Автор: Оськин М.В.
Теги: всеобщая история период первой российской революции (1905-1907 гг) история история первой мировой войны история войн
ISBN: 978-5-4444-1843-7
Год: 2014
Похожие
Текст
М.В. ОСЬКИН
НЕИЗВЕСТНЫЕ
ТРАГЕДИИ
ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Пленные. Дезертиры.
Беженцы
Москва
«Вече»
УДК 94(47)
ББК 63.3(2)524
082
Оськин, М.В.
082 Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные.
Дезертиры. Беженцы / М.В. Оськин. — М.: Вече, 2014. —
448 с. — ил. — (Вся правда о войне).
ISBN 978-5-4444-1843-7
Знак информационной продукции 12+
Наиболее пострадавшими от военных действий категориями
населения, если не считать собственно погибших и раненых на войне
(так называемые «кровавые потери»), стали военнопленные, на долгие
годы оторванные от Родины, и беженцы прифронтовой зоны, вынужденные
покинуть родные места. Дезертиры и репатрианты дополнили общую
картину бедствий. Для России эти категории насчитывали миллионы
людей, и потому невозможно обойти вниманием их трагическую судьбу
в 1914—1918 гг., предвосхитившую трагедии Второй мировой войны.
УДК 94(47)
ББК 633(2)524
ISBN 978-5-4444-1843-7
© Оськин М.В., 2014
© ООО «Издательство «Вече», 2014
ВВЕДЕНИЕ
Начало двадцатого столетия стало невиданным ранее един¬
ством Европы как национального, политического, культурного
целого, подчинившего себе практически всю планету в качестве
колоний, либо распространившись за океаны, в Новый Свет.
Конфликты между европейскими государствами являлись вну¬
тренними конфликтами, локализуясь в пределах континента и
не допуская в свои распри неевропейские народы — «внешних
варваров», как сказали бы в Китае. Напротив, по отношению к
внешнему миру до 1 августа 1914 года европейцы всегда высту¬
пали единым фронтом, подчиняя себе его.
1 августа (19 июля старого стиля) 1914 года в Европе на¬
чалась та война, что получила от современников наименование
Великой войны, всего через два десятка лет — Первой мировой
войны, а ныне справедливо именуется прологом Гражданской
войны в Европе1. Империализм сломал прошлое Европы. Эта
война расколола до того сравнительно единый Старый Свет,
что на весь «короткий двадцатый век», по выражению Э. Хобс-
баума, надломило европейскую гегемонию на земном шаре. То
безумие, что началось в 1914 году, всеми последующими собы¬
тиями подтвердило, что в результате начавшихся революция¬
1 См., напр., заглавие 6-й главы в работе британских авторов (Бриггс Э.,
Клэвин П. Европа Нового и Новейшего времени. С 1789 года и до наших
дней. М., 2006): «Европейская гражданская война, 1914—1918».
3
Оськин М.В.
ми 1848 года процессов «термины “прогресс” и “европейская
цивилизация” уже не являются синонимами, и что существо¬
вавшее до того времени равенство между “капиталистическим
развитием” и “историческим развитием” стало окончательно
недействительным»1.
Именно Первая мировая война стала концом «старого вре¬
мени» единой Европы и началом жестокого двадцатого столе¬
тия — перехода к постиндустриальной эпохе в развитии исто¬
рии человечества. Как справедливо говорит С.Б. Переслегин,
«Дело не только и не столько в человеческих жертвах Великой
войны, дело не в огромных материальных и финансовых по¬
терях... В абсолютных цифрах людские потери были меньше,
нежели от эпидемии гриппа 1918—1919 гг., а материальные —
уступали последствиям кризиса 1929 года. Что же касается от¬
носительных цифр, то Первая мировая война не выдерживает
никакого сравнения со средневековыми чумными эпидемиями.
Тем не менее именно вооруженный конфликт 1914 года вос¬
принимается нами (и воспринимался современниками) как
страшная, непоправимая катастрофа, приведшая к психологи¬
ческому надлому всю европейскую цивилизацию. В сознании
миллионов людей, даже не задетых войной непосредственно,
течение истории разделилось на два независимых потока —
“до” и “после” войны»2.
Сравнение оказывается вовсе не в пользу послевоенного
периода. Именно здесь были заложены корни Второй мировой
войны, бесчеловечной жестокости концентрационных лагерей,
газовых камер, ядерного оружия, «ковровых» бомбардировок и
тому подобных проявлений общественного «прогресса» двадца¬
того века. Помимо прочего, Первая мировая война привнесла в
развитие мировой цивилизации совершенно новое явление: «то¬
тальную» войну «как выражение цивилизационного кризиса».
1 Агирре Рохас К.-А. Критический подход к истории французских
«Анналов». М., 2006. С. 228.
2 Переслегин С.Б. Самоучитель игры на мировой шахматной доске.
М.—СПб., 2005. С. 106.
4
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
П.В. Волобуев писал о значении Великой войны 1914—1918 гг.,
что сама духовная ситуация эпохи, в том числе и в силу всеоб¬
щей милитаризации сознания предрасполагала к войне. Поэтому
война явилась событием не только глобального, но и эпохально¬
го масштаба, а для России «война была таким явлением, которое
предопределило ее историческую судьбу в двадцатом веке»1.
Помимо всего прочего — экономического разорения, уни¬
чтожения материальных ценностей, гибели солдат и так далее,
одним из основных следствий мирового конфликта является гу¬
манитарная катастрофа. Вторая мировая война 1939—1945 гг.
показала такой пример гуманитарной катастрофы, что ранее был
непредставим в принципе — уничтожение десятков миллионов
гражданского населения с неслыханными ранее жестокостями,
сожжением целых деревень и городов, голодом и концлагерями,
наконец, как апофеоз — ядерным оружием.
Однако любое мероприятие требует какой-либо предвари¬
тельной подготовки. Эксперимента, так сказать. Такой подготов¬
кой для кошмара 1939—1945 гг. стало безумие 1914—1918 гг.,
расколовшее Европу, уничтожившее европейский монархизм
как руководящее направление европейской государственности,
передавшее пальму мирового лидерства заокеанской капитали¬
стической державе. В борьбе за рынки капитал не сдерживает¬
ся ничем и никем.
Передвижение миллионов людей в ходе военных действий,
причем не столько военных, сколько гражданских лиц, стало но¬
винкой в жизни Европы, дав импульс гуманитарному негативу,
определившему лицо мировых войн, если, конечно, примени¬
тельно к войне можно говорить о «лице». Для России — громад¬
ной в своем пространстве, и немедленно по окончании Первой
мировой войны бросившейся в омут Гражданской войны, обще¬
европейская гуманитарная катастрофа (гибель людей на войне,
болезни, голод, эвакуация) стала пропастью, из которой удалось
выбраться лишь в силу многочисленности населения страны. * 51 См.: Первая мировая война. Пролог XX века. М., 1998. С. 13.
5
Оськин М.В.
Наиболее пострадавшими от военной эпохи категориями
населения, если не считать собственно погибших и раненых на
войне (так называемые «кровавые потери»), стали военноплен¬
ные, на долгие годы оторванные от Родины, и беженцы при¬
фронтовой зоны, вынужденные покинуть родные места. Де¬
зертиры и репатрианты дополнили общую картину бедствий.
Для России эти категории насчитывали миллионы людей, и по¬
тому невозможно обойти вниманием их трагическую судьбу в
1914—1918 гг., послужившую «экспериментом» для будущей
трагедии Второй мировой войны.
Глава 1
ВОЕННОПЛЕННЫЕ
Смерть или плен — одно!
Л.В. Суворов
Плен — теория и практика пленения
Первая мировая война 1914—1918 гг. стала первой войной,
в которой со всех сторон столкнулись не ведомые лидерами
наций армии, а самые нации. Предвестники такой войны, на¬
званной немцами тотальной, существовали и ранее. Наибо¬
лее ярким и явным примером явились революционные войны
Франции конца восемнадцатого столетия, а затем и Наполео¬
новские войны. Но тогда фактически воюющая нация стояла
лишь по одну сторону линии фронта — Франция, боровшая¬
ся против всей Европы. Однако вся страна непосредственно
была втянута в войну лишь постольку, поскольку поставляла
рекрутов в армию. Противостоявшие же Франции державы
продолжали использовать старые принципы «королевских
армий», представлявших собой лишь малую часть воюющих
народов. Отдельные проявления массового народного патрио¬
тизма (Австрия-1809, Россия-1812, Пруссия-1813) нисколько
не меняют общей картины вооруженной борьбы против Вели¬
кой Французской революции.
7
Оськин М.В.
Начало двадцатого столетия втянуло великие державы мира в
империалистическую конкуренцию, которая, за неимением же¬
лания идти на компромисс, неминуемо должна была окончиться
схваткой за гегемонию в Европе, а значит, и в мире. Старые ко¬
лониальные империи — Великобритания и Франция, в проти¬
востоянии с континентальными державами в лице Германии и
Австро-Венгрии, сумели привлечь на свою сторону Российскую
империю, что и стало ключевым фактором перелома обеих миро¬
вых войн двадцатого века. В обоих случаях Россия/СССР пере¬
малывала основную долю живой силы германского блока, после
чего западным союзникам, ставившим обескровленных русских
в зависимое от себя состояние, оставалось пожать плоды хитро¬
умной политики.
Причем в Первой мировой войне атлантическим государствам
удалось одним ударом убить двух зайцев — и одолеть Германию,
и выбить Россию из числа участников передела послевоенного
мира. В период Второй мировой войны правительство СССР, на¬
ученное горьким опытом царизма, сумело избежать повторения
неблагоприятного исхода войны и, заплатив поэтому за победу
существенно большую цену, нежели проигравшая войну досо¬
ветская Россия, вышло в 1945 году еще более сильным — второй
сверхдержавой планеты из двух возможных.
Мировая война и столкновение народов породило ряд дотоле
практически неизвестных военных феноменов, связанных с де¬
мографией. А именно — передвижение громадных масс населе¬
ния (и комбатантов, и мирных граждан) во времени и простран¬
стве. Одним из таких феноменов стал массовый плен, который
исчислялся теперь миллионами людей, в том числе и граждан¬
ского населения. Миллионы только пленных из числа многомил¬
лионных армий — это вещь, невиданная в войнах прошлого, ког¬
да десятки тысяч пленных становились итогом проигрыша всей
войны (например, гибель Великой армии Наполеона в России в
1812 году). Теперь же война продолжалась, невзирая на миллио¬
ны неприятельских солдат внутри своего геополитического про¬
странства, до полной победы.
8
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Соответственно, ведение боевых операций, при современной
технике, протекало не столько на именно смертоносное уни¬
чтожение солдат и офицеров противника, сколько на вывод их
в «расход» как таковых. Такой формой и стал плен, сохраняв¬
ший жизни сотен тысяч людей, но ослаблявший воюющие армии
на сумму сдавшихся неприятелю людей. За сто лет до Первой
мировой войны эту тенденцию подметил еще выдающийся ев¬
ропейский военный ученый К. фон Клаузевиц: «Раз пленные
и захваченные орудия представляют собою явления, в которых
главным образом воплощается победа, и которые составляют ее
подлинную кристаллизацию, то и вся организация боя преиму¬
щественно рассчитывается на них; уничтожение противника пу¬
тем физического истребления и ранений выявляется здесь как
простое средство».
Действительно, в условиях вооруженного противоборства
целых наций были бы совсем неприменимы рассуждения ве¬
ликого гуманиста Л.Н. Толстого, выраженного им через одного
из главных героев романа «Война и мир» Андрея Болконского
о том, что пленных не следует брать именно во имя гуманизма.
Мол, тогда войны станут редкими и скоротечными. Можно себе
представить, громадные гекатомбы Первой мировой войны —
уничтожение десятков и сотен тысяч военнопленных. Потому-
то перед войной великие державы стремились создать основы
международного права ведения военных действий. Потому-то
пленные становились существенным элементом функциони¬
рования народного хозяйства воюющих сторон. Лишь фашизм
возвел жестокость к военнопленным в постулат, но ведь и был
уничтожен в кратчайшие сроки как данность.
Тем не менее в одном мысли Л.Н. Толстого нашли свое при¬
менение. Руководители европейских великих держав, многими
годами готовившихся к схватке, опасались разрушить Европу
длительной войной, понимая, что тем самым ломают всеевро¬
пейское единство, дают надежды освобождения колониальным
народам, льют воду на мельницы неевропейских конкурентов —
Соединенных Штатов Америки и Японии. Поэтому, военная
9
Оськин М.В.
мысль зацикливается на идее блицкрига — «молниеносной вой¬
ны». Война должна быть быстрой, чтобы не подвергать ее исход
превратностям судьбы, а кроме того, чтобы не уничтожать по¬
тенциала Европы как духовной, культурной, экономической, на¬
циональной целостности. К сожалению, эти расчеты не оправда¬
лись. Война заложила базу для социалистического эксперимента
на одной шестой части суши, крушения мировой колониальной
системы, перехода планетарного лидерства к США.
Первое полугодие Первой мировой войны стало испытани¬
ем заблаговременно подготавливаемых к европейской схват¬
ке военных машин военно-политических блоков — Антанты и
Тройственного Союза. В гигантских маневренных операциях
на полях Франции и Бельгии, Польши и Галиции столкнулись
кадровые армии, на мощи которых военно-политическим руко¬
водством всех воюющих государств строили победные расчеты
скоротечной войны — блицкрига. Размах боевых действий пре¬
взошел любые довоенные предположения — фронты противо¬
борствующих сторон протянулись на сотни километров.
В это время положение дел на одном фронте неминуе¬
мо затрагивало и прочие фронты. Гибель 2-й русской армии
ген. А.В. Самсонова в Восточной Пруссии в середине августа
1914 года стала одним из краеугольных камней победы англо-
французов в битве на Марне. Тяжелое поражение в Галиции,
понесенное австро-венгерскими армиями в ходе Галицийской
битвы августа месяца, не позволило германскому командованию
осуществить лелеемый план броска на Седлец — в тыл всей рус¬
ской Польше, так как замкнуть «клещи» было бы некому. Осен¬
ние сражения под Ивангородом и Варшавой, Краковом и Лодзью
не позволили немцам вновь попытать счастья мощным ударом
на Париж — слишком велика была нависавшая на Восточном
фронте русская угроза.
В этих операциях, ведшихся кадровыми армиями (пусть и
существенно, конечно, «разбавленными» призванными запас¬
ными), отличавшихся высоким ожесточением и нежеланием
уступать друг другу, никому еще и в голову не могло прийти,
10
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
что вскоре будет возможна такая вещь, как добровольная сдача в
плен. И это — невзирая на то, что в первых же операциях в плен
попадали даже не десятки, а сотни тысяч людей.
Современная война, ведущаяся многомиллионными армиями
при скорострельном и дальнобойном оружии, неизбежно тре¬
бует себе в качестве жертвы больших потерь. Неудачный исход
сражения ведет к прорыву подвижных масс противника в тыл,
что всегда влечет за собой неразбериху управления, панику лю¬
дей, измотанность отбивающихся в надежде выйти из наметив¬
шегося окружения людей. Результатом становится значительное
количество сдавшихся в плен неранеными, в противовес уста¬
вам, требовавшим вести бой до последней возможности, и, сле¬
довательно, предполагавшим, что попасть в плен солдат может
только тяжелораненым.
Небывалое ранее количество пленных (небывалое потому,
что вплоть до наполеоновской эпохи войны велись относительно
небольшими профессиональными армиями), взятых в сражении,
показала уже Русско-японская война 1904—1905 гг. И здесь речь
идет не о капитулировавшей крепости Порт-Артур, где, понятно,
весь гарнизон оказался в плену, а о войсках Маньчжурской армии,
ведшей полевые сражения. Оценивая итоги Русско-японской вой¬
ны, престарелый фельдмаршал Д.А. Милютин писал: «Армия
же, славившаяся своей стойкостью, отступала последовательно
с одной укрепленной позиции на другую, конечно с огромным
уроном и небывалым числом пленных (выделено. —Авт.)»х.
Иными словами, уже тогда было подмечено, что большие по¬
тери несет отступающая сторона, так как инициатива действий
принадлежит противнику. Если же помнить, что в рядах русских
войск находились по преимуществу призванные по мобилизации
запасные, то удивляться их пленению не приходится. Е.Э. Месс-
нер подметил, что «Сдача в плен стала массовым явлением со
времени Русско-японской войны, первой войны на базе системы 11 Цит. по: Русско-японская война 1904—1905. Взгляд через столетие.
М., 2004. С. 597.
11
Оськин М.В.
“Вооруженный народ”. Эта система с ее короткими сроками во¬
енной службы, с призывом под знамена запасных солдат, у кото¬
рых выветрилось воинское воспитание, давала в ряды воюющих
армий много людей недостаточной воинственности». Таким об¬
разом, переход от профессиональной армии к массовой, должен
был повысить уровень потерь, в том числе и пленными. Причем
чем хуже в данном месте и в данное время был состав войск, тем
большие потери они несли.
Опыт — «сын ошибок трудных», как говорил А.С. Пушкин,
строится на основе не только собственных эмпирических дан¬
ных, но и на базе тех сведений, что получены от других. В отно¬
шении пленения дальневосточный конфликт, инициировавший
Первую Русскую революцию 1905—1907 гт., сыграл для русской
стороны плохую службу. Соответствующее отношение к плену
проявилось уже в годы Русско-японской войны 1904—1905 гг.
Гаагская конвенция 1899 года категорически утверждала:
«Хотя военнопленные теряют свою свободу, они не теряют сво¬
их прав». Другими словами, военный плен не есть более «акт
милосердия со стороны победителя — это право безоружного».
Японцы, никогда не отличавшиеся особенными сантиментами
по отношению к своим азиатским соседям (Корее и Китаю), чьи
земли они стремились превратить в свои колонии, не могли вести
себя подобным же образом с европейцами. Сознавая свою неко¬
торую «чужеродность» по отношению к европейцам (несмотря
на тесные политические связи в Германией и Великобританией),
которые вплоть до Первой мировой войны неизменно выступали
соединенно по отношению к внешнему миру, японцы действо¬
вали весьма осторожно. Прежде всего — согласно требованиям
международного права, подписанного практически всеми суве¬
ренными державами мира, а единственной азиатской независи¬
мой страной была только Япония.
Стремясь быть принятыми в семью великих держав, японцы
вели себя с европейскими противниками «цивилизованно». Рус¬
ские офицеры и солдаты, находившиеся в плену, не испытыва¬
ли никаких особенных лишений. Японцы позволяли офицерам,
12
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
давшим подписку о дальнейшем неучастии в военных действи¬
ях, вернуться на родину. То есть люди были довольны условия¬
ми жизни в плену. Эта информация о современном «гуманном»
плене, разумеется, была широко известна.
Но если в 1904 году на маньчжурских полях сходились сотни
тысяч, то в 1914 году на европейских ристалищах — уже милли¬
оны. Соответственно, росло и число потерь, в том числе пленны¬
ми. Это явление было объективно неизбежным и понятным, но
сдаться в плен можно при разных обстоятельствах. Масштабные
операции на окружение, фланговые удары, применение невыно¬
симой с моральной точки зрения тяжелой артиллерии способ¬
ствовали тому, что уставные требования не выполнялись, да и не
могли быть выполненными.
Теперь люди уже не сходились в пределы прямой видимости,
а то и на штык, чтобы забрать живые трофеи. Расстрелять блоки¬
рованного противника можно с расстояния в несколько киломе¬
тров, не видя его и не воспринимая в качестве живого существа,
как бессловесную чурку. Именно поэтому в современной войне,
в случае неблагоприятного хода сражения, количество пленных
вполне может на порядок превышать количество убитых и ране¬
ных — «кровавых потерь».
В свое время Л.Н. Толстой в «Войне и мире» резюмировал:
«Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут
в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя
и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно
того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики».
В 1812 году, когда ружья стреляли на триста шагов, это было спра¬
ведливо. Но и то вспомнить, хотя бы, то же сражение при Аустер¬
лице, когда одним ударом Наполеон рассыпал единство австро¬
русского фронта и взял массу пленных. Как здесь не согласишься
на пленение? Но правда и то, что каждый боец всегда имеет вы¬
бор — драться до смерти либо сдаться в безвыходных условиях.
Многое в таком случае зависело от воинского воспитания нации.
Как только из строя убыли кадровые армии, вымуштрованные
в казармах, «народные» армии, составленные из призывников,
13
Оськин М.В.
многие из которых вообще никогда не служили в армии, стали
терять ту «моральную упругость», что характеризует хорошие
войска. Однако сам фактор милитаристского воспитания народа
стал сказываться с первых же выстрелов. В результате, исход си¬
туации стал напрямую зависеть от наличия в части тех людей, что
желали драться, — как правило, офицеров и унтер-офицеров. То
обстоятельство, что профессионалы сдаются в плен реже, неже¬
ли мобилизованные, осознавался всегда. Оценивая итоги войны
в данном отношении, ген. Н.Н. Головин указывает: «в то время,
как в офицерском составе при десяти убитых и раненых попа¬
дает в плен немного менее двух, в солдатском составе сдается в
плен от четырех до пяти»1.
Сама эта оценка участника войны, военного ученого, гово¬
рит о многом. Не только о разнице между офицерским и сол¬
датским составом, что как раз понятно. Но и о числах — для
русской армии пленные составляли чуть не половину всех крова¬
вых потерь — убитыми и ранеными. По неудачным периодам —
еще более. Для войн профессиональных армий это цифры не¬
слыханные, так как генерал Головин четко отделяет раненых от
пленных, очевидно, предполагая тем самым, что большую часть
пленных составляют сдавшиеся неранеными. Противоречие с
требованиями командования и практикой войны — разительная.
По опыту Русско-японской войны 1904—1905 гг. было из¬
вестно, что категории пленных и пропавших без вести почти
всегда идентичны. Дезертирство в начале войны было мини¬
мальным, совершалось еще до прибытия на фронт, но и в целом
за 1914—1916 гг. дезертиров в императорской России было не¬
много. Поэтому, командование стремилось к тому, чтобы изве¬
сти под корень неблагоприятные тенденции еще до боев. На¬
пример, приказ по 2-й армии Северо-Западного фронта, за № 4
от 25 июля 1914 года гласил: «В одном из донесений я усмотрел,
что несколько нижних чинов без вести пропало. В большинстве
1 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001.
С. 145.
14
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
случаев без вести пропавшие впоследствии оказываются в пле¬
ну. Попадать в плен — позорно. Лишь тяжело раненный может
найти оправдание. Разъяснить это во всех частях»1. О том же пи¬
сали и послевоенные исследователи. Удельный вес «пропавших
без вести» «в общем размере потерь зависит в значительной сте¬
пени от характера и результата военных операций. Наступающая
армия располагает гораздо более точными сведениями о своих
военных потерях, и у нее удельный вес “пропавших без вести”
будет меньше. И наоборот, при отступлении эта группа значи¬
тельно возрастает, так как отступающей армии не всегда удается
сохранить в целости свою систему учета. Фактически у отсту¬
пающей армии большинство “пропавших без вести” составляют
попавшие в плен»2.
Командарм-2 ген. А.В. Самсонов знал, чего требовать от сво¬
их подчиненных. Восемнадцатилетним гусаром он уже дрался
с турками в Русско-турецкую войну 1877—1878 гг. В Маньчжу¬
рии командовал Уссурийской конной бригадой, а затем Сибир¬
ской казачьей дивизией. На собственном опыте генерал Сам¬
сонов испытал горечь поражений и не желал их повторения.
В его приказе показательна дата — 25 июля, то есть седьмой
день войны, когда операции еще не начинались и лишь вдоль
государственной границы шли стычки пограничников и конни¬
цы. Уже тогда командарм-2 указывает на одну из негативных
составляющих войны, показывая, что пленение может быть
оправдано лишь тяжелым ранением.
К сожалению, командарм-2 обращался преимущественно к сол¬
датскому составу — «нижние чины» приказа № 4. Лучше бы он
разъяснил позор пленения своим подчиненным командирам. Как
известно, 2-я армия Северо-Западного фронта потерпела тяжелей¬
шее поражение в ходе Восточно-Прусской наступательной опе¬
рации августа 1914 года. Центр 2-й армии, возглавляемый самим
1 Восточно-Прусская операция. Сборник документов империалисти¬
ческой войны. М., 1939. С. 79.
2 Урланис Б.Ц. История военных потерь. М.—СПб., 2001. С. 16.
15
Оськин М.В.
командармом, полностью погиб под Танненбергом 16—18 августа,
что стало возможным после того, как фланговые корпуса 2-й армии
отступили, открыв немцам дорогу в тыл русскому центру.
Сам ген. А.В. Самсонов — воин и рыцарь, страдая от тяжести
поражения, застрелился 17 августа при попытке выхода из коль¬
ца окружения. Характерно, что офицеры его штаба, бывшие с
ним, даже не смогли сказать, как именно это произошло — слы¬
шали лишь хлопок выстрела, и не смогли разыскать его тело, ко¬
торое впоследствии было захоронено немцами в общей могиле.
Но так поступил лишь сам командарм! Брать пример со своего
командира подчиненные не торопились.
Командир 23-го армейского корпуса ген. К.А. Кондратович
успел бежать от своих войск в тыл, где объявил себя больным.
Комкор-15 ген. Н.Н. Мартос был взят в плен в общей неразбе¬
рихе стычек в русском тылу. Причем — с оружием в руках. Но
вот комкор-13 ген. Н.А. Клюев возглавил дивизионную колонну,
пробивавшуюся из неплотного «мешка». Перед последней цепью
германских пулеметов генерал Клюев приказал капитулировать.
Вопрос — кто виновен в том, что двадцать тысяч русских солдат
здесь сдались неранеными? Лично они или приказавшие капи¬
тулировать их начальники? Генерал Клюев сам приказал своему
ординарцу ехать к немцам с белым платком в руках. К кому же
тогда относится характеристика — «Попадать в плен — позор¬
но?». Здесь впервые проявилась та пагубная тенденция качества
небольшой части предвоенного русского офицерского корпуса,
которая сдавала в плен подчиненных им солдат. Ген. П.Н. Крас¬
нов цитирует фразу такого русского пленного, который даже и не
понимал, что происходит, а действовал «как все»: «До конца был
верен Царю и Отечеству, и в плен не по своей воле попал. Все
сдались, я и не знал, что это уже плен»1.
Чем виноваты солдаты армии Самсонова, которые оказались
заложниками неверного стратегического решения довоенного
1 Цит. по: Краснов П.Н. Воспоминания о Русской Императорской ар¬
мии. М., 2006. С. 532.
16
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
планирования и бездарного его исполнения со стороны генера¬
литета Северо-Западного фронта? Сам Александр Васильевич
Самсонов, слишком поздно осознавший довоенную неподго¬
товленность, поступил так, как того требовал кодекс офицер¬
ской чести. Наверное, нельзя говорить, что самоубийство —
это единственный выход из положения. Не каждый отважится
на такое, да и не нужно это. Но одно дело — сдаться в плен в
безвыходной ситуации, когда уже нельзя пробиться, и так не хо¬
чется умирать. И совсем другое — сдать в плен вверенных тебе
людей, когда у тебя за спиной целый корпус. Это уже воинское
преступление.
Чем же виноваты рядовые, у которых на глазах легко сда¬
вались генералы, в том числе и командиры корпусов (всего во
2-й армии в плен тогда сдались пятнадцать генералов)? Когда две
наиболее многочисленные группы, пробившиеся из окружения,
были ведомы не генералами, а полковником и штабс-капитаном?
Да, личный состав 13-го армейского корпуса на две трети состо¬
ял из запасных, то есть фактически являлся некадровым. Однако
большую часть корпуса «сдали» в плен собственные команди¬
ры, не показавшие примера верности долгу. Из высших чинов
13-го армейского корпуса из окружения вышел только начальник
штаба 36-й пехотной дивизии полковник Вяхирев. А всего из со¬
става 13-го армейского корпуса пробились лишь сто шестьдесят
пять человек штабс-капитана Семечкина и подпоручика Дрема-
новича да команда разведчиков. Эти люди всего-то навсего не
сложили оружия по приказу своего комкора, а ушли в лес и, по¬
пытав счастья, добились его. Кто бы осудил сдавшихся по прика¬
зу вышестоящего командира? Но нашлись же офицеры, пошед¬
шие наперекор начальнику, во имя исполнения воинского долга
и требования присяги.
Общие потери 2-й русской армии в ходе Восточно-Прусской
наступательной операции составили около 8000 убитыми,
25 000 ранеными и до 80 000 пленными. Противник захватил
также до пятисот орудий и двести пулеметов. Потери немцев во
время операции против 2-й армии с 13 августа составили око¬
17
Оськин М.В.
ло тринадцати тысяч человек. Обратим внимание на соотноше¬
ние потерь. Очевидно, что часть раненых посчитана и в плен¬
ных, ибо большая часть раненых оказалась в германском плену.
В таком случае, против 13 000 потерь у немцев, русские имеют
не более 20 000, что объясняется как оборонительными боями
немцев в заблаговременно подготовленной местности, так и пре¬
имуществом германцев в технике. Остальное — это пленные.
То есть убывшие «в расход» исключительно неприятельским
маневром — сдавшиеся в «котле». Или — «сданные» команди¬
рами. Почему пятнадцать генералов не возглавили прорыв? Тем
паче — приказывавшие своим людям сдаваться.
Пагубность неверного восприятия пленения в отношении
командного состава была понята сразу после Русско-японской
войны 1904—1905 гг. Но, к сожалению, она не была возведена
в аксиому внутри самой российской военной машины. Оцени¬
вая итоги дальневосточного конфликта, бывший командующий
Маньчжурской армией ген. А.Н. Куропаткин писал: «В ряду с
истинными подвигами отмечаются и случаи малого упорства от¬
дельных частей и, в частности, отдельных лиц. Случаи сдачи в
плен не ранеными в прошлую войну были часты не только среди
нижних чинов, но и среди офицеров. К сожалению, по отноше¬
нию к этим лицам не были применены существующие законы во
всей строгости. По возвращении из плена некоторые офицеры,
ранее суда над ними, уже получили в командование отдельные
части и, возвращаясь в полки, вступали в командование ротами
и батальонами... Прямо из Японии бывшие пленные приказа¬
ми по военному ведомству получали назначение даже началь¬
никами дивизий. Между тем может существовать только одно
обстоятельство, оправдывающее сдачу в плен: это ранение. Все
же сдавшиеся в плен не ранеными, должны быть ответственны
за то, что не сражались до последней капли крови»1. Справедли¬
вости ради, следует сказать, что при том уровне полководчества,
1 Куропаткин А.Н. Русско-японская война 1904—1905: Итоги войны.
СПб., 2002. С. 257—258,491.
18
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
что показал генерал Куропаткин, поражения и пленения были
неудивительны.
Суть проблемы в ином: почему сдавшиеся неранеными офи¬
церы затем получали высокие командные посты? Они уже раз
презрели присягу и требования военного законодательства, а
значит, не постеснялись бы сделать это и впоследствии. Сначала
требовалось разобраться, а лишь затем восстанавливать таких
офицеров в армии, да еще с повышением. В сравнении с СССР
здесь явно проигранная ситуация: возвратившихся из плена со¬
ветских генералов тщательно проверяли, но и те из них, кто не
был подвергнут репрессалиям, а восстановлен в армии, высоких
должностей не получили.
Главное здесь — это пример, показанный отношением по¬
литического руководства Российской империи к таким случа¬
ям. Пример, который резко контрастировал с репрессалиями
в отношении сдающихся рядовых в период Первой мировой
войны.
Если внимательно вглядеться в документы того времени, то
нельзя не отметить старания генералов, издающих репрессив¬
ные распоряжения, прикрыть собственную растерянность, вы¬
званную тем обстоятельством, что война пошла не по сплани¬
рованному до войны сценарию. Теперь приходилось учиться во
время самой войны и, стиснув зубы, делать все для достижения
победы. А это ведь нелегко.
Достаточно вспомнить только оправдание ген. А.А. Благове¬
щенского, бежавшего от своих войск 6-го армейского корпуса во
время Восточно-Прусской операции. Бегство командира выну¬
дило корпус отступить, чем был оголен правый фланг централь¬
ных корпусов 2-й армии, угодивших в окружение — «двойной
охват». В свое оправдание генерал Благовещенский заявил, что
«не привык быть вместе с войсками». Как говорит по этому по¬
воду А.А. Керсновский: «Мы видим, таким образом, что в рус¬
ской армии могли быть начальники, “не привыкшие быть с вой¬
сками»”, что подобного рода начальникам вверяли корпуса, и
что у них не хватало честности сознаться в своей “непривычке”
19
Оськин М.В.
в мирное время и уступить заблаговременно свое место более
достойным»1.
В подобной практике было почти невозможно определить,
были ли исчерпаны все возможности к сопротивлению или нет.
Равно как и определить меру ответственности каждого сдавшего¬
ся бойца, брошенного не столько в бой, сколько «на убой» своими
командирами. Тот же 6-й корпус в панике откатился в тылы, но раз¬
ве это не естественная реакция на поведение командира? С другой
стороны—почему никто из старших офицеров отступавшего кор¬
пуса, отлично понимавших, что отход оголяет тыл центра армии,
не взял на себя ответственность и не удержал войска? Опять-таки
каждый, наверное, помнил, что плен — это скорее несчастье, а
не позор, каковой пример показала русско-японская война. Раз уж
прощали не только сдавшихся в плен («берут» в плен — раненых
или безоружных), но и сдававших в плен.
Какое наказание понесли сдавшие в 1904 году Порт-Артур
генералы Стессель, Фок и Рейсс? После длительного и закры¬
того суда — минимальное. Такое отношение власти к тем, кто
ничтоже сумняшеся сдавал в плен противнику тысячи солдат,
только поощряло сдачу. Отсюда и сдавший в плен целый корпус
ген. Н.А. Клюев, и отдавший уже из плена приказ о капитуля¬
ции крепости Новогеоргиевск ее комендант ген. Н.П. Бобырь, и
бежавший из крепости Ковно ее комендант ген. В.Н. Григорьев.
В мирное время все они считались хорошими служаками, а ге¬
нерал Клюев с 1909 года так вообще занимал пост начальника
штаба Варшавского военного округа, то есть непосредственно
готовился к борьбе с Германией. Хорошо подготовился — нечего
сказать.
Как в таком случае относиться к сдававшимся в плен нижним
чинам, которые распоряжениями командиров ставились не про¬
сто в безвыходное, но прямо в самоубийственное положение? На¬
пример, можно ли считать трусами и изменниками пару взводов,
оставшихся от наступавшего по ровной местности батальона и
1 Керсновский А.А. История русской армии. М., 1994. Ст. 3. С. 191.
20
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
теперь застрявших перед колючей проволокой, в которой артил¬
лерия не пробила проходов? Отступление назад — верная смерть
под прицелом вражеских пулеметов, а в то же время у этой по¬
лусотни солдат в руках винтовки. Сдача в плен формально будет
«добровольной», но ведь свое собственное командование сде¬
лало все, чтобы батальон был уничтожен бесцельно, без поль¬
зы для дела, просто чтобы отчитаться перед штабом армии или
фронта о «производимых контратаках». О таком случае (неудач¬
ное наступление 7-й и 9-й армий Юго-Западного фронта на реке
Стрыпе в тщетной попытке помочь гибнущей Сербии) сообщает,
к примеру, А.А. Свечин: «Работу штабных бюрократов мне при¬
шлось наблюдать в январе 1916 г. Истощенные атакующие ча¬
сти соседнего корпуса, попадая в 300 м от австрийской позиции
под сильный пулеметный огонь, бросали винтовки, поднимали
руки и в таком виде продолжали движение через проволоку и ав¬
стрийские окопы. Начальство же полагало, что окопы взяты, но
не поддержанные резервами атакующие части не смогли оказать
сопротивление контратаке и сдались. Три атаки производились
в вечернем сумраке несколько дней подряд. Вместо признания
недостаточности артиллерийской подготовки бюрократы пола¬
гали, что вся беда в том, что резервы следуют на слишком боль¬
ших дистанциях, и настаивали на более близком надвигании по¬
следних, что только увеличивало потери и сумятицу при каждом
новом штурме»1.
Заодно гибель сотни собственных солдат можно представить
в реляции таким образом, что будет возможно рассчитывать на
очередное награждение или повышение по службе. Пример та¬
кой ситуации дает февраль 1915 года — 1-я Праснышская опе¬
рация в Восточной Пруссии. Участник тех боев, характеризовав¬
шихся большими и бессмысленными потерями, так как никаких
оперативных бонусов наступление на Прасныш дать не могло,
офицер, показывает: «Наступать приходилось по местности со¬
1 Свечин А.А. Тактический факт // Война и революция. 1934. № 7—8.
С. 51.
21
Оськин М.В.
вершенно открытой, с подъемом в сторону немецких окопов,
земля была мерзлая, и цепи, залегая от невыносимого огня, не
могли окопаться и поголовно расстреливались. Немцы даже
делали еще лучше. Когда атакующие подходили к совершенно
целому проволочному заграждению, приказывали бросить вин¬
товки, что волей-неволей приходилось выполнять, и тогда их по
одному пропускали в окопы в качестве пленных»1. С формаль¬
ной точки зрения получается добровольная сдача солдат в плен.
А значит — те или иные репрессалии. А если по-человечески?
Кто виновен в том, что русские стрелки повисали на не разру¬
шенной артиллерией проволоке? Кто виновен в том, что русская
артиллерия не имела снарядов (уже в декабре 1914 года приказы
Ставки Верховного Главнокомандования запрещали трату более
одного снаряда на орудие в день)? Разве эти самые стрелки, на¬
ступавшие по открытой местности в лоб на пулеметы?
Проводя исторические параллели, А.А. Керсновский пишет,
что в июне 1807 года в Кенигсберге тридцатитысячным француз¬
ским корпусом Бельяра был окружен пятитысячный отряд генера¬
ла Каменского 2-го. Бельяр лично явился в крепость и предложил
русским почетную сдачу. Каменский ответствовал: «Удивляюсь
вам, генерал. Вы видите на мне русский мундир и смеете пред¬
лагать сдачу!» Русские пошли на прорыв и штыками добыли себе
свободу, прорвавшись сквозь ряды вшестеро превосходящего не¬
приятеля. Керсновский заключает: командир не только «коман¬
дует», но еще и «имеет честь командовать». В Первой мировой
войне немцы порой даже не предлагали сдачи: отдельные русские
генералы сдавались сами, прося о сдаче, и сдавали вверенные им
войска. Кто продвигал этих генералов в мирное время? Не те ли
бездарности, что могли руководить операциями, имея лишь не ме¬
нее чем двукратное превосходство в живой силе, а то и более того?
После войны эти командиры оставили жалостливые мемуары, где
сокрушались, что царизм не вооружил их как следует.
1 Попов К. Воспоминания кавказского гренадера. 1914—1920. М.,
2007. С. 70.
22
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Известно, что в 1915 году наблюдалось такое явление, как
неприязненное отношение к русским пленным солдатам со
стороны русских пленных офицеров, считавших, что те сдают¬
ся без боя. Действительно, в кампании 1915 года добровольная
сдача русских солдат в плен, к сожалению, стала нередким яв¬
лением (впрочем, как и в Австро-Венгрии). Но стоит задать во¬
прос: а кто так воспитал солдат? Русская медсестра в феврале
1915 года говорила: «...сколько я работаю в госпитале, с начала
войны работаю, а пленных я не видала немцев. Раненых, тяже¬
лораненых — видела. А пленных — ни одного!.. Выносливые
мадьяры и немцы — в плен не сдаются...»1. Вот это и есть —
соответствующее воспитание солдата. Сколько сдавалось в плен
нераненых господ офицеров, хотя в целом, как показано выше
цитатой из Головина, «офицерский состав сражается доблестнее,
нежели солдатская масса»?
Для сравнения: в ноябре 1915 года партизанским отрядом
штабс-ротмистра Ткаченко был захвачен в плен командир гер¬
манской 82-й резервной пехотной дивизии генерал Фабериус.
При конвоировании в тыл, воспользовавшись оплошностью на¬
чальника конвоя, встретившего по дороге старого товарища и ре¬
шившего отметить встречу крепкими напитками, Фабериус за¬
хватил револьвер и застрелился, будучи не в силах снести позор
плена. Сколько русских генералов поступило подобным же обра¬
зом, если помнить, что в плен попало шестьдесят шесть русских
генералов, а отважился бежать из плена лишь один — начдив-48
ген. Л.Г. Корнилов? Правда, сказались и возраст, и испытания
пленом. Из шестидесяти шести пленных генералов в плену умер¬
ло одиннадцать, что составило 16%, при общем уровне смертно¬
сти русских военнопленных — 5,6%2. По данным С.В. Волкова,
в плену оказалось семьдесят три русских генерала3.
1 Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны. М.,
1998. С. 139.
2 Нагорная О.С. Русские генералы в германском плену в годы Первой
мировой войны // Новая и новейшая история. 2008. № 6. С. 96.
3 Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С. 357.
23
Оськин М.В.
Очевидно, что большинство генералов попало в плен в «кот¬
лах», так как непосредственно на поле боя все-таки генерал на¬
ходится отнюдь не в первых рядах. В частности, под Танненбер-
гом августа 1914 года в германском плену оказались пятнадцать
генералов, в Августовском лесу февраля 1915 года — одиннад¬
цать, наконец, в крепости Новогеоргиевск — семнадцать. Таким
образом, две трети плененных русских генералов попали в плен
всего в трех точках на громадном театре военных действий, что
представлял собой Восточный фронт Первой мировой войны.
Что касается Второй мировой войны, то цифры приблизитель¬
но схожие. В 1941—1944 гг. в плен попали 83 советских генера¬
ла, в том числе 7 командармов, 9 комкоров, 31 комдив, 4 начшта-
ба армии, 9 начальников родов войск армий. В царской армии в
плен не попало ни одного русского командарма, что объясняется,
прежде всего, неглубоким масштабом операций на окружение, в
силу малой скорости передвижения технических средств веде¬
ния боя. Танки и авиация Второй мировой войны — это совсем
иной уровень ведения операций. Единственным «оптимальным
кандидатом» на пленение явился командарм-2 ген. А.В. Сам¬
сонов, но он застрелился при выходе из «котла», что оказалось
преждевременным, так как штаб, с которым он пробивался, вы¬
шел к своим. Однако почему офицеры штаба не помогли своему
командующему — человеку немолодому и болевшему, почему
не облегчили его движения?
Понятно, что львиная доля потерь пленными в РККА при¬
шлась на первый период войны, когда Красная Армия отступала
на восток под ударами гитлеровского вермахта. В 1941 году в пле¬
ну оказалось 63 генерала, в 1942—16, в 1943—3, в 1944—1 гене¬
рал. Как видим, и здесь львиная доля пленных находится в «кот¬
лах» сорок первого года.
Опять-таки о параллелях. Первым смещенным со своего по¬
ста командармом Первой мировой войны стал как раз немец —
командарм-8 ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон, оборонявший
от русских все ту же самую Восточную Пруссию. Он всего лишь
посмел усомниться в успехе борьбы за провинцию, отправив в
24
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Главную квартиру телеграмму о намерении отойти за Вислу по¬
сле первого же проигранного сражения под Гумбинненом, и был
немедленно отправлен в отставку. Кто-то смещался за неком¬
петентность. Но разница опять же в сроках замены. Такая без¬
дарность, как главнокомандующий армиями Северо-Западного
фронта ген. Я.Г. Жилинский, был смещен лишь после проигран¬
ной операции, когда потери фронта насчитывали то же число,
что и в начале операции — четверть миллиона, в том числе сто
пятьдесят тысяч пленными.
Да, качество германской армии в двадцатом веке было не¬
сравненным. Но ведь не в той же степени, чтобы терять в шесть
раз больше. Для такого необходима поистине выдающаяся без¬
дарность, и кто-то же поставил генерала Жилинского не только в
начальники Варшавского военного округа, но до того и в началь¬
ники Генерального Штаба. Сам довоенный подбор командиров
показывает, что Российская империя начала двадцатого столетия
находилась в надломленном состоянии, что объективно вызыва¬
лось буржуазной модернизацией страны. Точно такой же ситуа¬
ция была и в Австро-Венгрии, что подтверждается результатами
столкновения австро-венгерского и русского оружия на полях
Первой мировой войны.
Опыт войны позволил выдвинуться лучшим людям, о чем
говорит тот простой факт, что в летней кампании 1916 года
(Брусиловский прорыв) потери русской армии пленными были
в пять раз меньше, чем кровавые потери. Но сколько надо было
потерять людей до этого? И, даже если отвлечься от исчисления
патриотизма, а говорить о монархической государственности —
сколько было «зря» потеряно кадровых офицеров — опоры су¬
ществующего режима?
Сведения начала войны показывают, что в пылу сражений
были нередки случаи убийств военнопленных, добивания тяже¬
лораненых и тому подобные эксцессы, нетерпимые в войне меж¬
ду державами, заключающими международные договоренности
и, тем паче, между христианскими народами. Ведь статья 23
Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны от
25
Оськин М.В.
18 октября 1907 года, напрямую устанавливала таковые ограни¬
чения в ведении военных действий. В том числе запрещалось:
«убивать или ранить неприятеля, который, положив оружие или
не имея более средств защищаться, безусловно сдался», «объ¬
являть, что никому не будет дано пощады». Однако подобные
случаи, равно как и случаи издевательств над пленными, дей¬
ствительно были, причем со всех сторон.
Но были и нелепости, приводившие к совершенно ненужной
гибели людей. Неразбериха в ходе боя зачастую приводила к тра¬
гическим последствиям. Так, в ходе Восточно-Прусской насту¬
пательной операции было взято в плен до ста пятидесяти тысяч
русских пленных. Сколько-то из них погибло в самый момент
сдачи в плен. Так, немецкий командир 33-го эрзац-батальона
21 августа писал супруге: «Мои люди были настолько озлоблены,
что они не давали пощады, ибо русские нередко показывают вид,
что сдаются, они поднимают руки кверху, а если приблизишься к
ним, они опять поднимают ружья и стреляют, а в результате боль¬
шие потери»1. Однако дело здесь вовсе не в коварстве русских.
Очевидно, что в условиях потери управления кто-нибудь кричал:
«Сдаемся!», солдаты поднимали руки, а в этот момент кто-либо
из унтер-офицеров или младших офицеров приказывал драться
дальше, и те же самые солдаты, что уже были готовы сдаться в
плен, вновь начинали стрелять. Затем, при действительной же
сдаче в плен (например, после ранения или гибели инициатора
сопротивления) последствия такой неразберихи могли быть пла¬
чевными — ведь немцы возмущались русским «коварством», ко¬
торого не было и в помине.
Кстати говоря, аналогичные случаи описываются и русски¬
ми участниками событий для характеристики поведения про¬
тивника. Причем подобные недоразумения имели место всю
войну. Например, А.А. Свечин описывает эпизод боя под Тар-
говицами в начале июля 1916 года, в ходе Брусиловского про¬
1 Цит. по: Сенявская Е.С. Противники России в войнах XX века: Эво¬
люция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006. С. 68.
26
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
рыва: «в небольшом, но густом лесу восточнее местечка, в 1 км
в тылу заночевавшего полка, осталось свыше 300 австрийских
ландштурмистов, не успевших сдаться при нашем быстром на¬
ступлении. Глубокой ночью они открыли сильнейший огонь по
полку дивизионного резерва, который подошел к этому леску,
чтобы заночевать в нем. Этот бой в тылу совпал с огневой па¬
никой австрийцев на фронте: полк оказался в огневом кольце,
и у многих испытанных солдат волосы стали дыбом. При более
стойком противнике положение могло бы сильно осложниться»1.
Наверное, утром, когда обстановка прояснилась и австрийский
ландштурм оказался в русском плену, были и соответствующие
эксцессы при пленении.
Осенью 1914 года в гигантских сражениях на Восточном
фронте столкнулись миллионы людей. В этот период борьба
представляла собой серию высокоманевренных операций, в
ходе которых перегруппировки людей и техники совершались
на многокилометровые расстояния, тылы отставали от войск, не
успевая снабжать их продовольствием и боеприпасами, а накал
схваток отличался высокой степенью интенсивности. На данном
этапе командование обеих сторон было уверено, что стоит при¬
ложить еще минимум усилий, и дело будет кончено — война
выиграна. Все продолжали надеяться на блицкриг.
С октября в русские войска широким потоком стали вливаться
резервисты, которых требовала несшая беспрецедентные в срав¬
нении с прошлыми войнами потери Действующая армия. Наряду
с перволинейными дивизиями в один ряд с ними становились
второочередные дивизии — то есть заново сформированные с
началом войны и потому обладавшие слабым кадром и нехваткой
технических средств ведения боя. Однако и потери перволиней¬
ных дивизий пополнялись неважно подготовленными новобран¬
цами. Участники войны в один голос утверждают, что резерви¬
сты осени 1914 года были худшими за всю войну. Причина этого
1 Свечин А.А. Тактический факт // Война и революция. 1934. № 7—8.
С. 46.
27
Оськин М.В.
объяснима — запасные пехотные батальоны не успели обучить
призванных, как их уже забрал понесшие громадные потери
фронт. Только за август месяц шесть русских армий, сконцентри¬
рованных в двух фронтах (группах армий) — Северо-Западном и
Юго-Западном, потеряли полмиллиона человек.
Соответственно, к осени 1914 года относятся первые случаи
массовых сдач в плен вопреки требованиям военного законода¬
тельства — то есть неранеными и до исчерпания всех средств со¬
противления. Так, во время боев под Лодзью целиком доброволь¬
но сдался в плен батальон 87-го Нейшлотского полка. Участник
событий младший офицер военного времени Бакулин говорит по
этому поводу, уже после окончания Лодзинской операции: «Ког¬
да я сообщил людям, что мы отходим в резерв, все были рады.
Невозможно людей так долго держать в окопах, это преступно.
Начальство не хочет этого понять. Люди в окопах так устают
физически и нравственно, так их заедает вошь, что нет ничего
удивительного, что они, доведенные до отчаяния, сдаются в плен
целым батальоном. Все это можно перечувствовать тогда, когда
сам посидишь в окопе и испытаешь на себе, что это значит»1.
87-й пехотный Нейшлотский полк являлся кадровым, он вхо¬
дил в состав 22-й пехотной дивизии (ген. С.Д. Марков) 1-го ар¬
мейского корпуса. Но можно с большой долей уверенности
утверждать, что большая часть его солдатского состава к этому
времени уже являлась резервистами. Именно 1-й армейский
корпус позволил 1-му германскому корпусу ген. Г. фон Франсуа
прорваться в тыл центру 2-й русской армии ген. А.В. Самсо¬
нова в сражении под Танненбергом. Части корпуса отступили
потому, что несли тяжелые потери от ударов германских тяже¬
лых батарей, и комкор-1 ген. Л.К. Артамонов, сочтя, что потери
велики, спас своих людей, но тем самым позволил погибнуть
в «мешке» пяти дивизиям 13, 15 и 23-го армейских корпусов.
В ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции
1 Голоса истории. Вып. 24. Кн. 3: Материалы по истории Первой ми¬
ровой войны. М., 1999. С. 46,49.
28
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
сентября—октября 1914 года 1-й корпус, как и прочие войска
2-й армии ген. С.М. Шейдемана, понес большие потери. Доста¬
точно сказать, что уже к 1 октября корпус насчитывал 403 офи¬
цера и 25 267 солдат, при том, что нормальная численность ар¬
мейского корпуса — 48 700 чел.
В ходе Лодзинской оборонительной операции ноября—де¬
кабря 1914 года 2-я русская армия была окружена в Лодзи и вела
бои почти в полном окружении. Физические силы людей были
исчерпаны непрестанным натиском врага, моральные — подо¬
рваны подавляющим действием германских тяжелых гаубиц,
противопоставить которым равного оружия русские не могли.
2- я армия выстояла и отстояла Лодзь. Кольцо окружения было
прорвано, и противник отброшен в Восточную Пруссию. Но
удивляться тому, что в плен сдался целый батальон — не при¬
ходится: свидетельство Бакулина показывает, что люди сдались
в плен только потому, что были «доведены до отчаяния».
Или еще пример. Главнокомандующий армиями Северо-За¬
падного фронта ген. Н.В. Рузский 24 ноября 1914 года сооб¬
щил Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего
ген. Н.Н. Янушкевичу, что за несколько дней в 10-й армии до¬
бровольно сдалось в плен четыре роты 84-го пехотного полка,
«что свидетельствует о слабой нравственной устойчивости вто¬
роочередных частей». Речь здесь как раз не о второочередных
соединениях, а именно о слабой подготовке резервов.
84-й пехотный Ширванский Его Величества полк входил в
состав 21-й пехотной дивизии (ген. С. Бек Садык Мемендаров)
3- го Кавказского корпуса ген. В.А. Ирманова — одного из луч¬
ших в русской армии. В частности, за бои под крепостью Иван-
городом начдив-21 был награжден орденом Св. Георгия 3-й сте¬
пени и Георгиевским оружием, украшенным бриллиантами. 84-й
пехотный Ширванский полк имел своим шефом самого царя.
Телеграмма императора Николая II от 10 октября благодарила
героические части 3-го Кавказского корпуса: «Сердечное спаси¬
бо моим дорогим Ширванцам после тринадцатидневного горя¬
чего боя с трудным противником в день 26-летней годовщины
29
Оськин М.В.
моего назначения Шефом полка. Радуюсь несказанно, что упор¬
ство врага сломлено доблестью испытанных старых Кавказских
полков Ширванцев и Самурцев»1. Такой полк по определению не
мог иметь добровольных сдач в плен.
Однако же ларчик открывается просто. В октябрьских боях на
Козеницком плацдарме (под Ивангородом) 3-й Кавказский кор¬
пус понес громадные потери. Что же касается самого 84-ш пе¬
хотного Ширванского полка, то в ходе боев был тяжело ранен и
взят в плен командир полка, убиты все командиры батальонов,
всего же офицерский состав полка потерял более половины офи¬
церов. К ноябрю 84-й полк подошел в чрезвычайно ослаблен¬
ном кадровом отношении, что и позволило совершиться таким
неприглядным инцидентам, как добровольная сдача в плен не¬
скольких рот прославленного русского полка.
Действительно, нехватка офицерского состава или гибель
офицеров в бою, вполне могла стать причиной сдач в плен. Не
известно почти ни одного случая, чтобы добровольно сдалась
часть (большие соединения по примеру 13-го армейского кор¬
пуса под Танненбергом, крепости Новогеоргиевск и Ковно в
1915 году — это другое дело), при которой был бы офицер. Ино¬
гда сдававшиеся солдаты «сдавали» в плен и своего командира,
предварительно обезоружив его, но такие случаи единичны, и
такой офицер наверняка был некадровым, иначе сумел бы удер¬
жать вверенных ему бойцов от пагубного шага.
Конечно, люди попадали в плен в бою, но это отнюдь не пред¬
полагает добровольности. Иногда, как о том говорилось выше,
недобросовестные и некомпетентные командиры сами сдавали в
плен большие массы солдат и офицеров. Однако в львиной доле
случаев части дрались, пока в них были офицеры и жаждавшие
борьбы солдаты (чаще — унтер-офицеры), а затем многое за¬
висело от конкретной ситуации. Участником Первой мировой
войны выделяются три основные причины добровольной сдачи
русских солдат в плен:
1 Военно-исторический вестник. 1973. № 42—43. С. 22.
30
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
«1) неимоверное форсирование темпа операций в 1914г., ког¬
да солдаты, доведенные до предела человеческих сил, нередко
теряли способность сопротивляться или даже отступить — впав¬
шие в пассивность сдавались;
2) в 1915г. апокалипсическая мощь германских бомбардиро¬
вок: оглушенные, полузасыпанные в обвалившихся окопах люди
не могли уйти; при огневом истреблении целых батальонов нель¬
зя было вынести раненых, и они попадали в плен;
3) количество офицеров в Действующей армии было недо¬
статочным (больной вопрос нашего войска на протяжении всей
войны!), вследствие чего более слабые духом солдаты, не чув¬
ствуя над собой офицерской командной воли, сдавались в труд¬
ных обстоятельствах»1.
О Великом Отступлении еще будет сказано. Что же касается
кампании 1914 года, то достаточно сказать, что второочередные
дивизии в начале войны не имели носимого запаса сухарей и ор¬
ганизованных тыловых служб. Брошенные прямо в «мясорубки»
боев, когда обозы перемешивались и не успевали своевременно
к своим боевым соединениям, измученные и изголодавшиеся
солдаты впадали в апатию и сдавались. Но кто виновен в том, что
люди не были в надлежащей степени обеспечены пайком? Разве
они сами — в отношении которых командование, не озаботивше¬
еся снабжением второочередных дивизий до войны, применяло
репрессалии? Впрочем, как показано, глубокой осенью 1914 года
большая часть кадровых дивизий, сильно «разбавленная» резер¬
вистами, мало чем отличалась от второочередных соединений,
также давая примеры добровольных сдач в плен.
На войне успех одного предполагает неудачу другой сторо¬
ны. Как в Галиции августа месяца, вдохновленные видом колонн
австрийских военнопленных, русские армии рвались в бой, так
в конце 1914 года, немцы были воодушевлены самими фактами
пленения русских. Соотношение потерь пленными между русски¬
1 Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е.Э. Мес-
снера. М., 2005. С. 502.
31
Оськин М.В.
ми и непосредственно германцами в ходе войны было глобальное:
девять к одному. Сто шестьдесят тысяч к полутора миллионам.
Очевидно, что успехи приободряют войска, а поражения,
конечно, угнетают. А вид неприятельских пленных лишь при¬
ободряет людей. Гренадерский офицер вспоминает, как в ходе
неудачных боев декабря 1914 года в Восточной Пруссии, одна
из рот лейб-гренадерского Эриванского полка ударила в штыки
и взяла шестьдесят восемь пленных: «Этот незначительный, ка¬
залось, успех имел большие моральные последствия. Все как-то
приободрились и стали верить, что, отдохнув и пополнившись,
мы снова будем побеждать»1. К сожалению, декабрь 1914 года —
это начало кризиса вооружения в России. Он и станет основной
причиной массовых сдач в плен в кампании 1915 года.
В советской историографии считалось, что сдачи в плен,
наряду с прочими методами протестного поведения, в период
Первой мировой войны являлись ответом масс на империали¬
стическую войну как таковую: «Первыми формами стихийного
протеста солдатских масс против войны были дезертирство,
саморанение и добровольная сдача в плен. Если в первые ме¬
сяцы войны пленение солдат в основном было вынужденным,
вызывавшимся условиями боевой обстановки, то уже с начала
1915 года царское командование признало, что многие солда¬
ты добровольно сдаются в плен»2. Соответственно, следующей
формой стала революция.
Понятно, что сравнение с Великой Отечественной войной
1941—1945 гг., в которой добровольные сдачи в плен и дезер¬
тирство также имели место, отсутствовало. Ведь в этом случае
пришлось бы признать, что если в царской армии «протест» на¬
чался лишь спустя полгода войны, чтобы со временем набрать
обороты, то в Красной Армии — напротив, в ее начале, дабы
постепенно сойти на нет. Огромные колонны нераненых совет¬
1 Попов К. Воспоминания кавказского гренадера. 1914—1920. М.,
2007. С. 56.
2 Мальков А.А. Деятельность большевиков среди военнопленных рус¬
ской армии (1915—1919). Казань, 1971. С. 20.
32
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ских военнопленных летом 1941 года и дравшиеся до послед¬
него патрона бойцы ряда укрепленных районов, пограничники,
танкисты и артиллеристы — все это было.
Опять-таки характерная черта: всегда упорнее сражают¬
ся специальные рода войск, а не пехота, составленная из кре¬
стьянства (общинного или колхозного — совершенно неважно).
Тем не менее в обеих мировых войнах существовал такой «про¬
тест», и свидетельств участников событий тому масса. Сводную
таблицу-подборку потерь русской армии пленными по родам
войск дает О.Д. Марков1:
Род войск
Пленные
и без вести
пропавшие
(в % к общим
боевым
потерям)
Отношение
числа
пленных
к числу
убитых
и раненых
Потери
вида войск
к общим
потерям
(в%)
Всего потерь
(в том числе уби¬
тыми)
Гвардия
32 952 (19)
0,23
2,49
174 868 (24 894)
Гренадеры
48 370 (40)
0,66
1,72
121 349(10 503)
Пехота
3 028 430 (56)
1,29
76,50
5 382 584 (481 060)
Стрелки
337 452 (35)
0,54
13,67
962 049 (93 132)
Конница
10 281 (39)
0,64
0,38
26 393 (3120)
Казаки
6455 (14)
0,17
0,64
44 801 (8058)
Артиллерия
66 217(65)
1,88
1,44
101 470 (5227)
Ополчение
56 451 (78)
3,45
1,03
72 798 (2613)
Всего
3 638 271 (52)
1,07
100
7 036 087 (643 614)
Н.Н. Головин приводит несколько иные цифры, показываю¬
щие, что кровавые потери у всех категорий были больше, нежели
пленными, но соотношение в целом такое же. Обратим внимание,
что более пятидесяти процентов пленных из числа общих потерь
дают такие категории, как пехота и ополчение (та же пехота, но
гораздо менее боеспособная). Большой процент пленных в артил¬
лерии объясняется тем, что она сдавалась вместе с пехотой, так
как без пехотного прикрытия артиллерия практически бессиль¬
на перед неприятельской фланговой атакой. А бросить орудия и
1 Марков О.Д. Русская армия 1914—1917 гг. СПб., 2001. С. 87.
2 Оськин М. В.
33
Оськин М.В.
разбежаться в надежде на удачу нельзя, так как следует прикры¬
вать отбивающуюся пехоту. Категории стрелков и гренадеров —
с начала 1915 года эти соединения стали комплектоваться точно
такими же маршевыми ротами, что и вся пехота, а потому при¬
сущая в начале войны некоторая «элитарность» быстро сошла на
нет. И минимум дают категории Гвардии (вспомним знаменитое
изречение генерала Камбронна под Ватерлоо «Гвардия умирает,
но не сдается!») и казачество. Казаков в начале войны вообще
почти не брали в плен, да они и не сдавались. Поведение каза¬
ков — воинского социального слоя Российской империи, особен¬
ность только нашего Отечества, в плену, характеризует казачий
генерал: «Особенно много бежало казаков. Надо и то сказать,
что с казаками в плену обращались строго. В австро-германской
армии было убеждение, что казаки не дают пощады врагу, что
они не берут пленных, и потому в лагерях мстили казакам. И еще
одно. В казачьих частях плен, по традиции, считался не несча¬
стьем, а позором, и потому даже раненые казаки старались убе¬
жать, чтобы смыть с себя позор плена»1.
Со второй половины 1915 года русская Действующая армия
стала комплектоваться почти одними крестьянами, так как ра¬
бочие и горожане отправлялись либо в оборонную промышлен¬
ность (городское население России в годы войны выросло с 15%
в 1913 году до почти 20%), либо в вольноопределяющиеся и шко¬
лы прапорщиков. Более девяноста процентов Вооруженных Сил
и почти вся пехота (за исключением, разумеется, офицеров) —
это крестьяне, с присущими данному социальному классу психо¬
логическими категориями поведения и восприятием мира. Спра¬
ведлив вывод исследователя о том, что «типичным российским
военнопленным являлся в основном неграмотный или малогра¬
мотный крестьянин 25—39 лет, честно исполнивший свой долг
перед Родиной»2.
1 Краснов П.Н. Воспоминания о Русской Императорской армии. М.,
2006. С. 530.
2 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 16.
34
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Важно замечание о том, что солдаты «честно исполнили свой
долг перед Родиной». И факт добровольной сдачи в плен вовсе
не противоречит этому, как бы парадоксально это ни показалось
на первый взгляд. Бесспорно, что основная масса населения во¬
евать не желала, и это естественно, так как нынешние враги до
войны таковыми не обозначались. Немцы в качестве врага — это
был «сюрприз» для большинства русской нации.
Крестьянство, составлявшее львиную долю Вооруженных
Сил, надеялось на скорое окончание войны, чтобы по ее оконча¬
нии вновь вернуться к мирному созидательному труду. И точно так
же, как и дезертирство начала войны, о чем говорится во 2-й ча¬
сти нашей работы, внешне добровольная сдача в плен в кампании
1914 года была событием не «протестным», как абсолютно верно
говорит А.А. Мальков о 1915 годе, а «вынужденным».
Тогда пленение воспринималось скорее как несчастье, ведь
в частях в большом количестве находились кадровые солдаты и
командиры, ведшие соответствующую разъяснительную работу.
Такие настроения, со слов фронтовиков, прекрасно описаны в
дневнике выдающимся русским писателем: «Можно ли в плен
сдаваться? — нельзя, телу своему не хозяин... Страх о плене,
легенда о замученных, зрелище их унижения, все это создает
представление, обратное тыловому, что в плен сдаться страшнее
смерти, сдаться — жизнь с защемленным сердцем»1. Но и то ска¬
зать, резервисты первого года войны — это люди, в свое время
служившие в армии.
Именно подобное мнение и побуждало солдат драться даже
в безнадежной ситуации, все-таки надеясь на счастливый исход.
Характерным примером является окружение четырех неполных
дивизий (по численности — как две полнокровные) русского
20-го армейского корпуса ген. П.И. Булгакова в августовских ле¬
сах после поражения 10-й армии ген. Ф.В. Сиверса в Августов¬
ской оборонительной операции января 1915 года. Остатки и без
того крепко потрепанного отходом по Восточной Пруссии рус-
1 Пришвин ММ. Дневники. 1914—1917. М., 1991. С. 215.
35
Оськин М.В.
ского корпуса, окруженного семью пехотными и двумя кавале¬
рийскими дивизиями немцев, сопротивлялись в «котле» восемь
дней. Очевидно, что в плен они сдались не только ввиду отсут¬
ствия помощи, но и потому, что в заснеженном лесу у людей не
осталось продовольствия.
В плен к немцам здесь попало около тридцати тысяч солдат
и офицеров (многие — ранеными) и одиннадцать генералов. Но
кто в данном случае может упрекнуть их? Восьмидневная оборо¬
на, перемежавшаяся контратаками и непрестанными попытками
пробиться к своим под ударами тяжелых гаубиц врага. В числе
людей, вышедших из окружения после многодневного скитания
по лесам, были не только двенадцать офицеров, но и шестнад¬
цать солдат — тех самых, что желали драться.
Сравним: восемь дней ожесточенного сопротивления в зим¬
нем лесу в начале февраля 1915 года и покорная сдача 13-го
армейского корпуса в середине августа 1914 года. В обоих слу¬
чаях — неприятельская территория (Восточная Пруссия), мест¬
ность —леса, и даже схожее количество сдавшихся в одной точке
людей. Очевидно, что причина разницы в поведении — действия
командира. Комкор-20 в феврале 1915-го знал, что чем дольше
он будет стоять, тем большему количеству соседних соедине¬
ний 10-й армии удастся успешно отступить. Комкор-13 в августе
1914-ш явно предал память тех арьергардов, что, погибая, при¬
крывали отступление корпуса к государственной границе, сра¬
жаясь до последнего выстрела.
В ходе Августовских боев произошел примечательный эпи¬
зод. В русский плен, к уже окруженцам, попало несколько ты¬
сяч германских пленных. Когда 20-й армейский корпус был бло¬
кирован, генерал Булгаков вернул немцам их раненых солдат и
офицеров, попросив взамен пропустить русских тяжелораненых
в крепость Гродно. Дело в том, что в корпусе уже кончились все
медикаменты и перевязочные материалы, а жизни многих бой¬
цов могли быть спасены уже лишь в госпиталях. Разумеется,
немцы не ответили на русскую просьбу, а после окончания сра¬
жения даже не позаботились о том, чтобы собрать всех русских
36
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
раненых, щедро рассыпанных по лесному массиву и в зимних
условиях обреченных на гибель.
Зная это, в ряде русских подразделений, решивших драться
до последнего человека и последнего патрона, немецкие плен¬
ные были просто-напросто отпущены к своим, так как русские не
могли «обеспечить им безопасности», согласно международным
договоренностям. В ходе 1-й Праснышской операции февраля—
марта 1915 года немцы были отброшены в Восточную Пруссию, и
останки погибших в Августовских лесах были захоронены. Пере¬
живания однополчан в ходе наступления отражены будущим со¬
ветским маршалом: «Жгла горечь поражения. Все шли угрюмые
и молчаливые, шли вяло, в полном безразличии. Не тактические
или стратегические просчеты командования огорчали солдат
(в этом солдату трудно разобраться) — каждый по-человечески
переживал гибель таких же, как он сам, безвестных сынов земли
русской. А те, кто остался в живых и попал в плен, очевидно, ша¬
гают, подгоняемые палками конвоиров, шагают в неметчину, в не¬
известность. Болит за них солдатская душа, и вина сверлит сердце
каждого: дескать, не помог, не выручил товарища в беде.. .»*.
Отчего же в начале войны в одних случаях солдаты сдавались
в плен добровольно, в других — сопротивлялись до последнего?
Ведь это были одни и те же солдаты — армия еще не успела при¬
нять черты «ополчения», состоящего из людей, ранее никогда не
служивших в армии. Помимо примера командиров, что понятно,
представляется, что война воспринималась крестьянством как
тяжелая, пусть и грозящая гибелью, непривычная, но работа.
Исчерпав работоспособность, человек должен был получить от¬
дых. В том числе, как ни странно, и плен в качестве одного из
вариантов. Бывший русский военнопленный превосходно под¬
метил данную тенденцию массовой психологии: русские плен¬
ные «были довольны. Смерть больше не грозила им. В плену во
всяком случае было безопасно, и они не без удовольствия по¬
глядывали на австрийских часовых, которых они теперь могли 11 Малиновский РЯ. Солдаты России. М., 1988. С. 108.
37
Оськин М.В.
не бояться. Они были голодны. Войну отработали, как большую
работу и, усталые и успокоенные, думали только о еде и о сне»1.
Таким образом — война как труд. Легко воевали и легко сдава¬
лись, надеясь на скорый мир, причем теперь уже неважно в чью
именно пользу, хотя лучше, конечно, что в «нашу».
Именно такое восприятие плена, как итога тяжелой работы
(факты перебежничества в моменты затишья являются исключе¬
ниями из правила) и позволяют говорить, что добровольно сдав¬
шиеся в плен крестьяне в солдатских шинелях честно исполнили
свой долг перед Родиной. Почти все добровольные сдачи проис¬
ходили в результате предшествовавших сдаче тяжелейших боев,
в которых части несли большие потери убитыми и ранеными.
И даже в кампании 1915 года, когда целые роты сдавались в плен
неранеными, это происходило под психологическим влиянием
германской тяжелой артиллерии, которой ничего нельзя было
противопоставить. То есть — от ощущения собственного бесси¬
лия. Как человек мог выполнить работу, если та является заведомо
невыполнимой? Потому сообщение мемуаров одного из участни¬
ков войны — «Наши уходят к немцам при всяком удобном случае
целыми взводами»1 2 является либо политизированно надуманным,
либо откровенно лживым. Быть может, пара таких случаев и была.
Но говорить о «всяком удобном случае» — это слишком.
В этом плане совершенно неправомерно сопоставление добро¬
вольных сдач в плен русских солдат и австрийских славян. Из¬
вестно, что в русский плен добровольно сдалось несколько чеш¬
ских полков почти в полном составе, с офицерами, что вынудило
австрийского императора вычеркнуть их из состава австрийских
вооруженных сил. Сдавались и более мелкие подразделения. Не¬
редки были и случаи, которые не могут произойти с людьми, же¬
лающими воевать. Например, 4 ноября 1914 года под Краковом
разжалованный месяцем ранее в рядовые фельдфебель 244-го
пехотного Красноставского полка вместе с одним солдатом взяли
1 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 13.
2 Арамилев В. В дыму войны. Л., 1930. С. 221.
38
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
в плен две австрийские роты с офицерами — более двухсот че¬
ловек1. Понятно, что два человека не могут пленить двести, даже
и объятые паникой, если те сами того не пожелают. Или как был
награжден боевой медалью Я. Гашек? В 1915 году, желая сдать¬
ся русским, он углубился в лес на нейтральной полосе, благо что
война шла маневренная и таких мест хватало. В лесу будущий
великий писатель встретил несколько русских солдат, в свою оче¬
редь, желавших сдаться в плен австрийцам. После дебатов о пред¬
почтительности того или иного пленения решающую роль сыгра¬
ло количество. Русские угрозами заставили Гашека отвести их в
плен. Вот так он и получил награду. Опять-таки: 1915 год и пода¬
вляющее превосходство австро-германцев в технике и боеприпа¬
сах, что побуждало их русских рядовых противников сомневаться
в перспективности продолжения борьбы.
Австрийские славяне сдавались в плен по идеологическим
мотивам, желая поражения своему государству и созданию су¬
веренного национального государства, без австрийской или вен¬
герской власти. Это — воинствующий национализм, характер¬
ная тенденция двадцатого столетия. Русские сдавались в плен
вследствие психологической невозможности вести дальнейшую
борьбу. Здесь речь идет, конечно, только о добровольных сдачах.
А отдельные случаи, выбивающиеся из схемы, разумеется, су¬
ществовали.
И напротив, солдаты, попавшие в плен не по своей воле (ра¬
неными или по распоряжению командиров), составляли ту про¬
слойку военнопленных, что в годы войны делала попытки к бег¬
ству. Причем здесь ситуация на фронте не играла никакой роли:
люди горели желанием драться за Родину. Н.С. Гумилев описы¬
вает, как в его полк во второй половине 1915 года вернулись два
улана, бежавшие из плена. Солдаты шли по Германии и занятой
немцами территории сорок дней, подбирая по пути таких же бе¬
глецов. В итоге дюжина русских солдат, завладев оружием, уже
сама налетала на немецкие разъезды и пикеты, пробившись с
1 Симанский П. Паника в войсках. М.—Л., 1929. С. 30.
39
Оськин М.В.
боем через линию фронта, опрокинув в этой схватке германскую
заставу. Гумилев пишет о них, как о «ночных обитателях со¬
временной Германии — бежавших пленных»1. Вторая половина
1915 года — это период тяжелых поражений русского оружия
на австро-германском фронте. Настоящих солдат это не могло
остановить.
Кроме того, в данном случае невозможно адекватное сравне¬
ние участия России/СССР в обеих мировых войнах двадцатого
столетия. В Первой мировой войне боевые действия проходили
вне собственно русской территории, нормы международного пра¬
ва в чем-то нарушались, но в целом соблюдались, война велась
не на уничтожение, а на победу, мирное население не подвер¬
галось каким-либо особенным насилиям. В то же время в годы
Великой Отечественной войны гитлеровцы заняли чуть ли не по¬
ловину европейской части СССР, где с неслыханным размахом
отличились насилиями и жестокостью над мирным населением.
О каких-либо правовых нормах не приходилось говорить: какие
права могли быть у будущих рабов Тысячелетнего Рейха?
1941 год — это исконно крестьянская реакция на войну. Не¬
умение командиров РККА (как следствие предвоенных репрес¬
сий), помноженное на мощь вермахта, дало массу примеров сдач
в плен. Но затем, как только каждым гражданином СССР, даже
недовольным жестокостью советской власти по отношению к
собственному народу, было осознано, что несет с собой фашизм
лично для него — война пошла совсем другая. В Первой миро¬
вой войне испытать всего этого солдатам не удалось. Поэтому
«к числу других психологических ограничителей адекватного
восприятия войны, отнесем и исторические трудности создания
“образа врага” из жителей Центральной и Восточной Европы.
К тому же война сравнительно неглубоко вошла в географиче¬
ское, великорусское тело страны, охватив преимущественно
инонациональные районы, не воспринимавшиеся фронтом и ты¬
лом в качестве “своих”, исконных. Да и противник воевал отно-
1 Гумилев Н.С. Записки кавалериста. Омск, 1991. С. 229—230.
40
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
сительно “по правилам”. Плен, к примеру, не казался позорным
и смертельно страшным»1.
Те тенденции, что расцвели в фашизме в 1939—1945 гг., уже
наметились в 1914—1917 гг., но вот именно что вот только наме¬
тились. При отправке в плен и конвоировании издевались даже
над офицерами: не давали еды, могли ударить, отдых — в неу¬
добных, замерзших помещениях. У пленных солдат и даже офи¬
церов зачастую отбиралось все, вплоть до нательных крестов и
одежды. В лагерях военнопленных для русских, судя по воспо¬
минаниям участников войны, существовали такие наказания:
— битье хлыстом, плетью, палками и т.п.;
— карцер;
— сидение на корточках с поднятыми руками;
— привязывание к столбу;
— сажание на цепь;
— многочасовое в любую погоду стояние в строю;
— кандалы;
— натравливание собак;
— стояние босиком на снегу или в грязи;
— ползание по грязи, снегу или воде;
— маршировка часами на плацу как в одиночку, так и строем;
— удары штыками и прикладами.
Впрочем, есть воспоминания, что часто подобным же образом
действовали и русские. Убийства при конвоировании, избиения
военнопленных, отобрание их имущества, битье в лагерях и тому
подобные вещи. Хотя в целом и верно замечание исследователя:
«опросные листы свидетельствуют о том, что германские и ав¬
стрийские офицеры запугивали солдат русским пленом, утверж¬
дая, будто русские всех расстреливают и добивают раненых. То же
самое говорилось в русской армии о немецком плене, что, в отли¬
чие от предыдущего заявления, подтверждалось многочисленны¬
1 Дьячков В.Л., Протасов Л.Г. Война, государство, общество в рос¬
сийской истории XX века // Воинский подвиг защитников Отечества: тра¬
диции, преемственность, новации. Вологда, 2000. С. 96.
41
Оськин М.В.
ми фактами... издевательство над русскими пленными в немецкой
и австро-венгерской армиях было возведено в систему... русские
войска придерживались “рыцарского кодекса” ведения войны, в
традициях которого был воспитан офицерский корпус. Отсту¬
пление от кодекса считалось не только позорным, но и вредным
для успеха на поле боя. Нарушители немедленно призывались к
порядку»1. Но и в неприятельских армиях почти все зависело от
командиров. Особенно — в австрийской армии, где, за исключе¬
нием венгров, помнивших 1849 год и поэтому негативно относив¬
шихся к русским, остальным было нечего делить с Россией.
Откуда же взяться жестокости? Отдельные эксцессы есть и
будут всегда, но системы здесь быть не могло. В начале войны
австрийцы и русские относились к пленным достаточно хорошо.
Например, 26-й пехотный Могилевский полк (7-я пехотная ди¬
визия 5-го армейского корпуса ген. А.И. Литвинова) 13 августа
освободил некоторое количество русских солдат 19-го армейско¬
го корпуса, ранее взятых австрийцами в плен. Русские войска,
захватив австрийский госпиталь и этап, освободили своих плен¬
ных. Выяснилось, что эти солдаты перед боем бросили шинели
и потому, чтобы они не замерзли, австрийцы выдали им теплые
белые одеяла из госпиталя2.
Ожесточение нарастало в ходе войны. Так, солдатские пись¬
ма сообщают домой в 1915 году: «Пленных немцы вообще не
берут, а всех прикалывают... Солдаты мстят за многих добитых
товарищей»3. Все-таки, прежде прочего, это относится к немцам.
Ростки фашизма всходили уже тогда, и поощрение германскими
офицерами нечеловеческого отношения к противнику являлось
следствием соответствующей пропаганды: смеси стремления к
мировой гегемонии и шовинистической ксенофобии расистского
оттенка. Глава Московского отделения Красного Креста совер¬
1 Сенявская Е.С. Противники России в войнах XX века: Эволюция
«образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006. С. 67.
2 Кузнецов Б.И. Томашевская операция. М., 1933. С. 32.
3 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 826,
оп. 1, д. 335, л. 26.
42
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
шенно верно писал, что главная причина жестокого обращения
с пленными — это «шовинистическое одичание». «Война велась
под знаком величайшей расовой ненависти и огульного взаим¬
ного озлобления... всем известные бесчисленные проявления
жестокости, издевательства и истязаний, которым подвергались
военнопленные и со стороны военных властей, и со стороны
караульных, и со стороны обывателей, и даже со стороны вра¬
чей, — несомненно, объединяются той огульной ненавистью,
которая во время войны разжигалась в массах населения и обы¬
вательской молвой, и газетами, и наукой, и литературой, и даже
церковью»1.
Борьба с австрийцами подобным ожесточением не отлича¬
лась, исключением являлись разве что венгры, испытывавшие
особенную неприязнь к России. Но в начале войны такие случаи
вытекали из установок предвоенной пропаганды. В.В. Миро¬
нов пишет: «пленение австрийских солдат и офицеров [уже в
самом начале войны] сопровождалось с их стороны болезнен¬
ной реакцией, в основе которой лежал страх перед русскими во¬
еннослужащими, якобы пытавшими пленных». Командование
даже предлагало офицерам брать с собой яд, чтобы не попасть
в русский плен. Разумеется, постепенно стало ясно, что плен не
представляет такого страшного дела. Однако распространение
подобной информации вело к тем эксцессам, особенно в начале
войны, когда противники добивали на поле боя раненых2. Потом
начиналось мщение, и так шло до конца войны.
Недаром, по воспоминаниям бывших русских военноплен¬
ных, в Германии самое активное участие в истязаниях и униже¬
ниях принимали офицеры, в Австрии — в основном конвоиры
и караульные. Поэтому в австрийских лагерях охрану старались
составлять из немцев и венгров, так как шовинистическая про¬
паганда объяла эти народы вплоть до женщин и детей. Правда, к
1 Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—1918 гг.
М., 1920. С. 38—39.
2 Человек в истории: разные лики. Тамбов, 2001. С. 83—84.
43
Оськин М.В.
1917 году, когда все уже настолько устали от войны, что сам исход
борьбы становился безразличен, в Австрии иногда пленные по
ночам выходили прямо в лагерные ворота в соседние деревни, а
часовые равнодушно отворачивались. «Пленные, давно жившие
без женщин, искали их при каждом удобном случае. Многие ухи¬
трялись ходить к знакомым женщинам или в небольшие замаски¬
рованные дома терпимости, которых было немало в окрестных
городах. В стране ощущалась острая нехватка мужчин, мобили¬
зованных почти поголовно, и чешки были очень благосклонны
к русским, и предпочитали их венгерцам и немцам, гарнизоны
которых стояли в Чехии и которых чехи ненавидели»1.
Но надо сказать, что рост взаимного ожесточения поощрялся
и направлялся и высшим командованием. Например, начальник
штаба Северо-Западного фронта ген. В.А. Орановский 16 ноя¬
бря 1914 года сообщал командарму-1 ген. П.К. Ренненкампфу,
что, по рассказу бежавшего из немецкого плена унтер-офицера
М. Малинкина, «немцы сняли со всех пленных офицеров и ниж¬
них чинов шинели и у некоторых сапоги. Одного нашего стрелка
ткнули штыком за то, что он не хотел отдавать своей шинели.
Пленных офицеров и нижних чинов запирали в сараях и не кор¬
мили все три дня. Часто били прикладами и кулаками, все три
дня заставляли нести при отступлении своих войск разные тя¬
жести. Главнокомандующий приказал, чтобы с нашей стороны
обращение с пленными было суровое»2. Распоряжения о суро¬
вых мерах по отношению к пленным немедленно вызывали от¬
ветную реакцию. Но указанное уже неоднократное соотношение
русских и германских военнопленных волей-неволей вынуж¬
дало поступаться приказами разнообразных «главнокомандую¬
щих», которым лично пленение не угрожало. Именно об этом
главнокомандующем, распорядившемся о суровых мерах, —
ген. Н.В. Рузском, еще будет сказано.
1 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 119.
2 Лодзинская операция. Сборник документов империалистической
войны. М.—Л., 1936. С. 482.
44
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Жестокое обращение немцев с русскими пленными, вплоть до их
убийства, исходило из двух посылов. Во-первых, это — пропаган¬
да расового превосходства. Такое утверждение официальной про¬
паганды стало основным из краеугольных камней, подвигнувших
германскую нацию, во имя выполнения целей правящей верхушки,
ожесточенно сражаться в период обеих мировых войн. Успех про¬
паганды виден хотя бы из того отношения, что немцы испытывали
по отношению к своим союзникам, последовательно провозглашае¬
мым близкими к «истинным арийцам» расами (особенно сильно
это видно на примере Второй мировой войны, когда расовая про¬
паганда достигла своего пика). Однако расово «неполноценными»
расами равно признавались и «прогнившие» французы и русские
«азиаты». Но отношение к пленным было разным.
Здесь в дело вступал второй фактор — угроза мести. Соот¬
ношение количества пленных французов с плененными во Фран¬
ции немцами и пленных русских и немцев на Восточном фронте,
было до неузнаваемости различным. То есть, истязая русских
военнопленных, немцы практически могли не опасаться ответ¬
ной мести, так как сами они взяли в плен гораздо больше рус¬
ских солдат, нежели потеряли пленными на Восточном фронте.
Именно поэтому над русскими пленными сравнительно мало из¬
девались австрийцы. Во-первых, австро-венгерская армия была
многонациональной, и расправы над пленными могли негатив¬
но повлиять на солдат-славян в составе австрийской армии. Во-
вторых, австрийцы сами теряли много пленных в боях с русски¬
ми, и потому в отношении австро-венгров русские как раз могли
применить ответные репрессии. Об этом хорошо говорит одно из
заявлений первого Верховного Главнокомандующего великого
князя Николая Николаевича. Узнав об угрозе австрийцев за каж¬
дого расстрелянного австрийского пленного, пойманного с раз¬
рывными пулями, запрещенными международными конвенция¬
ми, расстреливать по два русских пленных, русский Главковерх
пригрозил в ответ расстреливать по четыре австро-венгерских
военнопленных. К счастью, взаимные репрессалии так и не ста¬
ли фактом действительной жизни.
45
Оськин М.В.
Плен как следствие кризиса вооружения
Количество русских военнопленных резко выросло в пери¬
од Великого Отступления апреля—сентября 1915 года. Если за
первых девять месяцев войны русская Действующая армия, по
данным генерала Головина, потеряла 764 000 пленных, то за сле¬
дующие шесть месяцев — 976 000. Главная причина — кризис
вооружения, позволявший австро-германцам в боях разменивать
металл своих боеприпасов на кровь русских солдат и офицеров.
Перенос главного удара германцев на Восточный фронт пред¬
полагал численное увеличение неприятельской группировки.
В 1915 году на Востоке действовало более восьмидесяти про¬
центов австро-венгров и почти половина немцев. Союзники по
Антанте либо объективно не могли оказать помощи (сербы и
итальянцы), либо субъективно не торопились с ней (французы и
англичане), предпочитая бесцельно штурмовать турецкие Дарда¬
неллы. Соотношение боеприпасов как один к пяти при том, что
на одно русское тяжелое орудие приходилось десять германских,
стало основной причиной Великого Отступления русской армии.
И ясно, что при отступлении потери в целом, и в особенности
пленными, неизменно превышают потери наступающей стороны.
19 апреля 11-я германская армия ген. А. фон Макензена про¬
рвала фронт 3-й русской армии ген. Р.Д. Радко-Дмитриева в рай¬
оне Горлице — Тарное. В течение недели русская оборона была
полностью растерзана огнем германской артиллерии. Горлицкая
операция предпринималась германским командованием по преи¬
муществу во имя оказания помощи своему союзнику — Австро-
Венгрии, чье существование зимой 1915 года повисло на воло¬
ске. После громадных потерь кампании 1914 года австрийцы,
отчаянно оборонявшиеся в Карпатах и Краковском укрепленном
районе, бьши вынуждены просить германской помощи, так как
сдержать русский натиск в одиночку они бьши не в состоянии.
Уже зимой в Карпатах действовало около ста тысяч герман¬
ских солдат и офицеров, сцементировавших австрийскую оборо¬
ну и прикрывших наиболее опасные направления. К весне, когда
46
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
взаимные атаки в Карпатах ослабли, перед противником встала
задача определения дальнейших ближайших военных целей в
мировом конфликте1. В связи с тем, что отдельные соединения
русской 8-й армии ген. А.А. Брусилова уже преодолели Карпат¬
ские хребты и были готовы броситься на Будапешт, немцы реша¬
ют оказать поддержку Двуединой монархии. Естественно, спа¬
сая тем самым и себя, так как в случае крушения австрийского
фронта поражение Германии стало бы неизбежным.
Кризис вооружения в России, выразившийся в катастрофи¬
ческой нехватке боеприпасов артиллерии и личного стрелкового
оружия в пехоте, не был секретом для неприятеля. Однако его
истинные масштабы оставались в неизвестности, и начальник
германского большого генерального штаба военный министр
ген. Э. фон Фалькенгайн сосредоточил сильный ударный кулак
на стыке русских Северо-Западного и Юго-Западного фронтов,
дабы оттеснить русских от Карпат и тем самым устранить опас¬
ность русского вторжения в Венгрию. Таким кулаком и стала
11-я германская армия генерала Макензена. Макензен получил
экстренный запас боеприпасов, произведенный немецкой воен¬
ной промышленностью за зиму, — миллион снарядов, чтобы вы¬
полнить свою задачу с возможно наименьшими потерями.
Прорыв под Горлице стал приятным сюрпризом для австро-
германцев. Оказалось, что русским нечем отвечать на огонь гер¬
манской артиллерии. Три русских корпуса были смяты одним
огнем, потери 3-й русской армии превысили сто пятьдесят тысяч
человек, находившаяся на западном склоне Карпат и стоявшая
на острие предполагавшегося русского удара 48-я пехотная ди¬
визия ген. Л.Г. Корнилова была отрезана и уничтожена. Вслед
за тем, как спустя неделю 3-я русская армия была отброшена за
Сан, 8-я русская армия ген. А.А. Брусилова также должна была
отступать из Карпат, чтобы не быть запертой в горах и погибнуть
в них. Та же участь постигла и 11-ю и 9-ю русскую армии, при¬
нужденные без боя отдавать захваченные зимой горные рубежи,
1 См.: Оськин М.В. Штурм Карпат. Зима 1915 года. М.: Цейхгауз, 2007.
47
Оськин М.В.
так как остановить неприятельское наступление по восточной
стороне Карпат не удавалось.
Результаты прорыва позволили немцам принять точку зрения
германского Главного Командования на востоке (ген. П. фон Гин-
денбург и ген. Э. Людендорф) о переносе основных усилий в
кампании 1915 года на Восточный фронт. Задача-минимум: на¬
нести русским такие потери, чтобы их обескровленная армия до
конца войны была бы небоеспособна. Задача-максимум: вывести
Российскую империю из войны. Если помнить, что русские не
имели боеприпасов, а западные союзники России по Антанте и
не думали оказать помощи ударами во Франции, то поставлен¬
ные задачи не представлялись невыполнимыми.
Россию спасло мужество ее сыновей — умиравших, но не
сдававшихся. В течение полугода отходивших на восток под не¬
престанными ударами могущественного врага, но не побежав¬
ших и отбивавшихся всеми возможными средствами. 1915-й год
принес много горя России. Неудивительно — ведь это был пери¬
од Великого Отступления русской армии на восток. Миллионы
беженцев, запрудивших страну, обозначившийся кризис верхов¬
ной власти, выразившийся в отчетливо выраженном противо¬
стоянии царизма и буржуазно-либеральной оппозиции, наконец,
огромные потери. В кампании 1915 года Россией были понесены
наибольшие потери в сравнении с иными аналогичными перио¬
дами — 2 386 000 чел., в том числе 976 000 пленными.
Почти миллион пленных — это большая цифра. Среди них
существенную, хотя и меньшую часть, составили добровольно
сдавшиеся в плен. Повторимся: добровольно — это не значит,
преднамеренно, со злым умыслом. Эти солдаты в львиной сво¬
ей доле доблестно сражались за Родину, но в силу ряда обстоя¬
тельств сдавались в плен. Сказать об этих обстоятельствах необ¬
ходимо, чтобы понимать, что солдат-крестьянин традиционного
аграрного социума в индустриальных войнах — это совершенно
особенный феномен. И чем больше страна и армия, чем большие
задачи лежат на ее плечах в коалиции, тем значительнее будут
последствия этого феномена.
48
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Первой и основной причиной массовых пленений российских
военнослужащих стало наглядное превосходство противника в
технике. Здесь и несравнимое с русским количество боеприпасов,
раздавливавшее русские окопы в период артиллерийской подго¬
товки без потерь для австро-германцев. Здесь и обозначившееся
еще в кампании 1914 года преимущество в тяжелой артиллерии.
На фоне нехватки боеприпасов это преимущество приняло гло¬
бальные черты. Удары щедро снабженной снарядами германской
гаубичной артиллерии подавляли волю к сопротивлению уже од¬
ним своим фактом. В то же время каждый солдат, ежесекундно
находившийся под угрозой смерти, знал, что изменить ситуацию
невозможно — просто нечем. Одним из ответов на то обстоя¬
тельство, что командование вывело людей не на «бой» (бой ве¬
дется приблизительно равным оружием), а на «убой» (немцы не
несли потерь, безнаказанно уничтожая русских с расстояния в
несколько километров) и становится добровольная сдача в плен.
Повторимся: люди не немедленно бежали сдаваться врагу.
Перед этим они испытали на себе психологический надлом
бессилия перед огнем противника, видели бессмысленную (по¬
тому что ничего не могли сделать врагу в ответ) гибель своих
товарищей, понимали, что так будет и завтра, и через неделю,
и спустя месяц. Германский генерал, начальник штаба 11-й гер¬
манской армии в период Горлицкого прорыва, будущий созда¬
тель немецкого рейхсвера, указывает: «Первая причина лежит в
увеличившемся действии материальных средств по сравнению с
ролью людской массы — действии, которое является также при¬
чиной огромных кровавых потерь, и которое делает оставшую¬
ся в живых массу беззащитной, не способной к сопротивлению,
потерявшей всякую способность соображать. Вторая причина
лежит в недостаточных для современного боя военной и мораль¬
ной подготовке и воспитании. Тот, кто видел громадные толпы
этих русских перебежчиков, самих по себе столь храбрых, но со¬
вершенно потерявшихся под метко направленным огнем наших
гаубиц... тот не торжествовал, но стоял, потрясенный перед та¬
ким поражением человеческого духа». Г. Сект называет эти тол¬
49
Оськин М.В.
пы пленных «стадом зверей»1, имея в виду не их характеристику
как людей, а опустошенное до голой инстинктивности состояние
после боя, в котором неравенство противников ощущалось рус¬
скими участниками как нельзя более болезненно.
Что касается второй причины, выделенной Г. Сектом, о воен¬
но-моральной подготовке и воспитании, то надо сказать, что
особенное упорство русские войска проявляли в первые дни с
начала операции. Постепенно из строя выбывали лучшие бой¬
цы, жаждавшие драки на любых условиях, погибали офицеры,
оставшиеся впадали в ступор осознания невозможности сопро¬
тивления. Следствием и становились сдачи в плен, которых Сект
почему-то называет «перебежчиками». Это были люди, до по¬
следнего пытавшиеся выполнить долг перед страной, но постав¬
ленные в нелегкую ситуацию выбора между неминуемой гибе¬
лью и вынужденной сдачей в плен. Понимание того, что гибель
будет бесцельной (оборона сметается неприятельской артилле¬
рией, а любая контратака легко отбивается неприятельскими пу¬
леметами, так как собственной артиллерии нечем подавить их),
побуждало вчерашнего крестьянина, к тому же не понимавшего
целей войны, сдаваться в плен.
А.А. Свечин приводит пример, как в начале августа 1915 года
315-й полк сдался в плен вместе с командиром полка. «Предлог —
патроны были расстреляны»2. Свечин, и это понятно, негодует.
Но видно, что люди сдались в плен после того, как закончились
боеприпасы. Кроме того, 79-я пехотная дивизия, в которую вхо¬
дил 315-й пехотный Глуховский полк, понесла громадные потери
еще в Горлицком прорыве апреля месяца. К началу августа старый
кадр, и без того слабый, так как дивизия являлась второочередной,
был уже выбит, и заменить его призванные резервисты не могли.
Сколько до этого пришлось пережить такому военнопленно¬
му? Его сдача в плен нераненым была не преступлением, а осо¬
1 Сект Г. Оборона страны. М., 1931. С. 39—40.
2 Свечин А.А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914—
1918 гг. М., 2005. С. 123.
50
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
знанием преступности такого характера ведения войны. Бес¬
спорно, что сдача каждого бойца в плен ослабляла собственную
армию, а значит, являлась воинским преступлением, но надо ска¬
зать, что все иные возможности для сопротивления до момен¬
та пленения были использованы русским солдатом. Последней
возможностью являлась гибель от осколка германского снаряда
без надежды нанести врагу хоть какой-либо ущерб. Это и есть —
«убой». Верно и то, что с течением войны войска обстрелива¬
лись, привыкали, и после лета 1915 года, когда неравенство в ар¬
тиллерийском отношении являлось слишком уж впечатляющим,
таких сдач в плен не было даже при том, что немцы превосходи¬
ли в тяжелой артиллерии до конца войны.
Опять-таки, пока войска были неплохими, германское на¬
ступление выдыхалось достаточно быстро, и противник, нанеся
русским большие потери, переходил к оперативной паузе. Но за¬
тем, когда в обескровленные ряды вливались малоподготовлен¬
ные и необстрелянные резервисты, потери возрастали, а темпы
наступления врага увеличивались. Неудивительно, что наиболь¬
шие потери пленными русская Действующая армия понесла со
второй половины июня по середину сентября 1915 года, когда
Великое Отступление было уже в разгаре, а воля войск к борьбе
была надломлена непрестанными поражениями.
Слабость резервов прекрасно сознавалась в военном ведом¬
стве Российской империи. Например, 24 августа 1915 года управ¬
ляющий военным министерством ген. А.А. Поливанов сообщал
начальнику Главного Управления Генерального Штаба (ГУГШ)
ген. М.А. Беляеву, что по опыту войны, пополнения «...в боль¬
шинстве случаев, совершенно не соответствовали своему назна¬
чению ни по полученной ими боевой подготовке, ни... по вос¬
питанию и развитию в них чувства воинского долга». Отсюда и
большие сдачи в плен1. Иными словами, летом 1915 года в бой
бросались неподготовленные резервисты. Эти люди часто не
1 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА),
ф. 2003, оп. 1, д. 1501, л. 300.
51
Оськин М.В.
умели стрелять, а одна винтовка выдавалась на двух-трех солдат,
так как стрелкового оружия не хватало.
Бесспорно, командиры старались держать безоружную массу
в тылах, но в бою бывает всякое, и странно ли, что безоружные
люди, еще несколько месяцев назад спокойно пахавшие землю в
своих деревнях, сами сдавались в плен? Бессилие безоружного
человека перед тяжелыми снарядами неописуемо. Генерал По¬
ливанов отлично понимал, что воспитать и развить «чувство во¬
инского долга» за столь короткий период невозможно, и пишет
об этом в ГУГШ лишь для того, чтобы лишний раз обратить вни¬
мание Генерального Штаба на качество подготовки личного со¬
става в запасных батальонах пехоты, где готовили резервистов.
Сама дата поливановского письма — конец августа, говорит
сама за себя. Август стал месяцем наивысших сдач в плен — бо¬
лее двухсот тысяч человек. Но надо помнить, что большая часть
их сдалась в двух точках — крепостях Новогеоргиевск и Ковно,
где главными виновниками пленения огромных масс солдат и
офицеров стали коменданты генералы Н.П. Бобырь и В.Н. Гри¬
горьев соответственно. Один из плена отдал приказ о капитуля¬
ции, а другой просто-напросто бежал в тыл. Оба коменданта не
предприняли и минимума усилий для увеличения обороноспо¬
собности вверенных им крепостей. Чему же тогда гневаться? Кто
же кого предал? Командиры — подчиненных или наоборот?
Но и без того люди морально истощались. А.А. Свечин упо¬
минает, что даже некоторые офицеры (и кадровые также) осенью
1915 года психологически устали настолько, что старались эле¬
ментарно уклониться от боя, чтобы вернуться в строй как толь¬
ко враг наконец-то остановится. Это не трусость, но вот именно
моральный надлом. Предлог мог быть различным: болезнь, от¬
пуск, перевод на другую должность в тыловую структуру. Офи¬
цер — это кадровый профессионал, и что тогда говорить о сол¬
датах, у которых не было иных возможностей уклонения, кроме
пленения или дезертирства?
В 1915 году подготовленных солдат, да и резервов вообще,
мгновенно таявших в тяжелых боях, не хватало. Поэтому коман-
52
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
дование до предела использовало тех людей, что были под рукой.
Еще применительно к 1914 году мы отмечали, что перенапряже¬
ние людей могло стать причиной сдачи в плен. Люди хотели про¬
сто хотя бы небольшой передышки, а командование ее не давало,
и дать не желало.
Эта проблема в начале 1916 года была осознана на самом вы¬
соком уровне. Из письма Начальника Штаба Верховного Глав¬
нокомандующего ген. М.В. Алексеева главнокомандующему
армиями Юго-Западного фронта ген. А.А. Брусилову от 3 мая
1916 года: «Горько жалуется... пехота, что якобы у нас хорошо
понимают наличие падежа лошадей при непосильной работе, но
не дают отчета, что массовые сдачи [в плен] и бегства с полей
сражения являются показателем непосильного нервного напря¬
жения людей. С горечью занимается пехота невыгодными для
себя сравнениями, указывая, что конницу отводят на отдых при
мало-мальском заметном утомлении лошадей, пехоту же оставля¬
ют в боевой линии при самых тяжелых нервных потрясениях»1.
Констатация факта налицо. Письмо — переписка между двумя
наиболее талантливыми русскими полководцами (третий —
ген. Н.Н. Юденич, воевал на Кавказском фронте) периода Пер¬
вой мировой войны.
Оба прошли снизу должностную карьеру, воевали с само¬
го начала войны, отличились в сражениях, раз были повыше¬
ны в должностях. В начале войны М.В. Алексеев — начальник
штаба Юго-Западного фронта, как раз в 1915 году — главно¬
командующий армиями Северо-Западного фронта, сумевший
вывести шесть армий из грозившего им в русской Польше «кот¬
ла»; А.А. Брусилов — командарм-8, чья армия вынесла на себе
основную тяжесть Великого Отступления на Юго-Западном
фронте. Те люди, что ранее распоряжались в Ставке, — пред¬
шественник Алексеева Начальник Штаба Верховного Главно¬
командующего ген. Н.Н. Янушкевич, организовавший эвакуа¬
цию, ранее никогда не участвовал в войнах и не командовал во-
1 Цит. по: Луцкий прорыв. Труды и материалы. М., 1924. С. 200.
53
Оськин М.В.
инским подразделением даже и в мирное время, делая высокую
карьеру по канцеляриям. Именно он станет одним из главных
организаторов принудительного беженства, имевшего самые па¬
губные последствия для страны.
И можно отметить, что если в неприятельский плен к момен¬
ту Февральской революции попало до двух миллионов русских
солдат и офицеров, то дезертиров насчитывалось в десять раз
меньше. Это лишний показатель того тезиса, что русский солдат
сдавался в плен (о «сданных» в плен и попавших в плен ране¬
ными здесь не говорится) только после того, как исчерпывал в
своем понимании все возможности к сопротивлению. Дезертир¬
ство — это предательство товарищей, это крайняя форма ответа
на нежелание воевать. Предпринималась она, как правило, либо
по крайнему неразумию (сосущая тоска по дому), либо по идео¬
логическим мотивам (борьба с существующим режимом). Сдав¬
шиеся же в плен — это последствия психологического слома че¬
ловека, честно выполнявшего свой долг.
Проводя параллели, будущий военный министр последнего
Временного правительства ген. А.И. Верховский в 1922 году го¬
ворил: «Однажды мне пришлось слышать рассказ одной старой
бабы Тульской губернии: “Вот мой сыночек умный, не глупый,
сдался немцам, теперь жив будет и домой вернется”. Вот разни¬
ца двух психологий — рыцаря и тульской бабы: наличие и отсут¬
ствие понятия воинской чести. Если вы возьмете немецкого сол¬
дата 1-й мировой войны, то вы увидите, что немец не мог бежать с
поля сражения, ибо это считалось бесчестным. Мать и жена выго¬
няли дезертира на улицу, ибо все общество, весь народ Германии
не допускали мысли о возможности одному уклоняться от долга
крови в то время, когда умирали другие. Бежать с поля сражения,
оставить свою часть — это значит поступить бесчестно»1. Видно,
что генерал Верховский не проводит разницы между дезертиром
и добровольно сдавшимся в плен. С формальной точки зрения,
1 Цит. по: Не числом, а уменьем! Военная система А.В. Суворова. М.,
2001. С. 317.
54
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
а кадровый офицер может подходить только так, это правда. И тот,
и другой оставили свои рубежи без последнего боя, своих товари¬
щей без поддержки, свою страну в опасности гибели.
Но разница есть. Ее нельзя оправдать, но можно понять, что¬
бы объяснить в исторической ретроспективе. Да и помимо того.
Тем горше было разочарование в своих близких после войны,
когда фронтовики убедились, что в то время как они умирали
за Родину, кто-то в далеком и недостижимом тылу «делал день¬
ги» на войне, нажившись в столь невероятных масштабах, что
невозможно было представить в мирное время. Наиболее пря¬
мо и откровенно это выразил в своем автобиографическом ро¬
мане «Смерть героя» Р. Олдингтон — один из многочисленных
английских добровольцев войны: «А женщины? О женщинах и
говорить нечего: они были великолепны, неподражаемы. Такая
преданность, уж такая преданность! Каким утешением они были
для воинов! Вы же знаете, за это им дали право голоса. О, жен¬
щины были изумительны! Надежны как сталь, и прямы как кли¬
нок. Что бы мы делали без них? Ну, конечно, перетрусили бы.
Да, женщины были изумительны. На женщин можно положить¬
ся, уж они-то всегда рады дать отпор врагу. О, еще бы. Что дела¬
ло бы без них отечество? Они великолепны, такой пример всем
нам!» Что лично получили от этой войны мать и жена немецкого
дезертира, «выгоняя его на улицу», по характеристике генерала
Верховского? Гибель сына и мужа, а затем — голодную смерть в
период галопирующей инфляции в Веймарской республике?
Третьей причиной добровольных сдач в плен явилась по¬
рочная практика эвакуации прифронтовых районов в кампании
1915 года. Объявшая тогда Действующую армию шпиономания,
наряду с эксцессами эвакуации, дополнительно деморализовала
войска, и без того вынужденные драться в неравных условиях.
Более подробно об этом говорится в 3-й главе. Но главное —
шпиономания, инициированная Ставкой Верховного Главно¬
командования с целью прикрыть собственные преступные про¬
счеты в деле управления Действующей армией, убеждала сол¬
дат думать, что в их бедах повинно прежде всего начальство.
55
Оськин М.В.
В.П. Булдаков так пишет о 1915 годе: «Солдаты оказались тогда
психологически не подготовлены к оборонительным действиям
против неприятеля, в полном смысле засыпающего их крупно¬
калиберными снарядами. Беспомощность русской маломощной
артиллерии из-за нехватки боеприпасов они воспринимали как
предательство со стороны собственных военных властей, бро¬
сивших их на произвол судьбы. К этому добавилось изумление
перед тем, что громадные запасы недостающей им амуниции
и снаряжения при отступлении сжигались, а высшие команди¬
ры и интенданты успевали загружать для себя составы дорогой
мебелью»1. Таким образом, добровольная сдача в плен — это не
столько объективное предательство Отечества, сколько субъек¬
тивное «предательство предателей». Кажется — парадокс, но в
тяжелое военное время такой парадокс становится феноменом
массового сознания, оказывающего непосредственное влияние
на каждого отдельного индивида.
Почему это столь важно отметить? Просто потому, что почти
всегда сдача в плен — это не индивидуальное решение, а мас¬
совое. Как правило — принятое в условиях экстремальной об¬
становки, то есть, проще говоря, в наиболее неблагоприятный
момент боя, когда вот-вот бесцельно погибнешь, но еще можно
спастись, сдавшись в плен. Офицер — участник войны, сообща¬
ет о Великом Отступлении 1915 года: «Если даже еще до артил¬
лерийской подготовки, как и во время самой подготовки, будет
обнаружено накапливание противника перед участком обороны,
а равно в тех случаях, когда противник переносит огонь в глуби¬
ну, не следует усиливать гарнизон первой линии. Это ничего не
дает, кроме напрасных потерь. Даже наоборот, деморализован¬
ная масса действует более заразительно, когда, ошеломленная
огнем, она бросается назад или, что еще хуже, подняв руки вверх
и прикрепив белые платки к штыкам, бросается к противнику.
Деморализация в таких случаях доходит до такой степени, что
1 Революция и человек: быт, нравы, поведение, мораль. М., 1997.
С. 62.
56
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
сдающийся, потеряв всякую моральную устойчивость, выпол¬
няет малейшее приказание врага, иногда даже по его указанию
открывает огонь по своим. Надорванная психология этих бойцов
такова, что тысячи спокойно конвоируются десятком вооружен¬
ных, несущих свою службу совершенно небрежно. Так сопрово¬
ждается стадо баранов, в каковое фактически и обращается эта
толпа»1. Нет ничего странного и в том, что многие сдавшиеся,
после того как распадается психологическое «стадо баранов»,
сожалеют о своем проступке. Отсюда и большое количество
бежавших из плена русских военнослужащих, причем — часто
еще на этапе конвоирования, а не из концентрационного лагеря.
