Автор: Кром М.М.
Теги: география биографии история исторические исследования
ISBN: 5-89329-616-8
Год: 2003
Текст
Европейский университет в Санкт-Петербурге
Институт истории имени Макса Планка (Гёттинген)
г п
1 пас Папа:
'utb , ш tu
ПРОШЛОЕ -
КРУПНЫМ ПЛАНОМ:
Cica Srgcr collcaa.
современные исследования по микроистории
Urn Ъ'ЬГР' >n.±ru^- pf°P г^Поп .,y . “ iof ,n ^orr# '“Г'Ц* '°^о11|(/
<Л o-rf^ -оеПэ/Гц
^O.Za
Учеными из Европейского университета в Санкт-Петербурге и Института истории имени Макса Планка в Гёттингене (ФРГ) готовится кпубликации серия книг, которая призвана познакомить российскогочитателя-прежде всегостудентовиаспирантов гуманитарных специальностей,люлодых исследователей—с важнейшими направлениями современной исторической науки: микроисторией, исторической антропологией, историей науки, исследованиями в области истории семьи и родства, социокультурной историей техники и окружающей среды.
В основе проекта—материалы трехлетних школ,которыев2000—2003гт проводились в Европейском университете вСанкт-Петербурге интернациональным коллективом преподавателей из Германии, США, Швейцарии, Израиля, России и другихстран.
Каждый из шести томов серии включает в себя переводы статей, глав из книг ведущих специалистов по данной дисциплине. Всетексты публикуются на русском языке впервые, причем приоритет отдается новейшим публикациям 1990-х гг. Читатель получает уникальную возможность открыть для себя новые имена выдающихся исследователей, чьи работы до сих пор не публиковалисьв России (например, итальянской исследовательницы Симоны Черупи. работающей сейчас в Париже, американского профессора Дэвида Сабиана, израильского историка Гади Альгази имногихдругих).
Названиятомовсерии-.
♦ Прошлое-крупным планом современные исследования помикроистории.
♦ Наукаинаучностьвисторическойперспекгиве.
♦ Историческаяантропология.
♦ История семьи и родства.
♦ Челоеекимашинаисториятехники в социокультурной перспективе.
♦ Человекиприродаисторияокружающейсреды в социокультурной перспективе.
Ex anima mea curb cudomine vfquequ Conuerccrc domino
(2)
ЕВРОПЕЙСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ
В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ
М ах- PI а пск-1 n's t i t u t fijr'nfe'fehicnte
СОВРЕМЕННЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ
СЕРИЯ ПЕРЕВОДОВ
Редакционная коллегия:
Даниил Александров (Россия) Томас Зоколл (Германия) Михаил Кром (Россия) Михель Хагнер (Германия) Юрген Шлюмбом (Германия)
• • • •
• • •• VolkswagenStiftung
Издание подготовлено в рамках программы летних школ «Современные направления в исторической науке», поддержанной фондом Фольксвагена
ЕВРОПЕЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ИМЕНИ МАКСА ПЛАНКА (ГЁТТИНГЕН)
ПРОШЛОЕ —
КРУПНЫМ ПЛАНОМ: современные исследования по микроистории
Под общей редакцией Михаила Крома, Томаса Зоколла, Юргена Шлюмбома
Европейский университет в Санкт-Петербурге
АЛЕТЕЙЯ Санкт- Петербург 2003
УДК 93« 15/ 18»(075.8)
ББК ТЗ(0)5я43
П84
Издание осуществлено при поддержке фонда Фольксвагена и Института истории имени Макса Планка
Ответственный редактор: М. М. Кром
Переводы с английского и немецкого К. А. Левинсона, перевод с французского 3. В. Юровской и Е. Е. Савицкого
П84 Прошлое — крупным планом: Современные исследования по микроистории. — СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге; Алетейя, 2003. — 268 с. — (Серия «Современные направления в исторической науке: серия переводов»).
ISBN 5-89329-616-8
Сборник знакомит читателей с новейшими исследованиями по микроистории — одному из влиятельных современных направлений мировой исторической науки. Пристальное внимание к мотивам поведения и стратегиям выживания людей в непростых условиях Европы начала Нового времени, умение увидеть за страницами документов сложное переплетение человеческих судеб на примере одной сельской общины или городка и проанализировать сложнейшие экономические и социокультурные процессы изучаемой эпохи — вот что объединяет очень разнообразные по темам статьи, собранные в данном сборнике.
Показать, что такое микроистория на практике, — именно таков замысел этой книги, в которую вошли работы признанных мастеров данного жанра из Германии, Франции и США: Ханса Медика, Юргена Шлюмбома, Дэвида Сэбиана, Симоны Черутти, Клаудии Ульбрих и Томаса Зоколла. Все публикуемые статьи выходят на русском языке впервые.
Для преподавателей исторических дисциплин, студентов, аспирантов, а также всех, кто интересуется новыми направлениями исторических исследований.
ISBN 5-89329-616-8
© Европейский университет в Санкт-Петербурге и Институт истории имени Макса Планка: переводы, составление, аннотированная библиография, 2003
©Издательство «Алетейя» (СПб.), 2003
785893
296167
К читатели}
Предлагаемый читателю сборник «Прошлое крупным планом: современные исследования по микроистории» открывает серию «Современные направления исторической науки» — совместный проект Европейского университета в Санкт-Петербурге и Института истории имени Макса Планка (Гёттинген, ФРГ).
В основе проекта — работа трех международных летних школ, прошедших в 2001-2003 годах в Европейском университете в Санкт-Петербурге и организованных группой российских и немецких историков, представленных в редакционной коллегии серии. Слушателями школы были молодые историки из России, Германии, Австрии, Швейцарии, Польши, Литвы и других стран, а в международный коллектив преподавателей вошли ученые из Германии, России, США, Израиля, Швейцарии и Великобритании. Каждая школа включала в себя несколько тем: школа 2001 года — «Микроистория и микромиры знания», 2002-го — «Историческая антропология и история семьи, родства и домохозяйства», а 2003-го — «New Cultural History и экологическая история, экономическая история и история техники». И преподаватели и слушатели, пришедшие из разных областей исторической науки, с интересом общались друг с другом, споря о методах и открывая сходство подходов при различии объектов исследования и разнообразии используемых источников.
Шесть томов предлагаемой серии отражают тематику проведенных школ и выполняют одну из их задач — познакомить молодых российских историков с образцами исследований в определенных современных направлениях исторической науки. Преподаватели школ, отбиравшие тексты определенной тематики для обсуждения на семинарах, выступили составителями и редакторами соответствующих томов. Все тексты публикуются на русском языке впервые, причем приоритет отдается новейшим публикациям. Каждый том открывается вводной статьей редакторов, которая знакомит читателя с развитием и современным состоянием данной дисциплины или направления исследований. В конце каждого тома помещается подробная аннотированная библиография, которая облегчит читателям выбор литературы для дальнейшего самообразования по избранной дисциплине; приводится также информация об авторах статей.
Летние школы, без которых не было бы и этой серии книг, собрали Десятки слушателей из разных городов России, но не смогли принять Всех, кто хотел и мог бы с пользой для себя в них участвовать. Мы надеемся, что подготовленные книги будут прочитаны молодыми историками, учащимися и работающими в разных регионах, и хотя бы отчасти
6 Микроистория: прошлое — крупным планом
послужат той же цели, что и летние школы, — открыть двери российского исторического сообщества для свободного международного научного общения. Выбор тематики серии и отдельных статей, как нам кажется, служит той же цели. Читатель увидит, что самые современные работы по микроистории и исторической антропологии, равно как и по истории знания, экологической истории и истории семьи объединены тем, что написаны на локальном историческом материале с использованием местных источников. Такие работы могут быть выполнены на самом высоком международном уровне, если имеющийся материал изучен и представлен в новом концептуальном освещении. Как нам кажется, именно здесь лежит путь российского историка в современное международное исследовательское сообщество, объединяющее историков всех стран в общении поверх границ.
Весь проект — летние школы и серия книг — осуществлен путем совместной работы поверх границ, когда все моменты от разработки проекта летних школ до подготовки и оформления сборников переводов обсуждались в деталях и решались коллективно при личных встречах в Санкт-Петербурге, Гёттингене и Берлине, а также в бесконечной электронной переписке основных участников проекта. Площадка летних школ стала успешным опытом международного научного общения, при котором единство исследовательских подходов и общая увлеченность процессом методологического поиска устраняли барьеры, воздвигнутые традициями национальных школ. При этом нельзя не выделить особую роль одного из участников международного коллектива — Юргена Шлюмбома из Института истории имени Макса Планка в Гёттингене, который не только сразу откликнулся на наше предложение о совместной работе и стал ведущим организатором проекта с немецкой стороны, но с доброжелательной энергией и невероятным упорством вникал во все детали процесса реализации школ и изданий.
Проведение летних школ и подготовка этого сборника стали возможны благодаря поддержке фонда Фольксваген и помощи Института истории имени Макса Планка. Совещания организаторов проекта и работа редакторов серии неоднократно проходили на базе Института истории имени Макса Планка в Гёттингене, а также Института истории науки имени Макса Планка в Берлине, и мы глубоко признательны этим учреждениям за гостеприимство и лично директору Института истории Хартмуту Леману и директору Института истории науки Хансу-Йоргу Райнбергеру за поддержку.
Мы также признательны всем участникам летних школ — студентам, аспирантам и молодым преподавателям, чей энтузиазм, увлеченность и открытость к диалогу вдохновляли нас на всем пути реализации этого проекта.
Д. А. Александров, М. М. Кром Европейский университет в Санкт-Петербурге
Юрген Шлюмбом^Михаил Кром, Томас Зоколл
Микроистория: большие вопросы в малом масштабе* *
В целом ряде научных дисциплин уже десятилетия существует подразделение на микро- и макроотрасли, каждой из которых свойственны специфические постановки вопросов и методы. Это не только биология и физика, сюда же относятся экономика и социология. В научно-исследовательской практике оправданность существования той и другой отрасли мало у кого вызывает возражения, но их отношения в университетской и академической жизни выглядят зачастую как соседство без всякой связи друг с другом. Разумеется, границы между отраслями не всегда беспроблемны и неподвижны. В экономической и социальной науках шли обширные дебаты, целью которых было установление соотношения между микро- и макроподходом. Время от времени эти дебаты разгораются с новой силой, отчетливее проявляется напряжение, одна сторона агрессивно вторгается на территорию другой и даже пытается подчинить себе ее. В 1950-60-е годы ситуация в экономической науке характеризовалась мирным сосуществованием под девизом «Все важные явления — макроэкономические, все основные — микроэкономические» (Серж-Кристоф Кольм). Затем, однако, начались активные поиски микроэкономических обоснований макроэкономики, и «микроэкономический фундаментализм » стал оспаривать автономию макроэкономики1. Примерно в те же годы в социологии представители различных микроподходов начали отрицать какую бы то ни было самостоятельность социального макроуровня и предпринимать радикальные
1 Guesnerie R. Microeconomic et macroeconomic // Problemes et objets de la recherche en sciences sociales (рукопись): Joumees des 5, 6, 12 et 13 juin 1987 organisees par 1’Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales. P. 140-146. Краткие введения на немецком языке: Fossati Е. Mikrookonomik und Makrookonomik II Handworterbuch der Sozialwissenschaften. Bd 7. Stuttgart etc., 1961. S. 329-335; KromphardtJ. Wirtschaftswissenschaft II: Methoden und Theorienbildung in der Volkswirtschaftslehre // HandwOrteibuch der Wirtschaftswissenschaft. Bd. 9. Stuttgart etc., 1982. S. 904—936.
* Тексты Ю. Шлюмбома и T. Зоколла для данной статьи переведены с немецкого К. А. Левинсоном.
© Jurgen Schlumbohm, Thomas Sokoll, M. M. Кром, 2003.
8
Микроистория: прошлое — крупным планом
попытки микросоциологически реконструировать макрофеномены. До этого же картина в обществоведческой практике была подобна описанной выше: «микро- и макроконцепции жили рядом друг с другом, как враждующие соседи, которые по большей части Друг друга игнорируют, а иногда высказывают друг другу претензии»2.
В исторической же науке до сих пор едва ли приходится говорить о налаженном сосуществовании микро- и макроподходов, а тем более о прояснении отношений между микро- и макроисторией путем конкретных дискуссий. Хотя микроисторическое направление, возникнув позже, заявило более или менее четко свои притязания на традиционные сферы господства макроистории, внятных ответов со стороны макроистории пока поступило немного3. Похоже, микроисторию всё еще не признают в качестве соседки, имеющей свою квартиру в здании науки, а воспринимают разве что как докучливую незваную гостью, которая, зайдя в подъезд, стучится в дверь добропорядочной исторической науки. Это связано, несомненно, с тем, что микронаправление в истории младше, чем его сестры в экономике и социологии. По единодушному мнению специалистов разных стран, зарождение микроистории относится к концу 70-х годов XX столетия.
Но разговоры о «микро- и макроистории», об историческом «микро- и макроанализе» шли уже с 50-х годов, причем не только среди писателей, но и в самом цехе историков. В 60-е годы была предпринята попытка теоретического прояснения отношений между этими двумя научными отраслями, которая заслуживает внимания и по
2 Knorr-Cetina К. D. The micro-sociological challenge of macro-sociology: towards a reconstruction of social theory and methodology // Advances in social theory and methodology: Toward an integration of micro- and macro-sociologies / Ed. by K. D. Knorr-Cetina and A. V. Cicourel. Boston etc., 1981. P. 1-47; цит. на с. 25; Macro-sociological theory (Perspectives on sociological theory, vol. 1) / Ed. Eisenstadt S. N. and Helle H. J. London etc., 1985; Micro-sociological theory (Perspectives on sociological theory, vol. 2) / Ed. by H. J. Helle and S. N. Eisenstadt. London etc., 1985; Jeffrey C. Alexander, Giesen B., Munch R., Smelser N. J. (eds.). The micro-macro link. Berkeley etc., 1987.
3 В июне 1997 г. в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес) состоялась конференция на тему «Вызов микроистории и макроисторичес-кие ответы на него», организованная Хансом Медиком в сотрудничестве с лос-анджелесским Центром по изучению XVII-XVIII вв. В области исторической демографии Роджер Скофилд, Тони Ригли и Юрген Шлюм-бом организовали в рамках XII Международного конгресса по экономической истории (Мадрид, август 1998 г.) заседание на тему «Микроистория и макромодели европейской демографической системы в доиндустриальную эпоху». Толчком к этому послужила, в частности, статья под таким же названием, опубликованная Ю. Шлюмбомом в ежеквартальнике «The history of the family. An international quarterly» (Vol. 1. 1996. P. 81-95).
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория... 9
сей день. Зигфрид Кракауэр (1889-1966) рассуждал в своей посмертно опубликованной книге «История — перед концом» о «структуре исторического универсума» и при этом разделил множество «разных историй», которые вместе «составляют исторический универсум», на «две основные группы» -— на «микро- и макроистории» (он говорил о них и во множественном числе). При этом он подчеркивал, что «границы между этими двумя группами размыты». Обосновывать эту терминологию Кракауэр не считал необходимым и не сообщал ничего о ее происхождении. Можно предположить, что эти слова были созданы по аналогии с «микро- и макросоциологией» и «микро- и макроэкономикой». Главным был для Кракауера вопрос, являются ли «микроистория» и «макроистория» взаимодополняющими или же несоизмеримыми друг с другом. Его собственный ответ можно, несколько утрируя, свести к тому, что верно и то, и другое. «Не все в исторической действительности поддается разложению на микроскопические элементы. Историческая целостность включает в себя также события и процессы, которые имеют место на уровне, более высоком, чем уровень микроизмерения. Поэтому истории более общего уровня столь же важны, как и исследования деталей. Но они страдают неполнотой... Макроистория не может стать историей в идеальном смысле, разве только если она поведет за собой и микроисторию». Как в кино адекватное отражение предмета достигается только «путем непрерывного движения, которое идет от целого ко всякой детали и потом обратно к целому и т. д.», так и «историк должен быть в состоянии свободно переходить с макрона микроуровень и обратно». Но в исторической науке нет объектива с трансфокатором, позволяющего менять фокусное расстояние, потому что «исторический универсум», с точки зрения Кракауэра, «имеет не гомогенную структуру». Микро- и макроистории он считал в равной мере легитимными и необходимыми, но вот переход с одного уровня на другой представлялся ему делом в высшей степени проблематичным: «Говоря радикально, возникающие при этом транспортные проблемы преодолеть невозможно. ... Исследования двух типов могут существовать наряду друг с другом, но целиком и полностью они не сплавятся...»4
Последующие поколения микроисториков не прошли мимо кра-кауэровского «Призыва к мультиперспективности исторического исследования и изложения». Он, правда, не оказал никакого влияния на зарождение их концепций, но если они на него наталкивались,
4 Kracauer S., Geschichte — Vor den letzten Dingen (idem., Schriften 4), Frankfurt; M„ 1971. Кар. 5. S. 103-132; цит. с.ЮЗсл., 116сл.. 119, 122 сл. Впервые опубликовано под заглавием «History. The Last Things Before the Last» (New York, 1969).
10 Микроистория: прошлое — крупным планом
то потом с удовольствием и одобрением цитировали5 * *. Однако значение аргументов, приведенных Кракауэром, в решающей степени зависит от того, что понимается под «микро-», а что под «макроисториями» . Сам он, разумеется, использует некоторые метафоры, которые фигурируют и в нынешней дискуссии, — так, например, он говорит о крупном и малом «масштабе», о «широкоформатном снимке», о «тотальности», о «взгляде с высоты птичьего полета», атакже о «взгляде глазами мухи» (последняя метафора сегодня не используется). Но при этом нельзя упускать из виду, что разницу между микро- и макроисториями Кракауэр связывает прежде всего с «размерами той пространственно-временной единицы, которую они охватывают»: один полюс «континуума», который он «ради простоты» поделил на две «основные группы», образовывают у него «предельно обобщенные синтезы,... т. е. всеобщие истории», другой полюс — «исследования событий, подобных атомам». В качестве «парадигматического примера микроистории» Кракауэр называет сначала книгу Эрвина Панофского о Ренессансе и «ренессансах» (1960), которая, с его точки зрения была образчиком «интерпретативных историй малого масштаба»; затем он приводит «знаменитое высказывание Аби Варбурга»: «Бог — он в деталях». В дальнейшем ходе рас-суждений у Кракауэра понятие микроистории сильно сближается с идеей «детального исследования» («Detailstudien») в смысле фактографического описания, исполненного «страсти к мельчайшим подробностям». Главным образцом «микроанализа» в современной Кра-кауэру историографии оказывается вызвавшая тогда большую дискуссию работа Льюиса Нэмира (1888-1960), где автор, отбросив традиционные категории конституционной и партийной истории, объяснял структуру британской политики в XVIII веке на основе детального изучения состава нижней палаты парламента и хода выборов. Если Кракауэр говорит о Нэмире, что «его интересовали исключительно ... биографии маленьких людей», то надо иметь в виду, что эти маленькие люди были не мельниками, не сельскими пасторами, ткачами, крестьянами или поденщиками, а депутатами парламента. Поэтому неудивительно, что нынешние микроисторики
5 Medick Н. Weben und Uberleben in Laichingen 1650-1900. Lokalgeschichte als
Allgemeine Geschichte. Gottingen 1996. S. 30 f., цит. c. 31; см. также: Idem. Mikro-Historie II Sozialgeschichte, Alltagsgeschichte, Mikro-Historie. Eine Diskussion / Hg. von Winfried Schulze. Gottingen 1994. S. 40-53; см. особенно c. 48 сл., а до пего уже: Ginzburg C. Mikro-Historie. Zwei Oder drei Dinge, die ich von ihr weiB// Historische Anthropologic. 1. Jg. 1993. S. 169-192; особенно c. 184 сл. (итал. версия: Micro-storia: due о tre cose che so di lei /I Quaderni Storici 86. 1994. S. 510-539). (Есть русские переводы этих статей X. Медика и К. Гинзбурга: см. ниже сноску
45, а также аннотированную библиографию к данному тому. — Прим, ред.)
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория... 11
обычно не рассматривают Нэмира как своего родоначальника. У Кра-кауэра преобладает дескриптивное и относительное понимание макро- и микроисторий. Он тщательно старается не становиться на ту или другую сторону, хотя и не полностью скрывает свои симпатии в пользу «взгляда через микроскоп». На вопрос, в чем же смысл истории, которая «нацелена на “собирание всех мельчайших фактов” без остатка», единственный убедительный ответ Кракауэр видит в том, что он называет «теологическим аргументом»: «ничто не должно быть утрачено»6.
Как известно, в подобном же смысле употребляли слово «микроистория» и различные другие историки и писатели, некоторые до Кракауэра, некоторые после него. У Фернана Броделя «micro-histoire» стояла в непосредственном соседстве с «micro-sociologie». Он отождествлял ее с «histoireevenementielle» — событийной историей — и рассматривал как «поверхностную», а потому менее ценную по сравнению с исследованием «конъюнктур» средней длительности и «структур» 8
8 Kracauer S. Geschichte... S. 103 f., 122 f., 117, 111, 130. О встречающихся у Кракауэра отголосках идей Варбурга и Беньямина, выраженных в статье «Andacht zum Unbedeutenden», см.: Капу R. Mnemosyne als Programm. Geschichte, Erinnerung und die Andacht zum Unbedeutenden im Werk von Usener, Warburg und Benjamin. Tubingen, 1987, особенно S. 168 f., 187 f., 206 f., 234 f., 241 f. Этот квази-религиозный аргумент не чужд и «microstoria». Карло Гинзбург цитирует в конце введения к «Сыру и червям» высказывание Вальтера Беньямина: «Ничто из того, что когда-либо произошло, не должно быть утрачено для истории...» Но «только избавленному человечеству полностью принадлежит его прошлое». Гинзбург добавляет: «Избавленному — значит освобожденному» (Ginzburg С. Der Kase und die Wurmer. Die Welt eines Mullers um 1600. Frankfurt / M., 1979 (итал. изд. — Torino, 1976). S. 21). (Рус. пер.: Гинзбург K. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. М., 2000. С. 49).
Хотя Нэмир в нескольких местах говорит, что в своем исследовани британской «политической нации» он сосредоточил внимание на «микрокосме» парламентской палаты общин, но, насколько можно судить, не претендовал на создание «микроисторических» исследований: Lewis N. The structure of politics at the accession of George III, предисловие к 1-му изданию 1929 г., Цит. по 2-му изд. (London, 1957, репринт 1961). Р. X. — Другим авторитетом, На которого ссылался Кракауэр, был Лев Толстой, в «Войне и мире» писавший, что историческая реальность представляет собой бесконечный континуум микроскопических происшествий, действий и интеракций (Kracauer S. Geschichte. S. 106). Кракауэр опирался при этом на интерпретацию Толстого, данную Исайей Берлином в его книге «The hedgehog and the fox» (1953). На Толстого ссылались микроисторики и впоследствии: Ginzburg С. Mikro-Historie. S. 183 f.; Gribaudi M. Des micro-mecanismes aux configurations globales: Causality et temporalite historiques dans les formes d’ evolution de Г administration frangaise au XIXe siecle // Mikrogeschichte—Makrogeschichte / Schlumbohm Hg. von J. 8. 83—128; особенно cm. c. 123.
12
Микроистория: прошлое — крупным планом
большой длительности7 8. Американский историк Джордж Р. Стюарт написал в 1959 году микроисторию («microhistory») заключительного эпизода битвы при Геттисберге во время Гражданской войны в США. Мексиканец Луис Гонсалес-и-Гонсалес в 1968 году опубликовал свою микроисторию («microhistoria») одной деревни на протяжении четырех столетий. Писатель Раймон Кено рассматривал (1965) «микроисторию» как противоположность «всемирной истории», еще более далекую от нее, чем «событийная история»8. Термины «микроанализ» и «макроанализ» тоже встречались в исторической науке 60-х годов: вероятно, те, кто их использовали, более или менее сознательно заимствовали их из социологии или из химии. Так, например, ВитольдКулав 1963 г. проводил различие между «микро» и «макроанализом» в экономической истории, а Дж. Хекстер в 1968 году говорил — применительно к риторике историографии — о «макроанализе» («macroanalysis»), когда речь шла об исследовании некоего историографического труда как целого, и о « микроанализе »(« microanalysis »), когда интерес был направлен исключительно на один отдельно взятый элемент исторической риторики9. В часто цитируемой формулировке Мишеля Фуко «микрофизика власти» явственно слышится отзвук современных естественнонаучных направлений10.
7 Braudel F. Histoire et sociologie (1958/60) // Idem. Ecrits sur 1’histoire. Paris, 1969. P. 97-122, цит. см. на c. 112 сл.
8 Ginzburg C. Mikro-Historie. S. 169 f.; о Кено см. также: Medick Н. Mikro-Historie. S. 41f.; Idem. Weben. S. 21 f. и Revel J. Presentation // Jeux d’echelles. La micro-analyse a [’experience. Paris, 1996. P. 7-14; особенно cm. c. 11. Гинзбург и Медик приводят еще несколько примеров, равно как и Grendi Е. Repenser la micro-histoire? // Revel (ed.), Jeux d’echelles. S. 233-243; особенно см. с. 234. (Имеется русский перевод этой статьи Э. Гренди, см. ниже сноску 45, а также аннотированную библиографию к данному тому. — Прим, ред.)
9 Kula JV. Problemy i metody historii gospodarczej, Warszawa, 1963, главы VI-VIII; итальянское издание под заглавием «Problemi е metodi di storia economica» (Milano, 1972); Hexter J. H., Historiography: The Rhetoric of History // International Encyclopedia of the Social Sciences. Vol. 6. 1968. P. 368-394; особенно см. с. 381сл.
10 Foucault М. Surveiller et punir. La naissance de la prison. Paris 1975. P. 31 f. (В русском переводе см.: Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999. С. 41.) Микроисторики почти не упоминали это понятие, хотя оно обнаруживает точки соприкосновения с их идеями: поскольку власть рассматривается не как «собственность», а как «стратегия», то при изучении этой «микрофизики» главное — расшифровка «сети постоянно напряженных и активных отношений»; «в качестве базовой модели берется вечный бой, а не договор о передаче территории». В отличие от микроистории в собственном смысле, однако, плоскость наблюдений Фуко располагается, похоже, скорее на макроуровне.
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория... 13
Только с конца 70-х годов заговорили о «микроистории» как о программе. Первопроходцами были итальянские историки, группировавшиеся вокруг журнала «Quaderni Storici». Теперь уже речь шла не о названии для издавна существующей разновидности исто-риописания, а об «этикетке для историографического ящичка ... который еще только предстояло наполнить содержимым»11. Но «изобретение» микроистории происходило не сразу, а постепенно: программа и терминология формировались вместе с практикой, которая искала новые пути. В книге Карло Гинзбурга «Сыр и черви» (1976) этот термин еще не фигурирует, хотя обычно она рассматривается как один из краеугольных трудов, задавших образец для нового исследовательского направления. Эдоардо Гренди высказал в 1977 году программные соображения по поводу «микроанализа»12. Карло Пони выпустил в 1978 году номер «Quaderni», посвященный теме «Аграрное производство и микроистория»13. Гинзбург и Пони ввели слово «microstoria» только в конце одной маленькой статьи 1979 году с интригующим названием «II поте е il соте» («Имя и игра»); и лишь в сокращенном французском переводе 1981 году текст получил акцентирующее заглавие «La micro-histoire»14. В том же 1981 году Карло Гинзбург и Джованни Леви основали книжную серию «Microstorie» — «Микроистории» (во множественном числе).
Их толкование «микроистории» было откровенно полемически обращено против господствовавшего тогда в историографии направления. В нем соединялись несколько реформаторских импульсов15.
11 Так писал в ретроспективе Гинзбург: Mikro-Historie. S. 169.
12 Grendi Е. Micro-analisi е storia sociale // Quaderni Storici. No 35. 1977. P. 506-520; там же краткое резюме на английском языке; см. р. 617.
13 Pont С. Azienda agraria е microstoria// Ibid. No 39. 1978. S. 801-805.
14 Ginzburg C., Poni С. Il nome e il come. Scambio ineguale e mercato storiografico / I Quaderni Storici. No 40. 1979. P. 181-190; Idem. La micro-histoire // Le debat, № 17. 1981. P. 133-136; сокращенный немецкий перевод под заглавием «Was ist Mikrogeschichte?» // Geschichtswerkstatt. 1985. Nr 6. S. 48-52.
15 Помимо уже упомянутых в примечаниях выше, необходимо назвать следующие программные и подытоживающие статьи: Levi G. On microhistory II New perspectives on historical writing / Ed. by Peter Burke. Oxford, 1991. P. 93-113 (русский перевод этой статьи Дж. Леви указан ниже, см. сноску 45); Revel J. L’histoire au ras du sol // Levi G. Le pouvoir au village. Histoire d’un exorciste dans le Piemont du 17е siecle. Paris, 1989. P. I-XXXIII; Revel J. Micro-analyse et construction du social // Jeux d’echelles. P. 15-36 (статья переведена на русский язык, см. ниже сноску 45); Grendi Е. Repenser; Ginzburg С. Mikro-Historie; Medick Н. Mikro-Historie; Ulbricht О. Mikrogeschichte. Versuch einer Vorstellung // Geschichte in Wissen-schaft und Unterricht 45. 1994. S. 347-367. В нижеследующих абзацах даются только ссылки на цитируемые места.
14
Микроистпория: прошлое — крупным планом
Микроистория рассматривала — и рассматривает — себя как движение, направленное против такой историографии, которая считает, что ей изначально ведом общий ход вещей и основная структура обществ прошлого, и которая всегда становится на сторону «победителей», рассматривая все с точки зрения прогресса и модернизации «западного» типа. Новое направление обвиняло традиционную историю в «этноцентризме» и «телеологичности»16. Само же оно, однако, не имело в виду сосредоточиваться на «мелочах» — такой упрек оппонентов был сразу отвергнут как недоразумение, и тем самым сторонники микроистории отмежевались от чисто дескриптивного употребления терминов «микро-» и «макро-», — нет, их привлекало как бы рассмотрение большого через микроскоп, то есть крупный масштаб исследования. С самого начала было заявлено притязание на то, чтобы таким способом выявлять важные феномены прошлого, которые дотоле оставались незамеченными.
«Микроистория» не нейтральна: о ее тенденциозности говорит, в частности, тот факт, что ее интерес был все время направлен не на элиты, а почти исключительно на представителей «низовых слоев»17. Это можно, конечно, объяснить тем, что авторы микроисто-рических исследований, по наблюдению Джованни Леви, в основном придерживались левых политических убеждений и изначально испытали большее или меньшее влияние марксизма18. Не менее важно, однако, и то обстоятельство, что микроистория стремилась рассматривать людей прошлого как действующих лиц, обладавших собственными целями и стратегиями. В этом она выступала против позиций «традиционной» макроориентированной социальной истории, для которой низшие слои оставались «безмолвствующими» и представлялись просто анонимной массой19, — такой упрек адресовался как большим французским работам в жанре исторического синтеза или региональной истории, возникшим под пером авторов из школы «Анналов», так и господствовавшей тенденции в англосаксонской количественной «New Social History», и западногерманской политической «Sozialgeschichte»20. В планы микроисториков не входило, однако, возвращаться к прежней традиции политической истории и истории духа с их предпочтительным интересом к
16 Ginzburg С. Mikro-Historie. S. 179.
17 Ginzburg С., Poni С. Micro-histoire. Р. 135.
18 Levi G. On «Microhistory». P. 94.
19 Ginzburg C. Der Kase und die Wiirmer. S. 15. Рус. пер.: Гинзбург К. Сыр и черви. С. 41.
20 См.: Iggers G. Neue Geschichtswissenschaft. Vom Historismus zur Historischen Sozialwissenschaft. Ein internationaler Vergleichf> Munchen, 1978: Idem. Geschichtswissenschaft im 20. Jahrhundert. Ein kritischer Uberblick im intemationalen Zusammen-
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория... 15
«великим мужам»; в том, чтобы последних рассматривать как действующих лиц истории, не было бы никакой инновации. Вместо этого Гинзбург и Пони в 1979 году поставили цель: соединить «неэлитарную перспективу» социальной макроистории со «стремлением к индивидуализации», характерным для биографически-ориентиро-ванного исследования элит, и писать «просопографию масс», или, точнее сказать, «маленьких людей», — а это можно было осуществить только посредством множества эмпирических штудий21. Можно, конечно, задаться вопросом, не стояло ли за интересом к простым людям прошлого, за стремлением узнать и назвать их имена нечто подобное «теологическому аргументу» Кракауэра — забота о том, чтобы «ничто не оказалось утрачено» или даже «сострадание к мертвым»22.
Однако в центре внимания микроистории находятся не изолированные индивиды, а социальные связи и отношения, в рамках которых они осуществляют свои «стратегии». Социальные группы и институты не существуют по отношению к людям — даже к крестьянам в глухой деревне — как объективные данности: «маленькие люди» участвуют в их формировании посредством переговоров и конфликтов, в «политике повседневной жизни, ... суть которой заключается в стратегическом применении общественных правил»23. В принципе «всякая социальная констелляция» должна пониматься как «результат взаимодействия бесчисленных индивидуальных стратегий»; в том, чтобы «реконструировать» это «переплетение», и состоит одна специфических задач микроисторического исследования24.
Микроисторики отличаются от других коллег по цеху не только направленностью своего исследовательского интереса, но зачастую еще и тем, как они пишут свои книги, как они представляют читателю результаты своей работы. Речь не идет просто о «возврате к рассказу»: здесь наблюдается, скорее, «экспериментирование»25,
hang. Gottingen, 1993. Особую позицию занимали некоторые историки из круга англо-марксистов, в частности Э. П. Томпсон. На него ссылаются: Ginzburg С., Poni С. Micro-histoire. Р. 135.
21 Ginzburg С., Poni С. II поте. Р. 187: «ипа prosopografia dal basso»; [dem. Mikrogeschichte. S. 50 f.
22 Kracauer S. Geschichte. S. 130.
23 Levi G. Das immaterielle Erbe. Eine bauerliche Welt an der Schwelle zur Modeme. Berlin 1986 (итал. изд. Torino, 1985). S. 9.
24 Так пишет Гинзбург (Mikro-Historie. S. 191), ссылаясь на Леви, Erbe и Симону Черутти (Cerutti S. La ville et les metiers. Naissance d’un language corporatif: Turin 17e-18e siecle. Paris, 1990). См. об этом также статью Черутти в данном сборвике.
25 Revel J. Ras du sol. P. XV. > ... %
16
Микроистория: прошлое — крупным планом
происходящее от стремления приобщить читателя к исследовательскому процессу. Для Карло Гинзбурга этот процесс состоит в поиске «улик» и «следов»26, для Джованни Леви это попытка приблизиться к действующим лицам и рассмотреть их в различных контекстах. Если здесь и слышатся отголоски так называемого постмодернизма, то надо иметь в виду, что как раз представители итальянской «microstoria» всегда старательно отмежевывались от какого бы то ни было «релятивизма»27.
Как сами авторы, так и сторонние наблюдатели всегда связывали обращение к микроистории с некими всеобщими политическими и общественными обстоятельствами эпохи, в частности, с крушением веры в прогресс — как в смысле веры в технологию и модернизацию, так и в смысле веры в марксизм, — и с упадком институционализированных форм солидарности в виде партий, профсоюзов и крупных общественных организаций. В науке новые веяния выразились в том, что инновационных импульсов стали ожидать уже не от макросоциологии, а от культурной и социальной антропологии. Объектами внимания — т. е. и критики и заимствований — стали такие авторы, как Клиффорд Гирц и Фредрик Барт28.
Поскольку эти тенденции проявились с конца 70-х годов XX века в большинстве стран Запада, то не удивительно, что дрейф в сторону микроистории почти одновременно стал ощущаться в разных национальных историографиях, хотя программная разработка проекта была, бесспорно, осуществлена в Италии. Когда Эмманюэль Леруа Ладюри в 1976 году выпустил свое скрупулезное исследование о средневековой деревне Монтайю, он говорил, что изучал «под микроскопом» явления, которые «по масштабу своему были необычайно мелкими», однако «имели решающее значение для тонких структур общества»29. Жак Дюпакье, стремившийся преодолеть изоли-
26 Ginzburg С. Spurensicherung. Der Jager entziffert die Fahrte, Sherlock Holmes nimmt die Lupe, Freud liest Morelli — die Wissenschaft auf der Suche nach sich selbst (итал. изд. — 1979) // Idem. Spurensicherungen. Uber verborgene Geschichte, Kunst und soziales Gedachtnis. Munchen, 1988. S. 78-125. Рус. пер.: Гинзбург К. Приметы: Уликовая парадигма и ее корни // Новое литературное обозрение. 1994. №8. С. 32-61.
27 Levi G. On Microhistory. Р. 95, 102 f.; Ginzburg C. Mikro-Historie. S. 189 f. Cm. также соображения Бернара Лепти по этой проблеме: Lepetit В. De I’echelle en histoire // Jeux d’echelles. P. 71-94; особенно см. с. 80 сл.
28 Об этом см.: Rosental P.-А. Construire le «macro» par le «micro»: Fredrik Barth et la «microstoria» // Jeux d’echelles. P. 141-159.
29 Ladurie E. Le R. Montaillou, village occitan de 1294 h 1324. Paris, 1976. P. 418. Рус. пер.: Ле Pya Ладюри Э. Монтайю, окситанская деревня (1294-1324). Екатеринбург, 2001.
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория... 17 рованность демографического анализа, в 1979 году планировал идти тем самым путем, о котором писали тогда же в своей статье Гинзбург и Пони: «Метод реконструкции семей в сочетании с использованием всех номинативных источников мог бы стать для социальной истории тем, чем для биологии стал микроскоп»30. Этим трудным путем к тому времени уже шел Дэвид Сэбиан: он реконструировал семейные и родственные отношения в вюртембергском селе Неккар-хаузен и, как обнаружил впоследствии, «занимался микроисторией, не зная, что у нее есть название»31.
В Германии новые импульсы оказали свое действие в первую очередь в рамках «истории повседневности» и «исторической антропологии» — направлениях, которые приходятся «сестрами» микроистории, хотя не тождественны ей32. Здесь уже с середины 70-х шли разговоры о «социальной микроистории», о «микроанализе», о «микроаналитическом подходе», причем, что интересно, примером тут может служить один исследовательский проект, который изначально имел целью продвижение теоретических моделей среднего уровня: речь идет о проекте изучения протоиндустриализации в Институте истории имени Макса Планка. Проект задумывался в 1974 году с тем, чтобы соединить крупные общие гипотезы относительно «значения ремесленного товарного производства в сельской местности в период зарождения капитализма» с региональными и даже локальными эмпирическими исследованиями, каковые планировались с самого начала. «Микроаналитическая» техника должна была заключаться в том, чтобы комбинировать друг с другом самые разные именные источники по отдельным лицам, семьям и домохозяйствам33, — именно так, как предлагали в 1979 году Гинзбург и
30 Цит. по: Schlumbohm J. Lebenslaufe, Familien, Hofe. Die Bauern und Heuerleute des Osnabriickischen Kirchspiels Belm in proto-industrieller Zeit, 1650-1860. Gottingen, 1994. S. 20.
31 Sabean D. W Kinship in Neckarhausen, 1700-1870. Cambridge, 1998. P. XXIV.
32 О соотношении микроистории и истории повседневности см.: Medick Н. Mikro-Historie. S. 40. См. также: Liidtke A. Alltagsgeschichte, Mikro-Historie, historische Anthropologic // Geschichte. Ein Grundkurs / Hg. von Hans-Jurgen Goertz. Reinbek, 1998. S. 557-578.
33 Цитаты взяты из размноженных в виде скриптов ежегодных отчетов о работе Института истории им. Макса Планка, в частности, из разделов, Написанных Петером Кридте, Хансом Медиком и Юргеном Шлюмбомом о Проекте изучения протоиндустриализации. В отчете за 1973/74 г., где впервые был вкратце представлен этот проект, на с. 25 говорится о том особом значении, которое придается в нем «вопросам из области социальной Микроистории». В отчете за 1974/75 г. (с. 19 сл.) более подробно излагается проект «микроаналитического исследования по социальной и экономической истории», «микроанализа» на основе различных источников; там
18
Микроистория: прошлое — крупным планом
Пони или Дюпакье. В начале 80-х, когда получены были первые результаты этих работ (оказавшихся более трудоемкими, чем кто-либо мог предположить), они были представлены общественности. Публикация сопровождалась краткой программной статьей, где говорилось, что в исследовании «опробуется микроаналитический метод... все имена, содержащиеся в доступных источниках по нескольким деревням, ... были включены в банк данных», с помощью компьютера данные были «обработаны и соединены друг с другом. Поскольку таким образом возникает в итоге полная социальная биография всех людей, домохозяйств и усадеб, наличествовавших в данных деревнях, то можно ожидать, что это позволит достичь понимания механизмов сельского общества и законов, по которым функционировала экономика крестьян и безземельных работников, — понимания, более глубокого, нежели то, которое возможно на чисто агрегативном уровне, где взаимосвязи между явлениями могут констатироваться лишь в качестве корреляций»34. Таким образом, здесь уже тогда существовал свой микроисторический проект, возникший в результате осмысления дискуссий, шедших в других странах36.
Ни в Италии, ни где-либо еще микроистория не представляет и никогда не представляла собой единого направления. Оглядываясь назад, ее представители подчеркивали, что для них имела значение «историографическаяпрактика», «экспериментальнаяработа», а не создание школы «с ортодоксальными принципами»36. Постепенно было опубликовано несколько статей, в которых разные авторы
также разъясняется суть «микроаналитической процедуры». В отчете за 1976/77 г. (с. 19) говорится о том, что целью является «микроаналитическая реконструкция взаимосвязи между демографическим, аграрным и ремесленным развитием поименно идентифицированных семей и домохозяйств». В отчете за 1979/80 г. (с. 21 сл.), «микроаналитический подход» обосновывается, в частности, со ссылкой на вышеприведенную цитату из Дюпакье.
34 Schlumbohm J. Agrarische Besitzklassen und gewerbliche Produktionsverhaltnisse: GroBbauern, Kleinbesitzer und Landlose als Leinenproduzenten im Umland von Osnabriick und Bielefeld wiihrend des friihen 19. Jahrhunderts // Mentalitaten und Lebensverhaltnisse. Festschrift fur Rudolf Vierhaus. Gottingen, 1982. S. 315-334; цит. нас. 315. В итальянском переводе «микроаналитическая процедура» («mikro-analytisches Ver-fahren») передано словами «metodi della “micro-storia”»: Proprieta fondiaria e pro-duzione di tele nelle campagne di Osnabriick e Bielefeld all’inizio del XIX secolo // Quademi Storici. No 59. 1985. P. 373-401; цит. на. с. 373.
35 Об этом пишут эксплицитно: Medick Н. Weben. S. 19 ff.; Schlumbohm J. Lebenslhufe. S. 19 f.; имплицитно: Kriedte P. Eine Stadt am seidenen Faden. Haushalt, Hausindustrie und soziale Bewegung in Krefeld in der Mitte des 19. Jahrhunderts. Gottingen, 1991. S. 22 f.
36 Levi G. On Microhistory. P. 93.
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория... 19 высказывали более или менее программные соображения, но главное — вышло значительное количество монографических исследований, каждое из которых отличалось собственным методическим подходом, в т. ч. 22 тома в рамках серии (сейчас уже прекращенной) под названием «Microstorie», т. е. «Микроистории» (!). Шел интенсивный обмен идеями между различными микроисториками, но никогда не издавалось никакого общего их манифеста. Если границы этого направления представляются размытыми, а план его — нечетко очерченным, то это многообразие можно рассматривать и как признак витальности и продуктивности.
С самого начала микроисторики утверждали, что будут ставить вопросы принципиальной значимости и писать работы, имеющие значимость для всех. Они никогда не имели в виду заниматься скромной и мелкой деятельностью по заполнению наглядными деталями дыр в крупных обобщающих исторических трудах. Они не собирались писать малоформатные жанровые полотна для развлечения публики, уставшей от грандиозной исторической живописи. Но вот как можно перекинуть мост от частного к общему, перейти с микроуровня на макроуровень — это вопрос, который и по сей день остается в значительной степени открытым. Интеллектуальным стимулом оказалась парадоксальная формулировка Эдоардо Грен-ди, который в своей ранней статье, посвященной «микроанализу», говорил о «необыкновенно обычном», или о «нормальном исключении»37. Гинзбурги Пони подхватили эту формулу и заявили о неприменимости к микроистории требований «статистически высокой встречаемости» и репрезентативности. Они выдвинули тезис: «Применительно к социальной действительности низших классов ... один необычный ... документ может быть гораздо красноречивее, чем тысяча стереотипных источников»38. Такие же аргументы Гинзбург выдвигал еще в своей книге «Сыр и черви», где писал, что и экстремальный случай может оказаться репрезентативным: так, мельник Меноккио, излагавший инквизитору свое радикальное и почти материалистическое мировоззрение, стал свидетелем в пользу «крестьянской культуры», которая подспудно продолжала существовать на Протяжении веков и тысячелетий христианского господства39. Этот смелый скачок от единичного случая к большим общим выводам способствовал, вероятно, тому завораживающему воздействию, которое произвели на читателей книга Гинзбурга и все микроистори-
37 Grendi Е. Micro-analisi. Р. 512: «eccezionalmente “normale”».
38 Ginzburg С., Poni С. Mikrogeschichte. S. 51.
39 Ginzburg C. Kase. S. 16.
20
Микроистория: прошлое — крупным планом
ческое направление. Повторить его, однако, никто не пытался, и в качестве решения проблемы перехода с микро- на макроуровень этот скачок не рассматривался. Как нередко бывает в этой профессии, которую иногда упрекают в излишней склонности к эклектике, каждый микроисторик использовал «самодельное» решение данной проблемы. Никакой единой «теории агрегации» до сих пор не существует. Все разнообразие предложенных решений Жак Ревель недавно разделил на две группы: одни, пишет он, выступают за «принцип варьирования масштаба» и не признают принципиального приоритета ни за микро-, ни за макроуровнем рассмотрения. Их можно считать последователями Кракауэра. Другие отстаивают, по словам Ревеля, «фундаменталистские» позиции и отдают безусловное предпочтение микроуровню, опираясь на тот тезис, что «при создании социальных форм и отношений “микро-” порождает “макро-”, а не наоборот»40. Здесь налицо явная взаимосвязь с характерным для социальных наук стремлением реконструировать макрофеномены, отправляясь от микроуровня.
