Э.Н. Голованова
аппаратом
птицеи


Э.Н.Голованова
С фото
аппаратом
за синей
птицей
Пособие для учащихся
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРОСВЕЩЕНИЕ» 1978
59
Г61
Голованова Э. Н.
Г61 С фотоаппаратом за синей птицей. Пособие
для учащихся. М., «Просвещение», 1978. 160 с.
с ил.
Эта книга — записки путешественника-зоолога. Автор рассказывает
о жизни редких и малоизученных птиц и других животных Средней Азии
и Казахстана, обсуждает возможность обитания некоторых видов птиц
на сельскохозяйственных землях, рассматривает проблему будущей судьбы
многих животных в связи с расширением антропогенного ландшафта.
Читатель познакомится с работой зоолога, с методами фотографирова-
ния птиц в природе.
Г
gfeS288"78
59
(©Издательство «Просвещение», 1978 г.
ОТ АВТОРА
Известно, что животный и растительный мир нашей
планеты постоянно меняется. Многие ранее существо-
вавшие виды и даже более крупные систематические
единицы — роды и семейства — полностью вымерли и
их место заняли другие. Это было связано и с переменой
климата, и со взаимоотношениями организмов, и с ря-
дом других обстоятельств. Относительно недавно — по
сравнению с продолжительностью существования Зем-
ли — появился новый мощный фактор, вызывающий
изменение условий обитания животных и растений,—
деятельность человека. С ним началась новая эпоха
в истории населяющих Землю живых существ.
За короткий срок лик Земли изменился до неузна-
ваемости. Многие степи и леса превратились в ровные
клетки полей, перепоясанные каналами. Плотины пе-
регородили реки. В южные степи и пустыни пошла
вода, северные болота осушаются. Трубы заводов вре-
заются в небо. Масштабы этих явлений планетарны.
Исследованием их заняты люди разных специально-
стей. Задача биологов — определить закономерности
изменений животного и растительного мира, которые
происходят под влиянием деятельности людей.
В настоящее время практически нет видов, на кото-
рые бы не действовал так называемый антропогенный
фактор, получивший свое название от греческого слова
«антропос», что означает — человек. Тревога за судьбу
диких животных охватывает всех, кто занимается
изучением роли антропогенного фактора.
Правда, мне могут возразить, что далеко не все
дикие животные избегают распаханных земель и го-
родов. Например, многие птицы здесь вполне освои-
лись и чувствуют себя уютно и непринужденно. Во-
робьи, скворцы, вороны, грачи стали спутниками че-
ловека, поселились около выстроенных им домов,
в парках и лесополосах. Некоторые из них размножи-
лись настолько, что стали претендовать на часть уро-
жая с полей и садов. Но не все птицы могут жить
в клетках, даже если это чистые просторные клетки
полей и корма в них достаточно. Есть виды, которые
в силу своих природных особенностей на освоенных
людьми площадях не остаются. Для жизни им совер-
шенно необходимы нетронутые участки лесов, пу-
стынь, степей или болот. Стоит сильно изменить эти
земли, как исчезнет целый ряд диких животных.
А к их числу как раз принадлежат самые уникаль-
ные, неповторимые виды. Если мы лишим их привыч-
ных условий, они легко могут кануть в вечность.
Люди остро сознают, что с исчезновением хотя бы
одного вида природа несет невосполнимую утрату.
3
Безвозвратно теряется часть животного мира, который
создавался и совершенствовался тысячелетиями. Борь-
ба за охрану вымирающих видов животных и растений
приобретает все более широкие масштабы. В новой
Конституции СССР сказано: «Граждане СССР обязаны
беречь природу, охранять ее богатства». Один из самых
действенных методов — создание заповедников, изъя-
тие из хозяйственного пользования участков земель,
еще не тронутых плугом и не вытоптанных домашними
животными. Чем меньше на Земле остается таких
площадей, тем выше их ценность.
Работа биолога дарит огромную радость встреч и
знакомств со многими дикими животными, счастье
общения с природой. Я принадлежу к той группе зоо-
логов, которые занимаются изучением формирования
сообщества диких животных на сельскохозяйственных
землях. Здесь будет рассказано лишь о части моей ра-
боты — о наблюдениях за птицами и другими живот-
ными, обитающими рядом с возделываемыми земля-
ми — в заповедниках, заказниках, горах. Работая в
сельскохозяйственной зоне, я мечтала о встрече с ред-
кими, малоизученными и трудно доступными для
наблюдения видами животных в безлюдной местности.
Но оказавшись наконец в пустыне, горах или степи, я
уже не могла забыть о том, что рядом с этими уголками
природы простираются поля, пастбища, города, что
влияние человека распространяется все шире.
Во всех путешествиях постоянным моим спутником
был фотоаппарат. Он позволяет осмыслить и понять
некоторые наблюдения спустя значительный срок после
того, как они были проведены. Фотоаппарат также
поможет читателю своими глазами увидеть многих
редких птиц, составить о них представление.
Некоторые виды животных, о которых идет речь в
книге, — орел-могильник, змееяд, балобан, журавль-
красавка, кречетка, пустынный воробей, байбак —
могут уже через несколько сотен лет или даже раньше
исчезнуть с лица Земли. Их судьбой должны заинте-
ресоваться и заняться молодые энтузиасты. Только
при этом условии человечество не потеряет свою Синюю
Птицу — Дикую Природу.
СРЕДНЯЯ АЗИЯ
На самом юге СССР, на границе с Ираном, Афганистаном
и Китаем, раскинулась обширнейшая страна — Средняя Азия.
В нее входят Туркмения, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия
и южные области Казахстана. Для жителя равнинной лесной
зоны нет края более удивительного, чем этот.
Если вы перестали замечать закаты солнца, если вас больше
не трогают ранние цветы мать-и-мачехи, не радуют первый снег,
блестящие сосульки, — поезжайте в Среднюю Азию. Могучие
горы со снежными вершинами заставят вас по-новому взглянуть
на мир, пышущая сухим жаром пустыня растопит ваше равно-
душие. А если в конце концов станут обыденными и желтый
песок пустыни, и тусклая зелень низин, и яркое небо, и про-
зрачная вода горных рек, то, вернувшись в лесную зону, вы
долго будете, не веря своим глазам, разглядывать сочную траву
на лугах, любоваться нежными оттенками полевых цветов.
И вновь вас опьянит аромат черемухи. А перед темными лесны-
ми озерами вы будете останавливаться как завороженные.
Такова сила Средней Азии. Поездка туда оставляет след на
всю жизнь.
Каждый воспринимает окружающий мир по-своему. Напри-
мер, лягушка замечает только движущиеся предметы. Многие
хищные звери лишены цветного зрения, и для них действитель-
ность представляется в разных переходах от белого до черного.
В замечательной книге Яна Жабинского «Возможность взаимопо-
нимания» помещен рисунок жилой комнаты такой, какой она,
по-видимому, представляется собаке — с подробностями возле
стола и на полу и с пустыми стенами и книжными шкафами.
Человек щедро одарен природой. Он может чувствовать и цвет,
и звук, и запах. Но в то время, как у животных специфику
восприятия окружающего мира определяют особенности разви-
тия органов чувств, у человека ведущее место в этом принадлежит
его интересам, профессии. По-разному воспринимают один и тот
5
же ландшафт музыкант, художник, математик. И если этногра-
фу Средняя Азия представляется в первую очередь страной
древней самобытной культуры и его вниманием сразу завладеют
минареты и мечети, то гидролог с увлечением будет знакомиться
со сложной оросительной системой и одним из чудес света —
Каракумским каналом; альпинист увидит прежде всего горы,
и их острые недоступные вершины навек привлекут его сердце.
Но что же увидела в Средней Азии я — зоолог, точнее, орни-
толог, то есть тот, кто изучает птиц, но не домашних, а диких,
и не в лаборатории, а в природе?
Средняя Азия показалась мне миром замечательных птиц,
населяющих очень разные, а главное, своеобразные ландшафты.
Значительная часть этих земель — еще дикие, мало измененные
человеком места, которые так привлекательны для натуралиста.
Но следует сразу оговориться, что Средняя Азия — исключение
из многих правил. Часто случается, что распаханные и густо
заселенные людьми области бедны птицами, но здесь это не так.
В жарком климате освоение любого участка под земледелие
означает прежде всего его орошение. А вода в пустыне — источ-
ник жизни. Поэтому и оказывается, что мир птиц в сельскохо-
зяйственных районах Средней Азии не менее богат и интересен,
чем в ненаселенных людьми местах.
Каждый природный ландшафт Средней Азии характеризуется
определенным набором видов птиц, из которых значительная
часть свойственна только этому ландшафту и не встречается
нигде более. В каждом из таких мест для меня существовал свой,
особенный вид, с которым мне по каким-нибудь причинам хоте-
лось познакомиться больше всего. Всюду ожидала меня своя
Синяя Птица, о встрече с которой я мечтала давно.
В погоне за все новой и новой Синей Птицей я узнала много
о природе и животном мире этой сказочной страны и полюбила
ее навсегда.
ВСТРЕЧА С ТУРКМЕНИЕЙ
Среди всех путешественников биологи кажутся мне особенно
счастливыми. Их внимание привлекают не только красоты ланд-
шафтов, они воспринимают окружающий мир через живое —
через животных и растения. И совсем особое место среди людей,
чья работа связана с экспедициями, занимают те, кто пользуется
методом фотографии. При проявлении пленок и печатании сним-
ков как бы удлиняется и углубляется контакт с новыми местами,
создается возможность пережить одно и то же явление снова
и снова, постепенно узнаются детали и подробности, которые
не были замечены сразу.
У зоолога-фотографа масса своих радостей, но немало и забот.
Для каждой местности нужно подготовить подходящие фотоплен-
ки и специальные приспособления для скрадков, из которых
обычно проводят наблюдения за особенно осторожными живот-
ными. Заранее можно было предугадать, что в плотную каме-
6
нистую землю предгорных районов Туркмении не воткнуть колья
для съемочной палатки. Поэтому, собираясь в экспедицию, я еще
зимой заказала легкие металлические уголки, из которых при по-
мощи деревянных палочек-распорок легко можно было сделать
на месте достаточно прочный каркас для натягивания маскиро-
вочного полотна.
Какого цвета Туркмения — встал передо мной вопрос, когда
подошло дело к выбору материи для палатки. Поскольку у птиц
прекрасно развито цветовое зрение, маскировочное укрытие не
должно выделяться инородным цветовым пятном. Поэтому важно
знать, какой тон преобладает в ландшафте, где предстоит рабо-
тать. Например, в лесной зоне удобно использовать палатки двух
цветов — зеленого и белого; зеленые летом, а белые зимой. Но
какого цвета палатка нужна в Туркмении? Я покрасила белую
материю в смесь светло-коричневой и зеленой красок, причем
последней добавила очень немного. Мой выбор оказался правиль-
ным, в чем я убедилась уже в день приезда.
Я прилетела в Туркмению 25 апреля. В Ленинграде в эту
пору еще не успеваешь как следует порадоваться приходу весны,
а здесь на встречу с ней я уже опоздала. Поразительно быстро
проходит весна в низинных районах Средней Азии. Снег, если
он вообще был, в несколько дней либо испаряется, либо тает.
Торопясь использовать почвенную влагу, расцветают и дают се-
мена растения-эфемеры. По пятам за хрупкой весной ступает
тяжелое, нескончаемое, жаркое лето.
Для Туркмении весна 1973 года была поздней и затяжной.
Но для приезжего человека это было незаметно. Солнце к полуд-
ню уже нещадно припекало. Порывистый сухой ветер гонял
тучи песка и пыли. Вот так весна! Но она еще дала о себе
знать, не нежной зеленью и запахом первых цветов, а буйством
стихии.
Первый стационар у меня был в поселке Моргуновка на бе-
регу реки Кушка. Правда, рекой ее назвать было трудно, по-
скольку на другой берег можно было перейти, не зачерпнув воды
в кеды. Но весенний дождь помог мне прочувствовать, что такое
среднеазиатские реки. Как-то к полудню появились серые тучи
и быстро скрыли пыльный горизонт. Безоблачная сухая жара,
которая держалась в течение нескольких дней, вдруг сразу сме-
нилась прохладой. Начался мелкий моросящий дождик, который
очень не нравился старожилам: основная масса туч бродила
над горами, и люди боялись наводнения. И действительно, к ве-
черу мирная речка Кушка преобразилась. Вода начала прибы-
вать прямо на глазах и вскоре стала почти вровень с коренными
берегами, а ночью взбунтовавшаяся река покинула свое русло
и грозно покатилась по долине. С глухими ударами, напоми-
нающими отдаленные взрывы, падали в поток пласты подмытых
берегов. По бурной реке плыли вырванные с корнем кусты
и деревья. Зловещий шум воды был слышен за многие сотни
метров.
К счастью, все это длилось недолго. К утру: вода начала
спадать, и опасность наводнения в поселке миновала. А когда
7
солнце поднялось над горизонтом, река покинула прибрежные
заросли тамариска и жизнь в них закипела с неожиданной
силой.
Пройдя от дома в сторону реки метров двести, я с удивлением
увидела множество степных черепах, которые откуда-то выползли
на быстро подсыхающий ил. Рептилии были самых различных
размеров — молодые черепашки чуть больше пятака, взрослые
выглядели весьма внушительно. У них в разгаре была брачная
пора. С несвойственной черепахам резвостью они преследовали
друг друга. Два самца ожесточенно дрались, с размаху сталки-
ваясь передними краями панцирей. При этом раздавался звук,
напоминающий приглушенные удары лосиных рогов.
Еще влажные заросли тамариска наполнил звон птичьих го-
лосов. Правда, самих певцов редко удавалось видеть. В гуще
кустов сновали мелкие птицы из семейства славок — славка-
завирушка, обыкновенная и малая бормотушки. Легче было
рассмотреть более медлительных буланых вьюрков. Внешне эти
птицы очень отдаленно напоминают снегирей. Одна пара держа-
лась совсем рядом со мной. Птицы были заняты постройкой
гнезда. Самка . с усердием собирала обрывки овечьей шерсти
и укладывала их вперемежку со старыми сухими веточками
в развилку куста. Еще не достроенное, гнездо уже производило
впечатление старого, потрепанного временем и ветром — такое
оно было лохматое.
Похоже, что прошедшее ночью наводнение не принесло боль-
ших бед обитателям прибрежных зарослей. Мне же оно чуть не
помешало увидеть Бадхызский заповедник. В поселке Моргунов-
ка, окруженном полями и садами, размещалось лишь управление
заповедника. Сами же заповедные земли были удалены отсюда
на 80 км. Чтобы до них добраться, следовало еще переправиться
через Кушку. Поднявшаяся вода оказалась непреодолимым пре-
пятствием для старенькой машины заповедника, и оставалось
ждать, пока река снова обмелеет. На мое счастье, в Моргуновку
на своей машине приехали географы из Москвы. Они намерева-
лись за майские праздники пересечь Бадхызский заповедник
из конца в конец. О лучших попутчиках я и не мечтала. Они
радушно приняли меня в свой коллектив, и на другой день рано
утром мы выехали из поселка.
Добравшись до берега Кушки, мы увидели, что вода немного
спала, но река все еще выглядела бурной и внушительной.
У переезда стояла грузовая машина. Осторожный шофер ждал,
когда другие попробуют брода. Но нам удалось ему внушить,
что мы первые в воду не сунемся, и эта машина на правах мест-
ной пошла вперед, а мы, точно следуя ее маршруту, поехали сза-
ди. Вода бурлила вокруг колес, но обе машины переправились
благополучно, и через несколько минут мы уже мчались по ров-
ной бескрайней и безводной степи Бадхызского заповедника.
Дорогу окаймлял частокол цветущих ферул — многолетних тра-
вянистых растений из семейства зонтичных. Воздух наполнял
острый, раздражающий запах цветов, а машина от прилипшей
пыльцы стала ярко-желтой, будто ее только что покрасили.
8
Бадхызский заповедник расположен на крайнем юге нашей
страны. Это обширная всхолмленная етепь. В апреле несколько
прошедших дождей разбудили жизнь на сухой земле и она по-
крылась травой и цветами. Некоторая бедность видов растений
компенсировалась здесь массовостью каждого из них. Понижения
почвы и балки издали были заметны по ковру цветущих маков,
которые росли сплошной стеной. Стебли и листья растений
полностью скрывались под плотным слоем касающихся друг
друга цветков. Казалось, будто сама земля охвачена алым пла-
менем. В лучах заходящего солнца маки как будто начинали
светиться, напоминая неоновые огни городских реклам.
Не менее удивительными были первые встречи с животными
заповедника. Дорогу нам пересекло стадо куланов Небольшие
коренастые лошадки, поднимая клубы пыли, с громким топотом
промчались по степи. Под косыми лучами вечернего солнца
они казались бежевато-розовыми коньками-горбунками. Заметив,
с каким восхищением следят за куланами мои спутники, я по-
думала, что мы живем в странное время: сейчас эти дикие
животные, которых осталось уже очень немного на Земле,
являются не меньшим, а скорее большим чудом, чем, например,
цветной телевизор...
Не успели скрыться куланы, как новое удивительное сущест-
во привлекло наше внимание. Наперерез машине несся джейран.
Я уже видела этих антилоп в вольере на центральной усадьбе
заповедника, но, взглянув на бегущего джейрана, сразу же по-
няла, что на них нужно смотреть только на свободе. Их движения
поразительно красивы. Джейран не бежит, а стремительно летит
над землей, легко касаясь ее крошечными копытцами. Одним
прыжком он перемахнул дорогу и быстро скрылся в степи.
В этот же день нам посчастливилось увидеть и стадо архаров-
самцов. В эту пору у самок были маленькие дети, и они держа-
лись скрытно. Самцы бежали плотным строем, так что на бегу
задевали друг друга рогами, отчего их движение сопровождалось
грозным стуком.
К вечеру мы приехали на кордон Кызыл-Джар, где и остано-
вились переночевать. На кордоне жили домашние архары, дете-
нышами отобранные у браконьеров и выкормленные сотрудни-
ками заповедника. Животных было три — одна самка прошлого
года и два малыша этого года. Дети начальника кордона регу-
лярно поили архарят верблюжьим молоком из чайника, а моло-
дая архарка кормилась самостоятельно, щипля траву возле дома.
Вся троица разгуливала на полной свободе. Им совершенно не
хотелось уходить в степь, наоборот, они то и дело прорывались
в дом. Когда это им удавалось, они, как бы чувствуя незакон-
ность своего там пребывания, старались натворить побольше
безобразий — порвать и стащить что-нибудь, насыпать своих
горошков на кошме, где пьют чай. Архарка, кроме того, пробо-
вала силу рожек на гостях, таким путем вынуждая их делиться
с нею сахаром и конфетами. Архарята были очаровательными и
безобидными существами с тонкими стройными ножками. На их
мордочках светились огромные глаза с квадратными зрачками.
9

Ночевали мы на раскладушках прямо под открытым небом.
На рассвете нас разбудил громкий топот. Это архарка придумала
очередную шалость. В сопровождении архарят она огромными
скачками носилась вокруг дома. По пути вся троица каждый раз
непременно пробегала по крыше стоящей у стены легковой
машины. Озорникам доставляло явное удовольствие потоптаться
на закрытом брезентом «Москвиче», производя оглушительный
шум.
Вскоре архарка начала новую игру. Она принялась прыгать
через наши раскладушки, перескакивая их одну за другой и
с большой точностью приземляясь на узкое пространство между
ними. Нам было пора вставать.
Утро было весьма прохладным. Сказывалась, хотя и малень-
кая, высота. Хозяин кордона — остроумный, веселый казах,
поехал с нами, чтобы показать участок заповедника Ой-Иерлан-
Дез. Мы миновали степь, звенящую от песен двупятнистых и
степных жаворонков, и выехали к краю высокого песчаного обры-
ва. Здесь нашим глазам открылась громадная впадина, как бы
большое блюдо с приподнятыми краями. В центре виднелись
Погоня за Синей Птицей привела нас в удивительную страну Бадхыз.
озера с неподвижной, «мертвой», водой. С их белоснежных
берегов ветер поднимал облачка соленой пыли. Между озерами
возвышались темные сопки.
Этот поразительный, напоминающий лунный пейзаж был
царством хищных птиц. В небе кружили орлы и сипы. Светлыми
пятнами на отвесных обрывах выделялись уступы, на которых
гнездились черные коршуны и стервятники. Не один год взрослые
птицы и птенцы поливали песчаные стены белым пометом. Из
обрывов и щелей, усиленные эхом, доносились визгливые голоса
каменных воробьев — птиц, внешне очень похожих на обыкновен-
ного домового воробья. Но останавливаться и разглядывать ди-
ковинные виды нам было некогда. Наличие исправного быстро-
ходного транспорта придавало нашей жизни лихорадочный
темп.
В полдень, попив чаю на кордоне, мы отправились в восточную
часть заповедника. Дорога полого поднималась в горы, и вскоре
начались знаменитые фисташники. Фисташковая роща — это
ни лес, ни луг, ни степь. Она скорее напоминает парк или сад.
Раскидистые невысокие деревья с круглой кроной стоят в де-
сятках метров одно от другого. Если бы не постоянный ветер
и дневной зной, можно было бы считать эти рощи райскими.
Но для полного рая, как нам показалось к концу дня, здесь не
хватало существенной детали — воды.
11
Мы проехали не один деся-
ток километров и не встретили
ни речки, ни ручейка, ни озера,
где можно было бы напиться.
Даже в колодцах на кордонах
вода была горько-соленая, не-
пригодная для питья. Правда,
домашний скот и горлицы пили
ее охотно. Для людей же воду
привозили из Кушки, за десятки
километров. Но зато какой вкус-
ной казалась эта вода! Особенно
запомнился крепкий казахский
чай с верблюжьим молоком.
К вечеру мы пересекли во-
сточную границу заповедника и
попали в долину реки Теджен.
Вскоре мы оказались в зоне,
куда поступает вода уже из Ка-
В Бадхызе рождаются знойные ветры,
перед которыми не могут устоять даже
горы. Породы, слагающие их, рассыпа-
ются на глазах. Сотнями ниш зияют
безвременно одряхлевшие холмы. Но
жизнь не покинула эти места.
ракумского канала. Машина
быстро мчалась по шоссе, а сле-
ва и справа от него, насколько
хватало глаз, простирались по-
ля. Здесь уже не было ни ма-
ков, ни ферул. На отдельных
квадратах полей сочно выде-
лялась зелень высоких всходов
кукурузы, нежной желтизной
отливала колосящаяся озимая
пшеница, светлыми пятнами зе-
ленели рисовые чеки — залитые
водой и окруженные дамбами
участки. Только хлопок еще не-
достаточно поднялся, и сквозь
несомкнувшиеся листья расте-
ний просвечивала коричневая,
взрыхленная, политая земля.
Ночевали мы на берегу Ка-
ракумского канала. Он оказался
большой полноводной рекой с
быстрым течением и с берегами,
заросшими тростником. Однако
12

Одна из достопримечательностей Средней Азии — воробьи. Нигде в Советском
Союзе эта группа птиц не представлена так полно. Пустоты старых выветренных
скал охотно занимают каменные воробьи (Petronia petronia L.).
От других воробьев каменного отличает сравнительно длинный клюв, желтое
пятно на груди и голос. Песня каменного воробья — это пронзительные визгли-
вые двухсложные выкрики.	к
ночью удовольствие от близости и обилия воды испортили кома-
ры. Их назойливые полчища вынудили нас спать под пологами.
Такова Туркмения наших дней. На поливных землях долин
зеленеет хлопок, цветут сады, наливается зерно, а на безводных
степных участках заповедники оберегают другую жизнь — древ-
ний мир растений и животных. И чем больше расширяются
площади орошенных земель, чем более совершенную технику
используют для обработки полей, тем большую ценность пред-
ставляют нетронутые уголки прежней Туркмении — страны ку-
ланов и архаров, царства птиц и гигантских ферул.
ПОСЕЛЕНИЕ В ФИСТАШКОВОМ РОЩЕ
Путешествие на машине позволяет за короткий срок многое
увидеть, узнать, успеть. Но чтобы основательно почувствовать,
понять какой-то ландшафт, познакомиться с населяющими его
животными, составить представление об их образе жизни, лучше
всего передвигаться пешком и в одиночестве. В этом я лишний
раз убедилась при вторичном посещении Бадхызского заповедни-
ка в конце мая.
Бадхызский заповедник славится обилием хищных птиц.
Здесь гнездятся виды, которые исчезают с освоенных людьми
14

Крутые обрывы оказались удобным местом для гнездования хищников. В шум
ветра то и дело вплетается пронзительный крик небольшого сокола — степной
пустельги (Cerchneis naumanni Fleisch).
угодий, а также и те, которые охотно поселяются возле человека.
Из последних характерен стервятник. Эти хищные птицы доволь-
но широко распространены по всей Средней Азии. Их часто
можно видеть парящими над кишлаками и даже городами. Они
поедают всевозможные отбросы, включая экскременты. Сотни
стервятников бродят по свалкам, придавая даже таким малопри-
влекательным местам своеобразный азиатский колорит.
У стервятников примечательная внешность. Падалеедов вы-
дает в них только голое «лицо» и подбородок, покрытые ярко-
желтой морщинистой кожей, а также довольно толстые грязно-
лиловые ноги и длинный крючковатый клюв. Реденький хохол
на затылке и маленькие глазки придают сгорбленной фигуре
разгуливающей по земле птицы старушечий облик. Но стоит
стервятнику раскинуть длинные белые с черными концами
крылья, как он сразу же превращается в величественную хищ-
ную птицу.
Гнездятся стервятники в нишах каменных или песчаных
обрывов, как правило, на недосягаемых для человека кручах.
Редко кому из зоологов удавалось добраться до их гнезд. Но
в Бадхызском заповеднике среди множества гнезд всегда можно
было подыскать несколько таких, к которым подобраться не
очень трудно. Я присмотрела гнездо, добраться до которого было
совсем просто. Птицы устроились на каменном обрыве в неболь-
16
шой нише. Вниз от нее шла гладкая каменная стена, а сверху
вело множество уступов, по которым можно было спуститься
к гнезду с вершины холма.
Уже за несколько метров от гнезда ощущался резкий запах
падали. Вблизи жилище стервятников представляло собой не-
большую мусорную свалку. На дне гнездовой ниши, поверх
нескольких крупных сучьев, были разбросаны обрывки овечьих
и джейраньих шкур, объеденный труп перевязки, две почти целые
ящерицы, маленькая черепаха с еще тонким панцирем, остатки
ежей и кусок какой-то змеи. Как видно, ассортимент кормов
стервятника очень широк, правда, подавляющее большинство
его добычи составляли трупы животных. Недостатка в корме
птицы, видимо, не ощущали.
Все дно и стены ниши были обильно политы белым пометом,
так что если бы не рой мух и не зловоние, гнездо могло бы по-
казаться довольно чистым, во всяком случае издали оно сверкало
ослепительной белизной.
В гнезде сидел один, совсем еще маленький птенец, в шелко-
вистом светло-коричневом пуху. Очень слабый, он не мог еще
даже стоять на ногах и жалобно попискивал. Птенцу было от
роду не более пяти дней. А взрослые птицы кружили высоко
в небе. Они были поразительно осторожны. Так ведет себя боль-
шинство стервятников. Проходящих мимо людей они мало пу-
гаются, но если замечают, что человек направляется прямо
к их гнезду, то покидают его и не возвращаются до тех пор,
пока не убедятся, что он удалился. Лишь благодаря осторож-
ности в поведении и предусмотрительности при выборе мест для
гнезда, стервятники благополучно выживают и размножаются
не только в заповедниках, но и в населенных местностях, даже
возле больших городов.
По-видимому, другая участь ожидает птиц-великанов, у ко-
торых в природе мало врагов и которые не проявляют должной
осторожности и по отношению к человеку. Это прежде всего
касается белоголовых сипов и черных грифов. В заповеднике
гнездится несколько десятков пар этих гигантских птиц.
Кому посчастливилось увидеть на гнезде черного грифа, все
остальные птицы начинают казаться пигмеями. Поразительно,
какое сильное впечатление на человека производят размеры жи-
вотных. При этом врезаются в память как самые мелкие, так
и самые крупные из них. Одной из таких крайностей в размерах
является черный гриф. На его гнезде могут свободно разместить-
ся два человека. Оно представляет собой кучу толстых веток
и устраивается обычно на вершине небольшого дерева или на
земле. Гнезда грифов видны издалека даже летом, когда деревья
одеты листвой.
Однажды, проходя по склону оврага, я заметила на проти-
воположной его стороне на вершине небольшого фисташкового
дерева громадную кучу веток. Подойдя к этому сооружению
почти вплотную, я увидела грифа, который до этого лежал,
спрятавшись на дне гнезда. При моем приближении он не торо-
2 С фотоаппаратом за синей птицей
17
пясь поднялся. На фоне белесого
неба громадная птица казалась
очень темной. Ее могучие кры-
лья даже в сложенном виде при-
крывали почти весь корпус. Над
горой бурых перьев странно вы-
делялась покрытая бежевым
пухом голова и светлая шея с
голой складчатой кожей. Осно-
вание шеи обрамлял воротник из
светло-коричневых перьев. Мас-
сивный, желтоватого цвета клюв
с черным пятном у основания
и красными краями придавал
голове грифа зловещий вид. Но
выражение больших круглых
глаз, окруженных голой синева-
той кожей, говорило скорее всего
об уравновешенном нраве. Муд-
Словно из бойницы древнего замка
осматривает свои владения стервятник
(Neophron percnop+erus L.).
рость сфинкса была запечатлена
в темных глазах и в голом непо-
движном «лице» хищника. Это
впечатление еще больше подчер-
кивалось монументальностью
позы.
Я не верила своим глазам, но
огромный хищник, по-видимому,
не собирался улетать, хотя я по-
дошла к нему вплотную. Птица,
по-змеиному изгибая шею, не-
одобрительно смотрела на меня
сверху. Казалось, что грифу ни-
чего не стоит схватить непроше-
ного гостя, унести и бросить сре-
ди гор подальше от гнезда. Но
спустя некоторое время гриф на-
конец взлетел, не причинив мне
никакого вреда.
Когда поднимается в воздух
воробей, видно, каких трудов
стоит ему набрать высоту, как
часто и напряженно машёт он
18


коротенькими крылышками.
У человека вряд ли появится
желание лететь за ним следом.
Но когда взмывает в небо гриф,
чувствуется, какой плотностью,
какой поддерживающей силой
обладает воздух. Птица как бы
погружается в воздушную
струю, которая бережно несет ее,
поднимая все выше и выше. Лег-
кость парения грифа вызывает
у людей зависть.
Когда гриф покинул гнездо,
я увидела там грязно-серого,
размером с утку птенца. Шея
и «лицо» у него были покрыты
пухом, черный клюв необычайно
короткий и высокий, а слабые
ноги не держали грузное тело.
Стервятники по натуре молчаливые
птицы. Лишь их бурый птенец, оставшись
один, тихонько попискивает.
Казалось, птенец совсем не вы-
носит прямого солнечного света.
Как только взрослая птица уле-
тела, он весь съежился и бес-
сильно опустился на дно гнез-
да; гриф уже через несколько
минут возвратился к нему. На
меня он больше не обращал вни-
мания.
Я отошла метров на двадцать
и, устроившись на склоне холма
немного выше гнезда, стала бес-
препятственно фотографировать
птиц.
Событий в гнезде было не-
много. Стоически неся свою вах-
ту, самка целый день защищала
птенца от раскаленных лучей
солнца. Вслед за его перемеще-
нием птица медленно передвига-
лась по краю гнезда по часовой
стрелке, следя за тем, чтобы
тень от ее тела приходилась
21
Стервятники на особый манер создает уют в своем каменном жилище. Это
гнездо оказалось выстланным обрывками шкур джейранов, старыми панцирями
черепах; на дне его лежала варежка из верблюжьей шерсти и высохший словно
мумия зверек, родственный хорьку,— перевязка.
точно над птенцом. Изредка родители сменяли друг друга. Самец
прилетал откуда-то издалека и тяжело опускался на гнездо.
Самка сразу же улетала, превращаясь в темную точку на небе.
Птенец почти все время сидел неподвижно, временами издавая
звуки, напоминающие тихое бульканье воды. Так он выпрашивал
корм. На этот случай у родителей всегда оказывался в зобу
запас пищи, которую они принимались отрыгивать. Процесс этот
сопровождался странными конвульсивными движениями со
взмахами крыльев и изгибанием шеи.
Гнездо грифа одиноко темнело на поросшем фисташкой скло-
не. Но это было лишь первое впечатление. Часто, вернее, почти
всегда, большая, сильная, способная защитить свое жилье птица
привлекает на свой участок соседей послабее. Вокруг грифа
образовался целый конгломерат гнезд, явно тяготеющих одно
к другому. В пятидесяти метрах поселились черные коршуны,
а в двадцати метрах от них устроили гнездо канюки-курганники.
Молчаливое одиночество грифов то и дело нарушалось шумом,
доносящимся с гнезд соседей. Особенно отличались коршуны.
Птенцы их уже начали оперяться. Самка теперь предпочитала
сидеть не на гнезде, а на соседнем дереве, откуда ей легче было
увидеть подлетающего с кормом самца. Как бы напоминая ему
о себе и детях, птица часто принималась громко «ржать». Один
из птенцов вторил ей похожим криком, но только более высоким
22
Могучие крылья позволяют черному грифу (Aegypius monachus L.) не считаться
с громадными пространствами безводных знойных предгорий.
С гнезда, устроенного на вершине фисташки, черный гриф может беспрепятст-
венно созерцать окружающие его предгорья. Но и сама птица видна за многие
сотни метров.
Необычно выглядит у грифа процесс кормления птенца. Взрослой птице при-
ходится отрыгивать ранее заглоченную пищу. Способствуя движению пищевого
комка, гриф странно изгибает шею и принимает самые причудливые позы.