Точно такая же ситуация сложилась и в годы Великой Отече¬
ственной войны, когда обстановка первых месяцев, показавшая
мощь всецело подготовленного к тотальной войне врага и сла¬
бость собственной военной машины, стала причиной массового
пленения советских бойцов и командиров. Как только моральное
опустошение проходило, человек думал о сопротивлении, самой
реальной формой которого являлся побег и либо партизанство,
либо попытка добраться до своих. Переоценка являлась не про¬
сто массовой, а чуть ли не абсолютной. В годы Великой Отече¬
ственной войны на 1 мая 1944 года из 3 281 157 чел. советских
военнопленных было расстреляно или убито при попытке к бег¬
ству 1 030 157 чел2. Так или иначе сопротивлялся каждый третий.
Вернее, был убит каждый третий из сопротивлявшихся. Вот это
и есть феномен массового пленения периода индустриальных
войн: моральное ошеломление и последующее осознание соб¬
ственного проступка, совершенного в массе, но ответственного
за него индивидуально.
Наконец, последней существенной причиной добровольных
массовых сдач в плен стало отсутствие достоверной информа¬
ции о плене: «замалчивание истинного положения военноплен¬
1 Сапожников Н. Позиционная война (Краткий очерк по опыту миро¬
вой войны). Харьков, 1924. С. 53—54.
2 Всероссийская книга памяти 1941—1945. Обзорный том. М., 1995.
С. 452.
57
Оськин М.В.
ных на территории Центральных держав стало причиной рас¬
пространения среди русских солдат представления о плене как
лучшей доле, что увеличило случаи массовой добровольной сда¬
чи. В подобной ситуации власть была вынуждена инициировать
дискуссию о плене, предъявив, однако, жесткие требования к пуб¬
ликуемым мемуарам. На суд читателя выносились только отри¬
цательные воспоминания об условиях содержания в германских
лагерях, трезвые же оценки зависимости состояния пленных от
экономической ситуации в самих центральных державах подвер¬
гались неумолимому вытеснению»1. В итоге, возвращавшиеся из
плена инвалиды в начале 1916 года широко распространяли сведе¬
ния, что в плену «ожидают мучения и голодная смерть»2.
Сам факт цензурирования воспоминаний о плене понятен:
власти не должны были допустить новых сдач в плен. Но нельзя
сказать, что информации не было вообще. Еще в 1914 году пе¬
чать широко распространяла информацию о том, что противник
издевается над русскими военнопленными, вплоть до убийства
пленников. Пример 1914 года: в Вологде немецкие военноплен¬
ные играли в футбол с местной командой на плац-парадной пло¬
щадке. Местное население было озлоблено, и лишь усилиями
полиции «был предупрежден инцидент, готовившийся между
игравшими и лицами, не разделявшими их взглядов и таившими
злобу к иностранцам, проявившим, судя по газетам, бесчелове-
ческие отношения к русским»3.
То есть направленной и массированной пропаганды все-таки
не было, раз одни ненавидели немцев в принципе, а другие были
готовы играть с ними в футбол. Такая пропаганда появляется
лишь после кампании 1915 года, которая дала массовые случаи
сдач в плен. Домой в ходе войны возвращались только те плен¬
ные, что были признаны полными инвалидами. Их возвращение
1 Россия и война в XX столетии. Взгляд из удаляющейся перспекти¬
вы. М., 2005. С. 47.
2 Оболенская С.В. Германия и немцы тазами русских (XIX в.). М.,
2000. С. 185.
3 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1914, д. 141, ч. 12, л. 2.
58
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
являлось своеобразным обменом между противниками. Именно
их устами и распространялись негативные сведения о неприя¬
тельском плене, так как власти обоснованно опасались, что офи¬
циальным ведениям никто не поверит.
В числе прочего негатива назывались такие, как убийства
раненых, сдающихся в плен, издевательства, пытки перед убий¬
ством, сожжение живыми, запашка земли на солдатах и казаках,
медицинские опыты на пленных. Действительно, образованная в
Российской империи в 1915 году Чрезвычайная Следственная ко¬
миссия по расследованию нарушений противником норм между¬
народного права, констатировала такие факты. Например: «Как
на общественных работах, так и на частных, работоспособность
пленных жестоко эксплуатировалась, причем ни болезнь, ни изну¬
рение, не принимались во внимание. Пленных, выбивавшихся из
сил от чрезмерного физического утомления, заставляли работать
с шести утра до восьми часов вечера с одним кратким обеденным
перерывом. Конвойные неустанно следили за тем, чтобы ни одна
минута трудового дня не оставалась неиспользованной. Особенно
тяжело приходилось пленным на полевых работах, когда при по¬
мощи особых приспособлений их, по 14—16 человек, запрягали в
плуги и бороны, и они целыми днями, заменяя рабочий скот, вспа¬
хивали и уравнивали поля»1. В целом, делался вывод, что в плену
русские — хуже собак. Побывавшая в Германии российская се¬
стра милосердия сообщает: «Когда говоришь с пленными, то по¬
ражает их запуганность... Объясняется эта запуганность тем, что
немцы абсолютно не считаются с нашими пленными и держат их
под гнетом строгих наказаний, побоев, лишения пищи за малей¬
шую провинность, а часто и без всякого повода.. .»2.
Безусловно, все это было, но являлось ли оно массовой прак¬
тикой и, что еще более важно, целенаправленной политикой
Центральных держав? Ведь масса эксцессов по отношению к
1 См.: Обзор действий Чрезвычайной Следственной Комиссии с
29 апреля 1915 года по 1 января 1916 года. Пг., 1916. Т. 1. С. 203.
2 Шуберская Е.М. Доклад о положении военнопленных в Германии.
Пг., 1917. С. 4.
59
Оськин М.В.
неприятельским военнопленным существовала и в Российской
империи. Один из таких примеров приводит В.В. Поликарпов,
считающий, что в русском плену «Особенно суровой была судь¬
ба славян — австро-венгерских подданных, поскольку их прави¬
тельство не предпринимало в их защиту столь же действенных
усилий, как это делало германское». В одном из рабочих лагерей,
русскими охранниками применялись следующие издевательства:
работы полунагими, фунт хлеба больным без горячей пищи, вме¬
сто карцера — несколько суток в земляных ямах, палки и розги.
Начальник команды ратников силой заставлял солдат избивать
пленных, причем за отказ избивал ратников сам. Почти все плен¬
ные здесь — славяне, в основном — русины. Когда дело изде¬
вательств над «братьями-славянами» всплыло, начальственные
инстанции, конечно, пытались оправдаться. Доклад начальника
Главного Артиллерийского управления ген. А.А. Маниковского
военному министру ген. Д.С. Шуваеву от 22 ноября 1916 года, по
поводу издевательств над неприятельскими пленными утверж¬
дает, что причиной стало нежелание пленных славян работать:
«Это происходило от того, что до присылки на лесные работы,
военнопленные, получая полное пищевое довольствие, которое
полагалось нижним чинам русской армии, ничего почти не дела¬
ли и полагали, что пребывание в плену сводится к спокойной и
сытой жизни на отдыхе»1.
Отчетливо видно, что издевательства те же самые: избиения,
голодовка, карцер. Но понятно, что многое зависело от началь¬
ников лагерей, рабочих команд и прочих учреждений и органи¬
заций, где находились военнопленные. В одних лагерях в России
пленные поражали своим сытым видом, а в других умирали от
болезней и голода. Представляется, что в Германии и Австро-
Венгрии господствовал тот же принцип: соблюдение норм меж¬
дународного права зависело от администрации. А как же много¬
численные показания участников войны?
1 Поликарпов В.В. Военнопленные в лагерях под Ижевском в 1915—
1916 гг. // Вопросы истории. 2007. № 2. С. 94—101.
60
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Здесь немало пропагандистской информации, приумножен¬
ной на личные страдания в плену. Некоторый свет проливают
противоречащие друг другу показания современников. Напри¬
мер, посещавшая в 1915 году лагеря военнопленных сестра ми¬
лосердия утверждает: «страдание офицеров происходит не от
внешних неудобств, которые они переносят, а от пренебрежи¬
тельно дерзкого отношения к ним высшей и низшей администра¬
ции лагеря»1. Это было правдой. Но с другой стороны — опуб¬
ликовано в 1916 году, когда пропагандистская кампания в Рос¬
сии набирала свои обороты. Репрессалии в отношении русских
офицеров преподносятся здесь в качестве инициатив лагерной
администрации. Противоположное мнение дает бывший воен¬
нопленный офицер: «“Жестокости” действительно практикова¬
лись немцами. Но применение этих репрессий было, в основ¬
ном, лишь ответной мерой на наши — русские — неполадки в
обращении с немецкими военнопленными...» Как только немцы
узнавали о произволе отдельных русских комендантов лагерей,
«сейчас же, с аптекарской точностью, здесь отмеривалась ответ¬
ная репрессия. Положенное число русских офицеров отправля¬
лось на высидку в темные бараки и на урезанные пайки»2.
Это писалось в эмиграции, в Австралии, когда недавнее про¬
шлое стало далеким прошлым. Можно говорить более объек¬
тивно, в сравнительном контексте. Отсюда и иная точка зрения:
германские репрессалии являлись ответом на русский произвол.
И наверняка, русский произвол являлся следствием некритич¬
ного восприятия все той же самой пропаганды. Дело в том, что,
согласно распоряжениям командования, «одной из главных задач
при определении условий размещения и содержания военноплен¬
ных враждебных армий должна была стать адекватность условий,
в которых находились русские пленные в странах противника»3.
1 Казем-Бек П. Поездка по Германии во время войны русской сестры
милосердия. Пг., 1916. С. 43.
2 Георгиевич М.М. Свет и тени. Сидней, 1968. С. 12—13.
3 Иконникова Т.Я. Военнопленные 1-й мировой войны на Дальнем
Востоке России (1914—1918). Хабаровск, 2004. С. 17.
61
Оськин М.В.
А откуда поступала информация об условиях содержания русских
военнопленных? Часто — из прессы, совершенно не отвечавшей
за свои материалы, и потому вольно и невольно разжигавшей
чувство мести в патриотических сердцах. Ни корреспонденты и
редакторы, ни коменданты лагерей и их подчиненные лично не
опасались попасть в неприятельский плен, и потому волна кати¬
лась по нарастающей.
Отвечали за это русские военнопленные — ухудшением свое¬
го положения, так как в Германии разжигание чувства мести усу¬
гублялось еще и шовинистической пропагандой. Ведь, помимо
прочего, «В ходе войны одним из способов давления на враже¬
ское государство стали репрессии по отношению к военноплен¬
ным. С их помощью воюющие стороны пытались улучшить по¬
ложение своих подданных, оказавшихся в лагерях противника...
В 1915 году, после получения информации о привлечении плен¬
ных немцев и австрийцев к строительству Мурманской железной
дороги, где тяжелый труд и недостатки снабжения привели к рез¬
кому ухудшению физического состояния пленных, немецкая сто¬
рона организовала “штрафной лагерь” Штоермоор, расположен¬
ный на болотах. В лагерь на положение солдат были переведены
офицеры, имевшие в России влиятельных родственников»1.
С одной стороны, данный поступок немцев неправилен, так
как международное право предусматривало использование не¬
приятельских военнопленных на работах. В частности, статья 6
Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 18 октября
1907 года в Приложении — «Положение о законах и обычаях
сухопутной войны» гласила: «Государство может привлекать во¬
еннопленных к работам сообразно с их чином и способностями,
за исключением офицеров. Работы эти не должны быть слиш¬
ком обременительными и не должны иметь никакого отношения
к военным действиям». Однако на строительстве Мурманской
железной дороги погибло семнадцать тысяч немецких пленных
1 Нагорная О.С. Русские генералы в германском плену в годы Первой
мировой войны // Новая и новейшая история. 2008. № 6. С. 100.
62
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
(по данным немцев — более тридцати). Этот факт массовой ги¬
бели людей говорит об «обременительности» данных работ, что
признавалось даже представителями Дома Романовых. Так, в на¬
чале 1917 года инспектировавший русский Север 4-й номер сре¬
ди претендентов династии Романовых на российский престол,
объявивший самого себя в эмиграции императором, сообщает:
«Когда я поехал в Мурманск, новая железная дорога была только
что построена. На строительстве работали немецкие и австрий¬
ские военнопленные. Я нашел, что они содержались очень не¬
плохо, но из-за суровых климатических условий в этих северных
районах смертность среди них была высокой»1. Удивительно ли,
что очень скоро со стороны немцев последовала месть, превы¬
шавшая русский произвол? А именно — массовое использова¬
ние русских военнопленных на работах в прифронтовой зоне,
что напрямую запрещено этой же самой статьей. Вот оно — ла¬
вина взаимной мести, ухудшавшая положение военнопленных
во всех воюющих странах.
Надо сказать, что командование всех сторон предписывало
соответствующим образом обращаться с пленными. В период
войны выходили сборники приказов по различным соединениям,
ныне используемых в научной литературе в качестве источника.
Вот здесь-то можно найти пример того, как даже высшие штабы
принимали участие в разжигании взаимной мести. Что касается
России, то в том числе и Ставка Верховного Главнокомандования.
Так, в приказе по 4-й армии от 26 октября 1914 года отмечалось,
что Верховный Главнокомандующий получил сведения о том,
«что имели место случаи не только некорректного, но вызываю¬
щего поведения со стороны некоторых военнопленных». Поэтому
великий князь Николай Николаевич «полагает, что обращение с
пленными вообще должно быть именно как с пленными. При¬
чем малейшее проявление дерзости или вызова со стороны плен¬
ных должно караться немедленно же переводом их на положение
1 Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе Рос¬
сии. М., 2006. С. 172.
63
Оськин М.В.
арестантов, а при дальнейших случаях подобного поведения на
пленных должны надеваться наручники и т.п.». Действительно,
такие случаи были. В начале войны австрийские пленные офице¬
ры вели себя как будущие победители. Врач 70-й артиллерийской
бригады вспоминал о событиях августа 1914 года (Галицийская
Битва, 5-я армия): «Подошли еще пленные — все оскорбительно¬
самоуверенные. С небрежной улыбкой на губах они хвастливо
рассказывают, что Петроград взят, и Варшава также взята прус¬
саками. А на все наши уверения, что наши давно в Львове, от¬
вечают внушительно и спокойно: “Это невозможно”»1. О том же
вызывающем поведении немецких военнопленных сообщают и
источники начала Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
Агрессор всегда необоснованно самоуверен.
Как бы то ни было, представляется, что распоряжение Верхов¬
ного Главнокомандующего являлось неверным, так как его испол¬
нение неизбежно влекло заг собой репрессалии в отношении рус¬
ских пленных и так далее по нарастающей. Тем более что перевод
пленных на положение арестантов был неправильным шагом, так
как должен был проводиться «за малейшее проявление дерзости
или вызова». Трактовать данный приказ можно было сколь угодно
широко, нацепляя наручники направо и налево.
Насилие влекло за собой насилие, и смягчение условий для
военнопленных могло наступить лишь после соответствующих
соглашений. Разумеется, что договариваться с австрийцами, чьих
пленных русские взяли больше, нежели отдали им сами, было
легче, нежели с немцами. Однако как воспринималась практика
таких договоренностей?
Действительно, зачастую плохое отношение к русским воен¬
нопленным проистекало из плохого положения австро-герман¬
ских пленных в России, являясь ответом на произвол отдельных
комендантов. Понимая это и зная, что немцы могут репрессиро¬
вать десяток русских пленных за каждого своего, императрица
1 Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны. М.,
1998. С. 18.
64
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Александра Федоровна неоднократно советовала царю улучшать
положение неприятельских пленных, чтобы у тех не было пово¬
да проводить репрессии против русских пленных. Это обстоя¬
тельство стало в оппозиционной пропаганде одним из дополни¬
тельных доказательств «измены» царицы в ее якобы имевшем
место стремлении к сепаратному миру. Иными словами, на всех
углах либеральная буржуазия усиленно муссировала тему несча¬
стий русских пленных в руках противника, но усилия верховной
власти по смягчению их положения посредством смягчения по¬
ложения неприятельских военнопленных в русском плену (в от¬
ношении немцев иного варианта и не было) преподносились
публике как «изменнические».
Несмотря на клеветнические выпады оппозиции, власти
делали свое дело. Первым шагом стали инспекторские поезд¬
ки сестер милосердия, проводившиеся под эгидой Междуна¬
родного Красного Креста. В этих поездках сестер милосердия
неприятельских держав, помимо местных офицеров, также со¬
провождали представители нейтральных государств в качестве
независимых свидетелей, призванных удостоверять выполнение
норм международного права. В 1915—1916 гг. прошли несколько
таких взаимных поездок. Конечно, не все было просто, не в каж¬
дый лагерь инспекции имели доступ, широкое распространение
имели очковтирательство, ложь, попытки замолчать истинное
положение вещей. Обычные критические замечания по режиму
содержания пленных: недоедание и голод, болезни и обмороже¬
ния, нужда в лекарствах и дезинфекционных средствах.
Однако, в целом, эти поездки сыграли большую роль в улуч¬
шении положения военнопленных. Немецкий исследователь
Р. Нахтигаль абсолютно справедливо пишет: «Поездки сестер —
необычный пример готовности воюющих друг с другом евро¬
пейских держав — России, Австро-Венгрии и Германии — из
гуманитарных соображений разрешить представителям непри¬
ятельских стран ознакомление с условиями внутренней жизни.
Эта форма прозрачности для пленных Центральных держав
в России стала бесценной удачей, а иногда служила и просто
3 Оськин М. В.
65
Оськин М.В.
спасением жизни»1. Прежде всего — они позволили сократить
объемы произвола со стороны комендантов лагерей в трех вою¬
ющих державах. Современники (например, ген. П.Н. Краснов
для России или бывший немецкий пленный Э. Двингер) сооб¬
щают, что после посещения лагерей военнопленных сестрами
Международного Красного Креста какие-то их просьбы по улуч¬
шению положения пленных непременно удовлетворялись. Да и
просто — по-человечески. В своей поездке в Германию вдова
командарма-2 ген. А.В. Самсонова, погибшего в ходе Восточно-
Прусской наступательной операции августа 1914 года, сумела
разыскать тело своего мужа и перевезла его на родину для пере¬
захоронения в родовом имении.
Сотрудничество трех держав в гуманитарной сфере про¬
должало развиваться и в дальнейшем. Так, в ноябре 1915 и мае
1916 г. прошли две Стокгольмские конференции, на которых
представители России, Германии и Австро-Венгрии заключили
ряд договоренностей, касающихся урегулирования содержания
и обращения с пленными. Однако в России, ввиду ряда прово¬
лочек и общего кризиса режима, решения конференций даже не
были переведены на русский язык, и потому просто не дошли на
места до исполнителей (администрации концлагерей). В итоге
«Проведение в жизнь постановлений Стокгольмских конферен¬
ций в полном объеме ничем не было гарантировано. Надзор над
соблюдением состоявшихся соглашений не мог быть осуществ¬
лен, так как образование Смешанных Комиссий встретило пре¬
пятствие главным образом с русской стороны»2.
Безусловно, в русских Вооруженных Силах нашлись и те
люди, что сдавались в плен добровольно по идеологическим мо¬
тивам. Вернее, многие из них придумывали себе эти мотивы зад¬
ним числом, чтобы оправдать собственное шкурное нежелание
умирать в окопах за Родину. Ведь члены революционных партий,
1 Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск,
2007. С. 93.
2 Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—
1918 гг. М., 1920. С. 375.
66
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
находившихся на фронте (эсеры, большевики) и не стремились
к пленению, так как их задачей являлась революционная пропа¬
ганда в действующих войсках. Напротив, многие из тех, кто сда¬
вался добровольно, не желая умирать, впоследствии сообщали,
что делают это вследствие ненависти к царскому режиму.
Прекрасный пример такого пленного дает Д. Дмитриев, оста¬
вивший после себя воспоминания. Что еще более характерно,
этот человек пошел на войну добровольно, движимый патриоти¬
ческими чувствами. Но очень скоро, увидев, что война — это тя¬
желая кровавая работа, на которой отправиться на тот свет про¬
ще простого, он решает сдаться в плен. Так, автор и в плен попал
совершенно добровольно, причем подбил на это тех солдат, что
находились вместе с ним: «Воевать и подставлять себя под убой
без патронов и снарядов — дураков нет. И какой толк, братцы, от
того, что нас, как скотов, на войне побьют? Война нам не нужна.
За что воюем?»1
Таким образом, человек, пошедший на войну добровольцем,
столь же добровольно сдался в плен в июне 1915 года, ввиду не¬
равенства сил русской армии с противником в технических сред¬
ствах ведения боя и, особенно, в боеприпасах. Видя невозмож¬
ность равной схватки с противником, доброволец добровольно
сдается в плен, но не в бою, ошеломленный его исходом, как
львиная доля сдавшихся в плен летом 1915 года русских солдат,
а осознанно, заблаговременно подготовив собственное плене¬
ние. При этом еще и подбивает на пленение своих товарищей.
Безусловно, к таким людям не может относиться тезис о том, что
они сдались в плен, честно выполнив свой долг перед Родиной.
Нисколько не оправдывая высшую государственную власть
нашей страны в смысле неподготовленности государства к войне
и низком уровне подготовки командного состава, что влекло за
собой громадные потери личного состава, хочется отметить, что
именно такие «шкурники», не желавшие умирать, но жаждавшие
отсидеться в плену в то время, как враг будет занимать родную
1 Дмитриев Д. Доброволец. М.—Л., 1929. С. 18.
67
з*
Оськин М.В.
землю, в громадной степени способствовали тяжелым пораже¬
ниям кампании 1915 года. Чем больше бойцов сдавалось в плен,
тем дальше на восток отступали те, кто не сдавался. Тем больше
погибало истинных патриотов своего Отечества. Именно такие
«шкурники», сдаваясь массами в плен в 1941 году, даже не пыта¬
ясь бежать в леса, наряду со всем прочим, позволили фашистам
пройти далеко вглубь нашей страны. Именно на совести таких
«шкурников» в том числе должны лежать те насилия, что твори¬
лись фашистами на нашей земле.
Поэтому, наверное, есть справедливость в том, что массы та¬
ких людей гибли в плену от тяжелых условий содержания. Что ж:
у большинства из них и летом 1915 и летом 1941 года был выбор:
погибнуть с оружием в руках или сдаться. По меньшей мере, ста¬
тистика личного спасения говорит о предпочтительности сдачи
в плен: в австро-германском плену погибло на порядок меньше
людей, нежели в боях с ними. Характерно, что автор воспоми¬
наний Д. Дмитриев уже в августе того же года решил бежать из
того самого плена, в который добровольно отправился. Причи¬
на — ухудшение качества пищи и тяжелые работы на Итальян¬
ском фронте, где русские военнопленные строили укрепленные
полосы на австро-итальянском фронте. В лагерях говорили, что
Тирольский фронт — это «каторга пленных».
Как это прелестно: желать спокойно ожидать в плену оконча¬
ния войны, отказавшись от борьбы как раз в тот самый момент,
когда Родина как никогда прежде нуждалась в поддержке каждо¬
го из своих сынов. И вдруг такого «шкурника» из относительно
комфортабельных условий (в окопах фронта, безусловно, было
куда тяжелее, нежели в лагерных бараках, да еще не Германии,
а Австро-Венгрии) отправляют в опасное место, где надо ра¬
ботать. Да еще в опасности, под пулями воюющих сторон и в
условиях действия чрезвычайных приказов, где ослушание кон¬
воиру могло в любой момент стоить жизни.
Но и это опять-таки не все. Побег удался, и автора воспомина¬
ний отправили в русский запасной батальон, который формиро¬
вался из бежавших русских военнопленных в итальянском тылу.
68
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Очевидно, случаев бегства из плена было предостаточно. Вскоре
этот батальон был отправлен на фронт, и тут же, что опять-таки
примечательно, русские стали жаловаться на то, что зря бежали
из плена. Поэтому Д. Дмитриев со вздохом облегчения пишет о
том дне, когда его рота вновь угодила в австрийский плен.
Подобная эпопея замечательна тем, что показывает на при¬
мере прослойку людей, вообще не желавших воевать, но парази¬
тировавших на войне. Нельзя отказать им в личной храбрости —
побег из плена, участие в боевых действиях, дважды пленение.
Однако, по сути, это также были дезертиры — то есть беглецы,
но не в собственный тыл, а в неприятельский плен. Вот к таким
людям и должен относиться знак равенства между дезертирством
и пленением, о котором пишет ген. А.И. Верховский.
Кампания 1915 года, давшая столь большие потери пленны¬
ми, впоследствии уже не повторялась. Довооружение русской
Действующей армии, насыщение ее техникой и боеприпаса¬
ми, резко понизили количество пленных, так как добровольно
сдававшиеся теперь лишились непосредственной предпосылки
для сдачи — неравенства в бою. Поэтому в кампании 1916 года
основная часть русских пленных (около двухсот тысяч человек)
в основном была взята противником в бою.
Основной причиной потерь пленными в 1916 году стала пере¬
мена состава пехоты в смысле слабости ее кадров. Во время ата¬
ки части и подразделения перемешивались и, в случае убытия
из строя командиров, останавливались в растерянности, не зная,
что делать дальше. Контратака противника, предпринимаемая на
оставшихся без артиллерийской поддержки пехотинцев, приво¬
дила к их пленению: «До тех пор, пока части находились в не¬
расстроенном виде в руках начальников, они двигались вперед,
но лишь только они попадали в расположение противника, где от¬
ражение контратак требует максимальной устойчивости со сторо¬
ны бойцов и младших начальников, как войска сдавались в плен.
В этом сказывался политико-моральный надлом русской армии.
Неустойчивости войск способствовало и то обстоятельство, что
артиллерия не умела поддерживать огнем наступающие части при
69
Оськин М.В.
их продвижении вглубь расположения противника. Систематиче¬
ски наблюдалось и запаздывание резервов»1. На наш взгляд, гово¬
рить о «политико-моральном надломе» было бы неправомерно.
Оказавшиеся без командиров рядовые бойцы, подвергшиеся
ударам со стороны врага, чаще всего сдавались в плен и в дру¬
гих армиях — австрийской и итальянской. И обусловливались
это не моральным состоянием войск, а их крестьянским мента¬
литетом — вековой привычкой действовать «обществом» либо
только по распоряжению начальства. В вооруженных силах
Германии и Великобритании крестьян насчитывалось менее по¬
ловины, и потому они не знали массовых сдач в плен, так как
люди были грамотны и досконально знали, за что воюют. Среди
рядовых здесь находилась масса интеллигенции, в то время как в
России или Австро-Венгрии они почти все шли в офицеры воен¬
ного времени (прапорщики) или вольноопределяющиеся. Фран¬
ция представляла собой несколько промежуточный вариант, так
как на значительное количество интеллигентов, мещан и рабо¬
чих накладывалась существенная доля полуграмотных крестьян.
Кроме того, сама сущность Первой мировой войны как схватки
за лидерство между англичанами и немцами способствовала их
желанию драться до конца.
Как бы то ни было, добровольные сдачи в плен были харак¬
терны для Российских Вооруженных Сил в течение всей войны.
Несмотря на успехи Брусиловского прорыва, последующие не¬
удачи (Ковель, Румыния), равно как и унылое бездействие Се¬
верного и Западного фронтов, постоянно давали врагу новых
пленных. Хотя и в несравненно меньших масштабах, нежели
в 1915 году. Войсковые начальники пытались воздействовать
на подчиненных моральными доводами. Так, приказ ген. гра¬
фа Ф.А. Келлера (начальник 3-го кавалерийского корпуса) в сен¬
тябре 1916 года говорит о том, что любого сдающегося в плен
надлежит уничтожать до последнего человека: «в корпусе имели
место печальные и позорные случаи сдачи в плен как отдельных
1 ВольпеА. Фронтальный удар. М., 1931. С. 255.
70
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
людей, так и небольших частей. Наши деды и отцы ни при каких
тяжелых условиях в плен не сдавались, предпочитая честную
славную смерть позорному плену. Крепко верили в Бога и свято
хранили присягу... Те клятвопреступники и подлецы, что сда¬
ются в плен, мало того, что берут на свою душу грех, но еще и
подводят ближайшие сражающиеся к ним части и предают своих
товарищей, рассказывая в плену о расположении наших частей,
чем облегчают действия противника и подводят под смерть и
увечье своих братьев»1.
В связи с общим кризисом самодержавия, увязшего в борь¬
бе с либеральной оппозицией, ближе к Февральской революции
угроза добровольной сдачи в плен стала своеобразным мето¬
дом шантажа со стороны солдатской массы. Из письма солдата
8-й армии зимой 1916/1917 г.: «Когда мы стали на позиции, бата¬
льонный передал наступать, и рота не хотела идти, передала ба¬
тальонному, что если пойдем наступать, то все в плен пойдут, и
так нас оставили»2. Именно 8-я армия ген. А.М. Каледина нано¬
сила главный удар в Брусиловском прорыве. До весны 1916 года
ею командовал сам ген. А.А. Брусилов. Она и добилась наиболь¬
ших успехов в мае—июне.
Тяжелейшие потери в «ковельской мясорубке» привели к пе¬
ремене состава пехоты, и потому вышеуказанное письмо о соот¬
ветствующем поведении пехотинцев уже неудивительно. Эти-то
солдаты и приветствовали Февральскую революцию, означав¬
шую, что выход России из войны — не за горами. Недаром все
источники говорят, что, когда в лагеря военнопленных стали по¬
ступать пленные «образца 1917 года», уже после Февральской
революции, и особенно взятые в плен в ходе Июньского наступ¬
ления, «это были совсем уже другие люди».
В 1914—1917 гг. русские армии потеряли два миллиона че¬
тыреста тысяч человек пленными, взяв в то же время в плен око¬
1 Цит. по: Граф Келлер. М., 2007. С. 1059.
2 Френкин М.С. Революционное движение на Румынском фронте
1917 г. — март 1918 г. М., 1965. С. 36.
71
Оськин М.В.
ло двух миллионов солдат и офицеров противника, в основном
австрийцев. Если сравнить соотношение «обмена» пленными
между Россией и Германией (немцы взяли в плен около полуто¬
ра миллионов русских, в то время как русские пленили лишь сто
шестьдесят тысяч немцев), то это соотношение будет как один к
более девяти не в нашу пользу. Одно только это говорит о том,
с какой военной машиной пришлось столкнуться Вооруженным
Силам Российской империи, и сколь необоснованными были за¬
верения представителей военного ведомства о готовности стра¬
ны к большой войне.
Впрочем, не менее преступными в данном контексте явля¬
лись политическое легкомыслие верховной власти и лично им¬
ператора Николая II, а также внешнеполитические устремления
российской буржуазии. Те же высокопоставленные деятели, что
противились участию России в Первой мировой войне, до наших
дней подвергаются негативной оценке. Это и граф С.Ю. Витте,
характеризуемый как «политический хамелеон», и П.Н. Дурно¬
во, преподносимый исключительно в качестве лидера консерва¬
тивных сил в Государственном Совете, наконец, Г.Е. Распутин, о
котором и поныне ходят лишь басни бульварного разлива.
Так почему же мы потеряли так много солдат и офицеров
(13 285 генералов, офицеров, военных чиновников и прапорщи¬
ков) за годы войны? Почти каждый двадцатый русский офицер
и каждый седьмой солдат оказались в неприятельском плену.
Люди попадали в плен ранеными, их «сдавали» в плен растеряв¬
шиеся бездарные командиры, они добровольно сдавались в плен,
не видя выхода из сложившейся конкретной ситуации.
Основная масса военнопленных (более половины) пришлась
на 1915 год, когда русские армии отступали под напором неприя¬
теля на восток при бездействии союзников Российской империи,
преспокойно укреплявших свои вооруженные силы. Неравен¬
ство в техническом оснащении, позволявшее австро-германцам
одним огнем сметать русские окопы, при минимальном противо¬
действии со стороны русской артиллерии, вело к многочислен¬
ным сдачам в плен. Точно так же, в ряде операций неумение
72
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
высших командиров стало причиной больших потерь в живой
силе — особенно пленными. Наиболее вящим примером здесь
является Восточно-Прусская наступательная операция августа
1914 года (то есть самого начала войны), спасшая Париж, но
приведшая к потерям ста процентов исходной русской группи¬
ровки (три четверти из них — пленными). Таким образом, глав¬
ных причин столь тяжелых потерь две — нехватка вооружения
и воинское неискусство русского командования по сравнению с
немцами на первом этапе войны. Как только обе причины были
сравнительно преодолены, кампания 1916 года дала и победу
Брусиловского прорыва, и резкое понижение потерь пленными
(в пять раз по сравнению с 1915 годом).
Однако существовали и психологические причины массового
пленения. Так, у большинства сдавшихся в плен русских солдат
отсутствовало сознание позорности плена. Это не значит, что
люди преднамеренно сдавались в плен. Дело в том, что «правила
войны» позволяли сдаваться в плен, и можно было воспользо¬
ваться данной лазейкой, чтобы уцелеть лично самому. Поэтому
часто плен воспринимался в качестве вынужденной передышки,
предоставленной, чтобы выжить. Поэтому, например, ратники
старших возрастов открыто радовались, что оказались в плену,
так как оставались в живых.
Не следует думать, что добровольные сдачи в плен и радость
от осознания того, что ты остался жив, были свойственны лишь
русским. Ожесточенно и не сдаваясь воевали те, для кого Первая
мировая война явилась смыслом борьбы за европейскую гегемо¬
нию — англичане и немцы. В какой-то степени это верно и при¬
менительно к объятой реваншизмом за унизительный разгром
1870 года Франции. До конца воевали и сербы, которых австрий¬
цы стремились уничтожить как нацию (но это — уже схватка на
выживание, как предвестник событий Второй мировой войны).
Отметим два фактора, объясняющих, почему британцы воева¬
ли именно так, а не иначе. Известао, что в период англо-бурской
войны 1899—1902 гг. английские солдаты сдавались в плен не ме¬
нее охотно, чем австрийцы или русские в Первую мировую войну,
73
Оськин М.В.
в отличие от несдававшихся буров. Причина сдачи в плен также в
условиях личной безопасности. Русский наблюдатель и участник
англо-бурской войны писал из Южной Африки: «Английские сол¬
даты, после того как убедились, что в плену им не грозит никакая
опасность, охотно кладут оружие, но буры не имеют возможности
брать пленных, так как их некуда девать, некому стеречь и нечем
кормить»1. В Южной Африке воевали наемники-профессионалы,
берегшие свою жизнь и ничего не получавшие от покорения ма¬
леньких бурских республик. Кто получал дивиденды от разра¬
ботки африканских алмазных жил и золотоносных руд — разве
простой англичанин? В Первой мировой войне сражалась масса
добровольцев, сознававших, что от исхода схватки с Германией
зависит судьба Британской империи, судьба океанской гегемонии,
за счет которой англичане имели возможность эксплуатировать
людей и ресурсы доброй половины планеты.
Немцы и англичане воспринимали эту войну как свою лич¬
ную, и тем горшим будет послевоенное разочарование, когда
окажется, что все бонусы достанутся финансовым воротилам и
продажным политиканам обеих стран, вне зависимости от ста¬
туса победителя или побежденного. Иными словами, причина
упорства в боях — это не следствие личных или, тем паче, на¬
циональных качеств. Это — осознание войны как своей соб¬
ственной, наложенное на массовое восприятие ее в качестве
отечественной.
Прочие воюющие государства — Россия, Австро-Венгрия,
Италия — были втянуты в войну своими правительствами, вое¬
вать приходилось, прежде всего, за чужие интересы, и неудиви¬
тельно, что народы этих стран не испытывали особенного желания
воевать. Крестьянское происхождение большинства военнослу¬
жащих в этих странах и их сравнительная неграмотность (мало¬
грамотность) также являлись предпосылками стихийного паци¬
физма, при котором в неприятеле видишь, прежде всего, человека,
а не врага. Лозунг Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
1 Вандам А.Е. Геополитика и геостратегия. М., 2002. С. 231.
74
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
«Убей немца! Сколько раз встретишь его, столько раз и убей!» для
россиян периода 1914—1917 гг. просто не работал. Делить рус¬
ским с австрийцами или немцами пока было нечего.
Поэтому столь же охотно, сколь и русские, в периоды воен¬
ных неудач сдавались австрийцы и итальянцы. Кто сможет на¬
звать их изменниками? Разве лишь тот, кто сам не был на войне.
Сотни тысяч пленных итальянцев стали негативным символом
слабости итальянской армии. Но проистекало это не от личных
качеств итальянского солдата, а от того, что лично ему, итальян¬
скому крестьянину, было не за что воевать с австрийцами. Точно
так же боролись и австрийцы (за исключением венгров), о чем
остались воспоминания русских современников. Приведем при¬
мер. Ноябрь 1914 года, австрийский фронт, свидетельство русско¬
го офицера-гвардейца: «К счастью для нас, дивизии противника
состояли, главным образом, из ландштурма старших возрастов и
особой охоты к наступлению на нас не проявляли. Выходившие
вперед разведчики, высланные от полка, часто приводили с со¬
бой небольшие партии этих вполне добродушных ландштурми¬
стов, которые, по-видимому, ничего не имели против того, чтобы
кончить войну и поехать отдыхать в Россию»1.
Обратим внимание на возраст сдающихся. Это были, как
правило, солдаты старших возрастов, обремененные семьями и
потому в принципе не желавшие воевать. Дома их ждали жены
и дети. В России тоже добровольно чаще прочих категорий сда¬
вались ратники ополчения в возрасте за тридцать пять — не
понимая целей войны, они не желали и умирать. Ополченские
бригады в 1915 году показали себя наименее боеспособными
соединениями, и иначе не могло и быть. Пополненные зимой
1915/1916 г. новобранцами молодых возрастов, после своего
преобразования в пехотные дивизии 3-й очереди, многие из них
в Брусиловском прорыве показали превосходные боевые каче¬
ства (наиболее характерный пример — 101-я пехотная дивизия
ген. К.Л. Гильчевского).
1 Торнау С.А. С родным полком. Берлин, 1923. С. 49.
75
Оськин М.В.
Это молодежь, склонная к радикальному поведению, мота
вести себя иначе (русская «лихость», берущая корни своей эти¬
мологии в термине «лихо» — как преступный умысел правовой
системы периода монгольского завоевания Руси). Потому-то
приказы командования всех уровней и советовали командирам
ставить в первую линию молодежь, оставляя солдат старших
возрастов в тыловых службах и резервах. Но и без того, чем да¬
лее затягивалась война, тем менее хотелось погибать тем, кто
не видел для себя смысла ведшейся мировой борьбы. Офицер-
летчик описывал свои впечатления о ходе Брусиловского проры¬
ва следующим образом: «По дорогам — вереницы пленных. Ав¬
стрийцы идут с песнями и цветами, немцы — в строгом порядке,
офицеры отдельной группой впереди»1.
Иными словами, для многих и многих солдат ряда государств
плен воспринимался в качестве временного местопребывания,
где можно было бы на законных основаниях (это не дезертир¬
ство — воинское преступление против присяги) дождаться конца
войны. Как пишет вышеупомянутый ген. С.А. Торнау: «поехать
отдыхать в Россию». Это — своеобразный «отдых», что, судя по
цитате уже 1914 года, прекрасно сознавалось офицерским кор¬
пусом и неизбежно должно было учитываться в ведении боевых
действий. Вот он факт нежелания воевать — идти в плен «с пес¬
нями и цветами». Ясно, что понимание данной ситуации военно¬
политическим руководством каждой из воюющих держав вызы¬
вало ужесточение в отношении к пленным.
Условия содержания военнопленных
Вторым существенным фактором громадного количества
пленных, даваемых одними странами, и, напротив, минималь¬
ного для других, служил характер борьбы. На Западном фронте
установление позиционного фронта наблюдается уже с ноября
1 Никольской С.Н., Никольской М.Н. Бомбардировщики «Илья Муро¬
мец» в бою. М., 2008. С. 118.
76
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
1914 года, а позиционная борьба по определению дает минимум
пленных и максимум кровавых потерь. На Восточном фронте
позиционный фронт устанавливается спустя год — в октябре
1915 года, и в кампании 1916 года русская Действующая армия
дает уже впятеро меньшее количество пленных. Точно так же,
когда австрийцы держали позиционный фронт в Галиции (Кар¬
паты зимы 1915 года или Стрыпа зимы 1916 года) их потери
пленными были сравнительно невелики. Но перевод войны в
маневренную плоскость (Галицийская Битва 1914 года или Бру¬
силовский прорыв 1916 года) немедленно давал десятки и сотни
тысяч пленных. Тем не менее основным фактором данной проб¬
лемы, повторимся еще раз, является аграрно-промышленная эко¬
номика и крестьянское происхождение основной массы рядовых
военнослужащих.
Резкая перемена отношения к военнопленным в воюющих
странах вытекала из предвоенных международных договоренно¬
стей. Подписывая правовые документы, готовящиеся схватиться в
мировом конфликте государства, так или иначе, брали на себя обя¬
зательства гуманного обращения с военнопленными, пример чему
подала Япония в период Русско-японской войны 1904—1905 гг.
Международный комитет Красного Креста утверждал: «Все до¬
говоры, регламентирующие порядок ведения военных действий,
равно как и нормы международного обычного права, обязатель¬
ного для всех государств, основываются на двух взаимосвязан¬
ных фундаментальных принципах, а именно, принципах гуман¬
ности и военной необходимости. Суть данных принципов за¬
ключается в том, что разрешены только такие действия, которые
необходимы для разгрома противника, в то время как действия,
вызывающие бессмысленные с военной точки зрения страдания
или потери, запрещаются»1.
Гаагская конвенция 1907 года, ратифицированная всеми ве¬
ликими державами, имела обязательное значение для воевавших
1 Международное право. Ведение военных действий: Сборник Гааг¬
ских конвенций и иных международных документов. М., 2004. С. 9.
77
Оськин М.В.
в Первую мировую войну государств. Однако, почти сразу по¬
сле ее начала, нормы международных конвенций стали немед¬
ленно нарушаться. Это и практика добивания тяжелораненых,
и издевательства над военнопленными (ограбление, унижения
и т.д.), и зверства австрийцев над сербским мирным населением
и все прочее. «Значение международно-правовых норм за вре¬
мя минувшей войны было ослаблено тем, что эта война резко
нарушила то нормальное соотношение государств в условиях
длящегося мира, которое было главной основой современно¬
го международного права... [до Первой мировой войны долгое
время] Происходившие на фоне общего мира войны между от¬
дельными государствами являлись как бы исключением, причем
большинство других государств занимало по отношению к этим
войнам нейтральное положение и в своей совокупности явля¬
лось блюстителем тех международно-правовых норм, которыми
воевавшие государства должны были руководствоваться в прие¬
мах и способах ведения войны... Воевавшие государства [в том
числе, все великие державы], как непосредственно заинтересо¬
ванные государства, естественно, не могли быть блюстителем
международно-правовых норм... Этим в значительной мере и
объясняется проявившееся за время минувшей войны бессилие
международно-правовых норм и относящихся к войне междуна¬
родных обычаев и традиций»1. Старая традиция не отмерла со¬
всем. Во время войны интересы той или иной страны в непри¬
ятельской державе представляли нейтралы, которых в Европе
1914—1918 гг. осталось совсем немного: Испания, Швейцария,
Голландия, Дания, Швеция.
Пленение сотен тысяч военнослужащих поставило перед во¬
юющими государствами не только проблему содержания плен¬
ных противника и выполнения в их отношении правовых норм
международного законодательства, но и задачу предотвращения
сдачи в плен со стороны собственных солдат. Эта задача для ряда
1 Жданов Н.Н. Военный плен в условиях мировой войны // Сборник
статей по военному искусству. М., 1921. С. 84—85.
78
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
стран (в том числе России и Австро-Венгрии) постепенно приоб¬
рела статус одной из важнейших и приоритетных.
В Российской империи уже в начале войны командование
отдавало приказы о разъяснении личному составу недопусти¬
мости сдачи в плен (выше мы приводили приказ командарма-2
ген. А.В. Самсонова, отданный еще до начала первых операций).
Приказы 1914 года констатировали пока еще немногочисленные,
но имевшие тенденцию к нарастанию, факты добровольных сдач
в плен, по тем или иным обстоятельствам. Подборку таких прика¬
зов в своих мемуарах приводит военный корреспондент М.К. Нем¬
ке, служивший в Ставке Верховного Главнокомандования. В этих
документах выделяются и мероприятия, рекомендованные для
противодействия добровольному пленению. Пытаясь воспрепят¬
ствовать массовым сдачам в плен, командование в первую очередь
обращало внимание на такие меры репрессивного характера:
«Приказываю произвести и впредь производить в полках
строжайшие расследования об обстоятельствах, при которых
могли иметь место подобные недопустимые случаи, и по дан¬
ным расследований составлять списки всех нижних чинов, сдав¬
шихся, не использовав всех средств к сопротивлению, до штыков
включительно, для предания их по окончании войны суду по за¬
конам военного времени...»
«Предписываю подтвердить им, что все сдавшиеся в плен, ка¬
кого бы они ни были чина и звания, будут по окончании войны
преданы суду, и с ними будет поступлено так, как велит закон...»
«О сдавшихся в плен немедленно сообщать на родину, чтобы
знали родные о позорном их поступке, и чтобы выдача пособия
семействам сдавшихся была бы немедленно прекращена. При¬
казываю также: всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших
войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по
сдающимся огонь орудийный, пулеметный и ружейный...»
«А тех позорных сынов России, наших недостойных братьев,
кто, постыдно малодушествуя, положит перед подлым врагом
оружие и сделает попытку сдаться в плен или бежать, я с болью в
сердце за этих неразумных безбожных изменников приказываю
79
Оськин М.В.
немедленно расстреливать, не давая осуществиться их гнусному
замыслу. Пусть твердо помнят, что испугаешься вражеской пули,
получишь свою, а когда раненный пулей своих, не успеешь до¬
бежать до неприятеля или когда после войны по обмене пленных
вновь попадешь к нам, то будешь расстрелян, потому что подлых
трусов, низких тунеядцев, дошедших до предательства родины,
во славу же родины надлежит уничтожить...»
«Объявить, что мира без обмена пленных не будет, как не бу¬
дет его без окончательной победы над врагом, а потому пусть
знают все, что безнаказанно изменить долгу присяги никому не
удастся...»
«Предписываю вести строгий учет всем сдавшимся в плен
и безотлагательно отдавать в приказе о предании их военно-
полевому суду, дабы судить их немедленно по вступлении на
родную землю, которую они предали и на которой поэтому они
жить не должны...»
«Необходимо добиться во что бы то ни стало развития у ниж¬
них чинов сознания, что сдача до использования всех средств
борьбы с противником представляет с их стороны измену, а на¬
ряду с этим необходимо также пресечь возможность сдачи в
плен людей с недостаточно развитым чувством долга, укоренив
у всех нижних чинов убеждение, что сдающиеся добровольно
будут уничтожены огнем собственных пулеметов, ибо к трусам
и изменникам другого отношения быть не может.. .»*.
Таким образом, с самого начала войны, столкнувшись с не¬
гативными проявлениями войны (вернее — полной моральной
неподготовленностью нации к войне с немцами, так как до во¬
йны никакой шовинистической пропаганды в России вообще не
велось), командование неизбежно делает ставку на репрессалии.
Этот шаг представляется единственно верным, так как, даже
сознавая вынужденный характер пленения солдат, начальство
должно было грозить людям различными карами, ибо удержание 11 Цит. по: Лемке М.К. 250 дней в царской ставке 1914—1915. Мн.,
2003. С. 234—239.
80
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
фронта являлось главным условием победы в войне. Понятно,
что репрессалии и предлагались, и принимались разные, почему
надлежит сказать об этом.
Уже в середине ноября 1914 года командарм-10 ген. Ф.В. Си¬
вере предложил в качестве меры для уменьшения числа сдаю¬
щихся в плен следующую репрессию: «пленные, за исключе¬
нием тяжело раненых, лишаются права обратного возвращения
после войны». Сообщая об этом проекте в Ставку, главнокоман¬
дующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н.В. Рузский
присовокуплял: «Генерал Сивере считает необходимым приня¬
тие особенных мер для уменьшения числа сдающихся в плен.
В числе таковых мер генерал Сивере проектирует опубликова¬
ние постановления, проведенного законным порядком, о том,
что пленные, за исключением тяжело раненых, лишаются права
обратного возвращения после войны». Развивая мысль подчи¬
ненного (10-я армия входила в состав Северо-Западного фрон¬
та), гпавкосевзап добавляет: «Можно было объявить всем, что
такие пленные по окончании войны будут преданы суду, как со¬
вершившие побег, что и следовало бы установить законом. Гене¬
рал Сивере, со своей стороны, принимает меры, чтобы сдающая¬
ся часть была истреблена своим огнем беспощадным образом,
но мера эта может быть действительной только днем и даже не
при всех условиях». Резолюция Начальника Штаба Верховного
Главнокомандующего ген. Н.Н. Янушкевича на этом донесении
гласила: «Это начало пропаганды о прекращении войны путем
сдачи. Я полагал бы лишать семьи пайков и пособий — это сроч¬
но, снесясь с министром»1.
Как видно, инициатива репрессалий первоначально исходила
от высшего генералитета с фронта, непосредственно заинтере¬
сованного в уменьшении количества пленных. Но здесь встает
закономерный вопрос — в чьих же еще руках, как не генералов,
находился ключ к решению этой проблемы? Управляй войска- 11 Лодзинская операция. Сборник документов империалистической
войны. М.—Л., 1936. С. 483.
81
Оськин М.В.
ми так, как это делал, скажем, А.В. Суворов — и потерь будет
минимум. И сдаваться в плен станет ни к чему, если ты — воин-
победитель.
Однако в этом плане генералитет не торопился с повышени¬
ем собственного уровня управления войсками, предпочитая всю
вину за поражения сваливать на низы. К сожалению, заветы ве¬
ликих полководцев прошлого, когда награда за победу отдава¬
лась подчиненным, а вина за поражение полностью ложилась на
плечи командира, пропала втуне. И характерны фигуры именно
этих генералов — Н.В. Рузского и Ф.В. Сиверса, предлагавших
жесточайшие меры по отношению к военнопленным — лишение
гражданства и судебный процесс после войны.
Жаль, нет сведений, как, например, эти генералы предлагали
рассматривать пленных 2-й армии ген. А.В. Самсонова, сданных
в плен командиром 13-го армейского корпуса ген. Н.А. Клюе¬
вым. Тогда люди сдались в плен по приказу, но — неранеными
и до исчерпания последних средств к сопротивлению. Лишался
бы гражданства и предавался бы суду генерал Клюев, который
приказал вверенным ему соединениям капитулировать перед
последней линией германских аванпостов? Это неизвестно. Но
зато в Российском государственном военно-историческом архи¬
ве отложился характерный документ — оправдательная записка
ген. Н.А. Клюева, переданная им из плена. В своей записке ге¬
нерал Клюев справедливо указывает массу причин поражения
2-й армии в Восточно-Прусской наступательной операции, при¬
чин объективных и почти неизбежно ведших к разгрому. Но вот
именно что «почти» — собственное поведение и ответствен¬
ность Н.А. Клюев обходит стороной, забывая, что именно ему,
ему лично император вверил судьбы десятков тысяч людей его
корпуса, и комкор-13 распорядился сдаться в плен. В годы Граж¬
данской войны в 1919 году ген. Н.А. Клюев являлся участником
Белого движения, то есть, получается, был прощен своими ста¬
рыми соратниками. Значит, он не подлежал тем репрессалиям,
что рядовые участники войны, хотя каждый из них сдавался в
одиночку (максимум — подбивал на добровольную сдачу не¬
82
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
скольких товарищей), а генерал Клюев сдал в плен более двадца¬
ти тысяч человек?
Очевидно, настаивая на репрессалиях по отношению к солда¬
там, генералитет руководствовался античной присказкой «то, что
дозволено Юпитеру, не дозволено быку». Или как должны были
быть наказаны военнослужащие гарнизона крепости Новогеор-
гиевск в начале августа 1915 года, когда комендант крепости ген.
Н.П. Бобырь отдал распоряжение о капитуляции уже из герман¬
ского плена? Восемьдесят три тысячи пленных — это больше,
чем сдал ген. Н.А. Клюев. Почти все сдались неранеными и по¬
сле сравнительно слабой попытки сопротивления (дралось толь¬
ко несколько фортов и артиллерия). Вместе с войсками сдались
и семнадцать генералов — какое наказание понесли бы они? Или
репрессалии касались бы только солдат?
Таким образом, ряд высших генералов, не желавших при¬
знавать собственного воинского неумения, настаивал на за¬
конодательном оформлении тяжелейших репрессивных мер в
отношении военнопленных, вплоть до военно-полевых судов
после победы, и лишения гражданства. Интересно, что думал
по этому поводу сам генерал Сивере, когда немцы разгромили
его армию в Августовской операции, а русский 20-й армейский
корпус был почти полностью уничтожен? Главной причиной
поражения были как раз действия командарма-10, который не
сумел надлежащим образом управлять войсками, прозевал гер¬
манское сосредоточение, не сумел парировать ударов против¬
ника, не вывел из окружения четыре дивизии 20-го армейского
корпуса. Где был сам командарм-10 в этот момент? Разумеется,
отступал с основной массой штабов и тылов, возглавляя бегство.
Почему он не сумел деблокировать окруженных солдат и офи¬
церов, которые, в отличие от 13-го армейского корпуса в августе
1914 года, дрались в окружении до последнего патрона восемь
дней? Комкор-20 ген. П.И. Булгаков не отдал приказа о сдаче,
подобно ген. Н.А. Клюеву, и сдался лишь тогда, когда кончились
снаряды и продовольствие. И время года — Клюев сдался летом,
в августе, а Булгаков дрался в феврале. Почему попытки дебло¬
83
Оськин М.В.
кады оказались слабыми и были свернуты после первой же не¬
удачи? Безусловно, какая-то часть личного состава 20-го армей¬
ского корпуса сдалась в плен неранеными. Так, значит, те восемь
тысяч человек, несколько дней дравшихся в окружении, но вы¬
нужденных сдаться потому, что не получили помощи от своего
командарма, так сказать, «почивавшего на лаврах поражения»,
также явились изменниками и предателями отечества, если им
не удалось получить тяжелого ранения? Они должны были быть
лишены гражданства или отданы под суд? Бесспорно, что про¬
тив 10-й армии также была масса объективных условий. Но ведь
люди дрались в окружении восемь дней — что же целая неделя
для спасения своих — это слишком мало?
Наконец, для вящего сравнения: в Швейцарском походе
1799 года суворовские войска должны были не то что сдаться,
а прямо-таки побежать в плен. Это — по объективным усло¬
виям, которыми не замедлились бы воспользоваться девяно¬
сто девять командиров из ста (а то и более того). Будь на месте
генералиссимуса сиверсы и рузские, так бы и получилось. Но
с лучшей армией мира, единственной, способной опрокинуть
доселе непобедимые войска революционной Франции, был Су¬
воров — и этим все сказано. Лучшая армия и была достойна
иметь во главе лучших полководцев. И наоборот — лучшие
полководцы только и могли иметь честь командовать лучшими
армиями мира. Кто бы посмел даже помыслить о личной до¬
бровольной сдаче в плен, не говоря уже о том, что можно сдать
вверенные войска в плен? А потом оправдываться в записках
из плена: дескать, кушать было нечего, люди устали, патроны
кончались, вот я и поднял белый платочек, чтобы не убили не¬
нароком. Как штык, суворовская армия пробилась через горные
теснины, при соотношении сил с врагом как один к пяти, по¬
теряв все пушки, оставив часть раненых, но сметая на своем
пути любого, кто осмелился встать на пути к свободе. Генерал
Клюев не сумел пробиться по летним лесным массивам, где,
честно говоря, вообще-то легче укрыться, нежели в зимних го¬
рах, контролируемых врагом.
84
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Никто и не спорит, что Суворов — «главный российский
Победоносец», это совсем иное дело. Но присягу начальники
приносили одинаковую, и войсками командовали одними и
теми же — русскими, и враг всегда был силен, умел и вооружен
до зубов. Только вот понималась верность присяге по-разному.
Отсюда и разница. Тем более, если не готовишься стать Суво¬
ровым, идя в офицеры — так лучше, по выражению Остапа
Бендера, подаваться в управдомы. Зачем же паразитировать в
мирное время на казенном обеспечении — чтобы потом, когда
надо стоять и умирать — сдавать своих людей в плен, а в про¬
межутках между сдачами составлять проекты репрессий в от¬
ношении тех, кого сдал в плен?
Командир всегда должен быть впереди своих людей. И в побе¬
дах и в поражениях. Неудача может случиться у каждого, любой
может оказаться в плену по несчастному стечению обстоятельств,
но каждый ли достойно переносит ее? Генерал Самсонов застре¬
лился, не сумев выйти из «котла»: быть может, и «малодушно»,
как пишет об этом А.А. Керсновский, но зато ответив перед
своими людьми и присягой собственной жизнью. Или — быть
взятым в плен с оружием в руках, как комкор-15 ген. Н.Н. Мар-
тос, также потерявший управление перемешавшимися войска¬
ми. Сдаться в плен самому и отдать приказ о капитуляции — это
слишком большая разница.
После Августовской операции командарм-10 был отправлен
в отставку, где ген. Ф.В. Сивере вскоре застрелился, переживая
горечь поражения. Представляется, что можно было бы сделать
это и пораньше, еще до Августовского разгрома. Дело в том, что
именно командарма-10 выставили «стрелочником» за пораже¬
ние. И сделал это не кто иной, как его непосредственный началь¬
ник — главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта
ген. Н.В. Рузский, виновный в поражении 10-й армии не менее,
нежели ее командир.
Напомним, что осенью 1914 года главнокомандующий Северо-
Западным фронтом ген. Н.В. Рузский указывал, что «можно было
бы объявить всем, что такие пленные по окончании войны будут
85
Оськин М.В.
преданы суду, как сотворившие побег, что и следовало бы уста¬
новить законом». Достаточно вспомнить о руководстве генерала
Рузского в Галицийской битве (выход из намеченного начальни¬
ком штаба Юго-Западного фронта ген. М.В. Алексеевым «котла»
4-й австрийской армии ген. М. фон Ауффенберга), Варшавско-
Ивангородской операции (запоздание с переброской резервов в
Варшаву, что едва не привело к ее взятию ген. А. фон Макензе-
ном) и Лодзинской операции (деблокада 2-й русской армии совер¬
шилась лишь благодаря инициативе командарма-5 ген. П.А. Пле¬
ве, в то время как растерявшийся штаб Северо-Западного фронта
был готов к любым последствиям). Наконец, о командовании ар¬
миями Северо-Западным фронтом в начале 1915 года — пора¬
жение в Августовской операции (именно главкосевзап запретил
командарму-10 отступать, когда еще можно было избежать «кот¬
ла») или лобовые атаки в 1-й Праснышской операции, обескро¬
вившие три русские армии и расстрелявшие последние запасы
снарядов. О роли штаба Н.В. Рузского в развязывании шпионо¬
мании и принудительного выселения будет сказано в 3-й главе.
Выходит, все те нераненые солдаты, что угодили в плен
по вине своего главкома, также должны были быть преданы
суду после победы? В завершение своей «боевой» карьеры,
ген. Н.В. Рузский в феврале 1917 года сыграл одну из решающих
ролей в драме отречения императора Николая II и, следовательно,
падения российской монархии. Вот это — верное понятие при¬
сяги! Своими неумелыми действиями в руководстве войсками,
идти от поражения к поражению, а в довершение предать своего
сюзерена и Верховного Главнокомандующего, сваливая на него
одного малоудачный ход войны. Один факт выдвижения таких
людей на высшие государственные (в том числе и военные) по¬
сты ярко подтверждает несомненный факт кризиса российской
монархии в начале двадцатого столетия. Тех людей, что, получив
от данного режима все возможные преференции (лишь четыре
полководца были награждены орденом Св. Георгия 2-й степени,
в том числе и бездарный генерал Рузский), не замедлили с пре¬
дательской сдачей своего императора в лапы революции.
86
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
И лишь Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего
ген. Н.Н. Янушкевич существенно смягчал акценты, предлагая
всего только лишать семьи добровольно сдавшихся в плен пай¬
ков и пособий. А так как установить «добровольность» плене¬
ния практически не представлялось возможным (кто бы об этом
рассказал?), то, разумеется, эта мера фактически не могла иметь
следствием непосредственных репрессалий. К чести генерала
Янушкевича, никогда не воевавшего и не командовавшего вой¬
сками, он понимал, что репрессии будут чрезмерно несправедли¬
вой мерой. Поэтому, тяжелейшие репрессалии, по воле генерала
Янушкевича, выпали на долю населения прифронтовых районов,
о чем будет идти речь в 3-й главе, но не военнослужащих. Поло¬
жение Совета Министров от 15 апреля о лишении пайка семей
нижних чинов, добровольно сдавшихся в плен, и дезертиров, в
отношении военнопленных предусматривало, что лишение пай¬
ка должно «следовать лишь в случаях безусловной, подтверж¬
денной очевидцами, верности факта»1. Тот же тезис повторялся
и приказом Начальника Штаба Верховного Главнокомандующе¬
го за № 63. Где их было взять этих очевидцев?
Конечно, репрессалии были необходимы. Хотя бы только по¬
тому, чтобы не проиграть войну, так как ее цели и задачи были
непонятны крестьянскому населению страны, и уже одно только
это понижало степень «моральной упругости» войск по выра¬
жению ген. Н.Н. Головина. Не зная и не понимая целей войны,
крестьянин и не желал драться до последнего, делая это, как
правило, под примером своего командира. Подтверждение — со¬
противление все того же 20-го армейского корпуса почти без на¬
дежды на спасение, где командиры до последнего момента оста¬
вались со своими бойцами.
С убытием офицера из строя, пленение рядовых являлось, к
сожалению, нередким явлением. И потому командование долж¬
но было декларировать репрессии, а порой и применять их. Но,
во-первых, кому-кому, но не бездарностям должна принадлежать
1 Россия. Главный штаб. Циркуляры за 1915 год. Пг., 1915. С. 682.
87
Оськин М.В.
инициатива таких мер. Во-вторых, декларация — это одно, а за¬
конодательное оформление — совсем другое.
Противник быстро понял слабину русской военной маши¬
ны — сочетание выдающегося упорства и мужества русского
солдата в бою, с его же нежеланием бесцельно умирать непонят¬
но за что. Командиры должны были предупреждать сдачи в плен.
Например, телеграмма командарма-3 ген. Р.Д. Радко-Дмитриева
по своим войскам, от 31 декабря 1914 года сообщала, что в по¬
следнее время увеличилось число случаев, когда противник под¬
брасывает прокламации с предложением сдаваться в плен. Необ¬
ходимо, чтобы офицеры разъясняли солдатам, что все это ложь.
Командарм распорядился всех пленных и перебежчиков, у ко¬
торых будут обнаружены такие прокламации, расстреливать на
месте. Генерал Радко-Дмитриев указывал: «Разъяснить нижним
чинам, что попавшим в плен ведется строгий учет и оценивается
обстановка их пленения, а потому, если бы, вопреки ожидани¬
ям, нашелся способный соблазниться сдачей без сопротивления
с оружием в руках до последней крайности, то такому чину не
может быть возврата на родину»1. Примечательно, что о «воз¬
врате на родину» пишет болгарин. Сам генерал Радко-Дмитриев
после вступления своей родины — Болгарии, в войну на стороне
Германии уже не мог туда вернуться.
Действительно, как отмечают русские документы, неко¬
торые неприятельские пленные имели с собой прокламации,
способствовавшие разложению русских войск. Прежде все¬
го — австро-венгерские офицеры, которые тем самым решали
и параллельную задачу недопустимости добровольной сдачи
в плен со стороны собственных солдат, ибо Австро-Венгрия
в данном отношении столкнулась с той же проблемой, что и
Россия. Эти люди вели антивоенную пропаганду среди русских
солдат, сообщая им заведомо неверную информацию о жизни в
плену. Тут достаточно вспомнить гитлеровские листовки, пред-
1 Цит. по: Войтоловский Л. По следам войны. Походные записки
1914—1917. Л., 1925. С. 140.
88
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
латавшие советским бойцам сдаваться в плен. Факт гибели как
минимум шестидесяти процентов советских военнопленных
в фашистском плену отчетливо дает цену этим заверениям, в
наши дни, к сожалению, иногда поднимающуюся на щит про¬
пагандистами власовщины, антисоветизма и коллаборациониз¬
ма. Русским командованием отдавались приказания обыскивать
пленных, включая раненых и офицеров, причем расстреливать
тех, у кого будут найдены прокламации1.
Увеличение количества военнопленных побудило Ставку
принять меры для предупреждения добровольных сдач в плен.
В преддверии новой кампании, в которую Российская империя
вступала, переживая кризис вооружения, командование только и
могло делать упор как на угрозе репрессий. Что же еще остава¬
лось делать, если победить не сумели, а оборонную промышлен¬
ность — не развернули? В итоге, 9 марта 1915 года войска получи¬
ли телеграмму Верховного Главнокомандующего, где говорилось,
что «...согласно Высочайшему повелению, всех нижних чинов,
добровольно сдавшихся в плен неприятелю — выдворять по их
возвращении из плена в Сибирь на поселение»2. Забавно, но теле¬
грамма стала следствием эйфории от взятия австрийской крепо¬
сти Перемышль. Русскими трофеями стали семь генералов и сто
пятнадцать тысяч пленных солдат и офицеров. Подчеркивалось,
что «Особенно напряженная деятельность по сопровождению во¬
еннопленных была после падения крепости Перемышль и сдачи
находившейся там австрийской армии, когда в день приходилось
эвакуировать по пятьсот офицеров с пятьюстами денщиками и до
десяти тысяч нижних чинов в разных направлениях. Эта эвакуа¬
ция военнопленных из Перемьппля продолжалась в течение девя¬
ти дней»3. В этот момент, ставший последним крупным успехом
1 См.: Граф Келлер. М., 2007. С. 1087.
2 См.: Воскобойников Г.Л. Казачество в Первой мировой войне 191А—
1918 гг. М., 1994. С. 144.
3 Отчет деятельности штаба временного военного генерал-губер¬
натора Галиции в период времени с 29 августа 1914 года по 1 июля
1915 года. Киев, 1916. С. 12.
89
Оськин М.В.
русской Действующей армии в кампании 1915 года, и последова¬
ла телеграмма с угрозами великого князя Николая Николаевича.
Наверное, Главковерх предчувствовал, что очень скоро уже он
будет терять по двести тысяч пленных в месяц. 19 апреля австро-
германцы прорвали оборону 3-й русской армии под Горлице. На¬
чинался период Великого Отступления на восток.
Угроза репрессий по отношению к добровольно сдававшимся
на практике имела лишь одно последствие, но зато очень весо¬
мое. А именно — отказ от помощи своим военнопленным, дабы
не подавать повода для новых сдач. Англо-французы, напротив,
активно помогали своим людям, оказавшимся в германском пле¬
ну. И потому, что потеряли пленными много меньше русских, и
потому, что их люди знали, за что воюют, а исключения (фран¬
цузская крестьянская глубинка) были невелики по объему. Плен¬
ные в Германии к 10 сентября 1915 года:
Пленные
Офицеров
Солдат
Всего
Процент
офицеров
к общему
числу
Процент
солдат
к общему
числу
Русские
7833
905 339
913 172*
0,86
99,14
Французы
4536
269 978
274 514
1,65
98,35
Бельгийцы
666
40 475
41 141
1,62
98,38
Англичане
661
24 313
24 974
2,65
97,35
Итого
13 696
1 240 105
1 253 801
* Плюс 73 934 гражданских пленных.
Как видим, 72,8% составляли русские пленные. Нельзя забы¬
вать, что еще не менее 1 000 000 пленных находилось в Австро-
Венгрии. Уже лишь по одним цифрам русские пленные не могли
получать от своего государства надлежащих масштабов помощи
и поддержки. Но, помимо того, и в первую голову ведущую роль
играла государственная политика — предупредить сдачи в плен,
чтобы выиграть войну. Иного выхода не было, раз плохо воевали,
и не хватало вооружения.
Соответственно, обращение с русскими пленными было
иным, нежели с представителями других держав Антанты. Осо-
90
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
бенно — в Германии. Основная причина того, что с русскими
пленными обращались хуже, нежели со всеми остальными, —
другие государства принимали государственные программы ма¬
териальной и правовой помощи своим людям. А в России никто
не заботился об этом — такова была государственная политика.
Более того, все пленные заведомо находились под подозрением,
а для тех, кто добровольно сдался в плен, указом от 15 апреля
1915 года семьи лишались права на получение государственно¬
го пособия («пайка»): «Жестокое обращение к русским военно¬
пленным было во многом обусловлено полной их бесправностью
и отсутствием со стороны России каких-либо действенных мер
по защите своих подданных»1. Другое дело, что этот указ не мог
быть примененным в сколько-нибудь широких размерах.
Сдачи в плен в кампании 1915 года, принявшие совершенно
безобразные размеры, не могли оставаться вне внимания коман¬
дования. Объективно эти сдачи явились неизбежным след¬
ствием неготовности страны к войне и нераспорядительности
правительства и командования по исправлению сложившейся
к июлю 1914 года ситуации. С апреля по сентябрь включитель¬
но русские армии пятились от вооруженного до зубов врага,
не имея в надлежащем размере ни артиллерии, ни винтовок,
ни боеприпасов. Отвратительно подготовленные пополнения,
необученные и необстрелянные, бросались в топку кипевших
боев и сгорали без следа.
Союзники не торопились с помощью, ссылаясь на нехват¬
ку вооружения и предпочитая штурмовать турецкие Дарданел¬
лы, не забывая, что Черноморские Проливы по итогам победы
были обещаны России, но понимая, что торг всегда уместен и
лучше прибрать к рукам все, что возможно. Лишь упорство тех,
кто желал драться, не позволило австро-германцам ни прорвать
русский фронт, ни вывести Российскую империю из войны. Но
ценой за это стали громадные потери, особенно пленными.
1 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 67.
91
Оськин М.В.
Оперативная пауза зимы 1915/16г., прерываемая локальными
ударами (наступление на Стрыпе 7-й и 9-й армий Юго-Западного
фронта; Нарочская наступательная операция армий Северного и
Западного фронтов), позволила укрепить Действующую армию.
Развернувшаяся оборонная промышленность дала вооружение,
запасные пехотные полки — резервистов, опыт войны выдвинул
на большинство командных постов талантливых командиров, ко¬
торых не хватало в начале войны на высших должностях.
Однако Верховное Главнокомандование по-прежнему опа¬
салось, что неблагоприятная ситуация Великого Отступления
может повториться. В войска продолжали поступать указания,
угрожавшие личному составу наказаниями за пленение при
определенных обстоятельствах. Так, в начале 1916 года, как от¬
мечалось в приказах по фронтам, «Начальник Штаба Верховного
Главнокомандующего признал необходимым, чтобы во всех слу¬
чаях добровольные сдачи в плен, а также и в случаях совершения
иных преступлений при сдаче в плен, обязательно назначались
бы в порядке Военно-Судебного Устава дознания или предвари¬
тельные следствия с целью собрания всех необходимых данных
для суждения виновных по окончании войны или по возвраще¬
нии из плена». Видно, что появляется новая правовая составляю¬
щая — «иные преступления при сдаче в плен», и очевидно, что
данный тезис должен был трактоваться расширительно, то есть
так, как это было бы в каждом конкретном случае установлено
следственными органами.
Лишь теперь, помимо приказов, суть и смысл которых ря¬
довым бойцам должны были разъяснять офицеры, которые за¬
частую этого не делали, так как фронтовой опыт показывал,
что указания Ставки могут быть и неприменимы для окопов,
в войсках стали распространяться специальные брошюры. Эти
книжечки, предназначенные, прежде всего, для резервистов
(все те, кто хотел драться, остался в рядах Действующей ар¬
мии к исходу кампании 1915 года), умело сочетали угрозы со
страхом. Но в любом случае, в таком вопроснике для молодых
солдат и ратников (брошюры составлялись по образцу «во¬
92
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
прос — ответ», так как считалось, что именно данная методика
наиболее понятна и восприимчива для солдат) о проблеме пле¬
нения говорилось, что сражаться необходимо штыками и даже
зубами, ни в коем случае не сдаваясь в плен. В вопроснике при¬
водились, в частности, следующие тезисы:
«Можно ли сдаваться в плен? Ни под каким предлогом! Плен
для солдата — величайший позор и сдавшийся в плен — измен¬
ник Государю и Родине. Лишь только тот может быть взят в плен,
кто тяжко ранен или контужен, истекает кровью и не в силах со¬
противляться».
«Какое наказание тому, кто сдается в плен? Смертная казнь».
«Как поступают немцы и турки со сдавшимися добровольно
в плен? Они их или прикалывают, или вешают, или расстрелива¬
ют, или же голодом морят».
«Что лучше — умереть в бою с честью и славой или в плену
у немцев или турок с позором и от голода? Лучше умереть в бою,
так как смерть не страшна, а страшен позор... живым в плен не
сдаваться, помни, что это страшный позор»1.
Очевидно, что основной упор был сделан на моральном фак¬
торе — позора пленения и оценки плена как измены. Фактов
смертной казни для сдавшихся в плен не было, и каждый солдат
это знал. А ларчик открывался просто — надо наступать, а не от¬
ступать, надо умело руководить войсками, а не впадать в панику
при малейшей трудности, надо дать личному составу сильную
технику, а не отбиваться ружейным огнем от тяжелых гаубиц.
Кампания 1916 года снизила количество потерь пленными
впятеро. Это и был результат не столько пропаганды, так как в
окопах любая наносная шелуха слетала в мгновение ока, сколь¬
ко возросшего воинского искусства русских войск, повышения
уровня воинского искусства командования, насыщения Действу¬
ющей армии вооружением и боеприпасами. И главное — пере¬
хвата стратегической инициативы, так как в наступлении войска
1 Краткие сведения для молодых солдат и ратников при четырехне¬
дельном сроке обучения. М., 1916. С. 9.
93
Оськин М.В.
несут больше кровавых потерь, но гораздо меньше — пленными
(исход Восточно-Прусской наступательной операции августа
1914 года — это результат абсолютно некомпетентного командо¬
вания на Северо-Западном фронте во всех высших звеньях).
Что касается обращения противника с русскими военноплен¬
ными, то оно было жестоким, но сведения об этом существуют
самые противоречивые. И до сих пор невозможно дать верную
оценку содержания пленных в неприятельских державах. Суть
плена 1914—1918 гг. одна: «Нормальной формой содержания
пленных в мировую войну было не временное, а постоянное за¬
ключение со строгим режимом, во многих отношениях носившее
характер тюремного. Такое положение пленных было следстви¬
ем шпиономании и национальной ненависти, распространенной
во всех государствах. Плен воспринимался как наказание»1.
С одной стороны, нормы международного законодательства
нарушались, и нарушались порой грубо и недостойно. Но нару¬
шали все. Издевательства существовали, и достаточно тяжелые.
Но это также было характерно для всех воюющих стран. Приве¬
дем пример с турецким фронтом. Считалось, что хуже всего было
в турецком плену. Попавший в турецкий плен врач с минного
заградителя «Прут» (погиб в неравном бою с германскими крей¬
серами в начале войны) вспоминал: «Положение пленных ма¬
тросов и солдат было невыносимым. За малейшее ослушание их
били палками по пяткам, что многих приводило к сумасшествию
или еще хуже — к смерти... При таких условиях, как содержа¬
лись пленные, начали появляться болезни — например, тиф...
Болезни усиливались еще жестоким обращением с пленными»2.
С другой стороны, современный исследователь В.В. Беляков
пишет, что хорошее отношение к турецким пленным в период
Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. откликнулось в Первую
мировую войну. «Эффект плена» — «когда на Кавказском фрон-
1 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 18.
2 Цит. по: Родина. 1993. № 8—9. С. 134—135.
94
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
те не отмечалось вопиющей жестокости противников...»1. Судя
по всему, истина посередине.
Что касается германского плена, о котором непременно от¬
зываются в негативном ключе. Например, В.П. Галицкий пишет:
«В Германии, например, было традиционно плохое отношение
к русским военнопленным. Лагеря для них располагались в не¬
приспособленных помещениях, в болотистой местности; неред¬
ки были издевательства, избиения и, конечно, плохое питание»2.
Все это верно, перечень исчерпывающий. Но даже и здесь следу¬
ет разобраться подробнее.
Лагеря в «неприспособленных помещениях» располагались
в первые полгода войны, когда германское военно-политическое
руководство еще питало слабые надежды на блицкриг. Как только
стало ясно, что конца войне не видно и предстоит жить в воен¬
ное время неопределенно долгое время, стали немедленно прово¬
диться соответствующие организационные мероприятия. Все тех¬
нические улучшения в лагерях были проведены весной—летом
1915 года.
Лагеря в болотистой местности — это штрафные лагеря.
Сюда отправлялись те, кто подвергался наказаниям за попытки
к бегству, неповиновению произволу администрации, но основ¬
ной контингент штрафных лагерей составляли случайные люди,
отправляемые в них как ответная мера на эксцессы с австро¬
германскими пленными в русских лагерях. Например, реакцией
немцев на события при строительстве мурманской железной до¬
роги — образование особого офицерского лагеря в Ганновере —
с тяжелыми условиями. Повторимся, что на этом строительстве
погибло семнадцать тысяч немецких пленных (по германским
данным — более тридцати тысяч).
Современники и исследователи проблемы справедливо отме¬
чают, что содержание неприятельских военнопленных в России
было лучшим, нежели русских пленных — в странах Централь¬
1 Военно-исторический журнал. 2007. № 4. С. 37.
2 Последняя война Российской империи. М., 2006. С. 254.
95
Оськин М.В.
ного блока. Так, Т.Я. Иконникова пишет: «В целом, результаты
посещения дальневосточных лагерей различными делегациями
обществ Красного Креста в 1915 — начале 1917 гг. говорили о
том, что содержание как офицеров, так и нижних чинов было
нормальным и отвечало правовому статусу военнопленных,
определенных в Брюссельской декларации и Гаагской конвенции
1907 года “О законах и обычаях сухопутной войны”. Условия пре¬
бывания в плену российских военнопленных были несравненно
хуже»1. Бесспорно, но и в России были свои так называемые «ла¬
геря смерти». Это Тоцкий лагерь в Казахстане, Сретенск, Крас¬
ноярск, Ново-Николаевск, Мурманская железная дорога, остров
Нарген в Каспийском море. Здесь погибла основная масса не¬
приятельских пленных, не вернувшихся из русского плена. Но
правда и то, что смертность пленных в русских лагерях являлась
следствием произвола администрации, в Германии — частью
продуманной государственной системы и пропаганды.
Помимо того, в России существовал климатический фактор,
сочетавшийся с национальным распределением неприятельских
военнопленных. Так, Ю.В. Киреева говорит: «В начале войны
поступавшие с полей сражений сравнительно небольшие партии
военнопленных без труда размещали в заранее предназначенных
для этого пунктах. Причем пленных славянской национальности
оставляли исключительно в пределах Московского и Казанского
военных округов, тогда как немцев, австрийцев, а равно и вен¬
гров высылали в округа Сибири и Туркестана»2. Это — нацио¬
нальный подход.
В громадной Российской империи он умело накладывался
на географию. Немцы справедливо жаловались, что в то время
как русские пленные содержатся в хорошем климате Европы,
австро-германцы отправляются в Сибирь с ее морозами зимой
и жарой летом. Таким образом, российское «правительство в
1 Иконникова Т.Я. Военнопленные 1-й мировой войны на Дальнем
Востоке России (1914—1918). Хабаровск, 2004. С. 119.
2 Последняя война Российской империи. М., 2006. С. 83.
96
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
лице царской администрации предполагало размещать пленных
на местах, отдаленных от административных й экономических
центров, но это стало невозможным из-за необустройства и не¬
приспособленности этих мест к принятию огромного количества
военнопленных. Проблема теплого жилья в условиях Сибири
явилась главной. Жизни тысяч пленных оказались в полной зави¬
симости от её разрешения. Условия содержания пленных солдат
и офицеров противника в Сибири не отвечали принятым между¬
народным нормам о содержании военнопленных»1. Лагеря зимой
1915 года не отапливались ни в Германии и Австро-Венгрии, ни
в России. Иными словами, «В положении военнопленных боль¬
шую роль играл региональный фактор. Например, в России по¬
ложение пленных было невыносимо в условиях Сибири и Сред¬
ней Азии, а на Дону и Северном Кавказе положение пленных
выгодно отличалось в лучшую сторону»2. Стоит ли удивляться,
что немцы искусственно, то есть субъективными действиями,
создавали подобные условия для русских пленных, что в России
для австро-германских пленных существовали объективно.
Издевательства и избиения в австро-германских концентра¬
ционных лагерях отмечаются всеми современниками. Практико¬
валось ограбление пленных вплоть до одежды и обуви. В кон¬
цлагерях отбирали сапоги и шинели, если их не отобрали ранее.
Взамен — тонкие одеяла по одному на двух пленных. Все это
было нормальной практикой, утвержденной свыше. Даже охрана
первоначально составлялась из лиц, наиболее негативно настро¬
енных к иностранцам (например, венгры в Австро-Венгрии).
Обычно при указании на обращение с русскими пленными
указывают на источники бывших пленных, и отчеты Чрезвычай¬
ной Следственной комиссии сенатора Кривцова — для расследо¬
вания случаев нарушения противником законов войны, созданной
1 Гергилева А.И. Военнопленные Первой мировой войны на террито¬
рии Сибири. Автореферат дисс. к.и.н. Красноярск, 2006. С. 13.
2 Крючков И.В. Военнопленные Австро-Венгрии, Германии и Осман¬
ской империи на территории Ставропольской губернии в годы Первой
мировой войны. Ставрополь, 2006. С. 132.
97
4 Оськин М. В.
Оськин М.В.
в 1915 году, по примеру союзников по Антанте. Однако письма
австро-германских пленных из России также говорили о том, что
плохое питание, бьют нагайками и кнутами, масса болезней, нет
врачей, нет одежды и обуви, многочасовая работа, деньги присва¬
иваются начальством. Отчеты же правительственных комиссий
всегда неизбежно носили пропагандистский оттенок, имея целью
оказание давления на неприятельские страны. Хотя здесь сообща¬
лись правдивые факты, но подобные отчеты составлялись всеми
воюющими державами, и все они перечисляли правду.
Львиная часть эксцессов, во-первых, совершалась при пленении
и этапировании в лагерь, нежели в нем самом, где уже открыто дей¬
ствовали нормы международного законодательства. Во-вторых, по¬
степенно количество истязаний стало понижаться. Так, посетившие
в 1915 году германские концлагеря российские сестры милосердия
отметили, что наказания стали сокращаться с июня 1915 года. Одна
из сестер, П. Казем-Бек, дала общую характеристику немецких
концентрационных лагерей для военнопленных: внешне — сравни¬
тельно хорошая обстановка, которая сосуществовала параллельно
с системой издевательств администрации; «Те же жестокие наказа¬
ния, тот же голод, тот же внешний порядок».
Но этой же сестрой были отмечены и противоречия, характер¬
ные и для России. В Германии существовал показательный ла¬
герь — солдатский лагерь Кроссен, в который немцы всегда при¬
возили представителей нейтральных государств и Красного Креста.
Были лагеря, куца русских сестер под надуманными предлогами не
пустили. Даже была проведена эвакуация одного лагеря в предви¬
дении такого посещения. Например, концлагерь Лугум-Клостер в
Шлезвиге, ще условия содержания были особенно жестокими.
Иными словами, лагеря были самые разные. Были офицер¬
ские лагеря с невыносимым содержанием, были — в бывших
санаториях — «золотые клетки», были лагеря в крепостных
фортах. Кто-то в офицерских лагерях терзался невозможностью
бежать, кто-то играл в теннис. Сравнительно неплохо пленные
были расположены в Познани, где местное польское население
сочувствовало им. П. Казем-Бек в качестве хорошего лагеря осо¬
98
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
бенно выделила концлагерь Шпротау, где комендантом был ба¬
рон Притвиц. Характеристика: «В лагере большой порядок, от¬
ношение к пленным хорошее, к столбу не привязывают»1.
Тем не менее официально упор делался на негативе. Напри¬
мер, о докладе в Петрограде, в Главном управлении Красного
Креста, протопресвитер Вооруженных Сил вспоминал: «Сест¬
ра Ганецкая нарисовала потрясающую картину физических и
нравственных угнетений и страданий, переживавшихся имев¬
шими несчастье попасть в плен нашими воинами»2. Это — посе¬
щение 1916 года, когда уже работала Комиссия Кривцова. Когда
в державах Центрального блока резко ухудшилось питание, но
усилилась трудовая эксплуатация русских военнопленных. Све¬
дения же Казем-Бек — 1915 года, когда система содержания и
обращения только устанавливалась.
Таким образом, постепенно число и формы наказаний рус¬
ских пленных, часто являвшиеся издевательством, стали умень¬
шаться. Как только осенью 1915 года стало ясно, что война затя¬
гивается, в лагерях начались послабления. Привязывание приме¬
нялось очень редко. Две трети кладбища составляли умершие от
тифа; до половины пленных болели туберкулезом. Иными слова¬
ми — эпидемии болезней накладывались на плохое питание.
Даже свидетельства современников относительно периодов
ужесточения и послабления лагерного режима, зачастую противо¬
положны. Приведем оба примера: «Когда война приняла затяжной
характер и для немцев стало ясно, что им не удалось раздавить
весь мир одним ударом своего мощного кулака, начало замечаться
некоторое ослабление в системе истязаний наших пленных. Каж¬
дый раз, когда на фронте у немцев было не все благополучно, это
отражалось в лагерях уменьшением количества пыток»3. И напро¬
1 Казем-Бек П. Поездка по Германии во время войны русской сестры
милосердия. Пг., 1916. С. 36, 54.
2 Шавелъский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской
армии и флота. Нью-Йорк, 1954. Т. 2. С. 205.
3 Базилевич М.П. Положение русских пленных в Германии. Пг., 1917.
С. 33.
4*
99
Оськин М.В.
тив: «В дни немецких побед обращение с нами администрации
лагеря было самым вежливым, гуманным, даже ласковым, но зато,
когда на фронте немцев били, когда они несли крупные пораже¬
ния, их обращение с нами резко изменялось: сыпались на нашу
голову всякие репрессии и ограничения. Особенно увеличивались
эти репрессии, если в эти дни кто-нибудь из пленных офицеров
совершал свой побег»1. То есть полностью полагаться на сведения
бывших военнопленных нельзя. Так, как говорит А.А. Успенский,
те русские офицеры, что служили в наиболее храбро дравшихся
частях, переводились в специальные лагеря с ухудшенным со¬
держанием — например, лагерь Гнаденфрей в Верхней Силезии.
Но он же сообщает, что первая могила в их лагере — это конец
1916 года — самоубийство английского офицера. В плену всегда
плохо, но смертей почти не было. Везде наблюдалась своя практи¬
ка. Отсюда и противоречивые показания.
Основные наказания по исходу первого года войны (если го¬
ворить о правительственной политике, а не о произволе админи¬
страции) — это за сопротивление лагерному режиму, нежелание
работать, и попытка побега. Все эти наказания были упомянуты
международным законодательством о ведении военных действий
и, толкуясь расширительно (а это было неизбежно), применялись,
не особенно противореча международному праву. Например, ста¬
тья 5 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны
от 18 октября 1907 года, сообщала: «Военнопленные могут быть
подвергнуты водворению в городе, крепости, лагере или каком-
либо другом месте с обязательством не удаляться за известные
определенные границы; но собственно заключение может быть
применено к ним лишь как необходимая мера безопасности и ис¬
ключительно пока существуют обстоятельства, вызывающие эту
меру». Разве сопротивление лагерному режиму не должно иметь
следствием «необходимые меры безопасности»?
Статья 6 напрямую указывала, что пленных можно принуж¬
дать к работам в неприятельском государстве, за исключением
1 Успенский А.А. В плену. Каунас, 1933. Ч. 1. С. 53.
100
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
командиров. Действительно, германцы принуждали работать рус¬
ских унтер-офицеров, хотя это было запрещено нормами между¬
народного права (лишь — с добровольного согласия), но русских
офицеров работать никто не заставлял — об этом вообще нет
сведений. Наоборот, австро-германцы выполняли требования
международного права о выплате офицерскому составу денеж¬
ного содержания. В Германии пленные обер-офицеры получали
50 рублей в месяц, штаб-офицеры — 75, генералы — 125 рублей.
В России для неприятельских офицеров действовали те же самые
нормы, установленные 73-й статьей Положения о военнопленных
от 7 октября 1914 года. Правда, на эти деньги все равно почти ни¬
чего нельзя было купить, но все-таки они несколько скрашивали
скудность продовольственного пайка. В то же время в России в от¬
дельных лагерях коменданты принуждали к работам и офицеров,
пусть это и носило единичный характер. Так, к 1 января 1916 года
в Российской империи на работах в военных округах числилось
521 офицер и 984 083 солдата противника1.
Офицеры могли работать добровольно, но кто может пору¬
читься за эту «добровольность», хотя такие случаи, несомненно,
были; о них говорит, например, бывший немецкий военноплен¬
ный Э. Двингер. Такие работы являлись переменой опостылев¬
шего лагерного быта. Даже все та же самая русская Следственная
Комиссия смогла придраться лишь к произволу администрации,
но не к самой системе выполнения Гаагской конвенции: «В ла¬
герях пленные офицеры содержались в сравнительно лучших
условиях, чем нижние чины. Однако недостаточность и недо¬
брокачественность пищи, неприспособленность жилищ и неиз¬
менно грубое, направленное к унижению человеческого, в част¬
ности, офицерского, достоинства, обращение с пленными, соз¬
давали для русских офицеров в течение многих месяцев плена
невыносимо тяжелую жизнь, помимо физических и моральных
страданий. Особенно удручающе действовала на офицеров та за¬
висимость, в которой они находились от приставленных к ним
1 Последняя война Российской империи. М., 2006. С. 84.
101
Оськин М.В.
германских и австрийских фельдфебелей. Последние всячески
старались проявить свою власть над всякими офицерами и не
упускали случая, чтобы подчеркнуть тем или иным способом
свою роль начальников над ними»1. Особенно тяжело офицерам
было в крепости, где они оставались без прогулок и действовал
тюремный режим. Зато они не работали.
Но нельзя не отметать, что произвол фельдфебелей, помимо
личного отношения к русским (нет сомнения, что такие фельд¬
фебели подбирались намеренно), был основан и на самом факте
пленения. Все-таки немцы не оставили русским тысяч пленных
(всего австро-германцы за войну взяли в плен около четырнадцати
тысяч русских офицеров). Достаточно вспомнить, что под Таннен-
бергом в два дня германцы взяли в плен около семидесяти тысяч
русских солдат и офицеров. Для немцев периода Первой мировой
войны такое количество пленных за такой срок — это неслыхан¬
но. Так, в своих воспоминаниях, ген. Э. Людендорф (фактический
руководитель германской стратегии на Восточном фронте с авгу¬
ста 1914 по август 1916 г., а затем — всей стратегии Германии
до конца войны) назвал день 8 августа 1918 года «самым черным
днем германской армии в истории мировой войны»2.
В этот день немцы потеряли пленными около пятнадцати
тысяч человек. Тогда союзники начали Амьенскую операцию,
ставшую одним из ключевых событий в период летне-осеннего
наступления союзников во Франции, сокрушившего Германию.
Получив информацию о пленных в один день, генерал Люден¬
дорф и дал ему такую характеристику.
Но и русские также имели шанс частично сквитаться с
немцами за Танненберг. Речь идет об окруженном германском
25-м резервном корпусе ген. Р. фон Шеффер-Бояделя, в ноябре
1914 года проводившем операцию на окружение блокированной
в Лодзи 2-й русской армии ген. С.М. Шейдемана. Немцы сами
1 См.: Обзор действий Чрезвычайной Следственной Комиссии с
29 апреля 1915 года по 1 января 1916 года. Пг., 1916. Т. 1. С. 212.
2 Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. М., 1923.
Т. 2. С. 237.
102
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
были окружены, и в русский тыл уже были подвезены вагоны
для отправки германских пленных вглубь России. Однако, ввиду
несогласованности командиров всех рангов, немцы сумели про¬
биться из «мешка», причем вывели с собой шестнадцать тысяч
русских пленных. Вот это — яркая характеристика командова¬
ния двух военных машин начального периода войны.
Ведь операции осени 1914 года еще имели маневренный
характер, и нельзя сказать, что отступающему пришлось хуже.
«Слоеный пирог» взаимного окружения давал шансы каждой из
сторон. Неблагоприятное для немцев соотношение сил и оже¬
сточенное сопротивление 2-й русской армии не позволило Гин-
денбургу и Людендорфу получить новые трофеи. Но и русские
выпустили противника из «котла». Одни сдают в плен десятки
тысяч вверенных им солдат и офицеров. Другие — идут на про¬
рыв в практически безнадежных условиях, да еще «вытаскива¬
ют» с собой пленных.
Обратим внимание, что речь идет о той же самой 2-й армии,
которая в августе уже большей частью погибла под Танненбер-
гом. Смена командования оказалась благоприятной. К счастью,
в этой армии не нашлось нового Клюева. А вот окружение гер¬
манского 25-го корпуса проводилось соединениями 1-й русской
армии, которой по-прежнему командовал ген. П.К. Реннен-
кампф. Во время Восточно-Прусской наступательной операции
августа месяца, после первых успехов (Гумбиннен, вынудивший
германское главнокомандование совершить роковую ошибку в
критический момент битвы на Марне), допустил ряд ошибок.
Итог — около ста тысяч пленных из состава 1 -й армии, при ее
отходе с боями из Восточной Пруссии за Неман (государствен¬
ная граница между Германией и Россией). Лишь после Лод-
зинской оборонительной операции генерал Ренненкампф был
отстранен со своего поста. Правда, по несправедливому обви¬
нению в «измене», выдвинутому все тем же самым главнокоман¬
дующим армиями Северо-Западного фронта ген. Н.В. Рузским,
прикрывающим собственную ответственность за неблагопри¬
ятный ход операции (именно ошибки штаба фронта позволили
103
Оськин М.В.
немцам прорваться в русский тыл и окружить 2-ю армию). Кста¬
ти, будет понижен в должности до комкора и отстоявший Лодзь
командарм-2 ген.С.М. Шейдеман. Наверное, за то, что доблестно
дрался и не сдался в плен?
Пренебрежение к пленным русским офицерам со стороны
лагерной администрации и являлось следствием оценки хода
войны: усомниться в личной храбрости пленных, как правило,
никто не мог, но вот в их командирских качествах — проще про¬
стого. Не зря же пленных русских офицеров наиболее отчаянно
дравшихся частей отправляли в худшие условия. Опять-таки,
солдатские лагеря насчитывали тысячи пленных, а один из са¬
мых больших офицерских лагерей — Нейссе — 866 человек
разных наций. Отсюда и разница: ведь офицеры не работали, не
перемещались, а находились в одном месте, ничего не делая. Вот
и восприятие произвола как тяжелого факта и без того невыно¬
симого лагерного бытия.
Всего к 1916 году в Германии насчитывалось 239 концлаге¬
рей. Вместе с отделениями (то есть разбросанными по стране
пунктами рабочих команд) в Германии было 1065 лагерей и от¬
делений, и около 200 лазаретов для пленных. В Австро-Венгрии
было свыше 300 лагерей, но большего размера. В России работа¬
ло более 400 концентрационных лагерей.
Идем дальше. Статья 8 гласит: «Военнопленные, удачно со¬
вершившие побег и вновь взятые в плен, не подлежат никакому
взысканию за свой прежний побег». В то же время пойманные
военнопленные «подлежат дисциплинарным взысканиям». Этот
постулат повторяло и российское Положение о военнопленных
от 7 октября 1914 года в статье 9-й. Выход из положения был
найден весьма оригинальный. Так как наказывать за побег плен¬
ных по международному праву было нельзя, то немцы сажали
пойманных в тюрьму «за порчу казенного имущества» (напри¬
мер, подкопанная колючая проволока), а потом отправляли в ре-
прессионный лагерь, где обстановка была тюремной. Сначала за
побеги давали плеть — до ста ударов. А потом — привязывание,
карцер-одиночка на несколько недель и другие наказания.
104
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Били и в русских лагерях, о чем имеются многочисленные
свидетельства. И фактически вопрос об унижениях упирается в
такую вещь, как привязывание, так как в России данного наказа¬
ния не было. Действительно, одной из наиболее распространен¬
ных форм наказания в австро-германских лагерях военнопленных
было привязывание к столбу. Но разрешение Гаагской конвенции
на применение «дисциплинарных взысканий» неминуемо пред¬
полагало использование тех из них, что применялись в армиях
государств, взявших этих людей в плен. Телесные наказания
официально не разрешались, но повсеместно практиковались.
Официально разрешался такой вид наказания, как привязыва¬
ние к столбу. Напомним, что подобное широко практиковалось в
войсках Австро-Венгерской монархии: наиболее яркое описание
этого дал Я. Гашек в своем «Бравом солдате Швейке» — наказа¬
ние Балоуна за съедение обеда поручика Лукаша. В Российской
империи такого не было, и потому в концентрационном лагере
это наказание считалось наиболее страшным. Ю. Кирш дает его
описание: «около специально поставленных столбов на кирпич
становился пленный, которого надо было подвергнуть наказа¬
нию. Наказуемого привязывали к столбу веревкой, начиная от
шеи, рук и кончая ногами. Кирпич после этого выбивали из-под
ног, и привязанный оставался в подвешенном положении. При¬
вязывание к столбу считалось одним из самых тяжелых наказа¬
ний, и его боялись как огня»1.
Что говорить? Армия Двуединой монархии отличалась не¬
стойкостью в бою, и здесь существовали такие невиданные для
русских наказания (в Германии оно существовало, но почти не
применялось), которые действовали и для русских пленных. Или
еще — «связывание козлом», то есть попарно.
В то же время в России в 1915 году Ставка Верховного Глав¬
нокомандования ввела в Вооруженных Силах такую меру дис¬
циплинарного воздействия, как порка розгами. Письма солдат с
фронта говорят о порке как «невыносимой», от которой хочется
1 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 38—39.
105
Оськин М.В.
покончить жизнь самоубийством или сдаться в плен, так как лю¬
бой заслуженный солдат по закону мог подвергнуться порке по
замечанию любого желторотого прапорщика. Кадровые коман¬
диры, знавшие цену своим солдатам, не всегда успевали вме¬
шаться в несправедливый процесс назначения наказания и его
приведения в действие. Соответственно, и для неприятельских
пленных щедро применялись розги, о чем с возмущением со¬
общают теперь уже австро-германские пленные. Эти наказания,
проводимые в «законном режиме» — особенности различных
наказаний в разных воюющих державах.
Наконец, самое главное. Многочисленные свидетельства го¬
ворят об издевательствах в лагерях. Между тем основная масса
русских военнопленных уже с начала 1915 года отправлялась на
работы в рабочие команды. Если зимой 1914/15г. военноплен¬
ные отстраивали сам лагерь, то с марта 1915 года начались рабо¬
ты вне лагеря. Немецкая исследовательница пишет: «Причиной
того, что труд военнопленных не намеревались использовать в
промышленности и сельском хозяйстве, была та, что в Герма¬
нии существовала безработица, которая сохранялась в большом
объеме после начала войны. И лишь в начале 1915 года стала
ощущаться нехватка рабочей силы. Начиная с декабря 1914 года
большинство военнопленных было переведено в рабочие коман¬
ды (АгЬейзкоттапёо), и только немногие из них оставались в
своих лагерях... Распоряжение военного министерства от 15 ян¬
варя 1915 г. регулировало использование военнопленных в каче¬
стве рабочей силы... С января 1915 года почти все военноплен¬
ные оказались заняты в сферах обеспечения войск, сельском
хозяйстве, на общественных работах, на шахтах, в промышлен¬
ности и в ремесленном производстве»1. В Германии работало
90% пленных, в Австро-Венгрии — 95%.
Вот здесь и были издевательства: «В лагерях все-таки жизнь
пленных намного лучше, чем в рабочих командах... в дерев¬
1 Ленцен И. Использование труда русских военнопленных в Герма¬
нии (1914—1918 гг.) // Вопросы истории. 1998. № 4. С. 130, 133.
106
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
нях у крестьян пленным живется сносно, часто над ними нет
часового, есть иллюзия свободы, в особенности если они раз¬
мещены по два, по три у самих крестьян. Но ужас положения
пленных на заводах, фабриках, казенных работах... Наши сол¬
даты на работах это не военнопленные, а рабы, и заступиться за
них некому»1. Конечно, это скорее метафора. Можно подумать,
что австро-германские пленные в России располагали полным
набором гражданских прав. Рабочие команды военнопленных
подчинялись военному ведомству, использовались на наиболее
тяжелых и опасных работах. Например, перемещение военно¬
пленных в Австро-Венгрии в составе постоянных или подвиж¬
ных партий рабочих команд могло осуществляться лишь в ве¬
дении военного министерства или местного Осведомительного
Бюро Труда.
В Германии русские пленные работали в среднем по двенад¬
цать часов, в Австро-Венгрии — десять (с 1916 года — двенад¬
цать). Воскресенье — выходной. Некоторые пленные работали и
по восемнадцать часов в сутки — это тоже правда: «основой эко¬
номической политики Германии по отношению к военноплен¬
ным было сведение к минимуму затрат на их содержание, что за¬
частую противоречило установленным международным нормам.
В то же время германское государство старалось максимально
использовать военнопленных “неблагородного” происхождения
в качестве дешевой рабочей силы»2. А конвой намеренно состав¬
лялся из антирусски настроенных элементов. С другой сторо¬
ны — кто же заставлял людей сдаваться в плен? Многие русские
солдаты сдавались сами, вынужденные к тому превратностями
неравного боя. Но вариант — погибнуть или сдаться, все же су¬
ществовал. И тогда жаловаться ни к чему, раз решил избегнуть
напрасной гибели и сдаться. Или погибнуть в бою — это уже
менее почетно для солдата?
1 Шуберская Е.М. Доклад о положении военнопленных в Германии.
Пг., 1917. С. 7—8.
2 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 38.
107
Оськин М.В.
Но и здесь не все так просто. Участники войны показывают,
что основной бедой (помимо фронтовых работ) была работа в
промышленности или на добыче полезных ископаемых — на го¬
сударство. Причем неважно в какой стране — и для Германии, и
для Австро-Венгрии, и для России это одинаково. В сельском хо¬
зяйстве работать было несравненно легче. Каковы же цифры тех
счастливцев, что оказались на работах в сельском хозяйстве?
Сначала о Российской империи. В 1914—1915 гг. к работам
в народном хозяйстве России привлекался небольшой контин¬
гент неприятельских военнопленных. Это было связано с тем,
что оборонная промышленность еще не успела развернуться,
а в сельском хозяйстве, перед войной испытывавшем фактор
аграрного перенаселения, рабочих рук еще хватало. Например,
к осени 1915 года в Омском военном округе находилось плен¬
ных 2735 офицеров и 152 862 солдата. Из них только 22 офицера
и 31 143 солдата числились на работах1. Это — лишь двадцать
процентов от общего числа военнопленных. В народном хозяй¬
стве России их труд пока был не нужен. Осенью 1915 года в Во¬
оруженные Силы Российской империи прошел первый призыв
ратников 2-го разряда — людей, ранее никогда не служивших в
армии. Тогда же к работе на оборону была привлечена и частная
промышленность, что вызвало отток рабочих рук из села в го¬
род, где заработки были стабильнее, выше, а главное — работа
на оборону давала «бронь» от призыва на фронт.
Вот с этого момента начинается массовое использование во¬
еннопленных в трудовой деятельности. Летом 1915 года в ази¬
атской части Российской империи находилось до шестисот ты¬
сяч пленных, но с конца года их постепенно стали перемещать
в европейскую часть для сельскохозяйственных работ, так как
использовать такую массу людей в Сибири на работах было не¬
возможно. В русском сельском хозяйстве к концу 1915 года ра¬
ботало 220 000 пленных, но уже в начале 1916 года из Сибири и
1 Отчет Е.Г. Шинкевича по командировке в Омский военный округ...
Пг., 1915. С. 9.
108
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Туркестана по ходатайству министерства земледелия было пере¬
брошено еще 180 000 человек. Тогдашний министр земледелия в
мемуарах указывает, что к весне 1916 года в распоряжение мини¬
стерства земледелия поступило свыше 350 000 военнопленных1.
В целом в сельском хозяйстве России работало до половины
всех работавших пленных. Так, к концу 1915 года в российском
народном хозяйстве работало свыше полумиллиона пленных.
В том числе 246 340 в сельском хозяйстве, 139 315 в промышлен¬
ности, 66 880 на строительстве коммуникаций, 33 595 в лесном
хозяйстве и на строительстве гидротехнических сооружений,
19 802 в городском и земском хозяйстве2. В 1916 году цифра ра¬
ботавших — более полумиллиона человек. Зарплата составляла
от двадцати до восьмидесяти копеек в день. В ходе Брусиловского
наступления 1916 года поступило еще 160 000 пленных. Итого —
к середине 1916 года — 560 000 пленных в сельском хозяйстве
плюс около 240 000 беженцев3. Можно привести и региональные
данные в качестве примера, подтверждающего основной вывод.
Военнопленные в Тульской губернии в сентябре 1916 года4:
Расположение
На сельско¬
хозяйственных
работах
На других
работах
Под надзором
военного
начальства
г. Тула
—
653
—
Тульский уезд
905
528
—
Алексинский уезд
586
36
121
Белевский уезд
406
—
—
Богородицкий уезд
887
2179
—
1 Наумов А.Н. Из уцелевших воспоминаний. 1868—1917. Нью-Йорк,
1955. Кн. 2. С. 454.
2 Крючков И.В. Военнопленные Австро-Венгрии, Германии и Осман¬
ской империи на территории Ставропольской губернии в годы Первой
мировой войны. Ставрополь, 2006. С. 17.
3 Погребинский А.П. Сельское хозяйство и продовольственный во¬
прос в России в годы Первой мировой войны // Исторические записки.
М., 1950. Т. 31. С. 42—43.
4 Государственный архив Тульской области (TATO), ф. 90, оп. 8,
д. 528, л. 75.
109
Оськин М.В.
Расположение
На сельско¬
хозяйственных
работах
На других
работах
Под надзором
военного
начальства
Веневский уезд
1706
980
159
Епифанский уезд
1250
247
137
Ефремовский уезд
1792
21
397
Каширский уезд
1684
63
—
Крапивенский уезд
739
143
14
Новосильский уезд
995
—
92
Одоевский уезд
465
16
—
Чернский уезд
855
6
78
Итого
12 270
4872
998
Тульская губерния — это одна из «старых» черноземных губер¬
ний Центральной России, одна из трех губерний, где наиболее силь¬
но было помещичье землевладение. Здесь особенно велико было
аграрное перенаселение перед войной. Отсюда и небольшая цифра
трудящихся военнопленных, не покрывавших и десяти процентов
от всех призванных на войну жителей губернии. Но три четверти
работающих пленных заняты в сельском хозяйстве. Таким образом,
в 1916 году в России в сельском хозяйстве в любом случае работало
более половины неприятельских военнопленных.
Теперь относительно Германии и Австро-Венгрии. Здесь
цифры несколько разнятся. Бесспорно, что в разные периоды
цифры были различными, но, как представляется, тенденция
использования труда пленных в сельском хозяйстве постепенно
увеличивалась. Если мощная немецкая промышленность давала
вооруженным силам необходимое количество вооружения всю
войну, то продовольствия не хватало. Чем больше оголялось от
мужских рук сельское хозяйство, тем больше в него передава¬
лось пленных. На наш взгляд, такая тенденция существовала,
хотя прогрессировала она по минимуму.
Итак, о цифрах. С.Н. Васильева приводит сводную таблицу
работ российских военнопленных в неприятельском плену1:
1 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 39, 62.
110
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Работы/Число в %
Германия
Австро-Венгрия
Сельское хозяйство
25,6
21,7
Железные дороги
17,2
11,6
Лесные работы
16,9
И
Рудники и копи
11,8
15,5
Фабрики и заводы
8
10,7
Строительство шоссе
6,6
10,3
Прочие
13,9
19,2
Согласно этом сведениям, в сельском хозяйстве трудилась
лишь четверть военнопленных, то есть — наполовину меньше
счастливчиков, нежели в России. Следует сверить эти цифры с не¬
которыми другими цифрами в имеющейся литературе. Так, отече¬
ственный экономист, работавший с германскими источниками, со¬
общает, что в 1915 году в сельском хозяйстве Германии работало
1 200 000 пленных, главным образом — русских1. Сама цифра, вне
сомнения, преувеличена, так как в 1914—1915 гг в неприятель¬
ском плену оказалось около 1 700 000 русских военнослужащих.
Между тем до половины из них располагалось в Австро-Венгрии,
хотя имеются сведения, что пленные перемещались в Германию
именно для производства работ. Но в любом случае, даже если
считать, что из 1 200 000 работавших пленных миллион состав¬
ляли русские, то получается, что в сельском хозяйстве все равно
работало больше половины всех русских пленных.
Идем дальше. Германский участник войны говорит, что на
железных дорогах в Германии работало 67 200 военнопленных2.
Известно, что в целом в Германии содержалось 42,14% русских
пленных, в Австро-Венгрии — 56,9% пленных. Причина, ко¬
нечно, не в том, что австрийцы воевали лучше, а в том, чтобы
более-менее равномерно распределить бремя содержания, ведь в
Германии находились англичане и французы, в Австрии — ита¬
льянцы и сербы. Даже если брать с понижением, то все равно в
Германии располагалось около 1 300 000 русских пленных (всего
за войну — около 2 500 000 пленных, так как М. Шварте говорит
1 Гриневич В. Народное хозяйство Германии. Берлин, 1924. С. 172.
