ЧАСТЬ ВТОРАЯ (1593-1597 годы. На волю!
ЭПИЛОГ. На реке Онеге
Текст
                    Олег Тихомиров
ИВАН- > *
ХОЛОПСКИЙ ВОЕВОДА




V ЗНАМиГ О тех, кто первым ступил на неизведанные земли О мужественных людях — революционерах, Кто в мир пришел, чтобы сделать его лучше, О тех, кто проторил пути в науке и искусстве, Кто с детства был настойчивым в стремленьях И беззаветно к цели шел своей.
БОЛОТНИКОВ Выпуск 87
Олег Тихомиров ИВАН- ХОЛОПСКИЙ ВОЕВОДА СКАЗ-ХРОНИКА МОСКВА, «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ 1985
63.3(2)45 Т46 Рецензент член-корреспондент АН СССР ЯНИН В. Л. 4803010102—301 Т 078(02)—85 237—84 © Издательство «Молодая гвардия», 1985 г.
Пролог (1591 год, май) ГИБЕЛЬ ЦАРЕВИЧА Гонец спешил. Ой, как спешил! Останавливался лишь дать отдых коню и опять хмчался по дороге к столице. Путники смотрели ему вслед. Что за всадник? Промельк- нул как тень, как быстролетный сокол. И нет его. А мо- жет, п не было — почудился, померещился? Уж и ко- пыт не слыхать. Лишь повисла пыль над дорогой. Ле- зет в глаза, на зубах скрипит, окаянная. Со страшной вестью торопился в Москву гонец. В гла- зах его свет померк, в ушах звон стоял, во рту было сухо и горько. Как сказать, как доложить о злодействе великом?.. Убит в Угличе малолетний царевич Димит- рий — младшенький сынок царя грозного, Ивана Василь- евича. Случилась та беда 15 мая. Целый день уж скакал гонец, а перед мысленным взором все гудела и ярилась толпа, схватившая убийц, и голосила без памяти царица Марья, мать Димитрия. Да еще все слышалось гонцу, как стонал-надрывался ко- локол. Царицу Марью, из рода бояр Нагих, последнюю же- ну Ивана Грозного, выслали из Москвы в Углич семь лет назад, потому как на трон сел Федор Иоаннович, что был сыном царя от Анастасии Захарьиной, давно умер- шей первой жены. Опальную царицу в Угличе жалели. На царевича смотрели с почтением: глядишь, наступит время и расправит подросший птенец крылья, пробудится в нем дух Ивана Васильевича и обернется Димитрий могучим государем... В отчаянье рвала царица на себе волосы, выла, ме- талась, рукой зажимала перерезанное горло сына, да э
что зажимать — из раны уж и кровь не шла: вся вы- текла. — Дитятко мое родненькое... — припадала на грудь царевичу Марья. — Не жить мне без тебя... Кричала она еще, что убийца — дьяк Битяговский с братьями, а подосланы они Годуновым. Боярин Борис Годунов первым человеком стал при дворе царя Федора Иоанновича. Царю же милее были церковные службы, а не дела государственные. В народе говорили, что он больше походил на инока и что все за- боты возложил он на Боярскую думу. А в думе той вер- ховодит Годунов. Федор-то Иоаннович во всем с ним со- гласен: ведь и женат малодушный царь на сестре Го- дунова — Ирине. Только нет у государя детей, нет на- следника. Вот и считали все: царевичу Димитрию пре- стол достанется. Ан вон что вышло. Подлых убийц растерзала толпа разъяренная. Посад- ские люди разгромили и двор Битяговского, и дьячью избу. — За кровь Димитрия! — кричал народ. — За кровь невинного! Битяговские жили всех зажиточнее — начала голыть- ба с них да на других богатеев перекинулась. Царевича положили в храме, выставили стражу. В Мос- кву решили гонца отправить, чтоб доложил царю обо всем без утайки. А еще бояре Нагие дали гонцу грамоту, ве- лели лично царю вручить. (В грамоте о том же злодей- стве Борисовом сказывалось.) И хоть знали они не хуже других про силу Годунова, все же надеялись: откроет страшная весть глаза Федору. Кровь-то родная проли- лась... Скакал гонец по дороге. Волосы его спутались, лицо от пыли темным стало, в глазах рябь пошла, в ушах ко- локольный звон со стуком копыт перемешался. Одна мысль засела и жгла, будто железо каленое: «Убили Ди- митрия... Что ж теперь будет, что станется? Кому на Ру- си царствовать?» Не попал гонец к Федору Иоанновичу. Годунов уже 6

давно окружил государя своими людьми, содержали они гонца, принялись расспрашивать: на что, мол, тебе царь, с какой нуждой к нему? — Дело есть, — коротко отвечал гонец. Тогда, видя, что ничего добром от него не добьешься, обыскали они гонца, нашли грамоту. — Связать! — повелел старший, прочитав письмо. Гонца доставили к Борису. — Что скажешь? — спросил Годунов и тяжело взгля- нул, будто к стене придавил. Понял гонец: наступил и его черед помирать. Да не дрогнул. Алая кровь царевича вспыхнула перед гла- зами. — Убивец! — произнес ап. — Бог-то все видит — по- платишься. До смерти замучили гонца. Ту грамоту, что он вез, от Федора Иоанновича утаили, взамен Годунов другую написал. Сообщалось в ней, что Димитрий сам ненароком закололся ножом, когда играл в тычку. Падучая, мол, болезнь у него была. Вот и напоролся на нож в при- падке. Заплакал царь, прочитав грамоту, перекрестился и сказал: — Да будет на то воля божия! Не зря говорили про него: «Умом и духом младенец». Но в народе пошел слух, будто убийцы, пойманные в Угличе, перед смертью повинились, по приказу, мол, Го- дунова зарезан был царевич Димитрий. Чтобы пресечь злые слухи, послал Борис в Углич лю- дей для распозиания. Во главе их был поставлен князь Василий Шуйский. Учпнили те люди сыск — Димитрия осмотрели, углп- чап-свидетелей опросили, все, как было, со слов запи- сали. Воротился Шуйский в Москву с заявлением: — Сам убился царевич. А слухи те вредные распус- кают бояре Нагие да всякие кознп повсюду плетут... 8
ф А был ли убит царевич? Может, зазря поплатились жизнью дьяк Бптяговский и его сын Данила; может, ни за что пострадал несчастный гонец, который сам-то не видел, как убивали Димитрия, а лишь слышал тревож- ный колокольный звон? Князь Василий Шуйский и его люди (это была целая комиссия) тщательно вели дознание. И не лично Году- нов послал их в Углич, а Боярская дума, где было у Бо- риса немало противников. Да и людей подобрали туда разных: тот же Шуйский лишь недавно появился в Мос- кве после опалы. Помощником его был Клешнин — че- ловек, близкий Борису, но приходившийся зятем Григо- рию Нагому, который отбывал ссылку в Угличе. Хотел, конечно, Шуйский найти убийц: тогда бы Го- дунов ни за что не выкрутился. Но вот что выяснилось. Битяговский п его сын обедали у себя на подворье, когда зазвонил колокол. Так показала жена забитого до смерти дьяка. Может, она выгораживала своих? Но ее слова подтвердил поп Богдан — домашний священник Нагих. В тот час он был с Битяговским за одним столом. Больше всех горячился, называя Битяговских убий- цами, Михаил Нагой — дядя царицы. Но ко дворцу Ми- хаил примчался после колокольного звона. Причем, как показали свидетели, был мертвецки пьян, с коня чуть не упал. Растолкав людей — там были дворня, кормилица, мальчики-«жильцы» и сама Мария, — он увидел в кро- ви бездыханного Димитрия. — Кто? — прохрипел Михаил и обвел всех диким взглядом. Ответить ни у кого не хватило духу. Лишь Петруш- ка Колобов, сын постельницы, проговорил со страхом: — Сам он. — Сам? — вскричал Михаил. — Кто убил, спраши- ваю? 9
Дьяк Битяговский представлял в Угличе царскую власть. Для бояр Нагих, высланных из Москвы по воле Годунова, власть эта была ненавистной. Специально при- ставленные люди докладывали Битяговскому о царице и ее родственниках. Все зло, считали Нагие, могло исходить лишь от дьяка. Увлекая за собой толпу посадских, Михаил бежал к дому Бптяговских. — Царевича убили!.. — кричал он срывающимся го- лосом. Вот и подворье дьяка. — Где он? — Нагой от ярости задыхался. И опять пролилась кровь. Трупы отца и сына Битя- говских были сброшены в ров за городскую стену. По- том Михаил опомнился, в дрожь его кинуло: за государе- ва дьяка придется отвечать. Что же теперь делать, гос- поди? Вернувшись к себе, Михаил выпил холодного квасу, стало чуть легче. Он отправил в Торговый ряд приказчи- ка Ракова за ножами. Затем дворовый человек по прика- зу Михаила зарезал курицу и вымазал кровью оба ножа. Ночью слуги Нагого спустились в ров, вложили их в ру- ки мертвых Битяговских. Не помогла уловка. На следствии во время очной ставки приказчик Раков и слуги во всем признались... Но что же произошло с царевичем? Свидетелями его гибели были семь человек — три женщины и четверо мальчиков. Последних Шуйский опрашивал с особым усердием. Считал, что детям труднее соврать, их легче запутать. Выяснилось, что ребята в присутствии кормилицы, по- стельницы и боярыни Волоховой играли ножом в тычку. Нож нужно было воткнуть в круг, начертанный на зем- ле. Во время игры с царевичем и случилась «падучая». Держа в руке нож, он упал и проткнул себе горло. Или, как сказали мальчики, «набросился на нож». То же са- мое говорили и взрослые. Вот слова мамки царевича Ва- 10
силисы Волоховой: «...бросило его о землю, и тут царе- вич сам себя ножом поколол в горло». То, что Димитрий страдал «падучей болезнью», зна- ли все: часто бился он в припадках, слуги или родствен- ники с трудом держали его. Что касается Годунова, то для него тогда не было никакого смысла подсылать убийц к царевичу. В ту пору жена Федора Иоанновича ждала ребенка. Ее брат Борис не мог об этом не знать. Стало быть, вопрос о наследнике еще не вызывал беспокойства. И верно, у Ирины Годуно- вой родилась дочь Федосья, прожившая, правда, недол- го — два года. А как же грамота, которую написал Годунов взамен отобранной у гонца? Откуда знал все Борис до возвраще- ния Шуйского из Углича? Значит, Борис и Шуйский за- одно были? Про ту грамоту люди говорили. Верно ли, нет — те- перь не докажешь, а слухами земля всегда полнилась.
Часть первая (1591 —1592 годы) ХОЛОП КАК МНОГИЕ НА ПОЖАРИЩЕ Покуда Шуйский вел дознание в Угличе, грянула бе- да на москвичей. Кто-то в трех местах поджег Белый го- род. Огонь пошел гулять по деревянным строениям... Лишь пепелища потянулись следом, как после татарского набега. Пламя наступало сплошной стеной. Тушить его ни- кому п в голову не приходило. Не с бадейкой же бежать на реку. А потому старались поскорей вынести что мог- ли. Ветер подхватывал вихри огня, рассыпал искры, те- шился, словно на дьявольском пиру. Повсюду слыша- лись крики и вопли. И весь этот шум, горестный п безутешный, придавливали звуки набата. Иван Болотников, молодой холоп князя Телятевского, вышел со двора на улицу. Постоял, прислушиваясь, по- глядел на людскую суету и направился в сторону Белого города. Зачем шел, Иван поначалу и сам не знал. У не- го там не было кого выручать: ни родни, ни дома. Подворье Андрея Андреевича Телятевского находи- лось в Китай-городе, куда огонь переметнуться не мог: путь ему преграждали ров с водой и надежные стены. Но и здесь, в середке Москвы, люди с беспокойством по- глядывали окрест: не залетел бы и к ним красный петух. Тогда уж не упусди миг, хватайся за топоры да багры, сбивай огонь, пока он слаб и робок. Чем ближе подходил Иван к стене, отделяющей Ки- тай-город от Белого города, тем резвее становился его шаг. А заслышав шум и крпки у городских ворот, он и вовсе рванул бегом. Ратные стражники не пускалп толпу, которая норо- вила прорваться через ворота в Китай-город. Размахивая палками, они кричали: 12
— Осади назад! Куда жмешь?! — Пошел... Пошел прочь! А толпа яростных погорельцев все напирала. — Пусти, ироды!.. — Псы сторожевые... Пришлось ратникам взяться за бердыши. Толпа от- хлынула, да ненадолго. Иван подошел к сторожам сзади. — Тебе чего? — спросил один из них. — Не мешайся. — Мне туда, — Иван кивнул в сторону горевшего по- сада. — Пошто? — Стражник видел по одежде, что перед пим господский слуга. Но Иван и себе не смог бы ответить, зачем ему на пожарище. Наверно, общая беда толкала туда, где бе- сился огонь... — Надобно, — сказал он. И как только произнес это, сразу ясе вспомнил про деда Федора. Старый, сморщенный, потемневший лицом Федор жил в той части Белого города, что подступала к Яузе. Иван, случалось, захаживал к нему — повспоми- нать об отце, посидеть часок, отвести в разговорах душу. Многое повидал на своем веку старик. Был он в свое время единственным дворовым у обедневшего дворянина Исая Болотникова, которого убили в Ливонскую войну. Хорошо помнил Федор поход Грозного на Казань. Брал ее вместе с дедом Ивана. «Твой дед был человек крепкий, нрава крутого, — пускался Федор в воспоминания. — За то и пострадал в опричнину. А Исай уже и сам-то был гол как сокол. Мы с ним оба всю жизнь в походах маялись...» С минувшего лета начал старик сильно сдавать. Пу- тал людей и события. В прошлый раз не смог Ивана при- знать, спросил, слеповато щурясь: «Ты кто, касатик?» — «Иван Болотников я, сын Исая. Аль запамятовал?» — «Не ведаю такого. Тебе чего?» Приподнявшись с лавки, старик сделал шаг навстречу. Какая-то девка, лет пятна- дцати, — Иван раньше не видел ее здесь — метнулась 13
к Федору: «Садись, дедушка. Не ровен час — упадешь». Старик попросил: «Дай попить, Стеша». Девица налила ему кружку кваса. Такую же — полную до краев — с по- клоном поставила перед Иваном: «И ты отведай». Пока пил, Иван перехватил ее взгляд. Она смутилась, повернула голову. «Вкусен твой квас. — Он обтер гу- бы. — Благодарствую!» — «На здоровье». Она опять взглянула на него, а щеки так и зарделись. «Ты чья?» — спросил Иван. «У дедушки живу. Неможно ему без пригляду. А отца-матери у меня нет». С тех пор Иван не был у деда Федора. — Надобно, — повторил Болотников и потребо- вал: — Пусти. ♦ К избе старика подойти он не смог. Людская река текла навстречу. Все кричали, ругались, что-то тащили, волокли. Ивану казалось сперва, что он один продирается сквозь зту гудящую человеческими голосами реку, но, приглядевшись, увидел, что нет, и еще кое-кто так же, как он, устремился против течения, вовсю работая пле- чами п локтями. Потом толпа стала редеть. Зато дым делался гуще, злее. Он ел глаза, горечью оседал во рту. Вот тут и по- нял Иван: идтп дальше бесполезно, что ему делать на пепелище? ...Обессиленный и пропахший дымом Болотников шел назад к воротам Китай-города. Народ был ожесточен и угрюм. Со всех сторон проклинали поджигателей. — Своими руками поотрубал бы головы, — говорил добродушный с виду старик. — Легкая смерть для злодеев, — добавил мрачный, всклокоченный мужик. — Четвертовать их либо на кол. — Глаза у него разожглись, будто кто на уголья подул. — Да, может, и не было их, злодеев-то, — прогово- 14
рил Иван. — Долго ли ветром искру принести! Не угля- дел — ан и пошло. — Ты сам-то откуда взялся? — смерил Болотникова мужик настороженным взглядом. — Я — человек князя Телятевского. На пожарище ходил. — Пошто ходил-то? Живешь ить не здесь. Иван увидел, как, взглянув волком, вздрогнул вскло- коченный и взялся за топор, что был заткнут за по- яс. Да и другие враждебно на Ивана уставились. — Знамо, поджигатель, — изрек чей-то глухой го- лос. — Чё говорить! — Хватай его! Бей! Тут бы и конец Ивану. Уже потянулись к нему ру- ки, да в это время резануло наступившую на миг ти- шину: — Не трогайте его. Пустите!.. Ко мне ходил. Среди лиц со взглядами тяжелыми, насупленными увидел одно — чистое, девичье. Из широко раскрытых голубых глаз исходил испуг. Да это та самая девица, что за Федором приглядывала. — С одного с ним двора небось... — раздался чей-то недоверчивый голос. Но некоторые знали ее. — Да она здешняя, — послышалось вокруг. — Верно, Стешкой зовут... Иван увидел, как мужик засунул топор обратно, шаг- нул прочь. А на Стешином лице все еще стыл испуг. За него, за Ивана, испуг — понял Болотников. ГОНЕНИЯ Пожаром выжгло в Москве весь Белый город. Прави- тель Борис Годунов приказал хватать всех подозритель- ных. И опять поползли слухи. Говорили, будто были схвачены среди прочих слуга Нагих Ванька Михайлов 15
вкупе с банщиком Левкой. И трт банщик, мол, признал* ся, будто получил от Ивана Михайлова деньги и запа- лил Москву. В городе перед народом зачитывали царскую гр а- моту: «...В пожаре московском повинен Афанасий Нагой. Велел он своим слугам накупить зажигальников и под- жечь посад». — Смерть им! — кричали в толпе. 2 июня думный дьяк Щелканов вышел к духовным чинам еще с одной грамотой. В пей было все то, что доложил царю, вернувшись из Углича, Шуйский: царе- вич сам закололся в припадке, а братья Нагие народ ба- ламутят, козни против Годунова плетут. — Царствие небесное почившему Димитрию Иоанно- вичу, — крестились священники. — Братья Нагие в измене погрязли, — сказал пат- риарх Иов, стоявший за Годунова. — А посему кары за- служивают. Да на то есть воля государева. Все в его ру- ке царской. Государь Федор Иоаннович после долгих уговоров Годунова повелел привезти Нагих в Москву. В столице их доставили прямо на Пытошный двор. Сам правитель пожелал вести дознание. Напрасно Мария Нагая молила царя простить схва- ченных братьев. Все было тщетно. Нагие даже под пыткой кричали, что не виноваты пи в чем. Но Годунов пощады к ним знать не хотел. Семья Нагих была для него помехой. Не миновала злой доли и бывшая царица. Марию насильно постригли в монахи- ни, после чего сослали в далекий Белоозерский мона- стырь. Власти отомстили и посадским за бунт. Двести угли- чан было казнено. Даже колокол, всполошивший народ, был наказан — ему вырвали «язык», обрезали «ухо», со- слали в Сибирь. 16
САМЫЙ МОЛОДОЙ РАТНИК Едва утихомирился московский люд после пожара, только начал отстраиваться, как надвинулась новая на- пасть. У всех одно было на устах: идет с великой ордой па столицу крымский хан Казы-Гирей. Москвичи стали готовиться к отпору. Полки под началом князя Федора Мстиславского выступили к Оке, дабы дать бой татарам на переправах. ...На долгие версты растянулось по дороге русское воинство. Под копытами коней, под ногами пеших ратни- ков клубилась теплая пыль. Лица у всех воинов были тревожные. Каждый думал: воротиться ли домой или придется сложить голову под басурманской саблей? Поди, один лишь Иван Болотников радовался похо- ду. Самым молодым был он в войске: шестнадцать лет недавно стукнуло. Да, не зря включил его Телятевский в свой отряд. На обученье не хуже других рубил саблей, колол копьем, стрелял из лука и самопала. Ратному делу учил людей Телятевского бывалый воя- ка Никита Лютый, а уж того в воинском искусстве пре- взойти никто не мог. По душе Лютому была смелость Ивана и открытый нрав молодого ратника. Сейчас Болотников и Лютый ехали рядом. Молчали. Глядя в весеннюю даль, то и дело улыбался Иван, сам того не замечая... А Лютый, видя улыбку на лице Ивана, думал: «Мо- лодо-зелено! Чему радуешься?.. С татарами биться — не на ученье лозу сечь да не на масленице удаль пока- зывать. В кулачном-то бою с ног свалят, а подняться помогут, напиться подадут. На войне пошатнулся — до- бьют, упал — растопчут». ❖ От ордынских перебежников князь Мстиславский узнал, что с татарами идет целый улус погайиов и тур- 2 о. Тихомиров
ки — янычары да пушкари. А всего движется на Москву до ста тысяч всадников. 26 июня, пограбив тульские земли и предав огню все, что было доступно, войско Казы-Гирея высыпало на бе- рег Оки. Оно было столь многочисленным, что казалось, напейся косматые, низкорослые лошадки разом — и ре- ки не станет. Дворецкий ждал, пока царь Федор закончил молитву. Царь всегда молился долго. Вышел с просветленным лицом. — Государь, прибыли гонцы от князя Мстиславского. Велишь войти? Федор Иоаннович глянул растерянно. — А шурин где? Послать за ним. Гонцы покамест обождут. С чем они прибыли-то, господи? Упаси от дур- ной вести. Когда уже при Годунове гонцы сообщили, что Казы- Гирей вышел па Оку, царь совсем пал духом. — Что скажешь, шурин?.. И опять в который раз Годунов почувствовал: в его руках вся власть, от его слова зависит судьба государ- ства. Черная туча нависла над Русью. — Ежели татары прорвутся... — начал он глухо. Федор Иоаннович, перекрестившись, замер. — ...да войдут в тыл Мстиславскому... Царь испуганно посмотрел на Годунова. — ...туго нам придется, государь, — закончил Борис. — Свят!.. Свят!.. Что делать, шурин? — Мстиславскому послать указ, чтоб отвел войско к Пахре. — Истинно речешь. Пускай поближе будет. Так спо- койней. — Верней так, государь. А я, коли мне дозволишь, 18
поспешу ему на помощь с людьми, что наберу, и пуш- ками. — Останься здесь, — попросил царь. — Вместо себя пошлп. — Некого послать, — не сразу произнес Годунов. — Уж дозволь мне пойти с «гуляй-городом» *. «Гуляй-город» Годунова, выйдя за посад, стал между Калужской и Серпуховской дорогами. Князь Мстислав- ский вначале отступил к селу Коломенскому, а затем пе- ревел войско к Котлам, чтобы находиться поблизости к Годунову. ❖ После того как русское войско повернуло от Оки назад, сведения о татарах поступали самые разные. Не- обходимо было знать, как движется Казы-Гирей, чтобы правильно выбрать место для битвы. Посланные в раз- ведку дозорные не вернулись. Как в воду канули. Сейчас, когда воеводы собрались, Мстиславский объ- явил: — Ждать больше неможно. И стоять здесь, ни о чем не ведая, — гиблое дело. Дозорных наших поубивали, ви- дать. — Новых снарядить надобно, — отозвался один из воевод. — Снарядить-то снарядим, — ответил Мстислав- ский, — да толку от этого мало. А время идет. Как быть? — Послать дозорный разъезд, человек в сто пятьде- сят или двести, — предложил опытный воевода Хворо- стинин. — Верно говорит князь Димитрий, — поддержал Хво- ростинина Телятевский. * «Г у л я й - г о р о д» — укрепленный обоз. При необходимо- сти такая крепость па колесах прикрывалась брусчатыми щи- тами с отверстиями для стрельбы из самопалов. 2* 10
— Быть посему, — согласился Мстиславский. — Чтоб в случае чего прорубиться смогли. — Даю часть отряда, — сказал Телятевский. Главный воевода благодарно кивнул. Свой отряд из военных холопов князь Андрей Андре- евич Телятевский содержал справно. Воевать довелось им и с татарами на южных границах, и с поляками, и со шведами под Нарвой. ...Дозорный разъезд из двухсот человек под началом воеводы отправился на Пахру. Большую часть пути про- шли рысью. Где-то уже возле самой Пахры головные, среди которых были Лютый и Болотников, заметили всадников. Опи мелькнули средь густого ивняка и скры- лись. — Татары! — определил Лютый. Телятевский разбил отряд на две части. Им надлежа- ло охватить ивняк, дабы поймать крымчаков, как рыбу сетью. Когда кольцо сомкнулось, увидели беспокойно ме- чущихся всадников на приземистых лошадках. От ожидания боя по телу Болотникова пробежала дрожь. В любой миг готова была взметнуться рука, сжи- мающая саблю, и обрушить удар на противника. Но битвы не получилось. Захваченные татары из луков не стреля- ли, а, сбившись в кучу, стали кидать перед собой оружие. Неужто сдались? Удивительно и досадно стало Ива- ну от этой первой встречи с врагом. — Урус... Не бей!.. — испуганно кричал молодой та- тарин с редкой щетинкой усов и улыбался заискивающе. Подъехал Андрей Андреевич Телятевский. Татары поняли: перед ними старший, заорали еще сильнее. — Где ваше войско? — спросил князь. Пленники переглядывались, видно, не понимали, чего от них хотят. — Где хан? — Воевода замахнулся плеткой. — Ока... Ока... Хан — Ока... — торопливо заговорил татарин. — На Оке? — переспросил Телятевский* 20
— Ока... Ока... — загалдели все разом. Телятевский решил: отправить захваченных крымча- ков под охраной в Москву, а дозорному отряду двинуть- ся дальше — проверить сказанное пленными. Но едва русские выбрались пз ивняка, как увидели вокруг себя войско. Широкой темной полосой подступало оно со всех сторон. — Попались в ловушку! — догадался воевода. Пленные крымчаки выхватили припрятанные ята- ганы. Расчет был прост: вызвать замешательство среди рус- ских, а тем временем подоспеет помощь. Еще не обер- нулся Ивап к пленникам, еще не оторвал глаз от надви- гающихся ордынцев, а над ним уже занес ятаган тата- рин, который только что заискивающе улыбался. Не сносить бы Ивану головы, если б не Лютый. Он опомнился первым, и в тот же миг сверкнула мол- нией его сабля, разрубив молодого татарина. Короткой была сеча. Не смогли прорваться со свои- ми ятаганами пленники. Но и русским теперь самим предстояло прорубаться через кольцо врагов... — Держаться скопом! — приказал Телятевский. — Ты впереди! — крикнул оп Никите Лютому. Иван сразу же понял: вот оно, то, чего он ждал. Началось! Свалится ли он наземь бездыханный, растоп- чут ли его кони пли же вырвется он из лап смерти... А пока летел он рядом с Никитой. Свистел в ушах ветер, всхрапывали на скаку боевые кони. Иван заме- тил, как во вражеском войске, в том месте, куда они должны были ударить, начал распадаться ровный строй. «Втянуть хотят, — успел подумать, — а уж после наки- нутся отовсюду». Не доскакав до крымчаков, Лютый почему-то резко взял влево. Размышлять было некогда. Вместе со всеми повернул и Болотников. Теперь всадники неслись вдоль края ордынского войска, и Никита, погоняя коня, что-то 21
высматривал в татарских рядах. Наконец, узрев понят- ное одному ему, Лютый снова круто повернул. И дозор- ные, сделав крутой поворот, с неудержимым напором врезались в линию татар. Казалось, еще немного уси- лий — и русские выберутся из дышащей смертью тесноты. Но взамен павшего крымчака словно из-под земли выра- стал новый, и тогда Ивану представилось: нет, нескон- чаема эта дьявольская рубка, конец силе в руках, свету в глазах... Где-то близко мелькал алый плащ: это ловко рубился Телятевский. Когда около князя упали сразу два ратни- ка, Иван кинулся на помощь Телятевскому. И nocne/i вовремя. — Добро, Ивашка! — прохрипел раненый князь. В Котлы вернулось из всего дозорного отряда лишь восемь человек. Израненным, без сил, им помогли спе- шиться, дали воды. Телятевский тут же потребовал, что- бы позвали главного воеводу. Ратники растерянно пере- глянулись. — Скажите князю Мстиславскому, не дойти мне са- мому, — пояснил Телятевский. — На носилках донесем, князь, — предложили рат- ники. — Делайте, что велено, — оборвал Телятевский. Оп понимал, что сейчас может нарушить чинопочитание: на- столько важной была доставленная весть. Ратники ушли. — Эй, Ивашка, — кивнул Телятевский Ивану, — сы- ми с меня плащ да постели. Прилягу я... Так и разговаривал он с Мстиславским, лежа на по- сеченном в бою плаще. Первыми словами его были: не обессудь, князь, что не могу встать, раны болят. Узнав, что Казы-Гирей уже дошел до Пахры, глав- 22
ныи воевода решил тут же, не теряя времени, перебрать- ся к Донскому монастырю, где стоял с обозом и пушками Борис Годунов. ❖ Залечивать раны Андрей Андреевич Телятевский по- ехал в Москву. С собой взял нескольких своих людей, тех, кому крепко досталось в стычке. На прощание князь протянул Ивану серебряную монету: — Возьми за храбрость. Рана твоя легкая, заживет скоро. Оставайся при войске. А в Москве тебе делать нечего. ВЫСТРЕЛ ИЗ ПУШКИ На следующий день хан Казы-Гирей взял Котлы. Вое- воды послали навстречу татарам конные дворянские сот- ни. Произошло несколько стычек с передовыми отрядами ордынцев, после чего русские отступили к «гуляй-го- роду». Рана у Болотникова и впрямь оказалась неопасной. И хотя щит его весь был посечен саблями, лишь одна из них зацепила Ивану левое плечо. Татарская конница то и дело появлялась возле «гу- ляй-города». Это не были крупные силы, и Годунов с Мстиславским тоже не выпускали против них большого войска. И русские и татары знали: битва будет впереди, а пока противники только изучали друг друга, прикиды- вали что да как. Из-за раненого плеча Болотников в стычках не уча- ствовал. Но помогал как мог пушкарям: подносил рогож- ные мешочки с пороховым зельем, раздувал угли — запа- ливать фитили. Средь пушкарей, к которым пристроился Иван, стар- шим был Евстафий. Стрелял он реже других («неча зря 23
зелье-то жечь»), да метко. Видя, как жадно присматри- вался Иван ко всему, что делалось у пушек, старшой на- чал показывать, сколько пороху закладывать в ствол, а ядро, мол, вот так забивают. Потом спросил: — Сам зарядить хочешь?.. Давай под моим при- глядом. Когда Иван закончил, Евстафий проверил, все ли ладно. — Сноровист ты, Ивашка! — не удержался от пох- валы. Вместе с другими Болотников еще не раз заряжал пушки, наконец даже осмелился попросить: — Дядька Евстафий, дай пальнуть раз. — Ты, отрок, много-то на себя пе бери, — глянул строго старшой. — Не для потехи палим. ♦ К ночи Казы-Гирей отвел орду к Коломенскому, стал по обе стороны Москвы-реки. — Мыслю я, — сказал воеводам Годунов, — завтра хан на большую битву пойдет. А то и в темноте напасть может. Ты, князь, — повернул он голову к Мстиславско- му, — усиль ночную охрану, пусть в оба глядят. Нынче всякое может статься. — Хан хитер, — поддержал его Мстиславский. — Небось для отвода глаз отошел. Ты, Борис Федорович, истинно говоришь. Стражей велю поболе выставить. Тревожная наступила ночь. Не спалось Годунову. Ужель побьют татары войско? Худо Московскому госу- дарству станет. На севере шведы выжидают удобного слу- чая. Лишь год с небольшим минул, как отвоевали у них Ям, Копорье, Иван-город. Но Нарва осталась за шведа- ми, а стало быть, и выход к морю для русских закрыт. Да Речь Посполитая тут же воспользуется. Мир с ней — дело зыбкое. А престол российский в руках слабых... В голове у князя Мстиславского мысли роились одна 24
