mm

М.БЕЛЯТ
Никарагуа
Щтрш

it ЩШ-кШШК
тш
Издательство Агентства

печати Новости

Москва, 1987
••

-ББК 66.2 (7Нп)

Б 44
Рецензент и автор послесловия В. ТРАВКИН

Художник А. МАХОВ
© Издательство Агентства печати Новости, 1987

Посвящаю отцу
Автор

Предисловие
Мне доставляет большое удовольствие

представить читателю книгу Михаила

Белята о Никарагуа.
И не только потому, что это первая книга

молодого журналиста, но прежде всего пото¬

му, что она написана талантливым литерато¬

ром, человеком с неравнодушным сердцем.
Я встретил Белята впервые в Никарагуа,

когда он был там корреспондентом Агентства

печати Новости.
Еще до встречи с ним я читал его корреспон¬

денции в «Известиях», «Комсомольской пра¬

вде», «Огоньке», радовался точности взгляда,

слова и мысли. Ну а потом увидел и самого

Белята—спокойного, серьезного молодого че¬

ловека, работающего за тридевять земель от

своей Родины, влюбившегося в маленькую

страну Никарагуа, народ которой «посмел» со¬

вершить революцию под боком у своего ги¬

гантского и такого враждебного соседа—

Соединенных Штатов Америки. И поди¬

вился—как его истинный облик совпадает с

тем, который возникал передо мной, когда я

читал очерки, подписанные столь не часто

встречающейся фамилией. Это верный признак:

если хочется увидеть автора того, что прочел,

если, независимо от твоего желания или неже¬

лания, облик автора, беседующего с тобой,

встает перед твоими глазами, значит, то, что

он пишет, достойно внимания.
Михаил Белят помогал мне в моих поездках

по стране—было это, кажется, в первый же
5

год после победы революции,—и я видел, как

доверчиво относятся к нему никарагуанцы—

от команданте до пожилой крестьянки, кото¬

рая рассказывала «Мигелю» (так его звали в

Никарагуа) о том, что пишет ей сын, лежащий

после ранения в госпитале.
Я понимал, что это доверие и это дружелю¬

бие, конечно, были в большой степени адресо¬

ваны ему как советскому человеку. Но и сам

лично он вызывал эти чувства и своим обая¬

нием, и своей заинтересованностью. В нем лю¬

ди видели не наблюдателя, который приехал к

ним лишь для того, чтобы собрать материал

для очередной корреспонденции, не «потреби¬

теля» фактов и ситуации (есть среди журнали¬

стов и такие), а друга. Прежде всего друга, а

потом—журналиста.
Думаю, именно в этом—во влюбленности в

Никарагуа, в причастности к ее революции

умом и сердцем—кроется успех (а можно, мне

кажется, определенно говорить об успехе)

журналистской работы Михаила Белята в

Никарагуа.
Михаил мне как-то говорил, что на мысль о

книге натолкнул его я. Думаю, он, по причине

своей скромности, сильно преувеличивает мою

роль, но одно могу сказать: читатели этой

книги, вероятно, поймут, что она не задумыва¬

лась им в начале его журналистской работы в

Никарагуа. Да настоящий журналист и не дол¬

жен, мне кажется, писать корреспонденцию,

репортаж, очерк с расчетом, что этот материал

войдет в такую-то ячейку его будущей книги, а

этот—в другую. Настоящий журналист пре¬

жде всего—свидетель событий. Этими собы¬

тиями он взволнован и о событиях этих, а

точнее, о людях в событиях он и хочет расска¬

зать читателю как можно скорее, потому что

это важно и это нужно. Тогда—непос¬

редственность. Тогда—незаданность. Тогда—

естественность и правда.
Я недаром уточнил; не просто события, а

люди в событиях. Именно в этом причина

того, что корреспонденции Михаила Белята
б

привлекают внимание множества читателей. И

сильная сторона этой книги прежде всего —

люди, галерея никарагуанцев—тех, кого он

любит, и тех, к кому относится совсем иначе. И

никарагуанцев-революционеров, и никарагу¬

анцев—врагов революции.
Но ведь автор — еще молодой человек. Это

его первая длительная зарубежная команди¬

ровка. Как может он взять на себя, ответствен¬

ность оценивать события, о которых так много

спорят в мире и по поводу которых сталкива¬

ются столь крайние мнения? Дело тут не толь¬

ко в уме, не только в таланте.
У Михаила Белята немалый жизненный

опыт (он служил в армии, был рабочим в

типографии «Правды», лаборантом в МГУ,

курьером в одной из редакций). Но главное —

этот опыт совершенно очевидно сочетается у

него с напряженной работой души. Свиде¬

тельство тому—книга, которую вы прочтете.
Она—мозаична. Состоит из 11 больших

глав. Каждая глава представляет собой от¬

дельную, не связанную сюжетом с другими

тему. Это—естественный результат работы

журналиста, когда книгу не задумывают, когда

она складывается сама, самой жизнью. Но ав¬

тор виден не только в том, как и о чем он

написал в каждой главе, в каждом эпизоде, но

и в том, как эти эпизоды он соединил, чтобы из

«камешков» разной величины и цвета получи¬

лась общая целостная картина.
Я был рад узнать от Михаила Белята, что

книгу Джона Рида «Восставшая Мексика» он

начал читать еще в восьмом классе школы. И

хотя тогда он запутался в перипетиях мекси¬

канской революции, однако был потрясен обра¬

зами джон-ридовских героев и по-юношески

влюбился в лихого и справедливого Панчо

Вилью. А впоследствии он не раз возвращался к

этой великой книге, даже выбрал ее предметом

одной из своих курсовых работ в институте. Эта

книга замечательного американца, думаю, мно¬

гому научила Белята, подготовила его и к точ¬

ному восприятию Никарагуа, и к тому, чтобы
7

это восприятие передать нам через свои репор¬

тажи, а теперь и через свою первую книгу.
Я по опыту своему знаю, как не хочется

читать длинное предисловие, если впереди

ждет интересный рассказ о замечательной

стране и замечательных людях.
Генрих БОРОВИК

г.
~Ха&ы.

...Крошечные опереточные народы забав¬

ляются игрою в правительства, покуда в один

прекрасный день в их водах не появляется

молчаливый военный корабль и говорит им:

не ломайте игрушек! И вслед за другими

приходит веселый человек, искатель счастья, с

пустыми карманами, которые он жаждет на¬

полнить, пронырливый, смышленый делец—

современный сказочный принц, несущий с со¬

бою будильник, который лучше всяких поце¬

луев разбудит эти прекрасные тропики от

тысячелетнего сна...
ОТенри «Короли и капуста»
Короли и канал
Уильям Сидни Портер скитался по странам Цен¬

тральной и Южной Америки в поисках богатства

и счастья. Но не нашел там ни того ни другого.

Зато отыскал в тропиках сюжеты своих будущих новелл,

которые создал позже, став писателем ОТенри. Больше

того, писателю удалось совершить то, о чем бродяга и

помыслить не мог,—изменить географическую карту ре¬

гиона, расположив где-то между Мексикой и Панамой

свою республику Анчурия. Страницы центральноамери¬

канской истории оправдывают это покушение знаменито¬

го новеллиста на науку. Полистайте их, и вы встретите

знакомые образы и события, знакомые сюжеты и знако¬

мых героев.
Впрочем, Анчурии повезло куда больше, чем ее

соседям,—она так и осталась в прошлом веке. Президент

Мирафлорес, опереточный неудачник, не успел выродить¬

ся в Сомосу. «Современный сказочный принц» Франк

Гудвин еще не стал агентом ЦРУ, и жертвой игрушечно¬

го заговора пал всего лишь один анчуриец. По сравнению

со 150 тысячами никарагуанцев, сальвадорцев и гвате¬

мальцев, заплативших жизнью за современные игры Ва¬

шингтона в «демократию», смерть, пусть даже и героиче¬

ская, «индейского адмирала» Фелипе Каррера покажется

легкой шуткой.
Что ж, создавая «Королей и капусту», ОТенри еще

мог позволить себе улыбку, но в ней уже ощущался

горький привкус будущих слез. Двадцатый век стер со
11

своих карт Анчурию, навсегда оставив ее в тех временах,

когда Соединенные Штаты только начинали примеривать

на Америку смирительную рубашку под названием

«доктрина Монро».
Президент США Джеймс Монро сделал свою идею

достоянием общественности 2 декабря 1823 года в посла¬

нии к конгрессу. Облаченная в пышную и соответствую¬

щую случаю словесную мишуру, президентская идея, од¬

нако, была проста и незатейлива, как пещерная дубина. К

югу от границ Соединенных Штатов завершились про¬

цессы освобождения от испанского ига бывших колоний,

образовались десятки молодых государств. Эти госу¬

дарства несли на себе тяжкий груз колониальной отстало¬

сти, они были слабы и беспомощны, едва стояли на

ногах, и первые их шаги по пути прогресса были робкими

и неуверенными. Ах, каким лакомым куском казались

они мировым хищникам! Уже раздавался из Европы лязг

клыков и голодный вой, уже чистили доспехи новые

конкистадоры, готовые ринуться на завоевание сказоч¬

ных богатств.
Вот тут президента Монро и осенило: как же так, эти

дряхлеющие европейские волки раздерут на части добы¬

чу, оставив Соединенные Штаты, что называется, с но¬

сом? Ну, нет! «Никаких новых колоний, никаких Англий,

Франций и уж тем более Германий в Западном полу¬

шарии!— провозгласил президент, поделив мир.—Аме¬

рика для американцев!» Вся Америка для североамери¬

канцев, разумеется.
Идея понравилась. США застолбили участок и начали

потихоньку, исподволь готовиться к его освоению. Через

двадцать с лишним лет, после того как на президента

Монро нашло озарение, Соединенные Штаты преподали

первый урок «добрососедских отношений», о которых

американские политики так любят и сейчас поговорить

на публике. От Мексики отхватили половину националь¬

ной территории, а мексиканцы сложили поговорку, не

утратившую своего печального смысла и по сей день:

«Бедная Мексика,— вздыхают они,— так далеко от бога

и так близко к Соединенным Штатам».
Маленькие центральноамериканские республики жили

пока спокойно, с удивлением прислушиваясь к отдален¬

ным громовым раскатам, доносившимся с севера. Пока.

Вскоре пришел и их черед. Особенно сильный аппетит у

дядюшки Сэма вызвала Никарагуа.
12

История долго не обращала своего внимания на эту

страну. В течение веков Никарагуа оставалась провин¬

цией. Провинцией империи ацтеков, провинцией испан¬

ских вице-королевств. Завоевав независимость в 1821 го¬

ду, Никарагуа продолжала жить достаточно тихо, без

особых событий.
Буржуа-либералы строили козни против латифун-

дистов-консерваторов, пытаясь поставить у власти своего

Мирафлореса. Консерваторы подавляли заговоры силой

и высылали за границу либеральных кандидатов. Время

от времени республика вела почти бескровные войны с

соседями, множа количество генералов и полковников в

рядах армии, личный состав которой редко превышал

полторы тысячи человек. Крестьяне возделывали землю,

разводили скот, бедствовали, спасались от рекрутских

наборов и с полнейшим равнодушием относились к тому,

какой Мирафлорес будет править страной, консерватив¬

ный или либеральный, так как существенной разницы

между обеими партиями не видели.
Но вдруг произошло такое, отчего и Старый и Новый

Свет закрутились в бешеном, стремительном, безумном

водовороте. А в самый центр его, в самую горловину

судьба бросила легкий, невесомый кораблик—Ни¬

карагуа.
Выплывет ли?
24 января 1848 года в Калифорнии, в долине Сакра¬

менто, было найдено золото. Много золота.
Весть об этом с быстротой молнии облетела Атланти¬

ческое побережье Америки. Восточные штаты забились,

забредили в золотой лихорадке. Оттуда бациллы болезни

с кораблями, со слухами, с письмами, с невероятными

рассказами проникли в Европу. В пабах Лондона, в ка¬

бачках Парижа, в тавернах Сицилии, в пивных залах

Мюнхена колотились сердца и кружились головы.
Слышали, Джеймс Маршалл, рабочий с лесопильни, в

одну минуту стал богатым! Очень богатым! Представляе¬

те, за одну минуту! Поднял камень, а там—самородок! В

Калифорнии стоит только копнуть чуть глубже—и вот

оно, золото. Неужели? Так просто? Копнул и—золото?

Джеймс Маршалл, рабочий, разбогател! Нашел саморо¬

док! В Калифорнии стоит только... А я, а мне? Скорее! В

Калифорнию! Там удача, там золото! Золото! Зо-ло-то!..
Сотни тысяч людей тронулись с насиженных мест и

устремились в Калифорнию искать счастья. Они торопи¬
13

лись, они гнали время, они платили любые деньги за

скорость. Их горячечные, с сумасшедшим блеском глаза

не отрываясь смотрели туда, на запад. Одна мысль, одна

идея владела ими—успеть. Во что бы то ни стало опере¬

дить других, успеть найти, поймать свою удачу. И чудес¬

ной музыкой, ангельским хором пело в их душах:

«Сакраменто».
Но попасть в Сакраменто в те времена было непро¬

сто. По суше—тысячи миль бездорожья, степей, горных

хребтов, по землям, принадлежащим воинственным и

непокоренным индейским племенам. Долгие недели

испытаний, лишений, смерти. Из тысяч добирались до

Сакраменто десятки. По морю—кораблем из Нью-

Йорка, сначала на юг до мыса Горн по волнам коварной

Атлантики, потом на север по свинцовым водам свирепо¬

го Тихого океана. Бесконечность штормов и штилей,

стремительных течений, цинги, качки. Перегруженные су¬

да раскалывались, как ореховые скорлупки, под тяжким

молотом ураганов и бурь, шли ко дну, навеки хороня в

своих каютах и трюмах надежды на счастье. Из сотен в

Сан-Франциско, в Калифорнию, приплывали единицы.

Но ни опасности, ни лишения не могли сдержать поток

искателей удачи. За восемь лет, с 1850 по 1858-й, населе¬

ние штата выросло в четыре раза и достигло почти

миллиона человек.
Тогда взоры обратились к центральноамериканскому

перешейку—тонкому мостику, связывающему два мира.

И, конечно, сразу же остановились на Никарагуа. Более

удобными условиями для трансокеанского пути не обла¬

дала ни одна из стран. Река Сан-Хуан, выбрасывающая

свои мутные, илистые воды в Атлантику,—судоходна до

самых истоков, до Великого озера Косиболька, или, как

его назвали испанцы, Никарагуа. А от западного берега

озера до порта Сан-Хуан-дель-Сур, что на Тихом океане,

всего двадцать с небольшим километров.
Новое—это хорошо забытое старое. Мысль об

использовании выгоднейших географических и природ¬

ных условий Никарагуа для устройства пути между океа¬

нами посещала еще головы губернаторов испанских ко¬

лоний. В Мадрид неспешной парусной скоростью шли

доклады, где говорилось о планах постройки канала

через перешеек. «Канал оный,—осмеливались беспо¬

коить своих владык губернаторы,—проложенный по ре¬

кам никарагуанским и озеру Косиболька, зело способст¬
14

вовать будет вывозу товаров из Перу и морской торговле

с Востоком...»
«Ах,—досадливо морщилось очередное католическое

величество и взмахивало холеной ручкой в белоснежных

брабантских манжетах.— Никарагуа... Где это? Канал...

Какой, зачем? Опять деньги! Война с Англией, Фландрия

бунтует, сеют смуты еретики... До каналов ли?»
И доклады из колоний потихоньку сгрызали крысы,

во множестве расплодившиеся в королевских архивах.
Что могли видеть эти отживающие свой век феодаль¬

ные суверены в тумане веков грядущих!
Пришедшие им на смену биржевые и акционерные

короли, повелители финансовых и банковских монархий,

отличались куда большей дальновидностью. Вдобавок у

них были стальные локти, закаленные в конкурентной

борьбе, смертная бульдожья хватка и капиталы, которые

и не снились одетым в горностай спесивым европейским

венценосцам.
Его финансовое величество Корнелиус Вандербильд I,

основатель династии супермиллионеров, владелец паро¬

ходных компаний Гудзона и Нью-Йорка и дед счастли¬

вой соперницы Эллочки-людоедки. Именно ему принад¬

лежит честь повторного «открытия» Никарагуа. Это он

закупил концессию на перевозку тысяч авантюристов в

Сакраменто по пути, подсказанному незадачливыми

испанскими губернаторами, и создал «Аксесори транзит

компани», превратив ее в богатейшую золотоносную жи¬

лу. Куда более богатую, чем месторождения Сакраменто.

Новая компания быстро соорудила пристани, протянула

шоссе от озера до Тихоокеанского побережья, пригнала в

Никарагуа десяток пароходов и после первого взноса в 10

тысяч песо никарагуанскому правительству прекратила

всяческие выплаты. Напрасно апеллировали никарагуан¬

цы к сенату и президенту США, напрасно ссылались на

параграфы договора с «Аксесори транзит компани», по

которым она обязывалась ежегодно платить налог. Ни

президент, ни сенат не хотели, да и не могли ничего

предпринять против Корнелиуса Вандербильда.
Там, где существуют короли, непременно найдутся и

претенденты на престол. Банковские принцы и герцоги

лондонского Сити, разобидевшись на выскочку Вандер¬

бильда, задумали скинуть его со столь многообещающе¬

го трона.
15

Однако правительство США не могло дать в обиду

гражданина, способного выкачать миллион долларов в

год чистой прибыли только из одной своей компании.

Кроме того, на Никарагуа претендовали и плантаторы

Юга, обнаружившие там прекрасные условия для выра¬

щивания хлопка. Да и у самого американского прави¬

тельства были далеко идущие виды на эту страну—

канал. О его постройке подумывал и Вандербильд. Сло¬

вом, власти предержащие в США находились в полном

согласии относительно дальнейшей судьбы Никарагуа.
Абсолютная гармония царила и по другую сторону

океана между королями банковскими и королями англий¬

скими. В своих мечтах они тоже видели канал, рассекаю¬

щий никарагуанскую землю. Но видели его под британ¬

ским флагом и воображаемые барыши подсчитывали не в

долларах, а в фунтах стерлингов. А при одной только

мысли, что наглые янки завладеют этим золотым дном,

Сити и Вестминстер одновременно вздрагивали. И англо-

американское соперничество за влияние в Никарагуа и во

всем регионе вспыхнуло с новой силой.
Но данное обстоятельство мало заботило Вандер-

бильда. Он оставил решать спор премьер-министрам и

президентам, а будет нужно, генералам и посвятил всего

себя проблемам королевства: расширял дело, топил кон¬

курентов, набивал свои сейфы новыми миллионами. Не¬

известно, сколько времени продолжалась бы эта идиллия,

наверное, очень долго. Но...
Там, где существуют королевства и королевские дво¬

ры, кто-нибудь непременно попытается составить двор¬

цовый заговор. Не миновала чаша сия и Корнелиуса

Вандербильда. Его величество довольно опрометчиво

решил взять отпуск и отдохнуть от трудов праведных,

путешествуя по лазурным водам Средиземного моря на

собственной яхте. Вояж, правда, несколько затянулся—

Вандербильд наслаждался покоем почти полгода. Поэто¬

му, вернувшись домой, он с изумлением и гневом обнару¬

жил, что против его персоны вызрел заговор. Компаньо¬

ны по «Аксесори транзит», некие Морган и Гаррисон,

которых он оставлял престолоблюстителями, решили и

впредь обходиться без монарха. Через подставных лиц

лукавые царедворцы скупили акции компании, возжаж¬

дав прибрать ее к рукам целиком. Вандербильд, следуя

законам финансового рыцарства, бросил своим супоста¬

там перчатку: «Господа! Я не буду предавать вас право¬
16

судию, ибо оно вершится медленно. Я вас пущу по миру,

господа. Искренне ваш, К. Вандербильд».
Послание это ознаменовало начало гражданской вой¬

ны в королевстве «Аксесори транзит».
Короли и флибустьеры
В то же самое время гражданская война разразилась и

в Никарагуа. Либералы окончательно рассорились с кон¬

серваторами после президентских выборов 1853 года.

Молодые адвокаты, отставные генералы и полковники,

городские торговцы и сельские буржуа—все они считали

себя более достойными министерских портфелей и прези¬

дентского кресла, чем латифундисты-консерваторы. При¬

знать победу своих противников на выборах они отказа¬

лись. Лидер либералов адвокат Франсиско Кастельон

пытался обнародовать факты, разоблачавшие мошенни¬

чество консерваторов при подсчете голосов, но слушать

его никто не стал. Консерваторы просто выслали адвока¬

та и все либеральное руководство за пределы страны.
Любой центральноамериканский политик, оказав¬

шись в эмиграции, расценивал ее как наиболее благопри¬

ятный момент для подготовки возвращения к пенатам на

белом коне. Всеми правдами и неправдами он вербовал

сторонников, часто за твердый оклад. Покупал оружие,

заручался необходимой поддержкой и, покончив с приго¬

товлениями, вторгался через границы своей родины. А

там все зависело от удачи—либо белый конь, либо новая

эмиграция.
Франсиско Кастельон не являлся исключением из об¬

щего правила. В мае 1854 года он с небольшим отрядом

либералов появился в северных департаментах Никара¬

гуа и начал вооруженную борьбу против консерватив¬

ного правительства. Но дела его шли худо. Война при¬

обретала затяжной характер. С каждой стороны в нее

вовлекались все новые силы, и похоже было, что белый

конь не испытывал желания ходить под адвокатским

седлом.
В поисках выхода из столь трудной ситуации Кас¬

тельон решил, что г Париж стоит мессы, и призвал на

помощь американцев. Таким образом, в декабре 1854
17

года Франсиско Кастельон подписал соглашение с неким

Байроном Коулем, гражданином США и предпринимате¬

лем по паспорту, а по существу—авантюристом, предло¬

жившим себя в посредники. Соглашением предусматри¬

валось пригласить под знамена либералов 200 американ¬

ских наемников и предоставить им или их наследникам

земельные угодья в Никарагуа после окончания войны.
Зубы дракона были посеяны, и семена начали давать

первые всходы.
В XVII и XVIII веках вест-индские моря кишели пира¬

тами и контрабандистами. Объединяясь в многочислен¬

ные шайки, они нападали на владения испанской короны,

опустошали прибрежные города, грабили караваны тор¬

говых судов и свозили свои сокровища на острова, раз¬

бросанные в Карибском море и Мексиканском заливе.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Кровь стыла в жилах губернаторов и алькальдов, как

только раздавался над лазурными просторами Атланти¬

ки этот боевой клич. Падали в обморок чувствительные

сеньориты, истово молились добропорядочные сеньоры,

и все живое бежало вон, спасаясь, в глубь материка.

Бледнели мужественные, выдубленные ветрами и солн¬

цем лица капитанов, как только показывались на гори¬

зонте корабли, несущие «Веселого Роджера» на бизань-

мачтах.
Часто пираты действовали с одобрения одних коро¬

лей против подданных других. И в патентах на разбой,

жалуемых в подобных случаях, именовались они уже не

пиратами, а флибустьерами.
Спустя сто лет флибустьеры вновь появились в Цен¬

тральной Америке. Они высадились 13 июня 1855 года в

никарагуанском порту Эль-Реалехо с патентом на раз-

бой, подписанным рвущимся к власти никарагуанским

адвокатом и скрепленным печатями на Уолл-стрит и в

штаб-квартире «Аксесори транзит компани».
Соединенные Штаты спешили—уже маячили в Ат¬

лантическом океане английские многопушечные фрегаты,

послушные воле Сити. Еще существовало в джунглях

Восточной Никарагуа марионеточное индейское коро¬

левство Москития, созданное много лет назад британца¬

ми как база для покорения всей страны. Умудренный

опытом общения с сынами Альбиона, дядюшка Сэм ясно
18

понимал: не поторопись он—его место с легкостью мо¬

жет занять Джон Буль.
Что же касается собственно Никарагуа и никарагуан¬

цев, концепция Белого дома коротко сводилась к следую¬

щему: «Нация, которая занимает такое выгодное геогра¬

фическое положение, не может... владеть этим богатст¬

вом только и исключительно в своих интересах, закрывая

доступ всем остальным». Под «всеми остальными» аме¬

риканский посланник в Никарагуа Солон Борланд, про¬

изнесший эти слова, подразумевал, естественно, Соеди¬

ненные Штаты, ибо никому другому уступать Никарагуа

они не собирались. Американцы ждали лишь предлога,

чтобы войти в страну на «законном основании». И он

появился.
Гражданская война в королевстве «Аксесори транзит»

разгорелась не на шутку. Тяжелая артиллерия Корнелиу¬

са Вандербильда мощными залпами подвластных ему

банков крушила слабые финансовые крепости веролом¬

ных престолоблюстителей. Перепуганные Морган и Гар¬

рисон, терпя поражение за поражением, решили подкре¬

пить свои позиции реальной военной силой, поставить

под контроль наемников трансокеанский путь.
Тогда на никарагуанскую землю высадились фли¬

бустьеры.
Наемниками командовал американский гражданин

Уильям Уокер. Траектория падения этого человека, кото¬

рую мне хотелось бы проследить, может вполне объяс¬

нить читателю, почему он вошел в никарагуанскую исто¬

рию под именем флибустьера. Объяснит она и то, какие

силы стояли за всеми его авантюрами.
Уильям Уокер родился весьма символично—в год

провозглашения «доктрины Монро», в семье обедневше¬

го банкира из города Нэшвилла (штат Теннесси). Детство

крошки Вилли ничем не отличалось от детства прочих

его сверстников, разве только он куда как яростнее нена¬

видел негров, индейцев и мексиканцев. По настоянию

родителей юный Уильям получил медицинское образова¬

ние, но жизнь врача показалась ему невероятно скучной и

унылой. Он попробовал журналистское поприще, однако

вскоре убедился, что и на нем нужно работать. В начале

пятидесятых годов Уильяма подхватывает волна «золо¬

той лихорадки», и он мчится в Калифорнию. Но злодейка

судьба вновь подставляет ему ножку—выяснилось, что

труд старателя тяжел и неблагодарен и не всегда
19

приносит богатство и славу, к которым так стремился

тридцатилетний лоботряс.
Отчаявшись пробиться в красивую жизнь законными

путями, Уильям набирает в кабаках Сан-Франциско не¬

сколько сотен бродяг, контрабандистов, преступников и

формирует первую флибустьерскую экспедицию в Латин¬

скую Америку. Сейчас трудно сказать, кто именно надоу¬

мил его перейти мексиканскую границу. Однако допод¬

линно известно, что помогали Уокеру в организации

этого предприятия начальник таможни Сан-Франциско и

генеральный прокурор Калифорнии.
Дальнейшее менее всего походило на реальность и

напоминало сказки Льюиса Кэрролла. Впрочем, он не

писал страшных сказок для взрослых.
Воспользовавшись отсутствием регулярных армей¬

ских частей в северных штатах Мексики и сравнительно

малочисленным населением, Уильям Уокер со своим

флибустьерским войском захватывает огромную терри¬

торию, не уступающую по площади Швейцарии. Более

того, он провозглашает себя президентом, формирует

правительство и учреждает государственный флаг! Но и

это еще не все. Из Калифорнии к нему ежедневно идут

подкрепления, а в Сан-Франциско открывается вербовоч¬

ная контора, сгребающая со всего штата человеческий

мусор для «президента» Уокера!
Воистину Соединенные Штаты—страна великих воз¬

можностей! Уже тогда, сто с лишним лет назад, она

считала возможным действовать так, как заблагорассу¬

дится, и попирать международные нормы и законы.
Через полгода жарких и неудачных для Уокера боев с

мексиканской армией он удирает домой, сдается с остат¬

ками своих банд властям города Сан-Диего и... становит¬

ся национальным героем США. Суд над ним послужил

больше Меркурию, чем Фемиде, так как превратился в

откровенное рекламное шоу. Счастливый Вилли заполу¬

чил накоцец славу, богатство же он решил раздобыть в

Никарагуа.
Эль-Реалехо—маленький поселок, расположившийся

у устья безымянной речушки. Речушка впадает в тесный

залив, который вгрызается в тихоокеанский берег возле

крупнейшего порта страны Коринто. Три десятка доща¬

тых домиков, крашенных белой известью, кирпичный

прямоугольник церкви со звонницей, тихий кабачок со

старым, обшарпанным музыкальным ящиком, который
20

за кордобу, хрипя и- кашляя заезженным диском, испол¬

нит вам пару приторных и тягучих, как патока, лю¬

бовных песенок. Так выглядит сегодня Эль-Реалехо,

обычный поселок, каких сотни в Никарагуа.
На топком и грязном берегу, где блаженствуют

окрестные свиньи со своим многочисленным потомст¬

вом, прямо из черного, перемешанного с песком ила,

словно гнилые зубы во рту великана, торчат покрытые

плесенью обломки когда-то мощных столбов. Утвержда-

ют, *1то это и есть остатки того самого мола, на который

высаживались флибустьеры. Мола уже давно не сущест¬

вует, да и Эль-Реалехо перестал быть портом много лет

назад, уступив пальму первенства более выгодно распо¬

ложенному и динамично развивавшемуся Коринто.
—	Донья Араселия! Донья Араселия!—кричит с по¬

рога хижины полная средних лет женщина, вытирая руки

о передник. При каждом крике, зычном и звонком, не¬

объятный живот ее, перетянутый плотной тканью

передника, вздрагивает и колышется, приводя в

неописуемый восторг выводок ребятишек, уцепившихся

за подол материнского платья. —Тут челе* один о

флибустьерах спрашивает! Где ваш дон Фернандо?
В хижине напротив, через пыльную улочку, хлопает,

распахиваясь, деревянный ставень. Донья Араселия дол¬

го молчит, рассматривая меня слезящимися глазами, по¬

том так же молча машет высохшей рукой.
—	Опять у кабака сидит дон Фернандо,—сообщает

мне женщина.— Вы его сразу найдете, он у нас самый

старый. Угостите его пивом, он вам что было и чего не

было—все выложит...
Дон Фернандо, щуплый, худой старик в рваной соло¬

менной шляпе, с наслаждением тянет ледяное пиво прямо

из горлышка запотевшей бутылки и, вытирая провалив¬

шийся рот широкой костлявой ладонью, шамкает:
«Дед мне рассказывал, когда я еще мальчонкой был.

Высадилась в Эль-Реалехо толпа гринго. С ружьями все,

при пистолетах. Главным у них этот, Вокер. На молу их,

значит, наши генералы и штатские встречают, обнимают¬

ся и речи говорят. Ну, первый-то день спокойно прошел.

Видно, устали гринго с дороги. А назавтра и началось.

Как пошли они по домам шуровать, ни одного не пропу-
*	Так в Никарагуа называют иностранцев, как правило, светлогла¬

зых и светловолосых.
21

стали. Пожитки пересмотрели и лучшее забрали, деньги

все из потайных углов выгребли... Женщины и девки в

голос выли—проходу им гринго не давали. Да, в Эль-

Реалехо потом еще долго детишки со светлыми волосами

рождались. Мне много чего дед об этих гринго рассказы¬

вал, да я позабывал все. Ведь уж восемьдесят стукнуло...»
Дон Фернандо допил пиво и, подперев поросшую

седой щетиной щеку, задремал.
Вопреки скептицизму моего громкоголосого менедже¬

ра, я поверил старику. Ведь, как и в мексиканской экспе¬

диции, для своей авантюры в Никарагуа Уильям Уокер

набирал людей среди преступников, искателей легкой

наживы, золоторотцев и деклассированных элементов,

наводнявших Калифорнию и другие южные штаты США.
Из Эль-Реалехо отряд флибустьеров направился в

город Леон и после короткого, но не менее активного,

чем в Эль-Реалехо, отдыха приступил к делу. Целью

Уокера был захват городов Сан-Хуан-дель-Сур и Ривас,

которые занимали стратегическое положение на транс¬

океанском пути. Боевые действия шли с переменным

успехом до августа 1855 года, пока наконец не пал

Сан-Хуан-дель-Сур, а Ривас в результате бездействия

консервативных генералов не оказался в осаде.
Уокер непрерывно пополнял свое войско, вербуя

авантюристов, стремившихся в Сакраменто, и к ноябрю

число флибустьеров превышало уже 600 человек. Они

неожиданным ударом заняли крупный центр страны—

город Гранада и укрепились в нем. Вот тут-то Уильям

Уокер и преподнес первые разочарования своим

хозяевам.
Франсиско Кастельон, приглашая флибустьеров на

службу, полагал, что они будут всего лишь пушечным

мясом, ударной силой в борьбе против консерваторов.

Но Уокер не согласился с подобной постановкой вопро¬

са. Начав в июне 1855 года свою авантюру в чине пол¬

ковника никарагуанской армии, он уже в сентябре 1856

года провозгласил себя президентом Никарагуа, предло¬

жив либералам убираться куда им будет угодно. Так от

флибустьерской пули пал белый конь адвоката Кас-

тельона.
Когда войска флибустьеров заняли все порты и важ¬

нейшие стратегические пункты на трансокеанском пути,

мятежные престолоблюстители Морган и Гаррисон при¬

нялись довольно потирать руки и радостно перемиги¬
22

ваться. «Как удачно мы обвели вокруг пальца этого

старого индюка, этого толстого борова Вандербильда! —

Подталкивали они друг друга локтями и злорадно

ухмылялись.—Пусть-ка он теперь попробует сунуться.

Парни Уокера живо покажут ему, кто хозяин компа¬

нии...» Парни Уокера действительно показали Корнелиу¬

су Вандербильду, кто является подлинным повелителем

«Аксесори транзит». То же самое показали они и... Мор¬

гану с Гаррисоном. Став президентом, Уильям Уокер

аннулировал все прежние контракты компании, выгнал в

три шеи старую администрацию и поставил на ее место

своих людей. Доходы «Аксесори транзит», резко изменив

русло, потекли в бездонные карманы предводителя фли¬

бустьеров. Так Морган и Гаррисон проиграли свою

войну.
Правительство Соединенных Штатов, выпустившее из

бутылки пиратского джинна, было тоже неприятно удив¬

лено сюрпризами Уокера. Первым декретом новоявлен¬

ного президента был декрет о восстановлении рабства в

Никарагуа. Помимо общих рассуждений о превосходстве

белой расы над всеми прочими, в нем содержались и

конкретные указания о ввозе в страну рабов с Ямайки и

постепенной замене метисов и индейцев, коренных жите¬

лей Никарагуа, на белых поселенцев. Далее президент¬

ская программа предусматривала захват всех пяти цен¬

тральноамериканских республик и присоединение их к

конфедерации южных штатов США. Вашингтон, стояв¬

ший на пороге войны между Севером и Югом, в изумле¬

нии отдернул от взъерошенной флибустьерской холки

прокушенную руку. Уильям Уокер начал рубить ветвь, на

которую его посадили.
Его величество Корнелиус Вандербильд, лишившись

одного из самых богатых своих королевств, развернул

невообразимо активную деятельность. В считанные меся¬

цы ему удалось сколотить новое королевство. Для него

он пожертвовал даже свою личную яхту «Северная звез¬

да», переоборудовав ее в комфортабельный пассажир¬

ский пароход. При этом хитрый король снизил тарифы

на всех судах новой линии, проходившей через Панаму.

Доходы «Аксесори транзит» падали, и карманы Уокера

быстро пустели. В довершение всего Вандербильд, зак¬

лючив мир с коллегами из Лондона, стал союзником

Англии в ее борьбе с Уокером. Ведь тот имел неосторо¬

жность вторгнуться в Москитию и выставить британско¬
23

го консула из Никарагуа. Так Уильям Уокер окончатель¬

но восстановил против себя владычицу морей и остался

без денег, помощи и поддержки.
Разумеется, все эти обстоятельства не были решаю¬

щими в окончательном разгроме флибустьеров. Войну

против них вели не вандербильды и морганы и даже не

никарагуанские консерваторы. Война против захват-

чиков-янки стала освободительной войной всех народов

Центральной Америки. Сальвадорцы, гватемальцы, гон¬

дурасцы, никарагуанцы, костариканцы сражались и уми¬

рали на земле Никарагуа за общую свободу. На обочине

шоссе, ведущего из Манагуа на север, на тридцать седь¬

мом километре от столицы, стоит скромный памятник

никарагуанскому юноше. За памятником начинается

пыльный проселок, который обрывается у ворот усадьбы

Сан-Хасинто. Здесь, на этом обширном дворе, на этих

невысоких холмах, что цепью окружают Сан-Хасинто, 14

сентября 1856 года флибустьеры потерпели самое сокру¬

шительное поражение. Вооруженные старыми кремне¬

выми ружьями, мачете, а то и вовсе камнями, никара¬

гуанцы при поддержке отрядов из соседних стран наголо¬

ву разгромили численно превосходящую их, ощетинив¬

шуюся многозарядными винчестерами и револьверами

колонну флибустьеров.
В мае 1857 года Уильям Уокер бежал из Никарагуа на

фрегате военно-морских сил США. Потом он предпринял

еще две попытки вернуться в Центральную Америку, но

обе они закончились провалом. Во время последней экс¬

педиции обложенный со всех сторон гондурасскими вой¬

сками Уокер сдается капитану английского крейсера

«Икарус», оказавшегося поблизости. Британия наконец

получила возможность отомстить неразумному флибусть¬

еру за все обиды, нанесенные ее величию. Уокера пере¬

дают властям Гондураса. 12 сентября 1860 года жизнен¬

ный путь Уильяма Уокера пришел к логическому

концу — на рассвете он был расстрелян.
И вновь канал...
Консерваторы, присвоив себе плоды победы, в тече¬

ние тридцати последующих лет правили Никарагуа. Ка¬
24

лифорнийская «золотая лихорадка» улеглась, оттеснен¬

ная на задний план событиями войны между Севером и

Югом. Идея никарагуанского канала была на время за¬

быта, и страна вновь получила возможность жить в

относительном покое. Вандербильды приступили к объе¬

динению своих королевств в мощные империи концер¬

нов и монополий. Соединенные Штаты вступали в эпоху

империализма.
О канале через Никарагуа вновь вспомнили в начале

XX/века. В 1879 году французский инженер Фердинанд

Jleccen начал работы по сооружению канала на Панам¬

ском перешейке. США уже было забеспокоились, опять

замелькало в речах политических деятелей имя президен¬

та Монро, и, говорят, призрак его витал по ночам над

трассой канала с большой дубинкой в руке. Но, к счастью

для себя, французская компания скоро разорилась. Аме¬

риканцы по дешевке скупили оборудование французов, не

торгуясь заплатили за проделанные работы и присвоили

себе монопольное право на дальнейшее строительство.

Так волею судеб трансокеанский канал был сооружен в

Панаме.
Но с 1903 года, с момента приобретения прав и на

эксплуатацию уже готового канала, Соединенные Штаты

потеряли покой и сон. В ужасных кошмарах виделось

«императорам» и президентам, как англичане или немцы,

а может быть, даже японцы углубляют русло реки Сан-

Хуан, возводят пристани и причалы на озере Никарагуа,

копают в направлении Тихого океана глубокий и широ¬

кий ров... Ведь выгоды географического положения Ника¬

рагуа по-прежнему оставались крайне заманчивыми. С

этого времени Никарагуа становится центром «жизненно

важных интересов Соединенных Штатов». (Термин этот

американцы стали широко использовать значительно

позже, в правление президента Рейгана. Но политика

США, определяемая им, существовала задолго до этого.)

Чтобы не допустить возникновения «альтернативного»

канала, способного составить конкуренцию Панамскому,

США решили превратить Никарагуа в колонию, навеки

утвердить свое господство в стране.
Республика Анчурия с королями, заговорами и неза¬

дачливыми президентами отошла в прошлое. Наступил

новый век. Жестокий и замечательный, наполненный ро¬

мантикой революций, пропахший пороховой гарью и

крепким потом труженика, строящего будущий мир.
25

ОТШШШ1Ш

...Находясь в авангарде борьбы, которая

разворачивается на континенте, Вы, Сандино,

генерал свободных людей, своим ярким при¬

мером и великими жертвами играете выдаю¬

щуюся историческую роль.
Из письма Анри Барбюса

к Аугусто С. Сандино,

1928 год
Здесь, в Манагуа, в конце февраля, в самый разгар

тропического лета, когда с выцветших, бледно-

голубых небес месяцами не проливается ни капли

дождя, солнце начинает немилосердно жечь уже в восемь

часов утра. Все живое прячется в тень, и лишь игуаны,

уменьшенные до размеров большой кошки копии бронто¬

завров, выползают на мягкий, горячий асфальт мостовых

и замирают, раздувая чешуйчатое горло, заглатывают в

неге раскаленный воздух.
Утро 21 февраля 1984 года тоже выдалось жарким и

душным. Но, несмотря на это, с шести часов, как только

рассвело, столица начала заполняться людьми. Из север¬

ных, южных, восточных департаментов Никарагуа по

шоссе и пыльным проселкам двигались сотни грузовиков,

автобусов, частных машин... Из окраинных кварталов

города, раскинувшегося вдоль берега огромного мертво¬

го озера, шли плотные колонны. Шли рабочие и служа¬

щие банков, домашние хозяйки и солдаты народной ар¬

мии, шли производственные студенческие бригады—

ребята и девушки в пропотевших, вылинявших майках и

высоких грубых солдатских ботинках,—они возвраща¬

лись со сбора урожая кофе и хлопка и, не заходя домой,

присоединялись к этому торжественному шествию. Каза¬

лось, весь Манагуа тронулся с места и поплыл, закачался

на волнах людского моря, кишевшего разноцветьем зна¬

мен, транспарантов, бумажных цветов, грохотавшего со¬

тнями тысяч голосов, какофонией десятков оркестров и

громкоговорителей, словно старавшихся перекричать

друг друга...
Потоки демонстрантов, вырываясь из тесных горло¬

вин улиц и переулков, сливались в бурную широкую реку,

заполонившую собой всю авениду Боливар, и устремля¬
29

лись дальше, вниз, к площади Революции, к парку имени

Карлоса Фонсеки, к серым руинам кафедрального собора

и белым колоннам Национального дворца. Там, на пло¬

щади, начинался митинг, посвященный памяти Аугусто

Сесара Сандино, павшего от рук реакции ровно пятьдесят

лет назад, 21 февраля 1934 года.
В течение долгих сорока пяти лет диктатура под

страхом смерти запрещала вспоминать, говорить и даже

думать о нем. Пять лет назад его имя стало символом

новой Никарагуа.
Кто же он, этот человек?
Юноша из Никиноомо
Сегодня Никиноомо—небольшой, аккуратный горо¬

док с улочками, мощенными цементными ромбовидными

кирпичами, с двумя церквами и тенистым сквером на

центральной площади. Городок лежит на склонах невы¬

сокой горной цепи, которая проходит через департамент

Масая и спускается на зеленую плодородную равнину,

покрытую плантациями сахарного тростника и маиса от

Тихоокеанского побережья до самых подножий. К Ники¬

ноомо от главного города департамента Масая ведет

отличное скоростное шоссе, по обочинам которого

сплошной стеной стоят заросли кофейных деревьев,

скрывающих под темно-зеленой листвой бурые гроздья

спелых ягод.
В этом городке все—от чумазого мальчишки, с во¬

сторгом гоняющего дырявую автомобильную покрышку,

до степенных стариков, покуривающих в тени раскиди¬

стых акаций,—считают себя земляками Сандино. Нет

здесь недостатка и в добровольных гидах и биографах.
—	Как пройти к музею?—переспрашивает невысокий

сухощавый, но крепкий еще старик, держащий в поводу

унылого, сомлевшего от жары мула, увешанного бидона¬

ми и корзинами.—Да ты напротив него и стоишь, сынок.

Вот он, музей-то. Только закрыт он сегодня, выходной...
И, заметив мое разочарование, старик после коротко¬

го колебания добавляет:
—	Ну ты не расстраивайся, я тебе сам все не хуже

ихнего директора расскажу. Вот только Бурро домой

отправлю...
30

—	Иди домой, понял?—строго обращается он к му¬

лу. Тот стрижет ушами и покорно кивает большой голо¬

вой с печальными, усталыми глазами. Старик легонько

хлопает ладонью по широкому вислому крупу, и Бурро,

неспешно развернувшись, трусит вниз по улице, позвяки¬

вая на ходу бидонами.—Умная скотина, все как есть

понимает,—с затаенной гордостью произносит старик,

глядя ему вслед.
Старика зовут дон Хосе де ла Крус Павон, а проще—

дон Чепе. Ему восемьдесят пять лет, и он отлично пом¬

нит Никиноомо таким, каким он был в начале века.
—	Это сейчас Никиноомо похож на город, а раныне-

то простая деревенька была,—говорит, вздыхая, дон.

Чепе.—Две дюжины хижин, крытых пальмовой соломой,

церковь вот стояла, вторую уже после выстроили. А

настоящих домов, каменных, всего три: сеньора Никола¬

са Сандино, сеньора Самбрано да дона Грегорио Санди-

но, отца Аугусто. В нем-то как раз музей теперь

располагается.
—	В этом же доме он и родился?—спрашиваю я в

надежде расшевелить медленное и неторопливое повест¬

вование дона Чепе.
—	Нет, сынок. Аугусто родился на окраине, в хижине

Маргариты Кальдерон 18 мая 1895 года. Так люди гово¬

рят, что в той хижине и в тот день и год он родился. Я-то

сам, конечно, помнить не могу, потому как помоложе его

на четыре года буду. Вот, но люди говорят. А мать его,

донью Маргариту, я помню. Красивая была женщина,

видная, даром что простая крестьянка. Понимаешь, сы¬

нок, в то время мы все батрачили, пеонами были, слыхал

такое слово? Ага, пеонами у тех сеньоров, на их кофей¬

ных плантациях. Маргарита Кальдерон работала у дона

Грегорио. Так оно и вышло, что родился Аугусто.
Старик помолчал, задумчиво глядя на пыльную, чах¬

лую, сухую траву, потом вновь заговорил.
—	Его судить нечего, дона Грегорио. Он, может, в

рад был жениться на ней, да разве ж возможно было

такое тогда? Чтобы сеньор женился на батрачке! Ведь его

свои и заклевали бы. Женился он позже, на богатой.

Вроде из Масаи взял. И дети у них были, две девочки и

парень, Сократес. Однако Аугусто дон Грегорио признал.

Свою фамилию ему дал, и жил Аугусто в его доме. Но

это, правда, уж потом, после того как Аугусто с матерью

вышли из тюрьмы...
31

Аугусто было девять лет. 1904 год... Уже дребезжали

по дорогам Европы первые автомобили, изрыгающие

бензиновые пары, сверкающие лаком кузовов, на кото¬

рых сияли вензеля «ДВ»—Даймлер Бенц. Уже Форд

изобрел свой первый конвейер, а братья Райт совершили

первый удачный полет, положивший начало развитию

авиации. Уже достиг 150-километровой дальности ра¬

диосвязи Александр Степанович Попов и усовершенство¬

вал телефонный аппарат Томас Эдисон. Закончилась пер¬

вая война эпохи империализма—англо-бурская и нача¬

лась вторая—русско-японская. Уже из края в край стона¬

ла Россия, «беременная революцией», первой революцией

XX века...
А Никарагуа еще жила по феодальным законам, до¬

ставшимся ей в наследство от прошлых веков. «Пеон,

взявший в долг у сеньора, обязан отработать долг тогда

и там, когда и где укажет сеньор,—гласил один из этих

законов.— Если пеон по каким-либо причинам не может

отработать его, то подвергается тюремному заключению

на срок, определенный сеньором, или вплоть до выплаты

долга». Так попала в тюрьму Маргарита Кальдерон.

Часто вместе с родителями бросали в кутузку и детей,

если за ними некому было присматривать. Так попал в

тюрьму Аугусто.
*	* *
«Я был зачат в любви, или в грехе, как вам больше

подходит. Когда я появился на свет, отец уже успел

забыть о той, кто стала матерью его первенца. Причина

столь короткой памяти легко объяснима—моя мать бы¬

ла батрачкой, крестьянкой, а отец сватался к сеньорите

Америке Тиффер из богатой буржуазной семьи.
Так и получилось, что я родился и рос в нищете. Мать

с утра до позднего вечера работала на кофейных план¬

тациях, а меня оставляла одного в хижине. Научившись

ходить, я уже отправлялся на сбор кофе вместе с ней и

помогал наполнять корзины кофейными ягодами. Когда

мы не собирали кофе, то убирали пшеницу или маис,

словом, делали все, что нам приказывали. Платили нам

так мало, что само существование казалось нам беспре¬

рывной, непроходящей, жгучей болью!
Часто, чтобы не умереть с голоду, мать закладывала в

ломбарде за несколько сентаво мои рубашонки или
32

единственные рваные штаны. Часто, когда мать была

больна и не могла подняться на работу, я по ночам

воровал маис на полях и таскал овощи с чужих огородов.

Так я рос в постоянной борьбе с жизнью, беспощадной и

жестокой.
В девятьсот четвертом произошло событие, которое

мне не забыть до конца дней. Тогда мы с матерью

работали в поместье алькальда Никиноомо. Мать, отча¬

явшись свести концы с концами, попросила у алькальда в

долг десять песо. И, чтобы побыстрее рассчитаться с ним,

решила наняться в другое поместье, где платили чуть

больше. Однако мерзавец алькальд, испугавшись за свои

деньги, приказал арестовать нас. Тем же вечером в хижи¬

ну вломились солдаты и забрали мать в тюрьму, а заод¬

но с ней и меня. Побои, грубое обращение, грязь, холод с

вершин, проникавший в камеру по ночам, голод—вот что

ждало нас в той деревенской тюрьме. У мамы начались

преждевременные роды, она истекала кровью, и

единственным человеком, который мог хоть чем-то по¬

мочь ей, был я, девятилетний мальчик. В ту ночь, когда

мать, обессиленная, уснула, прижавшись к ней, я плакал и

думал: «Почему бог допускает такое? Почему падре гово¬

рит, что власть от бога? И почему тогда власти

помогают только богатым? Какое это все дерьмо—бог,

власти, жизнь!»
Из интервью А. С. Сандино никарагуанскому журна¬

листу Хосе Роману. Февраль 1933 года, департамент

Нуэва-Сеговия.
*	* *
Дон Грегорио взял Аугусто к себе спустя два года.

Мальчик жил один в пустой хижине. Маргарита, выйдя

из тюрьмы, отправилась на заработки в Гранаду, Аугу¬

сто остался в Никиноомо. Как, чем он жил, как умудрил¬

ся не умереть с голоду? «Я не бегал от работы, брался за

любую, которая подвертывалась,—рассказывал Сандино

Хосе Роману,—батрачил на плантациях, ходил за ско¬

том, перевозил на ручной тележке мешки с кофе... Но все

равно постоянно недоедал, бывало, что не ел по несколь¬

ку дней кряду».
Жизнь Аугусто в доме отца тоже была нелегкой.

Внебрачный сын, незаконный, ублюдок—так относился

к нему обычай глухой никарагуанской провинции. Аугу-
2-2255
33

сто не имел права садиться за один стол с законными

детьми, спал вместе со слугами, ходил в обносках с плеча

своего брата Сократеса, работал как пеон в поместье.

Обычай свят, и дон Грегорио не собирался менять веко¬

вой уклад. Ему просто не приходило в голову, что

старший сын может испытывать какие-то неудобства,

может страдать от своего положения. Так жили

многие, так было принято, не он первый, не он

последний...
—	В пятнадцатом году или в самом начале шестнад¬

цатого Аугусто ушел из Никиноомо,—продолжает свой

рассказ дон Чепе.—Он выучился на механика и, говори¬

ли, работал где-то на юге, у коста-риканской границы.

Потом вроде вернулся, но опять уехал и перебрался в

Гондурас. Сейчас-то я уж плохо помню. Только уехал он

надолго. Однако вести от него приходили. Домой он

писал редко, а все больше слал открытки да письма с

фотографиями Марии-Соледад Сандино. Нет, сынок, они

не были родственниками. Здесь, в Никиноомо и во всей

округе, это имя часто встретишь. Да, так вот, ей он и

писал. Похоже, меж ними любовь была, но ему опять не

повезло, Аугусто...
Дон Чепе поднялся с травы и, приложив ладонь ко¬

зырьком ко лбу, ткнул черным, корявым, словно корень

юкки, пальцем:
—	Видишь, во-о-н крыша из красной черепицы? Ви¬

дишь. Там она и живет.
—	Кто?
—	Я ж говорю, Мария Сандино. Пойдем, она тебе

тоже много чего порасскажет...
Каменный большой дом с широкими арками вместо

дверей и высоким крыльцом. Часть его занимает лавчон¬

ка. На пыльном прилавке кучей лежат пепельницы, тарел¬

ки, свистульки, сделанные из необожженной глины и

тоже покрытые слоем пыли, стоят рядами банки консер¬

вов, бутылки, тут же стопки тетрадей и открыток. Обы¬

чная деревенская лавка, где можно купить все—от гвоздя

до выходного сомбреро из белой пальмовой соломы.

Около прилавка, положив палец в рот, с изумлением

взирает на незнакомца чумазая черноволосая и черногла¬

зая девчушка лет четырех.
—	Как тебя зовут?—интересуюсь я.
—	Мельседес,—представляется сеньорита, всмущении

пряча руки за спину.—Вы к бабушке Малин? Я позову.—
34

И девчушка стремглав убегает в темную глубину дома,

откуда доносится аромат свежего кофе.
Через несколько минут появляется высокая, стройная,

несмотря на годы, старуха. На ней простое ситцевое

платье, седые, абсолютно белые волосы стянуты тугим

узлом на затылке. Лицо изборождено морщинами, но

глаза... Глаза черные, бархатные, молодые глаза, под

темными густыми ресницами.
—	Добрый день, донья Мария,— вежливо приподни¬

мает шляпу мой гид.—Вот тут, это, журналист. Русо...

Мы говорили... Я сказал про вас... Ну, вот он и попросил

познакомить... Извиняюсь, конечно,—с глубоким вздо¬

хом выплывает наконец на поверхность вдруг растеряв¬

шийся дон Чепе.
Старуха улыбается и показывает сухой, тонкой рукой

на кресло-качалку.
—	Присаживайтесь. Вы, наверное, хотите поговорить

со мной об Аугусто? Что ж, спрашивайте.
Голос у нее низкий, сильный, ясный.
*	* *
«Послушайте, Роман, моя первая любовь была на¬

столько сильной, что я сходил с ума, я плакал, страдал, не

спал ночей, а если спал, то грезил о ней. Моя любовь была

сокровищем, о котором я не решался сказать никому,

даже ей. Ее зовут Мария-Соледад Сандино, смуглая фея

моих снов.
Однажды я написал ей письмо, отчаянное и глупое.

Писал, что убью себя и ее, если она отвергнет мою

любовь. Неделю таскал его в кармане, искал удобного

случая, чтобы передать, но каждый раз что-то останав¬

ливало меня. В конце концов я порвал это письмо и написал

другое, но и его постигла та же участь...»
Из интервью А. С. Сандино Хосе Роману.
*	* *
—	С Аугусто мы познакомились, когда ему было 19,

а мне 16 лет,—вспоминает донья Мария с легкой, груст¬

ной улыбкой, с какой обычно старики вспоминают

юность.— Впрочем, мы не знакомились, я неверно сказа¬

ла. Ведь в деревне все знают друг друга. Вот и мы с

Аугусто знали друг друга с детства. Просто тогда он

начал встречать меня у школы и провожать домой.
2
35

Он мне очень нравился. Аугусто был не похож на

остальных молодых людей Никиноомо. Строгий, молча¬

ливый, задумчивый. Он был невысокого роста, худень¬

кий, совсем мальчик. Но в нем ощущалась какая-то при¬

тягательная сила. Взгляд у него был такой твердый,

резкий, подчиняющий. Иногда я даже побаивалась его

взгляда, особенно, когда он сердился. Вообще, главным в

нем были, пожалуй, целеустремленность и воля. Хотя со

мной Аугусто был нежен, внимателен, даже робок.
Мы думали пожениться. Аугусто часто заговаривал

об этом, да и я очень хотела всегда быть с ним. Но мой

отец, дон Николас, был против. «Пока я жив,—кричал

он,—не позволю дочери шляться с голодранцем, с

ублюдком!» Поэтому встречались мы тайком, в доме

моей бабушки. Она обожала Аугусто и все время говори¬

ла мне: «Ах, внученька, выходи за него, выходи. Он—

твое счастье!» Бабушка, бабушка, если бы она только

знала, как я сама мечтала об этом. Но не судьба, видно,

не судьба...
Жил тогда в Никиноомо некий Дагоберто Ривас, сын

богатых родителей и первый мерзавец во всей деревне.

Он боялся и ненавидел Аугусто. И вот однажды этот

Дагоберто с дружками налетел на него, прямо у церкви,

после обедни. Началась драка, и Аугусто, обороняясь,

ранил Дагоберто в ногу из пистолета. Случись такое с

Сократесом, например, или с любым другим из «хорошей

фамилии», дело бы замяли. Отцы бы договорились

между собой. Но Аугусто пришлось уехать, бежать из

Никиноомо. Впрочем, тот случай лишь ускорил ход

событий. Аугусто давно говорил мне, что хочет уехать.

Не говорил зачем, но я знала. Он решил «выбиться в

люди», доказать всем и моему отцу тоже. «Подожди,

Мариита,—шептал он мне на прощание,—вот вернусь и

будем всегда вместе».
Потом от него шли письма из Гондураса, Гватемалы,

Мексики. Нежные, хорошие письма. Он работал механи¬

ком на плантациях, нанимался в американские нефтяные

компании. Вернуться он не смог. Шла гражданская война.

Дагоберто Ривас стал военным начальником здесь, в

Никиноомо, и возвращение в родные места означало бы

для Аугусто верную смерть. В письмах я умоляла его не

рисковать, подождать еще. Он писал мне уже из северных

департаментов Никарагуа, настаивая на встрече. Но я не

могла бросить больную мать, отец умер. Потом письма
36

стали приходить все реже и реже... Аугусто тогда уже

сражался с янки, и в деревню долетали слухи о его

храбрости, о подвигах его солдат. Лишь в 1933 году он на

несколько часов заехал в Никиноомо, и мы встретились

впервые за тринадцать лет разлуки. Грустная получилась

встреча, прощальная.
—	Нет, сеньор, замуж я так и не вышла,— покачала

головой донья Мария и вновь улыбнулась своей печаль¬

ной улыбкой.— Мерседес—внучка моей сестры. Я живу

при них и вот при лавке...
*	* *
«Марии Сандино

3 июня 1922 года
Гондурас, «Шугар энд дистиллинг компани»
Ла-Сейба, Гондурас

Мариита,
Любовь моя, вот и прошел год нашей разлуки. Но ни

год, ни 20 лет не смогут убить чувство, которое живет в

моей душе. Этот год был полон воспоминаний о тебе и

грусти о том, что ушло. В эти двенадцать месяцев жизнь

подвергала меня суровым испытаниям. Тебе, как и

любому, кто ни разу не рисковал, не понять, что значит

искать счастья на чужбине.
Пожалуйста, не принимай меня за авантюриста. Об¬

стоятельства и условия, в которых я пребываю, застав¬

ляют меня поступать так, а не иначе. Путь, который я

избрал, закалил мой характер, сделал из меня мужчину.

Моя дорога трудна, она не похожа на увеселительную

прогулку с толстой чековой книжкой в кармане. А сам я

не похож на обладателя чековых книжек, на тех безза¬

ботных пташек, что не знают мира и жизни. И это

обстоятельство наполняет меня гордостью...»
Из письма А. С. Сандино.
Генерал свободных людей
Он покинул родину в поисках счастья. Такая очень

человеческая, простая мечта: скопить немного денег, вер¬

нуться домой и жениться на любимой девушке. Аугусто
37

едет сначала в Гондурас, охваченный «банановой лихо¬

радкой». Гондурас, по дорогам которого кочуют толпы

обездоленных, голодных людей, съехавшихся со всей

Америки с такими же или подобными мечтами. По¬

том Гватемала, работа на плантациях «Фрутеры» —

«Юнайтед фрут компани», где человека превращают в

раба. Затем Мексика, город Тампико, «Саус Пенсильва¬

ния ойл компани»... Если в Гондурасе и Гватемале он

видел, как монополии янки подминают под себя целые

государства, решительно наплевав на мечты и надежды

народов, то в Мексике Аугусто понял, что им можно и

необходимо давать отпор.
Загребущие руки «старшего брата с севера» тянулись к

мексиканской нефти, но страна еще бурлила революцион¬

ным кипением 1910—1917 годов. Еще были свежи в памя¬

ти мексиканцев подвиги вождей крестьянской рево¬

люции—Франсиско (Панчо) Вильи и Эмилиано Сапаты,

чьи эскадроны и отряды наводили когда-то ужас на бра¬

вых «джи-ай» из экспедиционных войск. Позже, через

несколько лет, Белый дом расправится с ними руками

местной реакции: Франсиско Вилья погиб в результате

покушения, Эмилиано Сапату Заманили в ловушку и

подло убили... Та же судьба постигнет и Аугусто Сесара

Сандино.
Взбешенный несговорчивостью мексиканцев, «стар¬

ший брат», почесывая ушибленные длани, грозил интер¬

венцией. Мексика обвинялась в... «распространении боль¬

шевизма на континенте», ведь она осмелилась первой

среди латиноамериканских государств установить дипло¬

матические отношения с Советским Союзом. Как извест¬

но, подобное обвинение до сих пор рассматривается на

Капитолийском холме как веское основание для воору¬

женного вмешательства в дела любой страны.
Однако Мексика не испугалась, и Соединенные Штаты

были вынуждены на время умерить свой «родственный»

пыл...
Сандино, оказавшись в центре событий, вернулся в

Никарагуа иным. Его обостренное чувство справедливо¬

сти, вся его трудная, страшная, оскорбительная для чело¬

века жизнь, которой он жил раньше, подготовили в нем

эту перемену. Через личную трагедию он увидел и понял

трагедию народов, терзаемых империализмом.
Вернувшись в Никарагуа, Аугусто Сесар Сандино бе¬

рется за оружие.
38

В октябре 1926 года на севере Никарагуа, на шахтах

Сан-Альбино, принадлежавших американским корпора¬

циям, он формирует небольшой отряд из шахтеров и

окрестных крестьян. На свои сбережения, три тысячи

долларов, накопленных за пять лет тяжких трудов на

чужбине, Аугусто покупает у контрабандистов несколько

старых ружей, и его отряд вливается в армию либералов,

ведущих войну против правительства консерваторов.
Нам придется прокрутить немного назад хронику

истории, чтобы разобраться в событиях, предшествовав¬

ших появлению на политической арене Никарагуа Аугу¬

сто Сесара Сандино.
1893 год. В результате очередного государственного

переворота низложено правительство консерваторов, ко¬

торое правило страной в течение 36 лет, с момента

разгрома пиратских колонн Уильяма Уокера. Президен¬

том Никарагуа становится энергичный и деятельный ли¬

беральный политик Хосе Сантос Селая. Новый президент

проводит курс на защиту национального суверенитета и

государственных интересов. Он укрепляет границы Ника¬

рагуа, в военном споре с Великобританией ликвидирует

королевство Москития, низложив последнего монарха и

преобразовав этот богатейший район в один из департа¬

ментов. Правда, решить данный спор в пользу Никарагуа

Селае помогли Соединенные Штаты, которые довольно

благосклонно смотрели на деяния либерального прези¬

дента, пока он не затрагивал их интересов. «Сильный

человек», а Хосе Сантос Селая стал именно таким, опре¬

делив себе пожизненное президентство, вполне устраивал

Белый дом. До сих пор в Никарагуа рассказывают прит¬

чу о том, как во время очередной избирательной кампа¬

нии солдаты предлагали крестьянам выбирать главу

правительства из трех кандидатов... Хосе, Сантоса или

Селаи.
Терпение дядюшки Сэма лопнуло, когда «зарвавший¬

ся» Селая ограничил власть американских монополий в

стране и, следовательно, их прибыли. Первой заговорила

об «отсутствии демократии в Никарагуа» могуществен¬

ная «Юнайтед фрут компани», не пожалевшая долларов

на формирование за границей «освободительной армии».

А последней каплей, переполнившей не очень глубокую

чашу американского миролюбия, были переговоры Се¬

лаи с Японией и Англией о постройке еще одного транс¬

океанского канала. Тогда в войсках мятежников, возглав¬
39

ляемых генералом Хуаном Эстрадой, появились инструк¬

торы-янки, а у берегов Никарагуа начали концентриро¬

ваться десантные суда под звездно-полосатыми флагами.
В декабре 1909 года Хосе Сантоса Селаю вынудили

подать в отставку и отправиться в изгнание. Для Соеди¬

ненных Штатов он оказался слишком «сильным».
Вслед за отставкой Селаи в стране началась прези¬

дентская чехарда. Белый дом придирчиво искал подходя¬

щую кандидатуру, назначая и смещая президентов так,

будто они были заведующими канцелярии в одном из

отделов госдепартамента. Наконец нужный человек

нашелся—им был среднеоплачиваемый служащий аме¬

риканской компании «JIa Jlyc и Лос Анджелес Майнинг»

Адольфо Диас.
Новый президент тут же получил крупный заем от

Соединенных Штатов, предложив в залог платежеспособ¬

ности Никарагуа железные дороги и пароходы. Причем

проект соглашения этой сделки был представлен в ника¬

рагуанский конгресс... на английском языке. Соглашение

было одобрено большинством голосов, воздержались

лишь шесть депутатов, которые знали английский.
Вскоре против продажного президента вспыхнуло

восстание, в котором приняли участие как либералы, так

и консерваторы. В августе 1912 года восставшие, возглав¬

ляемые талантливым военачальником и патриотом гене¬

ралом Бенджамином Селедоном, подошли к Манагуа и

обстреляли столицу. Данное обстоятельство было расце¬

нено в Вашингтоне как достаточно благовидный предлог,

и через несколько дней на землю Никарагуа вступили

первые четыреста морских пехотинцев—началась откры¬

тая вооруженная интервенция Соединенных Штатов.
Генерал Селедон погиб, пытаясь вырваться из окру¬

жения американских войск. Вся страна оплакивала его.
После разгрома восстания морские пехотинцы США

продолжали оставаться в Никарагуа, несмотря на то что

в стране наступил период относительного затишья.

Адольфо Диаса сменил другой президент, не менее по¬

слушно выполнявший волю Вашингтона, .'потом еще

один... Неизвестно, как долго продолжалась бы эта игра

в «демократию» и «свободные выборы», если бы вдруг в

1924 году неожиданно для всех на очередных выборах не

одержали победу либералы во главе с Хуаном Сакасой.
Первым внешнеполитическим шагом либерального

правительства было требование о выводе из Никарагуа
40

всех американских солдат. Белый дом, разумеется, свои

войска из страны не вывел, но зато организовал госу¬

дарственный переворот. Во избежание дальнейших ослож¬

нений Соединенные Штаты передали власть в Никара¬

гуа уже проверенному человеку—Адольфо Диасу. Либе¬

ралы, воспылав праведным гневом, с удвоенной энергией

устремились к президентским высотам, с которых они

так внезапно скатились. 2 декабря 1926 года Хуан Сакаса

сформировал в Пуэрто-Кабесасе, небольшом порту на

Атлантическом побережье, либеральное «правитель¬

ство». В стране вновь началась отчаянная грызня за

власть между либералами и консерваторами. И самое

активное участие в ней приняли американские морские

пехотинцы.
В декабре 1926 года несколько тысяч солдат морской

пехоты высаживаются на никарагуанской Атлантике и

занимают ключевые порты и города, в том числе Пуэрто-

Кабесас. Двумя неделями позже, 6 января 1927 года,

16 кораблей военно-морского флота США подошли к

Тихоокеанскому побережью Никарагуа. Четыре тысячи

солдат, двести офицеров, пушки, аэропланы выгрузились

на причалы Коринто. Утром следующего дня оккупанты,

не встретив сопротивления, вошли в Манагуа. Да и муд¬

рено было янки его встретить. Адольфо Диас не только

не противился оккупации, но, напротив, с отчаянными

нотками в голосе призывал американцев.
А либералы... Либералы, получив затрещину, быстро

сообразили, что власти можно добиться лишь при под¬

держке американских штыков. Разумеется, Сакаса и ком¬

пания продолжали сыпать революционными фразами,

поддерживая в народе свою репутацию борцов за нацио¬

нальный суверенитет. Но одновременно они шепотком,

тихонько торговались с Белым домом о размерах возна¬

граждения за передачу Никарагуа в руки дядюшки Сэма.

В конце концов в Вашингтоне, поразмыслив, согласи¬

лись, что либеральная упаковка выглядит несравненно

свежее захватанной и облезлой оберточной бумаги кон¬

серваторов. Либералы получили туманные гарантии и

обещания.
Именно в это время Аугусто Сесар Сандино вышел в

район Пуэрто-Кабесаса для соединения с либеральной

армией. Сандино нуждался в оружии и потому отправил¬

ся на переговоры с Сакасой. Марш был трудным. Пу¬

стынные лесистые горы департаментов Нуэва-Сеговия и
41

Хинотега, болотистые, влажные малярийные джунгли

бывшей Москитии, десятки горных перевалов, где ледя¬

ной ветер валит с ног, сотни рек и речушек пришлось

пересечь повстанцам, чтобы добраться до Атлантики.

Но, когда Аугусто вошел в Пуэрто-Кабесас, там уже

хозяйничали американцы. «Правительство» либералов,

не сделав ни одного выстрела в сторону оккупантов,

немедленно согласилось на все их условия, разоружило

свои войска и покинуло город.
*	* *
«...Случилось так, что пираты-янки вынудили Сакасу

оставить Пуэрто-Кабесас в двадцать четыре часа. Сака-

са в то время был занят исключительно своей персоной, и

пираты затопили в океане почти все оружие, принадле¬

жавшее революции. «Почетная гвардия» Сакасы в панике

разбежалась... Сам президент и его министры метались в

круге, очерченном походными палатками американских

войск. С шестью добровольцами и несколькими девушками,

которые вызвались нам помочь, я пришел на берег океана.

За ночь нам удалось вытащить из воды 30 карабинов и семь

тысяч патронов. Вялость, безволие политиков доходили

до смешного, и тогда я понял, что мы, люди из народа,

остались без руководителей и что нам нужны новые

лидеры... Моя вера, моя душа простого рабочего и мое

сердце патриота были впервые так глубоко потрясены

политической игрой...»
Из воспоминаний А. С. Сандино.
*	* *
С изумлением рассказывали очевидцы о, мягко го¬

воря, весьма странных событиях, происходящих на этой

войне. Обе стороны не столько думали о победе над

противником, сколько заботились об охране интересов

американской компании «Куйямель фрут». Баржи «Куйя-

мель», груженные бананами, беспрепятственно спуска¬

лись вниз по Рио-Гранде, пересекая позиции противников

без всякого для себя ущерба. Больше того, ни прави¬

тельственные офицеры, ни лидеры либералов не делали

никаких попыток призвать в свои армии рабочих амери¬

канской компании, стремились не нарушать в ходе бое¬

вых операций границ плантаций «Куйямель»...
42

В принципе данный тип военных действий вполне

устраивал Белый дом и мог продолжаться бесконечно.

Однако вмешались англичане, все еще не смирившиеся с

потерей никарагуанской Атлантики и крахом надежд на

постройку своего собственного канала через перешеек.

Его величество король английский напомнил его превос¬

ходительству президенту Соединенных Штатов, что Ве¬

ликобритания имеет такое же право «защищать интере¬

сы» своих подданных в Никарагуа, как и США. Спустя

некоторое время вблизи Коринто показался военный ко¬

рабль под британским «Юнион Джеком».
Белый дом заторопился «дать мир многострадально¬

му никарагуанскому народу». Четыре тысячи морских

пехотинцев были срочно превращены в четыре тысячи

розовощеких ангелочков с пальмовыми ветвями в руках

вместо карабинов, а в качестве голубя мира пре¬

зидент США направил в Никарагуа полковника Генри

Стимсона.
«Голубь мира» в полковничьих эполетах, нежно по¬

ворковав с консерваторами и либералами, усадил их всех

за стол переговоров. В результате 12 мая 1927 года

воюющие стороны подписали соглашение. В соответст¬

вии с его параграфами «революция» отменялась, консер¬

ваторы оставались у власти до 1928 года, до выборов,

которые американские войска любезно согласились орга¬

низовать и провести под своим контролем, либеральная

армия разоружалась, а янки продолжали оккупацию

страны.
Командующий армией либералов генерал Хосе Мон-

када, сам долгое время претендовавший на президентское

кресло, отдает приказ сдать оружие. Этому приказу под¬

чиняются все части и подразделения, за исключением

одного отряда в триста бойцов. Им командовал Аугусто

Сесар Сандино.
Так бесславно завершилась грызня олигархических

группировок за власть и так началась национально-

освободительная война никарагуанцев против американ¬

ских захватчиков.
Я не случайно задержался в той грязной, пропахшей

миазмами кухне, которая называлась центральноамери¬

канской политикой США и где шеф-поваром был дядю¬

шка Сэм, а поварятами—никарагуанские консерваторы

и либералы. Сейчас, по прошествии десятилетий, когда

правда о событиях тех дней уже перестала быть секретом,
43

все кажется ясным и понятным, как на шахматной доске

перед началом партии. Вот — черные, вот — белые,

стройные шеренги, каждая пешка, каждый ферзь на своем

месте, в своей клеточке’.
Легко ли было тогда разобраться в хитросплетении

интриг, в хаосе ситуаций, в дымных завесах политической

болтовни? Легко ли было ему, Аугусто Сесару Сандино,

рабочему с начальным образованием, найти свое место?

Его пытались подкупить. Генерал Монкада шлет ему

письмо, в котором убеждает сдать оружие. «Вам

причитается по 10 долларов за каждый день, проведен¬

ный в рядах либеральной армии»,—сообщает Монкада,

убежденный, что Сандино не устоит перед этим аргумен¬

том. О людях генерал судит по себе—главное заблужде¬

ние всех предателей. Двумя днями позже, при личной

встрече, Монкада вновь предпринимает попытку убедить

Сандино. И вновь он исходит из постулата: «Все—такие

же, как я». А потому опять ошибается.
—	Послушайте, Сандино, зачем вам непременно нуж¬

но жертвовать собой ради народа?—покровитель¬

ственным тоном говорит Монкада.— Народ неблагода¬

рен... Я знаю это по своему личному опыту. Жизнь

коротка... Ну, а родина... Родина вполне обойдется и без

вашей жизни. Долг человека—жить хорошо, наслажда¬

ясь, без проблем...
Нет, не удалось Монкаде обратить Аугусто Сандино в

свою веру.
*	* *
«...Три дня я провел в лагере на горе Эль-Комун в

полном одиночестве. Я был подавлен, растерян, не знал,

как поступить. Сдавать оружие или защищать страну,

которая нуждалась в любви своих сыновей.
Я долго размышлял и сомневался. Но однажды мне

почудилось, будто кто-то крикнул мне: «Предатель!» И я

отбросил сомнения, я решил сражаться...»
Из воспоминаний А. С. Сандино.
«Мы одни
Мы одни. Единственные, кто борется за свободу Ни¬

карагуа. С этого дня нашими врагами будут не войска

тирана Диаса, а морские пехотинцы самой могуществен¬

ной в истории человечества империи. С ними нам пред¬

стоит сражаться. Мы будем умирать под бомбами, па¬
44

дающими со скоростных и маневренных самолетов, в наши

сердца будут вонзаться штыки захватчиков, нас будут

расстреливать из самых современных пулеметов. Поэто¬

му те, кто женат, у кого есть обязательства перед семья¬

ми, могут уйти».
Обращение А. С. Сандино к своим солдатам.
«Уведомление
Всем, для кого нижеследующее представляет интерес:
Бывший генерал либеральной армии А. С. Сандино

объявляется вне закона, как лицо, действующее против

правительства Никарагуа. Настоящим доводится до све¬

дения его сторонников и прочих лиц, находящихся в

зонах, контролируемых вышеупомянутым А. С. Сандино,

что правительство Никарагуа и правительство Соеди¬

ненных Штатов Америки слагают с себя ответственность

за смерть или увечье, причиненные в ходе операций ника¬

рагуанских или американских войск в данных зонах.
Дж. Д. Хатфилд,

капитан корпуса морской пехоты,

военный комендант департамента

Нуэва-Сеговия.
Июнь 1927 года».
*	* *
В конце мая 1927 года в отряде Сандино осталось

всего тридцать человек. С ними он начал долгую, труд¬

ную, неравную борьбу против оккупантов. Борьбу, кото¬

рая длилась без малого шесть лет.
Первый бой с американцами произошел 16 июля. За

два дня до этого капитан Хатфилд направил Сандино

ультиматум с требованием сложить оружие. Капитан

был необыкновенно великодушен. Он просто упивался

своим благородством. «Я предоставляю Вам последнюю

возможность сдаться с честью,—писал он.—Если Вы

явитесь в Окоталь со всеми своими людьми или с частью

своих людей, чтобы сдать оружие, я, как представитель

могущественной державы, которая не выигрывает битв с

помощью предательства, дам все гарантии Вашим солда¬

там и Вам лично...»
Будучи человеком от природы осторожным да вдоба¬

вок пребывая в «варварской стране», Хатфилд вывел на

центральную площадь Окоталя, где было назначено ме¬
де

сто сдачи, четыреста морских пехотинцев и двести прави¬

тельственных солдат Никарагуа. Когда утром 16 июля на

горной дороге показалась группа вооруженных повстан¬

цев, бравый капитан, пересчитав их с помощью бинокля,

с облегчением вздохнул. Шестьдесят человек! Ровно в

десять раз меньше! Слава богу, пушки не понадобятся.

Он махнул рукой, и артиллеристы, радостно гомоня,

повалились в тень у лафетов.
Окоталь, главный город департамента Нуэва-

Сеговия, расположен на нешироком плато, окруженном

со всех сторон синими, подпирающими облака вершина¬

ми гор. Худощавый, живой, быстрый и ловкий, как белка,

Хулио, тринадцатилетний продавец газет, за пять кордоб

и сигарету с удовольствием показал мне «дорогу Санди¬

но». Дорога эта, вернее, пыльный и каменистый проселок

сбегает вниз, в город, петляя между холмами, теряется в

апельсиновых садах предместья, потом превращается в

узкую немощеную улочку, зажатую высокими заборами.
Немудрено, что капитан Хатфилд увидел лишь то, что

хотел увидеть: шестьдесят сандинистов, идущих сдавать¬

ся. Но пока они неспешно продвигались к городу и,

понуря головы, изображали отчаяние, по садам предме¬

стий, по безлюдным переулкам бесшумными тенями вли¬

вались в город восемьсот крестьян, вооруженных мачете.

Сандино попросил их помочь. И они пришли, неграмот¬

ные крестьяне-индейцы, виртуозно владеющие мачете.

Им они жнут пшеницу и маис, косят траву, рубят хворост

в горах, воюют. Никарагуанский крестьянин не расстает¬

ся с мачете от рождения до смерти, и в его руках этот

длинный, широкий, острый, как бритва, нож может быть

совершенным орудием и страшным оружием.
Восемь сандинистских пулеметов неожиданно брыз¬

нули свинцом, восемьсот парней ворвались на площадь, в

жутком молчании вспарывая ненавистные мундиры. Враг

не выдержал. Побежал... Целый день Окоталь оставался

в руках повстанцев.
В сентябре 1927 года Аугусто Сесар Сандино закончил

формирование Армии защиты национального суверени¬

тета Никарагуа. Это была народная, партизанская армия,

численность которой доходила до четырех тысяч человек.

Ее ядро составляли шахтеры и крестьяне северных

департаментов страны. И это была непобедимая армия.

За все шесть лет американцы вкупе со сворой взращенных

и натасканных ими национальных гвардейцев, несмотря
46

на численный перевес, на самое современное оружие, на

артиллерию и самолеты, терпели постоянные поражения

в боях и стычках с сандинистами. Каждый затерянный

посреди горных лесов хутор был базой Сандино, каждый

батрак в поле, каждый пастух, перегоняющий стада по

долинам, были его солдатами.
*	* *
Из книги американского журналиста, корреспондента

газеты «Нейшн» в Центральной Америке Карлтона Бил¬

са «Банановое золото» (Карлтон Билс побывал в одном

из лагерей А. С. Сандино в 1928 году):
«...В восемь вечера появился полковник Р., посланный

Сандино, и сообщил, что мы можем добраться до Сан-

Рафаэля (Сан-Рафаэлъ-делъ-Норте.—AbtJ за два часа

быстрой езды.
Мы бросились седлать лошадей...
...За поворотом дороги показался костер, разведенный

на склоне горы. Скоро мы столкнулись с первым

часовым.
—	Кто идет?
—	Никарагуа.
—	Проходите по одному и показывайте бумаги...
Через несколько минут мы уже ехали по центральной
улице поселка. Но на каждом углу процедура повторя¬

лась: «Стой, кто идет?» И черные стволы винтовок пре¬

граждали нам путь.
...Приближался час, назначенный для интервью.
Сандино невысок, чуть больше пяти футов (163 см.—

Авт.)ростом. В тот вечер он был одет в коричневого цвета

форменный мундир, на шее свободно висел черно¬

красный шелковый платок, техасская шляпа с широкими

полями была надвинута на глаза. Потом, уже во время

беседы, он поднял ее на затылок, и я увидел его черные

волосы и широкий лоб. Он чужд вина и табака, обладает

безошибочным чувством справедливости и чуток к нуж¬

дам солдат... Все офицеры и солдаты, с которыми мне

приходилось общаться, испытывают к нему нескрывае¬

мую любовь и слепую приверженность. Заметно, что

Сандино заразил их своей ненавистью к захватчикам.
«Смерть—всего лишь краткий миг боли, и не стоит

относиться к ней серьезно,—любит говоршпь Сандино

своим солдатам.— Тот, кто боится смерти, погибает

раньше».
47

Солдаты часто повторяют его слова.
Во время интервью Сандино рассказывал о боях в

районе Элъ-Чипоте. По его данным, там было убито

около 400 морских пехотинцев.
Потом он подробно объяснил, кшс его войска сбили

несколько аэропланов, яясле этого остановился на целях

борьбы повстанцев.
«Первое—эвакуация из Никарагуа всех морских

пехотинцев; второе—президент должен быть граждан¬

ским лицом, избранным представителями всех партий;

третье—выборы должны проходить под контролем лати¬

ноамериканских государств. Как только эти наши требова¬

ния будут выполнены, я прекращу борьбу и распущу армию.
Для себя я решил не занимать в будущем никаких

государственных постов, независимо от того, выборные

они или нет. Л' не приму ни пенсий, /ш жалованья, /ш подар¬

ков ни от кого, никогда».
Он в волнении прошелся по комнате и продолжил:
«Яумею зарабатывать на хлеб и смогу обеспечить себя

и семью. По профессии я механик и, если нужно, вернусь к

этой профессии...»
*	* *
Сан-Рафаэль-дель-Норте прилепился к склонам высо¬

ких и хмурых гор департамента Хинотега. Утром тяже¬

лые, серые дождевые тучи ложатся на их вершины и

медленно стекают в поселок потоками белого, густого

тумана. Вокруг Сан-Рафаэля неспокойно—где-то побли¬

зости скрываются в горах крупные сомосовские группи¬

ровки, прорвавшиеся из Гондураса. По улицам поселка,

неожиданно возникая из тумана, который, подобно вате,

скрадывает звуки, вышагивают строгие патрули народно¬

го ополчения и армейских частей. Тихо. Лишь заливисто,

перепевом, самозабвенно горланят петухи, да ветер доне¬

сет иногда дробный стук пулеметной очереди.
—	Кто идет?—негромко окликает нас молодой па¬

трульный и, подойдя ближе, щелкает планкой предохра¬

нителя на автомате.
—	Новая Никарагуа,— отвечает мой провожатый

из штаба округа.— Как нам найти Хосе Ириаса,
48

hermano?*—спрашивает он и протягивает парню до¬

кументы.
Парень долго рассматривает удостоверение и нако¬

нец, с любопытством оглядев меня с ног до головы,

показывает пальцем на едва различимый в тумане силуэт

дома.
Хосе Ириас, несмотря на ранний час, уже сидит в

кресле-качалке на веранде. На нем шерстяной, толстой

вязки темно-зеленый свитер с открытым воротом и тяже¬

лая фетровая техасская шляпа с мятыми полями. Густая,

совершенно белая борода, длинные и тоже седые волосы.

Твердый взгляд темных, угольных глаз. На ручке кресла

чуть подрагивает широкая, костистая, но уже сухая и

немощная рука.
Хосе Ириасу сто лет. Он воевал в армии Сандино с

первого и до последнего дня, четырнадцать раз был

ранен. После смерти Сандино Хосе Ириас около тридца¬

ти лет скрывался в горах от сомосовских ищеек. Жил в

лесах, пропитание добывал себе охотой, ловил рыбу в

реках, ел травы и коренья. Иногда спасался бегством от

облав, иногда вступал в перестрелки с национальными

гвардейцами и уходил еще дальше в горы. Вернулся он в

Сан-Рафаэль уже после победы революции, но и сейчас

жизнь его нельзя назвать спокойной. Бандиты пригово¬

рили его к смерти и устраивают покушения на старика.
—	Хорошо, внуки охраняют,—усмехается он в боро¬

ду и кивает на широкоплечего грузного мужчину, облоко¬

тившегося на перила веранды. В руках внука тяжелый

американский карабин времен второй мировой войны

кажется легкой игрушкой.—А то было совсем сомосовцы

прижали, едва спасся.
—	Как же не помнить, помню нашего генерала,—

говорит старик.— Был он отважный и справедливый. Сол¬

датами от смерти не загораживался, нет. Сам впереди

шел и нас вел. А и страшно было, чего врать. Янки из

чего только в нас не стреляли. Пушки, пулеметы, а пуще

всего аэропланы ихние нас били. Бомбили чуть не каж¬

дый день. Так днем мы по лесам прятались, а ночью

передвигались. Да, но злость страх осиливала. Люто мы

их ненавидели. Нам перед боем генерал так говорил: «Вы

идете биться с предателями и захватчиками-янки за сво¬
*	Брат (исп.) — распространенное в послереволюционной Никарагуа

обращение.
49

боду Никарагуа и за землю, которую мы после победы

раздадим крестьянам, чтобы они трудились на ней в

кооперативах». Так вот что тебе скажу: может, кого слова

о свободе Никарагуа за сердце и не брали, но уж то, что

он о земле говорил, до всех доходило. До самого

распоследнего обозника, до каждой Хуаниты. Хуанита?

Так мы солдатских жен звали, которые в наших отрядах

были за сестер милосердия, кухарками, белье стирали...

Был еще в нашей армии «Хор ангелов». Взвод маль-

чишек-разведчиков. Пели они хорошо, вот и привязалось

к ним это прозвище, «Хор ангелов».
Да, а за землю какой же крестьянин воевать не будет?

Ну и клали мы этих янки. Под Эль-Чипоте, в Эль-

Эмбаркадеро, в Нуэва-Сеговии, на Атлантике... Везде

они кровью платили за наше горе. Конечно, и нас смерть

не миловала. Много могил по этим горам разбросано.

Однако пуще всего янки злобствовали против населения.

Хутора и деревни жгли, людей убивали, женщин и детей

и то не щадили. Вешали, расстреливали. Такие тогда

времена были. Жестокие... Мы к ним пощады не имели, а

они на наших семьях зло срывали...
Действительно, оккупанты мстили жестоко. Сознавая

свое бессилие в борьбе с восставшим народом, они про¬

ходили огнем и мечом по никарагуанской земле. Только

за неполный первый год боевых действий карательные

отряды сожгли 70 сел и деревень. Расстрелу подлежал

всякий, у кого находили оружие, даже мачете, или изли¬

шки продуктов питания. Американские летчики развлека¬

лись охотой за крестьянскими повозками на дорогах, за

женщинами, стирающими белье в бурных горных речу¬

шках, за детьми на деревенских площадях...
Но и пули сандинистов находили цель. Падали как

подкошенные джоны, питы, биллы, уставясь в чужое им

небо незрячими уже глазами. В Коринто и Пуэрто-

Кабесасе все чаще приспускали флаги американские крей¬

серы и миноносцы, салютуя длинным цепочкам цинко¬

вых гробов на причалах. И морские пехотинцы перед

отправкой в Никарагуа кричали сквозь пьяные слезы в

кабаках Сан-Франциско или Бостона: «Дэмд кантри!»—

«Проклятая страна!» Бежали из Никарагуа американские

компании, ибо уже ни морская пехота, ни правительст¬

венные войска не могли охранить их интересы. В апреле

1931 года колонны сандинистов совершили смелый рейд

в Северную Селаю, на Атлантическое побережье. В по¬
50

селке Кабо-Грасьяс-а-Дьос они разгромили конторы

«Юнайтед фрут» и «Стимшип компани», расстреляв за

преступления против народа семнадцать высокопостав¬

ленных чиновников. Крепко досталось и американским

горнорудным и лесоразрабатывающим компаниям, без¬

застенчиво грабившим Никарагуа.
Через сорок с лишним лет в другой части света все

повторилось. Было больше крови, больше цинковых гро¬

бов, больше трагедий. Ведь Америка стала неизмеримо

сильнее, богаче и... наглее. Но логика событий вьетнам¬

ской войны как две капли воды походила на то, что

происходило в Никарагуа. Так же безуспешно и жестоко,

применяя тактику выжженой земли, воевали американ¬

ские солдаты с целым народом. Так же дрессировали и

снабжали оружием марионеточную элитарную армию

сайгонского режима, поставив ее, как и никарагуанскую

Национальную гвардию, над правительством. И так же

бесславно закончили Соединенные Штаты вьетнамскую

авантюру. С той только разницей, что уроки первого

Вьетнама, никарагуанского, ничему не научили правящий

класс Америки. Из уроков второго Вашингтон, пусть на

короткое время, но все же сделал выводы.
2 января 1933 года последний американский солдат

покинул Никарагуа. Но янки уходили, не признав пора¬

жения. Мне пришлось видеть старую кинохронику, рас¬

сказывающую об этом событии. В бешеном ритме колон¬

ны заводных человечков устремлялись к причалам. Лента

дергалась, трещала и шипела в аппарате, а на экране

быстро-быстро прыгали в шлюпки солдаты, быстро¬

быстро взмахивали весла, стремительно срывались с

места грузовики, на угрожающих скоростях сновали, раз¬

махивая крыльями галифе, офицеры... И все они улыба¬

лись, все кокетливо «делали ручкой». Мы еще вер¬

немся!—утверждали их жизнерадостные лица.
Для надежд у американцев были все основания. Они

уходили, но оставалась в Никарагуа выпестованная ими

Национальная гвардия, возглавляемая шефом-дирек-

тором Анастасио Сомосой Гарсия.

. \S
W1
^	c&ctf "
' fiulc ijficw
0,CLfc^M-*<4 г

...Предательство и золото иногда побежда¬

ют, но в конечном итоге непременно победит справедливость.
А. С. Сандино
Последний день
Теперь уже мало кто помнит в Манагуа, что этот

обширный пыльный пустырь перед отелем «Интер-

континенталь» назывался раньше Марсово поле. За

серой трапециевидной громадой «Интера», похожей изда¬

ли на ацтекские пирамиды Теотиуакана, возвышается

утопающий в зелени манговых деревьев холм, на кото¬

ром располагался «бункер» последнего Сомосы. Левее—

бетонный забор какой-то воинской части и полуобвалив-

шиеся, поросшие травой каменные ступени трибун, возве¬

денных для обозрения парадов, до которых диктаторы

были большими охотниками. Справа пустырь ограничен

асфальтовым разливом авениды Боливар...
После землетрясения 1972 года, варварских бомбар¬

дировок и артиллерийских обстрелов восставшей столи¬

цы Национальной гвардией Сомосы в 1979 году подоб¬

ных пустырей в Манагуа насчитывается великое мно¬

жество. Но этот, бывшее Марсово поле, особенный. Здесь

в 1927 году офицеры морской пехоты США начали дрес¬

сировать никарагуанских рекрутов, создавая первые роты

Национальной гвардии, превратившейся со временем в

подлинное бедствие для страны. Здесь находился глав¬

ный штаб преторианского войска, его казармы. И здесь

поздним вечером 21 февраля 1934 года попал в устроен¬

ную для него западню Аугусто Сесар Сандино.
Он в очередной раз приехал в Манагуа за несколько

дней до роковой даты, чтобы вновь поговорить с прези¬

дентом Хуаном Сакасой о делах кооператива.
После ухода из Никарагуа морских пехотинцев Армия

защиты национального суверенитета была распущена.

По условиям мирного договора, который Сандино

подписал с правительством в феврале 1933 года, сандини-

сты сдали оружие и разошлись по домам. У генерала
55

осталось лишь сто человек личной охраны и право орга¬

низовать неподалеку от местечка Вивили, что на границе

департаментов Нуэва-Сеговия и Хинотега, сельскохо¬

зяйственный кооператив из бывших солдат своей армии.

В последние месяцы генерал был сильно встревожен: до

предела сжалось вокруг кооператива кольцо Националь¬

ной гвардии, участились провокации, убийства и аресты

сандинистов. Национальные гвардейцы упорно искали

предлога для нападения на кооператив. Сандинисты дер¬

жались, не отвечали на провокации, не мстили за погиб¬

ших, но терпение их истощалось. Уже извлекались из

потаенных мест карабины и пулеметы, не сданные вла¬

стям. Уже ловкие руки опытных бойцов освобождали их

от смазки, чистили и собирали. Уже мягко, почти без¬

звучно, входили в магазины обоймы и защелкивались

замки пулеметных патронников, заглатывая матовые при

свете коптилок языки лент... Столкновение, казалось,

было неизбежным.
Сандино продолжал, несмотря ни на что, верить Са-

касе, под знаменами которого начинал когда-то свою

борьбу. Точнее, Сандино продолжал надеяться на то, что

президент все еще способен изменить ситуацию в стране.

Надеялся он и на то, что гарантии безопасности, данные

ему Сакасой, все еще что-то значат.
В десять часов вечера 21 февраля Аугусто Сесар Сан¬

дино в сопровождении ближайших своих сподвижников

генералов Франсиско Эстрады и Хуана-Пабло Умансора

спускался по ступеням президентского дворца к личному

автомобилю Сакасы. Ужин с президентом прошел пре¬

восходно: Сандино получил щедрые заверения и обеща¬

ния и находился в прекрасном расположении духа. Были

довольны и посредники в переговорах—министр Софо-

ниас Сальватьерра и отец генерала дон Грегорио...
А в это время:
Неожиданно прервалась телефонная связь с прези¬

дентским особняком, но ни Сандино, ни его генералы, ни

посредники не знали об этом. Они уже мчались в роскош¬

ном лимузине по шоссе, которое теперь называется

авенида Боливар, к Марсову полю...
Далеко за городом, на аэродроме, четыре националь¬

ных гвардейца копали глубокую и узкую траншею.
—	Похоже, кто-то умрет сегодня,—глухо пробормо¬

тал один их них, тяжело опершись на рукоять кирки.—

Ведь мы могилу копаем.
56

—	Не твое дело, мерзавец! Работай!—тонким, сры¬

вающимся фальцетом прокричал капитан и раздраженно

хлопнул стеком по высокому, до зеркального блеска

начищенному голенищу сапога...
Поперек шоссе у Марсова поля выстроился взвод

национальных гвардейцев с карабинами наизготовку. Ли¬

музин дал тревожный сигнал, потом еще один, но гвар¬

дейцы стояли, не двигаясь. Протяжно визжа тормозами,

автомобиль замер в двух метрах от цепи.
—	Сандино, Эстрада, Умансор, выходите!—скоман¬

довал офицер, ткнув пальцем в грудь каждого.— Сеньор

Сальватьерра и сеньор Грегорио Сандино остаются на

местах.
Когда они вышли из автомобиля, их разоружили и,

окружив тесным кольцом штыков, повели в гарнизонную

тюрьму «Эль-Ормигеро». Вскоре туда же подъехал и

президентский лимузин с сержантом-гвардейцем за ру¬

лем. Сандино послал записку Сомосе с майором Дельга¬

дильо, который командовал арестом. Генерал заметно

нервничал, возбужденно мерял шагами тесный тюрем¬

ный двор. Эстрада и Умансор были спокойны, стояли,

привалившись плечами к стене. Сальватьерра и дон

Грегорио сидели молча, опустив головы. Молчали и

солдаты.
Майор вернулся через несколько минут, сообщив, что

не сумел найти шефа-директора Национальной гвардии.

Все. Надежд не осталось. Трое поняли, что это—смерть.

К Сандино вернулось спокойствие. Он невозмутимо под¬

нялся в кузов грузовика. Прощания с отцом и старым

другом Сальватьеррой не было. Министр попытался вме¬

шаться: «Майор, вы нарушаете приказы президента рес¬

публики!» Ему ответил Сандино, легко усмехнувшись: «У

них военный приказ. А военные приказы приводятся в

исполнение немедленно...» Грузовик с тремя обреченны¬

ми, подняв облако пыли, рванулся со двора «Эль-

Ормигеро».
А в это время:
Всего в сотне метров от гарнизонной тюрьмы генерал

Анастасио Сомоса отрешенно внимал стихам чилийской

поэтессы Росы Карденас. Генерал счел необходимым поч¬

тить своим присутствием первый поэтический вечер в

клубе Национальной гвардии. Вообще-то стихов он не

любил...
57

В километре от гарнизонной тюрьмы, в особняке

посла США в Никарагуа мистера Артура Блисс Лейна за

ярко освещенными окнами гремела музыка и звенели

бокалы. Там шел прием. Нет, не по случаю какой-либо

даты или события. Просто именно в этот день посол

решил собрать у себя друзей. Генерал Хосе Монкада,

отодвинув тяжелую гардину, не принимал участия в бе¬

седе и напряженно вслушивался в ночь. Это становилось

неприличным.
—	Кофе, генерал?—склонился в поклоне слуга из

морских пехотинцев.
Монкада не ответил. Не услышал.
—	У нас готовят превосходный кофе, генерал,—про¬

говорил в наступившей вдруг неловкой тишине посол.
—	Кофе? Ах, да, кофе... С удовольствием выпью ча¬

шечку. Принесите, Томпкинс,—и Монкада отошел от

окна...
Их поставили на краю траншеи. Справа Сандино,

дальше Умансор, за ним Эстрада. Попытались обыскать.