2 Шварте М. Техника в мировой войне. М.—Л., 1927. С. 163.
111
Оськин М.В.
обо всем военном периоде, давая общую цифру). Работало из них,
как говорилось выше, девяносто процентов. Даже если из трудив¬
шихся на железных дорогах русских была львиная доля — тысяч
шестьдесят, то и от 1 100 000 это дает не более шести процентов.
Между тем у С.Н. Васильевой цифра — в 17,2%. Конечно, града¬
ция может быть разная. Можно учитывать лишь тех, кто подчиня¬
ется железнодорожному ведомству, а можно и тех, кто на лесопо¬
вале и в угольных шахтах добывает топливо для железных дорог,
официально находясь в распоряжении иных ведомств. Статистика
ведь тоже вещь лукавая. Можно ведь встретить цифры, что в Рос¬
сии в 1916—1917 гг. на фронтовых работах по постройке дорог и
укреплений работало полмиллиона пленных. Кто же тогда трудил¬
ся в промышленности и сельском хозяйстве? Очевидно, что здесь
говорится об общем объеме рабочих рук, а не единовременном
числе. А повернуть для вывода можно по-разному.
Наконец, более поздние сведения. Немецкая исследователь¬
ница так пишет о принципах подхода германского руководства к
данному вопросу в годы войны: «Каждый военнопленный, кото¬
рый мог быть привлечен к работе в народном хозяйстве, должен
был быть задействован в нужном месте. В первую очередь, среди
этих нужд находились потребности действующей армии, и среди
них нужды снабжавших ее железных дорог и всей военной про¬
мышленности. Вслед за этим шли работы по обеспечению пита¬
ния для людей и кормов для животных. Другие работы должны
были ограничиваться или отменяться». Кажется, что все верно.
Большая часть пленных работает на неприятельскую оборону
(промышленность и железные дороги), а меньшая — в сельском
хозяйстве. Но чуть выше И. Ленцен цифрами противоречит соб¬
ственному же выводу, говоря, что в августе 1916 года в сельском
хозяйстве Германии работало 735 000 пленных, а в промышлен¬
ности — 331 0001. То есть и здесь большая часть пленных рас¬
полагается в сельском хозяйстве.
1 Ленцен И. Использование труда русских военнопленных в Герма¬
нии (1914—1918 гг.)//Вопросы истории. 1998. № 4. С. 130, 134.
112
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Таким образом, цифры противоречивы. Очевидно, что основ¬
ное противоречие кроется в расположении их по временным
отрезкам. Однако мы показали нашу точку зрения о тенденции
в работах, и потому все равно общий вывод показателен. Судя
по всему, в сельском хозяйстве Германии и Австро-Венгрии все-
таки работало около половины русских военнопленных, так же,
как и в России. Быть может, чуть меньше, ибо Россия и Австро-
Венгрия — это аграрно-индустриальные страны, а Германия —
один из мировых пионеров промышленного развития. А вот то,
что в России трудившиеся в промышленности пленные находи¬
лись практически в равных с русскими рабочими условиях, в то
время как в Германии они отправлялись на наиболее тяжелые
работы — это верно. Но, видимо, это составляло в количестве не
более половины всех российских военнопленных.
И в завершение надо сказать, что чем дальше к концу войны,
тем все большее количество пленных выражало желание ра¬
ботать, лишь бы не в прифронтовой зоне, куда отправляли на¬
сильно. Работа представлялась меньшим злом по сравнению с
издевательствами охраны в лагерях и вымиранием от эпидемий.
К тому же оттуда можно было бежать, в то время как удачный
побег из лагеря являлся редкостью. Даже относительно Второй
мировой войны воспоминания Ю.В. Владимирова говорят имен¬
но о такой тенденции.
Что тогда говорить о Первой мировой войне, когда не было
совершенно бесчеловечной эксплуатации, а русские военно¬
пленные, в отличие от советских пленных, худо-бедно, но нахо¬
дились под защитой международного права? Бывший русский
военнопленный, в своих мемуарах показавший массу негатива
пребывания в плену, тем не менее сообщает: «Все, кто могли,
записывались на полевые работы, на шахты или на фабрики.
К концу войны сотни тысяч пленных жили по чешским, немец¬
ким и венгерским деревням без всякого надзора, под ответствен¬
ностью своих хозяев. Многие из них на зиму возвращались в
лагерь, но были счастливцы, которые навсегда вырывались из
лагерей и целые годы оставались в деревнях. Овдовевшие или
113
Оськин М.В.
потерявшие связь со своими мужьями крестьянки скоро сжива¬
лись с новыми работниками, и нехитрый порядок деревенской
жизни брал свое... И так как все это происходило повсюду и
принимало массовый характер, то переставали стесняться и
соседей, пленный надевал одежду отсутствующего хозяина и
становился совсем своим»1.
Многие пленные остались навсегда в неприятельских госу¬
дарствах, подавая прошения с просьбой о принятии подданства
еще во время войны. В 1917 году вышел приказ о снятии всех
пленных с работ и переводе их обратно в лагеря. Из деревень
возвращались здоровые, загорелые люди, которых провожали
женщины с младенцами. Ввиду массовых просьб с мест этот
приказ вскоре был отменен. Воспоминания К. Левина относятся
к Австро-Венгрии. В Германии такой массовости не было. Но
и о Германии бывший русский пленный говорит, что «К осени
1915 года в каждом селении работали пленные, и появление их
принималось как самое обыденное явление»2. Здесь был ответ¬
ственнее конвой. На одежде пленных ставили особые знаки кра¬
ской или вводили специальные нашивки. Но общая характери¬
стика верна и для Германии.
То же самое было и в России, где «пленных распределяли
главным образом среди семей, мужчины которых оказались на
фронте»3. Наверное, и здесь, по выражению К. Левина, часто
«пленный надевал одежду отсутствующего хозяина и становил¬
ся совсем своим». Известно, что находившиеся в окопах русские
солдаты волновались в отношении поведения своих жен с воен¬
нопленными. Так, отчет по 12-й армии за май—июнь 1916 года
показывает: «Глубже всего затрагивает нашего солдата сознание,
что нарушителем его семейного счастья являются зачастую даже
не русские, а пленные — австриец или немец, которыми прави¬
1 Левин К Записки из плена. М., 1936. С. 38.
2 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 49.
3 Крючков И.В. Военнопленные Австро-Венгрии, Германии и Осман¬
ской империи на территории Ставропольской губернии в годы Первой
мировой войны. Ставрополь, 2006. С. 30.
114
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
тельство пользуется для полевых работ»1. Но что могло сделать
правительство? Те же самые солдаты должны были что-то кушать
в окопах, вот и работали на них австро-германские пленные. Как
правило — братья-славяне. Справедлив вывод Е.С. Сенявской:
«...русских солдат озлобляли нередкие сообщения из тыла, со¬
гласно которым австро-венгерские военнопленные, используе¬
мые на хозяйственных работах в деревнях, сожительствовали с
солдатками, чьи мужья были на фронте. Обычно к таким работам
привлекали этнически близких славян (русинов, словаков, чехов,
поляков), с которыми легче было общаться на бытовом уровне»2.
Что называется, мы — вашим, а вы — нашим.
Последнее замечание В.П. Галицкого о тяжести плена от¬
носится к плохому пайку в австро-германских лагерях. Вот это
совершенно неоспоримо. Но оно являлось следствием продо¬
вольственной ситуации в Германии и Австро-Венгрии, где уже в
1916 году городское население питалось в основном корнеплода¬
ми (брюква и картофель) и хорошо кормить пленных было про¬
сто невозможно. Снабжать же неприятельских пленных лучше,
чем собственное мирное население, — это нонсенс, непримени¬
мый ни для какого нормального правительства. Об этом подроб¬
но говорится немного ниже.
Опять-таки, репрессалии широко применялись немцами, ко¬
торые одного своего пленного «разменивали» в ходе войны на де¬
вять русских пленных. Они могли не опасаться ответных контр¬
мер. В то же время австрийцы, которые на Восточном фронте
понесли потери пленными больше, нежели русские, были вы¬
нуждены считаться с условиями содержания военнопленных.
Особенно — после Брусиловского прорыва 1916 года. Один из
очередных документов 1916 года указывал: «Военнопленные
должны рассматриваться не как преступники, отбывающие на¬
казание, а как солдаты, оскорбительное обращение с коими вре-
1 См.: Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2005/2006.
Актуальные проблемы изучения. М., 2006. С. 376.
2 Сенявская Е.С. Противники России в войнах XX века: Эволюция
«образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006. С. 164.
115
Оськин М.В.
дат чести государства... Издевательство над военнопленными
со стороны вольных рабочих, частных органов надзора или на¬
селения, не должно быть терпимо, и в этих случаях следует не¬
медленно прибегнуть к содействию власти»1. Бумажка — одно,
а дело — другое. Но как иначе судить, если не по источникам?
Свидетельства бывших пленных, как показано выше, могут и
прямо противоречить друг другу. И потому такой источник как
официальная документация, также необходим и применим.
Проблема заключалась в том, что отношение немцев к англо-
французам и к русским было различным. Бывший русский воен¬
нопленный так оценивает издевательства над российскими плен¬
ными: «Союзнические правительства очень резко реагировали
на подобные безобразия и принимали контррепрессивные меры
по отношению к немецким пленным. Поэтому с французами, ан¬
гличанами и др. уже с осени 1915 года обращались несравненно
лучше, чем с русскими»2. Отсюда и основной негатив. Глава Мо¬
сковского отделения Красного Креста, а после Октябрьской рево¬
люции — председатель комиссии по делам пленных и беженцев
указывает, что особенности положения русских пленных по срав¬
нению с союзными, были вызваны тремя обстоятельствами:
1. Огромным количеством пленных.
2. Особым значением русских пленных для Центральных
держав в качестве рабочей силы.
3. «Весьма своеобразным отношением к ним со стороны рус¬
ского государства и общества».
Таким образом, разница в положении между русскими и про¬
чими союзными военнопленными «обусловливалась исключи¬
тельно различным отношением к делу охраны интересов воен¬
нопленных со стороны правительств тех стран, к которым эти
военнопленные до пленения принадлежали»3.
1 Правила австро-венгерского министерства о положении военно¬
пленных на работах в Австрии. Пг., 1917. С. 29.
2 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 54.
3 Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—
1918 гг. М., 1920. С. 67, 79.
116
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Русским военнопленным практически не оказывалась по¬
мощь со стороны русского правительства. Права русских военно¬
пленных в Германии защищал посол нейтральной Испании, ко¬
торый часто обращался в международные организации с прось¬
бами о помощи русским военнопленным, так как русские власти
не заботились об этом. Власти Российской империи старались
действовать через Международный Красный Крест, но доволь¬
но неохотно и вяло. Впрочем, что говорить: когда императрица
Александра Федоровна попыталась взять в свои руки дело ока¬
зания помощи военнопленным и приступила к сбору продуктов
для продовольственных посылок, оппозиционная печать тут же
завопила, что, мол, императрица пытается таким образом при¬
крыть пересылку русского хлеба кайзеру. Оппозиция не брезго¬
вала ничем, о чем еще также будет сказано.
Кто-то упорно не желал, чтобы русские пленные ощути¬
ли заботу со стороны своего государства (достаточно напом¬
нить, что ряд социалистических партий, в том числе и русские
революционеры-эмигранты, свободно распространял в концен¬
трационных лагерях свои программы, брошюры и листовки,
проводя пораженческую пропаганду среди попавших в плен рус¬
ских солдат). Либеральная оппозиция действовала безошибочно,
одним ударом убивая двух зайцев.
С одной стороны, попытки императрицы, возглавлявшей Ко¬
митет помощи пленным (то есть в силу занимаемого официаль¬
ного поста), немедленно трактовались в качестве «измены», так
как якобы русский хлеб пойдет на снабжение германских войск.
Но одновременно именно оппозиционная общественность тре¬
бовала вводить репрессалии по отношению к австро-германским
пленным: «Транслировавшийся в воспоминаниях образ пленно¬
го русского солдата-мученика, который в значительной степени
страдал от неспособности и нежелания собственного правитель¬
ства организовать действенную помощь, оказал двойственное
влияние на тыловую общественность. Наряду с хаотичным сбо¬
ром посылок и денег на имя общественных и государственных
организаций возник целый поток требований ухудшить условия
117
Оськин М.В.
содержания вражеских военнопленных в России и ужесточить
репрессии по отношению к ним»1. Соответственно, после ответ¬
ных репрессивных мер в Германии и Австро-Венгрии, царское
правительство обвинялось и в этом. Как ни крути, виновник был
один — царизм. И благодетель один — общественность, за спи¬
ной которой стоял рвавшийся к полноте верховной государствен¬
ной власти крупный олигархический капитал.
Тем не менее российское правительство в действительности
намеренно не оказывало помощи своим военнопленным. Это яв¬
лялось составной частью мероприятий по снижению количества
сдающихся в плен солдат. Судя по всему—основной частью. При¬
чем данный факт был открыто признан на самом высшем уровне.
В середине июня 1916 года на заседании Государственного Совета
был поднят вопрос о бедственном положении русских военноплен¬
ных, так как правительство не предпринимало мер по улучшению
их состояния. С объяснениями выступил князь Н.Д. Голицын, не¬
давно назначенный заведовать делами помощи военнопленным
(первый помощник императрицы Александры Федоровны и по¬
следний премьер-министр царской России). По словам одного из
членов Госсовета бывшего военного министра ген. А.Ф. Редигера,
«он нам сообщил, что отсутствие всякой военной помощи нашим
пленным в течение первых полутора лет войны было вызвано на¬
стояниями военного министерства, которое надеялось, что этим
путем удастся уменьшить число сдающихся в плен»2. Этот факт
подтвердил и военный министр ген. М.А. Беляев. На заседании
Особого Совещания по обороне государства 21 января 1917 года
генерал Беляев признал, что запрет на опубликование призывов к
оказанию помощи русским военнопленным был основан «на же¬
лании предупредить массовую сдачу в плен»3.
1 Россия и война в XX столетии. Взгляд из удаляющейся перспекти¬
вы. М., 2005. С. 49.
2 Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного мини¬
стра. М., 1999. Т. 2. С. 424.
3 Журналы Особого Совещания по обороне государства. 1917 год. М.,
1978. Вып. 1.С. 109.
118
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Распоряжения о широком распространении информации о
репрессалиях в отношении добровольно сдавшихся в плен прак¬
тиковались вплоть до падения монархии. Следовательно, такие
случаи продолжались по-прежнему: страна все более уставала
от мировой войны, становясь восприимчивой к пораженческой,
антиправительственной и социалистической пропаганде. На¬
пример, в приказе по Особой армии от 28 декабря 1916 года за
№ 387 говорилось: «В войсках стали учащаться случаи побега
нижних чинов в сторону противника. Это указывает не только на
отсутствие должного внутреннего порядка и наблюдения за ниж¬
ними чинами, но и на то, что нижние чины не отдают себе отчета
о последствиях поступка». Командармом ген. В.И. Гурко при¬
казывалось усилить надзор за солдатами, агитаторов без всякой
пощады отдавать под суд, расстреливать перебежчиков пулемет¬
ным огнем из передовых окопов. Людям необходимо разъяснить:
«что преступление это будет тяготеть на нем всю жизнь; что как
бы он ни старался скрыться, наказание его настигнет и он после
войны будет все равно подлежать расстрелу; во время же войны
пострадает его семья, лишившись пайка и поддержки обще¬
ства». Иными словами, угрозы распространялись во временном
отношении и на послевоенный период, когда каждый пленный
должен будет ответить за обстоятельства своего пленения.
Одно дело — угрозы, неизбежные и необходимые, так как
надо победить в войне. Совсем другое — соответствующий за¬
кон. К чести верховной власти и лично императора Николая II
(в отличие от массы военачальников, жаждавших прикрыть соб¬
ственную военную несостоятельность репрессиями в адрес ря¬
дового состава), подобного закона так и не было принято вплоть
до 1917 года. Дело ограничилось законодательным «лишением
пайков» (которое, как мы видели, в подавляющем большинстве
случаев не могло быть применено в действительности) и декла¬
ративными заявлениями, подобно описанным выше. Интересно,
что в августе 1916 года Ставкой Верховного Главнокомандова¬
ния, во главе которой с августа 1915 года стоял сам император,
было постановлено, что заочные смертные приговоры военно¬
119
Оськин М.В.
полевых судов незаконны и должны быть отменены вышестоя¬
щими инстанциями вплоть до Главного Военного суда. В том
числе следовало отменить и уже утвержденные приговоры1.
Это ли не доказательство того, что царь оказался справедливее
и умнее своих генералов? Расплатой же стало свержение импе¬
ратора Николая II усилиями, в том числе и генералов, при руко¬
плесканиях народа.
Тем более что русские воины, бежавшие из плена, получа¬
ли награды, звания, знаки отличия, как совершившие подвиг.
Бывший военнопленный вспоминал, что «Подкопы и побеги из
лагерей являлись одним из самых видных фактов жизни военно¬
пленного. Почти в каждом лагере делался “секретно” подкоп...
секретным он казался тем, кто его делал, но знал о нем обык¬
новенно весь лагерь». «В большинстве случаев побеги носили
случайный характер, и потому удавались чаще, чем подкопы,
но процент вполне удавшихся побегов очень незначительный.
Делали попытки бежать все пленные, но ничьи попытки не со¬
провождались таким безумным риском, никто так не рвался на
свободу, как русские»2. Всего за годы Первой мировой войны из
неприятельского плена успешно бежало шестьдесят тысяч рус¬
ских солдат и офицеров. Пик побегов пришелся на 1916-й год,
что было вызвано, с одной стороны, победами на фронте (Бруси¬
ловский прорыв), а с другой — ухудшением продовольственного
снабжения в странах Центрального блока.
Из русского плена до сентября 1917 года бежало 35 725 плен¬
ных стран Четверного блока, большая часть из которых ускольз¬
нула именно в 1917 году, и не обязательно на свою родину. Вос¬
поминания современников пестрят сообщениями о том, что Со¬
веты, солдатские комитеты, прочие революционные организации
были битком забиты бывшими австро-германскими военноплен¬
ными. В 1918 году из этих «кадров» комплектовались батальоны
1 Сборник руководящих приказов и приказаний VII армии. Б.м., 1917.
С. 221.
2 Аскольдов АЛ. Памяти германского плена. Прага, б.д. С. 14—15.
120
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
«интернационалистов», так как понятно, что бороться за «сча¬
стье трудового народа» лучше всего в чужой стране, где человек
не в такой степени скован соображениями морали и человеколю¬
бия, как то могло бы быть на своей собственной земле. Достаточ¬
но сравнить высказывания и деятельность Ф.Э. Дзержинского в
России и в Польше в период советско-польской войны 1920 года.
Недаром даже теоретик анархизма М.А. Бакунин считал, что не¬
счастлива будет та страна, в которой захватит власть социализм
марксистской интерпретации. Наверное, ему не мото и при¬
сниться, что такой страной станет его родина — Россия.
На лагерном жаргоне побег назывался «полетом», бежавшие—
«летчики». Главное условие побега — одежда и знание языка.
Достичь этого удавалось редко, но возможно. В России каждый
бежавший из плена немедленно получал награду или повышал¬
ся в чине (иногда и то, и другое). Причем все это существовало
официально, утверждаясь на самом высшем уровне. Так, приказ
по армиям Северо-Западного фронта от 11 августа 1915 года, за
№ 1807 указывал, что бежавшие из плена солдаты должны быть
награждены Георгиевскими медалями 4-й степени.
Постепенно «раскочегаривалась» и военная бюрократия, уза¬
конивая то, что сложилось повелениями Ставки, помимо военно¬
го министерства. В ноябре 1916 года Военный Совет постановил
вручать всем бежавшим из плена Георгиевскую медаль. Всем
бежавшим из плена ранее этого срока — 11 ноября 1916 года,
также вручалась медаль, при условии, «в отношении которых не
установлено порочащих данных». А в начале декабря 1916 года
штаб Верховного Главнокомандующего поддержал идею Глав¬
ного Управления Генерального Штаба по поводу награждений.
Теперь считалось, «что в видах справедливости представляется
необходимым награждать Георгиевской медалью [4-й степени]
за смелый побег вообще всех нижних чинов, бежавших из плена,
в отношении коих установлено, что они сдались в плен благо¬
даря сложившимся обстоятельствам, а не умышленно». Тогда же
Георгиевские комитеты на местах обязывались вывешивать опи¬
сания подвигов георгиевских кавалеров — уроженцев данной
121
Оськин М.В.
местности. Эти сведения вывешивались в волостных управлени¬
ях, в местных школах, а в приходских церквях по павшим за Ро¬
дину должны были «устанавливать вечное о них поминание»1.
Для бежавших офицеров, помимо повышения по службе, су¬
ществовали и денежные выплаты: «Пособие с целью оказания
материальной помощи могло быть назначено и семье военнос¬
лужащего, глава которой был убит, умер от ран или болезни,
или безвестно отсутствовал... Офицерам, оказавшимся в плену,
если они не были на военной службе у неприятеля, по прибытии
из плена выплачивалось жалованье за все время нахождения в
плену (с зачетом выданного семье). Семьям пленных офицеров
выплачивалась половина его жалованья и столовых денег, квар¬
тирные деньги в полном размере и, кроме того, пособие на наем
прислуги, если оно положено было офицеру перед пленением»2.
Награждения за плен практиковались в России с давних пор.
Еще в середине семнадцатого столетия Г. Котошихин писал, что
русские воины, попавшие в плен, награждались «за полонное
терпение» тем, что выходили из холопства или крестьянства,
получали небольшие земельные владения от казны, а то и мог¬
ли получить статус «боярских детей». При Петре Великом та¬
кая практика продолжалась. Как пишет исследователь, «Мало
того, что они имели право получить причитающееся жалованье,
но с 1713 года им на законном основании выплачивают еще и
своего рода компенсацию за мучения, принятые на государевой
службе в неприятельском плену. Землями бывших полоняников
уже не наделяют, но вручают денежные дачи “за полонное тер¬
пение”». Характерно, что пленники, вернувшиеся на родину из
турецкого или хивинского плена, получали несколько больше,
нежели из плена шведского, так как считалось, что их мучения
были большими, нежели у людей, находившихся в европейских
государствах. В 1766 году Сенат отменил награждения за плен,
1 РГВИА, ф. 391, оп. 2, д. 72, л. 11, 19.
2 Тиванов В.В. Финансы русской армии (XVIII — начало XX века).
М., 1993. С. 211.
122
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
оставив этот вопрос на усмотрение военачальников. Причина
тому — опасение, что солдаты не станут драться до последней
возможности, так как воюющие державы старались урегулиро¬
вать вопросы обмена пленными, согласно международным дого¬
воренностям. Вскоре награждения были и совсем отменены. Ав¬
тор говорит: «Надо думать, что по мере абсолютизации государ¬
ственных интересов, параллельно, одновременно с укреплением
государственной машины Российской империи, индивидуум,
служащий этим интересам, все больше и больше теряет право
пренебречь ими даже в самой экстремальной ситуации, когда, к
примеру, приходится выбирать между гибелью или выполнени¬
ем боевого задания. Отношение русского правительства к вои¬
нам, попавшим в плен, эволюция этого отношения — наглядный
пример порабощения личных интересов государственными»1.
Единовременные пособия возвратившимся из плена инва¬
лидам, что было разрешено международными соглашениями,
составляли такие суммы: обер-офицеры — 200 рублей, штаб-
офицеры — 300 рублей, генералы — 500 рублей. Для бежав¬
ших суммы были немного больше. Например, приказ по Юго-
Западному фронту от 2 февраля 1917 года, за № 42, говорит, что
бежавшим из плена офицерам должно было выдаваться единов¬
ременное пособие в размере: обер-офицеры — 290 рублей, штаб-
офицеры — 455 рублей, генералы — 725 рублей. Как известно,
последним пособием смог воспользоваться только начдив-48 ген.
Л.Г. Корнилов, попавший в плен во время Горлицкого прорыва в
апреле 1915 года.
К вопросу о награждениях. Заочно генерал Корнилов был на¬
гражден орденом Св. Георгия 3-й степени, так как до последнего
пытался пробиться из «котла», в котором оказалась его дивизия.
После бегства из плена летом 1916 года, получил повышение и
по службе: назначение командиром 25-го армейского корпуса.
Вот так ценился факт бегства из плена. Или, например, бежав¬
1 Карпущенко С.В. Армейские будни: казарма, каша, казна, кафтан //
Быт русской армии XVIII — начала XX века. М., 1999. С. 112—113.
123
Оськин М.В.
ший из плена в 1917 году поручик Семеновского полка М.Н. Ту¬
хачевский был повышен в чине до своих сверстников, в 1915—
1916 гг. воевавших на фронте, а не плененных, как Тухачевский.
Само бегство из плена оценивалось как подвиг.
Февральская революция была встречена военнопленными с
восторгом. 1917 год — это период большевизации пленных, осо¬
бенно после прибытия в лагеря солдат, переживших на фронте
Февраль. Русский пленный вспоминал: «Никогда еще за все вре¬
мя плена не была так сильна жажда вернуться в Россию, как те¬
перь. Пленные хотели принять участие в новой жизни, увидеть,
как живется сейчас на свободной родине... В эти дни в лагерях
сильно увеличилось число побегов»1.
Если при царизме власти были настороженно настроены к
пленным, так как в 1915 году многие сдавались добровольно, то
после Февраля пленные — уже постепенно мученики. Но иным
было отношение Временного правительства в законодательном
отношении. Именно в 1917 году всем добровольно сдавшимся
солдатам и дезертирам военно-полевыми судами стали выно¬
ситься заочные смертные приговоры2. Впрочем, широкого рас¬
пространения эта мера не получила, так как применить ее го¬
сударственная власть была не в состоянии. В этом и разница.
Император имел возможность использования репрессалий, но
не применял их, ограничиваясь неоказанием помощи (да и то
сказать — кормить два миллиона пленных, когда в стране хлеба
и без того не хватало). Временное правительство, в стремлении
выполнить обязательства перед западными союзниками, поддер¬
жавшими переворот, было готово на все, но не имело возможно¬
сти применить репрессалии.
Интересно, но пропаганда большевиков после Февраля фак¬
тически поддерживала ту политику, что проводило царское пра¬
вительство по настоянию императрицы Александры Федоров¬
1 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 233.
2 См.: Сборник руководящих приказов и приказания 7-й армии. Б.м.,
1917. С. 220.
124
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ны. Большевики утверждали, что русские власти должны облег¬
чать положение неприятельских пленных, так как это побудит и
врага помогать русским пленным. Именно так царица советова¬
ла поступать с пленными из Германии, ибо соотношение плен¬
ных один к девяти все равно не позволяло проводить взаимные
репрессалии в должных масштабах, а за каждого германского
пленного могли пострадать девять русских военнопленных. На¬
пример, в газете «Правда» от 3 июня 1917 года была опублико¬
вана статья А.М. Коллонтай о политике РСДРП(б) в отношении
пленных. Прежде всего, приводилось письмо от германской
социалистки-солдатки из Германии, которое «полно надежды,
что в “свободной России” русские рабочие и работницы, това¬
рищи по партии, позаботятся об облегчении печальной участи
пленников русских империалистов германских, австрийских,
болгарских, турецких солдат, защитят их от нагаек каратель¬
ных отрядов милиционеров, от голода, от изнурения на прину¬
дительных работах». И далее Коллонтай писала: «Говорят: на¬
шим русским пленникам еще хуже живется в Германии... Разве
не ясно, что всякое улучшение положения военнопленных в
России немедленно отразится на улучшении положения наших
братьев, томящихся в германском плену? И разве не понятно,
что такой шаг отнимает у германского правительства одно из
самых сильных средств агитации против России: возбуждение
германского народа против народа русского сообщениями о тех
физических и моральных страданиях, каким подвергались во¬
еннопленные при господстве старого, царского режима?» Но
равно как либеральная оппозиционная общественность кате¬
горически настаивала на ужесточении режима обращения с
австро-германскими пленными, так и после Февраля, придя к
власти, Временное правительство проводило непоследователь¬
ную политику в отношении неприятельских пленных. С одной
стороны, часть немцев и венгров были вновь отправлены в Си¬
бирь и на Дальний Восток, а с другой — многие пленные явоч¬
ным порядком выходили на свободу, принимая самое активное
участие в российском революционном процессе.
125
Оськин М.В.
В 1917 году власти вплотную столкнулись с нежеланием сол¬
дат воевать. Недаром глава правительства и военный министр
А.Ф. Керенский в преддверии летнего наступления отправлял
на фронт целые запасные полки пехоты, готовившие резервы, —
все, что угодно, лишь бы добиться победы и тем самым утвердить
в России господство капитала. Поэтому требовалось бороться с
практикой братаний и добровольных сдач в плен, так как сол¬
даты, осознавшие перспективу «черного передела», больше не
желали умирать. Тем более — просто так, ибо мир «без аннексий
и контрибуций», провозглашенный Временным правительством
и Петроградским Советом, означал, что от войны Россия ничего
не получит. Вопрос: к чему же вообще воевать и умирать, если в
тылу, в деревнях, уже делят помещичью землю?
Меры противодействия применялись самые разнообразные.
Но условия были уже не те, что при царизме. Поэтому основ¬
ной упор делался на пропагандистских материалах. Перед
Июньским наступлением, в частности, была издана брошюрка,
посвященная мучениям русских военнопленных в Германии.
Здесь шли ссылки на сведения русских врачей, вернувшихся из
плена. Брошюрка повествовала о таких ужасах в неприятель¬
ском плену, что должно было напрочь отбить всякое желание
сдаваться и пережить войну: «Нет слов, чтобы развернуть пе¬
ред вами полную картину зверств немцев и полную беззащит¬
ность от них русских пленных. Полуголодное существование
пленных, отсутствие защиты их интересов, непосильная работа
быстро изнашивают организм пленного, приводят его к гибели,
проводя предварительно через путь тяжелых, нечеловеческих
физических и душевных страданий. Розги, кандалы, травля
собаками, подвешивание, распятие, погружение в холодную
воду — вот применяемые немцами меры принуждения плен¬
ных к работе». Еще — пытки вплоть до распинания, голод. От¬
бирают всю одежду и обувь. В довершение, брошюрка некоего
Яблоновского сообщала статистику: «Мы можем сказать, что
из двух миллионов пленных, имевших несчастье попасть в Гер¬
манию, более 500 000 уже не существует. Их кости рассеяны
126
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
на всей немецкой земле»1. Интересно, что цифра в полмиллио-
на погибших пленных оказалась излюбленной и популярной.
Так, эту же цифру дает и бывший немецкий пленный, в сво¬
их мемуарах писавший, что в России к 1918 году погибло до
500 000 германских пленных2.
Преувеличенные цифры — обычное дело в пропаганде. Со¬
гласно подсчетам ген. Н.Н. Головина, за время участия Россий¬
ской империи в Первой мировой войне русскими войсками было
потеряно пленными 2 417 000 чел., из которых почти двести
тысяч умерло в плену. В то же время уступавшие врагу в тех¬
нике и подготовке русские армии взяли в плен 1 961 333 плен¬
ных солдат и офицеров армий Центральных держав, из которых
в плену умерло немногим более 50 000 чел. Те же цифры дают и
статистические сборники. С удовлетворением можно признать,
что немец все-таки соврал больше, хотя в брошюрке А. Ябло-
новского еще не учтены умершие в австро-германском плену за
1917—1918 гг. русские люди.
Помимо устрашения, указанная брошюрка выполняла и за¬
дачу указания целей готовившегося наступления. Якобы встре¬
чавшийся с этими врачами премьер-министр Временного прави¬
тельства князь Г.Е. Львов сказал, что все это «еще раз подтверж¬
дает необходимость наступления на фронте. Так идите и всюду
говорите, что наступление это — за освобождение томящихся
в плену. Расскажите, что вы пережили и свидетелями чего вы
являетесь, чтобы всем стало ясно, что ждет нас в случае пора¬
жения. Свобода — только в победе». Итак, цель Июньского на¬
ступления — «освобождение томящихся в плену». Об обязатель¬
ствах перед союзниками, наживе буржуазии на военных заказах,
земле и мире ничего не говорится. Удивительно ли, что только
Юго-Западный фронт в провалившемся Июньском наступлении
потерял свыше сорока тысяч пленных?
1 Яблоновский А. Страшная правда (в германском плену). М., 1917.
С. 5—6.
2 Двингер Э. Армия за колючей проволокой. Дневник немецкого воен¬
нопленного в России 1915—1918 гг. М., 2004. С. 345.
127
Оськин М.В.
Никакой непосредственной помощи русским пленным при
Временном правительстве оказано не было. Дело так и ограни¬
чилось шумными декларативными заявлениями. Совершенно
справедлив вывод исследователя: «отношение русского прави¬
тельства и общества в 1914—1917 гг. к военнопленным характе¬
ризуется несколькими чертами: во-первых, непризнанием офи¬
циальными властями необходимости осуществления помощи
пленным и расцениванием ее как помощи врагу, и как следствие
этого, отсутствие государственной программы и единого коор¬
динационного центра по оказанию помощи военнопленным. Бо¬
лее того, пленные военнослужащие рассматривались властями
как дезертиры и предатели родины, заслуживающие наказания.
Во-вторых, отношение общества к военнопленным было в целом
пассивным и безучастным. В-третьих, деятельность благотво¬
рительных организаций, несмотря на большое ее значение для
пленных, в силу отсутствия достаточного финансирования, не
могла внести коренные изменения в политику российского пра¬
вительства относительно военнопленных»1.
Принудительный труд
Десятки, а затем и сотни тысяч военнопленных, поступавшие
в распоряжение воюющих враждебных государств, их захватив¬
ших, стали головной болью военно-политического руководства
всех сторон, так как в самом скором времени встала проблема не
только их обеспечения и снабжения, но и занятости. Уже только
в августе 1914 года, в первый месяц с начала военных действий,
русские взяли в плен более ста тысяч австро-венгерских плен¬
ных в ходе Галицийской битвы, а немцы — полторы сотни тысяч
русских пленных в Восточно-Прусской операции. Дальнейшие
сражения в Галиции и Польше лишь увеличивали взаимные по¬
токи пленных, а война явно затягивалась — это стало ясно уже
1 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 75.
128
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
после того, как германские армии были отброшены от Парижа в
результате битвы на Марне.
Никто не мог и подумать, что Большая Европейская война, к
которой так долго и явно готовились великие европейские держа¬
вы, продлится более четырех лет. Расчет на блицкриг не заставил
задуматься над многими из тех проблем, которые в 1914—1918 гг.
поставила перед воюющими сторонами уже не европейская, а
мировая война. Это касается и военнопленных — миллионного
их количества предвидеть было невозможно, так как за полгода
решительных операций, под которыми виделся весь конфликт
за европейскую гегемонию, захватить столько пленных просто
невозможно даже и при столкновении миллионных армий — не
может же четверть Вооруженных Сил угодить в неприятельский
плен. Тем не менее практика войны показала, что и невозможное
возможно: например, в ходе Восточно-Прусской наступательной
операции русский Северо-Западный фронт за месяц боев поте¬
рял сто процентов исходной группировки, в том числе три пятых
пленными. Если каждый месяц получать по сто пятьдесят тысяч
человек русских пленных, да еще австро-русский фронт, да еще
французский фронт, то и впрямь можно набрать за полгода мил¬
лион военнопленных.
Блицкриг не мог дать столько пленных лишь потому, что
Франция должна была быть выведена из войны за сорок дней,
как это предполагало германское планирование войны — «План
Шлиффена», после чего соединенными усилиями союзники по
Тройственному блоку обрушивались на Российскую империю,
которая не смогла бы выстоять в одиночку перед таким напором.
Планы Антанты хотя и не были столь четкими и детально раз¬
работанными, как у немцев, но также предполагали полугодо¬
вую войну, затем — замирение, и — все пленные, сколько бы их
ни было, расходятся по домам. Тот факт, что миллионы пленных
(солдат и гражданских) будут годами содержаться в лагерях, не
мог быть осознан до войны, так как не имел прецедента ранее.
Как будто бы предвидя непредвиденные осложнения, меж¬
дународное право все-таки указывало, что труд пленных на не-
5 Оськин М. В. 129
Оськин М.В.
приятеля есть неотъемлемая часть войны. Статья 6 Конвенции
о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 года
сообщала: «Государство может привлекать военнопленных к
работам сообразно с их чином и способностями, за исключени¬
ем офицеров. Работы эти не должны быть слишком обремени¬
тельными и не должны иметь никакого отношения к военным
действиям». Первыми такой возможностью воспользовались
немцы.
В ходе боев за Восточную Пруссию германская житница
(а перед войной Германия ввозила около трети необходимого
продовольствия) была частично разорена, а население — бежало
вглубь страны и должно было там оставаться впредь до твердой
уверенности, что русское вторжение не повторится. Сражения
за Восточную Пруссию шли несколько месяцев и хотя уже не
отличались тем накалом и глубиной, как в августе, так как гер¬
манцы старались перехватить инициативу действий на востоке,
тем самым вынуждая русских бросать все резервы в сражения на
территории Польши, никто не мог дать гарантий. Поэтому осе¬
нью 1914 года германское командование использовало русских
военнопленных на уборке урожая в Восточной Пруссии и Силе¬
зии, так как большая часть эвакуировавшихся с началом войны
все еще оставалась в глубине страны.
Поступление дешевой рабочей силы, которую можно было
использовать для активной эксплуатации, согласно международ¬
ному праву, являлось слишком существенным «лакомством» и
чересчур насущной необходимостью для государства, чтобы от
нее просто отказаться. Таким образом, в период Первой миро¬
вой войны «военнопленные уже не являлись, как раньше, про¬
сто обезвреженными, временно задержанными комбатантами,
а трактовались государствами пленения как особого рода под¬
невольная рабочая сила, имевшая при наличности продолжи¬
тельной экономической борьбы особенное значение»1. Первыми
1 Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—
1918 гг. М., 1920. С. 11—12.
130
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
6-й статьей Гаагской конвенции воспользовался тот, кто первым
ощутил нужду в рабочей силе. А именно — немцы. Вслед за
ними, в самом скором времени, все воюющие державы перешли
к практике той или иной степени использования труда военно¬
пленных в народном хозяйстве.
Во всех воюющих государствах в отношении пленных дей¬
ствовали специально выпущенные в начале войны Положения о
военнопленных, которые затем дополнялись узаконениями и пра¬
вилами использования и размещения пленных. Эти своды были
весьма объемны: «Всем воевавшим странам пришлось заново ре¬
гулировать вопрос о положении военнопленных применительно
к особым условиям мировой войны. Им пришлось уже во время
войны выполнить большую работу по нормировке сложной тех¬
ники содержания военнопленных и управления ими. Результатом
этой работы явились... внутренне-государственные и между¬
народно-правовые акты, представляющие собой целые кодексы
детально разработанных постановления о военнопленных»1. То
есть опора на международное право являлась необходимой со¬
ставляющей тех государственных документов, что относились к
военнопленным.
В своих базовых основах эти Положения и «кодексы» неиз¬
бежно исходили из требований Женевской конвенции 1906 года
и Гаагской конвенции 1907 года, ратифицированных всеми вели¬
кими державами. Статья 4 Гаагской конвенции говорила: «Все
военнопленные находятся во власти правительства, захвативше¬
го их в плен, а не отдельных лиц. Обращаться с ними надлежит
человеколюбиво. Все, что принадлежит им лично, остается их
собственностью». На этих основаниях содержались пленные в
Русско-японской войне 1904—1905 гг. Казалось бы, что так будет
и в дальнейшем, с учетом тех поправок, что внесла в Женевскую
конвенцию Гаагская конвенция 1907 года. Но Первая мировая
война, в силу своего размаха, идеологической и национальной
1 Жданов Н.Н. Военный плен в условиях мировой войны // Сборник
статей по военному искусству. М., 1921. С. 126—127.
131
5*
Оськин М.В.
подоплеки, количества военнопленных, ожесточения борьбы
и т.п., изменила то, что предполагалось незыблемым.
В Российской империи соответствующее Положение о воен¬
нопленных, с изложением прав и обязанностей, согласно между¬
народному законодательству, было принято 7 октября 1914 года.
Утверждалось оно лично императором Николаем П, а общее заве-
дывание делами неприятельских военнопленных было отнесено к
компетенции Главного Управления Генерального Штаба. Конвен¬
ция о законах и обычаях сухопутной войны 18 октября 1907 года,
в преамбуле гласила: «население и воюющие остаются под охра¬
ной и действием начал международного права, поскольку они
вытекают из установившихся между образованными народами
обычаев, из законов человечности и требований общественного
сознания»1. Официальные документы должны были соответство¬
вать требования международных норм. Поэтому и в Положении
7 октября указывалось, что «с военнопленными, как законными
защитниками своего отечества (выделено. — Авт.) надлежит
обращаться человеколюбиво»2. Сущность военного плена перед
войной: «во-первых, военным пленом признавалось ограничение
свободы оказавшихся во власти воюющего государства законных
комбатантов враждебной стороны. Цель плена — предотвратить
участие пленных в продолжении военных действий. При заключе¬
нии мира состояние военного плена прекращалось. Плен не рас¬
сматривался как наказание. Во-вторых, за военнопленным должно
было признаваться достоинство обезоруженного воина, выполняв¬
шего свой долг перед родиной. В-третьих, военнопленные имели
право на общение с родиной, на беспрепятственное пользование
разными видами помощи со стороны обществ, надлежаще учреж¬
денных по законам их стран»3. Все эти требования соблюдались.
1 Международное право. Ведение военных действий: Сборник Гааг¬
ских конвенций и иных международных документов. М., 2004. С. 19.
2 См.: Авербах Е.И. Законодательные акты, вызванные войной.
1914—1915 гг. Пг., 1915. Т. 1. С. 338.
3 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 19.
132
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Но не в полной мере, а с учетом той ситуации, что выдвинул
мировой конфликт, потому что война между Россией и Японией,
как в 1904 году — это локальный акт, фиксируемый междуна¬
родным посредничеством, а мировой конфликт, в который ока¬
зались втянутыми все великие державы, не оставлял места для
нейтрального контроля.
Следует отметить, что принятые в воюющих государствах
законодательные и иные нормативно-правовые акты, относив¬
шиеся к военнопленным, стали нарушаться правительствами и
администрацией на местах в этих странах почти немедленно.
Первоначальный импульс был придан действиями германцев,
раздосадованных крахом «Плана Шлиффена» и, следовательно,
обозначившейся перспективой борьбы на измор, что с большей
вероятностью грозило поражением Германии и ее союзников,
нежели поражением Антанты, которое могло быть достигнуто
лишь прямыми военными действиями, но никак не истощением
в войне. К тому же в первый месяц войны германцы получили в
свои руки сто пятьдесят тысяч только русских военнопленных,
взятых в Восточной Пруссии. Плюс несколько десятков тысяч
французов. Плюс население целой Бельгии, рассматриваемое
как враждебное. Было о чем подумать!
Проявленная немцами жестокость к пленным, как нарушение
принципа человечности, утверждаемой Гаагской конвенцией,
вызывала ответные мероприятия. В Российской империи уже
20 и 25 августа 1914 года император отдал Совету Министров
распоряжение об ужесточении обращения с военнопленными,
пересматривая Положение о военнопленных от 13 мая 1904 го¬
да1. Один этот факт говорит о том, что мировой конфликт бу¬
дет вестись на несколько иных, нежели Русско-японская война
1904—1905 гг., нормативах. Опять-таки, повторимся, что пер¬
выми нарушителями стали немцы — это естественный акт со
стороны агрессора, настроенного на скоротечную победоносную
1 Поликарпов В.В. От Цусимы к Февралю. Царизм и военная про¬
мышленность в начале XX века. М., 2008. С. 461.
133
Оськин М.В.
войну, и потому не склонного «сентиментальничать». Исход вой¬
ны показал пагубность такой политики, но лишь Нюрнбергский
процесс по окончании Второй мировой войны подверг герман¬
ский агрессивный империализм двадцатого столетия осуждению
со стороны мирового сообщества.
В русле общей государственной политики, реагировало и
российское общество. Сведения о немецкой жестокости, о до¬
бивании раненых на поле боя, об издевательствах над русскими
пленными, вызвали требование соответствующего отношения и
к противнику. Первая мировая война изначально обрела нацио¬
налистическую подоплеку, густо замешанную на ксенофобии.
Пропаганда расового превосходства в предвоенной Германии
принесла свои плоды и в ответных шагах неприятельских Герма¬
нии государств. В России с самого начала войны негативно отно¬
сятся к любым проявлениям симпатии к неприятелю — жестоко¬
му, сильному и безжалостному. Так, уже в августе 1914 года на¬
чальник Грязинского отделения службы эксплуатации общества
Юго-Западных железных дорог Нейман был уволен со службы
за обходительное обращение с пленными австрийскими офице¬
рами. После расследования, по ходатайству Тамбовского губер¬
натора он был восстановлен на службе1. Показательна дата —
август — разгром под Танненбергом и десятки тысяч русских
солдат и офицеров в немецком плену.
Действительно, на первом этапе войны в России существо¬
вало что-то вроде благостного отношения к военнопленным.
Во-первых, еще не успела проявиться ксенофобия, так как
страна была уверена в скоротечности конфликта, в чем ее заве¬
ряло военное ведомство. В отдельных пунктах и случаях обще¬
ство реагировало достаточно жестко, что и показывает указан¬
ное «дело Неймана», но вплоть до лета 1915 года такая реак¬
ция при всем своем количестве не имела массового характера
симптоматичного явления. Говорить о переходе всего социума
к негативу можно лишь с началом Великого Отступления, когда
1 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1914, д. 141, ч. 72, л. 7—8.
134
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
новые сотни тысяч русских солдат и офицеров пополнили ряды
военнопленных.
Неким рубежным событием здесь служит антигерманский по¬
гром в Москве 8—11 июня. За спиной остался почти год войны.
В Германии ксенофобия стала одной из характерных ведущих
черт общегосударственной политики с самого начала войны, так
как культивировалась она десятилетиями до 19 июля 1914 года.
Показателем стала описанная А.А. Брусиловым сцена с сожже¬
нием макета Московского Кремля в период Сараевского кризиса.
Тем горше было разочарование в конце 1918 года, с поражением
Германии и развалом Австро-Венгрии.
Во-вторых, неповоротливая бюрократическая махина Рос¬
сийской империи не успевала должным образом реагировать на
события. Что говорить — Ставка стала награждать бежавших
из плена солдат Георгиевскими медалями с конца 1914 года, а
Главный Штаб, в чьем ведомстве, собственно, состояло дело
награждения в Вооруженных Силах, «раскачался» до призна¬
ния этого акта лишь в ноябре 1916 года. Так и здесь. В то вре¬
мя как в Германии и Австро-Венгрии военнопленные сразу же
распределялись по спешно строившимся лагерям, а офицеры
заключались в крепости и подобные «режимные зоны», в Рос¬
сии лагеря представляли собой ряд бараков, обнесенных вре¬
менным забором.
Все равно бежать из России было почти бесполезно — как
писал Николай Васильевич Гоголь, хоть три года до любой го¬
сударственной границы скачи — не доскачешь. Тем более что
всех пленных русские старались размещать по национальному
критерию. При этом славян стремились оставлять в европей¬
ской части страны и Западной Сибири, а немцев отправляли в
Восточную Сибирь и Туркестан. Куда здесь было бежать? Лишь
единичные отчаянные счастливчики бежали из Закаспийской об¬
ласти, переходя русско-иранскую границу. Из них составлялись
командные кадры для борьбы за Персию. Формальное интерни¬
рование не решало проблемы, так как беглецы тут же перево¬
дились в распоряжение прогерманской жандармерии: «беглецы
135
Оськин М.В.
находили не только приют в Персии, но внимание и особенную
заботливость»1.
К тому же большинство неприятельских пленных составляли
австрийцы, где более половины являлось славянами. Так как су¬
дили всех по отдельным людям, то и отношение населения было
соответствующим. Тем более что каждый россиянин отлично
понимал, что до Сибири никакой немец никогда не дойдет, и от¬
ношение было мягким и порой сочувствующим. Поэтому, напри¬
мер, австрийские и немецкие офицеры в основной своей массе
до мая 1915 года «были размещены отдельно по частным кварти¬
рам, пользовались почти полной свободой, имели занятия в со¬
ответствии со своими знаниями (уроки языков, музыки и т.п.)».
Затем — последовал перевод офицеров также на казарменное
положение, причем офицеры-славяне помещались отдельно от
австрийцев и венгров2. Обратим внимание, что перемена по¬
ложения неприятельских военнопленных явилась следствием,
во-первых, положения на фронтах. Отступление армий Юго-
Западного фронта в Галиции вызвало ухудшение содержания
пленных.
В-третьих, это изменение стало следствием изменения го¬
сударственной политики. Вернее, исполнения ее на местах, так
как изменилась-то она гораздо раньше. Но вплоть до Горлицкого
прорыва русское общество успокаивало себя необоснованно уте¬
шительными заявлениями военных властей о том, что война вот-
вот закончится. Спрашивается: ну и чего тогда обижать пленных,
тем более что еще немного, и они окажутся проигравшими?
Фронт в Восточной Пруссии и Польше, невзирая на частные
неудачи, стоял твердо. В Карпатах австрийцы уже отходили на
западные склоны, сдавая ключевые перевалы. На Кавказе в ходе
Сарыкамышской оборонительной операции зимы 1915 года тур¬
ки были разгромлены и отброшены от государственной границы
1 Емельянов А.Г. Казаки на Персидском фронте (1915—1918). М.,
2007. С. 37.
2 Отчет Е.Г. Шинкевича по командировке в Омский военный округ...
Пг., 1915. С. 15.
136
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
в свои пределы. Видимые поводы для оптимизма были налицо.
Горлицкий прорыв изменил все и сразу: после ожесточенных не¬
дельных боев фронт покатился на восток, теряя десятки тысяч
людей под ураганным огнем германских тяжелых гаубиц.
«Неожиданно» выяснилось то, что в Ставке прекрасно знали
и раньше: поражения были неминуемы, так как в Действующей
армии не хватало вооружения и боеприпасов, причем не хвата¬
ло катастрофически. Верховный Главнокомандующий великий
князь Николай Николаевич, который собственный престиж ста¬
вил невероятно выше любого количества крови русских солдат и
офицеров, издал приказ «ни шагу назад», но это лишь увеличи¬
вало потери. Особенно — пленными, ибо психологический над¬
лом полу безоружных войск перед мощью неприятельского огня
оказался слишком тяжелым.
Разгром 3-й армии ген. Р.Д. Радко-Дмитриева под Горлице
и начавшийся отход Юго-Западного фронта на восток вызвали
немедленную реакцию в тылу, тем более яростную, что тако¬
го поворота никто не ожидал. А тех, кто понимал настоящее
положение, раньше просто не слушали, так как официальная
печать заверяла население, что все хорошо, а окончание войны
затянулось ненадолго. В русском тылу немедленно поднялась
волна требований ухудшить положение австро-германских во¬
еннопленных. Великая княгиня Елизавета Федоровна 30 апре¬
ля 1915 года передала императору Николаю II просьбу не от¬
правлять больше пленных в Москву, так как восемнадцать го¬
спиталей заняты пленными, и лишь три — русскими ранеными.
Сестра императрицы писала: «То, что пленных содержат здесь
в самых лучших зданиях, принадлежащих военным, вызывает
весьма враждебное отношение... Люди приходят в ярость, ког¬
да видят, что их прекрасные здания используются под военные
госпитали»1. Прошло немногим больше недели после 19 апре¬
ля — начала Горлицкого прорыва. Как раз дошли сведения о
поражении, и они были осознаны в тылу.
1 Источник. 1994. № 4 (11). С. 35.
137
Оськин М.В.
Дело в том, что верховная власть Российской империи потре¬
бовала ухудшить положение неприятельских военнопленных за
полгода до Горлицкого прорыва. Уже 23 октября 1914 года из Пе¬
трограда в тыловые округа пошла телеграмма, где отмечалось,
что в тылу к пленным врагам, особенно к офицерам, проявляется
всяческое сочувствие и ослаблен контроль за ними. Телеграмма
сообщала местной администрации, что «.. .оказание разного рода
послаблений и снисхождений немецким и австрийским военно¬
пленным офицерам является явной несправедливостью в отно¬
шении наших офицеров, которые в Германии претерпевают раз¬
ного рода лишения, размещены тесным казарменным порядком
и живут под весьма строгим, если не сказать более, режимом»1.
Разумеется, в России не торопятся выполнять высших предпи¬
саний. Извечная бюрократическая привычка, вызванная к жизни
российским опытом, — не торопись исполнять распоряжение
начальства, так как завтра оно может быть отменено. Выше по¬
казано, что затягивание исполнения шло несколько месяцев, пре¬
жде чем его пришлось проводить в срочном порядке, в связи с
ухудшением ситуации на фронте.
То есть спустя две недели после принятия Положения о воен¬
нопленных встала необходимость ужесточения их содержания.
Непосредственной причиной стала реализация принципа талио¬
на — «око за око, зуб за зуб». Плохое содержание русских плен¬
ных в Германии и Австро-Венгрии и ответ в России. Правда, в
России он растянулся, но зато затем реализовывался в короткие
сроки, что, конечно же, вызвало массу эксцессов, так как спешка
под давлением общественности — не самая лучшая обстановка
для спокойной вдумчивой работы. Теперь уже «отвечали» немцы
и австрийцы.
Австро-германских пленных, как правило, размещали в Мо¬
сковском, Казанском, Омском и Туркестанском военных окру¬
гах — Европейской России, Западной Сибири и Туркестане по
1 Цит. по: Иконникова Т.Я. Военнопленные 1-й мировой войны на
Дальнем Востоке России (1914—1918). Хабаровск, 2004. С. 16.
138
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
национальному критерию. Все вопросы, связанные с содержани¬
ем в Российской империи военнопленных, находились в ведении
Справочного бюро о военнопленных при Главном Управлении
Российского общества Красного Креста, состоящего из Цен¬
трального справочного бюро в Петрограде и Справочных бюро в
регионах. В центре страны масса пленных находилась в Москов¬
ском промышленном районе. Регионами размещения беженцев,
интернированных и военнопленных в Центральном Поволжье,
стали Казанская и Саратовская губернии.
Всего к 1917 году на территории России находилось более
двух миллионов военнопленных. В том числе: почти 500 000 вен¬
гров, около 450 000 австрийцев, примерно 250 000 чехов и сло¬
ваков, более 200 000 югославян, 190 000 немцев, а также турки,
итальянцы, галицийские украинцы, поляки, болгары и другие
народности неприятельских держав. На 1 января 1917 года в
Московском военном округе насчитывалось 521 000 пленных, в
Казанском — 285 000, Омском — 199 0001.
Как уже было сказано, военнопленные почти с самого на¬
чала войны послужили резервуаром дешевой рабочей силы,
тем более привлекательной, что их правовой статус был наибо¬
лее низким, и тем более необходимой, что каждый новый при¬
зыв все больше и больше оголял народное хозяйство любой из
воюющих стран. То обстоятельство, что международное право
разрешало использование труда военнопленных, позволило
приступить к эксплуатации данной правовой нормы немедлен¬
но. В итоге «...самое могущественное влияние на изменение
взгляда на военнопленного, как на обезоруженного воина-
профессионала, подлежащего содержанию в условиях военно¬
го быта, оказало значение экономического фактора в минувшей
мировой войне... широкое использование всеми воевавшими го¬
сударствами военнопленных в качестве рабочей силы, является
самой существенной особенностью военного плена минувшей
1 Солнцева С.А. Военнопленные в России в 1917 г. (март—октябрь) //
Вопросы истории. 2002. № 1. С. 144.
139
Оськин М.В.
мировой войны»1. Это стало характерной новинкой. Например,
в период Русско-японской войны 1904—1905 гг. пленные про¬
сто находились в концентрационных лагерях.
Не странно, что многие солдаты (для Восточного фронта —
австрийцы и русские) первоначально рассматривали плен как
некий «отдых», как возможность избежать гибели. Однако при¬
влечение военнопленных к труду в массовом порядке показало,
что «отдохнуть» не удастся. И понятно, что эксплуатация плен¬
ных носила мощный характер, так как, в первую голову, жалеть
их было ни к чему. А помимо того, облегчать положение неприя¬
тельских пленных в сравнении с собственным населением, пере¬
носящим тяготы военного времени, — это глупо и неправильно.
Сразу же приведем нашу точку зрения, обозначив авторские
приоритеты. Когда многочисленные источники сетуют на тя¬
жесть трудовой повинности в плену, то можно отметить, что на
фронте тем, кто не сдался, было еще хуже. Помимо ежедневных
окопных работ, также изнурительных и тяжелых, солдат ежеми¬
нутно мог погибнуть от вражеской пули. Так же, как в плену над
людьми издевалась охрана, в окопах можно было подвергнуться
дисциплинарному взысканию со стороны офицерского состава.
Пленные же, по крайней мере, были избавлены от военной гибе¬
ли, так как непосредственно во фронтовой зоне (то есть под сво¬
ими же снарядами) работало около десяти, много — пятнадцати
процентов, всех работающих пленных. Пример таких пленных
дает пилот бомбардировщика «Илья Муромец» в боевом вылете
29 августа 1916 года в район Галича и Бржезан: «Обычно при на¬
шем приближении все живое разбегается и прячется. А тут вдруг
видим — масса народа роет окопы третьей линии и не только не
бежит, а, по-видимому, даже вылезла из окопов. Кучки увеличи¬
лись. Побежало несколько отдельных точек. И это при первом и
при втором пролете. С грустью решили, что это, очевидно, ра¬
ботают наши пленные, и бедняги, наверно, приветствовали нас,
1 Жданов Н.Н. Военный плен в условиях мировой войны // Сборник
статей по военному искусству. М., 1921. С. 101—102.
140
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
свободных. Бежали же или наиболее робкие, или конвоировав¬
ший ландштурм. К счастью, быстро сообразив, не обстреляли их
из пулемета»1.
Экономический фактор заставил использовать пленных в на¬
родном хозяйстве всех воюющих государств. Изъятие рабочих
рук из народного хозяйства влияло на ведение военных действий,
и потому военнопленные стали существенным подспорьем в за¬
мене рабочих в тылу, хотя и не смогли заменить их полностью,
так как все-таки количество неприятельских пленных было су¬
щественно меньшим, нежели число собственных граждан, моби¬
лизованных на войну.
Увеличение количества пленных неизбежно повлекло за со¬
бой ужесточение режима их содержания. В самом скором вре¬
мени из пленных стали составляться рабочие команды, которые
бросались на те или иные работы в Германии и Австро-Венгрии.
Противник, впрочем, четко соблюдал требования международ¬
ного права относительно командного состава: «В отличие от
пленных солдат, которые уже с начала 1915 года начали в массо¬
вом порядке привлекаться к принудительным работам на герман¬
скую военную экономику, офицеры, в соответствии с Гаагской
конвенцией, были освобождены от физического труда»2.
К началу кампании 1915 года (то есть к весне) в одной лишь
Германии находилось около полумиллиона русских пленных.
Осенью 1914 года они участвовали в уборке урожая в Восточной
Пруссии. Стоит вспомнить, что до войны ежегодное количество
рабочих из Российской империи (литовцев, поляков, белорусов),
отправлявшихся в Восточную Пруссию для наемных работ в гер¬
манском сельском хозяйстве, достигало четырехсот тысяч чело¬
век. Эту цифру в военное время следовало компенсировать.
Теперь же рабочие команды русских военнопленных пере¬
брасывают в те отрасли народного хозяйства, что наиболее нуж¬
1 Никольской С.Н., Никольской М.Н. Бомбардировщики «Илья Муро¬
мец» в бою. М., 2008. С. 120.
2 Нагорная О. С. Русские генералы в германском плену в годы Первой
мировой войны // Новая и новейшая история. 2008. № 6. С. 98.
141
Оськин М.В.
дались в рабочих руках. А также, что характерно, труд военно¬
пленных стал использоваться там, где он являлся наиболее тяже¬
лым и опасным. Т.М. Симонова пишет: «Следует отметить, что
русские военнопленные ценились особенно высоко в качестве
добросовестной и послушной рабочей силы и привлекались на
самые тяжелые и опасные работы: в шахтах, на калийных рудни¬
ках, оружейных заводах, в химическом производстве, строитель¬
стве и ремонте железных дорог. Очень часто они направлялись
непосредственно в зону боевых действий»1. Труд пленного стоил
дешево, а ответственность была минимальна. Отсюда и прене¬
брежение к личности, к условиям труда, к соблюдению Гаагской
конвенции, напрямую запрещавшей труд пленных на оборону
неприятельского государства, взявшего их в плен.
Международные договоренности нарушались всеми сторона¬
ми. Прежде всего, потому что рабочих рук все равно не хватало,
а предоставлять пленным какие-либо преимущества по сравне¬
нию с собственными гражданами — это неестественно. Отсюда
и тяжесть, и опасность работ для военнопленных. Н.Н. Жданов
указывает, что круг жизни пленного: лагерь — работы — лаза¬
рет. И так по нескольку раз за время войны2.
Помимо того, каждая сторона была уверена в собственной
победе в войне, и делала для этого все, от нее зависевшее, пусть
и в ущерб каким-то там законодательным бумажкам. «Победите¬
ля не судят» — гласит народная мудрость. Как выяснилось, по¬
сле Первой мировой войны не судили и побежденных. Что гово¬
рить, если главное лицо, формально ответственное за развязыва¬
ние конфликта, разрушившего европейское единство, — кайзер
Вильгельм И, после отречения бежал в Голландию, и так и не
был выдан голландцами. Отплатил он голландцам чисто немец¬
кой благодарностью того времени — искренним приветствием
гитлеровских войск, оккупировавших Нидерланды в 1940 году.
1 Последняя война Российской империи. М., 2006. С. 334.
2 Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—
1918 гг. М., 1920. С. 74.
142
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Чем дальше, тем больше экономика воюющих государств ста¬
ла зависеть от труда военнопленных. Не то чтобы в решительной
степени, но — весьма и весьма сильно. Каждая отрасль народно¬
го хозяйства требовала себе дешевой рабсилы, и каждого адреса¬
та следовало удовлетворить, так как рабочие руки были нужны
везде. Кампания 1915 года — Великое Отступление русской ар¬
мии на восток, дала австро-германцам еще почти миллион плен¬
ных. Заменить пятнадцать миллионов мужчин, призванных на
фронт в Германии и Австро-Венгрии, они, конечно, не могли, но
частично восполнить пробелы — вполне.
То есть 1915 год в этом смысле сильно помог Центральным
державам, скованным во Франции позиционной борьбой, которая
дает минимум пленных при максимуме кровавых потерь (убиты¬
ми и ранеными), но продолжавшим вести на Русском фронте ма¬
невренные операции. И даже больше. По мнению немецкого ис¬
следователя, стремление германских войск в кампании 1915 года
на востоке брать как можно больше пленных, объяснялось, во
многом, требованиями промышленников и крупных землевла¬
дельцев, нуждавшихся в рабочих руках1. Это всего лишь мнение,
но зато какое характерное.
Работа бывает разная. Люди также разные. Взаимные репрес¬
салии существенно сдерживали отношение к пленным в непри¬
ятельских странах. Но если англичане и французы заботились о
своих пленных, справедливо полагая, что если их солдаты, знав¬
шие, за что они вообще воюют, и сдались в плен, то иначе и быть
не могло, то для русских ситуация кардинально отличалась.
Не понимавшие целей войны и воевавшие фактически только
потому, что так приказал царь, русские крестьяне в солдатских
шинелях порой добровольно сдавались в плен, не желая уми¬
рать непонятно за что. Поэтому русское военно-политическое
руководство почти не помогало русским военнопленным, огра¬
ничиваясь минимумом. Кроме того, внутри страны и на фронте
1 Руге В. Гинденбург: Портрет германского милитариста. М., 1982.
С. 61.
143
Оськин М.В.
пленные представлялись пропагандой не столько как несчастные
и мученики, сколько как предатели и симулянты. Не то чтобы
всех «мазали одной краской». Акценты, конечно, разводились.
Однако общая тенденция являлась очевидной: плен — это не¬
использование всех возможностей для сопротивления, как того
требовал Устав и прочее военное законодательство.
В этом верховная власть Российской империи частично была
справедлива. Слишком многие добровольно сдавались в плен.
Другое дело, что добровольные сдачи были не следствием па¬
цифизма или предательства, а итогом неподготовленности стра¬
ны к войне: худшее в сравнении с немцами воинское искусство
командиров, неравное вооружение, нехватка оружия вообще. Но
об этом сказать было невозможно, ибо страна должна бороться
до конца, а виноватых можно будет поискать и после победы.
В этом смысле «дело Мясоедова/Сухомлинова», о котором ска¬
зано в 3-й главе, явилось чрезвычайно неблагоприятной тенден¬
цией в системе обороноспособности Российской империи и воли
ее граждан к продолжению борьбы.
Военное руководство не могло допускать сдач в плен, так
как это грозило крушением фронта и поражением в войне. От¬
сюда и пропаганда жестоких репрессалий в отношении военно¬
пленных (на практике почти не применялись), и, к сожалению,
вызванное объективными обстоятельствами отсутствие помо¬
щи своим гражданам, оказавшимся в плену. Потому «русские
военнопленные в Германии во время Первой мировой войны
действительно привлекались к “любым работам”. В то время
как условия их труда в сельском хозяйстве, особенно когда
они работали в одиночку, были относительно нормальными,
условия их труда, содержания и питания в индустрии и прежде
всего в горнодобывающей промышленности, а также в зоне
боевых действий, были весьма тяжелыми. Это происходило не
только из-за предвзятого отношения к русским пленным немец¬
ких властей, но и не в последнюю очередь из-за пренебреже¬
ния к их судьбе со стороны российских властей. Из-за этого
пренебрежения германское командование обладало возмож¬
144
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ностью использовать в столь больших размерах труд русских
военнопленных»1.
Но вернемся к России. Отказываться от дармовой рабсилы
русские также не желали. Тем более что пример использования
пленных на работах был дан германцами. Правда, собственно не¬
мецких пленных в России было маловато, но зато вполне хватало
австро-венгерских пленных, которые вскоре и стали использо¬
ваться на работах внутри империи.
Мобилизация миллионов мужчин оголила народное хозяй¬
ство всех воюющих стран. Но если Великобритания и Франция
частично могли восполнить этот ущерб использованием труда
колониальных рабочих и поставками необходимой продукции из
колоний, пользуясь господством на море и контролем над торго¬
выми путями, то Центральные державы такой возможности были
лишены. Что касается России, то ее положение осложнялось сла¬
бой механизацией народного хозяйства, что делало ущерб, по¬
несенный мобилизацией, невосполнимым.
Первые случаи применения труда военнопленных стали на¬
блюдаться с начала войны. Если в Германии это носило более
массовый характер — десятки тысяч людей, то лишь потому, что
немцы взяли много русских пленных. Для России, где сельское
хозяйство еще не требовало многочисленных рабочих рук, труд
пленных отдавался на добрую волю. Уже в 1914 году «При рас¬
селении военнопленных в селах, было принято администрацией
во внимание то обстоятельство, что их следует использовать как
рабочую силу во время полевых работ по добровольному со¬
глашению, и тем устранить недостаток рабочих, призванных на
войну»2. Такие случаи, повторимся, в 1914 году были немного¬
численны.
В первом полугодии войны, пока еще создавалась правовая
база, и проводились первые опыты по использованию труда воен¬
1 Ленцен И. Использование труда русских военнопленных в Герма¬
нии (1914—1918 гг.) // Вопросы истории. 1998. № 4. С. 136.
2 Отчет Е.Г. Шинкевича по командировке в Омский военный округ...
Пг., 1915. С. 10.
145
Оськин М.В.
нопленных. Так, 10 октября 1914 года увидели свет «Правила о
допущении военнопленных на работы по постройке железных
дорог частными обществами». 17 марта 1915 года — «Правила
об отпуске военнопленных для работ в частных промышленных
предприятиях». Таким образом, первоначально пленные пере¬
давались на работы к частным предпринимателям. С половины
1915 года их труд будет использоваться уже государством, и чем
дальше, тем во всех больших масштабах, пока не охватит льви¬
ную долю военнопленных.
28 февраля 1915 года были изданы «Правила об отпуске воен¬
нопленных на сельскохозяйственные работы». Согласно прави¬
лам, государственные ведомства, желающие получить пленных,
делают запрос в военное министерство. Именно оно и передает
пленных на работы. Тут же специально оговаривалось, что эти
люди должны быть «военнопленные по преимуществу не немец¬
кого и не мадьярского происхождения», и в количестве не бо¬
лее десяти тысяч человек на губернию. Желательный временной
срок устанавливался в три месяца.
За свою работу пленные должны были получать жалованье, но
уже Дополнением от 20 марта эта норма отменялась, и оплата от¬
давалась на инициативу и добрую волю работодателя в качестве
необязательного поощрения за добросовестный труд. Зато соглас¬
но требованиям норм международного права, пленные должны
были получать то же довольствие, что и местные рабочие. В част¬
ности, статья 8 «Правил» говорит: «Во все время работ военно¬
пленные нижние чины продовольствуются из общего котла, на
одинаковом основании с нижними чинами русской армии».
Следует заметить, что паек русского солдата был больше,
нежели у немца или австрийца. С течением времени разница
становилась все большей, так как нехватка продовольствия в
Центральных державах вынуждала их понижать размеры пайка.
Иными словами, в том случае если нормы продовольствования
пленных на работах выполнялись начальством, то такой плен¬
ный с осени 1915 года питался лучше, нежели солдат в собствен¬
ной армии. Единственное исключение — винный паек, так как в
146
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Российской империи с началом войны был введен «сухой закон»
и, в отличие от австро-германцев, в довольствии русского солда¬
та не было спиртных напитков.
Для сельскохозяйственных работ Пленные передавались
в распоряжение земских управ — как губернских, так и уезд¬
ных. Статья 4 «Правил» от 28 февраля утверждала, что пленные
должны передаваться в масштабе не более десяти тысяч человек
на каждую губернию. Вскоре эти «Правила» были дополнены
распоряжением Совета Министров, которое позволило исполь¬
зовать труд военнопленных уже на любых работах, а не толь¬
ко в деревне. Соответственно, в России по новым правилам от
17 марта 1915 года пленные, занятые на работах в сельском хо¬
зяйстве, были переданы в ведение земств, а работавшие в про¬
мышленности — под надзор фабричных инспекторов. Согласно
мартовскому Положению 1915 года, принятому Советом Мини¬
стров, пленные передавались в распоряжение земских губерн¬
ских управ, которые, собственно говоря, и распределяли плен¬
ных на те или иные работы.
22 апреля 1915 года существующие «Правила» были допол¬
нены в том смысле, что пленные могли распределяться также и
на лесные, гидротехнические, мелиоративные и прочие работы
под контролем ведомства Главного управления землеустройства
и земледелия (затем — министерства земледелия). То есть рас¬
пределением пленных занималось военное ведомство, а затем за
них всецело отвечали другие ведомства. А уже через год, в мар¬
те 1916 года, «функция распределения военнопленных на работы
перешла от военного министерства к министерству земледелия»1,
отвечавшего за продовольственное снабжение страны. Таким об¬
разом, во всех воюющих странах невольно отступали от принципа
чисто военного управления пленными. Вскоре пленные будут во¬
обще оставляться без надзора и конвоя под ответственность тех
1 Белова КБ. Военнопленные на территории Калужской и Орловской
губерний в годы Первой мировой войны // Военно-исторический журнал.
2007. № 12. С. 42.
147
Оськин М.В.
работодателей (а для села — это не только помещики, но и обыч¬
ные крестьянские семьи), которым удастся получить пленных.
Широко использовался труд военнопленных и в прифронто¬
вой полосе. Причем здесь старались оставлять тех из них, кто
сдался добровольно, что было логично. Военный врач описывает
такую ситуацию на Юго-Западном фронте в июне 1915 года. Ав¬
стрийские военнопленные с пилами и топорами прокладывают
бревенчатую дорогу в тылах. Это — русины. Один конвойный.
Причем у пленных — за спиной винтовки без патронов. Сдались
вчера добровольно1. Напомним, что июнь 1915 года — это по¬
ражения русской Действующей армии на фронтах. Армии Юго-
Западного фронта все еще продолжают отход после Горлицкого
прорыва. В начале июня австрийцами был отбит Львов — столи¬
ца австрийской галицийской Украины. Тем не менее те австрий¬
ские подданные (как правило, славяне), что не желали воевать за
своих немецких и венгерских хозяев, продолжают добровольно
сдаваться в плен.
Это явление симптоматично, так как лишний раз выделяет
великие державы так называемого «второго капиталистиче¬
ского эшелона развития» из общего ряда первоклассных инду¬
стриальных стран. Русские, австрийцы, итальянцы сдавались
более охотно не потому, что хуже воевали, а потому, что не
могли осознать империалистическую войну в качестве своей
собственной, личной войны. Плюс крестьянское происхожде¬
ние большинства рядового состава в этих государствах. Для
Австро-Венгрии добровольные сдачи в плен славянских под¬
данных в принципе стали предвестником грядущего раздробле¬
ния страны после войны. Так, И. Деак вообще считает, что рас¬
пад Австро-Венгерской монархии «на враждебные друг другу
национальные фрагменты начался в лагерях военнопленных в
ходе Первой мировой войны»2.
1 Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны. М.,
1998. С. 324.
2 См.: Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по мето¬
дологии исторического исследования. М., 2006. С. 42.
148
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Никакой труд не может быть совершенно безвозмездным, ибо
в противном случае он не станет продуктивным. В первый пери¬
од войны пленных принуждали работать почти бесплатно, осо¬
бенно в прифронтовой зоне, где главной формой оплаты являлся
продовольственный паек, но вскоре стали платить. Конечно, не
столько, сколько своим рабочим, но все-таки платить.
Такая практика существовала во всех воюющих державах.
Например, австрийские правила 1916 года по привлечению во¬
еннопленных на работы указывали, что за каждый дополнитель¬
ный рабочий час, сверх установленного лимита, следует допла¬
чивать по шесть геллеров. В Российской империи действовала
аналогичная ситуация: «Надо сказать, что в целом условия со¬
держания военнопленных в России отвечали требованиям Гааг¬
ской конвенции 1907 года, документы которой Россия ратифици¬
ровала в 1909 году... Разумеется на практике требования этого
положения в полном объеме выполнить было весьма трудно,
ибо обеспечение приемлемых условий существования для столь
огромного количества военнопленных стало непосильным бре¬
менем для империи. Однако нельзя не учитывать и того, что в
России, как, впрочем, и в других воевавших странах, труд воен¬
нопленных широко использовался в народном хозяйстве, но, что
следует особо подчеркнуть, не безвозмездно. Причем заработки
их были по тем временам весьма приличными»1.
Сразу же следует сказать, что основная часть получаемых
сумм пускалась пленными на улучшение своего питания. Опла¬
та могла производиться и натурой. Так, работавшие в сельском
хозяйстве, питались вместе с хозяевами, это и было платой, ведь
на казенных работах даже при использовании денег для покуп¬
ки еды, все равно питались хуже. Например, исследователь так
пишет о работе пленных в российском сельском хозяйстве в
1915 году: «В целом их трудом были крестьяне довольны. В то
же время все села жаловались на катастрофическую нехватку
1 Новикова И.Н. Россия — страна контрастов... // Военно-истори¬
ческий журнал. 2006. № 2. С. 55.
149
Оськин М.В.
военнопленных и требовали увеличения числа последних, так
как использование труда местных наемных рабочих было неэф¬
фективно, в связи с необходимостью платить им высокую зара¬
ботную плату»1. А пленных зачастую просто кормили. Но зато
кормили хорошо, и для пленных это было более выгодно.
К сожалению, обратная ситуация создавалась в Германии и
Австро-Венгрии. Низкая оплата труда военнопленных допол¬
нялась отсутствием продовольственных продуктов в свободной
продаже, так как продовольствие подлежало государственной
нормировке. Следовательно, купить что-либо по нормальным це¬
нам пленные не могли, а для покупки продуктов на «черном рын¬
ке» выручаемых за труд нищенских сумм было мало. Потому-то
источники и сообщают о том, что работа в сельском хозяйстве в
Центральных державах отличалась от прочих работ как земля и
небо. Именно потому, что в селе пленных хотя бы сравнительно
прилично кормили.
Русское «Положение о военнопленных» от 7 октября 1914 года
в статье 13 указывало, что «Производимые военнопленными рабо¬
ты оплате вознаграждением не подлежат». Правда, при этом, в уни¬
сон Гаагской конвенции, сообщалось, что эти работы «не должны
быть изнурительными и не должны иметь никакого отношения к
военным действиям». Одним словом, предполагалось временное
использование труда пленных впредь до скорой победы, в которой
все еще были уверены: разворачивавшаяся в это время на фронте
гигантская Варшавско-Ивангородская наступательная операция
давала поводы для необоснованного оптимизма.
Вскоре, по примеру противника, российское правительство
отказалось от любых ограничений относительно самих работ,
а решения властей на местах окончательно узаконили практику
использования неприятельских военнопленных на любых рабо¬
тах. Международное законодательство предусматривало необхо¬
1 Крючков И.В. Военнопленные Австро-Венгрии, Германии и Осман¬
ской империи на территории Ставропольской губернии в годы Первой
мировой войны. Ставрополь, 2006. С. 36.
150
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
димость вознаграждения пленных за работу в плену. Поэтому в
совокупности с нарушением других принципов (запрет исполь¬
зования труда пленных на ряде работ) уже 8 марта 1915 года
13-я статья была дополнена в том смысле, что ведомства и учреж¬
дения, в ведении которых находятся работающие пленные, име¬
ют право денежной выдачи вознаграждения «в целях поощрения
их к более усердному труду». А 31 июля 1915 года новые прави¬
ла окончательно постановили: «Установить на время настоящей
войны выдачу поощрительного вознаграждения военнопленным
за усердный труд при исполнении ими разного рода производи¬
мых по военному ведомству работ... в пределах не свыше де¬
сяти процентов существующей в данной местности стоимости
дневного труда для данной категории работ». Тем самым оплата
труда военнопленных фактически была узаконена.
Да и могло ли быть иначе, если труд военнопленных стал су¬
щественной частью работы российской оборонной промышлен¬
ности? Это в сельском хозяйстве рабочих рук хватало до конца
войны, чтобы обеспечить страну и Вооруженные Силы продо¬
вольствием (перебои являлись следствием кризиса снабжения,
а не производства продовольствия). В промышленности же труд
пленных стал насущной необходимостью. Например, на Ураль¬
ских заводах в 1916 году 37% рабочих составляли пленные.
В целом же, «К первой половине 1917 года военнопленные со¬
ставляли около 25% всех рабочих угольнодобывающей промыш¬
ленности, около 26% рабочих металлургической промышлен¬
ности юга России, около 60% рабочих железорудной промыш¬
ленности, более 30% рабочих горнозаводской промышленности
Урала, около 28% рабочих, занятых на добыче торфа»1.
Размер установленной оплаты, в принципе, соблюдался, так
как контроль над заработком военнопленного осуществлялся не
работодателем, а органом, в распоряжение коего поступал плен¬
ный. А он был заинтересован в эффективной производительно-
1 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 100.
151
Оськин М.В.
ста труда. В сельском хозяйстве, сравнительно с местными рабо¬
чими, платили существенно меньше. Так, Д.И. Люкшин говорит,
что, например, в Казанской губернии в 1915 году пленный по¬
лучал от земства восемь рублей в месяц, работая у помещика,
а крестьянину требовалась плата до полутора рублей в день. То
есть заработок пленного составлял примерно четверть от оплаты
труда местного рабочего. Неудивительно, что «В 1916—1917 гг.
привлечение военнопленных для аграрных работ приобрело пла¬
новый характер»1.
Передача военнопленных в помещичьи хозяйства, созда¬
вавшая конкуренцию для местного населения, была необходи¬
ма воюющему государству, заинтересованному в обеспечении
фронта продовольствием. Но она же вызывала недовольство в
деревне, в чем приходилось разбираться органам внутренних
дел. Например, начальник Курского жандармского управле¬
ния 21 апреля 1915 года доносил в министерство внутренних
дел, что «...крестьяне Грайворонского уезда Курской губернии
крайне недоброжелательно относятся к экономиям, где взяты
на работы военнопленные, так как администрация этих имений
не берет местное мужское население на работы, советуя занять¬
ся обработкой собственных земель. Крестьяне грозят, что если
им не дадут заработка, то они не допустят к работам женщин
своих сел. Крестьянки-солдатки, боясь недоразумений, реши¬
ли о создавшемся положении написать мужьям в армию»2. До¬
пустить волнений в тылу было нельзя. Но и хлеб был нужен.
Поэтому во время войны от пятнадцати до тридцати процен¬
тов всех работавших в помещичьих имениях все же составляли
именно военнопленные3.
Понятно, что работать у крестьянина для пленного было
выгоднее, нежели у помещика. Об этом говорят и русские и
1 Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск,
2007. С. 506.
2 ГАРФ, ф. 102, 4-е делопроизводство, оп. 1914, д. 141, ч. 34,
л. 7—7об.
3 Хрящева А. Крестьянство в войну и революцию. М., 1921. С. 18.
152
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
австро-германцы. Бывший германский пленный вспоминал:
«батрачить в основном неплохо, лишь в крупных хозяйствах
ужасно»1. В имениях пленных эксплуатировали по полной
программе, а заработок ограничивался установленными зем¬
ствами выплатами. У крестьянина же пленный работал вместе
с хозяином, питался вместе с ним, и если были ограничения,
то незначительные. Особенно в России, где крестьянское на¬
селение не испытало на себе предвоенной ксенофобско-
националистической пропаганды, ввиду ее полного отсутствия,
и пленных воспринимали по их человеческим качествам, а не
по газетным очеркам.
Постепенно практика оплаты труда военнопленных, утверж¬
денная сверху в законодательном порядке, приняла характер
непременной правовой нормы. Теперь она мота служить и по¬
водом для недовольства со стороны военнопленных. Повыше¬
ние цен и отставание заработной платы от инфляции порой по¬
буждало рабочих как своих же, русских, так и неприятельских
пленных, объединяться в борьбе за повышение заработка. Так,
рязанский губернатор докладывал в министерство внутренних
дел, что 5 января 1917 года на Побединских каменноугольных
копях Скопинского уезда, принадлежавших бельгийскому акцио¬
нерному обществу, поставляющих уголь на Сызрано-Вяземские
железные дороги, рабочие шахты № 16 в числе пятисот человек,
из местных крестьян и военнопленных австрийцев, отказались
от работы, требуя повышения заработной платы. Инцидент был
исчерпан после того, как 11 января директор согласился на тре¬
буемую прибавку2.
Если в Германии и Австро-Венгрии, отрезанных от всего
мира и нуждавшихся в рабочих руках, в отношении использо¬
вания труда военнопленных полностью превалировал утилитар¬
ный подход, то в России первоначально к этой проблеме под-
1 Двингер Э. Армия за колючей проволокой. Дневник немецкого во¬
еннопленного в России 1915—1918 гг. М., 2004. С. 180.
2 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1916, д. 58, ч. 2, л. 1—1об.
153
Оськин М.В.
ходили с позиций национальной политики. Справедливо счита¬
лось, что в случае положенного обращения с пленными, их по¬
ложение на работах будет лучше и легче, нежели в лагерях, в
томительном бездействии. Кроме того, в России, как правило,
четко разделяли военнопленных Центральных держав по нацио¬
нальностям. Поэтому первоначально, пока российское народное
хозяйство еще не испытывало нехватки рабочих рук, к работам
привлекали австро-венгерских пленных славянских народно¬
стей. В 1915 году в сельском хозяйстве трудились в основном
славяне, но с 1916 года — и немцы с венграми.
Точная цифра пленных Центральных держав в России, ко¬
нечно, не определяется со стопроцентной данностью. По дан¬
ным премьер-министра российского правительства Б.В. Штюр-
мера, к 7 октября 1916 года в Российской империи находилось
1 276 762 пленных. По данным Центрального Статистического
Комитета, количество неприятельских военнопленных в Рос¬
сийской империи за всю войну составляло следующую цифру:
1 587 099 австрийцев, 152 760 немцев, 42 988 турок, 199 болгар.
Итого — 1 782 966 чел. Генерал Н.Н. Головин также называет
цифру около двух миллионов человек. Большая часть этих лю¬
дей активно использовалась на работах в народном хозяйстве
Российской империи.
К 1 марта 1916 года в России находилось 1 019 473 немецких
и австрийских пленных. Из них на работах — около 600 000 чел.,
в лагерях — более 400 000 чел1. Брусиловский прорыв дал еще
полмиллиона пленных, которых можно было использовать на
работах. Но еще и до наступления Юго-Западного фронта рас¬
полагавшиеся в сибирских и туркестанских лагерях австро¬
германские пленные стали перебрасываться в Европейскую Рос¬
сию на различные работы.
Например, к марту 1916 года число пленных в Туркестане
достигло двухсот тысяч человек. Плюс семьдесят тысяч факти¬
чески бездельничавших и перебивавшихся на государственные
1 Военно-исторический журнал. 2006. № 2. С. 55.
154
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
пособия беженцев. В апреле пленных стали вывозить, и к на¬
чалу 1917 года их осталось только сорок две тысячи. Похожая
ситуация складывалась в Сибири и на Дальнем Востоке. Все
военнопленные, которых можно было отправить на трудповин-
ность, перевозились в центр страны: «Начавшееся с 1916 года
массовое отправление военнопленных в центральные губернии
было связано с затягиванием войны и необходимостью изыска¬
ния дополнительных трудовых ресурсов в “производящих” гу¬
берниях. Лица нетрудоспособные (инвалиды, больные и т.д.)
оставались в крае»1.
Помимо фактора мобилизаций мужского населения на
фронт, оголивших народное хозяйство, существовали и другие
причины активной переброски пленных и беженцев на трудо¬
вую деятельность. Государственный бюджет Российской им¬
перии чем дальше, тем больше вползал в долги, в том числе
и внешние. Накопленный перед войной В.Н. Коковцовым (ми¬
нистр финансов, а после гибели П.А. Столыпина — премьер-
министр в 1911—1914 гг.) миллиардный золотой запас был бы¬
стро исчерпан военными нуждами. Ведь покупать за границей
приходилось все — от тяжелых гаубиц до проволоки, чтобы
перевязывать подвозимое на фронт сено для конского состава
Действующей армии. Ясно, что цены военного времени суще¬
ственно выше, нежели в мирное время. Отсюда рост внешне¬
го долга и, следовательно, зависимости России от союзных
государств.
Также к 1916 году обязательственные выплаты казной пай¬
ковых сумм (минимальный продовольственный набор для чле¬
нов семьи призванного солдата, которые содержались его тру¬
дом) превысили миллиард рублей — треть годового бюджета.
Эту бюджетную треть до войны давала казенная монополия на
спиртные напитки. Но с началом конфликта в стране был вве¬
ден «сухой закон», и казна лишилась данного источника своего
1 Иконникова Т.Я. Военнопленные 1-й мировой войны на Дальнем
Востоке России (1914—1918). Хабаровск, 2004. С. 76.
155
Оськин М.В.
пополнения. Таким образом, следовало хотя бы частично ком¬
пенсировать громадные военные расходы государства. Дешевая
рабочая сила в лице военнопленных — это наесть частичное воз¬
мещение несомого ущерба стране от войны.
В-третьих, рабочей силы требовали поместное дворянство
и прочие землевладельцы. Рост арендных цен, а затем и сосре¬
доточение крестьянства на собственном хозяйстве (аграрное
перенаселение в большинстве регионов постепенно «рассасы¬
валось» в связи с мобилизациями), негативно отражались на
помещичьей запашке. Одним словом, «Первая мировая война
ухудшила экономическое положение дворянства, привела к ро¬
сту их задолженности по платежам Дворянскому банку, лишила
дворянские имения рабочей силы, наемный труд резко подоро¬
жал. В условиях военного времени дворянские собрания про¬
должали по-прежнему ходатайствовать о расширении креди¬
та, сложении долгов и правительственной помощи... В связи с
социально-экономическим кризисом, Ставропольское, Саратов¬
ское и Воронежское чрезвычайные губернские дворянские со¬
брания [в середине 1916 года] просили правительство прислать
рабочих-китайцев на сельскохозяйственные работы, оставить на
зимние работы военнопленных»1. А этот фактор был особенно
важен для обороноспособности государства.
Основную массу товарного хлеба давали именно частновла¬
дельческие хозяйства, среди которых преобладали помещики.
Крестьяне же и в мирное время в основном работали на само¬
обеспечение (экспортный хлеб достигался высоким налого¬
обложением, что побуждало крестьян продавать хлеб для уплаты
налогов в ущерб собственному потреблению). Товарный хлеб —
это паек в Вооруженных Силах. Это — продовольствование обо¬
ронной промышленности и городов вообще. Это — снабжение
потребляющих губерний, населению которого не хватало соб¬
ственного хлеба до нового урожая. Это, наконец, финансовые
1 Баринова Е.П. Российское дворянство в начале XX века: экономи¬
ческий статус и социокультурный облик. М., 2008. С. 139.
156
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ресурсы для расчетов с союзниками за поставки вооружения.
Достаточно вспомнить, что продовольственная разверстка зимы
1917 года была введена потому, что в стране ощущалась нехватка
товарного хлеба.
Поэтому задача снабжения частновладельческих хозяйств
рабочей силой была весьма важна именно для воюющего госу¬
дарства. Характерен контингент наемных работников в поме¬
щичьих хозяйствах. Например, великий князь Николай Михай¬
лович в письме императору Николаю II от 26 июля 1916 года
упоминал о работах в своем имении, расположенном в Хер¬
сонской губернии: «Кроме женщин, детей и стариков, у меня
работают тридцать шесть арестантов Херсонской тюрьмы и де¬
вятьсот сорок семь австрийских пленных. Немцев нет»1. К этой
номенклатуре работников можно прибавить беженцев. И при¬
мечательна фраза об отсутствии немцев. Германские военно¬
пленные, в силу своей малочисленности и указанного небла¬
гоприятного соотношения с русскими пленными в Германии,
использовались либо как квалифицированные специалисты в
промышленности, на железных дорогах и проч., либо (в мас¬
совом порядке) — на строительстве. Это — та же Мурманская
железная дорога. Впрочем, были и исключения (прежде все¬
го — в 1917 году). Так, Э. Двингер рассказывает о своей работе
в сельском хозяйстве в Сибири.
Сам факт работы давал основания Для смягчения режима со¬
держания и положения пленного в чужой стране вообще. Осо¬
бенно — если он не состоял в рабочих командах, действовавших
в работе на оборону или под контролем военного ведомства. То
есть «рабочие руки были нужны в хозяйствах и на производстве,
поэтому, если военнопленные трудились добросовестно, к ним
и относились “сочувственно, как к трудящимся”, даже если это
были немцы. Периодические распоряжения властей о снятии
части военнопленных с сельскохозяйственных работ вызывали
1 Николай II и великие князья (родственные письма к последнему
царю). М.—Л., 1925. С. 76.
157
Оськин М.В.
“большое недовольство” и “затруднения” для землевладельцев
и крестьян»1.
Действительно, в октябре 1916 года из крестьянских хозяйств
снимались все пленные, а из крупных хозяйств — тридцать про¬
центов. Причина проста — окончание сельскохозяйственного
года и намерение военного ведомства о перемещении пленных в
концентрационные лагеря. Однако работ было еще много, и чем
больше было хозяйство, тем больше оно требовало труда. По¬
тому, по ходатайствам местного дворянства в Особое Совещание
по обороне государства и министерство земледелия, пленных
оставляли в помещичьем хозяйстве.
Использование труда военнопленных в сельском хозяйстве,
их «растворение» среди крестьянского населения (даже в по¬
мещичьих имениях ведь работали и местные крестьяне, и при¬
шлые батраки) и позволило смягчить условия пребывания в
плену. Для России это было еще более характерно, так как на¬
селение не испытывало ненависти к австро-германцам на быто¬
вом («биологическом») уровне, как внушала пропаганда в той
же Германии по отношению к русским. Здесь не было нацио¬
нальностей, заведомо недоброжелательно настроенных к про¬
тивнику по этому признаку, как, например, венгры в Двуединой
монархии. Россия — многонациональная страна с прекрасно
уживающимися друг с другом нациями, народами, народностя¬
ми и мелкими этническими группами.
Свою роль сыграла и общая нехватка мужчин. Хозяйство
простаивало. Вдовы и солдатки нуждались в разнообразной по¬
мощи и поддержке. Пленных оценивали в зависимости от их
человеческих качеств, отвлекаясь от факта пленения. Поэтому
«сокращение мужского населения и упадок структур самоуправ¬
ления привели к тому, что большинство пленников оказались в
деревне в относительно доброжелательной среде. На этот раз
1 Белова И. Б. Военнопленные на территории Калужской и Орловской
губерний в годы Первой мировой войны // Военно-исторический журнал.
2007. № 12. С. 44.
158
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
военнопленные оказались нужны деревне больше, нежели она
им. Военнопленные мужчины, оказавшись в деревнях с пере¬
избытком женского населения, имели все шансы весьма ком¬
фортно обустроиться». Но вот после Февральской революции,
с постепенным возвращением в деревню фронтовиков (раненые,
отпускники, дезертиры) пленные оказались не так сильно нужны
в хозяйствах. Борьба же с помещиками за землю не позволила
использовать рабочие руки пленных в помещичьих экономиях,
исподволь захватываемых крестьянством. Поэтому в 1917 году
пленных изгоняют из деревни в город. К этому необходимо доба¬
вить недоброжелательные в отношении врага настроения фрон¬
товиков и их уверенность, что все пленные спали с русскими ба¬
бами, пока их мужья воевали с теми же немцами1.
Такая тенденция начинается приблизительно с середины
1917 года, когда усилился приток солдат в деревню: распоря¬
жения Временного правительства об отправке на сельскохо¬
зяйственные работы солдат после сорока лет, увеличение де¬
зертирства после провала Июньского наступления, «законное
дезертирство» посредством самовольно остающихся дома ра¬
неных и отпускников. Первоначально в 1917 году пленные за¬
манивались крестьянами на работы в свои хозяйства, и те охот¬
но шли, так как здесь была лучшая пища и обращение. Мест¬
ные власти просили центр оказать помощь в деле удержания
пленных в крупных хозяйствах посредством усиления сельской
стражи и конвоев2.
Крестьяне пытались действовать явочным порядком. Пред¬
ставители общин просто приходили в имения и приглашали плен¬
ных в крестьянские дома: «крестьяне начали разбирать пленных
из поместий по своим хозяйствам самостоятельно. Местами же
земельные комитеты ставили изъятие пленных у помещиков на
планомерную основу, например, вводили для последних плату за
1 Люкшин Д. Да за нашими бабами вьются. Военнопленные в кре¬
стьянской России // Родина. 2002. № 10. С. 27.
2 ГАТО, ф. 2260, оп. 1, д. 58, л. 45.
159
Оськин М.В.
использование военнопленных, а если они отказывались платить,
бесплатно прикрепляли пленных к хозяйствам мобилизованных
в армию»1. То есть мотивом для «перетягивания» рабочих рук
к крестьянам выступала видимая «справедливость». Ведь они
работали в хозяйствах фронтовиков, и, значит, облегчали их ма¬
териальное положение. Весна — это сев яровых, и каждая пара
рабочих рук была на счету. Неудивительно, что требования Вре¬
менного правительства и Верховного Главнокомандующего (на¬
помним, что пленные находились в общей юрисдикции военного
ведомства) вернуть пленных в имения, результатов не дали.
Данная идиллия продолжалась, пока весной шла борьба кре¬
стьян за снижение арендных цен. Но вскоре имения подверга¬
ются разгрому. Помещичьи земли — дележу. И пленные пере¬
мещаются в крестьянские хозяйства. А затем, в довершение, как
показывает Д. Люкшин, — в город. Либо возвращались в лагеря.
Именно здесь военнопленные и встретили октябрьский пере¬
ворот большевиков, резко изменивший судьбу военнопленных
Центральных держав. Одним он позволил вернуться домой, а
других волей-неволей втянул в орбиту начинавшейся в России
Гражданской войны.
Продовольствование военнопленных
Как говорилось выше, в 1914—1917 гг. в неприятельском пле¬
ну оказалось 2,3—2,5 млн русских солдат и офицеров, не счи¬
тая т.н. «гражданских пленных». По ряду причин Россия практи¬
чески не заботилась о снабжении этих людей продовольствием и
почти не оказывала им помощи: «На них по преимуществу была
возложена самая трудная, самая изнурительная физическая ра¬
бота, питание их было недостаточным, необходимой помощи с
родины они фактически были лишены, правовое положение их
было беззащитное, их сношения с родными и близкими до край¬
1 Солнцева С.А. Военнопленные в России в 1917 г. (март—октябрь) //
Вопросы истории. 2002. № 1. С. 145.
160
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ности были затруднены»1. Потому эти проблемы оказались все¬
цело возложенными на обязанность противника.
Затягивание военных действий на неопределенный срок,
что стало ясно уже к концу 1914 года, означало, что каждому
государству так или иначе придется помогать своим гражданам,
оказавшимся в плену. Но если для пленных союзных держав
Антанты существовала частная и правительственная помощь,
организованная тщательным образом, то для русских солдат го¬
сударственная под держка практически отсутствовала, а частная
была минимальна.
Международное право — Женевская конвенция 1906 года и
Гаагская конвенция 1907 года — указывало, что в ходе войны
державы, подписавшие данные правовые документы, должны
оказывать неприятельским военнопленным такую же заботу,
что и для собственных военнослужащих. В частности, статья 7
Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны от
18 октября 1907 года, гласила: «Содержание военнопленных воз¬
лагается на Правительство, во власти которого они находятся.
Если между воюющими не заключено особого соглашения, то во¬
еннопленные пользуются такой же пищей, помещением и одеж¬
дой, как войска Правительства, взявшего их в плен». Тем не менее
размах войны, ее длительность, количество пленных, превраще¬
ние воюющих государств в военные лагеря привели к тому, что
конвенции, как говорилось выше, в полной мере не соблюдались
и не могли соблюдаться по объективным причинам.
Соответственно, воюющие стороны не могли снабжать долж¬
ным образом военнопленных противника, так как зачастую они
не могли сделать этого и в отношении своей собственной армии и
населения. Нарушение международного права было неизбежным,
и сказалось во всех сферах: от работы в плену на интересы врага
(в том числе и на военных объектах, что прямо запрещалось Кон¬
венциями) до недостаточности обеспечения военнопленных всем
1 Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—
1918 гг. М., 1920. С. 72.
6 Оськин М. В.
161
Оськин М.В.
необходимым. Главная причина тому — огромная масса пленных,
которой ранее никто не ожидал, так как все стороны рассчитывали
на скоротечный характер войны на срок до шести месяцев, когда
количество взятых в плен людей исчислялось миллионами.
Проблемы с продовольствованием военнопленных начина¬
лись немедленно после их попадания в неприятельский плен.
Высокоманевренные операции 1914 года, характеризовавшиеся
быстрым изменением фронта, изнуряющими маршами в райо¬
нах приграничной территории, не давали возможности интен¬
дантским службам снабжать даже и собственные действующие
соединения. Говорить в таких условиях о надлежащем снабже¬
нии пленных не приходилось в принципе.
Надо помнить, что победившая сторона старалась отправить
взятых в плен солдат и офицеров противника вглубь своей страны
как можно быстрее. В любой момент можно было ожидать, что
контрудар противника отобьет только что захваченные трофеи.
Например, и после Танненберга в середине августа 1914 года, где
была разгромлена 2-я русская армия ген. А.В. Самсонова, и в на¬
чале февраля 1915 года в Августовских лесах, где был пленен 20-й
армейский корпус ген. П.И. Булгакова, соседние русские части
имели возможность отбить своих пленных. Организовать соответ¬
ствующие удары русским не удавалось, однако немцы немедленно
отправляли в ближний тыл взятых русских военнопленных. Точ¬
но так же поступали и русские после Галицийской битвы августа
1914 года, и в ходе осенних сражений в Польше, где лицом к лицу
сходились сотни тысяч русских, австрийцев и германцев.
Первое полугодие войны дало массу пленных, которые в
львиной доле перевозились вглубь собственной территории для
последующего сосредоточения в лагерях. Какая-то часть, конеч¬
но, оставалась на прифронтовых работах. Бедность русской при¬
граничной полосы железнодорожными линиями побуждала по¬
бедителей гнать взятых в плен врагов к конечным выгрузочным
станциям, откуда они отправлялись в тех эшелонах, что подвози¬
ли на фронт пополнения, продфураж и разнообразное воинское
имущество. Скорость передвижения колонн военнопленных не
162
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
позволяла кормить их в это время так, как того требовало между¬
народное право.
Участник войны вспоминал, что когда осенью 1914 года нем¬
цы гнали русских пленных по Польше в свой тыл, то лишь раз
в сутки останавливались в деревнях, давали полчаса-час на го¬
товку картошки, которую ели полусырой, а потом гнали даль¬
ше. Общее разорение территории, где проходили интенсивные
боевые действия, оказывало свое влияние на снабжение людей.
Польские крестьяне охотно делились с пленными русскими сол¬
датами картошкой, но хлеба у них все равно уже не было. Чем
дальше от фронта, тем с пленными обращались все хуже и хуже,
отстававших часто убивали, и пленные, как правило, питались
сырым картофелем и свеклой. Война есть война: «Люди превра¬
щались в животных, которые только о еде и мечтали»1.
Данные сведения подтверждает и официоз. После боев плен¬
ные отводились на ближайшие тыловые пункты, где из них со¬
ставлялись большие партии. Затем — движение своим ходом
до железнодорожной станции, и только здесь пленные получа¬
ли первую пищу. До того «при следовании к железнодорожным
станциям, длившемся иногда несколько суток, пленным не вы¬
давалось никакой пищи, и они были вынуждены питаться сырым
картофелем, брюквой и морковью, вырывая овощи из полей,
мимо которых они проходили, и подвергаясь за это побоям, уда¬
рам штыками, а иногда и расстрелам со стороны конвоиров...».
Ослабевших и раненых бросали на повозки друг поверх друга.
Перевязки не производились чуть ли не вплоть до концентра¬
ционного лагеря. В ожидании эшелона — ночлег под открытым
небом2. Более-менее военнопленных стали кормить только в ла¬
герях, так как здесь было гораздо проще наладить снабжение.
Однако и в лагерях для военнопленных наладить лагерный
быт удалось далеко не сразу. Провал германского блицкрига в
1 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 37.
2 См.: Обзор действий Чрезвычайной Следственной Комиссии с
29 апреля 1915 года по 1 января 1916 года. Пг., 1916. Т. 1. С. 96—97.
163
6*
Оськин М.В.
битве на Марне, последующее установление позиционного
фронта на западе, постоянные переброски резервов на восток,
ожесточенные бои в Карпатах — все это к концу года показыва¬
ло, что расчет на скоротечный исход войны не оправдался. Сле¬
довало беречь ресурсы, в чем особенно нуждались отрезанные
от мировых рынков и вынужденные рассчитывать преимуще¬
ственно на собственные силы (не считая контрабанды через ней¬
тральные государства, которая являлась для немцев существен¬
ным подспорьем) Центральные державы.
Правда, в это время еще существовали такие продовольствен¬
ные рынки, как Италия (вступила в войну на стороне Антанты
весной 1915 года) и Румыния (вступила в войну на стороне Ан¬
танты в августе 1916 года), не считая сочувственно настроенных
к Германии Болгарии и Швеции. Однако и тогда еда в лагерях
для военнопленных не отличалась особенным изобилием. Так,
паек в солдатском лагере в Германии в конце 1914 года состоял:
утром и вечером кофе; завтрак — 200 граммов хлеба, который
на 75% состоял из картофеля. Обед — болтушка из кукурузной
крупы с кипяченой водой и иногда с кусочками мяса. Ужин —
немного картофеля, а иногда — селедка1.
Защита интересов военнопленных, в соответствии с между¬
народным правом, поручалась нейтральным государствам. Так,
интересы русских пленных защищало посольство Испании.
Интересы немецких пленных в России представляли шведы, ав¬
стрийцев защищала Дания. Помимо испанцев, защитой русских
пленных в Германии занималось Российское общество Красного
Креста, являвшееся частью Международного Красного Креста.
Для защиты интересов российских граждан, оказавшихся с
началом войны в трудных условиях (интернированные, туристы,
военнопленные и проч.) в нейтральной Швейцарии был создан
Центральный Комитет помощи российским гражданам в Швей¬
царии, расположившийся в городе Берн. При нем и параллельно с
1 Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—
1918 гг. М., 1920. С. 160—161.
164
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ним действовали разнообразные специальные комитеты помощи
русским военнопленным, которые взяли на себя первую заботу о
русских солдатах и офицерах, оказавшихся в австро-германском
плену. Средства для деятельности этих комитетов поступали из
России, а также на первых порах, пока еще была надежда на не¬
продолжительность конфликта, существовали благотворитель¬
ные пожертвования.
В своей работе комитеты стремились, прежде всего, к соблю¬
дению справедливости в мероприятиях продовольственной по¬
мощи военнопленным. В связи с тем, что никто не мог, разуме¬
ется, дать комитетам точную информацию о количестве людей в
лагерях, было решено возложить задачу распределения помощи
на плечи самих военнопленных. Так, Лозаннский комитет по
оказанию помощи русским и сербским военнопленным в Авст¬
рии сообщал: «С первых же дней своей деятельности Комитет
стал на ту точку зрения, что все вещи должны отправляться кол¬
лективными посылками, а не индивидуальными». Иными слова¬
ми, вследствие ограниченности средств, комитет не мог помочь
всем, а потому справедливо считалось, что помощь должна быть
оказываема наиболее нуждающимся, что было возможно только
через доверенных лиц среди самих военнопленных. Секция по¬
мощи военнопленным при Центральном Комитете помощи рос¬
сийским гражданам в Швейцарии (Берн) также сообщала: «Всту¬
пая в сношения с лагерями, Секция... совершенно правильно
держалась того взгляда, что более целесообразное распределе¬
ние посылок на местах требует, чтобы оно производилось коми¬
тетами самих военнопленных. Им на месте виднее степень нуж¬
ды каждого пленного товарища. К тому же коллективная раздача
гарантирует наибольшее соблюдение общественного интереса в
деле помощи нашим соотечественникам». Отсюда вытекало тре¬
бование к лагерной администрации образования таких комите¬
тов среди военнопленных1.
1 Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным.
1914—1916. Б.м., 1917. С. 13—14, 32—33.
165
Оськин М.В.
Таким образом, продовольственная поддержка русским во¬
еннопленным из Швейцарии проводилась в виде посылок. Эти
посылки были небольшими, состояли исключительно из наи¬
более необходимых и не скоропортящихся продуктов. Величи¬
на посылок обусловливалась, во-первых, нехваткой средств, и
во-вторых, расчетом на адресный характер вручения. Выше по¬
казано, что швейцарские комитеты предполагали, что посылки
не будут делиться между военнопленными, так как на всех все
равно не хватит, но поступят наиболее нуждающимся. То есть —
не каждый пленный сумеет воспользоваться находящимися в
посылке предметами. Поэтому, каждая посылка стоила от двух
до четырех франков и включала в себя: два килограмма хлеба
или сухарей, коробку сгущенного молока, четвертушку чая или
шоколада, или какао, либо сыра, кусок мыла, сахар, папиросы,
табак и папиросную бумагу.
К сожалению, комитеты помощи русским военнопленным не
имели возможности связаться со всеми лагерями без исключе¬
ния. О каких-то лагерях просто не знали, остальным не могли
помогать ввиду скудости средств. Поэтому помощь оказывалась
лишь некоторым из них. Например, Бернская секция в октябре
1914 года поддерживала связь с двенадцатью лагерями. Об объ¬
еме оказываемой помощи может говорить пример продоволь¬
ственных посылок за октябрь 1914 года:
— хлеба и сухарей — 546 пакетов (2 102,95 кг),
— сахара — 99 пакетов (495 кг),
— сгущенного молока — 102 пакета (468 кг),
— табака — 68 пакетов (300,9 кг),
— чая — 15 пакетов (121 кг),
— рыбьего жира — 11 пакетов (49,5 кг),
— какао — 16 пакетов (178,4 кг),
— всего продуктов — 890 пакетов (3 673,28 кг).
Трудность помощи русским военнопленным в отношении
наиболее насущных для них вещей, где продовольствие играло
ведущую роль, стала очевидной спустя самое короткое время.
Поступаемых в комитеты средств катастрофически не хватало.
166
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Из Берна в Россию сообщали: «Два месяца работы Секции убе¬
дили нас, что при огромном количестве русских военнопленных
никакая посильная обществу помощь не может оказаться черес¬
чур большой. Уже самое поверхностное знакомство с состоя¬
нием германской хозяйственной жизни должно привести нас к
заключению, что при крайней ограниченности средств продо¬
вольствия, которыми обладает Германия для своего коренного
населения, пропитание наших военнопленных не может быть
достаточным»1. Снабжать пленных пищей можно было лишь из-
за рубежа. Покупки продовольствия для пленных в самой Герма¬
нии были невозможны.
