1
АКАДЕМГОРОДОК В 1975 ГОДУ:
КАК УХОДИЛ ЛАВРЕНТЬЕВ

2
И. С. Кузнецов
АКАДЕМГОРОДОК В 1975 ГОДУ: КАК
УХОДИЛ ЛАВРЕНТЬEB
Опыт исторической реконструкции
Новосибирск
2005

3
И.С. Кузнецов. Академгородок в 1975 году: как уходил Лаврентьев.
Опыт исторической реконструкции.
Новосибирск: Изд-во ООО "Клио". 2005
ISDN5-88839-040-2
Работа является продолжением серии "Неизвестный Академгородок".
Она представляет собой опыт исторической реконструкции ряда значимых
эпизодов истории Сибирского отделения Академии Наук, Новосибирского
научного центра. Пытаясь разобраться в обстоятельствах устранения
основателя Сибирского отделения с его поста, автор выявляет широкий
исторический контекст этого, на первый взгляд, локального события. В
работе используются опубликованные, прежде всего мемуарные, источники
и многие архивные документы, в том числе недавно рассекреченные.
Публикация адресована широкому кругу читателей, интересующихся
историей отечественной науки.
ISDN5-88839-040-2
© Кузнецов И.С., 2005

4
ВЕЛИКИЙ СЫН РОССИИ
Год нынешний ознаменован
не только всенародным событием — юбилеем
Великой Победы, но и своеобразным «юбилеем» в нашей малой, локальной истории -
Новосибирского научного центра, Академгородка. Ныне исполняется 30 лет с того
момента,
когда создатель Сибирского отделения Академии наук Михаил Алексеевич
Лаврентьев оставил свой пост. Три десятилетия уникальный социальный организм —
детище Лаврентьева живет без основателя, в чем-то подтверждая, а в чем-то, быть может,
корректируя верность его стратегических решений. В год 60-летия нашей Победы пришло
время вспомнить о Лаврентьеве не только как об ученом и организаторе науки, но и как о
государственном деятеле и великом патриоте России.
Прошедшие десятилетия, богатые противоречиями и тяжелыми испытаниями, еще
сильнее высветили масштабы этой исторической личности. Отыскивая сейчас духовную
опору, мы вспоминаем таких сынов России, как Георгий Жуков и Михаил Лаврентьев.
Не случайно,
что в нынешних непростых обстоятельствах россияне
обращаются к моментам нашего исторического торжества, - таким, как Великая Победа,
первый Спутник, первый полет человека в космос. В этом ряду достойное место,
бесспорно, занимает эпопея создания в "Глухой Сибири", в центре Евразии грандиозного
научно-образовательного центра поистине планетарного масштаба.
Не только ветераны Академгородка, но и молодежь хотят больше знать о его отце-
основателе. Весьма отрадно, что в настоящее время эта духовная жажда начинает
постепенно утоляться, наиболее ярким симптомом чего стало появление замечательной
книги "Век Лаврентьева" (Новосибирск, 2000). Это издание, бесспорно, отражает новый
уровень фактических знаний и осмысления феномена Лаврентьева. достаточно напомнить,
что здесь опубликован такой уникальный источник, как мемуары Михаила Алексеевича
(новый, более полный вариант - в сравнении с публикацией "ЭКО" 1979-1980 гг.), целый
комплекс ценнейших воспоминаний о нем и, наконец, - ряд важных архивных документов.
Появление такого рода трудов стимулирует дальнейшую активизацию
исследовательской работы, - а перспективы здесь немалые. Думается, что наряду с такими
общепризнанными знатоками истории ННЦ как З.М .Ибрагимова и Н.А. Притвиц
(составители названной книги) к изучению биографии М.А.Лаврентьева должны активнее
подключаться профессиональные историки. Необходимо вводить в научный оборот
широкий круг разнообразных источников по этой теме и работать с ними именно как
историкам, - методами, отличными от журналистов и публицистов (т.е., акцентируя
внимание на строгий отбор и критику источников).
В связи с этим следует подчеркнуть, что историки до настоящего времени в
большом долгу перед ветеранами Сибирского отделения Академии наук. Трудно
поверить, но до сих пор нет ни одной обобщающей исторической монографии по истории
Сибирского отделения Академии наук, ННЦ, Академгородка, а также историко-научной
биографии М.А.Лаврентьева. Скажем, весьма содержательны книги талантливых
историков Е.Т .Артемова и Е.Г .Водичева, однако они посвящены более широкому кругу
вопросов, где интересующая нас тема является только одним из аспектов (Артемов Е.Т .
"Формирование и развитие сети научных учреждений АН СССР в Сибири. 1944-19780 гг".
Новосибирск, 1990; Водичев Е.Г. "Путь на Восток: формирование и развитие научного
потенциала Сибири. Середина 50-х
-
60-е гг." Новосибирск, 1994). Из работ последнего

5
времени значительную ценность представляет новаторское исследование Н.А.Куперштох,
но и оно, в соответствии со своим предметом, раскрывает лишь одну из сторон истории
СО АН (Куперштох Н.А. "Кадры академической науки Сибири (середина 1950-х
-
1060-е
гг.", Новосибирск, 1999).
Размышляя об истории Сибирского отделения, о личности его создателя, нельзя не
отметить, что в образе этого исторического деятеля, несмотря на его всемирную
известность и внешнюю очевидность, присутствует какая-то загадка. Ведь даже
некоторые фактические моменты биографии Михаила Алексеевича не совсем ясны. Речь
идет, в частности, о таком ключевом вопросе, как его участие в "атомном проекте".
Понятно, что в нашей послевоенной истории рейтинг того или иного ученого в немалой
степени определялся его местом в этой грандиозной научно-технической эпопее.
К сожалению, ответы на этот счет мы получаем не очень внятные. Так, академик
М.М .Лаврентьев пишет по этому поводу: "Результаты в группе Михаила Алексеевича,
полученные по физике взрыва еще в Киеве, имели прямое отношение к проблемам,
связанным с атомной бомбой, однако Михаил Алексеевич вначале к этим работам
привлечен не был. По-видимому, тут сыграло роль то, что его жена, Вера Евгеньевна, с
1914 по 1926 год жила в США" ("Век Лаврентьева", с. 377).
Однако в прошлом году была опубликована (правда, в популярном журнале!)
прямо противоположная версия. В серии статей М.Руденко утверждается, что в разгар
реализации атомного проекта действовала группа "дублеров" во главе с Лаврентьевым,
которая держала под контролем работу основной группы Курчатова-Зельдовича. Согласно
данной версии, это стало причиной негативного отношения "атомного лобби" к
М.А.Лаврентьеву и ряду его соратников, что, быть может, сказывалось на их
последующей биографии (см.: "Чудеса и приключения", 2004, No3, с.2 -5; No4, с.50-51; No5,
с.52-53).
Особенно много вопросов вызывает заключительный этап деятельности
М.А.Лаврентьева во главе Сибирского отделения Академии наук, в том числе то событие,
о котором мы напомнили в начале этого очерка - уход его с этого поста в 1975г. На
первый взгляд здесь все ясно, если ограничиться официальной версией, зафиксированной,
к примеру, в письме Президента АН СССР А.П.Александрова в ЦК КПССС от 27 ноября
1975г.: "Академик Лаврентьев обратился с просьбой об освобождении его от обязанностей
председателя Сибирского отделения АН СССР, вице-президента АН СССР в связи с
истечением срока полномочий" ("Век Лаврентьева", с. 451).
Вместе с тем высказаны и другие мнения о причинах отставки Михаила
Алексеевича, а также о значении этого события для истории СО АН, - это, в частности,
прослеживается в целом ряде публикаций в названном фундаментальном издании,
сборнике "Век Лаврентьева". Так, академик А.А.Трофимук, долгие годы бывший вице-
президентом СО АН, отмечает: "Когда сняли Хрущева, начали подбираться и к
Лаврентьеву - как его любимцу. Искали повод, чтобы быстрее от него избавиться. Стали
очень пристально присматриваться к его здоровью и просто "выдавили" его. Лаврентьев
согласился на отставку лишь после того, как получил заверения, что его пост займет его
последователь и соратник Гурий Иванович Марчук. Но конечно же, сам Михаил
Алексеевич был огорчен преждевременной отставкой - он мог бы еще как минимум пять
лет энергично и блестяще руководить начатым им делом" ("Век Лаврентьева", с.211)
В очерке академика М.А.Садовского в той же книге читаем: "Хочу с грустью

6
отметить, что он (Лаврентьев. - И.К.) мог бы сделать и больше, если бы не
преждевременная кончина, несомненно ускоренная бессмысленным отстранением его в
1975 г. от управления любимым детищем - Лаврентьевским Сибирским отделением АН
СССР" (с.392). В том же издании академик Н.М.Моисеев пишет: "Изгнание Лаврентьева
из Новосибирска было огромной трагедией для всего научного коллектива. И для многих
из нас <...> Последние годы Лаврентьева - не просто личная трагедия. Лишая дела людей
такого масштаба, нация обкрадывает себя" (с.409).
Одну из версий отстранения М.А.Лаврентьева выдвигает в этой книге ветеран
Института гидродинамики М.Е .Топчиян: "Вы представьте, что человека, полного сил,
отстранили от дела, которому он отдал всю жизнь. Некоторые партийные боссы области
терпеть не могли Академгородок. Почему? Потому что в области появилась новая
структура, люди, которые слишком самостоятельны и не очень-то им подчиняются.
Михаил Алексеевич всегда имел связь на высшем уровне, и ему незачем было обращаться
к местным партийным руководителям. Это им, конечно же, не нравилось" ("Век
Лаврентьева", с.288)
Некоторая попытка сопоставить "лаврентьевский" и последующий этап истории
ННЦ предпринимается также в статье трех известных в Академгородке авторов: "В 70-е
годы Дед уходит (скорее, его "уходят"). При его преемнике Г.И.Марчуке Академгородок
разрастается, в несколько раз превышая расчетное население. Возникает и усугубляется
жилищный кризис" (Дорошенко В., Коршевер И., Матизен В. "Новосибирский научный
центр: есть ли стратегическая альтернатива?" // "Отечественные записки", 2002, No7,
с.261). Отметим показательные для этой публицистической работы неточности: все
отмеченные в данном случае негативные процессы приняли острый характер уже при
Лаврентьеве, последующий же период ознаменовался лишь их дальнейшим развитием, а
отнюдь не возникновением.
Прямо противоположная версия причин и последствий отставки Лаврентьева
излагается в мемуарной книге О.Н. Марчук - жены Г.И.Марчука. Значимость названной
публикации определяется, во-первых, тем, что это единственный в существующей
литературе случай развернутого изложения версии соответствующих событий 1975 г., в
отличии от ранее приведенных мимолетных суждений. Во-вторых, очевидная
тенденциозность автора сочетается с максимальной - в сравнении с другими
мемуаристами - осведомленностью. Это вполне понятно, так как в данном случае Ольга
Николаевна лишь транслирует суждения Гурия Ивановича, сплошь да рядом описывая
ситуации, которые она сама явно не могла наблюдать, излагает высказывания своего мужа
и других высокопоставленных лиц. Вполне очевидна и подоплека этой версии, принимая
во внимание, что книга была написана в 1992 г., т.е. после неожиданного фиаско карьеры
Г.И.Марчука в связи с упразднением Академии наук СССР...
В названном источнике отстранение М.А.Лаврентьева преподносится как
закономерное и назревшее решение, продиктованное его возрастом и состоянием
здоровья: "Лаврентьев стал уже стар. В последние годы своего президентства он почти не
занимался делами Сибирского отделения <...> К тому же у него был уже большой склероз
<...> В ЦК узнали о поведении Лаврентьева и хотели его заменить" (8).
Характеризуя правомерность последней версии, следует подчеркнуть, что в тексте
О.Н.Марчук самым причудливым образом сливаются реальные факты, очевидные
неточности и упрощенные оценки сложных процессов. Конечно, оценивая ситуацию