Как же реагировали на новации «макроисторики»? Можно сказать, что большинство их вообще никак не реагировало. Они не смирились с тем, что микроистория «оспаривает у них монополию на общий исторический дискурс», что их поле деятельности, во всем своем многообразии, теперь оказывается «еще не всей, но только макроисторией»41. Те, кто открыто высказывали свое мнение, в основном одобряли сочетание «микро-» и «макро-», но при этом не всегда верно распознавали главные принципы микроистории42. Остается надеяться, что не повторятся те непродуктивные недоразумения,
40 Revel J. Prdsentation. Р. 13.
41 Meier С. Notizen zum Verhaltnis von Makro- und Mikrogeschichte // Teil und Ganzes. Zum Verhaltnis von Einzel- und Gesamtanalyse / Hg. von Karl Acham und Winfried Schulze. Munchen, 1990. S. 111-140; цит. см. на c. 111.
42 Например, Майер, который хотя и пишет о необходимости принять «вызов микроистории целиком» (Notizen... S. 124 f.), но затем слишком поспешно приравнивает ее к «истории повседневности» («Alltagsgeschichte»), которая, как он ошибочно предполагает, направлена на частную и неполитическую сферу. Кристоф Шарль (Charle С. Micro-histoire sociale et macro-histoire sociale: Quelques rdflexions sur les effets des changements de methode depuis quinze ans en histoire sociale // Histoire sociale— histoire globale? I Ed. Christophe Charle. Paris, 1993. P. 45-57) тоже не свободен от тенденции рассматривать микроисторию как изучение «микрофеноменов» в смысле неполитической «обыденной жизни». См. также: Schulze W. Mikrohistorie versus Makrohistorie? Anmerkungen zu einem aktuellen Thema // Historische Methode / Hg. von Christian Meier und Jom RUsen. MUnchen, 1988. S. 319-341.
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроис тория... 21 под знаком которых шли в 80-е годы горячие «перепалки» (querelles allemandes) между немецкой «исторической социальной наукой», с одной стороны, и «историей повседневности» и «исторической антропологией» — с другой43. Полезные идеи, которые продвинут нас дальше в микро-макропроблематике, можно было бы найти в соседних социальных науках, причем не только в их сегодняшних дискуссиях, но и, скажем, в важных спорах рубежа XIX-XX веков.44
Все сказанное выше относилось исключительно к судьбам микроистории в «западной» части интернационального сообщества историков. Мы пытались прежде всего обозначить те различные подходы, которые носят общее название « микроисторических », — ведь единой «Микроистории» не существует.
Переходя к вопросу о судьбах микроистории в России, следует отметить, что с этим влиятельным направлением мировой историографии российская научная общественность познакомилась только в середине 1990-х годов, зато сразу — из самых авторитетных источников: в короткий срок на русский язык были переведены программные статьи крупнейших теоретиков и практиков микроистории: Карло Гинзбурга, Джованни Леви, Эдоардо Гренди, Ханса Медика, Жака Ревеля45. В 2000 году российский читатель, наконец, получил возможность ознакомится с шедевром К. Гинзбурга — книгой о мельнике-философе Меноккио46.
Большая заслуга в популяризации микроанализа в исторических исследованиях принадлежит Ю. Л. Бессмертному и руководимому
43 Введение в проблематику см.: «Geschichte von unten — Geschichte von innen». Kontroversen um die Alltagsgeschichte / Hg. von Franz Josef Briiggemeier und Jurgen Kocka. Hagen 1985; Kocka J. Sozialgeschichte. Begriff, Entwicklung, Probleme, 2. Aufl. Gottingen, 1986, особенно c. 162 сл.; Alltagsgeschichte. Zur Rekonstruktion historischer Erfahrungen und Lebensweisen I Hg. von Alf Ludtke. Frankfurt / M. etc., 1989.
44 Обзор: Alexander J. C. and Giesen B. From reduction to linkage: The long view of the micro-macro debate // The micro-macro link. Berkeley etc., 1987. P. 1-42. См. также статьи в сборнике: Mikrogeschichte— Makrogeschichte / Hg. von Jurgen Schlumbohm.
45 Гинзбург К. Микроистория: две-три вещи, которые я о ней знаю // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 207-236; Леви Дж. К вопросу о микроистории // Там же. С. 167-190; Ревель Ж. Микроанализ и конструирование социального // Там же. С. 236-261; Гренди Э. Еще раз о микроистории // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1996. М., 1997. С. 291-302; Медик X. Микроистория // THESIS. Теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1994. Т. П. Вып. 4. С. 193-202.
46 Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. М., 2000.
22
Микроистория: прошлое — крупным планом
им в течение ряда лет семинару по истории частной жизни в Институте всеобщей истории РАН47. В 1995 году в статье о современных подходах к изучению феномена власти, опубликованной на страницах альманаха «Одиссей», он уделил несколько страниц обзору работ по микроистории, вышедших в Италии и некоторых других странах48.
По инициативе Ю. Л. Бессмертного и его коллег по семинару в 1997 году начал выходить альманах «Казус: Индивидуальное и уникальное в истории», авторы и издатели которого сразу заявили о близости избранного ими направления к микроистории49; а в октябре 1998 года была проведена конференция о применении микро- и макроподходов к изучению прошлого50.
Следует, однако, заметить, что теоретическое обсуждение достоинств и недостатков микроисторического подхода в российской научной литературе пока недостаточно подкрепляется практическим опытом его применения. Более того, даже те публикации, авторы которых прямо называют избранный ими метод исследования «микроисторией», по сути имеют мало общего с работами их зарубежных коллег, которые и принесли известность данному историографическому направлению. Так, статьи, опубликованные в альманахе «Казус» под рубрикой «Микроисторические опыты», представляют собой мастерски выполненные исторические миниатюры, однако никаких крупных проблем, выходящих за рамки рассмотренных там
47 Итогом работы семинара под руководством Ю. Л. Бессмертного явилась публикация двух коллективных монографий: Человек в кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени / Подред. Ю. Л. Бессмертного. М.: РГГУ, 1996; Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала Нового времени / Отв. ред. Ю. Л. Бессмертный. М.: РГГУ, 2000. В первой книге Ю. Л. Бессмертный охарактеризовал приемы работы авторского коллектива как близкие к микроистории (Человек в кругу семьи. С. 16).
48 Бессмертный Ю. Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей. Человек в истории. 1995. М., 1995. С. 5-19 (о микроистории см. с. 10-13).
49 Казус: Индивидуальное и уникальное в истории / Под ред. Ю. Л. Бессмертного и М. А. Бойцова. Вып. 1-4. М., 1997-2002. Об ориентации на микроисторию свидетельствует вступительная статья Ю. Л. Бессмертного к первому выпуску альманаха — «Что за “Казус”?» (с. 7-24), отклики на его выступление см. там же. С. 303-320. Материалы большой дискуссии о микроистории помещены в 3-м выпуске (2000 г.).
50 Историк в поиске: Микро- и макроподходы к изучению прошлого. Доклады и выступления на конференции 5-6 октября 1998. М.: ИВИ РАН, 1999.
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория... 23
сюжетов, их авторы не поднимают51. «Казусы» так и остаются частными случаями, их описание доставляет удовольствие авторам и, по-видимому, читателям, но отождествлять это направление с микроисторией, известной нам по работам Гинзбурга, Леви, Медика, Черутти, Сэбиана и других исследователей, было бы неверно. С выходом каждого следующего выпуска «Казуса» (пятый выпуск должен появиться в середине 2003 г.) становится все более очевидно, что этот альманах формирует новое направление в российской историографии; его специфику удачно выражает подзаголовок этого издания: «индивидуальное и уникальное в истории». При очень высокой детализации степень обобщения в этих case studies значительно меньше, чем в тех вариантах микроистории, которые известны на сегодняшний день.
В 1999 году появилась первая монография, представленная ее авторами, Е. Э. Ляминой и Н. В. Самовер, как опыт микроисториче-ского исследования. Книга является подробной биографией юноши из аристократической семьи, Иосифа Виельгорского (1817-1839), воспитывавшегося при императорском дворе вместе с наследником престола (будущим Александром II) и умершего от чахотки в возрасте двадцати двух лет. По словам авторов, они стремились «возможно полнее воссоздать биографию» своего героя и «рассмотреть в уникальном черты типического, уловить в личной судьбе и личной трагедии то, что делает “бедного Жозефа” характерным представителем своего поколения»52.
Как образец биографического жанра книга Е. Э. Ляминой и Н. В. Самовер действительно достойна всяческих похвал: благодаря сохранившимся дневникам и переписке молодого И. М. Виельгорского, авторам удалось показать внутренний мир своего героя, включая самые сокровенные его переживания. Однако сам жанр биографии понимается авторами вполне традиционно: они используют контекст эпохи для прояснения тех или иных эпизодов жизни своего героя
61 См., например, очерки О. И. Тогоевой, О. И. Кошелевой, Е. Н. Мара-синовой, напечатанные под рубрикой «Микроисторические опыты» в третьем выпуске альманаха «Казус: Индивидуальное и уникальное в истории». Вып. 3. М., 2000. С. 189-216. Зато большая статья М. А. Бойцова, опубликованная в следующем выпуске, хотя и не ассоциируется автором прямо с микроисторией, по методике анализа имеет гораздо больше общего с этим Направлением, чем многие другие очерки, появлявшиеся до сих пор на страницах альманаха, см.: Бойцов М. А. Ограбление мертвых государей как всеобщее увлечение // Там же. Вып. 4. М., 2002. С. 137-201.
52 Лямина Е. Э., Самовер Н. В. Бедный Жозеф: Жизнь и смерть Иосифа Виельгорского: Опыт биографии человека 1830-х годов. М., 1999. С. 9-10.
24
Микроистория: прошлое — крупным планом
вместо того, чтобы, наоборот, с помощью биографии высветить дотоле не известные стороны тогдашней жизни. Поэтому авторская методика по существу противоположна микроисторическому подходу, теоретики и практики которого особо подчеркивают важность пересмотра традиционного понимания контекста53.
Микроистория как исследовательский подход более эффективно применяется в книге С. В. Журавлева об иностранных рабочих московского Электрозавода в 1920-1930-х годах54. Автор очень удачно избрал ракурс для рассмотрения советской повседневности 20-30-х годов: маленькая колония иностранцев, работавших в Москве, как в капле воды отразила все тогдашние проблемы советской жизни: жилищную, продовольственную, дисциплину труда и его мотивацию; при этом особенно важно, что эти проблемы увидены как бы глазами иностранцев, т. е. удается приложить к явлениям тогдашней советской действительности современные им западные мерки. Мало того, жизнь иностранной колонии служит своего рода барометром открытости советского общества по отношению к внешнему миру и действенности лозунга пролетарского интернационализма: завершение наиболее трудного периода индустриализации и нарастание тенденции к изоляционизму СССР после 1933 года привело к тому, что за иностранными рабочими перестали «ухаживать», возросло давление на них с целью принуждения к принятию советского гражданства; все это усилило отток иностранной рабочей силы из страны, а в период репрессий 1937-1938 годов иностранная колония Электрозавода прекратила свое существование.
Таким образом, в отличие от западной историографии, в которой развитие микроистории шло от исследовательской практики к теоретическим обобщениям, в России знакомство с этим направлением началось с перевода наиболее известных зарубежных работ и методологических дискуссий. И хотя и сегодня больше деклараций
53 См. об этом важные замечания Жака Ревеля: «Своеобразие микро-исторического подхода состоит в решительном отказе... от единого гомогенного контекста, внутри которого и под воздействием которого персонажи определяют свой выбор. [...] Было предложено, напротив, реконструировать множество контекстов, одновременно необходимых Для идентификации и понимания исследуемых поведенческих типов» (Ревель Ж. Микроанализ и конструирование социального. С. 247). См. также статью Дж. Леви о биографии как методе исследования: Леви Дж. Биография и история // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 191-206.
54 Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «Большая история»: иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х гг. М., 2000. , , . , ,,.4 «,511-г.». < ТЫ . • >
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория... 25
о намерениях, нежели конкретных исследований и эмпирических результатов, можно все же констатировать, что программа микроистории приобрела в России довольно широкую известность. Поэтому мы полагаем, что настало время сделать следующий шаг и представить российской аудитории некоторые работы, показывающие, что есть микроистория на практике. Именно с таким замыслом и составлялся этот сборник. Его цель не в том, чтобы к имеющимся в изобилии теоретическим или программным статьям добавить еще несколько, а в том, чтобы собрать несколько конкретных исследований, позволяющих читателю увидеть практику микроисториче-ского анализа и на конкретных примерах составить себе впечатление о том, что представляет (или, по крайней мере, может представлять) собой работа микроисторика.
Составляя наш сборник, мы не старались сделать подбор статей репрезентативным. Если это вообще возможно при том, какое огромное поле покрывает микроистория, это потребовало бы издания огромного и дорогостоящего тома. Мы же хотели сделать небольшую и удобную в обращении книжку, которую мог бы приобрести по доступной цене и легко освоить любой заинтересованный читатель, особенно студент. Кроме того, мы отказались от включения в сборник работ прежних лет, которые уже стали «классикой», и предпочли им более новые, дабы подчеркнуть, что микроистория — не область антикварного интереса, что она остается увлекательным полем исследовательской деятельности, где идет большая и разнообразная интересная работа, возникает много свежих идей и новых вопросов. Нам казалось, что было бы хорошо — особенно для введения в микроисторию, — если бы сборник знакомил читателя с современным состоянием исследований.
По таким критериям мы и отобрали шесть статей историков разных стран; все они впервые публикуются на русском языке55. Идея построить введение в микроисторию всего на шести статьях может на первый взгляд показаться слишком смелой. Но даже этот небольшой набор текстов покрывает в хронологическом отношении период с XVII по XIX век, а в географическом — Северную Италию, восточные приграничные районы Франции, Германию и Англию. Тематический спектр тоже весьма широк: социальные отношения и формирование корпоративной идентичности гильдий и цехов; нарративные репрезентации бытовых конфликтов между сельскими
55 По согласованию с авторами мы подвергли тексты в некоторых местах незначительным сокращениям и редакционной правке, но в остальном публикуем их в изначальной форме.
26
Микроистория: прошлое — крупным планом
жителями в суде; трудовые, арендные, кредитные отношения и горизонтальные и вертикальные альянсы между родственниками; книжная культура «низов» в контексте лютеранского пиетизма и народного просвещения; культурные границы в отношениях между полами, конфессиями и национальностями; бедность и стратегии ведения переговоров по поводу социального обеспечения. Кроме того, в зх’их статьях вниманию читателя представляется множество самых разных типов источников: как демографических (церковные метрики, переписи населения), фискальных (налоговые списки, кадастры) или правовых документов (нотариальные акты, судебные протоколы, описи), так и эго-документов, написанных бедняками (прошения о пособии). Даже такой небольшой сборник базируется, как видим, на удивительно широкой документальной основе. Это связано, прежде всего, с тем, что каждая из шести включенных в него статей в свою очередь опирается на микроисторические исследования, в которых использовались большие массивы документов. И, таким образом, все статьи, каждая по-своему, показывают, как путем сочетания различных видов источников можно осуществить интегрированный анализ множества различных аспектов и при этом увидеть людей, участников изучаемых событий. Поэтому мы надеемся, что и этот небольшой сборник послужит доказательством права на существование и неубывающей актуальности старого микроисто-рического принципа, который гласит: многие фундаментальные исторические вопросы лучше всего исследовать с помощью «микроскопа».
Симона Черутти
Социальный процесс и жизненный опыт: индивиды, группы и идентичности в Турине XVII века*
От редакции. Для своего микроисторического исследования Симона Черутти избрала не маленькую деревню, а крупный город — Турин, который начиная с середины XVI столетия был столицей Савойского герцогства, а в XVIII в. — Сардинского королевства. Население его выросло с примерно 22 тысяч в начале XVII в. до примерно 62 тысяч к середине XVIII в.
Центральной проблемой для классической социальной истории был анализ социальной стратификации: по каким критериям относить жителей изучаемого города или региона к тому или иному социальному слою или социопрофессиональной группе? Каковы были размеры каждого слоя или класса? Симона Черутти подступает к проблеме с противоположной стороны. Сочетая подходы итальянской и французской микроистории, она отправляется от биографий отдельных индивидов и задается вопросом об их социальных связях, об их месте в производственных и торговых структурах, в сообществе соседей и родственников, в городской политической жизни. Она пытается выяснить, что приводило ремесленников и купцов к тому, чтобы объединяться в корпорации, цеха и гильдии; как они создавали и трансформировали эти институции; каким образом и с какими целями они объединяли свои действия. В статье дается обзор тех тем, которые автор более подробно рассматривает в своей книге «Город и его ремесла: рождение корпоративного языка. Турин в XVII-XVIII вв.» (La ville et les metiers: naissance d’un langage corporatif, Turin 17е-18е siecle. Paris, 1990).
1. Когда Эдвард П. Томпсон в 1963 году работал над введением к своей книге «Возникновение английского рабочего класса» («The Making of the English Working Class»), он посчитал необходимым обосновать это плохо звучащее по-английски название. Слово «making»
* В основе данного текста лежит статья, опубликованная в 1996 г. в сборнике под ред. Ж. Ревеля, см.: Cerutti S. Processus et experience: individus, groupes et identites a Turin, au XVIIе siecle // Jeux d’echelles. La micro-analyse a experience. Tex-tes rassembl6s et presentes par Jacques Revel. Paris, 1996. P. 161-186. Текст заново просмотрен и дополнен автором при подготовке настоящего издания. (Прим. Ред.)
© Seuil/Gallimard, 1996.
28
Микроистория: прошлое — крупным планом
не было элегантным, но казалось ему хорошо передающим смысл работы. Действительно, речь шла о том, чтобы воссоздать
активный, процесс, определяемый не только историческими ситуациями ( «conditioning» ), но поступками людей («agency» ). [...] Под классом я понимаю историческое явление, объединяющее разрозненные события без очевидной связи друг с другом, существующие как в объективном жизненном опыте, так и в их индивидуальном осознании. Я настаиваю на историчности этого явления. Я не считаю класс ни «структурой», ни даже «катигорией», но чем-то, что действительно происходит (и может быть показано, как оно происходит) в отношениях между людьми1.
Исследовать процесс, а не статичный объект («класс есть отношения, а не вещь»2) — вот что необходимо было обосновать. На самом деле это вовсе не очевидно для историков-специалистов, работа которых, напротив, часто основана на выделении и четком обозначении круга исследуемых объектов, относящихся к различным сферам жизни общества (экономика, культура, политика и т. д.). Процессуальный анализ подразумевает радикальное изменение угла зрения историка, и пониманием этого мы обязаны Э. П. Томпсону.
Примерно двадцатью годами позднее мне самой пришлось столкнуться со схожей проблемой. Я исследовала социальный процесс, возникновение профессиональных групп, и работа над этой темой постоянно ставила меня в ситуации, когда нужно было совершать * выбор: как подойти к источнику, какие вопросы задать ему. Об этих ситуациях выбора я хотела бы здесь коротко рассказать3.
Может показаться очевидным, сколь многим я обязана работам Э. П. Томпсона. Очевидным, однако, будет и то, что нас разделяет, поскольку наши аналитические приемы были различны. Подход Томпсона был макроисторический; я же хотела в полной мере реализовать те возможности, что дает применение процессуального анализа, который кажется мне одним из важнейших приобретений микроистории. Я попыталась проследить поведение действующих лиц этого процесса с точки зрения их индивидуальных судеб и таким образом реконструировать многообразие их опыта в различных сферах социальной жизни. В целом я хотела определить их устремления исходя из тех возможностей, которые у них имелись, и тех
1 Thompson Е. Р. The Making of the English Working Class. L.; N. Y, 1963. P. 9.
2 Ibid. P. 11.
3 Нижеследующие страницы отсылают к моей работе: Cerutti S. La Ville et les Metiers. Naissance d’un langage corporatif (Turin, XV1I-XVIII siecle). Paris: Ed. de I’EHESS, 1990. Эта статья отчасти воспроизводит сказанное во введении к книге.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 29
препятствий, которые ограничивали эти возможности, а не с точки зрения их формального положения в общественной иерархии. Процессуальный анализ пересекался, таким образом, с анализом отдельных судеб действующих лиц этой истории. Результатом этого стало выявление крайней сложности соотношения индивидуального поведения и того, что Томпсон называет воздействием ситуации («conditioning»), и это заставило переосмыслить весь процесс в целом.
2. В центре моей работы — определенные процессы в городе раннего Нового времени, вследствие которых профессиональная принадлежность стала критерием социальной стратификации, способом распознать человека и, с точки зрения его самого, языком, позволяющим определить свое место в социальной иерархии города. В Турине, столице Савойи, определяющее значение принадлежности к определенной профессии сразу показалось мне явлением, далеким от того, чтобы быть естественным и вневременным: наоборот, я имела дело с процессами, характерными лишь для конкретного времени, и эта их необычность нуждались в объяснении. Целый ряд очевидных явлений указывал именно это направление для исследования. Первое, на что я хотела бы особенно обратить внимание, — способ репрезентации, который жители города избрали для себя или же с которым они соглашались на протяжении достаточно долгого времени.
В течение XVI-XVII веков по случаю праздников, церемоний каждый раз, когда городу необходимо было показать себя и представить свой образ, язык ремесленной или профессиональной принадлежности не использовался. В Турине мы находим упрощенную систему социальной стратификации, в которой выделяются лишь несколько основных групп. Военные, чиновники, высшая знать воплощают собой городскую элиту, в то время как основная масса населения Турина, народ, оказывается представлена как единый организм городским советом. В этих образах города нет места для профессиональных или ремесленных отличий. Особенно заметно отсутствие корпораций; наряду с городским советом особую роль в церемониях играют только женщины и молодежь.
Это представление о единстве населения города сохранялось довольно долго. На него не оказали влияния ни значительный рост населения в XVII веке, ни развитие мануфактур и промышленности. Существенные изменения происходят позже, и довольно резко. В начале XVIII века, и особенно в 1730-е годы, все кажется уже другим. Ритуалы и церемонии стали представлять множество ремесел; среди Них особо почетное место занимают корпорации; городские кварталы Украшаются их отличительными знаками, знаками отдельных ма-
30
Микроистория: прошлое — крупным планом
стеров, а также объединений компаньонов и учеников. Использование символов, связанных с работой, становится постоянным, и люди этого времени, называя себя, указывают свою профессию. Параллельно с этим значение городского совета падает, он становится всего лишь одним из множества других органов городского управления. Единую картину города сменяют образы отдельных фрагментов его социальной ткани.
Эволюция городских церемоний прямо связана с судьбой корпораций. После того, как они были вновь введены в Пьемонте в конце XVI века4, их развитие было медленным и трудным. Все следующее столетие они кажутся не способными к реальной деятельности. Но вдруг, в первые десятилетия XVIII века, корпорации переживают новый подъем: их становится больше, и они обретают влияние на жизнь города. Им не мешает ни давление центрального правительства, ни меркантилистская политика 1670-х годов, а, следовательно, динамика их активности не связана с ритмами экономического и производственного развития города.
Столкнувшись с таким ходом событий, я была вынуждена отказаться от идеи полного совпадения изменений в технической и производственной сфере с процессами в сфере общественных отношений. В целом было необходимо преодолеть кажущиеся естественными представления о взаимосвязи этих двух сфер и, напротив, подумать о характере выбора, определившего такой способ репрезентации города, о причинах изначальной ограниченности влияния трудовых организаций и последующего внезапного роста их активности и использования связанной с работой символики. Речь идет, конечно же, не об отрицании связей между совершенствованием техники работы и изменением структуры общества5, а о признании того, что отношения между ними не настолько прямые, как заставляет думать наша «obsolete market mentality»6(«старая рыночная психология». — Прим, перев.). В Турине разделение на основе техники работы долгое время играло лишь очень ограниченную роль в определении личной идентичности горожан и их социального статуса. Лишь на определенном этапе истории города оно превратилось в «идиому стратификации», то есть в «социальную конструкцию, ко-
4 История туринских и пьемонтских корпораций в Новое время похожа на историю французских корпораций. Провизии 1582 г. ссылаются на провизии, изданные всего несколькими месяцами ранее Генрихом III.
5 См., об этом размышления Л. Болтански в его книге: Boltanski L. Les Cadres. La formation d’un groupe social. Paris: Ed. de Minuit, 1982. P. 50 sq.
6 Polanyi K. Our Obsolete Market Mentality // Primitive, Archaic and Modem Economies. Essays of Karl Polanyi. Ed. by G. Dalton. Garden City: Anchor Books, 1968.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 31
торая воплощает в себе реальность материального расслоения и делает его определяющим фактором социального поведения»7.
Попытка понять этот процесс занимает центральное место в моей работе: что именно так долго мешало профессии стать критерием стратификации; что превратило ее позднее в основообразующий принцип этой стратификации?
3. Такая постановка вопроса позволяет обратить внимание на распространенное и плохо продуманное отношение к социальным категориям во многих исследованиях по истории городов. Классификации, основанные на профессиональной принадлежности, используются для описания социальной реальности еще до того, как был проведен детальный анализ различных аспектов жизни города, служащего объектом рассмотрения. Это предварительное описание часто рассматривалось не только как эффективное, но и необходимое, поскольку позволяло обобщенно набросать основные черты городского пейзажа. Распределение жителей по различным секторам производства должно было давать картину экономического профиля города (промышленность, мануфактуры, сфера обслуживания), показывающую одновременно и его социальную стратификацию, поскольку, как подразумевалось, профессиональное деление определяет в основных чертах уровни социальной иерархии.
Этот кажущийся вполне нормальным подход подвергся в последние годы сильной критике. Его применимость была поставлена под сомнение исследованиями других видов социальной классификации, обогатившими имеющуюся у нас картину городской жизни в раннее Новое время. Будет, наверное, небесполезно, коротко вернуться к этим дискуссиям.
Основные проблемы, поднимавшиеся в спорах о критериях классификаций, хорошо известны. Если изначально при выделении этих критериев учитывалась лишь профессиональная принадлежность, то постепенно стали приниматься во внимание различные социально-экономические переменные. Сфера занятий, уровень богатства или дохода, значимость или второстепенность отдельных профессий способствовали выработке все более тонких систем анализа8.
7 Это очень удачное, на мой взгляд, выражение было заимствовано из работы: Davis J. People of the Mediterranean: An Essay in Comparative Social Anthropology. London: Henley, Boston: Routledge & Kegan Paul, 1977. P. 22.
8 Важные размышления над проблемой социопрофессиональных классификаций, а также обзор классических исследований в этой области, начиная с работ Е. Esmonin и кончая A. Daumard и J. Dupaquier, можно найти в статье: Garden М. Ouvriers et artisans au XVIIIе siecle. L'exemple lyonnais et les prob-lemes de classification // Revue d’histoire economique et sociale. No 1 1970. P 28-54.
32 Микроистория: прошлое — крупным планом
В классификациях по профессиональному признаку, однако, обнаружилось много трудно преодолимых недостатков, которые стали особенно заметны в той области, которая казалась наиболее многообещающей, а именно в сравнительных исследованиях. Критики отмечали прежде всего неспособность социопрофессиональных категорий отразить региональные особенности, которые оказываются сведены к общим понятиям и лишены своей уникальности. Приложение одной и той же социопрофессиональной схемы к различным историческим контекстам оказывалось насильственным и не способным дать существенных результатов. При регистрации профессии в Париже, Гренобле или Лионе могли использоваться одни и те же термины, однако социальный статус людей, обладающих этими профессиями, мог быть очень различен, как отличались их функции в обществе и их роль в производстве. Так, парижские мастера как квалифицированные ремесленники не имели ничего общего с лионскими мастерами, занимавшимися торговлей; кроме того, при использовании классификации по роду занятий в отношении Лиона исчезали категории, промежуточные между мастерами и поденщиками9. Те же проблемы возникали при попытке сделать основой исследования сравнительный анализ, когда использование социопрофессиональных категорий происходило от желания сопоставить разные города10. Так, использовавшие количественный метод авторы многих важных и богатых материалом работ об отдельных регионах и городах столкнулись с невозможностью пренебречь местными особенностями и потому не смогли решить поставленные перед ними задачи.
Было бы вполне обоснованным задуматься, не следует ли рассматривать эту неадекватность социопрофессиональных понятий многообразию реальности как своего рода реванш локального над глобальным, или, лучше сказать, не нужно ли видеть в ней сопротивление исторического анализа формализации объектов исследования?11 Я думаю, что вопрос на самом деле не в этом, тем более, что наиболее глубокая критика социопрофессиональных схем (как, например, в
9 Garden М. Ouvriers et artisans au XVIIIе siecle. P. 37-38.
10 См., к примеру: DaumardA., ed. Les Fortunes franqaises au XIXe siecle. Enquete sur la repartition et la composition des capitaux prives a Paris, Lyon, Lille, Bordeaux et Toulouse d’apres I’enregistrement des declarations de succession. Paris, La Haye: Mouton, 1973. См. также критическую рецензию на эту книгу: Grendi Е. Il «daumar-dismo» una via senza uscita? // Quaderni storici. No. 29-30. 1975. P. 729-737.
11 Эти вопросы были сформулированы в статьях: Garden М. Op. cit.; Dupa-quier J. Problemes de la codification socioprofessionnelle. In: L’Histoire sociale: sources et methodes. Colloque de 1’ENS de Saint-Cloud (15-16 mai 1965). Paris: Presses uni-versitaires de France, 1967. P. 157-167; Mousnier R. Recherches sur les structures sociales parisiennes en 1634, 1635, 1636 // Revue historique. No. 249. 1973. P. 35-58.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 33
работах М. Гарден) была высказана как раз тогда, когда воодушевление от использования количественных методов достигло своего апогея и почти единогласно принималось, что не может быть иной социальной истории, кроме как количественной.
Если присмотреться внимательней, то окажется, что дело не в формализации как таковой, но скорее в формализации при помощи понятий, совершенно чуждых жизненному опыту людей прошлого. Самые первые участники не прекращающихся вот уже двадцать лет споров о социальном статусе, которым наделялись различные профессии и социальные группы, указывали на необходимость обращать особое внимание на такие критерии классификации объектов реальности, которые близки жизненному опыту людей того времени. Ставить вопрос о функциях и социальном статусе мастеров, об общественной важности каждой из профессий или о престиже, которым они пользовались, значило разными путями и не всегда вполне осознанно задавать вопрос об образе социального мира, который имели сами действующие лица прошлого. Таким образом, стала появляться возможность реконструировать социальную стратификацию с учетом языка людей того времени.
В 1970-1980-е годы возникло несколько новых направлений в исследовании этих проблем, и их влияние на мою работу было определяющим. Здесь следует особо отметить монографию Жан-Клода Перро о Кане в XVIII веке12. Именно он впервые отчетливо сформулировал задачу реконструировать то, как представляли себе люди прошлого социальное деление в своем городе и какие классификационные схемы они для этого использовали. Типология ремесел была выстроена в этой работе на основе словаря, которым пользовались сами жители Кана в XVII-XVIII веках. Сопоставление языков описания и отличительных знаков профессий в различных ситуациях и в разные эпохи позволяло увидеть сквозь изменения смысла слов смещения в социальной иерархии, а это в свою очередь вызывало появление новых вопросов о трансформации как социальной структуры, так и ее восприятия людьми прошлого.
Одновременно с Перро свое видение проблемы социальной стратификации в городе раннего Нового времени представила Натали Земон Дэвис13. Специализируясь совсем в иной области и не используя количественный метод, она смогла увеличить количество действующих лиц прошлого путем углубленного изучения источников.
12 Perrot J.-C. Genese d’une ville modeme. Caen au XVIIIe siecle. 2 vol. Paris, La Haye: Mouton, 1975.
13 Davis N. Z. Society and Culture in Early Modem France: 8 Essays. Stanford: Stanford Univ. Press, 1975.
2 Зак. 4389
34
Микроистория: прошлое — крупным планом
Возраст и пол больше не рассматривались как категории, подчиненные по отношению к сфере производительной деятельности. В Лионе XVI века эти понятия определяли социальные группы, за которыми было признано особое место внутри социальной стратификации. Несколькими годами позднее к этим проблемам вернулся итальянский историк Эдоардо Гренди14. Его объектами изучения были женщины и молодежь, то есть социальные категории, особенно заметно представленные в позднесредневековых статутах. Содержание этих статутов не исчерпывалось определением властных полномочий и должного общественного порядка. Юридически важны были также разделения по полу и возрасту: судебные дела столь же часто говорят о женщинах и молодежи, сколь о знати и простом народе. Таким образом, гражданские или уголовные статуты прочитывались как «культурная карта социальных отношений, документы, особенно много говорящие о вплетенности социальных ценностей в реальность происходящего»15.
Описание и анализ социальной стратификации города прежде всего с помощью языка самих действующих лиц, а не привнесенных извне категорий, так или иначе были центральной проблемой этих исследований. Речь шла не о простой замене классификации, созданной историком, классификацией человека прошлого, а о том, чтобы осмыслить сами критерии, лежащие в основе этих двух подходов к изучению общества. В случае Кана анализ словаря вовсе не был целью сам по себе, он открывал путь исследованию внутренней логики используемых классификаций («Изучение слов важно лишь в той мере, к какой сами эти слова являют собой переосмысление реальности» )16. Таким образом, совмещение различных уровней анализа позволяло увидеть различие между «языковыми средствами самоописания и разделением по характеру производства»; между логикой классификаций и самими классифицируемыми объектами. Перро показывал в особенности, как «различные виды производственной деятельности, которые представлялись людям того времени близкими друг другу, были тем не менее строго отделены друг от друга социальной иерархией ремесленников»17. С другой стороны,
14 Grendi Е. Ideologia della carita е societa indisciplinata: la costruzione del sistema assistenziale genovese (1470-1670) // Politi G.. Rosa M., Peruta E Della, eds. Timore e carita. Ipoveri nell’Italia moderna. Atti del convegno Pauperismo a assistenza negli antichi stati italiani (Cremona, 28-30 marzo 1980). Cremona: Biblioteca statale e libreria civica. 1982. P. 59-75.
15 Ibid. P. 63.
16 Perrot J.-C. Genese d’une ville modeme. Vol. 1. P. 246.
17 Ibid. P. 248. , . <......i
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт.... 35
понятия пола и возраста, важность которых подчеркивали Натали 3. Дэвис и Эдоардо Гренди, не просто противопоставлялись сословиям и профессиям, они заставляли переосмыслить сами эти старые деления, выявляя внутри них особые системы связей, делая заметными такие группы, которые не учитывались при использовании обычных систем классификаций, созданных историками или людьми прошлого.
Выбор языка людей прошлого в качестве отправной точки исторического анализа означал необходимость пересмотреть основы классификационной работы, которая теперь должна была основываться на категориях, позволявших самим жителям города ориентироваться в профессиональных иерархиях и социальных статусах, как они их себе представляли. Вследствие этого распределение людей между секторами производства оказывалось лишь одной из возможных форм представления жизни города, а не единственной необходимой, как раньше. Исследователей стали более интересовать не сами классификации, а те социальные связи, в результате которых они возникли; этот новый подход позволял воссоздать множество различных представлений об обществе, существовавших у людей в одно и то же время. Принятие историками языка действующих лиц прошлого было, конечно же, лишь началом исследований, а не их заключительным пунктом18.
С этой точки зрения упомянутые работы отличаются от исследований последних лет, хотя именно в них изучение мыслительных категорий людей прошлого превратилось в само собой разумеющееся. Я здесь имею в виду особенно многочисленные в последние годы работы историков, в которых используются подходы американской культурной антропологии, и особенно Клиффорда Гирца. Одним из постулатов интерпретативной антропологии является, как известно, радикальная инаковость объекта изучения; эта инаковость может быть постигнута историком через расшифровку систем значений, заключенных в поведении, текстах, во всякой форме жизненного опыта19. Поэтому во многих работах внимание фокусировалось на использовании людьми прошлого языка и на том, как они называли предметы окружающего их мира. Хотя авторы этих исследований и
18 По этому вопросу я отсылаю читателя к использованию представлений людей прошлого в работах Ж.-К. Перро и Д. Роша: Perrot J.-C. Rapports sociaux et villes au XVIIIе siecle // Annales: E. S. C. 1968. No. 2. P. 241-267; Roche D. Le Peuple de Paris. Essai sur la culture populaire au XVIIle siecle. Paris: Aubier-Montaigne, 1981.
19 Наиболее подробно Гирц пишет об этом в кн.: Geertz С. Local Knowledge: Further Essays in Interpretative Anthropology. New York: Basic Books, 1983.
36
Микроистория: прошлое — крупным планом
близки к социальным историкам по своим теоретическим взглядам, было бы трудно согласиться, что они принадлежат к одному и тому же направлению. В действительности использование разной методологии приводит к существенным теоретическим расхождениям.
Анализ «представлений» стремится замкнуться на изучении только их самих. В основе этого подхода лежит убеждение, что каждое отдельно взятое явление общественной жизни может дать доступ в особый культурный мир, который необходимо воссоздать в его целостности путем углубленного изучения источников. На самом же деле источники анализируются хотя и более интенсивно, но без учета породивших их социальных процессов. Одновременно сторонники этого подхода считают, что исследуемые ими тексты открывают непосредственно сам жизненный опыт упоминаемых в них людей. К примеру, Роберт Дарнтон, реконструировавший при помощи записей одного горожанина образ Монпелье в 1768 году20, представляет свой источник как изолированный и самодостаточный. Конечно, он предупреждает читателя о неполноте этого рассказа: он не отражает ни реальность города Монпелье, ни точку зрения всех жителей и социальных групп; но в то же время это описание не сравнивается с другими источниками и схожими по содержанию текстами. Автор, следовательно, не посчитал нужным подумать о том, каким образом создавался этот образ, из каких локальных межличностных отношений он возник. В целом он не поставил вопроса об отношении интерпретации к реальности, то есть к множеству противоречащих друг другу и сходных между собой точек зрения, существовавших в Монпелье в 1768 году. Такой подход хорошо показывает, как работают историки, испытавшие влияние интерпретативной антропологии21. Кажется парадоксальным, что понятие «представления», подразумевающее социальное и культурное конструирование всякой реальности и требующее потому многостороннего анализа текстов22, служит оправданию пассивного воспроизведения историком
20 Darnton R. A Bourgeois Puts His World in Order: The City as a Text // The Great Cat Massacre and Other Episodes in French Cultural History. L.; New York. 1984.
21 Критическое осмысление работ Дарнтона, а также исторических исследований, использовавших подходы интерпретативной антропологии см. в статьях Дж. Леви и Р. Шартье: Levi G. I pericoli del geertzismo // Quaderni storici. No. 58. 1985. P. 269-277; Chartier R. Text, Symbols and Frenchness // Journal of Modern History. Vol. 57. 1985. P. 682-695. Я отсылаю также читателя к моей рецензии на книги S. L. Kaplan et С. J. Koepp, eds. Work in France; Sewell Jr. W H. Work and Revolution in France: Cerutti S. Ricerche sul lavoro in Francia: rappresentazioni e consenso // Quaderni storici. No. 64. 1987. P. 255-274.
22 О таком понимании термина «представления» см.: Chartier R. La Rap-presentazione del sociale. Torino: Bollati Boringhieri, 1989. «Introduction».
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт.... 37 данных источника: из средства деконструкции понятия реальности «представления» превратились в средство превращения «дискурсов» в реальность. Во всех упомянутых работах язык находится в центре исследования, но если в исследованиях по социальной истории его изучение позволяет увидеть связи, конфликты, объединения между людьми, то в статье Дарнтона о Монпелье связи, конфликты и объединения заменяются одним-единственным мнением современника описанных событий. У читателя создается впечатление полного единодушия людей прошлого.
Таким образом, одно лишь принятие в качестве инструмента анализа языка самих действующих лиц не позволяет приблизиться к изучаемому обществу. Понятия, которыми пользуются и люди прошлого, и историки, возникли в результате переосмысления окружающего их мира, и с определенного момента они начинают применяться к реальности, которая уже стала другой. Отказаться от рассмотре-. ния возникновения классификационных схем в динамике23 — значит , способствовать сохранению неподвижной картины городского общества. На мой взгляд, именно в такой позиции заключена ограниченность привнесенных извне социопрофессиональных классификаций: предполагается, что профессиональные и социальные группы могут быть описаны еще до того, как была проанализирована сеть породивших их межличностных отношений. Проблема заключается в определении того, что нужно рассматривать как контекст городской жизни, и она не может быть решена лишь принятием существовавших в прошлом классификационных схем. Речь идет о том, что город может рассматриваться или как своего рода сцена, определяющая границы индивидуального поведения, или же как составная и неотделимая часть самого этого поведения, сам перевоплощаясь
23 До сих пор историки, обсуждавшие эти вопросы, довольно сдержанно : относились к методологическим новациям, возникшим в рамках социоло-I гии. В качестве примера последних следует назвать прежде всего работы ; А. Дерозьера: Desrosieres A. Elements pour 1’histoire des nomenclatures socio-| professionnelles. In: Pour une histoire de la statistique. Paris: INSEE/Economica, 1987. i P. 155-231; Idem. Histoire des formes: statistiques et sciences sociales avant 1940 // Revue fran^aise de sociologie. Vol. 26. No. 2. 1985. P. 277-310; Idem. Thevenot L. Les Categories socioprofessionnelles. Paris: La Decouverte, 1988. См. также работы Л. Тевено и Л. Болтански о средних классах и особенно книгу: Boltanski L. Les Cadres... Ряд идей, заставляющих отнестись критически к используемым историками социопрофессиональным классификациям, можно найти в статьях: Sewell Jr. W. Н. Occupational Status in Nineteenth-Century French Urban Society // Hauser R. M. et al. Social Structure and Behavior. Essays in Honour of William H. Sewell. N. Y.: Academic Press, 1982. P. 124-201. Coxon A. P. M., Davies P. M. Images of Social Stratification. Occupational Structures and Glass. L., Beverly Hills: Sage, 1986.
38
Микроистория: прошлое — крупным планом
таким образом в действующее лицо прошлого24. Эта альтернатива одновременно и методологическая и теоретическая. От понимания того, что есть контекст городской жизни, зависит выбор одного из двух направлений исследования: или длительное сопоставление точек зрения различных источников, или последовательный анализ сначала исторической ситуации, а затем поведения людей.
Итак, рассматривать город как действующее лицо истории — значит стремиться понять конструирование категориального аппарата как горожан прошлого, так и историка нашего времени. Вместо того чтобы рассматривать принадлежность индивидов к социальным группам как самоочевидную (и анализировать априорно установленные отношения между субъектами), этот подход переворачивает перспективу анализа и исследует то, как социальные отношения создают эти общности, объединения и, в конце концов, социальные группы. Это значит, что дело не в отрицании полезности каких бы то ни было социопрофессиональных понятий, внешних данному обществу или внутренне присущих ему, а в том, что необходимо рассматривать их сквозь призму социальных отношений, из которых они возникают как в наше время, так и в ту эпоху.
4. Реконструкция социальных групп на основе отношений, объединяющих людей, казалась мне направлением, которому стоило следовать. Сформулированное в таких терминах, оно не является совершенно новым. Уже самые первые критики классификаций, основанных на критерии богатства и уровня доходов, предлагали в качестве альтернативы проследить возникновение объединений между социальными группами, в частности установление матримо-
24 Более подробное объяснение этой методологической альтернативы можно найти у Б. Лепти: Lepetit В. La storia urbana in Francia. Scenografia di uno spazio di ricerca // Societa e storia. No. 25. 1984. P. 639-666. Автор отмечает момент перехода от города-контекста и городу — действующему лицу как важный поворотный пункт между ранними исследованиями по истории городов (например: Goubert Р. Beauvais et le Beauvaisis de 1600 a 1730. Contribution a 1’histoire sociale de la France du XVIIе siecle. Paris: SEVPEN, 1960. Deyon P. Amiens capitale provinciale. Etude sur la Societe urbaine au XVIIе siecle. Paris, La Haye: Mouton, 1967) и работами недавнего времени, как, например: Perrot J.-C. Genese d’une ville moderne... Bardet J.-P. Rouen aux XVIIе et XVIIIе siecles. Les mutations d’un espace social. Paris: Societe d’edition d’enseignement superieur, 1983. Много нового в обсуждение этой методологии внесли некоторые исследования по истории и антропологии города в других регионах и эпохах, в частности: Phythian-Adams С. Desolation of a City. Coventry and the Urban Crisis of the Late Middle Ages. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1979; Fraser D., Sutcliffe A., eds. The Pursuit of Urban History. L.: Arnold E., 1983; Mitchell J. C. Cities, Society, and Social Perception. A Central African Perspective. Oxford: Oxford Univ. Press, 1987.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 39
ниальных связей. Упомяну здесь лишь работы Ролана Мунье, стремившегося выявить социальную стратификацию на основе систематического анализа карт, на которых были графически отображены брачные связи35.
Я не думаю, однако, что такая работа была бы уже достаточной. Наоборот, мне кажется необходимым подумать над тем значением, которое мы хотим придать социальным связям: полагаем ли мы, что их изучение может позволить лишь определить «совместимость» некоторых групп, или же мы хотим сделать эти связи инструментом для исследования жизненного опыта людей и, следовательно, тех возможностей конструирования социальной идентичности, которые у них были25 26. Если мы выбираем второе значение, то анализ системы связей может стать путем описания, в конечном счете контекстуализированного, социального кругозора действующих лиц, позволяющего увидеть такие их интересы, которые не были связаны с профессиональными занятиями или социальным статусом. В целом такой анализ помогает нам избежать смешения индивида и группы, которое может возникнуть при использовании социопрофесси-ональных понятий; одновременно это позволяет сделать предметом обсуждения то, что допускает такое смешение: понятие интереса, содержание которого сужается использованием классификации лишь по профессиональному признаку. Именно это понятие оправдывает идею неразрывности индивида и группы и таким образом делает классификацию инструментом достоверного отображения общества.