Продовольствование военнопленных стало постепенно ухуд¬
шаться начиная с 1915 года. Вызвано это было введением стро¬
гого нормирования продуктов, введенного в Германии в связи
с осознанием неясных перспектив войны, так как предвоенная
Германия являлась импортером продовольствия. Теперь следо¬
вало беречь все наличные ресурсы, так как на их достаточное
восполнение рассчитывать не приходилось. Для ухудшения
продснабжения ведущую роль здесь играли британская морская
блокада и сокращение рабочих рук в сельском хозяйстве Герма¬
нии, вследствие новых и новых призывов в вооруженные силы.
Сокращение пайковых норм в стране, наряду с ухудшением
отношения к военнопленным, прогрессировавшим по мере затя¬
гивания войны, стали причиной нехватки продовольствия в лаге¬
рях. При этом, наряду с субъективным фактором — строгость со¬
держания в лагерях, ведущую роль играли факторы объективные.
Последнее не осознавалось самими военнопленными: «Не верьте,
если услышите, что немцы не давали достаточно питания потому,
что не имели его сами. Голодная смерть царствовала в 1915 году
(свидетельство всех русских врачей), когда немцы имели столько
съестных продуктов, что, при желании, могли ими объедаться»2.
1 Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным.
1914—1916. Б.м., 1917. С. 15—16, 21—22.
2 Аскольдов А.А. Памяти германского плена. Прага, б.г. С. 31.
167
Оськин М.В.
Вне сомнения, «голодная смерть» являлась нормой в лагерях
для военнопленных. Однако, согласно статистическим данным, в
первый год войны в австро-германском плену оказалось около по¬
лутора миллиона человек (к началу сентября 1915 года), а между
тем за всю войну в плену умерло около двухсот тысяч русских
солдат и офицеров, когда число пленных увеличилось еще на мил¬
лион. Сколько же из них может быть отнесено к «голодной смер¬
ти» 1915 года, если в дальнейшем ухудшение продовольствования
лишь прогрессировало, и наиболее голодным временем стала зима
1916/1917 г.? Да и не «объедались» немцы в 1915 году.
Против русского военнопленного играли цифры самого пайка.
В германской армии суточная норма хлеба составляла 750 грамм,
а в русской — 1025. Согласно международным нормам, военно¬
пленный должен был получать тот же паек, что и солдат того
государства, в котором оказался пленный. Разница в калорийном
отношении заключалась в снабжении немцев теми продуктами,
которые пленным просто не поставлялись (например, сыр).
Следовательно, германский паек сам по себе уже был недо¬
статочен для русского солдата. Русский ученый пишет: «...наш
солдат привык съедать большое количество хлеба и значительное
ограничение его в хлебе составляет для него тяжелое лишение...
Такое ничтожное суточное количество хлеба обозначает для рус¬
ского военнопленного голодание, тем более тяжелое, что хлеб...
составляет при том скудном рационе, какой отпускается военно¬
пленному нижнему чину в Германии, почти единственную твер¬
дую пищу»1. Разница еще и в том, что основу хлебного пайка в
Германии составлял белый (пшеничный) хлеб, а в России — чер¬
ный (ржаной). Отсюда разница в цифре пайка (пшеничный хлеб
более калориен), хотя русскому желудку, привычному к черному
хлебу, объяснить эту разницу было невозможно. Понятно, что
русским выдавался, прежде всего (по мере возможности), ржа¬
ной хлеб, но в размерах, принятых для пшеничного хлеба. Ведь
1 Рапчевский И.Ф. О питании военнопленных в Германии. Пг., 1916.
С. 9—10.
168
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
с осени 1915 года натуральные продукты даже для гражданского
населения стали заменяться суррогатами. Три четверти хлеба со¬
ставлял картофель.
Но, разумеется, это не все. Субъективный фактор отношения
к пленным со стороны германцев, наряду с понятным нежелани¬
ем руководства страны выделять достаточный паек для пленных,
в то время как впереди маячили неясные перспективы затяги¬
вавшейся войны, неизменно усугубляли продснабжение лагерей.
Немцы стали экономить с первыми выстрелами, создавая то, что
В.И. Ленин назвал «гениально организованным голодом».
И без того распоряжением от 21 февраля 1915 года военно¬
пленный в Германии получал хлебный паек в 300 граммов. Нем¬
цы не стремились к тому, чтобы надлежащим образом кормить
пленных. Субъективный фактор понятен, так как в Германии от¬
носились к пленным как к людям, не исчерпавшим всех возмож¬
ностей к сопротивлению и повинным уже этой стороной дела
перед своим государем и присягой.
Нельзя не сказать, что германское командование пыталось
своеобразным способом воспитывать собственных солдат в
смысле отказа от добровольной сдачи в плен. А именно — доби¬
ванием русских раненых и пленных на полях боев. Понятно, что
официальная пропаганда утверждала, что то же самое делают и
русские. Так, при русском допросе австрийского лейтенанта, вы¬
яснилось, что германские офицеры, приказывая своим солдатам
истязать и убивать русских военнопленных, руководствовались
следующим посылом: «Так следует поступать с каждым русским
пленным, и пока вы, австрийцы, не будете делать того же, вы не
будете иметь никакого успеха. Только озверелые солдаты хоро¬
шо сражаются, но для этого наши солдаты должны упражняться
в жестокости на русских пленных, которые, как изменники своей
Родины и добровольно сдавшиеся в плен, ничего, кроме пытки,
не заслуживают»1.
1 Цит. по: Сенявская Е.С. Противники России в войнах XX века: Эво¬
люция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006. С. 67.
169
Оськин М.В.
С объективной точки зрения отвратительное снабжение имен¬
но первой военной зимой объяснимо более всего. Во-первых, ни¬
кто не рассчитывал вести войну зимой, и потому ни одна страна
не оказалась подготовленной к борьбе в зимнее время. Многое
пришлось импровизировать на ходу. Наконец, и в России, так
же как и в Германии, наивысшая смертность в лагерях для во¬
еннопленных пришлась как раз на первую военную зиму. Хотя в
целом за войну большинство погибших пленных погибло в по¬
следующем на работах, а здесь говорится именно о лагерях, где
постепенно смертность снизилась.
Первоначально лагеря для военнопленных повсюду пред¬
ставляли собой временные пункты в старых казармах или летних
лагерях. Расчет на блицкриг не позволил всем воюющим держа¬
вам без исключения заранее задуматься о строительстве специ¬
альных лагерей. Затем, как стало выясняться, что война будет
долгой, концлагеря стали строить на голом месте, но обнесенном
колючей проволокой.
Здесь пленные сами строили себе бараки, которые опять-таки
сооружались как временные и потому страдали массой строи¬
тельных изъянов. В частности, все современники без исключе¬
ния отмечают, что бараки в лагерях зимой не протапливались как
следует. То есть зимой бараки промерзали насквозь, и потому
«Зимою заболевало больше половины всех пленных. Слабые,
истощенные организмы не обнаруживали никакой стойкости в
борьбе с болезнями. Самые пустяковые нарывы и раны не за¬
живали целыми месяцами, легкие простуды превращались в
длительные болезни. Особенно легко отмораживались ноги»1.
Отсюда и высокая степень смертности в первую зиму, так как
ко второй военной зиме многое удалось наладить силами самих
военнопленных.
Схожая картина наблюдалась и в России. Например, «В Ка¬
занской губернии за годы войны не было построено до конца ни
одного специального лагеря для содержания пленных. Такие ла-
1 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 87.
170
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
геря спешно строились в Сибири, условия содержания в них были
гораздо более тяжелыми, чем в центральных областях России.
В Поволжье же офицеров размещали на квартирах без охраны,
лишь под надзором полиции. Солдаты хотя и водворялись “ка¬
зарменным порядком”, но охрана была весьма ненавязчивой»1.
Но при всем том, в 1915—1916 гг. в Казанской губернии умер¬
ло всего шестеро военнопленных. Львиная доля умерших не¬
приятельских пленных погибла на строительстве Мурманской
железной дороги и во время эпидемий в перечисленных выше
«лагерях смерти», которые получили свое название не потому,
что в них существовали чрезмерно жестокие порядки или наме¬
ренно уничтожались люди, а потому, что в них погибли тысячи
австро-германских пленных. Не следует путать схожие термины
применительно к двум мировым войнам двадцатого века. Как
правило, это настолько различные вещи, как расстояние между
землей и небом.
В азиатской части России барачные лагеря военнопленных
насчитывали от десяти до тридцати пяти тысяч человек. Концла¬
геря в Сибири изначально строились по расчету на десять тысяч
пленных. Для них выделялся участок земли в 12—14 десятин
на окраине городов. Бараки рассчитывались на пятьсот человек,
с нарами в два яруса. Стоимость строительства нового лагеря —
около четверти миллиона рублей. В европейской же части нахо¬
дились небольшие лагеря от двух тысяч человек, но с рабочими
командами.
Самый большой постоянный лагерь в Европейской России —
Тоцкий лагерь под Оренбургом, где суровой зимой 1916/1917 г.
от тифа, усугубленного холодами и плохой пищей, умерло сем¬
надцать тысяч австро-германских пленных. Главными виновни¬
ками широкого распространения эпидемии являются комендант
лагеря, рассматривавший пленных как преступников (невзирая
на указание международного права на то, что «военный плен —
1 Люкшин Д. Да за нашими бабами вьются. Военнопленные в кре¬
стьянской России // Родина. 2002. № 10. С. 24.
171
Оськин М.В.
не акт милосердия со стороны победителя — это право обезо¬
руженного») и главный доктор Туберозов, разделявший мнение
коменданта. Интересно, что комендант также переболел тифом.
Подобным же образом вели, себя и многие австро-германские
коменданты, игнорируя требования международного права:
«Гуманные предписания, выставляемые тут Гаагскими конвен¬
циями 1899 и 1907 гт., сплошь и рядом решительно игнорируют¬
ся, и на место этих предписаний резко выдвигается и всячески
подчеркивается необходимость не поддаваться чувству милосер¬
дия к обезоруженному врагу»1.
Для сравнения, можно вспомнить, что аналогичное явление
гибели массы военнопленных в первую военную зиму произо¬
шло и в Великую Отечественную войну 1941—1945 гг., когда в
фашистских концлагерях зимой 1941/1942 г. умерло громадное
количество советских военнопленных, существенная часть кото¬
рых в 1941 году сдалась в «котлах», не исчерпав всех возмож¬
ностей для сопротивления. То есть — неранеными, с оружием,
порой даже добровольно. Испытания пленом резко изменили от¬
ношение к добровольным сдачам даже со стороны тех, кто питал
неприязнь к советской власти сталинского образца.
Во-вторых, для немцев с точки зрения организационной,
неожиданным оказался массовый наплыв русских военноплен¬
ных. К 1 января 1915 года в Германии находилось около трех¬
сот тысяч русских пленных (плюс до ста восьмидесяти тысяч в
Австро-Венгрии). Сама по себе для масштабов мировых войн
двадцатого столетия цифра вроде бы и небольшая, но все когда-
то бывает в первый раз. Создавать систему лагерей пришлось
с нуля, да еще для такого количества людей. Соответственно,
свои проблемы испытывались и со снабжением этих людей пи¬
щей. Нельзя забывать, что даже первые письма с родины рус¬
ские пленные стали получать лишь весной 1915 года, хотя не¬
которые из них находились в плену с начала войны — августа
1 Кравченко Н.Н. Институт военнопленных в понимании германского
генерального штаба. Томск, 1915. С. 6.
172
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
1914 года, то есть семь-восемь месяцев. Это также есть фактор
организационного порядка.
В-третьих, зима 1915 года выдалась нелегкой в смысле опре¬
деления дальнейшего планирования войны. Блицкриг провалил¬
ся: после битвы на Марне германские армии были отброшены
от Парижа, что переводило войну в наиболее невыгодную для
Центральных держав плоскость — борьбу на истощение. Следо¬
вательно, впредь до определения ближайших рубежей военно¬
политического характера, следовало экономить на всем. Вдоба¬
вок, надо вспомнить, что на территории житницы Германской
империи — Восточной Пруссии, летом—осенью 1914 года ве¬
лись интенсивные бои, в ходе которых уничтожался урожай и
наличные запасы (русские участники войны вспоминают, что
в Восточной Пруссии они никогда не испытывали перебоев со
снабжением продовольствием, так как масса продуктов находи¬
лась на месте).
Это уже летом 1915 года, после оккупации русской Польши,
немцы смогли усилить продовольственные потоки с оккупиро¬
ванных территорий в метрополию. Пока же организационная
составляющая лишь налаживалась, накладываясь на строгую
экономию. Косвенно данный тезис подтверждается сведениями
о том, что до 1 марта 1915 года пленным офицерам в Германии
можно было покупать продукты в специальных лагерных лавоч¬
ках. Затем продажа пленным продуктов была запрещена1. Другой
метод экономии заключался в своеобразном выполнении требо¬
вания выплаты жалованья офицерам, находящимся в плену, что
соответствовало статьям Гаагской конвенции. По воспоминани¬
ям русского пленного офицера, «согласно международному пра¬
ву, немцы выплачивали нам треть нашего основного в России
жалованья, причем из этих денег еще удерживали по своему рас¬
чету деньги за наше продовольствие»2.
1 Румша К.Ю. Пребывание в германском плену и геройский побег из
плена. Пг., 1916. С. 18.
2 Успенский А.Л. В плену. Каунас, 1933. Ч. 1. С. 31.
173
Оськин М.В.
Не стоит забывать, что вопрос о переносе главного удара в
кампании 1915 года на Восточный фронт был окончательно ре¬
шен немцами лишь по итогам первого этапа Горлицкого проры¬
ва, когда стало ясно, что русские не имеют боеприпасов. Но это
уже — начало мая месяца. Возможно, что свою роль сыграла и
надежда собрать урожай в России, что противнику частично уда¬
лось. Как известно, русские войска при Великом Отступлении
получили приказ Ставки об уничтожении засеянных хлебных по¬
лей (теоретический пример с Отечественной войны 1812 года),
но уничтожить всего, разумеется, не смогли.
Наконец, все познается в сравнении. Как сообщают сами
пленные, до середины 1915 года на пайковую выдачу в Германии
давали по фунту хлеба в день и суп с мясом. Затем пища стала
ухудшаться, и в 1916 году уже давали пустой суп из гнилых ово¬
щей и чай из листьев крапивы (иногда подслащенный). Для срав¬
нения: в Российской империи питание неприятельских пленных
в начале войны составляло 3 ф. хлеба, 3/4 ф. мяса, 100 г. крупы,
чай и сахар. К марту 1915 года мясной паек уменьшился до '/4ф.,
а чай во многих лагерях был совсем отменен1 *. Последнее было
связано с тем, что именно сахар оказался первым наиболее сла¬
бым местом в структуре российского пищевого потребления в
период Первой мировой войны. Правда, и в Германии в самом
скором времени стало наблюдаться то же самое. В первый пе¬
риод войны, как отмечают источники, «продовольствие военно¬
пленных сахаром несравненно лучше, чем каким бы то ни было
другим пищевым продуктом». Однако вскоре изобилие сахара
сменилось кризисом, так как резко сократились поля сахарной
свеклы, а большое количество сахара для производства спирта и
взрывчатых веществ стал забирать фронт.
И еще. После первых выстрелов, многие были уверены, что
война будет недолгой. Несмотря на то что исход первых же опе¬
раций на всех фронтах опрокинул эти расчеты, массовое созна¬
ние не поддается быстрому изменению, но зато, усвоив что-либо,
1 Последняя война Российской империи. М., 2006. С. 86.
174
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
оно надолго делает усвоенное фактом своего восприятия и ис¬
точника поведения. Поражения на фронте, начавшиеся весной,
также не смогли заглушить данного убеждения, и потому многие
пленные считали, что для них война окончена, и в ближайшем
времени они вернутся домой живыми и невредимыми.
О том, что плен станет испытанием, еще не думали. Бывший
русский военнопленный вспоминал: «Призрак голода уже вста¬
вал над нами. Не все еще видели его, многие имели деньги, дру¬
гие надеялись на близкое окончание войны (дело было весной
1915 года — [конец мая после Горлицкого прорыва]), но никто не
рассчитывал, что надо будет провести целые годы в стране, отре¬
занной от всего мира. Массы пленных были благодушно и радост¬
но настроены... [Глядя на проходившие к фронту неприятельские
войска] Жалели австрийцев, которым надо было еще воевать, и ра¬
довались за себя, уже окончивших войну»1. Это настроение также
показывает, что положение военнопленных было еще сравнитель¬
но неплохим. И что тезис о «голодной смерти» в 1915 году являет¬
ся преувеличением даже при том, что первая зима действительно
дала высокую смертность, вызванную и впрямь не нехваткой про¬
довольствия, которое в Германии и Австро-Венгрии еще было, а
отсутствием надлежащей организации.
Горлицкий прорыв 19 апреля 1915 года в Галиции, положив¬
ший начало Великому Отступлению русских армий на восток,
дал австро-германцам новые трофеи. В том числе, прежде всего
прочего, пленных. По данным ген. Н.Н. Головина, если первые
девять месяцев войны вывели из состава русской Действующей
•армии 764 000 чел., то следующие полгода — уже 976 000 чел.,
(при этом октябрь можно исключить, так как интенсивные боевые
действия на Восточном фронте уже закончились). Наплыв плен¬
ных в Центральные державы стал причиной того, что помощь им
стремительно сокращается. Швейцарскими комитетами помощи
русским военнопленным с горечью констатировалось: «По мере
того, как число военнопленных увеличивается, мы, к сожале-
1 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 14.
175
Оськин М.В.
нию, вынуждены сокращать, из-за ограниченности средств, ко¬
личество припасов, отправляемых каждому военнопленному»1.
Оказание продовольственной помощи своим гражданам, ока¬
завшимся в неприятельском плену, также стало одной из состав¬
ных частей официальной политики в отношении военнопленных,
принятой высшим руководством Российской империи. Прежде
всего, император Николай II отказался посылать своим пленным
хлеб, мотивируя это опасением его использования для питания
германских войск. Официоз относительно такого опасения яв¬
лялся не более чем отговоркой, так как помощь своим пленным
оказывалась даже сербами (вплоть до падения Сербии и Черно¬
гории в начале 1916 года). Безусловно, какая-то часть продоволь¬
ственных посылок расхищалась, но большая часть доходила до
своих адресатов. Например, побывавшая в Германии российская
сестра милосердия сообщала, что русским пленным в Германии
необходима «правильно организованная доставка съестных про¬
дуктов. Германия не может прокормить пленных, она сама го¬
лодает и не будет препятствовать организации питания из Рос¬
сии, как это уже давно сделано нашими союзниками для своих
пленных. Из осмотра англичан и французов я вынесла полное
убеждение, что подавляющее большинство посылок доходит до
военнопленных, нужна только правильная организация.. .»2.
Также Е.М. Шуберская указала, что насущным вопросом
является интернирование слабых и больных в нейтральные
страны, так как при прогрессирующем ухудшении продоволь¬
ственной ситуации в Германии их ожидает гибель. Однако при
несоответствии русских пленных в Германии (около миллиона)
и германских пленных в России (немногим более полутора сотен
тысяч) любой обмен (интернирование предполагается как вза¬
имная мера) не менял общей картины. К тому же против таких
действий для России резко возражали англичане, и правитель¬
1 Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным.
1914—1916. Б.м., 1917. С. 22.
2 Шуберская Е.М. Доклад о положении военнопленных в Германии.
Пг., 1917. С. 11.
176
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ство не решалось идти против союзников, зависимость от кото¬
рых в ходе войны чем дальше, тем больше нарастала.
Итак, в апреле 1915 года император Николай II отказался
посылать продукты русским пленным, мотивируя это «невоз¬
можностью проверить, что хлеб действительно будет доставлен
по назначению, а не будет использован для продовольствия гер¬
манских войск». Летом 1915 года со стороны Ставки последовал
даже запрет посылать военнопленным по почте хлеб и сухари,
чтобы не увеличивать продовольственных ресурсов Германии.
Потребовалось вмешательство правительственного Голицынско-
го комитета, находившегося под патронажем самой императри¬
цы, для отмены этого запрета. Однако в полной мере запрет был
снят лишь осенью 1916 года, то есть спустя более чем год.
В июне 1915 года Главное управление Генерального штаба
представило царю доклад о бедственном положении русских
пленных. Было сделано предложение оказать продовольствен¬
ную помощь «хотя бы тем военнопленным, которые попали в
плен вследствие ран, контузий и болезней. Эти лица, как испол¬
нившие свой долг перед родиной, казалось бы, заслуживают вся¬
ческой заботы о них, которая в данное время могла бы выразить¬
ся в облегчении их безотрадного положения в плену путем при¬
сылки им съестных припасов». Не желая нарушать принципов
равенства и справедливости в отношении к военнопленным, а
также брать ответственность лично на себя, император ответил,
что «этот вопрос должен быть решен Советом Министров». Со¬
вмин решил выделить 150 000 рублей1. Так как русских плен¬
ных насчитывалось уже до полутора миллионов, то выходило —
по десять копеек на каждого.
Можно сказать и о финансовой помощи. В июне 1915 года,
по инициативе вдовствующей императрицы Марии Федоровны
и международного общества Красного Креста, между Россией,
с одной стороны, и Германией и Австро-Венгрией, с другой сто¬
1 Мальков А.А. Деятельность большевиков среди военнопленных рус¬
ской армии (1915—1919). Казань, 1971. С. 29.
177
Оськин М.В.
роны, было подписано соглашение о взаимном обмене инспекци¬
онными поездками сестер милосердия по лагерям военноплен¬
ных для выяснения обстоятельств жизни военнопленных. Гер¬
манский ученый Р. Нахтигаль справедливо считает, что данное
мероприятие было — гуманитарное соглашение, «выходящее за
рамки общих определений международного права. Примечатель¬
но, что достижение этого соглашения не было возможным ни в
ходе предыдущих войн, ни между Центральными державами и
западными странами Антанты»1. Державы Антанты заботились
о своих пленных через Красный Крест, тесно «завязанный» на
ведущие страны Запада. Поэтому в специальных договоренно¬
стях у Великобритании и Франции просто не было нужды.
Сама поездка состоялась в августе 1915 года. С русской сто¬
роны в Германию отправились сестры Н.Н. Оржевская, П. Казем-
Бек и Е.А. Самсонова — вдова командарма-2 ген. А.В. Самсоно¬
ва, погибшего в августе 1914 года в Восточной Пруссии. Герман¬
ская делегация: графиня А. Икскюль, баронесса Э. фон Пассов
и баронесса М. фон Вальслебен; австрийская делегация: гра¬
финя А. Ревертера де Саландра, баронесса И. Рошти, баронесса
К. фон Михалотцы. Российские сестры должны были объехать
все концентрационные лагеря, в сопровождении датских пред¬
ставителей, как нейтральной державы, и специально выделенных
германских офицеров, сопровождавших их по лагерям. Так вот,
денежная сумма, переданная сестрам милосердия для помощи
пленным, составила шестьдесят пять тысяч рублей, а к концу по¬
ездки, когда поступила информация об ужасном положении рус¬
ских пленных, было выделено еще сто тысяч рублей — мизерная
сумма в целом.
Таким образом, как справедливо отмечается исследователя¬
ми, русские власти делали все возможное, чтобы плен воспри¬
нимался солдатами именно в качестве жесточайшего наказания.
Питание русских пленных было таким, что они находились на
1 Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск,
2007. С. 83.
178
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
грани голодной смерти: «Точка зрения официальных властей на
возможность оказания помощи русским военнопленным заклю¬
чалась в том, что содержание пленных [по международным дого¬
воренностям] должно производиться из экономических ресурсов
Германии, а при таких условиях всякая материальная помощь из
России якобы усиливает ресурсы Германии и тем облегчает ей
ведение войны. При этом, однако, не учитывалось, что при жела¬
тельном ослаблении экономических ресурсов, в первую очередь
должны погибнуть миллионы пленных русских солдат»1. Слова
о «гибели миллионов» являются явным преувеличением. Двести
тысяч погибших за всю войну — факт, а прочее лишь эмоцио¬
нальная характеристика.
Отношение царизма к собственным военнослужащим дик¬
товалось обстановкой на фронтах войны. Если в начале, когда
Действующая армия включала в себя кадровые войска и людей,
ранее служивших в Вооруженных Силах, можно было быть уве¬
ренными, что массовых добровольных сдач в плен не будет, то
с весны 1915 года ситуация переменилась. Ухудшение качества
резервов, наряду с катастрофической нехваткой оружия и бое¬
припасов, что вынуждало вести бои как размен русской крови
на австро-германский металл, в широких размерах вызвали к
жизни явление сдач в плен. Нередки стали случаи, когда в плен
сдавались целые роты, а иногда даже батальоны. Двести тысяч
пленных в месяц — это норма лета 1915 года (справедливости
ради, надо указать, что в начале августа только в крепостях Но-
вогеоргиевск и Ковно в плен попали более ста тысяч русских
солдат и офицеров).
Субъективно пленные были ни в чем не виноваты. Не они го¬
товили страну к войне, не они не смогли дать войскам оружие,
не они бездарно руководили боевыми действиями. Объективно
же была права верховная власть, так как массовые сдачи в плен
грозили крушением фронта и поражением в войне. Отделить же
1 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 73.
179
Оськин М.В.
«агнцев от козлищ» было невозможно в принципе, и потому по¬
мощь не оказывалась никому. И тем, кто доблестно дрался до
последнего патрона, и тем, кто, не сумев выдержать обстрела по¬
зиции тяжелыми гаубицами, поднимал на штыке белый платок.
Но разве были они виновны перед своей Родиной: одним не была
своевременно оказана помощь, других не могла поддержать соб¬
ственная артиллерия. А для скольких причиной пленения стал
бездарный командир? О практике бессмысленных штыковых
атак ради того, чтобы присутствующий в этот момент на команд¬
ном пункте (то есть в личной безопасности) штабной офицер мог
получить Георгиевский крест как якобы участвовавший в атаке
и/или «бывший под обстрелом неприятеля», пестрят сообщения
участников войны.
В то же время не было секретом психологическое восприятие
плена не столько как личной трагедии, сколько как счастливой
возможностью уцелеть во время войны. Не все думали так, но —
большинство. Кстати сказать, именно так рассуждало и боль¬
шинство австрийских пленных, что лишний раз говорит о бес¬
смысленности и ненужности участия в Первой мировой войне
многонациональных Российской и Австро-Венгерской империй.
Данное восприятие играло против обороноспособности страны
и победной перспективы, а потому, вне сомнения, российское
военно-политическое руководство (и об этом неоднократно ска¬
зано в нашей работе) намеренно проводило политику усугубле¬
ния положения русских военнопленных, дабы трагизм пребыва¬
ния в плену перевесил кажущуюся выгоду.
Надо помнить, что многонациональный состав страны давал
различные результаты в отношении потерь. Например, охотнее
прочих сдавались в плен поляки, не испытывавшие, разумеется,
особенной симпатии к российской коронной власти и к России во¬
обще. Ведь те же австрийцы создавали национальные польские
части — легионы Ю. Пилсудского. В качестве примера можно
привести письмо простого солдата: «Кормят нас плохо... работать
гоняют каждую минуту, и ночью, и днем... Так что остается никак
на свете жить; у нас один в полку удавился, трое в плен ушли к
180
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
немцу... Эх, пропадешь ни за что... Много жидов, поляков; уходят
в плен из наших солдат к немцу»1. Кормить этих людей — неваж¬
но какой национальности — русское правительство не желало.
Русское правительство, умудренное негативным опытом, не
могло быть уверено, что плененные русские солдаты и офице¬
ры пытались сопротивляться до последнего. Случаи обратного
были слишком нередки. Тот факт, что русские военнопленные
составляли более семидесяти процентов всех пленных в Герма¬
нии, говорит сам за себя. Ведь по количеству задействованных
сил в 1914 году немцы две трети своих войск держали на Запад¬
ном фронте, и только летом 1915 года баланс качнулся почти к
паритету — 49%. Например, зимой 1915 года, во Франции нахо¬
дилось семь германских армий, в то время как в России — только
три. К осени соотношение изменилось как семь к семи. Между
тем к 10 сентября, по данным Гамбургского отделения Между¬
народного Красного Креста, в Германии находилось 913 172 рус¬
ских пленных, в то время как французов — 274 514, англичан —
24 974, бельгийцев — 41 141 чел.
Безусловно, на Восточном фронте боевые действия носили
активный характер, в то время как Западный фронт застыл в по¬
зиционной борьбе. Бесспорно, что союзники не торопились спа¬
сать Россию, сберегая собственные силы и полагая, что в громад¬
ной России людей еще надолго хватит. Но что касается общих
потерь, то с начала войны по 1 ноября 1915 года русские армии
потеряли 4 360 000 чел., а французы потеряли в 1914—1915 гг.
2 385 000 чел. То есть соотношение общих потерь — в 1,8 раза.
Пленными же — в 3,3 раза. Это — двойное расхождение. Дан¬
ные по пленным в Австро-Венгрии не рассматриваются, так как
французов здесь не было, а русские пленные «делились» между
немцами и австрийцами почти поровну.
Непосредственным результатом всех принимаемых рос¬
сийскими властями мероприятий должно было стать сокраще¬
1 Революционное движение в армии и на флоте. 1914 — февраль
1917. М., 1966. С. 152.
181
Оськин М.В.
ние количества пленных. И действительно, в летней кампании
1916 года (следует, конечно, учитывать фактор улучшения ситуа¬
ции с вооружением) русская Действующая армия потеряла в че¬
тыре с половиной раза меньше пленных, нежели за аналогичный
срок в 1915 году. Подготовка резервистов, переход стратегиче¬
ской инициативы к державам Антанты, насыщение войск тех¬
ническими средствами ведения боя и боеприпасами — все это
позволило сократить количество пленных при таких же потерях
по числу убитыми и ранеными.
Существовали и объективные причины невозможности по¬
мощи военнопленным, которые, судя по всему, играли ведущую
роль в государственной политике по данному вопросу. Главной
проблемой снабжения русских пленных стало их громадное
количество. В России не голодали и не испытывали проблем
с продовольствием, но полтора миллиона пленных к осени
1915 года — это очень большая цифра. Кормить столько здоро¬
вых мужчин слишком накладно, а противник, взявший их в плен,
обязан кормить, вот пусть и делает это. А если продснабжение
плохое, так тем, кто остался в окопах, — еще хуже.
Другая причина — расстояния и транспорт: например, при ми¬
нимальной норме в пятнадцать фунтов сухарей в месяц на челове¬
ка, требуется их более полумиллиона пудов, что составляет почти
тысячу вагонов нагрузки. Минимальная норма сала (жиров) со¬
ставляла два фунта в месяц. Переправлять такие объемы грузопо¬
токов было тяжело со всех точек зрения, и верховная власть, и без
того не желавшая снабжать пленных, отказалась от мысли о ши¬
рокомасштабной помощи. В итоге с марта 1915 года по 14 декабря
1916 года из России было отправлено государственных посылок
всего в размере 130 807 ящиков с продовольственными припаса¬
ми1. Это — на более чем два миллиона людей.
Интересно, что русское правительство, нарочито декларируя
плохое отношение к военнопленным, исподволь старалось им
1 Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне 1914—
1918 гг. М., 1920. С. 345.
182
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
помогать. Так, долгое время думали, что Бернская секция по¬
мощи русским военнопленным действует на пожертвования и
благотворительность. Однако выяснилось, что средства в Швей¬
царию шли из России, в том числе из личных средств самого им¬
ператора. Правда, в 1916 году, когда пайковые выплаты внутри
России (денежная помощь семьям призванных солдат) превыси¬
ли миллиард рублей — треть госбюджета, помощь прекратилась.
К сожалению, именно в это время наступил период общего ухуд¬
шения продовольствования русских военнопленных в Централь¬
ных державах, и теперь трагизм пленения стал несомненно пре¬
обладать над желанием уцелеть в империалистической бойне.
Однако в еще худшем положении, нежели военнопленные,
находились интернированные — так называемые «гражданские
пленные». Помимо военнопленных, в тылах воюющих госу¬
дарств содержалась масса интернированных, заподозренных
(практически всегда — необоснованно) в шпионаже и сочув¬
ствии к неприятелю. Сюда отправлялись как подданные непри¬
ятельских держав, почему-либо оказавшиеся с началом войны
на ставшей мгновенно вражеской территории, либо те категории
собственного же населения, что могли быть обвиненными в со¬
трудничестве с врагом.
Количество этих несчастных было громадным. Например, на
10 сентября 1915 года в Германии, по немецким же данным, на¬
ходилось 913 172 русских военнопленных и 73 934 гражданских
пленных. Но это далеко не полные данные. Немецким исследо¬
вателем утверждается, что «В годы Первой мировой войны в
плену в Германии находилось 6 млн. чел: солдаты и гражданские
лица, женщины и дети. Около 3,8 млн. из них были военноплен¬
ные и интернированные гражданские лица из России»1. Неясно,
идет ли здесь речь о всех Центральных державах, или только о
Германии. Но даже и в лучшем случае общее количество русских
военнопленных составило около двух с половиной миллионов
1 Ленцен И. Использование труда русских военнопленных в Герма¬
нии (1914—1918 гг.) // Вопросы истории. 1998. № 4. С. 129.
183
Оськин М.В.
человек. Следовательно, 1 300 000 — это гражданские пленные.
В то же время в России гражданские пленные: 250 000 герман¬
ских и 80 000 австро-венгерских подданных1.
Как делали гражданских военнопленных? Очень просто. На¬
пример, в имении А.И. Богданова при селе Богородицкое Баря¬
тинской волости Усманского уезда Тамбовской губернии распо¬
ряжался управляющий германский подданный некий М. Герцог.
По обвинениям Главного совета Союза Русского народа 8 августа
1914 года полицейские структуры отстраняют управляющего от
должности, начиная расследование. Суть обвинения — «откры¬
то восхваляющий немцев и поносящий русских. Пользуясь эко¬
номической зависимостью местного населения от имения, он с
наступлением войны умышленно угнетает это население, лишая
его и заработков и аренды в имении...». По проведенному рас¬
следованию, обвинения не подтвердились, однако, тем не менее,
23 августа М. Герцог по распоряжению тамбовского губернатора
был выслан в Кострому «в качестве военнопленного»2. Очевидно,
что местные крестьяне, жаждавшие улучшения условий аренды,
просто-напросто донесли на несговорчивого управляющего.
Мы говорим «очевидно», потому что фонд департамента по¬
лиции периода Первой мировой войны пестрит доносами с мест,
сообщавшими в полицию о тех или «предательских» проступках
отдельных лиц. С 1915 года, когда неприятельские подданные
«закончились», будучи отправленными вглубь страны в качестве
«гражданских пленных», в измене стали обвинять и русских
дворян. Почти всегда завуалированной целью этих доносов вы¬
ступали экономические интересы: в годы войны крестьяне уже
начинали сводить свои счеты с помещиками, чтобы закончить
этот процесс во время аграрной революции 1917—1918 гг.
Однако и здесь в числе «застрельщиков» оказалась Ставка.
Верховный Главнокомандующий уже осенью 1914 года напут¬
1 Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск,
2007. С. 88.
2 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1914, д. 141, ч. 72, л. 1.
184
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ствовал премьер-министра И.Л. Горемыкина: «считаю необходи¬
мым просить вас о безотлагательном принятии самых суровых
и решительных мер относительно подданных воюющих с нами
государств, без различия общественного положения на всем про¬
странстве империи, приравняв их к военнопленным»1. Отнюдь
не советская власть первой обозначила проблему «немцев Повол¬
жья». Масон, франкофил и покорный исполнитель воли союзно¬
го командования великий князь Николай Николаевич спешил до¬
вести русско-германское противоборство до ненавистничества.
Очень скоро Верховный Главнокомандующий распорядится от¬
правлять в ссылку фронтовиков, имевших несчастье приехать
в Россию после определенного срока, установленного свыше.
К сожалению, эта практика шпиономании, заложенная Став¬
кой первого состава, продолжится и в дальнейшем, с августа
1915 года, когда пост Верховного Главнокомандующего займет
сам император Николай И, пусть и в меньших масштабах.
В любом случае, цифры между гражданскими пленными в
России и неприятельских странах чрезмерно разнятся. До войны
существовало только понятие «военный плен». С началом войны
появилось — «гражданский плен». Этот последний только рас¬
ширялся по мере выяснения значимости для победы экономиче¬
ского фактора.
Таким образом, в ходе войны плен был распространен на
мирное население оккупированных областей: «во время Первой
мировой войны понятие плена было чрезвычайно расширено и
фактически распространилось на всех подданных, оказавшихся
во власти враждебного государства, свободная деятельность ко¬
торых признавалась правительствами государств пленения опас¬
ной с точки зрения военных задач»2. Такой подход имел массу
преимуществ. Первый и основной из них — возможность экс¬
плуатации любых масштабов. И не только на востоке. Известно,
1 ГАРФ, ф. 601, оп. 1, д. 569, л. 1.
2 Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и Рос¬
сии в годы Первой мировой войны. М., 1999. С. 17.
185
Оськин М.В.
что ограбление немцами Бельгии приняло столь необоснованные
масштабы, что угрозу поголовного голодомора бельгийского на¬
селения смогло предотвратить лишь вмешательство тогда еще
нейтральных США в лице американских организаций Красного
Креста.
Отсюда — и громадное расхождение в цифрах, так как, во-
первых, в 1915 году русские сдали западные губернии, где про¬
тивник мог проводить соответствующие репрессии. Во-вторых,
австро-венгерское руководство, раздосадованное поражениями,
резко обозначившейся зависимостью от поддержки германского
оружия и добровольной сдачей в русский плен военнослужащих-
славян, в 1915—1916 гг. провело массовые репрессии (отдельные
репрессалии начались уже в августе 1914 года) на территории
собственной Галиции, освобожденной от русских.
Репрессии, как правило, проводились по двум признакам.
Либо принадлежность к православному населению, что авто¬
матически переводило человека в категорию «сочувствующих
русским». Либо — по доносу. А о причинах доносов мы уже
говорили на примере России. В Австро-Венгрии ситуация с до¬
носительством была гораздо худшей, так как в России низы до¬
носили на вышестоящих, что делало масштабы доносительства
достаточно ограниченными. В Австро-Венгрии доносы являлись
по преимуществу горизонтальными, то есть соседскими, что во¬
влекало в их орбиту большие массы украинского населения.
В Австро-Венгрии наиболее жестокими лагерями для интер¬
нированных являлись Талергоф и Терезин, где в нечеловеческих
условиях содержались заподозренные в симпатиях к русским га¬
лицийские украинцы, и, прежде прочих — православные карпат¬
ские русины. После войны даже был выпущен так называемый
«Талергофский альманах» — «Пропамятная книга австрийских
жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом
во время всемирной войны 1914—1917 гг.». Это — свидетель¬
ства того террора и репрессий, что проводились австрийцами на
собственных же территориях Галиции. Уже впоследствии отме¬
чалось, что «С началом Первой мировой войны русские, живу¬
186
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
щие в Прикарпатской Руси, подверглись настоящему геноциду.
Австро-венгерские власти провели масштабные чистки русского
населения, жертвами которых стали несколько сотен тысяч чело¬
век — расстрелянных, повешенных, лишенных крова и замучен¬
ных в лагерях. Австрийские концлагеря Талергоф и Терезин, за¬
бытые сегодня, были первыми ласточками, предшественниками
германских Освенцима, Дахау и Треблинки. Именно в Талергофе
и Терезине была опробована политика массовых убийств мирно¬
го населения»1.
Помимо того, предвоенные договоренности международных
правоотношений говорили о солдатах-профессионалах. А тут в
плен, по сути, стали попадать уже обычные ополченцы. Отсю¬
да и все сложности с определением их статуса и подзаконности
международным правовым нормам: «Уже в самом начале войны
понятие военного плена было чрезвычайно расширено. В войне,
в которой принимали участие все массы народонаселения вое¬
вавших стран, фактически было трудно провести границу между
комбатантами и некомбатантами с точки зрения тех военных за¬
дач, которые являются основной причиной существования ин¬
ститута военного плена»2.
Соответственно, «русскими» гражданскими пленными счи¬
тали и тех австрийских подданных, что подверглись репрессиям
в годы войны со стороны своих же властей. Можно быть уве¬
ренным, что количество гражданских пленных на территории
Австро-Венгрии существенно превышало число таковых в Гер¬
мании. Некоторые интернированные находились в концлагерях
целыми семьями, включая и младенцев. Характерная выдержка
из письма: «Покорнейше прошу прислать мне здесь по вашей
возможности каких съестных припасов для моей больной дочки.
Она имеет 1 год 8 месяцев [от роду], а для меня сухарей, муки,
рису... Муж находится на войне, я и дочка моя нуждаемся в луч¬
1 Русская Галиция и «мазепинство». М., 2005. С. 15.
2 Жданов Н.Н. Военный плен в условиях мировой войны // Сборник
статей по военному искусству. М., 1921. С. 96.
187
Оськин М.В.
шей пище, а денег нет, чтобы купить». Участь этих несчастных
была ужасна и смягчалась лишь действиями Международного
Красного Креста, ибо кто же будет помогать австрийским под¬
данным, репрессированным собственным правительством?
Как только было окончательно осознано, что война закончится
еще не скоро, в недостижимом отдаленном будущем, организа¬
ция снабжения военнопленных стала приобретать черты четко¬
сти и пунктуальности, наряду с централизацией. Первоначально
русские пленные в Германии получали продукты через откупщи¬
ков, которые невероятно наживались на этом (возможно, плохое
качество продуктов в какой-то мере объясняется и этим обстоя¬
тельством, что, правда, не снимает вины с германского правитель¬
ства, в ведении которого находятся пленные по международному
праву). Дабы не расходовать продовольствие зря, летом 1915 года
в Германии по инициативе военного министерства была образова¬
на «комиссия для выработки единообразного плана питания воен¬
нопленных». Сосредоточение проблемы в руках военного ведом¬
ства позволило не то чтобы улучшить (к этому не существовало
объективных предпосылок), но наладить снабжение пленных про¬
довольствием в размерах, достаточных для выживания.
Кроме снабжения по твердым ценам, контролируемым, как
и многое прочее, военным ведомством, оптовые закупки продо¬
вольствия давали еще большую экономию. Теперь проблема пи¬
тания стала напрямую подчиняться комендантам лагерей. С это¬
го момента продовольствование пленных приобрело те черты,
что прекрасно отмечены в отчете российской сестры милосер¬
дия А.В. Тарасевич: «Все питание наших военнопленных можно
охарактеризовать так: они получают ровно столько невкусной
пищи, сколько нужно, чтобы не умереть с голоду и не чересчур
быстро истощаться. Все калории исчислены научно, и пленные
с голоду пока действительно не умирают, но ощущение голода у
них не проходит»1.
1 Цит. по: Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне
1914—1918 гг. М., 1920. С. 266.
188
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
По данным И.Ф. Рапчевского, с июня 1915 года мясной паек
для пленных представлял собой: 100 г солонины в воскресенье,
120 г свинины в среду, 120 г баранины в пятницу. Раз в неделю
вместо мяса — 30 г консервов, раз в неделю — 30 г свиного сала,
раз в неделю — 160 г кровяной колбасы к ужину. Раз в неделю к
ужину — сельдь в 160 г, два раза в неделю к обеду взамен мяса —
вяленая или соленая рыба в 150 граммов. Эти цифры представ¬
ляют официальные данные, ставшие известными в России к
1916 году. Однако на практике жизнь оказывалась не столь опти¬
мистичной, нежели на бумаге, да еще с официальной печатью.
Русский врач говорил о ситуации в лагерях для военнопленных
в 1915 году: «Мы были посланы на эпидемию тифа в солдатские
лагеря — случаи тифозных заболеваний были, но подавляющее
большинство солдат умирало от истощения — голодной смер¬
тью... все листы, на которых было написано распределение пи¬
тательных продуктов (белков, жиров, углеводов) и цифры были
фальшивые. То, что там было написано, пленный не получал ни¬
когда, это был подставной, оправдательный документ»1.
Тем не менее, повторимся, что случаи смертности, хотя и до¬
вольно многочисленные в сравнении с войнами недавнего про¬
шлого (например, русские пленные в Японии в 1904—1905 гг.),
все-таки не выходили за пределы допустимых величин. За всю
войну умерло восемь русских пленных из каждых ста, и пото¬
му применительно к 1915 году говорить о высокой смертности
именно от голода представляется преувеличением. Высокий
процент смертности давали и такие обстоятельства, как тяжелые
работы и издевательства над пленными со стороны охраны лаге¬
рей. Плюс те же самые эпидемии. Вернее было бы сказать, что
гибель русских военнопленных от эпидемических заболеваний
стала бы меньшей, в случае нормального питания. Но об этом не
могло быть и речи.
Для того чтобы организацией преодолеть общую нехватку
ресурсов, немцами был выработан специальный план питания
1 Аскольдов АЛ. Памяти германского плена. Прага, б.г. С. 31.
189
Оськин М.В.
военнопленных. Так как только русские не получали помощи
с родины, то этот план фактически относился лишь к русским.
Специалистами была тщательно исчислена та самая «научная»
норма, что охарактеризована А.В. Тарасевич. В качестве резуль¬
тата исчисления, «По мнению специалистов, германская доза пи¬
тания представляет терпимый минимум, но лишь при условии,
если действительно все указанные в плане продукты являются,
так сказать, полноценными. Но дело в том, что даже в самом пла¬
не питания имеются указания на возможность и допустимость
суррогатов, хотя и так целый ряд продуктов представляет собой
не что иное как суррогаты. На практике эта возможность при¬
вела к тому, что почти все наиболее ценные в питательном от¬
ношении продукты заменяются малоценными суррогатами...»1.
Цена пайка для пленного в день с середины 1915 года составила
58 пфеннигов, без хлеба.
К сравнению. Пленным можно было покупать пищу в лавоч¬
ках для пленных, но оплата тяжелого труда была ничтожной,
если вообще была, а цены — большими. «Спрашивается, сколько
этого продовольствия может купить себе военнопленный, когда
производительность его суточного труда оценивается на самых
тяжелых работах максимум в 10 пфеннигов, а то и в 2.50 пфен¬
нига, когда кило хлеба из испорченной муки продается там за
50 пфеннигов?»2. Одним словом, немцы всячески извлекали вы¬
году даже и в таком случае.
В то же время австро-германские военнопленные в России
питались существенно лучше, нежели их русские коллеги по не¬
счастью. В России длительное время соблюдались нормы меж¬
дународного права в том отношении, что пленный должен полу¬
чать такое же количество пищи, что и взявшие его в плен солда¬
ты противника. Вернее, соблюдение норм старались приближать
к требуемым, так как сокращения пайковых выдач практикова-
1 Альбат Г.П. К вопросу о снабжении военнопленных хлебом. М.,
1916. С. 4.
2 Рапчевский И.Ф. О питании военнопленных в Германии. Пг., 1916.
С. 33.
190
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
лись в ответ на размер пайка для русских пленных в Германии
и Австро-Венгрии. Например, согласно приказу главнокоман¬
дующего армиями Юго-Западного фронта ген. Н.И. Иванова от
20 июля 1915 года, суточная дача для неприятельского пленного
составляла следующие цифры1 *:
Продукт
Привлеченные к работам
Не работающие
Ржаные сухари
Или ржаной хлеб
Крупа
Свежее мясо или рыба
Деньги на приварок
Чай
Сахар
1 ф. 72 зол.
2.5 ф.
24 зол.
3/4 ф.
3.5 коп.
0,48 зол.
6 зол.
1 ф. 38 зол.
2ф.
24 зол.
1А ф.
2,5 коп*.
* «При условии довольствия их два раза в неделю обязательно пост¬
ной пищей».
В это время русский солдат получал паек в два с полови¬
ной фунта хлеба (столько же — работающий неприятельский
пленный), фунт мяса (пленный — меньше лишь на четверть),
сто граммов крупы (столько же и пленный), и лишь сахара
пленный получал примерно в два с половиной раза меньше
русского солдата. Характерно, что вплоть до кризисной зимы
1916/1917 г. размер пайка не сокращался. Например, паек
для австро-германских военнопленных, занятых на фронто¬
вых работах, согласно приказу главнокомандующего армия¬
ми Западного фронта ген. А.Е. Эверта от 8 февраля 1916 года,
за № 2998, составлял: 2,5 ф. хлеба, 24 зол. крупы, полфунта
мяса, 11 зол. соли, 60 зол. сырых овощей, 5 зол. сала или масла,
4 зол. подболточной муки, 3А зол. чая, 12 зол. сахара. Отметим,
что этот паек был выше, нежели паек для беженцев, которые
вовсе не получали мяса, а все прочее, кроме крупы — несколь¬
ко меньше. Или, в преддверии Брусиловского прорыва, 4 мая
1916 года Главный полевой интендант сообщил, что ежеднев¬
1 Военно-санитарный сборник Юго-Западного фронта. № 1. Берди-
чев, 1915. С. 16.
191
Оськин М.В.
ный хлебный паек для пленных, привлекаемых к окопным ра¬
ботам, — 3 фунта хлеба или 2 фунта 25,5 золотников муки1.
Даже осенью 1916 года, когда уже назревал кризис снабжения,
работавшие в пределах Юго-Западного фронта неприятельские
военнопленные, получали паек в прежних размерах.
Конечно, официальные цифры еще не означают, что они всег¬
да и везде выполнялись, однако стремление русской стороны вы¬
полнять требования международного права — налицо. Не хуже,
чем в прифронтовой полосе, австро-германцы питались и в рус¬
ском тылу. Например, ежемесячный паек пленных противника
летом 1915 года в Орловской губернии составлял: 1 пуд 30 фун¬
тов ржи, 20 фунтов крупы, по 30 фунтов сала и масла конопляно¬
го, 4 фунта соли, 1 фунт сахара2.
При таких цифрах неудивительно, что командированный в
1915 году в Омский военный округ член Комитета о военноплен¬
ных Е.Г. Шинкевич доносил, что «Внешний вид военнопленных
свидетельствует о весьма хорошем питании; болезненного вида
пленных не встречается, явно упитанные люди». Он даже сооб¬
щает, что питание австро-германских военнопленных, «можно
сказать, избыточно»3. Надо отметить, что в 1915 году большая
часть неприятельских военнопленных находилась в азиатской
части России. Возможно, поэтому, столь неплохим было снабже¬
ние пленных в Орловской губернии, так как эти люди находились
на работах, а в лагерях кормили хуже. Отечественный исследо¬
ватель отмечает, что «Немцы, работавшие в деревнях, питались
в соответствии с нормами, определенными Стокгольмской кон¬
венцией и даже лучше (работодатели просто не представляли,
как можно есть так мало), за счет работодателей... Кстати ска¬
1 Сборник руководящих приказов и приказаний VII армии. Б.м., 1917.
С. 125.
2 Белова И. Б. Военнопленные на территории Калужской и Орловской
губерний в годы Первой мировой войны // Военно-исторический журнал.
2007. № 12. С. 42.
3 Отчет Е.Г. Шинкевича по командировке в Омский военный округ...
Пг., 1915. С. 21, 62.
192
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
зать, русские солдаты в плену обычно страдали от недоедания,
вызывая не меньшее удивление европейских обывателей»1.
Иными словами, рацион питания различался настолько су¬
щественно, что вызывал удивление другой стороны. В каждой
стране у людей складываются свои пищевые привычки, пере¬
ходящие из поколения в поколение, и есть непривычную пищу
тяжело. Российский профессор делает вывод: «К немецким муч¬
ным болтушкам, иногда сильно подслащенным, наш солдат со¬
вершенно непривычен. Привыкши съедать большие количества
хлеба, а также сравнительно большие количества мяса и каши,
он при чрезвычайно скудном хлебном и мясном рационе должен
чувствовать себя постоянно отощавшим и голодным... рацион
военнопленных в Германии даже при образцовой раскладке,
преподанной прусским военным министерством, представля¬
ет с физиологической стороны еще и тот крупный недостаток,
что он состоит в преобладающей своей части из жидкой и ка¬
шицеобразной пищи, не нуждающейся в разжевывании. Начиная
с разных мучных болтушек, называемых супами и даваемых к
завтраку, а иногда и к ужину, обед представляет собой тоже род
кашицы, в которой разварена вместе мясная или рыбная дача с
картофелем, а иногда еще и другими овощами... Единственной
более плотной едой, вызывающей потребность жевания, явля¬
ется отпускаемый к ужину четыре раза в неделю картофель, в
виде картофеля в мундире или картофельного салата... При ни¬
чтожном количестве хлеба в суточном рационе, процесс жева¬
ния пищи становится для питающегося такой жидкой или по¬
лужидкой пищей не нужным. А с выпаданием этого процесса,
выделение пищеварительных соков уменьшается, почему полу¬
чаемая военнопленными чрезвычайно скудная и невкусная для
них пища, переваривается и усваивается плохо. А это, в свою
очередь, понижает их питание»2.
1 Люкшин Д. Да за нашими бабами вьются. Военнопленные в кре¬
стьянской России // Родина. 2002. № 10. С. 25, 27.
2 Рапчевский И.Ф. О питании военнопленных в Германии. Пг., 1916.
С. 26—27.
7 Оськин М. В.
193
Оськин М.В.
Также, в отличие от русских, с 1916 года отправлявших массу
военнопленных в село, дабы частично возместить нехватку рабо¬
чих рук в сельском хозяйстве, откуда была призвана в армию наи¬
большее количество бойцов, немцы старались сосредоточивать
пленных на тяжелых работах оборонного значения (прифронтовая
полоса, железные дороги, рудники, шахты). Соответственно, если
в России лучше жилось тем неприятельским пленным, что нахо¬
дились на работе, нежели тем, которые оставались в лагерях, то в
Германии зачастую дело обстояло ровно наоборот.
Причина — именно в характере производимых работ и, глав¬
ное, в том, что в России пленных кормили работодатели (чаще
всего, пища была идентичной, и лишь в помещичьих имениях
кормили хуже), то в Германии работодателем и, следовательно,
«кормильцем» почти всегда выступало государство, опиравшее¬
ся на соответствующие инструкции. Поэтому в Германии «голод
в рабочих командах [пленных] большой, потому что еда того же
типа, как и в лагерях, что при усиленной работе является более
чем недостаточным»1.
Однако же военнопленные «убегали, главным образом, с работ.
Попытки побегов из лагеря никогда не венчались успехом»2. Пре¬
жде всего потому, что лагерь располагался в отдалении от линии
фронта. Рабочие же команды часто трудились в прифронтовой по¬
лосе: «Для военных работ на фронтах германцы и австрийцы об¬
разуют из пленных особые рабочие батальоны, которые следуют
в тылу каждой из действующих армий, и на обязанности которых
лежат возведение новых, исправление старых, разрушенных ар¬
тиллерийским огнем укреплений, проведение железных и шос¬
сейных дорог, служба в обозе в качестве возчиков и нередко обслу¬
живание передовых позиций. Положение этих пленных наиболее
тяжкое»3. Тех, кому все-таки не удалось скрыться, отправляли на
1 Шуберская ЕМ. Доклад о положении военнопленных в Германии.
Пг., 1917. С. 8.
2 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 56.
3 Наши военнопленные в Германии и Австро-Венгрии. Пг., 1917.
С. 19.
194
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
самые тяжелые работы после специального барака для пойман¬
ных. Приказ австрийского военного министерства от 10 августа
1915 года предлагал следующие виды расправы с «отказниками»:
«Военнопленных надлежит использовать также для производ¬
ства работ военнооборонного характера. Военнопленные сначала
приглашаются исполнять таковые за денежное вознаграждение.
В отношении тех, кто не пожелает добровольно откликнуться на
предложение, должны быть использованы все меры убеждений, а
в случае их недействительности — угрозы — с объявлением тяж¬
ких последствий отказа. Наиболее упорствующие наказываются
соответствующим числом палочных ударов и подвешиваются к
столбу до тех пор, пока не согласятся работать. Те пленные, ко¬
торые своим примером и устным воздействием вызовут среди то¬
варищей открытое возмущение или упорное пассивное сопротив¬
ление, могут быть расстреляны»1. Военнопринудительные работы
по видам и характеристике (в %):
Вид работы
Германия
Австро-Венгрия
Фронтовые работы под огнем
5,9
5,1
Фронтовые работы вне сферы огня
27,9
39,4
Работы на военных заводах
18,7
13,9
Прочие работы на военные нужды
47,5
41,6
С января 1916 года русских пленных солдат стали наиболее
активно бросать на работы на фронтах. Здесь — самый тяжелый
труд: один обед с трудом по 13—18 часов в сутки. Как вспоми¬
нал современник, «Эти рабочие батальоны русских пленных за¬
нимались исключительно рытьем окопов, ставили проволочные
заграждения, строили шоссейные и железные дороги и мосты,
обслуживающие передовые линии немецкого фронта. Принуж¬
дались они к этим работам нечеловеческими истязаниями и
голодом»2. Находились на положении фактически рабов.
1 Цит. по: Мальков А.А. Деятельность большевиков среди военно¬
пленных русской армии (1915—1919). Казань, 1971. С. 36.
2 Базилевич М.П. Положение русских пленных в Германии. Пг., 1917.
С. 6.
7*
195
Оськин М.В.
Огромное количество русских пленных, наравне с жителями
оккупированной Бельгии и немецкими солдатами, суровой зимой
1916/1917 г. были брошены на строительство «линии Зигфрида»,
более известной как «линия Гинденбурга». На эту линию весной
1917 года отступили германские армии, что позволило немцам с
громадным уроном для врага отбить наступление французов —
«бойня Нивелля», вызвавшее ряд восстаний во французской
армии. Русская разведка констатировала, что русские пленные
широко использовались для строительства оборонительных
работ и оборудования тыловых позиций на Западном фронте1.
Те военнопленные, что копали окопы на Французском фронте,
находились в особенно тяжелом положении, и их так и называли
среди товарищей — «обреченные».
Таким образом, 6-я статья Гаагской конвенции — «Государ¬
ство может привлекать военнопленных к работам, сообразно с
их чином и способностями, за исключением офицеров. Работы
эти не должны быть слишком обременительными и не должны
иметь никакого отношения к военным действиям» — вообще не
соблюдалась. В период активных операций каждая сторона тут
же заставляла военнопленных рыть для себя окопы и готовить
укрепления. То есть — немедленно трудиться на фронтовых ра¬
ботах, что было запрещено международными конвенциями.
Как говорилось, побеги из плена часто производились именно
из рабочих команд. Следовательно, начальник команды должен
был заботиться о том, чтобы побегов не было. Достичь данного
результата можно было двумя обычными путями — «кнутом и
пряником». В условиях войны эти пути неизбежно принимали
гипертрофированные формы. С одной стороны, «пряник»: улуч¬
шение быта пленных, чтобы снизить их активность к бегству.
Например, применительно к событиям плена периода Великой
Отечественной войны, бывший советский военнопленный так
вспоминает о действиях начальника небольшого рабочего лаге¬
1 Тактические приемы германской армии по опыту боев на Сомме в
1916 году. Б.м., 1917. С. 9.
196
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ря: «Фельдфебель понимал, что никакая решетка или колючая
проволока не остановят настоящих солдат, если они захотят бе¬
жать из плена. Единственное средство против этого — хорошо
кормить пленных...»‘.
И напротив, «кнут». Когда русские пленные отказывались от
работ военного характера, их часто истязали: стояние без отдыха
по нескольку суток на плацу, голод и жажда, холодная вода зи¬
мой, арест, подвал, избиения, подвешивания, мнимые расстрелы.
Многих забивали до смерти или расстреливали. В русской прес¬
се писали: «Если из солдатских лагерей несся крик о помощи, то
из шахт и из лагерей за фронтом несся стон, полный отчаяния.
На фронт отправлялась команда пленных, доведенных голодом
и побоями до неописуемого убожества.. .»1 2. Истощение пленных
в рабочих командах часто принимало крайнюю степень дистро¬
фии. Вплоть до того, что в лагерях они «откармливались».
То есть тот скуднейший паек, что выдавался в стационарных
лагерях, воспринимался в качестве спасительного, так как здесь,
по крайней мере, не было работы. И можно было эффективнее
сохранять энергию калорий, полученных от скудного питания.
В целом, норма пайка соблюдалась, однако разница заключалась
в том, что в одном случае люди работали, сжигая калории, а в
другом — просто «сидели». Русская сторона признавала: «В Гер¬
мании и Австро-Венгрии, помимо концентрационных лагерей,
были устроены еще так называемые “рабочие лагери”. Эти ла¬
гери обычно устраивались в центрах таких районов, в которых
предполагалось дать широкое применение труду военноплен¬
ных. Причем пленные поступали в них из концентрационных
лагерей по мере того, как в данной местности создавались новые
или же расширялись уже начатые работы. Пища и режим ничем
не отличались от концентрационных лагерей, и единственное от¬
личие в условиях существования военнопленных заключалось
лишь в том, что пленные проводили в этих лагерях только ночь,
1 Владимиров Ю.В. Как я был в немецком плену. М., 2007. С. 339.
2 Аскольдов А.А. Памяти германского плена. Прага, б.г. С. 27.
197
Оськин М.В.
а днем отдельные партии их распределялись по окрестностям,
где пленные исполняли различные работы»1.
Чем дальше, тем больше пленные использовались на работах.
Во всех воюющих странах в народном хозяйстве не хватало рабо¬
чих рук. Но если западные страны Антанты могли использовать
колониальных рабочих, а в России проживало многочисленное
население, то немцам и австрийцам приходилось хуже, так как
всех взрослых мужчин трудоспособного возраста забирал фронт.
Для сравнения: в Австро-Венгрии крайним возрастом для опол¬
ченца тыловых служб считалось 52 года, а в России — 43 года.
Все-таки мужчина после сорока трех лет, уже «списываемый»
из вооруженных сил, еще очень даже способен к мирному труду.
Поэтому именно австро-германцы старались использовать мак¬
симум военнопленных противника.
Летом 1916 года шесть русских сестер милосердия в течение
восьми недель осматривали лагеря русских пленных в Германии.
Помимо прочего, было отмечено: «В солдатских лагерях всюду
сравнительно мало пленных, главная масса вся на работах, а в
лагерях остаются полуинвалиды, часть унтер-офицеров, сменя¬
ющиеся команды, пришедшие с одной работы и вскоре отправ¬
ляющиеся на другие»2. Эти сведения подтверждает и бывший
русский военнопленный. К концу 1916 года к лагерю, где содер¬
жался Ю. Кирш, было прикреплено до ста тысяч военноплен¬
ных, но в самом лагере единовременно находилось не более пяти
тысяч. Все остальные находились на работах3.
Промежуточная ситуация сложилась в Австро-Венгрии, где
переданный на частные работы пленный контролировался в
меньшей степени, нежели в Германии, но все-таки контролиро¬
вался, в отличие от России, где контроля в таких случаях поч¬
ти никогда не существовало, вплоть до момента, когда пленный
1 Обзор действий Чрезвычайной Следственной Комиссии с 29 апреля
1915 года по 1 января 1916 года. Пг., 1916. Т. 1. С. 202.
2 Шуберская Е.М. Доклад о положении военнопленных в Германии.
Пг., 1917. С. 3.
3 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 59.
198
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
вновь возвращался в лагерь. В 1916 году в Австро-Венгрии ука¬
зывали: «Продовольствие военнопленным работодатель достав¬
ляет на свои средства. Отпуск военнопленных в распоряжение
работодателя может быть поставлен в зависимость от доказан¬
ной наличности у него запасов продовольствия или от очевид¬
ной возможности своевременного их приобретения». То есть
власти параллельно рассчитывали и на контроль над наличными
запасами продовольствия в частных руках.
Контроль над распределением продуктов, как правило, огра¬
ничивался «ценными указаниями». Например, таким: «В повара
должны назначаться самые чистоплотные, надежные и умелые во¬
еннопленные. Не только потому, что надлежащее питание являет¬
ся лучшим средством сохранения трудоспособности, но и потому,
что при тяжелых хозяйственных условиях, полное использование
питательных свойств приготовляемой пищи является обязанно¬
стью каждого работодателя. Правильным распределением часов
отдыха и труда после принятия пищи достигается наилучшее ее
использование для питания организма». Правда, мясные продук¬
ты, которые всецело находились в ведении центральных органов,
можно и нужно было заказывать у военного ведомства1.
Второй этап войны несколько изменил положение русских
военнопленных в Центральных державах. Во-первых, ухудше¬
ние продовольственной базы Германии и ее союзников уменьша¬
ло пайки для пленных (оккупация Сербии зимой 1916 года была
оккупацией разоренной и истощенной территории, едва кормя¬
щей самое себя). Во-вторых, только теперь в России наконец-то
появилось подобие организации помощи военнопленным.
Восточный фронт устоял, и во время оперативной паузы
1915—1916 гг. вновь обрел свою мощь. Невзирая на локальные
успехи (Стрыпа, Нарочь), австро-германцы были обречены:
стратегическая инициатива переходила к державам Антанты.
Подготовка к наступлению позволила российским властям хоть
1 Правила австро-венгерского министерства о положении военно¬
пленных на работах в Австрии. Пг., 1917. С. 18,22.
199
Оськин М.В.
немного озаботиться положением своих граждан, находившихся
в неприятельском плену.
Как говорилось выше, поражения на фронте непосредственно
отражались на помощи. С августа 1915 по осень 1916 года дей¬
ствовало распоряжение правительства о запрете родственникам
посылать пленным сухари, сало, икру, спиртные напитки, колба¬
су и иные изделия из рубленого мяса, консервы. То есть все то,
что долго не портилось и имело шансы дойти до адресата.
Август 1915 года — это пик поражений русской Действую¬
щей армии в Первой мировой войне, и одновременно — переме¬
на Ставки, когда пост Верховного Главнокомандующего вместо
великого князя Николая Николаевича занял сам император Ни¬
колай II. Ужесточение внутренней политики (роспуск Государ¬
ственной Думы, запретительные указы военного времени, на¬
метившийся переход инициативы во внутренних делах страны к
военным кругам), наряду с обострением борьбы правительства и
оппозиции за власть (образование Прогрессивного блока и нача¬
ло «министерской чехарды»), влияло и на положение пленных.
Тем не менее постепенно запреты ослаблялись, и на их нару¬
шения (официальной отмены не было) смотрели сквозь пальцы.
Тем паче что во главе помощи русским военнопленным стояла
сама императрица Александра Федоровна. Власти всячески стес¬
няли деятельность и без того весьма немногочисленных обще¬
ственных организаций по оказанию помощи русским пленным.
Единственное исключение составлял комитет Государыни Алек¬
сандры Федоровны во главе с князем Н.Д. Голицыным. Власть
не давала обществу никакой информации о положении пленных,
и все запрещалось.
Частные посылки военнопленным стали приходить с весны
1915 года. На их мизерных объемах сказывалось сильное со¬
циальное расслоение в тылу — лишь небольшая часть русских
военнопленных получала продукты и деньги из дому. Офицеры
получали продукты только от родных, от правительства же ино¬
гда — деньги. Большинство солдат — крестьян по происхожде¬
нию, вообще ни на что не могли рассчитывать.
200
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Вдобавок запретительные циркуляры играли свою роль.
Местные почтовые отделения в России отказывались прини¬
мать продовольственные посылки от родственников русских
пленных. На каждую просьбу требовалось разъяснение из цен¬
тра. Но и без того большая часть не дошедших до адресатов
посылок погибла в самой России от халатности чиновников.
Также то, что пропало из посылок, по уверениям современни¬
ков, было украдено в России, а не в Германии. Впрочем, есть
и противоположные мнения: «Крали в плену, за малым исклю¬
чением, почти все немцы, крали то, что можно было украсть.
Крали убогие солдатские посылки, в которых бедная русская
деревня посылала черные сухари да кусок сала, крали одежду
пленных офицеров, часы, деньги». В том числе, в кражах при¬
нимал участие и офицерский состав1.
С 1916 года главную пищу для пленных в Германии составля¬
ли брюква и кормовая свекла. В дополнение: полфунта хлеба и
мучная болтушка на ужин. В то же время компетентные в проб¬
леме структуры сообщали в центр: «Переписка с военнопленны¬
ми убеждает нас, что нужда наших соотечественников в плену
очень велика. Насущнейшая нужда осуществляется в самом не¬
обходимом — в сухарях и хлебе, молоке, сахаре и табаке, а в
лазаретах еще и в рыбьем жире...»2. Удовлетворять эту нужду
ранее не спешили.
Теперь тиски правительственной политики стали ослабевать.
К тому же занятость императора делами фронта постепенно
передавала внутренние проблемы в ведение императрицы, яв¬
лявшейся инициатором смены министров. Обычно деятельность
Александры Федоровны на посту внутреннего руководителя
оценивается критически, что справедливо. Но в данном случае,
в проблеме с военнопленными, царица старалась исполнять свои
прямые обязанности.
1 Аскольдов АЛ. Памяти германского плена. Прага, б.г. С. 17.
2 Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным.
1914—1916. Б.м., 1917. С. 19.
201
Оськин М.В.
Следует добавить, что победы (Брусиловский прорыв) и по¬
ражения (Барановичи, Ковель) кампании 1916 года давали вра¬
гу минимум русских военнопленных, что сравнивалось с сот¬
нями тысяч австро-венгерских пленных, хлынувших в русское
народное хозяйство после Брусиловского прорыва. Основания
для оптимизма были, и на нарушения правил у начальства за¬
крывались глаза. Негативным фактором стало нарастание про¬
довольственного кризиса, как наиболее важной составляющей
части кризиса снабжения, внутри Российской империи, кото¬
рый к концу года принял обвальный и почти неуправляемый
характер.
С начала войны в стране распространялись брошюрки с при¬
зывами к людям оказать помощь военнопленным. На улицах го¬
родов работали специальные сборщики пожертвований. То есть
данная мера касалась, прежде всего, городских слоев — мещан¬
ства и буржуазии. Здесь люди могли что-то дать, ибо в деревне
свободных средств было немного.
Нос 1916 года, когда в Германии для русских пленных нача¬
лась голодовка (или что-то близкое к тому), уоилия о помощи вы¬
росли на порядок. Проводимый благотворительный сбор средств
позволял составлять продовольственно-вещевые посылки для
военнопленных: «За пожертвование в пять рублей в месяц тому
или другому военнопленному от имени жертвователя два раза в
месяц будет отправлено по посылке, в которой будет по два фун¬
та малороссийского сала и по восемь фунтов сухарей из черного
хлеба... Жертвуйте сами и привлекайте к этому делу обязательно
хотя бы два-три ваших знакомых, которые в свою очередь пусть
также убедят двух-трех человек прийти на помощь несчастным
русским военнопленным, которых злая судьба забросила в не¬
волю... Говорите, убеждайте, просите, умоляйте их поддержать
наших голодающих солдатиков, потому что вы знаете, что они на
краю гибели, и мы все общими усилиями должны помочь им».
Посылки составлялись нескольких категорий:
— 1 р. 50 коп.: три фунта черных сухарей, четверть фунта чая,
фунт сахара, четверть фунта махорки, четверть фунта мыла.
202
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
— 3 р. 50 коп.: смена белья, пара портянок, четверть фунта
чая, фунт сахара, полфунта мыла, четверть фунта табаку или сто
штук папирос, два фунта баранок.
— 5 р. 50 коп.: смена теплого белья и портянок, полотенце,
носовой платок, также то же, что и в посылке за 3 р. 50 коп.
— Юр.: смена теплого и смена холодного белья, пара перча¬
ток, пара носовых платков, пара носков, полотенце, фунт саха¬
ра, три фунта баранок, полфунта мыла, четверть фунта чая и сто
двадцать штук папирос1.
Адресов для пожертвований насчитывали всего два: Комитет
Государыни Императрицы Александры Федоровны по оказанию
помощи русским военнопленным, находящимся во вражеских
странах — Петроград, Шпалерная ул., д. 53. И Комиссия обще¬
ния военнопленных при Петроградском Комитете Союза горо¬
дов — Петроград, Большая Конюшенная ул., д. 12.
Действительно, с июня 1916 года к массовому снабжению во¬
еннопленных продовольствием активно приступила Объединен¬
ная организация Всероссийского земского и городского союза и
московского городского управления. Запреты были сняты (либо
не преследовались нарушения), что позволило организациям
Земгора проявить себя на данном поприще. В месяц на заготовку
сала и сухарей тратилось около полумиллиона рублей. Помощью
от Земгора снабжались двадцать девять лагерей с 380 000 плен¬
ных. Тем не менее «эти крупные затраты стали возможны бла¬
годаря ассигнованиям в распоряжение указанных организаций
значительных сумм со стороны Комитета ее Величества».
То есть как заказы военного ведомства Земгору требовали пе¬
редаче Земгору же громадных казенных сумм (получалось, что
государство платило за оказание патриотических услуг себе же
самому), так и в вопросе о помощи военнопленным происходило
аналогичное явление. Такие выплаты являлись завуалированной
попыткой верховной власти сохранить в стране гражданский мир
до победы. Как известно, надежды царизма не оправдались, и ли-
1 Якушев Дм. В плену у немцев. Пг., 1916. С. 9, 21—22.
203
Оськин М.В.
беральная оппозиция, стоявшая в том числе и во главе Земшра,
ничтоже сумняшеся, сбросила монархию в феврале 1917 года.
Одна из причин — нежелание отчитываться после войны перед
императором за истраченные казенные суммы, так как хище¬
ния и коррупция в организациях Земгора достигли невероятных
масштабов. Коррумпированные бюрократические структуры го¬
сударственного механизма могли позавидовать «патриотичной
общественности».
Посылки составлялись Земгором, но средства на это выде¬
ляло государство (реклама же целиком относилась к Земгору).
Буржуазия, невероятно наживавшаяся на военных заказах, не
торопилась раскошеливаться на благотворительность. Да и за¬
чем: если за все заплатит казна, но обществу будет сказано, что
помощь — всецело работа Земгора? Поступившие в Комиссию
общения военнопленных при Петроградском Комитете Союза
городов пожертвования составили около 75 000 рублей1. Расхо¬
ждение с ежемесячными полумиллионными затратами, выделяе¬
мыми государством на закупки продовольствия, разительное.
С другой стороны, организации Земгора выступали свое¬
образным конкурентом Комитета императрицы. Московский
городской комитет не мог работать в полную силу, так как его
деятельность чрезвычайно стеснялась властями, вплоть до тай¬
ного надзора департамента полиции и провокационных попыток
подвести деятелей Комитета под сфабрикованные обвинения в
шпионаже.
По-прежнему продолжали работать и расположенные в нейт¬
ральных странах комитеты помощи русским военнопленным.
Однако теперь они действовали исключительно на собственные
средства (пожертвования и благотворительность). Увеличение
дефицита бюджета (падение курса рубля вчетверо), покрывае¬
мого за счет внешних займов, и работа органов, расположенных
в России, сосредоточили основные усилия поддержки военно¬
1 Алъбат Г.П. К вопросу о снабжении военнопленных хлебом. М.,
1916. С. 8—10.
204
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
пленных в метрополии. Но в 1916 году (впрочем, равно и всю
войну) была полезной каждая капля. Так, Лозаннский еврейский
комитет помощи русским военнопленным в Германии и Австрии,
с конца февраля 1916 года по 1 декабря отправил в лагеря:
— хлеб — 13 859 кг,
— сухари — 2274 кг,
— сгущенное молоко — 5021 коробка,
— шоколад — 522,35 кг,
— сахар — 76,75 кг,
— чай— 159,1 кг,
— макароны — 1884 кг,
— сыр— 112,7 кг,
— сардины — 1814 коробок,
— салями — 43,47 кг,
— мясные консервы — 72 коробки,
— кубики «магги» — 2922 кубика,
— мыло — 166 кг,
— папиросы — 58 000 штук,
— табак — 33 кг.
А также — одежда, обувь, книги. Конечно, все это было вот
именно что каплей в море. Всего же в обслуживаемых Лозанн¬
ским комитетом лагерях находилось около полутора тысяч ин¬
тернированных и до шестидесяти тысяч пленных1.
В течение 1916 года продовольствование русских военноплен¬
ных в Центральных державах неуклонно ухудшалось. Все шире
применялись суррогаты, так как нормальной еды не хватало и
для самих немцев. Пленным оставлялся минимум, и теперь гово¬
рить о каком бы то ни было выполнении норм международного
права не приходилось совершенно. «Следуя правилу, что многое
предназначавшееся для корма скота, но могущее быть съеден¬
ным пленными, и должно служить для их прокормления, немцы
исключили из довольствия пленных совершенно: горох, бобы
1 Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным.
1914—1916. Б.м., 1917. С. 35,45.
205
Оськин М.В.
огородные, чечевицу, всякого рода крупу, макароны, оставивши
кроме пресловутой сои лишь кукурузную кашу и конский боб...
Картофель составляет все основание питания военнопленных, и
без него последние были бы обречены на голодную смерть...».
Картофель, выдававшийся по килограмму в день, заменил собой
все прочие продукты. Каждый день пленные получали его в обе¬
денный суп и картофельный салат на ужин. Летом из овощей еще
давали морковь, кольраби, цветную капусту, зеленые бобы. Но
зимой остались только кислая капуста, соленые бобы, сушеные
овощи. В итоге осенью 1916 года недельный паек военнопленно¬
го принял следующие официальные размеры: 200 г сахара, 500 г
муки (крахмальной, маисовой, тапиоки, сои и т.п.), 100 г солони¬
ны, 100 г жира или растительного масла, 200 г риса, 200 г полевых
(конских) бобов, 300 г бобов сои, 150 г солено-вяленой рыбы, 300 г
сельди. Также — картофель и овощи1. Как видим — сто граммов
мясопродуктов и не более полкило рыбы в неделю (не в день).
Новые цифры пайка военнопленного представляются ужас¬
ными. Однако схожим образом питалась вся Германия, и с этой
точки зрения продовольствование русских военнопленных в Гер¬
мании не столь разительно отличалось от немецкого граждан¬
ского населения. Так, 21 августа 1916 года немецкая имперская
мясная карточка установила паек в 256 граммов мяса в неделю;
на тяжелых работах полагалась прибавка в размере от 50 до
250 граммов. Таким образом, мясной паек русского пленного
был в два с половиной раза меньше, чем у гражданского немца.
Но вышеуказанный размер — это для пленного в лагере, в то
время как имперская карточка рассчитывалась на работающего,
а не иждивенца. И, наконец, кто может упрекнуть правительство
страны, что оно кормит неприятельских пленных хуже, нежели
собственных граждан?
Ясно, что ухудшение пищи для пленного вело к росту смертно¬
сти в лагерях. Ослабленный постоянным недоеданием организм
1 Рапчевский И.Ф. О питании военнопленных в Германии. Пг., 1916.
С. 19—21.
206
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
давал постоянные сбои и не мог сопротивляться болезням. Соот¬
ветственно, улучшение питания пленных предполагало ухудше¬
ние рационов питания собственного населения, на что не пошло
бы ни одно правительство. Потому-то мясо или рыба часто заме¬
нялись картофелем, однако в 1916 году не хватало и его. Урожай
картофеля насчитывал лишь 55% от довоенного 1913 года, взятого
за 100%, в то время как урожай зерна снизился не столь катастро¬
фично: до 72—80% (по различным оценкам). Это при том, что до
войны более четверти потребляемого продовольствия Германия
импортировала (но правда и то, что уровень потребления в Герма¬
нии тогда был одним из крупнейших в мире).
«Гениально организованный голод» в 1916 году прогресси¬
ровал. Карточный паек в Германии в сутки составлял: хлеб —
двести семьдесят граммов, мясо — тридцать пять граммов,
жиры — двенадцать с половиной граммов, картофель — четы¬
реста граммов1. К ноябрю 1917 года положение почти не изме¬
нилось, несмотря на оккупацию Румынии. Захват Румынии, до
войны являвшейся третьим экспортером хлеба в Европе, не смог
восполнить объективных потерь. Суточный паек внутри Герма¬
нии составлял триста граммов хлеба, четыреста граммов карто¬
феля, тридцать граммов крупы, тридцать пять граммов рыбы или
мяса, девять граммов жиров, двадцать семь граммов сахара.
Еще лучше считать в энергетической ценности. Минималь¬
ное количество для работающего мужчины — 3300 калорий.
В 1915 году паек составлял 2195 калорий (71% — углеводы), но
паек осени 1916-го — 1344, лета 1917-го — 1100 калорий2. Что
при этих цифрах оставалось на долю русских военнопленных?
Безусловно, процветала и тайная торговля. Поддержка же от нее
была минимальной: «В самые голодные годы в лагере можно
было достать провизию, но стоила она, конечно, непомерно до¬
рого, и была доступна лишь немногим»3.
1 Шифман М.С. Война и экономика. М., 1964. С. 42.
2 Дикс А. Война и народное хозяйство по опыту Германии в мировую
войну 1914—1919 гг. М., 1926. С. 86.
3 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 41.
207
Оськин М.В.
Суть продовольствования пленных в Германии заключалась
в следующем: малый паек в связи с общей блокадой блока Цен¬
тральных держав, когда недоедали не только гражданские лица,
но и солдаты на фронте. Поэтому для пленных, вполне логично
снабжаемых по остаточному принципу, нормальным явлением
стало отвратительное качество продуктов, по воспоминаниям
современников, вплоть до желудей и каштанов. Нормой стали
тухлое мясо и рыба. Неудивительно, что в 1916 году резко растет
число побегов из плена.
Одним словом, количество побегов из плена и продоволь¬
ствование военнопленных находились в тесной взаимосвязи
друг с другом. Люди не желали погибать зря, и потому бежали
даже и без надежды на успех: «побегов было особенно много
в шестнадцатом и семнадцатом годах, когда положение в ла¬
герях ухудшилось и начали кормить совсем плохо... Убежать
из лагеря было легким делом. Ночью можно было подлезть
под проволочный забор, охранявшийся весьма слабо, одним
примерно часовым на каждые 150—200 метров, да и часовые
были из ландштурма — слабые, пожилые люди, вооруженные
старинными винтовками, вроде наших берданок. Главная труд¬
ность побега заключалась в том, чтобы суметь пробраться че¬
рез всю страну до самой линии фронта. Насколько я знаю, это
удавалось очень немногим, и почти всех бежавших схватывали
через один-два дня и доставляли обратно в лагерь. Наказание
за побег было не строгое — две недели ареста, и вот многие
уже бежали просто потому, что чересчур тяжело и скучно было
в лагере, и хотелось побродить по стране... Беглецов губило
незнание языка и местности и отсутствие австрийской одеж¬
ды. Ловили беглых жандармы, и они же привозили их обратно
в лагерь... [австрийскому лагерному начальству], в сущности,
было все равно — побеги происходили из всех лагерей, осо¬
бых опасений австрийцам они не внушали и считались в поряд¬
ке вещей»1. Что же касается результатов побегов из лагерей в
1 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 50—51.
208
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Германии, то здесь «меньше шести месяцев за побег наказания
не бывает»1.
Как видим, отношение к пленным в германских и австрий¬
ских концентрационных лагерях все-таки существенно различа¬
лось. Другой вопрос, что изменить ситуацию было невозможно:
улучшения пищи для пленных не предвиделось, и впереди было
только ухудшение. Вероятно, поэтому австрийское начальство,
помня и об огромном количестве австро-венгерских военнослу¬
жащих в русском плену, достаточно лояльно относилось к побе¬
гам, ограничиваясь формальным наказанием.
Нельзя не сказать, что другим фактором увеличения количе¬
ства побегов служили победы на фронтах войны. И здесь водораз¬
дел виден отчетливо. Устроенность лагерей для военнопленных,
равно как и осознание пленными того факта, что оказываемая им
помощь будет минимальной, произошли весной 1915 года. За¬
тем начались непрестанные поражения на фронте, дававшие но¬
вые сотни тысяч русских военнопленных. Зимой бежали редко,
так как пленные не имели хорошей одежды, да и скрыться было
сложнее.
Напротив, кампания 1916 года принесла с собой победы Юго-
Западного фронта ген. А. А. Брусилова, что побудило к новым по¬
бегам наиболее активную часть военнопленных. Всего из плена
бежали 260 000 русских военнопленных, из них 70 000 (27%) —
летом 1916 года, в период больших военных успехов русских ар¬
мий2. Это не может быть случайным совпадением. И новый взлет
бегства происходит в 1917 году, когда друг на друга опять-таки
накладываются такие факторы, как резкое ухудшение снабжения
лагерей военнопленных (итоги «брюквенной зимы») и Февраль¬
ская революция в России.
Действительно, к 1917 году кормить пленных в Германии
было уже нечем. Ежегодно усилия германских армий давали
1 Шуберская Е.М. Доклад о положении военнопленных в Германии.
Пг., 1917. С. 9.
2 РГВИА, ф. 2003, оп. 1, д. 1486, лл. 132—133, 136 об., 168—170;
Ученые записки кафедры всеобщей истории МГОПУ. М., 1996. С. 105.
209
Оськин М.В.
стране новые источники продовольствия: Бельгия и Северная
Франция в 1914 году, русская Польша — в 1915, Сербия в начале
1916, Румыния — в конце 1916 года. Однако и их не хватало.
Кроме того, в 1916 году Великобритании удалось-таки оказать
на нейтралов давление, выразившееся в сокращении объема то¬
варооборота между Германией с Голландией, Данией, Швецией.
Сам фактический глава германских вооруженных сил ген. Э. Лю-
дендорф отмечал: «Но тяжелее всего отзывалась блокада, кото¬
рой подвергли Германию державы Согласия. Все усилия немец¬
кого правительства, практиков и ученых не приводили к желан¬
ным результатам. Хлеб и жиры заменялись суррогатами, рацион
населения дошел до минимума, потребного для существования;
не только в стране, но и в армии приходилось прибегать к сур¬
рогатам из соломы и древесины для питания лошадей, иногда
и людей. Масса населения, особенно среднего класса, положи¬
тельно умирала с голоду. Голодная блокада, организованная на¬
шими врагами, бросила нас не только в физические страдания,
но и в моральное отчаяние. В Австрии положение было не луч¬
ше: Галиция была разорена войной, двукратным переходом из
рук в руки, беженством и болезнями. Венгрии хватало хлеба; она
давала часть его армии, но, в силу известного сепаратизма, пре¬
пятствовала вывозу его в Австрию, в которой царил голод. За¬
нятие в 1916 году Румынии с ее богатыми запасами, несомненно,
умерило несколько кризис, но за дальностью расстояния и в силу
расстроенного транспорта могло оказать влияние не скоро и да¬
леко не в решающей степени». Тяжелая морозная зима 1917 года,
отозвавшаяся в России Февральской революцией, ввиду рас¬
стройства транспорта и кризиса снабжения как его следствия, а во
Франции — провалом «Наступления Нивелля» и рядом военных
бунтов в войсках, в Германии получила название «брюквенной
зимы», по своему основному продукту массового потребления.
Что касается Австро-Венгрии, где находилось 56,9% русских
военнопленных, то здесь ситуация была несколько иной, неже¬
ли в Германии. Осенью 1916 года Комитет Государыни Импе¬
ратрицы Александры Федоровны по оказанию помощи русским
210
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
военнопленным, находящимся во вражеских странах, сообщал:
«Комитет считает особо важным обратить внимание жертвова¬
телей на исключительно печальное положение военнопленных,
интернированных в Австрии. Не говоря уже о недоедании, мы
укажем только на полное отсутствие у них платья, белья и обу¬
ви. До сих пор военнопленные, находящиеся в Австрии, были
наиболее забытыми.. .»*. Почему так? В нейтральных и союзных
странах было четырнадцать комитетов по снабжению русских
пленных продовольствием. Но снабжали они преимущественно
те лагеря, что находились в Германии. То есть русские пленные в
Австро-Венгрии не получали почти никакой помощи.
Данный подход был не случаен и базировался на двух «ки¬
тах». Во-первых, Австро-Венгрия являлась сельскохозяйствен¬
ной страной в большей степени, нежели Германия. Поэтому
часть австрийских лагерей снабжалась продуктами лучше, не¬
жели германские лагеря. То обстоятельство, что некоторые ла¬
геря располагались в славянских землях, еще больше улучшало
ситуацию с питанием для пленных. Но и в Австро-Венгрии не
хватало продуктов.
Кризис продовольствия в Центральных державах пытались
смягчить посредством введения в пищу суррогатов. Например,
знаменитый который являлся основным питанием
большинства населения — прибавление к муке значительного
процента картофеля. Уже 31 января 1915 года австрийское пра¬
вительство вынесло постановление о так называемом «хлебе во¬
енного времени», когда при выпечке к муке должно было приме¬
шиваться не менее пятидесяти процентов суррогатов1 2. Что тогда
говорить о 1916 годе?
Во-вторых, русские имели тот же инструмент давления на ав¬
стрийцев, что противник — на русских. Если по отношению к
немцам русские взяли в восемь-девять раз меньше пленных, то
1 Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным.
1914—1916. Б.м., 1917. С. 24.
2 Рубинштейн Е.И. Крушение австро-венгерской монархии. М., 1963.
С. 80.
211
Оськин М.В.
соотношение с австрийцами было равным, или даже лучшим в
пользу русских. Поэтому ухудшение положения русских военно¬
пленных в Австро-Венгрии отзывалось ухудшением положения
австрийских пленных в России. Следовательно, австрийцы были
вынуждены с куца большим уважением относиться к нормам
международного права, нежели немцы, которые приоритетное
внимание отдавали французам и англичанам, а не русским.
Конечно, исправить объективную ситуацию было невоз¬
можно, но австрийское правительство не могло не учитывать
помощи собственным гражданам, пусть 65% австрийских плен¬
ных и составляли славяне (невзирая даже на обвинения славян
в отсутствии должного сопротивления, а то и преднамеренной
сдаче в плен, факты чему, разумеется, были). Брусиловский про¬
рыв передал в русский плен еще несколько сотен тысяч австро¬
венгерских военнопленных. Поэтому австрийское правительство
в 1916 году разрабатывает новую инструкцию по обращению с
пленными. До 1916 года пленные получали паек, схожий с не¬
мецким. О пайке пленного этот документ говорил: «...питание
военнопленных рабочих должно быть аналогично питанию
местных вольных полевых рабочих; но при всех обстоятельствах
оно должно быть достаточно и здорово. Более высокие, чем для
местных рабочих, пищевые порции военнопленным воспреща¬
ются, при том, однако, естественном предположении, что мест¬
ные рабочие питаются удовлетворительно»1.
Говорить об «удовлетворительности» снабжения особенно не
приходилось. Тем не менее питание русских пленных в Австрии,
как правило, было лучше, нежели в Германии. Именно поэто¬
му длительное время помощь оказывалась германским лагерям,
так как в сравнении с ними австрийские лагеря находились в
лучшем положении. Паек военнопленного в Австро-Венгрии в
1916 году: завтрак — 200 г стручковых овощей или 140 г муки с
70 г жира и чай или кофе с сахаром — не свыше 200 г в неделю.
1 Правила австро-венгерского министерства о положении военно¬
пленных на работах в Австрии. Пг., 1917. С. 20—21.
212
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Обед и ужин: мясо или мясные суррогаты — не менее 100 г све¬
жего мяса в неделю, 100 г солонины не более двух раз в неделю,
2 селедки или 150 г сушеной трески в день, в два обязательных
постных дня — 400 г овощей или 150 г муки с 25 г сахара. Для
похлебки — не свыше 70 г муки и 100 г жира в неделю. Овощи:
800 г картофеля или 250 г стручковых овощей, 300 г кукурузы,
500 г кислой капусты или квашеной репы с 300 г картофеля или
500 г свежих овощей. Два раза в неделю давались квашеные ово¬
щи. Также — приварочные средства — соль, лук, уксус и т.д. Для
тяжелых работ: +50% овощей, +100% жира и сахара. Тогда же
австрийцы жестко констатировали: «Порции муки, хлеба и мяса
не повышаются ни в каком случае». В целом, пленный не мог
получить свыше трех с половиной килограммов хлебопродуктов
в неделю (напомним, что армейский паек в России — килограмм
хлеба в день). Рекомендованная пищевая ведомость для работа¬
ющего пленного на неделю1:
День
Завтрак
Обед
Ужин
Воскресенье
Консерви¬
рованный
кофе (23 г)
Гуляш из свежего мяса
(100 г) с картофелем
(400 г), 10 г муки, 10 г
жира, 5 г лука, 0,5 г перца
Суп из бобов
(100 г) с картофе¬
лем (200 г)
Понедельник
Чай (2 г)
с сахаром
(15 г)
Треска (150 г) с карто¬
фелем (600 г), 20 г муки,
15 г жира, 20 г соли, лук
и перец
Суп из гороха
(100 г) и крупы
(25 г)
Вторник
То же
Кислая капуста (350 г) с
картофелем (500 г), мука,
жир, соль, лук и перец
Суп из бобов
с картофелем
(см. воскресенье)
Среда
То же
Солонина (100 г) с карто¬
фелем (400 г), мука, жир,
соль, лук и перец
Суп из крупы
(125 г) и картофе¬
ля (200 г)
Четверг
То же
Треска с картофелем
(см. понедельник)
Суп из бобов
с картофелем
(см. воскресенье)
1 Правила австро-венгерского министерства о положении военно¬
пленных на работах в Австрии. Пг., 1917. С. 45—47.
213
Оськин М.В.
День
Завтрак
Обед
Ужин
Пятница
То же
Полента (мучная каша)
(200 г кукурузной муки)
с сухарями (120 г мягкой
муки), соль, жир, сахар
(25 г), лук
Полента (50 г
муки) с крупой
(200 г)
Суббота
То же
Кислый бобовый суп
(100 г) с маринованной
сельдью (200 г) и карто¬
фелем (200 г)
Гороховый суп
(125 г гороха)
К ужину также полагалось 2 грамма чая с 15—20 граммами
сахара.
Положение с продовольствием в Австро-Венгрии также по¬
степенно ухудшалось. В кампании 1916 года бои в Галиции шли
с конца мая по начало октября, с неутихающей яростью, не да¬
вая, что называется, ни минуты отдыха. Всю осень, до января
шли бои в Румынии, где были задействованы и австрийские сое¬
динения, а русская 9-я армия ген. П.А. Лечицкого поддерживала
румын непрестанными атаками в Южных Карпатах.
Правительство делало все возможное, чтобы накормить сол¬
дат, но для гражданского населения ресурсы иссякали на глазах.
Венгерские исследователи пишут: «С 1916 г. дневная порция
солдата первой линии составляла 70 декаграммов хлеба, 37 де¬
каграммов мяса, 10 декаграммов овощей, 2 декаграмма жира, две
банки кофейных консервов и 10 сигарет. К 1918 г. порции были
уменьшены до 50 декаграммов хлеба и 18 декаграммов мяса.
Иногда солдаты оставались без всякого снабжения в течение
многих дней... Надо добавить, что все с нетерпением ждали по¬
сылок из дома и рождественских посылок из тыловых благотво¬
рительных организаций с продовольствием, сигаретами и други¬
ми продуктами. Использовалось и то, что удавалось захватить у
противника»1. Однако в тыловых частях кормили совсем не так.
Как видно, к концу 1916 года русским военнопленным пришлось
нелегко и в австрийских лагерях.
1 Последняя война Российской империи. М., 2006. С. 235.
214
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Таким образом, германцы пытались организацией, порядком
распределения и голодным равенством добиться хотя бы мини¬
мального исполнения норм международного права, требовавше¬
го кормить пленных противника таким же образом, что и соб¬
ственных солдат. Исполнить их в полной мере было невозможно
по ряду объективных причин, и, честно говоря, противоборству¬
ющие стороны старались делать то, что можно было сделать.
Пленный русский офицер вспоминал: «В общем же, немцам
у нас жилось неизмеримо лучше, чем нам у них, в заблокиро¬
ванной, голодной стране. Но “порядка” у немцев все же было
больше. Правила международной Женевской конвенции соблю¬
дались точно и повсеместно. Нам аккуратно выдавалось поло¬
женное жалованье. Мы сидели на общем с населением жалком
продовольственном пайке»1. В солдатских лагерях дело обстояло
не столь гладко. Но общая тенденция показана верно.
Сравнительно с австрийскими лагерями в Германии был и
свой несомненный плюс. А именно — поддержка русских во¬
еннопленных со стороны союзников, которая, впрочем, часто
принимала унизительные формы. Дело в том, что правительства
союзников Российской империи по Антанте относились к своим
попавшим в плен соотечественникам иначе, нежели в России.
Причина тому была проста — уверенность в том, что доброволь¬
ных сдач в плен не было, либо они вызывались непреодолимыми
обстоятельствами. Следовательно — помощь находившимся в
плену, не могла стать фактором своеобразного поощрения прак¬
тики оставления окопов, дабы избегнуть гибели.
С весны 1915 года союзные пленные стали получать посылки
от своих родственников, причем это дело лишь поощрялось вла¬
стями, так как здесь плен рассматривался как страдание, подвиг
во имя Родины, а не как наказание за попытку избежать гибели на
фронте, как на дело смотрели в России. Затем, как только появи¬
лась организация и статистические данные, «с осени 1915 года все
пленные Англии, Франции и Бельгии стали снабжаться именными
Георгиевич ММ. Свет и тени. Сидней, 1968. С. 12—13.
215
1
Оськин М.В.
посылками» от правительства. Одним словом, помощь союзным
пленным была четко адресной, рассчитанной на то, чтобы ни один
боец не был забыт, даже и тот, кто, по бедности или иным обстоя¬
тельствам, не мог получить помощи из дома.
Соответственно, основная масса союзных военнопленных не
нуждалась в выполнении немцами международных договорен¬
ностей в той их части, что касалась продовольствования воен¬
нопленных. В итоге союзные солдаты завели себе по нескольку
прислужников из русских, которые получали за это лагерные
пайки и остатки яств союзников. Постепенно заводились целые
штаты русских лакеев. С одной стороны, несомненно, это было
унизительно, недостойно «собратьев по оружию». С другой сто¬
роны, в отсутствие должной помощи со стороны российских
властей, поддержка союзников, пусть и такая, позволяла выжи¬
вать в плену: «И надо сказать, что прислужники по сравнению с
другими пленными жили хорошо, были сыты. Многие из боль¬
ных русских поправлялись именно как прислужники»1. Посылки
к русским приходили редко. К французам — почти каждый день.
Поэтому они и отдавали свой лагерный паек русским.
Главное здесь заключается в том, что подобная практика —
услуги в обмен на продовольствие, нормально воспринималась
солдатами обеих сторон. А именно — в качестве взаимоподдерж¬
ки в тяжелых условиях плена. Союзники помогали друг другу чем
могли: «Французы и англичане отдавали свой казенный обед не
получающим посылок русским, давали свою порцию хлеба, ино¬
гда делились и своими галетами... а русские солдаты, привыкшие
к суровой русской зиме, оказывали драгоценные услуги более
избалованным климатом и условиями жизни союзникам, при тя¬
желых зимних работах»2. То же самое подтверждает и немецкая
исследовательница: «Военнопленные из России привлекались к
тяжелейшим и опасным для здоровья и для самой жизни работам:
на шахтах, оружейных заводах, химических производствах, калий¬
1 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 57—58.
2 Аскольдов А. А. Памяти германского плена. Прага, б.г. С. 25.
216
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ных рудниках, на сооружении железных дорог, и, прежде всего, в
прифронтовых и фронтовых областях, зачастую непосредственно
в зоне боевых действий. Трудно предположить склонность к гу¬
манному обращению с ними со стороны военных властей. Так как
российское правительство не имело возможности — как, напри¬
мер, правительства Франции или Англии — влиять на улучшение
отношения к русским военнопленным в Германии, их положение
во время войны и после перемирия было значительно худшим,
нежели французских или английских... В то время как имевшие
высшее образование военнопленные из Англии и Франции осво¬
бождались от тяжелой физической работы, это ограничение не
распространялось на военнопленных из России. Плохое физиче¬
ское состояние русских пленных тоже не было причиной их осво¬
бождения от тяжелой работы.. ,»1.
Можно привести несколько цифр для сравнения. С начала
войны до 1 мая 1916 года из Франции и Англии в Германию
было отправлено 22 810 995 почтовых посылок (не считая транс¬
портов с хлебом). То есть каждый союзный солдат получил бо¬
лее двадцати продовольственных посылок. В дальнейшем по¬
мощь пленным лишь нарастала. С 1 февраля 1916 по 31 января
1917 года британцы получили с родины и от благотворительных
организаций пять миллионов пакетов-подарков в среднем по
4,1 кг каждый. Французы — 22,3 млн. пакетов по 3,6 кг. С го¬
речью, исследователь подытоживает: «Информации о русских в
инголыптадских материалах нет»2.
Лагеря для пленных — способы существования
и выживания
Еще одним фактором выживания для небольшого количества
русских солдат стала их служба денщиками у русских же офице¬
ров, так как часть офицеров располагалась в специальных офи¬
1 Ленцен И. Использование труда русских военнопленных в Герма¬
нии (1914—1918 гг.) // Вопросы истории. 1998. № 4. С. 135.
2 Кантор Ю.З. Война и мир Михаила Тухачевского. М., 2005. С. 71.
217
Оськин М.В.
церских лагерях, другая часть — в офицерских отделениях при
больших солдатских лагерях: «Захваченные в плен русские офи¬
церы, после отправки их с фронта вглубь Германии и Австро-
Венгрии, либо распределялись по специальным офицерским ла¬
герям, либо содержались в общих лагерях для военнопленных,
но в особых помещениях, которые обычно возводились в стороне
от бараков пленных нижних чинов и отделялись от этих бараков
высокой оградой из колючей проволоки. Всякое общение рус¬
ских офицеров с пленными нижними чинами было строжайше
воспрещено»1. Денщики же у них были, заодно служа связую¬
щим звеном между солдатами и офицерами.
Выживание в лагерях становилось смыслом жизни, так как
бежать отваживался далеко не каждый, да и зачастую это было
просто невозможно. Соответственно, пленные ставили перед со¬
бой цель уцелеть и вернуться домой. Дабы не зависеть от слу¬
чайностей и превратностей судьбы, связанных с перебоями в
снабжении лагерей, часть пленных начинала заниматься ремес¬
ленными работами, чтобы всегда иметь возможность для обме¬
на результатов своего труда на еду. Точно так же устраивалась
и лагерная администрация. В результате «постепенно в лагере
происходил своеобразный естественный отбор пленных: выде¬
лялись самые сильные, умелые, ловкие и богатые; они устраива¬
лись отдельными группами, артелями и промышляли, чем мог¬
ли. Писаря, ремесленники и вольноопределяющиеся имели свои
особые бараки... таких бараков было пять или шесть на весь ла¬
герь, в них жили только несколько сотен самых богатых, крепких
и наиболее приспособленных к борьбе за жизнь, пленных, вся же
остальная масса должна была обходиться одним казенным пай¬
ком, скудным и недостаточным»2.
Местное население особенно ценило изделия кустарного тру¬
да. И если в Германии обмен изделий на провиант был возможен
1 См.: Обзор действий Чрезвычайной Следственной Комиссии с
29 апреля 1915 года по 1 января 1916 года. Пг., 1916. Т. 1. С. 212.
2 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 37.
218
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
лишь с представителями лагерной администрации и охраной,
то в Австрии, где после Брусиловского прорыва лагерная жизнь
стала улучшаться во многих отношениях (кроме как раз продо¬
вольствования, так как во многих городах гражданское населе¬
ние питалось почти одной брюквой), обмен проходил и с мест¬
ными жителями. Так как крестьяне всегда имели какие-то при¬
прятанные от властей запасы, то с ними шел наиболее активный
товарообмен. Кстати говоря, аналогичные процессы проходили
и в русском плену. Так, по сведениям жандармских управлений,
большинство пленных, «чтобы получить от крестьян подешевле
провизию, применяют свои знания и учат крестьян мастерству»1.
Бесспорно, обмен был неравноценен, но русский пленный, в пер¬
вую голову, должен был выживать, а не «навариваться». А поми¬
мо того, любой обмен мог происходить лишь при том или ином
посредничестве администрации либо охраны, что также требо¬
вало своих «комиссионных».
Помимо таких «кулаков», как в «Записках» К. Левина, вос¬
поминания современников в качестве привилегированных кате¬
горий называют евреев и фельдфебелей (старшин). Указывается,
что именно эти люди, среди которых, как видим, выделяют одну
категорию по национальному признаку, а другую — по долж¬
ностному, прежде прочих, сотрудничали с лагерной админи¬
страцией. Тот же К. Левин указывает на факт сотрудничества с
врагом, как основную причину трений между военнопленными:
«Ведь царская Россия владела нами даже здесь, на территории
Габсбургов, и вся наша жизнь проходила под знаком будущего
возвращения на родину»2.
Буквально две фразы о национальной принадлежности. Рус¬
ские солдаты еврейской национальности чаще всего занимали
должности писарей и прочего обслуживающего персонала не
в силу национальности или религии, как это иногда пытаются
1 Цит. по: Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей.
Челябинск, 2007. С. 511.
2 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 147.
219
Оськин М.В.
представить в грязных книжонках прокламационного характе¬
ра, а в силу владения немецким языком. Диалект идиш русского
еврея очень близок к немецкому языку, а то, что обслуга долж¬
на знать язык администрации — это вполне понятно. Данный
факт, кстати говоря, прекрасно осознавался и победителями, в
руках которых находились пленные. Достаточно вспомнить тот
момент из бессмертного произведения Я. Гашека, где бравый
солдат Швейк попадает в австрийский плен. Швейка принимают
именно за еврея, и потому нисколько не удивляются тому, что он
единственный, кто из эшелона с русскими военнопленными зна¬
ет немецкий язык. Его-то и назначают старшим по эшелону.
Бесспорно, противник прекрасно знал о неполноправности
еврейского населения (иудейского вероисповедания) в Россий¬
ской империи, чем и старался пользоваться в собственных ин¬
тересах. Поводы к тому подавало и само русское командование.
Достаточно вспомнить практику насильственной эвакуации
еврейского и украинского населения Галиции и Польши летом
1915 года, и прочие эксцессы, вызванные безумной политикой
Ставки первого состава. Были свои проблемы и в войсках, о
чем вспоминают участники войны: «К сожалению, в некоторых
русских полках антисемитизм был так велик, что евреев умыш¬
ленно заставляли идти в плен к немцам, чтобы избежать их как
будто разлагающего действия»1. Однако любой благоразумный
человек прекрасно отделяет мух от котлет. По крайней мере,
специальных лагерей для пленных евреев, в отличие от многих
других национальностей Российской империи, в Центральных
державах не было.
Что же касается фельдфебелей, то здесь следует сказать не¬
сколько подробнее. Дело в том, что (что логично) старшие в ла¬
гере назначались из унтер-офицеров и фельдфебелей. Существо¬
вала даже должность коменданта лагеря из пленных, который
выступал главным посредником в общении между пленными и
1 Свечин А.А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914—
1918 гг. М., 2005. С. 103.
220
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
лагерной администрацией. Считалось, что старшие угождали ла¬
герному начальству, доносили на своих и вообще обращались со
своими же соотечественниками хуже австрийцев.
Однако, изучая литературу о плене обеих Мировых войн,
представляется, что не все так просто. Напротив, положение
старших, невзирая на кажущуюся внешнюю привилегирован¬
ность статуса, зачастую являлось более опасным в личном
плане, нежели положение рядового военнопленного. Здесь до¬
статочно назвать прекрасные, чрезвычайно информативные и за¬
ставляющие задуматься, что война — это не выскобленное цен¬
зурой черно-белое полотно с «нашими» и «врагами», мемуары
Ю.В. Владимирова о Великой Отечественной войне — «Как я
был в немецком плену».
Старшие должны были обеспечить, во-первых, выживание
вверенных им людей, так как и в лагере оставалась иерархия чи¬
нопочитания; именно они несли свою долю ответственности за
пленных. Согласно международным договоренностям, военно¬
пленные не могли носить в концлагерях погоны, петлицы, кокар¬
ды. В России это устанавливала статья 69 «Положения о военно¬
пленных» от 7 октября 1914 года. Такой подход возмущал всех
пленных по обе линии фронта, поэтому 10 октября 1915 года
удалось договориться, и пленные воюющих держав вновь полу¬
чили право ношения погон. Данный факт повысил формальный
престиж унтер-офицерского корпуса в лагерях.
Во-вторых (на что особенно негодует К. Левин) старшие
должны были обеспечивать дисциплину в лагере, так как кол¬
лективные репрессалии по итогам той или иной «провинности»
отдельно взятого пленного (прежде всего — за побег) суще¬
ствовали всегда, ибо администрация стремилась запугать лю¬
дей принципом круговой поруки. Простой пример. Коменданты
концлагерей получали русские газеты, где говорилось что-либо
о тяжелом положении русских военнопленных. Чаще всего такая
информация просачивалась в печать после возвращения в Рос¬
сию очередной партии инвалидов или отчетов сестер милосер¬
дия миссий Международного Красного Креста. Эта информация
221
Оськин М.В.
и служила поводом для новой вспышки наказаний всему кон¬
тингенту военнопленных. Кто должен был по мере возможности
смягчать такие «вспышки»? Опять-таки старшие. О положитель¬
ных действиях таких «старших» в русском плену рассказывает
Э. Двингер, повествуя о периоде эпидемии тифа в Тоцком лагере.
Без старших, пытавшихся воздействовать на хладнокровно взи¬
равшую на распространение болезни лагерную администрацию,
умерших было бы гораздо больше. В австро-германских лагерях
ситуация была аналогичной.
Наконец, в-третьих, старшие должны были обеспечивать лояль¬
ность военнопленных к своему правительству и стране. Прежде
всего, следовало бороться с антиправительственной пропагандой,
которая не просто допускалась противником в лагерях для военно¬
пленных, но и прямо поощрялась. Среди военнопленных распро¬
странялась как антивоенная литература, так и австро-германские
газеты, выпускавшиеся на оккупированных территориях. В этих
газетах с врагами иногда сотрудничали и военнопленные1, кото¬
рых, кстати говоря, К. Левин не осуждает, так как их деятельность,
бесспорно, шла на пользу российской революции.