по тембру, а второй попросту пи-
щал. Когда же появлялся са-
мец, поднимался шум, который
был слышен более чем за кило-
метр.
В гнезде курганников нахо-
дился всего один, очень симпа-
тичный, толстый птенец, покры-
тый мягким, густым белым пу-
хом. Почему-то это гнездо облю-
бовали индийские воробьи. Они
образовали здесь свою колонию.
Между грубыми сучьями каню-
чиного гнезда было втиснуто
множество воробьиных постро-
ек. Те птицы, которым не хвати-
ло места в сравнительно не-
большом жилище канюка, со-
орудили лохматые шарообраз-
на фисташке находят приют многие виды
птиц. На одном из деревьев построил
гнездо канюк-курганник (Buteo ru-
finus Cretzsch.).
ные гнезда на том же дереве
сверху. У некоторых воробьев
уже пищали птенцы. Но пар де-
сять еще только занималось
сооружением жилья. Они то и
дело появлялись с пучком травы
в клюве или воровали друг у
друга строительный материал.
С каждым часом гнездо канюка
росло и пухло, превращаясь пря-
мо на глазах в копну сухой тра-
вы. Лоток, где медленно разгу-
ливал неуклюжий канючонок,
оставался виден только сверху.
Воробьи использовали площадку
канючиного гнезда как место
тока и спаривания. Ожидая при-
лета родителей, канючонок с ин-
тересом наблюдал за крикливы-
ми воробьями, суетящимися пря-
мо у него под клювом.
Курганники кормили птенца
почти одними рептилиями. Они
26

Пища курганников весьма разнообразна — полевки, слепушонки, но особенно
часто пресмыкающиеся — ящерицы и змеи.
приносили в гнездо степных и хорасанских агам, а также раз-
личных змей с такой частотой, будто поймать их не составляло
никакого труда. Правда, прогретые солнцем сухие горы Бадхыз-
ского заповедника изобиловали рептилиями. У змей, принесенных
птенцу, были раздроблены головы, но живучие пресмыкающиеся
энергично извивались в лапах хищника.
Воробьи, которые поселились в канючином гнезде, всякий
раз, когда появлялись взрослые хищные птицы, в панике разле-
тались. Они напоминали трусливых гномиков, которые, пока
хозяев нет дома, шумят и веселятся за их столом, но как только
домовладелец появляется, скрываются под полом. Сидя в па-
латке, я догадывалась о приближении канюков к гнезду по пове-
дению воробьев. Они реагировали на тень своего квартирного
хозяина, как на любую хищную птицу. Вот над холмом появи-
лась самка курганника с кормом. В воробьиной колонии раз-
дается гнусавый возглас — сигнал опасности. Мгновенно
наступает тишина. Птицы поспешно прячутся в свои гнезда или
улетают. Но покормили канюки птенца, опасность миновала,
и снова в канючином гнезде поднимается невообразимый гвалт
от дерущихся и токующих воробьев.
Хотя не один раз в день приходилось воробьям поволновать-
ся, но они каким-то образом понимали, что опасность эта не-
серьезная и можно ею пренебречь ради того, чтобы их собственные
28
Большие пространства нераспаханных земель можно увидеть на крайнем юге
нашей страны, в предгорьях Копет-Дага. Здесь еще сохранились естественные
фисташковые рощи. Это и не лес и не степь. Это что-то необыкновенное, как
и вся Средняя Азия.
жилища находились под надежной охраной. И действительно,
канюки не подпускали к своему гнезду и даже дереву, на котором
оно было устроено, ни одной крупной птицы. Они яростно напа-
дали даже на своих соседей коршунов, когда те, пренебрегая
«правилом внутреннего распорядка», пролетали слишком близко
от канюков. Было очевидно, что сообщество нескольких видов
птиц вынужденное и никакой любви или доверия соседи друг к
Другу не питают. Стоило подняться в воздух грифу, как на него
яростно налетали канюк и коршун. А живущий поблизости серый
сорокопут гонял и коршуна, и курганника, и грифа. Конечно,
его нападения и угрозы были в значительной степени лишь
демонстрацией. Особенно забавно выглядело, как сорокопут,
который рядом с грифом казался мухой, пытался ударить летя-
щего великана в спину.
Так в фисташковой роще образовалось многочисленное птичье
поселение. Начало ему положили грифы, чьим невольным по-
кровительством воспользовались коршуны и канюки, а к ним
в свою очередь присоединились воробьи и серый сорокопут.
Во всей этой многоступенчатой связи начальное место принадле-
жало грифам. Между тем судьба этих гигантских птиц за преде-
лами заповедника находится полностью в руках людей. Их замет-
ные издалека и легко доступные гнезда беззащитны, а сами
медлительные хищники могут служить мишенью для стрельбы
29

Как и у большинства хищных птиц, ответственная работа по дележке пищи
между птенцами у коршунов выпадает на долю самки.
Менее чем в ста метрах от гнезда черного грифа и канюка-курганника поселилась
пара черных коршунов (Milvus korschun Gm.).
◄
с любого расстояния. Не исключено, что с исчезновением грифов
и некоторых из их соседей порвется ниточка связи птичьего
населения, могут исчезнуть и другие обитатели фисташковой
рощи. Все это лишний раз свидетельствует о том, что люди
должны относиться бережно и осторожно к любому виду живот-
ных не только в заповедниках, но и вне их.
В САКСАУЛОВОМ ЛЕСУ
Пожалуй, самый удивительный лес, в котором мне прихо-
дилось бывать,— это саксаульник. Лес без тени, без запаха. Он
неподвижен и сух, как декорация. Подлеска в нем нет, а деревья
обвешкнь) седыми бородами мертвых веток, среди которых еле
видна тусклая зелень живых стеблей. Застывшую неподвижность
не нарушает даже ветер. Лишь вечерами на закате, на фоне
розового цеба очертания саксаулов вдруг становятся похожими
на кипарисы, и начинает казаться, что где-то недалеко, за полосой
черного леса плещется тихое, теплое море. Но я знала, что там,
где кончаются заповедные саксаульники Репетекской ботани-
ческой станции, начинается море... песков.
Когда в пустыне бывает весна и бывает ли она там? В начале
мая здесь было уже жаркое лето. В саксаульном лесу давно
31
Скотоцерка, или вертлявая славка (Scotocerca inquieta Cretzsch.), очень
шумная и подвижная птица. Чем бы ни занималась скотоцерка, хвост ее всегда
торчит кверху.
Даже у птенца скотоцерки хвостик растет вертикально вверх.
Поселяется она в самых безводных, сухих и жарких местах, но обязательно там,
где есть деревья или кустарники.
выгорела редкая трава и цветовое однообразие нарушали лишь
желтовато-коричневые пузырчатые плоды песчаной осоки. В без-
ветренные вечера с шуршанием таскали муравьи в свои подзем-
ные жилища сухие семена злаков. И этот шум, производимый
мелкими насекомыми, лишь подчеркивал безнадежную сухость
вокруг.
Однако в начале мая весна еще не совсем миновала. По вече-
рам можно было уловить нежный аромат цветущих кустов кан-
дыма. Кое-где прямо из песка тянулись розовые соцветия дель-
финиума. Толстые стебли заразихи были густо усыпаны желтыми
цветами. Темно-зелеными пятнами выделялись на песке громад-
ные кожистые листья ревеня.
Хотя весна стремительно уходила, многие птицы в саксауль-
нике только еще строили гнезда. Пели славки-завирушки,
тугайные соловьи. У скотоцерки были уже птенцы, но это не
мешало ей по всякому поводу подавать голос. Эта птичка —
типичная обитательница саксаульников. Внешность ее малопри-
мечательна. Палевая головка прочерчена тонкими продольными
полосками, от клюва до уха через глаз проходит темная полоса
пошире, тонкими штрихамд испещрена грудка. Во всей нежной
фигурке птицы только темно-желтый клюв кажется достаточно
крепким. Своеобразие облику скотоцерки придает хвост. Длин-
ный, ступенчатый, он редко бывает опущен, а почти постоянно
3 С фотоаппаратом за синей птицей
33
задран кверху или даже заломлен на спину. Хвост скотоцер-
ки как нельзя лучше отражает ее всегда приподнятое настро-
ение.
Гнездо скотоцерки — круглый шар с крошечной дырочкой —
входом. Оно сделано из сухих веточек саксаула и совершенно
незаметно на дереве. Изнутри лоток уютно выстлан очень тол-
стым слоем птичьих перьев. Видимо, как ватный халат — нацио-
нальная одежда туркмен, слой перьев обеспечивает птенцам
защиту от холода весенних ночей и от дневной жары.
Странное дело: шаровидное гнездо и длинный хвост у его
владельца — далеко не редкое сочетание. Достаточно вспомнить
хотя бы сороку или длиннохвостую синицу. Казалось бы, совсем
не легко усесться в тесном гнезде так, чтобы хвост ни за что
не цеплялся. Однако птицам это нисколько не доставляет хлопот.
Так даже удобнее. По крайней мере хвост не свешивается за
край гнезда, как это могло бы быть в том случае, если бы жилище
не имело крыши. Юркнув в гнездо, скотоцерка быстро повора-
чивается головой к выходу, а хвост задирает на спину, как бы
подпирая им потолок.
Саксаульный воробей (Passer ammodendri Gould), как и подобает птице с таким
названием, гнездится в стволах саксаула. Впрочем, другое дерево с дуплами
в пустыне трудно найти.
Скотоцерка успевает вырастить потомство дважды за сезон —
один раз весной и один раз летом. Ее позыв — тихое, грустное,
почти свистящее «тии...» —и задорную звонкую трельку можно
слышать все лето. Песенка скотоцерки напоминает звон малень-
кого будильника. И действительно, эту птичку можно назвать
будильником саксаулового леса. «Трррр»—начинает она зве-
неть весной, когда перелетные птицы еще только появляются.
Эта же песенка не перестает звучать и летом, пробуждая всех
от оцепенения, вызванного нестерпимым зноем.
Несмотря на свою необычность, саксаульник все-таки лес,
и птиц в нем гораздо больше, чем в открытых песках.
Как-то в мае утром прошел дождь. В Репетеке это большое
и редкое благо. Обычно к десяти часам утра все превращалось
в раскаленную печь, а в этот день скупой дождик хотя и промо-
чил только один сантиметр песка, но зной снял полностью Каким
необыкновенно приветливым и уютным в нежаркую погоду
становится саксауловый лес! Идя по нему, невольно становишься
более внимательным, начинаешь чутко прислушиваться к зву-
кам... Именно в этот день я вдруг услышала необычное воробьи-
ное чириканье. Что-то в нем показалось новым, незнакомым.
Так произошла моя встреча с саксаульным воробьем.
Серенькая самка саксаульного воробья — почти копия самки
нашего домового воробья. Самец же отличается ярко-рыжей, с
34


Стремлением занимать дуплянки саксаульные воробьи очень напоминают других
своих сородичей — полевых и домовых воробьев, которые никогда не упускают
случая воспользоваться человеческой заботой, даже если она предназначена
не для них.
Если в саксаульниках развесить дуплянки, то их в первую очередь заселят
саксаульные воробьи.
4
черной продольной полоской головой. Подобно обычному во-
робью, саксаульный сидел возле дуплянки, которую он ус-
пел занять первым и на которую явно посягали бухарские
синицы. (Кстати, специально для синиц и были вывешены эти
гнездовья.)
Совершенно непонятно, почему этот воробей живет только
в саксаульниках, почему он не поселяется в сосцяках, дубравах
и других лесах? Ведь сумел же его ближайший родственник,
очень на него похожий домовый воробей, заселить весь мир.
По-видимому, какая-то определенная черта в строении, биологии
или привычках не дает возможности саксаульному воробью
распространиться за пределы пустыни. Как ни трудны условия
жизни в пустыне, но для тех, кто к ним приспособлен, они вполне
приемлемее и нередко единственно возможные.
В саксаульниках можно встретить не только типичных жите-
лей пустынь. На одном из участков Репетекской ботанической
станции уже несколько лет подряд гнездится пара орлов-змее-
ядов. Эти красивые хищные птицы, хотя и распространены очень
широко, теперь всюду исключительно редки. Гнездо змееяда
было устроено на старом саксауле, стоящем посреди небольшой
полянки. В нем, как и положено для этого вида птиц, был всего
один птенец. Подобно большинству единственных детей в семье,
маленький змееяд был толст и недружелюбен. Когда я посадила
37

В черных саксаульниках юго-восточных Каракумов нам посчастливилось найти
гнездо змееяда (Circae+us ferox Gm.).
Змееяды — одни ’из самых узкоспециализированных хищников. Основной их
корм — змеи. Ими они выкармливают птенцов и питаются сами.
В гнезде змееяда всегда только один птенец.
ч________________________________________________________________
его на землю, чтобы сфотографировать, он начал сердито и угро-
жающе раскрывать клюв.
Птенец змееяда не был красавцем. Бросалась в глаза его не-
померно крупная голова, толстое тельце покрывал короткий,
однообразно белый, очень плотный пух, ноги со скрюченными
пальцами были несоразмерно маленькими, и птенец мог лишь
через силу привставать, опираясь на «пятки». В общем, молодой
змееяд был удивительно мало- похож на родителей. Он отличался
от них даже цветом глаз. У взрослых птиц они большие,, желтые,
а у птенца глаза тускло-серые.
Взрослые птицы приносили к гнезду только змей. Есть данные
о том, что они могут питаться и другой пищей, но мне в этом
убедиться не довелось. Когда я первый раз увидела самку у гнез-
да, изо рта у нее свешивалось около сорока сантиметров тонкого
серебристого тела стрелы-змеи. Передняя часть пресмыкающегося
вместе с головой была заглочена, что, впрочем, не мешало змее
извиваться.
Странно выглядит змееяд в момент отрыгивания добычи.
Однажды к гнезду одновременно подлетели оба родителя, из
клювов которых свисало по одинаковой тонкой блестящей змее.
Опустившись рядышком на край гнезда, птицы наклонили вперед
головы и медленно, сосредоточенно начали выплевывать каждая
свою жертву. Сидящие в ряд орлы с блестящими тонкими змеями
39

в клювах напоминали больных,
у которых берут желудочный
сок.
Вероятно, не случайно змее-
яды жили именно в саксауль-
нике. Этот лес буквально кишел
рептилиями, Правда, змей уда-
валось увидеть не часто, но зато
ящерицы постоянно попадались
на глаза. По раскаленному песку
они носились с поразительным
проворством, но в жаркие днев-
ные часы предпочитали отсижи-
ваться на кончиках ветвей сак-
саула. Как елочные украшения,
сидели на ветках нарядные, яр-
кие в жару степные агамы. Не-
редко на песке между деревьями
встречались следы варана.
Несмотря на широкое распространение,
змееяд всюду очень малочислен. Эта
интересная, красивая и редкая птица
заслуживает специальной охраны.
Иногда удавалось увидеть и
его самого. Это крупное прес-
мыкающееся, скорее похожее
на хищного зверя, чем на яще-
рицу
Жизнь саксаулового леса
своеобразна. Уже к десяти ча-
сам утра в саксаульниках ста-
новится так жарко, что серые
ветви деревьев и желтый песок
начинают сливаться в одно сле-
пящее марево. Горячая пыль
проникает в ботинки, пересох-
шая слюна во рту становится
тягучей, словно резиновый клей.
В голове остается место только
для одной мысли — воды!
А ведь большинство обитателей
этого раскаленного леса обхо-
дятся вообще без питья!
41
ПЕСЧАНАЯ ПУСТЫНЯ
Песчаная пустыня, с которой мне удалось познакомиться
вблизи Репетекской ботанической станции, даже в начале лета
не радовала обилием птиц. Зачастую можно было пройти сотни
метров и не услышать ни одного птичьего голоса. Но тем не
менее во время пути постоянно было ощущение, что эти пески
с редкими кустами кандыма и эфедры только кажутся мертвыми,
что где-то за барханами затаились живые существа и насторо-
женные глаза следят за каждым вашим шагом.
И действительно, чья-то голова пб^азалась из-за бархана,
повернулась в вашу сторону и скрылась. Тблько вы начали всмат-
риваться в опустевший горизонт, как невдалеке на вершине сухой
ветки кандыма появилась светло-серая птица и начала скрипеть,
осуждая ваше появление. Это серый сорокопут, пустынный под-
вид. Он не принадлежит к числу тех птиц, внимание которых
надолго приковывается к человеку, даже если тот и вторгся на
его гнездовой участок. Несколько минут — и сорокопут, забыв
о вас, делает небольшой круг и залетает в один из густых кус-
Самку пустынного воробья (Passer simplex Licht.) мы застали за сбором строи-
тельного материала для гнезда.
тов. Здесь вы легко найдете его гнездо с крапчатыми яичками.
Гнездо большое, рыхлое, недавно построенное. В его подстилку,
наряду с сухими травинками, оказались сложенными и кусочки
белых тряпочек, которыми я помечала за несколько дней до
этого другие свои находки.
Пожалуй, нет места, где было бы труднее ориентироваться,
чем в песках. Барханы непривычному человеку кажутся похо-
жими друг на друга, как две капли воды, да к тому же после
каждого сильного ветра они меняют свои очертания, а горизонт
как таковой в пустыне почему-то невидим. Срок существования
следов на песке редко исчисляется часами — чаще минутами.
Поэтому, чтобы заметить путь к какому-нибудь гнезду, я на
концах сухих веток через каждые 20—30 метров вешала белые
марлевые тряпочки, наподобие мальчика с пальчик, который
кидал по дороге камушки. Ориентиры из тряпочек очень выру-
чали меня, за исключением тех случаев, когда они оказывались
на гнездовых участках сорокопутов. Эти птицы имели обыкно-
вение использовать их для выстилки гнезда, тем самым лишая
меня указателей.
Человек в пустыне бывает редко, и, может быть, поэтому боль-
шинство птиц обращает на него очень мало внимания. Исклю-
чение составляла саксаульная сойка. Стоило отойти на несколько
сот метров от поселка и подняться на первую гряду песков,
42

Хотя по голосу и облику пустынный воробей больше похож на птицу семейства
вьюрковых, его гнездо — лохматый шар с узким длинным боковым входом —
типичная постройка воробья.
как где-то невдалеке раздавался истошный крик этой птицы.
Все население пустыни таким образом оповещалось о моем
появлении. В этом саксаульная сойка очень сходна с обыкновен-
ной, которая незримо контролирует каждый шаг человека в лесу,
сопровождая его действия своими комментариями, как бы ведя
репортаж для лесных слушателей.
Если на саксаульную сойку совсем не обращать внимания, то
скоро она начинает намеренно попадаться на глаза — как бы
невзначай перебегать дорогу, а то и просто кормиться в несколь-
ких метрах. Быстро-быстро работая клювом, птица раскапывает
песок где-нибудь возле кустов и извлекает оттуда личинок жуков
и взрослых насекомых, спрятавшихся от жары. В движениях
сойки всегда есть что-то озорное, вызывающее. Через некоторое
время я поняла, что каждая птица провожает меня до границы
своего гнездового участка, а там «передает» следующей. А по-
скольку расстояния от одного гнезда соек до другого довольно
значительны, им приходилось тратить на меня немало времени.
Саксаульные сойки начинают гнездиться очень рано, еще
в марте. Но 1973 год отличался затяжной и дождливой весной
и оказался для многих птиц несчастливым. Прошедшие в апреле
ливни промочили гнезда и некоторые пары бросили их даже
с насиженной кладкой. Если бы птицы северных широт были
так чувствительны к дождям, то им вряд ли удалось бы когда-
44
Обыкновенный домовый воробей (Passer domes+icus L.), обитающий в Средней
Азии, отличается от живущего в средней полосе более ярким оперением и осо-
бенностями биологии, поэтому некоторые ученые выделяют его в особый вид —
индийский воробей (Passer indicus).
нибудь вырастить птенцов. А сойки дождались сухой устойчивой
погоды и принялись вновь строить гнезда, часто в непосредст-
венной близости от старого брошенного жилья. Интересно, что
эти поздние гнезда, в отличие от весенних, располагались не
в гуще кустов у земли, а подальше от раскаленного песка, на
обдуваемых со всех сторон песчаных акациях, на высоте более
двух метров. Кроме того, летние гнезда соек были построены
иначе, чем весенние. Они были очень маленькие, без крыши,
ажурной конструкции, так что снизу буквально просвечивали.
В песках почти все птицы, даже принадлежащие к самым
обычным родам, представлены особыми видами. Здесь своя,
пустынная, славка, свой ворон и даже свой воробей. При зна-
комстве с последним особенно бросается в глаза, к чему приво-
дит приспособление к существованию в жарких безводных
районах. От воробьиного облика, голоса и повадок у пустынного
воробья сохранилось очень немного. При первой встрече не сразу
даже можно понять, что это воробей. Крик, который птица
издает в полете, напоминает нежные трельки щеглов. Яркая
серая окраска пера у него также не «воробьиного» оттенка.
В противоположность большинству своих шумных родственни-
ков, которые живут колониями и дружно вылетают стаями на
кормежку и водопой, пустынные воробьи держатся отдельными
парами, за кормом летают поодиночке, а в водопое и вовсе
45
не нуждаются. Питаются они также не совсем обычным образом.
В пустыне личинки многих видов насекомых помещаются внутри
растения. Ткани листьев на этом месте разрастаются и образуют
плотные узелки — галлы. Воробьи расклевывают такие наросты
и извлекают из них личинок, а, может быть, кроме того, и влагу.
Во всяком случае клювы птиц, возвращающихся с кормежки,
всегда блестят от воды.
Но в гнездовой жизни — в семейном укладе и устройстве
жилья — пустынный воробей остался верен обычаям своих род-
ственников. Гнездо его, укрепленное на деревьях, представляет
собой мохнатый шар с узким длинным входом. Самец воробья
сменяет самку на гнезде, когда та улетает на кормежку в период
насиживания. А во время выкармливания птенцов самка до-
бывает корм для детей наравне с самцом. Этим пустынные
воробьи существенно отличаются от вьюрков, на которых внешне
очень похожи. У вьюрков самец не насиживает кладку, а усердно
доставляет корм самке и птенцам.
Тонкие приспособления к жизни в песках сделали пустынно-
го воробья так же, как и саксаульного, отшельником. Он никогда
не покидает пустыни. Его не встретишь возле поселка. Здесь
живут другие виды воробьев. Так, на усадьбе ботанической
станции образовали колонию индийские воробьи. Эти птицы не
могут обходиться без водопоя. Корм они умудряются находить
всюду, в том числе и в пустыне. В Репетеке в начале лета
индийских воробьев привлекала песчаная акация. Эти гибкие
нежные деревья, чем-то напоминающие молодые березки, были
покрыты душистыми цветками. Воробьи обрывали их и лако-
мились сладкими тычинками и завязями. После того как стайка
птиц покидала одно дерево, чтобы переместиться на другое,
на песке под ним оставалось множество оборванных бледно-
фиолетовых лепестков.
Так живут среди песков пустынные и не пустынные виды
птиц, каждый по-своему приспосабливаясь к этой среде.
НОЧИ В ТУРКМЕНИИ
Летом самое приятное время суток в Туркмении — ночи. К ве-
черу воздух постепенно начинает остывать, но земля долго
хранит солнечное тепло. Особенно хорошо ночью в песчаной
пустыне. Песок остается теплым, но уже не обжигает. А если
вырыть в нем углубление по фигуре, то получается удобная
лежанка — что-то вроде русской печи под звездным туркменским
небом.
Правда, везде есть свои неудобства. В пустыне — это прежде
всего скорпионы и крупные пауки. Скорпионы обладают дурной
привычкой разгуливать по ночам и забираться куда попало.
То в полусне выбрасываешь их из спального мешка, то находишь
утром под матрасом.
Но во много раз страшнее ядовитых скорпионов безобидные
фаланги. Эти ночные пауки настолько громадны, лохматы и
46
черны, что при виде их цепенеешь от ужаса. Они иногда при-
бегали на порог нашей комнаты поохотиться за привлеченными
светом насекомыми. Фантастические пауки почему-то не внушали
никакого страха кошке. Наоборот, для нее они были чем-то
вроде игрушки. Она их подкарауливала у дверей, хватала, за-
таскивала в комнату и весело гоняла по полу, изредка подбра-
сывая в воздух, как мячик. То, что эти чудовища позволяли
кошке обращаться с собой столь бесцеремонно, вызывало даже
некоторое разочарование.
Запомнилась мне ночь, проведенная в Бадхызском заповед-
нике на горке, заселенной хищными птицами. Чтобы не пугать
осторожного канюка-курганника, я заранее днем на склоне холма
поставила маленькую съемочную палатку, замаскировав ее
ферулами. Надо заметить, что в местности, где деревья очень
ценны, редки и имеют необычайно твердую древесину, ферулы
доставляют прекрасный маскировочный материал. Из толстых
стеблей этого гигантского растения можно сооружать целые
хижины.
Смастерив засидку, я ушла на кордон. По моим расчетам за
сутки птицы должны были привыкнуть к виду укрытия и на
следующий день к вечеру я отправилась туда с намерением пе-
реночевать, а утром начать съемку. Идти надо было километров
семь по пыльной дороге. Пройдя немногим более километра,
я заметила, что поверх моих вчерашних следов идет след
леопарда. Порадовавшись тому, что есть еще уголки на земле,
где по дорогам ночью разгуливают гигантские кошки, через
некоторое время я немного забеспокоилась. След сходил с доро-
ги и направлялся к холмам, куда шла и я. Конечно, я знала,
что ни одного сотрудника в заповеднике еще не съел леопард.
Гораздо больше зла человеку может причинить домашний
верблюд во время гона. Но всё-таки ночевать рядом с тропой,
по которой бродят грозные хищники, мне показалось неуют-
ным...
Но как всегда, опасность приходит не оттуда, откуда ждешь.
Только я в наступившей темноте забралась в палатку, как во-
круг раздалось страшное шуршание. Несколько десятков каких-то
крупных насекомых с громким топотом бегали по натянутой
материи и по мне. Шум, производимый ими над самым моим
ухом, казался оглушительным. При такой ситуации ко мне
неслышно мог приблизиться не только леопард, но и трактор.
Правда, хищные животные меня уже беспокоили в гораздо мень-
шей степени, чем эти неведомые жуки. Когда взошла луна, мне
удалось определить, что это были гигантские жуки-чернотелки.
Они занимались тем, что растаскивали семена с растений,
использованных мной для маскировки. Не знаю, почему их при-
влекли именно мои ферулы, когда вокруг была масса других.
Чернотелки забирались наверх, громадными челюстями срезали
веточку с семенами и, уронив ее на землю, бежали вниз, чтобы
схватить ее и, оттащив в сторону, зарыть в ямку. Как видно,
работы у жуков было много и они торопились закончить ее
в ночной прохладе. В палатке было не уснуть — насекомые то
47
На окраине ботанической станции «Репетек», на одном из телеграфных столбов
часто можно было видеть лишний «ролик». Это был самец домового сыча
(Athene noctua Scop.), охранявший гнездо, устроенное в сарае.
Ближе к вечеру у этого сарая можно было заметить и самку домового сыча.
Поймав жука-скарабея, она поедала его, усевшись на одно из выступающих
бревен.	к
и дело пробегали по лицу, торопясь по своим делам. Пришлось,
пренебрегая покоем канюков, высунуть голову наружу, подло-
жив под нее вместо подушки рюкзак.
Фисташковая роща в лунную ночь была очень красива. Круг-
лые кроны деревьев бросали небольшую тень, но поскольку
каждое дерево удалено от соседнего на несколько десятков
метров, не получалось тревожных ночных зарослей, а создавался
удивительно спокойный, мирный пейзаж. Полюбовавшись им,
я задремала, но среди ночи вдруг проснулась оттого, что у меня
на голове шевелились волосы. В испуге открыв глаза, я увидела
улепетывающего от палатки ежика. В погоне за жуками зверек
пробежал рядом с моей головой, но из-за шума, производимого
жужелицами, даже ежиного топота не было слышно. Поняв, что
жизнь в фисташковой роще подчинена своим законам и до меня
здесь мало кому есть дело, я окончательно успокоилась и про-
спала до утра, не обращая больше ни на что внимания, полностью
забыв о леопарде.
Самая характерная черта туркменских ночей — обязательное
присутствие домовых сычей. Нигде в других местах мне не при-
ходилось встречать такое множество этих сов. Они гнездятся
не только в поселке ботанической станции «Репетек» среди
песчаной пустыни, но и в густо населенных людьми долинах
рек. Казалось, что эти совы намеренно поселяются поближе
48