другой темнее. Перво-наперво: коли битва будет, не ли- шиться бы живота. Власть в войске перешла теперь к Годунову. Глядишь, пошлет в самое пекло, не откажешь- ся. А ежели побьют Казы-Гирея, то не ему, не Мстислав- скому, достанется слава и почести. Все Годунову в заслу- гу будет... Иван Болотников прикорнул в ту ночь возле пушка- рей. Виделись ему ратные сны. То в засаде сидит, кого- то поджидает, то в бою рубится. То скачет во всю мочь, настигает ордынца. Вот уж замахнулся саблей, да орды- нец — ловкий, черт! — обернулся и в один миг вышиб саблю. А над головой Ивана сверкнул ятаган... Проснулся Болотников в холодном поту. Все так же храпели пушкари возле огневых нарядов, да покрикива- ла стража, да сверкали, перемигивались звезды. Иван зевнул, смежил веки. И на сей раз явился ему беспокойный сон. Будто бьет он по басурманам из пуш- ки. И все мимо. А поганые совсем уж близко. Последнее ядро осталось у Ивана. Неужто, думает, и это зазря пу- щу? Глядь, а среди татар сам хан Казы-Гирей. Прямо па него навел пушку Иван. Выстрелил, а с ханом хоть бы что. Указал Казы-Гирей на Ивана перстом и повелел: «Взять!» Целая орава метнулась к Ивану... Дернул он головой — сон отлетел. Поднялся Болотников, подошел к пушке, погладил ее крутые бока. «А впрямь, попадись Казы-Гирей на глаз, вот бы вдарить...» И представил на миг, что приближает- ся орда, а впереди — хан. Вынув огниво, Иван зажег трут, поднес к запальнп- ку. Он знал, что пушка не заряжена, слышал, как Евста- фий говорил вечером: «Кабы дождя не было. Заряжать не будем — зелье подмокнет». Да невдомек было Ивану что потом уже, когда все улеглись спать, Евстафий, опа- саясь все же внезапного нападения, заложил заряды и забил ядра в пушки. Только представил Иван, как бы он ударил по хану из пушки, как в самом деле раздался грохот и сверкнул 25
огонь. Болотников отскочил в сторону и, споткнувшись о чью-то ногу, упал на лежащих вповалку пушкарей. Средь них, внезапно разбуженных выстрелом, начал- ся переполох. Не понимая спросонок, что случилось — кто напал, кто стреляет? — кинулись к пушкам. Загре- мели выстрелы. Пальбу «гуляй-города» поддержали тяжелые пушки Донского монастыря. Во тьме врага не было видно. Пуш- кари лишь били в ту сторону, куда отвел свои войска Казы-Гирей. Громовые удары сотрясали все окрест. Ордынцев охватила паника. Отталкивая один другого, вскакивали они на коней и устремлялись прочь от этого шайтанова места. Напрасно пытались ханские мурзы остановить войско. В ярости наносили они удары кто плетью, кто саблей, но ордой уже нельзя было управ- лять. Она хлынула назад, сметая на своем пути все. Сам хан был ранен в слепой давке. А через час, когда стало светать, русские увидели на месте вражеского стойбища опрокинутые повозки и по- рванные шатры. Вдогонку Годунов послал дворянские сотни. Татар настигли на Оке. Ударили с ходу, опрокинули басурмап в реку. На Оке бросили татары весь свой обоз. Из воды выта- щили ратники даже возок Казы-Гирея, набитый ценно- стями. ...Большие почести и впрямь достались Борису Году- нову. В столице на пиру снял с себя царь Федор Иоанно- вич золотую цепь-гривну, повесил на шею правителя. Провозгласил, поднимая старинный кубок, некогда при- надлежавший Мамаю: — Во славу шурина моего Бориса Федоровича, наше- го избавителя! Далеко не всем боярам мед сладким показался. Но вы- пили, принудили себя... 26
И золотой Мамаев кубок царь подарил Годунову. Не обошел он милостью других воевод. Для того спра- шивал у Мстиславского, кто как отличился. Подробно отвечал князь. Про кого нужно было, сказал. Да не удо- стоил всех чести. Про воеводу Телятевского вспомнить не захотел. ПОХОД Телятевский находился в своей вотчине уже два ме- сяца. Раны его зажили. Стал Андрей Андреевич снова садиться на коня, не раз выезжал с ловчими на охоту. Время от времени князь присылал в Москву повеле- ния. Так, приказал он с нарочным Никите Лютому, что- бы тот опять начал учить холопов ратному делу. Да чтоб ученья велись через день. А он, князь, вернется, устроит смотр. Иван часами готов был рубить на скаку лозу или пу- скать стрелы из лука. Дивное пение слышал он в свисте сабли и звоне тетивы. — Да ты первым лучником заделался, — говорил Ни- кита, глядя, как одной стрелой Иван щепил другую. — Почитай, во всей Москве такого не сыщешь. ...Князь Телятевский остался доволен смотром холопь- ева отряда. Конники сшибались, словно бы в настоящем бою, метали на скаку короткие копья, рубили ивовый прут, одолевали рвы и, наконец, пустив лошадей во весь опор, перемахивали через изгородь. — Молодцы! — похвалил князь. — Всем по чарке водки. Не зря велел князь Андрей Андреевич Никите рат- ные учения вести. Через несколько месяцев правитель Годунов приказал русскому войску направиться к грани- цам Швеции. 27
Шведская армия к этому времени уже успела погра- бить окрестности Пскова, но взять город оказалось им не по силам. Фельдмаршал Флеминг отвел армию назад. В январе 1592 года русские полки вступили на швед- ские земли. Путь взяли к сильно укрепленному Выбор- гу. Среди войска был и отряд холопов Телятевского. Сам князь остался в Москве, а во главе своих людей назначил Никиту Лютого. Хоть и впервые ушел в зимний поход Иван Болотни- ков, но старался держаться как бывалый. Все ничего, только вот ветер тут, на севере, до чего злой и колю- чий — налетит, аж слезу выгоняет... Полетел бы стрелой на лихом коне, глядишь, и сам разогреешься. Может, Лютый позволит к дозору съез- дить? Никита, словно догадавшись, посмотрел на иззябше- го ратника. Разрешил: — Скачи. Да вели дозорным, чтоб чаще гопцов слали. По обочиие, вдоль шедшего войска припустил коня Болотников. Дозор двигался перед основными силами верстах в десяти. Люди в нем все время менялись. Стар- шой должен был присылать с гонцами донесения: что приметили, что разведали, а главное — нет ли поблизости врага или засады. Иван уже несколько раз участвовал в стычках со шведами. Но были они короткими: шведы бой не затя- гивали, отходили. Против татарских воинов шведские конники казались Ивану крупными, неодолимыми. Но в первой же стычке понял: шведы в тяжелых доспехах ма- лоповоротливы, норовят сшибиться лоб в лоб, а уйдешь от прямого удара да станешь нападать с разных сторон, туго им приходится. Навстречу скакал всадник. Кто — свой, чужой ли — издалека не разберешь. Иван хотел было скрыться за кустами, но понял — уже поздно: всадник, заметив его, вынул саблю. Болотников придержал коня, нащу- 28
нал в колчане стрелу. Стрелять нужно будет наверняка, в последний миг. чтобы враг не успел прикрыться щи- том. Всадник оказался своим. — Эй, — донеслось до Ивана. — Ты кто? Ивап помахал три раза рукой, как было условлено с дозорными. Он думал, что всадник остановится, но тот промчался мимо, отчаянно нахлестывая лошадь. На ска- ку крикнул: — Вспять поворачивай!.. Гонец спешил с важной вестью: впереди дозорные увидели шведское войско. ♦ Фельдмаршал Флеминг был осторожен. С московита- ми оп до сих пор не вступал в бой не потому, что их боялся. Ратников в русском войске было не больше, чем у него. Но он считал, что у противника недостаточно сил, чтобы взять крепости, а потому не видел в продви- жении русских большой беды. Теперь, когда московиты стали приближаться к Вы- боргу, фельдмаршал решил слегка их проучить. Опять же так, для острастки. Свое войско он расположил за несколько верст до Выборга, там, где лес со всех сторон подступал к дороге. В узком месте противнику останется одно: напасть на хорошо вооруженный передовой отряд. И тогда его солдаты без труда расстреляют из мушкетов и пищалей всех, кто супется. С флангов же русским не зайти: кони не пройдут по глубокому снегу. — Подпустите московитов поближе, — приказал Фле- минг. — Раньше времени огонь не открывать. Фельдмаршал все очень продумал: стрельба долж- на быть беспрерывной, поэтому у каждого переднего стрелка будет по четыре помощника. Помощники заряжают мушкеты и подают их стрелку, а уж тот ведет огонь. Но вначале нужно ударить по русским из 2[
пищалей. Пусть возникнет замешательство, задние будут давить на передних. А завершат дело его меткие муш- кетеры. Ф — Русские!.. Русские!.. — услышал Флеминг крики. — Что за блажь пришла в дурные головы? — Фельд- маршал стал недовольно разыскивать глазами крикунов. И вдруг увидел всадников, которые неслись меж де- ревьев, будто лесные духи — они не вязли, не тонули в снегу. Что за наважденье... Флеминг не учел, что русская конница была намного легче шведской. И вот расплата. Московиты с ходу вре- зались в ряды шведов. Зазвенели сабли, заалела на снегу кровь. Неужто и впрямь сокрушают его воинов? Фельдмар- шал готов был сам кинуться в сечу, лишь бы поднять боевой дух своих солдат. Но было поздно: беспоря- дочное скопище шведов хлынуло к Выборгу, и уже сам Флеминг, движимый в общем потоке, устремился назад, к спасительной крепости. Вот она наконец, благодарение богу! Флеминг уже ви- дел, как опустился через ров подвесной мост и как всту- пили на него первые конники. И вдруг ударили пушки. «Сто чертей! — Глаза Фле- минга негодующе сузились. — Своих перебьют...» Разо- браться, где свои, где чужие, и впрямь было нельзя. Но фельдмаршал беспокоился зря. Из крепости били не по войску, а лишь бы отпугнуть московитов — в сторону. Возле моста сгрудились конники. Они отталкивали друг друга, кричали, хватались за оружие. Даже Флемингу и его свите не удавалось прибли- зиться к мосту. Фельдмаршал уже выдернул из-за пояса пистолет, чтобы навести порядок, как ударом саблп с 30
него сбили шлем. Порыв ветра спутал его длинные воло- сы, они упали на лоб, закрыли глаза. Но все же Фле- минг успел увидеть перед собой русских воинов — по- жилого с перекошенным от ярости лицом и еще одного — совсем юного... — К мосту держпсь, Ивашка... К мосту! — кричал Никита Лютый, разя налево и направо подступавших те- лохранителей Флеминга. Но фельдмаршал резким движением головы откинул прядь и разрядил в Лютого пистолет. Все поплыло у Ни- киты перед глазами: шведы, ринувшиеся к мосту, стены крепости, растерянное лицо Ивана... — Никита! Не помирай, Никита... — склонился над пим юноша. — Молчи... — прохрипел раненый, собрав последние силы, — меня слушай... От князя беги. На волю... — Куда же, дядька Никита? — Иван попытался под- нять его с земли. — В казаки... На Дон... Слышь... Да не один. Возь- ми... — Дыханье у Лютого прервалось. — Прими, господь, его душу, — прошептал Иван. Шведам было не до них: все торопились перебраться через перекидной мост. Послышался лязг цепей — мост со скрипом пошел кверху. ♦ Возле стен Выборга русские задерживаться не стали. По всему было видно — крепость не захватить. А глав- ное сделано: противник напуган, надолго отбили у не- го охоту пустошить чужое. Ратные подвиги Болотникова были отмечены. Его на- значили старшим в отряде вместо Никиты. Но не могло это порадовать Ивана: сокрушался он по погибшему другу. 31
ф Вернувшись из похода по северным землям, Иван только и думал что о побеге. Даже день наметил. Но вот наступил этот день, и Болотников почувствовал: пе готов он уходить в донские степи. Сколько раз вставала у него перед глазами кончина Лютого. «Не один уходи, — го- ворил Никита. — Возьмп...» Кого? Не успел досказать старый воин. Перебирая мысленно всю дворню, Иван каждый раз сомневался: а не выдаст ли, не донесет ли?.. Так и не выбрав себе товарища, Иван решился уйти один. Снарядив котомку п перекрестившись, он шагнул за ворота подворья. Шел по Белому городу и дивился: давно ли огонь выжег все подчистую, а минуло чуть больше года, и вон сколько москвичи успели понастро- ить. «Москва, Москва... Град стольный. Неужто я навсегда тебя покинул?» Уже подходя к городским воротам, Бо- лотников глянул назад. На золоченых главах церквей го- рело солнце. В какой-то миг ему показалось, что это жи- вой огонь. Упади искра, и опять выгорит весь город. Иван, столбенея, ощутил даже жар пламени. Величаво сияли купола. «Красота какая», — думал он. А что там, на Диком поле, куда он решил бежать? Ведь, поди, неспроста оно прозвано диким? Слыхал он, что беглые, ставшие казаками, даже землю не пашут: не посидишь па одном месте. Все время стычкп с татарами. Где конь, там п дом. Забудешь, как за столом есть да в постели спать. Он шагал по дороге п размышлял все о том же. Да, несладкой будет жизнь в казаках. Власть называет их ворами и разбойниками. Посылает против них отряды. Пойманных казаков казнят. А люди бегут и бегут па Доп, на нижнюю Волгу... Рыба ищет, где глубже, чело- век — где лучше. Для него, для Ивана, воля сейчас до- роже всего. Да и для всех казаков, впдать, так же. Ушли 32
подальше от господ и живут по своему праву. Истинно — бежать нужно от князя. А что нелегко придется на Ди- ком поле — не беда. Совладает как-нибудь. Казаки, прав- да, для властей что бельмо на глазу. Потому и старает- ся Москва придавить казачью вольницу. Вон, сказывают, посылали власти на Дон дворянина Петра Хрущева, что- бы стал он головой казачьего войска. Хотели, вишь, при- брать вольный народ к рукам. Только ничего путного из той затеи не вышло. С намятыми боками приехал дворя- нин назад. ❖ Далеко не все знал о казаках Болотников и не все правильно представлял. Слухи-то ходили самые разные. Поди проверь. Были у казаков не только поселения, но и городки, так что спали возле коня лишь в походах... А Петру Хрущеву в городке Раздоры бока не мяли, а сказали: «Голова нам не надобен. Мы и прежде слу- жили государю, и ныне служить рады, но своими голо- вами, а не с Петром». И верно — в составе русского войска ходили казаки и на Казань, и в Ливонской войне сражались... Что ж получается — ударялись в бега от господ, что- бы наняться к государю? А как же вольная жизнь?.. Вольная-то она вольная, но от голода не убежишь. Охо- той и рыбной ловлей не прокормишься. Да и военная до- быча — дело ненадежное: вчера на копейку добыл, се- годня еле ноги унес, а назавтра, глядишь, живота ли- шишься. Вот и поступали казаки в служилые люди «по прибору» *. За это правительство платило им жалованье да сулило право «безданно» владеть землей. Сулило... Так и получилось: с одной стороны, власть преследо- вала беглых крестьян и холопов — мол, они разбойники и воры! — ас другой — поддерживала казачество в * То есть пх «прибирали» (вербовали) на государеву службу. 3 о. Тихомиров зз
стычках с татарами и привлекала «гулящих людей» в свое войско, поставляла на Дикое поле хлеб, оружие и порох. То, что южные земли заселялись русскими, было Москве выгодно. Новые крепости, наблюдательные посты и станицы строились на Волге и на Дону по царскому приказу. Чем дальше уходил Иван от Москвы, тем тоскливее становилось у него на душе. По дороге попадался раз- ный люд. Шли монахи в рясах, стрельцы в красных каф- танах. Протянулся купеческий обоз — телеги, груженные тюками, да еще охрана на копях. Проехал дворянин с че- лядинцами, проплелись нищие с поводырем... Одиноких путников не было. За поворотом показались стрельцы, а с ними какие- то оборванные люди. Шли они так медленно, что Ивану вначале даже подумалось — не стоят ли. Когда же онп приблизились, увидел, что стрельцы сопровождают бро- дяг со связанными руками и ногами. Вот почему они еле передвигались. Путники провожали их взглядом. Болотников замед- лил шаги. Остановился. — Беглых ведут, — сказал кто-то.
Часть вторая (1593—1597 годы) НА ВОЛЮ! ПЕРЕДЫШКА Минуло несколько лет. Иван Болотников не ушел тог- да к казакам на Дикое поле. Он вернулся в Москву и по-прежнему служил у князя Телятевского военным хо- лопом. Теперь учения в отряде велись под началом Болот- никова. Андрей Андреевич был доволен: слава о его уме- лых и ловких ратниках шла по всему городу. Уже и дру- гие бояре просили Телятевского, чтобы он отпустил к ним Ивана обучить челядь ратному делу. Князь соглашался, наниматели платили. Вознаграждали за усердие и самого Болотникова. Тогда и засела у него в голове такая мысль: откуплюсь от князя. Зачем бежать на Дон, коли можно в Москве волю получить? После смерти отца Иван унаследовал лишь долги. Где же взять денег? Оставалось одно — самому идти в ка- балу. Так и попал Иван к Телятевскому холопом. Вновь обрести волю можно было, только вернув долг князю. Россия в эту пору жила без войн, но правительство держало ратников в готовности. А передышка ой как нужна была стране. В ноябре 1593 года Москва заклю- чила мирный договор с крымским ханом. Казы-Гирей обещал не нападать на русские земли, да запросил три- дцать тысяч рублей. Ему выслали половину. Хан хоть и заскрипел с досады зубами, но отказываться от договора не стал. Мир с Москвой был выгоден: Крым воевал вме- сте с турками против Австрии. Заручившись ненападением с юга, Россия отправила своих послов на переговоры со шведами. В мае 1595 го- да был подписан договор о вечном мпре между двумя странами. Швеция вернула часть русских земель и заве- зи 35
рила, что будет держаться в стороне, если начнется вой- на между Москвой п Речью Посполитой. В ответ на это Россия согласилась не притязать на Нарву и другие ли- вонские крепости. К западу от Москвы правительство повелело укрепить Смоленск. Город стали обносить новой мощной стеной с башнями. Закончить ее быстрее было так важно, что Годунов запретил на время возводить из камня другие постройки. Всем каменщикам надлежало работать только в Смоленске. ЗАЧЕМ ГУБИТЬ КНЯЗЯ Неделю уже шумела по Москве масленица. Город пол- нился веселыми криками, смехом, песнями. Под сопелки и дудки плясали, ходили на ходулях, где-то потешно бо- ролись с медведем, где-то бились на кулачках. И всюду витал густой блинный дух. Тройка гнедых легко, как пушинку, внесла расписные сани во двор. Разгоряченные кони фыркали, из ноздрей валил пар. Начало марта выдалось сухое, с легким мо- розцем, для праздника лучшего не пожелаешь. Андрею Андреевичу хотели помочь ступить на зем- лю, но он, помолодевший, краснощекий, легко выпрыгнул сам. Вслед за княжескими во двор въехало еще несколь- ко саней. С князем на горы каждый раз отправлялись го- сти, родня, приживальцы, брал он и холопов, которые затаскивали сани наверх после спуска. Непременно бывал на катаньях Болотников: только с ним Андрей Андреевич отваживался ринуться с самой кручп. Иван правил ловко и, главное, не терялся. Ко- гда все мелькает перед глазами, да в ушах ветер свистит, да сани под тобой прыгают на буграх, как шальные, сро- беть недолго. А стоит только сробеть, глядь, и в самом деле перевернулся либо врезался в куст плп в дерево. Сколько отчаянных москвичей ломали шеи на Воробье- вых горах... 36
Хоть смел был князь, но сегодня и у него душа чуть в пятки не ушла. Крутой склон зарос березами. И пока- залось князю, что сани его несутся прямо на одну из них. — Смотри, Иван! — крикнул он. Но сани продолжали лететь, не сворачивая. Дерево совсем близко. Сейчас все разнесет в щепы.... — Иван! — Андрей Андреевич зажмурил глаза. — Держись, князь! — Болотников резко налег на ле- вый край, и сани, взяв в сторону, пронеслись мимо де- ревьев. Толпа, стоящая на берегу Москвы-реки, так и ахнула. Сани, выехав на ровное место, замедляли бег. — Ты, Иван, гляди, дошуткуешь, — только и про- молвил, приходя в себя, князь. — Где наша не пропадала! — обернулся к нему с озорной улыбкой Болотнпков. Князь хотел обругать холопа, но к саням уже подбе- гали, размахивая руками, люди. Телятевский раздвинул губы в улыбке, только с лица его никак не сходила бе- лизна. Подоспевшая челядь перебивала друг дружку: — Ай князь!.. Ну и ловок! — Не чаяли тебя живым видеть... Андрей Андреевич обернулся, посмотрел на гору. Те- перь, снизу, она не казалась страшной. Щеки князя вновь обрели румянец. — Пустое, — сказал он. — Съехал, и ладно. — И, отыскав глазами кого-то из дворни, приказал: — Скажи, чтоб коней подвели запрягать. Домой ворочаться пора. Иван ехал на одних санях с дворовым парнишкой Павлушей. Малец рано стал сиротой. Рос на княжеском подворье. Каждый мог его обидеть. Но за последние годы Павлуша вытянулся, в плечах раздался. Никто в нем не узнал бы того хилого мальца, которому то и дело попа- дало по шее. Теперь никто не посмеет ударить Павлуш- ку. Недаром Болотников обучил сироту биться на кулач- ках. Единственный брат Павлуши, стрелец Пахом, наве- 37
щал меньшого очень редко. Но Павлуша не чувствовал себя заброшенным. Всей душой привязался он к Ивану, стал как родной. На обратном пути к Москве Павлуша ломал голову: неужто Иван таит какое зло на Андрея Андреевича, ведь чуть не зашиб князя? Улучив время, шепнул: — Я за тебя испужался. Думал, вдруг хочешь князя сгубить? — Чего? — удивился Иван. Но тут же усмехнулся: — Полно. Выбрось из головы. Нет, не собирался он губить хозяина. Одно теперь целиком захватило Болотникова: откупиться. И не толь- ко о себе помышлял он. Хотел выкупить и сироту, да решил не говорить ему ничего, пока все не сде- лает. А уж тогда вдруг сказать: «Ну, Павлушка, пошли со двора». — «Куда?» — спросит сирота. «Да куда хошь. Вольные мы с тобой люди. На все четыре стороны можем идти». После катанья с гор был обед. Князь славился хлебо- сольством. Случалось обедать у господина и Болотнико- ву. И сегодня тоже было сказано, чтоб приходил. За столом гости нахваливали блины да закуски, вспо- минали нынешнее катанье. Лишь самый важный гость, пожилой боярин, которого Иван видел впервые, был скуп на слова и не набивал утробу, как другие. А блины в до- ме у Телятевского и впрямь были на славу. В дни масле- ницы тесто всегда ставила бабка Авдотья. Уж что она с ним делала, чего добавляла, как заговаривала — никто не ведал. Но блины из ее опары получались — объ- едение. Болотников хоть и обедывал часто при Андрее Андре- евиче, да знал свое место, держался скромно, непримет- но. Он сам не мог понять, за что стал княжеским лю- бимцем среди холопов. Перед хозяином не лебезил, голо- 38
ву ниже других не гнул. Но, может, это и ценил в нем Телятевский? Князь был весел, много ел и пил, но вот посерьезнел, отодвинул чашу, приказал: — Ступайте все прочь! Мне с боярином поговорить надобно. Кто не расслышал в людском гомоне, кто встал не очень-то спешно. Андрей Андреевич ударил по столу ку- лаком — загремела посуда. — Прочь, говорю!.. Олухи!.. Али взашей гнать?.. Все опрометью кинулись вон. На дворе уже было темно. Лишь народившийся месяц тускло светил сверху. Болотников пошел через широкий двор к людской, но возле старой липы приостановился, поднял голову, засмотрелся на месяц. Вспомнился пер- вый зимний поход. Там, в Ливонии, ратники часто смот- рели вечерами на небо. Говорили — все чужое, лишь ме- сяц да звезды родные. Из своей каморки вышла бабка Авдотья. Поставила на землю чан, сдернула с него тряпицу, быстро зашептала: — Месяц ты, месяц, золотые твои рожки! Выгляни в окошко, подуй на опару. Старуха заговаривала тесто для блинов. Но маслени- ца уже была на исходе. Завтра наступал ее последний день — прощеное воскресенье. А там семь недель велико- го поста. С надеждой и тревогой ждал завтрашнего дня Иван Болотников. Скорей бы прошла ночь. Утром он передаст деньги Андрею Андреевичу. Стало быть, воля? Воля!.. ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ На заутрене отец Филарет, осанистый и грузный, тяж- ко опустился на колени перед прихожанами: «Ежели словом, делом или помыслом причинил кому зло и ви- 39
новат перед тем...» Потом на колени стали все и просили друг друга простить. За что?.. Такой уж у православных день — прощеное воскресенье. После службы Болотников шел домой как не по зем- ле. Будто не касался ее — летел. — Ты куда так, Иван? Погоди. — Павлуша не мог угнаться за ним. Хотелось ответить: «За волей, Павлушка, поспе- шай!..» ♦ Кпязь выслушал Болотникова молча. Посмотрел на два холщовых мешочка с деньгами, которые Иван вы- ложил на стол. Спросил только: — Пошто Павлушку вызволить хочешь? Не брат, не родня какая. Кто он тебе? — Сотоварищ. — Ишь ты! Сотоварищи в бою бок о бок рубятся. Какой он тебе на моем подворье сотоварищ? — Верный, — коротко молвил Болотников. — Похвально, коли за сотоварища вступился. Возьму за него деньги. — Андрей Андреевич отодвинул один мешочек в сторону. — А твой долг пока не приемлю. Забирай деньги назад. — Помилуй, князь. Как же так? — от неожиданности проговорил тихо, почти шепотом,-Иван. — А так. У меня еще побудешь. Али худо тебе здесь? Одет, обут, за столом у меня ешь. Над другими холопами поставлен. — Истинно говоришь, князь. Да только... — Что только? — Телятевский холодно уставился на Болотникова. Знаком был Ивану этот взгляд. Не предвещал он ни- чего хорошего. — Все так, господин. Да только не жизнь мне без воли, — закончил Иван свой ответ. — А волю дам, у меня останешься? — Не ведаю. 40
— Вот и подумай покамест. На пасху поговорим. — Нет, князь, — дерзко возразил Болотников, — за- бирай долг, а мне подпиши вольную. На то мое право. — Право?.. — Андрей Андреевич вдруг усмехнул- ся. — Про новое уложение слыхал? Про уложение госу- даря нашего Федора Иоанновича? Так вот. Говорится в нем, что холоп никуда от своего хозяина уйти не может. Даже коли долг выплатит. Болотников, пораженный, молчал. — Мне не веришь, ступай в Холопий приказ. Там все узнаешь. По новому уложению холоп должен служить до смерти своего господина. — Нет! — закричал Иван. — Не может того быть... Князь подступил к Болотникову, схватил за ворот. Иван побледнел. Подумал: «Ударит — убью». Но Телятевский, шумно выдохнув, отпустил. — Доколе я с тобой препираться буду? Убирайся! Оставив деньги, Болотников вышел прочь. — Волю, видно, за верную службу не купишь... Потянулись в тяжком ожидании неделя за неделей. Но и на пасху не получил Иван вольную от Андрея Андреевича. Князь даже разговаривать толком не стал, бросил на ходу: — Успеется... когда пожелаю. И тогда вспыхнула у Болотникова давно угасшая мысль: «Бежать!» ВАТАГА К лету, коцца стало теплее, Болотников принялся по- дыскивать надежных людей. Начальный над холопами че- ловек, Иван знал, кто из них па что способен. Первому доверился Павлуше. Затем отобрал еще восьмерых. Гово- рил с каждым отдельно. Многого сулить не мог. Но одно обещал твердо — казачью вольницу. Она манила, звала всех. ...В николин день вышли из Москвы. Вначале Ивап 41
остерегался погони, вел ватагу лесными тропами. Про- двигались быстро и на девятый день подошли к Епифани, что стояла в верховьях Дона. Смеркалось. Понемногу вечерний туман окутал лож- бинку, поросшую ольховыми кустами, а оттуда расползся во все стороны. По ложбине бежал верткий ручей. — Заночуем здесь, — сказал Болотников и сбросил с плеч дорожную суму. Он зачерпнул в ладонь из ручья, попробовал: — Вкусна водица. Ну что, други, запаливай огонь. Павлуша достал трут, огниво, высек искру. Костер разложили в яме, чтобы кто чужой не увидел. За все время пути Иван был осторожен, на ночь выстав- лял караульных или сам сидел до утра, не смыкая глаз. Даже в деревни ватага не заглядывала: беглых повсюду ловили, сажали в темницы, потом кого возвращали хозяе- вам, кого себе забирали — крепостными всяк разживить- ся не прочь. В пути голодали. Ели ягоды и коренья, ставили в речках вершу, да народу-то десять человек... Третьего дня, правда, повезло: удалось забить выскочившего из ча- щобы кабана. Но тут не все гладко вышло. Раненый зверь успел пропороть клыком ногу Степану — самому сильно- му из ватаги. Пришлось сделать носилки, нести по оче- реди. Когда нажгли в костре углей, стали жарить на пру- тах мясо. — Сюда бы да кусок хлеба! — глотая слюнки, мечта- тельно сказал Павлуша. — Может, и соли хошь? — усмехнулся один из си- девших рядом. — Соли... — произнес кто-то, — я ее аж на вкус позабыл. Посыпались шутки: — Да она сладкая, навроде меда. — Позабыл, ворочайся в Москву к хозяину. Он те соли даст. 42
— Да каши с маслицем... Березовой. — Будет, ребята, зубы скалить, — сказал Болотни- ков. — Ешьте да на боковую. После еды выпили согретой в казанке воды, улеглись. Трава и кусты были мокрыми от росы, но военные холо- пы князя Телятевского ко всему привычные — сразу уснули. Болотников лежал на спине, глядя в звездное небо. Подумал: словно солью краюху присыпали. Вздохнул, по- вернулся на другой бок, провалился в сон. Не спали двое караульных, сидели рядышком, пере- говаривались, но затем один предложил: — Я малость сосну, а ты постереги. Потом растол- каешь, подменю. Второй караульный привалился к нему, долго слу- шал, как капала с кустов роса, и незаметно задремал. ...Рано поутру ехали ложбиной четверо оружных всадников. Углядели они: лежат подле кустов люди, спят. Мигом определили: — Беглые! Открыл Болотников глаза, а над ним служилый на коне — копье наставил, да еще улыбается. У копья древ- ко длинное, наконечник будто жало острое. — Как почивал?.. — спрашивает. — Не жестко ли?.. Да не балуй. Саблю брось вон туда... Не то так есть к земле приколю. Иван поглядел на товарищей. Над тремя из них на- висли копья. Стало быть, четверо конников против деся- терых пеших. Вроде бы сила на стороне служилых, одно- го только не знают они: не просто беглые мужики пред ними, но воины бывалые, в ратном деле наторевшие. — Куда, говоришь, саблю бросить? — переспросил Болотников, чувствуя, как девять пар глаз впились в не- го, ловя малейшее движение. 43
— А вон туда. — Всадник мотнул головой. В тот же миг Болотников резко дернул за древко. Служилый, не удержавшись, упал с лошади да так и не встал — железное жало проткнуло его насквозь. Лихо бились служилые. Но все полегли у ручья средь ольховых зарослей... Не даром далась победа и болотниковцам. Двое полу- чили раны от удара копьями. У Ивана с локтя сочилась кровь. Тела убитых Болотников велел затащить в кусты. Сте- пана и двоих раненых посадили на лошадей. Павлуша подвел вожаку коня. Но Болотников отка- зался, велел навьючить на него всю поклажу, чтобы люди шли налегке. — Так пойдем. Не ровен час кинутся искать слу- жилых. Когда над ложбиной поднялось солнце, они были уже далеко. ...А Дикое поле приближалось с каждым шагом. И воздух становился пьянящим, целебным. Даже раны перестали ныть. Весело пересвистывались в траве сусли- ки. Гордо кружили в чистом небе беркуты. Дышалось легко, Степь!