7
объективно, видимо, нельзя не принимать во внимание возраст и состояние
работоспособности создателя Сибирского отделения. Вместе с тем, думается, сведение
подоплеки данных событий лишь к этому аспекту, видимо, было бы упрощением сложной
исторической реальности. Анализ разнообразных фактов позволяет высказать гипотезу,
что отстранение М.А.Лаврентьева с его поста в какой-то мере явилось итогом длительной
и сложной истории его отношений с центральными и региональными властными
структурами. В ходе дальнейшего изложения мы и попытаемся раскрыть этот аспект
событий тех, теперь уже далеких дней....
НЕ УГОДЕН...
Следует напомнить, что в первые годы деятельности Сибирского отделения АН
СССР этот научный центр и его руководитель располагали небывалой для нашей
суперцентрализованной системы самостоятельностью, что в первую очередь объяснялось
поддержкой Н.С.Хрущева. Последующее за отстранением Хрущева десятилетие можно в
какой-то мере рассматривать как постепенное, поэтапное "опускание" Лаврентьева.
Вначале это, вероятно, проявилось прежде всего в уменьшении финансирования СО АН,
что, впрочем, можно объяснить и естественным снижением внимания к нему после сдачи
в эксплуатацию "первой очереди" ННЦ в 1964 г.
Как представляется, существенным значимым рубежом в понижении рейтинга
Лаврентьева стали события 1968 г., явившиеся кульминацией общественно-политической
активности Академгородка ("фестиваль бардов", "письмо 46-ти"). В литературе
сформировалось достаточно обоснованное представление об этих событиях, как
определенном негативном переломе в истории ННЦ. При этом ряд авторов отмечает, что
прессинг в отношении участников данных акций привел к долговременным последствиям
-
падению общественной активности научного сообщества, в конечном итоге - к
кардинальному изменению его облика (в том числе массовой миграции из
Академгородка). Вместе с тем этот вопрос почти не рассматривался с точки зрения
взаимоотношений руководства СО АН и властных структур. Обращаясь к этому аспекту
рассматриваемых событий, следует прежде всего напомнить, что ни в одном публичном
выступлении М.А.Лаврентьев не осудил "подписантов", хотя в это время вовсю
развернулась их "проработка" на партийных собраниях, ученых советах и других
подобных мероприятиях во всех учреждениях ННЦ.
В какой-то мере о позиции "отца-основателя" по этому поводу позволяет судить
его высказывание на заседании Президиума СО АН 19 апреля 1968 г. по поводу
подготовки к празднованию 1-го мая: "Все вы, товарищи, хорошо знаете, что у нас,
благодаря легкомыслию и распущенности ряда товарищей, сложилась несколько
напряженная обстановка, которая может дать, а может и не дать осложнений, но надо
проявить определенную бдительность и предусмотреть все, чтобы майские праздники у
нас прошли гладко. И раньше у нас были случаи, когда срывали портреты, плакаты,
всякую гадость писали и изображали на стенах общественных зданий. Надо сделать так,
чтобы ничего этого не было и тем более чтобы не было массовых выступлений,
хулиганских поступков. О чем идет речь? Во-первых, нужно усилить в праздничные дни,
особенно в предпраздничные дни деятельность милиции: дополнительные наряды и проч.
Во-вторых, я думаю обратиться в Высшую партийную школу (видимо, здесь либо

8
оговорка оратора, либо ошибка стенографистки: скорее всего имеется в виду
Новосибирское высшее военно-политическое училище. - И.К.) с просьбой, может они
смогли бы нам выделить какое-то количество солдат, которые бы патрулировали улицы
<...> Наконец, нужно провести мобилизацию среди комсомольцев и молодой партийной
части с тем, чтобы они тоже проводили патрулирование нашего городка. Пожарников
нужно тоже мобилизовать " (Научный архив СО РАН - далее НАСО. Ф.10. Оп.3. Д.645.
Л.280-281).
Таким образом, Лаврентьев предстает здесь в непривычном амплуа "охранителя",
что, видимо, отражает новую ситуацию в его взаимоотношениях с партийными
структурами: он уже не мог, как ранее, игнорировать их давление, вынужден был
принимать навязываемые "правила игры"...
Можно предположить, что помимо отмеченного аспекта, события 1968 г. повлияли
и на расстановку сил в руководстве СО АН, породили (или усилили?) противоречия
между отдельными лидерами. Речь идет прежде всего о конфликте Лаврентьев-Будкер,
который, как потом будет отмечено далее, сыграл немалую роль в развитии событий
накануне и в процессе отстранения "отца-основателя" Академгородка.
В известной мере события 1968 г. можно назвать "делом Будкера". Это видно даже
при самом поверхностном знакомстве с документами того времени. В самом деле, из 46-
ти подписантов 10 были из ИЯФ. При этом их "осуждение" в данном институте, судя по
протоколам соответствующих мероприятий, прошло совершенно формально, явно "для
отчета". Все это поразительно контрастировало с ситуацией в других институтах и НГУ.
Данная ситуация в какой-то мере дополнительно проясняется свидетельствами
участников событий, из которых особенно отметим В.Е .Захарова, - в то время сотрудника
ИЯФ, в настоящее время академика РАН. В ходе подготовки нашей работы от него был
получен факс из США, где он в настоящее время работает. Приведем некоторые
ключевые данные из этого текста: "В моей квартире действовал "штаб подписантов".
Меня вызвал Будкер и <...> задал сакраментальный вопрос: в каком институте будет
больше всего подписей? Я ответил - в нашем, конечно. Он был очень доволен. Будкер
тайно очень нам сочувствовал".
Можно привести также устное свидетельство сотрудницы Института геологии и
геофизики О.В.Кашменской, которая в ходе осуждения в этом институте "подписантов"
выступила в их защиту. Прессинг в отношении своих сотрудников пытался смягчить
также их непосредственный руководитель кандидат технических наук Е.М.Бланков, в
связи с чем было организовано "персональное дело" Кашменской и Бланкова. По словам
Кашменской, в ходе рассматриваемых событий Бланкову позвонил Г.И.Будкер и сказал,
что в случае увольнения того, он готов принять его в ИЯФ.
Возможно, эта роль ИЯФ сказалась и на том, что из всех лидеров СО АН наиболее
снисходительную позицию в отношении "своих подписантов" занял ректор НГУ академик
С.Т .Беляев - также сотрудник данного института...
Мы не касаемся сейчас общей оценки "дела 46-ти", его политико-идеологических и
социально-психологических предпосылок и последствий. В интересующем же нас
контексте очевидно, что обрисованная ситуация не могла не вести к ухудшению
отношений между Лаврентьевым и Будкером на фоне нарастающего между ними
"конфликта интересов". Как известно, в то время по своим масштабам и ресурсам ИЯФ
все более превращался в "государство в государстве", будучи почти независимым от

9
Президиума СО АН. В этих условиях известная политико-идеологическая позиция
Г.И.Будкера, как "покровителя всех антисоветчиков", должна была восприниматься
М.А.Лаврентьевым особенно болезненно. Ведь в известной мере это была "популярность
за чужой счет", поскольку оппозиционные акции, подобные "письму 460т", естественно,
"подставляли" СО АН, политически компрометировали его в глазах партийного
руководства...
Думается, что следующим важным переломным моментом во взаимоотношениях
Сибирского отделения и властвующей верхушки стала продолжительная борьба по
поводу судьбы научно-производственного объединения "Факел". Собственно социально-
экономические аспекты этой эпопеи достаточно хорошо описаны в имеющихся
публикациях. Напомним, что созданная в 1966 г. "при Советском райкоме ВЛКСМ" эта
структура постепенно превратилась в мощную организацию, где молодежь
Академгородка успешно занималась внедрением научных достижений в производство. Не
беря ни копейки из государственного бюджета и обходясь без бюрократического
аппарата, "Факел" зарабатывал огромные по тем временам деньги, что позволяло научной
молодежи не только улучшать свое материальное положение, но и добиваться
экономической самостоятельности, в том числе и независимости от академической
бюрократии. Мало того, "Факел" сталь щедрым спонсором многообразной общественно-
культурной жизни Академгородка, которая во второй половине 60-х гг . достигла
невиданной за всю историю нашей страны активности. Можно сказать, что именно в
Академгородке того периода можно было наблюдать уникальный для России процесс
зарождения элементов гражданского общества, включающего в качестве неотъемлемых
его элементов экономическую независимость и общественную активность.
Не удивительно, что такого рода процесс вызвал растущее противодействие всех
этажей бюрократии, начиная от районных и областных и кончая московскими
инстанциями. В конечном счете с "Факелом" разделались с помощью финансовых
органов: в мае 1970 г. Госбанк РСФСР запретил его финансовые операции. Затем еще
около года продолжалась борьба за спасение "Факела", которая закончилась в 1971 г.
закрытием фирмы.
В имеющихся публикациях, в особенности, в книге Е.Г .Водичева, убедительно
раскрывается более широкий исторический контекст этого, на первый взгляд, локального
события: закрытие "Факела" в какой-то мере отразило общее нарастание консервативных
тенденций в жизни страны. Можно сказать, что развернувшаяся в то время в нашем
обществе борьба реакционных и прогрессивных тенденций наиболее острые формы
приняла именно в Академгородке в силу отмеченных особенностей его развития.
Целый ряд авторов конкретно характеризуют расстановку сил в борьбе по поводу
"Факела", выявляют роль тех или иных инстанций и лиц. Скажем, есть более-менее
убедительные факты и предположения о позиции в этой ситуации Советского райкома
Новосибирского обкома КПСС, а также соответствующих органов ВЛКСМ. Однако до
сих пор судьба "Факела" практически не рассматривалась в контексте взаимоотношений
м.А.Лаврентьева и властвующей верхушки.
Между тем это представляет немалый интерес, принимая во внимание, что
руководство СО АН активно включилось в борьбу за спасение "Факела". На протяжении
1970-1971 гг. в различные московские инстанции была адресована целая серия
документов по этому вопросу за подписью Лаврентьева. Кульминацией данной небывалой