0 подборе литературы сообщает инспектировавшая герман¬
ские лагеря сестра милосердия: «...заглянув в небольшую биб¬
лиотеку для пленных, я убедилась, что книги были исключи¬
тельно революционного характера, был и сборник анекдотов на
императора Николая И»2. Самой распространенной литературой
для русских военнопленных, конечно, была социалистическая.
Немцы довольно рано сделали ставку на русскую революцию
как важнейшее условие победы в Первой мировой войне, по
меньшей мере, не позднее лета 1915 года, когда стало ясно, что
Россия устояла и продолжит борьбу.
Наиболее популярной была газета «На чужбине» под редак¬
цией В.М. Чернова — одного из лидеров партии социалистов-
1 Волковский Н.Л. История информационных войн. СПб., 2003. Ч. 2.
С. 91.
2 Казем-Бек П. Поездка по Германии во время войны русской сестры
милосердия. Пг., 1916. С. 16.
222
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
революционеров (эсеров), которые, как известно, в качестве при¬
оритетной формы борьбы с царизмом считали'террор. Гибель
случайных людей в терактах не рассматривалась эсерами как
негатив, так как даже и это шло на пользу революции (обычно
примером служит эпизод с взрывом дачи П.А. Столыпина, когда
погибли и были ранены десятки людей, в том числе и дети само¬
го премьер-министра, а сам он остался невредим).
От эсеров старались не отставать и другие социалистиче¬
ские партии, намереваясь воспользоваться бедственным поло¬
жением русских военнопленных в своих целях. Так, в 1915 году
лидером партии большевиков В.И. Лениным в швейцарском
Берне была создана комиссия помощи русским военноплен¬
ным. Однако помощь выражалась отнюдь не в отправке в лаге¬
ря продовольственных или вещевых посылок, а в наводнении
концлагерей революционной литературой. Супруга В.И. Лени¬
на впоследствии вспоминала: «Материальная помощь, конечно,
не могла быть очень велика, но мы помогали чем могли, писали
им письма, посылали литературу»1. Ясно, «чем могли» — анти¬
правительственной пропагандой.
Тот же самый подход практиковался всеми революционными
партиями, чьи лидеры или ведущие деятели находились в эми¬
грации. Даже странно, что в годы Великой Отечественной войны
1941—1945 гг., «лучший ученик» В.И. Ленина — И.В. Сталин,
отрицательно относился к попыткам антисоветских сил пере¬
вербовать советских военнопленных — ради справедливости
вспомнил бы практику своего «учителя». Можно упомянуть и
такой своеобразный, даже экзотический способ революционной
пропаганды: по лагерям в австрийской военной форме разъезжал
бывший «потемкинец» — участник восстания на броненосце
«Князь Потемкин-Таврический» в 1905 году2.
В отличие от Второй мировой войны, использование военно¬
пленных в качестве антивоенной силы, не говоря уже о перема¬
1 Крупская Н.К. Воспоминания о Ленине. М., 1957. С. 276.
2 Дмитриев Д. Доброволец. М.—Л., 1929. С. 38—39.
223
Оськин М.В.
нивании их на сторону противника, в период Первой мировой
войны было явлением достаточно редким. Тем не менее такие
факты были, и русские, можно сказать, лидировали в данном
отношении. Если австро-германцы пытались составлять анти¬
русские воинские формирования из поляков, прибалтов, тюрк¬
ских народностей, но особенных результатов не добились, то в
Российской империи дело с привлечением на русскую военную
службу неприятельских военнопленных обстояло совсем иначе.
В частности, в России сумели составить сорокатысячный че¬
хословацкий легион (впоследствии особенно отличившийся в
Гражданской войне в России в 1918—1920 гг.). Уже в начале де¬
кабря 1914 года Верховный Главнокомандующий разрешил по¬
ступление в первую «Чешскую дружину» военнопленных-чехов,
но только добровольцев. По словам приказа великого князя Ни¬
колая Николаевича, «такой прием признается возможным допу¬
стить тотчас по взятии в плен»1.
Свою роль в формировании чешских частей сыграло и
командование Юго-Западного фронта, чьи армии, собствен¬
но говоря, и брали в плен чехов. Так, ген. М.Д. Бонч-Бруевич
говорит, что чехословацкий корпус вообще был сформирован
по инициативе ген. М.В. Алексеева, который в 1914 году за¬
нимал пост начальника штаба Юго-Западного фронта. По сло¬
вам Бонч-Бруевича, «Алексеев полагал, что охотно сдавшиеся
русским в плен чехи и словаки — солдаты австро-венгерской
армии, могут быть использованы для военных действий про¬
тив германских войск. В лагерях для военнопленных началась
вербовка. Чехов и словаков, пожелавших переменить трудное
положение военнопленного на выгоды и преимущества сво¬
бодного солдата, сразу же освобождали и направляли во вновь
формируемый корпус. Предполагалось, что корпус этот будет
использован на французском театре военных действий»2. При-
1 Драгамирецкий В.С. Чехословаки в России 1914—1920. Париж—
Прага, 1928. С. 209.
2 Бонч-Бруевич МД. Вся власть Советам. М., 1956. С. 291.
224
«Добыл» немцев
Австрийские и германские военнопленные, взятые в плен в 1914 году
Пленные австрийские офицеры
Пленные австрийцы на московской улице
Пленные солдаты германского ландвера
Привал пленных австрийцев
Русский солдат утоляет жажду раненого австрийца
На стенах казармы во Львове изображены
формы одежды австрийских войск. Пленные австрийцы
дают объяснения их русскому офицеру
Пленные австрийские офицеры и нижние чины
Пленные немецкие пехотинцы
Крестьяне схватили переодетого немецкого шпиона
Пленные австрийцы в деревне,
с. Озеренск Смоленской губернии
Пленные германские солдаты на Невском проспекте
Допрос пленных германцев
Немцев раненых нашли
Пленные германские офицеры
Генералы Рузский и Бонч-Бруевич
Прибытие русских военнопленных в германский лагерь
Осмотр русских военнопленных германскими санитарами
Русские солдаты музицируют вместе с германским пленным
Русские и французские солдаты в германском лагере пленных
у Лангензалъца. Закутанные в одеяла пленные ждут своей очереди
после дезинфекции
Германский лагерь пленных у Лангензалъца
Старший унтер-офицер П. Панасюк,
подвергшийся мучительной пытке в плену у немцев
Русские военнопленные на поверке
Солдаты охраняют группу беженцев
Беженцы на строительстве полевых укреплений
Дети войны
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
чина перспективы использования проста. Если солдат перехо¬
дил на сторону противника, то он считался изменником и не
подлежал защите норм международного права, но, напротив,
при попадании в плен должен был быть подвергнут расстре¬
лу. Использование чехословаков в борьбе с немцами, а не ав¬
стрийцами, при том национальном конгломерате, что дрался во
Франции (англичане, французы, бельгийцы, русские, канадцы,
австралийцы и новозеландцы, португальцы, солдаты многочис¬
ленных колоний), должно было, по идее, снизить риск приме¬
нения крайних мер со стороны противника.
Нельзя забыть и про две югославянские дивизии (приняли
участие в Румынской кампании 1916 года), которыми командо¬
вали прибывшие из-под Салоник сербские офицеры. Причем в
перспективе русское руководство намеревалось придать войне
характер борьбы славянства с германизмом, в чем существен¬
ную роль должны были сыграть австрийские пленные славян¬
ских народностей. Эта идея провалилась, как всегда в России,
из-за тупоголовости чиновничества, в данном случае — воен¬
ного. А.Р. Трушнович, кадет австрийской армии, добровольно
сдавшийся русским в плен в июне 1915 года, так писал о лаге¬
ре военнопленных под Киевом: «я нашел много земляков, все
были рады, что попали в плен. Большинство желало русским
победы, но снова брать в руки оружие хотели немногие. Не
все были уверены, что русские победят. Русские же не поза¬
ботились о создании организации, которая могла бы сплотить
попавших в плен славян, а в случае неудачного исхода войны
гарантировать русское подданство и надел земли в России.
Одни боялись за судьбу оставшихся в Австрии родственников.
Другие были просто рады, что война для них закончилась»1.
Поэтому и не была создана Славянская армия, как хотели бы
в России, а только — Сербская, в которую вошли югославяне.
Точно поэтому же, в России славянские военнопленные были * 81 Трушнович А.Р Воспоминания корниловца: 1914—1934. М.—
Франкфурт, 2004. С. 32.
8 Оськин М. В.
225
Оськин М.В.
первыми привлечены к работам в народном хозяйстве, так как
считались «благонадежными»1.
Лишь после Февральской революции, когда положение воен¬
нопленных было улучшено и они стали в материальном отноше¬
нии приравнены к русским рабочим, было решено приступить к
юридическому оформлению российского гражданства. Об улуч¬
шении положения неприятельских пленных, часть из которых
участвовала даже в собственно февральских событиях в Петро¬
граде, говорят резолюции митингов, на которых пленные об¬
ращались к своим правительствам с требованием улучшить по¬
ложение русских военнопленных2. Постановление Временного
правительства от 17 июня 1917 года о приеме «в подданство Рос¬
сии неприятельских военнопленных, состоящих в рядах русской
армии или добровольческих воинских частях», стало «реальным
шагом властей по улучшению положения военнопленных». Для
получения гражданского правового статуса на срок до окончания
войны, требовались: «подача личного ходатайства желающим,
наличие отличной рекомендации от начальника его части, по¬
ручительство солидной славянской организации (если он славя¬
нин), благоприятный отзыв местных властей в случае, когда это
возможно».
Лишь в период подготовки Июньского наступления и пода¬
вления выступления большевиков 3—4 июля, лагерный режим
в лагерях пленных был ужесточен. Активных участников анти¬
правительственных митингов отправляли в тюрьмы и штрафные
лагеря. Однако подавление корниловского выступления оста¬
новило процесс возвращения к статус-кво, так как масса воен¬
нопленных переходила на позиции большевизма, впоследствии
активно участвуя в русской Гражданской войне 1918—1922 гг.
Стоит вспомнить, что такими пленными были не только венгр
Бела Кун или хорват Иосип Броз Тито, но и чех Ярослав Гашек.
1 Виноградов С.А. Югославянские военнопленные австро-венгерской
армии в России в 1914—1918 гг. // Новый часовой. 1998. № 6—7. С. 75.
2 Венгерские интернационалисты в Октябрьской революции и граж¬
данской войне в СССР. Сборник документов. М., 1968. Т. 1. С. 16—17.
226
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
С.А. Солнцева подытоживает: «Таким образом, постепенно по¬
нятие “плен” применительно к находившимся в стране непри¬
ятельским военнопленным все более размывалось, пока не ис¬
черпало себя полностью. А тысячи пленных, ставшие экономи¬
чески и отчасти политически составляющими русского социума,
обрели многие права русских граждан де-факто (военнопленные
славяне получили их даже де-юре)»1.
Суть проблемы заключалась в том, что в Германии и Австро-
Венгрии русские пленные распределялись в лагеря по нацио¬
нальностям (равно как и неприятельские пленные в России). По¬
ляки, грузины, мусульмане, украинцы, прибалты — многие из
них находились в специальных лагерях. Даже офицеры-поляки
переводились в специальные польские лагеря. Например, такие
лагеря для украинцев — Раштадт и Зальцведель в Германии,
Фрайштадт в Австро-Венгрии.
Здесь военнопленных ждало привилегированное положе¬
ние, лучшая еда, газеты на национальных языках, обучение по
образцу Центральных держав (для поляков — принципы гер¬
манской Познани или австрийской Краковщины, для украин¬
цев — австрийской Галиции, для прибалтов — германской Вос¬
точной Пруссии, для тюрок — Турции). О пленных российских
мусульманах исследователь пишет так: «Стремясь сформиро¬
вать из военнопленных боеспособные части, которые предпо¬
лагалось отправить в турецкую армию, и надеясь вызвать среди
мусульман прогерманские настроения, немецкие власти всяче¬
ски подчеркивали свое уважение к исламу. Помимо общения
с муллой, пленные мусульмане, переведенные в агитационный
лагерь Вайнберг под Берлином, получили возможность посе¬
щать специально выстроенную мечеть, пользоваться школой и
библиотекой»2.
1 Солнцева С.А. Военнопленные в России в 1917 г. (март—октябрь) //
Вопросы истории. 2002. № 1. С. 146—148.
2 Нагорная О. С. Религиозная жизнь российских военнопленных в не¬
мецких лагерях в годы Первой мировой войны // Отечественная история.
2008. №5. С. 158.
8*
227
Оськин М.В.
Однако сотрудничать с немцами соглашалось исключитель¬
но малое количество русских военнопленных, даже и малых
народностей Российской империи. Например, австро-венграм
удалось сформировать лишь отдельную стрелецкую брига¬
ду «Сич» численностью около семи тысяч человек, причем
многие сичевики происходили из австрийской Галиции и ни¬
когда не имели российского подданства. Ничего не дали уси¬
лия немцев и турок. Этот факт резко отличает мировые войны
друг перед другом: «Таким образом, усилия противника по
созданию добровольческих формирований из военнопленных
в годы Первой и Второй мировых войн дали противополож¬
ный эффект. Здесь уместно подчеркнуть, что в двадцатом веке
принципиально изменился характер войн, на который стали
влиять глобальные общественные процессы, отражавшиеся на
морально-политическом и психологическом состоянии армий
противоборствующих сторон»1. Стоит напомнить, что взято¬
го в плен в составе неприятельских войск своего гражданина,
как правило, ждал расстрел. В частности, русское Положение
о военнопленных от 7 октября 1914 года прямо указывало, что
«Русские подданные, находившиеся в неприятельских армиях
или флотах, не признаются военнопленными. По взятии их с
ними поступают по общим законам Империи».
Старших военнопленных в неприятельских лагерях обыкно¬
венно называли просто и доходчиво — «шкуры». Именно «шку¬
ры» подтягивали дисциплину: старые фельдфебеля и в лагере
считали, что пленные есть солдаты действительной службы, и
пытались усилить дисциплину, подавая порой лагерному началь¬
ству прошения о необходимости проведения строевых занятий с
русскими пленными. Понятно, что это вызывало недовольство
голодных, изверившихся людей, но были ли иные способы удер¬
жать военнопленных в лояльности? Считалось, что «шкуры» со¬
ставляли списки тех, кто выражал недовольство властями, дабы
1 Александров К.М. Армия генерала Власова 1944—1945. М., 2006.
С. 12.
228
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
подвергнуть их репрессиям после войны, но это уже кажется
преувеличением. Да и вообще...
Повествуя о «шкурах», К. Левин не жалеет эпитетов, но ведь
его воспоминания вышли в 1936 году, в Советском Союзе. Рас¬
сказывая о плене во времена монархии, мемуарист не мог не
учитывать той внутриполитической обстановки, что в этот мо¬
мент существовала в СССР. И не только мемуарист, но и изда¬
тель: с одной стороны, пленение представлялось борьбой с цар¬
ским режимом, но с другой — нельзя было давать образца для
подражания. Совершенно справедливо замечание, что «Русские
военнопленные представляли собой достаточно многочислен¬
ную (около 2,5 млн солдат и офицеров) и в силу своего опыта
совершенно особую группу русского общества в период Первой
мировой войны. Даже после масштабного освещения в прессе
нечеловеческих унижений, которым пленные подвергались в
лагерях Центральных держав, в государственных и некоторых
общественных структурах они продолжали восприниматься как
подозрительные элементы, не выполнившие своего долга перед
родиной. Поэтому публикация мемуаров и встраивание в транс¬
лируемые существующим режимом образцы толкования пред¬
ставляли этой маргинальной группе возможность избавиться от
стигмы предателей»1. Именно с этих позиций публиковались ме¬
муары в 1916—1917 гг. А затем и позже, в иной стране.
Представить себе на минуту: а как бы К. Левин описывал тех
бравших на себя в фашистских концлагерях лидерство советских
сержантов, укрывшихся во имя подпольной борьбы от регистра¬
ции коммунистов, не скрывавшихся советских офицеров в сме¬
шанных лагерях, которые в фашистских концлагерях всю Великую
Отечественную войну стремились к поддержанию патриотизма к
свой Родине, невзирая на то, что советское правительство открыто
декларировало, что пленные есть «предатели родины», в то время
как царское правительство всего лишь не старалось помогать сво¬
1 Россия и война в XX столетии. Взгляд из удаляющейся перспекти¬
вы. М., 2005. С. 52.
229
Оськин М.В.
им пленным? Наверное, пришлось бы играть в принятую в СССР
присказку об «антинародной власти» царизма и «социалистиче¬
ском отечестве»? Но и так, и так, Родина всегда остается Родиной,
и русские люди — русскими людьми, вне зависимости от того, кто
стоял у кормила управления страной — император Николай II или
генеральный секретарь ЦК КПСС И.В. Сталин. Наверное, К. Ле¬
вин и сам лично противодействовал бы попыткам вербовки совет¬
ских военнопленных в РОА ген. А.А. Власова, спасал бы людей
от газовой камеры и расстрела по «разнарядке». Для таких людей
периода Первой мировой войны у него, к сожалению, не нашлось
добрых слов, но только — «шкуры», что, наверное, зависело не
только от личных предпочтений автора, но и цензуры, которой в
СССР якобы не существовало.
Еще что касается «шкур», то по международному праву они
обладали некоторым привилегированным статусом. Для унтер-
офицеров и прапорщиков существовали как отдельные лагеря,
как например, лагерь Мешеде 17-го Франкфуртского корпуса в
Германии, так они могли содержаться и в общих лагерях. Боль¬
шая их часть находилась именно в общих лагерях, где они, пре¬
жде прочих, подвергались издевательствам со стороны лагерной
администрации: «Положение унтер-офицеров в плену очень тя¬
желое, по соглашению они работать не обязаны, а могут идти
на работу только добровольно, и вот этого-то “добровольного”
согласия всякими способами добиваются немцы». Способы при¬
менялись разнообразные: принудительная гимнастика по десять
часов в день, аресты, издевательства, избиения. Согласно между¬
народным соглашениям, унтер-офицеры не могли привлекаться
к работам. Но в отношении русских, румынских и сербских ун¬
теров это не действовало. Из русских в лагерях оставались толь¬
ко фельдфебели, как наиболее высший неофицерский чин. И вот
эти-то люди заботились о том, чтобы после войны домой вер¬
нулись не революционеры, а патриоты, пусть и испытавшие на
себе негативные превратности войны.
Еще К. Левин пишет, что больше всего побегами были не¬
довольны те, кто хорошо устроился в лагере: потому что они
230
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
боялись репрессий и ухудшения своего положения. Но это от¬
носится скорее к вышеописанным «кулакам». Воспоминания со¬
временников указывают, что в процентном соотношении больше
всего бежали из плена именно унтер-офицеры и вольноопреде¬
ляющиеся. То есть и в активном сопротивлении врагу те люди,
что относились к статусной категории старших, находились впе¬
реди основной массы военнопленных. Ну, а исключения всегда
были и будут. Были и реальные «шкуры», равно как и отчаянные
патриоты своего Отечества, вне зависимости от политического
режима в государстве. Все-таки Родина и государство — это не
одно и то же, а зачастую и слишком не синонимы.
Поэтому в неприятельском плену старшие прилагали разноо¬
бразные усилия, чтобы удержать военнопленных—озлобленных
на собственное правительство, не оказывавшее им надлежащей
помощи, — от опрометчивого шага измены Родине. Справед¬
ливо утверждение, что основная масса пленных сознавала, что
воевать не за что, что здесь живут такие же бедные крестьяне —
как же можно отобрать у них землю? Свои ростки пускала и не¬
нависть к монархическому режиму, присылавшему лишь иконки
да иногда черные сухари, так как такая помощь рассматривалась
в сопоставлении с пленными союзных держав. Вдобавок, с по¬
ощрения администрации, лагерными библиотеками заведовали,
как правило, пленные, склонные к социализму.
Сам же К. Левин пишет, что к 1917 году «армия военноплен¬
ных разложилась гораздо раньше, чем армия на фронте, и стала
огромным сборищем отчаявшихся и озлобленных людей. Среди
них было бы смешно вести какую-нибудь патриотическую про¬
паганду. Они со скукой и презрением относились ко всему тому,
что не касалось их собственной участи. Они медленно вымира¬
ли и видели, что царское правительство бросило их на произ¬
вол судьбы, как только они стали ему не нужны. Лишь редкие
письма и иногда холщовые мешочки с черными сухарями при¬
ходили с далекой родины»1. Честно говоря, даже интересно, что
1 Левин К. Записки из плена. М., 1936. С. 215
231
Оськин М.В.
он написал бы о периоде Великой Отечественной войны? Тогда
приказ № 270 от 16 августа 1941 года приказывал всех пленных
считать дезертирами, а их семьи подлежали аресту, как семьи
нарушивших присягу и предавших Родину. Стоит ли удивляться
мизерному коллаборационизму в 1914—1917 гг., в сравнении с
сотнями тысяч коллаборационистов в 1941—1945 гг.?
Духовной опорой сопротивления такому «презрению» стано¬
вилась религия, поддерживаемая унтер-офицерами и старшими
по лагерю. Именно они, наряду с прочими элементами быта (биб¬
лиотеки, театры, хоры, оркестры, спортивные кружки — футбол
и теннис), устраивали церкви. Недаром, австро-германское руко¬
водство настойчиво противилось допущению в лагеря священ¬
ников. Поэтому «религиозные представления военнопленных
не раз вызывали конфликты. Так, русские сестры милосердия
передали в военное министерство Пруссии жалобу пленных сол¬
дат: после неудачной попытки побега их возмущал не перевод
в штрафные команды на особо тяжелые работы, а распоряже¬
ние нашить для опознания на заднюю часть брюк перекрещи¬
вающиеся желтые полосы, что воспринималось как оскорбление
религиозных чувств»1. Действительно, на одежде пойманных
беглецов вышивались кресты из желтого коленкора — на спи¬
не, рукавах, ногах и седалище2. Между тем Гаагская конвенция о
законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 года, в
статье 18 устанавливала, что «военнопленным предоставляется
полная свобода отправления религиозных обрядов, не исключая
и присутствия на церковных, по их обрядам, богослужениях, под
единственным условием соблюдения предписанных военной
властью мер порядка и безопасности».
Австро-германцы отказывались допустить к русским воен¬
нопленным священников, хотя Синод даже подготовил добро¬
1 Нагорная О. С. Религиозная жизнь российских военнопленных в не¬
мецких лагерях в годы Первой мировой войны // Отечественная история.
2008. №5. С. 161.
2 Казем-Бек П. Поездка по Германии во время войны русской сестры
милосердия. Пг., 1916. С. 29.
232
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
вольцев, готовых поехать в плен. Примечательно, что особенно
этого — отправки священников — желала императрица Алек¬
сандра Федоровна, отлично понимавшая роль религии для че¬
ловека, оторванного от родины. Очень многое зависело от ад¬
министрации. Так, по итогам обследования германских лагерей
военнопленных в 1916 году российскими сестрами милосердия,
отмечалось, что в 14-м, 17-м и Берлинском корпусах не было свя¬
щенников в солдатских лагерях. Во 2-м корпусе — в каждом ла¬
гере свой священник1. Хуже обстояло дело в рабочих лагерях, где
удовлетворить религиозные потребности находящихся в рабо¬
чих командах военнопленных было невозможно. А ведь в таких
командах единовременно располагалось большинство пленных.
Получается, что большая часть русских пленных оставалась вне
постоянного религиозного воздействия.
Что непосредственно касается правительственной помощи
русским пленным, то, бесспорно, что критики царского режима
правы. Лишь осенью 1916 года пришел первый продовольствен¬
ный «подарок» от императрицы. В посылки входило по четыре
черствые ржаные галеты на человека. Качество галет было столь
низким, что их можно было есть только после двух суток выма¬
чивания в воде. Французы обменивали у своих русских товари¬
щей галеты, чтобы иметь очередной сувенир на память о плене.
Бесспорно, что такая «помощь» лишь усугубляла разницу в от¬
ношении к своим гражданам со стороны России и союзных го¬
сударств, солдаты которой щедро снабжались своими правитель¬
ствами. Галеты присылались вплоть до Февральской революции,
получив прозвание «Сухари Александры Федоровны»2.
Конечно, одними галетами дело не ограничилось. Однако
ресурсы для посылки пленным стали изыскиваться в обстанов¬
ке нараставшего продовольственного кризиса, и потому даже
императрица немногое могла сделать. Например, 19 декабря
1 Шуберская ЕМ. Доклад о положении военнопленных в Германии.
Пг., 1917. С. 6—7.
2 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 69.
233
Оськин М.В.
1916 года Комитет по оказанию помощи русским военноплен¬
ным, находящимся во вражеских странах, наметил в план своей
деятельности ежемесячную отправку полутысячи пудов сахара
пленным, так как их кормили все хуже и хуже. Комитет просил
Особое Совещание по продовольственному делу, в руках кото¬
рого сконцентрировалось все продовольственное дело в импе¬
рии, указать, «когда, где и по какой цене за пуд Комитет будет
иметь возможность ежемесячно получать просимое вышеозна¬
ченное количество пудов сахара-рафинада». Лишь 18 января от
исполняющего обязанности министра земледелия, гофмейстера
А.А. Риттиха, как председателя Особого Совещания по продо¬
вольственному делу, последовал ответ, где указывалось, что от¬
пуск пятисот пудов сахара ежемесячно невозможен, так как запа¬
сов нет. В виде исключения, Комитет может получить один вагон
сахара единовременно, но затем сахар не будет отпускаться до
ноября 1917 года1. Таким образом, помощь в продовольствова¬
нии военнопленных была невозможна по объективным причи¬
нам. Бесспорно, сахара в России не хватало вообще. Однако сам
ответ весьма характерен: один вагон сахара в год. Много ли по¬
мощи ожидали военнопленные в такой ситуации?
Надо отметить, что в своей политике помощи военнопленным
власти были скованы антиправительственной пропагандой. Так,
в начале 1917 года стало известно о намерении императрицы ас¬
сигновать 4,5—5 млн руб. на покупку хлеба для пересылки его
русским военнопленным. Зимой 1916/1917 г.ситуация с питанием
русских пленных резко ухудшилась, следствием чего стало увели¬
чение смертности в лагерях, так что эта мера, справедливо при¬
нимаемая как экстренная (отсюда и столь существенная сумма),
была верной. Однако оппозиционная печать, служившая рупором
для рвавшейся к власти либеральной буржуазии, не замедлила
дать очередную клевету. В этот момент немцы якобы опубликова¬
ли официальное сообщение о воспрещении подачи продуктовых
посылок для пленных, хотя пленные всегда получали продукты
ГАРФ, ф. 6809, оп. 1, д. 49, л. 19, 103.
234
1
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
через Международный Красный Крест. В итоге по столице, тут же
перекидываясь в провинцию, поползли слухи о том, что уже за¬
купленные Комитетом помощи военнопленным восемьсот тысяч
пудов хлеба «являются худо замаскированным средством помочь
германской армии и питать ее русским хлебом». То есть — «изме¬
ной» со стороны Александры Федоровны. В либеральной печати
полагали, что премьер-министр князь Н.Д. Голицын — заведую¬
щий Комитетом Н.Д. Голицын стал последним председателем Со¬
вета Министров, заняв этот пост 27 декабря 1916 года, — должен
«уберечь» императрицу от такого шага1.
Интересно, что немного раньше внутри страны проходила
мысль о сборе «какого-то миллиона рублей» для того, чтобы
переправить своим пленным продовольствие. Но это была ини¬
циатива Земгора, и потому сбор денег воспринимался положи¬
тельно. Когда же аналогичные меры пыталась предпринять им¬
ператрица, то ее обвинили в измене. Правомерен вопрос: так кто
же затягивал дело помощи военнопленным? Не лучше было бы
отлынивавшим от окопов земгусарам отказаться от пиршеств в
ресторанах (только здесь законным порядком подавали спирт¬
ное) и пересылать сэкономленные яства русским пленным?
Почему-то иные «радетели», обвиняющие царский режим в
том, что он «бросил на произвол судьбы» своих военнопленных,
в отличие от союзников, не приводят такие документы. Как мож¬
но было пересылать продовольственные посылки пленным, если
оппозиция тут же истолковывала такой благотворительный и
милосердный акт как «измену»? Буржуазия, в своем стремлении
добиться власти, не брезговала ничем, спекулируя абсолютно на
всем. А потом буржуа сами же, в своей печати, обвиняя власти в
бессердечии и отсутствии милосердия, писали о том, что голода¬
ющим русским военнопленным посылаются только иконки. Без¬
застенчивый цинизм и самая подлая ложь — эти средства были
острейшим оружием в руках либеральной оппозиции в течение
всей войны в борьбе за власть.
ГАРФ, ф. 579, оп. 3, д. 323, л. 1.
235
Оськин М.В.
После Февральской революции, преподносимой, разумеется,
в качестве «народной», ситуация не изменилась. Да и неудиви¬
тельно: буржуазия «отыграла карту» и не намеревалась оказы¬
вать помощь. Впервые правовая и дипломатическая защита для
русских военнопленных была предоставлена лишь советской
властью. Бесспорно, что большевики рассчитывали перетянуть
всех русских пленных на свою сторону, однако царская власть
не была способна даже и на такое. С мая по ноябрь 1918 года в
Германию было отправлено 107 вагонов с продовольствием для
пленных; в Австро-Венгрию — 51. Также перечислялись деньги
для закупки продовольствия на иностранных рынках. Но это про¬
исходило уже после выхода России из Первой мировой войны.
Таким образом, продовольстврвание русских пленных сол¬
дат в годы Первой мировой войны было чрезвычайно скудным
и недостаточным. Если в Российской империи неприятельские
военнопленные получали достаточно высокий продовольствен¬
ный паек, то русские пленные уже с начала 1915 года недоеда¬
ли, а затем и голодали. К 1917 году их положение резко ухуд¬
шилось. Однако действие международных норм военного права,
худо-бедно соблюдавшегося воюющими сторонами, не привело
к громадной смертности пленных.
Минимальный паек позволил сохранить жизни большинства
плененных воинов. Мировая схватка еще не успела приобрести
характер бескомпромиссной борьбы не на жизнь, а на смерть,
как двадцатью годами спустя. Так, если в период Первой миро¬
вой войны в плену умерло 8,3% русских пленных (в русском пле¬
ну — 2,5% пленных противника), то в период Второй мировой
войны, по немецким же данным, в плену погибло 57,7% совет¬
ских пленных (около 3 300 000 чел. из 5 700 000 пленных крас¬
ноармейцев). В советском плену из 3 155 000 немецких пленных
погибло 37,5% пленных немцев (1 185 000 чел.); из 232 000 сол¬
дат союзников в немецком плену погибло всего 8 348 (3,5%) *. 11 Штрайт К. Советские военнопленные в Германии // Вторая миро¬
вая война: Взгляд из Германии: Сборник статей. М., 2005. С. 234.
236
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Все познается в сравнении. Как видим, в австро-германском
плену русских военнопленных погибло в четыре раза больше,
нежели неприятельских солдат в русском плену. Погибло больше
и военнослужащих союзных держав Антанты. В своей работе по
военной статистике, подводя итоги расчетов смертности солдат
всех воюющих стран в плену, Б.Ц. Урланис пишет: «Обращает
на себя внимание тот факт, что почти три четверти всех умер¬
ших в плену были солдаты стран антигерманского блока. Этот
факт объясняется тяжелыми условиями жизни военнопленных
в Германии и Австрии»1. Главнейшим из этих условий явилась
продовольственная ситуация в Центральных державах.
Преждевременный выход России из войны не сразу изме¬
нил положения русских военнопленных. После Октября, когда
большевистским правительством было заключено перемирие на
фронте, и особенно после Брестского мирного договора 3 мар¬
та 1918 года, бывших пленных отправляли в Россию партиями
через нейтральные страны. Однако первыми отправились на
родину раненые, больные, инвалиды. Здоровые солдаты еще ос¬
тавались в плену.
После Брестского мира немцы продолжали удерживать в своих
руках массу русских военнопленных. То же самое делали и со¬
юзники после капитуляции Германии. Суть проблемы в том, что
каждый надеялся, что победителя не будут судить. Казалось, что
Россия уже вышла из войны, заключив «похабный мир», по выра¬
жению председателя советского правительства (Совета Народных
Комиссаров) В.И. Ленина, но русские пленные в основной своей
массе продолжали оставаться в неприятельских странах.
Немцы удерживали русских пленных вплоть до Ноябрьской
революции 1918 года, не желая лишаться дармовой рабочей
силы. К 1921—1922 гг. в Германии и Австро-Венгрии еще оста¬
вались около шестисот тысяч русских пленных, в большинстве
своем калеки и больные, которые не имели возможности само¬
стоятельно добраться до родины. Последние взаимные пленные
Урланис Б.Ц. История военных потерь. М.—СПб., 2001. С. 388.
237
Оськин М.В.
вернулись на свою родину только в 1922 году, причем обмен про¬
изводился на территории Латвии и Литвы.
Феномен массового пленения, как один из наиболее нега¬
тивных следствий Первой мировой войны, сыграл свою роль
в развитии европейского тоталитаризма в двадцатом столетии.
Обычно, говоря о тоталитаризме, почему-то упоминают три
государства — национал-социалистическую Германию, фа¬
шистскую Италию и большевистско-коммунистический СССР.
Однако тоталитарные тенденции широко распространились в
Европе. Это и многочисленные сателлиты Германии по Вто¬
рой мировой войне (Финляндия, Венгрия, Словакия, Болгария,
Румыния, Хорватия). Это и покорное сотрудничество с окку¬
пантами в Чехии, Голландии, Бельгии. Это и национальный
коллаборационизм Франции, спасшейся от статуса союзника
фашизма исключительно благодаря генералу Ш. де Голлю. Это
и фашистская государственность Испании и Португалии. Это и
молчаливая помощь немцам со стороны Швеции. Это и про¬
германские настроения в британской элите. Однако обо всех
этих странах в контексте фашизма в современной Европе «не
принято» вспоминать. Виноватыми остаются немцы, и теперь
еще русские, после соответствующих постановлений Парла¬
ментской ассамблеи Совета Европы, где, кажется, забывают,
что Российская Федерация делает один из наиболее крупных
взносов в общеевропейскую организацию.
Массовые подвижки Первой мировой войны стали услови¬
ем формирования новой массовой психологии. Верно пишет
О.С. Нагорная: «Именно с 1914 г. с возникновением “матери¬
ального противостояния” военный плен превратился в массовый
опыт, затрагивающий не только подвергнутых многолетнему
заключению индивидов, но и воюющие государства и обще¬
ства в целом. Лагеря военнопленных стали объектом массиро¬
ванной пропаганды и особой подсистемой воюющего общества,
выполнявшей принципиально важные в условиях нового типа
войны функции экспериментальной площадки для военных ме¬
диков и обеспечения военной экономики дешевой рабочей силой
238
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
(до 90% пленных стран Восточного фронта были привлечены к
принудительному труду). Именно здесь обнаруживаются мно¬
жественные признаки так называемых “тотальных институтов”,
в рамках которых была сформирована огромная масса людей с
пониженным порогом восприятия насилия и потенциально гото¬
вых к репрессиям»1. Опыт Первой мировой войны был приумно¬
жен в период Второй мировой войны. Причем уже в еще более
неимоверных масштабах (немцам удалось оккупировать всю Ев¬
ропу, за исключением Великобритании и Советского Союза) и
с невероятной по любым меркам жестокостью.
Вненациональная политика советской власти в нашей стра¬
не, с ее тоталитарным политическим режимом и репрессивным
инструментарием как основным методом управления государ¬
ством и обществом, стала одной из главнейших причин пора¬
жения первого периода Великой Отечественной войны 1941—
1945 гг. Массовый коллаборационизм и сдачи в плен стали
характерной приметой этого периода. Обращение советского
правительства к российскому патриотизму, переход к нацио¬
нальным установкам и ценностям (в этом ряду приоритетной
стоит восстановление статуса Русской православной церкви),
наряду с расистской политикой гитлеровского режима на окку¬
пированных территориях, помогли переломить неблагоприятно
складывавшийся ход войны.
Количество советских военнопленных в два с половиной раза
превзошло число пленных Первой мировой войны (что, кстати
говоря, вполне согласуется в соотношении с числом мобилизо¬
ванных). Большая часть их пришлась на период неудач на фрон¬
те, в период отступления, как и при царизме, что также вполне
логично. Существенная часть военнопленных сдалась в плен во¬
преки уставу (неранеными), то есть с формально-официальной
точки зрения — «добровольно», но фактически же — полностью
выполнив свой долг перед Родиной.
1 Россия и война в XX столетии. Взгляд из удаляющейся перспекти¬
вы. М., 2005. С. 31—32.
239
Оськин М.В.
Однако, как ив 1915 году, практика массового пленения гро¬
зила крушением Восточного фронта, поражением в войне, гибе¬
лью государственности. При этом, в отличие от Первой мировой
войны, когда России грозила потеря части территории и установ¬
ление финансово-экономической зависимости от Германии, по¬
ражение в Великой Отечественной войне грозило рабством наро¬
дов СССР, равно как и других народов планеты, вследствие по¬
литического курса фашистского руководства режима А. Гитлера.
Именно поэтому борьба должна была быть бескомпромиссной и
до последнего. Как только в нашей стране это понял каждый, ход
войны был переломлен, и война закончилась Великой Победой в
логове нацистского чудовища.
Перед глазами был пример Франции, в 1940 году разгром¬
ленной в кратчайшие сроки и ставшей покорным сателлитом
Германии (режим Виши). Соответственно, допустить подобного
развития событий советское правительство не могло ни в коем
случае. В мире оставалось лишь три крупных суверенных госу¬
дарства, ведших борьбу с фашизмом, — СССР, Великобритания
и США. Гибель любого из них делала победу коричневого мон¬
стра почти неминуемой.
Исходя из этого, государственная политика по отношению к
военнопленным не могла не быть гораздо более жестокой, не¬
жели политика царизма. Это надо помнить, оценивая действия
сталинского режима по данному вопросу не с точки зрения от¬
влеченного гуманизма, как будто бы мы смотрим на происхо¬
дившее откуда-нибудь с Марса или Луны, а с точки зрения ги¬
бели любой свободы на планете Земля, что стало бы неизбеж¬
ным в случае успеха гитлеровской Германии. В СССР практика
отношения к военнопленным вытекала из постановления Госу¬
дарственного Комитета Обороны от 16 июля 1941 года и при¬
каза Ставки Верховного Главнокомандования № 270 от 16 ав¬
густа 1941 года «О случаях трусости и сдачи в плен и мерах по
пресечению таких действий». Основные постулаты осуждения
пленных как изменников Родины (заочное осуждение военно¬
пленных как изменников):
240
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
— «сдавшихся в плен уничтожать всеми средствами»,
— «семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государ¬
ственного пособия и помощи»,
— семьи командиров и политработников — арестовывать
«как семьи нарушивших присягу и продавших свою Родину де¬
зертиров».
Последующие распоряжения военного командования, гро¬
зившие репрессалиями военнопленным, лишь уточняли выше¬
указанные документы. Например, шифрограмма Г.К. Жукова от
28 сентября 1941 года: «Разъяснить всему личному составу, что
все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны». Месяцем ра¬
нее руководитель СССР Председатель ГКО и Верховный Глав¬
нокомандующий И.В. Сталин принял решение лишать семьи
сдавшихся государственных пособий. Иными словами, если в
императорской России не существовало карательной политики
в отношении военнопленных, но действовали репрессивные
декларации и просто не оказывалось помощи пленным, то в
СССР почти с самого начала Великой Отечественной войны
стал проводиться жесткий государственный курс. Как извест¬
но, во исполнение данных актов была арестована и отправле¬
на в куйбышевскую тюрьму даже супруга сдавшегося в плен
нераненым офицера РККА Я.И. Джугашвили (старший сын
И.В. Сталина) Ю.И. Мельцер, которая была освобождена вес¬
ной 1943 года, после гибели мужа в немецком концентрацион¬
ном лагере Заксенхаузен.
Однако как фашисты взяли на вооружение теоретические
разработки расовой идеологемы кайзеровского периода, объяв¬
лявшего Германию «господином мира», так и советское прави¬
тельство в своих действиях по отношению к пленным исполь¬
зовали наработки предшествовавшего периода. Таким образом,
вовсе не И.В. Сталин и его соратники стали авторами идеи об
объявлении военнопленных трусами и изменниками, подлежа¬
щими уничтожению по приговору военно-полевых судов даже
и после войны, как это иногда утверждается в историографии.
Эти идеи, как показано выше, выдвигались еще в период Первой
241
Оськин М.В.
мировой войны отдельными высокопоставленными деятелями
Российской империи (как правило — генералитетом). В СССР
эти идеи были воплощены в жизнь — это правда. Но и война
была совсем не той — не на потерю геополитических преферен¬
ций (территория, экономика, ресурсы, репарации), а на потерю
суверенитета, свободы и нашей Родины — России.
Массовые сдачи в плен стали явлением, присущим русской
армии в периоды тяжелых поражений в обеих мировых войнах
двадцатого века. Впрочем, это верно и для ряда других ведущих
стран мира: достаточно вспомнить австрийцев во время Бруси¬
ловского прорыва 1916 года или французов в период герман¬
ского блицкрига во Франции в 1940 году. Следовательно, при¬
чины этого явления лежат в какой-то иной плоскости, нежели
простое обвинение в трусости и измене, что было явно выгодно
государственной власти вообще и военным властям в частности.
«Выгодно» не в смысле сиюминутного бонуса, а в перспективе
дальнейшего продолжения войны и повышения уровня боеспо¬
собности страны.
Нисколько не оправдывая солдат, сдавшихся в плен еще до
исчерпания всевозможных средств ведения боя, надо отметить
эти основные причины по отношению к периоду Первой миро¬
вой войны — теме нашего исследования:
Во-первых, массовые войны вовлекли в ряды Вооруженных
Сил огромное количество людей, ранее никогда не воевавших, а
зачастую и не служивших в армии. Неудивительно, что психика
этих людей, поддерживаемая инстинктами инертной и зачастую
невоинственно настроенной толпы, не выдерживала напряжения
современной войны. Повторимся, что люди, сдававшиеся нера¬
неными, исполнили свой долг: пленение для них являлось траге¬
дией, а не результатом неверных действий.
Но все-таки, во-вторых и в-главных, самой основной при¬
чиной массовых сдач в плен является предвоенная нераспоря¬
дительность военного ведомства и воинское неумение высше¬
го командного состава. Солдаты должны были своей кровью
покрывать неподготовленность страны к войне, бездарность и
242
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
безволие генералитета, стратегическую бесталанность Ставки
Верховного Главнокомандования, кумовство и воровство чинов¬
ных мерзавцев, наводнивших тыл, и так далее. Одно из писем в
тыл: «если зря (выделено нами) сложить голову, лучше в плен
сдаться, что и делают»1. Вот это самое «зря» и стало основной
причиной сдачи в плен тех людей, что честно и доблестно дра¬
лись на фронте, но были вынуждены своей личной трагедией по¬
крыть чужие грехи. А ведь до войны в царской армии не было
репрессий, подобных 1929—1931 и 1937—1939 гг., ослабивших
командно-интеллектуальную мощь советских Вооруженных Сил
перед Второй мировой войной.
1 ГАРФ, ф. 1807, оп. 1, д. 311, л. 82 об.
Глава 2
ДЕЗЕРТИРЫ
Дезертирство — явление «тотальной» войны
Объявление мобилизации в июле 1914 года подняло на войну
миллионы российских мужчин. В довоенных расчетах предпо¬
лагалось, что какая-то часть призывников вообще не явятся на
сборные пункты. Однако, напротив, в воинские присутствия
явилась и масса добровольцев. В том числе — и поляки, в отно¬
шении которых вообще предполагали, что не явится до двадца¬
ти процентов призывников. Явка на призывные пункты в целом
по стране достигла девяноста шести процентов, хотя военное
ведомство рассчитывало на показатель не свыше девяноста
процентов. Причем во многих пунктах являлись добровольцы,
в русской терминологии — «охотники».
Военное ведомство должно было учесть какие-то принципы
попадания на военную службу для добровольцев, жаждавших
сразиться с немцами. В результате, уже 18 июля 1914 года, как
только выяснилось, что при мобилизации на призывные пункты
явилась масса добровольцев, Начальник Главного управления
Генерального Штаба, долженствовавший занять пост Началь¬
ника Штаба Верховного Главнокомандующего, ген. Н.Н. Януш¬
кевич сообщил в Главный Штаб, отвечавший за учет людских
контингентов: «При первом же известии об объявлении у нас
244
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
мобилизации начали поступать заявления о приеме в армию в
качестве добровольцев. Удовлетворение подобных заявлений,
дающее выход известным чувствам, представляется весьма же¬
лательным... полагаю необходимым установить, что к приему в
армию в качестве добровольцев могут быть допускаемы лишь
лица, не состоящие ни в запасе, ни в ополчении 1-го разряда и не
подлежащие призыву в текущем году»1.
Таким образом, во время всеобщей мобилизации 1914 года,
кроме запасных (людей, некогда служивших в армии и в возрас¬
те до 43 лет), призыву также подлежали и мужчины 1894 года
рождения — новобранцы. Все прочие пока могли быть приняты
в Действующую армию либо добровольцами, либо вольноопре¬
деляющимися в возрасте не менее 18 лет. Следует отметить, что
причины добровольчества были самыми различными. От искрен¬
него патриотического порыва (большинство) до своеобразного
шкурного интереса. Например, известный русский писатель вспо¬
минал: «Доброволец Раков пошел на войну, чтобы лошадь выру¬
чить: думал, что если сам пойдет, лошадь вернут. И еще слышал,
что добровольцу возле обоза можно поживиться, и пошел»2.
В русской терминологии добровольцы назывались «охотни¬
ками». Возраст принимаемых в войска охотников: 18—43 года.
Таким образом, как видим, для добровольцев был установлен
тот же верхний возраст, что и для призывников (военное зако¬
нодательство не допускало призыва в Вооруженные Силы муж¬
чин в возрасте более 43 лет), но нижний — уменьшился на три
года. Соответственно, чтобы не допустить пополнения войск не¬
обученными людьми (ведь по мобилизации основная масса при¬
зывников состояла из запасных, некогда проходивших военную
службу), в Действующую армию предлагалось отправлять толь¬
ко тех, кто уже имел воинский опыт, а всех прочих — в запасные
батальоны пехоты для предварительного обучения. Дело ведь в
том, что, согласно существующим положениям, охотники могли
1 Цит. по: Арефьев Б.В. Охотник. М., 2004. С. 73—74.
2 ПриилвинМ.М. Дневники. 1914—1917. М., 1991. С. 85.
245
Оськин М.В.
быть направляемы исключительно в действующие войска, и ни в
коем случае — не в тыловые службы.
23 июля императором Николаем II были утверждены «Пра¬
вила о приеме в военное время охотников на службу в сухопут¬
ные войска». В соответствии с этим приказ военного министра
ген. В.А. Сухомлинова от 23 июля 1914 года о правилах приема
охотников (добровольцев) в армию говорил, что «охотниками
принимаются:
а) лица, подлежащие воинской повинности, но еще не явив¬
шиеся к исполнению таковой;
б) лица, явившиеся к исполнению воинской повинности, но
от таковой освобожденные, либо получившие по разным причи¬
нам отсрочки поступления на службу;
в) лица, состоящие в ополчении 2-го разряда;
г) , лица, на коих не распространяется действие Устава о во¬
инской повинности, а также отставные нижние чины...
.. .Не принимаются:
а) имеющие менее восемнадцати и более сорока трех лет от
роду;
б) лишенные всех прав состояния или всех особенных прав и
преимуществ...
в) состоящие под уголовным судом или следствием;
г) подвергшиеся по судебному приговору наказанию, со¬
пряженному с лишением права поступать на государственную
службу и
д) признанные по суду виновными в краже или мошенни¬
честве»1. Надо сказать, что попытка сохранить армию от уголов¬
ных элементов удавалась до середины 1916 года.
Бесспорно, существовали исключения. Согласно повелению
императора, в качестве охотников, но исключительно с разреше¬
ния Верховного Главнокомандующего, могли быть принимае¬
мы и женщины. Точно так же, но теперь уже с разрешения са¬
мого императора — и лица, чей возраст превысил 43 года либо
ГАТО, ф. 97, оп. 2, д. 1742, л. 9—10.
246
1
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
был ниже 18 лет. Исследователь пишет, что в июле 1915 года
«принципиальное разрешение на прием охотниками молодых
людей с 17 лет было получено, тем не менее решение в каждом
таком случае персонально принималось Высочайше по пред¬
ставляемому начальником Главного штаба списку. Этот воз¬
растной ценз для приема добровольцами устанавливался вви¬
ду того, что ранее достижения означенного возраста молодые
люди не могли поступать ни в военные училища, ни в войска
вольноопределяющимися»1.
Существовали и иные лазейки. Так, кроме центральных ор¬
ганов, ориентировавшихся на существующее законодательство,
охотниками в войска могли зачислять командования военных
округов и командиры отдельных частей, зачислявшие добро¬
вольцев в свою часть собственным приказом. Этим способом,
например, пользовались мальчишки — предтечи «сынов полка»
периода Великой Отечественной войны. Или — казаки старших
возрастов, не желавшие оставаться дома, на покое.
Одновременно, само собой разумеется*что масштабы войны
потребовали ликвидации льготных категорий по отношению к
воинской службе, которыми перед войной была богата страна,
ибо многочисленность призывников превышала необходимые
для армии контингенты призывников. С началом открытия во¬
енных действий, согласно закону от 1 сентября 1914 года, были
отменены следующие отсрочки:
— для устройства имущественных дел;
— для вступления в духовное звание;
— для учащихся в иностранных учебных заведениях.
В войсках отношение к добровольцам было разное. В том чис¬
ле и негативное. Например, М. Алданов вспоминал: «Я слышал
от боевых офицеров, что в пору мировой войны, самые плохие
солдаты выходили из добровольцев. Думаю, что это верно: так
оно было (вопреки распространенной легенде) и в период войн
Революции и Империи. Дюмурье ненавидел солдат-волонтеров;
1 Арефьев Б.В. Охотник. М., 2004. С. 107.
247
Оськин М.В.
недоверчиво относился к ним и Бонапарт...»1. Ясно, что для
кадрового офицера рекрут — это предпочтительное состояние
нижнего чина. Добровольца просто так не ударишь по лицу. На¬
конец, и среди добровольцев попадались «шкурники», об одном
из них рассказывалось в 1-й главе.
Наверное, сообщение М. Алданова страдает субъективиз¬
мом офицерства, которое, конечно, предпочитало иметь дело с
покорно-послушной солдатской массой, на которую можно было
бы успешно переносить социально-сословное отношение «ба¬
рин — крестьянин». Наверное, есть здесь и доля правды: имев¬
ший ряд льгот по службе охотник (не говоря уже о вольноопреде¬
ляющихся — первых кандидатов в прапорщики), резко отличаясь
по своему вероятному поведению, от солдат, мог выступать сво¬
еобразным центром оппозиции офицерскому влиянию на массы.
Тем более что рядовой охотник воспринимался солдатами как
«свой» даже в отличие от унтер-офицеров, которым в большин¬
стве случаев рядовые нижние чины не доверяли.
Точно так же и добровольцы были разные. Напомним, напри¬
мер, что вольноопределяющимся у Шолохова был большевик
Бунчук, который пошел на войну только потому, что иначе «все
равно бы взяли». А в этом случае простой солдат Бунчук не имел
бы ряда некоторых преимуществ, которые имел вольноопреде¬
ляющийся Бунчук. И пошел он на фронт, чтобы разносить среди
солдат пораженческие идеи, которые были взяты на вооружение
ленинской партией. Сколько было таких добровольцев, «партией
призванных»?
Есть и еще одно. Это — предпочтение охотниками воинского
труда крестьянскому труду, который обладал в глазах крестьян¬
ства единственно высшей ценностью. Нарушение вековой тра¬
диции, согласно которой «рекрутчина» воспринималась как тя¬
желейшая неизбежная обязанность для некоторых крестьянских
парней, еще не была полностью изжита населением российской
1 Литература русского зарубежья: Антология. М., 1990. Т. 1. Кн. 1.
С. 104.
248
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
деревни, несмотря на введение в 1873 году всеобщей воинской
повинности. Интересное отношение солдатской массы к добро¬
вольцам подметил Ф. Степун: «Добровольцев солдаты презира¬
ют, потому что добровольцы пришли в батарею “зря”, потому
что они ничего “настоящего” все равно делать не могут... по¬
тому, наконец, что добровольцы эти бежали от того глубоко чти¬
мого солдатами священного, полезного и посильного им домаш¬
него труда, который после их побега остался несовершенным на
полях и в хозяйствах»1.
Основная масса солдат шла на войну покорно, подчиняясь
велению высшей власти. Добровольцы же сознательно бросали
крестьянствование, разменивая его на «царскую службу», века¬
ми отождествлявшуюся с насильственной и вечной рекрутчиной.
Данный подход для крестьян был не просто непонятен, но и про¬
тивоестественен. Неудивительно, что многие охотники рано или
поздно становились унтер-офицерами, а то и отправлялись в шко¬
лы прапорщиков пехоты. С одной стороны, это обусловливалось
их психологическими качествами воина, с другой — отношением
к военной службе как таковой. Кто-то стремился на войну, а кто-
то — домой, к мирному земледельческому труду. Вспомним фразу
одного из героев шолоховского «Тихого Дона» Митьки Коршуно¬
ва: «А по мне, так хоть сто лет воевать. Люблю!»
Конечно, не добровольчество стало «головной болью» рус¬
ской армии. Напротив, Действующая армия остро нуждалась в
таких людях, которых все-таки было немного. Неудивительно:
крестьянская масса могла добровольно влиться в ряды Воору¬
женных Сил в том случае, если враг угрожал непосредственно
их дому. Пример тому показала Отечественная война 1812 года.
Пример Крымской войны 1853—1856 гг. несколько сложнее, так
как наплыв добровольцев в ополчение объяснялся намерением
выйти из-под удушающего действия крепостного права.
Потому-то массу добровольцев войска увидели в Германии и
Великобритании, где население отчетливо сознавало, что миро-
1 Степун Ф. Из писем прапорщика-артиллериста. М., 1918. С. 76.
249
Оськин М.В.
вой конфликт — это схватка за гегемонию именно между этими
странами. Здесь было соответствующее отношение к военнос¬
лужащим, характеризовавшееся презрением к тем, кто пытался
избежать фронта. Примечательно, что в России от фронта укло¬
нялись, прежде всего, представители того слоя, что пытался, в
борьбе с царизмом, приватизировать идеологию патриотизма в
свою пользу. Более всего о патриотизме «распиналась» буржуа¬
зия, и именно она же и дала максимум уклонистов — «земгуса-
ров». Именно они вели антиправительственную пропаганду, они
составляли костяк противогосударственных сил на местах, они
разлагали нижние слои города своим вызывающим поведением
«золотой молодежи». Можно вспомнить, что даже и Г.Е. Распутин
был убит одним из таких уклонистов (по слабости здоровья, кото¬
рая, впрочем, не помешала убить человека) — Ф.Ф. Юсуповым, и
отлынивавшим от фронта гвардейцем великим князем Дмитрием
Павловичем (Гвардия тогда стояла в окопах под Ковелем).
В ведущих империалистических державах молодежь действо¬
вала под импульсом милитаристской пропаганды. В Германии из
добровольцев составляли целые корпуса. Английская армия до
начала 1916 года, когда была введена всеобщая воинская повин¬
ность, вообще состояла из одних добровольцев — сорок дивизий
добровольцев. Поэтому германская и британская армии, как уже
говорилось, давали минимум пленных и дезертиров. Шовини¬
стический угар пройдет позже, выразившись в росте антивоен¬
ных настроений, что нашло отражение в произведениях, скажем,
Э.-М. Ремарка и Р. Олдингтона.
Те государства, что были втянуты в Первую мировую войну
за чужие интересы — Россия, Австро-Венгрия, Италия, наряду
с патриотическим подъемом, выразившимся в добровольчестве,
показали и противоположные примеры. Об одном из них — сда¬
че в плен, говорилось в 1-й главе. Здесь речь пойдет о несравнен¬
но меньшей по численности в сравнении с пленными, категории
военнослужащих — дезертирах.
В ходе войны российские Вооруженные Силы, как и армии
прочих государств, столкнулись с такой проблемой, как уклоне¬
250
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ние от исполнения воинской службы чинами Действующей ар¬
мии — то есть дезертирством. Данное явление, в той или иной
степени присущее любому воинскому организму, особенно в
массовых войнах, в ходе которых в Вооруженные Силы призы¬
ваются граждане, ранее никогда не проходившие военной служ¬
бы, обостряется во время неудачной и непопулярной в обществе
войны, прежде всего, в случае ее затягивания.
Неудивительно, что в Российской империи периода Первой
мировой войны, где социум являлся традиционным, большая ев¬
ропейская война — невиданная по своим масштабам и длитель¬
ности, а цели войны были малопонятны и не привлекательны для
основной массы населения, дезертирство не могло не проявить
себя. Дезертирство в ходе войны, равно как и саботаж в мирное
время, — это типичное проявление поведения тех социальных
групп, которые не поддерживают существующего положения
дел, но бессильны изменить ее радикальным путем. Джеймс
Скотт прекрасно отметил, что такое «обычное оружие относи¬
тельно бессильных групп», как «волокита, симулирование, де¬
зертирство, притворная угодливость, воровство, мнимое неве¬
дение, клевета, поджоги, саботаж», есть формы «повседневного
крестьянского сопротивления». Скотт характеризует это сопро¬
тивление как «прозаическую, но постоянную борьбу между кре¬
стьянством и теми, кто стремится отнять у них труд, еду, содрать
с них налоги, ренту и процент»1. В годы войны данное сопротив¬
ление выступает ответом крестьянства в лице своего воюющего
меньшинства на тяготы военного времени.
Начало войны вызвало в народных массах не то чтобы эн¬
тузиазм, но, по меньшей мере, готовность к исполнению своего
воинского долга. Долг перед Отечеством и пропаганда скоро¬
течной войны сыграли свою роль. Как справедливо отмечается
западным ученым, «Отчасти секрет успеха военной мобилиза¬
ции объясняется тем обстоятельством, что в начале войны все
1 Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире.
М., 1992. С. 285.
251
Оськин М.В.
были убеждены в ее скором завершении. Каждый был согласен
на несколько месяцев пожертвовать повседневной рутиной и
семейным уютом во имя достижения победы, казавшейся всем
сторонам неминуемой»1. В России это обстоятельство усилй-
валось массовой психологией патерналистского типа, а также
убеждением в невозможности длительного конфликта вообще.
Многолетняя война, которая велась бы не профессиональной ар¬
мией, а всей нацией, в понимании крестьянства, составлявшего
основную часть населения России, была невозможна по опреде¬
лению, так как в этом случае не имела бы видимого и объясни¬
мого смысла.
Крестьяне, оторванные от привычного земледельческого тру¬
да, в котором они видят смысл своего земного существования,
психологически были готовы решить исход конфликта быстры¬
ми темпами, пусть даже и большой кровью, что неизбежно на
войне, после чего вернуться к мирной деятельности, к земле-
кормилице. И потому именно этот патриотизм — готовый к не¬
имоверной по своим масштабам кровавой жатве во имя Родины,
но пасующий перед длительностью, для которой требуется не
порыв, но упорство, в перспективе был опасен для существую¬
щего режима.
Тот строй, что не может обеспечить победы в сравнительно
короткие сроки, пусть и с любыми большими жертвами — те¬
рял легитимацию своего существования в глазах крестьянского
социума. Соответственно, банкротство (явное или мнимое —
неважно, главное, что — банкротство в глазах большей части
нации) военной мощи самодержавия, которое оправдывало его
властные полномочия, вело к непредсказуемым последствиям.
Создавался опасный для государства дуализм восприятия войны
в массовом народном сознании: «Волны патриотической лихо¬
радки, вызванные войной, действовали как основной механизм
социальной консолидации общества вокруг монархистских и
1 Мак-Нил У В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и
общество в XI—XX веках. М., 2008. С. 389.
252
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
националистических символов. По тем же причинам проигрыш
в войне неизменно отбрасывал российское самодержавие к точ¬
ке, за которой начинались глубочайший кризис и реформы, или
же — его распад»1.
В ряде мест начало мобилизации, объявленной 18 июля, в
разгар сельскохозяйственных работ, вызвало определенного рода
волнения. Однако, как только стало известно, что государствен¬
ная власть намерена исполнять взятые на себя согласно законо¬
дательству обязательства — выплату семьям мобилизованных в
Вооруженные Силы солдат пайковых сумм («пайков»), волне¬
ния прекратились. Солдаты могли быть уверены, что их семьи
не пропадут с голоду, впредь до возвращения хозяев с фронта.
Тем более что пропаганда военного ведомства, вполне искренне
заблуждаясь, утверждала, что война окончится через шесть ме¬
сяцев, максимум — затянется на год.
Домашних запасов на этот период было достаточно. За год не
мог разрушиться живой и мертвый инвентарь, а также не могла
быть исчерпана капитальная прочность крестьянского хозяй¬
ства. К тому же в каждом хозяйстве после первой мобилизации
еще оставался хотя бы один мужчина (исключение — выделив¬
шиеся молодые семьи, но им помощь была оказана земствами,
родственниками и общиной). Поля были обработаны, озимые
оставались на попечение остающихся (о том, что спустя год
войны будут ставиться под ружье ратники ополчения 2-го раз¬
ряда, никто не мог и подумать), а весной солдаты должны были
вернуться домой. Вот это осознание и стало причиной массовой
явки на мобилизационные пункты, активного добровольчества,
упорством войск в боях.
Как бы то ни было, невозможно сказать, что каждый мобили¬
зуемый крестьянин, рабочий или мещанин желал воевать. Поэ¬
тому, помимо определенного процента потенциальных «уклони¬
стов», просто не явившихся на призывные пункты и, как прави¬
1 Шанин I Революция как момент истины. Россия 1905—1907 гг. —
1917—1922 гг. М., 1997. С. 66.
253
Оськин М.В.
ло, не прогадавших, ибо практически везде часть новобранцев
первого призыва была временно распущена по домам, в связи
со сверхкомплектом, дезертирство немедленно стало достаточ¬
но обыденным явлением. Оно началось почти сразу же, уже в
ходе мобилизации, еще даже до начала боев — из соединений
тех войск, что следовали на фронт, сосредотачиваясь на линии
государственной границы. Такие побеги совершались в то время,
пока воинские поезда еще находились в глубине страны, чтобы
иметь возможность добраться до дома. Например, из Тамбова
докладывали, что за 4—6 августа 1914 года были задержаны три
дезертира — два армянина и татарин, — бежавшие из эшелона в
Козловском уезде Тамбовской губернии1.
Помимо дезертирства из войсковых эшелонов, еще, следова¬
тельно, до прибытия на фронт, отставание от своих дерущихся с
противником подразделений, также началось уже в самом начале
войны и на фронте. Так, в приказе по 4-й армии от 16 августа
1914 года командарм-4 ген. А.Е. Эверт отмечал: «В течение всех
этих дней, к величайшему моему огорчению, убеждался, что
нижние чины, преимущественно 16-го корпуса, оставляют ряды
и бродят в тылу. Приказываю объявить всем нижним чинам, что
такие мерзавцы, забывшие долг перед Царем и Родиной, остав¬
ляющие ряды, когда товарищи их самоотверженно дерутся, бу¬
дут преданы мною полевому суду, карающему смертной казнью
оставление рядов своих частей в бою». Сам командарм только-
только был назначен на данный пост, сменив неудачливого баро¬
на А.Е. Зальца на посту командующего 4-й армией. Тем самым
можно видеть, что дезертирство было присуще не только шед¬
шим на фронт из глубины России пополнениям, но и кадровым
пехотным дивизиям — лучшим войскам Российской империи.
Почему же так получилось? Что говорят эти данные?
16-й армейский корпус ген. П.А. Гейсмана входил в состав
наиболее слабой на Юго-Западном фронте 4-й армии, по которой,
тем не менее, пришелся главный удар австрийского неприятеля
ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1914, д. 72, ч. 4, л. 1—2.
254
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
в ходе развернувшейся вдоль австро-русской границы Галиций¬
ской битвы августа 1914 года. В направлении на Люблин, обо¬
роняемый 4-й русской армией, наступала 1-я австро-венгерская
армия ген. В. фон Данкля (228 000 чел. при 468 орудиях). В то
же время, 4-я русская армия имела в своих рядах всего лишь
109 000 чел. при 426 орудиях. Превосходство противника в жи¬
вой силе — двойное. Во встречном сражении 10 августа под
Красником был разбит русский 14-й армейский корпус. В сра¬
жении под Красником русские потеряли около двадцати тысяч
человек — пятая часть армии — и три десятка орудий. Лишь
нерешительность австрийского командования и блестящая бое¬
вая работа русской артиллерии позволили 4-й армии избежать
полного разгрома.
На следующий день потерпели поражение и два других рус¬
ских корпуса — Гренадерский и 16-й армейский, которые стали
отступать на север, к Люблину. Всего в Галицийской битве за
двадцать один день боев четыре армии Юго-Западного фрон¬
та только пленными потеряли около сорока тысяч человек.
Преимущественно — в 4-й армии, на которую в начале опера¬
ции обрушился главный удар противника. В которой уже в ходе
сражения сменилось командование. Которая, наконец, понесла
наибольшие потери. Только пленными — почти целый корпус из
трех в начале боев. Неудивителен и высокий процент уклоняв¬
шихся от окопов солдат, ошеломленных неожиданным для них
исходом схватки.
Таким образом, дезертирство из передовых окопов первых
дней войны (приказ командарма-4 последовал через шесть дней
после начала боев) явилось следствием не уклонения от несения
военной службы вообще, а результатом того морального потря¬
сения, что было вызвано поражениями. Как только фронт обо¬
ронявшейся 4-й армии, с помощью подоспевших резервов, был
удержан, эти люди немедленно возвратились в строй. Солдаты
должны были пережить шок перелома в психике, когда вместо
победы как следствия успешного наступления, на деле их ожи¬
дала оборона после поражения.
255
Оськин М.В.
Нельзя не сказать, что и командиры, допустившие разброд в
рядах вверенных им частей, не остались безнаказанными. Пер¬
вым оказался смещен сам командарм-4 ген. А.Е. Зальца, став¬
ший первым русским командармом, уволенным со столь высоко¬
го поста. Вторым — комкор-16 ген. П.А. Гейсман. Фактическим
начальником 16-го армейского корпуса в Галицийской битве яв¬
лялся начальник 9-й пехотной дивизии ген. В.Н. Клембовский —
будущий начальник штаба Юго-Западного фронта в период
Брусиловского прорыва 1916 года, и затем командарм-11. Пред¬
ставляется, что генерал Эверт отлично понимал суть уклонения
от боя некоторых солдат 4-й армии, поэтому, после угроз в при¬
казе, вместо непосредственных репрессий последовали четкие
организационные мероприятия — командиры корпусов должны
были посылать в свои тылы конные разъезды и пешие патрули
для задержания уклонистов.
В начале войны дезертирство с фронта еще не получило
широкого распространения, так как ближайшие тылы были за¬
биты войсками, линия фронта постоянно смещалась, и потому
вероятность того, что бежавший с фронта солдат сумеет вый¬
ти из районов, подлежащих ведению военной администрации,
была мала. Кроме того, масса тех людей, что по различным
причинам не желала воевать (откровенная трусость, невозмож¬
ность преодолеть инстинкт самосохранения, идеологические
принципы, моральные постулаты, и проч.), еще рассчитывала
на скорое окончание войны. Естественно, что после победы,
обещаемой властями, слишком уж тяжелого наказания не по¬
следовало бы.
Нельзя не учитывать и того факта, что само по себе нахож¬
дение солдата во фронтовом районе, но вне собственной ча¬
сти, позволяло рассчитывать на снисхождение. В связи с этим,
в первые несколько месяцев войны в православной Галиции, в
отношении которой было известно, что по окончании конфлик¬
та она будет присоединена к Российской империи, развернулось
такое явление, как «приймачество». Солдаты, уклонявшиеся от
фронта, оседали в галицийских деревушках, где их в условиях
256
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
маневренной войны почти невозможно было отыскать усилиями
военных властей. В итоге работа по выявлению таких лиц легла
на плечи создаваемой в Галиции российской полиции. Ведом¬
ство генерал-губернатора завоеванной австрийской территории
отчитывалось: «После прохождения армий, в Галиции осело зна¬
чительное количество дезертиров русских и австрийских войск.
Проходившие впоследствии в районе Галиции войсковые части
и особенно маршевые команды также дали немалое их число.
Поимка была возложена на чинов городской и уездной полиции,
в чем им деятельное содействие оказывали начальники гарнизо¬
нов, наряжая конные и пешие команды»1.
Разгром армий Северо-Западного фронта в Восточной
Пруссии в августе и последовавшие затем тяжелейшие бои в
Польше осенью подорвали у ряда нижних чинов веру в скорую
победу над врагом. Надо заметить, что осень 1914 года — это
период наихудшего снабжения русской Действующей армии
продовольствием, что объективно было вызвано высокоманев¬
ренными боевыми действиями и задержками в организации
тылов. Формирование новых дивизий заметно опережало ор¬
ганизацию соответствующих тыловых служб. Достаточно ска¬
зать, что второочередные дивизии, ввиду нелепостей в интен¬
дантстве мирного времени, выступили на войну без носимых
запасов сухарей. Не хватало ни полевых кухонь, ни лошадей,
ни инвентаря. Разорение Польши, в которой всю осень шли тя¬
желые сражения (Варшавско-Ивангородская наступательная и
Лодзинская оборонительная операции) не позволяло войскам
питаться за счет местных средств. А.И. Куприн хорошо под¬
метил: «Сапоги, хлеб, шинель и ружье — это все, что нужно
воину, кроме убеждения, что война имеет смысл. Голодный,
босый, невооруженный солдат — хороший материал лишь для
бунта или для дезертирства»2.
1 Отчет деятельности штаба временного военного генерал-губерна¬
тора Галиции в период времени с 29 августа 1914 года по 1 июля 1915 года.
Киев, 1916. С. 13.
2 Литература русского зарубежья: Антология. М., 1990. Т. 2. С. 42.
9 Оськин М. В. 257
Оськин М.В.
Соответственно, такое явление, как уклонение от боя, полу¬
чило тенденцию к своему увеличению. В 1914 году это прояви¬
лось не столько в дезертирстве — самовольном бегстве с фронта,
сколько в «самострелах». Иными словами — в нанесении бойца¬
ми себе легких ранений, чтобы быть эвакуированными в тыл. На¬
дежда на то, что удастся избежать фронта или на время (впредь
до преодоления проблем снабжения) или вообще (если все-таки
война закончится в обещанные сроки), преодолевала опасность
наказания за такой поступок. Находившийся в 1914 году на Юго-
Западном фронте М.М. Пришвин записывал в своем дневнике,
что по установившейся терминологии самострелов называли
«пальчики»: «От выстрела на близком расстоянии в ладонь полу¬
чается звезда и... опаление. Фаланга пальца может быть отбита
тоже только на близком расстоянии». «Не то страшно, что люди
сами в себя стреляют, чтобы избежать неприятельской пули.
А то страшно, что правда ли это? Вдруг это неправда — что
тогда? А легенда о “пальчиках”, правда или неправда, все равно
начинает жить, от нее не спрячешься, и невольно встречаешь
каждого с повязанной рукой с унизительным для него недовери¬
ем и смотришь в глаза: герой он или преступник?». Количество
самострелов в данный период было весьма велико. Например, в
Львовский госпиталь в октябре ежедневно поступало по шесть¬
сот таких «пальчиков» — несколько рот1.
К сожалению, «пальчики» были не легендой, а реальным фак¬
том. Еще в период Русско-японской войны 1904—1905 гг., после
сражения на реке Шахэ, в русской Маньчжурской армии, не умев¬
шей по вине командования одержать победы, и потому жаждав¬
шей мира, широко распространились самострелы. Главный на¬
чальник тыла указывал: «В госпитали тыла поступило большое
число нижних чинов с поранениями пальцев на руках. Из них с
пораненными только указательными пальцами — 1200. Отсут¬
ствие указательного пальца на правой руке освобождает от воен¬
ной службы. Поэтому, а также принимая во внимание, что паль¬
1 Пришвин ММ. Дневники. 1914—1917. М., 1991. С. 107.
258
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
цы хорошо защищаются при стрельбе ружейной скобкой, есть
основание предполагать умышленное членовредительство»1.
То есть массовый перелом в настроении становился причиной
«самострелов».
Пусть пока это еще была и капля в море, однако военные вла¬
сти не могли проигнорировать обозначившуюся угрозу. Тем бо¬
лее что постепенно «самострелы» стали принимать участивший¬
ся характер, становясь массовым явлением Действующей армии.
Эвакуация людей, самих себя ранивших, ставила комплект в
войсках под угрозу. А ведь в это время речь шла о судьбе русской
Польши — сначала австро-германцы пытались взять Варшаву,
а глубокой осенью, в ноябре — намеревались уничтожить не¬
сколько армий Северо-Западного фронта в задуманном немцами
«котле» под Лодзью.
Поэтому русская Ставка Верховного Главнокомандования,
реагировала незамедлительно. В приказе от 16 октября 1914 года
Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Нико¬
лаевич указывал: «На время настоящей войны добавить Воин¬
ский Устав о наказаниях статьей 245/2 в следующей редакции:
“За умышленное причинение себе непосредственно или через
другое лицо, с целью уклонения от службы или от участия в бое¬
вых действиях, огнестрельных или иных ранений, повлекших за
собой увечье или повреждение здоровья, виновный подвергает¬
ся: а) в военное время лишению всех прав состояния и смертной
казни или ссылке в каторжные работы от четырех до двадцати
лет или без срока; б) в виду неприятеля — лишению всех прав
состояния и смертной казни. Так же, наказаниям подвергает¬
ся и тот, кто с намерением вышеуказанным способом изувечит
другого или повредит ему здоровье, или окажет ему в том со¬
действие”». Таким образом, спустя всего лишь три месяца после
начала войны, практически единственной санкцией уклонению
солдата от несения воинской обязанности стала смертная казнь.
1 Вересаев В.В. На Японской войне. Записки // Собр. соч. в 5 т. М.,
1961. Т.З. С. 131.
9*
259
Оськин М.В.
В данном аспекте проблемы следует обратить внимание на
тот факт, что «самострелы» вообще были распространены в пер¬
вые полгода войны. Причем — во всех воюющих армиях. Так,
пик «самострелов» в австро-венгерских вооруженных силах, по
утверждению самих же австрийцев, также пришелся на осень
1914 года. По мнению военных австрийских историков, участ¬
ников войны, этот факт может быть объяснен «только сильным
моральным напряжением, испытывавшимся в эту кампанию»1.
То есть «самострелы» начала войны имеют под собой основу не
поведенческого плана. А следовательно, не реакцию на внешние
события со стороны отдельно взятого человека (как, к примеру,
трусость или революционный протест), а общее напряжение,
вызванное невиданным размахом военных действий.
Никто в июле 1914 года не мог предположить, что большая
европейская война окажется затяжной, будет вестись фактиче¬
ски без перерыва между операциями, характеризуется громад¬
ными человеческими потерями без видимых результатов. За
четыре месяца войны, к ноябрю месяцу, еще ничего не было ре¬
шено — с одной стороны, русский Юго-Западный фронт штур¬
мовал Карпаты и Краков, с другой — немцы удержали русский
Северо-Западный фронт в Восточной Пруссии и на линии Сред¬
ней Вислы, в русской Польше. Сотни тысяч потерь, положенных
за это время, не привели к однозначному результату, за которым
бы маячил призрак близкого окончания конфликта и возвраще¬
ния людей к мирному труду.
В то же время маневренный характер войны вынуждал солдат
ежедневно нести тяжелую боевую работу, переносить те тяготы,
что отсутствовали в обычной мирной жизни. Эти люди в боль¬
шинстве своем не были воинами по природе. Осенью 1914 года
в Действующую армию стали поступать сотни тысяч запасных,
давным-давно отвыкших от воинской службы, а война все не
кончалась, несмотря на заверения предвоенного периода, и бо¬
1 Последняя австро-венгерская война. Издание австрийского военно¬
го архива. М., 1929. Т. 1. С. 691.
260
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
лее того — не существовало никаких очевидно видимых предпо¬
сылок к ее близкому окончанию.
Сочетание непривычности военного труда (здесь — и сам
бой, и подготовка к нему, и повседневный быт на фронте) с разо¬
чарованием в скором исходе конфликта стали причиной мораль¬
ной дезориентации больших солдатских масс в происходящем.
Неверное восприятие особенностей крестьянской психологии,
с современных позиций горожанина советского воспитания, по¬
зволяет сейчас делать и такие утверждения: «Обвал морали во¬
йск привел к немыслимому в войнах первой половины XIX века
дезертирству — почти полутора миллиона солдат; к пленению
немцами 2 385 441 чел., австрийцами — 1 508 412 чел., турка¬
ми —19 795 чел., и даже “братушками”-болгарами—2452 чел.»1.
Никакого «обвала морали» не было и быть не могло. Двести ты¬
сяч штыков даже в войне 1812 года (в начале) и три с половиной
миллиона в 1914 году — это слишком разные цифры. Да и цифры
пленных завышены, так как считают и «гражданских пленных».
Как к ним относится «обвал морали войск»?
Само сравнение некорректно по существу. Войны первой по¬
ловины девятнадцатого века велись профессионалами, взятыми
в армию фактически навечно, и потенциальные дезертиры уни¬
чтожались еще на этапе отбора: «трех рекрутов забей, но одно¬
го — выучи!». После рекрутчины солдата ничего с родным селом
не связывало. Первая мировая война — это война народов, для
русского крестьянина (93% Вооруженных Сил) непонятная по¬
тому, что лично ему она ничего не несла. Ни непосредственной
выгоды (земли в Галиции не хватало и для собственного населе¬
ния, а торговлю сквозь Черноморские Проливы сам крестьян™
не вел), ни опасности семье (война велась вне русской террито¬
рии, и семьи солдат находились в безопасности). Зато невыгоды
войны — чрезмерные потери, неумение, неравенство в технике,
1 Артамонов В.А. Эволюция боевого духа русской армии XVIII—
XIX веков // Воинский подвиг защитников Отечества: традиции, преем¬
ственность, новации. Вологда, 2000. Ч. 2. С. 38.
261
Оськин М.В.
продовольственный кризис в тылу — вот это крестьянином вос¬
принималось как нечто «свое», «кровное», потому что напрямую
затрагивало интересы его лично и его близких.
Что касается пленных, то было бы неплохо уточнить, что РККА
в 1941—1945 гг. потеряла еще больше (5,7 млн против 2,5 млн),
причем большую часть в первые полшда войны, в то время как им¬
ператорская армия — в кампании 1915 года. Почему же не провести
параллели и не сказать о еще большем «обвале морали»? Да потому,
что этого не было: люди дрались, пока была возможность. А что
касается дезертирства, то также следовало бы уточнить, что льви¬
ную долю дезертиров дал революционный период 1917 года, когда
война не просто представлялась бессмысленной, но фактически и
провозглашалась таковой: «мир без аннексий и контрибуций».
Представления о некоей особенной, отличной от мирной,
«морали» войск, вообще свойственны профессиональным воен¬
нослужащим. Однако автоматический перенос психологии во¬
енного профессионала на обычного призывника в корне деве¬
рей. Например, кадровый офицер-эмигрант и военный ученый
А.А. Зайцов писал в 1954 году: «пусть не говорят, что раз солдат
не хочет драться, никакая техника не поможет. Драться никакой
солдат (кто служил в пехоте, особенно хорошо знает) вообще не
хочет. Драться — приходится. И еще покойный генерал Н.Н. Го¬
ловин всегда настаивал на том, что у бойца, снабженного более
совершенным оружием, мораль, естественно, будет выше, чем
у солдата, чувствующего свою техническую слабость. Совер¬
шенно отменные качества русского солдата, доказанные воен¬
ной историей последних столетий, сдали в 1915 году и сказались
еще в 1916-м, когда техническая слабость русской армии эту
“мораль” подорвала. Неслыханные в русской военной истории
массовые сдачи в плен, достигшие почти 2,5 миллиона, только и
можно приписать этому»1. Даже Зайцов берет термин «мораль»
1 Грозное оружие: Малая война, партизанство и другие виды асим¬
метричного воевания в свете наследия русских военных мыслителей. М.,
2007. С. 513—514.
262
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
в кавычки, понимая, что не все так просто. Давая цифру — два с
половиной миллиона, надо было бы сказать, что это — все рус¬
ские пленные, среди которых добровольно сдавшиеся составля¬
ют меньшую часть. Между тем в тексте цитаты трактовку можно
преподнести по-разному. И жаль, что А.А. Зайцов не делает упор
на качестве войск и характере войны, проведя сравнительный
анализ. Например, сколько сдалось в плен французов в 1940 году?
Или немцев — в 1945-м? Или австрийцев — в 1914—1916-м?
Все познается в сравнении — эту истину нельзя забывать, делая
тот или иной характерологический вывод.
Вот одной из форм ответа на непривычную для массовой пси¬
хологии обстановку и явились «самострелы», вызванные не тру¬
состью людей, но в львиной своей доле именно дезориентацией
массового сознания как следствием невероятного напряжения
всех сил человека на войне. Не следует забывать, что в осенних
сражениях активное участие приняли и второочередные диви¬
зии, имевшие слабый кадр, нехватку артиллерии и пулеметов, от¬
сутствие провиантских припасов. Перемешивание соединений в
боях (пример — «слоеный пирог» в Лодзинской операции, когда
в отдельные периоды было неясно, кто кого окружил), станови¬
лось причиной ненамеренного убытия солдат из строя. Чуть от¬
стал от своих — и уже не найти. Такая категория получила назва¬
ние «прифронтовые дезертиры», которые «неделями и месяцами
бродили кругом да около, то отставали, то приставали к полкам в
поисках своей части, пока, наконец, не попадали в плен»1.
Феномен дезертирства
Новый календарный год принес российскому военному ру¬
ководству новые разочарования. В декабре 1914 года высшие
командиры — до начальников армейских корпусов включитель¬
но — получили категорическое распоряжение Ставки об эко¬
номии артиллерийских боеприпасов. Запас накопленных перед
1 Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925. С. 13.
263
Оськин М.В.
конфликтом снарядов стал заканчиваться, а с производством их
управляющие структуры русской военной машины — военное
министерство, Главное управление Генерального Штаба, Глав¬
ное Артиллерийское Управление, не торопились. Теперь войска
имели право тратить только по нескольку снарядов в день на
батарею, что предполагало фактическое оставление пехоты без
поддержки артиллерии.
Зимой 1914/1915 г. австро-венгерские и германские войска
также испытывали нехватку боеприпасов, но к весне она должна
была быть преодолена, так как германская промышленность це¬
ликом перешла на мобилизованное положение с началом войны.
В Карпатах австро-венгры сумели удержать перевалы и предо¬
хранить Венгрию от русского вторжения. В Восточной Пруссии,
в ходе тяжелых боев под Августовом и Праснышем, немцы ото¬
двинули русских к линии государственной границы. В условиях
паритета наступательных усилий верх неизбежно получал тот,
кто обладал лучшей техникой и боеприпасами к ней. Приняв
решение о переносе основных усилий на Восточный фронт в
кампании 1915 года, австро-германское военно-политическое
руководство создавало себе самые благоприятные условия для
успеха, ввиду прогрессировавшего в Российской империи кри¬
зиса вооружений.
19 апреля 11-я германская армия ген. А. фон Макензена на¬
чала Горлицкий прорыв, сразу же показавший ту пропасть в обе¬
спечении сторон военными материалами, что стала следствием
нерасторопности русских военных структур. Начался период
Великого Отступления русской Действующей армии на восток.
Этот период характеризуется наиболее резким ростом дезертир¬
ства и сдач в плен врагу в период существования императорской
армии (до Февраля 1917 года). Это был самый тяжелый период
для монархического режима Российской империи в годы Первой
мировой войны.
Пока противник громил те войска, что были сосредоточены
на фронте зимой, русские еще держались, отступая, как пра¬
вило, исключительно по приказу, после уничтожения большей
264
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
части обороняющегося соединения артиллерийским огнем не¬
приятеля. Приказ Ставки «Ни шагу назад», посланный в войска
Юго-Западного фронта в период Горлицкой оборонительной
операции, привел к истреблению кадров, после чего восполнять
потери пришлось наспех, необученными и малообученными по¬
полнениями, зачастую являвшими собой людскую массу, пригод¬
ную скорее для сдачи в плен, нежели для ведения надлежащего
сопротивления.
Соответственно, такое явление, как уклонение от несения во¬
инской службы, дезертирство в частности, стало отчетливо про¬
являться в 1915 году, после начавшихся неудач на фронте. Именно
таким актом мобилизуемые в Вооруженные Силы крестьянские
массы ответили на неготовность страны к войне, неумелое руко¬
водство войсками, кризис вооружения и тому подобные неувяз¬
ки между фактическим состоянием дел и декларировавшимися в
июле 1914 года намерениями со стороны верховной власти.
Воинская дисциплина есть вещь очень жесткая, а в тяжелые
периоды — и просто жестокая, что вызвано особенностями та¬
кого ненормального для обычного индивида и мирного социума
явления, как война. Поэтому протест простого солдата против не¬
удачно складывавшейся непопулярной войны мог быть выражен,
прежде всего прочего, именно в уклонении от окопов. Вариантов
уклонения было несколько. Например, А.В. Чертищев пишет, что
с 1915 года «средний солдат, не решаясь идти на риск сурового
наказания из-за бунта, больше был склонен к самострелу, добро¬
вольной сдаче в плен, симуляции и дезертирству в тыл.. .»*.
Следует сказать, что в той тяжелой обстановке на фронте, что
складывалась для русской стороны в кампании 1915 года, уклоне¬
ние все-таки не приобрело широкого размаха. До последней воз¬
можности личный состав стремился соблюсти свой долг, прибе¬
гая к указанным вариантам уклонения от службы лишь в крайнем
случае. Это могла быть и добровольная сдача в плен отрезанного
подразделения, длительное время находившегося под артилле-
1917 год в исторических судьбах России. М., 1992. С. 116.
265
1
Оськин М.В.
рийскими ударами противника и потерявшего командный состав.
Можно ли судить таких солдат? Разве они были виноваты в том,
что их выставили с одними винтовками против тяжелых гаубиц, а
русская артиллерия молчала, ибо не было снарядов?
Самострелы и симуляция — это также вполне естественная
реакция крестьянства на действия властей. Все же война должна
быть боем, а не убоем. Характерно, что часть таких «симулянтов»
не стремилась к уклонению от фронта вообще, но лишь—на пери¬
од поражений и отступления, когда боевые действия для русских
велись вот именно по принципу убоя. Так, раненые старались за¬
держаться в госпиталях, чтобы «пересидеть» самое тяжелое вре¬
мя, так как каждый понимал, что война будет идти еще долго и
траншеи «никуда не уйдут». Участник войны вспоминает о госпи¬
тализированных солдатах: «.. .кое-кто, чтобы не попасть опять на
фронт, искусственно затягивал выздоровление: сыпал на рану соль
или перец, смачивал ее керосином или обкладывал горчицей, что
вызывало воспаление. Некоторые получали посылки с коржами,
приготовлялись на касторовом масле, ели их, а потом жаловались
на длительное расстройство желудка, приходили к истощению»1.
О способах военно-врачебной борьбы с симулянтами и ее резуль¬
татах, опять-таки, прекрасно повествует Я. Гашек.
Повторимся, что это — не дезертирство как таковое. Дезер¬
тир — это боец, нарушивший воинскую присягу, и потому безу¬
словно подлежавший тяжкому наказанию. Стремившиеся задер¬
жаться в тылу раненые — это дезориентированные и потрясенные
результатами сражений люди, которые пытались несколько оття¬
нуть момент своего возвращения в окопы. Очевидно, что любое
«воспаление» или «расстройство желудка» — это не более чем
временное явление. Отказа от войны как таковой, выражением
чего собственно и является дезертирство, в массовом порядке в
1915 году не наблюдалось. Но формальная оценка была иная.
Помимо прочего, одной из главных причин падения боеспо¬
собности русских войск в 1915 году стало качество пополнений.
1 Родин Г.С. По следам минувшего. Тула, 1968. С. 26.
266
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
В 1914 году, стремясь образовать мощную, максимально подго¬
товленную массу армий вторжения, русское командование сосре¬
доточило в Вооруженных Силах всех тех людей, что когда-либо
проходили военную службу. На шесть с половиной миллионов
солдат, сосредоточенных в Действующей армии и тыловых гар¬
низонах, пришлось лишь миллион шестьсот тысяч новобранцев
и ратников 1-го разряда, не проходивших действительной воин¬
ской службы — только каждый четвертый.
В 1915 году, ввиду исчерпания обученного запаса, стали
призываться исключительно люди, не проходившие службы.
К лету — самой тяжкой поре, были призваны два миллиона три¬
ста восемьдесят тысяч человек. Летом — еще миллион триста
тысяч. Все эти бойцы подлежали обучению с азов, а фронт не¬
прерывно требовал пополнений.
Как раз такие солдаты составляли большую часть людей, сда¬
вавшихся в плен и уклонявшихся от воинской повинности. Имен¬
но потому, что эти люди никогда ранее не служили в армии, а вре¬
мени на их подготовку не было. Падение воинской самодисципли¬
ны, вызванное развалом воинских подразделений и частей в ходе
оборонительных операций и тяжелых отступательных боев, стало
основной причиной дезертирства в 1915 году. Кроме того, нельзя
забывать, что лето 1915 года — это период формирования дивизий
3-й очереди из ополченских соединений. Формирование проводи¬
лось в период активных боевых действий, а потому у офицеров и
солдат не хватало времени для необходимой спайки.
Дезертирство, как массовое явление, характерно для сводных
частей, где люди не знают друг друга. Отсюда и сдачи в плен,
и самострелы и прочие проявления нежелания «идти на убой».
Нет «чувства плеча»! Новые соединения еще не успевали сло¬
житься в качестве полноценного боевого организма, в них отсут¬
ствовали необходимые элементы, превращающие вооруженных
людей в отлаженный военный организм. Нехватка офицеров и
унтер-офицеров — цементирующего элемента — не позволяла
командованию создавать полноценные сводные части, как это
удавалось немцам.
267
Оськин М.В.
Гибель или ранение немногочисленных офицеров и унтер-
офицеров приводили к развитию панических настроений, ко¬
торые в случае нахождения на передовой позиции, под ударами
германской тяжелой артиллерии, эволюционировали в массовое
намерение сдач в плен или дезертирства. Наиболее яркий при¬
мер — сдача крепости Новогеоргиевск, где несколько только что
сформированных дивизий фактически отказывались выходить
на боевые позиции. Как на психологию солдат этих дивизий,
лишь буквально накануне собранных вместе, под руководством
незнакомых командиров, подействовал обстрел снарядами тяже¬
лой германской 420-мм артиллерии?
Командование прекрасно понимало, что балласт на передовой
не нужен. Призывников сосредоточивали в тыловых гарнизонах,
где вновь не хватало офицерского и унтер-офицерского состава
для их обучения. Кроме того, летом 1915 года в окопах не хвата¬
ло винтовок для бойцов, и совсем их не было для обучающихся в
тылу призывников. Получалось, что отправлять таких солдат на
фронт было незачем, а из народного хозяйства их уже вырвали.
Неудивительно, что правительство, занимавшееся преимуще¬
ственно тыловыми проблемами, негодовало. Например, министр
земледелия А.В. Кривошеин, соратник П.А. Столыпина и один
из лучших несостоявшихся кандидатов на должность премьер-
министра военного времени, во многом справедливо называл су¬
ществующую систему призывов системой «сплошных поборов».
По мнению Кривошеина, проводившиеся призывы людей (воен¬
ное ведомство, стремясь избежать уничтожения кадров, накапли¬
вало резервы «на всякий случай») — это «реквизиции населения
России для пополнения бездельничающих в тылу гарнизонов».
В своих выступлениях на заседаниях и совещаниях прави¬
тельства с представителями военного ведомства министр земле¬
делия отмечал: «Обилие разгуливающих земляков по городам,
селам, железным дорогам и вообще по всему лицу земли Рус¬
ской, поражает мой обывательский взгляд. Невольно напраши¬
вается вопрос, зачем изымать из населения последнюю рабочую
силу, когда стоит только прибрать к рукам и рассадить по окопам
268
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
всю эту толпу гуляк, которые своим присутствием еще больше
деморализуют тыл». Таким образом, русское командование ока¬
залось перед дилеммой — либо отправлять малообученную мас¬
су на фронт, сохраняя остатки кадров, но рискуя быстрым и не¬
продуктивным уничтожением этой массы, либо, обучая, держать
ее в тылу, но тогда уже терять кадры. Разрешением принципи¬
ально нерешаемой задачи стала объективная нехватка оружия —
без него в траншеях делать было нечего.
Это что касается объективных причин. В области же субъ¬
ективной психологии, тенденция к увеличению случаев укло¬
нения от воинской службы проявилась вследствие появления
в воинском законодательстве уже основательно подзабытой
карательной меры в виде наказания розгами нижних чинов по
решению командиров. Именно карательный характер данного
вида наказания очевиден. Н.В. Греков пишет: «...каждое мас¬
совое вооруженное противоборство характерно проявлениями
предательства и дезертирства. Особенно острый характер, как
свидетельствуют исторические факты, они приобрели после соз¬
дания армий, сформированных на принципе всеобщей воинской
повинности. От этих видов преступлений непосредственно в
военный период полностью избавиться невозможно, поскольку
основные элементы психологии вовлеченного в войну человека
формируются еще в мирный период, а война только выявляет их.
Тем более что в экстремальных условиях, какие и создает война,
проявляются и лучшие, и худшие человеческие качества. Акти¬
визация последних порождает измену и дезертирство. Поэтому
всякий раз низкую результативность воспитательной и профи¬
лактической работы в ходе войны приходилось компенсировать
карательными мерами»1. В связи с нежеланием командования
широко использовать практику расстрелов, и был восстановлен
такой паллиатив, как розги.
Эта мера, являвшаяся, несомненно, пережитком феодальной
эпохи, воскресившей в массовой памяти времена крепостного
1 Военно-исторический журнал. 2006. № 2. С. 48.
269
Оськин М.В.
права (помещики-офицеры и крестьяне-солдаты), крепко уда¬
рила по дисциплине в Действующей армии. Участники войны
говорят даже, что после этого появился новый вид «дезертир¬
ства», применяемый солдатами желавшими драться, но не про¬
зябать в издевательской атмосфере тыловых частей. В 1915 году
в тыловых подразделениях вводился жесточайший режим, со¬
провождавшийся поркой розгами, издевательствами офицеров
военного времени (особенно прапорщиков, не имевших автори¬
тета), прочими изощренными наказаниями, придуманными не
умеющим добиться победы командованием. Поэтому некоторые
солдаты бежали не в тыл, а, напротив, на передовую1.
Если на фронте наказание розгами было мало распростране¬
но, то в тылу оно процветало. Во-первых, фронтовики, невзирая
на сословные различия в социальном статусе солдата и офицера,
ощущали себя единым целым. Да и командование полков — ка¬
дровое офицерство, как правило, не применяло порки, сохраняя
и лелея репутацию своего полка. Во-вторых, любой офицер,
вздумавший издеваться над солдатами, был бы застрелен в заты¬
лок в первом же бою. Эти два обстоятельства, на первый взгляд
исключавшие друг друга, но соединившиеся в тяжелой и пси¬
хологически невыносимой ситуации, делали порку на передо¬
вой достаточно редким и, главное, неперспективным меропри¬
ятием. Сам факт губителен: по закону любой рядовой стрелок,
даже самый лучший солдат полка, мог быть выпорот по приказу
прапорщика-интенданта за мнимый проступок вроде неотдания
чести в темное время суток.
Однако в периоды затишья на фронте, и особенно после уста¬
новления позиционного фронта, применение розог активизи¬
ровалось. С одной стороны, тяжесть окопного быта неизбежно
увеличивала количество проступков, а придраться всегда было
можно. С другой стороны, боев почти не было, лишь стычки,
и безнаказанно отомстить офицеру солдаты не могли. Поэтому
1 Пирейко А. В тылу и на фронте империалистической войны. Л.,
1926. С. 33, 37.
270
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
с конца осени 1915 года порка стала одной из причин увеличения
дезертирства и добровольных сдач в плен. Будущий советский
комиссар и писатель записывал в дневнике в феврале 1916 года:
«.. .у нас ведь самое обыкновенное дело — врезать солдату двад¬
цать—тридцать розог за что Бог послал. Уж, кажется, чего про¬
ще, растеряться в бою, когда не только соседа не видишь, а и
самого себя перестаешь чувствовать и понимать, и отставшие, по¬
терявшие свой полк, возвращаясь к своим частям, получают розги
вместо георгиевских крестов... этим уже ясно говорится, что “раз
отставши — не возвращаются, если не хочешь быть битым”»1.
Иными словами — командиры сами провоцировали своих подчи¬
ненных на добровольную сдачу в неприятельский плен.
Спустя год, когда в воздухе, что называется, отчетливо «пах¬
ло революцией», пассивное сопротивление солдат начальниче¬
скому произволу — дезертирство любых видов или доброволь¬
ная сдача в плен — стало дополняться активными действия¬
ми. Исследователем приводится характеристика фронта зимы
1916/1917 г.: «В солдатских письмах этого периода очень часто
сообщается о том, что в ответ на побои “начальству тоже дают,
бьют ротных и полковников и сами в плен убежают”»2. Таким
образом, пленение представлялось меньшим злом, нежели быт
в своих окопах. Иногда враг казался более выгодным вариантом,
чем собственный командир. Сколько было таких полков и таких
случаев? Известно, что после войны бывшие офицеры (прежде
всего, эмигранты), сами же признавали, что основания у солдат¬
ского состава были.
В тылах же (как действующих частей, так и в тылах фрон¬
тов, так и в тыловых гарнизонах внутри страны) указанных об¬
стоятельств вообще не существовало. Кадровые полки дрались с
врагом, а в запасных частях, где неизбежно скапливался худший
офицерский элемент, о традициях не заботились. Не нюхавшие
1 Фурманов Д.А. Собр. соч. в 4 т. М., 1961. Т. 4. С. 80.
2 Френкин М.С. Революционное движение на румынском фронте
1917 г. — март 1918 г. М., 1965. С. 35—36.
271
Оськин М.В.
пороха офицеры (либо эвакуировавшиеся после первых боев и
более на фронт не возвращавшиеся) не могли иметь авторитета
в глазах солдат. Особенно — эвакуированных, то есть выздоро¬
вевших раненых, которые также обучались в тылу, впредь до от¬
правки в действующие войска в составе маршевых рот. Так что
такой «авторитет» зачастую приобретался поркой по любому по¬
воду, что было разрешено законодательством военного времени.
Следовательно, прежде всего под данные меры наказания попа¬
ли призывники 1915 года, никогда не служившие в Вооруженных
Силах. Выходило, что объективно низкие боевые качества этих
солдат усугублялись в негатив еще и репрессалиями тылового
командования.
Итак, в 1915 году, как свидетельствует, к примеру, ген. А.И. Де¬
никин, «два фактора имели несомненное значение в создании не¬
благоприятного настроения в войсках... введенное с 1915 года
официально дисциплинарное наказание розгами и смертная
казнь “палечникам”. Насколько необходимость борьбы с дезер¬
тирством путем саморанения не возбуждала ни малейшего со¬
мнения и требовала лишь более тщательного технического обсле¬
дования для избежания возможных судебных ошибок, настолько
же крайне нежелательным и опасным, независимо от этической
стороны вопроса, являлось телесное наказание, применяемое
властью начальника...». Далее генерал Деникин продолжает:
«судебные уставы не обладают в военное время решительно ни¬
какими реальными методами репрессий, кроме смертной казни.
Ибо для преступного элемента праволишения не имеют никако¬
го значения, а всякое наказание, сопряженное с уходом из ря¬
дов, является только поощрением»1. Здесь речь идет о той кате¬
гории солдат, что являлась «штрафованными». Штрафованные
по суду солдаты оставались в рядах своих подразделений впредь
до окончания войны, с тем, чтобы отбывать наказание после ее
окончания.
1 Деникин А.И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии.
Февраль—сентябрь 1917. Мн., 2003. С. 26.
272
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Впрочем, в случае получения Георгиевской награды штрафо¬
ванный солдат автоматически переводился в строй и освобож¬
дался от несения наказания. Всего же за годы Первой мировой
войны Георгиевскими крестами или медалями было награжде¬
но более миллиона солдат. Главное же — и нештрафованные
и штрафованные бойцы одинаково несли боевую службу. Пор¬
ка же лишь озлобляла людей, и без того проштрафившихся и
оскорбленных.
Еще в ходе Великих Реформ второй половины девятнадцато¬
го столетия, в 1863 году, император Александр II отменил теле¬
сные наказания, как «оскорбляющие человеческое достоинство».
Телесные наказания остались исключительно для «штрафован¬
ных» по суду. В 1905 году наказание поркой было отменено окон¬
чательно. И вот, в 1915 году розги вводят на том основании, что
во время войны всякое наказание, связанное с уходом из рядов,
являлось только поощрением (жив останется!), а праволишения
не оказывали воздействия.
Смертную же казнь командование старалось не применять, а
специальных подразделений для штрафованных бойцов в цар¬
ской армии не существовало. Так что, как представляется, в пе¬
риод мировых войн практика фашистского вермахта и РККА в
отношении специализированных штрафных батальонов и рот
была куда более верным средством. Лишение звания и автомати¬
ческое его восстановление по снятии штрафа, наряду с выполне¬
нием наиболее тяжелых задач, являлось тем «кнутом», что всегда
необходим для массовой армии эпохи тотальной войны. Только
вот где в 1915 году было взять офицеров для таких частей?
Летом 1915 года, когда отступал уже не только Юго-Западный
фронт (три армии), но и восемь армий Северо-Западного фрон¬
та, практика применения розог стала расширяться. В Ставку по¬
ступали массовые сведения об участившихся случаях избиения
солдат офицерами, как своеобразного приложения к распоря¬
жению Верховного Главнокомандующего по поводу введения в
частях Действующей армии телесных наказаний за нарушение
дисциплины. Не умевшая организовать надлежащего сопротив-
273
Оськин М.В.
ления наступающему врагу, Ставка вынужденно закрывала глаза
на любой произвол. Раз данная мера дисциплинарного воздей¬
ствия применялась с разрешения Ставки, то ни к чему было бы
исправлять отдельные несправедливости. Поэтому в приказах и
указаниях такие заведомо непопулярные меры оправдывались,
«как мера исключительная... лишь в отношении особо порочных
нижних чинов и в случаях, не терпящих отлагательства для при¬
мера других»1.
Конечно, одно дело оправдание со стороны начальства, и дру¬
гое — практическое применение. Офицер мог придраться к чему
угодно, и по любому поводу. Кадровый офицерский корпус ис¬
треблялся в боях, и открывавшиеся вакансии занимались офице¬
рами военного времени — прапорщиками. Никто из них не имел
того авторитета, каковым обладал кадровый офицер. Не умея
руководить людьми вообще и на войне, в частности, вчерашние
гимназисты, служащие, студенты, мещане, распускали руки, ибо
это было самым легким средством.
Уцелевшие кадровики — шесть-семь офицеров на полк, усле¬
дить за всем не могли. А предвоенные традиции, замешанные на
принадлежности солдат и офицеров к единой полковой семье,
еще не могли быть впитаны прапорщиками — это явление отча¬
сти закрепится во время оперативной паузы зимы 1916 года. Если
же кадровый офицер также был настроен на применение избие¬
ний, издевательств и порки (а солдаты образца 1915 года — это
не кадровики 1914 года), то младшие офицеры почти все брали
с него пример.
Соответственно, существовавшая социальная рознь в таких
случаях лишь усугублялась. Повторимся, что чем дальше в тыл,
тем чаще применялись розги, но были такие и боевые полки, где
с почина батальонных командиров, а то и самого командира пол¬
ка, избиения процветали довольно широко. Справедливость ве¬
дения борьбы против Германии и ее союзников, и без того далеко
неочевидная для простого солдата, в таких условиях превраща¬
1 РГВИА, ф. 391, оп. 2, д. 72, л. 22 об.
274
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
лась в моральный надлом. Что говорить, если за случайное неот-
дание чести офицеру в траншее, полагалось двадцать пять розог,
и солдаты писали домой «тогда бы мы знали, что надо защищать,
если бы они обращались с нами по человечески»1.
Письма солдат с фронта отмечали отчаяние, охватившее даже
самых лучших кадровых солдат, над которыми теперь могли без¬
наказанно измываться офицеры военного времени из вчерашних
мещан, интеллигентов, представителей городской «образован-
щины» вообще. Этим людям при насыщении офицерского со¬
става отдавалось предпочтение перед имевшими боевые заслу¬
ги солдатами только потому, что у них было какое-никакое хотя
бы четырехклассное образование. То есть вчерашний лакей или
официант с образованием мог издеваться над опытным фронто¬
виком — крестьянином по происхождению и не имевшим обра¬
зования. Образовательный ценз вообще сыграл скверную штуку
с царским правительством, не сумевшим перед войной провести
в стране всеобщее начальное обучение, как того требовала сто¬
лыпинская модернизация Российской империи.
Если в Германии ближайшим кадровым резервом офицер¬
ского корпуса являлись сверхсрочнослужащие унтер-офицеры,
то в России предпочитали производить в офицеры вчерашних
врагов царизма (представителей так называемого «образован¬
ного общества»), нежели отличившихся в боях унтер-офицеров
и солдат. Причина тому — образовательный ценз, недоступный
малограмотной крестьянской деревне. Поэтому применение
порки розгами и воспринималось в рядовой массе как возвра¬
щение к практике эпохи крепостного права. Ведь офицер — это
всегда «господин», в то время как солдат — непременно «кре¬
стьянин», так как весь образованный слой страны служил в
офицерах, либо, в самом крайнем случае, являлся вольноопре¬
деляющимися. Так что солдаты указывали в письмах: «...здесь
занимаются этими штуками, как били помещики крестьян, а
здесь солдат бьют». И еще хуже, свидетельство перелома в мас-
1 ГАРФ, ф. 1807, оп. 1, д. 327, л. 26.
275
Оськин М.В.
совой психологии: «Из освободительной войны она преврати¬
лась в разбой»1.
Действительно, порой тон поведения задавался как раз кад¬
ровыми служаками, призванными из запаса. В 1915 году на
фронте были образованы новые дивизии — третьей очереди. Со¬
ставлялись они из ополченских дружин, и командный кадр в них
бьш принципиально слаб. Соответственно, большинство коман¬
диров в пехотных дивизиях третьей очереди были не кадровыми
офицерами. Никаких полковых традиций новые части не имели,
так как были только-только образованы. Следовательно, блюсти
«честь мундира» здесь было бы ни к чему. Личный состав этих
дивизий — по большей части призывники 1915 года, о качестве
которых уже говорилось.
Вот почему здесь применялось розгосечение куда чаще, не¬
жели в старых, кадровых полках. Например, один солдат писал с
фронта, что новый полковой командир стал рьяно сечь солдат, и
по его примеру некоторые офицеры также стали драться: «Лучше
смерть, чем переносить весь этот ужас и позор»2. Можно лишь
констатировать, что в тех полках, где командир категорически за¬
прещал «нововведения Ставки», не желая позорить ни солдат, ни
славного прошлого полка, практически ни один офицер не смел
распускать руки: и именно такие полки, где отношения между
солдатами и офицерами основывались на доверии и взаимовы¬
ручке, а не на мордобое, и дрались лучше с врагом. Почти не
было порки на Кавказском фронте — и он бьш лучшим.
К сожалению, таких начальников было мало, ведь сам Верхов¬
ный Главнокомандующий разрешил разнуздать самые низмен¬
ные инстинкты, оправдывающие собственную военную неком¬
петентность. Требования относительно розог преимущественно
выпускались высшими штабами, вынужденными реагировать на
1 См., напр.: Царская армия в период мировой войны и Февральской
революции. Казань, 1932. С. 51; Революционное движение в армии и
на флоте в годы Первой мировой войны 1914 — февр. 1917. М., 1966.
С. 147—149, 152.
2 ГАРФ, ф. 826, оп. 1, д. 343, л. 145.
276
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
приказы Ставки. Очевидно, что комкоры и начдивы прекрасно
понимали, что их требования не будут выполняться на уровне
полков и бригад надлежащим образом, если того не пожелают их
начальники. Чаще всего полковые командиры закрывали глаза на
большинство происходивших во вверенных им подразделениях
инцидентов, стараясь лишь сами не подавать дурного примера
. да пресекать наиболее тяжелые ситуации.
Известно, что в России ненужная строгость законодательства
компенсируется необязательностью его исполнения. Данная мак¬
сима добавляется принципом неизбежности массовых попыток
обойти существующие положения закона. Неадекватная ситуа¬
ции жестокость «сверху» неминуемо влекла за собой порочное
хитроумие «снизу». Так, контрразведка Северного фронта доно¬
сила своему главнокомандующему, что солдаты стараются нано¬
сить себе легкие ранения в «массе», потому что в таком случае
якобы можно избежать наказания: всех не накажешь1. И действи¬
тельно, в ситуации отсутствия специальных штрафных частей,
что можно было бы сделать за массовые выступления? Обыкно¬
венно дело ограничивалось выдачей нескольких зачинщиков и
наказанием только их.