Часть третья (1598—1606 годы) БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ ПУТЬ к ТРОНУ Неяркий зимний свет проникал сквозь слюдяное окно. Царь смотрел на огонек лампады, беззвучно пошевелил губами. В застывшем восковом лице уже не было жиз- ни. У постели умирающего сидела царица Ирина, возле нее стоял Годунов, поодаль — бояре. Федора Иоаннови- ча спросили: — Кому, государь, оставляешь престол? Казалось, не услышал царь. Но вот губы его дрог- нули: — Как богу угодно, так и будет. Седьмого января 1598 года царя Федора не стало. Большой кремлевский колокол, вспугнув тучи галок, воз- вестил об этом народу. Незадолго до смерти Федор Иоаннович наказывал же- не: «Как приберет господь мою душу, удались от мир- ского жития. Постригись в монахини. Исполнишь?» — «Исполню», — пообещала Ирина. Но Борис упросил сестру-царицу не делать этого сра- зу. Она да патриарх Иов, глава русской церкви, были его опорой. Без них о троне и мечтать нечего. Мстиславский, Шуйский и другие родовитые бояре рвались к престолу. Годуновы не были такими знатными. Царица согласилась принять пока власть, и Москва, а затем другие города присягнули ей на верность. Но че- рез три дня перед собравшейся в Кремле толпой Ири- на объявила о своем пострижении. Она уехала в Ново- девичий монастырь, где приняла имя старицы Алек- сандры. Боярская дума решила созвать Земский собор. Это значило, что в столицу должны были съехаться выбор- 45
ные люди от всех сословий со всех городов. Вот они-то, выборные, и составят собор, который назовет нового царя. ♦ Нет, не зря Годунов уговаривал сестру. Понимал, при- спело время стать ему государем. Дождался! Да и кому быть на Руси царем? Годунов и умом го- разд, и духом тверд, и говорит красно. Знали, правда, про него и другое — честолюбив, мол, и вероломен. Но кто из прочих бояр без недостатков? А Годунов и править государством может, и в чужих заморских краях о нем с почтением отзываются. И все же не мог Борис, как раньше при Федоре Иоан- новиче, навязывать свою волю Боярской думе. Сидев- шие там родственники и доброхоты предлагали избрать его на престол, но высшая знать не желала видеть Году- нова царем, считала его худородным выскочкой. А тут еще пошла по Москве молва, что Борис отра- вил благочестивого Федора. Заволновались посадские ни- зы. Годунов заперся в своих палатах, а затем уехал в хорошо укрепленный Новодевичий монастырь к сестре — старице Александре. — Как живешь-здравствуешь, боярин? — спроси- ла она. — Худо. Вся надежда на тебя и на патриарха... ♦ Патриарх Иов убедил народ в том, что с выборами нужно повременить, покуда не пройдет сорока дней со дня смерти Федора Иоанновича. Сам же зачастил в Но- водевичий. В присутствии духовных чинов патриарх выговаривал царице: — Ты, старица Александра, от мирских забот ушла, волю покойного государя Федора Иоанновича исполнив. 4G
То дело праведное. А что место свое пустым оставила — богу не угодно. Должно тебе на трон царя устроить. Так же прилюдно просил он Годунова вернуться к правлению. Когда кончился сорокадневный траур, Иов сразу же созвал собор на своем подворье. Сторонники Годунова за- читали «боярское свидетельство». Щедро были расписа- ны заслуги Годунова перед Русским государством! Бо- риса называли победителем «прегордого» царя Крымско- го, королей Польского и Шведского. Упомянут был и тот случай, когда больного Бориса посетил Грозный и по- казал на трех перстах, как равны для него Федор, Ири- на, Борис. На соборе у патриарха было решено: идти всем ми- ром к старице Александре просить, чтоб посадила на цар- ство брата. А в кремлевском дворце заседала Боярская дума. О Годунове там и слышать не хотели. Но и меж собой согласия не получилось. Никто из достойных собрать большинства не мог. Патриарх Иов мешкать не стал. По его велению к Новодевичьему двинулось шествие. Но Годунов, выйдя к толпе, заявил со слезами на глазах, что о престоле ни- когда не помышлял, а потому просить его на царство но надобно. Постоял народ, да так и ушел ни с чем: отка- зался Годунов государить. Получалось, напраслину возвели на Годунова — ка- кой же он цареубивец? Более того, добавился новый слух, что правитель собирается постричься в монахи. На следующее утро с самыми почитаемыми иконами шествие опять направилось к Новодевичьему. На этот раз народу было еще больше. Над толпой колыхались хоругви. Возле монастыря иконы выставили вперед, пат- риарх возглавил шествие. В скромных одеждах появился перед народом Борис. 47
На просьбу патриарха принять царство Годунов обвязал шею платком. Каждому стало ясно: правитель готов на- ложить на себя руки, но согласия своего не даст. Собрав- шийся люд был потрясен. От криков и воплей, казалось, дрогнули монастырские стены. Борис, склонив голову, выжидал. Все шло, как было задумано. Ну что ж, а теперь пусть увидят, что он не же- стокосерд, что не может без душевной боли принять стра- дания народа. Годунов поднял голову. Иов опустился перед Годуновым на колени. Все за- мерли. Было слышно, как звякнул о каменные плиты нагрудный крест патриарха. Тотчас повалилась на колени толпа. Тогда Борис негромко, но твердо объявил: — Не по своей воле, а по воле господа... согласен. Толпа ликовала. Патриарх Иов в монастырском собо- ре, не медля, нарек Годунова на царство. Тем не менее надежды Бориса еще не сбылись. Пред- стояло переманить на свою сторону бояр, предстояла борьба с думой и лишь затем коронация. Возвращение правителя в Москву посадские встрети- ли радостно. Кто победнее подносили Годунову хлеб- соль, кто побогаче — дорогие подарки. Некоронован- ный царь хлебом-солью не брезговал, дорогих даров не взял. ♦ Между тем в самой думе не прекращались споры. Никак не могли решить бояре, кому быть преемником царя Федора. Словесным стычкам, казалось, не будет конца. Годунов опять уехал в Новодевичий монастырь, за- явив, что от престола отрекается. Не сгоряча решился на такой шаг Борис. Все было им и патриархом предусмот- рено. Иов сразу отправился к сестре Годунова. — От тебя, старица Александра, — сказал он ей, — ожидает народ высокого указа. 48
— Что надобно сделать? — спросила старица. — Дать повеление, чтобы Борис на царство венчал- ся. Промедленье грозит погибелью престола московского. Так вместо решения Боярской думы появился высо- кий указ царицы. Против него дума пойти не могла. По давнему обычаю бояре присягали новому царю в зале, где заседала дума. Годунов решил пренебречь этим обычаем. Посоветовавшись с Иовом, он заявил боярам: — Крест мне целовать будете в Успенском соборе. Далее Годунов потребовал, чтобы вся Москва присяг- нула ему не в «доможительных» церквах, а в Успенском соборе. Много дней подряд с утра до вечера шел посад- ский люд к Кремлю присягать Борису... И все же неспокойно было Годунову. Не мог он пол- ностью довериться боярской верхушке. Поэтому не зря ве- лел он включить в присягу слова, что каждый обещается «не соединяться на всякое лихо скопом и на царя заго* вором не приходити». 3 сентября 1598 года Борис Годунов короновался в Ус- пенском соборе. Сев на трон, Годунов наградил своих лучших слуг. И в первую очередь дворян. Для служилых людей прика- зал выдать из царской казны за один год три жалованья. Казалось бы, все устроилось: престол его, противники подчинены. Но почему в Ливонию дошел слух, будто Го- дунова убили бояре? Почему польскому королю Сигиз- мунду III доложили, что на приеме Борис ударил Рома- нова посохом, а тот набросился на царя с ножом?.. Поначалу царь был милостив и к простому люду — налоги поубавил. Только что беднякам эта подачка! Все равно что выжженному полю горсть воды. Крестьяне помнили: по совету Бориса отменил царь Федор Иоанно- вич выход в Юрьев день *. Нет, не чтилп в народе бояри- на Годунова, севшего на царство. * Один раз в году (за неделю до 26 ноября и неделю после него) крестьяне могли перейти от одного хозяина к другому. 4 о. Тихомиров 49
ГОСУДАРЕВЫ ЗАБОТЫ Дождливой была весна 1601 года. Водой затопило лу- га, нивы, огороды. И летом не переставали лить дожди. А с августа грянули заморозки. Собирать с полей было нечего. Такими же выдались еще два года. Горше всего пришлось Москве с ее торговым да ре- месленным людом. Цены подскочили на хлеб — не подсту- пишься. С голоду помирать стали посадские. Господа прогоняли холопов, чтоб только не кормить. За два с по- ловиной года на трех кладбищах похоронено было более ста тысяч москвичей. По случаю великого голода приказал Годунов разда- вать хлеб из казенных запасов. Но те, кому это было по- ручено, воровали, а в раздачу шла малая доля. — На нашей нужде наживаются. Бей их! — кричала голытьба и громила амбары. На дорогах учинялись грабежи. В Москве в «Разбойный приказ» каждый день текли целые потоки жалоб и челобитных. Помещики, купцы, монастырские сообщали, что от разбойников житья нет — побивают до смерти, дома жгут, товар и деньги отби- рают, урожай грабят. Царь Борис Федорович был обеспокоен. Требовал разбои повывести, посылал в уезды воевод с дворянски- ми отрядами. Прошлую ночь Борис почти не спал, сон одолел его лишь под утро. Который день подряд голова тяжелая и в груди покалывает. Но начавшееся нездоровье не трево- жило Годунова. Бог даст, болезнь как пришла, так и уйдет, — внушал он себе. Хмур и темен лицом он был от забот, что свалились на его плечи. И мысли черные уносили покой, жгли голову каленым железом. Рвался к высшей власти, а что приобрел для себя? Ничего, кроме мрака на душе и боли на сердце. Царст- 50
вом он и прежде правил. Хотя прикрывался другим име- нем, зато лиха не знал. Надежным щитом было имя царя Федора. После смерти Федора подняли бояре грызню. Хотели придавить «княжеским корнем», знатностью, что- бы занять трон. Тут бы стерпеть Годунову и уйти в тень. Пусть и не первым господином в государстве значиться, да жить вольготно. А не как в стае волков — беги, пока можешь, а выбился из сил — съедят. Не смог он сойти с той высокой горы, на которую взошел. Не смог уступить другому. Уж не он ли, не Го- дунов, отдал столько сил России: и в походы с войском ходил, и города-крепости строил, и в чужие страны пос- лов посылал. И впустую? Ступил бы на престол боярин родовитый, да без государственного ума и твердости в ру- ках — и все прахом? Пять лет с тех пор минуло. А трон под Борисом до сих пор качается. И опереться не на кого. Боярская знать притихла, а на уме одно — спихнуть Годунова. Слуги внесли на подносе блюда, золотой кувшин с ви- ном и кубок. Борис не взглянул на еду. — Ступайте, — отослал он людей. Налил в кубок ви- на, отпил. Вспомнил заседание в думе. В памяти мелькнули ли- ца бояр и думных дьяков. Бегающие глазки Василия Шуйского... Голос вкрадчивый, с хрипотцой. Годунов жевал, не чувствуя вкуса. Кусок не лез в горло. Отовсюду шли недобрые вести. В Сибири Алей-царе- впч на Тюменский уезд напал, потом к Туринскому остро- гу двинулся, тамошний голова просит помощи. Под Аст- раханью казаки купцов грабят, и, видать, силы у них много: стрелецкий отряд разбили. Да что окраины? Во- круг Москвы вон как гуляют! 4* 51
А холопье войско! Надо же, в Комарицкой волости во- ровские люди старейшину выбрали, Хлопком прозывается, да отряды собрали. Голытьбы-то беглой тьма-тьмущая. Куда им податься? И раньше бродяги да беглые на без- делье и воровство всякое сходились. Но чтоб войском на царя идти — такого не бывало. Бунты, верно, случались. Даже в Москве чернь поднималась. Борис вздрогнул... Воспоминание перенесло его в тот год, когда умер Грозный. В апреле тысячи посадских рва- лись в Кремль. Гул голосов, удары бревна в ворота Фро- ловской башни — все слилось в нечто зловещее, неодо- лимое. Толпа разбила на Красной площади арсенал, за- хватила оружие, завладела большой пушкой, что стояла на Лобном месте. Царь Федор хватал бояр за руки, про- сил: «Ступайте. Поговорите с ними. Избави бог, ворвут- ся». Трясущийся, как лист на ветру, Богдан Бельский... Народ требовал выдать его на расправу. Бельский, ба- ловень Грозного и его советник, удалой опричник и всего лишь три недели назад еще руководивший присягой Фе- дору, не находил себе места от страха, искусал в кровь губы. Чернь кричала, будто Бельский отравил царя Ива- на Васильевича. Чуднее не придумаешь. Но любит на- род сказки и слухам верит. В тот день опекун * ушел в отставку. Сообщили об этом посадским и вывезли Бель- ского из Москвы. А чтобы народ поживее расходился, ударили из пушек с крепостных стен. Через два года после того бунта грянул новый. Воз- мутились посадские, как прослышали, что вместо умерше- го князя Никиты Юрьева стал правителем Годунов. Про- тив него были Шуйские и митрополит Дионисий. Хотели, чтоб Федор Иоаннович отправил в монастырь бездетную Ирину Годунову, а в жены взял сестру Мстиславского. С того и разгорелся сыр-бор. Шуйские на свою сторону * Иван Грозный, считая сына Федора неспособным управлять государством, назначил для будущего царя четырех опекунов: И. Ф. Мстиславского, И. П. Шуйского, Н. Р. Юрьева, Б. Я. Бель- ского. 52
торговцев да прочих посадских приманили. Там и голыть- ба двинулась: да только ее с оглядкой нужно приважи- вать. Кипела чернь, снова осаждая Кремль. И опять жал- кий царь Федор молил бояр: «Уймите их! Сделайте что- иито бога ради». Чернь ворвалась в ворота, заполнила Соборную пло- щадь. Они жаждали его, Борисовой, погибели. Хотели ви- деть правителем воеводу Ивана Петровича Шуйского. Годунов глядел на разъяренную толпу в узенькое оконце: сжатые кулаки, у иных — дубины и колья. По- падись — порешат мигом. Подумал тогда Борис: все, ко- нец пришел. Но Шуйский Иван Петрович, видать, и сам перепугался. Вовремя понял: одним Годуновым толпа не насытится — полетят и другие боярские головы. Поспе- шил выйти на площадь, объявить: мол, ударили мы с Годуновым по рукам, будет править с нами в согла- сии... Царь встал. Походил по просторной палате, вернулся, сел на место. Да, хотели, чтобы в правителях был князь Иван Пет- рович. Старика посадские чтили. Не из последних вое- вод был, что верно, то верно. Но царя Федора в это вре- мя Борис уже держал в руках. Да что старое ворошить. Ныне вон тоже дела веселые — холопье войско на Моск- ву движется. До чего Русь дожила!.. По настоянию Годунова сегодня вышел указ о холо- пах. Он давал право холопам, которых господа выгнали в голодные годы, получить отпускную. С этой отпускной они становились вольными людьми. В думе поднялся ропот: не все понимали, зачем по- надобился царю такой указ. Голицын, искоса взглянув на Годунова, поддел: — А на что им воля? У Хлопка в войске им и так вольно. — На то, — сдержанно ответил Годунов, — чтоб хо- лоп загнанным волком не был. Такой на любого кинет- ся. Холоп без отпускной все равно что беглый: никто его 53
к себе не примет. Помирай с голоду. Одно остается у беглого — разбойство. А мало ли разбойников Хлопок на- брал?.. Молчишь, Голицын?.. Может, кто другой скажет? — Дозволь спросить, государь, — молвил Гагин. — Без холопов-то добрым людям какое житье? Ежели бег- лого изловят, возвращают хозяину. А теперь что — мину- ют два-три года, никого в холопах не останется? — Ты три года сперва прожить смоги. Далеко загля- нул, — невесело пошутил Борис и пояснил: — Указ о хо- лопах нам сейчас надобен, чтобы бегство пресечь. Доро- га ложка к обеду. А что через год станется, увидим. От- менить указ тоже в нашей власти. Вслед за указом Годунов предложил думе принять еще одно важное решение: подавить Хлопка нужно «мно- гою ратью» с воеводами. Кого назначить во главе войска, дума не обсуждала. Годунов хотел сам поразмышлять об этом после. Выбор его остановился на Иване Басманове, который и раньше побивал воровских людей. ПРОТИВ ХЛОПКА Не сразу вышел из Москвы Басманов. Пока войско собиралось и снаряжалось, минул почти месяц. Наконец отряды общим числом до четырех тысяч выступили. Было начало сентября 1603 года. Земля повсюду рас- кисла, по дороге шли — месили месиво. Отряды состоя- ли не только из конных дворян. В поход были взяты и пешие стрельцы, что еще больше замедляло движение. Басманов слыл воеводой крепким, надежным. Приказ Годунова принял как должное, а не по нутру был ему этот поход: опять досталось сражаться со смердами, ни- чтожными холопами, ворами, разбойниками. Нападают из засад, от большого открытого боя уходят, ищи их по лесам и оврагам. Да ежели и побьет он чернь, другие вое- воды скажут: «Не велика заслуга — холопов шапками закидать». 54
Где находится Хлопок со своими мятежниками, уяс- нить было нелегко. Местные либо не знали, либо не хо- тели выдавать, а потому говорили кому что взбредет. Ба- сманов посылал разведчиков, наказывая все выведать точнее: — Без «языка» не возвращайтесь, шкуру спущу. Разведчики кивали. — Постараемся. Как не привести... Дабы исполнить приказ, хватали любого подозритель- ного. С такими «языками» от волокиты * пользы не было. А то и вовсе разведчики не возвращались: кому охота под горячую руку лезть. ...Стрельцов Фому и Пахома никто в разведку не по- сылал. Они вышли из лагеря Басманова по своей воле. Путь их лежал к селу, что находилось в стороне от доро- ги. У каждого была за спиной котомка: думали раздо- быть снеди. Фома был невысок, но кряжист, его то и дело тяну- ло перекинуться словечком. Второй стрелец повыше и по- суровее видом, предпочитал отмалчиваться. Шагал он широко, не обходя дорожных луж, лишь брызги летели из-в.од ног. — Эх, — вздыхал Фома, — жизнь наша собачья. На дожде мокни, живи впроголодь, а чуть что — по шее. ...Да не иди ты так прытко. За тобой не поспеть. У тебя ноги будто ходули. Пахом сбавлял шаг, и некоторое время стрельцы шли рядом. Но вскоре Пахом опять вырывался вперед. Тем вре- менем дорога, по которой они двигались, свернула к лесу. — Эй! — позвал приотставший Фома. — Слышь-ка, Пахом! — Чего тебе? — Бери прямиком. Лес-то нам не надобен. — Не бойсь. Чай, мы с тобой не купцы, — усмехнул- ся Пахом. Но все же сошел с тропы. * Волокита — допрос. 55
Теперь онп брели по мокрому полю, и Фома опять клял судьбу, ругал разбойников, поносил и господ, п хо- лопов, из-за которых пришлось маяться. — Холопы, чай, тоже люди, — заметил Пахом, — а живут на что хужей нашего. — Много ты знаешь... Да постой! Куда припустил, будто смерть за ним гонится? Пахом приостановился, обождал товарища, но ничего не сказал. Он вспомнил, как встретили вчера бродягу. Думали, беглый. Оказался княжеский холоп. Из Москвы путь держит, а куда — самому неведомо. Где лучше. Только где оно лучше — один бог знает. Холоп рас- сказал, что князь прогоняет всех слуг со двора. «Пошто прогоняет?» — спросил Пахом. «В хлебный недород кому охота в доме лишние рты держать». — «А отпускную чего не жалует?» — «Чтоб после сызнова взять в холопы. Ежели до той поры с голоду не по- мрем». — «Да ваш князь злодей, — проговорил Пахом.— Креста на нем нет». И осекся: неподалеку проходили лю- ди из дворянской сотни. При них лучше язык на замке держать. А еще вспомнился Пахому брат Павлуша. Когда при- шел он в последний раз навестить брата, сказали, нету, мол, теперь на подворье Павлушки. «Где же он?» — рас- терялся стрелец. «С Болотниковым убег». Пахом схватил княжеского челядинца за грудки. «Чего напраслину по- решь?» — «Хороша напраслина, когда десять холопов со двора подались». И вот теперь Пахом шагал и думал: где же Павлуш- ка? Не на Дон лп подался? Болотникова он видел на по- дворье один раз. Братишка говорил о нем, мол, заступа- ется, стрелять из лука учит, гостинцев дает... Да только с тех пор годы пробежалп. Жив ли Павлушка? И ежели оп у Хлопка в войске, что ж тогда будет — брат супро- тив брата пойдет? Смеркалось, когда стрельцы приблизились к деревен- ской околице. Решили заглянуть сперва в крайнюю избу, 56

разузнать, к кому зайти, чтобы не терять времени по- пусту. На стук их в двери появился крестьянин. Увидев пе- ред собой двух краснокафтанников *, испуганно от- прянул. — Здорово, хозяин! — Стрельцы шагнули в сени. — Чего как от нечистой силы пятишься? Мы тебе худа не сделаем. — Не ждал никого об эту пору, — отвечал хозяин, а сам все посматривал за спины вошедших: не появится ли еще кто. Выглянул за дверь — ни души. — Погодь- те, — сказал он. — Я первый пройду: притолка низка — в темноте зашибетесь. Изба была тесной. За большим столом сидело человек десять. — Эй, ребята, — сказал один из них, рябой, с орли- ным носом, — гляньте, каких гостей хозяин привел. Громкий говор стих, и все уставились на Фому и Па- хома. Сняв шапки, стрельцы перекрестились на икону: — Хлеб да соль! — Подвиньтесь. — Рябой кивнул своим, затем обра- тился к стрельцам: — Куда, молодцы, путь держите и откуда? — Мы, вишь, люди князя Басманова, — охотно заго- ворил Фома, — а идем с войском Хлопка бить. — И велико ли войско ваше? — Конных тысячи две будет, и пеших, почитай... — Договорить он не успел, потому что Пахом ткнул его лок- тем в бок и повел глазами в угол, где были сложены саб- ли и кистени. «Никак тоже люди военные, — подумал Фома, и вдруг его аж в пот бросило: — Уж не разбойники ли?» В ту же минуту сидевшие рядом на лавке люди выхвати- * Красные кафтаны — форма в одном из стрелецких приказов (полков). 58
ли у них из ножен сабли. Пахом рванулся было, но трое повисли у него на плечах. — Связать их! — скомандовал рябой. Стрельцов тут же скрутили веревками. — Может, так сподручнее про войско говорить, а? — с издевкой спросил рябой. Пленники молчали. — Добро. — Он отцепил у них ножны. — Хотят с Хлопком повстречаться — поможем. Там языки-то им развяжут. ...Через два дня на передовой отряд Басманова, ото- рвавшийся от войска, неожиданно напали мятежники. В первых рядах был атаман Хлопко. — Государь, войско холопье разбито. Хлопко, а с ним до ста бунтарей закованы в цепи, — доложили царю. — Слава богу, — сказал Годунов. — Пусть Басма- нов придет: хочу его видеть. — Он убит, государь. — Басманов? — помрачнел Борис. — Да, государь. Пулей убит. — А говорили, у холопов топоры да рогатины. — У них и пушки имелись, государь. Битва была дол- гой. Они окружили наш передовой отряд. Поди никого бы не осталось, не поспей войско вовремя. — Привести заводчика всех бед — Хлопка. — Неможно, государь. Не гневайся. Изранен весь. — Повесить вора на площади, — велел царь. — Да поспешайте, пока не издох. Воеводу Ивана Басманова похоронили с почестями в Троице-Сергиевом монастыре. Фома и Пахом остались в живых. После допроса ата- ман велел их отпустить. Но в войско они не вернулись — посчитали, забьют их там, как изменников. Решили стрельцы уйти в донские степи. 59
Нелегкий предстоял им путь. Уж кто-кто, а служи- лые хорошо знали приказ властей: «Не велено никого на Дон пропущать и с Дону казака никакова пущать не ве- лено». Москва посылала отряды против донцов, приказы- вала ставить заслоны, пойманных же сажать по тюрьмам или казнить. ЛЖЕДМИТРИЙ Пока усмирял Годунов низы, заволновалась боярская верхушка. Царю стали повсюду мерещиться заговоры. На- чались и пытки, и казни, почти как в пору Ивана Гроз- ного. А тут и ноьэс лихо для царя приспело: пошел слух, будто жив царевич Димитрий и готовится согнать Году- нова с престола, а в Угличе-то, мол, убит не царевич, а кто-то другой. ❖ Злодея-самозвапца было велено поймать и доставить. Но кто он такой? Откуда взялся? Годунову донесли, будто царевичем Димитрием назвал себя бывший инок Гришка Отрепьев родом из обеднев- ших галицких дворян. Обитал он в Чудовом монастыре Московского Кремля. Хорошо знал грамоту, и одно вре- мя патриарх Иов брал его к себе для книжного письма. Как-то, напившись вина, похвалялся Гришка монахам, что, мол, будет он в Москве царем. Хотели схватить От- репьева за такие речп. Но его и след простыл. Объявился через год в Речи Посполитой, и уже не под своим име- нем, а как царевич Димитрий, наследник московского пре- стола. Хитро «признался» в том бывший монах: вроде бы во время болезни. Звал он в беспамятстве отца своего — Ивана Васильевича: «Спаси, отче, Москву от погибели, от незаконного царя Годунова. А меня, твоего сына Димит- рия, хотел он зарезать. Да спасся я божей волею. А ма- 60
тушку мою в монастырь упрятали. Один я как перст. И никто не знает, что жив я. Только бог все видит да ты, царь Московский, Иван Васильевич». ❖ Не все гладко шло поначалу у Отрепьева в чужой стра- не. Немало поскитался он по монастырям, служил у раз- ных панов. Но не падал духом, от своей цели не отсту- пался. Попытался связаться не только с влиятельными поляками, но с запорожским казачеством. Весной 1603 года подался в Сечь, которая в то время клокотала от волнений. Казаки закупали оружие, привлекали холо- пов и беглых мужиков в свое войско. Здесь собиралась та армия, что позже двинется с самозванцем на Москву. Са- мозванец всем сулил волю и деньги, на Дон послал каза- кам свое знамя с черным орлом на красном фоне... Вернувшись из Сечи, Отрепьев попал в город Брачин к видному польскому князю Адаму Вишневецкому. Имен- но здесь и произошло «признание». «Царевич он или нет — кому ведомо? — размышлял князь. — Скорее все-таки самозванец. Но пользу нам это принести может. Пусть король Сигизмунд решает, как быть». Знал Вишневецкий и о неладах Годунова с боярами, и о волненьях крестьянских, и о смутах московских: самая пора царем поставить нужного, своего человека. А пока князь велел прибрать покои для «царевича Ди- митрия», а слугам повиноваться ему с поклонами. Получив донесение от Вишневецкого, король Сигиз- мунд III потребовал выяснить подробности. И князь за- писал исповедь самозванца, что спас-де его в Угличе вос- питатель, который загодя узнал о готовящемся покуше- нии. Он подменил царевича другим мальчиком. Того-то якобы и зарезали. Когда князь спросил, зачем царевич надел рясу, Отре- пьев путано ответил, что воспитатель вверил его на попе- 61
чение некой дворянской семье. Там он содержался в до- ме до кончины верного друга. Тот перед смертью посове- товал: дабы избежать погибели, нужно сменить мирское имя, постричься в монахи и жить в обители... В эту «исповедь» Григорий привнес кое-что из сво- ей жизни. В монахи он постригся, в самом деле спасая свою голову. Связано это было с его службой у Михаила Романова. В 1600 году Борис Годунов подверг Романовых опале: царю донесли, будто они собирались отравить его семью. В одну из ноябрьских ночей у романовского под- ворья разыгралось настоящее сражение. Царские стрель- цы брали его приступом. Челядь отчаянно отбивалась. Романовы были наказаны: их отправили в ссылку, старший — Федор был пострижен и отправлен в далекий монастырь. Расправа коснулась и романовских слуг. Мно- гие из них нашли смерть под пытками. Расторопный От- репьев успел постричься, чтобы избежать кары. Поначалу московские власти скрывали, что самозва- нец был связан с боярской верхушкой. Его по-всякому порочили: мол, пьянствовал он в миру, крал, «по своему злодейству отца своего не слухал, впал в ересь...». Году- нов надеялся, что поляки выдадут Отрепьева как беглого. Но когда о спасенном царевиче Димитрии заговорили по всему Русскому государству, Годунов понял, что ложь о Гришке пользы не принесет. Пришлось обращаться к помощи патриарха. Иов сказал народу: — Противный богу злодей Гришка Отрепьев жил у Романовых во дворе и заворовался *, от смертной казни постригся в чернецы и был по многим монастырям. Слу- жил он и на патриаршем дворе, понеже был грамоте зе- ло горазд и сперва смиренным прикинулся. Да воровство свое Гришка не бросил, а сбежал в Литву... Знайте, пра- вославные, не царевич Димитрий то, но вор-расстрига... * Воровством в то время называли неповиновение властям, измену, политические преступления. Вора в современном смысле слова звали татем. 62
В феврале 1604 года Вишневецкий повез самозванца в Краков — столицу Речи Посполитой. Помчались на за- пад две кареты да охрана — конная челядь. В одной из карет сидел одетый в дорогие наряды Отрепьев. По дороге остановились в Самборе у воеводы Юрия Мнишка. Принимали Лжедмитрия с почетом. Были по- дарки, музыка, обед в его честь. Нашлись и люди, подтвердившие его царское проис- хождение. Димитрия «узнал» один из холопов самборско- го воеводы. Крепко поддержал Отрепьева канцлер Лев Сапега. Он объявил, что его слуга Петрушка, прожив- ший детские годы в России, был хорошо знаком с царе- вичем в Угличе. Слуге же перед встречей с Отрепьевым было велено запомнить: у царевича возле носа бородав- ка и одна рука короче другой. Правда, увидев «царевича» в окружении свиты, холоп растерялся. Отвесив поклон, он стоял молча, словно во- ды в рот набрал. Положение спас сам «Димитрий». — Кого вижу! — воскликнул он. — Никак Петруш- ка?! И ты здесь, в Литве... Сколько же лет минуло! Слуга как проснулся. — Государь истинный... Димитрий Иоаннович! — Он опустился на колени, стал целовать руки Отрепьеву, при- говаривая: — Позволь, позволь, государь, приложиться... сперва к этой, что подлиннее... теперь к этой, что короче... Узнал я тебя, Димитрий Иоаннович, аж дух перехвати- ло... Вот и бородавка у носа... Поболе стала, а тогда ма- хонькой была, с ползернышка... В Самборе Отрепьев увидел дочь воеводы Марину. Красавица ласково улыбалась царевичу. — Счастлива была вас видеть, — сказала ему прп прощании. А в Кракове бывшего монаха пригласил во дворец сам король Сигизмунд III. С робостью явился туда От- 63
репьев. Но король был приветлив, на пиру поднял кубок и произнес, обращаясь к знатным панам: — За друга нашего, за царевича Димитрия! Сигизмунд и Лжедмитрий заключили тайное соглаше- ние. Хотя король и не мог выступить открытой войной против Русского государства, но сказал, что поможет ца- ревичу собрать войско «из добровольцев», по своей охоте пошедших на Москву, чтобы вступиться за настоящего царя. За поддержку самозванец обещал поделиться цар- ской казной и передать Речи Посполитой часть русских земель. Вернувшись в Самбор, самозванец посватался к Ма- рине. Но воевода не отдал ему в жены дочь. И здесь между Лжедмитрием и Мнишком был составлен договор: станет царевич русским царем — получит Марину, а за это одарит ее Псковом и Новгородом, самому же воеводе достанутся земля Смоленская и часть Северской. Начались сборы войска. К самозванцу шел всякий люд — охотники поживиться грабежом да насилием, на- емники, готовые продать свою саблю кому угодно, с юж- ных земель атаманы привели казаков, которых притеснял московский царь. Не на шутку перепуганный Годунов посылал Сигиз- мунду грамоты, уверял, что Димитрия давно нет в жи- вых, что походом на Москву собирается идти подлый са- мозванец. Король читал их с усмешкой... В октябре войско Лжедмитрия выступило. Теперь в народе только и говорили, что жив, дескать, царевич Димитрий. Годунов повелел языки резать за та- кие разговоры, да было поздно. И не слухи уже всех бередили: Лжедмитрий рас- сылал по городам и селам «грамоты прелестные» *. Назы- вал он Годунова захватчиком, а народу русскому обещал свою милость показать: одним славу сулил, другим — бо- гатство, третьим — «вольность и во всех винах пощаду». * «Прелестные» — от слова «прельщать». 64
Без боя сдавались ему города. Голытьба верила в «хо- рошего» царя, ждала Димитрия. Воеводы, страшась ее гнева, распахивали перед самозванцем ворота, встречали хлебом-солью. Уже перешли к нему Моравск и Чернигов, Путивль и Рыльск, Курск и Кромы. Повсюду велел царевич не тро- гать местных жителей, зла им не чинить. Кормил он по- сулами дворян и купцов: погодите, как сяду на трон — получайте в награду и поместья, и льготы торговые. А кое с кем рассчитался немедля — освободил от налогов юж- пые уезды. Не навечно, на десять лет. Да и как не пора- деть: больше всех помогали ему южане в походе на Москву. По всему государству уже бурлили восстания. Недо- вольные Годуновым быстро пополняли отряды Отрепь- ева... Казаки действовали в тылу годуновских войск. Среди царских ратников начался разброд, многие дворяне поки- дали полки, возвращались по домам. Лжедмитрий продвигался к Москве. Его гонцы теперь увозили письма в Краков — королю и в Самбор — Юрию Мнишку. Отрепьев сообщал о победах и о том, как любит его русский народ. Писал, что близок час, когда станет Марина Мнишек царицей. ♦ Тревожный, медленно угасающий звук большого коло- кола оповестил: умер Борис Годунов. Неожиданная смерть царя в тот апрельский день 1605 года всполошила город. Кинулся народ на площадь к Лобному месту: кого же объявят государем? Но никто из бояр не явился к шумев- шей толпе. С криками «Димитрия!» повалили посадские в Кремль и там узнали: займет престол царевич Федор, сын Годунова. Разъярилась толпа, хотела громить дворы Годуновых и Сабуровых, но засевшие там стрельцы из ру- жей ударили. Отступила чернь. О. Тихомиров 65
По приказу Годуновых вышел к народу дьяк, стал увещевать: — За кого, православные, шумите?.. За Гришку-рас- стригу, за самозванца?.. Царь наш Федор Борисович... Но говорить ему не дали. Из толпы потребовали: пусть старая царица, мать Димитрия, сядет у городских во- рот, дабы каждый мог спросить ее, жив ли царевич. И опять кричали: — Долой Годуновых!.. Хотим Димитрия. — На трон прямого царевича!.. Против самозванца Федор Борисович послал воеводу Басманова и Голицына. Но те сдали армию самозванцу. Правительство принялось готовить Москву к обороне. И вновь восстали посадские. Боярская верхушка устрои- ла переворот — царь Федор Борисович и его мать были убиты. Свергнут был патриарх Иов, что всегда стоял за Годуновых. Ничто уже не преграждало путь Лжедмитрия к Мо- скве. С пышной свитой, в окружении польских военачаль- ников въехал он в русскую столицу 20 июня. Напрасно ждал народ добрых перемен в своей жизни. Не избавил «хороший царь» ни от крепостной неволи, не издал ни указов справедливых. Но продолжал обещать и Юрьев день крестьянам, и волю холопам. А на деле как было при Годунове, так и осталось. Дворец Лжедмитрия охраняла немецкая стража. На пирах вино и мед рекой лились. Поляков в Москву без счета понаехало. Над обычаями русскими шляхтичи насмехались, а чуть что — выхватывали саблю. Москвичей это возмущало. На поляков стали косо по- глядывать. Бояре тоже призадумались: как же так — при рус- ском царе русским нет ни почета, ни почестей? Замысли- ли бояре заговор. Лжедмитрий узнал о заговорщиках — во главе их стояли Шуйские. Самозванец хотел было каз- нить самого рьяного из них — Василия, но в последний момент простил. G6
В Кремле он собрал стрельцов, сказал им: — Как зеницу ока, должны вы беречь истинного ца- ря. Разве мог кто-нибудь почти без войска овладеть та- ким великим царством, когда бы у него не было на то права? Бог того никогда бы не допустил. Я подвергал жизнь опасности не для того, чтобы самому возвыситься, но дабы освободить вас от крайней нужды и рабства, в которое поверг вас изменник отечества царь Борис... Хоть и ссылался Лжедмитрий на поддержку бога, а крепко начал жалеть, что пораспускал донских и запо- рожских казаков, которые шли с ним в войске от самой границы. Почувствовал Отрепьев, что нетверда под ним земля московская. Как меж молотом и наковальней оказался он. С одной стороны народ, с другой — бояре. А тут еще поступила весть, что по Волге с казаками движется к Москве царевич Петр — внук Ивана Грозно- го, сын царя Федора Иоанновича. На самом деле был он из посадских людей, родился в Муроме и звали его Илей- кой. Но казаки, с которыми он гулял по Тереку, а затем по Волге, избрали его «царевичем». В Москву они шли, чтоб получить от государя жалованье. Казаки прислали к Лжедмитрию гонцов с письмом. Прочитав послание, тот спросил: — Сколько же сабель в войске царевича? — Сорок сотен, государь, — ответили казаки. — Будет вам от меня жалованье, — подумав, молвил самозванец. — А племяннику моему Петру Федоровичу передайте: получит он в удел княжество. С тем гонцы и удалились. Войско «царевича» было на руку самозванцу. Но дви- галась подмога медленно. Тогда он отправил своего чело- века — Третьяка Юрлова на Волгу, торопить казаков. Из государевой грамоты «царевич Петр» узнал, что нака- зывают ему с войском «идти к Москве наспех». — Поспешим, — обещал Юрлову «Петр». — Выручим Димитрия Иоанновича. 5* 67
Прознав о переписке самозванцев, бояре всполоши- лись, начали тайно подбивать на бунт посадских. Боль- ше всех старался Шуйский. На рассвете 17 мая 1606 года самозванец пробудился от колокольного звона. Только что отпраздновавший свою свадьбу с Мариной Мнишек, он спросонок решил, что про- должают звонить в его честь. — А это что?! — вздрогнул самозванец, подойдя к ок- ну и увидев вооруженную толпу. — Оборони, господи... Стража!.. Разметав охрапнпков, посадские кинулись во дворец с криками: — Бей его!.. Отрепьев выпрыгнул в окно, но был найден и убит па месте. Тело самозванца сожгли, а пепел смешали с по- рохом и пальнули из пушки в ту сторону, откуда он пришел... ❖ ...«Царевич Петр» добрался со своим войском до Вя- зовых гор, что возле Свияжска, и там узнал о смерти Лжедмитрия. Ехавший из столицы казак сообщил: — На Москве Гришку-расстригу убили всем миром. Илейка Муромец повернул войско и двинулся вниз по Волге. В тот мрачный день в Кракове тучи висели так низ- ко, что казалось, их вот-вот коснутся высокие шпили со- боров. Король Сигизмунд III слушал доклад Адама Виш- невецкого, вернувшегося из Москвы. — Ваше величество, — рассказывал Вишневецкий, — в Москве был убит не только самозванец, но и больше тысячи поляков. Король уже знал об этих событиях. — Вся Москва поднялась, ваше величество. Это был пе просто боярский заговор, но сражение. Стрельцы па- лили из ружей. Чернь бежала с топорами и дубинами. 68

— Как удалось тебе спастись, князь? — Помог Василий Шуйский. — Русский царь? — В тот день он еще не был царем. Через два дня доб- рохоты Шуйского прокричали толпе на площади его имя с Лобного места. И этого было достаточно. Хотя многие называют его «полуцарем». — А что сделал Шуйский, — спросил Сигизмунд, — с доброхотами Лжедмитрия? — Был очень осторожен. Казнить бояр-противпиков он не решился. Выслал подальше от Москвы. Одного из самых опасных — князя Шаховского — отправил воево- дой в Путивль. Это тоже ссылка. Но, ваше величество, не успел Василий Шуйский занять престол, как в народе за- говорили, что царь Димитрий жив, а на многих боярских воротах было ночью написано, что «царь Димитрий по- велевает разграбить дома изменников». Шуйский с тру- дом подавил восстание. — Да... — помолчав, произнес король. — На Руси мертвых любят больше, чем живых. — Особый случай, ваше величество. Царевич Димит- рий — пострадавший. На Руси жалеют пострадавших. — Не очень-то они пожалели самозванца. — Он вел себя недальновидно и легкомысленно. — К тому же и нас пытался обманывать, — добавил король. — А ведь когда был здесь, наобещал для Речи Посполитой золотые горы. Ничего, подыщем другого... Не знал король, что в это время уже ехал к Польше Михаил Молчанов, выдававший себя за Димитрия. Оп должен был рассказать о своем «чудесном» спасении: в Москве, мол, убиг другой. Обещать, что опять наберет войско и расправится с боярами-заговорщиками. Но по- ка, дескать, всем нужно идти в Путивль к воеводе Ша- ховскому. И верно, князь Григорий Шаховской, ненавидевший Шуйского, замыслил поход на столицу. Он-то и попросил Молчанова на время стать самозванцем.