10
активности стало обращение к Л.И.Брежневу, направленное в апреле 1971 г. за подписями
М.А.Лаврентьева и первого секретаря обкома КПССС Ф.С .Горяева. Его текст приводится
в неоднократно упоминавшемся сборнике "Век Лаврентьева" (с.449-450), правда, почему-
то без указания на источник (НАСО. Ф ..10 Оп.3. Д.582а. Л .185-186).
В названном документе опыт "Факела"оценивался весьма высоко,
прогнозировались большие экономические потери в случае его закрытия и испрашивалось
разрешение на "создание в экспериментальном порядке научно-производственного
объединения "Факел" при Президиуме СО АН СССР".
К сожалению, мы не располагаем документами о том, какова была реакция
Л.И.Брежнева на это обращение, и о позиции правящих кругов в этом вопросе можно
судить лишь на основании последующего хода событий: никаких положительных
решений не последовало и "Факел" был закрыт. Таким образом, инициатива СО АН не
получила поддержки высшего руководства. Трудно в полной мере судить, в какой мере
это стало очередным свидетельством ослабления позиций Лаврентьева во властной
иерархии. По имеющимся в нашем распоряжении документам мы лишь в какой-то мере
можем догадываться об отношении "отца-основателя" к проблеме "Факела". Разумеется,
сами по себе адресованные в Москву документы за подписью президента Сибирского
отделения не являются исчерпывающим выражением его намерений: нельзя исключать,
что это были рутинные бумаги, "подсунутые на подпись" или подписанные под влиянием
тех или иных "лоббистов".
И все же есть основания предполагать, что вопрос о "Факеле" был воспринят
Президентом СО АН как серьезный повод для борьбы, - быть может, не только в плане
поддержки молодежной инициативы и развития научно-технического прогресса, но и с
точки зрения рейтинга СО АН. В какой-то мере позиция М.А.Лаврентьева в этом
важнейшем вопросе прослеживается по его выступлению на таком весьма знаменательном
мероприятии, как обсуждение на расширенном заседании Президиума СО АН 13 января
1971 г. вопроса "О работе с молодежью в СО АН СССР". Видимо, это не было рядовым
заседанием, - возможно, то была некоторая попытка улучшения отношений с партийными
органами. Во всяком случае, на заседании выступил Ф.С . Горячев, который одобрил
"наведение порядка" В Академгородке и поставил дальнейшие задачи в этом направлении.
М.А.Лаврентьев же сказал здесь следующее: "Президиум СО считает одной из
основных своих задач неустанно совершенствовать все формы и средства идейно-
политического воспитания всего коллектива сотрудников и особенно молодежи в духе
патриотизма и партийности. Ведущая роль в этом принадлежит партийным,
комсомольским и профсоюзным организациям институтов. Положительную роль в
воспитании молодежи сыграло научно-производственное объединение "Факел", сейчас, к
сожалению, почти прекратившее свою деятельность из-за бюрократических рогаток со
стороны финансовых органов. Работа в "Факеле" воспитывала в молодых сотрудниках
самостоятельность, инициативу, чувство личной ответственности, прививала им
организаторские навыки. Я тут поссорился с председателем Госбанка, который закрыл
нам счет, но, к сожалению, из-за ссоры, как это всегда бывает, мало что хорошего
получится. Я думаю, что мы с Федором Степановичем (Горячевым. - И.К.) напишем в
более высокую инстанцию и как-нибудь заставим товарищей (выделено мной - И.К.)
пойти нам навстречу" (НАСО. Ф.10. Оп.2. Д.799. Л .41-42).
Отмеченное ранее обращение к Л.И.Брежневу, видимо, и явилось результатом этих

11
намерений. Как видим, судя по этому выступлению, Лаврентьев еще рассчитывал
"заставить товарищей", но эти надежды не оправдались. Вероятно, в какой-то мере это и
отразило реальные возможности лидера СО АН влиять в тот момент на принятие
правящими кругами соответствующих решений. Можно предположить, что негативный
исход борьбы по вопросу о "Факеле" явился очередным серьезным поражением Михаила
Алексеевича в противостоянии с "верхами"...
ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
Следующие, еще более судьбоносные события потрясли Академгородок в 1973 г.
Они были связаны с деятельностью Специального конструкторского бюро
гидроимпульсной техники (СКБ ГИТ) под руководством члена-корреспондента
Б.В.Войцеховского. Как известно, Богдан Вячеславович Войцеховский был любимым
учеников М.А.Лаврентьева, лауреатом Ленинской премии, получившим широчайшую
известность успехами своего СКБ (например, знаменитые гидромолот и гидропушка). В
сущности, по своей роли в практической реализации научных разработок и по степени
популярности это был "человек No2" в ННС после самого Лаврентьева.
И вдруг весной 1973 г. разразилась гроза, одним из поводов для которой стала
обида Лаврентьева на своего ученика, собравшегося переезжать на Украину к академику
Б.Е .Патону. Раздраженный "дед" поддался на давление райкома КПСС, который к тому
времени был буквально завален жалобами недовольных из коллектива СКБ ГИТ. Однако
тем самым был вызван "обвал лавины".
Вначале, казалось, удастся решить этот кризис "малой кровью". Позицию
Лаврентьева по этому вопросу в какой-то мере можно проследить по стенограмме
заседания Президиума СО АН от 10 апреля 1973 г., где был поставлен ряд стратегических
вопросов развития ННЦ. Михаил Алексеевич, в частности отмечал: "У нас были
организованы КБ. Частично они себя оправдали. Частично - нет. Мое КБ Войцеховского
прогорает, хотя они и сделали очень много, но там присосалось жулье. Сейчас там
работает комиссия, она обнаружила всякие комбинации. Хотя КБ сделала крупные вещи,
продала лицензии в Америку, сам Войцеховский получает приглашения от разных
крупных фирм в Америке приехать за их счет для консультаций. И вместе с тем КБ горит
по очень трудным вопросам, - по закону нужно ходить осторожно и обходить его нужно
еще более осторожно".
Однако далее события по "делу Войцеховского" приобрели весьма острый
характер. 4 мая 1973 г.бюро Советского района КПСС приняло постановление "о
предварительных итогах комплексной проверки деятельности Специального
конструкторского бюро гидроимпульсной техники и отдела быстротекущих процессов
Института гидродинамики СО АН СССР". В нем утверждалось, что в результате этой
проверки "установлены факты грубейших нарушений в соблюдении законов". В
результате наряду с санкциями по партийной линии названный документ предписывал
прокуратуре и отделу внутренних дел Советского района "провести в пятидневный срок
расследование <...> виновных привлечь к уголовной ответственности" (Государственный
архив Новосибирской области - далее ГАНО. Ф. П-269. Оп.10. Д.170. Л .25).
В тот же день Президиум Сибирского отделения принял решение о снятии
Войцеховского с поста начальника СКБ ГИТ (НАСО. Ф . 10. Оп.3. Д. 907. Л . 98).

12
Естественно, что президент Сибирского отделения теперь предпринял титанические
усилия по спасению своего фаворита. Тем не менее тучи продолжались сгущаться и 17
мая бюро Советского райкома КПСС рассмотрело персональное дело Войцеховского.
Этому придавалось такое значение, что была составлена развернутая стенограмма этого
разбирательства, что обычно не практиковалось, - во всяком случае в фондах
Государственного архива Новосибирской области ничего подобного больше не
обнаруживается. Этот текст, пожалуй, как никакой другой источник, с предельной
выразительностью характеризует атмосферу того времени в Академгородке, менталитет
научной верхушки и партийных функционеров.
В решении указанного заседания бюро Советского райкома КПСС по этому поводу
среди многих злоупотреблений в СКБ ГИТ отмечались, в частности, следующие:
"Создавались огромные, не числящиеся по бухгалтерскому учету запасы металла (свыше
4 тыс. тонн). Наличие не числящихся на балансе запасов металла тщательно скрывалось,
металл рассредоточен на многих площадках, надлежащее хранение его не обеспечено <...>
Широко практикуется продажа и передача сторонним организациям строго фондируемого
оборудования, станков, машин, механизмов и материалов. Только ВНИИнефти за 1971-
1972 гг. продано станочного, автотранспортного и грузоподъемного оборудования 76
единиц на сумму 327 тыс.руб. <.. .> Кроме того, на другие иногородние базы, находящиеся
на юге страны <...> отправлено металла, оборудования и материалов, в том числе
строительных, на 639 тыс. руб." (ГАНО. Ф. П -269. Оп.3. Д. 170. Л . 101-105).
В результате райком КПСС принял решение об исключении Войцеховского из
партии, однако потом горком КПСС заменил это взыскание строгим выговором с
занесением в учетную карточку (там же. Ф. П -22. Оп. 24. Д. 24. Л . 36-38).
По устному свидетельству ветерана Института гидродинамики, создателя СКБ ГИТ
М.Е .Топчияна, в результате этих действий Войцеховский был "морально раздавлен", а
СКБ уже никогда не добивалось прежних успехов. Не исключено, что все это имело
далеко идущие негативные последствия для научно-технического прогресса. Ведь в
начале 70-х гг. в короткий период был нанесен удар по двум организациям, наиболее
успешно в масштабах всей страны занимавшихся внедрением достижений науки в
производство - "Факелу" и СКБ ГИТ. Если же вспомнить, что к тому времени уже
фактически сошла на нет "косыгинская реформа" и не был проведен намечавшийся на
1972 г. пленум ЦК КПСС по научно-техническому прогрессу, то рассмотренные, на
первый взгляд - локальные события, предстают в определенном, более широком
историческим контексте...
Какова же глубинная подоплека "дела Войцеховского"? Одна из версий этих
событий дается в ранее упоминавшихся мемуарах О.Н.Марчук. В ее трактовке дело было
в том, что начальник СКБ ГИТ, пользуясь поддержкой Лаврентьева, превратился в
настоящего "князька". Это, естественно, вызывало большое количество жалоб, которым
вполне правильно и дал ход "принципиальный товарищ" - секретарь райкома КПСС
Яновский (с. 174-175).
Не отрицая немалой доли истины в такой трактовке, правомерно сформулировать и
другую гипотезу. Глубинный аспект этих событий, быть может, связан с проблемой
последствий хозяйственной инициативы в условиях командно-бюрократической системы.
Дело в том, что в то время все инициативные хозяйственники балансировали на грани
криминала, и Войцеховский здесь был одним из многих.