к человеческому жилью. Нередко их гнезда можно обнаружить
в самых людных местах — под крышей склада сельскохозяйст-
венной техники, в стене летнего кинотеатра и, наконец, на
чердаке гостиницы, где я и познакомилась с ними поближе. Здесь
жило трое сычат. Подросшие птенцы по ночам с громким стуком
носились по всему чердаку. Родители прилетали к ним в темноте
через щель над верандой. Днем из этой дыры выглядывал то
один, то другой птенец. Вертя головами, сычата с любопытством
таращили глаза на проходящих людей.
Как только начинало смеркаться, взрослые сычи подавали
голос. Заметив что-нибудь подозрительное, самец тревожно и
мрачно произносил «у-у-у». При спокойном общении друг с дру-
гом голос сычей напоминал сдавленный хрип и потому казалось,
будто совы постоянно ссорятся. Особенно сычи не любили собак.
Со злым криком «ке-ке-ке» они пикировали на псов.
Хлопотным для сов, живущих над гостиницей, оказалось вре-
мя, когда птенцы должны были покидать гнездо. Дело в том,
что сычи обычно не сразу оставляют свое жилище. Некоторое
время они проводят возле него, а днем прячутся обратно. Это
просто сделать в тех семьях, которые поселились невысоко над
землей или в норах грызунов. Наши же сычата легко выпорхнули
со своего чердака, но попасть обратно через узкую щель под
крышу им было не под силу. Для этого требовался уверенный
маневренный полет. Им птенцы еще не овладели, и поэтому
утром то один, то другой вместо чердака залетали в комнату
или оказывались за обеденным столом. Приходилось ловить их
и подсаживать на чердак. Через несколько дней сычата научились
хорошо летать и нашли новый путь домой через дыру в крыше.
Основной корм у сов добывает самец. В «Репетеке» сыч при-
носил к гнезду из пустыни тушканчиков, а в долине Мургаба
эти совы кормят птенцов полевками. Самки сычей отлучаются
от гнезда редко. В ожидании прилета самца с «солидным кормом»
они обычно поблизости промышляют жуков-скарабеев. Эти
крупные черные насекомые во множестве держатся возле по-
селков. Их привлекает ночующий под открытым небом возле
домов скот. Жуки нарасхват разбирают свежий коровий навоз
и, превратив его в гладкие шарики, растаскивают добычу по
норам. Почуяв запах пищи, скарабеи спешат подняться на крыло.
Летят они ночью и на электрический свет. Как только наступает
темнота, то и дело слышится жужжание носящихся в воздухе
жуков. Нередко тяжелые насекомые ударяются о провода и
падают на землю. Сычиха никогда не упускает случая схватить
неудачника. Возможно, что концентрация скарабеев в поселке
и является причиной тяготения сычей к населенным пунктам.
Время шло к середине лета. Туркменские ночи становились
все душнее. С точки зрения жителей северных широт жизнь
в пустыне в этот период — каждодневный подвиг. Но у корен-
ных жителей все шло своим чередом, разве что в несколько за-
медленном темпе. Одни лишь цикады с каждой ночью станови-
лись все более активными. Пронзительные голоса их не смолкали
ни на минуту.
50
ПТИЦЫ ВОЗДЕЛЫВАЕМЫХ ЗЕМЕЛЬ
ТАДЖИКИСТАНА
Поразительная страна Средняя Азия! Раз побывав там, уже не-
возможно ее забыть. Во время моросящих ленинградских дождей
постоянно вспоминается сухость воздуха, в декабрьские сумереч-
ные дни — солнце, а в январские морозы — тепло среднеазиат-
ского климата. И совсем забываются и слепящий свет, и пыль,
и зной, от которого приходилось немало страдать. Однажды
зимой с большой радостью я узнала, что будущим летом мне
опять предстоит работать в Средней Азии, на этот раз в Таджи-
кистане. К новой поездке я готовилась как к большому праздни-
ку. Как захватывающие романы прочитывала фаунистические
сводки этой республики. Какие только птицы здесь не перечисля-
лись! Даже настоящая синяя птица здесь «гнездится, живет
оседло, совершая короткие кочевки». Много чудесного можно
было ждать от страны, где даже Синяя Птица обычна и оседла!
Но в горы, где встречается этот сказочный вид, мне удалось
попасть не сразу. Основная моя работа шла в освоенных людьми,
распаханных долинах рек. Зона возделываемых полей в весенний
период может произвести безотрадное впечатление на человека,
наслышанного про красоты Таджикистана. Невысокие всходы
хлопка не прикрывают еще серой распаханной земли. Ряды
шелковиц по краям арыков стоят с голыми обрубленными вет-
вями — всю их раннюю зелень используют на выкармливание
шелковичных червей. Только клетки полей ячменя и пшеницы
буйно колосятся. А на окружающих долину холмах полыхают
алые маки и ярко зеленеет трава.
Однако не цветущие холмы, а унылые долины с рано со-
зревающими сорняками и с посевами зерновых привлекают
основную массу пролетных птиц. В зарослях чертополоха по
обочинам арыков порхают стайки щеглов. Здесь же степенно
кормятся чечевицы. А на полях зерновых вообще нет отбоя
от птиц. Несметные стаи индийских и испанских воробьев, толь-
ко что вернувшихся с юга, с жадностью поедают мягкие, слад-
кие, еще не затвердевшие зерна ячменя.
У таджиков с воробьями давняя вражда. Одна из старинных
народных песен начинается словами:
От воробьиных стай померкнул день,
От тучи их легла сплошная тень
На земли наши, где созрел ячмень,
Несчастье нам от этих воробьев,
а кончается она так:
Как быть, что делать, плохи, брат, дела,
Воробышек, хоть птичка и мала,
А жрет ячмень проворнее осла,
Несчастье нам от этих воробьев!1
1 «Песни страны певцов». Пер. Н. Гребнева. Душанбе, 1972.
4*
51
Испанские воробьи (Passer hispaniolensis Temm.), как и индийские, пользуются
дурной репутацией у хлеборобов. Их многотысячные стаи часто опустошают
посевы ячменя, проса и риса. Однако в период выращивания птенцов воробьи
истребляют много вредных насекомых. Вот и этот самец испанского воробья
приносил к гнезду преимущественно саранчу.
Не так давно защищать посевы от воробьев выходило все
население кишлаков — от детей до стариков. Созревающее поле
ячменя можно было издалека определить по пронзительным
крикам пестрой толпы людей, свисту камней, пущенных из
пращей, ударам бича. Правда, вся эта суматоха на птиц произ-
водила довольно слабое впечатление. Воробьи, не обращая внима-
ния на шум, стаями опускались на середину поля и деловито
принимались выдавливать сладкий питательный сок из зерен.
Совершенно равнодушны воробьи и к ядам, которыми обра-
батывают поля при борьбе с насекомыми и сорняками. Не опасна
для них оказалась и отравленная приманка, применяемая против
вредных грызунов. В лабораториях испытывали на воробьях
десятки различных химических соединений, пока наконец не
был найден яд — фторацетат бария, к которому они оказались
очень чувствительны. Кстати, этим ядом травят и волков. Съев
несколько зерен отравленной приманки, воробьи падали за-
мертво. Но вещество это принадлежит к числу самых токсичных,
не уступая по ядовитости стрихнину, и применять его в сельско-
хозяйственной зоне небезопасно.
Не такая птица воробей, чтобы человек легко мог вычеркнуть
ее из своей жизни. Как только начали с ним серьезную борьбу,
сразу же на защиту встали работники хлопководческих хо-
зяйств. Оказывается, для них воробей желанный гость. С такой
52
Где бы ни гнездились рыжепоясничные ласточки (Hirundo daurica L.) — в диком
ущелье, кишлаке или большом городе, — занятые своими делами, они совсем
не обращают внимания на людей.
Черный чекан (Saxicola caprata L.) не избегает возделанных земель. Он при-
надлежит к числу птиц, которые даже предпочитают соседство полей и огородов.
же жадностью, как зерно вес-
ной, поедают эти птицы летом
насекомых. Когда на хлопковых
полях появляются стаи воробь-
ев, агрономы знают, что это си-
гнал о том, что на посеве высо-
кая численность гусениц кара-
дрины, хлопковой совки или
тли. И сотрудники противоса-
ранчовых экспедиций тоже по-
кровительствуют воробьям. Эти
птицы выкармливают птенцов
саранчой, кузнечиками и цика-
дами, заметно снижая их чис-
ленность. Так и заслужили себе
воробьи право на жизнь, не-
смотря на косые взгляды, кото-
рыми провожают их стаи селек-
ционеры-семеноводы .
Гнезда черного чекана мы находили в
яме на строительной площадке, в стенке
дамбы, на берегу арыка. Все они были
расположены в небольшом углублении
почвы.
Может показаться странным,
что в такой экзотической стране,
как Таджикистан, внимание зоо-
лога прежде всего привлекли
к себе воробьи. Но эти птицы
здесь не совсем обыкновенные.
Я, конечно, не говорю о простом
полевом воробье, который живет
тут только в городах и поселках.
Не имею в виду и индийского
воробья, который отличается от
нашего домового белыми ще-
ками. Я говорю о красавце ис-
панском воробье. «Смуглый»
благодаря черным продольным
полоскам по бокам и на груди,
с черным горлом и ржаво-корич-
невой шапочкой, он выглядит
очень щеголевато.
Весной по горным долинам
шел интенсивный пролет индий-
ских и испанских воробьев с
мест зимовки — из Индии,
54


Самка черного чекана, в отличие от угольно-черного самца, окрашена в серые
тусклые тона.
Молодой черный чекан окраской похож на самку, но у него больше пестрин.
Афганистана и Южной Африки — на места гнездовий в Тад-
жикистан, Туркмению, Киргизию и Южный Казахстан. Тысяч-
ные стаи птиц, днем кормящихся на полях, ночевать устраива-
лись на деревьях в поселках. Как только начинало смеркаться,
маленький садик с пирамидальными тополями возле нашего
дома превращался в птичий базар. С разных сторон сюда дви-
гались плотные стайки воробьев. Скоро все ветви оказывались
буквально забиты птицами. Они кучно рассаживались, и каж-
дая вновь прилетевшая стая старалась разместиться на ветвях,
уже занятых другими. Птицы опускались буквально на голову
друг другу, толкаясь, дрались и при этом кричали неимоверно.
Шум и гвалт длился до темноты. Как только начинало рассве-
тать, воробьи вновь принимались кричать, как бы совещаясь
о предстоящих набегах на поля. Долго они пересаживались
с места на место, а затем в шесть часов, как по команде, мол-
чаливыми стайками разлетались в разные стороны. Птицы были
для нас безотказными часами.
В конце мая воробьи начали строить гнезда. Шум во время
сбора на ночевку ничто по сравнению с тем гвалтом, который
длится все светлое время суток в воробьиной колонии. Одно
такое гнездовье образовалось в лесополосе, окружающей сорто-
испытательный участок, возле которого находилась наша лабо-
ратория. Здесь в любое время, как только появлялась свободная
57
минута, можно было беспрепят-
ственно наблюдать за жизнью
воробьев.
Место для гнезда выбирали
самцы. Положив несколько тра-
винок в развилку дерева, они
усаживались поблизости и при-
нимались токовать. Низко опу-
стив крылья и веером подняв
хвост, воробей становился кро-
шечной копией глухаря. Сидя на
ветке, птица без устали часами
повторяла свою незатейливую
брачную песню «чум-чук», за
что ее таджики и прозвали чум-
чуком. Голоса «поющих» воро-
бьев сливались в общий гул,
от которого звенело в ушах.
Самки были более молчаливы
Длиннохвостый сорокопут (Lanius
schach L.) — типичный обитатель садов
Таджикистана.
и деловиты. Выбрав себе парт-
нера, они сразу же безотлага-
тельно принимались строить
гнездо. Семейные самцы вновь
объединялись в стайки и вместе
начинали летать за строитель-
ным материалом.
Чувство стайности у воробь-
ев развито до чрезвычайности.
Хотя гнездо каждая пара строи-
ла самостоятельно, часто полу-
чалось так, что оно оказывалось
одной из квартир общего дома.
Фундаменты для гнезда птицы
закладывали так близко один
к другому, что по мере соору-
жения объемных лохматых жи-
лищ те начинали соприкасаться
наружными стенками или про-
сто сливались в одну общую мас-
су, напоминающую нанизанный
на дерево стог сена. Такая куч-
ность поселения ни в коей мере
58

не была вызвана недостатком места. Она определялась постоянно
присущим воробьям желанием быть как можно ближе к своим
собратьям, видеть и слышать соседей.
Оглушительный шум — нормальное состояние воробьиной
колонии. К нему настолько привыкаешь, что со временем пере-
стаешь его слышать. Так, видимо, реагируют на это и воробьи.
Но прекращение шума воспринимается птицами как сигнал
опасности. Гробовое молчание наступает в колонии в тот момент,
когда над ней появляется пернатый хищник. При этом сидящие
на вершинах деревьев воробьи немедленно ныряют в кроны. Но
только враг скрывается из виду — в колонии восстанавливается
обычный «производственный» гомон. Кричат и взрослые птицы,
и птенцы, сидящие в гнездах.
Известно, что против многих птиц успешно применяют метод
звукового отпугивания. Он заключается в том, что в местах
нежелательного скопления того или иного вида проигрывают
записанный на магнитофонную ленту крик испуганной или
раненой птицы. Против воробьев это средство не помогает. Их
пугает лишь тишина в колонии или потеря своих собратьев из
поля зрения.
В орошаемых земледельческих районах Таджикистана было
поразительно много птиц. Они окружали нас всюду. Посреди
комнаты, в которой жили сотрудники токсикологической лабора-
тории и где нашлось место и для меня, на потолке устроила
гнездо пара деревенских ласточек. Не обращая внимания на
людей, птицы почти ежеминутно залетали в окно и приносили
своим детям мух, которых ловили рядом с домом. Из-за ласто-
чек приходилось держать окна постоянно открытыми. Это
создавало ряд неудобств, и все с нетерпением ждали, когда
птенцы, наконец, улетят, а те упорно не желали оставлять
свое жилище, хотя уже достаточно подросли. Их родители пере-
стали даже выносить из гнезда капсулы помета, и на разостлан-
ную нами на полу бумагу то и дело шумно плюхались тяжелые
капли. Иногда от этих звуков случалось даже просыпаться
ночью.
Другая пара ласточек — каменных, которые обычно живут
в горах и гнездятся в пещерах,— поселилась на самом людном
месте, в коридоре правления колхоза. Птицы построили гнездо,
так сказать, на современном уровне — на лампе дневного света.
При этом им пришлось залепить глиной все пространство между
потолком и стеклянными трубками, натаскать не менее пяти
килограммов земли и трудиться более двух недель.
Рядом с нашим домом, на строительной площадке новой шко-
лы в нише стены котлована, поселилась пара черных чеканов.
Этот вид встречается только в Средней Азии и для жителя
Европы представляется экзотическим. Черный как уголь, с белым
брюшком самец невозмутимо распевал свою коротенькую про-
стую песенку, сидя на проводах и не обращая ни малейшего
внимания на грохот машин.
Маленький плодовый садик возле нашего дома в июле
оказался буквально забит выводками длиннохвостых сорокопу-
60
тов. Этих птиц можно увидеть также только в Средней Азии
и Южном Казахстане. Все сорокопуты не обладают ни чрезмер-
ной осторожностью, ни большой скромностью. «Вспыльчивость»
же длиннохвостого сорокопута просто поразительна. Стоило око-
ло его гнезда появиться какой-нибудь птице, особенно сороке или
вороне, как сорокопут сразу же с громким скрежетанием начинал
налетать на нее сверху.
По бурности темперамента птенцы сорокопутов во много раз
превосходили своих родителей. В рыхлом юношеском пере, но
уже с длинными хвостами, слетки казались крупнее взрослых
птиц. Усевшись где-нибудь на видном месте, они, причитая
и вереща, с нетерпением требовали пищи. При появлении отца
или матери с кормом молодые сорокопуты бросались к ним
с разных сторон так стремительно и устраивали такую потасов-
ку, что взрослая птица с трудом вырывалась от них целой и не-
вредимой.
Изнемогая от душной жары и с вожделением поглядывая на
горы, я с удивлением ловила себя на мысли, что птицы долины,
обитающие возле человека, не менее интересны, чем экзотические
жители горных вершин, и поэтому откладывала поездку в нена-
селенные людьми зоны.
МАЙНА
Далеко не все птицы могут жить на освоенных человеком
землях. Некоторые чрезмерно пугливы, другим препятствует то,
что распашка земель уничтожает необходимые им условия.
Однако некоторые виды не только легко мирятся с измене-
ниями, которые творит на земле человек, но и чувствуют себя
в новой обстановке просто прекрасно, она им по душе, и даже
более благоприятна, чем в безлюдной местности. Примером
может служить майна.
Трудно поверить, что немногим более тридцати лет назад этот
скворец был привезен из Индии и выпущен в Таджикистане.
Здесь его тщательно охраняли, для него вывешивали специаль-
ные гнездовья. Сейчас майна настолько размножилась и прочно
обосновалась во всей Средней Азии, что стала неотъемлемой
частью сельскохозяйственного и городского ландшафтов.
Деловито вышагивают майны по улицам и скверам больших
городов, спокойно роются на свалках в пригородах, осенью,
воровато оглядываясь, лакомятся сладким виноградом в садах,
зимой едят зерно из кормушек на фермах. Но настоящая спе-
циальность майн — быть спутником домашних животных. Прав-
да, и здесь их интересы довольно многогранны. Прежде всего
эти птицы, как заботливые лекари, осматривают кожу коров,
лошадей и ишаков и выбирают присосавшихся клещей. Домаш-
ние животные как будто понимают, что деятельность птиц им
на пользу, и безропотно переносят их беготню по своим спинам
и головам. Только иногда несмышленые жеребята начинают
брыкаться и прыгать, чтобы сбросить с себя неожиданного на-
ездника.
61
Наверное, нет в Средней Азии птицы, более изобретательной в выборе места
для жилья, чем майна (Acridotheres tristis L.). Многие майны, живя в поселках,
выводят птенцов под крышами.
Самая лакомая пища для майн — саранча. Латинское назва-
ние этих птиц Acridotheres tristis буквально означает «печаль-
ный ловец саранчи». Для борьбы с насекомыми майну и завезли
в Таджикистан. Действительно, саранчу эти скворцы ловят очень
ловко. Но при этом они опять не обходятся без общества домаш-
них животных. Живущие в поселках майны каждое утро, как
на работу, отправляются на пастбища. Ловко бегая между ко-
пытами и склоненными к земле головами коров и лошадей,
майны хватают саранчуков, которых выпугивают из травы па-
сущиеся животные.
Индийские скворцы не брезгуют и личинками мух, которых
достают из коровьего навоза, ловко раскапывая его клювом.
Не гнушаются майны и падалью.
Изобретательность майн при выборе места для гнезда не
уступает таковой при поиске пищи. Приобретя привычку по-
селяться под шиферными крышами, индийские скворцы оказа-
лись надежно обеспеченными кровом. Где нет удобных крыш,
птицы устраивают гнезда в кучах хвороста, вернее, сложенных
штабелями стеблей хлопка, которые люди используют как то-
пливо. Гнездятся майны в щелях обивки домов и в обрывах.
В Душанбе я с удивлением наблюдала, как майна протискивает-
ся в небольшое отверстие на вершине металлического фонарного
столба. Казалось, что в эту узкую щель не залезть и воробью.
62
Сейчас даже смешно вспомнить, что майны когда-то нуждались
в специальных дуплянках, охране, подкормке.
При наблюдении за майнами становится ясно, что акклима-
тизации этого вида помогла не столько забота людей, сколько
необыкновенный характер самих птиц — их большая сообрази-
тельность, наблюдательность и веселый, общительный нрав.
Вполне возможно, что они заселили бы Таджикистан и без всякой
помощи со стороны человека. Во всяком случае, в Узбекистан и
Туркмению они проникли совершенно самостоятельно.
Латинское название «печальный» совсем не вяжется с поведе-
нием индийского скворца. Возможно, оно определилось темной,
как бы траурной окраской оперения птиц. Ведут же себя майны
и при кормежке и при постройке гнезда шумно и весело. В узкую
щель между обивкой стены нашего дома птицы таскали длин-
ные куриные перья и всякий раз с большим трудом протиски-
вались в гнездо. Но майнушек это не беспокоило, и они не
прекращали поиски чего-нибудь необыкновенного. Одной
«хозяйственной» птице приглянулась длинная бумажка — вы-
брошенная мной инструкция от диапозитивной пленки. Но ноша
эта оказалась почти нетранспортабельной. Как бумажного змея,
ее постоянно относило ветром. При попытке подняться вместе
с бумагой майну тут же уносило в сторону. Птица смешно под-
прыгивала, безуспешно пробуя оторвать кусочек инструкции.
Всю эту операцию она проделывала с такими веселыми скачками,
приседаниями, поворотами, что было похоже, будто это не работа,
а просто игра. И действительно, за все это время майна могла бы
натаскать в гнездо массу другого строительного материала.
Может быть, такое демонстративное поведение при постройке
гнезда — одна из хитростей, применяемых птицами. Вполне
логично: если выбранное ими место для строительства доступно
хищникам, то лучше пусть враг обнаружит их жилье до того,
как в нем появятся яйца или птенцы. И действительно, в период
насиживания кладки и выкармливания птенцов поведение майн
менялось коренным образом. Их веселость и удальство исчезали
без следа. Теперь птицы становились поразительно осторожными.
Прилетев с кормом, как правило, вдвоем, они залетали в гнездо
по очереди, предварительно удостоверившись, что никто за ними
не наблюдает.
Мне большого труда стоило выследить, где гнездится пара
майн, обитающая во дворе склада ядохимикатов. Заметив меня,
птицы поднимали шум и перелетали с одного места на другое
до тех пор, пока терпение мое не истощалось. Только догадавшись
спрятаться, я увидела из щели приоткрытой двери, что майны
носят корм под крышу склада. Отталкивающий запах ядохими-
катов явился надежной защитой поселившихся над складом птиц
от их многочисленных преследователей. Сторож сообщил мне,
что как раз на этом же месте майны благополучно вырастили
птенцов и в прошлом году. Успешное гнездование майн в складе
ядохимикатов лишний раз свидетельствует о том, что животные,
поселяющиеся возле человека, достаточно устойчивы ко многим
ядам.
63
Да, майны — удивительные
птицы! Они входят в число са-
мых умных представителей сво-
его класса. Недаром именно они
Умудряются не тяготиться обще-
ством людей и даже находят его
для себя полезным.
Несколько лет назад у нас
дома жила майна, попавшая к
людям еще маленьким птенцом.
Ее «подкинула» мне приятель-
ница на то время, пока сама
была в экспедиции. Птица была
абсолютно ручная, но не люби-
ла, чтобы до нее дотрагивались,
при этом она больно клевалась.
Сама же она предпочитала пере-
двигаться по квартире сидя у ко-
го-нибудь на голове или плече.
Любят майны собирать клещей и ловить
мух на домашних животных.
Постоянной заботой Липси —
так звали майнушку — было
изобрести какую-нибудь злую
шутку. Например, подкравшись,
она могла внезапно выхватить
из рук ценный негатив и долго
порхать с ним по шкафам, с
удовольствием наблюдая за тем,
какое большое впечатление про-
изводит это на людей и как все
за ней гоняются. Если кто-ни-
будь печатал на машинке, Лип-
си садилась на каретку и, ловко
балансируя на ней, пробовала
клевать подскакивающие буквы.
Ни одна домашняя работа не
проходила без Липсиного уча-
стия. В короткие промежутки от-
дыха птица принималась петь.
Майны, как и многие другие
скворцы, известные любители
вплетать в свою песню самые
различные услышанные ими
64