В своей знаменитой книге Альберт Хиршман реконструировал процесс, в результате которого на рубеже XVII-XVIII веков понятие интереса утратило ранее широкий спектр значений и стало рассматриваться лишь как получение материальной и экономической выгоды27. Это семантический сдвиг создал новое моральное оправдание для обогащения: «Едва “интерес” появился на свет, как стяжательство под этим новым именем вновь вступило в состязание с другими страстями, добилось успеха и даже было призвано искоренить другие склонности, долгое время считавшиеся гораздо менее
25 Я имею здесь в виду прежде всего его работу: Mousnier R. Op. cit. Р. 37-39.
26 Интересные замечания на этот счет можно найти в кн.: Turner V W., Bruner Е. М. eds. The Anthropology of Experience. Urbana, Chicago: Univ, of Illinois Press. 1986. Особенно см. введение, с. 3-30.
27Hirschmann А. О. Les Passions et les Interets. Justifications politiques du capitalisme avant son apogee. Paris: Presses universitaires de France, 1980. (Англ, изд.: Hirschmann A. O. The Passions and the Interests: Political Arguments for Capitalism before its Triumph. Princeton: Princeton Univ. Press, 1977 )
40
Микроистория: прошлое — крупным, планом.
пагубными»28. Использование понятия «интерес» для интерпретации человеческих поступков было воспринято со всеобщим воодушевлением прежде всего потому, что обладало необычайной способностью внушать людям уверенность в себе: «Они полагали, что открыли, наконец, реальное основание управляемого общественного порядка»29. Этот порядок основывался на том, что поступки людей предсказуемы, поскольку они должны вести себя одинаково в схожих ситуациях. Идея, что поведением руководят интересы, должна была стать формулой успеха, позволяющей преодолеть беспорядок чувств, делающий индивидов неуправляемыми. «Если народ лишился бы всякой заинтересованности, им стало бы невозможно править», — писал Джеймс Стюарт30.В результате люди казались целостными и методически преследующими свои собственные интересы. Вряд ли можно придумать что-то более эффективное для разоружения врага, чем чувство неуверенности в себе, и особенно представление о непостоянстве человеческой природы31.
Представления о постоянстве и предсказуемости поведения были, таким образом, основой того успеха, которым пользовалось понятие личного интереса в XVII-XVIII веках. Сохранение таких представлений объясняет, по моему мнению, и широкое использование социопрофессиональных классификаций историками, которые в большинстве случаев употребляют их необдуманно. Классификация по профессиональному признаку, как мне кажется, — это наглядный пример превращения понятия «интерес» в саму реальность и уже упоминавшегося смешения индивидуального и группового. Группа — это объект анализа, с которым гораздо проще иметь дело, чем с индивидом. Не удивительно поэтому, что применяются специальные аналитические операции, имеющие целью как раз создание групп, которые затем исследуются историком или социологом. (Понятие «среднего», согласно А. Дерозьеру, выполняет как раз эту задачу: выражая значение, не свойственное ни одному из рассматриваемых объектов в отдельности, оно подсказывает нам идею существования группы как надындивидуальной реальности32.) Под одним термином, обозначающим профессию, оказываются собраны,
28 Hirschmann А. О. Les Passions et les Int6r6ts. P. 42.
29 Ibid. P. 48.
30 Процитировано в: Ibid. P. 49.
31 Ibid. P. 53.
32 Desrosieres A. Masses, individus, moyennes: la statistique sociale au XIXе siecle // Hennes. No. 2. 1988. P. 41, n. 65. Процитировано Л. Болтански в: Boltanski L. L’Amour et la Justice comme competences. Trois essais de sociologie de Paction. Paris: A.-M. M6taili6, 1990. P. 41. n. 4.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 41
таким образом, совершенно разные люди. Профессиональные занятия или общественный статус становятся общим знаменателем, поскольку, как считается, они отсылают к одинаковому жизненному опыту, а значит, и интересам, преследуемым действующими лицами прошлого. Место, занимаемое в социальной иерархии, выражающейся в разделении по профессиям, должно, таким образом, целиком определять как индивидуальный опыт, так и его осмысление. Сильная сторона этого подхода в том, что он позволяет начать исследования прямо с крупных социальных образований. Если в этот момент само слово «интерес» исчезает из текстов, а оно действительно используется все реже и реже, то это происходит потому, что оно уже имплицитно содержится в используемой классификации: уже сами понятия «адвокат», «должностное лицо», «торговец» подразумевают существование некоего общего жизненного опыта людей, а следовательно, и одинаковых интересов, которыми они руководствуются. Очевидно, что такое уравнивание профессионального опыта, жизненного опыта и личных интересов является довольно точной интерпретацией общественной жизни и отношений между нормами и поведением. Оно постулирует существование нормативных структур, то есть профессиональных групп или социальных статусов, в рамки которых вписывается поведение индивида и которыми это поведение определяется. Таким образом, индивидуальный опыт становится субъективным переживанием объективных условий жизни, в которых находятся все члены одной группы.
5. Такова в общих чертах картина, создаваемая этими исследованиями, которые стремятся воспринимать как данность объективное существование социальных групп. Даже предложенное Э. П. Томпсоном изучение «процессов» несет на себе отпечаток такого подхода.
Уильям Сьюэлл в одной своей крайне интересной статье показал, сколь непоследовательно в книге «Возникновение английского рабочего класса» воплощаются заявленные в предисловии к ней принципы. От начала и до конца книги класс снова предстает перед нами как «вещь»: «Класс присутствует в структуре экономики независимо от того, обладают ли трудящиеся классовым сознанием. Если жизненный опыт трудящихся порождает именно классовое сознание, а не какое-либо иное, то это потому, что их опыт — это опыт всего класса»33.
33 Sewell Jr. W. Н. How Classes Are Made: Critical Reflections on E. P. Thompson’s Theory of Working Class Formation // Kaye H. J., McClelland K., eds. E. P. Thompson. Critical Perspectives. Philadelphia Temple Univ. Press, 1990. P. 56.
42 Микроистория: прошлое — крупным планом
Конечно, Томпсон посвящает значительную часть своего исследования «agency», поведению людей; вырисовывающееся в результате действующее лицо истории оказывается потому активным субъектом, который способен осмыслять происходящее и может явиться выразителем группового сознания. Однако это понимание того, что есть жизненный опыт, кажется крайне редукционистским. Как это подчеркивает Сьюэлл, Томпсон не вводит ни одного внеэкономического фактора, влияющего на возникновение классового сознания. У всех индивидов один и тот же жизненный опыт, и он определяется производственными отношениями, в которые они неизбежно вовлечены. Основания класса, таким образом, заключены в нем самом: он присутствует в структуре экономики и воплощен в индивидах, не знающих другой формы отношений. В результате Томпсону удается смягчить экономический детерминизм, против которого он боролся, но вовсе не преодолеть его. Положение в экономической и социальной иерархии, жизненный опыт и личные интересы оказываются здесь снова тесно связанными друг с другом. Структура существует на ином уровне, нежели индивидуальное поведение, одновременно вне и до него, и сознание человека может лишь реагировать на нее, приобретая форму классового сознания, Но не взаимодействовать с ней.
Такую концептуальную рамку мы находим не только в этой знаменитой книге Томпсона. Ее можно обнаружить и в более поздних работах, посвященных обществу раннего Нового времени, в которых центральной проблемой было исследование механизмов, управляющих обществом с преобладанием патерналистских отношений. Я здесь имею в виду одну из наиболее известных его статей «Представления английской толпы XVIII века о моральной экономике»34. Лишь опираясь на идею общего для всех опыта, Томпсон может утверждать в ней, что существовало особое нравственное сознание, характерное для народных масс. Ценам, определяемым крупными продав-
34 Thompson Е. Р. The Moral Economy of the English Crowd in the 18,h Century H Past and Present. No. 50. 1971. P. 76-136. Эта статья вызвала горячие споры, продолжавшиеся многие годы. Среди наиболее интересных в этой дискуссии были статьи: Genovese Е. Fox. The Many Faces of Moral Economy: A Contribution to a Debate // Past and Present. No. 58. 1973. P.161-168; Stevenson J. The «Moral Economy» and the English Crowd: Myth and Reality. In: Fletcher A., Stevenson J., eds., Order and Disorder in Early Modern England. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1985. Незадолго за своей безвременной кончины Томпсон посчитал необходимым вернуться к этой теме в статье: Thompson Е. Р. The Moral Economy Reviewed И Customs in Common. New York: The N. Y. Press, 1991. P. 259-351. В ней не затрагивается, однако, обсуждаемая здесь проблема опыта.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт.... 43 цами, народ противопоставляет свое, основанное на моральных убеждениях понимание справедливой цены, и эта реакция указывает на существование общего для всех опыта угнетенности. Структура и поведение здесь снова оказываются расположенными в разных плоскостях, одна из которых первична и воздействует на другую. Если не считать теоретических идей, высказанных во введении к «Возникновению английского рабочего класса» (хотя и не только там), Томпсон строго следует модели базис/надстройка. И это потому, что применение процессуального анализа не было доведено до конца, оно не привела к тому, что в расчет стало приниматься понятие «опыт». Это было возможно только при условии, что будут исследованы социальные связи, в которых состоят люди, то есть, что будут проанализированы способы выражения опыта в различных сферах общественной жизни, а также влияние этого переплетения разнообразных жизненных опытов на возникновение структур.
Наиболее яркий пример такого хода исследования можно найти в работе, посвященной теме, близкой к проблеме «моральной экономики» Томпсона. Речь идет об исследовании, в котором прямо предлагается проверить предложенную Томпсоном модель общественных отношений, хотя и в другом контексте. Рената Аго исследовала функционирование рынка зерна в Риме XVIII века, поставив вопрос необычным образом: соответствовала ли политика снабжения зерном, проводимая папскими властями, представлениям о моральной экономике народных масс? И наоборот, означала ли либеральная торговая политика, которой придерживалось папское государство с начала XIX века, принятие капиталистической модели экономики?35 Чтобы ответить на первый из этих вопросов, Р. Аго решила проследить за поведением участников этих экономических обменов; ей удалось воссоздать социальный облик и характер занятий торговцев и покупателей; наконец, она связала поведение этих людей на рынке с интересами и социальными отношениями, сложившимися в деревнях и дворянских хозяйствах. Одним словом, она реконструировала опыт действующих лиц в разных сферах общественной жизни, и результаты такого исследования оказались весьма интересны. Р. Аго смогла заметить, что в рассматриваемой ситуации «наибольшая часть населения могла в различные моменты выступать то в роли продавца, то в роли потребителя собственных продуктов, то в роли покупателя; и именно принятие одной из этих
35 Ago R. Popolo е papi. La crisi del sistema annonario // Subaltern! in tempo di modemizzazione. Nove studi sulla societa romana nell’Ottocento. Milano: Angeli, 1985. P. 17-47.
44 Микроистория: прошлое — крупным планом
ролей определяло поведение человека на рынке. Поскольку отсутствовало распределение ролей, принятых всеми раз и навсегда, мы не можем говорить о том, что кто-то строго придерживался определенной идеологии; в зависимости от того, принимал ли человек роль покупателя или продавца, он требовал или определения «справедливой цены», или права на получение прибыли. Такую смену позиций можно найти и у государственного закупщика зерна из Кастро, и у бедного крестьянина из Монтеромано36.
Таким образом, в римском случае моральная экономика является скорее не выражением жизненного опыта социальной группы, а требованием, которое кажется обоснованным или нет в зависимости от положения человека на рынке в данный момент. Отличие от концепции Томпсона очевидно: в примере из английской истории использование языка морали служит показателем единства группового сознания; пример Рима обнаруживает, что люди придерживаются определенных практик, которые могут меняться в течение их жизни, а иногда даже и в течение одного дня. Кроме этого, Рената Аго предлагает существенно иной взгляд на отношения между экономическим базисом и поведением людей. «Законы рынка» не существуют вне конкретного опыта рыночных отношений. Они зависят от меняющихся и нестабильных связей между покупателями и продавцами, хотя воздействие этих связей трудно поддается научному описанию и предвидению.
Вполне уместен был бы вопрос, не происходят ли различия в понимании «моральной экономики» от того, что исследуются различные, несопоставимые друг с другом общества? Я думаю, что на полученные результаты в гораздо большей степени повлияли используемые методы. Рената Аго рассматривает рынок как процесс, анализируя его составляющие и их связи друг с другом. Ее исследование продвигается двумя путями: с одной стороны, индивидуализация субъектов, действующих в социальном поле; с другой стороны, как можно более точная реконструкция их собственного опыта в различных ситуациях. В результате, как мы видели, ей удается переосмыслить соотношение индивидуального поведения («agency») и воздействия на него объективных обстоятельств («conditioning»). Эти обстоятельства не являются ни внешними, ни первичными по отношению к деятельности индивидов; ограничения или, лучше сказать, правила игры возникают в самих социальных отношениях, даже если люди не желают или же не осознают силы и последствий воздействия этих обстоятельств.
36 Ago R. Popolo е papi. Р. 30. “
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 45
Обнаружение этого является наиболее важным достижением процессуального анализа, и именно здесь «интерпретативная парадигма» оказалась противопоставлена в социологических и этнологических дискуссиях 1950-х годов «нормативной парадигме». Р. Дарен-дорф и Э. Гидденс утверждали даже, что борьба этих двух моделей исследования на Западе изменила социальную теорию в целом37. Образу жизни общества, управляемого внешними нормами (и, следовательно, взгляду на индивидуальное поведение как выражение принятия или отклонения этих норм), была противопоставлена схема гораздо менее однонаправленная, однако учитывающая всю сложность отношений между индивидом и окружающим его миром. Человек может быть рассмотрен как рациональное и социальное существо, преследующее свои собственные цели; его возможности выбора имеют ограничения и пределы, однако они являются составной частью поддерживаемых социальных связей. Их можно найти, следовательно, в связывающих людей нитях обещаний, ожиданий, взаимных обязательств, которые характерны для жизни общества. С такой точки зрения в центре анализа оказывается прежде всего социальный процесс, то есть индивидуальные взаимодействия в различных сферах общества, а не одни лишь социальные институты. От структур и институтов внимание смещается к процессам и взаимодействиям38. Таким образом, преодолевается то, что Грегори Бейтсон считал основным противоречием западной науки, а именно тенденция к выделению ложных единиц анализа индивидуального: отдельных индивидов, а не важных для индивидов систем отношений; или же статичных объединений людей, а не систем связей между их составляющими, а также между ними и окружающим миром39.
Такой подход, имеющий в своей основе анализ связей, позволяет переосмыслить существующие отношения между нормами и поведением. Прежде всего, он расширяет наше понимание норм, которые не определены раз и навсегда формальным положением индивидов в социальной иерархии, а возникают и изменяются в отношениях этих
37 Dahrendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. Stanford: Stanford Univ. Press, 1959; Giddens A. Central Problems in Social Theory: Action, Structure, and Contradiction in Social Analysis. Berkeley, Los Angeles: Univ, of California Press, 1979.
38 Обобщение теории процессуального анализа можно найти в книге: Comaroff J. L., Roberts S. Rules and Processes. Chicago, L.: Univ, of Chicago Press, 1981. P. 4-21. Убедительный пример приложения этого метода, а также глубокое обсуждение его теоретических оснований можно найти у Ф. Барта: Barth F. Process and Form in Social Life. L.: Routledge & Kegan Paul, 1981 (особенно В главе «Models of Social Organization 1». P. 32-47).
39 Bateson G. Steps to an Ecology of Mind: Collected Essays in Anthropology, Psychiatry, Evolution, and Epistemology. New York, 1972.
46
Микроистория: прошлое — крупным планом
людей. Воссоздание взаимоотношений подразумевает невозможность априорного разделения уровней исследования (на одни лишь производственные отношения или на рыночные отношения и т. д.); анализ ситуации будет зависеть от исследования поведения индивидов в различных сферах жизни общества (работа, рынок, но также семья или круг общения...).
В этом смысле, если вернуться к замечаниям, высказанным в начале этого параграфа, намерение реконструировать социальные группы исходя из анализа связей, возникающих в реальной жизни индивидов, не должно сводиться к простой констатации их социальной совместимости. Внимание к связям предполагает гораздо более широкий план исследования: необходимо переосмыслить понятия нормы и опыта и в конечном счете включить понятие «интерес» в контекст конкретной ситуации.
6. Почему жители Турина так долго не признавали в профессиональной принадлежности основу социальной организации? Почему связанные с работой интересы в определенный момент, довольно поздно, привели к росту значения ремесленных объединений?
Чтобы ответить на эти вопросы, я решила проследить историю туринских ремесленных корпораций, которые, как уже говорилось, долгое время никак себя не проявляли, а затем добились вдруг значительных успехов. Таким образом, центральной для моего исследования проблемой было то, как общество организуется вокруг профессиональных объединений.
В случае Турина корпорации предстают перед нами как трудно различимые объекты, заметить которые можно лишь путем сравнения с другими формами общественной и городской организации. Длительное молчание корпораций на протяжении всего XVII века заставляет исследовать имевшиеся у них возможности, их отношения с другими городскими организациями, другие формы представления интересов торговцев и ремесленников. Выбор такого сравнительного метода подчеркивает, что значение корпораций определялось их отношениями с другими объединениями, и потому этот подход существенно отличается от традиционных исследований в этой области. Кажется, что в корпорациях как экономических и производственных объединениях связь между социальным статусом и техникой работы вполне естественна. По этой причине процесс их возникновения почти не исследовался. Присутствие корпораций в социальной структуре и их социальные функции казались сами собой разумеющимися. Один исследователь недавно утверждал даже, что для жителей Парижа XVIII века классификации по профессиональному признаку и по социальному статусу совпадали, что кор-
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 47
поративная идеология была выражением «социальных чаяний всех членов ремесленных объединений». Если следовать этой точке зрения, то разделение по корпорациям должно отражать социальное деление и потому субъективное восприятие стратификации40. В рамках такого подхода анализ мотивов, по которым индивиды создают профессиональные объединения, не представляется необходимым, несмотря на то, что работа в ремесленной корпорации совершенно очевидно была лишь ограниченным явлением, охватывавшим лишь небольшую часть ремесленного населения, а некоторые профессии вообще не имели своей корпорации.
Но даже когда исследователи не подчеркивают прямой связи между разделением по технике работы и социальным делением, они избегают детального анализа корпораций. Часто они ограничиваются лишь сферой экономики и производства. Изолировав развитие корпораций от политической истории, которая долгое время определяла наше видение ремесленных объединений (золотой век в Средние века, упадок в Новое время), исследователи насильственно ограничивают их анализ областью производственных отношений. Однако этот подход не способен учесть многих отличительных черт корпораций. Более или менее свободный доступ в них, монополия или же, наоборот, распределение обязанностей и т. д., все это, независимо от особенностей ремесла, указывает на существование социальной мобильности, на возможности членов одной социальной группы принадлежать к другим городским объединениям. Иногда эти связи упоминаются и вводятся в исследование, однако оно останавливается на границах корпораций, не идет дальше изучения сферы производства и не анализирует отношения с другими городскими организациями41.
Особенности Турина подсказали мне другой подход. Неравномерность эволюции ремесленных объединений, ритм которой кажется Достаточно независимым от тенденций развития производства, за-
40 Kaplan S. L. Social Classification and Representation in the Corporate World of Eighteenth Century France: Turgot’s «Carnival» // Kaplan S., Koepp C., eds. Work in France... P. 244, 177.
41 Этот подход был применен, например, в довольно интересных исследованиях: Shephard Е. J. Social and Geographical Mobility of the Eighteenth-Century Guild Artisans: an Analysis of Guild Receptions in Dijon 1700-1790 // Ibid. P 97-130; Truant С. M. Independent and Insolent: Journeymen and their «Rites» in the Old Regime Workplace // Ibid. P. 131-175. Одно из редких исключений в рамках этого подхода является собой книга: Sonenscher М. Work and Wages: Natural Law, Politics and the Eighteenth-Century French Trades. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1989. Списывание корпоративного деления в контекст французского права раннего Нового времени кажется совершенно новым подходом.
48
Микроистория: прошлое — крупным планом
ставила поставить вопрос о тех ситуациях выбора, в которых могли находиться туринские ремесленники и торговцы XVII-XVIII веков. Было необходимо реконструировать формальные и неформальные условия вступления в корпорацию, имевшиеся у нее способы экономического воздействия, возможности отстаивать интересы социальной группы, которые предоставлял ей город. С этой точки зрения корпорации должны были быть рассмотрены в контексте топографии других городских объединений, и их прерогативы необходимо было сопоставить с прерогативами других сформировавшихся в городе групп независимо от тех функций, которыми они себя наделяли. Такой подход требовал поставить по-иному вопросы о сходствах и различиях между объектами анализа и о критериях их сравнения. В результате необходимо было понять смысл использования горожанами для самоописания связанных с работой понятий и одновременно подумать над тем, какие обстоятельства следует учитывать при изучении истории этих объединений.
Я решила прибегнуть, особенно в первой части моего исследования, к биографическому методу. С его помощью я попыталась как можно более точно реконструировать ряд индивидуальных судеб горожан. Поскольку и корпорации, и основанные на характере работы самоописания не играли заметной роли в городской жизни на протяжении всего XVII века, необходимо было понять, каково значение профессиональной принадлежности для личной идентичности индивидов, а также для образования ими объединений и групп. Поэтому я решила подробно исследовать поведение небольшой части городского населения, жителей двух кварталов Турина в конце XVI и первых десятилетиях XVII века. Я проследила, как эти люди прибывают в город из тех мест, где они родились, как они выбирают место жительства, на ком они женятся и кто становится крестными родителями их детей, у кого они занимают деньги и кому дают в долг, во что они вкладывают свои сбережения, чем отличаются поведение первого и второго поколения горожан. Я подробно исследовала приходские регистры, а также нотариальные записи, сохранившиеся в Турине в достаточно большом количестве, чтобы позволить биографические исследования42. Исследование, однако, должно было ограничиться небольшим количеством людей — примерно около сотни.
На этом первом этапе моей работы стала вырисовываться довольно необычная картина социальной стратификации города. Люди
42 С 1610 года в герцогстве Савойском была введена обязательная централизованная регистрация нотариальных актов (I’lnsinuazione); существование алфавитного указателя к ним позволяет проследить отдельные биографии. . . , ,
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 49
общаются между собой и создают объединения, следуя не логике профессиональных связей, а тем возможностям, которые предоставляются в городской жизни. Большая часть семей горожан включала в себя представителей разных и даже соперничающих друг с другом профессий. Живя в условиях многолетнего конфликта между центральным правительством и местными властями, изученные мною семьи стремились к тому, чтобы их члены обладали и теми профессиями, которые защищались герцогскими привилегиями, и теми, которые поддерживались привилегиями городских властей. Поведение жителей Турина своеобразно отражало соотношение властей в городе. Их стремление балансировать между двумя этими системами привилегий имело, вероятно, цель заручиться как можно большей поддержкой и таким образом получить дополнительные возможности. Так возникали особые группы, основанные на общности имеющихся возможностей, специфически городские группы, которые остались бы незамеченными, если бы мы придерживались анализа на основании социопрофессиональных категорий.
Эта новая переменная, возникавшая в ходе исследования, а именно способность добиться новых возможностей, показалась мне крайне важной. Она является ключевой для понимания социальной стратификации и гораздо более близка жизненному опыту людей того времени, нежели понятия «богатство» или «профессия»43. Более того, по сравнению с этими понятиями она в состоянии дать нам гораздо более конкретное понимание того, что мы называем «социальным статусом», поскольку позволяет учитывать значение власти для складывания и изменения социальной стратификации даже в очень короткие промежутки времени. Одновременно понятие «возможностей » позволяет увидеть непосредственную связь между социальным поведением и меняющимся соотношением институтов власти. Не только первое косвенно выражало второе, но они и взаимно воздействовали друг на друга. Чтобы понять причины конфликта, противопоставившего в первой половине XVII века городской совет герцогскому двору, было необходимо учитывать логику поведения смешанных по профессиональному составу семей. Их балансирование Между различными группами привилегий не было лишь пассивным отражением борьбы далеких и чуждых властей, но во многом влияло на характер их отношений. Оно должно было активно влиять на
43 Схожее понимание социальных стратификаций предлагает С. Н. Ай-зенштадт. См.: Eisenstadt S. N. The Structuring of Social Hierarchies in Comparative Perspective // Eisenstadt S. N., Roniger L. et Seligman A., eds. Center Formation, Protest Movements and Glass Structure in Europe and the United States. New York: The New York. Univ. Press, 1987. P. 121-134.
50
Микроистория: прошлое — крупным планом
этот конфликт юрисдикций и компетенций, регулировать и ограничивать его. По-настоящему конфликт разразился лишь несколько десятилетий спустя, когда чума лишила семьи их смешанного характера, который мне удалось обнаружить.
Эта особая городская социальная стратификация объясняла слабость корпораций: столь нечеткое профессиональное разделение делало ненужным поддержку основанных на общности ремесла организаций. Она, однако, указывала и новое направление исследования: изучение систем привилегий, с которыми она была связана, и, в частности, исследование городского совета, который, яростно сопротивляясь развитию корпораций, официально представлял себя защитником интересов и социального положения торговцев и ремесленников. Я попыталась понять причины этого противостояния ремесленных объединений и городских властей, а также ту альтерна- тиву, которую предлагал населению Турина городской совет. Почему вообще стороны кажутся непримиримыми? Какой тип социальной стратификации проявляется во время городских церемоний, когда один вид социальной организации сменяет другую?
Я попыталась понять, прежде всего, каким могло быть значение предложенной городским советом идеологии «единства города», обосновывавшей его притязания на выражение интересов всех горожан. Я проанализировала выступления членов этой элиты, а также составила их биографии, особо обращая внимание на связи и эконо-/ мические интересы, чтобы понять, как зачастую столь разные люди могли уживаться в рамках одного и того же социального института. Поставленный мною вопрос касался не только того, что требовали члены городского совета, но также того, как они могли иногда выдвигать притязания, противоречившие известной им реальности. Сравнительный анализ биографий и идеологии городского совета способствовал прояснению некоторых из поставленных вопросов. ' Заявления о «городском единстве» можно понять, только если принять во внимание внутреннюю сплоченность городского совета, входящих в него советников. Одновременно можно оценить степень угрозы, которую представляло собой предложенное центральным правительством введение корпоративной системы, нарушавшей единство элиты, хоть и разной по составу (к ней принадлежали адвокаты, чиновники, торговцы), но объединенной родством и разграничением сфер экономических интересов. Введение ремесленных корпораций создавало новую иерархию в составе советников, новые внутренние деления, иные юрисдикции и сферы полномочий. В об-\ щем, оно разделяло организм, считавший и представлявший себя единым. Это заставило меня обратить внимание на существование таких форм объединений, которые возникли не из однородных, а из
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт...
51
различающихся элементов, объединенных в ходе социальных взаимодействий. Затем я обратилась к разным уровням, на которых разворачивалось соперничество различных представлений о городском сообществе. Я проанализировала сначала, к каким прерогативам и привилегиям давали доступ права гражданства, хранителем которых был городской совет; затем — каковы были для городских торговцев и ремесленников следствия введения новой, основанной на профессиональном делении социальной классификации в сфере налогов, экономики и права.
На основании этого стало возможным вписать судьбу корпораций в XVII веке в контекст более широких планов, возникших в это время у центрального правительства. Речь шла о разделении городского общества путем раздачи привилегий отдельным группам населения и о создании особых связей преданности двору, которые ослабляли одновременно городские учреждения, утрачивавшие, таким образом, власть и влияние. Именно поэтому зарождение корпораций оказывается связанным с современным ему созданием других, внешне совершенно иных по своей природе социальных групп: «солдат герцога Савойского» и наделенных аналогичными привилегиями «поставщиков двора». Анализ процесса возникновения этих групп подсказывает, таким образом, необходимость иного определения того, что является сопоставимым в рамках исследования. Если не ограничиваться констатацией различий функционального статуса каждого из объектов (принадлежащих к областям экономической истории, военной истории и т. д.), а обратить внимание на обстоятельства их возникновения, то обнаруживается их родство и схожесть, которые кажутся мне весьма показательными44.
Особые права граждан города, а также состав городской элиты позволяют понять причины внутреннего согласия среди туринцев, которым городской совет мог пользоваться в течение всего XVII века, обрекая на провал герцогский план по созданию ремесленных объединений. Только изменение этих условий, и особенно состава городского управления, могло привести к внезапному успеху корпораций в последующие десятилетия. По мере исключения торговой и ремесленной элиты из участия в городском совете все большее значение Придавалось этими людьми профессиональным объединениям. Анализ этого процесса исключения занимает важное место в моей работе. Его значение для определения характерных черт новых объединений я исследовала на примере одной корпорации, а именно гильдии
44 Некоторые основополагающие размышления об этой стороне проблемы сравнения см. в: Barth F. Process and Form in Social Life.
52
Микроистория: прошлое — крупным планом
портных, среди первых пережившей настоящее возрождение в конце XVII века. Я сопоставила социальное поведение горожан, занимавшихся ремеслом в начале XVIII века, и социальную идентификацию цеховой элиты. Представление о естественном совпадении занятия определенным ремеслом и принадлежностью к соответствующей корпорации, в нашем случае к цеху портных, оказалось наглядно опровергнуто. В течение долгого периода своей истории эта корпорация могла включать в себя людей, не связанных прямо с портняжным делом и вступавших в нее не только по экономическими причинами. Наоборот, крупных торговцев в корпорацию могли привлекать политические привилегии: членство в ней давало возможность избежать действия новых механизмов экономического и политического контроля, введенных центральным правительством.
Плоскость социального поведения снова пересекается с плоскостью институционального развития. Они не были симметричны, но представляли собой подчас разные грани одного явления. Именно сложность соотношения между этими плоскостями, а также между уровнями индивидуального, группового и институционального, приводит к тому, что индивиды обладают различным знанием, находясь на разных уровнях социальной системы. Таким образом, разделение этих уровней является не только результатом конструирования объекта исследования историком (выбор объектов различного масштаба); оно есть также и «прерогатива самого объекта»45. Различные уровни общества предполагают различное знание, различные способы понимания и действия. Это многоуровневое восприятие социальной реальности способствует воссозданию множества образующих ее индивидуальных голосов. Оно имеет и другое важное следствие. Анализ, проводимый на нескольких уровнях, позволяет заметить связи между процессами, происходящими в различных по своей природе сферах, например в политике и в экономике. Вновь обретенная корпорациями жизнеспособность, которая не связана напрямую с развитием производственных отношений, оказывается, наоборот, зависимой от процессов, которые можно было бы назвать политическими. Эта жизнеспособность проявляется в тот момент, когда корпорации становятся для торговцев и ремесленников важными носителями политической власти, а другие институты утрачивают для них былое значение.
Жизненный опыт, возникающий в различных сферах социальной жизни, позволяет учитывать выбор, совершаемый людьми при
45 Barth F., ed. Scale and Social Organization. Oslo, Bergen: Universitetsforlaget, 1978. P. 11 sq.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт...
53
создании объединений, который в иных случаях мы бы посчитали выражением естественного разделения общественного труда.
Наконец, выделив сферы, в которых в конце XVII века происходило «понижение социального статуса» торговцев и ремесленников, я попыталась определить значение и следствия этих изменений для индивидуальных судеб. Я снова применила биографический подход, и опять прояснению значения институционального контекста способствовало исследование ситуаций выбора, который совершают различные люди, на этот раз около сотни торговцев, принадлежащих к одному туринскому содружеству. Основной проблемой, которую я исследовала, была природа и характерные черты новых объединений, которые начиная с 1730-х годов возникают внутри этой группы людей.
Речь идет о сфере, в которой исследование социальных взаимодействий, столь важное для моей работы, показало свою ограниченность. Этот подход заставлял обращать внимание прежде всего на момент возникновения социальных групп46, и в гораздо меньшей степени на процесс их становления, а также на те подгруппы, которые могли образоваться внутри них47. Существующие по этой теме исследования противоречат друг другу и не способны ответить на все вопросы. С одной стороны, под влиянием работ Дюркгейма они рассматривают объединения как основанные на общности мышления их членов и свойственном им внутреннем сознании норм; с другой стороны, нам предлагаются индивидуалистские решения проблем, подчеркивающие ситуативность использования личных стратегий, а потому эфемерность обязательств перед коллективом. С этой второй точки зрения возникновение общностей и групповой идентичности остается процессом, который еще предстоит исследовать48. Неполнота этой теории показывает, на мой взгляд, что анализ сети социальных связей, как и анализ социальных взаимодействий в духе Э. Гоффмана, не смог преодолеть ограниченность собственной пер-
46 Американская социология и антропология особенно интенсивно исследовали эту тему в конце 1950-х годов, анализируя «voluntary associations» (добровольные объединения) и их роль в городской среде. Обзор наиболее важных из этих работ можно найти в статье: Brown D. Е. Corporations and Social Classification П Current Anthropology. Vol. 15. No. 1. 1974. P. 29-52.
47 Работы С. H. Айзенштадта, хотя и отмеченные влиянием функционалистских теорий, необходимо отнести к числу тех, которые непосредственно касаются этих проблем. См. сб. статей: Eisenstadt S. N. Essays on Comparative Institutions. N. Y., L.: J. Wiley, 1965.
48 Критику обоих подходов, выявляющую их взаимную ограниченность, см. в кн.: Hechter М. Principles of Group Solidarity. Berkeley: Univ, of California Press, 1987. P. 1-58.
54
Микроистория: прошлое — крупным планом
спективы, сколь бы ни велико было ее значение. Ее заслуга в том, что она позволила подвергнуть критике понятие «социальная роль» как определение, основанное на положении индивида в социальной и производственной иерархии. Для Э. Гоффмана человек в большей мере принадлежит ситуации, нежели социальной группе49. Остаются, однако, неисследованными процессы, в результате которых индивиды с разной судьбой и разными линиями поведения могут образовать социальную группу и принять ответственность по отношению друг к другу. Прагматический характер индивидуальных стратегий, подразумевающий отсутствие всякого реального группового единства, противостоит теории единства членов группы, но не предлагает новых направлений в ее исследовании.
Именно эта неспособность теории Э. Гоффмана совместить анализ межличностных отношений с исследованием социальных групп послужила причиной, во всяком случае отчасти, на мой взгляд, успеха культурной антропологии среди историков. Перед лицом угрозы раздробления реальности на бесконечное множество стратегий поведения интерпретативная антропология, как кажется, предлагает подходы, позволяющие включить индивидуальные отличия в общий культурный мир. Эта идея связанности и сплоченности, основывающаяся, как я считаю, на сильно упрощенном понимании К. Гирца, объясняет возрождение идеи согласия между людьми на основе социальной стратификации. Идея общего культурного мира, к которому принадлежит всякая индивидуальная форма выражения (поведение, сфера идей и т. д.), принизила в исследованиях значение конфликтов и разногласий. Они снова упоминаются историками, но не исследуются как составные части этой общей культуры. То, что получается в результате, оказывается картиной полного растворения индивидов в их культурном универсуме. Получается, что мы недалеко ушли от основанного на согласии образа социальной иерархии, некогда предложенного Р. Мунье50.
Мне кажется, однако, что настоящая проблема заключается, наоборот, в том, чтобы понять, как индивиды, судьбы и жизненный опыт которых различны, могут решить объединиться и, более того,
49 Goffman Е. Encounters: Two Studies in the Sociology of Interaction. Indianapolis: Bobbs-Merrill, [1961]. P. 41. Это книга, в которой Э. Гоффман наиболее открыто критикует понятие «социальной роли» (Р. 81 sq.).
50 О том, что подразумевает характерное для культуралистских подходов использование понятия всеобщего согласия, см. мою рецензию: Cerutti S. Ricerche sul lavoro. Жесткую, но конструктивную критику теории социальной стратификации Р. Мунье можно найти в статье: Arriaza A. Mousnier and Barber: The Theoretical Underpinning of the «Society of Orders» in Early Modem Europe // Past and Present. No. 89. 1980. P. 39-57.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 55
начать осознавать себя как составную часть общности. Речь идет об исследовании отношений между индивидуальным сознанием и коллективной идентичностью. Анализ завещаний, составленных членами братств, позволивший увидеть их отношения с семьей, прочими родственниками, коллегами по корпорации, ввел меня в эту проблематику соотношения между общностями и социальной иерархией.
7. Таким образом, уровней анализа стало больше; по мере продвижения исследования я обращалась к разнообразным проблемам и рассматривала их в различном масштабе. Читатель мог бы сказать, что эта множественность уровней анализа свидетельствует лишь о необычности социальной ситуации в Турине, где использование ремесленной классификации и соответствующие ей объединения развивались не столь линейно, как в других местах. Мне, однако, это видится иначе. Многообразие тем, объектов, масштабов исследования стало, на мой взгляд, результатом осмысления различных контекстов, которые необходимо изучить, чтобы понять причины существования социального явления. В течение долгого времени специализация по различным научным дисциплинам, как казалось, освобождала нас от этой задачи. Однако разделение исторических явлений по их функциям или же по функциям, которыми их наделяют исследователи, при ближайшем рассмотрении исчезает, особенно если мы исследуем их возникновение. Именно в этом заключены большие возможности процессуального анализа.
В самом начале я говорила, сколь многим обязана работам Э. П. Томпсона, а также сколь многое разделяет нас. Здесь стоит вернуться к этому вопросу. Чтобы проанализировать возникновение социальных групп туринских торговцев и ремесленников, я попыталась проследить за тем, в каких ситуациях выбора оказываются люди во внутригородской жизни; я стремилась воссоздать опыт действующих лиц, а не приписать его им, исходя из их положения в социальной и экономической иерархии. Их жизненные пути, отношения, которые они завязывали, указывали на широту и в то же время на небезгранич-ность их социального мира, на те обстоятельства, под влиянием которых совершается выбор. В этом смысле социальные связи стали контекстом, в который вписывались индивидуальные биографии.
В случае туринских торговцев производственные и экономические связи не были достаточным условием для возникновения группового сознания. Социальный опыт этих людей был гораздо шире и Неоднозначней. В течение значительной части XVII века их поло-Исение было довольно непрочным по сравнению с другими группами (пьемонтские государственные чиновники, знать), имевшими лучшую позицию в социальной иерархиии, и все же они пользовались Престижем и особыми правами во многих городских учреждениях,
56
Микроистория: прошлое — крупным планом
в частности, в институтах власти. Групповое сознание проявлялось лишь перед угрозой ограничения их прав, которая в это время исходила сразу с нескольких сторон. Его возникновение, таким образом, не было следствием структурной общности опыта, но следствием постоянного сужения поля для действий во многих сферах общественной жизни. Социальная стратификация в городе выглядит, таким образом, не как шкала, структура которой является раз и навсегда определенной, а как непрекращающееся соперничество за определение ее формы и составляющих. При этом социальные процессы, вызванные уменьшением возможностей представлять свои интересы в старых органах власти, не были результатом действия каких-либо внешних по отношению к действующим лицам сил; их не предвидели и к ним не стремились, жертвой их стали как раз те люди, в ходе соперничества которых они возникли.
Взаимозависимость между уровнем поведения и институциональных отношений ясно проявляется в ходе всего этого исследования. Особенно очевидным и важным кажется мне сейчас то, что инструменты анализа этих двух уровней одни и те же. При исследовании туринских корпораций институциональный конфликт мог быть понят лишь благодаря использованию нами тех же самых категорий, которые были выявлены в ходе анализа социального поведения. Эти сферы переходят одна в другую, между уровнями анализа нет разрыва. Однако единство исследовательских подходов не следует путать с единством самих объектов изучения. Я хочу сказать, что существуют очевидные разрывы между формами опыта, мотивами и устремлениями, которые воздействуют на поведение индивидов, с одной стороны, и тем общим значением, которое приобретает множество этих действий, — с другой. Именно между этими уровнями расстояние может быть особенно велико. Здесь нужно не запутаться. Для Ф. Барта51 именно признание этого разрыва часто оправдывает использование различных понятий и подходов, одни из которых применяются к «микрообъектам», а другие — к «макрообъектам». В действительности это разделение лишь скрывает преемственность, существующую между двумя моментами времени, превращая в свойства объекта этапы его возникновения.
Я хотела бы пояснить сказанное еще одним примером, взятым из моего исследования. Он касается анализа возникновения групповой идентичности среди туринских торговцев первой половины XVIII века. Сокращение имевшихся у них возможностей участвовать в органах городского управления привело к тому, что в семьях стали исчезать профессиональные различия; все реже среди членов
61 Barth F. Process and Form in Social Life. P. 79-81.
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт... 57
этих семей оказывались люди, не занимающиеся торговлей. Особенно редким стало по сравнению с предыдущим поколением занятие административных должностей. Как следствие этой тенденции, делавшей семьи и индивидов однообразными, стали появляться иные стратегии социального выделения, в основе которых было подчеркивание своего (часто более высокого) происхождения, а также дистанцирование индивида от других, пользовавшихся меньшим престижем веток его рода, пусть даже они и занимались все в это время одним делом. Это желание выделиться проявилось во многих семьях в «вертикализации» наследования (то есть ограничении прав на наследство побочных линий), в появлении системы патроната над наиболее слабыми родственниками и коллегами, в росте значения городских благотворительных организаций.
Такое поведение может пониматься очень по-разному и вызывать даже противоречивые интерпретации. Извне эти отношения кажутся демонстрирующими существование сплоченной социальной группы, члены которой были крепко связаны друг с другом. Но если обратить внимание на то, как воспринималось это поведение изнутри семьи, то оно, наоборот, оказывается выражающим желание индивидов отстраниться от этой социальной группы, не быть больше отождествляемыми с ней.
Разрыв между устремлениями отдельных действующих лиц и общим результатом их действий может быть, таким образом, довольно велик. Одновременно этот пример показывает, на мой взгляд, что использование одного и того же подхода позволяет объяснить оба эти этапа изменения. Именно исследование индивидуального опыта позволяет нам понять характерные черты социальных образований. В целом происхождение индивидуального и институционального оказывается общим52.
52 За то время, которое прошло с момента написания этого текста, я успела вернуться к теме опыта в статье: Cerutti S. Le «Linguistic Turn» en Angleterre. Notes sur un debat et ses censures // Enquete. No. 5. 1997. P. 125-140. В ней я изложила свое отношение к англо-американским дебатам по проблеме изучения опыта, в особенности к статье Дж. Скотт «Свидетельство опыта» (Scott J. И'. The Evidence of Experience // Critical Enquiry. Vol. 17. 1991. P. 773-797.). Многие из высказанных в этой дискуссии критических замечаний об использовании Понятия «опыт» Э. П. Томпсоном близки к тому, о чем я говорила выше. Тем не менее я попыталась показать огромную дистанцию, отделяющую ®ти статьи, основанные на дискурсивном анализе, от моих собственных Работ. Стоило бы также отметить, что проблема опыта снова приобрела Недавно актуальность в рамках анализа значения деятельности индивидов в конструировании социальных процессов. См., в частности, посвященный этому специальный номер журнала «История и теория»: History and Theory. Theme Issue 40 (December 2001).
Дэвид Уоррен Сэбиан
Голоса крестьян и тексты бюрократов: нарративная структура в немецких протоколах начала Нового времени*
От редакции. Дэвид Сэбиан более тридцати лет исследовал одну-един-ственную деревню, и благодаря этому ставшему уже легендарным проекту он стал одним из «старейших» в мире и наиболее влиятельных микроисториков. Деревня называется Неккархаузен, она находится в Вюртемберге, примерно в 20 км от Штуттгарта на Неккаре. На рубеже XVIII-XIX веков в ней было примерно 620 жителей, которые занимались в основном сельским хозяйством, ремеслами и поденной работой; главную роль играли хлебопашество и разведение овощей, но, кроме того, в деревне производилось льняное полотно. Больших земельных владений почти ни у кого из жителей не было, но, с другой стороны, было всего несколько семей, которые не имели хотя бы маленького участка земли и не владели хотя бы частью дома. Это было связано, помимо всего прочего, с тем, что в Неккархаузене, как почти повсюду в Вюртемберге, движимое и недвижимое имущество при наследовании делилось поровну между всеми детьми. Как в таких условиях функционировала сельская экономика, какую роль играли семья и родня, какие конфликты возникали в связи со сложной структурой собственности -- обо всем этом Дэвид Сэбиан написал в двух своих объемистых монографиях: «Собственность, производство и семья в Неккархаузене, 1700-1870» {Property, production, and family in Neckarhausen, 1700-1870. Cambridge, 1990) и «Родственные отношения в Неккархаузене, 1700-1870» (Kinship in Neckarhausen, 1700-1870. Cambridge, 1998). Обе работы совершенно по-новому освещают перемены в обществе, сопутствовавшие переходу от аграрного общества к индустриальному, и подрывают фундаментальные основы теории модернизации. Вот хотя бы один пример: интегративная роль родственных связей в сельском обществе с течением времени не ослабевала, а, наоборот, усиливалась. Согласно тезису Сэбиана, родство играло центральную роль не в «традиционном обществе», а в обществе XIX века, в том чис-
* Перевод выполнен по изд.: Sabean D. W. Peasant Voices and Bureaucratic Texts: Narrative Structure in Early Modem German Protocols // Little Tools of Knowledge: Historical Essays on Academic and Bureaucratic Practices / Ed. By Peter Becker and William Clark. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2001. P. 67-93. (Прим, ped.)
© The University of Michigan Press, 2001.
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 59
ле в образовании социальных классов, причем не в одном только Неккар-хаузене, а на огромных пространствах Западной и Центральной Европы.