13
Помимо отмеченной возможной подоплеки рассматриваемых событий, можно
предположить, что "дело Войцеховского" в какой-то мере явилось также переломным
моментом в длительном противостоянии Лаврентьева и партийных инстанций, на стороны
которых, возможно, стал стремившийся к власти Г.И.Марчук.
В неоднократно упоминавшихся мемуарах О.Н.Марчук приводятся некоторые
важные подробности развернувшейся борьбы: "Райком решил исключить Войцеховского
из партии. Лаврентьев был вне себя. Впервые он не мог защитить Богдана, так как
Яновский не был его подчиненным. Но один из членов райкома, А.К .Романов, был его
сотрудником. Михаил Алексеевич вызвал его к себе и сказал, что <...> Романов должен
голосовать против исключения. Романов спокойно возразил ему, что на бюро райкома
надо принимать решение не по приказу, а по партийной совести. И тогда Михаил
Алексеевич сорвался и закричал: "Вон из моего кабинета!" На бюро райкома он голосовал
за исключение Войцеховского из партии <...> После этого Лаврентьев, как только мог,
стал третировать Романова, который в такой обстановке стал просто нервнобольным
человеком"...
Следует отметить, что вскоре после рассматриваемых событий А.К. Романов из
аппарата Президиума СО АН был переведен в кадры ЦК КПСС. Здесь он стал "куратором
Сибирского отделения", т.е. по выражению О.Н.Марчук "из подчиненного превратился в
начальство над Лаврентьевым". Нетрудно догадаться, каково было теперь отношение
этого новоявленного "начальства" к президенту СО АН...
Характерно, что в недавно появившихся совместных мемуарах Гурия Ивановича и
Ольги Николаевны Р.Г .Яновский, наряду с А.К .Романовым уже характеризуются как
"ближайшие друзья" четы Марчуков. Дружба эта была столь крепка, что после перехода в
1980 г. на работу в Москву, Гурий Иванович забрал Арнольда Константиновича к себе
сначала в ГКНТ, а затем и в Совет Министров, а с Рудольфом Григорьевичем, который
также вскоре был переведен в аппарат ЦК КПСС, совершал длительные воскресные
прогулки (Марчук Г.И., Марчук О.Н. Пройденный путь. М., 2004, с. 24, 34).
Разумеется, оценить расстановку сил в этой ситуации, позицию различных центров
власти в полной мере весьма непросто. Внешне основная инициатива в "наезде" на
Войцеховского исходила от райкома КПСС. Настораживает, однако, особая
непреклонность Р.Г .Яновского, который, разумеется, был реальным политиком, не
склонным "бежать впереди паровоза". Здесь можно сослаться на устные свидетельства
Ивана Федоровича Цыплакова, который в то время был секретарем Новосибирского
горкома КПСС, курировавшим Академгородок. Именно И.Ф.Цыплаков, как он рассказал
автору настоящей работы, добился смягчения партийного взыскания Войцеховскому. Он
действительно спас лаврентьевского фаворита от "падения в пропасть", что
подтверждается следующим характерным штрихом: по словам Ивана Федоровича, через
много лет после этих событий к нему явился сын Богдана Вячеславовича и вручил в
память об этом дорогой сувенир.
Возвращаясь же к событиям 1973 г., можно привести другое устное свидетельство
И.Ф.Цыплакова: по его словам, позиция райкома по данному вопросу была совершенно
непримиримой, - тот не желал идти ни на какие уступки, так что секретарь горкома готов
был даже выступить на пленуме райкома с обоснованием своего решения в пользу
Войцеховского. Можно предположить, что такой настрой Р.Г .Яновского объяснялся не
только его убеждениями (решительное неприятие "частнопредпринимательских

14
тенденций"), но и поддержкой со стороны более высоких партийных инстанций...
Выявляя подоплеку рассматриваемой непростой ситуации, можно также высказать
предположение, что здесь, помимо прочего, могло сказаться отмеченное ранее обострение
отношений между М.А.Лаврентьевым и Г.И.Будкером. Во всяком случае бросается в
глаза, что комиссию по проверке СКБ ГИТ возглавлял директор Института теоретической
и прикладной механики член-корреспондент Р.И.Солоухин. Само по себе это не могло не
сказаться на ходе "следствия" по "делу Войцеховского", принимая во внимание известные
черты этого научного лидера. О них один из ветеранов ИТПМ вспоминает следующим
образом: "Как руководитель лаборатории Рем Иванович был достаточно жестким.
Несоответствие каких-либо действий с его представлениями, недовольство поступками
сотрудников в лаборатории или в НГУ, где он работал проректором, а затем в течение
длительного времени исполнял обязанности ректора, вызывало у него раздражение,
которое иногда выражалось фразой: "Мне надоела эта демократия" (Кедринский В.К .
"Мой первый научный руководитель" // Институт теоретической и прикладной механики:
Годы, люди, события. Новосибирск, 2000, с.197).
Можно предположить, что определенную роль в данном контексте сыграли и
дружеские отношения Рема Ивановича и Герша Ицковича, о чем в ранее цитированных
воспоминаниях говорится следующим образом: "В 1962г. Рем Иванович защитил
докторскую диссертацию. На банкете в честь этого события Г.И.Будкер очень тепло
отозвался о Солоухине и, если я не ошибаюсь, сравнил защиту с блестяще исполненным
балетом. В ответном слове Рем Иванович, который был близок семье Будкера, назвал
таких как Герш Ицкович "режиссерами в науке", а свою роль в этом "спектакле"
определил как партию "балеруна". Забегая несколько вперед, скажу, что по-видимому, их
дружеские и научные контакты объясняют причину перехода Р.И .Солоухина (из
лаврентьевского Института гидродинамики. - И.К.) в Институт ядерной физики в 1966 г.
на должность заместителя директора".
Оценивая в целом расстановку сил после "дела Войцеховского", можно высказать
гипотезу, что теперь многолетние усилия по "опусканию" Лаврентьева перешли в
решающую стадию. Действия же его противников на последнем этапе этого
противостояния, быть может, правомерно квалифицировать как заговор против него со
стороны партократической и академической номенклатуры.
БОРЬБА ПРОДОЛЖАЛАСЬ....
В этой сложной ситуации у Лаврентьева, видимо, созрели планы определенного
"контрудара", реализация которого позволила бы поднять падающий рейтинг СО АН.
Весьма характерно, что его реализация вновь связывалась с "незаменимым"
Б.В.Войцеховским. На заседании Президиума СО АН СССР 22 июня 1973 г. заместитель
председателя Президиума СО АН А.А.Трофимук озвучил проект создания "опытного
полигона" Государственного комитета по науке и технике (ГКНТ) на базе СО АН. Это
выглядело следующим образом: "Возникла такая идея, чтобы Кириллинский комитет
(В.А.Кириллин был председателем ГКНТ. - И.К.) имел бы у нас объединение таких
учреждений <...> и мы будем иметь возможность передать ряд наших организаций,
например СКБ гидроимпульсной техники, далее, наше бюро (искусственных кристаллов -
И.К.) <...> То есть я предлагаю создать более высокие КБ, выходящие за рамки

15
министерств. Я оговаривал этот вопрос с Б.В.Войцеховским, он загорелся этим делом <...>
чтобы продвигать важные дела, которые не вмещаются ни во дно министерство, а эти дела
часто бывают самые важные, потому что они могут работать над созданием новой
отрасли. Вот чем занимается Богдан. Мы могли бы заключить соглашение, и он
немедленно начинает свой городок в Бердске или еще где. Надо найти где-то площадку -
это будет строиться как сверхударная стройка, тут Васюки... (смех)".
Однако Лаврентьеву было в этой ситуации явно не до смеха: его оптимизм по
поводу реализации озвученного проекта был весьма сдержанным, - видимо, он к тому
времени вполне осознал всю меру препятствий, стоявших на пути научно-технического
прогресса в рамках существующей бюрократической системы. Он прокомментировал
предложения своего заместителя следующим образом: "Министры будут против. У них
есть кадры, планы, они их делают. Вот сварку взрывом мы пробивали 10 лет, а
американцы создали для этих дел фирму и зарабатывают миллиарды рублей <...> Если эта
вещь пройдет быстро, то соответствующие министерства окажутся банкротами (шум) <...>
У нас министры - удельные князья" (НАСО. Ф . 10. Оп. 2. Д. 903. Л . 195-196).
В целом же, видимо, в это время процесс падения рейтинга "Сибирской академии"
шел неуклонно, что, возможно, чувствовал и сам ее лидер. Не исключено, что об этом
свидетельствует его характерная реплика на заседании Президиума СО АН 20 ноября
1973 г. при обсуждении вопроса "Об упорядочении взаимоотношений с НИИ, КБ
министерств и ведомств в опросах капитального строительства в ННЦ" (Там же. Д.910.
Л.276). Здесь состоялся следующий симптоматичный диалог:
-
М.А.Лаврентьев. Ряд министерств ведет себя безобразно. Некоторые ведут себя нагло.
-
Г.К.Боресков. Говорят, что когда мы построим, вы все отберете в Академию.
-
М.А.Лаврентьев. Неужели они верят в нашу силу?
.. . Тем не менее, время от времени у М.А.Лаврентьева, видимо, возрождался
оптимизм, появлялись новые идеи повышения статуса СО АН, что в свою очередь должно
было ускорить научно-технический прогресс в стране. Так, на заседании Президиума СО
АН 28 января 1975 г., рассказав о своем посещении Томского научного центра, Михаил
Алексеевич сообщил: "Там выдвигалась даже следующая идея: из нашего названия
исключить букву О и называться нам Сибирской академией наук. Сейчас это может
пройти, потому что настроения большой академии не одобряются и не поддерживаются
<...> Сибирь это не Грузия и Армения. Надо пробивать. Открыли университетов много, а
ученых нет <...> При выборах определенное количество мест. 20-25% предоставлять
крупным строителям, инженерам, директорам <...> Словом, творческие работники,
делающие технику сегодняшнего дня. Не секрет, что с внедрением научных исследований
в технику трудности очень большие" (НАСО. Ф . 10. оп. 11. Д. 4. Л . 182).
Интересно, что помимо прочего здесь была своеобразная попытка вернуться к
"истокам": ведь в 1959 г. сам Хрущев говорил, что в перспективе новый научный центр
"скорее всего будет Сибирской академией наук" ("Век Лаврентьева", с. 199). Однако
реальных возможностей для реализации всех этих инициатив становилось все меньше, что
определялось и нарастанием "застоя" в стране, и ослаблением позиций Лаврентьева во
властной иерархии...
Последующий ход событий на решающем, заключительном этапе "опускания"
Лаврентьева наиболее детально изложен в книге О.Н.Марчук. Как уже отмечалось, эти
свидетельства представляют весьма большую ценность, поскольку основаны на

16
информации и оценках Г.И.Марчука - наиболее осведомленного участника
рассматриваемых событий. Разумеется, продуктивное использование рассматриваемого
источника возможно лишь при критическом отношении к нему, с учетом его заведомой
тенденциозности. Эта тенденциозность либо невнимательность мемуаристки приводят
порой к очевидным "нестыковкам".
Приведем лишь некоторые пример такого рода. Так, целесообразность смещения
Лаврентьева, как уже отмечалось, в рассматриваемой книге мотивируется его "старостью"
и "склерозом". В то же время двумя страницами далее сообщается, что после того, как
Лаврентьев узнал о готовившемся отстранении, какое-то время он готов был с этим
примириться и строил планы переезда в Крым и создания здесь "международного
института". Мемуаристка по этому поводу пишет: "Мы порадовались за него <...>
Авторитет у него большой и сил много, так что еще может создать прекрасный институт"
(Марчук О.Н. Указ. соч. С.194). Получается, что для руководства отлаженной машиной
СО АН Лаврентьев был уже не годен, а для создания нового института - вполне...
Другой пример касается отношений М.А.Лаврентьева с упоминавшимся
А.К.Романовым, в которых, кажется, все "точки над и" были расставлены в рассказе о
событиях 1973 г. И вдруг, описывая ситуацию 1975 г., мемуаристка пишет: "Михаил
Алексеевич начал также конфликтовать с главным ученым секретарем А.К.Романовым.
Дело дошло до оскорблений, и последний подал заявление об уходе из президиума"
(С.194). Не трудно вспомнить, что в это время А.К .Романов уже работал в Москве,
упоминание же его в данном контексте, видимо, объясняется не только "провалами
памяти", но и желанием мемуаристки усилить тезис о нарастающей конфликтности
Лаврентьева, который, как мы узнаем из книги, в это время пытался "уничтожить
Будкера" и "поссорился с секретарем райкома Р.Г .Яновским".
Каковы же были непосредственные причины устранения Лаврентьева и какие силы
сыграли здесь определяющую роль? Согласно версии О.Н.Марчук, "в ЦК знали о
поведении Лаврентьева и хотели его заменить" (С.193). Далее эта версия
конкретизируется: оказывается, пытаясь "драться", Лаврентьев отправился в Москву, где в
ЦК КПСС имел беседу с В.А .Трапезниковым, который и сообщил ему, что "в ЦК имеется
много жалоб на него, и Секретариат ЦК решил его не рекомендовать на следующий срок"
(С.194).
Кто же конкретно мог стоять за этим решением? Не ясно, какова здесь была роль
Л.И.Брежнева. С одной стороны, Лаврентьеву не удалось добиться аудиенции у генсека,
что может служить признаком опалы, хотя это могло быть и результатом действий
брежневского аппарата. С другой стороны, тут же мемуаристка приводит рассказ
А.К.Романова о том, что "Келдыш (президент АН СССР. - И.К.) собрался оставить
президентский пост, пошел с этим к Брежневу, но Брежнев, будучи уже тоже старым и,
очевидно, боясь создавать прецедент, уговорил его остаться и оставить всех своих старых
помощников: Виноградова, Семенова, Лаврентьева и других, то есть всю эту
геронтократию" (!).
В какой-то мере о "тайных пружинах" устранения Лаврентьева позволяет судить
описанный в тех же мемуарах механизм лоббирования в другом важнейшем вопросе - о
новом президенте СО АН. Как сообщается там, в ходе борьбы по этому вопросу "вышла
директива ЦК, в которой рекомендовали в председатели СО АН С.Л .Соболева". Далее ход
событий представляется в следующем виде: "Яновский позвонил в обком и сказал