Майна не упускает случая полакомиться падалью.
звуки. Песня Липси представляла собой довольно неблагозвуч-
ный набор скрипов, стуков, скрежетов, исполняемых весьма
громко. У соседей, проходящих мимо наших дверей, складыва-
лось впечатление, что за ними скрывается мастерская с не-
смазанными станками. Хотя птица доставляла всем массу
хлопот, когда ее забрала хозяйка, нам показалось, что дом
опустел.
Мне очень хотелось взять из гнезда маленького птенца, вы-
кормить его, приручить и увезти с собой в Ленинград, Но пораз-
мыслив, я решила, что держать этих смышленых подвижных
птиц в клетке жестоко. Лучше видеть их на свободе, не закаба-
ленных неволей, весело и непринужденно разгуливающих по
улицам и дворам.
ПОХОД НА БОГАРУ
Сельскохозяйственные земли Таджикистана поразительно не-
похожи на привычные жителю Европы поля и луга.
Мне запомнился один выходной день в середине мая. Я реши-
ла пройти к окружающим долину невысоким холмам — адырам.
По их склонам пасут коров, которых не перегоняют на горные
летние пастбища. На плоских вершинах выращивают неполиь-
66
ные, богарные, посевы зерновых. Туда от нашего дома было
совсем недалеко — стоило только миновать три хлопковых поля,
перебраться через обмелевшую к лету речку Ях-Су, пройти
кишлак и подняться на полкилометра в гору. По прямой это не
превышало пяти километров, а по проезжей дороге, правда, было
шестьдесят. Конечно, я выбрала самый короткий путь. Однако
он оказался далеко не самым легким. Это напоминало скачку
с препятствиями. Все поля окаймляли арыки разной величины.
Головные каналы были размером с небольшую реку. На их за-
росших тростником берегах кормились крикливые кулики-пе-
ревозчики, желтые трясогузки и красавицы желтоголовые тря-
согузки. Такие каналы, чтобы не делать крюк до моста, прихо-
дилось преодолевать вброд, по колено увязая в иле.
Пройдя хлопковые поля, я вышла на узкую полоску берега,
отгороженного от реки дамбой. В неглубоких котдованах, из
которых брали землю при строительстве насыпи, образовались
небольшие озера с прозрачной водой. Берега их зеленели по-
рослями молодого тростника. Все заросли гудели от громких,
трескучих песен дроздовидных камышевок. На озерах покрупнее
плавали лысухи. На узкой полоске луга кормились весенние
стайки трясогузок, тонкоклювых и полевых жаворонков.
А за невысокой дамбой шумела река Ях-Су. Отдав свои воды
в многочисленную сеть арыков, она все-таки выглядела доста-
точно полноводной. Перекатываясь через большие и сдвигая
мелкие камни, стремительно мчалась мутная вода. По пути рёка
то распадалась на много рукавов, то сливалась в один бурный
поток. Она как бы спешила показать свою силу, так как уже
в конце мая почти всю ее воду разберут по арыкам и мощная
река, образовавшая широкую долину, превратится в тоненький
ручеек.
А ведь всего двадцать-двадцать пять лет назад на месте ны-
нешних хлопковых полей были непролазные заросли тугайных
лесов. Молодая женщина, агроном со станции защиты растений,
рассказала мне, что, приехав сюда работать восемнадцатилетней
девушкой, она ездила верхом на лошади между разбросанными
далеко один от другого клочками посевов по узким тропам среди
болот. Тростники поднимались выше головы. Густые заросли
кишели комарами и изобиловали дикой птицей. Люди боялись
ездить по одному из-за многочисленных кабанов и волков.
Теперь в долине Ях-Су ни от комаров, ни от кабанов не оста-
лось и следа. Волки еще кое-где сохранились. В прошлом году
трактористы в центре кукурузного поля нашли логово с волча-
тами. Неудивительно, что звери облюбовали именно эту культуру.
В середине лета растения здесь достигают двух метров высоты
и очень напоминают заросли тростников.
Переправа через реку оказалась непростой. Хотя было и не-
глубоко, но из-за холодной воды и сильного течения на середине
реки я вдруг почувствовала, что вот-вот упаду. Камни, на кото-
рые я пробовала ступать, уносило из-под ног. Вода вокруг ревела
и пенилась. У меня зарябило в глазах и задрожали колени.
Кое-как я выбралась из самого глубокого рукава. Мне уже было
5;
67
не до малых зуйков, которые с криком носились надо мной.
Птицы беспокоились, правда, не о моей участи, а о гнезде, рас-
положенном где-то на косе среди гальки.
Прежде чем подойти к подножию гор, следовало пересечь
еще одну дамбу и снова преодолеть сеть арыков. Пять километ-
ров растянулись в продолжительный путь. Когда я проходила
по кишлаку, солнце палило во всю силу. Ребятишки из ворот
каждого дома смотрели на меня с любопытством и страхом, не
решаясь выбежать на улицу. Они принимали меня с моей по-
левой сумкой за медсестру и боялись, что я явилась делать
уколы.
Пройдя от кишлака еще километра два, я достигла подножия
холмов, где начинался новый мир. Здесь не было ни воды, ни
зелени. Поверхность земли была изрезана глубокими щелями —
ложами высохших весенних потоков. Попав на старую забро-
шенную дорогу, я медленно побрела вверх. На склоне холма
раскинулось небольшое кладбище, беспорядочная группа за-
росших травой низких бугорков. Кое-где в центре холмиков
сохранились воткнутые палки с привязанными на конце длин-
ными тряпочками. На некоторых могилах на палку были надеты
чайники и только на двух холмах, расположенных на самом
верху бугра, к палкам были прикреплены рога архаров — здесь
покоились особенно уважаемые и старые люди.
По пустынному кладбищу разгуливали черепахи. Числен-
ность этих рептилий на богаре поразительна. Постоянно в поле
зрения можно обнаружить более десятка степных черепах, дело-
вито и шумно шагающих по склону.
Глядя на кладбище, невольно начинаешь думать о том, как
мало внимания в этой местности уделяют внешнему оформлению
могил. Но это не значит, что здесь не хранят память об ушедших
из жизни. Я знала, что в каждой семье регулярно справляют
поминки по умершим родственникам. На них приглашают дру-
зей, соседей и всех прохожих, оказавшихся в тот день в кишлаке.
Размышляя об этом хорошем обычае, медленно шла я по до-
роге. Разогретая солнцем земля дышала сухим жаром. Горячий
ветер сметал с нее серую пыль. По обочинам дороги в невысоких
обрывах рыли норы индийские воробьи. Засмотревшись на птиц,
я чуть не оступилась в глубокую узкую щель. Заглянув в нее,
я увидела, что это настоящая пропасть. Весенняя вода вымыла
посреди дороги глубокое узкое ущелье. Осторожно ступая, чтобы
не осыпать край, миновала я эту естественную ловушку для
зверей, но не пройдя и ста метров, наткнулась на новую. Дорогу
преградил глубокий колодец — тоже след разгулявшихся весен-
них вод. Дно его было абсолютно сухим, и по нему без остановки
круг за кругом вдоль стены ползали две степные черепахи. По-
мочь несчастным рептилиям было невозможно. Четвероногие
существа, попав в такие ямы, оказывались заживо погребен-
ными. Когда я наклонилась над колодцем, из него с шумом
вылетела пара голубей. Пройдя дальше, я убедилась, что по
таким недоступным для наземных хищников щелям гнездится
множество птиц.
68
Из всех колодцев, в которые я заглядывала, вылетали голуби.
По пути мне встретилась небольшая пещера, где было темно и
прохладно. Весь пол ее был покрыт птичьим пометом. Там на-
сиживали яйца, отложенные прямо на голую землю карнизов,
десятки пар сизых голубей. Этим прекрасным летунам ничего
не стоит слетать на водопой к реке за несколько километров.
Кормятся же они на зерновых полях в непосредственной близости
от гнездовий. Громадные стаи этих птиц собираются осенью на
скошенных злаках.
Несмотря на то что голуби привычны взгляду горожанина,
сидящие на обрывах большие настороженные сизаки делали
местность более дикой. Монотонное воркование, доносящееся
из глубин щелей и колодцев, подкрепляло это впечатление.
Украшением богары были сизоворонки. Эти птицы, распро-
страненные не только в Средней Азии, очень характерны для
холмистых участков, граничащих с поливной зоной. Яркость
их наряда никогда не перестанет радовать глаз. К этим краскам
просто невозможно привыкнуть. Я очень люблю рассматривать
сизоворонок в бинокль. Тогда синие, голубоватые, зеленоватые
участки их оперения занимают все поле зрения, блестят и пере-
ливаются, как драгоценные камни.
Сизоворонки держались парами возле колодцев и обрывов.
Самцы токовали. С карканьем, напоминающим воронье, они
поднимались в воздух и, падая с одного крыла на другое, опуска-
лись вниз. В июне из глубоких нор целыми днями будет разда-
ваться громкое верещание подрастающих сизоворонят. А к июлю
взрослые уведут вылетевших из гнезда молодых в долину, по-
ближе к воде и деревьям. И уже не из темных нор, а с вершин
шелковиц, на которых к этому времени отрастет буйная зелень,
зазвучат визгливые голоса птенцов-слетков.
Дорога, идущая по крутому склону, привела меня к широко-
му пологому плато, за которым вдалеке начиналась гряда гор.
Вот на этом белесом, слепящем глаза бугре я и познакомилась
с самой поразительной птицей богары — зеленой щуркой. Птица
действительно была изумрудно-зеленая. Только на лбу этот цвет
заменялся белым и голубым, а на горле коричневым и желтым.
Столь глубокий, интенсивный и яркий цвет могла создать только
природа. Казалось, что в щурках сконцентрировались все весен-
ние краски, так рано исчезнувшие с богары. В зависимости от
того, с какой стороны падал свет, птицы казались то темно-зеле-
ными, то оливковыми, то сверкали как изумруд. Они легко
носились в раскаленном воздухе, издавая нежное, мелодичное
хорканье.
Не обращая внимания на то, с каким восхищением я их рас-
сматриваю, щурки занимались постройкой гнезд. Как большин-
ство их родственников — сизоворонок, золотистых щурок и
зимородков, зеленые щурки откладывают яйца в глубоких вы-
рытых в земле норах. Учитывая, что поблизости было множество
обрывов, я думала найти там гнезда этих птиц. Но щурки обма-
нули мои ожидания. Конечно, они не изменили своей исконной
привычке рыть норы, но пренебрегли щелями и колодцами.
69
Для постройки гнезда зеленые щурки (Мег ops super ci I iosus L.) облюбовали
плоскую вершину холма с твердой, как камень, почвой.
К моему большому удивлению, я увидела, как прилетевшая
самка опустилась на ровную землю, пробежала по ней немного
вперед и... исчезла. Вскоре с этого места поднялся фонтанчик
пыли. Через минуту поблизости приземлился самец. В клюве
у него блестели крылья стрекозы. В ответ на его нежный призыв
из-под земли высунулась самка, выхватила стрекозу и вновь
нырнула в нору.
Почему щурки избрали для рытья нор такой гладкий бугор,
для меня осталось неясным. Одно можно сказать: вряд ли най-
дется хищник, способный докопаться до их кладки и птенцов
в твердой как камень земле. Осмотрев поверхность бугра, я на-
шла около десятка овальных норок. Строительство некоторых
из них уже было закончено, но у большинства возвышалась
кучка свежей земли, которую еще не успел развеять ветер. Надо
мной вились легкие изумрудные птицы, вырывавшиеся прямо
из-под ног. Прекрасней их трудно было себе представить!
Проведя около колонии щурок более часа, я отправилась
домой, но не по дороге, а по небольшому оврагу. По его дну
^протекал ручей, вода которого представляла собой насыщенный
раствор соли. Появлялась она прямо из-под земли и бежала
тонкой струйкой в долину. По пути ручей подкрепляли еще два
бьющих из-под земли соленых ключа. Стены оврага, по дну ко-
торого протекала вода, по мере приближения его к долине
70
В таком грунте не легко выкопать даже неглубокую ямку. Самке, занятой тя-
желой земляной работой, самец постоянно приносит корм.
становились крутыми и обрывистыми. Они слагались из темно-
красных и серых пород и составляли резкий контраст с ослепи-
тельной белизной засохшей на берегах соли. Дело в том, что
всюду, куда долетали брызги воды, — на камнях, прутиках,
земле — появлялся искрящийся налет белой соли. От испарений
даже пощипывало глаза.
Единственный ручей на богаре — и тот соленый! В его преда-
тельской воде нашли кончину множество живых существ. То
и дело я натыкалась то на мертвого жука-скарабея, плавающего
в тихой заводи, то на черепаху, головой уткнувшуюся в дно.
Несмотря на жару, жертвы ручья не разлагались и выглядели
как живые. Тем не менее сам ручей был похож на кладбище.
Птицы же нисколько не избегали соленого источника. Про-
летные стайки обыкновенных чечевиц, овсянок Стюарта, зеле-
нушек охотно присаживались на берегу, купались и клевали
соль.
Обратный путь, по которому я шла, оказался гораздо короче.
Спустившись по тропинке вдоль ручья, я вышла к кишлаку.
Только попав в долину, я почувствовала, какая стоит жара
и как хочется пить. Еле дотащилась я до колонки. Возле нее
собралось несколько женщин с ведрами, которые, увидев меня,
участливо расступились и пропустили к струе воды. Правда, они
не советовали пить холодную воду и все наперебой звали к себе
71
на чай. Но сделав несколько глотков, я потеряла самообладание.
Я пила и пила без остановки, при этом жажда почему-то не
утолялась, а разжигалась еще больше. Чувствовалось, что жид-
кость уже переполнила мой желудок и стоит в горле, но все еще
хотелось пить.
Только в Средней Азии можно оценить, какое высокое, ни
с чем несравнимое наслаждение может доставить простая,
пресная прохладная вода. Мне хотелось глотать и глотать ее
без конца. Может быть, потому таджики и не пьют вина, что
знают, какое удовольствие испытывает человек при питье простой
воды. Правда, холодную воду никто из местных жителей не
употребляет/ Они считают, что она не утоляет жажду и вообще
вредна. Все пьют горячий зеленый чай. Большой цветастый
фаянсовый чайник — неизменный атрибут любого помещения,
будь то жилой дом, контора или сторожевая будка. Даже пастух,
отправляясь в поле, всегда приторочивает к седлу или несет
в руках чайник.
Переполнив желудок водой, но не утолив жажду, побрела
я домой. Весь обратный путь стал для меня мукой — так мне
хотелось пить. Зато с большим удовольствием переходила я реку
и все арыки и пила из них без разбора.
Такова участь новичка в Таджикистане. Небольшая воскрес-
ная прогулка превращается здесь в тяжелый труд. Распаханные
поля оказываются трудно проходимыми, маленькая речка сби-
вает с ног, а выгоревшие уже в мае холмы изрезаны пропастями.
И все это под изнуряющим солнцем. Его не в силах занавесить
ни облака, ни туман. На него находят управу лишь пыльные
бури, приносимые бешеным ветром «афганцем». Часто на целые
дни воздух заполняется пылью, как дымом. Небо становится
грязно-желтым, и, пробиваясь сквозь эту завесу, солнце теряет
свою ослепительность, но не пылкость. Изнемогая от жары и
духоты, с особым чувством начинаешь вспоминать родное ле-
нинградское лето и даже осень с ее слякотью, дождем и ту-
маном.
МУКИ И РАДОСТИ ФОТОГРАФА-АНИМАЛИСТА
Излишне говорить, какой нелегкий труд фотографировать
птиц в природе. Сначала мне казалось, что труднее всего делать
снимки в лесу, где требуется, постоянно отбиваясь от комаров,
лазать по деревьям. Затем я убедилась, что еще труднее фото-
графировать в степи, где для того, чтобы замаскироваться, при-
ходится буквально закапываться в землю. Но в Таджикистане
я поняла, что тяжелее всего работать все-таки в населенных
пунктах. И как на зло только здесь встречались и майны, и
длиннохвостые сорокопуты, и индийские воробьи. Чтобы сфото-
графировать их, не требовалось ни карабкаться по скалам, ни
сооружать вышки, ни брести по раскаленному песку. Нужно было
только поставить съемочную палатку возле кинотеатра или ма-
газина или в садике правления колхоза...
72
Надо сказать, что в людных местах птицы не менее, а часто
более осторожны, чем в ненаселенной зоне. Спокойно разгу-
ливающая по улице майна сразу же в панике улетает, если на
нее начнешь наводить телеобъектив. Снимать без палатки, таким
образом, в поселке оказалось невозможно. Естественно, что вся-
кий новый, необычный предмет привлекает внимание не только
птиц, но и людей. Как раз в населенной местности птицы при-
выкают к палатке очень быстро. Каждый же проходящий человек
считал своим долгом подойти и лично справиться о назначении
укрытия. При этом он не упускал случая дать какой-нибудь
подробный совет или рассказать случай из своей жизни. Все это
делало мой труд не только напрасным, но и смешным.
Я изыскивала пути, как избавиться от внимания людей и их
присутствия. Недалеко от поселка, где мы жили, я присмотрела
небольшой обрыв, в котором гнездилось немало птиц. Сюда
я и решила незаметно водвориться со своей съемочной палаткой.
Сначала все шло хорошо. Поскольку к месту съемки я отправи-
лась в 4 часа утра, то еще в сумерках успела установить палатку
и оптику. Оставалось дождаться того момента, когда солнце
осветит стену обрыва. Майны и индийские воробьи постепенно
привыкали к моему укрытию и начинали усаживаться возле
своих нор. Но вдруг птицы забеспокоились. По их поведе-
нию я поняла, что сюда идут люди. Конечно, это могли быть
только дети. А я слишком хорошо знала их южный темперамент
и безудержное любопытство, чтобы понять, что дело мое про-
играно. Быстро собрав аппаратуру, я зашагала по дну оврага
к дому. Таким образом я оказалась в «тылу у противника».
С дороги можно было наблюдать, как взвод мальчишек, забыв
про змей и каракуртов, цепью полз к обрыву, где только что
была моя палатка...
У меня уже совсем стала пропадать надежда сфотографиро-
вать хотя бы один из видов птиц, населяющих долины Таджи-
кистана. Но невольную помощь мне оказало одно обстоятельство,
не имеющее прямого отношения к делу. В Таджикистане, по-
жалуй, более, чем где-нибудь в других районах Средней Азии,
сохраняются национальные традиции и обычаи. Например, боль-
шинство таджиков до сих пор носит старинную национальную
одежду, которая, кстати, очень им идет. Развитие текстильной
промышленности, появление новых синтетических тканей отра-
жается лишь на материи, но не на покрое платья. Я всякий
раз с удовольствием смотрела на стройных женщин в разве-
вающихся на ветру широких ярких платьях-рубашках. Особую
грациозность их походке придает привычка носить любую покла-
жу, в том числе и ведро с водой, только на голове. Очень
красивые, смуглые, с большими черными глазами высокие муж-
чины в расшитых халатах и ярких чалмах даже в будни
кажутся по-праздничному нарядными.
Для меня же особенно счастливым оказалось то, что таджики
не любят свиней. Этому обычаю, которому посвящено много
шуток и анекдотов, я не придавала значения, пока не попала
в один из колхозов Пархарского района. Здесь возделываемая
73
поливная зона примыкала к подножию хребта Кара-Тау. Поля
от гор отделяла широкая река Кызыл-Су, а за ней, в максималь-
ной изоляции от населенных пунктов, у подножия гор была
расположена свиноферма. В силу своей нелюбви к этим живот-
ным люди обходили ее стороной. Этому способствовало также
и то, что мост находился в двадцати километрах отсюда, а река
была глубокой. Окрестности фермы оказались, таким образом,
своеобразным заповедником.
Переплыв через мутную, цвета какао, реку, я как бы сразу
попадала в край непуганых зверей и птиц. Свиньи и поросята
привольно разгуливали по тамарисковым зарослям, протоптав
там узкие тропы. В жаркое время дня они собирались на берегу
и блаженно лежали во влажной грязи. В горах было множество
лис. Одна из них каждый вечер проходила почти рядом с фермой,
отправляясь на охоту. Тамарисковые заросли на берегу давали
приют мелким птицам. Зде^ь было немало хороших певцов.
Как только спадала жара, начинали петь бормотушки, блед-
ные завирушки, белоусые славки, эритропегии, или тугайные со-
ловьи.
Наверное, нет на земле места, где бы фотографа не подстере-
гали трудности и неудобства. В безлюдных горах они оказыва-
лись иными, чем в населенной зоне. Для меня главными стали
змеи и солцце.
Разогретые горы были царством рептилий. К июлю черепахи
уже залегли в спячку, но ящерицы и змеи бодрствовали. Большие
темные туркестанские агамы, сидя на обрывах, сердито повора-
чивали головы мне вслед. Ящурки разбегались из-под ног и
прятались по щелям. Змеи редко попадались на глаза, но пыль-
ную дорогу то и дело пересекали их следы — полоски.
Первыми змею обычно обнаруживали птицы и поднимали по
этому поводу большую тревогу. Ни в лесной зоне, ни в степи
мне не приходилось видеть, чтобы змеи вызывали у птиц такое
беспокойство. Как-то я услышала странный, тонкий, незнакомый
мне голос удода, а потом увидела и майну, которая беспокойно
кружилась над травой. Удоды сидели неподалеку от этого же
места. Оказывается, на маленький пятачок голой земли вылез
погреться на солнце желтопузик. Эта большая безногая ящери-
ца внешне мало отличается от змеи, хотя и обладает~безобидным
характером. Птицы явно принимали ее за змею. Майна просто
выходила из себя. Как только желтопузик начинал шевелиться,
она атаковала его с воздуха с такой стремительностью и на-
стойчивостью и так била крыльями и клювом, что желтопузик
вынужден был поскорее спрятаться в ближайшую нору.
Низкие пустынные горы изобилуют ядовитыми змеями. Здесь
нередок щитомордник, эфа, гюрза, а иногда можно встретить
и кобру. Поэтому, сидя на земле в маленькой съемочной палатке
где-нибудь под обрывом, я очень чутко реагировала на каждый
шорох, раздающийся поблизости. Из укрытия я свободно могла
видеть лишь гнездо, которое снимала, и совсем не в состоянии
была рассмотреть то, что происходит сзади, особенно на земле.
Но поскольку в маленькой палатке все равно невозможно дви-
74
гаться, то приходилось лишь спокойно сидеть, шевеля пальцами
босых ног, и надеяться, что если ко мне и заползет змея, то не
обязательно ядовитая.
Впрочем, змеи и прочие неудобства сразу забывались, когда
начинало припекать солнце. Удивительно, как может хрупкий
человеческий организм переносить такое нагревание. Через вы-
ставленный из палатки объектив камера накалялась настолько,
что за нее нельзя было взяться голыми руками. Непродуваемое,
закрытое со всех сторон помещение напоминало духовку. Пот
лил с меня ручьями, и на земле, где я сидела, постепенно рос-
ло непросыхающее мокрое пятно. Переносить эту жару помо-
гало лишь то, что невольно как бы выключалось сознание.
Разогретый мозг работал вяло и слабо реагировал на окружа-
ющее.
Зато какое огромное удовольствие получаешь, когда после
окончания съемки приходишь к реке и погружаешься с головой
в воду! Тело, как высохшая губка, впитывает в себя влагу, и
ощущение жажды и жары сразу проходит. Тот, кто не сидел
в съемочной палатке под палящим солнцем в Таджикистане,
не сможет оценить достоинства реки Кызыл-Су. Человеку, не
изнуренному жарой, ее вода может показаться слишком грязной
и соленой. И птиц, которые прилетают сюда на водопой, он
никогда не поймет.
В ПРЕДГОРЬЯХ КАРА-ТАУ
Виды птиц распределяются в горной местности Таджикистана
полосами, как начинка в слоеном пироге. В хлопковой зоне
держатся майны, длиннохвостые сорокопуты, удоды, испанские
воробьи. На самом берегу реки живут славки и бормотушки. Но
стоит отойти на сотню метров в сторону гор, как вас встретят
скалистый поползень, скотоцерка и, наконец, пустынная куро-
патка. Правда, куропаток теперь можно увидеть далеко не везде,
где им положено быть. Их, как правило, нет там, где выпасают
скот и где часто бывают люди.
В горах, примыкающих к свиноферме, население птиц оказа-
лось почти нетронутым. Каждый вид занимал отведенное ему
природой место. Местность здесь была совершенно безлюдна.
Низкие предгорья в июне уже выгорели и высохли. В ущельях
на ветру шуршала пожелтевшая трава и звенели сухие ферулы.
Розовая земля превратилась в камень, а русла весенних рек —
в гладкую дорогу. В мертвой тишине, нарушаемой шумом ветра,
особенно резко и отчетливо звучали голоса птиц.
Заметнее всех птиц здесь был большой скалистый поползень.
Он очень похож на обыкновенного, но только живет не на де-
ревьях, а на скалах. Как по древесным стволам, ловко бегает
он по земляным обрывам, не обращая внимания на то, какой
наклон имеет их поверхность. Разыскивая насекомых и их ли-
чинок, птица обследует каждую щель и иногда твердую землю.
У скалистых поползней, как у дятлов, есть своя «кузница».
Здесь подвергаются тщательной обработке особенно крупные
75

насекомые. Засунув жука в щель, поползень отрывает у не-
го лапки, надкрылья и разбивает ударами клюва твердые пок-
ровы.
Гнездо скалистого поползня — неизменный атрибут почти
каждой вертикальной стенки обрыва. Это сооружение довольно
фундаментальное, сохраняющееся несколько лет. Оно похоже
на большой глиняный горшок, влепленный в стену. Отверстие
летка настолько заужено, что сам поползень в него еле про-
тискивается. Птице приходится как бы нырять в леток, оставляя
ноги некоторое время торчать наружу. Но чем уже вход, тем
меньше нежелательных посетителей может в него проникнуть.
А любителей поживиться птичьими яйцами и птенцами немало.
Поэтому хозяева постоянно следят за тем, чтобы вход в гнездо
не разрушался и не осыпался, и время от времени подмазывают
его свежей глиной.
Скалистые поползни — птицы с довольно сложным поведе-
нием. Интересна их манера украшать свое жилище. В стенку
возле гнезда они имеют обыкновение вмазывать специально по-
добранные яркие предметы — перья, тряпочки, насекомых.
Завсегдатаем предгорий Средней Азии можно назвать большого скалистого
поползня (Sitta tephronota Sharpe).
Какую роль играют эти «архитектурные излишества», неясно.
Птицы, как правило, редко занимаются работой, которая лишена
практического смысла. Скорее всего и эти украшения несут
какую-то служебную нагрузку. Например, при мне одна пара
поползней тщательно вмуровывала в стенку вокруг летка крас-
ных с черными точками жуков нарывников. За час птицы при-
несли около десятка насекомых, известных тем, что они ядовиты
и в пищу не употребляются. В гнезде уже были птенцы, и строи-
тельство его давно закончилось. Скорее всего поползни исполь-
зовали нарывников как своеобразный репеллент — отпугивающее
вещество. Едкий пахучий сок этих жуков действовал отталки-
вающе на хищных муравьев, которые причиняют немало вреда
птенцам.
Труднее всего поползням уберечь потомство от многочислен-
ных в горах змей. От этих рептилий не спасает ни прочность
гнезда, ни узкий леток. Поэтому неудивительно то состояние,
в которое впадают птицы при виде ползущей неподалеку от их
жилища змеи. Когда я в первый раз увидела, как ведут себя
в таких случаях поползни, я не сразу поняла, что происходит.
Птицы сидели на нижних ветках небольшого куста в очень
странных позах: наклонясь вперед и расправив крылья, они
медленно покачивались из стороны в сторону, уставившись в одну
точку под обрывом. Их голос из звонкого и заливистого превра-
77

тился в хрип. Казалось, поползни исполняют какой-то обрядовый
танец с заклинаниями. Только через некоторое время я заметила
на земле быстро скользящую тонкую светло-серую змею.
Широкие, глубокие русла высохших весенних речек превра-
тились в живописные дороги в горы. Путь разнообразили как
бы выложенные камнем, разрисованные цветными полосами
стены. Часто на них можно было увидеть выводок домовых
сычей или крикливых пустельжат. Нередко из маленького от-
верстия земляной норы доносились голоса птенцов сизоворонки.
Дорогу украшали большие земляные глыбы, напоминающие голо-
вы великанов. За ними виднелись склоны гор, поросшие щеткой
диких злаков. Говорят, что весной здесь красно от цветущих
маков, но сейчас все было цвета переспевшей пшеницы, и только
фисташковые деревья выделялись густой зеленью.
«Дежурными» птицами в каждом ущелье была пара каменок-
плешанок и скотоцерки. Одетый как бы в черный фрак с белой
шапочкой на голове щеголеватый самец каменки далеко прово-
жал меня с приглушенным раздраженным чеканьем. Серенькие
скотоцерки с веселым звоном и легким мелодичным потрески-
Леток в гнезде скалистого поползня сделан настолько узким, что птица
с трудом в него протискивается.
ванием весело летели мне навстречу. Как в пустыне, так и в су-
хих предгорьях эти птицы чувствовали себя превосходно. На-
строение их падало только тогда, когда я случайно подходила
к их гнезду, спрятанному в небольшом кустике. По мере моего
приближения к этому месту оживление и бодрость скотоцерок
постепенно угасали, а в последний момент они беззвучно и
быстро, как мыши, прошмыгивали по земле и скрывались из
глаз. Только те счастливые родители, у которых уже были лётные
дети, нисколько меня не пугались. Они рассаживались всем се-
мейством на видном месте и звонко переговаривались. Возможно,
я служила взрослым птицам наглядным пособием при воспита-
нии детей. Наверное, они рассказывали своим птенцам о том,
что такие двуногие, ни на что не похожие существа не представ-
ляют большой опасности для мелких птичек. Для них скотоцерка
примерно как муха для ворона — и поймать ее нелегко, и ко-
рысти в ней мало.
Вероятно, другое о людях говорят своим детям пустынные
куропатки. Только я отошла на полкилометра от дома и начала
подниматься по розовому руслу высохшей реки, как где-Го
близко, почти из-под ног выскочили и побежали две небольшие
песчано-серые курочки. Они мчались с такой скоростью, будто
летели над самой землей. Движения их быстрых ног невозможно
было разглядеть. Казалось, птицы катятся, как мячи, в гору.
79
Сухие холмы адыры — исконные места обитания пустынной куропатки (Ammo-
perdix griseogularis Brandt.).
Самец пустынной куропатки очень красив. Особую нарядность придают ему
полосатые бока, голубоватые перышки на горле и красный клюв.
►
Это были пустынные куропатки, местное название их — чиль.
Встречаются они по каменистым предгорьям и в последнее время
всюду стали очень редки.
Птицы почему-то не убегали от меня далеко. Метрах в три-
дцати самец остановился и повернулся в мою сторону. Самочка
тоже притормозила бег и спряталась за куст. Я стояла как заво-
роженная, стараясь максимально рассмотреть каждую деталь, по-
скольку никак не думала, что смогу встретить этих птиц еще раз.
Однако пройдя километр, я поняла, что пустынные куропатки
здесь не редкость и что больше всего их держится в самом
начале ущелья, недалеко от реки. На пыльной дороге вдоль
берега виднелись их следы — отчетливые отпечатки коротких
крепких пальцев. Они шли от реки к горам и обратно.
К вечеру я поставила маленькую съемочную палатку в том
месте, где ущелье, в котором я видела пустынных куропаток, вы-
ходит к реке. Не успела я уместиться в тесной засидке, как почти
рядом со мной раздалось хлопанье крыльев. Это опустилась пара
куропаток. Едва коснувшись ногами земли, птицы опрометью
побежали к воде. Достигнув небольшой лужицы на берегу, са-
мочка принялась жадно, безостановочно пить. Самец стоял возле
и наблюдал за окрестностями. После того как куропатка напи-
лась и, втянув голову, согнувшись побежала назад, самец попил
немного и тут же кинулся ее догонять, но оказалось, что у самки
80

Живя на сухих, безводных холмах, пустынные куропатки регулярно спускаются
к реке на водопой.
еще были неотложные дела на берегу. Ей необходимо было
выкупаться. Только для этой цели ей совсем не подходила вода.
Куриные птицы имеют обыкновение использовать для купания
пыль или мелкий песок. Устанавливая палатку, я и не подозрева-
ла, что неглубокие ямки в высохшем русле ручья — это места
купания куропаток. Самочка направилась прямо к ним. Улег-
шись под обрывом, совсем недалеко от того места, где я сидела,
птица блаженно полузакрыла глаза и, переваливаясь с боку
на бок, начала ногами поднимать клубы розовой пыли/
Так, совершенно того не ожидая и не смея об этом даже меч-
тать, я получила возможность близко наблюдать и фотографи-
ровать этих редких птиц.
Куропатки приходили на водопой на рассвете, вечером, на-
чиная с пяти часов, и ненадолго появлялись у реки в полдень.
Наиболее дружно прилетали они сюда по утрам. Когда уже
достаточно рассветало, но солнце еще не показывалось, в горах
раздавались голоса самцов «уить, уить». Их токовой призыв
одновременно напоминал голоса перепела и погоныша, но звучал
гораздо нежнее и мелодичнее.
Издавая боевой клич, самцы вели самок к реке. Последние
сто метров птицы не выдерживали и пролетали, но никогда не
опускались у самой воды, а сначала некоторое время стояли
поодаль, оглядываясь.
82
Утром самцы мало притрагивались к воде — они токовали.
Куропаток собиралось в районе моей палатки ежедневно шесть-
семь пар. Когда из-за горизонта показывался краешек солнца
и от реки начинал подниматься туман, самцы выскакивали на
камни, распушали перья и начинали наперебой выкрикивать
свою брачную песню.
Нередко между петухами вспыхивали короткие дрдки. Са-
мочки в это время спокойно чистились или просто отдыха-
ли на берегу. Но по мере того как солнце отрывалось от го-
ризонта и туман исчезал, куропачи один за другим оставля-
ли свои боевые посты и в сопровождении самки поспешно убе-
гали в горы. В эту пору у птиц уже были гнезда с кладками.
Однажды у реки появился на редкость удалой куропач. Может
быть, он недавно овдовел, а возможно, что его супруга не пожела-
ла оставить гнезда даже для того, чтобы спуститься к реке.
Этот самец носился вдоль берега как ураган. Он промчался рядом
с моей палаткой, остановился, постоял немного и понесся обрат-
но. Наконец, он стремительно выскочил на большой одинокий
камень, приподнялся на цыпочки, оглянулся и, не найдя ничего
интересного, кроме моего объектива, принялся петь. Перья на
его маленьком тельце распушились, отчего птица стала казаться
круглой, а полоски на боках стали еще шире. Голубоватые перья
на поднятом вверх подбородке засияли. В общем, куропач был
во всем ослепительном блеске своей красоты и силы. Но до-
стойного соперника ему не нашлось, и боевое настроение у него
постепенно начало падать. Послав еще несколько раз свой при-
зыв, а скорее боевой клич в разных направлениях, птица от-
ряхнулась, постояла немного и, как будто спохватившись, по-
бежала к горам.
Своим восторгом по поводу увиденных куропаток я подели-
лась с жителями ближайшего поселка. Несколько человек про-
явило к моим рассказам живейший интерес. Они подробно рас-
спрашивали, где и сколько я встретила птиц. Все выражали
сожаление, что теперь их редко удается увидеть. Когда же через
месяц я вновь посетила ущелье возле свинофермы, куропаток
в нем не было. У реки, недалеко от птичьих купален, валялись
стреляные гильзы...
В совсем недавние времена пустынные куропатки были много-
численными птицами предгорий. Стайками вылетали они на
водопой к реке и на скошенные посевы зерновых. Сейчас эти
птицы сохранились лишь на отдельных безлюдных участках.
Главная причина их исчезновения — слишком доверчивый ха-
рактер и ценное мясо. Их с легкостью может добыть любой,
даже самый неискусный охотник.
83
райская мухоловка
Для жителя равнин удивительное явление — горы. Сверху,
с самолета, они кажутся громадными голыми вершинами. Когда
видишь их снизу, стоя у подножия, это всего лишь небольшие,
уходящие вверх склоны. А когда знакомишься с горами из окна
машины, быстро несущейся по серпантину дорог, то они и стра-
шат своими обрывами, и восхищают необыкновенным разнооб-
разием живописных видов, и открывают перед зрителями исто-
рию Земли, обнаженную в разрезах веками накопленных пластов.
В общем, горы показывают человеку и его величие, если он
смотрит на них сверху, и его слабость, когда он стоит внизу.
Они заставляют задуматься о ходе времени и силах природы,
которая в каком-то необузданном порыве вдруг перевернула,
перемешала, вздыбила земную поверхность.
И все-таки, несмотря на красоту и непостижимость, горы
Таджикистана поражали меня больше всего тем разнообразием
природных условий, которые создаются благодаря разнице в вы-
соте.
Долина реки Такоб окружена крутыми склонами. Здесь свой особый мир
птиц.
Показательно, что в Таджикистане каждый пункт, о котором
идет речь, характеризуется прежде всего его высотой над уров-
нем моря. Здесь меньше, чем в других местах, принято измерять
путь длиной.
Горная страна хороша тем, что там любой может найти кли-
мат себе по вкусу. Поднимитесь на Памир — и там на высоте
четырех тысяч метров летом не обойтись без ватника и спаль-
ного мешка. Поселитесь в долине Вахша — и с мая по сентябрь
вам будет ежедневно обеспечена температура не ниже +30,
а часто выше +40°С. Если вы любите более умеренный климат,—
останавливайтесь на уровне 1500 метров, где ночи прохладные,
а дни не очень жаркие. Каждая высота имеет свой особенный
температурный режим, свою растительность, свой животный мир.
Поднимаясь снизу вверх, можно пройти путь от тугаев и хлоп-
ковых полей до неприступных скал и вечных снегов.
14 июля я за несколько часов проделала головокружительное
путешествие на автобусах от Пархара до Такоба, от поливной
зоны хлопковых полей до горных лесов. Оба этих района раз-
деляла высота немногим более тысячи метров, а расстояние
по серпантину дорог — 260 км.
За один день я сменила жаркую душную долину на тенистые
леса, реки с ледяной водой и зеленые склоны гор. Здесь был
мир райских мухоловок, пестрых каменных дроздов, царство
84