В статье, которая была выбрана для включения в этот сборник, Сэбиан разбирает прежде всего методологическую проблему: как извлечь из источников «голоса» маленьких людей, которые практически не оставили собственноручно написанных текстов. В центре внимания автора стоят протоколы церковной консистории — своего рода сельского суда, которые открывают нашим глазам широкую панораму повседневной жизни деревни. Отдельные случаи, описываемые в этих протоколах, Сэбиан включал уже в свои книги, чтобы на их примере разбирать те или иные темы, например насилие в браке. Здесь же его интересует не столько то, что было предметом разбирательства, сколько то, как отображались обстоятельства дела в протоколах. Ему удается продемонстрировать, что каждый протокол представляет собой в высшей степени сложное «повествование», в котором звучит больше голосов, нежели в первый момент кажется. Статью Сэбиана можно читать и как пример того, как историку следует обращаться с источниками подобного рода, которые не являются просто «каменоломнями» для добывания фактической информации; с другой стороны, нельзя рассматривать их и как непосредственное отражение ментальности «маленьких людей»; если вдумчиво их читать, то по самой текстуальной структуре этих источников можно прослеживать сотрудничество и соперничество между властью и подданными, равно как и полные конфликтов взаимоотношения жителей деревни между собой.
Настоящая статья представляет собой первую попытку изучения нарративных аспектов одного специфического жанра бюрократической письменности, бытовавшего в юго-западной Германии (герцогство Вюртемберг) на протяжении XVIII столетия. Приводимые примеры происходят из низового, локального органа судопроизводства и касаются ничем не примечательной деятельности жителей одной деревни. Тексты, которые я хочу рассмотреть, относятся к середине XVIII века, они взяты из материалов церковной консистории — своего рода суда по вопросам нравственности, который занимался, помимо прочего, такими делами, как семейные скандалы, заканчивавшиеся насильственными действиями, осквернение святых дней и пренебрежение домашними обязанностями. Инциденты, зафиксированные за исследуемые годы, представляют собой довольно банальные примеры будничных склок или бесчинств, и наше внимание не будет отвлечено ничем из ряда вон выходящим от рассмотрения формальных параметров композиции и формы. Каждый протокол писался одним писцом, что сообщало тексту унифицированную структуру. Каждая сессия суда завершалась составлением краткого повествования или рассказа, которые сжато излагали сложный диалог Между участниками конфликта, правонарушителями, соседями, родственниками, членами суда, секретарем и публикой. Такие документы дают возможность проследить, каким образом множество
Дэвид Уоррен Сэбиан
Голоса крестьян и тексты бюрократов: нарративная структура в немецких протоколах начала Нового времени*
От редакции. Дэвид Сэбиан более тридцати лет исследовал одну-един-ственную деревню, и благодаря этому ставшему уже легендарным проекту он стал одним из «старейших» в мире и наиболее влиятельных микроисториков. Деревня называется Неккархаузен, она находится в Вюртемберге, примерно в 20 км от Штуттгарта на Неккаре. На рубеже XVIII-XIX веков в ней было примерно 620 жителей, которые занимались в основном сельским хозяйством, ремеслами и поденной работой; главную роль играли хлебопашество и разведение овощей, но, кроме того, в деревне производилось льняное полотно. Больших земельных владений почти ни у кого из жителей не было, но, с другой стороны, было всего несколько семей, которые не имели хотя бы маленького участка земли и не владели хотя бы частью дома. Это было связано, помимо всего прочего, с тем, что в Неккархаузене, как почти повсюду в Вюртемберге, движимое и недвижимое имущество при наследовании делилось поровну между всеми детьми. Как в таких условиях функционировала сельская экономика, какую роль играли семья и родня, какие конфликты возникали в связи со сложной структурой собственности -- обо всем этом Дэвид Сэбиан написал в двух своих объемистых монографиях: «Собственность, производство и семья в Неккархаузене, 1700-1870» (Property, production, and family in Neckarhausen, 1700-1870. Cambridge, 1990) и «Родственные отношения в Неккархаузене, 1700-1870» (Kinship in Neckarhausen, 1700-1870. Cambridge, 1998). Обе работы совершенно по-новому освещают перемены в обществе, сопутствовавшие переходу от аграрного общества к индустриальному, и подрывают фундаментальные основы теории модернизации. Вот хотя бы один пример: интегративная роль родственных связей в сельском обществе с течением времени не ослабевала, а, Наоборот, усиливалась. Согласно тезису Сэбиана, родство играло центральную роль не в «традиционном обществе», а в обществе XIX века, в том чис-
* Перевод выполнен по изд.: Sabean D. W. Peasant Voices and Bureaucratic Texts: Narrative Structure in Early Modem German Protocols // Little Tools of Knowledge: Historical Essays on Academic and Bureaucratic Practices / Ed. By Peter Becker arid William Clark. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2001. P. 67-93. (Прим. Ped.)
© The University of Michigan Press, 2001.
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 59
ле в образовании социальных классов, причем не в одном только Неккар-хаузене, а на огромных пространствах Западной и Центральной Европы.
В статье, которая была выбрана для включения в этот сборник, Сэбиан разбирает прежде всего методологическую проблему: как извлечь из источников «голоса» маленьких людей, которые практически не оставили собственноручно написанных текстов. В центре внимания автора стоят протоколы церковной консистории — своего рода сельского суда, которые открывают нашим глазам широкую панораму повседневной жизни деревни. Отдельные случаи, описываемые в этих протоколах, Сэбиан включал уже в свои книги, чтобы на их примере разбирать те или иные темы, например насилие в браке. Здесь же его интересует не столько то, что было предметом разбирательства, сколько то, как отображались обстоятельства дела в протоколах. Ему удается продемонстрировать, что каждый протокол представляет собой в высшей степени сложное «повествование», в котором звучит больше голосов, нежели в первый момент кажется. Статью Сэбиана можно читать и как пример того, как историку следует обращаться с источниками подобного рода, которые не являются просто «каменоломнями» для добывания фактической информации; с другой стороны, нельзя рассматривать их и как непосредственное отражение ментальности «маленьких людей»; если вдумчиво их читать, то по самой текстуальной структуре этих источников можно прослеживать сотрудничество и соперничество между властью и подданными, равно как и полные конфликтов взаимоотношения жителей деревни между собой.
Настоящая статья представляет собой первую попытку изучения нарративных аспектов одного специфического жанра бюрократической письменности, бытовавшего в юго-западной Германии (герцогство Вюртемберг) на протяжении XVIII столетия. Приводимые примеры происходят из низового, локального органа судопроизводства и касаются ничем не примечательной деятельности жителей одной деревни. Тексты, которые я хочу рассмотреть, относятся к середине XVIII века, они взяты из материалов церковной консистории — своего рода суда по вопросам нравственности, который занимался, помимо прочего, такими делами, как семейные скандалы, заканчивавшиеся насильственными действиями, осквернение святых дней и пренебрежение домашними обязанностями. Инциденты, зафиксированные за исследуемые годы, представляют собой довольно банальные примеры будничных склок или бесчинств, и наше внимание не будет отвлечено ничем из ряда вон выходящим от рассмотрения формальных параметров композиции и формы. Каждый протокол писался одним писцом, что сообщало тексту унифицированную структуру. Каждая сессия суда завершалась составлением краткого повествования или рассказа, которые сжато излагали сложный диалог Между участниками конфликта, правонарушителями, соседями, родственниками, членами суда, секретарем и публикой. Такие документы дают возможность проследить, каким образом множество
60
Микроистория: прошлое — крупным планом
голосов, соединяясь, составляют единый рассказ о событии. Я хочу рассмотреть протоколы на предмет образования сюжета, линий повествования, нарративных стилей, стратегий выстраивания дискурса и воспоминаний, иерархий репортажного контекста, заговорщических объединений, стратегий мести и расширения своего могущества или благосостояния, а также способов заставить других замолчать или направить дискурс в нужное русло. а
н
1. Протоколы в Германии раннего Нового времени v
Тексты, которые мы будем рассматривать, происходят из прихода Неккархаузен, включавшего в себя село Неккархаузен и деревушку Райдванген. Неккархаузен был типичной общиной мелких сельскохозяйственных производителей, выращивавших полбу, и ремесленников; поселение располагалось на берегу реки Неккар, в получасе ходьбы вниз по течению от местного административного центра — города Нюртингена1. В 50-е годы XVIII века в селе было немногим более 450 жителей.
В большинстве сельских населенных пунктов герцогства Вюртемберг существовало несколько органов с судебными и административными функциями, в том числе суд (Gericht), ежегодное собрание (Ruggericht), консистория (Kirchenkonvent) и заседавший раз в два либо три года суд главного регионального административного должностного лица (Vogt ruggericht). Я рассматривал некоторые аспекты эволюции каждого из этих учреждений в другой статье2. Здесь достаточно сказать, что в компетенцию суда (Gericht) входило поддержание мира и выполнение повседневных административных функций в селе; он собирался периодически, а также на специальные заседания по мере возникновения дел. Ежегодное собрание (Ruggericht) давало каждому главе семьи возможность высказать свою жалобу по таким вопросам, как нарушение владений или нанесение ущерба собственности. Суд фогта (Vogt ruggericht) занимался более серьезными делами и приводил поселян к присяге, которая обязывала их доносить о посягательствах на права герцога. Консистория была судом по делам нравственности, под ее юрисдикцию подпадали семейные ссоры, прелюбодеяние, непосещение церкви и школы, вспо-
1 Вся информация о Неккархаузене в этой статье взята из книги: Sabean D. Property, Production and Family in Neckarhausen, 1700-1870. New York: Cambridge University Press, 1990.
2 Sabean D. Village Court Protocols and Memory // Gemeinde, Reformation und Widerstand: Festschrift fur Peter Blickle zum 60. Geburtstag, hrsg. von H. R. Schmidt u. a. Tubingen, 1998. P. 3-23. .... „ ... ... . .....
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 61 моществование бедным, богохульство, сквернословие, а также несоблюдение выходных и праздничных дней.
Все эти суды вели сжатые записи своих слушаний, называвшиеся протоколами. В принципе протокол был стандартной формой фиксации следственных и судебных процедур в большинстве регионов Центральной Европы на всех уровнях. Бывали, конечно, процедуры, при которых велись дословные записи, но такие случаи составляли немногочисленное меньшинство, и даже те документы, которые составлялись в форме вопросов и ответов, часто содержали резюмирующие пассажи и необозначенные пропуски. Цель, как ее формулировали инструкции в сборнике законов Вюртемберга, заключалась в том, чтобы составить краткую запись, отражающую содержание каждого судебного слушания. В время от времени в герцогских эдиктах повторялось, что каждое должностное лицо в герцогстве должно подобающим образом фиксировать все судебные или административные события, сколь бы тривиальными они ни были3. Тщательность, с которой вюртембергские чиновники всех уровней вели документацию, была необычайной. Во многих деревнях и по сей день хранятся в ратушах по 400 000 и более страниц протоколов, кадастров, регистров, инвентарных описей, бухгалтерских книг, списков и расписок за период с конца XVI по середину XIX века. Однако хотя Вюртемберг и отличается особым богатством документального материала, типы документов, обнаруживаемых здесь, в принципе типичны для всей Центральной Европы. Протоколы были стандартной формой фиксации судебных процедур повсеместно4.
3 См.: Sabean D. Property, Production and Family in Neckarhausen... P. 66-87.
4 По практическим вопросам составления протоколов, ведения переписки и другой бюрократической документации существовала обширная литература. Вот лишь несколько выбранных мною произведений: Bauerlen J. G. Versuch einer Anleitung zur Selbstbildung fur wirtembergische Schreiber. Stuttgart: Mezler, 1793; Idem. Lehrbuch shmtlicher Cameral und Rechtswissenschaften welche dem wirtembergischen Schreiber unentbehrlich sind. Vol. 1. Heilbronn/Neckar, Rottenburg/ Tauber, 1802; Beck C. A. Versuch einer Staatspraxis Oder Canzleyubung aus der Politik, dem Staats- und Volkerrechte. 2d ed., pt. 1. Vienna, 1778; Fredersdorff L. F. Anweisung fur angehende Justiz-Beamte und Unterrichter. Vol. 1. Lemgo, 1772; GlaffeyA. F. Anleitung Zur Weltiiblichen Teutschen Schreib-Art. 2d ed. Leipzig, 1736; [Gutscher, Friedrich], Bemerkungen und Vorschlage fiber das Schreibereywesen im wirtembergischen. n. 1., 1792; Gottlob J. H. von J. Anweisung zu einer guten deutschen Schreibart. Leipzig. 1755; Pfaff K. Versuch einer Geschichte des gelehrten Unterrichts in Wiirttemberg in alteren Zeiten. IJlm., 1842; Prechtl C. A. Uebungen der Gerichtgeschafte oder Handbuch der Beamten enthaltend: die Praxin Criminalem, Judiciariam [et] Administratoriam, durch alle Gattungen der Processe, der Amtierung, und der Rechnungswesen. Munich, 1771; Kaspar von S. Deutsche Sekretariatskunst. 3 vols. Nuremberg, 1684.
62 Микроистория: прошлое — крупным планом
Они представляют собой богатый источник, знакомящий нас с ценностями и поведением простого народа, но при попытке их использования возникают специфического рода проблемы. Прежде всего, редко встречается сколько-нибудь точное обозначение прямого цитирования целых фраз, не говоря уже об отдельных словах. В XVII веке у чиновников появилось обыкновение просить у читателя позволения на то, чтобы включить в текст какие-нибудь особенно непристойные, скатологические или богохульственные выражения, произнесенные свидетелем или участником слушаний5. Они маркировали неподобающие слова латинской формулой cum venia или ее эквивалентом (salva venia, sit venia, reverenter). Это — практически единственное обозначение прямого цитирования в документах такого рода. Даже в XVIII веке, когда стали появляться кавычки, они использовались, как правило, в том случае, если один чиновник цитировал протокол, ранее составленный другим. Прямая речь свидетелей редко маркировалась какими-либо формальными знаками.
Церковная консистория состояла из пастора, сельского старосты (Schultheiss) и двух старейшин, обычно выбранных из числа членов сельского суда (Gericht). Состав консистории соответствовал специфической организационной структуре лютеранской церкви, в которой соединялись церковные и светские институты, но поддерживалась строгая дифференциация функций. Задача старосты заключалась в том, чтобы налагать наказание и обеспечивать меры принуждения, в то время как пастор председательствовал, выносил моральные и теологические приговоры, а также вел протокол. В протоколе нет формальных свидетельств того, что его вел пастор, — в этом смысле повествование все время анонимно. Его подписывали все присутствующие члены консистории, что означает их подразумеваемое согласие с содержанием. Для кого предназначалась запись? Население не имело доступа к протоколам, и пастору специально вменялось в обязанность хранить их под замком в своем доме при церкви. Каждый год их проверял региональный суперинтендент (Superintendent) во время своей визитации, когда у него были все возможности для того, чтобы высказать свое мнение о том, как умело и как тщательно велись протокольные записи. Они, кроме того, могли использоваться суперинтендентом для составления доклада о состоянии религии и нравственности в селении. Во многих случаях пастор писал протокол, имея в виду высшие власти, ибо если дело должно было быть передано на рассмотрение региональным властям (Oberamt) в Нюртинген, то с ним должна была быть препровождена
5 См.: Sabean D. Soziale Distanzierungen. Ritualisierte Gestik in deutscher bilro-kratischer Prosa der Frilhen Neuzeit// Historische Anthropologie 4/2 (1996). S. 216-233.
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 63
и точная копия протокола. Избранная пастором формулировка протокольной записи могла сильно повлиять на то, как отнесутся к тому или иному жителю села вышестоящие чиновники и судебные власти. Далее, в тех случаях, когда кто-нибудь из жителей собирался переехать в другое место или поступить на работу за пределы села, он или она брали с собой справку о явках в различные местные судебные органы, а также о приговорах и штрафах, которые были ему или ей назначены. Таким образом, рассказ в протоколе представлял собой также средство внешнего господства и всегда имел стратегическое назначение6.
Действие — наказание, предпринимаемое в конце каждого протокола, являло собой, так сказать, кульминационный момент, который должен был быть обоснован самим рассказом7. Тот, кто писал протокол, писал его с пониманием того, что его будет читать должностное лицо с целью определить, правильные ли штрафы были наложены. Штрафы были важным источником дохода для герцога, равно как и для местного фонда помощи бедным. Их правильное наложение было предметом первостепенной заботы для консистории и для мирских и церковных должностных лиц в окружной управе [Oberamt],
В то время как к протоколам доступ населению был закрыт, жалобы доводились до сведения ответчика, для того чтобы он или она могли ответить. Часто в записи отмечается, что протокол (или часть его) был прочитан вслух и ответчика просили на него ответить. Или, в других случаях, протокол зачитывали свидетелю, истцу или ответчику, для того чтобы проверить, правильно ли передано в нем
6 См. анализ в работе: Sabean D. Property, Production and Family in Neckarhausen... P. 66-87. Деревенский житель Конрад Ишингер в 1844 году так выразил свое разочарование: «Как записано — так и было». Более обширный анализ этой темы см. в моей статье «Village Court Protocols and Memory» (сноска 2).
7 Меня призывали отказаться от концепции «кульминации», поскольку согласно ей протоколы предстают как анекдоты или комедийные пьесы. То, что я называю кульминационным моментом, — это, по утверждению моих критиков, то же, что Хейден Уайт называет тем «моральным порядком», который позволяет «рассказу» иметь «сюжет», то есть достичь КОНЦА (см.: White Н. The Value of Narrativity in the Representation of Reality // On Narrative, ed. W. J. T. Mitchell. Chicago: University of Chicago Press, 1981. P. 1-23). Но я предпочитаю остаться при концепции «кульминационного пункта», И поддержкой мне служит последний пример, приведенный в данной статье. В нем кульминация означает очень важный момент наслаждения при осуществлении власти. Люди в господствующем положении начинают смаковать то, как они осуществляют власть, и если они восстанавливают «моральный порядок», то последний никоим образом не является единственным и неоспоримым, как я надеюсь показать ниже. 4..,, ,
64
Микроистория: прошлое — крупным планом
то, что было сказано. По тому, что в записях отсутствуют зачеркивания или исправления, мы можем заключить, что пастор делал заметки и, возможно, писал черновик, который затем переписывался набело в официальную переплетенную книгу. В целом ведение протокола консистории предполагало: квалифицированного и тренированного писца (пастора) с университетским образованием; текст, не вызывавший возражений ни у кого из четверых судей; записи, которые иногда прочитывались вслух ответчикам или другим участникам слушаний; а также возможное — и иногда желаемое — прочтение протокола вышестоящими должностными лицами.
Несмотря на то что жители не имели возможности прочесть протокол, по различным каналам все село быстро узнавало о судебных процедурах, и при изображении событий всегда имплицитно имелась в виду сельская публика, динамика отношений между жителями и родственные союзы. Обвинение в ведовстве пастор мог подать как проявление конфликта между давно враждующими соседями — конфликта, столь глубокого и разветвленного, что конкретные магические враждебные действия составляли лишь малую его часть. Или это обвинение могло быть представлено как проблема суеверия, враждебного религии, — проба сил не между формальными сторонами в процессе, а между пастором и мнением народа. От того, в чем, по мнению пастора (а также других судей), заключалась суть дела, зависело, какие вопросы будут заданы, какие свидетельства будут признаны релевантными и что будет рассказано в протоколе.
Чтобы начать наше исследование, рассмотрим три протокола 50-х годов XVIII века, в которых говорится о крестьянине (Bauer) Михаэле Шобере (1725-1766), женившемся 17 октября 1752 года на Катарине (1731-1782), дочери крестьянина (Bauer) Иоганна Георга Бека8.
2. Истории пастора
А. 2 февраля 1753 года в ратуше проведено заседание консистории
2. Михаэль Шобер в третье воскресенье после Крещения [21 января], ночью — поскольку пробыл в доме Михеля Шаха, где пил вино, до одиннадцати часов — избил в постели свою жену за то, что она не отперла ему дверь. Когда подоспел тесть и хотел помочь дочери, Шобер вылез через окно и получил удар от тестя, который к тому же обозвал его негодником.
8 Немецкий оригинал протокола приводится в приложении к данной статье. (Прим, ред.) - ; л j .ъ , > , .
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса . .<№
Зять за это разбил тестю окна.
[Вмешательство суда с целью примирения]
В то время как несомненно, что Шобер вел себя непозволительным образом и в отношении него доказано совершение различных неподобающих поступков, церковная консистория предпочла избрать путь любви, потому что такое произошло в первый раз. Шоберу прочитали его текст и пригрозили, что как только снова что-нибудь услышат, это наказание ему припомнят [дословно: разогреют).
[Раскаяние ответчика]
Одновременно всех увещевали и призвали примириться и не множить жалобы на себя; Михель Шобер потом возместил своему тестю нанесенный [ущерб] и пообещал исправиться.
[Засвидетельствовал] М[агистр] Гентнер, викарий.
Староста
Иоганн Генрих Рит.
[Старейшины] Ганс Георг Бродбек
Иоганнес Бош.
В этом разделе я хочу дать разбор внутренней структуры каждого из трех протоколов. Их можно рассматривать как рассказы, в которых соблюдается упорядоченная последовательность действий во времени, вводятся по очереди действующие лица и их действия прослеживаются до некоторого заключения. Меня будет интересовать то, как эти рассказы построены, как различные темы или элементы повествования соединены друг с другом в продуманный ряд9. Сюжет рассказа один автор назвал «операцией структурирования», и я намереваюсь здесь проанализировать то, как нарративы сведены в осмысленный последовательный текст10. Чтобы выполнить эту задачу, я сначала рассмотрю элементы, содержащиеся в самих текстах, а затем введу информацию, полученную помимо них. Анализ в данном разделе будет текстологическим, в следующем — собственно историческим. И в поле напряжения между этими двумя операциями я собираюсь предложить набор различных возможных прочтений.
При первом появлении Михаэля Шобера перед судом консистории пастор описал весь ход событий — происшествия, по поводу которых проводилось слушание, вынесение приговора, прочтение про-
9 О различении «рассказа» и «сюжета» см. главу 6 в книге: Scholes R. and Kellogg R. The Nature of Narrative. New York: Oxford University Press, 1966 и фрагмент из работы Б. В. Томашевского в: Lemon L. Т. and Reis М. J. (eds.). Russian Formalist Criticism: Four Essays. Lincoln: University of Nebraska Press, 1965. P. 61-95.
10 Cm.: Brooks P. Reading for the Plot: Design and Intention in Narrative. New York: Knopf, 1984. Chap. 1.
3 Зак. 4389
66
Микроистория: прошлое — крупным планом
токола, наставления пастора, акт раскаяния Михаэля — в прошедшем времени. В повествовании нет временного разрыва между тем, что происходило до того, как дело попало в суд, и событиями во время самого судебного заседания. Вполне возможно, что секретарь, ведший запись (викарий), делал заметки, которые он прочел Шобе-ру, а затем продолжил писать рассказ; или, может быть, он сначала составил весь рассказ целиком, а потом в заключение огласил его. Финальное предупреждение Шоберу — что его приговор лишь условно отменен — выглядит как заключение, но за. ним следуют дальнейшие предупреждения и извинения Михаэля. Составляя весь протокол в прошедшем времени, повествователь позволил себе изменить последовательность событий. Далее, помещая те события, которые имели место в ратуше, где заседал суд, и те, которые происходили ранее, на один и тот же темпоральный уровень, он поставил в привилегированное положение сам процесс суда. Его заботило не столько то, что случилось, и он стремился не столько дать полный отчет о последовательности событий в доме Шобера, сколько описать конфликты, озвученные в те моменты, когда спорящие стороны обменивались угрозами и оскорблениями во время слушания, а затем примирились и заключили мировое соглашение.
Плоское описание, изложенное в рассказе, который во многом посвящен прежде всего тому, как создавался сам протокол, игнорирует большинство причин, приведших к судебному разбирательству дела, и абсолютно никак не показывает эмоционального состояния, выражений и отношения сторон к спору. Действие переходит на то, что именно решила консистория сделать с помощью наказания, приводя обоснование того, почему Шобер не был оштрафован, и говоря об условном приговоре, но не называя определенной им меры наказания. В протоколе содержалась аллюзия на нее: в соответствии с требованиями, предъявлявшимися к таким документам, в них должно было быть указано для сведения государственных должностных лиц, кто именно должен был заплатить тот или иной штраф и в пользу какого органа. Поэтому рассказ о судебном заседании должен был сосредоточиться на этом пункте, но поскольку местные должностные лица не склонны были взыскивать какую-то конкретную сумму, то пастор не записал, в чем именно заключался условно отмененный приговор. Вместо обычной кульминации нарратив демонстрирует изменение ситуации. Логика темпоральной последовательности подразумевает три шага: сражение в доме, вмешательство суда и раскаяние Шобера — и, таким образом, действия консистории превращаются в центр повествования.
В конечном итоге Шобер вынужден был извиняться не перед своей женой, которую он побил, а перед тестем, которому он разбил
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 6 7
окно. Если читать рассказ от конца к началу, то это позволяет разглядеть его конструкцию11. Вначале, по всей видимости, было три темы, которые могли получить развитие в протоколе: опьянение, битье жены и оскорбление тестя. Только последняя была выбрана для отдельного упоминания в заключении и послужила поводом для извинений Михаэля. Рассказ удовлетворяет требованиям в силу того, как в нем соотносятся друг с другом части. На самом деле последовательность несколько напоминает одну из тех, какие структуралист В. Я. Пропп обнаружил во многих народных сказках: конфронтация — победа — компенсация. В данном случае извинения Михаэля (компенсация) непосредственно связаны с вызовом, брошенным им авторитету тестя (конфронтация). Суд, естественно, был тем местом, где молодому человеку указали на социально предписанные нормы (победа). И дело оказалось не делом о нанесении побоев жене, как можно было предположить по началу описания, а делом о вызове, брошенном молодым человеком авторитету, и об оскорблении тестя.
Как мы увидим в следующем разделе, более широкий контекст напряженных отношений между Шобером и Беком (его тестем) не был включен в протокол секретарем, ведшим запись. Рассказ написан как обмен репликами между двумя мужчинами, который начинается с того, что Михаэль наносит оскорбление, а кончается тем, что он извиняется. При поверхностном чтении возникает впечатление, что речь идет просто о грубом поведении и неповиновении старшим и что самому Шоберу нечего было здесь доказывать. В том, что касается формы, необычно отсутствие истца или представителя обвинения — возможно, викарий не вызвал его (или ее) в силу неопытности. Мы видели по вступительной части записи, где сначала упоминается жена, что, судя по всему, именно она подала жалобу. Однако характер всего рассказа в целом показывает, что на самом деле обвиняющей стороной являлся ее отец. Нет никаких указаний на то, что Катарина (жена Шобера) вообще появлялась на заседании консистории. А в первых двух абзацах излагается то, что рассказали двое мужчин, но их рассказы были трансформированы викарием так, чтобы они вписывались в единое повествование.
Между событиями 21 января и слушанием 2 февраля прошло довольно много времени — 12 дней. Консистория, таким образом, имела дело не со свежим конфликтом, в котором стороны были охвачены жаром и злобой друг на друга. У Шобера было время протрезветь; у него и его тестя было время, чтобы уладить свои разногласия. Тот факт, что слушание дела вообще состоялось, был обусловлен тем,
11 См.: Martin W. Recent Theories of Narrative. Ithaca: Cornell University Press, 1986. P. 127.
68
Микроистория: прошлое — крупным планом
что Шобер не обнаруживал никакого раскаяния, а Бек не признавал того утверждения прав, которое заявлял его зять. Возможно, имела место некоторая дискуссия по поводу того, какой суд должен разбирать это дело, тем более, что основным «преступлением», похоже, было разбитое окно. Консистория была выбрана, вероятно, по нескольким причинам: Бек был членом суда (как мы увидим в следующем разделе), происшествие было подано как конфликт между мужем и женой, была осквернен святой день.
Но с чем явились в суд эти двое мужчин? Бек, несомненно, был возмущен разбитым окном. С другой стороны, он не сказал, каким способом Шобер проник в дом, тем более, что никто не открывал тому дверь. Взлом, который Михаэль, по всей вероятности, совершил, был делом не менее серьезным, нежели разбивание окна, но в том случае у него было право попасть к собственной жене. В самом деле, если бы Бек пожаловался на такой способ вхождения в дом, то тем самым он подкрепил бы утверждение молодого Шобера, говорившего, что его незаконно оставили на улице. Вероятно, Бек упомянул только, что Шобер избивал его дочь, что он пришел ей на помощь и что Шобер затем разбил окно. Михаэль в ответ говорил, что перед ним заперли дверь, что тесть ударил его после того, как он прекратил бить жену и уже уходил (предположительно тем же путем, каким вошел) и что Бек нанес ему словесные оскорбления. Оговорка насчет того, что Михаэль был лишен возможности войти в дом, была вставлена в описание того, как он бил жену, и написана она была в форме сослагательного наклонения (Konjunktiv I), какая используется для передачи косвенной речи, содержание которой автор не может проверить. Поэтому рассказчик поставил рядом утверждения Бека в прошедшем времени и ответные обвинения Шобера в сослагательном наклонении, демонстрируя доверие к первым и не торопясь поверить во вторые, а вместе с тем передавая и собственное свое отношение к обоим участникам процесса.
Викарий начал рассказ с того, что Шобер пил и пришел домой поздно, хотя не было никаких свидетельств, заставлявших предположить, что он был пьян (и 11 часов — это не такое уж поздно: это время, когда начинался комендантский час*); сделал он это для того, чтобы выстроить причинно-следственную цепочку, которая объясняла бы поведение Шобера, не внося в него никакой рациональности и не опираясь ни на какие легитимные его притязания, ни на оскорбления, нанесенные ему (удар, ругательство). Очевидно, викарию
* Curfew time (англ., нем. Sperrstunde) — время, когда полагалось прекращать работу, закрывать все питейные заведения, гасить очаги и освещение в домах, а на улицы выходила ночная стража. (Прим, перев.)
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты, бюрократов... 69
дело виделось как вопрос родительского авторитета. Остальные члены консистории, будучи склонны поддерживать дисциплину старшего поколения, все же видели суть конфликта между двумя мужчинами в более взвешенном свете. Если бы Шобер был единственным виноватым в этой истории, то не было бы необходимости предупреждать «всех» и призывать их не совершать никаких предосудительных поступков.
В. 2 сентября [1753 г. ] в ратуше проводилось следующее [слушание].
[Сцена 1: выход Ребекки Фальтер*]
1. Ребеккой, женой Саломона Фальтера, был подан иск на Михаэля Шобера за немирный брак; [в иске говорится,] что в воскресенье, следующее после пятницы — дня святого Варфоломея [26 августа], когда он во второй раз вернулся домой из Нюртингена, он начал ссору со своей женой и обвинял ее в том, что она нечестно ведет хозяйство и в его отсутствие уносит хлеб и муку, живет только у своего отца и т. д. При этом он к тому же страшно ругался, богохульствовал и поднял шум, на который прибежали Ребекка Фальтер и Агата Фельдмайер как сестры его отца; они его за это укоряли и велели больше так не делать. Он же в ответ ругал свою тетку Фальтер, в частности, ужасными ругательствами, такими как шлюха, толстуха и т. д.
[Сцена 2: выход Михаэля Шобера]
Он не мог отрицать, что ругался, куражился и страшно скандалил, и хотя он приводил всякие пустые отговорки, все же он был сочтен в высшей степени виновным.
[Сцена 3: совещание членов консистории]
За свои ругательства он был наказан мирскими властями, но поскольку дело происходило в воскресенье, а он ругался, то решено [направить взысканный штраф] в фонд помощи бедным: 1 фунт геллеров по 43 крейцера.
2. [Слушание другого дела]
[Засвидетельствовал] м[агистр] Гентнер, приходской священник.
Иоганн Генрих Рит.
[Старосты] Ганс Йерг Бродбек
Иоганнес Бош.
* Как в немецком оригинале протокола, так и в английском тексте автора используется архаичная женская форма фамилий: Falterin, Schoberin (которую по-русски можно было бы передать примерно как «Фальтериха» Или «Фальтерша», «Шобериха» и т. д.), но в переводе мы следуем современной норме, предусматривающей только одну форму и для мужских, и Для женских фамилий. (Прим, перев.)
ФО__________Микроистория: прошлое — крупным планом__________
Магистр Гентнер, который теперь уже занимал должность пастора, писал более уверенной рукой и меньше уклонялся от своей цели. Он и в этот раз соблюдал канон, начав с формальной жалобы и закончив наказанием. Как и прежде, весь протокол написан в прошедшем совершенном времени, уничтожающем дистанцию и различие между слушанием в суде и событиями, которым оно посвящено. Для Гентнера речь в этой истории шла об оскорблении святого дня. В самой первой фразе он дал понять, что преступление Михаэля Шобера имело место в воскресенье, а в последней — что штраф поэтому должен был поступить в фонд помощи бедным. Для Ребекки Фальтер, которая подавала иск, речь в этой истории шла об ее попытке вразумить племянника и об оскорблении, которое она получила в результате. С технической точки зрения именно за это [оскорбление] Шобер и был наказан. В последнем абзаце эксплицитно подчеркнута роль мирских должностных лиц в наложении штрафа. В принципе, с точки зрения лютеранской теории о взаимоотношениях между гражданской и церковной властями, а также правил проведения суда консистории это было абсолютно правильно. Формально штрафы, тюремные наказания и т. п. входили в компетенцию мирских должностных лиц, а моральный приговор — в компетенцию пастора. Но такое различие редко проводилось в тексте, и в этом отношении более типичными являются первый и третий из приведенных здесь случаев. Поэтому возникает предположение, что имела место дискуссия по поводу того, в чем заключался смысл происшествия. Сельский староста и двое старейшин консистории были обеспокоены оскорблением чести и добивались, чтобы Шобер был наказан именно за это, но Гентнер эксплицитно описал, как штраф был перемещен из профанной в сакральную сферу, когда завершил протокол описанием компенсации, подобающей такому конфликту, который он обозначил в начале: осквернению святого дня.
Как мы уже видели, весь протокол написан в прошедшем времени. Пастор-секретарь фактически описывал три сцены, имевшие место в ратуше: выход Ребекки Фальтер, выход Михаэля Шобера и совещание членов консистории. Первый абзац описывает первую сцену, начинающуюся с жалобы Ребекки, поданной семь дней спустя после события, которое заставило ее явиться в ратушу. Предметом жалобы было оскорбление, полученное ею от племянника. Маловероятно, чтобы такие детали, как двукратное возвращение Михаэля из Нюртингена, содержались в жалобе Ребекки. Она и ее сестра узнали о случившемся только тогда, когда услышали шум, доносившийся из дома Шобера. Маловероятно также, чтобы она считала, что подробности конфликта между мужем и женой относятся к сути дела, или что она знала о них, когда бежала, чтобы восстанавли-
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 71
вать мир. Прошло значительное время после событий, в течение которого все могли обсудить их подробнейшим образом, так что в семье или в соседской округе мог сложиться рассказ о происшедшем. Но каузальную последовательность выстраивал все же пастор.
Точка зрения пастора станет нам гораздо понятнее, если мы посмотрим, как он на протяжении всего повествования обходился с причинно-следственными связями. Он начал с общего утверждения, что у Шобера были конфликтные отношения с женой, и это придало описанию хронологическую глубину и создало впечатление, что мы включаемся в это повествование в середине какой-то продолжающейся истории. Все последующее вытекало из сварливости Шобера. Пастор Гентнер писал далее, что Михаэль возвратился из Нюртингена во второй раз: эта деталь кажется излишней, если учесть краткость протокольной записи. Но, приводя ее, рассказчик ловко намекал на то, что Шобер бесцельно мотался туда-сюда, пил и гулял. И довольно серьезные аргументы, которые потом были представлены Шобером, оказались вставлены уже в этот контекст: скандалы, питье, шатания. Обвинения Шобера в адрес жены — что она продолжала ориентироваться на домохозяйство своего отца — на самом деле не имели вообще никакого касательства к иску Ребекки Фальтер. Когда Шобер позднее вновь возник в рассказе, он приводил «пустые отговорки», в которых, что бы он ни говорил, наверняка содержалось и указание на причины его гнева. Но Гентнер вырвал их из контекста самооправданий и встречных обвинений Шобера, в котором они придали бы рациональный смысл его действиям, даже если бы и не оправдывали их форму и масштабы, и вставил их в первую сцену, где причина скандала была приведена в соответствие с его предшествующими шатаниями туда-сюда. Таким образом, аргументы и свидетельства Шобера были изъяты из контекста допроса его самого (сцена 2) и помещены в контекст жалобы его тетки (сцена 1), причем они приведены там в сослагательном наклонении, которое подчеркивало контраст между простым изложением теткой ее собственных показаний и отстраненным отношением рассказчика к неподтвержденным аргументам Михаэля. Защищая себя, Шобер, по-видимому признавал за собой какую-либо вину только применительно к контексту причины своих действий. Гентнер описал сцену негативно («он не отрицал, что ругался») и лишил ее всякого другого содержания, согласующегося с проводимым в протоколе тезисом, что действия Михаэля не имели вообще никакого оправдания.
С. [Kirchenkonventsprotocolle, vol. 2 (12.4. 1754/]
12 апреля 1754 года, после обеда, церковная консистория заседала и
Проводила слушания. . i
70
Микроистория: прошлое — крупным планом
Магистр Гентнер, который теперь уже занимал должность пастора, писал более уверенной рукой и меньше уклонялся от своей цели. Он и в этот раз соблюдал канон, начав с формальной жалобы и закончив наказанием. Как и прежде, весь протокол написан в прошедшем совершенном времени, уничтожающем дистанцию и различие между слушанием в суде и событиями, которым оно посвящено. Для Гентнера речь в этой истории шла об оскорблении святого дня. В самой первой фразе он дал понять, что преступление Михаэля Шобера имело место в воскресенье, а в последней — что штраф поэтому должен был поступить в фонд помощи бедным. Для Ребекки Фальтер, которая подавала иск, речь в этой истории шла об ее попытке вразумить племянника и об оскорблении, которое она получила в результате. С технической точки зрения именно за это [оскорбление] Шобер и был наказан. В последнем абзаце эксплицитно подчеркнута роль мирских должностных лиц в наложении штрафа. В принципе, с точки зрения лютеранской теории о взаимоотношениях между гражданской и церковной властями, а также правил проведения суда консистории это было абсолютно правильно. Формально штрафы, тюремные наказания и т. п. входили в компетенцию мирских должностных лиц, а моральный приговор — в компетенцию пастора. Но такое различие редко проводилось в тексте, и в этом отношении более типичными являются первый и третий из приведенных здесь случаев. Поэтому возникает предположение, что имела место дискуссия по поводу того, в чем заключался смысл происшествия. Сельский староста и двое старейшин консистории были обеспокоены оскорблением чести и добивались, чтобы Шобер был наказан именно за это, но Гентнер эксплицитно описал, как штраф был перемещен из профанной в сакральную сферу, когда завершил протокол описанием компенсации, подобающей такому конфликту, который он обозначил в начале: осквернению святого дня.
Как мы уже видели, весь протокол написан в прошедшем времени. Пастор-секретарь фактически описывал три сцены, имевшие место в ратуше: выход Ребекки Фальтер, выход Михаэля Шобера и совещание членов консистории. Первый абзац описывает первую сцену, начинающуюся с жалобы Ребекки, поданной семь дней спустя после события, которое заставило ее явиться в ратушу. Предметом жалобы было оскорбление, полученное ею от племянника. Маловероятно, чтобы такие детали, как двукратное возвращение Михаэля из Нюртингена, содержались в жалобе Ребекки. Она и ее сестра узнали о случившемся только тогда, когда услышали шум, доносившийся из дома Шобера. Маловероятно также, чтобы она считала, что подробности конфликта между мужем и женой относятся к сути дела, или что она знала о них, когда бежала, чтобы восстанавли-
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 71
вать мир. Прошло значительное время после событий, в течение которого все могли обсудить их подробнейшим образом, так что в семье или в соседской округе мог сложиться рассказ о происшедшем. Но каузальную последовательность выстраивал все же пастор.
Точка зрения пастора станет нам гораздо понятнее, если мы посмотрим, как он на протяжении всего повествования обходился с причинно-следственными связями. Он начал с общего утверждения, что у Шобера были конфликтные отношения с женой, и это придало описанию хронологическую глубину и создало впечатление, что мы включаемся в это повествование в середине какой-то продолжающейся истории. Все последующее вытекало из сварливости Шобера. Пастор Гентнер писал далее, что Михаэль возвратился из Нюртингена во второй раз: эта деталь кажется излишней, если учесть краткость протокольной записи. Но, приводя ее, рассказчик ловко намекал на то, что Шобер бесцельно мотался туда-сюда, пил и гулял. И довольно серьезные аргументы, которые потом были представлены Шобером, оказались вставлены уже в этот контекст: скандалы, питье, шатания. Обвинения Шобера в адрес жены — что она продолжала ориентироваться на домохозяйство своего отца — на самом деле не имели вообще никакого касательства к иску Ребекки Фальтер. Когда Шобер позднее вновь возник в рассказе, он приводил «пустые отговорки», в которых, что бы он ни говорил, наверняка содержалось и указание на причины его гнева. Но Гентнер вырвал их из контекста самооправданий и встречных обвинений Шобера, в котором они придали бы рациональный смысл его действиям, даже если бы и не оправдывали их форму и масштабы, и вставил их в первую сцену, где причина скандала была приведена в соответствие с его предшествующими шатаниями туда-сюда. Таким образом, аргументы и свидетельства Шобера были изъяты из контекста допроса его самого (сцена 2) и помещены в контекст жалобы его тетки (сцена 1), причем они приведены там в сослагательном наклонении, которое подчеркивало контраст между простым изложением теткой ее собственных показаний и отстраненным отношением рассказчика к неподтвержденным аргументам Михаэля. Защищая себя, Шобер, по-видимому признавал за собой какую-либо вину только применительно к контексту причины своих действий. Гентнер описал сцену негативно («он не отрицал, что ругался») и лишил ее всякого другого содержания, согласующегося с проводимым в протоколе тезисом, Что действия Михаэля не имели вообще никакого оправдания.
С. [Kirchenkonventsprotocolle, vol. 2 (12.4. 1754/]
12 апреля 1754 года, после обеда, церковная консистория заседала и
проводила слушания. ...
Лв___________Микроисторилг-пр/яалае - йяпе-g,
[Сцена 1: жалоба Бека]
” «. Иоганн Георг Бек жалуется на своего зятя Михаэля Шобера, что тот вчера, в Великий четверг [11 апреля], пошел в Нюртинген, вечером в 7 часов вернулся домой сильно пьяным и, войдя в дом, начал буянить, а когда жена дала ему отпор, стал угрожать ей побоями. Когда прибежал Ханс Йорг* Бек и попытался помочь своей убежавшей дочери, он грубо оскорблял его и ужасно ругался [например, так]: «Ты адское причастие, на этот раз я дам тебе как следует». Но когда Ханс Йорг Бек повалил его на землю, он, Михаэль Шобер, стал дергать его, своего тестя, обеими руками за волосы и сильно прокусил ему палец, так что Саломон Фальтер и другие мужчины с трудом смогли Ханса Йорга Бека от него оторвать.
[Сцена 2: свидетельство Катарины]
Катарина Шобер, как его жена, рассказывает, что по поводу сена, украденного утром в Вербное воскресенье Иоганнесом Киттельбергером, который живет в доме у Михаэля Шобера, [Шобер] после своего возвращения начал во весь голос говорить, что дом нужно будет поделить так, чтобы каждый знал, что его. Она на это отвечала, чтобы он вел себя потише, дабы людям на улице всего этого не слушать, и с этого началась вышеупомянутая ссора.
[Сцена 3: подтверждение фактов Саломоном Фальтером]
Саломон Фальтер показывает, что в своем доме выше по улице он слышал нечеловеческие ругательства, которыми можно было бы заполнить эту книгу протоколов, и [что Шобер] ведет себя так почти каждый день, устраивая перед всеми детьми в округе ужасный скандал.
[Сцена 4: допрос Шобера]
Михаэль Шобер признает, что он был в ужасном гневе и что он не хорошо обошелся со своим тестем, который публично выдал Киттельбергера в Нюртингене, [и что он] часто бьет свою жену кулаками за то, что она называет его свиным брюхом. Но он не признал, что ругался, несмотря на то, что было достаточное количество свидетелей против него.
[Сцена 5: второй допрос Шобера]
[Пойманный] с поличным, Михаэль Шобер был вызван в комнату старосты, и после того, как этот изверг, который вышиб ногами несколько дверей в своем доме и грозился поступить со своей женой еще хуже, был приговорен старостой к тюремному заключению, он убежал от судебного исполнителя и ночью, в девять часов, пришел домой. Его жена, однако, не чувствовала себя в безопасности в своем доме, потому что он [Шобер], если бы пробрался туда, непременно надавал бы ей оплеух, и прошлую ночь она спала в доме своего отца.
[Сцена 6: приговор мирских властей]
Этому злостному сквернослову, грубому человеку, столь непокорному по отношению к своему тестю, и известному пьянице, было вынесено следующее наказание:
* Ханс Йорг — просторечная форма имени Иоганн Георг. (Прим, перев.)
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 73
За его пьянство — 1 гульден в пользу всемилостивейшего господина [герцога].
За ругань — 2 фунта геллеров [в пользу бедных?].
За жестокое обращение, насильственный побег и грубости и т. д. на 24 часа в тюрьму, с угрозой, что это будет последний раз, когда его преступлениями занимаемся мы, а [в следующий раз] передадим его как неисправимого в досточтимую окружную управу (Oberamt) и рекомендуем посадить его в тюрьму.
[Сцена 7: выход Киттелъбергера]
Иог[аннес] Киттельбергер смиренно признает свою вину и горестно сокрушается по поводу содеянного, он извлечет из этого урок на всю жизнь. После сурового предупреждения и разъяснения его грехов на него был наложен штраф в 1 фунт геллеров по 43 крейцера в фонд помощи бедным, потому что он совершил свое деяние в Вербное воскресенье перед утренней церковной службой.
[Излагается еще одно краткое дело]
Засвидетельствовал: м[агистр] И. В. Гентнер, пастор.
Староста Иоганн Георг Рит.
Старейшины Ханс Георг Бродбек
Иоганнес Бош.
