины.
Сколько раз он клянет себя на чем свет стоит, какими
страшными словами себя обзывает!.. И тем не менее
на измену идет.
Я рассуждал так.
Во-первых, с Гала я буду обеспечен. Дали будет ри-
совать свои полотна, люди будут втридорога покупать
их. Деньги будет, как всегда, прибирать к рукам Гала.
А уж из них она будет платить мне за мое молчание.
Во-вторых, я буду введен в круг самых знаменитых
людей и сам стану знаменитым, знаменитым тем, что
жал руку Шарлю де Голлю или генералу Франко, Луи
де Фюнесу и этому, который Фантомас, кажется,
Жан Маре. А то сейчас пожмешь руку Григорьича пе-
ред уходом с кладбища, благополучно завершив сеанс
«прерывания беременности на любом сроке», и все
тут. После такого рукопожатия знаменитым не стать;
Григорьич — хороший мужик, но он пока не Фанто-
мас, и все тут! Словом, жизнь дала мне шанс, и моя
цель — этот шанс не упустить.
Гала разрешила мне заходить к ним в дом всегда,
когда я сочту удобным. На следующий день я хорошо
— 132 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
выспался, позавтракал и был у ворот. Охрана была
предупреждена о моем визите. Меня провели в дом.
Дали работал у себя в мастерской, а Гала в гостиной
считала деньги. Весь пол был усыпан как запечатан-
ными пачками, так и отдельными купюрами самых
разных валют самых разных достоинств. Американ-
ские доллары, английские фунты, испанские песо —
все это образовывало на полу причудливый рисунок.
Композицию, как всегда, увенчивала сама Гала. О,
черт! Как она была естественна за этим занятием! Но
женщины не любят, когда кто-то видит их естество.
Вот и сейчас я почувствовал, что застал Гала за бо-
лее интимным занятием, чем, например, принятие ду-
ша или замена прокладок, и поспешил извиниться,
что пришел не вовремя. Она метнула в меня злобный
взгляд, в котором читалось: «Убирайся вон!», но во-
время вспомнила, сколь роковую роль я могу сыграть
в ее жизни, и царственным жестом предложила вой-
ти. Я вошел и по-хозяйски, не стесняясь, осмотрел пол
с разбросанными по нему деньгами. Я не стеснялся,
потому что был уверен, что часть этих денег — моя.
Интересно, какая часть?
«Вы понимаете, мой друг, — обратилась ко мне Га-
ла, сжимая в своей очаровательной лапке сразу четы-
ре пачки американских долларов, причем ни одна из
пачек не имела ни малейших шансов из них вы-
пасть, — как важно мне знать все про человека, кото-
рый в настоящий момент творит свои полотна здесь,
за стеной?»
Ее взгляд был таким же цепким, как и ее пальцы, и
я понял, что просто так эта женщина не отдаст мне ни
одной, даже самой мелкой купюры из лежащих на по-
лу. Мне предстояла ожесточенная борьба за каждый
американский доллар, каждое испанское песо, каж-
— 133 —
Часть II
дый монгольский тугрик с дыркой посередине. С та-
кой же отчаянностью она будет вести борьбу за каж-
дый квадратный сантиметр своего тела.
«Расскажите мне про его отрочество», —тихо, но
требовательно произнесла Гала, Я понял, что она от
меня хотела. Она хотела удостовериться в том, что я и
впрямь знаю еще какую-либо из тайн создания кар-
тин Сальвадора Дали.
Рассказ об юных годах старшего брата Сальвадора
Дали я слыхал, находясь все в том же параллельном
мире. Чтобы мой рассказ звучал убедительней, я
предложил Гала мысленно воссоздать перед собой
картину «Сон, навеянный полетом пчелы вокруг гра-
ната за секунду до пробуждения», особенно тот фраг-
мент, где из разломленного плода граната устремляет-
ся тигр, а затем сказал: «В фигуре тигра зашифровано
начало жизни брата великого Дали — его отроче-
ство».
Гала открыла толкователь снов, который, видимо,
был приготовлен заранее, и прочла: «Тигр, увиденный
во сне, означает, что вам будут всячески досаждать
ваши враги. Грядущая неудача повергнет вас в отчая-
ние». «Ну, и что же это была за неудача? » — последо-
вал вопрос с такой издевкой, словно его задавала не
красивая женщина, а профессор Мухин на экзамене.
Я решил начать свой рассказ так, чтобы заинтри-
говать Гала и наперед избавить себя от ее уколов: «Не
знаю, что чувствует сама девушка, когда ей стукнет
шестнадцать лет, но я хорошо знаю, что чувствует
мужчина, находясь рядом с ней. Он чувствует запах
смерти. Замирает дыхание и останавливается время.
То же самое происходит, когда видишь труп, — и
страшно, и интересно одновременно. Хочется убе-
жать и в то же время хочется подойти поближе. Од-
— 134 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
ним словом, рядом с шестнадцатилетней девушкой
всегда присутствует запах смерти — захватывающий,
острый, заставляющий мужчину быть натянутым из-
нутри, как взведенный арбалет». «Почему?» — уже
без всякой иронии спросила Гала. «А как не быть это-
му запаху, если девушка вдруг стала детородной, если
рядом с юным существом только-только начали ви-
тать души умерших, души, которые должны вновь
явиться на этот свет в людском обличии. Правда, вер-
нуться в том случае, если эта еще не сформировав-
шаяся особа будет соблазнена простым, грубым и по-
хотливым мужчиной. Они волнуются, эти души, они
переживают, кто станет их отцом, и мы, мужчины,
как никто, чувствуем их переживания». Такой пре-
людией начал я свой рассказ и достиг желаемого.
Гала больше не «наезжала» на меня, как профессор
Мухин.
«Старший брат Сальвадора Дали в шестнадцать
лет, — начал я, наконец, свой рассказ, — конечно, не
знал, почему рядом с юными девушками так же захва-
тывает дух, как это происходит при встрече со смер-
тью, но в тот солнечный февральский день у него этот
дух перехватило. Целая стайка еще угловатых деву-
шек позвала его и его друзей провести вечер вме-
сте — что-то отпраздновать.
Брату вашего мужа в то время, повторяю, было ше-
стнадцать лет, и за плечами у него были шаткая трой-
ка по географии, шаткая тройка по математике и
твердая тройка по русскому языку. И что в этом могло
быть привлекательного для тех угловатых, но умопо-
мрачительных созданий, От которых исходил запах
недорогих духов и захватывающее дыхание смерти?
Ничего не было! У него была жизнь, как у всех, а зна-
чит, не было ни малейшего шанса быть замеченным
— 135 —
Часть II
теми, к кому так влекло. «Что надо сделать, чтобы ос-
лепить их, чтобы сфокусировать их внимание на се-
бе? — мучительно размышлял подросток. — А глав-
ное, сколько у меня есть на это времени?» Времени
было в обрез — всего восемь часов. На будильнике де-
сять утра, а в шесть вечера у одной из тех, от кого пах-
ло недорогими духами, был сбор. На сбор, кроме него,
были приглашены еще двое: немец Ганс Кюхельгар-
тен и поляк Анжей Ванси.
Россия — многонациональная страна: кто в ней
только не живет! Эти двое были школьными друзьями
брата вашего мужа. Ганс Кюхельгартен — до мозга
костей теоретик-технарь. Брат Дали, чувствуя себя
как шахматист в цейтноте, в первую очередь позво-
нил головастому Кюхельгартену.
— Сегодня или никогда! — первое, что сказал
Ганс, сняв телефонную трубку. — В этот вечер возбу-
дительные прелестницы будут наши!
Ганс предложил технический план. В одном из на-
учных журналов он прочел, что существует частота
излучения направленного пучка света, который, воз-
действуя на зрение, способен отключить сознание че-
ловека.
— Мы введем их в бессознательное состояние та-
ким лучом, — объяснил Кюхельгартен, — а когда они
отключатся, разденем их...
— Не договаривай! — перебил его Алик. — Теле-
фон может прослушиваться—ты же немец. Короче, у
тебя будет такой луч сегодня в шесть вечера?
— Нет.
— Давай искать другой путь.
И неожиданно для себя брат вашего мужа предло-
жил:
— 136 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
— Давай ради этих возбудительных прелестниц
перевернем весь мир с ног на голову!
— Колоссально! — воскликнул Ганс Кюхельгар-
тен. — Они не устоят. Они в этот вечер будут наши!
Мы их разденем и...
— Не договаривай! — вновь осек его брат.
Как это было благородно, как это было возвыше-
но, как это было по-мужски: перевернуть окружаю-
щий мир с ног на голову ради благосклонности преле-
стных юных существ!
А что из себя представлял этот мир, который
друзьям предстояло перевернуть, причем до шести
часов вечера? Брат вашего мужа посмотрел за окно.
Светило яркое зимнее солнце. Его лучи, отражаясь от
снежного покрова, слепили глаза. Был мороз, и поэто-
му снег скрипел под каблуками прохожих. Форточка
в комнате была приоткрыта, и поэтому были слышны
доносящиеся с улицы и этот скрип под каблуками, и
незлобливая матерная брань: «Эх, колотун какой,
етить его мать! Аж яйца звенят!» Зима. Зима, она и
есть зима.
«Скучно жить на этом свете, господа!» — вспом-
нил брат вашего мужа цитату из Николая Гоголя. «Что
можно сделать, чтобы этот размеренный скучный
мир перевернуть с ног на голову? Ну, хотя бы самое
примитивное? — на мгновение задумался подросток,
и в его голове тут же как молния блеснул ответ. — На-
до зиму превратить в лето!»
— Колоссально! — услышав, воскликнул Ганс Кю-
хельгартен. — Но как?
Ганс был технарь, и, как технарь, он не видел ре-
шения. Брат Дали был знаток человеческих душ, и он
это решение отчетливо видел:
— 137 —
Часть II
— Чтобы зиму сделать летом, надо опрокинуть
представление людей о том, что на дворе зима.
— Опрокинем! — восторженно подхватил Кю-
хельгартен, — и тогда уже вечером возбудительные
прелестницы будут наши!
— Еще бы, конечно будут, — твердо пообещал ему
ваш потусторонний родственник.
Приятели отрыли в шкафах летние маечки, кото-
рые родители заботливо спрятали до наступления те-
пла, и нацепили их на себя. Шорты, надетые поверх
кальсон, смотрелись на них в этот солнечный мороз-
ный день естественно, как нечто само собой разумею-
щееся для жаркого изнурительного лета. Удар по са-
мой роговице глаз обывателя друзья решили нанести
по такой схеме. Ганс Кюхельгартен отобрал у своей
младшей сестренки Хелены Кюхельгартен разно-
цветные сачки для ловли бабочек: синий, зеленый и
красный — их было видно за километр. Отобрал он у
сестренки и самих бабочек, которых девочка налови-
ла летом и заботливо прикрепила булавками к разде-
лочной доске. Маленькая Хелена Кюхельгартен ры-
дала в голос. На ее плач выскочили отец с матерью.
«Зачем ты, Ганс, издеваешься над ребенком?» — воз-
мущенно спросили они. «Я иду переворачивать мир с
ног на голову!» — торжественно объявил Ганс и вели-
чественно закрыл за собой входную дверь.
Пока Ганс отвоевывал у сестры сачки и высушен-
ных бабочек, брат вашего мужа отыскал на антресо-
лях плетеную корзинку. В шкафу, где хранили лекар-
ства» он нашел три пачки сухого брусничного листа,
который его мать заваривала, когда у нее начинались
почечные колики. Лист он высыпал на дно корзины.
И в живом, и в сухом виде этот лист был практически
одинакового цвета. В холодильнике подросток нашел
— 138 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
и саму моченую бруснику, заготовленную на зиму.
Он набросал ягоды в корзину поверх листьев. Остава-
лось только положить рядом грибы, и картина лета
была бы готова. Но где взять грибы? И тут он вспом-
нил про Анжея Ванси — третьего, кто был приглашен
к прелестницам. «Нужны грибы. Нет, не соленые и не
в банках. Нужны грибы, которые выглядели бы как
только что собранные», — прокричал он ему в трубку.
Анжей Ванси был добрый малый. И главное, он
многое умел мастерить руками. О! У него были воис-
тину золотые руки. Он не спрашивал, зачем нужны
грибы. Он знал, что пришел его час, час востребован-
ности его дарования. И поэтому через час грибы уже
были. Кудесник вырезал их при помощи перочинного
ножа из плодов каштана, которые пылились у него в
шкафу с минувшего лета. После искусной работы но-
жом темно-коричневая поверхность плода выглядела
точь-в-точь, как шляпка гриба, а молочно-белая внут-
ренность превратилась в ножку и смотрелась в этой
роли также естественно. На Анжея тоже надели лет-
нюю маечку, шорты и дали в руки сачок. Акция пере-
ворота мира с ног на голову началась.
Было воскресенье. Где в воскресенье скапливают-
ся самые тупоголовые, самые убежденные в своей
скучной маленькой правде люди? Конечно же, за го-
родом. Они поддерживают свое здоровье, катаясь на
лыжах или просто прогуливаясь по заснеженному ле-
су, вдыхая полной грудью чистый морозный воздух,
который, по их мнению, попав в организм, немедлен-
но убьет всех микробов. Они хотят жить долго, эти ог-
раниченные, но непоколебимо уверенные в своей
правоте люди. А их правота банальна: сейчас — зима.
Трое друзей расположились в ложбине, куда с че-
тырех сторон стекались лыжные и пешеходные тро-
— 139 —
Часть II
пы. Вокруг был лесопарк, который буквально кишел
подвижными розовощекими лыжниками и степенно
прогуливающимися семьями. Наши три друта в лет-
них майках и шортах были видны как на ладони. Но
статичная картинка привлекает к себе меньше внима-
ния, чем картинка динамичная, поэтому друзья мета-
лись по поляне с разноцветными сачками — ловили
бабочек, хвастали друг перед другом «пойманными»
экземплярами, делали вид, что последние вырывались
у них из рук, бросались в погоню, обязательно насти-
гали и водворяли в коробочки прекрасные пестрые
олицетворения лета. На мальчишек показывали паль-
цами, фотографировали, но приближаться долгое
время не решался никто.
Наконец друзья достигли цели: от группы наблю-
дателей отделился мужчина, по всей видимости отец
четырехлетнего крепыша, который закатил родите-
лям истерику, — а значит, он тоже хотел ловить бабо-
чек, он тоже хотел, чтобы сейчас было лето. Его уку-
танная в соболя мать отправила мужа «разбираться».
Мужчина — молодой тупоголовый отец с весьма ус-
тойчивыми и, конечно, примитивными воззрениями,
шел как на казнь. На его вздрагивающих губах играла
совершенно идиотская улыбка. Юный брат Сальвадо-
ра Дали немедленно воткнул в снег сачок и стал рас-
сматривать свой трофей: это была живописная бабоч-
ка «Дневной павлиний глаз». «Великолепный экземп-
ляр!» — подросток протянул мумифицированное
насекомое навстречу подошедшему к нему отцу се-
мейства. Тот, увидев в руках юноши и впрямь олице-
творение лета, отшатнулся так, словно это была не ба-
бочка, а армейская граната с выдернутой чекой. Он
сделал шаг назад, оступился и упал. «Помогите!» —
сорвавшимся от страха голосом закричала его жена и
— 140 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
что есть силы прижала к себе ребенка. Но никто из
слышавших ее призыв и шагу не сделал в сторону бес-
помощно лежавшего в снегу тупоголового отца се-
мейства. Из побелевших губ последнего наружу вы-
рвался вопрос куда более идиотский, чем улыбка,
только что блуждавшая на его губах: «Ребята, какие
могут быть бабочки? Сейчас зима!» «Разуй глаза!
Сейчас лето», — нарочито грубо ответил ему подрос-
ток. Поверженный отец обвел широко открытыми
глазами троих друзей, одетых в майки и шорты, с раз-
ноцветными сачками в руках и, извиняясь, залепетал:
«А я думал зима». «Это не зима, — железным голосом
произнес подросток. — Это самое настоящее лето!
Жаркое лето, с обилием насекомых». — И резким
движением якобы убил у себя на щеке комара. Ганс
Кюхельгартен тут же продемонстрировал еще одну
бабочку, отчего мужчина буквально вдавился в снег.
«Кругом ягоды, грибы. — Брат вашего мужа неспеш-
но поставил перед мужчиной корзину с вечнозелены-
ми листьями брусники, щедро посыпанными ягода-
ми: — Угощайтесь!» Мужчина отрешенно, словно под
дулом автомата, засунул себе в рот одну ягоду, разже-
вал и утвердительно закивал головой: «Да, брусника...
Почему-то зимой». «Летом! — раздраженно поправил
его уже Анжей Ванси. — Зарубите себе на носу. Ле-
том! Летом! Летом! —Затем уже миролюбиво уточ-
нил: — Брусника зимой не растет, гражданин». Тупо-
головый отец, лежа в снегу, опять утвердительно за-
кивал головой.
Кто проходил когда-нибудь мимо окон психболь-
ницы и видел лица людей, смотревших оттуда на Бо-
жий свет, тот легко себе представит, какое в эту мину-
ту было выражение лица у отца семейства, человека,
который еще несколько мгновений назад излучал са-
— 141 —
Часть II
недовольство и уверенность в том, что он знает, что в
данный момент происходит на свете, и, более того,
имеет право напутствовать других.
Брат вашего мужа по-джентльменски подал руку
лежащему в снегу, тот встал и начал суетливо ози-
раться по сторонам затравленным взглядом. Рядом с
ним как ни в чем не бывало Ганс Кюхельгартен и Ан-
жей Ванси, облаченные в майки и шорты, ловили ба-
бочек. В отдалении стояла его жена в соболях и что
есть силы прижимала к себе ребенка. Возникла пауза.
Брат вашего мужа счел необходимым ее заполнить:
«Мы с друзьями учимся на подготовительном отделе-
нии университета. Будем поступать на факультет ох-
раны природы. Получили задание: летом отловить
всех бабочек, чтобы зимой не нужно было их охра-
нять, а можно было спокойно учиться. Знаете, зачем
надо учиться?» — задал он провокационный вопрос.
«Конечно, знаю, — отрапортовал мужчина. — Учить-
ся надо для того, чтобы иметь четкие представления о
жизни». «Правильно! — похлопал его по плечу под-
росток, а затем выразительно посмотрел на часы. —
Вы извините меня, пожалуйста, но я должен еще це-
лую коробку бабочек наловить». «Да, да, конечно, —
ретировался мужчина, — это вы меня извините, что
отвлек». И глядя, как тинейджер тут же яростно зама-
хал сачком, от всей души пожелал ему удачи.
Добропорядочный отец шел по сугробам, не раз-
бирая дороги, навстречу своей сжавшейся в единый
комок семье, и на губах его блуждала улыбка сума-
сшедшего, а в глазах прочитывалась та покорность
судьбе, которая появляется во взгляде буйнопоме-
шанного, когда его члены надежно скует смиритель-
ная рубашка. «Ну, что?» — спросила жена — глупая,
насмерть перепуганная самка. «Отличные ребята! —
— 142 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
едва шевеля бесцветными губами, ответил глава се-
мьи, — не пьяные, не «обкуренные», не «наколотые».
В университет собираются поступать... Только они ут-
верждают, что сейчас лето». «Как лето?» — женщина
отпустила ребенка и схватила мужа за грудки. Тот
безвольно развел руками: «Ну, пойди сама, погово-
ри». Но раньше, чем дама в соболях успела сделать
хоть шаг в направлении трех друзей, к ним навстречу
буквально на крыльях полетел ее сын. Освобожден-
ный от цепких, скованных страхом рук матери, он бе-
жал через сугробы туда, где ходили в одних майках,
где ловили бабочек, он падал, но, не чувствуя боли в
коленках, вскакивал и бежал, восторженно крича:
«Лето! Лето! Ура, лето!» Мать устремилась за ним, а
отец продолжал стоять как вкопанный и глупо улы-
баться.
Мамаша нагнала малыша у самой корзинки и тоже
застыла как вкопанная: рот малыша был весь в алом
соке, а его ладонь протягивала ей навстречу ягоды.
«Мама, лето!» — улыбаясь во весь рот, щебетал ма-
лыш. К корзинке с брусникой подошел Ганс Кюхель-
гартен и положил туда ярко-желтую бабочку. «Ли-
монница», — пояснил он. За ним к корзинке подошел
Анжей Ванси и положил в нее ярко-красную бабочку.
«Крапивница». От увиденного у матери не было сил
ни что-то спрашивать, ни возражать. Она беспомощ-
но лепетала: «Это ничего, что мой сын съел ваши яго-
ды? » И строго прикрикнула на ребенка: «Сколько раз
учила: чужого без спросу не брать! Положи на место
бруснику! — и неуверенным тоном добавила: — Я, ка-
жется, правильно узнала ягоду? Вы брусники сегодня
набрали, да?» Когда женщина не может или не хочет
скрыть свою глупость, она очень сексапильна, причем
в любом возрасте. «Сегодня брусники — море! — за-
— 143 —
Часть II
тараторил плененный ее внезапно возникшей при-
влекательностью Ганс Кюхельгартен. — Так что пусть
ваш ребенок ест и не стесняется. И вы тоже угощай-
тесь. Мы, кстати, и грибов немного собрали. Анжей,
покажи свою находку». Анжей Ванси немедленно
протянул грибы. «Я плохо в них разбираюсь, — при-
соединился он к разговору. — Не то маслята, не то мо-
ховики. Может, вы знаете?» Женщина перекладыва-
ла грибы с ладони на ладонь, на ее ярко напомажен-
ных губах играла идиотская улыбка, затем она вдруг
вся просияла: «Я узнала их! Вот этот называется поль-
ский гриб. У нас в деревне такие растут». «Ой, какое
счастье! — воскликнул Кюхельгартен. — Можно я
вас поцелую? » И, не дожидаясь разрешения, чмокнул
аппетитную мамашу в густо напомаженные губы. По-
сле того как женщина узнала гриб и была вознаграж-
дена поцелуем, ее лицо сделалось точно таким, какие
видят за зарешеченными окнами психбольницы про-
ходящие мимо люди.
Маленький сынишка, съев еще пять-шесть кислых
ягод, схватил сачок и помчался на поиски бабочек. Его
мать, вытянув руки с грибами в сторону мужа, радост-
но причитала: «Дружок! Дружок! Ты посмотри, какие
грибы ребята нашли. У нас в деревне такие растут.
Может быть, завтра поедем?» Глава семьи по-преж-
нему стоял как вкопанный, безмятежно улыбаясь,
его глаза были устремлены на жену, его губы маши-
нально произносили одни и те же слова: «Ну, я же го-
ворил: хорошие ребята, не «наколотые», не «обкурен-
ные», в университет обираются поступать...»
Постепенно кольцо наблюдателей начало сжи-
маться вокруг разноцветных сачков, бабочек, кор-
зинки с ягодами и дамы в соболях, с полными руками
грибов. Ее сынишка с радостным криком носился по
— 144 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
сугробам: «Лето! Лето! Все взрослые врут, что сейчас
зима. Сейчас лето!» Сгрудившиеся мужики, женщи-
ны, дети осторожно по ягодке пробовали бруснику,
рассматривали грибы. Строили планы, куда надо сей
же час идти, чтобы ягод и грибов побольше набрать.
Они были так погружены в пересуды, что не замети-
ли, как трое друзей выбрались из их кольца и зашага-
ли по направлению к дому. Друзья достигли своей це-
ли. «Черт его знает, а может, и впрямь сейчас ле-
то?» — то и дело слышали они у себя за спиной.
В квартиру, где собрались соблазнительные пре-
лестницы, от которых исходил запах недорогих духов
и острое дыхание смерти, брат вашего мужа и его дру-
зья должны были прийти триумфаторами. Как истин-
ные джентльмены, друзья договорились войти одно-
временно, чтобы ни один из них, придя первым, не
принял на себя лавры, по праву принадлежащие всем
троим титанам, только что перевернувшим с ног на
голову весь мир. Войдя, они должны были поведать
прелестницам о своем подвиге и тем самым вызвать
восторг и породить желание именно с ними —титана-
ми — немедленно прикоснуться к тайне рождения и
смерти. Благо уютных уголков в квартире было пре-
достаточно.
Войти-то друзья вошли и даже поведать — поведа-
ли. Но, увы, соблазнительные существа слушали их
рассказ с безразличием. Они просто терпели их. Апо-
том стало ясно, что они кого-то ждут. В дверь позвони-
ли, защелкал замок. Раздался истошный вопль: «О, ка-
кие люди и без охраны!» Одна из прелестниц впорх-
нула в комнату: «Слоны пришли!» И в одно мгновение
«титаны» в комнате остались одни.
«Слонами» были точно такие же молодые люди,
как они, но только «в коже», с орущим магнитофоном
— 145 —
Часть II
и бутылкой дешевой текилы. Они рассказывали боро-
датые анекдоты и сами смеялись им, не успев расска-
зать. Они уверенно хватали прелестниц за самые пи-
кантные места, и те восторженно визжали. Затем все
разбились на пары, заполнили уютные уголки, и трем
друзьям пришлось уйти.
«Господи! — думал каждый из друзей одновремен-
но об одном и том же, — неужели все так просто в об-
ращении с этими восхитительными существами, от
которых исходит запах недорогих духов и острое ды-
хание смерти? Неужели все так просто и так пошло?
Для кого тогда переворачивать мир с ног на голову? А
главное, существует ли на свете та, для которой имеет
смысл это делать? »
Я прервал рассказ и посмотрел на Гала. По ее ще-
кам текли слезы. И в эту минуту я понял, что если бы в
тот роковой день и час среди возбудительных преле-
стниц была она, то один из описанных мною подрост-
ков непременно постиг бы тайну рождений и смертей
в уютном уголке. Нет, я ошибся: тайну рождений и
смертей вместе с ней в тот вечер постигли бы все
трое!!!
Женщина перевела на меня свой взгляд и произ-
несла: «В моей жизни было трое мужчин: Жан-Поль
Элюар, Макс Эрнст... и Сальвадор Дали. Каждый из
них сделал ради меня именно то, что вы сказали, — он
перевернул существующий мир с ног на голову».
Я не стал вслух проводить параллели между приве-
денным мною фрагментом из жизни брата Сальвадо-
ра Дали и трактовкой тигра, явившегося во сне вели-
кому маэстро.' «Вам будут всячески досаждать ваши
враги. (Речь шла, конечно же, о «слонах».) Грядущие
неудачи (так и не открывшаяся в этот вечер тайна ро-
— 146 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
ждений и смертей) повергнут вас в отчаяние». Это
было понятно без слов.
«Скажите, а откуда вы знаете, что жизнь умерше-
го в младенчестве брата пробивается сквозь, жизнь
ребенка, рожденного вслед за ним?» — неожиданно
спросила Гала. Мне пришлось немедленно рассказать
ей все: и про мое знакомство с Мирославой в одном
параллельном мире, и про знакомство с Зинаидой — в
другом, вплоть до ощущений от поцелуя на кладбище,
когда мне показалось, что я целуюсь отнюдь не с сидя-
щей рядом девушкой, а с ее покоящейся под могиль-
ным камнем сестрой.
«Ну, и кто произвел на вас большее впечатление,
ваша девушка или ее покойная сестра? Я хочу спро-
сить, кто сладострастней был в момент поцелуя: ре-
ально присутствующая особа или призрак из парал-
лельного мира?» — глядя пристально мне в глаза не-
ожиданно спросила Гала. Я признался: «Конечно,
призрак из параллельного мира». «То же самое про-
исходит и со мной, — со вздохом отчаяния вдруг посе-
товала Гала. — Наивно думать, что мне интересен мой
муж, этот живой чурбан с устремленными к небу уса-
ми и плоскими шутками, муж, который даже не спо-
собен удовлетворить женщину — у него происходит
семяизвержение, как только он прикасается ко мне.
Гарсия Лорка в юности что-то такое напел ему в уши,
что он с тех пор вступает в контакт с мечтой, а не с ре-
альной женщиной. А «мечте» в постели много не надо.
И в то же время от его картин идет какая-то волна, ка-
кая идет от неуемного блудливого мужика, большого
любителя, а главное, знатока слабого пола. Мне хоро-
шо быть рядом с его полотнами, как хорошо пребы-
вать в объятиях мужчины, умело ласкающего твое те-
ло... А главное, и не только твое».
— 147 —
Часть II
Гала замолчала, а я вспомнил, что именно таким
блудливым мужиком, умевшим доставить радость
хоть целой роте баб, был брат Сальвадора Дали. По
крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
Я проник в смысл всего происходящего с этой
женщиной. Она была не из жизни Сальвадора Дали,
она была из жизни его умершего в младенчестве бра-
та. Это он из параллельной жизни посылал ей сладост-
растные сигналы, это он в параллельной жизни хотел
ее как женщину, это его призывный крик самца,
брачный крик, доносился до нее через сны, которые
видел Сальвадор Дали, через сны, которые он запе-
чатлевал на своих полотнах. Что оставалось ей, жен-
щине, в этом мире, где она была лишена своего муж-
чины? Только деньги. Теперь я не мог осуждать ее за
корысть.
«Да, етить твою мать! — неожиданно грязно
по-русски выматерилась муза великого маэстро, и в
этот момент я вспомнил, что она тоже из России. — А
как же он, этот козлятина, живет там, в своем парал-
лельном мире, зная, что его единственная женщи-
на — я — нахожусь здесь? »
Передо мной была соблазнительная особа, обна-
жившая свою ахиллесову пяту, — она была глубоко
несчастна. Казалось бы, надо пожалеть такое созда-
ние, войти в ее положение, вытереть слезки на пре-
красном лице, а главное, поселить в душе надежду, а
потом ни с чем уйти восвояси. Как благородно! Такое
состояние лишь на мгновение овладело мной, а затем
его сменило другое — азарт охоты! Да, да, женщина,
которую ты задался целью соблазнить, — это зверь.
И если зверь вдруг обнажил перед охотником свою
слабость, например подвернул лапу, это лишь подсте-
гивает последнего, предвещая, что поединок будет за-
— 148 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
вершен в его пользу. Кто добровольно отказывается
от победы? Кто опускает ствол ружья, увидев, что
зверь захромал? Никто. Наоборот, охотник в такой
момент делает хладнокровный прицельный выстрел.
И я этот выстрел сделал.
«Понимаете, синьора, — с иезуитской жестоко-
стью начал говорить я. (Человек жесток, когда идет к
цели, а я поставил цель — соблазнить Гала.) — Муж-
чина, живущий в снегах России, конечно, чувствует,
что у него есть любимая женщина. Но русский муж-
чина порой не знает, которая из них — женщин — его
любимая, потому что у него то и дело то двоится, а то
и троится в глазах».
«Но он чувствует мой зов из другого мира?» — с
болью в голосе спросила Гала. «Да, чувствует», — спо-
койно ответил я. «И что он тогда делает? » — в отчая-
нии спросила она.
«Он вспоминает, что неподалеку от уже упомяну-
той мною платформы Радонеж, где обычно начинаете
глазах то двоиться, то троиться, находится целый го-
род любимых женщин. Называется этот город Хоть-
ково, что, конечно же, являлось ошибкой в написа-
нии, так как дураку понятно, что в действительности
город называется «Хоть Кого». Ясное дело, что в этом
городе Хоть Кого любимыми женщинами являются
все. И ваш избранник, когда чувствует зов любимой
женщины — ваш зов, бредет именно туда. Перед этим
он принимает внутрь литр-другой «народного ви-
на» — самогона, настоянного на красном перце, при-
чем обязательно в компании еще двоих мужчин. Все
трое падают. Двое остаются лежать, а третий, повину-
ясь вашему зову, встает и идет в Хоть Кого.
После принятия вышеописанного напитка этот че-
ловек ощущает себя сказочным змеем Горынычем о
—149 —
Часть II
трех головах, а не об одной. Пасти всех трех голов ды-
шат жаром и в них необходимо то и дело горстями ки-
дать снег, чтобы не погубить окружающую природу.
А природа по дороге в Хоть Кого и впрямь великолеп-
ная! Мохнатые темно-зеленые ели, припорошенные
белым серебристым снегом, смотрятся настолько бо-
гато и одновременно стильно, что вашему избранни-
ку кажется, будто он движется по нескончаемому
ювелирному магазину, где непременно есть подарок
для вас, и от этого он боится извергнуть открытый
огонь из трех полыхающих изнутри пастей.
Город Хоть Кого и впрямь полон любимыми жен-
щинами. По крайней мере, на какую ни посмотри, ка-
ждая представляется любимой и до боли желанной.