Сандино не позволил: убивайте так. В последний момент

майор Дельгадильо струсил: отступил из света автомо¬

бильных фар в ночную темень. Растворился, словно его и

не было. Сигнал подал младший лейтенант Карлос Мон¬

террей. Он выстрелил в воздух из револьвера, и сейчас

же заработали пулеметы. Две пули Сандино, пять —

Умансору, три—Эстраде...
Уже с мертвых сняли одежду и вытряхнули карманы,

посрывали с пальцев обручальные кольца.
А в это время:
Полковник Сократес Сандино, брат Аугусто, и пол¬

ковник Сантос Лопес из штаба Армии защиты нацио¬

нального суверенитета неторопливо беседовали на веран¬

де дома Сальватьерры, где всегда останавливался Санди¬

но во время своих поездок в столицу. Оба вздрогнули от

неожиданности, услышав близкие выстрелы на аэродро¬

ме. Посмотрели друг другу в глаза, проверяя страшную

догадку, мелькнувшую у каждого. Бросились к двери, на

ходу передергивая затворы...
Перестрелка была короткой. Несколько часов назад

дом окружило больше сотни национальных гвардейцев.

И по сигналу с аэродрома они ринулись на штурм.

Сократес упал, изрешеченный пулями. Погиб зять мини¬

стра Роландо Мурильо, на свою беду оказавшийся в

доме. Погиб десятилетний мальчик, переходивший улицу
58

у министерского особняка в момент атаки. Мальчик умер

безымянным. Спасся только полковник Сантос Лопес,

который, отстреливаясь из ручного пулемета, раненный,

сумел вырваться из огненного кольца. Трупы Сократеса,

Мурильо и мальчика покидали в ту же траншею и наско¬

ро присыпали землей.
Два часа спустя:
В час ночи 22 февраля в тюрьму «Эль-Ормигеро»

прибыл Артур Блисс Лейн и очень любезно подвез Софо-

ниаса Сальватьерру и дона Грегорио Сандино до прези¬

дентского дворца. Начальник караула Национальной

гвардии беспрекословно выполнил приказ американского

посла об освобождении задержанных и даже помог им

сесть в машину...
Аугусто Сесар Сандино был человеком кристально

чистой, светлой и цельной души. Его короткая, яркая

жизнь, его борьба за свободу родины, его неприятие

любых личных выгод и неподкупность, его отношения с

солдатами, друзьями, близкими—все это характеризует

Сандино именно таким образом.
«...Ты говоришь, что я не люблю тебя,—пишет он

жене Бланке Араус,—попытаюсь доказать тебе, что

только во имя огромной любви можно приносить те

жертвы, которые приносим мы, с оружием в руках отча¬

янно защищая наше право на свободу... Я скорее соглашусь

навсегда потерять твою любовь и погибнуть в бою против

убийц-оккупантов, чем позволить, чтобы ты, я, наши

дети жили под игом, которое могут терпеть лишь трусы

и нерешительные.
Любовь к родине я ставлю выше всякой иной любви. И

ты должна понять, что семейное счастье станет воз¬

можным для тебя только тогда, когда взойдет над нами

солнце свободы...»
Эти строки—не политическая прокламация, они ад¬

ресованы самому близкому существу, женщине, которая

беззаветно была предана ему и знала о нем все. Поза

здесь невозможна, немыслима.
Таким же честным, прямым Сандино был и в полити¬

ке. Одни называют его романтиком, другие подсчитыва¬

ют его ошибки. Действительно, сам не перенося лжи, он

верил и тем, кому, наверное, не следовало бы верить.

Действительно, не всегда хорошо разбираясь в историче¬

ских процессах и в диалектике событий, он совершал
59

ошибки. Он не был марксистом. Но его всепоглощающее

стремление к справедливости, к счастью для всех, лишен¬

ных счастья, его «душа простого рабочего и сердце па¬

триота» подсказывали ему верный путь.
Сандино решил закончить вооруженную борьбу в тот

момент, когда последний морской пехотинец покинет

никарагуанскую землю. Он сдержал свое слово—раз¬

оружил армию. Многие «трезвые» политики в недоуме¬

нии разводили руками: «Зачем? Огромная популярность

в народе, мировая известность, сильная и преданная ар¬

мия! У него реальные шансы скинуть Сакасу и стать

президентом!» Но Сандино претила братоубийственная

война за власть. Бросить в бой за президентское кресло

свои отряды? Превратиться в очередного Адольфо Диа¬

са, запродаться янки и вновь призвать их в Никарагуа?

Нет, даже в ночном кошмаре ему не могло привидеться

такое... Что же остается? Сандино чувствовал, понимал,

что остановился на полпути. Ясно видел невозможность

глубоких, кардинальных перемен в полуфеодальной, чу¬

довищно отсталой Никарагуа. И Сандино сделал следую¬

щий шаг, пожалуй, самый важный и трудный в жизни. Он

создал кооператив, первый кооператив в Никарагуа...
*	* *
«...Я независим от правительства и подписал мир для

того, чтобы избежать повторения интервенции, которая

вновь стояла у нашего порога. Янки рассчитывали вер-

нуться в течение года, так как ожидали, что мы опять

начнем воевать между собой... В этом и заключается

секрет моего нежелания покинуть северные департамен¬

ты. Север позволяет мне использовать любую возмо¬

жность для восстановления политической и экономиче¬

ской независимости страны...»
Из письма А. С. Сандино

сеньоре Лидии де Бараона.
«А. С. Сандино: ...Когда начинается борьба, кажется,

что ты знаешь ее конечные цели. Но по мере того как эта

борьба развивается, становится все более длительной и

жестокой, ты уже понимаешь, что конечная цель есть

лишь начало борьбы.
60

...Изгнание морских пехотинцев из Никарагуа не решает

всех проблем, стоящих перед нацией.
Хосе Роман: Генерал, вы приступили к осуществлению

грандиозного проекта, наполненного подлинно революцион¬

ным смыслом. Я говорю об организации сельскохозяйс¬

твенного кооператива и обо всем комплексе мер, при¬

званных реформировать в интересах народа феодально¬

колониальную систему, наследованную Никарагуа, и ликви¬

дировать ужасающую разницу между положением бедных

и положением богатых в стране. Поэтому, во имя тех

самых кооперативов, которые вы организуете, во имя тех

перемен, которые так необходимы народу, вы, генерал,

должны покинуть Никарагуа. Да-да. По меньшей мере на

три года. Если вы останетесь здесь, вас убьют. Может

быть, через полгода или год, но это случится... У меня нет

никаких сомнений на этот счет. Ваша смерть, во-первых,

была бы страшным ударом для всех, кто вас любит. И, во-

вторых, а это самое главное, означала бы конец всех

преобразований в никарагуанской деревне...
А. С. Сандино: ...Благодарю вас за откровенность и

добрые намерения. Благодарю от всей души. Но, повторяю,

я должен остаться здесь, с моими индейцами и коопе¬

ративами...
Меня убьют? Ну и что? Разве я не жил под пулями и не

подвергался риску в течение семи лет войны против Соеди¬

ненных Штатов?
...Как известно, всякий, кто начинает реформы, редко

доживает до того времени, когда может видеть резуль¬

таты этих реформ... Но и мертвый способен внести лепту

в общее дело, возможно, даже бдльшую, чем живой...»
Из беседы А. С. Сандино с Хосе Романом.
*	* *
Сомоса поистине сумел превратить ночь с 21 на 22

февраля 1934 года в варфоломеевскую. Через несколько

часов после убийства Сандино национальные гвардейцы

ворвались в кооператив. Началась резня безоружных,

продолжавшаяся до утра. Погибло более трехсот чело¬

век, в основном женщин и детей. Спастись удалось лишь

единицам.
61

«Сукин сын» и его свора
«Сомоса—сукин сын, но это наш сукин сын»,—

ласково говаривали о нем в Вашингтоне и умиленно

улыбались «проделкам» расшалившегося любимца. Точ¬

но так же называли Сомосу и никарагуанцы, только без

умиления и ласки, а с ненавистью и гневом. Почти полве¬

ка свора Национальной гвардии с семейкой «сукиных

детей» во главе терроризировала Никарагуа, осуществ¬

ляя карательные функции оккупационной армии в собст¬

венной стране. Пытки, убийства, грабежи, похищения

людей были основными методами «правления» клана

диктаторов. За свое сравнительно недолгое существова¬

ние Национальная гвардия уничтожила 300 тысяч никара¬

гуанцев. Вдумайтесь в эту цифру—300 тысяч! Свыше

десяти процентов населения страны! Для самих Соеди¬

ненных Штатов, взрастивших сомосовскую свору, это

означало бы более 20 миллионов погибших...
Вглядываясь сейчас в недавнюю историю, пора¬

жаешься, до чего шаблонно, без малейшей искры фанта¬

зии вершит свою внешнюю политику Вашингтон. Зачем

Соединенным Штатам понадобилась Национальная гвар¬

дия? Бороться руками никарагуанцев с освободительным

движением в Никарагуа. При помощи этой мощной

военно-полицейской машины контролировать ситуацию

в стране, исходя из своих интересов. Позднее, в Юго-

Восточной Азии, аналогичный процесс создания и совер¬

шенствования сайгонской армии назывался «вьет-

намизацией войны». Сейчас Соединенные Штаты укреп¬

ляют, перевооружают, содержат и обучают репрессивные

армии Гондураса и Сальвадора в тех же целях. «Лати-

ноамериканизация» возможной войны в регионе?
Интервенции в Никарагуа в 1909 и 1912 годах кое-

чему научили янки. Во всяком случае, они поняли, что

легких побед и веселых каникул для морских пехотинцев

в этой стране не будет. Поэтому во время третьей

интервенции 1927—1933 годов американцы принялись на¬

таскивать свору, призванную охранять их интересы в

Никарагуа.
*	* *
«Манагуа, февраль, 23-е. Президент Адольфо Диас,

консерватор, признанный Вашингтоном, высказал пожела¬

ние о том, чтобы Соединенные Штаты взяли на себя
62

защиту Никарагуа в течение ближайших ста лет. Проект

соглашения будет передан на рассмотрение никарагуан¬

ского конгресса завтра, в четверг. Мистер Диас не скры¬

вает уверенности в положительном решении конгресса. В

своем вечернем выступлении президент заявил, что согла¬

шение предоставит Соединенным Штатам право вмеша¬

тельства в Никарагуа, когда они сочтут таковое необхо¬

димым в целях поддержания у власти ответственного

правительства, а также гарантии свободных выборов...

Президент Соединенных Штатов назначит советника по

финансовым вопросам с самыми высокими полномочиями и

правом вето на все решения, касающиеся финансов страны.

Кроме того, будет назначен американский чиновник для

руководства сбором всех налогов в Никарагуа. Соединенные

Штаты разработают планы подготовки никарагуанского

вотского контингента под командованием офицеров мор¬

ской пехоты США...(выделено авт.)
Из нью-йоркских газет от 24 февраля 1927 года.
*	* *
Идея Адольфо Диаса была всего лишь проектом. По

неизвестным причинам данное соглашение так и не состо¬

ялось. Возможно, даже в Белом доме решили не связы¬

ваться со столь явным и откровенным предательством.

Ведь в соответствии с замыслами Диаса Никарагуа дол¬

жна была обладать меньшими правами, чем любой из

штатов, входящих в североамериканскую федерацию.

Диас явно перестарался, выполняя желания хозяев. И, как

говорится, расшиб себе лоб, усердствуя в молитвах

звездно-полосатому идолу. На «свободных» выборах в

ноябре 1928 года, за которые он так ратовал, «победил»

генерал либеральной армии Хосе Мария Монкада. Выбо¬

ры, как того и добивался Адольфо Диас, проводились

под контролем американцев. Председателем центральной

избирательной комиссии был генерал Фрэнк Маккой, а

избирательными комиссиями на местах заправляли 352

морских пехотинца. Так Белый дом сменил консервато¬

ров на либералов.
Кандидатура Хосе Монкады появилась в связи с «ми¬

ротворческой» миссией полковника Генри Стимсона в

мае 1927 года. Именно Монкада подписал тогда мирный

договор со стороны либералов и отдал приказ о разору¬
63

жении своей армии. Хорошо зарекомендовал он себя и

потом, воюя против отрядов Аугусто Сесара Сандино.
Фактической датой рождения Национальной гвардии

стало 12 мая 1927 года, так как в договоре Стимсона —

Диаса — Монкады, подписанном в тот день, прямо ого¬

варивалось создание «национальной военной гвардии». А

первый рекрутский набор для нее был проведен 24 мая.

Через месяц три роты бритоголовых новобранцев уже

старательно взбивали облака пыли на Марсовом поле

под руководством офицеров морской пехоты США.
К сентябрю 1928 года в рядах Национальной гвардии

насчитывалось около двух тысяч никарагуанских солдат

и двухсот офицеров-янки. По свидетельству современни¬

ков, это было прекрасно обученное и экипированное со¬

единение, выгодно отличавшееся от армий всех централь¬

ноамериканских стран. Американские инструкторы пре¬

подавали своим подчиненным не только основы военного

дела, тактику и методы антипартизанской войны, но и

прививали им чисто полицейские навыки.
Одним из декретов правительства Национальная

гвардия провозглашалась «единственной военной и поли¬

цейской силой Республики». В отдаленных департаментах

Национальная гвардия сочетала полицейские и судебные

функции, установив контроль за деятельностью мировых

судей и муниципальных органов.
Постепенно Соединенные Штаты превращали выпе¬

стованное ими и подвластное им марионеточное войско в

обособленное государство в государстве, лишь формаль¬

но подчиненное президенту страны. Бедный президент!

Что он мог в случае необходимости противопоставить

личной гвардии американского посла? Ведь «единствен¬

ная военная и полицейская сила Республики» подчиня¬

лась приказам майоров и полковников-янки, которые

значили для нее куда больше, чем все распоряжения

президента Никарагуа, вместе взятые.
*	* *
«В Соединенных Штатах усиленно критикуют методы

ведения операций, которые приносят нам постоянные поте-

ри в личном составе, но не приносят никаких результатов.

Как видно, данное положение вещей может и будет продол¬

жаться еще очень долго. Здесь никто не понимает, почему

не выполняются поставленные задачи. Откровенно говоря,
64

я и сам этого не понимаю. Всех преследует какое-то

тяжелое чувство. Что-то упущено в планах кампании, как-

то не так осуществляется руководство ею. Военно-мор-

ской департамент отделывается стандартными утверж¬

дениями о полной удовлетворительности ситуации. Однако

ни конгресс, ни общественное мнение не собираются доволь¬

ствоваться столь общими ответами. Поэтому становит¬

ся все более настойчивой критика наших потерь в живой

Шле и технике, а также полного отсутствия опреде¬

лённости касательно сроков завершения операций».
-	Телеграмма госсекретаря США Фрэнка Келлога гене¬

ралу Маккою от 3 марта 1928 года.
*	* *
Стоит только не обратить внимания на подпись и

дату отправления этой телеграммы, и может показаться,

что написана она значительно позднее и относится к

событиям другой войны, вьетнамской. В шестидесятые

годы американские политики тоже никак не могли взять в

толк, почему военные операции во Вьетнаме не приносят

никаких результатов, кроме потерь. Впрочем, так ли уж

наивны были власти предержащие в США? Разумеется,

нет. Но не мог же в самом деле Белый дом во всеуслыша¬

ние говорить об истинных причинах постоянных пораже¬

ний американского оружия! Скандал! Ведь, по официаль¬

ной версии, морские пехотинцы воюют в Никарагуа с

«шайкой бандитов». Версия, конечно, слабовата. Уже и

сами американцы в открытую издевались над Белым

домом, говоря, что, если морской пехоте так хочется

бороться с преступниками, пусть отправляется в Чикаго.

Но официальная версия есть официальная версия, если

даже приходится называть «бандитами» весь народ...
И начинается игра в страусов:
«Что-то упущено в планах кампании, как-то не так

осуществляется руководство ею!»—восклицает госсекре¬

тарь и немедленно зарывает голову в песок...
«Сандинисты обладают преимуществом знания ис¬

панского языка!» — парирует генерал и крепко жму¬

рится...
Хотя у обоих на письменных столах лежат донесения

офицеров непосредственно из районов боевых действий.

Майор Оливер Флойд, командир отряда морских пехо-
3-2255
65

тинцев в Нуэва-Сеговии, сообщал, например, о том, что

население департамента в подавляющем большинстве

поддерживает или симпатизирует Сандино, что сандини-

сты полны решимости сражаться. Поэтому, заключал

майор, для ликвидации освободительного движения не¬

обходимы широкомасштабные операции, при проведении

которых потери, естественно, значительно возрастут.
Майор Флойд, чувствуется, слабо разбирался в поли¬

тике. В Соединенных Штатах приближалась пора прези¬

дентских выборов. Администрации Калвина Кулиджа и

так приходилось отбиваться от мощного потока критики

в свой адрес. А тут еще новые потери в Никарагуа! Ну

нет! Пусть воюют сами никарагуанцы.
Во второй половине двадцать седьмого года и почти

весь двадцать восьмой, до ноября, Национальная гвар¬

дия переживала период становления и подготовки. Ника¬

рагуанские солдаты принимали лишь эпизодическое уча¬

стие в войне, изредка входя в состав патрулей и отрядов

американской морской пехоты. Положение резко измени¬

лось после «избрания» президентом страны Хосе

Монкады. Что ж, доверие Белого дома нужно было

оправдывать.
И Хосе Монкада развил бурную деятельность. Под¬

разделения морской пехоты спешно выводятся из самых

опасных и горячих мест и заменяются Национальной

гвардией. Теперь уже американцы отсиживаются по ук¬

репленным гарнизонам и крупным городам, а базы сан-

динистов штурмуют роты гвардейцев. Новый президент

даже попытался сформировать так называемое «ополче¬

ние» для борьбы с повстанцами и помощи регулярным

войскам. Однако из этой затеи ничего не вышло: ополчен¬

цы, набранные из уголовников и сынков богатых земле¬

владельцев, задавали стрекача при одном только появле¬

нии сандинистских колонн.
Оккупанты продолжали нести потери. Я уже расска¬

зывал о знаменитом рейде Армии защиты национального

суверенитета на Атлантическое побережье и разгроме

штаб-квартир американских компаний. Сандинисты на¬

падали на гарнизоны морской пехоты, сбивали американ¬

ские аэропланы, уничтожали патрули, забиравшиеся в

глубь горных массивов. Генерал Сандино вел партизан¬

скую войну, которая невозможна без широкого участия в

ней населения. Крестьяне, мирно трудившиеся на своих

клочках земли днем, ночами вытаскивали из тайников
бб

оружие и присоединялись к отрядам Сандино. Женщины,

дети, старики—те, кто не мог держать в руках винтовку,

были тылом Армии и ее разведкой. Благодаря этому

Сандино был непобедим. Он всегда появлялся в самом

неожиданном месте и, нанеся удар, бесследно исчезал в

лесных чащах.
Именно тогда американцы додумались до «стратеги¬

ческих деревень», активно применяемых впоследствии во

Вьетнаме. Но насильственная эвакуация жителей из охва¬

ченных военными действиями районов, тактика выжжен¬

ной земли, массовые репрессии не принесли желаемых

результатов.
*	* *
«В главном штабе Национальной гвардии получены сооб¬

щения о новых стычках с бандитами в департаментах

Нуэва-Сеговия и Хинотега.
Лас-Крусес
Патруль Национальной гвардии под командой капитана

Келли был атакован бандитами поблизости от поселка

Лас-Крусес, департамент Хинотега.
Во время боя был тяжело ранен пулей в живот замес¬

титель капитана Келли лейтенант Фримэн.
Лейтенант Дельгадильо
Патруль Национальной гвардии под командой лейте¬

нанта Дельгадильо, выпускника военной академии, столк¬

нулся с группой бандитов возле селения Сан-Херонимо,

департамент Хинотега. В результате завязавшегося боя

национальные гвардейцы захватили трех мулов, принад¬

лежавших бандитам.
Нет патронов
Главный штаб Национальной гвардии имеет информа¬

цию о том, что банда в 200 человек, бродящая по горам

Нуэва-Сеговии, испытывает недостаток в патронах. У

каждого из бандитов всего по пятнадцать зарядов».
Газета «Пренса» от 6 августа 1930 года, Манагуа.
*	* *
Янки начали еще интенсивнее готовить Националь¬

ную гвардию к будущим баталиям, сообразив, что скоро

им придется уйти из Никарагуа. Они создали «военную

академию», иначе говоря, пехотную школу, где обуча¬

лись кадеты-никарагуанцы, призванные заменить офице¬
з*
67

ров морской пехоты. Они не жалели средств. В 1930 году

Национальная гвардия уже съедала четвертую часть всех

валютных поступлений никарагуанского правительства.

Все новые и новые роты новобранцев маршировали на

Марсовом поле.
—	Кто враг гвардии?—кричал американский офицер-

инструктор с ужасающим акцентом.
—	Народ! — хором орали новобранцы.
—	Да здравствует гвардия! — провозглашал янки. jT
—	Долой народ! — вторили рекруты.	г
И так изо дня в день... Как видите, на Марсовом поле,
вдали от международных трибун, американцы уже не

изображали из себя «святую наивность». Там они уже

точно определяли своего главного врага в Никарагуа.
В ноябре 1932 года, как известно, произошли очеред¬

ные «свободные» выборы, на которых опять заправляли

всем морские пехотинцы. В январе 1933 года последний

солдат-янки покинул никарагуанскую землю. В стране

остались две полярные силы: Армия генерала Аугусто

Сесара Сандино й Национальная гвардия. Слабохарак¬

терного, безвольного президента Сакасу, лишенного к

тому же реальной власти, никто всерьез не принимал.
До января 1933 года Национальной гвардией коман¬

довали американские генералы. Теперь встал вопрос о

назначении никарагуанского шефа-директора. Отбросив

в сторону робкие возражения Сакасы, генерал Калвин

Б. Мэтьюс, последний американский шеф гвардии, и по¬

сланник США остановились на кандидатуре Анастасио

Сомосы Гарсия, ставленника и протеже Хосе Монкады.
*	* *
«...Я считаю его (Сомосу.—AbtJ наиболее подходя¬

щим во всей стране человеком для этой должности. Никто

не будет действовать умнее и ответственнее, чем он, для

поддержания внепартийного характера гвардии. Никто

лучше него не сможет справиться со всем, что касается

управления и руководства Национальной гвардией».
Докладная записка посланника Соединенных Штатов

в госдепартамент 28 октября 1932 года.
*	* *
Надо сказать, что до своего назначения на пост шефа-

директора Анастасио Сомоса был министром иностран¬

ных дел в правительстве Монкады. А еще раньше—просто

проходимцем.
68

Генеалогическое дерево рода Сомосы восходит свои¬

ми корнями к некоему Бернабе Сомосе, известному в

Никарагуа в середине прошлого века под кличкой «Семь

платков». Именно столько платков, как утверждают, бы¬

ло необходимо использовать Бернабе для того, чтобы

стереть кровь со своих рук. Ибо промышлял он на боль¬

ших дорогах грабежом и разбоем. Когда Бернабе нако¬

нец повесили в городе Ривас, его сын Анастасио, роди¬

тель будущего диктатора, на «заработанные» папашей

деньги приобрел небольшую кофейную плантацию Сан-

Маркос в департаменте Карасо. Он не унаследовал буй¬

ного нрава своего отца и, по свидетельству очевидцев,

прилежно трудился в поместье, сколотив в результате

довольно крупный капиталец.
В этом поместье, расположенном, кстати, недалеко от

Никиноомо, родился 1 февраля 1896 года Анастасио Со-

моса Гарсия, Тачо. Тачо еще в юные годы обнаружил

пристрастие к азартным играм, вину и амурным приклю¬

чениям. Он лихо проматывал отцовские деньги, вследст¬

вие чего был послан в Соединенные Штаты, в Филадель¬

фию, набираться ума-разума. Однако пребывание в

США не пошло на пользу внуку Бернабе. Не закончив кур¬

са в коммерческом училище, он занялся перепродажей по¬

держанных автомобилей, а доходы от своего бизнеса

благополучно спускал в игорных домах. Отчаявшийся

родитель вызвал непутевого сына обратно в Никарагуа,

приобрел для него трактир и женил на девушке из аристо¬

кратического семейства Дебайле.
Но и женившись, Тачо не остепенился. Очень скоро

трактир пошел с молотка за карточные долги, та же

судьба ждала и поместье Сан-Маркос, доставшееся

Тачо в наследство от умершего с горя отца. Чтобы

как-то поправить свои финансовые дела, а главное,

изыскать средства для удовлетворения страстишек,

Анастасио становится... фальшивомонетчиком. В 1921

году его арестовали вместе с сообщником и будущим

начальником штаба Национальной гвардии Камило Гон-

салесом. Хотя Дебайле всегда считали Сомосу парвеню и

не опускались до общения с ним, в данном случае они все

же использовали родственные и дружеские связи в выс¬

ших сферах, чтобы замять дело. Тачо на время притих.

Говорили, что он наконец одумался, покончил с «ошиб¬

ками молодости» и воюет в либеральной армии под

началом генерала Монкады.
69

Вновь он всплывает на поверхность в мае 1927 года.

Американцы сразу же обратили внимание на молодого

услужливого никарагуанского полковника, переводчика

на переговорах Генри Стимсона с генералом Монкадой и

президентом Адольфо Диасом. Янки забавлялись, слу¬

шая его беглый английский, почерпнутый в притонах

Филадельфии. Другим Тачо, увы, не владел и с классиче¬

ской английской литературой знаком не был. Но, нимало

не смущаясь данным обстоятельством, полковник Сомо-

са с радостью помогал любому американцу в любом

деле, вплоть до знакомства с особами весьма сомнитель¬

ного поведения. Так и повелось, что со всеми нуждами и

проблемами офицеры морской пехоты США шли к Анас-

тасио Сомосе. И даже будучи министром, он ни разу не

отказал ни одному янки в помощи или протекции. К 1933

году из Анастасио Сомосы окончательно сформировался

именно тот тип «сукина сына», который устраивал Белый

дом. Соединенные Штаты меньше всего хотели видеть в

Никарагуа парламентскую республику. Им изрядно под¬

надоела вечная грызня за власть между либералами и

консерваторами, нестабильность ситуации в стране, ме¬

шающая американским монополиям развернуться в пол¬

ную силу. Создав «внепартийную» Национальную гвар¬

дию, Вашингтон нуждался в «сильном человеке», дикта¬

торе, способном обеспечить американские интересы в

Никарагуа и достаточно беспринципном, чтобы торго¬

вать родиной за мелкие подачки.
Такой человек нашелся. Оставалось лишь «подса¬

дить» его в президентское кресло.
Кто убил Сандино
При всей своей очевидности, проблема эта дискути¬

руется до сих пор. В течение пятидесяти лет, прошедших

с того рокового вечера 21 февраля 1934 года, Вашингтон

прилагает титанические пропагандистские усилия, чтобы

смыть с себя это кровавое пятно. Одно из многих, кото¬

рые, к сожалению, не отягощают его совесть. Просто

очень неудобно изображать из себя «поборника демокра¬

тии» и «защитника прав человека» в столь грязном

платье. Ведь приходится время от времени перекла¬
70

дывать дубинку в левую руку и, помахивая сдобным

пряником в правой, представлять перед развивающимися

странами и всем миром «старого-доброго-дядюшку-

Сэма-обожающего-своих-маленьких-деток».
Поэтому, если верить Белому дому, Соединенные

Штаты всегда оказываются «ни при чем». «Не ведали, не

знали, не догадывались даже» — вот смысл официальных

заверений Вашингтона в подобных случаях. Вождей мек¬

сиканской революции убили мексиканцы, Мартина Люте¬

ра Кинга — фанатик-одиночка, Сальвадора Альенде рас¬

стреляли чилийцы. Омар Торрихос погиб в авиа¬

катастрофе и так далее без конца. Вроде никогда не

существовало специальных отделов в госдепартаменте и

морских пехотинцев, и не существуют сейчас ЦРУ и

«зеленые береты», на деятельность которых не жалели и

не жалеют миллионов долларов.
Вот и в Никарагуа: Аугусто Сесара Сандино убил

Анастасио Сомоса. Сегодня, после победы революции,

уже можно признать, что поступил он, конечно, некраси¬

во. Раньше как-то не приходило в голову. Да к тому же

американский посол во время убийства ничего не знал,

вкушал коктейли на приеме...
Еще в римском праве существовал принцип, сослу¬

живший прекрасную службу юристам многих стран и

многих поколений: «Cui prodest?»—«Кому выгодно?»

Попробуем разобраться, кто и какую выгоду получил в

результате смерти генерала Аугусто Сесара Сандино.

Тогда мы, наверное, сможем назвать подлинных ви¬

новников его гибели.
Итак,
Анастасио Сомоса Гарсия, генерал, шеф-директор На¬

циональной гвардии. Он был простым орудием в чужих

руках, но тем не менее ждал огромных дивидендов, как

политических, так и материальных, от устранения Санди¬

но. Дело в том, что Аугусто Сесар Сандино был единст¬

венным препятствием на пути Сомосы к неограниченной,

самодержавной власти в Никарагуа.
Американцы подготовили Тачо все условия для утвер¬

ждения диктатуры. Они создали в стране сильный

военно-полицейский аппарат, который подчинялся толь¬

ко его приказам и приказам посла США. Они «избрали»

для него безвольного и бесхарактерного президента, не¬

способного ни на один решительный шаг. Они оставили

Сомосе большое количество вооружения и долларов для
71

«умиротворения» недовольных и подкупа колеблющих¬

ся... Заветная жар-птица спокойно клевала золотые зер¬

нышки всего в нескольких миллиметрах от жадных паль¬

цев Тачо. Нужно было только схватить. Схватить и

немедля свернуть ей шею, чтоб не вырвалась на свободу.

Но мешал Сандино. Сандино, который считал Нацио¬

нальную гвардию враждебной правительству и называл

ее «институтом, существующим вопреки конституции».

Сандино, по одному призыву которого опять поднимут*#

на борьбу северные департаменты.
Тачо прекрасно понимал, что Сандино не допустит

диктатуры. Во всяком случае, пока жив.
*	* *
«Вивили, Никарагуа, Центральная Америка,
7 августа 1933.
Уважаемый сеньор Президент!
3-го дня сего месяца до нас дошло известие о том, что

арсеналы в Манагуа и Леоне, принадлежащие прави¬

тельству, были подожжены неизвестными преступника¬

ми и что Вы уехали из столицы.
Получив это известие, мы вновь взяли в руки оружие и

немедленно отдали приказы всем нашим силам, которые

находятся в полной готовности выступить туда, куда

позовет долг...
С братским приветом, Родина и Свобода,
А. С. Сандино».
Из письма А. С. Сандино президенту Никарагуа Хуану

Баутисте Сакасе.
*	* *
Что касается выгод, то, заполучив наконец безраз¬

дельную власть над Никарагуа, Тачо тут же накрепко

присосался к телу страны. Через пять лет после убийства

Сандино его личный капитал составил 4 миллиона долла¬

ров. А через десять лет, в 1944 году, Сомоса владел уже:
—	51 скотоводческим, 46 кофейными, 400 табачными

поместьями;
—	золотыми шахтами Сан-Урбина;
—	50 процентами акций единственного в Никарагуа

цементного завода, 50 процентами акций спичечной
72

фабрики «Момотомбо» (чтобы избавиться от конкурен¬

ции, диктатор запретил импорт зажигалок);
—	газетой «Новедадес»;
—	половиной всех деревообрабатывающих фабрик;
—	электростанциями в Чинандеге, Типитапе, Хиноте-

ге, Эстели;
—	доходными домами в Мексике, Майами и Коста-

^ике;
—	самыми крупными в стране молочными комбина¬

тами «Салуд» и ПОЛАКСА;
—	мясокомбинатами КАРНИК, ИФАГАН, «Сентрал

мит пэкер», «Регало».
Кроме того, Тачо ежегодно опускал в свой карман

«мелочь» —175 тысяч долларов, которые платили Ника¬

рагуа в виде налогов американские монополии, действо¬

вавшие в стране...
Робин Бобин Барабек. Правда, далеко не столь без¬

обидный, как герой детских стишков Корнея Чуковского.

И живот у него никогда не болел, и аппетиты его посто¬

янно росли. Лишь в 1956 году выстрелы молодого па¬

триота Ригоберто Лопеса Переса, которые отправили

Тачо на свидание с дедом и прочими предками, заставили

отвалиться этого чудовищного клопа. Но на его место

наползли наследники — старший сын Луис, младший —

Анастасио, Тачито. И продолжали сосать, пока семейный

капитал не превысил 400 миллионов долларов, по весьма

приблизительным оценкам.
Соединенные Штаты Америки—правительство, кон¬

гресс, сенат, монополии и банки, связанные с Панамским

каналом и Центральной Америкой, держатели акций, ма¬

фиози, связанные с экспортом наркотиков и контра¬

бандой...
Аугусто Сесар Сандино мешал им всем.
Пока он был жив, Белый дом и Уолл-стрит испытыва¬

ли серьезное беспокойство за судьбу канала и американ¬

ских инвестиций. Он боролся за независимую и свобод¬

ную Никарагуа. Вашингтон желал видеть Никарагуа за¬

висимой и полностью подчиненной своей воле. В резуль¬

тате под угрозой оказались «жизненно важные интересы

Соединенных Штатов». А в таких случаях, как уже дока¬

зано многолетней практикой, Вашингтон не церемонится.

То. с чем не справились морские пехотинцы, поручили

Анастасио Сомосе.
73

Сандино угрожал Соединенным Штатам не только в

Никарагуа. Он мечтал о создании конфедерации латино¬

американских государств для совместного отпора импер¬

ским устремлениям Белого дома.
*	* *
«К Антиимпериалистическому конгрессу во Франкфурте.
Декабрь 1929 года.
...С 1909 года, когда американский империализм вздумал

строить межокеанский канал через перешеек: город Ривас и

реку Сан-Хуан на территории Никарагуа и военно-морскую

базу в заливе Фонсека, которым совместно владеют

Сальвадор, Гондурас и Никарагуа, в нашей стране ведется

незатухающая борьба за сохранение территориальной це¬

лостности, на которую покушается империализм.
Данный проект американского империализма уже обо¬

шелся Никарагуа в сорок тысяч жизней и более чем в 100

миллионов кордоб материального ущерба...
Никарагуанский народ, подлинными представителями

которого мы себя чувствуем, позволит строительство

межокеанского канала через свою территорию, позволит

строительство военно-морской базы в заливе Фонсека... Но

при условии, что данные работы будут проводиться силами

всех латиноамериканских республик, на благо всех народов

планеты и никогда не станут исключительной собствен¬

ностью империализма янки...»
Из обращения А. С. Сандино к участникам Между¬

народного антиимпериалистического конгресса во

Франкфурте.
«...Колонизаторская война янки быстро надвига¬

ется на наши народы... Каждая из латиноамериканских

стран, когда приходит ее черед, оказывается бессильной

оказать сопротивление захватчику, так как до сих пор они

пытались выстоять в одиночку...
Нас 90 миллионов латиноамериканцев, и мы должны

сосредоточить все наши помыслы на идее объединения. Мы

должны понять, что американский империализм—наш

самый смертельный враг, который стремится путем за¬

воевания покончить с честью и свободой наших народов...»
Из воззвания А. С. Сандино к правительствам стран

Латинской Америки от 4 августа 1928 года.
74

«...Во время совещания, состоявшегося вчера между

президентом и государственным секретарем Стимсоном,

оба пришли к заключению, что Аугусто Сандино является

обычным бандитом, без принципов, без патриотизма и без

других целей, кроме как убивать и грабить. Поэтому они

решили передать вопрос об уничтожении Сандино прави¬

тельству Никарагуа, которое, кшс считают эти полити¬

ческие деятели, сможет осуществить это в короткое

время».
Из донесения мексиканского посла в Вашингтоне от

18 апреля 1931 года.
*	* *
«...Они решили передать вопрос об уничтожении Сан¬

дино правительству Никарагуа...» Это означало приго¬

вор, подписанный государственным секретарем США Ге¬

нри Стимсоном, бывшим «голубем мира». Приговор

окончательный и обжалованию не подлежит.
Что же касается «неведения» посла Артура Блисс

Лейна, то 9 февраля 1934 года между ним и генералом

Анастасио Сомосой состоялся интересный разговор:
—	Достаточно одного вашего слова, сеньор посол, и

я брошу Сандино в тюрьму,— верноподданно заявил

генерал.
—	Нет-нет, мистер Сомоса, обещайте мне, что вы

впредь не предпримите ничего без предварительного согла¬

сования со мной,—ответил посол.
Выгоды материального характера, полученные США

после убийства Сандино, оставляли далеко позади «ус¬

пехи» Тачо. По сравнению с прибылями американских

монополий, которым уже никто не мешал грабить стра¬

ну, его проделки действительно казались детскими шало¬

стями. Достаточно сказать, что прямые американские

капиталовложения в Никарагуа достигли к 1941 году

почти девяти миллиардов долларов. Что 95 процентов

никарагуанского экспорта шло в США, а 85 процентов

импорта составляли товары американского производст¬

ва. Что американские чиновники взяли под свой контроль

национальный банк, таможни, министерство финансов...
21 февраля 1934 года на Никарагуа опустилась ночь

длиною в сорок пять лет.

штшишж
'LoCACfAX. p
2.
/7 Oj>*<*cclOL+c^

Я скоро погибну. Но остаются жить эти
мальчишки. Они продолжат начатую борьбу,

им вершить великие дела...
А. С. Сандино
В гостях у команданте
Нет, Мигель, в ближайшее время невоз¬

можно. Ничего не выйдет,—говорит

Леонор Гутьеррес, но говорит неуверен¬

но, похоже, на всякий случай. Значит, можно попробо¬

вать еще раз...
—	Пойми, Леонор, очень нужно, просто необходимо

поговорить с Томасом Борхе. Ведь он единственный

оставшийся в живых основатель СФНО. Кто лучше него

расскажет обо всем, что связано с борьбой Фронта?
Леонор молчит. Мы стоим у широкого окна междуна¬

родного пресс-центра на седьмом этаже отеля «Интер-

континенталь». Отсюда весь город как на ладони. Пыль¬

ная пустошь бывшего Марсова поля, дальше—молодые

деревца и баскетбольные площадки парка «Луис-

Альфонсо Веласкес», разбитого в прошлом году на месте

руин. Рядом с парком—белая коробка Дома прави¬

тельства и башня «Бэнк оф Америка», сияющая метал¬

лом и стеклом. За ними—площадь Революции с вечным

огнем на могиле Карлоса Фонсеки, мрачноватый бетон¬

ный куб театра «Рубен Дарио», серые, мертвые воды

озера и на далеком леонском берегу величавая, синяя

громада вулкана Момотомбо.
Солнце отвесно падает на город. Тени нет. Жара и

духота неимоверные. Уходить ни с чем, возвращаться с

пустыми руками из генерированной кондиционерами

прохлады отеля в раскаленный ад «жигуленка», оставлен¬

ного на солнцепеке,—вдвойне обидно.
—	Леонор, это действительно необходимо. Вы же все

можете здесь, в пресс-центре. Пожалуйста, Леонор,—

пускаюсь я на откровенную лесть. Она улыбается, потом

вздыхает, тяжело и обреченно, и... направляется в свой

кабинет. Звонить и договариваться. Ура! «Лед тро¬

нулся!»—как любил восклицать великий комбинатор. В
79

предчувствии удачи забываю даже о том, что лед в

Никарагуа встречается лишь в холодильнике.
Конечно, удача. Другого слова и не подберешь. Ведь

членов Национального руководства СФНО всего девять.

Но каждый журналист, прилетающий в Манагуа на ко¬

роткий срок, непременно пытается побеседовать хотя бы

с одним из них, а каждый, аккредитованный постоянно,

непременно жаждет переговорить со всеми. Поэтому^ в

последнее время, когда количество нашей братии перева¬

лило уже за тысячу, команданте без особого энтузиазма

посвящают то немногое свободное время, которым ра¬

сполагают, индивидуальным беседам с представителями

прессы. А у меня вообще случай особый—я добиваюсь

не молниеносного десятиминутного интервью. Разговор

об истории создания Сандинистского фронта националь¬

ного освобождения, об этапах его борьбы, о победах и

поражениях потребует не одного часа...
Леонор возвращается. Сердце у меня замирает.
—	Все в порядке, не волнуйся,—шепотом говорит

она, заговорщически поглядывая по сторонам на шумных

моих коллег, заполнивших маленький холл пресс-

центра.—Только, к сожалению, команданте не сможет

принять тебя в министерстве: много работы. Он пригла¬

шает тебя к себе домой послезавтра вечером.
К сожалению! Да это просто прекрасно!
Скромный белый домик в квартале Бельо Орисонте,

небогатом столичном квартале, где живут учителя и бан¬

ковские клерки, мелкие торговцы и шоферы такси. Домик

ничем не отличается от других, точно таких же домов,

вытянувшихся цепочкой вдоль тесной улочки с чахлыми

деревьями вдоль тротуаров. Узкие зеленые полоски газо¬

нов, яркие оранжевые пятна тропических цветов, особен¬

но яркие на фоне белых стен. Ни высоких заборов, ни

постов, ни остроконечных оград, ни часовых. Здесь и

живет министр внутренних дел Никарагуа, команданте

Революции Томас Борхе.
Он встречает у порога. Небольшого роста, корена¬

стый, заметно седой. В крепком рукопожатии маленькой

сухой ладони ощущается недюжинная сила. Живые, про¬

ницательные, умные, с едва приметной в глубине хитрин¬

кой глаза на широкоскулом индейском лице.
Мы проходим в затемненную плотными портьерами

гостиную, аккуратную и скромную. Журнальный столик,

два глубоких и покойных кресла, часы с маятником в
80

углу. На стенах офорты — Ван Гог, Пикассо, никара¬

гуанские примитивисты...
Мне часто приходилось слушать выступления Томаса

Борхе во время митингов в Манагуа, в числе многих

журналистов сопровождать его в поездках по стране.

Пожалуй, основное качество команданте Томаса Борхе —

простота и скромность в общении. Та натуральная,

естественная простота, которая свойственна только по-

настоящему глубоким и сильным натурам. Поза, теат¬

ральность чужды ему. Он одинаково спокойно, с чувст¬

вом собственного достоинства и уважения к собеседнику

разговаривает с неграмотным индейцем-крестьянином и

с президентом соседней страны, с рабочим на государст¬

венной фабрике и послом великой державы. Умеет слу¬

шать не перебивая, не обнаруживая нетерпения. Умеет

весело, умно пошутить и заразить своим веселием окру¬

жающих. Но умеет и высмеять, едко, уничтожающе. Его

доброта широко известна в народе. Не размягченность и

безволие слабости, а справедливая, твердая доброта че¬

ловека, обладающего железной волей.
«Запутавшиеся, обманутые люди,—сказал он как-то о

пленных национальных гвардейцах, отбывающих на¬

казание.—Мы не хотим мстить им за все совершенное.

Мы даем им возможность вернуться к нормальной чело¬

веческой жизни, из которой они были обманом или силой

похищены режимом Сомосы. Мы их не наказываем в

буквальном смысле этого слова, но стараемся перевоспи¬

тать, вновь'‘привить им навыки к- труду, утраченные за

время службы в гвардии, вложить в их опустошенные

пропагандой и криком капралов головы понятия о добре,

о человечности, о родине...»
Вспоминается и такой случай. В парке Ксилонем,

расположенном в нескольких километрах от столицы,

излюбленном когда-то месте развлечений сомосовской

знати, открывался первый в Никарагуа детский лагерь

отдыха. Открывать его от имени Национального руко¬

водства СФНО приехал Томас Борхе. Он не произносил

речей, просто поговорил с детьми, нравится им здесь или

нет, как думают отдыхать, чем заниматься. Хозяйским

взглядом осмотрел палатки, бассейн, бейсбольные пло¬

щадки. Записал, что бы еще нужно прислать из продуктов

и инвентаря...
Вдруг к нему подошла группка чумазых сорванцов.
—	Команданте, смотрите, вот он свою майку не хочет
81

снимать, а мы говорим: «Сними, а то поколотим»,—

докладывает Томасу Борхе вихрастый черноглазый

мальчишка, по всему видно, атаман.
Провинившийся стоит, опустив голову, и всхлипы¬

вает. На его футболке во всю грудь красуется флаг США.
—	Да-а, «сними»,—тянет он сквозь слезы.— Она у

меня одна всего. В чем я играть в бейсбол буду?
—	Мы тебя в этой «гринговской» майке все равно в

команду не возьмем,—обрывает его атаман.— Флаг с

тебя сдерем и сожжем.
—	Ну-ка, присядем,—говорит команданте серьезным

голосом и опускается на траву. Садятся и мальчишки.—

Вот что, колотить никого не надо. Майку он носить и

сам не будет, правда...—Борхе вопросительно смотрит

на ребят. «Алехандро его зовут! Алехандро!» — под¬

сказывают команданте ребячьи голоса.—Правда, Але¬

хандро? Ведь ты же—никарагуанец. Гордись этим и

чужие флаги на груди не таскай. Но и жечь чужие флаги

тоже не стоит. Ведь этот флаг не принадлежит Рейгану

или ЦРУ. Флаг этот принадлежит американскому наро¬

ду. А народ, каким бы он ни был, малым или великим,

нужно уважать. Вот так я думаю, мучачос. А теперь

пойдем со мной.
Команданте легко поднимается на ноги и направляет¬

ся к одинокому киоску в глубине парка.
—	Мне нужно двадцать маек. Вот этих, с вулканом

Момотомбо. Да-да, двадцать,—говорит он торговке, вы¬

таскивая портмоне.—Сколько с меня?
Через минуту мальчишки со смехом и визгом натяги¬

вали на себя обновки.
—	Знаете, давайте так и назовем нашу команду—

«Вулкан Момотомбо»!—закричал вдруг Алехандро, за¬

пихивая свою злосчастную «гринговскую» майку под

широкий куст акации.
О себе команданте Борхе рассказывает скупо и сдер¬

жанно, словно выталкивает тяжелые, неподъемные фра¬

зы, хотя оратор он прекрасный.
Родился в августе 1930 года на севере, в Матагальпе.

Там, учась в школе, познакомился с молодым библиоте¬

карем Карлосом Фонсекой, будущим создателем и лиде¬

ром СФНО. Собирались у одного из товарищей в саду, в

тени апельсиновых деревьев. Читали, спорили о настоя¬

щем, о прошлом, о будущем. Так был прочитан Томас
82

Мор, открыты для себя запрещенные режимом Маркс,

Энгельс, Ленин... Это были первые шаги. Прозрение.

Познание мира. Потом—подполье, эмиграция, пресле¬

дования сомосовской охранки, тюрьмы и пытки, парти¬

занские колонны в горах. Но ничего замечательного или

выдающегося во всем этом нет, считает команданте.

Борьба есть борьба. Всем приходилось пройти через

подобное, многим через худшее. Недаром из тех, кто

начинал Фронт, в живых остался он один. И, вообще,

hijo*, давай-ка лучше говорить о Фронте...
На столике перед нами появляется обжигающий, гу¬

стой и черный, как нефть, кофе. И команданте начинает

разговор.
—	Те, кто подло, тайком убил Аугусто Сесара Санди¬

но, думали, что вместе с ним умрет и его дело. Роковая

историческая ошибка! Пока в стране существовало эконо¬

мическое и политическое господство США, пока сущест¬

вовали эксплуататорские классы и охранявшая их интере¬

сы армия, которая только по названию была «националь¬

ной», пока существовало все это, революционная борьба

народа, начатая Сандино, неизбежно должна была

продолжаться.
Хотя необходимо признать, что, расправившись с

ним, правящие классы получили определенную переды¬

шку. Два десятилетия, последовавшие за гибелью

генерала, отличались политической инертностью масс,

общим спадом внутренней напряженности. Виной тому и

великий кризис капиталистического мира, остро ударив¬

ший по слабым и зависимым странам, и разразившаяся

вскоре вторая мировая война, и ужесточение репрессий. Но

главное заключалось в том, что в политической жизни

Никарагуа образовался вакуум, ощущалось отсутствие

авангарда революционной борьбы, партии или движения,

способного повести за собой весь народ.
«Оппозиционные» буржуазные партии, прежде всего

консервативная, использовали проявление народного не¬

довольства как козырную карту в своей игре с режимом,

добиваясь от него мелких уступок и льгот для своих

сторонников.
Эта грязная политическая возня велась за счет народа

и вопреки его надеждам и чаяниям. Двойной гнет—
*	Сын (исп.) — принятое в Никарагуа обращение старшего к

младшему.
83

американских монополий и национальной промышлен¬

ной и аграрной буржуазии, усиливающийся с каждым

годом террор репрессивного аппарата, созданного в Ни¬

карагуа при помощи Соединенных Штатов, нищета

крестьян, безработица в городах, неграмотность, эпиде¬

мии, голод. Так мы жили в те годы, а «оппозиционные»

буржуа часами толкли воду в ступе на трибунах конгрес¬

са и радовались, когда удавалось убедить полицейского

не брать штраф за превышение скорости.	.с
В пятидесятые годы в Никарагуа завершился процесс

укрепления и развития капиталистических отношений,

связанный с массовым производством хлопка. В то же

время Никарагуа попала в еще большую зависимость от

иностранных монополий, так как хлопок не отвечал эко¬

номическим нуждам и потребностям страны. В его произ¬

водстве были заинтересованы главным образом северо¬

американские компании. Для обеспечения янки сверхпри¬

былей режим принялся сгонять крестьян с земель, прев¬

ращая мелкие крестьянские наделы в бескрайние хлопко¬

вые плантации. Когда-то в Англии «овцы съели людей».

У нас «людей съел хлопок». Тысячи крестьян двинулись

в города на поиски работы, но там ее уже давным-давно

не было. Тысячи, которым повезло, нанимались бат¬

раками на свои бывшие земли, ставшие теперь чужими

плантациями. За свой адский труд они получали гроши,

а чаще работали за пропитание. Тысячи умирали с

голоду.
Массовое разведение хлопка принесло Никарагуа не¬

исчислимые беды. Ведь на землях, занятых под планта¬

ции, росли когда-то злаковые культуры, овощи для вну¬

треннего потребления. Никарагуа попала, таким обра¬

зом, еще и в зависимость от импорта продуктов питания.

Янки интересовались в Никарагуа только двумя

вещами—кофе и хлопком. Из Гондураса, скажем, они

вывозили в основном бананы, а от нас—кофе и хлопок.

Наплевать им было на то, чем и как мы будем кормить

детей, во что одеваться, из чего строить дома. Подай им

кофе и хлопок. А там уж, так и быть, добрые дядюшки

сэмы привезут в Никарагуа свои консервы, свою одежду,

свою кока-колу и продадут это все никарагуанцам по

тройной цене. Страдали не только никарагуанские трудя¬

щиеся, но и средняя и мелкая национальная буржуазия,

которая не выдерживала конкуренции ни с янки, ни с

Сомосой.
84

Я специально так подробно остановился на «преды¬

стории». То, о чем я говорю, подготовило экономиче¬

ские, политические и социальные условия для создания

СФНО.
Взрыв произошел 21 сентября 1956 года. Вечером того

дня молодой поэт Ригоберто Лопес Перес на балу,

устроенном властями города Леон в честь приезда Ана¬

стасио Сомосы, разрядил пистолет в диктатора. Подвиг

Ригоберто ознаменовал собой начало нового этапа в

никарагуанском революционном движении. Этапа, кото¬

рый привел к концу режим сомосовской семейки.
—	Казнь Анастасио Сомосы Гарсия нельзя считать

обычным террористическим актом,— задумчиво про¬

износит команданте и замолкает на мгновение, словно

подыскивая слова.— Она была задумана и осуществлена

с единственной целью: всколыхнуть массы, показать им,

что диктатор смертен, а сама диктатура не является чем-

то неколебимым и вечным. Ценой собственной жизни

Ригоберто сумел доказать это. После 21 сентября в Ника¬

рагуа возникает более двадцати вооруженных группиро¬

вок, ведущих партизанскую борьбу. Складывается обста¬

новка революционного подъема, проходят забастовки

учителей и студентов, останавливаются фабрики, сель¬

ские рабочие бросают работу в латифундиях, создаются

новые, независимые профсоюзы в городах и сельских

районах. Но подъем этот был стихийным и неуправляе¬

мым. Буржуазия, испугавшись до холодной испарины, до

икоты репрессий, развязанных властями, самоустрани¬

лась от борьбы. Тонко попискивала из норок о «критике»

режима, о «легальных» методах... Партизанские группы в

горах в силу своей идеологической разобщенности, от¬

сутствия политического единства, неопределенности по¬

ставленных задач не смогли поднять весь народ на

вооруженную борьбу.
Понимаешь, возникла парадоксальная ситуация: все

сознают, что так жить дальше нельзя, но никто, или

почти никто, не знает, как изменить жизнь. Что делать?
Таким образом, назрела насущная необходимость со¬

здания революционной организации, способной возгла¬

вить массы. Революционный потенциал, аккумулирован¬

ный народом за долгие годы, без такой организации не

смог бы превратиться в мощный кулак, покончивший с

диктатурой. И вот в июле 1961 года создается Санди-

нистский фронт национального освобождения.
85

Мы родились в огне, в пламени, охватившем весь

континент. Латинская Америка пылала. Только что побе¬

дила кубинская революция, которая нанесла сокруши¬

тельный удар империализму янки. Залпы наших парти¬

занских винтовок в горах Никарагуа влились в общий хор

латиноамериканских народов, требовавших пересмотра

старых схем политического и социального устройства.

Но, согласись, любой хор, каким бы слаженным и

совершенным он ни был, состоит из индивидуальных

голосов. Был собственный голос, собственное видение

проблем, своя стратегия и тактика и у нашего движения.
Кстати, о проблеме винтовки и собственного голоса.

Видишь ли, победа Кубы опрокинула общепринятую то¬

чку зрения на процесс освобождения континента. И после

января 1959-го некоторые левые партии и движения нача¬

ли автоматически, без учета местных условий и особенно¬

стей, переносить кубинский опыт на свою почву. Возник

эффект, который мы здесь называем «foquismo». То есть

во главу угла ставилась вооруженная борьба, винтовка.

«Фокисты» не хотели понимать, что без участия

народных масс в революционном процессе, и в первую

очередь без участия сельского и промышленного проле¬

тариата, победа невозможна. Невозможно и сохранение,

удержание власти в случае временного успеха.
СФНО переболел этой болезнью быстро, хотя и не без

страданий. Наше первое серьезное выступление, начатое

в северных горных районах Никарагуа, на реках Коко и

Бокай, в 1963 году, потерпело поражение. Нам не хватало

опыта ведения партизанской войны, опыта работы с насе¬

лением. Но учатся не только на победах. Учатся и на

поражениях. Даже больше на поражениях, ибо горькие

уроки крепче западают в память. Вооруженное выступле¬

ние на реках Коко и Бокай было единственным и послед¬

ним проявлением «фокизма».
Мы начали налаживать связи с массами, стремились к

тому, чтобы народ видел в нас защитников своих интере¬

сов. Поэтому, когда встал вопрос, как назвать организа¬

цию, и Карлос Фонсека предложил дать ей имя Сандино,

мы все единодушно согласились. Память о нем была

жива, люди его помнили и слагали легенды о его

подвигах.
Потом мы занялись серьезным изучением теории.

Карлос все время внушал нам, что теория не менее

важна, чем практика. Что без теории не может быть и
86

практики. Что стрелять из засады по национальным

гвардейцам—самое простое, а иногда и самое вредное в

революционной борьбе. Знание теории, правильное при¬

менение ее на практике — вот чего он добивался от всех

нас. Он был прирожденным вождем, Карлос Фонсека.

Необычайной прозорливости ум, редкие способности к

анализу, к обобщению отдельных фактов в четкую и

верную картину. Прекрасный оратор, человек смелых и

неожиданных решений, великолепный организатор. Та¬

ким он был, Карлос Фонсека.
Скоро наша агитационная и разъяснительная работа

принесла первые результаты. Отдельным ячейкам Фрон¬

та удалось наладить крепкие контакты с населением го¬

родских кварталов, рабочими, студентами, с сельскими

профсоюзами. Это позволило Фронту подготовить воо¬

руженное выступление в Панкасане.
Оно началось в августе 1967 года. Глухой горный

район в департаменте Матагальпа надежно укрывал до

поры нашу учебную базу и лагерь, где было сосредоточе¬

но чуть больше тридцати человек. Почти никто не уцелел

из них. Против револьверов и карабинов враг выставил

авиацию, танки, напалм, артиллерию. Пригнал тысячи

национальных гвардейцев. Фронт снова потерпел пора¬

жение. Но на этот раз чисто военное поражение. Несколь¬

ко месяцев эпопеи Панкасана имели огромное значение

для развития всего революционного движения в Никара¬

гуа. В первый раз в активных боевых действиях Фронта

принял участие народ. Бок о бок с нами сражались тогда

крестьяне окрестных хуторов, они были нашими про¬

водниками и разведчиками, снабжали нас продуктами,

укрывали от солдат. Поэтому, несмотря на гибель това¬

рищей, на военное поражение, мы считаем Панкасан вы¬

дающейся политической победой СФНО. Никарагуанский

народ взял в руки оружие, которое уже не выпускал до

победы.
*	* *
Панкасан... Древнее индейское название изумрудной,

тихой долины в окружении синих гор. Травы по грудь,

высокие, стройные сосны, убегающие по склонам к вер¬

шинам, стремительная речушка, бурлящая по каменисто¬

му дну, и прохлада, свежее, ароматное дыхание горных

громад...
87

Серая узкая ленточка шоссе выбегает из предместий

Матагальпы и долго кружит, завивается вокруг склонов.

Низкие облака медленно и лениво растекаются по верши¬

нам, обволакивая все белой, туманной пеленой. Пустынно.

Редко мелькнет среди зарослей кофейных деревьев одино¬

кая крестьянская хижина, крытая широким листом диких

бананов.
Долина открывается вдруг, неожиданным, невероят¬

ным райским видением. Залитая солнцем, с легкими,

быстрыми тенями облаков, которые, добежав до края ее”

словно разбиваются о могучие спины гор. «Джип» мягко

подкатывает к трем аккуратным домикам на сваях, сби¬

тым из почерневших от времени доеок. На этом хуторе

живет дон Мануэль Фернандес, морщинистый, худощавый

старик с седым ежиком редких волос на маленькой голове.

Дон Мануэль — вдовец, но с ним живут две дочери с

зятьями и целый выводок внуков. Всего—шестнадцать

человек. Зятья—молодые, ловкие, широкогрудые пар¬

ни—работают в соседнем кооперативе, дочери хлопо¬

чут по хозяйству, а сам дон Мануэль сидит целый день на

пороге своей хижины и покуривает самодельные сигареты.

Работать он не может—стар, да и болезни одолели.

Однако занятие у него все же есть. Он—хранитель музея

Панкасана.
Через каменистую тропку от хуторка—еще одна хижи¬

на, такая же, как у дона Мануэля. На стенах развешены

портреты героев, копии документов и приказов, лежат под

стеклом заржавевшее оружие, фляги, несколько полуист¬

левших блокнотов... Потом мы пересекаем поляну и по

каменистой тропинке поднимаемся в гору. Склоны ее

покрыты высокой травой, но попадаются иногда скошен¬

ные пятачки. В центре каждого из них—холмик и крест в

изголовье с черно-красным сандинистским флажком. Это

место последнего боя героев Панкасана.
Они попали в засаду у подножия горы и уходили к

вершине, отстреливаясь и теряя товарищей. Путь их поме¬

чен этими горестными холмиками. На вершине ребята

сражались, пока не кончились патроны, и погибли в

отчаянной рукопашной. Здесь больше всего крестов и

скромный обелиск из каменных плит.
—	Тут лежит Сильвио Майорга,—кивает седой голо¬

вой дон Мануэль.—Симпатичный был такой парень,

добрый, улыбчивый, стихи писал хорошие про револю¬

цию. Там—партизанский доктор Данил о Росалес. Он и

нас лечил, крестьян, не брал ни сентаво, говорил, мол,

Панкасан — революционный край, а после революции бед¬

няки будут лечиться бесплатно... Вон под тем крестом —

самый молодой, Чико Морено. Он все никак не хотел с

книгами расставаться, огромный рюкзак за спиной

таскал...
Дон Мануэль вздыхает и вытирает негнущимися паль¬

цами глаза, слезящиеся от резкого, порывистого ветра.
,5 — Храбрые они были ребята, хорошие,— задумчиво

произносит старик, присаживаясь к основанию обе¬

лиска.—Но разве им можно было совладать тогда со

всей той силой, что понагнал в наши места Сомоса, как

только узнал о партизанах. Он даже шоссейную дорогу от

города построил, чтобы танки и пушки подвозить спод¬

ручней. И за каждым кустом по национальному гвардейцу

сидело. И нам не стало жизни: солдаты грабили, жгли,

убивали, насиловали. Все за то, что мы партизанам помо¬

гали. Да, так жили мы... Помню, заявляется однажды на

хутор офицер с командой и приказывает мне: «Будешь нам

о партизанах докладывать. Обманешь — тебя и всех твоих

ублюдков шлепнем». Куда деваться? Для виду согласился.

Я ведь тогда уж давно партизанам помогал, и сын мой

старший у них был. Погиб он...
—	Однако не очень доверяла нам Национальная гвар¬

дия. Поэтому по всей округе шастали их сыщики, переоде¬

тые в гражданское. Как-то под вечер забрели трое таких и

на мой хутор. Дождался я, пока они уснут, оседлал коня—

и к тому лейтенанту. Докладываю—так и так, мол, трое

партизан в доме, спят с оружием, опасные... Лейтенантик

солдат по тревоге поднял, в машины—и на хутор. Хижину

тихо оцепили да как враз открыли стрельбу—в ушах

зазвенело. Те трое даже и не пикнули. У меня потом вся

хижина насквозь светилась. Кто чем мог помогали

ребятам...
Когда я уезжал из Панкасана, мой провожатый, работ¬

ник комитета СФНО в Матагальпе, сказал, что до сих пор

здешние крестьяне считаются самыми твердыми сандини-

стами во всем департаменте.
*	* *
—	В том же, 1967 году были разработаны проекты

Программы и Устава СФНО, которые стали основопола¬

гающими документами нашего движения,—продолжает

Томас Борхе. Вновь на столе появляется кофе. Никара¬
89

гуанцы—страстные почитатели этого напитка, и, судя по

всему, мне предстоит выпить еще не одну чашечку до конца

беседы.— Фронт обладал уже разветвленной и хорошо

законспирированной организацией, успешно действовав¬

шей в городах и сельских районах. Мы начали активизиро¬

вать интернациональную работу: пропаганда целей и за¬

дач СФНО за рубежом, поиски союзников, разоблачение в

глазах мировой общественности преступлений диктатуры.
С каждым днем Фронт усиливал работу в массах. Мы

не могли замыкаться в рамках подпольной организации,

какой бы совершенной она ни была. Члены СФНО шли в

пролетарские кварталы городов, вместе с крестьянами

трудились в латифундиях, работали в профсоюзах. Мы

отыскивали в народной среде лучших и привлекали их в

свои ряды. Нашими союзниками становились прогрессив¬

ные общественные организации, легальные и нелегаль¬

ные. Так, работу среди учащейся молодежи Фронт прово¬

дил с помощью Революционного студенческого фронта.

Наше требование о прекращении пыток в тюрьмах и

освобождении политических заключенных было подхваче¬

но рядом прогрессивных католических организаций...
Благодаря своей деятельности СФНО к концу первой

половины семидесятых годов завоевал полное признание

народа как последовательный и решительный защитник

его интересов. В тот период мы старались избегать круп¬

ных вооруженных выступлений, накапливали силы, добы¬

вали оружие, обучали бойцов. Словом, готовились к

решающим боям.
«Молчание» было нарушено в последние дни 1974 года,

когда одна из боевых групп СФНО под командой Эдуардо

Контрераса захватила дом Хосе Кастильо, именитого

сомосовца, одного из приближенных диктатора. 27 де¬

кабря Кастильо устраивал традиционный коктейль в честь

посла США. Этим обстоятельством мы и воспользова¬

лись, ведь среди приглашенных на коктейль был цвет

сомосовской знати, родственники Сомосы, его министр

иностранных дел, представитель Никарагуа в ООН... Взяв

их заложниками, мы добились освобождения политиче¬

ских заключенных, предоставления самолета, чтобы вы¬

везти узников за пределы страны. Диктатор заплатил

Фронту контрибуцию в один миллион долларов и был

вынужден санкционировать трансляцию по радио и теле¬

видению воззвания СФНО к никарагуанскому народу. Эта

акция получила широкий международный резонанс и еще
90

раз доказала, что СФНО—единственная сила в стране,

способная выйти победителем из схватки с диктатурой.
После декабря 1974 года СФНО перешел в наступле¬

ние. Оно стоило нам огромных усилий и больших жертв:

диктаторский режим развязал невиданные репрессии, пы¬

таясь остановить волну народной революции. Мы теряли

товарищей. Лучших из лучших. В 1976 году пал с ору¬

жием в руках создатель и организатор Фронта Карлос

Фонсека. Диктатура восприняла его смерть как победу.

Враг решил, что, убив Карлоса, он разгромил сандинизм.

Помню, с каким торжеством сообщали мне мои тюрем¬

щики (я тогда был в тюрьме) о его гибели. Очередная

ошибка. Революцию совершают народы, а не отдельные

личности. Поэтому дело Карлоса Фонсеки не умерло с

его смертью, а значит, не умер и Карлос. Вот чего враг не

понимал, да и не мог понять.
*	* *
Здесь я прерву команданте Томаса Борхе, и, думаю,

он простит мне подобную вольность, если когда-нибудь

прочтет эти строки. Его скромность и нехватка времени

не позволяют ему говорить о деталях, о том, как это

было, чего стоила каждому из них, рядовому бойцу или

команданте, борьба с диктатурой. Детализировать—

неизбежно говорить о себе, а как раз именно этого и

старается избегать Томас Борхе. На мой вопрос о годах,

проведенных в сомосовских застенках, о пытках, кото¬

рым он подвергался, о его знаменитой пятидесятиднев¬

ной голодовке команданте не ответил:
—	Мы ведь разговариваем не о личных достоинствах

Томаса Борхе, правда, hijo? О себе я напишу в мемуарах,

когда выйду на пенсию. Мы говорим о революции, о

народе, о Фронте. В этом океане Томас Борхе—всего

лишь капля, и я не вижу оснований уделять ему столько

времени...
Поэтому, чтобы читатель все же смог представить

масштабы свершенного теми, кто называет себя сандини-

стами, я приведу
Первый рассказ партизана,
записанный мною со слов команданте Омара Кабесаса,

начальника политуправления МВД Никарагуа:
91

—	Тогда я был студентом, учился на факультете пра¬

ва в Леоне. В леонском филиале Национального универ¬

ситета. Я там родился и вырос, в Леоне. Там же вступил в

Революционный студенческий фронт. Шел семьдесят чет¬

вертый год. Да-да, была зима семьдесят четвертого, точ¬

но помню, потому что лили дожди. Каждый день под

вечер—ливень, знаешь, как у нас зимой бывает, будто по

часам: в четыре заволакивает небо — и началось...
Вот зимой семьдесят четвертого наша ячейка СФНО'и

приняла решение послать меня и еще нескольких товари¬

щей в горы, на север, проходить курс обучения военному

делу. Я был молодым... Нет, и сейчас не считаю себя

старым, но тогда я был неопытным, что ли. Понимаешь,

жизни еще не испытал, все мне казалось легким, про¬

стым... Горы? Отлично, почему бы нет, даже интересно.

Чертовски интересно! Винтовка в руке, револьвер за поя¬

сом... Пам-пам-пам, стреляю в национальных гвардейцев

из засады. Они падают, бегут... Еще не выехав из Леона, я

уже воображал себя Че Геварой, таким «барбудо», ге¬

роем сельвы. Понимаешь, так я представлял себе горы...
Поехали мы ночью в «джипе». Едем по шоссе Леон—

Матагальпа, поем песни. Веселые, радостные едем, как на

свадьбу. Заночевали в хижине на окраине Матагальпы.

Никто не спал, не могли—возбуждение, нервы. Следую¬

щим днем—другой «джип». Асфальт кончился, запыли¬

ли по проселкам. Песен уже не поем, нельзя, можно

налететь на патруль гвардейцев. Вторую ночь тоже про¬

вели без сна, а горы совсем рядом, вот они в темноте

чернеют... На третий день—опять смена «джипов», еще

часа три уже по горам. Часов в одиннадцать ночи нам

говорят: «Слезайте!» Маскируем машину, идем вверх по

тропе. Мы не спрашивали, куда идем, сколько идти.

Такими вещами не принято интересоваться. Идем—и

все, так сказали. Приходим в крестьянский дом. Пере¬

будили всех, дети заплакали... Крестьянин просит:

«ТишЬ, тс-с... Соседи услышат!» Какие соседи? Ха, сосе¬

ди! Да тут от хижины до хижины полкилометра! Трусит

крестьянин... Мы не знали тогда, что ночью в горах звук

далеко разносится. Мы—горожане. Для нас одиннад¬

цать часов—еще не ночь. А крестьяне в семь вечера уже

ложатся, с темнотой. И шум в хижине в полночь—подо¬

зрительно. Чужие голоса, много голосов—подозритель¬

но. Нам-то невдомек,^ трусит крестьянин, и все тут. А мы

храбрецы, нам ничего не страшно...
92

В четыре утра поднимаемся. Вышли пять человек и

проводник-крестьянин. Вот с того момента, как я пере¬

ступил порог его хижины, начался для меня новый этап в

жизни. Проверка сил, характера, зрелости, убеждений...

Всего. И убеждений...
Я иду сразу за проводником. Раньше думал, пойдем

по тропе или по дороге. Нет. Проводник сразу же в

кустах скрылся. Бесшумно, как растаял. Как это у

#^го получилось, черт побери? Представляешь, стоял и

вдруг исчез в кустах. Мне идти за ним? Куда он делся,

этот проклятый крестьянин? Куда идти? Представляешь,

горы севера... Спуск, подъем, спуск, подъем. Трава,

кусты стеной, в низинах — болота, наверху — деревья,

лес...
Идем целый день. Мешок за плечами—тридцать фун¬

тов, в руке винтовка, револьвер в кармане... Идем. Ме¬

шок тяжелеет, винтовку перекидываешь из руки в руку,

револьвер в кармане, как камень. Идем. Трах! Летишь

вниз по склону. Карабкаешься вверх. Руки—в крови.

Черт, ободрал о траву. Воздуха нет. Задыхаешься. Ру¬

башка мокрая, штаны мокрые, ноги мокрые. Пот, грязь.

Везде пот и грязь. Лицо, руки, грудь—все в грязи, в поту.

Идем, идем, идем. Где же чертов крестьянин? Куда

бежит? Идем. Москиты. Тучи москитов. Проведешь рукой

по лицу—на ладони кроваво-черная каша. Жалят через

рубашку на спине, под мешком. Нет сил терпеть. Моски¬

ты, пот, грязь. Скидываешь мешок: «Негшапо, сгони

сволочей». Мешок на спину. Перед глазами трава, кусты,

болото, опять трава. Потом мы научились в горах по

сторонам смотреть. А тогда—голову вниз, пот глаза ест,

и только видишь, как твои ботинки мелькают. Шаг, шаг,

еще шаг. Трава, болото, кусты...
Все, больше не могу. Где проводник? Впереди, поза¬

ди? Исчез. Нет, вот идет. Появился. «Шумно ходите,

компаньерос». Это он нам: «Шумно ходите, компанье-

рос». А сам белым платком пот с лица вытирает. Пред¬

ставляешь, белым платком. Чистый, свежий, будто и не

шел с нами. Не запыхался даже. И платок у него белый.

Мы все—в грязи, в крови, еле дышим. Колени дрожат.

Знаешь, слабость в коленях, подгибаются, и ничего с

собой сделать не можешь. «Сколько еще?»—спрашиваю.

«Часа четыре, пока не стемнеет».— «Carrajo! * Четыре
*	Черт возьми! (исп.)
93

часа! Да это вся жизнь! Нет, столько не выдержать. К

дьяволу! Неужели еще четыре часа?»
Идем. Трава, болото, кусты. Спуск, подъем, спуск. В

легких—иглы. Сердце—бум-бум-бум, сейчас через гор¬

ло выскочит. Идем. В мешке—булыжники. Теперь он

весит триста фунтов. Точно, булыжники. Винтовка из

чугуна. Руки ремеют. Револьвер • через карман бедро

растер — горит. Ж-жих! Заскользил—и в болото, в ил.

Проклятый дождь. Ноги разъезжаются. Идем...
Наконец темнеет. Привал. Повалились. Щекой к мо¬

крой траве прижмешься, глаза закроешь. И все. Нет тебя.

Одна боль и усталость. Усталость и боль. «Компаньерос,

костер! Ужин готовить!» Проводник. Ему все нипочем.

Ужин! Спать. Не двигаться и спать. «Эухенио, со мной.

Обезьян добывать». Эухенио—так меня звали в герилье.

Встаю, беру винтовку. Идем с крестьянином в лес. Пол¬

часа, может, час ходим. Наконец отыскиваем штук

двадцать—верещат на ветках. В горах самое простое—

охотиться на обезьян. Кабана, оленя тоже, конечно, мож¬

но подстрелить. Но за ними надо именно охотиться,

преследовать, выискивать... А обезьяна всегда под рукой.

Ты не пробовал мясо обезьяны? Потом я привык. Даже

вкусным казалось. А в тот, первый раз, как кошмар.

Знаешь, во сне бывают кошмары: за тобой гонятся, а ты

никак не убежишь. Ноги ватные. Так и тогда. Мне каза¬

лось, что я во сне. Стреляю по мартышкам во сне. Одна

летит вниз и глухо бьется о землю—тоже во сне. Про¬

водник ловко свежует: лапы долой, хвост долой. Знаешь

этих мартышек? Мы их зовем «конго». Тело ребенка, а

голова маленькая, со злой мордочкой. Будто ссохлась.

Тело, как у ребенка, а голова—как у злого старичка. И

мы ели ее темное, жесткое мясо. Суп из обезьяны, капли

крови на поверхности воды в котле. И мы едим это

варево. Как кошмар. Но есть надо, потому что завтра—

сцова идти. Так мы шли двадцать дней. Представляешь,

hermano, двадцать дней! Мы—студенты, горожане,

впервые попавшие в горы.
И повернуть обратно, уйти—нельзя. Тот, кто повора¬

чивал, спускался в долину, к городам, к привычной,

устроенной жизни, спускался навсегда. Все. После

этого—горы для него закрыты, и прежние товарищи из

Фронта перестают его узнавать. Первое испытание, her¬

mano, первая проверка на прочность. Наверное, она
94

была самой трудной. Потом, в лагере, в учениях, в боях,

было тяжелее. Но самое суровое испытание—те двад¬

цать дней. Первые двадцать дней в горах.
*	* *
—	С октября 1977 года деятельность СФНО во всех

направлениях приобретает еще больший размах,—

продолжает команданте Томас Борхе.—Ряд успешных

крупных военных операций, рост активности масс, меж¬

дународная поддержка борьбы никарагуанского на¬

рода— все это поставило режим на грань краха. Кри¬

зис диктатуры, морально-политический и экономический,

начался в 1972 году, после землетрясения, разрушившего

столицу. Тогда сам диктатор и его приближенные умуд¬

рились погреть руки на интернациональной помощи, по¬

ступавшей в адрес никарагуанского народа. Как видишь,

руины до сих пор покрывают центр Манагуа, а те мил¬

лионы долларов, что направляли в Никарагуа различные

международные организации, утекли в личные сейфы и

карманы Сомосы. Коррупция в последние годы режима

достигла таких размеров, что затрагивала не только

трудящихся, но и буржуазию. Неуемные аппетиты дикта¬

тора привели к тому, что начала роптать даже крупная

промышленная и земельная буржуазия. Ведь он отхваты¬

вал себе лучшие куски: самые выгодные концессии, самые

плодородные земли, самые многообещающие контракты.

Понимаешь, Сомоса лишил никарагуанского буржуа пер¬

спективы. Тот самый буржуа, который за несколько де¬

сятков тысяч чистой прибыли готов был продать свою

страну, родную мать и детей в придачу, теперь не видел

перед собой будущего. Зачем стараться множить богат¬

ства, копить, не спать ночей, грызться с конкурентами, если

заранее известно, что лучшее все равно достанется дикта¬

тору? Капиталы стали оседать, как говорится, в чулках,

не шли в оборот. Таким образом, режим Сомосы стал

препятствием на пути развития капитализма в стране. Он

потерял поддержку даже промышленников и латифунди¬

стов, не говоря уже о средней буржуазии.
Пытаясь спастись, враг прибегал к различным улов¬

кам. Неожиданно режим, почти пятьдесят лет топивший

в крови собственный народ, понесло в сторону «демокра¬

тии». Сомоса отменил чрезвычайное положение и объя¬

вил выборы в муниципалитеты. Естественно, около урн
95

для голосования стояли национальные гвардейцы с

примкнутыми штыками. Они же устраивали облавы на

«избирателей», обязывая их участвовать в «свободных

выборах» под дулом карабинов. Поэтому подобные ак¬

ции уже не могли ни спасти правительство, ни улучшить

его репутацию в народе. СФНО прочно взял стратегиче¬

скую инициативу в свои руки и не выпускал ее вплоть до

победы, до 19 июля 1979 года.
1978 год принес нам новые успехи. В феврале ФроЙР

проводит серию победоносных военных акций в городах

Гранада и Ривас. В департаменте Нуэва-Сеговия нашими

бойцами была разгромлена военная база, с которой враг

проводил антипартизанские операции. Активно действу¬

ют наши колонны на севере и юге, вооруженные силы

Фронта пополняются сотнями и тысячами новых бойцов.
*	* *
Второй рассказ партизана

(команданте Омар Кабесас)
—	Командовал нами Тельо. Рене Техада, но тогда мы

знали его как Тельо. Высокий, как и я, может, даже чуть

выше. Необыкновенно сильный. Такой жилистый, буд¬

то скрученный из лиан, и сильный. Темные волосы,

кудрявые, коротко остриженные. Отличные зубы. Ма¬

ленькие черные глаза. Взгляд их насквозь жег. Говорил

он медленно, растягивая слова. Так говорят крестьяне в

тех краях. Но Тельо не подражал им, просто усвоил их

манеру разговаривать. Он все знал о войне и военном

деле, Тельо. Вот его и поставили нашим командиром.
Знаешь, что такое командир в герилье? Учитель, отец,

мать... Командир в герилье—все. Как ягуариха учит

своих щенков звериной премудрости, так командир в

герилье. С нами спит, с нами ест, с нами ходит в походы.

И учит. Учит разводить костер в ливень, заметать следы,

переправляться через реки, стрелять, устраивать засадах,

вешать гамак, ползать, добывать еду... Понимаешь, все¬

му, без чего в горах не прожить и трех дней.
Поначалу мы Тельо невзлюбили. Нет, не то слово. В

горах мы все были братьями. Больше, чем друзьями,

братьями. Только так и выживают в горах. «Мое» не

существует. «Наше». Наши победы, наше горе, наши

слезы, наши раны... Но поначалу нам казалось, что Тельо
96

Аугусто С. Сандино—генерал свободных людей, пламенный пат¬

риот, возглавивший борьбу никарагуанского народа против

оккупантов-янки.

Родина А. С. Сандино—маленький городок Никиноомо недалеко от

Манагуа. В доме отца национального героя Никарагуа сегодня

размещен музей Сандино.
Штаб Армии Сандино. Полковники и генералы, командиры

повстанческих колонн... Ни один из них не был профессиональным

военным. Крестьянские вожди, они изучали стратегию и тактику

борьбы за свободу на поле боя, в горах Нуэва-Сеговии, Мата-

гальпы и Хинотеги.

Морская пехота США в городе Окоталь (1927 г.). Звездно-

полосатый флаг перед зданием муниципалитета... Так они приходи¬

ли в Никарагуа.
Так уходили..,

Манагуа, площадь Революции. Вечный огонь на могиле основателя

Сандинистского фронта национального освобождения Карлоса

Фонсеки Амадора, человека героической и славной судьбы, павшего в

бою с Национальной гвардией диктатора Сомосы.

Новый праздник освобожденной от диктатуры Никарагуа —

праздник 1-й годовщины революции (19 июля 1980 г.).

Президент страны Даниэль Ортега Сааведра с рабочими текстильной

фабрики в Манагуа. Народная революция, победившая в июле 1979

года, принесла с собой новые отношения между людьми.

«Эрмано»—брат—называют теперь друг друга никарагуанцы.

Новая судьба крестьянской Никарагуа: муж этой женщины только

что получил из рук правительства документ на право владения

землей.
Образование пришло в деревню, где до революции 80 процентов

населения было неграмотно. На урок в школу вместе со своей

учительницей.

Наконец мы можем учиться! Наконец.! Пусть наши школы бедны и

нам не хватает парт и учебников. Разобьем «контрас»—будет все.

Сейчас главное—мы учимся.
Луиса будет врачом.

Образование cfano бесплатным и доступным всем. Этот мальчишка

тоже может стать врачом, как Луиса, или инженером, или механи¬

ком... Выбор велик.

«Взрывом искусства» назвал годы революции известный поэт и

министр культуры Никарагуа Эрнесто Карденаль. Никарагуа поет,

слагает стихи, пишет картины...
Сегодня Никарагуа — это расцвет фольклорного искусства, на¬

циональной культуры.

Народная песня.

После революции в Никарагуа создана Сандинистская ассоциация

работников культуры. Деятели искусства впервые в истории страны

получают государственную помощь—мастерские, краски, материал,

необходимый для творчества. В мастерской известного скульптора

Хосе Артолы.
Революция строит. В Никарагуа, получившей в наследство от

диктаторского режима острейшую жилищную проблему, строятся

дома для трудящихся.

Студенческий батальон производства и обороны. Они строят школы

и медпункты, дома для крестьян, кооперативы... Защищают

построенное от врагов революции.

Сбор урожая кофе—«красного золота» Никарагуа. Спелые ягоды

кофе окрашены в красный цвет. Кофе для страны — это машины,

продукты, медикаменты, оружие...

Молочный комбинат «Ла-Перфекта». Раньше он принадлежал Сомо-

се, теперь—государству.

Новой Никарагуа помогают многие страны, в том числе и Советский

Союз. В учебном центре советского объединения «Тракторэкспорт»

готовятся будущие механики и трактористы.

Геотермическая электростанция Момотомбо в долине гейзеров у

подножия вулкана. Она снабжает энергией столицу страны.

Нуэва-Сеговия
Мадрис
Эстели
Чинандега
Манагуа
Манагуа
Маса
Ривас
ГОНДУРАС
Тихий океан
КАРТА
НИКАРАГУА
Матагальг
Боако
Хинотега
Атлантический океан

(Карибское море)
Чонталес
КОСТА-РИКА

Никарагуа подвергается агрессии со стороны США, а агрессия — это

руины промышленных предприятий, пожарища на месте кооперати¬

вов и государственных хозяйств.
Горят бензохранили¬

ща в главном порту

Никарагуа Коринто.

Их зажгли пулемет¬

ные очереди, выпу¬

щенные с быстроход¬

ного катера типа

«пиранья», которые

ЦРУ поставляет со-

мосовцам.

«Я никого не убивал, не пытал»,— говорит Грегорио Андраде, гла¬

варь диверсионной группы сомосовцев и агент ЦРУ, попавший в

плен. Он очень хочет, чтобы ему поверили...

Один из тех, кого президент Рейган называет «борцами за свободу и

демократию».

На территории одной из военных баз США 6о Флориде проходят

подготовку «командос» у американских инструкторов.
Бывшие сомосовцы снова с оружием, они снова маршируют, они

снова готовы убивать, жечь, грабить... Тренировочный лагерь

«контрас» в американском штате Флорида.

Этим оружием они убивают крестьян и сельских врачей, этими

снарядами обстреливают деревни. На всем клеймо «сделано в США».
Американский самолет-шпион «блэкберд». Самолеты этого типа

вторгаются в свободное небо Никарагуа.

Похороны жертв налета «контрас» на небольшое и мирное селение в

департаменте Боако.

Армия стоит на страже революции.

Небо Манагуа охраняют зенитчики. Администрация США поставила

контрреволюционерам самолеты для налетов на мирные никара¬

гуанские города и селения.

Огонь по «контрас» ведут минометчики.

Пабло Мартинес, боец Сандинистской народной армии.

Молодые добровольцы отправляются в горы бороться с «контрас».
Сандинистский патруль на границе.

На марше бойцы СНА. В ее рядах—рабочие, служащие, крестьяне.

слишком многого хочет от нас. Иногда казалось, что он

просто жесток с нами. Командует «ложись!» посреди

переправы через реку. Понял, посреди самой переправы.

Значит, плюхайся в ледяную воду. Плюхайся в чем есть, с

карабином, с мешком за спиной, где, как счастье, хранится

пара сухого белья. Плюхайся и держись, иначе тебя пота¬

щит, поволочет по каменистому дну. Сукин сын, Тельо.

Ложись посреди реки! А потом еще и ползи к другому

берегу. Сносит, тянет вода. Глотнешь воздуха — и опять

мордой об дно. Пальцы деревенеют, тело пере¬

стает слушаться. Так он нас учил.
Мы, как крабы, скребемся по дну, а он сидит и стре¬

ляет поверх наших голов. Хоть и знаешь, что высоко, но

пули визжат над затылком, и страх берет. Выползешь на

берег. Едва дышишь, вода с тебя ручьями течет... Тут

Тельо поднимается: «Смотрите, как надо». И ползком

через всю реку, hermano, через всю реку! Метров сто

не поднимая головы! Потом еще вернется: «Эухенио,

погляди. Ты суетишься, лишних движений много, поэто¬

му ползти тяжело. Смотри, вот так и так нужно...» Чер¬

тов сын, Тельо.
Однажды отправились мы за маисом для лагеря. Со¬

рок километров туда, сорок обратно. Набрали полные

мешки. На каждого фунтов по девяносто пришлось.

Тельо взвалил себе на спину самый большой мешок.

Лицо побагровело, но взвалил. Взвалил и пошел.

А мы взбунтовались. Девяносто фунтов! Пропади они

пропадом! Девяносто фунтов на спине, еще карабин,

патроны. И сорок километров по горам. Ну нет, это

слишком! Он ушел один. Потом вернулся. Помолчал и

говорит: «Знаете вы, что такое новый человек? Новый

человек, которого создаст общество, когда победит рево¬

люция? Нет? Он там, за тем перевалом, что нужно прой¬

ти... Идите, вы найдете его там, встретите его там, за

тем перевалом! Когда вы сможете преодолеть себя, уста¬

лость ног, усталость легких, вы его встретите. Вы его

встретите, когда сможете забыть о себе, отказаться от

себя ради других... За тем перевалом в каждом из вас

появится маленькая частичка нового человека! Пойдете?»

И мы пошли, hermano. Мы пошли. А когда достигли

лагеря, обнялись и заплакали. Да, заплакали. Все. И

Тельо. И после того случая во всем взводе уже не оста¬

лось бойца, который не дал бы себя разорвать на куски за

Тельо.
6-2255
97

Одного я не мог простить ему. Как его убили. Он

попал в засаду. Его убили первой же пулей. В лоб из

«гаранда». Тельо! Который все знал. Тельо, который был

в десять раз лучшим солдатом, чем все мы, вместе взя¬

тые. Первой пулей! Я испугался, hermano. Испугался,

потому что подражал ему во всем. Он научил меня войне.

И его убивают в первой же стычке с гвардией. Первой

пулей. Зачем он учил нас, чему он учил нас! Это все

никуда не годится! Дерьмо! Мы все дерьмо, если лучшего

из нас убивают так! Понимаешь, тебя охватывает паника.

Мысли предают тебя. Ты думаешь: «Гвардия непобеди¬

ма, нам никогда не справиться с ней. Мы—жалкая кучка

бывших студентов. Мы ничего не можем. Мы — карика¬

тура на солдат. Вся наша герилья — карикатура.

Победа—это только розовый сон...» Потом прошло.

Схлынуло. Я вспомнил Фиделя, Рауля, Че Гевару. Они

ведь смогли! Они победили. А ведь их врагов обучали те

же рейнджеры, что и Национальную гвардию. Значит,

можно. Можно побеждать этих сволочей!
Но Тельо я долго не мог простить такую смерть...

Вернее, не мог простить себе тех мыслей...
*	* *
—	В феврале 1978 года вспыхнуло стихийное восста¬

ние в городе Масая, что в тридцати километрах к югу от

столицы. Поднялся квартал Монимбо, известный свои¬

ми революционными традициями. В Монимбо живут

индейцы-ремесленники, потомки тех гордых и независи¬

мых племен, которых на протяжении веков пытались

покорить испанские конкистадоры, но так и не смогли.

Мы называем этот окраинный квартал Масаи «колы¬

белью народного фольклора». Индейцы Монимбо сквозь

столетия пронесли и сохранили обычаи и искусство свое¬

го народа. Но, кроме искусства предков, жители Моним¬

бо сумели сохранить и их непокорный дух, их извечное

стремление к свободе. Тогда, в фебрале 1978-го, они,

доведенные до крайности репрессиями Национальной

гвардии, нищетой и голодом, поднялись все, от мала до

велика. Шли на вооруженных до зубов солдат с булыжни¬

ками, самодельными пистолетами, мачете... Их поддер¬

жал почти весь город. Перепуганные власти стянули в

Масаю танки, авиацию и артиллерию.
98

Мы не планировали и не готовили восстание в Масае,

считали его преждевременным. Вспыхнуло оно, повто¬

ряю, стихийно. Однако раз оно началось, СФНО решил

возглавить его. Собственно, это был наш долг —

подняться на баррикады вместе с народом, хотя мы и

отдавали себе отчет в том, что восстание обречено. Воен¬

ная машина сомосизма все еще была сильна.
Обеспокоилось правительство президента Картера.

Особенно сильно оно обеспокоилось после взятия боевой

группой СФНО заложников в Национальном дворце.

Сомоса вновь был вынужден дать свободу большой груп¬

пе политических заключенных, вновь распорядиться о

трансляции воззвания Фронта к народу... Помнишь то

время? Белый дом выставляет себя перед всем миром

«защитником прав человека», обвиняет всех и вся в нару¬

шении этих прав... А тут, в Никарагуа,—политические

заключенные, народные восстания, фактическая ситуация

общенациональной антиправительственной войны. Не

очень-то походил выпестованный и поддерживаемый

США режим на «защитника» этих прав. Вот тогда-то и

было решено пожертвовать диктатором для сохранения

диктатуры, для уничтожения «красной опасности» в Цен¬

тральной Америке.
Но Сомоса и слышать не хотел об отставке. Он

рассчитывал успокоить своих хозяев и мировое общест¬

венное мнение обещаниями плебисцита. Что ж, данный

ход устраивал всех — Сомосу, Белый дом, «оппозицион¬

ную» буржуазию, которая не меньше самого диктатора

боялась революции. Понимаешь, проводится «плебис¬

цит» под дулом автоматов, Национальная гвардия, за¬

глушая всех, орет «Вива Сомоса!», и можно вновь спо¬

койно душить никарагуанский народ. Наиболее «ради¬

кальная» часть национальной буржуазии предлагала и

другие проекты, разумеется, согласованные с посольст¬

вом США: «сомосизм без Сомосы», «демократический

сомосизм» и так далее. Однако вся эта ложь рухнула как

карточный домик, столкнувшись с волей и решимостью

народа, с единством СФНО и всех прогрессивных сил

страны, объединенных в революционно-патриотический

фронт.
В мае 1979 года началось финальное наступление про¬

тив диктатуры, поддержанное всеобщей забастовкой и

восстаниями во всей стране. Наши колонны занимали

крупнейшие города, где жители, не дожидаясь нашего
б*
99

прихода, строили баррикады и штурмовали казармы На¬

циональной гвардии. Борьба была тяжелой и кровопро¬

литной. Режим играл ва-банк и не стеснялся в средствах и

методах, убивая не только вооруженных бойцов, но и

мирных жителей, устраивая массовые казни, сжигая дерев¬

ни, подвергая бомбардировкам городские кварталы. Со¬

рок тысяч сирот осталось в Никарагуа с той поры. Сорок

тысяч! Но народ победил. 19 июля 1979 года диктатура

пала.
Томас Борхе устало улыбнулся и откинулся на спинку

кресла, прикрыв глаза.
*	* *
Я вновь воспользуюсь паузой, чтобы рассказать еще

об одной встрече с тем героическим и славным временем.

Это будет
Третий рассказ партизана
К сожалению, обстоятельства не позволяют мне наз¬

вать подлинное имя этого крупного, широкоплечего и

немолодого уже человека. До сих пор он служит револю¬

ции на одном из самых опасных ее фронтов—в госбезо¬

пасности. Не хочется даже думать о подобном, но если

ему суждено погибнуть, то и тогда, после смерти, он все

равно останется просто компаньеро Адольфо.
—	Как это было? Клянусь тебе, и я сам как следует не

помню, как это было. Дни перемешались, слились в один

бесконечный, долгий день... Атаки, стрельба, горящие

дома, развалины, трупы на мостовых и во дворах...

Отдельные картины, эпизоды, знаешь, как в кино, будто и

не с тобой вовсе происходит, помню в мельчайших дета¬

лях, а вот всего по порядку рассказать тебе не сумею.
Тогда, в начале июня семьдесят девятого, завязались

жестокие уличные бои в Манагуа. Мы освобождали от

врага восточные кварталы города. Штурмовали полицей¬

ские участки, выбивая оттуда солдат, строили баррикады

на границах районов и перекрестках, чтобы не пропу¬

стить их в уже освобожденные зоны. Ну, словом, во¬

евали. Был успех. Говорили, что гвардия удерживается
100

только в центре, говорили даже, что какой-то самолет,

гражданская авьонетка, сбросил бомбу на бункер Сомо-

сы. Казалось, еще чуть-чуть, еще одно усилие — и столи¬

ца полностью наша. Гвардия паниковала, по всему ощу¬

щалось, что паниковали, собаки, боялись. Вступали в бой

с нами только в численном преимуществе или когда их

прикрывали самолеты и танки.
Потом... Потом Сомоса отдал приказ авиации и ар¬

тиллерии бомбить Манагуа. Что началось! Сбрасывали

бомбы в пятьсот фунтов на жилые кварталы, обстрелива¬

ли ракетами площади, громили из орудий! А у людей в

домах даже подвалов не было, чтобы укрыться. Гибли

целыми семьями под обломками, от осколков, от пуле¬

метных очередей, которые прошивали насквозь стены и

крыши... И над всем городом стоял запах гари от пожа¬

ров и тления — трупы не успевали убирать.
Прибежал ко мне соседский мальчишка. Как разыскал

меня в этом аду? «Дядя Адольфо, дядя Адольфо,—

кричит,—донью Араселию и Лору бомбой убило!»

Араселия — жена, а Лора—дочь, пятнадцать лет ей тог¬

да было. Я не поверил. Не мог сразу, вот так, принять их

смерть. Толкнул мальчишку, сильно толкнул, так, что он

упал. «Что болтаешь, щенок!» — сказал. Или что-то в

этом роде. Он смотрит на меня, глазенки испуганные, и

слезы в них. Я повернулся и пошел. Иду, а на душе пусто.

И опять, будто не я это, не со мной это случилось, словно

со стороны себя вижу. И все думаю, как же сыновьям

сообщить? Где искать их? Два сына у меня еще остава¬

лось, Рауль и Эрнесто. Тоже воевали где-то здесь, в

Манагуа. До дома не дошел. Соседка меня остановила,

мать того мальчишки. За рукав дернула, и я словно

проснулся. «Не ходи туда,— говорит и плачет.— Ничего

там нет. Воронка одна. Дома тоже нет. Воронка

и все».
У нас кончались патроны. Гвардия наступала танками

и броневиками. Некоторые мы жгли самодельными гра¬

натами, но большинство прорывалось через баррикады.

Те дни, как в тумане. Помню, стрелял, перебегал, стре¬

лял... Куда-то шли, куда-то бежали... Повезло: увидел,

лежит девушка убитая, вся блуза в крови, в откинутой

руке автомат, точно такой же, как у меня,— «томпсон».

Посмотрел —магазин полный и еще два в карманах

джинсов. Еду так не искали, как патроны... Двадцать

седьмого пришел приказ — отход. Уходить несколькими
101

колоннами в Масаю. Она к тому времени была уже в

наших руках.
Уходили из Манагуа ночью, уносили раненых. Шли не

только бойцы, спасались вместе с нами от гвардейцев и

жители. Признаться, я уходить не хотел. Думал, зачем?

Лучше останусь здесь и до последнего этих гадов... Зуба¬

ми рвать буду... Чуть не силой меня повели. Командир

колонны накричал даже: «Дезертир,—говорит.— А кто

женщин и детей в пути охранять будет? Раненых нести?»

Так и пошел я с колонной.
Ночью пробираться в обход постов гвардейцев труд¬

но было. Потеряли многих. Потом я узнал, что почти

всех отставших они расстреляли. Да, а шли мы на

Ниндири—главное шоссе от Манагуа на Масаю пере¬

крыто было. Почти у самого города на холме старинный

форт стоит. Ты его видел, перед въездом в Масаю, слева.

Там сомосовцы укрепились — артиллерия, станковые пу¬

леметы, минометы. Ни пройти, ни проехать, да и город

они тоже постоянно обстреливали из того форта. Койоте-

пе он называется. Койотепе... Вот из-за него и свернули

мы на тот злосчастный проселок, что ведет в Ниндири.

Шли всю ночь. Когда рассвело, устроили короткий при¬

вал. Представляешь, тишина стоит, туман над дорогой

плавает, где-то неподалеку петухи заливаются... Ну слов¬

но и войны никакой нет.
Слышу вдруг, гитара затенькала. Голос знакомый, да

и песня тоже. Эрнесто у меня все время эту песню пел.