Пастор Гентнер построил третий протокол в виде описания семи сцен, начинающегося с появления в суде Иоганна Георга Бека, который жаловался и свидетельствовал против своего зятя. В этот раз консистория заседала на следующий день после событий, собравшись на специальное заседание, чтобы немедленно заняться таким крупным случаем насилия и семейной ссоры. Тем не менее остается неясным, как различные сцены соотносятся друг с другом, или как приговоры, вынесенные по этому делу, соотносятся со слушаниями. Сцены с первой по четвертую включительно (жалоба Бека, свидетельские показания Катарины, подтверждение информации Саломоном Фальтером и допрос Михаэля) все начаты в настоящем времени; они, таким образом, задают ту точку зрения, с которой пастор-секретарь рассматривал каждый рассказ, который передавал. Внутри каждой сцены изложение ведется либо в прошедшем совершенном времени, либо в сослагательном наклонении, передающем косвенную речь, что создает впечатление, будто мы слышим голос лица, сообщающего информацию. В конце сцены 4 мы ожидаем заключения: кого-то оштрафуют, или прочтут нотацию, или вынесут предупреждение. Вместо этого рассказ переходит в прошедшее совершенное время(сцена5: «Итак, Михаэль Шобер вызван»), которое показывает, Что делал Шобер после того, как его, по всей видимости, подвергли
74 Микроистория: прошлое — крупным планом
штрафу и отпустили с заседания консистории (он пошел домой, выбил ногами несколько дверей и вновь грозил своей жене), а затем рассказ вновь возвращается в прошедшее [историческое] время, чтобы описать его арест, бегство, возвращение и дурное обращение с женой. Только в этом месте появляется ожидавшийся приговор (сцена 6), который, должно быть, включает в себя исходный приговор, помещавшийся после сцены 4, и новый приговор, вынесенный на следующий день после первого слушания, — это третья точка зрения для рассказчика, который сообщает об окончании работы в первый день («вчера ночью»). В финальной сцене пишущий снова возвращается к настоящему времени и соединяет вместе слушание Иоганнеса Киттелъбергера, совещание суда, вынесение предупреждения и наложение штрафа. Эта сцена отделена от рассказа, ведшегося в сценах с 1 по 7 включительно, но происходила она предположительно во время совещания суда в первый день, то есть между сценами 4 и 5. Мы обнаруживаем, таким образом, что темпоральное смещение в протоколе тесно связано с предварительно принятым решением по поводу того, в чем состоит собственный сюжет рассказа. Мы видели также, что грамматическое время, в котором ведется повествование, тесно связано с тем, как рассказчик встраивает собственную точку зрения. Оба этих момента требуют дальнейшего исследования.
В сцене 1 пастор передавал свидетельство Бека в прошедшем времени, в первом предложении используя косвенную речь, которая принадлежит тестю. Но второе и третье предложения снова отходят от косвенной речи и описывают действие с точки зрения всеведущего рассказчика, и теперь в них, вероятно, включены свидетельские показания Бека, Катарины, Саломона Фальтера и, возможно, других лиц, которые также выступали в качестве свидетелей или от которых пастор Гентнер получал информацию, хотя они не были поименованы в тексте. В этой части повествования пастор начал с изложения сути жалобы Бека, где Шобер представлен буянящим и угрожающим (на самом деле он свою жену так и не ударил). По мере того как разворачивается рассказ, действия Шобера представляются следствиями этой иррациональности. Как и в предыдущих случаях, контраст в отношении к этим двум мужчинам обнаруживается в глаголах, которые используются рассказчиком для характеристики их действий: Михаэль буянит, угрожает, оскорбляет, ругается, дергает за волосы и кусается. Иоганн Георг Бек же, в отличие от него, просто прибегает, помогает и валит Шобера на землю. Из этого рассказа складывается впечатление, что Бек говорил очень мало и обнаруживал чрезвычайную сдержанность в то время, когда приводил Шобера в положение лежа на спине.
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 75
Сцена 2 описывает свидетельские показания Катарины Шобер. Причинно-следственные связи в ее рассказе резко контрастируют с теми, которые приписывались ее отцу и были выстроены пастором. По ее разумению, все дело произошло не от опьянения или иррационального гнева Шобера, а от взаимоотношений между двумя домохозяевами, которые совместно проживали в доме. Киттельбергер украл сено, что заставило Михаэля взорваться. Но временная последовательность в резюме, составленном Гентнером, очевидно, вырезает значительную часть свидетельских показаний Катарины и не передает конкретную причину, по которой Михаэль обратил свою злобу против жены, а потом против ее отца. При передаче ее показаний кража сена Киттельбергером и реакция Михаэля сведены в одно предложение как непосредственно связанные друг с другом по времени. Но Михаэль только четыре дня спустя обнаружил, что его тесть рассказал о краже всем, кроме него. И пастор и Катарина, похоже, сговорились друг с другом относительно причин агрессии Михаэля против нее. То, как именно были структурированы отношения солидарности между жильцами одного дома, родственниками и соседями и какого рода альянсы составляла Катарина, в рассказе не раскрывается.
Сцена 3, свидетельские показания Саломона Фальтера вообще не касаются ни событий этой ссоры, ни его участия в усмирении Шобера. Здесь пастор изменил грамматическое время, чтобы показать действие, разворачивавшееся в прошлом, и чтобы подкрепить впечатление, что инцидент этот был не исключительным (украденное сено, нарушение семейной лояльности), а обычным (ругань, буйства, угрозы).
Рассказчик свалил свидетельские показания Шобера (сцена 4) в лишенную логики кучу, связывая его раскаяние по поводу собственного гнева и признание в дурном обращении с тестем воедино с привычным насилием по отношению к жене. Контекст его отношений с Катариной не был рассмотрен в более ранних показаниях, и этот пассаж звучит как ответ на наводящий вопрос. Выхватывая одно выражение («свиное брюхо») и представляя его в качестве причины обычного действия Шобера, пастор отвел сюжет в сторону от сложной семейной истории, споров по поводу прав и ресурсов, управления домашним хозяйством и взаимодействия между различными альянсами и отношениями солидарности среди родственников и соседей. Ключевой момент обвинений Шобера в адрес Бека — тот факт, Что последний сообщил новости в Нюртинген, не сказав ему, — был вставлен в нелогичное придаточное предложение.
В сцене 5 пастор Гентнер использовал выражение «с поличным», Которое заставляет предположить, что завершение дневного засе-
76
Микроистория: прошлое — крупным планом
Дания на самом деле не привело к вынесению ясного приговора Шоберу. Штраф был назначен Киттельбергеру. Не было представлено никаких свидетельств, на основании которых можно было бы заключить, что во время спора Шобер ударил свою жену. Возможно, физическое нападение Бека было неспровоцированным, и единственная вина Михаэля состояла в том, что он слишком отчаянно защищался. Гентнер, возможно, прибавил все общие слова из свидетельства Саломона Фальтера именно потому, что на самом деле не было повода для судебного разбирательства. Теперь же у консистории было, что конкретно повесить на Шобера. После судебного заседания он дал выход своей злобе, вышибив несколько дверей, но жену свою по-прежнему не трогал. Когда староста попытался посадить его под замок, он сбежал. В последней фразе используется сослагательное наклонение (Konjunktiv II), с помощью которого сообщается, что жена Михаэля чувствовала себя в опасности; она бежала не от реальных побоев. Когда Шобер возвратился, ее, похоже, не было дома: она уже ушла ночевать в дом своего отца. Преступления Шобера заключались в том, что он поломал несколько дверей, сбежал от судебного пристава и был способен на другие насильственные действия. В следующем разделе я опишу некоторые родственные отношения между действующими лицами и покажу, что среди представителей власти не было единого мнения о том, как рассказывать эту историю. У пастора в этот раз была большая свобода действий, поскольку Шобер бросил вызов старосте Риту и поэтому тот больше не оказывал ему протекции, а дядя Михаэля, старейшина консистории Бродбек, был нейтрализован, что создало возможность нового прочтения ситуации.
Поскольку Шобер совершил побег, по отношению ко всем аспектам его поведения стало возможно применять штрафы и прочие наказания (сцена 6). В преамбуле к приговору ему поставили в вину пьянство вообще («известный пьяница»), а не опьянение в данном конкретном случае; привычку ругаться («злостный сквернослов») и неподчинение тестю. Никаких действий в отношении жены не упоминалось вовсе, и вплетение замечаний по поводу его обращения с нею в текст протокола тут и там было, по большей части, ложным следом. Во всех трех случаях Шобера подвергали судебному преследованию (его тесть и его тетка) или свидетельствовали против него (две его тетки и его дядя) люди старшего поколения. Его жена жалоб не подавала, и от ее имени тоже никто их не подавал. Ее либо не просили дать показания, либо ее показания были неоднозначными. Обвинения против Михаэля всякий раз касались его отношения к авторитетам: неподчинение тестю, грубость по отношению к тетке, пьянство в выходные и праздничные дни, легкомысленное отношение к сакральным дням и словам, побег от старосты, строптивость и отсут-
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 77
ствие смирения перед пастором. Под конец Гентнер сбросил маску нейтрального рассказчика и поведал о последствиях непослушания Шобера в первом лице множественного числа. Теперь он с уверенностью заявлял авторитет и власть прямо и персонально.
Финальная сцена высвечивает проблемы поведения Шобера с помощью контраста между его и Киттельбергера отношением к авторитетам. Не кража, как выясняется, была в центре этого фрагмента рассказа: дело было в покорности. Киттельбергер сделал все как надо: он смиренно признал свою вину, он горестно сокрушался о своем деянии, он извлек из всего происшедшего урок на всю жизнь. Основное отношение между пастором и прихожанином должно было состоять в вине и раскаянии. Именно с помощью этого механизма церковь поддерживала легитимность своего авторитета. Проблема с Шобером состояла в том, что он не надевал на лицо простецкую улыбку. Гентнер как рассказчик взял проявления пьянства в праздник, ругань и непочтительность и превратил их в проявления склонности к насильственным действиям и жестокости. Моделируя свой рассказ, он перечертил линии конфликта между Киттельбергером и Шобером (вор и потерпевший) и Беком и Шобером (эксплуататор и эксплуатируемый — как мы увидим, Бек использовал труд Шобера и контролировал средства производства), чтобы изобразить строптивого Шобера в виде единственного агрессора и безумного грубияна.
3. У семи нянек дитя без глазу
Рассматривая технику выстраивания сюжета, мы в основном уделяли внимание текстологическому анализу: вопросам построения последовательности событий, грамматическим временам, меняющимся планам рассмотрения, причинно-следственным связям, формам глаголов. Рассказчик создал свой «объективный» рассказ, соединив в цепочку несколько коротких «мотивов», которые составили скелет повествования12. Структурирующие или упорядочивающие паттерны сюжетов свели сложные истории о конфликте между поколениями к простым историям о неправомерном вызове, бросаемом моральным авторитетам. Опуская вопросы, задававшиеся во время слушаний, пастор мог выступать в роли объективного секретаря, присутствие которого и активное участие скрыты. Текстологический анализ, однако, дает лишь частичное решение задачи. Обратясь более обстоятельно к контексту, мы откроем новые измерения диалога и пересмотрим сюжеты пастора с тем, чтобы найти наши собственные.
12 Об «объективности» рассказчика см.: Booth W. The Rhetoric of Fiction. London: Penguin, 1991, P. 67-86.
78 Микроистория: прошлое — крупным планом
Повествования были включены в сложный комплекс социальных взаимоотношений, на многие из которых содержатся намеки или указания в самом тексте. Чтобы понять, как протоколы в том виде, в каком викарий их составил, возникали в результате переговоров между несколькими сторонами, нам нужно обратить внимание на ключевые факты, содержащиеся внутри самого документа, и поискать в других источниках информацию, которая может добавить дополнительные измерения. Михаэль Шобер, 27 лет, и Катарина Бек, 21 год, на тот момент, когда произошли события, описанные в первом протоколе, прожили в браке три с половиной месяца. Согласно тексту, который мы рассматриваем, она, во всяком случае, еще жила — или спала — в доме своего отца, и, возможно, у них обоих была квартира там, что соответствовало распространенной в Нек-кархаузене практике выделения молодой семьи в отдельное домохозяйство лишь постепенно, с течением времени. Есть множество свидетельств того, что молодые супружеские пары иногда до года после свадьбы имели комнату и часто столовались в доме родителей. И хотя свидетельства найти трудно, представляется также, что многие супруги сохраняли за собой свои прежние, раздельные места жительства и съезжались вместе лишь через несколько месяцев. По брачному контракту молодая семья всегда наделялась землей, но почти никогда — рабочим скотом и сельскохозяйственным инвентарем; это, с одной стороны, закрепляло молодых людей в деревне и привязывало их к сельскохозяйственному производству, а с другой — делало их зависимыми от старшего поколения в обработке этой земли. В данном случае, например, три из пяти пахотных полос, которые получила Катарина от своего отца, представляли собой части более крупных наделов, принадлежавших ему, которые надо было пахать и бороновать заодно (Inventuren und Teilungen, 750, 5. 3. 1753). В таком случае предполагалось, что ее отец будет пахать весь участок за плату либо будет ожидать, что дочь и ее муж предоставят в его распоряжение свою рабочую силу. Взаимные услуги, оказываемые друг другу поколениями в деле обработки земли, и медленное разделение домохозяйств были частью системы дисцип-линирования, осуществлявшегося старшим поколением по отношению к младшему13.
Инцидент имел место за месяц до того, как молодая чета была включена в инвентарную опись. Как всегда в Неккархаузене, внесение в опись произошло после свадьбы — в данном случае через четыре с половиной месяца, что было значительно короче среднего срока для того периода. Хотя соглашение по поводу собственности
13 См.: Sahean D. Property, Production and Family in Neckarhausen. P. 247-299.
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 79
заключалось во время предварительных переговоров и земля часто выделялась молодым задолго до того, как проводилась инвентарная перепись, переговоры все же тянулись до этого момента. В рассматриваемом нами случае родители Шобера умерли задолго до его женитьбы, и он, по всей вероятности, уже получил свое наследство. Из инвентарной описи, составленной через месяц после инцидента, мы узнаем, что Михаэль Шобер принес в общий фонд семьи втрое больше имущества, чем его жена, Катарина Бек. Он также владел четвертью родительского дома. Земли у него было в общей сложности 8,3 моргена (6,5 акра), у нее — 3,5 моргена (2,7 акра). Но он не получил в наследство никаких сельскохозяйственных орудий. До 60-70-х годов XVIII столетия было обычным делом то, что один из супругов приносил с собой в семейный фонд значительно больше имущества, нежели другой, несмотря на то, что существовал обычай разделять наследство строго поровну, так что и сыновья и дочери получали одинаковое количество движимого и недвижимого имущества. При заключении первого брака вполне могла принести с собой львиную долю жена. Есть множество свидетельств, на основании которых можно предположить, что соотношение долей имущества, внесенного каждым из супругов в семейное состояние, влияло на баланс власти в браке. Михаэль Шобер был, несомненно, более богатым из партнеров и более независимым, поскольку его родители уже умерли. Его тесть и жена занимались его дисциплинированней. Она все еще жила дома, и ни она, ни ее отец не склонны были пускать Михаэля в дом в поздний час после того, как он пил в питейном заведении. Шобер пребывал в процессе утверждения своих прав и переговоров с Беком по поводу окончательных размеров приданого. Он заявлял права на труд, на собственность и на сексуальные услуги своей жены.
Иоганн Георг Бек был членом сельского суда (Gericht), и в качестве одного из старейших его членов он обладал значительной властью в общине. Приходя в церковную консисторию, он был там среди равных. А молодой магистр Гентнер в момент написания первого протокола был еще только викарием, он заменял престарелого пастора, который не мог больше исполнять свои обязанности; возможно, Гентнер имел надежды на то, что место перейдет к нему, но У него не было ни уверенности, ни большого опыта. Во всяком случае, он еще не был в состоянии реализовать всю полноту моральной и политической власти, связанной с пасторской должностью, и разбираться с Шобером он, похоже, предоставил старшим членам мирского самоуправления. Беку было 56 лет, старосте Риту — 37, а старейшинам — 63 (Бродбеку) и 56 (Бошу). Бродбек приходился Шо-беру дядей по матери и остался единственным мужским авторитетом
80
Микроистория: прошлое — крупным планом
из поколения его родителей: он был опекуном Михаэля со времени смерти его матери в 1741 году (Inventuren und Teilungen, 622, 17. 9. 1741). Кроме того, мать старосты Рита приходилась Михаэлю крестной матерью. В то время кумовство еще, как правило, связывало семьи на протяжении многих поколений, так что члены одной семьи «передавали друг другу по наследству» роль крестных родителей для детей другой семьи14. В более ранние времена староста Рит унаследовал бы эту роль от своей матери и, таким образом, стал бы покровителем по отношению к Шоберу. В данном случае у молодых пока еще не было детей, но когда к концу года они появились, Михаэль выбрал в кумовья сына Иоганна Георга Бродбека, Иоганнеса, своего двоюродного брата, следуя новому обычаю выбора родственников. Несомненно, Бродбек, да, вероятно, и Рит тоже склонны были обойтись с юным Михаэлем помягче, поэтому консистория пришла к соглашению: вынести Шоберу предупреждение и заставить его извиниться перед тестем.
Хотя нам достоверно известно только одно слово — «негодник», произнесенное во время спора, мы все же можем рассматривать протокол как документ, выработанный в результате переговоров. У сторон были не одинаковые возможности влиять на его содержание, и определенные альянсы тянули и толкали в разные стороны. Бек и викарий, похоже, действовали заодно против Шобера и Бродбека, и эта партия в большей степени определила содержание первых двух абзацев. В первой фразе третьего абзаца викарий все еще выражал их точку зрения — что Шобер заслуживал наказания и был виноват, — а потом стал описывать компромисс. Сводя воедино все наблюдения, мы видим, что такой протокол всегда отражает напряжение между объединяющим голосом секретаря, ведущего запись, обосновывающего приговор, создающего причинно-следственный ряд, меняющего последовательность событий, рассказывающего удовлетворительный рассказ об адекватной компенсации или трагический рассказ о нарушенной взаимности, уплощающего темпоральность посредством постоянного использования прошедшего исторического времени — с одной стороны, и включенными в текст обрывками требовательных голосов, стратегическими альянсами, конфликтующими притязаниями и конкурирующими причинно-следственными рядами — с другой.
Ситуация, описанная во втором протоколе, включала в себя переговоры о пересмотре семейных отношений. К этому времени со свадь-
14 О таких отношениях см.: Sabean D. Kinship in Neckarhausen 1700-1870. New York: Cambridge University Press, 1998. - - -v •
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 81
бы Михаэля и Катарины прошло уже более десяти месяцев. В конце предыдущей зимы была составлена инвентарная опись их собственности, Катарина переехала из отцовского дома в дом мужа. Более того, примерно тогда, когда составлялась опись, она забеременела и к моменту скандала была уже на шестом месяце. Супруги прошли вместе через свой первый годичный сельскохозяйственный цикл, и имелось значительное напряжение между Михаэлем и его женой по поводу того, до какой степени их собственное и его тестя домохозяйства были отделены друг от друга. Консистория — по крайней мере, насколько можно судить по протоколу, — не занималась разрешением этого спора, и протокол лишь глухо намекает на тот специфический контекст, в котором состоялась ссора. У Шобера были свои претензии, которые надо было куда-то вписать, но им не было уделено такое место, чтобы суду пришлось разрешать спор в пользу той или иной из обиженных сторон. Часто полагают, что такие учреждения, как консистория, были призваны служить посредниками между сторонами, но в реальных судебных документах находится мало свидетельств того, что это в самом деле было так. В данном случае семейная ссора была преобразована в случай оскорбления святого дня — то есть не столько в проблему распределения прав в рамках семьи, сколько в борьбу между церковными властями и строптивым селянином по поводу соблюдения ритмов церковного календаря, а эффектом было установление контроля старшего поколения над младшим.
Мы можем начать вписывание третьего протокола в более широкий контекст с того, что рассмотрим внимательнее события, ставшие причиной всего конфликта. Очевидно, Шобер ходил в Нюртинген и там узнал, что Иоганнес Киттельбергер украл у него сено и что его тесть об этом деле знал и говорил об этом в Нюртингене, ничего не сказав ему. Иоганнес Киттельбергер (41год) и его жена Мар-гарета Вальднер (55) жили в одном доме с Михаэлем (29) и его женой Катариной (23) Шобер. У них были раздельные спальни, но, вероятно, общая кухня, гостиная и кладовые (отсюда стремление Михаэля поделить дом). Маргарета Вальднер была вдовой старого Михаэля Шобера, то есть приходилась младшему Михаэлю мачехой. Она унаследовала весьма значительное количество имущества от его отца и привела в дом сравнительно бедного мужа намного младше себя, родом не из Неккархаузена, невзирая на возражения мирских властей (Gerichts- und. Gemetnderatsprotocolle, vol. 1, fol. 9 [6. 2.1747]). В соответствии с идеологией той эпохи предполагалось, что она и ее новый муж будут осуществлять родительскую власть над Михаэлем, а от него ожидалось, что он будет относиться к ним с
82
Микроистория: прошлое — крупным планом
почтением и уважением. Он унаследовал четверть стоимости родительского дома, а мачеха — три четверти. Все они жили бок о бок с тестем Шобера, который знал об украденном сене и немедленно вмешался в семейную ссору, а также с дядей и тетей Михаэля по отцу (Ребеккой Фальтер, 39, и Саломоном Фальтером, 42), которые также были втянуты в этот и в предыдущий конфликт. Они, по-видимому, были убежденными пиетистами: их в обоих случаях возмущали ругань и сквернословие, и они были в тесном союзе с пастором. Саломон был членом сельского совета (Rat).
В данном разделе мы ввели измерение, которого не видно при внутреннем чтении текстов и которое заставляет предположить, что дело было в правах собственности и в использовании труда. Существовавший в Неккархаузене механизм передачи собственности от поколения к поколению позволял старшему поколению непрерывно дисциплинировать младшее. Молодые супружеские пары получали количество земли, которого хватало для того, чтобы удержать их в деревне, но не хватало для того, чтобы позволить им стать самодостаточными. Они также не получали необходимого тяжелого земледельческого и транспортного инвентаря и животных, чтобы вести хозяйство независимо. К несчастью для Бека, у Шобера имелась значительная своя собственность, поскольку его родители умерли, оставив ему гораздо больше ресурсов, чтобы идти своим путем, нежели это было угодно Беку. Шобер стремился интегрировать рабочую силу своей жены в свое собственное домохозяйство скорее, чем это устраивало его тестя, в результате чего сразу возникала динамика, при KOTopoii двое мужчин боролись за рабочую силу дочери/жены. Ее собственные интересы по ходу этой борьбы изменялись и в долгосрочной перспективе с неизбежностью вели к поражению Бека и, в конце концов, к тому, что стороны предстали перед судом. Последнее дело при такой версии сюжета демонстрирует нам, как мерзко сводил Бек счеты со своим зятем и как последний в конце концов повел себя как молодой бунтарь. После этого в борьбе между поколениями произошел поворот в его пользу и он пополнил ряды независимых глав домохозяйств.
4. Заключение f
Мы возвращаемся к проблеме разных способов создания сюжета в протоколе. Каждый из них, как мы видели, является результатом сложных переговоров. Будет ли некое дело вообще рассматриваться в суде консистории, в значительной мере зависело от того, могли и хотели ли пастор и другие должностные лица разобрать его «приватно» и готовы ли были стороны, участвовавшие в разбирательстве,
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 83
подать официальную жалобу. В принципе, человек, который сообщал пастору какую-нибудь сплетню, мог быть вызван в консисторию, чтобы рассказать там, что произошло, и быть внесенным в протокол в качестве истца. Каждая сторона, равно как и свидетели, давали показания, которые надо было тем или иным образом включить в описание процесса. Другие члены консистории должны были подписать протокол, а релевантные части той или иной версии его должны были быть прочитаны участникам. Проблема нарративного анализа заключается в том, чтобы выявить вклад каждого из них в итоговый текст или, как минимум, выяснить мнение каждого, даже когда оно было искажено за счет сжатого пересказа, косвенной речи, дистанцирования и реконтекстуализации. За каждым унифицированным рассказом стоит несколько диалогов, которые происходили по пунктам между каждым участником и судом. В большинстве случаев каждая часть слушания может быть визуально представлена как сцена и проанализирована на предмет своей логичности, связности, умолчаний, вероятностей и преемственности. Каждая сторона следует определенной стратегии для того, чтобы сформировать рассказ, и действует в поле эксплицитного или имплицитного альянса. И разумеется, каждый человек говорит в контексте господствующих ценностей, связанных с понятиями благочестия, прилежания, чести и уважения, которые помогают установить способы сопротивления.
Рассказчик в протоколе заранее решает, какова природа разбираемого инцидента, хотя делает он это не всегда сознательно, и следствия, вытекающие из этого выбора, не всегда непротиворечиво доводятся до логического конца. В большинстве случаев заключение, концовка или кульминация повествования содержат описание вынесенного консисторией решения — оштрафовать, вынести взыскание, отправить в тюрьму или проявить снисходительность, и линия повествования всегда ведется так, чтобы сделать наказание адекватным преступлению. Надо читать рассказ в обратном порядке, от заключения к началу, чтобы увидеть, какие из возможных вариантов, введенных в начале, определили характер сюжета. Сам тот факт, Что протоколы часто были посвящены земным делам и представляли собой короткие, сжатые, в высшей степени обобщенные рассказы, заставлял секретаря, ведшего записи, обрисовывать ситуацию с помощью нескольких искусных штрихов. Во многих случаях он работал на основе «предопределенных сценариев»: мужчина приходит домой из таверны в воскресенье или из Нюртингена в праздник, угрожает своей жене или заходит в дом своего тестя15. Несколько слов
15 См.: Martin W. Recent Theories of Narrative. P. 67-68.
84
Микроистория: прошлое — крупным планом
или строчка могут выстроить сложную ситуацию с самыми различными обертонами именно потому, что они представляют аспекты семейной повседневной жизни.
Пастор редко обнаруживал свое присутствие в рассказе. Он пользовался отстраненным, объективным стилем, который вызывает впечатление нейтральности и беспристрастности. Его рассказ реализуется с помощью стратегического отношения к грамматическому времени и выбору прямой либо косвенной речи. От фразы к фразе повествователь может смещать точку зрения, с которой он наблюдает за действием, и может переходить от косвенной речи, где он передает показания свидетеля своими словами, к позиции отстраненного наблюдателя, где он уже не указывает источник своей информации16. Смена грамматических времен, лиц, точек наблюдения и источников информации составляет тот технический инструментарий составителя протокола, который позволяет ему решать проблему составления единого повествования из материалов, полученных из конфликтующих между собой рассказов. Поскольку протокол — не стенографическая запись и написан либо по черновым заметкам, либо по памяти, то главным средством, с помощью которого создается связный рассказ, является перемена последовательности. Рассказчик играет с разницей между судебным слушанием как собственным предметом отчета и предшествующей ситуацией, которая явилась его причиной. Размывая эту разницу и описывая слушание и исходный инцидент в одном и том же историческом прошедшем времени, повествователь может свободно смещать элементы происшествия в ту или другую сторону. Задача критического прочтения — вновь ввести диалог в ставший монологичным текст.
Составитель протокола не располагает большим пространством для разработки нюансов характера. В том, что касается свойств участников событий, у него, по всей видимости, есть два основных средства обосновать вывод: сосредоточиться на передаче информации с помощью глаголов и имплицитно интерпретировать поведение. Причинно-следственные объяснения заключены в стереотипных ситуациях. Повествование разворачивается в рамках каузальной структуры, которая соотносит каждое действие с типом характера, который автор уже закрепил за тем или иным действующим лицом. Тот
16 О дистанции и наблюдателе см. статьи У. Кларка, В. Фоейерхана и П. Беккера, опубликованные в сборнике: Little Tools of Knowledge: Historical Essays on Academic and Bureaucratic Practices / Ed. By Peter Becker and William Clark. Ann Arbor: Univ, of Michigan Press, 2001. P. 95-168, 197-235.
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 85
или иной негодяй делает то, что он делает, потому, что он грубиян, или пьяница, или сквернослов. Каждое действие иллюстрирует или имеет своим референтом тип персонажа, который совершает подобное действие. Причинно-следственный ряд, благодаря которому в рамках той или иной диалогической ситуации или социального конфликта возникал бы мотив, систематически разбивается посредством перестановки элементов рассказа, лишающей всякое девиантное поведение рациональности. Иногда автор протокола применяет к действующему лицу или его поступку общие негативные эпитеты, но основную роль в определении линии повествования играет расчетливый подбор глаголов, и такой эпитет, как «грубиян», обычно фигурирует в качестве обобщающего ярлыка, подготовленного рядом трансакций, переданных в понятиях действия.
Вполне возможно, что текстологический анализ может вновь ввести диалог и восстановить аспекты голосов, подавленные в том или ином рассказе, но необходима историческая реконструкция контекста для того, чтобы обеспечить более полное понимание возможных альтернативных рассказов. Но можно ли сказать, что в таком случае историк просто поставит свою форму объективной прозы — еще одну сочиненную историю — на место истории протоколиста? Отнюдь нет, такой вопрос подразумевает наивный релятивизм. Задача историка заключается в том, чтобы дать более полный спектр моральных точек зрения, а не собственный замкнутый, одномерный рассказ. Кульминационные моменты подсказаны историку не произволом, а остроумием сатирика.
Этот разбор нарративных стратегий в составлении протокола базировался всего лишь на беглом взгляде, брошенном на теорию нарратива, чем и объясняется его довольно несистематичный характер и неуверенность прочтений. В итоге он, возможно, говорит больше о текстах бюрократов, нежели о голосах крестьян; хотя по замыслу он должен был быть наполнен энтузиазмом по поводу реконструкции если не их голосов — то их точек зрения, если не их собственных рассказов — то диалогической ситуации, в которой они были созданы, если не их ценностей — то их стратегических намерений. Слишком Просто было бы сказать, что все, что мы знаем о крестьянах, преломлено в призме документов, составленных теми, кто был в доминирующей позиции по отношению к ним, ибо техника этого доминирования может рассказать нам о том, о чем они молчали, что они искажали или проглатывали. Я хочу привести в завершение протокол, Который говорит об удовольствиях, связанных с осуществлением власти.
86 Микроистория: прошлое — крупным планом
5. Концовка
[Kirchenkonventsprotocolle, vol. 2 (30. 11. 1762).]
30 ноября 1762 года.
Галлус Фальтер вернулся домой с господской охоты, где он был ранен, зашел в дом к старосте и сказал матери старосты, что разберется с пастором и старостой перед Божьим Страшным судом. Здесь в мире его все равно никто не слушает.
Будучи допрошен, он не мог отрицать, что он-де такого не говорил разным лицам, И[оганну] Якобу Хефнеру и возле дома Иоганна Фальтера, кузнеца.
Вопрос: По какой причине? Недавно ему приходилось являться в досточтимую окружную управу [Oberamt] по поводу [украденных] снопов, и там господин начальник управы [Oberamtmann] даже не дал ему ничего сказать, добавив, что приходские и местные власти в Неккархаузене описали его как человека, у которого в голове всякая чертовщина. Поскольку ему не разрешили за себя ответить, он был оштрафован за 1 проступок и ему пригрозили большим [наказанием]. Поэтому он должен рассматривать нас обоих в качестве виновников его дискредитации перед досточтимой управой.
Так как мы могли с удовольствием (!) ответить на его порочащие слова и хотели сообщить о происшедшем в досточтимую управу, то он, Фальтер, просил со слезами, чтобы мы его пощадили, потому что он знал, что ему грозила тюрьма, если бы это дошло до управы.
На том он был отпущен, и за старостой было оставлено право на сатисфакцию.
[Засвидетельствовал] м[агистр] Гентнер, пастор.
[Внизу — приписка:]
‘ NB: Позже мы — к сожалению! — узнали, что он был побит солдатами в Нюртингене, которым он досаждал в пьяном виде17.
17 [Kirchenkonventsprotocolle, vol. 2 (30. И. 1762). ]
d. 30te 9br 1762
Gallus Falter kam votn herrschafftl. Jagen, woselbst er ziml. verwundet worden heim, kehrte ein in deB SchultheiBen Haus, und sagte zu deB SchultheiBen Mutter, Er wolle mit dem Pfarrer u. SchultheiBen vor dem jiingsten Gericht Gottes es auBmachen. Er habe hier auf der Welt ohnehin kein Gehdr.
Auf befragen konnte Er nicht laugnen, daB er solches nicht geredt hatte gegen unterschiedl. Personen, J. Jacob Hafner u. bey Joh. Falters Schmids HauB.
Rx. AuB was ursach? Neul: habe er vor dem lobl. Oberamt wegen Garben erscheinen mtis-sen und da habe ihn H. Oberamtmann nicht einmahl reden lassen mit dem Zusatz, das Pfarr- und SchultheiBamt zu Neccarhausen habe ihn beschriben als einen Mann, der
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов... 87
Приложение
Церковные протоколы 1753—1754 годов
A. [Kirchenkonventsprotocolle, vol. 2 (2. 2. 1753).]
d. 2te Febr. 1753 auf dem RathauB Convent gehalten worden
2. Michael Schober hat am iii Sontag Epiphaniae in der Nacht, da er sich in Michel Schachen HauB beim Wein biB xi Uhr auffgehalten. sein Weib im Bett geschlagen, darinn, daB sie ihm daB HauB nicht eroffnet habe, als der Schwahr beygesprungen u. der Tochter helffen wollte, so stieg der Schober zum Laden hinauB, bekam einen Streich von dem Schwahr, der ihm darzu einen Lumpen Kerl gescholten habe.
Der Tochtermann schlug darauf seinen Schwahr die Fenster hinein.
Da nun freyl. der Schober straffl. gewesen u. unterschiedl. Unrecht auf ihn konnte bewisen werden, so wollte doch daB Kirchen Convent wei! es das erste mal war, daB etwas vorgekommen, den Weg der Liebe erwahlen. dem Schober wurde sein Text gelesen, u. bedrohet, daB so bald etwas wiirde aufs neue gehort werden, Ihm diese Straff sollte aufgewarmt werden.
Inszwischen wurde all ermahnet u. angehalten, den Frieden zu suchen, u. keine klag liber sich mehr zu laden, da dann der Michel Schober seinen Schwahr das begangene abgetretten u. sich zu beBem versprochen hat.
T. M. Gentner vicarius
SchultheiB
Johann Georg Rieth
a HannB Georg Brodbeckh
Johannes Bosch
B. [Kirchenkonventsprotocolle, vol. 2 (2. 9. 1753).]
d 2te 7br [1753]; auff dem RathhauB folgendes gehandelt.
seine Teuffeleyen im Kopf hab, Da Er nun sich nicht habe Verantworten diirffen, seye Er um 1. Frevel gestrafft und welters bedroht worden. DeBwegen miiBe er und bcede als UrsScher seines MiBCredit bey 16b 1. Oberamt ansehen.
Da wii nun mit Freudigkeit (!) antworten konnten seiner Lasterung und das vorgegangene an das hochlbbl. Oberamt berichten wollten so bat der Falter mit Thranen, wir sollten doch seiner schonen, weil Er Waste, daB ihm das ZuchthauB angedroht ware, wenn di В vor das Oberamt kommen wurde. Hierauf wurde Er dimittirt, u. dem SchultheiBen Satisfaction vorbehalten.
T. M. Gentner, Pf.
NB. Wir haben leyder! hemach erfahren, daB Er von denen Soldaten in Nilrttingen bey wel-cher er sich unntitz im Rausch gemacht, also sey geklopft worden.
88
Микроистория: прошлое — крупным планом
1. 1st Michael Schober wegen seiner uneinigen Ehe von Rebecca Salomon Falters Weib verklagt worden, daB er am Freytag Bartholomai folgend Sonntag, da er beede mal von Nurtingen heimgekommen, Zanck mit seinem Weib ange-fangen. sie beziichtiget als eine treulose Haushalt wenn welche brod u. Meel in seiner Abwesenheit vertrage, nur mit ihrem Vatter hause p. Darauf er noch darzu libel geflucht, geschandt u. Lermen angefangen, darzu denn die Rebecca Falterin, u. Agatha Feldmeyerin als seines Vatters Schwestern zugeloffen, ihne deBwegen bestrafft u. abgemahnt haben. Er aber schalt dargegen seine Baase die Falterin besonders mit schrbckl. Schmah worten, z. E. huer, Pompelmannin p.
Er konnte es nicht laugnen, daB er geflucht, geschmaht u. libel gezankt hatte, ob er schon einige leere AuBfliichte verbrachten, so wiirde er doch hochst schuldig befiinden: Seiner Schmahworter halb wurde er von der weltl. Obrigkeit bestrafft, weil es aber an Sonntag geschehen u. er geflucht hat in den armen Kasten um 1 lib. heller a 43 x. angesehen.
2. [Другое дело]
T. M. Gentner Pfr.
Johann Georg Rieth
a. Hans Jerg Brodbeck
Johannes Bosch
v C. [Kirchenkonventsprotocolle, vol. 2 (72. 4. 1754).]
5 1754. d 12te Aprilis ward Nachmittags Kirchen-Convent gehalten u. verhbrt
Johann Georg Beck, klagt liber seinen Tochtermann. Michael Schober, daB er gestern am grlinen Donnerstag nach Nlirttingen gegangen Abends um 7. Uhr wohl bezecht heimgekommen, bey seinem Eintritt in das HauB angefangen zu toben, und nach dem sein Weib ihme abgewehrt, ihro mit schlagen gedrohet. Da nun HanB Jorg Beck herbey geloffen, und seine fliichtig gewordenen Tochter helffen wollte, so habe er ihn hefftig geschmahet, schrbckl. geflucht, e. g. Du Hbll-Sacrament diBmal will ich dir rechtschaffen geben. Da aber Hanss Jorg Beck ihn zu boden gebracht, hat er, der Michael Schober, seinen Schwehr bey den Haaren mit beeden Fausten geraufft, und ihm einen Finger zimml. verbissen, daB Hanss Jorg Beck dutch Salomon Falter u. andere Manner kaum konnte loB gemacht werden. Catharina Schoberin als s. Weib erzahlt daB er auB Gelegenheit deB von Joh. Kittelberger, welcher beym Michael Schober im HauB wohnt, am Palmtag morgens entwandten Heues, bey s. heimkommen, angefangen mit lauter Stimme zu sagen, es muB mir das HauB verlooBt werden damit jegl. weiBt, was sein seye: Sie habe darauf geantwortet; er soil nur still seyn, damit die Leute auf der Gassen nichts darvon hbren miisten, u. damit seyen obige Handel angegangen.
Salomo Falter bezeugt, daB er auf der Steegen in seinem HauB, unmenschl. Flliche, davon diB Protocollbuch mliste voll werden, gehbrt habe, u. dergl. fast
Ji;-.. > л . л'ия.,? r. .. ,?ч. Ui.;,- .*>t (..« » i
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты, бюрократов... 89
tagl. treibe, also daB er vor alien Kindern in der Nachbarschafft ein schrdckl. AergerniiB gebe.
Michael Schober gesteht, daB er einen schrbckl. Zorn gehabt u. seinem Schwehr, als welcher den Kittelberger offentl. zu Niirttingen verrathen, nicht gut geweBt seye, sein Weib darum bffters mit Fausten schlage, weil sie ihn einen Saumagen heist; Das Fliichen aber ohngeachtet er Zeugen genug wider sich hat, wollte Er nicht gestehen.
Nun ist Michael Schober auf frischer That vor das SchultheiB Amt gefordert worden, und nach dem dieser Wiiterich, der etl. Thiire in seinem HauB eingetretten, u. sein Weib desto harter zu tractirn gedrohet hatte, von dem SchultheiBen in das ZuchthauBl. gesprochen worden; er entlieff dem Biittel u. kam deB Nachtes um 9. Uhr zwar heim. Sein Weib aber hielt sich in ihrem HauB nicht sicher, weil er ihro so viel er beykommen konnte, schon Ohrfeigen versetzt hatte u. schlieff sie in ihres Vatters HauB in voriger Nacht.
Diesem ubel Fluchen, gegen seinen Schwehr so ungehorsamen groben Gesellen, und bekannte Sauffer ist hierauff folgende Straffe andictirt worden.
1. wegen s. Sauffens 1 fl gngster Herrschaft
2. Wegen des Fluchens 2 lib. Heller
3. Wegen brutalisirens
gewaltsamen AuBweichens u. grobheiten p. 24 Stiind in das ZuchthauBlen. Mit bedrohung, daB dieses das letzte mal seyn solle, daB wir seine Verbrechen liber uns nehmen, sondern ihn als einen incorriblen Gesellen dem lobl. Oberamt iiberantwortten u. ihn zum Zuchthaus recommendiren worden. Joh. Kittelberger gibt sich demiithig in die Schuld u. beseuffzet diese That schmerzl. will auch sich dieses auf sein Lebtag zur Witzigung dienen lassen: Nach ernstl. Ermahnung u. Vorstellung s. Siinden wurde ihm, weil er am Palmtag vor der Morgen Kirch dieses begangen in armen Kasten 1 lib. heller a 43 x angesetzt.
[Далее приводится другое дело]
Т. М J. W. Gentner, Pfarrer
SchultheiB
Johann Georg Rieth
a HannB Georg Brodtbeck
Johannes Bosch
Клаудиа Ульбрих
Переплетения: христианско-иудейские отношения в одном сельском сообществе
XVIII века*
От редакции. Клаудиа Ульбрих многие годы посвятила изучению одной-единственной деревни, которая раньше называлась Штайнбидерс-дорф, а теперь Понпьер, так как находится на территории сегодняшней Франции. Этот населенный пункт, расположенный в пограничном германо-французском регионе, вместе с шестью другими деревнями и одним небольшим поместьем входил некогда в состав графства Крихинген, являвше-.11 гося частью Священной Римской империи германской нации. Из 420 человек, живших в Штайнбидерсдорфе в начале XVIII века, примерно 70 были евреями. К 1785 года население выросло до 750 человек, в том числе 135 евреев. Всего в деревне было около 180 домохозяйств, занимавших 120 домов различного размера. Христианское население исповедовало католическую веру (хотя граф был протестантом) и занималось мелким сельскохозяйственным производством, поденной работой и ремеслами, иудеи — преимущественно торговлей, а также кредитными и ссудно-залоговыми операциями. У евреев имелась собственная община, собственная юрисдикция, собственные учителя, собственные трактиры и синагога, так что можно сказать, что в Штайнбидерсдорфе на одну деревню было две общины, между которыми существовало множество самых различных связей. Христианский и иудейский миры переплетались друг с другом и в трудовой, и в бытовой сферах, что позволяло сохранять зыбкое равновесие между этими двумя группами населения.
В своей книге «Суламифь и Маргарета. Власть, пол и религия в сельском сообществе XVIII в.» (Shulamit und Margarete. Macht, Geschlecht und Religion in einer landlichen Gesellschaft des 18. Jahrhunderts Wien, 1999) Клаудиа Ульбрих уделяет особое внимание границам и переплетениям, существовавшим между государственными образованиями, между языками, между вероисповеданиями, между властью и подданными и — не в последнюю очередь —
* Данный текст представляет собой перевод седьмой главы и заключения из монографии автора, см.: I Jibrich С. Shulamit und Margarete. Macht, Geschlecht und Religion in einer landlichen Gesellschaft des 18. Jahrhunderts. Wien, 1999. S. 257-306 (Кар. VII «Vom Rand zur Mitte: Die christlich-jiidischen Beziehungen» und Кар. VIII «Ausblick»). (Прим, ped.)
© Bohlau-Verlag, 1999.
Клаудиа Улъбрих. Переплетения...
91
между полами. Она реконструирует среду и пространство, в которых проходила жизнь и деятельность мужчин и женщин, и пишет историю деревни с разных сторон. В нашем сборнике перепечатывается глава из этой книги, посвященная отношениям между христианами и иудеями.
Приток еврейских* мигрантов в немецкую Лотарингию во второй половине XVII столетия не должен создавать ложного впечатления, будто скрытая, а порой и открытая вражда между христианами и иудеями исчезла. Хотя все больше евреев селилось в немецкой Лотарингии, время религиозных предубеждений еще не миновало. Как представителей религиозного меньшинства иудеев по-прежнему наделяли демоническими чертами и обвиняли в ритуальных убийствах* 1. И в течение XVIII века слухи о таких убийствах, обвинения в осквернении облаток и даже в колдовстве продолжали поддерживать анти-еврейские настроения, которые имели не только экономические мотивы. Еще в 1761 году, когда волна охоты на ведьм давно уже схлынула, в Нанси были сожжены по обвинению в ведовстве три еврея2.
Дебаты по поводу эмансипации евреев также сопровождались антисемитскими настроениями, которые обострились с началом революции3. Евреи восточной Франции вынуждены были «после 1789 года отражать не только словесные, но и физические атаки, которые подпитывались клишированными образами еврея как мерзкого, вонючего обманщика и ростовщика»4. Исходили такого рода проявления, по всей видимости, скорее из городов, нежели из деревни. Много есть указаний на то, что антиеврейскую позицию занимали прежде всего 'цехи5.
* Слова «еврей» и «иудей», а также образованные от них прилагательные используются в переводе синонимически, дабы избежать монотонных повторений. Это представляется в данном контексте правомерным, так как согласно информации, полученной от автора, конвертитов в описываемых здесь населенных пунктах не было, то есть все евреи по крови были иудеями по вероисповеданию и, наоборот, все иудеи были евреями. (Прим, персе.)
1 Свидетельства антисемитизма населения Лотарингии в XVII и XVIII веках см. в: Cahen G. (Hg.), Catalogue: Les Juifs Lorrains: Du Ghetto a la Nation 1721-1871, Metz, 1990, 28 ff., а также в: Behre P., Levy R. A Criminal in the Mouth of the People II Religion 23, 1993. P. 19—44; особенно см. с. 19 сл.
2 Cahen G. La region lorraine H Histoire de Juifs en France / Ed. Bernhard Blumenkranz. Toulouse, 1971. P. 77-136; особенно см. с. 106 ff.
3 Badinter R. Libres et egaux. L’emancipation des Juifs sous la Revolution fran^aise (1789-1791). Paris, 1989, особенно c. 55; Girard P. La Revolution fran^aise et les juifs. Paris, 1989. P. 148 ff.