В кампании 1915 года находившиеся в окопах солдаты за¬
частую применяли сознательно-добровольную сдачу в плен
или «самострелы». Это явление не имело столь широкого рас¬
пространения, чтобы можно было говорить о сознательном от¬
казе широких солдатских масс от продолжения войны или, тем
более, организованном протесте против нее. Скорее уклонение
от фронта в своих разнообразных формах явилось стремлени¬
ем избежать тех тягот войны, что Российская империя вынесла в
первый год конфликта.
Улучшение положения дел со снабжением войск техниче¬
скими средствами ведения боя и боеприпасами резко понизит
статистику уклонений солдат от борьбы в кампании 1916 года.
Качественная же подготовка резервов зимой—весной 1916 года
1 См.: Красный архив. М., 1924. Т. 4. С. 421.
277
Оськин М.В.
позволит дать Вооруженным Силам таких солдат, что в принци¬
пе не пожелают увеличивать процент сдавшихся в плен. Следо¬
вательно, возрастает количество кровавых потерь — убитыми и
ранеными.
Участники войны справедливо почитали, что «Самостре¬
лом называется человек, который стреляет в себя с отчаяния»1.
В условиях, когда германские тяжелые гаубицы сметали русские
окопы вместе с их защитниками, оставляя на долю своей пехоты
фактически лишь «зачистку» взятых русских окопов, российские
солдаты не могли не испытывать отчаяния. В войсках прекрасно
знали, что кризис вооружения будет преодолен разве что осенью,
а пока следовало вести борьбу в неравных условиях. Можно ли
винить солдат, что они вот именно что в отчаянии стремились
избежать того ужаса присутствия под артиллерийским огнем по¬
средством сдач в плен или самострелов?
Рассудить можно по-разному. Главное — психика крестьян,
ранее вообще не имевших дела с армией, умножаясь коллек¬
тивной психологией больших солдатских масс, влекла за собой
уклонение от несения воинской повинности зачастую под влия¬
нием общего порыва. Это дезертирство — вещь сугубо личност¬
ная, в отличие от коллективного пленения или распространения
самострелов в части.
Дезертирство, за исключением принципиального протеста
против войны в силу личных убеждений, есть явление именно
крестьянское, так как крестьянин почитает войну не просто за
ненормальное состояние человеческого социума, но за такое
его состояние, которое выбивает человека из его многовековой
включенности в природу как органичной части. Неудивитель¬
но, что дезертирство было мало распространено в государствах
с высокой урбанизацией или в те периоды военных действий,
которые характеризовались внутренним миром и стабильным
положением на фронте. Высокое дезертирство (равно как и са¬
1 Степной Н. Записки ополченца. Собр. соч. в 10 т. Т. 2. М., 1927.
С. 216.
278
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ботаж, уклонение, симуляция и прочие аналогичные формы, вы¬
деленные Д. Скоттом) солдат-славян было в Австро-Венгрии.
Это — идеологическое нежелание воевать за своих угнетателей.
Минимальное — в таких «городских» и характеризовавшихся
«внутренним миром» странах, как Великобритания или Герма¬
ния (большая часть унтер-офицерского состава).
Дезертирство — преступление и наказание
Примеры резкого скачка дезертирства дают тяжелые пора¬
жения на фронте. Это Россия лета 1915 года, Сербия последних
двух месяцев 1915 года, Австро-Венгрия лета 1916 года, Румы¬
ния осени 1916 года, Франция конца весны 1917 года. Осенью
1918 года страны Центрального блока, за исключением Герма¬
нии, испытали на себе, что такое развал действующих армий,
когда целые дивизии и корпуса разбегаются по домам. Например,
болгарская армия после прорыва Салоникского фронта, вообще
вся разошлась домой. Таким образом, дезертирство в период
Первой мировой войны — это явление реакции на обстановку на
фронте и характеризуется как явление, присущее крестьянскому
социуму.
Как бы то ни было, закон суров, но это закон — гласит
древнеримское право, легшее базисом в современную Романо¬
германскую правовую систему. Справедливо, что уклонение от
воинской службы неминуемо должно влечь за собой жестокое
наказание. За добровольную сдачу в плен военно-полевые суды
выносили заочные смертные приговоры, а семьи добровольно
сдавшихся лишались права на получение пособий.
Характерно, что российская бюрократия часто приравни¬
вала семьи солдат, пропавших без вести, к дезертирам именно
в отношении выплаты пайковых пособий, выдававшихся госу¬
дарством для поддержания солдатских семей. Отмечается, что
«Некоторые солдатки и члены их семей во время Первой миро¬
вой войны 1914—1918 гг. все же были лишены пособия. Полная
неопределенность ожидала солдатку в случае, если ее муж про¬
279
Оськин М.В.
падал без вести. В этой ситуации солдатская жена лишалась не
только пособия, но и юридической дееспособности. У солдатки
отсутствовал и вдовий вид, с которым можно было получать пен¬
сию или обращаться в благотворительные организации. Лиша¬
лись права на получение продовольственного пособия и семьи
запасных нижних чинов, бежавших со службы или добровольно
сдавшихся в плен... семьи таких солдат обрекались на нищету
и бесправие, а на их страдания власти не обращали никакого
внимания»1.
Другое дело, что определить добровольность сдачи в плен
было принципиально невозможно. Да и далеко не каждый во¬
еннослужащий в сдававшемся подразделении сдавался в плен
по собственной воле. Например, известны случаи, когда сдаю¬
щиеся солдаты заставляли командиров и унтер-офицеров также
бросать оружие. Многие так вообще поддавались общей панике.
Поэтому случаи объявления какой-либо группки сдавшихся лю¬
дей сдавшимися добровольно были редки, а основные сведения
о добровольно сдавшихся черпались из показаний солдат, сумев¬
ших бежать из плена. Иное дело — лишение пайка и разнообраз¬
ных льгот (плата за обучение ребенка, например) семьи дезерти¬
ра — здесь все было ясно2.
За намеренное нанесение себе ранения с целью избежать око¬
пов, в качестве наказания по суду, следовал расстрел. Существова¬
ла альтернатива — каторга на срок от четырех лет до бессрочной.
Однако каторга представлялась меньшим злом по сравнению с
фронтом, поэтому смертная казнь как приговор выносилась не¬
сколько чаще. Каждый такой приговор должен был быть объявлен
в войсках, чтобы дурной пример не стал заразительным.
1 Есиков С.А., Щербинин П.П. Источники изучения продовольствен¬
ной безопасности крестьянских семей в период Первой мировой войны
1914—1918 гг. // Аграрное развитие и продовольственная безопасность
России в XVIII—XX веках. Оренбург, 2006. С. 69.
2 Авербах Е.И. Законодательные акты, вызванные войной. 1914—
1915 гг. Пг., 1915. Ч. 1. С. 676; Россия. Главный Штаб. Циркуляры за
1915 г. Пг., 1915. С. 682.
280
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Следует сказать, что данное наказание в основном все-таки
применялось в отношении дезертиров и мародеров. То есть —
против сознательного уклонения от фронта, ибо самострел под
влиянием минутного отчаяния и бегство в тыл — это вещи раз¬
личные, что командованием прекрасно сознавалось. Да и коли¬
чество самострелов вообще было велико. В 1915 году самостре¬
лы — солдаты, отстреливавшие себе пальцы, — составляли до
двадцати процентов всех раненых.
Расстрелять пятую часть Действующей армии было бы невоз¬
можно. Поэтому приказами командования было велено делать
таким бойцам перевязки и держать в окопах1. Участники войны
свидетельствуют, что случаи рецидива при этом были редки. Это
говорит о том, что самострелы по преимуществу являлись след¬
ствием массового аффекта либо совершались в тяжелой психо¬
логической ситуации.
Переход к позиционной борьбе на Восточном фронте с сен¬
тября 1915 года привел к сокращению случаев уклонения солдат
от несения воинской обязанности. В сентябре, кроме того, стали
призывать ратников 2-го разряда — людей, участие которых в
боях вообще не предусматривалось. Поэтому стабилизация по¬
ложения на фронте позволила руководству избежать обстановки
весны—лета, когда окопы наполнялись неподготовленными ни
в каком отношении (воинском, физическом, психологическом)
людьми. Обучение резервистов стало проводиться целенаправ¬
ленно и устремленно, сначала в тыловых гарнизонах, а затем
в запасных батальонах ближайших войсковых тылов. Да и по¬
ступавшее в войска вооружение показывало, что кризис в этом
отношении успешно преодолевается отечественной промышлен¬
ностью и союзными поставками.
В этот период — осень—зима 1915/1916 г., дезертирство в
основном совершалось либо из тыловых частей Действующей
армии, либо из маршевых рот, следовавших на фронт. Фронт сто¬
ял надежно и уверенно. О самострелах речи практически не шло.
ГАРФ, ф. 826, оп. 1, д. 343, л. 184.
281
Оськин М.В.
Добровольные сдачи в плен стали прерогативой отдельных сол¬
дат, перебегавших к противнику по идеологическим либо паци¬
фистским причинам. Эти случаи стали выдающейся редкостью.
В итоге, дело борьбы с дезертирством смещалось глубже в тылы,
на железнодорожные коммуникации.
Следовательно, теперь военные власти должны были тесно
сотрудничать с властями гражданскими, так как зоны ответ¬
ственности различных структур накладывались друг на друга.
Так, в сентябре 1915 года военное ведомство, сообщая в мини¬
стерство внутренних дел о побегах, вплоть до того, что «раз¬
бегается почти весь эшелон», просило о содействии, указывая,
что «Военное министерство... без помощи гражданской власти
бессильно что-нибудь сделать». Как видим, дезертирство стало
коллективным явлением, характерным еще до непосредственной
линии фронта.
Здесь вновь невозможно говорить о полностью осознанной
деятельности солдат, разбегавшихся из эшелонов. Ведь часто
люди дезертировали при следовании воинских поездов по их
родным местам. Рецидивы опять-таки были редким явлением.
Но бороться все же было необходимо: и власти старались поста¬
вить под контроль ключевые участки инфраструктуры, замкнуть
их. Следуя соглашению между ведомствами, для пресечения де¬
зертирства, «бродяжничества» отсталых солдат, мародеров в ты¬
лах армий, были образованы «особо надежные летучие отряды»
военной полиции из «чинов жандармских эскадронов», конных
патрулей на узловых объектах военных дорог1.
Увеличение случаев дезертирства на железной дороге в кон¬
це 1915 года — это скорее выражение желания мобилизованных
солдат отправиться на фронт как можно позже, нежели принци¬
пиальный отказ от войны. За осень было мобилизовано милли¬
он четыреста тысяч людей, ранее никогда не проходивших во¬
енной службы. Вряд ли возможно было ожидать иного от этих
крестьян, покидавших эшелоны не где-нибудь, а, как правило,
1 РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 2892, л. 23; ф. 391, оп. 2, д. 72, л. 23.
282
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
в родных местах. Так, 19 ноября из Владимирской губернии до¬
носили, что по прибытии воинского эшелона в Муром, местные
жители в количестве четырехсот человек тут же дезертировали.
12 декабря из Курской губернии — тридцать два солдата на ходу
поезда бежали из эшелона, и задержать никого не удалось. А в
Тульской губернии на станции Бобрик-Донской по убегавшим
дезертирам открыли огонь, в результате чего один солдат был
убит, двое легкораненых уехали с эшелоном, а прочих удалось
поймать1. Обратим внимание — двое раненых уехали дальше. То
есть самими солдатами такие случаи как именно дезертирство не
воспринимались.
В любом случае, цифры невелики. Тем не менее в кон¬
це 1915 года внутри страны стали усиленно распространяться
слухи о миллионах дезертиров. Само собой разумеется, что за
распространение заведомо лживой информации, подрывавшей
моральную обороноспособность государства, никто не цес от¬
ветственности, равно как никто не смог бы доказать верность
рекламировавшихся сведений. Да и нужды в доказательствах не
было, так как все такие мифы распространялись политическими
противниками царизма — находившейся в оппозиции либераль¬
ной буржуазией и ее многочисленными адептами на местах, на¬
зываемой «образованной интеллигенцией». Бесспорно, империя
династии Романовых не являлась идеальным государством, од¬
нако же, в отличие от правящего режима, рвавшаяся к высшей
власти буржуазия в своей борьбе не гнушалась никакими прово¬
кациями, клеветой и инсинуациями.
Так откуда же все-таки вообще взялись легенды о миллио¬
нах дезертиров? Все очень просто — чуть ли не любой солдат,
почему-либо находившийся в тылу, ассоциировался с дезерти¬
рами, что и пропагандировалось оппозиционной печатью в неи¬
моверно раздутых размерах. В связи с тем, что активная борьба
на фронте осенью 1915 года замерла, фронтовики стали посте- * ч.1 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1915, д. 11, ч. 4, л. 1; д. 34,
ч. 4, л. 1; д. 78, ч. 4, л. 5.
283
Оськин М.В.
пенно наводнять тыл, ибо только теперь широкие массы нижних
чинов смогли воспользоваться своим правом на отпуска. Один
из ведущих военачальников так характеризует мотивы легенды
о миллионах дезертиров: «...начиная с 1915 года количество
нижних чинов, получивших отпуск, колебалось от двух до пяти
процентов списочного состава частей. Следовательно, бывали
моменты, когда в отпуске находилось по полумиллиону солдат.
Если добавить сюда выздоравливающих раненых, получивших
разрешение перед возвращением в строй посетить свои деревни,
и нижних чинов, посланных по служебным делам во внутренние
районы страны, то нет ничего удивительного в том, что огромные
массы солдат, временно живущих по домам или двигающихся
по железным дорогам, приводили к распространению легенд об
огромном количестве дезертиров»1. Военная машина Российской
империи, постепенно приходя в себя после потрясений периода
Великого Отступления, давала передышку личному составу.
Вообще же, что называется, «голь на выдумки хитра». Никто
не отказался бы продлить свое нахождение в тылу. Поэтому сол¬
даты могли идти на такие действия, которые, с одной стороны,
держали их вдали от фронта, а с другой стороны, не влекли бы за
собой наиболее тяжкого наказания в виде пожизненной каторги
или расстрела. Все равно дальше фронта послать бойца не мог¬
ли, а для того, чтобы подпасть под постулаты законодательства о
дезертирах, в лояльной к отдельно взятой личности Российской
империи надо было еще постараться.
Интересным фактом «законного» (с точки зрения солдат)
дезертирства является задержка в своих деревнях отпускников,
умышленно уничтожавших свои документы для сокрытия ис¬
тинности своего положения. Летом 1915 года военный министр
ген. А. А. Поливанов просил министра внутренних дел проверять
отпускников и передавать их в уезды воинским начальникам.
Министерство внутренних дел, во исполнение просьбы, отдало
1 Гурко В.И. Война и революция в России. Мемуары командующего
Западным фронтом. 1914—1917. М., 2007. С. 270.
284
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
соответствующие распоряжения губернским властям. «Потеря»
документа практически не могла быть доказана как умышлен¬
ная. В то же время, в наиболее тяжелый период на фронтах, сол¬
даты задерживались в тылу, рассчитывая на то, что к моменту их
обнаружения и возвращения в окопы сражения уже утихнут. То
есть — не личная трусость, а нежелание возвращаться на «убой»,
выжидание более благоприятной ситуации на фронте.
Это лишь один пример хитрости пресловутой «голи». Другой
вариант — заведомо ложная информация из дома, якобы требо¬
вавшая присутствия там солдата. Так, 18 декабря 1915 года глава
контрразведки Минского военного округа обратил внимание на¬
чальников главных жандармских управлений тыловых губерний,
что многие солдаты стали получать телеграммы с родины с тре¬
бованиями немедленного приезда домой. Поводы приводились
самые разнообразные — смерть близких родственников, раздел
имущества в семье, устройство домашних дел вообще. Контрраз¬
ведка просила проверять справедливость этих сообщений, так как
в связи с их массовостью было заподозрено, что не все телеграм¬
мы являются правдивыми1. Вероятнее всего, так оно и было.
Существовал и третий способ избежать окопов хотя бы на
время, являвшийся наиболее «законным» и наименее наказуе¬
мым. А именно — присутствие бойца в тыловых структурах
Вооруженных Сил: «Еще в годы Первой мировой войны в рус¬
ской армии стал широко известен один весьма примитивный,
но трудно поддающийся выявлению в боевых условиях способ
дезертирства. Военнослужащие (как правило, нижние чины)
умышленно отставали от своих частей, следовавших на фронт, а
затем являлись к местному воинскому начальству, которое, что¬
бы побыстрее избавиться от неорганизованных одиночек, спеш¬
но направляло их в ближайшую тыловую часть, где они прочно
закреплялись»2. Таким образом, налицо несомненный факт де¬
зертирства — убытие из маршевых рот. Однако же юридически
1 ГАТО, ф. 1300, оп. 1, д. 747, л. 1
2 Военно-исторический журнал. 2006. № 2. С. 47.
285
Оськин М.В.
такие солдаты находились в воинской системе и, следовательно,
преследованию не подлежали.
Получалось, что таким способом — весьма законным с точки
зрения военного суда, человек вполне мог избежать отправки на
фронт; отправка его со следующей маршевой ротой являлась от¬
даленной перспективой. За это время, теоретически рассуждая,
могло случиться все, что угодно, вплоть до заключения сепа¬
ратного мира. Главное — задержаться в тылу максимально воз¬
можное время. Ясно, что данный вариант уклонения не мог быть
массовым, так как в противном случае комплектование марше¬
вых рот не представляло бы особенных трудностей, и все усилия
уклониста оказывались бы напрасными.
Более того, в связи с распространением в тылу слухов о ца¬
рившей на фронте обстановке, даже тюремное заключение ста¬
ло представляться меньшим злом. По крайней мере, небольшие
сроки за нетяжкие преступления, но, тем не менее, наказуемые
в уголовном порядке, воспринимались как лучшая альтернати¬
ва. Например, в сентябре 1915 года из Калуги доносили, что не¬
сколько калужских мещан, вооружившись ножами, напали на
крестьян с целью попасть в тюрьму за вооруженное ограбление
и тем самым избежать призыва1. Можно ли квалифицировать
данные действия иначе, как намеренное уклонение от воинской
повинности?
Еще одной из форм уклонения от окопов (но не от нахождения
в Действующей армии вообще) являлось искусное использова¬
ние отдельными солдатами патриотического порыва своих това¬
рищей, их преданности своему подразделению. В период Первой
мировой войны только офицеры, эвакуированные по ранению, в
обязательном порядке отправлялись обратно в свои полки и ба¬
тареи. Что касается солдат, то из выздоровевших по выписке из
лазарета случайным образом составлялись маршевые роты, кото¬
рые отправлялись на фронт согласно требованиям высших шта¬
бов. Если новобранцы, запасные или ратники ополчения, в боль¬
ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1915, д. 26, ч. 6, л. 31.
286
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
шинстве случаев, воспринимали новое назначение как должное,
относясь к нему равнодушно в смысле выбора полка, то многие
кадровые солдаты, направляемые с маршевыми ротами на фронт,
напротив, бежали в свои старые части, что негласно поощрялось
командирами всех рангов. Офицер-артиллерист Э.Н. Гиацинтов
вспоминает: «Не было случая, чтобы бывший в отпуску или на
излечении солдат батареи не вернулся обратно. Даже тогда, когда
их из госпиталей назначали в другие части, хотя бы и запасные,
они всеми правдами и неправдами добивались возвращения об¬
ратно. Иногда приходилось им даже дезертировать из других ча¬
стей, чтобы вернуться в свою родную батарею. Таких беженцев
мы, конечно, всегда принимали и оставляли у себя»1.
Об этих людях в оставленную ими часть немедленно шло со¬
общение, чтобы семья такого бойца не была лишена пайка как се¬
мья дезертира. Командование закрывало глаза на подобные вещи,
ибо справедливо полагало, что преданность родному соединению
является залогом боеспособности солдата. Да и то сказать, если
боец привыкал к товарищам, командирам, общей бытовой обста¬
новке, то ему не хотелось менять ее на новое, неизвестно как мо¬
гущее повернуться к нему лично новое назначение.
Кадровые солдаты вообще были первыми помощниками
офицеров в окопах, и потому высоко ценились ими. Безусловно,
высокие потери в пехоте вывели из строя почти всех кадровиков,
но тем выше ценились уцелевшие. В артиллерии и кавалерии,
не потерявших за войну и половины кадра (пехота переменила
по шесть-семь составов), дело обстояло лучше. Но ведь и бое¬
способность всего подразделения напрямую зависела от общей
обстановки в нем.
Если часть была неплоха, то солдат и бежал туда, оставляя
либо маршевую роту, либо новую часть. Так как формально та¬
кой побег являлся дезертирством, то командиры различных ча¬
стей своевременно оповещали друг друга о перемещении ста¬
рых солдат. Вот этим порывом и пользовались иные уклонисты,
1 Цит. по: Бортневский ВТ. Избранные труда. СПб., 1999. С. 56.
287
Оськин М.В.
желавшие на время переждать сражения в тылу. Видимая закон¬
ность таких передвижений была налицо, почему выявление де¬
зертирства данного вида вызывало большие затруднения. Грена¬
дерский офицер указывает, что «Этим же пользовался и худший
элемент для того, чтобы “поболтаться” якобы в поисках своей
части и оттянуть время. А таких случаев были тысячи»1.
Что же касается непосредственно практических мероприя¬
тий по борьбе с дезертирством, то Ставка признала необходимой
организацию в тылу практики тщательных осмотров деревень
и городов для поиска дезертиров. После занятия императором
Николаем II поста Верховного Главнокомандующего в августе
1915 года, все структуры империи стали подчиняться Ставке.
Приказом Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего
ген. М.В. Алексеева от 27 ноября 1915 года, во исполнение Высо¬
чайшего повеления, предписывалось принять решительные меры
«по организации военно-полицейского надзора в тылу армий для
прекращения бродяжничества отсталых нижних чинов и для за¬
держания и немедленного осуждения военно-полевым судом
мародеров и беглых». Этот приказ предусматривал организацию
в тылах корпусов военной полиции из чинов полевых жандарм¬
ских эскадронов. На усиление таковым частям посылались чины
железнодорожной и уездной полиции эвакуированных губерний.
Кроме того, полагалось установить патрулирование на военных
дорогах летучими конными разъездами, проводить обыски в го¬
родах и станциях войскового района, ввести комендантский час
для военнослужащих с девяти часов вечера2.
Штабы фронтов, которых в августе 1915 года стало уже три,
тесно взаимодействовали с гражданскими властями ближайше¬
го тыла. Если учесть, что тылом Северного фронта была сто¬
лица империи — Петроград, тылом Западного фронта — Мо¬
сква (историческая столица Российского государства), а тылом
1 Попов К. Воспоминания кавказского гренадера. 1914—1920. М.,
2007. С. 156.
2 Приказы Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего за
1915 год. СПб., 1915. №290.
288
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Юго-Западного фронта — Киев («мать городов русских»), то
легко предположить, что чуть ли не вся Европейская Россия, с
ее основными жизненными центрами, испытывала на себе дав¬
ление военных властей. В частности, широко развивалась сеть
борьбы с дезертирством.
Оперативная пауза зимы 1916 года позволила отладить систе¬
му и отдельные ее элементы если не до идеала, то до необходи¬
мого уровня. При этом военная власть в вопросах, относившихся
к Вооруженным Силам, безусловно доминировала над граждан¬
скими властями. Например, заведующий военно-судной частью
штаба главнокомандующего армий Западного фронта от 29 апре¬
ля 1916 года сообщал московскому губернатору, что «в целях
уменьшения скопления на этапах арестованных нижних чинов,
задержанных без достаточных оснований» требуется, чтобы по¬
лиция своевременно сообщала информацию этапным комендан¬
там, которым после задержания передавали дезертиров. Инфор¬
мация должна была содержать «точные сведения о том, кем и по
каким причинам доставленный подвергся задержанию, за кем он
должен числиться содержанием и препровождать этапному ко¬
менданту копию постановления судебного следователя или ино¬
го должностного лица об арестовании задержанного»1.
Командование старалось всеми силами оздоровить обстанов¬
ку в Вооруженных Силах, обескровленных в период Великого
Отступления. Оппозиционная пропаганда, распространявшаяся
на фронте организациями Земгора и приходившими из тыла ре¬
зервистами, действовала против властей. Любоц неуспех разду¬
вался и гипертрофировался в негативную сторону до неимовер¬
ной величины. Так что порой приходилось действовать жестко,
а то и жестоко.
Тех солдат, что подпадали под карательные меры военного
законодательства в особенно тяжелых статьях, не жалели. По
меньшей мере, так следует из приказов Верховного Главноко¬
мандования; исполнение же приказов и распоряжений неиз-
1 Мосгорархив, ф. 17, оп. 93, д. 80, л. 1—1 об.
289
10 Оськин М. В.
Оськин М.В.
бежно было менее жестким на порядок. Так, в конце 1915 года
Ставка приказывала: «Беглых и мародеров немедленно преда¬
вать военно-полевому суду при ближайшем этапном или штат¬
ном городском коменданте или уездном воинском начальнике...
Приговоры военно-полевых судов, немедленно приводимые в
исполнение, предавать широкой огласке, в особенности в за¬
пасных маршевых частях»1.
Рано или поздно, все тайное становится явным. Уловки сол¬
дат распознавались, и Ставка выпускала приказы, которые кара¬
ли бы применение данных уловок в последующем. Переход к по¬
зиционной борьбе, позволивший упорядочить организацию тыла
и усилить контроль над Действующей армией, также оказался
на стороне руководства. В итоге, 12 января 1916 года вступил в
силу новый закон о дезертирстве, «изменивший юридическую
конструкцию понятия побега. По прежнему закону побег являл¬
ся формальным преступлением, зависящим исключительно от
продолжительности времени самовольного отсутствия, а не от
свойства умысла. По новому же закону побегом признается са¬
мовольное оставление военнослужащим своей команды или ме¬
ста служения, учиненное с целью уклониться вовсе от военной
службы, или от службы в Действующей армии, или только от
участия, хотя бы и временно, в военных действиях. Самовольное
же оставление своей команды, не имевшее ни одной из указан¬
ных целей, признается самовольной отлучкой»2.
Новые указания не могли дать результат немедленно. Тре¬
бовалось некоторое время, чтобы распоряжения Ставки дошли
до войск, находившихся не только на фронте, но и в тылах, и в
гарнизонах. В первую голову — сведения о практическом при¬
менении закона о дезертирстве от 12 января. Пока же следова¬
ло ждать. Так, 3 февраля 1916 года министр внутренних дел, со
ссылкой на военного министра, сообщил губернаторам, что в
1 Сборник руководящих приказов и приказаний VII армии. Б.м., 1917.
С. 58.
2 См.: Циркуляры Главного Штаба за 1916 год. Б.м., 1916. С. 177.
290
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
последнее время наблюдается «значительное усиление побегов»
призывников из эшелонов1. К весне инерция была в основном
преодолена. Новый виток дезертирства в самых разнообразных
формах начнется в конце года, уже после остановки Брусилов¬
ского прорыва и неудачи Румынского похода.
Возможно было уклоняться от боя и во время самих сражений.
Необходимо было только найти повод для того, чтобы остаться в
тылу. Неудивительно, что с самого начала войны командование
указывало, что легкораненые должны добираться до лазаретов
сами, а для выноса с поля боя прочих раненых должны суще¬
ствовать специальные люди — санитары. Все бойцы обязаны
участвовать в огневом бою, а потому любое ослабление подраз¬
деления на каком-либо участке легко могло привести к тактиче¬
скому поражению.
Но часть солдат во время боев оставалась в траншеях, мо¬
тивируя это любыми средствами. Например, в «Записке по по¬
воду выполнения операций на Юго-Западном фронте в декабре
1915 года и на Северном и Западном фронтах в марте 1916 года»
указывалось: «Необходимо обратить больше внимания на вы¬
учку, тренировку и особенно на воспитание нижних чинов... в
группе генерала Плешкова во время боев было задержано комен¬
дантом группы более четырехсот человек беглых солдат...». Еще
в одной из дивизий триста человек скопилось у питательного
пункта в то время, как дивизия была в бою. Неудачные насту¬
пательные операции на Стрыпе и Нарочи не могли не повлиять
на рост такого, так сказать «внутреннего дезертирства», при
котором солдат находится в расположении своего соединения,
но не участвует в сражении. Как видно из «Записки», основной
мерой воздействия на нижних чинов должно было стать их со¬
ответствующее «воспитание». Одним из методов воспитания яв¬
лялась упомянутая выше порка розгами.
Таким образом, ввиду широкого распространения таких па¬
губных явлений, как дезертирство и уклонение от участия в бою,
1 РГВИА, ф. 2003, оп. 2, д. 754, л. 24.
291
10*
Оськин М.В.
в мае 1916 года были внесены новые изменения определенного
характера в Воинский устав о наказаниях. В преддверии реши¬
тельного наступления на Восточном фронте Верховное Главноко¬
мандование стремилось до предела усилить численность боевых
группировок, предназначенных для удара армий. Теперь за соот¬
ветствующие действия и призывы к бегству, сдаче или уклонению
от боя законодательство безусловно предусматривало смертную
казнь. Под уклонением от боя отныне понимались и самострелы.
И в 1916 году явление «палечников», то есть солдат, намерен¬
но наносивших себе легкие ранения, чтобы убыть в тыл хотя бы
на время, а еще лучше, навсегда, имело сравнительно широкие
масштабы. Как говорит участник войны, это обстоятельство «на¬
чало принимать в мировую войну настолько грозный характер,
что были установлены самые суровые наказания, то есть поле¬
вой суд с высшей мерой наказания»1. Жестокостью репрессалий
командованию удалось несколько сбить волну самострелов. По
крайней мере, таких масштабов, как в 1915 году, «пальчики» уже
не имели.
Кроме того, как уже говорилось на примере «Записки по по¬
воду выполнения операций на Юго-Западном фронте в декабре
1915 года и на Северном и Западном фронтах в марте 1916 года»,
обыкновенно часть солдат уклонялась от боя. Уходя из окопов
во время атаки и возвращаясь уже после ее окончания, люди тем
самым ослабляли ударную мощь подразделений в самый необ¬
ходимый момент. Нельзя, конечно, сказать, что это могло суще¬
ственным образом сказаться на судьбе операций, однако пресе¬
кать негатив необходимо в корне. В итоге, командование всех
уровней предлагало расстреливать уклоняющихся от боя солдат
«на глазах нижних чинов их частей»2.
Нисколько не оправдывая поведение солдат, можно заметить,
что явления подобного рода чаще всего являлись реакцией на
1 Изместьев П.И. Очерки по военной психологии (некоторые основы
тактики и военного воспитания). Пг., 1923. С. 15.
2 ГАРФ, ф. 826, оп. 1, д. 368, л. 23; Сборник руководящих приказов и
приказаний 7-й армии. Б. м., 1917. С. 149.
292
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
реальное ведение боевых действий, на очевидную бесплодность
и бессмысленность атак, влекущих за собою бесцельные жерт¬
вы. Например, во время атак 7-й и 9-й армий Юго-Западного
фронта на Стрыпе, практически отсутствовала артиллерийская
поддержка наступавшей пехоты. А в Нарочской наступательной
операции Северного и Западного фронтов артиллерия была вы¬
ведена на позиции столь бездарно, что не сумела помочь взяв¬
шей передовые окопы противника пехоте. Да и командование ча¬
сто оставляло желать лучшего. Отсюда и уклонение рядовых от
боя — заведомо бесперспективного в тактическом отношении.
Впрочем, расстрелы, невзирая на грозные заявления высших
штабов, все-таки применялись достаточно редко. Во-первых,
солдат и без того не хватало. Во-вторых, зачастую невозможно
было доказать умышленность вины оставшегося в тылу на время
боя солдата. Отсюда и требование преимущества «воспитания»
перед репрессиями. Решение о смертной казни принималось на
самом высоком уровне, в штабах не меньше дивизионного, по¬
этому начальникам даже и психологически тяжело было прини¬
мать подобные резолюции. Все тот же ген. В.И. Гурко пишет, что
вынесение смертного приговора бежавшему с поля боя — «Это,
однако, самая крайняя мера, и в обязанности начальника входит
использование всех мыслимых способов для предотвращения
ситуации, требующей применения смертной казни. Пренебреже¬
ние данным правилом может иметь самые прискорбные послед¬
ствия, и бессмысленное кровопролитие, которое может от этого
проистечь, без сомнения, ляжет тяжелым бременем на совесть
начальника, который его допустил»1. Как нелегко сравнивать это
высказывание с практикой в РККА в 1941—1945 гг.
В армиях союзников и противников также старались не прибе¬
гать к частым расстрелам по суду. Одно дело — застрелить бегу¬
щего с поля боя бойца в пылу сражения, и совсем иное — хладно¬
кровно осудить его на расстрел уже по окончании столкновения.
1 Гурко В.И. Война и революция в России. Мемуары командующего
Западным фронтом. 1914—1917. М., 2007. С. 34—35.
293
Оськин М.В.
Поэтому для такого судебного решения требовалось либо яркое
и явное выражение вины (дезертирство из Действующей армии
глубоко в тыл), либо неоднократное уклонение от боя.
Так, в Германии во время Первой мировой войны смертные
приговоры выносились в случае перехода к противнику, остав¬
ления осажденной крепости или оставления поста перед насту¬
пающим врагом. Осажденных крепостей у Германии не было;
единственное исключение — Летценский укрепленный район с
центром в форте Бойен в кампании 1914 года. Летцен и не поду¬
мал сдаваться, сыграв важную роль в исходе Восточно-Прусской
наступательной операции августа 1914 года, выигранной немца¬
ми. Случаи перехода к противнику являлись единичными исклю¬
чениями. Как пишет исследователь, «В итоге, к смерти пригова¬
ривались только те солдаты, которые пытались повторно дезер¬
тировать, но и то это практиковалось далеко не во всех случаях.
В итоге за все четыре года Первой мировой войны трибуналы
вынесли только сто пятьдесят смертных приговоров немецким
солдатам. Но из них казнено было всего лишь сорок восемь че¬
ловек, все остальные были помилованы, а казнь была заменена
тюремным заключением»1.
Так как на фронте военное командование действовало более-
менее успешно, то с мая 1916 года борьба с уклонистами ста¬
ла переноситься далее в тыл. Следовательно, к делу борьбы с
дезертирством подключались и гражданские власти. Ставка и
командования военных округов просили губернаторов принять
меры по проведению облав усилиями полиции. По задержании
дезертиры немедленно доставлялись подлежащему воинскому
начальнику, откуда они, как правило, отправлялись обратно на
фронт, будучи переведенными в разряд штрафованных. Так, по
всей России в июне 1916 года было задержано 5239 нижних чи¬
нов без документов. И в то же время из маршевых рот до пункта
назначения могло не доходить порой до двадцати пяти процен¬
1 Васильченко А. Штрафбаты Гитлера. Живые мертвецы вермахта.
М., 2008. С. 15.
294
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
тов всего состава1. В обстановке нараставшего наступления на
Юго-Западном фронте эти цифры представлялись достаточно
большими. Брусиловский прорыв требовал людей для своего
развития, а намечавшееся вступление в войну Румынии — об¬
разование дополнительных контингентов для поддержки нового
союзника.
Из указанных пяти с лишним тысяч задержанных солдат
далеко не все являлись дезертирами, так как статистика была
общей и учитывала всех, в том числе отпускников и солдат, на¬
правленных в тыл с разнообразными поручениями, от закупки
фуража до передачи писем офицерскими денщиками и пору¬
ченцами. Например, в Московской губернии за вторую поло¬
вину 1916 года было задержано не более семисот дезертиров:
май — 85, июнь — 89, июль — 66, август — 88, сентябрь — 60,
октябрь — 91, ноябрь — 113, декабрь — 99 человек. Тем не ме¬
нее и эта цифра признавалась весьма грозной. В итоге Ставка
требовала увеличения усилий по поиску дезертиров. Телеграмма
из штаба Минского военного округа московскому губернатору
от 22 ноября 1916 года гласила: «Наштаверх признает крайне
необходимым вновь организовать самые тщательные осмотры
деревень и городов для сыска и направления в армию всех само¬
вольно отлучившихся и уклоняющихся нижних чинов... Прошу
принятия самых широких мер, для производства тщательных и
частных облав для приведения в исполнение требований напгга-
верха. О результатах облавы прошу срочно уведомить меня...
Начштаб генерал-лейтенант Мориц»2.
Соответственно, воинские начальники также обязывались
сотрудничать с гражданскими властями в деле розыска и поим¬
ки уклоняющихся от службы солдат. При всем том инициатива
командования не ограничивалась, даже поощрялась. Затухание
боевых действий на всех фронтах, кроме Румынского фронта,
осенью, позволило удвоить деятельность военных и граждан¬
1 ГАРФ, ф. 102,4-делопроизводство, оп. 1915, д. 267, л. 1—3.
2 Мосгорархив, ф. 17, оп. 93, д. 51, л. 181, 191.
295
Оськин М.В.
ских властей. Штабы фронтов и армий заваливали подчиненные
инстанции соответствующими инструкциями. Например, прика¬
зом по Особой армии от 8 октября 1916 года за № 108 предписы¬
валось: «Приказываю командирам частей о всех пропавших без
вести нижних чинах доносить по возможности безотлагательно,
вслед за их исчезновением, выяснить обстоятельства такого ис¬
чезновения назначением по горячим следам дознания, а также
непосредственно от себя входить в сношение с подлежащими по¬
лицейскими и воинскими начальниками о розыске без вести про¬
павших нижних чинов на их родине, в месте их приписки или в
месте последнего жительства. В случае установления признаков
самовольной отлучки или иного преступного деяния, безотлага¬
тельно сообщать подлежащим губернаторам на распоряжение о
лишении семейств отлучившихся казенного пайка».
Окончание активных боев на Юго-Западном фронте позво¬
лило в полной мере применить в зоне ответственности главкою-
за ген. А.А. Брусилова те же меры, что уже были созданы для
бездействовавших с июля месяца Северного и Западного фрон¬
тов. Бичом атакующих частей оставалось массовое уклонение
отдельных солдат непосредственно от сражения. В масштабах
фронта это уклонение исчислялось уже тысячами людей. Непре¬
рывное движение в войсковых тылах резервов, лазаретов, меня¬
ющих исходные позиции корпусов, рабочих команд, кавалерии и
артиллерии, создавали некий организационный хаос, в котором
люди могли достаточно легко затеряться.
Поэтому в ноябре 1916 года и на Юго-Западном фронте были
образованы особосборные команды нижних чинов армий фрон¬
тов, предназначенные для задержания солдат, бродяжничавших
в войсковых районах и районе общего тыла фронтов. Очевид¬
но, что таких «бродяг» насчитывалось значительное количество,
раз для их поимки создавались специальные воинские команды.
И опять-таки, налицо «внутреннее дезертирство», выражающее¬
ся в том, что боец находится внутри системы Действующей ар¬
мии, на фронте. Однако вдали от передовых окопов, а значит, и
от личного участия в бою, угрожающем жизни человека.
296
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОкШИРОВОЙ
Разумеется, что эти команды должны были ловить и явных де¬
зертиров. Дабы не перегружать боевые подразделения ненужным
элементом, все задержанные солдаты передавались в переменный
состав этих команд, а затем — в исправительные роты. Именно
здесь уклонистов «перевоспитывали», и наверняка, этот процесс
являлся болезненным—раз люди находились среди тех солдат, что
их, собственно, и задерживали (понятно, что в состав таких осо¬
босборных команд входили лишь наиболее испытанные солдаты,
верные властям). Наконец, после проведенной с уклонистами и
дезертирами соответствующей работы, их передавали в запасные
батальоны фронта, откуда они уже отправлялись в свои части1.
Увеличение масштабов дезертирства в конце 1916 года про¬
ходило на фоне усиления контрмероприятий, предпринимаемых
военными властями, в связи с упорядочением общей позицион¬
ной обстановки. Тем не менее психологическое разочарование
итогами кампании 1916 года, оцениваемое не с точки зрения
общекоалиционной стратегии истощения противника, а с пози¬
ций понесенных армиями Юго-Западного и Румынского фрон¬
тов громадных потерь (не менее 1 200 000 чел.), оказалось столь
велико, что количество дезертиров возрастает. Дж. Скотт подме¬
тил, что существенный рост данной тенденции как обыденной
формы классового сопротивления, свидетельствует о переводе
такого сопротивления на качественной иной уровень: «Если речь
идет о нескольких браконьерах, поджигателях или дезертирах —
это, конечно, еще не классовая борьба. Но если такое становится
устойчивым стереотипом социального поведения, то очевидно,
что подобное явление имеет прямое отношение к классовому
конфликту»2. Вскоре грянет Февральская революция, а за ней и
Октябрь — явное выражение классовой борьбы.
Видя усиление масштабов уклонения от воинской службы,
войсковое командование также пыталось оказать влияние на
1 РГВИА, ф. 2003, оп. 1, д. 20, л. 241—245.
2 Скотт Дж. Оружие слабых: обыденные формы сопротивления
крестьян // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегод¬
ник, 1996. М., 1996. С. 31.
297
Оськин М.В.
понижение дезертирства посредством смычки с тылом. Зимой
1916/1917 г. взаимодействие между военными и гражданскими
властями, при доминировании первых, достигло своего мак¬
симума. Если же учесть, что Ставка все более и более властно
вмешивалась в дела всей страны, то необходимо признать, что
милитаризация общества и государства шла по нарастающей.
Потому-то «военный коммунизм» Советской республики и дик¬
таторские режимы белых правительств в период Гражданской
войны психологически воспринимались легче, нежели это могло
бы быть достигнуто без предварительной «подготовки сознания»
широких масс российского населения Первой мировой войной.
В начале 1917 года военные власти вновь просили министер¬
ство внутренних дел усилить облавы на дезертиров. В качестве
первопричины здесь выступала необходимость пополнения Дей¬
ствующей армии. Так как сил полиции уже не хватало, министр
внутренних дел направил письма командующим военными окру¬
гами о содействии местным полицейским властям в деле про¬
ведения облав1.
Таким образом, в тылу дезертиров ловили уже совместно по¬
лиция и военные команды. С одной стороны, это говорит о мас¬
штабах дезертирства. С другой стороны — о нараставшем кризи¬
се царского режима, чья полиция не могла надлежащим образом
исполнять свои функции. Но это — что касается глубокого тыла,
той тыловой зоны, которая, согласно «Положению об управле¬
нии войск в военное время», вообще входила в зону ответствен¬
ности гражданских властей и, следовательно, правительства.
Первые преграды ставились на самом фронте, во фронтовой
зоне. Причем чем активнее велись боевые действия, тем шире
был поток дезертиров. На наш взгляд, не потому, что люди боя¬
лись передовой, а скорее потому, что определенный хаос орга¬
низации, неизбежно присутствующий в ходе активных боевых
действий, облегчал попытку дезертира скрыться и благополучно
выбраться в тылы.
1 РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 3069, л. 14—17.
298
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Зимой 1917 года бои велись лишь на одном фронте — только
что образованном Румынском фронте. Бои здесь были неудачны, в
ходе почти всей осени русские и румыны отступали под ударами
австро-болгаро-германцев, войсковые тылы кишели перебрасы¬
ваемыми обозами, эвакуируемыми ранеными, продфуражными
транспортами, румынскими беженцами. После падения Бухаре¬
ста отступление к Бессарабии превратилось уже в кашу, очерчи¬
ваемую тонкой линией сражающихся корпусов. Море румынских
беженцев (более миллиона человек) захлестнуло русские тылы.
Продовольственные затруднения, вызванные развалом желез¬
нодорожной инфраструктуры и переходом морских путей в руки
противника, усугубили ситуацию в отношении успеха сопро¬
тивления. Соответственно, поток дезертирства здесь мог только
расти — Румынский фронт будет упорядочен лишь весной. Слу¬
живший в Уссурийской конной дивизии на Румынском фронте
один из будущих вождей Белого движения вспоминал: «К концу
1916 года дезертирство из армии приняло такие размеры, что
наша дивизия была снята с фронта и направлена в тыл для ловли
дезертиров и охраны бессарабских железных дорог. Мы ловили
на станции Узловая до тысячи человек в сутки»1.
Обратим внимание на объемы. Дезертиров ловят уже не спе¬
циальные команды, а целые дивизии. Тысяча человек в сутки —
это обычное явление. Разумеется, что из этих тысяч солдат ре¬
альными дезертирами являлись немногие, большинство — это
простые уклонисты, или, в той терминологии, «бродяжничаю¬
щие нижние чины». Пример — 8-я армия ген. А.М. Каледина,
сыгравшая ключевую роль в Брусиловском прорыве, а в ноябре
переброшенная в Румынию. По данным штаба 8-й армии, с на¬
чала войны по 15 мая 1917 г. (двадцать девять месяцев) из армии
дезертировало 25 946 человек. В том числе за декабрь 1916 —
февраль 1917 г. — 3135 чел — 12% от общего числа2.
1 Семенов Г.М. О себе. Воспоминания, мысли и выводы. 1904—1921.
М., 2007. С. 50.
2 Френкин М.С. Революционное движение на Румынском фронте
1917 г. — март 1918 г. М., 1965. С. 33.
299
Оськин М.В.
Чтобы иметь наглядное представление о царившем на Ру¬
мынском фронте хаосе, можно посмотреть «Юношеский роман»
В.П. Катаева, воевавшего тогда в Румынии. А именно — на стра¬
ницы, посвященные отступлению от рубежа порта Констанцы и
Траянова вала. Ввиду неорганизованного отступления сам буду¬
щий выдающийся советский писатель, по сути, превратился в
такого «бродяжничающего нижнего чина».
Пытаясь сбить волну дезертирства (зачастую — опять-таки
из маршевых команд при следовании на фронт из воинских
эшелонов), военное командование предприняло попытку та¬
кой операции как широкое распространение соответствующей
информации в тылу. Сведения о дезертирах передавались на
места его постоянного проживания и довоенной работы. Сле¬
довательно, определенная ставка делалась на «сознательность»
земляков дезертира, которые могли (и, по мысли властей, долж¬
ны были) выдать уклониста властям, в случае его появления в
родных местах.
Так как передача информации в централизованном порядке
объективно являлась невозможной, то обязанности в этом пла¬
не перекладывались на плечи непосредственных командиров
соединений, где служил дезертир. Соответственно, вся ответ¬
ственность за объявление пропавшего без вести солдата дезер¬
тиром, должна была лечь на этих низших начальников. Так, при¬
каз командарма-2 ген. В.В. Смирнова по 2-й армии от 16 декабря
1916 года указывал: «Со своей стороны рекомендую начальни¬
кам отдельных частей самим сообщать о совершенном позорном
побеге их нижних чинов сельским и городским властям преступ¬
ника для извещения всех его родных и родственников, а также
земляков»1.
Речь идет о спокойном фронте. Эта 2-я армия входила в со¬
став Западного фронта ген. А.Е. Эверта. Последняя широкомас¬
штабная операция Западного фронта — наступление под Бара¬
новичами в конце июня месяца. После того Западный фронт вел
ГАРФ, ф. 826, оп. 1, д. 371, л. 32.
300
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
лишь позиционную борьбу — изнурительную, но все-таки не
влекущую за собой больших человеческих потерь. А.Б. Асташов
приводит динамику количества задержанных дезертиров (в не¬
делю) по двум северным военным округам:
Округ
Конец
Лето
Конец
Перед
1915 г.
1916 г.
1916 г.
февралем 1917 г.
Петроградский
211
193
220
294
Двинский
462
238
1479
1543
Отсюда следует вывод исследователя: «Всего же по Двинско¬
му военному округу с октября 1916 года до 5 марта 1917 года
задерживали в среднем по 1504 человека в неделю, а с марта по
июль 1917 года — 1410 человек... Динамика дезертирства по¬
казывает, что основную роль в развале русской армии сыграла
не революция. Причины были глубже, чем революционная про¬
паганда или подрывная деятельность противника. Главным фак¬
тором послужил крестьянский состав русской армии, не выдер¬
живавший тягот современной войны. Как и раньше, солдат под¬
чинялся в своем настроении больше сезонным циклам, нежели
гражданскому долгу»1.
На наш взгляд, верный вывод А.Б. Асташова нуждается в
уточнении. Хотя первопричиной бегства с фронта и послужили
тяготы войны, но после Февральской революции стало гораз¬
до больше способов для уклонения от воинской службы. Кро¬
ме того, карательный меч государства ослаб до невообразимых
пределов. Отсюда и распространенное мнение о развале армии
в период революции. Невозможность (а то и откровенное не¬
желание) революционных властей справиться с дезертирством,
наряду с законотворчеством периода двоевластия, и создали ту
обстановку, в которой «подчинение» солдата-крестьянина «се¬
зонному циклу» могло быть реализовано в многовариантной и
практически ненаказуемой атмосфере.
1 Асташов А.Б. Русский крестьянин на фронтах Первой мировой
войны // Отечественная история. 2003. № 2. С. 80.
301
Оськин М.В.
Понимая, что в родных деревнях их уже будут ждать, многие
дезертиры скрывались в больших городах, где, кроме прочего,
было легче затеряться. В период войны губернские города, не
говоря уже о столичных, сильно разрослись в плане населения.
Рабочие оборонных предприятий, беженцы, военнопленные, во¬
инские команды — все это создавало массу вариантов для укры¬
тия от полицейского ока. Наиболее привлекательными городами
являлись многонаселенные Петроград и Москва. Так, мини¬
стерство внутренних дел сообщало в Канцелярию Московского
генерал-губернатора 16 февраля 1917 года: «при произведен¬
ных [полицией]... обходах в декабре 1916 года мест, могущих
служить для укрывательства преступных лиц, было задержано
1030 человек по сомнению в их личности. И в числе их оказа¬
лись 40 самовольно явившихся в Москву, 90 скрывающихся от
отбытия воинской повинности и 83 самовольно отлучившихся из
своих частей нижних чинов [в январе 1917 года было задержано
675 человек, в том числе 29, 55 и 33 соответственно]...». И да¬
лее — «Кроме того, чинами наружной полиции при ежедневных
обходах своих участков, задержано отлучившихся нижних чинов
в декабре 1916 года 793 и в январе с.г. 352»1.
Разочарование войной, усталость страны и народа от ее веде¬
ния, усиливавшийся кризис транспорта и, следовательно, снабже¬
ния, усугублялось моральным надломом. Антиправительствен¬
ная пропаганда, обрушившаяся теперь уже непосредственно и
на царскую семью, пиком чего стало убийство Г.Е. Распутина
высокопоставленными придворными лицами, лишь усиливала
антивоенные настроения. Ведь очевидно, что сама по себе Пер¬
вая мировая война как таковая в массовом сознании была связа¬
на, прежде всего, с царем и его волей и авторитетом.
Каждый солдат видел, что ему лично участие в войне ничего
не несет, почему интересы России в целом ассоциировались с
интересами каждого солдата-крестьянина и вообще с интереса¬
ми крестьянства. Либеральная буржуазия, стремившаяся уни-
Мосгорархив, ф. 16, оп. 152, д. 20, л. 62—62 об.
302
1
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
чтожить если не царизм, то как минимум неподконтрольного ей
монарха, каковым и являлся император Николай II, не понима¬
ла, что с падением царизма ведение войны для народа будет яв¬
ляться бессмысленным. Привыкнув распоряжаться интересами
страны за спиной монархического режима, оппозиция рубила
сук, на котором сама же и сидела, — все-таки восемьдесят про¬
центов крестьянского населения в стошестидесятимиллионной
стране — это громадная сила традиционно консервативной
инерции, чем впоследствии прекрасно воспользовались боль¬
шевики и сталинское правительство при построении тотали¬
тарного общества в СССР.
Наиболее дальновидные лидеры оппозиции, как П.Н. Милю¬
ков и А.И. Гучков, готовили поэтому только дворцовый перево¬
рот, но и их убеждение в том, что ситуацию удастся удержать
под контролем, было максимально наивным. И, главное, ни один
оппозиционный лидер не смог надлежащим образом расценить
то простое обстоятельство, что в данный момент в государстве
находилось двенадцать миллионов вооруженных крестьян, недо¬
вольных войной вообще и «господами» в частности. При этом
особенной разницы между помещиками и либерал-буржуа в гла¬
зах нации не существовало. Военные с тревогой, а потом просто
с горечью, отмечали влияние данного фактора на жизнь страны
и функционирование Действующей армии: «...под впечатлени¬
ем этой пропаганды и усталости войной, в войсках развилось в
тревожных размерах дезертирство. Причем дезертиры являлись
в деревне лучшими проводниками идей пораженчества, так как
надо же им было дома прикрыть свое преступление какими-либо
идейными мотивами»1.
Действительно, именно дезертиры явились самыми лучшими
проводниками настроений пораженчества и пессимизма в тылу,
что, собственно, и усугублялось оппозиционной печатью. Дерев¬
ня реагировала на усиленно распространявшиеся слухи наибо¬
лее остро, хотя и не выказывая своего бурлившего недовольства
1 Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2006. С. 389.
303
Оськин М.В.
затянувшейся войной, на поверхности общественной жизни.
Ведь антиправительственные мотивы одновременно являлись
и антивоенными. Возможно, еще и — разрешением аграрного
вопроса, наилучшим методом чего признавался так называемый
«черный передел». Всего этого лидеры оппозиции не понимали
и не желали понять.
Тем не менее общее число дезертиров с июля 1914 по февраль
1917 г., вопреки усилиям Думы «раздуть» факты и говорить о
двух миллионах человек (например, А.Ф. Керенский и в эмигра¬
ции утверждал, что до Февраля дезертировало не менее 1,2 млн
чел.), было сравнительно невелико. По различным подсчетам,
цифра колеблется в пределах около двухсот тысяч, и в это чис¬
ло, видимо, входят не только беглецы из окопов, но и запасные,
оставлявшие воинские эшелоны по пути на фронт.
До Февральской революции, согласно официальной стати¬
стике, в среднем уровень дезертирства — не более шести с по¬
ловиной тысяч человек в месяц. Это достаточно низкий уровень
для крестьянской нации, не сознававшей причин и последствий
своего участия в мировом конфликте (не говоря уже о принципи¬
ально ненужном и неперспективном вмешательстве Российской
империи в борьбу между Германией и Западной Антантой). По¬
сле революции объемы дезертирства возрастают как минимум в
пять раз1.
Белобилетники и дезертиры
Значительный объем дезертиров, причем еще до достижения
этими контингентами фронта, дали те категории населения, что
ранее были освобождены от военной службы. Намерение русско¬
го Генерального штаба выиграть войну в течение относительно
короткого времени, не предполагало использование для ведения
военных действий тех людей, что ранее не проходили воинскую
1 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001.
С. 184.
304
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
службу. Казалось бы, что наличного запаса человеческих резер¬
вов — более пяти миллионов человек, — будет вполне достаточ¬
но для победы, достижение каковой ожидалось примерно через
полгода после начала войны.
Тем не менее расчеты не оправдались, и для восполнения по¬
терь в Действующей армии пришлось призывать не только ново¬
бранцев, но и те категории населения, что ранее не служили в Во¬
оруженных Силах и в законодательном порядке призыву вообще
не подлежали. Осенью 1915 года, после ужасных потерь Великого
Отступления из Польши и Галиции, был проведен первый набор
ратников 2-го разряда. Это — те люди, что никогда не служили в
армии, но подходили для службы в войсках по состоянию здоро¬
вья, возрасту и прочим необходимым характеристикам.
Главной проблемой русского военного ведомства стало вос¬
полнение потерь в Вооруженных Силах. С начала войны по 1 но¬
ября 1915 года русскими армиями было потеряно 4 360 000 чел.,
в том числе 1 740 000 пленными. Из этих потерь 2 386 000 (54%)
было утрачено в ходе Великого Отступления с 1 мая по 1 ноября
1915 года1. Поэтому во второй половине 1915 года стали выис¬
киваться средства для увеличения численности Действующей
армии.
Необходимо упомянуть, что в связи с отсутствием в стране над¬
лежащего количества технических средств в народном хозяйстве,
рабочие руки заменяли механизмы. Отсюда и невозможность про¬
ведения всемерно массового призыва населения в армию, так как
промышленность и сельское хозяйство нуждались в рабочих ру¬
ках — и вероятный призыв белобилетников был признан пока еще
ненужной мерой. В связи с этим военное ведомство обратилось к
тем категориям, которые вообще не подлежали перед войной при¬
зыву на воинскую службу. Сюда относились:
1) русское население Туркестанского Края (кроме Семире-
ченской и Закаспийской областей), Камчатки, Сахалина, крайних
1 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001.
С. 143.
305
Оськин М.В.
северных уездов и округов Енисейской, Томской, Тобольской гу¬
берний и Якутской области; русские, родившиеся в Туркестане,
освобождались от военной службы;
2) граждане Финляндии (Финляндия вносила за освобожде¬
ние своих граждан от воинской службы ежегодный денежный
налог около 12 000 000 марок);
3) инородческое население Сибири и Туркестанского края;
4) инородческое мусульманское население Кавказа;
5) инородцы Астраханской и Ставропольской губерний;
6) самоеды Мезенского и Печорского уездов Архангельской
губернии.
Общая численность лиц мужского пола данных категорий к
началу 1914 года — около семи миллионов человек, в том числе
сто четырнадцать тысяч русских. Ясно, что большая часть этих
людей, даже в случае призыва, не должна была бы отправляться
сразу в окопы, получив оружие. Во-первых, наличного оружия
не хватало и для тех солдат, что уже находились в Действующей
армии. Во-вторых, военные власти опасались доверять оружие
инородцам и финнам. Следовательно, финны должны были за¬
менить часть личного состава располагавшихся в Финляндии
русских гарнизонов, а инородцы — отправлялись для проведе¬
ния окопных работ. Иными словами, указанные людские катего¬
рии (кроме русских) изначально предназначались не для воен¬
ных действий, а для несения трудовой повинности в ближайшем
войсковом тылу. Высвобождаемые же от этого дела русские от¬
правлялись бы в окопы.
Для того чтобы распространить призывную систему и на дан¬
ные категории, в Главном Штабе была составлена докладная за¬
писка для Государственной Думы с соответствующими обосно¬
ваниями необходимости призыва. Эта записка была составлена в
ноябре 1915 года — то есть в тот период, когда Восточный фронт
уже замирал в позиционной борьбе от Балтики до Карпат. А сле¬
довательно — в преддверии кампании 1916 года, в которой союз¬
ники по Антанте, согласно принятым на межсоюзном совещании
в Шантильи (месторасположение французской Главной кварти¬
306
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ры — аналога русской Ставки) решениям, обязывались насту¬
пать одновременно и на Западном, и на Восточном фронте.
Прежде всего, требовалось разобраться с наиболее годной
для окопов категорией ранее освобожденного от призывов на¬
селения. Это относится к 114 000 русских, в свое время заселив¬
ших окраины государства. В качестве причин освобождения от
службы этих категорий русского населения назывались:
«1) необходимость поощрить заселение наших азиатских
окраин русскими людьми;
2) трудность производства призыва в некоторых весьма от¬
даленных местностях, малодоступных, редко населенных и с су¬
ровым климатом;
3) существующая ранее в широких размерах ссылка в Сибирь
на поселение, при которой некоторые местности были почти
сплошь заселены ссыльными, отбывавшими наказание, то есть
элементом, совершенно нежелательным для комплектования
войск».
Затем, в записке Главного Штаба разъяснялась позиция воен¬
ного ведомства в отношении всех прочих людей. Освобождение
от службы соответствующих категорий инородческого населе¬
ния объяснялось:
«а) причинами политическими, в которых признавалось не¬
своевременным и опасным проводить через ряды армии инород¬
ческое население, на преданность и верность которого общему
Отечеству нельзя было положиться. Либо в силу недавнего при¬
соединения этих инородцев к России (инородцы Кавказа и Тур¬
кестана), либо вследствие их стремлений к самостоятельному
политическому существованию (финляндцы);
б) низким уровнем культуры большинства кочевых инород¬
цев Сибири...
в) полным отсутствием культуры у некоторых бродячих ино¬
родцев крайнего севера Европейской и Азиатской России».
Как бы то ни было, но страна нуждалась в солдатах и тру¬
жениках тыла. Причем — тружениках возможно ближе к само¬
му фронту, чтобы освободить войска для собственно воинской
307
Оськин М.В.
муштровки, возложив по возможности строительство сплошной
системы траншей по 1200 верстам Восточного фронта на ино¬
родцев. Главным Штабом были приведены следующие доводы
для необходимости призыва:
— «освобождение без действительной необходимости неко¬
торых народностей Империи от натуральной воинской повинно¬
сти находится в противоречии с основным принципом: “защи¬
та Престола и Отечества есть священная обязанность каждого
русского подданного”. Не привлекая к этой обязанности ту или
иную народность, мы тем самым держим ее на положении от¬
щепенца от общей государственности и тормозим ее слияние ее
с коренным населением...»
— «совершенно несправедливо заставлять население цен¬
тра государства нести тяжесть воинской повинности за окраи¬
ны; в результате за счет центра население окраин развивается
и богатеет...»
— «слишком продолжительное освобождение какой-либо на¬
родности от воинской повинности крайне вредно еще и потому,
что приучает эту народность к мысли о незыблемости такой льго¬
ты (здесь, прежде всего, имелись в виду финны. — Авт.)...».
— с расширением железнодорожной сети Российской импе¬
рии, увеличилась связь русского населения с инородцами окра¬
ин, вследствие чего культура инородцев поднялась до необходи¬
мого для производства призыва уровня,
— волна переселения, предпринятого в ходе столыпинской
аграрной реформы, усилила на окраинах русский элемент, бла¬
годаря чему «в некоторых местностях создались условия, при
которых в дальнейшем поощрении русской колонизации, путем
полного освобождения от воинской повинности, не встречается
более надобности»,
— необходимо «озаботиться развитием на окраинах запаса
обученных военному делу людей», так как за последние годы на
восточных рубежах России выросла новая великая держава —
Япония, а также стал пробуждаться от многовековой мирной
изоляции Китай.
308
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
После перечисления всех доводов, в Записке Главного Штаба
клался намек на то, что, невзирая на ряд определенных невыгод
еры введения воинской повинности для перечисленных катего-
ий населения, ранее освобожденного от военной службы, «могут
ыть обстоятельства, при которых общегосударственная польза,
эстигаемая временным освобождением какой-либо народности
г воинской повинности, превышает невыгоды этой меры». Дабы
е оказаться обвиненными Государственной Думой в ненужной
1ешке, военные рассчитывали на проведение призыва хотя бы
1сти этих людей. Рассматривая многочисленные категории насе-
лшя, ранее освобожденного от несения воинской обязанности,
равный Штаб разделил их на те, которые можно привлечь к по¬
ганости, и те, которые пока должны остаться вне ее:
Зривлечь к воинской повинности
Оставить вне воинской повинности
. Русское население Сахалина.
. Русское население Туркестана.
. Киргизы Степной области
Туркестана.
. Туркмены, калмыки и ногайцы
астраханской и Ставропольской
уберний.
. Сарты Туркестана.
. Узбеки, таджики и каракалпаки
уркестана.
. Татары, дунгане и таранчи
уркестана.
. Инородцы Тобольской
Томской губерний.
1. Жители Мурмана.
2. Русское население Сибири,
кроме Сахалина.
3. Финны.
4. Самоеды.
5. Бродячие инородцы Азиатской
России.
6. Инородцы крайних северных
местностей Сибири.
7. «Русское и инородческое насе¬
ление, проживающее в Тогурском
отделении Томской губернии и уезде;
в Березовском и Сургутском уездах
Тобольской губернии; в Туруханском
и Богучанском отделениях Енисей¬
ской губернии и уезда; в округах:
Верхоянской, Средне-Колымской и
Вилюйской — Якутской области и в
Камчатской области».
309
Оськин М.В.
Привлечь к воинской повинности
Оставить вне воинской повинности
9. Буряты.
10. Якуты.
11. Инородцы Иркутской
и Енисейской губерний
(татары, тунгусы, самоеды).
12. Инородцы Приморской
и Амурской областей.
13. Все мусульманское Кавказа и
Закавказья (кроме курдов и турок).
14. Дагестанцы, чеченцы, ингуши,
кумыки, осетины и прочее
население Северного Кавказа.
Согласно расчетам Главного Штаба, приводимым в запи¬
ске, к воинской повинности будет привлечено семьдесят восемь
процентов ранее освобожденного населения: 5 767 000 мужчин
против 1 652 000. А с вычетом финнов — и все девяносто семь
процентов. В итоге, помимо единовременного призыва всех тех
людей, что уже теперь могут быть взяты в Вооруженные Силы,
ежегодное количество одних только новобранцев будет состав¬
лять тридцать шесть тысяч человек.
Ряд высокопоставленных военных деятелей, впрочем, не был
согласен с тем, что финны должны быть оставлены вне пределов
воинской повинности. Так, в начале 1916 года, когда стала вы¬
ясняться нехватка рабочей силы в связи с призывами в армию,
в военном ведомстве стали выдвигаться проекты призыва на
военную службу финнов, так как Финляндия была освобожде¬
на от призыва, восполняя повинность денежными сборами. В то
же время, масса финских добровольцев (более пяти тысяч чело¬
век, что в десять раз больше числа финских добровольцев в рус¬
ской армии) в годы войны выехала в Германию, чтобы принять
участие в войне на стороне немцев. Поэтому военные власти
и настаивали на призыве финнов от 18 до 43 лет для отправки
их либо в действующие войска, либо в трудовые формирова¬
ния. В последнем случае военное ведомство было поддержано
Советом Министров.
310
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
С новой силой данный вопрос всплыл в конце 1916 года, ког¬
да военный министр ген. Д.С. Шуваев получил окончательные
цифры о еще остающемся в тылу человеческом потенциале — не
более полутора миллионов человек — и неожиданно для самого
себя выяснил, что людские мобилизационные резервы Россий¬
ской империи близки к своему исчерпанию. Исследователь пи¬
шет: «Военный министр заявил, что теперь, когда призываются
под ружье представители степных, сибирских и среднеазиатских
народов, Финляндия остается единственной частью Империи, не
участвующей в ее защите». Тем не менее финляндскому генерал-
губернатору удалось отстоять непризыв финнов в Вооруженные
Силы вплоть до Февральской революции1.
Итак, русское военное ведомство планировало провести при¬
зыв в Туркестане уже в ноябре 1915 года, когда проект этого
представления военного министра поступил в Государственную
Думу. Правда, еще летом 1915 года Государственная Дума и Го¬
сударственный Совет высказывались за привлечение инородче¬
ского населения страны, ранее не подлежавшего воинской по¬
винности, к обороне государства. При этом «статус “инородца”,
введенный в сословном законодательстве в 1822 году, не заклю¬
чал в себе ничего унижающего и обидного. Он распространялся
на малые народы Сибири, Европейского Севера, Кавказа, калмы¬
ков и евреев, впоследствии — на народы Казахстана... все они
по своим правам приближались до 1860-х гт. к государственным
крестьянам, после — к сельским обывателям, и управлялись “по
законам и обычаям, каждому племени свойственным”»2.
Законопроект военного ведомства о призыве инородцев в
Вооруженные Силы в ноябре был отклонен Советом Министров.
Точно так же против призыва инородцев на военную службу вы¬
ступило и министерство внутренних дел. Здесь полагали, что пла¬
1 Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи: государственное
управление и национальная политика в годы Первой мировой войны
(1914—1917 гг.). М., 2004. С. 266—267.
2 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи
(XVIII — начало XX в.). СПб., 2000. Т. 1. С. 32.
311
Оськин М.В.
нирующиеся выгоды от такого призыва будут неизбежно перелом¬
лены протестным движением в пределах Туркестанского военного
округа (Средняя Азия и Казахстан), так как местное население ни¬
когда ранее на военную службу не призывалось. В свою очередь,
военное ведомство настаивало на своем мнении: относительно ве¬
роятного недовольства военные считали, что возможные волнения
«должны быть без колебания подавлены».
Борьба в высших кругах, ведшаяся со второй половины
1915 года, разрешилась сама собой — естественным ходом ве¬
щей. Летом 1916 года в Ставке выяснилось, что для работ по
строительству оборонительных сооружений в прифронтовой по¬
лосе нужен миллион пар рабочих рук. В июне 1916 года Ставка
в лице своего главы — Начальника Штаба Верховного Главно¬
командующего ген. М.В. Алексеева — потребовала от военного
министерства этот самый миллион человек на устройство обо¬
ронительных сооружений в прифронтовой полосе.
Успешный порыв наступательной операции Юго-Западного
фронта (Брусиловский прорыв) требовал не только восполне¬
ния потерь, но и закрепления на занимаемой территории. Глав-
коюз ген. А.А. Брусилов со своими сотрудниками, поддержи¬
ваемый генералом Алексеевым, рассчитывал образованием си¬
стемы фортификационных сооружений в Галиции не допустить
повторения кампании 1915 года, когда отступавшие русские
войска могли цепляться только за естественные рубежи, так
как создаваемая в войсковом тылу фортификация не учитывала
интересов войск.
15 июня на стол Верховному Главнокомандующему импера¬
тору Николаю II лег доклад ген. М.В. Алексеева, посвященный
данной проблеме. Генерал Алексеев сообщил императору, что
для нужд Вооруженных Сил необходимо «применить в широких
размерах на заводах, работающих на оборону, а также для добы¬
вания топлива и металлов, труд тех народностей России, которые
не несут воинскую повинность, а также труд восточных народов:
китайцев, японцев, персиян и проч.». Верховный Главнокоман¬
дующий одобрил предлагаемые меры. Соответственно, в июне
312
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
1916 года подотчетные и заинтересованные ведомства стали об¬
мениваться запросами относительно возможности привлечения
к проблеме призыва населения Туркестана. Призыв инородцев
должен был состояться после выхода в свет циркуляра министер¬
ства внутренних дел за подписью премьер-министра Б.В. Штюр-
мера «О привлечении реквизиционным порядком инородцев к
строительным работам в районе Действующей армии».
25 июня 1916 года император Николай II подписал указ «О при¬
влечении мужского инородческого населения империи для работ
по устройству оборонительных сооружений и военных сообще¬
ний в районе Действующей армии, а равно для всяких иных, не¬
обходимых для государственной обороны работ». Привлекаться
должно было все трудоспособное мужское население от 19 до
40 лет. 27 июня премьер-министр Б.В. Штюрмер предписал моби¬
лизовать население Туркестана «в кратчайший срок».
Рабочие команды из инородцев имели наименование «Рек¬
визированная инородческая партия», и уже в августе они стали
поступать в войсковые тылы. Интересно и своеобразно появле¬
ние инородцев на фронте было преломлено в массовом сознании
солдат Действующей армии. Ведь сами факты громадных потерь
и нехватка рабочих рук в народном хозяйстве не были секретом
для самого последнего рядового. Когда людей из Средней Азии
и Казахстана бросили на окопные работы, солдаты говорили:
«Кыргызья пригнали сюда, окопы рыть будут... русского народа
не хватает больше, некого брать в деревнях, все годы забраты.
Ясно, войне конец»1.
Вследствие злоупотреблений при проведении мобилиза¬
ционных мероприятий со стороны русской администрации, на
территории Туркестана, Оренбургского генерал-губернаторства
и Северного Кавказа началось национально-освободительное
движение. С 7 июля стали получать известия о вооруженных
волнениях в Ферганской долине, откуда движение перекинулось
дальше в Среднюю Азию и Казахстан. Дело осложнилось тем,
1 См.: Арамилев В. В дыму войны. Л., 1930. С. 237.
313
Оськин М.В.
что в данном вопросе проблема призыва оказалась тесно пере¬
плетенной с землеустроительной политикой предшествующего
периода.
В ходе проведения Столыпинской аграрной реформы в преде¬
лы Туркестанского военного округа направлялись русские пере¬
селенцы. Администрация предоставляла им лучшие участки
земли, зачастую насильственно отбирая эту землю у инородцев.
То есть своеобразно и исключительно бюрократически пони¬
маемая государственная польза оказалась настолько негативно
преломленной в массовом сознании местного инородческого на¬
селения, что было достаточно малейшей искры, чтобы присту¬
пить к уничтожению европейцев на своей земле. Исследователи
правильно пишут, что «мобилизация на окопные работы была
лишь непосредственным поводом для восстания. Его действи¬
тельным содержанием была борьба против колониальной зави¬
симости, которую использовали в своих целях разные силы —
от “феодально-байских элементов” до большевиков»1.
Характерным для России явлением всегда было тупоумие
местного начальства в деле выполнения указаний и директив
центра. Все те недостатки предполагаемой мобилизации ино¬
родческого населения, что должны были бы быть сглажены на
местах, напротив, оказались еще более усугубленными. Напри¬
мер, выполняя указания, в Туркестанском военном округе стали
призывать сразу тринадцать возрастов. При этом ни время года,
ни возможности железнодорожной сети не принимались во вни¬
мание. Ведь даже военный министр ген. Д.С. Шуваев впослед¬
ствии заявил, что такую массу собранных людей даже не смогли
бы вовремя вывезти и перевезти на фронт.
Этот призыв явился предвестником совершенно ненужного,
бессмысленного и вредного для внутриполитической обстановки,
массового призыва конца 1916 — начала 1917 года, переполнив¬
шего запасные полки внутри империи и ставшего одной из юпо-
1 Власть и реформы. От самодержавной к Советской России. М.,
2006. С. 576.
314
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
чевых причин победы Февральской революции. Правда, нельзя не
признать, что власти все-таки старались заботиться о мобилизо¬
ванных на окопные работы инородцах Туркестана. Например, тя¬
желой зимой 1917 года, когда снабжение фронта продовольствием
и фуражом являлось явно недостаточным, Ставка пыталась облег¬
чить участь рабочих. Так, Совещание в Ставке по вопросам прод-
снабжения Действующей армии 15 декабря «признало желатель¬
ным и возможным заготовку и доставку на фронты специальных
продуктов для инородцев, как то: бараньего сала, изюма и прочего.
Что же касается пшеничной муки и риса, то таковые постановлено
отпускать инородцам в мере возможности, так как этих продуктов
недостает даже для передовых войск»1.
Необходимо отметить, что военные власти даже не позволили
собрать урожай — а ведь это обеспечивало семьи призываемых
на случай голода. Призыв мусульманского населения на тыло¬
вые работы был опубликован в начале июля 1916 года, в разгар
полевых работ. Что это означало? Что мужчины от 19 до 43 лет
станут копать окопы для русских солдат под неприятельским ог¬
нем. А ведь эти люди были перед войной вовсе освобождены от
военной службы.
Во-вторых, это значило, что их семьи, вполне возможно, бу¬
дут голодать зимой, так как урожай еще не был убран. В-третьих,
масса злоупотреблений означала, что на фронт будет послана ис¬
ключительно беднота: не могла же местная знать отправить сво¬
их детей рыть окопы. На коррупционность проводимых мер на¬
кладывалось еще и хищническое поведение русских поселенцев,
что угрожало потерей земель после мобилизации.
Неудивительно, что в итоге, после распространения слухов
в Туркестане, что на самом деле производится набор людей в
войска, а не на тыловые работы, началось восстание, остатки
которого продолжались вплоть до падения монархии2. При этом
1 Журнал Совещания в Ставке 15—16 декабря 1916 г. Б.м., 1917. С. 8.
2 Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи: государственное
управление и национальная политика в годы Первой мировой войны
(1914—1917 гг.). М., 2004. С. 304—308.
315
Оськин М.В.
восставшие резали всех европейцев вообще. Подавлением вос¬
стания руководил смещенный с поста главнокомандующего ар¬
миями Северного фронта ген. А.Н. Куропаткин, который 22 июля
был назначен Туркестанским генерал-губернатором и войсковым
наказным атаманом Семиреченского казачьего войска.
Обеспокоенность нехваткой резервов, что вызывалось боль¬
шими потерями кампаний 1914, 1915 и 1916 гг., а также малыми
техническими ресурсами народного хозяйства России, что вынуж¬
дало иметь в тылу значительное количество рабочих рук, достигла
и общественных сфер. Если ранее военное ведомство просто не
обращало внимания на предложения и требования палат россий¬
ского парламента, то теперь, в преддверии решающей кампании,
когда фронт вычерпал практически все, что только возможно было
взять из тыла, игнорировать такие предложения было невозмож¬
но. Наряду с прочим, предложения затрагивали и использование
инородческого населения в непосредственном укреплении обо¬
роноспособности страны. Такая мера, по мысли парламентариев,
позволила бы отказаться от дальнейшего увеличения численности
Действующей армии, что позволяло сохранить для работы в тылу
сто пятьдесят тысяч ратников 2-го разряда и шестьсот тысяч пере¬
освидетельствованных белобилетников.
Однако отношение военных к этому мероприятию было
скептическим. Так, на призыв Государственной Думы и Госу¬
дарственного Совета привлечь на военную службу инородцев,
ранее освобожденных от нее, временно исполняющий обязан¬
ности Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего ген.
В.И. Гурко в письме от 9 февраля 1917 года на имя председателя
Государственной Думы М.В. Родзянко отметил: «Постепенное
привлечение к военной службе инородцев, к тому законом ныне
не обязанных, представляется желательным. Но принести осо¬
бо осязательной пользы мероприятие это не может. С одной сто¬
роны, потому что не несущие воинской повинности инородцы
немногочисленны, а с другой — потому, что большая часть их
склонна к конной, а не пехотной службе. Кавалерия же наша, по
условиям настоящей войны, не нуждается в особо значительном
316
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
развитии. Зачисление же инородцев теперь, против желания в
пехоту, не только не принесет пользы, но может оказаться даже
вредным, так как, без сомнения, вызовет среди них большое не¬
удовольствие. Времени же для постепенного приготовления их к
военной службе не имеется, и мероприятие это, при проведении
в жизнь, могло бы дать результаты лишь в более или менее отда¬
ленном будущем; между тем солдаты нужны нам теперь. Кроме
того, по мнению строевого начальства, большинство инородцев,
несмотря на свою воинственность, упорством в бою не отлича¬
ется и заменить русских солдат не может»1. Таким образом, выс¬
ший генералитет, справедливо указывая слабые стороны проекта
вливания в войска инородческих контингентов, отказывался от
их призыва непосредственно в войска. Тем более что кампания
1917 года должна была стать решающей.
Дезертирство 1917 года
К моменту падения царизма уклонение от воинской службы
стало основным преступлением внутри страны. Неудивитель¬
но — более пятнадцати миллионов мужчин за войну носили
военную форму, имели в руках оружие, и притом мало кто из
них вообще желал участвовать в войне. Отсюда и превышение
дезертирства в общем числе тяжелых преступлений: раз нака¬
занием за дезертирство предусматривалась смертная казнь или
пожизненная каторга, то это и есть одно из самых тяжких пре¬
ступлений, согласно текущему законодательству.
О количестве дезертиров к Февральской революции может
свидетельствовать следующий региональный факт. Так, в нача¬
ле марта 1917 года в Тульскую губернскую каторжную тюрьму
было переведено сто десять арестантов, в том числе шестьдесят
восемь дезертиров, двенадцать осужденных за уклонение от во¬
енной службы, шесть — за проступки против воинской дисци¬
1 Цит. по: Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне.
М., 2001. С. 114.
317
Оськин М.В.
плины, один мародер, один за побег с военной службы. Все про¬
чие, в количестве двадцати двух человек — уголовники1. Четыре
пятых арестантов — нарушители военного законодательства.
Резкий рост числа дезертиров происходит уже после Февраля
1917 года. Связано это, разумеется, с политическими изменения¬
ми. Резкое ослабление государственных репрессий, популизм
новой власти, законотворчество Петроградского Совета рабочих
и солдатских депутатов (целиком системы Советов), падение
дисциплины и командного авторитета командного корпуса —
все это не могло не повлиять на нежелавших продолжения вой¬
ны людей. Углубление революционного процесса, связанное с
легализацией отчетливо антивоенной большевистской партии и
переходом государственной власти в руки социалистов, с необы¬
чайной силой ударило по Действующей армии, как и по Воору¬
женным Силам вообще.
Характерно, что на первых порах дезертирство опять-таки
еще имело скрытые формы. Это — эвакуация бойцов в тыл под
любым надуманным предлогом (как правило — ранение, чаще
всего ранение фиктивное, или болезнь), что позволило бы ему
более уже не возвращаться обратно. Например, за март—май из
Действующей армии было эвакуировано шестьсот двадцать ты¬
сяч солдат, из которых только около двухсот тысяч вернулось в
окопы2.
Такого большого количества действительных раненых, при
отсутствии активных действий на фронте быть не могло. Ведь
противник, не желая вызвать патриотических настроений в Рос¬
сии, выжидал полного саморазвала могущественной северо-
восточной империи. Уровень медицинского обслуживания в пе¬
риод Первой мировой войны был довольно высок, так что и по¬
давляющее число больных не нуждалось в отправке в тыловые
госпитали или городские больницы. А тут речь ведь идет почти
1 ГАТО, ф. 2260, оп. 1, д. 33, л. 48
2 Андреев А.М. Солдатские массы гарнизонов русской армии в
Октябрьской революции. М., 1975. С. 24.
318
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
о полумиллионе солдат, так и оставшихся внутри страны. Понят¬
но, что эти эвакуированные фактически являлись дезертирами,
не числясь таковыми официально: по деревне страны циркули¬
ровали слухи, что дезертирам земли не дадут.
Солдаты, не желавшие воевать, когда новая власть дает сво¬
боду и землю, весной 1917 года бросились в тыл. Наводнение
российского села бывшими фронтовиками послужило катализа¬
тором к войне крестьянства против частной земельной собствен¬
ности — как помещичьей, так и хуторской, и всякой прочей.
Ослабление центральной власти способствовало этой войне в
максимальной степени. Ведь многие дезертиры к тому же имели
при себе какое-либо оружие.
Старая система правоохранительных органов оказалась уни¬
чтоженной, а новая — милиция — не могла ничего противопоста¬
вить правонарушениям. И вообще — в российском селе не стало
людей, которые должны были заниматься поисками уклонистов.
Кому это было нужно в революционной стране? Д.И. Люкшин
верно пишет, что дезертиры в деревне 1917 года — это зачинщи¬
ки первых крестьянских беспорядков. Дело в том, что в 1917 году
одним из первых деяний новой власти стала ликвидация жан¬
дармерии и полиции, и в итоге, «Дезертиры, розыском которых
ранее занимались жандармы, оказались представлены сами себе.
Их число возросло неимоверно»1. Такая служба, как сельские
стражники, еще и до революции испытывавшая кадровый голод,
после Февраля была свернута. Новые правоохранители назна¬
чались из односельчан дезертиров, и назначения эти производи¬
лись сельскими комитетами, заинтересованными в углублении
революционного процесса.
Закрепление революции ее распространением в село позво¬
лило крестьянству приступить к разрешению аграрной пробле¬
мы на собственных условиях. И те люди, что активно способ¬
ствовали такому разрешению, были необходимы селу. Это как
1 Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск,
2007. С. 512.
319
Оськин М.В.
раз и были дезертиры — крестьяне, пользовавшиеся определен¬
ным авторитетом, повидавшие жизнь и, вдобавок, впитавшие в
себя тот неоценимый опыт, что не мог быть приобретен в мирное
время. А Россия образца 1917 года — это не только революция,
но и продолжение войны.
Таким образом, во главе аграрного переворота, который в
1917 году только начинался, вставали именно военнослужащие—
в большинстве своем весной—летом это были солдаты, уклоняв¬
шиеся от несения воинской службы. Многие из них — фронто¬
вики и участники боев. В результате «дезертиры (не желающие
воевать и стремившиеся сделать все, чтобы только не попасть на
фронт) привнесли в деревню элемент буйной, непредсказуемой
девиантности. Как бы это ни показалось странным для русской
истории, человек с ружьем, человек в солдатской шинели (о ко¬
тором только ленивый не говорил как о цементирующей основе
общества) разрушал исконные представления о нравственности,
правопорядке, внутренней самодисциплине. Ставка делалась ис¬
ключительно на силу и фактор оружия»1.
Размах массового дезертирства после Февраля и вплоть до
Октября и выхода России из войны постепенно принял характер
самодемобилизации российских Вооруженных Сил. Два милли¬
она дезертировавших солдат фронта и тыловых гарнизонов —
вот результат деятельности либеральной буржуазии, которая в
1917 году пыталась управлять и руководить революционной и
одновременно воюющей страной. В эту цифру входят как не¬
посредственно дезертиры и уклонисты, так и те солдаты тыло¬
вых гарнизонов, что не отправились в окопы даже в преддверии
Июньского наступления.
Потому цифра так велика, что данные отказники также, по
своей сути, являлись дезертирами, ибо не пожелали влиться в
Действующую армию. Разве трехсоттысячный столичный гар¬
низон, гарантированный от отправки на фронт, — это не дезер-
1 Телицын В.Л. «Бессмысленный и беспощадный»?.. Феномен кре¬
стьянского бунтарства: 1917—1921 гг. М., 2002. С. 71.
320
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
тиры? Каждый из них имел возможность отправиться в траншеи
на добровольных началах, но ведь кто сделал это? Просто новая
форма уклонения от воинской службы.
И совершенно справедливо, что такие дезертиры — не от бо¬
язни, а от слияния объявленной революционной властью «сво¬
боды» с кардинальной переменой в жизни людей. Впереди от¬
четливо встал мираж аграрного переворота и окончания никому
не нужной войны. В.П. Булдаков пишет: «В любом случае, де¬
зертирство ив 1917 году не приобрело ни осознанного антиво¬
енного или пацифистского характера, ни явственного отпечатка
трусости. Люди в массе своей тянулись к “воле” — пусть ценой
возможного наказания...»К
Следует сказать, что революционная власть жаждала продол¬
жать войну. Слишком велики были обязательства деятелей оппо¬
зиции и Государственной Думы перед союзниками, оказавшими
им моральную и материальную поддержку во имя государствен¬
ного переворота, чтобы вывести Россию из войны. Да и вообще,
чересчур многие надежды буржуазии и социалистов были свя¬
заны именно с войной и союзниками по Антанте, поэтому Вре¬
менное правительство с первых же минут своего существования
пыталось упорядочить деятельность по укреплению обороно¬
способности государства и мощи Вооруженных Сил.
В ряду прочих многочисленных мер и мероприятий, своя
доля легла и в отношение к процессу уклонения солдат от во¬
инской обязанности. Опираясь на привычную демагогию, власти
объявили, что в массовом дезертирстве (а буржуа давали сведе¬
ния о числе дезертиров в десять раз большие, нежели то было
на самом деле), прежде всего, повинны действия старой власти.
Поэтому ставка была сделана на моральный фактор. 6 марта
Временное правительство выпустило постановление об общей
политической амнистии. Десятки тысяч бывших заключенных
выпускались на свободу, так как в глубинке часто не разбирали
уголовников и политических преступников. 11 Революция и человек: быт; нравы, поведение, мораль. М., 1997. С. 63.
321
I 1 Оськин М. В.
Оськин М.В.
В том числе свободу получали и дезертиры. Правда, на опре¬
деленных условиях. Постановление правительства от 14 марта
выносило помилование о преступлениях, предусмотренных во¬
енным и военно-морским законодательством. Согласно завере¬
ниям властей, погашалась ответственность военнослужащих
(как правило — бывших) за:
— кражу, порчу и расхищение казенного имущества;
— уклонение от службы;
— дезертирство (при условии добровольной явки до 1 мая);
— нарушение воинского чинопочитания и принципов под¬
чинения;
— освобождение из разряда штрафных;
— смягчение наказаний за тяжкие преступления1.
Следует заметить, что громадную роль в амнистировании за¬
ключенных военнослужащих сыграли Советы. Армейские мас¬
сы сознавали, что Советы солдатских депутатов, вероятнее все¬
го, станут на их сторону, если будут выполнены определенные
требования, которые способствовали бы погашению собственно
самого проступка. Поэтому соглашение между Временным пра¬
вительством и Петроградским Советом в отношении солдатских
масс явилось делом обыденным. А если вспомнить историю
Приказа № 1, то очевидно, что Совет зачастую играл первую
скрипку в стихийно сложившейся системе двоевластия русской
системы управления в 1917 году.
Реакция на постановления властей стала незамедлительной.
Казалось, уклонисты только и ждали данного документа, чтобы
вернуть себе статус, если можно так выразиться, верноподдан¬
ного гражданина. Например, письмо от 14 марта 1917 года в
Петроградский Совет гласило: «Господину Председателю Со¬
вета солдатских и рабочих депутатов. Мы, группа дезертиров
города Петрограда, просим вас сделать внеочередной доклад в
Совет солдатских и рабочих депутатов, по поводу нашего поло- 11 Власть и реформы. От самодержавной к Советской России. М.,
2006. С. 598.
322
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
жения. Находясь на военной службе и видя несправедливость
старого правительства, мы бежали из рядов армии с тем, чтобы
умереть здесь за свободу народа, а не подчиняться старому ре¬
жиму. Теперь, когда старый режим пал, настала народная сво¬
бода, мы готовы служить Временному правительству и Совету
солдатских и рабочих депутатов, но в настоящее время о нас
совсем забыли, и мы не знаем, куда обратиться, чтобы служить
на пользу свободной России»1.
Это письмо говорит о многом. Во-первых, вся вина за дезер¬
тирство возлагается на царский режим, якобы «несправедливый»
по отношению к солдатским массам. Во-вторых, тяга к «воле»
была реализована, и настали суровые будни, заключавшиеся в
том, что беглецы все равно подлежали репрессалиям со стороны
военного законодательства. Объявление своеобразной амнистии
давало дезертирам шанс вернуться в состав законопослушного
населения. Если помнить, что основная масса дезертиров бежала
из Вооруженных Сил не под влиянием антивоенных настроений,
а скорее в связи с невыносимыми тяготами военного времени для
крестьянина, как о том пишет А.Б. Асташов, то ясно, что многие
из них согласились бы вернуться в войска.
В-третьих, легализация и натурализация дезертира все равно
первоначально проходила бы в тылу; фронт был не только пока
еще далек, но и неочевиден. Ведь и послушно сидевшие в казар¬
мах солдаты тыловых гарнизонов отказывались от отправки на
передовую. Статус же дезертира не позволял участвовать в пере¬
деле земли, так как 1-й Всероссийский съезд Советов крестьян¬
ских депутатов поддержал ранее обозначившуюся тенденцию
крестьянских организаций на местах, установив, что дезертиры
лишаются прирезки к земельному наделу.
Взять даже самих авторов письма—петроградские дезертиры
с высочайшей долей вероятности были бы отправлены в состав
частей петроградского гарнизона, а тому за активное участие в
Февральской революции власть гарантировала невывод в состав
1 Солдатские письма 1917 года. М.—Л., 1927. С. 23.
323
и*
Оськин М.В.
Действующей армии. Так чем же особенно рисковали эти дезер¬
тиры? И действительно, в 1917 году, согласно распоряжениям
верховного командования, из беглых солдат-дезертиров, добро¬
вольно являющихся и (или) задерживаемых в военных округах,
на месте формировались маршевые роты, которые отправлялись
в тыловые этапы фронтов1.
Сколько проходило времени между формированием марше¬
вой роты и ее отправкой на фронт? Была ли разница в юриди¬
ческом статусе добровольно явившегося дезертира и дезертира
пойманного? И тот, и другой равно отправлялись в окопы. Так
надо ли было вообще торопиться с явкой о повинной?
Начало «черного передела» в русской деревне потребовало
присутствия домохозяев дома. Фактор аграрной революции на¬
кладывался на продовольственные затруднения, что побуждало
Временное правительство не только порой закрывать глаза на
более-менее «законное» уклонение от окопов, но и принимать
меры, которые были немыслимы при царском режиме. Пример —
образование рабочих сельскохозяйственных команд из солдат
тыловых гарнизонов, роспуск части таких солдат по домам, де¬
мобилизация солдат старших сроков службы (40—43 года вклю¬
чительно) — все это было проведено при Временном правитель¬
стве. Таким образом, в 1917 году солдаты часто пытались укло¬
няться от несения службы и сравнительно законными путями.
Так, 19 мая начальник гарнизона Костромы докладывал в штаб
Московского военного округа, что «...солдаты, рассчитывая на
послабления [медицинской комиссии] ... усиленно заявляли о
болезнях, требуя, чтобы их уволили если не вовсе от службы, то
в продолжительный отпуск. Причина тому, главным образом, в
желании поддержать сельское хозяйство»2.
Обратим внимание — хотя бы и в «продолжительный отпуск».
Фронт стал представляться второстепенным делом по сравнению
с тем, что происходило в деревне. Солдаты старались получить
1 РГВИА, ф. 391, оп. 2, д. 72, л. 104.
2 РГВИА, ф. 1606, оп. 1, д. 472, л. 3.
324
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
возможность уладить все домашние дела, прежде чем снова по¬
пасть в Действующую армию. Присутствие фронтовиков на селе
подразумевало не просто захват частновладельческой земли, но
и силовое отстаивание этого захвата от властей. Результат прост:
«дезертирство с фронта является типично крестьянской формой
пассивной борьбы против непосильной войны... появление мас¬
сы дезертиров в деревнях России меняло политическую атмос¬
феру на селе и объективно превращало многих солдат, покинув¬
ших фронт, в активный фактор аграрного брожения»1.
Также развитие революционного процесса отчетливо по¬
казывало, что Россия в любой подходящий момент могла пре¬
кратить войну. Налицо было доказательство — фактическое пре¬
кращение боевых действий, прерванное на полтора месяца лишь
Июньским наступлением. Так что было делать в окопах, раз
сражения как таковые отсутствовали? Война в глазах крестьян¬
ства теряла свой смысл. Также, объявление «мира без аннексий
и контрибуций» принципиально обессмысливало продолжение
боевых действий.
Теперь уже не отдельно взятый солдат ничего не получал от
войны, но и вся страна в целом. Кроме усиления экономической
зависимости от союзников Россия не могла более ничего не по¬
лучить. А вот отдельно взятый солдат-крестьянин теперь мог.
А именно — землю, полученную в результате «черного переде¬
ла». Но для этого домохозяину требовалось прибыть домой хотя
бы на время. Вот и всплеск дезертирства, как обычного, право-
нарушительного плана, так и «законного», чтобы не оказаться в
стороне от процесса земельного дележа.
Поэтому революционная власть, пытаясь воздействовать на
дезертиров тыла с помощью агитационных мер амнистирующе¬
го характера, не забывала о задаче прекращения дезертирства в
Действующей армии в принципе. Весной 1917 года для поим¬
ки и возвращения дезертиров на фронт в ближайшем войсковом
1 Френкин М. Русская армия и революция 1917—1918. Мюнхен, 1978.
С. 25.
325
Оськин М.В.
тылу, а также на узловых станциях железных дорог в ближайших
к фронту губерниях располагались кавалерийские части. Сохра¬
нившая существенную часть кадрового состава, конница (как и
артиллерия) была наиболее надежным звеном в общей цепи кон¬
троля высшей власти над Вооруженными Силами.
Не надо забывать, что и во Франции, где в апреле—мае нача¬
лись массовые солдатские бунты, вызванные провалом «Насту¬
пления Нивелля», и втянувшие в себя десятки пехотных дивизий,
опорой властей оказалась кавалерия, с помощью которой бунты
были подавлены, а Франция осталась в войне. Но в революцион¬
ной России из этого, по существу, мало что вышло. В. Звегинцов
вспоминал: «Несмотря на безупречную работу частей, стоявших
на охране железных дорог, все меры, вернее — полумеры, пред¬
принимаемые Временным Правительством для прекращения
дезертирства, не достигали намеченных целей. Пойманные и
возвращенные с таким трудом дезертиры, если им не удавалось
под тем или иным предлогом опять покинуть Армию, являлись
постоянным разлагающим элементом для своих частей, развра¬
щающе действующим на остальную солдатскую массу»1.
Вдобавок, опыт беглецов не пропадал даром. Фактически в
условиях всеобщего революционного хаоса, конница могла кон¬
тролировать только ключевую инфраструктуру. Очень скоро де¬
зертиры принялись либо обходить охраняемые железнодорожные
узлы своим ходом, пересаживаясь из эшелона в эшелон, либо си¬
лой вырывать у своих комитетов и командиров на фронте более-
менее «законные» удостоверения, разрешавшие им следовать в
тыл. Участники войны в один голос говорят, что по разрешениям
комитетов в тыл отправлялись сотни тысяч человек, в том числе
и члены этих самых комитетов. И такое убытие из Действующей
армии являлось как нельзя более законным и разрешенным.
Кроме того, особенно удобными местами для проведения
пораженческих мыслей стали пункты расположения запасных
1 Кавалеристы в мемуарах современников. 1900—1920. М., 2001.
Вып. 2. С. 100.
326
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
частей, станции железных дорог. Зачастую тем заслонам, что вы¬
ставляло командование на пути дезертиров, ничего и не удава¬
лось предпринять. Брат известного террориста-эсера и комиссара
революционной власти В.В. Савинков так вспоминает о реалиях
1917 года: «Бегство с фронта, в пехоте, во всяком случае, приня¬
ло повальный характер. Из-за того, что добровольно возвращав¬
шиеся дезертиры не несли никаких наказаний, возникла особая
профессия, появились так называемые летчики... по железнодо¬
рожным путям России в это время разъезжало множество сол¬
дат, распродававших казенное обмундирование и проедавших
зря казенные деньги»1. Вспомним, что «летчиками» называли
солдат, бежавших из неприятельского плена. Теперь этот термин
распространяется и на дезертиров.
Основная масса добровольно явившихся и свежепойманных
дезертиров была отправлена на фронт в ходе подготовки Июнь¬
ского наступления. Как известно, это наступление не было над¬
лежащим образом организовано. Оно не требовало своего немед¬
ленного и непременного проведения, так как Западный фронт
во Франции, после разгрома немцами атаки генерала Нивелля
в апреле, замер в ожидании, и союзники усмиряли собственные
войска. Июньское наступление явилось результатом отдачи дол¬
га революционной власти своим союзникам, помогавшим оппо¬
зиции вырвать государственную власть из рук монархического
режима.
Неудивительно, что наступление окончилось провалом, ибо
солдатские массы двинулись вперед только после уговоров, а не
приказа. Северный и Западный фронты не двинулись с места.
На Румынском фронте атаковали почти одни только румыны, не
поддававшиеся процессу разложения. Юго-Западный фронт по¬
сле первых успехов остановился, а потом и побежал под контру¬
дарами противника.
Соответственно, наметился рост дезертирства, который
вскоре перехлестнул все предшествовавшие показатели. Солда-
1 Военно-исторический журнал. 2006. № 6. С. 59.
327
Оськин М.В.
там стало ясно, что войну продолжать незачем и, главное, что
власть бессильна навести порядок. Однако страх возможного
наказания пока еще брал верх, тем более что заверения нового
Верховного Главнокомандующего ген. Л.Г. Корнилова относи¬
тельно введения смертной казни повлияли на многих. Так что
в ходе наступления 1917 года, когда войска остановились, масса
солдат стала являться на эвакуационные пункты ранеными. Ген.
А.И. Деникин пишет: «Процентное соотношение родов ране¬
ния показательно: десять процентов тяжело раненых, тридцать
процентов — в пальцы и кисть руки, сорок процентов прочих
легко раненых, с которых повязок на пунктах не снимали (веро¬
ятно, много симулянтов), и двадцать процентов контуженых и
больных»1. Такое явление, как «пальчики», переживало второе
рождение.
Бегство войсковых масс армий Юго-Западного фронта от на¬
ступавшего противника, показало всю глубину разложения Во¬
оруженных Сил Российской империи, еще накануне Февраль¬
ской революции стоявших в преддверии победы в Первой миро¬
вой войне. Парадоксально, но, убедив самих себя и обманутую
нацию, что царизм якобы не способен выиграть войну, либераль¬
ная оппозиция убедила в этом и многих участников Гражданской
войны, и последующую историографию. До сих пор предпочита¬
ют опираться на доводы П.Н. Милюкова, а не, скажем. С.С. Оль¬
денбурга. И если в советскую эпоху это было понятно, так как
Февраль рассматривался, прежде всего, как пролог к Октябрю,
то в наши дни данный подход, доказывающий неспособность
режима императора Николая II выйти победителем из войны, не
просто странен, но и регрессивен для науки.
Поражение русской армии в Июньском наступлении обозна¬
чило очередной всплеск уклонения от военной службы. Требо¬
вания генерала Корнилова действовали исключительно в войско¬
вой зоне ответственности, не распространяясь на всю страну, да
1 Деникин А.И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии.
Февраль—сентябрь 1917. Мн., 2003. С. 394.
328
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
и то локализуясь при любом удобном случае. Чуть ли не един¬
ственным исключением, благоприятным в отношении примене¬
ния такой меры как смертная казнь, стал сам период отступления
русского Юго-Западного фронта из Галиции.
Впоследствии действия Верховного Главнокомандующего
сдерживались комиссарами и лично А.Ф. Керенским, не заинте¬
ресованным в усилении соперника у высшей власти. Подавление
бунта в 46-й пехотной дивизии в июле месяце, где все приго¬
воренные к смертной казни были помилованы, тому очевидное
подтверждение. Как же тогда было возможно останавливать
дезертирство, если миловались даже бунтовщики? Публицист
И. Наживин превосходно описывает состояние Действующей
армии летом 1917 года: «И нужно было продолжать уже явно
непосильную войну с Германией, то есть прежде всего бороться
и победить страшное разложение русских армий, жизнь которых
превратилась уже в один сплошной небывалый кошмар: перед
самыми окопами противника русские полки митинговали, изби¬
вали иногда своих офицеров, распродавали за бутылку коньяку
пушки, лошадей, продовольствие, госпитали — все, что попало
под руку, и тысячами самовольно неслись домой. Было совер¬
шенно ясно, что армии, в сущности, больше уже нет, что если не
вся она бросает оружие и бежит, то только потому, что к месту
приковывает ее темное сознание, что в таком массовом бегстве
миллионов все они погибнут»1.
Последствия корниловского выступления оказались гибель¬
ны для Вооруженных Сил. Армия стала стихийно демобилизо-
вываться, командование не пользовалось авторитетом, влияние
Временного правительства упало почти до нуля. Никакая Ди¬
ректория, форму которой приняло правительство А.Ф. Керен¬
ского, ни объявление России республикой — ничто не могло
помочь. В борьбе за власть неизбежно побеждал тот, кто пре¬
кращал войну.
1 Литература русского зарубежья: Антология. М., 1990. Т. 1. Кн. 1.
С. 140.
329
Оськин М.В.
Но пока власти обсуждали эту проблему, выпущенные в конце
августа из тюрем большевики вели дело к новому государствен¬
ному перевороту. Иного, впрочем, нельзя было ожидать. К это¬
му времени дезертирство из маршевых эшелонов составляло от
пятидесяти до девяноста процентов личного состава маршевых
подразделений. В результате, «приобретшее катастрофические
масштабы дезертирство по пути следования на фронт сводило
на нет все усилия по пополнению полевых дивизий. По данным
на 25 августа 1917 года, некомплект на всех фронтах возрос в
общей сложности до 674 000 человек»1.
Падение объемов снабжения фронта продовольствием и фу¬
ражом, обозначившаяся перспектива новой окопной зимы, веро¬
ятный голод в тылу побудили армию заниматься самоснабжени¬
ем. Нельзя забывать, что продовольственные неурядицы в тылу
также стали одной из причин увеличения объемов дезертирства:
в ситуации, когда государственная власть не могла накормить
своих граждан, граждане вставали на путь самовыживания. Для
солдатских семей зачастую единственным кормильцем оставал¬
ся фронтовик, который, видя развал страны и государства, са¬
мовольно отправлялся домой, чтобы спасти свою собственную
семью.
Данное явление нормально для страны, находящейся в глубо¬
ком внутреннем кризисе, когда власть не может и/или не хочет
заботиться о людях. Например, к ноябрю 1918 года в Австро-
Венгрии числилось около четверти миллиона дезертиров: в
преддверии военной катастрофы, которая отчетливо осознава¬
лась всеми военнослужащими, солдаты уходили по домам, где
их ждали семьи — терпевшие нужду уже в течение длительного
времени. В.В. Миронов указывает: «Анализ мотивов дезертир¬
ства показывает, что большинство военнослужащих нарушали
присягу, руководствуясь сложившимися семейными обстоятель¬
1 Безуголъный А.Ю. Военно-окружная система в России в период
Первой мировой войны и революционных событий 1917 года // Военно¬
исторический журнал. 2008. № 11. С. 11.
330
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ствами. Системный кризис Габсбургской монархии, проявив¬
шийся не столько в усилении центробежных тенденций, сколько
в болезненно переживавшемся гражданским населением норми¬
ровании продуктов питания, превращал военнослужащих в за¬
ложников положения своих семей»1.
Таким образом, люди переходили к самоснабжению как в
тылу, так и на фронте. В последнем случае во главе явления са¬
моснабжения встали, разумеется, тоже дезертиры. Причем это
были уже не отдельные люди, а целые группы, порой соединяв¬
шиеся с войсковыми подразделениями ближайшего тыла и вед¬
шие их за собой. Именно дезертиры в 1917 году стали бичом
прифронтовой полосы, испытавшей на себе «прелести» развала
многомиллионной армии. Так, телеграмма лифляндского губер¬
натора в министерство внутренних дел 17 октября показывала:
«.. .доношу вам, господин министр, что грабежи, захваты чужого
имущества и прочего насилия в Лифляндской губернии произ¬
водятся, главным образом, шайками дезертиров и отдельными
войсковыми частями, борьба с которыми со стороны граждан¬
ских властей крайне трудна. На мои неоднократные просьбы, об¬
ращенные к штабам фронта и армий, только теперь последовало
распоряжение командующего 12-й армией о размещении по гу¬
бернии войск для борьбы с бесчинствами солдат»2. Но предпри¬
нять реальных шагов к урегулированию ситуации такие войска
не могли. Вероятнее, они присоединились бы к бесчинствовав¬
шим военнослужащим. Потому-то командарм-12 ген. Я.Д. Юзе¬
фович до последнего момента тянул с вопросом отправки в тылы
сравнительно надежных частей. Здесь они разложились бы куда
быстрее, нежели на позициях, особенно после неудачных авгу¬
стовских боев под оставленной немцам Ригой, которая защища¬
лась как раз 12-й армией.
Действующая армия, чем дальше тем больше, превращалась
в громадный базар. Германцы, уже широко предпринимавшие
1 Человек и война в XX веке. М., 2007. С. 61.
2 ГАРФ, ф. 1788, оп. 2, д. 73, л. 8.
331
Оськин М.В.
переброски лучших соединений во Францию и даже Италию,
выжидали, пока Восточный фронт рухнет сам собой. Директо¬
рия намеревалась поставить вопрос о выходе России из войны,
что приурочивалось к созыву общесоюзной конференции в Па¬
риже. Лишь Октябрь помешал А.Ф. Керенскому нарушить обя¬
зательства перед союзниками. Такая ситуация есть неминуемое
следствие того государственного переворота, что был предпри¬
нят либеральной оппозицией в феврале—марте 1917 года.
Ослепление крупного капитала жаждой власти превзошло
все разумные рамки. Недаром Маркс и Энгельс говорили, что
во имя перспективы стопроцентной прибыли капитал не оста¬
новится ни перед чем. А здесь в руки переходила бы громадная
страна — какие уж тут сто процентов? Наш современник может
получить примерное представление о том, что ждало бы Россию
после 1917 года, опираясь на собственный опыт девяностых го¬
дов двадцатого века с межнациональными конфликтами, мгно¬
венным обнищанием львиной доли трудящегося населения, вы¬
миранием десятков тысяч не сумевших перенести тягот нового
режима людей, владычеством криминала и переходом большей
части национального богатства в руки узкой группы приближен¬
ных к «всенародно избранному президенту» воротил, получив¬
ших условное наименование «олигархов». На этом фоне при¬
зывы верховной власти к строительству гражданского общества
и закрепление в Конституции принципа правового государства
являются насмешкой над гражданами нашей страны.
Для многих солдат нахождение их в тылах фронта оказалось
более выгодным, нежели немедленное возвращение в родные
дерев™. В октябре 1917 года ген. А.П. Будберг писал в своем
дневнике: «многие солдаты старых сроков службы, получившие
от Керенского право вернуться домой, отказались от пользова¬
ния этим правом и предпочли остаться на фронте, продолжать
получать жалованье, продовольствие и разные недоеды и недо¬
дачи. И в то же время ничего не делать, ничем не рисковать и за¬
ниматься торговлей, сейчас очень выгодной. Петроград, Москва,
Киев, Одесса и главные города тыла переполнены старыми “дя¬
332
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
дьями” и молодыми подсосками, торгующими на улицах едой,
папиросами, одеждой, награбленным имуществом и т.п.»1. Но
факт пребывания в составе армии был не просто так. Весь смысл
этих действий заключался в том, что старые солдаты, продолжая
числиться в Вооруженных Силах, оставили сами окопы, не под¬
вергая лично себя опасности.
Объединение всех тех юридически продолжавших служить в
армии солдат, что намеренно оставили фронт, не имея на то пра¬
ва, и очевидных дезертиров, по мнению современников, являет¬
ся вполне приемлемым. И те, и другие не могли принести ника¬
кой пользы агонизировавшим Вооруженным Силам. Возможно
даже, что те солдаты, о которых сообщает генерал Будберг, легли
на государство более тяжелой нагрузкой, нежели солдаты, окон¬
чательно оставившие фронт.