южных соловьев, зеленокрылых пеночек, белоножек. Только
здесь я вспомнила, каким свежим и прохладным может быть
воздух, почувствовала давно забытый аромат цветов, увидела
облака.
Я поселилась на участке, где проходили полевую практику
студенты Душанбинского университета, в палаточном городке.
Лагерь стоял в узком ущелье, по дну которого протекала река
Такобка. Прямо от ее берегов начинались крутые склоны гор.
По мере подъема вверх лес на них сменялся скалами и камнями,
между которыми пробивались редкие куртинки травы. На особен-
но крутых участках ничего не росло, и они представляли собой
длинные осыпи из мелких острых камней. Совсем недалеко,
в трех часах ходьбы, начинались альпийские луга и снег. Даже
рядом с лагерем остался запыленный, не успевший растаять
снежный сугроб.
Студенты — народ веселый и любознательный. Они успели
уже обследовать все окрестности и нашли массу интересных
гнезд. Одно из них — гнездо райской мухоловки — они с удоволь-
ствием вызвались мне показать.
Пожалуй, трудно себе представить птицу ярче и эффектнее, чем райская му-
холовка (Terpsiphone paradisi L.). Даже самка этой мухоловки, хотя и окра-
шена гораздо скромнее самца, очень нарядна.
Мы шли по тропинке в темном и чистом лесу из грецкого
ореха. Огромные приземистые деревья с толстыми корявыми
стволами широко раскинули ветви, давая густую тень. Впервые
за сезон этого года я услышала голос соловья. Правда, птицы
пели уже редко. Почти во всех гнездах подрастали птенцы.
Южные соловьи держатся более открыто, чем наши. И гнездо
их найти несравненно легче, так как оно располагается на возвы-
шении, чаще всего на каком-нибудь старом пеньке. Птиц охва-
тило беспокойство по поводу вторжения в лес людей. Соловьи
громко трещали, поводя рыжими хвостами. Те птенцы-слетки,
которых родители не успели предупредить о необходимости
спрятаться, сидели на тропинке и с интересом рассматривали
нас большими темными глазами.
Лес был полон птиц. Шумные выводки бухарских синиц
исступленно выпрашивали корм у родителей. В кронах звонкими
голосами перекликались зеленокрылые пеночки. Большинство
встреченных птиц были мне не знакомы. Лишь серые мухоловки
уютно, по-домашнему сидели на ветвях грецкого ореха — совсем
как у нас на сосне или березе.
Но вдруг сверху послышалось громкое хриплое цыканье,
и весь лес будто заискрился и засверкал солнечными бликами.
Мы вошли на гнездовой участок райской мухоловки. Самец
и самка беспокойно носились в воздухе. Пожалуй, птиц более
87

Под большим камнем, в нише, прикрытой свисающими корнями и стеблями,
устроила гнездо овсянка Стюарта (Emberiza s+ewar+i Blyth).
Гнездо райской мухоловки — миниатюрная чашечка, сплетенная из тонких
скрепленных паутиной волокон. Здесь птенцам скоро становится тесно.
Овсянка Стюарта — незаметная птица. Даже самец, который окрашен много
ярче по сравнению с самкой, редко остановит на себе взгляд путешест-
венника.
В нескольких метрах от куста кандыма, в центре которого было устроено
гнездо желчной овсянки (Emberiza bruniceps Brandt), мы поставили
свою съемочную палатку.
Несколько минут овсянка боялась залетать в гнездо и «позировала»
перед объективом.
В предвершинной развилке туркестанского клена щеглы построили легкое,
но прочное гнездо.
ярких и эффектных мне не доводилось видеть. Само сочетание
цветов — апельсинно-желтого, блестяще-черно-синего и белого —
приковывало глаз. Самца украшал искрящийся то синим, то
зеленым хохол и длинный оранжевый хвост. Тонкие гибкие
рулевые перья создавали впечатление, будто от летящей птицы
в воздухе остается радужный след. Чистое золото металось
и сверкало в воздухе.
Гнездо мухоловок не было столь нарядным, как его хозяева,
но отличалось изяществом. Относительно небольшая чашечка
была аккуратно сплетена из тонких волокон, отделана паутиной
и инкрустирована паучьими коконами.
Птенцы были уже оперены и еле помещались в гнезде. Всякий
раз, когда они тянулись к родителям за кормом, казалось, что
они вот-вот вывалятся.
Каждый уголок леса подобен коммунальной квартире, на-
селенной семьями, имеющими разные характеры и привычки.
Райские мухоловки оказались на редкость скандальными соседя-
ми. Их отличала крайняя неуживчивость. Проявляя поразитель-
ную смелость и агрессивность, они беспощадно прогоняли всех,
кто осмеливался появиться возле их гнезда. Громко щелкая
клювом и цыкая, птицы метались между деревьями и нападали
то на большую горлицу, имевшую неосторожность присесть на
их дерево, то на соловья, который гнездился неподалеку и время
91
от времени нарушал границы.
Особое внимание мухоловок при-
влекали наземные пришельцы.
Из-за появления в неурочное
время лесной мыши вспыхнул
большой скандал. Мышь вылез-
ла из норы, уселась на коряге и
принялась что-то грызть, держа
пищу в лапках. Самка мухолов-
ки обнаружила ее первой. Она
опустилась на прутик над самой
мышиной головой и подняла
крик. На этот шум прилетели
соловей, зеленокрылая пеночка
и щегол. Соседи, не очень ла-
дившие в обычное время, сейчас
объединились и дружно взялись
призывать на мышиную голову
страшные напасти. Грызун, ка-
Хотя кладка была еще не полной, самка
щегла постоянно находилась на гнезде.
Примерно через каждые сорок минут
прилетал самец ее покормить.
залось, совсем не обращал вни-
мания на птиц и равнодушно
жевал. Я же в этой птичьей тре-
воге приняла самое горячее уча-
стие. Все это происходило в мет-
ре от моей палатки, которую я не
преминула сразу же поставить
у гнезда, и мне долго не удава-
лось рассмотреть, что так бес-
покоит птиц. По предыдущему
опыту я сначала подумала, что
появилась змея, и сразу почув-
ствовала некоторое волнение.
Только разглядев толстую лос-
нящуюся мышь, я вздохнула с
облегчением. Кончив есть и об-
терев усы, мышь забежала в но-
ру где-то рядом с моей палат-
кой. Птицы сразу же успокои-
лись и разлетелись по своим ме-
стам.
Чем ближе я знакомилась с
райскими мухоловками, тем не-
92


понятнее мне становилось назначение длинных перьев в хвосте
самца. Они были поразительно эффектны и бесполезны, и я те-
рялась в догадках, как они не мешают птице летать или садиться.
Даже мне они доставили массу хлопот. За тот короткий миг,
на который самец опускался на ветку, чтобы передать корм птен-
цам, я, как правило, не успевала повернуть камеру так, чтобы
этот неправдоподобный хвост поместился в кадре. Это заставляло
меня так волноваться и торопиться, что только после съемок
я заметила, что у самца в хвосте вместо положенных двух раз-
вевается только одно длинное перо. По-видимому, этого не за-
мечал ни он сам, ни самка.
Горы приготовили мне много сюрпризов. На обратном пути
к лагерю я заметила похожую на воробья серую птицу, у которой
в клюве был зажат саранчук. Это оказалась овсянка Стюарта.
Несомненно, у нее где-то поблизости были птенцы. Не прошло
и трех-четырех часов, как на осыпающемся склоне, невысоко
над тропой, у основания большого камня под прикрытием пыш-
ного куста травы удалось найти гнездо овсянок с тремя кро-
шечными птенцами. Весь вечер, пока не стемнело, я придумывала
Из зарослей кустарников по склонам гор в Таджикистане часто можно услышать
приятную простую песенку седоголового щегла (Carduel is carduel is L.).
и примеряла, как установить маскировочную палатку на крутом
склоне. При этом десятки раз я лазала вверх и вниз по осыпаю-
щемуся щебню, пока не ухватилась за особенно большой камень
и не скатилась вместе с ним на тропинку.
Наутро я пришла к гнезду овсянок вооруженная ломом и за
час вырыла небольшую приступочку, на которой и установила
палатку. Овсянки вознаградили мои хлопоты своей доверчи-
востью. Передо мной проходили трогательные сцены разме-
ренной семейной жизни. Самец то и дело приносил комок насеко-
мых, передавал их самке, а та раздавала их поштучно птенцам.
Неподалеку от гнезда овсянок часто раздавались нежные
трельки щеглов. Здесь обитает особо окрашенный подвид —
седоголовый щегол, который встречается только в Средней Азии
и Южной Сибири. Над моей головой птицы пролетали то к реке,
то в сторону мелколесья. В чистом горном воздухе их крылья
напоминали бабочек. Так вот где поселились щеглы, кочевавшие
весной по долине в хлопковой зоне! Они выбрали себе неплохое
место среди зелени горных лесов и прохлады ручьев.
В мелколесье, на невысоком тонком клене, удалось найти
гнездо щеглов. Самка не оставляла его ни на минуту. Самец
через каждые 30—40 минут прилетал покормить ее и птенцов.
Да, летом жизнь в горах по сравнению с долинами казалась
просто раем.
95
ТИМЕЛИЯ
Как-то раз, продираясь по
зарослям кустарников на склоне
горы, я услышала громкий
грустный двухсложный свист.
Этот голос был мне совершенно
незнаком. Очень отдаленно он
напоминал беспокойный крик
ремеза, но был гораздо ниже
тоном и громче. Сколько я ни
пыталась, мне так и не удалось
рассмотреть того, кому принад-
лежит эта загадочная песня. В
дальнейшем я слышала этот
свист то из кустарников у ру-
чья, то из леса, но сама птица
оставалась невидимой. Я уже
хорошо запомнила этот посвист
В горных распадках, где колючие кусты,
сплетаясь с высокой травой, образуют
непроходимые заросли, скрывается
таинственная птица тимелия (Garru-
lax lineatus Vig.). О жизни этой птицы
известно очень немного.
и легко узнавала голос незна-
комца в утреннем хоре. Несколь-
ко раз я пробовала лазать по
кустам, чтобы рассмотреть пти-
цу, но это мне не помогло. Тогда
я решила ждать случая, чтобы
певец представился мне сам.
Однажды утром я медленно
поднималась в гору по узкой
тропинке. Миновав крутой тра-
вянистый склон, поросший оре-
хом и кленом, я вышла на по-
ляну, граничащую с молодым
лесом. Здесь передо мной и по-
явилась та загадочная птица,
которая свистела в кустах. Их
оказалось даже две. Они пере-
стали свистеть и громко треща-
ли, прыгая у меня перед носом
по голым веткам клена. Облик
их был поразительно нездеш-
ним. Было просто трудно сооб-
разить, на кого'они похожи. Ко-
96

роткие широкие крылья и серая голова с прямым крепким клю-
вом отдаленно напоминали перепела. Длинный хвост и манера
при беспокойстве приседать, задирая его вверх, делали их не-
много похожими на дроздов. Сами птицы были светлого пепель-
ного цвета. Особенно украшал их хвост. В тот момент, когда
птица его развертывала, он становился похож на веер с белой
каймой.
Наконец я догадалась: это были тимелии, или кустарницы,—
птицы, живущие в Гималаях, Афганистане и на юге Средней
Азии, в общем на очень ограниченном пространстве. Причем
и здесь они обитают только в горных кустарниках.
Основательно пошумев у меня над головой, тимелии вдруг
умолкли и, пробираясь по нижним веткам кустов и по земле,
крадучись, ушли вниз по склону. Излишне говорить, что после
этой встречи я лихорадочно «проутюжила» все заросли. В них
я нашла гнездо мыши-малютки, сплетенное из веточек и травы
и повешенное на кусте, отыскала гнездо райской мухоловки,
черного дрозда, но жилища тимелий не было видно. Усевшись
передохнуть и подумать о том, что предпринимать дальше,
Уже во внешности тимелии угадывается высокоспециализированный житель ку-
старников. На это указывают очень короткие крылья, длинный хвост, сильные
цепкие лапы.
я вдруг увидела на совершенно чистом месте на чахлом кустике
шиповника большое лохматое гнездо из желтой сухой травы.
В нем сидели пять маленьких птенчиков, покрытых черным
пухом. Рядом тревожился соловей. Тимелий же не было ни видно,
ни слышно. Решив последить издалека, какая же птица подле-
тит к птенцам, я начала медленно карабкаться вверх по склону.
Не пройдя и трех метров, я оглянулась, чтобы выбрать такое
место, откуда будет лучше видно гнездо. А на нем уже была
тимелия. Свесив вниз длинный хвост, птица спокойно грела
птенцов.
Отправившись домой за съемочной палаткой, я с большим
смущением обнаружила, что гнездо тимелий было у самой
тропы и перед встречей с птицами я прошла возле него вплотную,
когда поднималась вверх. Удивительно, как я не заметила такое
большое, рыхлое, ничем не замаскированное сооружение. В мое
оправдание можно сказать лишь то, что его не сразу увидела и
моя помощница, которую я позвала сюда, чтобы показать свою
счастливую находку. Не замечали жилища тимелий и другие
люди, ходившие по тропе.
Секрет был в том, что гнездо располагалось на трудном
участке тропы. Слева к ней примыкал заросший кустарниками
склон, а справа был обрыв с осыпью мелких камней. Поэтому
идущий человек, чтобы не оступиться, вынужден был постоянно
98

напряженно смотреть под ноги и на обрывистый край дороги.
Тут уж ему было не до разглядывания кустов. Человеческая
слабость — боязнь высоты — для тимелий оказалась очень вы-
годной, она создавала как бы психологическую маскировку их
жилищу.
В ПОИСКАХ СИНЕН ПТИЦЫ
Найти гнездо синей птицы было моей давней мечтой. Из
книг мне было хорошо известно, что гнездится она в глубоких
ущельях на отвесных скалах, нависающих над горными реками,
что гнездо она строит из травы и мха где-нибудь в тенистой
влажной нише. Одно невозможно было узнать из справочни-
ков — почему именно Синяя Птица стала символом мечты, оли-
цетворением ускользающего счастья.
На реке Такобке синие птицы не были редкостью. Но занять-
ся ими вплотную мешали уникальные, редкие, не виданные мною
ранее другие виды, встречавшиеся на пути. Наконец однажды
утром я твердо решила идти за синей птицей и не смотреть
ни на кого по сторонам. Путь свой я начала от студенческой
кухни по той простой причине, что она располагалась на самом
берегу реки Такобки, по которой мне предстояло следовать вверх
к ущельям и водопадам.
На каменистом берегу реки мне повстречались мои старые
знакомые — пара горных трясогузок. Они поселились всего
в десяти метрах от кухни. В ожидании, пока закипит чай, можно
было спокойно наблюдать за тем, как птицы ловят комаров
у уреза воды и носят их в гнездо, устроенное под большим
камнем. По отношению к людям у трясогузок существовало
четкое правило: те, кто находится за береговыми камнями, что
бы они ни делали, безопасны и вообще как бы не существуют.
Но любой человек, вступающий на полосу прибрежной гальки,
вызывал у птиц страшный переполох. Самец поднимал беспо-
койный крик, самка, прячась за камнями, убегала подальше от
гнезда. Всего один метр расстояния, а отношение птиц к человеку
поразительно менялось.
Студенты еще спали. Над палатками звучал мелодичный
голос певчей славки. Такое название этой птице дано явно не
случайно. Ее громкая песня не теряется даже в хоре птиц горных
лесов. Пара славок гнездилась рядом с палаточным городком.
Я шла вдоль реки. По случаю засухи воды в Такобке было
мало и она больше походила на ручей. Но в горах и маленький
ручей обретает силу. Холодная чистая, прозрачная вода с шумом
неслась по камням. Кое-где возникали небольшие водопады, и
река превращалась в ослепительно-белую стену из пены и брызг.
Местами образовывались глубокие тихие заводи, но таких участ-
ков было мало.
Нависая над берегами, росли ивы. Кое-где их подмытые обна-
женные корни полоскались в воде, как алые лоскуты. На участ-
ках, где кроны деревьев смыкались, было темно, мокрые камни,
100
как будто покрытые черным лаком, блестели. Там, где берега
расступались, все заливал ослепительный свет и брызги искри-
лись радугой. Несущаяся вода и шум, производимый ею, создава-
ли какое-то особенное настроение — вернее всего было бы
сравнить его с ощущением тишины и покоя. Грохот камней
не позволял слышать никакие другие звуки вокруг, из-за чего
скрытые зарослями ивы берега казались необитаемыми. Но птиц,
так же как и меня, тянуло к реке. Первые, с кем я там встрети-
лась, были черноголовые ремезы — очень мелкие представители
семейства синиц. Сквозь рев воды еле улавливался их тоненький
грустный свист.
Вскоре я вышла к живописнейшему месту. Левый берег реки
отступал, принимая тоненький бурный ручеек. Правый берег
был крут и обрывист, но не заслонял солнца. Две небольшие
тонкие ивы склонились над рекой. На одной из них, свешиваясь
на гибкой веточке над бурлящим потоком, красовался белый,
как будто фетровый, домик — жилище ремезов.
Трудно представить себе более совершенную и изящную по-
стройку, которая бы так гармонировала с пейзажем и украшала
его, стирая грань между творчеством природы и живых существ.
Сотканное из пуха семян ивы и паутины, мягкое и легкое, гнездо
ремезов раскачивалось от малейшего ветерка вместе с веткой,
на которой было укреплено.
Удивительно мирную картину представляло это теплое гнездо
и птицы, снующие вокруг него. Но вдруг ремезы забеспокоились
и уселись на нижние ветки ивы, тревожно свистя. И тут я увиде-
ла синюю птицу, расхаживающую по берегу. То, что это была
именно она, я поняла сразу, хотя и не видела ее раньше. Птица
была размером с галку и напоминала черного дрозда или черную
ворону. Перо на ее спине и крыльях на солнце отливало фиолето-
вым блеском. Только на сгибе крыла было несколько белых
пятнышек, расположенных цепочкой. Особенно блестели перья
хвоста, которые птица при волнении распускала веером. Увидев
меня, она с громким неприятным криком «ижж» поднялась
и полетела к ближайшей скале. Мне показалось, что ее поведение
позволяет надеяться найти поблизости гнездо. С колотящимся
сердцем стала пробираться я к скале, перепрыгивая с одного
камня на другой и стараясь ступать только на сухие большие
валуны, так как мокрые камни были очень скользкими.
Долина становилась все уже. Горы надвигались с обеих сторон.
Шум воды, стесненной в узком ущелье, усиливался. Я останови-
лась перед маленьким водопадом, прикидывая, с какой стороны
его легче обойти, и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд.
Среди мелькающей воды и солнечных бликов я не сразу заметила
небольшую белую с черным птицу, спокойно стоящую на влаж-
ном камне. Она отдаленно напоминала каменку, но в общем
не была похожа ни на один знакомый мне вид. Пушистая и
круглая, со светлыми, почти белыми ногами, она была похожа
на ватную елочную игрушку со спичечными ножками. Черными
у нее были только лоб, передняя и задняя часть спины, концы
крыльев и хвоста.
101

Птица принялась спокойно
чиститься, перебирая рыхлые
перышки. Она то ли отдыхала,
то ли коротала время в ожида-
нии, когда я уйду. Ну, конечно,
это была белоножка — редкая
обитательница горных рек Сред-
ней Азии, о гнездовании и обра-
зе жизни которой мало что из-
вестно. Разумеется, в тот день я
уже никуда дальше не пошла и
следила за белоножкой до тех
пор, пока та не нашла способ
от меня отделаться.
Перебрав по одному почти
все свои перышки, белоножка
легко вспорхнула и опустилась
на мокрый скользкий камень,
куда беспрерывно долетали
Всякий раз поражаешься, найдя гнездо
ремеза (Remiz pendulinus L.). Кажется
невероятным, чтобы птица могла со-
ткать из растительного пуха такую- «ру-
кавичку».
брызги водопада. Ухватившись
цепкими, изогнутыми коготка-
ми, птица с секунду повисела
на вертикальной стене, что-то
склюнула и полетела к другому
камню. Так она обследовала
один за другим окропляемые во-
дой уступы, на которых отды-
хало множество длинноногих
комариков. Обшарив почти все
валуны, белоножка спокойно
огляделась вокруг и вдруг упа-
ла в струю ревущего водопада.
Куда она делась, я так и не
выяснила. Тщательно осмотрев
все доступные для меня ниши
под камнями и под корнями,
я нигде не нашла ни белонож-
ки, ни ее гнезда.
Укороченный горными вер-
шинами день кончался, и мне
пришлось направиться домой.
А там, посмотрев определитель,
103
я поняла, что наблюдала за молодой птицей, у которой не может
быть гнезда. Об ее «несовершеннолетии» свидетельствовал чер-
ный лоб. У взрослых белоножек лоб должен быть чисто-белым.
Хотя гнезда синей птицы я не нашла и в возрасте белоножки
ошибалась, эта встреча сделала меня на весь вечер счастливой.
На следующий день уже ничто не помешало мне заняться
поиском гнезда синей птицы. Она опять встретилась мне не-
далеко от того места, где была вчера. В бинокль удалось про-
следить, что с берега реки птица полетела к вершине большой
скалы и юркнула в узкую щель. Через минуту она появилась из-
за выступа скалы и осторожно, скрываясь за кустами, подлетела
к большому одинокому дереву. На его нижних ветвях сидели
две такие же птицы, только не блестящие, а совсем черные. Они
принялись громко кричать, широко разевая рты. Увы, это были
уже совсем большие птенцы-слетки! Надежда найти здесь гнездо
сразу рухнула.
С этого дня началась моя лихорадочная погоня за гнездом
синей птицы. Было ясно, что большинство из них уже закончили
гнездование, но оставалась еще надежда найти какую-нибудь
запоздалую пару. Я старательно выслеживала каждую взрослую
синюю птицу, надеясь, что она приведет меня к гнезду. Но после
долгих карабканий по горам и скалам удавалось находить лишь
покинувшие гнезда выводки.
Горы Таджикистана удивительно мало пригодны для ходьбы.
На них нет ни одного прочного камня, ни одной крепкой скалы —
все шатается, падает, рассыпается, когда пытаешься за что-ни-
будь ухватиться или куда-нибудь ступить. Мне казалось вначале,
что по этим скалам могут ходить только легкомысленные люди,
вроде студентов, которые ни над чем не задумываясь, бегом взби-
раются вверх, не обращая внимания на потоки щебня, выры-
вающиеся из-под ног. Еще эти фантазеры имели обыкновение
скатываться по осыпям вниз, как будто на лыжах. И все-таки
я завидовала не студентам, а птицам. То, на что у человека
в горах уходило несколько часов рискованного и тяжелого труда,
у птиц занимало минуты. Без большой необходимости, часто
только для того, чтобы запутать меня, синие птицы перелетали
с одного склона на другой и залезали в щели, как бы нарочно
заставляя меня верить, будто у них там спрятано гнездо.
Студенты каждый день участливо справлялись о результатах
моих поисков. Наконец один паренек вспомнил, что когда он
ходил в поселок, недалеко от моста в районе большой скалы
он видел пару синих птиц. Я попросила его в следующий
раз обратить внимание на это место.
Выяснилось, что таинственные жители гор, легендарные си-
ние птицы, на этот раз поселились посредине поселка на берегу
реки Такобки, на высокой скале. Слева и справа от нее стояли
домики, окруженные крошечными садиками. Гнездо синей птицы
было устроено посреди горы, на высоте около 12 метров над
рекой. Оно располагалось в глубокой трещине под навесом из
каменной глыбы. Заметить его можно было только в тот момент,
когда возле него появлялись взрослые птицы. Тогда навстречу
104
им из трещины поднимались, как цветы на тонких стеблях,
головки трех птенцов с большими желтыми ртами.
Родители следовали к гнезду с большими предосторожностя-
ми, по определенным маршрутам. Одна из синих птиц собирала
корм в садике дома, расположенного справа от скалы, другая —
слева. Та, что летела справа, обязательно присаживалась сначала
на железную трубу в тени ивы, затем, осмотревшись, перелетала
на камень на берегу реки и потом низом, над самой водой, пе-
ресекала подножие скалы. Дальше она пешком, все время пря-
чась за выступами горы, поднималась вверх. Только на вершине
птица на мгновение показывалась из-за камней и коротким
броском «ныряла» в гнездо. Манера прятаться в тени свойственна
всем синим птицам, с которыми мне довелось познакомиться.
Они как бы сознают, что отсутствие солнца лишает их перо
блеска, и оно становится совсем черным. А поскольку тени
в горах очень глубокие и темные, то черная птица здесь сразу
становится невидимкой.
В середине лета шла интенсивная заготовка сена. Вереницы
подростков каждое утро на ишаках отправлялись в горы по еле
заметным тропинкам. Сильные, жилистые ослики шли медлен-
но, аккуратно переставляя тонкие ножки, подкованные специаль-
ными, похожими на игрушечные, подковками. В полдень начи-
налось движение вниз. Ишаки, к спине которых были привязаны
огромные тюки сена, спускались быстрым шагом, почти бегом.
Сзади едва поспевали их хозяева. Некоторые, чтобы не отстать,
держались, как за веревочку, за ишачий хвост. Эта кавалькада
шествовала мимо подножия скалы, на которой жили синие пти-
цы. Гнездо было открыто для обозрения прямо с большой до-
роги.
На успешную съемку гнезда синей птицы не было ни малей-
шей надежды. Здесь сгруппировались все непреодолимые для
фотографа трудности. Гнездо было устроено в слишком людном
месте, на большой высоте, никогда не освещалось солнцем, возле
него невозможно было укрепить лампы-вспышки и вообще туда
было не добраться.
Синяя птица упорно ускользала от моего объектива.
СИНЯЯ ПТИЦА
Только в следующий сезон удалось мне найти подходящее
для фотографирования гнездо синей птицы. Но теперь, благо-
даря приобретенному опыту, отыскивать их гнезда мне уже не
стоило большого труда.
В выборе места для гнезда синие птицы проявляют строгую
определенность, вернее, стандарт. Их жилище практически недо-
ступно ни ходящим, ни ползающим существам, в него не про-
никают солнечные лучи и его не заливает дождь.
Найденное на этот раз гнездо отвечало всем указанным тре-
бованиям. Оно было устроено в обрыве на берегу горной речки
Кандары. Прямо под гнездом бурлил водопад. В узкое ущелье
105
свет попадал только на короткое время. Птенцы синей птицы
не знали, что такое жара. Толстые стенки гнезда, сделанные из
аккуратно уложенного мха, должны были защищать выводок
от холода, идущего от воды. То, что гнездо располагалось всего
на высоте двух метров над водопадом, оказалось для меня очень
удобным. Я могла хорошо видеть и фотографировать его с
противоположного берега, находясь от него всего в шести
метрах.
Птенцов было три. Внешне они сильнее всего напоминали
обыкновенных воронят. Их большие головы покрывал светло-
серый пух, а огромные рты обрамляла желтая каемка. На сине-
ватой коже тела еще только начинали пробиваться пеньки перьев.
Птенцы большую часть времени спали, положив тяжелые го-
ловы на край лотка. Оживлялись они только в тот момент, когда
к гнезду подлетал кто-нибудь из родителей. Заметив отца или
мать, мгновенно все птенцы начинали пронзительно стрекотать.
Их голос по силе, конечно, не мог соперничать с ревом водопада,
но благодаря тому, что он звучал совершенно в другом тоне,
был хорошо слышен.
В тени скал, на замшелых камнях, в большом моховом гнезде выводит своих
птенцов синяя птица (Myophonus caeruleus Scop.). Сырое ущелье — их дом.
Среди вечного шума воды отчетливо выделялась песня синей
птицы. Она оказалась поразительно музыкальна. Исполняемая
в низких тонах, она звучала громко и совсем непохоже на птичью,
более напоминая флейту или пастушью свирель. Неторопливая
свистовая мелодия красиво сочеталась с ритмичным грохотом
воды.
К моей палатке, поставленной на берегу среди камней, синие
птицы привыкли довольно скоро, и жизнь семьи потекла своим
чередом. У самца и самки, так же как и у хозяев первого най-
денного мною гнезда, были свои места кормежки. Одна из птиц
неизменно отправлялась собирать корм вверх по ручью, а вто-
рая — вниз. Они шли по своим участкам у самого уреза воды,
тщательно и неторопливо обследуя каждую заводь и щель в кам-
нях. То и дело они выхватывали из водоворотов упавших туда
еще живых певчих цикад, стрекоз, кузнечиков. Время от времени
птицы удалялись от воды, чтобы осмотреть почву под кустами
и деревьями, растущими на берегу. К гнезду они летели только
после того, как набирали целый пучок корма. Если добыча
оказывалась слишком крупной, то они ее обрабатывали на боль-
шом камне, который служил им «кухонным столом». Как-то
самец притащил сюда большого зеленого кузнечика. Кроме того,
у него в клюве были еще три цикады. Бросив цикад, птица
принялась колотить клювом кузнечика, пока не сделала из него
106