Но тот, кто слышит ваш зов из другого мира, увы, так и
не смог за время пути загасить огонь, бушующий у не-
го в многочисленных ртах, и вид открытого пламени
распугивает любимых женщин, уже было вышедших
его встречать с распростертыми объятиями. Как толь-
ко трехглавый змей удостоверится, что женщин и
след простыл, пламя во рту немедленно гаснет само
собой, и три головы разом превращаются в одну. Брат
вашего мужа осознает, что следует возвращаться на-
зад.
Мужчина никогда не может вспомнить, откуда он
пришел. А спросить дорогу, как всегда, не у кого. Ули-
цы города Хоть Кого пустынны, и только в отдалении
слышны сирены пожарных машин. И каждый раз
мужчина принимает решение искать дорогу назад по
собственным следам. Обнаружить их проще всего.
Снег по маршруту его следования от платформы Ра-
донеж в город Хоть Кого вырыт до земли тремя ров-
ными .бороздами. Борозды находятся на том расстоя-
нии друг от друга, которое соответствует расположе-
— 150 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
нию всех трех голов. Причина происхождения трех
борозд понятна — ваш избранник по пути в Хоть Ко-
го, чтобы сберечь лес, методично забрасывал снег в
каждую их трех пастей, дышавших пламенем.
Дома он видит «две другие» свои головы, мирно
спящие на полу. Радуется, что не потерял их где-то в
дороге, и тоже ложится спать. Вот что делает этот че-
ловек, когда слышит ваш зов».
«И он не пытался покончить с собой, чтобы по-
пасть ко мне в параллельный мир?» — подавленно
спросила Гала. «Нет, не пытался, — ответил я. — На
Руси для того и существует город Хоть Кого, чтобы
мужчины не убивали себя, когда слышат зов из дру-
гих миров, принадлежащий их женщинам». «Я нико-
гда не смогу ему этого простить, — вскрикнула Га-
ла. — Я уж было собралась к нему сама,.в его парал-
лельный мир. Но теперь я не стану этого делать». Она
вышла, громко хлопнув дверью.
Я смотрел вслед этой женщине и вспомнил одну
знакомую армянку. Армянка приехала в Москву из
горного аула. Война в Карабахе подтолкнула ее сде-
лать это. В чужом большом городе эта полудикая и
уже не молодая женщина хотела найти не только при-
станище, но и любовь. И она, казалось, нашла ее — в
лице такого же полудикого и уже не молодого «армя-
не», который тут же воспылал к ней взаимными чув-
ствами. Они договорились встретиться в центре Мо-
сквы у памятника Пушкину в десять часов. Но не до-
говорились, в десять часов утра или в десять часов
вечера. Нетерпеливый мужчина пришел в десять ча-
сов утра, ждал-ждал и никого не дождался. Осторож-
ная женщина пришла в десять часов вечера, прожда-
ла час и тоже никого не дождалась. Каждый из них
не мог простить другого, и больше они друг другу
— 151 —
Часть II
не позвонили. Оба потом поняли, что самая главная
в их жизни любовь обошла стороной, причем самым
курьезным образом.
После того как я убил в Гала самое главное — на-
дежду хотя бы когда-нибудь обрести его, мужчину
своей мечты, я понимал, что единственное, за что ей
осталось бороться, — деньги, получаемые за картины
Сальвадора Дали, и эти деньги были в моих руках, зна-
чит, в моих руках была и сама легендарная женщина.
Поэтому, когда мне через два часа принесли от нее за-
писку, я не удивился. Гала приглашала меня гулять по
скалам. Это означало, что она готова платить мне за
мое молчание, платить своим телом.
Я направился гулять вдоль моря, стараясь отойти
от дома Дали как можно дальше во избежание быть
застигнутым ревнивым художником аккурат в тот мо-
мент, когда буду пребывать в объятиях Гала.
Гала нашла меня в безлюдном месте среди скал на
берегу и показала взглядом на плиту скальной поро-
ды, уходящую в море, точно такую же, как на картине
Сальвадора Дали «Сон, навеянный полетом пчелы во-
круг граната за секунду до пробуждения». Я ждал, что
будет дальше. Гала взобралась на плиту и приняла на
ней точно такую же позу, как та, в которой она изо-
бражена на полотне своего мужа, а главное, в том же
виде, что и на картине, то есть в чем мать родила. «Так
мне будет легче ввести вас в свою жизнь, присовоку-
пить вас к морю и картинам великого Дали», — произ-
несла она, а затем поманила меня к себе рукой. Она
гладила мои волосы, ласкала кожу, сжимала ладони,
всем видом показывая, что окончательное слияние
— 152 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
двух тел может произойти по первому моему «хочу».
Но лишь только я обвил рукой ее талию, она немед-
ленно выскользнула, приняв строгую позу учительни-
цы младших классов, только почему-то без бюстгаль-
тера и трусиков.
«Я абсолютно не люблю детей, — заговорила она
так, словно была на приеме у врача, а не наедине с
мужчиной. — У меня есть дочь, но я безразлична к
ней. Почему?»
Я только было открыл рот, чтобы сказать ей, что
сейчас не время и не место для таких разговоров, но
Гала не дала мне этого сделать. «Я и по сей день отчет-
ливо помню, какие чувства посетили мою душу тогда,
когда появилась на свет Сесиль — моя дочь, — загово-
рила она таким тоном, что я понял, что обязан ее вы-
слушать. — После родов я заснула, проснулась совер-
шенно спокойной. Это был вселенский покой — тор-
жественный и хрупкий. Я боялась спугнуть его не
только неуклюжим движением, но даже неуклюжей
мыслью. Поэтому я лежала без движений, ни о чем не
думая, и только улыбалась, улыбалась и улыбалась.
Мне казалось, что с этого мгновения для меня нача-
лась новая, величественная, востребованная жизнь.
А как могло быть иначе?! Ведь на свет появился новый
человек, и появился он у меня. В таком возвышенном
состоянии я опять заснула. Но, когда я проснулась
вновь, этого состояния больше не было — на душе бы-
ло как всегда: суета сует. Эта торжественная минута,
ради которой, наверное, и появляется на свет женщи-
на, больше никогда не повторилась, ни разу в жизни.
Поэтому когда кто-либо из моих мужчин заикался о
ребенке, я отвечала отказом — всего полчаса сча-
стья — слишком малая плата за те физические не-
удобства, которые впоследствии будут связаны с на-
— 153 —
Часть II
личием у меня дитя...» Гала замолчала. Я тоже не знал,
что делать. Хватать ее за пикантные места было от-
кровенно «не в тему». Повисла пауза. Ее нарушила Га-
ла: «А мой русский суженый имеет детей в параллель-
ном мире? » Я утвердительно кивнул головой. «Я хочу
знать, что он чувствовал в тот день, когда у него родил-
ся ребенок. Я хочу знать, что происходило с ним под
воздействием этих чувств?»
«Ах, и гнусное же ты существо! — промелькнуло у
меня в голове. — Торговка ты с Черемушкинского
рынка. Ты хочешь еще раз убедиться в том, что я и
впрямь посвящен в вашу семейную тайну — тайну
создания картин великого Дали. Ты не хочешь пла-
тить мне за мое молчание, пока еще раз не убедишься
в том, что мне есть что скрывать. Ну, так убедись!»
«Ваш суженый работал тогда в пусконаладочной
организации. Такая работа в России хорошо оплачи-
вается, но связана с командировками, — заговорил я
быстро и агрессивно. — В интересующий вас день
этот человек оказался в столице Кузбаса. У команди-
ровочных этот день называется «день приезда».
В этот день не работают, вселяются в гостиницу, со-
вершают покупки и, конечно же, отмечают этот зна-
менательный «день». Это сказки, что в «застойные
времена» в России нигде ничего нельзя было купить,
кроме как в Москве. Насчет колбасы и мяса я, пожа-
луй, соглашусь, а вот что касается всякого барахла,
так это нет. Вот, например, детские горшки — в Моск-
ве их было днем с огнем не сыскать, а проедешь от
Москвы сутки на поезде — продаются на каждом по-
лустанке. До Кузбаса от Москвы аж трое суток ез-
ды — представляете, сколько горшков было в столице
этого края?! И синие! И красные! И в горошек! И вы-
сокие! И низкие! И для мальчиков! И для девочек!
— 154 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
Интересующий вас человек, приехав в этот город,
первым долгом позвонил с вокзала домой и узнал, что
у него родилась дочь. Душа этого человека наполни-
лась покоем и торжественностью — точь-в-точь как
это было у вас. Новоявленный отец обвел счастливым
взором вокзал. Это сейчас на вокзалах что Москвы,
что Кемерова, что Хабаровска, что Комсомольска-на-
Амуре в ларьках продается практически одно и тоже:
«Спрайт», «Фанта», «Бон Аква» и изощренные при-
способления для безопасного секса. А в те, «застой-
ные», времена на вокзалах Кемерова, Хабаровска,
Комсомольска-на-Амуре продавалось именно то, что
как раз нельзя было купить в Москве. Первое, что
бросилось в глаза новоявленному отцу, — разноцвет-
ные детские горшки. Он выбрал красный горшок с
крупными белыми горошинами, предназначенный
исключительно для девочек. (Это в последнее время
на таких изделиях появилась надпись «Unisex», а то-
гда мальчики и девочки даже в школу ходили раздель-
но — не то что на горшок).
«Мужики! — торжественно обратился молодой
отец к двум наладчикам, которые прибыли вместе с
ним в столицу Кузбасса, — сегодня у меня родилась
дочь. Такое событие надо вспрыснуть!» Наладчики
широко, по-доброму заулыбались, протянули мужчи-
не свои натруженные мозолистые руки и тожествен-
но произнесли: «Конечно, вспрыснем. О чем разго-
вор?»
Водку в те «застойные» времена можно было ку-
пить лишь после одиннадцати утра, а до одиннадцати
только портвейн. На часах было девять, и троица ку-
пила портвейн, две бутылки. В гостинице, в трехмест-
ном номере почему-то оказалось всего два стакана.
Один из наладчиков кинулся было к дежурной по эта-
— 155 —
Часть II
жу, но это предвещало суету, что, конечно же, разру-
шало величие момента. Брат вашего мужа грациоз-
ным жестом остановил его: «Ничего, я из горшка вы-
пью. Ребята, берите стаканы». Правда, наладчик уже
успел высунуться за дверь и крикнуть: «Дежурная!»,
но безмолвие было ему ответом. Ребята отмерили ста-
кан портвейна и перелили в горшок тому, кто был ви-
новник торжества, а потом налили по стакану себе.
«За новорожденную!» — произнес обладатель горш-
ка, и все трое разом содвинули емкости, наполненные
дарами Диониса. В этот момент в дверь постучали.
Кто жил в советских гостиницах застойного пе-
риода, знает: распитие спиртных напитков в них кате-
горически запрещено. Поэтому все трое, прежде чем
сказать: «Войдите!», немедленно припали губами к
тому, что было у них в руках. Засадить из стакана чуть
более двухсот граммов портвейна — дело мгновения,
а вот выпить ту же дозу, но из детского горшка —
вещь непосильная: портвейн норовит попасть мимо
рта. Пауза затягивалась. Оба наладчика уже опорож-
нили свои стаканы и поставили их на стол, а вот ново-
явленному отцу все никак не удавалось завершить
процесс. Стук в дверь повторился, и вместе с ним раз-
дался тревожный женский голос: «Чем вы там зани-
маетесь?!»
Продолжать аккуратно пить портвейн из горшка
было нельзя, давиться им не хотелось, поэтому брат
вашего мужа оторвался от наполненной дарами Дио-
ниса емкости, поставил ее на пол и открыл дверь. На
пороге стояла дежурная по этажу — отвратнейшее
создание, которое водилось только в советских гости-
ницах. «Кто меня звал? » — еще более мерзким голо-
сом, нежели она сама, спросила женщина.
— 156 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
Работники гостиниц не любят ждать ответа на соб-
ственный вопрос, они любят задавать вопросы сами,
типа: «Где еще одно полотенце?» или «Когда освобо-
дите номер? » Вот и сейчас, даже не став слушать отве-
та на свой первый вопрос, дежурная задала второй и
третий: «Почему вы так долго не открывали дверь?
Что вы тут делали? Безобразничали?» — и, бесцере-
монно войдя в номер, стала шарить глазами, ища сле-
ды безобразий. И конечно же, ее взгляд упал на стоя-
щий на полу горшок с золотистой жидкостью на дне.
Женщину едва не хватил удар. «Это чье?!» — возму-
щенно заорала она. «Мое», — с достоинством ответил
брат вашего мужа. Он все еще пребывал в том спокой-
ном величественном состоянии, которое нисходит на
человека в тот день, когда у него появляется на свет
ребенок.
«Что, до туалета лень дойти? Он у нас в конце ко-
ридора, — забилась в истерике дежурная, — Дрянь
среди комнаты поставил! Вылей!»
Вселенское спокойствие укрыло новоявленного
отца своими заботливыми крылами от суеты, исхо-
дившей от этой ворвавшейся в номер женщины, по-
этому он обстоятельно и неторопливо ответил:
«Во-первых, в горшке не дрянь, а приличный продукт,
во-вторых, я не ханыга, чтобы пить в туалете, в-треть-
их, с какой стати я буду это выливать?! Я — рабочий
человек, деньги мне даром не достаются. Меня с дет-
ства мать учила все доедать и допивать». С этими сло-
вами мужчина торжественно взял с пола горшок, под-
нес ко рту и произнес: «А в-четвертых, сегодня у меня
родилась дочь!» После этого он неспеша допил содер-
жимое горшка, поставил его на стол и с удовольстви-
ем облизнулся.
— 157 —
Часть II
Взгляд дежурной, сначала устремленный на нару-
шителя общественного порядка, неожиданно изме-
нил свое направление. Она стала смотреть куда-то
в глубь себя, пристально наблюдая за процессами,
происходящими внутри своего организма. Такой
взгляд обычно бывает у беременных женщин или у
тех прекрасных дам, кто только начал подозревать
внутри себя появление плода. Дежурная некоторое
время изучала себя именно этим сосредоточенным
взглядом, а затем судорожно закрыла руками рот. Но
было поздно: рвотная масса хлынула через пальцы на
пол. Дежурная выбежала из номера, не имея возмож-
ности произнести ни слова.
«Вот тебе на! — озабоченно, но все также торже-
ственно произнес новоявленный отец. — Чем-то, ви-
димо, траванулась баба. Не иначе как в городе плохая
вода. Ребята, воду здесь надо обязательно кипятить».
«А лучше не употреблять воду вовсе», — вставил один
из наладчиков и тут же открыл зубами вторую бутыл-
ку портвейна. Брат вашего мужа брезгливо осмотрел
безобразия на полу, оставленные дежурной. Налад-
чик перехватил его взгляд и немедленно налил ему его
дозу. «Сейчас вернется и за собой уберет».
Дежурная вернулась, но не со шваброй, а с адми-
нистратором. От неожиданности, с которой про-
изошло их вторжение, новоявленный отец вновь по-
ставил только что наполненный портвейном горшок
на пол. Наладчик спрятал бутылку, так и не успев ни-
кому больше налить.
«Вот этот мужчина в нашей гостинице пьет мо-
чу!» — заявила дежурная, указывая рукой на брата
вашего мужа. «Это не моча! — взвился мужчина. —
Это продукт высшего качества! В семье, где я вырос,
все это пили: и мать, и отец, и сестренка. Я — рабочий
— 158 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
человек и мне разные «Кингзмараули» не по карма-
ну!» После этих слов он поднес к губам горшок, допил
его содержимое до дна и, конечно же, облизнулся.
С администратором произошло в точности то же
самое, что и с дежурной. Обе спешно ретировались.
Брат вашего мужа обеспокоился еще больше. «Ре-
бята, это не просто плохая вода. Это ботулизм. Давай-
те-ка, делать ноги из этого города. Здесь все зараз-
ные». Наладчики допили свой портвейн, собрали рас-
пакованные было вещи и двинули на вокзал. По
возвращении в Москву их уволили с работы.
«Вот как провел этот день человек, который вас
интересует», — подвел я итог.
Обнаженная Гала насмешливо смотрела на меня, в
ее взгляде читалось: «Обманула дурака на четыре ку-
лака». Словом, выскользнула из пальцев. Это значи-
ло, что протяни я к ней свои руки вновь, чтобы обнять
за талию, мне вновь дадут понять: «Это не для тебя».
«Не выйдет водить меня за нос!» — мысленно произ-
нес я, а вслух сказал: «Кстати, описанный мною день
также запечатлен на холсте Дали «Сон, навеянный
полетом пчелы вокруг граната за секунду до пробуж-
дения». Гала настороженно вздернула брови, в ее гла-
зах уже не было насмешки зверька, улизнувшего от
своего охотника. Еще бы! Речь шла еще об одной тай-
не создания известного полотна, тайне, владельцем
которой был я и мог самолично распоряжаться ею.
«Где он запечатлен? В какой детали?» «Ружье! На кар-
тине Дали есть ружье!» — злорадно зашипеля. «Да, —
испуганно подтвердила Гала. — Есть. Я даже помню,
как оно появилось на полотне. Сальвадор страшно за-
кричал ночью и что есть силы стал колотить во сне
своей длиннющей ногой по стоявшей рядом тумбоч-
ке. Посыпались какие-то бумаги, книги. Я, честное
— 159 —
Часть II
слово, подумала, что в дом проник террорист, растол-
кала мужа, и он мне объяснил, что только что видел во
сне висящее в лазурном небе ружье». «Почему оно
так испугало тебя?» — спросила я. «Не знаю», — отве-
тил Дали. «Ружье, — перебил я, — это знак, получен-
ный Дали от брата, знак, что последнего в параллель-
ном мире кто-то предостерег от ненужной борьбы
и возможного поражения. Надеюсь, вы понимаете,
что «ненужная борьба» — это пусконаладочные ра-
боты в столице Кузбаса; «возможное поражение» —
это опасность и впрямь подхватить ботулизм. Кто
предостерег? Работницы гостиницы. Как? Своей ре-
акцией на портвейн в ночном горшке». Я сделал глу-
бокий вдох и посмотрел прямо в глаза этой женщине.
«Завтра я собираю пресс-конференцию для журнали-
стов, на которой открою тайну создания Сальвадором
Дали этого загадочного полотна, а заодно открою тай-
ну всех других его полотен, тех, что он успел напи-
сать, и тех, что ему только предстоит создать из собст-
венных снов».
«Нет!» — воскликнула Гала и, распластавшись на
каменной плите, обхватила мою шею руками и по-
влекла к себе.
Вспомнил ли я в тот момент о той девочке, которую
звали Мирослава и которая поклялась меня ждать и
родить мне девочку? Да, вспомнил. Но как? Эфемер-
ный ребенок, да еще в параллельном мире... Окажусь
ли я рядом с ней когда-либо?.. А тут реальная женщи-
на с реальным телом держит меня в руках, да еще с
чисто конкретной целью. Разве это можно сравни-
вать? Я и не стал сравнивать, а со злорадством поду-
мал: «Ну, теперь, Гала, ты уже никуда от меня не де-
нешься!»
— 160 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
О, как я заблуждался, мысленно произнося эти
слова! Как я, оказывается, плохо знал самого себя!
Прежде чем окончательно слить свое взрослое те-
ло с моим юношеским, Гала приоткрыла полные исто-
мы глаза и уверенно произнесла: «Я это знала напе-
ред. Я знала, что ты станешь моим четвертым мужчи-
ной. Я это знала с того самого момента, когда впервые
увидела тебя сидящим на камне».
Как вам кажется, что я вспомнил, услышав эти сло-
ва? Думаете, всех своих женщин? Нет. Думаете, я
вспомнил девочек, которых дергал за косы в детском
саду или тех, кому клал лягушек за шиворот в первом
классе? Нет. Я вспомнил двух мужиков. Причем оба
они были грузины.
Первый грузин — режиссер Калатозов, тот самый,
что снял «Летят журавли», а главное — «Красную па-
латку», — фильм, с которого началась моя любовь к
кино и пробудилось желание быть актером. Второй
грузин — отец народов, вождь всего прогрессивного
человечества товарищ Сталин. Первый грузин был не
только режиссер, но и ответственный чиновник от
кино. И вот однажды второй грузин позвонил перво-
му и поинтересовался, как обстоят дела со съемкой
второй серии фильма «Большая жизнь». Первый гру-
зин ответил: «Знаю наперед, товарищ Сталин, что мы
снимем гениальный фильм!» После чего фильм был
закрыт, а сам чиновник едва не уволен. И все это лишь
потому, что знать что-то наперед было позволено
только одному человеку в мире — товарищу Сталину.
Я подумал: «Ведь я еще молод. Моя «Большая жизнь»
впереди. А вдруг мне суждено стать не каким-то за-
нюханным президентом своей страны, каким мечта-
ют стать американские мальчики, а отцом народов,
вождем всего прогрессивного человечества?» Могу
— 161 —
6- 1736
Часть II
ли я в этом случае позволить, чтобы кто-то что-то знал
наперед, тем более обо мне? Никогда!» И я как ошпа-
ренный кипятком отпрянул от распластавшейся на
камне женщины.
«Я не стану твоим четвертым мужчиной!» — бро-
силя Гала. «Почему?» — ажподскочила она. «У меня в
том параллельном мире, где живет брат Дали, тоже
есть девочка, она обещала меня ждать, она обещала
родить мне дочку. А ты не любишь детей!» «Да, не
люблю, — согласилась Гала, — но что я могу с собой
поделать? » Она сидела голая, беспомощная, на той са-
мой уходящей в море каменной плите, которую изо-
бразил Дали. Когда женщина беспомощна и не скры-
вает этого, когда она еще и голая и тоже не хочет этого
скрыть, она очень сексуально привлекательна.
Вот и я, взглянув на Гала, подумал: «Ну, кто тебя тя-
нул за язык ляпнуть, что ты что-то там знаешь обо мне
наперед? Потрахались бы, как люди. А ты взяла и все
испортила». Гала и впрямь чувствовала себя винова-
той — не понимала только в чем. Ну как я мог что-то
объяснить ей про товарища Сталина? Она — убогая
европейская женщина — ничего бы не поняла. Поэто-
му я решил поставить жирную точку на наших отно-
шениях. «Гала! — произнес я, — обещаю тебе, что ни-
когда и никому не открою тайну создания картин ве-
ликим маэстро».
Гала расцвела. Она не верила своему счастью.
Внезапно появился сам Сальвадор Дали.
Легендарный живописец с устремленными в небо
усами стоял на тропе, опираясь на трость. Он пялил
глаза то на обнаженную Гала, то на меня, уже успев-
шего прикрыть свой стыд. Я ждал, как поведет себя в
этой ситуации Гала.
— 162 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
Любая другая известная мне дама, застигнутая
врасплох собственным мужем, постаралась бы смяг-
чить возникшее напряжение, соврала бы, например,
что загорала в безлюдном месте голой и вовсе не виде-
ла, как я любовался ее прелестями. А уже я бы в свою
очередь заявил, что внезапно вынырнул из-за скал и
увидел ее именно такой, какой она изображена на по-
лотне великого мастера «Сон, навеянный полетом
пчелы вокруг граната за секунду до пробуждения», и
остолбенел на добрых два часа, не понимая, что пере-
до мной: живая голая женщина на берегу моря или по-
лотно великого Дали. Обманутый муж был бы растро-
ган, и мы бы все трое распили бутылку бордового ис-
панского вина.
Кстати, насчет «обманутого мужа» я сильно за-
гнул. Ведь я даже не воспользовался его супру...
Я не успел завершить свою мысль, как Гала пове-
лительным тоном сказала: «Убей его, Сальвадор!»
Глаза великого маэстро из круглых стали квадратны-
ми, — он, видимо, впервые в жизни получил приказ
кого-то убить. И тогда в голосе Гала зазвучали желез-
ные ноты: «Повторяю: убей его! Этот мальчишка зна-
ет тайну создания твоих картин. Он грозил завтра от-
крыть ее журналистам, и тогда за твою мазню никто
не даст и гроша. Он пустит нас по миру». И дальше она
уже жеманно добавила: «Я здесь и в таком виде, доро-
гой, для того, чтобы предотвратить это». Я возмутился
ее лжи: «Сеньора, но ведь я только что обещал вам,
что никогда и никому не открою тайн великого маэст-
ро. Зачем меня убивать?» «В России есть послови-
ца, — ответила Гала, — кажется она звучиттак: «Бере-
женого Бог бережет».
Я посмотрел на Дали. Он был растерян. Зато Гала
была на подъеме. «Если ты сейчас же не избавишь
— 163 —
Часть II
мир от этого всезнайки, — выстреливала она слова, —
то будешь жить в нем один, без меня. А без меня тебя
тут же посадят в сумасшедший дом. Потому что ты со
своими снами не такой, как все. Ты — другой, а люди
других не любят». Я увидел, что Дали испугался.
О, как он был одинок! Как беззащитен перед этой
одномерной жестокой женщиной! Как я хотел по-
мочь ему! Как я хотел помочь себе! Я подумал, что на-
до создать мужской интернационал с целью защитить
мужчин именно от таких дамочек с цепкими пальца-
ми, из которых нет шанса выпасть ни одной денежной
купюре. Ведь именно из-за такой особы сейчас один
великий человек — художник Сальвадор Дали — убь-
ет другого великого человека — меня, будущего Отца
народов и вождя всего прогрессивного человечества.
Безобразие! Но что делать?
Передо мной стоял почти двухметровый монстр,
опирающийся на внушительную трость. Сзади мня
было море, но идея спастись вплавь была абсурд-
ной, — Дали всем известен как великолепный пловец.
И тогда я посмотрел ему в глаза.
«Сеньор, — обратился я к нему, — сейчас вы мо-
жете совершить непоправимое: убить человека. Это
недостойно гения, сеньор, но вы неспособны отвести
себя от грехопадения. А знаете почему? Потому что
вы боитесь. А знаете, почему вы всего и всегда бои-
тесь? Вы боитесь, потому что считаете, что в этом ми-
ре вы — один. Один со своими причудливыми снами,
один с непреодолимым желанием извергнуть из себя
эти сны на полотно. Вы уверены, что таких, как вы,
больше нет, и поэтому чувствуете себя сумасшедшим,
даже еще не находясь в сумасшедшем доме.
Я могу вас уберечь от греха, сеньор. Я могу разве-
ять ваш страх. Да, я еще очень молод, но волею судеб в
— 164 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
моей жизни был случай, о котором вам необходимо
знать».
— Какой? — спросил двухметровый монстр.
— Не слушай его, а скорей прикончи! — засуети-
лась Гала.
— Я его выслушаю, а потом прикончу, — ответил
ей Дали и обратился ко мне. — Говори!
«Сеньор, — обратился я к нему, — приходилось ли
вам провести хотя бы одну ночь в сумасшедшем до-
ме? — Дали отрицательно замотал головой. — А вот
лично мне, несмотря на мою молодость, такую ночь
провести пришлось. Я переступил порог сумасшед-
шего дома, сеньор, не по необходимости избавиться
от превратностей своего ума, а из любопытства, един-
ственно потому, что мой приятель подрабатывал там
санитаром и поэтому мог не только впустить, но и вы-
пустить меня оттуда. На пороге палаты меня встретил
высокий санитар, представился: «Володя», а затем,
покрутив у себя пальцем около виска, доверительно
сказал: «Такой же». Сначала я не понял, что он имел в
виду, и только спустя ночь, ночь, проведенную в сума-
сшедшем доме, я понял смысл сказанных мне слов,
постиг смысл увиденного жеста. Но обо всем по по-
рядку, сеньор.
Я по природе очень любопытен, сеньор, и поэтому
попросил своего друга показать мне человеческое бе-
зумие во всем его размахе. Мой же друг,’а его звали
Андриаполис, он — грек (Я уже говорил вашей жене:
Россия — многонациональная страна. В ней кто толь-
ко не живет.) Мой друг попросил меня в свою очередь
подыгрывать тем людям, чей бред ему предстоит из-
влекать из глубин подсознания. Я согласился. Я был
непредусмотрителен, сеньор, но я согласился. И вот
тут началось!
— 165 —
Часть II
Не знаю зачем, но при входе в палату мой друг
представил меня ее обитателям:
— Перед вами Юрий Любимов, главный режиссер
театра на Таганке.
Раздались дружные аплодисменты, а кто-то спро-
сил:
— А Высоцкий приехал?
Я не успел ответить на этот вопрос, потому что Ан-
дриаполис тут же подвел к какому-то шибздику и,
указывая пальцем опять же на меня, сказал:
— Перед тобою, козел, председатель КГБ товарищ
Андропов. О чем ты хотел его просить?
— Товарищ Андропов, — строго, по-военному, за-
говорил шибздик. — На какую разведку я работаю? Я
был уверен, что работаю на КГБ. Но говорят, что я пе-
ревербован «Интеллидженс Сервис», ФБР, «Мос-
сад», а здесь утверждают, что я работаю на разведки
всех государств мира. Я приговорен к расстрелу суда-
ми Англии, Америки, Израиля и всех существующих
государств. Но я хочу умереть на Родине, товарищ Ан-
дропов. В этом и состоит моя просьба.
Наш разговор, конечно же, слышала вся палата и
немедленно раздались реплики: «Иуда! Не оскверняй
своим трупом священной Советской земли!» Люди
ринулись на шибздика, готовные его растерзать. Я ин-
стинктивно закрыл больного своим телом.
— Товарищи! — обратился я к пациентам, — как
председатель Комитета государственной безопасно-
сти...
—.И главный режиссер театра на Таганке, — вста-
вил Андриаполис.
— Я обещаю, что прах этого гражданина не оск-
вернит землю ни одного из государств.
— 166 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
— В открытый космос прах! В открытый космос!
Пусть болтается там, как дерьмо в проруби! — разда-
лись голоса.
— Но, товарищи, — продолжал я, чувствуя, что пе-
регнул палку, — не следует забывать, что окончатель-
ный приговор может вынести только суд.
Толпа недовольно загудела, но я продолжал:
— Поэтому прошу назначить из числа присутст-
вующих судью, присяжных и государственного обви-
нителя...
— Ав праве на защиту подсудимому отказать! —
выкрикнул какой-то дедок. — «Тройкой» будем су-
дить, как при Сталине.
Его поддержала вся палата:
— Отказать! Отказать! Судить, как при Сталине!
— А Высоцкий приехал? Будет петь «Ой, Вань, гля-
ди какие клоуны...?» — опять выкрикнул кто-то.
Шибздик хотел что-то мне сказать, но Андриапо-
лис строго осек его:
— У тебя на суде будет последнее слово — там все
и скажешь.
Я было возразил:
— Пусть скажет, — но мой друг перебил и меня:
— Плюнь! У тебя сегодня много таких.
Андриаполис быстро отвел меня в другую часть
палаты. Там на кровати лежал паренек с золотистыми
«есенинскими» волосами. Мой друг, видимо, что-то
перепутал и представил меня следующим образом:
— Вот, юноша, вы и дождались своего светлого ча-
са. Перед вами поэт Сергей Есенин.
— Ты жива еще, моя старушка? — приветливо об-
ратился я к юноше есенинской строкой. На что «ста-
рушка», неожиданно вскочив, схватила меня за груд-
ки и со злобой в глазах прошипела:
— 167 —
Часть II
— Это я — Есенин! Вот из-за таких гнид, как ты, я
лежу здесь без денег, без сигарет, без водки и без Зи-
наиды Райх, потому что каждая сволочь публикует
мои стихи, как свои, и получает за это крутые бабки.
От ужаса я закрыл глаза и в наступившей темноте
услышал голос Андриаполиса:
— Аминазин! Срочно аминазин!
Когда я открыл глаза, то увидел перед собой розо-
вый зад золотоволосого юноши, в котором, покачива-
ясь, торчал шприц, а двое санитаров, Володя и Анд-
риаполис, держали его за руки и за ноги. Руки обоих
санитаров были заняты, поэтому Андриаполис попро-
сил меня:
— Вынь шприц из этой жопы.
Я вынул.
Когда больной успокоился. Андриаполис подвел
меня к старичку, тому самому, который требовал су-
дить шибздика «как при Сталине». «Перед тобой, де-
душка, вождь мирового пролетариата — товарищ Ле-
нин», — любезно сказал он, указывая на меня.
— Товарищ Ленин, — робко заговорил дедок, от
волнения комкая в руках подушку. — Расскажите,
как вам это удалось?
— Что «это», батенька? — спросил я деда, харак-
терно картавя.