Часть четвертая (1606 год, июнь—декабрь) ДВУМЯ ПУТЯМИ ЧЕРЕЗ ТРИДЕВЯТЬ ЗЕМЕЛЬ Отряды приближались к русской границе. Еще пол- дня пути, и начнутся северские земли: Моравск, Черни- гов, Путивль. Вороного жеребца, что был под Болотниковым, прихо- дилось сдерживать. «Вот ведь, — думал Иван Исаевич, — венгерский конь, на придунайских лугах вскормлен, а рвется к русской сторонке, как я, грешный». Вдоволь насмотрелся заморских стран Болотников. После того как татары захватили его в плен и продали туркам в рабство, побывал он и в Венеции, и в Герма- нии, и в Венгрии, а теперь вот через Польшу домой воз- вращается. — Не балуй!.. Уймись! — ласково хлопал он жереб- ца по шее. — А ежели тебя в степь донскую... Поди, со- всем ошалеешь. — Болотников глубоко вздохнул. Степи, степи... Не наглядишься на них, не надышишь- ся. И почему воздух там так сладок — пить его можно заместо меда. А где сыщешь такие зори малиновые и небо лазурное? В раю? Казакам туда хода нет. И вспомнил Иван Исаевич... Всяко бывало на Ди- ком поле. Стаями шастали по степи татары и ногайцы. Кто на добычу шел, кто с набега. Разговор с ними был один — на саблях. И победы праздновали казаки, и триз- ны справляли — многие за обретенную волю платили го- ловой. Добрая сотня казаков была у Болотникова. Неспроста выбрали его в атаманы: справедлив, на деньгу не падок, в бою отважен и ловок. О своих сотоварищах заботился по-отцовски. Гулял бы он по Дону с казаками. Но кого беда стороной обходит? 71
❖ ...В тот день с четырьмя казаками послал Болотников Павлушу в станицу. Да на полпути возле курганов попа- ли в засаду. Окружили их крымчаки, по десять басур- ман па каждого. Засвистели со всех сторон арканы. Повезли татары за собой заарканенных казаков. По- том остановились, поговорили о чем-то в стороне и вдруг развязали одного. — Вернешься, — сказали, — к своим. Пусть выкуп дают, — татары кивпули на пленников, — золото при- вози. — А ежели нету? Чай, мы не купцы-богатеи. — Нету — башка долой. Понуро смотрел казак на татар. Поняли они: не ви- дать им золота. Не па тех папали. Опять поговорпли в сторонке. — Якши. Нету золото, кони давай, сабли давай. Одип казак — трп кони, три сабли. Что смотришь, шайтан? Скачи, пока жив. Поскакал казак в обратный путь. Выслушав его, Болотников задумался. Обойдешься ли выкупом? Крымчаки коварны, на любое могут пойти. Жаль казаков, а путце всех Павлушу. Был он атаману как меньшой брат. Что делать? Кинуться па басурман всей сотней? Нельзя: татары увидят издалека, сразу же перебьют схваченных. Хоть и мало надежды, что отпу- стят они пленников за коней, а по-другому не поступишь. Атаман отобрал пятнадцать человек, велел каждому взять по второму коню и вместе с ними отправился к курганам. В случае чего, посчитал, можно отбиться от пяти десятков татар. Правильно он прикинул. Да не мог знать главного: за курганами было две сотни крымчаков. Возвращались онп после неудачного набега. Поэтому не хотели теперь упу- скать даже малой добычи: ие то прогневался бы мурза, пославший их на грабеж. 72
В полуверсте от курганов Болотников приказал оста- новиться. Навстречу им тотчас выехали двое татар, но без пленников. Приблизившись, они, приветливо помахав руками, принялись осматривать коней. Осмотром вроде остались довольны. — Где казаки? — спросил Болотников. — Давай, давай... Пошли. Хорош кони. — Где наши? — Болотников крепко сжал татарину плечо. — Там, там, — крымчак мотнул головой в сторону курганов. — Приведи сюда, — потребовал Болотников. — Якши, арус. Пошли. — Сюда, понимаешь?.. Сюда веди. Татары закивали, стали разворачивать лошадей. Болотников преградил им путь. — Один пусть скачет. Второй останется с нами. Тень беспокойства мелькнула в раскосых глазах та- тарина и хоть тут же исчезла, Болотников уловил эту тень. Когда первый татарин ускакал шагов на сто, ата- ман сказал: — Стойте здесь и не двигайтесь. А сам припустил коня к одному из курганов. — Яс тобой. — Степан бросился было за ним следом. Болотников сердито обернулся: — Кому сказал, стоять! Казаки смотрели, как их атаман взбирался на холм. На самой вершине он вдруг выдернул саблю и зама- хал ею: — Назад, други!.. Назад! Сверху ему была видна затаившаяся в лощинах та- тарская конница. Убедившись, что их заметили, крымча- ки выскочили и с гиканьем понеслись двумя крылами, чтобы сомкнуться и окружить казаков. И уж приготови- лись болотниковцы вступить в последнюю сечу, но опять долетел крик атамана: — Уходи-и-те!.. 73
И не просто крик то был, а приказ. Тоже последний и отчаянный. Ослушаться его никто не мог. Повернули казаки коней. К Болотникову мчались со всех сторон крымчаки, рас- кручивая арканы. ❖ ...Недолго был он в плену у татар. Через три недели оказался на невольничьем рынке. Болотникова и Павлу- шу купил одноглазый турок. А потом еще через неделю они уже были на галере, где их приковали вместе с дру- гими рабами к скамье. Так и плавали несколько лет. Зной ли был, стужа — сидели гребцы, открытые всем ветрам. А чтоб работали проворнее, надсмотрщик угощал их плетью. Умирали гребцы, да хозяину невелик урон: рабы стоили дешево. Видел Болотников, как худо Павлуше: сил у парниш- ки нету, глаза воспалились, на лбу испарина. Иван отда- вал ему тогда свою воду и лепешки. — Держись, Павлуша... Держись, родимый... На-ко съешь. Когда надсмотрщик отходил к другим скамьям, Иван шептал: — Не греби. За тебя погребем. А руки на весле дер- жи, не отпускай — не то увидит. Сперва приковывали Болотникова и Павлушу к од- ной из тех галер, что сопровождали купеческий корабль. Купец брал с собой на галерах воинов — они охраняли его от пиратов. Но потом Болотников попал к хозяину, который сам выходил разбойничать в море. У него был целый флот, промышлявший на торговых путях. Однажды турки напали на два немецких корабля. С виду суда походили на купеческие, но оказалось на них много пушек. Немцы начали палить по окружившим их галерам. Несколько суденышек были разбиты, осталь- ные поспешили сдаться. Освобожденные гребцы — среди них было немало ка- 74
заков — хотели тут же перебить своих мучителей. Но немцы позволили только отхлестать плетью надсмотр- щиков. А потом вздернули всех пиратов на реях. Корабли пришли в Венецию. Болотников смотрел — удивлялся: ну и город! Вместо улиц — каналы, вместо телег да повозок — лодки. На дворце узоры по камню вырезаны, будто кружева. И собор пригож. Лишь коло- кольня Ивану не приглянулась. Павлушка тоже согла- сился: — Высока, а глазу зацепиться не за что. До самого верху будто брус тесаный. Наша-то в Кремле покрасивше будет, а? — Покрасивше-то оно верно, — проговорил Болотни- ков. — Да ведь каждый к своему привычен. В Венеции задерживаться Болотников не стал. Нем- цы уговорили казаков уйти в Германию, послужить там. Но и у немцев недолго он пробыл: хоть и не в рабстве, да все вокруг чужое, а тоска по родине ела поедом. Из Германии перебрались в Венгрию, где часть земель была захвачена турками. Здесь он сошелся с венгерскими гайдуками. Вместе с ними казаки нападали на турецкие заставы. Привечали венгерцы Болотникова, их благодарность по душе пришлась ему, а на родину тянуло все нестерпи- мее. Сердце каждым ударом звало — домой... домой... ♦ И вот Польша — порог перед домом. Переступи его — Русь. В Польше встретился Болотников с разными людьми. Узнал многое — ио смерти Годунова, и о воцарении Ди- митрия, и о новом боярском царе Василии Шуйском, что без права сел на трон, а Димитрия помышлял сгубить... — И сгубил? — допытывался Болотников. — Не вышло. Спасся Димитрий Иоанныч. Сюда, ска- зывают, пришел — в Польшу. 75
Стал всюду выспрашивать Болотников о русском царе Димитрии. Наконец услышал: — Колп хочешь, можем свести. Царю нужны верные люди. Послужить со своими казаками... — Отчего не послужить. — Добро. Завтра же и в дорогу. В город Самбор. Не таким чаял увидеть царя бывалый казак. И не в том дело, что невысок, пегрозен был человек, к которо- му привели. Нет, другому дивился Болотников. Говорил царь неуверенно, за словом вроде в карман лазил да по- долгу подбирал — боялся, как бы не так ответить. А гла- за его все бегали, петляли, словно зайцы пуганые. «Эк застращали Димитрия Иоанныча, — думал Болот- ников, вглядываясь в лицо царя и стараясь отыскать в нем хоть малую толику власти и решимости. — Да небось каждого возьмет испуг, коли за тобой с детства с ножом охотятся». Речь вел царь об изменнике Шуйском и злодеях боя- рах, жаждущих его, Димитрия, погибели. Расспросив же Болотникова, кто он, да откуда, да много ли с ним каза- ков, стал царь сулить блага и ему и всем людям, которые на Шуйского подымутся. А еще сказал, что даст волю хо- лопам и крестьянам, лишь бы за него шли. — Стало быть, на Москву нас поведешь, государь? — спросил Болотников. — Стало быть, — помолчав, ответил Димитрий Иоан- нович. — Но сперва нужно тебе с казаками идти к Ша- ховскому в Путивль. Он — мой ближний человек — все знает, как делать. И людьми он тебе пособит. А я назна- чаю тебя большим воеводой над войском, моим гетманом. Завтра приходи, получишь о том грамоту. Болотников ушел. А Димитрий Иоаннович сел пи- сать. Закончив, отдал письмо гонцу: — Скачи в Путивль. Да порезвее. Когда поведал Болотников казакам о разговоре с ца- рем, все возрадовались. Откуда было им знать, что не с 76
сыном Грозного встретился их атаман, а с пройдохой Молчановым. В свое время Михаил Молчанов был при дворе Году- нова. Служил царю льстиво, выказывал преданность. Но тот же Молчанов после смерти Бориса вступил с боя- рами в заговор и был одним из убийц Федора Годунова. Хлебом-солью встречал он Лжедмитрия, за что тот при- близил его к себе. Вскоре Молчанов сошелся с князем Григорием Шаховским, который тоже нес верную служ- бу самозванцу. Потом, уже в Путивле, Шаховской дал ему государ- ственную печать. Князь похитил ее из царева дворца, по- ка толпа расправлялась с самозванцем. «Бери, — сказал князь. — С нею в тебя поверят. На то ты и государь Ди- митрий Иоаннович, что имеешь такую печать». Ну как не быть веселым: до русской земли рукой по- дать. Вернулся! Только уж не беглым холопом, а вольным человеком. И не просто вольным, что гуляет по степи с казаками, но большим воеводой. Вот она, грамота госуда- рева с печатью — попробуй кто усомниться. Да и без той грамоты чем он не воевода: вон сколько людей вли- лось в его отряды. Иване м Исаевичем величают, а ближ- ние други, с которыми прошел он через тридевять зе- мель, зовут батькой. В ПУТИВЛЕ Как узнали в северных да польских* городах, что на престол сел Шуйский, встревожились. Не отнимут ли, что было получено при Димитрии? Ведь он и землей кое- * «Польскими» называли города, граничившие с южными степ- ными землями — Диким полем: Ливны, Елец, Курск, Воронеж, Оскол, Белгород. 77
кого из дворян пожаловал, и низы от податей на десять лет освободил. По всему югу пошли волнения. Тех воевод, что стоя- ли за Шуйского, мужики поубивали. Так было в Путив- ле, в Белгороде, в Борисове, в Осколе. Послать Шаховского в Путивль было все равно что щуку бросить в реку. Поздно понял это Василий Шуй- ский. Прибыв в восставший город, Шаховской заявил на- роду: — Царь Димитрий жив и живет в прикрытии. Пото- му как убить его хотят изменники-бояре. Кипел, бурлил Путивль, а тут еще — не в добрый для себя час — явились из Москвы люди Шуйского, потре- бовали, чтобы город присягнул новому царю на верность. Выслушал их воевода, потом пожелал узнать: — Сколько дней от Москвы добирались? — Три дня. — Спешили, — заметил Шаховской. — Как не спешить. — Ничего, — Шаховской приподнялся. — Теперь от- дохнете. — И приказал челяди: — Отвести в темницу. — Как?! — Люди Шуйского взялись за сабли, но их схватили, поволокли к двери. — Да сам государь Васи- лий Иваныч.,. — кричали они, вырываясь. — Стойте! — повелел воевода. Он приблизился к ца- ревым посланцам, которых держали за руки. — Госуда- рем нашим был и есть Димитрий Иоаннович, понятно? Схваченные молчали. — Всыпать плетей, чтоб дошло, — сказал Шаховской и вернулся к столу. Отведав кнута, посланники Шуйского были брошены в темницу. Князь Григорий Шаховской времени не терял. Еще не успели замкнуть пленников, как оп отдал распоряжение: по всему уезду провести присягу на верность царю Ди- митрию. Вслед за тем велел позвать Истому Пашкова. 78
— Да шевелись, Захар, — сказал он слуге. — Спер- ва беги к пушкарям. Им новые пушки доставили. Небось подле них Истома: хотел посмотреть. В Венёве Истому Пашкова знали как человека смело- го и неглупого. Когда набиралось дворянское войско, стал он в нем сотником. Отряд его одним из первых взял сто- рону Шаховского. И верно, слуга разыскал Истому у пушкарей. Четыре медные пушки были наведены на голый холм. — Тебе чего? — недовольно спросил Пашков у подбе- жавшего к нему человека. — Воевода велел сказать... чтоб ты, господин... — За- хар никак не мог отдышаться, — шел до него немедля. — Успеется, — Пашков повернулся к пушкарям. — Зарядили? — Ему хотелось, чтобы из пушек стрельнули при нем. От новых стволов можно было ждать всего. Что с ними станется после первого залпа, никто не ведал. Случалось, разрывались пушки. Поэтому и смотрел сей- час Пашков лично, сколько пороху пушкари кладут да как заряд забивают. — Пали! — приказал он. Одна за другой грянули три пушки. Четвертая взо- рвалась. Пушкари, что были позади, чудом остались жи- вы. Но без крови не обошлось. Отлетевший кусок ствола ударил Захара, который, любопытствуя, тоже подошел к пушке. — Поделом, — сказал Истома, глянув на несчастного, лежавшего с перебитыми ногами. Повернулся и ушел. Воевода принял его сразу. — Садись, — сказал князь и кивнул на скамью. — Ты палил? — Я. Из четырех пушек одна негожая оказалась. — И то ладно. У меня к тебе разговор есть, — произ- нес Шаховской и умолк, что-то обдумывая. Истома ждал, потом как бы невзначай проговорил: — Слугу твоего зашибли. — Как? — оторвался от своих мыслей Шаховской. 79
— Дурень был, вот и поплатился. — Захар?.. Толковый слуга. Служил исправно. — В другой раз нос не сунет, куда не надобно. — Истома шевельнул мохнатыми бровями. — Пушку-то раз- несло. — Ты сам поосторожней будь, — опасливо взглянул Шаховской. — Слуга — черт с ним, а тебя подле сердца держу. — Спасибо за приязнь. В нашем деле, вишь, пушку не испытать что коня не объездить. Да полно, князь, обо мне говорить. Зачем звал? — Час настал. Пора, Пашков, идти тебе на Москву. — На Москву? — удивился Истома. — У нас войско тысяч на десять наберется. Куда против Шуйского? Себе погибель найдем. Подкопить бы силы, князь. — Десять тысяч. — Шаховской заходил по комна- те. — Но войско-то у тебя отборное, дворянское. Да еще казаки, служилые люди*. А ежели повернем на Шуйско- го чернь — мужиков да холопов? Поразмысли, Истома, сколь великая сила будет. — Нешто смердам с нами по пути, Григорий Петро- вич? На аркане тащить — надежно ли такое войско? Шаховской остановился у открытого окна, посмотрел на двор. Конюхи чистили лошадей. — Зачем на аркане? Подобру пойдут... Эй, Тереш- ка, — крикнул он вдруг, — покажи гнедого! Гнедой конь с длинной светлой гривой был его лю- бимцем. Когда Терешка повел коня по залитому солнцем двору, чистые бока его так и заиграли искрами. — Хорош? — улыбнулся воевода и знаком подозвал Истому. * Служилые люди несли государственную службу. Де- лились на служилых людей «по отечеству» (дворяне), которые занимали привилегированное положение в армии, и служилых «по прибору» (стрельцы, пушкари), набиравшихся из крестьян и посадских людей. Служилые получали денежное и «хлебное» жалованье, освобождались от налогов и повинностей. 80
Пашков выглянул в окно: — Знатный конь. Вот кто первый товарищ в бою. По- больше бы дворян, да на таких конях, тогда б, князь, и самого черта одолели, не то что Шуйского. — Одолеешь! — весело сказал Шаховской. — Всех одолеешь. — Ты говоришь, повернем чернь. Разве мужики да холопы заодно с нами пойдут? — Аркан не понадобится. Царь Димитрий посулил мужикам волю, и до могилы они поверили в него. Будь он трижды убитым, все равно скажут: спасся, жив. Он их надежда. Больше никто. Не бояре же. И не полуцарь Василий. «За Димитрия!» — будет наш клич. На не- го и слетятся они. На Москву же должно идти врозь: ты поведешь свое войско одной дорогой, мужики дру- гой двинут. — Кто мужиков поведет? — Садись. Расскажу. Будет у них свой холопский на- чальник — Ивашка Болотников... И Шаховской поведал Истоме о письме, которое до- ставил гонец от Молчанова. Там сообщалось, что движет- ся к Путивлю отряд во главе с бывшим холопом князя Телятевского Иваном Болотниковым. Что принять-де сле- дует его с почетом, ибо от царского имени назначен он теперь большим воеводой, гетманом. А в отряде у него — девять тысяч. Все казаки да военные холопы — в сраже- ниях искусные... — Что скажешь, Истома? — закончил вопросом Ша- ховской. — Не по душе мне воевода холопский, — насупился Пашков. — По душе, не по душе, речь не о том. Покамест бе- рем его — сила-то какая! А там видно будет. Ты же со своим войском завтра выступаешь. Пойдешь на Елец. Как захватишь город, скажу, куда дальше идти. 6 о. Тихомиров 81
Через несколько дней отряд Болотникова вошел в Пу- тивль. Князь Шаховской с интересом всматривался в откры- тое лицо и крепкую фигуру казака. — Слыхал я, что царь тебя грамотой пожаловал. По- кажи. Прочитав, Шаховской вернул грамоту Болотникову. — Рад за тебя, Иван Исаич. Коли стал ты большим воеводой, берись и за дела большие. — Для большого дела надобно войско большое. «И этот туда же. Где я тебе людей возьму?» — недо- вольно подумал Шаховской, но заставил себя улыбнуться: — На то ты и начальник, чтоб людей набрать. — Наберу, — твердо произнес Иван Исаевич. Шаховскому понравилось: не просит, значит, привык сам добиваться. Военачальнику сие к лицу. Князь сказал: — Я бы пособил тебе, но войско ушло с Пашковым. — Знаю. То дворянское войско. У меня свое будет — из черного люда. «Из черного, — с удовольствием повторил про себя Шаховской. — Вот, Ивашка, п возись со своей чернью. Ты и сам такой». Вслух же сказал: — Соберешь войско да на Москву пойдешь — святое дело сотворишь. А кто побьет Шуйского — твое ли вой- ско, дворянское ли, — не столь важно. Главное — измен- ника с трона согнать. — Доподлинно, князь, — не столь важно. Может и дворянин быть с черной душой, а черный человек — со светлой. Шаховской согласно кивнул. — И знай, государь твоих заслуг не забудет. — Я, князь, о наградах не помышляю. Вот ежели на- род двинется себе волю добывать... — За истинного царя двинется, — поправил Шахов- ской. 82
— Волю-то царь обещал. «Да ты не лыком шит. Крепкий орешек, — прики- дывал в уме Шаховской. — Ничего. Расколем». Спро- сил: — Как тебе наш государь Димитрий Иоаннович при- глянулся? Хмур был али улыбчив? Грозен, как его роди- тели, али мягок? Вспомнил Болотников свою встречу в Самборе. Как ответить? Вспомнил бегающие, беспокойные глаза, руку, что дрогнула, когда грамоту протянула. — Не мне о том судить, каков Димитрий Иоаннович. Государь есть государь. — Толково говоришь, — усмехнулся Шаховской. — Ну что ж, иди, воевода, к своему войску. Да с походом не медли. Болотников созвал совет. Когда атаманы и есаулы расселись, заговорил о главном. — Други и братья, — сказал он, — мы с вами идем на правое дело. Полуцарь Шуйский, что сидит на москов- ском престоле, наш враг. Престол захватил он обманом. Но есть истинный царь — Димитрий Иоаннович. Он да- ет нам волю. И мы должны помочь ему. У злодея Шуй- ского силы против нас поболе. А потому надобно поды- мать весь народ. Я тож, как вам ведомо, познал и холоп- скую жизнь, и свободу казачью, и рабом на галерах пла- вал, да не сломился, а пуще прежнего стал ценить волю вольную. Посему говорю, посылайте по городам и селам людей — пусть собирают в наше войско холопов, и му- жиков, и бедноту посадскую. После совета Болотников держал речь перед толпой на городской площади. — Люди добрые, не видать нам воли, ежели не вос- станем против Шуйского да господ, что с ним заедино. 6* 83
Полуцарь лишь о собственном благе печется и своим боя- рам угождает. Гнать его с престола! Затихли все. Дерзкие слова говорил Болотников, да запали они каждому в сердце. И всколыхнулась толпа, загудела, будто лес на ветру. — Мы с тобой! — закричали. — За волю! — Веди пас куда хошь! — Волю добудем али сложим вместе головы! Потянулся отовсюду народ к Болотникову. Путивльский воевода князь Шаховской опять при- звал к себе Ивана Исаевича. — Оба мы с тобой враги Шуйского. Одно дело заду- мали. Говори, гетман, чем помочь? Понимал Болотников, что с князем надобно держать ухо востро, что Шаховской всякое может задумать, но виду не подал. — У тебя есть копья, сабли, ружья да порох — вели раздать моим людям. — Велю. — И пушки у тебя, сказывают, есть... «Ишь, все разузнал, тороватый», — с неприязнью по- думал Шаховской. — Истоме Пашкову отдал до последней, — солгал Шаховской. Не мог он расстаться со всеми пушками, бо- язно было при себе ни одной не оставить. — Ладно, — молвил Болотников. — И на том, что даешь, спасибо. Пушки в бою добудем. Не зря отправлял Иван Исаевич в города малые и большие, в деревни и села верных гонцов. Не зря рас- сылал он свои листы*, в которых призывал «побивать вельмож и сильных». Люди к нему все шли и шли. * Листы — письма-обращения. 84

ВСТРЕЧА В ЛЕСУ Соломенная крыша протекала, крыльцо провалилось, да и вся изба скособочилась. И не потому жил Михей в такой избе, что был он мужик непутевый, а все дело бы- ло в том, что уж больно лют у него господин. Не даст ни дерева срубить в лесу, ни соломы с поля взять. Да что говорить — у него зимой снегу не выпросишь. Амбары господские ломились от мешков с мукой. А у крестьян, что работали на хозяина — землю пахали, сея- ли, жали, зерно молотили, — пусто в доме. Помещик оставлял им столько, чтоб мужики ноги не протянули. Иначе кто бы в поле трудился? Хотел Михей бежать на южные земли. Да как? Трое ребятишек у него. И оставаться тяжко. Что делать? И все же решился Михей свою избенку подправить. Не то, чего доброго, завалится, пришибет кого. Темной ночью срубил он в лесу дерево, только стал обтесывать, как вдруг видит, выходит на него человек. «Ну, — думает Михей, — пропал я. Незнакомый человек. Видать, из слуг хозяйских. Поведет к господину, а там запорют насмерть. Нет уж, не дамся...» Сжал Михей то- пор, ждет, пока человек ближе подойдет. А тот будто обо всем догадался. — Брось топор. Я тебе зла не сделаю. Ты кто бу- дешь-то? — Михейка Долгов. — А я гулящий человек. Сегодня тут, завтра незна- мо где буду. Хозяин твой кто? Михей снова сжал топор. Человек усмехнулся: — Да ты что, я ить не доносчик. — А пошто тебе мой хозяин? — Ты сам-то отвечай, не спрашивай. — И человек повелительно взглянул на Михея. Тот, помолчав немного, произнес: — Ну, князь Шишагин Гаврила Тимофеич. — Кровопийца-то?.. Слыхал про такого. 86
Михей Долгов не знал, что сказать. Со своими му- жиками они не раз поминали хозяина недобрым словом. Так то свои. А тут поди разбери, кто он, «гулящий чело- век». Не выдал бы. — Чего молчишь?.. Нешто не у вас третьего дня по его приказу двоих палками забили?.. А не у вас, ска- жешь, народ с голоду пухнет? — И то верно. — А чего терпите?.. Доколь он вашу кровь сосать будет? Михей ничего не ответил. Лишь досадливо крякнул да с силой вогнал топор в бревно. — Во! Эдак бы по шишагинской шее, — сверкнул глазами человек. — А землю его меж мужиками поде- лить. — Да за это.е. знаешь, что сделают?.. — прошептал, невольно оглядываясь, Михей. — А ежели вы возьмете в руки топоры да вилы? — Войско супротив нас вышлют. — А вы сами в войско ступайте. К Болотникову. Слы- хал про такого?.. Нет?.. Зови завтра сюда об эту пору мужиков, я вам все скажу. Приведешь? Михей ответил не сразу. Сверкающие глаза незнаком- ца жгли его. «Видать, горячий человек, — думал Ми- хей. — Не разбойник ли?.. A-а, чего там! Лучше па во- ле погуляю, чем погибать от господских палок или поды- хать с голоду...» — Приведу, — сказал Михей. НА ЧЕЛНАХ В то самое время, как из Путивля вслед за отрядами Истомы Пашкова ушли воины Ивана Болотникова, в жиз- ни бывших стрельцов Фомы и Пахома случилась крутая перемена. На Волге у сторожевого поселка Царицына примкнули они к сотням Илейки, которого казаки провоз- гласили «царевичем Петром». 87
Фому и Пахома приняли охотно, но поначалу рас- спросили: — Откуда родом? — С Москвы. Казаки оглядели поношенные красные кафтаны. — В стрельцах, что ль, были? — Были, — разом ответили Фома и Пахом. — И где вас черти носили? — Служилый что муха: где щель — там постель, где забор — там двор... — добавил Фома. — Верно сказывают, спасся Димитрий Иоанныч, аль брехня? — поинтересовался Пахом. — Все верно. Наш-то начальный человек царю Ди- митрию племянник, — ответили казаки. — Да ну? — вырвалось у Фомы. — Не веришь? — недобро прищурился казак со шра- мом через все лицо. — Как не верить, — поспешил исправиться Фома, — понятно дело — племянник. — И виновато улыбнулся. — Ты не скалься, — хмуро заметил казак, — а за- помни: попал ты к Петру Федорычу, сыну царя Федора Иоанныча. Забудешь, не сносить башки. — Как же, как же... — поддакивал Фома, — запо- мним. — И оглядывался на Пахома, словно искал у него защиты. — Запомним, — вступился Пахом. — Дело нехитрое. Стрельцов накормили, показали челн, при котором надлежало им теперь быть. Через несколько дней «царевич Петр» созвал старей- шин и объявил, что намерен увести войско с Волги па Дон, а там по Донцу двинуть на Путивль. Наутро все челны «царевича» отошли от поселка. Прощай, Волга. Впереди — Дон. ♦ «Царевич Петр» сидел на самом большом челне. За- думавшись, уставился на темную воду. Что ждет его в 88
Путивле?.. Правда ли спасся царь Димитрий?.. А если и спасся, захочет ли признать в нем племянника?.. Прибли- зит к себе, аль замкнет в темницу, али велит рубить го- лову? Незавидную жизнь прожил Илейка. Происходил он из посадских. По имени был Илья Иванович Горчаков, по прозвищу — Муромец. Отца не знал. Когда мать умерла, нанялся служить у купца, затем стал бродягой, работал на судах, прибился к казакам, в Терках попал в холопы к Григорию Елагину, снова бродяжил и опять вернулся к терским казакам. Чего он изведал? С детства — побои, холод да голод. Подрос — познал тяжелую, не по силам работу. Богате- ев — бояр и дворян — ненавидел. Когда казаки подгова- ривали Илейку назваться «царевичем Петром», он спер- ва сробел, но как согласился, будто сам поверил в это. Власть пришлась по вкусу... Вода за бортом плескала, плескала, словно ластилась к челнам, пыталась успокоить Илейку. Не смогла. В ОБУЧЕНЬЕ Первая битва с воеводами Шуйского была для Болот- никова неудачной. Мужики, пришедшие в отряды, расте- рялись в бою. Как увидели царевых ратников, пустились наутек, бросая оружие. Тут уж и казакам трудно было сдержать врага — отступили. ...Михейка Долгов бежал, не разбирая дороги. Споты- кался, падал, вскакивал и опять несся. Бежал, не огляды- ваясь: позади сабли, да копья, да яростные лица ратни- ков. Одна мысль стучала в голове Михея: беги... беги... беги... Лишь когда падал он и, задыхаясь, обнимал зем- лю, думал: «Конец. Пришла смертушка». Лаптей на нем не было. Потерял, пока из первого ов- рага выбирался. А сабля — где она, когда ее кинул, ку- да? — не помнил. До того ли! Пепьковая тесьма, что дер- 89
жала порты, лопнула. Так и несся он, придерживая их одной рукой, пока не догнал его какой-то всадник. — Стой! — раздался голос. Михей схватился руками за голову — страх одолел. Закрыл глаза... Будь что будет. Казачьи старейшины, собравшись у Болотникова, зло шумели. — Чертовы лапотники, им бы тараканов на печи да- вить! — Толку не жди. Одна обуза... Болотников тоже был хмур, но молчал. Наконец не выдержал: — Негоже нам, други, языками чесать — не бабы. Вспомните, сколько добрых казаков такими же лапотника- ми были. Аль вы сами в седле родились да сызмальства острой сабелькой играли? Мужику привычно косой ма- хать, а не саблей. Вы обучите его сперва, потом ратного духа требуйте... — И распорядился, чтоб привели одного из беглецов. Павлуша притащил за руку Михея Долгова. — Вот, батька, глянь. Бежал — пятки сверкали. На- силу на коне догнал. Михей исподлобья покосился на казаков. К Болотни- кову он шел как на казнь, ноги не слушались. «Убьет, — думал. — Черт меня дернул с деревни податься...» — Где сабля? — спросил Болотников. Молчал Михей. Что сказать? — Обронил, — еле вымолвил. — Обронил, — усмехнулся Иван Исаевич и с досадой проговорил: — Ну что с ним делать? — Выпороть, — вяло буркнул ближний к Болотнико- ву атаман. — Да он уж приготовился. Норты скидывать хо- чет, — заметил Павлуша. 90