Побежал туда, на гитарный звон. И точно — Эрнесто, а

рядом Рауль. Обнялись. Про мать с сестрой я им расска¬

зал... Только это и успел—команду двигаться подали. Я

на свое место отправился, в хвост колонны, а ребята

мои—в авангард. Договорились, что в Масае встретим¬

ся. Немного уже оставалось, к Ниндири подходили, а там

до Масаи рукой подать—часа три-четыре ходу... Но не

встретились...
Через час самолеты налетели. Чистое поле, спрятать¬

ся негде. Побежали люди, кричат, бегут куда-то, стрельба

поднялась. Да разве из карабинов и автоматов истреби¬

тель сшибешь? Я тоже на спину повалился и в небо

очередь за очередью выпускаю. Так легче. Вроде и пони¬

маешь, что бесполезно, но хоть что-то делаешь, не ле¬

жишь, как кролик, уши к спине прижав. Минут сорок,

может, чуть больше они нас утюжили. Бомбы, ракеты,

пулеметы... Улетели. Поднимаюсь, смотрю, один встает,
102

другой, третий... Но много, ох, как много лежат, застыли.

Первая мысль о ребятах. Побежал я в голову колонны,

вернее, где, по моим расчетам, голова эта была. Бегу, а

ноги не слушаются, и пелена на глазах. Не вижу ничего.

Стоны с земли слышу, хрипы, а вот не вижу. Впрочем,

может, и не помню, что видел, поэтому так кажется...

Прибегаю, ищу. Сначала среди живых. Спрашиваю, кри¬

чу, а сердце замирает, млеет сердце, не слушается... Не

было их среди живых. Долго я искал, думал, ранены...

Нашел, уже когда колонна ушла. Лежали оба на спине с

открытыми глазами, и автоматы к груди прижаты. Ря¬

дом лежали, в кювете обочь дороги. Стреляли, как и я.

До последнего стреляли...
Там я их и похоронил. Догнал колонну, и тут мне

родственник один дальний, который с нами шел, говорит:

«Адольфо, да ты седой весь!» Поседел я тогда. В один

день поседел, в час один. Мне ведь сейчас всего сорок

пять—и седой весь...
*	* *
Когда я вышел из дома команданте, была уже ночь.

Голова чуть кружилась от кофе и свежего, прохладного

воздуха. Из кинотеатра, расположенного неподалеку, ва¬

лила веселая толпа, неугомонные мальчишки умудрялись

играть в бейсбол прямо на мостовой, под светом фона¬

рей... И тут я вспомнил, что Адольфо воевал в июне 1979-го

именно в этом квартале Бельо Орисонте. Может быть,

даже на этой самой улице.

V
	ff
3*JU&U^ Cj3LJbu+£**f

Nicaragua, Nicaragmta,
La flor mas linda de mi querer..*
Из песни Карлоса Мехия Годоя
География и Восточный рынок
Разумеется, Восточный рынок никакого отношения к

географии не имеет. Единственная едва уловимая

связь между наукой и Восточным рынком прослежи¬

вается лишь в том факте, что расположен он на северо-

востоке Манагуа. Поставить рядом эти два понятия я

решился только потому, что именно в книжных развалах

Восточного рынка, среди пожелтевшего от времени, изъе¬

денного червями и мышами бумажного хлама, наткнулся

на старый и растрепанный учебник географии Никарагуа,

давний предмет моих вожделений.
—	И не надейся, Мигель. В книжных магазинах ты

ничего подобного не найдешь,—заключил Маурисио Ла-

кайо, мой приятель и один из руководителей ИМЕЛСА,

фирмы по распространению литературы.—Заверяю тебя

как специалист, занимающийся изучением спроса на кни¬

жную продукцию. Видишь ли, после 19 июля вся Никара¬

гуа устремилась за парты. Образование стало общедо¬

ступным, все хотят учиться. Больше миллиона человек,

почти половина населения, ежегодно учатся. Представ¬

ляешь! Отсюда и голод на книги, в первую очередь на

учебники. Наше издательство «Новая Никарагуа» не

справляется, хотя тиражи растут, как трава в сезон до¬

ждей. Особенно остро ощущается нехватка книг по исто¬

рии и географии страны. Ведь диктатура не очень заботи¬

лась о развитии этих наук. Сомоса сводил историю Ника¬

рагуа к родословной своей семейки, а географическими

исследованиями занимались энтузиасты. Они же и писали

книги, подчас очень противоречивые. Хотя, помню, го¬

ду в шестьдесят седьмом-шестьдесят восьмом вышел
*	Никарагуа, Никарагуита, прекрасный цветок в букете моей любви

(псп.).
107

довольно хороший учебник Хулиана Герреро. Попытай

счастья, попробуй поискать его в антикварных лавках на

Восточном рынке. Только там и сможешь найти, если,

конечно, повезет...
Разговор наш состоялся в конце ноября 1981 года. Два

месяца я безуспешно ездил на Восточный рынок, пока

наконец не нашел то, что искал. Впрочем, стоило

посмотреть на этот рынок тогда, в 1981-м, потолкаться в

его шумной толпе, побродить по его рядам, ибо сейчас от

старого Восточного рынка уже почти ничего не осталось.
А тогда его можно было с полным основанием наз¬

вать тропическим вариантом московской Хитровки или

парижского «Чрева». Восточный рынок гудел, клокотал,

ярился людскими потоками, не затихая даже по ночам.

Он жил по своим собственным неписаным законам, тор¬

говал и спекулировал, почитал своих «королей», покло¬

нялся, страстно и исступленно, единственному богу —

деньгам. Они существовали отдельно — Манагуа и Во¬

сточный рынок, отвоевавший у столицы десятка полтора

кварталов вдоль Карретера Норте. Они не вмешивались

в дела друг друга и словно бы не замечали один другого.
Население Восточного рынка состояло из крикливых

торговок, угрюмых и мрачных с вечного похмелья золо¬

торотцев, вороватых и озорных ватаг беспризорников,

грузчиков, служанок из лавок побогаче, самодовольных

«королей», щеголявших белыми штанами и техасскими

шляпами с лихо закрученными полями. Все они жили на

Восточном рынке в дощатых хижинах, в сараях, сколо¬

ченных бог весть из чего—картона, ржавой жести, кусков

толя, ночевали под прилавками, а то и просто под

открытым небом где-нибудь среди руин. И все они часто

годами не пересекали границ своего «вольного города».
Здесь не было улиц, ибо каждая улица, не успев возни¬

кнуть, тут же заполнялась навесами, балаганами, тележ¬

ками зеленщиков, чадящими жаровнями, на которых ши¬

пели и обугливались, источая ароматы горелого мяса,

лука и перца, тушки игуан, пойманных здесь же, на

пустырях. На Восточном рынке торговали всем, всем

спекулировали, и жители столицы говорили: «Если нет ка

Восточном рынке, значит, нет и на всем континенте».

Здесь воровали, курили марихуану, занимались проститу¬

цией, попрошайничали. «Короли», набрав в бесчислен¬

ных забегаловках и кабачках босоногие армии, шли вой¬

нами на своих соперников. Победа оспаривалась в мол¬
108

ниеносных потасовках и поножовщине, и весть о ней

мгновенно разлеталась по всему рынку, разносимая стай¬

ками вездесущих беспризорников: «Слышали! Слышали!
—	вопили чумазые герольды.— Хосе Бык побил Красав¬

чика Луиса! Теперь Хосе займет навесы Красавчика!»
Сейчас Восточный рынок с севера на юг и с запада на

восток рассекли серые прямые лезвия скоростных шоссе,

торговые ряды опоясались проволочным забором, появи¬

лись улицы и светофоры на перекрестках. Исчезли бес¬

призорники, поутихли и посмирнели «короли», молодежь

вступила в народную милицию, пошла учиться в школы

для взрослых, в техникумы, уехала на границы воевать с

сомосовскими бандами... Восточный рынок начал новую

жизнь. Ту, которой живет вся страна с 19 июля 1979 года.

О прошлом напоминают лишь «бидонвили», да торговки

по-прежнему зазывают покупателей охрипшими голоса¬

ми престарелых сирен.
Так мои «географические» экспедиции завершились

открытием этого, теперь уже канувшего в Лету,

«вольного города». Что же касается самого учебника, то

сведения, почерпнутые из него, помогут нам лучше

узнать Никарагуа.
«Земной рай»
«Параисо террестре»—так называли Никарагуа

испанские конкистадоры, и в данном случае с ними труд¬

но не согласиться. «Мы, никарагуанцы, владеем всего

лишь 148 тысячами квадратных километров, но каждый

из них удивительно красив,— сказал мне как-то в одной

из наших совместных поездок по стране художник Ар-

нольдо Гильен, невысокий, плотный человек с большой,

лобастой головой и очень добрыми, чуть печальными

глазами.— Остановись в любом месте, присмотрись, и ты

увидишь, что пейзаж так и просится на полотно. Часто я

испытываю отчаяние, чувство беспомощности, бес¬

силия—слишком несовершенными, слабыми кажутся

перед всей этой красотой мои краски, кисти, мои способ¬

ности художника. В такие минуты я ощущаю себя муравь¬

ем, букашкой, жалким комочком материи в великом и

прекрасном мире».
109

«Никарагуита»—ласково-уменьшительно говорят о

своей родине никарагуанцы. Действительно, по сравне¬

нию с такими гигантами континента, как Бразилия, США

и Канада, Никарагуа кажется на карте маленькой зелено¬

голубой бусинкой. Но попробуйте перенести ее в Европу,

и окажется, что Никарагуа больше Австрии и Болгарии,

Чехословакии и Португалии, Венгрии и Ирландии.
Природа страны необычайно разнообразна. Север

разительно отличается от юга, запад не похож на восток.
Юг экзотичен и ярок, как одежды мулатки. Диковин¬

ные, пестрые, самых невероятных оттенков цветы, буйная

зелень пальм, янтарно-желтые кокосы, радужные блестки

колибри, ослепительная лазурь океанских вод...
Север скромен и небросок, как скромна и неброска

красота крестьянских девушек Хинотеги, Сеговии, Мата-

гальпы. Бесконечные горы с прозрачными сосновыми

лесами по склонам. Низкие облака, медленно стекающие

с вершин белыми потоками тумана. Быстрые, светлые

горные речушки, неожиданные водопады в зарослях ди¬

ких бананов, укрывающих землю голубыми сумерками

своих широких листьев. Крестьянские хижины, притулив¬

шиеся к могучим стволам вековых сейб. Темная зелень

кофейных деревьев и затянутые марлей делянки табака...
Запад прокален солнцем, выдублен жаркими ветрами,

как мачетеро—рубщик сахарного тростника или рыбак,

неделями бороздящий в утлом баркасе свинцовые пусты¬

ни Тихого океана. Запад—это долины с бескрайними

плантациями хлопка, это дымные шапки над кратерами

действующих вулканов и синие чаши озер в кратерах

вулканов потухших. Это аккуратные квадратики рисовых

полей и светло-коричневые моря фасоли. Это самые

крупные города—Манагуа, Леон, Гранада и самые древ¬

ние индейские поселения—Никиноомо, Масатепе,

Ниндири...
Восток загадочен и молчалив, как индеец-мискито,

населяющий его джунгли. Восток весел и беззаботен, как

метис, живущий на побережье Атлантики. От Хинотеги и

Матагальпы, от берегов Великого озера расстилается

сине-зеленый ковер сельвы. Влажный фиолетовый мрак

царит в нем, и лишь где-то наверху, в кронах деревьев,

пульсирует жизнь—визгливо верещат полчища обезьян,

пронзительно кричат попугаи, разносится иногда мощ¬

ный, гулкий и грозный рык ягуара. Сельву пересекают

широкие мутные реки, где, высоко взлетая над водой,
110

играет доисторическая панцирная щука, а в бурой жиже

заболоченных берегов терпеливо караулят добычу кроко¬

дилы. Ни человеческого следа, ни дымка очага на многие

километры вокруг. Только у самой кромки Карибского

моря на красноватой, глинистой земле притулились де¬

ревянные городишки-порты: Пуэрто-Кабесас и Блу-

филдс. Там слышна английская речь и не смолкают зажи¬

гательные африканские ритмы, наследованные неграми и

мулатами от далеких предков-рабов, которых привозили

сюда англичане с Ямайки.
Змеи, кабаны и пр....
Природа вообще необычно щедра в этих широтах, но

к Никарагуа она щедра особенно. Ни в одной централь¬

ноамериканской стране нет такого количества гор и ле¬

сов, озер и рек, нет такого разнообразия фруктов, цветов,

деревьев, таких выгодных условий для выращивания сель¬

скохозяйственных культур, разведения скота... Впро¬

чем, в превеликом изобилии водятся здесь и разного рода

ядовитые гады, летающие и ползающие насекомые, уку¬

сы которых если и не отправят вас на свидание с предка¬

ми, то неприятностей причинят достаточно. Раздолье для

всей этой живности—«зима», сезон дождей. Они пробу¬

ждаются от тяжелой летней спячки, хотя, наверное, прес¬

мыкающиеся не спят, просто их не видно в жаркие, сухие

дни лета. Игуаны и мухоловки начинают шуршать в

траве, затевать любовные игры на крышах, обживать

ветви деревьев. Словом, ведут себя вызывающе.
Лейтенант Франсиско Осорио, начальник штаба ба¬

тальона особого назначения, расположенного в шахтер¬

ском поселке Росита, который затерялся в джунглях де¬

партамента Селая, немного рисуясь, говорит мне:
—	Я, если хочешь знать, Мигель, насквозь пропитан

змеиным ядом. Эти твари замешали во мне такой кок¬

тейль, что мне теперь ни один укус не страшен. Пять лет

в горах, в партизанах... Лесная жизнь... Особенно трудно

зимой—ливни, а после них лес хоть выжимай, мокрый

насквозь. Вот тут они и лезут на теплое: на костер, на

запах тела. Да кто их, правда, знает, какие у них сообра¬

жения, но то, что зимой в горах нужно три раза оглядеть¬

ся и хорошенько подумать, прежде чем рукой куст раз¬

двинуть,—это точно.
ill

Мы с лейтенантом стоим на глинистом, скользком

берегу небольшого, удивительно голубого озерка. Такого

голубого, какими бывают только бассейны, стены кото¬

рых выложены синим кафелем. Лейтенант утверждает,

что глубина озерка больше ста метров и что образова¬

лось оно сравнительно недавно, с десяток' лет назад, в

заброшенном карьере шахты. Судя по ржавым остовам

экскаваторов и грузовиков, по допотопным деревянным

лебедкам с чугунными колесами и обрывками троса,

раскиданными вокруг, лейтенант говорит правду.
Он растолкал меня в пять утра, радостно сообщив,

что лошади оседланы и что мы немедленно едем на

карьер купаться. Откровенно говоря, мне долго не удава¬

лось заразиться его энтузиазмом — накануне лейтенант

до двух ночи усердно потчевал меня интереснейшими

историями о своей партизанской жизни и дрянным само¬

гоном, который местные крестьяне называют «кусуса».

Однако купаться мы все же поехали. Напору и жизненной

энергии лейтенанта, если измерить их в лошадиных си¬

лах, может позавидовать любой бульдозер.
Трудно сказать, сколько ему лет, может быть, трид¬

цать пять, может быть, сорок пять. Первая седина в

жестких черных волосах, морщины на подвижном, но

волевом и сильном лице с крупными чертами. Он кря¬

жист, широкогруд, мощные плечи словно вытесаны из

темных стволов каобы. Смуглая кожа ног до колен, руки

усеяны белыми ниточками шрамов.
—	Вот-вот, это они, змеи,—говорит Франсиско, пере¬

хватывая мой взгляд.— Ведь когда она тебя тяпнет, толь¬

ко успевай по укусу ножом полоснуть да кровь отсасы¬

вать. Иначе... В горах до ближайшего госпиталя, где

бывает сыворотка, дни шагать надо. Все, какие есть в

Никарагуа, гады на мне свой след оставили. Воевать-то

приходилось и на севере, и на юге, и здесь, в Селае. Все,

кроме одной. Мы ее зовем «барба амарилья». Эту боюсь,

честно признаюсь. Говорят, более злющей и мерзкой

твари нет во всем свете. Когда она атакует, кусает не так,

как порядочные змеи: один раз—и в сторону, а несколь¬

ко раз подряд, чтобы наверняка, значит...
Лейтенант задумчиво взглянул на озеро и, помолчав,

добавил:
—	В здешних краях она тоже водится...
Я с детства люблю плавать и с детства, да простят

мне серпентологи и защитники животных, недолюбли¬
112

ваю змей. Они вызывают у меня чувство страха и „омерзе¬

ния, от которого по спине идет озноб. Б то утро я не

купался. Конечно, я понимал, что Франсиско-«заправил»

весь этот разговор с единственной целью — попугать но¬

вичка и городского жителя. Но он не учел, что подобные

вещи не проходят даром и для рассказчика. Искупался

Франсиско на удивление быстро и без заметного

удовольствия.
Впрочем, хватит о змеях. В Никарагуа достаточно

иной экзотики.
В двадцати—двадцати пяти километрах к северо-

западу от города Матагальпа запряталось в горах заме¬

чательно живописное местечко с названием, словно бы

заимствованным из древних легенд,— Сельва-Негра,

Черный лес. Он действительно черный, этот лес, сбегаю¬

щий по крутым и каменистым склонам. Стволы деревьев,

похожие на наши русские липы, темны и кажутся пропи¬

танными влагой и вековой сыростью, хотя лес прозрачен

и сух. Почти у самых вершин прилепились к склону

несколько охотничьих домиков и маленький ресторан¬

чик. Чуть ниже, под уступом скалы,—заброшенная мель¬

ница и запруда, перекрывшая звонкий, чистый ручей,

пробивший русло среди каменных глыб... Райский уго¬

лок, особенно привлекательный после сумасшедшей ма-

нагуанской жары. Здесь, в горах, свежо, по ночам даже

холодно.
Попал я в Сельва-Негру случайно. Приехал в Мата-

гальпу, чтобы посетить отдаленное государственное ко¬

фейное хозяйство. Но что-то сорвалось, не получилось у

сотрудников местного филиала министерства аграрной

реформы, которым меня вверили звонком из столицы.

Часа два я бродил по городу, потом часа два сидел в

патио старинного особняка муниципалитета, где распо¬

ложен филиал. Наконец в полдень появился крайне сму¬

щенный и взъерошенный Хосе, парень лет двадцати, от¬

ветственный за пропаганду, и, поминутно откидывая со

лба ладонью длинные смоляные волосы, сообщил, что с

поездкой в госхоз ничего не выйдет. Из его сбивчивых

объяснений я понял, что единственная дорога, ведущая в

те места, перехвачена крупной бандой, что там сейчас

идет бой и что движение по ней восстановится не раньше

чем через сутки. И вот в качестве компенсации

Хосе предложил мне съездить в Сельва-Негру.
Поехали.
ИЗ

Шоссе замысловатым серпантином вьется по скло¬

нам. Далеко внизу искрятся под солнцем белые домики

Матагальпы—кусочки рафинада на дне зеленой чаши

гор, а мы все лезем и лезем вверх. Обрывается серая

лента асфальта, начинается пыль, тряска, выколачиваю¬

щая душу из тех, кто ею обладает, и рессоры из

«джипа»...
Народу в Сельва-Негре было мало, и, наверное, по¬

этому я очень быстро познакомился с доном Рохером

Гальярдо, высоким, статным, но неряшливо одетым и

обросшим седоватой, а вернее, пегой щетиной человеком.

Дон Рохер относится к тому типу не то богатых крестьян,

не то обедневших помещиков, который до сих пор часто

встречается на севере Никарагуа. Он владеет четырьмя

десятками гектаров кофейных плантаций, сколькими-то

десятками гектаров пастбищ, но дела его идут неважно.

Да он ими и не интересуется. Хозяйством управляет

старший сын, ему карты в руки—учился в Аргенти¬

не, зря разве за него столько денег плачено. Сам

дон Рохер проводит все свое время охотясь. Сутка¬

ми, что там сутками, неделями не бывая дома.

Он и раньше баловался ружьишком, ну а после

смерти жены передал имение сыну и целиком посвятил

себя охоте.
Так мы беседуем на террасе ресторана, запивая све¬

жий горный воздух ледяным пивом.
Веет от дона Рохера чем-то куперовским, лесным,

диким. Похож он на траппера: лоснящаяся, самодельной

выделки замшевая куртка, широкая кожаная сумка через

плечо, высокие сапоги, сильные ладони с навсегда въев¬

шимся в кожу ружейным маслом, обветренное, изрублен¬

ное глубокими морщинами лицо... Вот только Соколи¬

ный Глаз, в отличие от дона Рохера, пожалуй, больше

разбирался в политике. Во всяком случае, не стоял от нее

в стороне.
—	Нет, дон Мигель,—говорит он,—не вижу я боль¬

шой разницы между «до» и «после». Чего душой кривить,

мне и при Сомосе неплохо жилось. С режимом дел иметь

не приходилось, и они меня не трогали. Сосуществовали.

Так же и сейчас, с сандинистами. Я им—не враг, но и не

друг. Они сами по себе, я сам по себе. Землю у меня не

отняли, потому что я не сомосовец. Спасибо на том, а

дружбу водить мне с ними ни к чему...
114

Затем без всякого перехода:
—	Завтра на заре вакерос на кабана идти собираются.

Хотите посмотреть? Интересно. Без ружей идут. Как

тысячу лет назад индейцы охотились—собаки да

мачете...
Вакерос — пастухи — оказались людьми молчаливы¬

ми, даже угрюмыми. Они собрались у мельницы, конту¬

ры которой едва очерчивались в утреннем тумане. Толь¬

ко начинало рассветать, весь мир, казалось, был залит

серебристым, неверным светом встающего где-то на

краю земли солнца. Тишину рвал на куски лишь злобный

звонкий лай собак, огромных, но невероятно худых тва¬

рей с грязной и свалявшейся шерстью.
Поздоровались молча, кивком головы. Старший сре¬

ди пастухов, оглядев меня критическим взглядом и при¬

знав «чужака», отвернулся, не проронив ни слова, и мах¬

нул рукой. Вакерос разобрали поводки и, вытянувшись

цепочкой по чуть приметной тропинке, пошли в гору.
Шли часа два. Мы с доном Рохером заметно отстали

от пастухов. Я—потому, что не мог поспеть за их разма¬

шистым и бесшумным шагом. Дон Рохер—из вежливо¬

сти. Уже их было не видно среди бесконечных деревьев,

скал и камней. Уже затухал вдали лай собак...
Вдруг, словно подстегнутые кем-то, залились они с

новой силой, неистово, истошно.
—	След взяли! — вскрикнул дон Рохер и устремился

вперед. Потом, спохватившись, обернулся ко мне.—

Поторопитесь! Ведь самое интересное как раз и пропу¬

стите. Пастухи ждать не будут, для них зверь важнее...
Мы прибавили шагу, побежали и минут через двад¬

цать, задыхаясь, выскочили на относительно ровную и

широкую поляну. На ней в кольце поднявших невообра¬

зимый шум пастухов метался матерый кабанище с мощ¬

ным загривком, облепленный впившимися в его ляжки

собаками. Две или три уже неподвижно лежали на земле,

оскалив в предсмертной судороге клыкастые пасти. Еще

несколько, трусливо поджав хвосты, заходились истерич¬

ным лаем на почтительном расстоянии от зверя, зато

остальные—штук пять-шесть—намертво прилипли к

могучему телу кабана, доводя его до иступления, до

бешенства...
Дон Рохер сорвал с плеча карабин, подержал его на

весу, словно выжидая удобный момент, чтобы вскинуть к

плечу, и... опустил прикладом на землю.
115

—	Раздумали? — поинтересовался я, не отрывая

взгляда от происходящего на поляне.
—	Да,—просто согласился он.— Не мой это зверь. Да

и собак зацепить можно...
Развязка наступила скоро. Кабан совсем обессилел.

Сначала он упал на колени, но поднялся и застыл, широ¬

ко расставив дрожащие ноги и наклонив к земле огром¬

ную голову. Он стоял так, недвижимо, смирившись с

судьбой, уже не сопротивляясь собакам, стараясь в этой

последней схватке за жизнь лишь удержаться на ногах, не

упасть. Но ноги дрожали все сильнее, и собаки, чуя эту

дрожь, сатанели. Наконец он повалился на колени еще

раз, и тогда на него налетели даже те, трусливые, кото¬

рые раньше не осмеливались приблизиться к нему. И

кабан сдался... Собаки завалили его, опрокинули на бок.

К нему подошел старший вакеро, сухой, жилистый, ши¬

рокоплечий. В его руке поблескивал отточенным жалом

лезвия широкий и длинный «боевой» мачете. Страшный

по силе, короткий удар под левую переднюю ногу. Прон¬

зительный, жалкий, надрывный визг, судорога, два-три

толчка сведенными задними ногами... Все. Пастухи нача¬

ли отгонять взъерошенных и окровавленных собак.
Озера и вулканы
Никарагуа еще называют, и с полным на то основа¬

нием, «страной озер и вулканов». Учебник Хулиана Гер¬

реро сообщает, что в Никарагуа насчитывается 35 круп¬

ных озер и десятки, а может быть, сотни мелких, пло¬

щадь которых не достигает квадратного километра. Что

же касается вулканов, действующих и потухших, то их

просто никто не считал. Никарагуанцы говорят: «У нас

каждый холмик на поверку оказывается вулканом».
Самое большое озеро в стране и во всей Центральной

Америке—Великое озеро Никарагуа, как оно официаль¬

но называется сейчас. Индейцы называли его Косиболь¬

ка, а первая экспедиция испанцев под командованием

капитана Хиля Гонсалеса, открыв озеро в 1522 году, дала

ему имя Мар дульсе—Пресное море. Оно действительно

похоже на море, это озеро, по площади едва уступающее

Кипру. В его водах разбросано 357 островов, есть

архипелаги—Солентинаме и Сан-Бернандо, есть огром¬
116

ный остров Ометепе с двумя вулканами, возвышающи¬

мися над водной равниной, словно плавники легендарных

китов, на которых стоит мир. И наконец, в этом озере

водятся акулы, меч-рыба и рыба-пила, достигающие

вполне океанских размеров. Ученые полагают, что

данные виды попали в озеро в незапамятные времена из

Атлантики по реке Сан-Хуан и адаптировались в нем,

приспособились к пресной воде. Существуют и иные ги¬

потезы, утверждающие, что эти океанские хищники оста¬

лись в озере после образования центральноамериканско¬

го перешейка, когда твердь поднялась из глубин океана.

Как бы то ни было, но они есть. Правда, в последние

десятилетия меч-рыба и рыба-пила стали встречаться все

реже, зато количество акул неуклонно увеличивается. В

рыбацких поселках, расположенных по южному берегу

Косибольки, из их плавников готовят вкуснейший суп, а в

Ривасе в сапожных мастерских из их кожи делают заме¬

чательную по красоте и прочности обувь.
Мое знакомство с Великим озером протекало мирно,

даже идиллически. На окраине Гранады, где у самой

воды теснятся десятки уютных ресторанчиков, специали¬

зирующихся на рыбных блюдах, бочковом пиве и фоль¬

клорной музыке, стоят, уткнувшись носами в бетонные

или деревянные стенки причалов, озерные «такси». Не¬

большие дощатые катерки с навесами, что-то среднее

между китайской джонкой и венецианской гондолой. За

весьма умеренную плату расторопные «капитаны» до¬

ставят вас на Ислетас и вернутся в указанный вами час,

чтобы отвезти обратно.
Ислетас буквально переводится как «островки». Из

357 островов Великого озера около трехсот сосредоточе¬

ны здесь, в двух километрах к югу от Гранады. Издали

они кажутся зеленым материком, но, как только катер,

тарахтя маломощным мотором и выпуская по воде обла¬

ка сизого дыма, входит под просторный шатер, образо¬

ванный кронами деревьев, убеждаешься, что попал в

замысловатый лабиринт проток и заводей. От кормы

катерка разбегаются двумя нитями волны и плещутся у

берегов, обнажая темную осклизлость камней.
Острова, острова... Большие, причудливой формы со

своими игрушечными гаванями и бухтами. Маленькие, с

обеденный стол, с единственным деревцом посередке,

похожим на мачту баркаса с зеленым парусом. Разные...

Острова-хижины, острова-виллы, острова-дворцы. Уди¬
117

вительный, сказочный город, где протоки и заводи слу¬

жат улицами и переулками. Вот на площади—озерцо

между четырьмя островками, склонившись под углом

Пизанской башни, торчит из каменной насыпи фонарный

столб, вот на повороте протоки стрелка-указатель:

«К острову сеньора А. Переса Агилара». Большинство

островов находится в частном владении. Знать и

нувориши-буржуа скупали их у Никарагуа и выстраивали

на них роскошные виллы и дворцы с бассейнами, садами

и теннисными кортами, общины рыбаков снимали их в

аренду у хозяев и ставили дощатые хижины, коптильни и

столбы для просушки сетей...
Следующая встреча с озером была бурной.
Раньше, года два назад, в селения, расположенные по

южному берегу, на узкой полоске суши между озером и

коста-риканской границей, можно было проехать по

пыльной грунтовой дороге. Но с тех пор, как в северных

департаментах Коста-Рики появились лагеря контр¬

революционеров и начались боевые действия вдоль

пограничной черты, попасть туда можно только по

воде. Дорога перекрыта бандитскими засадами и минны¬

ми ловушками.
Обычно пассажирские «катера»—длинные, узкие, де¬

ревянные лодки с подвесным мотором—выходят из Са-

поа в прибрежные селения один раз в день и возвращают¬

ся утром следующего, заночевав где-нибудь в уютной

бухточке. Я примчался в Сапоа уже после полудня как

раз для того, чтобы еще успеть разглядеть с высокого,

обрывистого берега последний катер, скрывающийся за

горизонтом. Настроение испортилось, и было от чего. До

Манагуа—сто сорок километров. Возвращаться, с тем

чтобы приехать завтра? Или остаться в Сапоа, где, от¬

кровенно говоря, голову приклонить негде: кроме тамож¬

ни да погранзаставы, весь поселок состоит из десятка

ветхих халуп, половина которых стоит заколоченными.
Пока я размышлял таким, в общем-то, довольно уны¬

лым образом, судьба послала мне избавление в облике

знакомого пограничного лейтенанта. После бурных при¬

ветствий выяснилось, что Серхио с командой из пяти

солдат отправляется на заставу в Карденас менять наряд.

Отправляется сейчас, на военном катере, и, о чем разго¬

вор, место для меня на борту найдется.
Надо сказать, что катер этот не понравился мне с

первого взгляда. Это была достаточно обширная тупо¬
118

рылая посудина, сделанная из жесткого и прочного, как

металл, пластика, похожая на вытянутый поперек таз для

стирки белья. Корма его глубоко проседала под тя¬

жестью огромного подвесного мотора, а нос горделиво

задирался в небо. Однако пожилой моторист—вся «ко¬

манда» катера—не скрывал своего восхищения.
—	Да нет, ты только посмотри, какой легкий! —

восторгался дон Чепе, проводя по гладким бортам сухой,

морщинистой ладошкой.—А ходкость! Замечательная

ходкость. Тридцать пять—сорок километров в час за¬

просто дает! Вот сейчас отчалим, прокачу!
И он прокатил...
Пока мы собирались, суетились на шатком дощатом

причале, грузили снаряжение и какие-то тяжелые зеленые

ящики, очевидно, с патронами, небо заволокло тучами,

озеро заволновалось. В пасмурном тумане собирающего¬

ся ливня растворились даже громады вулканов на остро¬

ве Ометепе, став похожими на черные, грозовые облака.

По подсказке дона Чепе мы, все семь пассажиров, разме¬

стились на носу, отчего он лишь слегка опустился. Дон

Чепе устроился на корме у руля. Мотор взревел, зафыр¬

кал, заплевал водой, и катер рванулся от причала. Через

минуту, когда мы отошли метров на двести от берега,

началось...
Великое озеро бросало наш катер, как ореховую скор¬

лупку. Серые высокие валы, накатываясь из тумана, с

громким плеском били в наш высокомерный нос, и,

откатываясь, брызгали пеной, и удовлетворенно ухали.

После каждого удара нас подкидывало в воздух и швар¬

кало на сиденья из проклятого пластика, который играл

нами, словно ракетка шариками для пинг-понга. Палуба

уходила из-под ног, проваливаясь в бездну, потом нави¬

сала стеной и снова падала вниз. Якорь, закрепленный у

правого борта, освободился от пут и пошел перекаты¬

ваться в бешеном танце, впиваясь стальными когтями

лап в деревянный настил. Скоро в пару к нему выскочил

патронный ящик и неуклюжим бегемотом затопал, зах¬

люпал, шарахаясь от борта к борту. Казалось, еще

немного—и поручни не выдержат судорожной хватки

наших побелевших пальцев, разорвутся и вышвырнут нас

вон с этого утлого клочка взбесившейся тверди. Вода

текла с нас ручьями, и Серхио в перерывах между полета¬

ми, уворачиваясь от якоря, крыл в бога, в душу, во всех

святых Великое озеро, катер и самого дона Чепе. А дон
119

Чепе, тоже мокрый насквозь, счастливо улыбался за ру¬

лем, являя разгневанной стихии.свой единственный пере¬

дний зуб...
В отличие от Косибольки, озеро Ксолотлан, или Ма¬

нагуа, всегда спокойно. В нем не бушуют валы, не слу¬

чается штормов, воды его не бороздят суда и катера.

Тяжёлые, свинцовые волны лениво перекатываются по

его тусклой, даже в самый яркий солнечный день, по¬

верхности, словно накрытой серой, маслянистой пленкой,

и, будто нехотя, лижут пустынный болотистый берег.

Озеро Манагуа мертво. Мертво и неподвижно.
Когда-то оно славилось обилием рыбы и птицы, вода

в нем была чиста и прозрачна. В ней отражались голубое

небо и белые облака, солнечный луч, переливаясь в стру¬

ях родников, искрился золотом на донном песке. Но с

середины тридцатых годов, после прихода к власти Ана¬

стасио Сомосы Гарсия, озеро Ксолотлан начало гибнуть,

медленно и верно. Диктатор превратил его в городскую

свалку и клоаку городских сточных вод, в него же слива¬

лись и все промышленные, отходы столичных предприя¬

тий. Постепенно в Ксолотлане перевелась рыба, берега

обросли зловонным вязким илом, а из птиц остались

лишь огромные черные стервятники с омерзительно го¬

лыми шеями и головами. Во времена диктатуры по бере¬

гам озера, даже в черте столицы, развелось множество

крокодилов. Они и раньше обитали в пустынных уголках

северного и восточного побережья, но именно в годы

правления семейки Сомосы заполонили и южный берег,

вдоль которого раскинулся Манагуа. Это нашествие кро¬

кодилов, которые, по рассказам, нападали на скот, похи¬

щали собак и домашнюю птицу жителей бедняцких квар¬

талов, прилепившихся к озеру, объясняется просто. Дело

в том, что Национальная гвардия и служба безопасности,

желая избавиться от улик, по ночам бросали трупы заму¬

ченных и казненных в озеро. Там их пожирали крокоди¬

лы, уже привыкшие к «даровому пайку». Наутро никаких

следов преступлений не обнаруживалось. Довольны были

и крокодилы, и национальные гвардейцы.
Сейчас, спустя всего пять лет после победы народной

революции, Советом возрождения Манагуа принят план

очистки и «реанимации» Ксолотлана. Мэр столицы това¬

рищ Самуэль Сантос рассказывает:
—	Проект очистки озера — часть генерального плана

реконструкции столицы. Он рассчитан на десять лет.
120

Срок, как видите, немалый, но вполне оправданный. Во-

первых, вернуть к жизни Ксолотлан, ставший одной из

жертв диктатуры,— задача грандиозная, масштабная,

ведь площадь озера превышает тысячу квадратных кило¬

метров! Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное,—

империалистическая агрессия, которая отнимает у нас

лучшие человеческие и материальные ресурсы. Если бы

не война, навязанная нам империализмом, если бы не

экономическая блокада... Да что говорить, сколько мо¬

жно было бы сделать! Но все равно, мы возродим нашу

столицу, сделаем ее прекрасной. Приезжайте в Манагуа

через десять лет, и вы его не узнаете. Это будет красивый,

именно красивый, город на берегу синего озера. Приез¬

жайте, и я приглашу вас на рыбалку, приглашу посетить

пляжи и курорты Ксолотлана.
Вулканы составляют неотъемлемую часть пейзажа за¬

пада Никарагуа. Издалека, за десятки километров, видны

дымные шапки над вершинами гигантов Момотомбо,

Эль-Вьехо, Момбачо... Иногда, подчас совсем неожидан¬

но, наталкиваешься на холмики, заросшие буйной тра¬

вой, сквозь которую едва просматривается темная нозд¬

реватая почва. Из бывших кратеров смотрят в мир проз¬

рачными синими очами озерца, опушенные зелеными

ресницами манговых или апельсиновых рощ. Живопис¬

ные, мирные уголки—все, что осталось от некогда гро¬

зных, извергавших дым и пламя вулканов.
Таков Косигуина, расположенный на небольшом по¬

луострове, выдающемся в Тихий океан на севере страны.

Проехать к вулкану можно только верхом на муле, так

как на полуострове почти нет пригодных для автомоби¬

лей дорог. У подножия его пасутся стада коров и флегма¬

тичных себу с горбатыми загривками. Чуть выше, над

пастбищами, уставила в небо стволы пушек и пулеметов

зенитная батарея ПВО, появившаяся здесь в мае 1983

года, когда гондурасские и сомосовские самолеты начали

массированные воздушные атаки порта Потоси и приле¬

гающих к нему поселков.
Сейчас высота Косигуина — 859 метров над уровнем

моря. Действительно, «холмик» с озером на вершине.

Сто пятьдесят лет назад высота вулкана достигала 2000

метров, и «дышал» он так, что дрожала земля. 1835 год

остался в памяти никарагуанцев благодаря мощнейшему

извержению Косигуина как «год пепла». Толстый слой

вулканического пепла, сообщает Хулиан Герреро, по¬
121

крыл весь запад Никарагуа, подхваченный ветром достиг

Колумбии на юге и Мексики на севере. Через сорок часов

после извержения пепел покрывал уже четыре миллиона

квадратных километров, в том числе прибрежные воды

Тихого океана, прервав на несколько недель морское

сообщение с центральноамериканскими портами.
Поистине Везувий. К счастью, тогда, в 1835-м, обо¬

шлось без Помпеи.
Однако не всегда извержения никарагуанских вулка¬

нов проходят столь «безболезненно». В 1610 году, напри¬

мер, извержение вулкана Момотомбо разрушило и засы¬

пало пеплом старый Леон. На его месте остались лишь

руины. Новый город был построен в нескольких десятках

километров к северо-западу, подальше от страшного со¬

седства. В 1722 году от извержения вулкана Масая сильно

пострадал город, носящий его имя...
Вулкан Масая действует до сих пор. Правда, его

активность резко снизилась. Сейчас он спит. Как говорят

никарагуанцы, «спит с сигарой в зубах», выпуская в небо

облака дыма. Сам вулкан и территория вокруг него

объявлены государственным заповедником. К кратеру

можно подъехать почти вплотную на машине и со смо¬

тровой площадки заглянуть в разверстое чрево. Картина

мрачная. Голые скалы в красноватых наростах застыв¬

шей лавы, где дико завывает пропитанный запахом серы

ветер. Истошные, леденящие душу крики стервятников,

стаями кружащихся над пропастью, клубы тяжелого,

желтовато-сизого дыма, закрывающие солнце... Испан¬

цы, обнаружив вулкан и став свидетелями одного из

самых сильных извержений, когда, по утверждениям ле¬

тописцев, языки пламени достигали стометровой высоты,

прозвали его «логовом дьявола». А один насмерть пере¬

пуганный католический падре приказал воздвигнуть на

высоком уступе над кратером огромный крест в качестве

меры «противодьявольской обороны». Крест этот возвы¬

шается и по сей день, придавая еще большую мрачность

всей округе.
Города Никарагуа
Знакомство с Манагуа начинается недоумением. Пока

разматывается под колесами разбитая лента Северного

шоссе, ведущего от международного аэропорта имени

А. С. Сандино, мимо проносятся домишки с палисадника¬
122

ми, фабрички за высокими проволочными заборами, же¬

лезнодорожные рельсы и крашенные суриком металличес¬

кие коробки складов. А ты, принимая все это за окраины,

ждешь встречи с городом. Но оказывается, что ей как раз и

не суждено состояться. Города не существует. То есть не

существует такого города, к которому мы привыкли и

который мы знаем. Нет строго спланированных улиц,

застроенных многоэтажными домами. Нет асфальтовых

разливов площадей, заключенных в каменные берега зда¬

ний, нет исторических памятников и гранитных мону¬

ментов... В общем, нет архитектурного ансамбля,-урба¬

нистического единства, которое определяет лицо любого

города.
Манагуа многолик, как индейское божество. Его квар¬

талы отделены друг от друга километрами пустырей,

украшенных руинами и заросших бурьяном. Или, что

тоже не редкость, плантациями овощей и маиса. Каждый

такой квартал—маленький городок в большом городе с

800-тысячным населением. И у каждого свое лицо, свои

нравы, свои порядки.
Камино-де-Ориенте. Вечерами здесь зажигаются раз¬

ноцветные огни дискотек, зазывные вывески ресторанов.

«В нашей дискотеке «Инфинито» вы познаете наслажде¬

ние от современных танцевальных ритмов!» — кричит в

хрипящий мегафон плечистый кассир из бывших боксе¬

ров. «Только в «Лобо Джек»! Только у нас развлекается

цвет молодежи!» — старается перекрыть конкурента не

менее плечистый менеджер другой дискотеки. Ресторан

«Марсуа» предлагает вам «лучшие деликатесы француз¬

ской кухни», пиццерия «Топ-Капи»—«настоящие италь¬

янские пиццы»... Блещут тысячами соблазнов витрины

магазинов и магазинчиков, сверкают на афишах кинотеа¬

тров полуобнаженными телами голливудские звезды...

Маленький Бродвей, буржуазный рай. И летят, летят

стайками, парочками, поодиночке на эти огни мо¬

тыльки— «цвет молодежи», сгорающие от нетерпения

вкусить красивой жизни.
Лос-Роблес. Чопорный, замкнутый, неприступный. Ба¬

стион аристократии. Высокие каменные стены роскош¬

ных парков, окружающих не менее роскошные

особняки. Тихие, словно замершие в вечной дремоте,

тенистые улицы. Машины у подъездов, словно

состязающиеся в новизне модели и общем шике.

Высокомерные, холодные взгляды обладателей особняков
123

и «олдсмобилей», с презрением обращенные на все, что не

относится к их кругу.
Акауалинка, 14 сентября, Сьюдад Сандино — про¬

летарские кварталы, таких большинство в Манагуа. Они

прилепились к берегу озера или разбросали по пустырям

свои дощатые, фанерные, сбитые из листов кровельного

железа хижины с черными провалами незастекленных

окон. Улочки их пыльны и извилисты. Ни один вездеход

не пройдет по ухабам, выбоинам и оврагам, из которых,

собственно, они и состоят. Зато здесь всегда шумно и

весело. Чумазая голопузая малышня затевает визгливые

игры в сточных канавах, приводя в неописуемый восторг

стаи разномастных и худющих собак, которые с оглуши¬

тельным лаем присоединяются к детской возне. В очере¬

дях у водопроводных колонок обсуждаются последние

новости как местного, так и глобального значения, возни¬

кают горячие споры, подчас перепалки. Живут здесь от¬

крыто, нараспашку. Стирают, готовят пищу, отды¬

хают—все на улице, за порогом хижин. Соседи всегда

знают, что на обед друг у друга. Правда, здесь нет

«деликатесов французской кухни» и меню не отличается

большим разнообразием—каждый день вареная фасоль

и рис, жареные бананы, иногда сдобренные сметаной, и,

конечно же, кофе на десерт... Соседи всегда знают заботы

и радости друг друга, знают, почему поссорился дон Чепе

со своей доньей Лупе и от какой вдовушки возвращается,

крадучись, под утро гуляка Луис...
Именно здесь, в кварталах бедняков, начиналась рево¬

люция. Здесь находили приют подпольщики СФНО.

Здесь бесчинствовала Национальная гвардия. Здесь в мае

1979 года появились первые баррикады. До сих пор за¬

метны на этих улочках следы варварских бомбардировок

сомосовской авиации и артиллерии. И больше всего па¬

мятников погибшим в боях, этих скромных бетонных

плит с черно-красным сандинистским флажком и датой

гибели над именем.
Революция продолжается на пролетарских окраинах

Манагуа. Отсюда уходят на фронты борьбы с агрессией

самые стойкие батальоны народного ополчения. Здесь

действуют самые активные и надежные Комитеты санди-

нистской защиты — форма народного самоуправления,

созданная во время национального восстания. Здесь всег¬

да находит СФНО безоговорочную поддержку и понима¬

ние. Поэтому расстояние между рабочим кварталом
124

Акауалинка и буржуазным Лос-Роблесом измеряется от¬

нюдь не километрами пустырей и развалин.
Впрочем, сейчас с каждым прошедшим месяцем ста¬

новится все меньше следов прошлого. Исчезают руины,

на их месте появляются новые проспекты и парки, стро¬

ятся новые дома и восстанавливаются старые...
Манагуа был провозглашен городом специальным

декретом от 24 июля 1846 года. До этого дня будущая

столица Никарагуа представляла собой тихий провин¬

циальный поселок, где жили рыбаки и земледельцы.

Квадратная церковная площадь в центре с чахлым скве¬

риком, в котором разгуливали коровы, свиньи и прочая

домашняя живность. Два десятка узких немощеных улиц,

разбегавшихся от площади по всем направлениям. Белые,

обмазанные глиной домики под красными черепичными

крышами, у порогов которых дремали в послеобеденную

сиесту пожилые сеньоры, втиснув половодье раз¬

ноцветных юбок в кресла-качалки, сплетенные из паль¬

мовых волокон. Так десятилетиями текла здесь спокой¬

ная и размеренная жизнь, когда уходят не замеченные и

не считанные никем дни и недели, а года запоминаются

лишь по удачным или плохим урожаям, по засухам или

наводнениям.
Возможно, так и оставался бы до сих пор Манагуа

маленьким городишком, не случись неожиданное... В 1858

году его провозгласили столицей страны. До этого мо¬

мента столица «кочевала» из Гранады в Леон и обратно,

в зависимости от побед и поражений двух враждующих

политических группировок—консерваторов и либералов.

Естественно, такая чехарда с перемещениями националь¬

ного центра, а заодно и всех государственных учрежде¬

ний, из одного города в другой никого не устраивала.

Население роптало, экономика в результате бесконечных

войн, общей неразберихи и беспорядка приходила в упа¬

док. Правительства, которые, помимо междоусобных

драк, умудрялись еще затевать грызню с соседями, отли¬

чались нестабильностью и абсолютной неспособностью

разрешить множество наболевших проблем. Вот тогда-

то и было принято соломоново решение о переносе сто¬

лицы Никарагуа в небольшой, скромный городок, распо¬

ложенный между Гранадой и Леоном.
Разумеется, этот шаг ни в коей мере не ослабил

внутриполитическую напряженность в стране. Войны и

«революции» продолжались все с тем же переменным
125

успехом, но Манагуа тем не менее оставался столицей

Никарагуа.
В двадцатых годах нашего столетия, судя по фотогра¬

фиям и описаниям очевидцев, это был уже довольно

большой по масштабам страны город, застроенный двух-

и трехэтажными домами, с мостовыми, выложенными на

центральных улицах мозаичной плиткой, с кафедраль¬

ным собором, зданием парламента и президентским

дворцом. На окраинах его появились промышленные

предприятия, главным образом под иностранными выве¬

сками, в центр и богатые районы были проведены водо¬

провод, канализация, электричество.
Коренные жители Манагуа делят историю своего го¬

рода на два неоднозначных периода. На вопрос: «Когда

это было?» они отвечают: «Давно, до землетрясения» или

«Недавно, после землетрясения». Даже адреса напомина¬

ют здесь о катастрофе. Улицы и проспекты столицы

названий чаще всего не имеют. То есть, конечно, назва¬

ния эти существуют в виде записей в каких-нибудь муни¬

ципальных книгах, но их никто не знает и никто ими не

пользуется. Адреса же звучат приблизительно так: «От

того места, где раньше был пансионат «Теодолинда»,

один квартал вниз (налево.—Авт.) и полквартала к озе¬

ру, дом из красного кирпича». Причем именно такого

рода указания пишутся и на почтовых конвертах.
Под землетрясением подразумевается катастрофа,

случившаяся в ночь под рождество 1972 года. Необычай¬

ные по силе подземные толчки разрушили город, особен¬

но его центральную часть, похоронив под обломками 10

тысяч человек. В радиусе нескольких километров не оста¬

лось ни одного уцелевшего здания, лишь многоэтажная

башня «Бэнк оф Америка» возвышалась над развалина¬

ми, подобно маяку над серыми волнами щебня, битого

кирпича и камня. И хотя в двадцатом столетии Манагуа

дважды разрушался землетрясениями, в памяти людей

осталось лишь последнее, 1972 года.
Первое произошло в 1931 году. Тогда Анастасио

Сомоса-отец распорядился поджечь руины центральной

части города «во избежание эпидемий». Они еще не успе¬

ли остыть, раскаленные и оплавленные огнем, как агенты

Сомосы начали столбить участки, превращая центр в

личную собственность будущего «отца нации». Потом

Сомоса продал землю своим ближайшим друзьям, кото¬

рые, заплатив ему баснословные суммы, немедленно по¬
126

желали вернуть их себе сторицей. Так в центре Манагуа

выросли многочисленные доходные дома, притиснутые

друг к другу без всякого плана и построенные на скорую

руку. Тогда же началась агония озера Ксолотлан. Ни

Сомоса, ни его приближенные не испытывали желания

тратить средства на восстановление водопроводной и

канализационной сети. В середине тридцатых годов за

чертой старого Манагуа стали появляться первые жилые

кварталы. Бедные, состоящие из фанерных и дощатых

халуп, и богатые—с шикарными особняками и ухожен¬

ными парками. Большинство населения не могло платить

диктатору за возможность жить в центре, меньшинство,

владеющее этим центром, не хотело дышать миазмами

озера...
Землетрясение 1972 года разметало карточные этажи

доходных домов, став, таким образом, национальной

трагедией. Анастасио Сомоса-сын, крепко усвоив уроки

папаши, прикарманил миллионы долларов, поступивших

от Международного Красного Креста на восстановление

столицы, и повторил спекуляцию с земельными участка¬

ми, но уже в более крупных размерах. Так центр остался

лежать в руинах, а город сделал еще шаг прочь от озера.

Дело окончательного разрушения Манагуа последний

диктатор старался довершить бомбардировками и арт¬

обстрелами во время народного восстания 1979 года. И не

его вина, что удалось это не вполне. История отпустила

ему мало времени.
Из Манагуа в Леон ведут два шоссе. Старое причуд¬

ливо завивается вокруг невысоких гор, откуда хорошо

видны подернутые синеватой дымкой долины, хлопковые

плантации, селения и деревушки под красными черепич¬

ными крышами. Новое устремляется по равнине мимо

зеленых зарослей маиса и сахарного тростника, мимо

придорожных кабачков с отполированными до блеска

бревнами коновязей, мимо пропыленных и шумных го¬

родков, где мальчишки несутся вслед за машиной, пред¬

лагая купить добытых при помощи примитивной рогатки

игуан. И все время, пока вы едете по тому или другому

шоссе, справа неотступно плывет за вами синяя громада

вулкана Момотомбо. Неподалеку от его подножия за¬

стыли в вечном сне руины старого Леона.
Леон, самый древний город Никарагуа, имеет две

даты рождения. Испанские конкистадоры, возглавляемые

капитаном Франсиско Эрнандесом де Кордова, продви¬
127

гаясь на север из Панамы, искали золото. Мечта о сказоч¬

ной стране Эльдорадо гнала их через малярийные боло¬

та, через влажные тропические леса и покрытые тучами

горные перевалы. На юге современной Никарагуа золота

не было, были плодородные равнины, пригодные для

скотоводства и земледелия, были многочисленные индей¬

ские племена, которые испанцы обращали в рабов на

асиендах, но золота не было. Поэтому Кордова упорно

стремился на север. Казалось ему, что вот за теми гора¬

ми, за той долиной откроется наконец, сверкнет золоты¬

ми дворцами Эльдорадо. У подножия Момотомбо испан¬

цы решили заложить город, дабы, используя его как базу

и крепость, без помех продвигаться дальше на север,

завоевывая для короны их католических величеств новые

земли...
Человечество умнело не сразу. Это сейчас мы зани¬

маемся развитием науки ради прогресса, ради познания

мира и природы. В те далекие времена поступательное

движение науки очень часто зависело от мелких людских

страстишек, главной из которых была жажда золота.

Впрочем, и сегодня на Западе наука чаще служит наживе,

чем прогрессу. Современные конкистадоры стремятся

обрести свое Эльдорадо не поиском новых путей в Ин¬

дию, а поиском новых, более совершенных форм экс¬

плуатации, превращая науку в рабыню золотого тельца.
Итак, сам того не желая, охваченный маниакальной

идеей Эльдорадо, Франсиско Эрнандес де Кордова от¬

крыл другую страну—Никарагуа. И основал в 1524 году

первый город этой страны, получивший пышное название

Сантьяго-де-Леон-де-Лос-Кабальерос, от которого до

нас дошло лишь одно слово—Леон. Однако, как выясни¬

лось впоследствии, капитан конкисты был плохим градо¬

строителем, хотя и бравым воякой. Закладывая город, он

совсем забыл о вулкане, который в конце концов превра¬

тил Леон во вторую Помпею. Кроме того, испанцы так

ретиво «умиротворяли» непокорные индейские племена,

обитавшие на плодородных окрестных равнинах, что

край этот вскоре одичал и обезлюдел, жизнь замерла.
Но колонизаторские устремления испанцев настоя¬

тельно требовали создания в северной части Никарагуа

крупного военно-политического центра. Поэтому в 1610

году было решено заложить новый город в нескольких

десятках километров к северо-западу от старого. Новый

Леон возник, словно феникс, в считанные месяцы, превра¬
128

тившись со временем в один из самых крупных и краси¬

вых городов страны.
Сейчас он поражает органичным сочетанием старины

и современности. Узкие колониальные улочки, белые до¬

ма с асотеями и патио, позеленевшие от пролетевших

веков и непогод камни соборов и церквей, построенных

завоевателями. И тут же, рядом, сверкающие стеклом и

металлом бетонные кубы зданий банков и учреждений,

библиотек и школ. Вокруг города почти не осталось

некогда обильных пастбищ и зеленых полей маиса: все

занято хлопковыми плантациями, растянувшимися от

края до края долины насколько хватает глаз. В сезон

сбора урожая хлопка над всем Леоном стоит чуть сладко¬

ватый, пряный аромат хлопкового масла, которое давят

на многочисленных фабричках на окраинах города. Так

перемешалось в Леоне старое и новое, придавая городу

особенное, только ему свойственное своеобразие.
Не менее органично сочетаются абсолютно противо¬

положные черты и в характере леонцев, сумевших пере¬

нять холодную расчетливость испанских сборщиков по¬

датей, буйный нрав солдат конкисты и непокорный дух

индейских предков. И не только перенять, но и поколени¬

ями жить с этим, прямо скажем, нелегким грузом. Хотя

случались довольно часто и отклонения от нормы. До сих

пор леонцы шутят, утверждая, что городское кладбище

оседает в год на один сантиметр. Почему? Да очень

много свинца скопилось в земле. Ведь вплоть до семиде¬

сятых годов нашего века в Леоне существовала вендетта.

И большинство обитателей этого невеселого места ушло

в иной мир с помощью кровных врагов.
Можеткры, дорогой читатель, представить себе столь

редкостное сочетание скупости и прижимистости, о кото¬

рых гранадцы рассказывают бесчисленные анекдоты, с

кипением страстей и кровной местью? Лед и пламень.

Однако все эти черты уживаются в характере коренных

жителей Леона, дополняя друг друга. Вообще, надо ска¬

зать, что былое соперничество между Гранадой и Леоном

в наши дни потеряло свою остроту, порождавшую так

много конфликтов в прошлом. Сейчас оно ограничивает¬

ся анекдотами.
—	Вы не знаете дона Сильвио из квартала Сарагоса в

Леоне?—с упоением начинает гранадец очередную

историю.— Да его в Леоне знают все! Ну вот, слушайте.

Решил как-то дон Сильвио научиться водить машину.
7—225$
129

Лет двадцать назад он купил новенький «форд», но все

время держал его в патио, под навесом. Не решался,

значит, ездить на нем, берег. Ну а тут что-то на него

нашло, вздумал «пожить» на старости лет. Но, понимае¬

те, выяснилось, что автомобиль ходит на бензине, а за

бензин нужно платить. Долго думал дон Сильвио, как

быть: ездить еще не научился, а бензин уже жечь придет¬

ся. Страшные расходы! Приболел даже от расстройства.

И пока болел, придумал. На следующий день встал по¬

раньше, с помощью сыновей и внуков вкатил свой

«форд» на гору и сел за руль. Так и научился водить,

съезжая с горы. Конечно, сыновьям и внукам пришлось

потрудиться, зато на бензин дон Сильвио не истратил ни

сентаво...
Леону присвоено звание города-героя. В дни нацио¬

нального восстания против диктатуры Сомосы здесь шли

жестокие, кровопролитные бои с войсками диктатора.

Улицы и площади города стали полем битвы плохо

вооруженных отрядов повстанцев с вооруженной до зу¬

бов сомосовской солдатней. Тогда леонцы, щедро проли¬

вая кровь врага, не жалели и собственной. В ненависти к

диктатору проявилась, видимо, и черта характера, уна¬

следованная от непокорных бунтовщиков-индейцев. Го¬

род бомбили с воздуха, обстреливали крупнокалиберны¬

ми минометами и артиллерией. До сих пор не разглади¬

лись и не затянулись шрамы города. То тут, то там

наталкивается взгляд на руины, на испещренные осколка¬

ми стены домов, на изуродованные гусеницами танков

мостовые.
Гранада моложе Леона всего на несколько месяцев.

Капитан Франсиско Эрнандес де Кордова основал этот

город в том же, 1524 году на берегу Пресного моря.

Видно, он учел ошибки, допущенные на севере, или,

может быть, на него нашло озарение, но, как бы там ни

было, место для Гранады он выбрал весьма удачное.

Улицы Гранады, подобно рекам, сбегают с невысокого

холма к озеру, к широкой набережной, к парку, в котором

растут могучие вековые сейбы и дубы. Гранада по праву

считается одним из красивейших городов Центральной

Америки. Как и пятьсот лет назад, искрятся под жарким

солнцем сложенные из белого камня стены церквей и

храмов, зеленеют неувядающей листвой бульвары, манят

тенью и прохладой асотеи, колоннады, беседки. Как и

пятьсот лет назад, цокают по мозаичным мостовым ко¬
130

пыта лошадей, запряженных в легкие, обитые кожей эки¬

пажи, которыми гранадцы пользуются вместо такси.
Гранада до наших дней оставалась колониальным

городом, построенным испанцами в начале XVI века. Она

прелестна, как маха на полотнах Гойи, и так же, как маха,

принадлежит прошлому.
«...Земли здесь людны и плодородны,— описывает со¬

временник Кордовы основание Гранады,— но не столь

обильны дикими племенами, как южные леса. Посреди

этих земель основан был и заселен новый город Гранада.

В окрестностях его проживает до восьми тысяч абориге¬

нов, а богата эта земля еще и реками, и пастбищами, и

охотой, и рыбой, богат многим богатством этот берег

Пресного моря; и был в этом городе построен храм,

искусно украшенный и с хорошею службой...»
Нужно ли говорить, что Гранаду строили те самые

восемь тысяч индейцев, о которых упоминает летописец.

В отличие от Леона покорение индейцев в Гранаде обо¬

шлось без кровопролития, без костров и массовых

казней, которыми так любила заниматься конкиста.

Вообще, история Гранады была куда менее бурной, чем

история Леона. Она и вела себя, как маха, предпочитая

покоряться сильному в расчете на обаяние своей красоты.

И даже затянувшаяся на полстолетия распря с Леоном за

честь именоваться столицей Никарагуа не затронула

город. Лишь с одним завоевателем не смогла поладить

Гранада—с Уильямом Уокером. Когда флибустьеры

были вынуждены покинуть Гранаду, Уокер приказал под¬

жечь ее и оставить на пепелище табличку: «Здесь была

Гранада». Но и тут судьба оказалась милостивой к ней—

Гранада не сгорела дотла, быстро сменила опаленные

перышки и через год вновь предстала во всей своей красе.
Может быть, поэтому, подобно всем баловням судь¬

бы, гранадцы веселы, щедры, добродушны и... невероят¬

но тщеславны. Именно эта их черта получила извест¬

ность по всей Никарагуа и служит предметом постоян¬

ных шуток и насмешек, особенно со стороны леонцев,

которые берут реванш за анекдоты, пущенные по свету

гранадцами. Впрочем, тщеславие гранадцев действитель¬

но бросается в глаза. Давайте пройдем по улице

Атравесада—главной улице города. Здесь, в домах, по¬

строенных в старом колониальном стиле, живут торгов¬

цы, рантье, мелкие предприниматели, словом, средние

буржуа, которые и диктуют пока нормы, правила и моды
7*
131

в Гранаде. В каждом из этих домов существует заветная

комната, сродни горнице в русской избе, куда приглаша¬

ют самых почетных гостей и куда стаскивается все

сколько-нибудь ценное из мебели и украшений. Гостей

попроще принимают обычно на асотеях, окружающих

внутренний дворик — патио. Зала—комната для дорогих

посетителей—остается закрытой в течение всего дня. Но

зала только тогда и есть зала, если все ее окна и двери

выходят на улицу, где гранадцы совершают свой ежеве¬

черний моцион. И вот с наступлением темноты в зале

зажигаются люстры, распахиваются настежь окна и две¬

ри, хозяева рассаживаются в горделивом молчании на

дорогую мебель и включают специальный, только для

залы, цветной телевизор (в остальное время они обходят¬

ся стареньким черно-белым, скромно пристроившимся

где-нибудь возле кухни).
Высшее проявление невоспитанности у гранадцев —

пройти мимо такого «музея» и не раскланяться.
—	Добрый вечер, дон Адольфо,—вежливо улыбается

моционщик.
—	А, дон Гильермо! Виноват, не заметил, вот телеви¬

зор отвлекает... —поднимается из кресла домовладелец.
—	Что вы, что вы, дон Адольфо, не беспокойтесь. Я

так. Иду мимо, смотрю, в зале свет... О, да у вас новый

телевизор (диван, люстра, картина и т. д.)!
—	Ну как же новый,— скромничает дон Адольфо,

краснея от удовольствия.—В прошлом году привез из

Штатов (Мексики, Панамы, Коста-Рики и т. д.)...
Светская беседа, содержание которой не претерпевает

значительных изменений долгие годы. Разве только ме¬

няются названия вещей.
Еще говорят, гранадец даже в самую страшную жару

ездит в машине с закрытыми стеклами. Это чтобы все

думали, будто в его автомобиле есть кондиционер.
Еще говорят, гранадец, у которого в доме нет крова¬

ти, перед тем как улечься на полу, обязательно поднимет

повыше ботинки и уронит их. Это чтобы соседи думали,

будто кровать у него все же есть и ботинки он сбрасывает

с высоты трех матрацев.
Еще говорят, гранадец, пообедав чичей на воде (напи¬

ток, приготовляемый из маисовой муки, размешанной с

водой или молоком, с добавлением сахара;—Авт.), обя¬

зательно выйдет на улицу с зубочисткой во рту. Это

чтобы все думали, будто на обед у него было мясо.
132

Еще говорят... Однако истории эти поистине бесконеч¬

ны, и если вы непременно хотите услышать их все,

поезжайте в Леон. Там их вам расскажут с превеликим

удовольствием.
Гранада, верная себе, не участвовала в национальном

восстании 1979 года, притихнув и затаившись на время

боев, гремевших по стране. Разумеется, это отнюдь не

означает, что гранадцы не воевали в горах с националь¬

ными гвардейцами, не шли в колоннах СФНО на штурм

Масаи и Манагуа, не погибали на улицах Риваса и Эстели

под пулями карателей. Все это было. Но сам город не

пережил ни бомбардировок, ни артналетов, ни уличных

боев, лелея свое благополучие и красоту. После победы

революции для буржуазного истеблишмента настали

трудные времена. Ветер перемен проник и в Гранаду. И

здесь оливковый цвет гимнастерок народного ополчения

стал доминирующим на улицах, и здесь полощутся над

крышами черно-красные стяги СФНО, и, подобно другим

городам, посылает Гранада батальоны «милисианос» на

борьбу с сомосовскими бандами, молодежные отряды на

сбор урожая кофе, на тростниковую сафру, на хлопковую

страду. Преобразовывая страну, революция преобразует

и Гранаду, увлекая ее с обочины истории на прямую и

тернистую дорогу в будущее.

шшшшш

Мы не птицы, чтобы жить воздухом,
Мы не рыбы, чтобы жить водой, 4

Мы — люди и имеем право жить своим

трудом на земле...
Бернардино Диас Очоа *
Дети маиса
Небо поблекло и выцвело от жары, вылиняло до

бледно-голубого, почти белого у горизонта. Сушь.

Тропическое лето — сухой сезон. Уже больше ме¬

сяца на потрескавшуюся землю, на бурую и ломкую

траву не проливается ни капли дождя. Пыль, словно

серая дымка, висит в воздухе, скрипит на зубах, оседает

на одежде, замешиваясь с потом в твердую цементную

корку.
У обочины каменистой тропинки, круто уходящей

вниз, в глубокий овраг, стоит молоденькая девушка и

плачет навзрыд, размазывая слезы по лицу рукавом цве¬

тастого ситцевого платья.
—	Кто обидел, красавица?—наперебой кричат про¬

ходящие мимо парни, сверкая белозубыми улыбками на

смуглых лицах.
—	Вам хорошо веселиться, чавалос (парни, ребята.—

Авт.), — отвечает она сквозь всхлипы.—А я никак спу¬

ститься не могу. Мне ведь тоже вместе со всеми на

площадь хочется...
Девушка пытается сделать несколько шагов и едва не

падает: на загорелых до черноты ногах ее, с детства

привыкших к веревочным сандалиям, щегольские туфли

на высоких каблуках. Положение действительно безвы¬

ходное: и овраг не обойдешь — он тянется до самого

горизонта, и туфли не снимешь—как же после этого

надевать такую красоту на грязные ноги!
Поможем горю?—переглядываются ребята. Двое из

них подхватывают ее на сплетение скрещенных рук и со
*	Бернардино Диас Очоа—крестьянский вожак, председатель Кон¬

федерации сельских тружеников севера, зверски убитый диктатурой в

1971 году.
137

смехом, криками, шутками живо выносят на вершину

противоположного склона. И девушка тоже хохочет, об¬

няв их за крепкие, мускулистые шеи.
Бросая строгие и неодобрительные взоры на резвящу¬

юся молодежь, степенно шествуют пожилые крестьяне в

соломенных сомбреро и белых рубахах, застегнутых до

самой верхней пуговицы. За ними, соблюдая приличест¬

вующую моменту дистанцию, семенят жены в черных

торжественных платьях, за подолы которых цепляются

выводки ребятишек, потрясенных невиданным доселе

скоплением народа, какофонией многочисленных самоде¬

ятельных оркестриков... Повсюду, насколько хватает

глаз, по тропкам, тропинкам, дорогам идут колонны

людей. Сквозь пыльную пелену мелькают черно-красные

знамена СФНО, бело-голубые государственные флаги,

транспаранты, портреты Сандино...
Праздник. Народный, крестьянский праздник. Единст¬

венный в своем роде, не похожий ни на рождество, ни на

святую неделю. Первый такой праздник. В тот день

крестьяне из семнадцати кооперативов департамента Чи-

нандега получали землю. Тысячи собрались на простор¬

ной деревенской площади общины Эль-Порвенир. На

импровизированной, сбитой на скорую руку, шаткой три¬

буне член Руководящего совета правительства Нацио¬

нального возрождения доктор Рафаэль Кордова Ривас

вручает представителям кооперативов документы на пра¬

во владения землей — «Титулос». Кругом, вздымая обла¬

ка пыли, танцуют и стар и млад. Гремят оркестры. Тут

же, взобравшись на стулья, ящики или бочки из-под

бензина, добровольные глашатаи зачитывают своим не¬

грамотным односельчанам текст «Титулоса». Они охрип¬

ли от напряжения, губы их пересохли от жажды, пыли,

зноя, но их просят читать снова и снова, и они читают...
В дальнем конце площади—легкие навесы на подра¬

гивающих от ветра бамбуковых столбиках. Расторопные

торговки разливают по пластиковым мешочкам из боль¬

ших бидонов напитки, приготовленные из местных фрук¬

тов. Ананасовый, банановый, пинолильо, гранадильо.

Мешочек завязывается сверху узлом, и, чтобы добраться

до содержимого, нужно откусить один из нижних угол¬

ков. Приторные эти напитки, в общем-то, плохо утоляют

жажду, но все же на несколько минут жара отступает—

под запотевшим пластиком приятно холодит руку и по¬

том похрустывает на зубах мелкая ледяная кашица.
138

—	Эй, челе!—твердая, увесистая ладонь опускается

сзади на мое плечо.— Не то пьешь. Это для детей. Муж¬

чина должен пить чичу...
Оборачиваюсь. Невысокий, коренастый крепыш. Сму¬

глое широкоскулое индейское лицо, прямые иссиня-

черные жесткие волосы, добродушнейшая улыбка от уха

до уха.
—	Меня зовут Оскар Осехо. Я председатель здешнего

кооператива имени Аугусто Сандино. А ты кто? Гринго?

Немец?
Пока я, потрясенный неожиданностью, лихорадочно

соображал, как держать себя в столь непривычной ситуа¬

ции, Оскар выжидательно и хитро наблюдал мою расте¬

рянность и по-прежнему улыбался. Никарагуанцы, особен¬

но крестьяне, люди сдержанные, с незнакомыми молча¬

ливые и даже заносчивые. Чем потрепаннее крестьянское

сомбреро и беднее одежда, тем больше самоуважения и

гордости проявляет их хозяин при встрече с незнакомцем,

тем более с иностранцем. А тут... Видно, радость

настолько переполняла Оскара, что он совсем позабыл об

обычаях и хладнокровии своих индейских предков.
—	Русский. Советский журналист,— я наконец при¬

шел в себя.
—	Да ну?!—Оскар с размаху вмял кулак правой руки

в ладонь левой, выражая, по-видимому, этим жестом

крайнюю степень удивления и восхищения.— Настоящий

русский? Из России?
—	Из Москвы...
—	Слушай, hermano, пойдем ко мне? Это недалеко.

Вон на холмике, видишь, хижина под апельсиновым

деревом? Там я живу. Пойдем. Угощу тебя чичей, нашей,

крестьянской. Разве в городе такую попробуешь? Там ее

разве умеют варить?
Мы шли по пробитой среди пожухлой, увядшей травы

стежке к дому, и Оскар, поминутно останавливаясь, при¬

держивая меня за рукав, делился своими взглядами на

происхождение никарагуанцев. Не знаю, насколько они

соответствовали общепринятой точке зрения, но говорил

он так убежденно, с таким напором, что не согласиться с

ним было просто невозможно.
—	Мы, никарагуанцы,—говорил Оскар,—дети маи¬

са. С рождения и до смерти мы питаемся его соками, его

зерном. Маис—наш хлеб и наша жизнь. Когда мы соби¬

раем хороший урожай, в дом приходит счастье. Если
139

урожай плох, в доме селятся горе и голод. Понимаешь,

мы связаны с маисом, как стебель связан с корнями. Вот

падре в проповедях рассказывает, что, мол, человека

создал католический бог. Конечно, падре ведь испанец,

потому так и говорит. Был бы он никарагуанцем, никог¬

да такую чушь не сболтнул бы. Может, их, испанцев,

сделал бог, а у нас каждый несмышленыш знает, что

никарагуанцы выросли из маиса.
—	Мне еще дед такую легенду рассказывал,—про¬

должал Оскар.—Давным-давно это было, когда и не

слышали у нас о испанцах и их бородатом боге. А жили

другие боги: бог утренней зари Иксмукане и бог сумерек

Икспийаек. Семь дней и семь ночей трудились они, чтобы

сотворить новое растение. Взяли они крупинку золота,

чтобы придать этому растению цвет и щедрость солнца.

Взяли каплю оленьего молока, чтобы наполнить семечко,

взяли коготь орла, чтобы пролетело оно над всем миром,

и добавили кровь пумы, чтобы стало оно таким же

сильным и непобедимым, как тот лесной зверь. И поло¬

жили потом боги все это в кожу змеи, в ту, которую

сбрасывает она каждый год, чтобы и растение ежегодно

обновлялось, рождалось бы заново. И вот на заре вось¬

мого дня поднялся к солнцу новый злак. И был это маис.

А уж потом из маисовой муки, замешенной на крови

тапира и змеи, слеплен был человек...
В хижине Оскара, собранной из тонких сосновых

досок,— земляной пол, два или три гамака, растянутых

между отполированными временем столбами. В правом

углу, где в тонких лучиках света, проникающего сквозь

щели в ставнях, золотится пыль, двухэтажные нары.

Очага нет, он сложен из тяжелых серых валунов во дворе

под навесом. Там же хлопочет у огня черноволосая жен¬

щина в коротком залатанном и лоснящемся платье и

возятся в пыли чумазые детишки.
—	Жена, Эсперанса,—представляет Оскар. Женщина

оборачивается. Глубокие морщины вокруг рта и на пере¬

носье, между бровями, и под раскосыми черными глаза¬

ми. Тяжелая, давно утратившая былую стройность фигу¬

ра, острые, сухие ключицы из-под выреза платья, широ¬

кая, раздавленная работой ладонь с заскорузлыми, на¬

труженными пальцами. Эсперанса улыбается, не разжи¬

мая губ. Понятно — общая беда никарагуанских крестья¬

нок. Любимое, да и самое доступное лакомство—

твердые, как дерево, стебли сахарного тростника. Ну а
140

чтобы оплатить счет дантиста, крестьянин должен рабо¬

тать не покладая рук полгода. Вот и ходят деревенские

женщины без передних зубов и закрывают улыбку сло¬

женной лодочкой ладошкой.
—	А это Мигель,— Оскар легонько хлопает меня по

плечу.—Он русский, из Москвы...
При последних словах Эсперанса настораживается,

примолкают и гомонившие до того ребятишки. Старшая

девочка, лет десяти-одиннадцати, с большими, тоже ра¬

скосыми материнскими глазами на смуглом лице опасли¬

во приближается ко мне и долго, молча, испытующе

смотрит, склонив черноволосую головку к плечу. Как

большая, удивленная чем-то птица. Потом, не меняя

позы, говорит отцу:
—	Папа, а он настоящий русский? Русский-русский?
—	Настоящий, можешь поверить,— отвечаю я за

Оскара.
Девчушка, игнорируя мою улыбку и шутливый тон,

по-прежнему обращается к отцу:
—	Странно, а падре говорил, что у русских квадрат¬

ные головы и растут рога. А у этого голова круглая и

рогов не видно...
—	Carrajo,—досадливо крякает Оскар и не очень

уверенно добавляет,—врет он все, этот падре. То есть не

все, конечно... Ну, словом, он против революции, пони¬

маешь? Поэтому и врет насчет русских и кубинцев, кото¬

рые нашей революции друзья. Поняла, дочка? Ну и хоро¬

шо, а теперь иди,— благополучно пройдя опасный поворот,

Оскар вновь обретает хорошее расположение духа. Голос

его крепнет.—Эсперанса, угости-ка нас с Мигелем

чичей...
Мы проходим в хижину и садимся за колченогий

маленький столик. Вскоре на нем появляются две выскоб¬

ленные изнутри половинки скорлупы огромного ореха

хикаро, заменяющие чашки, и большая глиняная миска с

белым и густым напитком.
—	Вот она, чича,—произносит Оскар.—Попробуй,

это сок земли, от него сила идет. Делаем ее из маисовой

муки, сахара и воды. Пять дней должна настаиваться,

только на шестой пить можно...
Мы пьем прохладную чичу. Затем Эсперанса прино¬

сит кукурузные лепешки—тортильяс, домашний соленый

сыр и соус, приготовленный из огнедышащего стручково¬

го перца,— чиле. Оскар ест молча и сосредоточенно, как
141

едят крестьяне и вообще труженики по всему миру. За¬

кончив, он вытаскивает из нагрудного кармана рубашки

помятую, в желтых разводах сигарету и с удовольствием,

долго затягивается.
—	Сбылось, видишь, сбылось! — вдруг громко и ра¬

достно восклицает он.—Я говорю, наконец-то земля на¬

ша! Столько лет мы боролись с помещиками за нее!

Пробовали искать правду в городе, но адвокаты только

тянули из нас деньги. Конечно, мы со всей общины

собирали по сентаво ему на гонорар, адвокату. Но прихо¬

дил сеньор, платил ему втрое больше, и дело мы про¬

игрывали. Тогда мы начали занимать помещичьи владе¬

ния: распахивали их земли и засевали маисом и фасолью.

Помнишь, я сказал тебе, что счастье приходит в наши

хижины с хорошим урожаем маиса? А где его взять,

хороший урожай, когда земли нет? Земля у сеньора. И он

на ней не маис сеял, а хлопок и продавал в Соединенные

Штаты. Так ему было выгоднее. Наплевать ему, что

наши дети пухли от голода, умирали от болезней. Он еще

себя нашим благодетелем считал. А как же, нанимал нас

на сбор урожая. Четыре кордобы в день, сто двадцать в

месяц. Если без вычетов за штрафы, за хозяйскую лавку,

где нас обязывали покупать. С вычетами—меньше ста

получалось. Знаешь, сколько стоила консультация у вра¬

ча? Сто пятьдесят кордоб. Рубашка—тридцать пять.

Мачете—семьдесят...
Оскар помолчал, тяжело вздохнув, и продолжил:
—	Ничего не выходило у нас тогда с помещиками.

Земли-то ихние мы распахивали, да приезжали нацио¬

нальные гвардейцы. Что у нас было для войны с ними?

Одно мачете, да и то не у каждого. Вот они и не

церемонились—убивали, увозили в тюрьму, избивали,

грабили заодно, забирали последнее: «В счет компенса¬

ции сеньорам, которых вы незаконно обидели»,—гого¬

тали сукины дети и запихивали наши пожитки в свои

ранцы. А на что, скажи, богатому сеньору мои старые

штаны? Сами же солдаты и пропивали их потом в

кабаках.
—	Так мы жили. Мне сейчас тридцать пять. Знаешь,

когда я первый раз побывал в кабинете у врача? После

революции. Младшего сына возил, приболел он. И за¬

меть, ни сентаво с меня не взяли... Читать выучился тоже

после революции, старшие дети в школу пошли опять

после революции...
142

—	Ты мою Эсперансу видел? Старуха почти, прав¬

да?—неожиданно спросил он.
—	Да что ты, Оскар... Вовсе нет,—забормотал я,

застигнутый врасплох этим вопросом.
—	О’кэй, hermano, не стесняйся, так оно и есть,—

оборвал он меня, махнув рукой.—А ведь ей тридцать

один всего. Жизнь из нее старуху сделала. Одиннадцать

детей она мне родила, а выжило только семь. Сама ни

разу, наверное, и досыта не поела—все им отдавала. Но

детишки все равно мерли, ни один из четверых до шести

лет не дожил... А молодая она красивая была. Эсперан-

са... Стройная, волосы чуть не до колен, густые...
Оскар сцепил на столе пальцы рук. Корявые, темные,

в трещинах пальцы с крупными и обломанными ногтями.
—	Латифундии и хлопок, будь они прокляты! Хлопок

наших отцов с земли согнал... С тех пор как янки стали за

него нашим помещикам долларами платить, те будто с

ума посходили. Выгоняли крестьян с земли и сажали

хлопок. Один только хлопок, хлопок, хлопок! Вот и не

осталось места, где сеять маис. И начали сохнуть наши

корни...
*	* *
Дед Оскара Осехо, пожалуй, ничего не слышал о

хлопке. В его времена в Никарагуа безраздельно го¬

сподствовал кофе. В 80-х годах прошлого века на склонах

северных гор и на плоских вершинах Месеты, как

называют здесь невысокий горный массив, что начинает¬

ся южнее Манагуа и тянется вплоть до Тихоокеанского

побережья, появились первые плантации кофе и первые

кустарные фабрики по его обработке—инхениос.
Тогда помещики тоже сгоняли крестьян с земель,

расширяя за их счет свои кофейные латифундии. С непо¬

корными расправлялись: выпускали скот на крестьянские

поля, превращая в черную пустошь любовно возделан¬

ные и ухоженные многими поколениями предков клочки,

отряды «мучачос» — вооруженной охраны, эскорта, кото¬

рый имел каждый уважающий себя сеньор,—сжигали

хижины, убивали, грабили...
Будь жив дед Оскара Осехо, он, наверное, смог бы

рассказать о знаменитом крестьянском восстании 1881

года, охватившем всю страну. В восстании, жестоко по¬

давленном помещиками, тогда погибло более пяти тысяч
143

крестьян. Оставшиеся в живых уходили в «центральные

районы Никарагуа, где богатые скотоводы сдавали им в

аренду небольшие наделы пастбищ, и они, выжигая веко¬

вые травы, вновь сеяли маис и фасоль, раздвигая таким

образом «земледельческие границы». Большинство же

обездоленных оставались на прежних местах, ибо новые

«кофейные бароны» нуждались не только в крестьянских

землях, но и в крестьянских руках, особенно на время

сбора урожая. Так в Никарагуа начал образовываться

новый класс—класс сельского пролетариата, батраков.

А сама страна потихоньку, вяло и медленно стала пере¬

ползать в новую общественно-экономическую фор¬

мацию —капитализм.
Отец Оскара Осехо мальчишкой уже слышал много

разговоров о новой культуре—хлопке, но, как и прежде,

засевал вместе со своими родителями бывшее пастбище

маисом. Подлинный «хлопковый бум» разразился в Ни¬

карагуа в 1950 году. И все повторилось снова—тысячи

крестьян, лишенных земли, бесчинства помещиков и На¬

циональной гвардии. Естественно, что самым крупным

хлопковым плантатором стала семейка диктаторов, бы¬

стро почуявшая, что дело это пахнет миллионными ба¬

рышами в долларах. К середине пятидесятых хлопок

вышел уже на первое место в никарагуанском экспорте,

оттеснив на второй план кофе. И выросли вокруг Леона и

Чинандеги десятки фабрик, источающих пряный, густой

аромат хлопкового масла...
Плантации и фабрики требовали рабочих рук, и новые

десятки тысяч крестьян превращались в батраков на

асиендах «хлопковых сеньоров», в грузчиков и рабочих

на фабриках. Однако далеко не все смогли стать батрака¬

ми или устроиться на фабриках. Очень многие потяну¬

лись в города на поиски случайной работы, так как

свободных земель уже не было и никто не предлагал их в

аренду. Разве что в дикой сельве Селаи, там, где нет

дорог и селений, где не ступала нога человека. Находи¬

лись и такие смельчаки, но почти все они пропадали

бесследно в этом зеленом океане.
Тогда же в стране начал развиваться продовольствен¬

ный кризис. Все земли, самые плодородные и богатые,

были заняты кофе и хлопком, которые шли на экспорт.

На долю маиса и фасоли оставалось очень немногое—

маленькие клочки уцелевших крестьянских хозяйств.

Каждый год во все больших количествах американские
144

компании импортировали в Никарагуа молоко и масло,

муку и консервы, получая от этого огромные прибыли —

ведь цены на продукты диктовали сами компании. Сомо¬

са и банда латифундистов, владетели капиталов и земель,

занимались только тем, чем им было выгодно за¬

ниматься,— производством кофе и хлопка; производст¬

во всего остального, необходимого для нормальной жи¬

зни страны, они «передоверили» иностранным монополи¬

ям, в первую очередь американским. Так Никарагуа по¬

пала в полную зависимость, экономическую и полити¬

ческую, от капитала янки и от «доброй воли» Белого

дома.
Отец Оскара и сам Оскар пытались бороться за зем¬

лю. Даже в официальных документах диктатуры отмече¬

но 240 вторжений крестьян на помещичьи земли в период

с 1964 по 1973 год. А сколько бунтов, закончившихся

расправами национальных гвардейцев над безоружными

крестьянами, сколько трагедий не занесено летописцами

Сомосы в свои скрижали?
*	* *
Я уехал от Оскара под вечер. Сначала час по ухаби¬

стому проселку до города Чинандега, потом по гладкой

асфальтовой ленте шоссе Леон—Манагуа. Вся равнина

вокруг была словно покрыта снегом, хлопок искрился

под солнцем, отражая лучи, слепил глаза. И там, на

проселке, и здесь, по обе стороны шоссе, насколько хва¬

тало глаз, простирались хлопковые плантации. Бывшие

латифундии, превратившиеся сегодня в кооперативные

поля и государственные хозяйства. Впрочем, наверняка

затеряны в этом белоснежном море и островки помещи¬

чьих владений, сохранившихся до сих пор.
Неожиданно, вдруг упали на землю короткие тропи¬

ческие сумерки. По небу полыхнуло багровым закатное

солнце, и резко выступившие на горизонте контуры дале¬

ких гор впились черными клыками вершин в его огненное

тело. Белый снег хлопка медленно пропитывался крас¬

ным, и что-то тревожное, тяжелое ворочалось в душе.

Или, может быть, просто вспоминался рассказ Оскара о

том, как хлопок собирал страшную смертную жатву на

землях, где живут сыновья маиса.
145

«Городские» крестьяне
Дон Рикардо, сухой, сгорбленный старик в выцветшем

под солнцем и посеревшем от дождей сомбреро, в

латаной-перелатаной одежде, появился в бюро АПН, где

я работал, «по протекции». В данном случае роль «меце¬

ната» играл знакомый никарагуанский журналист Арило

Гомес, молодой и невероятно энергичный парень, вечно

охваченный целым роем часто бестолковых или явно

несбыточных идей. То он носился по Манагуа и, заговор¬

щически подмигивая, сообщал всем и каждому, что пи¬

шет открытое письмо президенту Рейгану, после которо¬

го «этому голливудскому психу останется только уйти в

отставку». Письмо, вполне возможно, и было написано,

но, насколько мне помнится, опубликовано не было. То

он брался организовывать газету Ассоциации сельских

тружеников, но, сделав макет первого номера, тут же

охладел к своей затее и переключился на что-то другое...

Однако при всем этом Арило оставался хорошим малым.

Он был буквально напичкан разного рода нужной и

ненужной информацией, и у него всегда можно было

получить справку по любому вопросу.
Не знаю, что связывало его с доном Рикардо. Скорее

всего, старик был очередной «идеей».
—	Мигель, конечно, тебе необходим садовник,—не

допускающим возражения тоном сказал Арило, врыва¬

ясь, словно вихрь, в мой кабинет.
Садовник был мне абсолютно ни к чему. Нечем ему было

заниматься в маленьком, десять квадратных метров, садике

на заднем дворе бюро, где располагалась моя квартира. Но

возражать и противиться Ариловым идеям следовало с

осторожностью. Сопротивление лишь вдохновляло и «за¬

водило» его.
—	Предположим,—дипломатично ответил я, не по¬

нимая пока, куда он клонит.
С торжествующим видом гоголевского Ноздрева он

ввел за рукав в кабинет дона Рикардо. Тот прошамкал

беззубым ртом малопонятную фразу, которая, очевидно,

на английском должна была означать: «Доброе утро,

сэр».
—	Ага, английский знает! — все с тем же ноздревским

восторгом воскликнул Арило, и я понял, что погиб, что

от дона Рикардо мне не отвертеться, хотя и не совсем
146

понимал, зачем садовнику нужно объясняться со мной на

английском.
Дон Рикардо приходил два раза в неделю с неболь¬

шим свертком из обшарпанной, с рваными краями соло¬

менной дерюжки и с заржавленным мачете. Из свертка он

извлекал еще более залатанные и ветхие брюки, чем те,

что были на нем, и неторопливо переодевался. Совершив

это усилие, он садился на нагретые солнцем каменные

плиты крыльца и отдыхал, покуривая и задремывая под

палящими лучами. Ровно в полдень дон Рикардо пил

кофе, а в час уходил, вновь неторопливо переодевшись в

«чистое». Жизнь его отравлял только щенок Мурат, ко¬

торый обожал теребить бахрому на штанах дона Рикардо

как раз в тот момент, когда старик погружался в дремо¬

ту. Словом, дон Рикардо откровенно филоНил, но про¬

гнать его не поднималась рука. Было в нем что-то жал¬

кое, просящее, отчаянное, не позволяющее поступить с

ним так.
Впоследствии, когда я узнал жизнь дона Рикардо, мне

не пришлось пожалеть, что я хоть чем-то помогал стари¬

ку. А случилось так...
Однажды дон Рикардо попросил меня отвезти его

домой. Жил он далеко от центра, на самой окраине, в

районе, который никак не называется и даже не вписы¬

вается в карту Манагуа, оставаясь за ее срезом. Далеко за

университетом мы повернули направо, на проселок, кру¬

то уходящий вверх и теряющийся среди синих теней

сейбовой рощицы. Машину трясло и подбрасывало на

рытвинах и ухабах, пыль через открытые окна проникала

в салон и покрывала все в нем серым пушистым слоем. Я

уже сквозь зубы проклинал эту дорогу, свою доброту и

судьбу, забросившую старика в такую глушь, как вдруг

за рощицей, на холме, возвышавшемся над дорогой, от¬

крылось маленькое селеньице, состоящее из полутора

десятков хижин.
—	Здесь. Зайдете, дон Мигель? — проговорил старик,

выбираясь из машины и величественно оглядываясь по

сторонам. Разумеется, любопытные глаза уже давно на¬

блюдали из всех окон за моими неудачными попытками

въехать на крутизну, где стояла хижина дона Рикардо. В

конце концов машину я остановил внизу, и на нее сразу же

налипла толпа мальчишек.
Хижина дона Рикардо была построена из пяти рас¬

слоившихся листов фанеры и еще какого-то материала,
147

природу и характер которого я определить не берусь.

Что-то среднее между древесно-стружечной плитой и

жмыхом хлопкового семени. На земляном полу, хлюпая

носом, сидел голый человек лет пяти и играл заржавлен¬

ной консервной банкой. Человек был грязен и космат, но

космы его были явно блондинистыми.
—	Это Вальтер. Внук,— представил человека дон

Рикардо, тяжело опускаясь на самодельный табурет.—

Последний. Другие-то внуки постарше будут. Их семеро

у меня...
Вальтер, не обращая ни малейшего внимания на го¬

стя, поднял голову и весьма невежливо возопил, растирая

слезы по чумазому личику:
—	Де-е-да, есть хочу!
—	Тихо, грингито!—строго прикрикнул на него дон

Рикардо.— Подожди, придет Педро, мать приготовит

тогда...
Мальчик немедленно успокоился и опять занялся

своей банкой.
—	А почему вы назвали его гринго, дон Рикардо?—

поинтересовался я.
—	Дочь моя, Мария, от американца его прижила,—

неторопливо пояснил дон Рикардо.—В Коринто, от ма¬

троса какого-то. Она там проституткой работала, в Ко¬

ринто. Мужа-то ее года за два до революции гвардия

убила. За что—никто не знает. Наверное, просто под

горячую руку попался. А я слег в то время, заболел. Не

мог, значит, зарабатывать. Пока болел, хозяин меня и

выгнал. Да по правде сказать, я, как поднялся после

болезни, работник был плохой, уставал быстро. Сейчас

вот тоже устаю... Что же делать было? Дети ведь, шесть

ртов... Ну и подалась Мария в Коринто. Другой-то рабо¬

ты ей было не найти...
Мы помолчали. Каждый о своем. Дон Рикардо потря¬

хивал головой, словно поражаясь чему-то. Приборматы-

вал, пришепетывал что-то беззубым ртом. Вспоминал,

должно быть.
—	А в молодости у меня земля была,—вдруг загово¬

рил он.—Да, дон Метель. Почти тридцать мансан земли!

В департаменте Ривас, неподалеку от асиенды Санта-Ана.

Может, слышали? Нет. Хорошая земля была, маис на ней

родился на удивление. Початки длинные, а зерна круп¬

ные, но не сухие, не твердые... Ну и жили. Конечно, не

богато, но в общем хватало на прокорм, да и продава¬
148

ли кое-что. Вот. А в пятидесятом году сеньор Уркуйо у

меня ту землю отобрал. Под хлопок. Нанял адвоката и

оттягал землю. Я его было поджечь хотел, спалить асиен-

ду. Жена-покойница отговорила. Опять же, дети... Плю¬

нул я, да и отправились мы всей семьей сюда, в Мана¬

гуа. Сначала я долго без работы ходил, а потом устроил¬

ся садовником в богатый дом. В Лас-Колинас. Знаете

этот район? Там теперь дипломаты живут, а раньше

офицеры жили сомосовские. Мой хозяин дон Себастьян

Куадра важной птицей был... Куда там... Полковник или

даже майор, я в ихних чинах не разбирался, знаю только,

что важный был сеньор... Так и работал я у него, пока не

заболел.
—	А дети, дон Рикардо? Что стало с детьми?
—	Так что, дети? Младшая, Хуанита, умерла девчон¬

кой еще. Другая дочь в Чонталесе живет, да я ее уж лет

пятнадцать не видел, не знаю, жива ли... Сын был, про¬

пал. Уехал в шестьдесят седьмом в Гондурас на зара¬

ботки, там, говорили «Фрутера» («Юнайтед фрут

компани».—Авт.) на банановых плантациях неплохо

платила. Уехал да и пропал. С тех самых пор вестей от

него нет. Просил хозяина разузнать, но он только посме¬

ялся... Одна Мария со мной осталась...
В хижину вошел черноволосый худой подросток. Кив¬

нул головой в знак приветствия и бросил на стол тушки

трех игуан, связанных за задние лапки.
—	Эй, Мария!—живо закричал дон Рикардо, просе¬

менив к проему без двери, ведущему на задний двор.—

Педро игуан набил, давай жарить!
Когда я сел в машину, долго не мог попасть ключом в

замок зажигания. Дрожала рука.
Приехав в Манагуа в августе 1981-го, я еще застал

многих бывших крестьян, подобных дону Рикардо. Обез¬

доленные, оторванные от земли, брошенные жизнью в

водоворот городского бытия, чуждого и враждебного им,

они так и не нашли себе ни судьбы, ни дела. Лишние

люди. Нищие, оборванные, больные, чаще всего голод¬

ные... В основном старики, пожилые, те, у кого до 1950

года была земля.
Сейчас их уже почти не видно. Последний из

могикан—старик в‘облезлой бейсбольной шапочке, изо¬

бражающий из себя слепца. Он всегда стоит на одном и

том же месте, у касс одного из самых больших кинотеа¬

тров столицы «Синема-1», что на Камино-де-Ориенте. На
149

груди его на грязном шнурке болтается пустая консерв¬

ная банка, в которую редкие альтруисты бросают сдачу

от покупки билетов. В благодарность старик проигры¬

вает на губной гармошке унылую музыкальную фразу и

громогласно призывает благословение божие «щедрому

сеньору» или «прекрасной сеньорите». Ошибается он

редко, чем вызывает всеобщее сомнение в своем недуге.

Скорее всего, видит он не хуже, а возможно, и лучше

многих. Но как по-другому заработать ему на жизнь?

Идти садовником? Скольким садовникам может дать

работу Манагуа? Пяти тысячам, десяти тысячам?
Эти старики исчезают. Незаметно, по одному, уходят

туда, откуда нет возврата. Уйдет и дон Рикардо. Но

останутся Педро, Вальтер, еще пять внуков... Их судьба

будет лучше. Об этом позаботилась революция.
* * *
Статистика
В 1978 году:
—	120 тысяч крестьян владели 3 процентами земель;
—	более 50 процентов земель принадлежало латифун¬

дистам, число которых едва превышало 2 тысячи человек;
—	существовало лишь 22 кооператива, объединявших

1240 крестьян.
В 1984 году:
—	крестьяне владеют 44 процентами земель;
—	латифундистам принадлежит лишь 13 процентов

земель;
—	создан государственный сектор в сельском хо¬

зяйстве, во владении которого находится 23 процента

земель;
—	организовано 3 тысячи кооперативов, объединя¬

ющих 70 тысяч крестьян;
—	землю получили свыше 40 тысяч ранее безземель¬

ных крестьянских семей.
*	* *
В кооперативе «Фридрих Энгельс»
Франсиско Марин — типичный уроженец севера Ника¬

рагуа, а если точнее, департамента Хинотега. У него

темно-русые волосы, прозрачные зеленые глаза, которые

иногда на свету кажутся серыми, абсолютно белая, без
150

малейших следов смуглоты или загара, кожа. Иначе го¬

воря, Франсиско — челе.
«Таких, как я, в Хинотеге что кофейных зерен,—

смеясь, говорит он.— Видишь ли, по нашим местам еще с

прошлого века янки да англичане расхаживали... Ну и

оставили след... В горах ты челе не встретишь, там индей¬

цы с пришельцами воевали, а в городах и селениях —

пожалуйста...»
—	Что же им нужно было в ваших горах, Франсиско?
—	Сначала то же, что и испанцам,—золото, потом —

кофе, американцам здесь много плантаций принадлежа¬

ло, потом они с Сандино воевали, и по селениям и

городам размещались гарнизоны морской пехоты...
Мы мчимся в старом, обшарпанном грузовичке по

долине. Вернее, по широкому плато, на котором располо¬

жен и сам центр департамента—город Хинотега. Слева

мелькает, подмигивает из-за высокой и сочной травы

голубое зеркальце озера. Это искусственное водохрани¬

лище Апанас, которое призвано питать водой город и,

пожалуй, единственную в Никарагуа относительно мощ¬

ную гидроэлектростанцию. Строил ее Сомоса. Но, вид¬

но, что-то не ладилось у сомосовских инженеров или

воровали не в меру, потому что водохранилище летом,

когда нет дождей, высыхает. По «дну» его разгуливают

коровы, проваливаясь почти по колено в вязкую жижу, и

только в самом центре осталась маленькая и мелкая

лужица.
За водохранилищем—горы, впереди—тоже горы, го¬

ры справа и сзади. Высокие, синие, с белыми шапками

облаков на вершинах, которые делают их похожими на

действующие вулканы. Путь наш лежит туда. До поселка

Эль-Сальто на машине, затем, как сказал Франсиско,

«сущая ерунда, километров десять-одиннадцать» пешком

до кооператива «Фридрих Энгельс».
Грузовичок натужно ревет на подъемах, дребезжит и

громыхает на спусках, грозя развалиться на очередном

ухабе. Наконец Эль-Сальто. Шофер лихо подруливает к

придорожному кабачку и лихо бьет по тормозам, отчего

мы едва не вываливаемся из кузова. Поднимаемся на

веранду кабачка, где сидят вакерос в техасских шляпах и

высоких сапогах с тиснеными узорами. Тонко и мелодич¬

но позванивают шпоры.
Франсиско здоровается с каждым из них за руку:

«Доброе утро, бродер... Как дела, бродер...»
151

Бродер? Что это? Выясняется, так произносят здесь

английское brother—брат. В Хинотеге вообще любят

щегольнуть английским сатурди* вместо испанского sa-

bado, фуль** вместо Иепо. Произношение, естест¬

венно, хромает. На обе ноги. Но здесь так привыкли,

и оксфордский английский, который стараются приви¬

вать нашим студентам, понимать решительно отказы¬

ваются.
Франсиско молчит, молчат вакерос. Закуриваем. Мол¬

чим. Поспешность в горах не в почете. В горах любят

степенность и рассудительность. Франсиско знает, как

держать себя в горах, я—нет, поэтому полностью до¬

веряюсь ему, скрывая нетерпение.
—	Как там, спокойно?—Франсиско кивает на

склоны.
—	Спокойно,—негромко говорит сухощавый средних

лет пастух.—Но одному идти все равно не стоит...
—	Мы вдвоем,— не выдерживаю я.
Пастух даже не удостаивает меня взглядом. Отхлебы¬

вает пиво из высокого запотевшего стакана. Прощаемся

так же, за руку: «До свидания, бродер... Счастливо, бро¬

дер...» Входим в лес. Франсиско останавливается, выни¬

мает из сумки, висящей через плечо, длинноствольный

«магнум», выщелкивает барабан и проверяет патроны,

масленисто поблескивающие в гнездах.
—	Вот о чем вакеро говорил,—назидательным тоном

произносит он.—Это и называется здесь «не ходить в

одиночку»...
Лес удивительно красив. Высокие, стройные сосны

среди серых гранитных глыб уходят ярусами к вершинам.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь их густые кроны,

золотят чешуйчатые стволы. Пахнет хвоей и све¬

жестью—в горах прохладно. На редких полянках

чуть желтоватая трава по пояс, неброские, совсем наши,

полевые цветы. Пустынно. Тишина. Лишь шумят под

легким ветерком верхушки сосен да переговариваются

птицы.
Часа через полтора пути тропинка приводит нас к

ранчо. Добротная, из сосновых досок хижина, корраль,

хозяйственные пристройки, широкие и длинные лотки

для просушки кофе... Тут живут три семьи, три брата со

своими женами и детьми. «Середняки,—шепчет мне
*	Saturday—суббота (англ.).
** Full—полный (англ.).
152

Франсиско.—Давно агитирую их вступить в кооператив,

но они пока сомневаются, не хотят...» Встречают нас

радушно, однако вопросов не задают, куда идем, зачем.