— Совершить Великую Октябрьскую револю-
цию, — уточнил дед торжественным полушепотом.
— Я абсолютно не хотел ее совершать, товарищ, —
доверительно произнес я, наклонившись к уху боль-
ного. — Извините за грубое словцо, но эта Октябрь-
ская революция была мне на хрен не нужна!
Глаза деда вдруг стали квадратными.
— Как это, Владимир Ильич, вам на хрен не нужна
Октябрьская революция? — весь побелев, спросил он.
— 168 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
— А что она мне дала? — в упор спросил я. — Я, то-
варищ, наипрекраснейшим образом жил в Швейца-
рии, имел свою архинеплохую коммерцию — рисовал
дуракам их счастливое будущее. Рисовал, обратите
внимание, весьма предусмотрительно, мол, все у вас
будет, дорогие раздолбаи — тупейшие рабочие и бед-
нейшее крестьянство, но только вы, ради Бога, ничего
для этого не делайте. Коммунизм — это историческая
неизбежность. А они, паршивцы, сделали. Начита-
лись всяких глупостей в газете «Искра» и давай! Ой,
какую коммерцию загубили мне, дураки! Архиболь-
шую коммерцию!
— Товарищ Ленин, — ошалел дед. — Вы — враг
мировой революции и коммерсант?
— Коммерсант, батенька, еще какой коммер-
сант! — воодушевился я. — Я этот бизнес еще у Карла
Маркса подсмотрел. Бородатый еврей Маркс моро-
чил голову своим «Капиталом» доверчивому, но бога-
тенькому Энгельсу и припеваючи жил за его счет. А я
чем хуже? Я тоже еврей по матери...
— Вы не еврей, товарищ Ленин! — сорвался с мес-
та дед. — Это так про вас контрреволюционеры рас-
сказывают. Но мы, рабочие, им не верим. И вы не
верьте ни в коем случае!
Я рассмеялся деду в лицо сухим ленинским смеш-
ком:
— Хорошо, батенька, если я не еврей, то почему я
такой сообразительный?
Старик растерянно пожал плечами.
— А вот вы, товарищ, вы — еврей?
— Спаси и сохрани, пресвятая Богородица! — стал
спешно креститься дед.
— Не еврей, — констатировал я. — Поэтому вы ли-
шены сообразительности. Вместо того чтобы молотом
— 169 —
Часть II
на заводе махать, можно статейки писать, а то и книж-
ки. И жить как у Христа за пазухой.
— Я пытался писать, — признался дед, — но вышло
неразборчиво, непонятно.
— В этом-то вся и хитрость, — подхватил я. —
Главное, чтобы в том, что ты написал, никто ровным
счетом ничего не понял. Вот вы, товарищ, читали, на-
пример, мою книгу «Материализм и эмпириокрити-
цизм»?
— Пытался, Владимир Ильич, — виновато при-
знался дед. — Но прочитал страницы две и понял: это
пока не для моего ума. Мне до вас еще расти и расти.
— Вот и Горький тоже попался на эту удочку. Ха!
ха! ха! Мне в его «Буревестнике» все понятно: «Над
седым раввином Моней ветер тучи собирает. Между
тучами и Моней гордо реет буревестник...» Что тут не
понять? — Вот море, вот раввин, а между ними птичка
летает. А у меня в «Эмпириокритицизме» этот дураш-
ка Горький разве что-нибудь мог понять? Ни словеч-
ка! Вот и отдавал мне свои зарубежные гонорары в
надежде, как вы говорите, «когда-нибудь дорасти».
Да что Горький! У меня таких Горьких было пол-Рос-
сии. Один Савва Морозов чего стоил! Все скидыва-
лись мне на «счастливое будущее». И я прекрасно
жил, батенька, в Париже, в Стокгольме, в Женеве.
Культурненькие такие городишки, скажу я вам, пиво
всегда свежее. И тут вдруг на тебе, какие-то какаш-
ки-рабочие со своей Февральской революцией в Рос-
сии! Захотели, видишь ли, приблизить свое светлое
будущее. Недоумки! Архитипичные недоумки!
Старик что есть силы зачесал репу:
— Да, не домыслили мы, Владимир Ильич, умиш-
ком не вышли.
— 170 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
Я подхватил начатую стариком тему и стал ее раз-
вивать:
— Товарищ, вот вы, лично, как думаете, что самое
страшное в мире?
— Антанта, Владимир Ильич.
Я отрицательно покачал головой. Дед задумался, а
затем произнес:
— Всемирный потоп.
— Нет, товарищ, — ответил я. — Самое страшное в
мире — это человек. Человек, прочитавший за свою
жизнь одну единственную книгу. Вот у вас, товарищ,
сколько при себе книг?
— Одна, — смущенно произнес дед и вынул из-под
подушки затрепанный экземпляр «Повести о настоя-
щем человеке».
— Вы — опаснейшее существо! — ткнул я старика
пальцем в грудь. — Такие, как вы, какашки и скинули
в феврале семнадцатого года царя-батюшку, пытаясь
приблизить то, что исторически неизбежно, а значит,
не конкретно во времени. Испортили, мерзавцы, мою
коммерцию, архиболыпую коммерцию! Кто стал бы
теперь пересылать мне деньги в Женеву за сказки о
«равноправии», когда это «равноправие» обезумев-
шие рабочие творили в Петрограде? Никто. Вот и
пришлось из райского уголка ехать в Петроград, да
еще в опломбированном вагоне. Вы знаете, какая это
гадость — опломбированный вагон? Ни тебе на стан-
ции пивка попить, ни тебе потом пописать между там-
бурами — кошмар!
— А вы бы, Владимир Ильич, и не возвращались в
Петроград, — сочувственно посоветовал дед. — Вы
бы партийную кассу умыкнули и жили бы на нее в
Швейцарии. Писали б, где хотели.
— 171 —
Часть II
— Как бы не так — умыкнул! А товарищи по пар-
тии? Фйг с маслом они бы дали ее умыкнуть. Они ведь
только с нее и жили, эти бездельники, Зиновьевы, Ка-
меневы, Рыковы.
— А проститутка Троцкий тоже жил за счет этой
кассы? — поинтересовался дед.
— Ой, Троцкий, тот больше всех из кассы денег
требовал, — тяжело вздохнул я.
— А на что ему столько?
— Вестимо на что — на проституток.
Дед задумчиво почесал репу:
— Проститутка — на проституток... Казус!
— Нонсенс! — многозначительно подхватил я. —
История, товарищ, полна противоречий. Вот я на
Финляндском вокзале хотел всех уговорить разой-
тись по домам и ждать того, что исторически неиз-
бежно. Как открыли в Петрограде вагон, я увидел, что
передо мной сплошь разбойнички стоят, и подумал:
«Не дай Бог мне в такую минуту сказать слово
«ждать», — разорвут. Вот я и выпалил: «Грабь награб-
ленное !» И тут такое началось — революция, разруха,
голод! Одним словом, не видал я больше ни Парижа,
ни Швейцарии, ни пива свежего, ни креветочек.
— Да, — вновь виновато почесал репу старик, —
уж поднасрали мы вам, Владимир Ильич, так поднас-
рали!
— Согласен, батенька, — произнес я, — вы мне са-
мым отвратительнейшим образом все изгадили.
Дед вдруг встал и весь вытянулся в струну:
— От лица авангарда рабочего класса и сознатель-
ной части крестьянства прошу простить.
— Да пошел ты к черту со своим «прошу про-
стить!» — в сердцах махнул я рукой и заплакал.
— 172 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
Я, вождь мирового пролетариата, плакал на груди
старого рабочего. Дед ласково гладил меня по голове
своей жесткой трудовой ладонью, а я все плакал и
плакал и никак не мог унять слез».
И тут Гала прервала мой рассказ, но она обраща-
лась не ко мне, а к своему грозному спутнику, Сальва-
дору Дали: «Говорила тебе, не водись с коммуниста-
ми. Они так голову заморочат, что сам не поймешь,
как деньги отдал. Хуже цыган на рынке». «Да я с ними
и не вожусь», — виновато оправдывался маэстро. «А
Луи Арагон? — не слезала с него Гала. — Когда снова
приедем в Париж, чтобы ноги его в нашем доме не бы-
ло! Ты слушай, слушай — этот мальчик умные вещи
рассказывает...» И вдруг спохватилась: «Ты сначала
его выслушай, а потом убей».
О, как верна себе оставалась эта женщина, — она
буквально все превращала в деньги, даже мои моно-
логи в сумасшедшем доме, произнесенные от лица
Ленина.
«Я вас слушаю, юноша, — снисходительно обра-
тился ко мне Сальвадор Дали. — Можете продолжать.
Скажу по правде: я пока не понял, зачем это мне надо
знать? » «Вы не поняли, маэстро, потому что не дослу-
шали мой рассказ. То, что вам нужно знать, — впе-
реди».
Итак, меня прервали на том, как дед ласково гла-
дил меня по голове своей жесткой трудовой ладонью,
а я все плакал и плакал и никак не мог унять слез.
До моих ушей доносились звуки, из которых сле-
довало, что суд над шибздиком начал свою работу.
Было слышно по грохоту стульев, что и «сталинская
тройка», и подсудимый заняли свои места. Начался
допрос свидетелей. Дед, который гладил меня по голо-
ве, рассказал суду, как подсудимый в подвалах Лубян-
— 173 —
Часть II
ки, собственноручно выбил ему два зуба, а затем соб-
ственноручно водрузил их на место. Второй свиде-
тель дал показания, как в Иерусалиме прямо у гроба
Господня обвиняемый вручал ему справочник атеи-
ста. Третий свидетель поклялся на томике «Собаки
Баскервилей», что встретил обвиняемого в Лондоне
на Бейкер-стрит у дома Шерлока Холмса с нехороши-
ми мыслями. Четвертый свидетель показал, что имен-
но обвиняемый стрелял в американского президента
Джона Кеннеди в Далласе из канализационного люка,
и клялся, что узнал его в лицо, потому что сам сидел в
том же люке с той же целью.
Голос, принадлежавший судье, объявил, что со-
став преступлений против всех существующих госу-
дарств доказан и настала пора вынесения приговора.
В палате раздался шум, свист, выкрики. «Разорвут
парня психи», — услышал я тихий шепот, как мне по-
казалось, санитара Володи, и тот же голос, но уже
звучно и уверенно произнес:
«Товарищи! Среди нас находится вождь пролетар-
ской революции Владимир Ильич Ленин. Я предла-
гаю: пусть приговор вынесет лично товарищ Ленин!
Он — вождь, ему виднее». Все зашумели: «Конечно,
пусть это сделает товарищ Ленин!» Я поднял глаза, за-
туманенные от слез, и посмотрел на подсудимого. Он
сидел на стуле, и Андриаполис крепко держал его ру-
кой за одно плечо. За второе плечо подсудимого креп-
ко держал санитар Володя. Наши взгляды, мой и под-
судимого, скрестились. И вдруг я увидел, как подсуди-
мый начал вставать. Да, этот хрупкий человек,
которого я мысленно окрестил «шибздик», вставал,
преодолевая сопротивление сразу двух наваливших-
ся ему на плечи санитаров. В его глазах было столько
ненависти ко мне — вождю вот этих голодранцев, на-
— 174 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
зывающих себя мировым пролетариатом, и столько
внутреннего достоинства, что я невольно отпрянул.
«Аминазин!» — крикнул Андриаполис, предвидя, что
больной будет буйствовать. «Не надо аминозин, —ти-
хо, но твердо произнес шибздик. — Я — кадровый
офицер Его Императорского Величества. Я хочу вы-
слушать приговор стоя». Лицо его было белым, а
взгляд — непреклонным.
Как должен был ненавидеть такой взгляд товарищ
Ленин! Он сам никогда не нашел бы в себе мужества
вот так достойно и прямо смотреть в глаза тому, кто
способен полновластно распорядиться его жизнью.
Поставив себя на место Ленина (исключительно по
системе Станиславского), я завопил: «Расстреливать!
Надо как можно больше расстреливать!» Внезапно я
услышал голос деда, который спрашивал: «Владимир
Ильич, извините за скудоумие, «больше расстрели-
вать» — это как? Если мы эту офицерскую гниду, на-
пример, пять раз расстреляем, достаточно будет иль
нет? » «Расстреляйте его не пять, а двадцать пять раз,
батенька! — истерично закричал я. — А затем еще че-
тыре раза повесьте!» И вдруг тот же дед неожиданно с
ехидцей спросил: «А как, Владимир Ильич, относи-
тельно «Грабь награбленное»? Вот лично я задарма
эту гниду расстреливать не буду, да еще целых два-
дцать пять раз, да еще потом четыре раза вешать! Ду-
рака нашел, жид картавый! Ты мне сначала его носки
отдай!» — «А мне отдай подштанники!» — «А мне —
расческу!» — немедленно заорали остальные. Дальше
крики пациентов слились в сплошной гвалт и вся па-
лата двинулась к шибздику.
Я поймал на себе взгляд санитара Володи. Его глаза
говорили: «Сделай же что-нибудь, чучело! Мы тебя в
сумасшедший дом как приличного человека пригла-
— 175 —
Часть II
сили, а ты тут черт знает что заварил. Давай расхлебы-
вай!» И меня осенило! Я повернулся лицом к этой ди-
кой ненавистной Ленину — дворянину и землевла-
дельцу — толпе, толпе, которая ждала от него
разрешения на грабеж и кровь, и твердо недвусмыс-
ленно произнес: «Говнюки! Вам надо учиться, учить-
ся и учиться!»
Наступила такая тишина, какой не бывает даже на
Ваганьковском кладбище. Затем кто-то выронил из
рук на пол ножку стула, кто-то вытер с лица «офице-
ра» пот, дед снял с ног носки, которые успел экспро-
приировать у осужденного. Все безмолвно расселись
по своим кроватям, достали кто книжку, кто клочок
газеты, кто рецепт и углубились в чтение. Санитар Во-
лодя восторженно показал мне большой палец».
Сальвадор Дали слушал мой рассказ, по-прежнему
недоумевая, зачем ему все это надо знать. Он стоял,
опершись на трость, и закручивал свои знаменитые
усы, направляя их как можно точнее в сторону неба.
Я поспешил расставить точки над i. Поэтому сказал:
«А теперь самое главное. Приходилось ли вам, сеньор,
выходить из ворот сумасшедшего дома в пять три-
дцать утра? Приходилось ли вам при этом держать в
своих руках письмо к матери, написанное агентом
всех разведок мира за несколько минут до расстрела,
которое он просил отдать первой встреченной мною
женщине? Приходилось ли вам, сеньор, ощущать в
своем кармане пачку стихов, которые написал на тво-
их глазах тот, кто уверен, что он — Есенин? Он нака-
зал тебе передать их в издательство и немедленно вер-
нуться назад с водкой, сигаретами и Зинаидой Райх.
Приходилось ли вам, сеньор, прятать под нахлобучен-
ной на голову кепкой сухари, жвачку, растаявший
мармелад, которые пролетарии собрали своему вож-
— 176 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
дю — товарищу Ленину? Нет, я вижу, не приходи-
лось.
Вам не приходилось озираться вокруг себя, не-
вольно сталкиваясь с чужими взглядами. И если бы
пришлось, то вы бы знали, что чувствуешь в этот мо-
мент. В этот момент тобой овладевает страх. Точно та-
кой же страх, маэстро, который всегда присутствует в
вас. Этот страх происходит оттого, что ты один вышел
в пять тридцать утра из ворот сумасшедшего дома, а
эти люди, идущие тебе навстречу, сегодня оттуда не
выходили. Ты — другой, ты не такой, как они. Они —
иной мир. И ты понимаешь, что ты один в этом их
ином мире. И ты, болезненно всматриваясь в их глаза,
пытаешься прочесть в них: а знают ли обладатели
этих глаз, откуда ты вышел сегодня в пять тридцать ут-
ра? И в какой-то момент тебе кажется, что они, конеч-
но же, все знают, но до поры не станут ничего пред-
принимать. И тогда тебя ледяным холодом обжигает
вопрос: «А что они предпримут, когда придет эта по-
ра — этот час? Что они с тобой сделают?» Приходи-
лось ли вам, сеньор, сидеть на местах, предназначен-
ных для пассажиров с детьми и инвалидов, потупив
глаза, и пытаться угадать, на какой станции этот час
пробьет, на какой станции они с тобой «это» сделают?
А теперь вы можете представить себе, сеньор, что
будет, если в этом вагоне окажется человек, который
подойдет к вам и скажет: «Я знаю, что ты—другой. Но
я не дам тебя им в обиду. Я — твой защитник и пово-
дырь в их ином мире. Но в благодарность ты будешь
делать то, что я прикажу». Вы согласитесь, сеньор, вы
с радостью согласитесь. А дальше вы будете залезать в
карманы пассажиров, вы будете отнимать у матерей
младенцев и пить их кровь. Вы будете творить ужас-
ное! Творить, содрогаться от содеянного и снова тво-
— 177 —
Часть II
рить. Это ад! Вы будете жить в аду, сеньор. Почему
«будете»? Вы сейчас живете в этом аду».
Гала поняла, что это камень в ее огород, хотела
что-то сказать, но Дали жестом приказал ей молчать.
Легендарный маэстро, хотя и взирал на меня с над-
менным выражением лица, но после услышанных
слов невольно кивнул головой в знак согласия. Обод-
ренный таким жестом, я спросил: «А знаете ли вы,
сеньор, кто является избавителем от этого мерзкого
страха, который охватывает тебя, одиноко сидящего в
вагоне метро в ожидании расправы?» Дали едва за-
метно пожал плечами. «Им является Володя — сани-
тар из той же психбольницы, из той же палаты, где эту
ночь провел ты. Вот он после ночного дежурства вхо-
дит в тот же вагон, где ты сидишь в ожидании конца, и
твой страх в мгновение испаряется. Ты понимаешь:
существует не один (как только что казалось), а два
мира. Один мир — это сидящие вокруг люди, которые
не выходили сегодня в пять тридцать утра из ворот су-
масшедшего дома, а второй мир — это ты и Володя —
те, которые оттуда вышли. В этом, втором, мире охот-
но берут к передаче письма, написанные резидентом
всех разведок, в этом мире прячут на груди стихи, на-
писанные при тебе самолично Сергеем Есениным, в
этом мире кидают в кепку жвачку и мармелад, пред-
назначенные конкретно для товарища Ленина. И этот
наш второй мир нисколько не меньше, чем мир пер-
вый, и уж тем более не хуже его. Он тоже имеет право
существовать. Да еще какое право!
Санитар Володя натыкается на тебя взглядом.
Подмигиваешь ему. Он подмигивает в ответ и заго-
ворщицки крутит пальцем около своего виска. Ты то-
же прикладываешь палец к виску и совершаешь та-
кие же вращательные движения. Затем вы оба кричи-
— 178 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
те так, чтобы слышал весь вагон: «Мы только что
вышли из дурдома!» Весь вагон съеживается, прячет
глаза и напряженно ждет своей участи, как только что
ее ждал ты.
А теперь, сеньор, подведем итог. Вам надо встре-
тить своего «санитара Володю» — человека, у которо-
го, как и у вас, накануне появления на свет умер брат,
кого, как и вас, донимают причудливые сны. Тогда вы
почувствуете, что вы не один, у вас исчезнет страх и
вам будет не нужен поводырь, который сейчас толка-
ет вас на убийство».
«Мне негде взять такого «санитара Володю», —
хмуро ответил Дали. Гала вдруг истерично закричала:
«Людей, как ты, не бывает вовсе! Ты — один! Один!»
«Нет, не один, — сказал я. — Есть и у вас «санитар Во-
лодя», правда, это девушка, она живет в Москве, ее зо-
вут Зинаида».
Дали продолжал надменно смотреть на меня.
Я уже знал, что те, кто в душе постоянно испытывает
страх, именно так и смотрят, поэтому простил ему
этот взгляд, повернулся спиной, разделся и бросился
со скалы в воду. Я преспокойно плескался в море,
зная, что загадочный маэстро теперь не посмеет под-
нять на меня руку. Ему не до меня, ему надо что-то
сделать со своей жизнью.
По возвращении из Испании мы с Зинаидой и
группой ее друзей сплавлялись на байдарках по гор-
ной реке. Опыта сплава у меня не было, и, сидя в од-
ной байдарке с видавшей виды Зинаидой, я старатель-
но выполнял ее команды. Благо речушка для жизни
была не опасная. Но так казалось лишь на первый
взгляд.
— 179 —
Часть II
Рев порога ты начинаешь слышать внезапно и не
успеваешь перестроиться с расслабленного состоя-
ния на сосредоточенное. Впереди ревет, разбиваясь о
камни, вода, а ты продолжаешь с упоением рассмат-
ривать окружающую природу. Вот и мы, разгорячен-
ные солнцем, вошли было в порог без просмотра, что
называется, с марша. Единственное, что привлекло
наше внимание и заставило сбавить темп, — это оби-
лие абсолютно одинаковых голубых табличек, кото-
рыми пестрели вокруг все скалы. Каждая из байдарок
пришвартовалась к скале, и ее команда устремила
свои глаза на голубые таблички. Надписи на них оше-
ломили. Они гласили о том, что в этом пороге тако-
го-то числа трагически погиб тот-то и тот-то.
Молодежь засуетилась. Решили разбить лагерь и
изучить порог. Кто-то предложил немедленно сбегать
в населенный пункт за самогоном. Побежали чуть ли
не все. Я остался сторожить лагерь. Была жара, хоте-
лось купаться. Но течение было быстрым, многочис-
ленные камни — острыми, и я не нашел возможности
не только переплыть речку, но и вообще войти в нее.
Молодежь, вернувшись из села, конечно же, перебра-
ла, начались пустые пьяные разговоры, кто кого ува-
жает, а кто кого — нет. Зинаида, которая ничего не
пила, ушла в палатку спать, а я отошел от лагеря мет-
ров сто и стал смотреть на реку.
Была настоящая южная ночь — темнота, хоть глаз
выколи. Из-за бежавших по небу туч изредка появля-
лась луна, освещала все вокруг голубоватым холод-
ным светом и опять исчезала. В эти короткие периоды
появления ночного светила мне были видны скалы на
противоположном берегу, огромные камни в русле
реки и, конечно же, черные потоки воды, с ревом раз-
бивающиеся о них. Разбиваясь, они мгновенно по-
— 180 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
крывались пеной, как белым кружевным саваном.
Набегали облака, и снова становилось не видно ни
зги.
В один из таких периодов кромешной тьмы я вдруг
отчетливо услышал девичий смех, и не где-нибудь, а
прямо посередине реки. «Этого не может быть! Мне
померещилось, — мелькнуло в голове, — оказаться в
середине реки, среди бурлящей воды и камней, да
еще ночью — это верная смерть для сильного пловца,
а не то что для хрупкой девушки. Нет, это кто-то из
девчонок захохотал в лагере. Звук отразился от про-
тивоположной скалы и вернулся ко мне как будто бы
с середины реки. Ну, в самом деле, кто может хохо-
тать в воде?» Луна выглянула вновь, и я увидел, что
посередине реки и впрямь никого не было. Но зато,
когда луна исчезла опять, я услышал совсем рядом
плеск воды, который издают руки плывущего челове-
ка, а затем раздался низкий грудной голос: «Подай
мне руку, Сережа». Голос принадлежал девушке.
«Может, это Зинаида, — мелькнуло в голове, — может
она не захотела спать, а пошла купаться?» Воодушев-
ленный такой догадкой, я протянул руку куда-то во
тьму.
Я, конечно, ожидал, что моя рука будет подхвачена
мокрой холодной ладонью (а какой еще могла быть
ладонь, если ее обладательница переплыла реку?). Но
то, что я ощутил, повергло меня в шок. Рука, которая
цепко схватила мои пальцы, была, во-первых, горя-
чая, а во-вторых, абсолютно сухая. «Тяни!» — послы-
шался все тот же голос. Я потянул на себя чье-то лег-
кое тело, и оно оказалось на берегу. «Кто бы это мог
быть? » — гадал я в кромешной тьме. В этот момент лу-
на вынырнула из-за туч и осветила стоящую передо
мной нагишом девушку, причем с абсолютно сухими
— 181 —
Часть II
волосами. Последнее обстоятельство заинтересовало
меня куда больше, чем обольстительные формы.
— Это ты хохотала посередине реки? — задал я во-
прос.
Ответ был:
— Я.
— А почему у тебя сухие волосы, если ты переплы-
ла реку? — поинтересовался я.
— Аты спроси, кто я такая, — спокойным голосом
ответила девушка, — и сразу все поймешь.
— Да, действительно, — спохватился я. — Кто ты
такая?
— Я Мирослава, — прозвучало в ответ.
— Что за чертовщина? Какая Мирослава? — Я от
неожиданности опешил.
— Я — Мирослава, — повторила девушка, — сест-
ра Зинаиды. Та, которая поклялась родить тебе девоч-
ку. Правда, я подросла со дня нашей последней встре-
чи. — В нашем мире время течет быстрее. Спасибо за
цветы.
— Какие цветы?
— Ты подарил их Зинаиде, а затем на кладбище пе-
редарил мне. Оставил около памятника после поце-
луя. Теперь вспомнил? Признаюсь: я очень рада, что у
тебя ничего не было с этой Гала.
Прохождение порога было детально разработано:
намечена схема движения лодок, очередность движе-
ния, система страховки. Но без эксцессов не обош-
лось. Зинаида сидела в байдарке на капитанском мес-
те — сзади, меня же, «чайника», посадила на место
матроса — спереди. Не было учтено то, что я ношу оч-
ки, поэтому первый же вал, перехлестнувший нос
судна, залил мне стекла. Я не заметил появившийся
— 182 —
Сон, навеянный полетом пчелы...
впереди камень, нас ударило об него носом, разверну-
ло и бортом понесло на «жандарма» — так называют
скалу, стоящую по центру реки. Удар о такую скалу
означает смерть для обоих членов экипажа. Я видел,
как рассвирепевший поток несет нас прямо на гра-
нитную глыбу, представил голубую табличку, над-
пись на ней: «Здесь погибли Сережа и Зина», и за-
крыл глаза.
Открыл глаза я исключительно из любопытства:
по моим расчетам, я уже должен быть где-то в раю или
на худой конец в параллельном мире, но ничего этого
не было. Я посмотрел впереди себя и увидел, как из
воды простиралась чья-то рука, твердо держа судно за
нос. Я не видел лица, но рядом с рукой по ветру разве-
вались волосы — абсолютно сухие! Рука отвела бай-
дарку от «жандарма», направила в другой, безопас-
ный поток, послала воздушный поцелуй и скрылась
вместе с копной волос в бурлящей пучине. Я усердно
заработал веслами, стараясь удержать судно в спаси-
тельном для нас потоке. За спиной раздался голос Зи-
наиды: «Как тебе удалось развернуть судно? Оно ведь
с твоего места не управляется». Я не знал, что отве-
тить, поэтому и не стал отвечать.
В Москве мы с Григорьичем продолжили свой биз-
нес на Ваганьковском кладбище — прерывали бере-
менность на любом сроке без операции. Я, конечно,
захотел отблагодарить Мирославу за свое спасение,
купил огромный букет красных роз и положил ей на
могилку. Постоял, повспоминал наши свидания в од-
ном параллельном мире, в другом, и пошел к выходу.
Неожиданно навстречу мне вышла Зинаида, и не
одна! С ней был молодой человек. Он невесть откуда
возник, когда мы собирались сплавляться по реке.
Он — несуразный, трепетный — еще в походе бросал
— 183 —
Часть II
на нее грустные нежные взгляды и не решался ухажи-
вать, потому что она была со мной. Юноша был откро-
венно высокого роста, а Зинаида — маленькая. Еще в
походе у меня промелькнула мысль: «Это была бы
трогательная пара». Сейчас они держали друг друга
за руки, напряженно, неуверенно, как младшие
школьники. Мелькнул вопрос: кого напоминает мне
этот парень? Ба, Сальвадора Дали!
Одинокий маэстро нашел ту, про которую я ему
рассказал тогда в параллельном мире.
Увидев меня, Зина поспешно выдернула свою ла-
донь из его руки и вся внутренне съежилась. Ее про-
вожатый тоже был готов к любой развязке. Я шел им
навстречу. Расстояние сокращалось. Напряжение
росло. Неожиданно мне на глаза попался железный
бак, в который работники кладбища собирают листья.
Бак почему-то стоял перевернутый вверх дном. Он
вдруг напомнил мне башню броневика на Финлянд-
ском вокзале. Я тут же вспомнил себя в сумасшедшем
доме в образе вождя мирового пролетариата, легко
вскочил на бак, а когда молодые люди поравнялись со
мной, выкинул вперед правую руку и, характерно
картавя, выкрикнул: «Верной дорогой идете, товари-
щи!»
Юноша, который так напоминал мне Сальвадора
Дали, облегченно вздохнул. Это был не просто вздох
облегчения. Было ясно: наконец-то великий маэстро
обрел долгожданные покой и счастье.
Экскрементальный талант
Оказывается, я вовсе не вылетел в окно. Вернее, я
вылетел не в окно, а слетел с полки, когда поезд резко
затормозил. «Смоленск, — закричала на весь вагон
проводница. — Стоим тридцать минут». «Нужно обя-
зательно «взять»!» — спохватился Мишка Мухин. Он
был почему-то трезв и поэтому чувствовал себя не-
комфортно. Но какой надо было подвергнуться пыт-
ке, чтобы лицезреть в купе пьяного Мухина, а самому
быть трезвым до самой Москвы. Поэтому каждый из
присутствующих мысленно повторил фразу Мухина:
«Нужно обязательно «взять»!» Все вывалились на
перрон и каждый пошел в свою сторону с одной и той
же целью. «Куда надо идти, чтобы «взять»? — нагнав
меня, спросил Витя Чернов. Он — сын алкоголика —
не знал, где «взять» в чужом городе, а я — сын абсо-
лютно непьющих людей — знал. Я чувствовал, что
взошла моя звезда — пробил мой час! Сначала я долго
и глубокомысленно молчал, а потом кивнул головой в
сторону профессорского сына: «Для этого есть Миш-
ка Мухин — умный человек». В это время «умный че-
ловек» беспомощно метался по платформе, боясь
пойти в неправильном направлении. И тогда Витя ска-
зал: «Быть умным — это не значит дать за одну минуту
ответ на вопрос в передаче «Что? Где? Когда?» Быть
умным — это суметь в абсолютно чужом городе за
Часть III
полчаса «взять» и не опоздать на поезд. Серега, я чув-
ствую, что ты один знаешь, как это сделать». Я оценил
комплимент, сделанный мне Витьком, и указал на от-
ливающие золотом купола Смоленского кремля.
Откуда знал это я — сын непьющих людей? — Я
это знал, потому что у меня в жизни был Учитель.
Учитель — без меры образованный человек — пре-
следовал, конечно, какую-то свою цель, когда стре-
мился показать мне красоты Великой Руси. Что это
была за цель, — мне неведомо. Но каждое или почти
каждое воскресенье Учитель сажал меня на велоси-
пед и мы крутили педали в направлении какого-ни-
будь белокаменного храма или дворянской усадьбы.
Но метров за двести-триста до храма или усадьбы
Учитель обязательно прерывал наше движение и за-
давал вопрос: «Сергей, куда мы сначала направим
свои стопы: к красотам Руси или в винно-водочный
магазин, который находится неподалеку? » «Я во всем
следую за вами, Учитель», — смиренно отвечал я.
И впрямь, рядом с любой жемчужиной русского зод-
чества обязательно находился винно-водочный мага-
зин, и Учитель направлял свои стопы именно в него.
Поэтому я до сих пор не знаю, когда построен храм
Покрова на Нерли, не знаю, кто владел усадьбой Му-
раново, не знаю, через какие ворота можно попасть в
Троице-Сергиеву лавру. Но я знаю, что не далее чем в
двухстах метрах от любого памятника старины есть
магазин, где, естественно, можно «взять».
Нет, в те тяжелейшие времена застоя и стагнации
препятствия на предмет «взять», конечно, были. То-
гда ни одна нога не направлялась к храму или музею,
пока не отстоит километровую очередь в винно-во-
дочный магазин. Тогда отношения у народа со своей
историей и культурой были такие: сначала «взять»,
— 188 —
Экскрементальный талант
а уже потом поклониться деянию своих отцов и дедов.
Не всем удавалось «взять», поэтому и не все кланя-
лись. Вот и ответ, почему, приближаясь к любой свя-
тыне, я всегда испытывал волнение: удастся ли ей по-
клониться? Что означало, удастся ли сначала «взять» ?