17
первому секретарю Горячеву, что если они не хотят погубить науку в Сибири, то надо
вмешаться и предложить свою кандидатуру. В обкоме все были против Соболева и не
сомневались, что надо выбирать Марчука. Горячев позвонил Суслову и даже послал
Алферова в Москву. Независимо от этих действий, М.В. Келдыш, который уже вышел в
отставку, позвонил в правительство Суслову и сказал, что <...> надо назначить Марчука.
Академик А.П.Окладников тоже поехал в ЦК и сказал там, что единственная подходящая
кандидатура на пост председателя СО АН - это Г.И.Марчук" (С.196).
Таким образом, на основании этих данных логично предположить, что "наверху"
решающую роль в устранении Лаврентьева мог сыграть М.А.Суслов - "главный идеолог
партии", представитель наиболее консервативных сил в правящих кругах. При этом, как
видим, такого рода решения принимались при активном лоббировании снизу ("вертикаль
Яновский-Горячев"). Весьма характерно, что роль их эмиссара сыграл М.С .Алферов,
секретарь Новосибирского обкома по идеологии - своего рода местный "Суслов" по
своему положению и консерватизму, который всегда наиболее откровенно (на фоне
"дипломатичного" Ф.С.Горячева) демонстрировал негативное отношение к
лаврентьевскому Академгородку.
Какие силы еще могли действовать против Лаврентьева в самом Академгородке? В
мемуарах О.Н.Марчук несколько раз говориться о действиях "группировки Будкера", и в
принципе это можно воспринимать как отражение реальной проблемы, имея в виду уже
неоднократно отмечавшееся обострение отношений между президентом СО АН и
директором ИЯФ. О некоторых его возможных причинах уже говорилось в связи с
событиями 1968 г. Следы этого застарелого конфликта обнаруживаются даже в весьма
"дипломатичных" мемуарах Михаила Алексеевича. Через пять лет после своей отставки
он давал следующую версию этой ситуации: "Стремление Г.И.Будкера расширять
институт (в частности, чтобы производить п продавать ускорители) вызвало у меня
серьезные опасения. Правда, новосибирский институт - самый маленький среди
исследовательских центов ядерной физики, имеющихся в стране (в Москве, Дубне,
Обнинске), но он и так был больше всех институтов в Академгородке. А мы не могли
допустить роста этой диспропорции. Кроме того, по моему глубокому убеждению,
институт с количеством работником выше тысячи становится малоуправляемым,
начинается распыление сил" (Век Лаврентьева... с. 163-164).
На первый взгляд, здесь обнаруживается некоторое противоречие: институт
Будкера слишком велик, однако в сравнении с другими того же профиля - мал. Возможно,
здесь можно усмотреть некий выпад против всей "ядерной мафии" - гипертрофированной
атомной отрасли. Далее, видимо, Лаврентьев был недоволен и уникальным
экономическим статусом ИЯФ: мало того, что его сотрудники получали надбавку от
Средмаша, так в 1966 г. этому институту, единственному в Академии наук, Совет
министров СССР дал разрешение реализовывать свою продукцию по "согласованным"
(т.е. коммерческим) ценам. Естественно, что это давало ему еще большую независимость
от руководства СО АН.
О степени обострения отношений между двумя "центрами силы" в Академгородке
говорит, к примеру, свидетельство известного журналиста Р.Нотмана, много писавшего о
ННЦ: "Будкер в последние годы жизни <...> серьезно подумывал о выходе ИЯФа из
состава Сибирского отделения, чтобы обрести полную самостоятельность" ("Созидатели.
Т.1. Новосибирск, 2003. С .54).

18
Видимо, в 1975 г. рассматриваемый конфликт был уже весьма обострен, о чем
может свидетельствовать, к примеру, стенограмма заседания Президиума СО АН 24 июня.
При обсуждении здесь острого вопроса о распределении жилого фонда Михаил
Алексеевич (в отсутствии Г.И.Будкера) весьма раздраженно говорил об ИЯФ, о его
чрезмерных размерах и доле в жилье. Мимоходом Лаврентьев высказал даже сомнение в
отношении научной продуктивности института, в том числе его основного козыря -
знаменитого "эффекта встречных пучков" (НАСО. Ф. 10. Оп. 11. Д. 9. Л . 122-125).
Однако, если предположить, что "группировка Будкера" принимала участие в
дискредитации Лаврентьева, то вряд ли это могло иметь решающее значение, поскольку в
обкоме и ЦК КПСС отношение к ИЯФ было негативным, как к "рассаднику
диссидентства". Быть может, позиция "группировки Будкера" получила более
значительную роль после избрания президентом АН СССР А.П.Александрова - лидера
"атомного лобби".
О том же, какого рода компромат направлялся "наверх" из Советского райкома и
Новосибирского обкома, можно судить по диалогу, состоявшемуся между Ф.С .
Горячевым и Г.И.Марчуком вскоре после избрания последнего председателем СО АН. В
неоднократно цитированных мемуарах читаем: "Наладил Марчук и отношения и с
обкомом, с которым Лаврентьев всегда был в конфронтации. Гурий Иванович имел с
Горячевым долгую беседу, которая закончилось примерно так: "Посмотрите, кто у вас
стоит у руководства наукой. Этот многоженец, тот интриган. а вот тот-то любит выпить, а
этот поддерживает всю антисоциальную нечисть" (с.199).
Понятно, что такого рода компромат накапливался не один год. Возникает вопрос,
были ли на фоне этой рутинной негативной информации какие-то более острые факты,
которые могли "добить" Лаврентьева. Предположительно, такую роль мог сыграть
инцидент с А.В.Алешкиной, о котором мы узнаем из книги О.Н.Марчук, - однако вне
связи с отставкой Лаврентьева. Как известно, А.В.Алешкина принадлежала к верхушке
Академгородка - будучи женой одного из ведущих сотрудников Института теоретической
и прикладной механики М.Ф.Жукова (позднее академика, члена Президиума СО АН) и
ближайшим другом семьи Лаврентьевых, она сыграла видную роль в организации здесь
медицинской службы, стала создателем известной элитной поликлиники СО АН
(диспансера).
Далее, согласно свидетельству О.Н.Марчук, последовал неожиданный трагический
финал: "В семьдесят пятом году, я не знаю по какому поводу, между Лаврентьевым и
Алешкиной пробежала "черная кошка". Алешкину проводили на пенсию. Что это значило
для Александры Васильевны - нетрудно представить. Она, которая с самого начала
организовывала медицинское обслуживание, построила этот замечательный диспансер,
оборудовала его новейшими медицинскими приборами, оказалась вне диспансера... Она
послала куда-то мужа и сама покончила жизнь самоубийством. Случилось это в праздник,
1-го Мая, о чем наши мужья узнали, стоя на праздничной трибуне" (с.192).
Интересно, что перечисляя вслед за этим многие "грехи" Лаврентьева,
осведомленная мемуаристка почему-то не воспользовалась столь очевидной
возможностью добавить к его портрету еще один, и весьма существенный, черный мазок.
Наверное, это не просто очередной "провал в памяти". Дело в том, что ветераны
Академгородка хорошо помнят А.В.Алешкину, и среди них циркулирует определенная
устная версия этого дикого случая. Его подоплеку связывают с тем, что заведующая

19
диспансером, вняв "дружескому совету", направила в Москву медицинские данные о
состоянии здоровья Лаврентьева. Нетрудно догадаться, какой разговор состоялся между
ними после того, как об этом стало известно президенту СО АН...
Понятно, что это событие должно было иметь в "верхах" самый серьезный
резонанс. О том, как там могли реагировать на такого рода вопиющий факт, можно судить
по одной ситуации, которая имела место уже после отставки Лаврентьева. 26 декабря 1975
г. Президиум СО АН обсуждал уроки трагического случая - взрыва на складе УМТС, в
результате которого погибло 5 человек. Г .И.Марчук следующим образом подвел итоги:
"Это прямой серьезный упрек всем нам, что мы понизили требовательность к подбору
кадров. Этот случай, к сожалению, стал известен в ЦК партии, он широко дискутируется в
ВЦСПС, он дискутируется в Академии наук, им занимается президент Академии наук
А.П.Александров, этим занимаемся мы. Я хочу сказать, что травматизм в коллективе, в
особенности со смертельным случаем свыше трех человек - это ЧП государственного
значения <...> Вся наша хорошая работа, все наши положительные результаты, они
срезаются и смазываются очень сильно" (НАСО. Ф . 10. Оп. 11 Ж 11 Д 112-131).
Пытаясь осмыслить подоплеку описанного трагического эпизода, можно
сформулировать еще одну гипотезу. Во всей этой ситуации, помимо прочего, неизбежно
встает вопрос, что могло побудить А.В.Алешкину принять участие в акции против
Лаврентьева, памятуя о ее отмеченных особых отношениях с семьей "деда". Не
исключено, что здесь дало о себе знать еще одно направление борьбы в верхушке
Академгородка. Как уже говорилось, муж Александры Васильевны М.Ф. Жуков был
одним из ведущих сотрудников Института теоретической и прикладной механики, - по
словам О.Н.Марчук - "самого многострадального института Сибирского отделения". Как
известно, его создателем был один из "отцов-основателей" ННЦ С.А.Христианович,
конфликт Лаврентьева с которым стал первым острым столкновением в верхах
Академгородка. В 1962 г. Христианович был снят с поста вице-президента СО АН и в
1965 покинул Новосибирск. Естественно, это не могло не сказаться на дальнейшей судьбе
коллектива.
В мемуарах М.А.Лаврентьева ход событий представлен следующим образом:
"Этому институту выпала сложная судьба - несколько раз менялись директора, а с ними и
направления исследований. Основатель института академик С.А.Христианович создал
современную экспериментальную базу исследований, были построены мощные
аэродинамические трубы и стенды. Были попытки непомерно расширить эту базу, но это
пошло в ущерб другим, да и увело бы институт в прикладные исследования, свойственные
не академической, а прикладной науке. С приходом на пост директора академика
Н.Н.Яненко в институте увеличился удельный вес теоретических тем" ("Век
Лаврентьева"... с.163).
Интересно, что назвав двух директоров "многострадального" института, мемуарист
"забыл" упомянуть фигуру, при которой отмечены "технократические" тенденции в
развитии ИТПМ получили максимальное развитие. Речь идет об академике
В.В.Струминском, о деятельности которого О.Н.Марчук пишет следующим образом:
"Струминский <...> затеял строительство уникальных по тем временам газо - и
гидродинамических труб, криогенных установок для получения водорода <...> Институт
стал очень быстро расти. Одних договорных работ у института было на 50 миллионов
рублей. В масштабах Академгородка это была немыслимая сумма. Струминский все