Как ни злы были казаки, но, взглянув на Михея, ко- торый дрожащей рукой держался за порты, загоготали. Засмеялся и Болотников. Потом обратился к тому, что предлагал выпороть: — Сними-ка пояс. Атаман с готовностью снял. Пояс был широкий, доб- ротный, из толстой кожи. — Бери, батька. — Помилуй! — бухнулся в поги Михей. — Не погу- би, родимый... Болотников подошел к нему. — Встань. Возьми пояс да подвяжи порты. — А я как же, батька? — спохватился атаман. — А ты, Семен, казак смелый. Небось портов не по- теряешь. Снова грянул смех. — Ну вот что, други, — выждав, сказал Болотни- ков, — посмеялись, и хватит. Стало быть, дело такое — учить мужиков будем. А еще откуда нам силы до- быть? Старейшины загудели: — Верно надумал, батька. Пущай обучаются. — Ты, Павлуша, берешь его. — Иван Исаевич кивнул на Михея. — Покажешь, как саблей владеть да из ружья палить. И еще возьмешь десять человек. Да чтоб каждый казак... Слышите?.. Каждый, — Болотников обвел взгля- дом старейшин, — обучил дюжину мужиков. Пусть они руку набьют да пороха понюхают. Павлуша и Михей вышли во двор. Долгов приостано- вился, вытер мокрый лоб. — Айда со мной, — сказал Павлуша. — Куды? — Саблю-то обронил?.. Подымешь. — Не сыскать. — Михей мотнул головой. — Да вот она. — Павлуша вынул из ножен свою, бро- сил к ногам Долгова: — Узнаешь? Крестьянин взял саблю, пожал плечами. 91
— Ну пошли, — опять позвал Павлуша. — Тепереча-то куды? — За второй саблей. Для меня. Биться будем. У Михея затряслись поджилки. — Не порубишь? — Постараюсь, — улыбнулся Павлуша. — Спаси меня, господи... — шел, молясь на ходу, Долгов. НЕДОБРЫЕ ВЕСТИ В городе Кромы гудел колокол. Посадская чернь ки- нулась к боярским домам с криками: «Бей душегубов!» Через два часа город был в руках мятежников. Царского воеводу поволокли на башню городской стены и сброси- ли в ров. Едва успели доложить Шуйскому о Кромах, как поднялся народ в Ельце. Вскоре царю было донесено, что Ельцу на помощь дви- жется войско Истомы Пашкова, на Кромы же идет с от- рядами холопов и мужиков Ивашка Болотников. Царь Василий хмуро расхаживал по своим хоромам, размышлял: «Ежели вор войдет в Кромы, оттуда, почи- тай, прямая дорога па Москву. А в Ельце еще Лже- дмитрий собрал оружия всякого, да пороха, да пушек: хо- тел в Крым идти. Значит, все теперь в руках у смутья- нов... Нет, надобно придавить их. И немедля». Царь на вошедших не посмотрел. Потом глянул, но словно бы не увидел — как в пустоту провалился взгляд. Воеводы стояли смирно, понимали — тревожить царя не след: захочет, сам их примет. — Сядьте, — Шуйский кивнул на скамью, крытую ковром. И снова замолк. Наконец дернул по-петушиному голо- вой, беспокойно посмотрел на сидящих, заговорил. 92

Поначалу повел речь об изменнике Шаховском — по- носил его, чуть не задохся от злости. Воеводы сидели молча, догадывались, не для того вызвал их государь, чтобы слушали, как он князя Григория кроет. Но вот Шуйский перекинулся на подлых приспешников Шахов- ского — на Истому да Ивашку, которые за собой разных воров повели и народ баламутят. Потом поведал царь и о мятежных городах. Закончил так: — На Кромы пусть князь Трубецкой с войском дви- жется, па Елец — князь Воротынский. А Ивашку Болот- никова мне живьем приведите. Хочу посмотреть, каков он у палача на плахе будет. — Когда выступать, государь? — На сборы даю три дпя. Поспешайте! Через две недели царские войска осадили Кромы и Елец. Били из пушек, пытались взять приступом — без толку. Шуйский каждый день спрашивал: как идет осада? Но ничего доброго не слышал в ответ. Стоят войска на месте. Будто увязли. Но вот в августе примчался ратник с новостью. Оста- вил у крыльца коня, ронявшего желтую пену, вбежал во дворец, потребовал срочно допустить к царю. Гонца про- водили. — Государь, князь Трубецкой к Орлу отступает, — с ходу выпалил гонец. — Да что ты мелешь, дурень? — рассердился царь. — Воля твоя, государь, а только разбил Ивашка под Кромами князя. Вот те крест! — Ратник торопливо пе- рекрестился. Через несколько дней прискакал к царю другой го- нец. — Государь, князь Воротынский разбит... — Как?.. — вскричал Шуйский. — Повтори! — Наголову разбит. Истома Пашков гонит его к Туле. 94
Так по двум направлениям преследовали отступавших отряды Болотникова и Пашкова. Вот уже взяты Орел, Мценск, Белев... Царь послал новые полки во главе со своим братом князем Иваном Шуйским. Князь задумал остановить «вора» возле Калуги. Среди городов, прикрывающих Москву с юга, Калуга и Тула были самыми укреплен- ными. 23 сентября 1606 года неподалеку от Калуги, там, где в Оку впадает река Угра, сошлись два войска — Шуй- ского и Болотникова. Сперва потеснили холопов царские ратники. Князь Иван уже собрался посылать царю человека с донесени- ем о победе. — Скажешь, взяли мы верх, — торопливо поучал он гонца... Но тут с флангов ударила казачья конница. Смяла передних ратников, опрокинула, и вот уже побежали они, бросая оружие. Несколько тысяч убитых оставил князь на поле боя. ❖ ...Не по своей воле вышел князь Иван из надежных стен Калуги и дал бой Болотникову. Причиной тому было восстание калужских низов. А за оружие они схва- тились после переговоров с людьми Болотникова, хоро- шенько разузнав, что им сулит вожак холопов, пришед- ший с войском под их город. Вступив в Калугу, Болотников выполнил свои обеща- ния. Всех, кто помог ему — ремесленников, господских слуг, мелких торговцев, — одарил. Кто стоял против — бояр, часть дворян да купцов-богатеев — казнил. Ото- бранное у богачей добро, дома и земли раздавал сорат- никам, старался никого в обиде не оставить. 95
отпись в пушкари Ивана Фомина в Калуге знали все. Не потому, что держал он скобяную лавку, а потому, что были у него золотые руки. Он мог сшить одежду п сапоги, мог ларец с хитрым замком придумать, мог сложить печь или пи- столь сделать — не хуже турецкой будет. Можно сказать, из-за него, Фомина, п поспешил уйти царев брат князь Шуйский из Калуги. Как только нача- ли подступать к городу войска Болотникова, кинулся Фомин с ватагой калужан на городскую башню и отбил ее у ратников. А на башне трп пушки были. Вот п по- вел пальбу Фомин с товарищами из тех пушек. Тут и посадские начали из ружей бить по ошалевшим от неж- данной стрельбы ратникам. Понял князь Шуйский, на- добно поскорей оставлять город, не то и вовсе пог не унесешь. На второй день после вступления Болотнпкова в Ка- лугу пришел к Фомину Павлуша. Познакомились они на прошлой неделе, когда Павлуша с лазутчиками про- ник в город. Вместе захватывали башню, вместе палили по царскому войску из пушек. Старая женщина открыла Павлуше дверь. — Хозяин дома? — спросил он. — Дома, дома. Да ты садись к столу. А Иван у себя в мастерской. Пойду покличу. Поставив перед гостем кувшин квасу да кусок пиро- га, старуха вышла. Вскоростп вошел в комнату Иван Фомин. — А, Павлуша, — проговорил он приветливо. — Здравствуй, друг. Навестить зашел? — Не только. Пришел я с делом, — с достоинством отозвался Павлуша. — Ну что ж, давай выкладывай. — Воеводе нашему Ивану Исаичу нужны пушкари. Надеется па калужан. Хочет, чтобы пришли вы к нему на службу. 96
— И много ли пушкарей надобно? — Поболе — так лучше. — Пушкарей у нас нет. Но обучить пушкарскому де- лу можно. Из тягла * многие уйти захотят да стать слу- жилыми по прибору. Кой-кого сразу могу назвать. Ува- ров Сенька, Лыков Кирей, Морозов Афонька... да и Ко- маров Антип пойдет... — Куземка, — подсказал Павлуша. — Что нам на башне подносил ядра. Павлуша еще тогда, во время стрельбы, приметил шустрого паренька. Куземка был смел: при выстрелах ушей не затыкал, как многие, от вражеских пуль не пря- тался. — Куземка, — заметил Фомин, — слуга дворянина Жихарева, человек подневольный. — Как подневольный! — загорячился Павлуша. — Иван Исаич всем волю дает, ежели кто с нами. — Тут дело особое, — сказал Фомин, потеребив бо- роду. — Жихарев был стрелецким сотником, но остался в Калуге, когда князь Шуйский убегал из города. — Чего так? Не поспел, что ль? — Думаю, добро свое потерять боялся. Потому и принялся сразу кричать: «Слава царю Димитрию». А до этого все при Шуйском был. Но ты на пирог-то не смо- три — отведай. Павлуша съел пирог, выпил кружку квасу. — Спасибо. А все же хотел бы я с Куземкой пови- даться. — Чего проще, — проговорил хозяин. — Как от меня вышел, взгляни по левую руку: на холме церковь. На нее бери. По мостку через овраг перешел, увидишь справа дом высокий с теремом. Там и жпвет сотник Жихарев, а Куземка у него в челяди. * Тягло — государственная повинность (в деньгах пли па- уре), которой облагались посадские люди и крестьяне. о. Тихомиров 97

Вскоре Павлуша уже стоял у резных ворот, за кото- рыми виднелся высокий дом под тесовой кровлей. Воро- та оказались запертыми. На его стук подошел человек и, не снимая щеколды, спросил: - Кто? Голос был недовольный и настороженный. — Открой, — произнес Павлуша. — Куземка на- добен. — Нету его. — А где он? — Я почем знаю... Сам-то кто будешь? — Я близкий человек воеводе Ивану Исаичу Болот- никову. За воротами воцарилось молчание. В это время по- слышался цокот копыт и к дому подъехал на буланой лошади всадник. — Эй, — крикнул он, — Терешка! Слуга, сдвинув щеколду, отворил одну створку ворот. — А ты куда! — напустился он на Павлушу. — Про- валивай, покуда цел. — Слуга взял в руки бердыш *. — Кто такой? — приостановив коня, спросил всадник. — Человек Болотникова, — поспешил ответить слу- га. — Куземку хочет видеть. — Глаза его из-под низко надвинутой шапки так и ощупывали. «Пройдоха!» — подумал Павлуша. — Куземки здесь нет, — сказал всадник, — убег с войском. — С каким войском? — удивился Павлуша. — С войском князя Ивана Шуйского. Убирайся. «Чай, тут неладно», — засомневался Павлуша и про- говорил: — Неужто?.. Быть не может! Не за тем он на башне бился... * Бердыш — холодное оружие (топор с лезвием в виде вытянутого полумесяца, насаженный на длинное древко). 99
— Молчи, холоп! — озлясь, крикнул всадник. — Сме- ешь мне перечить?.. — И, взглянув на подошедших слуг, приказал: — Всыпать ему батогов. — А сам поскакал к крыльцу. Но как только слуги подступили к Павлуше, он лов- ко выхватил у Терешки бердыш. — Покамест прощайте, — оглянулся Павлуша. В тот же миг он кинулся к конюху, который собирал- ся было расседлать лошадь, принятую у всадника. Через минуту Павлуша уже летел по двору верхом, а сбитый с ног конюх вопил: — Стой, ирод!.. Стой! Держи его!.. — Покамест прощайте, — оглянулся Павлуша. — Еще ворочусь. Под вечер Павлуша вновь прискакал к дому сотника, но теперь был не один, а с пятью оружнымп конниками. На стук в ворота опять подошел стражник и затеял было расспросы — кто да зачем? Ему пригрозили: не от- кроешь, мол, подобру-поздорову, подпустим красного пе- туха, выкурим. — Погодь, родимые, — запричитал стражник, — сбе- гаю, скажу господину. Не то он меня живота лишит. Однако прошло некоторое время, и болотниковцам стало ясно, что стражник не торопится возвращаться. — Да он морочит нам голову! — Поднапрем на ворота. — Нет, ребята. Держите-ка лошадь. — Павлуша под- вел буланую к самому забору. Пока двое крепко держали ее под уздцы, Павлуша стал на круп лошади и схватился за кромку высокого забора. Подтянувшись и спрыгнув по ту сторону, он под- бежал к воротам и откинул щеколду. В то же время грохнул ружейный выстрел, и пуля пробила одну из досок на воротах. Казаки залегли, ма- лость обождали. 100
— Вперед! — крикнул Павлуша и метнулся к крыльцу. За ним побежали остальные. Вновь ахнул выстрел. — Эй, — крикнул на бегу ближний от Павлуши ка- зак, — кончай палить! Не то худо будет. Выходи по од- ному. Дверь на крыльце приоткрылась, и во двор вышли пятеро слуг. Они ступали осторожно, словно вброд пере- ходили реку. Среди них Павлуша приметил и стражника- пройдоху. Сейчас он шел сзади всех. — Ну вот, — улыбнулся Павлуша, — я же говорил, ворочусь. — И уже строго промолвил: — Кто стре- лял?.. Ты? — Павлуша резко шагнул к Терешке, при- ставил к его груди саблю. Стражник стал пятиться, пока не ткнулся спиной в бревенчатую стену. С ужасом глядел он на саблю, конец которой не отрывался от него... — Что, язык проглотил? — Павлуша отвел саблю. — Смилуйся, батюшка... Не по доброй воле. — Черт тебе батюшка. И сейчас ты с ним свидишь- ся... — Пощади, — упал в ноги Терешка, — истинно не по доброй воле... Господин велел. — Где он? Стражник трясся весь от страха: — Утек он. Через задний двор утек. Вот те крест. — Значит, ты, негодяй, нарочно тянул время. Зато свою жизнь укоротил. — Побойся бога... — А ну, ребята, на задний двор! Чай, не ушел еще волк матерый. Двое казаков побежали, но, скоро вернувшись, сооб- щили, что за домом только лестница стоит, к забору приставлена. — Сдается мне, — сказал Павлуша, глядя на страж- ника, — пришел твой конец. — Не губи, кормилец, — опять заюлил пройдоха, — 101
я все скажу. И про Куземку скажу. Тут он. В подвале сидит запертый. — Стражник с опаской покосился на челядинцев сотника, понимая, что не ко благу развязал он свой язык. — Веди! — Павлуша вытянул стражника саблей плашмя по спине. Когда Куземка услышал, как на двери звякнул за- мок, подумал: «Вот и смерть моя». Ладно бы принял он ее на воле в бою, при товарищах, а не словно крот сле- пой во тьме подземелья. Нет подле него ни оружия, ни камня, ни палки. Тем временем дверь отворилась, и он увидел язычок огня, а затем и лицо человека, держащего свечу. Это был стражник Терешка Сарыч. Как же ненавидел его Куземка... Именно Сарыч заманил его в подвал — идем, помо- жешь, мол, бочку отнести. Но едва ступили они под низ- кие своды, как кто-то хватанул Куземку по темени и он грянул оземь. — Кончай его, — услышал Куземка. В голове у него шумело. Руки-ноги были как чужие, не слушались. Встать он не мог. — Погодь. Хозяин что сказал — связать да за- мкнуть. — Все одно не жилец он... Сам кумекай. Кто хозяи- ну пособлял добро прятать? — Какое добро? — Да нынче утром. Чай, и мы с тобой на телегу мешки накладали. Тяжелы мешки-то были. Одному не в подъем. — Стало быть, и нас, как этого... — Нас-то к чему? Нам неведомо, куда хозяин мешки отвез. А Куземка при нем был. Вдвоем прятали... Ушли. Куземка поворочался на полу. Спутан крепко по рукам и ногам — не подняться. 102
То, что он услышал, жгло, не давало ни минуты по- коя. Куземка припоминал подробности. Да, вдвоем с хо- зяином они отвезли три мешка в лес к полуразвалившей- ся сторожке. Шагов за сто до развалюхи сотник велел остановить лошадь и послал его вперед — посмотреть, нет ли кого. Куземка шел и прикидывал, что к чему. Оно, конечно, неспроста взял хозяин одного его, лишних глаз не же- лал. А Куземку господин всегда выделял среди челяди. Иной раз, когда бывал в добром духе, сулил дать воль- ную, отписать в стрельцы. Но дальше посулов дело не шло. Вернувшись, Куземка сказал, что в сторожке никого. — Чего орешь... — зло зашипел на него хозяин. Потом они, надрываясь, перетаскивали мешки. Упря- тали их в подпол. Жихарев отдувался, вытирал со лба пот, но помогал Куземке засыпать мешки слоем земли, притоптать ее да накидать сверху всякого хламья. Вид- но, торопился хозяин, коли не погнушался руки марать такой работой. Что было в тех мешках, знал только сотник: сам на- бивал их, сам увязывал. «И впрямь, — думал Кузем- ка, — чай, углядел я большую тайну. Но пошто не убил меня хозяин в лесу? Вогнал нож под ребро — и концы в воду. Небось ехать-то по лесу одному боязно, — раз- мышлял дальше Куземка. — Времена вон какие — вез- де шалят: и на дорогах, п в лесу, и в городе. Вот он и обождал. А здесь, в подвале, прикончить — раз плюнуть. Да сам чистым останется. Приказал — и пусть другие грех на душу берут. Тот же Сарыч...» Вот он идет к нему со свечой. А в другой руке что — топор или кистень? Ближе, ближе подходит Сарыч. Остановился. — Пошто, гад, медлишь? — не выдержал Куземка. — Бей... — Ты что, земляк! Оборони господи бить... — Даже при тусклом свете огонька было видно, как засновали 103
глаза Сарыча. — Вот пришел вместе с добрыми людьми вызволить тебя. Будет в заточении сидеть, выходи... А в руке нож!.. Замер Куземка. Сердце так заколоти- лось — небось по всему подземелью слыхать было. Собрался с духом Куземка — плюнул в Сарыча. — Поди, спятил?! — Стражник перерезал ему ножом путы. — Чего на рожон лезешь? Я до ссор не охотник. — Куземка! — Какой-то человек поднял его за руку, затем взял у стражника свечу, осветил себя. — При- знаешь? Знакомое лицо. Куземка напряг память. Так и есть! Человек Болотникова. Вместе били из пушек с городской башни. — Павлуша! Как ты здесь?.. А где мой хозяин? — Убег, — поспешил ответить Сарыч за Павлушу, изображая на своем лице радость, словно сам был при- частен к спасению Куземки. — Тебя-то за какую вину? — спросил Павлуша, ко- гда выбрались наверх. — За мешки небось. — А что в них? — Не ведаю. Хочешь, поехали — покажу. Да по- спешать надобно. Не то господин допрежь доберется. — Егор, дай ему коня, — распорядился Павлуша, — а сам тут останешься, постережешь челядь. — Чё нам бежать, — вмешался Сарыч, — мы заодно с вами. — Запрп их, Егор. Там разберемся. Садись на коня, Куземка. И помни, господина у тебя нынче нет. Живи как знаешь. А то пди к нам в пушкари. Пойдешь? — С охотой! Всадники тронулись в путь. ❖ ...В мешках оказалась серебряная утварь. — Глянь, ребята, диво-то какое! — говорил Павлу- ша, вынимая из мешков персидские кувшины, блюда и 104

чаши, русские братины *, черпаки да ложки, польские штофы и кубки. — Глаз не оторвешь. Откуда ж все это, Куземка? — Отродясь не видел, — шевельнул тот плечами. — У господина вся посуда была оловянная, разве что чарки серебряные. Может статься, дал ему кто схоронить? — Ия, когда жил в холопах у князя Телятевского, столь много серебра не видел. Да и не так все было справлено, попроще. Все три мешка передали на следующий день Болот- никову. — Вот, батька, возьми в казну войска, — молвил Павлуша, — а еще доложу, отписал я тебе из молодчих и середних посадских в пушкари шестьдесят шесть че- ловек. — Добро, Павлуша, — обнял его Болотников. — Ты скажи, где мешки взял? — У сотника Жихарева. — Погодь, — помрачнел Иван Исаевич, — он же с нами. Али впрямь переметнулся? — Не гневайся, батька, дозволь сказать. Хмуро внимал воевода, а выслушав, жестко произнес: — Жихарева сыскать! ПОЕДИНОК Посадская жизнь шла своим чередом. Калужане пек- ли хлеб, ковали, шили, торговали. Иной раз приходилось им вздрагивать, услышав гром средь ясного дня, но тут же они вновь принимались за дело: знали — у пушкарей идет учение. Был схвачен Жихарев. Болотников пожелал допро- сить его сам. Сотника ввели со связанными руками. — На колени, — молвил Болотников. Пленник продолжал стоять. * Братина — чаша с накладной крышкой. 106
— Оглох, что ли? — Иван Исаевич сделал знак — дюжий казак подскочил к сотнику, придавил плечи, аж в коленях хрястнуло. — Поговорим теперь. На ближней церкви ударил колокол. Низкий звук его боднул тишину и поплыл, поплыл, теряя силу и ста- новясь все выше и тоньше. И тут вспомнился Ивану Исаевичу тот колокол, что был на колокольне возле дома в Китай-городе. Заныла у воеводы душа. Чего бы он ни дал, чтоб очутиться в Москве, пройтись по ее улочкам, потолкаться в шумных хитрых торговых рядах. Народ там бойкий, на слова острый. Расхотелось Болотникову говорить с пленником. Сколько он видел таких же склоненных или брошенных к ногам! Да разговор вроде уж начат — куда теперь уйдешь. Разве лишь закончить скорее. Но что ему нуж- но от этого сотника? И так ясно — изменник он. Сперва оттуда переметнулся, нынче отсюда. Что у него на серд- це, кому он служит — мешку с серебром? Награблен- ной утвари? Поди, шайку держал купцов потрошить. И неожиданно для себя Болотников спросил: — А скажи, с какой кружки вкуснее пить мед — с оловянной али с серебряной?.. Молчишь... Скажи тогда, — привстал Болотников, собираясь уйти, — на какой верев- ке висеть лучше — на простой конопляной али на шелко- вой? Уж мы уважим тебя, дадим по выбору. Не дрогнул сотник, не запросил пощады. Болотников снова сел. — Не из пужливых ты. Добро. А говорить со мной не хочешь, потому как я бывший холоп. Так знай, не то важно, кем я был, а то, чего мне от жизни надобно. Ты за мешки с серебром душу дьяволу продал... Крови- то сколько пролил — скажи?.. Молчишь?.. Ладно, помол- чи. Меня послушай... В одном огне гореть будем, коли не простит господь мои грехи. И я кровь проливал. Да не ради корысти, а за волю. За всех мужиков и холо- пов, дабы разогнуться им... А изволь, скажи, любо ли 107
тебе на коленях стоять? И в землю глядеть не устал ли?.. Жихарев поднял вдруг голову. — Кончай! Твой черед нынче. Сила солому ломит. — Сила?! — вскочил Иван Исаевич. — Я, стало быть, сильный, а ты слаб, как вошь подле ногтя?.. Давай на равных. — Он выхватил у Павлуши саблю. Протянул Жихареву. — Будем биться. Вставай! — Полно те, батька, — приблизился к Болотникову пожилой казак. — Пущай сотником палач займется. — Прочь! — в гневе замахнулся на него Болотников. И, обратившись к пленнику, закричал: — Бери саблю! Ты ж не робкого десятка. Али хвост поджал?.. Сотник оказался лихим рубакой. И бился он на- смерть. Но и Болотников не зря прошел сквозь огонь и воду. Оба воина с яростью наступали друг на друга, ухо- дили от ударов, вновь кидались вперед. По лязгу можно было подумать, что дерутся не двое, а десятеро. С зами- ранием следили за сечей казаки, отпрянув подальше. И вдруг все стихло. Только вскрикнул сотник и стал оседать на сабле, проткнувшей его. ВБИТЬ КЛИН После Калуги Болотников без задержки взял Алексин и Серпухов. Отсюда уж рукой подать до Москвы. И вновь что ни день доносят царю худые вести: — Восстали смоленские города: Вязьма, Можайск, Верея... — Истоме сдалась Тула. Воротынский к Москве бе- жит... — Все зарецкие * города целуют крест разбойнику... Приводили к Василию Шуйскому и таких дворян, что побывали в плену у Пашкова. Встречал их царь сурово, глядел на каждого с колючим прищуром. * Зарецкими (заречпыми) называли города между Тулой и Рязанью. 108
— Пошто сжался? Смотришь, как пес побитый. — Виноват, государь. — И таким же псом стоял ты перед Пашковым, дабы не казнил он тебя — верно? — Государь, я был взят в плен в бою. — В бою?.. И что ж с тобой Пашков сделал — вином угостил? — Царь недобро улыбался. — Кнутом наказал. — А пошто не повесил? — Не ведаю. Добро, не к Ивашке в руки попал. Тот вор, сказывают, дворян казнит. — Многих ли Пашков отпустил? — Почитай всех, государь. Лишь кой-кого в Путивль к Шаховскому отправил. — Ладно. Ступай, — устало махнул рукой. Задумался царь Василий: вон как все развернулось. Идут на Москву две армии, дабы его, Василия Шуйско- го, погубить. Но раздельно идут, не смыкаются. Ивашка мужикам земли раздает, а пленных дворян жизни лиша- ет. Пашков же — постращал, кнутом по спине прошелся да отпустил. К тому же всю дворню господам оставил, всех мужиков. Видать, понимает: дашь волю холопам — не возрадуешься. Небось у Пашкова у самого холопов полон двор. Но покамест они с Ивашкой, почитай, в то- варищах и супротив него, царя Василия. Глядишь, и впрямь возьмут Москву. А как власть делить будут? Шуйский зло усмехнулся. Нет, нет, давить их надобно по отдельности. А ежели сольются два войска в еди- ное — клин вбить между Пашковым и вором Ивашкой. Чтоб разделил он их, разорвал. Только что может стать тем клином? НА ОХОТЕ По ночам теперь случались заморозки. А лес все не хотел сбрасывать наряды — золотые и красные, как у бояр на пиру. 109
Истома Пашков лежал на ковре под калиновым ку- стом, смотрел в чистое, по-летнему синее небо. Но сине- ва эта была студеной: ни птиц в ней, ни облачка. — Ну как, — крикнул он, повернувшись на бок, — скоро? Неподалеку жарили над углями оленя. Оттуда шел вкусный дух, который уже начал дразнить проголодав- шегося Истому. — Скоро. Погоди маленько, — отозвался Прокопий Ляпунов — рязанский дворянин, пригласивший Пашко- ва на охоту. Но Истома позвал: — Слышь, Прокопий Петрович, иди-ка сюда. Пого- ворим, пока мясо поспеет. С неохотой оторвался Ляпунов от вертела, велев слугам: — На одном боку подолгу не держать. Подгорит — на себя пеняйте. Подошел и сел, но все поглядывал в сторону костра. — Да брось, — махнул рукой Истома, — пожарят. Ты эдак и коня своего сам чистить будешь. — А что?! — с вызовом проговорил Прокопий. — Конь мой верный товарищ. Хозяйской ласки достоин. «Молодец!» — подумал Истома, но сказал совсем другое: — Коли будешь сам ко всему руку прикладывать, холопы служить разучатся. — У меня не разучатся. Прикажу батогов всыпать — вспомнят. — Добро, — кивнул Истома. Ляпунов ему нравился. Потому и приглашение на охоту соизволил принять — хотел получше присмотреть- ся к этому рязанцу. Перед Истомой он не заискивал, как многие местные дворяне, ничего не просил, ни на что не жаловался. Из рязанцев он собрал большой дво- рянский отряд. — Бери нас в поход на Василия Шуйского, — ска- ПО
зал он тогда. — Злодей-полуцарь сидит костью в горле. По пути нам, Истома Иваныч, бери. С таким же дворянским отрядом туляков пришел и Григорий Сумбулов. В Рязани Пашкова выбрали старей- шиной всего войска, которое должно было двинуться че- рез Коломну на Москву... — Ведомо ль тебе, Прокопий Петрович, что идет на Москву Болотников? — медленно произнес Истома. — Ведомо. — От Серпухова идет. Глядишь, раньше нашего по- луцаря за бороду схватит. — Мне борода Шуйского не надобна, пусть хватает. Моя забота о том, чтоб на троне сидел царь Димитрий Иоаннович. Уж он бы нас, дворян, при себе держал, а бояр толстобрюхих, что не служат, но лишь козни пле- тут, взашей бы вытолкал. — Помыслы твои правильны, Прокопий Петрович, — испытующе взглянул Истома на рязанца. — А про Бо- лотникова я не ради пустого словца... Царь Димитрий большим воеводой его назначил. Ничего не ответил Ляпунов. В свое время он служил Лжедмитрию и пользовался его высокой милостью. Истинный ли был царь или самозванец, о том не ломал Прокопий голову. Но бояр, свергнувших Лжедмитрия н прогнавших всех людей его, рязанец возненавидел. Да ведь доподлинно знал Прокопий, что убили тогда царя. И вот ныне опять Димитрий Иоаннович... И новые при нем люди — Шаховской, Пашков, Болотников. С послед- ним Ляпунов и знаться не хотел: бывший холоп! И к такому идти под начало. — Сам-то, Истома Иваныч, ты пошто не с Болотни- ковым? — У него своя дорога, у меня — своя. — Пашков глядел в упор на рязанца. — Вот и бери меня с собой, а к нему не отсылай: мы с ним одним миром не мазаны. 111
— Возьму, — сказал Пашков и вдруг улыбнулся. — А как олень твой? Мясом-то потчевать будешь? Прокопий поднялся, пошел к слугам. — Готово? — спросил он, оглядывая жаркое. — Со- жгли все же с одного боку. — Прости, господин, — виновато произнес слуга. — Старались. Ляпунов не посмотрел на него, только холодно произ- нес, как отрубил: — В батоги! СМЕРТЬ ВОЕВОДЫ Челны «царевича Петра» поднялись по Северскому Донцу уже на сто верст. Нелегко было грести против течения, но Илейка торопился, хотел до зимы попасть в Путивль, на стоянки отводил времени немного — по- полнить припасы. Остановились на ночь неподалеку от реки Оскола, что впадала в Донец. Впереди был город Царев-Борисов, да чья там власть, казаки узнать не успели, поэтому причалили к берегу у чистого поля. Сноровисто подтя- нули челны, разбили шатры и палатки. Поужинав, легли спать, но караул выставили: в ночи-то всякое может быть. А поутру — чуть заря начала заниматься — схвати- ли караульные человека. Незнакомец требовал, чтоб его отвели к главному, дескать, дело не терпит. — Ишь! — усмехнулся старший караульный. — Не хочешь ли ты с царевичем потолковать? — Да, — встрепенулся человек, — ежели великий князь Петр Федорыч с вами, то ведите меня к нему, да поскорее. Поняв, что незнакомец человек неслучайный, карауль- ные повели его в шатер к Илейке. Там выяснилось: прискакал к казакам гонец от Григория Шаховского. Была у гонца и грамота к царевичу. В ней сообщалось, 112
что «царь Димитрий жив, идет из Литвы со многими людьми в Путивль». А потому грамота предписывала казакам «царевпча» спешно идти в Путивль. — Город Царев-Борисов лучше стороной обойти, — сказал гонец, — али ночью. Не наш там воевода. За Шуйского стоит. — Не наш? — прищурился «Петр». — Своего поста- вим. Сколь в Борисове ратнпков? — Туда не заглядывал. Береженого бог бережет. — Что верно, то верно, — заметил «царевич Петр». — И еще говорят: на бога надейся, да сам не плошай. Он послал в Борисов лазутчика, дабы все разведал. Оказалось, ратников в городе мало, нападения они не ожидают, сам воевода гуляет на свадьбе. Вот только как проникнуть отряду в город? Приблизиться к Борисову сразу всем казакам нельзя: стража увидела бы их со стены. Для осады же времени не было. Но «царевич» придумал, как быть. — Позвать Фому и Пахома... — приказал он. Когда оба явились, спросил, оглядывая бывших стрельцов: — Кафтаны ваши красные целы? — На ночь ими покрываемся. — Зипуны снять, — повелел «царевич Петр», — кафтаны наденьте. И ко мне. Да быстро! Не без досады сняли Фома и Пахом добротные зипу- ны и облачились в старые свои кафтаны. — А теперь слушайте, — сказал «царевич». — Дело, стало быть, такое. Возьмите лошадей... Городской страже было хорошо видно, как по дороге шли человек двадцать мужиков со связанными руками. Позади них возвышались на конях двое стрельцов. — Беглых ведут, — заметил один из стражников. Когда толпа приблизилась к воротам, стрельцы спе- шились. 8 О. Тихомиров ИЗ