Но со мной был Учитель. Он, замешавшись среди ты-
сяч людей на ступенях винно-водочного магазина,
спустя несколько мгновений уже стоял рядом, глаза
его горели лукавством, он вопрошал: «Сергей, ты ви-
дел эту многотысячную очередь?» Я утвердительно
кивал головой: «Видел, Учитель». И тогда он торжест-
венно распахивал свою учительскую мантию, извле-
кал из нее сосуд и объявлял: «А я взял!» Вот такой у
меня был Учитель.
Поэтому сейчас в ответ на Витин вопрос, где мож-
но «взять» в незнакомом городе, я, не задумываясь,
указал на отливающие золотом купола Смоленского
кремля. Я был уверен, что в двухстах метрах от святы-
ни обязательно находится винно-водочный магазин.
Магазин рядом с кремлем и впрямь был. «Учение мое-
го Учителя всесильно, потому что оно верно», — мыс-
ленно произнес я. Мы «взяли».
До отхода поезда оставалось десять минут, и мы
кинулись ловить такси. Поймали частника. Витек ска-
зал: «Гони на вокзал с предельной скоростью! Опо-
здаешь к поезду — по стеклу размажу!» Водитель по-
гнал. По дороге мой друг размышлял, любовно гладя
то, что приобрел в непосредственной близости от
кремля: «Согласись, Серега, это очень приятно — чув-
ствовать себя самыми умными. Ведь никто, наверняка
не «взял», даже Мухин. А мы «взяли»!» Я не успел ут-
вердительно кивнуть, как раздался визг тормозов и я
куда-то полетел — опять в параллельный мир. Послед-
— 189 —
Часть III
ним словом, которое неслось мне вдогонку, было: «Га-
ишники!»
Я снова оказался в каком-то городе, но теперь не
один, а с Витьком.
Первое, что бросилось в глаза, — это огромное ко-
личество сотрудников автоинспекции. То есть ровно
половина находящихся на улице людей была в штат-
ском, а вторая половина — в форме автоинспекторов.
— Может быть, здесь проходит какой-нибудь слет
или стажировка гаишников, — с недоумением сказал
я Витьку.
Но он ничего не успел ответить, потому что мы оба
увидели, как со всех сторон в направлении нас бежа-
ли люди в форме сотрудников автоинспекции с же-
лезными бляхами на груди. Это означало, что в на-
стоящий момент они находятся при исполнении слу-
жебных обязанностей. Но больше всего нас поразило
то, что они бежали хотя и с разных сторон, но явно на-
перегонки — соревнуясь, кто первый достигнет же-
ланной цели. Первым нас настиг усатый мордастый
гаишник с длинным загнутым вниз носом, напоми-
нающим орлиный клюв. Как только он, запыхавшись,
взял под козырек, остальные «соревнующиеся» оста-
новились, с досадой плюнули наземь, повернулись
спиной и пошли каждый в свою сторону.
Представившись, носатый гаишник торжествую-
ще спросил:
— Где, молодые люди, ваши номерные знаки? По-
чему отсутствуют «поворотники»? Почему не вклю-
чены «габариты», — ведь уже смерилось?
Мы недоуменно молчали.
— А кстати, — продолжал рычать усатый мент, —
где талон осмотра вашего личного технического со-
стояния?
— 190 —
Экскрементальный талант
— Но ведь мы же не на машине! — удивленно вос-
кликнул я. — Мы пешком!
— Да я не слепой, я вижу, что пешком, — насмеш-
ливо произнес гаишник — Предлагаю вам проследо-
вать в ближайшую служебную машину (Таких машин
мой взгляд отметил вокруг великое множество.)
Я тут же вспомнил заповедь своего друга-таксиста:
«Если тебя остановил гаишник, немедленно доставай
деньги». Я преднамеренно не сделал ни одного шага в
сторону служебной машины, а полез в карман и дос-
тал из него всю наличку. Правда, я еще попытался по-
торговаться и пролепетал что-то вроде «мы сами не
местные, законов ваших не знаем...»
— Незнание законов не освобождает от ответст-
венности! — отрезал гаишник, забрал все деньги и,
тут же потеряв к нам интерес, стал как шакал рыскать
по площади наряду с десятками таких же людей в
форме автоинспекторов.
Мы с Витьком зашли в бар. Денег после вышеопи-
санной встречи у меня больше не было, а у Витька их
не было никогда. И тем не менее мы присели за стой-
ку, чтобы прийти в себя после произошедшего. Бар-
мен, видимо, наблюдавший за нашим общением с со-
трудником автоинспекции через разноцветную вит-
рину своего заведения, отнесся к нам как нельзя
снисходительнее — вместо обычного в таких случаях
обращения «либо заказываем — либо уходим», он
протянул нам по стакану томатного сока, заявив, что
это угощение от хозяина. А затем, внимательно ос-
мотрев нас, он с недоумением сказал:
— Вы, ребята, как будто бы из другого мира.
Мы стали осматриваться и поняли, что действи-
тельно мы находимся в каком-то не совсем понятном
для нас окружении.
— 191 —
Часть III
Начнем с того, что в баре не было ни одного чело-
века в форме автоинспектора — все были в штатском.
На всех присутствующих без исключения были но-
мерные знаки спереди и сзади, почти такие же, как на
машинах, только поаккуратнее, а на женщинах эти
знаки были даже в обрамлении украшений, например
в недорогих искусственных бриллиантах. На всех по-
сетителях бара спереди и сзади были лампочки — ука-
затели поворота, фары и габаритные огни. От каждо-
го из сидящих обязательно тянулись проводки: у муж-
чин — к кейсам, у женщин — к сумочкам, где, по всей
видимости, находились аккумуляторные батареи. По-
сетители, прежде чем выйти из бара, включали фары,
габаритные огни и, конечно же, начинали мигать «по-
воротниками», если, выйдя из дверей, намеревались
направиться не прямо, а, например, вправо или влево.
Между собой находившиеся в баре говорили исклю-
чительно об одном: как изменились правила дорож-
ного движения с ноля часов сегодняшних суток по
сравнению с тем, что было накануне.
От всего увиденного нас с Витьком просто оторопь
взяла. Мы сидели за стойкой, тупо пили томатный сок
и не знали не только что делать, но и что сказать друг
другу по поводу всего произошедшего. За окном, ос-
вещенный прожекторами, был отчетливо виден вели-
чественный Смоленский кремль — тот самый кремль,
в двухстах метрах от которого мы только что взяли
кое-что в винно-водочном магазине. Было ясно, что
мы в Смоленске. Но это был какой-то совсем другой
город, не тот, к вокзалу которого двадцать минут на-
зад подошел наш поезд. И я, будучи умудренным опы-
том, догадался, что опять попал в параллельный мир,
правда, теперь уже не один, а с Витьком.
— 192 —
Экскрементальный талант
В этот момент дверь бара отворилась и в нее во-
шел, вернее, ввалился человек — вид его был ужасен.
Нет, одет он был более чем респектабельно: серый
костюм от «Армани», галстук от «Живанши», на руке
были часы «Ролекс», но в его анальное отверстие был
загнан тот самый жезл, которым автоинспектор ука-
зывает водителю необходимость остановиться. Жезл
был загнан в тело ровно наполовину своей длины, и
темно-бордовая кровь уже успела как следует испач-
кать дорогие брюки. Ввалившись в дверь, человек
упал на пол и уже на четвереньках пополз к стойке
бара.
— Последний в моей жизни стакан канадского
виски — любимого виски председателя КГБ товари-
ща Андропова! — из последних сил выкрикнул он,
а затем прошептал серыми, как асфальт, губами: —
За счет хозяина заведения, — и уточнил: — Это мне
положено по закону!
Бармен без возражений наполнил стакан и, выйдя
из-за стойки, поставил его на пол перед страдальцем.
— Что-то вас много сегодня таких, которые за счет
хозяина, — безразлично бросил он. — Прямо перед
тобой вот два пацана заявились и тоже пьют за счет
хозяина. — Бармен показал на нас с Витьком.
Новый посетитель не мог сесть за стойку, посколь-
ку ему в зад был загнан милицейский жезл, поэтому
он направился в нашу сторону на четвереньках, акку-
ратно двигая перед собой стакан, до краев наполнен-
ный виски.
— Парни! — зашептал он, когда расстояние между
нами стало равным диаметру стакана. — Я вижу, по
отсутствию на вас «габаритов» и номерных знаков,
что вы совсем из другого мира. Сейчас я допью свой
виски и тоже отправлюсь в мир иной. Может быть, мы
— 193 —
7-1736
Часть III
никогда и нигде больше не пересечемся, поэтому я
умоляю вас выполнить последнюю просьбу умираю-
щего разведчика, получившего звание генерала в
мирное время. Умоляю вас, парни, свергнуть сущест-
вующий режим! У меня есть на это деньги, но нет, как
говорится, рабочих рук.
— Ачто это за режим, — поинтересовался Витек.
— Вы, что не знаете, что в России к власти вместо
разведчиков пришли гаишники?! — изумленно вос-
кликнул генерал в штатском.
Витек с досадой стукнул кулаком об стол:
— Теперь понятно, почему все люди передвигают-
ся с номерными знаками и габаритными огнями,
словно они не люди, а автомобили!
— Я вижу, что вы и в самом деле ничего не знае-
те! — тяжело вздохнул умирающий. — Ну что же?
Тем лучше!
Он даже попытался по привычке, потереть от удо-
вольствия руки, но забыл, что в теперешней ситуации
они у него были передней опорой, и, оторвав их от по-
ла, он едва не упал лицом в последний в своей жизни
стакан виски.
— Тем лучше! — повторил он, когда вновь придал
своему телу устойчивое положение. — Вам, как по-
сторонним, ‘этот режим непривычен, а значит, осо-
бенно ненав'истен, и вы с охотой возьметесь за дело в
отличие от тех, кто приспособился при нем жить. Мои
часы сочтены, но я успею вам рассказать, что и как на-
до делать. Но сначала о том, как мы дошли до такой
жизни.
Мужчина сделал пару глотков из стоящего перед
ним стакана и продолжал:
— Вы же знаете, за кого у нас в стране голосуют
люди. Они голосуют за кого угодно, но не за тех, кто
— 194 —
Экскрементальный талант
властвовал накануне. А накануне у власти были мы —
разведчики. Вот на следующих выборах народ и про-
голосовал за кого угодно, но не за нас. Так и подверну-
лись гаишники. Они бессовестно пообещали народу
многое! И штрафы отменить, и пьяных водителей дос-
тавлять домой средствами автоинспекции и даже уго-
щать «на посошок» тех, кого останавливали для про-
верки документов, угощать опять же за счет ГАИ. На-
род им поверил и вручил власть. А уж тут такое
началось!
Собственно, началось все с того, что они — гаиш-
ники, как некогда и мы — разведчики, создали пар-
тию власти и принудили всех вступать в нее. Шагу
нельзя было ступить, если ты не состоял в партии вла-
сти. Ребенок не мог сдать куртку в школьный гарде-
роб, если его отец не состоял в партии власти. У себя
дома в туалет нельзя было сходить, если ты не принад-
лежал партии власти. А что значит, по-ихнему, при-
надлежать партии власти? Это значит тоже стать га-
ишником. И, как говаривал один политический дея-
тель, процесс пошел.
Генерал разведки, стоя на четвереньках перед ста-
каном виски, снова сделал из него два глотка и про-
должал:
— А процесс, парни, шел следующий. Все населе-
ние страны за год-два стало гаишниками. И наступил
экономический кризис. На чем держалась экономика
гаишного государства? На штрафах. Те, кто на доро-
гах были в форме, штрафовали тех, кто на дорогах в
форме не был. Штраф брали себе — тем и жили. Но
когда гаишниками стали все, штрафовать стало неко-
го. Надвигался голод. Готовились вновь объявить де-
фолт. И вдруг нашли выход — выходить на дежурство
строго поочередно: сегодня одна половина страны на-
— 195 —
т
Часть III
девает форму автоинспекторов, цепляет нагрудный
знак и берет в руки жезл, а вторая ее половина стано-
вится гражданским населением. Первая половина
штрафует вторую и за счет этого кормится. Но на сле-
дующий день все мёняется: вторая половина населе-
ния надевает форму, берет в руки жезл, штрафует
первую и живет за ее счет. Но и здесь ждал подвох.
Население — оно ведь хитрое: в те дни, когда люди
снимали с себя форму, они просто не садились на ав-
томобили, чтобы их нельзя было штрафовать, а ходи-
ли пешком. Штрафовать опять стало некого. Опять
надвигался голод, опять заговорили про дефолт. И то-
гда гаишное государство приняло закон: пешехода с
автомобилем уравнять в правах и, естественно, в обя-
занностях. И уравняли. Вот почему на каждом граж-
данине нашей великой страны висит номерной знак,
«поворотники», фары и «габаритки». Вот почему он
должен в точности соблюдать правила дорожного
движения, даже двигаясь по тротуару. Кстати, на тро-
туаре появилась разметка: сплошные полосы, знаки
левого поворота, знаки, запрещающие этот поворот;
везде развесили «кирпичи» и ограничители скорости.
Для пешехода ввели осмотр его технического состоя-
ния. Подметки пешехода должны быть не стоптаны,
очки на глазах — не тонированы. Главным принци-
пом жизни в России объявили торжество закона: на-
рушил правила — плати, не заплатил — пеняй на се-
бя — без поблажек, без исключений. И вот сегодня я,
генерал разведки, стал жертвой «торжества закона».
«Это возмутительно, — негодовал Витек. — Так по-
ступить с заслуженным разведчиком! Как такое мог-
ло произойти?» Заслуженный разведчик сделал еще
глоток из своего стакана и продолжал:
— 196 —
Экскрементальный талант
— Ну, вы, конечно, знаете, молодые люди, где у ав-
томобиля замеряют содержание СО — у выхлопной
трубы. Нетрудно догадаться, в каком месте стали за-
мерять содержание СО у пешехода. Так вот, у меня
сегодня содержание СО в «выхлопных газах» вдвое
превысило норму. По закону я должен был заплатить
штраф. Однако с утра я надел светский пиджак и за-
был переложить в него деньги из пиджака форменно-
го — пиджака сотрудника автоинспекции, который
носил вчера. Со мной поступили согласно закону: на-
рушил — плати, не платишь — умри. Причем отправ-
лять в мир иной тех, у кого содержание СО превыша-
ет норму, разрешено только одним способом. — Стра-
далец в костюме от «Армани» указал кивком головы
на свой зад, из которого торчал милицейский жезл.
«Товарищ генерал! — перебил его Витек. — Разре-
шите мне отомстить за вас этому гаишнику! Я его раз-
мажу, как...» Генерал жестом остановил Витька. «Не
надо мстить одному человеку, — назидательно сказал
он, — надо покончить со всей системой». Разведчик
тяжело вздохнул, собрал остатки сил и заговорил
вновь: «Парни, наша страна несется в пропасть, я уж
не говорю к экономической, — к гуманитарной ката-
строфе. Дети не читают других книг, кроме Правил
дорожного движения. Когда детей спрашивают, кто
такой Пушкин, они отвечают — заслуженный авто-
инспектор, он написал первые отечественные Прави-
ла дорожного движения, и его задавил Дантес, злост-
ный нарушитель этих правил. Причем наезд был со-
вершен на малолитражной машине французского
производства. Пушкиноведы-гаишники спорят, был
ли это «рено», или же это был «ситроен». И, конечно
пушкиноведы сходятся на том, что трагедия произош-
ла в Петербурге, у Черной речки. На это место моло-
— 197 —
Часть III
дежная организация будущих автоинспекторов «Еду-
щие порознь в одном направлении» ежегодно возла-
гает цветы и там же публично сжигает техническую
документацию на новые марки всех французских ав-
томобилей под свист и улюлюканье таких милых пе-
тербургских старушек».
После этих слов я с горя обхватил руками голову и
стал тупо смотреть на стол. Витя уже давно метался в
ярости, как зверь в клетке, то сжимая, то разжимая
свои огромные кулаки. Генерала вдохновила наша ре-
акция на его рассказ, и он доверительным шепотом
произнес: «А теперь, парни, о том, как свергнуть ре-
жим». Мы с Витей сразу пододвинулись поближе к ге-
нералу. «От Смоленска идет узкоколейная ветка, —
продолжал разведчик, — она проложена через болота
и леса к бывшему аэродрому. С аэродрома давно ни-
кто не летает. Но рядом с ним есть деревенька.
В ней — винно-водочный магазин». При этом слово-
сочетании мы с Витей разом оживились. «В магазине
всегда есть плодово-ягодное вино. Оно из резервных
фондов федеральной службы безопасности. Если
взять бутылку этого вина, тут же у магазина ее вы-
пить, а затем пустую посуду подбросить вверх, то,
упав на землю, она горлышком укажет направление, в
котором надо искать разведшколу. Теперь вы поняли
меня? — Генерал поднял на нас глаза. — В смоленских
лесах затаились люди, которые не признали власть га-
ишников. Эти люди ждут своего часа. Вы с ними или
вы против них?» «С ними!» — хором ответили мы с
Витьком. Генерал повеселел: «Молодежь, кем вы меч-
таете стать в жизни?»
Витек аж вскочил со своего места: «Я, товарищ ге-
нерал, всегда мечтал стать разведчиком! Мечтал мо-
чить всех подряд, размазывать по стене, как мух, тех,
— 198 —
Экскрементальный талант
кого не любит Родина!.. Но с моей родословной туда
не берут, мой отец — хронический алкоголик, он ни-
где не работает, живет на иждивении то у одной бабы,
то у другой. С таким отцом в разведку для меня дверь
закрыта». «Я открываю для тебя эту дверь!» — сделал
широкий жест генерал.
— А ты кем хотел быть? — обратился он ко мне.
— Я хотел быть актером, — скромно ответил я. —
Но меня туда тоже не берут. Говорят, я слишком ум-
ный для театра.
— Пустяки! — махнул рукой в мою сторону гене-
рал, а затем торжественно обратился к нам обоим. —
Парни, ваши мечты сбудутся. Ты, — обратился он к
Витьку, — станешь знаменитым разведчиком-дивер-
сантом, невзирая на алкаша-родителя. Аты, — обра-
тился он ко мне, — утолишь свою жажду к лицедей-
ству, и этому не помешает твой интеллект. Ведь раз-
ведчик — это и лицедей, и мыслитель одновременно,
совсем не то, что актер из погорелого театра. Одним
словом, парни, — продолжал генерал, — я смело вру-
чаю вам судьбу Отечества. Сейчас полночь. У гаиш-
ников пересменка — одни сдают дежурство, другие
заступают, а значит, приблизительно полчаса царит
неразбериха. Воспользуйтесь! Дуйте на вокзал, сади-
тесь на «кукушку», ищите винно-водочный магазин,
покупайте «плодово-ягодное», пейте, подбрасывайте
вверх бутылку и шагом марш в разведшколу. Уверен:
ваши имена будут золотыми буквами вписаны в исто-
рию нашей Родины.
Незнакомец оперся на левую кисть, правой пожал
руку каждому из нас, затем взял стакан виски, залпом
выпил и упал замертво. Бармен нажал какую-то кноп-
ку. В зал вошли люди в синих комбинезонах с надпи-
— 199 —
Часть III
сью «Эвакуация автотранспорта и физических тел» и
унесли генерала.
Слушатели разведшколы — те, кто, по замыслу
зверски убитого генерала, должны были «покончить
со всей системой», были отнюдь не идейные борцы за
какую-то новую Родину. Это были люди, просто не
вписавшиеся в режим. Например, один из них был
дальтоник. Он какое-то время тоже работал автоин-
спектором, но поскольку он не различал цвета, то пы-
тался штрафовать граждан в тот момент, когда они
правил не нарушали, то есть двигались, как и положе-
но, на зеленый свет светофора. Дальтоник несколько
раз проиграл суды, выплатил компенсацию истцам,
оплатил расходы по судопроизводству и понял, что
ему при существующем устройстве общества, образ-
но говоря, ловить нечего, и подался в леса. Второй
«участник сопротивления» был хронический алкого-
лик. Он тоже пытался работать автоинспектором. Но
не мог выйти на работу без того, чтобы как следует не
хряпнуть. От этой привычки у него всегда двоилось в
глазах. Поэтому, когда он пользовался прибором для
замера скорости, то неизменно видел на мониторе не
одну машину, нарушавшую скоростной режим, а сра-
зу две, причем с одинаковыми номерами. Инспектор
ужасно радовался: еще бы, есть шанс получить штраф
с двоих! Он немедленно пытался остановить обоих
нарушителей. С этой целью он выскакивал на середи-
ну дороги, как ему казалось, между двумя параллель-
но движущимися машинами, а дальше начиналось са-
мое страшное: машины перед ним было две, а жезл в
руке был один, инспектор никак не мог принять ре-
шение, какой из двух параллельно движущихся ма-
шин дать сигнал прижаться к обочине, так, чтобы не
— 200 —
Экскрементальный талант
проиграть в деньгах. Обычно в таких случаях останав-
ливают ту машину, которая выглядит дороже, но эти
машины выглядели абсолютно одинаково. Нервное
напряжение в такие минуты было столь высоко, что у
инспектора сначала развился нервный тик, а затем
наступило и полное истощение психики. Чтобы вовсе
не сыграть в ящик, инспектор решил стать в неприми-
римую оппозицию к режиму и оказался здесь, в шко-
ле разведчиков и диверсантов.
Преподаватели школы были под стать ее слушате-
лям. Они тоже попробовали было вписаться в режим,
но у них это не получилось. Например, человек, кото-
рый в настоящий момент стоял за кафедрой, был вро-
жденный левша. К моменту, когда к власти в России
пришли гаишники, он не успел научиться обслужи-
вать себя правой рукой, поэтому милицейский жезл
вынужден был держать рукой левой. Но в этом случае
ему приходилось стоять спиной к движущемуся пото-
ку машин, что вообще лишало его возможности ви-
деть нарушителей. Он одним из первых почувствовал,
что при новом режиме просто обречен на голодную
смерть, подался в леса и возглавил заведение, которое
по замыслу нашего вчерашнего знакомца должно бы-
ло стать опорной точкой для свержения антинародно-
го режима.
Сейчас он стоял за кафедрой и с пеной у рта кри-
чал:
— Молодежь! Я хочу, чтобы ваши сердца бились в
унисон с моим. Если бы я мог вложить в вас свое серд-
це, я бы этими руками разорвал грудь, вынул бы из
нее бьющийся комок и отдал его любому из вас, кто
пришел сюда, пришел для того, чтобы опрокинуть не-
навистный режим, а для этого стать настоящим раз-
ведчиком и настоящим диверсантом. Съешьте мое
— 201 —
Часть III
сердце, если это поможет вам с той же яростью про-
должать дело, которое начал я!
Зал встал и зааплодировал. Человек за кафедрой
выждал паузу и продолжал:
— Теперь о том, что такое разведка, а главное, что
такое диверсия в ее современном понимании. Нет,
молодежь, диверсия — это не мешки с гексагеном, ос-
тавленные в припаркованных автомашинах у постов
ГАИ, это выстрелы снайперов. Народ, который сам
себе выбрал власть, в этом случае нас не поймет и не
пойдет за нами. Сегодня диверсия — это в первую
очередь разрушение веры в тех, кто стоит у руля сис-
темы: в стране, в городе, в селе. Диверсия — это их то-
тальная дискредитация. В стране объявлено торжест-
во закона, так вот, нужно показать всем, что люди,
стоящие у руля, ни в грош не ставят те законы, те пра-
вила, которые сами же создали и которые заставляют
соблюдать других.
Зал снова стоя зааплодировал. Оратор вновь вы-
ждал, пока аплодисменты смолкнут, и подвел итог:
— Таким образом разрушение веры в апологетов
системы разрушит у народа веру в правильность вы-
бранного им пути.
— Толковый мужик! — воскликнул Витек и попы-
тался было снова начать хлопать в ладоши, но возбуж-
денный преподаватель жестом остановил его и про-
должил вещать, но теперь он выделил из слушателей
одного Витька и обращался уже только к нему. Ах, ес-
ли бы он знал, чем обернется для него этот выбор!
— Друзья! — с пеной у рта вещал оратор. — Ни
один искусный лектор, даже я, не сможет дать вам тех
знаний, которые вы обретете в процессе практиче-
ской работы диверсанта. Поэтому, после того как я за-
— 202 —
Экскрементальный талант
кончу говорить, вы все немедленно отправитесь со-
вершать свои первые задания.
Зал оживился, и у моего друга тоже радостно заче-
сались ладони.
— В чем смысл заданий? — продолжил педагог. —
Их смысл в том, чтобы, выбрав самых рьяных сторон-
ников так называемого торжества закона, — апологе-
тов режима, спровоцировать их этот закон нарушить.
Как это сделать? Надо заставить этих апологетов со-
вершить шаг, который бы шел с этим законом враз-
рез, заставить пойти на поводу не у разума, а у сердца.
Педагог злорадно захихикал, а затем продолжил:
— Акт измены надо зафиксировать скрытой каме-
рой (ими мы вас снабдим), отснятый материал смон-
тировать и отправить в эфир с переносной телевизи-
онной станции. Таково диверсионное задание. Слава
России!
— Слава России! — хором подхватили все присут-
ствующие и повскакали с мест, готовые бегом бежать
служить Родине.
— Молодежь! — уже сорванным голосом остано-
вил их преподаватель, смахивая покатившуюся из
глаз слезу. — Сыновья! Никто не знает, что ждет каж-
дого из вас на избранном пути. Но помните: дело наше
правое, дело наше святое! Повторяю еще раз: я готов
разорвать свою грудь и вручить еще бьющееся сердце
тому, кто и впрямь хочет стать настоящим разведчи-
ком. Съешьте мое сердце и тем самым носите его в се-
бе! Вперед, сыновья! Слава России!
Все зааплодировали. Громче всех аплодировал, ко-
нечно, Витек, он же громче всех орал: «Вперед! Впе-
ред!», но сам почему-то начал пятиться к выходу.
Все построились в длинную очередь получать
скрытые видеокамеры. Витек попросил меня полу-
— 203 —
Часть III
чить камеру для него, а сам сказал, что торопится в
туалет, и прошмыгнул в дверь. В последнем обстоя-
тельстве не было ничего подозрительного, поскольку
накануне мы с моим другом выпили у магазина, ука-
занного нам генералом разведки, далеко не одну бу-
тылку «плодово-ягодного»; опорожнив очередную
посудину, каждую из них мы подбрасывали вверх, и
все они упали так, что горлышки показывали строго в
одну сторону. Тогда мы, не задумываясь, отправились
в обозначенном направлении и уперлись в ворота
разведшколы.
Витек появился через такой промежуток времени,
который достаточен, чтобы «отлить» то, что было вы-
пито накануне — не длиннее и не короче. Его глаза
были глазами кота, который только что украл со стола
что-то вкусное. Свои руки он прятал за спину, но ко-
гда я протянул ему полученную на его имя видеокаме-
ру, он был вынужден протянуть их навстречу. Эти ру-
ки были по локоть в крови. Я опять не заподозрил ни-
чего необычного. Я подумал, что Витя, зайдя в туалет,
увидел там человека, который что-то ел, например пи-
рожок. А поскольку мы с моим другом со вчерашнего
дня ничего не ели, он потребовал поделиться. Если об-
ладатель пирожка делиться не пожелал, Витя просто
набил ему морду, а пирожок отнял. Ничего нового.
Сколько раз уже такое было. Единственное, что не
вписывалось в тривиальную схему, это то, что Витек
не угостил отнятым пирожком меня. Что бы он у кого
ни отнял вкусного, он всегда делился с друзьями.
А сейчас он явно дожевывал что-то аппетитное, судя
по тому, как он смачно чавкал, закатив глаза. Я начал
было выстраивать в голове версию, почему Витя не
стал делиться со мной чем-то вкусненьким, как во-
круг зашумели: «Вы слышали? Вы слышали? Две ми-
— 204 —
Экскременталыный талант
нуты назад кто-то вырвал у нашего педагога из груди
его сердце! Представляете, это произошло в туалете.
Педагог только присел на толчок, как кто-то впился
ему в грудь и вырвал сердце. А главное, непонятно, ку-
да это сердце делось. Нигде не могут найти!»
Витя немедленно перестал жевать и сунул окро-
вавленные руки в карманы. В моей голове все стало на
свои места: мой друг съел сердце разведчика. Только
таким «пирожком» Витя не мог поделиться с другом.
Быть разведчиком — его заветная мечта. Витек слов-
но прочел мои мысли и, дожевывая то, что было у него
во рту, пробубнил: «Я увидел в этом человеке своего
Учителя». «Серега! — обратился он ко мне, когда про-
извел последнее глотательное движение. — После то-
го, как я съел сердце своего Учителя, я буду не просто
разведчиком, — я буду самым крутым разведчиком в
мире! Клянусь тебе». И, словно извиняясь за свой по-
ступок, мой друг спросил: «Как ты думаешь, Серега,
что хуже: предать своего Учителя или съесть его?»
Этот вопрос заставил меня вспомнить своего Учи-
теля, свою последнюю встречу с ним.
В подмосковном Абрамцеве, в магазине, что на-
против усадьбы, толком ничего никогда не было, кро-
ме сладкой настойки «Восточная». Мой гуру произ-
нес: «Я выпью и этой дряни» — и многозначительно
посмотрел на меня. Я не хотел пить эту дрянь, но, как
всегда, сказал: «Я во всем следую за вами, Учитель».
Почему я так сказал? Наверное, потому, что не пре-
даю я своих учителей.
Последнее я понял, лежа на золотой листве и глядя
в высокое синее небо. Рядом со мной в такой же позе
лежал Учитель. Между нами лежали две опорожнен-
ных бутылки «Восточной». Мы оба, я и Учитель, меди-
тировали. Затем Учитель торжественно произнес:
— 205 —
Часть III
«Сергей, доставь меня в медвытрезвитель города
Пушкино. У меня сегодня День Учителя — меня про-
стят». Я лежал и смотрел в небо, как когда-то, навер-
ное, смотрел в высокое небо Аустерлица Андрей Бол-
конский. Я смотрел в небо остекленевшим взором и
молчал, молчал, потому что размышлял над словами
своего Учителя. «Кто, — пытался постичь я, — наде-
лен правом прощать моего Учителя в день его профес-
сионального праздника? Ответ был один: это Настав-
ники Учителей. Но кто они — эти Наставники? Если я
доставлю своего Учителя в медвытрезвитель города
Пушкино, я узнаю, кто они. Я увижу их лица. Но дос-
тоин ли я созерцать их лица? Имею ли я право хоть
что-нибудь о них знать? Нет, не имею, нет, не досто-
ин. Ведь я еще не преодолел всех ступеней Позна-
ния — подумаешь, две бутылки «Восточной», после
которых я не в состоянии не только встать, но не могу
даже пошевелить рукой или ногой, а могу лишь смот-
реть в высокое небо Аустерлица, как некогда смотрел
в него раненый князь Андрей Болконский. И тогда я
дал себе клятву, что бы ни случилось, никогда не пре-
давать своего Учителя. Периферийным зрением я ви-
дел, как к моему телу приблизился человек в треугол-
ке, собрал лежащую вокруг меня посуду и на чистом
французском языке восторженно произнес: «Voila
une belle Mort? », что в переводе означало: «Вот краси-
вая смерть!» В уголке сознания мелькнуло: «Это им-
ператор Наполеон Бонапарт». Император склонился
надо мной, порылся в кармане моей куртки, достал
мобильный телефон и удалился в сопровождении
свиты. Я лежал и мысленно вновь и вновь клялся себе,
что никогда не предам своего Учителя. Даже если ока-
жусь в плену у французов. Неожиданно для меня Учи-
тель самостоятельно встал и сказал: «Не хочешь вы-
— 206 —
Экскрементальный талант
полнить мою просьбу. Тогда я сам направлю стопы в
медвытрезвитель города Пушкино». И он пошел
сквозь кусты, волоча за собой велосипед, в том на-
правлении, куда только что пошел Наполеон Бона-
парт. А я остался лежать на золотой листве, верный
Ему и Его Заветам.
Писатель Алексей Андреев писал: «Учитель — это
не должность и не призванье. Учитель — это стечение
обстоятельств». Когда обстоятельства складывались
так, что негде было «взять», а Учитель «брал», он пра-
вомерно занимал место Учителя. Но затем обстоя-
тельства изменились — «взять» стало можно на каж-
дом углу любому придурку, и Учитель величественно
удалился в медвытрезвитель города Пушкино, волоча
за собой велосипед.