На берегах горной реки, среди камней и воды, синие птицы добывают корм для
птенцов. Это может быть и юркая молодь форели, и крупные цикады — синяя
птица всеядна.
«отбивную». После этого перехватила кузнечика поперек ту-
ловища клювом, как пинцетом, и собрала всех оброненных цикад,
не забыв ни одну.
Родители проявляли недюжинную фантазию при составлении
дневного меню для детей. Однажды один из них притащил
к месту разделки водяного ужа длиной около тридцати санти-
метров. Над змеей ему пришлось потрудиться основательно.
Все-таки синие птицы не орлы, у них нет ни цепких лап, ни
крючковатого клюва. Птица долго била ужа по голове, а затем
принялась простукивать клювом, как молотком, все его длинное
тело от головы до хвоста и обратно, повторив так несколько раз.
Тщательность ее действий не шла ни в какое сравнение с тем,
как обращаются со змеями хищные птицы. Птенцу, которому
достался уж, пришлось нелегко. Он глотал его долго, с видимым
усилием. Солидный кусок змеи еще несколько минут свешивался
у него изо рта.
Сметливость и находчивость родителей обеспечивали птенцам
обильный корм. Те никак не могли пожаловаться на его одно-
образие. Родители доставляли им все, что могли найти на своей
речке — и насекомых, и змей, и даже свежую рыбу.
Так и выросли птенцы в ущелье, куда не попадали солнечные
лучи и лишь изредка долетали брызги воды с горной речки.
Надо сказать, что для Таджикистана, с его сухостью и жарой,
108
В этот раз синяя птица принесла к гнезду водяного ужа.
это место было курортным. Но хотя- птенцы жили в прохладном,
почти северном климате, были они по-южному «смуглые»: все
у них было аспидно-черным: и перья, и ноги, и даже клюв, ко-
торый у взрослых птиц окрашен в ярко-желтый цвет.
В прохладном ущелье мне удалось побыть недолго. Надо было
снова уезжать в долину, спускаться с гор. Пришлось расстаться
с синими птицами. Но я увозила с собой негативы с изображе-
нием птиц. Пусть на отпечатках эти птицы будут похожи на
простых ворон. Все-таки я их сняла. Мне удалось это сделать.
А синие птицы остались в горах. Невозможно запечатлеть на
бумаге блеск и красоту живого существа. Видимо, так же не-
возможно удержать навсегда, засушив как цветок в гербарии,
счастье, каких бы трудов ни стоило его достигнуть.
ЗНАКОМСТВО
С СЕВЕРНЫМ КАЗАХСТАНОМ
Работа, связанная с экспедициями, очень коварна. Обязан-
ность много ездить, подолгу жить вдали от городов постепенно
переходит в потребность, становится необходимостью. Но как
быть тем, кто уже нашел свою Синюю Птицу, кто побывал и
в Туркмении, и в Таджикистане? Смогут ли они после этого
радоваться и удивляться встрече с незнакомыми им видами
животных? Не будут ли они всю жизнь повторять: «Здесь-то
что, а вот в Таджикистане я видела...»
Так думала я, покидая Среднюю Азию, и этого опасалась,
когда выяснилось, что мне предстоит работать в Северном Ка-
захстане. Что это за страна, где нет ни настоящих лесов, ни гор,
где господствует одна бескрайняя степь?
Но когда я попала в Казахстан, сомнения отошли на задний
план, а потом стали и просто смешны. Это происходило по мере
того, как я знакомилась с природой новой для меня страны.
Уже через неделю уникальные виды степных птиц и зверей
завладели моими мыслями и чувствами настолько, что затмили
все остальное.
По-видимому, нет места на земле, где бы зоолога не ожидало
интересное и увлекательное дело, где бы не было для него
своей Синей Птицы.
Даже если приходится ездить почти всю жизнь, всякий раз,
когда ^самолет отрывается от земли, начинаешь волноваться как
новичок. И не смущает меня, что беспокойства во время пути
весьма обычны. Вначале лихорадочно думаешь о том, что из
вещей могло быть забыто. Эти мысли долго не дают покоя,
особенно если ничего не удается вспомнить. Но постепенно на-
чинаешь отрешаться от повседневных дел и забот, оставленных
позади. Вместе с увеличением отделяющего тебя от дома расстоя-
ния они начинают казаться все более далекими и незначитель-
ными. Однако на этом отрезке пути еще трудно бывает поверить,
что скоро ты полностью окунешься в новый мир с его большими
110
и мелкими делами и только он один будет существовать для тебя
в течение нескольких месяцев.
Таким, каким ты увидишь новое место впервые, ты не увидишь
его уже больше никогда. Ничем не заменишь свежесть первого
впечатления.
Что же запомнилось мне в Северном Казахстане в первый
день?
Ужасный ветер. 26 апреля он был холодный, с мелким, мо-
росящим дождем, почти снегом. Когда я выходила из автобуса
в Кустанае, ветер рванул дверь с такой силой, что я не могла
ее удержать. По городу мчался вихрь из разноцветных автобус-
ных билетиков, среди которых затерялся одинокий куст перекати-
поля. По реакции людей было видно, что ветер для них — явле-
ние обыденное, привычное, и они его просто не замечают.
Я приехала раньше остальных членов экспедиции, чтобы
выбрать место для стационарных работ. Надо сказать, что для
разведывательных поездок конец апреля в Северном Казахста-
не срок не самый удачный. Оттаявшая земля к этому периоду
раскисает, и проселочные дороги, особенно на солонцах, стано-
вятся не везде доступны даже тракторам. Самым надежным
средством передвижения в эту пору служит самолет. Как город-
ской житель, я отношусь к этому виду транспорта крайне почти-
тельно. Стоя в очереди за билетами, я присматривалась к мест-
ным жителям. Все они, в том числе и старушки-казашки,
воспринимали самолет не как чудо техники, а как нечто среднее
между рейсовым автобусом и попутной машиной. Все настойчиво
требовали от администрации попутных рейсов, а заслышав шум
моторов, выбегали из помещения и наперегонки мчались к при-
земляющемуся самолету занимать места. Через некоторое время
и я научилась довольно компетентно судачить о направлениях
и рейсах и угадывать свой.
Самолет доставлял меня только до населенных пунктов, а
обследовать окружающие поля приходилось пешком. Я делала
это с удовольствием. Ранняя весна в Северном Казахстане отли-
чалась не теплом и покоем, а ветром, дождями и валовым, не-
виданным пролетом птиц. Затмив своим количеством все местные
виды, летели обитатели тундры. На залитых водой солонцах
и на разлившихся от талых вод на многие километры озерах
останавливались отдохнуть и покормиться тысячные стаи бело-
лобых гусей, краснозобых казарок. Все они следовали даль-
ше, на север. С озер неслись шум и гоготание, как с птице-
фермы.
Водные разливы, которые весной так оживляли степь, очень
усложняли мои маршруты. Иногда приходилось обходить их
и делать петли на многие километры. И еще одна особенность
путешествия в степи стоила мне первое время не малых хлопот.
Трудно было привыкнуть к тому, что, в отличие от горных и
лесных районов, единственной преградой видимости здесь
служат расстояния. Если поселок или лесополоса были видны
как на ладони, особенно в безветренный вечер, то это еще не
значило, что до них можно было успеть добраться до темноты.
111
И часто, увидев как будто невдалеке дома и решив зайти в поле-
вой стан пообедать, я шагала до него два, а то и целых три
часа.
Так же, немного не рассчитав время, необходимое на дорогу,
отправилась я на отдаленный кордон Наурзумского заповедника.
По словам сотрудников заповедника, этот участок как раз соот-
ветствовал тому, что требовалось нам для стационарных работ.
Там были большие массивы полей и пастбищ, а между ними
полоса охраняемого леса. Место это все очень хвалили. Но сейчас
туда нельзя было проехать. Надо было ждать, когда дорога
хотя бы немного просохнет.
Не знаю, к сожалению или к счастью, но долгие годы стран-
ствий никак не могут погасить нетерпеливость моего характера.
Как меня ни уговаривали подождать трактор, который должен
был пойти в Терсекский лес через три-четыре дня, сразу после
майских праздников, я решила идти пешком. Часть пути мне
удалось проехать на попутной машине. Оставалось пройти не-
многим более двадцати километров. Такой переход не стоил бы
труда и потому, возможно, не запомнился бы совсем, если бы
я хорошо знала дорогу. Но я шла в первый раз и в самом начале
немного сбилась с пути. Мне нужно было справиться у кого-
нибудь о дороге, и я с надеждой стала всматриваться в горизонт.
Но на нем не виднелось ни одной обнадеживающей точки. Про-
сторы степей ограждают от неожиданных встреч. Человека или
машину здесь замечаешь за много километров.
Рассмотрев вдали темную полоску леса, я оставила, наконец,
дорогу, которая уводила меня явно в сторону, и пошла напрямик.
Пока удалось наконец добраться до леса и найти нужную тропу,
солнце уже начало садиться. При его освещении деревья были
очень красивы, хотя узкую полоску сосняка, которая тянулась
извилистой пунктирной линией на двадцать километров, трудно
было назвать лесом. Сосны здесь раскидисты и крепки. Видимо,
они хорошо умеют противостоять ветрам. Однако страшным
бичом для них является гонимый ветром снег. Он набивается
в частокол леса, как пух в расческу. Зимой он заметает вершины
молодых сосен и своей тяжестью гнет их и ломает. И даже сейчас,
когда в степи уже было сухо, в лесу сохранились сугробы. До-
рогу, идущую вблизи от них, то и дело перерезали лужи талой
воды. На жидкой грязи попадались четкие крупные отпечатки
волчьих следов. Видимо, где-то недалеко было логово этих
зверей.
Дорога оказалась неожиданно живописной, что редко слу-
чается в степной местности. Она шла вдоль невысокого уступа.
Вероятно, это был древний берег протекавшей здесь когда-то
реки. На верхнем его краю кончалась ковыльная степь, внизу рос
лес, а на самом скате, в крутых его местах, выступал глинистый
грунт фантастических оттенков — от чисто-белых до розовато-
фиолетовых.
Кордона, на который я должна была прийти еще засветло,
не было видно, хотя начинало темнеть. Местность понижалась,
и колеи дороги кое-где превратились в глубокие овраги, размы-
112
тые талой водой. Я уже приуныла от мысли, что придется но-
чевать в сыром лесу, где нельзя разжечь костер, поскольку это
был заповедник.
Небо потемнело, и воздух похолодал. И вдруг я увидела кило-
метрах в двух от меня огонек. Близость теплого и сухого ночлега
придала силы, и я ускорила шаг. Возле дома меня ждало новое
препятствие — спущенные с привязи псы. Они давно уже слыша-
ли мои шаги и злобно лаяли. Из дома никто не выходил. Я про-
бовала покричать хозяев, но мой голос потонул в собачьем хоре.
Не оставаться же ждать рассвета в каких-нибудь ста метрах
от жилья! С дрожащими коленками направилась я через свору
псов к крыльцу. И тут выяснилось, что собаки только притворя-
ются свирепыми. Когда я к ним обратилась с бодрой, правда,
немного заискивающей речью, они приветливо замахали
хвостами.
По собаке можно безошибочно определить, каков характер
ее хозяев. Если собака даже на незнакомого человека смотрит
дружелюбно, без Страха и лает только для острастки, то хозяева
ее должны быть безусловно отзывчивые и добрые люди. И я не
ошиблась.
Когда я наконец нащупала дверь и вошла в дом, егерь и его
жена сидели за запоздалым ужином. Увидев меня, они просто
онемели от изумления. Они были настолько убеждены, что в
такую распутицу до них никто не может добраться, что даже
не вышли на лай собак, решив, что те гоняют волков.
Выслушав рассказ о моем пути и подивившись на мои чуда-
чества, они сытно накормили меня и устроили спать на раскла-
душке в маленькой чистой комнате.
Укладываясь спать, я думала о том, как приятно после
утомительного и тревожного пути обрести покой, тепло и дру-
жеское расположение еще незнакомых, но уже родных тебе
людей, и как хорошо, что я не стала ждать, когда просохнут
дороги, и теперь проведу майские праздники на этом уединенном
хуторе.
В комнате, где меня поместили, кроме двух кошек и малень-
кой собачки с вечера я больше никого не заметила. Но оказалось,
что здесь во всех углах и под столами занавешенные чистыми
салфетками сидели... гусыни. Из-за того, что весна оказалась
холодной, а они начали нестись рано, их водворили в отапли-
ваемое помещение. Птицы сидели молча и были безучастны ко
всему, что происходило в доме, но не во дворе. А там их не-
терпеливо дожидался покинутый гусак. На рассвете он принял-
ся гоготать, расхаживая вокруг дома. Самки с гнезд ему от-
кликались. Поднялся страшный гам, от которого я и просну-
лась.
'Выйдя из дома и осмотревшись, я поразилась, до чего здесь
было хорошо, как раз то, что нам требовалось для работы — и
поля, и лес, и пастбища, и неподалеку от кордона большой
пустой дом, в котором зимовали овцы и где впоследствии раз-
местилась наша экспедиция.
8 С фотоаппаратом за синей птицей
113
КАЗАХСТАНСКИЕ СТЕПИ
На кордоне, где мы поселились, можно было увидеть многих
птиц, и довольно редких, даже не выходя из дома. Каждое
утро, до того, как покажутся из дверей люди, сюда прилетала
пара уток-огарей. Птицы были в весеннем настроении. На лету
самка издавала как бы громкое мурлыканье—«УРРРРР-УРРРР»,
а самец вторил ей коротким «гак-гак-гак», так что получался
слаженный дуэт. Сделав несколько кругов, огари опускались
посреди двора и пристраивались клевать зерно из кормушек
рядом с домашней птицей. Покормившись, утки улетали не
сразу, а еще некоторое время стояли на слежавшейся навозной
куче, изрытой норами домашних кроликов. Похоже было, что
красавцы огари не прочь были поселиться в одной из кроличьих
квартир. Возможно, что когда-нибудь эти утки, преодолев страх
перед людьми, станут гнездиться по дворам, где всегда можно
найти какое-нибудь укрытие, способное заменить необходимую
им нору.
Весна никому не давала покоя. По утрам в небе раздавался
хриплый отрывистый лай — это, делая в небе круги на непод-
вижно распластанных крыльях, токовал орел-могильник.
Вскоре в подсыхающей степи вспыхнули разноцветными фо-
нариками тюльпаны, а на лесных опушках развернула сочные,
мохнатые лепестки сон-трава, или прострел. Весенние цветы
отличались не только яркостью, но и неповторимым разнообра-
зием. Трудно было найти два тюльпана с абсолютно одинаковы-
ми лепестками. Венчики разных цветков были розовыми,
красными, алыми самых различных оттенков. Можно было
рассматривать каждый тюльпан, удивляясь тому, что самое
различное сочетание красок в природе никогда не режет глаз
и всегда кажется не только уместным, но и совершенным.
Тюльпанами расцветились даже темные, еще не засеянные
клетки полей. Только здесь эти цветы были сорняками, и агро-
номы смотрели на них с недовольством. Зато в городе, куда
мы изредка наведывались, тюльпаны были предметом бойкой
торговли.
Степь быстро просыхала. Недолговечны оказались мелковод-
ные озера. Скоро высох их буйный разлив и на его месте остались
лишь небольшие мочажинки воды, скрытые зарослями тростни-
ков. Улетели и гуси. Однажды прохладным поздним вечером
поднялись они в небо и присоединились к другим птицам, летя-
щим на север. Небосвод перерезали длинные серебряные цепочки,
постоянно меняющие свои очертания. Построение гусей в полете
напоминало то клин с неравной длины боками, то извилистую
линию, то полумесяц. Никто в строю не суетился, не старался
обогнать соседа. И, может быть, из-за этого неторопливого полета
казалось, что гуси улетают без большой охоты и расстаются
с казахстанскими степями с грустью.
Степное лето — это не туркменская жара и сушь. Оно не так
тяготит жителя европейской средней полосы. Но контрасты пого-
ды здесь поразительны. Среди лета может неожиданно нагря-
114
нуть холод, а за ним так же быстро наступить жара. Однажды
майским утром я на велосипеде обследовала поля. Погода была
очень теплая. Я выехала легко одетой, хотя меня и предупрежда-
ли, что если выходишь из дому на несколько часов, не мешает
прихватить с собой ватник — на всякий случай. Но, покидая дом
теплым утром, обычно про это забываешь. На этот раз меня
спасло то, что когда поднялся ветер, я уже была на пути домой.
Ветер, который, в виде редкого исключения, оказался попутным,
гнал меня к дому. А с ним по пятам за мной двигалась волна
холодного воздуха. Меньше чем за час температура упала с +20
до +7°С. К кордону я подъезжала уже стуча зубами.
Жара, как правило, набирала силу в более замедленном тем-
пе. Наступало безветрие, и ртуть в термометре постепенно
поднималась к +30 и даже +40°С. Приходили жаркие дни
и необыкновенно душные ночи. И хотя в тихую погоду удобнее
всего работать и ее долго ждешь, уже через несколько дней, устав
от душной жары, начинаешь мечтать о ветре... И вдруг подни-
мался ветер, буквально ураган, все ревело и дрожало. Опять
плохо. Но ветер, наконец, стихал, и шел дождь. Всюду на доро-
гах и на солонцах в степи появлялись лужи. Земля становилась
скользкой и липкой, так что по ней невозможно было ни про-
ехать, ни пройти. Но на дождь никто не сетовал. Он в летнее
время — явление редкое. Его ждут и посевы и степные растения.
Некоторое время после дождя сохраняется много луж, и птицам
и зверям не нужно совершать дальние переходы или перелеты
к водопою.
Неотъемлемым украшением степного ландшафта в окрест-
ностях Наурзумского заповедника были сурки. Их бутаны (мно-
голетние выбросы земли, образующие маленькие холмики) раз-
нообразили пейзаж, нарушали монотонность поверхности. Сами
же зверьки обворожительны. Видно их с большого расстояния.
Издали они кажутся дорожными столбиками, а вблизи напо-
минают маленьких толстеньких человечков, которые задумчиво
созерцают окрестности.
Большинство участков, где раньше жили сурки, давно уже
стали полями. Но грызуны не унывают и каким-то образом
умудряются не только жить, но и выращивать детей на пахоте,
где всю весну, как танки, ревут и грохочут трактора.
Одна семья сурков жила на небольшом участке уцелевшей
ковыльной степи совсем недалеко от нашего кордона. За жизнью
осторожных зверьков в бинокль можно было наблюдать прямо
с крыльца дома. Семья состояла из отца, матери и пятерых де-
тей. Если мимо шел человек йли ехала машина, сурки момен-
тально прятались, словно проваливались сквозь землю. Вновь
показывались из норы они с большой осторожностью и очень
нескоро. Первыми вылезали малыши. Несколько раз тревожно
свистнув, они торопливо принимались за еду. Делали они это
очень ловко: вставали на задние лапки, брали пучок колосков
в передние, как в руки, и протягивали, как будто прочесывали,
растения между зубами. Дородная сурчиха появлялась из норы
последней. По сравнению с золотистыми пушистыми шкурками
8*
115
I
сурчат ее шерсть, еще не пере-
линявшая, казалась тусклой и
грязной. Сурчиха была очень
подозрительна и часто начинала
тревожно свистеть, хотя опас-
ность была еще далеко. При тре-
воге, поднятой ею, сурчата сбе-
гались на бутан, усаживались
вокруг матери и, ласкаясь к ней,
терпеливо ждали, когда она пе-
рестанет волноваться и разрешит
им продолжать кормежку. По
тому, как они потягивались и
безучастно смотрели по сторо-
нам, было видно, что они счи-
тают взрослых большими пани-
керами.
Если вокруг все было спо-
койно, то, наевшись, сурчата
Деловые фигурки сурков (Marmota Ьо-
bac Mull.) оживляют бесконечное одно-
образие степных просторов.
принимались играть. Встав на
задние лапки, они дубасили друг
друга передними, как боксеры.
Время от времени они схваты-
вались «врукопашную», падали
на землю и продолжали веселую
возню. Во время игры сурчата
забывали всякую осторожность.
Не зря тревожно свистели, бес-
покоясь за детей, взрослые сур-
ки. Одного сурчонка, который
убежал слишком далеко от но-
ры, задавила собака. Второго
поймал орел-могильник. Из пя-
терых уцелели только трое. Они
оказались самыми осмотритель-
ными.
Весна проходила. Отцветаю-
щий ковыль начал превращать-
ся в белый шелк. Уже у жаво-
ронков появились птенцы, а мне
все не удавалось отыскать гнездо
степного журавля — своей новой
117
В недалеком прошлом журавли-красавки (An+hropoides virgo L.) встречались
во всех степных районах нашей страны. В последнее столетие гнездовой ареал
этих птиц резко сокращается.
Синей Птицы. Много километров было пройдено по степи, а
журавлей я не встречала. А что же за степь без журавлей?
Как-то, разговорившись с одним трактористом, я пожалова-
лась ему, что вот-де все распахано и теперь журавлям негде
жить. На это он мне возразил, что в прошлом году, перегоняя
трактор с одного поля на другое через узкую полосу солонча-
ковой залежи, он нашел гнездо журавля-красавки с двумя
яйцами. Птицы, наверное, и в этом году там выводят, сказал
тракторист и точно указал мне на плане полей клетку, где
следует искать журавлей. На следующий же день я отправи-
лась по этому адресу. Залежь была найдена быстро. На ней
росли редкие кустики полыни и желтели большие гладкие
площадки твердой голой земли. И два журавля стояли посреди
этого участка. Но гнезда не было. Может быть, его повредили
бороной, когда перегоняли трактора с одного поля на другое,
а,-может быть, в этом году данная пара не гнездилась.
Все знакомые старались помочь мне отыскать гнездо журавля.
И вот 21 мая вечером на кордон приехал чабан. Он сообщил,
что нашел гнездо журавля, в котором яйца уже проклюнулись
и из них вот-вот должны вылупиться птенцы. Гнездо было на
участке полынной степи, где постоянно выпасают овец, всего в
двух километрах от котлована с водой и от вагончиков, где живут
чабаны. Излишне говорить, что уже через два часа я была там.
118
Гнездо располагалось на высохшем солонце среди редких
кустиков полыни. Оно состояло из нескольких тонких
веток и кусочков сухой земли. Пожалуй, гнездом это место
можно было считать до тех пор, пока в нем находились яйца.
Если бы их убрать, то все нехитрое сооружение сразу перестало
бы быть заметным. На гнезде сидели два маленьких пушистых
журавленка. Был уже поздний вечер. Фотографировать было
нельзя, и я поспешила удалиться, чтобы не тревожить птиц.
Когда же я пришла к гнезду утром, птенцов в нем уже не было.
В сопровождении родителей они начинали свой путь по степи.
Очень долго им предстоит бегать на длинных крепких ножках.
Только к осени вырастут у журавлят крылья, способные поднять
их в небо.
Взрослые журавли ходили еще недалеко от гнезда, и мне
посчастливилось полюбоваться ими вблизи и на земле, а не
тогда, когда они пролетают высоко над головой. Как и у боль-
шинства жителей степей, краски оперения у этих птиц довольно
скупы, но названия «красавки» они все-таки заслуживают. На
солнце спина их кажется почти белой, на самом же деле она
светло-серая. Длинная шея несет маленькую изящную головку,
украшенную белой шапочкой. Глаза у журавлей красного цвета.
Их оттеняют белые кисточки перьев, напоминающие бакенбарды.
Удлиненные черные перья на горле и груди, а также тонкие,
длинные, свисающие к земле перья хвоста развеваются на ветру
и очень украшают стройную фигуру птицы.
Отойдя метров на сто, журавли поднялись в воздух и, бес-
прерывно повторяя тревожное звучное «кыррр», сделали надо
мной несколько кругов. Они беспокоились за птенцов и уводили
их все дальше и дальше. Надо было уходить. Съемки мои не
удались. Однако радостно было сознавать, что я видела гнездо
журавля, что для этих птиц в освоенных человеком степях
нашлось место.
ЭНДЕМИКИ СТЕПЕЙ
Северный Казахстан населен уникальными видами животных,
хотя эти земли не ограничивают ни горы, ни моря. Единственная
преграда здесь — расстояние, громадные просторы степей.
Теперь это в основном уже не степи, а гигантские поля, где
в жаркий полдень трактор, уйдя на противоположный край поля,
превращается в мираж.
Разнообразны богатства Казахстана. О них написано мно-
жество книг. Но есть среди них сокровища, особенно дорогие
сердцу биолога — это виды животных, которые встречаются
только у нас, только в СССР и нигде больше. Это наш золотой
фонд, наше национальное богатство. В определителе птиц СССР
возле названий таких видов стоят две звездочки.
Почему-то людей всегда тянет к тому, чего у них нет — к за-
морскому чуду. В зоопарке мы восхищаемся большими яркими
попугаями, с удивлением разглядываем пингвина. А свои сокро-
вища мы часто не замечаем. Кто из европейцев видел кречетку,
119
каспийского зуйка, черного жаворонка? В каком зоопарке вы
встретите сайгака? А эти животные населяют наши степи, при-
чем сайгаки встречаются не только в Казахстане, но и на юго-
востоке Европы. Однако чтобы увидеть их, нередко требуется
преодолеть тысячи километров. И все же эти животные стоят
того. И знакомиться с ними безусловно нужно на их родине —
в бескрайней степи.
Как гигантская бабочка, мечется в весеннем воздухе черный
жаворонок во время тока. Свою мелодичную песню он сопро-
вождает судорожными движениями длинных узких крыльев,
смыкая их то над спиной, то снизу.
Черный жаворонок все равно что черный лебедь — в его
необычности есть что-то зловещее. Правда, когда он просто
бегает по земле или кормится, он уже не кажется таким стран-
ным и даже несколько напоминает скворца. А когда я увидела,
как черный жаворонок разбрасывал кучки сухого лошадиного
навоза, он показался мне просто смешным. Птица ловко схва-
тывала катышек и энергичным движением, как метатель диска,
отбрасывала его далеко в сторону, и так до тех пор, пока вся
кучка не была разобрана.
В процессе этой работы жаворонок отыскивал и хватал спря-
тавшихся в навозе насекомых. Среди них оказалось даже не-
сколько ночных бабочек, которых птица поймала, когда те
пытались взлететь.
Если черного жаворонка легко заметить прямо из машины
и часто можно встретить у дороги, то другой вид, принадлежа-
щий к нашим эндемикам,— каспийский зуек — довольно редок.
Можно проехать много километров по степи и не встретить ни
одного из них, а потом вдруг начинает попадаться одна птица
за другой. В Кустанайской области я видела этих зуйков в
двух местах — в полынной степи возле заполненного водой котло-
вана и на полях среди невысоких еще всходов проса.
Недалеко от котлована было большое ровное плато из твер-
дой бежевой глины, ссохшуюся поверхность которой прорезали
глубокие трещины. Здесь росли лишь редкие жесткие кустики
полыни, объеденные овцами. На этом участке и гнездились
зуйки.
«Уить» — услышала я тоненький голосок, напоминающий
приглушенный крик сурка. Затем раздалась мелодичная песен-
ка — «тюрли-тюрли-тюрли-тюрли». Все это звучало где-то рядом,
но птиц не было видно. Долго я разглядывала в бинокль низкие
кустики полыни, пока не заметила среди них небольшого кулика
на довольно длинных светлых ножках. Птица стояла ко мне
спиной, совершенно сливаясь с землей. Но вот она быстро от-
бежала на несколько шагов и повернулась ко мне грудкой.
Теперь она стала отчетливо видна и без бинокля. Ярко выде-
лялась оранжевая, как у зарянки, манишка, отграниченная от
белого брюшка тонкой черной полоской. На белом «лице» бле-
стели большие черные глаза.
Так вот какой он красавец — каспийский зуек! И гнездо у не-
го оказалось незаурядным. Яиц в кладке не четыре, как у боль-
120
Полынная степь в знойный день может показаться безжизненной.
шинства куликов, а только три. Лежали они в небольшой ямке,
сплошь заполненной мелкими, похожими на камешки, кусочками
сухой глины. Яйца были переложены сухой землей с такой тща-
тельностью, как будто бы кулики рассчитывали на ежедневные
сильные землетрясения.
Итак, сравнительно недалеко от своего стационара я нашла
и черных жаворонков, и каспийских зуйков. Оставалось отыскать
еще один эндемичный вид — кречетку. Мне явно везло. Оказа-
лось, что эти кулики поселились всего в трех километрах от
нашего кордона. За пределами заповедной земли было несколько
маленьких родничков, они не пересыхали даже летом. Эту
чистую пресную воду собирали в специально вырытое углубле-
ние — небольшое озерцо. Здесь поили скот, перегоняемый на
летние пастбища. Вокруг одного из родников было крошечное
болотце, а дальше шли сухие солончаки с ровной как стол голой
землей. У этого родника я и обнаружила кречеток. Я увидела
их почти за километр, в бинокль. Среднего размера серые птицы
с яркой черной шапочкой на голове и ржавым пятном на брюшке
выбежали из травы на видное место и застыли, напряжен-
но глядя в мою сторону. Если бы не особая походка, изда-
лека кречеток можно было принять за серых куропаток. Но
длинные ноги и стройность фигуры явно выдавали в них ку-
ликов.
121
Нелегко заметить сидящую на гнезде самку каспийского зуйка (Charadrius
asiaficus Pall.).
Я не стала больше беспокоить птиц. Сделав вид, что мне до
них нет никакого дела, я отошла немного назад, села на бугорок
и стала следить в бинокль. Скоро стало ясно, что это гнездовая
колония. Но кладки были еще не у всех птиц. Я заметила пару,
в которой самец усиленно ухаживал за самкой. Слегка раскрыв
крылья, он быстро и грациозно бегал короткими кругами вокруг
избранницы. Та же, будто ничего не замечая, строила гнездо.
Резкими сильными движениями ног она разгребала твердую
землю, пока не образовалась небольшая ямка. На ее краю кре-
четка складывала маленькие твердые комочки земли, которые
собирала тут же возле гнезда.
Итак, я нашла гнездо! Это совсем не просто, если иметь дело
с такими осторожными куликами. Нечего говорить о том, что
я этим гнездом очень дорожила и старалась не беспокоить его
хозяев, пока у них не появится полная кладка — четыре зелено-
ватых с мелким крапом яйца. Тем временем я придумывала
способ, как изловчиться, чтобы сфотографировать этих редких
птиц. Для этого мне прежде всего было необходимо оказаться
в пяти метрах от гнезда кречеток таким образом, чтобы они
меня не видели. Задача не из легких в ровной как стол
степи.
Меня часто спрашивают, как я снимаю птиц, какие использую
приемы. И хотя я фотографирую уже более десяти лет, мне
122
Яркая окраска грудки самца каспийского зуйка выделяет его среди тусклой
полынной степи.
всегда трудно ответить на этот вопрос. К каждому виду и даже
к каждой отдельной птице нужен свой особый подход. Так,
однажды старого медвежатника спросили, как он охотится на
медведей. И он ответил: «Каждая охота — своя охота». Так же
и с фотографией: каждая съемка — особая. И самое досадное то,
что зачастую применяемые способы оказываются до неприличия
простыми, так что рассказ о них вызывает большое разочарова-
ние, особенно у новичков. Те нередко считают, что необходимо
использовать особые объективы, сложные сооружения и хитро-
умную тактику.
Так получилось и с кречеткой. Основательно все продумав,
я решила соорудить что-то вроде большой плетеной корзины из
проволочного каркаса и прошлогодней жухлой травы. Все это
устройство, напоминавшее внезапно остановившийся куст пере-
кати-поля, было установлено у гнезда. С тревогой я следила
за тем, как отнесутся к этому птицы, но оказалось, что они
обратили на него очень мало внимания.
Теперь осталось решить второй вопрос,— как подойти к скрад-
ку в открытой степи таким образом, чтобы не испугать зорких
большеглазых птиц. Я попыталась это сделать следующим обра-
зом: вместо шапки-невидимки надела себе на голову матерчатую
палатку, натянутую на каркас. Это сооружение скрывало меня
до щиколоток. Со стороны все выглядело так: квадратный ма-
123