Говорим о видах на урожай, о городских новостях, о

кооперативных кредитах. Нас угощают кофе, своим, со¬

бранным на ранчо. Устраиваем перекур и отправляемся

дальше, вернее, выше.
Лес меняется. Все реже попадаются сосны, густеет

кустарник, все чаще приходится продираться сквозь влаж¬

ный сумрак зарослей диких бананов и бамбука. Нако¬

нец еще через два с лишним часа, когда у меня уже

начинают подрагивать колени и колет в груди, Франси¬

ско показывает пальцем куда-то вверх: «Вон там и живет

Сеферино. Видишь, хижина?»
Я ничего не вижу, но согласно киваю головой. Фран¬

сиско виднее: он эти места исходил вдоль и поперек, еще

когда партизанил.
Хижина примостилась на узкой площадке под утесом.

Справа от нее «сад»—клочок земли не более трех квад¬

ратных метров, сплошь усеянный цветами. Поражают

розы—высокие, выше человеческого роста, колючие стеб¬

ли с алым цветком на конце. Позже я узнал, что такие

сады—непременная принадлежность каждого крестьян¬

ского дома в этих местах.
Сеферино Эрнандес, председатель кооператива

«Фридрих Энгельс», оказался невысоким, но крепко сби¬

тым, мускулистым индейцем. Заметно, что его предки

действительно не жаловали пришельцев. Ни в черных

прямых волосах, ни в темных глазах, уходящих к вискам,

ни в широких скулах не проглядывало и намека на европей¬

ские черты. И рядом с ним Франсиско в самом деле

смотрелся иностранцем.
Он ждал нас. Оказывается, Франсиско накануне побы¬

вал здесь и предупредил о моем приезде. Ждал давно.

Крестьяне поднимаются в пять утра, когда первые

проблески рассвета только начинают разливать си¬

неву по горам. Но сегодня Сеферино на поля не пошел.

Впрочем, «поля» эти настолько не соответствовали

нашему представлению о чем-то широком, просторном,

уходящем за горизонт, что и называть их так было

странно. Маленькие, с превеликим трудом отвоеванные у

гор клочки обрабатываемой земли, разбросанные по

склонам.
153

Целый день до вечера водил нас Сеферино по своему

хозяйству. Он был горд кооперативом, и эта гордость

сквозила в каждом его жесте, в каждом слове.
Вот здесь маис, там — плантация фасоли и капусты,

вон там, на том склоне, они решили попробовать выра¬

щивать помидоры. Вообще, планы на будущее самые

серьезные. Главное, построить новые дома и жить всем

вместе, всем кооперативом. Тогда можно будет органи¬

зовать свою школу для детей, которые пока ходят в

долину, из города пришлют учителя. Можно будет вы¬

строить клуб и, наверное, медпункт, провести хорошую

дорогу...
Кооператив образовался 20 июля 1979 года, как толь¬

ко прошел слух о свержении Сомосы. В этих горах

Сомосе принадлежало все—земли, скот, техника и ин¬

вентарь. Ну вот они собрались, двадцать батраков, двад¬

цать глав семей, и порешили занять землю диктатора. Не

всю, конечно. Столько, сколько было у каждого раньше,

до того как национальные гвардейцы отобрали ее у них.

Разве это не справедливо? Ведь это их земля, их отцов и

дедов. На этой земле они родились и выросли, на ней

проливали пот и кровь в борьбе с солдатами.
Первый урожай взошел хорошо. Маис поднялся—ру¬

кой не достанешь. Радовались. Еще бы, первый урожай на

своей земле! Отсыпали зерна на каждого по количеству

едоков. Семьи-то, знаешь, какие! Маримба...* Говорят

так, маримба, когда много детей... Двадцать семей в

кооперативе, а едоков сто семь. Правда, ребятишки по¬

старше тоже работали на полях, помогали отцам.

Остальное думали продать в городе, в Хинотеге. И под¬

купить инвентарь, семян. Да не получилось, не вышло,

одним словом...
Помещики. Не понравился им кооператив, договори¬

лись они с посредниками и торговцами в Хинотеге, чтоб

те не покупали кооперативное зерно, а в горы послали

своих парней, запугать хотели. Ну с этими-то прихвост¬

нями справились быстро, здесь и не таких вояк видывали,

а вот торговцев уговорить не удалось. У них с помещика¬

ми свой интерес... Однако деньги в тот год все равно

заработали. Нанялись в государственное хозяйство «Лас-

Камелиас», которое тоже только что образовалось на

бывших сомосовских землях.
*	Национальный музыкальный инструмент, напоминающий кси¬

лофон.
154

*	* *
Из Генеральных направлений аграрной реформы:
Аграрная реформа будет осуществляться путем пере¬

хода в собственность государства следующих земельных

владений:
1. Земли и собственность, принадлежащие семейству

Сомосы и приближенным диктатора, что составит

часть Фонда национального возрождения Никарагуа...
4.	Земли, ранее принадлежавшие государству и пере¬

данные режимом различным лицам в политических целях.
5.	Сельскохозяйственные угодья, покинутые своими

владельцами.
6.	Необрабатываемые земли, принадлежащие лати¬

фундиям или находившиеся в собственности сомосовского

государства.
Из Закона об аграрной реформе:
Статья 17.
За землю и прочую собственность, на которую распро¬

страняется действие аграрной реформы, выплачивается

компенсация в виде «бонов аграрной реформы», размеры и

условия коей оговариваются в настоящем законе. Исклю¬

чаются земли и собственность, перешедшие к государству

как покинутые своими владельцами. В данном случае ком¬

пенсация не выплачивается.
*	* *
С помещиками и сейчас приходится воевать, но те¬

перь они уже не те, что раньше. Нет у них той силы и

власти. Да и кооператив окреп. Налаживается жизнь...

Почему называется «Фридрих Энгельс»? Да вот Франси¬

ско подсказал. Ведь когда землю сомосовскую взяли,

долго гадали, что с ней делать. Делить? А что сможем

поодиночке? Помещики-то рядом, те, которых закон не

тронул. У них на плантациях батраки работают, техника

есть, обходится все дешевле... Значит, рано или поздно

они бы всех поодиночке и «слопали»... Значит, опять к

ним в батраки? А тут как раз Франсиско забрел. Ну и

подсказал: «Создайте кооператив». Много еще говорил о

социализме, об ученых, которые знают, как его строить.

Вот и выбрали одного из них и назвали кооператив его

именем.
155

Мы возвращаемся к хижине. Тропинка едва прогля¬

дывает в фиолетовых тенях бамбука. Везде в тропиках

ночь, как и рассвет, наступает внезапно, сразу, в какие-

нибудь десять минут. И обязательно в одно и то же

время. В Никарагуа — около шести, соответственно утра

или вечера. Сумерек почти нет. Солнце, словно бы отвес¬

но, тяжко падает за горизонт, разбрызгивая по небу

красные слезы заката. Или так же молниеносно, будто

мячик, выпрыгивает из-за озера, растекаясь сначала сере¬

бром, потом золотом по розовым, ватным облакам. В

горах все происходит иначе. Медленно густеют тени в

ущельях, наливаясь синим и фиолетовым, на леса тем¬

ным покрывалом опускается сумрак, белые реки тумана

льются с вершин, обволакивая склоны...
Сеферино зажигает коптилку—глиняную плошку, на

дне которой желтеет масло и плавает тряпочный

фитилек.
—	Сейчас созову народ, праздник устроим. А как же?

Всем хочется на советского посмотреть,—говорит он,

снимая с гвоздя у входа большую витую раковину. От

неверного света коптилки по стенам мечутся уродливые,

черные тени. Он открывает дверь, подносит раковину к

губам и прямо в закатное, багровое небо несутся тревож¬

ные трубные звуки—сигнал сбора. Эхо раскатывает их

по горам и возвращается к хижине слабым, затухающим

отголоском.
Крестьяне с семьями приходят через полчаса. Хижины

отстоят одна от другой на полтора-два километра. Но

для них это не расстояние, пустяк. Они говорят «сбегать»,

когда речь идет о десяти—пятнадцати километрах по гор¬

ным тропам до долины. Ребятишки бегают туда каждый

день в школу. Бегают босиком. Удивительная выносли¬

вость. Не случайно Сомоса всегда стремился набирать

рекрутов для Национальной гвардии именно в северных

горных районах страны. Молодых парней обманом, по¬

сулами, силой уводили в Манагуа, оболванивали, выжи¬

гали из них все человеческое, превращали в убийц.
Кстати, служил в Национальной гвардии и Сеферино.

Давно, задолго до революции.
—	Дураком был, зеленым совсем,—рассказывает

он.— Сватался я, понимаешь, к одной девушке из доли¬

ны. Сватался, а ботинок не было. В ее селении все надо

мной потешались, да и род^ели невесты не очень-то

довольны были: жених, а без ботинок. Ну вот и записался
156

я в гвардию. Там ботинки давали... Пришлось мне, как

ботинки получил, дезертировать. Добрые люди помогли

новые документы раздобыть, и удрал я. Да, а девушка та,

пока я ботинки в Манагуа получал, взяла да и вышла

замуж за другого...
Вскоре женщины, хлопотавшие у очага за перегород¬

кой, разложили на столе широкие банановые листья с

гальо пинто—вареный рис, перемешанный с черной фа¬

солью, жареные бананы и вигорон, салат из капусты со

свиными шкварками и сладкой юккой... Это было пир¬

шество. Обычно крестьяне обходятся каким-нибудь од¬

ним из вышеназванных блюд, что и составляет их днев¬

ной рацион. Потом появились двое молодых парней с

огромными сосудами из выдолбленных тыкв на плечах.

Смуглая их кожа была покрыта бисеринками пота, но

дышали они легко и свободно, хотя и пробежали в общей

сложности больше двадцати километров, чтобы принести

из долины эти сосуды, наполненные пивом.
Застолье наше проходило спокойно. Потрескивал хво¬

рост в очаге, загадочно подмигивали под пляшущим

светом коптилки образа святых, развешенные в углу над

столом, один из парней с редким для мужчины именем

Кармен наигрывал на тростниковой флейте грустную

мелодию. Разговор опять свернул на кооператив, на уро¬

жай, на козни помещиков...
—	Слушай, компаньеро,—вдруг обратился ко мне

Сеферино,—у вас в Советском Союзе уже ведь давно

социализм. Расскажи, как живут ваши крестьяне.
Пока я говорил, они слушали, иногда с явным недове¬

рием, но чаще удивлялись, подталкивая друг друга локтя¬

ми, хлопая ладонями по коленям, значительно перегля¬

дываясь. Поражало их многое.
—	Выходит, что Бернардо, например, там у вас мо¬

жет послать свою Роситу в университет, она шесть лет на

доктора будет учиться и ей же еще государство за это

платить будет?—восхищенно комментировали они мой

рассказ.—А Сеферино может стать депутатом парламен¬

та, законы сочинять? Здорово! Хуан, представляешь, ты с

поля пришел, у тебя дома телевизор, ты садишься бейс¬

бол смотреть, а твоя Чепита уже из холодильника чичу

несет! Или зуб у тебя заболел, ты к доктору, он тебе его

р-раз—и дернул. А ты ему: «Спасибо, доктор»—и по¬

шел себе... Вот это да!
157

И долго еще они переживали услышанное, покачивали

головами и подшучивали друг над другом. Итог подвел

Сеферино: «И у нас все это будет,—твердо сказал он.—

Не скоро, но будет! А теперь расходитесь по домам,

спать. Завтра на работу».
Крестьяне послушно поднялись, авторитет Сеферино,

видно, непререкаем. Мы распрощались, и они толпой

вывалились из хижины. Их голоса эхом отдавались по

темным горам. Ночь была непроглядной и очень холод¬

ной. Улеглись и мы. Нам с Франсиско, как гостям, доста¬

лись гамаки, Сеферино устроился вместе со своим много¬

численным семейством на нарах за перегородкой...
Проснулись от заливистого, истеричного лая собак.

Сеферино с мачете и керосиновой лампой, заменявшей

фонарь, выскочил в темноту, за ним—Франсиско с ре¬

вольвером... Но на дворе уже все успокоилось, собаки

нервно позевывали, виновато виляли хвостами и умильно

заглядывали в хозяйские глаза. Над): вершинами чуть

посерело небо—близился рассвет.
—	На зверя лаяли,—хрипло произнес Сеферино.—

Тут ведь и олени, и кабаны водятся. Тигры, по-вашему,

по-городскому, ягуары, тоже нередкие гости. Сейчас, по¬

хоже, тигр приходил: вон его следы на земле остались.

Однако это зверье мирное, не опасное зверье. Куда

страшнее то, что на двух ногах с автоматами по этим

горам шляется. Неймется помещикам, не нравятся им

новые порядки, вот и якшаются с контрой. К ним на

асиенды, знаешь, сколько сомосовцев из Гондураса тя¬

нется? Живут там под видом батраков. Днем батраки, а

вечером—автомат в руки и пошли убивать, жечь, гра¬

бить... Нет, пока сандинисты помещиков до конца не

укоротят, не видать нам мира в этих горах.
—	Вот научитесь столько же кофе, сколько они, про¬

изводить, тогда укоротим,—отозвался Франсиско.—

Кофе да хлопок для государства сейчас все: машины,

медикаменты и оружие, если хочешь...
—	Нам у них учиться нечему,—усмехнулся Сефери¬

но.— Отдавайте нам помещичью землю, увидите...
-Ну, упрямец,—обратился ко мне за сочувствием

Франсиско.— Как встречаемся с ним, обязательно этот

разговор заводит. Все ему мало—агроном из Хинотеги

каждую неделю в кооператив приходит, удобрения им

даем на льготных условиях, кредитами помогаем... Чего

еще не хватает? Нет, подавай им помещичьи земли. Ты,
158

Сеферино, прошу, только глупостей не наделай. Индейцы

за тобой пойдут, я знаю, но учти, из Манагуа виднее,

когда у помещиков землю отбирать...
—	О’кэй, Пако,—примирительно произнес Сеферино.
—	Не волнуйся. Ведь мы вам верим. Думаешь, удалось

бы вам гвардию побить и власть удержать без нашей в

вас веры и без нашей вам помощи? Нет, правда? То-то...
Мы возвращались в Хинотегу другой, короткой доро¬

гой, подсказанной Сеферино. Два раза переходили вброд

бурную и шумливую речушку Хигуина, казалось, отвесно

падавшую с вершин. Но в долине она успокаивалась,

разливаясь метров на пятьдесят в ширину. Отдыхала,

набиралась сил перед дальним и трудным путем к Тихо¬

му океану.
Мы искупались в прозрачном глубоком омутке. В от¬

далении, на мели, плескалась в воде стайка мальчишек.

Их смуглые худенькие тела блестели под яркими лучами

нежаркого еще утреннего солнца, мириады мелких брызг

окружали их едва приметной, размытой радугой.
—	Они, наверное, доживут...—сказал Франсиско, кив¬

нув в сторону мальчишек.
—	До чего?—не понял я.
—	Ну до того, о чем ты вчера индейцам рас¬

сказывал,— ответил он. Лицо его светилось ласковой доб¬

ротой.
*	* *
Из интервью с команданте Революции Хайме Уило-

ком Романом, министром сельскохозяйственного разви¬

тия и аграрной реформы Никарагуа:
«Наша страна—страна аграрная. Большая часть насе¬

ления либо работает в поле, либо связана с ним. Поэтому,

говоря о земле, мы прежде всего имеем в виду национальное

достояние народа, главную основу его благосостояния.

Никарагуанская революция стала возможной благодаря, в

основном, участию в ней обездоленных режимом диктатуры

крестьян. Режимом, который торговал оптом и в розницу

национальной территорией, продавая ее иностранным ком¬

паниям, сдавая ее под военные базы Пентагону и жалуя

ее «за заслуги» помещикам, лишь именовавшим себя

никарагуанцами.
Сегодня половина тех земель, что раньше находились в

руках помещиков, передается крестьянам, которые в массе
159

своей земли не имели, беднякам. И это, пожалуй, главное

завоевание никарагуанской революции. Латифундисты, вла¬

девшие половиной страны, сегодня довольствуются лишь

13 процентами земель.
Появление государственного сектора в сельском хозяй¬

стве, неуклонный рост кооперативного движения, передача

земель крестьянам—всем этим революция доказала, что

она стремится к кардинальным переменам в жизни никара¬

гуанцев не на словах, а на деле. Ибо аграрная реформа —1 один

из важнейших элементов данных преобразований».
16 июля 1984 года, Манагуа.
*	* $
Иная точка зрения
Отправляясь на окраину Манагуа, на седьмой кило¬

метр шоссе на Масаю, где расположено министерство

сельскохозяйственного развития и аграрной реформы, я

никак не мог предположить, что визит этот будет иметь

столь необычные последствия.
После долгих странствий по коридорам и кабинетам

меня наконец направили к Лидии Гутьеррес, начальнику

одного из отделов министерства. Она только что верну¬

лась из поездки по департаментам. Одежда ее была по¬

крыта пылью, а сама она выглядела настолько усталой,

что было неловко лезть к ней с вопросами. Тем не менее

Лидия встретила меня радушно.
—	Hola, компаньеро,—сказала она, встряхивая ко¬

сынку.— Давай свои вопросы...
—	Мне бы хотелось услышать о новых законах. В чем

их суть и смысл...
—	О’кэй,—Лидия вздохнула и виновато улыбну¬

лась.— Поговорим о новых законах. Только подожди

немного, сейчас кофе принесут. Устала, поездка была

трудная...
—	После 19 июля 1981 года, когда были приняты

законы об аграрной реформе и кооперативах,—начала

Лидия,—революция в деревне вступила в новую фазу. В

соответствии с этими законами в собственность госу¬

дарства переходят плохо обрабатываемые, необрабаты¬

ваемые или сдаваемые в аренду земли. Владельцам

оставляют наделы, не превышающие 500, а в отдельных
160

районах страны 1000 мансан (1 мансана приблизительно

равна 0,6 га.— Авт.). Причем государство имеет право

национализировать и эти наделы, если они эксплуатиру¬

ются неэффективно. За конфискованные земли выплачи¬

вается компенсация, размер которой определяется их

качеством, видами культур, произрастающих на них, и

количеством национализированных мансан. Затем эти

земли передаются в пользование малоземельным и беззе¬

мельным крестьянам.
—	В первую очередь мы даем документы на право

владения землей кооперативам, так как считаем их наи¬

более передовой формой землепользования. Кроме того,

кооперативы позволяют широко применять современную

технику, внедрять достижения агрономической науки,

упрощают систему кредитования. Разумеется, прави¬

тельство не забывает и о единоличниках. Но в данном

случае землей наделяются в первую очередь те крестьяне,

которые участвовали в войне против диктатуры, активи¬

сты, бойцы народной милиции, ведь землю надо уметь

защищать. Но, компаньеро, после принятия законов про¬

шло всего полгода. Это только начало. Уверяю тебя, ни

один крестьянин обижен не будет.
—	Однако обиженные все же есть?
—	Еще сколько!—засмеялась Лидия.— Но не кресть¬

яне. Почти все, кому урезали наделы, бегут жаловаться

на нас в Аграрный трибунал. Что это такое? Аграрный

трибунал — орган, подчиняющийся непосредственно Ру¬

ководящему совету правительства и обладающий особы¬

ми полномочиями по рассмотрению апелляций и проте¬

стов по поводу конфискации земель. Слушай, знаешь что,

поезжай-ка ты в Леон. Поговори с тамошними помещи¬

ками, уж они-то тебе порасскажут все, что думают о нас и

об аграрной реформе...
—	Вряд ли леонские помещики захотят говорить с

советским журналистом...
—	Да, пожалуй, не захотят,—задумалась Лидия.

Вдруг что-то озорное, отчаянное промелькнуло в ее

лице.— А верхом ты умеешь ездить?
—	???
—	Понимаешь, завтра у них Фиеста ипика—празд¬

ник наездников. Сборище аристократов. Они там хваста¬

ются статью своих коней, достоинствами жен и дочерей,

выбирают Мисс Наездницу... В общем, ярмарка богатых.

Я напишу записку одному знакомому, он тебя предста¬
8—2255
161

вит кому нужно, «введет в круг». Естественно, беседы о

Советском Союзе отменяются. Только появиться там

тебе придется верхом, таков обычай. Мой знакомый

одолжит тебе лошадь. Принимаешь?
К счастью, ездить верхом мне не пришлось. К

счастью, потому, что чувствовал бы себя крайне неуютно

среди этих многодолларовых техасских шляп и расшитых

ковбойских рубах, тисненых, лучшей кожи мексиканских

седел и позолоченных шпор... Что же касается обычаев,

Лидия ошиблась, не сделала поправку на время. Как

сказал один из моих новых леонских «приятелей», еще

года три назад никому бы и в голову не пришло

появиться на празднике без лошади, но сейчас «сандини-

сты отменяют прошлое, не до лошадей тут, главное,

сохранить единство...».
Знакомый Лидии, преуспевающий леонский адвокат,

привез меня на праздник в автомобиле. «Пласа де торос»,

арена для боя быков, где проходил праздник, блистала

красками, нарядами дам и вызывающей роскошью всего

антуража. Однако программа не отличалась разнообра¬

зием: парад наездников, выучка лошадей и, наконец,

выборы Мисс Фиеста. Не отличалась ослепительной кра¬

сотой и вновь избранная королева праздника. Своим

успехом она, скорее, была обязана совершенной стати

чистокровной арабской кобылы и громкому имени отца,

«представителя лучшей леонской фамилии».
Несмотря на внешнее великолепие, настроение боль¬

шинства участников «сборища аристократов» было не¬

сколько подавленным. Можно себе представить, что про¬

исходило вокруг подобного светского события до рево¬

люции: репортеры, комментаторы, вспышки фотоблицев,

телевидение, парадные мундиры офицеров... Сегодня оно

мало кого интересовало. Город жил обыденной жизнью,

повседневными нелегкими заботами. И чистопородные

кони, тисненые седла, ковбойские рубахи, переливчатые

золоченые шпоры наталкивались на откровенно равно¬

душные или ненавидящие взгляды. Словом, праздник не

удался.
Наверное, поэтому «дона Мигеля, журналиста из Ев¬

ропы», как представил меня адвокат, принимали с рас¬

простертыми объятиями и лишних вопросов не задавали.

Настроение решено было поправить обедом. Попал в

число приглашенных и я. И нужно сказать, обед получил¬

ся куда более удачным: устрицы, коктейль из креветок,
162

печеный лангуст «а ля термидор» под майонезом, насто¬

ящие французские вина, кофе с корицей... За один обед

они выложили в два раза больше, чем зарабатывают пять

крестьян за месяц. Разговор за столом свелся к междуна¬

родной политике. Мои собеседники горько пеняли на

«недальновидность западноевропейских правительств,

помогающих сандинистам». Они упорно считали меня

голландцем или шведом, и разрушать их иллюзии я не

собирался.
После обеда меня повез к себе домой «поболтать» дон

Хайме Солорсано, маленький круглый человечек с не¬

добрыми, злыми глазками на полном лице. Особняк его

располагался на окраине Леона посреди огромного сада.

Выстроен он был в псевдоколониальном стиле с неверо¬

ятным количеством террас, витых решеток, фонтанчиков,

окруженных асотеями, патио...
Дон Хайме—помещик, как, впрочем, и большинство

участников Фиеста ипика. Плантатор, занимающийся

разведением хлопка.
—	Ну вот теперь можно и поговорить откровенно,—

промолвил он, опускаясь в глубокое плетеное кресло-

качалку на одной из террас.—А то, знаете, все вроде

друзья, знакомые, но доверять никому нельзя. Только с

заезжим человеком душу отведешь. А эти, «свои», прода¬

дут и не вздохнут даже. Вот что с нами сандинистская

реформа сделала, друг друга боимся...
Послушайте, я вам скажу, это дикая реформа. Или

реформа дикарей, как хотите. Представьте, приходят ко

мне какие-то оборванные личности из местного Совета

по аграрной реформе и заявляют, что мои земли подле¬

жат конфискации только потому, что я сдаю их в аренду.

Представляете! И мне еще приходится разговаривать с

ними и торговаться о размерах компенсации!—дон Хай¬

ме распалялся. Переходил на крик, брызгал слюной, и

румяные его щечки со склеротическими прожилками не¬

годующе колыхались.—А как же уважение к частной

собственности, позвольте спросить? Да, я сдавал в аренду

землю. Но здесь у нас, на севере, все хозяйства всегда, сто

лет, держались именно на аренде земли! Боже мой, ведь я

спасал этих негодяев, этих лодырей крестьян. Ведь я

давал им землю в аренду! А что получал взамен? Часть

урожая и пятьсот кордоб с мансаны в год. Несчастные

пятьсот тысяч! (50 тысяч долларов по официальному

курсу.—Авт.). Но ведь мне нужно содержать дом, пла¬
8*
163

тить служанкам, садовнику. А сколько нынче стоит бен¬

зин! Пришлось даже продать одну машину. И дети у

меня учатся в Соединенных Штатах, изволь каждый ме¬

сяц высылать им на содержание... Ужасно, просто ужас¬

но. Сандинисты—дикари. Узурпировали власть и дела¬

ют все, что им вздумается. Пожалуйста, оттяпали поло¬

вину земель. Предупредили, отберут и остальные, если

по-прежнему буду сдавать их...
Как жить дальше, ума не приложу. Не знаю,—дон

Хайме удрученно покачал головой.— В долги залезать?

Вызывать детей из Штатов, переводить их в Националь¬

ный университет? Рассчитать прислугу? Уехать? Оставить

управляющего и уехать во Флориду... Вы, как евро¬

пейский человек, должны меня понять: здесь, в Никара¬

гуа, нет никакой демократии. Здесь человеку невозможно

нормально существовать...
Возвращаясь в Манагуа, я проезжал мимо дощатых,

крытых пальмовыми листьями бедных крестьянских хи¬

жин. Мимо бедных дворов, где бегают голые и чумазые

ребятишки и стоят под навесами бережно хранимые де¬

ревянные сохи. Я смотрел на все это и думал, что, когда

сеньор Солорсано сбежит в Майами, из его особняка

получится отличный детский сад, или школа, или, может

быть, техникум.
Сбор кофе
Кофе растет на небольших деревьях, почти кустах,

похожих своими тонкими ветками и темной корой на

наши вишни. Ягоды, зеленые и спелые красные, лепятся

вплотную к ветке на коротком, не длиннее миллиметра,

черенке. Собирать их кажется делом простым и легким:

провел ладонью—и вот все они уже у тебя в корзине...
Так или приблизительно так думал я, разглядывая

кофейные плантации государственного хозяйства «Ла-

Лагуна», раскинувшегося по склонам гор в пятидесяти

километрах к северу от Матагальпы. Собственно, Ла-

Лагуна—маленькое селение с узкими извилистыми улоч¬

ками и бывшим помещичьим домом на вершине горы,

где теперь размещается дирекция госхоза. Плантации

принадлежали раньше сеньору Бенисио Сентено, кото¬
164

рый владел почти всей округой: плантациями, пастбища¬

ми, инхениос *. Он же был военным начальником округа

и майором Национальной гвардии. 19 июля 1979 года

дон Бенисио задал стрекача в Гондурас и сейчас засылает

оттуда контрреволюционные группировки, орудующие в

этих местах.
—	Пойдем, компаньеро, чего стоять-то,— недовольно

произнес мой шофер и телохранитель Педро-Пабло, по

прозвищу Два Апостола, полученному за столь редкое

сочетание имен.
На яркой личности Педро-Пабло мне бы хотелось

остановиться несколько подробнее, несмотря на то, что

не он является главным героем этой истории.
Два Апостола был на удивление мал ростом (автомат

с примкнутым штыком доставал до его плеча) и по-

крестьянски нетороплив и рассудителен в решениях. Он

ничего не делал наобум, без серьезного размышления,

будь то просто замена магазина в автомате или обезвре¬

живание мины, которую он заприметил на дороге. Одна¬

ко был он ловким, как ящерица, юрким и невероятно

быстрым, когда доходило до дела. Умел он все. Почти

все: бесшумно ходить по самому частому лесу, попадать

из автомата не целясь, от бедра, в подброшенную моне¬

ту, кидать нож на два десятка метров, свистеть по-

птичьи, виртуозно водить «джип» и ездить верхом...
Еще Два Апостола обладал поразившей меня способ¬

ностью наедаться впрок. Он усаживался есть основатель¬

но, словно приходил работать. Снимал свое защитное

кепи с длинным козырьком, бормотал молитву и начи¬

нал... Когда я впервые увидел это, то испугался за него.

Мне казалось, что Два Апостола должен непременно

лопнуть или объесться до смерти—такое количество еды

поглощал он в считанные минуты. «Наворачивал» он

молч'а и серьезно, относясь к процессу введения пищи в

организм как к любому другому порученному ему делу.

Зато потом Педро-Пабло мог спокойно обходиться без

еды сутки, не испытывая голода. Во всяком случае, не

показывая его.
К концу поездки мы с ним подружились, хотя понача¬

лу, признаться, его опека меня несколько утомляла и

угнетала его суровая молчаливость. Ибо молчать он мог
*	Хозяйство, где кофе подвергается первичной обработке, в

отличие от плантации, где он только растет.
165

часами, и никакими ухищрениями не удавалось добиться

от него и слова в ответ. Командующий войсками МВД в

Матагальпе, провожая нас, сказал: «Два Апостола не

подведет, компаньеро, не смотри, что ростом не удался.

Лучшего бойца у меня нет. Он в таких переделках побы¬

вал, что и представить трудно. Да и район знает отлично,

сам отсюда, из крестьян. Словом, не пожалеешь...» Я не

пожалел. Педро-Пабло действительно была знакома каж¬

дая тропка в радиусе ста километров, каждый холмик и

ручеек. Острые, настороженные глаза его подмечали са¬

мый незаметный след, любой признак опасности. Тогда

он останавливал «джип», совал мне в руки огромный

кольт и, взяв автомат, шел вперед по пустынной дороге,

вглядываясь в придорожные кусты. Ту злополучную ми¬

ну обнаружил тоже он. Сосредоточенно поколдовал над

ней пять минут и отбросил в кювет ударом ноги. Молча

вернулся к машине, закурил и, по-прежнему не проронив

ни слова, завел мотор.
—	Сколько ты воюешь, Педро-Пабло?—спросил я

после одной из остановок.
Он задумался:
—	Семь лет.
—	А что тебя толкнуло к партизанам?—не успокаи¬

вался я.
Долго ехали молча, и я уже подумал, что мой вопрос

так и останется без ответа...
—	Гвардия... Мать, отца, братьев убили. Мщу,—

вдруг мрачно произнес он.—Последнего «контрас»

убью, тогда вернусь в селение.
Так мы ехали в «Ла-Лагуну». В госхозе нам не

повезло—молоденький парнишка-часовой, охранявший

здание дирекции, почему-то очень радостно сообщил, что

никого из руководства нет, все на плантациях. И мы

пошли на плантации. За околицей на холме останови¬

лись: куда идти? Все склоны, насколько хватало глаз,

были покрыты яркой зеленью кофейных деревьев. Ветер

доносил голоса сборщиков, но где искать директора?
Вот тогда Педро-Пабло и сказал недовольным тоном:

«Пойдем, компаньеро, чего стоять-то». Поправил авто¬

мат за спиной и, словно камешек, с головокружительной

быстротой побежал, покатился вниз по склону.
Мы бродили довольно долго по кофейным зарослям,

пересекали залитые солнцем поляны, карабкались вверх,

скользили по влажной от дождя траве вниз, но директора
166

так и не нашли. Мне он уже начинал казаться какой-то

легендарной фигурой, неуловимым призраком, который

был везде и одновременно нигде. Мы спрашивали о нем

степенных крестьян-сборщиков, молодых ребят, чьи лбы

украшали черно-красные сандинистские повязки, завязан¬

ные на пиратский манер—двумя длинными концами на

ухо. И получали неизменный ответ: «Только что видели.

Ушел. Кажется, в ту сторону». И следовал неопределен¬

ный взмах рукой. Наконец присели отдохнуть. Впрочем,

присел я. Два Апостола встал «вольно», расслабив одну

ногу и скрестив ладони на ремне автомата. Этакий суро¬

вый страж гор.
—	Ты что, арестовал его, компаньеро? — раздался

позади веселый, звонкий мальчишеский голос. Потом

из-за деревца показалась грязная, но симпатичная мор¬

дашка и сам ее обладатель—парнишка лет одиннадцати¬

двенадцати с неизменной черно-красной повязкой на

лбу.
Естественно, Два Апостола не удостоил его ответом,

поэтому ответил я:
—	Отдыхаем...
—	Я знаю, вы директора госхоза ищите. Вы три раза

мимо нас проходили. Не найдете... Самое верное дело—

дождаться обеда. Там, в столовой, в селении, обязатель¬

но его встретите. Он там бригадиров собирает после еды,

новые задания дает...
—	А сколько ждать до обеда?
—	Сейчас часов десять, верно?—он посмотрел на

небо.—Вот дойдет солнце до того склона, будет полдень,

значит, время идти на обед...
—	Долго...
—	Долго,—согласился он.—А вы пока с нами пора¬

ботайте, Хосе разрешит...
—	Конечно, разрешу!
Я обернулся. Из кустов выходил плечистый, высокий

юноша. Он широко, дружелюбно улыбался, сверкая бе¬

лой кипенью зубов.
—	Хосе Эспиноса,—представился он, протянув руку.

Назвал себя и я.—Мы—бригада добровольцев из

Манагуа—студенты, рабочие,—сказал Хосе, все так же

улыбаясь.—А я ее командир. Приехали помочь госхозу

убрать урожай. Хотите поработать? Мы все заработан¬

ные деньги переводим в фонд обороны. Так что лишняя

пара рук будет только кстати.
1€Т

Я вновь подумал о легкости предлагаемого дела и

согласился.
—	Hermanito* Луис, выдай товарищам корзины и

покажи деревья! — распорядился Хосе.
Корзины были широкими и плоскими, как блюдца

великанов. За их плетеные ручки крепился ремень, наде¬

вавшийся через плечо, наподобие автоматного, и корзи¬

на, таким образом, повисала на уровне пояса, оставляя

свободными обе руки.
Что ж, работать так работать. Я храбро подошел к

указанному мне дереву и провел ладонью по нижней

ветке. Зерна со стуком посыпались на дно.
—	Не так, компаньеро,—строго сказал эрманито

Луис. — Начинать нужно с верхних веток. Левой рукой

пригибай ее к себе, а пальцами правой выбирай только

спелые ягоды, красные. Зеленые не годятся...
Корзина заполнялась на удивление медленно. Руки

затекали и уже покрылись царапинами, солнце слепило

глаза. Несмотря на горную прохладу, пот катился гра¬

дом и, перемешиваясь со сладким терпким соком, кото¬

рый брызгал из спелых ягод, застывал липкой и грязной

коркой на коже. Появились осы — маленькие, злобные

черные твари, норовившие цапнуть в глаз или в нос.

Мешали волосы, слипшиеся от кофейного сока...
—	Под ноги и на ветви внимательнее смотри, компань¬

еро. Здесь змей много,—спокойно посоветовал Луис,

пересыпавший уже третью заполненную им корзину в

большую квадратную жестяную коробку—меру.—А во¬

лосы, вот, повяжи,—и мальчишка протянул мне черно¬

красный лоскуток.
В меру входит до десятка корзин. Дневная норма

взрослого сборщика—три с половиной меры. За два часа

я высыпал в коробку три корзины. Педро-Пабло, акку¬

ратно сложивший к подножию сосны подсумки, автомат

и защитную рубашку, работавший голым до пояса, что¬

бы не испачкать, упаси бог, обмундирование, умудрился

за то же время собрать одиннадцать корзин...
—	Ничего, компаньеро, не расстраивайся,— утешал

меня по дороге к селению Луис.—Ты даже молодец. Мы

все в первый день мало собрали. Только Хосе норму

сделал, но он и раньше на кофе ездил...
*	Уменьшительное от «hermano» — братишка.
168

Длинные столы стояли под навесом, крытым толем.

Начал накрапывать дождь. Слышались смех, перестук

алюминиевых тарелок, громкие голоса. Меню остава¬

лось неизменным: рис и фасоль, жареные бананы и кофе.

Зато кофе, собранный своими руками, казался необычай¬

но вкусным и душистым. Действительно, аромат его

витал не только над столовой, но и над всем селением.
К нам подошел средних лет высокий и худощавый

крестьянин в застиранной и местами залатанной рубахе.

Из кармана его штанов, заправленных в резиновые сапо¬

ги, торчала рукоять револьвера. Рейнальдо Суарес, ди¬

ректор госхоза. Он для начала придирчиво проверил

наши документы, извинившись, правда: «Сами понимае¬

те, компаньерос, время тревожное». Потом мы присели

на стоявшие кругом чурбаки—распиленный ствол сейбы,

и Рейнальдо принялся подробно рассказывать о госхозе,

бессменным директором которого он был вот уже четыре

года. Впрочем, и создавал госхоз тоже он.
Государственное кофейное хозяйство «Ла-Лагуна»

было организовано на землях сеньора Бенисио Сентено’ в

сентябре 1979 года. Сперва, разумеется, было очень труд¬

но. Мало того, что негодяй помещик перед бегством за

границу уничтожил почти весь инвентарь и приказал

своим «мучачос» разбить машины, сами они, те, кто

начинал госхоз, не имели никакого опыта. Раньше-то как

жили? Работали батраками у сеньора от зари до зари—

вот и вся жизнь. Сорок крестьян стали первыми рабочи¬

ми «Ла-Лагуны», из них только один Рейнальдо умел

читать и писать. Наверное, поэтому и назначили директо¬

ром. Некому было ремонтировать машины, никто тол¬

ком не знал, как получать кредиты из банка. Ну что для

этого нужно, чтобы получить кредит. Не знали, сколько

мансан занимал госхоз. А как вымерять? Техников и

землемеров среди них не имелось, вообще ни одного

специалиста с образованием. Знали одно—новой Ника¬

рагуа необходим кофе, много кофе, потому что кофе—

это деньги. Ну и что скрывать, семьи свои тоже нужно

было кормить, голодным ребятишкам не объяснишь про

организационные трудности. Не поймут. Все равно каж¬

дый вечер есть просят. Так и начинался госхоз...
—	Сейчас в хозяйстве 420 рабочих, 13 грузовиков, 5

тракторов,— говорит с гордостью Рейнальдо.— В про¬

шлом году прислали из Манагуа агронома и трех техни¬

ков. Недавно открыли медпункт, есть две школы и центр
169

развития детей, детский сад, короче. Планы? Планы вы¬

полняем второй год подряд. А в этом даже перевыпол¬

ним, похоже. Если, разумеется, все спокойно будет. Вы

понимаете, «контрас» по горам бродят, напасть могут,

неровен час. Опережаем государственное задание благо¬

даря «бригадистас»—на сбор урожая 200 человек из

столицы прислали. Вернее, они сами приехали, добро¬

вольцами. В Никарагуа никому объяснять не надо, что

значит урожай кофе для страны. Вот ребята и приехали.

Помогают нам очень, да и ребята боевые, не с пустыми

руками приехали, с оружием. Так что мы теперь, случись

что, отобьемся. Поначалу, конечно, мы их не очень жало¬

вали. Да что там! Если честно, в деревне, особенно в

горах, городских никогда не привечали. Ну и мы тоже,

конечно. Потом увидели, стараются ребята, работают не

жалея сил, лодырей нет. А опыт—что ж, опыт придет.

Вот и подружились. Сейчас отлично ладим. Среди них

много рабочих с фабрик. И студенты тоже народ созна¬

тельный, такую нам здесь пропаганду с агитацией развер¬

нули, только держись.
—	Нам сейчас главное—мир. Не мешали чтобы

нам,—вздохнул Рейнальдо.—Чтобы вот такие парни,

как он,—директор кивнул в сторону Педро-Пабло,—

автоматы оставили да к нам вернулись, на крестьянскую

работу. Чтобы хоронить убитых не приходилось да вос¬

станавливать сожженное и взорванное бандами. Мир на¬

станет, в сто раз лучше заживем.
*	* *
В этой главе я рассказал лишь о нескольких встречах с

деревенской, крестьянской Никарагуа. За три года рабо¬

ты в стране их было гораздо больше. К сожалению,

невозможно рассказать обо всех, да, наверное, и не ну¬

жно. Мне хотелось, чтобы Вы, уважаемый читатель, уви¬

дели и поняли то, что понял я, путешествуя по стране,

встречаясь и беседуя с сельскими тружениками, иногда

подолгу живя в их домах,—никарагуанский крестьянин

стал другим. Из забитого, униженного, презираемого

существа он превратился в хозяина земли, он на деле

доказал свой талант, свое умение и желание работать,

свое стремление строить новую жизнь.
Эта перемена, пожалуй, и есть главное, самое главное

завоевание сандинистской народной революции. Настало
170

время, о котором мечтал Бернардино Диас Очоа—

крестьянский вожак, председатель Конфедерации сель¬

ских тружеников севера, убитый реакцией в 1971 году.

Никарагуанский крестьянин получил право жить своим

трудом на земле, щедро политой потом и кровью

поколений.
А если еще и остались в Никарагуа пережитки старых

порядков, то, верю, недолго им существовать. Старое

никогда не уходит без боя, не сдает без борьбы своих

позиций. Но рано или поздно мускулистая, мозолистая,

несокрушимая рука сотен тысяч трудящихся — крестьян,

батраков, рабочих — сметет с лица земли эти пока еще

огрызающиеся огнем оборонительные линии прошлого.

Никто и ничто не в состоянии предотвратить этот удар

или выдержать его. Ибо, уходя, прошлое уходит навсег¬

да. Возврата нет.

'S~ccrz\"U&t< 30 ^GZ
ftge.

Юность бескорыстна в помыслах и чувст¬

вах своих, поэтому она наиболее глубоко ох¬

ватывает мыслью и чувством правду и не

скупится там, где речь идет о дерзновенном

участии в вере и действии.
Генрих Гейне
Никарагуа—страна молодая, или, если точнее, стра-

на молодых. По официальной статистике, больше

половины населения Никарагуа—дети и моло¬

дежь до двадцати пяти лет. Член Национального руко¬

водства СФНО команданте Генри Руис, сам еще человек

в общем-то не старый, не достигший сорокалетия, сказал

мне однажды в интервью: «Молодежь, hermano, надежда

и опора нашей революции. Революция доверяет моло¬

дым самые трудные участки, самые, казалось бы, не¬

выполнимые задания. И самые суровые испытания то¬

же падают на долю молодых. Это естественно, юная

революция совершается юными. Давай посмотрим:

Фронт создавали молодые, организовывали городское

подполье—молодые, воевали в горах с солдатами

диктатора—молодые, освобождали города в июле

1979-го — молодые... Кому же, как не им, строить теперь

на никарагуанской земле новую жизнь, защищать рево¬

люцию, учить людей грамоте?»
До сих пор в Никарагуа, рассказывая о времени борь¬

бы народа с диктатурой, говорят «чавалос»—ребята,

парни, и всем без объяснений ясно, что речь идет

о партизанах, о подпольщиках — о революционерах,

одним словом. До сих пор в Никарагуа вспоминают,

что Национальная гвардия считала своим главным

врагом молодых. Никогда не забудут в Никарагуа те дни,

когда озверевшая солдатня в последние часы своего

всевластия врывалась в городские кварталы, в селения и

устраивала охоту за молодыми. В бессильной ярости

поражения, подобно завоевателям далеких веков, опусто¬

шали гвардейцы Сомосы свою страну, вырезая всех под

колесную чеку. Горе тем, кто не мог защитить себя и
175

близких, кто не мог уйти, спрятаться от солдатских

штыков.
Я верю, что когда-нибудь человечество вновь соберет

Суд народов, пусть не в Нюрнберге, в любой точке

планеты. И на скамье подсудимых будут сидеть все те,

кто сажал в президентские и прочие кресла сомос, стрес-

неров, Пиночетов, те, кто снабжал их оружием и деньга¬

ми, те, на чьей совести сотни тысяч убитых и казненных,

миллионы умерших от голода и болезней. Это будет

процесс над империализмом, последний суд истории, пре¬

жде чем навсегда похоронить память о нем. И пусть в

том зале среди иных свидетельств прозвучит тихий голос

Луисы Флорес, никарагуанской женщины, потерявшей

надежду на счастье.
Когда-то у нее было пять детей. Рамон, Эрнесто,

Хосе, Рауль и Ана. Рамон—старший, ему исполнилось

четырнадцать, шел пятнадцатый, Ана — младшая, ей

сравнялось пять.
Тем июньским утром 1979 года все пятеро, как и

всегда, полезли на манговое дерево — «завтракать». Луи¬

са могла дать им только по чашке жидкого кофе, отца нет,

умер, а ей самой разве под силу накормить детей досыта?

Вот и «завтракали» они плодами манго.
Тем же утром подразделение Национальной гвардии

вышло из казарм на «умиротворение» квартала, поддер¬

жавшего СФНО.
Ах, знай Луиса, что произойдет! Увела бы их, не¬

смышленышей, спрятала бы, телом своим закрыла от

смерти. Но не знала, не ведала. Только замерла, словно

сознание потеряла, услышав близкие выстрелы и гогот

солдатни...
Прежде чем приступить к операции, офицер, снисхо¬

дительно махнув рукой, позволил солдатам немного по¬

развлечься. Нужно было поднять боевой дух парней. Они

стреляли по живым мишеням и хохотали, оживленно

комментируя каждый удачный выстрел. Им было инте¬

ресно смотреть, как падают на землю, сбивая плоды

манго, трупы детей Луисы Флорес. Выстрел — «Вива дон

сеньор пресиденте Анастасио Сомоса!» Выстрел—«Вива

дон сеньор пресиденте де лос Эстадос Унидос!»

Выстрел — «Вива наш командир!» Выстрел—«Долой

коммунистов!» Выстрел—«Смерть красным ублюд¬

кам!»... Рамон, Эрнесто, Хосе, Рауль, Ана...
176

*	* *
Статистика
В ходе войны против диктатуры Сомосы
—	погибло 50 тысяч никарагуанцев, ранено—100

тысяч;
—	45 тысяч детей остались сиротами;
—	40 тысяч, преимущественно молодых, остались

инвалидами;
—	материальный ущерб, нанесенный экономике стра¬

ны, составил 1 миллиард долларов.
Население страны в 1979 году исчислялось в 2 мил¬

лиона 644 тысячи человек.
*	* *
Тайакан революции
«Тайакан»—слово индейское. На почти забытом и

неупотребляемом сейчас языке науатль означает оно

«вождь», «предводитель». Так называют основателя и соз¬

дателя СФНО Карлоса Фонсеку Амадора. Почему тайа¬

кан? Дело в том, что в современном испанском не сущест¬

вует слова, полностью передающего понятие «вождь».

Есть caudillo, есть lider. Но от каудильо попахивает

франкистской Испанией, а Карлос Фонсека жил и

боролся в индейской Америке. Лидер, что ж, это всего

лишь лидер, а Карлос Фонсека был настоящим вождем.
Когда он организовал Сандинистский фронт нацио¬

нального освобождения в июле 1961 года, ему только что

исполнилось двадцать пять. Всего двадцать пять лет! Но

сделать он успел столько, что иной не успел бы и за две

долгие жизни.
Карлос Фонсека родился 23 июня 1936 года в городе

Матагальпа, в бедной семье служащего управления шах¬

ты американской компании. С ранних лет Карлос был

вынужден работать для того, чтобы учиться, да и для

того, чтобы просто выжить. Продавал конфеты и жева¬

тельную резинку на городских перекрестках, работал

посыльным на телеграфе.
«Карлос появился внезапно,—вспоминает Томас

Борхе.— Быстрый взгляд голубых близоруких глаз, по¬

мятые белые брюки в полоску, размашистые жесты. Он

появился внезапно, но с первых же минут нам уже каза¬
177

лось, что знаем мы его давно, что мы всегда его знали.

Он умел мягко, ненавязчиво отстаивать свое мнение,

подчинял себе. Собственно, никакого особенного умения

в этом ему не требовалось, он даже не старался быть

первым, главенствовать. У него это выходило естествен¬

но, вне зависимости от его воли. Мы молча признали его

ум, его характер.
В школе он учился только на отлично по всем предме¬

там, хотя целыми днями мерил улицы Матагальпы свои¬

ми длинными и худыми ногами посыльного—помогал

донье Хустине, матери. Когда он успевал учиться, было

для нас загадкой. Но успевал, как видно. Первые наши

собрания проходили в патио дома, где жила Лала, под

кронами хикаро и апельсиновых деревьев. Там мы от¬

крыли Томаса Мора, потом читали Маркса и Энгельса,

желтые ветхие томики, найденные под слоем пыли в

книжном магазинчике поэта Самуэля Меса. О Ленине мы

тогда только слышали. Разыскать его труды было невоз¬

можно в Никарагуа, отрезанной от мира черной стеной

диктатуры...»
В 1955 году Карлос Фонсека заканчивает среднюю

школу с золотой медалью и становится библиотекарем в

техникуме «Рамирес Гойена», то есть приобретает само¬

стоятельность, так необходимую для продолжения поли¬

тической деятельности. Он поступает на факультет права

Национального автономного университета, но отказы¬

вается от дальнейшей учебы, целиком посвящая себя

борьбе. А борьба эта была жестокой, на смерть. И была

она невероятно сложной. Перед ним, двадцатилетним,

стоял опытный, поднаторевший во лжи, до зубов воору¬

женный враг. И, понимая, ощущая всем сердцем, душой,

что должен победить этого врага, дать ему бой, Карлос

еще не знал, как победить, еще не видел единственно

верного пути к победе. Подчас он шел вслепую, ошибал¬

ся, вынужден был отступать, но потом неизменно вновь

наносил удар и наступал. Он боролся и постигал мир,

боролся и постигал себя.
В первый раз он попал в тюрьму в 1956 году. Сомо-

совская тюрьма ломала многих: пытки, издевательства,

бесконечные, как кошмар, побои и зуботычины за малей¬

шую провинность, часто и вовсе без нее, голод... Многих,

но не Карлоса. Выйдя из тюрьмы, он тайно едет в

Советский Союз, в Москву, на Всемирный фестиваль

молодежи и студентов.
178

*	* #
Из письма К. Фонсеки матери:
«...Я почти счастлив, мама. Я живу в окружении

сверстников, в окружении улыбающихся лиц. Я узнаю

новые слова и знакомлюсь с прекрасными городами, огром¬

ными и радушными. Мы называем друг друга «товарищ»,

хотя мне хочется говорить «брат». Мое счастье было бы

полнее, будь рядом со мной ты, чтобы разделить эти

светлые моменты радости и удивления перед новым

миром...»
Из книги К. Фонсеки «Никарагуанец в Москве»:
«...В Никарагуа я слышал много всякого о Москве и

России. Я слышал то, что слышал каждый никарагуанец.

Я смотрел бесплатные фильмы, которые демонстрирова¬

ло посольство США вечерами на площади Лаборио в Ма-

тагальпе. Я видел другие картины, сделанные в Голливуде

и проходившие по экранам Никарагуа. Я слышал много

радиопередач о России. Таким образом мне рисовали пред¬

ставление о Москве, как о городе, утопающем в крови.

Городе с миллионами жителей, которые настрадались

так, что разучились улыбаться. В Никарагуа мне рисова¬

ли Москву, заполненную голодными рабочими, лишенными

права на справедливость. Мне рисовали Москву, заполнен¬

ную танками и солдатами, которые расправляются с

мужчинами и женщинами, осмелившимися протесто¬

вать. Весь этот ад мне рисовали в Никарагуа...»
*	* *
Естественно, диктатура не могла простить Карлосу

открытие нового мира. Диктатор, патологически, исступ¬

ленно ненавидевший социализм, боялся разоблачения

лжи, десятилетиями внушаемой никарагуанцам о первом

государстве рабочих и крестьян на Земле. Ненависть

Сомосы ко всему советскому, «красному», принимала

анекдотические формы. Он запрещал издание книг рус¬

ских и советских писателей, показ советских фильмов,

запрещал поездки никарагуанцев в социалистические

страны. Рассказывают, что при постройке нового здания

столичного аэропорта архитектор вздумал украсить ин¬

терьер часами, показывающими время всех крупных сто¬

лиц мира. То ли по недомыслию, то ли, напротив, желая
179

позлить Сомосу, зодчий повесил среди прочих и часы с

московским временем. Взбешенный Сомоса приказал со¬

драть часы, изуродовав интерьер, и наказать архитекто¬

ра. До последнего часа своей жизни Сомоса отказывался

мириться с фактом существования СССР и социалистиче¬

ского лагеря.
Прямо от трапа самолета Карлоса повезли р тюрьму.

Начался еще один круг ада—допросы, пытки, издева¬

тельства... Карлос не раз проявлял мужество борца на

перекрестных допросах, во время пыток; в горах, где он

во главе партизанских колонн воевал с национальными

гвардейцами. Мужество гражданина Карлос впервые по¬

казал, написав и опубликовав книгу «Никарагуанец в

Москве», в которой рассказал правду о Советском Сою¬

зе. В охваченной фашистским мракобесием Никарагуа

эта книга была словно разряд молнии, развеявшей тьму

клеветы и черной лжи.
* * *
Из книги «Никарагуанец в Москве»:
«...Когда я летел обратно, мое сердце и душа были

полны радости от увиденного в Советском Союзе, в

Москве.
Книги и больницы. Музеи и фабрики. Жилые дома и

церкви. Советские люди все еще испытывают трудности.

Но в течение двух месяцев я был свидетелем того, как они

преодолеваются, я видел в глазах рабочих надежду и

уверенность в будущем.
Мир между Россией и Соединенными Штатами возмо¬

жен. Двести четырнадцать миллионов советских людей

не хотят войны, всей душой ненавидят войну. Они живут

в городах, которые 900 дней сражались, хотя вражеский

клинок был прижат к их груди. И, главное, они потеряли

20 миллионов жизней в войне с гитлеровскими полчищами.
Я верю, что 428 миллионов рук советских людей обла¬

дают достаточной силой для того, чтобы высоко под¬

нять знамя мира...»
*	* *
В 1961 году создан Сандинистский фронт националь¬

ного освобождения.
«На берегах реки Патука в Гондурасе вновь объединя¬

ются бойцы под руководством полковника Сантоса
180

Лопеса, ветерана армии Сандино (единственного уцелев¬

шего после варфоломеевской ночи 21 февраля 1934

года.— Авт.),— рассказывает Томас Борхе.— Карлос

Фонсека создает партизанские группы в городах. Появля¬

ются первые рабочие и студенческие ячейки в Манагуа и

Леоне и первые организации крестьян в Чинандеге, Мата-

гальпе, Эстели, Сомото и Окотале. Фронт начинает дей¬

ствовать».
Впереди были долгие годы борьбы. Большинство из

тех, кто создавал СФНО, погибли молодыми, двадцати¬

летними. В 1963 году в стычке с гвардейцами погибает

Хорхе Наварро, Честный Хорхе. Тот самый, что путе¬

шествовал пешком, не тратя денег на автобус, хотя

носил в кармане тридцать пять тысяч кордоб, принадле¬

жащих организации. В 1967 году в Панкасане убит в

жестоком бою Сильвио Майорга, поэт и мечтатель. Ря¬

дом с ним пали Ригоберто Крус, Франсиско Морено,

Данило Росалес, Карлос Тиноко. Замучены в тюрьмах

Касимиро Сотело, Эдмундо Перес, Уго Медина и Робер¬

то Амайа...
Но на их место вставали новые молодые, новые двад¬

цатилетние: Даниэль Ортега, легендарный партизанский

командир Модесто — Генри Руис, Умберто Ортега, Кар¬

лос Нуньес, Хайме Уилок... И Фронт продолжал борьбу.
Карлос Фонсека погиб 8 ноября 1976 года неподалеку

от местечка Синика в горах севера, прикрывая отход

отряда.
«Партизаны остались в своем убежище и видели все

происходящее внизу, там, где совсем недавно раздава¬

лись выстрелы карабина Карлоса, а потом разрывы гра¬

нат гвардейцев,— говорит Томас Борхе.—Утром приле¬

тели вертолеты, из которых вывалились полковники и

генералы. Слышались смех и победные выкрики. Ему

отрубили голову и доставили ее в Манагуа, чтобы дикта¬

тор смог сам убедиться в гибели генерального секретаря

СФНО—человека, которого смертельно боялся и смер¬

тельно ненавидел.
В то время я был в тюрьме Типитапа, неподалеку

от Манагуа. Помню, как в нашу маленькую и зловон¬

ную камеру вошел торжествующий начальник тюрьмы

с сомосовской газетенкой «Новедадес» в руке. «Кар¬

лос Фонсека умер»,—сказал он. «Вы ошибаетесь,

полковник,—ответили мы.—Такие люди, как Карлос, не

умирают».
181

«И научите их читать...»
Команданте Томас Борхе рассказал мне и такой эпи¬

зод. Однажды — было это в горах, на партизанской

базе,— проводили они занятия с крестьянами по военно¬

му делу. Объясняли, как стрелять из пулемета, бросать

гранаты, разбирать и собирать карабины, ну и так далее.

«Понимаешь, крестьяне-новобранцы, молодые парни,

только пришли к нам, нужно было скорее научить их

войне. Каждый час дорог—гвардейцы могут нагрянуть,

а ребята и стрелять-то толком не умеют... Словом, торо¬

пились мы. Вот тут и подошел Карлос. Молча понаблю¬

дал за нами, потом отозвал нас в сторону и говорит:

«Отлично работаете, молодцы. Но знаете, обязательно

научите их читать».
Признаться, мы его не поняли: до азбуки ли сейчас!

Но он настоял на своем: «Просто так стреляют и в

гвардии. Невелика хитрость научиться этому. Я же хочу,

чтобы наши бойцы знали, почему и в кого они стреляют,

за что воюют, ради чего идут на смерть. А для этого они

должны быть грамотными. Так что учите их не только

войне, но и грамоте. Вернее, сначала грамоте, а уж потом

войне...»
*	* *
Статистика
До 19 июля 1979 года
—	53 процента всего населения были неграмотными;
—	уровень неграмотности в сельских районах дости¬

гал 90 процентов;
—	в деревне только 6 процентов детей заканчивали

начальную школу;
—	35 процентов детей в возрасте от 7 до 12 лет

вообще не получали образования;
—	образование было платным и опиралось на систе¬

му частных учебных заведений;
—	в 1978 году режим выделил из бюджета на нужды

образования 341 миллион кордоб.
После 19 июля 1979 года
—	уровень неграмотности снизился до 12 процентов

по стране, в том числе и в сельских районах;
—	образование стало бесплатным и основывается на

системе государственных школ;
182

—	в три раза увеличилось количество педучилищ, в 25

раз количество профтехучилищ и техникумов;
—	построено 1212 новых школ и отремонтировано

124 старых;
—	отчисления от госбюджета на нужды образования

в 1984 году составили 2 миллиарда кордоб.
*	* *
Представьте себе страну, где только что закончилась

кровопролитная война против диктатуры. Города и про¬

мышленные предприятия, лежащие в руинах, вытоптан¬

ные и сожженные поля, десятки тысяч беженцев, раненых,

сирот, инвалидов, людей, оставшихся без крова над голо¬

вой... И вот на пятнадцатый день новой власти револю¬

ционное правительство принимает декрет о ликвидации

неграмотности, считая эту задачу одной из главных своих

задач.
Общенациональная Кампания по ликвидации негра¬

мотности началась в марте 1980 года и продолжалась до

августа. Основная тяжесть этого труднейшего задания

революции легла на плечи молодежи. Студенты, школь¬

ники, рабочие, активисты Сандинистской молодежи

19 июля—революционной организации юных ника¬

рагуанцев—направились на фабрики и в кооперати¬

вы, в болотистые, непроходимые джунгли Селаи, в горы

Сеговии и Матагальпы, на жаркие равнины запада, неся

свет знаний людям. Всего сто тысяч «бригадистов», как

называли этих ребят в Никарагуа. Через пять месяцев

уровень неграмотности снизился до двенадцати процен¬

тов. За этот выдающийся успех Республике Никарагуа

была присуждена ЮНЕСКО Международная премия

имени Н. К. Крупской.
—	Кампания по ликвидации неграмотности была

лишь первым, но крайне важным шагом,—рассказывал

мне доктор Карлос Туннерман, в то время министр образо¬

вания Никарагуа.—Она позволила нам претворить в жизнь

действующую сейчас программу обучения взрослых. 200

тысяч человек, преимущественно крестьяне, учатся сегод¬

ня в коллективах народного образования, где доброволь¬

ными учителями работают вчерашние бригадисты. Кам¬

пания вообще позволила нам реорганизовать старую си¬

стему образования, доставшуюся в наследство от Сомо¬

сы. Благодаря этому подвигу нашей молодежи мы мо¬

жем сегодня успешно выполнять планы, поставленные
183

перед образованием революцией: воспитывать нового че¬

ловека, дать ему духовные ценности, необходимые для

жизни в обществе, которое мы мечтаем построить в

Никарагуа. На наш взгляд, юноша или девушка, вступа¬

ющие в жизнь, должны обладать высокоразвитым чувст¬

вом патриотизма, гражданственности; коллективное, об¬

щее должно быть для них выше личного, индивидуально¬

го... Сегодня в ежедневном труде, в защите революцион¬

ных завоеваний никарагуанская молодежь делом доказы¬

вает свою приверженность этим принципам, во всяком

случае, лучшая часть молодежи. И началось это с Кампа¬

нии, с марта 1980-го. Как видите, значение ее для револю¬

ции велико, огромно.
С Лейлой Мартинес я познакомился в длинных и

извилистых коридорах «Радио Сандино», загроможден¬

ных ящиками и аппаратурой. У любого, кто попадал ту¬

да, складывалось впечатление, что радиостанция СФНО

либо только приехала в это здание и еще не успела

разместиться, либо собирается переезжать. Вот среди

этих ящичных завалов я и встретил энергичную, живую

девушку с задорно вздернутым носом и огромными чер¬

ными глазами.
—	Ола, компа *,— весело сказала она, тряхнув непослу¬

шными, завитыми в мелкие кудряшки пышными волосами.

—Кого разыскиваешь?
—	Директора...
—	Его сейчас нет, уехал. Пошли пока к нам в отдел,

подождешь там. Я в отделе международной информации

работаю, как раз по твоему профилю.
—	Пошли,—согласился я, и мы двинулись по лаби¬

ринту, в котором Лейла неизвестно как, но находила

нужные повороты.—А ты давно на радио? Что-то я тебя

раньше не видел,—спросил я, на ходу начиная «свет¬

скую» беседу.
—	Меньше года...
—	А до этого что делала?
—	Училась на факультете журналистики, закончила.

А еще раньше ездила со студенческими батальонами на

уборку хлопка и кофе. А еще раньше—учила грамоте

крестьян во время Кампании, а до этого воевала в город¬

ской герилье **... Я ведь из СМ...
—	СМ?
*	Сокращенное от компаньеро—товарищ (исп.).
** Герилья—партизанские боевые действия.
184

—	Ну да, из Сандинистской молодежи. СМ—это

сокращенно.
—	А где тебе пришлось работать во время Кампании?
—	На севере, в департаменте Хинотега...
—	Трудно было?
—	Трудно, компа. Впрочем, это отдельный разго¬

вор, потому что Кампания — особенное время. Было

трудно и радостно, иногда было просто невыносимо. Но

никогда я не испытывала большего удовлетворения от

того, чем занималась. И ни один из периодов моей

жизни, даже герилья, не дал мне большего опыта и

знания жизни. Словом, отдельный разговор, найдешь

время — расскажу...
Так я услышал
Рассказ бригадиста
—	Я родилась и выросла в мелкобуржуазной семье.

Мои родители держат небольшой магазинчик здесь, в

Манагуа,— пульперию. Вообще, с наследственностью

мне приходится бороться и до сих пор. Нет-нет, напрасно

смеешься. Ты меня ведь не знаешь, а я иногда бываю

избалованной, капризной, упрямой. Честно говоря, недо¬

статков во мне гораздо больше, чем достоинств. Я, если

хочешь, и в герилью попала из-за каприза—рассорилась

с матерью и сестрой. Надоели их чопорность и «прили¬

чия». Ну и решила назло им помогать сандинистам. Это

уже потом пришло понимание и сознательность. Хотя

тоже, как посмотреть... Умом я понимала, что воюем за

народ, за будущее, за лучшее будущее для народа... А вот

что это, мой народ, какой он, чего он ждет от будущего?

Думаешь, я знала? Нет. Мне казалось, что знала. Просто

казалось, и все. Мое знакомство с народом началось

позже, в марте 1980-го.
Меня направили в местечко под многообещающим

названием Ла-Рика (богатая.—Авт.), что километрах в

сорока к северу от Сан-Себастьяна. Если ты бывал в тех

местах, должен помнить это селение в горах. Из него на

север уходит узкий проселок через горы до Ла-Рики. Там

он обрывается, и уже до самой границы с Гондурасом

ничего и никого нет, только леса да горы...
185

Добралась я туда к вечеру. Боже мой, Ла-Рика! Ужа¬

сающая бедность—десяток бамбуковых и дощатых хи¬

жин, пульперия, голые детишки со вздутыми животами,

тощий мул у коновязи, женщины-старухи... Такой жизни,

такой нищеты я еще не видела. Местечко встретило меня

неприветливо, молчком. Правда, все со мной здорова¬

лись. Потом я узнала, что в наших деревнях так

принято—здороваться со всеми, даже с незнакомыми.

Разыскала алькальда. Средних лет жилистый крестьянин

с глубокими морщинами на лице. Звали его дон Педро

Берриос. Представилась, сказала, зачем приехала к ним.

Пока говорила, алькальд только крутил головой и

вздыхал.
—	Виноват, сеньорита,—неторопливо, протяжно

промолвил он наконец и так критически, с насмешкой

оглядел меня с ног до головы.—Я, конечно, вам помогу,

раз власти вас прислали. Однако думаю, сеньорита, ниче¬

го у вас не выйдет. Лучше вам, сеньорита, завтра поутру

обратно в город подаваться. А переночевать я вас

устрою, об этом не беспокойтесь...
«Ха, в город подаваться! Не на такую напал!»—

думаю, но промолчала, хотя уж и достойный ответ

сложила.
—	Ведите,—только и сказала.
Идем по единственной улице к самой крайней хижине,

а за нами—толпа мальчишек горланит: «jProfesora bella,

que me quieras siempre!»*
Хижина—земляной пол, голые стены, очаг за перего¬

родкой. Ну такой: камни, глиной обмазанные, без трубы.

Дикий банан листьями по крыше скребет, лес перешепты¬

вается... Темно, жутко...
—	Да вы не бойтесь, сеньорита,—говорит дон

Педро.—Ничего с вами не случится за одну-то ночь.

Сейчас и гамак вам принесем, и хворост, и лампу. Лампу

я вам свою отдам, керосиновую. Растопите очаг, кофе

попьете...
Растопите очаг... До полуночи с ним промучилась,

сажей перепачкалась, сколько хворосту извела, а расто¬

пить так и не сумела. Легла спать без кофе. Не спалось,

мысли одолевали, и все нерадостные, грустные какие-то.

Плакать хотелось. А может, и всплакнула, не помню.

Утром поднялась по-городскому, часов в восемь. Открыла
*	«Учительница-красавица, полюби меня навсегда!» (исп.)
186

глаза, вижу, дон Педро на пороге сидит, ждет. И, пони¬

маешь, компа, вдруг мне стало отчего-то стыдно, неудоб¬

но. Вроде все идет нормально, спокойно, а вот стыдно. И

так меня это разозлило, что решила я с алькальдом не

церемониться.
—	Дон Педро,—говорю как можно строже,—где лю¬

ди, почему не пришли на занятия? Вы — власть здесь,

должны обеспечить явку...
—	Где ж им быть, людям,— спокойно и опять нас¬

мешливо отвечает он,— в поле уже давно. Как солнце

встало, в поле ушли. Ну, надумали возвращаться?
—	Нет.
—	Нет так нет. Гнать я вас, сеньорита, не могу,—

потом усмехнулся, взглянул на меня хитро, с при¬

щуром:— Тогда давайте покажу, как очаг растап¬

ливать...
Я к зеркалу. Dios! Лицо, шея — все в саже... Ах, компа,

сейчас, с высоты того опыта, понимаю, какой само¬

надеянной и глупой девчонкой была. Конечно, город¬

ская сеньорита—чистенькая, лак на ноготках, в

джинсиках — и учительница. Да не поверили они мне,

крестьяне. Чужой я им была, чужой бы и осталась, если

бы не дон Педро и Виктор, командир нашей бригады

добровольцев.
Между нами, мне и до сих пор кажется, что дон Педро

в меня влюбился. Смешно, правда? Серьезный человек,

вдвое старше меня, семья большая,—и влюбился в го¬

родскую девчонку... Нет, разумеется, иная то была лю¬

бовь. Как к дочери, что ли. Опекал он меня, помогал,

защищал. Там за мной вздумал приударить некий Ма¬

нуэль, здоровенный и наглый парень. Не добившись

взаимности, начал вредничать, мстить. Срывал занятия,

в хижину мою врывался или, напившись кусусы, ходил по

хутору и грозился поколотить, а то и убить... Словом,

можешь себе представить этого деревенского донжуана.

Так вот, дон Педро однажды остановил его около пуль-

перии и, хоть невелик был ростом, но силу, видно, имел

немалую, бросил Мануэля в пыль. С ног сбил. На глазах

у всего народа, представляешь? Потом вынул мачете,

упер ему в горло и серьезно, веско, не шутя сказал:
—	Оставь в покое учительницу, Маноло. Еще раз

увижу, что пристаешь, зарублю...
Мануэль после этого случая передо мной за двадцать

шагов сомбреро снимал. Но все равно поначалу ничего у
187

меня не ладилось. Даже несмотря на помощь дона Пед¬

ро. В первые недели удавалось собрать не больше пяти

человек на занятия: дон Педро с женой и свояченицей да

двое почти взрослых его сыновей. Сколько раз я плакала

тайком, уйдя за деревню. Навзрыд ревела от отчаяния и

беспомощности. Пожилые крестьянки, когда у них что-то

не получалось, вставали и уходили. «Оставьте меня в

покое, сеньорита,—говорили они мне,—стара я учиться,

да и вы чересчур молоды меня учить». Так и заканчива¬

лось большинство уроков.
Положение спас Виктор. Как-то собрал он всех нас,

бригадистов, которые по окрестным хуторам жили, и

сказал: «Ребята, трудности у нас одинаковые. Давайте

вместе подумаем, что нам делать. Мне кажется, чтобы,

завоевать доверие крестьян, нужно выйти с ними в поле,

трудиться вместе с ними, жить их жизнью. И не просто

работать с ними, а работать не хуже их. Будет трудно,

может быть, очень трудно. Но это единственный путь к

их сердцам».
Так я и поступила. Пошла утром с крестьянами в

поле. В первый день едва добрела до своей хижины.

Следующим утром едва поднялась — болело все тело, все

суставы. На третий день с помощью дона Педро сделала

почти половину того, что обычно делает крестьянка за

рабочий день. На четвертый я хотела все бросить и уехать

домой, но вечером после работы в мою хижину пришли

уже восемь женщин и трое мужчин. Мы долго

разговаривали, они расспрашивали меня о революции, о

Сандино, о жизни в столице. Следующим вечером при¬

шли уже пятнадцать человек, потом двадцать... Вот и

сложился мой класс.
Пять месяцев я учила их читать и писать вечерами, а

днем они учили меня нелегкому крестьянскому труду.

Про джинсы и маникюр я и думать забыла. Ходила, как и

все крестьянки, в ситцевом выгоревшем платье, верево¬

чных сандалиях. Научилась печь великолепные тор-

тильяс, топить очаг, обмолачивать кукурузу... Многому

научилась. А главное, узнала, как живут крестьяне, о чем

думают, о чем мечтают. Разве смогла бы я приобрести

такой опыт, оставаясь в Манагуа? Никогда. И, представ¬

ляешь, ведь мои бывшие ученики до сих пор пишут мне

письма! В JIa-Рике уже давно открылась школа, но связи не

теряем, потому что крепко подружились в эти месяцы.
188

*	* *
В Манагуа создан и существует с 1981 года Музей

Кампании по ликвидации неграмотности. В его архивах

хранятся интереснейшие документы, рассказывающие о

том времени.
Письмо матери двум дочерям, ушедшим в далекий

департамент обучать крестьян грамоте:
«Дорогие доченьки!
Сегодня утром, проснувшись от утренней свежести,

по привычке направилась в вашу комнату, чтобы укрыть

вас, как делала это всегда, пока вы жили в родном доме.

Но вдруг вспомнила, что вы уже почти месяц живете

вдали от меня. Я присела на край кровати и, признаться,

всплакнула, потому что представила, как вы спите сейчас

в хижине, может быть, на голой земле, уставшие от

тяжелой крестьянской работы. Наверное, вы исхудали.

Не болеете ли?
Но потом я подумала, что лишения, которые вам

приходится испытывать в эти четыре или пять

месяцев,— лишь малая толика того, что испытывают

годами, всю жизнь наши крестьяне. Я сумела побороть в

себе естественное желание каждой матери немедленно

броситься вам на помощь, избавить вас от трудностей,

защитить.
Те люди, которых вы обучаете грамоте, с рождения и

до смерти живут в нищете, в тяжких трудах. Их дети

умирают от болезней и голода, да и сами они за всю жизнь

редко едят досыта, в их хижинах нет света, кроме

тусклого огонька коптилок, заправленных маслом. Вам

трудно сейчас, я понимаю. Вы привыкли к иной жизни, к

иным условиям. Но это ваш долг, доченьки,—дать этим

людям свет знаний, сделать для них все, что в ваших

силах. Крепитесь. И да поможет вам бог в этом благо¬

родном деле,
любящая вас мама—
Фресия Ванегас.
Леон, 27 апреля 1980 года».
Еще письма. Сотни, тысячи писем благодарности от

тех, кто научился грамоте. Они написаны коряво, строчки

разбегаются по страницам: уползают вверх, падают вниз,

скользя по краю листа. Но сколько искренности, сколько

радости и чувства в этих неровных строках!
189

Я приведу некоторые из писем, сохранив по возмож¬

ности в переводе орфографию оригиналов:
«Компаньеро Карлосу Тунирману, министру Просвеще¬

ния нашей революционной Никарагуа.
Прими компаньеро мои приветы и я их посылаю тебе с

радостью. Как я теперь сам могу их написать своими

руками. Хочу учиться дальше, но пака у нас нет школы.

Но я и мои дети и жена тоже будем все одно учиться как

говорят школу в кааперативе построят. Вива Сандино!
Мариано Флорес.

Тотогальпа, что в департаменте Мадрис.
26.6.80».
«В правительство от Марты Дальмос из Эль вьехо,

квартал 2.
Спасибо сеньоры! Мы уже умеем читать и писать.

Благодарим революцию! Будем бороться за революцию

будем всегда помнить тех кто погиб за наше щастье. С

революционным и горячим приветом Марта Дальмос и ее

дети
Хосе, Антонио, Фернандо, Ана-Роса, Хуан и Вилли.

Вилли шесть лет но он тоже знает писать».
«Компаньерос руководство СФНО!
Мне только щас пришлось научиться читать и писать. А

мне сорок три. Но я как малый ребятенок увидел свет и

рад этому. Хочу написать спасибо. Сказать я его уже

сказал. Теперь написать хочу спасибо бригадистам Миге¬

лю из Манагуа и Норме из Леона. Они нас учили и они

стоящие революционеры. Вот и все.
Вива наша революция!
Хосе-Мануэль Монтальван по прозвищу Эль Гордо.

Сан-Хуан-де-Лимай в Эстели».
*	* *
Судьбы юных
Разбирая старые дневниковые записи, относящиеся к

сентябрю 1981 года, к первым месяцам моего знакомства

с Никарагуа, я случайно натолкнулся на эту:
«Мальчишки... Не знаю, где они ночуют. Наверное, в

развалинах, которыми изобилует центр старого Манагуа,

разрушенный землетрясением 1972 года. После наступле¬

ния сумерек, проезжая мимо этих руин по узким, зарос¬
190

шим бурьяном улицам, нет-нет да и увидишь слабый

огонек костра, который выхватывает из темноты их бес¬

форменные контуры. А может быть, они спят в дощатых

халупах Восточного рынка, раскинувшего на километры

свои убогие навесы и пустыри, заваленные отбросами.
Однако с первыми лучами еще не жаркого утреннего

солнца они появляются на перекрестках у светофоров, у

ресторанов, кафе, дешевых забегаловок, проносятся по

улицам с ящиками для чистки обуви за спиной... Грязные,

одетые в лохмотья, всегда голодные. Дети, которых вой¬

на и репрессии Национальной гвардии оставили без роди¬

телей. В Никарагуа их сорок тысяч.
—	Как тебе живется, приятель?—спрашиваю я у од¬

ного из них, чумазого малыша лет восьми, который

протирает засаленной тряпкой стекло моей машины, по¬

ка горит красный свет.
—	Хорошо, только есть очень хочется,—бойко отве¬

чает он и весело улыбается, сверкая черными гла¬

зенками.— Готово, сеньор! Пятьдесят сентаво...
Он, этот мальчишка, которому надо ходить в школу,

читать добрые и умные книги, досыта есть, чтобы расти,

действительно считает свою жизнь хорошей. Ведь он не

помнит и не знает другой, по-настоящему хорошей жи¬

зни. Той, в которой бы о нем заботились, в которой бы

его любили.
От войн, нищеты, эпидемий в первую очередь страда¬

ют дети. Слабые, беззащитные, наивные, чистые, они

становятся первыми жертвами насилия и жестокости,

голода и болезней. Нет в мире ничего более радостного,

чем улыбка ребенка, и нет ничего более несправедливого

и ужасного, чем детская смерть.
В истории каждой страны были горестные моменты

войн и бедствий. Но они проходили, оставляя глубокие

шрамы в памяти народов. И сегодня, с восхищением и

умилением смотря на улыбки своих детей, мы подчас

забываем, что миллионы других детей не умеют улы¬

баться. В наши дни, когда человечество достигло высот

технического и научного прогресса, сотни тысяч детей

умирают от дизентерии и полиомиелита, миллионы уга¬

сают от постоянного недоедания, гибнут от бомб и на¬

палма... Почему?
Империализм.
Монополии и концерны, гигантские спруты трансна¬

циональных корпораций грабят целые страны, выжима¬
191

ют из них все соки. И для обеспечения себе сверхприбы¬

лей, для того чтобы продолжать грабить, развязывают

большие и малые войны, насаждают диктатуры и фа¬

шистские режимы. До детей ли тут! До чужих ли, когда и

на своих — американских, английских, французских,— на

тех, кто победнее, наплевать! Так было и в Никарагуа до

19 июля 1979 года: грабили, хозяйничали, господствова¬

ли, а послушный воле монополий режим убивал отцов и

матерей.
И сердце сжимается от боли при виде пятилетней

девчушки, которая, усадив под дерево младшего братиш¬

ку, дергает за рукава прохожих и, заглядывая в глаза,

жалобно тянет: «Дайте песо, сеньор... Одно только песо,

купить хлеба...»
Вот такая, в общем, невеселая запись. Но сделана она

была, что называется, под впечатлением увиденного. В

1981 году подобные сцены встречались часто, к сожале¬

нию. И не только в Манагуа.
*	* *
Статистика
До 19 июля 1979 года
—	детская смертность составляла 121 умершего ре¬

бенка на 1000 рожденных;
—	68 процентов детей в возрасте до 6 лет страдали

хроническим недоеданием;
—	средняя продолжительность жизни — 55 лет;
—	уровень безработицы — 33 процента, т. е. 250 ты¬

сяч никарагуанцев, способных трудиться, не могли найти

работу;
—	платное медицинское обслуживание, основанное

на системе частных медицинских учреждений.
В 1984 году
—	бесплатное медицинское обслуживание, основан¬

ное на государственной системе здравоохранения;
—	детская смертность снижена до 58 умерших на 1000

рожденных;
—	с 1982 года не отмечено ни одного случая заболева¬

ния полиомиелитом;
—	средняя продолжительность жизни — 58 лет;
—	уровень безработицы снизился до 11,3 процента.
192

*	* *
В 1983 году правительство Национального возрожде¬

ния начало кампанию по борьбе с детской беспризор¬

ностью. В ней участвовали министерства внутренних дел,

социального обеспечения и здравоохранения. Организо¬

вано три специальных центра, где дети, потерявшие ро¬

дителей, живут, учатся, овладевают ремеслами и профес¬

сиями. Словом, детские дома. Один из них, «Ла-

Маскота», действует в столице. В «Ла-Маскоте» я и узнал

Генри Санчеса.
Впрочем, если быть точным, знакомство наше про¬

изошло километров за семь от детского дома, на Восточ¬

ном рынке.
Мы с Хосефиной Рамос, директором Национального

центра по делам детей, проезжали по узкой, шумной и

извилистой улочке рынка. В открытые окна машины

неслись запахи жаровен, крики торговок, обрывки фраз

прохожих... Ехать приходилось медленно и осторожно,

раздвигая толпу воем клаксона. Мы ехали молча, ра¬

зомлев от жары в раскаленной машине,—до перекрестка,

сулившего нормальную автомобильную скорость и спа¬

сение от Восточного рынка, было еще достаточно далеко.

Вдруг Хосефина с неожиданным для ее комплекции и

степени доктора юриспруденции проворством выскочила

из машины и ко всеобщему изумлению нырнула под

прилавок. Через мгновение она появилась вновь, тяжело

дыша и отряхивая брюки одной рукой. Другой она воло¬

чила за шиворот чумазое и оборванное существо с коп¬

ной вьющихся, жестких и невероятно пыльных волос.

Существо это упиралось с удивительной энергией, злобно

пыхтело и громко шмыгало носом. Совместными усили¬

ями нам все же удалось водрузить его на заднее сиденье и

захлопнуть дверцу. Существо немного помолчало, еще

раз двинуло пуговкой носа, сердито сверкнуло темными

глазами и произнесло:
—	Меня зовут Генри Санчес. Донью Хосефину я уже

знаю. А ты кто такой?
Я в свою очередь представился. Потом мы заехали в

интернат-распределитель, где Г енри отмыли и переодели.

Он сменил гнев на милость, и мы разговорились. Ему

скоро исполнится тринадцать, живет один, любит путе¬

шествовать. За последний год прошел все Тихоокеанское

побережье Никарагуа, неизменно, однако, возвращаясь
9-2255
193

в Манагуа. Ночует где придется: в развалинах центра, на

Восточном рынке под прилавками, на пустырях. Ест как

придется: или что-то подадут, или украдет, часто совсем

не ест. Из интерната удирал уже пять раз. Непременно

удерет и в шестой. Надо только немного передохнуть и

подкормиться. Почему? Во-первых, есть одно очень важ¬

ное дело, во-вторых, в этом интернате-распределителе

скучно. Вот, если бы попасть в «Ла-Маскоту», тогда бы

он еще подумал. Говорят, там можно выучиться даже на

механика, а моторы он любит.
—	Ну что с ним прикажете делать? — вступает в раз¬

говор Хосефина Рамос.— Ведь опять удерет. Придется,

наверное, отправить его в «Ла-Маскоту». Все туда хотят

попасть, а в детском доме только пятьсот мест...
После того как мы доставили Генри в вожделенный

«Ла-Маскоту» и он дал клятвенное обещание Хосефине

не предпринимать впредь попыток к бегству, она допол¬

нила его рассказ. Генри—круглый сирота. Мать умерла,

когда он был еще совсем малышом, отец погиб при

освобождении города Масая. Но Генри отказывается

верить в его смерть и ищет отца по всей стране. Это и

есть то самое «важное дело».
Генри Санчеса мне увидеть больше не пришлось.

Однако я доподлинно знаю, что судьба его сложилась и

он в конце концов станет механиком, как мечтал. Ведь в

«Ла-Маскоте» Генри остался, не удрал. Вообще, надо

сказать, что за три с лишним года, проведенных мной в

Никарагуа, изменилась к лучшему судьба многих юных

никарагуанцев. Перемены происходили прямо на глазах,

и прямо на глазах редели и исчезали с улиц Манагуа и

других городов стайки оборвышей и попрошаек, «вдох¬

новивших» меня в сентябре 1981-го на ту дневниковую

запись.
И, разумеется, дело тут вовсе не в детских домах и

интернатах. Вернее, не только в них. Их катастрофически

не хватает, об этом говорила мне Хосефина Рамос. Пока

у молодого государства, к сожалению, очень мало возмож¬

ностей для строительства необходимого количества

детских учреждений. Нет средств, нет строительных ма¬

териалов, не хватает квалифицированных кадров, учеб¬

ников, одежды, игрушек... Причиной тому грабеж амери¬

канских монополий и сомосовских чиновников, война,

империалистическая агрессия, экономическая блокада

республики, установленная США.
194

Мне посчастливилось стать свидетелем одной из пере¬

мен. На протяжении всех трех лет мы с Маурисио встре¬

чались, потом расставались надолго, ничего не зная да,

пожалуй, и не вспоминая друг о друге, затем встречались

вновь, радуясь встрече.
Впервые я обратил на него внимание тогда же, в 1981

году. С утра и до вечера Маурисио вертелся на одном из

оживленных перекрестков Манагуа. Неизвестно, где и

каким образом подхватил он наше словечко «привет», но,

завидев мою машину, он издалека махал рукой и кричал

на всю улицу: «Привет, русо!» И пока горел красный свет,

мы с ним болтали о том о сем, он угощался моими

сигаретами, а в это время его команда занималась «биз¬

несом». Человек семь-восемь мальчишек перебегали от

машины к машине и совали в окна кульки с мандарина¬

ми, газеты, жевательную резинку, растекшиеся от жары

карамельки. Так они зарабатывали на жизнь. Сам Мау¬

рисио в набегах на машины не участвовал. У него было

более солидное «дело». Ранним утром он устраивался на

крыльце кафе на углу, аккуратно и неторопливо раскла¬

дывал на специальном ящике коробочки с ваксой, щетки,

бархотки с лоснящейся от крема поверхностью... Маури¬

сио чистил обувь. Однако перекрестком «заведовал»

именно он, и мальчишки молча признавали его авто¬

ритет.
Однажды в сильный ливень, один из тех, что залива¬

ют столицу «зимой» — в сезон дождей, я заскочил в то

кафе переждать. Маурисио, как и всегда, был на своем

посту—сидел скорчившись на ступенях, накрывшись с

головой куском полиэтиленовой пленки от водяных

брызг, залетавших под навес. Я пригласил его переку¬

сить. Он не заставил долго себя уговаривать, но из

чувства «приличия» все же решил дать необходимые

разъяснения.
—	Вообще-то, есть я не хочу,—проговорил он, с уди¬

вительной быстротой опустошая тарелку.—Но сегодня я

не пообедал, некогда было. Вот бы еще стаканчик кока-

колы... Очень нравится кока, а хозяин здесь мне в кредит

не дает...
Ливень все еще бесился на мостовой, постепенно прев¬

ращая улицу в мутную и бурную реку. Тяжелые, низкие

тучи повисли над городом. Было серо, пасмурно, мокро и

уныло.
9'
195

—	Трудно мне с ними, русо,—говорил Маурисио,

поглядывая сквозь мокрые стекла кафе.— Ведь главное—

чтоб было по справедливости. Ребята все разные: есть

постарше, есть поменьше, одни послабее, другие посиль¬

нее. А в нашем деле хитростей много—первым подбе¬

жать к машине, занять лучшее место под светофором...

Если по справедливости, то очередь нужно установить,

нужно, чтоб старшие маленьким помогали, ну, поднима¬

ли их к окнам, а то ведь до иных и не дотянуться им.

Есть-то всем хочется, у всех дома кто-то ждет. Братья

там или сестры, которым вечером еду надо принести.
Маурисио было тринадцать лет. Жил он с матерью и

тремя младшими братишками. Отца не было—убили

гвардейцы. Учиться еще не начинал: мать больна и не

может работать, всем пятерым приходится жить на его

заработок. Нелегко, конечно. Но что же делать? Вот

жизнь получше станет, тогда можно и об учебе думать.
—	Думаешь, станет лучше жизнь?
—	А как же?—удивился Маурисио моему вопросу.—

Обязательно. Революция только началась. А уж потом

она нам обязательно поможет.
Прошел год. В маленькой автомастерской, куда я

пригнал на ремонт «жигуленок», мне вновь повстречался

Маурисио. Он обрадовался мне как старому знакомому.

Да и я был рад его видеть. Он заметно вырос, руки его

по-прежнему были перепачканы по локоть, но теперь уже

не ваксой, а машинным маслом. Он учился на механика и

уже ходил в первый класс школы для взрослых. Мы

присели на ржавый бампер какого-то «фольксвагена» во

дворе мастерской. Маурисио солидно протянул мне пач¬

ку сигарет. Закурили молча и не спеша, как и подобает

взрослым и самостоятельным мужчинам.
—	Как дела, Мауро?—спросил я.
—	Ничего,— вздохнув, ответил он.— Мама умерла в

августе... Живем теперь вдвоем с братишкой. Двух млад¬

ших приняли в «Ла-Маскоту». Я их навещаю. Да им там

отлично: сыты, одеты, учатся, играют... Ребята с пере¬

крестка разошлись кто куда. Работают, как и я. Помнишь

Рикардо? Невысокий такой, худой... Все время в голубой

майке бегал. Так вот он к родственникам на юг подался...

Маноло взяли с собой парни из резервного батальона,

ушел с ними на север. Воюет сейчас, наверное. Знаешь,

русо, мне читать понравилось. Интересно. Интересней,

чем кино. Кино посмотрел и вышел, а тут читай себе и
196

читай. Прочел одну книгу, бери другую... Слушай, ты

говорил, у тебя книги есть. Дашь?
С тех пор Маурисио часто прибегал ко мне. Возбуж¬

денный, радостный, вечно куда-то торопящийся. Выпа¬

ливал новости: «Был с молодежной бригадой на сборе

хлопка. Мировые парни. Дружные, веселые. Там один так

поет и на гитаре играет, заслушаешься...», «Вступил в

Сандинистскую молодежь. Ячейку у себя в мастерской

сбиваю...», «Записался в народную милицию. Карабин

сейчас изучаем: сборка, разборка. И стрелять на полигон

уже ездили. Бабахает—оглохнешь...».
Почти незаметно пробежал еще один год. Маурисио

вновь пропал. В ежедневной суете, в журналистской кру¬

говерти я, признаться, забыл о нем. Иногда налетала

тревога: «Не случилось ли с ним чего-нибудь?» Но опять

время подхватывало, несло, вертело, засыпало собы¬

тиями...
Последняя наша встреча произошла накануне моего

отъезда. Недели за три до него случилась мне команди¬

ровка на север, в районы боевых действий Сандинистской

народной армии. Обстановка в те дни накалилась

донельзя—приближались выборы, первые в истории Ни¬

карагуа демократические выборы, и «контрас» усердство¬

вали, отрабатывая полученные от Белого дома доллары.

Пентагон начал концентрацию американских войск у гра¬

ниц страны, бряцали оружием армии марионеточных

режимов соседних стран... Словом, опасность прямой

интервенции была реальной, как никогда. И все в стране

понимали: сомосовские группировки, вторгшиеся в пре¬

делы республики, должны быть разбиты. Молниеносно,

наголову, одним ударом. Только так можно было удер¬

жать Рейгана от очередной кровавой авантюры. Бои шли

жестокие.
В поселок Эль-Хикаро мы приехали под вечер. Было

тихо. На горы Сеговии уже наползал туман, скрывая

синие леса под белой пеленой. Исчезли тени, из темных

провалов ущелий надвигалась ночь, и лишь вершины

разрывали туманный полог, словно плыли в неверном,

призрачном свете сумерек.
На тесной соборной площади, окруженной чахлыми

кустами и кособокими домишками под черепичными

крышами, подмигивал огонек костра, слабо тенькала

гитара, и ветер относил в сторону ее звон.
—	А вы о последнем бое лучше Маскоту спросите, он
197

у нас отличился,—негромко сказал капитан Сесар Лар-

гаэспада, помешивая веточкой кофе, булькавший в котел¬

ке над костром. Сидевшие вокруг солдаты заулыбались.

Красные блики плясали по их смуглым лицам.—Ну чего

смеетесь! Вы-то привычные, а парнишка первого сомо-

совца застрелил... Это понять надо. У каждого первый

был, и каждый тоже переживал. Сейчас вы все храбрые,

вспомните-ка себя тогда. Каково было?
—	Я лично радовался,—угрюмо проговорил широко¬

плечий ополченец, до глаз заросший густой черной

бородой.— Радовался и жалел, что только одного

шлепнул...
Капитан недоверчиво махнул рукой:
—	Человека убить—не муху шлепнуть...
—	А я их до того столько раз в мыслях да во сне

убивал,—не сдавался бородач,—что, когда до дела до¬

шло, только пожалел, что мало. Во сне легче полу¬

чалось...
—	Понимаешь, компаньеро,—капитан приподнялся

на локте и взглянул на меня, словно приглашая в судьи.—

Мальчишка совсем, мы его Маскотой зовем—талисман

значит. Недавно попал в батальон. Вообще на войну

недавно попал. И в первом же бою, чуть не в упор, убил

сомосовца. В горячке-то и внимания не обратил, а потом,

когда увидел его... Ну, заплакал парень... Понятно,

нервы—первый бой, первый убитый... А эти смеются. Но

мальчишка действительно молодец, стреляет отлично и

не трус.
Маскотой оказался Маурисио. Он сменился с караула

и молча подошел к костру, где усталые солдаты коротали

ночь. Мне не спалось, поэтому по единодушному реше¬

нию я взял на себя роль «кочегара»—сидел на разогре¬

том от огня куске брезента и подбрасывал в костер ветки

из приготовленной заранее кучи хвороста. Вот тут и

подошел Маурисио.
Сколько мы не виделись? Пожалуй, больше года. Он

раздался в плечах, повзрослел, над верхней губой темнел

легкий пушок. Поначалу разговор не задался. Он отвечал

вяло, как бы нехотя.
—	Ничего, Маурисио, понятно. Первый бой...— по¬

пытался я утешить его словами капитана.
—	Да не в том дело, компаньеро. Вот тебе, тебе

приходилось стрелять в человека, убивать?
—	Нет.
198

—	А сколько тебе лет?
—	За тридцать...
—	А мне шестнадцать, и я уже убил...
Он опять замолчал, глядя в огонь. Молчал и я.
—	Но ведь так было нужно,—вдруг задумчиво сказал

он, не отрывая взгляда от огня.— И будет нужно, пока

они лезут к нам, правда? Значит, стрелял я по справедли¬

вости, правда?
—	Правда, Маурисио.
И мне вспомнилось светловское: «Черный крест на

груди итальянца. Ни резьбы, ни узора, ни глянца...»

Потом вот это: «Я стреляю—и нет справедливости

справедливее пула моей...» Правда, Маурисио.
Батальон 30-62
Я уверен, что когда-нибудь революция поставит па¬

мятник в центре-Манагуа, на широкой, открытой всем

ветрам площади имени 19 июля. Он будет виден отовсю¬

ду, из любой точки города: с холма Тискапа, из рабочих

кварталов Северного шоссе, от приземистых, утопающих

в садах корпусов университета. Памятник резервным ба¬

тальонам, народным ополченцам, тем, кто уходил с этой

площади в горы Матагальпы, Хинотеги и Сеговии, во

влажную сельву Селаи, дышащие жаром долины Чинан-

деги. Тем, кто в тяжелый для родины час добровольно

взялся за оружие, чтобы отстоять завоевания революции,

защитить страну от интервентов.
Резервные батальоны... Они формировались на фаб¬

риках, и в университетских аудиториях, в учреждениях и

госхозах. В те тяжелые, первые месяцы 1983 года Санди-

нистская молодежь сформировала десять батальонов.