А я? Нет, я не предал своего Учителя, но, слава Бо-
гу, я и не съел его! Поэтому, когда Витек спросил:
«Что хуже, Серега, предать своего Учителя или съесть
его? », я многозначительно ответил: «Это — индивиду-
ально».
Мой друг не шел на свое первое задание — он про-
сто летел на него. Я едва поспевал за ним, а сам думал:
«Вот если бы я в свое время съел сердца всех ведущих
театральных деятелей столицы, я бы уже точно сейчас
заканчивал не химический вуз, а какой-нибудь кру-
той художественный колледж в Америке или в Анг-
лии. Закончил и тут же отправился играть в Голливуд
или на Бродвей. Интересно, а каковы они на вкус —
сердца театральных деятелей столицы — Олега Ефре-
мова, Андрея Гончарова, Рубена Симонова — всех, к
кому я пытался поступить на курс? А вдруг они на-
столько отвратительны, что я бы не смог их есть? Ни-
чего, ради дела смог бы. Ведь я же ел на каком-то бан-
— 207 —
Часть III
кете фаршированные бычьи яйца. И сердца театраль-
ных мэтров я бы тоже съел».
Простых заданий Витя терпеть не мог, считал их
недостойными себя. Он всегда искал только сложно-
сти. Вот и сейчас, при виде рядовых сотрудников ав-
тоинспекции — щупленьких, с бегающими в поисках
наживы глазками — мой друг проходил мимо, не на-
рушая правил. (Мы были теперь оснащены габарит-
ными огнями и государственным номерами за счет
разведшколы.)
И вдруг взгляд будущего великого разведчика упал
на действительно выдающийся экземпляр. Стоявший
перед нами автоинспектор являл собой целую гору
жира. Он был не в состоянии даже поворачиваться.
Живот его был настолько огромен и выдавался впе-
ред, что инспектор без труда клал на него документы
водителей, выписывал квитанции, выкладывал де-
нежные купюры, а когда автомашин не было, раскла-
дывал карточный пасьянс. Инспектор всегда стоял ли-
цом к транспортному потоку. Если бы он повернулся
к нему боком, то огромный живот перекрыл бы как
минимум половину правого ряда, сделав его недос-
тупным для движения транспорта. Шеи у инспектора
не было — между подбородком и грудью был второй
живот, который нависал над первым. Этот «мону-
мент» был практически не способен двигаться, поэто-
му и взгляд его тоже был неподвижен, как он сам.
«Вот он — апологет режима, — азартно прошептал
мне Витек, — объект для провокации». И мы, не сгова-
риваясь, двинулись из левого ряда в правый навстре-
чу «монументу», умышленно не включая «поворотни-
ки». «Монумент», как автомат, поднял перед нами
руку с жезлом. Это нам и требовалось. Витек немед-
ленно протянул «монументу» все деньги, которые нам
— 208 —
Экскрементальный талант
выдали в разведшколе на операцию. «Апологет режи-
ма» положил Витины купюры на свой живот, пере-
считал их, дыхнул густым перегаром и торжественно
заявил: «Молодой человек, вы меня путаете со сбер-
кассой».
У Витька на лбу появился холодный пот: дейст-
вительно, что хорошего можно ожидать от инспек-
тора ГАИ, когда он заявляет, что ты что-то путаешь?
Ничего.
Но неподвижные глаза «апологета режима» смот-
рели как-то весело, а в голосе, который повторил
вновь: «Вы меня путаете со сберкассой», тоже слыша-
лись какие-то веселые нотки. Мы уже не со страхом,
а с интересом стали ждать, что будет дальше.
А дальше «апологет», к нашему удивлению, отсчи-
тал ровно половину врученной ему суммы и вернул ее
Витьку с пояснением:
— Если бы вы, юноша, оплачивали штраф через
сберкассу, то с вас и впрямь взяли бы эту сумму. Но
посмотрите на меня: я не сберкасса, я живой человек
и понимаю, что вам, как и мне, в конце трудового дня
выпить надо. Половина ваших денег пойдет на пузырь
мне, а половина пойдет на пузырь вам. Справедливо?
Витек был ошарашен. Таким растерянным я нико-
гда его не видел. И было от чего растеряться: вместо
жезла в зад, получить половину денег обратно.
— Справедливо? — переспросил инспектор.
— Конечно, справедливо! — поспешно ответил
Витек, и в его голосе были различимы нотки восторга
поступком «апологета».
«Я все заснял, — прошептал я другу, — это и есть
тот материал, который от нас требовали в разведшко-
ле: блюститель закона нарушает закон — занижает
— 209 —
Часть III
вдвое сумму штрафа. Это компромат!» Но Витек слов-
но не слышал меня.
— Скажите, пожалуйста, — обратился он к ин-
спектору таким вежливым голосом, какого я не при-
помню. — А где здесь можно взять этот пузырь? Да в
такое позднее время.
На часах было два часа ночи. Выход на задание за-
держали из-за происшествия с педагогом.
— Сейчас подскажу, — воодушевился «аполо-
гет». — В самом конце села есть забегаловка. В ней ра-
ботает Нюрка и живет там же с каким-то мужиком.
Находите забегаловку, колотите в дверь что есть мо-
чи — они же спят, — будите их. На порог вывалится
мужик и спросит: «Что надо?» — грубо так спросит.
Вы ничего не бойтесь и отвечайте: «Нюрку надо». Он
пойдет и позовет Нюрку. Выйдет Нюрка, вся заспан-
ная и потому тоже злая, как черт, и тоже спросит:
«Что надо?» Отвечайте: «Пузырь надо». Тогда она
снова задаст вопрос: «А вы от кого?» Вы скажете:
«Мы от Петра». Петр — это я. Она меня не знает, но
пузырь принесет.
Мы были просто потрясены абсурдностью выдан-
ных нам инструкций, однако поблагодарили инспек-
тора и направились к забегаловке в конец села. Когда
мы отошли метров на двести, Витек остановил меня и
растерянно сказал:
— Что значит «она меня не знает, но пузырь при-
несет»? Мне кажется, это какая-то туфта.
— Но другого выхода у нас нет, — посетовал я. —
Надо же чем-то обмыть свое первое задание.
— Выхода нет, — согласился Витек, и мы зашагали
в указанном направлении.
Абсолютно не веря в успех, мы тем не менее при-
нялись что есть мочи колотить в запертую дверь. Нам
— 210 —
Экскрементальный талант
долго никто не открывал. Наконец дверь распахну-
лась, и на порог именно вывалился мужчина — огром-
ный, заспанный и от этого неимоверно злой; на голые
плечи был наброшен китель автоинспектора. Каза-
лось, он сейчас сбросит нас обоих с крыльца, грязно
выругается и пойдет спать.
Мужик и в самом деле рявкнул:
— Что надо?
Его злобный рык показался мне сигналом к рас-
праве. Я выдавил из себя, как учил инспектор:
— Нюрку надо, — и уже приготовился получить
мощный удар в челюсть, как неожиданно мужик
словно по команде повернулся ко мне спиной и исчез
в дверном проеме.
В этом же проеме минуту спустя появилась за-
спанная баба в ночной сорочке с накинутым на огром-
ный бюст пуховым платком.
— Что надо? — рявкнула она так злобно, что му-
жик, встретивший нас тем же вопросом, показался
просто шавкой рядом с волкодавом.
Я опять припомнил инструкцию «апологета» и вы-
давил из себя:
— Пузырь надо, — и приготовился получить не ме-
нее сокрушительный удар ногой куда-нибудь в пах.
Но и здесь меня ждало удивление. Разъяренная жен-
щина, услышав, зачем мы пришли, вместо того, чтобы
ударить меня в пах, спросила:
— А вы от кого?
— Мы от Петра, — ответил я.
— От какого Петра? — аж взвилась в негодовании
баба. — Я не знаю никакого Петра!
— Инспектор предупреждал, что она его не зна-
ет, — шепнул мне Витек. Это был знак к отступлению.
— 211 —
Часть III
Мы оба были готовы, что именно в эту минуту пе-
ред нами захлопнется дверь, но дверь, опять же во-
преки ожиданиям, широко распахнулась, и на пороге
стоял пузырь.
— Вы бы в дом прошли что ли, — вежливо пригла-
сила женщина, а затем и вообще перешла на довери-
тельный тон. — Мой-то, вместо того, чтобы на дежур-
ство идти, нарушителей штрафовать, всю ночь ква-
сил. — Она указала на целый ряд опорожненных
пузырей.
После этих ее слов я немедленно включил скры-
тую камеру — еще один компромат: отступление от
торжества закона — автоинспектор не штрафует, а
квасит. Хозяйка заведения принесла нам стаканы и
стала пересчитывать пузыри, опустошенные ее сожи-
телем: «один, два... четыре, восемь...»
На числе «шестнадцать» откуда-то из глубины за-
ведения выскочил взъерошенный мужик в милицей-
ском кителе и закричал в нашу сторону:
— Девчата! Немцы! Уходите к железной дороге, к
каналу имени товарища Сталина. Я прикрою. Теперь
мой черед пришел — немцев по лесам кружить —
сутки выигрывать...
От неожиданности мы повскакивали с мест, но
женщина жестом показала нам — сидите — и добави-
ла: «Он, когда квасит, «А зори здесь тихие» смотрит
по видику. Помните, там старшина Басков немцев
считал? «Один, два, четыре». Так вот, каждый раз, ко-
гда я считаю выпитые им пузыри, на числе «шестна-
дцать» с ним происходит то, что вы видели. Там в
фильме такие слова есть: «Шестнадцать их, товарищ
старшина». Вот он и думает, что я считаю не пузыри, а
немцев, и бежит прикрывать любого, кто находится в
заведении, — «немцев по лесам кружить — сутки вы-
— 212 —
Экскрементальный талант
игрывать». — Хозяйка заведения ласково погладила
мужика по голове и направила спать.
— Тоска по подвигу, — вздохнула она, когда вер-
нулась. — И впрямь, с этим «торжеством закона» все
стало так буднично, скучно, что настоящему мужику
и проявить себя негде. Разве ж это занятие — штрафы
на дороге сшибать. Душа у нас, русских, широкая —
ни в один закон не влазит. Просит простора наша ду-
ша, подвига просит!
И впрямь, из-за двери вдруг донеслись хриплые
звуки мужского голоса: «Что, взяли? Взяли, да?...
Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!
И не прошли вы. Все сдохнете! Лично каждого
у бью!... А там пусть судят. За Родину! За Сталина!» За-
тем «старшина» неожиданно оказывался на болоте.
«Слегой! Слегой! — командовал он. — Мертвое здесь
место, погибельное, трясина. Маму назвать не успее-
те. Не стоять! Не стоять, засосет».
Что-то загремело, упало, разбилось. От неожидан-
ности я вскрикнул: «Ой, мама!» Отеческий голос
«старшины» из-за двери сказал: «Мамы у тех будут,
кто войну переживет».
Мы спросили женщину, можно ли нам будет ос-
таться в ее заведении до утра, она согласно кивнула,
показала диванчик, где мы могли бы, вытянувшись во
весь рост, поспать вдвоем, и ушла успокаивать своего
разбушевавшегося «старшину». Я выключил скры-
тую камеру. Мы разлили содержимое пузыря по ста-
канам, выпили и осмотрелись вокруг.
Заведение представляло собой квадратную комна-
ту с баром. Комната была оклеена фотообоями с изо-
бражением березовой рощи. Больше ничего приме-
чательно здесь не было. Мы выпили содержимое пу-
зыря и устроились спать.
— 213 —
Часть III
Нас разбудил звук электродрели, раздававшийся
где-то над самым ухом. Открыв глаза, я увидел того са-
мого мужика в милицейском кителе, который ночью
прибегал прикрывать нас от немцев. Сейчас он был
занят тем, что старательно просверливал дрелью ды-
ру в стене точно в центре ствола изображенной на фо-
тообоях березы. Рядом с березой стояла пустая трех-
литровая банка, в которую сыпалась штукатурка.
На звук электродрели прибежала хозяйка заведе-
ния.
— Что ты делаешь? — с ужасом заорала она на
мужчину.
— Хочу девчат березовым соком угостить, — с по-
хмелья-то небось тоже трубы горят?— ответил тот,
кивнув в нашу сторону и широко улыбаясь. — По ус-
таву положено заботиться о бойце, даже если он —
женского полу. Вот хотел березу ножом расковырять,
так нож сломал. Взялся тогда за дрель. Сейчас, девча-
та, — обратился он к нам, — еще минута-другая, и сок
пойдет. Здоровье поправите.
— Спасибо, товарищ старшина, — ответил я.
— Да какой я вам теперь старшина, сестренки? —
процитировал мужик любимого киногероя. Я теперь
вам вроде как брат. Вот так Федотом и зовите. Или Фе-
дей, как маманя звала.
В следующий момент голову «старшины» накрыл
такой удар табуретом, от которого «добытчик сока»,
как подкошенный, рухнул навзничь. Пока разъярен-
ная женщина высказывала своему сожителю все, что
она о нем думает, мы поспешили ретироваться.
По возвращении в разведшколу нам предстояло
просмотреть отснятый материал, выбрать компроме-
тирующие эпизоды, смонтировать их и запустить в
эфир с передвижной телестанции. Мы сидели с Вить-
— 214 —
Экскрементальный талант
ком в монтажной и раз за разом просматривали на мо-
ниторе отснятый материал. Сначала мы бурно обсуж-
дали эпизоды прошедшей ночи, но постепенно мой
друг становился все мрачнее и мрачнее. «Серега! — с
трудом выдавил из себя он. — Чье сердце я вчера съел:
разведчика или раздолбая?» Он вдруг неожиданно
схватил кассету с отснятым материалом, бросил ее на
пол и что есть силы наступил на нее каблуком. Кассе-
та треснула. На моем друге не было лица.
«Если я съел сердце разведчика, — продолжал му-
чительно размышлять Витек, — то почему у меня не
подымается рука запустить в эфир компромат на этих
двух «апологетов»? Серега, я, честное слово, не могу
этого сделать. Ведь оба «апологета» — отличные му-
жики: и тот, кто просил не путать его со сберкассой и
вернул нам деньги, и тот, кто называл нас «сестренка-
ми», защищал от немцев, а с утра пытался поить бере-
зовым соком». Витя метался по монтажной, как ока-
завшийся в клетке зверь: «Серега, дело даже не в том,
что они — отличные мужики, дело в том, что я — Витя
Чернов, такой же в точности, как они. Помнишь, как
на «картошке» у нас не было денег на билет до Моск-
вы? Я тряханул мужика, а он с досадой сказал: «Эх,
так и не успел выпить!» И я вернул ему все деньги, а в
Москву мы добирались попутками». Я ответил: «Да,
помню, Витя». «А помнишь, — продолжал вопрошать
мой друг, — когда мы были в походе, к нам утром при-
шел алкаш, у него «горели трубы», у нас похмелиться
не было, и я разломил пополам березу и нацедил ему
сок?» Я ответил: «Да, помню, Витя». «А уж скольких я
защитил баб, что там от немцев, — от своих! Ты пом-
нишь, Серега?» — «Помню, Витек». «Серега, я сейчас
задумался, а что такое Родина? И, знаешь, что мне
пришло в голову? — продолжал мой друг. — Родина —
— 215 —
Часть III
это не «березка, что во поле под ветром склоняясь
растет». Родина — это люди, в которых ты узнаешь се-
бя. На месте этих двух «апологетов» я бы лично посту-
пил точно так же. Серега, предать их — это все равно
что предать себя. Я, честное слово, не могу этого сде-
лать. Я понял: из меня никогда не получится профес-
сиональный разведчик. Ведь профессиональный раз-
ведчик должен без тени сомнения предать любого, да-
же самого дорогого ему человека, предать во имя
интересов Родины. Что такое для него Родина, понят-
но одному ему, а может, и ему непонятно тоже. Раз-
ведчик — это профессиональный предатель». Витек
так тяжело вздохнул, что у меня от жалости к нему за-
щемило в груди.
— И все-таки, что я такое вчера сожрал, Серега?
Чье сердце я вчера съел? Почему у меня в голове та-
кие мысли?
— Аты разве не читал некролог? — удивился я. —
Тот, чье сердце ты вчера слопал, профессиональным
разведчиком не был. Он —: политрук, он — обыкно-
венный балабол, такой же, как ты, как я и как Мишка
Мухин. А вот что такое сердце разведчика, нам с то-
бой еще предстоит познать. А когда познаем — неиз-
вестно, сможешь ли ты его проглотить или выплю-
нешь.
Никто из слушателей школы разведчиков и дивер-
сантов практическое задание, как и мы, не выполнил.
Отговорки были разные: у кого-то якобы заела каме-
ра, у кого-то будто бы не записывался звук. А кто-то
вообще забыл, на какую кнопку следует нажимать, —
сослался на склероз. На самом деле причина была по-
нятна: нормальному человеку мерзко и стыдно отпла-
тить предательством тому, кто только что отнесся к
— 216 —
Экскрементальный талант
тебе по-людски: поделился, подсказал, помог, стыдно,
даже если в этом состоял смысл борьбы за новую Ро-
дину. Но в то же время людям, оказавшимся под кры-
шей упомянутой школы разведчиков и диверсантов, в
силу разных причин не нашлось места именно в той
Родине, какой она стала в настоящий момент. Им бы-
ла нужна Родина новая. Надо было как-то решать эту
проблему.
Правда, после первой неудачи каждый из учащих-
ся решил прорастить в себе те качества, которые, как
воздух, необходимы людям, чья профессия — развед-
чик.
Надо сказать, что люди для достижения своих це-
лей редко придумывают что-то свое, оригинальное,
обычно они охотно используют опыт какого-то зна-
комца. Так произошло и на этот раз.
Все тайное когда-то становится явным. Это «ко-
гда-то» не заставило себя долго ждать, и таинствен-
ные обстоятельства смерти нашего педагога скоро
выяснились. Уже к вечеру следующего дня слушатели
школы перешептывались и уважительно поглядыва-
ли на Витька. Оказывается, кто-то видел, как он вы-
плевывал искусственный клапан, который помогал
биться сердцу несчастного политрука. Поэтому за
следующую ночь учащимися школы были съедены
все ее немногочисленные педагоги. Сердец на всех не
хватило, поэтому в ход пошли почки, печень, желудки
и поджелудочные железы.
Утро нового дня школа встречала, во-первых, с
людьми, готовыми идти на все ради новой России, а
во-вторых, без официального руководства. Единст-
венное, что в этой ситуации меня смущало, так это то,
что все слушатели с особой выразительностью погля-
дывали на Виктора — того, кто положил начало поеда-
— 217 —
Часть III
нию внутренних органов профессиональных развед-
чиков. Это значило: борцы за новую Родину именно в
нем видят своего вождя. Существует правило: если
люди сами вручили тебе власть, не взять ее — опасно
для жизни. Это своим звериным нюхом учуял и Ви-
тек. Он немедленно встал за кафедру, обвел глазами
всех «педагогоедов» и заорал, что, обладая властью,
врученной ему Провидением, он объявляет новый
курс, которым с этого дня пойдет школа разведчиков
и диверсантов. Что это за курс — будет сообщено осо-
бо. Витино заявление было встречено шквалом апло-
дисментов. Удивительно, как рады люди, когда видят
впереди себя вождя. «Не надо думать — с нами тот,
кто все за нас решит», — воспел этот феномен Высоц-
кий.
Зато, когда мы с «вождем» остались одни, послед-
ний с явной тревогой схватил меня за рукав и спросил:
— Что делать, Серега?
— Ты еще забыл спросить «кто виноват?», — сы-
ронизировал я.
— Виноват-то, я знаю, кто, — на полном серьезе
ответил Витя. — Виноват я сам, — я хотел быть развед-
чиком, а на деле оказался непригоден к этой профес-
сии.
— Из тех, кто сейчас в школе, пригодных к этой
профессии тоже нет, — попытался я успокоить друга,
но, наоборот, еще больше взволновал его.
— Да вижу! Вижу! — с досадой выдавил он. — Не-
доноски какие-то.
— Никакие они не недоноски, — вступился я за
слушателей. — Такие же приличные люди, как ты.
Но мое замечание взбесило Витю еще больше.
— В том-то и хрень вся, что приличные! — заорал
он. — Как с ними режим свергать? Думай! Думай, го-
— 218 —
Экскрементальный талант
лова садовая! Ведь, хотя и приличные, а если не сверг-
нем режим, разорвут нас, разорвут и съедят.
Я почувствовал, что в следующий момент уже Витя
от отчаяния может разорвать и мою грудь, как он это
сделал с грудью педагога, достать из нее какой-нибудь
орган, и даже не съесть его, а просто с пренебрежени-
ем выкинуть. Но в минуты опасности я, как ни стран-
но, чувствую себя особенно спокойно, а мысль рабо-
тает с особой ясностью. Поэтому я уверенно ответил
Витьку:
— Мы с этими людьми ничего свергать не будем.
Для достижения поставленной цели нам потребуются
абсолютно другие действующие лица — люди другой
породы.
— Не понял, — сердито сказал Витек, — как это
другой породы?
Я не стал сразу отвечать на его вопрос, а спросил:
— Скажи, Витя, что является для тебя высшей точ-
кой удовольствия? Что для тебя оргазм?
Мой друг, не задумываясь, ответил:
— Морду кому-нибудь набить. А еще лучше, рас-
кроить череп! Это для меня оргазм.
— Прекрасно, — сказал я. — А теперь я расскажу
тебе одну историю.
У моего приятеля есть дочка. Ей лет двенадцать, не
более. Мой приятель курит, а я и его малолетняя
дочь — нет. Когда мы все собираемся за одним сто-
лом, он, естественно, выходит покурить на кухню. Пе-
ред тем, как выйти, он каждый раз строго-настрого
предупреждает меня: не наливай моей дочке спирт-
ное, и девочке наказывает: а ты не проси вина у дяди
Сережи. Девочка покорно кивает головой в знак со-
гласия. Я тоже обещаю не наливать. Друг уходит. Как
только за ним закрывается дверь, ребенок начинает
— 219 —
Часть III
меня умолять: «Дядя Сережа, пожалуйста, налейте
мне только один глоток шампанского. Дядя Сережа,
честное слово, со мной с одного глотка шампанского
ничего не будет». «Но твой отец станет меня ру-
гать», — возражаю я. «Отец не узнает. Я вас не вы-
дам, — клянется девочка. По ее щекам текут слезы. —
Дядя Сережа, я никогда в жизни не пробовала именно
этот сорт шампанского. Я только языком лизну и об-
ратно вылью». «Нет!» — твердо говорю я.
Тогда в следующий момент ребенок неловко уса-
живается ко мне на колени и гладит мне голову со сло-
вами: «Я вас обожаю, дядя Сережа. Когда я вырасту,
вы, если хотите, можете на мне жениться».
Я искренне начинаю бояться, что ее отец застанет
меня именно в момент ее любовных признаний, по-
этому быстренько наливаю девочке где-то треть бока-
ла, заставляю ее сесть на место и протягиваю шампан-
ское. Девочка одним залпом выпивает все налитое и
больше не проявляет ни к вину, ни ко мне ни малей-
шего интереса. Она сидит и напряженно ждет, когда в
комнату наконец вернется отец. И стоит последнему
появиться на пороге, как ребенок вдохновенно броса-
ется к нему на шею и, указывая на меня пальцем, кри-
чит: «Папа! Папа! Ты говорил дяде Сереже, чтобы он
мне вина не наливал? А он взял и налил. Вот столь-
ко». — Девочка показывает абсолютно точно, сколько
она только что выпила.
Приятель отзывает меня в коридор и спрашивает,
зачем я это сделал. Я оправдываюсь, как могу, мол, де-
вочка и умоляла меня, и плакала (про предложение на
ней жениться я, конечно, молчу). Отец ребенка сочув-
ственно смотрит на меня и, сокрушенно качая голо-
вой, произносит: «Она ведь все равно предаст». А за-
тем, наклонившись к самому моему уху, шепчет так,
— 220 —
Экскрементальный талант
чтобы никто не слышал: «Для нее кого-то предать, это
такое же наслаждение, как для взрослой бабы испы-
тать оргазм».
Теперь, Витя, ты понимаешь, куда я клоню?
Лицо моего друга просветлело.
— Понимаю! — радостно закричал он. — Мы побе-
дим, мы свергнем ненавистный режим тогда, когда
рядом с нами будут люди, которые искренне любят
предавать. Короче, нам нужны предатели от Бога! На-
ша цель: собрать таких людей. Поэтому школу развед-
чиков и диверсантов мы переименуем в «Сборный
пункт прирожденных предателей».
— Да, но как нам собрать столько предателей? —
высказал озабоченность я.
— Не дрейфь! — подбодрил меня Витек. — Дадим
объявление в газету, и подходящие люди сами нас
найдут.
— Гениально! — воскликнул я и снова осекся. — А
как быть с существующим персоналом?
— Существующий персонал переведем с опера-
тивной работы на административную, — не колеб-
лясь, сказал Витек..
Я одобрительно кивнул головой.
— О кей!
Своего друга, дочь которого была предательницей,
как принято говорить, «от Бога», я нашел сравнитель-
но легко. К этому моменту девочка уже несколько раз
заложила отца, когда тот во время дежурства уходил
домой посмотреть телевизор,.заложила, когда отец,
заступив на дежурство, тут же помчался на свою дачу,
доложив начальству с мобильного телефона, что яко-
бы преследует злостного нарушителя. Самое инте-
ресное, что такого нарушителя он и вправду настиг на
— 221 —
Часть III
обратном пути, но дочка его все равно заложила ано-
нимным звонком из телефона-автомата. Заложила
дочурка и свою маму, когда та, накрывая празднич-
ный стол на свой юбилей, с большой помпой подала
гостям черепаховый суп, который на самом деле был
сварен из креветок. Словом, жизнь с этой девочкой
для ее близких протекала как на минном поле. Поэто-
му мой друг, узнав, что я нашел применение столь не-
обычному «увлечению» его дочери — закладывать
всех подряд, — охотно откомандировал ее в «Сбор-
ный пункт прирожденных предателей».
Я привез Леночку, так звали дочь моего друта, в
наш «пункт». Витька я нашел в актовом зале. Его лицо
было озабоченным. События разворачивались не со-
всем так, как мы планировали. Слушатели бывшей
школы разведчиков и диверсантов, после доклада
Витька про новый курс согласились переименовать
школу в «Сборный пункт... предателей». Но камнем
преткновения стало — каких именно предателей. Ви-
тек настаивал, что предатели на нашем «Сборном
пункте» должны быть именно «прирожденные». Но,
поскольку каждый из слушателей понимал, что лично
он таковым не является, то боялся, что вскоре окажет-
ся не у дел, а то и вообще за порогом нашего милого
«очага сопротивления режиму». Аудитория требова-
ла, чтобы в названии сборного пункта фигурирова-
ли не «прирожденные», а «профессиональные» пре-
датели.
«Предателями не рождаются — предателями ста-
новятся!» — дружно скандировали они, и, вдобавок,
обязали своего вождя составить сверхсовременный
тренинговый курс, позволяющий освоить профес-
сию «предатель» даже самому совестливому челове-
ку. О том, что существует понятие «талант», что лю-
— 222 —
Экскрементальный талант
бой талант в этом мире от Бога, в том числе и талант
предательства, этим людям еще предстояло узнать.
Сошлись на том, что наше заведение будет имено-
ваться «Сборный пункт профессиональных предате-
лей», затем я вышел на трибуну и клятвенно заверил
слушателей в том, что уже составлен уникальный тре-
нинговый курс, который научит приличного человека
легко предавать всех и вся без зазрения совести, и по-
обещал, что завтра они этот курс пройдут.
Последнее было неправдой; никакого тренингово-
го курса у нас составлено не было. Но эти слова хотела
услышать разбушевавшаяся толпа. Она их услышала
и успокоилась.
Над содержанием тренинга мы с Витьком труди-
лись всю ночь и создали, как мне показалось, и впрямь
уникальную программу.
Тренинг для будущих «профессиональных преда-
телей» был представлен теми элементами, которые
составляли мою и Витину жизнь, поэтому он оказался
близок и понятен всем учащимся. Уже на следующий
день нескольких слушателей принудительно подняли
в пять утра, сначала напоили водкой, затем портвей-
ном, а затем заставили выпить еще пивка, снова поло-
жили спать, а потом снова разбудили. Естественно,
что, восстав ото сна, такой участник тренинга мучил-
ся головной болью, его мутило, и больше всего на све-
те ему хотелось похмелиться. Похмелиться, конечно,
не давали — это был сознательный элемент учебного
курса. Одним словом, участник тренинга был лишен
возможности выпить с похмелья не то что рассола, а
даже воды: все учащиеся, предварительно сговорив-
шись, отказывали ему в этом, не допуская ни к столо-
вой, ни просто к водопроводному крану. Когда стра-
дание участника достигало пика, появлялся тренер.
— 223 —
Часть III
Им, конечно, был сам Витек. В руках у тренера была
трехлитровая банка прохладного пива. Тренер вручал
ее измученному страдальцу, и тот жадно пил, с каж-
дым сделанным глотком освобождаясь от своих муче-
ний.
Это была первая разновидность тренинга. Была и
вторая.
Учащегося запирали в сауне абсолютно голым. Па-
рился он там целых два часа. Прй этом на нем был на-
мордник, который сковывал рот. Затем тренер, на ко-
тором был такой же намордник, наконец выпускал
учащегося из парной и ставил перед ним бутылку пи-
ва, плотно закрытую заводской пробкой. После двух
часов, проведенных в жаркой парной, вышедшему от-
туда ой как хотелось восстановить термобаланс; в от-
сутствие бассейна и душа это можно было сделать,
выпив едва ли не одним глотком бутылку ледяного пи-
ва. Вот оно, это пиво, в твоих руках. Но как его от-
крыть, когда нет консервного ножа, нет другой бутыл-
ки с такой же пробкой, нет подоконника, стола, а глав-
ное, челюсти стянуты намордником так, что пробку
невозможно сорвать зубами. Человек с надеждой
смотрел на тренера. Тренер смотрел на него немигаю-
щим взглядом и всем своим видом давал понять, что
он тоже не может помочь — ножа нет, стола нет, зубы
недоступны из-за намордника. У участника тренинга
от беспомощности начиналась истерика. Но, когда от-
чаяние достигало апогея, тренер брал бутылку пива,
вставлял ее в собственный глаз, упирался пробкой
в верхнюю часть глазницы и нажатием руки откры-
вал посудину, а затем протягивал ее тому, кто уже и не
верил, что ему когда-либо удастся избавиться от му-
чений. Открыть бутылку пива собственным глазом
мог только Витек. Страдалец пил, во-первых, ощущая
— 224 —
Экскрементальный талант
счастье, а во-вторых, ощущая превосходство над со-
бой человека, который ему это счастье подарил.
А затем наступала главная часть тренингового
курса: человек, которому Витя едва ли не спас жизнь,
должен был написать на него докладную, в которой
выставить своего спасителя человеком никчемным,
вредным, абсолютно ненужным своему Отечеству и
аргументированно потребовать санкцию на его лик-
видацию.
Надо отметить, что по завершении первой части
тренинга его участники — те, кого Витя избавил от
страданий, — все, как один, бросались ему на шею со
словами признательности, приглашали его, как во-
дится, к себе на малую родину, домой, к жене, и тут же
показывали фотографию женщины, которую они лю-
бят больше жены и обещали познакомить.
Поэтому, когда Витя объявлял им вторую часть за-
дания, в ответ слышалось негодование: «Витя, ты —
человек с большой буквы, ты, можно сказать, меня от
смерти спас. Как я буду писать в докладной, что ты —
гад, как я буду требовать твоей ликвидации? — И, ко-
нечно, ставился один и тот же вопрос: — За кого ты
меня считаешь?»
«Я считаю тебя участником тренингового курса по
подготовке профессиональных предателей», — же-
лезным голосом отвечал Виктор.
Каждый из участников, конечно же, хватался за
голову со словами: «Ой, блин! Куда я попал!» Было
видно, что он скорее наложит на себя руки, чем напи-
шет такой документ.
Всем участникам тренинга по воспитанию про-
фессиональных предателей была выставлена оценка
«неудовлетворительно».
— 225 —
8- 1736
Часть III
Правда, была и одна оценка «отлично». Ее получи-
ла Леночка.
Для новой слушательницы была смоделирована
следующая ситуация. Трое учащихся имитировали
попытку ее изнасилования на заднем дворе. Естест-
венно, что об имитации участница тренинга не знала.