20
требовал и требовал от Лаврентьева денег, квартир, оборудования".
В итоге Лаврентьев добился снятия В.А.Струминского с его поста, а институт
вновь претерпел серьезные потрясения. Не исключено, что соответствующее настроение
этого коллектива могло повлиять на действия А.В.Алешкиной...
ПЕЧАЛЬНЫЙ ФИНАЛ
Возвращаясь к анализу хода событий после первомайской трагедии, можно
предположить, что с этого момента отношение "верхов" к Лаврентьеву быстро
ухудшается, что косвенно можно проследить и по официальным документам. Так, весьма
симптоматично, что 31 мая газета "Труд" обвинила СО АН в сдаче объектов томского
Академгородка без очистных сооружений. О том, что данная публикация отражала общий
"наезд" на СО АН свидетельствует поддержка этих претензий прокуратурой РСФССР,
которая вынесла соответствующее представление на имя М.А.Лаврентьева. Естественно,
что раньше ничего подобного в отношениях СО АН и властных структур было
представить просто немыслимо. Характерно, что созданная Президиумом СО АН
комиссия для проверки этих обвинений пришла к выводу об их необъективности, что и
было поддержано на заседании Президиума 30 июня (НАСО. Ф . 10. Оп. 11. Д . 9. Л. 45).
Об ослаблении позиций СО АН, быть может, свидетельствовали и значимые
эпизоды продолжавшейся в это время многолетней борьбы за спасение Байкала. На
заседании Президиума СО АН 28 января 1975 г. председатель комиссии по проблемам
Байкала академик А.А.Трофимук изложил ход событий следующим образом: "Когда мы
рассмотрели отчет прошлого года, то решили, что нужно доложить Президиуму (АН
СССР. - И.К.), чтобы от его имени было доложено Совмину о том, что приятые меры не
гарантируют предотвращения загрязнения Байкала, что надо добиваться кардинального
решения вопросов. Но Президиум, к которому мы обратились, вынес решение не
обращаться в Совмин с этим вопросом, а только в Госкомитет по науке и технике... Наше
предложение легло в долгий ящик <...>
Поэтому возникла необходимость обратиться в Центральный комитет партии <...>
эту мысль поддержал и Михаил Алексеевич" (НАСО. Ф . 10. Оп. 11. Д . 4. Л. 171 -173).
Дальнейший ход событий был изложен тем же деятелем на заседании Президиума
СО АН 18 июля следующим образом: "29 января 1975 г. мы направили в ЦК КПСС
записку о необходимости осуществления радикальных мер по предотвращению
загрязнения Байкала <...> В соответствии с этим ГКНТ создал временную комиссию по
рассмотрению предложений Сибирского отделения <...> Нам прислали решение,
чудовищное по своем содержанию. Смысл его таков: нагрузить Сибирское отделение,
чтобы неповадно было жаловаться, такой программой работ, которое оно не сможет
выполнить и за 20 лет, и только после выполнения этой программы Сибирским
отделением заняться их предложениями <...> То, что сделано ими - это преступление"
(НАСО. Ф . 10. Оп. 11. Д. 10. Л . 211-212).
После этого обсуждения Президиум направил письмо в ГКНТ с возражениями по
поводу упомянутого решения. Этот документ выглядит воистину как "глас вопиющего в
пустыне", - даже стилистика его необычна, не похожа на обычный стиль такого рода
документов: "Вся совокупность изложенных выше заданий, если их выполнить, загрузит
на многие годы научные учреждения Сибирского отделения исследованиями того, как

21
будет загрязняться Байкал. Мы категорически не согласны с тем, что <...> практические
действия о осуществлению меры, радикально предотвращающих загрязнение Байкала,
ставятся в зависимость от окончания Сибирским отделением вышеизложенной программы
исследований. Для уяснения нашей позиции уместно привести аналогию в виде
следующего диалога.
Председатель (П) городского Совета крупного города - Начальнику Управления
пожарной охраны: охвачена огнем южная часть города. Прошу срочной помощи!
Начальник (Н): Из окна вижу, что ваша информация верна. Перед тем, как дать
указание пожарным командам, прошу Вас срочно сообщить: прогноз распространения
огня в другие районы города, как действует пламя на стены, перекрытия, крыши зданий и
т.п .
П - За это время, пока будут собраны эти данные, сделан прогноз - город сгорит.
Н - Возможно, но по вашей вине..." (Там же. Л .26-27).
Весьма выразительно об отношении правящих кругов к СО АН на данном этапе
говорит следующий эпизод. На заседании Президиума СО АН 18 июля А.Г .Аганбегян
выступил с предложением "инициировать постановление ЦК и Совета Министров к 20-
летиню СО АН, показать успехи и просить новых дотаций". Поддержав данную идею,
М.А. Лаврентьев предположил: "Под это можно получить много". Однако этот его
энтузиазм охладило сообщение заместителя главного ученого секретаря И.И.Гейци:
"Сейчас Академия наук по случаю 250-летия вошла с запиской в Политбюро о развитии
Академии наук на ближайшую пятилетку, но Сибирское отделение там отсутствует. Я
видел этот документ на уровне аппарата". Реакция Лаврентьева была весьма
показательной: "К сожалению, я этого не видел". Аганбегян "утешил" его: "Вы, как вице-
президент (АН СССР - И.К.) можете попросить посмотреть этот документ" (Там же. Л .
220).
В целом же, видимо, на протяжении 1975 г. при наличии общей негативной
тенденции ситуация какое-то время оставалось неопределенной, по вопросу о лидере СО
АН шла борьба различных сил, исход которой, вероятно, не был заведомо предопределен.
Можно предположить, что ход событий приобрел более однозначный характер лишь
осенью того года после избрания президентом АН СССР А.П. Александрова. Как
известно, он представлял могущественное "атомное лобби", и не исключено, что это,
помимо других факторов, повлияло на окончательное решение судьбы Лаврентьева (если
верна гипотеза М.Руденко об отношениях Михаила Алексеевича с "атомщиками").
Разумеется, высказанные предположения носят характер рабочих гипотез,
поскольку имеющиеся в нашем распоряжении официальные документы о кадровых
переменах в СО АН не дают возможности составить сколько-нибудь полную картину тех
событий. Однако при внимательном прочтении и они позволяют сделать некоторые
выводы. Речь идет, в частности, о таком важнейшем источнике, как материалы общего
собрания СО АН СССР 25 ноября 1975 г. по выборам его председателя. Понятно, что в
ходе мероприятия такого уровня взвешивались каждый шаг и каждое слово и,
естественно, никто не был склонен "откровенничать" и раскрывать истинную подоплеку
событий. Тем ценнее ряд нюансов, которые обнаруживаются в рассматриваемом тексте.
Согласно принятой тогда процедуре, данная акция началась с заседания "партийной
группы" СО АН. После выступления М.А.Лаврентьева, обосновавшего кандидатуру
Г.И.Марчука, президент АН А.П.Александров сообщил собравшимся следующее: "У нас

22
рассматривались и другие альтернативы, например <...> С.Л .Соболева. Однако по сумме
всяких признаков, больше вторичных, чем первичных, мы считали, что преимущество
следует отдать тому варианту, который сейчас называл Михаил Алексеевич". После того,
как прозвучавшее предложение получило поддержку "партийной группы", Александров
завершил ее заседание призывом: "Желательно, чтобы Вы голосовали дружно за это
предложение".
Затем на самом общем собрании президент АН еще раз привел аргументы в пользу
предложенной кандидатуры: "Сравнивая все возможности, установления отношен ия с
парторганами Новосибирска <...> наша тройка сочла целесообразным выдвинуть
Марчука". Далее состоялось тайное голосование, результаты которого показали, что
участники собрания не вняли призыву "голосовать дружно". Из 65 присутствовавших
кандидатуру Г.И.Марчука поддержало лишь 45, что для такого рода процедур, разумеется,
было беспрецедентно низким показателем. Для сравнения можно отметить, что при
голосовании по кандидатуре первого заместителя СО АН А.А.Трофимук получил лишь
четыре "черных шара". Признавая двусмысленность ситуации, А.П.Александров завершил
высокое собрание следующим напутствием: "Все-таки Вы, Гурий Иванович, набрали 20
голосов против, что значит, что Вам в Вашей дальнейшей работе это дело надо учесть
<...> посмотреть, какие стороны Вашей работы могли не удовлетворять членов
Сибирского отделения. Все-таки это много голосов" (НАСО. Ф. 10. Оп. 11. Д. 2. Л . 24 -69).
И соответствующие выводы были сделаны: на последовавшем 24 декабря общем
собрании СО АН по выборам его Президиума Г.И.Марчук сообщил, что "есть просьба
Будкера не выбирать его по состоянию здоровья" (НАСО. Ф. 10. Оп. 11. Д. 2. Л . 69). Это
вполне понятно, поскольку из мемуаров О.Н.Марчук мы узнаем о том, как
"оппозиционная группа Будкера" вела борьбу за избрание президентом СО АН С
. Л .Соболева...
ЧТО ЭТО ЗНАЧИЛО?
Как же в целом оценить глубинный смысл рассмотренных событий? Думается, что
здесь недостаточно ограничиться констатацией негативного отношения к
М.А.Лаврентьеву со стороны разных уровней властной иерархии. Возможно, здесь дали о
себе знать более глубинные процессы. В связи с этим можно напомнить, что в условиях
торжества в тот период консервативных тенденций некоторые руководящие деятели
страны, например, А.Н.Косыгин все же пытались в какой-то мере продолжить
прогрессивные реформы, решать назревшие проблемы, не допустить полного застоя.
Видимо, эта линия находила наиболее ощутимую поддержку со стороны научной
элиты, и здесь доминирующая роль принадлежала Сибирскому отделению Академии
наук. Можно предположить, что в период "застоя" СО АН было важнейшим, быть может,
главным генератором определенных реформаторских инициатив (разумеется, весьма
умеренных и осторожных). При этом сами лидеры "Сибирской академии", возможно, и не
рассматривали свои предложения в качестве альтернативы официальному курсу. Борьба
за научно-технический прогресс, за решение экологических проблем, за опережающее
развитие Сибири, - все это мыслилось как "реализация политики КПСС". Однако
поскольку реальные действия правящих кругов нередко шли вразрез с этими
ориентирами, то честные и патриотически настроенные представители научной элиты в