4 Schmale IV. Frankreich und die Erklarung der Menschen- und Biirgerrechte 1789 im Licht der franzdsischen Forschung200 Jahre danach//Zeitschrift fiir Historische Forschung. Bd. 20. 1993. S. 345-376; особенно см. с. 363.
92
Микроистория: прошлое — крупным, планом
Пока еврейское население деревни Штайнбидерсдорф располагало достаточными финансовыми ресурсами, оно могло надеяться на защиту своего сеньора графа Крихингенского, так как он сильно нуждался в деньгах. Тем не менее есть множество свидетельств того, что, несмотря на значение, которое имели евреи для экономики страны, и несмотря на постоянное увеличение численности общины, иудеи в Лотарингии всегда отдавали себе отчет в том, насколько хрупким было их сосуществование с христианами.
В 1774 году к Магдалене Вагнер, бывшей «на сносях», как-то вечером обратился незнакомец. Она убежала в панике и при этом так напряглась, что возникла угроза жизни ее и ребенка. Этот случай вызвал в деревне много разговоров. Супруг Магдалены Вагнер, Петер Рихард, заявил,
что это совершенно неправильно, когда никто не может чувствовать себя в безопасности на улице, и что это большое зло — так обращаться с женщиной, да к тому же беременной, ведь его жена — женщина честная5 6 7 8, и не только это, после того, как на нее нагнали такого страху, велика была опасность, что не только ребенок, но и она сама лишится жизни. Поэтому он всеподданнейше просит графское правительство дать его жене полную сатисфакцию против таких уличных грабителей1.
Магдалена Вагнер утверждала, что в поле к ней обратился чужой, незнакомый ей голос с «грубыми и многими безбожными бранными словами»:
Откуда ты, sfalva] vfenia] шлюха, потаскуха, гулящая, погоди, я отважу тебя расхаживать по ночам6.
Когда Магдалена давала свои показания, она уже знала, что незнакомый голос принадлежал Файсту Якобу. Тем не менее она в показаниях никак не связывала свой страх с этим евреем. Очевидно, она так испугалась потому, что тот, кто к ней обратился, был ей незнаком, и голос его был чужой, и потому, что она из-за своей беременности особенно боялась подобного рода встреч и ругательств.
5 На это указывают, в частности: Behre Р. Raphael Levy. Р. 19-44; Badinter R. Libres et egaux... P. 32, 40; Girard P. La Revolution Fran^aise... P. 32.
6 По поводу прочтения этого слова существуют сомнения. Поскольку писарь не различает буквы «е» и «г», возможно, это не «ehrliche», a «eheli-che», то есть замужняя.
7 Archives D6partementales de la Moselle (AD Mos.) Actes judiciaires Pontpierre В 10059: Acta in Sachen Magdalena Wagner, Peter Richards Ehefrau von Longeville ca. Feist Jacob von Steinbiedersdorf pcto. an ihr veriibten Exzesses auf der StraBe, 1774.
8 Там же.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
93
Суеверие, согласно которому такие ситуации могли нанести вред породившемуся ребенку, еще не было искоренено9. Но даже если Магдалена Вагнер опознала в чужаке еврея, расценила его в соответствии со своими предрассудками как посланника сил зла и как опасность для ее ребенка и потому в смертельном ужасе бежала, официально это в аргументации предпочли не использовать.
Хотя судебный протокол ни единым словом не говорит о том, что обвиняемый житель деревни был иудейского вероисповедания, похоже, евреи почуяли для себя опасность. Файст Якоб, который утверждал, что обратился к шедшей перед ним женщине только для того, чтобы узнать, кто она такая, явно боялся, что в народе может подняться большое возмущение. Он и его тесть предложили Магдалене в знак примирения подарок — жест, который в суде был истолкован прямо противоположным образом как признание вины.
Хотя в данном случае попытка уладить конфликт на ранней стадии с помощью дара потерпела неудачу и Файст Якоб понес наказание, источник показывает нам жизненно важные для еврейского населения формы, в каких могло происходить урегулирование конфликтов внутри деревенского сообщества. Чтобы не нарушить шаткое равновесие между иудейским и христианским населением, евреям приходилось накапливать значительные познания о соотношениях сил и сетях связей. Это заставляло их искать контакты с соседями-христианами. Сближение между представителями разных религий не соответствовало представлениям о порядке, существовавшем у христианских властей, которые стремились их разграничивать10.
Боязнь соприкосновения: духовенство
За тем, чтобы отношения между христианами и иудеями не становились слишком близкими, следили в первую очередь представители клира. Так, приходской священник лотарингской деревни Войппи, что неподалеку от Меца, во время визитации 1698 года жаловался, что его прихожане помогали евреям в подготовке к празднику Кущей. По его разумению, они тем самым не только презирали запо-
9 Vartier J. La vie quotidienne en Lorraine au XIXе siecle. Paris, 1973. P. 75 ff. Доказательство существования суеверий, касающихся беременности, родов и послеродового периода, в XIX веке не является, однако, надежным свидетельством того, что подобными представлениями определялось также мышление людей в XVIII веке.
10 На значение сегрегации в мышлении христианских властей обращает внимание Ф. Баттенберг: Battenberg F. Zwischen Integration und Segregation. Zu den Bedingungen jiidischen Lebens in der vormodemen christlichen Gesellschaft // Aschkenas Bd. 6. 1996. H. 2. S. 421—454; особенно cm. c. 423. >
94
Микроистория: прошлое — крупным планом
веди церкви, но и поддерживали суеверия неверных11. В Дентинге и Штайнбидерсдорфе во время визитации ограничились тем, что высказали жалобы на несоблюдение воскресного покоя: кроме евреев, которые в большинстве своем торговали скотом и мясом, по воскресеньям в деревни приходили и многочисленные мелочные торговцы-христиане12. А в Крихингене пастор Гаспар де ля Круа жаловался в 1716 году, что его прихожане не чураются даже садиться за один стол с евреями:
Общение с евреями принимает такие размеры, что христиане пьют и едят с евреями13.
Никаких суждений о евреях от приходских священников Штайн-бидерсдорфа не сохранилось. Проблема тут, похоже, не только в сохранности источников. Сельский пастор в XVIII веке лишь в ограниченной степени мог воздействовать на религиозные убеждения своих прихожан; он должен был идти навстречу их потребностям и представлениям, если хотел вообще чего-либо достичь14. Что значило выступить против убеждений паствы, узнал на себе штайнбидерс-дорфский пастор Рихард в 1719 году, когда попытался осуществить епископский запрет на проведение в деревне процессий с молением о ниспослании хорошей погоды: если верить его жалобам, некоторые члены общины едва не вышибли ему дверь церкви, чтобы взять хоругвь. К тому же ему пришлось выслушать такие поношения, как «совратитель народа» и «вор». Хотя главный обвиняемый впоследствии и утверждал, что не употреблял подобных бранных слов, и письменно просил прощения, все же слова эти в суде прозвучали. Тот, кому их приписывали, отнюдь не принадлежал к числу благочестивых прихожан. Сколь мало значили для этого человека по имени Нико-
11 Cahen. Catalogue: Les Juifs Lorrains, Nr. 17.
12 AD Mos. 29 J 63: Archipretre de Morhange: Etats detaillds des paroisses, 1699-1700.
13 AD Mos. 29 J 69: Fonds de I’evechd: Visitation 1699, Crehange. Отдельные свидетельства совместного проживания христиан и иудеев см. также в: Jeggle, Utz. Judendorfer in Wurttemberg. Tubingen, 1969. S. 12, и Battenberg F. Zwischen Integration und Segregation. S. 425.
14 Beck R. Der Pfarrer und das Dorf. Konformismus und Eigensinn im katholischen Bayern des 17./18. Jahrhunderts // Armut, Liebe, Ehre. Studien zur historischen Kulturforschung / Hg. von Richard van Dulmen. Frankfurt/M. 1988. S. 107-143; особенно см. c. 107 ff. Применительно к территории Трирского епископства: Hahn А. Die Rezeption des tridentinischen Pfarrerideals im westtrierischen Pfarrklerus des 16. und 17. Jahrhunderts. Untersuchungen zur Geschichte der katholischen Reform im Erzbistum Trier. Luxembourg, 1974. S. 42 ff.; Ulbrich C. Frauen und Kleriker // Von Aufbruch und Utopie. Perspektiven einer neuen Gesellschaftsgeschichte des Mittelalters. Fiir und mit Ferdinand Seibt aus AnlaB seines 65. Geburtstages / Hg. von Bea Lundt und Helma Reimoller. Koln usw., 1992. S. 155-177; особенно см. с. 155 ff.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
95
лаус Кремер церковные запреты, он продемонстрировал, в частности, и тем, что свой дом и конопляные посадки сдал в аренду еврею15.
В том, что касалось еврейского населения деревни, пастор Рихард, по всей видимости, ограничился жалобой на несоблюдение воскресного покоя. Помимо же этого он пытался, как и прочие представители властей и общины, извлечь для себя финансовую выгоду из присутствия иноверческого меньшинства. Заявленное им требование ежегодной подати было, однако, отвергнуто графом16.
При его преемнике отношения между еврейскими и христианскими жителями Штайнбидерсдорфа претерпели одно из самых тяжелых испытаний на прочность. В ночь с 6 на 7 июля 1757 года была разграблена приходская церковь. Украдены были риза, новый балдахин, дароносица и дарохранительница. Подозрение сразу же пало на нескольких «безбожных и бессовестных евреев». Во всех домах, где жили еврейские семьи, был проведен обыск, и, наконец, дароносица, дарохранительница и гостии были найдены в штайнбидерс-дорфском лесу. Христианская община немедленно собралась в процессию и доставила украденные предметы обратно в церковь. Дальнейшие разыскания подкрепили подозрение, что ограбление было делом рук чужих евреев— «дерзкого, распутного ворья». Однако все обыски в еврейских домах графства Крихинген оставались безрезультатными. Тем не менее если бы в Штайнбидерсдорфе или в других населенных пунктах графства христиане питали серьезные антиеврейские чувства, то ограбление церкви наверняка явилось бы благоприятным моментом для того, чтобы латентно существовавшие напряжения перешли в открытую вражду: ведь в истории многострадального еврейского народа именно обвинения в осквернении гостий становились обычно поводом к началу погромов17. Однако в Штайнбидерсдорфе, по всей видимости, в 1757 году все оставалось спокойно.
Что интересно, в предании событие это получило иную интерпретацию. В путеводителе по художественным достопримечательностям Лотарингии — без указания источника, по которому можно было бы узнать что-либо еще, — говорится:
Из приходской церкви в Понпъере в 1733 году была украдена дарохранительница с гостиями. Царило большое волнение. Вскоре
15 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10041: Fisc, entgegen Nicolas Bernard und Cons., 1719.
16 См. ниже.
17 Джонатан Исраел показывает, что применительно к истории христианско-иудейских отношений нельзя говорить о континуитете: Israel Jonathan I. European Jewry in the Age of Mercantilism, 1550-1750. Oxford, 1985.
96
Микроиспгория: прошлое — крупным планом
несколько работников нашли их: сияя белизной, они лежали на опушке леса. Пастор отправился с торжественной процессией на то место, и гостии были с песнопениями, колокольным звоном и молитвами доставлены обратно в церковь. Место находки было обозначено деревянным крестом. Во время Революции он исчез. В 1803 году был установлен новый, каменный крест как “просьба о прощении”, а рядом с ним — часовня в честь “Господа потерянного”1*.
Здесь в центре повествования стоит не осквернение облаток, а помпезное возвращение их в церковь, установление креста и затем часовни. В отличие от того, что рассказывалось о других случаях, штайнбидерсдорфские гостии не источали кровь, они сияли белизной, что заставляет думать скорее о чуде, нежели об осквернении. Только название креста— «просьба о прощении» — указывает на то, что речь шла о чем-то весьма серьезном, что, воздвигая этот крест, люди хотели просить у Бога прощения, а в лесу хотели воздвигнуть храм молитвы — небольшую часовню, служившую местом паломничества исключительно местного значения.
Хотя эта версия рассказа возникла лишь в XIX столетии, она высвечивает характерные религиозные установки католического населения Штайнбидерсдорфа — набожного, но не церковно-благочестивого. Это еще сильнее подтверждается уже упомянутым замечанием монсеньера де Мондевиля, который без обиняков признавал, что его прихожане гораздо более, нежели его самого, ценили отшельника, жившего в часовне на краю деревни; в 1777 году он писал:
Нашему отшельнику поклоняются и высоко его чтут все крестьяне, и именно он является их советчиком, и его слушают больше, чем меня18 19.
Продемонстрированные разногласия между приходскими священниками и рядовыми членами общин, а также слабая ориентированность последних на церковь свидетельствуют о том, что антисемитские высказывания духовенства, каковыми обычно доказывают враждебность «народа» по отношению к евреям, не позволяют делать скороспелых выводов о взаимоотношениях между христианским и иудейским населением. Эти отношения раскрываются только путем последовательной контекстуализации, включающей в себя также анализ повседневных форм общения и скрытых в них структур власти20.
18 Metken G. Liebe zu Lothringen. Horizonte und Hiigel. Karlsruhe, 1985. S. 104.
19 AD Mos. 10 F 751.
20 В подходе и в источниковой проблематике здесь много параллелей с женской и гендерной историей.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...97
Соседские отношения и деревенский социум
Уже хотя бы в силу пространственной близости и взаимных трудовых и торговых контактов иудеи и христиане не могли оставаться друг для друга чужими: тот, кто хотел жить в мире со своими соседями, сдавать свой дом, вести торговлю или брать деньги в долг, должен был знать своих партнеров, должен был иметь информацию о том, обладали ли они добрым именем, честью и пользовались ли доверием. Люди встречались друг с другом на улице, на рынке, у колодца, в трактире и в домах. Они знали друг друга, ссорились и мирились, помогали друг другу в нужде. Это становится видно по мелким эпизодам, упоминание о которых скорее случайно сохранились в источниках. Так, по воскресеньям утром христиане и иудеи встречались в доме Абрахама Якоба, где не только говорили о делах, но и пили вино21. Дом предстоятеля еврейской общины не только по воскресеньям, но и по будним дням был открыт для иудеев и христиан. Мужчины могли здесь проводить время «за картами и питьем»22. О том, что должностные лица христианской общины тоже принимали в этом участие, мы знаем исключительно благодаря драчливости Михеля Мангина, который однажды во время такого сборища «схватил за волосы ни в чем не повинного сержанта Шарля Вильбура», а писцу он «отплатил изрядной оплеухой, след от которой еще виден на его лице»23.
Одна «юная христианка» сидела на кухне у Луи Мая, когда явился незнакомец, желавший продать спиртное24. Файст Якоб послал молодого мужика по имени Николя Пирра с четырьмя четвертями мяса в Фалькенбург. Так как Файст Якоб называл его «своим мужиком», приходится предположить, что Николя Пирра у него рабо-
21 У Абрахама Якоба было два дома, один из которых был центром еврейской общины. Конфликты возможно, но не наверняка имели место именно в нем. Второй дом Абрахама Якоба, который он передал по наследству своему брату, возможно, был трактиром. В этой связи интересен тот факт, что Арон Кахен, приемный сын Абрахама, в 1760 году был оштрафован за недозволенную торговлю разливным вином.
22 По всей видимости, карточные игры были распространены и среди мужчин иудейского вероисповедания. Сведения о формах еврейского коллективного досуга, очень похожих на христианские, содержатся, например, в «Pinkas Runkel» (см.: Wachstein В. Das Statut der jiidischen BevOlkerung der Grafschaft Wied-Runkel (Pinkas Runkel) // Zeitschrift fur die Geschichte der Juden in Deutschland. Bd. 4. 1932. S. 129-149; особенно см. с. 139).
23 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10048: Fiscalis gegen Michel Mangin und Johannes Decker und Konsorten wegen Kartenspiel, 1766.
24 AD Mos. 10 F 172 Steinbiedersdorf: In Sachen Fiscalis ca. Niclas Becker zu Steinbiedersdorf pcto. Branntweinverkaufens von AuslSndischen, 1755.
4 Зак. 4389
98
Микроистория: прошлое — крупным планом
тал25. У жены Николя Мецингера находился еврейский мальчик Шиттелер Файст, пришедший купить подсолнечного масла, когда явилась воинская команда, чтобы конфисковать имущество в залог неуплаченного штрафа26. Совсем другой, но тоже широко распространенный вариант сотрудничества практиковал один еврейский парень из ШтайнбиДерсдорфа: вместе с одним христианином он совершил нападение на странствующего еврея-нищего, который ночевал в деревне, отнял у него хлеб, который тому подали, и угрожал ему ножом до тех пор, пока нищий не выдал все дукаты, зашитые в одежду27. Не менее преступные дела проворачивал один еврей вместе с «девушкой-христианкой»: он дал ей две задние четверти от коровы, предназначенной для живодерни, чтобы она продала их28.
Эти мимоходом упомянутые эпизоды показывают, в сколь различных областях христиане и иудеи, мужчины и женщины вступали в двусторонние трудовые и деловые отношения. Особое значение имеет в этой связи «шабес-фрой» — «субботняя женщина», или «субботняя служанка».
Пересуды: соседки и субботние служанки
Поскольку заповедь обязывала иудеев по субботам воздерживаться от труда, то для работ, выпадавших на еврейские выходные дни, они нанимали слуг-христиан29. «Шабес-гой», или субботняя прислуга, должна была зажигать очаги в домах и свечи в синагоге30.
25 AD Mos. Actes judiciaires В 10059: 1774.
26 Landeshauptarchiv (LHA) Koblenz, 56/1398: In Sachen der sUmtlichen Untertanen und Dorfschaften derGrafschaft Kriechingen gegen den Grafen von Wied-Runkel, Mandati, fol. 801 f.
27 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10055: 1769. О соучастии христиан и иудеев в шайках мошенников: Glanz R Geschichte des niederen jiidischen Volkes in Deutschland. Eine Studie uber historisches Gaunertum, Bettelwesen und Vagantentum. New York, 1968, и Danker U. Riiuberbanden im Alten Reich um 1700. Ein Beitrag zur Geschichte von Herrschaft und Kriminalitat in der Friihen Neuzeit. Frankfurt / M., 1988.
28 AD Mos. Actes judiciaires В 10047: 1761.
29 Деятельность субботней прислуги вызывала споры также и среди еврейских ученых. Об интенсивной дискуссии по вопросу о том, могут ли иудеи в выходные дни поручать работу за себя неиудеям в случаях, когда дело касается необходимых операций или же когда эти иудеи могут понести экономический ущерб от прерывания работы писал Katz J. The Shabbes Goy. A Study in Halahic Flexibility. Philadelphia, 1969. О субботних служанках см. также: Hameln G. von. Die Memoiren der Gliickel von Hameln, Ubers, v. Bertha Pap-penheim. Wien, 1910 (ND Weinheim, 1994). S. 176 f.
30 Daltroff J., Cerf A. Traditions et coutumes de la communaut6 juive de Niedervisse de 1750 & 1930 // Almanach KKL Strasbourg 36. 1988/5748. P 143-155.
ие
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...99
Работа в качестве субботних служанок давала приработок прежде всего бедным женщинам. Они при этом знакомились с внутренним убранством еврейских домов, до некоторой степени оказывались причастны к домашней жизни и одновременно обретали важную посредствующую функцию в рамках деревенской коммуникационной сети. Представители духовенства, стремившиеся к сегрегации, всегда с подозрением относились к деятельности субботней прислуги31. Поскольку пресечь ее они не могли, то стремились по крайней мере как-то ее контролировать. Мецский епископ, например, издал в 1747 году предписание для трех лотарингских приходов, согласно которому разрешалось благонадежным малоимущим вдовам в возрасте более сорока лет зарабатывать себе на хлеб службой у евреев:
... вы могли бы разрешить одной или двум бедным женщинам вашего прихода предоставлять вышеназванные услуги живущим там евреям при условии, что эти женщины будут вдовыми и бедными, и возрастом более сорока лет, и что после того, как евреи их выберут, они будут вам представлены для того, чтобы вы проверили, не окажется ли в этом выборе чего-либо неподобающего32.
В 1765 году Генеральный викариат постановил распространить это распоряжение также и на Нидервизе. Этим, пусть и ограниченным, разрешением деятельности субботней прислуги был сломлен принцип строгой сегрегации33.
Об этом же свидетельствуют и два случая, зафиксированные в документах штайнбидерсдорфского суда, где дело касается субботних служанок: Магдалена Штоффель, супруга Мартина Беккера, в 1774 году привлекалась в качестве свидетельницы в процессе против беременной служанки-еврейки Царле, аМаргарете Бильдхауер, 56-летняя вдова графского лесника Петера Арну из Штайнбидерс-дорфа, выступала в 1784 году свидетельницей по иску об отцовстве,
31 Службу в еврейских домах критиковали и в протестантских землях (см.: Дэвис Н. 3. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века. М., 1999).
32 Цит. по: Touba J. Die vormals krieching’schen Dorfer Dentingen, Momersdorf und Niederwiesen. Forbach, 1908. S. 21.
33 В своем отрицательном отношении к деятельности субботней прислуги деревенские священники бывали, похоже, иногда ретивее самого епископа. В Иллингене, который тоже входил в Мецское епископство, капеллан в 1776 году грозил, что не будет допускать к исповеди женщин, работающих субботними служанками. Четыре года спустя это занятие было снова запрещено под угрозой отлучения от пасхального причастия. Оба раза местное духовенство не смогло добиться поддержки своих инициатив ни Генеральным викариатом, ни светскими властями (Kirsch R. Die Juden in der Herrschaft Illingen. Die Kerpische Judengemeinde im 18. Jahrhundert. Illingen, o. J. S. 104 f.).
100 Микроистория: прошлое — крупным планом
который подала служанка-еврейка Мадл. Обе служанки-христианки продемонстрировали солидарность с еврейскими служанками, которые были намного младше их годами. Магдалена Штоффель защищала Царле, которую судили за попытку пресечения беременности. В суде она подчеркивала, что никогда не слыхала о ней ни одного дурного слова, не знает ничего о питье и никакой беременности у нее не замечала. Эти показания Магдалена давала, несмотря на то, что еврейский учитель утверждал, будто в деревне ходили слухи о беременности Царле. Своим заявлением, что она «не обратила внимания» на беременность, замужняя Магдалена Штоффель отстаивала, невзирая на религиозные и сословные границы, женское знание, в которое ни властям, ни мужскому населению деревни вмешиваться не следовало.
Гораздо разговорчивее была Маргарета Бильдхауер, субботняя служанка Якоба Майера Кахена. Утверждалось, что староста Якоб Кахен дал ей денег за то, чтобы она в других еврейских домах распускала слух, будто отцом ребенка беременной Мадл был один еврейский парень. Поведение Маргареты Бильдхауер, которая согласилась на такую сделку, показывает, что между субботней служанкой и ее еврейским окружением могли существовать доверительные отношения и солидарность. Свое знание Маргарета разнесла наверняка не только по еврейским домам. Скорее мы можем быть уверены в том, что нравы и обычаи еврейского населения были одной из тем бабьих пересудов в деревне.
В то время как женщины — или по крайней мере некоторые из них, — могли видеть, что происходило в еврейских домах, мужские контакты, а вместе с ними и знание, сосредоточивались в основном в сфере деловых отношений и досуга. Чтобы заниматься торговлей и брать кредиты, нужно было знать своего партнера. Если мужчины-христиане не хотели полагаться на одну только информацию от своих жен34, то они с необходимостью должны были присматриваться к жизненному миру евреев. Посещая одни и те же трактиры, пользуясь одними и теми же дорогами, они и так, по всей вероятности, не были чужими друг для друга.
н Совместные трапезы
Есть целый ряд свидетельств, что Якоб Кахен держал трактир, в который захаживали и христиане. В 1755 году, например, у него
34 Так, например, в 1751 году Якоб Гуве отказался совершить сделку о купле-продаже лошадей с тем основанием, что не знал, «будет ли его жена довольна этой сделкой» (ADMos. Actes judiciaires, Pontpierre, В 10043,1751).
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
101
вышла ссора с одним должником-христианином. По этому, в частности, поводу ему пришлось отвечать перед судом, так как шесть луидоров «за выпитое вино» он взял у того человека из кармана35. В 1760 году обнаруживаются в графском штрафном реестре еще указания на трактир. Якоб Кахен или его сын Аарон был дважды оштрафован за тайную и недозволенную продажу вина в розлив. Поскольку Аарон Кахен первым браком был женат на Шиве, дочери Абрахама Якоба, вполне возможно, что он жил в одном из домов, принадлежавших Абрахаму Якобу36. Во всяком случае, там в 1766 году имел место один весьма показательный конфликт.
22 июня 1766 года староста Доминик Рихард, судебный заседатель Иоганн Филипп Гаспар, сержант Шарль Вильбург и Петер Рихард как свидетель и писец представили следующий рапорт:
Сегодня после мессы графский староста Доминик Рихард, судебный заседатель Жан Филип Каспар [так в тексте] и декан Шарль Вильбург находились в доме предстоятеля еврейской общины Абрахама Якоба и вместе распивали бутылку вина, и у него в доме находились еще много христиан и евреев, и Михель Мангайн тоже находился там, и он публично оскорбил старосту [сказав, что тот] скотина, а судебный заседатель — греховодник, а сержант — мошенник, и вообще все трое они — сыть собачья, и предстоятель иудеев Абрахам Якоб подивился, что такой человек может произносить такие речи против судейских, и хотел приказать вывести его, или чтобы тот попросил прощения, он сказал, что сам перед ними ответит, о чем мы согласно долгу сообщаем37.
Часы после воскресной мессы мужчины христианского и иудейского вероисповедания проводили, по всей видимости, вместе, хотя и не обязательно друг с другом. Наверняка они пользовались этим случаем, чтобы улаживать свои дела. При этом, без сомнения, потреблялся алкоголь и шли застольные разговоры. Труд и досуг не были или, во всяком случае, не всегда были четко отделены друг от друга. Поэтому невозможно однозначно отнести собрания в доме Абрахама Якоба к той или иной категории. Они явно относились к области деловых контактов, какие испокон веков существовали между христианами и иудеями, однако то, что происходило наряду с деловыми контактами, говорит о существовании и более широких социальных отношений между ними.
35 См. ниже.
36 Возможно, он купил у Абрахама Якоба этот дом. < :Г
37 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10048: Fiscalis contra Michel Mangin, 1766.
•IO 2
Микроистория: прошлое — крупным планом
Пожалуй, на этой стадии интерпретации нам стоит еще раз воскресить в памяти жалобу крихингенского пастора Гаспара де ля Круа 1716 года:
Общение с евреями принимает такие размеры, что христиане пьют и едят с евреями33.
Хотя для христиан, в отличие от иудеев, не существовало ограничительных норм, касающихся питания (если не считать времени и характера постов), все же приходского священника смущали совместные трапезы христиан с иудеями. Он был не единственным, кто их критиковал, как показывает полицейский регламент 1740 года, где прямо запрещается всем подданным христианского вероисповедания есть и пить в домах у евреев, дабы избежать «предсказуемого скандала для католической религии». За нарушение полагался денежный штраф, который должны были платить как иудеи, принимавшие у себя гостей, так и христиане38 39. В чем заключался «скандал», не разъясняется ни в одном из двух источников, так что мы можем только строить предположения, основываясь на размышлениях по поводу гостевого права40.
Когда христиане входили в дома иудеев и участвовали в трапезах или вместе пили, то они при этом подчинялись гостевому праву дома41. Хозяину они оказывали честь42 и в определенном объеме могли претендовать на защиту с его стороны — как, по всей видимости, это и было в вышеописанном случае. Тем самым отношение неравенства между христианами и иудеями оказывалось поставленным с ног на голову. А это не отвечало представлениям ни католического пастора, ни протестантских властей, которые взяли на себя
38 AD Mos. 29 J 69: Fonds de I’eveche: Visitation 1699, Crehange.
39 Staatsarchiv (StA) Koblenz 701 465: Herrschaft Crichingen und Saarwellingen (= Geschichte der Herrschaft Saarwellingen von Dr. Matthias Sittel), fol. 80: Verordnung in Betreff der Religion, der Wirtshaus- und Feldpolizei, 1740. Текст, правда, сохранился только в документах, оставшихся после Зиттеля, в списке, который не поддается однозначной атрибуции.
40 О гостеприимстве: Sievers К. D. Artikel Gastfreundschaft // Handbuch fur Rechtsgeschichte. Bd. 2. Berlin, 1990. Sp. 1389-1391.
41 Совместные трапезы до сих пор лишь изредка становились предметом исторических исследований. Литературу о гостевом праве и гостепри-
имстве у христиан и евреев античности, у античных язычников, а также в Средневековье и раннее Новое время см. в: Leutzsch М. Die Bewahrung der Wahrheit. Der dritte Johannesbrief als Dokument urchristlichen Alltags (Bochumer Altertumswissenschaftliches Colloquium 16). Trier 1994. S. 159 f., Anm. 52. Особо следует отметить работы: Heal F. The Idea of Hospitality in Early Modem England // Past & Present. No. 102. 1984. P. 66-93, и ее же: Hospitality in Early Modem England. Oxford, 1990.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
103
представительство интересов католической религии. То есть приходскому священнику и правительству не нравилось, очевидно, не только сближение, но и то, что совместными трапезами до некоторой степени ставилась под вопрос асимметрия.
Совместные трапезы, однако, были проблемой не только для христианского, но и для иудейского общества. Тут дело было не в том, что люди вместе ели и пили, а в соблюдении ритуальных предписаний, касавшихся питания: обеспечить его можно было только в том случае, если евреи, шедшие в гости к христианам, приносили с собой часть посуды, еды и напитков42 43. Из этого нельзя делать вывод о существовании культуры обособления, подчеркивает еврейский просветитель Залкинд Гурвиц, который некоторое время жил в Меце, изучая Талмуд44 *. Он отвергает утверждение геттингенского ученого Иоганна Давида Михаелиса, будто евреи держатся обособленно, и подчеркивает, что закон запрещает иудеям принимать определенную пищу, но никоим образом не препятствует им есть пищу разрешенную вместе с неиудеями:
Моисей запрещает только некоторых животных, а также сало и кровь; но он вовсе не воспрещает есть вместе с иноплеменниками незапрещенные продукты. Точно так же иудеи ежедневно пользуются напитками (за исключением вина по причине, изложенной выше), хлебом, овощами, молочными продуктами и рыбой христиан... а также приглашают их к своему столу. Так что воздержание от некоторых продуктов вовсе не делает евреев менее общительными, чем браминов или магометан, или чем католиков во время nocmai&.
42 Davis N. Z. Women on the Margins. Three Seventeenth-Century Lives. Cambridge-London, 1995. Русский перевод: Дэвис H. 3. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века. М., 1999.
43 В штайнбидерсдорфских источниках есть несколько указаний на посещение евреями христианских трактиров.
44 Lowenbriick A.-R. Zalkind Hourwitz— Ein jiidischer Aufklarer zur Zeit der Franzosischen Revolution // Tel Aviver Jahrbuch. Bd. 20. 1991. S. 77-101; о совместных трапезах см. с. 86.
49 Hourwitz Z Apologie des Juifs en reponse a la question: Est-il des moyens de rendre les Juifs plus heureux & plus utiles en France? Ouvrage couronne par la Socidte Royale des Arts & des Sciences de Metz. Paris, 1789 (ND Paris, 1968). P. 51 f. О вине он пишет в другом месте: «... вот причина, почему они не пьют вина христиан и магометан, хотя Талмуд не запрещает никакого вина, кроме церковного; они не потребляют никакого вина, кроме того, которое изготовлено, залито в бочку, запечатано и отправлено со множеством предосторожностей иудеем, и которое обходится им гораздо дороже, нежели обычное вино» (Там же. Р. 28 f.).
104
Микроистория: прошлое — крупным планом
Как нам известно из этнологических исследований, совместные трапезы хотя и не снимают различий между разными культурами46, но благодаря им дом предстает в ином свете. Дом был не только тем местом, где переплетались, казалось бы, раздельные сферы «внутренней» и «наружной» жизни, сферы подданных и власти, сферы мужская и женская; он был также и тем местом, где создавались трудовые, деловые и соседские отношения между христианским и иудейским населением. Христианский запрет на совместные трапезы, если рассматривать его с этой точки зрения, вписывается в ряд тех нормативных источников, которые постулировали комплемен-тарность сфер компетенции мужчин и женщин47 и направлены были на регламентирование домашнего порядка и укрепление авторитета хозяина дома.
Соседская помощь
Сказанное по поводу совместных трапез еще раз показывает, что конфликты между христианским и иудейским населением деревни были не просто случайными встречами. Трудовые и деловые отношения, связывавшие стороны друг с другом, а также включенность обеих неравных групп в одни и те же структуры власти делали неизбежными более обширные и глубокие контакты, без которых не могло быть стабильного сосуществования. Это последнее предусматривало в равной мере как конфликты, так и соседскую взаимопомощь. В источниках есть тому многочисленные свидетельства, которые приводятся здесь еще и потому, что данному аспекту христианско-иудейского сосуществования уделяется в исследованиях меньше внимания, нежели антисемитским выходкам.
Соседская помощь оказывалась в различных формах, в том числе тогда, когда нарушались предписания и запреты властей. Так,
46 О значении гостевого права говорится в основном в этнологических исследованиях. См., например: Schiffauer W Die Gewalt der Ehre. Erklarungen zu einem tiirkisch-deutschen Sexualkonflikt. Frankfurt / M., 1983. S. 72 f., где разбирается значение гостевых ритуалов применительно к границе между внутренним и внешним пространством и подчеркивается, что пока гость находится в доме, границы создаются в самом доме. Стоило бы проверить, насколько плодотворны такие объяснения в приложении к историческим исследованиям.
47 Интересны в этой связи социологические рассуждения Альберта Хиршмана (Hirschman А. О. Tischgemeinschaft. Zwischen offentlicher und privater Sphare (Passagen forum). Wien, 1997. S. 11-33), который, опираясь на Георга Зиммеля, помещает совместную трапезу в точку пересечения публичной и приватной сфер.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...105
Иоганнес Креметер помог своим соседям-евреям, отвезя носилки с телом умершего школьного учителя в воскресенье в пять часов утра в Крихинген. Из-за того что он сделал это без позволения духовных и светских властей, да к тому же в воскресенье, у него были неприятности. Его жена заявила деревенскому стрельцу, который хотел, ведомый чувством долга, донести куда следует: «Какое твое дело, поменьше разевай свой рот»48. На нее, однако, тоже донесли — за эти слова, которыми она ограждала от контрольных посягательств власти право людей самим решать, как им вести себя друг с другом. Даже влияния Абрахама Якоба оказалось недостаточно для того, чтобы убедить стрельца не подавать донесения. Много общего было также и в области знахарства. Христианские и иудейские женщины, кузнецы, пастухи и старые евреи владели искусством целительства, с помощью которого они пытались бороться с болезнями людей и скота49. У христиан это называлось «пользовать», на идиш — «шор-мен». Старая вдова мельника Клода Жанбиля из Дентинга попробовала помочь Йозефу Исраелю и приготовила питье для его заболевшей коровы: это говорит о том, что у иудеев и христиан были общие убеждения и способы действия50. Очевидно, существовали формы решения жизненных проблем, которые стойко сопротивлялись догматам церкви и государства и не знали религиозных границ51.
48 AD Mos. Actes judiciaires В 10081: Plaids annaux, 1755.
49 Fox N. Saarlandische Volkskunde. Bonn, 1927. S. 296.
50 AD Mos. Actes judiciaires Denting В 10006: 1766. Дело попало в суд только потому, что Йозеф Исраель забил корову, продал ее, а когда мошенничество раскрылось, отказался взять ее обратно.
51 О значении магии у евреев: Cahnmann W' J. Der Dorf- und Kleinstadtjude als Typus // Zeitschrift fur Volkskunde. Bd. 70. 1974. S. 169-193; особенно см. с. 191. Особенно впечатляющим примером веры крестьян-христиан в еврейскую магию считается новелла Аннетт Дросте-Хюльсхоф «Еврейский бук», основанная на истории, имевшей место в начале XIX столетия. О влиянии неиудейского окружения на практики еврейской магии пишет Pollack Н. Jewish Folkways in Germanic Lands. Studies in the Aspects of Daily Life. Cambridge/Mass., 1971. P. 113 ff., там же исчерпывающая библиография. Поллак еще в 1971 году призывал к дифференцированному анализу как суеверных, так и магических практик, внутренних условий их возникновения и их взаимозависимости с неиудейским окружением (197 f.) Анализ христианских и иудейских народных магических обычаев, который даст важную информацию о ♦ надконфессиональных» связях, пока еще не проведен. Применительно к одному региону, однако без упоминания еврейского населения, см.: Labouvie Е. Wider Wahrsagerei, Segnerei und Zauberei. Kirchliche Versuche zur Ausgrenzung von Aberglaube und Volksmagie seit dem 16. Jahrhundert // Verbrechen, Strafen und soziale Kontrolle. Studien zur historischen Kulturforschung / Hg. von Richard van Dulmen. Frankfurt/M., 1990. S. 15-55, особенно 15 ff. О магических формах целитель-
106 Микроистория: прошлое — крупным планом
Помимо упомянутых соседских и трудовых отношений, еще одно связующее звено между христианским и иудейским населением деревни образовывала их обоюдная причастность к жизни деревенской общественности — инстанции, претендовавшей на «право знать»52.
Поскольку между евреями и христианами существовали повседневные контакты, на помощь и защиту христианской общественности деревни могли претендовать также и люди иудейского вероисповедания. Этому есть немало примеров. Когда Петер Кёлер в пьяном виде узнал, что еврей Исаак Кайн не мог заплатить за аренду дома, он так избил его, что сельский староста и суд были вынуждены доложить об этом правительству53. Когда в доме Абрахама Якоба началась драка между мужчинами-христианами, собралась «в тревоге вся деревня»54. Жена Хаима Ноймарка, когда ее побил один еврей, побежала «вся в крови, так что непонятно было, человек это или нет», к деревенскому писарю, подняв предварительно шум в деревне. За перевязкой ран она тут же обратилась к христианскому врачу Иоганнесу Ладнеру, который и составил протокол о степени телесных повреждений55. К помощи Иоганнеса Ладнера прибегла и другая еврейская женщина, которую ночью так напугали пьяные мужики, что она опасалась, как бы у нее не начались преждевременные роды56. И наконец, служанка-еврейка Сэрле Леви выразила в прошении на имя графа надежду, что «все люди, как среди евреев, так и среди христиан», знают, как верно она служила своей госпоже57. Сэрле, таким образом, исходила из того, что и иудеи и христиане могли судить о ее профессиональных качествах. Даже если она просто использовала расхожий оборот речи, все равно высказывание не должно было выходить за пределы возможного, а это означает, что деревенская общественность не только посредством своего контролирующего присутствия и активного вмешательства минимизировала
ского колдовства: Она. же. Verbotene Kiinste. Volksmagie und landlicher Aberglaube in den Dorfgemeinden des Saarraums (16.-19. Jahrhundert) St. Ingbert, 1992. S. 95-110.
52 Schulte R. Das Dorf im Verhbr. Brandstifter. Kindsmbrderinnen und Wilderer vor den Schranken des biirgerlichen Gerichts. Reinbek bei Hamburg, 1989. S. 173. Говоря о деревенской общественности, я не имею в виду под этим некой постоянной величины. Общественность (в частности, деревенская) возникала ситуативно, например в пересудах (см. об этом: Anderson P.-А. Gossips. Ale-wives, Midwifes and Witches. Ann Arbor, Mich., 1992).
53 AD Mos. Actes judiciaires В 10045: Fiscalis entgegen Peter Kohler von Stein-biedersdorf pcto injuria realia, 1755.
54 AD Mos. Actes judiciaires В 10048: Fiscalis gegen Michel Mangin und Johannes Decker und Konsorten wegen Kartenspiel, 1766.
55 AD Mos. Actes judiciaires В 10049: 1765.
56 AD Mos. Actes judiciaires В 10047: 1760.
57 AD Mos. Actes judiciaires В 10061: 1774.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
107
драки, была информирована о правонарушениях, внебрачных беременностях или детоубийствах: она была в курсе и менее значительных происшествий между евреями. Как показывают упомянутые конфликты в доме Абрахама Якоба, могла, вероятно, существовать и еврейская деревенская общественность, которая вмешивалась и улаживала конфликты между христианами. Вмешательство Абрахама и его попытка восстановить порядок были подробно описаны во время судебного разбирательства. Это можно считать признаком того, что существовала — по крайней мере в представлении еврейского меньшинства — некая общественность, которая не ограничивалась рамками иудейской либо христианской общины. Более четкие очертания такая общественность приобретает, как мы увидим, в контексте чести и позора.
Конфликтные зоны
Тесные связи между евреями и христианами, готовность принять и уважать другого в его инакости, о которых здесь говорилось, не означают, что соседство христиан и евреев было бесконфликтным или что отношения между ними были свободны от господства и подчинения. Наоборот, характер и количество конфликтов представляет дополнительное свидетельство конфликтного потенциала общества раннего Нового времени. Показательным примером может служить ссора в доме Луи Келлера, где жили четыре или пять еврейских семей. При этом доме был хлев; он не был отгорожен от территории соседского двора, поэтому жильцы со своим скотом могли проходить через двор соседей — Кристофа Ренодена и Анны Марии Тюрк. Однажды, в 1755 году, Луи Май вел свою лошадь, которую, как он утверждал в суде, он «купил по настоятельнейшей необходимости», на водопой к колодцу, который домохозяйства использовали совместно и который располагался за домом хозяина, маслодела Петера Финикеля. Когда это заметил старый Финикель, сидевший в сарае своего сына и лущил льняное семя, он закричал на соседа: «Иди к черту со своей клячей, что ты забыл у этого колодца?» Тот отвечал: «Не съест моя лошадь твой колодец, к тому же в желобе довольно воды». Тогда Финикель выбежал из сарая с вилами и нанес лошади такой удар, что та стала калекой. Поскольку ее нужно было теперь вести к живодеру, Луи Май начал с того, что донес на Петера Финикеля. Хотя впоследствии он с ним помирился, судебного разбирательства и наказания Финикеля было уже не избежать58. Напрасно
58 LHA Koblenz, 56/1398: In Sachen der samtlichen Untertanen und Dorfschaften der Grafschaft Kriechingen gegen den Grafen von Wied-Runkel, Mandati, fol. 512.
108
Микроистория: прошлое — крупным планом
дочь Петера отправилась в Крихинген, чтобы просить о прощении для своего отца — ради его старости и бедности — и сообщить, что он осознал свое «преступление» и помирился с соседом. Правда, извинения и компенсация были приняты, но Финикелю все равно пришлось уплатить штраф в казну59. По инициативе его вдовы несколько лет спустя это дело было представлено в имперский суд в рамках процесса, который подданные вели против графа. На аргумент Луи Мая, что лошадь была им куплена по настоятельнейшей необходимости, Катарина Финикель теперь, по прошествии нескольких лет, возразила, что это была «лошадь, больная сапом», а Май вел ее к колодцу, из которого она, Катарина, берет воду для питья и готовки. Ее муж, говорила она, только «по глупости и старости» не довел дело до суда и помирился с соседом, а потом вынужден был платить в казну 73 луидора штрафа60. Такой непомерный штраф вполне мог навсегда рассорить соседей, которые дотоле были вполне способны выдерживать и разрешать конфликты друг с другом.
Выше уже было показано на множестве примеров, что жизнь бок о бок приводила к стычкам, в которых люди часто не церемонились друг с другом. Наряду с конфликтами соседскими можно выделить еще три типа: первый — это те конфликты, которые возникали в рамках деревенской общественности. Зачинщиками их становились обычно мужики, но порой и «сварливые бабы». Следующий тип связан с проблематикой запрета на труд в воскресные и выходные дни, он затрагивает скорее отношения между морализирующими властями и общиной, но, кроме того, и между деревенскими жителями христианского и иудейского вероисповедания. К третьему типу относятся конфликты по поводу деловых отношений: они были чаще всего вызваны несвоевременным возвратом долгов, иногда — завышенными требованиями.
Пьяные мужики и сварливые бабы Vi
Нарушителями спокойствия в деревне были главным образом мужики. Большинство их столкновений с применением насилия происходило под влиянием алкоголя61. Одна такая потасовка про-
59 AD Mos. Actes judiciaires В 10045: Fiscalis Amtsanklager gg. Peter Finickel wegen eines von ihm dem Juden Louis May geschlagenen Pferd, 1755.
60 LHA Koblenz, 56/1398: In Sachen der samtlichen Untertanen und Dorfschaften der Grafschaft Kriechingen gegen den Grafen von Wied-Runkel, Mandati, fol. 512.
61 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10047: Der Schweizer Soldat Johannes Becker war betrunken, als er in ein Judenhaus einfiel und eine hochschwangere Frau zu Tode erschreckte, 1760.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
109
изошла в доме Якоба Кахена в 1755 году. Однажды во время вечерни к нему пришли несколько христиан, которым надо было обсудить долговые вопросы. Они сидели и пили вино62, когда в трактир вошел Саломон Кахен. Между ним и Иоганнесом Бернаром случилась драка63.
Петер Мангин записался у вербовщика в швейцарский полк и чинил всякие безобразия в деревне: «ежедневно напивается, размахивает оголенной саблей означенного вербовщика и ведет себя как бешеный». Однажды вечером в ноябре он отправился к Мозесу Дойчу и заказал водки. Когда Мозес попросил его ради своих детей убрать саблю, он нанес ему такой сильный удар, что у того остались синяки и шишка. Пришлось Петеру платить еврею сатисфакцию, и сверх того он был оштрафован за насильственные действия64.
Неженатые мужчины-христиане — представители заведомо склонной к насилию группы, которые частенько дрались между собой за свою честь, — ночами вламывались в дома, где жили евреи, требовали селедки или спиртного, пугали людей, а некоторых и ранили. Крихингенские власти запрещали такие «почти ежедневно там случающиеся и одними и теми же бездельниками совершаемые безбожные поступки » и иногда реагировали на них жестокими денежными штрафами и позорными наказаниями65. Эти наказания тоже говорят о том, что евреи хотя бы частично состояли под защитой деревенского кодекса чести.