Гнездо кречетка устраивает на высохших солонцах.
На засоленных глинистых участках степи, неподалеку от водоемов, можно
встретить интересного кулика кречетку (Chettusia gregaria Pall.).
◄
терчатый куб на коротеньких ножках, преодолевая сопротивле-
ние ветра и покачиваясь из стороны в сторону, медленно про-
двигался вперед. Как ни странно, но осторожных куликов эта
маскировка удовлетворила. Почтительно расступись передо мной,
они не поднимали пронзительного крика, не взлетали в воздух,
не нападали сверху, как у них принято делать, когда в колонии
появляется человек. Более того, когда я приблизилась к гнезду
на пять метров и остановилась для того, чтобы перебраться в при-
готовленный скрадок, птицы не стали дожидаться, пока я вы-
полню всю задуманную программу. Самка подошла ко мне
совсем близко, придирчиво осмотрела новое сооружение, немного
постояла в задумчивости и крупным решительным шагом на-
правилась к гнезду. Ее фигура выражала намерение не обращать
внимания на различные непонятные явления, а заниматься
основным делом — насиживать кладку.
Таким образом, для съемок мне совершенно не понадобилась
моя хитроумная корзина. Правда, она, по-видимому, сыграла
свою положительную роль, приучив птиц не обращать внимания
на посторонние неодушевленные предметы возле гнезда.
К тому же 1 оказал ось, что, помимо моей засидки, у кречеток
были заботы, волновавшие их гораздо сильнее. Прежде всего
это были грачи. В полукилометре от куликов в заповедном лесу
125
Темная полоска по бокам головы насиживающей кречетки создает иллюзию
«лица» на затылке.
располагался большой, в несколько сотен гнезд, грачевник. На-
селяющие его птицы за кормом для птенцов летали на поля и
в степь. Один из их постоянных маршрутов пролегал над гнездом
кречеток. И хорошо, если бы грачи довольствовались тем, что
спокойно пролетали над куликами. Нет — то у одной, то у дру-
гой птицы вдруг появлялось желание приземлиться на солонча-
ке как раз возле кречеток. То ли грачи собирались здесь поло-
вить саранчу, то ли рассчитывали поживиться яйцами куликов.
Во всяком случае, кречетки находились в постоянном волнении.
Когда поблизости пролетал грач, сидящая на гнезде самка
«пряталась», пригибая голову к земле и как бы распластываясь
на ней. Самец, который стоял на страже, с хриплым криком
«четыре-четыре» вылетал навстречу врагу. В полете кречетки
очень маневренны и стремительны. Тяжелых медлительных гра-
чей им ничего не стоит обратить в бегство. Если самец отлучался
от гнезда, то кречетка принималась воевать с грачами сама.
Теперь она уже не пряталась, а, издав боевой клич, свечкой
поднималась с гнезда и бросалась в воздушную атаку.
Так, полная забот и хлопот, протекала жизнь куличьей
семьи. В те короткие минуты, кдгда все вокруг было спокойно,
самка летала пить воду к роднику и, возвращаясь к гнезду,
по дороге поспешно кормилась. Она ловко доставала насекомых
из основания кустов полыни и из трещин в земле.
126
Насиживать кладку кречеткам оставалось еще десять дней —
десять долгих дней борьбы с грачами, томления под солнцем,
напряжения сил. Я уже предвкушала, как буду снимать птен-
цов, покидающих гнездо. Но когда я пришла через несколько
дней, то увидела на месте колонии кречеток отару овец... В гнез-
де куликов остались лишь мелкие скорлупки растоптанных
яиц.
Несчастье кречеток заключается в том, что они гнездятся
как раз в тех местах, где люди устраивают водопои для скота.
Точнее, водопои для скота устраивают в местах их гнездования.
И хотя бы строили эти птицы гнездо в глубокой ямке между
кочками или под кустом полыни, как делают это жаворонки.
Туда редко ступают осторожные овцы. Но кречетки гнездятся
на ровных гладких сухих солонцах, здесь их гнездо беззащитно
перед копытами домашних животных. Поэтому неудивительно,
что эти, некогда очень обычные, кулики в настоящее время
становятся редкими и численность их продолжает сокращаться.
По правде говоря, мне было очень жаль, что заповедник,
который столько труда вкладывает в охрану соснового леса, не
добивается того, чтобы к его землям присоединили участок
с бьющим из земли ключом и с колонией кречеток. Это лишний
раз доказывает, что в каждой местности ценится то, что для
нее является редкостью. А тем временем уникальные степные
виды птиц оказываются перед угрозой вымирания.
САЙГАЧОНОК
Очень нелегко решить вопрос, имеет ли человек право держать
у себя дома диких животных. По закону поимка лицензионных
видов зверей приравнивается к их убийству. И действительно,
взяв животное из его родной стихии, навязав ему свое общество
и приучив его к особому образу жизни, человек, как правило,
навсегда отрезает ему путь к свободе. И даже если зверь или
птица, прожившие в неволе длительный срок, вдруг убегут или
улетят, то все равно они вряд ли сумеют приспособиться к жизни
на воле. И первой помехой им в этом будет утраченное чувство
страха перед естественными врагами и человеком.
Нет сомнения, что мало кому в голову придет ловить здоро-
вое животное, отнимать детеныша у матери или вытаскивать
птенца из гнезда, чтобы забрать его к себе домой. Но есть
обстоятельства, когда животное попало в беду и помочь ему
можно, только взяв заботу о нем на себя. Это очень сложная
ситуация. С одной стороны, нельзя отказаться помочь, когда ты
имеешь возможность это сделать, но, с другой стороны, взяв к себе
дикого зверя или птицу, приходится заботиться о нем до конца.
И в чем еще особая трудность — невольно привязываешься к жи-
вому существу и страдаешь, если с ним приходится расставаться.
Но неоценимая награда за все эти волнения — та любовь, которую
питает к тебе дикое животное, и те познания о его жизни, ко-
торые ты получаешь при общении с ним.
127
Я стараюсь не держать дома диких животных, но это не
всегда удается. Так случилось и в Северном Казахстане. Наши
друзья чабаны нашли в степи совсем маленького сайгачонка.
Вернее, обнаружили его овцы. Отара вдруг в панике шарахну-
лась от низких кустов таволги, в тени которых лежал, спрятав-
шись, сайгачонок. Неподалеку был труп матери малыша. Она
погибла от выстрела браконьера. Чабаны пожалели найденыша
и взяли к себе. Ему было всего несколько дней от роду и у него
даже еще не отвалилась подсохшая пуповина. Необходимого для
сайгачонка парного молока на полевом стане не было, и чабаны
упросили меня забрать малыша на кордон. Другого выхода не
было. Выпустить детеныша в степь значило обречь его на верную
гибель. Волей-неволей пришлось взять на себя заботу об этом
беспомощном существе.
Привезли нас с сайгачонком на кордон на мотоцикле. Дете-
ныш был еще так мал, что легко умещался у меня на руках.
Много хлопот при транспортировке сайгачонка доставили нам
его ножки. Они были поразительно длинны и тонки, а он ими
отчаянно бил, пытаясь вырваться. Было страшно, как бы не
сломалась какая-нибудь косточка.
Сайгачонок, видимо, лишился матери давно. Он был очень
голоден. И как только мы внесли его в дом, жалобно замычал.
За этот его низкий, басовитый голос мы впоследствии назвали
его Муком. В первый раз накормить малыша было нелегко.
К счастью, на кордоне случайно оказалась соска. Надев ее на
бутылку с парным молоком, мы общими усилиями заставили
нашего питомца немного поесть.
Сайгачонок освоился у нас поразительно быстро. Уже на
второй день трудно было поверить, что это дикое степное живот-
ное — так уютно, по-домашнему лежал он в узком проходе между
столом и кроватями, не обращая внимания на то, что об него все
спотыкались. Он быстро усвоил, что такое двери, безошибочно
находил их и даже научился сам открывать. Мук хорошо за-
помнил путь на улицу, только ступеньки на крыльце обходил
стороной, лазая по завалинке. Правда, выгнать его из дома,
если там находились люди, стоило немалого труда. Единственное
неудобство сайгачонку доставлял дощатый пол. Для его крошеч-
ных, словно покрытых черным лаком копыт даже наши не-
крашеные половицы были скользкими. Особенное затруднение
испытывал малыш, когда ему необходимо было широко расста-
вить задние ножки, чтобы не замочить их, делая лужу. Конечно,
этот момент мы всегда старались вовремя уловить и выгнать
своего воспитанника на улицу, но он предпочитал справлять
свои надобности на спальных мешках, постеленных на раскла-
душках. Каким-то образом Муку удалось заметить, что там ему
стоять всего удобнее и совсем не скользко, и в первые же дни,
еще совсем нескладным малышом, он уже легко заскакивал на
кровати. А мы то и дело вывешивали сушить на солнце свои
спальники.
Аппетит у Мука был прекрасный. Молоко он готов был пить
постоянно. Быстро научившись пользоваться соской, он хватал
128
Молодому сайгаку (Saiga tatarica L.), живущему среди людей, пришлось
самому открывать многие законы диких предков. Каждое новое растение Мук
тщательно обнюхивает, определяя, можно ли его есть.
ее с торопливой жадностью, энергично толкал бутылку мордоч-
кой и нетерпеливо притопывал ножкой. Пол-литра молока он
мог выпить за несколько минут. Но сначала мы кормили его
с ограничением. Чабаны предупредили, что перекорм очень
опасен для малыша. И судя по рассказам, все попытки выра-
стить сайгачонка в неволе кончались тем, что животное погибало
от поноса. Можно представить себе, как мы перепугались, когда
у Мука- расстроился желудок. Мы уже успели полюбить это
маленькое хрупкое существо с мягкой, слегка волнистой шерст-
кой и большими темными глазами. И даже его нелепый горба-
тый нос, скорее хобот, который он собирал в мелкие поперечные
складочки, когда пил молоко, нам казался милым.
Пока мы думали, что предпринять, Мук взялся за лечение
сам. Он отыскал возле дома полуразвалившиеся старые кирпичи
из глины и стал их поедать, как хлеб, глотая большими кусками.
Видимо, сайгакам требуется много минеральных веществ. Мук
ел глину ежедневно. Лакомством для него были также таблетки
глюконата кальция. А однажды, когда прошел дождь и на до-
рогах образовались лужи, мы поняли, как дикие сайгаки добы-
вают содержащиеся в глинистой почве вещества. Облюбовав одну
из луж, Мук принялся размешивать в ней копытцем воду до тех
пор, пока та не превратилась во что-то, внешне напоминающее
какао. Эту жидкую грязь сайгачонок пил с большой охотой.
9 С фотоаппаратом за синей птицей
129
Привычка взбалтывать воду перед питьем с этих пор стала у него
постоянной, и он старательно размешивал ногой воду в миске
перед тем, как попить оттуда.
С первых дней пребывания у нас Мук, если его сопровождал
кто-нибудь из людей, с большой охотой ходил пастись в степь,
которая начиналась за крыльцом нашего дома. Длинноногое
животное смешно и неуклюже дотягивалось мордочкой до земли.
Первое время ножки были Муку явно велики и рассчитаны на
вырост. Он ходил на них как на ходулях. А чтобы почесать, на-
пример, копытцем правое ухо, ему приходилось пользоваться ле-
вой задней ногой, которую он легко протягивал поверх головы.
В выборе корма Мук проявлял большую разборчивость.
Прежде чем попробовать какое-нибудь растение, он его тщатель-
но обнюхивал. В первые дни он ел только белую полынь, но
позже стал употреблять в пищу несколько видов полыней, тыся-
челистник, листья шиповника и других кустарников. Часто он
как бы обращался ко мне за советом — обнюхивая траву у меня
под ногами, он как бы спрашивал: «А ты на чем пасешься?»
К сожалению, здесь я ему была мало полезна и ему во всем
приходилось полагаться на себя.
Обоняние играло ведущую роль в жизни сайгачонка. Людей
он узнавал по запаху, обязательно подходя к ним с подветренной
стороны. Подрастая, он стал совать нос и на стол, вынюхивая
там печенье. Правда, не найдя лакомства, Мук с удовольствием
хватал бумагу и пережевывал довольно большие куски. Мы жили
в постоянном страхе за наши полевые дневники. Даже воду Мук
находил, пользуясь чутьем. Как-то проходя по коридору он вдруг
потянул ноздрями воздух и направился прямо как по ниточке
к ведру с водой. Оно стояло на подставке, и поверхность воды
сайгачонку не была видна. Тем не менее он вытянул шею,
перегнул голову через край и дотянулся до питья.
Когда Муку было около месяца, он вдруг перестал ночевать
дома и с наступлением темноты уходил в степь. Но каждое
утро, как только начинало рассветать, у нашего крыльца разда-
вался низкий грудной голос «маа». Это Мук являлся за причи-
тающейся ему бутылкой молока. Если мы еще спали, то, помычав
для верности погромче, он укладывался недалеко от двери и
ждал, когда она, наконец, откроется и он сможет ворваться
внутрь. Топот четырех крепких копыт по деревянному полу на-
поминал спешную работу бригады плотников.
Своей матерью Мук, по-видимому, считал меня и следовал за
мной по пятам. Но первое время он быстро уставал и, пройдя
несколько сот метров, отказывался двигаться дальше. Сколько его
ни звали, он упорно лежал. И как бы долго ему ни приходи-
лось ждать, места лежки он никогда не менял. Оставив его
где-нибудь на дороге, можно было прийти в любой момент и
найти его тут же. Так сайгачка-мать и поступает со своими
детьми в ту пору, пока те еще не в состоянии постоянно следо-
вать за ней. В это время сайгачата большую часть дня лежат
одни в укромном месте и ждут, когда самка вернется и покор-
мит их.
130
Мук прекрасно знал мой голос и опрометью с радостным мы-
чанием мчался на зов. С месячного возраста он уже стал ходить
за мной всюду. Когда я шла пешком, он успевал по пути пощи-
пать траву и легко догонял меня. Нередко мы ходили с ним по
полям целыми днями. Несколько раз мы с Муком заходили и
в лес. Против моего ожидания здесь он чувствовал себя^ непри-
нужденно, ловко лавировал между деревьями, ел листья березы
и сухую кору с сосны. Только держался он здесь от меня на
более близком расстоянии, чем в степи — видимо, для того, чтобы
не потеряться.
Любил Мук бежать рядом, когда я ехала на велосипеде. При
этом он старался придерживаться теневой стороны, двигался
без напряжения, не путался под колесами и не отставал. Он даже
пытался сопровождать меня, когда я ехала на мотоцикле. Возни-
кала целая проблема — как избавиться от его общества в те дни,
когда нельзя было его взять с собой. Уйти или уехать из дома
так, чтобы Мук не заметил, стало практически невозможно.
Он не выпускал меня из поля зрения ни на минуту, поэтому
его приходилось запирать в коридоре. Только после того, как я
скрывалась из виду, дверь отворяли и Мука выпускали на сво-
боду. Он бродил или лежал вблизи дома, не удаляясь от него
более чем на сто метров.
Стадное животное, Мук очень тяжело переносил одиночество.
Он не мог один пастись, один ходить — ему необходимо было
общество. Самыми близкими собратьями он считал людей. Когда
рядом были люди, он спокойно щипал траву, играл. Приходилось
хоть раз в день уделять ему время и ходить с ним на прогулку.
Ел Мук торопливо и жадно, но постоянно отвлекался. Ему хо-
телось поиграть и побегать. Бега сайгачонок устраивал каждый
вечер перед сном. Он носился вокруг дома кругами, радиус ко-
торых с каждым днем увеличивался. Скорость, маневренность
и красота бега сайгака поразительны. Все, кто бывал на нашем
кордоне, обязательно хотели посмотреть скачки Мука.
Каждое животное играет по-своему, и по характеру его игры
можно судить об образе его жизни. Все видели, как котята играют
в охоту на мышей: они к чему-то долго подкрадываются, затем
прыгают и хватают лапами воображаемую добычу. Сайгачонок
играл в жертву. Он внезапно срывался с места и мчался на гро-
мадной скорости, опустив голову к земле. Не замедляя бега, он
вдруг принимался делать резкие броски из стороны в сторону —
зигзаги, напоминая слаломиста, летящего с горы. Время от вре-
мени он высоко подскакивал. Так делают взрослые сайгаки,
чтобы осмотреться. Особую скорость развивал сайгачонок при
беге прыжками, напоминающими заячьи. Поразительно, как
при такой бешеной скачке животное не ломало ног, хотя на пути
ему встречались и овраги, и ямы, и кочки. И еще удивляла
способность сайгака к маневренности при большой скорости
бега.
Иногда в игре Мука принимал участие его приятель щенок.
Когда сайгачонок начинал свой бег, Рекс — так звали собаку —
пробовал за ним гнаться^ но сразу же безнадежно отставал.
9*
131
Тогда он ложился на землю, прятался в траве и затаившись
ждал, когда Мук будет пробегать мимо. В этот миг собака вска-
кивала, мчалась наперерез и хватала сайгачонка за горло.
Правда, делала она это деликатно, не'причиняя боли. Сайгачо-
нок оборонялся от назойливого щенка. Он начинал прыгать во-
круг противника, мотая опущенной вниз головой с крошечными
рожками и хрипя. Наверное, похоже ведут себя взрослые ро-
гачи при виде соперника.
Быстро миновала весна. К середине июня почти все, что могло
отцвести, отцвело. С ковыля облетели семена, и из белого шелка
он превратился в обыкновенный невзрачный злак. Побурела и
пожелтела степь. Дикие сайгаки стали собираться в большие
стада. Как-то в тихий пасмурный день — редкий для степи —
около нашего дома прошел огромный табун этих антилоп.
Окраска животных так гармонировала с цветом травы, что
казалось, будто это сама степь ожила и заколыхалась. Впереди
шли крупные сильные рогачи, сзади — самки с сайгачатами.
Детеныши почти беспрерывно подавали голос, боясь потерять
мать. При этом каждый из них произносил свое «маа» в особен-
ном тембре. Сайгачки откликались низкими, басовитыми голо-
сами. Рогачи изредка хрипели. В результате получалась строй-
ная, красивая мелодия — какой-то необыкновенный органный
концерт. Степь плакала и пела... Стадо, переливаясь, как ручей,
обтекало наш кордон.
Хотя мне и было очень грустно, я в тайне надеялась, что наш
сайгачонок уйдет со своими сородичами. И только Мук ничего не
переживал. Навострив ушки, он поплотнее подошел к моим
ногам. Путь к диким животным был для него отрезан. Выращен-
ный человеком, он не понимал языка сородичей. Я утешала себя
только тем, что если бы чабаны не подобрали его в степи, он
все равно бы погиб.
Так и остался Мук жить среди людей. Перед отъездом я от-
дала его в очень хорошую семью любителей животных. Там он
живет и сейчас, став большим степенным рогачом.
ОЗЕРА В СТЕПИ
Озеро в степи — все равно, что остров в море. Оно притяги-
вает к себе жизнь. Тростники, бордюром окаймляющие берег,
пятнами зеленеющие среди мелководья, таят особенный мир.
Правда, издалека они напоминают невзрачные полоски сухой
травы, но когда попадешь в глубь их зарослей, оказываешься
в своеобразных джунглях. Тонкие гибкие стволы уходят ввысь
на два-три метра. Прошлогодние растения с голыми, как прут,
стеблями и с желтой кисточкой метелки на вершине переме-
жаются с молодыми, одетыми зелеными листьями. Вместе они
образуют легкий полог, заслоняющий солнечный свет. В их за-
рослях царит постоянный сумрак. Прозрачная вода кажется
черной. Стебли растений образуют густую чащу, через которую
можно пробираться либо бредя по пояс в воде, либо на узкой
132
лодке. На отдельных тростинках сидят серые личинки стрекоз
или их пустые высохшие шкурки. Даже в тихий солнечный день
здесь жутковато. В тишине, нарушаемой шуршанием сухих
листьев, слышатся всплески воды и раздаются заунывные,
мрачные голоса. Они напоминают то шакалий вой, то рыдание,
то крики взбесившейся свиньи.
Тростники — это птичье царство. Под их пологом находят
пищу и кров утки, лысухи, но особенно много здесь поганок.
Эти птицы просто созданы для таких зарослей. Здесь живут
чомга, серощекая и черношейная поганки. Это их голоса слышны
в чаще растений. Однако самих птиц удается увидеть не сразу.
В темной, почти черной тени мелькают красные, блестящие, как
фонарики, глаза черношейной поганки. Пожалуй, это самая изящ-
ная из поганок, хотя окраска ее очень проста: черный верх,
рыжеватые бока и белый низ. Ее маленькую головку украшают
пучки золотистых перышек на висках. Клюв еле заметно заги-
бается кверху, придавая «лицу» птицы улыбчивое выражение.
Гнездятся черношейные поганки в зарослях тростников неболь-
шими колониями. Гнезда их устроены из мокрых водорослей
и представляют собой как бы плавучую пирамиду, вершина ко-
торой немного возвышается над водой, а основание погружено
в воду.
На озере Большой Аксуат, принадлежащем Наурзумскому
заповеднику, гнезда черношейных поганок концентрировались
вокруг одной заводи. Здесь на сплавине из сухих стеблей сбитого
ветром сухого тростника гнездились крачки. Их шумное беспо-
койное соседство поганкам было не только выгодно, но просто
необходимо. Со своих низких гнезд, спрятанных среди тростни-
ков, эти птицы мало что могли видеть вокруг. О том, что проис-
ходит на белом свете, они узнавали по поведению крачек. Причем
поганки прекрасно различали, когда крачки поднимали шум
из-за пустяков и когда они замечали их общих врагов. Самым
ненавистным из них была серебристая чайка, которая с «изде-
вательским» хохотом то и дело как бы невзначай пролетала над
колонией. При ее появлении крачки поднимались в воздух
и начинали атаку, а поганки, торопливо закидав яйца мокрыми
водорослями, уплывали подальше. Теперь их гнезда становились
совершенно незаметными — просто небольшая кучка плавающих
растений. Такими их увидела и я, ибо о моем приближении
поганки также заблаговременно были предупреждены крач-
ками.
Если в воздушном пространстве поганки мало надеются на
свое зрение, то в воде они ориентируются превосходно. Казалось,
что вода для них то же, что для других птиц воздух. В этом
я убедилась, когда увидела, как пара поганок путешествует по
озеру. Птицы спокойно плыли по узкой протоке. Вдруг их путь
оказался прегражденным наносом плавучего тростника. Будь
на месте поганок какие-нибудь другие птицы, они бы постара-
лись обогнуть препятствие стороной, перелезть через него или
даже перелететь. Но поганки, не задумываясь и не замедляя
хода, дружно нырнули, проплыли под водой около трех метров
133

и так же одновременно рядыш-
ком появились на поверхности
уже с другого края наноса.
Для молодых поганок вода
становится родной стихией не
сразу. Птенцы довольно долгое
время не в состоянии хорошо
нырять и плавать под водой.
После вылупления несколько
дней они остаются в гнезде и
родители снабжают их кормом.
С подросшими детьми поганки
выходят на открытую воду, но
и здесь забот у них не убав-
ляется. В этом я убедилась, на-
блюдая за выводком чомг.
Как-то, находясь в тростни-
ках, я услышала со стороны озе-
ра громкий писк. Через редкие
Заросли тростников на мелководных
озерах привлекают множество птиц.
На плавучем гнезде, как на плоту, воссе-
дает черношейная поганка (Podiceps
caspicus Hablizl).
заросли удалось разглядеть на
воде двух полосатых птенцов
чомг. Размером они были всего
лишь в два раза меньше взрос-
лых птиц. Это они и пищали,
настойчиво и пронзительно. Воз-
ле птенцов была самка. Она за-
нималась тем, что ныряла на
дно, ловила мелких рыбок и по-
давала их в клюве то одному,
то другому подростку. Чомга
так углубилась в это хлопотли-
вое дело, что не замечала меня.
Птенцы же вообще не обращали
на меня внимания и, пока мать
скрывалась в глубине, спокойно
чистились, лежа на воде, как на
матрасе. Но вдруг появился са-
мец и обнаружил мое присутст-
вие. Он поднял большую трево-
гу — вытянул вперед шею, как
копье, растопорщил «уши», под-
нял Хохол и заорал диким голо-
135
Заслышав тревожные крики крачек, поганка торопливо забрасывает яйцо
мокрой травой и уплывает.
сом. Самка метнулась к птенцам, и те в спешке начали караб-
каться ей на спину, пробираясь под крылья. Поганята имели
уже настолько внушительные размеры, что я бы никогда не по-
верила, будто им удалось спрятаться на спине у самки, если бы
не была сама этому свидетелем. «Горбатая» чомга поспешно
уплыла в заросли.
Жизнь в тростниковых зарослях имеет свои сложности и
трудности. Это мне стало особенно ясно в один из штормовых
дней. Я пробиралась на лодке по узкой протоке. С утра день был
тихий и жаркий. Но вдруг на горизонте появилась и поползла
к нам большая темная туча, и с ней страшный ветер. Надви-
гающийся ураган слышался издалека по шуму дождя. Хотя
озеро было и неглубокое, мне стало как-то не по себе. До берега
плыть было слишком далеко, и я загнала лодку в ближайшие
тростники. В этот момент буря достигла моего места, и начался
кромешный ад. Ветер шел порывами, и высокие стебли растений
то резко наклонялись, почти ложились на воду, то распрямля-
лись, как пружина. Я боялась, что лодка вот-вот перевернется.
Казалось, все вокруг качается и рушится. Но ураган трепал нас
недолго и с той же скоростью, как пришел, помчался дальше.
Сразу наступила тишина. Тростники оживились голосами птиц.
Как же перенесли этот натиск стихии обитатели озера? Ведь
у них в эту пору были гнезда и птенцы. Оказалось, что плавучие
136
гнезда поганок были невредимы, а пострадали некоторые гнезда
камышевок. Эти птицы укрепляют свое искусно сотканное гнездо
между несколькими тростинками. Крупная, размером со скворца,
дроздовидная камышевка строит довольно массивное гнездо
и прочно «привязывает» его к стеблям. Более мелкие и нежные
индийские камышевки сооружают миниатюрное гнездышко из
тонких нитей метелок тростника. Гибкие стебли растений, легко
склоняющиеся под ветром, — не очень надежное место для при-
крепления такого хрупкого сооружения. Поэтому большинство
индийских камышевок гнездилось на обсохших берегах озера,
где наклоненные и поломанные ветром тростники плотно пере-
плетаются и образуют не продуваемые ветром завалы. Но неко-
торые пары предпочитают строить гнезда в более недоступных
для хищников зарослях растений на мелкой воде.
Именно на таком участке я и заметила, когда возвращалась
после прошедшего урагана домой, странно ведущую себя пару
индийских камышевок. Птицы казались крайне растерянными.
Они то выскакивали на верхушки растений, то ныряли обратно
в заросли. Осмотрев участок, вокруг которого беспокоились
камышевки, я увидела аккуратненькое новенькое гнездышко.
Оно было подвешено на двух стволах тростника, но одно из
креплений разрушилось, когда ветер качал растения. Теперь
гнездо держалось только за один стебель и было сильно накло-
нено. Я его приподняла и прикрепила на прежнее место. На дру-
гой день тихим солнечным утром я проходила недалеко от гнезда
и решила узнать, не началась ли кладка. Но гнездо было пустое.
Однако камышевки держались тут же, чем-то занятые, они с
шумом перескакивали с одного сухого стебля на другой, почти
не обращая на меня внимания. Присмотревшись, я поняла, что
они строят новое гнездо буквально в метре от старого. Самка
таскала тонкие волокна, самец тихонько пел и сопровождал ее
всюду. Очевидно, птицы решили, что лучше построить новый
дом, чем ремонтировать старый. Тем более, что строительство
гнезда проходит у них всегда празднично и со стороны нисколько
не похоже на тяжелую кропотливую работу.
В тихий день в тростниках находиться очень приятно. Здесь
не так жарко, как в открытой степи. Вода излучает относительную
прохладу. Но и здесь есть свои неприятности, которые для нового
человека, особенно в первое время, затмевают все хорошее. Пол-
чища назойливых слепней не дают ни на чем сосредоточить
внимание, мешают смотреть по сторонам и постоянно держат
человека в напряженном ожидании укола, по ощущению похо-
жего на тот, когда у вас в больнице из пальца берут кровь.
Все это немало раздражает, но бороться с таким злом можно
единственным способом — научиться убивать ненавистных кро-
вопийц. При этом чем меньше эмоций вкладывается в дело,
тем более результативным оно оказывается. Вскоре я овладела
этим методом в совершенстве, и вокруг моей лодки уже плавали
десятки серых мух. В одну из коротких передышек я заметила
что за моим единоборством наблюдают несколько желтых трясо-
гузок. Это занятие, казалось, так заинтересовало птиц, что они
137
почти садились мне на голову.
Оказывается, их участие во мне
было не совсем бескорыстно.
Птицы лакомились убитыми
слепнями, хватая их с поверх-
ности воды или из лодки. Теперь
я поняла, почему трясогузки
следовали за мной с самого на-
чала пути по озеру. По-видимо-
му, они по опыту знали, что
рано или поздно я научусь уби-
вать этих насекомых и им будет
чем поживиться.
В построенном камышевками
новом гнезде со временем по-
явилось три яйца, и самка при-
нялась их усердно насиживать.
Однако эту пару опять ожидала
неудача. В полдень, когда
Для индийской камышевки (Acrocepha-
lus agri col a Jerd.) невысокие прибреж-
ные тростники — дремучий лес.
солнце поднималось высоко и
лучи его становились особенно
жаркими, на гнездо падал пря-
мой солнечный свет. Это может
показаться странным, но птицы
очень плохо переносят солнеч-
ные лучи. Как только они осве-
щали камышевку, которая на-
сиживала кладку, птица вдруг
начинала беспокоиться, ежеми-
нутно вскакивать, а затем убе-
гать на короткое время из гнез-
да, тут же возвращаясь обратно.
Оказывается, она носила в клю-
ве воду, чтобы смочить кладку
и тем самым уберечь ее от пере-
грева. На каждом яйце блестело
по крупной прозрачной капле
воды. Таким сложным путем
птицам удалось спасти будущее
потомство.
На берегах больших озер своя
особенная жизнь. Здесь гнез-
138