— Куда путь держите? — спросил старший страж- ник у высокого стрельца. — В Путивль, — ответил Пахом, — служить царю Димитрию Иоаннычу. — И неожиданно ударил стражни- ка саблей. В тот же миг «беглые мужики», сброспв с рук верев- ки, выхватили длинные ножи и турецкие ятаганы. Не ус- пели стражники взяться за сабли, как полегли все на месте. Лишь одному из них, стоявшему в стороне, удалось скрыться. В смятении прибежал он к дому, где второй день играли свадьбу. Веселье было в разгаре: смех, песни, лихие пляски... Выдавал замуж дочь воевода. Стол ломился от закусок, а вина и меду было море разливанное. Захмелевший воевода поначалу не мог понять, что нужно от него трясущемуся, всклокоченному ратнику. За столом грянули песню, но несчастный ратник не услышал ее. — Ка-заки... — запинался он, — всех у ворот поре- зали... До воеводы вдруг дошел смысл сказанного. Краска с лица отхлынула, он привстал, вцепился рукой в кушак ратника. — А Тишков где? — спросил он про старшего страж- ника. — Зарублен... — Измена! — закричал воевода. — Сабли вон! — И бросился к двери. Гости так и не поняли, что случи- лось. Подумали, видать, спьяну нашла на воеводу блажь хвататься за саблю. Воевода выскочил из дому, а по улице уже неслась толпа. И впереди верхами два стрельца. Воевода выдер- нул из-за пояса пистоль и, подождав, покуда подскачут стрельцы, спустил курок. Фома покачнулся в седле, стал медленно оползать на землю. Воеводу схватили, хотели зарубить на месте, но Пахом не дал. — Пусть, — молвил он, — суд вершит сам царевич. 114
Когда Илейка с казаками вступил в город, к его но- гам приволокли и бросили воеводу. — Стало быть, так встречаешь царева племянника — с пистолем в руках? — проговорил «Петр». — Да у тебя, чай, и для самого Димитрия Иоанновича хлеба-соли не сыскалось бы, а? — Не ведаю, какому вору и разбойнику ты племян- ник, — с хмельной смелостью ответил воевода, — а только царь наш Василий Шуйский. И я крест целовал ему верно служить. Побледнел «царевич Петр», рука к сабле дернулась, по сдержался, только поводья крепче сжал. — За службу такую, — сказал он, — полагается на- града. Уж мы поставим тебе на площади терем. А ново- селье твое справить весь народ пригласим. — И, стегнув коня плетью, «царевич» ускакал. К полудню на маленькой городской площади стал со- бираться народ. Посреди стоял обещанный «терем» — два столба с перекладиной и веревкой. В темницу к воеводе пришел священник. Как увидел его Алексей Степанович, запросил пощады, умолял по- слать за царевичем Петром Федоровичем. Да понял, все напрасно, — п стих. После казни было объявлено, что царевич Петр назна- чил нового воеводу. В тот же день, оставив небольшой казачий отряд в Цареве-Борисове, Илейка Муромец двинул свои челны дальше. ТОЖЕ НЕ ЛЫКОМ ШИТ Прибытие в Путивль самозваного царевича было кня- зю Шаховскому на руку. «Смерды пойдут за кем угодно, хоть за самим сатаной, стоит только посулить им волю, — размышлял Шаховской. — А тут сам «царь Димитрий» поведет за собой толпу. Правда, нет его пока здесь, в Путивле. Погодите, ско- 8* 115
ро появится. Вот уж царский племянничек — великий князь Петр Федорыч изволил прибыть. Радуйтесь». Князь Григорий пока присматривался к «царевичу», прикидывал что да как, дела и заботы не поверял. Об Илейке Муромце он знал гораздо меньше, чем о Бо- лотникове, но вот теперь увидел, что залетевшая к нему птица другого полета: крылья послабее, размах не тот. «Верно, — думал Шаховской, — оба они холопы. Но Болотников и воин смелый, п человек умный, смотрит дальше, видит глубже. С пути не собьешь. Дать ему больше власти, потом локти кусать будешь. А Илейка в царевича играет. Как малое дитя тешится. Пусть правит его именем, а направлять мы будем. Посиди покамест, голубок, в Путивле. Там видно будет». Через несколько дней Шаховской пригласил «царевп- ча» для разговора. — Рад тебя видеть, великий князь, в моем доме. Гей, слуги, подать меду! Не сразу приступил воевода к сути. Расспрашивал, хорошо лп «царевичу» в Путивле, здоров ли, есть ли в чем нужда. Сказал, что казна его хоть и невелика, но всегда для царевича открыта, а казаки получат жало- ванье. Рассказал Шаховской об Истоме Пашкове и Болотни- кове — как служат они царю Димитрию и воюют с Шуйским. — Отчего же не вместе идут? — Так сподручнее. У Истомы войско дворянское, у Болотникова — холопское. Ан Иван Исаич из холо- пов, — Шаховской испытующе взглянул на «цареви- ча», — не нашего поля ягода. — Ишь ты-ть! А знаешь ли, князь, что и я был в холопах? — Илейка Муромец резко отодвинул кубок. — Помилуй, Петр Федорыч, что говоришь? — выра- зил изумление Шаховской, но подумал: «А он не так глуп, как кажется». — Как же могло статься такое? — Шаховской сощурился. 116
— А просто. Жить хотел — вот и весь сказ. Годунов погубить меня собирался, добрые люди в холопах спря- тали. Спасли. «Ha-ко, вывернулся! — с удивлением подумал Ша- ховской. — И этот не лыком шит». — Слава богу, — произнес он. — А тебе, Петр Фе- дорыч, надобно Ивана Болотникова назначить своим боя- рином. И ему почет, и тебе выгодно: мол, знай, сверчок, свой шесток. Указ от имени твоего я заготовпл. — Добро. А где нынче царь наш Димитрий Иоан- пович? — В Литве. Соберет войско — к нам пожалует. А по- камест ты за него будешь. — Я?! — вырвалось у Илейки. — А то кто же! — улыбнулся Шаховской. — Ты, Петр Федорыч, не робей. Держись меня. Пособим. РУБЦЫ Последний лист слетел с деревьев. Тихо стало в лесу, мертвенно. А если ветер набегал, то уже не шумел, а по- разбойнпчьи посвистывал средь голых веток. На реке Пахре совсем под боком у Москвы Болотни- ков сшибся с войском князя Скопина-Шуйского *. Сра- жение длилось долго, и крови в нем было пролито мно- го. Болотников приказал отойти с поля боя. Некоторые горячие головы роптали: — Пошто, батька, отступаем? Поднажать еще — и паша возьмет. — Возьмет, — согласился Болотников. — Ас кем к Москве придем? Надобно сберечь людей. * Михаил Скопин-Шуйский оказался способным воеводой. Поз- же он отличился в боях с польскими интервентами, что сделало его весьма популярным. Многие стали считать его достойным занять царский престол. Скопин-Шуйский умер в 1G10 году (по преданию, был отравлен на пиру). 117
Чтобы пополнить войско, Иван Исаевич повернул на запад — к Можайску, Звенигороду, Волок Ламску. Горо- да эти тут же присоединились к восставшим. Затем через село Вязёмы болотниковцы вновь двинулись на Москву и в начале ноября вступили в Коломенское, что находилось от столицы в тринадцати верстах. Здесь к то- му времени уже стоял лагерем Истома Пашков. А его пе- редовые отряды были еще ближе к Москве — в Котлах. ♦ К Коломенскому Истома пришел победителем: разбил он воевод Шуйского под селом Троицким. Девять тысяч пленных взял Пашков. После такого поражения Шуйско- му оставалось одно — покрепче затвориться в Москве. Помощь он мог ждать лишь из Смоленска да с севера. Семьдесят городов восстали против него! Истома Пашков еще до прихода Болотникова послал в Москву грамоту с красной печатью от имени государя Димитрия Иоанновича. Потребовал сдачи города и выдачи трех братьев Шуй- ских как изменников. На таком условии обещал боярам сохранить жизнь и не чинить им зла. Захватив столицу, Пашков думал создать правительство, угодное дворянам. Но ответ из Москвы не пришел, а тем временем Болот- ников тоже вступил в Коломенское, что осложнило пере- говоры Пашкова с боярами. Как бы там ни было, встреча двух воевод «царя Ди- митрия» казалась дружеской. — Значит, вот ты каков, — говорил Истома, пожп- мая руку Болотникову. — Собой пригож, в плечах ко- сая сажень. — Да и в тебе, Истома Иваныч, слыхал я, на семе- рых силушки хватит. — Сила — что? — усмехнулся Пашков. — Про дурня как говорят: сила есть, ума не надо. Воеводы рассмеялись. При разговоре многое поведа- 118

ли они друг другу. Но нп словом не обмолвился Истома о своей грамоте московским боярам. А в грамоте той промеж прочего писал он, что царь Димитрий уже здесь, в Коломенском. На следующий день устроили воеводы смотр войскам. Объехали все отряды вместе. — Что ж, — сказал Пашков, — войско у нас вели- кое. Принимаю твоих людей. Ты, Иван Исаич, моей пра- вой рукой станешь. Дело у нас одно — и сражаться бу- дем рука об руку. — Прав ты, Истома Иваныч, гетман над войском один должен быть. Да только, вишь, людей-то у меня вдвое больше твоих. Море в реку не впадает. А стало быть, давай ты мне своп отряды, я же тебя первым по- мощником сделаю. Вспыхнул Истома. Бросил осердясь: — Отряды те по воле князя Шаховского мне даны. Не тебе их забирать. — А ты, Истома Иваныч, будто не ведаешь, что сам государь назначил меня большим воеводой. Али ни во что царское слово не ставишь? Скрипнул зубамп Пашков, да пришлось подчиниться. И не имя царево Истому принудило, а рать холопов не- счетная. — Будь по-твоему. Согласен. И коли так, оставляю тебе коломенский лагерь. Свое войско уведу в Котлы. — Он повернулся, зашагал прочь. Зол был Истома, а Ляпунов и вовсе разбушевался. Надобно порвать, шумел он, с Болотниковым, не для то- го собрал он рязанских дворян, чтобы холопу служить. — Постой, Прокопий Петрович, не горячись, — гово- рил ему Пашков. — Приостынешь, решим, как быть, а покуда уйдем в Котлы своим войском. Новый лагерь Истома разбил на том месте, где речка Котел впадала в Москву-реку: и до столицы рукой по- дать, и в случае чего оборону держать удобно — рекв преградой станут. 120
❖ В тот же день вечером привели к Болотникову чело- века. Себя он не назвал, сказал только, что дело его лишь воеводы касаемо. — Кто ты и зачем пришел? — спросил Болотников. — Не выдавай, батюшка, я те все расскажу, — чело- век упал в ноги. — Встань. Подойди сюда... Говори. — Я из холопов Ляпунова, Прокоппя Петровича. И брат мой Сенька у него ж... — И замолк. - Ну? — Не выдай, Иван Исаич... — Незнакомец опять по- валился на пол. — Дело наше холопье господину слу- жить... Смею ли... — Кому сказал, встань, — рассердился Болотников. «Эк забит. Будто лист осиновый трясется». Он приподнял холопа: — Не пужайся, колп пришел. Говори, я слушаю. — Возьми нас к себе, Иван Исаич. Шибко крут хо- зяин-то наш. От батогов да кнута, чай, пи на ком живого места не осталось. Глянь-ка. — Он задрал на спине ру- баху. Помрачнел Болотников: рубцы, рубцы... Вспомнилась турецкая галера, свист кнута. Вон как обернулось — идет он волю мужикам добы- вать, а в его же войске господа холопов секут. Да поди поговори с Ляпуновым! «Мои, — скажет, — холопья. Что хочу, то и ворочу». Призадумался Болотников. Холоп кашлянул: — Стало быть, что? Не откажи, батюшка. — Да как мне вас взять? Ежели он не отдаст — си- лой забрать?.. Он же союзник мой, воевода. — Правдой-неправдой, а забери. Хошь, сбегем к те- бе. Войско-то у тебя великое — затеряемся. Христом-бо- гом прошу! — Добро, — кивнул Болотников. 121
— А па тебя, Иван Исаия, — холоп перешел на ше- пот, — держит Ляпунов камень за пазухой. Ждет часа, когда вытащить. Лихо, вишь, помышляет. — Пошто?.. — Ты о том Сеньку спросп. Ему ведомо: он-то прп господине. Мы с ним завтра об эту пору воротимся. Но ни Сенька, пи брат его на следующий день не по- явились. Поймали их люди Ляпунова, забили насмерть. БЛИЗОК локоть... Вот уж две недели стоят отряды Болотникова под Москвой. Почти сбылась его мечта. Привел он народ к стенам столицы. Сам царь дрожит, спрятавшись за воро- тами коваными. Иван Исаевич окинул взором свой лагерь. Шатры, ко- ни, обозпые телеги, огни костров. Людские голоса слива- лись в многотысячный гул. Слышались ржание, стук то- поров, песни, звуки дудок и свистелок. Море-океан людей. Но поди-ка возьми Москву. Близок' локоть, а не укусишь. Укреплена столица на славу. Болотников хорошо помнил мощную стену с бойница- ми, что охватывала Кремль и Китай-город. Мысленно ои обвел взглядом и вторую белокаменную степу, выстроен- ную заботами Годунова при царе Федоре Иоанновиче и вобравшую Большой посад *. Был в Москве свой Пушеч- ный двор, и лазутчики, посланные Болотниковым, донес- ли, что работал он с большой исправностью. А еще ска- зали они, что в Москве бессчетное множество осадных в других огнестрельных орудий на башнях, на стенах, прп воротах и на земле. Догадывался об этом Болотников в без разведки: не напрасно жил в военных холопах у кня- зя Телятевского. * Эту часть Москвы стали называть Белым городом. Стена шла по линии нынешнего Бульварного кольца и па юге смы- калась со степами Кремля и Китац-города. 122

«Как ты там сейчас живешь-ладишь, Андрей Андрее- вич? — вспомнил Болотников о бывшем господине. — Небось верой-правдой полуцарю служишь. Погляди, князь, со стены на мое войско, погляди. А может, на вы- лазку отважишься — норов у тебя горячий, вот и встре- тимся, узнаешь ли?» Но мысль эту несерьезную отогнал Иван Исаевич, а стал думать совсем о другом: как бы под- нять народ в Москве? Посылал он туда с лазутчикамп «листы» — звал холопов за оружие взяться, дабы господ своих побить, а дома их и добро себе забрать. Пойманных лазутчиков подвергали страшным пыткам. ПЕРЕМЕТЧИК Царю доложили добрую весть: из войска Болотникова переметнулся Ляпунов с дворянским отрядом. «Вот оно!.. Началось. Внял господь моим молитвам». — Слыхал ли ты, брат, — царь довольно взглянул на Ивана Шуйского, — мореходцы сказывают, когда корабль течь дает, с него крысы бегут первыми? Стало быть, по- тек, а? Что скажешь? — Воистину. Почитай, скоро до самого Ивашки добе- ремся. Василий Шуйский уже не раз пытался переманить дворян щедрыми посулами, предупреждая: коли холопы возьмут верх п столицей овладеют, ни боярам, ни дворя- нам, никому из лучших людей блага не будет. Опомни- тесь, призывал он, с кем пошли? Вор Ивашка в «листах» своих велит холопам московским побить всех господ. И вот свершилось! Уразумели. Царь пожелал увидеть переметчика Ляпунова. — Что, блудный сын, — царь улыбнулся, заглядыва- ясь на стать Ляпунова, — воротился? — Виноват, государь. — Ну, ну. Кто старое помянет, тому глаз вон. Служи мне честно — по заслугам воздам. — Благодарствую, государь, за твою милость. 124
— Ты вот что, Прокопий Петрович, скажи — слыхал ли, что волей покойного царя Федора Иоанновича ездил я в Углич и сам видел убиенного царевича Димитрия? — Как не слыхать, государь, — ответил Ляпунов, но взглянул на Шуйского с удивлением. — Да, да, убиенного, — повторил царь. — А то, что по нашему сыску было объявлено, будто царевич сам за- кололся в падучей болезни, то неправда. Годунов так ве- лел. На него, злодея, управы не было. — Помолчав, Шуйский продолжил: — А скажи мне, Прокопий Пет- рович, пришел ли с войском Болотникова новый самозва- нец?.. Ты его видел? — Нет, государь, не видел. Но слыхал, что в Литве он. — Добро. Иди покамест. Тебе и людям твоим велю из казны денег дать. Откланявшись, Ляпунов пошел к двери. — Стой, — окликнул его вдруг Шуйский. — Написал бы ты письмо Пашкову. Так и так, мол, царь ко мне ми- лостив и тебя на службу зовет. Приходи скорей с повин- ной, а царь наш Василий Иванович по чести тебя при- мет, щедротами не обойдет. — Напишу, государь. Едва ушел Ляпунов, как царю доложили, что схвачеп лазутчик Болотникова — атаман Аничкин. В другой раз Шуйский потребовал, чтобы при нем учинили атаману до- прос, но сейчас подумал, чего там у мужика выпытывать. Ляпунов небось поболе знает. — Как схватили его? — На Арбате посадских баламутил: будто жив царь Димитрий. Что прикажешь, государь? — На кол посадить, — процедил Шуйский. — При народе! Опять Димитрий!.. Когда же тень его перестанет тре- вожить царей? Как сотворить, чтоб не вред приносило им имя царевича, а пользу?.. Долго сидел Шуйский, раздумывал. Потом вскочил, за- шагал по хоромам. 125
Грамота Пашкова! Та грамота с красной печатью. Бо- ярам и «лучшим людям» якобы от царя Димитрия Иоан- новича, который уже здесь находится, под московскими стенами. «Ну, Истома, — рассуждал Шуйский, — сослужил ты мне службу той грамотой. Вот что надобно сделать — созвать народ и показать ее всем. Гляньте, мол, люди мос- ковские, как дурачат вас от имени убиенного. Гляньте, аж царская печать приставлена красная. И все — обман! Ежелп сия грамота и впрямь Димитрием Иоанновичем по- слана, я сам отворю ему ворота и на трон усажу. Собери- те ходоков да пошлите к Болотникову — пусть покажет царя. А как воротитесь — скажете, кого видели...» БЕССОННАЯ НОЧЬ ...Долго стоял на холме Болотников, уже стало смер- каться. Вначале скрылась в густеющем сумраке Москва, затем исчезли купола Новодевичьего монастыря. Симоно- ва, Донского, а там уж не различить и Данилов мона- стырь, что был совсем рядом. От реки тянуло стужей. Но уходить с холма Болотни- ков не хотел, словно кто-то приворожил его, заказав дви- гаться с места. «Как же войти в Москву? — размышлял Ивап Исае- вич. — Приступом ее пе возьмешь. Надобно кольцом ее охватить. Замкнуть словно на замок. Чтоб ни одна подво- да, пи одна живая душа не вошла, не вышла». Медленно направился Болотников к себе в шатер. Но уснуть не мог. Сон не шел. Беспокойные думы сменя- ли одна другую... ♦ ...А в Москве в своей опочивальне тоже не спал, во- рочался с боку на бок царь Василий Шуйский. Окружил он хоромы стрельцами падежными, а все за- 126
говор ему мерещился боярский. Кто во главе? Мстислав- ский, Голицын, племянничек Скопин-Шуйский? А может, братья родные? Как приходит время за троп биться, ни- кто о родстве и не поминает. Чу!.. Что за шорох?.. Не убийца ли с ножом крадется подосланный?.. Помилуй, господи!.. Вскакивал царь с постели в холодном поту... Нет! Ни- как мышь окаянная пробежала. Долго стоял царь посре- ди опочивальни, прислушивался. Потом шел сам прове- рять стражу. А то чудилось ему — бежит по московским улицам толпа. С топорами, дубинами, вилами. Крики... Неужто открыли ворота Ивашкиной голытьбе? Опять шел царь Василий к стражникам — велел лезть на колокольню да смотреть, все лп в порядке в городе. Недовольно шепталась стража. — Ишь, государя-то угомон не берет. — Грехи давят. Не находил себе места Шуйский. Все думал, где бы еще войска добыть, на кого опереться. Надежда была па Смоленск, Тверь и северо-восточные города. Чтобы смоля- не могли прийти па помощь, послал пм навстречу под Мо- жайск и Волок Ламский воевод. Удастся ли побить воров и разбойников да открыть смолянам дорогу к Москве? На север тоже были посланы верные люди, чтобы набра- ли там «войской» силы. В самой же Москве ратников ос- талось совсем мало. Поделить их пришлось: одна часть была у осадного воеводы князя Туренина — защищала городские ворота и стены, другая — у вылазного воеводы князя Скопина-Шуйского. Пока Москва держалась. «Но как ее держать дальше? — прикидывал царь. — Хлеб дорогой — парод волнуется, служилых людей ма- ло, казна почти пуста... Хорошо хоть северные дороги по захвачены: может, придет подмога-то». А еще думал Шуйский, надо бы распустить слух по 127
всем городам, будто войска царские крепко побили вос- ставших. «Эх, кабы на самом деле разбить Ивашку, — тя- жело вздыхал царь и ложился в постель. — Да и соснуть бы...» В КИТАЙ-ГОРОДЕ Из Москвы вернулся Павлуша. Он с атаманом Аничковым проник в столицу с север- ной стороны, пристроившись к ярославскому обозу. Как был схвачен Аничков, Павлуша не знал: народ возмущали они на разных улицах. Павлуша вначале был на Покров- ке, а потом пошел в Китай-город. Потолковав кое-где с холопами, он захотел подойти к усадьбе князя Телятев- ского. Думал, может, кого встретит из знакомой дворни. И верно, вскоре увидел, как на улицу вышла старуха Авдотья. Брела старуха, постукивая клюкой, медленно, и Пав- луше пришлось терпеливо ждать, покуда она завернет за угол. Там догнал ее Павлуша. — Ты кто? — подслеповато уставилась на него ста- руха. — Павлушку помнишь?.. — Господи!.. А я давеча по твою душу свечку стави- ла. За упокой. Слыхала, порубили тебя татары. — Рано хоронишь, матушка. Еще нету той саблп, что про меня сделана. — Откель же ты взялся? — удивлялась она. Павлуша приложил палец к губам. — Ишь ты! — смекнула Авдотья. И спросила совсем тихо: — Ивашка-то Болотников, что у стен стоит, не наш ли? — А то кто ж! — гордо улыбнулся Павлуша. — Над-оть, какой власти сподобился! — Погоди, войдет Иван Исаич в город, новый тебе кожушок даст. У боярских девок отберет, а тебе даст. 128
На, скажет, Авдотья, носи. Твой-то весь рассыпался... Ты вот что, ответь, князь Андрей Андреич здравствует? — И-п, милый. Нету его в Москве. Он сперва за царя Бориса был. Потом в темницу его упрятали. Потом выпу- стили да опять хотели взять — за что, не ведаю, — а он убег. Прихватил мужиков, что в доме оставались — и по- минай как звали. В Москве Павлуша пробыл три дня. Про гибель Аничкова услыхал от людей. Говорили, что смерть свою он принял без страха. Не дождались при- служники Шуйского стонов и воплей. Даже посаженный ла кол, призывал атаман бить господ, кричал, что царь Димитрий Иоаннович жив и скоро отомстит всем измен- никам. Палачам пришлось застрелить Аничкова. — Вечная ему память, — тяжело произнес Иван Исае- вич, выслушав Павлушу и перекрестившись. ходоки Из столицы в лагерь Болотникова прибыли шесте- ро ходоков. Сказали, что присланы они всем посадом, да- бы проведать о царе Димитрии. Их проводили к гетману. — Стало быть, вы послы от московского люда? — Почитай так, Иван Исаич, — ответил с поклоном высокий седовласый старик Онисим — он был за стар- шего. — Садитесь, — Болотников показал на скамьи, рас- ставленные вокруг стола. — Коль вы послы, рад вас при- нять с почетом. — Кабы да еще царь Димитрий нас принял — пть мы к нему, — сказал, хмыкнув, лысый, с мятым лицом мужчина. Остальные ходоки недовольно взглянули на него. — Царь Димитрий? — переспросил Болотников. — Вестимо. Он же с войском пришел. В Москву, вишь, грамоты за красной печатью посылал. 9 о. Тихомиров 129
— Помолчи, Антии, — сказал ему Онисим, — дай с дороги дух перевести. — Верно, отец, — произнес гетман. — Сперва отве- дайте нашего хлеба-соли, а слово свое потом скажете: с чем пожаловали и чего иадобпо. Болотников хитрил. Ходоки пришли нежданно, как снег на голову, а потому, чтобы не попасть впросак, него- же было торопиться. Вот и решил он потянуть время. Что еще за грамоты с красной печатью? Кто засылал их? Го- сударь?.. Откуда — из Польши?.. Из Путивля?.. Шахов- ской бы мне о том поведал. У Москвы-то я, а не Димит- рий Иоаннович. Я и Пашков. А может, оп и посылал? Иван Исаевич распорядился, чтобы гостям подали угощенье, а сам вышел, сказав, что скоро вернется. Павлуше он велел скакать тотчас к Истоме и доста- вить его. — А ежели не захочет? — вскочив па копя, спросил Павлуша. — Скажи, великоважное дело. Царя Димитрия Иоан- новича касаемо. А как с Истомой воротишься, в дом не входи, пусть меня вызовут. С глазу на глаз нужно с ним перемолвиться. Между тем у ходоков доброго застолья не получалось. Крепко помнили они наказ — требуйте, чтоб показали Димитрия. Коли покажут, гляньте получше — он ли? Хо- доки чувствовали свой высокий долг перед московским миром, а потому кусок не лез им в горло. Лишь Антип — человек из детей боярских, пропойца п плут — паливал себе одну кружку за другой. Включи- ли его в число посланцев царевы люди: сочли, что нетер- пимый и шальной Антип в таком деле пригодится. Против Антипа москвичи возражать не стали: не бога- тей и не при дворе, а то, что на вино слаб, такой грех ему отпустили. Не ведали посадские, что Антипу были обе- щаны деньги, «ежели шум учинит и несогласие проявлять будет». — Пошто скучно пьете-едите? — проговорил Болотни- 130
ков, заходя в комнату. — Небось в осаде сидеть — нуж- ду терпеть. — Ты, Иван Исаич, об пашей нужде не беспокойся, — оторвался от кружки Антип. — Мы и в осаде живем припеваючи. — Да никак ты за столом у Шуйского едаешь? — ус- мехнулся Болотников, оглядывая поношенный кафтан Антипа. — А мне и за своим не худо. — Ну-ну, — произнес Болотников. — Дай-то бог. — Спасибо, хозяин, за хлеб-соль, — отодвинул свою кружку Описям, — теперича в самый раз о деле потолко- вать. — В самый раз, — согласился Болотников, — по ска- жу я вам, други, вот что. Послал я за Истомой Пашко- вым. Он воевода сильный п муж разумный. Пусть в па- шем разговоре присутствует. — Нам Пашков не пужон. — Антип вытер лысину. — Нам бы царя Димитрия повидать. — Он снова потянулся к кувшину с випом. — Остальное нам трын-трава... — Уймись, — коротко бросил старик, а сидевший ря- дом с Антипом верзила кузнец слегка придавил плечи пьянчужки своей могучей дланью. Антип уронил голову на стол. — Нам только царь... — пробормотал он и умолк. — Дело у нас, Иван Исаич, вот какое, — заговорил Онисим. — Перво-наперво велел мир передать тебе свой поклоп, — старик поясно поклонился. — А наказ да- ли — проведать, верно ли царь Димитрий здесь, при вой- ске. И ежели свидимся мы с ним да признаем, будем про- щенья просить и город откроем. Истинно я говорю? — Истинно, — молвили все разом. — Добро. — Болотников решал, как быть. Мог оп и без Пашкова переговорить с посланцами московскими. Но вот грамоты за красными печатями — откуда они? Нет, надобно обождать Истому. — А ответьте, люди добрые, кто вы есть по имени и ремеслу? 9* 131
— Я мясной торговец Оппсим Жуков, — произнес старик. Ходоки поднялись один за другим. — Кузнец Терентий Иванов. — Мельник Потап Калитип. — Писец Булгак Вакулов. — Гончар Илья Глебов. — Люди вы, вижу, разные, — сказал Болотников, — но не богатеи. Своим трудом живете. За таких посад- ских, как вы, и бьемся мы с полуцарем. Нешто он да бояре не чинят вам зла? Нешто подобру вы живете? — Чинят, — не сдержался гончар. — Не о том речь, Илья, — строго взглянул Онп- сим. — Царь Димитрий тоже блага сулил. А где он? Уж мы-то, московские, сами все видели. Кого сожгли да чей пепел в пушку забили? — Дайте мне сказать, — заворочался вдруг Антип. — Я сам пз той пушки палил. Я... Но кузнец опустил свой кулак на голову дворянина, и Антип вновь притих. — Житья подобру нет, — сказал Потап. — Задави- ли поборами, хочь мельницу бросай. Зерна не везут. Без работы сижу. — А гончарня? — встрепенулся Илья. — Одно разо- рение. — Молотом намаешься, — громыхал кузнец, — а сел за стол и зубы на полку. — Что скажешь ты? — повернулся Болотников к писцу. — Хожу как все, туго пояс затянувши. — Тогда пошто мне вас уламывать? Подкрепитесь, а там и разговор начнем. — Болотников встал из-за стола. И только он вышел на крыльцо, как увидел скачу- щих всадников, среди которых приметил Павлушу п Пашкова. 132
— Здравствуй, гетман! — лихо соскочив с коня, проговорил Пашков. — Звал? Они прошли в соседнюю избу, где Болотников рас- сказал Истоме о ходоках. Закончив, спроспл Пашкова в упор: — Грамоты за красной печатью ты посылал? По тому, как забегали глаза Истомы, понял — он! Пашков тоже почувствовал, не отопрешься. Посуровев, резко произнес: — Я посылал. А что?.. Один черт — лпшь бы в Моск- ву войти. Там разберемся... — От имени государя? — вспыхнул Болотников и схватпл Пашкова за ворот. — Да как ты смел! — Пусти, слышь... Худо будет. Болотников разжал рукп. — Что делать? — хмуро проговорил он. — Ходоки на своем стоят — подавай им Димитрия. Пашков помолчал. — Колп хотят — покажем. — Он вдруг усмехнулся. — Кого? — Мало ли? Да хочь того молодца, что за мной при- скакал. — Павлушу?.. В уме ли ты, Истома Иваныч? — А что?.. Молод, пригож. Покажем — и дело с концом. — Тьфу! — плюнул с досады Болотников. — Да пе- што в Москве царя Димитрия не знают? С мая-то, по- читай, полгода прошло — государев лик не забыли. По- размыслим лучше, как быть. — Ты войску голова, ты и прикидывай. — Ладно, — сказал Болотников, — пошли к ходо- кам. Ждут. — Ты, Иван Исаич, один с ними управишься. Пошто мне с мужиками сидеть? Велика честь. — Истома вы- шел из избы и припустил со своими всадниками назад. Болотникову пришлось сказать ходокам, что увидят москвичи царя Димитрия, но не сейчас. Потому как на- 133
ходился здесь, да отбыл... Куда? В Путивль. Соберет пополненье, воротится. — Ну что ж, — молвил седовласый Онисим, — коли нету в войске Дпмитрия Иоанновича, дозволь откланять- ся. Спасибо за хлеб-соль. А мы в Москву подадимся, обо всем доложим. — Скажите, зову я народ московский не стоять су- против меня. — Болотников всматривался в лица хо- доков. Взгляды у всех прямые, открытые. Лишь гончар Илья чуть голову потупил. — Прощай, Иван Исаич, — поклонился Онисим. За ним поклопплпсь все ходоки. — А ты пошто мнешься? — спросил Болотников у гончара. — Дозволь у тебя остаться, — выпалил Илья, ре- шившись. — Пропадаю, хочь глипу ешь. — Добро. Оставайся. — Эй, паря, — строго гляпул па Илью старик, — спятил? — И меня возьми, — попросил кузнец. — Служить тебе правдой буду, истинный крест. В тот день Иван Исаевич послал Григорию Шахов- скому письмо. Гонцам было велено спешно скакать до самого Путивля. В письме он просил князя отправить к царю Димитрию людей, дабы увещевать его как можно скорее идти к Москве. Он писал, что москвичи готовы покориться, лишь только увидят Димитрия, «схватят своих изменников и выдадут их ему». А пока, думал Болотников, надобно не мешкая окру- жить столицу со всех сторон... ОПЯТЬ ИЗМЕНЫ Михей Долгов несся на коне среди других всадников, помахивая саблей, и уже чувствовал, как лихо придет- ся царским ратникам, что засели в Красном селе. 134