Оценивая характер дезертирства в ходе революции, ген.
Н.Н. Головин считает: «Мы будем близки к истине, если скажем,
что к 1 ноября 1917 года число явных и “скрытых” дезертиров
должно исчисляться цифрой более чем в два миллиона. Таким
образом, к концу войны на каждые три чина Действующей ар¬
мии приходилось не менее одного дезертира»2. Представляется,
что данные цифры еще минимальны.
Правда, официальные данные Ставки говорят о ста семидеся¬
ти тысячах дезертиров после революции, но эта цифра — лишь те
сведения, что вообще дошли до Верховного Главнокомандования.
Кроме того, сюда, очевидно, не входят данные за осень, практи¬
чески переставшие поступать в высшие штабы. Действительно,
перепись 25 октября 1917 года показала, что фронт еще считает
в себе миллионы штыков (вернее — «едоков»). Но вот велика ли
была их реальная боевая ценность? События февраля 1918 года,
когда русские дивизии бежали от немецких рот, показывают, что
война для России была к середине осени уже окончена.
1 Архив русской революции. М., 1991. Т. 11—12. С. 221,226.
2 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001.
С. 187.
333
Оськин М.В.
Размах дезертирства, наряду с нежеланием тех солдат, что
еще оставались в окопах, воевать, и бессилием власти изменить
ситуацию каким-либо иным путем, помимо немедленного вы¬
хода России из войны, стали одной из важнейших причин па¬
дения режима Временного правительства. Совокупный эффект
таких обыденных форм сопротивления как дезертирство солдат
с фронта, отказ деревни передать государству продовольствие,
забастовки в городах и на транспорте, придал параличу власти
необратимое движение. Временное правительство своей поли¬
тикой за восемь месяцев приблизило собственный крах, равно
как и крах страны.
Октябрьский переворот большевиков был поддержан стра¬
ной практически без сопротивления, что подтверждает оппози¬
ционность населения существующему режиму. Говорить о том,
что страна всецело поддерживала большевиков, — неверно, что
и показали выборы конца 1917 года в Учредительное Собрание,
когда большинство голосов было отдано эсерам. Страна не под¬
держивала Временное правительство. Деяния обыденного со¬
противления, по меркам военного времени вполне могущие быть
квалифицированные как «мятежные», «не представляли собой
восстания, они никем не организовывались и не координирова¬
лись — тем не менее, их кумулятивный эффект был настолько
убийствен, что в другой обстановке просто недостижим никаким
подстрекательством и организацией»1. Но неудивительно, что
большевиков поддержал именно фронт.
Дезертирство — это одна из наиболее активных форм обыден¬
ного сопротивления «слабых» государственному давлению —
куда более мощной общественной силе, нежели крестьянство, —
воспринимаемому как категорически несправедливое. Горе тому
воюющему государству, где такая опасная и неправильная вещь,
как дезертирство, воспринимается народными массами в каче-
1 Скотт Дж. Оружие слабых: обыденные формы сопротивления
крестьян // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегод¬
ник, 1996. М., 1996. С. 38.
334
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
стве рациональной формы протеста. Достаточно сравнить. В на¬
чальный период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
поражения на фронте были гораздо более тяжелыми, нежели в
1914—1917 гг., государственное давление — куда более жесто¬
ким, а военный труд — до предела изматывающим. Тем не менее
дезертирство исчислялось существенно меньшими цифрами, что
говорит о доверии народа режиму и своей готовности к несению
жертв для победы в войне над фашизмом.
Что касается цифр генерала Головина, то двадцать пять про¬
центов от общего количества воинов, что составили, по его дан¬
ным, дезертиры — это нереальная даже для потенциального
уклонения цифра. По крайней мере, с точки зрения социологии.
Так, В.В. Серебрянников считает, что воины по призванию со¬
ставляют три-пять процентов от общего количества населения.
Именно люди этой категории составляют шестьдесят — семьде¬
сят процентов кадровых офицеров. Добровольцы, являющиеся
в армию при нападении агрессора — от восьми до двенадцати
процентов, призывники — до пятидесяти процентов от общего
числа, причем как раз эти люди составляют около восьмидеся¬
ти процентов годных к воинской службе1. Таким образом, лишь
пять, много — девять процентов военнослужащих являются по¬
тенциальными дезертирами или отказниками.
Эти данные свидетельствуют, что русское дезертирство
1917 года—это социокультурное явление, напрямую зависевшее
от тех политических процессов, что происходили внутри страны.
Поэтому правомерны оценки современников о том, что россий¬
ские Вооруженные Силы развалились именно в революционное
время. То обстоятельство, что более семи миллионов солдат к
моменту большевистского переворота еще находились в око¬
пах, не меняет общей картины, ибо вести вооруженную борьбу
с противником эти миллионы были не в состоянии. И не столько
ввиду объективных факторов, сколько в силу общей морально¬
1 Серебрянников В.В. Человек и война в зеркале социологии // Воен¬
но-историческая антропология. Ежегодник. М., 2002. С. 33.
335
Оськин М.В.
психологической дезориентации страны, потерявшей все нацио¬
нальные ориентиры, которые худо-бедно, но были очерчиваемы
монархическим режимом.
Для усиления восприятия значения дезертирства периода
Первой мировой войны, можно сравнить эти цифры (двести
тысяч при царе и два миллиона при Временном правитель¬
стве) с официально зарегистрированным количеством дезерти¬
ров в Великую Отечественную войну 1941—1945 гг. При этом
надо помнить, что в РККА было призвано почти ровно вдвое
больше людей, нежели в русскую армию периода Первой ми¬
ровой войны. Итак: 1941 г. — 30 782 чел., 1942 г. — 111 994,
1943 г. — 82 733, 1944 г. — 32 723, 1945 г. — 6872 человека.
Итого — 265 104 чел. Это — не более одного процента. Даже
если учитывать, что, несомненно, существовало и скрытое де¬
зертирство, то в любом случае, цифры дезертирства при цариз¬
ме и в период Великой Отечественной войны не превысят тех
процентов потенциальных дезертиров и отказников, что приво¬
дятся В.В. Серебрянниковым.
Возможно, что «скрытое» дезертирство в 1941 году было ве¬
лико, но оно сводится на нет последующими годами, когда уси¬
лиями государства удалось сбить волну уклонения от военной
службы, вызванную потрясениями начального периода войны.
А вот цифра дезертиров, относящаяся к 1917 году, — четкий
показатель разрушения государственности и всех ее атрибу¬
тов, одним из которых являются Вооруженные Силы. Причина
тому — Февральская революция, совершенная безответственны¬
ми непрофессионалами, для которых сам факт получения власти
и передачи ее крупному капиталу стоял несравнимо выше инте¬
ресов страны и нации.
Глава 3
БЕЖЕНЦЫ
Беженство и шпиономания
Явление беженства, орхватившее несколько миллионов лю¬
дей в Российской империи, появилось не на пустом месте. Оно
стало следствием развязанной высшими военными кругами
кампании так называемой «шпиономании» — активного поис¬
ка везде и всюду мнимых шпионов, как характерного следствия
некомпетентного руководства, реагирующего на ухудшение си¬
туации всплеском истерии. Шпиономания была присуща всем
воюющим государствам, и всюду проводилась своя «охота на
ведьм», однако наибольший размах она принимает в периоды
военных неудач.
Порожденная националистической волной начала войны,
шпиономания вскоре сходит на нет в тех странах, для которых
обстановка на фронтах развивалась более-менее стабильно. Не
то было для государств, терпевших военные неудачи. Если для
Австро-Венгрии пиком шпиономании стал первый год войны:
разгром в Галицийской битве, унизительное поражение в Сер¬
бии, Карпатская «мясорубка», то для России этим пиком стал
1915 год — период Великого Отступления. Следует предвари¬
тельно сказать об этом явлении, прежде чем перейти к собствен¬
но беженцам.
337
Оськин М.В.
Начало немецкого наступления на Восточном фронте и по¬
стоянные поражения русских войск в весенне-летней кампании
1915 года приводят к появлению такого явления коллективного
сознания, как мнимая «измена». Это обычная реакция массового
сознания на военные неудачи, особенно если они следуют после
ряда сравнительно победоносных отрезков ведения войны. Подоб¬
ный пример был дан еще Русско-японской войной 1904—1905 гг.,
когда солдаты и матросы допытывались у командиров, не было
ли измены, ставшей причиной поражений в сражениях. Участник
войны, сопровождавший командующего 2-й Тихоокеанской эска¬
дрой вице-адмирала З.П. Рожественского из плена, которому так¬
же был задан вопрос о наличии измены, отмечал: «чувствовалось,
что для толпы этот вопрос — самый мучительный»1. Именно им
можно было легко объяснить неудачу, не допытываясь действи¬
тельных причин. Тем более что легкий путь — одновременно и
самый понятный для рядовой массы.
Невозможность осознать тот факт, что вчерашние победы
сменились сегодняшними поражениями, пусть даже и в силу
ряда объективных условий, побуждает массовое сознание при¬
ступить к поиску виноватых в этом. Именно «изменами» во все
времена в армиях всего мира принято на обыденном уровне объ¬
яснять неудачный ход и исход войны. Тем более это явлением
стало характерным для Первой мировой войны, если вспомнить,
что руководители обещали своим войскам победу в срок не более
полугода, в то время как боевые действия велись несколько лет,
победы перемежались с поражениями, и чем дальше, тем больше
война казалась затянувшейся до бесконечности.
Но и это не все. Также, чем более многонациональна страна,
тем большее распространение получает мнимая «измена», как
психологическая константа массового сознания — ведь среди
своих же сограждан можно найти «иноплеменников». Именно
они и станут «стрелочниками» за неудачи. С.П. Мельгунов спра¬
ведливо подметил: «Шовинистический угар, всегда далекий от
1 Семенов В.И. Трагедия Цусимы. М., 2008. С. 624.
338
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
подлинного и здорового национализма, породил своего рода
психоз шпиономании, на почве которой выросло традицион¬
ное, но не имевшее конкретного содержания слово “измена”»1.
Историк Мельгунов знал, о чем говорил. На одном из заседаний
исторического общества в Москве в 1915 году было принято
решение об исключении из рядов всех лиц с немецкими фами¬
лиями. С.П. Мельгунов в знак протеста показному «патриотиз¬
му», в данном случае вылившемуся в откровенную и грязную
ксенофобию, вышел из рядов общества. На следующий день он
уже читал о себе в прессе как о «предателе». Ясно, что «патрио¬
ты» данного общества не торопились на фронт, чтобы доказать
любовь и преданность к Отечеству на деле, с оружием в руках.
Вместо этого, в уютных ресторанах, они разжигали шовинисти¬
ческие тенденции, унижая и оскорбляя тех русских людей, что
носили нерусские фамилии.
Причина такого положения вещей — под держка доверия масс
к военно-политическому руководству государства, где допуще¬
ны определенные ошибки, приведшие к печальной обстановке
на фронтах войны. Как правило, «охоту на ведьм» развязыва¬
ют военные руководители, напрямую причастные к неудачам и
стремящиеся оправдаться в этом перед нацией. Однако приори¬
тет в поиске «измены» далеко не всегда принадлежит военной
верхушке воюющей страны, что тем более странно, ибо ответ¬
ственность за ход войны перед страной, так или иначе, прежде
всего, лежит на политических руководителях.
Так случилось в Российской империи, где император Нико¬
лай II пытался остаться в стороне от разжигания ксенофобских
настроений в многонациональной стране и выявления «изменни¬
ческих» слоев среди народных масс и политического истеблиш¬
мента. Очевидно, что царь превосходно понимал, что страна, так
или иначе, лояльна к существующему режиму, и уж не в той сте¬
пени, когда можно говорить о предательстве. Однако император
1 Мельгунов С.П. Легенда о сепаратном мире. Канун революции. М.,
2006. С. 15.
339
Оськин М.В.
не учел того, что в том русле национализма, что бурно развивал¬
ся в Европе к началу двадцатого века, оставаться на позициях
традиционного патернализма было уже невозможно.
Националистические настроения, то и дело перераставшие в
шовинистическую истерию, были свойственны всем участвовав¬
шим в войне великим державам. Н.В. Греков верно заметил, что
«чем опаснее становилось положение, тем острее ощущало пра¬
вительство необходимость консолидации общества. Как оказа¬
лось, вполне приемлемыми способами сплочения различных со¬
циальных групп в ходе войны царские власти сочли разжигание
националистических настроений и шпиономанию. Абстрактные
лозунги действуют плохо, тылу необходимо было дать почув¬
ствовать врага рядом»1. В том числе и в Германии, где, казалось
бы, не проживает родственного ее противникам населения, с на¬
чала войны общество было охвачено вспышками шпиономании.
Это — объективное явление двадцатого столетия, когда нации
вступили в борьбу друг с другом за ресурсы, пространство и го¬
сподство на планете.
Другое дело, позиция государственной власти. Обществен¬
ная истерия, не получая подпитки со стороны властей, рано или
поздно должна была сходить на нет. Особенно — после того, как
выполнила свои функции сплочения нации перед лицом общей
угрозы. Так было и в Центральных державах, и в державах Ан¬
танты. Даже обычно сдержанное британское общество не смог¬
ло остаться в стороне от данного явления.
В Российской империи искусственное разделение страны на
фронт и тыл, управлявшихся разными властными структура¬
ми, помимо прочих многочисленных недостатков управления и
функционирования общей военно-политической системы, стало
пагубной точкой отсчета и для развязывания кампании шпионо¬
мании. Многонациональность страны, наряду с военными по¬
ражениями, наслоившимися на кризис военного руководства,
породили одно из наиболее безобразных проявлений шпионома¬
1 Родина. 2008. № 4. С. 83—84.
340
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
нии, что стала характерной чертой воюющей Европы. Тщетные
попытки императора Николая II соблюдать патерналистские на¬
строения, вкупе с сепаратными внутриполитическими устремле¬
ниями Ставки Верховного Главнокомандования первого состава,
стали существенной причиной того, что сдержать шовинистиче¬
ские настроения на фронте не удалось.
Если в тылу, где ситуация находилась под контролем прави¬
тельства, в 1915 году массовых вспышек практически не было
(Московский погром едва ли не исключение), то фронт, направ¬
ляемый волей Верховного Главнокомандующего великого князя
Николая Николаевича, просто погряз в ксенофобии. Неудиви¬
тельно поэтому, что наибольший вред от этого оказался причи¬
нен русской Действующей армии и всей стране в целом.
Инициатива в кампании шпиономании, если брать ту власт¬
ную структуру, что являлась одной из вышестоящих в системе
воюющей страны, принадлежала Ставке Верховного Главно¬
командования и штабу Северо-Западного фронта. Причина то¬
му — крах надежд на скорое окончание войны, что стало ясно
уже к ноябрю 1914 года, и ряд тяжелых поражений на фронте,
развеявший миф о военной слабости противников Антанты.
Надежды и прогнозы не сбылись. А потому как столь тщеслав¬
ной фигуре, как Верховный Главнокомандующий великий князь
Николай Николаевич, так и его ближайшим сотрудникам, перед
войной занимавшим ключевые посты русского Генерального
Штаба, требовалось отвести от себя лично подозрения и обви¬
нения в поражениях.
Взять на себя всю ответственность за неудачи, причем взять
ее не в наигранно верноподданнических телеграммах на имя
царя, благо что Николай II и без того знал цену своему дяде,
«верноподданность» которого ярко проявилась в условиях фев¬
ральского кризиса 1917 года, а перед обществом и народом ру¬
ководители Ставки не отважились. Бесталанные военачальники
стремились оправдаться перед общественным мнением страны:
а тот объем власти, что принадлежал Ставке с началом войны,
позволял прибегнуть к самооправдыванию в общегосударствен¬
341
Оськин М.В.
ном масштабе. Отстраненность царя от действий Ставки и его
явное нежелание подрывать авторитет великого князя Николая
Николаевича только способствовали действиям высшего генера¬
литета во главе с Верховным Главнокомандующим.
Нельзя сказать, что такое разочарование было свойственно ис¬
ключительно русским. Повторимся, что подобное же, если и еще
не большее, крушение надежд испытали все воюющие стороны:
— немцы после крушения блицкрига в ходе битвы на Марне
были вынуждены перейти к затяжной войне на два фронта, от
которой настойчиво предостерегали и О. фон Бисмарк и А. фон
Шлиффен;
— австрийцы, неоднократно разгромленные русскими и даже
сербами, скрепя сердце с каждым днем все более переходили под
внешнее руководство более сильного партнера — Германии, что
чем дальше, тем больше лишало Австро-Венгрию своего суве¬
ренитета;
— французы, оставившие врагу промышленную Северную
Францию и откатившиеся почти что к стенам Парижа, должны
были надеяться, что на новый решительный натиск у немцев уже
не хватит сил; а это последнее находилось в прямой зависимости
от усилий русских армий Восточного фронта;
— англичане, рассчитывавшие ограничиться участием в
войне на море и небольшим сухопутным контингентом, теперь
должны были приступить к мобилизации нации в громадную
сухопутную армию (это в стране, не знавшей воинской повинно¬
сти) и привлекать к активному участию весь потенциал не толь¬
ко собственно Англии, но всей Британской империи.
Первоначальная истерия была присуща всем великим дер¬
жавам, участвовавшим в мировом вооруженном конфликте. По¬
степенно накал страстей спал, и люди принялись за работу. Чем
труднее на фронте, тем самоотверженнее должен быть труд тыла
и тверже управление со стороны военно-политического руковод¬
ства. Нельзя, правда, не сказать, что для немцев и австрийцев,
после первых поражений, настроения поиска мнимых шпионов
были сбиты военными успехами.
342
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Военные успехи, наряду с широкой рекламой успешного
сдерживания «русского парового катка» в пределах Польши, по¬
зволили австро-германцам успокоить заколебавшийся было тыл
и молниеносно перевести промышленность на военные рельсы.
О том обстоятельстве, что колебаниям был подвержен и про¬
тивник, говорит, например, факт бегства сотен тысяч жителей
Восточной Пруссии в центр Германии при первом же известии о
русском вторжении.
Французы, самоотверженно отразившие германский натиск
летом—осенью 1914 года, весь следующий год провели без не¬
приятельского давления. Но ведь и здесь правительство перееха¬
ло в Бордо, не намереваясь оставаться в столице до последнего
момента, когда Париж мог вот-вот пасть. Англичанам, находив¬
шимся вне материка, такие настроения вообще не были свой¬
ственны.
Нечто схожее творили в Австро-Венгрии, где десятки тысяч
подданных Двуединой монархии были подвергнуты различным
репрессалиям (расстрелы, заключение в концентрационные ла¬
геря, высылка) лишь за факг принадлежности к славянству по
крови и православию по вере, что считалось достаточным для
якобы существовавшего сочувствия к русским.
И только в России всего менее чем через год войны высшие
руководители Действующей армии развязали кампанию шпионо¬
мании. Хотя, конечно же, эта кампания успешно наложилась на
ожидания низов, так как рядовым людям всегда легче поверить в
наводнившую его родину массу шпионов, нежели в тупость и не¬
умение собственных популярных в массах руководителей. Бес¬
спорно, шпионаж как явление военного порядка, присутствовал.
Однако же в России, к сожалению, не смогли вовремя остано¬
виться, остановить процесс «охоты на ведьм» в тот момент, ког¬
да он становится тяжелой угрозой для воюющего государства.
Не будем даже говорить о трагедии отдельных людей, хотя и это
также является показателем зрелости общества и его готовности
вести войну до полной победы, не прибегая к поиску врагов вну¬
три себя самого.
343
Оськин М.В.
Кампания шпиономании в Российской империи в период
Первой мировой войны стала тем негативным явлением, что на¬
ряду с прочими, подорвало моральную упругость войск и дез¬
ориентировало психологическое состояние тыла. В своем стрем¬
лении морального оправдания за допущенные стратегические
ошибки и неумелое полководчество, Ставка избрала наиболее
порочный путь — поиск «предателей». Это явление встретило
горячую поддержку «снизу», ибо и фронт и тыл просто не могли
поверить в столь вопиющую неготовность страны к современ¬
ной войне. Впрочем, иного и нельзя было ожидать: низы всегда
охотно верят в предательство некоторых высокопоставленных
лиц. А главные виновники умело подставляют под народный
гнев заранее назначенных «стрелочников».
Высокие посты, занимаемые последними, дают дополни¬
тельную выгоду, производя впечатление объективности и спра¬
ведливости властных репрессалий. С другой стороны, в патер¬
налистском обществе, наверное, и нельзя было ожидать чего-
либо другого. Для того и нужна государственная власть, чтобы
сдерживать необузданность справедливого гнева низов. Что по¬
делать: Российская империя действительно не была должным
образом готова к большой европейской войне, что разразилась в
августе 1914 года.
И не должна была быть готова: наша страна переживала
активную капиталистическую модернизацию, и следовало за¬
ниматься решением внутренних проблем, а не влезать в между¬
народные распри, не разобравшись с «тараканами» в собствен¬
ном доме. Как показали события войны, «тараканы» оказались
не только в стране как таковой, но и в головах. К сожалению, у
очень многих, и очень высокопоставленных людей, чтобы этим
обстоятельством можно было пренебречь.
Данный феномен, сыгравший значительную роль в после¬
дующем революционизировании масс, определении стереоти¬
па их поведения и настроений, был, таким образом, предложен
«сверху». Причем — с самого верха, так как Ставка даже и пер¬
вого состава являлась структурой, подчинявшейся только лично
344
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
императору Николаю И, а по уровню своих полномочий далеко
превосходила не только военное министерство, но и все прави¬
тельство в целом. Данное явление, попав на благодатную почву,
сразу же обрело до чрезвычайности гипертрофированные черты
ц уродливые формы при тенденции к их глобализации.
От обвинений в предательстве некоторых высших генералов,
ясно, только шаг к обвинениям против всего режима и, наконец,
лично царя. А это последнее — уже революция, тщательно гото¬
вившаяся буржуазной оппозицией посредством государственно¬
го переворота. Каждая неудача интерпретировалась как результат
«измены». Обвинение в «измене» одного военного, бросало тень
на всю систему, чем немедленно пользовалась рвавшаяся к пол¬
ноте государственной власти либерально-буржуазная оппозиция,
разжигавшая страсти «охоты на ведьм» и требовавшая наказания
для широкого круга военных деятелей. Например, после паде¬
ния сильнейших русских крепостей в Польше, Новогеоргиевск
и Ковно, М.М. Пришвин записывал 5 августа 1915 года: «И Бог
с ней, с Ковной, и даже Петербургом — только бы не такое засе¬
дание Думы! Легенда о внутреннем немце... Сначала он был на
фронте, потом в людях с немецкими фамилиями, потом в купцах
и, наконец, говорят: Ты думал, внутренний немец на стороне, а
он с тобой за одним столом сидит, одной ложкой ест. После этого
немец должен выйти наружу»1. Под «наружным немцем» оппо¬
зиция, разумеется, подразумевала правящий режим.
Подхватив обвинения отдельных военных деятелей в «из¬
мене», оппозиционеры уже на всю страну могли обвинять вы¬
шестоящих руководителей в подготовке сепаратного мира, и
сделать фактически ничего было нельзя, ведь развязала эту дея¬
тельность Ставка. Рассуждения были логичны: предательская
власть дает предателей на фронте, которых надо лишь своевре¬
менно выявить и разоблачить. Конечной целью предательская
власть, естественно, ставит поражение в войне — как же иначе?
И чем хуже на фронте, тем лучше для оппозиции, наживавшейся
1 Пришвин М.М. Дневники. 1914—1917. М., 1991. С. 185.
345
Оськин М.В.
на войне, но, помимо того, еще и рвавшейся к высшей власти,
чтобы самостоятельно делить пирог государственного бюдже¬
та, а не по соглашению с монархическим патернализмом. Иначе
говоря, именно Ставка в конце 1914—1915 гг. подготовила по¬
чву для того, чтобы «демон революции» в 1917 году вырвался
на свободу.
Все начиналось вполне прозаично. Осенью 1914 года начались
первые аресты, высылки вглубь страны, принудительная репа¬
триация. Системный же характер приобретается спустя первые
полгода войны. В феврале 1915 года, по обвинению в шпионаже
и мародерстве был арестован некий полковник С.Н. Мясоедов,
служивший начальником в одном из пограничных жандармских
управлений, и известный как ставленник военного министра. Та¬
ких полковников была масса, и многие из них мародерствовали,
наживались на войне, покрывали различные неблаговидные де¬
лишки. Что же вы хотели — жандарм-пограничник, в свое время
уже уличаемый в темных махинациях контрабанды, коррупции,
вымогательства.
Бесспорно, кампания была развязана несколько раньше —
контрразведка приграничных военных округов делала все воз¬
можное, чтобы «оправдать доверие», зачастую совершая траги¬
ческие ошибки и даже преднамеренные преступления. Военный
врач так описывает атмосферу 1914 года в действующих вой¬
сках: «Для войны нужна ненависть, а нашим солдатом владеют
какие угодно чувства, но только не ненависть. И вот ее стара¬
тельно прививают. Дни и ночи толкуют нам о шпионах. Сочиня¬
ются всевозможные небылицы, и офицеры соперничают друг с
другом в измышлении ужасов предательства... достаточно тени
подозрения, чтобы сделаться жертвой шпиономании. Жертвой
невинной и заранее обреченной». Таю^е Л.Н. Войтоловский за¬
метил, что в разжигании шпиономании солдаты подражали на¬
чальству — офицерам1. Но только с так называемого «дела Мя-
1 Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны. М.,
1998. С. 5, 34.
346
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
соедова» шпиономания скатилась за ту грань, за которую невоз¬
можно ступить без уверенности нанести ущерб своей стране и
Вооруженным Силам.
Военно-полевой суд, на созыве которого (и — заранее выне¬
сенном в Ставке приговоре) настаивал лично великий князь Ни¬
колай Николаевич, отказался даже рассматривать дело, очевидно
«шитое белыми нитками». При этом главным обвинителем вы¬
ступил никому неизвестный подпоручик (!!!) Я.П. Колаковский,
поступивший к немцам на службу, но затем вдруг решивший
повиниться и добровольно явившийся в Главный Штаб. Можно
себе представить, как в 1945 году на процессе генерала А. А. Вла¬
сова главным обвинителем выступил бы какой-нибудь бывший
военнопленный лейтенант, работавший на абвер.
Суть проблемы состояла в том, что Ставке требовалось
оправдаться перед общественным мнением страны, за допущен¬
ные ошибки руководства Действующей армией, и Верховный
Главнокомандующий, ничтоже сумняшеся, решил оправдывать¬
ся поиском «шпионов». Следствие, как это ни странно, произ¬
водилось гражданским, а не военным следователем (напомним,
что обвинение состояло в «государственной измене» во время
войны). Странности, конечно, не было, так как военно-полевой
суд уже признал дело бездоказательным, а обвинить в мародер¬
стве можно было очень многих, и делать прецедент никому не
хотелось. Очень уж видные люди вывозили имущественные цен¬
ности из дворянских имений польских, австрийских, венгерских
и немецких магнатов.
К тому же высокопоставленные офицеры имели свои лич¬
ные счеты к полковнику Мясоедову. При военном министре
ген. В.А. Сухомлинове, как считалось, он одно время руководил
деятельностью жандармской организации в армии, призванной
следить за политической благонадежностью офицерства после
Первой русской революции 1905—1907 гг. И хотя принадлеж¬
ность к жандармейщине не была доказана, так считали многие,
и потому принимали за истину в последней инстанции. Понят¬
но, что офицерский корпус негативно относился к жандармской
347
Оськин М.В.
работе, вплоть до того, что офицерам, перешедшим в жандарме¬
рию, бывшие сослуживцы не подавали руки при встрече. Теперь
же в руки попал один из высокопоставленных функционеров,
некогда распоряжавшийся составлением «черных списков», от
которых зависело продвижение офицера по службе.
В середине марта полковник Мясоедов был повешен в Варша¬
ве. Поспешность казни была вызвана тем, что вешали невинного
человека, что прекрасно сознавалось как судьями, так и великим
князем Николаем Николаевичем. В низах же эту поспешность
интерпретировали как стремление скрыть разоблачение других,
еще более высокопоставленных предателей.
Контрразведка Варшавского военного округа, теперь рабо¬
тавшая в штабе Северо-Западного фронта, во главе с полков¬
ником Н.С. Батюшиным, поспешила «раздуть дело», произведя
массовые аресты, после чего к массе людей были применены
суды, высылки вглубь империи, тюремное заключение и прочие
меры: «Последствием этой варварской казни была захлестнув¬
шая Российскую империю шпиономания. Повальные аресты,
сотни обысканных квартир, тысячи страниц конфискованных
документов»1. По «делу Мясоедова» было повешено еще не¬
сколько человек, в отношении которых можно было говорить о
чем угодно, но только не о шпионаже. Неизвестно, как чувство¬
вали себя судьи, выносившие не что-нибудь, а смертные приго¬
воры людям, о невиновности которых для такой меры наказания
они прекрасно знали. Единственным «оправданием» может стать
тот факт, что Верховный Главнокомандующий лично настаивал
на смертных и жестоких приговорах, угрожая начальству Вар¬
шавы смещением с должности в случае проявленной мягкости.
Десятки тысяч напрасно погибших солдат и офицеров, вслед¬
ствие некомпетентности Верховного Главнокомандования, мил¬
лионы выселенных в ходе эвакуации 1915 года, прямое и откро¬
венное предательство императора, приведшее его вместе с се¬
1 Фуллер У. Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской
России. М., 2009. С. 10.
348
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
мьей к гибели, — вот лишь небольшой перечень преступлений,
оставшихся на совести великого князя Николая Николаевича.
Бесспорно, что в ходе расследования в сети контрразведки
попали и действительные шпионы, и просто темные махинато¬
ры. Но смысл «дела Мясоедова» заключался в том, что оно, имея
конечной целью удар по военному министру ген. В.А. Сухом¬
линову — личному врагу великого князя Николая Николаевича,
было широко разрекламировано на всю страну. В данном контек¬
сте неважно, был ли виновен Мясоедов настолько, чтобы быть
повешенным. Главное — военное министерство было обвинено
Ставкой в неподготовленности Российской империи к войне.
Тот же факт, что неумелое руководство военными действия¬
ми со стороны Ставки и великого князя Николая Николаевича
лично эту неготовность усугубило до критической величины
баланса на краю пропасти, остался недоступным для солдат и
офицеров, а также всего населения страны. Разве это военный
министр умудрился катастрофически проиграть заблаговре¬
менно подготовленную до войны Восточно-Прусскую опера¬
цию, при исходном превосходстве в силах? Что же тогда де¬
лал Верховный Главнокомандующий — преспокойно почивал
в штабном вагоне? А ведь в начале войны русская Действую¬
щая армия имела все, потребное для сражения — и прекрасно
подготовленных людей, и винтовки, и патроны. Как же можно
было потерять четверть миллиона солдат и офицеров за три не¬
дели в наступательной операции? Это надо уметь — вот вели¬
кий князь Николай Николаевич и сумел.
В данном конкретном случае арест Мясоедова помог объяс¬
нить новое тяжелое поражение — разгром русской 10-й армии
в Августовской оборонительной операции января—февраля
1915 года, так как именно в штабе 10-й армии работал С.Н. Мя¬
соедов. Действительный виновник поражения — главнокоман¬
дующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н.В. Рузский
поспешил санкционировать арест Мясоедова. Главным же ор¬
ганизатором судилища выступил ближайший помощник генера¬
ла Рузского — ген. М.Д. Бонч-Бруевич, родной брат соратника
349
Оськин М.В.
В.И. Ленина, его личного секретаря и канонического биогра¬
фа — В.Д. Бонч-Бруевича. Того самого Бонч-Бруевича, что в
марте 1917 года первым опубликует Приказ № 1, разваливший
российские Вооруженные Силы. Брат-генерал в СССР опубли¬
кует мемуары под характерным названием «Вся власть Сове¬
там!». Можно ли поразиться тому, что этот человек сделает все
потребное для дискредитации царского режима?
Итак, вся информация о поразившей вооруженные Силы «из¬
мене» шла сверху. Поэтому, в «низах» «дело Мясоедова» при¬
обретало порой совсем уже невероятную окраску, раздуваемую
дикими слухами. Отступавшие войска с удовольствием мусси¬
ровали слухи, так как не могли найти иного оправдания своим
поражениям. Личность великого князя была чрезвычайно попу¬
лярна в войсках1, и обвинить его в неудачах, что было бы есте¬
ственно, не желали. Так, участник войны (младший офицер) пе¬
редает следующие слухи, которые витали вокруг истории с пол¬
ковником Мясоедовым: якобы предательство С.Н. Мясоедова
раскрыл специально для этого присланный из Франции генерал
По (глава французской военной миссии в России), а саму шпион¬
скую организацию вскрыли японцы и через генерала По довели
до сведения русских. Участие в шпиономании союзников, как
это воспринималось в низах Действующей армии, вообще весь¬
ма характерно. Спустя полтора года именно союзники (в дан¬
ном случае — англичане) будут реально стоять за подготовкой
убийства Г.Е. Распутина — человека, который последовательно
настаивал на выходе России из войны, ведшейся за интересы Ан¬
глии, но не России. Называлась и сумма предательства Мясое¬
дов — 100 000 000 марок2. Ясное дело, чем невероятнее цифра
«иудиных денег», тем ей больше доверия.
1 См.: Оськин М.В. Первый в российской истории Верховный Глав¬
нокомандующий в характеристике протопресвитера Г. Шавельского // Го¬
сударство, общество, церковь в истории России XX века. Иваново, 2009.
Ч. 2. С. 323—325.
2 Голоса истории. Вып. 24. Кн. 3: Материалы по истории Первой ми¬
ровой войны. М., 1999. С. 58.
350
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
И дело даже не в том, что хватали в основном невиновных, во
время войны это обычное явление, корень проблемы состоял в
гласном раздувании поиска «шпионов», что самым негативным
образом влияло на настроения на фронте и в тылу. Это все равно,
если бы в 1941 году на весь Советский Союз и на весь мир не¬
престанно кричали о поимке «предателей» и «шпионов» генера¬
лов Павлова, Климовских, Рычагова и многих прочих, неспра¬
ведливо обвиненных накануне Великой Отечественной войны и
в ее начале, военачальников. Каковы бы тогда были настроения
тыла и отступавших под ударами гитлеровцев солдат и офицеров
Красной Армии? Войскам объявили о «стрелочниках», генерали¬
тет получил пример наказания за неумение, дабы всегда помнить
о собственной ответственности, этим дело и ограничилось.
О Первой мировой войне, один из главных виновников паде¬
ния монархии и, следовательно, всей старой России, лидер ка¬
детской партии П.Н. Милюков, в эмиграции сам писал, что «дело
Мясоедова» подтвердило «измену» в Вооруженных Силах. Ясно,
что себя самого, сделавшего все, чтобы объективным ходом ре¬
волюционного процесса к власти в России пришли большевики,
П.Н. Милюков в «измене» не обвинял. Хотя полковник Мясоедов,
чья вина так и не была доказана, в отличие от Милюкова, не кле¬
ветал на руководителей страны, не вел закулисных переговоров
с союзниками о подготовке государственного переворота в своем
воюющем Отечестве, не готовил сменить власть патриархальной
монархии на господство олигархического капитала. У. Фуллер
дает прекрасную характеристику произошедшему: «поведение
некоторых политиков, как либеральных, так и консервативных,
а также кое-кого из генералитета в деле Мясоедова/Сухомлинова
в нравственном смысле оказалось столь чудовищным, что невоз¬
можно не содрогнуться. Принести в жертву политической це¬
лесообразности жизнь невинного человека — это подлость. Но
еще большая подлость — разбить его семью, обесчестить стра¬
дальца и самое имя его смешать с грязью». Стоит ли удивляться,
что если о подготовке убийства Г.Е. Распутина осенью 1916 года
знали многие думцы, то открыто намекнуть на преступление с
351
Оськин М.В.
думской трибуны не постеснялся именно П.Н. Милюков? Какое
же наказание понесли фактические соучастники убийства, если
минимумом отделались непосредственные убийцы? Или лич¬
ность жертвы сама по себе — это уже оправдание унизительной
уголовщины?
Помимо прочего, распространение информации о чуть ли
не глобальной шпионской сети в России, имело и внешнепо¬
литическую устремленность. Русская Ставка могла козырять
этим доводом перед союзниками по коалиции, оправдываясь в
собственных неудачах. Действительно — кто же еще виновен в
поражениях, если не наводнившие страну шпионы? Тупоголо¬
вость самого Верховного Главнокомандующего великого князя
Николая Николаевича, абсолютная бездарность его Начальника
Штаба ген. Н.Н. Янушкевича и упрямая бесталанность генерал-
квартирмейстера Ставки ген. Ю.Н. Данилова оказывались как
бы вовсе и ни при чем. Это — очень удобная позиция: неудача
за неудачей, а ты остаешься героем и талантливым полководцем
в восприятии широких масс фронта и тыла. Те же, кто понима¬
ет истинную суть проблемы, помалкивают, чтобы не оказаться
самим «записанными в шпионы». Ведь Мясоедов-то носил не
«немецкую» фамилию, а самую что ни на есть русскую.
В 1915 году поощряемые офицерским корпусом слухи о
шпионах лишь ширились. Характерно, что какие-либо простые
офицеры никак не могли стать истинными «козлами отпуще¬
ния». Поэтому оправдание поражениям и неудачам искалось в
деятельности отдельных генералов. Пример солдатского пись¬
ма из армии: «Сообщу вам слух, который здесь передается как
факт о коменданте Ивангорода. Будто он песком начинил мины
и такими минами заградил проход к Ивангороду... пушки заря¬
жались холостыми зарядами... [великий князь Николай Нико¬
лаевич] приехал, проверил, сорвал погоны с коменданта и велел
его повесить. Офицеры, по предписанию начальства, переда¬
ют обо всем этом солдатам»1. Комендант крепости Ивангород
1 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 265, д. 990, л. 37.
352
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ген. А.В. фон Шварц был тем человеком, благодаря которому
крепость в 1914 году была вообще удержана. Теперь же именно
Ивангород, восстановленный из ничего (перед войной крепость
находилась в «заброшенном состоянии»), являлся наиболее силь¬
ной русской крепостью в Польше. И очень показательно упоми¬
нание о том, что слухи распространялись именно офицерами.
Для масштаба Великого Отступления требуются соответству¬
ющие данному масштабу фигуры. Заодно можно свести личные
счеты. Великий князь Николай Николаевич выбрал человека, ко¬
торому протежировал военный министр ген. В.А. Сухомлинов,
причем прошлое полковника Мясоедова также было не без гре¬
ха: еще в 1913 году он отставлялся от службы в дисциплинарном
порядке, и был восстановлен только после личного вмешатель¬
ства генерала Сухомлинова.
Таким образом, Верховный Главнокомандующий, не стес¬
нявшийся проливать русскую кровь за чужие интересы, а также
не задумывавшийся о цене побед и поражений, вследствие соб¬
ственного военно-стратегического неумения, поспешил свалить
свои грехи на военного министра ген. В.А. Сухомлинова. При
этом великого князя Николая Николаевича в этом вопросе актив¬
но поддержала либеральная оппозиция, которую генерал Сухом¬
линов всегда третировал, а теперь, с началом войны, не спешил
давать буржуазии военные заказы. А ведь военные заказы — это
громадные деньги.
Бесспорно, вина военного министра в неудачном положении
дел на фронте также была велика: заверяя императора в 1914 году
в готовности Российской империи к войне, он явно преувеличи¬
вал эту готовность, вольно или невольно дезинформируя поли¬
тическое руководство государства. После начала военных дей¬
ствий, ген. В.А. Сухомлинов также не спешил с мобилизацией
усилий страны на войну. Однако непосредственно войсками он
не руководил и за оперативно-стратегические промахи, жертвами
которых становились сотни тысяч русских солдат и офицеров, в
отличие от Ставки, полной ответственности нести не мог. Тем не
менее 13 июня 1915 года ген. В.А. Сухомлинов был отставлен с
12 Оськин М. В. 353
Оськин М.В.
поста военного министра, а 15 июля было начато следствие по
обвинению в «противозаконном бездействии, превышении вла¬
сти, служебных подлогах, лихоимстве и государственной изме¬
не» (выделено. — Авт.). Также — по обвинению в «заведомом
благоприятствовании Германии в ее военных против России опе¬
рациях» и сознательном «парализовании русской обороны».
В конце апреля 1916 года бывший военный министр будет за¬
ключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Уче¬
ный так объясняет сложившуюся в результате данных интриг
ситуацию: «Это была реакция массового сознания на внезапную
опасность, чувство страха, направленность которого обусловли¬
вала официальная антинемецкая пропаганда... Такое понятие,
как измена, объясняло все, от поражений во второй Восточно-
Прусской [Августовской. — Авт.] операции до неожиданного
отступления русской армии, стоявшей на пороге Венгерской
равнины. В сложившейся ситуации необходима была жертва
общественному мнению, которая стала бы ответственной за от¬
сутствие снарядов и “потерю успехов” великого князя Главно¬
командующего. Последний сумел довести до конца начатую кам¬
панию против своего старого противника [военного министра
ген. В.А. Сухомлинова. —Авт.]»х.
Развязав кампанию «шпиономании» и начав ее с удара по
военному министру, великий князь Николай Николаевич отвел
обвинения от себя самого. А между тем стоит напомнить, что
именно великий князь Николай Николаевич являлся ярым апо¬
логетом франко-русского военного союза и вытекающего отсюда
военного планирования. Именно великий князь являлся лидером
«военной партии» при дворе и в армии и неформальным лидером
всей российской военной машины. Во многом именно поэтому,
кстати говоря, великий князь Николай Николаевич и был назна¬
чен в начале войны Верховным Главнокомандующим — друго¬
го имени армия не знала. Именно великий князь, курировавший 11 Айрапетов О.Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на
фронт и на революцию. 1907—1917. М., 2003. С. 82.
354
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
перед войной русскую кавалерию, воспитал ее в отсталой такти¬
ке девятнадцатого века, после чего конница, великолепно драв¬
шаяся в конных строях, не могла использоваться в современной
войне в непосредственном и тесном взаимодействии с прочими
родами войск — пехотой и артиллерией1.
«Мясоедовская» история, отставка генерала Сухомлинова с
поста военного министра, повсеместный поиск «предателей»,
восприятие личности Верховного Главнокомандующего как
«заступника» от «плохих» генералов, дали возможность Ставке
обелить себя за поражения в глазах общества и народа. Великий
князь Николай Николаевич смог свести личные счеты с воен¬
ным министром, которого обвиняли в сознательном и нарочитом
подрыве обороноспособности армии даже высокопоставленные
деятели1 2. Но каковы же были результаты?
Настроения тыла направлялись не на наращивание военных
усилий в тяжелейшей борьбе, а в сторону поиска «стрелочни¬
ков». А Верховный Главнокомандующий получил карт-бланш на
проведение новых напрасных гекатомб (в частности, история с
эвакуацией Варшавы, которая повлекла за собой падение крепо¬
сти Новогеоргиевск). Это явление доказывает как общее нарас¬
тание дряблости верховной государственной власти империи,
так и обострение кризиса управления внутри самого правящего
режима.
Но несомненно, что зато буржуазно-либеральная оппозиция
получила в руки мощный рычаг влияния на массы, на формиро¬
вание нужных настроений и, следовательно, возможность про¬
должения активной борьбы за власть в дальнейшем. Подготовка
нации к тому, что верховная власть должна перейти из рук царя
в руки олигархов — дело нелегкое, и его требуется подготовить.
Кампания шпиономании как нельзя более способствовала такой
1 Подробнее см.: Оськин М.В. Крах конного блицкрига. Кавалерия в
Первой мировой войне. М., 2009.
2 См. напр.: Данилов Ю.Н. На пути к крушению. М., 2000. С. 125—126;
Катков Г.М. Февральская революция. М., 1997. С. 140—143; Палеолог М.
Царская Россия во время Мировой войны. М., 1991. С. 186—187 и др.
355
12*
Оськин М.В.
подготовке. Как совершенно верно говорит жандармский гене¬
рал А.И. Спиридович, оппозиционно настроенные буржуа во
главе с А.И. Гучковым, «мясоедовским делом» «выиграли пер¬
вую и очень большую карту»1.
Конечно, дело не ограничилось, да и не могло ограничиться
«замятней в верхах». Широкие солдатские массы, в свою очередь,
оказались заражены настроениями недоверия к командованию и
правительству; подозрениями, что «господа» точно сговорились
с немцами истребить как можно больше народа, захватить Рос¬
сию и отнять у крестьянства землю. Данные настроения через
солдат проникали в тыл, где широкие слои населения, и без того
подзуживаемые печатными изданиями оппозиционного толка,
еще более уверялись в бессмысленности работы на оборону, раз
армией руководят «изменники», а внутри страны правят те же
«немцы». Так, 19 июня из Воронежской губернии в министер¬
ство внутренних дел докладывали: «Из волнующих народ слухов
за последнее время следует отметить упорно распространяемые,
особенно среди сельских жителей, слухи об изменах командно¬
го состава в армии, причем указывалось даже, что офицеры по¬
кушались на Верховного Главнокомандующего... источник этих
слухов — разговоры приезжающих домой для побывки нижних
чинов и письма из армии и лазаретов»2.
Вырастая в ходе войны, такие умозаключения подводили сол¬
дат к мысли, что война будет продолжаться до бесконечности, до
уничтожения возможного максимума людей и неизбежности по¬
ражения России. А раз так, то дожидаться заключения мира бес¬
смысленно и надо «кончать войну» самим. Конечно, эти настро¬
ения долго не были господствующими, но уже к исходу 1916-го
года массы ожидали только вспышки, чтобы на деле проявить все
те изменения негативного плана, что привнесли в ментальные
структуры сознания события, связанные с войной. Отвлечение
1 Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция: Вос¬
поминания. Мн., 2004. С. 84.
2 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1915, д. 108, ч. 14, л. 5.
356
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
внимания на поиск «внутреннего врага» стало первым шагом к
разложению армии и тыла. Явление поиска «измены», пущенное
в жизнь именно Ставкой, дабы отмести от себя обвинения в по¬
стоянных неудачах, упало не просто на «благодарную» почву в
массах.
Еще в 1910 году в статье «Желтая опасность» выдающий¬
ся отечественный военный ученый А.А. Свечин писал: «Надо
опасаться легенд о шпионах — они разъедают то доверие друг
к другу, которым сильно вгосударство... Сеется страх перед
шпионами; создается какая-то тяжелая атмосфера общего пре¬
дательства; в народной массе ежедневно тщательно культивиру¬
ется тупая боязнь; а страх измены — нехороший страх; все это
свидетельствует прежде всего о растущей неуверенности в своих
силах... Ум человеческий отказывается искать простых объяс¬
нений грозным явлениям. Серьезные неудачи порождают всегда
и большие суеверия. В числе таковых, тесно связанных с пора¬
жением, наиболее видное место занимают суеверия о шпионах.
Нет трусов, которые не кричали бы “нас предали”; нет упавших
духом, которым не грезились бы повсюду Азефы. Жертвы нуж¬
ны — человеческие жертвы — объятому страхом людскому ста¬
ду. Нужны были средневековые костры, на которых сжигались
безобидные старухи после вспышки эпидемий»1. Но что было
до этих предостережений скомпрометировавшей себя Ставке?
Главное — отвести шквал обвинений от себя, что Верховному
Главнокомандующему прекрасно удалось. А то, что данным под¬
ходом готовилась революция, — уже дело десятое.
Именно эти слухи, «объясняющие» поражения на фронте,
стали обоснованием не только «ненужности» войны в антиво¬
енных настроениях солдат, но, главное — бессмысленности
пребывания в окопах и невозможности достижения победы.
Участник войны впоследствии вспоминал: «Шпиономания рас¬
тет параллельно с усталостью войск и командного состава... Все
1 Постижение военного искусства: Идейное наследие А. Свечина. М.,
2000. С. 574.
357
Оськин М.В.
неудачи на фронте принято сваливать на шпионов»1. Солдаты
были убеждены в своей способности одолеть противника, но
без оружия и надлежащего командования сделать это было не¬
возможно. Объяснение — «измена»: «Нам страшны не немцы, а
наши генералы», которые «солдат посылают на верную смерть».
Перенос ненависти и ожесточения с «врага внешнего» на «врага
внутреннего» означал, что первопричину войны и тех бед, кото¬
рые она породила, теперь будут искать не в борьбе с врагом, а
внутри страны2.
Солдаты писали домой: «Чем же мы виноваты, что не приго¬
товили снарядов», «нет ни одного полка, чтобы не было немцев
начальником»3. Причины и этого явления в солдатской массе ис¬
кали в «измене» своих командиров и государственных чиновни¬
ков вообще. Казалось бы, при чем здесь «немцы»? А при том,
что кампания шпиономании, развертываясь вглубь и вширь, на¬
прямую затронула высшие чины фронта и тыла, многие из ко¬
торых являлись обрусевшими немцами или просто носили ино¬
странные фамилии.
Одними из первых жертв антинемецкой кампании на фрон¬
те стали командарм-1 ген. П.К. Ренненкампф и командарм-2
ген. С.М. Шейдеман, о чем уже говорилось. При этом карьера
первого из них окончательно закончилась в начале 1915 года, так
как Верховный Главнокомандующий, поддержав почин беста¬
ланного главнокомандующего армиями Северо-Западного фрон¬
та ген. Н.В. Рузского, поспешил найти «стрелочника» за в целом
неудачный исход боев в Левобережной Польше в ходе Лодзин-
ской оборонительной операции. Генерал Шейдеман оказался
просто пониженным в должности — до командира корпуса.
Воинствующий национализм с самого начала военных дей¬
ствий сделался средством государственной политики. Жертвами
1 Арамилев В.В дыму войны. Л., 1930. С. 200.
2 См.: Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих,
крестьян и солдат России в период Первой мировой войны (1914 — март
1918 г.). Екатеринбург, 2000. С. 265.
3 ГАРФ, ф. 1807, оп. 1, д. 311, лл. 139—140; д. 353, л. 53.
358
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
его должно было стать все то, что было связано с противником.
Характерным примером может служить развязанная министер¬
ством внутренних дел кампания о переименовании населенных
пунктов, носящих немецкие названия. В самом начале войны,
18 августа, поддавшись националистическому угару, уже был
переименован Санкт-Петербург: город Святого Петра, небесного
покровителя первого российского императора Петра I Великого,
стал просто городом Петра — Петроградом. В октябре 1914 года
МВД рассылает на места циркуляры, с требованием к земским
начальникам разобраться с иностранными наименованиями. Так,
в Тульской губернии хутор Фогельский, названный по имени
владельца, был переименован в Соловьево. А относительно двух
деревень с названием Карлино понадобилось поднимать архивы,
чтобы выяснить, что названия происходят от слова «карлик», а
не от немецкого имени «Карл»1.
Как можно охарактеризовать такое безумие? Наверное, боль¬
ше заняться на местах было нечем. Разве удивительным после
этого предстанет хаос внутриимперской организации в период
хлебозаготовок зимы 1916/1917 г.? Если власти обязывались пе¬
реименовывать все «подозрительные» своим названием местеч¬
ки? И сам факт ярко высвечивает как ту степень шпиономании,
что обуяла российское общество, так и роль высших государ¬
ственных структур в раздувании этой проблемы.
В Российской империи сразу же стала проводиться так на¬
зываемая «ликвидационная политика», предполагавшая чрез¬
вычайное умаление в правах всех тех людей, что могли быть
подозреваемы в связи с неприятельскими государствами, а так¬
же — лишение их в том числе и имущественных прав. При этом,
в ходе антигерманской кампании, часто ряд статей в централь¬
ной и местной прессе был инспирирован русскими конкурента¬
ми германских фирм. Идя на поводу у отечественного капитала,
1 Шевелева О. В. «Немецкий вопрос» в годы Первой мировой войны
(по материалам Тульской губернии) // Сборник материалов V региональ¬
ной научно-практической конференции... Тула, 2009. С. 266—267.
359
Оськин М.В.
власти предпринимали против немцев репрессалии, невзирая на
их экономическое значение, ни на то, что родственники владель¬
цев и сотрудников таких фирм вполне могли честно служить в
русской армии даже и офицерами. Например, в Москве, где, по
данным на 1913 год, доля иностранных предприятий составляла
около семи процентов, «в ноябре 1914 года Московское купече¬
ское общество выступило инициатором борьбы с “немецким за¬
сильем” в области торговли и промышленности, создав для этого
специальную комиссию»1.
В начале 1915 года императору пришлось одобрить законо¬
проект Совета Министров, запрещавший лицензирование фирм,
принадлежавшим иностранным подданным, а также лицам, с
ними связанным. В результате, за время войны существенная
доля иностранных предприятий перешла в руки отечественных
капиталистов, сумевших добиться своего если не экономической
конкуренцией, так доносительством. Правда, это не спасло рос¬
сийский капитализм от крушения в октябре 1917 года.
Местные власти старались перещеголять центр в своем упря¬
мом усердии одним махом решить все проблемы. Так, поддан¬
ные Германии и Австро-Венгрии, а затем — Турции и Болгарии
(по мере их вступления в войну на стороне Центральных дер¬
жав) выселялись вглубь страны, как правило — не ближе пред¬
дверия Урала, а их имущество подлежало конфискации. Заводы
и фабрики, мастерские и тому подобные объекты переходили
под казенное управление, а земли немецких колонистов стали
рассматриваться в качестве того фонда, что мог быть передан в
распоряжение наиболее отличившихся категорий фронтовиков.
Ученый справедливо отмечает: «волна шпиономании была во
многом поднята и спровоцирована позицией Ставки, с первых
месяцев войны приступившей к борьбе с немецкими шпионами
на российской территории. И именно в Ставку представители
1 «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании. СПб.,
2001. С. 170—172; Деннингхаус В. Немцы в общественной жизни Мос¬
квы: симбиоз и конфликт (1494—1941). М., 2004. С. 400.
360
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
национально-патриотических кругов обращались с предложе¬
ниями ужесточить политику в отношении немецких колонистов,
чтобы положить конец их шпионской деятельности в пользу
Германии»1.
Конечно, такая политика проводилась не одноактно, а посте¬
пенно, шаг за шагом, но свой наибольший размах она приобрела
в 1915 году, когда к пока еще непоследовательным действиям со
стороны государственной власти Империи активно присоедини¬
лась Ставка, переведя «борьбу с немецким засильем» на фронт.
Именно поэтому, например, командир 3-го Кавказского корпуса,
одного из лучших корпусных подразделений в Первой мировой
войне, герой русско-японской войны и давным-давно обрусев¬
ший немец ген. В.А. Ирман был вынужден писаться Ирмановым.
Даже премьер-министр Б.В. Штюрмер в 1916 году будет вынуж¬
ден взять фамилию Панин, дабы не раздражать распоясавшийся
шовинизм. Таких примеров было много, хотя многие офицеры и
генералы продолжали носить иностранные фамилии, что мно¬
гим из них «аукнулось» после Февраля 1917 года. Именно поэто¬
му секретные предписания Ставки рекомендовали переводить
офицеров с немецкими фамилиями на Кавказский фронт, где по
определению не могло быть «немецких шпионов».
«Ликвидационная политика» распространялась не просто на
иностранных подданных, чьи страны воевали с Россией, но и на
тех из них, что незадолго перед войной приняли российское под¬
данство. Это напрямую и без исключения касалось рядового со¬
става (офицеров император запретил трогать). Даже тех солдат,
что, будучи по происхождению вчерашними немцами, австрий¬
цами или болгарами, выдергивали из армии и отправляли в ссыл¬
ку. Перевод же в русское подданство на время войны был совсем
запрещен2. Известны случаи, когда болгар-рядовых, доблестно
1 Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи: государственное
управление и национальная политика в годы Первой мировой войны
(1914—1917 гг.). М., 2004. С. 100.
2 Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного мини¬
стра. М., 1999. Т. 2. С. 410.
361
Оськин М.В.
сражавшихся с врагом в рядах русской армии в течение более
чем года, после вступления Болгарии в войну на стороне Герма¬
нии (а это все-таки октябрь 1915 года), отправляли в Сибирь.
Впрочем, схожим образом действовал и противник: так, ав¬
стрийцы в 1915—1916 гг. отправляли в специальные лагеря уже
воевавших солдат, происходивших из «ненадежных» нацио¬
нальностей Австро-Венгрии — например, карпатских русинов.
Опять-таки, подчеркиваем сходство. Многонациональность
двух империй, их существенная аграрная составляющая, масса
крестьянства в войсках, отставание в капиталистическом разви¬
тии от ведущих держав. Зачем России и Австро-Венгрии было
нужно вообще встревать в англо-германский конфликт? А ведь
Лезли, и лезли упорно, наивно и неоправданно предполагая, что
война спасет империю, в то время как она, напротив, разрушила
и империи, и правившие ими монархии. А кто стоял во главе во¬
енной партии в России? Великий князь Николай Николаевич!
Бесспорно, нельзя было всех стричь под одну гребенку, иначе
вполне можно было лишиться массы кадров, особенно в команд¬
ном составе. Достаточно назвать несколько высших фамилий
иностранного (немецкого) происхождения:
— командарм-1 ген. П.К. фон Ренненкампф,
— командарм-2 ген. С.М. Шейдеман,
— командарм-3 ген. Р.Д. Радко-Дмитриев (болгарин),
— командарм-4 ген. А.Е. Эверт,
— командарм-5 ген. П.А. Плеве,
— командарм-6 ген. К.П. Фан-дер-Флит,
— командарм-10 ген. В.Е. фон Флуг,
— командующий флотом Балтийского моря адмирал
Н.О. фон Эссен,
— командующий флотом Черного моря адмирал А.А. Эбер-
гард.
Как это позабыли об адмирале А.В. Колчаке, чьим предком
был военнопленный турецкий подданный восемнадцатого сто¬
летия? Как это его могли назначить командующим Черномор¬
ским флотом, действующим против Турции? Как это думцы (ну
362
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
сплошь «патриоты», жировавшие на военных заказах и щедро
выделяемых государственной казной кредитах для организаций
Земгора) прошляпили, что линейный корабль «Императрица Ма¬
рия» погиб именно при Колчаке? Уж не сам ли главком пронес на
борт линкора «адскую машину»? Вот такие рассуждения были
характерны для оппозиционеров, не стеснявшихся лжи, клеветы
и отвратительных инсинуаций, чтобы добиться главной цели —
падения режима императора Николая II, упорно не соглашавше¬
гося передать верховную власть крупной буржуазии.
Существует и статистика. Командиры русских Вооруженных
Сил с «немецкими» фамилиями в 1914 году: 48 полных генера¬
лов (28,4%), 73 генерал-лейтенанта (19,7%), 196 генерал-май¬
оров из 1574 генералов (19%). 1038 штаб-офицеров — 11,6%,
до тридцати процентов в Гвардии. В армии «немцы»-генералы
командовали десятью армейскими корпусами, 13 пехотными ди¬
визиями, 6 кавалерийскими дивизиями, 39 пехотными полками,
12 кавалерийскими полками, 52 батареями1. В сумме, «Сугубо
механическое сложение процентов немцев — генералов и штаб-
офицеров (20,1 и 11,6) показывает, что не менее 15% носивших
погоны пяти высших чинов российской армии являлись немца¬
ми (то есть каждый шестой-седьмой военачальник). Так было в
стране, в которой немцы составляли 1,2% от всего населения»2.
Как можно было отказаться от этих кадров? Поэтому существо¬
вали и ограничения.
Правила по «ликвидационной политике» не касались тех лю¬
дей, кто сам (либо предки) жил в России до 1880 года, а также
семей, где были офицеры. Потому, прежде всего, мероприятия
практики «шпиономании» затронули Прибалтику, где основную
часть помещиков и дворянства вообще, составляли немцы по
происхождению. Тем не менее, замечает Н.С. Андреева, «при¬
балтийские немцы в основной массе сохранили лояльность к
1 Марков О.Д. Русская армия 1914—1917 гг. СПб., 2001. С. 15.
2 Меленберг А.А. Немцы в российской армии накануне Первой миро¬
вой войны // Вопросы истории. 1998. № 10. С. 127.
363
Оськин М.В.
Российской империи вплоть до Октябрьской революции. Даже
суровые испытания Первой мировой войны не поколебали вас¬
сальную верность прибалтийско-немецкого дворянства к правя¬
щей династии»1.
Чем дальше, тем больше государственный организм страны за¬
хлестывался ненормальными проявлениями. Постепенно стало не
только удобно, но и привычно объяснять неудачи фронта и тыла
происками мифических врагов. Зачем немцам в 1914—1915 гг.
был нужен шпионаж, если русские высшие штабы отдавали сверх¬
секретные приказы открытым текстом по радио? Применяемые
русскими шифры до 1916 года были примитивны и расшифровы¬
вались австро-германцами в короткие сроки. Противник узнавал о
русской перегруппировке или сосредоточении раньше большин¬
ства русских же подчиненных командиров. Где же здесь шпионы?
Достаточно сказать, что русское командование связывалось со
своими военными атташе через швейцарский Берн, наводненный
опытнейшими немецкими контрразведчиками.
Однако же чем дальше, тем больше звеньев российской госу¬
дарственной системы втягивалось в деятельность поиска шпио¬
нов. Как говорит исследователь, «Возведение кампании по борьбе
с “немецким засильем” в ранг государственной политики вынуди¬
ло самодержавие подключить к ее проведению всю российскую
бюрократическую машину. На протяжении 1914—1917 гг. к осу¬
ществлению ликвидационной политики царизма в этом вопросе
было привлечено в той или иной форме большинство из функцио¬
нировавших в то время государственных учреждений, в том числе
не имевшие к нему, казалось бы, прямого отношения военное и
морское ведомства, министерства иностранных дел и народного
просвещения, и даже такие специфические структуры, как Сенат
и Синод»2. Верховная власть покорно плелась в фарватере полити¬
ки Ставки, тем самым готовя собственное падение.
1 Вопросы истории. 2008. № 10. С. 164.
2 Соболев И.Г. Борьба с «немецким засильем» в России в годы Пер¬
вой мировой войны. СПб., 2004. С. 45.
364
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Любое мероприятие, проводимое вразрез с объективными
условиями жизни, в любой момент грозит выйти из-под кон¬
троля не только исполнителей и масс, но и самих же властных
органов и структур, что вызвали данные мероприятия к жизни.
В их числе можно назвать и переход прибалтийских немцев на
сторону Германии, так как государственная власть Российской
империи покровительствовала латышам и эстонцам; это и фин¬
ские добровольцы в германской армии; это и восстание в Сред¬
ней Азии в 1916 году. Наконец, это готовность к революционным
переменам не только со стороны солдат (вчерашних крестьян,
жаждавших разделить между собой помещичьи и казенные зем¬
ли), но и офицеров, дезориентированных антигосударственной
пропагандой и как будто бы действовавшей с этой пропагандой
в унисон самой же государственной властью России.
Ярким проявлением того факта, что ситуация выходит из-под
контроля, стал антигерманский погром в Москве 8—11 июня. Три
дня вторая старинная столица находилась в руках бесчинствую¬
щей толпы. Пострадала масса разнообразных коммерческих
предприятий и учреждений, а также частных квартир и домов —
у 113 подданных Австро-Венгрии и Германии, 489 русских под¬
данных с иностранными фамилиями, 90 русских подданных с
русскими фамилиями. Ясное дело, что ограничиться официозом
было никак нельзя. А потому усердно распространялись слухи
об измене внутри императорской фамилии, особенно — со сто¬
роны императрицы Александры Федоровны (и это при том, что
часто болевшая императрица работала сестрой милосердия в
офицерском госпитале, а вовсе не вела праздную жизнь, подобно
многим прочим представителям императорской фамилии).
Сведения о происходившем намеренно скрывались. Только
через два дня о происходящих в Москве событиях узнал министр
внутренних дел Н.А. Маклаков, так как московские власти сдер¬
живали распространение информации, и лишь на третий день
войска применили оружие, ибо бунт грозил захлестнуть Москву.
Власти в лице градоначальника князя Ф.Ф. Юсупова (отец убий¬
цы Г.Е. Распутина — Ф.Ф. Юсупова-Сумарокова-Эльстона) сво¬
365
Оськин М.В.
им нарочитым бездействием только поощряли беспорядки, пока
дело не зашло слишком далеко. Вдобавок ко всему, «массовое
бездействие полицейских чинов привело к широкому распро¬
странению слухов, будто немецкие погромы были организованы
самой полицией или, по крайней мере, с ее ведома»1.
В создавшейся обстановке уже никакие попытки восстано¬
вить контроль над ситуацией, не могли быть до конца успешны¬
ми. Волна недовольства, спровоцированная Ставкой и властями
всех уровней, пока загонялась вглубь, чтобы в самом скором вре¬
мени вырваться наружу мощной революционной волной. Л. Га-
таговой верно отмечается, что «Сам факт допущения погромов в
крупнейшем городе империи наглядно свидетельствовал о глу¬
бокой деградации системы власти и бессилии российского обще¬
ства. Драматические события последующих лет (когда мощный
погромный потенциал обернулся движущим фактором смуты
уже общероссийского масштаба) лишь подтвердили правомер¬
ность этого вывода»2. Теперь уже ни сверхпопулярный за счет
рекламного популизма и клеветы Верховный Главнокомандую¬
щий, ни сам император не смогли бы вернуть ситуацию к статус-
кво, даже и осознав, что на волю рвутся те силы, что ни в коем
разе не должны получить свободы. Превосходным образчиком
того обстоятельства, что «хотели как лучше, а получилось как
всегда», является следующий документ. 17 сентября 1915 года
из Московской губернии в столицу сообщали: «Появившиеся...
воззвания Верховного Главнокомандующего, предлагающие
населению строго отличать заведомых предателей от верных
слуг Царю и Родине, хотя бы и носящих иностранные фамилии,
возбудили в умах черни превратные толкования... что даже по¬
литика великого князя стала благожелательнее к немцам и что,
поэтому, нужно ожидать, что командные должности на фронте
опять займут немцы. При этом высказывалась уверенность, что
1 Деннингхаус В. Немцы в общественной жизни Москвы: симбиоз и
конфликт (1494—1941). М., 2004. С. 360.
2 Родина. 2002. № 10. С. 23.
366
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
войска сумеют вовремя расправиться с предателями даже среди
начальствующих лиц»1.
Понятно, что «предатель» чаще всего становится таковым не
в силу реального свершения предательства, а в силу своего «на¬
значения» свыше на эту должность. Точно так же, как великий
князь Николай Николаевич «назначил» на эту должность Мясое-
дова, Ренненкампфа, Сухомлинова и прочих, весь высший слой
государства (прежде всего, дворянство) окажется в 1917 году
«назначенным» на роль «предателей» не кем иным, как россий¬
ским народом. Посеявший ветер, непременно пожнет бурю: «От¬
ношение к немцам определялось более всего проблемой мифи¬
ческого “немецкого засилья”, обсуждавшейся задолго до войны
и необычайно обострившейся в связи с поисками “внутреннего
врага”, ответственного за все — за неудачи на фронтах, неуряди¬
цы в тылу, развал хозяйства»2.
Начало этого явления проявилось, в первую голову, в Дей¬
ствующей армии. Непосредственной предпосылкой к тому, по¬
мимо пропаганды шпиономании, стал кризис вооружения. Без
оружия организованное воинское подразделение превращается
в толпу. Недостаток вооружения оплачивался человеческой кро¬
вью. Впервые солдаты были побуждены заговорить о том, что
«господа» желают нарочно «извести» как можно больше просто¬
го народа, чтобы не давать ему землю.
Тем более, солдат отчетливо видел, что у противника есть все,
что русские полки сметаются тяжелой артиллерией немцев, что
огромные потери есть следствие нераспорядительности коман¬
дования. Гибель кадров и мобилизация в Вооруженные Силы все
новых сотен тысяч мужчин (кадровый состав Действующей ар¬
мии был выбит к январю, а обученный запас был исчерпан к маю
1915 года) усугубляли ситуацию кажущейся безнадежности. От¬
сюда и массовые сдачи в плен — по двести тысяч в месяц летом.
1 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 1915, д. 108, ч. 42, л. 14 об.
2 Оболенская С.В. Германия и немцы глазами русских (XIX в.). М.,
2000. С. 189.
367
Оськин М.В.
Слухи, распространяемые в солдатской массе, были столь
дикими, что лишь всеобщим озлобленным отупением от пора¬
жений и отступления лета—осени 1915 года можно объяснить
их возникновение и существование. В своих письмах солдаты
писали, например, что артиллерийские орудия непременно за¬
ряжались начальниками холостыми зарядами, что помогало
немцам бить русских. И вновь, и вновь «Офицеры, по предпи¬
санию начальства, передают обо всем этом солдатам». Послед¬
нее заявление особенно характерно: авторитет знания офицера
бесспорен, а, следовательно, и истинен. И рядом в письмах —
строки о розгах, надоевшей бесконечной бойне, желательности
скорейшей сдачи в плен, лишь бы остаться в живых, раз уж все
продано, и победы не будет1.
Склонность такого явления как слухи (чьей характеристи¬
кой является принцип «самодвижения информации») к гипер¬
трофированное™, эволюционирует в убежденность сознания в
«истинности» данных сведений. Вера и убеждение — родствен¬
ные явления, поэтому принятые на веру данные укреплялись в
сознании как несомненная правда. Причем что наиболее важно,
закрепление шло не столько на индивидуальном уровне, сколь¬
ко коллективном, массовом. При этом, разумеется, солдаты бо¬
лее доверяли и воспринимали сведения, получаемые от таких
же простых людей (так называемый «солдатский вестник»),
нежели из официоза, который весьма и весьма вяло старался
опровергать ложную информацию, зародившуюся под влияни¬
ем всеобщего настроя.
Тот факт, что масса офицеров разделяла эксцессы шпио¬
номании, подливал масла в огонь, подтверждая в глазах ниж¬
них чинов «истинность» слухов. Это обстоятельство и давало
ощущение истинности, постоянно подпитывая сознание каж¬
дого человека все новыми слухами, прочно наслаивавшимися
на старые до той степени, когда человек уже перестает отли¬
чать явную и режущую слух неправду от истины. Например из
1 ГАРФ, ф. 102,4-е делопроизводство, оп. 265, д. 990, л. 80.
368
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Действующей армии сообщали: «Всем известно, что крепость
Ковно продана Григорьевым (комендант крепости, трусливо
бежавший в начале осады. — Авт.) германцам еще в начале
войны... сам видел, как по приказу этого негодяя было сожже¬
но шестьдесят тысяч винтовок,- а между тем, во второй линии
окопов и самом городе солдаты были без винтовок, гибли как
мухи от немецких “чемоданов”». И далее: «Начальство прода¬
вало землю целыми губерниями, набивая себе карманы»1, а вы¬
купает — солдатской кровью.
Письма солдат, что и понятно, определенным образом влияли
и на настроения тыла, и без того широко оповещаемого оппози¬
ционными кругами о положении дел на фронте и неудач вслед¬
ствие «измены». Тыл, в свою очередь, потрясенный сведения¬
ми печати и пропаганды Ставки, еще сильнее воздействовал на
фронт, усугубляя положение в умах. Так, к концу 1915 года слу¬
хи, переносимые солдатами в деревню, по донесениям с мест,
«возбуждали население» и вызывали «недоверие к начальству¬
ющим лицам». Министр внутренних дел рассылал циркуляры,
адресованные губернаторам, с указаниями о принятии мер по
предотвращению данного явления, ибо крестьянство немедлен¬
но экстраполировало получаемую информацию на земельный
вопрос2. Такая экстраполяция означала только одно — передачу
земли «изменников» (а таким мог и должен был стать каждый
помещик) в распоряжение крестьянства.
Армия верила тому, что адекватно выражало ее умонастрое¬
ния. А потому следствием из феномена «измены» солдаты выво¬
дили сознательное намерение правящих кругов — «господ» —
уничтожать крестьян, дабы присвоить землю: «ведь ясно, что
все продано, а нас заставляют отбивать... для того, чтобы побить
нас». Общая неприязнь крестьянства к помещикам побуждала и
теперь обвинять их в неудачах. Отношение к «господам» было
1 ГАРФ, ф. 1807, оп. 1, д. 270, л. 26; Революционное движение в ар¬
мии в 1917 г. Сборник статей. М., 1981. С. 272—273.
2 ГАТО, ф. 1300, оп. 1, д. 810, л. 1.
369
Оськин М.В.
переработано массовым сознанием в военное время с углублени¬
ем ненависти ввиду гибели людей: «До войны работали на поме¬
щика, а теперь по прихоти господ и за их “барскую жизнь” поги¬
баем». Солдаты верили, что защищают именно помещиков и их
жизненные блага: «Прибалтийские бароны-патриоты, укрываю¬
щие лошадей от мобилизации, оказались и у нас в Новосильском
уезде в лице земского начальника первого участка В.Ф. Навроц¬
кого и потомственного дворянина И.Н. Шатилова»1.
Эта «принадлежность» откровенно русских помещиков к
«предателям-прибалтам» в крестьянских петициях подразуме¬
вала «предательство» интересов страны. То есть — земли этих
«изменников» должны перейти окрестному крестьянству. Что
говорить, если на местах даже губернаторы просили военное
ведомство «принять энергичные меры к прекращению агитации
среди войск, расквартированных в сельских местностях, против
землевладельцев»2?
Постоянные поражения лета 1915 года усугубляли бессмыс¬
ленность происходящего в глазах масс, что наводило на мысль
о ненужности страданий, раз все равно не будет никакой поль¬
зы для простых людей. Поэтому уже в 1916 году многие сол¬
даты были настроены против наступательных действий: «Зачем
нам наступление? Что, мне за это земли, что ли, прибавят?»...
«.. .у нас не война, а просто только истребление народа... Нужно
защищаться, а не лезть в ненужные места»3. Хуже всего, что ход
и итоги той же кампании 1915 года подтвердили именно песси¬
мистические взгляды на характер боевых действий.
Командование понимало опасность распространения некон¬
тролируемых пораженческих слухов и пыталось воздействовать
на сознание масс. Иначе говоря, руководство Действующей ар-
1 ГАТО, ф. 97, оп. 2, д. 1863, л. 299—300.
2 Чаадаева О. Армия накануне Февральской революции. М.—Л.,
1925. С. 73; Царская армия в период Первой мировой войны и Февраль¬
ской революции. Казань, 1932. С. 25—31.
3 Ахун М.И., Петров В.А. Большевики и армия в 1905—1917 гг. Л.,
1929. С. 176.
370
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
мией намеревалось добиться и своих собственных целей, актив¬
но занимаясь политикой, и одновременно удержать войска в по¬
виновении вдали от политики. Так, например, еще в 1914 году,
чтобы нейтрализовать уныние в войсках после поражения ар¬
мий ген. П.К. Ренненкампфа и ген. А.В. Самсонова в Восточной
Пруссии, Ставка приказывала зачитывать перед строем частей
официальные телеграммы о разгроме австрийцев в Галиции1.
А в следующем, 1916 году главнокомандующий армиями Юго-
Западного фронта ген. А.А. Брусилов в письме от 3 мая Началь¬
нику Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М.В. Алек¬
сееву, признавал победу единственным «лечением» от сомнений
в целесообразности продолжения войны. Залогом чего, в том
числе, генерал Брусилов считал смену всех «негодных начальни¬
ков», обвиняемых в армии не только в неспособности, но в «злой
воле, недобросовестности, преступности, отсутствии всякой за¬
ботливости о людской крови».
Даже растерявшаяся Ставка пыталась остановить начатую
самой же кампанию шпиономании, захлестывавшую страну. Ве¬
ликий князь Николай Николаевич в приказе по Действующей ар¬
мии от 26 июня 1915 года разъяснял, что слухи о предательстве
необоснованны, что возможных предателей необходимо карать
по законам военного времени, что самосуды безусловно запре¬
щены. Но тут же буквально строкой ниже говорил, что Мясое¬
дов был казнен заслуженно, хотя смертный приговор ему был
состряпан заранее, еще до незаконного судилища. Кому и что
могли объяснить такие приказы, Бог весть! Неудивительно, что
один из вольноопределяющихся в панике сообщал домой, что те¬
перь любой простой солдат может говорить о бывшем военном
министре ген. В.А. Сухомлинове: «Повесить мало сукина сына,
сколько нашего брата через него пропало».
Сколько отсюда было уже времени и пространства до арестов
и самочинных расстрелов в 1917 году генералов и офицеров рас¬
поясавшейся от безнаказанности солдатней? Когда была через
1 ГАРФ, ф. Р-5956, оп. 1, д. 357, л. 33.
371
Оськин М.В.
колено надломлена воинская дисциплина? То есть пропаганда
шпиономании, преломившаяся в психологии масс, била уже те¬
перь по самим же верхам.
В период революции даже трусливое бегство солдат из око¬
пов будет толковаться как следствие «измены» начальников, по¬
сле чего этих начальников, как раз-то и остававшихся в окопах
под неприятельским огнем, станут поднимать на штыки. Лишь
бы не продолжать войну. В.П. Булдаков справедливо пишет:
«При анализе поведения солдат уместно исходить из того, что
успешнее всего превратить их в одуревшее и озлобленное че¬
ловеческое стадо могло представление об “измене” командиров.
Переломный момент наступил к 1916 году»1. Разве в 1812 году, с
которым любили сравнивать Первую мировую войну, были воз¬
можны эксцессы недоверия командирам? А ведь тогда офицер¬
ство почти сплошь являлось выходцами из дворянства, говоря
по-французски лучше, нежели по-русски. В 1914—1917 гг. лишь
4% офицеров военного времени (самая низовая и многочислен¬
ная часть офицерского корпуса) происходило из дворян.
Постановления же верхов, казалось, потакали массам, жаж¬
дущим крови. Например, ведь помимо общей неподготовлен¬
ности страны, промышленности, армии к современной войне,
генерал Сухомлинов обвинялся еще и в разглашении военной
тайны посредством все того же полковника Мясоедова, в «за¬
ведомом благоприятствовании Германии в ее военных против
России операциях» и сознательном «парализовании русской
обороны». Сам же ген. В.А. Сухомлинов, еще будучи военным
министром, в негодовании писал Начальнику Штаба Верховно¬
го Главнокомандующего ген. Н.Н. Янушкевичу: «Представьте
себе, что какие-то негодяи распускают слухи, что Верховный
моего имени слышать не может и что поэтому и Государь меня
больше не берет с собою в Ставку»2.
1 Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революцион¬
ного насилия. М., 1997. С. 30.
2 Год войны. Пг., 1915. С. 473—475; Красный архив. М., 1922. Т. 2.
С. 162.
372
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Негативная информация бурным потоком захлестывала
фронт и тыл. Как будто бы мало было того негатива, что несли
с собой поражения, гибель десятков тысяч людей, отступление
вглубь России? И ведь эти сведения солдат черпал даже не из
«солдатского вестника», а в распространявшихся на фронте
газетах.
Все оппозиционные и революционные партии широко ис¬
пользовали «мясоедовскую историю» в собственных интересах
противоборства с царской властью. Ясное дело — такая власть
может дать только предателей, а вот уж мы-то, «народные из¬
бранники» — будем честными, справедливыми и умелыми в
деле ведения войны. 1917-й год показал лживость антиправи¬
тельственной пропаганды: честностью, справедливостью и уме¬
лостью и не пахло. От буржуа не отставали и запрещенные соци¬
алистические партии: так, листовки РСДРП(б) напрямую призы¬
вали солдат к борьбе с «правительством палачей и предателей»1.
Условно говоря, ближние задачи революционеров, либеральной
оппозиции и Ставки даже совпадали: поиск предателей ради до¬
стижения собственных корыстных целей.
Эвакуация западных губерний
Наиболее трагическим гуманитарным следствием шпио¬
номании (структурным следствием стало падение монархии)
стали такие явления, как эвакуация и беженство. Вторжение
австро-германцев в пределы Российской империи спровоциро¬
вало русскую Ставку первого состава на новый негатив — ор¬
ганизацию гуманитарной катастрофы. Как будто бы мало было
шпиономании.
Реки Бобр, Неман, Нарев, наконец, Средняя Висла прикры¬
вали тот операционный базис, что заботливо создавался рус¬
ским военным ведомством со времен генерала Н.Н. Обручева.
1 Революционное движение в армии и на флоте в годы Первой миро¬
вой войны 1914 — февр. 1917. М., 1966. С. 89.
373
Оськин М.В.
В течение нескольких десятилетий в «Польском выступе» обо¬
рудовались войсковые склады, железнодорожные и шоссейные
коммуникации, крепостные и прочие укрепления. Только в июле
месяце огромным напряжением сил австро-германцы вытесни¬
ли русских из Польского выступа. Потеря Передового театра и
всего операционного базиса вынуждала подумать об остановке
отхода армий, как только к этому представится возможность. Но
новый базис не был определен достаточно четко, и потому зна¬
чительная часть Литвы и Западной Белоруссии была отдана на¬
прасно осенью 1915 года.
На Совещании 22 июня армии Северо-Западного фронта
получили разрешение Верховного Главнокомандующего на от¬
ступление из русской Польши, буде к тому представится необхо¬
димость. Однако перед этим требовалось провести широкомас¬
штабную и до того беспрецедентную эвакуацию всего Передово¬
го театра вглубь Российской империи. Примером тому служила
уже проводившаяся эвакуация захваченной летом 1914 года ав¬
стрийской Галиции.
Прежде всего, Ставка приняла решение эвакуировать поль¬
скую столицу — Варшаву, где была сосредоточена масса воен¬
ного имущества, госпитали, государственные учреждения. По¬
думать заранее об эвакуации тех варшавских учреждений, что
не требовались столь уж жизненно на театре военных действий,
никто не удосужился. Между тем эвакуация Польши, не преду¬
сматривавшаяся заранее, являлась чрезвычайно сложным делом.
Прежде всего, потому, что это была территория Российской им¬
перии, то есть обладала вековой массой накопленного имуще¬
ства, каждое наименование которого, казалось, подлежало пер¬
востепенной эвакуации.
Эвакуация имущества проводилась совместно с переселением
вглубь страны огромной массы местного населения, получивше¬
го наименование беженцев. Явление беженства зародилось еще в
ходе кампании 1914 года. Широкомасштабные боевые действия,
ведшиеся на территории Польши и Галиции, побуждали местное
население спасаться от превратностей войны. На плечи местного
374
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
населения ложились все издержки войны — продовольственные
«местные средства» для воюющих армий, за которое расплачи¬
вались чаще всего ничего не стоившими расписками, горящие
дома, постой войск, подводная повинность.
Все это — не говоря уже о мародерстве и тех насилиях, что
всегда приносит мирным жителям война. Тем более, такая вой¬
на, как общеевропейский пожар. Оказавшись между двух огней,
люди бежали в разные стороны — как правило, выбор востока
или запада зависел от того, какими именно армиями (русскими
или австро-германцами) в каждый данный момент контролиро¬
валась данная территория.
Очевидно, что ни австрийцы (прежде прочих — венгры), ни
немцы, ни русские не могли рассматривать население Польши и
Галиции как «свое» в той полной мере, в какой относятся к «сво¬
им», к «землякам». Жители приграничных территорий, на кото¬
рых шли сражения, не могли рассчитывать на то отношение со
стороны войск обеих противоборствующих сторон, какое могли
получить жители коренных областей Австро-Венгрии, Германии
и России. Нельзя забывать, что основную массу населения здесь
составляли поляки, чья территория была разделена в ходе трех
разделов Польши конца восемнадцатого века, и по итогам Напо¬
леоновских войн, а также евреи.
Кроме того, беспрецедентный размах боевых действий чисто
психологически побуждал людей бежать от войны. Поэтому пер¬
вые беженцы появляются уже в августе 1914 года: «Навстречу
колонне, точно охваченные лихорадочной дрожью, мелькают
спугнутые деревни, смятые тяжкими ударами войны. Десятки и
сотни мужиков, коров, лошадей; бабы с распущенными волоса¬
ми, как будто растрепанными ураганом; матери, прижимающие к
груди спеленутых младенцев; бездомные собаки; интеллигенты
без шапок; евреи в измятых разорванных кафтанах; сидящие на
узлах старухи... Все это бежит перед нами жалкой вереницей
оторопелых, покорных, беспомощных и враждебно-суровых
лиц с выражением ужаса, унижения и дикой усталости в глазах.
Никто не знает, куда и от чего бегут эти толпы несчастных, но
375
Оськин М.В.
почему-то все охвачены странным и мстительным озлоблением
к бегущим»1.
Но это было в 1914 году, когда «бежали» те, кто был объят
паникой. После того как она проходила (вместе с откатыванием
на запад либо восток линии фронта), люди в основной массе воз¬
вращались по домам. Теперь же, в 1915 году, русская Ставка рас¬
порядилась приступить к организованной эвакуации пригранич¬
ного населения на восток. Это — миллионы людей, большинство
из которых было насильственно стронуто со своих мест волей
Верховного Главнокомандования.
Принудительной эвакуацией были охвачены все те категории
населения, что вынудили сорваться со своего места большую
часть населения оставляемой территории. Характерно, что Став¬
ка не только не пожелала своевременно согласовать мероприя¬
тия по принудительной эвакуации с гражданскими властями,
в сферу ответственности которых переселялись беженцы, но и
принципиально не намеревалась сотрудничать с правительством
в данном вопросе. Просчеты высших назначений начала войны
сказались со всей остротой именно в 1915 году: «Главнокоман¬
дующим был назначен великий князь Николай Николаевич, са¬
мовластный и склонный к самодурству. Попытки Совета мини¬
стров учредить в Ставке должность “гражданского комиссара”
из высокопоставленных чиновников для согласования действий
правительства и военных, разбились о нежелание генералов пу¬
скать “штатских” в свои дела. Справедливо осуждая гражданские
власти за нерешительность и ведомственные дрязги, Ставка все
больше вмешивалась в дела тыла, поручая их некомпетентным
офицерам»2.
Нагрузка на железнодорожную сеть, и без того более слабую,
нежели в Германии и Австро-Венгрии, выпала неимоверная.
Развал железнодорожного хозяйства, в виде кризиса сказавший¬
1 Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны. М.,
1998. С. 5.
2 Власть и реформы. От самодержавной к Советской России. М.,
2006. С. 562.
376
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ся тяжелой зимой 1916/17 г., начался именно в ходе Великого
Отступления 1915 года и связанной с ним эвакуаций беженцев
вглубь Российской империи. Кроме того, ведь существовали и
тяжелейшие в смысле нагрузки на железнодорожную сеть воин¬
ские перевозки. Эшелоны шли непрерывным потоком как из тыла
на фронт, так и с фронта в тыл: «Усугубленной антисемитизмом
шпиономанией была порождена и нанесшая неизмеримый вред
железнодорожным коммуникациями всего Северо-Западного
фронта, перемещению его войск, правительственная мера по ин¬
тернированию евреев из прифронтовой полосы»1.
Если беженцы и войска частично могли передвигаться и
своим ходом, то любое имущество могло быть перевезено ис¬
ключительно транспортными средствами. Гужевой (конский)
транспорт был слаб, автомобильного не существовало вовсе.
Оставались только железные дороги. Железнодорожная инфра¬
структура Российской империи была слаба не только самой се¬
тью дорог, но и вагонно-паровозным парком. Отсутствие автома¬
тических тормозов у вагонов-теплушек и открытых платформ,
которыми производилась львиная доля грузовых перевозок,
нехватка паровозов, слабость железнодорожных войск — все
это играло против намерений русского военно-политического
руководства.
Тем не менее вопрос о глобальной эвакуации (и имущества,
и населения) был решен в Ставке положительно. Верховная
власть поддержала это безумное решение: император остался в
стороне, и правительству ничего не оставалось, как подчинить¬
ся диктату Ставки, которая обладала полнотой власти на театре
военных действий. Безумное в том смысле, что, вместо вывоза
имущества первостепенной важности, стали вывозить все под¬
ряд, так как любое ведомство, разумеется, считало самое себя
наиболее ценным и приоритетным для предстоящей эвакуации
вглубь Империи.
1 Афонасенко И.М., Бахурин Ю.А. Порт-Артур на Висле. Крепость
Новогеоргиевск в годы Первой мировой войны. М., 2009.
377
Оськин М.В.
Грядущая разруха российских железных дорог была заложе¬
на как раз в ходе Великого Отступления 1915 года, и именно из
Польши. Ведь выселялись целые деревни, а то и города — не в
смысле даже столько людей, сколько в отношении имущества.
А этого имущества за столетие русского господства в Польше
накопилось немало. Промышленные польские города являлись
одним из наиболее крупных в России, а вклад средств в разви¬
тие промышленности на территории Польши был гигантским.
Начальник военных сообщений при Ставке Верховного Глав¬
нокомандующего ген. С.А. Ронжин (перед войной — в отделе
военных сообщений Главного управления Генерального штаба)
впоследствии писал: «В Галиции мы оставляли недавно занятую
нами чужую территорию, и вывозу подлежали, главным обра¬
зом, военные учреждения и склады. Севернее — надо было вы¬
везти не только громадное количество разнообразного военного
имущества, но эвакуировать и нашу густо населенную и про¬
мышленную область со значительным числом крупных пунктов.
Эвакуация одного такого промышленно-административного цен¬
тра, как Варшава, с его лазаретами, фабричными заведениями,
разнообразным имуществом, громадными железнодорожными
мастерскими и многими тысячами чиновников и частных жите¬
лей, стремившихся выехать во что бы то ни стало, было очень
серьезной задачей. Но это представляло только небольшую часть
того, что подлежало вывозу из всего “Передового театра”... Им¬
провизированность распоряжений по эвакуации со стороны выс¬
ших военных властей и отсутствие надлежащего спокойствия у
исполнителей, делали работу железных дорог очень трудной»1.
Эвакуация 1915 года породила явление хаоса на железных
дорогах и недополучение войсками необходимых им грузов.
В нормальной обстановке на фронт идут эшелоны с пополне¬
ниями и различными видами снабжения, обратно — раненые и
1 Ронжин С.А. Военные сообщения и управление ими // Сборник
записок, относящихся к русскому снабжению в Великую войну. США,
1925. С. 149, 152.
378
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
порожняк. В 1915 году порожняка не было, в тыл шли точно так
же забитые людьми и грузами эшелоны. Разгружать эти грузы, и
отправлять фронту предметы снабжения было невозможно. Эти
вагоны забили собой все узлы и станции. Эвакуируемые гру¬
зы в сутки: июль — 2400 вагонов, август — 4000, сентябрь —
4600 вагонов1.
Неудивительно, что в 1915 году пробки на железных дорогах
порой достигали десятков верст длиной. Ведь помимо железно¬
дорожных войск и санитарных поездов на сети действовали ре¬
монтные поезда, ротные подвижные мастерские (свыше сотни
к 1917 году), два подвижных технических поезда-мастерских,
поезда-бани, поезда-прачечные, поезда-склады, поезда-лавки,
вагоны-аптеки, вагоны-дезинфекционные камеры. А позади на¬
седали австро-германцы, продвигавшиеся на восток довольно-
таки неплохими по меркам Первой мировой войны темпами.
Так что главная причина железнодорожной разрухи, по мнению
генерала Ронжина — «отношение к пользованию железными до¬
рогами со стороны военного ведомства».
Хаотичное отступление и не менее хаотичная эвакуация, вы¬
зываемая цейтнотом, породили к жизни критические крены в
управлении войсками. Именно период Великого Отступления
1915 года стал «первой ласточкой» грядущего разложения рус¬
ских Вооруженных Сил в 1917 году. Склонность определенной
части военнослужащих (прежде всего, командного состава тыла,
глядя на который поступали солдаты) к разбою и мародерству,
замеченная уже в период победоносного наступления в Галиции,
выкристаллизовалась в 1915 году, когда неприятелю оставлялись
Польша и Литва.
Приказы Ставки о том, что оставляемая неприятелю террито¬
рия «должна быть превращена в пустыню» не только дезоргани¬
зовали тыл и инфраструктуру явлением беженства, но и привили
войскам привычку к грабежу и насилию в отношении мирного
1 Васильев Н. Транспорт России в войне 1914—1918 гг. М., 1939.
С. 110.
379
Оськин М.В.
населения. Раз оставлялось все, а оставляемое полагалось сжи¬
гать, то любое имущество на оставляемой противнику террито¬
рии рассматривалось как потенциально «ничье». Следовательно,
присвоение «ничьего имущества» не рассматривалось как осо¬
бенный грех1. Именно в таком мародерстве — выносе каких-то
ценных вещей из дома, который*полагалось сжечь, кстати говоря,
обвинялся С.Н. Мясоедов. А ведь еще воин-поэт Д.В. Давыдов
писал, что «грабительство» есть «единственная причина развра¬
та духа армии, а с ним и совершенное ее разрушение».
Склонность части российского военного руководства к беспо¬
щадности в военное время, проявилась еще в период подавления
Первой Русской революции 1905—1907 гг. Военный министр
того времени ген. А.Ф. Редигер вспоминал, что начальник Гене¬
рального Штаба ген. Ф.Ф. Палицын поддерживал мнение неко¬
торых войсковых командиров, что «беспорядки быстро были бы
прекращены, если бы войска действовали более энергично или,
вернее говоря, беспощадно, не останавливаясь перед сжиганием
деревень». Соответствующее распоряжение у военного министра
требовали министр внутренних дел П.Н. Дурново и премьер-
министр С.Ю. Витте. Но генерал Редигер «не хотел обращать
войска в палачей или в экзекуционные команды, так как считал,
что это не их призвание и, кроме того, весьма опасно. Войска
легко при этом разнуздаются и обратятся просто в грабителей, а
население возненавидит армию и не будет давать средств на удо¬
влетворение ее нужд»2. В итоге, карательные части действовали
лишь в Прибалтике, и то по прямому указанию царя.
Следует помнить, что генерал Палицын являлся ставленни¬
ком великого князя Николая Николаевича и в годы Первой миро¬
вой войны подвизался при Ставке, а после отстранения великого
князя с поста Верховного Главнокомандующего убыл вместе с
ним на Кавказ. Летом 1915 года ген. Ф.Ф. Палицын одно время
1 См.: Россия и Первая мировая война (материалы международного
научного коллоквиума). СПб., 1999. С. 132—133.
2 Редигер А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного мини¬
стра. М., 1999. Т. 2. С. 6.
380
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
являлся помощником главнокомандующего армиями Северо-
Западного фронта ген. М.В. Алексеева, который руководил дей¬
ствиями восьми армий из одиннадцати русских армий Восточ¬
ного фронта. Возможно, что, помимо военных функций, генерал
Палицын должен был следить и за эвакуационными мероприя¬
тиями в Польше и Прибалтике, так как генерал Алексеев был
противником насильственной эвакуации. Что же касается мне¬
ния о деморализации мародерствующих войск, то можно вспом¬
нить крушение немецкого фронта на востоке и разгром четырех
групп армий в 1944 году: не было ли это последствием примене¬
ния тактики «выжженной земли», рьяно проводившейся в жизнь
на оккупированных территориях Советского Союза по приказу
А. Гитлера фельдмаршалом В. Моделем?
Действительно, население резко изменило свое отношение
к отступавшим русским войскам, проводившим эвакуацию, со¬
гласно требованиям Ставки. В подтверждение данного тезиса
можно привести тот факт, что во многих воспоминаниях русских
военнопленных говорится о том, что осенью 1914 года, во время
боев в Польше, местное население жалело русских солдат и пы¬
талось хоть как-то подкармливать пленных. Голодные, измотан¬
ные боями под Варшавой и Лодзью, русские войска могли рас¬
считывать на продовольственную помощь со стороны польского
и западноукраинского населения.
Зато в 1915 году, в Галиции, где русская армия и власти в
ходе эвакуации оставили после себя недобрую память, местные
жители издевались над пленными, напоминая им о вчерашнем
поведении русских войск на оккупированной территории: «Пся
крев: “Давай курку, давай млеко!”»1. К сожалению, поведение
дезориентированной и надломленной поражениями армии, поо¬
щряемой к тому же преступными действиями тыловиков, всегда
одинаково.
Что касается «мирного» населения, то в условиях «тотальной
войны» оно перестает быть таковым, превращаясь в потенциаль-
1 Дмитриев Д. Доброволец. М.—Л., 1929. С. 22.
381
Оськин М.В.
ных комбатантов врага, а то и в его прямых пособников. Населе¬
ние оккупированной территории не может не работать, дабы не
умереть с голоду, а так как власть принадлежит противнику, то
это и есть пособничество. Наибольшего расцвета данный под¬
ход достиг в годы Великой Отечественной войны, когда каждый
советский гражданин, оказавшийся (не по своей вине!) на ок¬
купированной территории, долгое время спустя и после войны
подвергался определенным правовым ограничениям.
Каждый мужчина есть потенциальный солдат, а его семья —
поставщик продовольствия для врага. Так, в годы Первой миро¬
вой войны понятие «военного плена», введенное международ¬
ными актами, было распространено воюющими сторонами на
все мирное население оккупированных областей1. Такова логика
тотальной войны, но логика не столько объективная, сколько по¬
рожденная умами доктринерствующих военачальников и выс¬
ших государственных чиновников.
В России же, где не кто иной, как сама Ставка Верховного
Главнокомандования, пыталась свалить с себя справедливые
обвинения в некомпетентности ведения войны и напрасной ги¬
бели десятков тысяч людей в форме и без оной, доктринерство
достигло высшей степени. Во имя этого Ставка встала во главе
репрессивных мер против мирного населения приграничных об¬
ластей, долженствующих перейти в руки победоносно продви¬
гающегося на восток неприятеля. Такой шаг лишь усугубил тя¬
жесть поражения.
Приказы «ни шагу назад» в ходе Горлицкой оборонительной
операции привели к разгрому и практическому уничтожению
3-й армии Юго-Западного фронта. На пятый день операции на¬
чальник штаба Юго-Западного фронта ген. В.М. Драгомиров
просил Ставку отменить приказ и позволить обескровленным
соединениям 3-й армии отступить за естественный рубеж реки
Сан, чтобы перевести дух. Конечно, просьба была отклонена,
1 Жданов Н.Н. Военный плен в условиях мировой войны // Сборник
статей по военному искусству. М., 1921. С. 96.
382
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
а начальник штаба фронта.— смещен со своей должности. Не
мог же великий князь Николай Николаевич Романов признать,
что он был неправ, а какой-то там генерал Драгомиров — прав.
Результатом стали массовые сдачи русских солдат в плен, при¬
чем та же Ставка отдавала распоряжения о репрессиях в отноше¬
нии к сдающимся, о чем подробно говорилось выше.
Издержки внутреннего сознания собственной вины Верхов¬
ного Главнокомандующего и его сотрудников выливались в ре¬
прессалии по отношению к тем, к кому их можно было приме¬
нить. Так как войска продолжали драться, то в качестве наказуе¬
мого элемента оказалось мирное население тех территорий, что
вскоре должны были перейти в руки австро-германцев. Сверху
вниз спускались соответствующие распоряжения, воплощаемые
в жизнь низовыми исполнителями, зачастую перехлестывавши¬
ми рамки указаний Ставки. Просто так было удобнее для всех.
Канцеляристский штаб Верховного Главнокомандующего, со¬
ставленный из людей, ранее не участвовавших ни в одной войне,
и не мог поступать иначе, так как привычное отношение к «бу¬
мажкам» автоматически переносилось на людей.
Действительно, к мерам насильственной эвакуации прибега¬
ли обе воюющие стороны. Но есть и разница. Если немцы бежа¬
ли из Восточной Пруссии сами, не желая оставаться под властью
русских, то население приграничных русских территорий, поми¬
мо известного процента (достаточно большого) добровольно эва¬
куировавшихся людей, подлежало принудительной эвакуации.
Причина этому проста: в практически мононациональной Гер¬
мании (за исключением познанских поляков) просто-напросто
не было людей, пригодных для проведения репрессий в русле
надуманной «шпиономании». Шпиономания и эвакуация — это
две стороны одной медали, причем обе стороны — негативного
характера.
Те русские, что к началу войны, по тем или иным причинам,
находились в Германии, подверглись унижениям и издеватель¬
ствам в самом начале (часть из них, как правило, мужчины при¬
зывного возраста, угодила в концлагеря). Однако однородность
383
Оськин М.В.
немецкого населения не давала поводов к репрессиям внутри
страны. Единственным исключением стал тот факт, что призыв¬
ники из Эльзас-Лотарингии отправлялись не против французов,
а на Восточный фронт, где они столь же доблестно, что и все
прочие немцы, сражались с русскими. Точно так же немецких
поляков по преимуществу посылали во Францию. Точно так же
австрийцы старались отправлять чешские полки на Сербский
или Итальянский фронты, насыщая Восточный фронт австрий¬
скими немцами, венграми, хорватами.
В Российской же империи многонациональность страны дала
массу поводов для проведения шовинистической политики по от¬
ношению не столько к врагу, но — к собственным же гражданам.
Напомним, что термин гражданства был дарован императором в
Манифесте 1905 года. Также данная политика коснулась и насе¬
ления оккупированной в 1914 году австрийской Галиции. Здесь
причина проста — в России почему-то считали, что Западная
Украина в силу своего этнического фактора есть неотъемлемая
часть России, и, следовательно, галицийских украинцев рассма¬
тривали как собственных граждан. Последствия данного подхо¬
да, унаследованного и советской властью, можно видеть сейчас
в российско-украинских отношениях и в том политическом дик¬
тате, какой экономически малоразвитые западные области ныне
независимой Украины навязывают мощному промышленному
потенциалу украинского востока.
Естественно, что все это должно было коснуться, прежде все¬
го, людей, проживающих близ существующей и вероятной для
ближайшего времени линии фронта. Мало боев, уничтожавших
местность — людей гнали на восток, вынуждая их бросать хо¬
зяйство, землю и скот, без надежды когда-либо получить все это
обратно. Все оставляемое врагу, по мере возможности, уничто¬
жалось. В первую голову — огнем. Участник войны так вспоми¬
нает о боях Гвардии в Галиции в июле месяце: «Зрелище от этих
пожаров было грандиозное и незабываемое. Огнем беспощадно
уничтожались целые цветущие районы. Население выгонялось с
насиженных мест и должно было бежать в глубь России, погибая
384
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
по дороге от голода и эпидемий. Самая жестокая и бессмыслен¬
ная страница войны начиналась. Ни в чем неповинные мирные
жители, забрав с собой лишь самые необходимые вещи, бежали
без оглядки назад. Обозы их нередко попадались между нашими
и германскими линиями, и тогда этим несчастным приходилось к
довершению всех бед, испытать на себе стрельбу артиллерии»1.
Данная политика русских властей немало способствовала
росту националистических настроений в западных областях
России, и без того вздымаемого общеевропейской тенденцией.
Ранее сравнительно лояльно настроенное к Российской империи
простое население Польши оказалось во власти русофобии. Но
непосредственный повод к этому был дан действиями русских
войск, действовавших по приказу Верховного Главнокомандую¬
щего. Чего же удивляться тому, что в период Гражданской войны
в России польское руководство (Ю. Пилсудский) упорно отказы¬
валось идти на союз с белогвардейцами, предпочитая компро¬
миссы с большевиками.
Война в том ее применении, в каком Ставка понимала эва¬
куацию, резко развела традиционный патернализм центральной
власти и местные национализмы по разные стороны баррикад.
И очевидно, что без прямого руководства Ставки эксцессы не
смогли бы получить столь широкого (практически повсеместно¬
го) распространения, даже невзирая на личный настрой со сто¬
роны отдельных представителей высшего генералитета. Ученые
справедливо пишут: «Вообще, военные, склонные придавать
большее значение этническому фактору и, с другой стороны, ши¬
роко подверженные шпиономании, с началом боевых действий
получили в западных окраинах такую власть, какой никогда пре¬
жде не имели. Теперь, когда “неправильная” национальная или
религиозная принадлежность мота стать сама по себе достаточ¬
ной причиной для репрессий, экспроприаций, депортаций, значе¬
ние этих факторов в сознании людей радикально усиливалось»2.
1 Торнау С.А. С родным полком. Берлин, 1923. С. 73.
2 Западные окраины Российской империи. М., 2006. С. 410.
385
13 Оськин М. В.
Оськин М.В.
Доблесть войск, истекавших кровью в неравной борьбе с про¬
тивником, как ни парадоксально, при данной политике Ставки
сыграла против нашей страны. Впадая в панику после каждой
павшей крепости или сданного крупного города, великий князь
Николай Николаевич не забывал о репрессиях в отношении к
мирному населению. Его же первый помощник — Начальник
Штаба Верховного Главнокомандующего ген. Н.Н. Янушке¬
вич — который никогда не командовал даже батальоном (имея
при этом чин генерала от инфантерии!), с увлечением разраба¬
тывал все новые и новые репрессалии. Каждый делал то, что
умел. Ведение же войны было отдано в руки главнокомандую¬
щих фронтами — главкоюза ген. Н.И. Иванова и главкосевзапа
ген. М.В. Алексеева, в чьей компетентности нельзя было сомне¬
ваться. Отстранившись же от оперативного руководства, Ставка
погрузилась в схоластически организационные моменты, где не¬
малая доля отводилась шпиономании и эвакуации.
Тот факт, что русские армии в июне—июле 1915 года упор¬
но удерживались на каждом сравнительно пригодном для
стратегической обороны рубеже, позволил русскому командо¬
ванию провести такую безумную эвакуацию в соответствии
с собственными намерениями. Последнее говорится к срав¬
нительному примеру с австрийцами. Отступая из Галиции в
августе—сентябре 1914 года, австро-венгерское руководство
уже не успевало провести эвакуацию, а потому ограничилось
только точечными репрессиями против тех слоев мирного на¬
селения, что могло быть подозреваемо в сочувствии к русским.
Это и украинское (как правило, православное) население Гали-
ции, это и русофильская интеллигенция, это и просто те люди,
что могли говорить по-русски.
Ведь отходившие войска не заботились о правомерности
проводимых репрессалий, достаточно было того, что они были
разрешены командованием. Наиболее пострадавшей категори¬
ей населения Австро-Венгрии стали карпатские угро-руссы, так
как русское вторжение в Карпаты было окончательно оформлено
лишь к октябрю 1914 года, а, следовательно, австрийские власти
386
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
имели время для производства репрессий. Что же касается про¬
чего славянского населения, то их местопроживание находилось
вдали от линии фронта (сербы недолго находились на террито¬
рии Боснии и Герцеговины, а также австрийской части Сербии).
Поэтому репрессалии касались их только выборочно.
Понятно, что инструментом для проведения репрессий, в
первую очередь, должна была стать армия. Военные обладали
всей полнотой власти на прифронтовой территории, а маневрен¬
ный характер военных действий на Восточном фронте не позво¬
лял привлечь к делу управления гражданские власти. Русское
генерал-губернаторство в Галиции во главе с графом В.Н. Бо¬
бринским — скорее исключение. Так что те зверства и издева¬
тельства, что отмечались многочисленными источниками обеих
враждующих сторон, прежде всего, принадлежали военным.
Как отмечают источники, со стороны австрийцев особенно
в этом отношении отличались венгерские соединения. Непо¬
средственная причина репрессалий, давшая военным властям
в руки карт-бланш на их проведение, — поражения на фронтах
войны. Так, в 1924 году одна из львовских газет писала: «По по¬
воду глупоты, бессилия и трусости австрийских штабов терпели
австрийские войска постоянные поражения и, чтобы свалить с
себя вину и ответственность, убегая перед вооруженным про¬
тивником, извергали свою месть на беззащитном населении,
будто занимающемся массовым и организованным шпионажем
в пользу неприятеля. Тысячи ничем не провинившихся людей
вывозились на запад, чтобы в продолжении многих лет держать
их без суда в тюрьмах и ужасных лагерях для интернированных.
Тысячи невинных людей гибли на основании спешно и массово
вынесенных смертных приговоров. Тысячи гибли без пригово¬
ров — просто-напросто их убивали фронтовые войска по при¬
казу своих военачальников»1.
Преступление не прошло даром. Еще в 1917 году австрий¬
ское правительство было вынуждено признать, что в ходе войны
13*
1 См.: Русская Галиция и «мазепинство». М., 2005. С. 387—388.
387
Оськин М.В.
действительно проводился геноцид в отношении некоторых на¬
родностей австро-венгерской монархии, и осудить этот геноцид.
В парламенте были оглашены существенно заниженные сведе¬
ния, что более шестидесяти тысяч человек были расстреляны или
повешены, и еще около ста тысяч человек умерли от истощения
и эпидемий в концентрационных лагерях, созданных военными
властями для собственных же граждан. Недаром вместе с отсту¬
павшими в 1915 году русскими войсками ушло около четырехсот
тысяч карпаторуссов1.
Таким образом, обвинения «некоренного» либо «подозритель¬
ного» населения в измене и шпионаже были присущи всем стра¬
нам. Но многонациональность Российской и Австро-Венгерской
империй вносила в волну национализма еще и элементы ксено¬
фобии и шовинизма. Западные области России сплошь являлись
нерусскими. Севернее Полесья — это поляки, литовцы, прибал¬
ты; южнее — австрийские галичане. Тысячи немецких колони¬
стов и миллионы евреев добавляли хаоса в данную картину.
Одни были объявлены «врагами» с началом войны, другие —
являлись неполноправной категорией населения и до 1 августа
1914 года. Напомним, что удельный вес еврейского населения
в России к 1914 году — всего 3,1%. Но при этом в абсолютных
цифрах это количество было огромным — больше, нежели в
любой другой европейской стране (да и во всей Европе, вместе
взятой) — почти пять миллионов человек. Каждый из них (вер¬
нее, из тех, что проживал в прифронтовых районах, а таких было
большинство, так как здесь проходила черта оседлости) объяв¬
лялся немецким шпионом.