В некоторых случаях в столкновениях оказывались замешаны и женщины, которые, как правило, попадали в протоколы более или менее случайно. О том, что Маргарете Бильдхауер ругалась с евреем Мойшелем посреди улицы, мы узнаем только потому, что Мой-шель ссылался на это, пытаясь обосновать ее отвод как свидетельницы против него66. Между женами Ганса Георга Беккера и Якоба Майера Кахена в 1754 году имела место подлинная словесная баталия в огороде67. Так как их застиг за этим стрелец, на супругу Кахена
62 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10045: Fiscalis gegen Jacob Cahen, Schutz-juden zu Steinbiedersdorf, pcto dem Christoph Kiefer von Laningen aus Sack genommenen 6 Louis d’or, 1755.
63 Z. B.: AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10049: 1766. Schlagerei zwischen Johannes Bernard und Salomon Cahen, als letzterer ins Wirtshaus kam.
64 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10051: Acta in Sachen Michel Mangin und Anna Maria Richard von da, 1767.
65 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10073: Acta in Denunciationssachen der Madl Meyer von Steinbiedersdorf c. Meuschel Levy von da pcto impregnation!s 1784.
66 Ibid.
67 AD Mos. Actes judiciaires В 10081: Plaids annaux, Pontpierre, 1754.
110
Микроистория: прошлое — крупным планом
был написан рапорт. Беккер же заявлял на ежегодном деревенском судебном собрании,
«что вчера в праздник Зачатия s[alva] u[enia] посреди торжественной мессы жена Якоба Майера Кахена своровала в их огороде луковицы и набрала прочей садовой зелени, в это время пришла его супруга, [спросила], что та делает у нее в огороде, [а та] в ответ, какое ей до этого дело, с сотней оскорблений, так что ей пришлось от нее уйти прочь»63.
На ежегодном деревенском судебном собрании была подана жалоба и на жену Якоба Леви, которая посмеялась над полицейским стрельцом. Когда она и ее муж были застигнуты за забоем скота при закрытых дверях, она крикнула в окно, чтобы стрелец спокойно открывал дверь, потому что они забили волка68 69. Если бы такие вольные речи вел Якоб Леви, супруги наверняка не отделались бы так дешево. Но жена могла использовать ту свободу, которую предоставлял ей кодекс чести, делавший различие между полами70. Поскольку адресат ее оскорбления был не простой член общины, а присяжный представитель власти, то ее брань уже не может быть однозначно отнесена к категории конфликтов поселян между собой, она скорее помещается на уровне отношений власти и господства.
Шабес, воскресенье, праздность
Наряду с соседскими конфликтами, мелкими ссорами женщин и выходками мужиков, которые можно рассматривать в рамках их латентной, а при потреблении алкоголя возрастающей готовности к насилию и их притязания на контролирование жизни общины, существовали многочисленные конфликты, причина которых заключалась не столько в различии вероисповедания, сколько в вытекающих из него последствиях для повседневной жизни, экономики и политики. Несоблюдение воскресного покоя евреями, а в некоторых случаях и их праздность в субботу, когда у христиан был рабочий день, — праздность, которая выражалась не в пассивном ничегонеделании, а в публичных или по крайней мере открытых увеселениях, танцах или прогулках, — представляла собой проблему уже
68 AD Mos. Actes judiciaires В 10081: Plaids annaux, Pontpierre, 1754.
69 Ibid.
70 См. об этом фундаментальные соображения: Castan N. La criminality dans le ressort du Parlement de Toulouse. 1690-1730 // Crimes et criminalite en France sous 1’ancien regime, 17е—18е siecles (Cahiers des Annales, no. 33). Paris, 1971. P. 91-107.
~х Клаудиа Ульбрих. Переплетения...111 в дореволюционную эпоху11. Но в отличие от культурной революции II года* здесь дело было не в попытках установить равенство посредством отмены культурных отличий. Пока еще речь шла о прагматических проблемах, вызванных несовпадением рабочих и выходных дней. В большинстве жалоб по поводу нарушения воскресного покоя просматривается страх, что евреи, покуда христиане находятся на богослужении, могут тайком заниматься торговлей, воровать или делать еще что-нибудь дурное. В отдельных случаях такое бывало71 72. Так, Карл Пье жаловался, что во время мессы у него что-то пропало из закрытой тары. Он утверждал, что его маленькая дочь, остававшаяся дома, сказала ему, что в дом приходил длинный еврей с большой бородой. За кражей он забыл в доме свои филактерии и иудейский молитвенник; но из-за того, что он на несколько лет уехал из этих мест, привлечь его к ответу не удалось73. Не только мужчины, но и женщины тоже пользовались благоприятным моментом. Жена Якоба Майера Кахена, как уже упоминалось, во время праздничной мессы сняла в соседском огороде урожай лука и зелени. Во время вечерни в воскресенье одна еврейка из Дентинга так побила детей Маргарете Крузем, «что несчастной женщине крик детей был слышен в церкви». Маргарете испугалась, бросилась бегом из церкви, думая, что случилось большое несчастье, а потом так ударила еврейку, что та донесла на нее куда следует74. Впрочем, проблемы доставляли в связи с несоблюдением христианской заповеди выходного дня не только иудеи и дети, которые не обязаны были ходить в церковь, но также пастухи. Они пользовались случаем, чтобы во время службы водить скот на запретные пастбища75.
71 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10081: Plaids annaux: Klagen wegen der Nichtbeachtung der Sonntagsruhe: 1755, 1759, 1761; Klage, weil ein Jude mit einem Reisenden wahrend des Gottesdienstes etwas getrunken, 1789; В 10049: 1766: Anzeige, weil ein Jude am Sonntag Fleisch am Brunnen auf offentlicherStraBe gewaschen, В 10053, 1769: Anklage gegen Ahron Cahen und Bernard Lipman pcto entheiligten Sabbats. Sie hatten mit einem Schneider gehandelt.
* По французскому революционному календарю конца XVIII в. (Прим, ред.}
72 Можно предполагать, что о такого рода происшествиях доносили властям, но в источниках обнаруживаются лишь немногочисленные свидетельства — см., например, конфликт по поводу детей Маргарете Крузем.
73 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10057: Acta in sachen Carl Pied von Einsweiler ca. Salomon Hirsch von Steinbiedersdorf pcto. Furti, 1772.
74 AD Mos. Actes judiciaires В 10012: Niederwiesener, Dentinger, Momersdorfer Jahrgedingsprotokolle, 1754 ff.
75 Ср. там же жалобу на то, что подпаски во время службы выгоняют скот и чинят потраву, когда никто их не видит.
Микроистория: прошлое — крупным планом
,»> Надзор за соблюдением воскресного покоя со стороны правительственных чиновников и их представителей в деревне — полицейских стрельцов — лишь отчасти можно объяснить феноменом боязни тайных действий или же притязаниями на контроль. Воровать в своей деревне было для евреев делом крайне рискованным, потому что за нарушение законов они сравнительно быстро могли быть высланы из страны76. Ради собственной защиты они должны были следить за тем, чтобы никакие чужие евреи не приходили воровать в их деревню. Кражи, драки и потравы посевов, таким образом, сами по себе не могут быть достаточным мотивом для того, чтобы такое значение уделять соблюдению воскресного покоя. В этом предписании заключена была возможность заставлять иудеев подчиняться велению христианских властей и уважать христианский церковный календарь77.
Культурную гегемонию католической церкви и порядка, поддерживавшегося христианскими властями, приходилось, однако, навязывать не только иудеям, но также и католикам, которые в XVIII столетии нередко предпочитали скорее свои собственные формы религиозности, нежели ту дисциплинированную и дисциплинирующую религиозность, которая контролировалась церковью, или были равнодушны к церкви и пропускали богослужения, как, вероятно, многие пастухи. Необузданное праздничное веселье, имевшее, бесспорно, стабилизирующую функцию для социальных групп, не нравилось властям независимо от того, имело ли оно место среди иудеев или среди христиан. Представителям обеих конфессий была под угрозой штрафа в 10 рейхсталеров запрещена пальба на ярмарках, на свадьбах, крестинах или под Новый год и в другие праздники. Поэтому вызов в суд за пальбу из пушек получили и Георг Кур, и Георг Деккер, и Абрахам Якоб с женой и прислугой. Одни устраивали салют по поводу именин, другие — по случаю свадьбы. За нарушение запрета на танцы тоже подвергались штрафу равно христианские и
76 Так, например, Исаак Исраель и его сын, побившие жену Хаима Ной-марка, были по ее иску осуждены на два года высылки из страны (В 10049, 1765).
77 Сюда относятся, например, жалобы на иудея, который в воскресенье велел прислуге мыть мясо на деревенской улице, хотя «евреям специально запрещено и в их охранных грамотах ясно прописано, что они в наши воскресные и праздничные дни не должны вести ни малейших дел и не расхаживать по улицам и дорогам, а должны вести себя тихо и спокойно в своих домах» (AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10049, 1766 und Ibid., В 10048, 1768: Acta in Sachen Abraham Jacob, dessen Ehefrau und Hausgesind pcto verschandeten Sabbats und vorgenommen SchieBens). Под «субботним днем» (Sabbat) имеется в виду «воскресенье».
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
113
еврейские мужики. Первые устроили аукцион танцев в день церковного праздника, вторые в шабес наняли со стороны музыкантов, и те играли им танцевальную музыку в двух домах подряд78.
В том, что касалось праздничного веселья, мнения католических пасторов, которые были тесно связаны с населением деревни своим происхождением и стилем жизни, никоим образом не совпадали со мнениями протестантов-чиновников, происходивших из оторванной от народа функциональной элиты. К большому неудовольствию мирских властей, приходским священникам не чуждо было пристрастие к пышным празднествам — при том условии, что все происходило под их контролем. Так, в Саарвеллингене священник в день местного святого патрона «своей самочинно присвоенной властью» приказал четырем французским солдатам пройти парадом «с саблями наголо и в солдатских шляпах». Правительство усмотрело в этом покушение на свое ius armorum, обвинило пастора в том, что он «преступно посягнул на прерогативы властей страны» и объявило ему выговор79. Иначе обстояло дело с требованием воскресного покоя, в соблюдении которого приходские священники сами были заинтересованы80. Не только иудеи превращали христианские выходные дни в рыночные и придавали им таким образом важную хозяйственную функцию81. Жан Рихард, священник прихода Штайнбидерсдорф, в 1699 году считал необходимым высказать жалобу на то, что прихожане во всем диоцезе в воскресные и праздничные дни работают больше, чем в будни, и за счет этого часто отдаляются от матери-церкви82. В Саар-гемюнде тоже слышались жалобы на осквернение воскресного дня, касавшиеся равно иудеев и христиан: в то время как первые открывали свои лавки, грузили возы и забивали телят, вторые открывали трактиры, пекли хлеб, играли в карты или скандалили83.
78 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10043: Fiscalis gegen Jacob Levy zu Stein-biedersdorf wegen Tanzen und Spielen, 1751; В 10048: Fiscalis gegen Wagner Peter Schmid und der Witwe Magdalena Bommersbach ihre Sohne zu Steinbiedersdorf pcto ohne herrschaftliche Erlaubnis aufgefUhrten offentlichen Kirmestanzes, 1762.
79 LHA Koblenz К 26 Nr. 64 1779. За указание на этот источник я хотела бы высказать благодарность г-ну доктору Вайсгерберу.
80 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В10049: Fisc, gg Georg Becker, Schlosser und Georg Court zu Steinbiedersdorf pcto. gegen Verbot vorgenommen SchieBens im Dorf, 1766 und Ibidem., В 10048: Acta in Sachen Abraham Jacob, dessen Ehefrau und Hausgesind pcto verschandeten Sabbats und vorgenommen SchieBens, 1768.
81 К дискуссии о выходных днях: Hersche Р. Wider «MUssiggang» und «Aus-schweifung». Feiertage und ihre Reduktion im katholischen Europa, namentlich im deutschsprachigen Raum zwischen 1750 und 1800 // Innsbrucker Historische Studien. Bd. 12/13. 1990. S. 97-122.
82 AD Mos. 29 J 63 Archipretre de Morhange, Visitationsprotokolle, 1699-1700.
83 Hiegel H. La paroisse Saint-Nicolas de Sarreguemines. Sarreguemines 1969. P. 82.
114 Микроистория: прошлое — крупным планом
Обычно власти подводили все нарушения покоя в воскресные и праздничные дни — в том числе те, которые заведомо имели место именно в воскресенье, — под понятие «осквернение субботнего дня» (Sabbatschandereyen)84. Несомненно, притязания правительства на господство и контроль распространялось и на шабес, так как обеспечение порядка требовало, чтобы все, как христиане, так и иудеи, четко исполняли свои соответствующие обязанности, а не жили еретиками, будь то иудейскими или же христианскими85.
«Повседневные преступления», квалифицируемые как «осквернение субботнего дня», похоже, не особенно смущали членов христианской общины. Полицейский стрелец Николя Финикель с полным пониманием отнесся к тому, что Абрахам Якоб в Троицын день, за два дня до свадьбы своего сына, велел работнику перенести мясо из одного своего дома в другой. Стрелец не стал подавать рапорт и имел за это неприятности от начальства, которое утверждало, что «осквернение субботнего дня» происходило у него на глазах. Абрахам Якоб оправдывался тем, что в воскресенья и выходные запрещено продавать мясо, но не «потреблять его для своей надобности»; односельчан этот аргумент наверняка убедил, хотя власти его принять отказались86. Если принять во внимание упомянутые конфликты по поводу воскресного покоя, то становится очевидно, что борьбу за соблюдение закона о выходных днях следует рассматривать в более широком контексте мирских и церковных дисциплинарных мероприятий. Эта борьба была направлена не только, а, может быть, даже и не столько против евреев, сколько на то, чтобы утвердить единый, христианский по характеру, контролируемый церковью и христианскими властями образ жизни. Существование иноверческого меньшинства не мешало достижению этой цели, покуда его
84 Термин «осквернение субботнего дня» (Sabbatschanderei) относится не к иудейскому «шабесу», а к христианским воскресным и праздничным дням (Artikel: Sabbalh-Entheiligung bzw. Sabbaths-Schandung // Zedler. Universal-lexikon, Bd. 33, 1742. Sp. 88 f„ 92).
85 Предстоятель общины должен был приносить властителю страны присягу, в которой, помимо прочего, содержалось обязательство «поддерживать среди евреев дисциплину и порядок» (AD Mos. Е supp. 553 Pontpierre: Election des rdpresentants de Crehange du 11 juin 1755). Это требование, направленное на дисциплинирование подданных, подразумевало, возможно, и надзор за соблюдением религиозных заповедей и, в том числе, субботнего покоя. О том, что христианские власти за этим следили, известно начиная с позднего Средневековья (см. также соображения Susanna Burghartz, Leib, Ehre und Gut. Delinquenz in Zurich Ende des 14. Jahrhunderts. Zurich, 1990, 183 ff.).
86 AD Mos. Actes judiciaires В 10048: Fisc, gg Abraham Jacob, dessen Ehefrau und Hausgesinde pcto. geschandeten Sabbats und vorgenommenen HochzeitsschieBens, 1766.
\Клаудиа Ульбрих. Переплетения...115 можно было удерживать «в угнетенном состоянии», которое «подтверждало истинность христианского учения»87. Претензии христианской культуры на превосходство было, видимо, не трудно заявлять, указывая на массу бедных еврейских нищих. Но то, что самым богатым, по всеобщему признанию, человеком в Штайнбидерсдорфе был еврей, чья жена была из городских, а в одном из принадлежащих ему домов жил ученый с университетским образованием, который мог не заботиться о своем пропитании и всецело посвящать себя своим занятиям88, — все это могло поставить под сомнение гегемонистские притязания как общины, так и церкви или светской власти89, не говоря уже о том факте, что среди еврейского населения даже бедная служанка умела сама расписываться90 и все, как мужчины, так и женщины, могли себе позволить не работать каждую неделю в течение целого дня. Многое говорит о том, что именно по этой причине христианские власти, католический пастор и протестантский правитель страны были так заинтересованы в том, чтобы воспрепятствовать чрезмерному перемешиванию христианских и еврейских жизненных миров.
Неодобряемая экономическая деятельность
Христианское население было в большой степени зависимо от деятельности еврейских мужчин, которые содержали свои семьи главным образом за счет торговли и предоставления денег в долг. Большое количество кредитов, которые женщины и мужчины брали у евреев, говорит само за себя. Если бы не было возможности делать долги, свобода действий как для отдельных жителей деревни, так и для общины в целом была бы значительно более ограниченной. Ведь ссуды, полученные у евреев, помогали не только пережить
87 Katz. J. Aus dem Ghetto in die btirgerliche Gesellschaft: jiidische Emanzipation 1770-1870, Frankfurt/M., 1988, 25.
88 AD Mos. 17 J 29 PR 119: Traduction d’une copie d’un testament hebraique faite par le def. Abraham fils d’Ezechiel juif a Pontpierre le 14. 3. 1771.
89 Различие коренится скорее в сферах занятий, нежели в вероисповедании, поскольку крестьяне в своем рабочем цикле не могли соблюдать воскресные и праздничные дни.
90 Служанка Сэрле Леви собственноручно подписала арамейскими буквами прошение, поданное на имя графа. В ее имуществе было целых две книги (AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10061: 1774). Прежде чем еврейка Гелле, которая подала в суд на Гембеля за то, что он сделал ей ребенка, была допрошена, строго следили за тем, чтобы она ни с кем тайком не говорила на иврите (вероятно, имеется в виду идиш) (AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10074, 1784).
116
Микроистория: прошлое — крупным планом
кратковременные затруднения: они позволяли общине также вести дорогостоящие судебные процессы против правительства. Если в 1789 году один критик пишет применительно к немецкой Лотарингии, что главной причиной эмиграции являются евреи и она имеет место только там, где есть они, то это наблюдение надо дополнить в том смысле, что там, где евреи были, свобода экономического маневра — а вместе с нею и риск впасть в непомерные долги — для христиан была значительно выше, нежели в регионах, где сельское население не имело возможности занимать деньги91. Для властей и для состоятельных граждан в городе и на селе это было неприятное обстоятельство, а для тех христиан, которые брали в долг у евреев, эти кредиты представляли собой прежде всего шанс выйти из временных затруднений, вырваться из бедности, заложить основу благосостояния92. Для христианских женщин эта возможность имела столь же важное значение, как и для мужчин, уже хотя бы потому, что они, согласно частному праву, обязаны были платить по долгам, сделанным их мужьями, и слишком часто оказывались перед выбором: либо растрачивать свое собственное наследственное имущество, либо взять кредит у христианина или еврея. Но и на повседневные мелкие нужды христианские женщины могли без проблем получить у евреев краткосрочные займы под залог или выручить деньги посредством торговли с ними93.
О том, что кредитные отношения были взаимными, то есть что и евреи одалживали деньги у христиан, мы чисто случайно узнаем из конфликта между Луи Маем и Петером Финикелем по поводу совместного пользования колодцем. Финикель, который ударил лошадь Мая, примирился с ним без судебного разбирательства. Финикель, как показала позже его вдова, возвратил соседу расписку, согласно которой иудей Луи Май был должен христианину Петеру Финикелю 5 новых талеров94. Вопрос, был ли этот кредит исключе-
91 Paquet R. Bibliographic analytique de 1’histoire de Metz pendant la Revolution (1789-1800), Paris. 1926, 1086.
92 Жан Дальтрофф исследовал финансовые трансакции эльзасского еврея Самюэля Леви и обнаружил, что подавляющая часть (85% ) его дебиторов были сельскими жителями. Большинству деньги были нужны для того, чтобы заплатить другие долги, по которым истек срок уплаты (Daltroff J. Samuel Levy de Balbronn. Un riche preteur d’argent juif de Basse Alsace au dernier siecle de 1’Ancien regime // Revue des etudes juives. Vol. 148. 1989. P. 53-68).
93 См., напр., сделку, заключенную Магдаленой Буше с соседом-евреем (AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10065, 1776).
94 LHA Koblenz, 56/1398: In Sachen der samtlichen Untertanen und Dorfschaften der Grafschaft Kriechingen gegen den Grafen von Wied-Runkel, Mandati, fol. 512.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
117
нием или же он позволяет сделать вывод о распространенности подобной практики, требует дальнейшего изучения.
Независимо от того, были ли кредитные отношения одно- или двусторонними, приходится констатировать, что интересы христианского и иудейского сельского населения в экономической сфере взаимно дополняли друг друга и что, по всей вероятности, люди общались друг с другом в основном прагматически и без предрассудков95. В том, что касалось стратегии купли-продажи, христианские хозяева и еврейские торговцы друг другу не уступали96. Правда, равновесие, возникавшее благодаря торговле и денежным интересам, было весьма шатким, и вокруг кредитов, требований уплаты долга и аукционов часто возникали споры. Они были связаны с природой сделок, с бедностью и неплатежеспособностью, с попытками добиться отсрочки платежа или получить от сделки больше положенного97. Как правило, эти споры решались в суде. Это та часть христианско-иудейских отношений, которая, без сомнения, лучше всего документирована. По сравнению с количеством заключенных сделок обвинения в ростовщичестве встречались редко. Было несколько крупных процессов, которые, как утверждалось, были инициированы нечестными торговцами-христианами. Посредством целенаправленной пропаганды небольшая группа активистов смогла мобилизовать множество мелких должников, которые давали показания против евреев и надеялись на ликвидацию долга без выплаты98. Так, штайнбидерсдорфский житель Якоб Кахен, на которого
95 Cahnman W. J. Der Dorf- und Kleinstadtjude als Typus // Zeitschrift fur Volkskunde. Bd. 70. 1974. S. 169-193; особенно см. с. 188, подчеркивает: «... евреи и крестьяне не могли друг без друга обойтись как покупатели и продавцы, как верители и должники, как кредиторы и дебиторы, причем каждый участник трезво взвешивал, где он выгадает, а где потеряет» .
96 Там же. В литературе можно найти многочисленные свидетельства о сравнительно стабильном характере этих отношений обмена (см., напр., Hebbel J. Р.).
97 В этой связи следует напомнить, что в XVIII веке вообще выросло число случаев мошенничества, но, кроме того, нарушение законов как таковое «было условием политического и экономического функционирования общества» (Foucault М. Surveiller et punir. La naissance de prison. Paris, 1981. P. 104.). Если, читая свидетельства источников о ростовщичестве и кредитах, освободиться от представления — или предубеждения, — что это было типично еврейское занятие, и поместить эти конфликты в контекст эпохи, в контекст проблематики обмана, правонарушений и противозаконной деятельности, то нормальность этих конфликтов станет более чем наглядной.
98 AD Mos. Bailliage Sarreguemines В 11262-11265: Proces contre Joseph Salomon et Jacob Cahen de Pontpierre, juifs accuses d’usure, 1756 ff. . ,
118
Микроистория: прошлое — крупным планом
подали в суд за ростовщичество, утверждал, что между крупными процессами ростовщиков в Сааргемюнде и в Вике существует связь: в обоих случаях должники-селяне были подкуплены одним и тем же человеком с тем, чтобы они дали ложные показания". В 1756 году глашатай из Буле шел по деревням и созывал именем короля собрания: он собирал общины и запрещал крестьянам что-либо платить евреям. После этого 47 крестьян подали иск против евреев Крихин-гена, обвиняя их в ростовщичестве99 100. В 1775 году один глашатай из Тионвиля попытался нанести урон евреям с помощью обвинения в ростовщичестве, но они нашли в Меце отзывчивого адвоката в лице Пьера-Луи Рёдерера101.
Именно в силу обнаруживающейся взаимосвязи между задолженностью и ликвидацией долга у большинства причастных лиц конфликты по поводу ростовщичества отражают скорее обнищание больших масс сельского населения, нежели нечестное поведение еврейских финансистов. Тем не менее составленные в 1789 году «Cahiers de doleances» обнаруживают явно агрессивную тенденцию102. В них два источника антисемитизма — обвинение в ростовщичестве и религиозная нетерпимость — соединяются в таком симбиозе, какой едва ли был вообразим в предреволюционные десятилетия. Французских евреев Нидервизе, которым были должны многие жители Крихингена103, обвиняли:
Что касается евреев, то мы. не знаем, с чего нам начать рассказывать о несчастьях, которые эта проклятая нация нам причи-
99 Ibid. Застрельщиками были, как утверждается, Пьер Кранц из Фребу и один бывший торговец из Пюттингена.
100 Clessienne D. La justice dans le bailliage de Boulay (1751-1789) // Les cahiers lorrains. 1984, 2-3, 162.
101 Cahen G. Catalogue: Les Juifs Lorrains, Nr. 118.
102 Об антисемитской направленности лотарингских « Cahiers de doleances »: Mockelt O. Lothringen nach den Cahiers de doleances von 1789 unter besonderer Beriicksichtigung der wirtschaftlichen und sozialen Fragen. Bamberg, 1927. S. 141 ff; Hussong Fr. W. Cahiers de doleances des communautes en 1789. Bailliages de Boulay et de Bouzonville. Kritische Studien zur Vorgeschichte der franzosischen Revolution im alten Lothringen // Jahrbuch der Gesellschaft fur Lothringische Geschichte und Altertumskunde. Bd. 24. 1912. S. 1-166; особенно см. с. 143 ff.; Schmitt J. Franzosische Saarregion vor der Revolution // Revolutionare Spuren... Beitrage der Saarlouiser Geschichtswerkstatt zur Franzosischen Revolution im Raum Saarlouis / Hg. von Johannes Schmitt. Saarbriicken, 1991. S. 37 f. В Эльзасе, где на 1789 год жили две трети всех французских евреев, антисемитские настроения были еще более ярко выражены, особенно в Верхнем Эльзасе, где ненависть к евреям прорывалась в многочисленных восстаниях (Oberle R. L’emancipation des juifs // Saisons d’Alsace 33. Jg. 1989. No. 104. P. 113 ff.).
103 LHA Koblenz 56/493 e, fol. 117 ff. Aufstellung der Schulden, Waldnersches Kapital.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
119
няет... Они разорили наших отцов своим ростовщичеством; и так как мы не получили в наследство ничего, кроме нищеты, они с легкостью могут околпачивать нас в нужде нашей своими кознями104.
Французские крестьяне Нидервизе доходят в своей «тетради жалоб» до того, что просят Генеральные штаты исключить иудеев из числа терпимых религий, снести их синагогу, снова запретить им реквизировать недвижимость и заниматься ростовщичеством. Кроме того, они в течение десяти лет не должны начислять процентов на выданные к настояшему моменту кредиты105. Бросается в глаза, что в «cahier» уже нет рассуждений о причинах обеднения, а есть критика, обращенная на самое слабое звено в цепочке — на евреев. Это говорит о том, что аргументация велась со стратегическим умыслом: жалоба на кредиторов-евреев и в 1789 году имела гораздо больше шансов на успех, чем жалоба на кредиторов-христиан. Крестьянским общинам графства Крихинген приходилось много раз занимать деньги у евреев, чтобы удовлетворить крупные требования лиц христианской веры, которым они были должны106. Крестьяне Нидервизе, жившие на германской стороне и бывшие подданными графства, в 1788 году были уже не в состоянии выплачивать проценты по тем долгам, которые они наделали в судебных тяжбах с графом. Большая часть их жила «в величайшей бедности и нужде» и с трудом «добывала в дом хлеб»107. Чтобы выплатить долги и тем самым отвратить грозившую конфискацию имущества, они под проценты заняли часть требуемых денег у одного еврея. Остальное крестьяне собирались получить за счет продажи части общинной земли при условии согласия графа. Весной 1789 года положение бедноты ухудшилось вследствие необычайно суровой зимы. Торговцы-евреи скупили те небольшие запасы зерна, что еще были в стране, и отвезли его в города. На ликвидацию долга и тем самым на временное облегчение положения можно скорее было надеяться, подав иск против евреев, нежели против кредиторов-христиан; впрочем, против последних иск также подали. По сравнению с евреями, давшие крихингенцам в долг, христиане — люди, частично происходившие из дворянства,
104 Charles Е. Cahiers de doleances du bailliage de Vic. T. 1. 1901. P. 551-556.
165 Несмотря на антисемитскую направленность «cahiers» из Нидервизе, синагога в этом городе оставалась духовным центром еврейской жизни вплоть до разрушения ее немцами в 1942 году (DaltroffJ., Cerf A. Traditions et coutumes. P. 143 ff.).
106 Часто упоминаемый в литературе запрет христианам взимать проценты и утверждение, будто они не принимали участия в финансовых операциях, реальности XVIII века не соответствует.
10‘ LHA Koblenz 56/493 b: Beschwerde von Niedervisse, 8. Mai 1788. .....
120 Микроистория: прошлое — крупным планом
частично из деревни108, — имели гораздо лучшие возможности отстаивать свои интересы в суде и в случае неуплаты заполучить недвижимость своих дебиторов. Евреи же, пытавшиеся взыскать свои деньги с должников в судебном порядке, никоим образом не могли быть уверены в успехе: во-первых, немаловажную роль при вынесении приговоров играла в судах коррупция; во-вторых, для того чтобы освободиться от выплаты долга, достаточно было доказать, что имело место ростовщичество109. Конечно, евреи тоже пробовали окольным путем, через финансовые трансакции, подступиться к недвижимости и таким образом компенсировать свое ущемленное правовое положение110. Так, например, Абрахам Якоб уберег графского сельского старосту Доминика Рихарда и его жену Анну Валь от потери дома и усадьбы, взяв на себя их внушительные долги, но при этом он настоял, чтобы дом и сад были даны ему в залог111. Этой акцией, которая соответствовала принятому способу ведения дел, Абрахам Якоб смог одновременно укрепить свою власть в деревне, ведь сельский староста был орудием графской власти. То обстоятельство, что евреи, в отличие от христиан, не могли вложить накопленные деньги в покупку земли, приводило, вероятно, к тому, что они в тех случаях, когда их должники задерживали выплату долга, в основном интересовались такой недвижимостью, как дома и квартиры. Это поведение, по всей видимости, весьма содействовало развитию антисемитизма. Просьба о возобновлении запрета на конфискацию недвижимости, содержащаяся в «Cahier de doleances» из Ни-дервизе, говорит именно об этом.
Жизнь на границе, вероятно, тоже усиливала конфликты. Обвинения, подобные тем, что высказывали жители Нидервизе, раздавались и в других местах пограничной области Тионвиль-Буле-Сар-бур112. Отражали ли они вообще мнение местного населения — более
108 Вдовы, у которых было сравнительно мало возможностей вложить свои средства, похоже, играли немалую роль в кредитном деле. Подданные графства Крихинген финансировали значительную часть своих тяжб за счет займов, полученных от вдовы учителя верховой езды Вальднера из Санкт-Иоганна (LHA Koblenz 56/493е, fol. 117 ff.: Aufstellung der Schulden, Waldners-ches Kapital) н от мадам Лакапель из Саарбрюкена (AD Mos. Actes judiciaires В 10051, 1767).
109 AD Mos. Bailliage Sarreguemines В 11262-11265: Proces contre Joseph Salomon et Jacob Cahen de Pontpierre, juifs accuses d'usure, 1756 ff.
1,0 Большой интерес евреев к покупке недвижимой собственности отмечает также Сабеллек применительно к Ниенбургу (Sabelleck R. Jtidisches Leben in einer nordwestdeutschen Stadt: Nienburg. Gottingen, 1991. S. 90 f.).
111 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10057, 1772.
112 Lang J.-B. L’image des Juifs й travers des cahiers de doldances // Les Cahiers Lorraine. 1989. P. 315-322; особенно см. p. 319 f.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
121
чем сомнительно, так как «cahiers» этого региона обнаруживают интертекстуальную зависимость друг от друга113. Концентрация антиеврейских жалоб вдоль языковой границы может, однако, быть связана и с тем, что пограничные районы были благодатным «полем деятельности» для обманщиков любого вероисповедания, но для того чтобы подкрепить этот тезис, необходимы исследования большого количества источников. До сих пор же не изучен в достаточной мере даже вопрос о распространенности контрабанды, разбоя и мошенничества в этих краях114.
Честь и позор
Центральное значение чести отражается на каждой странице судебных актов, касающихся еврейского населения115. Нередко это понятие фигурирует в дословно воспроизведенных высказываниях свидетелей и ответчиков. Так, ФромметЛеви начала допрос своей забеременевшей служанки Гелле словами: «Ты от честных людей родом, а на нас такой позор навлекла...»116 Противопоставление чести и
113 Liber М. Les juifs et la convocation des Etats gendraux (1789). Paris, 1989(1 публ. в Revue des etudes des juives, 1912, 1913).
114 История бандитизма в этом регионе еще недостаточно изучена, но надо полагать, что, будучи пограничной, данная область представляла благоприятные условия для действий разбойников. В 1760 году в Нанси судили шайку из 18 мошенников; в их числе были 14 евреев (Cahen G. Catalogue: Les Juifs Lorrains, 132, 133). Сведения о некоторых ворах и бродягах-евреях обнаруживаются и в штайнбидерсдорфских документах.
115 Это не особенность графства Крихинген или XVIII века. Бургхарц доказала в своей диссертации, опубликованной в 1990 году, что в конфликтах, внесенных евреями для разрешения на судебное заседание Цюрихского городского совета, честь и позор были главными критериями оценки человеческих действий (Leib, Ehre und Gut, 200). Мемуары Гликл бас Йуда Лейб — впечатляющее, известное с давних пор свидетельство того, как высоко ценилась честь евреями в конце XVII века. Утверждения, что евреи были «лишены чести» (Zunkel F. Artikel «Ehre, Reputation» // Geschichtliche Grundbegriffe II, 1975. S. 1-64; besonders S- 16; Richard van Dulmen, Kultur und Alltag in der Friihen Neuzeit, Bd. 2: Dorf und Stadt. Munchen, 1992. S. 202), следует понимать только в том — христианском — смысле, что иудеи, как лица, не принадлежавшие к сословному обществу, были лишены сословной чести. Это, однако, нельзя смешивать с понятиями «лишенный чести» или «бесчестный». Общий обзор по теме еврейской чести см. в кн.: Jiitte R. Ehre und Ehrverlust im spatmittelalterlichen und friihneuzeitlichen Judentum //Verletzte Ehre. Ehrkonflikte in Gesellschaften des Mittelalters und der Friihen Neuzeit / Hg. von Klaus Schreiner und Gerd Schwerhoff. Wien, 1995. S. 144—165.
116 AD Mos. Actes judiciaires В 10075: Acta in Sachen Benedict Isaak und Abraham Benedikt von Dentingen ca. den Barnes Bar Lipman von Steinbiedersdorf pcto. schuldigen Lidlohns, 1788.
122
Микроистория: прошлое — крупным планом
позора в этой фразе указывает не только на значение семьи родителей для еврейской чести: женщина одновременно связывает с этим соответствующие ожидания относительно поведения своей служанки. В других местах речь идет о репутации, о чести и почтении, о честном имени, о чести и кредите, о людях, честно обеспечивающих кого-то, или честно и верно служащих117. В качестве антонимов выступают наряду с позором бесчестье и нарушение чести. То, как и сколь часто говорилось в суде о чести, показывает, что она мыслилась в контексте, который включал в себя и христианское окружение. Это же касается и внутрисемейных конфликтов, в которые были вовлечены служанки.
Бескомпромиссная суровость, с какой хозяйки и хозяева как иудейского, так и христианского вероисповедания, равно как и суды, обходились с забеременевшими незамужними еврейскими служанками, обнаруживает тесную взаимосвязь между сексуальностью, женской честью, честью дома и честью семьи. Эта взаимосвязанность выходит за пределы собственно домашнего мира, в область социального общежития и экономики. Являясь меньшинством в неиудейском окружении, с предрассудками и предубеждениями относившемся к нехристианам, отцы и матери еврейских семей должны были следить за тем, чтобы не вызывать раздражения и скандалов. «Непорядок» в доме оказывался угрозой для финансовой базы семьи уже потому, что дом представлял собой место, где люди работали и вели дела, а приданое являлось способом передачи собственности. Для евреев, живших, торговлей, и для христиан, оценивающе смотревших на своих деловых партнеров, которым они должны были доверять, честь всегда оставалась одним из главных фундаментов деловых отношений. Внебрачные беременности служанок или несоблюденные обещания сыновей жениться угрожали чести, а тем самым — успеху в делах.
117 Эти данные источников указывают на существование дифференцированных представлений о чести, какие встречаются и в мемуарах Гликль бас Йуда Лейб. Честь как знак уважения, высокой оценки, порядочности и честности в делах — центральные аспекты в мемуарах Гликль (15 f., 23, 26 f., 30 f., 50, 54 f., 59 f., 62, 105, 113, 138, 158 ff., 164, 182, 214). Гликль тоже связывала честь с евреями и неевреями. Она, пишет Дэвис, была «настолько убеждена в ценности еврейской чести, что почти всегда употребляла существительное koved, происходящее из древнееврейского, вместо слова ег, образованного от немецкого Ehre, даже тогда, когда речь шла исключительно о неевреях». Хотя словоупотребление Гликль свидетельствует об одинаковом восприятии чести применительно к христианам и иудеям, она никогда не забывала о неравенстве (Davis N. Z. Р. 49 f.).
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
123
Поскольку честь христианских и иудейских контрагентов связывала их друг с другом, для торговых отношений пришлось разработать единый кодекс чести, и соблюдение его обеспечивалось публично с помощью светских судов. Так, графский суд, разбиравший спор между евреем Луи Маем и его жившим во Франции должником, потребовал, чтобы
один другого объявил честным человеком, в знак чего они здесь, перед судом, подали друг другу руки118.
Эта честная сделка между иностранцем и собственным подданным-евреем давала суду возможность — как и при его вмешательствах в домашние конфликты еврейских семей — извлекать выгоду из склонности сельского общества к конфликтам и доказывать свою компетенцию в качестве арбитражной инстанции. Со своей стороны подданные как христианского, так и иудейского вероисповедания использовали суды в своих целях. Например, Якоб Кахен, свекор Перле Леви, когда Кристоф Кифер обвинил его в воровстве, попытался восстановить свою честь, обратившись к суду с просьбой: потребовать от истца, чтобы тот
честь и доброе имя, которое этим пытается у него отнять, ему вернул путем публичного отозвания своего ложного заявления и ... оплатил выпитое вино119.
Год спустя Якоба Кахена обвинили в ростовщичестве. Он заказал писцу прошение, в котором уверял, что он — человек честный, порядочный и искренний:
У него установившаяся репутация, это самый, счастливый тип делового человека, такого достигают только безукоризненной честностью и искренностью в делах120.
118 AD Mos. Actes judiciaires В 10045: Inquisitionssachen des Barthel Sidot im Franzosischen und des fiskalischen Amtsklagers gegen den Schutzjuden Louis May in pcto. errichteter falscher Handschrift, 1756.
119 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10045: Fiscalis entgegen Jacob Cahen, Schutzjuden zu Steinbiedersdorf in puncto dem Christoph Kiefer von Laningen aus dem Sack genommenen 6 Louis d’or, 1755.
120 AD Metz В 11262 Bailliage de Sarreguemines: Proces contre Joseph Salomon et Jacob Cahen, juifs, accuses d’ursure. Якоб Кахен привязывал честь, уважение и доброе имя, которые он называл высшим счастьем любого торгового человека, не к внешнему почету, ак интернализованным индивидуализированным добродетелям, порядочности и искренности. Тем самым он присоединялся к просветительскому понятию о чести, — например, такому, какое было сформулировано в гамбургском еженедельнике «Der Patriot» еще в 1724 году: «Торговый человек, пользующийся доверием и уважением, который правдив и во всех делах точен, обладает гораздо большей честью и
124
Микроистория: прошлое — крупным планом
В этой формулировке его честь уже связана не с иудейской религией, а с профессиональной честью «делового человека». Здесь становится видно, насколько схоже было восприятие чести у христиан и у евреев. Об этом же сходстве ценностных представлений говорит и прошение Сэрле, поданное христианским властям: говоря, что служила своей хозяйке верно и честно, она призывает в свидетели всех людей, «как иудеев, так и христиан»; границы между внутренним миром дома, где она работает служанкой, и наружным миром, где находится оценивающая общественность, между христианами и евреями, между мужчинами и женщинами утрачивают тем самым свою отчетливость.
Открытость по отношению к надконфессиональной общественности нельзя приравнивать к интеграции: это показывает пример, который мы заимствуем из завещания Абрахама Якоба — человека набожного и приверженного традиции. Он распорядился, чтобы его завещание, «контракт писали публично на открытом рынке», а подписывали чтобы «на открытой улице»,
дабы не Могли сказать, что это было сделано в тайне или в секрете, а должно это быть открыто и ведомо всем и каждому121.
Публичность договора и тем самым его юридическую силу призваны были гарантировать не синагога, а рыночная площадь и деревенская улица как места особого права, которыми пользовались совместно подданные христианской и иудейской веры. В выборе этого места проявляется общая система координат, которая привязана к христианскому правительству, но охватывает и христианскую и иудейскую общины. Указания на существование различных общественностей еще раз показывают, что при социальном порядке, который был построен на неравенстве, и основывался — как тот, что описан здесь, — на плюрализме, возможны были одновременно интеграция в смысле включенности в государственную систему и сегрегация как «усилия, направленные на сплочение собственной группы»122. Мы увидим далее, что в известном смысле сегрегация как
имеет в себе намного более истинного благородства, нежели дикий расточительный юнкер, который выставляет напоказ достоинство своего титула и роскошь убранства» (Zunkel F. Ehre, Reputation. S. 2). Такое понятие чести ставило под сомнение не только социальный порядок, в котором сословная принадлежность и сословная честь принадлежали человеку по рождению, но также и исключение евреев из числа тех, на кого распространялся господствовавший в христианском обществе кодекс чести.
121 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre, В 10062, 51.
122 Утверждение Баттенберга, будто культурные контакты между христианами и иудеями, подобные описанным выше, представляли собой «явления случайные», которые «по необходимости имели место в силу столк-
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...125 образование собственной общины была одной из предпосылок интеграции в государство.
Власти и общины я
Еврейское население жило в Штайнбидерсдорфе, но через персону или должность предстоятеля иудейской общины было напрямую подчинено правителю страны. Несмотря на совместное проживание в границах одной деревни, евреи не были членами сельской общины, образованной отцами христианских семей и интегрированной в иерархию власти через персону или должность сельского старосты* 123. Эта констелляция, возникшая в силу прав властителя, а не из потребностей общин относительно соединения или размежевания между собой, вела к многочисленным конфликтам, которые можно объяснять структурными и конъюнктурными причинами. В то время как духовные и мирские власти, пастор, граф и чиновники, пытались извлечь максимальную экономическую выгоду из присутствия еврейского меньшинства, для христианской общины появление еврейских поселенцев означало ограничение ее ресурсов. Каждый дом, купленный соседом-евреем, уменьшал количество налогов, получаемых христианской общиной, потому что новый владелец платил подати непосредственно правителю страны или его чиновникам.
Проблемы начинались уже при приеме новых членов в еврейскую общину, что определялось усмотрением властей. Хотя общины всегда стремились получить право голоса в решении вопроса о приеме новопоселенцев, ни христианской, ни иудейской общинам это явно
новения двух различных групп», представляется неубедительным уже потому, что отношения (даже совместные трапезы, о которых еще будет сказано подробнее) были структурно обусловлены. Кроме того, упомянутое распоряжение Абрахама Якоба показывает, по-моему, что государство и религию нельзя так тесно связывать друг с другом и говорить, как Баттенберг, о двух культурных системах; скорее, мне кажется, можно — несмотря на неравенство и на различие вероисповеданий — говорить о треугольнике отношений (христианская община, иудейская община, власти страны) (Battenberg F. Zwischen Integration und Segregation. S. 431 и 452).
123 Если далее речь идет о христианской общине, то лишь ради того, чтобы отразить тот факт, что в деревне существовала еще и иудейская община, положение которой в структуре власти, на мой взгляд, нельзя корректно описать с помощью таких терминов, как «корпорация». Если принять, вслед за Петером Бликле, что деревня и община суть взаимно-соответствующие понятия, то такое равенство оказывается неверным в том случае, когда в деревне возникает вторая корпорация, которую правитель страны наделяет такими функциями, как обеспечение законности и поддержание Мира (Blickle Р. Deutsche Untertanen. Ein Widerspruch. Munchen, 1980. S. 30 f.).
126 Микроистория: прошлое — крупным планом
так и не удалось124. Тот факт, что правитель страны оставлял за собой право селить в деревне людей и подчинять их своей власти, а христианская община не имела над ними никакого непосредственного контроля и не могла предъявлять им никаких требований, вызывал перманентные жалобы со стороны христианской общины.
Первый принципиальный спор состоялся уже в 1708 году. Так как еврейское население деревни тогда жило якобы в лучших материальных условиях, нежели христианское, сельский староста попытался заставить евреев взять на себя часть военных расходов, деньги на которые требовались с общины в целом. С помощью того аргумента, что долг более сильного — помогать более слабому, ему удалось добиться отмены заключенного в мирное время соглашения, согласно которому еврейское население не обязано было вносить свою долю в общинные подати. Евреи деревни вынуждены были оплатить четверть суммы взноса на покрытие военных расходов125 126.
Почти десять лет спустя, в 1717 году, от них вновь потребовали, чтобы в дополнение к уже выплачиваемым податям они приняли участие в уплате чрезвычайного налога. Правительственный советник Шляйф защитил евреев от притязаний общины, которая, по всей видимости, не считала, что сформулированный за десятилетие до того постулат о долге сильнейшего должен применяться и к ней самой. Большая часть евреев, писал Шляйф,
бедны и с величайшим трудом набирают деньги на уплату своей обычной подати, а сверх того им приходится наравне с христианами платить взносы на имперские и окружные нужды.
К тому же во время недавних войн «с ними обходились довольно сурово»125.
124 Право контролировать прием новопоселенцев-христиан становилось предметом беспорядков в Крихингене. Свидетельств о том, требовала ли иудейская община для себя права ограничивать приток новых членов в свои ряды, не зафиксировано. Но в работе Meyer P.-А. La communaute juive de Metz au XVIIIе siecle: histoire et demographic. Nancy, 1993. P. 27 ff., показывается, как заинтересована была еврейская община в таком ограничении. Поскольку прием новопоселенцев мог стать финансовой обузой для местных и ограничить их экономические возможности роста, прием многочисленных еврейских поселенцев властями той или иной страны не всегда следует рассматривать как проеврейскую политику, чем часто грешат историко-краеведческие исследования. Правители тоже, как правило, ставили условием приема новых евреев определенный имущественный ценз, поэтому практику открытых дверей по отношению к новопоселенцам иудейского вероисповедания следует всегда толковать, помимо всего прочего, еще и в контексте связанных с нею экономических интересов.