Болотников поручил Истоме Пашкову перебраться на левый берег Москвы-реки и захватить ярославскую дорогу. А чтобы усилить войско Пашкова, передал ему гетман несколько отрядов в помощь. С таким отрядом к скакал сейчас Михей к Красному селу. Основные сплы Болотникова находились со стороны Замоскворечья на правом берегу. Им противостояли полки осадного и вылазного воевод, охранявшие Сер- пуховские и Калужские ворота. 26 ноября к вечеру Пашков напал на Красное село, по взять не сумел. Заночевать войску пришлось непода- леку. Истома и дворяне устроились в походных шатрах. Мужики легли вповалку, накрывшись кто чем мог. Пред- стоял нелегкий день: опять нужно было бпться за село и главное — захватить дорогу и сомкнуть кольцо вокруг Москвы. Михея назначили в стражу, пока войско спит. Ночь выдалась студеная, звездная. Но Михей почти не ощу- щал холода: вот, думал он, недолго воевать осталось — заберем столицу, а там и домой можно. И вдруг Михей увидел, как во тьме со стороны ро- щи вспыхнул огонь. Кто-то зажег факел, помахал им. Че- рез некоторое время из стана Пашкова выехало пять- шесть всадников. — Глянь-ка! — насторожился Долгов. — Кажпсь, к нам едут. Когда всадники приблизились, Михей выступил впе- ред: — Стой!.. Не велепо никого пущать. Стражники наставили на конных ружья. — Прочь с дороги, дурни, — бросил один из всад- ников, не останавливая коня. — Истома Пашков, — шепнул Михею стражник, что стоял рядом. — Упаси бог разгневать. Всадники проследовали к роще. Невдомек было Михею и его товарищам, что Истома Пашков встречался в ту ночь с посланцами царя Васи- 135
лия. Не раз подсылал Шуйский своих людей к Пашкову: склонял на измену, обещал дары, а войско ему оставить. Пашков и сам уже ясно видел — взял верх бывший холоп, «листы» же, в которых Болотников призывал му- жиков бить господ, были дворянину Пашкову что нож в сердце. «На условия государя согласен, — сказал Пашков царевым посланцам. — Завтра же начинаю слу- жить ему!» ❖ Увлечь Пашкову все войско па предательство пе удалось. — Не с руки мне за Истомой идти, — говорил Ми- хей. — Опять в кабале маяться? — Верно, — поддержали Михея мужики. — С Паш- ковым идти — в неволю ворочаться. А то и вовсе гос- пода шкуру спустят, коли зло на нас держат. Пробовал Пашков их силой принудить. Мужики за оружие схватились. А у них не только саблп да копья имелись, но и самопалы. Подумал Пашков, что в такой час проливать кровь без большой пользы. Отступил. В тот же день, 27 ноября, к Шуйскому с Двины при- был на выручку большой отряд стрельцов. Кроме того, гонцы доложили, что очищены от мя- тежников Волок Ламский и Можайск. Царь созвал воевод. — Самый раз настал ударить по Болотникову, — сказал Скопин-Шуйский, — часть войск его па левом берегу. Для нас выгода. Порознь воровские отряды лег- че одолеть. — К тому же, — добавил Туренин, — в Ивашкиных войсках смута началась... — Откуда знаешь? — спросил царь. — «Языка» привели. Говорит, как услыхали, что Пашков к нам перекинулся, холопов страх одолел. Сам Ивашка чернее тучи... 136
И царь отдал приказ: — Готовить полки на вылазку! Сражение в Замоскворечье Болотников проиграл. Пришлось ему вернуться к укрепленному острогу в Ко- ломенское. А еще через несколько дней к царю Василию посту- пило мощное пополнение — смоленские и ржевские полки. 2 декабря все свои войска царь кинул на Коломен- ское. Взять лагерь Болотникова оказалось нелегко. Там бы- ли не только земляные укрепления, но и хитрая при- думка, которую назвали «обозом». Собран он был из не- скольких сотен саней, телег и повозок. Их поставили друг на друга в два-три ряда, затем плотно набили со- оружение соломой и облили водой. На морозе все это затвердело словно камень. Царские войска начали бить по «обозу» из пушек. Лед хотя п крошился, но ядра не пробивали такую толщу. Три дня стреляли пушки, а толку не вышло. Воевода гневался, хотел было на пушкарях зло со- рвать — высечь их. Но дворянин Ушаков, перебежав- ший от Болотникова, выдал секрет укрепления и посо- ветовал палить «огнеппыми» ядрами. После такого обстрела лед стал таять. Болотникову с частью войска удалось уйти к Калуге. Несколько казачьих отрядов отбивалось от царских ратников в селе Заборье. Но силы были слишком нерав- ные. Казаки сдались. С ними попал в плеп и Михейка Долгов. Казаков Шуйский помиловал — приказал забрать в свое войско. А двадцать одну тысячу плеппых, что были взяты в Котлах и Коломенском, царь велел предать смерти. 137
ПО ГОРЯЧЕМУ СЛЕДУ Звенели в Москве колокола в честь снятия осады и победы над Болотниковым. В церквах служили тор- жественные молебны. Во дворце Василий Шуйский закатил пир, какого давно не было. Широко улыбался он на пиру боярам, но не так уж весело было у него на душе. «Ушел Иваш- ка, — думал Шуйский, — а ведь он всему злу голова. Отруби змее хвост — другой отрастет. По голове бить на- до, по голове...» Против Болотникова царь послал по горячему следу своего брата Димитрия. Воевода этот был столь же спе- сив, сколь бездарен. Считал он, что войско Болотникова ослаблено поражением, ко всему и город Калуга не име- ет мощных каменных укреплений. — Велн, государь, ставить виселпцу, — сказал он, отъезжая, брату, — на той седмице привезу тебе Иваш- ку. — С богом! — простился с ним царь. ❖ Войдя в Калугу, Болотников сразу же созвал атама- нов. Пригласил он также калужского пушкаря Ивана Фо- мина п других посадских людей. — Другп, — сказал он, — после тяжких боев наше войско устало. Но знайте, воеводы Шуйского кинутся за нами, как собаки за зверем. Колп мы почивать начнем, схватят нас голыми руками. А потому должны мы те- перь взяться за топоры и лопаты, окружить Калугу но- вым частоколом и вырыть рвы. Что скажете? — Пошто разговоры разговаривать, коль времени нет? — поднялся один пз атаманов. — Слово у пас од- но — выдюжим! — Добро. А вы, калужане?.. Неволить вас не могу. 138
— Да нешто мы хотим своей погибели? — прогово- рил Фомин. — С тобой мы. Так ли, посадские? — Куда иголка, туда и питка. Отлегло на душе у Болотникова, но все же предуп- редил: — От Шуйского потом милости не ждите. — Что на роду написано, того не минуешь, — мол- впл Фомин. Войско и все посадское население вышло укреплять город. Стучалп топоры и кувалды. Работали и в темноте при кострах: в декабре-то смеркается рано, светает поздно. А каждый час дорог. День за днем кипела ра- бота. Болотников послал в другие города за помощью. ♦ Черную весть принесли гонцы царю Василию: два- жды побил Дмитрия Шуйского холопский воевода. Государь тяжело плюхнулся на лавку, обитую мед- вежьим мехом. — Жив брат? — Бог помог, — ответил старший гонец. «Сотворил же господь братца, — в сердцах подумал царь Василий. — Воистину олух, не воин». И накинул- ся на гонца: — Сказывай, как все было. Вот что узнал царь. Приблизился князь Димитрий к городу и увидел, что Калуга укреплена, стал прикиды- вать, как бы на мятежников напасть. Два дня в раз- думьях прошло. На третий день подоспевшая к Болотни- кову из других городов подмога ударила по войску с ты- ла. Начали разворачиваться царские полки, а в это вре- мя на них накинулся Болотников со своими отрядами. Четырнадцать тысяч ратников полегло в той битве, ос- тальные бежали. Едва донесли ноги до Серпухова, но тут были настигнуты болотниковцами и побиты вновь. 139
После такого доклада потемнело у царя Василия в глазах. — Прочь! — замахнулся посохом па гопцов. Земно поклонившись, гонцы убрались вон. Через неделю царь послал против Болотнпкова вто- рого брата, Ивана, — подозрительный Василий доверял братьям больше, чем другим воеводам. — Поднабрать бы еще силы. А пока не худо повре- менить, — заметил князь Иван. — Ждать неможно. Бить надобно вора, не давать передыху. — Ударь-ка его! Он за стенами спрятался. — Пойдешь с тремя полками и пушками, — сказал царь. Князь Иван осадил Калугу, но взять никак не мог. И па приступ гнал ратников, и стенобитные орудия в ход пускал, п ядрами палил по городу — все впустую.
Часть пятая (1607 год) ИСХОД ДЕРЕВЯННАЯ ГОРА В январе на помощь брату царь послал новые полки во главе с Мстиславским, Скоппным-Шуйскпм п Тате- вым. Эти воеводы решили не только обстреливать город, но и устроить возле его стен великий пожар. Неспроста они так задумали. Стены Калужского ост- рога * были сложены из толстых дубовых бревен в не- сколько рядов. Даже пушечные ядра не могли их раз- бить. — Стрелять из огпенпых пищалей! — приказали воеводы. Но возникавший пожар быстро тушили защитники. Тогда кто-то из воевод предложил: — Наведем на стены деревянную гору и подожжем. От ее пламени любые бревна сгорят. Мужикам из окрестных деревень было велено валить лес и рубить его на дрова. Каждый день несколько сот саней доставляли дрова к лагерю. И вот со стен острога увидели осажденные, как ста- ла вырастать поодаль деревянная гора. Быстро росла она, потом начала понемногу приближаться. Ратники, которые прятались за дровами, все время перекидывали, метали поленья. Поэтому гору и назвали примётом. С каждым дпем ближе и ближе подступал примет к стенам Калуги. Стрелять по нему со стороны острога было бесполезно: никого не видно. В самое время разгадал Болотников план против- ника. — Коли ратники зажгут свою гору, худо нам ста- нет. Упредим же царевых воевод. Есть у меня дума, как * Здесь острог — город, укрепленный пункт. 141
погубить деревянную гору. Соберите сильных, надеж- ных людей. Но чтоб о том, что поведаю, никому пп сло- ва... В ту же ночь надежные люди в строгой тайне нача- ли рыть подкоп под стеной в сторону примета. Средп них был и силач кузнец Терентий. Никто не знал, для чего роется подкоп, по чувствовали, что дело им довери- ли большой важности. Болотников сам не раз спускался в подкоп, замерял аршином его длину. Прислушивался. — Чу, ребята! — И спрашивал: — Что сверху слы- хать? — Никак шелестит что-то, — отвечал Терентий. — Копайте еще, — говорил Болотников. А деревянная гора уже совсем близко придвинулась к стене острога. С беспокойством смотрели на нее осаж- денные. Но вот Болотников остановил землекопов: — Хватит. Дале не ройте. И велел сделать конец подкопа пошире. А потом распорядился, чтобы в подкоп закатили бочки с порохом. — Плотней ставьте, чтоб побольше вошло, — по- учал оп. Так под деревянной горой п царскими ратникамп об- разовался огромный пороховой погреб. В нескольких бочках Болотников приказал выбить донца. Прямо в порох вставили промасленные фитили. В одну из ночей, как раз перед тем, как воеводы предполагали поджечь свой примет, Иван Исаевич взо- рвал начиненный порохом подкоп. Страшным был тот взрыв. Громыхнуло стократ силь- нее грома. Чудилось, будто сверкнуло сто молний и земля раскололась на куски. Высоко взлетели поленья п ратники Шуйского... Сразу после взрыва Болотников вывел войско пз го- рода и, пока враг не успел опомниться, ворвался в ла- герь. 142
Еще одно поражение потерпели царскпе воеводы. Но Болотников не ушел из Калуги после успешной вылазки. Сил у него было все же значительно меньше, чем в полках Шуйского. Он не мог рассчитывать на победу в открытом бою. Приходилось ждать подмоги. высокий гость Добравшись до Путивля, князь Андрей Андреевич Телятевский велел доложить о себе Григорию Шахов- скому. Телятевскпй был хорошо известен московской знати, п Шаховской сразу оценил, насколько выгодным для противников Шуйского станет переход боярина на их сторону. — Рад привечать тебя, Андрей Андреевич, в нашем граде. Поживи у меня. Отдохнешь с дороги, а там рас- скажешь, коли захочешь, какие твои заботы и куда путь держишь. — Благодарствую, князь, за ласку. А заботы мои, впдать, с твоими схожи — допрежь всего согнать с мос- ковского трона изменника и лгуна. — Лгуна? — осторожно переспросил Шаховской. — Прп всем народе оболгался, когда мощи царевича перевез! — вскипел гость. — При Борисе, вишь, гово- рил, закололся Димитрий, а теперь — мол, убиепный. Как язык-то не отсох у лиходея. Окружил себя родней, а на всех других исподлобья глядит, ни в кого веры нет. — Полно, боярин, на пустой живот о злыдне толко- вать. Прошу за стол. На самом-то деле не об отдыхе Телятевского пекся Шаховской, а хотел, чтоб за чаркой у гостя язык раз- вязался. Поди не каждый день из Москвы залетали та- кие птицы. На славу постарался хозяин попотчевать боярина. 143
Яства подавались — лучше не сыскать. Телятевский ел и пил изрядно, но ничего важного для хозяина не ска- зал. Тогда Шаховской сам повел разговор. — Да, с Пашковым-то у нас промашка вышла, —• произнес он. — Ежели оп не переметнулся бы к Шуй- скому, мы уже держали полуцаря за бороденку. — Истома — змея подколодная, — согласился Те- лятевский. — Строптпв и горяч, — не осуждая Пашкова, но п не защищая, проговорил Шаховской. — Не захотел под- чиняться холопу Болотникову. Оно и попятно. Да кто ж мог ведать... Андрей Андреевич перестал есть, слушал молча. Ему ли не знать Болотникова! Когда ушел от него Иван самовольно, кпязь немало посокрушался. Что с ним ста- лось, долго не знал Телятевский. А оно вон как повер- нулось. Холоп его сделался гетманом царя Димитрия Иоанповича. Князь не сомневался, что пстинный царе- вич Димитрий еще в давние времена умер в Угличе. Да не в том дело. С кем идти на Шуйского? Тут надоб- но многотысячное войско. Без мужиков не набрать та- кого... — Что не пьешь, Андрей Андреевич, алп мед мой горек? — спросил Шаховской. — Мед твой хорош. А тебе, видать, несладко прихо- дится. — С чего взял, боярин? — насторожился Шахов- ской. — Ас того, что Болотников в осаде сидит. Обло- жен со всех сторон. Коли подмоги ему не будет — за- гублено дело. — Эх, Истома, Истома!.. — гнул свое Шаховской: ему хотелось знать, как относится гость к Болотнико- ву. — Коли обождал бы, пока Москва сдастся... Ничего не сказал в ответ Телятевский. — Что говорить, — продолжал Шаховской. — В од- пу упряжку не запрячь вола и медведя. 144
— А кем из них ты зришь Болотникова? — спросил вдруг гость. Не ждал князь Григорий такого вопроса. Замялся. — Не отвечаешь... Тогда слушай, что скажу. Болот- ников не вол: в упряжке не пойдет. И не медведь: на цепь не посадишь. Ежели хочешь его с кем равнять, равняй с соколом. «Ишь, как молвил, — прикидывал Шаховской. — Сокол! А как ты будешь держать его? В клетке? Али волю дашь?» Но сказал другое: — Прав ты, Андрей Андреевич, насчет подмоги. Вы- ручать надобно Болотникова. — Шаховской немного по- молчал. — Царевич Петр тут, в Путивле. Дал бы я ему войско, да отпускать не след. Самый раз ему теперь при мне быть. — Царевич Петр, говоришь? — усмехнулся Теля- тевский. — Он самый. Петр Федорович. — Мы-то с тобой знаем, — князь решительно ото- двинул кубок, — не было сына у Федора Иоанновича. — Истинно говоришь, — Шаховской понизил го- лос. — Нам бы Москву взять, а там, глядишь, и царь будет, который надобен. Но покамест... — Шаховской выразительно умолк. Некоторое время молчал и Андрей Андреевич. — Вот что, — сказал он, и глаза его сверкнули. — Давай мне войско. А царевич Петр, ладно, пусть в Пу- тивле сидит. БОИ Вскоре князь Телятевский с многотысячными отря- дами направился к Калуге. Помощником его был Ва- силий Масальский. В начале февраля под Венёвом, что недалеко от Ту- лы, казаки Телятевского разгромили царского воеводу Андрея Хилкова. Ю о. Тихомиров 145

После боя князь велел Масальскому идти на выруч- ку к Болотникову в Калугу, а сам с частью войска ушел в Тулу, которая была на стороне восставших. В семи верстах от Калуги на реке Вырке разгоре- лось сражение с войсками Шуйского. Силы были равные, но царские ратники успели занять лучшие позиции. Целые сутки длился бой. Место оказалось открытое, ровное — ни леса, ни рощи. Казаки связали сани и от- бивались из-за этого непрочного укрытия. Когда же увидели, что окружены и живьем не вырваться, многие принялись поджигать рядом с собой бочки с порохом, лишь бы не попасть в руки врагу. Князь Масальский был ранен и захвачен в плеп. Возрадовавшись победе и одарив своих воевод, царь сказал: — Вора Ивашку измором возьмем. В Калуге-то не- бось с голоду всех собак поели. А покамест в самый раз обложить осадой Телятевского в Туле. Чтобы закрепить успех, Шуйский направил под Ту- лу пополнение с князем Воротынским во главе. — Настал наш час! — напутствуя воеводу, говорил царь Василий. — А возьмешь Тулу, веди полки на Ка- лугу. Пора кончать с Ивашкой, поперек горла он у ме- ня стоит. Ф Узнав о поражениях, Илейка Муромец усидеть в Пу- тивле уже не мог. Потребовал он от Шаховского, чтобы тот без задержки отпустил его в Тулу. «Царевич Петр» прибыл как раз к тому времени, ко- гда к Туле подошло войско Воротынского. «Вора Пет- рушку захватить и живым или мертвым доставить в Москву!» — приказал царь Василий. Князь Воротынский рассчитывал на успешный по- ход. Силы под его началом были крупные. В их числе и Пашков со своим отрядом. 10* 147
— Чернь, — говорил Истома, — ныне напугана. Как увидит нас, тут же спины покажет... Но в бою под Тулой верх взяли восставшпе. Теля- тевский нанес Воротынскому такой удар, что царев вое- вода с Пашковым едва ноги унесли в Алексин. Калуга же по-прежнему находилась в осаде. Болот- никовцы, хотя и держались стойко, донимали воевод Шуйского частыми вылазками, а вырваться не могли. На помощь осажденным в начале мая опять высту- пил князь Телятевский. ВО ВРАЖЕСКОМ СТАНЕ — Слышь, Илья, никак соловей щелкает? — припод- нял голову Михейка Долгов. Илья перестал подбрасывать в костер поленья, на миг замер. — Нет, — сказал он. — Рано для соловья. Обожди седьмицу — запоют. — Пошто рано? Самая пора. Бросив последнее полено, Илья сел рядом с Ми- хейкой. — И впрямь соловушка, — немного послушав, со- гласился он. — А у нас в слободе об эту пору они еще молчат. Но малость пригреются — такое подымут — хочь до утра не спи. Особливо на Яузе... Попали Илья-гончар и Михейка Долгов сюда вместе с казаками, которые сдались воеводам Шуйского в Заборье. Казаков было около четырех тысяч — сила немалая. Но понимали царские воеводы: ненадежное племя — ка- зачья вольница. А посему держали заборских казаков про запас, в дело пока не пускали. Так и стояли казаки с конца зимы под Калугой от- дельным лагерем, поглядывая то на ратников, что были вокруг, то на городские стены, разбитые п обгорелые, но по-прежнему неприступные. Там, за стенами, был Болот- ников... 148
Слыхивали казаки, как взорвал батька примёт, видели со стороны стычки, что разгорались во время коротких вылазок. Толковали кой о чем потихоньку меж собой, ку- мекали, выжидали. А уж простая голытьба вроде Михея Долгова да Ильи-гончара роптала в открытую. — За Шуйского идти — самим в кабалу лезть. — Иван-то Исаич нам волю дает, а мы под него яму роем. Случались и другие разговоры: — Чего глядим, братцы? Айда к Болотникову! — Ишь смелый сыскался, — остужали горячую го- лову. — Ратников обок сколько? Почитай, на каждого из нас пятеро. — Не, братцы, покамест повременить надобно. Подой- дет с войском Димитрий Иванович, тады вдарим. ПОХОД НА ПЧЕЛЬНУ Царские лазутчики зорко следили за мятежной Тулой и сразу же донесли в Калугу и Москву, что Телятевский выступил с воровскими людьми на Пчельну. Для отпора Шуйский велел снять с калужской осады три полка да еще добавить к ним полки Воротынского, что стояли под Алексином, и двинуть всем навстречу Телятевскому. ...Ранним утром, едва лишь светать стало, увидели осажденные с городских стен, как зашевелился враже- ский лагерь. Служилые, казаки собирались в отряды и шли куда-то берегом Оки. Дозорные немедля доложили о том Ивану Исаевичу. Болотников, поднявшись на стену; долго смотрел на рать противника, которая, словно громадная змея, упол- зала прочь. Рядом с Болотниковым стояли атаманы и есаулы. — Неужто совсем уходят? Не верилось. 149
Вскоре стало ясно, что часть войска — примерно треть — остается. Пушкари тоже остались возле пушек, дабы в случае чего открыть пальбу. Атаманы заговорили, что самая пора напасть на царе- во войско, покуда оно разрознено. Болотников слушал, никого не перебивая, затем мол- вил: — Обождем. — Пошто, батька? — Время упустим... Вернутся ратники, — загудели атаманы. Болотников поднял руку — все затихли. — Теперь меня послушайте, други... Сделать можно двояко, — говорил Иван Исаевич негромко и спокойно, будто о каком-то простом деле, а не о судьбе всего вой- ска. — Можно напасть и побить ратников. Но воротятся ушедшие — и снова станется бой. Совладаем ли с царе- вым войском? Зато ежели обождать, увидим, какими на- зад придут служилые — битыми али с победой. Ежели битыми — дух сломлен. Тогда и грянем па них. А коль с победой воротятся, вступать в бой не след — свои же головы потеряем. — Истинно говорит батька, — отозвался Павлуша первым. И все атаманы согласились: обождать. Царские полки шли несколько часов окским берегом, затем повернули на Пчельну. Полками ратников коман- довал князь Черкасский. Заборские казаки были отданы под начало воеводы Татева. Хмуро глядели они на тонконогого арабского скакуна, что был под князем, на красивую с серебром сбрую, на польский, шитый золотом кафтан-однорядок, золоченый шлем. — Ишь каков петух! — шептались казаки. 150
— Рази што не кукаречит. Куда их ведут, зачем — никто не знал. Впереди и сзади шли отряды ратников. Вроде как под охраной бы- ли казачьи сотни. Дорога лежала среди зеленеющих полей, вилась вдоль оврагов, ныряла в березовые рощицы, а затем как-то не- заметно вобралась в лес. Он был дремуч — даже солнце не могло пробиться сквозь сомкнувшиеся макушки. По лесу шли долго. Наконец стало светлеть, и вновь заиграл золотыми искрами наряд князя. Открылось боль- шое поле, на той стороне которого опять виднелся лес. В первых отрядах ратников произошла какая-то за- минка. А из лесу все вытекало войско, вот уже почти все поле заполнено народом. Ни туда ни сюда... И тут ударил гром средь ясного дня. Головы у всех так и вскинулись кверху — на небе чисто, ни облачка. А с поля уже неслись крики и стоны. И вновь громых- нуло окрест. Теперь никто не глядел наверх. Уразуме- ли — бьют пушки. Край леса заволокло пороховым дымом. Смешалось на поле царское войско. А тут, глядь, вы- скочила конница и давай рубить ратников. Куда им деть- ся? В лесу еще обоз за войском плелся — телеги с пуш- ками и порохом. Дорога вспять закрыта. — За государя вперед! — крикнул князь Татев и выхватил саблю. Но вперед можно было двинуться лишь со всеми, а поскольку казаки в бой не рвались и стояли на месте, конь воеводы тоже не мог никуда податься, только всхрапывал да перебирал ногами. Казачьи атаманы и стрелецкие сотники, бывшие при князе, насупленно смотрели на казаков. Ратники отстреливались и пробовали сдерживать на- тиск мятежников. Но отряды Телятевского, внезапно на- павшие на царское войско, одерживали верх. Князь Татев в ярости огрел плетью скакуна. Конь 151
стал на дыбы, но пробиться сквозь плотную толпу казаков было невозможно. — Прочь, песьи дети! — Воевода начал наносить во- круг себя удары плеткой. Плеть полоснула Михея Долгова по лицу. Нанести следующий удар князь не успел: Долгов проткнул ему грудь саблей. В тот же миг казаки накинулись на атаманов и сотни- ков. Лишь атаман Шарапа остался жив. — Яс вами, братушки! — крикнул он и с ожесточе- нием принялся добивать тех, с кем только что был ря- дом. Хоть и помнили казаки, что Шарапа первым пред- ложил в Заборье сдаться Шуйскому, но атамана не тро- нули: так свирепо доказывал он им сейчас свою предан- ность. Казаки ринулись на служилых людей. Ужас охватил ратников, когда они побежали сломя голову кто куда, лишь бы спастись от настигающих всюду пуль и са- бель. Разгром был жестокий. Великое множество государе- вых воинов полегло на поле. Среди них и полководец — князь Черкасский. Пал он от руки бывшего стрельца Пахома, что пристал с Фомой к «царевичу» на Волге. — За товарища мово близкого Фому, — молвил Пахом. Телятевский захватил тысячи пленных, пушки и порох. СО СВИСТОМ Царское войско уже походило не на страшную, длин- ную змею, а на стадо овец, сбившихся в кучу. — Батька! Битые идут, — прибежал к Болотникову Павлуша. — Чуешь, батька! Пущай мне язык вырвут, ежели вру. Нетерпеливые атаманы предлагали тут же выйтп на- встречу потрепанным ратникам и дать бой. Но Болотни- 152
ков рассудил: пусть войдут в лагерь, поведают о гибели полков, посеют страх и тревогу, и уж после... Стало смеркаться. Во вражьем лагере уныние п скорбная тишина. Не было привычного шума и гомона, даже костры горели невесело. — Смотри на меня, — приказал Болотников старше- му пушкарю Фомину, — коль выну саблю из ножен да махну, вдаришь разом изо всех пушек. Ясно? — Все исполним, как надобно, — ответил пушкарь. — Чтоб летели со свистом, — велел Иван Исаевич казакам. — Да чтоб каждый кричал за десятерых, глотки не жалел. А уж рубиться мне вас не учить... Пояснил Болотников, каким отрядам куда — кто в лоб ударит, кто по краю, кто в обход пойдет. Со стены вражеский лагерь был весь на виду, знали его болотни- ковцы будто свой. Еще малость стемнело. Махнул воевода саблей. — За мной, други! Ухнули пушки со стен. С криком и свистом понеслась на государев стан кон- ница. Опешили ратники. Уж не привиделось ли им? Не успели раны зализать — и снова бой. Повсюду лязг са- бель, визг пуль... Иван Исаевич люто бился, повергая врага одного за другим. Рядом дрались Павлуша, да Куземка, да силач Терентий. Вот уж и чей-то меч блеснул над головой Болотнико- ва. Но упредил Терентий — хватанул бердышом по ру- ке служилого. Стремглав бежали прочь царские ратники. Очухались верст через пятнадцать, поняв: отстала от них шальная погоня. После этой победы Болотников повел свое войско на Тулу. Хоть и нанес он сильнейший удар Шуйскому да 153
видел: чтоб идти на Москву, сперва надобно соединиться с войском «царевича Петра». К тому же в случае неудачи легче отсидеться в Туле. Помимо «дубового» острога, там имелся еще и прочный каменный кремль, стены ко- торого могли надежно укрыть большое войско. КРАЙНИЕ МЕРЫ Василий Шуйский позвал братьев не просто к ужину, а на совет. Кое-кто из бояр после поражения под Калу- гой начал обвинять царя во всех бедах и требовать, что- бы отказался от престола. Но боярское большинство все же понимало — не время меж собой распри разжигать, главное сейчас — разбить Болотникова. Об этом и шел сейчас разговор за столом у госу- даря. Поначалу князья Иван и Димитрий пытались возло- жить вину за ратные неудачи на воевод. Перестал, мол, ты нам доверять, брат. Других людей во главе ставил. Теперь на себя пеняй... — Умолкните! — гневно крикнул царь. — Не вас ли били воры, да не единожды?! И невидящим взором уставился на золотое блюдо с запеченной стерлядью. — Ежели вор Ивашка, — молвил он наконец, — по- ведет нынче войско на Москву, нам погибель. — Обойдется, государь, — попробовал утешить Ди- митрий, — не впервой... — То-то не впервой, — перебил царь. — Сколь можно за стенами от воров хорониться? Надобно новых людей в войска набрать. Да чем за службу жаловать? Насупившись, братья молчали. — Поступлений в казну нет, — продолжал Василий Иванович. — Откуда взяться? Народишко налогов не платит. — Неужто совсем нет? — спросил Димитрий. — Малая толика идет. Верных городов раз, два и 154
обчелся: Смоленск, Тверь, Ярославль да еще кой-ка- кие. Царь тяжко вздохнул. — А ежели монахов потрясти? — осторожно предло- жил Димитрий. — В монастырях да церквах казна пол- нится. Ценной утвари понакопилось: что серебра, что злата... — И я об том думал, — Василий Иванович потер лоб. — Да как Гермоген на это глянет? Не по сердцу ему наш указ будет. — Может, и не по сердцу, — сказал Димитрий. — Но патриарх — старец мудрый, перечить не станет. — Коли мужики верх возьмут, всем один конец. И нам и церкви, — изрек царь. — Поймет Гермогеп: не с разбоем мы пришлем людей в храмы, с защитой. Решено было в тот вечер пойти на крайнюю меру — отправить в крупные монастыри государевых сборщиков, дабы изъять там из казны деньги. Постановили еще от- бирать ценную церковную утварь — серебряные под- свечники и паникадила, купели для крещения младен- цев и потиры, дабы переплавить и пустить на чеканку монет. Затем речь пошла о служилых людях. Многие из дворян и детей боярских оказывались в «петях» *. — Тех служилых, кто уклоняется, будем наказы- вать, — сказал Василий Иванович. — А всех дворян и детей боярских за службу наградим. Еще падобно насо- бирать поболе даточных людей** с посадов и дере- вень, а также с церковных и монастырских вотчин. Да призвать охочих людей, что пойдут в войско по найму. Хитро придумал Шуйский и насчет холопов. Взятых в плен и сидящих по тюрьмам он предложил выдавать дворянам на поруки. * То есть не являлись на государеву службу. ** Люди, которых города и волости поставляли для службы в армии. 155