В то же время было и некоторое отличие. Так, на той тер¬
ритории Австро-Венгрии, на которой шли бои (Галиция и При¬
карпатье), подозрениям подвергалась часть славянского насе¬
ления, которое до войны не подвергалось репрессиям со сторо¬
ны австрийского правительства. В России же на оспариваемой
1 Макарчук С.А. Этносоциальное развитие и национальные отношения
на западноукраинских землях в период империализма. Львов, 1983. С. 58.
388
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
противоборствующими сторонами территории (русская Польша,
Литва) проживало население, которое и до войны подвергалось
дискриминации — еврейское население иудейского вероиспове¬
дания. Здесь не стоит даже говорить о правомерности этой дис¬
криминации — дело гораздо важнее: в степени подрыва оборо¬
носпособности государства репрессиями военного времени.
Поэтому наиболее тяжелые последствия эвакуационных ме¬
роприятий постигли именно еврейское население западных гу¬
берний Российской империи, хотя, по совести говоря, положе¬
ние украинских, белорусских, польских беженцев было ничуть
не лучшим. Ученый — современник событий, считает, что не¬
обходимо отличать юридическую категорию беженца от того
человека, что назывался «беженцем» в России периода Первой
мировой войны. Н.А. Данилов, указывая, что население занятой
противником территории составляло 21 700 000 человек, а всех
беженцев было более 4 000 000, пишет: «Беженец — это человек,
добровольно покинувший свой очаг по тем или иным причинам.
Таких беженцев у нас в Великую войну было немного. Те же
массы, которых называли беженцами, были просто принудитель¬
но выселяемыми людьми, обреченными на самое беспросветное
скитальчество»1.
Главноуполномоченным по устройству беженцев был назна¬
чен член Государственного Совета С.И. Зубчанинов; товарища¬
ми главноуполномоченного — члены Государственной Думы:
от Екатеринославской губернии Г.В. Викторов и от Псковской
губернии А.И. Зарин. Эти люди стояли во главе правительствен¬
ной организации помощи беженцам «Северопомощь» вплоть до
падения царизма.
Период поражений австро-венгерских войск фактически
длился не более трех месяцев: к декабрю 1914 года фронт
относительно стабилизировался по Карпатам, где всю зиму
1915 года и половину весны шли ожесточенные сражения. Рус¬
ские же армии в кампании 1915 года терпели поражение за по-
1 Данилов Н.А. Экономика и подготовка к войне. М.—Л., 1926. С. 57.
389
Оськин М.В.
ражением по всему фронту, от Немана до Днестра. Вдобавок,
к пространственному фактору — еще и временной: Великое
Отступление проходило с двадцатых чисел апреля по октябрь
месяц. Пять месяцев с мая по сентябрь включительно стали
тем периодом, в течение которого мирное население погранич¬
ных областей подверглось «великому переселению на восток»
и репрессиям. Военный врач вспоминал: «Вошь давно поедает
беженцев. Насильно прикованные к армии, беженцы не парят¬
ся, не моются, не купаются. Все спят вповалку, не раздеваясь.
Многие таборы сделались рассадником вшивой заразы... Без
веры в будущее, с покорным отчаянием в душе плетутся бабы и
мужики, плетутся тощие лошади. На длинных веревках слабы¬
ми детскими ручонками тащат шестилетние ребятишки упира¬
ющихся коров... Среди беженцев свирепствует детская холера.
Непогребенные трупики валяются на каждом шагу. Иногда их
складывают в большие кучи...»1.
Безусловно, шедшие по пятам за русскими австрийцы также
проводили репрессии — прежде всего, против карпатских руси¬
нов. Но к чему российским властям следовало бороться с соб¬
ственными лояльно настроенными к российской короне граж¬
данами? Бесспорно, преследовалась военная целесообразность:
насильственное выселение мужчин предполагало, что они не
будут использованы австро-германцами на фронтовых работах
(вряд ли можно полагать, что немецкое руководство намерева¬
лось призывать в свою армию заведомо ненадежных русских по¬
ляков и литовцев). Однако на деле эта целесообразность оберну¬
лась гибелью, унижениями, горем, страданиями многих и мно¬
гих тысяч людей. Очевидно, что в русской Ставке, где высшие
чины нарочито кичились показной религиозностью (к примеру,
обвешанный иконками штабной вагон Верховного Главнокоман¬
дующего), в данном случае оценивали ситуацию по простой ци¬
ничной формуле: «лес рубят, щепки летят».
1 Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны. М.,
1998. С. 344, 354, 390 и др.
390
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Как говорится: «Вы Бога обманули, генерал!» В применяемых
мерах не было ни капли христианского сострадания, ни капли
разумной целесообразности, ни дольки признания собственных
ошибок и некомпетентности. В 1941 году сталинская Ставка так¬
же прикажет колхозникам сжигать собственные деревни, чтобы
не давать немцам крыши над головой, нимало не задумываясь о
том, что будет с детьми, женщинами и стариками, лишенными
крова, русской зимой. Ведь эти люди находились на оккупиро¬
ванной территории, а потому их можно было легко списывать в
расход. Пользу они приносили не советской власти, сдавшей фа¬
шистам половину европейской части страны, а немцам, на кото¬
рых вынуждены были работать. При этом, разумеется, ни во вре¬
мя войны, ни вплоть до падения большевистской власти никто
не позаботился внятно объяснить гражданам СССР, как можно,
имея 22 июня существенное превосходство в военной технике,
сдать врагу половину европейской части страны. А в 1915 году
техническое превосходство, напротив, имел противник, и сдали
только нерусские территории: Польшу, Литву, Галицию.
Подчиняясь давлению военного командования, гражданские
власти спешили исполнить все предписания не только «буква в
букву», но и с превышением. Пресловутое чиновничье раболепие,
так превосходно описанное А.П. Чеховым, давало столь уродли¬
вые всходы, что порой удивляло и самих авторов репрессивных
проектов. Характерным примером является сухое чиновничье
признание фактов выселения, данное в форме констатации само¬
го что ни на есть обычного для войны явления. Канцеляристы
генерал-губернаторства Галиции отмечали: «Согласно указанию
главнокомандующего Юго-Западного фронта, отсутствие дан¬
ных, изобличающих в шпионстве, не могло служить основанием
к оставлению лиц, заподозренных в нем, в районе даже близком
к театру военных действий. Такие лица подлежали высылке во
внутренние губернии России, под надзор полиции. В особен¬
ности же эта мера должна была применяться к лицам, принад¬
лежащим к составу неприятельских войск. Ввиду его, все лица,
заподозренные в шпионстве, военным генерал-губернатором
391
Оськин М.В.
высылались этапным порядком под надзор полиции: евреи —
в Томской губернии, поляки и русины — в Симбирской, Уфим¬
ской и Пермской губерниях, позднее все — в Енисейскую, без
различия национальности. Прочие задержанные вместе с такими
лицами или передавались в руки судебных властей, или высыла¬
лись административным порядком также внутрь Империи»1.
Обратим внимание — подвергшиеся насильственной эва¬
куации лица отправлялись не куда-нибудь, а в Сибирь. В то же
время, ближе к осени, когда откатывавшиеся под натиском вра¬
га фронты стали замирать, беженцев размещали в прифронто¬
вых губерниях. Губернаторы собирали крестьянские подводы
по всей губернии, после чего беженцы развозились по уездам.
Единственное условие — на правом берегу Днепра «военное ко¬
мандование оседания беженцев не допускало»2.
Вдобавок существовало еще и теоретическое обоснование
данных мер. Следование тактике Отечественной войны 1812 го¬
да, превратно преподаваемой «верхами» и совершенно непра¬
вильно применяемой «низами», и озлобленность поражениями
понудило русское военно-политическое руководство к насиль¬
ственным мерам в отношении населения приграничной с фрон¬
том полосы. Причем, надо сказать, весьма широкой полосы. То
есть если озлобленность от поражений присуща войскам и вла¬
стям любой страны без исключения (в той же Германии «шпио¬
нами» и «предателями» были «назначены» бельгийцы и францу¬
зы оккупированных территорий), то в России подводилась еще и
теоретическая база. Как будто бы не прошло ста лет, и вновь вер¬
нулись наполеоновские времена. Даже генерал-квартирмейстер
Ставки ген. Ю.Н. Данилов, который, правда, обвиняет в свер¬
шившемся исключительно Начальника Штаба Верховного Глав¬
нокомандующего ген. Н.Н. Янушкевича, всячески выгораживая
1 Отчет деятельности штаба временного военного генерал-губерна¬
тора Галиции в период времени с 29 августа 1914 года по 1 июля 1915 года.
Киев, 1916. С. 30.
2 Друцкой-Соколинский В.А. На службе отечеству. Записки русского
губернатора. Орел, 1994. С. 73.
392
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
самого великого князя Николая Николаевича, был вынужден
констатировать: «Ясно, что легче было подвести под подозре¬
ние все инородческое население. Евреев, немцев, поляков или
другие народности, чем выдвигать против того или другого от¬
дельного лица какое-либо конкретное обвинение, которое еще
нужно было доказать. На почве этой обстановки, создаваемой, к
сожалению, каждой войной, возникало много печальных случа¬
ев и недоразумений»1. «Много недоразумений» — это десятки и
сотни тысяч насильственно выселяемых на восток людей.
Действующая армия есть чрезвычайно сложный организм,
где зачастую взаимодействие ближнего тыла и фронта стано¬
вится условным. В ходе наступательных операций кампании
1914 года войска справлялись сами с возникавшими проблема¬
ми. Но в 1915 году нехватка солдат на фронте привела к тому, что
тыловые оборонительные рубежи, опираясь на которые русское
командование рассчитывало сдержать неприятельское наступле¬
ние, стали строить мирные жители.
Под руководством военных инженеров оборонительные укре¬
пления в тылах отступавших русских армий возводились уси¬
лиями местного населения и беженцев. Причем — всех полов.
Внутриполитические мероприятия русской Ставки, объявившей
насильственную эвакуацию мирного населения на восток Рос¬
сийской империи необходимым средством ведения войны, дали
в руки военных властей десятки тысяч рабочих рук. Насиль¬
ственно уводившиеся вслед за армией люди (дома сжигались, а
имущество, которое нельзя было взять с собой, уничтожалось)
точно так же насильственно отправлялись на строительство обо¬
ронительных рубежей, львиная доля которых так и не понадоби¬
лась отступавшим войскам. Труд этих людей являлся почти бес¬
платным, так как большая часть денег, что должна была выпла¬
чиваться за труд, присваивалась интендантскими чиновниками,
а отказаться от работ было практически невозможно.
1 Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. М., 2006.
С. 274.
393
Оськин М.В.
Распоряжением Верховного Главнокомандующего на восток
уводилось все мужское население в возрасте от восемнадцати до
пятидесяти лет, из которых годные к работам люди должны были
отправляться в распоряжение генералов Величко, Артамонова,
Лебедева, занимавшихся фортификационными и дорожными
инженерными работами. Современник так пишет о беженцах и
населении прифронтовой полосы летом 1915 года: «Гонят всех,
кого захватят на улицах, без различия пола и национальности —
от пятнадцати до пятидесяти пяти лет — в окопы. А чтобы не
убежали, так ночью гонят в арестный, где спят и дети, и жен¬
щины, и мужчины вповалку. Утром выстраивают.в ряд и гонят
рыть траншеи»1. Характерное сопоставление — выгоняемые на
работы беженцы содержались в зданиях пенитенциарной систе¬
мы. Чего и следовало, впрочем, ожидать.
Разумеется, вслед за отправляемыми на восток мужчинами,
как правило, следовали и семьи. Иными словами — семья от¬
правлялась вглубь империи в качестве беженцев, а пригодные к
работе мужики (отцы, мужья, старшие сыновья) — на работы в
прифронтовой зоне. Таким образом, Ставка Верховного Главно¬
командования весьма умело нашла рабочие руки для тыловых
военных работ — угоняемые на восток люди шли собственным
ходом, впереди войск. Ряд же актов Ставки позволял инженер¬
ным и интендантским службам Действующей армии без церемо¬
ний, в обязательном порядке, набирать людей для собственных
нужд. Кроме того, быстро проедавшие захваченные с собой в
дорогу продовольственные запасы, беженцы нуждались в хлебе
и молоке. И, следовательно, эти люди даже и по объективным
обстоятельствам не могли не идти на фронтовые работы.
Часто на работах использовались и женщины, о чем дают
представления фотографии того времени. Одна из причин вы¬
хода на работы — необходимость кормить свои семьи, так как
хозяйство осталось уже где-то далеко на западе, да и то чаще
всего сожженное отступавшими русскими войсками. Много
1 Степной Н. Записки ополченца. Собр. соч. в 10 т. Т. 2. М., 1927. С. 36.
394
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ли было шансов, что эти люди, разбросанные в огромном про¬
странстве Российской империи, сумеют когда-либо увидеться
вновь? Где же здесь оправдание для Верховного Главнокоман¬
дующего, чьим приказом и творился данный произвол? Где
здесь (а это ведь только один пример) увидел оправдание свое¬
му шефу генерал Данилов?
Действительно, помимо мужчин-беженцев, в 1915 году на
окопные работы стали бросать массу женщин. А.Б. Асташов
пишет, что это были нанятые на работы беженки, оставшиеся
без мужей и по разным причинам осевшие в пределах театра во¬
енных действий, а также женщины, присылаемые по нарядам
местного и военного начальства. Среди этих последних были,
как правило, «незамужние, вдовые, а также бездетные женщи¬
ны и, как правило, молодые». Также — женщины развратного
поведения.
Львиная доля этих женщин, естественно, вступала в сексу¬
альную связь с солдатами и офицерами, следствием чего стало
громадное распространение в Действующей армии венерических
заболеваний. Совещание губернаторов и предводителей дворян¬
ства, при поддержке командования, в Ставке в мае 1916 года по¬
становило отказаться от женщин при производстве окопных ра¬
бот. Для замены сначала пытались использовать военнопленных
славян, а затем — мужчин из Средней Азии: «Отказ этот повел
к серьезным последствиям как в деле организации оборонитель¬
ных работ, так и во всей социально-политической обстановке в
стране... нерешенность семейно-сексуальных проблем ударила
по обороноспособности страны...»1.
Надо отметить, что местные начальники зачастую все-таки
не разлучали семьи. Не в силу гуманности, а просто сознавая,
во что могут вылиться подобные мероприятия, проводимые в
массовом масштабе. Никто не желал восстания в тылу армии,
а потому общая масса беженцев плелась по дорогам, подгоняе¬
1 Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2005/2006. Акту¬
альные проблемы изучения. М., 2006. С. 369—371.
395
Оськин М.В.
мая отходившими военнослужащими. Так, приказ тавкоюза ген.
Н.И. Иванова по этому поводу гласил: «Во избежание вербовки
мужского населения Галиции в возрасте от 18 до 50 лет в ряды
австро-венгерской армии, в местностях, оставляемых русскими
войсками, всех мужчин этого возраста высылать в Россию, в Во¬
лынскую губернию».
Разрешалось брать с собой семьи, имущество, инвентарь,
скот и лошадей. Все то, что взять было невозможно, зачастую
уничтожалось. Поэт-улан Н.С. Гумилев в своих «Записках» опи¬
сывает подобную практику следующим образом: «На рассвете
следующего дня, когда можно было ждать атаки, и когда весь
полк ушел, оставив один наш взвод прикрывать общий отход,
немцы не тронулись с места, может быть, ожидая нашего напа¬
дения, и мы перед самым их носом беспрепятственно подожгли
деревню, домов в восемьдесят, по крайней мере. А потом весело
отступали, поджигая деревни, стога сена и мосты, изредка пере¬
стреливаясь с наседавшими на нас врагами и гоня перед собою
отбившийся от гуртов скот. В благословенной кавалерийской
службе даже отступление может быть веселым».
Если непонятно, все это — деревни, стога сена, мосты, —
столь «весело» сжигаемое русской конницей, являлось имуще¬
ством россиян. То есть тех самых граждан России, чьи мужья и
сыновья зачастую уже и так защищали свою страну на фронте.
Или сложили свои головы за Веру, Царя и Отечество. П.И. За¬
лесский справедливо называет эвакуацию 1915 года «спасением
России с помощью разорения ее населения». Так что такую меру
борьбы, как уничтожение деревень войсками и партизанами, как
то требовал в 1941 году И.В. Сталин, чтобы остановить победо¬
носное продвижение вермахта по территории СССР, было при¬
думано и впервые применено вовсе не в Советском Союзе. Вооб¬
ще, если провести сравнительный анализ деятельности верхов¬
ного руководства нашей страны в период обеих мировых войн, то
можно увидеть, что большинство действий было придумано еще
при царизме. Советская власть лишь довела их до логического
жестокого завершения, безжалостно относясь к людям-винтикам
396
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
тоталитарного механизма, на что царизм просто не решался. На¬
верное, в силу «антинародного» характера самого режима.
Генерал Залесский описывает один из таких случаев, когда
командиры прививали своим войскам привычку к грабежу мир¬
ного населения. Так, командир кавалерийского корпуса в одном
из поместий (то есть начальник в чине не ниже генерал-лейте¬
нанта) «требовал от помещика и от всего населения, чтобы они
или уходили вглубь страны, взяв что могут, или оставались дома,
но в таком случае — войска возьмут у них все, что захотят». По¬
местье удалось отстоять, но пожар, сложенный по приказу комко-
ра, еле-еле потушили усилиями пехотной части. П.И. Залесский
справедливо пишет: «начать грабеж легко, а остановить труд¬
но. .. А сколько деревень было сожжено русскими войсками при
отступлении? Сколько жителей разорено и погублено в пути?
Могилами их устланы были все дороги. Картины их бедствий
неописуемы»1. Иными словами, именно простые люди оставляе¬
мой территории расплачивались за бездарность генералитета, за
неподготовленность русской военной машины к войне, за внеш¬
неполитические провалы царизма, второй раз за десять лет втя¬
нувшего страну в большую войну с великими державами мира.
Характерно, что относительная «добровольность» эвакуа¬
ции имущества очень скоро эволюционировала в обязательную
меру. По закону от 30 августа 1915 года, беженцы — это «лица,
оставившие местности, угрожаемые неприятелем или им уже
взятые, либо выселенные распоряжением военных или граж¬
данских властей из района военных действий, а также выходцы
из враждебных России государств». Военные власти не умели
нанести противнику решительное поражение, которое могло бы
остановить продвижение австро-германцев на восток, зато весь¬
ма умело воевали со своими людьми.
Озлобление беженцев достигало невероятных размеров. На¬
пример, князь Н.П. Урусов, работавший в организациях Крас¬
1 Залесский П.И. Возмездие (причины русской катастрофы). Берлин,
1925. С. 171, 173.
397
Оськин М.В.
ного Креста на Юго-Западном фронте, заметил: «Галичане ста¬
ли теперь нашими врагами. Перед уходом из Галиции русские
войска ее выжгли, затоптали, разграбили, народ с собой угнали,
избивали даже их войтов. Галичане озлоблены до крайности.
В России они содержатся в невозможных условиях...»1. То же
самое говорилось очевидцами в отношении Польши, Курляндии,
Литвы.
Летом войскам приказывалось уводить с собой весь скот, при¬
чем подразумевалось, что плата за него будет внесена по осво¬
бождении оставляемой территории, то есть после войны. Только
теперь данная мера касалась не только вчера еще иностранных
подданных (галичан), но и своих собственных на территории
Польши. Следовательно, женщины и дети польских, литовских,
западнобелорусских, и западноукраинских земель оставались
без коров, птицы, без каких-либо вообще средств к существо¬
ванию. И, главное, без кормильцев, отправляемых рыть окопы в
ближайшей тыловой зоне.
Понятно, что женщины и дети также двинулись вслед за от¬
цами и мужьями вглубь России. Десяткам тысяч из них не суж¬
дено было пережить зиму, и еще десятки тысяч более никогда не
увидели свою родину: Великая русская революция и Граждан¬
ская война в России перемешали страну и ее население самым
что ни на есть неузнаваемым образом. Исследователь говорит:
«Причины столь массового отъезда мирного населения на тер¬
риторию Российской империи были различны. Во-первых, на¬
селение стремилось уйти дальше от театра военных действий,
спасаясь от обстрелов. Во-вторых, часть населения покидала
свои жилища, опасаясь расправ со стороны австрийцев за связи
с русскими... В-третьих, огромные массы беженцев двинулись в
Россию, так как русское командование стремилось оставить ав¬
стрийцам пустынную территорию»2.
1 См.: Наумов Л.Н. Из уцелевших воспоминаний. 1868—1917. Нью-
Йорк, 1955. Кн. 2. С. 302.
2 Бахтурина А.Ю. Политика Российской Империи в Восточной Гали¬
ции в годы Первой мировой войны. М., 2000. С. 188.
398
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Даже после отмены принудительного выселения из Галиции
24 июня 1915 года, у остающихся жителей все равно забиралось
практически все, кроме продуктов питания на месяц. В итоге,
изголодавшиеся беженцы нападали на коренное население мест¬
ности, через которое они проходили, отбирая у них все — про¬
довольствие, вещи, фураж. Разгорались целые бои на дубинах и
вилах. Отбирали и войска. А потом и эти жители, только-только
отстаивавшие от расхищения свое имущество, вовлекались в
эвакуацию и также переходили к мародерству.
Можно, конечно, оправдывать такие вещи военной необхо¬
димостью, однако воспоминания многих фронтовиков пестрят
указаниями на сжигаемое продовольствие на армейских складах,
чтобы оно не досталось противнику. Военные власти предпочи¬
тали сжигать казенное имущество, вместо того чтобы раздать его
проходящим частям и беженцам, но зато грабить население, раз¬
девая его до нитки. Епископ Евлогий впоследствии вспоминал:
«Положение галицийского каравана было ужасно. В пыли, грязи,
под дождем и зноем, рожая и умирая в пути, двигался грандиоз¬
ный табор беженцев, не зная, где и когда он осядет. Надо было
кормить скот и самим кормиться. Наши крестьяне, оберегая свое
достояние, на свои луга чужой скот не пускали, а кормиться са¬
мим в беженских условиях галичанам было тоже трудно».
Что ж: гражданское население в национальных войнах всегда
не ставится ни во грош, что надлежит помнить, что называет¬
ся «денно и нощно». Вместо того чтобы отказаться от принципа
насильственной эвакуации, правительство, не имевшее рычагов
воздействия на Ставку, только и сумело, что возложить общую
заботу о беженцах на МВД, местные власти, земства. Главная
государственная ответственность лежала на комитете великой
княжны Татьяны Николаевны — Всероссийское Общество попе¬
чения о беженцах, — основанном в сентябре 1915 года. Помощь
оказывалась всем, за исключением «иностранных подданных не¬
мецкой и венгерской национальности».
Современный исследователь так оценивает политику русских
властей в отношении населения оставляемых территорий: «Мас¬
399
Оськин М.В.
совое насильственное перемещение населения летом 1915 года,
а затем и спровоцированное “беженство” являлись составной ча¬
стью планов русского командования по эвакуации и разорению
оставляемой территории Галиции и Буковины в ходе широкомас¬
штабного отступления...»1. Те же методы распространились на
территории русской Польши, Литвы, Западной Белоруссии.
Только благоразумием и естественной человеческой жалостью
местных командиров, саботировавших жестокое узколобие вы¬
сокопоставленных стратегов, не умевших надлежащим образом
воевать с врагом, но зато превосходно каравших своих и чужих
гражданских лиц за малейшее непослушание, можно объяснить
тот факт, что в тылах отступавших русских армий не вспыхнуло
антирусское партизанское движение. Что говорить, если сама им¬
ператрица Александра Федоровна, не в силах остановить безумие,
отдала распоряжение, чтобы двигавшиеся с фронта санитарные
поезда императорской фамилии по дороге подбирали беженцев.
Кроме того, с конца июня русские власти не трогали поляков.
Но и того, что уже было сделано, стало достаточным для расцве¬
та русофобских настроений, что наиболее отчетливо сказалось
в период советско-польской войны 1920 года. Многие же поля¬
ки честно выполняли свой воинский долг в рядах Вооруженных
Сил. Только один пример — доброволец-кавалерист и будущий
маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский.
Русские тылы забивались громадными массами в большой
мере насильственно эвакуируемых беженцев. И вероятность
гибели (особенно для женщин и детей) здесь была более высо¬
ка, нежели для того, чтобы выжить. Достаточно сказать, что, по
данным П.И. Изместьева, к концу июля только в районе крепо¬
сти Брест-Литовск и города Кобрина в лесах (выделено. —Авт.)
скопилось свыше ста пятидесяти тысяч беженцев2. А вот как
1 Нелипович С.Г. Население оккупированных территорий рассматри¬
валось как резерв противника // Военно-исторический журнал. 2000. № 2.
С. 66.
2 См.: Пэлъман Курт. Бои на реке Зал. Буге летом 1915 года. Пб.,
1921. С. 5.
400
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
описывает положение беженцев в данном районе Л.Н. Войтолов-
ский, наблюдавший все собственными глазами: «Возле Кобри¬
на большая песчаная равнина. На ней осели тысячи беженцев,
и под знойным солнцем раскинулся на сыпучих песках огром¬
ный город-бивак. И тут же рядом за двое суток вырос почти та¬
кой же обширный город мертвых — детское кладбище»1. Что
говорить — у великого князя Николая Николаевича собственных
детей не было. Чего же жалеть чужих, да еще простонародного
быдла? Еще нарожают — сделают то, чего за всю жизнь не удо¬
сужился сделать Верховный Главнокомандующий, не задумыва¬
ясь бросавший в топку войны детей.
Львиная доля той беженской массы, что скопилась вокруг
Кобрина, являлась православным населением Холмской губер¬
нии, которые вняли призыву уважаемого в области архиеписко¬
па Холмского Анастасия. Сюда же стекались и поляки, и часть
евреев. Какая-то доля этих беженцев была насильно выгнана
из своих домов казаками, которые, выполняя приказ Ставки,
оставляли после отступавшей русской Действующей армии
«выжженную пустыню». Поэтому процент жителей Холмской
губернии среди той массы беженцев, что отходила вместе с ар¬
миями Северо-Западного фронта, оказался весьма велик. Впо¬
следствии главнокомандующий армиями Северо-Западного
фронта ген. М.В. Алексеев, получивший исчерпывающую
информацию о положении беженцев и их страданиях, препят¬
ствовал насильственному принуждению жителей к эвакуации
со стороны войсковых частей.
Надо сказать, что летом 1915 года беженцы постоянно ожи¬
дали начала русского контрнаступления и, следовательно, своего
возвращения домой. То есть отходить вглубь России они не торо¬
пились, держась близ линии фронта. Соответственно, в условиях
общего отхода русских войск и дезорганизации снабжения, на
долю беженцев выпадали дополнительные страдания, увеличи¬
1 Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам войны. М.,
1998. С. 391.
401
Оськин М.В.
вавшие число жертв среди наиболее слабых — детей, стариков,
женщин. Е.Л. Никольский в своих воспоминаниях описывает
тяжелейшую дорогу отхода кобринских беженцев через Пин¬
ские болота в Минскую губернию: «Кто не присутствовал на
пути прохождения Пинских болот массой беженцев, тот не мо¬
жет представить себе все страдания, испытанные несчастными
людьми». В связи с тем, что болотную воду нельзя было пить,
люди умирали сотнями. Первые трое суток германская авиация
бомбила колонны беженцев, стремясь внести хаос в русское от¬
ступление. Иными словами, авиа- и артудары по мирным жите¬
лям придумали вовсе не фашисты. О том, что колонны бежен¬
цев обстреливались немецкой артиллерией, упоминает в своих
рукописях и военный инженер В.М. Догадин1. Через десять су¬
ток пути беженцы вышли к городу Слуцку, где они и получили
первую помощь, а также вдоволь воды и пищи. Вскоре в городе
Рославль Смоленской губернии, куда уходили гужом беженцы,
чтобы быть погруженными в эшелоны, «Из опросов выяснилось,
что почти не было семьи, которая бы не потеряла хотя бы одного
своего члена в продолжение страдного пути с места своей роди¬
ны до города Рославля. Счастливых оказалось только около двух
процентов. Погибали, прежде всего, малые дети, затем — пре¬
старелые женщины, следующие — старики и больные»2.
Уничтожение имущества войск и местного населения, по¬
жары деревень и принудительное выселение больших людских
масс, указываемые «сверху», давали солдатам шанс к проявле¬
нию самых низменных инстинктов. Первый толчок к разложе¬
нию русская Действующая армия получила как раз в дни Вели¬
кого Отступления. Еще раз можно подтвердить, что жестокость
к мирному населению не есть вещь, присущая исключительно
большевикам, как это сейчас утверждается отдельными «исто¬
риками». Это есть характерная черта российского высокопостав¬
ленного чиновничества, всегда предпочитавшего «бить своих,
1 Военно-исторический журнал. 2009. № 11. С. 78.
2 Никольский Е.А. Записки о прошлом. М., 2007. С. 230, 239.
402
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
чтобы чужие боялись». Посмотрите в наши дни — как ведут себя
российские чиновники внутри страны, и как они же держатся за
рубежом, куда вывозят свои финансовые накопления коррупци¬
онного происхождения.
Ведь беженцы шли, перемешиваясь с отступающими вой¬
сками — то есть также находились в зоне непосредственных
боевых действий. Участник войны впоследствии так описывал
отход к крепости Гродно своего 269-го пехотного Новоржевско¬
го полка (68-я пехотная дивизия): «Движение полка почти до
самого Гродно в течение двух недель прошло в сплошных боях,
причем фланги были всегда открыты. Никаких соседних частей
мы не знали. Порой казалось, что мы остались одни, оторвав¬
шись от всей армии. После дневных боев приходили жуткие
ночи. Люди нервничали в это время особенно сильно. Артил¬
лерия и пулеметы противника нас расстреливали почти безна¬
казанно... В критические минуты ночью офицеры выходили
на бруствер окопов и спокойно проходили фронт своей части
под обстрелом противника, и это успокаивало солдат. Обычно
за два-три часа до рассвета полк снимался с позиции, так как
фланги окружались и справа и слева начинающими вспыхивать
пожарами — это сжигали сено и дома уходившие от немцев
жители и отходившие войска»1.
Беженство и депортации
Дело не ограничивалось выселениями и эвакуациями. Еще
в ходе наступательных операций Верховное командование при¬
бегало к практике института заложничества. Так, распоряжение
Ставки о взятии заложников из числа еврейского населения по¬
следовало уже 27 ноября 1914 года. Тогда же этот приказ был по¬
вторен на местах, в гарнизонах крепостей, войсковых соедине¬
ниях, вообще подведомственных Ставке структурах. Заложники
должны были быть казнены в случае «изменнической деятель-
Военная быль. 1961. № 51. С. 31.
403
Оськин М.В.
ности какого-либо из местных жителей». Характерно, что залож-
ничество распространялось исключительно на евреев — данной
категории населения, солдаты которой доблестно воевали за Ро¬
дину, «стратеги» Ставки не доверяли.
В мае 1915 года, когда Совет Министров стал активно наста¬
ивать на прекращении практики насильственного перемещения
вглубь страны еврейского населения, в Ставке распорядились
брать «заложников из неправительственных раввинов и богатых
евреев с предупреждением, что в случае измены со стороны ев¬
рейского населения, заложники будут повешены». Напомним,
что до 1914 года в Российской империи проживало немногим
менее пяти миллионов евреев, что составляло половину всех
евреев в мире. И девяносто процентов из них проживало в так
называемой «черте оседлости», в 1915 году «эвакуируемой на
восток».
Очень удобная категория населения для обвинения в массо¬
вой измене и шпионаже в пользу противника. К тому же, к вяще¬
му торжеству воинствующих бездарностей, проигрывавших сра¬
жения немцам, но побеждавшим в сражениях с собственными
гражданами, предполагаемые помощники все того же полковни¬
ка Мясоедова были либо немцами, либо евреями. Простор для
репрессалий и их обоснования — неограниченный!
В чем, например, заключалась «измена» евреев? Быть может,
в том, что они, оставаясь на территории, сдаваемой противни¬
ку, наверняка как-то использовались бы немцами (допустим,
для каких-то работ)? Как же тогда те же немцы должны были
рассматривать, к примеру, население Восточной Пруссии, что
в августе 1914 года не успело бежать вглубь Германии, спаса¬
ясь от русского вторжения? Но ведь немцы так не делали, хотя,
бесспорно, масштабы кампаний 1914и 1915 гг. несопоставимы.
Факт, что еврейское население прифронтовых областей энергич¬
но оперировало информацией. Но делалось это не в целях мни¬
мого шпионажа, а в силу необходимости выживания в условиях
войны, когда, надо сказать честно, ни одна из воюющих сторон
не испытывала особенных симпатий к еврейству.
404
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Нельзя не сказать и о том, что главнокомандования фронтов
проводили политику «принудительного выселения очищаемой
полосы» порой вопреки распоряжениям свыше. Так, как пишет
А.Н. Курцев, когда Ставка Верховного Главнокомандования, воз¬
главляемая уже императором Николаем II (с конца августа), по¬
требовала прекратить насильственную эвакуацию, на отдельных
участках фронта фронтовые командования все равно продолжа¬
ли выселение мирных жителей. Неудивительно, что, по сведе¬
ниям министерства внутренних дел, к сентябрю 1915 года пере¬
движение беженцев вслед за отступающими русскими войсками
приняло «характер великого переселения народов: несметные
толпы голодных и полунагих людей движутся на восток... фак¬
тически грабя встречные деревни и увлекая за собою их жителей,
увеличивая ими бездомную толпу». С начала войны к середине
сентября в прифронтовой зоне насчитывалось 750 000 беженцев
(всего за войну — до пяти миллионов). А «в следующие три с по¬
ловиной месяца только маршрутными поездами [двести единиц]
вывезли на восток свыше двух миллионов человек»1.
Игнорирование штабом Верховного Главнокомандующе¬
го великого князя Николая Николаевича правительства страны
(Совета Министров) говорит о том, что зарвавшиеся в репрес¬
сивной политике «стратеги» штаба Ставки перешли уже те гра¬
ницы, где кончаются собственно военные полномочия и начина¬
ются общегосударственные проблемы. Энергия воинствующей
бездарности обратилась против своих же людей, теперь уже рас¬
сматриваемых в качестве резерва противника, как то подмечено
С.Г. Нелиповичем. Только кто же, прежде прочих, виновен в том,
что враг победоносно продвигался по российской земле и насе¬
ление оставляемой неприятелю территории перестало быть соб¬
ственным резервом? Разве не Ставка, прежде всех прочих, несет
ответственность за неудачный ход войны? Однако Верховный
Главнокомандующий спешил возложить ответственность и из¬
1 Курцев А.Н. Беженцы Первой мировой войны в России (1914—
1917) // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 102—104, 108.
405
Оськин М.В.
держки на других. Об обвинении военного министра в результа¬
те грубо состряпанной шпиономании уже говорилось.
Как ни странно, но популярность великого князя Николая
Николаевича в армии и стране оставалась на высоте — зна¬
чит, свое дело Ставка сделала. Ее деятелям удалось остаться
в стороне от вины за поражения, и только по прошествии вре¬
мени стало возможно отделить зерна от плевел. Поэтому, как
справедливо говорится ученым, «Применительно к западным
окраинам Российской империи можно говорить о попытках
Ставки проводить свою собственную национальную политику.
Стремление к укреплению тыла армии, борьба со шпионажем
на прифронтовых территориях и, наконец, тактика “выжжен¬
ной земли”, которой военные пытались следовать во время от¬
ступления русских войск в 1915 году, имели своим следствием,
с одной стороны, массовые высылки в глубь России представи¬
телей различных национальностей, аресты и практику взятия
заложников»1.
Именно в те дни один из кадровых офицеров-фронтовиков,
описывая в письмах домой грабежи, мародерство, изнасилова¬
ния, разрушение деревень, все те негативные явления, что во¬
обще свойственны отступающей армии по территории, не счи¬
тающей эту территорию «своей», писал: «я хотел бы мира, сей¬
час же, пока не поздно получить его на почетных условиях»2.
Верховное Главнокомандование, искусственно организовавшее
беженство по образцу 1812 года, как будто бы забыло, что на
дворе двадцатый век, и что за сто лет многое изменилось. Ве¬
ликий князь Николай Николаевич и его сотрудники как будто
бы запамятовали, что в Отечественной войне 1812 года народ¬
ный порыв не организовывался «сверху», что «дубина народной
войны», по выражению Л.Н. Толстого, поднялась стихийно, как
ответ на действия оккупантов в захваченных районах.
1 Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи: государственное
управление и национальная политика в годы Первой мировой войны
(1914—1917 гг.). М., 2004. С. 339.
2 ГАРФ, ф. 1807, оп. 1, д. 270, л. 17—18.
406
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
И, наконец, самое главное, никто в Ставке не подумал, что
переселяемые внутрь империи люди — в основном нерусские по
своей национальной принадлежности. И количество этих людей
отнюдь не было малым. Да, в процентном отношении евреи со¬
ставляли всего 4,5% населения Российской империи на 1913 год.
Но если сравнить, то поляки составляли 6%, белорусы — 5%,
татары — 3%, казахи и киргизы — 3,7%. Таким образом, сравни¬
тельно с другими многочисленными народами России, не считая
русских (48%) и украинцев (19,5%), количество евреев было не¬
малым. Зачем и во имя чего страна насыщалась русофобски на¬
строенным элементом?
При всем том, такой элемент являлся еще и озлобленным на
Россию, так как в ходе эвакуации потерял все имущество, а за¬
частую и членов семьи. Во внутренние губернии выселялись
австрийские евреи, что уже ни в какие ворота не лезло. Зачем
внутри России были нужны австрийские евреи — не проще ли,
и не безопаснее ли для России было бы оставить их австрийцам?
Кто же виновен тогда в революции и ее дальнейшей эскалации,
когда черносотенцы выделяли ведущую роль еврейского элемен¬
та в русской революции? Справедливо, что «великий князь свои¬
ми действиями фактически разрушил черту оседлости, перенеся
весь горючий революционный элемент в глубины Российской
империи.. .»1. Как можно было до предела усугублять положение
и без того неполноправной части населения?
Национальная имперская политика России еще раз подтвер¬
дила свою нежизнеспособность в эпоху пробудившегося в обще¬
планетарном масштабе национализма как фундаментального
основания жизнедеятельности народов и государств. Переселе¬
ние вглубь страны этих масс только подрывало производитель¬
ные силы страны, так как люди нисколько не ощущали в себе
желания работать на победу государства, которое, напрасно со¬
рвав их с родных мест, разом лишило их всего. Огромная часть
беженцев отходила на восток только потому, что их деревни сжи-
1 Граф Келлер. М., 2007. С. 424.
407
Оськин М.В.
гались отступавшими войсками по приказам высших штабов.
Беженцев требовалось кормить, не рассчитывая на их труд. Так,
экономический отдел Земгора в своей докладной записке осени
1915 года отметил, что наряду с прочими продовольственными
трудностями, «текущий год несет с собой заботы о населении,
покидающем занятые неприятелем местности. Прокормление
громадной волны бездомных людей, несомненно, потребует за¬
готовки многих миллионов пудов хлеба», к чему прибавляется
недород урожая 1914 года в ряде местностей1.
Столь позитивно настроенный по отношению к русской мо¬
нархии ученый, как Г.М. Катков, пишет: «Массовые депорта¬
ции стали наиболее трагическим следствием военной кампании
1915 года, которую тогдашний военный министр Поливанов
охарактеризовал с горькой иронией как “стадию эвакуации бе¬
женцев в военных операциях”. Практика “выжженной земли”
на большой территории, проводившаяся Ставкой во время от¬
ступления наших войск, привела после поражений на фронте
в 1915 году к определенной дезорганизации жизни России...»2.
Отсюда логично, что некоторыми учеными вообще высказыва¬
ются весьма и весьма нелицеприятные оценки действий русско¬
го военно-политического руководства по отношению к мирному
населению страны. Так, П. Полян указывает: «Подчеркнем, что в
годы Первой мировой войны именно Россия выступила главным
(хотя и не единственным) инициатором и поборником “превен¬
тивных этнических чисток” и депортаций. И это не удивительно,
поскольку именно ей принадлежит и “честь” многолетней науч¬
ной и идеологической проработки этих вопросов. Ведущие рус¬
ские военные статистики конца XIX века — Макшеев, Обручев
и, в особенности, Золотарев — разработали специфическую док¬
трину, которую правильно было бы обозначить как “географию
неблагонадежности”... Только те районы считались благопри¬
1 Записка о производстве массовых заготовок продуктов продоволь¬
ствия и фуража для армии и населения. М., 1915. С. 5.
2 Катков Г. М. Февральская революция. М., 2006. С. 81.
408
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ятными по благонадежности, где русское население составляло
не менее пятидесяти процентов. Градиент благонадежности, по
Золотареву, сокращался по мере продвижения от центра к окраи¬
нам империи. На случай войны давались рекомендации по экс¬
тренному “исправлению” этого “положения”, особенно в при¬
граничных районах. В качестве наиболее эффективных средств
назывались взятие гражданских заложников, конфискация или
уничтожение имущества или скота, а также депортации по при¬
знакам гражданской и этнической принадлежности... В этой
своеобразной массовой “прививке” насильственных перемеще¬
ний и навязанной людям бездомности, во многом расшатавшей
патриархальные устои не только города, но и деревни, — ключ
к пониманию многих послевоенных и послереволюционных со¬
бытий и процессов, которые так и хочется назвать роковыми»1.
Депортируемые лица получали наименование «гражданские
пленные».
По оценке американского ученого Э. Лора, депортации затро¬
нули около миллиона человек, среди которых половину состави¬
ли евреи, а еще треть — немцы. На наш взгляд, следует говорить
не только о депортированных, но и об «эвакуированных» вглубь
империи жителях западных российских губерний. Это — корен¬
ное население Галиции, Литвы и Польши. Тогда цифра повысит¬
ся до нескольких миллионов человек, от 2 700 000 до минимум
4 000 000. Обычно называется цифра не менее чем пять миллио¬
нов беженцев. Потому, что положение «эвакуированных» прак¬
тически ничем не отличалось от положения «депортированных»,
несмотря на различия в правовом статусе.
Также следует отметить, что П. Полян неправ. Данная поли¬
тика Ставки была вызвана не какими-то теоретическими разра¬
ботками «географии неблагонадежности» или жаждой проведе¬
ния «этнических чисток», а самой что ни на есть обычной граж¬
данской трусостью за непрестанные поражения на театре войны.
1 Город и деревня в европейской России: сто лет перемен. М., 2001.
С. 41—42.
409
Оськин М.В.
При чем здесь теория, если жизнь выдвигала свои условия? Ко¬
нечно, воспользоваться прошлыми теоретическими наработка¬
ми было можно, но главная причина гуманитарной катастрофы
1915 года не в этом. Ставка опиралась на темы «немецкого» или
«еврейского» заговора в качестве шпиономании для обеспечения
алиби своей военно-стратегической бездарности.
Не будь поражений, не было бы и депортаций с так называе¬
мой «эвакуацией» — дело ограничилось бы шпиономанией, что,
правда, также не есть хорошо. И еще — начавшейся борьбой
различных группировок за власть, в которой «вторые эшелоны»
борьбы вроде великого князя Николая Николаевича и генерала
Сухомлинова действовали в интересах «первых эшелонов» —
царизма, олицетворяемого императором Николаем И, как прин¬
ципа государственной системы и либерально-буржуазной оппо¬
зиции. Российская традиционная монархия рассматривала всех
своих подданных как именно подданных, и воинствующий на¬
ционализм любого оттенка (от черносотенства до сионизма) был
столь же опасен для традиционной монархии, как и революция.
Очевидно, что великий князь Николай Николаевич ни в коей
мере не пользовался националистическим черносотенством в
том крайнем выражении, что существовало в определенных кру¬
гах Российской империи начала двадцатого столетия. Приписы¬
вать антисемитские и крайние националистические настроения
высшему руководству страны неправомерно и неверно по самой
своей сути. Такие деятели, как Начальник Штаба Верховного
Главнокомандующего ген. Н.Н. Янушкевич, и до войны выска¬
зывавший предложения антисемитского свойства, были исклю¬
чениями. Но именно потому на него-то и спешили свалить всю
ответственность современники. До сих пор за генералом Януш¬
кевичем сохранились ярлыки «одного из самых фанатичных в
России антисемитов», «был известен своей патологической
юдофобией»1. Тем, кто делает упор на Янушкевичах, почему бы,
1 Фуллер У. Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской
России. М., 2009. С. 92.
410
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
объективности ради, не рассмотреть позицию таких высших ге¬
нералов, как, например, М.В. Алексеев? К сожалению, как это
видно и на выводах П. Поляна, результаты подвигаются под за¬
ранее подготовленную схему.
Нет худа без добра: верховная власть поспешила компенсиро¬
вать реальные бедствия беженцев позитивными законодательны¬
ми мерами. Император Николай II, как и подавляющее большин¬
ство высших чиновников и военных, всецело придерживались
воззрений имперской политики. То есть — рассматривая всех
без исключения подданных на равных.
В начале августа 1915 года императору пришлось узаконить
фактическое распространение еврейского населения, согнан¬
ного военными властями из черты оседлости, внутри империи.
Теперь евреи-иудеи без ограничений религиозного характера
могли проживать во всех городах России, за исключением сто¬
лиц и казачьих регионов. Тем самым «Николай II фактически
упразднил черту оседлости»: «Массовые выселения евреев из
губерний, оказавшихся в зоне боевых действий, проводившиеся
в 1914—1915 гг. Ставкой, вопреки мнению царя и правительства,
создали неустранимые предпосылки для почти полной отмены
антиеврейских узаконений». Впоследствии предпринимались и
иные действия по уравнению в правах лиц иудейского вероиспо¬
ведания. Как считает С.В. Куликов, указ об этом предполагалось
объявить на Пасху 2 апреля 1917 года1. Кстати отметим, что это
должно было почти совпасть по времени с генеральным насту¬
плением на Восточном фронте в кампании 1917 года, намечен¬
ным на вторую половину апреля — начало мая.
Таким образом, повторимся, что нарочито жесткие меры
в отношении эвакуированных и перемещенных лиц и членов
их семей были продиктованы желанием высших военных вла¬
стей отвести от себя ответственность за поражения на театре
войны. Также свою роль сыграло обычное для российского
1 Куликов С.В. Император Николай II как реформатор: к постановке
проблемы // Российская история. 2009. № 4. С. 53.
411
Оськин М.В.
«крапивного семени» отношение к простому человеку, как к
некой биологической субстанции, нежели как к гражданину
страны. Ясно, что практически никогда чиновник не несет и
минимума ответственности за надлом судьбы многих и мно¬
гих простых людей. И национальность несчастного здесь не
играет ведущей роли.
Другое дело, что военные власти, как, впрочем, и граж¬
данские власти внутри страны, не различали действительных
беженцев от депортированных и перемещенных лиц. Это вер¬
но, так как положение этих категорий российских (и австро¬
венгерских) подданных внутри Российской империи прак¬
тически ничем не отличалось друг от друга: насильственное
выселение, потеря имущества, произвол чиновников, гибель
наиболее слабых членов семьи, принудительная работа в про¬
мышленности, сельском хозяйстве и т.д. О положении беженцев
говорит доклад земского врача, сделанный в октябре месяце:
«...Каждый, кто только имел возможность побывать среди бе¬
женцев, мог наблюдать необыкновенно высокий процент забо¬
леваемости и смертности. Где простоял хотя бы короткое время
обоз беженцев, там всегда оставлялся после них ряд могил, а
некоторые из таких импровизированных кладбищ насчитыва¬
ют сотни и больше крестов. Кроме разных инфекционных бо¬
лезней, вплоть до холеры, жертвами которых падают беженцы,
важное место занимают здесь заболевания от недостаточного
питания»1.
Что касается питания, то его вскоре пришлось организовы¬
вать военным властям, так как большая часть беженцев остава¬
лась в пределах театра военных действий, подвластных Ставке.
Получалось, что и без того надрывавшийся во имя снабжения
Действующей армии русский железнодорожный транспорт стал
перегружаться еще и заказами для беженцев. А ведь это (впредь
до расселения какой-то части беженцев по внутренним губерни¬
1 Цит. по: Полнер Т.И. Жизненный путь князя Георгия Евгеньевича
Львова. М., 2001. С. 288.
412
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ям) — более четырех миллионов человек, нуждавшихся в про¬
питании. Например, приказ по Западному фронту от 20 января
1916 года, посвященный беженцам, указывал, что «Продоволь¬
ственная помощь должна выдаваться исключительно только
нуждающимся». Дневной паек: два фунта хлеба или фунт и со¬
рок восемь золотников муки, двадцать четыре золотника крупы,
пять золотников сала. Также полагалось двадцать четыре золот¬
ника овощей свежих, шесть золотников соли, ползолотника чая,
шесть золотников сахару (фунт — 450 г, золотник — 4,2 г). Де¬
тям младше пяти лет — половинный паек.
Кроме того, продовольствование беженцев могло использо¬
ваться в качестве средства давления на них с целью производства
необходимых для военного ведомства работ: «Тех беженцев и
местных жителей, кои при трудоспособности и наличии для них
подходящей работы будут отказываться от таковой, надлежит
лишать пособий и помощи». Так, несмотря на несколько мил¬
лионов беженцев, Всероссийский союз для оказания помощи
русским беженцам к концу 1916 года помогал только немногим
более чем четыремстам тысячам адресатов.
Хуже всего, как представляется, было то обстоятельство,
что у многих семей, подвергшихся депортации и выселению, в
Вооруженных Силах Российской империи служили мужчины.
Многие из этих солдат были награждены за доблесть, прояв¬
ленную в защите отечества. Каково им было знать, что их род¬
ные подверглись такому принуждению и произволу? Данная
политика русской Ставки стала предтечей того психологически
ненормального обстоятельства в годы Великой Отечественной
войны 1941—1945 гг., когда дети предвоенных «врагов народа»
столь же доблестно и геройски дрались с фашизмом, как и те
люди, чьи родственники не подвергались репрессиям. В каче¬
стве характерного свидетельства можно привести письмо ев¬
рея, выселенного в Казань, в швейцарский Комитет помощи во¬
еннопленным евреям из России: «Я беженец Виленской губер¬
нии, откуда мы были выселены и абсолютно ничего не спасли
из своего громадного движимого и недвижимого имущества...
413
Оськин М.В.
У меня на войне три сына, и все награждены военными Георги¬
евскими крестами...»1.
Разумеется, далеко не все высокопоставленные деятели одо¬
бряли проводившуюся Ставкой Верховного Главнокомандова¬
ния политику. Однако император Николай II не реагировал на
эксцессы, все больше перераставшие в издевательство над здра¬
вым смыслом и человеческими судьбами. Представляется, дело
не только и не столько в том, что царь одобрял действия великого
князя Николая Николаевича. Скорее всего, вручив ведение войны
в руки компетентных (по мнению самого императора) деятелей,
Николай И, как то было вообще ему свойственно, отстранился от
собственного влияния на эту проблематику. Но ведь дело в том,
что данная проблема являлась глобальной: сотни тысяч разорен¬
ных и потерявших своих близких людей расселялись по стране.
И не просто так расселялись: беженцев заставляли работать за
нищенскую плату в сельском хозяйстве и промышленности, се¬
туя при этом на «лодырничанье» несчастных людей.
И, наконец, что само собой разумеется, беженцы несли с со¬
бой вглубь Российской империи психологию маргиналов — лю¬
дей, лишенных всего и вся, зачастую даже — части членов своих
семей, погибших у них на руках во время передвижения. Влияние
такого контингента на население страны, даже если помнить, что
беженцы находились практически на самом «дне» социальной
структуры, не могло не быть качественно негативным. В период
Красной смуты, начавшейся, разумеется, не после октябрьского
переворота, а сразу после падения монархии и прихода к власти
оппозиционной буржуазии, начитавшейся книжек про западную
демократию, но на деле абсолютно неспособную управлять госу¬
дарством как системой, маргиналы станут играть первую скрип¬
ку в развитии российского революционного процесса.
Роль беженцев (в львиной своей доле — нерусских и не¬
православных), как и военнопленных («интернациональные»
1 Цит. по: Отчеты и доклады комитетов помощи русским военно¬
пленным. 1914—1916. Б.м., 1917. С. 25.
414
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
батальоны Красной Армии), в Великой Русской революции
будет чрезвычайно велика, так как позволит рекрутировать в
управленческий слой массу людей, озлобленно настроенных
по отношению к России. И этими людьми были наводнены не
только города, но и деревни, куда беженцев отправляли для ра¬
боты на оборону. Д.И. Люкшин характеризует данное явление
следующим образом: «к весне 1917 года легитимность боль¬
шинства традиционных институтов империи вообще оказалась
под вопросом, потому что носители традиции оказались либо
в казармах, либо на заводах. Вместо них сельская местность
заселялась доселе невиданными обитателями: пленными и бе¬
женцами, анклавы которых генерировали маргинальную суб¬
структуру, просто потому, что никакой другой продуцировать
не могли»1. Но кто наводнил маргиналами Россию? Разве не
русская Ставка во главе с дядей царя?
Что они, эти нерусские по своей национальности беженцы —
поляки, немцы, евреи, украинцы, литовцы — должны были ду¬
мать о русских властях? Что это — как не готовый контингент
для рекрутирования сотен тысяч людей в революцию? Как же
можно было потом белогвардейцам — кадровым военным —
удивляться тому потоку евреев, что сражались на стороне боль¬
шевиков в глубине самой России вплоть до Сибири, а не, скажем,
в Украине, когда она была отрезана германским нашествием в
1918 году, где евреи проживали массово до революции?
Вышло, что репрессивная эвакуация целиком и полностью
оказалась в руках Ставки. Разделение государства на фронт и
тыл, согласно «Положению о Полевом управлении войск в во¬
енное время» (основополагающий документ русской военной
машины) не позволило Совету Министров и Государственному
Совету напрямую вмешиваться в проводимую Ставкой политику
эвакуации и массового выселения. А любые советы и пожелания
из тыла Верховным Главнокомандующим и его окружением на¬
1 Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск,
2007. С. 508.
415
Оськин М.В.
рочито игнорировались. Думается, что охватившая высшее воен¬
ное руководство мания величия и безответственности превзошла
все допустимые размеры.
Между тем гражданские власти пытались хотя бы минималь¬
ным образом повлиять на ситуацию. Так, Совет Министров под
председательством И.Л. Горемыкина несколько раз призывал
Ставку прекратить практику насильственного выселения вглубь
страны населения из прифронтовой полосы и, в особенности,
того населения, что могло быть враждебно настроено по отно¬
шению к России. Например, на заседании Совета Министров
министр внутренних дел князь Щербатов так говорил о практике
выселения евреев: «.. .что творилось во время этих экзекуций —
неописуемо. Такая политика приносит свои плоды, и в армии
растут погромные настроения». Князь добавил, что в случае во¬
енной катастрофы на фронте Ставка прибегнет к тезису о еврей¬
ском и/или немецком заговоре как своему алиби. Но ничего не
действовало: правительство не имело права вмешиваться в дела
Верховного Главнокомандования, всецело распоряжавшегося на
фронте и в тех местностях, что были объявлены театром воен¬
ных действий.
Император также не вмешивался. Поэтому деятели Ставки
во главе с великим князем Николаем Николаевичем, вместо того
чтобы руководить действиями фронтов и армий, больше занима¬
лись ударами по гражданскому населению. Главнокомандующие
армиями фронтов, превосходно зная чрезвычайную ограничен¬
ность в военном деле самого Верховного Главнокомандующего,
абсолютную некомпетентность его Начальника Штаба и тупого¬
ловое упрямство генерал-квартирмейстера, старались не допу¬
скать Ставку в свои дела. Поражений уже и без того было до¬
статочно, чтобы позволить генералам Данилову и Янушкевичу и
дальше руководить русской стратегией.
В тылу же могли только отмечать губительность действий Став¬
ки. Констатация фактов, правда, не могла повлиять на ситуацию.
Так, министр земледелия А.В. Кривошеин, один из умнейших
людей Российской империи, соратник и последователь П.А. Сто¬
416
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
лыпина, фактический глава правительства в 1914—1915 гг., гово¬
рил на заседании Совета Министров, отмечая искусственность
беженского движения из западных губерний на восток: «Из всех
тяжких последствий войны — это явление самое неожиданное,
самое грозное и самое непоправимое. И что ужаснее всего —
оно не вызвано действительной необходимостью или народным
порывом, а придумано мудрыми стратегами для устрашения не¬
приятеля... Я думаю, что немцы не без удовольствия наблюда¬
ют повторение 1812 года. Если даже они лишаются некоторых
местных запасов, то вместе с тем они освобождаются от заботы
о населении и получают полную свободу действий в безлюдных
районах... в моей компетенции, как члена Совета Министров за¬
явить, что устраиваемое Ставкой великое переселение народов
влечет Россию в бездну, к революции и гибели»1.
Прозорливость А.В. Кривошеина не подлежит сомнению.
Причем не только в отношении грядущей революции, но и от¬
носительно немецкого удовлетворения происходящим. Дейст¬
вительно, уже после войны, как бы задним числом, генерал-
квартирмейстер штаба фельдмаршала Гинденбурга ген. М. Гоф¬
ман благодарил своих русских коллег-генералов за примененную
ими в 1915 году «тактику 1812 года». По словам генерала Гоф¬
мана, в 1915—1917 гг. немцы были избавлены и от возможного
шпионажа, и от массы населения, которое в противном случае
следовало бы кормить2. Ведь были же в Российской империи и
умные люди! Но театр военных действий находился в ведении
Ставки, поэтому и Совет Министров никак не мог повлиять на
ситуацию.
Император же, вынужденный лавировать между фронтовы¬
ми и тыловыми противоречиями (не забудем, что по «Полевому
положению» подразумевалось, что Верховным Главнокоманду¬
ющим станет сам император Николай II), все более склонялся
1 Цит. по: Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне.
М., 2001. С. 314.
2 Гофман М. Война упущенных возможностей. М.—Л., 1925.
С. 90—91.
14 Оськин М. В.
417
Оськин М.В.
к мысли о необходимости отстранения великого князя Николая
Николаевича с поста Верховного Главнокомандующего. Но при
этом не вмешивался в действия великого князя. Почему-то чрез¬
вычайно популярный в армии и народе, но невежественный и
упрямый дядя царя, порой проявлял удивительное самодурство,
когда дело касалось его прерогатив и личных амбиций.
Немного о еврейском вопросе и антисемитизме. Одним из пер¬
вых выселяемых должно было стать еврейское население остав¬
ляемых губерний. Такое распоряжение мотивировалось «пого¬
ловным шпионажем» евреев в пользу немцев. Безусловно, что
евреи сочувствовали нашему противнику: в Германии и, особен¬
но, Австро-Венгрии не было столь значительных ограничений в
правах лиц иудейского вероисповедания. Однако говорить о по¬
головном шпионаже, наверное, было бы уже чересчур даже для
самого оголтелого антисемита.
Повторимся, что почти четыреста тысяч евреев воевали в
рядах русской Действующей армии. Но даже и в рядах россий¬
ских Вооруженных Сил евреи являлись ограниченным в правах
контингентом. Здесь сразу оговоримся, что, говоря о евреях,
учеными всегда подразумевается их иудейское по вероиспове¬
данию большинство. Историк пишет: «Иудеи не допускались во
флот, Гвардию, команды интендантского ведомства, крепостную
артиллерию, крепостные минные роты, пограничную стражу и
конвойные команды. Евреи также не принимались в военные учи¬
лища и не допускались для сдачи экзаменов на первый офицер¬
ский чин. Их запрещалось назначать писарями, каптенармусами,
фармацевтами даже при наличии специального образования. Что
касается евреев-врачей, то они не назначались в те части, где по
штатному расписанию полагался только один врач»1.
Говоря о тех правовых ограничениях, которым подвергалось
еврейское население в Российской империи, необходимо отме¬
тить, что ограничения относились к евреям не как националь¬
ности, а как к людям, принадлежавшим к иудейской религии.
1 Марков ОД. Русская армия 1914—1917 гг. СПб., 2001. С. 6.
418
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Поэтому, с одной стороны, притеснениям подвергались, дей¬
ствительно, евреи как национальность, поскольку большинство
евреев исповедовало иудаизм. Кроме того, фактически только
одни евреи, собственно говоря, иудаизм и исповедовали.
С другой стороны, законодательные акты касались все-таки
лишь иудаистов, поэтому с чисто формальной, юридической
точки зрения еврейство как национальность не преследовалось.
Именно поэтому внук крещеного еврея А. Бланка В.И. Ульянов
(Ленин) и мог являться дворянином, так как после крещения
его дед уже не подвергался никаким правовым ограничениям.
А генерал Я.Д. Юзефович — мог командовать армией в Первой
мировой войне, а затем занимать один из высших постов при
ген. А.И. Деникине в Вооруженных Силах Юга России. Однако,
как бы то ни было, евреи-иудеи, а таковых было подавляющее
большинство, так или иначе, не являлись полноправными граж¬
данами Российской империи и полноправными подданными им¬
ператора Всероссийского.
Репрессалии последовали после первых же неудач, еще в
первые полгода войны. В 1914 году главкосевзап ген. Н.В. Руз¬
ский, ссылаясь на немецкие газеты и сведения, поступавшие из
войск, действующих в Восточной Пруссии, указывал, что необ¬
ходимо бороться с якобы имевшим место шпионажем. В одном
из таких приказов генерала Рузского, в частности, говорилось:
«в целях обеспечения армии от вредной деятельности еврей¬
ского населения... Главнокомандующий приказал при занятии
населенных пунктов брать от еврейского населения заложни¬
ков, предупреждая их, что в случае изменнической деятельно¬
сти кого-либо из местных жителей не только в период занятия
данного населенного пункта, но и после очищения его, залож¬
ники будут казнены»1. Даже если учитывать существенную
антисемитскую составляющую в русском военном руководстве
в практике ведения войны, то зачем было необходимо эвакуи¬
ровать еврейское население на восток?
1 ГАРФ, ф. 579, оп. 1, д. 2002, л. 1.
м* 419
Оськин М.В.
Логика деятелей Ставки в данном вопросе представляется
прямо-таки безумной, если не сказать больше — явно предатель¬
ской для интересов страны. Казалось бы, что если все евреи от
младенцев до глубоких стариков шпионят в пользу немцев, то
следует оставить их за линией фронта, не создавая себе проблем
(раз не готовы к поголовному уничтожению «шпионского» на¬
рода). Тем не менее русское командование упрямо и непонятно
зачем тащит евреев вглубь России, где эти люди обрекаются на
неизбежную нищету и издевательства со стороны местных вла¬
стей. В итоге, к 1917 году страна, помимо и без того чересчур
многочисленного революционного и радикально настроенного
элемента в коренном населении, была запружена массой евреев,
насильственно лишенных крова, имущества, состояния. Помощ¬
ник управляющего делами Совета Министров в 1914—1916 гг.,
А.Н. Яхонтов в своих известных записях, 17 июля 1915 года отме¬
тил: «Евреи, которых вопреки неоднократным указаниям Совета
Министров поголовно гонят нагайками из прифронтовой поло¬
сы... вся эта еврейская масса до крайности озлоблена и приходит
в районы нового водворения революционно настроенной».
И эти несчастные логично видели своих обидчиков в русских
людях вообще. Уже не говоря о том, что очень многие евреи из
западных губерний даже плохо говорили по-русски. Вот откуда
взялись многочисленные «евреи-комиссары», по определению
белогвардейцев, в ходе революции и Гражданской войны. Анти¬
еврейски настроенным исследователям не стоит удивляться гро¬
мадному наплыву еврейского населения в Центральную Россию
к 1917 году. Половина Сибири получила еврейский контингент,
ранее здесь невиданный. В громадном своем числе евреи не
сами по себе, ничтоже сумняшеся, заявились в Центральную
Россию, чтобы участвовать в революции, а были насильствен¬
но доставлены сюда русскими военными властями в период
Первой мировой войны.
Черта еврейской оседлости в 1915 году сделалась театром
военных действий. Поэтому погибали не только мужчины, но и
женщины и дети, так как немцы уже тогда относились к ним ис¬
420
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ключительно плохо (фашизм вырос не на пустом месте), а для
русских, действовавших в соответствии с указаниями Начальни¬
ка Штаба Верховного Главнокомандующего ген. Н.Н. Янушке¬
вича, евреи являлись уже заведомыми шпионами. Что говорить,
если еще до войны, в 1910 году генерал Янушкевич, ссылаясь
на значительное количество евреев-солдат, сдавшихся в плен в
период Русско-японской войны 1904—1905 гг., вообще предла¬
гал изъять евреев из состава Вооруженных Сил? Евреи должны
были быть либо выдворены из России, либо — платить специ¬
альный денежный налог как компенсацию за военную службу1.
Интересна личность автора проекта. Сам ген. Н.Н. Янушке¬
вич не только не участвовал в Русско-японской войне, в отли¬
чие от тех самых, якобы чуть ли не добровольно сдававшихся
евреев, но никогда не участвовал ни в одной войне и никогда не
командовал войсковыми подразделениями. Вся его карьера про¬
шла по штабным коридорам, что позволило этому генералу, не
имевшему за душой ничего, кроме безумного проектирования и
книжечек по интендантской службе, в первый год Первой миро¬
вой войны занять пост Начальника Штаба Верховного Главно¬
командующего. Наверное, за антисемитизм, которому подиви¬
лись бы и самые оголтелые черносотенцы, генерала Янушкевича
и продвигали по службе — больше вроде бы и не за что было.
Так чем же в момент Великого Отступления занималась Став¬
ка Верховного Главнокомандования? Снарядов нет, резервов нет,
крепости сданы, Действующая армия — обескровленная и мо¬
рально надломленная — откатывается вглубь Российской импе¬
рии. А в Ставке, оказывается, продолжали искать виновников раз¬
грома. Как и в начале войны, это оказались «предатели» в тылу,
«шпионы» на фронте и все евреи поголовно. Интригами бездар¬
ной Ставки, напрасно уничтожавшей десятки тысяч жизней, на¬
сильно отправивших в «эвакуацию» сотни тысяч жителей Гали¬
ции, Польши, Литвы и Белоруссии (громадное количество этих
1 Бахурин Ю.А. Причины падения крепости Новогеоргиевск в
1915 году // Военно-исторический журнал. 2009. № 8. С. 74.
421
Оськин М.В.
беженцев — прежде всего, детей, стариков и женщин, умерло в
дороге), уже был свален военный министр ген. В.А. Сухомлинов.
Усилиями Ставки повсеместно создавались многочисленные
комиссии «по расследованию» обстоятельств кризиса воору¬
жения, шли заигрывания с оппозицией. Параллельно низшие
штабы заваливались инструкциями и приказами по борьбе со
«шпионами», «предателями» и евреями. Так, например, 5 авгу¬
ста 1915 года Начальник Штаба Верховного Главнокомандую¬
щего ген. Н.Н. Янушкевич сообщал главнокомандующему ар¬
миями Северо-Западного фронта ген. М.В. Алексееву, что его
штаб должен предоставить в Ставку исчерпывающий ответ на
«перечень вопросов об отношении евреев к теперешней войне».
Напомним, что как раз в эти дни, 4—6 августа немцам сдались
первоклассные крепости Новогеоргиевск и Ковно — более ста
тысяч солдат и офицеров оказалось в плену. Торжествующий
враг получил более тысячи орудий в качестве трофеев. А гене¬
рал Янушкевич, ничего не сделавший для того, чтобы насытить
войска боеприпасами, чтобы подготовить резервы, чтобы, нако¬
нец, заменить бездарных генералов на более подготовленных к
войне, с серьезным видом отмечал: «Несомненно, что по оконча¬
нии войны придется самым серьезным образом обсудить вопрос
о возможности дальнейшего оставления евреев в рядах армии,
почему представляется крайне желательным иметь к тому вре¬
мени систематизированный материал, собранный по отзывам и
указаниям участников войны и войсковых частей, кои испытали
на себе весь вред пребывания евреев в их среде». Быть может,
и эти сто тысяч сдавшихся в немецкий плен солдат крепостных
гарнизонов — все поголовно, также были евреями, по логике ге¬
нерала Янушкевича?
Иными словами, генерал Алексеев, которому только что при¬
шлось испытать на себе шок сдачи сильнейших русских крепо¬
стей, что открыло противнику дорогу в русскую Польшу, чьи
войска откатывались по всему фронту на восток, который не знал,
где взять боеприпасов и людей, дабы «заткнуть» образующиеся
бреши на фронте, должен был отвечать Ставке на «еврейский
422
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
вопрос». Наверное, как раз в этот момент генералу Алексееву
больше нечем было заняться. Только благодаря этому человеку,
умело использовавшему единственный козырь русской армии —
беспримерную отвагу и мужество войск, не рухнул Восточный
фронт. Откуда ему было взять время на отписки для Ставки, если
обескровленные армии сопротивлялись из последних сил?
Действительно, это ведь не сидеть в удобных мягких ваго¬
нах в Барановичах или Могилеве, и заниматься бессмысленны¬
ми маниловскими мечтаниями о том, как расправиться с вою¬
ющими на фронте солдатами-евреями. Разумеется, по логике
ген. Н.Н. Янушкевича и его присных, после войны за пораже¬
ния должны были ответить не деятели Ставки, чьи действия и
привели к этим поражениям, а кто-то другой — евреи в первую
голову. Или генерал Сухомлинов и все прочие, кого «народный
герой» — великий князь Николай Николаевич милостиво соиз¬
волит отправить на скамью подсудимых.
Это при том, что в рядах русской армии на фронте погибли
десятки тысяч евреев-солдат. Действительно — чем же еще надо
было заниматься Ставке в тот момент, когда Великое Отсту¬
пление грозило обернуться в катастрофу? Только в одном этом
эпизоде ярчайшим образом характеризуется деятельность рус¬
ского Верховного Главнокомандования первого состава Ставки
в 1915 году.
Здесь нельзя не отметить, что австро-венгерские военные
власти, в свою очередь, также не доверяли еврейскому населе¬
нию областей, затронутых боевыми действиями. Иначе говоря,
многочисленное еврейство Польши и Украины, расположенное
на территориях двух многонациональных империй, оказалось
между двух огней. Австрийцы сделали ставку на польских на¬
ционалистов (Польский легион Ю. Пилсудского) и украинских
самостийников («Украинские сичевые стрельцы»).
Именно здесь была заложена основа того антисемитизма, что
охватил Украину в годы Гражданской войны в России. Теперь
уже австрийское политическое руководство, украинизируя за¬
нимаемые русские территории, рассчитывало на их присоедине¬
423
Оськин М.В.
ние к Двуединой монархии после своей победы: «Правительство
Австро-Венгрии успешно использовало условия войны и для
насильственного утверждения украинства как в Галиции, так и
на занятых территориях России. Галицийские украинцы, в свою
очередь, способствовали антирусским устремлениям австро¬
венгерских властей как наиболее реальному средству украини¬
зации края»1. Процветание практики доносительства, участия в
терроре, грабежей и «права сильного» вообще, предполагало на¬
личие некоего «врага».
В связи с тем, что русское население бежало, а сочувствую¬
щее было уже репрессировано, терроризирование со стороны
австрийской военщины затронуло, прежде всего, тех же евреев.
Наверное, как раз тогда были заложены основы того сотрудниче¬
ства в поголовном уничтожении «неарийцев», что проводилось
немецкими фашистами в годы Великой Отечественной войны
на оккупированных территориях при активном пособничестве
местного населения Галиции. Чего стоят только дивизия СС «Га¬
личина» и служившие фашизму верой и правдой государствен¬
ные «герои» современной Украины, которым при «оранжевой»
власти активно возводят памятники.
Но вернемся в 1915-й год. Репрессалии должны были кос¬
нуться не только «мирных» (гражданское население) евреев. Ле¬
том 1915 года Ставка рассылала по фронтам и армиям запросы
относительно действий солдат-евреев в бою. При этом много ев¬
реев пошло на войну добровольцами. А шпиономания породила
и соответствующее отношение к евреям в низших инстанциях:
не брали добровольцев-евреев, отказывали еврейкам быть мед¬
сестрами, и т.д.
Между тем многочисленные источники отмечают достойное
поведение солдат-евреев в бою, уж никак как минимум не усту¬
пающее их русским сослуживцам. Характерно, что евреи в боль¬
шой своей массе служили в войсках связи, так как брать их на
1 Савченко В.Н. Восточная Галиция в 1914—1915 годах // Отече¬
ственная история. 2002. № 5. С. 83.
424
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
тыловые должности запрещалось, а для строевой пехоты они не
подходили, ввиду своей «слабосильности». Широко распростра¬
ненный в высших кругах перед войной антисемитизм оказался
помноженным на репрессивную политику властей в ходе войны.
Отечественный исследователь справедливо говорит: «Ярко вы¬
раженная корреляция между антизападными настроениями и
юдофобией в высших эшелонах власти (образ “зараженного
еврейством Запада”) определялась убеждением в том, что ев¬
реи — “пятая колонна” недругов России, так как все они якобы
связаны либо с тайными масонскими организациями в Англии,
Франции и США, либо с разведками Центральных держав, гото¬
вивших акты саботажа и диверсий на территории России, либо,
наконец, с сепаратистами из числа сторонников независимости
Польши, Финляндии, прибалтийских губерний, Белоруссии и
Малороссии»1.
И этой «пятой колонной» забивалась вся Россия! Причем —
не в концентрационных лагерях, а повсюду, так как огульно об¬
виняемые всем скопом евреи все равно в своем большинстве яв¬
лялись гражданами Российской империи (лишь часть еврейского
населения была вывезена из австрийской Галиции). Понятно,
что еврейские беженцы оседали в городах, так как в деревне они
не могли ни проживать, ни работать. Если не знать, что за люди
сидели в Ставке, то следует прямо признать, что русское Верхов¬
ное Главнокомандование сплошь и рядом состояло чуть ли не из
предателей национально-государственных интересов.
Но вспомним, что именно в Ставке находился главный «стра¬
тег» Российской империи ген. Ю.Н. Данилов, составивший опе¬
ративное развертывание таким образом, что Россия выставляла
по армии против каждой страны на своей западной границе,
совершенно не считаясь с тем, что ни Румыния, ни, тем более,
Швеция не являлись вероятными противниками Российской им¬
перии. Создание обсервационных армий в XX столетии — верх
1 Сергеев Е.Ю. «Иная земля, иное небо...» Запад и военная элита
России. 1900—1914 гг. М., 2001. С. 194.
425
Оськин М.В.
тупости, однако же, ведь мог этот человек составить такие пла¬
ны, а Генеральный Штаб — их утвердить?
Именно в Ставке находился первый помощник Верховного
Главнокомандующего его начальник штаба ген. Н.Н. Янушке¬
вич, который никогда не командовал ни одной войсковой ча¬
стью, всегда занимая штабные и преподавательские должности
(с 1900 по 1913 годы он безотлучно служил в канцелярии воен¬
ного министерства); который никогда не участвовал ни в одном
бою; который совершенно не знал ни единого театра военных
действий. Ведь мог же такой человек быть накануне войны На¬
чальником Генерального Штаба, а с началом военных действий
занять пост Начальника Штаба Верховного Главнокомандующе¬
го? Кому это показалось особенно удивительным в стране, ко¬
торая непрестанно воевала, и выдержала мощный конфликт на
Дальнем Востоке в 1904—1905 гг.? Наверное, иных кандидатур,
испытанных войной и руководством войсками на войне, в посто¬
янно воюющей России не нашлось.
И, наконец, Верховным Главнокомандующим российских
Вооруженных Сил на фронтах войны был человек, который явно
предпочитал интересы союзников русским национальным инте¬
ресам. Который бросал русские войска вперед, не считаясь ни с
чем, лишь бы были удовлетворены французы и англичане. Вели¬
кий князь не постеснялся разложить армию пропагандой шпи¬
ономании во имя свержения с поста своего врага — военного
министра; который и впоследствии не постесняется поддержать
отречение своего племянника от престола. Сам царь отметил в
дневнике, что предательство дяди, выразившееся в требовании
отречения от престола в феврале 1917 года, явилось наиболее
тяжелым ударом для венценосца.
И это — не говоря о том «стратегическом» даровании, что
проявил великий князь Николай Николаевич в ходе военных дей¬
ствий, когда военную несостоятельность Ставки приходилось
оплачивать реками солдатской и офицерской крови. При этом
«августейший стратег» не стеснялся поддерживать в народных
массах положительные мифы о самом себе, переставляя все с ног
426
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
на голову. Ведь мог же такой человек занимать пост Верховного
Главнокомандующего целый год войны? Самый тяжелый год.
Таким образом, извращенная и оторванная от реальности
логика действий Ставки вовсе не выпадает из общего ряда при
характеристике такого страшного для российской государствен¬
ности явления, как «шпиономания». Но именно эта политика,
отравившая всю страну, явилась одной из существенных состав¬
ных слагаемых успеха и развития Великой русской революции.
И кто же виноват в этом, кроме, прежде всего, самой верховной
власти? Исследователь верно подметил, что «Германофобия
и шпиономания, слухи об измене и заговорах играли немалую
роль в мобилизации и объединении различных сил в дни Февра¬
ля. Затем режим стал жертвой своей собственной пропаганды,
разжигавшей настроения шпиономании и ксенофобии»1.
Следующим логическим ударом, после военного министра,
должен был стать сам император. Однако в 1915 году его фигу¬
ра еще оставалась неприкосновенной, и антиправительственная
пропаганда шла в адрес императрицы. Уже в 1915 году солдаты
говорили: «...через всю Россию измена пущена.. .От верных лю¬
дей слыхал. Приказала царица все заводы с патронами поджечь.
И написала письмо Вильгельму: “Теперь иди! Голыми руками
Россию взять можно”». Ведь в чем здесь дело?
В условиях, когда допущена только исключительно патриоти¬
ческая пропаганда, без развязывания «охоты на ведьм», высшие
слои руководства страной никоим образом не могут подпасть под
критику. Тем более это актуально для России, где всегда умели
хитро подать материал, подлежащий прочтению «между строк».
Развязывание кампании шпиономании дало в руки оппозицион¬
ной прессе те козыри, каковыми она никогда не смогла бы вос¬
пользоваться и в мирное время, не говоря уже о войне, когда дей¬
ствуют законы военного времени. Ясно, что военный министр
1 Колоницкий Б. И. Политические функции англофобии в годы Первой
мировой войны // Россия и Первая мировая война (материалы междуна¬
родного научного коллоквиума). СПб., 1999. С. 271.
427
Оськин М.В.
ген. В.А. Сухомлинов — это лишь первая, пробная мишень для
удара по существующему режиму, самодержавию и император¬
ской власти вообще.
Бесспорно, что в Ставке вовсе не желали обвинять верхи, не
говоря уже об императорской семье, в «измене». Однако к этому
привела та логика ведения репрессий против собственного наро¬
да, что была развязана именно Верховным Главнокомандующим,
при молчаливом одобрении императора Николая И, в 1915 году.
Кроме того, личные взаимоотношения внутри императорской
фамилии не были безоблачными. Хотя и не предполагалось ведь,
что одни люди царской крови станут мечтать об устранении дру¬
гих лиц царской крови. И даже — о физическом устранении.
Между царицей Александрой Федоровной и великим князем
Николаем Николаевичем существовала личная вражда, берущая
начало в фигуре Г.Е. Распутина. Когда-то великий князь Нико¬
лай Николаевич, доставивший Распутина ко двору, рассчитывал
через него управлять царской семьей, но вскоре Распутин вышел
из-под контроля, после чего и он, и царица стали врагами вла¬
столюбивого великого князя. И наоборот. Во время войны импе¬
ратрица подозревала Николая Николаевича в намерении самому
занять престол. Здесь она ошибалась, но в целом...
В начале 1917 года великий князь откажется от предложения
оппозиционных заговорщиков стать императором, но не доложит
об этом своему племяннику и сюзерену. А в ходе Февральской
революции великий князь Николай Николаевич станет одним из
тех семи высших командиров, кто не только не поддержит царя в
борьбе со столичным мятежом, но и окажет всемерное давление
на императора Николая II в смысле отречения. И это при том, что
великий князь, вне сомнения, являлся безусловным и искренним
патриотом России. Просто залог сохранения страны и монархии
великий князь Николай Николаевич, как и подавляющее боль¬
шинство членов императорской фамилии, к 1917 году видел в
отречении Николая II от престола.
Здесь великий князь просто «забыл», что не кто иной, как он
сам в числе многих прочих готовил общественное мнение к по-
428
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
добному исходу. Вдобавок фигура Г.Е. Распутина оказалась столь
удобной мишенью для антиправительственной пропаганды, что,
как говорится, если бы Распутина не было, то его следовало бы
придумать. Помимо ген. В.А. Сухомлинова «во главе» «шпио¬
нов» оказался и сам Распутин. О том, что Распутин был одним
из немногих приближенных к императору лиц, кто протестовал
против войны с Германией, старались не вспоминать — ведь вся
оппозиция приветствовала войну, рассчитывая на переход вла¬
сти в ее руки в период военной невзгоды.
Теперь же, в ходе кампании шпиономании, и Г.Е. Распутин
оказался в стане заклейменных сотрудничеством с врагом. Сто¬
ит напомнить, как в 1918 году ведущий лидер оппозиции, обви¬
нявший царский двор в подготовке сепаратного мира, П.Н. Ми¬
люков будет мечтать о том, чтобы немцы заняли Петроград и
Москву, лишь бы не стало большевиков. Зато каков был кадет¬
ский лидер в обвинениях царизма в германофильстве — про¬
сто чудо! Демосфен, да и только. Уже в 1915 году с Г.Е. Рас¬
путиным «связывали теперь все — перемены в правительстве,
отставки и назначения, военные неудачи, и постепенно в глазах
общества из хитрого и развратного мужика-сектанта он стал
превращаться в злодея, шпиона, главного виновника всех рос¬
сийских несчастий. Эта демонизация шла стремительно и про¬
никала в толпу... теперь образ злодея Гришки, докатившись до
самого основания русской пирамиды, стал превращаться в раз¬
рушительную силу, которая с легкой руки газетчиков и депута¬
тов стала называться темной»К
Буржуазно-либеральная оппозиция в полной мере восполь¬
зовалась созданной военными властями ситуацией. Удар по ца¬
рице означал, что впоследствии будет гораздо легче и удобнее
перейти к критике в адрес самого императора. Поэтому инспи¬
рируемые оппозицией печатные органы не стеснялись печатать
самые дикие сведения, что затем распространялись по стране и
получали тенденцию к глобализации лживой информации. А все 11 Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. М., 2007. С. 519.
429
Оськин М.В.
это, скажем еще раз, было начато Ставкой в ходе «мясоедовского
дела» и антисухомлиновской кампании.
Кампания «шпиономании» разложила стойкость и дисципли¬
ну ума армии и тыла. С.В. Фомин говорит: «.. .всем тем шокиру¬
ющим нормального человека безобразиям и преступлениям рус¬
ского человека (в том числе и “человека с ружьем”) к 1917 году
уже научили. Заложники, реквизиции, доносы, грабежи, высыл¬
ки, конфискации частных предприятий с последующей передачей
их под государственный контроль, переименования населенных
пунктов — все это впоследствии уже проделывалось привычно
и на вполне “законных” основаниях»1. Припотушенное было к
1916 году, это явление расцветет в революцию. Это время, когда
разложившиеся армейские части фронта и тыла будут держать
население всей империи и, в особенности, непосредственных
армейских тылов и прифронтовых губерний, в обстановке по¬
стоянного напряжения и страха, ввиду неадекватности своего
поведения существующим реалиям, своему статусу и условиям
жизнедеятельности. 11 Граф Келлер. М., 2007. С. 415.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Во время войны личная трагедия всегда совпадает с трагеди¬
ей общества. В случае поражения — еще и государства, и глав¬
ное — Отечества как всеобъемлющего целого, включающего в
себя и личность, и общество, и государство. Миллионы траге¬
дий — вот результат Первой мировой войны для России. Это и
более полутора миллионов погибших, оплакиваемых семьями.
Это и тяжелораненые, ставшие инвалидами. Но успокоиться
российское общество не желало, немедленно превратив войну
империалистическую в войну гражданскую, по выражению
В.И. Ленина, добившегося власти осенью 1917 года.
Как минимум два с половиной миллиона пленных военно¬
служащих, около миллиона так называемых «гражданских плен¬
ных», двести тысяч дезертиров к моменту падения монархии, а
затем — более миллиона, пять миллионов беженцев. Это — со¬
ставляющие той гуманитарной катастрофы, что постигла Россию
в период Первой мировой войны. Как видим, для нашей страны
количество исчисляется миллионами — вместе с погибшими и
инвалидами — до десяти миллионов человек, выше по числен¬
ности, нежели большинство европейских стран.
Откуда же такие громадные цифры? Современными иссле¬
дователями выделяются следующие причины того явления, что
русская Действующая армия периода Первой мировой войны
(армия феодально-буржуазного переходного типа) понесла са¬
мые большие в сравнении с прочими воюющими странами чис¬
ленные потери:
431
Оськин М.В.
1) стародавняя традиция небрежения живой силы;
2) низкий образовательный и культурный уровень нижних
чинов;
3) традиционный настрой кадровых офицеров-дворян на лич¬
ный героизм;
4) устарелые стратегия и тактика, которыми иногда руковод¬
ствовался высший генералитет;
5) весьма низкий уровень дисциплины и организованности;
6) более высокий уровень коррупции, особенно среди тыло¬
вых и интендантских служб;
7) демократизация армии и свободное ведение массирован¬
ной революционной и пораженческой пропаганды в решающем
1917 году лишали армию способности к организации как обо¬
ронительных, так и наступательных действий1.
Помимо объективных причин действовали и субъективные, а
именно — чисто военного характера. Эти причины могли усугуб¬
ляться во время войны, либо исправляться, но малыми темпами.
Запоздание вело к новым поражениям и очередным потерям. То
обстоятельство, что германская военная машина в двадцатом
столетии являлась сильнейшей в мире, показывает, сколь тяже¬
лой была борьба с ней. Первой мировой войны Российская им¬
перия не выдержала.
Соединенным антигосударственным действиям либераль¬
ной оппозиции и союзников по Антанте, не желавшим видеть
в послевоенном мире сильной России, невероятно способство¬
вал факт поражений на фронтах войны. А вот в этом уже на¬
прямую виноват царизм как таковой. Великая Отечественная
война была выиграна Советским Союзом, вложившим в победу
над фашизмом наиболее весомый вклад. Характер тотальной
войны, помноженный на способность большевиков быстро и
эффективно учиться на собственных ошибках, привел к капи¬
туляции гитлеровской Германии.
1 Мировые войны XX века. Кн. 1: Первая мировая война. Историче¬
ский очерк. М., 2002. С. 628—629.
432
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Человеческий фактор остается ведущим на войне и теперь.
Бесспорно, что «Война является перманентным плебисцитом,
выявляющим солдатскую и народную готовность бороться
и жертвовать собой: это выявляется в числе легкораненых и в
строю не остающихся, в числе дезертиров, перебежчиков, в чис¬
ле сдающихся в плен»1. Но от кого зависит этот плебисцит? Всег¬
да ли от самого участника, зачастую поставленного в условия
выбора между очень плохим и еще куда более худшим?
Россия потеряла в Первой мировой войне многое, однако
главной потерей стала кровь ее сынов. По сведениям Главно¬
го Штаба, неоднократно приводимым в литературе, потери на
1 февраля 1917 года, составили:
Категории
Офицеры
Солдаты
Убитые и умершие от ран
11 884
586 880
Раненые
26 041
2 438 591
Контуженые
8650
93 399
Без вести пропавшие
4170
185 703
Пленные
И 899
2 638 050
Отравленные газами
430
32 718
Итого
63 074
5 975 341
Эти цифры являются, безусловно, несколько заниженными,
особенно в отношении кровавых потерь. Более того, Россия по¬
теряла в войне больше любой другой страны. Общие потери
Российской империи в годы Первой мировой войны, по данным
ген. Н.Н. Головина, составили около восьми миллионов человек,
в том числе 2 417 000 пленными, и до 5 500 000 убитыми, ране¬
ными, отравленными газами, заболевшими. Из этих последних
1 860 000 потерь являются безвозвратными. Даже немцы, драв¬
шиеся на всех фронтах войны, потеряли немного меньше. Такое
положение сложилось как в силу причин внутренних (кризис
вооружения, стремление воевать «числом, а не умением», само¬
убийственная стратегия), так и причин внешних, выражавшихся
1 Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е.Э. Мес-
снера. М., 2005. С. 476.
433
Оськин М.В.
в том, что союзники старались не только победить Германию, но
и максимально ослабить Россию.
Французы, постоянно укорявшие русских за неумение, ста¬
рались ссылаться на собственные усилия по ведению боевых
действий на Западном фронте. При этом своей «Битвой на
Марне» четырнадцатого года они бахвалились вплоть до вы¬
хода России из войны. И, действительно, было чем гордить¬
ся. Но если посмотреть беспристрастно, то можно видеть,
что русские несли гораздо большие потери, чем французы, в
том числе и в первый период войны. Так, с начала войны по
1 ноября 1915 года русские армии потеряли 4 360 000 чел. вы¬
бывшими из строя, причем летом 1915 года русские теряли в
месяц более двухсот тысяч человек только пленными. Францу¬
зы потеряли в 1914/1915 г. 2 385 000 чел., причем пик их по¬
терь пришелся как раз на Марну: 216 000 в августе 1914 года и
238 000 в сентябре.
И еще: всего в тяжелейшем для Западного фронта 1914 году
французы потеряли 955 000 человек. Даже если предположить,
что за первые четыре месяца 1915 года (операция в Шампа¬
ни, сражения в Веврской долине, Артуа) из общей цифры в
1 430 000 потерь в 1915 году, наши союзники потеряли про¬
порциональное число — 480 000 чел. — то и тогда с начала
войны до мая 1915 года французские вооруженные силы по¬
теряли около 1 450 000 человек. За тот же период (то есть еще
фактически до Великого Отступления 1915 года, принесшего
русским Вооруженным Силам наибольшие потери) русские
армии потеряли 1 974 000 чел.1 Конечно, против французов
сражалась большая часть собственно германцев, дравшихся
лучше австрийцев. Но ведь и французы в этой борьбе были
не одиноки: плечом к плечу с французскими дивизиями стоя¬
ли британцы и бельгийцы. И даже уже все в той же кампа¬
нии 1914 года, когда высокоманевренные действия велись на
1 Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне. М., 2001.
С. 143; Галактионов М. Париж, 1914 (Темпы операций). М., 2002. С. 505.
434
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
обоих фронтах, противник потерял больше людей именно на
востоке: 223 000 немцев и 723 000 австрийцев (во Франции в
1914 году немцы потеряли 757 000 чел.). Так чей же вклад в
общую победу более весом?
Понятно, что Российская империя имела втрое больший,
по сравнению с Францией мобилизационный потенциал, од¬
нако стоит напомнить, что в секретных соглашениях союз¬
ников по Антанте в отношении дележа трофеев после войны
(главное — территории), русские должны были получить
существенно меньше Франции и Великобритании. Конечно,
это — если судить в тех традиционных геополитических ка¬
тегориях, что господствовали в первой половине двадцатого
века, когда мощь великой державы определялась не столько
экономическим развитием, сколько территориальными приоб¬
ретениями. Так почему же Россия должна была терять боль¬
ше жизней своих сыновей, а получить за это после победы
меньшую, нежели прочие, компенсацию? Ну, как здесь не
вспомнить миссию бывшего генерал-губернатора Индокитая
П. Думерга (будущий президент Франции) в конце 1915 года
с требованием передачи четырехсот тысяч русских солдат для
пополнения Западного фронта. И ведь пришлось-таки дать в
1916 году четыре бригады, составленных из лучших солдат.
Русские рассматривались союзниками наравне с населением
собственных колоний.
Кстати, о колониях. В конце 1916 года французский посол в
России М. Палеолог заявлял, что «В то время как Франция из
всех сил налегает на хомут Союза, Россия делает лишь полови¬
ну или треть усилий, на которые она способна»1. Безусловно, в
этих словах немало истины. В пропорциональном отношении
русские выставили в окопы меньше людей, нежели францу¬
зы. Но ведь мы были и вооружены куда хуже. Зачем же было
посылать в окопы невооруженных людей, когда союзники не
желали делиться оружием, даже в обмен на русское «пушеч-
1 Палеолог М. Дневник посла. М., 2003. С. 658.
435
Оськин М.В.
ное мясо» в окопах Восточного фронта. Кроме того, слабость
экономической структуры Российской империи требовала го¬
раздо большего, нежели во Франции или Великобритании, ко¬
личества рабочих рук в тылу. Поэтому, как справедливо пишет
А.А. Керсновский, «“человеческий запас” России оказался от¬
носительно гораздо меньшим, нежели в союзных или непри¬
ятельских странах — в декабре 1916 года был уже объявлен
набор срока 1919 года, тогда как во Франции и в Германии еще
не был призван срок 1918-го».
Но западным союзникам (которые все, вместе взятые, дра¬
лись с половиной армий наших общих врагов, в то время, как
другую половину удерживала одна только Россия) следовало
бы не забывать кое о чем, когда они кидали упреки своему рус¬
скому союзнику в недостаточности его усилий (и это при том,
что Российская империя, фактически участвовавшая в войне на
год меньше прочих союзников, понесла самые большие чело¬
веческие жертвы). Сетуя русским по поводу малых призывов в
России относительно к общему количеству населения, союзники
оставили в тени вопрос о собственных колониальных войсках,
приводя цифры лишь в отношении метрополий.
Между тем, обладая громаднейшими по сравнению с Рос¬
сией промышленными мощностями (десятикратная разница с
Францией накануне войны), экономившими использование ра¬
бочих рук в тылу, союзники ставили себе на службу не только
солдат колониальных армий, но и рабочую силу своих колоний.
Так, мобилизации в действующие войска выкачали из фран¬
цузских колоний 1 400 000 чел., из английских — 4 500 000;
в самих же метрополиях эти цифры соответственно состави¬
ли 6 800 000 и 5 000 000 чел1. Войска колоний дали Франции
545 000 штыков, Великобритания получила 630 000 канадцев,
440 000 австралийцев и новозеландцев, 220 000 из Южной
Африки, 1 160 000 из Индии.
1 Строков А.А. История военного искусства. СПб., 1994. Т. 5.
С. 157—158.
436
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Помимо того, значительное количество людей из колоний
трудилось в народном хозяйстве метрополий, работая на обо¬
рону в тылу: так, колонии дали Франции 220 000 людей только
в рабочие батальоны. Но ведь и на местах, в самих колониях,
на Антанту работали миллионы людей, которые не были офици¬
ально мобилизованы. Именно они поставляли англо-французам
сырье, продовольствие, промышленные материалы. Всем этим
союзники очень и исключительно неохотно делились с русски¬
ми, стараясь строго «дозировать» свои усилия по борьбе с об¬
щим врагом. Поставив себе на службу весь мир и выступая по¬
средником между Россией и прочими государствами, союзники,
подобно ростовщикам, «стригли проценты» в свою пользу, пугая
русских тем, что без такого грабительского посредничества при¬
дется платить еще больше. Оплата шла предоставленными кре¬
дитами, что еще больше увеличивало финансовую зависимость
России от Запада.
Помимо этого, союзники не забывали о том, что надо подо¬
брать все, что «плохо лежит», пока для этого есть возможность.
Особенно в этом плане отличились англичане, выделившие две
пятых своих вооруженных сил на второстепенные театры вой¬
ны. Так, война против германских колоний и на второстепенных
фронтах в целом потребовала 3 576 000 солдат Британской импе¬
рии. В то же время во Франции сражалось 5 400 000 подданных
британской короны.
Таким образом, в соответствии со своей стратегией «непря¬
мых периферийных действий», Великобритания использовала
на второстепенных фронтах армии общей численностью в три
с половиной миллиона штыков и сабель, не решая в то же время
главной задачи — нанести поражение Германии в Европе. Это
лишь русские, перед которыми постоянно ставили данную за¬
дачу, под нажимом своих «изнемогавших в борьбе» союзников
упрямо и тупо долбились лбом в германскую мощь. Вот она —
цена за финансово-экономическую зависимость. И одновремен¬
но — упрек либеральной оппозиции, накануне войны разглаголь¬
ствовавшей о русской зависимости от Германии, но закрывавшей
437
Оськин М.В.
таза на рост не менее тяжелой (а то и более) зависимости от со¬
юзников — Франции и Великобритании.
Только в германской Восточной Африке, где немецкий кор¬
пус полковника П. фон Леттов-Форбека насчитывал 3500 бе¬
лых солдат и 12 000 африканских бойцов народности аскари,
англичане использовали до 370 000 чел. Имея почти двадца¬
типятикратное превосходство в силах, англичане так и не
смогли взять Леттов-Форбека, сложившего оружие только
после объявления об окончании военных действий. В одной
лишь Месопотамии располагалось около девятисот тысяч
британских солдат и офицеров. Австралия дала британским
вооруженным силам шесть дивизий, Канада — четыре, Новая
Зеландия — одну. И нельзя сказать, что эти солдаты были пло¬
хими: по свидетельству западного исследователя, в 1918 году
контингенты британских доминионов стали ударным острием
армии Его Величества1.
В этой связи мобилизационные усилия Российской импе¬
рии вовсе не выглядят столь слабыми, как это пытались пред¬
ставить союзники. Согласно сведениям ген. Ю.Н. Данилова,
количество инородцев, не отбывавших в России воинской по¬
винности, достигало одиннадцати процентов от общего коли¬
чества населения. Небольшая их часть была взята в рабочие
дружины, остальных пытались заинтересовать перспективами
вступления в казачьи войска. В любом случае, число этих ино¬
родцев было невелико (вспомним, что в Казахстане в ответ на
попытку мобилизации, в 1916 году было поднято восстание,
которое так и не удалось подавить до конца вплоть до падения
самодержавия).
Если воспользоваться данными, приводимыми А.А. Стро¬
ковым о количестве мобилизованных и общем числе жителей
метрополий стран Антанты, то выйдет следующая картина:
1 ТеррейнДж. Великая война. Первая мировая — предпосылки и раз¬
витие. М., 2004. С. 73—76, 78, 111; История западноевропейских армий.
М, 2003. С. 50, 52, 165.
438
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Страна
Население
метрополии
Мобилизованные
Процент
мобилизованных
Франция
40 000 000
6 800 000
17
Великобритания
47 000 000
5 000 000
10,5
Россия
150 000 000
17 000 000
11,3
Германия
77 000 000
13 200 000
17
Австро-Венгрия
53 000 000
9 000 000
17
Нельзя не заметить, что цифры могут и варьироваться, в зави¬
симости от источника. Так, например, ген. А.М. Зайончковский
дает несколько иные цифры. Но дело не в соотношении числа
мобилизованных, а в усилиях ФРОНТОВ — Западного фронта,
где находились вооруженные силы Франции, Великобритании,
Бельгии и их многочисленных колоний и доминионов, вместе
взятых, и Восточного фронта, где до осени 1916 года (вступле¬
ние в войну Румынии) стояли армии только одной Российской
империи.
Таким образом, несмотря на громадную потребность в ра¬
бочих руках и связи с внешним миром, выставленные Россией
человеческие ресурсы превосходили британские, хотя и впрямь
уступали французам и нашим врагам, вынужденным брать в
свои вооруженные силы максимум людей. Но напомним, что те
же французы, к примеру, имели до полутора миллионов штыков
колониальных войск. Разве это мало? Что сделал бы Брусилов в
1916 году, будь у него еще полтора миллионов бойцов? Пример¬
но такого же мнения придерживались русские офицеры в годы
самой войны. Так, в своем фронтовом дневнике ген. А.Е. Снеса-
рев справедливо считал население Великобритании в четыреста
миллионов человек, то есть вместе с колониальными ресурса¬
ми. Поэтому генерал Снесарев, пусть и несколько преувеличи¬
вая, полагал, что объективное соотношение усилий союзников
по Антанте в отношении использования человеческих ресур¬
сов будет: «Франция — 1 человек на 6; Россия — 1 на 8; Ита¬
лия — 1 на 11; Англия — 1 на 40»1.
1 Военно-исторический журнал. 2004. № 10. С. 49.
439
Оськин М.В.
Быть может, здесь будет к месту напомнить, что в 1915 году,
когда военный министр Великобритании лорд Г. Китченер заяв¬
лял, что британская двухмиллионная армия будет готова к дей¬
ствиям в Европе не ранее лета 1916 года, только в Дарданелль¬
ской операции принимали участие более четырехсот тысяч бри¬
танских солдат. А ведь английские дивизии тогда же воевали в
Африке и Месопотамии. В то время как русские армии истекали
кровью на полях Польши и Галиции, а сербы из последних сил
сдерживали натиск австрийцев на Дунае, англичане позволили
себе роскошь потерять в Дарданеллах почти 200 000 человек без
всякой пользы. Впрочем, это хоть немного облегчило положение
русского Кавказского фронта, так как львиная доля снарядов для
турецкой артиллерии пошла в Дарданеллы, а не против войск
ген. Н.Н. Юденича.
Бесспорно, что позиция Великобритании в англо-французском
тандеме и в Антанте вообще была ключевой: без англичан Фран¬
ция не могла вести борьбу. А без Французского фронта разгром
России также был неминуем, как и наоборот. Поэтому в ходе
войны именно Великобритания, прежде всего, добивалась своих
геополитических целей, ведя Францию в своем фарватере.
Лорд Китченер, сразу осознавший перспективы борьбы, когда
пришли известия о Марне, Восточной Пруссии и Галиции, скор¬
ректировал общее направление английской внешней политики
в область колониальных приобретений. Британцы не спешили,
по примеру русских, бросать в бой скверно обученные контин¬
генты призывников. Напротив, Г. Китченер сразу заявил, что ан¬
глийские сухопутные силы будут готовы только к 1916 году. Но
при этом именно англичане, исподволь поддакивая французам,
давили на русских в смысле форсирования дальнейших насту¬
пательных усилий русских армий на Висле и в Карпатах, как раз
накануне грозящего России кризиса вооружения, вынуждавшего
разменивать русскую кровь на немецкий металл.
Обе мировые войны принесли с собой трагедию плена, дезер¬
тирства, беженства — массовую и грозную. К сожалению, прак¬
440
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
тика мировых войн двадцатого века для России показала, что рус¬
ский солдат стал заложником:
1) общей неготовности страны к каждой мировой войне;
2) военной бездарности ряда представителей высшего ко¬
мандного состава, особенно в первый период войны;
3) стремления решать возникшие по вине верховной власти
негативные проблемы оборонного значения солдатской кровью;
4) многовековой привычки командования российскими Воо¬
руженными Силами воевать не умением, а числом.
Мощь Германии — вооруженного до зубов агрессора пер¬
вой половины двадцатого века, была велика, и в обеих мировых
войнах ломать его приходилось всем миром. Платить за победу
приходилось очень и очень дорого. Особенно для России, чей
меч лежал основной тяжестью на весах войны. Как Первой ми¬
ровой, так и Великой Отечественной. Поэтому, как в свое время
была велика цена поражения (крушение империи и историче¬
ской России в 1917 году), так оказалась велика и цена победы
спустя двадцать лет (двадцать семь миллионов жизней к 9 мая
1945 года).
ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
1. Аскольдов А.А. Памяти германского плена. Прага, б.г.
2. Базилевич М.П. Положение русских пленных в Германии.
Пг., 1917.
3. Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи: государ¬
ственное управление и национальная политика в годы Первой
мировой войны (1914—1917 гг.). М., 2004.
4. Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венг¬
рии и России в годы Первой мировой войны. М., 1999.
5. Войтоловский Л.Н. Всходил кровавый Марс: По следам
войны. М., 1998.
6. Головин Н.Н. Военные усилия России в Мировой войне.
М., 2001.
7. Двингер Э. Армия за колючей проволокой. Дневник немец¬
кого военнопленного в России 1915—1918 гг. М., 2004.
8. Дмитриев Д. Доброволец. М.—Л., 1929.
9. Жданов Н.Н. Русские военнопленные в мировой войне. М.,
1920.
10. Жданов Н.Н. Военный плен в условиях мировой войны //
Сборник статей по военному искусству. М., 1921.
11. Иконникова Т.Я. Военнопленные 1-й мировой войны на
Дальнем Востоке России (1914—1918 гт.). Хабаровск, 2004.
12. Кирш Ю. Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925.
13. Крючков И.В. Военнопленные Австро-Венгрии, Германии
и Османской империи на территории Ставропольской губернии
в годы Первой мировой войны. Ставрополь, 2006.
442
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
14. Левин К. Записки из плена. М., 1936.
15. Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. Минск, 2003.
16. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг.
М, 2005.
17. Марков О.Д. Русская армия 1914—1917 гг. СПб., 2001.
18. Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей.
Челябинск, 2007.
19. Поликарпов В.В. От Цусимы к Февралю. Царизм и воен¬
ная промышленность в начале XX века. М., 2008.
20. Рапчевский И.Ф. О питании военнопленных в Германии.
Пг., 1916.
21. Сенявская Е. С. Противники России в войнах XX века: Эво¬
люция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006.
22. Солдатские письма 1917 г. М.—Л., 1927.
23. Урланис Б.Ц. История военных потерь. М.—СПб., 2001.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение 3
Глава 1. Военнопленные 7
Плен — теория и практика пленения 7
Плен как следствие кризиса вооружения 46
Условия содержания военнопленных 76
Принудительный труд 128
Продовольствование военнопленных 160
Лагеря для пленных — способы существования
и выживания 217
Глава 2. Дезертиры 244
Дезертирство — явление «тотальной» войны 244
Феномен дезертирства 263
Дезертирство — преступление и наказание 279
Белобилетники и дезертиры 304
Дезертирство 1917 года 317
444
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 3. Беженцы 337
Беженство и шпиономания 337
Эвакуация западных губерний 373
Беженство и депортации 403
Заключение 431
Избранная библиография 442
Научно-популярное издание
Вся правда о войне
Оськин Максим Викторович
НЕИЗВЕСТНЫЕ ТРАГЕДИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Пленные. Дезертиры. Беженцы
Выпускающий редактор К. К. Семенов
Корректор Р Ф. Зайнуллина
Дизайн обложки Д. В. Грушин
Верстка Н. В. Гришина
ООО «Издательство «Вече»
Адрес фактического местонахождения:
127566, г. Москва, Алтуфьевское шоссе, дом 48, корпус 1.
Тел.: (499) 940-48-70 (факс: доп. 2213), (499) 940-48-71.
Почтовый адрес:
129337, г. Москва, а/я 63.
Юридический адрес:
129110, г. Москва, ул. Гиляровского, дом 47, строение 5.
E-mail: veche@veche.ru
http://www.veche.ru
Подписано в печать 10.02.2014. Формат 84x108 V32.
Гарнитура «Times New Roman». Печать офсетная. Бумага офсетная.
Печ. л. 14. Тираж 2000 экз. Заказ 2308.
Отпечатано в ОАО «Рыбинский Дом печати»
152901, г. Рыбинск, ул. Чкалова, 8.
e-mail: printmg@r-d-p.ru www.r-d-p.ru
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ВЕЧЕ»
ООО «ВЕСТЬ» является основным поставщиком
книжной продукции издательства «ВЕЧЕ»
Фактический адрес:
127566, г. Москва, Алтуфьевское шоссе, 48, корпус 1.
Тел.: (499) 940-48-70 (факс: доп. 2213), (499) 940-48-71.
Юридический адрес:
129110, г. Москва, ул. Вшяровского, дом 47, строение 5.
Почтовый адрес:
129337, г. Москва, а/ябЗ.
Интернет: www.veche.ru
Электронная почта (E-mail): veche@veche.ru
По вопросу размещения рекламы в книгах
обращаться в рекламный отдел издательства «ВЕЧЕ».
Тел.: (499) 940-48-70
E-mail: reklama@veche.ru
ВНИМАНИЮ ОПТОВЫХ ПОКУПАТЕЛЕЙ!
Книги издательства «ВЕЧЕ» вы можете приобрести также
в наших филиалах и у официальных дилеров по адресам:
В Москве:
Компания «Лабиринт»
115419, г. Москва, 2-й Рощинский проезд, д. 8, стр. 4.
Тел.: (495) 780-00-98,231-46-79.
www.labirint-shop.ru
В Киеве:
ООО «Издательство «Арий»
г. Киев, ул. Леся Курбаса, д. 26.
Тел.: (380 44) 537-29-20, (380 44) 407-22-75.
E-mail: info@ariy.com.ua
Всегда в ассортименте новинки издательства «ВЕЧЕ»
в московских книжных магазинах:
ТД «Библио-13юбус»,ТД «Москва», ТД «Молодая гвардия»,
«Московский дом книги», «Новый книжный».
УЖАСНЫЙ ВЕК,
ОТВАЖНЫЕ СЕРДЦА
СЕРИЯ КНИГ
документов
• Уникальные фотографии
ВСЯ ПРАВДА О ВОЙНЕ
Наиболее пострадавшими от военных действий категориями насе¬
ления, если не считать собственно погибших и раненных на войне
(так называемые «кровавые потери»), стали военнопленные, на
долгие годы оторванные от Родины, и беженцы прифронтовой
зоны, вынужденные покинуть родные места. Дезертиры и репа¬
трианты дополнили общую картину бедствий. Для России эти
категории насчитывали миллионы людей, и потому невозможно
обойти вниманием их трагическую судьбу в 1914—1918 гг., пред¬
восхитившую трагедии Второй мировой войны.