23
какой-то мере оказывались в роле оппонентов этой политики, своего рода "реформаторов
поневоле".
Некоторые из деятелей такого рода, похоже, особенно не задумывались о широком
общественном контексте своих инициатив и были абсолютно лояльны по отношению к
существующей системе. В качестве примера можно привести А.А.Трофимука, весьма
консервативного по своим убеждениям, которому однако волей судеб приходилось идти
на резкие конфликты с могущественными силами в ходе борьбы за спасение Байкала и за
развитие нефтегазодобывающей отрасли. Другой вариант здесь представлял академик
А.Л .Яншин, "главный эколог России", у которого смелая гражданская позиция сочеталась
с оригинальны мировоззрением, поддержкой идея В.И.Вернадского и Н.К .Рериха (см. об
этом: Дмитриев А.Н. "П.Л .Яншин в сценарии социального "апокрифа" // Новосибирск,
2004)..
Как бы то ни было, М.А.Лаврентьев и его коллеги, видимо представляли
определенное умеренно-реформистское течение, которое выдвигало своего рода
"сибирскую альтернативу". Можно предположить, что и после отставки М.А.Лаврентьева
его авторитет имел немалое значение в поддержке этого реформистского течения и
соответственно в борьбе различных групп в правящих кругах и около них. Возможное
свидетельство этого - издание в 1979-1980 гг. воспоминаний Лаврентьева, один вариант
которых ("Опыты жизни. 50 лет в науке") был вначале опубликован в ЭКО, имевшем
вполне определенное реноме "полудиссидентского журнала". Другой вариант
("...Прирастать будет Сибирью") - уже после кончины Михаила Алексеевича - появился в
московском издательстве "Молодая гвардия". Даже первое знакомство с этими текстами
удивляет, - скажем, в них нет ни одного обязательного для того времени реверанса в
сторону Л.И .Брежнева!
Мало того, здесь высказываются очень смелые по тем временам мысли о состоянии
научно-технического прогресса в нашей стране. В сущности, за обычной
технократической и сциентистской риторикой в последних трудах создателя "Сибирской
Академии" прослеживался глубокий пессимизм, отмечались непреодолимые препятствия
на пути внедрения научных достижений в производство. Не менее симптоматично, что по
прошествии десятилетия после закрытия "Факела" Михаил Алексеевич осмеливается
вспоминать о нем, завершая свои суждения о нем следующим характерным суждением:
"Факел" был закрыт - он не вписался в существующие законоположения. победило
бюрократическое единообразие - чтобы все шли "в ногу". Мне представляется, что по-
настоящему государственный подход состоит как раз в гибкости форм работы, в
сознательном проведении социальных экспериментов".
Не менее поразительно, что "Факел" рассматривается в широком историческом
контексте, о котором в то время официальная советская историография не решалась и
заикнуться. Об этой организации речь шла вслед за характеристикой негосударственных
научно-образовательных структур, существовавших в период нэпа! (ЭКО. 1979. No8. С .
135-136; Лаврентьев М.А. "Прирастать будет Сибирью". М ., 1980, с.79).
Показательно не только содержание этого высказывания, но и его скрытая, но
вполне понятная для современников символика. Возможно, здесь содержится аллюзия с
известной песней А.Галича "Закон природы", ставшей одним из событий знаменитого
"фестиваля бардов" 1968 года. Об этом образе Галича Михаил Алексеевич когда-то
вспомнил на заседании Президиума СО АН 29 марта 1968 г. (См.: Борзенков А.Г .

24
"Бардовский фестиваль 1968 г. в Новосибирском Академгородке через призму документов
// Вестник НГУ. Серия: история, филология. Т.2. Вып. 2. История. Новосибирск, 2003, с.
153).
Помимо прочего, в рассматриваемом тексте выражена недвусмысленная поддержка
позиции Института экономики СО АН: "Недавно под эгидой Института экономики был
подготовлен научный доклад о проблемах социального и экономического развития
Сибири на период до 2000 года. В его составлении приняли участие практически все
институты Сибирского отделения". Более того, на последней странице посмертной книги
Михаила Алексеевича воспроизводится важнейшее положение "сибирского лобби",
которое в то время неоднократно озвучивалось А.Г.Аганбегяном: "Экономистами точно
подсчитано: чтобы народное хозяйство страны развивалось оптимально, не испытывало
недостатка в энергии и сырье, темпы развития Сибири должны быть примерно на треть
выше, чем в среднем по стране (Лаврентьев М.А. ". ..Прирастать будет Сибирью..." С. 53,
174).
Следует напомнить, что такого рода суждения не были обычной риторикой,
поскольку в начале 80-х гг ., как известно, критические суждения и предложения
сибирских экономистов вызывали все более негативную реакцию правящих кругов.
Напомним, что на известной конференции по развитию производительных сил Сибири в
июне 1980 г., выслушав выступления А.Г .Аганбегяна и других, присутствовавший там
секретарь ЦК КПССС М. Зимянин резко одернул сибиряков (См.: Матрос Л. "Презумпция
виновности. Социологический роман". Нью-Йорк, 2000, с.188-189).
Понятно, что А.Г .Аганбегян и его соратники вряд ли могут рассматриваться в
качестве современных Галилея или Джордано Бруно. Тем более показательно, что и на
этих умеренных и осторожных реформаторов в конце концов обрушились партийные
репрессии. В сентябре 1983 г. - беспрецедентный случай в истории нашей науки! - бюро
Новосибирского обкома КПСС объявило строгий выговор с занесением в учетную
карточку сразу двум академикам - . Г .Аганбегяну и Т.И.Заславской. Это было реакцией на
знаменитый "Сибирский манифест", появление которого, видимо, отражало надежды
наших "реформаторов" на андроповскую "либерализацию". Однако события пошли
совсем в другую сторону, и 13 сентября бюро обкома рассмотрело вопрос "О недостатках
в подготовке материалов для печати и работе с документами закрытого содержания в
Институте экономики и организации промышленного производства СО АН СССР".
Обком следующим образом обрисовал ситуацию: "4-6 апреля 1983 г. в Институте
экономики и организации промышленного производства СО АН СССР состоялся научный
семинар "Социальный механизм развития экономики" с докладом академика
Т.И.Заславской "Проблемы совершенствования социалистических производственных
отношений". В докладе при анализе состояния социалистической экономики в ряде
случаев был допущен недостаточно аргументированный подход, имели место нечеткие и
неточные формулировки, дающие повод двусмысленного толкования отдельных его
положений. Управление по охране государственных тайн в печати Новосибирского
облисполкома отказало в публикации доклада в открытой печати. После этого он был
опубликован в Институте экономики и организации промышленного производства в
количестве 70 экземпляров с грифом "для служебного пользования". В результате
несоблюдения элементарных правил обращения с подобного рода материалами в
институте допущена утеря двух экземпляров доклада. В вагусте с.г. появились выдержки

25
из него в зарубежной буржуазной прессе с комментариями антисоветского характера"
(ГАНО. Ф. П-4. Оп. 93. Д. 72. Л . 13-14, 73-74).
Вероятно, репрессивная акция такого уровня не могла быть лишь инициативой
Новосибирского обкома, тем более учитывая крайнюю дипломатичность его первого
секретаря А.П.Филатова, который всячески демонстрировал дружелюбие в отношении СО
АН. Не исключено, что эти действия были инициированы сверху и, помимо прочего,
означали еще один шаг в "опускании" ННЦ.
Принимая во внимание весь этот политико-идеологический контекст, можно
предположить, что и после отставки М.А. Лаврентьева положение "почетного
председателя СО АН" оставалось непростым. Судя по некоторым фактам, создается
впечатление о разворачивавшейся травле, даже угрозе его "выдавливания" из страны
(вероятно, кому-то он продолжал сильно мешать!) Симптоматичное свидетельство по
этому поводу содержится в мемуарном фрагменте А.С.Ладинского (в 1959-1976 гг. он был
главным инженером Управления капитального строительства СО АН, сыграл важную
роль в строительстве Академгородка): "Недруги Лаврентьева (а их, к сожалению, было
немало) в последний год его жизни распространяли злонамеренный слушок - "Лаврентьев
собирается доживать во Франции". Он действительно любил Францию и французов,
дружил с французскими учеными, сам был "французским академиком", кавалером ордена
Почетного легиона. Но никогда и нигде он не говорил о желании покинуть Родину.
Думаю, он и в мыслях не допускал такой возможности" ("Век Лаврентьева..." с. 238-239).
Возвращаясь к итоговой оценке отставки М.А.Лаврентьева, можно предположить,
что устранение его, как и позднее А.Н.Косыгина, знаменовало окончательное на том этапе
торжество консерватизма. Можно сказать, что тем самым отсекалась реформистская
альтернатива развития страны, устранялись все препятствия для полного застоя, и тем
самым в конечном итоге открывалась дорога для непродуманных, поспешных реформ,
волюнтаристской ломки всех устоев...

26
ПРИЛОЖЕНИЕ
О.Н.Марчук. Сибирский феномен. Академгородок в первые двадцать лет. Воспоминания.
Новосибирск. "Сибирский хронограф", 1997. С.192-197.
<...> Лаврентьев стал уже стар. В последние годы своего президентства он почти не
занимался делами Сибирского отделения, то есть организацией науки, а
противодействовал отдельным ученым, которыми он по какой-то причине был недоволен.
К тому же у него уже был большой склероз.
Как-то едут Михаил Алексеевич с Гурием Ивановичем по территории Правых Чем,
и Марчук объясняет, что это КБ, а это - политехнический техникум.
-
Какой дурак поместил здесь техникум?
-
Вы, Михаил Алексеевич. Вы распорядились, - ответил Гурий Иванович.
-
Вот дурак! Как же ребятам сюда ездить далеко и неудобно.
В институте гидродинамики наметился кризис. Лаврентьев решил институт
разделить на три части. Одну часть - директором поставить Л.В.Овсянникова. Вторую
часть, где командовал Мигиренко, отдать в институт Нестерихина, а третью, где
начальником был Войцеховский, взять себе. Узнав об этом, сразу же восемь начальников
отделов подали заявления об увольнении. Так как они понимали, что Михаил Алексеевич
будет номинально директором, а практически будет командовать Богдан Войцеховский.
Марчук не знал, как этому противодействовать. Он оказался в трудном положении.
Противостоять нелогичным действиям Михаила Алексеевича. Вести одному всю
президиумную работу, да еще получать тумаки от директоров, которым он старается
помочь, - это выше всяких сил. И однажды Гурий Иванович сказал Лаврентьеву, что
уходит с должности зампреда. Он мотивировал свой отказ усталостью и желанием
заняться делами ВЦ и наукой.
Это было начало лета, и мы уехали в Одессу. Недели через две Гурия Ивановича
нашли, вызвали в Москву в ЦК, и сказали, что в СО АН все пошло кувырком, что если
ему дорога наука, то чтоб он работал заместителем председателя и не "рыпался".
А Михаил Алексеевич совсем перестал руководить СО АН. Дела шли все хуже и
хуже. Все директора недовольны. Со всеми он перессорился. Поссорился он не только с
директорами, но и Сибакадемстроем. После смерти Н.М.Иванова, которого Лаврентьев
уважал, начальником Академстроя был назначен до этого малоизвестный человек, но
хороший специалист Г.Д.Лыков. Лаврентьев его ни во что не ставил и старался при случае
унизить. Лыков позвонил об этом министру Е.П.Славскому, и тот сказал: "Ну, и не строй
ему ничего". И Лыков приостановил все строительство в Академгородке. В ЦК узнали о
поведении Лаврентьева и хотели его заменить.
Так или иначе, но в академии и в обкоме появилось мнение, что в 1975 г. во время
перевыборов Президента, Лаврентьев будет смещен. Гурий Иванович видел, что Михаил
Алексеевич на выборах не пройдет. Но Лаврентьев этого, к сожалению, не видел.
Однажды Михаил Алексеевич сказал Гурию Ивановичу: "Как Келдыш не понимает, что
ему давно пора уйти с поста Президента" (а между прочим, Лаврентьев был старше
Келдыша на одиннадцать лет). "А как Вы, Михаил Алексеевич, не понимаете, что Вам
лучше уйти по собственному желанию, а не провалиться на выборах?" - подумал, но не
сказал Гурий Иванович.
И все-таки однажды Марчук решил поговорить с Михаилом Алексеевичем. Он
считал, что он должен предупредить Лаврентьева о создавшейся ситуации.
Выслушав Марчука, Лаврентьев был озадачен. Но прикинув возможный расклад
голосов, вынужден был согласиться. Два дня он вел себя тихо. А потом у него появилась
идея: подать в отставку и создать в Крыму, в Симеизе, международный институт. Он
начал развивать эту идею. Мы порадовались за него, что он даже в такой ситуации нашел
прекрасное решение. Авторитет у него большой и сил еще много, так что он может еще