— Пошто, государь, собираешься ворам послабленье делать? — спросил Иван. — Не холопам будет мой указ на пользу, но дворя- нам. Надобно их задобрить: пленных в награду дать. И поручителям выгода: задарма холопов берут, п мне: казну не трону. А те холопы, что бросят Ивашку да к нам перекинутся, получат отпускные грамоты. Пусть по- всюду прознают: милостив государь, коли парод с повин- ной является. Как пойдет про то слух, в воровском вой- ске разброд начнется. Мы тем временем, силы собрав, по Туле ударим. С полками сам пойду. — Ты?.. — разом удивились братья. — Я, — твердо произнес царь. — Поход на Тулу ни- кому не доверю. Братья переглянулись. Ведали они, что брата называ- ли «орлом бесперым, не имущим клюва и когтей». Не любил Василий Иванович на битвы хаживать, но если надумал, стало быть, допек государя Болотников. ДАЙ МОСКВУ ВОЗЬМЕМ... 21 мая с дворовыми полками из Москвы выехал го- сударь. Сам патриарх Гермоген благословил ратников. Войско не сразу отправилось на осаду Тулы, а задер- жалось в Серпухове. Здесь к ним примкнули отряды, от- ступившие от Калуги. В Каширу на сход с местным полком князя Андрея Голицына прибыли из Рязани войска Ляпунова и Сум- булова. Зорко следил Иван Исаевич за приготовлениями Шуй- ского. Лазутчики каждый день доносили Болотникову: — На серпуховский стан подоспела царю подмога — татарская конница князя Урусова. — Много ль конников? — спрашивал воевода. — Тысяч пять. — В Каширу, Иван Исаич, пришел обоз. Тридцать подвод. 158
— Что доставил? — Бочки с зельем да ядра. «Недобрые вести», — думал Болотников. Нежданно в холопское войско влилось пополнение — отряд в четыре тысячи сабель. Привел конников атаман Телятин. Был он из тульских дворян, царю Василию слу- жить не хотел, но и к Болотникову не шел: выжидал, выгадывал. Не брезговал и разбоем: потрошил купчишек, папал даже на царские обозы... Болотников созвал своих воевод на совет. — Пока Шуйский на нас нападение готовит, — предложил он, — не сидеть на месте, дожидаючись, а грянуть на Москву в обход его полков. — Дело молвишь, Иван Исаевич, — подхватил князь Телятевский, — всегда почитал твой разум да хватку. На то и назначил тебя государь большим воеводой, чтобы вел ты нас. Не впервой Телятевский выказывал при всех свою преданность Болотникову. И наедине сказал ему: «Был ране я над тобой, а нынче — ты. Стало быть, так на ро- ду написано. Дозволь и мне служить тебе справно. А еже- ли что меж нами худого было, забудь». — Добро, — отозвался Болотников, — я тебе лиха не желаю. Да скажи, не зазорно ль тебе, боярин, под моим началом быть? Я мужикам и холопам волю воюю, а у тебя свои заботы — боярские. Пошто ты со мной? — Вместе воюем, за государя истинного. Коли он обещал всем волю, и я за то ж. Сказал, а сам думал: «Дай Москву возьмем, а там видно будет...» НА БЕРЕГУ ВОСМЫ Войско Болотникова шло по серпуховской дороге, за- тем свернуло на Каширу, чтобы ударить по меньшим си- лам противника, а там через Коломну двинуть на Моск- 157
ву. Всего было около сорока тысяч воинов, да еще телеги с пушками. Царь Василий, проведав о такой угрозе, послал в Ка- ширу подкрепление. Государевы воеводы решили выйти павстречу и дать бой на речке Восме неподалеку от го- рода. Они перевели главные силы на правый берег Вос- мы, а на левом оставили запасной полк рязанцев. Рат- ников было числом столько же, что и у Болотникова, но вооружены они были лучше и пушек имели поболее. 5 июня восставшие подступили к Восме. Поначалу болотниковцы теснили ратников. В разгар сражения Иван Исаевич приказал Павлуше: — Бери отряд казаков и переходи реку. Ударишь по рязанцам, что подле буерака стоят. С отрядом в тысячу семьсот казаков прорвался Павлу- ша сквозь царевы полки. Словно траву косил он ратников. Краем глаза успел заметить, как лихо рубится высокий казак. А когда перебрались через реку, залегли в буера- ке, глянул Павлуша и обомлел: казак шибко на род- ного брата Пахома смахивает. «Брат вроде покряжистей был. Этот больно тощой, — засомневался Павлуша. — Скулы вон как выперли. И в бороде проседь. Так небось и годы минули не сахар- ные...» Посмотрел Павлуша его левую руку — у брата мизин- ца не хватало, еще в детстве отшиб. И точно — нету. — Братушка! — сгреб он казака. — Ты что, паря!.. — отпрянул тот. Огорошепно по- смотрел: — Да неужто ты... Павлуха?.. — И кинулся обни- мать. — Точно — ты! Чтобы мне провалиться... — Ты-то откуда?.. — задыхаясь, спросил Павлуша. — Давно с нами? — С царевичем на челнах плавал, в Путивле стоял... Начавшаяся пальба не дала досказать. — Ладно, братушка, — торопливо бросил Павлуша, — 158
после поговорим. — И принялся заряжать ружье. — Бе- ри-ка, самопал, вдарим по рязанцам: что-то дюже заше- велились. ♦ Прокопий Ляпунов волновался: от князя Голицына должен был прискакать гонец, сообщить, когда вступать в бой, а пока велено тихо стоять в запасе. Что делать те- перь, Ляпунов не знал: ввязаться в бой — значит не вы- полнить приказа. Оставаться на месте — перебьют слов- но мух. И Ляпупов рассудил: лучше переправиться на другой берег Восмы и поддержать главные силы Голицына, чем биться с казаками здесь. Обойдя буерак стороной, рязан- цы вступили в сражение. Они появились в самый раз: царское войско отступало, гонец, посланный Голицыным, был убит. Против Ляпунова, который ворвался на поле боя со свежими силами, Болотников послал отряд атамана Те- лятина. Но тот в решающий миг перешел на сторону врага и кипул свои четыре тысячи сабель против Болот- никова. Предательский удар обратил повстанцев в бегство. Сражение было проиграно. ...Вечером Шуйскому докладывали о победе. Царь внимательно слушал гонцов, но, когда заговорил о Телятине, перебил: — Значит, к нам переметнулся? Только имя его, вер- но, не Телятин, а Телятевский? — Не гневайся, государь. Боярин Телятевский ушел опять в Тулу с Ивашкой. А к тебе перекинулся атаман Телятин. — Ладно, — кивнул Шуйский. — Лучше синицу в руках, чем журавля в небе. Ну а казаков, что в буераке засели, всех повыбили? — Всех, государь, — не моргнув глазом, ответили гонцы. 159
ПРОЩАЙ... Про казаков гонцы сказали царю неправду. Овраг был большой. Отряд разместился в нем удобно, и сколько ни пытались ратники выкурить казаков, ничего не получа- лось. — Брать измором нет времени, — сказал князь Го- лицын. — Негоже стоять тут целым войском. — И распо- рядился: — Обещайте казакам, коли сдадутся и выйдут из буерака, будет отдана им их вина, живыми останутся. Воеводы отправили к казакам послов. ♦ Братья лежали в приовражных кустах, откуда было хорошо видно, как из рощи вышли трое безоружных рат- ников. У одного в руках была большая ветвь. Он шел впереди и размахивал ею, стараясь привлечь внимание. — Не стреляйте! — приказал казакам Павлуша. Когда ратники приблизились, передний бросил ветку. — Здорово, ребята! Что, не опостылело в буераке сидеть? — произнес он. — Зубы-то не заговаривай, — сказал Павлуша. — Выкладывай, чего надобно? Ратник передал условие князя. — Ждать неча: окромя смерти, ничего не высидите. Что зазря живота лишаться? — Передай князю, — ответил Павлуша, — зелья п свинца у нас вдосталь. Ежели не верит, пущай в го- сти идет — не пожалеем, дадим отведать. С тем и ушли послы. Снова кидалось внаскок царское войско и опять откатывалось, оставляя за собой убитых ратников, снова посылали воеводы послов к неприступно- му оврагу. — Не совладать вам с нами, — говорили послы, — н подмоги негде взять. Выходите на милость князя. — Тут помрем, не сдадимся, — отвечали казаки. Сказать-то сказали, но помирать кому охота. 160
— Не личит дожидаться казаку своего конца, как старцу на печи, — проговорил Павлуша. — Авось про- бьемся. Бросились повстанцы, да одолеть не сумели. Пришлось снова вернуться к оврагу. Два дпя шли бои. На третий князь Голицын направил против мятежников все силы. Насмерть стояли казаки, отстреливались до последнего, а как не стало пороха, секли врага саблями. Но на каждого приходилось по дюжине ратников. Силы каза- ков таяли, словно воск на огне. Павлуша и Пахом дрались в самой гуще. Когда же полегли их сотоварищи, стали братья спинами друг к другу и рубались, пока не ударили по ним в упор из ружей стрельцы. — Прощай, Пахом... — Помилуй нас, господи... Прощай, Павлуша! ПЛОТИНА На военном совете Михаил Скопин-Шуйский предло- жил: полки должны немедля выступить на Тулу. — Болотников половину людей потерял, — доказы- вал он. — О Москве нынче не помышляет. Надобно до- бить Ивашку, пока не очухался. «Молод племянник, — размышлял царь, слушая его,— да уже снискал себе почет и уважение. А ну как себя во- зомнит и на трон польстится?» — Лазутчики донесли, строит Болотников крепости возле Тулы на речке Вороньей. Ждать нам не след, — говорил Скопин-Шуйский, — когда вновь он войско по- полнит... Царь закивал, а сам подумал: «Зелен еще мне ука- зывать...» Василий Иванович промолчал, но не потому, что не соглашался с племянником. Боязно было ему ухо- дить далеко от Москвы. Одно дело Серпухов, другое — Тула. В столице-то всяко может статься — и бупт, и заговор... 11 О. Тихомиров 161
На время отлучки «поручил» он Москву брату Ди- митрию: положиться па него он мог больше, чем на вто- рого брата Ивана. Горд слишком Иван и умом недалек. Такого лучше при себе держать. — А что ты скажешь, князь? — перевел государь взгляд на Ивана. — Коли дашь мне полки, хоть сейчас на Тулу вы- ступлю. Князь Андрей Голицын, хмельной от успеха на Вос- ме, тоже рвался в бой. Ничего не объявил царь на военном совете. А назавт- ра распорядился так: к Туле направится часть войска — три полка со Скопиным-Шуйским во главе, каширский полк Голицына и рязанские отряды Ляпунова. 12 июня на речке Вороньей за семь верст от Тулы произошло сражение. Два дня сдерживали врага болотниковцы. Берег, ко- торый они занимали, был низкий и топкий. Тяжко при- шлось им. На третий день с утра хлынул дождь. Низп- на оказалась затопленной. Мужики и холопы отбивались от конных ратников, стоя по колено в воде. Чтобы спас- ти войско, Болотников приказал отступать. Царские полки осадили Тулу и на всех дорогах к ней выставили отряды. ♦ Хорошо укреплена была Тула. Но Иван Исаевич по- требовал еще нарастить стены острога. Потом обошел их вместе с пушкарем Фоминым. Сверху со стен были вид- ны как на ладони Ямская, Чулкова, Стрелецкая, Нико- лоржавская и Флоровская слободы, где разместились пол- ки ратников. Если царским воеводам удастся прорваться в острог, осажденные смогут укрыться в кремле. Его высокие и толстые стены, выложенные около ста лет назад, были надежны. После осмотра кремля Болотников распорядил- 162
ся добавить пушки па Мясницкую и Спасскую башни9 а также у Пятницких и Одоевских ворот. Когда Шуйскому поведали о приготовлениях в Туле, поник царь. И было с чего: коли не смогли взять Калугу ратники, то с Тулой, считай, и подавно надолго увязнешь, а ведь у восставших были и другие города. «Нет, — ду- мал Шуйский, — сперва нужно с Тулой покончить. Там зачинщики сидят». 20 июня царь с отборными полками и обозом, набитым всяким припасом, прибыл под Тулу. Город был осажден мощными силами. И все же попытки взять Тулу ни к чему не привели. Царское воинство несло потери. Ежедневно осажденные совершали вылазки. Случалось, и сам Болотников с ма- лым отрядом конников то отобьет подводы с припасами, то посечет ратников, то на пушкарей нападет... Минул месяц. Но царевы полководцы ничего не до- бились. Шуйскому стало даже казаться, что воеводы на- рочно тянут время. Но вот царю доложили, что просится к нему сын боярский Кравков. — Говорит, никому, опричь государя, не скажет, по- тому как дело больно важное. Кравкова обыскали, нет ли при себе у него оружия, а затем пропустили. — Сказывай! — Царь смерил Кравкова тяжелым взглядом. — Придумал я, государь, как учинить погибель... — Кому? — вздрогнул Шуйский. — Туле. Пониже города на реке плотину бы поста- вить... Кравков примолк, несмело взглянул на царя. — Сказывай, сказывай... — заинтересовался Шуй- ский. — Вода подымется — в городе потопление станет. Царь прошелся взад-вперед по шатру. — Толковые слова говоришь, сын боярский, — ска- зал он. — За службу свою с лихвой получишь. П* 163
В тот же день на реке Уне начали строить плотину. Ратники рубили лес, набивали рогожные мешки соломой с песком — перекрывали реку. От зари до зари слы- шались стук топоров да тележный скрип. Через два ме- сяца плотина была поставлена. АМБАР ШИШОВА А в Туле голодал народ. Да тут еще новая беда: вода затопила улицы, дома, что были пониже расположены. Начали посадские люди роптать, кое-кто требовал, чтоб открыл Болотников ворота. — Мало с голоду пухнем, — говорили они, — да еще, вишь, в воде сидим. — Пущай голову рубят, чем живьем гнить. Иван Исаевич вышел к народу на городскую пло- щадь. Утих людской гул. — Ведомо мне, — начал Болотников, — терпите вы во всем нужду великую. А за что терпите? За ту воль- ную жизнь, которую добывать пошли, оставив дома жен и детей. Ради того поднялись мы против господ своих, не щадя живота. А у меня с вами одна доля. Мне больше вашего не нужно. И нужду я с вами терплю одну. И ем не больше вашего... — Дак без хлеба-то и вовсе помрем! — крикнули пз толпы. — Все вчистую приели... — Ищите зерно в домах у богатеев, — отвечал Бо- лотников, — у дворян, у бояр. Все, что найдете, делите меж собой. — Он помолчал. — Ежели этого не хватит, убейте меня и съешьте. Но город сдавать не позволю. Тишина наступила на площади, как на пустом поле в морозный безветренный день... Снова заговорил Болотников: — Я ваш вожак, ваш воевода. И я за все в ответе перед вами и богом. Да еще вот что прикиньте: дело к зиме идет. Станет река — а там, глядишь, прорвемся боем. Нешто пз осады не выходили? 164
Зашумел народ: — Верно говорит Иван Исаич. — Умрем вольными людьми, а не под господскими палками. — Чего помирать?.. Одолеем!.. — крикнул Михей Долгов. Болотников сам отобрал людей в особую дружину. Надлежало им изымать у зажиточных людей хлеб, чтобы раздать посадским. Обошли все их дома, насобирали кое- что из припрятанного. Но в одном доме закавыка полу- чилась. Пришли дружинники во двор, а хозяин го- нит их. — Вон отсюдова! Я воеводой у Ивана Исаича. Аль не слыхали про Никиту Шишова? О тульском дворянине Шишове, ставшем на сторону Болотникова, ведали дружинники. Старшой из них, Ми- хей Долгов, все же не смолчал: — Иван Исаич наказал нам идти ко всем без разбо- ру. Негоже, хозяин, делаешь. — Я вам покажу «негоже»! — топнул оземь Ши- шов. — Уносите со двора ноги. — Он выхватил саблю. — Ты, сабелькой-то не маши, — тяжело глянул па него Михей. — Пошли, ребята. — То-то! — усмехнулся Шишов. А через час на двор к нему явился Болотников. — Открывай амбар. Никита Шишов за саблю уже не хватался. — С моего стола, — проговорил он, — три воеводы кормятся и боярин Андрей Андреич Телятевский. — Открывай, — глухо произнес Болотников, будто и не слышал сказанного. Из амбара дружинники вынесли пятнадцать мешков с зерном. Уходя со двора, Иван Исаевич оглянулся: — А воеводам и князю Андрею Андреевичу скажи, с войском кормиться станут. 165
Скрипнул зубами Никита Шишов, но промолчал. Лишь когда унесли дружинники последний мешок, сказал: — Попомню милость твою, Иван Исаич. НОЧНАЯ ВЫЛАЗКА В густом мраке ночи из неслышно приоткрывшихся ворот выехали шестеро всадников. Все они были при ору- жии, да еще у каждого за спиной в мешке лежал бочо- нок пороха. Об этой вылазке Болотников поведал лишь воеводам. Всадникам были отданы лучшие из оставшихся лошадей. А о том, что надлежит им сделать, люди узнали только перед воротами острога. Один кузнец Терентий — Болотников назначил его во главе отряда — был посвящен в дело заранее. — Сперва добираетесь до ближнего леса, — напут- ствовал Иван Исаевич, — дале свернете к реке. А там до плотины рукой подать. Ну, с богом! Всадники быстро пронеслись по открытому месту п скрылись в лесу. Царский дозор не кинулся бить трево- гу по случаю малого числа мятежников. — Слава те, господи. Проскочили! — Кузнец обер- нулся к товарищам. — Гляньте, у всех ли трут да ог- ниво? Оставалось главное — выйти к плотине, поставить бочки и поджечь фитили. ♦ Болотников беспокойно ходил по стене острога, вслу- шивался. Он еще раз прикинул возможности отряда. По силам ли? Как доносили лазутчики, плотина не охраня- лась. Царским воеводам и в голову не приходило, что ее попытаются разрушить. Из ближнего леса доносились крики неясыти *. В них * Неясыть — сова. 166
Болотникову почудилась какая-то тревога. «Пошто так надрываешься, сердешная? — подумалось невольно. — Али кто обидел?» Но тут его захватили другие мысли. Ежели удастся подорвать плотину, Тула была бы спасе- на: до морозов не успеют вновь перекрыть реку. Ну лад- но, уйдет вода, а что дале? По слухам, в Стародубе объя- вился наконец царь Димитрий Иоаннович. Но не спешит на выручку... До стен острога долетел далекий взрыв. Неясыть смол- кла. «Свершилось! — подумал Иван Исаевич. — Удалый ты мужик, кузнец Терентий. Но почему взрыв один и не- сильный? Бочек-то полдюжины прихватили? Ладно. Утром посмотрим, как вода падет...» Но вода не ушла. Сколь ни смотрели со стены осаж- денные, вокруг была холодная, несущая погибель вода... Через несколько дней узнал Болотников, что плоти- ну взорвать не удалось: люди его попали в засаду и что напоследок, когда уже не было сил отбиваться, вышиб Терентий дно у бочонка с порохом и ткнул туда подож- женный фитиль... Одного не узнал Иван Исаевич: упредил врага о вы- лазке Никита Шишов. ЦАРСКОЕ ОБЕЩАНИЕ А между тем положение войск Шуйского опять ухуд- шилось. Чаще и чаще приходилось отводить отряды и полки, стоящие под Тулой, и посылать на усмирение дру- гих городов. К тому же свалилась новая напасть. Брат прислал ему с гонцом из Москвы дурную весть: еще один самозва- нец собрал в Стародубе войско и вышел в поход на Брянск. «Возьмет этот Лжедмитрий Брянск, оттуда, глядишь, и к Туле двинется навстречу с Ивашкой. А то... — даже в дрожь бросило царя, — махнет сразу на Москву. Кто защитит столицу?» 167
Собрал царь совет. Воеводы долго прикидывали, как быть с Болотниковым. — Обождем еще малость, — сказал князь Иван Шуй- ский, — да будем на приступ брать Тулу. — Ждать неможпо, — отрезал царь. — Вели, государь, всем войскам завтра на город идти, — предложил князь Голицын. — Вдосталь ратников сгублено, а толку? — Царь ки- нул недовольный взгляд. — Где других наберешь? — Надобно еще пушек привести да обстрелять го- род, — сказал Скопин-Шуйский. — Нет, князь, так Ивашку не выкуришь. Да и пуш- ки скоро не доставишь. То-то... А посему вот мой сказ: вступаем с Болотниковым в переговоры. Коли сдаст Ту- лу, всем обещаю помилование. — Как? — взметнул брови царев брат. — Всех прос- тишь? И вора Ивашку, и Лжепетра? — Я сказал, всем будет обещана жизнь и воля. — Пошто, государь, всем? — спросил князь Голи- цын. Шуйский протяжно произнес, морща лоб: — Обе-ещано... Понял? Иначе ворот не откроют. — Царь встал с места. — Народишко с норовом подобрался. Послать в Тулу на переговоры решили боярина Крю- ка-Колычева, видом достойного, умом сметливого, воево- ду бывалого. ♦ Вожаки восстания так и эдак судили условие, что при- вез Крюк-Колычев. — Отсидимся, чего там! — молвил «царевич Петр». — Государь Димитрий Иоаннович, дядя мой, на подмогу идет. — Сидеть нам не след, — заметил Телятевский. — По мне, так уж лучше пробиваться навстречу с царем Димитрием. 168

— Коли Шуйский обещанье дает... — подал голос Ни- кита Шишов и, замолчав, обвел всех сторожким взором. — Говори дале, что тянешь? — произнес Болотников. — Скажу... Не к лицу ему пустыми словами играть. Государево слово весомое... — Не смей, воевода, — заговорил Иван Исаевич, — парекать государем Шуйского. А ежели он обещанье дает, должны мы допрежь всего помнить, полуцарь хи- тер, как старая лиса... — Отсидимся, — повторил «царевич Петр». — Но и сидеть здесь, — продолжил Болотников, — верная погибель. В амбарах пусто. Люди падаль едят. Покуда подмога подоспеет, перемрем все. Коли мы с вой- ском из Тулы уйдем, сбережем людей. А нынче биться с Шуйским пе с руки: у него против нашего сил впятеро больше. — К чему клонишь, гетман? — спросил Телятев- ский, — коли одно и другое негоже? — А на том стою, чтобы войско сохранить. Пусть полуцарь клянется, пусть крест целует, что сдержит обе- щанное. Тогда приемлем условие. В лагерь к Шуйскому вместе с Крюком-Колычевым приехало несколько атаманов, среди которых находились Шарапа и Никита Шишов. От воинов были посланы Ми хей Долгов и пушкарь Иван Фомин. Много раз бывал Михей в сечах и сражениях, а тут чего-то боязно стало. Да и как не сробеть: к самому царю едет. Хоть и говорят, что Шуйский полуцарь, а все ж на троне московском сидит. «Дело сурьезное, — думал Дол- гов, — Иван Исаич велел в оба глядеть, не оплошайте, мол, не то обманет вас Шуйский...» Михею думалось, что будет царь кричать грозно, по Шуйский встретил всех милостиво, к обеду позвал, смот- рел по-доброму. После обильного застолья повел Шуй- ский речь. Из его уст услыхали посланцы: обещана всем жизнь и воля, пусть, мол, только сдаст Болотников Тулу. Внимал Михей, а сам диву давался: почему воеводы 170
лишь кивают в согласии, а про крестное целовапие никто и не скажет? Шуйский разговор уже на другое свернул: звал атама- нов к себе на службу да и холопам с мужиками сулил блага всякие. Тут решил Михей слово молвить. Встал он, низко поклонился: — Ты прости меня, государь, и дозволь сказать. Подумал царь: никак смерд на посулы клюнул. — Говори, — разрешил Шуйский. — Велено нам было, государь, увидеть, как ты клятву даешь и крест целуешь. Без того слушать нас Иван Исаич не станет. Еле сдержался царь, чтоб не крикнуть: «Гей, взять его! Голову — прочь!» Но совладал с собой. — Не станет, — подтвердил один из атаманов, — без крестного целования. Доподлинно, не станет. — Он смот- рел на царя осоловелыми глазами, изо всех сил борясь с подступающей дремотой. И других тоже в сон клонило после сытой еды. — Будь по-вашему, — сказал царь, — но сперва про- спитесь. Клятву потом дам. Почивать развели посланцев по отдельности. Шуйский задумал склонить их подкупом до посулами на свою сто- рону. Но понимал, не все на это пойдут, а потому хотел, чтоб с каждым поговорили с глазу на глаз. Никиту Шишова, Шарапу да еще двоих атаманов ца- ревы люди подкупили без труда, остальные воспроти- вились. — Иван Исаич, — сказал Михей, — мне как отец род- ной. Нешто могу я отца родного предать? — Знай же, дурень, — уговаривали его, — Болотни- ков сам в услужение к государю Василию Ивановичу по- ступит. — Неча напраслину нести, не таков у нас Иван Исае- вич, — ответил Долгов. — Смотри, олух, опомнишься, да поздно будет, — грозилп ему. — Не сносить тебе головы. 171
Назад посланцы возвращались радостные: царь дал при всех торжественную клятву и целовал крест, что вы- полнит обещание. ♦ 10 октября 1607 года Тула открыла ворота. Болотникова и «царевича Петра» сразу пригласили к Шуйскому. С ними поехали и те атаманы, что были под- куплены. По дороге предательски накинулись на Ива- на Исаевича и «Петра», повалили, связали. Так, пленни- ками, они были доставлены царю. — Что, воры, попались? — усмехнулся Шуйский. — Клятвопродавец! — с презрением глядя ему в гла- за, сказал Болотников. — Всыпать батогов! — Шуйский сделал знак челя- ди. — Да рты позатыкайте, чтоб все втихую было. Открыто расправиться с вожаками царь не посмел: мятежные отряды были при оружии, да и свидетели здесь находились, видели, как он крест целовал. Предатели-ата- маны распустили слух, будто Болотников и «Петр Федо- рович» у царя гостюют, а войску, мол, приказано расхо- диться восвояси. По всем городам Шуйский разослал грамоты. Говори- лось в них, что тульские повстанцы били челом госуда- рю, признали свою вину и город добровольно сдали. О царском условии в грамотах не упоминалось. Зато бы- ло сообщено, что вор и разбойник Ивашка повинился и своими руками выдал самозванца «Петра». Шуйский не стал задерживаться в Туле, уехал в Моск- ву. Вскоре туда были привезены в оковах Болотников и «царевич Петр». — Илейку Муромца повесить у Данилова монасты- ря, — распорядился царь. Болотникова он не решался казнить. Приказал тайно отправить в Каргополь, а людям, которые должны бы- ли его туда доставить, пригрозил: — Ежели кому проговоритесь, велю языки вырвать.
Эпилог НА РЕКЕ ОНЕГЕ Под сапогами стражников скрипел снег. Болотников шел босиком, но холода не чувствовал. Его, подталкивая, вели за палку, к которой были привязаны обе руки. Ку* да ведут, не видел: шагал в кромешную тьму. Месяц назад он сбил с ног двух охранников и бро- сился по ступенькам прочь из глубокого каменного под- вала, в котором сидел, потеряв счет дням и неделяхМ. Охранники не ожидали, что прикованный цепью к желез- ному крюку узник кинется на них. Но он сумел расша- тать и выдернуть крюк из стены. Так и бежал с цепью и крюком на руках. «Держи!..» — неслось снизу. Распахнув дверь, он на миг остановился, пораженный ярким дневным светом. Болотников был схвачен и жестоко избит. И раньше его били на допросах: «Куда дел награбленное?» — «От- дал», — говорил он, выплевывая зубы. «Кому?» — «Всем, кто был со мной». Потом ему выкололи глаза. Сейчас он шел и не ведал, ночь на дворе или день. Прислушивался... Вот коротко, по-зимнему, тинькнула синица. Значит, днем повели. А куда?.. Переводят его в другое место? Зачем?.. С допросами и в подвале хорошо управлялись заплечных дел мастера. Синичка опять про- пела «тинь-тинь». Болотников представил пичугу: верт- кая, желтобокая, с черной полосой на грудке. Он повер- нул голову в ее сторону: кроха вольная, спой еще. Там, в подвале, тишина мертвая, ничего, кроме мышиного шо- роха, не слышно. Как же славно поешь ты, синица... Где ты? Почему замолчала? Опять лишь скрипит снег. Но вот стражники остано- вились, отвязали палку. Будь Иван Исаевич зрячим, увп- 173
дел бы, что стоит на запорошенном льду Опеги. Перед прорубью. В наступившей ненадолго тишине раздался сорочий треск. И вдруг Болотников ощутил доподлинно — пришел конец. Его толкнули в бок: — Говори, где схоронил?.. На шею надели петлю. «Вешать будут», — подумал Болотников. Не знал он, что к концу веревки был привя- зан мешок, куда лишь оставалось положить камень. — Скажешь, царь помилует. У тебя ить было золо- то? — допытывались стражники. — Было, — с трудом вымолвил он. — И кой-чего по- дороже было. Дал — им... — Кому дал? — Людям... — И покачнулся от удара палкой. — А чего ж ты им дал дороже золота? — Воли вкусить... Кто раз вкусил... на всю жизнь за- помнит. И детям своим... передаст. — Молись, вор. — Прости меня, господи... — Болотников совсем без- звучно зашевелил губами: «Сорока, сорока, облетп людей, обнеси вестью... Они меня помнят...» — Не кайся, ирод. Все равно в ад провалишься. — Помнят... — произнес он громко. В мешок опустили камень. — Кончай его!.. Один из стражников с силой толкнул Ивана Исаеви- ча. Прорубь плеснула водой и застыла — черная, без- донная...
СОДЕРЖАНИЕ ПРОЛОГ (1591 год, май) Гибель царевича ............................. 5 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (1591—1592 годы) Холоп как многие............................ 12 ЧАСТЬ ВТОРАЯ (1593—1597 годы) На волю!.................................... 35 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ (1598—1606 годы) Борьба за власть ........................... 45 ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ (1606 год, июнь—декабрь) Двумя путями................................ 71 ЧАСТЬ ПЯТАЯ (1607 год) Исход.......................................141 ЭПИЛОГ На реке Онеге...............................173
Тихомиров О. Н. Т 46 Иван — холопский воевода: Болотников. Сказ- хроника. — М.: Мол. гвардия, 1985. — 175 с., ил. — (Пионер — значит первый). В пер.: 40 к. 100 000 экз. Повесть об Иване Болотникове — вожаке самого круп- ного крестьянского восстания XVII века на Руси. Книга рассчитана на школьников среднего возраста. 4803010102—301 Т 078(02)—85 237-84 ББК 63.3(2)45 9(С)13 ИБ № 3941 Олег Николаевич Тихомиров ИВАН — ХОЛОПСКИИ ВОЕВОДА Редактор Людмила Лузянина Художник Александр Добрицын Художественный редактор Татьяна Санкина Технический редактор Елена Брауде Корректоры Евгения Дмитриева, Тамара Пескова Сдано в набор 18.07.85. Подписано в печать 24.09.85. А00919. Формат 70X108732. Бумага типографская № 1. Гарнитура < Обыкновенная новая». Печать высокая. Усл. печ. л. 7,7. Усл. кр.-отт. 7,94. Уч.-изд. л. 7,8. Тираж 100 000 экз. Цена 40 коп. Заказ 1334. Типография ордена Трудового Красного Знамени издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Адрес издательства и типогра- фии: 103030, Москва, К-30, Сущевская, 21.



40 коп, В СЕРИИ «ПИОНЕР — ЗНАЧИТ ПЕРВЫЙ» НЕДАВНО ВЫШЛИ КНИГИ: В. Воскобойников СОЛДАТ РЕВОЛЮЦИИ (Энгельс) М. Подгородников «НАМ ВОЛЬНОСТЬ ПЕРВЫЙ ПРОРИЦАЛ» (Радищев) Н. Фомичев ВО ИМЯ ИСТИНЫ И ДОБРОДЕТЕЛИ (Сократ) М. Шевелев МОНОЛИТ (Днепростроевцы)