Они так и назывались—молодежные. Студенты, школь¬

ники старших классов, рабочие, шоферы, крестьяне...
Резервный батальон 30-62 создавался в Манагуа. Са¬

мому старшему из его бойцов было двадцать два года,

самому младшему — пятнадцать. 6 января, ранним ут¬

ром, когда вдали, за озером, только начинало сереб¬

риться темно-синее ночное небо, с площади по пустын¬

ным авенидам и бульварам потянулась на север колонна

грузовиков. Батальон 30-62 уходил в горы. Вернуться ему

предстоит уже не в полном составе.
Стая металась в кольце облавы. Настороженная, още¬

тинившаяся, страшная в безысходности отчаяния. Горы,
199

горы кругом, куда ни кинь взор. Изумрудно-зеленые,

синие вдалеке, поросшие густым лесом, такие мирные и

спокойные на первый взгляд. Но нет мира сегодня в этих

горах. Быть может, сейчас вон по тем склонам проби¬

рается звериной тропой ослепленная ненавистью и стра¬

хом стая.
Они пришли из Гондураса. Несколько группировок, в

совершенстве постигшие науку убийства в тренировоч¬

ных лагерях под руководством американских инструкто¬

ров. Больше тысячи человек, готовых на все, вооружен¬

ных американскими и израильскими автоматами, мино¬

метами и пулеметами. Кровавый и дымный след потя¬

нулся за ними по никарагуанской земле. Жалости нет,

сострадания нет, пощады нет. Все это выбили инструкто¬

ры из них там, за чертой границы. Есть изуверская

жестокость по отношению к слабому и подлая трусость

перед сильным. Их потрепали в пограничных боях, рассе¬

яли и перекрыли все пути отхода обратно в логово. Тогда

они сбились в стаю и пришли сюда, в эти горы, что

раскинулись на многие десятки километров в департа¬

ментах Матагальпа и Хинотега.
Неумолимо сжималось вокруг стаи кольцо облавы,

приближая с каждым днем возмездие. Огрызаясь, пока¬

зывая стальные клыки, металась стая в тщетных поисках

выхода и, не находя его, наталкйваясь повсюду на засло¬

ны армии, пограничников и народного ополчения, совер¬

шала новые преступления.
На пыльном и голом дворе отделения сандинистской

полиции в поселке Сан-Дионисио, бедные дома которого

прилепились к подножиям гор в семидесяти километрах

на север от Матагальпы, лежат под покрытыми бурыми

пятнами простынями пять трупов. Глухо, не разжимая

побелевших губ, обхватив ладонями виски, стонет над

ними худая, бедно одетая женщина. Уцепившись за по¬

дол ее вылинявшего зеленого платья, в голос ревут четве¬

ро ребятишек.
—	Мария Гутьеррес,—мрачно говорит мне полицей¬

ский сержант.— Мужа оплакивает. Пабло. Сейчас еще из

селения женщины набегут, такое начнется... В третий раз

с января на нас этакое горе сваливается. Озверели сомо-

совцы, скорее кончить бы их...
Лица мертвых изуродованы штыковыми ударами.

Мария узнала своего Пабло по сандалиям и тонкому

серебряному обручальному колечку на пальце. Узнала и
200

зашлась в крике, долгом, жутком, леденящем душу. По¬

том застыла, окаменела...
Всего лишь четыре часа назад пятеро крестьян, весело

переговариваясь, спускались по узкой и каменистой тропе

в долину. Они не чувствовали беды, поджидавшей их у

моста через бурную стремительную речушку Вьехо. Здесь

их, безоружных — одно мачете на пятерых,—и перехва¬

тила стая. Их тела, исколотые штыками, нашли на глад¬

ких, словно отполированных, каменных плитах под мо¬

стом и перенесли сюда, на этот пыльный двор. Так

мстила стая.
В горах третий день лил дождь. Окопы по щиколотку

наполнились водой, размыло тропы, пропитался влагой

лес, тонкие струйки стекали с широких листьев диких

бананов. Третий день отряд ополченцев—два взвода из

батальона 30-62—сидел в двух охотничьих хижинах на

перевале, ожидая приказа. Но приказа не было. Навер¬

ное, связные застряли где-нибудь внизу, не пробились

из-за ливня.
Провожая отряд, командир батальона, армейский

лейтенант, ткнул пальцем в карту и сказал: «Надо осед¬

лать этот перевал. Банда может попробовать там про¬

рваться. А может попытаться и в другом месте. Ждите

приказа. Без приказа с перевала ни шагу. Если «контрас»

на вас набредут, задержите их сколько сможете. Мы

подойдем, выручим...»
Ребята грустили — обидно, где-то в горах бродит бан¬

да, а ты сиди тут, жди погоды. Кончалось продовольст¬

вие, жевали сухие галеты, жарили неспелые, зеленые еще

бананы. Но главное—угнетало бездействие. Целый день

проводили они в отсыревших хижинах у костров, разве¬

денных прямо на земляном полу, разговаривали, спали,

выходя только на посты, в караул. Еще они мечтали.

Мечтали о том времени, когда кончится война, о будущей

жизни, какой она будет для каждого из них.
Сесар Бальядарес, сын плотника, мечтал стать механи¬

ком. Любил с детства копаться в моторах и тратил на них

все свое свободное время. Год назад он поступил в

автотехникум и был несказанно счастлив, учился с удо¬

вольствием, хотя приходилось трудно: нужно было подра¬

батывать, в семье, кроме него, еще десять детей. Прощаясь

с матерью на площади 19 июля, он сказал: «Я верю, что не

умру, мама. Жизнь только начинается, многое надо успеть

сделать». Сесар погиб в шестнадцать лет.
201

Габриэль Мадригаль добровольно вступил в ряды

народной милиции, а вечерами учился в педагогическом

техникуме. Хотел поехать в деревню, преподавать грамо¬

ту крестьянским детям. В горы ушел вместе со своим

старшим братом Альберто, студентом медицинского фа¬

культета столичного университета. Оба погибли рядом, в

одном окопе.
Освальдо Мансанарес был комиссаром отряда.

Единственный член СФНО в батальоне, участник борьбы

против диктатуры с 1976 года, он мечтал стать офицером

народной армии, а пока учился в вечерней школе для

взрослых.
Офицером хотел стать и Рикардо Авилес, который,

несмотря на восемнадцать лет, сумел повоевать с гвар¬

дейцами Сомосы во время национального восстания,

стать организатором ячейки молодых сандинистов в

своем квартале, побывать на Кубе в составе никарагуан¬

ской молодежной делегации. Он был подающим надежды

спортсменом и учился в техническом училище.
Роберто Талавера был рабочим на государственной

фабрике, активистом СМ. За два дня до ухода в горы у

него родилась дочь Анита. Отец так и не увидел ее, но

мечтал вернуться домой и вырастить из Аниты художни¬

цу. Он и сам неплохо рисовал.
Кем хотел стать Генри Баэс, никто не знает. Не знал

этого, пожалуй, и он сам. Ведь ему только что исполни¬

лось пятнадцать и нужно было еще доучиться в школе.
Командиром отряда был восемнадцатилетний Карлос

Лакайо, студент медицинского училища и санитар в од¬

ном из столичных госпиталей. Вот что он писал из Мата-

гальпы своим друзьям в Манагуа: «...Хочу сказать вам,

ребята, что настоящим революционером, революционе¬

ром на деле, а не на словах, быть очень трудно. Нужно

пройти через многие испытания, чтобы иметь право на¬

зывать себя им. Я очень рад, что здесь, в горах, в

нелегких условиях борьбы с бандитами, я прохожу одну

из таких проверок. Надеюсь с честью выдержать ее. С

революционным приветом, Карлос».
Их было пятьдесят парней, оседлавших перевал.

Двадцать из них погибли в бою.
Дождь прекратился ночью. С вершин сразу пахнуло

холодом, и Карлос, выйдя проверить посты, зябко пере¬

дернул плечами. «Тяжело сейчас ребятам в карауле

стоять в мокрой-то форме. Сменить их надо бы
202

пораньше...»—подумал он и вернулся в хижину. Дежур¬

ный отправился будить смену, а Карлос растолкал ко¬

миссара, который спал, уронив голову на шероховатые

доски самодельного стола.
—	Как думаешь, Освальдо, подсохнут тропы к

утру?—спросил он.
Тот вскочил, протирая глаза и потряхивая головой.
—	А дождь?—комиссар все еще не мог прийти в себя,

на правой щеке его краснел след от досок, лицо припухло.
—	Нету дождя, комиссар, нету! — радостным шепо¬

том закричал Карлос.—Завтра приказ придет—и в путь,

за бандой! Настигнем банду, комиссар?
—	Обязательно настигнем, командир! Только бы при¬

каз не задержался...
Армандо Монтеррей сидел, привалившись спиной к-

огромному камню на вершине холма. Ледяной ветер

пронизывал до костей, забирался под мокрую рубашку.

Армандо поднес часы к глазам: 3.15 утра, до смены еще

45 минут. Долго. Целая вечность. Хотелось спать. Он

представил себе, как сдаст пост сменщику, как придет в

хижину и выпьет горячего кофе... От таких мыслей стано¬

вилось немного теплее. Легкий, чуть слышный шорох

оборвал приятные думы. Армандо вгляделся в ночь, и

ему показалось, что темнота сгустилась и колыхнулась

навстречу.
—	Стой, кто идет?—крикнул он, вскочив на ноги. В

ответ раздалась автоматная очередь и взрыв гранаты...
Авангард банды численностью 150 человек, вооружен¬

ный минометами и гранатометами, именно в этом месте,

по планам главарей, должен был прорвать кольцо. Бой

начался. Длился он шесть часов.
Бенито Санчес, по прозвищу Локо*, не торопился.

Ночь. Неизвестность. Черт знает, сколько тут сандини-

стов, на этом перевале. Откуда они вообще тут взялись,

проклятые сандинисты, hijoeputa **. Ладно, ничего, пусть

пока минометная батарея и гранатометчики поработают.

А развиднеется, будет видно. Он держался спокойно,

спокойно отдавал приказы, расставлял по местам лю¬

дей. Но что-то тяжелое, подспудное, какое-то недоб¬

рое предчувствие ворочалось в глубине сознания. И
*	Сумасшедший (исп.).
** Грубое испанское ругательство (исп.).
203

оттого, что ему никак не удавалось поймать, ухватить

это чувство, понять его причины, Локо злился и нервни¬

чал. Хотя весь его немалый военный опыт, сначала сер¬

жанта Национальной гвардии, а потом главаря группи¬

ровки в двести стволов, говорил ему, что опасности нет.

Со стороны сандинистов не раздалось пока ни одного

минометного хлопка, ни одного выстрела из гранатомета,

да и пулеметы у них, судя по всему, только ручные...
Приволокли раненого мальчишку-часового. Он тяже¬

ло дышал, рубашка его была залита кровью. Ворочал

глазами и бормотал что-то сквозь зубы. Ишь, опоссум,

одной ногой в могиле, а морда злая, дать бы ему волю,

так и разорвал бы. Такие они все, сандинисты.
—	Чакон, слышь, Чакон,—позвал в темноту Локо.—

Поспрашивай-ка его. Мне нужно знать, сколько их, какой

части и чего им тут надо...
—	Si, jefe*,— радостным басом отозвался Чакон.
—	Да мы уж спрашивали, jefe,—одышливо прого¬

ворил начальник разведки, притащивший пленного.—

Молчит, сволочь. Вот за руку меня кусанул, гад. Шлеп¬

нуть его...
—	Успеется,— ответил Локо твердо.— А у Чакона и

не такие, как он, разбалтывались. Только не перестарай¬

ся, Чакон,—добавил он чуть громче.
Боли Армандо почти не чувствовал. Тупо, глухо ныло

изорванное осколками бедро, да хлюпало в груди, там,

куда вошла пуля. Но боли не было. Он полусидел, обло¬

котившись спиной о ствол сосны, широко расставив для

упора руки. Из неверного рассветного сумрака на него

надвинулась огромная темная фигура. Ухмыляющееся,

заросшее лохматой бородой рыло. Резкий запах пота.

Блеснуло лезвие ножа.
—	Ну, рассказывай, вояка.
Голос низкий, хриплый.
—	Нет, нет, нет!—Армандо сжал зубы, приготовил¬

ся, ждал боли. И она пришла, страшная, невыносимая...

Не вынести, не выдержать... Хватит, сволочь... Хватит...

Нож... Это он ножом... В рану ножом... Сволочь... Хва¬

тит, хва...
—	Заговоришь?
—	Нет!
И снова боль. В глазах белые взрывы. Сознание...

потерять бы... Умереть... Не выдержу...
*	Да, шеф (исп.).
204

Армандо стонал, откинув голову. Судорожно рвал

мох, ерзал руками по земле. Вдруг под левой ладонью,

из-под моха, острый камень. Острый, как клин сохи.

Спасение! Он отклонился чуть вправо, убрал руку и всей

тяжестью, со всей силой рухнул на левый бок, точно

угодив виском на треугольное жало камня...
Рассвирепевший Чакон долго пинал тело ногами. По¬

том по приказу Локо столкнул его в пропасть.
Минометный обстрел сменялся пулеметным. Затем в

дело опять вступали минометы. Рассвело, яркое, чистое

солнце поднялось над горами. В отряде появились пер¬

вые раненые, их перенесли в одну из хижин, но бандиты

пристрелялись: все чаще и все ближе к ней рвались мины.

Пришлось под огнем переносить раненых в более без¬

опасное место.
Первая атака сомосовцев захлебнулась, едва успев

начаться. За первой атакой последовала вторая, третья,

четвертая...
Братья Габриэль и Альберто Мадригаль сражались в

одном окопе в центре позиции. «Братишка,— вдруг про¬

говорил старший Альберто, удивленно взглянув на

брата,— ведь у тебя сегодня день рождения! Ведь тебе

сегодня семнадцать!» Они только что отбили очередную

атаку, и Габриэль подрагивающей от стрельбы рукой

вытер пороховую гарь с лица и улыбнулся. «Ребята! —

крикнул Альберто, высунувшись из окопа.—У Габриэля

сегодня день рождения!» «Поздравляем,—донеслось в

ответ,— сегодня вечером отпразднуем!»
' Через десять минут в окопе, где были братья, разорва¬

лась мина.
На четвертом часу боя'стали подходить к концу па¬

троны. Замолчал правый фланг обороны. Туда бросился

Карлос, подхватив ручной пулемет. Он поспел вовремя —

бандиты были в полсотне метров от линии окопов.

Меткие очереди быстро охладили их пыл, они

откатились, оставив за спиной несколько неподвижных

комочков в голубоватой форме. Командир отправил двух

бойцов в хижину—там еще хранился резерв: пять

заветных цинковых ящиков с патронами. Дождался их

возвращения и побежал обратно, низко пригибаясь к

земле, держа наготове пулемет. Вдруг он резко разогнул¬

ся, крутанулся на месте и рухнул навзничь. Выстрела

никто не слышал, никто не видел, откуда прилетела пуля,
205

сразившая Карлоса. Вражеский снайпер, видно, знал свое

дело. Команду принял Освальдо...
Патроны кончались. Ребята вставляли в карабины

последние обоймы. Поставил последний диск на свой

пулемет и Освальдо. Сомосовцы, почуяв это, усилили

атаки. В ход пошли штыки и гранаты. «Сдавайтесь,

сукины дети!»—кричали они, поливая окопы свинцом.

«Держаться!» — неслось по цепи железное слово.

«Держаться!»—шептал уже мертвыми губами Освальдо,

сползая по влажной стенке окопа.
«Держаться!»—кричал, выскакивая навстречу сомо-

совской атаке, Альберто Талавера, огромный, сильный,

зажав в руках карабин с пустым магазином. Ударом

приклада размозжил череп одному, всадил штык в друго¬

го и упал сам, перерезанный очередью. За ним поднялись

в контратаку все. Сомосовцы опять побежали.
В 9.30 утра Бенито Санчес скомандовал отход. Он

устал. Нет, не физически, силы ему было не занимать. Он

устал ждать перелома в ходе боя. Понял, что эти сопляки

его не пропустят. Сукины дети, сандинисты. Пусть сам

дон сеньор майор Федерико Гомес, главный шеф, ходит

на них в штыковые атаки. С него, сержанта Бенито

Санчеса, по прозвищу Локо, довольно. Не сумасшедший

же он в самом деле!
—	Собрать убитых и раненых!—гаркнул он злоб¬

но.—Живо.
—	Нам ведь по горам идти, jefe,— горячо зашептал

ему в ухо Чакон,— и неизвестно, сколько их тут еще

сидит. Вдруг опять бой...
—	Есть приказ не оставлять. Ты за меня, что ли,

перед майором оправдываться будешь?
—	Да с убитыми-то проблем нет,— нагло и хитро

ухмыльнулся Чакон.— Вон пропасть без дна, кто их там

найдет... Раненые. У нас их, тяжелых, двадцать семь. На

руках потащим? Или...
—	Ну и падаль же ты, Чакон,—тихо и безразлично

пробормотал Локо. Подумал, поскреб пятерней с грязны¬

ми ногтями щетину на подбородке.—Ладно. Кончай их,

только тихо. Дождись, пока уйдем, потом догонишь...

Кончай и всех в пропасть.
Ребята видели, как бандиты, не оглядываясь, скрыва¬

лись в лесу на противоположном склоне. Стая не вырва¬

лась из кольца.
206

*	* *
К сожалению, мне удалось узнать подробности лишь

о восьмерых из двадцати ребят, погибших в том бою. Те,

кто выжил, продолжают воевать с «контрас» на севере и

юге Никарагуа, и разыскать их, чтобы расспросить об

остальных павших, пока невозможно. Мне удалось пого¬

ворить только с двумя свидетелями боя.
О судьбе Армандо Монтеррея вообще не было извест¬

но до последнего времени. В списках батальона 30-62 он

числился пропавшим без вести. И только в июне 1984-го,

когда была окончательно разгромлена группировка Бе¬

нито Санчеса, а сам он попал в плен, прояснились обстоя¬

тельства гибели Армандо.
Однажды я заговорил с Ноэлем Ириасом из руко¬

водства Сандинистской молодежи 19 июля о подвиге

батальона 30-62.
—	Не думай, hermano, что мы позабыли тех

парней,—сказал он.—Ребята из редакции нашего журна¬

ла «Мучачос» работают сейчас над этой темой. Собира¬

ют материалы, свидетельства очевидцев, записывают

беседы с родителями павших за революцию в том бою и

в десятках других боев, похожих на тот. Революция

никому не прощает забвения и равнодушия.
*	* *
Две дороги
Дороги мы выбираем сами. Но выбор подсказывает

нам время. Особенно такое, как революция. Оно не тер¬

пит половинчатых решений, душевной лености и безраз¬

личия. Оно сурово и беспощадно, оно требует прямого

ответа: «да» или «нет», «за» или «против».
У баррикады две стороны. Третьей нет, и искать ее,

прикрываясь душевной неразберихой, сомнениями и ли¬

чными обстоятельствами, бесполезно. В революции —

две дороги. Прямая, но тернистая и невероятно трудная,

полная лишений дорога в будущее, и гладенькая, извили¬

стая, покатая дорожка к прошлому. А выбор один-

единственный. Так устроено это время: ступив на обочи¬

ну первой, только на обочину, только передохнуть, поси¬

деть в тени на придорожном камне, пока кто-то другой
207

прокладывает путь вперед по целине, неизменно оказы¬

ваешься на второй. И сколько ни оглядывайся потом, ни

сожалей, ни кляни себя за минутную слабость—время

ушло, безвозвратно утеряно для тебя, и вот ты уже

катишься вниз. Потому что слабость и жалость к себе

есть первый шаг к предательству по законам револю¬

ционного времени.
Две дороги...
Дорога железная
Она начинается прямо за старыми складскими барака¬

ми, что на окраине Чинандеги. Белая ровная линия насы¬

пи, сужаясь к горизонту, пропадает, растворяется в жар¬

ком мареве бескрайней долины. Где-то посередине, ме¬

жду горизонтом и складами, копошатся на ней маленькие

фигурки людей, поднимают облака белой пыли, будто

игрушечные, самосвалы...
Начальник строительства инженер Эктор Гутьеррес,

полный, но энергичный, подвижный человек, не укора¬

чивая размашистого шага, лишь изредка отдуваясь и

вытирая лоб платком, идет по недавно уложенным, чис¬

тым еще шпалам.
—	В Никарагуа нет железных дорог,— не оборачива¬

ясь, говорит он недовольным голосом, словно в данном

обстоятельстве присутствует и доля моей вины.— Есть

несколько узкоколеек, построенных бог знает когда аме¬

риканцами. А мы задыхаемся, просто задыхаемся без

железных дорог. Автомобильный транспорт—уйма де¬

нег. Импорт машин, горючего, запасных частей. Дорого.

Государство вынуждено тратить валютные средства на

оборону, на продукты питания, на оборудование для

больниц, лекарства... Словом, сам понимаешь, что озна¬

чают агрессия и экономическая блокада...
Вдруг он срывается и стремительно нагоняет медлен¬

но пробирающийся вдоль насыпи самосвал с щебнем.

Вскакивает на подножку и что-то объясняет шоферу,

показывая рукой вдаль. Пожилой шофер флегматично

покачивает головой и останавливает машину. Гутьеррес

кричит, ставя восклицательный знак после каждой фразы

кулаком по крыше кабины, как раз над головой шофера.
208

Но тот по-прежнему не соглашается и так же флегматич¬

но сплевывает мимо инженера через окошко. Гутьеррес

неистовствует, тяжело спрыгивает с подножки, бежит

вперед, потом возвращается и опять кричит, размахивая

руками... Наконец они договариваются, самосвал тро¬

гается, а Гутьеррес подходит ко мне, сердито пыхтя и

дыша, как загнанная лошадь.
—	Черт возьми этих частников,—говорит он.— Ни

метра лишнего бесплатно проехать не желают. Сегодня

же буду просить бригаду из Сандинистской молодежи, а

этих сквалыг долой с дороги! Долой! Не место им здесь,

на такой стройке...
—	А чем она отличается от всех прочих, Эктор, ваша

стройка? — спросил я и заслужил уничтожающий взгляд

инженера.
—	Carrajo! — взмахнул он руками.— Да ты не

представляешь себе, что мы тут делаем! Как мы строим!

Ладно, слушай. Это — первая никарагуанская железная

дорога. Она должна связать главный порт Никарагуа на

Тихом океане Коринто с портом Блуфилдс на Атлантике.

Мы пересечем всю страну с запада на восток. Сначала по

долинам Чинандеги и Леона до Манагуа, потом через

горы Чонталеса и джунгли Селаи выйдем к Блуфу. Учти,

что сегодня туда можно добраться только самолетом или

по реке Рио-Эскондидо на барже. И дорога эта — не какая-

нибудь узкоколейка, а скоростная, современная. По ней

составы со скоростью 200 километров в час ходить бу¬

дут... Не веришь? Ну, сто двадцать-то точно будут да¬

вать, а двести — на отдельных участках...
Гутьеррес распалялся все больше. Пока он объяснял,

мы стояли на полотне под немилосердным солнцем, и

Гутьеррес жестикулировал так, что казалось, добавь он

слегка оборотов — взлетит без разбега.
—	А строим дорогу только своими силами. Да что

там! Вручную строим! Пока идет война, другого выхода

нет. Тачка, лом, кувалда и рабочие руки — вот и все наши

«механизмы». А главное орудие труда—энтузиазм. До¬

рогу строит Сандинистская молодежь, ударная бригада

«Уильям Дуарте», добровольцы...
Бригада «Уильям Дуарте»... Знакомое название... Ах,

да! Халапа, Нуэва-Сеговия, 1982 год... Конечно же!

Ребята-строители в самом пекле сомосовского нас¬

тупления...
209

Тогда, в декабре 1982 года, они строили кооперативы

и дома для крестьян. Долина Халапы—затерянный сре¬

ди горных лесов край, отрезанный от мира бандитскими

засадами. Пожалуй, нет в Никарагуа более глухого и

опасного местечка, чем долина Халапы. Горная проказа

и желтая лихорадка, контрабандисты и «контрас», кото¬

рые совершали тогда свои первые массированные вылаз¬

ки, замордованные, забитые режимом, темные крестья¬

не—такой была долина Халапы.
Ребята строили деревянные дома, школу, коррали,

медпункт и... укрытия. Потому что каждый день сомосов-

цы с той стороны границы обстреливали строительную

площадку из минометов. Стройку опоясывали траншеи и

дзоты, потому что почти ежедневно сомосовцы пытались

прорваться в долину, и ребята, отложив инструменты,

превращались в солдат. Дрались яростно, насмерть, и

сомосовцы, так и не сумевшие войти в долину, прозвали

строителей-воинов «отрядом бешеных». А после боя ре¬

бята, едва держась на ногах от усталости и напряжения,

возвращались на работу—восстанавливать разрушенное

и сожженное вражескими минами.
Позже, в 1983-м, я читал в газетах о том, что бригада

«Уильям Дуарте» участвовала в сборе урожая кофе в

департаментах Матагальпа и Хинотега и была объявлена

лучшей бригадой во всей стране. Тогда, во время насту¬

пления контрреволюционных группировок, запуганные

бандитами крестьяне неохотно шли на плантации, стре¬

мясь укрыться от агрессии в городах, бежали под защиту

армейских гарнизонов. Урожай погибал. И Фронт при¬

звал молодежь. Ребята из бригады «Уильям Дуарте»

вместе с тысячами своих сверстников уходили в горы с

корзиной в одной руке и автоматом в другой спасать

кофе...
Значит, сегодня они строят первую никарагуанскую

железную дорогу. Поистине ни одно важное дело, нача¬

тое революцией, не обходится без этих ребят.
—	Не только дорогу,—уточнил бригадир Серхио Гон-

салес.— Еще и кооперативы в Селае, новый агропромы¬

шленный комплекс под Манагуа. Вообще, hermano,

в бригаде сейчас столько новых лиц, что я пока путаюсь.

По решению руководства СМ наша бригада стала произ¬

водственной школой. Ребята приходят к нам, в процессе

работы осваивают различные специальности, а потом

лучших из них мы направляем на ударные стройки. Так
210

что бригаду «Уильям Дуарте» встретишь по всей

Никарагуа...
—	Помнится, Серхио, тебя собирались направить на

Кубу учиться? Кажется, на врача?
—	Геолога. Я хотел стать геологом,—ответил он,

улыбнувшись.—Знаешь, я ведь даже в аэропорт уже при¬

ехал на самолет садиться. Но не улетел. Не смог. Пони¬

маю, конечно, все. Но не смог ребят бросить. Они в

горах, на кофе, в боях от «контрас» плантации защи¬

щают, а я—на Кубу, учиться. Что ни говори, а похоже

это было на предательство. Да и нужнее я был там, в

горах... Словом, не улетел. Вот железную дорогу по¬

строим, поеду учиться. Тогда уж точно поеду.
Дорога в Майами
Рамиро Руису здорово не повезло — в сентябре 1983-го

все перевернулось с ног на голову. Впрочем, так считал

Рамиро. Если судить объективно, в сентябре 1983-го все

наконец встало на свои места. Государственный совет

Никарагуа перед лицом растущей агрессии против респуб¬

лики принял закон об обязательной патриотической

воинской службе. Закон проходил тяжело и трудно, прео¬

долевая яростное сопротивление оппозиции. Реакционная

газета «Пренса» брызгала желчью, истошный вой подня¬

ли буржуа и буржуйчики внутри страны. Их вопли под¬

хватила церковь, не замедлила вмешаться американская

пропаганда, пролившая потоки крокодиловых слез по

поводу «судьбы никарагуанских юношей»...
Ну с американцами все было ясно — стратегические

цели стоят некоторого увлажнения политического клима¬

та. Можно и не так еще постенать, лишь бы не усилива¬

лась сандинистская армия. Понятно и возмущение Рами¬

ро: до сентября 1983 года, все свои семнадцать лет, он

жил, что называется, припеваючи. Кто-то боролся с дик¬

татурой, обучал неграмотных крестьян в горах, воевал с

бандами в составе резервных батальонов, собирал хло¬

пок и кофе, а Рамиро «брал от жизни», как сам он

определил свое существование в то веселое и беззаботное

время. И вот надо же было случиться такому! Закон! И кто

бы, вы подумали, его предложил! Конечно же, сандинисты!
211

Черт их возьми! Раньше в армию шли добровольно.

Нравилось им свой лоб под пули подставлять, вот и шли.

А теперь все: хочешь или нет, а служи. Просто издева¬

тельство над свободой и демократией!
В те несколько месяцев, что дебатировался и прини¬

мался закон, буржуазия словно осатанела от ненависти.

Кучки взбешенных коммерсантов, владельцев фабрик и

плантаций дефилировали по улицам с плакатами, на

которых неровными потеками злобы и страха застыл

истошный крик: «Нам нечего защищать в этой стране! Не

отдадим своих детей сандинистам!». Наряды сандинист-

ской народной полиции охраняли эти шабаши, и не было

таких оскорблений, которые, разбрызгивая слюну, не

бросали бы в лицо полицейским «добропорядочные граж¬

дане». Не было такой откровенной и наглой лжи, кото¬

рую не поместила бы на страницах «Пренса».
—	Ха, мистер,— подбоченившись, говорит мне холе¬

ная, не первой молодости дама в кокетливой блузке и

грозящих вот-вот разойтись на обширных формах эле¬

гантных брюках.— Сыновей сандинистам подавай! Как

бы не так! Ведь те, из Гондураса, не против нас воюют, а

против сандинистов. Пусть сандинисты и защищаются,

если могут, а наших мальчиков нечего трогать...
—	Да, но, приди «контрас» в Манагуа, что же будет?

Опять диктатура? — чтобы не спугнуть дамочку, я стара¬

тельно изображаю английский акцент.
—	А по мне, мистер,— вмешивается в разговор ее

спутник, мрачного и воинственного вида широкоплечий

мужчина с плакатом в руке,— по мне, так лучше Сомоса,

чем сандинисты. При нем порядку больше было, а теперь

каждая сволочь голос поднимает. И вообще, ну воюют в

горах некрасные против красных. А нам-то что до того?

Это их война. Нам хуже, чем сейчас, уже не будет.

Понятно, мистер?
Предельно ясно. Буржуа наступили на мозоль. Бур¬

жуа разгневан. И равнодушие его относительно исхода

борьбы в горах явно напускное. В горячечных мечтаниях,

которые не способен охладить даже кондиционер, нагне¬

тающий в спальню ледяной воздух, спит и видит буржуа

прошлое.
Но вернемся к Рамиро. Тем более что ему-то действи¬

тельно было абсолютно все равно, кто там победит, в

горах. Главное, чтобы лично его, Рамиро Руиса, оставили

в покое, не трогали. И те и эти.
212

Познакомились мы в дискотеке «Лобо Джек», что на

Камино-де-Ориенте. Я уже давно собирался зайти туда,

посмотреть на один из центров «красивой жизни», где

развлекается «хувентуд пластика»—так в Никарагуа

презрительно называют то, что когда-то определялось у

нас термином «золотая молодежь». Веселье было в разга¬

ре. Из интимного полумрака, обволакивающего притор¬

ными, застойными запахами дезодорантов, пудры, духов

и пота, гремела стереокакофония. На блестящем метал¬

лическом подиуме извивались в судорогах бесформенные

тени. Как в фильме ужасов, мелькали вокруг изуродован¬

ные вспышками светомузыки, размалеванные рожи с рас¬

ширенными зрачками, отдаленно напоминающие челове¬

ческие лица. Тесно, душно, пьяная толкотня, женское

повизгивание... «Hola, gringo! One cigarette, please»*,—

тянут за рукав... «Come with те, mister, соте»**...
Где я? В Манагуа или в Майами? Все американское

возведено в идеал, вернее, в идол. Одежда, напитки,

сигареты, речь—все, как там, как у них. God bless

America! *** Ах, как хочется, пусть ненадолго, пусть на

пару часов, не быть никарагуанцами. И даже волк Джек в

изящном цилиндре, чьи неоновые контуры вспыхивают и

гаснут на потолке, отражаясь в зеркальных стенах, похож

на неунывающего биржевого маклера с Уолл-стрит.
С трудом перейдя это липкое море, я нашел тихую

гавань в углу, за приземистыми столиками, между кото¬

рыми метались измученные, оглохшие официанты. Моим

случайным соседом (свободных мест было мало) и ока¬

зался Рамиро Руис. Мы разговорились.
—	Не тот класс, верно, дон Майкл? — презрительно

заметил он, обводя рукой зал.— Вот у вас, во Флориде,

другое дело. Правда?
Я неопределенно пожал плечами. Почему, собственно,

прежде чем начать беседу, необходимо совать человеку

свою визитную карточку, если он ею вовсе не интересует¬

ся. Ему скучно, хочется поговорить. Пусть говорит...
—	Я недавно вернулся оттуда,— Рамиро бережно

поправил аккуратную, волосок к волоску, модную
*	Эй, гринго, одну сигарету, пожалуйста (англ.).
** Пойдем со мной, мистер, пойдем (англ.).
*** Боже, благослови Америку!—строки национального гимна

США (англ.).
213

прическу.—Пробыл недолго, всего два дня. Ваши меня

выставили...
И Рамиро поведал мне свою одиссею.
Прожив на белом свете семнадцать лет, Рамиро Руис

никогда серьезно не задумывался над тем, что происхо¬

дит вокруг него. Собственные дела и заботы отнимали

уйму времени. Посудите сами: деньги из стариков вытря¬

сти надо? Старики прижимистые, хоть и не бедные. Не

богатые тоже, но и не бедные. Средний класс, магазинчик

готового платья в «Метросентро». Может, слышали? Ве¬

чером с подружкой, с Марисоль, и с ребятами податься

куда-нибудь, в дискотеку, в кино или ресторан, надо?

Надо. Джинсы «Марк Филипс» или там очки «Поля¬

роид», как у Артуро, достать надо? Надо. Он же себя

уважает, не гватемальские же джинсы таскать! А знаете,

как сейчас доставать? Попробуйте, набегаетесь, не дай

бог. Нет ничего. Или вот маленький бизнес под¬

вернется—сдать портативный «Сони» и взять двух¬

кассетный «Панасоник». Тоже ведь надо. Упустишь

случай—не простишь потом себе. Ну и колледж, конеч¬

но. Пока он бакалавром не станет, старики с него не

слезут. Еще, чего доброго, деньги давать перестанут. А

революции, студенческие производственные бригады вся¬

кие, резервные батальоны—не интересно это. Он не ду¬

рак, чтобы соваться в такие дела.
«Я вообще не понимаю, зачем это нужно,—удивленно

говорит Рамиро. Эдакий красивенький мальчик, в джин¬

сах, в белых кроссовках, в ковбойке с фирменным

ярлычком.— Не понимаю. Ведь в молодежных бригадах

не платят ни сентаво. Пыль, грязь, работают, как волы...

Или бегать по горам за «контрас»! Ради чего? Пулю

искать? Нет, нет, увольте».
Больше всего в жизни ему хочется уехать из Никара¬

гуа. Быстро разбогатеть и уехать. Здесь нечего делать — в

Манагуа и то некуда выйти. Он ни одного американского

фильма не пропускает, книги читает об Америке, особен¬

но ему нравятся детективы про Ника Картера и инспекто¬

ра Коджака, еще истории про любовь... Да, вот там

жизнь — Флорида, Майами-Бич, Голливуд, Лонг-

Айленд... Обязательно возвратится в Штаты. Пусть его

выставили в тот раз. Неважно, подкопит деньжат и опять

попробует, вдруг повезет. В «Пренсе» пишут, что в Шта¬

тах любой может стать богатым, только не зевай.
Почему выкинули в тот раз? Да все из-за проклятого
214

закона о военной службе. Забеспокоились старики, мать

целыми днями плакала: «Единственному сыну служить в

армии? Какой ужас!» Если откровенно, то и он не горел

желанием. Такая романтика его не влекла. Идти в армию

он не собирался. Стали думать, как быть. Выход нашелся

быстро: его друзья один за другим уезжали из страны,

главным образом в Штаты. С получением визы проблем

никаких. Как только госсовет принял новый закон, кон¬

сульство США начало выдавать визы молодым никара¬

гуанцам по первому требованию. То, на что раньше

уходило несколько месяцев, сейчас решалось в полчаса.
26 сентября, за четыре дня до первого призыва, Рами¬

ро вылетел в Майами. Мечта становилась реальностью, и

он не верил своему счастью. Готов был даже благодарить

сандинистов — ведь если бы не новый закон, разве летел

бы он сейчас в Америку! Америка, как звучит это слово!

Музыка! Америка...
Соединенные Штаты встретили его неприветливо.

Америка, не та, которую он видел в своих снах, а офи¬

циальная, чиновничья Америка, похоже, не пришла в

восторг от встречи с Рамиро. Цветов не было.
—	На паспортном контроле в аэропорту,—расска¬

зывает он обиженным тоном,— молодая строгая дама в

очках, узнав, что я никарагуанец, пристала с вопросами.

Все с моего рейса уже давно багаж получают, а она

спрашивает: «Кто?», «Где живешь в Манагуа?», «С какой

целью приехал в США?», «Сколько везешь денег?». Я

отвечаю. Она помолчит и снова те же вопросы сыплет.

Как будто у нее заело там что-то, в голове. Потом,

видно, она устала, вызвала двух типов, и они повели меня

в отдельную комнату через зал ожидания.
В комнате — ни одного окна. На столе сильная лампа

прямо в глаза. За столом человек. Разглядеть я его как

следует не мог — свет бил в лицо. Плечи у него были

широченные, это точно, и голос хриплый, грубый. Он

заорал сразу, как только меня ввели: «Говори правду!

Ты — кубинский разведчик! Врешь!» Но минут через де¬

сять он все-таки успокоился или поверил, кто его знает.

«Нужно подписать,— говорит,— одну бумагу, и будешь

свободен». Можно и подписать, я не возражал. Он и

подает мне листок, откатанный на ротаторе. Взглянул —

а там все по-английски. Я, вообще, говорить кое-как на

английском могу, но понимаю плохо. «А на испанском

нет у вас?»—спрашиваю. Он опять орать взялся:
215

«Подписывай,—кричит,— ублюдок! Нет у меня времени

на твои капризы!» Но я упрямый: если уж не хочу, то

умру, а делать не буду. Отказался я подписывать его

бумажку наотрез. Ну, он поорал еще сколько-то, потом

отвел меня в другую комнату, похожую на его кабинет.
Там сидели двое кубинских «гусанос», я по выговору

понял, кто они. Эти меня принялись уговаривать, ласко¬

во, терпеливо. Но я лишь одно слово повторял—нет.

Терпение у них лопнуло, и один из кубинцев достал из

ящика стола испанский вариант. Я прочел и похвалил

себя за упрямство. В бумажке той значилось, что такой-

то гражданин Никарагуа просит политического убежища

в США и обязуется с оружием в руках бороться против

коммунизма в своей стране. Ха, нашли идиота! Сбежать

от призыва дома, чтобы запродаться в тренировочные

лагеря «контрас» в Гондурасе!
А уговаривали они по-всякому: деньги предлагали,

грозили. Вывезли из аэропорта и прокатили в машине по

Майами, мимо дискотек, ресторанов, магазинов. Вот,

мол, только подпиши — и все твоим будет. Но меня не

проведешь! Поставь им подпись—и Майами только во

сне увидишь: упекут на границу с Никарагуа, воевать.
Ночевать меня определили в большой дом на окраине

города. Особняк в центре парка, кругом ограды, заборы,

охрана... Там уже человек пятьдесят наших собралось,

таких же, как я, беглецов. Все они уже завербовались. И

меня убеждали. «Подпиши,—твердят.— Ни одна бумаж¬

ка жизни не стоит. Ведь убьют, у них здесь просто». Я,

чего скрывать, испугался. Подумал, черт с ними, раз так.

Подпишу, а потом видно будет. Удеру и от них. Но рано

утром меня без разговоров отвезли на аэродром, запих¬

нули в самолет и отправили в Манагуа. Вот, собственно,

и все.
После той, единственной нашей встречи я больше

никогда не видел Рамиро и не знаю, как сложилась его

дальнейшая судьба. Сумел ли он «отвертеться» от служ¬

бы в армии, уехал ли в Соединенные Штаты, или, может

быть, все же что-то переменилось в нем, что-то он понял

и воюет сейчас в горах с сомосовцами?
Впоследствии, проезжая мимо «Лобо Джек», я часто

смотрел на стайки похожих на Рамиро, оживленных,

модно одетых, аккуратненьких и благополучных юношей

и девушек. Мне было их жалко. Жалко, потому что, живя

в стране, где родились и выросли, они превратились в
216

иностранцев, чужаков. Они сделали свой выбор. Они

выбрали родиной темный и затхлый мирок дискотеки, в

которой «все почти так же, как в Штатах». Это их вина и

их несчастье. В семнадцать лет человек уже обязан ду¬

мать. Думать и познавать мир. И если он еще не умеет

или не хочет делать этого, значит, он тяжело и опасно

болен инфантилизмом. Такой душевный инвалид, несмо¬

тря на видимое благополучие и избыток здоровья, не

менее жалок, чем опустившийся на дно нщций-калека,

просящий подаяние на ступенях дискотеки.
*	* *
Из интервью с вице-координатором Сандинистской

молодежи 19 июля, членом Государственного совета Ни¬

карагуа товарищем Фанором Эррерой:
«...Наша организация родилась и получала закалку в

борьбе против тирании. Сотни наших товарищей отдали

жизни за свободу народа. Потом мы были ударной силой

общенациональной Кампании по ликвидации неграмотнос¬

ти. Мы формировали студенческие и молодежные бригады

на сбор урожая кофе и хлопка. Мы, вся организация, были

бойцами народного ополчения и стали сегодня солдатами

регулярной армии, добровольцами первого призыва по закону

о патриотической воинской службе. Ибо не видим сейчас

задачи важнее, чем защита революции, защита родины от

агрессора.
Мы воюем и строим. Ударные молодежные бригады

строят кооперативы, предприятия, дома для трудящихся.

Ударные молодежные батальоны бьют врага на северных и

южных границах Никарагуа.
Мы — молодые, а молодость означает оптимизм. Поэ¬

тому мы любим и умеем веселиться, петь, танцевать. Но

под оптимизмом мы понимаем не только веселье, хотя и

его тоже. Главные черты нашего оптимизма—вера в

победу, романтика и героика борьбы, ненависть к врагу. Да-

да, и ненависть. Таков оптимизм революции».

{f /Oxf-cMf pa. ,r N'-5
<hc> _ ту Cf-Q^c^f ъеа^ищб,
_ /Зту/ъ9^е^«е

Война заразна... Изолируйте агрессоров!
Франклин Делано Рузвельт
...Если мир недостижим, если война про¬

должится и выльется в военную интервен¬

цию, на которую могут пойти США, планета

должна знать, что никарагуанский народ, ра¬

зутый, раздетый и голодный, будет драться

до конца. Будет драться до тех пор, пока не

победит дело мира. Никарагуанцы разобьют

интервентов или погибнут все до одного в

неравной борьбе с империализмом.
Из выступления Даниэля Ортеги на XXXIX

сессии Генеральной Ассамблеи ООН
тель «Камино реаль» расположен поблизости от
международного аэропорта, на Северном шоссе.
На том самом Северном шоссе, по которому ухо¬

дят в горы из Манагуа резервные батальоны. Издалека

видно неоновое, тысячесвечовое электрическое великоле¬

пие отеля—«оазиса в пустыне нищеты», как частенько

называют его постояльцы. Действительно, облицованные

белым мрамором холлы «Камино реаля», ухоженные

сады, бассейны, бары, теннисные корты и вышколенные

официанты резко контрастируют с пыльными улочками,

домиками-развалюхами и пролетарским населением

квартала Лас-Мерседес, вплотную подступающего к ак¬

куратным газонам и витым оградам отеля.
Жизнь в «Камино реале» дорога и по карману немно¬

гим. Останавливаются в нем, как правило, богатые поме¬

щики и скотоводы, приезжающие в столицу по делам,

заезжие негоцианты и биржевые тузы из соседних стран,

янки, которых приводит в Никарагуа великий двигатель

американской жизни — бизнес. Мне никогда бы не по¬

пасть в этот мраморно-стеклянный рай, если бы в нем

время от времени не проводились разного рода междуна¬

родные конференции, встречи, симпозиумы. Вот на од¬

ном из них случай свел меня с теми двумя американцами.
Правда, к симпозиуму они отношения не имели —

просто жили в «Камино реале», занимаясь пуговично¬

трикотажными негоциями или чем-то в этом же роде. Я,

признаться, не запомнил, как их звали. Джек и Рэй, а

может быть, Пит и Боб... Да не в этом суть, в конце

концов. Мы долго разговаривали, наслаждаясь вечерней

прохладой у бассейна. Парни они были общительные и
221

улыбчивые, не слишком эрудированные, но и не глупые.

Благодушие их простиралось столь далеко, что они даже

готовы были простить никарагуанцам такой необдуман¬

ный поступок, как революция. Впрочем, беседу нашу я

запомнил почти дословно, а потом для верности еще и

записал. Вот ее суть.
—	Пусть революция,—согласился Боб, погладив ще¬

гольскую темную бородку.—Скинули они этого... как

его...
—	Сомосу,— подсказал Пит, отхлебнув из запотев¬

шего стакана.
—	Да, Сомосу,—вновь согласился Боб.— Если от¬

кровенно, я не верю во все те грехи, что ему приписыва¬

ют. О’кэй, возможно, он и заслужил, чтобы с ним посту¬

пили именно так. Картер знал, что делал, раз позволил

никарагуанцам сбросить нашего человека. Возражений

нет. Пусть. Однако я лично против кубинцев и вас, рус¬

ских, здесь, в Никарагуа. Нам хватит и одной Кубы в

Западном полушарии...
—	На месте наших правительств,—вмешался Пит,—

американского и русского, я бы договорился: вот ваша

зона влияния, или как там ее назвать, а вот—наша.

Границ не пересекать. Мы к вам на ранчо лезть не будем,

а вы уж к нам ни ногой. Вот и будет разрядка—каждый у

себя порядок наводит, какой ему нравится. На ранчо

может быть только один хозяин, Майкл. Когда заводятся

два, начинаются скандалы и драки. Поверь, Майкл, я

родился и вырос в штате Нью-Мексико, на ферме...
—	Пит прав, Майк,—.Боб широко улыбнулся и дру¬

жески хлопнул меня по плечу.—Он чертовски прав,

Майк. Знаешь, я не в восторге от Ронни Рейгана. Похоже,

на этот раз Соединенным Штатам не о’чень-то повезло с

президентом. Но в отношении Никарагуа и прочих мест¬

ных банановых республик Ронни действует как надо.

Никарагуа—наше ранчо, Майк. Ни вам, ни кубинцам

нечего здесь делать...
—	А никарагуанцы?—не выдержал я.
—	Что никарагуанцы?—переглянулись Боб с Питом.
—	По-моему, Никарагуа — это никарагуанское «ран¬

чо». Они на нем единственные законные хозяева и имеют

право наводить именно такой порядок, какой нравится

им...
—	О’кэй, Майкл, посмотрим,—дружно заулыбались

Боб с Питом.
222

—	Время покажет,—кивнул я.
Шел ноябрь 1981 года.
Начало
Обстрел начался ровно в девять часов утра 12 ноября
1981	года. Длинная пулеметная очередь черкнула много¬

точием по белой стене таможни, выбив цементную пыль.

Потом вокруг складов заплясали минные разрывы, ос¬

тавляя на земле неглубокие круглые воронки.

Оцепеневшие на миг пограничники застыли у мешков

с песком, глядя в сторону Гондураса. Там было без¬

людно.
Вдруг от цепочки машин, вытянувшихся вдоль шоссе

перед шлагбаумом, донесся истеричный, истошный жен¬

ский крик. Он словно разбудил всех. Люди заметались,

побежали, ища укрытий. Пограничный сержант судорож¬

но схватился за трубку полевого телефона, прося связь с

командованием в Чинандеге...
Пограничный пункт Гуасауле—одно из самых бойких

мест на всей никарагуано-гондурасской границе. С ранне¬

го утра до поздней ночи перекатываются по «ничейному»

мосту через речушку Гуасауле автобусы, грузовики, лег¬

ковые машины... С севера на юг, с юга на север, по всей

Америке. Панамериканское шоссе — ничего удобнее для

путешествий не сыщешь. Гондурасский и никарагуанский

Гуасауле похожи как две капли воды: таможня, склады,

будки пограничников с баррикадами из мешков, набитых

песком, два-три кабачка с рекламой пепси-колы над вхо¬

дом, полосатые шлагбаумы у моста.
В 9.15 командующий войсками второго военного

округа Никарагуа Мануэль Сальватьерра вызвал по рации

подполковника Сотомайора из штаба гондурасских войск

в провинции Чолутека.
Обстрел все еще продолжался.
(На следующий день журналистам разрешили прослу¬

шать магнитофонную запись этой беседы.)
Сальватьерра: Сеньор подполковник! Сеньор подпол¬

ковник Сотомайор! Слышите меня? Что происходит?

Требуем немедленно прекратить обстрел никарагуанской

территории!
Сотомайор: Слышу вас, команданте Сальватьерра.

Вас слышу. Мы отвечаем на огонь с вашей стороны...
223

Сальватьерра: Неправда, подполковник. Я отдал при¬

каз пограничникам не стрелять. А наши армейские части,

как вам известно, расположены в километре от Гуасауле,

во избежание инцидентов. С нашей стороны не сделано

ни одного выстрела!
Сотомайор: Никарагуанские войска обстреляли нас

еще утром! Мы только отвечаем на ваш огонь...
Сальватьерра: Подполковник, давайте поговорим о

причинах данного недоразумения потом. Сейчас прекра¬

тите огонь.
Сотомайор: Хорошо, наш штаб примет решение. До

свидания, команданте.
Сальватьерра: До свидания, подполковник. Мы

ждем...
Расследование, проведенное впоследствии, подтверди¬

ло, что никарагуанская сторона не сделала ни одного

выстрела ни до, ни во время огневой атаки с гондурас¬

ской территории. Гондурас не принес официальных изви¬

нений, лишь глухо пробормотал малопонятную фразу о

непричастности гондурасской армии к обстрелу.
Журналисты, разглядывая следы пулеметных очере¬

дей на здании таможни, воронки вокруг складов, осколки

мин, найденные в изрешеченных мешках с песком', долго

ломали головы над этой загадкой. Следы обстрела нали¬

цо. Но если стреляли не гондурасские солдаты, то кто же?

Кто мог оборудовать позиции минометных батарей и

пулеметные гнезда в непосредственной близости от гра¬

ницы, фактически в расположении гондурасских подраз¬

делений?
Кто?
14 декабря 1981 года, селение Бока-де-Сан-Карлос в

департаменте Чинандега. Раннее утро. Отгорланили пе¬

тухи, над селением повис аромат свежезаваренного кофе,

потянулись на хлопковые плантации крестьяне. Не спала

уже и застава: пограничники строились во дворе на раз¬

вод караулов, пожилая кухарка хлопотала у столов в

тени орехового дерева, разливая кофе возвращающимся

из нарядов солдатам. День занялся ясный, солнечный,

прозрачный, словно успел сбегать умыться в горном

ключе.
Двенадцать пограничников ушли в дозор. Молодые

ребята, новобранцы, всего несколько месяцев назад на¬

девшие форму. Опытным, обстрелянным бойцом был

среди них лишь один—командир, лейтенант Рейнальдо
224

Майрена Амадор. Он и заметил что-то неладное на тро¬

пе. Чинандега—равнина. Жаркая, раскаленная равнина,

от края до края покрытая хлопковыми полями. Но на

востоке департамента есть и горы. Невысокие, голые, с

чахлым кустарником по склонам. Вот в них и расположи¬

лась застава Бока-де-Сан-Карлос.
Сначала бросился в глаза яркий комочек на обочине

тропы. Лейтенант нагнулся—смятая пачка из-под гонду¬

расских сигарет. Контрабандисты? Давненько они здесь

не хаживали. Потом он увидел на мокром песке у ручья

след—ребристая подошва. Такие ботинки носят в амери¬

канской пехоте, прикинул в уме лейтенант и поднял руку,

оглядываясь по сторонам. Пограничники застыли в тре¬

вожном молчании, взяв автоматы наизготовку. В этот

момент со всех четырех сторон по ним ударили очереди.

Спереди, сзади, справа, с вершины холма, и из-за ручья,

из Гондураса. Лейтенанта убили сразу. Восьмерых ране¬

ных перетащили через границу и добили уже там. Выр¬

ваться из засады удалось только троим пограничникам.
*	* *
Статистика
В течение 1981 года было
убито — 53 никарагуанца;
ранено —13;
похищено — 7.
Ущерб, нанесенный никарагуанской экономике контр¬

революционными бандами, оценивался в 200 тысяч

долларов.
В октябре 1981 года Пентагон провел на территории

Гондураса маневры «Игл-Виста», в которых участвовало

757 американских солдат.
В ноябре 1981 года Совет национальной безопасности

США поддержал решение президента Рейгана о выделе¬

нии 19 миллионов долларов никарагуанской контр¬

революции.
*	* *
«Контрас» набирают силу
Июль 1982 года. Департамент Чинандега, северная

граница Никарагуа. Наш «джип» бежит вдоль реки Гуа-

сауле. Дорога, вернее, довольно узкая и каменистая тро¬
10 ~2253
225

па повторяет все изгибы пересохшего русла. Сверкает

под солнцем белая галька на обнажившемся дне реки.

«Зима» — сезон дождей—началась в мае с наводнения в

западных департаментах. Тогда казалось, что океан опро¬

кинулся на землю, разверзлись небеса и случился еще один

всемирный потоп. На равнинах Леона и Чинандеги ревели

волны, превращая их в моря, смывали поля, хутора,

сметали мосты и шоссе. Оба города превратились в

отрезанные от всего мира острова, где в каменных руслах

улиц бушевали бурные и стремительные реки. Когда-то

слабосильные, дистрофичные ручейки разлились в не¬

объятные Амазонки, вырывая с корнем и унося в океан

целые рощи апельсиновых деревьев...
Стихия бушевала две недели. Потом из-за черных

низких облаков, словно нашкодивший мальчуган из-за

спины матери, робко и неуверенно показалось солнце. Во

влажном тумане на необозримых пространствах плавали

по присмиревшим волнам, покачиваясь на легкой зыби,

крыши хижин, стволы пальм, домашняя утварь и трупы

животных. Еще через неделю вода спала, оставив после

себя занесенные илом поля, руины школ, госпиталей и

промышленных предприятий, обломки сметенных пото¬

ком мостов и зияющие глубокими оврагами дороги.
А вот сейчас, видно, что-то там, наверху, не залади¬

лось, потому что уже больше месяца над Чинандегой не

пролилось ни одного, даже моросящего, дождика. О на¬

воднении напоминают лишь обрывистые, размытые бе¬

рега Гуасауле.
В «джипе» нас шестеро: шофер, теньенте—лейтенант

Мануэль Бальестерос, трое солдат охраны и я. Мы долж¬

ны проехать больше ста километров вдоль границы,

посетить наблюдательные пункты, гарнизоны в селениях,

погранзаставы и засветло вернуться в штаб округа.

Ночью на дорогах опасно.
Рано утром мы выехали из Сомотильо, крупного

селения, расположенного по обеим сторонам Панамери¬

канского шоссе. Проехали мимо опустевшего, покинуто¬

го из-за бесконечных обстрелов и провокаций погранич¬

ного поста Гуасауле, мимо настороженного, ощетинив¬

шегося ополченскими патрулями Санто-Томаса, затем

опять свернули к руслу Гуасауле.
Пыль покрывает нас серым, цементным слоем, скри¬

пит на зубах, набивается за воротник. Жарко. Выручает

Мануэль—всю дорогу он «травит» бесконечные истории,
226

случавшиеся якобы с ним или его знакомыми. Истории

эти комичны, рассказывает Мануэль виртуозно, арти¬

стично, в лицах. Можно верить или не верить ему, но от

смеха не удержишься. Едем мы весело, и жара, пыль,

ухабы не так допекают.
Мануэль—командир особого отряда по борьбе с

бандитизмом. Сухощавый, жилистый, словно сплетенный

из корней юкки, быстрый в движениях Мануэль—старый

и закаленный боец. За его плечами годы борьбы против

тирании, десятки рейдов по пограничным районам, сотни

стычек с бандами. Словом, ему есть о чем порассказать...
—	В 79-м это было, в декабре,—начинает он новую

историю.— Ходили тогда по нашим местам две банды.

Одна Черного Дьявола, другая Северного Тигра. Ну так

главари себя называли. Клички-то они себе напридумы-

вали грозные, а банды были плохонькие, человек по

двадцать каждая. Вооружены чем попало, голодные,

оборванные... Разбойнички с большой дороги. Кто знает,

у нас до 81 года, до Рейгана, только такие и водились—

уголовники да бывшие гвардейцы из самых отчаянных.

Изничтожали мы их одну за другой и к августу—

сентябрю 81-го совсем их было повывели... Да, так вот,

гонялся мой отряд за теми двумя бандами по горам и

здорово их трепал. И, видно, решили они мне отомстить.

Подхожу я как-то под вечер, уж почти темно было, к

своей хижине. Подхожу и носом чую—засада там. Нюх у

меня на эти дела, прямо скажу, отличный, как у собаки.

Свернул я с тропинки и ползком по траве к хижине.

Точно. Засада. Сам Северный Тигр пожаловал. Толстый,

маленький, верхняя губа на нижнюю падала—похож он

был на жирного тапира, а вовсе не на тигра.
«Ладно,—думаю,—посидите тут, покуда я за ребята¬

ми сбегаю. Мы вам устроим...» Опять ползком на тропу

выбрался — и бегом в селение. Вдруг слышу, мне навстре¬

чу люди идут. Идут и ремнями на карабинах позвякива¬

ют. Ушками этими, металлическими. Клак-клак, клак-

клак... Притаился. Вижу, тьфу, незадача, Дьявол со свои¬

ми прет. Обложили, как кабана. Пячусь я от них по

тропинке и думаю, соображаю, что делать? До хижины

пятиться? Или удрать? Но уж и удрать нельзя—место

открытое, прозевал я момент со страху. Спрятался за

камнем у тропы, автомат приготовил, пистолет, гранаты.

Минут пять—десять я бы выдержал, а там—либо ребята
10*
227

из селения сбегутся, либо прощай навек, младший лейте¬

нант... Жду. Дьявол по тропинке снизу топочет. Мужик

он был здоровый, упрямый и глупый. Через глупость

свою и сгинул.
«Тигрята» в хижине тоже его топот услыхали —

затворами заклацали. И вот, как клацнули они затвора¬

ми, понял я одну штуку. Понял и решил попробовать в

живых остаться. Дьявол уже совсем близко—силуэты их

в темноте различаю. Я навернул кепи на ствол и, как

только вышли они напрямую к хижине, выстрелил. Вы¬

стрел бухнул глухо, вроде в отдалении, и огня из ствола

не видно было. Растерялись бандюги. Застыли. Потом из

хижины кричат: «Quien vive?»*
Ну, пока Дьявол соображал, что ответить, я и гар¬

кнул: «Бальестерос, hijoeputa!»
Из хижины очередями прямо по «дьяволятам». Те

завопили, попадали и давай из всех стволов по «тигря¬

там» лупить. Я отполз подальше в сторону и то одним,

то другим из автомата помогаю. Минут двадцать пальба

стояла. Потом прибежали ребята из моего отряда, и в

полчаса весь зверинец мы успокоили. Ни один не ушел.

Между ними договоренности не было. Вот что я понял,

когда в хижине затворами загремели. Была бы догово¬

ренность, не стали бы они патроны в стволы досылать.

Сидели бы тихо, ждали бы своих. А то обе банды по

отдельности задумали меня убрать, да время не рассчита¬

ли, совпало оно у них. Крушение составов произошло...
Так за разговорами к полудню добрались мы до

селения Сан-Педро-дель-Норте. Маленькое селение с

единственной улочкой, церковной площадью и единст¬

венным каменным домом, в фундаменте которого был

устроен дот. Собственно говоря, дом этот был погра¬

ничным постом. Сад изрыт траншеями и ходами

сообщения, под деревянным настилом пола—узкая

щель-укрытие. В траншеях, припав к автоматам, сидели

несколько солдат в маскировочной пятнистой форме. До

Гондураса—сто пятьдесят метров.	:
Внутри дома прохладный сумрак, со сбитых на ско¬

рую руку нар раздаются сладкое посапывание и храп.

Дремлет и часовой, примостившись на порожке у входа.

Сиеста—время послеобеденного отдыха.
—	Ну и порядки! — бухает прикладом об пол Ма¬

нуэль. Сопение и храп резко прерываются. Очумело вска¬
*	Кто идет? (исп.)
228

кивает часовой и, бестолково выпучив на начальство

глаза, шарит руками по карманам, отыскивая кепи, засу¬

нутое под погон.
—	Это я разрешил отдых, теньенте,—из гамака нето¬

ропливо вывалился полный и, видно, очень сильный фи¬

зически, мощный пограничный сержант.—Устали люди

после вчерашнего, вот я и разрешил...
Сержант помял лицо ладонями и потянулся к бачку с

теплой, стоялой водой.
—	Колодец разрушили, сволочи,— мрачно констати¬

рует он.— Приходится теперь за три километра воду

носить. Пока дотащишь — она уж горячая.
—	Рассказывай о бое, Сантос,—говорит Мануэль,

присаживаясь на колченогий табурет у стола. Садится и

сержант.
—	Под вечер они пришли. Только, значит, смеркаться

начало, когда Хосе их заметил,— говорит он, растягивая

слова, как принято в северных департаментах.— Человек

сто в одинаковой форме, с М-16, с минометами. Лезли со

стороны Гондураса, вон по той лощине. Там, на холмике,

стояли их минометы и станковый пулемет. Сначала они,

значит, ударили по нам минами, а потом полезли в атаку.

Из-за той вон гряды, видишь, теньенте, где каоба растет?

Ага, оттуда их артиллерия поддерживала. Та гряда —

Гондурас. Мы думаем, артиллерия гондурасская, хотя

кто знает, может, и их собственная: если есть минометы,

почему пушкам не быть? В общем, пять атак мы отбили.

Человек двадцать у них положили точно. Да они своих

убитых уносят. Только троих мы после подобрали. Вон

они, у сарая под брезентом валяются. Хотите по¬

смотреть?
Мануэль встал. Встал, отдуваясь, и сержант. Пока они

шли по двору к сараю, сержант, спохватившись, добавил:
—	Наши потери—двое убитых и пятеро раненых.

Вот и все, теньенте.
Возвращаются они минут через пять. Мануэль мра¬

чен, задумчиво трет рукой подбородок. Сержант, взды¬

хая, поглядывает на гамак.
—	Ты вот что, Сантос,—строго произносит Мануэль

(куда девался веселый балагур?).—Отдыхать—отдыхай,

но посты увеличь и патруль по селению вышли. Да

проверь, как дела у ополченцев...
Сержант, козырнув, выходит.
229

—	А на убитых-то форма с меткой «сделано в

США»,— вдруг обращается ко мне Мануэль.— И оружие

американского армейского образца, и все снаряжение

тоже... Эх, ну как тут не вспомнить Северного Тигра да

Черного Дьявола! Не помянуть добрым словом их вре¬

мечко! И вооружены они были как попало, и на уме у них

больше грабеж, чем «идеология». Нападут на хутор или

кооператив отдаленный—и деру. А сейчас это уже не

случайный сброд. Теперь приходят по сто — сто пятьде¬

сят человек, в форме, хорошо вооружены, имеют рации.

Нападают на наши пограничные гарнизоны, посты, бло¬

кируют дороги, вступают в бой даже с регулярными

войсками... Что-то там происходит, на той стороне...

Что-то там изменилось... Что? Узнать бы.
*	* *
В июле восемьдесят второго никто из нас, конечно, не

мог знать, что уже вступил в последнюю фазу подготов¬

ки план «С». Не ведали даже, что он существует, этот

план. В последние месяцы 1981 года на территории Гон¬

дураса, близ северных границ Никарагуа, стали с неверо¬

ятной быстротой появляться загадочные «лагеря бежен¬

цев». Очень скоро в них сконцентрировалось почти шесть

тысяч человек. «Беженцы», все как на подбор, оказались

бывшими национальными гвардейцами, которые после

победы революции разбежались по соседним странам.

Аналогичные лагеря появились и в США, во Флориде.
Администрация лагерей была представлена офицера¬

ми американской, чилийской, израильской . армий. Не

обошлось, разумеется, и без кубинских «гусанос». Сомо-

совцы аккуратно получали еженедельное жалование. Их

семьи размещались отдельно, в специальных поселениях,

находившихся в ведении министерства обороны Гонду¬

раса. Это же министерство обеспечивало транспортиров¬

ку и хранение грузов, поступавших в лагеря. В тяжелых

ящиках с маркировкой «сделано в США» или «сделано в

Израиле» лежали новенькие, покрытые маслом карабины

и автоматы, гранаты и минометы средних и крупных

калибров. Получали «беженцы» рации, обмундирование,

взрывчатку, грузовики и многое другое, сыпавшееся на

них как из рога изобилия.
Словом, в относительно короткие сроки у северных

границ Никарагуа была создана прекрасно вооружен¬

ная, обученная по системе американских «зеленых бере¬
230

тов» армия, обладающая развитой инфраструктурой —

госпиталями, школами младших командиров, транс¬

портными средствами и штабами. Позднее у контррево¬

люционеров появились и самолеты.
В том же, 1981 году на страницах западных, в первую

очередь американских, изданий все чаще стали мелькать

сообщения о деятельности неких НДС—«никарагуанские

демократические силы», возглавивших «борьбу против

сандинокоммунизма в Никарагуа». НДС были задуманы

Вашингтоном как идеологическое руководство антисан-

динистским движением. «Идеологи» даже попытались

изобрести какую-то доктрину, но, изрядно попотев, свели

всю «теоретическую часть» к оправданию массовых рас-

прав над мирным населением и призывам убивать «крас¬

ных». Ничего удивительного — американцы ввели в руко¬

водство НДС таких выдающихся «демократов», как быв¬

ший полковник Национальной гвардии и бывший воен¬

ный атташе Сомосы в Вашингтоне Энрике Бермудес,

бывший вице-президент диктаторского режима и круп¬

нейший латифундист Альфонсо Кальехас, агент ЦРУ и

бывший директор заводов компании «Кока-кола» Адоль¬

фо Калеро и так далее.
В дальнейшем план «С» предусматривал оккупацию

сомосовскими соединениями отдельных населенных

пунктов на территории Никарагуа. На эту территорию

должно было въехать созданное из главарей НДС вре¬

менное правительство и обратиться с призывом о помо¬

щи к «дружественным государствам». Дальше все прос¬

то—иностранная интервенция.
...Обо всем этом мы не знали тогда, в июле 1982 года.

Но изменение тактики сомосовцев ощутили все. Они

стали наглее, самоувереннее, все шире стали применять

на практике «теоретические» выкладки главарей НДС.
*	* *
Статистика
В течение 1982 года было

убито— 114 никарагуанцев;

ранено — 52;

похищено—91.
Ущерб, нанесенный никарагуанской экономике дея¬

тельностью контрреволюции, оценивался в 23,5 миллио¬

на долларов.
231

Помощь США контрреволюции, направленная только

по официальным каналам, составила 30 миллионов

долларов.
*	* *
Июль 1982 года. Департамент Чинандега, селение

Сан-Франсиско-дель-Норте.
...Одиноко звонил колокол. Печальный звон его, на¬

толкнувшись на каменные спины гор, медленно растекал¬

ся многократным эхом над церковной площадью, запол¬

ненной народом, над двойным рядом серых гробов, уто¬

пающих в цветах, над примолкшей деревней, над всем

ущельем. Сан-Франсиско-дель-Норте — маленькая гор¬

ная деревушка, расположенная в семи километрах от

границы с Гондурасом, прощалась со своими защитника¬

ми. Их хоронили на каменистом деревенском кладбище,

в родной земле, на которой они родились, которую поли¬

вали своим потом и на которой погибли в неравном бою.
Сомосовцы пришли из Гондураса за полчаса до рас¬

света. Шли открыто, не высылая дозоров, не маскируясь,

перебрасываясь шуточками. О том, что в Сан-Франсиско-

дель-Норте нет регулярных частей Сандинистской народ¬

ной армии, им доложили осведомители. Кого же боять¬

ся? Крестьян, вооруженных допотопными карабинами?

Этих забитых мужиков, которые только и умеют, что

гнуть спину и растить маис! Ерунда!
Так они шли. Сто человек, в руках—новенькие из¬

раильские автоматы и американские винтовки. На

плечах — стволы минометов и базук. За плечами —

Гондурас, тренировочные лагеря и интенсивная военная

подготовка под руководством парней из спецподразделе-

ний армии США. Семь километров—молниеносным

броском, и вот у подножия горы — пробуждающееся

селение.
—	Мы их заметили и сразу же открыли огонь,—

прикуривая чуть дрожащей рукой сигарету, рассказывает

Викторино Эрнандес, средних лет худощавый крестья¬

нин. Голова его перевязана пропыленной тряпицей, на

ней — бурые пятна запекшейся крови.— Нас пятеро тогда

было на посту. Потом на выстрелы прибежали еще наши.

Всего собралось человек тридцать милиционеров. Рассве¬

ло. Ну, бандиты первым делом обстреляли деревню из

минометов. Мы ответили залпами из карабинов, чтобы
232

их, значит, на себя отвлечь. В деревне-то детишки с

бабами...
Они постреляли по нам из базук, мины покидали и

поднялись в атаку. Мы ее отбили. Они опять из миноме¬

тов, и опять в атаку. Шесть атак мы отбивали. Солнце уж

высоко поднялось, наверное, часов девять утра было,

когда у нас патроны кончились. К тому времени нас в

траншее уже двадцать осталось: шестерых убили, а четве¬

ро раненых лежали в доме. Бандиты ворвались в селение,

шуровали по домам, только вот наш пост им мешал как

бельмо на глазу. Они минометы близко подтащили—и

давай садить по нам. Ну, мы видим такое дело, все равно

погибать, как ни крути, и встали из траншеи в атаку. У

кого штык был—со штыком, а большинство с мачете... В

рукопашной мы их покровянили хорошо. Злые были, да и

терять уже нечего нам. Только их много набежало.

Слишком много, и патронов у них полно. Как я спасся—

не помню. Очухался уж за селом, в лесу. Лежу, голова

кругом кружится, весь в крови, а как в лес попал—не

помню...
Заняв пост народной милиции, сомосовцы, по расска¬

зам других очевидцев этой трагедии, прежде всего рас¬

правились с пленными и ранеными: пытали, отрубали

руки, отсекали головы, выкалывали глаза.
Поэтому все пятнадцать гробов хоронили закрытыми.
Героически погиб командир народных милиционеров

Викторино Сентено Гевара. Раненным его взяли в плен.

Допрашивали — он молчал. Водили по улицам, избивали,

кололи штыками, заставляя кричать: «Да здравствует

Сомоса!»—он молчал. И лишь за мгновение до смерти,

лежа в пыли на притихшей, пустынной улице, он, собрав

силы, прохрипел в черные провалы затаившихся окон:

«Но пасаран!» И односельчане услышали его.
Вечером того же дня банду настигли пограничники.
—	Часть «контрас» успела переправиться через

границу,—тяжело, прерывисто дыша, говорит молодень¬

кий сержант Эмильяно Перес Лейва. Его только что

доставили в медпункт Сан-Франсиско-дель-Норте с

осколком в плече, и, пока вокруг хлопочут фельдшер с

медсестрой, Эмильяно, морщась от боли, рассказы¬

вает.—Но человек сорок еще оставались на нашей сторо¬

не. Мы их окружили, рассекли огнем на несколько мелких

групп и нюхать бы им всем сейчас землю, если б не

гондурасская артиллерия. Как увидели гондурасцы, что у
233

«контрас» дела плохи, тут же начали нас снарядами

засыпать. Вот меня и ранило.
Сержант замолк и устало закрыл глаза. Медсестра,

сердито сдвинув брови, замахала на меня руками, и я

послушно вышел из пропахшей лекарствами и бинтами

перевязочной на крыльцо.
На церковной площади одиноко и печально звонил

колокол...
А еще в июле 1982 года подвергались нападению и

обстрелу из минометов пограничные посты Эль-Кум в

департаменте Селая, Халапа в департаменте Нуэва-

Сеговия, плотина и электростанция Сальто-Гранде, снаб¬

жающая энергией шахты поселка Бонанса, что в Селае...

И везде нападавшие приходили группами по 100—150

человек, вооружены были минометами, базуками, стан¬

ковыми пулеметами и автоматическим оружием. И на

всем—на снаряжении, на форме, на оружии—стояли

клейма «сделано в США». Те же клейма, наверное, стояли

и на душах сомосовцев.
Кроме того, в июле 1982 года двухмоторным самоле¬

том без опознавательных знаков были обстреляны ракета¬

ми порт Коринто, крупнейший никарагуанский порт на

Тихом океане, и склады с горючим, примыкающие к

нему. Истребителем ВВС Никарагуа были отогнаны от

столицы два боевых самолета без опознавательных зна¬

ков, заходившие для атаки нефтеочистительного и це¬

ментного заводов.
Все это происходило в течение только одного месяца.

И сомнений в том, что борьба предстоит тяжелая, на

смерть, не оставалось уже ни у кого.
По ту сторону границы
Его взяли в плен в январе 1983 года, когда во главе

диверсионной группы он проник в Никарагуа с заданием

уничтожения экономических и военных объектов и подго¬

товки серии покушений на руководителей страны. Члена¬

ми группы, по его словам, были «специалисты своего

дела, обучавшиеся в различных школах ЦРУ».
Он сидит сейчас передо мной, трясущийся, обросший

седой щетиной, бормочет что-то насчет своих детей и по-

собачьи ласково и преданно заглядывает в глаза моло¬

денькому начальнику караула.
234

В Никарагуа тюрем нет. Их отменила революция,

построив вместо сомосовских каменных мешков «центры

по перевоспитанию». В один из таких центров, располо¬

женный в нескольких километрах от Манагуа, меня и

привезли на интервью с Хосе-Грегорио Андраде. Широ¬

кий двор, отделенный от внешнего мира невысоким забо¬

ром из колючей проволоки, ряды аккуратных домиков,

выкрашенных в голубой цвет, просторная комната свида¬

ний, мастерские под навесами, столовая. Нет ни высоких

каменных стен с вышками на углах, ни мощных решеток,

ни рвов и многотонных металлических дверей. Нет

тюрем в том виде, в котором мы привыкли их себе

представлять.
Я вспоминаю слова команданте Томаса Борхе: «Рево¬

люция не мстит. Она дает возможность этим запутав¬

шимся и обманутым людям вернуться к нормальной

человеческой жизни, из которой они обманом или силой

были похищены Сомосой...»
И хоть Хосе-Грегорио Андраде совсем не походит на

«запутавшегося и обманутого», он тоже отбывает наказа¬

ние в этом центре. А те, кто действительно хорошо

зарекомендовал себя, живут на так называемой «откры¬

той ферме». Неподалеку отсюда, на плодородной и

орошаемой водами озера земле, бывшие капитаны и

сержанты Национальной гвардии выращивают капусту и

огурцы. Охрана невелика, визиты родственников не¬

ограниченны. Более того, новоявленные овощеводы

получают всю выручку от продажи своей продукции

на рынках столицы. Определенный процент идет на

расширение производства, а остальное они переводят

семьям.
За пять лет существования «открытой фермы» заклю¬

ченными (странно называть их этим словом) не было

предпринято ни одной попытки побега. Так мне сказали в

Главном управлении воспитательными центрами МВД

Никарагуа. И пояснили: «Мы не отнимаем надежду.

Ведь, если отнять надежду на выздоровление у больного,

он умрет просто от отчаяния. Если мы отнимем надежду

на возвращение к нормальной жизни у наших подопеч¬

ных, отчаяние толкнет их на крайности...»
Революция не мстит.
Откровенно говоря, беседа с Хосе-Грегорио Андраде

не прибавила во мне уверенности в его исправлении.

Однако чего не бывает?
235

Итак, Хосе-Грегорио Андраде, 48 лет, гражданин Гва-

темалы, агроном по образованию, лейтенант службы

безопасности гватемальского режима по роду занятий и

одновременно агент ЦРУ. Окончив сельскохозяйствен¬

ный техникум, Хосе-Грегорио «возиться в земле» не по¬

желал. Он поселился в поместье богатого дядюшки, где и

жил до сорока лет тунеядцем, лишь время от времени

меняя жен. Ненависть к простолюдинам «благородный»

Хосе-Грегорио испытывал всегда, но, после того как ему

крепко досталось за насилия над батрачками от разгне¬

ванных крестьян, ненависть эта превратилась в испепеля¬

ющее, мстительное чувство. А тут еще умер дядюшка,

оставив на него все хозяйство.
Пришлось работать, управлять поместьем. Хосе-

Грегорио быстро заскучал от «беспросветности сельской

жизни». Поразмыслив как следует, он решил завербо¬

ваться в службу безопасности: деньги платят большие, а

труды невелики. Тем более, сразу появится возможность

свести старые счеты. Помогли дядюшкины связи — скоро

Хосе-Грегорио назначают шефом одного из «эскадронов

смерти».
—	Нет-нет, я никого не пытал, не убивал,— бормочет

он, пряча глаза.— Мы только следили за транспорти¬

ровками оружия для партизан и выявляли неблаго¬

надежных...
Они «следили» и «выявляли»! Откуда же тогда в Гва-

темале сотни братских могил, трупы на улицах и на

обочинах дорог? Около ста тысяч человек погибло в

стране в результате террора властей и деятельности

«эскадронов смерти». Но на этот вопрос Хосе-Грегорио

предпочитает не отвечать.
Гораздо охотнее он рассказывает о сомосовцах и о

своем участии в подготовке плана «С»: тут можно все

свалить на других.
В конце 1980 года его вызвали в столицу. Строгий

майор из главного управления разведки сообщил ему, что

отныне он поступает в распоряжение ЦРУ и переводится

на работу в Гондурас. В Тегусигальпе Хосе-Грегорио

принял капитан гондурасской разведки Пио Флорес и дал

ему первое задание—собрать на территории Сальвадора

и Гондураса бывших национальных гвардейцев и доста¬

вить их в небольшой гондурасский город Данли. Там

организовывалась спецшкола под командованием бывше¬

го сомосовского офицера Бенито Браво.
236

Судя по всему, с этим заданием Хосе-Грегорио спра¬

вился, хотя и столкнулся с определенными трудностями:

часть сомосовских вояк уже успела завербоваться в саль¬

вадорскую армию.
Теперь Хосе-Грегорио напрямую встречался с офице¬

рами ЦРУ. В маленьком ресторанчике «Хардин Тапатио»

в Тегусигальпе он получал инструкции и крупные суммы

денег на содержание спецшколы. Кроме того, за бокалом

пива обсуждались детали следующего задания: взрывы

никарагуанских промышленных и стратегических объек¬

тов, организация покушений, саботаж...
В конце 1981 года Хосе-Грегорио отбыл в один из

сомосовских лагерей под Данли для подбора диверсион¬

ной группы и подготовки к террористическим актам.
—	Сомосовский лагерь построен по образцу трениро¬

вочного лагеря американской армии,— рассказывает

он.— Такие же можно встретить и в Сальвадоре, и в

Гватемале. Сомосовцы ходят в форме, с оружием. Дис¬

циплину поддерживают инструкторы—гондурасские

офицеры и бывшие офицеры Национальной гвардии.

Все—рядовые и офицеры — получают твердое жалованье

в долларах и местной валюте. За походы в Никарагуа

оставшимся в живых платят отдельно, что-то вроде гоно¬

рара. Семьям сомосовцев выдают продукты питания и

одежду по специальным талонам прямо с гондурасских

армейских складов...
Хосе-Грегорио тяжело вздыхает, вспоминая ту жизнь.
—	Но ведь сомосовцы—свиньи. Злобные и грязные

свиньи,—интеллигентный и очень благородный Хосе-

Грегорио печально смотрит на меня, словно приглашая

возмутиться вместе с ним. Он, Хосе-Грегорио Андраде,

дипломированный агроном, помещик по дядюшке и все-

таки офицер, конечно же, не имеет ничего общего с этими

подонками.
—	Вы бы видели, сеньор, как они ведут себя, вырвав¬

шись за ворота лагеря! Местные жители в такие дни

запираются в домах. Да-да, сеньор, улицы рустеют, буд¬

то поселок занят вражеской армией. Сомосовцы напива¬

ются, устраивают стрельбу, поножовщину... Не дай бог

попасться им на глаза! Больше всего достается женщи¬

нам. Официантки, несмотря на безработицу, уволились

и бежали из Данли и окрестных селений. Сомосовцы

устраивают даже набеги на деревни, похищают крестьян¬

ских девушек...
237

—	А куда смотрят местные власти, полиция?
—	Ха, власти... полиция...— он довольно долго ша¬

рит глазами по моему лицу. Оценивает степень моей

наивности, не притворяюсь ли?—Да как только сомосов-

цы появляются на улицах, ни одного полицейского не

сыщешь. Боятся пулю ненароком получить. Потерять

место. Ведь каждому ясно, что за сомосовцами—аме¬

риканцы. А с ними, как известно, лучше не связываться:

американцы всегда правы. Вот власти и «не замечают»...
—	А есть среди сомосовцев сомневающиеся? Ну те,

кто не хочет воевать против своей бывшей родины?
—	Пожалуй, сомневающимися их не назовешь,— за¬

думчиво тянет Хосе-Грегорио.—Правда, иные, вернув¬

шись с задания из Никарагуа, не очень-то стремятся в

новый поход. Дезертируют, симулируют болезни... Но из

таких быстро делают «шахтеров».
—	??
—	Видите ли, сеньор, у сомосовцев есть своя контр¬

разведка и при ней спецкоманды. Именно они занимают¬

ся подобными проблемами и решают их просто—пуля в

лоб и на три метра в землю. Вот и готов «шахтер».

Иногда так же поступают и с семьей провинившегося.

Чаще же ее просто выгоняют из поселка, отобрав деньги

и имущество. Вообще, вся система вербовки и принужде¬

ния хорошо продумана. Стоит подписать контракт—и

ты уже не принадлежишь себе. Посудите, измена карается

смертью. Попавший в плен теряет счет в банке и все свои

накопления, а семьи, если они есть, снимаются с до¬

вольствия и выселяются из домов. Так что завербованно¬

му остается один выход—«доблестно» пасть в бою...
*	* *
Статистика
С июля 1979-го по июль 1982 года гондурасская армия

претерпела значительные количественные и качественные

изменения:
июль 1979 июль 1982
численность личного
состава сухопутных войск
14000 чел.
21400
воздушные базы
2
3
военные аэродромы
5
10
количество военных самолетов
80
117
количество вертолетов
7
21
238

Военная помощь США Гондурасу составляла:
1980	год—3 миллиона долларов
1981	год—5,5 миллиона долларов
1982	год—31,6 миллиона долларов.
*	* *
Беседа с Хосе-Грегорио Андраде имела весьма неожи¬

данное продолжение. Прошло больше года, но благодаря

случайности я вновь вспомнил и самого гватемальца, и

разговор с ним. Особенно его слова о том, что сомосовцы

ведут себя в Гондурасе, как оккупанты...
Необъяснимы и поразительны законы случая. Разно¬

языкая и пестрая толпа пассажиров бурлит в душном и

жарком зале транзита одного из воздушных перекрестков

Латинской Америки. Здесь одновременно приземлилось

пять самолетов вместо двух ожидаемых. Один выбился

из графика, у другого неполадки с мотором, у третьего,

тяжелого горбоносого «боинга», тоже были какие-то

свои, не известные никому причины для того, чтобы

плюхнуться незваным гостем на бетон посадочной

полосы.
Кондиционеры явно не справлялись со зноем и над¬

рывно гудели, перегоняя по залу горячий воздух. Издер¬

ганные официанты сновали взад и вперед с подносами,

уставленными прохладительными напитками, продавщи¬

цы в сувенирных магазинчиках глазами загнанных лоша¬

дей посматривали на стрелки часов, отвечая в тысячный

раз на одни и те же вопросы...
В этой суетне и толкотне, в этом беспорядочном,

молекулярном движении почти двух тысяч разморенных

духотой и ожиданием людей мы встретились с Хорхе.

Более того, мы не только узнали друг друга, хотя проле¬

тело шесть лет с момента последней встречи, когда я

брал у него интервью, но и располагали почти часом

«чистого» времени.
Мы говорим о Гондурасе, устроившись на лавочке за

прозрачной плексигласовой перегородкой, отделявшей

тихий закуток от основного зала. Строгие полицейские

сурово хмурились, проходя мимо нас, но не гнали.
—	Гондурас оккупирован иностранными войсками,—

говорил Хорхе.—Нет-нет, это не гипербола. Моя страна

в самом деле утратила национальный суверенитет, как ни

больно мне, гондурасцу, признавать это. Давай прики¬
239

нем: сейчас на территории Гондураса находится более

четырех тысяч американских солдат и офицеров с ору¬

жием и техникой. В наших портах Трухильо и Сан-

Лоренсо базируются американские боевые корабли. На¬

ши аэродромы Пальмерола, Сан-Педро-Сула и Ла-Сейба

превращены американцами в свои военно-воздушные ба¬

зы. На нашей земле американские и израильские инструк¬

торы обучают несколько батальонов сальвадорских сол¬

дат. И наконец, в наших южных провинциях сосредото¬

чена хорошо вооруженная и оснащенная современной

техникой и средствами десятитысячная армия сомосов-

цев. Разве это не оккупация?
Военщина, иностранная и заискивающая перед ней

гондурасская, диктует свои законы. Сомосовцы фактиче¬

ски отторгли южные провинции от национальной терри¬

тории, превратили их в свое поместье и делают там все,

что им взбредет в голову. Устраивают набеги на селения,

насильно уводят гондурасских крестьян в свои лагеря и

заставляют их заниматься самой черной работой. Убива¬

ют и похищают профсоюзных активистов, просто недо¬

вольных или прогрессивно мыслящих людей—словом,

тех, кто, по сомосовским взглядам, подпадает под опре¬

деление «красный». Представляешь, иностранные солда¬

ты расстреливают гондурасцев на пороге их собственного

дома! У нас появилась новая категория беженцев —

гондурасские граждане из южных провинций. Только за

последний месяц оттуда ушли, спасаясь от сомосовского

террора, пятьсот семей.
Все потому, что Соединенным Штатам нужен новый

жандарм взамен сомосовской Никарагуа. Новая база для

антипартизанских операций в регионе, плацдарм для

агрессии против никарагуанской революции. А на долю

большинства гондурасцев выпадают страшная нищета,

голод, эпидемии, репрессии властей, безработица, беззе¬

мелье крестьян. Средний доход гондурасского крестьяни¬

на, имеющего семью в шесть человек, составляет 21 сен¬

таво в день. Что это значит? Литр молока, например,

стоит 75 сентаво, полкило хлеба — 33 сентаво, пачка са¬

мых дешевых сигарет—40. Представляешь теперь? В

городах дела обстоят не лучше: 700 тысяч человек из

миллиона 200 тысяч экономически активного населения

либо вовсе не имеют работы, либо перебиваются случай¬

ными заработками. Самые лучшие и плодородные земли

страны поделены между двумя американскими банановы¬
240

ми компаниями «Тела рейлроуд» и «Стандард фрут». То,

что не съели эти акулы, заглотнули хищники помельче —

местные латифундисты...
Вот тебе, Мигель, подлинное, настоящее лицо импе¬

риализма. Без прикрас, без косметики. Без всех этих

невозможно шикарных бродвеев и пятых авеню, без этой

лживой каменной бабы, которую они зовут Свободой. И

я его ненавижу, неистово, до сумасшествия ненавижу. Я,

гондурасец, центральноамериканец, латиноамериканец...
Посадку на его рейс объявили неожиданно. Мы наско¬

ро, неловко как-то, торопливо простились, и Хорхе убе¬

жал, пропал в толпе, спешащей к выходу.
Увидимся ли еще? Кто знает.
*	* *
Статистика
С 1981 по 1984 год на территории Гондураса было

проведено 9 крупных маневров армии США

общей протяженностью 359 дней,

в них принимали участие в общей

сложности 27 800 американских солдат,

десятки военных кораблей, более сотни

самолетов и вертолетов.
*	* *
Вторжение
Оно началось в январе 1983 года. В первые же не¬

дели боев стало ясно, что Вашингтон делает ставку на

этот кульминационный этап плана «С». В северные

департаменты—Нуэва-Сеговия, Хинотега, Селая»—вор¬

вались тысячные группировки сомосовцев. Недостаточ¬

но обученные, уступающие врагу в вооружении и ос¬

нащении, резервные батальоны несли большие потери в

тяжелых приграничных боях. Сомосовцы применяли

волчью тактику неожиданных нападений, засад, рейдов.

Они никогда не атаковали в меньшинстве, никогда не

принимали боя, будучи слабее противника. Они стреми¬

лись захватить хоть на день, хоть на несколько часов

какое-нибудь селение или городок, чтобы ввести на
241

«освобожденную от коммунизма территорию Никара¬

гуа» временное правительство, сидевшее на чемоданах в

Гондурасе. Они атаковали селения, но, получив отпор от

вооруженных крестьян, тут же откатывались, не желая

рисковать. Или устраивали резню, удирая при приближе¬

нии частей сандинистской армии.
Благодаря отсутствию сплошной линии границы, пу¬

стынности и труднодоступности лесных и горных райо¬

нов севера Никарагуа, сандинистские батальоны вынуж¬

дены были воевать в отрыве от своих баз, неделями не

получая продуктов питания, патронов, медикаментов.

Сомосовцы имели все: лагеря в Гондурасе, превращенные

в опорные базы вторжения, сеть оперативных баз в ника¬

рагуанских горах, куда из Гондураса по воздуху и земле

доставлялось все необходимое, вплоть до полевых госпи¬

талей. У революционной Никарагуа в военно-воздушных

силах всего четыре допотопных истребителя да с полдю¬

жины вертолетов, у сомосовцев—современные самоле¬

ты, десятки вертолетов, кроме того, к их услугам гонду¬

расская транспортная авиация, боевые машины без опоз¬

навательных знаков, сосредоточенные на американской

воздушной базе в JTa-Сейбе...
В Хинотегу, Нуэва-Сеговию, Селаю сомосовские «так¬

тические группировки»—так назывались контррево¬

люционные формирования — вошли как нож в масло. Ни

селений, ни городов захватить им не удалось, но про¬

никнуть далеко в глубь территории Никарагуа они все же

сумели. Больше тысячи бандитов действовали в департа¬

менте Матагальпа, в семидесяти—восьмидесяти километ¬

рах от столицы.
Хинотега, Нуэва-Сеговия, Селая... Главный удар вра¬

га наносился по ним, а сандинистское командование вы¬

нуждено было держать в Чинандеге самые лучшие и

хорошо вооруженные части, танковые батальоны и зе¬

нитную артиллерию—грозил войной Гондурас, уже бы¬

ла проведена мобилизация в провинции Чолутека, грани¬

чащей с Чинандегой. Рисковать Чинандегой сандинисты

не могли, не имели права. Потому что Чинандега—это

промышленные города и плантации хлопка, это главный

порт страны Коринто, это самые лучшие дороги и это,

наконец, кратчайший путь к Манагуа. В Чинандеге было

относительно спокойно, хотя и там продолжались мелкие

вылазки, нападения на пограничные посты, обстрелы
242

селений. Но ни в какое сравнение с тем, что происходило

восточнее, события в Чинандеге не шли.
Главный удар натасканных «зелеными беретами» и до

зубов вооруженных сомосовских группировок приняли на

себя резервисты и территориальная милиция—воору¬

женные старыми карабинами крестьяне. Борьба была

жестокой.
*	* *
Статистика
По данным ЦРУ, численность армии сомосовцев

возрастала:
с 5500 человек в феврале 1983 года до

7000 в мае,
8000 в июне,
10000 в июле.
В течение 1983 года
погибло	—1030 никарагуанцев;
ранено	—1323;
угнано в Гондурас
и пропало без вести	—1153.
Материальный ущерб от агрессии составил 166 мил¬

лионов долларов.
Прямые ассигнования из госбюджета США на по¬

мощь сомосовцам составили в 1983 году 24 миллиона

долларов.
*	* *
В те горячие дни мне довольно часто приходилось

ездить в зоны боевых действий. И каждый раз, возвраща¬

ясь в Манагуа, я поражался мирному и, как мне казалось,

слишком беспечному течению столичной жизни. Где-то

рядом гремели бои, гибли люди, а в частных кинотеатрах

Манагуа демонстрировались фривольные итальянские

комедии, как ни в чем не бывало функционировали диско¬

теки, и по субботам были многолюдны рестораны и

кабачки. Все это представлялось мне странным и не¬

уместным. Разумеется, свойственная латиноамериканцам

легкость нрава и беззаботность. Но, уже познакомившись

немного с никарагуанцами, я знал, что именно эти черты
243

выражены в них сравнительно слабо на общем латино¬

американском фоне. Впрочем, необходимо сказать, что,

несколько поостыв от «боевых впечатлений», я призна¬

вался себе, что был несправедлив.
В конце концов итальянские кинопошлости, дискотеки

и рестораны—дело частного капитала, буржуа и торгов¬

ца. Этих действительно мало волновала агрессия, втор¬

жение и опасность для революции. Но рабочий и служа¬

щий люд, студенты и школьники—трудовой Манагуа —

жили отнюдь не легко и весело. На улицах прибавилось

оливкового цвета ополченских гимнастерок. Вечерами на

площадях и пустырях проводились занятия народной

милиции, формировались новые резервные батальоны,

появились строгие патрули солдат и добровольцев. И

вообще, весь город стал строже, решительнее, под-

тянутей.
Последние мои сомнения в «сознательности» никара¬

гуанцев развеял капитан Агурсия, начальник погранич¬

ных войск департамента Нуэва-Сеговия. Мы сидели в

штабе, и Агурсия, поглаживая пальцами аккуратную ще¬

точку усов, говорил:
—	Видишь ли, hermano, вторжение сомосовцев, не

спорю, вещь серьезная. И радоваться тут не приходится.

Но и паниковать не стоит. Исход этой авантюры был

ясен еще до того, как она началась. Ведь Рейган, его

советники из ЦРУ и Пентагона, да и сомосовские главари

рассчитывали иметь дело с таким-то количеством солдат,

таким-то количеством техники и вооружения, ну и так

далее. Уверен, что при большом опыте в подобных акци¬

ях, при высоком профессионализме военных американцы

учли все аспекты, проработали все варианты. Все, кроме

одного. В Никарагуа их наемникам приходится иметь

дело не просто с армией, резервными батальонами и

пограничниками, а с вооруженным народом. С народом,

которому революция доверила автомат. Сколько нас,

способных носить оружие и готовых встать на защиту

родины и революции? Пятьсот тысяч, миллион! Да разве

смогут когда-нибудь американцы, сомосовцы, любая

иная сволочь победить такую армию? Никогда! Поэтому

мы спокойны.
Потом ежедневно, ежечасно я убеждался в правоте

слов капитана. Я видел, как уходили с площади 19 июля

на борьбу с агрессором все новые резервные батальоны.

Я видел, как мои друзья крестьяне из кооператива
244

«Фридрих Энгельс» пришли в районный комитет СФНО

просить оружие и патроны. И, получив все, организовали

на своих хуторах подразделения территориальной мили¬

ции, об оборону которых вот уже больше года ломают

зубы отборные сомосовские части. 1983 год дал Никара¬

гуа десятки новых имен героев—двадцать юношей из

батальона 30-62, Бренда Роча, пятнадцатилетняя девочка,

стрелявшая по врагам до последнего патрона, ребята из

бригады «Пабло У беда», совершившие невероятный,

стокилометровый бросок по девственной сельве, чтобы

уничтожить сомосовскую взлетно-посадочную полосу и

оперативную базу... Их много, всех не перечислить. Мне

приходилось встречаться и с шестидесятилетними «мили-

сианос», воевавшими с оккупантами-янки под знаменами

Сандино, и с тринадцатилетними ополченцами, мстящи¬

ми за смерть родителей. На защиту революции встал

народ. Прав капитан Агурсия.
Кстати, капитан оказался прав и относительно амери¬

канских планов удушения новой Никарагуа. В них дейст¬

вительно все было учтено и продумано до мельчайших

деталей. Но об этом я расскажу позднее, ибо планы

Пентагона стали достоянием общественности только в

1984 году. Будем придерживаться хронологии.
А тогда, в мае 1983 года, я приехал в штаб капитана

Агурсия в Окоталь совсем по другому делу. Мне нужно

было попасть в селение Халапа, где, по сводкам мини¬

стерства обороны, шли упорные бои с сомосовскими

группировками.
Окоталь, административный центр департамента Ну-

эва-Сеговия, уже превратился за полгода войны в при¬

фронтовой город. Раньше это был пыльный городишко,

окруженный со всех сторон синими горами Сеговии.

Одна-единственная гостиница, один-единственный кино¬

театр и обязательный собор на квадратной кафедральной

площади. Собор старинный, с покрытыми мхом и окаме¬

невшей плесенью черными стенами. Ведь Окоталь —

ровесник Леона и Гранады. Здесь, за апельсиновыми

садами окраинных улочек, обрывается гладкий асфальт

шоссе и начинаются крутые, извилистые, каменистые до¬

роги и проселки Нуэва-Сеговии. Дороги, по сравнению с

которыми «американские горы», почему-то прозванные в

Америке «русскими», и в самом деле кажутся забавой для

малышей-дошкольников. В Нуэва-Сеговии этот «аттрак¬

цион» усложнен пропастями и оползнями, головокружи¬
245

тельными поворотами, камнями и камушками, норовя¬

щими вдребезги разнести шины, бурлящими ручейками,

речушками, реками, которые приходится переезжать

вброд. Сейчас в Окотале штабы, казармы, госпитали,

город полнится солдатами, пограничниками, ополченца¬

ми. Здесь царят особое настроение и особый дух, по

которым даже самый несведущий, самый гражданский

человек определит — фронт рядом.
Выслушав мою просьбу, Агурсия тяжело вздыхает и

вновь принимается теребить усы. Помолчав, он сообщает

свое решение, больше похожее на приговор:
—	Нет, компаньеро, одного я тебя в Халапу не пущу.