27
создать прекрасный институт.
Мы уехали по делам в Москву, но через неделю нам позвонили из Академгородка и
сказали, что Михаил Алексеевич пошел в атаку. Он не хочет никуда уезжать, а решил
уничтожить всех своих противников, а колеблющихся задобрить и привлечь на свою
сторону. Чтобы уничтожить Будкера, он вызвал из Москвы комиссию проверять работу
Института ядерной физики. Михаил Алексеевич начал также конфликтовать с главным
ученым секретарем А.К .Романовым. Дело дошло до оскорблений, и последний подал
заявление об уходе из Президиума. Поссорился Лаврентьев и с секретарем райкома
Р.Г.Яновским. Потом он поехал в Москву, сказав, что поехал драться, что он всегда
выигрывал сражения и на этот раз выиграет.
Сначала Лаврентьев пошел в ЦК к В.А.Трапезникову. Тот сказал ему, что в ЦК
имеется много жалоб н а него. И секретариат ЦК решил его не рекомендовать на
следующий срок. После этого Михаил Алексеевич пошел к В.А.Кириллину, председателю
ГКНТ, спросить совета, к кому лучше обратиться. Кириллин сказал, что если есть
решение ЦК, то не стоит ни к кому обращаться, и предложил взять его в Госкомитет по
науке и технике на работу. Но Лаврентьев отказался.
У Михаила Алексеевича оставался последний шанс - поговорить с Брежневым.
Через некоторое время Лаврентьев вернулся из Москвы очень расстроенный, так как
встреча на высшем уровне у него не состоялась. Гурий Иванович общался с ним очень
мало. Мы получили путевки в Карловы Вары и уехали в Чехословакию лечиться.
Отдохнули и подлечились мы очень хорошо. Прилетев в Москву, мы побывали в
гостях у А.К.Романова, который работал теперь в ЦК. Он рассказал нам, что Келдыш
собрался оставить президентский пост, пошел с этим к Брежневу, но Брежнев, будучи уже
тоже старым и, очевидно, боясь создавать прецедент, уговорил его остаться и оставить
всех своих старых помощников: Виноградова, Семенова. Лаврентьева и других, то есть
всю эту геронтократию. Вот это-то и окрылило Лаврентьева. Еще Гурий Иванович зашел
к Келдышу и в ЦК. Мстислав Всеволодович сказал ему, что все-таки он решил уходить.
Он болен и уже не может работать на посту президента Академии наук. В ЦК Гурию
Ивановичу сообщили, что так как Келдыш уходит, надо искать ему замену. И, кроме того,
менять некоторых его заместителей-стариков. На пост президента, вероятно, будут
рекомендовать Патона, но пока об этом говорить не надо.
В Городке на другой день после нашего возвращения пришел к нам Лаврентьев. Он
стал говорить Гурию Ивановичу, что очень жалеет, что с ним ссорился, что он не может
работать без Гурия и хочет, чтобы Гурий Иванович остался его помощником, так он ему
всецело доверяет. Муж понимал, что Михаил Алексеевич потому так говорит, что не знает
о решении Келдыша уходить. И он сказал:
-
Я в Москве заходил к Мстиславу Всеволодовичу. Он сообщил мне, что твердо
решил оставить пост президента.
-
Как? Неделю назад он разговаривал со мной и говорил, что все остается по-
старому, - не поверил Лаврентьев.
-
Да, но за неделю обстоятельства изменились, - сказал Гурий Иванович.
В конце мая состоялось общее собрание Академии, на котором освободили
Келдыша по его просьбе и поставили и.о. президента В.А. Котельникова. Разговоров в
Москве было так много, что Гурию Ивановичу стало противно. И он сразу же уехал
домой. Через некоторое время вернулся Лаврентьев и сказал мужу:
-
А вы знаете, кто будет председателем СО АН? И не я. И не вы. И не Трофимук.
Будет С.Л .Соболев. Ему вчера Котельников предложил этот пост, и Соболев уже дал ему
согласие.
Сначала Гурий Иванович был удивлен этим известием, потом обрадован. Теперь
хоть Михаил Алексеевич перестанет ссориться со всеми. Будет председатель, у которого
высокий авторитет, а Гурий Иванович получит возможность еще несколько лет
поработать творчески, заняться спокойно наукой и написать задуманные 2-3 книги. И

28
Лаврентьев успокоиться.
И, действительно, Михаил Алексеевич опять стал разговаривать с Гурием
Ивановичем по-дружески, но не надолго. Вскоре кто-то приехал из Москвы и сказал, что в
ЦК не поддержали кандидатуру Соболева. Это известие Лаврентьев принял по-своему и
опять начал бороться с потенциальными соперниками.
В июле мы отдыхали в Литве в доме отдыха "Рута". Отдых был очень приятным,
хотя купались мало. Здесь нас застал указ правительства, опубликованный в "Правде" о
присвоении Марчуку звания Героя Социалистического Труда и награждении его звездой и
орденом Ленина. Гурий Иванович был очень доволен, так как после передряг последнего
года, его немного утешила мысль, что все-таки оценили его самоотверженный труд на
посту зампреда Сибирского отделения.
Наступила очень. Все вернулись из отпусков, и опять начались интриги вокруг
кандидатур на пост президента и на пост председателя СО АН. Президентом вскоре был
выдвинут академик А.П.Александров, а с председателем СО АН еще не могли решить.
Будкер уехал в Москву и очень тонко обрабатывал всех, настраивая против Деда и против
Марчука. Создалась целая оппозиционная группа.
Для решения вопроса создали комиссию. Члены комиссии не ездили в Сибирь, а
разговаривали с некоторыми учеными, которые в это время находились в Москве. У
комиссии создалось впечатление, что ни Лаврентьев, ни Марчук не пройдут, и надо
предложить третью кандидатуру. И вышла директива ЦК, в которой рекомендовали в
председатели СО АН С.Л .Соболева.
Оппозицию эта кандидатура устраивала, и она с новой энергией начала агитацию.
Лаврентьев, узнав, что рекомендовали Соболева, уехал в Тбилиси. А Марчук в это время
лежал в Московской больнице с воспалением легких. Однако многих, особенно в
Академгородке, кандидатура Соболева не устраивала. Посыпался град писем, в которых
говорили, что Соболев, как ученый. прекрасен, но как организатор - не годится.
Секретарь райкома Р.Г .Яновский поехал в Москву и пошел в отдел науки ЦК. Он
спросил: "Почему такой странный выбор?"
Ему ответили, что опросив ведущих ученых СО АН, члены комиссии пришли к
выводу, что ни Лаврентьев, ни Марчук не пройдут. Тогда предложили Соболева. Обком
никого не предлагает - значит, согласен.
-Да, но кого вы опрашивали? Только оппозицию.
Яновский позвонил в обком партии и сказал первому секретарю Горячеву, что если
они не хотят погубить науку в Сибири, то надо вмешаться и предложить свою
кандидатуру. В обкоме все были против Соболева и не сомневались, что надо выбирать
Марчука. Горячев позвонил Суслову и даже послал Алферова в Москву.
Независимо от этих действий, М.В.Келдыш, который уже вышел в отставку,
позвонил в правительство Суслову и сказал, что верный способ погубить дело и развалить
всю науку в Сибири - это назначить Соболева председателем СО АН. Надо назначить
Марчука. Академик А.П.Окладников тоже поехал в ЦК и сказал там, что единственная
подходящая кандидатура на пост председателя СО АН - это Г.И.Марчук.
Наверху поняли ситуацию. Но как теперь изменить директиву ЦК? И все-таки
директива ЦК была изменена и рекомендовали председателем СО АН выбрать Марчука, а
первым заместителем - Трофимука. 24 ноября 1975 г. утром собрались ученые Сибирского
отделения. Чтобы обсудить кандидатов на пост председателя и его заместителя.
Г.И.Марчук большинством голосов был избран председателем Сибирского
отделения АН. 25 ноября этот выбор был утвержден Общим собранием Ан СССР <...>

29
СОДЕРЖАНИЕ
Великий сын Poссии .............................................................. 4 (3)
Не угоден ................................................................................. 7 (9)
Тyчи сгущаются ................................................................. 11(16)
Борьба продолжалась ................................................................... 14 (23)
Печальный финал ................................................................... 20 (33)
Что это значило?..................................................................... 22 (38)
ПРИЛОЖЕНИЕ.......................................................................26 (44)
Прим.наборщика текста - номера страниц в содержании стоят следующим образом
-
первое число - то, что вышло при новом наборе текста, в скобках рядом -
оригинальное значение.

30
Кузнецов Иван Семенович — доктор исторических наук,
профессор Новосибирского государственного
университета. Основные монографии посвящены
истории сибирского крестьянства 1920-x rr. и
социально-психологическим аспектам отечественной
истории XX века. Является также соавтором учебников
по истории России и по истории Сибири. В настоящее
время его основные научные интересы связаны с
изучением взаимоотношений власти и общества в
российской провинции второй половины прошлого
столетия. В этом контексте особое внимание вызывает
тема «ученые и власть», которую он исследует на
материалах Новосибирского научного цента.
Ближайшая задача в этом направлении — выпуск серии
документальных публикаций и аналитических очерков
под общим названием ‹Неизвестный Академгородок›. В
2003 г. появилась первая работа этой серии —
”Еретики” Академгородок: Дело ”Инициативной
группы”.