Она орала, кусалась, но силы были не равны. В куль-
минационный момент, откуда ни возьмись, появился
тренер, легко разбросал нападавших и тем самым из-
бавил девочку от малоприятных последствий. Леноч-
ка бросилась ему на шею со слезами радости, прошеп-
тала, что обязательно покажет, где она закопала в зем-
лю осколок зеркала и недоеденный «Сникерс»,
поцеловала и разрешила на себе жениться, когда она
вырастет.
В докладной на тренера Леночка написала, что он,
старый козел, не должен был отпускать ее с заднего
двора до той самой поры, пока не доел бы ее «Сни-
керс», не прикарманил бы зеркало и не «женился» бы
на ней немедленно. Ведь она и впрямь в тот момент
была согласна на все, чувствуя себя обязанной.
— Эта козлятина раскрыла варежку там, где надо
было получить свое. Такие уроды не нужны моему
Отечеству! — заканчивала девочка докладную запис-
ку. — Их надо топить в море, чтобы они не портили
экологию.
Витя зачитывал ее докладную в зале при всех уча-
стниках тренинга. Когда он огласил эти слова, то его
губы побелели, и из них невольно вырвалось: «Вот
гнида!» Я сидел рядом и под столом наступил ему на
ногу. Он, тут же натужно улыбнувшись, торжествен-
но произнес:
— 226 —
Экскрементальный талант
— Вот, дорогие учащиеся, кто должен служить вам
примером для подражания! Это настоящий талант! —
И показал на Леночку.
В ответ на его слова в зале возмущенно засвистели
и затопали ногами.
— Это талант, друзья, — стал уже объяснять я со-
бравшимся. — Но талант особый: талант экскремен-
тальный. Разведка в стародавние времена называлась
«тайной полицией». Туда шли только отбросы обще-
ства, так сказать, его экскременты. Но и среди них
были и свои бездарности, и свои гении.
Слушатели успокоились, а кто-то из них даже с за-
вистью произнес, что им всем до этого ребенка тя-
нуться — не дотянуться.
Это была сущая правда.
Зависть... Сколько книг написано об этом челове-
ческом чувстве! Сколько театральных пьес создано о
нем!
Мы с Витей вдруг вспомнили, что человек, указав-
ший нам дорогу в разведшколу, искренне сокрушался
о том, что нынешнее поколение толком не знает, кто
такой поэт Пушкин, считая его образцовым автоин-
спектором, которого в Петербурге на Черной речке
задавила машина французского производства. Мы
решили отдалить гуманитарную катастрофу, кото-
рую предсказывал генерал разведки, и поставили се-
бе цель исправить этот пробел в культуре слушателей
нашего заведения в свободное от тренинга время.
«Почитать самому со сцены пушкинскую строку,
слиться с образами пушкинских героев, — это ли не
кратчайший путь к предотвращению гуманитарной
катастрофы!» — размышляли мы. Постановку спек-
такля Витя, конечно же, поручил мне. Вкратце пере-
— 227 —
8’
Часть III
сказав учащимся содержание основных пушкинских
произведений, я предложил им самостоятельно вы-
брать одно из них для постановки на самодеятельной
сцене.
Нехорошее предчувствие впервые посетило меня
в тот момент, когда все слушатели, не сговариваясь,
выбрали для постановки трагедию «Моцарт и Салье-
ри», и только одна Леночка проголосовала за «Евге-
ния Онегина». Себя она метила на роль Татьяны, но,
правда, при том условии, что последний монолог ее ге-
роини будет заканчиваться так: «Я генералу отдана,
чтоб заложить его сполна». Большинством голосов к
постановке был принят «Моцарт и Сальери».
При распределении ролей недоброе предчувствие
посетило меня во второй раз. Все учащиеся, опять же
не сговариваясь, предложили на роль Моцарта Ле-
ночку, и в то же время роль Сальери изъявили жела-
ние играть поголовно все.
«Что-то тут не так», — подумал я, но отменять по-
становку не решился.
Исходя из желаний практически всех участников
видеть в роли Моцарта Леночку, а в роли Сальери се-
бя, режиссура спектакля была такова: Моцарт на сце-
не был один, его исполняла Леночка, а Сальери было
столько, сколько имелось слушателей в нашем учеб-
ном центре. В трактовку роли Моцарта мною не было
внесено ничего нового: он произносил текст, напи-
санный великим поэтом, разве что на пианино играл
вместо «Реквиема» «Собачий вальс» — единствен-
ное, что могла изобразить на этом инструменте девоч-
ка. Зато образ Сальери в моей трактовке был воисти-
ну концептуальным прорывом — революцией в теат-
ральном искусстве! Добрых два десятка здоровых
мужиков, вырывая из своих голов последние волосы
— 228 —
Экскрементальный талант
(париков в училище не было), носились по сцене, од-
новременно вопя, что, дескать, нет правды на земле, а
тем более ее нет и выше. Никогда один актер не смог
бы передать того отчаяния, того кошмара, которые
царили в душе пушкинского Сальери, как это делали
двадцать здоровых и абсолютно бездарных балбесов
из моего спектакля. А какой выразительной была ми-
зансцена в тот момент, когда фабула пьесы дошла до
слов: «Да, я завидую, завидую глубоко, мучительно за-
видую»! Мужики сбились на сцене в одну кучу, как
овцы, и произносили этот текст хором, с нескрывае-
мой злобой глядя на Леночку.
Ну, а уже когда пошли слова «Где ж правота, когда
священный дар, когда бессмертный гений не в награ-
ду трудов, усердия, молений послан, а озаряет голову
безумца, гуляки праздного?» — здесь в изобразитель-
ных средствах я превзошел самого себя. Неудавшие-
ся предатели в отчаянии кто ел землю, кто бился голо-
вой о деревянные подмостки, кто пытался вскрыть се-
бе вены осколком бутылочного стекла, а кто неистово
плевал в поднебесье. Накал зрелища и его масштаб-
ность потрясли до глубины души даже меня, знавшего
эту пьесу наизусть и многократно видевшего ее сце-
нические постановки. И вот, в высшей точке эмоцио-
нального накала беснующейся толпы, состоящей из
одних сплошных Сальери, появился Моцарт — ма-
ленькая беззащитная девочка, осененная великим та-
лантом, которого напрочь были лишены эти здоро-
венные мужики. И все стихало. И в зале, и на сцене
повисала атмосфера неотвратимости трагедии, кото-
рая с минуты на минуту должна будет произойти на
наших глазах.
И эта трагедия разразилась не только на сцене, но,
увы, и в жизни.
— 229 —
Часть III
Моцарту — Леночке вместо положенного по тек-
сту бокала шампанского выкатили сорбкалитровый
бидон, в каких в наше училище завозили молоко.
В этот бидон многочисленные Сальери сначала лили
метиловый спирт, от употребления которого наступа-
ет слепота, затем самогон, от которого на днях отрави-
лась половина соседней деревни, затем сыпали туда
дуст, крысиный яд, а кто-то даже набросал в «бидон
для Моцарта» добрую дюжину ловушек «Комбат», не-
сущих неминуемую смерть тараканам. И Моцарт,
бедный Моцарт, он все это выпил — кинул как за себя,
сел за пианино и продолжал играть «Собачий вальс»,
и, лишь наигравшись вдоволь, сообщил многочислен-
ным Сальери, слушавшим его игру в гробовом молча-
нии, что не прочь вздремнуть, и уходил со сцены.
О! Что начинало происходить на подмостках с его
уходом! Каждый из многочисленных Сальери по-сво-
ему выражал свою радость от восторжествовавшей
справедливости: кто неистово хохотал, кто показывал
вслед уходящему гению свои голые ягодицы, кто по-
казывал более интимную часть своего тела, находя-
щуюся по другую сторону ягодиц, кто нарочито сде-
лал лужу под пианино, а один Сальери взял с пианино
лист с написанными Моцартом нотами, скомкал его,
долго мял, а затем выкрикнул: «Я в сортир!» Это была
единственная текстовая импровизация, все осталь-
ные Сальери с упоением произносили хрестоматий-
ную пушкинскую фразу: «Ты заснешь надолго, Мо-
царт», и только один орал: «Я в сортир, я в сортир!»
Вот это был финал!
Признаюсь, я был зачарован собственным дети-
щем, осуществленным на самодеятельных подмост-
ках. Мою голову одолевали мысли о том, как теперь
отвезти содеянное мной на театральный фестиваль в
— 230 —
Экскрементальный талант
Эдинбург, чтобы вся мировая общественность узна-
ла, как сегодня в моей стране следует играть бес-
смертного Пушкина, и больше не беспокоилась о гро-
зящей нам гуманитарной катастрофе.
Я захотел посоветоваться с Витьком на этот счет
(он смотрел спектакль, сидя рядом со мной), но, к сво-
ему удивлению, рядом его не обнаружил. В третий раз
почувствовав недоброе, я кинулся искать друга.
О! Как определить ту грань, которая отделяет ис-
кусство от реальности, особенно если искусство жи-
вет на театральных подмостках? Никак не опреде-
лишь. Казалось бы, так и существуй себе без грани.
Но все дело в том, что высокое искусство, только что
сотворенное на сцене нашего учебного центра, стало
угрозой для жизни девочки — той, кто являлась един-
ственной надеждой нашего «Сборного пункта про-
фессиональных предателей». Ребенок, наделенный
природой экскрементальным талантом, видимо, пе-
репутав искусство с жизнью, и впрямь выпил все, что
ему налили взрослые дяди, и даже сгрыз ловушки для
тараканов. А взрослые дяди в свою очередь восполь-
зовались именно сценическим искусством для того,
чтобы освободить себя от опаснейшего конкурента.
Одним словом, Леночку после спектакля пришлось
срочно откачивать. Ей сделали промывание желудка,
ввели антитоксины, и сейчас она спала, вся покрытая
испариной.
Своего друга я нашел сидящим у изголовья ее по-
стели в глубокой задумчивости. Его можно было по-
нять: он только что чуть было не потерял единствен-
ного сотрудника, посредством уникальных способно-
стей которого мы могли выполнить ту историческую
миссию, что была на нас возложена. Я молча смотрел
на своего друга и тоже начинал осознавать, у какой
— 231 —
Часть III
страшной черты мы все находились еще несколько
минут назад из-за моей увлеченности театром: швыр-
ни кто-нибудь из этих завистливых Сальери в сорока-
литровый «бокал» Моцарта не ловушки для тарака-
нов, а настоящий цианистый калий, и история нашей
великой страны могла пойти в совершенно другом на-
правлении.
Витя достал откуда-то из глубин своего единствен-
ного пиджака такой же единственный носовой пла-
ток, конечно же не стиравшийся никогда и никем, и
вытер со лба одаренной девочки капельки пота. Мне
на миг показалось, что в этом движении руки моего
друга сквозила не только забота о судьбе Отчизны, но
и еще что-то.
Но, может быть, мне это только показалось.
Ах уж эти нимфетки! Великий писатель Набоков
только начал разговор о них. Я продолжу, с удовольст-
вием продолжу эту тему.
Откуда, например, нимфетки в свои 12—13 лет
знают о жизни все? Не догадываетесь? А я знаю отку-
да. От нас, взрослых. Это мы к почтенному возрасту
убеждены в том, что жизнь состоит из вполне кон-
кретных элементов — таких-то и таких-то, что люди в
этой жизни попадают в конкретные ситуации — та-
кие-то и такие-то, чувствуют в этих ситуациях то-то и
то-то, думают о том-то и о том-то. И все. И это есть
жизнь. И не более того. Далее об этом скудном содер-
жании человеческого бытия пишутся книги, снимает-
ся кино, делается на телевидении ток-шоу. А затем
этот набор знаний тайно или с позволения родителей
изучают нимфетки. Изучают трепетно, истово — со-
всем не так, как алгебру или географию. Зачем? А что-
бы опрокинуть их, опрокинуть и тем самым доказать,
— 232 —
Экскрементальный талант
что мы, взрослые, или полные дураки, или сознатель-
но их обманываем.
Казалось бы, живи и пользуйся тем опытом, кото-
рый оставили тебе предки, то есть мы с вами. Орудуй
этим опытом, как инструментом, достигай своих це-
лей. Но с присущим молодости максимализмом ним-
фетки, постигнув чужие знания, затем отбрасывают
их, бросаются в бой, чтобы через тридцать—сорок лет
обрести свои собственные представления о том, что
такое человеческая жизнь, и, обретя их, горько взды-
хают, потому что вынуждены констатировать, что их
заново полученные представления о жизни ничем не
отличаются от тех знаний, которыми они обладали в
свои 12—13 лет.
Но в этом, почти младенческом, возрасте очарова-
тельные существа не верят, что они уже постигли нау-
ку человеческого бытия с чужих слов, и поэтому по-
просту играют в такие великие составляющие жизни,
как любовь, счастье, флирт или вызов ревности. Это
все равно что разложить перед нимфеткой драгоцен-
ные камни: бриллианты, топазы, рубины — и разре-
шить играть ими, и девочка — пока ребенок — будет
беззаботно перекладывать драгоценности из карма-
на в карман, забрасывать под диван те из них, что
не нравятся, и не подозревать, что пройдет совсем не-
много лет и за обладание каждым из этих камней она
будет готова круто развернуть собственную жизнь,
легко переступить через судьбу другого человека.
Вот что такое нимфетки.
Как вы думаете, когда мне пришли в голову эти
мысли? Эти мысли пришли мне в голову в тот момент,
когда я с Витьком просматривал видеоматериал, от-
снятый Леночкой скрытой камерой.
— 233 —
Часть III
Она только что вернулась со своего первого на-
стоящего задания и теперь спала. На задание Витек
отправил ее той же дорогой, по которой недавно и
безуспешно прошли мы с ним. Да, да, это была та са-
мая забегаловка, которая служила ночным прибежи-
щем для «апологета режима», когда он отлынивал от
исполнения обязанностей автоинспектора, — заведе-
ние, о котором рассказал нам Петр, другой «аполо-
гет», тот самый, что слезно просил не путать его со
сберкассой.
На видеозаписи было отчетливо видно, как Леноч-
ка стучит в дверь, ту самую, в которую стучал я. Дверь,
как и в тот раз, отворяет заспанный мужик в милицей-
ском кителе. Вопрос: «Что надо?» — фиксирует за-
маскированный микрофон. Ответ звучит, как учил
толстый автоинспектор: «Нюрку надо». Заспанный
мужик удаляется. Появляется не менее заспанная ба-
ба в ночной сорочке и накинутым на огромный бюст
пуховым платком. Она повторяет тот же вопрос со
звериной злобой: «Что надо? » Следует спокойный от-
вет Леночки: «Надо пузырь». Словно не видя, что пе-
ред ней ребенок, женщина как автомат спрашивает:
«Ты от кого?» Леночка в соответствии с тем, как ее
инструктировали, отвечает: «Я — от Петра». Все как в
театре марионеток, где каждый жест и каждая фраза
повторяются неизменно, сколько бы раз ни шло пред-
ставление. Нюрка, вконец остервенев, кричит, что
никакого Петра она не знает, и тут же выносит пу-
зырь и приглашает девочку войти.
Камера фиксирует все то же помещение, оклеен-
ное фотообоями с изображением березовой рощи.
Хозяйка заведения считает пузыри, опорожненные
ее сожителем: «один, два, четыре... восемь». На числе
«шестнадцать», как и в прошлый раз, выскакивает
— 234 —
Экскрементальный талант
мужчина в трусах, видит Ленку и кричит, чтобы она
отходила к железной дороге или к каналу имени това-
рища Сталина, потому что теперь его черед немцев по
лесам кружить — сутки выигрывать, и обещает при-
крыть девочку во время ее отступления. Уклоняю-
щийся от своих обязанностей автоинспектор, как
всегда, смотрел во время обильного возлияния бес-
смертный фильм «А зори здесь тихие». Вот он разма-
хивает чем-то заменяющим гранату без запала и кри-
чит: «Что взяли, взяли? Да? Пять девчат, пять девочек
было всего, всего пятеро! И не прошли вы. Все сдохне-
те. Лично каждого убью! Атам пусть судят меня». Вот
звучат его слова: «За Родину! За Сталина!» Вот он уже
на болоте: «Мертвое здесь место, погибельное. Тряси-
на. Маму позвать не успеете. Не стоять! Не стоять, за-
сосет!»
Но какой гениальный ход, в отличие от нас с Вить-
ком, делает Леночка! Она неожиданно заявляет ха-
латному инспектору, с пьяных глаз принимавшему
себя за старшину Васкова: «Ах да, старшина, по пово-
ду «засосет», я, кстати, уже пробовала целоваться».
И уточняет: «В зазос». И вдруг просит: «Поцелуй ме-
ня». «Старшина» вспоминает, что где-то по фильму он
действительно целовал одну из девушек-бойцов по ее
просьбе, и поэтому охотно отзывается на предложе-
ние Леночки. «Колючий», — шепчет девочка, которая
перед выходом на задание специально смотрела
фильм «А зори здесь тихие». Следует продолжитель-
ный поцелуй, на протяжении которого камера фикси-
рует небритую шею мужика! Затем шея резко удаля-
ется, и мужик уже лежит на полу, а над ним стоит его
сожительница с разбитым пузырем в руке, которым
она, видимо, только что огрела по голове «старшину».
От неожиданности Леночка вскрикивает: «Ой, ма-
— 235 —
Часть III
ма!» Лежащий на полу «старшина» назидательным
отеческим тоном произносит: «Мамы у тех будут, кто
войну переживет».
И вот юная предательница совершает второй фан-
тастически точный шаг: она просит «старшину» само-
лично поставить нужник и баньку. «Старшина» пом-
нит, что все это тоже было в фильме, поэтому вскаки-
вает и, достав невесть откуда топор, начинает рубить
под корень изображенные на обоях березы. Леночка
подливает масла в огонь: она просит для бани березо-
вых веников. «Старшина» взбирается на стремянку и,
долбя топором по стене, стремится срубить с обоев
ветки получше. Чувствуя, как трудно поддается топо-
ру кирпичная стена, он выскакивает из дома, и спустя
несколько минут видеокамера фиксирует, как сквозь
изображенную на обоях березовую рощу пробивает-
ся ковш экскаватора. Затем в помещение снаружи до-
ма въезжает и сам «старшина Васьков». Он знаком
показывает Леночке, что все в порядке, разворачива-
ет ковш на еще не разрушенную стенку и дает по га-
зам. «Спасибо, товарищ старшина!» — кричит Леноч-
ка. Далее видеокамера фиксирует, как здание рушит-
ся, погребая под собой экскаватор. Из-под обломков
доносится мужской голос: «Да какой я тебе теперь
старшина, сестренка? Я теперь тебе вроде как брат.
Вот так, Федотом, и зови. Или Федей, как маманя зва-
ла».
— Это потрясающе! — кричит Витек, закончив
просмотр. — Это и дискредитация, и диверсия одно-
временно.
Он вновь и вновь пересматривал отснятые юной
разведчицей кадры. Но я обратил внимание, что мое-
го друга на видеозаписи интересует один единствен-
ный эпизод, где Леночка в засос целует «старшину
— 236 —
Экскрементальный талант
Васькова». Витек несколько раз просматривал имен-
но его, а затем задал мне вопрос:
— Как ты думаешь, у меня с ней так получится?
— Витек! — искренне возмутился я. — О чем ты
думаешь? Она же совсем ребенок!
— Вот всегда так! — раздосадовано сказал Ви-
тек. — Как для меня — так она ребенок, а значит,
нельзя, а как для будущего Родины, так она — боец не-
видимого фронта, и уже все позволено: целуйся с лю-
бым мужиком, если ты на задании.
Мне нечего было ему возразить.
По опыту я знал, что Витек не из тех, кто смирится
перед обстоятельствами, и поэтому каждый раз, про-
ходя мимо комнаты, где спала Леночка, я внимательно
прислушивался к звукам, доносившимся из-за двери.
И, наконец, я услышал то, что ожидал услышать.
— Дядя Витя, — уверенно говорил детский го-
лос, — все мужчины почему-то думают, что девушки
созданы исключительно для любви. Мужчины дума-
ют, что, найди девушка свою любовь, и ей больше ни-
чего не надо. Вот и вы, наверное, размышляете так же.
Но это извечное заблуждение мужчин, дядя Витя. Де-
вичий век короток. Не успеешь оглянуться, и ты уже
потеряла свою привлекательность: первые морщинки
вокруг глаз, первые целюлиты на бедрах. Для чего я
вам об этом рассказываю? Да для того, чтобы вы меня
правильно поняли: пока нет этих признаков старения,
пока ты еще товар, надо успеть обеспечить себя на
всю жизнь, чтобы потом, в старости, не разводить ру-
ками: ах, куда я смотрела, когда была молодая? Я сама
за красивое чувство, дядя Витя, но жизнь женщины
состоит, к сожалению, не из одних чувств. К краси-
вым чувствам надо многое еще, мягко выражаясь,
присовокупить: и красивые вещи, и вообще краси-
— 237 —
Часть III
вую жизнь. Поэтому самое главное для женщины, дя-
дя Витя, не ошибиться именно сейчас, в пору цвете-
ния. Уж больно многие предлагают ей одну лишь свою
любовь, и мало кто стремится заложить в основание
ее жизни солидный фундамент, сделав так, чтобы она
не знала забот до самой старости.
— Говори, чем тебя обеспечить до самой старос-
ти, — раздался хриплый голос Витька. — В моих руках
вся касса «Сборного пункта профессиональных пре-
дателей». Приказывай!
У меня перехватило дыхание: я был уверен, что
сейчас Леночка потребует себе машины, яхты, двор-
цы, солидные счета в банках, как это сделала бы на ее
месте любая опытная женщина. А Витя, наивный Ви-
тя, оплатит ей эти прихоти из кассы «Сборного пунк-
та профессиональных предателей», и тогда наша дер-
жава потеряет шанс изменить свой исторический
курс, она так и останется страной, в которой у руля
стоят сотрудники автоинспекции. Но, заслушавшись
«умных» речей, я забыл, совсем забыл, что Леночка
была ребенком. Об этом я вспомнил, когда услышал
донесшиеся из-за двери слова:
— За один день, дядя Витя, я съедаю одну шоко-
ладку «Марс», одну шоколадку «Сникерс» и одну шо-
коладку «Баунти». В году триста шестьдесят пять
дней. Это значит, что на один год жизни мне потребу-
ется триста шестьдесят пять «марсов», плюс триста
шестьдесят пять «сникерсов» и столько же «баунти».
Жить я собираюсь ровно сто лет. Умножим триста
шестьдесят пять на сто, и мы получим тридцать шесть
тысяч шоколадок каждого наименования. Доставьте
мне их немедленно, и я со спокойной душой вручу вам
свое сердце. Потому что в этом случае я буду чувство-
— 238 —
Экскрементальный талант
вать себя по настоящему обеспеченной до самой ста-
рости.
Я, едва сдерживая смех, быстро отошел от двери.
Но когда я увидел, каким из-за этой двери вышел Ви-
тек, мне стало не до смеха. Он был бледен, губы его
дрожали, взгляд был остекленевший.
— Серега, — еле слышно обратился он ко мне, —
скажи честно: я — полное ничтожество или нет?
— Ав чем дело? — прикинулся я будто бы нахо-
жусь в полном неведении.
— Серега, как ты думаешь, меня можно полюбить
просто так, без всяких там «сникерсов» и «баунти»?
Короче, меня можно любить как человека, а не как
растратчика денег, которые предназначены для свер-
жения режима?
Я попытался утешить своего друга традиционны-
ми для этого случая словами:
— Не горюй, Витя! Ты еще встретишь свою вто-
рую половину.
— Нет, Серега, я ее уже встретил, — подавленно
ответил он, а затем добавил:
— Но я не верю в любовь, которую можно купить.
Я — сын русского алкоголика — в это не верю! Более
того, я не хочу жить и знать, что это так.
Виктор замолчал, а потом твердым голосом подвел
итог:
— Нет, я не сведу счеты с жизнью. Я буду честно
делать вверенное мне дело и терпеливо ждать, когда
ее глаза откроются и она, наконец, поймет, что самое
главное для человека — это любовь.
Виктор ушел в свой кабинет и погрузился в работу.
Но внезапно его работа была прервана сообщением,
что Леночка вскрыла себе вены.
— 239 —
Часть III
— Почему она это сделала? — побелевшими губа-
ми прошептал Витек. — Неужели из-за того, что я не
принес ей по тридцать шесть тысяч шоколадок трех
наименований ?
Даже при беглом осмотре было видно, что ребенок
своим поступком и не собирался сводить счеты с жиз-
нью. Девочка расцарапала себе руку так далеко от
вен, что у нее вытекло крови не более, чем полнапер-
стка. Правда, она, по всем правилам, положила сви-
сающую с кровати кисть в тазик с теплой водой, и по-
следняя слегка окрасилась в розовый цвет. Эта мизан-
сцена, по ее расчетам, должна была произвести на
вошедших ошеломляющее впечатление.
Неискушенный в женских хитростях, Витя и
впрямь поверил инсценировке. Он схватил девочку за
руку и вдруг радостно завопил:
— Друзья! Мы ее спасем! Она еще теплая-.
Затем, нащупав пульс, закричал еще радостнее: —
Ее сердце бьется! Она жива!
Затем, подумав, объявил собравшимся:
— Сейчас я сделаю ей искусственное дыхание
«рот в рот».
После этих слов «умирающая» Леночка мгновен-
но села на кровати, открыла глаза и отстранила Витю
рукой.
— Не надо, — произнесла она, а затем пояснила. —
Я чувствую себя воскресшей для жизни.
Витя знаком показал всем выйти. Когда мы удали-
лись, он заорал на ребенка так, что светильники зака-
чались по всему коридору:
— Как ты могла это сделать?! Ты — единственная
надежда нашей разведшколы.
На что ребенок ответил таким же истошным ором:
— 240 —
Экскрементальный талант
— А что еще мне, влюбленной женщине, остава-
лось делать, если я ждала тебя целый час, а ты все не
шел?!
Я поспешил вернуться к двери, чтобы, в случае не-
предсказуемого развития событий, успеть вмешать-
ся. Дальше я стал свидетелем следующего разговора.
— Как вы могли поверить, дядя Витя, — навзрыд
плакала Леночка — что мне от вас нужны только
«сникерсы» и «баунти»?
Витя молчал.
— Как вы вообще могли поверить женщине? —
продолжал отчитывать его подросток. — Мы, женщи-
ны, хотим от жизни только одного — любви. Любви
большой и светлой. Да, мы стыдимся своего желания,
стыдимся выглядеть простушками и от этого искусст-
венно прячем поиск любви за стремление обогатить-
ся за счет мужчины. И чем больше мы видим у мужчи-
ны достоинств, чем отчаяннее мы хотим ему сдаться
просто так, без всяких дополнительных условий, тем
больше мы стыдимся самих себя и тем более непре-
одолимую преграду выстраиваем на пути к осуществ-
лению своего желания, преграду в виде неосуществи-
мых материальных требований. Мы наказываем сами
себя, дядя Витя, вот в чем трагедия современных жен-
щин. И только настоящие мужики своей решимо-
стью, своей беспощадностью могут освободить влюб-
ленную даму от этого наказания. Я думала, что вы
один их них.
Дальше наступила тишина, не прерывавшаяся ни
единым звуком.
Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге сто-
ял Витек. Увидев меня, откровенно подслушивавшего
это любовное воркование, он даже обрадовался.
— 241 —
Часть III
— Пойдем, потолкуем, — сказал он, уводя меня от
двери.
Витек не шел по коридору — он летел по нему, едва
касаясь ногами пола. И его можно было понять: он
только что услышал то, о чем мечтал и во что, навер-
ное, уже перестал верить. Он услышал, что его, сына
русского алкоголика, Витька Чернова, любят такого,
какой он есть, без тысяч «сникерсов» и «баунти», без
разграбленной служебной кассы, любит молодая,
своеобразно одаренная девочка. Витек был счастлив.
Я шел рядом с ним и думал, опустить ли его с неба
на землю, объяснить ли ему, что все услышанные им в
этот день от ребенка слова ни что иное, как игра во
взрослую женскую жизнь, скрупулезно собранная из
фильмов, книг, рассказов родителей или подруг по-
старше и с точностью воспроизведенная именно то-
гда, когда подвернулась подходящая ситуация. Но я
решил ничего не говорить об этом Витьку. Зачем ? Он
бы все равно мне не поверил. Не поверил, во-первых,
потому, что не хотел, а во-вторых, потому, что сколько
бы он ни встречал затем в своей жизни взрослых баб,
они говорили и делали бы почти то же самое, что толь-
ко что старательно изображала двенадцатилетняя Ле-
ночка.
Девочка оказалась легка на помине. Она нагнала
нас в коридоре, встала на цыпочки, обвила руками
Витину шею и, страстно поцеловав его в губы, попро-
сила:
— Дядя Витя, дайте мне на завтра задание кого-ни-
будь дискредитировать. Мне так нравится заклады-
вать. Ну, пожалуйста. — А затем, потупив глаза, доба-
вила. — Ведь вы же меня любите.
— А ты нашу школу не хочешь заложить? — не-
ожиданно сорвалось у меня с языка. Я вдруг вспом-
— 242 —
Экскрементальный талант
нил, что многие известные разведчики так входили во
вкус, закладывая людей, что потом закладывали раз-
ведку, на которую работали, а затем закладывали еще
и тех, кто их перевербовал. Эта девочка явно их
чем-то напоминала.
— Ну, что вы, дядя Сережа! — замахала руками
Леночка. — Что я, по-вашему, дура, что ли? Ведь мне
нигде не будет так хорошо, как здесь. — А затем доба-
вила: — С дядей Витей.
— Хорошо, Лена, иди спать, — строго ответил я. —
А мы придумаем тебе на завтра работу.
Никакой работы для Леночки мы ночью не приду-
мывали, ночью у Вити был праздник. А праздник сле-
довало ознаменовать салютом. Ни фейерверков, ни
петард в разведшколе не было. Но зато было много
крыс и были дюары с жидким азотом. Крыс по прика-
зу Вити поймали, раскрасили в разные цвета — жел-
тый, красный, фиолетовый, синий, а затем, вставив в
задний проход воронку, быстро заливали через нее
жидкий азот и крысу отпускали на волю. Она бежала,
а жидкий азот, находясь внутри горячего крысиного
тела, мгновенно испарялся, то есть многократно уве-
личивался в объеме, и бегущая крыса на глазах разду-
валась как воздушный шар, а затем с треском лопа-
лась. Этот хлопок и летящие во все стороны разно-
цветные ошметки и впрямь напоминали
праздничный фейерверк.
Витьку очень нравилось.
Это был салют, ознаменовавший признание его
как личности. Признание представительницей пре-
красной половины человечества! Это ли не празд-
ник?!
— Мне приснился удивительно красивый сон! —
такими словами меня разбудил мой друг наутро после
— 243 —
Часть III
фейерверка. — Мне снилось, Серега, что мы победи-
ли. Мы, стараниями Леночки, скомпрометировали
всех «апологетов режима». Народ, разуверившись в
своих идолах, свергнул их. Все были счастливы, как я
вчера, когда смотрел, как одна за одной взрывались
разноцветные крысы. А в моем сне уже взрывались
не крысы, а раскатом гремел разноцветный салют над
Москвой. Был праздничный парад в честь победы. Па-
рад принимал я. Правда, парад был немного необыч-
ный — победителям, а это были разведчики, было
противоестественно маршировать в строю по Крас-
ной площади, поэтому они по этой площади ползли,
ползли, умело маскируясь под брусчатку. Парад, как
принято, замыкали дети — наша надежда, наше буду-
щее. Сводный полк начинающих предателей имени
пионера Павлика Морозова состоял из детей, имею-
щих прирожденный талант закладывать своих близ-
ких. Каждый из марширующих, а им было по пять—
семь лет, нес в руках портрет того, кого он уже успел
заложить. Кто-то нес портрет своей бабушки, кто-то
воспитательницы в детском саду или первой учитель-
ницы. Замыкал шествие трехлетний малыш. Он нес в
руках портрет хомячка. Мальчик заложил хомяка
своим родителям, когда они полюбопытствовали, кто
сделал дырку в пакете с крупой. Пьяный отец выбро-
сил грызуна за окно, а мальчику в награду купил мо-
роженое. Педагоги сказали, что у этого ребенка боль-
шой экскрементальный талант, даже почище, чем у
Леночки. Кстати, в этом сне она стояла рядом со мной
на трибуне Мавзолея.