Нет-нет, не уговаривай. Восемьдесят километров единст¬

венной дороги, связывающей Халапу со всей страной! Да

там за каждым поворотом засада! Нет,—твердо заклю¬

чает он и, усмехнувшись, шутит, на мой взгляд, довольно

мрачно.— Не собираюсь я «контрас» такой подарок де¬

лать: советского журналиста с полным снаряжением...
Спорить бесполезно. Во-первых, людей для сопровож¬

дения у капитана действительно нет. Во-вторых, я от¬

лично знаю самого капитана, его твердый, если не ска¬

зать упрямый, характер. Не пустит, раз так решил. Выру¬

чают трое резервистов, с которыми я сталкиваюсь на

крыльце штаба. Они возвращаются в Халапу из отпуска,

им нужен транспорт, чтобы попасть в свою часть. А мне

позарез нужна их компания — чем не эскорт? Заправлен¬

ная бензином, залитая маслом белоснежная моя «Нива»

стоит во дворе и словно бы даже подрагивает от нетерпе¬

ния, бьет колесом, как скакун копытом. Резервисты, ра¬

достно переглянувшись, хлопают меня по плечу и в знак

согласия закуривают мои сигареты. Все идет прекрасно!

Нам остается только самая «малость» — переубедить ка¬

питана. Но это резервисты берут на себя.
Агурсия долго сомневается, вздыхает и теребит усы,

однако после получасового инструктажа все же дает

«добро».
—	В Санта-Кларе вы будете часа через полтора?—

обращается он к резервистам.— Пусть командир поста

свяжется со мной по рации, подтвердит ваше прибытие.

От Санта-Клары до Халапы уже почти безопасно, там

проедете спокойно.
Дорога пустынна. Проносимся мимо редких хижин,

прилепившихся к могучим стволам сейб, переезжаем

ручьи и речушки. Ребята весело, наперебой отвечают на
246

мои вопросы. Леонель, Маурисио и Луис учатся на под¬

готовительном отделении университета и работают на

государственной обувной фабрике. Вернее, учились и

работали — фабрика и университет теперь далеко... Вдруг

«Нива», безотказная и резвая «Нива», в которую я верил,

как в себя, предательски глохнет, захлебнувшись на кру¬

том подъеме. Попытки вновь завести ее терпят фиаско.

Выходим из машины, Маурисио поднимает капот и что-

то ковыряет в железном желудке автомобиля, Леонель и

Луис расходятся по обе стороны от дороги, взбираются

на скалы, нависающие над ней,—на всякий случай. Тиши¬

на. Лишь заполошно поют цикады в пожухлой траве на

склонах. Ни ветерка, ни звука, ни шевеления воздуха. С

Маурисио разговариваем почему-то шепотом, будто

боимся разбудить эту тишину.
Сорок минут Маурисио чистил свечи, зачищал кон¬

такты аккумулятора и проверял электропроводку, пока

не нашел причину неполадок. Мы злились и нервничали,

не подозревая, что тот разломившийся зеленый проводок

избавил нас от куда более крупных неприятностей. Мы не

подозревали, что обеспокоенный Агурсия уже сам связал¬

ся с Санта-Кларой и, узнав, что белая «Нива» не проезжа¬

ла через пост, послал нам вдогонку взвод пограничников,

вернувшихся в Окоталь с позиций...
Едем дальше. Маурисио выставил ствол автомата в

окно и держит палец на спусковом крючке. Замечаю

боковым зрением надпись, выведенную зеленым флома¬

стером на прикладе: «Марилена».
—	Невеста,—поясняет он, перехватив мой взгляд.—

Хорошая девушка. Тоже воюет сейчас. В Вивили. Слы¬

шал, наверное, об этом городке в департаменте Хино-

тега?
—	Слышал,—отвечаю я и хочу спросить, есть ли от

Марилены известия. Но не успеваю: крутой спуск, резкий

поворот—не до разговоров, вывернуть бы руль... И тут

звенящий шепот Маурисио: «Тормози! Засада!»
Метров двести отделяют нас от тех, в голубой форме.

Человек двенадцать растянулись поперек дороги, укла¬

дывая барьер из камней. Наше появление для них неожи¬

данность. Видно, не слышали мотора: на спуске он лишь

слабо пофыркивал. Это нас и спасло. Мы выпрыгиваем

из машины, и ребята, кажется, еще в прыжке открывают

огонь. Сомосовцы ныряют в кювет и тоже стреляют.
247

Три автомата ополченцев работают рядом, и потому-

их заливистый, до звона в ушах, треск перекрывает звуки

ответных очередей. Вся сцена представляется мне не¬

реальной, словно на киносъемочной площадке у плохого

режиссера. Однако «дубль» затягивается. По отчаянному

выражению лица Леонеля вижу, что с патронами у него

не густо. И действительно, через минуту его автомат

замолкает. Остались Маурисио и Луис. У Леонеля есть

еще пистолет, но стрелять из него на такое расстояние —

несерьезно. Пистолет—это для ближнего боя, для руко¬

пашной, если до нее дойдет. Сомосовцы пристрелялись.

Их пули стригут воздух над нашими головами. Некото¬

рые из бандитов перебежками по кювету, осторожно и

опасливо, но приближаются к нам. За ними подтягивают¬

ся остальные. «Голливудские» настроения пропадают,

становится жутко: ведь у меня нет даже перочинного

ножа на случай рукопашной, если до нее дойдет. Если...

Сомосовцы все ближе...
Вдруг они выскакивают из своих укрытий и в беспо¬

рядке бегут вверх по склону, к густому кустарнику. Уди¬

рают? Оборачиваюсь—сзади нас тормозит большой

военный грузовик, через борта которого сыплются чело¬

век тридцать пограничников с ручными пулеметами и

даже с гранатометом. Ура, удирают! Леонель и Луис что-

то кричат, подпрыгивают, подняв автоматы над головой,

а Маурисио, привстав на колено, продолжает стрелять

одиночными. Он на удивление спокоен. Тщательно це¬

лится и стреляет, стреляет. Одна темная фигурка на том

склоне нелепо взмахивает руками, опрокидывается, ка¬

тится вниз...
—	Разве это засада?—запаленно дыша, говорит Мау¬

рисио, когда мы продолжаем путь.— Они только начина¬

ли дорогу перегораживать, да и маловато их было. На¬

стоящая засада—это когда человек шестьдесят, а то и

сотня, и дорога перекрыта, как мышеловка, спереди и

сзади. Считайте, нам повезло. Лео,—неожиданно зло

обращается он к Леонелю.—Ты все жратву в подсумке

таскаешь вместо магазинов? Вот, в последний раз тебя

предупреждаю, компаньеро свидетель: еще раз замечу на

подобном—выгоню из взвода. Иди к девчонкам на кух¬

ню, фасоль варить... Carrajo! Сколько тебе внушать надо

простые вещи?
Леонель опускает голову и виновато бубнит что-то

малоразборчивое себе под нос. Переживает. Но Маури-
248

сио непреклонно отворачивается от нарушителя дисци¬

плины и смотрит на дорогу. Палец его по-прежнему на

спусковом крючке автомата.
В Халапе, к нашему удивлению, царили мир и спо¬

койствие. На пыльной рыночной площади толпился на¬

род, по улицам с визгом проносились стайки босоногих

мальчишек, у речушки, запруженной мешками с песком,

женщины стирали белье, обминая его о покрытые мыль¬

ными разводами серые камни, тут же барахтались в

теплой воде дети.
Тревожно было только в штабе. Начальник разведки

лейтенант Хосе Молина, высокий, курчавый парень с

тонкой ниточкой усиков над губой, вышел к нам на

террасу.
—	Так, храбрецы,— сказал он моим спутникам,— ва¬

ша часть расположена в Макарали, идите лучше сейчас, в

Халапе не задерживайтесь. Как раз к обеду попадете.
Мы распрощались, думая, что расстаемся надолго,

навсегда. Но встретились мы следующим утром, и встре¬

ча наша была грустной...
—	Тихо,— проговорил лейтенант, когда ребята

ушли.—Тихо. Шесть дней война, а вот теперь тихо. Мы

их на рассвете отовсюду выбили—из Теотекасинте, из

Макарали, из Муй-Муй... Только в Эль-Сиусе еще во¬

юем, но и там скоро кончим их. Да, неспроста эта

тишина. Отдыхают, сукины дети. Вот отдохнут—и опять

полезут...
Лейтенант говорил задумчиво, словно рассуждая

вслух, и было непонятно, обращается ли он ко мне или к

блеклому пропыленному небу над Халапой.
—	А далеко ли отсюда до этого Эль-Сиусе?—ре¬

шился прервать я его.
—	Далеко—близко, кто знает?—загадочно протянул

он.—По карте—четыре километра до хутора и еще

шесть до места боя. Итого—десять. На машине можно

проехать только первые четыре. Остальные—верхом или

пешком. Верхом нельзя: лошадей у нас нет, да и

подстрелить могут. Остается пешком. Тоже, конечно,

небезопасно, да по-другому не получится...
Логика у лейтенанта Молины была железной.
—	Ну как, пойдете?—он склонил голову на плечо,

сложив кисти рук на пряжке ремня.
—	Пойду.
249

Лейтенант пожал плечами и, обернувшись, крикнул в

черный провал штабной двери: «Мигель!»
Через минуту, загораживая проем плечами, появился

огромный увалень с добродушным, круглым лицом и

широкой улыбкой.
Лейтенант вверил Мигелю мою безопасность энергич¬

ным приказом:
—	Проводишь компаньеро к Мартинесу, Мигель, и к

вечеру обратно. Отвечаешь головой. Все, можете идти.
Мигель начал добросовестно оттирать меня плечом

на задний план еще в Халапе. А когда мы добрались до

хутора Эль-Сиусе и вышли на широкое картофельное

поле, которое упиралось дальним своим краем в склоны

гор, поросшие частым сосняком, единственное, что я мог

видеть перед собой,—его необъятную спину, туго перетя¬

нутую ремнями. Ибо носил на себе Мигель целый арсе¬

нал: автомат и два подсумка с магазинами, четыре грана¬

ты, револьвер в кобуре и широкий длинный нож в чехле у

пояса.
Поле было изуродовано рваным и извилистым шра¬

мом траншеи. Мигель ткнул в нее пальцем и пояснил:
—	Вот здесь началось...
—	Что началось?
—	Ну, здесь бой начался на прошлой неделе,—ог¬

лянулся он, видно, Поражаясь моей непонятливости.—

«Контрас» сюда пришли ночью, окопались, а утром оста¬

новили гражданский автобус и всех пассажиров угнали...
Потом из его рассказа я уяснил, что утром первого

мая 150 сомосовцев перешли границу и, перевалив невы¬

сокую горную гряду, отделяющую Нуэва-Сеговию от

Гондураса, закрепились у хутора. О своем прибытии они

заявили угоном автобуса с 23 пассажирами, о судьбе

которых пока ничего не было известно. Навстречу врагу

выступил пограничный отряд в 60 человек под командой

лейтенанта Мартинеса. Два дня пограничники штурмова¬

ли эту траншею и наконец погнали сомосовцев к границе.

Сейчас бой звучал невнятным эхом перестрелки где-то

далеко впереди.
—	Эй, не дури! Свои!—вдруг заорал Мигель, заста¬

вив меня вздрогнуть. Метрах в ста от нас из траншеи

поднялся паренек, оказавшийся при ближайшем рассмот¬

рении хрупкой, тоненькой девушкой, затянутой в пятни¬

стую маскировочную форму.
250

—	Ну и напугали,— ворчливо проговорила она, отря¬

хиваясь и закидывая за спину тяжелый карабин.—

Смотрю, идете. Какой-то штатский, на тебе, hermano,

оружейный склад висит. Не иначе разведка сомосовская,

думаю... Вот и приготовилась оборону держать.
Она весело засмеялась, тряхнув густыми, черными как

ночь волосами. Протянула маленькую ладошку:
—	Марта Роча, медсестра из отряда лейтенанта Мар¬

тинеса. Возила раненых в Халапу, да машина сломалась,

возвращаюсь к своим. А вы?
Мы объяснили наши планы. Дальше шли вместе,

сформировав таким образом «второй эшелон», как про¬

звал нас в шутку лейтенант Мартинес. Его командный

пункт помещался в небольшом блиндаже на вершине

холма. Здесь же, задрав к небу тупые рыльца стволов,

стояли три миномета.
—	Лейтенант, ты жив. Какой ты молодец, что жив,

лейтенант,—тихо сказала Марта, когда мы вошли в

блиндаж. И по тому, как она доверчиво и нежно положи¬

ла ладонь на рукав его гимнастерки и как он смущенно

взглянул на нас с Мигелем, я понял, что у Марты были

веские основания торопиться в отряд.
—	Отсюда до границы пятьсот метров, до против¬

ника—четыреста,—строго и деловито, скрывая смуще¬

ние, заговорил лейтенант.— Скоро мы их вышвырнем из

Никарагуа. Вы можете подойти поближе к месту боя, но

не зарывайтесь, помните, что вы—«второй эшелон».

Марта вас проводит. Ей все равно нужно на передовую,

там раненые есть.
Мы осторожно пробираемся по оврагу, вдоль тропы,

ведущей к границе. Впереди легко скользит Марта, за ней

тяжело топает Мигель, изготовивший к бою весь свой

арсенал. Минуем пустые хижины со следами поспешного

бегства на дворах: разбросанная домашняя утварь, хо¬

зяйственный хлам, втоптанные в пыль детские сандалии,

распахнутые настежь двери...
Натыкаемся на перевернутый вверх колесами автобус,

вернее, на его остов—обгорелое железо, осколки стекол.

Одна шина до сих пор чадит едким, зловонным дымом.

«Это тот самый, что угнали»,— говорит Марта, но ее

слова теряются за звоном перестрелки, и догадываюсь

только по движению губ о смысле сказанного.
Вскоре показываются пятнистые комбинезоны погра¬

ничников. Автоматная трескотня достигла своего апогея,
251

не слышно гула раскачиваемых ветром сосен, не слышно

голосов. Объясняемся жестами. Мигель просительно за¬

глядывает мне в глаза—ему неудержимо хочется постре¬

лять и вообще кажется, что без него здесь с контрой не

справятся.
Сомосовцы засели в полуразрушенной хижине на

склоне холма, спрятались за ее сложенными из камней

стенами и поливают огнем, не щадя патронов. Мы с

Мартой укрылись за огромным пнем, и нам хорошо

видно, как пограничники быстрыми перебежками подби¬

раются все ближе и ближе к хижине. Вот один вскочил,

молниеносный взмах рукой, резкий хлопок взрыва, обла¬

ко пыли. Еще взрыв, и еще. Гранаты сомосовцам не

нравятся—удирают. Стрельба усиливается, нарастает и

вдруг обрывается на самой высокой ноте. Раздается не¬

сколько одиночных выстрелов, короткая очередь в отда¬

лении, и наступает тишина. Все. Враг за чертой границы.
Мигель появляется пропотевший, возбужденный, гряз¬

ные струйки стекают по его разгоряченному расстроен¬

ному лицу. На все наши вопросы он только качает голо¬

вой и вздыхает, шумно и протяжно, как тюлень. Потом

молча машет рукой и, повернувшись, медленно идет

вверх по склону. Мы карабкаемся вслед за ним, и лицо у

Марты встревоженное, даже чуточку злое. За хижиной, на

заброшенной банановой плантации вокруг вражеского

окопа, опустив головы, стоят пограничники.
В окопе четыре истерзанных трупа. Выколотые глаза,

отрезаны пальцы, следы штыковых ударов. У одного на

груди вырезаны буквы «НДС». Эти четверо из автобуса,

остальных девятнадцать, по-видимому, угнали в Гонду¬

рас, хотя, кто знает, нет ли подобных окопов и на той

стороне границы?
Ополченец из местных поясняет глухим голосом:

«Дон Сиро, председатель нашего кооператива. Тот,

молодой,— Рамон Гонсалес, был активистом СФНО в

Халапе. Рядом, с буквами на груди, дон Хосе Осориос. У

него сын в армии, поэтому и убили его. Четвертого не

знаю, вроде бы нездешний он...»
К окопу протискивается молодой пограничник, в гла¬

зах у него тревога и отчаяние. Он заглядывает в окоп и,

побледнев, опускается на колени, безвольно бросив руки

вниз. Проходит долгая, наполненная звенящей тишиной

минута. Наконец парень, глядя в пространство остано¬

вившимся взглядом, тихо говорит: «Это мой отец. Ко
252

мне он ехал. Давно собирался, а вот вчера я письмо

получил, что едет...»
Мы идем на КП в тяжелом молчании. Сзади всхлипы¬

вает Марта, но никто не утешает ее. Чем утешишь?

Мигель оборачивается и грозит кулаком огромной синей

горе, четко вырисовывающейся на фоне голубого и без¬

мятежного неба. На эту гору, в Гондурас, ушли сомосов-

цы. И, словно в ответ, метрах в сорока сзади нас вспухает

фонтанчик разрыва, а с горы доносится хлопок миномет¬

ного выстрела. Мы слышим удивленное, пронзительное

«Ой!». И, еще не веря случившемуся, бросаемся назад.

Марта лежит на спине, широко и бессильно раскинув

руки. Комбинезон на левом плече медленно набухает

темным.
«Это ничего, не опасно,—с трудом произносит она

вмиг пересохшими губами.— Я медик, знаю...» Она тяже¬

ло дышит и замолкает. Двое пограничников подхватыва¬

ют ее и бегом несут на КП. Когда наш поредевший

«второй эшелон» добирается туда, четверо солдат с но¬

силками уже спускаются в долину: там должна ждать

вызванная по рации машина. Сразу вдруг постаревший,

поблекший лейтенант провожает их долгим взглядом,

потом подзывает к себе сержанта и глухо роняет: «Нужно

выставить охранение, подсчитать трофеи, покормить лю¬

дей. Проследи, Перес. Я пойду в блиндаж, покурю...»
Спускаемся в долину, на картофельное поле, и мы с

Мигелем. До Халапы добираемся к вечеру. Темнеет. В

городке по-прежнему все спокойно и тихо. У реки, как и

утром, женщины стирают белье и заодно обсуждают

самые важные новости. У кабачка виднеются белые ру¬

башки крестьян, мелькают красные светлячки сигарет.

Здесь тоже обсуждают новости, но не так громко и

поспешно, как у реки, а степенно и рассудительно. В

распахнутые ворота казарм въезжают грузовики с солда¬

тами и ополченцами, возвращающимися с позиций. У

ворот терпеливо ждут принаряженные невесты и жены,

высматривая родные лица среди сотен грязных и усталых

солдатских лиц... Но почему-то возникает ощущение не¬

прочности, слабости этого, только что народившегося

мира и спокойствия. Похоже, не у меня одного—у всех.

Потому так печальны лица женщин, так торопятся солда¬

ты, закончив необходимые свои солдатские дела, выйти

за ворота казарм, так задумчивы и молчаливы старики,

сидящие на порожках своих домов.
253

Лейтенант Молина устраивает меня на ночевку в

казарму—гостиниц в Халапе нет. Тихо. Где-то далеко

ухает сова и поскрипывает под ветром деревянный ста¬

вень. Постепенно смолкают разговоры солдат, гамак

чуть покачивается, и блаженной волной наплывает сон...
Просыпаюсь от яркого электрического света, громких

команд и топота ног по деревянному настилу пола. Тре¬

вога! Лица солдат озабоченны и деловиты. Оружие в

руки, подсумки на ремень, каску, гранаты—и в кузов.

Едем с потушенными фарами в кромешной тьме. Впере¬

ди, в ночи,— звонкий лай минометов и тяжелое уханье

орудий. «Макарали»,— шелестит незнакомое слово.
Макарали—так называются гора и хуторок, где

опять прорвалась «тактическая группировка» сомосов¬

цев. Восемьсот человек с тяжелыми минометами. С той

стороны границы их поддерживает гондурасская артил¬

лерия. Сомосовцы закрепились в сосновом лесу у верши¬

ны. Им противостоит пока только рота ополченцев.

Трассирующие пули мечутся в ночной тьме, впиваются в

стволы сосен. По стволам растекаются синеватые змейки

горящей смолы, распространяя резкий запах канифоли.

Время от времени лопаются желто-красные шары мин¬

ных разрывов.
Вскоре за нашими спинами начинает оглушительно

бить минометная батарея, чуть дальше, на холме,—еще

одна. В огневых всплесках видно, как к горе движутся

цепи солдат. Бой разгорается с новой силой—треск,

грохот, рев...
К девяти утра все кончено, сомосовцы удрали в Гон¬

дурас, «отдыхать», как уверяет Хосе Молина. У грузови¬

ков медсестры перевязывают раненых и отправляют их в

Халапу. Вот появляются три бойца, у одного на плече два

автомата. Они несут что-то тяжелое, завернутое в армей¬

ский брезент. Потом еще одна такая же группа, еще...

Вдруг вздрагиваю. Не может быть! По склону спускают¬

ся Леонель и Луис. Ноша пригибает к земле их плечи,

головы опущены. Подхожу и молча помогаю поднять

тело в кузов. На брезенте—бурые пятна. Лица убитого

не видно. Луис тоже молча кладет поверх брезента авто¬

мат. На прикладе знакомая надпись зеленым фломасте¬

ром «Марилена»...
На обратном пути из Халапы в Санта-Кларе—затор.

Впереди сомосовские засады, группировка, прорвавшаяся

ночью, успела выпустить на дороги щупальца банд. В
254

селении скопилось больше полусотни крестьянских пово¬

зок, кооперативных грузовиков, пассажирских автобусов.

Уже четыре часа мы ждем, пока войска впереди очистят

дорогу. На всякий случай солдаты роют убежища для

людей, им помогают добровольцы из ожидающих.
Вдруг всеобщее оживление. В Санта-Клару со сторо¬

ны Окоталя врываются три запыленных грузовика. Ура,

дорога открыта! Грузовики обступает толпа, шоферов,

сидящих, стоящих на подножках, как на трибунах, засы¬

пают вопросами. Но известия не утешительны: они слу¬

чайно прорвались сквозь сомосовские заслоны. Повезло,

просто повезло. Конечно, бандиты их остановили, вон,

видите, все борта расписаны. Действительно на запылен¬

ных бортах грязными разводами намалеваны надписи:

«Мы к вам еще придем!», «НДС убивают только крас¬

ных!», «Бейте сандинистов!»... Троих крестьян оставили у

себя, отпустили только шоферов. Словом, по дороге пока

не проедешь.
Мой сосед, пожилой крестьянин в широкополом сом¬

бреро, в отчаянии—он везет на рынок в Окоталь овощи

и очень надеется на выручку. Собрался жениться сын, да

еще кое-какие долги нужно заплатить. И вот его надежды

постепенно тают под палящим солнцем.
—	Когда же это кончится?! — срывается он, выслушав

сообщение шоферов. Старик потрясает сухими кулаками

и апеллирует ко всей Санта-Кларе.— Dios! Когда эти

сволочи оставят нас в покое?!
—	Вот ты о помидорах убиваешься, старик,—укориз¬

ненно говорит парень, сидящий на капоте грузовика.—А

тут люди гибнут каждый день. И сейчас вот гибнут.

Помидоры-то, небось, на рынок везешь, нет чтобы в

армейскую часть сдать или вон пограничникам... А нас¬

чет, когда это кончится, не у бога и не у нас спрашивай,

спроси у президента Рейгана!
—	Молод ты еще меня учить,— взвивается старик.—

Если хочешь знать, у меня у самого старший сын за

революцию погиб. На горячем капоте зад не грел, вроде

некоторых! Годков мне много, но все равно, мне б до

Рейгана этого только бы дотянуться. Он бы у меня

узнал... Он бы у меня на всю жизнь запомнил!
Дорогу на Окоталь открыли к вечеру. Старик туда не

поехал: не с чем.
Так закончились для меня эти два дня войны. У

Никарагуа их было неизмеримо больше, Никарагуа до
255

сих пор не знает отдыха, не знает передышки. Сомо-

совское наступление продолжалось весь 1983 год, к

октябрю—ноябрю основные банды и группировки были

разбиты и изгнаны за пределы страны, но война против

революции не утихала. Она приняла другие формы.
Сколько стоит интервенция?
К концу 1983 года даже самым оголтелым «яс¬

требам», гнездующим в Пентагоне и ЦРУ, стало ясно,

что сомосовцы сами по себе изменить ситуацию в Ника¬

рагуа бессильны. Нет, их армию не расформировали в

связи с этим столь печальным для Вашингтона выводом,

но тактику решено было изменить. Особенно окрылил

рейгановскую администрацию «успех» оккупации Грена¬

ды, маленького островка в Карибском море, стотысячное

население которого посмело противиться воле Соединен¬

ных Штатов. Американская армада, состоящая из боевых

и десантных кораблей ВМС США, десятков самолетов и

вертолетов, тысяч солдат и морских пехотинцев, в не¬

сколько дней оккупировала остров, понеся ничтожные

потери в живой силе и технике и невосполнимые для

международного престижа Соединенных Штатов. Но ни

президента, ни его окружение престиж не волновал. То

есть не волновали возмущение и гнев мировой общест¬

венности. Главное, чтобы внутри страны этот пиратский

шаг был понят и оправдан. Что же, Боб и Пит наверняка

поняли и оправдали: «Могучая и непобедимая, самая

могучая и самая непобедимая Америка имеет право наво¬

дить свой порядок на своем ранчо! А американское

ранчо — весь мир! Да здравствует твердая рука президен¬

та Рейгана!» В США после «победы» на Гренаде была

отмечена очередная вспышка шовинизма. Естественно,

далеко не все американцы одобрили гренадскую авантю¬

ру, но их быстро окрестили «красными», «антипатрио¬

тами», «интеллигентными слабаками» и заставили за¬

молчать.
В американской внешней политике с новой силой зар¬

жал неистовый мустанг дикого Запада, лихо зазвенели

ковбойские шпоры и запахло порохом из дымящихся еще

стволов винчестеров.
Судьба Никарагуа казалась предрешенной. Все чаще

обозреватели стали говорить о Гренаде как о «репетиции
256

интервенции в Никарагуа», все большее число политиче¬

ских деятелей разного калибра туманно намекали на

нечто, способное «окончательно покончить с сандиниста-

ми», все резче и наглее становился тон официального

Вашингтона.
В декабре 1983 года части 82-й воздушно-десантной

дивизии, штурмовавшие Гренаду, были передислоциро¬

ваны в Гондурас...
*	* *
В ходе маневров американских войск на территории

Гондураса в 1983—1984 годах
—	проведены работы по переоборудованию и расши¬

рению военно-воздушной базы в Пальмерола;
—	построена железная дорога к военно-воздушной

базе Сан-Лоренсо и модернизированы железные дороги

на военно-воздушных базах Ла-Эсперанса, Агуакате и

Трухильо;
—	расширен и переоборудован Региональный воен¬

ный тренировочный центр в Син-Сине, провинция Колон;
—	построен тренировочный центр пехоты в Сан-

Лоренсо, провинция Валье;
—	введена в эксплуатацию радарная станция в Серро-

Уле, провинция Морасан;
—	построены и расширены шоссе и железные дороги

в районах, непосредственно примыкающих к никарагуан¬

ской границе.
Число американских военнослужащих, постоянно на¬

ходящихся в Гондурасе (помимо участвующих в манев¬

рах), превышает полторы тысячи человек.
Маневры «Военно-морская блокада» в непосредствен¬

ной близос!^ от берегов Никарагуа длились с июля по

сентябрь 1983 года, в них участвовало 16500 аме¬

риканцев.
Маневры «Биг Пайн-21» на территории Гондураса

продолжались с августа 1983 года до марта 1984 года с

участием 5000 американцев.
Маневры «Гранадеро-1» в пограничных с Никарагуа

провинциях Гондураса продолжались с апреля по июнь

1984 года с участием 3000 американских военно¬

служащих.
Таким образом, в течение года в непосредственной

близости от никарагуанских границ постоянно находи¬
11—2255
257

лось от 3 до 16,5 тысячи американских солдат, не считая

полутора тысяч, вообще не покидающих Гондурас.
*	# *
Последние фиговые листики, прикрывавшие замыслы

Вашингтона в отношении Никарагуа, упали в феврале

1984 года вместе с публикацией фундаментального труда

профессора Джорджтаунского университета Теодора Мо¬

рана. Профессор по заказу и при непосредственном уча¬

стии Пентагона всесторонне исследовал, как, какими си¬

лами и в какие сроки следует проводить вторжение в

Никарагуа и, главное, во что оно обойдется Соединен¬

ным Штатам. Теодор Моран оказался человеком крайне

педантичным. Полагая, что «один из главных недостат¬

ков настоящей политики США в Центральной Америке

состоит в отсутствии точных оценок материальных и

человеческих ресурсов, необходимых для принятия того

или иного шага», профессор скрупулезно, по-прусски все

подсчитал.
Итак, 61 тысяча морских пехотинцев, парашютистов и

«рейнджеров» при поддержке 216 самолетов, 734 верто¬

летов, нескольких десятков танков одновременно пересе¬

кают морские, воздушные и сухопутные границы Никара¬

гуа. В первый месяц военных действий армия вторжения

занимает все крупные города и подавляет наиболее опас¬

ные очаги сопротивления в горных районах. Затем сле¬

дует пятилетняя оккупация страны, и тогда, утверждает

Моран, ситуация окончательно вернется на круги своя, то

есть Никарагуа вернется на десятилетие вспять, в «досан-

динистскую эру».
Естественно, потери неизбежны. За все нужно пла¬

тить—закон американской жизни. В данном случае

платить придется жизнями американских солдат за при¬

были американских монополий, которые вновь придут в

Никарагуа вместе со старыми временами. Что ж, Моран

хладнокровно подсчитывает и эти «издержки». Пять ты¬

сяч убитыми, двадцать тысяч ранеными и десять мил¬

лиардов долларов материальных потерь — цена интер¬

венции. Количество жертв среди мирного населения ни

генералы, ни ученые не считают. Предполагается, что они

«будут значительными».
Интервенция... Никарагуа готовилась к ее отражению.

Укреплялась армия, закупалось оружие, вводилось рас¬
258

пределение основных продуктов питания и товаров пер¬

вой необходимости, вообще переводилась на военные

рельсы вся экономика. Это означало, что государство

могло построить меньше больниц и школ, выделить

меньше кредитов кооперативам, закупить за рубежом

меньше лекарств и машин. Это означало, увы, дефициты,

устойчивую нехватку многих необходимых вещей.
По мнению американских политиков и стратегов, ра¬

стущие с каждым прошедшим месяцем экономические

трудности, падение жизненного уровня и общая не¬

стабильность положения должны были наконец разбить

единство народа и СФНО и облегчить таким образом

задачу покорения непокорной Никарагуа.
Соединенные Штаты усилили экономическую блокаду

страны. 90 процентов всех машин и оборудования, по¬

ступавших в Никарагуа до революции, импортировались

из США. Сейчас они стояли без запчастей или работали в

половину мощности — Соединенные Штаты наотрез от¬

казались от поставок деталей. Они же резко сократили

закупки никарагуанского сахара, хлопка, кофе. Роп¬

тали буржуа и обыватель, изощрялась реакционная

«Пренса».
Но главный удар по экономике, главные усилия по

«подготовке внутренних условий для интервенции» со¬

вершали сомосовцы. Пентагон и ЦРУ поставили перед

тысячными формированиями контрреволюционеров за¬

дачу нанесения максимального ущерба национальному

хозяйству, создания обстановки нервозности и неуверен¬

ности. Отныне сомосовцы уже не штурмовали армейские

гарнизоны, не атаковали города, а нападали в первую

очередь на государственные и кооперативные хозяйства,

терроризировали местное население, убивая, угоняя за

кордон сотни ни в чем не повинных людей, стремились

перерезать главные артерии страны и нарушить нормаль¬

ное течение хозяйственной жизни. Именно в 1984 году

была проведена операция по минированию крупнейших

никарагуанских портов, подробнее о которой я расскажу

в следующей главе, посвященной тайной войне против

Никарагуа. Страна понесла колоссальные убытки в ре¬

зультате взрыва десяти судов—пяти никарагуанских и

пяти иностранных—и, вследствие этого, резкого падения

объемов морской торговли. Бандиты пытались сорвать

сбор урожая кофе и хлопка, и, надо сказать, в отдельных

случаях им это удавалось.
и
259

ЦРУ увеличило количество актов саботажа, провока¬

ций, политических убийств... Словом, США осуществля¬

ли уже апробированную в Гватемале в 1954 году, в

Доминиканской Республике в 1965 году, в Чили в 1973

году схему дестабилизации неугодного им правительства.
Интервенция не начиналась, но дамоклов меч висел

над республикой, изматывая ее, заставляя никарагуанцев

жить в постоянном, не ослабевающем ни на минуту

напряжении.
*	* *
Статистика
В течение 1984 года

убито	—1114 никарагуанцев;
ранено	—516;
угнано за рубеж	—2469.
Среди жертв более 100 детей в возрасте до 12 лет.
*	* *
Начнется ли интервенция, прямая интервенция войск

Соединенных Штатов в Никарагуа? В подобных случаях

трудно делать прогнозы, да и не нужно, наверное. Однако

я думаю, что у любого сумасшествия, в том числе и

политического, должны быть свои пределы. Тем более

что Теодор Моран явно недооценил способность никара¬

гуанцев к сопротивлению. При всей добросовестности

своего исследования он явно не учел таких факторов, как

патриотизм, революционный энтузиазм масс, традицион¬

ную, уходящую корнями в прошлое, ненависть никара¬

гуанцев к захватчикам. Напрасно.
—	Да все шестьдесят тысяч янки здесь и положим,—

весело посмеявшись над глубокомыслием джорджтаун¬

ского профессора, сказали мне ребята из батальона на¬

родного ополчения, когда речь зашла о его труде.—Еще

шестьдесят тысяч придут—и они в землю лягут. Дерева

на кресты у нас хватит, не поскупимся. Нет, не взять им

Никарагуа. Кубу не взяли, Вьетнам не взяли, нас тоже не

возьмут—вооруженный народ непобедим. В Никарагуа в

оккупантов каждый куст, каждый камень у дороги стре¬

лять будет...
260

Может быть, в Вашингтоне и в самом деле научатся

делать выводы из уроков Плайя-Хирона, Вьетнама, уро¬

ков, преподнесенных Сандино...
*	* *
Из интервью с министром обороны Никарагуа коман¬

данте Революции Умберто Ортегой:
.. .В своих публичных выступлениях с высоких трибун

международных форумов американские политики уже

давно пытаются обвинить Никарагуа в «агрессивности», в

«террористической и подрывной деятельности против

стран региона». Американский империализм, потерпев

дипломатическое и политическое поражение в своей борьбе

против нашей революции, готовит сейчас почву для того,

чтобы предпринять крайние, последние и отчаянные шаги, а

именно прямое вооруженное вмешательство. Так адми¬

нистрация президента Рейгана рассчитывает обмануть

мировое общественное мнение. Ведь одно дело объяснить

планете, по какому праву США организуют интервенцию

против суверенного и независимого государства, совсем

другое—проводить интервенцию под предлогом «обузда¬

ния агрессора»...
Что же касается «агрессивности» Никарагуа, военной

опасности, якобы исходящей от нее, и прочих пропаган¬

дистских выдумок Белого дома, то я, как член Националь¬

ного руководства СФНО и министр обороны Никарагуа,

заявляю: единственное, чего мы хотим и добиваемся в своей

внешней политике,—это мир. Больше всего мы хотим

мира, мы готовы к диалогу, к любым переговорам на основе

взаимного уважения и равноправия, если эти переговоры

помогут достичь мира в регионе.
Наши вооруженные силы не представляют и не могут

представлять опасности для наших соседей. Сандинист-

ская народная армия создавалась не как аппарат экспансии и

агрессии, а как сила, способная защитить национальный

суверенитет и завоевания революции. Как оборонительная

сила. У нас нет бомбардировщиков, которые могли бы

наносить удары по городам соседних стран. У нас есть

сторожевые пограничные катера, но нет ни одного десант¬

ного судна или торпедного корабля. У нас нет парашютно-

десантных войск, батальонов «зеленых беретов» и морской
261

пехоты, не говоря уж об авианосцах и тактических раке¬

тах. Зато все это и многое другое есть у США, и все это

находится сейчас поблизости от наших сухопутных и

морских границ. Кто же кому угрожает?
Никарагуа не собирается ни на кого нападать. Но

никарагуанский народ и сандинистское правительство,

наши вооруженные силы готовы к отражению любой

агрессии, откуда бы она ни исходила—от «северного

треугольника» армий Сальвадора, Гватемалы и Гондураса

или непосредственно от Соединенных Штатов. И наши

враги должны крепко запомнить эту истину. Вся история

Никарагуа—история кровопролитной борьбы народа за

свободу и независимость своей родины. Для защиты этих

идеалов мы готовы идти на любые жертвы и страдания.
Вопрос: Команданте, Никарагуа—одна из немногих

стран континента, где оружие находится непосредственно

в руках народа. Вы, кроме поста министра обороны,

занимаете и пост командующего народной милицией и

народным ополчением. Какова, на ваш взгляд, роль народ¬

ных масс в защите революции, что представляет собой

военная организация народа?
Ответ: Народу отводится главная, основная роль в

защите революции. Собственно, революцию защищает

только народ, и никто другой. Наша регулярная армия—

армия нового для Латинской Америки типа: она состоит из

трудящихся, одетых в военную форму, и стоит на страже

интересов трудящихся и всего народа. Вокруг нее, как

вокруг ядра, формируются иррегулярные подразделения—

народная милиция и резервные батальоны. Десятки тысяч

крестьян, рабочих, студентов, служащих овладевают

военным искусством под руководством младших команди¬

ров и офицеров СНА. Из числа народных милиционеров,

прошедших основной курс подготовки, формируются ре¬

зервные батальоны, которые сражаются плечом к плечу с

регулярными частями на северных и южных границах.
Мы создали территориальную милицию. Что это

такое? Ну, скажем, в кооперативе трудятся четыреста

крестьян. Они получают оружие, их обучают военному

делу, основам тактики и так далее. Вот вам готовый

батальон Народной милиции. Крестьяне продолжают

работать в своем кооперативе, живут в своих селениях. Но

в случае нападения они всегда смогут защитить себя, свои

семьи и свое хозяйство. Практика показала, что сомо-

совцам в таких хозяйствах дают жестокий отпор и они
262

стараются в них не лезть. Крестьянин, защищающий свою

землю, рабочий, обороняющий свой завод или фабрику,—

несокрушимая сила.
В прошлом году Государственный совет Никарагуа

принял закон об обязательной патриотической воинской

службе. И народ принял этот закон. Только в первый

призыв, в октябре 1983 года, на призывных пунктах

зарегистрировались около миллиона молодых никарагуан¬

цев. Они—наш резерв и наша новая армия.
Как видите, именно народ выступает на защиту своей

революции. Народ, взявший в руки винтовку. Поэтому мы

уверены в том, что любой захватчик обретет в Никарагуа

свой Вьетнам».
Интервью взято в январе 1984 года.

imrau
готг

...В этой игре нет правил. Мы должны нау¬

читься подрывным операциям и саботажу,

мы должны уничтожать нашего врага более

сложными, более совершенными и более эф¬

фективными методами, чем те, которые враг

использует против Соединенных Штатов.
Так называемый «Доклад Дулитла о

ЦРУ»—правительственные инструкции ЦРУ,

1951 год
Тайные подрывные операции против неугодных пра-

вительств всегда были и, к сожалению, остаются

одной из важнейших составных частей внешней

политики США.
В прошлом веке их осуществляли с благословения

президентов авантюристы-одиночки типа Уильяма Уоке¬

ра. В начале нынешнего столетия этими грязными дела¬

ми не без упоения занимались министерство обороны и

государственный департамент, рассылавшие генералов и

послов с «двойным дном» по всему миру. Потом за дело

взялось печально известное разведывательное сообщест¬

во США, вносившее страшную неразбериху в «добросо¬

седские» отношения Соединенных Штатов. Ибо развед¬

органов расплодилось в те годы в стране превеликое

множество—чуть ли не каждое федеральное министерст¬

во позволяло себе роскошь обзавестись собственным

штатом шпионов и диверсантов. Все они действовали как

бог на душу положит, сообразуясь исключительно со

своими узковедомственными интересами. Во время вто¬

рой мировой войны правительство попыталось поста¬

вить под контроль эту шпионскую «вольницу», создав

Управление стратегических служб, призванное направ¬

лять и планировать активность когорты рыцарей плаща

и кинжала.
А в 1947 году возникло Центральное разведыватель¬

ное управление, ЦРУ.
Разведка, собственно разведка, была нормальной и

естественной функцией государств на протяжении веков.

Ведь с образованием государства и войска неизбежно

должна была возникнуть и разведка как средство сбора

информации о враге. Поэтому если говорить о разведке,

то навряд ли США ощущали острую необходимость в
267

создании еще одного разведывательного управления. Их

и так было предостаточно.
Патология американской правящей элиты отнюдь не

ограничивалась шпиономанией. Вашингтон, естественно,

волновали сведения о вероятных и реальных противни¬

ках. Но Вашингтон лихорадила навязчивая идея «Рах

Americana» — идея переустройства мира по своему

образцу и подобию, главным симптомом которой яв¬

ляется оголтелый антикоммунизм. А для достижения

этой цели всей прошлой шпионской любительщины было

явно недостаточно. Назрела срочная потребность поста¬

вить дело на профессиональную основу.
ЦРУ было задумано и организовано как инструмент

для хирургического вмешательства во внутренние дела

других стран, как орудие насаждения американских по¬

рядков по всей планете. ЦРУ — организация прежде всего

политическая, на которую возложено ведение «психоло¬

гической войны» со всеми, кто по каким-либо причинам

не устраивает Вашингтон. Нужно заметить, что война эта

к психологии имеет весьма далекое отношение. В настав¬

лениях ЦРУ она определяется так: «Координация и

использование всех средств, включая моральные и физи¬

ческие, при помощи которых уничтожается воля врага к

победе, подрываются его политические и экономические

возможности, он лишается поддержки, помощи и

симпатий союзников и нейтралов...»
Как видим, смысл подобных формулировок сводится

к незатейливой идейке: «Цель оправдывает средства».

Что же, с первого дня своего существования ЦРУ не

стесняется в выборе средств. Если проследить, для при¬

мера, этапы деятельности подрывного ведомства США в

Латинской Америке, то перед нами предстанет длинная и

жуткая цепь политических убийств, заговоров, военных

переворотов... Свержение прогрессивного правительства

Хакобо Арбенса в Гватемале в 1954 году, подавление

народной революции в Доминиканской Республике в 1965

году, свержение правительства Сальвадора Альенде в

Чили в 1973 году, неиссякающий в течение двадцати пяти

лет поток провокаций против социалистической Кубы...

Это лишь самые заметные звенья цепи. Прибавьте к ним

антипартизанские операции и бесконечные военные

перевороты в Боливии, насаждение военных диктатур в

Аргентине, Бразилии, Венесуэле, поддержку фашистских

режимов Парагвая, Гватемалы и Сальвадора, создание,
268

обучение и финансирование вооруженных антикоммуни¬

стических организаций, таких, как «эскадроны смерти»,

«мано бланка», на чьей совести десятки тысяч убитых и

замученных... Суммируйте все это, и вы получите, увы,

далеко еще не полное представление о том, что значит

«психологическая война», которую ведет ЦРУ против

народов мира, включая и американский. Ибо ЦРУ—

оружие обоюдоострое и разит «красную крамолу» не

только в других странах и на других континентах, но и в

самих США.
Последний Сомоса, самый жестокий из семейки пала¬

чей, тоже вылетел из гнезда ЦРУ—там он оперился, там

его выкормили, там обучили воевать с никарагуанским

народом. Тиран получил по заслугам, но его бесславная

смерть не остановила стервятников. Тайная подрывная

война против Никарагуа продолжается.
*	* *
Из интервью с начальником Главного управления

государственной безопасности Никарагуа команданте

Л. Серной:
«.. .Борьба ЦРУ с СФНО началась еще до победы

революции. Когда зашатался трон диктатора и стало

ясно, что режим Сомосы доживает последние месяцы,

ЦРУ начало активную работу по проникновению во Фронт.

Делалось это и раньше: засылались провокаторы, преда¬

тели. .. В1978—1979 годах ЦРУ шло на любые уловки, лишь

бы расколоть СФНО, спровоцировать противоречия внут¬

ри нашей организации, ослабить ее. Разумеется, шефы из

Лэнгли не были альтруистами, в их планы вовсе не входило

спасение Сомосы, на котором уже был поставлен крест.

Единственное, чего они добивались, стремясь ослабить

влияние Фронта,—это облегчить буржуазным партиям

взятие власти после падения диктатуры.
Я тебе расскажу, herma.no, только один случай, одну

операцию ЦРУ из многих, направленных против СФНО. В

1978 году охранка Сомосы раскрывает антиправитель¬

ственный заговор... офицеров Национальной гвардии. Само

по себе событие невероятное, правда? Еще более неверо¬

ятным было то обстоятельство, что Сомоса обошелся с

заговорщиками неожиданно милостиво. Палач, садист,

который лично любил расстреливать врагов, он лишь
269

выслал их за пределы Никарагуа и сорвал с них погоны. Ни их

имущество, ни их семьи, ни сами они не пострадали.

Секрет такого великодушия прост: диктатор подчинился

приказу ЦРУ. И вот несостоявшиеся «герои», «борцы

против тирании», оказавшись за границей, стали требо¬

вать для себя высоких постов в будущем правительстве.

Так, один из руководителей заговора полковник Бернардино

JIapuoc потребовал портфель министра обороны. Пред¬

ставляешь? Революционной армией командует бывший

полковник Национальной гвардии! О какой защите рево¬

люции можно тут говорить? В такой комбинации явно

прослеживался курс на военный переворот. Понимаешь,

ЦРУ, предвидя скорое падете Сомосы, готовило почву на

будущее, стремилось поставить у власти своих людей. Как

угодно, какими угодно средствами, но сохранить прежний

порядок, убрав только самого диктатора, который, подоб¬

но мавру, сделал свое дело и теперь всем мешал.
После победы революции ЦРУ повело открытое наступ¬

ление на завоевания народа. Первый этап этого наступле¬

ния заключался в попытках дестабилизации народной

власти путем идеологической диверсии, спекуляций на

религиозных чувствах, на недовольстве процессом опреде¬

ленных кругов никарагуанской буржуазии. Потом Лэнгли

сделало ставку на военную силу, на сомосовцев. Рухнул и

этот план. Сейчас враг ведет изматывающую, затяжную

войну на границах, которая заставляет нас тратить

огромные средства на содержание и вооружение армии,

вместо того чтобы ассигновать их на развитие экономики

и строительства. Не исключено, что это—подготовка к

интервенции против Никарагуа. До предела ослабить эко¬

номику страны, создать обстановку неуверенности, неста¬

бильности—и вторгнуться...
В ЦРУ используют термин «размягчение строя»—вот

они и пытаются «размягчить» нас, чтобы потом дивизии

вторжения вошли в Никарагуа, как нож входит в плод

агуакате. Ведь ЦРУ, начиная новый этап борьбы, никогда

полностью не отказывается от старых замыслов и схем.

Поэтому продолжается и идеологическая диверсия, и

экономический саботаж, и заигрывание с церковью. Поми¬

мо этого, растет число заговоров и террористических

актов. У сомосовцев появились самолеты и вертолеты,

начинается воздушная войт против Никарагуа. Бессмыс¬

ленные с военной точки зрения бомбардировки гражданских
270

объектов, жилых кварталов и так далее. Словом, все

делается для того, чтобы заставить никарагуанцев

сдаться, подавить у них волю к борьбе и победе.
Последний пример—недавно мы задержали двух

субъектов Хорхе Рамиреса и Педро Нуньеса. Оба—бывшие

офицеры Национальной гвардии—получили специальную

тренировку в школах ЦРУ и появились в Никарагуа с

заданием подготовить покушения на жизнь министра ино¬

странных дел Мигеля Д’Эското и его заместителя Норы

Асторга, кроме того, им вменялось в обязанность

взорвать нефтеочистительный завод в Манагуа, един¬

ственный в стране. ЦРУ передало им для этих целей

пластиковые бомбы «С-4», блоки тринитротолуола, дина¬

мит, используемый в армии США, бикфордов шнур,

взрыватели и прочее необходимое снаряжение. Для вербов¬

ки агентуры и на прочие расходы шефы вручили им 500

тысяч кордоб (50 тысяч долларов).
Представляешь, сколько жертв среди населения приле¬

гающих к нефтеочистительному заводу кварталов вызвал

бы взрыв? Тысячи погибли бы, тысячи! А в Никарагуа стали

бы все машины, тракторы.
Для ЦРУ не существует морали, законов, правил. Они

способны на все, на любое преступление, лишь бы достичь

своих целей. И при этом Рональд Рейган серьезно заявляет о

своем желании бороться с международным террориз¬

мом. Хорошо бы, он начал эту «борьбу» у себя дома, в

Соединенных Штатах».
Интервью взято в ноябре 1983 года.
*	* *
В 1984 году у убитых сомосовцев стали находить

истрепанные книжечки, оказавшиеся... учебником «психо¬

логической войны». Да-да, именно так он и называется:

«Психологические операции в партизанской войне». Надо

признать, тщательно составленный учебник, рассчитан¬

ный на уровень интеллекта сомосовцев. Вернее, на почти

полное отсутствие такового. ЦРУ поначалу, очевидно, из

скромности, резко отрицало свое авторство. Затем, под

грузом неопровержимых доказательств, вынуждено было

признать, как говорится, дело рук своих. В высших

эшелонах власти США разразился легкий скандал, очень

легкий, просто дань приличиям. Правда, один сенатор

сгоряча потребовал отставки директора ЦРУ Уильяма
271

Кейси, но администрация без особых усилий от него

отмахнулась. Кейси остался на своем посту, президент,

естественно, ничего не знал об учебнике и знать не соби¬

рался. Позднее ЦРУ лишь заявило, что «изымает учебник

из обращения». Но у сомосовцев его находят до сих пор.
Мне придется часто цитировать этот опус по ходу

дальнейшего рассказа о деятельности ЦРУ в Никарагуа.

И, думаю, учебник поможет нам понять некоторые, ко¬

нечно, далеко не все, схемы «работы» подрывного ве¬

домства США.
Предатель
У каждой революции есть свои герои, но есть, к

сожалению, и предатели. Первых—огромное боль¬

шинство. Количество последних ничтожно, как ничтожны

и мелки их душонки. Сам факт существования этого

человеческого мусора страшен и омерзителен, еще более

страшно и омерзительно, когда предателем становится

тот, кого считали героем.
Я помню его супермужественное лицо. Квадратный,

тяжелый подбородок, решительность и твердость взгля¬

да, властный разлет густых бровей. Он любил обвеши¬

ваться оружием, которое так шло его широкоплечей,

спортивной фигуре. Он любил парадную форму, любил

сидеть в президиумах, быть всегда на виду, любил ора¬

торствовать на площадях...
В августе 1978 года его фотография обошла все газеты

мира. На ней он ликующий, радостный, зажав в руке

бельгийскую автоматическую винтовку, жестом любим¬

ца публики приветствует толпу своих соотечественников,

собравшихся в аэропорту Манагуа, чтобы проводить са¬

молет с освобожденными политзаключенными. «Герой»

улетал, а люди оставались в сомосовской Никарагуа,

оккупированной Национальной гвардией. Они знали, что

им не улететь и не спрятаться от всевидящего ока охран¬

ки диктатора, большинство из них отдавали себе отчет в

том, что вряд ли удастся свободно выйти из здания

аэропорта. Они знали все это и все же пришли проводить

самолет, отдавая дань восхищения Фронту, который про¬

вел столь дерзкую, столь отчаянную операцию. Они
272

были не менее мужественными людьми, чем те, кто

улетал. Но «герой» принял это восхищение только на

свой счет, он упивался одержанной победой и так

быстро свалившейся на него славой. И он уже верил,

что успех операции — это его успех, личный, пер¬

сональный.
Тогда, в августе 1978 года, специальная боевая группа

СФНО захватила Национальный дворец, где заседали

депутаты марионеточного сомосовского парламента.

Партизаны потребовали в обмен на взятых ими заложни¬

ков освободить большую группу политических заключен¬

ных, в числе которых были и руководители Фронта, по

нескольку лет томившиеся в застенках фашистской дик¬

татуры. Сомоса был вынужден уступить.
Это была невиданная до сих пор по смелости и отваге

акция, потрясшая не только Никарагуа, но и весь мир. Ее

готовили десятки людей, обеспечивали сотни подпольщи¬

ков. В самом центре Манагуа, кишевшем национальными

гвардейцами и полицейскими, опутанном паучьими сетя¬

ми службы безопасности, захватить строго охраняемое

правительственное здание! Такое не могла совершить

горстка боевиков, как бы хорошо обучены и вооружены

они ни были. Нет, эти ребята, чьи лица по приказу Фронта

скрывались под черно-красными сандинистскими платка¬

ми, шли на острие атаки, подготовленной всеми силами

СФНО.
Вот тогда-то мир и узнал о командире группы—

«Команданте Серо», узнал и его настоящее имя—Эден

Пастора. Имена тех, кто готовил операцию, захватил

Национальный дворец, кто поднимался вместе с Пасто-

рой по трапу самолета, увозившего освобожденных, ста¬

ли известны гораздо позднее. Пастора был единствен¬

ным, кто нарушил приказ, сняв платок, щедро раздавая

интервью и позируя перед фотокамерами. Так в несколь¬

ко минут он стал героем, фактически присвоив себе одно¬

му мужество и успех сотен бойцов.
В народе его полюбили, как могут полюбить обездо¬

ленные своего защитника. О нем складывались легенды,

крестьяне прятали в тайниках по хижинам его портреты,

по утрам на улицах городов появлялись поблескивающие

свежей краской надписи: «Да здравствует Эден!».
И у Пасторы закружилась голова, испытание славой

оказалось ему не по силам.
273

Однажды мне пришлось встретиться с ним. Я очень

волновался перед интервью, и немудрено, ведь я шел на

встречу с живой легендой, с героем. Я уже заранее пред¬

вкушал, как буду писать о нем, какие интересные детали и

подробности позволит мне ввести в материал его рассказ.

Но, увы, материала не получилось. Беседа с Пасторой

оставила в моей душе двойственное чувство разочарова¬

ния и удивления. Герой померк. Передо мной в высоком

крутящемся кресле сидела довольно капризная эстрадная

звезда, крайне озабоченная своей популярностью. Он то¬

ковал, как глухарь в период любовных влечений, слушая

и слыша только себя. Суждения его были безапелляцион¬

ны и категоричны, местоимения единственного числа и

исключительно первого лица рассыпались и звенели в его

словах серебряными переливами. Позже я понял, что

россыпи эти оказались на поверку всего лишь тридцатью

сребрениками...
После победы революции Пастору назначали на по¬

сты вице-министра обороны и вице-министра внутренних

дел, присвоили самое высокое в Никарагуа воинское

звание командира бригады. Но ему было мало, хотелось

большего. Хотелось «красивой» жизни, шикарных особ¬

няков, роскошных «мерседесов»... Он отказывался прини¬

мать очевидную истину, заключавшуюся в том, что свер¬

жение диктатуры—только начало, что впереди трудная и

полная лишений работа по удержанию власти, по строи¬

тельству в Никарагуа нового общества, по борьбе против

империалистической агрессии. Он считал, что свое совер¬

шил, и требовал «платы» за подвиг. Ему отказали—

революция не творит идолов и не оплачивает героизм

наличными. Тогда он посчитал себя обиженным, обой¬

денным, обманутым.
Так Эден Пастора стал предателем. Но и предательст¬

во он попытался обставить как подвиг: исчез темной

ночью, не сказав никому ни слова, оставив лишь письмо,

в котором объяснял свое исчезновение «желанием про¬

должать революционную борьбу в другой стране». Одна¬

ко ему продолжали верить.
И лишь когда он выступил в западной печати с заявле¬

ниями, содержащими злобные нападки на СФНО и рево¬

люцию, а на южной границе Никарагуа от рук его молод¬

чиков стали гибнуть крестьяне и учителя, лишь тогда

страна, содрогнувшись от боли, признала горькую прав¬

ду: Эден Пастора предал. Он обосновался в Коста-Рике
274

и возглавил так называемый «Демократический револю¬

ционный альянс» (АРДЕ)—вооруженную контрреволю¬

ционную организацию, возникшую на пустом месте слов¬

но по мановению волшебной палочки.
Сейчас, по прошествии трех лет, многое стало ясным.

В частности то, что роль волшебника взяло на себя ЦРУ.

Создавая АРДЕ, «Компания» (как называют это злове¬

щее ведомство США в Латинской Америке) разыгрыва¬

ла вторую карту в борьбе против никарагуанской рево¬

люции. На севере Никарагуа уже почти два года шли бои

с группировками бывших сомосовцев из НДС, окопав¬

шихся в Гондурасе. И сам Гондурас превращался пол¬

ным ходом в стратегическую базу агрессии в Централь¬

ной Америке. Но на юге от границ Никарагуа было

относительно спокойно. Это спокойствие и не устраивало

ЦРУ. Его не устраивал и нейтралитет Коста-Рики, кото¬

рый в те времена был твердым и доброжелательным по

отношению к Никарагуа. Еще ЦРУ не могло не пони¬

мать, что сомосовцы, национальные гвардейцы и прочие

«отбросы», с упоением уничтожавшие стариков, женщин

и детей на севере, не смогут вызвать симпатии как внутри

Никарагуа, так и в мире. Срочно нужно было создать

«демократическую» организацию, не замаранную связя¬

ми с сомосизмом, и заставить ее бороться с сандиниста-

ми. Деньги были, оружия—вдоволь, не хватало фигуры,

которой предполагалось украсить, как жестяным

петушком-флюгером, здание новой организации. Вот тут

и подвернулся Эден Пастора со своими несбывшимися

наполеоновскими амбициями, с незаслуженно присвоен¬

ной себе славой и популярностью.
Впрочем, подвернулся ли? Привожу свидетельство

бывшего агента ЦРУ в Коста-Рике Эктора Франсеса:

«...Еще в 1979 году команданте Эден Пастора информи¬

ровал государственный департамент США о всех деталях

никарагуанского революционного процесса. Делал он это

потому, что пришел к выводу о невозможности получить

от революции привилегии, на которые рассчитывал. Хочу

подчеркнуть, что данное утверждение отнюдь не мое

личное умозаключение. Сам Пастора не раз говорил мне

об этом, позже он заявил о том же в Вашингтоне в беседе

с полковником ЦРУ Освальдо Ривейро...»
Вот так. ЦРУ «разрабатывает» людей, ведет досье,

наблюдает и настойчиво, упорно, как червь, ищет гниль¬

цу. А найдя ее, присасывается подобно пиявке. Так был
275

найден Пиночет для Чили, так нашли и Пастору. На

основании свидетельства Эктора Франсеса логично пред¬

положить, что «герой», сидевший на крючке у ЦРУ,

получил приказ из Лэнгли, когда следует предать, и

предал в нужный ЦРУ момент. В благодарность за вер¬

ную службу ему позволили до поры до времени играть в

Наполеона. Пастора пыжился, распускал до земли гре¬

бень и, раздувая горло, кричал, что «поведет никарагуан¬

ский народ против красных, засевших в Манагуа», что он

«призван историей освободить Никарагуа от марксиз¬

ма»... На самом деле призван он был ЦРУ, которому

пасторовское красноречие весьма импонировало. Пасто¬

ре даже предоставили возможность съездить в Европу,

покричать и там.
Однако популярность Пасторы падала с той же стреми¬

тельностью, е какой росла его контрреволюционная ак¬

тивность. На южной границе Никарагуа от рук пасторов-

ских наемников гибли солдаты народной армии, женщи¬

ны, дети, крестьяне-ополченцы, горели хутора и коопера¬

тивы, детские сады и школы. И никто уже не видел

разницы между сомосовцами, врывавшимися в Никара¬

гуа с севера, и «демократами» Пасторы, разбойничавши¬

ми на юге. На пыльных деревенских площадях и на

городских кладбищах никарагуанские матери и вдовы

одинаково проклинали тех и других. И никто в Никара¬

гуа уже не называл его по имени, ограничиваясь презри¬

тельной кличкой Предатель.
*	* *
Как ни странно, в тот день, когда Великое озеро

бросало, как легкую щепку, наш катер и когда мы с

лейтенантом-пограничником Серхио дружно проклинали

разгул стихии, уворачиваясь от якоря, плясавшего на

палубе, в Карденас мы все же добрались живыми и

здоровыми. Часа через два путешествия катерок влетел в

спокойную бухту, прочертив кривой пенистый след по ее

зеркальной глади, и бросил якорь. Разболтанные и разби¬

тые качкой, мы попрыгали прямо в воду и побрели к

берегу, где уже собралась оживленная толпа встреча¬

ющих. Смена нарядов на заставе всегда праздник для

жителей Карденаса: солдаты привозят новости, продук¬

ты, газеты...
276

Поселок испещрен шрамами траншей и окопов, на

церковной площади воронки и обгорелый остов медпунк¬

та с зияющими провалами окон—следы последней атаки

«контрас», пытавшихся в очередной раз овладеть

Карденасом.
Высокий, чуть сутулый, с первой сединой в черных

волосах, лейтенант Франсиско Лопес, которого меняет

Серхио, устало курит, поглядывая на далекую цепь хол¬

мов за поселком. Это уже Коста-Рика.
—	Да, hermano, достанется тебе,—говорит он, обра¬

щаясь к Серхио.—На этом участке чуть ли не каждый

день «контрас» лезут через границу. Просачиваются мел¬

кими бандами, иногда большими группами атакуют селе¬

ния. Заставу уже шесть раз штурмовали. Ополченцы нам

здорово помогают. Серьезные здесь мужики, спуску Пре¬

дателю не дают. Ты на ополченцев опирайся, не

подведут.
Лейтенант Лопес помолчал, вздохнул и, закинув оку¬

рок в озеро, добавил:
—	Конечно, и они устали от такой жизни. Вечная

тревога, смерть по Карденасу каждый день ходит. Поза¬

вчера эти сволочи поселок минами обстреляли, двух кре¬

стьян убили, ранили мальчонку. Землю пашут с кара¬

бинами за спиной. Одни работают, другие охраняют,

потом меняются. «Контрас» в Коста-Рике на холмах

сидят, а у нас здесь равнина. Глаз да глаз нужен. Спать

вам придется не раздеваясь, с автоматами под рукой. Ну,

счастливо, лейтенант,—Франсиско Лопес протянул на

прощание руку и уже на ходу, в воде, крикнул: «Врежьте и

вы Пасторе, как сунется! Пусть знает!»
*	* *
Надо сказать, что жертвой Пасторы стали не только

южные департаменты Никарагуа, но и сама Коста-Рика.

ЦРУ, оборудуя на коста-риканской территории лагеря и

взлетно-посадочные полосы для АРДЕ, нагло попирало

тем самым законы страны, оказывало на правительство

Коста-Рики грубое давление, втягивая и это государство

в агрессию против Никарагуа.
Народ Коста-Рики с симпатией относился и относится

к никарагуанской революции. В июле 1979 года колонна

коста-риканских добровольцев вместе с подразделениями

сандинистов вошла в освобожденный Манагуа. Прави¬
277

тельство Коста-Рики не раз заявляло о своем нейтралитете

в центральноамериканском конфликте. Так оно и было до

1982 года, до возникновения АРДЕ. Потом положение

круто изменилось. Коста-Рика, официально не имеющая

армии, начала усиленно перевооружать и обучать подраз¬

деления Сельской гвардии, офицеры которой проходят

переподготовку в зоне Панамского канала и в США. В 1983

году в Коста-Рике появились израильские военные ин¬

структоры, а в частях Сельской гвардии—автоматы «га-

лиль» израильского производства. В начале 1984 года

президент США Рейган запросил у конгресса 10 миллио¬

нов долларов на военную помощь Коста-Рике. Зачастил в

Сан-Хосе шеф южного командования США генерал Пол

Горман, и в результате его визитов в Коста-Рику направи¬

лись партии американских «военных инженеров», которые

участвуют в загадочном проекте «строительства дорог». И

в северных провинциях появились новые посадочные по¬

лосы, лагеря и госпитали для пасторовских молодчиков.
В коста-риканском небе забарражировали транспорт¬

ные самолеты и вертолеты без опознавательных знаков.

По настоянию ЦРУ правительство вывело все свои войска

из северных провинций страны, граничащих с Никарагуа,

предоставив контрреволюционерам полную свободу дей¬

ствий. На страницах местной правой прессы появились

злобные выпады в адрес Никарагуа, явно инспирирован¬

ные ЦРУ. Сандинистов обвиняли в «экспорте революции в

Коста-Рику», в «стремлении напасть на южного соседа и

установить в стране красные порядки». По характеру

аргументов было видно, чья рука водила перьями продаж¬

ных писак. Ни искры фантазии: на большой, междуна¬

родной, арене—вопли о «советской угрозе» и наращива¬

ние под этим предлогом военных бюджетов Пентагона до

астрономических цифр, на малой арене, центрально-

американской,—истерические крики о «сандинистской

угрозе» и превращение Коста-Рики в новую базу агрессии.

Последние сомнения в причастности ЦРУ к втягиванию

Коста-Рики в конфликт, даже если они у кого-то и были,

развеяли разоблачения, последовавшие в 1984 году. Ника¬

рагуанская разведчица Мариелус Серрано, в течение двух

лет работавшая в штабе Пасторы, заявила, что ЦРУ

передавало контрреволюционерам сотни тысяч долларов

на подкуп коста-риканских должностных лиц. Она назвала

имена видных фигур в министерстве внутренних дел и в

командовании Сельской гвардии, получавших взятки от
278

Пасторы, а фактически от ЦРУ. Данные Мариелус вскоре

подтвердила прогрессивная коста-риканская печать и за¬

тем раздосадованный скандалом департамент полиции.

Но, несмотря на скандал, в Коста-Рике все осталось по-

прежнему.
Используя Пастору как инструмент, только как инстру¬

мент и не более, «Компания» добивалась своих целей. Но

вскоре пришел такой момент, когда инструмент стал

мешать, связывать руки. И от него поспешили избавиться.
Утро 30 мая 1984 года не предвещало ничего необыч¬

ного. Рядовое пасмурное утро начала тропической «зи¬

мы», когда тяжелые, фиолетовые тучи, заволакивающие

горизонт, грозят пролиться очередным водопадом на

покрытую влажной испариной землю. Разве что ожида¬

лось солнечное затмение над Западным полушарием, и

сотни любопытных высыпали на улицы с телескопами,

биноклями или просто с покрытыми сажей стеклами. Но

тех, кто выехал ранним утром из Сан-Хосе на север, мало

заботили астрономические явления, не пугал их соби¬

рающийся ливень. Три десятка журналистов—аме¬

риканцев, датчан, шведов, костариканцев—в сопро¬

вождении мрачных типов неизвестной национальности

торопились засветло попасть на асиенду Ла-Пенка, рас¬

положенную в глубине джунглей, неподалеку от устья

реки Сан-Карлос, что у самой границы с Никарагуа.
Асиенда эта уже давно служит одной из главных баз

АРДЕ. На вечер того дня Эден Пастора назначил на

асиенде пресс-конференцию. По слухам, пахло сенсацией,

ибо говорить он собирался о распрях в никарагуанском

контрреволюционном движении. Хорошо известно, что

главари никарагуанской контрреволюции не испытывают

нежных чувств друг к другу. Правда, основной причиной

неприязни между ними служили деньги. Никак им не

удавалось поделить долларовые подачки ЦРУ. То Майк

Лима присвоит себе кругленькую сумму, предназначав¬

шуюся Стидмену Фаготу, то Стидмен Фагот спустит на

«черном рынке» партию оружия, предназначенную Эдену

Пасторе... Скандал следовал за скандалом. Роптали ря¬

довые бандиты—ведь им перепадали лишь медяки, все

остальное прикарманивалось «командирами». Но до 30

мая 1984 года распря эта не выходила за рамки рутинной

грызни за большой кусок и, в общем-то, мало кого

интересовала. Однако то, о чем собирался поведать Па¬

стора, было гораздо серьезнее...
279

Датский фотокорреспондент Пиер Ханкер Хансен чув¬

ствовал себя в группе журналистов крайне неуютно. На

беду, появились соотечественники, хотя его предупреж¬

дали, что среди отправляющихся на асиенду, кроме

него, датчан не будет. Вот и доверяй после этого обеща¬

ниям! Датчан он сторонился всю дорогу на север и, если и

разговаривал с попутчиками, объясняться предпочитал

на отличном испанском или плохом английском. Но

большую часть времени отмалчивался или бурчал что-то

угрюмое себе в бороду. Высокий, смуглолицый, зарос¬

ший черной бородой, стриженный наголо, производил он

впечатление человека со странностями, молчальника. По¬

сле двух-трех неудачных попыток разговорить его колле¬

ги, отчаявшись, махнули на него рукой и оставили в

покое. Так и ехал в Jla-Пенку Пиер Ханкер Хансен—в

компании, но все же один, сам по себе. Да и в зале, где

намечалась пресс-конференция, он держался особняком:

поставил в угол тяжелую кожаную сумку с аппаратурой,

подготовил камеру, проверил уровень освещения по эк¬

спонометру, бросил на один из свободных стульев в

первом ряду свою кепку с длинным козырьком и вышел

на свежий воздух покурить, пока не началась конферен¬

ция. Больше его никто не видел.
Пастора появился в переполненном зале асиенды в

сопровождении свиты телохранителей. Вопросы посыпа¬

лись на него еще у порога, но он, успокаивающе подняв

руки над головой, прошел к столу у стены, сел и, дождав¬

шись тишины, приготовился говорить. Но рта раскрыть

не успел — шаровой молнией вспыхнул взрыв, дрогнули,

обрушились стены, забилось пламя...
Пастора был ранен, убиты три его телохранителя и

два журналиста, ранено еще 25 человек, в основном жур¬

налисты. Бесчувственного «героя» быстро погрузили в

моторную лодку и увезли в неизвестном направлении,

спрятали.
«Террористическая акция сандинистов!», «Красные

устроили покушение на борца за демократию!»—

возопили истошными голосами бульварные газетенки.

Однако корреспонденты солидных агентств и сами остав¬

шиеся в живых после покушения с сомнением покачивали

головами: слишком откровенная «клюква». Ведь всем

было известно, что Пастора в последнее время никого не

боялся так, как своих собственных хозяев из Лэнгли. И

свору телохранителей он таскал за собой в надежде спа¬
280

стись именно от них, а не от мифических «агентов Гава¬

ны» или «агентов Манагуа». Потом вспомнили о таинст¬

венно растворившемся за несколько минут до взрыва

Хансене. И Хансен вскоре объявился. Он оказался русо¬

волосым и голубоглазым человеком, который уже боль¬

ше года никуда не выезжал из Дании, что и подтвержда¬

лось соответствующими документами. Правда, он не¬

сколько лет назад действительно путешествовал по Ла¬

тинской Америке, но поездка закончилась неудачно—у

него выкрали паспорт...
ЦРУ решило убрать Пастору по двум причинам.

Первая—мешал слиянию двух контрреволюционных

фронтов, не поддаваясь уговорам и внушениям. В Лэн¬

гли наконец поняли, что «демократа» из Пасторы не

вышло. Поэтому было решено, дабы не распылять силы

и средства, объединить НДС и АРДЕ под общим коман¬

дованием. «А как же я?!—взвизгнул «герой».—А как же

мои мечты об Эдене I, повелителе Никарагуа?! Не позво¬

лю!» Для истерики у него были основания: НДС гораздо

мощнее, во главе организации стоят куда более «заслу¬

женные», чем Пастора, фигуры в звании полковников

Национальной гвардии, есть даже бывший вице-

президент... Словом, конкуренция, на победу в которой

Пастора даже не смел надеяться. А раз так, то—ни

власти, ни денег, полный крах. Потеряв голову от отчая¬

ния, он совершил роковой шаг—противопоставил свои

мечты воле Лэнгли.
Вторая причина—пока еще не произошло слияния,

Пастора, «убитый сандинистами», мог послужить хоть

плохоньким и ветхим, но все же знаменем. Вот что

рассказал на встрече с журналистами в Манагуа Эктор

Франсес: «Неопределенность политической линии Пасто¬

ры вообще, его позиция заставляли нас, не без подсказки

госдепа США, на различных совещаниях всерьез плани¬

ровать его физическое уничтожение. Мы полагали, что в

таком качестве он будет полезнее для дела. Уже были

найдены толковые исполнители акции—Торуньо и Пине¬

да, не раз проводившие ликвидации лишних людей. За

Пасторой установили слежку, определили все его явки и

тайные квартиры в Сан-Хосе. В общем, подготовка ве¬

лась полным ходом, но в последний момент операцию

отложили...»
30 мая 1984 года предателя спас случай, смерть прош¬

ла рядом, в миллиметре, ранив, но не убив. Однако вне
281

зависимости от физического состояния в политике Пасто¬

ра уже труп. Не вышло из него даже древка для знамени.

Но АРДЕ продолжает существовать, и у него прежние

хозяева и прежние цели. Средства их достижения тоже

прежние, ведь в игре ЦРУ «нет правил», как говорится в

докладе Дулитла, один из параграфов которого послу¬

жил эпиграфом к этой главе.
Покушение
Из учебника «Психологические операции в партизан*

ской войне»:
«...Могут быть нейтрализованы тщательно отобран¬

ные цели. Нейтрализация должна быть хорошо спланирова¬

на. К данным целям относятся окружные и мировые судьи,

офицеры полиции или госбезопасности, председатели и ак¬

тивисты Комитетов сандинистской защиты и т.д....
Если партизан убивает кого-нибудь, необходимо разъ¬

яснить населению, что убитый был врагом народа и

убили его потому, что партизаны считают своим долгом

защищать население».
стр. 32—33
Из интервью с команданте Омаром Кабесасом, на¬

чальником Главного политуправления МВД Никарагуа:
«...За последние три года мы предотвратили 28

покушений на жизнь команданте Даниэля Ортеги, 30—на

жизнь команданте Томаса Борхе и 80—на жизнь других

руководителей Фронта и правительства. Тебе придется

поверить мне на слово, hermano, если я скажу, что за

всеми этими и многими другими планами физического

уничтожения лидеров нашей революции стоит ЦРУ.

Придется поверить на слово. Понимаешь, контрразведка,

госбезопасность—такие сферы, где нельзя многого гово¬

рить. Может, лет через пять мы и опубликуем подроб¬

ности некоторых своих операций, но пока—извини. Слиш¬

ком многие наши ребята расплатятся головой за мои

откровения. Так вот, ЦРУ и еще кое-какие секретные

службы сопредельных с Никарагуа стран—авторы этих

планов.
282

Ты обратил внимание, что я выделил покушения на

Даниэля и Томаса? О ’кэй. А знаешь, почему? Нет? Слушай.

ЦРУ готово прихлопнуть нас всех и, заверяю тебя, сделает

это с большим удовольствием и при первой возможности.

Но особенно старается оно в отношении Даниэля Ортеги и

Томаса Борхе. Дело в том, что «Компания» уже давно

тщится доказать всему миру наличие раскола и противо¬

речий в СФНО. ЦРУ оплачивает пространные коммента¬

рии американских и иных журналистов, в которых Даниэль

противопоставляется Томасу или наоборот. Ну, словом,

«во Фронте драка». А, как известно, когда двое дерутся,

третий всегда в выигрыше. В результате—в Никарагуа

полный разброд, паника, неразбериха... Понимаешь, идеаль¬

ная ситуация для вторжения. Идеальная! Вспомни Гре¬

наду, смерть Мориса Бишопа и все, что за ней последовало.

Вот так они действуют, эти «демократы» с 42-м калибром

под левой рукой...»
Интервью взято в октябре 1984 года.
*	* *
2	апреля 1983 года, Тегусигальпа. За плотно затянуты¬

ми гардинами небольшого аккуратного особнячка в рай¬

оне Эль-Альмендро, в успокаивающем сумраке проце¬

женных тканью солнечных лучей беседуют двое. Средне¬

го роста спортивный мужчина с ничем не примечатель¬

ной, скорее, незаметной внешностью и изящная молодая

женщина с красивым тонким лицом латиноамериканки, с

огромными темными глазами, светящимися на смуглом

лице. В холле прохладно—на одной ноте ровно гудит

кондиционер. Скучный, бесцветный голос мужчины сли¬

вается с гулом аппарата и временами напоминает жужжа¬

ние мухи, попавшей в паутину. Впрочем, на паука из

двоих больше походит именно он. Женщина кажется

испуганной, в глазах ее тревога, пальцы нервно передви¬

гают взад и вперед по низкому журнальному столику

пустую кофейную чашку.
—	Скоро, очень скоро, Мирейя, с коммунизмом в

Никарагуа будет покончено. И вам отводится в этом

выдающаяся роль,—мужчина неторопливо и равномерно

расхаживает по холлу. От окна к столу и обратно.— Вы

должны осознать, Мирейя, что мы доверяем вам пол¬

ностью, на все сто процентов...
283

—	Да-да, конечно, мистер Джонсон, я понимаю,—

почти шепчет женщина.
Не взглянув на нее, не прервав своего равномерного

движения, он продолжает:
—	Красные здорово укрепились на вашей родине и с

каждым днем укрепляются все больше. Самое ужасное,

что им в этом помогают люди с высоким общественным

авторитетом, с известными именами. Ваш начальник,

министр иностранных дел, например. Священник помо¬

гает красным преследовать верующих, глумиться над

религиозными чувствами никарагуанцев. Он плохой свя¬

щенник и плохой католик, ваш падре Мигель Д’Эското.

Вы согласны со мной, Мирейя?
Женщина молча и неуверенно кивает головой. Джон¬

сон едва приметно ухмыляется уголком рта.
—	О’кэй. Я вижу, наши взгляды не расходятся. Поэ¬

тому мы, вернее, наши общие шефы в Вашингтоне и

решили доверить вам очень важное задание,—он остано¬

вился прямо перед ней, покачиваясь на носках, заложив

руки в карманы, откинув полы пиджака. Взгляд его не

отрывался от ее склоненной головы.—В целях усиления

демократической борьбы в Никарагуа и во имя конечной

победы над коммунизмом в стране убрать падре Мигеля

Д’Эското. Ликвидировать.
Мирейя вздрагивает и поднимает глаза на Джонсона.

Лицо ее покрыто бледностью, словно на него положили

густой слой пудры.
—	Я? Убивать падре? Нет-нет, что угодно, но это—

никогда!—она испуганно откидывается в кресле, прижав

руки к груди.
—	Ха, девочка, не трусь!—Джонсон опять ух¬

мыляется.—Никто не заставит тебя стрелять или под-

кладывать бомбы. Просто ему нужно подсунуть бутыл¬

ку вина. Подарить. Ну, поздравить с чем-нибудь... Смо¬

жешь?
—	Не знаю. Он ведь министр. Я редко его вижу,

редко сталкиваюсь с ним в министерстве. Наш консуль¬

ский отдел размещается в другом крыле здания. И по¬

том... Я передам бутылку вина, министр... Министр пере¬

станет быть... Умрет,—последнее слово ока произносит с

трудом. Руки ее заметно дрожат.—Меня сразу арестуют.

Такое не остается незамеченным...
—	Ерунда,—резко прерывает ее Джонсон.—Ерунда.

Вы не знаете наших технических возможностей. В бутыл¬
284

ку «Бенедиктина», ведь это вино, по вашим сообщениям,

предпочитает министр? Отлично. Так вот, в бутылку

«Бенедиктина» ему засадят такую штуку, от которой он

отправится в лучший мир не сразу. Никто не догадается,

не проследит связь между вином и смертью. Просто

падре поболеет пару недель и тихо умрет. Ваша совесть

доброй католички может быть спокойна—его команди¬

руют прямиком в рай. Ведь он священник. А вскрытие

ничего не покажет. Понятно вам? Ничего. Все пройдет

превосходно. Не волнуйтесь. Вы получите свои пять ты¬

сяч, и никто ничего не узнает. Подумайте, пять тысяч

долларов—хорошие деньги за такую работу...
Мирейя молчит.
—	О’кэй, я вижу, вы согласны,—он делает паузу и, не

получив ответа, кивает головой.—Согласны. В мае мы

вам сообщим, где взять бутылку. Наши люди в Манагуа

позаботятся обо всем. Вам останется только взять ее и

вручить министру. Сообщим по обычным нашим

каналам.
Ночь на первое июня 1983 года, Манагуа. Мирейя,

склонившись к переносному приемнику «Сони», медлен¬

но передвигает ручку настройки. Лицо сосредоточенно,

губы сжаты, пряди черных волос падают на глаза, меша¬

ют, но она не поправляет их. Наконец знакомые позыв¬

ные. Она лихорадочно заносит на листок бумаги колон¬

ки цифр. Потом закуривает и уже не спеша расшифровы¬

вает текст:
«Сеанс связи-4.
Получила твои письма номер 7, номер 8 и номер 9.

4-го числа сего месяца в 7 утра, повторяю, 4-го сего

месяца в 7 утра тебе следует, направляясь от ресторана

«Арагон» два квартала направо, найти желтый деревян¬

ный столб. Под ним, у старого ведра, будет лежать пакет

с бутылкой вина, о которой тебе говорил Боби. Храни ее,

дожидаясь возможности. На столбе, на уровне пояса,

после изъятия поставь мелом черточку. Не отчаивайся.

Это все. Привет. Линда Кристаль. Конец. Конец. Конец».
10 августа 1983 года, Манагуа. Лейтенант госбезопас¬

ности Никарагуа Марлен Монкада предпочитает штат¬

ское платье—еще не успела привыкнуть к военной фор¬

ме, к тяжелому пистолету на бедре. Носит его в сумочке

вместе с пудреницей, шпильками, пилочками для ногтей

и прочими женскими аксессуарами. И вообще на офицера

она мало похожа. Мы сидим в просторном вестибюле
285

Министерства внутренних дел, и Марлен, смущенно улы¬

баясь, рассказывает мне свою одиссею.
—	Я начала работать в нашем посольстве в Гондура¬

се 11 октября 1979 года. Нет-нет, компаньеро, тогда я не

имела абсолютно никакого отношения к управлению гос¬

безопасности. Работала секретарем в консульском отделе

посольства, а в госбезопасности служу совсем недавно,

еще и месяца нет... В семьдесят девятом и в восьмидеся¬

том отношения наши с Гондурасом еще были нормаль¬

ными, жила я в Тегусигальпе свободно, у меня было

много знакомых—гондурасцев и никарагуанцев, кото¬

рые обосновались там до революции. На одном малень¬

ком семейном празднике в доме знакомых никарагуанцев

меня представили сеньоре Терри Кастильо и сеньору

Самуэлю Бенавидесу. Эта пара показалась мне интерес¬

ной. Они много путешествовали по свету, многое повида¬

ли, дон Самуэль был великолепным рассказчиком. Сло¬

вом, мы сдружились, я часто навещала их особняк в

одном из богатых кварталов Тегусигальпы, да и они

опекали меня почти по-родственному. Донья Терри все

хотела выдать меня замуж, «устроить мое будущее», как

она выражалась.
Так незаметно прошло два года, моя командировка

близилась к завершению. Боже, как они опечалились,

узнав об этом. Признаться, и мне было грустно надолго

расставаться с такими милыми людьми. Как-то в начале

1982 года мне позвонил дон Самуэль и сказал, что один

человек хочет со мной познакомиться. Я не придала его

словам особенного значения, решив, что это—очередная

забота доньи Терри о моем будущем. «Жениха» звали

Луис Родригес, но намерения его были отнюдь не матри¬

мониальными. Он буквально «заговаривал» меня поли¬

тикой. Сальвадор, Никарагуа, Гондурас, Соединенные

Штаты, вновь Сальвадор... Мы обсудили все: все аспекты

и повороты дипломатических, торговых и прочих отно¬

шений... Если честно, порядком он мне надоел, этот

сеньор Родригес. Я уже готова была просить моих любез¬

ных друзей избавить меня от его общества, как он вдруг,

назвав себя агентом ЦРУ, предложил мне сотрудничать.

Конечно, я перепугалась, потом разозлилась на Терри, на

Самуэля и на себя. Отказалась. Наотрез. Доложила в

посольство об этом случае. Они запросили Манагуа, и

вскоре оттуда пришло указание соглашаться на вербовку.

Так я стала агентом ЦРУ.
286

—	Что было потом? Разумеется, Марлен, я не настаи¬

ваю на тех подробностях, которые мне знать не

положено.
—	Да, что потом... Страшно было и противно. До сен¬

тября меня обучали и опекали агенты ЦРУ, работавшие

под различными «крышами» в посольстве США в Тегуси¬

гальпе. Боби Джонсон, он же Роберто Сакаса, еще двое, их

я знаю только по кличкам—Джонни и Мартита. Я звони¬

ла им по телефону 323120, добавочные 231 и 264. Встреча¬

лись мы сначала в отеле «Ондурас Майя», а потом в

особняке в районе Эль-Альмендро. Они разрабатывали

новые планы: взрыв посольства Никарагуа, его захват,

установку в кабинете посла микрофонов и так далее, но,

не желая «подставлять» меня, отказывались от них.
В сентябре я сообщила Боби, что скоро должна поки¬

нуть Гондурас. Он встревожился. Вскоре на явке в Эль-

Альмендро появилась некая Линда в сопровождении

двух угрюмых типов—Билли и Джимми. Они обучали

меня работе на рации, шифровке и другим шпионским

премудростям: тайнописи, обращению с химическими ре¬

активами. Принимать передачи прямо из Лэнгли я дол¬

жна была по вторникам и четвергам в 23 часа на частотах

9074 и 14421.
Поначалу задания мне давали простенькие—сооб¬

щать все, что услышу о сандинистской армии: вооруже¬

ние, количественный состав, настроения солдат и так

далее. Но ничего нового или сколько-нибудь существен¬

ного я им, естественно, сообщить не могла. Ведь армию я

не знала, отношения к ней не имела...
—	Твое главное задание началось в Манагуа?
—	Да. 2 апреля 1983 года в Тегусигальпе на прежней

явочной квартире в Эль-Альмендро Джонсон оконча¬

тельно определил мои действия в плане ЦРУ по убийству

Мигеля Д’Эското. А раньше я могла только гадать и

ломать голову над странными поручениями, которые

передавали агенту Мирейе из Лэнгли. Мирейя—такой

псевдоним присвоили мне в ЦРУ...
—	Можешь привести пример какого-нибудь «странно¬

го поручения»?
—	Пожалуйста. Эта информация уже открыта. Буду¬

чи в Манагуа, я получила радиограмму, в которой гово¬

рилось приблизительно следующее... Впрочем, я сейчас

принесу ее точную копию. Подождешь?
—	Разумеется!
287

Марлен убегает, стремительно и легко сорвавшись с

места. Совсем девчонка, стройная, тонкая. Интересно,

почему ЦРУ остановило свой выбор именно на ней?

Рассчитывали на ее наивность, молодость, неопытность?

Вряд ли. ЦРУ—организация серьезная, подобные чело¬

веческие качества там не уважают. Скорее, решили, что

столь привлекательная девушка меньше всего должна

думать о революции и о долге перед родиной. По их

схеме любой человек, а уж хорошенькая девица тем

более, прежде всего заботится о собственном благополу¬

чии, об обеспеченной и безбедной жизни, о нарядах, ши¬

карных автомобилях, красивых особняках... Во всяком

случае, в первые же дни знакомства с Марлен Луис

Родригес, вербовщик «Компании», предложил ей при¬

обрести задешево дюжину богатых платьев, специально

привезенных для этой цели из Майами. Деньги—вот

психологический критерий оценки людей в ЦРУ. Только

деньги. Марлен покупали точно так же, как купили Па¬

стору. Дюжина платьев, счет в банке, пять тысяч долла¬

ров за убийство министра иностранных дел—вот залог

верности «идеалам демократии».
Мне вспомнился разговор с одним из участников заго¬

вора, бывшим преуспевающим никарагуанским адвока¬

том, а ныне заключенным. Он попросил не называть его

имени, сейчас ему «стыдно». На вопрос, почему, по его

мнению, провалился такой разветвленный, хорошо орга¬

низованный и щедро финансируемый план ЦРУ, он отве¬

тил: «Видите ли, сейчас в Никарагуа наблюдается синд¬

ром «донкихотства». Все—рыцари, все—благородные,

все—патриоты. Деньги, личный успех ничего не значат,

когда речь заходит о революции. Конечно, в таких усло¬

виях любой заговор обречен на провал...»
—	Вот!—Марлен с победным видом помахивает

листком бумаги.—Еле нашла. Архивы у нас, благодаря

стараниям ЦРУ, растут. Смотри, что здесь сказано:
«Сеанс связи-2,—читаю я бледные, будто размытые,

нечеткие строки копии.—Получила твое письмо номер 4.

Запомни, все твои усилия должны быть направлены на

достижение хороших отношений с министром. Весьма

важно, повторяю, весьма важно сообщить нам следу¬

ющие детали: обычный путь из дома в министерство.

Интимная жизнь. Повторяю, интимная жизнь. Вкусы, при¬

вычки, склонности—любимые блюда, напитки. В какие

часы работает дома. Постарайся найти предлог для
288

поездки в Тегусигальпу на святой неделе. Привет. Линда

Кристаль. Конец. Конец. Конец».
—	Представляешь, что я испытывала, расшифровы¬

вая это,—Марлен зябко передергивает плечами.
—	Не трудно представить... Марлен, а в Манагуа у

тебя были личные контакты с агентами ЦРУ? Навещали

они тебя?
—	Сколько угодно. Чаще всего мы встречались в

ресторане «Эскимо». Знаешь его? Прямо напротив наше¬

го министерства. Очень удобно, не вызывает подозрений.

Ведь я—служащая министерства, а они дипломаты...
—	Как дипломаты?
—	Очень просто. Все агенты ЦРУ, выходившие со

мной на личную связь в Манагуа,—работники посольст¬

ва США. Эрмила Родригес, Дэвид Грейг, Линда Пфей-

фель—у всех троих были дипломатические паспор¬

та. Их выставили из Никарагуа после завершения опера¬

ции, но сколько еще осталось!
*	* *
Из заявления команданте Л. Серны, генерального ди¬

ректора управления госбезопасности Никарагуа, на

пресс-конференции для никарагуанских и иностранных

журналистов 10 июля 1983 года:
«.. .27 апреля сего года президент США Рональд Рейган в

своей речи в конгрессе одобрил все планы и подрывные акции,

осуществляемые ЦРУ против Никарагуа. К ним относят¬

ся: постоянные кампании по фальсификации внутренней

жизни страны; спекуляции на чувствах верующих; воору¬

женная агрессия; экономическая агрессия и прочие дей¬

ствия, направленные на дестабилизацию правительства

Национального возрождения Никарагуа.
Принимая во внимание данное обстоятельство, наше

правительство приняло решение объявить персонами нон

грата американских дипломатов: Эрмилу Родригес, второ¬

го секретаря посольства США и офицера ЦРУ, непосред¬

ственного руководителя осуществления плана убийства

министра иностранных дел Никарагуа падре Мигеля

Д’Эското Брокмана; Дэвида Грейга, первого секретаря

посольства США, шефа группы ЦРУ, которая действует из

стен посольства, ответственного за все подрывные опе¬

рации ЦРУ в Никарагуа; Линду Пфейфель, заведующую по¬
12—2255
289

литическим отделом посольства, офицера ЦРУ и ответ¬

ственную за политическое руководство контрреволюцион¬

ной деятельностью правых партий и профсоюзов...»
*	* *
А сколько еще осталось! В Никарагуа, Сальвадоре,

Коста-Рике, Гондурасе... По всему миру.
Коринто—порт в блокаде
Издалека, с плоской, как стол, равнины, разделенной

на аккуратные квадратики ярко-зеленых рисовых планта¬

ций, Коринто видится диковинным длинным кораблем,

застывшим у причала. Он расположен на узком и неболь¬

шом полуострове, таком узком и таком небольшом, что

ему просто забыли дать название. Шоссе, пролетев по

широкой асфальтовой спине моста через реку Пасо-

Кабальо, почти сразу же превращается в улицу, единст¬

венную улицу города, застроенную разношерстными де¬

ревянными домишками с маленькими палисадниками.

Она проходит через весь полуостров, вбирая в себя пыль¬

ные ручейки переулков и тупичков, и упирается в метал¬

лическую высокую сетку ограды порта.
Справа—океан, слева—грязноватые, серые воды

бухты, впереди—узкий пролив, по которому тянутся к

молам суда. Широкие песчаные пляжи, опоясывающие

весь полуостров, плавятся в жарком мареве под раскален¬

ным солнцем. Воздух, как жидкое стекло, переливается

над ними медленными, тяжелыми струями. Здесь, на этих

песках, с незапамятных времен живут рыбаки, добыва¬

ющие на прибрежных отмелях лангустов, креветок, кра¬

бов и хищных песчаных акул. Их широкоскулые индей¬

ские лица, их долбленные из цельных стволов могучих

каоб баркасы, которые они называют «каюки», их хижи¬

ны, крытые пальмовыми листьями,—все это напоминает

о далеких, смутных веках, когда не ступала еще на эти

пески нога завоевателя и не существовало здесь ни горо¬

да, ни порта.
290

До сих пор рыбаки-индейцы живут общинами. Вместе

уходят в море, вместе возвращаются с уловом или без

него, как повезет. Раньше община спасала, помогала

выдерживать конкуренцию с траулерами компании

АЛИНСА, принадлежавшей Сомосе. Теперь АЛИНСА

перешла к государству, и многие молодые из общины

стали ходить в море на траулерах. А те, кто остался,

только и говорят о кооперативе. Седые старики сокру¬

шенно качают головами: распадается община...
Мы сидим у самой кромки пляжа, в тени широкого

навеса, который, по-видимому, служит своеобразным

клубом для всего квартала-общины. Старики сокруша¬

ются, молодые молчат, лишь посмеиваются да перемиги¬

ваются между собой. Каюки лежат на песке, большие и

унылые, словно мертвые рыбы, выброшенные на берег

океанской волной.
—	Уже вернулись с лова?—спрашиваю, кивая на

лодки.
—	Да нет, не выходили,—отвечает мне Энрике Крус,

пожилой кряжистый рыбак, смуглый до черноты.—Мы

теперь редко выходим. Раньше мы боролись только с

морем, с волной да течением. А теперь у «контрас» откуда-

то взялись эти «пираньи»—катера быстроходные. Опасно.

С начала марта напускают на Коринто «пираньи», хоть

плачь. Чуть отойдешь от берега, глядишь—вот он, «пи¬

ранья». И не подоспей пограничники, либо на крюке в

Гондурас поведет, либо потопит... Мины какие-то хитрые

появились. Говорят, они на звук мотора срабатывают.

Недавно один каюк взорвался... Пришлось нам подвесные

моторы поснимать, а на веслах далеко ли уйдешь?
*	* *
Из учебника ЦРУ «Психологические операции в парти¬

занской войне»:
«Тактические усилия в партизанской войне направлены

против наиболее чувствительных мест врага и имеют целью

подорвать его военные возможности к сопротивлению. Эти

усилия следует наращивать параллельно с психологической

подготовкой, направленной на подрыв моральных возмож¬

ностей к сопротивлению. В партизанской войне, как ни в

одном другом виде боевых действий, военные операции

должны сопровождаться операциями психологическими

для достижения желаемых результатов».
стр. 13
12*
291

* * *
—	Я слышал, вы помогаете пограничникам эти мины

обезвреживать?—спросил я рыбаков.
Молчание...
Энрике, опустив седую голову, сосредоточенно ковы¬

ряет босой ногой песок. Молодые отводят глаза, будто и

не слышали вопроса. Под навесом застывает тяжелая,

напряженная тишина.
Вдруг с деревянной скамьи срывается невысокая плот¬

ная женщина в черном вдовьем платье:
—	Они же никого не жалеют, сволочи!—горячо, на¬

пористо говорит, почти кричит она, показывая рукой в

сторону океана.—Против каюков мины ставят, рыбаков

топят. Все наши тропки в море вынюхали. Кто-то из

здешних их наводит, завелся червь... Прознали, что мой

муж активист Фронта, убили. Ушел в середине марта в

море и не вернулся. Пограничники потом сказали, что

нашли его каюк полузатопленным, весь в пробоинах от

пуль... Так-то вот. Да чего говорить, я сама видела, как

«пираньи» вон у тех буев пробежали. Быстро бегают, как

акулы,—она на мгновение замолчала—отдышаться.—А

вчера ночью в море бой был. Пограничники подожгли

одну «пиранью». Ну и обрадовались же мы! Да, но

насчет, помогают или нет рыбаки мины ликвидировать,

мы тебе, компаньеро, ничего сказать не можем. Ты сам

понимай...
—	Разумеется, помогают. Без их помощи нам бы

трудно пришлось. Только за последнюю неделю рыбаки

27 мин обезвредили,—улыбаясь, говорит Луис Пичардо,

мой старый знакомый и один из секретарей зонального

комитета СФНО.—А молчат об этом, потому что осто¬

рожничают. Наш порт уже давно как магнитом притяги¬

вает к себе внимание ЦРУ. Ведь Коринто—главный порт

Никарагуа. Чего только против нас не делалось!

Бомбили с воздуха, нефтехранилища обстреливал?...

Ведь мы с тобой, Мигель, на пожаре резервуаров с

нефтью познакомились?
—	Нет, гораздо раньше, после бомбежки моста и

города. Помнишь, Луис, под ливнем ездили искать

осколки ракет, выпущенных с сомосовского самолета?
—	Точно. Тогда нам еще старый китаец-докер место,

куда ракета ударила, показывал. Точно. Ну вот, пытают¬

ся вывести порт из строя и сейчас. Конечно же, в городе
292

есть агенты врага. Не без того... Рыбаки и помалки¬

вают—семьи у всех... Не дают нам мирно жить, ком-

паньеро, не дают.
Мы идем по раскаленному, тяжелому песку к порту.