С громким криком встречает поручейник (Tringa stagnatilis Bechst.) путника,
идущего по пустынному берегу степного озера. Как только человек минует
определенный участок травянистой заводи, кулик успокаивается и возвращает-
ся к спрятавшимся в траве птенцам.
дятся птицы, которые любят мелководье и открытые просторы.
«Ти-ти-ти-ти» — всякий раз встречал меня поручейник, когда
я подходила к заросшему травой мелководному заливчику.
Беспрерывно крича, небольшой кулик кружил над моей головой,
провожая вдоль берега. Когда же я возвращалась, поручейник
встречал меня точно на том месте, до которого проводил. Каза-
лось, что у птицы нет другого дела, как заниматься мною. При-
смотревшись повнимательней, я заметила, что куликов двое
и что, стоя на противоположных концах залива, они пасут свой
выводок. Три темных пушистых крапчатых птенца бродили
среди травы на мелкой воде. Родители охраняли их очень
согласованно. Прохожего, идущего вдоль берега, всякий раз
встречала та из птиц, которая оказывалась к нему ближе. В это
время второй кулик, прячась в траве, собирал и уводил выводок
в глубь залива.
У берегов озер всегда наблюдается оживление. Кроме тех
птиц, которые здесь гнездятся, многие прилетают сюда на кор-
межку. Около воды плодится и живет саранча. Иногда этих
насекомых здесь бывает около десятка на каждый квадратный
метр. Когда появляются личинки последних возрастов, а также
взрослые саранчуки, ими кормятся чайки, утки. К озерам при-
летают галки, сороки, скворцы, кобчики. Каждый вид птиц ловит
этих крупных, прыгучих насекомых по-своему. Чайки обычно
140
стоят неподвижно в местах, где поменьше травы, и подкараули-
вают саранчуков на переходах. Хватают они их в воздухе, когда
те пытаются взлететь, или с земли.
Кобчик высматривает добычу сверху, повисая над берегом
в трепещущем полете. Наметив жертву, соколок падает кам-
нем вниз и выхватывает насекомое из травы цепкими паль-
цами ног.
Оживленно и весело ловят саранчу скворцы. Они прилетают
всегда большой стаей, как черное облачко, почти все разом
опускаются на землю и цепью бегут среди травы, почти касаясь
друг друга. Как правило, поймать насекомых на земле им удает-
ся редко. При приближении врага те подпрыгивают или взле-
тают в воздух. И здесь на небольшой высоте, делая точные
и стремительные броски, скворцы ловко схватывают их на лету.
Над плотным строем птиц, как короткие яркие брызги, в воздухе
мелькают саранчуки. Это уже поистине коллективная охота,
где один член стаи выгоняет добычу на другого. К скворцам
охотно присоединяются чайки. Интересно, что ранним утром,
после дождя, когда насекомые сидят в укрытиях и их трудно
выпугнуть, скворцы охотятся иначе. Они бегут разреженным
строем, заглядывая в каждую трещину и раздвигая плотные
прикорневые листья.
Влияние озер на жизнь птиц, да и на весь биоценоз степи,
огромно и многогранно. Жаль только, что в последнее время
многие озера в Казахстане высыхают. Одни из них исчезают
потому, что люди запахивают их берега и дождевая вода остает-
ся на полях. Другие лишаются питающих их рек, на которых
сооружаются запруды.
ТЕРСЕКСКИЙ ЛЕС
Лес всегда красив и привлекателен. А в степи он просто не-
отразим. Только здесь можно оценить густоту и полноту зеленого
цвета листьев осины и березы, аромат сосны и тень — смолистую,
прозрачную, не прохладную, но живительную.
Всюду ценится то, чего мало. Наверное, если бы в Ленинград-
ской области среди лесов и болот были небольшие участки ко-
выльных степей, там обязательно сделали бы заповедник. Вокруг
Наурзума еще не так давно простирались бескрайние степи.
Постепенно их почти все распахали. А в заповеднике как прежде,
так и теперь любовно охраняют и лелеют островки леса, которые
раньше красовались среди ковыльных степей, а теперь окружены
полями и пастбищами.
Жарким сухим летом смолистый лес — как пороховая бочка.
Достаточно одной искры, чтобы он вспыхнул и за несколько
часов сгорел дотла. Каждая зеленая хвоинка, если к ней под-
нести спичку, загорается как бенгальский огонь. Сохранение
леса в степной зоне требует от работников заповедника повсе-
дневного титанического труда. Здесь введен очень строгий охран-
ный режим. И само собой разумеется, что сюда не допускают
ни посторонних людей, ни машины.
141
Одинокое дерево в степи — прекрасное место для гнездования крупных хищ-
ных птиц.
Летом 1974 года на этой сосне поселился балобан (Falco cherrug Gray). k
Режим заповедности разительно сказывается на птичьем на-
селении леса. На терсекском участке гнездится невиданное ко-
личество хищных птиц. Над причиной этого явления следует
задуматься. Сейчас широко распространено мнение, что отме-
чаемое во всем мире сокращение численности многих хищных
птиц связано с применением в сельском хозяйстве ядохимикатов.
Но Терсекский лес вьется узкой полоской между пастбищными
землями и полями, где проводятся систематические химические
обработки. На этих полях и пастбищах птицы питаются. Во время
распыления ядохимикатов над посевами самолет нередко даже
разворачивается над лесом. И тем не менее хищные птицы
успешно и во множестве здесь гнездятся. А в лесополосах
и колках за пределами охранной зоны встречаются лишь мелкие
соколки. С чем же это связано? В данных условиях — определен-
но с тем, что в заповеднике птиц не беспокоят и гнезда их не-
прикосновенны. Вероятно, этот фактор имеет и в других местах
первостепенное значение.
Я же рассматривала этот случай как большое везение. Дейст-
вительно, где еще в наше время среди распаханных степей
можно найти островки леса, так густо заселенные хищными
птицами? Здесь было около десяти гнезд орлов-могильников,
столько же балобанов, несколько гнезд обыкновенных канюков
и маленьких ястребков-дербников, одиночные гнезда ястреба-
142


перепелятника, более семидесяти
гнезд пустельги и несколько
гнезд кобчиков. И все это в уз-
кой полосе леса, тянущейся на
двадцать километров!
Совсем недалеко от нашего
дома жили очень скрытные со-
колы-балобаны. Они поселились
в старом вороньем гнезде на
небольшой раскидистой сосне.
Пока шло насиживание кладки,
птиц редко удавалось увидеть.
Еще издали заметив подходяще-
го человека, самка незаметно
слетала с гнезда и быстро скры-
валась из виду.
Первый птенец у балобанов
появился 18 мая. Остальные вы-
луплялись один за другим с ин-
Самка балобана внимательно следит за
тем, чтобы птенцы не перегрелись на
солнце.
тервалами в день, так что раз-
ница между первым и послед-
ним составляла четыре дня и
была хорошо заметна. Она со-
хранилась до самого вылета
птенцов из гнезда. Последний
соколенок по размеру заметно
отличался от старших, хотя не
было случая, чтобы при дележ-
ке корма ему доставалось мень-
ше. Наоборот, самка зачастую
отдавала ему самые крупные
куски. Получалось это не из-за
особенного к нему расположения,
а потому, что первые мелкие,
аккуратные кусочки мяса вы-
рывали из клюва матери стар-
шие дети. А под конец, когда
добычу разделывать станови-
лось труднее, часто оставались
большие порции с костями. Их
и заглатывал, давясь и напря-
гаясь, младший соколенок.
145
Подросшие птенцы балобана различались по голосам. Старший уже начинал
издавать хриплый клекот. Но при появлении матери все поднимали дружный
писк.
Балобаны кормили птенцов преимущественно сусликами и
степными пищухами. Это мелкие симпатичные зверьки, родст-
венные зайцам. Странное дело — когда люди убивают сусликов,
отлавливая их капканами или травя ядами, мне всегда жаль
этих изящных большеглазых животных, когда же балобан при-
носил в гнездо убитого им зверька, я радовалась вместе с птен-
цами. Добытый соколами суслик им жизненно необходим. Птицы
съедают его тщательно, до последнего кусочка. А человек в луч-
шем случае употребляет в дело шкурку, выбрасывая мясо пол-
ностью, хотя по вкусу оно не уступает кроличьему.
\ Во время разделывания добычи самка внимательно следила
за судьбой каждого кусочка. Заметив, что какая-то доля упала,
она тут же извлекала ее со дна гнезда. Таким образом в жилище
балобана поддерживалась чистота и пища не пропадала зря.
В первые дни маленьким птенцам на одну кормежку целого
жирного суслика было многовато. А самка с тихим квохтаньем
предлагала им новые куски. Она подносила их к клюву то одного,
то другого соколенка и только окончательно убедившись, что те
больше глотать не могут, съедала остатки сама.
Наблюдать за гнездом балобанов было очень удобно. Из
стенок и дверец старого, выброшенного шкафа я соорудила на
земле что-то вроде кухонного стола или сундука без дна, в ко-
тором и сидела, скрытая от глаз птиц, всего в семи метрах
146
от них. Но фотографировать мне очень мешала небольшая ветка,
нависающая над птенцами. Одним ясным солнечным утром я
отогнула эту ветку в сторону и укрепила ее в таком положении,
чтобы она больше не залезала мне в кадр. Это небольшое изме-
нение обстановки привело к неожиданным последствиям. Когда
к десяти часам утра солнце осветило передний край гнезда
и я собралась начать съемки, птенцов охватило крайнее беспо-
койство. Раскрыв рты и тяжело дыша, они начали жалобно
пищать. Самки в этот момент на гнезде не было. Дети уже
достигли двухнедельного возраста, и она стала часто отлучаться
от гнезда. Вернулась она с добытым сусликом в лапах. Измене-
ние в состоянии птенцов сразу же бросилось ей в глаза. Больше
всего взволновало ее то, что они отказались есть. Положив
суслика, самка внимательно осмотрела гнездо и птенцов и вдруг
с решительным видом схватила одного из них своим крепким
острым клювом за тонкую кожицу спины. Птенец отчаянно за-
верещал, но мать с силой потащила его к себе. Казалось, соко-
ленок вот-вот будет разорван на части и съеден. Я чуть было
не вмешалась, так как чувствовала себя виноватой за отогнутую
ветку. Не сразу мне стало понятно, что таким способом мать
просто перетаскивает соколят с освещенного солнцем края гнезда
в тень. Птенцы, видимо, этого тоже не осознавали. Каждый из
них отчаянно верещал и сопротивлялся, когда самка, схватив
его за загривок, тащила в свою сторону. Вскоре весь выводок
был усажен в тени, успокоился и принялся за обед.
У балобанов мне впервые пришлось увидеть, как птицы
переносят птенцов с одного места на другое. Но для соколов,
видимо, это явление обычное. Во всяком случае, самка другого
сокола, дербника, то и дело перетаскивала своего единственного
птенца с одного края гнезда на другой и пересаживала его из
тени деревьев в собственную тень. Вообще эта птица ухаживала
за птенцом как-то лихорадочно. Даже мошек она склевывала
с него так яростно, что казалось, она может нечаянно разорвать
его на кусочки. Такая заботливость, однако, не спасла выводок
дербников от хищников. В начале насиживания в их гнезде было
четыре яйца. Но время от времени кто-то утаскивал яйца, а затем
и птенцов. Последний оставшийся соколенок тоже исчез через
несколько дней. Может быть, грабежом занимались сороки. Их
визгливый выводок постоянно вертелся возле гнезда дербников.
Мелким соколкам не всегда удается благополучно вырастить свое
потомство, особенно в таком насыщенном хищными птицами лесу.
Правда, это ни в коей мере не касается кобчиков — шумные
быстрые соколки легко отгоняли от гнезда даже канюков.
Часы наблюдений, проведенные возле гнезда кобчиков, за-
помнились мне особенно. Если у орлов самец приносит в гнездо
корм всего два-три раза в день и подрастающие орлята, аппе-
тит которых с возрастом увеличивается, основную часть времени
проводят в ожидании этого, то у птенцов кобчика таких радост-
ных мгновений несравненно больше. Правда, добыча, которую
доставляют им родители, гораздо мельче: кобчики в основном
кормят птенцов насекомыми.
10*
147

Добычей дербникам чаще всего служат мелкие птицы и их птенцы.
В старом вороньем гнезде поселился небольшой сокол дербник (Aesalon со-
Jumbarius L.).
◄
В Терсекском лесу кобчики выкармливали птенцов стреко-
зами. Только на завтрак самец каждое утро приносил по полевке.
Еще в сумерках, пока не пригрело солнце и не начали летать
стрекозы, он отправлялся за грызунами на поля и отсутствовал
долгое время. В особенно ветреную погоду, когда стрекозы тоже
не летают, кобчики ловили на земле саранчуков. Стрекоза — на
вид добыча хоть и крупная, но съедобного в ней мало. Сухие
длинные крылья в пищу не идут, их приходится отрывать и вы-
брасывать. Чтобы накормить выводок, родители приносили на-
секомых через каждые несколько минут, а всего за день до
ста раз.
Птенцы кобчиков росли и развивались не по дням, а по ча-
сам. В возрасте двух недель они уже стали довольно самостоя-
тельными птицами с осмысленным поведением. Их жадно инте-
ресовали события за пределами гнезда. Особенно напряженно
следили они за матерью, которая охотилась поблизости. Они
уже знали место, куда самка садилась отдохнуть или оторвать
крылья у стрекоз. Это была маленькая сосна на поляне. Заметив
там взрослую птицу, соколята принимались отчаянно верещать.
Кульминационного момента их страсти достигали при подлете
родителей к гнезду. Отталкивая друг друга, рискуя свалиться
с дерева, с криком бросались они к заветному сучку, на который
опускались соколы, прежде чем прыгнуть в гнездо. Птенцы вы-
149
Для мелкого сокола кобчика (Erythropus vespertinus L.) распашка целинных
земель не несет губительных последствий. Эти птицы охотно поселяются как
в заповеднике, так и в лесополосах среди полей.
У гнезда кобчиков постоянная суета и шум. Через каждые 2—5 минут то самец,
то самка приносят птенцам стрекоз.
хватывали принесенное насекомое, не давая взрослой птице даже
ступить на край гнезда.
Движения молодых кобчиков были удивительно быстры и
ловки.. Соколенок спокойно и уверенно стоял на одной ноге,
а второй отрывал и выбрасывал торчащие изо рта крылья стрекоз.
Скоро птенцы перестали нуждаться в том, чтобы родители обра-
батывали и подавали им корм в надлежащем виде. Лишь бы они
носили его почаще!
В те короткие периоды, когда молодые кобчики не были за-
няты едой, они Чистились и играли. То и другое они делали
с большим азартом. Изображая «охоту», соколенок быстро се-
менил на одном месте лапками и хватал что-то невидимое со
дна гнезда. Чистились птенцы так усердно и поспешно, будто
всякий раз только что узнавали о скором прибытии санитарной
комиссии.
Наблюдать и фотографировать соколов разных видов было
одно удовольствие. Эти птицы удивительно быстро привыкали
ко всем моим засидкам, объективам и манипуляциям с аппара-
том. Но и они не были исключением из довольно широко рас-
пространенного правила — чем крупнее птица, тем она боязливей
и тем осторожней ведет себя у гнезда. Действительно, самым
пугливым был наиболее крупный сокол из трех — балобан. Дерб-
ник и кобчик, почти одинаковые по размеру, были очень довер-
150


чивы. Но все-таки дербник, который чуть покрупнее кобчика,
требовал более тонкого к себе отношения. Самка дербника не
улетала далеко от гнезда и прекрасно видела, как я залезаю
в засидку, сооруженную на дереве. Чтобы обмануть ее бдитель-
ность, пришлось провожавшей меня помощнице забираться на
дерево следом за мной, а после того, как я устроюсь в палатке,
спускаться и уходить на виду у птицы. Только после этого
дербники начинали вести себя так, будто у гнезда нет никого
постороннего.
Для того чтобы снимать кобчика, подобных инсценировок
не требовалось. После того как птицы к нам привыкли, можно
было приходить к гнезду одному и на глазах у самки залезать
в засидку. И наблюдатель не успевал еще подобрать под себя
ноги и как следует устроиться, а кобчики уже принимались
кормить птенцов.
Не случайно именно кобчик и пустельга, которая обладает
сходным с ним характером, хорошо прижились на освоенных
людьми землях. Они охотно занимают гнезда сорок и грачей
и успешно выращивают птенцов в лесополосах и даже в парках.
Энергичные мелкие соколы кобчики, как правило, благополучно выращивают
птенцов.
Их не пугают ни проходящие поблизости люди, ни шумные
машины. Распашка степей и посадка лесополос благоприятно
отражается на судьбе этих соколов. Они получают возможность
гнездиться на обширных площадях и не жаться к небольшим
участкам естественных лесов.
ОРЕЛ-МОГИЛЬНИК
Хищные птицы — особенные существа. В их повадках, дви-
жениях, облике много отточенной грации и благородства. «Пер-
натые аристократы» — так назвали свой фильм о хищниках
англичане. Действительно, точность и скупость движений, со-
средоточенность взгляда больших глаз, цепкость и сила когти-
стых лап и сильный взмах крыльев заставляют уважать их
обладателей. А я их как-то по-особому люблю.
Наблюдая за судьбой отдельных гнезд, отмечая особенности
питания, поведения и другие стороны биологии хищных птиц,
я часто ловила себя на мысли, что испытываю чувство изумления
и даже потрясения, которое охватывает человека при взгляде
на произведение искусства великого мастера.
Неизгладимо впечатление, которое вызывает близко сидящий
осторожный орел-могильник. Понимаешь, что тебе повезло и
это зрелище не может длиться долго. И действительно, в первый
153

раз, когда могильник наконец
предстал перед моим объекти-
вом, наша встреча длилась всего
несколько секунд.
Его гнездо было сооружено
на вершине раскидистой сосны,
стоящей поодаль от леса. Уста-
новить палатку возле него было
не очень просто, так как других
деревьев поблизости не было.
Пришлось сделать маленькую
платформу, вроде стола высотой
в два с лишним метра. На ней
было установлено укрытие, из
которого предполагалось произ-
водить съемки. Надо заметить,
что все работы у гнезда я начала
лишь после того, как вылупи-
лись и достаточно подросли
Неизвестно, долго ли еще люди смогут
любоваться крупными орлами-могиль-
никами (Aquila heliaca Sav.) — числен-
ность этих птиц из года в год сокра-
щается.
птенцы. Раньше я старалась не
беспокоить орлов и обходила их
стороной. Эти пугливые птицы
обычно надолго оставляют гнез-
да, если их потревожить, а за это
время кладку могут расклевать
вороватые сороки.
Подождав несколько дней и
убедившись, что орлы привыкли
к моему сооружению, я осмели-
лась начать съемки. Для макси-
мальной конспирации, чтобы
птицы не видели подходящих
людей, меня подвезли к гнезду
на тракторе. Такого рода тран-
спорт, проходящий мимо гнезда,
обычно мало беспокоил птиц.
Как только я залезла в скрадок
и установила оптику, машина
удалилась. И уже затих ее шум,
а орлы все не возвращались.
Через час над моей головой раз-
далось карканье ворон. По свар-
155
Семейство могильников редко бывает все в сборе.
ливости их голосов можно было догадаться, что где-то непода-
леку кружит могильник.
Как только вороны стихли, я посмотрела в объектив и увиде-
ла на гнезде орлицу. Замерев, она напряженно всматривалась
в засидку. А в это время неожиданно поднялся ветер. Под его
напором все мое укрытие начало содрогаться и раскачиваться,
а с ним дрожал и бросал яркие блики выставленный из палатки
объектив. Я чувствовала себя как на палубе корабля в шторм,
мне казалось, что мой шаткий стол вот-вот перевернется и я рухну
на землю вместе с оптикой. Зрелище это орлице пришлось не
по душе, и она слетела с гнезда. О съемке уже нечего было и ду-
мать. Стало очевидно, что птиц следует постепенно приучать
не только к палатке, но и к объективу. Поэтому перед тем как
уйти я укрепила на передней стенке палатки темную бутылку
с надетым на нее светофильтром. Внешне это устройство было
очень похоже на телеобъектив. За несколько дней птицы к нему
полностью привыкли. Теперь можно было их спокойно фотогра-
фировать. Правда, оказалось, что орлы необычайно наблюдатель-
ны. Стоило мне начать пользоваться телеобъективом со снятым
светофильтром, как орлица впала в такую панику, будто увидела
его впервые.
Да, не просто и не легко снимать крупных хищников. Ни-
когда нельзя заранее предугадать, что может возбудить их
156
По мере того как подрастают птенцы орла-могильника, растут и приобретают
осторожность дети сурков. Кормить семью орлу становится все труднее. Чаще
всего до вылета из гнезда доживает только один птенец.
подозрительность. Но зато как радостно, когда удается благопо-
лучно преодолеть все препятствия! Спокойно сидящая в десяти
метрах от меня орлица была достойной наградой за все хлопоты.
Птица была очень красива. Острые перья затылка, темные
в центре и светлые по краям, создавали впечатление, будто она
покрыта кольчугой. Выступающие вперед надбровные *дуги
придавали взгляду желтых глаз насупленное выражение. Ни
украшающих перьев, ни ярких красок — только отточенность
силуэта. На фоне синего неба среди зеленых веток сосны фигура
птицы казалась вылитой из бронзы4. Почему у этих орлов такое
зловещее название — могильник? Может быть, они имели обык-
новение отдыхать или даже гнездиться на мазарах — надгроб-
ных сооружениях казахов? Это могло быть распространено
в те далекие времена, когда птицам не надо было бояться людей,
ибо те их не беспокоили.
Во всей фигуре стоящей на гнезде птицы была видна большая
сила. Чувствовалось, что передо мной властелин окружающих
степей, хотя в его облике нет ни жестокости, ни кровожадности.
И даже когда орел парит в белесом небе, суслики и сурки его
не боятся, не ненавидят, а часто даже не обращают на него
внимания. Но он подстерегает невнимательных, рассеянных,
зазевавшихся зверьков. Простофилями или вялыми от болезней
платит дань суслиный и сурчиный народ своему властелину.
157
Жизнь орлиной семьи развертывалась перед моими глазами.
Если взгляд орлицы приковывался к небу, это означало, что
она заметила подлетающего самца. Встав в центре гнезда, она
начинала подзывать его тихим клекотом. Через несколько минут
глава семьи опускался на край гнезда и передавал самке суслика
или сурка. У орлов самец приносит в гнездо корм всего два-три
раза в день. Но пока птенцы были малы, им для насыщения
хватало очень небольшого количества мяса. Самка, нерешительно
переступая с ноги на ногу, подолгу ожидала, когда кто-нибудь
из детей запросит есть. И как только птенцы начинали тихонько
попискивать, мать с готовностью принималась их кормить.
У таких грозных на вид родителей кормление птенцов ка-
жется особенно трогательным. Громадная птица в низком по-
клоне стоит перед белым пушистым комочком и протягивает ему
на кончике клюва кусочек мяса, обильно смоченного слюной.
Если птенец не берет его сразу, то орлица некоторое время тер-
пеливо ждет, не меняя своей смиренной позы. Она как бы угова-
ривает детей съесть «кусочек за маму, кусочек за папу». Самец
также обращался с маленькими птенцами с поразительной мяг-
костью. Он страшно беспокоился, если самка слетала с гнезда.
Обнаружив, что птенцы одни, он грозно клекотал, требуя возвра-
щения орлицы. Кормить птенцов ему не положено природой.
Обычно он оставляет пищу на гнезде в распоряжение самки. Но
как заботливо и осторожно он убирает кусочки мяса, прилипшие
к пуху на голове птенца!
По мере того как орлята подрастали, увеличивался их аппе-
тит. Оперяющиеся птенцы съедали принесенного отцом суслика
за доли секунды. Теперь все их время проходило в ожидании
прилета самца с кормом.
И вот я сижу у гнезда орлов 20 июля, в последний день
перед отъездом из экспедиции. Быстро прошло лето. Степная
трава пожелтела и хрустит под ногами. Собрались в стаи чибисы,
жаворонки, с осенним криком пролетают кроншнепы. Уже вы-
летели птенцы у балобана, канюка, пустельги. Даже у кобчика,
который загнездился позже всех, дети взрослеют. Уже и старые
суслики залегли в спячку, сурчата подросли и поумнели.
А птенцы могильника все еще недостаточно окрепли, чтобы по-
кинуть гнездо. Им еще долго ждать, когда крылья смогут под-
нять их в воздух. А пока они беспрерывно кричат, прося есть.
Пищи им явно начинает не хватать, но орлица все еще охраняет
гнездо и не летает сама на промысел. В большинстве орлиных
гнезд осталось уже по одному птенцу. Трудная судьба у орлов.
Слишком медленно они растут, слишком долго привязаны к гнез-
ду. Слишком много поэтому опасностей подстерегает их до того, *
как они смогут расправить свои могучие крылья и взмыть вы- *
соко в небо. Трудно жить им в эпоху быстрых темпов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Испокон веков каждое поколение людей с сожалением отме-
чает, что их предшественники застали животный и растительный
мир богаче, чем теперь. Уменьшение численности животных,
особенно промысловых видов, многие замечают даже в течение
одной жизни. Легенды, летописи и старинные журналы доносят
до нас постоянную тревогу человечества по поводу оскудения
природных богатств. Так, например, в издании 1913 года Харь-
ковского общества любителей природы приват-доцент В. И. Та-
лиев писал: «На глазах одного-двух поколений почти бесследно
исчезли на большом пространстве значительные леса. Еще бы-
стрее и бесследнее исчезают от распашки целинные степи. С ис-
чезновением тех и других исчезают и связанные с ними в своем
существовании растения, птицы, звери и пр.».
Причины обеднения фауны и флоры разные это и неуме-
ренный промысел, и нарушение природных биотопов, и загряз-
нение среды ядовитыми веществами, и многое другое. Ясно только
одно — измененный лик Земли восстановить невозможно. Встает
вопрос лишь о том, чтобы приостановить вымирание отдельных
видов. , Это вполне реально. Стоит только выявить конкретные
обстоятельства, которые ведут к сокращению численности тех
или и|1ых животных, мешают им жить. Для .каждого вида эти
обстоятельства оказываются специфическими, но своевременное
определение их дает возможность активно действовать.
Более двадцати лет Международный союз охраны природы
и природных ресурсов работал над созданием «Красной книги».
В этот документ включены виды животных, стоящие на грани
вымирания. Кроме того, каждая страна составляет свою «Крас-
ную к^тигу». Туда вносят виды, численность которых в данном
государстве понизилась настолько, что требуется принять сроч-
ные меры по их охране. В списке исчезающих видов перечислены
животные и растения, которые находятся в особо угрожаемом по-
ложении; в списке редких видов — те, чья численность в настоя-
щее время имеет тенденцию к резкому сокращению. В списке
исчезающих видов «Книги редких и находящихся под угрозой
исчезновения видов животных и растений СССР» записаны
26 видов птиц, из которых 8 включены в международную «Крас-
ную книгу». В их число входит дальневосточный белый аист,
японский журавль, черный журавль, белый журавль и др. В спис-
ке редких видов «Красной книги СССР» отмечено 37 видов,
среди Них — орел-могильник, змееяд, балобан, кречетка. Пока что
сюда не вошла синяя птица, но ее символическим именем можно
назвать все виды животных, которые могут исчезнуть с лица
Земли по вине человека.
Наш долг — заботиться о том, чтобы по нашей вине на
Земле больше не исчез ни один вид животных. Это касается
в первую очередь тех птиц и зверей, которые сейчас кажутся
«бесполезными» из-за своей малочисленности. Но именно они,
как редкая серия в коллекции, должны расцениваться особенно
высоко.
159
ОГЛАВЛЕНИЕ
От ав тор а............................................. 3
Средняя Азия ............................................5
Встреча с Туркменией ................................... 6
Поселение в фисташковой	роще......................... 14
В саксауловом лесу..................................... 31
Песчаная пустыня....................................... 42
Ночи в Туркмении....................................... 46
Птицы возделываемых земель	Таджикистана.................51
Майна.................................................. 61
Поход на богару........................................ 66
Муки и радости фотографа-анималиста.................... 72
В предгорьях Кара-Тау.................................. 75
Райская мухоловка.....................................  84
Тимелия................................................ 96
В поисках синей птицы..................................100
Синяя птица............................................105
Знакомство с Северным Казахстаном .	110
Казахстанские степи................................... 114
Эндемики степей........................................119
Сайгачонок '.......................................... 127
Озера в степи . .	...	...................132
Терсекский лес .	...	...................141
Орел-могильник . ,	.	...	..........153
Заключение............................................ 159
ИВ № 1895
Эмилия Николаевна
Голованова
С ФОТОАППАРАТОМ
ЗА СИНЕЙ ПТИЦЕЙ
Редактор М. В. Куликова
Художник Л. М. Чернышев
Художественный редактор В. Г. Ежков
Технический редактор Е. Ц. Зелянина
Корректор Т. Ф. Алексина
Сдано в набор 05.07.77. Подписано к лечат
с диапозитивов 06.06.78. А00703. 60Х90/К
Бумага офсетная № 1. Гарнитура школы
Печать офсетная. Условн. печ. л. 10,0-
0,25 форз. Уч.-изд. л. 11,53 +0,45 форз. Т1
раж 100 000 экз. Заказ № 888. Цена 45 koi
Ордена Трудового Красного Знамени изд«
тельство «Просвещение» Государственног
комитета Совета Министров РСФСР по дела
издательств, полиграфии и книжной торговл]
Москва, 3-й проезд Марьиной рощи, 41.
Калининский ордена Трудового Красно!
Знамени полиграфкомбинат детской литер}
туры им. 50-летия СССР Росглавполигра»;
прома Госкомиздата Совета Министре
РСФСР. Калинин, проспект 50-летия 01
тября, 46.

«ЯЯН'