И вот, прямо на Мавзолее у меня возник вопрос:
что в этой новой стране делать с Леночкой? Какое
применение ей можно найти в новом счастливом об-
ществе? Я первый понял: никакого! Кто-то, воздавая
— 244 —
Экскрементальный талант
заслугам, прочил ее в руководство страны. Я сказал:
никогда! Либералы клеймили ее методы работы и тре-
бовали расправы. Я ответил: нет. Я объяснил: иначе
было нельзя. И тогда Родина сказала мне: Виктор, по-
ступи с нею так, как ты один сочтешь справедливым.
И знаешь, как я поступил, Серега? Я поселил ее на
острове и сам поселился с нею. Знаешь, почему я по-
ступил именно так? Да потому, что этот дар, этот экс-
крементальный талант надо обязательно сохранить,
сохранить для других крутых поворотов нашей исто-
рии, сохранить для так называемого часа «X». Только
руками таких, как Леночка, можно поворачивать ло-
комотив движения страны с одних рельсов на другие.
Ни ты, ни я не сможем этого сделать. Для этого нужны
совершенно особые люди.
Да, из меня не получится профессионального пре-
дателя, — Бог не наделил таким талантом. Но я захо-
тел навсегда остаться с той, кого он этим талантом на-
делил сполна. Я решил хранить его — этот талант, как
в старину люди хранили огонь, добытый от вспышки
молнии, я решил защищать его, я решил раздувать
его — создавать условия для развития. Мне присни-
лось, что я нашел себя, Серега!
В этом красивом сне был остров где-то в самом
центре России, по-моему, на Москве-реке напротив
Лубянской площади. Остров был обнесен колючей
проволокой. На острове жила Леночка, в полной изо-
ляции от обыкновенных людей, и вся ее жизнь была
сплошной подготовкой к часу «X», — она на разный
манер, все изобретательнее и изощреннее трениро-
валась предавать. Ты спросишь, кого? Ну, конечно,
меня. Я был при ней как спортивная груша, которую
дубасит молодой боксер в преддверии зенита своей
славы. Боксер может окончательно порвать грушу, и
— 245 —
Часть III
та в последний миг своей жизни простит ему это.
А как не простить — ведь именно на ней был отточен
талант, которому предстоит заблистать на весь мир!
А еще мне снилось очень много красивых весен-
них цветов — белых, голубых, сиреневых. Как они на-
зываются? Кажется, гиацинты. Правда, красивый
сон?
Я встрепенулся:
— Это очень плохой сон, Виктор. — Гиацинты
снятся к измене. Не предвещает ли твое сновидение,
что в скором времени кто-то предаст наш «Сборный
пункт профессиональных предателей»?
Этот мальчик как-то не понравился мне сразу:
во-первых, он был очень маленький, во-вторых, когда
общался, избегал смотреть в глаза, — его взгляд все-
гда бегал, то с предмета на предмет, то с человека на
человека, а в-третьих, сами его глаза — большие, се-
рые — чем-то напоминали глаза волка: они всегда на-
стороже, они никому не доверяют и никого не любят.
Поэтому я мысленно и назвал мальчишку «волчонок».
Позже эта кличка так и утвердилась за ним.
Первый разговор с «Волчонком» был такой.
Я спросил его, что он, собственно, делает в располо-
жении «Сборного пункта». Мальчик ответил, что про-
чел объявление в газете и пришел сюда, чтобы стать
профессиональным предателем.
Это был первый и единственный человек, кото-
рый откликнулся на нашу рекламную компанию, по-
этому я решил побеседовать с ним обстоятельно.
— Кого ты, собственно, собираешься предавать и
почему? — спросил я.
— Предавать я собираюсь всех, — последовал от-
вет. — А вот почему, это разговор особый.
— 246 —
Экскрементальный талант
Прежде чем начать свой рассказ, мальчик распо-
ложился в кресле поудобнее; было видно, что он гото-
вился к этому разговору всерьез, он у него вызрел, на-
болел, и теперь наступил тот момент, когда предста-
вилась возможность высказаться. Окинув колючим
взглядом меня с Витьком с ног до головы, Волчонок
неожиданно спросил:
— А приходилось ли вам, дяденьки, когда-либо
быть маленькими? Нет, маленькими не по возрасту, а
по росту?
Мы с Витьком были среднего роста, поэтому, пере-
глянувшись, хором ответили:
— Нет, не приходилось.
— А мне пришлось, — с болью в голосе сказал
паренек. — Вы не знаете, дяденьки, что такое быть
маленьким. Вы не испытали этого на собственной
шкуре. Быть маленьким — это всегда и всюду среди
ровесников быть последним. Быть последним не по-
тому, что ты глупее или ленивее, а только потому, что
ты маленького роста. Ты будешь последним везде, где
предстоит строиться. А строиться в детстве предстоит
всюду: в школе, в спортивном лагере, на медицинской
комиссии. Кто вообще придумал эту унизительную
процедуру — строиться по росту?
Мы с Витей пожали плечами: мы-де не знаем, кто
придумал эту процедуру. Мальчуган продолжал:
— Почему нельзя строить людей, например, по
достигнутым спортивным результатам или по полу-
ченным в школе оценкам, по общему состоянию здо-
ровья? Почему общество устроено так, что кто-то ни-
когда не сможет стать первым, несмотря ни на какие
свои усилия и старания?
— А хрен его знает, почему оно так устроено! — в
сердцах воскликнул Витя. Он явно начинал сочувст-
вовать пареньку. Я по-прежнему был настороже.
— 247 —
Часть III
Мальчуган продолжал:
— Я понимаю, что лично перед вами, дяденьки,
этот вопрос с особой остротой не стоял. Возможно,
оба вы не были первыми в этом строю, но вы и не за-
мыкали его. А теперь я скажу главное: все, кто не за-
мыкал строй, кто не стоял последним лишь потому,
что он маленького роста, виновен передо мной, вино-
вен за то, что я испытал в свои двенадцать лет, извечно
находясь в хвосте колонны. О, сколько мучений я пе-
режил! Сколько раз я был унижен и физически, и
нравственно! Я вынес людям свой приговор, и он су-
ров: я накажу вас — люди — накажу за каждую сле-
зинку, пролитую из моих глаз — глаз ребенка. Я уже
начал свою борьбу. Я пошел в школу боевых едино-
борств, чтобы их бить.
Вдруг мальчуган обратился лично ко мне:
— Вы, дяденька, задали мне вопрос, почему я хочу
предавать? Ведь я научился бить. Дело в том, что я не
могу избить любого: я — маленький, многие здоровей
меня, а вот предать любого могу, несмотря на то, что
я — коротышка, а он — амбал. Очень прошу вас, дя-
денька, помогите мне стать профессиональным пре-
дателем, помогите мне освоить эту профессию!
Витек так расчувствовался, что чуть было не запла-
кал. Я попросил «волчонка» выйти, чтобы мы могли
посоветоваться со своим другом с глазу на глаз. Да,
Вите понравился этот мальчуган, а мне — нет: он ни
разу не улыбнулся, не засмеялся, он и впрямь напоми-
нал зверька — затравленного зверька. Уже сейчас бы-
ло видно, что, сколько бы ни прошло лет, каких бы
вершин он ни достиг в жизни, эта затравленность,
внутреннее одиночество и ненависть к людям будут
присутствовать в нем всегда. Но видимых причин от-
казать Волчонку не было, тем более, что Витя стоял за
— 248 —
Экскрементальный талант
него горой, поэтому мы зачислили паренька в наше
учебное заведение.
Учился Волчонок добросовестно, и, конечно же,
заметно опережал тех слушателей школы, которых
мы получили по наследству от прежнего руководства.
Но до Леночки ему было как до Луны!
Ну вот, например, Волчонок и Леночка получили
одно и то же задание: дискредитировать «апологета
режима», — того самого толстяка-автоинспектора,
который вернул нам с Витей половину предложенной
ему в виде штрафа мзды, попросив при этом не путать
его со сберегательной кассой.
Волчонок водрузил на себя номерные знаки, габа-
ритные огни, на глазах у инспектора совершил пеший
обгон прохожего сразу же после знака «Обгон запре-
щен». Инспектор жезлом «припарковал» мальчугана.
Тот, не вступая с ним в длительные рассуждения, про-
тянул две равного достоинства купюры и получил од-
ну обратно со словами:
— Ты, мальчуган, путаешь меня со сберкассой, а я
не сберкасса, я — живой человек и поэтому понимаю,
что если мне после работы выпить надо, то тебе после
школы тоже.
Волчонок добросовестно запечатлел этот эпизод
на видеокамеру и сопроводил его сухим пояснитель-
ным текстом, смысл которого сводился к тому, что гу-
манный жест автоинспектора в корне противоречит
существующему в стране торжеству закона. Скупо,
скучно, посредственно. Но тем не менее задание вы-
полнено.
А как подошла к этому же заданию Леночка? С мо-
цартовской легкостью! Во-первых, она вообще не ста-
ла одевать на себя габаритные огни и номерные зна-
ки. Увидев это «чудо» на тротуаре, где все прохожие
— 249 —
Часть III
были обвешаны фарами и знаками, инспектор, не-
смотря на свой огромный вес, выскочил аж на середи-
ну и, от удивления размахивая жезлом, как вертолет
пропеллером, уже криком, а не жестом, приказал «чу-
ду» припарковаться к лавочке. «Чудо» проследовало
мимо него, как ни в чем не бывало. Тогда огромный
инспектор ухватил щупленького ребенка за шкирку и
таким образом «припарковал». Ребенок выпучил на
мордоворота глаза и испуганно произнес:
— Моя твоя не понимать. Моя живет в другой
страна.
— Ну и что? — заорал инспектор.
— Моя твоя поняла, — ударила себя ладонью по
лбу девочка. — Сколько, мужик, тебе надо денег?
С этими словами Леночка протянула, естественно,
две заготовленных купюры одного достоинства. Ин-
спектор сначала с недоверием посмотрел на нее, а за-
тем спросил:
— Иностранка, да?
— Я! Я! — охотно закивала головой девочка. —
Иносранка! Иносранка!
Инспектор, услышав, как именно девочка переви-
рала слово «иностранка», залился таким хохотом, что
уронил жезл, а бляха и фуражка слетели с него одно-
временно. Отсмеявшись, он поднял на Леночку ниче-
го не видящие от слез глаза, наощупь отделил одну ку-
пюру от другой, первую сунул себе в карман, а вторую
протянул нарушительнице:
— Ты, детка, путаешь меня со сберкассой. Это в
сберкассе ты заплатила бы столько. А мне в руки — в
два раза меньше.
Леночка сделал вид, что абсолютно не понимает,
что ей говорят, и протянула возвращенную ей купюру
— 250 —
Экскрементальный талант
обратно. «Я — иносранка. Я — очень богатая иносран-
ка!» — била она себя в грудь.
Инспектор властно отвел ее руку и с еще большей
внятностью проговорил:
— Ты — иностранка, а я — не сберкасса. Я — жи-
вой человек. И поэтому я понимаю, что если мне по-
сле работы выпить надо, то тебе после школы тоже.
Леночка недоуменно пожала плечами, опять сде-
лав вид, что не поняла. Инспектор терпеливо начал
все заново:
— В той стране, где ты живешь, есть школа?
— Есть, есть, — закивала головой Леночка.
— Выпить после школы хочешь? — обрадовав-
шись тому, что его понимают, спросил инспектор.
— Выпить хочешь, — снова закивала Леночка, — и
после школа выпить хочешь, и в школа выпить хо-
чешь.
— Нет, в школе пить нельзя, — назидательно про-
изнес инспектор. — А вот после школы обязательно
нужно выпить. Иначе может быть нервный срыв —
непереносимость педагогов и всей системы образова-
ния, инфаркт, в конце концов. Поняла?
Леночка утвердительно закивала головой. Тогда
инспектор положил ей в ладонь купюру — одну из
двух, и сказал: «Это тебе на пузырь». Инспектор уже
готов был уйти восвояси, как Леночка задала прово-
кационный вопрос:
— Я, иносранка, хочу знать: сберкасса не оставит
для девочка денег на пузырь?
Инспектор, видимо, сам был рад продолжить раз-
говор; он театрально нахмурил брови, сморщил лоб,
изображая злую сберкассу, и страшным голосом зая-
вил:
— 251 —
Часть III
— Сберкасса денег не оставит. Заплатишь, сколь-
ко положено по закону.
Затем он широко улыбнулся: «Это я, живой чело-
век, оставлю. Я ведь тоже в школу ходил, помню, как
тяжело. Еще в первом классе приходил с уроков и
первое, что делал, просил выпить. Некомпетентность
педагогов, несовершенство системы образования в
целом... Мать говорила: «Не дам»! А отец, царствие
ему небесное, мудрый был человек, он говорил: «Нет,
пусть пьет, а то учиться не будет». Как же я тебе после
такого детства не оставлю на пузырь? »
И вот тут Леночка сделала ход конем: она твердым
голосом вдруг сказала:
— Не верю!
— Как, не верю? — растерялся инспектор.
— Не верю, что только инспектор добрый, а сбер-
касса — злая.
— А ну, поехали! — скомандовал здоровяк и, бро-
сив свой пост, погрузился в автопогрузчик, предвари-
тельно поместив туда ребенка. «Сама увидишь! —
бурчал он. — Сейчас я выпишу тебе квитанцию на
штраф. Пойдешь в сберкассу и попробуешь оплатить
только половину того, что я выписал. А я со стороны
посмотрю, куда тебя там пошлют».
Подъехали к сберкассе, Леночка выскочила из ма-
шины, держа в руках квитанцию, и юркнула в дверь.
Через минуту она вышла из нее обратно вся в слезах:
— Злая сберкасса не хочет брать у ребенка только
половина штрафа.
— Во! Во! — обрадовался гаишник. — А я тебе что
говорил!
И вот тут Леночка совершила совсем уж неорди-
нарный ход.
— 252 —
Экскрементальный талант
— Я думаю, — сказала она, — добрый дядя нака-
жет злую сберкассу за то, что она не дала на пузырь
маленькой девочка, которой обязательно надо выпить
после школа.
В испуге инспектор было отпрянул от Леночки, но
она вплотную приблизила свое юное лицо к его лицу,
старому, обрюзгшему, и низким грудным голосом
произнесла:
— А маленькая девочка поцелует дядю гаишника
сладенько-сладенько, совсем как девочка большая.
Дальше скрытая камера вплотную приблизилась к
небритому подбородку мужчины и надолго задержа-
лась в этом ракурсе. Витек не мог равнодушно смот-
реть на эти кадры и включил перемотку видеоленты.
Когда лента вновь пошла в нормальном режиме, было
видно, как верзила инспектор разбирает до основа-
ния сберкассу своими огромными руками. Камера
еще успела запечатлеть спецподразделение, движу-
щееся утихомирить потерявшего голову «апологета
системы».
— Здесь я решила, что пора делать ноги, — раздал-
ся за кадром голос Леночки уже без иностранного ак-
цента, и изображение исчезло.
Задание выполнили оба учащихся, но одинаковую
оценку выставлять было нельзя — слишком по-разно-
му была сделана работа. Поэтому Волчонку поставили
оценку «четыре», а Леночке — «пять с плюсом». Вол-
чонок не обиделся. Он вообще все делал трудно, без-
радостно, но делал. Потому что именно так находила
выход накопившаяся в нем злоба.
Между тем Витин роман с Леночкой развивался
бурно. Конечно, то, что происходило между совсем
— 253 —
Часть III
юной особой и взрослым, но неопытным мужчиной,
нельзя было назвать романом в общепринятом смыс-
ле слова, но все происходящее с головой поглощало
обоих его участников.
Естественно, у малолетней Леночки сексуального
опыта не было, а главное, у нее не было и потребности
такой опыт иметь.
— Дорогой дядя Витя, — вкрадчиво говорила Ле-
ночка моему другу, у которого, наоборот, такая по-
требность была. — Я, конечно, не могу сказать, что
проявление вашего внимания не доставляет мне удо-
вольствия. Да, доставляет.
На этих словах Виктор делал резкий рывок в ее
сторону, но она так же резко уворачивалась. «Но что,
что стоит между нами? » — неистово требовал ответа
Виктор.
— Я никак не могу забыть главную любовь своей
жизни, — глубоко вздохнув, отвечала Леночка. — Его
зовут Фредерико Карло де Кранц. А пока Фредерико
живет в моей душе, что-то внутри меня не позволяет
мне перейти ту грань, за которой вам, дядя Витя, так
не терпится оказаться. Вот что стоит между нами.
Витя тяжело вздыхал, Леночка его успокаивала:
— Время расставит все на свои места, время все
рассудит, время — лучший судья, дядя Витя. Я не гово-
рю вам: нет, я лишь призываю вас терпеть, терпеть и
терпеть.
— Невмоготу терпеть, Леночка! — изнывал в моль-
бе Витек, но протянуть свои руки к девочке не осме-
ливался.
— А вы знаете, дядя Витя, как в таких случаях по-
ступал Фредерико Карло де Кранц — главный мужчи-
на моей жизни?
— 254 —
Экскрементальный талант
Мой друг отрицательно качал головой. И тогда Ле-
ночка уже, наверное, в сотый раз повторяла одну и ту
же историю:
— Фредерико, мой божественный Фредерикс, в
минуту, именно такую минуту, какая у нас сейчас с
вами, дядя Витя, выхватывал корсиканский нож и
бросался на меня, готовый в ярости расчленить мое
тело — горячо любимое им тело! — на множество мел-
ких кусочков.
— Я тоже готов убить тебя, Леночка! — вскакивал
Витек, однако ребенок спокойно останавливал его и
продолжал живописать:
— Но в последний момент, когда лезвие ножа Фре-
дерико уже готово было впиться в мою юную плоть,
невероятная сила воли (воли, какой я не встречала у
других мужчин), эта внутренняя сила останавливала
его. Он яростно смотрел мне в глаза своими налитыми
кровью очами и выкрикивал почему-то на польском
языке: «Пся крев! Матка Боска! Щедна — една. Чен-
соховска!» — и, как благородный мальтийский ры-
царь, как ясновельможный пан, как испанский гранд,
для которого желание Дамы его Сердца — закон, он
мчался с обнаженным ножом в ванную и возвращал-
ся оттуда абсолютно успокоенным. При этом я слы-
шала, как по дороге из ванной в мою спальню он
что-то выбрасывал в мусорное ведро с восклицанием:
«Холера Ясна!», а, войдя ко мне, вытирал окровавлен-
ный нож о покрывало моей кровати. Затем он садился
на край любовного ложа, и мы мирно беседовали, на-
пример, о литературе. Вот таким был главный мужчи-
на моей жизни Фредерико Карло де Кранц. Как мне
забыть его? Научите, дядя Витя, или постарайтесь
быть на него похожим.
— 255 —
Часть III
Последнее предложение Леночки повергало мое-
го друга в ужас. Он бросался прочь от ребенка. Озада-
ченный, потерянный, молодой мужчина часами блу-
ждал по галереям здания «Сборного пункта», напоми-
ная тень отца Гамлета. Когда в такие минуты ему
приходилось натыкаться на Леночку, он шарахался от
нее, как ошпаренный кипятком. После чего слово-
охотливый ребенок ехидно кричал ему вслед:
— Эх, дядя Витя, дядя Витя! Вы не все знаете о том,
как поступал Фредерикс Карло де Кранц, когда наты-
кался на отказ.
Мой друг хватался за голову, его тело покрывал хо-
лодный пот. Наверное, он думал, что этот незабвен-
ный мужик не только отрезал себе крайнюю плоть, но
и удалял простату — второе сердце мужчины.
Узрев его смятение, Леночка доверительно шептала:
— Ничего вы не знаете, дядя Витя! Наткнувшись
на отказ, Фредерико говорил: «Плевать я хотел, хо-
чешь ты быть со мной или нет, плевать я хотел, соби-
раешься ты спать или заниматься уборкой, готовить
есть или сидеть на горшке. Ты — свободная женщина,
ты можешь делать, что хочешь. Но я в это время буду
заниматься с тобой любовью, потому что у меня так
намечено по графику». И немедленно добивался сво-
его.
Окрыленный этим признанием, Витек бросался в
погоню за Леночкой, но та стремительно убегала. Все
остальные учащиеся нашего заведения с интересом
наблюдали за их игрой, а некоторые даже делали
крупные денежные ставки. Выигрывали те, кто ста-
вил на быстроногую девочку. Этим была заполнена
жизнь «Сборного пункта профессиональных преда-
телей» в часы, свободные от тренингов и спецзада-
ний.
— 256 —
Экскрементальный талант
Я давно обратил внимание на то, что люди малень-
кого роста постоянно ищут себе приключения, образ-
но говоря, на заднее место. Будь Волчонок роста сред-
него или фитиль, он бы равнодушно взирал на то, как
Витя пытается соблазнить единственное существо
женского пола, затесавшееся в наш коллектив, и как
последняя на глазах у всех успешно морочит ему голо-
ву. Каждый из нас, наблюдавший за этой дуэлью,
трезво оценивал свои шансы на предмет Леночки. Все
мы рассуждали так: «Мои шансы — ноль, поэтому за-
чем мне к ней соваться? Я наберусь терпения и полу-
чу радость от женской любви там, где этой радости от
меня не ускользнуть. Мне нужна именно радость, а не
боль от неминуемого отказа». Но Волчонку не нужна
была радость, ему нужно было еще и еще раз убедить-
ся в том, что окружающий мир считает его самым
последним из стоящих в шеренге, ему нужно было
еще одно подтверждение того, что он этому миру дол-
жен отомстить. Именно поэтому Волчонок полез к
Леночке.
Я все узнал от нее самой. Поскольку Витя, будучи
начальником «Сборного пункта», назначил меня сво-
им заместителем, то мне в обязанности вменялась так
называемая воспитательная работа, которая подразу-
мевала утрясать все конфликтные ситуации, возни-
кающие в коллективе. Поэтому Леночка пришла
именно ко мне с докладной на Волчонка.
— Дядя Сережа, — сопровождала она свою запис-
ку словесным текстом, — представляете, этот коро-
тышка взялся объясняться мне в любви. А вы знаете,
какими словами я его послала? Я ему сказала, что он
мне до пупка не достает, и поэтому я в упор не вижу
ни его самого, ни его чувство!
— 257 —
9 - 1736
Часть III
Я схватился за голову. Сама того не ведая, Леночка
ударила этого мальчугана по самому больному месту.
И теперь неизвестно, какова будет его реакция на
этот удар. Пообещав Леночке принять к сведению ее
доклад, я со всех ног помчался искать Волчонка. Его
нигде не было. Я потратил на его поиск весь день, пе-
рерыл весь корпус, но мальчика не нашел. Я не стал
ничего докладывать Витьку, чтобы не вызвать у него
ревность и гнев. К концу дня я все-таки заметил Вол-
чонка на «Сборном пункте». Я попросил его зайти ко
мне. Когда он вошел, я положил перед ним докладную
Леночки. Мне было важно, чтобы он первым что-то
сказал по поводу происшедшего. Из этих слов я бы по-
нял, что происходит у него в душе, и сделал бы вывод,
каких шагов от него нужно ждать и, возможно, пре-
дотвратил бы их. Но мальчик, взглянув на докладную,
молчал. Молчал упорно, сосредоточенно, и вдруг из
его глаз неожиданно брызнули слезы. Я понял, что Ле-
ночка своим откровением и впрямь ранила его в са-
мое сердце. И тогда я спросил его:
— Какая у тебя самая большая в жизни мечта?
Волчонок что есть силы сжал свои маленькие ку-
лачки, его скулы тоже напряглись чрезвычайно, жел-
ваки заиграли, и сквозь сжатые зубы он выдавил:
— Власть.
— Зачем тебе власть? — поинтересовался я.
— Я устал быть последним, я хочу быть первым, —
ответил ребенок.
— Хорошо, — постарался я перевести разговор на
философские рельсы, — а что приобретет народ,
страна оттого, что такой человек, как ты, станет у вла-
сти?
— А мне все — фиолетово, — холодно ответил
мальчик. — Это меня не колышет.
— 258 —
Экскрементальный талант
Я понял, что на этом философский разговор закон-
чен. Повисла пауза... Но вдруг мне захотелось его
спросить:
— Скажи, а тебе интересно жить?
Волчонок отрицательно замотал головой.
— А знаешь, почему? — воодушевился я. — Пото-
му что у тебя нет полета, нет вдохновения. Ты упорно
трудишься, а не развлекаешь себя. Ты учишься на чет-
верки. А по жизни надо быть или отличником, или
троечником. Ты знаешь, почему я стал химиком, ко-
гда узнал, что то ли слишком умный для театра, то ли
слишком глупый для него, то есть почему я поступил в
химический вуз, а не в какой-то другой ? А потому, что
когда я приносил из школы по химии «тройку», в се-
мье был праздник из-за того, что я принес по этому
предмету «три», а не «два». Для меня стать химиком —
то же самое, что стать космонавтом: ни в том, ни в дру-
гом я ровным счетом ничего не смыслил. И это освое-
ние неизвестного избавило меня от скуки, а значит,
не сделало злым.
Я говорил полезные вещи, но сам чувствовал, что
Волчонок хочет услышать от меня о другом — о том,
что его так больно ранило — о женщине.
— Ты знаешь, что женщины пренебрегают вовсе
не теми, кто мал ростом? — неожиданно спросил я.
Мальчуган аж весь вытянулся в мою сторону. Вооду-
шевленный его вниманием, я продолжал:
— Маленький рост — это только предлог, как, на-
пример, нос картошкой или уши лопухами. В дейст-
вительности женщины пренебрегают теми, с кем
скучно.
Вот ты пришел на «Сборный пункт профессио-
нальных предателей». Ты освоился здесь и, наверное,
уже понял: ты не паришь над землей, когда заклады-
— 259 —
9*
Часть III
ваешь ближнего своего. Ты не испытываешь ни вдох-
новения, ни радости. Ты просто ненавидишь людей и
поэтому не знаешь, что с ними делать, кроме как их
заложить. Но это серо и скучно. Прикинь сам: весело
ли Леночке с тобой, помешанным на своей обиде на
все человечество? Что ты можешь привнести в ее
жизнь, чем украсить ее?
— Нечем, — честно ответил мальчик.
— Ты знаешь, во что превратишь жизнь женщи-
ны, с которой свяжешь судьбу? — продолжал я. — В
постоянный побег из дома. Она станет изменять тебе
на каждом углу, только чтобы не умереть от скуки.
В конце концов, она сама заразится спидом и заразит
им тебя. Так кончится жизнь обоих. Про женщин про-
должать?
— Не надо, — ответил мальчик и заплакал.
— А ты знаешь, что будет с народом, у которого ты
стремишься стать во главе? Не знаешь. А я знаю, —
продолжал я воспитательную работу. — Нашему на-
роду, чтобы он не спился, нужны или война, или вели-
кая стройка. Великую стройку ты ему предложить не
сможешь. На стройку людей надо увлечь. Но, чтобы
увлекать других, надо в первую очередь быть увлечен-
ным самому. А ты не такой. Поэтому ты сможешь
предложить народу только войну. Тебя не остановят
людские боль, слезы, несчастья, потому что тебе и
впрямь все — фиолетово.
Мальчик уже не плакал, он пребывал в глубокой
задумчивости.
— Как ты думаешь, как должен поступить человек,
который может принести своему народу столько го-
ря? — в довершение всего сказанного спросил я.
Я ожидал любой реакции на свои слова, но та, что
последовала, застала врасплох даже меня.
— 260 —
Экскрементальный талант
Мальчик вдруг ухватился ручонками за висящую у
меня на поясе кобуру. Он просил, он требовал, обли-
ваясь слезами:
— Дядя Сережа, дайте свой большой пистолет,
чтобы мне с одного выстрела разнесло голову!
— Зачем такая крайность? — недоумевал я.
— Вы спросили, как должен поступить человек,
который принесет своему народу столько горя, —
серьезно ответил малыш. — Так вот, я считаю, что та-
кой человек, пока еще не поздно, должен пустить себе
в лоб самую большую пулю.
Я погладил его по детской голове и уверенно от-
странил от кобуры его маленькую руку.
— Это только воспитательная речь, дружок, — по-
яснил я. — Не надо воспринимать ее так близко к
сердцу. Но необходимые выводы сделать надо. Тебе
надо научиться радоваться. Тебе надо научиться жить
для счастья, а не для сведения счетов. И тогда у тебя
будет все, что ты хочешь: и любовь женщин, и заслу-
женная власть. Вспомни: Пушкин был маленького
роста, а женщины его любили. Наполеон тоже ростом
не вышел, а народ провозгласил его своим императо-
ром. Одним словом, тебе надо найти себя, дружок. Но
ты молод, и я еще не старик: на все это у нас с тобой
есть время.
— У нас нет времени, дядя Сережа, — сухо ответил
мальчик. — После того как Леночка меня отшила, я
съездил в город и заложил там наш «Сборный пункт
профессиональных предателей». Я рассказал, что на-
ша цель — свержение режима. Сюда уже направлено
спецподразделение.
Я бросился сообщить об этом Вите. Мы посовето-
вались и решили: первое, что следует сделать в такой
ситуации, — позвонить Леночкиному отцу и преду-
— 261 —
Часть III
предить, чтобы он немедленно забрал своего ребенка.
Но со звонком отцу возникли проблемы. Поскольку
никто в стране практически ничего не производил,
а все только взимали друг с друга штрафы на дорогах,
то правительством был принят закон, разрешающий
продавать товар любого качества, лишь бы на прилав-
ках хоть что-то было. Это относилось и к услугам.
Правда, существовала одна оговорка: в наименова-
нии товара или услуги должна быть объективно отра-
жена его суть. Тогда и появилась на витринах магази-
нов дешевая водка под названием «В последний
путь», сигареты «Астма», противозачаточные средст-
ва «Kinder-сюрприз», в ресторанах стали подавать
фирменный бифштекс «Диарея врасплох». А вот что
касалось мобильной связи, то тут дело обстояло сле-
дующим образом.
Витек, например, пользовался тарифом «Разбой-
ничий», я — тарифом «Грабительский», а специально
для подростков был разработан тариф, название ко-
торому положил известный анекдот, относящийся к
категории садистских. В этом анекдоте солдат спра-
шивал у кукушки, сколько ему осталось жить. Кукуш-
ка отвечала лишь один раз: — Ку... — а солдат, удив-
ленный ее краткостью, успевал лишь спросить: —
А почему так ма...? И тут же падал, сраженный снай-
пером. Так вот, подростковый тариф мобильной теле-
фонной связи так и назывался — «Ку... — А почему
так ма...?» Естественно, что этим тарифом пользова-
лась Леночка. Само собой разумеется, что все тарифы
соревновались между собой в том, кто быстрее сни-
мет со счета абонента все находящиеся там деньги.
Витек схватил свою «трубу», достал карточку экс-
пресс-оплаты, ввел шифр, проверил в справочной,
что деньги пришли на счет, и немедленно стал наби-
— 262 —
Экскрементальный талант
рать номер телефона Леночкиного отца. Но пока он
набирал всего семь цифр, деньги с его счета успели
исчезнуть. Этой быстротой и славился тариф «Раз-
бойничий».
За окном уже слышалось рычание моторов, опуш-
ка леса перед «Сборным пунктом» была освещена фа-
рами — подходил спецотряд. Я схватил свой мобиль-
ник и с радостью вспомнил, что лишь сегодня утром
положил на счет довольно большую сумму, а главное,
не сделал еще ни одного звонка. Я стал спешно наби-
рать телефонный номер Леночкиного отца, набрал...
но вместо ожидаемых длинных гудков услышал при-
ятный женский голос, который сообщал, что я за те-
кущий день уже успел задолжать компании, и поэто-
му все звонки с моего номера блокируются. Это был
фирменный стиль тарифа «Грабительский».
Мы с Витьком, честное слово, не знали, что делать,
поэтому решили посоветоваться с самой Леночкой.
За окном уже были слышны автоматные очереди. Это
обитатели нашего «Сборного пункта» приняли на се-
бя первый удар спецназа. Перепуганная всем проис-
ходящим, Ленка выхватила свой мобильник, подклю-
ченный к тарифу «Ку... —А почему так ма...?», набра-
ла номер отца и успела прокричать только одно, но
зато самое главное слово — «Приезжай!», и у нее тут
же кончились деньги на счету.