На причалах привычное оживление: снуют докеры в раз¬

ноцветных касках, поскрипывая лебедками, трудятся

портовые краны, выпуская синие облака угарного дыма,

ревут грузовики. Под разгрузкой два судна—испанское и

японское, еще два стоят в отдалении, дожидаясь своей

очереди.
—	Не боятся мин, заходят в Коринто суда,—кивнув

на причалы головой, говорю я Луису.
Он тоже коротко взглядывает на залитый солнцем

причал и белые палубные надстройки кораблей.
—	А у судов, как и у людей, есть храбрецы, а есть и

трусы. Те, что похрабрей, заходят и разгружаются, те,

что потрусливее, еще в море меняют курс и ищут новый

фрахт...
Дальше по берегу за портом — верфи. Там на высоких

стапелях застыли, подставив солнцу ржавые бока, три

траулера АЛИНСА, наскочившие на мины. По шаткой

лестничке поднимаюсь на один из них — «Сан-Альбино».

У него несколько пробоин в днище и что-то серьезное с

мотором. До порта он доковылял сам после взрыва, но

неожиданно, почти у самых верфей, затонул, оставив над

водой только верхушку мачты. Пришлось поднимать его

со дна морского. На палубе никого нет—из трюма доно¬

сится перестук кувалд и молотков, отдающийся глухим

гулом по всему корпусу. Потом открываются двуствор¬

чатые люки, наполняя воздух запахами рыбы и водоро¬

слей, и на палубе появляется человек семь. Вылезли они

будто из преисподней: на них промасленные лохмотья,

сами они с ног до головы покрыты грязью и мазутом, но

на черных лицах сверкают белозубые улыбки. Шумно,

перебивая друг друга, они рассказывают, как вот уже

семьдесят часов без отдыха ремонтируют траулер, тащат

за рукав к борту смотреть пробоины, заводят в рубку и

крошечный кубрик, объясняя, кто куда упал и что разби¬

лось, когда «шарахнуло»... Потом я их фотографирую на

палубе. Никарагуанцы вообще очень любят фотографи¬

роваться, часто просят тебя об этом на улице, если видят

аппарат. Стар и млад, причем неважно, что снимок уви¬

деть, скорее всего, не придется. Важен сам процесс. Вот и

сейчас команда, несмотря на трое суток беспрерывной
293

работы и нечеловеческую усталость, с шутками и смехом

выстраивается на корме, принимая торжественную позу.
—	Эй, русо!—кричит один.— Говорят, в России

очень красивые девушки... Ты им покажи фотографию,

пусть поглядят, какие женихи пропадают!
—	Не слушай его, русо, снимай скорей,— машут рука¬

ми на шутника.—А ты, Педро, помалкивай, охота была

русским девушкам на тебя, такого чумазого, смотреть.

Тоже, жених...
Прощаемся долго, хлопая друг друга по спинам и по

плечам. Снизу, задрав голову, смотрит Луис и тоже

смеется. Наконец сползаю по лестничке на твердую

землю.
—	Хорошие ребята, верно?—говорит Луис, оборачи¬

ваясь назад, к траулеру.—Уговаривать их не нужно, сами

все понимают. Вот через пару дней закончат ремонт—и

опять в море, на лов. И опять с риском наткнуться на

мину или повстречаться с «пираньей». Но что делать?

Ведь каждый день простоя одного судна обходится Ника¬

рагуа в 4—5 тысяч долларов! Это если считать только

выручку от ежедневного улова. А стоимость ремонта, а

дефицитные в Никарагуа запчасти, а зарплата матросам

и рабочим? Общий ущерб от столкновения трех наших

судов с минами уже составил 200 тысяч долларов, пред¬

ставляешь? Поэтому и отправятся в море ребята, даже не

отдохнув толком.
Из Коринто я уезжал под вечер. Солнце уже растека¬

лось розовыми бликами по пронзительной океанской

голубизне. У входа в пролив, у самых буев, обозначаю¬

щих ворота порта, замер черный силуэт пограничного

сторожевого катера. Чуть ближе к бухте с борта малень¬

кого буксира ныряют один за другим аквалангисты—

подводная охрана акватории, тралят фарватер суда

АЛИНСА, снуют рыбацкие каюки... А на берегу, на

песчаных дюнах, обращенных в сторону океана, окапы¬

вается взвод ополченцев. Замечаю среди них седую голо¬

ву и кряжистую фигуру Энрике Круса.
Что же это за «пираньи», за мудреные мины, и почему

все это свалилось на мирный порт?
Подробности я узнал в Манагуа, в генеральном штабе

Сандинистской народной армии. «Пираньи»—катера,

переданные ЦРУ на вооружение спецкоманд сомосовцев

и других наемников. Они имеют мотор мощностью две¬

сти лошадиных сил и способны развивать скорость до
294

lOf) километров в час. Вооружены пушкой и крупнокали¬

берным пулеметом или компактными ракетными уста¬

новками. Мины, которые ставят «пираньи» в никарагуан¬

ских портах, взрываются от непосредственного контакта

с корпусом судна, от шума мотора и от гидравлического

давления, когда корабли проходят поблизости от мины.

Фактически любой, даже самой легкой скорлупке, ока¬

жись она в зоне действия мины, нет спасения. Основные

базы диверсионных катеров находятся на территории

Сальвадора в заливе Фонсека, но в походах они действу¬

ют с так называемого «судна-матки», на которое возвра¬

щаются из пиратских набегов, чтобы пополнить запасы

горючего и боеприпасов.
«После каждой атаки «пираний» наши самолеты вы¬

летают на разведку зон их возможного базирования. И

единственное, что они обнаруживают,—фрегат военно-

морских сил США «Гэлери», который вот уже больше

двух месяцев находится вблизи портов Коринто и

Сандино,—уточнил начальник генерального штаба СНА

Хоакин Куадра.—Именно с него выходят на операции

«пираньи» и на него возвращаются после них. Таким

образом, именно фрегат ВМС США «Гэлери» ведет вой¬

ну против наших портов, в результате которой в марте

подорвались на минах четыре иностранных и три никара¬

гуанских судна».
Никарагуанские порты на Тихом океане всегда прив¬

лекали внимание ЦРУ, и вполне понятно почему.
Коринто—крупнейшие морские ворота страны, через

них осуществляется болеё 75 процентов внешнеторгового

оборота республики. Выведи Коринто из строя—и ника¬

рагуанский хлопок будет лежать на складах, тонны ника¬

рагуанского кофе останутся на причалах, а в Никарагуа

остановятся без запчастей машины, не будет лекарств,

сырья, материалов... Экономика Никарагуа окажется в

чрезвычайно трудном положении: большинство торго¬

вых партнеров из стран Запада откажутся от сотрудни¬

чества, ибо барыши не подчиняются симпатиям. Как бы

ни сочувствовала та или иная фирма никарагуанской

революции, но понесенные убытки заставят ее пересмо¬

треть маршруты своих судов. Да и элементарный страх

перед заминированным фарватером или пиратской ата¬

кой оттолкнет капитанов от опасных вод.
Пуэрто-Сандано—единственный порт, оборудован¬

ный для приема нефтеналивных судов. Разрушь его, а
295

при том количестве нефти, бензина, керосина, которое

ежедневно скапливается в его резервуарах, сделать это

вовсе не трудно—и Никарагуа останется без нефтепро¬

дуктов. Станут обесточенные фабрики и заводы, живот¬

новодческие комплексы и мастерские, не тронутся с места

автомобили, не взлетят самолеты...
Стремясь сочетать «операции военные с операциями

психологическими», как то рекомендует учебник для со-

мосовцев, ЦРУ атаковало эти порты с воздуха, бомбя и

обстреливая их ракетами, высылало против них «пира¬

ньи» и группы специально натасканных диверсантов. По

мысли стратегических умов из Лэнгли, экономический

хаос и паника, которые должны неизбежно возникнуть в

случае вывода из строя Коринто или Пуэрто-Сандино, и

послужат той самой мутной водичкой, где ЦРУ обожает

ловить золотых рыбок.
Но расчеты «Компании» на панику и хаос не оправда¬

лись, превратились в просчеты. Мне вспоминается пожар

нефтяных складов в Коринто. Он случился в первых

числах октября 1983 года. Черные, тяжелые, густые клу¬

бы стремительно рвались к тучам и, разбившись об их

плотную завесу, расползались до горизонта, застилая

свет дня и осыпаясь на землю грязными хлопьями копо¬

ти. Фонтан огня то скрывался в дыму, то вспухал гигант¬

скими красно-желтыми шарами, заливая все вокруг баг¬

ряными бликами. Ровный, однотонный гул пожара заглу¬

шал голоса людей, тарахтенье моторов, и лишь истерич¬

ный, надрывный вопль сирены прорывался сквозь него

далеким криком. Струи воды и пены из брандспойтов

терялись в этом дымном аду, как теряются в кромешно-

сти ночи тонкие ниточки троп...
Казалось, что горит весь город, но горел лишь резер¬

вуар с мазутом. Один резервуар, однако рядом с ним

проступали неверные, сквозь дым, очертания еще не¬

скольких таких же огромных, высотой с четырехэтажный

дом, резервуаров. В их необъятных чревах плескались

тысячи тонн бензина, керосина, нефти. Все эти тысячи

тонн нагревались, неотвратимо приближаясь к той кри¬

тической точке, когда должен последовать взрыв. И тог¬

да от самого города, от порта остались бы лишь чадящие

развалины.
Кварталы, непосредственно прилегающие к складу, уже

опустели: наглухо закрыты ставнями окна, заколочены

двери, задернуты жалюзи на витринах. Мертвые, непри¬
296

вычно безлюдные улицы. Только суровые и неразговорчи¬

вые патрульные на перекрестках несколько оживляли

унылую картину покинутого жителями города.
В центре Коринто вдоль тротуаров выстроились ко¬

лонны автобусов и грузовиков, машин «скорой помощи»,

частных автомобилей—шла срочная эвакуация населе¬

ния. По обочинам шоссе двигались потоки людей с те¬

лежками, узлами, чемоданами. Город как бы разделился

на два стремящихся в противоположных направлениях

течения. Со стороны Чинандеги летели, скрипя тормоза¬

ми на поворотах, пожарные машины, цистерны с водой и

пеной, военные грузовики. Им навстречу ехали, шли те,

кто покидал Коринто. Оставались лишь пожарные, на¬

родная милиция, войска—все, кто боролся с огнем.
Ощущалась общая тревога, нервное напряжение и тех,

кто оставался, и тех, кто уходил. Но паники, суеты, хаоса

не было. Главным для всех было успеть. Успеть вывезти

людей, успеть сбить пламя. Ведь резервуары могли взор¬

ваться в любую минуту...
В три часа пополудни загорелся и взорвался второй

резервуар. А еще через 24 часа, благодаря мужеству и

героизму пожарных, народных милиционеров и солдат,

огонь был потушен, город спасен, в порт вернулись кораб¬

ли, ожили краны, послышались на причалах голоса

докеров. Вновь распахнулись ставни окон и на улицы

высыпала неуемная, крикливая ребятня.
Разумеется, резервуары загорелись не от небрежности,

не от брошенной спички или окурка. Нефтесклады обору¬

дованы современными системами контроля и предотвра¬

щения пожаров. Под утро того дня, когда произошла

трагедия, в акваторию порта ворвался быстроходный

катер и выпустил несколько снарядов по резервуарам.

Катер тот был «пираньей»...
Итак, атаки «пираний», бомбардировки и обстрелы с

воздуха ощутимых результатов ЦРУ не принесли. Пани¬

ки не возникло, хаос не состоялся. Тогда было решено

испугать торговых партнеров Никарагуа и перекрыть

республике все морские дороги. ЦРУ начало в марте 1984

года минную блокаду никарагуанских портов. Постанов¬

ка мин производилась не только на Тихом океане, но и в

Атлантическом, в Пуэрто-Кабесасе и Блуфилдсе. 21 мар¬

та в Пуэрто-Сандино подорвался на мине советский тан¬

кер «Луганск». Но, несмотря на повреждения, на ранения

четырех членов команды, «Луганск» выгрузил нефть.
297

22	марта мне удалось попасть на танкер, и, честное слово,

я гордился тем, что мы—соотечественники. Подходя к

пятиэтажному борту «Луганска» на юрком пограничном

катерке, я ожидал, не скрою, увидеть растерянность,

нервозность команды, может быть, даже легкую панику.

Шутка ли, прошли в четырех метрах от смерти! Ведь

мина разорвалась в носу, всего в четырех метрах от

танков с нефтью.
Но на палубе царил порядок, матросы спокойны,

деловиты, никаких следов вчерашнего происшествия.

Вахта работает, как и положено, остальная команда, как

и положено, отдыхает. Не было паники и в момент

взрыва. Я помню восхищение лоцмана, седого огромного

американца, десяток лет работающего в этом порту. Он

выразил его короткой фразой: «О, русские матросы—

настоящие парни!»—и вновь уткнулся в свои лоции,

раскиданные в рубке. Помню восторг никарагуанских

докеров, которые подходили похлопать по плечу любого

советского, вне зависимости от принадлежности к коман¬

де судна.
Естественно, ЦРУ не искало ненужной популярности,

не делало заявлений о своей причастности к блокаде

никарагуанских портов. Даже предпринимало попытки

убедить мировое общественное мнение в том, что мины в

портах—это дело рук исключительно сомосовцев. Но

последовали вполне логичные вопросы, откуда у сомо¬

совцев такое отличное снаряжение, быстроходные катера,

как они умудрились без посторонней помощи освоить

сложную технику современных диверсий на море и так

далее. Ничего конкретного представители ЦРУ сказать

не смогли. Они предпочли открещиваться по принципу

«сам дурак», обвиняя все и вся в «принадлежности к

мировому коммунизму», и делали явные поползновения

вообще замять всю историю с минами. Однако с тече¬

нием времени нашлись и явные доказательства причаст¬

ности ЦРУ.
*	* *
Из признания бывшего агента ЦРУ Эмерсона Навар¬

рете, по кличке «Шакал», которое автор услышал и запи¬

сал на пресс-конференции, организованной МВД Ника¬

рагуа:
«Добрый вечер, уважаемые сеньоры!
298

Меня зовут Эмерсон Наваррете. Мой псевдоним—

«Койот», что означает «Шакал». От роду мне 29 лет,

холост, но дети имеются. Я вижу, что здесь собрались очень

достойные сеньоры, и потому буду говорить, все как есть.
До июля 1979 года я служил сержантом Национальной

гвардии. Но об этом вам слушать, наверное, неинтересно.

Так что я распространяться не буду. Да, так вот, после 19

июля 1979-го я переехал на жительство в Гондурас. Климат

в Никарагуа мне показался слишком жарким, решил

отправиться севернее. Работал в разных местах—в

гватемальской армии, в сальвадорской полиции. Потом

охранял одного важного, честное слово, очень важного

гондурасского генерала, потом стал подофицером в ВМС

Сальвадора. Да что там, побросало меня, как волна бросает

прибрежную гальку, пошваркало. Безработным тоже был,

сеньоры. Нужду испытал, голод... Даже пистолет свой

продал в Тегусигальпе одному типу: он хорошую цену

предложил. Ну так только поначалу было, потом легче

стало.
Это, когда я, значит, в сальвадорских ВМС работал,

услышал, что янки ищут бывалых людей для каких-то

специальных тренировок на своих кораблях в Тихом океане.

Жалование клали отличное. Вот я и подался туда, к янки,

значит. Поместили нас на островке гондурасском. Так,

плевочек на карте, извините, сеньоры. Роатан называется.

Начали учить. Меня и еще восьмерых из наших, из гвардии,

значит. Там нашими начальниками офицеры из ЦРУ были.

Мы их называли Кисс, Гарольд и Торни. Так они велели себя

называть, ну а уж как их собственные мамаши звали, про

то, опять извините, нам неизвестно. Обучали нас всяким

премудростям действий на воде и под водой: как обращаться

с аквалангами, с которыми чуть не полсуток, девять часов,

под водой можно сидеть, как пластиковые мины ставить,

как быстроходными катерами управлять. Катера мне

больше всего понравились. Не то что, будто тунец, в воде

болтаться и акул собой кормить.
Три месяца пожили мы на славу. В мае 83-го Кисс

заставил нас по фотографиям и чертежам изучать цели.

Были там чертежики молов и нефтесклада в Коринто,

моста Пасо-Кабальо, нефтепровода в Пуэрто-Сандино...

Честно признаться, сеньоры, мы загрустили. Дело запахло

порохом. Но потом рассудили между собой, чтоужлучшеза
299

хорошие деньги головой рисковать, чем просто за идею. Да не

тут-то было. Чертовы янки, простите на слове, заменили

нас своими людьми, тоже янки. ^4 нас перекинули в лагеря у

никарагуанской границы, в войско НДС, значит. -Вот так,

сеньоры, они с нами обошлись. Конечно, лучше ведь своим

деньги платить, чел* каким-то там... Да, а деньги-то в

самом деле были неплохими... 7/у потом, как перешли

границу в Нуэва-Сеговии, я в плен и попал. Сижу вот...»
..Газета «Нью-Йорк тайме», ссылаясь на официаль¬

ные источники, сообщает, что мины, установленные в

никарагуанских портах,— американского производства и

что устанавливались они американскими специалистами.
Журнал «Тайм» добавляет, что минирование портов

является частью плана ЦРУ, принятого к исполнению в

декабре прошлого года как мера по «устранению последствий

поражения контрреволюционеров, оказавшихся неспособны¬

ми освободить ни одной зоны на никарагуанской тер¬

ритории».
Газета «Баррикада», 9 апреля 1984 года.
«Вашингтон. Директор ЦРУ Уильям Кейси признал

прямую ответственность управления за минирование

никарагуанских портов...»
Газета «Нуэво Диарио», 17 апреля 1984 года.
Воздушная война
Из учебника ЦРУ «Психологические операции в пар¬

тизанской войне»:
«...В ходе любой революции человек живет под посто¬

янным страхом физического ущерба. Если правительст¬

венная полиция не в состоянии положить конец активно¬

сти партизан, население потеряет доверие к прави¬

тельству, так как одна из главных задач всякого

правительства — обеспечение безопасности граждан. Тем

не менее партизанам не следует увлекаться явным, от¬

крытым террором, ибо это может закончиться потерей

поддержки населения».
стр. 27
300

3	октября 1983 года, департамент Матагальпа, селе¬

ние Лос-Седрос. Агустин Гонсалес, пожилой крестьянин

в протертом до дыр и потерявшем свой натуральный

цвет пуловере, вышел из дома, что на окраине селения, и

направился к вершине недалекой горы. Поеживаясь под

свежим ветром, долетавшим с перевалов, Агустин шел

медленно, часто останавливался передохнуть, опираясь

скрещенными ладонями на дуло автомата. Чего скры¬

вать, подниматься в такую рань, бросать на целый день

хозяйство ему не хотелось. Да и «зиму» он не любил.

Старые кости просили тепла, и зимой от сырости и

холода он чувствовал себя больным, появлялся кашель.

«Однако ж, Агустин,—рассуждал старик сам с собой,—

никто тебя в ополчение не гнал, сам пошел. Еще и

шумел, чтоб записали. А раз так—сполняй приказ,

прибывай в пункт сбора»,—строго выговаривал уставше¬

му и недовольному Агустину другой Агустин, строгий и

непреклонный.
Нарастающее, усиливающееся с каждым мгновением

гудение отвлекло его. Старик приложил руку козырьком

ко лбу, и все еще зоркие индейские глаза его разглядели в

голубом треугольнике между двумя вершинами черную

точку, вынырнувшую из облаков. «Ага, вот чего гудит-

то! Самолет!»—догадался Агустин и принялся наблю¬

дать. Самолет приближался, но, не долетев километров

трех до Лос-Седроса, сделал круг и зашел на второй.

Явно пилот что-то искал или кого-то искал... «Это что

же, это ж он над контрой кружит!»—едва не присел от

новой своей догадки Агустин.
Действительно, как выяснилось позднее, самолет

ДС-3 без опознавательных знаков, вылетевший с военного

аэродрома Катамакас в гондурасском департаменте

Оланчо, искал окруженную в горах Матагальпы сомосов-

скую группировку под командой некоего «Ренато». Груп¬

пировка огрызалась в кольце сандинистских войск уже

несколько недель. У сомосовцев подходили к концу па¬

троны, продукты, не было медикаментов. Все это было

на борту транспортного «Дугласа», кружившего теперь в

районе Лос-Седроса.
Агустин, не отнимавший ладони от лба, увидел, как с

земли к самолету потянулись сизые следы пулеметных

трасс и захлопали в небе белые пузырьки зенитных раз¬

рывов. Вот самолет подпрыгнул в воздухе, из-под левого

крыла его забило пламя, и, разматывая черный шлейф
301

дыма, машина заскользила вниз, прямо на Агустина. Во

всяком случае, так ему показалось. Старик пригнулся,

когда темная крестообразная тень пронеслась над голо¬

вой. Потом, уже на бегу, видел он, как самолет тяжело

плюхнулся на узкое плато между двумя холмами.
6 октября 1983 года. Манагуа, зал пресс-конференций

МИД. Перед журналистами за длинным столом, щурясь

от света юпитеров и вспышек фотокамер, сидит человек

с одутловатым смуглым лицом, одетый в потрепанный

летний комбинезон американского образца. Человек

этот—первый пилот сбитого «Дугласа», бывший майор

военно-воздушных сил Сомосы Роберто Амадор.
В 1978—1979 годах, во время национального восста¬

ния против диктатуры, он во главе звена боевых самоле¬

тов расстреливал ракетами и сбрасывал бомбы на вос¬

ставшие кварталы Эстели и Риваса. В дни панического

бегства Сомосы вывозил из осажденного сандинистами

Манагуа остатки разбитой и деморализованной Нацио¬

нальной гвардии. Сейчас он весьма покладист и охотно

рассказывает обо всем, что происходит по ту сторону

границы.
—	Меня завербовали в Майами, где я жил с семьей,—

говорит Роберто Амадор.—Тысяча долларов в месяц на

всем готовом. Я согласился. Переехал в Гондурас, посе¬

лили меня в том же особняке, где живут члены главного

штаба НДС. Кроме никарагуанцев, жили там и гондурас¬

ские офицеры, чилийцы, работающие по контракту, из¬

раильский советник. Но заправляли всем, конечно, янки.

Я лично знаком с подполковником ЦРУ по имени или под

псевдонимом Раймонд. Он ветеран Вьетнама, Таиланда,

шеф «станции» ЦРУ в Гондурасе и координирует дея¬

тельность всех офицеров управления в этой стране. Моим

непосредственным начальником был другой американ¬

ский полковник, Майкл, ни фамилии, ни подлинного

имени его я не знаю. Майкл отвечает перед ЦРУ за

воздушные операции НДС. Начальник военно-воздушной

базы в Катамакас, откуда мы вылетели 3 октября, тоже

американец—майор Уэст, он тоже ветеран вьетнамской

войны. Моей переподготовкой руководили офицеры ВВС

Гондураса: полковник Тоста и капитан Гарсия. Оба, как и

американцы, члены главного штаба НДС...
Затем Роберто Амадор отвечал на вопросы журнали¬

стов. Естественно, я не смогу привести имен моих коллег,

задавших вопросы, и названия органов массовой инфор¬
302

мации, которые они представляли. Ведь в тот день в зале

собралось более ста человек. Но сами вопросы и ответы

постараюсь воспроизвести точно так, как они остались в

моем блокноте.
Итак.
Вопрос: Каким количеством самолетов располагают

военно-воздушные силы сомосовцев?
Ответ: Я не обладаю точной информацией о всех

наших ВВС. На базе Катамакас—пять: три транспорт¬

ных самолета и два легких истребителя. В ближайшее

время мы ожидали поступления еще нескольких машин.
Вопрос: НДС покупают военные самолеты?
Ответ: Насколько мне известно, нет. Самолеты нам

предоставляют бесплатно.
Вопрос: Кто снабжает вас ими?
Ответ: ЦРУ.
Вопрос: Кто финансирует деятельность НДС и, в част¬

ности, содержание, обслуживание и военные операции

сомосовских самолетов?
Ответ: ЦРУ. Деньги, направляемые из Лэнгли в Гон¬

дурас, получает начальник главного штаба НДС бывший

майор Эмилио Эчаверри и распределяет их в соответст¬

вии с указаниями полковника Раймонда.
Вопрос: Встречают ли НДС какие-либо ограничения в

своей деятельности со стороны гондурасских властей?
Ответ: Никаких. Напротив, гондурасцы, особенно ар¬

мия, нам во всем помогают. Скажем, аэродром Катама¬

кас, где мы базируемся, был недавно усовершенствован

специально для нас совместными усилиями гондурасских

и американских саперных частей.
Вопрос: Существует ли координация действий между

НДС на севере и группировками Эдена Пасторы на юге?
Ответ: Подобные вопросы не входили в мою компе¬

тенцию, но думаю, что ЦРУ координирует деятельность

тех и других. Мне точно известно, что ЦРУ передало

Пасторе пять боевых самолетов, с тем чтобы использо¬

вать их в ноябре.
Вопрос: Почему именно в ноябре?
Ответ: В соответствии с планами численность сухо¬

путных сил контрреволюции должна возрасти к ноябрю с

10 до 15 тысяч человек. НДС ожидают получения новых

самолетов и вертолетов. В середине ноября планируется

атаковать все крупные города Никарагуа с земли и

воздуха и спровоцировать таким образом «национальное
303

восстание» против сандинистов, а в декабре взять

Манагуа...
Вопрос: Вы лично, майор, верите в возможность «на¬

ционального восстания» против сандинистов?
Ответ: Нет, сейчас не верю. Меня взяли в плен

крестьяне-ополченцы в департаменте Матагальпа. Пооб¬

щавшись с ними, я понял, что народ поддерживает санди-

нистское правительство и что правительство полностью

доверяет народу, вооружая его. В Гондурасе верил. Нам

говорили, что никарагуанцы «стонут под игом сандино-

коммунистов» и ждут нас «как освободителей».
К этим откровениям бывшего майора мне хотелось

бы добавить лишь несколько фактов, показывающих, что

ЦРУ ведет войну против никарагуанской революции не

только на суше и море, но и в воздухе.
В течение 1982 года воздушное пространство Никара¬

гуа нарушалось 173 раза самолетами и вертолетами без

опознавательных знаков, прилетавшими из Гондураса и

Коста-Рики. 19 июля того же года сомосовский самолет

обстреливает ракетами нефтесклады Коринто и мост че¬

рез реку Пасо-Кабальо, соединяющий порт со всей стра¬

ной. 27 июля патрульный истребитель ВВС Никарагуа

вступает в бой с двумя сомосовскими самолетами, на¬

правлявшимися на бомбежку столичного нефтеочисти¬

тельного завода, единственного в Никарагуа. Вражеские

самолеты ушли в сторону Гондураса, фактически не при¬

няв боя.
В 1983 году сомосовские самолеты бомбили резиден¬

цию министра иностранных дел Никарагуа Мигеля

Д’Эското в Манагуа. Бомбили столичный аэропорт, нанеся

ему значительный ущерб. Самолет противника, атаковав¬

ший аэропорт «Аугусто Сесар Сандино», был сбит, экипаж

погиб. В сентябре был предпринят еще один воздушный

налет на Коринто. В октябре сомосовские самолеты

бомбили поселок Сан-Фернандо в департаменте Нуэва-

Сеговия и обстреливали ракетами никарагуанские селения

вдоль южной границы в департаменте Сан-Хуан. Только в

сентябре—октябре 1983 года было отмечено более 30

случаев нарушения воздушного пространства Никарагуа

разведывательными самолетами ВВС США типа PC-135.

Главари контрреволюции выступили с заявлениями,

содержащими угрозы бомбардировки мексиканских танке¬

ров, перевозивших нефть в никарагуанские порты.
304

Не менее интенсивно действовала сомосовская авиа¬

ция и в 1984 году. Тогда же среди летчиков, пилотировав¬

ших сомосовские самолеты и вертолеты, появились

американцы.
В сентябре 1984 года судьба вновь привела меня в

селение Санта-Клара в Нуэва-Сеговии, где больше года

назад я застрял по пути из Халапы. В селении ничего не

изменилось: тот же армейский пост на дороге, траншеи и

щели вокруг хижин. Тот же сарай-пульперия, на вывеске

которого проступают сквозь ржавчину синие буквы ре¬

кламы пепси-колы. Вот только на окраине поселка в

палаточном лагере разместилось войсковое учебное под¬

разделение. В мае 1983 года его еще не было.
Метрах в ста от ворот лагеря в кукурузном поле

чернело большое пятно сажи. Обнаженная земля вокруг

него была обуглена, обожжена. Валялись скрученные

страшной силой куски металла, болты с сорванной резь¬

бой, обломок лопасти...
—	Здесь он упал,—сказал, вздохнув, Вильберт Мора¬

лес, молоденький солдат недавнего призыва.—Здесь он и

упал, тот вертолет. Честно скажу, подробностей не пом¬

ню. Грохот ракетных разрывов... стрельба... Мы все стре¬

ляли из автоматов и ручных пулеметов, у кого что было.

Потом жахнули наши зенитки... Вертолет, охваченный

огнем... Земля дрогнула под ногами, когда он упал...

Так вот все и помню, отдельными эпизодами, как на

фотографии.
—	Вот только когда все смолкло—стрельба, взры¬

вы... Мы услышали крик. Непрерывный, на одной ноте

крик невыносимой боли. У меня мороз по коже прошел.

Никогда не слышал прежде, чтоб так кричали. Умирала

тринадцатилетняя девочка. Осколки ракеты буквально

разорвали на части ее тело, и умирала она трудно, в

муках. До сих пор, как закрою глаза, вижу ее сведенный

судорогой рот, тело, бьющееся в темной, перемешанной с

пылью луже крови... Страшно, страшно. Впервые я тогда

понял, как выглядит смерть. И впервые научился по-

настоящему ненавидеть.
—	А летчики в вертолете были американцами,—по¬

молчав, сказал он.
В июле 1983 года в штате Алабама появилась новая

организация с загадочным и малоговорящим названием

«гражданская помощь военным». Однако ни власти шта¬

та, ни федеральные службы не проявили к ней любо¬
305

пытства. Действия организации, как и источники ее фи¬

нансовых поступлений, держались под покровом стро¬

жайшей тайны. Новорожденная «помощь» не теряла вре¬

мени. Шеф организации Томас Поузи совершал многочис¬

ленные поездки по столицам Сальвадора, Гондураса и

Коста-Рики, где встречался с работниками посольств

США и высокопоставленными военными. Еще он перево¬

зил в эти страны крупные партии оружия. Вскоре филиа¬

лы организации распространились по городам США —

Хантсвилл, Мемфис, Бирмингем...
Однако чем деятельнее становилась организация, тем

меньше у нее оставалось тайн. Вскоре выяснилось, что

«гражданская помощь» объединяет людей, обладающих

боевым опытом, преимущественно ветеранов вьетнамской

войны, и ставит перед собой задачу «борьбы с коммуниз¬

мом в Центральной Америке». Таким образом обнару¬

жились и источники финансов, и связи организации.

Все замыкалось, как нити паутины, в одной точке—

Лэнгли.
Пилоты сбитого под Санта-Кларой вертолета Дэна

Паркер и Джеймс Пауэлл были типичными наемниками,

теми, кто уже давно заслужил нелестную кличку «псы

войны». Профессиональными убийцами, «работающи¬

ми» по контракту. Оба они воевали во Вьетнаме, оба

принадлежали к 20-му резервному подразделению спец-

частей, которые в ходе ежегодных учений в зоне Панам¬

ского канала оттачивают методы проведения антипарти-

занских операций, оба были активными членами «граж¬

данской помощи» с самого момента ее создания.
23	августа в составе группы из семи добровольцев»,

которую сопровождал офицер национальной гвардии

Алабамы Уильям Кетни, Паркер и Пауэлл прибыли в

Гондурас. Из Тегусигальпы они прямиком проследовали

на военно-воздушную базу Агуакате, неподалеку от ника¬

рагуанской границы. И через несколько дней, жарким

сентябрьским утром, подняли свой вертолет и взяли курс

на никарагуанское селение Санта-Клара, где нашли свою

смерть.
В центре Вашингтона высится возведенный старания¬

ми президента Рейгана монумент—«Мемориал вьетнам¬

ской войны». На его камнях высечены имена 55 тысяч

американских солдат, принесенных в жертву империализ¬

мом, сгоревших в огне несправедливой, грязной бойни,

развязанной США.
306

Похоже, сейчас политическое сумасшествие, охватив¬

шее Белый дом, готовит фундаменты под новые

монументы-мемориалы африканских войн, ближневос¬

точных войн, центральноамериканских войн...
К югу и северу от никарагуанских границ стягиваются

войска Соединенных Штатов, с востока и запада рыщут

авианосцы и эсминцы, барражируют в никарагуанском

небе американские самолеты-разведчики. ЦРУ в допол¬

нение к операциям сомосовцев начало операции с непос¬

редственным участием американских наемников. «Лав¬

ры» Гренады будоражат воображение Пентагона.
Что же, первый камень в один из новых мемориалов

заложен. На нем пока два имени. Пока...
Конец «Внутреннего фронта»
Из учебника ЦРУ «Психологические операции в пар¬

тизанской войне»:
«...Командирам группировок следует помнить, что та¬

кие операции, как «пятая колонна», осуществлявшиеся в

первой половине второй мировой войны путем проникнове¬

ния и подрывных действий, позволили немцам войти в

страны-цели еще до прямого вторжения. Им удалось

осуществить проникновение в Польшу, Бельгию, Голлан¬

дию и Францию в течение месяца, в Норвегию за одну

неделю. Эффективность этой тактики наглядно демон¬

стрировалась в ходе различных войн и может быть реко¬

мендована к активному применению нашими командос

«Свобода».
стр. 61—62
*	* *
Жарким и душным июньским днем 1984 года, когда

солнечные лучи едва пробивают себе дорогу сквозь тяже¬

лые облака, грозящие обрушиться потоками тропическо¬

го ливня, в железные ворота загородного особняка, что

неподалеку от Манагуа, въехал элегантный небесно-

голубой «вольво». Из него вышел, а вернее, с трудом

выбрался очень грузный, одышливый человек с явно
307

наметившейся лысиной и неприятным полным лицом,

украшенным кокетливыми баками. Он уверенно прошел

по выложенной мраморными плитками дорожке к крыль¬

цу. На пороге особняка его встретил, заключив в объя¬

тия, худой, сравнительно молодой мужчина с длинными

сальными волосами, свисающими неровными прядями

по обеим сторонам энергичного, резко очерченного,

нервного лица.
Они удобно расположились в богато обставленном

прохладном холле, не подозревая, что скрытые камеры и

магнитофоны, установленные никарагуанской госбезо¬

пасностью, фиксируют каждый их жест и каждое слово.

Это была последняя конспиративная встреча между

Педро-Эрнаном Эспиносой, агентом ЦРУ, тайно забро¬

шенным в Никарагуа, и настоятелем католической церк¬

ви в столичном районе Бельо Орисонте падре Амадо

Пенья.
Сначала Эспиноса зачитал священнику текст благо¬

дарности, поступившей из Гондураса от главарей контр¬

революции. Амадо Пенья, сообщив своему лунообразно¬

му лику приличествующее случаю торжественное выра¬

жение, с удовольствием его выслушал. После этого ри¬

туала заговорщики перешли непосредственно к теме

разговора:
—	Итак, 21 июня демонстрация торговок, ну, этих, с

рынка, пойдет к Дому правительства,—чуть задыхаясь и

дрожа толстыми щеками, проговорил Пенья.—Посмот¬

рим, что получится...
—	Вы тоже пойдете с ними, падре,—усмехнулся

Эспиноса.—Может быть, вас даже арестуют. Было бы

неплохо, священник—жертва сандинистов...
—	Да-да, я пойду с ними. Рынок «Периферико» в

моем приходе, все они мои прихожане... Влияние и про¬

чее, вы понимаете...
—	Очень важно устроить столкновение с властями,

падре,—Эспиноса вновь усмехается и становится похо¬

жим на мурену, эту жуткую рыбу-змею, обитающую в

тропических морях. Не зря, видно, пристала к нему клич¬

ка «Рыба».—Нужно полить площадь перед Домом пра¬

вительства красной водичкой. Это важно, крайне важно

для нас...
—	Не нужно меня убеждать! Все ясно!—падре возвы¬

сил голос, воображая себя на церковной кафедре перед

притихшей паствой.—Бог хочет от нас не пустых разго¬
308

воров, а действий. Народ выступает за демократию, про¬

тив ненавистного тоталитаризма... Я думаю, знаете, не¬

сколько выстрелов из толпы в кого-нибудь из этих, из

команданте... И начнется... Поверьте, будут еще трупы...

Паника... Крик... Неразбериха...
«Рыба» согласно кивал и хищно улыбался — падре

действительно оказался на редкость понятливым.
Вечером «Рыбу» арестовали. Новоявленный поп Га-

пон был задержан через два дня на одной из центральных

улиц Манагуа. Из большой спортивной сумки, которая

была при нем, сотрудники госбезопасности извлекли под¬

рывную литературу, несколько кусков динамита, коробки

со взрывателями и знамя НДС. Эта сцена, как и беседа в

особняке, тоже была снята на кинопленку. Интересно

было наблюдать за эволюцией метаморфоз, сменявших

одна другую на лице падре. Испуг (двое сотрудников

госбезопасности останавливают его, бережно придержав

за локти). Ледяное спокойствие (его просят предъявить

сумку). Возмущение и гнев, сверкающий взгляд (один из

сотрудников расстегивает молнию). Оскорбленная невин¬

ность, крайнее удивление (из сумки начинают извлекать

диверсионные припасы). Вновь испуг, ладонь, прижатая к

жирной груди в жесте максимальной откровенности: «Я

не знаю, откуда все это,—суетливо бормочет падре,

оглядываясь по сторонам в поисках сочувствия у набе¬

жавшей кучки зевак.—Это не моя сумка. Я нашел ее...

Честное слово, нашел... Вон у того столба...» Потом

злоба, звериная, ненавидящая (ему предлагают сесть в

полицейский «джип»). «Вы поплатитесь за это!—кричит

он уже из машины.—Поплатитесь, негодяи!» Падре уво¬

зят. Зеваки неторопливо расходятся, посмеиваясь и качая

головами.
Так завершилась последняя фаза операции госбезо¬

пасности по ликвидации «Внутреннего фронта», с целью

создания которого и был заброшен в Никарагуа Педро-

Эрнан Эспиноса, он же «Рыба». Эспиноса начал зани¬

маться контрреволюционной деятельностью в 1981 году

и много преуспел, отличаясь всегда жестокостью, ко¬

варством и беспринципностью. В ЦРУ не могли не заме¬

тить и по достоинству не оценить столь талантливого

работника. В 1983 году он получает звание «командир

группы» НДС и направляется в Никарагуа.
Кроме довольно банальных заданий, ЦРУ поставило

перед «Рыбой» и цели, так сказать, стратегического ха¬
309

рактера. К банальностям относились диверсии, саботаж,

сбор разведданных, политические убийства и контррево¬

люционная пропаганда среди населения. Словом, самая

рутинная шпионская работа. Стратегия определялась не¬

обходимостью налаживания контактов с правыми парти¬

ями и профсоюзами, реакционной частью католического

духовенства, интеллигенции и вовлечения их в активную

борьбу с правительством. Так в невод, расставленный

«Рыбой», и да простит мне читатель этот каламбур,

заплыли лидер оппозиционной консервативной партии

Мириам Аргуэльо, руководители правого профсоюзного

объединения «Центр никарагуанских трудящихся», не¬

сколько врачей и адвокатов, ну и, разумеется, священни¬

ки типа Амадо Пеньи.
* * *
Из учебника ЦРУ «Психологические операции в пар¬

тизанской войне»:
«...Уважаемые граждане—врачи, адвокаты, предпри¬

ниматели, учителя, священники и т. д.—будут вербо¬

ваться в качестве так называемых «общественных кре¬

стоносцев» для использования в «безвредных» вспомога¬

тельных операциях. Когда их связь с подпольной организа¬

цией окрепнет, этот фактор можно использовать для

оказания на них психологического давления в целях даль¬

нейшего более активного их привлечения к работе подполь¬

ных групп.
Данным гражданам следует поручать, после соот¬

ветствующей подготовки, агитационную работу... Кон¬

спиративная система изолирует подпольные группы, рав¬

но как и их членов, друг от друга. Функция «обществен¬

ных крестоносцев» заключается в объединении всех групп в

единый фронт в нужный момент и пополнении его рядов

новыми членами, распропагандированными ими ранее».
стр. 10—11
*	* *
Из сочетания рутинного со стратегическим и должен

был, по мысли Лэнгли, родиться «Внутренний фронт», а

точнее, активно действующая «пятая колонна». На ее

организацию «Рыба» получил 20 тысяч долларов налич¬
310

ными, оружие, взрывчатку и отеческое благословение.

Однако, как видим, из этой очередной затеи ЦРУ вновь

ничего не получилось.
Казалось бы, можно поставить здесь точку. «Внут¬

ренний фронт», не успев народиться на свет, раз¬

громлен, все основные участники его, за исключением

Амадо Пеньи, арестованы, осуждены и отбывают заслу¬

женное наказание. Однако признания «Рыбы», который,

не оправдав своей клички, заговорил на первом же допро¬

се, позиция князей католической церкви, приложивших

максимум усилий, чтобы спасти от ареста и расследова¬

ния Амадо Пенью, дали новую пищу для размышлений.
Дело в том, что альянс ЦРУ—католическая церковь

Никарагуа отнюдь не случаен и не ограничивается част¬

ным эпизодом с «Внутренним фронтом». Шеф спецко¬

манды ЦРУ, где обучался «Рыба», некий Симпсон, про¬

вожая в Никарагуа своего воспитанника, напутствовал

его следующим образом: «Центр весьма заинтересован

в объединении сил католической церкви и НДС в борьбе

против сандинизма. Не забывайте об этом направлении

вашей работы и вообще не бойтесь опираться на цер¬

ковь...» То же самое внушал ему и арестованный по делу

о «Внутреннем фронте» Уильям Лютер, гражданин США,

проживавший в Никарагуа, и «дипломат» из амери¬

канского посольства Джон Амори.
Надо сказать, что реакционная часть католического

клира Никарагуа уже давно и с удовольствием приплясы¬

вает под дудку Лэнгли. Как только в западной печати

поднимается очередная мутная волна по поводу «наруше¬

ний прав человека сандинистами», никарагуанские пасты¬

ри вторят ей визгом птичьего базара: «Сандинокоммуни-

сты преследуют верующих и попирают права церкви!»

Проповеди иных священников больше походят на ли¬

стовки НДС, чем йа слово божье. Зачастую они отказы¬

ваются крестить детей тех, кто вступил в народную ми¬

лицию, венчать активистов СФНО, служить заупокойные

мессы по павшим в боях с сомосовцами. Подобные

действия определяются посредниками между господом и

«грешной землей» как «пассивное сопротивление». Но в

последнее время многих из них перестало устраивать и

оно. Диверсанты в сутанах желают заниматься сопротив¬

лением активным, хватаются за взрывчатку и автомат.
Самым ярым защитником падре Амадо Пеньи ока¬

зался архиепископ Манагуа и глава никарагуанской ка¬
зн

толической церкви Мигель Обандо-и-Браво. Он развил

бурную деятельность по спасению «невинного священни¬

ка от клеветы и оговоров». Возглавлял демонстрации

экзальтированных дамочек, требовавших свободы «для

обожаемого падре Пеньи и всех политических заключен¬

ных». К «политическим» они относили уголовный сброд,

отловленный сандинистской милицией в ходе борьбы со

спекуляцией, субъектов с темным прошлым, подобных

«Рыбе». Архиепископ сумел вовлечь в эту антиправи¬

тельственную кампанию даже папского нунция.
Его преосвященство никогда не отличался горячими

симпатиями к революционным идеям, хотя не одобрял и

Сомосу. После победы народной революции Мигель

Обандо-и-Браво получил наконец возможность выска¬

зать свою точку зрения. Раньше он предпочитал помал¬

кивать, ибо Сомоса не терпел мнений, отличных от своих

собственных, и с людьми, их высказывавшими, бывал

крут. Так что его преосвященство почитал за благо не

раздражать тирана оппозицией. Зато с сандинистами ар¬

хиепископ не церемонится. Контрреволюция выпирает из

него, как тесто из квашни, даже тогда, когда он молчит.

А уж когда открывает рот... И никто его за это не

подвергает гонениям, несмотря на то что, по его собст¬

венным словам, «в сандинистской Никарагуа нет де¬

мократии».
Окончательно увлекшись, архиепископ, как и Амадо

Пенья, решил перейти от слов к делу. Во время одной из

своих многочисленных поездок в Соединенные Штаты

Мигель Обандо-и-Браво встретился и очень долго бесе¬

довал с неким Джоном Михэном, директором трансна¬

циональной корпорации «Грэйс». Потом встречи и кон¬

сультации стали регулярными.
Думаете, монсеньор архиепископ ударился в коммер¬

цию? Ничуть не бывало. Все дело в том, что владелец

корпорации Питер Грэйс, разоблаченный в 1975 году как

агент ЦРУ, занявшись большим бизнесом, связей с родч

ной организацией не порвал. В свободное от финансовых

махинаций время он возглавляет скандально известный

Институт развития свободных профсоюзов, действую¬

щий под опекой Лэнгли. Вот так из туго скрученного

клубка тайных делишек никарагуанского архиепископа

показался кончик нити, затем размотался и весь клубок.
Неизвестно, каким образом, но отчет Джона Михэна

своему шефу о встречах с Мигелем Обандо-и-Браво стал
312

достоянием прессы. Сначала мексиканские, а потом и

американские газеты опубликовали его на своих страни¬

цах. В докладной записке Михэна сообщалось о том, что

архиепископ просил финансировать «гражданскую» орга¬

низацию, создаваемую им в Никарагуа. «Цели этой

организации,—указывалось в отчете,—состоят в коорди¬

нации действий оппозиции, направленных против попы¬

ток нынешнего правительства превратить Никарагуа в

лагерь марксизма-ленинизма». В заключение бойкий ди¬

ректор настоятельно рекомендовал Питеру Грэйсу выде¬

лить необходимые архиепископу средства, мотивируя

свое предложение возможностью получить двойную вы¬

году: политическую для ЦРУ и непосредственную, в

звонкой монете, для корпорации, которая имеет обшир¬

ные интересы в Латинской Америке.
Позднее стало известно, что Мигель Обандо-и-Браво

наведывался с протянутой рукой и в Международное

агентство развития. Это загадочное агентство действует

под эгидой госдепартамента США и, по свидетельству

американских специалистов, является «частью аппарата

Соединенных Штатов по проведению своей политики за

рубежом и несет вспомогательные функции при осуществ¬

лении операций военного, информационного и разведыва¬

тельного характера».
Как-то во время одной из поездок в зону боевых

действий, в департамент Нуэва-Сеговия, я разговорился с

молодым солдатом. На груди Хосе, поверх выгоревшей,

покрытой соляными разводами военной рубахи, на заса¬

ленном шнурке болталось оловянное распятие.
—	Веришь в бога?—спросил я.
—	Верю,—просто согласился Хосе и добавил,—

только в нашего бога, в бедняцкого.
—	Разве их несколько?
—	А как же!—Хосе строго свел брови к пере¬

носице.—После революции в Никарагуа стало два

бога:*— бог бедняков и бог богатеев. И священники так

же: одни богатым служат, другие бедным...
Мне приходилось не раз сталкиваться с таким «клас¬

совым» подходом никарагуанцев к теологическим проб¬

лемам. Мой приятель Рауль Аревало, журналист ин¬

формационного агентства «Новая Никарагуа», собрался

жениться. Но ходит удрученный и расстроенный. Друзья

шутят: «Рауль, приободрись, хоть женитьба—шаг серьез¬

ный, но не стоит так убиваться!» «Да в том-то и дело,
313

что жениться никак не могу,—отвечает Рауль.—Семья

невесты настаивает на церковном браке, а священник, у

которого хотим венчаться, болен».—«Венчайтесь у дру¬

гого, вон их сколько в Манагуа!»—«Да нет, тот

священник—наш, падре бедных».
В Никарагуа много честных священников, принявших

революцию и участвующих в процессе обновления стра¬

ны в качестве общественных и даже государственных

деятелей. Но именно они подвергаются гонениям и пре¬

следованиям со стороны официальной церкви.
В течение пяти лет, прошедших после победы народ¬

ной революции, Ватикан метал громы и молнии в адрес

министра иностранных дел Никарагуа священника Миге¬

ля Д’Эското, священника Эрнесто Карденаля, министра

культуры, священника Фернандо Карденаля, занимавше¬

го видные посты в правительстве Национального возрож¬

дения. Их поведение, по мнению Ватикана, «не соот¬

ветствовало сану».
Мигелю Обандо-и-Браво «святая канцелярия» не ска¬

зала и слова упрека.

ШШШ1ШШИГО
Jt Зона.	г/ъсньо ".

...Атлантическое побережье занимает более

половины всей территории Никарагуа.
...Исторически сложилось так, что Атлан¬

тическое побережье всегда было районом, ко¬

торый жил, как анклав, своими собственными

интересами, отличными от интересов страны.
Исследование Научного центра Аграрной

реформы «Москития в революции». Манагуа,

1981 год
В Никарагуа департамент Селая называют одним

коротким словом «Коста»—побережье. Страна

расположена между двумя великими океанами,

но, как ни странно, «Коста» одна—Атлантика. И обитате¬

лей ее тоже называют одним словом: «костеньос»—«те,

что с побережья»,—хотя живут в департаменте индейцы-

мискитос, сумуос, рамаос, креолы, метисы, мулаты,

негры...
До революции граница Селаи, рассекающая страну с

севера на юг на две неравные части, была непреодолимой

стеной между «испанской» Никарагуа и Никарагуа «анг¬

лийской». Как известно, есть невидимые стены, камни

которых гораздо прочнее кирпичей Великой китайской

стены. Преграда между испанским западом и английским

востоком возводилась на протяжении веков, полностью

оправдывая слова Редьярда Киплинга об абсолютной

бесперспективности надежд на встречу между этими,

столь разными, сторонами света. До июля 1979 года так

оно и было.
Революции пришлось рушить многие старые барь¬

еры—социальные, экономические, политические, куль¬

турные, в том числе и этот, границу Селаи.
Немного истории,

или Короли всея Москитии
Христофор Колумб открыл земли, которые впо¬

следствии стали зваться департаментом Селая, во время

своего четвертого плавания в 1502 году. Бугшприт

его каравеллы раздвинул зеленую стену прибрежных

джунглей в удобной бухточке, образованной мысом
317

Грасиас-а-Дьос. По преданию, воздав хвалу богу за благо¬

получное окончание путешествия, адмирал тем самым дал

имя и мысу. Этим вклад испанцев в освоение «Косты»

надолго ограничился. Правда, несколько их экспедиций

высаживались на берег, используя карты и описания Ко¬

лумба, но, не обнаружив золота и серебра у самой кромки

океана, испанцы предпочли в джунгли не лезть.

Любознательность их отличалась благоразумием—

джунгли сулили гибель.
Несколько позже капитан Франсиско Эрнандес де

Кордова двигался из Панамы и Коста-Рики на север

вдоль побережья Тихого океана, разыскивая страну Эль¬

дорадо. Покоряя и истребляя индейские племена, конки¬

ста все шире разливалась по земле Никарагуа. За плечами

испанцев оставались плодородные равнины Чинандеги и

Манагуа, великолепные горные пастбища Матагальпы и

Хинотеги, вновь основанные города, асиенды, жалован¬

ные за «подвиги и добродетели». Потом они одолели

последние горные перевалы и с вершин их алчному взору

открылась бесконечная сельва, уходящая за горизонт

ровным зелено-синим ковром; мутные илистые реки, ра¬

стянувшиеся на сотни километров; болота с топкими

берегами, кишащие крокодилами, змеями и мириадами

насекомых... Идти туда не рискнули и они.
Долгие годы Атлантика не знала пришельцев. В то

время как индейцы запада уже были рабами на латифун¬

диях сыновей и внуков конкистадоров, осваивали мачете

и привыкали к лошадям и повозкам, невиданным доселе

в Америке, индейцы «Косты» жили еще по старинке, не

познав благ цивилизации. Были они охотниками и рыба¬

ками, прекрасно знали все местные реки, озера, лагуны.

Рисковали выходить в неспокойные прибрежные воды

Атлантики. А главное, умели не только приспособиться к

жизни в дикой сельве, но и отчасти приспособить сельву к

своим нуждам. Все эти качества были использованы пол¬

тора столетия спустя после появления Колумба подлин¬

ными первопроходцами «Косты».
В 16.. году (история не сохранила для нас точной даты

этого события) индейцы, обитавшие в районе современ¬

ного никарагуанского города и порта Блуфилдс, были

поражены удивительным, невероятным зрелищем. В ла¬

зурной дали Атлантики показались огромные деревянные

лодки без гребцов, украшенные гигантскими белыми

крыльями фламинго. Если бы бедные дикари хоть
318

сколько-нибудь разбирались в сложных и запутанных

европейских делах, то, наверное, бежали без оглядки

подальше, в глубь джунглей. Ибо к их берегу приближа¬

лись отнюдь не божественные челны, а многопушечные

и быстроходные фрегаты и бригантины. На их мачтах

под британским «Юнион Джеком» лихо выплясывал

«Веселый Роджер», сотрясая стеньгу и гремя берцовыми

костями. В те годы Британия ожесточенно воевала с

Испанией за господство на морях и за вест-индские коло¬

нии. Пираты потихоньку превращались из просто раз¬

бойников и душегубов в государственных чиновников и

флотоводцев. Особенно быстро эта метаморфоза проис¬

ходила с пиратами английскими, которые хозяйничали в

теплых морях, как им заблагорассудится. Британский

лев, умильно щурясь, с удовольствием глядел со своего

острова, как подданные его короны вышибали пух и

перья из испанского орла и обрывали лепестки с француз¬

ских лилий. Что ж, верно, эти ребята не отличались

христианским смирением и прочими, необходимыми для

пропуска в рай качествами. Но они были подданными

короны и занимались полезным для империи делом, а

потому заслуживали всяческих похвал и поощрений.

Словом, английское правительство отнюдь не набрасы¬

вало веревок на пиратские длани.
Индейцы, разумеется, не знали всего этого и бежать

прочь не собирались. Напротив, англичан они встретили

весьма дружелюбно, если не восторженно. А у пиратов

хватило ума не давать волю обычным эмоциям. Никара¬

гуанская «Коста» обладала выгоднейшим по тем време¬

нам стратегическим положением—была на полпути ме¬

жду Панамой, откуда выходили испанские галионы с

золотом, награбленным в Южной Америке, и Кубой, где

южноамериканские караваны встречались с мексикански¬

ми для совместного плавания через океан. Правда, основ¬

ной базой английских пиратов была Ямайка, но «Коста»

со своими удобными бухтами тоже служила хорошим

убежищем и источником пополнения запасов про¬

довольствия.
Между пиратами и индейцами завязались мирные

торговые отношения. Пираты снабжали своих диких

компаньонов огнестрельным оружием, а индейцы постав¬

ляли взамен мясо черепах и ламантина, свежие фрукты и

овощи. Но англичане не были бы англичанами, довольст¬

вуйся они такой идиллией. Вскоре вооруженные мушкета¬
319

ми отряды индейцев не только служили пиратам провод¬

никами и носильщиками в их набегах на города испанцев,

но и принимали непосредственное участие в боевых

действиях, являясь основной ударной силой.
В 1685 году пират Дампьер с помощью индейцев

захватывает Леон и Гранаду, в 1694 году «союзники»

обрушиваются на Нуэва-Сеговию, в 1707-м берут Ривас,

в 1710-м — Чонталес, в 1716-м—Ловигиску, в 1743-м—

Хинотегу, в 1749-м — Боако и Камоапу, в 1774-м—

Ловаго, в 1782 году — Хуигальпу...
Неудивительно, что индейцы, воевавшие на стороне

пиратов с мушкетами в руках, после всех этих «подвигов»

получили прозвище мискитос, от испанского mosquetes —

мушкеты. С течением времени прозвище настолько

приросло к ним, что подлинное имя этого племени было

забыто. Не помнят его и сейчас.
Англичане не были бы англичанами, если бы вслед за

военной силой в новых местах не появились купцы и

дельцы. Первые английские поселения в Москитии, как

стали называть «Косту», образовались в начале XVIII

столетия. В 1768 году там уже было 4500 рабов, вывезен¬

ных британцами с Ямайки и Антильских островов. Коли¬

чество их неуклонно росло. Рабы-негры удирали от хозя¬

ев и находили приют в индейских хижинах, ассимилиру¬

ясь, усваивая язык и обычаи индейцев и привнося в этот

язык и обычаи крупицы своего прошлого.
В 1821 году государства Центральной Америки про¬

возгласили независимость от Испании. Англия, усмотрев

в этом событии угрозу своим интересам на Атлантиче¬

ском побережье, решила предпринять соответствующие

шаги для их защиты. Англия не была бы Англией, если

бы не попробовала натаскать для себя каштанов из огня

чужими руками. Уже давно британцы, поселившиеся на

«Косте», величали вождя племени мискито «королем».

Разумеется, данный титул был не больше чем цукатик на

прянике, который сыны Альбиона успешно сочетали с

кнутом в своих отношениях с индейцами. Но вот когда

пришло время спасать британские интересы, титул приго¬

дился уже всерьез. В 1825 году под протекторатом Брита¬

нии образуется марионеточное королевство Москития, и

в Блуфилдсе торжественно коронуется король Роберто-

Карлос-Федерико.
Как выяснилось впоследствии, королевство это со¬

стряпали очень вовремя—к бывшим испанским колони¬
320

ям Америки уже потянулись жадные лапы европейских

империй, готовые растащить на части молодые и факти¬

чески беззащитные государства. В 1844 году в Москитию

прибыла комиссия из Пруссии, изучавшая возможности

превращения сельвы Атлантики в «немецкий рай» для

прусских эмигрантов-колонистов. В 1846 году Луи Бона¬

парт, венценосный отпрыск Наполеона, публикует книгу

под названием «Канал в Никарагуа», пробудившую инте¬

рес к Никарагуа не только во Франции. О канале подумы¬

вают и англичане. Словом, претендентов на Москитию

нашлось немало.
Однако англичане прочно огородили свои владения.

Войско мискито подавляет восстания соседних племен,

подчас инспирированные претендентами, сдерживает по¬

пытки никарагуанского правительства присоединить Мо¬

скитию к Никарагуа. Авторитет Британии пока еще удер¬

живает на почтительном расстоянии Соединенные Штаты

и европейских соперников. В те же годы в Москитии

укрепляется протестантство. Пасторы открыто подме¬

няют собой вождей индейских общин, усиленно насаж¬

дается английский язык.
*	* *
Что касается «королевской» власти Роберто-Карлоса-

Федерико и вообще прав королевства Москития в Бри¬

танской империи, хочу процитировать один любопытный

документ:
«Дня 24 января месяца года 1839 король Роберто-

Карлос-Федерико уступил Самуэлю и Питеру Шефердам,

а также Станислаусу Томасу Кали, британским поддан¬

ным, проживающим на острове Ямайка, территорию,

расположенную от южного берега Рио-Гранде-де-

Матагальпа до северного берега Рио-Гранде-де-Блу-

филдс (ныне Рио-Эскондидо), от испанских владений на

западе до берега моря на востоке...»
Взгляните на карту, и вы увидите, что по размерам

своим жалованная вотчина превышает площадь двух ника¬

рагуанских департаментов Матагальпа и Боако.
В следующем, 1840 году с поистине королевской щед¬

ростью Роберто-Карлос-Федерико «уступил» тем же под¬

данным британской короны и остров Корн Айлэнд в Ат¬

лантическом океане.
13-2255
321

Первой попыткой США прибрать к рукам никара¬

гуанскую Атлантику была авантюра Уильяма Уокера.

Когда предводителя флибустьеров вышвырнули из Ника¬

рагуа, а затем, не без помощи англичан, расстреляли в

Гондурасе, дядюшка Сэм не отступил. Янки, говорят,

вообще парни упрямые, тем более что дух президента

Монро взывал из могилы. Соперничество с Англией за

межокеанский путь перешло из сфер военных в сферы

финансовые. И британцы проиграли на этом поле битвы.

В 1860 году под давлением американского капитала ма¬

рионеточное королевство перестало существовать. Мо-

скития формально переходила под юрисдикцию Никара¬

гуа, сохраняя за собой права автономии. Фактически же

она оставалась колонией, с каждым годом все меньше

английской и все больше американской. Уолл-стрит на¬

стойчиво и неумолимо вытеснял Сити с «Косты», пока

полностью не занял ее. У индейцев-мискито отобрали

оружие и вложили в руки кирку шахтера, нож сборщика

каучука, топор лесоруба и мачете пеона. Военной силы у

США хватало, американские компании нуждались в силе

рабочей. Баснословно дешевой, почти даровой.
«Зона гринго»
Из Пуэрто-Кабесаса до шахтерского поселка Бонанса,

затерявшегося в джунглях среди невысоких холмов на

западе Селаи,— около двухсот километров. Почти пять

часов езды, «если все будет в порядке». Сейчас в Селае

добавляют эту фразу, когда речь заходит о поездках по

департаменту. Дорога, вернее, разбитая колесами, раз¬

мытая ливнями тропа, помеченная на картах прерывис¬

той пунктирной линией, идет через джунгли, пересекая

их с востока на запад.
Единственный транспорт — обшарпанный, с ржавым

кузовом пикап «тойота» — ходит в Бонансу один раз в

день с центральной площади Пуэрто-Кабесаса. Пожилой,

загорелый до черноты шофер не торопится: расписания у

него нет, а народу чем больше наберется в пикап, тем

лучше. Сидим в тени, курим. Минут через пятнадцать
322

подходит высокий парень-негр с шапкой курчавых жест¬

ких волос. Потом подтягиваются две дородные торговки

с круглыми корзинами овощей и фруктов, последними

появляются младший лейтенант в полной боевой амуни¬

ции и ополченец с огромным и тяжелым карабином. Нас

шестеро. Шофер, сощурившись, смотрит на солнце и не

говоря ни слова идет к машине, садится и заводит мотор.

Занимаем места и мы. Торговки с трудом втискивают

свои обширные телеса в кабину, мужчины устраиваются в

кузове. На выезде из города пикап останавливает средних

лет сухощавый человек, на руках у него ребенок. Выяс¬

няется, кубинский врач-интернационалист, ездил в

Пуэрто-Кабесас договариваться насчет медикаментов

для госпиталя в Бонансе, сейчас возвращается. Младший

лейтенант, взглянув на ребенка, перегибается к кабине и

говорит торговкам, которые явно делают вид, что все

происходящее их не касается: «Эй, сеньориты, полезайте

в кузов! Не видите, у человека дитя на руках. Ничего,

потрясетесь и в кузове, вам полезно...»
Торговки, рассвирепев за «сеньорит», разражаются

бранью на два довольно визгливых голоса, смысл кото¬

рой сводится к тому, что «новая власть не позволяет

каждому сопляку оскорблять двух уважаемых женщин! У

них самих сыновья в его возрасте! А если он думает, раз в

руках автомат, то все можно,— ошибается! И до всяких

там чужаков, хотя бы и с детьми, им дела нет! Они имеют

право ехать в кабине!» Потом они по очереди добавляют

что-то на мискито, отчего младший лейтенант зло спле¬

вывает в дорожную пыль, а негр хохочет, закинув голову

и сверкая жемчужными зубами.
Смущенный кубинец забирается в кузов, и мы тро¬

гаемся. Из кабины даже сквозь шум мотора еще долго

долетает визгливое возмущение торговок.
—	Понимаете, ни в какую не желает расставаться со

мной,—словно извиняется кубинец, кивая на малыша.

Мальчик очень худой, большеголовый, на вид ему года

два.— Папой называет. Мы нашли его полгода назад, в

хижине. Банда напала на хутор, убили всех. А его почему-

то в живых оставили. Вот он и сидел один в хижине среди

трупов родителей и братьев, две недели сидел, пока мы

на него не набрели. Мы тогда ходили по хуторам, при¬

вивки делали детям от полиомиелита. Так и нашли его.

Он почти умирал от голода, ведь мальчонке четыре года,

а выглядит на два. Шесть месяцев я его выха¬
323

живал, едва спас. И с тех пор он как в меня вцепился,

так и не отпускает. А моя командировка заканчивается,

ума не приложу, что делать. Возьму с собой. На Кубе у

меня пятеро, где пять, там и шестой. Поедешь на Кубу,

Паблито?
Мальчик радостно кивает своей огромной головой с

ввалившимися щеками, улыбается и еще крепче прижи¬

мается к плечу врача.
До Бонансы мы добираемся уже к вечеру. Добираемся

без приключений, у нас «все было в порядке», если не

считать, что «тойота» встала где-то посередине дороги и

мы потеряли целый час, пока шофер, кряхтя и ругаясь,

исправлял неполадки в моторе.
Дорога огибает крутой холм, от вершины которого

вниз уступами сбегают деревянные домишки. Значит, мы

уже в поселке и дорога—вовсе не дорога, а улица. Спра¬

ва, еще ниже нас,— зияющие провалы штреков, мастер¬

ские, вышки канатных подъемников, механические драги,

горы пустой породы... Шахты. За холмом, на другой

вершине, неожиданным чудом возникает комплекс совре¬

менных коттеджей, подстриженные газоны, цветники и в

окружении бананов с тяжелыми гроздьями спелых жел¬

тых плодов—голубая чаша бассейна.
—	«Зона гринго»,— поясняет кубинский врач, пере¬

хватив мой изумленный взгляд.
Подробности я узнаю на следующий день, пройдя по

шахтам в сопровождении одного из активистов местного

комитета СФНО—средних лет, степенного, кряжистого

и неторопливого шахтера Арельяно Саваса.
—	Здесь до революции жили управляющий шахтой,

инженеры и служащие компании,—говорит Арельяно,

обводя рукой коттеджи.— Все американцы, конечно. Вот

и прозвали мы это место «зоной гринго». Нам туда ход

был закрыт, да и они спускались из своей зоны в поселок,

только когда шли в контору. Компания, будь она нелад¬

на, умела людей на чистых и нечистых делить. Да и то

сказать, мы-то, шахтеры, были ее рабами, а те, из зоны,

служащими с хорошим жалованьем и не никарагуанцами,

а гринго. Их компания не обижала...
—	А что это за компания, Арельяно?
—	«Нептьюн майнинг» называлась. Это последняя, а

до нее и другие здесь были. Я на нее начал работать в

пятидесятых годах, мальчонкой. На шахтах работал и

мой отец, пока не умер. Наверное, и дед шахтером был,
324

но я его не помню. Отец говорил, наша семья сюда из

Матагальпы перебралась, -так что мы—«испанцы». А

есть и мискито, метисы, негры... Да что толку, все рабами

были.
Понимаешь, на западе по-иному жизнь была устрое¬

на. Там нанимали работника, он трудился, хозяин пла¬

тил. Плохо платил, штрафы вычитал... Но вот тебе и

почти все отношения между рабочим и патроном. Здесь,

в Селае, не так. Здесь компания владела всем, даже

воздухом, даже жизнью нашей владела. Земля, на кото¬

рой мы свои дома ставили,—компании, строй¬

материалы— компании, продукты завозила в поселок

компания и продавала в своих магазинах, комисса¬

риатами назывались, по своим ценам. Свет в домах,

электричество, тоже принадлежал компании, катера и

пристани на реках—компании, транспорт, чтобы, зна¬

чит, в Кабесас или в Матагальпу съездить,—компании...

Понимаешь, кем был для нас даже мастер-гринго, не

говоря уж об управляющем? Богом. Он и карал, он и

миловал, редко, правда. Не даст бонов в комиссариат на

продукты—вот и живи как хочешь. Или в направлении в

больницу откажет, она, больница-то, ведь тоже компании

принадлежала. Вот и умирай. Отец у меня так умер: с

инженером повздорил, тот ему вход в больницу и закрыл.

И не убежишь—кругом в долгу. Отец за всю жизнь не

сумел с компанией за дом и землю расплатиться, наобо¬

рот, все больше должал с каждым годом. А если и

удерешь — Национальная гвардия все равно найдет и

приведет обратно. Еще изобьют, а то вовсе шлепнут в

назидание... Так вот, компаньеро. Один Христос компа¬

нии не принадлежал. Христа себе на откуп пасторы взяли.

Может, потому у нас люди такие набожные. Хоть в

церкви табличек не висело «собственность «Нептьюн

майнинг» и ходили туда многие душой отдохнуть. Прав¬

да, чего скрывать, пасторы с компанией умели догово¬

риться. У пасторов управляющий вроде архиепископа

был—деньги на храмы жертвовал, транспорт давал, ну и

все прочее...
—	Да, компаньеро,—продолжил Арельяно, присажи¬

ваясь на камень у обочины «улицы». У нас под ногами

расстилалась панорама шахт.— Здесь, на шахтах, каждый

человек революцию прочувствовал, ощутил на себе. Каж¬

дый мальчишка, который сопли размазывает и еще без

штанов по поселку бегает. Как вышибли компанию,
325

вздохнули. Жизнь увидели. Шахты теперь государствен¬

ные, на себя работаем. Представь, запчастей нет, маши¬

ны многие стали, гринго ведь детали не поставляют нам,

а механизмы ихние, американские. Но работаем. Труднее

стало, тяжелее, но работаем, и радостно нам жить. Шко¬

лу построили, больница теперь наша, продукты по спра¬

ведливости распределяют... В «зоне гринго» теперь дет¬

ский сад, ребятишки в бассейне плавают, а в бывшем

клубе—наши библиотека и кинозал.
Мы с Арельяно спускались по истертым и ненадеж¬

ным ступенькам к правлению шахт, а навстречу нам

устало поднимались рабочие в горняцких касках, у мно¬

гих за плечами — винтовки. Очередная смена возвраща¬

лась из шахты, где работают, не расставаясь с оружием.

Лица их были черны от грязи, в темных потеках пота, но

они шутили друг с другом, смеялись весело и заразитель¬

но. И Арельяно тоже улыбался в густые усы.
*	* *
Американцы полностью развернулись в Селае в конце

прошлого века. Сначала они налетели на остатки англий¬

ской трапезы—лесоразработки и банановый бизнес. Они

вывозили из Никарагуа каучук, ценные породы деревьев,

сосновые бревна и доски. «Юнайтед фрут», «Куйямель

фрут», «Стандарт фрут» раздирали на части земли депар¬

тамента под плантации, строили фактории и пускали

баржи по рекам к Пуэрто-Кабесасу, откуда «банановое

золото» шло в Штаты. Только одна «Стандарт фрут»

вывозила ежегодно на 1 миллион 175 тысяч долларов.

Лесоразработки и банановые плантации пожирали об¬

щинные земли индейцев, их охотничьи и рыболовные

угодья. Американцы дошли до того, что запретили ин¬

дейцам использовать дерево для постройки своих

хижин — из каждого ствола, из ветвей и из коры добыва¬

ли они доллары. А индейцы стали строить хижины из

тростника и бамбука.
Саранча насытилась только тогда, когда свела на нет

почти все леса каобы, секвойи и иных ценных пород,

когда земли были истощены чудовищной эксплуатацией

и уже не могли поставлять бананы в прежних количест¬

вах. Окончилось тем, что ФАО * вынуждено было присту¬
*Специализированное учреждение ООН — Продовольственная и

сельскохозяйственная организация Объединенных Наций.
326

пить к проекту возрождения лесов Селаи, так как из-за

деятельности американских компаний резко ухудшился

климат, был нарушен экологический баланс всего

края.
В 1890 году сборщик каучука в лесах Центральной

Селаи, где расположены ныне шахты Бонансы, Роситы и

Сиуны, нашел золото. В 1896 году в тех местах уже

появилась «Ла Лус и Лос Анджелес майнинг компани» —

первая ласточка, которую, впрочем, правильнее было бы

назвать стервятником. За ней потянулись «Финден май¬

нинг», «Нью-Йорк и Гондурас Росарио майнинг», «Аме-

рикэн Смелтинг», пока наконец в 1934-м не образовалась

путем слияния двух компаний «Нептьюн Голд майнинг».
Никарагуа грабили беззастенчиво, нагло. Американ¬

цы чувствовали себя полными хозяевами этой земли.

Ведь в Манагуа сидел всегда готовый к услугам «сильный

человек» Сомоса, возведенный на трон по их желанию и

для их удобства. Прибыли компаний были басно¬

словными—только одна «Фалькон майнинг» только из

одной шахты Росита умудрилась выкачать за десятиле¬

тие шестидесятых 50 миллионов долларов чистоганом. И

этот самый «фалькон» не относился к числу крупных

стервятников. Так, мелочь. «Нептьюн Голд майнинг»,

например, опережала его по всем статьям, и весом и

аппетитами.
Дом индейца
Нара Вильсона я встретил в селении Сумубила в

Ташба-При, что в переводе с мискито означает «свобод¬

ная земля», или «земля свободных людей». В феврале

1982 года революционное правительство было вынужде¬

но перевезти в специально построенные поселки Ташба-

При индейцев с пограничной реки Коко. Бесконечные

набеги банд из Гондураса, убийства, угон людей за кор¬

дон, грабеж—все это поставило индейцев на грань отчая¬

ния. Запуганные контрреволюционерами, которые неред¬

ко оказывались родственниками или друзьями, запутан¬

ные индейцы все больше отдалялись от революции, под¬

час сотрудничали с «контрас» или бежали куда глаза

глядят.
Переселив индейцев из зоны боевых действий в глубь

департамента, правительство не только построило им
327

дома и школы, церкви и медпункты, но и выделило

общинные земли. Через год, в 1983-м, в Ташба-При к

своим семьям вернулись многие из тех, кто когда-то ушел

с «контрас». Сандинистское правительство объявило ам¬

нистию индейцам-мискито, не замешанным в пре¬

ступлениях против народа.
Так вернулся к своим сыновьям и Нар Вильсон.
Когда Нар Вильсон женился, то решил уйти из общи¬

ны. Нет, это вовсе не означало, что жизнь в поселке Тара

ему не нравилась. Просто Нар Вильсон уже и в те годы

был человеком серьезным и потому рассудил, что ютить¬

ся вместе с отцом и братьями в одном доме не стоит.

Хотелось иметь свой дом, собственный.
Нар ушел вместе с женой километров на десять вниз

по течению Рио-Коко, отделяющей Никарагуа от Гонду¬

раса, в пустынные, безлюдные места. Там, в сельве, на

отвоеванном у джунглей клочке земли, он и поставил

свой дом. Поставил прочно, на годы. Как и положено,

врыл глубоко в сырую глинистую землю сваи из крепких

стволов сейбы, сделал на них настил из красных досок

каобы и только потом возвел четыре стены, покрыв их

широкими листьями диких бананов. Было это двадцать

пять зим назад. Двадцать пять раз вспухали от ливней

воды Рио-Коко, подступая к самому порогу, а дом стоял,

словно построили его только вчера. Лишь посерели от

влаги и солнца сваи да отполировались до блеска

ступени.
Все в мире подвластно времени. Изменился и сам Нар

Вильсон. Тогда ему шел восемнадцатый, сейчас уже за

сорок. Он раздался в плечах, ладони его рук стали широ¬

кими и заскорузлыми, поседели виски, и разбежались

сетью морщины по смуглому лицу. Жизнь текла, как река

летом, плавно, размеренно и неторопливо. Нар рыбачил,

охотился, немного занимался контрабандой. Кон¬

трабанда ему не нравилась, но что было делать? После

того как по лесам прошлись американские компании,

дичи осталось совсем мало. Исчез ламантин из устья Рио-

Коко, за кабаном и то побегать приходилось. Кон¬

трабандой занимались все — отец Нара, когда его выки¬

нула компания, которой он всю жизнь валил деревья,

соседи Нара, оставшиеся без работы, когда компания

куда-то исчезла. И никто не видел в контрабанде ничего

постыдного. Такое же дело, как и любое другое.
328

Рождались дети, росли, взрослели. Старшие, женив¬

шись, поставили свои дома неподалеку, за изгибом бере¬

га на зеленом и низком мысу, и у них тоже родились дети.

Так жили все вокруг, не замечая времени, запоминая

годы лишь по богатым уловам, по обилию или отсут¬

ствию зверья в сельве. Казалось, в мире ничего не проис¬

ходит. Вести с запада, с Тихоокеанского побережья,

приходили редко, еще реже приезжали оттуда новые

люди.
Нар с детства помнил важного толстого сержанта,

начальника поста пограничной стражи в Таре, которому

отец еженедельно платил мзду за контрабанду. Потом

так же аккуратно начал выплачивать ее и он. Это была

власть светская. Преподобный Питер Бонд олицетворял

собой власть духовную. Отец Бонд, как и сержант, жил в

поселке с незапамятных времен. Крестил и наставлял

Нара, потом детей Нара и внуков Нара. И так же, как и

сержант, преподобный еженедельно после воскресных про¬

поведей собирал мзду...
Перемены наступили неожиданно. Вдруг исчез сер¬

жант. Говорили, удрал в Гондурас, переплыв Рио-Коко

на лодке Кривого Джефа. Отец Бонд начал рассказывать

в проповедях непонятные вещи о каких-то сандинистах,

которые хотят лишить всех индейцев демократии. После

этих проповедей дурачок Рейнальдо Паттерсон бегал по

улицам поселка и орал во всю глотку перепуганным

хозяйкам: «Скорее прячьте свою демократию, у кого она

есть! А то придут сандинисты — отберут!» Потом отец

Бонд и вовсе закрыл церковь, сказав, что сандинисты

запрещают молиться богу. Тогда все возмутились. Как

же так, никто их не видел, этих сандинистов, а они уже не

разрешают людям ходить в церковь! Особенно недоволь¬

ны были старики. И когда сандинисты появились в окру¬

ге, встретили их неприветливо, молчком. В большинстве

своем они оказались молодыми парнями с запада,

«испанцами». Горячие были парни, собирались на митин¬

ги, говорили о революции, об империализме. Но их мало

кто понимал. Говорили они в основном о западе, да из

Тары на западе бывали всего трое. Остальные ездили

только в Пуэрто-Кабесас, и то раз в три года. Тем более,

отец Бонд, вновь открыв церковь, называл их «посланца¬

ми дьявола». В существование дьявола Нар Вильсон не

очень верил, но в Тару стал ходить реже—хватало дел и

дома. Не стал он учиться и грамоте, решил, что поздно,
329

что охотиться и рыбачить он сможет и так, не¬

грамотным.
Постепенно буря событий утихала. Вместо прежнего

сержанта в Таре появился другой сержант, сандинист-

ский. Он взяток не брал и не позволял заниматься кон¬

трабандой, чем вызвал гнев многих. Однако жизнь поти¬

хоньку входила в прежнее русло, налаживалась. Нар уж

начинал думать, что так будет продолжаться всегда, но

надежды его не оправдались. Все чаще в его дом стал

заглядывать Педро, сандинистский начальник из Тары.

Заводя разговор издалека, он каждый раз заканчивал

одним и тем же — убеждал Нара создать кооператив.

Разводить рис, земля для этого была хорошей, бананы,

рыбачить, как прежде, но коллективно. В его словах Нар

чувствовал смысл и правду: действительно, он и его

старшие сыновья да соседи, работая вместе, смогут за¬

жить лучше и без контрабанды. Но, осторожничая, Нар

отмалчивался, делал вид, что не все понимает. Педро

говорил по-испански, а этот язык Нар и на самом деле

знал плохо.
С начала зимы 81-го, с мая, стали навещать Нара и

люди с той стороны границы. Были среди них и мискито

гондурасские, и мискито никарагуанские, с южного бере¬

га Рио-Коко, были и «испанцы». Они переправлялись

через реку ночью, оставались в его доме по нескольку

дней, пользуясь гостеприимством. Ведь Нар—мискито, а

мискито не может прогнать людей от своего очага, кем

бы они ни были. А людьми они были опасными, хоть и

говорили на родном ему языке. Они не расставались с

оружием, проклинали сандинистов и убеждали Нара идти

с ними за кордон. Он отмалчивался, хотя ни правды, ни

смысла в их словах не находил.
Однажды в ноябре, когда пролились последние зим¬

ние дожди и сельва пропиталась влагой, как губка в море,

у дома Нара высадился большой отряд, человек в сто,

которые приплыли из Гондураса на десяти больших лод¬

ках. Среди них Нар узнал своего старшего брата Вильяма

и зятя, мужа сестры Марлен. Остальные были незна¬

комыми. Его попросили провести отряд по суше к Таре.

Нар долго отказывался, но Вильям, поговорив с коман¬

диром, пообещал, что потом ему сразу разрешат вер¬

нуться домой и оставят в покое.
Налет на поселок был недолгим. Полчаса перестрел¬

ки— и отряд ворвался в узкие улочки Тары. И только
330

тогда понял Нар, что совершил, и понял, что возврата к

прежней жизни уже не будет. Пограничников перебили,

Педро зарубили мачете, изнасиловали и расстреляли мо¬

лодую учительницу, которая недавно приехала в поселок

из Манагуа. Сомосовцы возвращались к лодкам возбуж¬

денные, разгоряченные успехом. Вильям шел рядом с

Наром и долго молчал, потом наконец произнес: «Конеч¬

но, может быть, и не стоило так... Ну я говорю, что,

может, учительницу и не стоило... Зато пусть знают эти

испанцы, как лезть на нашу землю и заводить свои

красные порядки»,— закончил он с неожиданной злостью

и добавил: «А тебе, брат, придется уходить с нами. Не

простят тебе сандинисты. Нам инструктор в лагере гово¬

рил, что они пленных убивают или отправляют на Кубу,

на каторгу. А жен, говорил, ну, этих пленных, так их по

батальонам своим пускают... Так-то, брат. Пойдем на ту

сторону от греха...»
Нар только молча помотал головой. Никуда идти он

не собирался. Не хотел покидать свой дом, свою лодку,

расставаться с семьей, но пришлось. Перед погрузкой

главарь отряда сказал, зло сощурив глаза: «Пойдешь с

нами, индеец». Главарь не был мискито, не был и никара¬

гуанцем. Потому и сказал так, будто отдал приказ:

«Пойдешь с нами, индеец». Нар опять отрицательно

покачал головой, не проронив ни звука. Главарь,

ухмыльнувшись, показал на него пальцем, и двое

бандитов уткнули дула винтовок в грудь Нара. Но Нар в

третий раз покачал головой. Тогда главарь принялся

кричать и махать руками. Нар стоял молча. Наконец

главарь, наоравшись, мигнул, и трое его людей выволо¬

кли из дома жену и детей Нара, поставив их спинами к

реке, отошли, приготовившись стрелять. «Теперь пой¬

дешь, индеец?»—спросил главарь банды и вновь

ухмыльнулся. Нар все так же, молча, побрел по песку к

лодкам. За ним подталкивали прикладами женщину и

ребятишек.
Пока они пересекали реку, Нар стоял на корме, лицом

к никарагуанскому берегу, и, сдерживая подступавшие к

горлу рыдания, видел, как полыхает, пуская по воде

багряные блики, его дом.
—	Зачем подожгли?—шепотом, не отрывая взгляда

от огня, спросил он.
—	А чтоб тебя назад не тянуло,— ответил из темноты

чей-то насмешливый голос.
331

Но назад, на родину, Нара тянуло. В Гондурасе его

поместили в тренировочный лагерь, семья жила непода¬

леку, в поселке. В лагере Нар под руководством гонду¬

расских офицеров и двух янки занимался военным делом.

Ползал, стрелял, бросал гранаты, изучал автомат. Через

три месяца его определили в группу, состоявшую из

трехсот человек, и отправили в Никарагуа, убивать. Не¬

сколько недель они прятались по джунглям, устраивали

засады на дорогах, нападали на селения и подразделения

сандинистской армии. И все это время Нара не оставляла

мысль о побеге. Но как? Ведь там, за Рио-Коко, семья.
Бежать ему удалось лишь через год после той роковой

для него ноябрьской ночи. Жена к тому времени умерла,

его стали чаще отпускать к детям. В один из таких дней

они и ушли впятером: он и четыре сына. Несколько суток

блуждали они по сельве, путая следы, уходя от гондурас¬

цев и сомосовцев. Однажды пришлось и пострелять. Но

спасибо американцам и прочим инструкторам — научили.

Он и раньше был неплохим стрелком, а теперь у него в

руках был не охотничий дробовик—автомат. Двоих он

тогда свалил. Точно двоих, сам видел. Может, и еще кого

задел. Отстали они. Потом Нар с сыновьями на плоту

переплыл Рио-Коко и пришел в Тару. Но в Таре было

пусто. Поселок вымер, многие дома стояли обгоревши¬

ми, от многих остались лишь черные головешки. Его

встретил армейский патруль, отправили в Пуэрто-

Кабесас, оттуда—в Манагуа. Пять лет заключения,

определенные судом, не показались Нару чрезмерным

сроком. Понимал, что заслужил большего за то, что

успел натворить на земле Никарагуа. Отсидел всего не¬

сколько месяцев — подоспела амнистия. Думал: что де¬

лать, куда идти? Посоветовали возвращаться в Селаю, в

Ташба-При. Там же, сказали, живут и его сыновья, стар¬

шие и младшие, с которыми он пришел из Гондураса.
Нар шел по Сумубиле и не верил своим глазам: у

индейцев хорошие дома, школа, медпункт на холме. Из

раскрытых настежь дверей несется музыка—радио, де¬

тишки играют на поляне перед садиком. А главное, мно¬

гие в селении, его знакомые—с оружием. Но ведь в

Гондурасе ему, как и всем остальным, внушали, что

сандинисты угнетают индейцев, отбирают у них детей и

жен, делят между своими начальниками имущество и

земли индейцев... Значит, врали? Выходит, так. Выходит,

индейцы вовсе не нуждаются в защите сомосовцев.
332

Наоборот, сами взяли в руки оружие, чтобы защищаться

от этих «защитников», от него, Нара.
Я встретил Нара на окраине Сумубилы, у самой кром¬

ки джунглей. Он рыл глубокие ямы в глинистой, влажной

земле. Рядом лежали толстые белые стволы сейб.
—	Подумал, обоснуюсь отдельно,—сказал он, приса¬

живаясь на бревна и закуривая.— Скоро еще один сын от

меня уйдет — жениться надумал. Останусь с тремя млад¬

шими, в школу их отдам, пусть учатся. Прокормлю. В

кооператив буду вступать. Вот только дом новый

поставлю...
И он ласково погладил широкой морщинистой рукой

чуть сыроватые, живые еще стволы.
Операция

«Красное рождество»
Было бы наивно предполагать, что в своих планах

удушения никарагуанской революции ЦРУ обошло вни¬

манием столь многообещающий край, как Селая. Напро¬

тив, операция «Красное рождество» была самым первым

серьезным и крупномасштабным замыслом Лэнгли. Еще

собирались и обживались в новеньких лагерях на гонду¬

расской территории полчища сомосовцев, которым лишь

предстояло вторгнуться в западные департаменты Ника¬

рагуа, еще только начинали они совершенствоваться в

науке убивать. А из тренировочных лагерей в Калифор¬

нии и Флориде уже выпархивали оперившиеся, вскорм¬

ленные орлом ЦРУ, остроклювые птенцы контррево¬

люции. Выпархивали и летели хищными стаями к восточ¬

ному сектору никарагуано-гондурасской границы, к бере¬

гам Рио-Коко.
План операции «Красное рождество» предполагал ко¬

нечной своей задачей отделение Селаи от Никарагуа и

создание таким образом плацдарма для оккупации всей

страны. Группы хорошо вооруженных и обученных

контрреволюционеров проникали через границу, совер¬

шали набеги на индейские поселения, учиняли расправы

над сандинистами и представителями революционных

властей, угоняли десятки, а потом и сотни человек целы¬

ми семьями в Гондурас, в гондурасскую Москитию.
ззз

«Контрас» оседлали Рио-Коко—единственный путь, по

которому осуществлялось снабжение индейских поселе¬

ний продуктами и всем необходимым для жизни. Общи¬

ны мискито, расположенные по южному берегу реки,

оказались в блокаде и полнейшей изоляции от внешнего

мира.
Наряду с чисто военными мероприятиями проводи¬

лась оголтелая пропагандистская кампания, самое дея¬

тельное участие в которой приняли протестантские па¬

сторы. Духовные наставники внушали своей перепуган¬

ной, растерявшейся перед таким поворотом событий

пастве, что единственный исход—бегство в Гондурас,

единственно возможный диалог с сандинистами —

автоматная очередь. Ведь в развязывании боевых дейст¬

вий на севере Селаи, в нехватке продуктов, медикамен¬

тов, одежды обвинялись только революционные власти.

А бандиты, возглавляемые агентом ЦРУ и бывшим осве¬

домителем сомосовской охранки пастором Стидменом

Фаготом, представлялись «спасителями братьев-ин-

дейцев». Нужно сказать, что в первые месяцы после

ноября 1981 года, даты начала операции «Красное рож¬

дество», ЦРУ добилось определенных успехов. Не¬

сколько тысяч индейцев с семьями действительно ушли в

Гондурас, где их насильно заставили взять в руки ору¬

жие, и влились в ряды контрреволюции. История Нара

Вильсона стала на какое-то время типичной.
На что же рассчитывало ЦРУ, разрабатывая план

операции «Красное рождество»?
На экономическую, социальную, этническую и куль¬

турную обособленность Селаи. На забитость и темноту

индейцев, которым протестантские священники заменяли

общинных вождей. На национальные предрассудки по

отношению к «испанцам» и неприятие «чужаков».
Лейтенант Франсиско Осорио, который потчевал меня

в поселке Росита рассказами о змеях, так объяснял дан¬

ную ситуацию:
«Понимаешь, hermano, ни англичане, ни американцы

тем более и не думали заниматься развитием Селаи,—

зло говорил он.—Зачем? Доллары они пускали на то, что

приносило немедленные барыши. Школы и больницы —

ненужная роскошь. Электростанции и дороги—только

там, где это было выгодно компаниям. Когда компания

уходила, сведя леса или вычерпав до дна рудник,

электростанции демонтировались, дороги зарастали
334

лесом... Кроме того, представь себе: раньше все

необходимое для жизни населения края привозилось не

из других районов Никарагуа, а прямиком из Соединен¬

ных Штатов. Американские консервы, американская

кока-кола, американское виски, американские порногра¬

фические журналы, сигареты, кинофильмы... Американ¬

ские доллары, в конце концов. Вместе с этим пойлом

люди потребляли и американское мировоззрение, амери¬

канскую идеологию, их хваленый «истеблишмент». Про¬

цесс этот охватил весь департамент, пощадив, пожалуй,

лишь шахтерские поселки — Бонансу, Сиуну, Роситу.

Здесь, на шахтах, рабочие судили о компании не по

рекламе с полуголыми блондинками. Здесь люди видели

американцев вблизи, почувствовали на своем горле их

когти...»
Действительно, до революции в Пуэрто-Кабесасе и

Блуфилдсе школы можно было пересчитать по пальцам

одной руки. Зато протестантские церкви и баптистские

молельни, кабаки и публичные дома возводились в по¬

трясающих воображение количествах.
Еще ЦРУ рассчитывало и на чудовищную отсталость

Селаи. Чудовищную даже на фоне отсталой Никарагуа.

До сих пор в Селае нет асфальтированных шоссейных

дорог, и путь в четыреста километров от Манагуа до

Пуэрто-Кабесаса занимает почти сутки. До сих пор Селая

не может прокормить себя полностью и живет на доста¬

вляемых по воздуху с запада продуктах. Американцы не

желали тратить денег на развитие в крае сельского хозяй¬

ства и животноводства. Невыгодно. Выгоднее было про¬

давать свои продукты по тройной цене, закабаляя рабо¬

чих. До сих пор при наличии богатейших гидроресурсов

большинство допотопных электростанций Селаи ра¬

ботают на импортируемой нефти. До сих пор в Селае

нет телевидения, типографий, и весь огромный департа¬

мент, по площади превышающий Швейцарию, обходится

пятью кинотеатрами.
Однако в ЦРУ не учли, что до ноября 1981 года

революция успела, если и не до основания, то в значи¬

тельной мере, разрушить барьер, который отделял Се-

лаю в прошлом от всей страны. Проведена на трех

языках—мискито, английском и испанском — Кампания

по ликвидации неграмотности. Осуществлен ряд сельско¬

хозяйственных проектов, развивается рыболовство.

Впервые индейцы узнали, что такое врач, впервые услы¬
335

шали радио. Селая получила телефонную связь с Мана¬

гуа и центральными районами страны. Молодежь с Ат¬

лантического побережья обрела доступ к высшему обра¬

зованию. Налажено регулярное воздушное сообщение со

столицей...
В ходе боевых операций Сандинистской народной ар¬

мии в 1981—1982 годах основные бандитские группи¬

ровки, просочившиеся в Селаю, были разгромлены. ЦРУ

так и не смогло добиться реализации главных своих

задач на «Косте». Но тем не менее операция «Красное

рождество» продолжается. Лезут через границу банды,

атакуют атлантические порты «пираньи» и ставят мины в

их акватории, все еще горят индейские общины, а населе¬

ние их угоняется в Гондурас. С возникновением АРДЕ

контрреволюционная чума перекинулась на южные гра¬

ницы Селаи, пожар войны запылал и там.
ЦРУ действует...
Путешествие в Пуэрто-Кабесас
В Селае мне приходилось бывать много раз. Но рас¬

сказать хочу о последней поездке. О последней, потому

что состоялась она в октябре 1984-го, за несколько недель

до отъезда из Никарагуа, и была, в общем-то, прощаль¬

ной. Я бродил по Пуэрто-Кабесасу, по знакомым местам,

встречался с людьми, с которыми при тех или иных

обстоятельствах сталкивала меня журналистская рабо¬

та... И вспоминал, словно прокручивал в мозгу однажды

виденную, но полюбившуюся киноленту.
Старенький «Дуглас» компании «Аэроника», соверша¬

ющий регулярные рейсы из Манагуа в Пуэрто-Кабесас,

отчаянно гремя моторами, перевалил наконец вершины

горной гряды Исабелия и улегся тяжелым брюхом на

ватную подстилку облаков. Будто отдыхая от непосиль¬

ных трудов, «Дуглас» летел на восток, опираясь на эту

белоснежную вату, летел словно бы вместе с ней. Внизу,

наверное, была Селая, но через иллюминатор виднелась

только искрящаяся под солнцем арктическая бесконеч¬

ность с платиновым окаемом у края неба. Я откинулся в

кресле и закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти тот,

первый полет.
336

Провокаторы
Легкий двухмоторный самолетик ВВС Никарагуа

«Навахо-31» шел низко, под самыми тучами, из которых

на стекло кабины пилотов падали струи дождя. Серебри¬

стое крыло расстилало внизу изумрудный ковер джун¬

глей в серо-коричневых проплешинах болот. Ни челове¬

ческого жилья, ни дымка очага на многие десятки кило¬

метров вокруг. Лишь иногда подмигивало голубым гла¬

зом озерцо или сверкало извилистое, упругое тело реки,

похожей на змею, притаившуюся в траве. Потом на го¬

ризонте появилась лазурная полоска Атлантики, разрос¬

лась, заполнив собою все небо. «Навахо» сделал круг,

под крылом мелькнули красноватая полоска земли, белая

лента прибоя и аккуратные квадратики деревянных квар¬

талов Пуэрто-Кабесаса.
На аэродроме меня встречал начальник войск МВД

Северной Селаи команданте Хосе Гонсалес—молодой,

улыбчивый, высокий парень в новенькой темно-олив¬

ковой форме. Впрочем, аэродром—это громко ска¬

зано. Просто грунтовая посадочная полоса. Черный шлак

на красной земле, сигнальные вышки с натянутыми

влажным горячим ветром разноцветными колпаками,

когда-то голубой дощатый барак вокзала со скрипучим

крыльцом.
—	Мигель?—почти утвердительно спросил Хосе,

когда я выпрыгнул из самолета.— Мне звонили из Мана¬

гуа, просили обеспечить твою командировку. Полезай в

«джип», поехали...
Четверо солдат потеснились, освободив мне место.

Хосе устроился впереди, положив на колени ручной пуле¬

мет, и мы поехали. Нет, не в город. В противоположную

сторону, на север. «Джип» мчался по узкой дороге вдоль

побережья. Соленые брызги прибоя сыпали в лицо, песок

из-под колес мокрым панцирем оседал на рубашке. Сол¬

даты поскидывали свои пятнистые куртки и завернули в

них автоматы, выставив наружу только стволы, заткну¬

тые бумажными тампонами.
—	Мы едем к границе, Мигель,— прокричал Хосе,

развернувшись назад и стараясь перекрыть голосом свист

ветра и уханье прибоя.—Там, по ту сторону, против нас

стоит пятый батальон гондурасской армии «Кентавры».

Его специально перебросили сюда для поддержки сомо-
337

совцев. Эти козлы, мы их так зовем, «кентавров», у них

на рукавах эмблемы пришиты. Издалека — ну точно коз¬

лы. Так вот они сомосовцам лагеря понастроили, дороги,

взлетно-посадочную полосу. А «контрас» вокруг лагерей

«стратегические деревни» организовали. Колючую про¬

волоку натянули и посадили туда индейцев, которых от

нас угнали...
—	Можно на все это посмотреть?—тоже кричу я.
Хосе отрицательно крутит головой.
—	Сейчас нельзя. К границе вплотную не подойдешь.

Но кое-что я тебе покажу...
Часа через три «джип» останавливается около неболь¬

шого холмика. Потом мы долго идем по желтому ровно¬

му пляжу, прячась в тени высокого берега. Наконец Хосе

поднимает руку, и мы осторожно карабкаемся по осыпа¬

ющемуся откосу наверх. Хосе протягивает мне бинокль:

«Смотри внимательнее». Сквозь окуляры, совсем близко,

дотянуться рукой, видны люди в голубоватых комбине¬

зонах с автоматами за спиной. Они что-то строят на

длинном голом мысу, уходящем в океан.
—	Сомосовцы,—шепотом поясняет Хосе.—Видишь,

площадку для вертолетов ровняют... А ведь это наша

территория—мыс Грасиас-а-Дьос...
—	Тот самый?—удивляюсь я.—Куда приплыл

Колумб?
—	Говорят,—неопределенно пожимает плечами Хо¬

се. Заметно, что история мало его трогает. Он озабочен

настоящим.— Нагло действуют, в открытую. Недавно

мы их здорово потрепали. Они пытались Пуэрто-Кабесас

штурмовать и шахтерские поселки. Мы им и дали по

зубам. Теперь они сюда пришли... Зачем, как думаешь?
Он хитро, вприщур посмотрел на меня, словно ожи¬

дая догадки.
—	Провокация. Вызывают нас на военные действия.