Те, кто оборонял наш «Сборный пункт», падали
под пулями спецназовцев с какой-то обыденностью, я
бы даже сказал, с какой-то запрограммированно-
стью, как мишени в пляжном тире: сколько бы такая
мишень ни стояла неприкосновенной, она все равно
должна упасть. Это был не бой и даже не попытка вы-
жить. Это было слепое подчинение судьбе. Судьба
выбросила этих людей из мира автоинспекторов,
— 263 —
Часть III
судьба забросила их на «Сборный пункт профессио-
нальных предателей». Теперь та же самая судьба от-
нимала у них жизнь. И они отдавали ее, не особенно
вдаваясь в сущность происходящего. Они умирали,
как и жили, — смиряясь с обстоятельствами, а глав-
ное, не в одиночку, а большой компанией. Да, да, они
умирали за компанию. Умирали, наверное, с такими
мыслями: «Вот упал сраженный пулей спецназовца
мой друг, тот, с кем вчера вместе прогуливал тренинг;
вот нож бойца спецподразделения застрял в горле
другого моего однокашника, с которым вместе полу-
чал нахлобучку от Вити. А вот пришла и моя очередь.
А чем я хуже других? А чем я их лучше? Ну вот, кажет-
ся, и все. Присоединяюсь к компании». Слушатели
нашей школы отправлялись на тот свет так, как еще
вчера отправлялись в пивбар — все вместе, а главное,
стараясь во что бы то ни стало не отстать друг от друга.
Они не были героями, они даже не были бойцами за
обновленную Родину, они были мирные люди, и как
жаль, что та же судьба не уготовила им другой — луч-
шей участи! Но судьба всегда именно так поступает с
теми, кто ей покорен.
Совсем не так выглядел Витек среди крови,
стрельбы и порохового дыма. Он ни на кого не огля-
дывался, он не собирался подчиняться судьбе, он не
собирался умирать, он — жил, более того, для него бы-
ла настоящим праздником атмосфера баталии!
— Уводи .из под огня ребенка! — скомандовал он
мне. — А я их всех здесь, как мух, размажу!
Я схватил в охапку Леночку и кинулся по направ-
лению к железнодорожной станции, куда должен был
прибыть ее отец. Но, не сделав и двадцати шагов, я
вдруг наткнулся на Волчонка. Вооруженный автома-
том, он лежал за поваленным деревом и вел огонь по
— 264 —
Экскрементальный талант
наступающим спецназовцам. Стрелял он отменно:
после каждой выпущенной очереди кто-то из насту-
павших падал. Витек, который тоже заметил Волчон-
ка, с удивлением спросил меня:
— Почему он стреляет по своим?
— Для него нет своих, Витя, — ответил я, — для не-
го все — чужие.
И словно в подтверждение моих слов Волчонок по-
вернулся к наступавшим спиной, поднял на меня еще
не высохшие от слез глаза и, направив дуло автомата в
мою сторону, всхлипывая, прошептал:
— А это вам, дядя Сережа!
Острая боль обожгла мне плечо, в глазах потемне-
ло. Когда я вновь увидел свет, Волчонка за повален-
ным деревом уже не было.
Мое ранение окончательно разозлило Витька.
— Серега, не дрейфь! — прокричал он и яростно
бросился на нападавших.
Это был звездный час моего друга! Одним ударом
своей подготовленной к бою руки он пробивал броне-
жилет и затем освобождал кулак, увязший в теле
спецназовца, чтобы нанести им удар вновь. Когда в
него пытались стрелять в упор, Витек затыкал указа-
тельным пальцем своей руки направленное на него
дуло, и выпущенная пуля, застряв в стволе, разрывала
автомат на части, нанося при этом смертельное ране-
ние стрелявшему. А уж если Витьку удавалось схва-
тить автомат за дуло, он мощным движением направ-
лял оружие в тело его обладателя, и было слышно, как
оно входило в его плоть, в щепки разламывая ребра.
Видя, что в ближнем бою успеха им не достичь,
спецназовцы выстроились в шеренгу и направили на
нас огнестрельное оружие. Я закрыл собой Леночку, а
Витя закрыл своим телом нас обоих.
— 265 —
Часть III
— Пли! — скомандовал кто-то из шеренги. Разда-
лись выстрелы. Стреляли, как и положено в таких слу-
чаях, в живот. Но Витя так напряг свой тренирован-
ный пресс, что пули, как мячики, отскочив от него, по-
летели назад и поразили самих стрелявших.
В этот момент подоспел Ленкин отец, схватил сво-
его ребенка и помчался прочь, бросив до боли обид-
ные слова, что дескать, нам с Витей нельзя доверять
детей. Это было несправедливо. Мы не сделали Ле-
ночке ничего плохого. Мы развили ее талант. При нас
девочка не выпила ни одного «пузыря», ни того, что
получила в притоне у «старшины Васкова», ни того,
что приобрела на деньги, которое ей вернул массив-
ный автоинспектор, все «пузыри» были оприходова-
ны, как вещественные доказательства собранного ею
компромата на «апологетов режима». Правда, был
один досадный случай, когда во время любительского
спектакля ребенок перепутал искусство с жизнью.
Но такой случай был всего один. Поэтому я боялся,
что после обидных слов Витя догонит Леночкиного
отца и размажет его, как муху. Но Витя, только что за-
щитивший своим телом девочку от доброго десятка
пуль, отнесся к брошенному обвинению философ-
ски. Он знал, что настоящего героя современники ни-
когда не оценят по достоинству, особенно при жизни.
А умирать Витек не хотел, поэтому благородно про-
пустил обидную реплику мимо ушей.
И вдруг произошло неожиданное. Оставшиеся в
живых спецназовцы подняли дула своих автоматов
вверх. Это означало, что они отказываются продол-
жать бой. Затем каждый из них подошел к Вите и до
земли поклонился ему.
— Нас ввели в заблуждение, — пояснил командир
отряда. — Сказали, что здесь укрылся профессио-
— 266 —
Экскрементальный талант
нальный предатель. Наш народ не любит предателей
во все времена и при любом режиме. А мы здесь
встретили профессионального героя. Героев наш на-
род во все времена и при любом режиме боготворит.
Чтобы исправить ошибку, надо немедленно найти то-
го, кто виноват.
— Ищите следы очень маленького размера, — под-
сказал я, зажимая рукой рану, из которой фонтаном
била кровь.
Кто-то тут же нашел эти следы, и вся компания
двинулась по ним. Я из последних сил пошел следом.
Но отчетливо видные на земле следы неожиданно ис-
чезли.
Я почему-то подумал, что каждый из нас еще
столкнется с человеком, который оставил на земле
эти миниатюрные отпечатки своих ног.
Раздосадованные спецназовцы вернулись обрат-
но, сняли с лиц маски и достали фляги с душистым
спиртом.
— Как вас зовут? — спросил командир отряда мое-
го друга.
— Виктор Чернов, — ответил он.
— Давайте выпьем за нашу уникальную наход-
ку, — предложил командир. — За Виктора Чернова —
профессионального героя!
Мы выпили. Попавший в организм спирт заглу-
шил боль в моем плече, я стал улыбаться, а затем про-
изнес:
— А вот второй тост я предлагаю поднять, знаете
за что? — Все отрицательно замотали головами. —
Я предлагаю поднять этот тост за блудную страсть!
Присутствующие недоуменно зароптали, но я пояс-
нил:
— 267 —
Часть III
— Блудная страсть — не от слова «блудить», то
есть ходить по бабам, блудная — от слова «блуждать»,
то есть перемещаться — перемещаться из одного па-
раллельного мира в другой, затем в третий, затем воз-
вращаться обратно. Благодаря именно этим блужда-
ниям Витя Чернов и нашел себя. В своем мире он меч-
тал стать разведчиком, но не мог им стать, потому что
его отец — алкаш. Попав в параллельный мир, он раз-
ведчиком стал и понял, что не его удел быть профес-
сиональным предателем, потому что он рожден быть
профессиональным героем. Вы представляете, дру-
зья, как легко в молодости перепутать эти два поня-
тия?
Все сочувственно закивали головами. Я продол-
жал:
— Я мечтал быть актером. Почему? Потому что
мне мало собственной жизни. Я хочу лицедейство-
вать, то есть прожить разные жизни в разных лицах.
Мне скучно в одной. Ортодоксальный театр не позво-
лил мне этого сделать. И тогда я начал блуждать из од-
ного параллельного мира в другой, удовлетворяя свою
страсть к лицедейству. Проживая разные жизни в
разных мирах, я тоже нашел себя. Поэтому предлагаю
поднять следующий тост: «За блудную страсть у акте-
ров и разведчиков!»
Все дружно поднесли кружки ко рту, но Витя жес-
том остановил нас. Я посмотрел ему в глаза: они были
полны слез. Это были неподдельные слезы счастья.
— Мужики! — произнес Витя. — Самое страшное
на свете — это ощущать, что кого-то при рождении
Боженька поцеловал в лобик, а тебя почему-то нет.
Потому что этот поцелуй — это целый мир, огромный
мир, может быть больший, чем мир вокруг, а отсутст-
вие поцелуя — это отсутствие этого мира. Я уверен:
— 268 —
Экскрементальный талант
наш Боженька—добрый, при рождении он целует ка-
ждого, даря ему собственный мир, да только не каж-
дый может за одну жизнь этот собственный мир най-
ти. Я, Виктор Чернов — сын русского алкоголика, —
я этот мир нашел. Я нашел себя здесь — в параллель-
ном пространстве. Поэтому теперь я не иду по жизни,
я лечу по ней!
Витя и впрямь взмыл куда-то к небесам, держа в
руках свою наполненную спиртом кружку. Я уже
знал, что именно так возвращаются из параллельного
мира в свой теперешний или перемещаются, наобо-
рот, из теперешнего в параллельный, поэтому стал
спешно прощаться со спецназовцами. Договорились
встретиться еще, поболтать о жизни, о России, а мо-
жет, что-то и изменить в ее судьбе на свой собствен-
ный лад.
Я очнулся на перроне. Витек нес меня, придержи-
вая одной рукой. Видимо, когда водитель, увидев га-
ишников, резко затормозил, я ударился головой о ло-
бовое стекло, потому что со лба у меня что-то капало,
по цвету и вязкости похожее на вино «Кагор». «Это
моя кровь», — подумал я и обрадовался, потому что,
если бы мы с Витей разбили не мой лоб, а то, что при-
обрели в магазине, вряд ли он бы так нянькался со
мной. И впрямь, в другой руке мой друг нес то, что мы
искали и нашли в двухстах метрах от Смоленского
кремля. «Мы — самые умные, Серега! Мы — самые
умные, потому что мы "взяли"», — повторял Витек.
На перроне нас ждали все, кто возвращался с про-
изводственной практики. Несмотря на то что осталь-
ные практиканты, конечно же, не были так умны, как
мы с Витей, но тем не менее все без исключения зата-
рились спиртным до самой Москвы. Обладатель свет-
— 269 —
Часть III
лого ума Мишка Мухин был уже пьян, и сейчас его ко-
варные философские вопросы не могли задеть нико-
го, даже Витю Чернова. Он просто не задавал в таком
состоянии этих вопросов — например, про парал-
лельный мир. У входа в вагон стоял руководитель
практики доцент Игорь Григорьич. Правой рукой он
обнимал за плечи потасканную проводницу из наше-
го вагона, а в левой руке у него тоже кое-что было. Он
и проводница сияли счастьем. «Какие у вас замеча-
тельные ребята!» — сказала женщина, потеснее при-
жимаясь к доценту. «Сам не нарадуюсь», — ответил
он и подмигнул мне и Вите Чернову. Витя извлек от-
куда-то свой единственный носовой платок, тот са-
мый, что не стирался никогда и никем, заботливо раз-
мазал мне кровь по лбу и тоже подмигнул Игорю Гри-
горьичу.
Поезд отошел от Смоленска. Но еще задолго до то-
го, как машинист лихо дернул состав, и со столов и с
полок полетели стаканы и люди, наше купе напомина-
ло известную картину Васнецова «После побоища
Игоря Святославича с половцами». Все, что было куп-
лено в Смоленске, конечно, не доехало до Москвы.
Оно даже не успело отъехать от этого старинного рус-
ского города. Широко раскинув руки, свисал со своей
полки Гарик; умнейший человек Мишка Мухин, сын
заведующего кафедрой органической химии, спал,
как всегда, на полу; Витек Чернов, сын хронического
алкоголика, напротив, возлежал на своей полке, сло-
жив на груди крест-накрест свои руки с выбитыми
костяшками пальцев. Он возлежал достойно и даже
торжественно. Витя спал глубже всех, потому что я
отдал ему свою долю. Мне захотелось в эту ночь не
спать, а смотреть в окно, за которым то смыкалась
— 270 —
Экскрементальный талант
темнота, то, наоборот, разрезалась пятнами горящих
окон, то вновь смыкалась.
Помню, когда я ехал на эту производственную
практику ночью, я тоже смотрел в окно. Тогда дума-
лось вот о чем: очутись я за этим окном где-нибудь в
Гжатске или в Витебске, загляни я в эти окна — те, что
светятся вдоль железнодорожного полотна, — сколь-
ко удивительных открытий сделал бы я, какими инте-
ресными мне показались бы жизни этих незнакомых
людей, сколько я мог бы узнать от них нового, назида-
тельного, как обогатил бы себя!
Сейчас я смотрел в ту же темноту, видел в ней все
те же светящиеся окна и думал, но уже совсем о про-
тивоположном: насколько проста, одномерна, прими-
тивна жизнь за этими окнами. Она однообразна, она
лишена сюрпризов, она предсказуема на сто шагов
вперед. Там надо есть, спать, плодиться и считать ос-
тавшиеся до зарплаты деньги.
Отчего я вдруг изменил свой взгляд на жизнь по-
сторонних людей? Да оттого, что в многоцветии уви-
дел свою жизнь, протекающую не в одном, а сразу в
четырех мирах! Пока в четырех. Меня опьянила, меня
увлекла моя собственная многомерность!
Слушай, ты, человек за окном. Я никогда больше
не загляну в твое плоское одномерное существова-
ние. Пусть его изучают разные там гоголи и королен-
ки и пишут «сострадательную» прозу о маленьком че-
ловеке. Я хочу быть Человеком Большим! Поэтому я
буду изучать лишь самого себя. Я буду блуждать из
пространства в пространство и побываю в сотне па-
раллельных миров. Вот тогда я стану большим, я стану
масштабным. А из твоей жизни мне нечего и незачем
что-то брать. Вот таков мой приговор тебе, человек за
окном.
— 271 —
Часть III
Я перестал смотреть в темноту, перестал отыски-
вать в ней светящиеся окна. Я перевел взгляд на спя-
щего Витька, рядом с которым лежала опорожненная
посуда и книга Фрейда «Сознательное и бессозна-
тельное». И вдруг меня озарило. Я понял, что он —
сын хронического алкоголика — тоже рвется в парал-
лельный мир. Он тоже хочет быть Большим. Поэтому
ему тесно в его стальном тренированном теле, ему
тесно среди других плоских одномерных тел. Вот по-
чему, когда Витек сталкивается с людьми, которые
живут по ту сторону светящихся окон, он неосознан-
но стремится преодолеть их одномерность, он хочет
.их сделать глубже и пойти дальше сам. Именно для
этого он старательно пробивал череп Лехи по кличке
Шланг.
Стоп! Да ведь и я, хотя догадывался о существова-
нии параллельного мира, впервые оказался в нем ис-
ключительно стараниями Витька. Надо признать: до
того момента, когда его железная рука попыталась
оторвать мне голову, я тоже был одномерен. Вот поче-
му Витя так болезненно отреагировал, когда мы с Му-
хиным заговорили про параллельный мир. Он сам хо-
тел в этот мир! Но он боялся, что его не пропустят в
него, как не пропустили в разведчики, дав понять, что
он хуже многих.
Витя Чернов хуже нас? Чем он хуже меня или Му-
хина? Тем, что он — сын русского алкоголика? Это не
аргумент. Да и что будет плохого в том, если еще один
человек из плоского существа превратится в сущест-
во объемное? Из маленького человека станет Челове-
ком Большим? Боже, какой благородный, какой кра-
сивый порыв! Могу ли я равнодушно наблюдать за ро-
ждением многомерного Большого Существа? Могу
— 272 —
Экскрементальный талант
ли я находиться в стороне вместо того, чтобы стать по-
вивальной бабкой при этих родах? Нет, не могу.
«Витя, — мысленно обратился я к своему другу, —
Фрейд тебе не поможет. Тебе помогу я. Я буду молить-
ся за тебя, молиться любому Богу: стану соблюдать
Великий Пост или совершу намаз, изучу талмуд. Нет,
нет, это все не то, Витя! Эти божества созданы для ма-
ленького, для одномерного человека, а ты хочешь
быть многомерным, ты хочешь быть Большим, ты хо-
чешь объять Пространство и обуздать Время. Эти бо-
жества не помогут тебе. Они не откликнутся на мою
молитву.
Стоп! Я знаю, кого я буду просить за тебя. Это язы-
ческий Бог Свентовит. Его окаменевшее изваяние ве-
зут со своей практики студенты-археологи. Я видел,
как они заносили его в Смоленске в соседний вагон,
говорили, что нашли на капище. Но к Свентовиту про-
сто так не подойти. Свентовит принимает только че-
ловеческие жертвы. Я уже знаю, как задобрю его.
Я принесу ему в жертву ту самую проводницу, кото-
рую доцент Игорь Григорьич сейчас обхаживает в
своем купе. Но сначала я напишу письмо своему бра-
ту, чтобы передать с ней. Я напишу ему, чтобы он то-
же блуждал в мирах. Может, тогда он попадет в наш
мир, мы встретимся и я увижу его замечательную
улыбку, о которой столько рассказывала мать. Да, да,
я напишу брату письмо, а затем я постучу в купе, где
Игорь Григорьич милуется с проводницей, и немед-
ленно потребую чай. Я потребую очень много чая, не
один, а пятнадцать стаканов сразу. Проводница —
жадная, она не сможет не выйти, когда замаячат та-
кие деньги. И тогда я достану одноразовый пластмас-
совый нож, который у меня не отняли даже в аэропор-
ту при досмотре, и воспользуюсь им, как и положено:
— 273 —
Часть III
только один раз. Я задобрю Свентовита и помогу тебе,
Витя Чернов!»
Останавливает одно: почему у этого безобидного
пластмассового ножа не предусмотрен желобок для
стока крови? Может быть, Свентовит все слышит и
так? Может быть, ему не нужна еще одна жертва?
Москва — пл. Луговая — сан. «Лесное озеро»
2002—2005 гг.
Послесловие
Когда я показал эту книгу знакомому психиатру,
то он сказал, что без труда может меня госпитализи-
ровать по первому моему желанию. «Более того, —
добавил психиатр, — ты можешь стать на обочине до-
роги, остановить карету скорой помощи, открыть эту
книгу на любой странице, прочесть что-нибудь, и тебя
отвезут в ближайшую психиатрическую клинику, по-
местят в стационар, причем даже в том случае, если в
больнице на этот момент абсолютно нет мест».
— Почему? — удивился я.
— Эта книга — бред! В ней бессистемный набор
галлюцинаций, — прозвучало в ответ.
И тем не менее, господа читатели, я беру на себя
смелость заверить вас, что все описанное в этой книге
отнюдь не продукты галлюцинирования.
Главным условием, которое я обозначил для себя,
было следующее: каждое из фантастических собы-
тий, описанных в книге, должно было происходить в
действительности, кроме тех немногих, которые ис-
пользованы для сюжетных связок. Что-то из описан-
ного имело место лично со мной: встреча зимой с жа-
бой, вояж в мистический град Хоть Кого, ночь, прове-
денная в психиатрической клинике, положенный на
рельсы набитый воздушными шариками комбинезон
и прочее. Много сюжетов взято из жизни моих
Послесловие
школьных друзей. Например, в акте превращения зи-
мы в лето участвовали Борис Кранц и Андрей Педу-
нов. Последний, когда подрабатывал санитаром в
психбольнице, устроил мне ночной вояж туда, а глав-
ное, с утра оттуда выпустил. Андрей же подарил мне
сюжет на основе фильма «А зори здесь тихие». По-
смотрев накануне этот киношедевр, он после бурного
пиршества с утра перепутал искусство с реальностью.
Салют из крыс тоже не вымысел. Красочный рассказ
о нем я неоднократно слышал из уст начальника воен-
ной кафедры института, который заканчивал. Рас-
сказчик утверждал, что сам был участником такого
празднества во время прохождения службы на скла-
дах горюче-смазочных материалов Северного флота.
Каждый раз его повествование завершалось словами:
«Крысы взрывались, как бомбы! Офицерам нрави-
лось».
Отдельный рассказ о Вите Чернове. С этим приме-
чательным молодым человеком я учился в институте.
Нас сблизили военные сборы и летняя производст-
венная практика. На сборах, укрываясь в офицерской
палатке от холода и дебилизма того, что происходило
вокруг, мы давали волю своей фантазии. Тогда-то и
появилась на свет утопическая модель государства,
где у власти стоят гаишники. Тогда впервые предстал
перед внутренним взором «Сборный пункт профес-
сиональных предателей». Затем от слов мы перешли к
делу. Так что наши похождения на производственной
практике тоже не вымысел.
Тот период жизни, когда я и мои друзья были «мо-
лодыми специалистами», тоже дал немало ярких сю-
жетов, например спектакль на похоронах изобретате-
ля первого дизеля, где мы с сослуживцами старатель-
но изображали его учеников, или похождения на
— 276 —
Послесловие
Ваганьковском кладбище — в последних участвовал
мой друг Сергей Вербин — сейчас известный писа-
тель и психолог. Много непридуманных историй мне
приходилось слышать, когда я работал в системе Аэ-
рофлота. Великолепным рассказчиком был Вячеслав
Гавко. В ожидании задержанного рейса он развлекал
нас, командированных, рассказами о своих коллегах.
Историю о наполненном портвейном горшке и о мы-
тье в бане водкой я услышал именно от него. События,
разворачивавшиеся вокруг платформы Радонеж,
как-то: подарки машинистам к Международному
женскому дню и ночные походы в мистический город
Хоть Кого имели отправной точкой дачу Александра
Добровольского, ныне известного журналиста. Он
же в отдельных случаях являлся участником этих со-
бытий.
Много сюжетов я услышал от клиентов, когда сам
стал психологом. О своем опыте купания тещи в уни-
тазе рассказал мне один московский милиционер, по-
желавший, чтобы его имя осталось неизвестным ши-
роким массам. Сюжет о двойной жизни людей, у кого
незадолго до их рождения умерли сестра или брат,
мне рассказала одна молодая девушка, конечно же, на
основе своего личного опыта. Увы, время стерло из
памяти ее имя.
И вдохновенная предательница Леночка, и озлоб-
ленный коротышка Волчонок тоже имели своих про-
тотипов в жизни.
Сотрудника ГИБДД, который просит не путать его
со сберкассой и возвращает нарушителям часть де-
нег, чтобы последним было на что выпить после рабо-
ты, можно и сегодня встретить в Москве на Красной
Пресне. Лично мне деньги были возвращены на углу
Пресненского вала и Ходынской улицы.
— 277 —
Послесловие
Итак, господа читатели, я хочу, чтобы вы увидели в
этой книге совсем не то, что увидел в ней мой знако-
мый психиатр: бессистемный набор галлюцинаций —
продукт расстроенных нервов. Я хочу, чтобы вы поня-
ли: в основу книги легли реальные события, имевшие
место в жизни абсолютно нормальных жизнерадост-
ных людей. Но это события особые! Это события вы-
дающиеся!
А выдающиеся события имеют место только в
жизни выдающихся людей. Это им помогает Божест-
венная сила Гармонии и Абсурда. А вдруг и вы тоже
относитесь к их числу или хотели бы относиться? То-
гда вызовите на себя эту силу. Возьмите блокнот, на-
прягите память и попытайтесь вспомнить столь же аб-
сурдное, необъяснимое событие, но произошедшее
уже лично с вами (в крайнем случае, произошедшее с
другими людьми, но на ваших глазах, или то, о кото-
ром вам лишь приходилось слышать), и старательно
запишите в блокнот. Блокнот спрячьте. Сделав это,
ждите либо новых необъяснимых событий, либо не-
ожиданного разрешения затянувшихся проблем, ли-
бо исполнения желаний (внесенных на закладки и та-
лисманы или еще нет).
Отнеситесь к этой задаче серьезно. По сделанным
вами записям в блокноте можно не только опреде?
лить, где именно вас ждет успех, но и прервать череду
невезений. Сначала приведу пример из собственной
биографии.
Я уже писал: случай с появившейся зимой жабой
имел место лично со мной. Я записал его. Позже, ко-
гда начал работать с генно-исторической символи-
кой, я расшифровал его. Расшифровка означала, что
успех и материальное благополучие придут через те-
му любви и измены. Я понял: этот случай — знак. И то-
— 278 —
Послесловие
гда я рискнул, не имея ни журналистского, ни литера-
турного образования, выйти на литературный рынок
с такими книгами, как «Кто твой суженый?», «Карма
любви», «Как вернуть любимого». Вышел и быстро
достиг успеха.
После этого случая я пришел к выводу: абсурдная
ситуация — это форма контакта Высшего мира с че-
ловеком, подсказка ему.
В процессе работы психологом я понял еще одну
важную вещь: дефект такого контакта — это залог
хронических неудач — «хромой судьбы». А значит,
можно исправлять человеческую жизнь, устраняя
несовершенство такого контакта. Приведу пример.
Один уже не молодой мужчина всю жизнь мечтал
стать литератором, и надо сказать, что талантом он
был наделен сполна. Но ему не везло: за какой бы ли-
тературный проект он ни брался, обязательно возни-
кали препятствия: то издательства закрывались, то
воровали рукопись, то появлялось произведение, как
две капли воды похожее на только что созданное им.
Мужчина чувствовал себя хроническим неудачни-
ком, но никак не мог отказаться от своего призвания,
от своей мечты — писать. Он спрашивал, нельзя ли
исправить ситуацию? Я поинтересовался, не было ли
в его жизни какого-либо причудливого случая? Муж-
чина ответил: «Был» — и рассказал мне, как еще в
раннем детстве нашел чей-то блокнот, в котором было
одно единственное стихотворение. Оно было совер-
шенно бессмысленным. Блокнот потерялся. Но рань-
ше, чем это произошло, мужчина это стихотворение
зачем-то переписал и спрятал. Куда спрятал, конечно,
забыл. И тем не менее он дословно помнил это стихо-
творение всю жизнь, словно выучил его наизусть се-
годня утром. Когда он прочел мне это стихотворение,
— 279 —
Послесловие
я обратил внимание на стилистическое несовершен-
ство последнего: был сбит размер, хромала рифма.
Мне показалось, что в этом несовершенстве и кроет-
ся «хромая литературная судьба» моего пациента.
Я предложил мужчине привести в порядок стихотво-
рение из найденного в детстве блокнота: безукориз-
ненно отрифмовать, соблюсти размер, а затем начи-
тывать себе уже отшлифованный вариант. Он так и
поступил. Велико же было его удивление, когда отно-
шения с литературой вдруг пошли как по маслу: его
рукописи стали охотно брать, печатать, книги имели
успех, а их автор стал получать неплохие деньги. Та-
ким образом «хромая судьба» была исправлена.
Я считаю себя вправе рассчитывать на понимание
тех, кто решил воспользоваться книгой-талисманом:
не любое человеческое желание может быть дости-
жимо, даже если оно вполне реально, не любой удар
судьбы возможно отвести. Если, несмотря на дейст-
вие талисмана, желание не исполнилось, а удар на-
стиг, советую прежде всего проникнуть в смысл по-
стигшей вас неудачи. Следует помнить, что Судьба не
желает нам зла — она стремится только к добру, по-
этому ее уколы и гримасы лишь способы показать че-
ловеку его истинный путь. Настоящая книга поможет
разобраться и в этом.
Существует такое понятие — «избирательная па-
мять». Из потока событий, предметов, слов мы поче-
му-то выхватываем лишь некоторые, которые затем
надолго застревают у нас в мозгу. Если заострить на
них свое внимание, то без труда можно понять, что
выхваченный фрагмент жизни — это подсказка нам
либо правильного пути, либо какого-то другого реше-
ния, которое в ближайшее время необходимо при-
нять.
— 280 —
Послесловие
Руководствуясь избирательностью собственной
памяти, можно найти для себя ответ на вопрос, поче-
му загаданное вами желание не исполнилось при пер-
вом прочтении книги-талисмана, и даже получить ре-
комендацию, как поступить с этим желанием дальше.
Для этого после полного прочтения книги следует
спросить себя, какой именно ее фрагмент наиболее
ярко врезался в память? Определившись с выбором,
следует внести во все тот же блокнот персонажи,
предметы и происходящие с ними события. С этой за-
писью лучше обратиться ко мне. Сделанная запись
поможет правильно истолковать выхваченный вашей
памятью сюжет. Например, если вам врезался в па-
мять фрагмент из книги, где один из ее героев съедает
сердце начальника разведшколы, то вы узнаете, что
загаданное вами желание не сбылось в ближайшие
дни, потому что сейчас в вашей жизни полоса неис-
полнения надежд. Вывод: надо некоторое время пере-
ждать и по косвенным признакам определить начало
новой полосы — полосы везения, а затем повторить
работу с книгой-талисманом. Если вам почему-то за-
помнился фрагмент, когда сотрудник ГИБДД откры-
вает нарушителям пароль, благодаря которому мож-
но ночью купить спиртное: «Вы скажите: мы от Пет-
ра. Петр — это я. Она меня не знает... но пузырь
принесет», то выбор вашей памятью именно этого
фрагмента означает, что в исполнении вашего жела-
ния должен принять участие влиятельный человек, и
ваша задача состоит в том, чтобы подождать, когда он
появится на горизонте.
Например, если вам запомнилось, как героиня, ис-
полнявшая на самодеятельной сцене роль Моцарта,
выпила коктейль, состоявший из метилового спирта,
самогона, дуста, крысиного яда, то это означает, что
— 281 —
Послесловие
для достижения своих ближайших планов (скорее
всего, именно легкомысленного свойства) вам следу-
ет в первую очередь ввести в заблуждение своих дру-
зей, надев на себя личину степенного глубокомыслен-
ного человека. Если у вас запечатлелся в памяти парад
юных предателей, где один из его участников несет
портрет хомяка, на которого он «настучал» отцу, то
этот выбор означает, что из нескольких целей, кото-
рые роятся у вас в голове, сейчас следует отдать пред-
почтение той, которая обеспечит заботу о хлебе на-
сущном, улучшит ваше материальное положение, ко-
роче, настал час, когда следует работать ради денег, а
не ради творческих амбиций. Возможно, что в двух
последних случаях загаданное вами желание шло
вразрез с тем, что вам сейчас предначертано.
Прошу обратить внимание на тот факт, что, если
вы вновь возьмете в руки эту книгу через некоторый
значительный промежуток времени: полгода, год или
более, то ваша память выберет абсолютно другие
фрагменты, запечатлеет другие детали, нежели при
сегодняшнем прочтении, а те, что запомнились сей-
час, могут и вовсе оказаться незамеченными. Так про-
изойдет оттого, что жизнь за это время внесет свои
поправки в вашу судьбу, обозначит новые перспекти-
вы, а значит, потребуются новые знаки, чтобы их вам
открыть. Эти знаки есть в этой книге. Но только до по-
ры до времени они являются просто занимательными
составляющими сюжета, и не надо искать в них боль-
шего смысла. Дождитесь, когда новый фрагмент на-
стойчиво поселится в вашем сознании. Лишь тогда к
нему нужно отнестись со всем вниманием — рас-
шифровать, что означает ваш выбор. Советую после
каждого прочтения заносить контуры врезавшегося в
— 282 —
Послесловие
память сюжета. Опираясь на такие записи, мне будет
легко давать чрезвычайно полезные советы.
Если кто-то из вас, кто держит в руках эту кни-
гу, хочет разобраться в собственной жизни, а мо-
жет быть, стать героем следующей книги-талисма-
на, книги-обереги, книги-пантакля и других, про-
шу обращаться по телефону:
(495) 150-25-56, 150-50-65.
Семинар-практикум «Как продать свою
жизнь, чтобы купить новую». Проводит автор.
Информацию о проведении семинаров и груп-
повых психологических игр можно получить на
сайте www.love-money.ru.
Искренне Ваш,
Сергей Попов
Содержание
Что такое книга-талисман.
Инструкция пользователю...................... 3
Предисловие ................................ 17
Часть I.
Параллельный мир ........................... 23
Часть II.
Сон, навеянный полетом пчелы............... 101
Часть III.
Экскрементальный талант.................... 187
Послесловие..................................... 275