Начнем мы их отсюда выбивать, вмешаются гондурасцы.

Может, и янки влезут, их морские пехотинцы как раз

сейчас отрабатывают атаку десанта на гондурасском по¬

бережье... Кто знает, что из этого всего выйдет? Мы,

конечно, части сюда стянули, но огонь не открываем,

ждем. Все равно они с этого мыса никуда не денутся.

С военной точки зрения эта их вертолетная площадка

смысла не имеет...
Вечером, когда мы вернулись в Пуэрто-Кабесас,

взволнованный дежурный по штабу, вытянувшись в
338

струнку, доложил Хосе: «Три гондурасских сторожевых

катера в нейтральных водах взяли в кольцо нашего рыбо¬

лова и вынуждают его следовать за собой!»
«Поднять по тревоге ополченцев!—резко, почти не

задумываясь, отдал команду Хосе.— Мне—связь со шта¬

бом армейских частей! Предупредить всех: возможна

провокация!»
Я вышел на крыльцо штаба. Сотни быстрых теней

мелькали в сумерках, опустившихся на город. Погасли

огни. Ополченцы собирались на улицах и, построившись

в колонны, скорым солдатским шагом уходили на север,

к границе.
Мол Пуэрто-Кабесаса
От аэродрома, где тяжело плюхнулся «Дуглас» «Аэро-

ники», длинная и прямая улица ведет через центр прямо к

единственной гостинице—дощатому двухэтажному са¬

раю, который служил когда-то управлением американ¬

ской лесокомпании. Можно доехать на попутке, можно и

пешком—Пуэрто-Кабесас не Одесса. Но я сворачиваю в

широкий, размытый дождями проулок, мимо деревянных

домов на высоких сваях в окружении кокосовых пальм, к

океану, к порту. Место это красиво и величественно.

Город плавно, по пологому спуску соскальзывает зелены¬

ми садами рыбацкого квартала в пенную полосу прибоя,

разбросав по серому песку пляжа скорлупки баркасов.

Длинная узкая полоска мола стрелой вонзается в ослепи¬

тельную океанскую синеву, и дух захватывает, как поду¬

маешь, сколько еще перед тобой этой синевы, тысячи

километров, до самой Африки.
Портом в Пуэрто-Кабесасе важно именуют этот де¬

ревянный мол. Иду по нему, по темным, неструганым

доскам. У первого причала прыгает на волнах, словно

резиновый мячик, старый, обшарпанный, весь в ржавых

потеках сухогруз «Анита» под панамским флагом. В

двадцати метрах за «Анитой» точно так же играет на

волнах и бьется о причал, сотрясая мощные столбы свай,

никарагуанский рыболовный траулер. Дальше мол пуст,

лишь у края его, среди хаоса свай и досок настила,

расщепленных и искореженных снарядами, на уцелевшем
339

каким-то чудом пятачке, вглядывается в безбрежность

Атлантики пограничник. У его ног верным псом замер

черный, массивный станковый пулемет.
Все, как и год назад. Даже мол еще не починен. Так же

плясала на волнах «Анита». Так же двигался к причалу,

проседая на досках, автокран, и шли за ним толпой

смуглокожие докеры в разноцветных пластиковых кас¬

ках. Так же из рубки никарагуанского судна приветливо

помахал мне рукой капитан. Только тогда на борту трау¬

лера вместо ржавых цифр номера белели буквы: «Копес-

ника». Да и капитан, пожалуй, был помоложе. Все, как и

год назад: огромная нейлоновая сеть крана захватывает

груз и переносит его на мол, тут же суетливыми муравья¬

ми набрасываются на нее докеры и раскладывают акку¬

ратными рядами мешки, составляют контейнеры,

выстраивают баррикады из ящиков... И докеры, навер¬

ное, те же самые.
Октябрьским утром 1983 года быстроходный катер

типа «сирайдер», которые ЦРУ передавало на вооруже¬

ние сомосовцам, подошел со стороны океана почти

вплотную к причалам и открыл огонь из 22-мм орудия и

двух тяжелых пулеметов. Снаряды крушили мол, а пуле¬

метные очереди ударили по докерам, копошившимся око¬

ло крана. Один был убит на месте, восемь тяжело ране¬

ны. Отогнанный огнем пограничников и ополченцев, под¬

нятых по тревоге, катер прошел вдоль прибрежных квар¬

талов, обстреливая деревянные домишки рыбаков.
День в Пуэрто-Кабесасе начинается в пять утра, пока

еще держится в воздухе ночная прохлада и дует с океана

свежий бриз. В этот час население рыбацких кварталов

высыпает в тесные дворики: отцы и старшие братья

выходят в море, нужно их проводить. Именно в этот час

и прозвучали со стороны океана пулеметные очереди.

Крупнокалиберные пули ранили полуторагодовалого Ан¬

тонио Диксона, смуглого курчавого мальчугана, который

долго и трудно умирал в госпитале. Тринадцатилетней

Кларе Буш медики, сокрушенно вздыхая, собирались ам¬

путировать раздробленную руку...
На следующий день «Копесника» уходила на лов. Мы

с Хосе провожали траулер. Вот тогда капитан, задорно

улыбнувшись, и помахал рукой: «Все будет в порядке!

Не волнуйтесь!» Он торопился, молодой и веселый

капитан,— и так потеряны целые сутки из-за нападения

сомосовского катера. Хосе сурово хмурил брови, женщи¬
340

ны на молу всхлипывали, поднося платочки к искривлен¬

ным тревогой губам...
А еще через день радио донесло до Пуэрто-Кабесаса

весть о том, что «Копесника» окружена в нейтральных

водах катерами неизвестной национальной принадлежно¬

сти. Последняя радиограмма заканчивалась словами:

«Нас заставляют идти в Гондурас. Мы не пойдем. Сво¬

бодная родина или смерть!»
До сих пор о судьбе экипажа «Копесники» ничего не

известно.
Новая Гинея
Кого-кого, а Вильберта я никак не ожидал встретить в

Пуэрто-Кабесаср. По его редким письмам, приходящим в

Манагуа, я знал, что он воюет в Нуэва-Сеговии. И вот

душным вечером у входа в городской сквер меня придер¬

жал за локоть маленький армейский сержант. Знакомым

жестом поправил очки, улыбнулся знакомой улыбкой...
—	Вильберт! Какими судьбами?
—	Перевели. А ты как здесь очутился?
—	Прилетел...
Потом мы долго вспоминали путешествие с «библио¬

бусом», ребят, ту черную ночь неподалеку от поселка

Иерусалим...
Новая Гинея—юг Селаи. Живут там индейцы племе¬

ни рама, пашут землю вокруг крошечных и редких селе¬

ний, пасут стада на равнинах. Горы там невысокие с

плоскими, будто срезанными гигантским ножом, верши¬

нами. Накиданы они вразброс, как скифские курганы по

степи, и потому кажутся лишними на зеленой ровной

столешнице, где травы скрывают всадника с головой.

Скотоводческий рай, Новая Гинея. Поехал я туда в апре¬

ле 1984-го со студентами столичного техникума «Маэ¬

стро Габриэль».
Еще в 1983 году ребята нашли на автомобильной

свалке на окраине Манагуа старый и ржавый микроавто¬

бус «фольксваген». На руках через весь город перетащили

они эту рухлядь в мастерские техникума. Вздохнули,

потеребили подбородки и начали ремонтировать. Труд¬

но, почти невозможно достать в Никарагуа, зажатой

тисками блокады, запчасти. Но достали, отремонтирова¬
341

ли, даже покрыли новенькой желтой краской, написав по

бокам: «Молодежный автобус-библиотека». С тех пор

ездили по самым отдаленным кооперативам и селениям,

по студенческим производственным бригадам, собирав¬

шим урожаи хлопка и кофе, распространяли книги. В

апреле 1984-го я отправился вместе с ними в одну из

поездок.
Новая Гинея — пыльный и шумный городишко —

оживает с первыми лучами солнца. Когда «библиобус»

вкатился на его извилистые улочки, дребезжа и подскаки¬

вая на ухабах, в Новой Гинее заливисто и самозабвенно

горланили петухи. У зонального штаба Сандинистской

молодежи строились колонны студенческих производст¬

венных бригад, уходивших на сбор кофе. Во дворе за

маленьким колченогим столиком сидел сержант-по¬

граничник с заспанными глазами и, шевеля губами, запи¬

сывал в замусоленную тетрадку номера выдаваемых сту¬

дентам автоматов, количество боеприпасов и гранат.
Пока Вильберт толкался в штабе, выясняя маршрут,

Густаво и Марио встали в очередь за оружием. Сержант

поднял на них недоуменный взгляд:
—	Вы из бригады?
—	Нет...— замялись ребята, переглянувшись.
И сержант, вновь уткнувшись в свою тетрадь, молча

взмахнул ладонью сверху вниз, словно отсекая их от всей

очереди. Ясно. Говорить с ним бесполезно: у него приказ,

а приказ нарушать он не собирается. Неизвестно, как бы

все сложилось, не появись у стола лейтенант Умберто

Кореа, начальник госбезопасности района.
—	Выдайте им четыре автомата с запасными магази¬

нами, сержант,—сказал он ровным и спокойным

голосом.— Это же парни из «библиобуса». Не узнали?
И потом, обращаясь к подоспевшему Вильберту, тихо

произнес: «В зоне сейчас неспокойно, Вильберт. Опять

молодчики Предателя зашевелились. Вчера в засаде семе¬

ро наших погибли, из Амерриско гурт скота вместе с

вакерос в Коста-Рику угнали... Словом, неспокойно.

Маршрут у вас сложный, вы ведь по госхозам поедете,

правда? Так вот, передвижение разрешаю только днем. В

хозяйствах, конечно, наши патрули, да и студенты свои

посты выставляют, но на дорогах могут быть неожи¬

данности».
Целый день мы мотались по деревушкам, вытянув¬

шимся вдоль дорог. Всюду вокруг автобуса в считанные
342

минуты собиралась толпа: крестьяне, недавно научив¬

шиеся грамоте, студенты, женщины с детьми, которые

таращили свои любопытные глазенки на невиданное до¬

селе зрелище. Густаво, Марио, Уго, Вильберт раздавали

книги, объясняли, рассказывали...
Под вечер в семи километрах от селения с редким для

этих мест библейским названием Иерусалим микроавто¬

бус встал. Сухощавый, подвижный, невысокий шофер

Карлос, заглянув в мотор, безнадежно махнул рукой:

часа два ремонтировать. С высоты своих 36 лет он по¬

сматривал на «этих мальчишек» покровительственно и

клялся, что едет с ними в последний раз. Но тем не менее

не пропустил еще ни одной из более чем тридцати поез¬

док, не получая, естественно, за это ни сентаво.
Смеркалось быстро. Закат разливался червонным зо¬

лотом по бледному небу. Исчезли тени, и круглые плоды

диких апельсинов стали похожими на желтые фонари,

развешанные в темной листве. Вильберт и Марио, пове¬

сив автоматы на грудь, ушли вправо от дороги, Уго и

Густаво—влево: боевое охранение, на всякий случай. Я

подсвечивал переносной лампой Карлосу, который, за¬

бравшись под автобус, ковырялся в моторе.
Вдруг слева, совсем близко, раздались автоматные

очереди. Сомосовцы! Одна, вторая очередь. Потом заби¬

ли взахлеб, наполняя воздух гулким стуком и звоном.

Перебежал дорогу Марио, даже не взглянув в нашу сто¬

рону, и скрылся в густом кустарнике, подступавшем к

обочине. Показался Вильберт.
—	Скоро?—спросил он задыхаясь.
—	Стараюсь,— выдохнул Карлос, не прерывая

работы.
—	Дашь гудок,—и Вильберт тоже скрылся в кустах.
Стрельба накатывалась, сатанела, ярилась. Наконец
Карлос выбрался из-под машины и одним прыжком вско¬

чил в кабину. Подрагивающей рукой повернул ключ за¬

жигания, и мотор ожил. Он в радостном возбуждении с

силой ударил по клаксону—автобус взревел неожиданно

мощным басом.
—	Гони! — шепотом крикнул Вильберт, пока ребята,

на ходу посылая в темную стену кустарника огненные

струи трасс, прыгали в распахнутую дверь «библиобуса».

И Карлос, погасив фары, погнал автобус по едва разли¬

чимой в ночи ленточке дороги. В Иерусалим. Там тоже

ждали книги.
343

Светофор на перекрестке
Проходя в тот, последний раз по Пуэрто-Кабесасу, я

на каждом шагу наталкивался на что-то новое. Главная

улица вымощена ромбовидными цементными кирпича¬

ми, появилось здание телеграфа. Телефонная связь при~

шла в Пуэрто-Кабесас недавно. Целый год тянули ее из

Манагуа через горы, болота и джунгли, восстанавливая

сотни метров проводов, поднимая подорванные «кон-

трас» столбы. За углом, посреди сада,—новое здание

госпиталя, дальше — желтый домик радиостанции, весь

затянутый паутиной антенн. Передачи ведутся на трех

языках: мискито, английском и испанском. Три новые

школы, отстраивающийся стадион... Когда я впервые

попал сюда, всего этого еще не было.
Не было и светофора, одиноко болтающегося над

перекрестком в центре города. Светофор, конечно, изли¬

шество, ибо движение в Пуэрто-Кабесасе такое, что и

простому регулировщику, пожалуй, пришлось бы ску¬

чать. Но для жителей он—символ. Символ будущих

асфальтированных проспектов и бульваров, кварталов

многоэтажных жилых домов. Символ нового города.

Поэтому водители так серьезно ждут зеленого света, хотя

на милю в округе нет ни одной встречной машины, а

стайки ребятни заходятся радостным визгом, когда све¬

тофор подмигивает разноцветными своими глазами.
—	Вот покончим с «контрас», знаешь, что здесь

понастроим,— мечтательно говорит Хосе, сдвигая защит¬

ную фуражку на затылок.— Приезжай лет через десять —

пятнадцать, сам увидишь...
Он говорит, подняв лицо к небу, чуть сощурив глаза,

словно вглядываясь во что-то дальнее, далекое. И я вижу

перед собой не сурового и строгого командира, каким он

казался поначалу, а открытого, доброго парня, романти¬

ка и поэта. Поэта. Хосе пишет стихи, чистые и откровен¬

ные, хорошие стихи. Пока не публикует, несмотря на

уговоры. «Не до них сейчас,— смущенно улыбается он.—

Вот разобьем «контрас», тогда, может быть. Знаешь,

ведь команданте Томас Борхе тоже пишет стихи. Гимн

СФНО—слова он написал. Но ведь тоже не публикует.

Значит, еще не время нам в поэзию уходить...» Ему всего

двадцать пять лет, команданте Хосе Гонсалесу, но за

плечами у него подполье и сомосовские тюрьмы, парти¬
344

занская война в горах и пять лет службы в войсках МВД.

Пять лет опасности, стычек с бандами, засад, рискован¬

ных операций.
—	Как нам нужен мир, компаньеро,— вздыхает он.—

Мир, чтобы строить, мир, чтобы жить. Я вот часто

смотрю на ребят, на солдат своих, и думаю: ведь каждый

мог бы учиться, работать на фабрике, на стройке, в

поле... А вместо этого — пять лет войны, навязанной нам

Вашингтоном. Вместо новых домов—пепелища дере¬

вень, разрушенные предприятия, разгромленные коопера¬

тивы. И ребята гибнут. Гибнут ежедневно. Молодые,

талантливые, полные сил. Жалко, до боли жалко. Но

революцию надо защищать. Надо защищать свой дом—

нашу Никарагуа. Не только свою персональную хижину

или свой департамент, всю страну. Я вот уже четыре года

в Cejjae, а родился и вырос в Матагальпе. Конечно,

люблю те места. Но и Селаю уже успел полюбить: ее

природу, ее людей. И потому говорю: нет тут никаких

«испанцев». Все мы никарагуанцы—и индейцы, и негры,

и креолы... Вот такая у нас политика здесь.
Индейцы берутся за оружие
Спалось мне в гостинице плохо — одолели москиты.

Ни в один из прошлых приездов не донимали они так, как

сейчас. Видно, решили напомнить о себе напоследок или

очень проголодались.
Встал я рано. Хозяйка, пожилая и невероятно толстая

негритянка, мисс Дороти Веласкес, уже гремела на кухне

сковородками. «Готовлю я очень вкусно,—сокрушается

мисс Дороти на ужасном английском, который называет¬

ся здесь «креольским».— Поэтому такая толстая стала.

Пробую рее время свою стряпню, мистер. А на кухне-то

целый день — вот и пробуешь, и пробуешь...»
Она ставит передо мной яичницу с тонкими ломтика¬

ми ветчины, стакан апельсинового сока и кофе, души¬

стый, ароматный кофе. Подумав, присаживается рядом

на табурет, который ей явно мал,—на нем умещается

лишь малая толика ее плоти, остальное свешивается по

бокам.
—А в молодости я стройная и худенькая была, мис¬
345-

тер,— говорит она, подперев щеку рукой.— Была ку¬

харкой у белого господина, у янки, инженера компании в

Леймусе. Чарльз Ронсон его звали. Хороший был янки.

Только почему-то не любил, когда негры танцуют. Запре¬

щал нам танцевать. Бил даже за танцы. А я танцевать

обожала. Во всем Пуэрто-Кабесасе никто меня пере¬

танцевать не мог, мистер. Уж на что Дик Шенки был

танцор, а и он пасовал передо мной. Особенно нравился

мне «пало-де-майо». Это наш танец, «костеньо», в празд¬

ник сбора урожая его пляшут негры и креолы... Да,

мистер... Ой, да и заболталась же я!—вдруг всплеснула

мощными руками мисс Дороти.—А ведь за вами от

команданте Гонсалеса солдат прибегал. Я ему сказала,

спит, мол, еще мистер. Ну он и не велел будить, только

говорит, как встанет, пусть в штаб идет, его там, мол,

ждут... А я и забыла! Ах, старая мисс Дороти, совсем

плохая негритянка...
Не дослушав ее причитаний и вздохов, я выскочил на

улицу.
На крыльце штаба шел разговор.
—О каком кооперативе говоришь, команданте,—

невысокий худой старик исподлобья смотрел на Хосе и

теребил в руках видавшую виды бейсбольную кепку с

длинным козырьком.—Какой может быть кооператив,

когда на прошлой неделе из моей общины опять «кон-

трас» девятерых индейцев угнали...
Команданте задумчиво разглядывал старика с высо¬

ты своего немалого роста и потом, словно отбросив

последние сомнения, решительно произнес:
—Оружие дадим. Пулеметов не обещаю, а карабины

с патронами дам. Защищайтесь от «контрас» и органи¬

зуйте кооператив. Грузовик в общине ведь есть? Вот

приезжай сегодня после обеда и забирай. А пока держи,

это тебе мой подарок,—Хосе вынул из кобуры и протя¬

нул старику длинноствольный «магнум», хищно блестев¬

ший вороненым стволом.
Старик недоверчиво, испытующе взглянул на коман¬

данте, сунул кепку за пазуху и, зачем-то вытерев ладони о

линялые штаны, осторожно, обеими руками, будто боясь

разбить, взял револьвер.
—Ну, команданте... Ну, спасибо,—восхищенно про¬

бормотал он и с неожиданной для своего возраста жи¬

востью скатился с крыльца штаба.
346

Хосе с широкой улыбкой проводил его взглядом и

пояснил:
—Эваристо Эрнандес Вильямсон, вождь общины ми-

скито Кумла. Хотел тебя к нему в общину свозить, да

теперь уж после обеда... Понимаешь, давно уговариваю

их организовать рыболовецкий кооператив, да они все не

решались. «Контрас» боятся. Сейчас вновь большая груп¬

пировка границу перешла и северо-западнее Пуэрто-Ка-

бесаса по джунглям бродит. Угоняют индейцев за

кордон, жгут деревни, грабят, убивают... Вот они и

боятся.
—А отчего он так обрадовался револьверу?—

спрашиваю я.
—Видишь ли, индейцы пока только привыкают к

доверию,—вздохнув, сказал Хосе.—Мы тут поначалу

достаточно ошибок наделали. Всех, и друзей и врагов,

мерили одним аршином... Но нас понять можно, ведь это

«Коста»... Были среди нас, понимаешь ли, горячие голо¬

вы. Такие «суперреволюционеры». Не узнав индейцев, не

познакомившись толком с их укладом, с историей, не

разобравшись в особенностях края, в директивном по¬

рядке «потянули всех в революцию». А когда не получи¬

лось, объявили всех поголовно индейцев врагами. Тут-то

и повылезали из щелей настоящие враги—сомосовцы,

агенты ЦРУ, пасторы... Началась разнузданная антисан-

динистская пропаганда, которой индейцам окончательно

забили головы. Словом, дорого мы заплатили за «рево¬

люционный угар» некоторых деятелей. Но сейчас ситуа¬

ция в корне изменилась. Многое сделано для улучшения

условий жизни мискито, вообще для Селаи. Потому и

большинство населения сейчас с нами. Съездишь в

Кумлу, сам посмотришь.
Эваристо примчался на грузовичке-развалюхе в три

часа дня. Он был все такой же живой и энергичный. Два

его здоровенных, широкоплечих сына под наблюдением

строгого 19-летнего младшего лейтенанта госбезопасно¬

сти Гильермо Обрегона споро погрузили в кузов несколь¬

ко защитного цвета ящиков. Эваристо наскоро пожал

нам руки, быстро сел в кабину, и грузовичок, выпустив

облако сизого дыма, рванулся со двора. Гильермо, нео¬

добрительно покачав головой, пробормотал: «Да не от¬

нимем, раз доверили, не бойтесь... Вот, индейцы, пони¬

маешь...»
347

В Кумлу поехали втроем — представитель мини¬

стерства аграрной реформы Альваро Рамирес, Гильермо

Обрегон и я. Хосе остался в городе—дела.
В Кумле мы подкатили к аккуратненькой протестант¬

ской церквушке, свежевыбеленной и сияющей под солн¬

цем, как кусок рафинада. Пока собирался на площади

народ и Эваристо суетился у ветхого столика, поставлен¬

ного на траву газона, Альваро рассказал мне о задачах и

целях министерства аграрной реформы в Селае.
—	Сейчас закрепляем за индейцами право на владение

землей. Американцы при Сомосе сгоняли мискито с об¬

щинных земель, забирая их под лесоразработки и шахты.

Поэтому индейцы, лишенные возможности заниматься

своими исконными промыслами — охотой и рыболов¬

ством,— вынуждены были идти за гроши в рабы к ком¬

паниям, пополнять собой ряды безработных в городе,

идти в контрабандисты... Но вернуть индейцам землю—

только часть задачи, причем самая легкая. Труднее при¬

учить их к сельскохозяйственному труду. Земля здесь, в

Селае, богатая, плодородная, но индейцы уже давно ут¬

ратили навыки и умение обрабатывать ее. Однако по¬

степенно дело движется. В этом году, например, сняли

отличный урожай риса, хватит всему району до следую¬

щего года и на семена. Устраиваем плантации овощей и

фруктов. Министерство помогает индейцам создавать

кооперативы, предоставляет долгосрочные кредиты для

закупки машин и удобрений, направляет агрономов и

техников. Вот с «контрас» покончим, и лет через десять

Селая станет богатейшей аграрной и животноводческой

зоной. Обещаю...
Я смотрел на залитую солнцем церковную площадь,

где Эваристо, сияя от гордости, вручал индейцам караби¬

ны, а Гильермо тут же показывал, как с ними обращать¬

ся. И Альваро, словно угадав мои мысли, сказал: «И

здесь, в Кумле, будет кооператив. Обязательно будет».

Политика—это борьба между классами...
В.ИЛенин
Демократия (от греческого demos—народ и

kratos—власть)—форма государства, осно¬

ванная на признании народа источником вла¬

сти, его права участвовать в решении государ¬

ственных дел в сочетании с широким кругом

гражданских прав и свобод.
Советский энциклопедический словарь
В августе 1984 года страна забурлила. До этого мне

часто приходилось слышать от заезжих коллег и

просто визитеров, что вот-де не заметно револю¬

ционного энтузиазма, никто не скандирует лозунгов на

улицах, редко проводятся шумные митинги, мало шест¬

вий и манифестаций... Что же, действительно, за пять

революционных лет никарагуанцы стали строже и со¬

бранней. Те, кто не понимал раньше, поняли теперь, что

революция—это не только неуемная радость и праздник

под грохот духовых инструментов. И не столько празд¬

ник, сколько постоянный, тяжелый, напряженный ежеднев¬

ный труд. У большинства никарагуанцев элементарно

не хватало времени, да и сил на экспансивные проявления

энтузиазма. Их революционный пыл сосредоточивался

на ином—на работе в поле, на строительстве школ и

больниц, на защите республики от империалистической

агрессии, на учебе...
Но в августе 1984 года время словно вернулось на

пять лет назад, в август 1979-го. Вновь закипели полити¬

ческие страсти, стены городских кварталов запестрели

лозунгами и призывами, каменные русла улиц не вмеща¬

ли потоков демонстрантов. Половодье знамен, плакатов,

красок, цветов... В августе 1984-го в Никарагуа началась

предвыборная кампания.
День выборов
Чинандегу в стране называют полюсом жары. Даже в

самый пасмурный день солнце пробивает завесу облаков

и превращает город в раскаленный ад, в гигантский
351

парник, затянутый серыми тучами. По воскресеньям уз¬

кие улочки замирают в истоме, распахиваются настежь

деревянные ставни окон, и пожилые матроны по старинке

обмахиваются веерами, устроившись в креслах-качалках

в тени асотей.
Воскресное утро 4 ноября 1984 года не было исключе¬

нием. Немилосердно пекло солнце, и проминался под

ногами асфальт, но город полнился праздничным ожив¬

лением, и никто не искал тени. Стояли покинутые кресла-

качалки под колоннадами асотей — город вышел на ули¬

цы. Наступил день выборов, первых свободных выборов

в истории Никарагуа.
До революции выборы в Никарагуа проводились по-

солдатски незатейливо. Председателем национальной

избирательной комиссии назначался американский ге¬

нерал, а к каждой урне приставлялся «агитатор» —

американский морской пехотинец с примкнутым шты¬

ком. Так, в 1928 году президентские выборы в стране

возглавил бригадный генерал армии США Фрэнк Мак¬

кой, а за порядком на местах наблюдал батальон мор¬

ской пехоты. В 1936 году так был «избран» президентом

Никарагуа Анастасио Сомоса-первый. Правда, следует

заметить, что его сынки—Луис и Анастасио — обхо¬

дились без помощи американских войск. К тому вре¬

мени они уже пользовались услугами Национальной

гвардии, взращенной и выпестованной все той же мор¬

ской пехотой США. Естественно, данное положение ве¬

щей вполне устраивало Белый дом, семейство диктато¬

ров и его прихвостней—кого угодно, только не никара¬

гуанцев.
Предвыборная кампания в стране началась с реги¬

страции избирателей. Полтора миллиона человек, боль¬

ше половины населения, подтвердили желание голо¬

совать.
В августе, случайно попав в Матигуас, я встретился с

Леопольдо Селедоном, пожилым, но крепким еще и силь¬

ным крестьянином. Весь свой век Леопольдо Селедон

прожил в Матигуасе—небольшом селении в зеленой и

живописной долине среди лесистых гор департамента

Матагальпа. Здесь родился, рос, женился, растил детей...

Даже в город и то выбирался, по его словам, раз пять, не

больше. А в столице и вовсе не бывал.
—Злобствует контра, не по нутру ей выборы,—сказал

он, закуривая из моей пачки.—Листовки вот раскидали,
352

обещают каждого, кто запишется голосовать, убить вме¬

сте с семьей...
—А вы сами уже зарегистрировались, дон Леополь-

до?—спросил я.
Вместо ответа старик показал мне большой палец

правой руки, выпачканный синей штемпельной краской.

В Никарагуа подпись избирателя в регистрационных кни¬

гах скрепляется еще и отпечатком пальца.
—	Контры я не боюсь, — помолчав, продолжил он.—

Тут другое дело. Мне уже за шестьдесят, а по-нас¬

тоящему голосовать, похоже, буду в первый раз. При

Сомосе-то за нас солдаты голосовали. Очень просто.

Сгоняли под штыками на площадь, вон туда, перед цер¬

ковью, раздавали какие-то бумажки и приказывали опу¬

скать их в ящики. Что было в тех бумажках? Мы и не

смотрели, солдаты любопытных не жаловали. Враз изо¬

бьют да под крышу дома факел засунут. А то и просто в

горы отведут подальше и... — Дон Леопольдо махнул

рукой, не закончив фразы. Все было понятно без слов.

Национальная гвардия действительно сентименталь¬

ностью не отличалась.
—	Вот так, сеньор, — он снова вздохнул.—Так мы и

выбирали президентов. Сейчас другое дело. Сейчас все по

закону, без солдат. Вот я и хочу сам свою линию опреде¬

лять. Мне такое право революция дала, никто у меня его

не отнимет, — он пристукнул тяжелым прикладом кара¬

бина по пыльной траве на обочине тропинки, где мы

стояли. — Никто не отнимет. А как же? Раз дали нам

свободу, значит, надо эту свободу защищать...
Сандинистская революция дала никарагуанцам реаль¬

ную возможность свободного волеизъявления, «без сол¬

дат», как сказал Леопольдо Селедон. В ходе предвыбор¬

ной кампании СФНО выступал как одна из семи партий,

выдвинувших своих кандидатов. В соответствии с зако¬

нами о выборах и политических партиях, принятыми Го¬

сударственным советом республики в декабре 1983 года,

каждая партия пользовалась равными правами и равной

помощью со стороны государства. Все они получали

значительные, определенные все теми же законами,

средства на пропаганду своих программ. Всем им предо¬

ставлялось бесплатно одинаковое время на радио и теле¬

видении, гарантировалась полная свобода собраний и

митингов... Тем не менее, а может быть, именно благо¬

даря такой политике Фронта предвыборная борьба была
353

сложной и напряженной. Партии были равны перед зако¬

ном, но различались их программы.
И вот наступил день выборов—4 ноября. В семь утра

у избирательных участков уже выстроились длинные оче¬

реди. Вообще в тот день никарагуанцы поднялись рано —

я уезжал из Манагуа в пять, и на улицах уже было

заметно оживление. Люди торопились проголосовать,

шли радостные, возбужденные, с улыбками на лицах.

Мне вспомнились фотографии так называемых «демо¬

кратических выборов», которые Вашингтон организовал

в Сальвадоре, Гватемале, Гондурасе, — вооруженные до

зубов солдаты и полицейские, броневики и танки на

перекрестках, редкие цепочки перепуганных, затравленно

озирающихся «избирателей».
Пролетарская окраина Чинандеги, узкая пыльная

улочка, плохонькие домишки с жидкими цветниками в

палисадниках. По ступеням избирательного участка, раз¬

местившегося в здании школы, спускается энергичная

женщина под выгоревшим, ветхим зонтиком от солнца.

Из-под черного вдовьего платка выбиваются пряди се¬

дых, серебристых волос.
—	Вы уже проголосовали, сеньора?—как можно поч¬

тительнее спрашиваю я, включая диктофон.
—	Сеньор журналист или иностранный наблюдатель

(правительство Никарагуа пригласило на выборы наблю¬

дателей из 40 стран мира)?—интересуется женщина, весе¬

ло, по-молодому улыбаясь. В черных глазах ее тоже

искрится радость.
—	Журналист из Советского Союза.
—	Я много слышала о вашей стране. Хорошего и

плохого. У нас, вы, наверное, знаете, много лжи раньше

говорили про советских. Но, если честно, я не верила. Как

же так, в стране, где у власти народ, народу же и плохо

живется? Не получается как-то. Вот я и не верила. А уж

после революции читала ваши книги и до конца разобра¬

лась, где правда, где ложь...
—За кого вы голосовали, сеньора? Ведь теперь можно

задать такой вопрос, не правда ли?—не терпится мне.
—	Конечно, можно. Но не торопитесь, молодой чело¬

век. Вы уже включили эту свою штуку? Да. Тогда слу¬

шайте. Меня зовут Имельда Пайс, донья Имельда Пайс,

ведь я уже в возрасте. Вдова. Муж был рабочим на

«Тексако», умер. Было восемь сыновей. Двое погибли во

время восстания, один был солдатом, воевал с контрой.
354

Убили его. Еще двое тоже сейчас служат в сандинистской

армии, на севере. Вы спрашиваете, за какую партию я

голосовала, — отвечу: за список №4, за СФНО. Трое

моих сыновей отдали жизнь за революцию. Они умерли

за счастье, за будущее своих детей и моих внуков, за

жизнь и справедливость, поэтому я и голосовала за

Фронт...
Иду дальше. Наступает полдень, тени деревьев умень¬

шились до размеров монетки в пять кордоб, но везде

одна и та же картина — люди терпеливо стоят под паля¬

щим солнцем, а, проголосовав, не расходятся. Шумные

разговоры, музыка, где-то звенит гитара. Вот на ступенях

участка ровной шеренгой выстроился... взвод солдат.

Молодые парни, по всему видно, новобранцы, без ору¬

жия, в тщательно подогнанной, чистенькой форме.
—	Понимаешь, компаньеро,—с жаром объясняет мне

один из них, коренастый крепыш с задорно вздернутым

носом.— Мы голосуем за мир. Революция дала нам

право выбора. И мы выбрали мир. Голосуем за СФНО.

Так, компаньерос?—обращается он к товарищам. Те ки¬

вают головами, улыбаются.
«О свободе не рассуждают, свободу защищают с ору¬

жием в руках», — говорил А. С. Сандино. Эти молодые

парни отложили автоматы, чтобы проголосовать за мир,

за мирную политику Фронта. Завтра они снова уйдут в

горы, бороться против тех, кто пришел к ним с войной.

Ведь за три месяца предвыборной кампании сомосовцы

совершили более трехсот нападений на селения и коопе¬

ративы Никарагуа. Жертвами контрреволюционеров ста¬

ло более ста мирных жителей, детей, женщин. Даже в

самый день выборов сомосовцы в отдаленных районах

разгромили несколько избирательных участков и убили

активистов кампании. Фактически необъявленная война

против никарагуанского народа не прекращалась ни на

минуту в те дни и месяцы. Естественно, вершился этот

разбой с благословения и при помощи администрации

президента Рейгана, который так любит порассуждать о

демократии на американский манер с международных

трибун и который передал за четыре года 100 миллионов

долларов сомосовцам на борьбу с демократией подлин¬

ной.
Вернулся я в Манагуа поздно. Над площадью Карло¬

са Фонсеки повисло зарево огней, в темное небо взлетали

разноцветные фонтаны фейерверков и отражались при¬
14*
355

чудливыми сполохами в черных водах озера. Повсюду

гремела музыка, танцевали прямо на асфальте улиц и

площадей. С трудом я приткнул машину к тротуару —

дальше ехать было невозможно. Казалось, на мостовой

нет ни одного свободного сантиметра — праздничные ко¬

лонны, оркестры, факельные шествия. Я вышел, меня

подхватил этот веселый поток, стремящийся по бурлящей

авениде Боливар, мимо Марсова поля и залитого светом

«Интерконтиненталя» вниз, к площади Революции, к

озеру.
Чего хотели правые
Сентябрь 1984 года, городок Хинотепе в департамен¬

те Карасо, что лежит между Манагуа и Тихим океаном.

Двое совсем молоденьких парнишек в новенькой, необ-

мятой еще форме внутренних войск безуспешно старают¬

ся утихомирить сторонников Консервативной демокра¬

тической партии (КДП), собравшихся в Хинотепе на

предвыборный митинг. В основном это—средние и мел¬

кие буржуа, торговцы, экзальтированные секретарши и

дебелые матроны из числа владелиц ресторанов. Все они

вошли в раж. В ход пущены уже палки и камни, уже

зазвенели, затрещали под ударами стекла стоявшего по¬

близости автобуса, уже заклубилась пыль, покрывая серой

завесой «поле битвы». Крики, гвалт... «Долой сан-

динистов!», «Красные вон из Никарагуа!», «Кубинцы и

русские убирайтесь!», «Власть подлинным никара¬

гуанцам!»— злыми, визгливыми голосами скандировали

матроны и секретарши по команде человека с мегафо¬

ном...
Расходились они с митинга по-прежнему степенными,

добропорядочными гражданами, старательно обходя

россыпи осколков, поблескивающих в пыли.
Октябрь 1984 года. Сан-Рафаэль-дель-Сур в департа¬

менте Манагуа, широкий актовый зал католического кол¬

леджа. Еще один предвыборный митинг КДП.
Проходит он тоже бурно. В зале — яблоку негде

упасть. Ораторов то награждают овациями, то заглуша¬

ют неистовым свистом, словно в католическом колледже

объявилось сразу несколько сотен соловьев-разбойников.
356

Дискуссии между сторонниками и противниками консер¬

ваторов переходят уже кое-где в потасовку. Страсти до¬

стигают своего апогея, когда на трибуну стремительно

выскакивает бородатый широкогрудый парень и, покрас¬

нев от напряжения, кричит в микрофон: «Мы, консерватив¬

ная молодежь, требуем отмены закона о патриотиче¬

ской воинской службе! Сандинисты вырывают нас из

лона семьи и гонят на братоубийственную войну умирать

за чужие нам интересы! Протестуем! Долой!» — парень

трясет кулаками и орет так, что, кажется, не выдержат

усилители, расставленные по углам зала. Не выдержат и

разорвутся, калеча осколками бушующую толпу...
Митинг заканчивается выступлением лидера партии и

кандидата на пост президента республики доктора Кле¬

менте Гидо. Доктор — опытный оратор. Говорит он с

воодушевлением и тоже потрясает кулаками. «Мы покон¬

чим с экономическими трудностями, с дефицитом, с рас¬

пределением продуктов питания! Мы привлечем в страну

иностранный капитал, миллионы долларов! —будоражит

доктор воображение буржуа. — И тогда все, и богатые, и

бедные, заживут несравненно лучше. Потому что янки,

может быть, и плохи, зато доллары хороши!»
Подобные митинги происходили не только там, где

собирались консерваторы. Не отличались от них и либе¬

ралы из Независимой либеральной партии, лидер

которой — доктор Вирхилио Годой так же мало стеснял¬

ся в выражениях, как и его коллега-консерватор. Они

резко критиковали программы друг друга, зато неизмен¬

но сходились в одном — в ругани в адрес СФНО, ненави¬

сти к прогрессивным преобразованиям революции, во¬

спеванию союза с американским капиталом. Лозунги,

которые скандировали либералы и консерваторы, тоже

походили друг на друга, будто вышли из-под одного

пера. Впрочем, может быть, и в самом деле ими водила

одна рука. Как-то на одном из митингов доктор Вирхи¬

лио Г одой, словно в унисон с доктором Клементе Г идо,

обещал «никарагуанскому народу встать на защиту част¬

ной собственности, священного права каждого человека».

Затем, переждав шум оваций своих поклонников и по¬

клонниц, он с пафосом «вождя и освободителя» восклик¬

нул: «В первый же день после принятия власти президен¬

та республики я прикажу посадить всех русских, кубин¬

цев, чехов и прочих по самолетам и убрать их из Никара¬

гуа. Я спасу страну от марксизма!»
357

Доктор Вирхилио Г одой дать мне интервью отказал¬

ся, чем, надо признаться, сберег мое время. Ибо, взяв

интервью у доктора Клементе Гидо, я понял, что спра¬

шивать лидера либералов уже не о чем.
Доктор медицины Клементе Г идо — высокий сильный

человек с фигурой спортсмена. Он, как написано в пред¬

выборном варианте его биографии, обладает черным по¬

ясом каратэ и, несмотря на свои пятьдесят лет, продол¬

жает ежедневные тренировки. На молодежь эта деталь

очень действует.
Доктор принял меня в довольно скромном кабинете в

штаб-квартире партии. После того как я достал дикто¬

фон, он немедленно выложил на стол и свой аппарат: «на

всякий случай, для контроля», — пояснил доктор, не

моргнув глазом и не покраснев. Покраснел я. На кнопки

записи мы нажали одновременно:
—	Доктор, каким образом будущее правительство

консерваторов, если, конечно, оно состоится, рассчиты¬

вает привлечь в Никарагуа то количество долларов, о

котором вы говорили на митинге в Сан-Рафаэль-дель-

Суре?
—	Прежде всего мы установим стабильные и прочные

отношения с Соединенными Штатами. Сандинисты со¬

вершили роковую для себя ошибку, не сумев стать друзь¬

ями США. Отсюда и все их беды. Мы же, развивая и

всемерно поощряя частное предпринимательство, будем

создавать благоприятные условия для притока в нацио¬

нальную экономику иностранного капитала, главным об¬

разом американского...
—	Да, но капитал, в особенности капитал американ¬

ский, редко довольствуется только благоприятными ус¬

ловиями. Что вы еще предложите ему в обмен на долла¬

ры?
—	Видите ли, Никарагуа в полной мере обладает

комплексом проблем, характерных для развивающихся

стран. У нас нет серьезной индустрии, нет передовой

технологии. Зато мы богаты сырьем, природными ресур¬

сами и в избытке дешевой рабочей силой. Пусть наш

рабочий будет получать в пять раз меньше американско¬

го, но он будет занят, а в Никарагуа появится промыш¬

ленность и сельское хозяйство поднимется на современ¬

ный технический уровень. Выгода очевидна. Посудите

сами, ведь любой компании куда выгоднее основать свой

филиал здесь, в Никарагуа, пользуясь дешевым сырьем и
358

дешевыми рабочими руками, чем возить сырье в США и

платить американскому рабочему в пять раз больше...

Вот наши преимущества, и, думаю, янки с радостью

согласятся на такое сотрудничество.
—	В одном из параграфов вашей программы гово¬

рится что-то о социальной справедливости?
—	Совершенно верно. Мы предусматриваем систему

социальных соглашений между предпринимателями и ра¬

бочими. В таком соглашении предприниматель обязуется

выплачивать рабочим справедливую заработную плату и

создавать для них хорошие условия труда. Понимаете,

предприниматель и рабочий будут как бы союзниками,

будут вместе строить никарагуанскую экономику, не за¬

девая интересов друг друга. И антагонизм между ними

исчезнет.
—	Вы полагаете, что таким же образом исчезнет ан¬

тагонизм между никарагуанским рабочим и американ¬

ским предпринимателем?
—	Разумеется. Ведь американцы построят новые фаб¬

рики, шахты, заполнят вакуум нашего внутреннего рынка

своими товарами... За что же никарагуанскому рабочему

их ненавидеть? Со временем он поймет, что США несут

нам благоденствие.
—	Скажите, доктор, а как вы поступите с сомо-

совцами?
—	Ну, эта проблема отпадет сама по себе. Ведь это

только сандинисты говорят об иностранной агрессии. В

действительности то, что происходит на наших гра¬

ницах,— гражданская война, которая носит идеологи¬

ческий характер. Антикоммунисты воюют против крас¬

ного правительства. Вот и вся причина данной войны.

Как только к власти придет любое демократическое пра¬

вительство, коалиционное или однопартийное, скажем,

консервативное, война прекратится. Не из-за чего будет

воевать. Почему Соединенные Штаты поддерживают ан-

тисандинистов? Я уже говорил вам о роковой ошибке

нынешнего правительства. Сумей оно стать другом

США — его противники не получали бы помощи. Да и

были бы у него эти противники?
—	Позвольте уточнить, доктор. Значит, вы считаете

«гражданской войной» боевые действия, которые инспи¬

рируются, обеспечиваются, планируются иностранной

державой и осуществляются при помощи наемной армии,

состоящей на службе у этой державы?
359

—	Дело ведь не в том, кем и как ведется война, а в

том, по каким причинам она ведется.
—	Предположим. Но почему, если это «война против

сандинистов», тысячи жертв среди мирного населения,

террор против крестьян, стариков, женщин, детей? Поче¬

му жгутся и взрываются предприятия, мосты, кооперати¬

вы, минируются порты и устанавливается экономическая

блокада? И, если это только «борьба за власть», «война

сандинистов против антисандинистов», почему боль¬

шинство никарагуанцев поддерживает именно сандини¬

стов и воюет на их стороне в народном ополчении, в

армии, в территориальной милиции? По-моему, это вой¬

на против Никарагуа и никарагуанского народа, который

уже сделал свой выбор.
—	Уверяю вас, вы ошибаетесь. Конечно, вам, как

иностранцу, трудно разобраться в никарагуанской ситуа¬

ции. Все иностранцы, эти, как их, интернационалисты,

лезут к нам со своими схемами, совершенно не понимая

ни страну, ни ее народа... И потом, где вы слышали о

войне без жертв?
Когда я собрался уходить, доктор Клементе Гидо

вдруг спохватился:
—	Я забыл еще одну важную деталь,— суетливо про¬

молвил он.— Во внешней политике мы будем придержи¬

ваться подлинного неприсоединения. Пожалуйста, не ду¬

майте, что, придя к власти, мы немедленно порвем отно¬

шения с СССР и Кубой...
Козыри в игре
Разумеется, Соединенные Штаты вели свою игру с

выборами в Никарагуа. Играли они преимущественно

«втемную», используя крапленые карты из колоды ЦРУ.
За два-три года до выборов американская буржуазная

пресса на самых высоких нотах кричала об отсутствии в

Никарагуа демократии под предлогом «нежелания санди¬

нистов проводить выборы». Аргументы были на удивле¬

ние примитивны: «Нет выборов — нет демократии»,—

крякали бульварные газетенки; «Сандинисты узурпирова¬

ли власть»,— глубокомысленно изрекали политические

обозреватели; «Никарагуанцы лишены свободы воле¬
360
14 2255

изъявления»,—вещали эксперты по центральноамери¬

канским делам...
Спокойные и выдержанные возражения СФНО о том,

что подлинная демократия не начинается и не кончается

выборами, что выборы—лишь один из элементов такой

демократии, что сначала никарагуанцев нужно обучить

грамоте, дать им землю и работу, бесплатное медицин¬

ское обслуживание и жилье и только потом устраивать

выборы, если, конечно, речь идет не о политическом

фарсе,—эти возражения попросту отметались. Заткнув

уши, Белый дом топал ногами и оглушающе вопил: «Сам

дурак!» в расчете на то, что мир услышит только этот

вопль.
Вдруг как отрезало. Вопрос о выборах в Никарагуа

исчез из шпаргалок, составляемых ЦРУ для органов мас¬

совой информации США. Политические обозреватели и

эксперты полностью переключились на «проблему

гражданской войны в Никарагуа», на «поддержку борьбы

никарагуанского народа против сандинистского режи¬

ма», на «советско-кубинское проникновение в регион» и

на прочий, не менее тяжелый бред. Почему?
Ларчик открывался просто: в первые годы после побе¬

ды революции Вашингтон еще делал ставку на «своих

людей» в государственном аппарате и даже в прави¬

тельстве Никарагуа. Шулерствуя, вытягивал из рукава

козырные тузы буржуазных партий, еще пользующихся

традиционным влиянием среди многих никарагуанцев,

подбрасывал на кон пиковую даму—газету «Пренса»...

И выборы, проведенные в подобных условиях, сулили

ему крупные выгоды. Пожалуй, при своей изворотливо¬

сти и огромном опыте в грязных играх Вашингтон имел

реальные шансы сорвать весь банк.
На роли «Пренсы» в замыслах Белого дома по «мир¬

ному» удушению никарагуанской революции мне бы хо¬

телось остановиться подробнее. Ибо здесь как в капле

воды прослеживаются все маневры и уловки американ¬

ской пропаганды, а также методы манипуляций ЦРУ с

прессой стран, где у власти стоят неугодные Вашингтону

правительства.
В марте 1926 года в Манагуа появилось новое изда¬

ние, получившее название «Пренса». В те годы это была

маловлиятельная, незаметная газета с весьма ограничен¬

ным тиражом. Подлинное рождение «Пренсы» как орга¬

на общенационального и даже регионального масштаба
15-2255
361

пришлось на пятидесятые годы, когда она переходит в

собственность семьи Чаморро. Новый директор и владе¬

лец газеты Педро-Хоакин Чаморро со временем сумел

превратить ее в выразителя взглядов консерваторов, сто¬

явших в оппозиции к режиму Сомосы. Позиция «Прен-

сы» в 60—70-е годы, критический и острый характер ее

выступлений против диктатуры завоевали ей популяр¬

ность в Никарагуа. «Пренса» стала самой читаемой га¬

зетой, с которой не могло соперничать ни одно из

официальных сомосовских изданий. В 1978 году взбешен¬

ный диктатор расправился с Педро-Хоакином Чаморро.

Агенты охранки убили его в центре Манагуа среди бела

дня, на глазах у сотен жителей столицы. Однако, вопреки

планам Сомосы, смерть Педро-Хоакина Чаморро только

повысила престиж и популярность «Пренсы».
Чтобы у читателя не сложилось ошибочного пред¬

ставления о дореволюционной «Пренсе» и ее покойном

директоре, имя которого сейчас носит площадь в Мана¬

гуа и... одна из тактических группировок сомосовцев, мне

думается, стоит посвятить им еще несколько строк. По¬

сле реорганизации «Пренса», действительно став антисо-

мосовской, продолжала и свой проамериканский курс.

Данное обстоятельство может показаться парадоксаль¬

ным лишь на первый взгляд. Дело в том, что Педро-

Хоакин Чаморро был буржуазным общественным и по¬

литическим деятелем, воспитанным в США, с детства

впитавшим идеалы «американской демократии». Дина¬

стию Сомосы он воспринимал как «ошибку» Белого до¬

ма, критикой режима он открывал глаза Вашингтону на

эту затянувшуюся «ошибку». Не более. Главные устои

американского общества оставались для него святы.

«Пренса» была и осталась выразителем интересов сред¬

ней и националистически настроенной части крупной бур¬

жуазии. Никаких изменений в этом она не претерпела с

1926 года. Менялись взгляды буржуазии на сомосизм. В

последние два десятилетия правления Сомосы диктатура

душила не только трудящихся, но и мелких и средних

предпринимателей, и даже крупных землевладельцев. Ни¬

карагуанский буржуа возмечтал о «сомосизме без Со¬

мосы», о «демократическом сомосизме». Не более. Даль¬

нейшее развитие страны буржуазия и не помышляла без

американских капиталов, без филиалов американских мо¬

нополий. Поэтому, ругая на чем свет стоит Сомосу,

«Пренса» усиленно восхваляла американский образ
362

жизни, широко публиковала антисоветские статьи. Пуб¬

ликует их и сегодня.
19 июля 1979 года для газеты началась «третья»

жизнь. Первое время «Пренса» вместе с буржуа еще

надеялась на возможность установления в Никарагуа

химеры «демократического сомосизма» и вела себя по

отношению к новой власти довольно скромно. Инерция

ее популярности продолжалась. Вот тут и выступило на

сцену ЦРУ.
Шпионское ведомство США всегда отводило пропа¬

ганде значительное место в своих подрывных операциях.

Вспомним газету «Меркурио», отравлявшую политиче¬

ский климат в Чили в годы правительства Сальвадора

Альенде. В свержении этого правительства «Меркурио»

сыграла немалую роль. Вспомним оголтелую кам¬

панию против гренадской революции, развязанную

местными оппозиционными газетами и органами мас¬

совой информации соседних карибских стран накану¬

не оккупации острова американскими войсками в
1983	году.
Естественно, ЦРУ нашло «Пренсу», точно угадав мо¬

мент, когда никарагуанского буржуа постигло разочаро¬

вание в революции.
Американский исследователь Фред Ландис, специа¬

лист в области пропаганды и информации, так описывает

этапы «заглатывания» ЦРУ влиятельных газет для по¬

следующего использования их против неугодных пра¬

вительств:
«...Увольнение большей части прежнего персонала,

модернизация типографии и наращивание полиграфиче¬

ских возможностей, изменения в формате и содержании

передовиц, применение гротесковых, крайних форм

пропаганды, неуважительный, принижающий тон по

отношению к членам правительственного кабинета,

восхваление «альтернативных» фигур, способных заме¬

нить собою правительство, попытки внесения раскола

между классами и социальными группами общества,

использование аргументов и данных ЦРУ, координация

всех пропагандистских антиправительственных уси¬

лий в сферах экономики, дипломатии и тайных

операций...»
С 1980 по 1984 год именно эти метаморфозы и про¬

изошли с газетой «Пренса». Все без исключения.
!<•
363

* * *
Из интервью с директором газеты «Пренса» Педро-

Хоакином Чаморро-сыном:
Вопрос: Какова социальная база газеты, кто соста¬

вляет ее аудиторию?
Ответ: Сегодня, как и раньше, мы опираемся на народ.

Мы адресуем наши публикации в первую очередь к народу,

прислушиваемся к его мнению, излагаем его взгляды на

происходящие события, стараемся удовлетворить его

вкусы...
Вопрос: Сеньор Чаморро, если это не секрет, назовите

тираж «Пренсы».
Ответ: Никакой тайны тут нет. У нас вообще нет

тайн. Мы всегда предельно откровенны. Извольте, тираж

«Пренсы»—около 60 тысяч экземпляров ежедневно...
Вопрос: Не могли бы вы объяснить, почему «Пренса»

помещает на своих страницах только информацию запад¬

ных агентств даже о событиях внутри страны? Ведь в

Никарагуа существует национальное информационное

агентство—АНН, однако и его сообщения вы не публикуе¬

те. Или это и есть «мнение» никарагуанцев?
Ответ: Хочу подчеркнуть, что «Пренса»—газета

полностью независимая, демократическая и объективная.

Мы не связаны обязательствами ни с одним правитель¬

ством и критикуем настоящий революционный процесс,

выражая точку зрения на него никарагуанского народа.
Что же касается публикаций «западных», как вы выра¬

жаетесь, агентств, то мы и не собираемся скрывать, что

мы—антикоммунисты. Поэтому и печатаем на своих

страницах друзей и не печатаем врагов. Считаем, в

«Пренсе» нечего делать, скажем, кубинскому агентству

«Пренса Латина».
Интервью взято в сентябре 1984 года.
*	* *
В августе 1984 года Белый дом с новой силой возопил

об «отсутствии демократии в Никарагуа», и вновь в связи

с выборами. С невероятной интенсивностью забрызгала

ядовитой слюной «Пренса». В чем же дело на сей раз?
Опять все просто: «своих людей» Вашингтона к 1984

году уже повыгоняли из государственного аппарата. Из

правительства они сбежали сами—в Майами, Вашинг-
364

тон и Тегусигальпу. Проамерикански настроенные лиде¬

ры буржуазных партий практически утратили все свое

былое влияние в массах, объединив вокруг себя жалкие

кучки торговцев, частных предпринимателей и латифун¬

дистов. «Пренсе» уже никто не верил. По всей столице

между пятью и шестью вечера раздавались звонкие голо¬

са мальчишек—продавцов газет: «А вот Прен-СИА! Ко¬

му продать Прен-СИА!» Народ усмехался, крутя голова¬

ми, ведь «СИА» означает по-испански ЦРУ. Такое про¬

звище заслужила у большинства никарагуанцев «Прен-

са». Словом, шансы Вашингтона на «мирный переход

власти» к угодному ему правительству были невелики. И

в Белом доме ясно отдавали себе отчет в том, что выбо¬

ры теперь только помешают—выбьют из рук козырь

«незаконности» правительства сандинистов, которым

оправдывалась необъявленная война против никарагуан¬

ского народа. После выборов эта главная карта ЦРУ не

будет стоить и ломаного гроша. И Белый дом постано¬

вил сорвать выборы. ЦРУ разработало два варианта

достижения данной цели.
Вариант первый предусматривал использование воин¬

ских формирований сомосовцев. Было выделено допол¬

нительно 28 миллионов долларов на активизацию войны

против Никарагуа. Новые тысячи сомосовских головоре¬

зов, вооруженных и обученных ЦРУ и Пентагоном,

вторглись в страну. Горели кооперативы и фабрики, взле¬

тали на воздух мосты и склады, обстреливались избира¬

тельные участки. Гибли крестьяне, старики, женщины,

дети. Гибли активисты предвыборной кампании. Но тем

не менее никарагуанцы регистрировались для голосо¬

вания—полтора миллиона человек подтвердили свою

решимость участвовать в выборах. А Сандинистская на¬

родная армия и ополченцы в непрерывных боях громили

бандитские формирования.
Вариант второй — объявить выборы «недемократиче¬

скими», не признавать результатов голосования и нового

правительства. Подготовив таким образом предлог, с

наименьшими потерями для своего престижа устроить

открытое вторжение. Замысел явно не отличался ориги¬

нальностью. Достаточно вспомнить интервенцию в До¬

миниканскую Республику в 1965 году и оккупацию

Гренады в 1983-м, чтобы убедиться в этом. Но Белый

дом, как видно, на оригинальность и не претендовал,
365

считая, что «цель оправдывает средства», а «победителей

не судят».
И вот из политического небытия усилиями американ¬

ской пропаганды материализуется призрак так называе¬

мого блока «Координадора демократика», объединяю¬

щего шесть мелких, но крайне правых партий и организа¬

ций. В выборах они участвовать не собирались, но, как ни

странно, кандидата на пост президента Никарагуа имели.

Господин Артуро Крус некогда был членом правительст¬

ва Национального возрождения и даже посещал занятия

народной милиции. Потом его направили послом Ника¬

рагуа в Вашингтон. Там Артуро Крус с непостижимой

быстротой пересматривает свои «революционные» убеж¬

дения, тайно покидает посольство и целиком отдается

политической деятельности, которая заключается в бес¬

конечных вояжах в Тегусигальпу и Сан-Хосе и встречах с

главарями контрреволюции. В августе 1984-го этот «ли¬

дер оппозиции» появился в Манагуа и привез с собой

длинный список требований, адресованных правительст¬

ву и СФНО.
Разумеется, требования «координадоры» составля¬

лись по вашингтонской шпаргалке и были заранее не¬

приемлемы. Так, например, правительству предлагалось

начать диалог с сомосовскими бандитами, которых прав¬

да, желая сохранить приличия, Артуро Крус характери¬

зовал как «честных граждан и патриотов». Переговоры с

«координадорой» и дважды переносившиеся сроки реги¬

страции кандидатов положительных результатов не дали.

Подобно капризной содержанке, лидер «координадоры»

бился в истерике, настаивал на своем и участвовать в

выборах отказался наотрез. Потом Артуро Крус, расте¬

рев глицериновые слезы по пухлому личику, заметался по

европейским и американским столицам, проклиная

сквозь рыдания «тоталитарный, коммунистический санди-

нистский режим». Ударила из крупных калибров пропа¬

гандистская артиллерия США... И наконец Белый дом

официально заявил, что «без участия «координадоры»

выборы в Никарагуа не будут иметь демократический

характер». Предлог для прямого вооруженного вмеша¬

тельства США оставался в силе.
—	Ни «координадора», ни администрация Рейгана не

определяют судьбы демократии в Никарагуа,—сказал

мне в интервью команданте Карлос Нуньес Тельес, пред¬
366

седатель Национальной ассамблеи республики.— Более

того, Белый дом со всей очевидностью продемонстриро¬

вал, что его абсолютно не волнуют вопросы выборов и

волеизъявления никарагуанцев. И говорит он об этом

сейчас с единственной целью—изолировать революцион¬

ную Никарагуа на международной арене, попытаться

изменить мнение мировой общественности в свою поль¬

зу. Чем стремительнее развивается предвыборная кампа¬

ния, тем настойчивее становятся попытки администрации

США сорвать выборы.
Что же касается демократии, то ее судьбу решит

народ Никарагуа, отдав свои голоса партии, которую

сочтет наиболее достойной. Только народ Никарагуа, и

никто другой, решит, каким быть будущему нашей

страны. Это, на мой взгляд, и есть подлинная де¬

мократия.
Программа Фронта
В отличие от буржуазных партий, Сандинистский

фронт национального освобождения начал свою предвы¬

борную кампанию задолго до 1 августа 1984 года. Он

начал ее с борьбы за освобождение Никарагуа от дикта¬

туры и неоколониальной зависимости, начал ее с аграр¬

ной реформы и ликвидации неграмотности, с введения

бесплатного медицинского обслуживания и образования,

организации кооперативов в деревне, со строительства

жилищ, школ и больниц. Так понимают сандинисты де¬

мократию.
«Демократия—не просто выборы... Она означает уча¬

стие всего народа в политической, экономической, со¬

циальной и культурной жизни страны,—говорилось в

одном из воззваний СФНО, посвященном выборам.—

Демократия начинается тогда, когда исчезает социаль¬

ное неравенство, когда повышается уровень жизни тру¬

дящихся. Именно тогда начинается настоящая де¬

мократия...»
В этой сжатой, краткой формулировке, пожалуй, и

заключалась сущность программы СФНО, с которой он

подошел к выборам. Но я попробую все же расширить

некоторые ее положения.
367

Экономическая стратегия революции
—	Давай сразу договоримся, hermano, что понимать

под стратегией,— начал разговор со мной команданте

Генри Руис, откинувшись на высокую спинку кресла.—Я

думаю, стратегия—это долгосрочные цели и задачи, это

магистральная линия, в пределах которой возможны раз¬

личные тактические перестройки, диктуемые моментом.
—	Прости мне столь «военизированную» терми¬

нологию,— улыбнулся команданте.— Ведь я в министрах

всего пять лет, а до этого больше десяти воевал против

диктатуры Сомосы. Да и сейчас агрессия не позволяет

забыть военные термины. Не обессудь.
Генри Руис—министр планирования Никарагуа—

молод, хотя ему за сорок. Впрочем, возраст человека

менее всего определяется простым арифметическим под¬

счетом прожитых лет. Иной и в двадцать ленив, бездеяте¬

лен, скучен и дряхл, будто уже давно переступил порог

старости. Другой до семидесяти сохраняет те жизненные

соки, которыми питается молодость. За плечами коман¬

данте многое—городское подполье, партизанская борь¬

ба в горах, одним из организаторов и руководителей

которой был «компаньеро Модесто»*. Действительно,

скромность, наверное, основная черта его характера. Од¬

нако он умеет быть непреклонным и строгим, когда речь

заходит о деле. В личном же общении—доброжела¬

тельность и мягкость отличают его.
—	Прежде чем начать разговор о нашем будущем, я

хочу поговорить немного о прошлом. О наследии, до¬

ставшемся нам от Сомосы. Ну, то, что, взяв Манагуа, мы

нашли в сейфах Национального банка всего три миллио¬

на долларов—теперь уже факт общеизвестный. Осталь¬

ное разграбили Сомоса и его прихлебатели. Не буду я

долго рассказывать и о том, что хозяйство страны лежа¬

ло в руинах, что деловая жизнь остановилась. Все это —

тоже широкоизвестные факты и, к сожалению, далеко не

самые печальные в «деле о наследстве Сомосы».
Самым отрицательным фактором была ущербная, од¬

нобокая структура сомосовской экономики, ориентиро¬

ванная прежде всего на удовлетворение потребностей
* Modesto—скромный (исп.).
368

внутреннего рынка США. Производство сырья на

экспорт—главное направление развития сомосовской

экономики. Впрочем, я неверно выбрал слово. «Развитие»

здесь явно не подходит. «Прозябание», пожалуй, точнее.

Американские монополии и, следовательно, диктатор,

который был у них в подчинении, не были заинте¬

ресованы даже в создании никарагуанской обрабатываю¬

щей промышленности, не говоря уже об остальном.
В результате сложилась парадоксальная ситуация:

имея довольно развитое скотоводство, Никарагуа не име¬

ла ни кожевенной, ни обувной промышленности. Не име¬

ла молока и молочных продуктов—молочное ското¬

водство не развивалось, на экспорт шло только мясо. Мы

выращивали хлопок, но текстильная промышленность у

нас была развита очень слабо. В Никарагуа множество

богатых рыбой озер, наши берега омывают два океана.

Думаешь, при Сомосе существовало рыболовство, хотя

бы слегка напоминающее современные методы добычи

рыбы? Ничуть не бывало! Ни рыболовного флота, ни

заводов. Капиталы вкладывались в промысел лангустов

и креветок—только их покупали США, а кому нужна

рыба? Никарагуанскому крестьянину или рабочему?

Ерунда, поработают и голодными, на одних бобах. При

нашем обилии фруктов и овощей Никарагуа импортиро¬

вала консервированные соки из-за границы! Мы ввозили

ткани, сделанные из нашего хлопка, ботинки, сшитые из

нашей кожи, при таком богатстве гидро- и терморесурсов

мы импортировали сотни тысяч баррелей нефти! И за все

это расплачивался народ, расплачивался нищетой, голо¬

дом, потом и кровью.
Вот подлинное, настоящее зло, которое несет импе¬

риализм народам. Нам приходится сталкиваться с ним и

бороться с ним до сих пор. Ведь изменение всей экономи¬

ческой структуры страны—дело не одного дня. Но давай

вернемся к стратегии. Наша главная задача—добиться

полной экономической независимости Никарагуа. Как

мы думаем достичь ее? Видишь ли, наш главный

ресурс—земля, сельское хозяйство. Никарагуа—страна

аграрная. Поэтому в своих программах мы ориентируем¬

ся на совершенствование сельскохозяйственного произ-'

водства и создание агропромышленного комплекса.
Нынешнее состояние никарагуанского сельского хо¬

зяйства не может удовлетворить нужды страны. Его моно¬

культурность, ориентированность на производство хлоп¬
369

ка, кофе и сахара—экспортных культур—тормозит и

будет тормозить нашу экономику. Земля может давать

нам много больше. Мы должны разнообразить, диверси¬

фицировать наше сельскохозяйственное производство и

создать новые отрасли промышленности, связанные с

ним. Текстильная промышленность, целлюлозная про¬

мышленность, кожевенная и обувная промышленность,

консервная, табачная, мясо-молочная...
Индустриальное развитие Никарагуа мы также связы¬

ваем с нуждами сельского хозяйства, во всяком случае на

первом этапе. Развитие невозможно без современных

орудий труда: тракторов, плугов, сеялок, комбайнов. По¬

ка же мы вынуждены импортировать даже мачете. На

сегодня государство владеет лишь одной фабрикой по

производству сельскохозяйственных орудий и инструмен¬

тов, но и она не работает с полной нагрузкой—не хва¬

тает квалифицированных рабочих и техников, нет сырья.

В ближайшем будущем мы планируем строительство еще

нескольких предприятий этого профиля, есть проект

строительства нескольких заводов по сборке трак¬

торов и других машин для деревни, будем возводить

предприятия по производству удобрений. Возможно, в

будущем в Никарагуа появятся и сталеплавильные заво¬

ды. В стране уже обнаружено крупное месторождение

железной руды, ведутся поиски угля... Но это процесс

долгий.
—	Кстати, о будущем, команданте. Каким вы видите

Никарагуа, ну, предположим, через десять лет?
—	Я человек, склонный к реальным оценкам настоя¬

щего и будущего,—улыбается Генри Руис.— Поэтому

предлагаю исходить из них, тем более, десять лет—это

как раз сроки наших планов.
Итак, через десять лет Никарагуа полностью освобо¬

дится от энергетической зависимости. Пока большинство

электростанций работают на импортируемой нефти. Сей¬

час мы предпринимаем первые шаги для изменения дан¬

ной ситуации. Построена и введена в эксплуатацию гео¬

термическая электростанция Момотомбо мощностью

70 тыс. кВт. Поле гейзеров у вулкана Момотомбо, где

она построена, позволяет возвести там еще по крайней

мере три такие же станции. Мы ведем разведку других

районов страны, где есть гейзеры. Водные ресурсы Ника¬

рагуа дают широчайшие возможности для строительства

гидроэлектростанций. С помощью Советского Союза мы
370

начинаем возведение первой крупной гидроэлектростан¬

ции в Никарагуа.
Через десять лет большинство наших сельскохозяйст¬

венных проектов будет реализовано. В 1994 году вы

будете курить никарагуанские сигареты в Москве или

другой столице мира, куда закинет вас журналистская

судьба. Наши дети будут пить натуральное молоко, про¬

изведенное в Никарагуа, у нас появятся обувные фабрики,

которые придут на смену существующим ныне кустар¬

ным мастерским. Никарагуанские девушки будут носить

платья, сделанные из никарагуанских тканей и сшитые в

Никарагуа. У нас будет небольшой торговый и рыболов¬

ный флот. Мы полностью или почти полностью распла¬

тимся с внешним долгом, перешедшим к нам от Сомосы,

разнообразим и расширим нашу торговлю с другими

странами, приобретем новых партнеров.
Как видишь, сделано будет немного, на первый

взгляд. Но и десять лет с точки зрения истории—срок

небольшой. Естественно, Никарагуа не перейдет в разряд

промышленных гигантов мира. Но через десять лет мы

уже уверенно будем идти по пути развития, покончим с

нищетой и экономической зависимостью, сумеем преодо¬

леть вековую отсталость...
Главное, hermano, чтобы нам не мешали спокойно

жить и трудиться. Мир нам нужен.
Политика мира
В Никарагуа мне ни разу не приходилось наблюдать

мальчишек, играющих в войну. Нет в них этого всемир¬

ного мальчишеского увлечения дворовыми «боевыми дей¬

ствиями». Война прошла по их детству, разлив недет¬

скую мудрость и печаль в их глазах, видевших смерть,

дым пожарищ, раны, горе, кровь. Многие из них видят

это и сейчас. Наверное, поэтому никарагуанские маль¬

чишки не играют в войну.
Мир—понятие священное в Никарагуа.
«Наш народ веками страдал от войн, агрессий,

эксплуатации,—говорит министр иностранных дел Ника¬

рагуа Мигель Д’Эското. Его круглое лицо добряка груст¬

но, грустны его маленькие умные, живые глаза.—Мы
371

совершили революцию для того, чтобы навсегда изгнать

войну с никарагуанской земли, для того, чтобы искоре¬

нить причины, порождающие войну: эксплуатацию, со¬

циальную несправедливость, милитаризм. Они подобны

мине с часовым механизмом: не обезвредь ее вовремя—

последует взрыв, способный уничтожить все живое на

Земле.
После победы революции мы много раз обращались с

мирными инициативами к нашим соседям и к Соединен¬

ным Штатам. Но чаще всего наши предложения отверга¬

лись, а тем временем границы Никарагуа переходили

группировки сомосовцев, военные корабли США крейси¬

ровали вдоль наших побережий, американские солдаты

проводили маневры в соседнем Гондурасе, наращивала

боевую мощь армия Гондураса. ЦРУ и Пентагон развя¬

зали войну на наших северных и южных рубежах. Угроза

прямой интервенции США все еще висит над нами. Мы

очень надеялись разрешить все острые проблемы путем

переговоров с администрацией США, но, к сожалению,

нашим надеждам, кажется, не суждено сбыться. Печаль¬

ный опыт диалога с представителями Рейгана в Мексике,

в городе Мансанильо,—тому свидетельство.
В данных условиях единственная наша возможность

отстоять мир—бороться за него с оружием в руках.

Американская пропаганда обвиняет нас в «агрессивно¬

сти», пытается доказать, что Никарагуа представляет

угрозу для соседей. Ложь. Революции совершаются наро¬

дами не для войн, а для мира, для созидания. Для того,

чтобы строить свое будущее, счастье своих детей и вну¬

ков. Созидание и счастье несовместимы с войной. Мы

говорим—никарагуанцы не хотят войны, мы рады жить

в мире со всеми народами и искренне стремимся к этому.

Но мы готовы бороться за мир с оружием в руках, если

ему угрожают».
Министр распахнул стеклянную дверь в сад. Ухожен¬

ный, аккуратный сад с бетонными дорожками, клумбами,

беседками из легких стволов бамбука. В нем царит гар¬

мония, вкус, красота.
«Простой пример,—говорит падре.—Я очень люблю

живопись, но бог не дал мне дара художника. Поэтому я

создаю картины из растений, камней, бамбука... Все в

этом саду сделано моими руками, в нем—каждая моя

свободная минута. В нем мой труд, моя мысль и, если

хотите, часть моей души. Как вы думаете, хочу я, чтобы
372

прилетел сюда с бомбами вражеский самолет, как это уже

однажды было, и в несколько минут уничтожил все?

Разумеется, нет. И каждый никарагуанец этого не хочет.

Крестьянин, возделывающий свое поле, ремесленник,

создающий в своей мастерской произведения искусства,

рабочий, в поте лица зарабатывающий свой хлеб,—все

они хотят мира».
В селении Теотекасинте, в километре от гондурасской

границы, крестьянин Эдмундо Лопес говорил мне:
«Ах как нам нужен мир, компаньеро. Ведь мы неплохо

жили после революции, когда дала землю нам новая

власть. Но полезла саранча, и вмиг пришел конец хоро¬

шей нашей жизни. А ведь уже и запахло в наших хижинах

едой и достатком. «Контрас», будь они прокляты вместе

со своими детьми и внуками. После каждой их атаки надо

восстанавливать, ремонтировать, сеять или пахать зано¬

во. Вот и топчемся на месте. Теперь, говорят, вторжение

будет. Я думаю, скорей бы. Мы им здесь надаем как

следует, потому что злы. Может, и война скорей тогда

кончится. Хватит восстанавливать да перепахивать, пора

делом заняться—хорошую жизнь строить. Слова-то, по¬

хоже, до них не доходят, их только кулаками учить надо.

И пусть полезут, скорей научим, скорей ума наберутся.

Вот ведь как, компаньеро, получается, за мир воевать

надо, кровью платить. Что же, надо—будем. Уже воюем

три года. Мир нам нужен, необходим мир, как... Ну, как

солнечный свет».
Возрождение искусства
—	Никарагуа переживает сейчас сложнейший момент

культурного возрождения,—министр культуры Никара¬

гуа поэт и священник Эрнесто Карденаль слегка покачи¬

вает в такт словам седой, красиво вылепленной головой в

неизменном черном берете.—Десятилетиями режим дик¬

татуры подавлял любое подлинное выражение художест¬

венного гения народа. В балете Сомоса отдавал предпоч¬

тение канкану, в скульптуре—памятникам себе и своим

родственникам, в музыке—слащавым, паточным песен¬

кам о разбитых сердцах, например. В понимании графики

и живописи он не продвинулся дальше открыток
373

фривольного содержания, а поэзию вовсе не любил. Он

был полноценным продуктом казарм Вест-Пойнта и с

тупым усердием новобранца пытался превратить в казар¬

му всю страну. Но даже Сомоса понимал, что настоящее

искусство непременно отражает правду жизни, что оно

непременно реалистично. Но именно это и не устраивало

диктатуру. Поэтому с помощью янки никарагуанцам на¬

вязывали вместо живописи рекламные картинки, вместо

народных песен и музыки—гром и рев американских

шлягеров, вместо подлинной литературы—комиксы и

фотоновеллы. В Никарагуа не допускались книги про¬

грессивных писателей и поэтов, патологическая нена¬

висть семейства Сомосы к коммунизму приводила к то¬

му, что в стране были запрещены труды Маркса, Энгель¬

са, Ленина, никогда не издавались произведения русских

классиков—Толстого, Достоевского, Чехова... Вообще,

последний Сомоса так и не смирился с фактом существо¬

вания Советского Союза и социалистического лагеря.

Единственное русское, что он мог терпеть, была водка.

«Терпел» он ее во впечатляющих количествах. Семейка

невежественных солдафонов стремилась держать в неве¬

жестве и никарагуанский народ. Ужасающая неграмот¬

ность, практически полное отсутствие национальной

культуры, замененной западными суррогатами, отказ от

собственной истории и национальных корней—вот что

досталось нам от правления диктатуры.
Мы начали с Кампании по ликвидации неграмотности.

Одновременно мы приступили к созданию новой культу¬

ры. Задача нелегкая, и решается она не в один год. Мы

считаем, что сейчас самое главное—нести культуру в

массы, заинтересовать народ творчеством, возродить

фольклор и народные традиции в искусстве. Мы поддер¬

живаем и поощряем примитивизм в живописи—это на¬

родное искусство, массовое. Представляете, крестьянин,

рабочий, солдат, не имеющие специального образования,

вообще малограмотные, потянулись к творчеству, к па¬

литре, к кисти. Пусть то, что они делают,—наивно, нб

так они выражают свое видение мира, отображают свою

жизнь. И несмотря на наивность, это правда, самая

чистая и святая правда. Очень важно, что они ощутили

в себе потребность творчества. Значит, никарагуанцы

освобождаются не только от экономических, социальных

и политических цепей, рушатся и оковы духовные. Это

очень важно, сверхважно для революции, задача кото¬
374

рой—воспитать гармонически развитого человека.

Поэтому правительство не жалеет средств на помощь и

поддержку самодеятельного искусства. Мы создаем и

поддерживаем многочисленные хоровые и танцевальные

ансамбли, издаем сборники народной поэзии, где печа¬

таем стихи солдат и ремесленников, крестьян и рабочих...
Революция организовала центры народной культуры

в каждом квартале, в каждом селении. В них люди приоб¬

щаются к искусству, совершенствуются в нем, изучают

его. Центры помогают нам находить таланты и разви¬

вать их. Ведь никарагуанский народ—необыкновенно

одаренный, талантливый народ с глубокими культурны¬

ми традициями. Эти уходящие в глубины веков корни

были безжалостно обрублены, отсечены варварским то¬

пором диктатуры. Цель революции—возродить их,

вдохнуть в них жизнь и питать новые поколения никара¬

гуанцев их животворными соками.
Сегодня в Никарагуа наблюдается невиданный куль¬

турный подъем. Взрыв! Да-да, именно взрыв искусств.

Живопись, музыка, поэзия, театр—все, что раньше было

забыто, что презиралось официальными властями и было

недоступно массам, вступило сегодня в пору расцвета.

Понимаете, ни один государственный орган, ни одно

министерство не способны добиться такого результата.

Только революция, только стремление освобожденного

народа к познанию, к открытию новых духовных ценно¬

стей! Сегодня мы с гордостью говорим: «Новая культура

новой Никарагуа началась!» И она будет продолжаться!
*	* *
Известный никарагуанский художник Арнольдо Гиль¬

ен, с которым мне посчастливилось поездить по стране,

рассказывал, улыбаясь своими печальными и добрыми

глазами:
«Мигель, можешь мне не верить, но мои дети в первый

раз поели досыта после революции. Господи, да иногда я и

сам не верю, честное слово. Всего пять лет прошло. А мне

дали мастерскую, у меня заказы на картины, у меня

вдоволь красок, холста и кистей. Две персональные вы¬

ставки в Манагуа, поездка в Европу, не стоившая мне ни

гроша... И думаешь, я один такой замечательный? Нет.

Много. Все мои знакомые художники живут сейчас так

или почти так. Конечно, у нас нет вилл в Ницце и в
375

Италии, личных самолетов и яхт. Но, признаться, на

черта они нужны художнику. Художнику, а не коммер¬

санту. Ван Гог умер нищим, и у него не было денег на

краски. У нас есть мастерские, и мы сыты, наши дети

обуты и одеты... Твори!
Знаешь, сейчас мне стыдно вспоминать. Но до

революции я «создавал» вывески для лавок на Восточном

рынке и надувал заказчиков на красках, чтобы сэкономить

хоть немного для себя. Выпускник Школы изящных

искусств крадет краски у торгашей! Представляешь, до

чего довел нас Сомоса! Родители мои были бедняками из

бедняков и поддерживать меня не могли. Учился я впрого¬

лодь, жил впроголодь... Эх, да и жил ли?»
*	* *
СФНО победил на выборах. Да иначе и быть не

могло. За него проголосовали сотни тысяч никарагуан¬

цев. Тех, кто получил землю и новое жилище, тех, кто

впервые в жизни пришел в кабинет врача и вошел в

университетскую аудиторию, тех, чьи дети не умирают

теперь от полиомиелита, дистрофии и дизентерии.
«Да здравствует Сандинистский фронт национального

освобождения!», «Да здравствует революция!», «Да

здравствует мир!»—скандировала заполненная народом

площадь Карлоса Фонсеки вечером 4 ноября 1984 года.
Да здравствует!

Вместо эпилога
Ил-62, содрогаясь мощным телом, стремительно на¬

бирал высоту. Промелькнуло белое здание аэро¬

порта, носящего имя Аугусто Сандино. Поплыли

под крылом пустыри и руины Манагуа, пирамида «Ин-

терконтиненталя», показавшаяся деталью от детского

конструктора, серые, матовые воды озера. Надвинулась и

вдруг провалилась вниз синяя громада вулкана Момо-

томбо, оставив за собой дымный след кратера... Потом

самолет попал в туман облаков, пробил их километро¬

вую толщу, и не стало видно земли. Лишь ослепительная

синева неба и неземная белизна облаков. Прощай, Ника¬

рагуа.
Сколько раз, провожая или встречая кого-нибудь в

аэропорту, хотел я прыгнуть в черный узкий провал

самолетной дверцы и улететь. Домой, в Москву, в зиму,

которой не видел больше трех лет, в снег.
И вот я лечу домой. И я счастлив. Но мне грустно.

Грустно, потому что Никарагуа скрылась под облаками,

и я не знаю, когда вновь увижу эту страну.
Я оставил в Никарагуа частицу себя, друзей, людей, с

которыми сводила меня судьба. И Никарагуа осталась во

мне, заняв в душе свое место. Осталась ее революция, ее

народ, ее война за счастье. Остались ее зеленые джунгли и

пыльные извилистые проселки, ее песни и ее беспощадное
377

солнце. Я увожу память о Никарагуа, отдав ей взамен

всего три года жизни и место в душе. Мы обменялись. И

я в неоплатном долгу перед Никарагуа. Я постараюсь

вернуться, чтобы отдать часть его. Поэтому мне не хо¬

чется ставить точку в конце этой книги. Я ставлю много¬

точие...

Послесловие
Эта книга выходит в свет в год двадцати¬

пятилетия создания Сандинистского

фронта национального освобождения

Никарагуа (СФНО)—авангарда победившей в

этой стране антиимпериалистической народно-

демократической революции. В 1986 году ис¬

полнилось и четверть века разгрому револю¬

ционным народом Кубы банд наемников ЦРУ,

пытавшихся вооруженным путем свергнуть

правительство Фиделя Кастро. Победа на

Плая-Хирон показала несостоятельность тео¬

рии «географического фатализма» стран Ла¬

тинской Америки, якобы «навеки обреченных»

на зависимость от США. Но прошедшие годы

показали и то, что агрессивная сущность импе¬

риализма, его готовность опираться на грубую

силу остались неизменными.
С первого дня появления в Белом доме ад¬

министрации Р. Рейгана Центральная Америка

и Карибский бассейн были объявлены «зоной

жизненных интересов США», где они «не будут

колебаться, как во Вьетнаме». Острие гегемо-

нистской политики Вашингтона направляется

против народа Никарагуа, уничтожившего в
379

1979 году полувековую жесточайшую дик¬

татуру Сомосы, против патриотических сил

Сальвадора и других стран региона, подняв¬

шихся на борьбу за свое освобождение. Рейган

сделал основную ставку на силовое решение

центральноамериканских проблем, полагая,

что если он проявит нерешительность в этом

вопросе, то будут ослаблены позиции Сое¬

диненных Штатов и в других «горячих точ¬

ках» планеты, а также в отношениях с СССР,

странами Западной Европы и Латинской Аме¬

рики. Так формировалась так называемая «док¬

трина Рейгана», получившая позднее название

«неоглобализма». Администрация США стала

все более явно «демонстрировать мускулы» в

стремлении сохранить и укрепить свое господ¬

ство в Западном полушарии и подавить расту¬

щее освободительное движение в Центральной

Америке.
Началась эскалация агрессивных действий

американского империализма против социали¬

стической Кубы, сандинистской Никарагуа, из¬

бравшей самостоятельный путь Гренады. Бы¬

ла увеличена помощь США антинародному

сальвадорскому режиму и гватемальской воен¬

ной диктатуре. Срочно стал превращаться в

плацдарм для проведения контрреволюцион¬

ных вооруженных акций против своих соседей

Гондурас. Были предприняты шаги по привле¬

чению Коста-Рики к антиникарагуанским дей¬

ствиям. Усилилось давление на Панаму с целью

вынудить ее отказаться от политики соли¬

дарности с силами демократии в регионе. Со¬

четая политику «большой дубинки» с «дипло¬

матией доллара», администрация Рейгана

стала разворачивать на перешейке Америки

широкое военно-политическое и пропаган¬

дистское наступление. О его целях газета

«Вашингтон пост» писала: «Так вот прямо и

видишь, как в глазах администрации появляет¬

ся блеск, вызванный политическими амби¬

циями: ликвидация левого режима в Цент¬
380

ральной Америке была бы крупным козы¬

рем в борьбе Р. Рейгана против междуна¬

родного коммунизма. Блестят глаза и у

профессионалов ЦРУ, вновь получивших

возможность заняться своими грязными

трюками».
Вот уже более пяти лет вторжения наемни¬

ков ЦРУ—никарагуанских «контрас»—со¬

провождаются постоянным бряцанием ору¬

жия у сухопутных и морских границ родины

Сандино. Постоянно проводятся на террито¬

рии Гондураса и в омывающих Никарагуа во¬

дах Тихого и Атлантического океанов крупно¬

масштабные маневры армий и флотов США и

их союзников, в которых принимает участие

рекордное количество военнослужащих и воен¬

ных кораблей, оснащенных самой совершенной

техникой и оружием. О том, какой характер

носят эти игрища, свидетельствуют совер¬

шенная в 1983 году варварская агрессия США

против Гренады и подавление ими революции

на этом маленьком карибском острове. Мно¬

гие наблюдатели восприняли это вторжение

как «генеральную репетицию» прямой военной

акции США против Никарагуа. В 1982—1985

годах США истратили на подрывную деятель¬

ность против Никарагуа более полумиллиарда

долларов. В этот период в результате террори¬

стической политики Вашингтона погибли 12

тысяч никарагуанцев (в основном мирные жи¬

тели), 5 тысяч получили ранения, 250 тысяч

были вынуждены покинуть родные места и

перемещаться в глубь страны. Общий эконо¬

мический ущерб, нанесенный действиями

американских наемников, превысил сумму

в 1,5 миллиарда долларов. И это в стране,

население которой составляет всего около

3 миллионов человек, а сумма ежегодного

экспорта не превышает 400 миллионов дол¬

ларов!
Белому дому удалось организовать деятель¬

ность антисандинистских банд и с территории

Коста-Рики. Однако эта страна, не раз заяв¬
381

лявшая о своем традиционном нейтралитете и

не обладающая постоянной армией, к участию

в агрессии против Никарагуа еще далеко не

готова. Заняты решением собственных проб¬

лем армии Сальвадора и Гватемалы, веду¬

щие бои с патриотами. Еще не подготовле¬

ны, несмотря на все усилия и маневры, же¬

лательным для США образом гондурасские

войска.
Таким образом, администрация Рейгана по¬

ка не смогла сколотить дееспособный антини-

карагуанский военный фронт в Центральной

Америке.
Поэтому Вашингтон наряду с применением

военно-силовых приемов вынужден прибегать

к дипломатическим маневрам. В течение 1984

года в мексиканском городе Мансанильо со¬

стоялась серия встреч представителей амери¬

канского и никарагуанского правительств.

Но конструктивный подход со стороны

никарагуанцев столкнулся с обструкцио¬

нистской позицией Вашингтона и его став¬

ленников. Переговоры в конце концов были

сорваны.
Вашингтон препятствует и деятельности ла¬

тиноамериканских стран по поиску мирного

политического решения проблем Центральной

Америки. Глава Белого дома, государствен¬

ный секретарь, другие официальные предста¬

вители администрации США не раз заявля¬

ли о своей поддержке направленных на это

усилий «контадорской группы». Но вот в сен¬

тябре 1984 года группа выработала проект

Акта мира, содержащий взаимные обяза¬

тельства центральноамериканских государств

как в области безопасности, так и социально-

экономических проблем. Правительство Ника¬

рагуа, верное своей принципиальной миролю¬

бивой политике, согласилось тогда принять все

положения Акта. Однако Сальвадор, Гондурас

и Коста-Рика по указке США предложили

контрпроект, существенно исказивший суть до¬

кумента, в результате чего он так и не был

подписан.
382

Это было частью оркестрованной США кам¬

пании, направленной на дестабилизацию

никарагуанского правительства, на срыв

всеобщих выборов в Никарагуа и на дискре¬

дитацию их результатов. При этом Вашинг¬

тон продолжал тайную дипломатию с целью

изолировать Никарагуа и сальвадорских

патриотов от других стран Латинской Аме¬

рики.
После победы Р. Рейгана на президентских

выборах в ноябре 1984 года центральноамери¬

канская политика Вашингтона не претерпела

принципиальных изменений. «Новым момен¬

том» в ней можно назвать лишь откровенное

признание хозяином Белого дома того, что его

задачей является свержение сандинистского

правительства Никарагуа. Вновь усилилось

давление США на правительства стран—

членов «контадорской группы» с целью при¬

дать ей антиникарагуанскую направленность.

Параллельно продолжаются и попытки Белого

дома переместить обсуждение центрально-

американских проблем в Организацию амери¬

канских государств (ОАГ), где США распола¬

гают большей свободой маневра. На указан¬

ные цели был направлен, в частности, и пре¬

словутый рейгановский «План мира», обнаро¬

дованный президентом США 4 апреля 1985

года.
От правительства Никарагуа Рейган потре¬

бовал в ультимативной форме прекратить во¬

енные действия против бандитских форми¬

рований и начать переговоры с лидерами воо¬

руженной контрреволюции. Этот ультиматум

был отвергнут Манагуа. В ответ 1 мая 1985

года правительство Рейгана объявило об эко¬

номической блокаде Никарагуа. Затем админи¬

страции США удалось протащить через зако¬

нодательный орган своей страны ассигнования

в сумме 27 миллионов долларов на так назы¬

ваемую «гуманитарную помощь контрас», ко¬

торые тут же воспрянули духом и активизиро¬

вали свою заказанную и оплаченную Вашинг¬

тоном «работу».
383

Усилилась ожесточенная «психологическая

война» США против Никарагуа. В ходе ее им¬

периалисты пытаются поставить на одну доску

положение в Сальвадоре и в Никарагуа. Раз-

бой и насилие наемников представляют на эк¬

ранах телевизоров, на страницах буржуазной

печати как «гражданскую войну населения, не¬

довольного сандинистской диктатурой». Ос¬

новным оружием этой «психологической вой¬

ны» избран страх. Пугают соседей Никара¬

гуа, объявляя ее «вооружающимся до зубов

агрессором», пугают американцев якобы исхо¬

дящей из Центральной Америки «коммунис¬

тической угрозой». Партнеров по НАТО стра¬

щают тем, что «красные могут перерезать про¬

ходящие через Центральную Америку и

Карибский бассейн пути снабжения американ¬

скими военными материалами и горючим»,

что сделает-де Западную Европу уязвимой

перед лицом «советской военной угрозы».
Политика американского империализма вы¬

зывает возмущение во всем мире. 21 марта
1984	года СССР направил США ноту, в кото¬

рой было заявлено, что «Советский Союз са¬

мым категорическим образом осуждает прово¬

димую Соединенными Штатами политику тер¬

роризма, произвола и вмешательства в дела

суверенных независимых государств как несов¬

местимую с общепринятыми нормами права и

морали, как создающую угрозу миру и

международной безопасности и настаивает

на ее прекращении». Агрессивные действия

США вызвали осуждение других социа¬

листических стран, многих развивающихся

государств.
Прекращения всех враждебных действий

против Никарагуа и вмешательства США в

Центральной Америке потребовали Организа¬

ция солидарности народов Азии и Африки,

Координационное бюро неприсоединившихся

стран, «Постоянный трибунал народов», засе¬

давший в Брюсселе, Латиноамериканский кон¬
384

гресс по правам человека, прошедший в испан¬

ском городе Сарагосе. Примером несогласия

Западной Европы с агрессивными действиями

США явилась состоявшаяся в ноябре 1985 года

в Брюсселе конференция по политическому и

экономическому сотрудничеству между Евро¬

пейским экономическим сообществом (ЕЭС) и

странами Центральной Америки на уровне

министров иностранных дел. На ней в ка¬

честве главной причины нестабильности в ре¬

гионе была названа отсталость социально-

экономических структур и неравномерность

развития. Эта оценка существенно отличается

от вашингтонского тезиса о том, что револю¬

ции в центральноамериканских республиках

вызваны «подрывной деятельностью мирового

коммунизма, агрессией воинственного Востока

против обороняющегося миролюбивого

Запада». Против агрессивных планов США в

регионе выступил Социнтерн. Демонстрации

протеста состоялись во многих крупных

городах и столицах всех континентов:

в Сиднее, Париже, Токио, Лиме, Мехико

и других.
40-я сессия ГА ООН осудила торговое эм¬

барго США против Никарагуа и потребовала

его немедленной отмены. Участники состояв¬

шейся в первой половине апреля 1986 года в

Мехико 75-й конференции Межпарламентского

союза резко осудили США за их интервен¬

ционистские происки против Никарагуа и гру¬

бое вмешательство в дела других народов Цен¬

тральной Америки. Конференция выразила

поддержку усилиям «контадорской группы» и

других латиноамериканских стран по мирному

урегулированию в этом регионе на основе ува¬

жения законных прав и интересов населяющих

его народов.
Исходя именно из этих интересов, никара¬

гуанское руководство заявило 12 апреля 1986

года о своей готовности подписать Акт мира,

подготовленный «контадорой», в том случае,

если США полностью прекратят агрессивные
385

действия против республики. Никарагуа

также подтвердила свою готовность немед¬

ленно возобновить переговоры с США о

нормализации отношений, прерванные амери¬

канскими представителями в одностороннем

порядке.
Но добрая воля Никарагуа вновь столкну¬

лась с жесткой позицией Белого дома. Совер¬

шив новый акт государственного терроризма—

агрессию против независимой Ливии в апреле

1986 года,—администрация США решила

использовать вызванный этим преступным

актом подъем шовинистических настроений

у части американцев для того, чтобы добить¬

ся одобрения своих планов в отношении

Никарагуа и выделения новых 100 миллионов

долларов для помощи «контрас» со стороны

конгресса. Однако, как показали опросы

общественного мнения, 62 процента граж¬

дан США решительно выступили против

этого. Только за три апрельских дня

демонстрации протеста против реализации

программы дестабилизации правительства

Никарагуа, проводимой президентом Р. Рей¬

ганом, состоялись в 250 городах США. Они

прошли под лозунгами «Нет помощи «кон¬

трас»! Они убивают детей!».
...По подсчетам группы американских кон¬

грессменов, Белый дом, проводя силовую по¬

литику в Центральной Америке, нарушает 19

национальных и 11 международных законов.

Подобное беззаконие не проходит бесследно и

для самих Соединенных Штатов. Об этом го¬

ворит их собственная история. Агрессия США

против Мексики в прошлом веке, укрепление

затем рабства на захваченных территориях

явились событиями, ускорившими конфликт

между Югом и Севером, вылившийся в жесто¬

чайшую гражданскую войну. Она унесла 800 ты¬

сяч жизней американцев, привела к потерям

в 7 миллиардов долларов. Генерал Грант

писал в своих «Мемуарах»: «Восстание Юга
386

явилось в большей степени следствием мек¬

сиканской войны. Нации, как и индивиду¬

умы, наказываются за нарушения закона.

Мы получили свое наказание в самой

кровопролитной и дорогой войне совре¬

менности».
В. ТРАВКИН

ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Вместо эпилога

Послесловие
5
9
27
53
77
105
135
173
219
265
315
349
377
379

Б 44
Белят М. Ю.
Никарагуа: портрет в черно-красных тонах.—М.:

Изд-во Агентства печати Новости, 1987.—392 с.,

ил.—(Б-чка АПН).
50 ООО экз.
Книга представляет собой живой рассказ о Никарагуа, ее людях, ее революции,

написанный в жанре художественной публицистики.
Какая она, антиимпериалистическая народная сандинистская революция? Кто такой

Аугусто Сандино? Как пришел к власти в Никарагуа клан Сомосы? Кто возглавил

борьбу против диктатуры? Каково реальное наполнение этого слова—«революция»—

в сегодняшней Никарагуа, что она дала народу: крестьянам, рабочим, студентам? Кто

ее друзья и враги? На все эти вопросы читатель сможет найти ответ в предлагаемой его

вниманию книге.
_ 0800000000-171 _	- /.тт ч
Без объявл.	ББК 66.2 (7Нп)
067 (02)-87

Михаил Белят
НИКАРАГУА: ПОРТРЕТ В ЧЕРНО-КРАСНЫХ ТОНАХ
Заведующий редакцией Э. М. Розенталь

Редактор С. А. Романова

Художественный редактор А. С. Махов

Технический редактор В. Н. Зиновьева

Корректор Т. П. Буча

Технолог Л. С. Тумакова
ИБ-8577
Сдано в набор 27.06.86 г. Подписано в печать 5.01.87 г. Т07201

Формат издания 84 х 108/32. Бумага типографская № 1, 70 г/м2

Гарнитура тайме. Высокая печать.
Уел. печ. л. 22,2. Уч.-изд. 21,52. Тираж 50000 экз.
Заказ № 2255. Изд. № 7342. Цена 95 к.
Издательство Агентства печати Новости

107082, Москва, Б. Почтовая ул., 7.
Типография Издательства Агентства печати Новости

107005, Москва, ул. Ф. Энгельса, 46.

Михаил Белят (род. в 1950 году)—журналист-

международник, более трех лет работал в Никара¬

гуа в качестве корреспондента АПН и «Комсомоль¬

ской правды». Его репортажи, статьи, очерки часто

публиковались в советской центральной прессе

(«Известия», «Советская Россия», «За рубежом»,

«Огонек», «Комсомольская правда» и др.), а также в

печати многих стран мира. В 1983 году Михаил

Белят стал лауреатом премии московской организа¬

ции Союза журналистов СССР за серию очерков и

репортажей о Никарагуа.
«Никарагуа: портрет в черно-красных тонах» —

первая большая работа Михаила Белята, выходя¬

щая на русском языке. Книга—действительно порт¬

рет. Портрет никарагуанской революции в самую

интересную ее эпоху—время становления, время

первых преобразований. Портрет никарагуанцев:

крестьян, солдат народной армии, молодежи. Порт¬

рет страны... Читателя ждет путешествие по самым

отдаленным уголкам Никарагуа, по горным лесам

Хинотеги и Нуэва-Сеговии, по сельве Селаи, по

жарким равнинам Чинандеги. Он побывает в боях с

группировками сомосовцев, в затерявшемся среди

гор кооперативе, в поместье латифундиста.