125 AD Mos. Е Depot 553 Pontpierre СС 1: 1708.
126 AD Mos. 10 F 120: Bericht von Rat Schleiff an die Fiirstin, 1717.
'1 Клаудиа Ульбрих. Переплетения...127
Однако община вовсе не собиралась отказываться от привлечения истощенных правительственными поборами евреев к покрытию своих расходов, и на протяжении XVIII века она вновь и вновь пыталась добиться исполнения этих своих притязаний в судебном порядке. То обстоятельство, что наместник округа Мец (lieutenant de gendralite de Metz) во время воссоединения этой области с Францией на короткое время обязал евреев платить подать тем общинам, в которых они жили, сыграло, вероятно, на руку последним: они могли теперь ссылаться на «старинное» право127.
Более всего возмущало общины то, что жившие в Крихингене евреи с позволения графа использовали пастбища и выгоны. С их точки зрения, использование пастбищных земель было прерогативой местных крестьян и живших в деревне бюргеров, которые в компенсацию за это лично отправляли определенные общественные повинности, такие как караульная служба и дорожно-строительные работы. Этими «bona communia universitatis» правитель страны распоряжаться, по мнению крестьян, не мог. Евреи, с их точки зрения, не имели прав на альменду, свои потребности в кормовом зерне они должны были покрывать за счет продажи излишков отавы. Выручка должна была распределяться среди членов общины128. Этот спор 1750 года отчетливее, чем позднейшие дебаты, показывает, что между жалобами по поводу поселения евреев в деревне и их привлечением к покрытию общинных расходов, с одной стороны, и конфликтами интересов и компетенций между общиной и верховной властью, с другой, существовала тесная взаимосвязь и что в конце концов речь здесь шла не только в правах евреев, но также и о распределении власти между христианской общиной и правителем страны. Финансовые интересы образовывали важный аспект этого спора, который, однако, следует рассматривать в контексте связанных с ним интересов власти и гегемонистских претензий; он принципиально отличается от споров в XIX века, когда государство располагало монополией на власть.
Правитель страны требовал от евреев, которым выдавал охранные грамоты, чтобы они платили не только пошлину за поселение и за выселение, но также за защиту, за синагоги и за похороны, а кроме этого иногда еще акцизные сборы за перец, имбирь и сахар; соль он обязывал их покупать в своей солеваренной палате129. Разрешение
127 Landesarchiv (LA) Saarbriicken Mi 35/36 Collection Sieinthal des Bestandes des Leo Baeck-Instituts: Klage des Fiscals, daB die Kriechinger Juden 5 Taler filr Wohnrecht Und 10 Franken filr die Beherbergung Auswartiger zu zahlen hatte.n, 1683.
128 AD Mos. Actes judiciaires В 11058: Gravamina die Juden betr.
129 LA Saarbriicken Mi 35/36 Collection Steinthal des Bestandes des Leo Baeck-Instituts.
128
Микроистория: прошлое — крупным планом
евреям проживать в стране зависело не только от аккуратной уплаты податей и законопослушного поведения, но и от милости властителя и благосклонности должностных лиц. Как и приходские священники, граф Крихингена запрещал сидеть за общей трапезой христианам и иудеям, требовал, чтобы иудеи соблюдали христианские праздничные и выходные дни и не подавали никаких поводов на себя жаловаться по месту жительства. В отплату за это он обещал им защиту от обид и оскорблений со стороны соседей-христиан130.
Отношение евреев — равно как и христиан — к правителю страны было эмоционально окрашено, патриархально; они видели в нем милостивого властителя. Во многочисленных смиренных прошениях женщины и мужчины иудейского вероисповедания обращались к графу как к милостивому отцу бедных и покинутых — вдов и сирот131. В списке привилегий правителя, однако, «евреи» стояли в одном ряду с акцизом, соляной торговлей, охотой, рыболовством и прочими источниками дохода132. Впрочем, как показывает распоряжение относительно приема пришлых, изданное в 1723 году для христиан и иудеев, последние все же не приравнивались к «кочующим цыганам и воровскому сброду»133.
Для того чтобы финансовая зависимость правителя от снабжавших его деньгами евреев не ставила под вопрос отношения власти, им предписывалось демонстрировать подчинение и покорность: одному крихингенскому еврею, который сидел в тюрьме и ждал высылки из страны за то, что отказался выполнить судебное решение о выселении его из дома, в 1682 году рекомендовали искать помилования, обратясь за прощением к графине, стоя на коленях с непокрытой головой134. Права на евреев могли точно так же, как любые
130 StA Koblenz 701 465: Herrschaft Crichingen und Saarwellingen (= Geschichte der Herrschaft Saarwellingen von Dr. Matthias Sittel), fol. 80: Verordnung in Betreff der Religion, der Wirtshaus- und Feldpolizei, 1740.
131 Еврей Лейб Кахен в одной петиции обращается к графу «как к отцу бедных и покинутых подданных» (AD Mos. 10 F 428). Служанка Сэрле в 1774 переносит этот образ отца даже на оберамтмана (административного чиновника. — Прим, перев.). Она жалуется: «я служанка в чужой стране, и нет у меня никого, кто бы обо мне позаботился, а вы — отец несчастных сирот» (AD Mos. Actes judiciaires В 10061: Acta in Sachen Perle Levy von Stein-biedersdorf ca ihre gewesene Dienstmagd Sarle von da pcto riickstandigen Lohns; 4. 2. 1774).
132 AD Mos. 10F 429: Supplikation der Einwohner von Steinbiedersdorf und BUdingen beim Reichskammergericht, 1716.
133 StA Koblenz 701 465: Herrschaft Crichingen und Saarwellingen (= Geschichte der Henschaft Saarwellingen von Dr. Matthias Sittel), fol. 68.
134 LA Saarbriicken Mi 35/36 Collection Steinthal des Bestandes des Leo Baeck-Instituts.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
129
другие баналитеты, быть заложены ко взаимной выгоде участников сделки. Так, в 1724 году адмодиатор Хуго, который купил на аукционе право на взыскание с евреев пошлины за защиту на текущий год, потребовал от штайнбидерсдорфских евреев не только причитавшуюся ему по договору сумму, но в дополнение к ней еще и сахарную голову. Так как евреи, которые хотели внести свои деньги в положенный срок в Крихингене, не соглашались уплатить сахарную подать, для которой не было правового обоснования, Хуго отказался принять у них принесенную сумму. Вместо этого он с оружием в руках ворвался в деревню и заставил старосту произвести конфискацию. Тот, по-видимому, предпринял попытку отвратить беду, заявляя, что не может найти людей для проведения конфискации. В конце концов были найдены пятеро мужчин, валивших лес, и им было приказано идти по домам евреев, выносить вещи, взятые в качестве залога, и продавать их, а остальное имущество выкидывать на улицу и говорить евреям, что они в течение трех дней должны покинуть деревню. Мужчины повиновались приказу, но в свое оправдание ссылались на то, что действовали по принуждению и просили евреев, чтобы те дали им что-нибудь сами, дабы конфискация оказалась не столь суровой. Сельский староста тоже жаловался, что он был не в состоянии сопротивляться адмодиатору, который размахивал ружьем; он призвал одного из потерпевших прибегнуть к правовым средствам. Поскольку в данном случае задеты оказались также интересы, престиж и честь правительства — ведь Хуго самовластно, propria autoritate, присвоил себе право конфискации залогов и утверждал, что он-де сам господин и правительство ни о чем не спрашивает, — чиновники были готовы оказать евреям защиту. Они распорядились, чтобы пострадавшим были возвращены взятые у них в залог предметы135.
Как уже говорилось выше, пытался обогатиться за счет иноверцев и пастор. В 1728 году он заявил, будто иудеи обязаны платить ему ежегодную подать. Его требование было отвергнуто со ссылкой на то, что это правило было отменено, когда в страну прибыл граф; это, по всей видимости, значит не что иное, как то, что с консолидацией графской власти после Рейксвикского мира граф оставил исключительное право сбора всех податей с евреев за собой136. Он же со своей стороны обещал защищать подданных иудейского вероисповедания от притязаний со стороны третьих лиц137.
135 AD Mos. 10 F 428 Nr. 4: Admissions des Juifs, droit de protection dans le comte en gSneral, Supplik v. 19. Mai 1724.
136 AD Mos. 10 F 755.
137 Vgl. etwa AD Mos. E Depot 553 Pontpierre HH1: Beschwerde der Steinbiedersdorfer Juden, die sich meist allein als Viehschlachter emahren, gegen auslandische, insbesondere Falkenburgische Metzger, 1740.
5 Зак. 4389
130
Микроистория: прошлое — крупным планом
Хотя с приходом к власти графа Кристиана Людвига (1754) произволу чиновников были поставлены границы, начавшаяся христианская интенсификация властвования и связанные с нею процессы в имперском суде поставили подданных перед новыми проблемами.
Возросшую в связи с расходами на процессы и с увеличением обложения потребность в деньгах приходилось покрывать посредством кредитов, и в конечном итоге это приводило к тому, что многие христиане попадали в финансовую зависимость от кредиторов-евреев138. Узкая верховая прослойка еврейского населения получала от такого развития событий выгоду и приобретала дома. Владение домом или землей обязывало человека платить имперские и местные налоги, так как они никогда не разверстывались по душам, а всегда только по домам. Помимо евреев освобождены от налогов были иностранцы и чиновники. Расчет был прост: чем больше домов переходило в руки евреев, иностранцев и чиновников, тем больше оказывалась доля налога, которую приходилось платить каждому из остальных домов139.
Пресс налогов и податей в графскую казну, уничтожение основы благосостояния людей военными конфискациями, ограничение прав на пользование лесами и связанное с этим сужение возможностей заработка приводили к ухудшению социального климата. Чужаками в деревне делала евреев не иная культура, а их «особое положение». Адвокаты, которые сочиняли для деревенских жителей тексты жалоб, большое место уделяли в своей аргументации проблемам, возникавшим в связи с христианско-иудейским соседством. Такая расстановка акцентов, явно представлявшая собой выигрышный ход в стратегии судебных прений, вовсе не обязательно отражает мнение христианского населения140.
Заявленная цель жалоб подданных заключалась в том, чтобы заставить евреев взять на себя долю «общих тягот»141 и переложить
138 Часть денег на процесс была взята в долг у евреев из Нидервизе (LHA Koblenz 56/493, fol. 117 ff; Aufstellung der Schulden, Waldnersches Kapital).
139 Взаимосвязь между владением недвижимостью (домом) и участием в уплате имперских и военных налогов просматривается, например, в одном требовании саарвеллингенского амтмана 1741 г. (AD Mos. 10 F 373).
140 См. об этом: Gottsch S. «АПе filr einen Mann...». Leibeigene und Widerstandigkeit in Schleswig-Holstein im 18. Jahrhundert (Studien zur Volkskunde und Kulturgeschichte Schleswig-Holsteins, 24). Neumunster 1991. S. 284 ff.; Eadem. Zur Konstruktion schich-tenspezifischer Wirklichkeit. Strategien und Taktiken landlicher Unterschichten vor Gericht // Erinnern und Vergessen. Vortrage des 27. Deutschen Volkskundekongresses I Hg. von Brigitte Bbnisch-Brednich, Rolf W. Brednich, Helge Gerndt. Gottingen, 1989. S. 443-452.
141 LHA Koblenz, 56/489, fol. 1.38ff.: Urtei) von 1778.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
131
на них, в частности, часть расходов, возникавших по ходу судебных тяжб с графом142. Раздавались сетования,
что различные деревни в графстве Крихинген переполнены евреями, и, к примеру в Крихингене, Штайнбидерсдорфе и Саарвеллингене, везде находится по 30 и более еврейских домохозяйств, что доставляет большие неприятности подданным143.
Главная неприятность заключалась в том, что
евреи, которыми страна весьма переполнена и которые пользуются водой и пастбищами, как и другие члены общин, в военных расходах до сих пор никоим образом не участвовали144.
Евреев обвиняли в том, что они выгоняли на пастбища больше скота, чем разрешалось, и тем самым отнимали у подданных пропитание145. Кроме этого, им вменялось в вину то, что они брали слишком высокие проценты и своими требованиями разорили некоторых прежде вполне состоятельных подданных.
Как пришлось многим узнать на своем горьком опыте, значительная часть вины в этом процессе обеднения лежала и на графском правительстве с его непомерными поборами за исполнение официальных актов. Так, например, графская канцелярия пустила с молотка все имущество Жака Вильгельма — некогда состоятельного крихин-генского подданного, — хотя стоимость его намного превышала ту сумму, которую он был должен одному еврею. Эта произведенная властями конфискация, счета за которую Жак Вильгельм так никогда и не получил, разорила его, так что он вынужден был зарабатывать на хлеб поденной работой, дабы кое-как прокормить себя, свою жену и шестерых детей146.
Магдалена Буше тоже узнала на собственном опыте, что однажды запущенный процесс остановить было уже невозможно. В данном случае потерпевшим оказался один еврей: Магдалена в 1776 году
142 AD Mos. Actes judiciaires В 10047: Gemeinde Steinbiedersdorf gegen die Juden-gemeinde: Forderung, daB die Judengemeinde 12% der Kosten fur das Kreiskontingent Ubernehme; LHA Koblenz 56/493, fol. 191 ff. Forderung, daB Juden und Auswartige die sog. Pacifikationsgelder mittragen, 1758.
143 LHA Koblenz 56/1301, fol. 490.
144 LHA Koblenz, 56/491 fol. 1014: Beschwerden von 1764.
; 145 Ibid. Fol. 1034. В Штайнбидерсдорфе раздавались в 1767 году также
жалобы на то, что только члены христианской общины получили приказание вставить кляпы своим собакам, в то время как собак евреев пощадили, «из-за чего не только испорчена вся охота, но и может произойти урон людям и скоту в деревне» (AD Mos. Actes judiciaires В 10081: Plaids annaux, 1767).
146 LHA Koblenz, 56/491, fol. 1020 f.
132
Микроистория: прошлое — крупным планом
пожаловалась старосте, что Ури Якоб купил у нее фрукты, но не заплатил за них. Произведя некоторое расследование, сельский староста представил рапорт властям. Через несколько часов Магдалена Буше получила свои деньги: Ури Якоб выплатил ей их, как только сумел набрать нужную сумму. Магдалена тут же отправилась к старосте и сказала ему, что все улажено. На что ей было разъяснено, что это дело ее более не касается, что раз рапорт представлен, наказание последует в любом случае147. Этот пример показывает, в какой мере нацеленные на модернизацию и интенсификацию управления реформы графа Кристиана Людвига затрагивали отношения людей в деревне и порождали раздоры и неуверенность людей в праве.
Иудейская община, точно так же как и христианская, с середины XVIII столетия начала страдать от усилившегося натиска властей. Плата за защиту и покровительство была за несколько лет поднята с 12 до 20 талеров, что фактически было равносильно ограничению еврейской иммиграции148. Взносы бедных были увеличены более чем вдвое, с 12 до 26 фунтов. Чиновники взыскивали подати с неумолимой суровостью. Чтобы участвовать в денежных делах евреев и контролировать их, власти в 1754 году заставили евреев писать все договоры на бумаге со штемпелем149. От христиан также потребовали, чтобы они использовали штемпелеванную бумагу не только для судебных дел, но и для документов, касавшихся внут-риобщинных вопросов150.
Если христиане подали по этому поводу иск в имперский суд, то иудейская община смогла частично откупиться от этой обязанности, приобретя право не использовать штемпелеванную бумагу в трансакциях с иностранцами и при выдаче мелких кредитов жителям графства. Но выданный им на это 18 апреля 1755 года патент был отозван уже через 10 месяцев, и за нарушение распоряжения
147 AD Mos. Actes judiciaires В 10065: 1776.
148 Это — возражение Альберту Марксу (Marx A. Die Geschichte der Juden im Saarland vom Ancien Regime bis zum Zweiten Weltkrieg. Saarbriicken, 1992. S. 36), который утверждает, что графы Крихингена принимали сравнительно много евреев и никогда не чинили серьезных препятствий поселению еврейских семей в своих владениях.
149 Sittel J. М. Sammlung der Provinzial- und Particular-Gesetze und Verordnungen, welche fur einzelne ganz oder nur teilweise an die Krone PreuBen gefallene Territorien des linken Rheinufers liber Gegenstande der Landeshoheit, Verfassung, Verwaltung, Rechtspflege und des Rechtszustandes erlassen worden. Bd. 2. Trier, 1843, V. Nr. 7-10, 554-556: Verordnungen betr. Handel mit Juden.
150 Freiherr von Cramer J. U. Wetzlarische Nebenstunden, 100, Ulm 1770 (Repr. in: Quellen und Beitrage zur Geschichte Saarwellingens 27-29, 1972. S. 76-87; особенно CM. c. 71). ‘
Клаудиа Ульбрих. П ереплетения...
133
был установлен высокий штраф151. После повторной петиции от иудейской общины было, наконец, «из особой милости» разрешено евреям, ведшим кредитные дела, предоставлять написание долговых расписок самим иностранным дебиторам или иностранному писцу, но они были по-прежнему обязаны пользоваться штемпелеванной бумагой, за которую нужно было платить пошлину. С помощью такого послабления евреи рассчитывали избежать невыгодных последствий для своей торговли, которые ослабили бы их финансовое положение. Внутри графства все финансовые трансакции с давних пор должны были совершаться в присутствии графского писаря. Проценты по кредитам были ограничены 12% годовых. Таким способом казна обеспечивала свое участие в кредитных сделках между евреями и христианами. Вскоре были открыты новые источники поступления денег. От евреев стали требовать, чтобы они предоставляли лошадей для поездок графа, его семьи и слуг, чтобы они платили дорожные подати и в принудительном порядке покупали у графа лошадей. От этого бремени, на которое жаловались парнесы — предстоятели еврейских общин — при восшествии на престол Кристиана Людвига, крихингенские евреи были освобождены в 1758 году за уплату чрезвычайного налога в 100 луидоров152. Одновременно им удалось отбиться от требования христианской общины принять на себя части сильно возросших в то время имперских и военных податей. Правитель страны вновь выдал привилегию иудейской общине в ущерб ее соседям-христианам.
Христианская община, которая из-за судебных процессов, конфискаций и возросших налогов полностью погрязла в долгах, не пожелала смириться. Она хотела получать с евреев свою долю. В 1769 году она постановила описывать имущество тех евреев, которые не платили добровольных общинных взносов, или же — как было по крайней мере в одном случае — взыскивать эти деньги с тех, кто сдавал евреям жилье. У вдовы Марии Морель наложили арест на имущество из-за Якоба Александера, а Катарина Рихард и Маргарета Деккер, по всей видимости, смогли отвести беду, «хорошо попросив» за своих жильцов. Главный кантор Маркс Леви воспротивился аресту имущества и потребовал, чтобы ему показали приказ правительства. Тогда крестьяне набросились на него, а его пятнадцатилетнего сына ударили кулаком в лицо153. Когда в 1775 году разверстывали налог, собираемый в окружную казну, платить долю обязали
151 Sittel J. Sammlung der Provinzial- und Particular-Gesetze, V, Nr. 7-10, S. 554-556: Verordnungen vom 18. April 1755, 14. Februar 1756, 18. Februar 1756, 9. April 1756.
152 LA Saarbriicken, Mi 35, unter Berufung auf AD Mos. Actes judiciaires В 9566.
153 AD Mos. Actes judiciaires В 10079: 1769.
134
Микроистория: прошлое — крупным планом
258 мужчин и женщин деревни. Среди них были и семеро домовладельцев иудейского вероисповедания (пять мужчин, одна вдова и одна группа наследников, совокупно владевших домом), которые должны были сделать сравнительно небольшой взнос154. В 1776 году, спустя год после смерти Абрахама Якоба, евреев заставили раскошелиться уже гораздо сильнее. Их обвинили в том, что они выпасали своих лошадей на отаве, что было запрещено. За это преступление им пришлось оплачивать «отавное вино»: по старому обычаю после окончания сенокоса деревня собиралась, чтобы выпить по стакану вина за каждого члена общины. Маленькая еврейская община, которая после смерти Абрахама Якоба стала к тому же финансово слабее, вынуждена была платить за угощение на 120 человек155. Не исключено, что это была реакция на то, что Якоб большую часть своего состояния приказал вложить и использовать в Меце и что целый ряд евреев — его односельчан после его смерти получили некоторые, пусть и небольшие, суммы.
Хотя община требовала с евреев еще и другие подати, в конечном итоге ей не удалось осуществить свой план заставить их платить часть налогов. У властей и в этой борьбе карты были лучше. В то время как общине приходилось, как в случае с «отавным вином», довольствоваться мелкими компенсациями, графское правительство непрерывно расширяло свою власть над евреями и стремилось привести под свой контроль все вопросы еврейской жизни. Ее важнейшими контрагентами были при этом «парнесы» — предстоятели общины, приносившие графу присягу на верность должностные лица, подобные старостам у христиан156. Как те, так и другие извлекали из близости к властям пользу для своего статуса. Когда еврей Луи Май в 1762 году обругал Абрахама Якоба «самым большим вором и негодяем, какой есть на свете», его, как «забывшегочесть лжеца», сурово наказал светский суд, потому что — так было сказано в суде — кто нападает на Абрахама Якоба, одновременно ругает и графа, который назначил его предстоятелем общины157. Похожей была аргументация и в
154 AD Mos. Actes judiciaires В 10070: Rolle zu den vom 9. Febr. 1775 ausgeschrie-benen Creisgeldem, wozu Steinbiedersdorf 1747 lb 6 sol. 2 den. de Lorraine beizutragen hat.
155 AD Mos. Actes judiciaires В 10065.
156 AD Mos. Actes judiciaires В 10062: Einsetzung von Bernard Lipman als Nachfolger von Abraham Jacob zum Pames der Juden von Steinbiedersdorf. О том, был ли Липман назначен или избран предстоятелем, сведений не сохранилось.
157 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10048: Fiscal gegen den Juden Louis May wegen der Injuria atroci et verbalia gegen Abraham Jacob; AD Mos. 10 F 429: Rechnung des Sekretar Stammel uber eingenommene Strafgelder und Einzug samt Juden Copu-lationsgebiihrnissen, 1762.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...135
1764 году, когда слушалось дело об оскорблении поставленного графом старосты: один член христианской общины назвал его вруном, и сельский староста счел, что не может снести такое грубое оскорбление, в особенности потому, что оно косвенно нарушает и то почтение, которое подобает оказывать милостивому правителю страны. Поскольку члену общины не полагается оскорблять своего начальника, он потребовал для него наказания, и тот должен был двое суток томиться в башне и принести извинения, чтобы восстановить порушенную честь должностного лица158. Сходство аргументации показывает, насколько схожим был статус обоих старост в рамках христианской и еврейской иерархий, несмотря на неполноправное положение, в котором пребывали также и штайнбидерсдорфские жители иудейского вероисповедания.
Наконец, парнесы были уполномочены с помощью конфискаций по собственному решению взыскивать деньги со своих подчиненных. Графские старосты и прочие должностные лица были обязаны оказывать им в этом административную поддержку159.
Приращение власти предстоятелей-парнесов было принято еврейской общиной не без протестов. Споры имели место по поводу разверстки налога. После того как в 1763 году несколько подданных иудейского вероисповедания пожаловались властям, правительственный советник Ройш приказал, чтобы Абрахам Якоб при разверсты-вании налога придерживался формулы, предписанной правительством: одна треть денег должна была взыскиваться в виде подушной подати, остальное — в виде налога с собственности. Поскольку Абрахам не стал придерживаться этого предписания, ему было велено привлекать к расчету налогов двоих депутатов от христиан. С этим он тоже не смирился, и в конце концов ему, похоже, удалось отразить эти вмешательства во внутриеврейские дела160 161.
Вопрос о том, к какой налоговой категории следовало отнести сыновей, которые еще являлись членами родительских домохозяйств, но уже вели собственную торговлю, стал причиной спора в Дентинге в 1790 году: тамошний парнес нарушил, по мнению одного из членов
158 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10048: In Sachen Dominik Richard, сельский староста, Klager, gegen Nicolas Bommersbach, Beklagten, pct. Injuria verbalia, 1764.
159 LA Saarbriicken, M 35: Der Vorsteher von Dentingen wild wie die anderen Vorsteher der Grafschaft autorisiert, Geldcr von seinen Untergebenen mittels Exekution ohne weitere Anfragc bcizutreiben. 1761 Sept.
160 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10048: Markus Vancour von dahier Klager gegen Abraham Jacob pto. das Ratione betr., 1764.
161 AD Mos. Actes judiciaires Denting В 10010: Schutzjude Itzig gegen den Judenvorsteher Josef Cahen, 1790. ,
136 Микроистория: прошлое — крупным планом
общины, заповедь равенства и неправомерно освободил собственных сыновей от обязанности платить налоги161.
За несколько лет до этого там же имел место конфликт из-за того, что парнес, который нанял для своей старшей дочери домашнего преподавателя, не стал платить за нее взнос в фонд зарплаты школьного учителя. Разрешение этого конфликта показывает, что высшие инстанции при необходимости сотрудничали друг с другом: правительственный чиновник Ройш, занимавшийся этим делом, прежде чем вынести решение, обратился за советом к главному раввину в Меце162.
В других случаях власти также охотно оказывали друг другу «административную поддержку» или, по крайней мере, демонстрировали солидарность. Напомним в этой связи еще раз о ссоре в доме Абрахама Якоба в 1766 году, во время которой были оскорблены сельский староста и суд. В рапорте говорится:
и предстоятель иудеев Абрахам Якоб подивился, что такой человек может произносить такие речи против судейских, и хотел приказать вывести его, или чтобы тот попросил прощения163.
Абрахам Якоб вмешался в этот конфликт и стал его улаживать не только как хозяин дома, но также и как представитель политической элиты, членом которой он себя ощущал.
Его связь с властями проявляется и в завещании, которое он составил несколько лет спустя: наряду с щедрыми пожертвованиями в пользу еврейских учреждений и материальным обеспечением будущего собственной семьи и общины, Абрахам не обошел вниманием и иноверцев: графу он завещал шестьсот фунтов, а оберамтману (старшему окружному чиновнику) триста — с просьбой, чтобы тот проследил за правильным выполнением завещания. Если в этом распоряжении еще усматривается прагматизм, связанный с личными делами или правовыми вопросами, то о следующем пункте этого уже не скажешь: небольшую сумму денег Якоб предназначает «проживающим здесь в Штайнбидерсдорфе, а также в Крихингене бедным христианам». Такой шаг был бы в позднее Средневековье еще абсолютно немыслим164.
162 AD Mos. Actes judiciaires Denting В 10008: 1786.
163 AD Mos. Actes judiciaires Pontpierre В 10048: Fiscalis contra Michel Mangin, 1766.
164 Testament von Abraham Jacob. 17 J 29: Traduction d’une copie d’un testament hebraique faite par le def. Abraham fils d’Ezechiel, 1775. На значение этого кажущегося на первый взгляд совершенно неважным распоряжения настойчиво обращал мое внимание Яков Гуггенхейм.
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
137
Абрахам Якоб не дает нам никакого объяснения своей благотворительной акции в отношении иноверцев, поэтому мы можем только строить догадки: за этим жестом мог скрываться опять же прагматизм, связанный с экономическими или правовыми вопросами, так как пожертвования в пользу бедных весьма приветствовались и графом, и христианской общиной.
А если мы вспомним о статусном росте, которого добился парнес за 57 с лишним лет своего пребывания на посту, то напрашивается предположение, что Абрахам Якоб, получивший долю власти от своего повелителя, хотел оказаться причастным и к его милосердию — ведь жесты милосердия выражали всегда не только великодушие, но также и превосходство.
И еще один пример, который показывает, что сотрудничество христиан и иудеев не ограничивалось личностью Абрахама Якоба. Когда житель Крихингена Лейб Кахен в 1791 году не смог внести свою плату за защиту и покровительство, иудейская община решила выслать его. Она поручила крихингенскому приставу выбросить мебель Кахена на улицу и возвратить ключи от дома его владельцу165. Это маленькое происшествие показывает, что иудейская община запросто использовала слугу графской власти, когда хотела услать из деревни единоверцев, становившихся для нее обузой.
В целом все приведенные здесь примеры свидетельствуют о том, что сплочение верхних социальных слоев в конце XVIII века начало преодолевать межрелигиозные границы. Если смотреть со стороны евреев, то нарастающее вмешательство государства представляется — по крайней мере в долгосрочной перспективе — началом их политической интеграции в государственную систему. Ее агентами в еврейской среде являлись представители сельской элиты, которые были укоренены в иудейской культуре и образованности, а посредством родственных уз были связаны с еврейским обществом за пределами своей деревни. Их представления о «цивилизованной» жизни были, очевидно, гораздо ближе к представлениям правительственного адвоката Брауна, нежели взгляды и того и других — к взглядам большинства живших в сельской местности крестьян, ремесленников, торговцев и бедняков.
Когда в 1787 году Браун в ходе процесса по делу о внебрачной беременности служанки Фроммет Аарон защищал Бернара Липмана от иска, поданного его слугой, он привел следующее объяснение поведения предстоятеля:
В том, что хозяин дома должен умеренно наказывать свою челядь, никто, наверное, сомневаться не станет, и в его праве вы-
165 AD Mos. Actes judiciaires Crehange, В 9924, 1791. - ч ; л ; Г
138
Микроистория: прошлое — крупным планом
слать свою прислугу в случае такого тяжкого проступка как тот, что был вменен обвиняемому, ему тоже никто не откажет. Каждый домохозяин, которому дороги добропорядочность и честь, стремится очистить свой дом от подобных недобропорядочных людей, и клиент адвоката навлек бы на себя сильнейшие подозрения, если бы он разрешил и допустил, чтобы его слуга и служанка продолжали предаваться разврату166.
Если оставить без внимания контекст, в котором возникли процитированные фразы, их легко можно было бы принять за выражение господствующей христианской культуры. Ведь Браун, адвокат-христианин, который вынес спор между домохозяином-евреем и его слугой-евреем на рассмотрение христианского суда, мог или должен был вести свою аргументацию в плоскости христианских нормативных ориентиров. К возможным различиям — если он вообще мог или хотел их заметить — он мог оставаться равнодушен.
Поэтому еще сильнее, нежели сближение аргументации, бросается в глаза то обстоятельство, что христианские должностные лица, сельский староста и судебный писарь, были приглашены в дом еврея, чтобы допросить служанку, и что сельский староста сыграл значительную роль в принятии решения об оставлении ее в доме, а парнес грозил, что крестьяне прогонят слугу. Бернар Липман, сын состоятельной женщины Сары из Франкфурта и пасынок благочестивого предстоятеля иудейской общины Абрахама Якоба, плохо вписывался со своими представлениями о чести и нравственности в деревенское общество; в своем стиле жизни он явно гораздо больше идентифицировал себя с верхушкой христианского общества, нежели со своими единоверцами в деревне. В своем осуждении разврата и в заботе о чести дома он нашел поддержку у своей жены — дочери предстоятеля крихингенской иудейской общины. Отвесив пощечину служанке, она весьма выразительно дала понять, на чьей стороне стояла. Бернар Липман был одним из первых, кто воспользовался в 1791 году возможностями роста, которые принес новый закон об уравнении евреев в правах с остальным населением нового светского республиканского французского государства: вместе с семьей Бернар покинул Штайнбидерсдорф и поселился в Меце. Его внуки и правнуки сумели сделать в Меце, Лилле и Париже такую карьеру, которая была заказана людям его поколения, если только они не отрешались от иудейской веры167. Те, кто не последовал за Липма-
166 AD Mos. Actes judiciaires В 10075: Acta in Sachen Benedict Isaak und Abraham Benedikt von Dentingen, 1787.
161 Его внук Беньямин Липман был главным раввином в Меце, потом в Лилле; правнук — Фернан Натан (1859-1949) — издателем в Париже, вы-
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
139
ном в Мец, зимой 1792/1793 года проголосовали за воссоединение земель графства с Францией и тем самым — за свое полноправие.
Сохранился документ, фиксирующий волеизъявление жителей Крихингена. Среди 91 сторонника воссоединения с Францией было двенадцать евреев. Они поставили свои подписи сплоченной группой сразу после окружного прокурора, и только после них подписались остальные жители деревни и представители местной знати168. Даже в последовательности подписей отражается революционный характер этого акта. Интеграция евреев в новообразованный муниципалитет получила свое выражение в том, что крихингенский предстоятель получил место в муниципальном совете169. То обстоятельство, что он как парнес уже и прежде занимал важную должность, явилось, по всей вероятности, важной предпосылкой для беспрепятственной интеграции еврейской общины.
В Штайнбидерсдорфе ни одного еврея в деревенский совет, похоже, не приняли. Причину кажется резонным предположить в том, что политический лидер штайнбидердорфской иудейской общины, а с ним, вероятно, и наиболее богатые евреи покинули деревню.
С этого началось время прогрессирующего культурного обеднения Штайнбидерсдорфа. Деревня стала «деревенской» в подлинном смысле слова, евреи превратились в социально маргинальную группу. К 1846 году в Штайнбидерсдорфе было уже всего 84 жителя иудейского вероисповедания, из которых 39 было моложе 20 лет, 9 — старше 60. Они кормились посреднической торговлей и маклерством, лишь немногие сами торговали скотом. Шесть женщин зарабатывали швейным ремеслом170, а прочие были, как выразилась однажды одна женщина на допросе, ad cetera bene171.
Заключение
В настоящей работе основная исходная посылка заключалась в ом, что общество раннего Нового времени следует рассматривать ак комплексную структуру, характеризующуюся многообразием, 'мпирически удалось с помощью микроанализа не только продемон-
1ускавшим в т. ч. литературу для детей и юношества (Cahen. Catalogue: Les ruifs Lorrains, 108, 349-350).
168 AN Paris, sect, mod., F 7, 4401: 22. 2. 93.
169 Ulbrich C. L’impact de la Revolution francaise dans le comte de Crehange, pays enclav£ en Lorraine // Revolution francaise 1988-1989. Actes des 113е et 114е congrds nationaux des soc. sav. Paris, 1991. P. 425-435; особенно см. p. 434.
170 AD Mos. 17 J 45: Etat nominatif de la population Israelite de la commune de Pontpierre.
171 AD Mos. 10 F 166: VerhOr der Nannett Berger, 1729.
140 Микроистория: прошлое — крупным планом
стрировать многообразие жизненных ситуаций и сложность связей, но также и показать, в какой мере сословное общество, построенное на неравенстве и привилегиях, оставляло место для культурного плюрализма. Этим релятивизируется значение различий. Среди основополагающих принципов исследуемого общества была и готовность (проявлявшаяся прежде всего в правовой системе) принимать новое, не отказываясь от старого.
Микроаналитический подход обнаруживает, что община, даже когда вовне она выступала сплоченно, внутри себя была не свободна от конфликтов: она способна была конфликты порождать и выдерживать. Сложные и отчасти противоречивые правила, которые продуцировались и репродуцировались в повседневной жизни, требовали постоянного диалога. Это касалось даже таких, казалось бы, уравнительных норм, как раздел, метание жребия или продажа вещей с аукциона при свете свечей, что практиковалось при спорах по поводу наследства. Такие выводы сдвигают акценты: важным теперь оказывается уже не сам порядок, который можно реконструировать по нормам и институтам, а вопрос, какие были у каких людей возможности для того, чтобы жить с этими нормами и этими институтами, наделять их значениями и в повседневной деятельности — в том числе конфликтной — их укреплять либо изменять. Стабильность при этом представляется не просто сохранением существующих условий, то есть противоположностью развитию, но результатом активного процесса апроприации.
Способность разрешать конфликты была важной предпосылкой для жизни в гетерогенной среде, а тем самым и для христианско-еврейского сосуществования. Штайнбидерсдорфские евреи жили не обособленно. Как показал материал, посвященный гостеприимству, трудовым и арендным отношениям, дракам и ссорам, они поддерживали разнообразные контакты со своими односельчанами христианского вероисповедания. Посредством этих контактов люди были вовлечены в экономику повседневности, которая невозможна была без общих зон деятельности и общих ценностных представлений. Многочисленные конфликты по поводу задетой чести и стычки между христианами и иудеями указывают на существование концепции чести, связанной с общиной и не признающей сословных и религиозных границ, — концепции, существовавшей наряду с представлениями, обладавшими религиозной, гендерной и сословной спецификой.
Хотя христианско-иудейское сосуществование и базировалось на иерархических отношениях, в конкретных ситуациях иерархия могла оказываться отмененной или перевернутой. Так, Абрахам Якоб в своем завещании говорит об «открытом рынке» и «открытой
Клаудиа Ульбрих. Переплетения...
141
улице» как о местах особого права, которые совместно использовались христианами и иудеями, в то время как крихингенский пастор критикует совместные трапезы своих прихожан с евреями. Этим он заставляет нас задуматься, не ставило ли гостеприимство, оказываемое соседям-христианам в еврейских домах, на какое-то время под вопрос постулируемую с христианской стороны асимметрию между иудеями и христианами, не уничтожалась ли эта асимметрия действием гостевого права. Выбор мест, в которых собирались вместе деревенские жители обоего вероисповедания, и их экономическое значение говорят против тех интерпретаций, которые стремятся свести христианско-иудейские связи к случайным встречам или к сосуществованию на началах прагматизма.
Гостеприимство и совместные трапезы в еврейских домах представляют собой симптомы переплетения христианского и иудейского миров в работе и в досуге — переплетения, которое позволяло стабилизировать неустойчивое равновесие между двумя группами населения. Этим одновременно закладывался фундамент для институционализации иудейской общины. Штайнбидерсдорфские евреи в XVIII столетии сумели построить и расширить свое самостоятельное сообщество. Социальным и религиозным центром их общины был дом Абрахама Якоба. Через пост предстоятеля она была интегрирована в систему государства. Свою сплоченность община доказала во многих ситуациях, но вместе с тем анализ показал, что немногочисленная верхушка отделялась от большинства еврейского населения. Сотрудничество ее представителей с представителями христианских властей свидетельствует об их культурной близости с ними, обусловленной, вероятно, схожими функциями в общинах и одинаковой ориентацией на буржуазные ценности. Посредством брачных союзов верхушка штайнбидерсдорфской общины была связана с городскими еврейскими семьями и таким образом привносила в деревню определенную буржуазность. Ее элементами были, в частности, богатство и образование, как показывает основание Абрахамом Якобом талмудической школы в Штайнбидерсдорфе. Тот же факт говорит одновременно и о том, что верхний слой этой иудейской общины, связанный с богатыми еврейскими семьями в округе, не приспосабливался к христианскому окружению в духе теории ассимиляции, не нивелировал различия и не отказывался от своей тесной связи с религией. Наоборот, штайнбидерсдорфский материал скорее свидетельствует о том, что именно представители еврейской элиты, поддерживавшие в своей деловой практике плотный контакт с христианским окружением, строили свою жизнь по религиозным законам. Абрахам Якоб вел жизнь благочестивую, ориентировался на еврейские идеалы образованности и на иудейские заповеди, ка-
142
Микроистория: прошлое — крупным планом
саюгциеся брака. Но это не мешало переплетениям с христианским населением в области трудовых, деловых и соседских отношений. При этом имеет важное значение в плане гендерных отношений тот факт, что гостеприимство — важнейшая основа этих сетей социальных связей — означало введение людей в свой дом, то есть в пространство, в котором соединялись, казалось бы, такие раздельные сферы, как «внутри» и «снаружи», «внизу» и «наверху», «женщины» и «мужчины».
Дом в этой связи выступает в качестве отправной точки анализа, а не как модель или противоположность государственного порядка. Дом образует базу, отправляясь от которой, можно изучать политику, экономику и общество, как призваны были продемонстрировать воссозданные здесь жизненные картины, в центр которых был поставлен жизненный мир женщин. Следы женщин вели из дома на улицу, в суд, в церковь или в синагогу. При этом становились видны контексты действий и проблемные поля, далеко выходящие за пределы собственно дома. Одновременно истории, рассказанные здесь, показали хрупкость домашнего порядка и помогли обнаружить многообразие констелляций, в каких мужчинами и женщинами осуществлялась в доме власть.
Насколько тесно возможности роста и развития для женщин были связаны с ролью дома и в какой мере они указывают на нее, продемонстрировало исследование таких преимущественно мужских институтов, как церковь и община. Поскольку история общины писалась под различными углами зрения, стало одновременно заметно, насколько сильно перспектива изменяет выводы. С этой точки зрения история Штайнбидерсдорфа есть «открытая история» л
Юрген Шлюмбом
Социальные узы между имущими и неимущими: микроистория одного сельского сообщества (XVH-XIX века)*
От редакции. Юрген Шлюмбом приобрел международную известность благодаря проекту по изучению протоиндустриализации, осуществленному им в Институте истории Общества имени Макса Планка в Геттингене совместно с Петером Кридте и Хансом Медиком. В основу проекта было положено исследование экономического, социального и культурного значения, которое имело ориентированное на внешние рынки сельское ремесленное производство в период перехода от аграрного общества к индустриальному. Вначале эти три исследователя представили теоретическое описание протоиндустриализации — «Индустриализация до индустриализации. Товарное ремесленное производство в деревне в период становления капитализма» (Industrialisierung vor der Industrialisierung. Gewerbliche Warenproduktion auf dem land in der Formalionsperiode des Kapitalismus. Gottingen, 1977; английский перевод: Cambridge, 1981; итальянский перевод: Bologna, 1984; испанский перевод: Barcelona, 1986); затем каждый из них осуществил эмпирическую проверку модели на конкретно-историческом материале. Для такого эмпирического исследования Шлюмбом избрал церковный приход Бельм в княжестве Оснабрюк (в XIX веке он вошел в состав Ганноверского королевства). На 1812 год в Бельме насчитывалось примерно 580 домохозяйств — около трех тысяч жителей. Крупных крестьянских усадеб было около ста, мелких — 80, остальные 400 домохозяйств не имели в собственности ни земли, ни домов. Почти все жители прихода занимались сельским хозяйством и ткачеством — одни в качестве крестьян-землевладельцев, другие в качестве мелких арендаторов и батраков. В своей книге «Жизни, семьи, дворы. Крестьяне и батраки оснабрюкского прихода Бельм в протоиндуст-риальную эпоху, 1650-1860» (Lebenslaufe, Familien, Hbfe. Die Bauern und
* Статья впервые была опубликована на французском языке в журнале «Анналы», см.: Schlumbohm J. Quelques problemes de micro-histoire d’une societe locale: Construction de liens sociaux dans la paroisse Belm (17е- 19esiecles) // Annales. Histoire. Sciences sociales. 1995. Vol. 50. P. 775-802. Настоящий перевод выполнен с немецкого оригинала, предоставленного автором специально для настоящего издания. (Прим, ред.)
© EHESS, 1995.
144
Микроистория: прошлое — крупным планом
Heuerleute des Osnabriickischen Kirchspiels Belm in proto-industrieller Zeit, 1650-1860. Gottingen, 1994) Шлюмбом исследовал динамику населения Бельма, формы семей и домохозяйств и типичные биографии крестьян и безземельных работников. Важное место в исследовании занимала такая тема, как мужские и женские брачные и наследственные стратегии: в частности, как удавалось крупным хозяевам сохранять свои усадьбы в эпоху коренных экономических и демографических перемен и как интегрировались многочисленные безземельные арендаторы в деревенское сообщество, где ведущую роль играли землевладельцы.
Поискам ответа на этот вопрос и посвящена публикуемая здесь статья. Кроме того, в ней показывается, как наряду с экономическими связями, существовавшими между хозяевами и батраками — арендными, трудовыми и кредитными отношениями, — арендаторы с помощью браков и крещения детей устанавливали родственные связи, причем как по вертикали (с хозяевами), так и по горизонтали (между собой). В этой связи выясняется, как и в исследовании Сэбиана о Неккархаузене, что родственные узы в XIX веке стали не слабее, чем в XVIII, а, наоборот, крепче. В методологическом плане статья демонстрирует, как посредством систематического комбинирования множества источников можно анализировать поведение индивидов и семей — в том числе представителей низовых слоев общества, которые до сих пор в историографии, как правило, оставались анонимными персонажами.
Вопрос о том, какого рода узы скрепляли воедино то или иное общество, для некоторых из ранних классиков социальной истории был центральным. Например, Марк Блок, анализируя феодальное общество, рассматривал в качестве фундаментальных проблем устройство «уз, идущих от человека к человеку» и «возникновение уз зависимости»; только на базе этого анализа он принялся за исследование классов как совокупностей1. Нельзя сказать, что социальная история последовала этому замечательному примеру в тот период своего развития, когда она переживала бум в разных странах. Вопрос о социальных узах оказался снова в центре внимания скорее в результате критики социальной истории 1960-1970-х годов, причем не в последнюю очередь под знаменем микроистории. Ведь одной из целей этого направления с самого начала была заявлена реконструкция «сети социальных связей, в которую вплетен индивид»2.
1 Bloch М. La societe feodale. Paris, 1939-1940.
2 Ginzburg С., Рот C. La micro-histoire// Le debat. No. 17. 1981. P. 133-136, цит. cm. cm. c. 135. См. также: Levi G. On Microhistory // New Perspectives on Historical Writing / Ed. by Peter Burke. Oxford, 1991. P. 93-113; Revel J. L’histoire au ras du sol // Levi G. Le pouvoir au village. Histoire d’un exorciste dans le Piemont du 17e siecle. Paris, 1989. P. 1-XXX111; Schlumbohm J. (Hg.). Mikrogeschichte— Makrogeschichte: komplementar oder inkommensurabel? (Gdttinger Gesprache zurGeschichtswissenschaft, Bd. 7.) Gottingen, 1998.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 145
В ходе разностороннего — хотя и отнюдь не тотального — исследования прихода Бельм под Оснабрюком (северо-западная Германия) одно локальное сообщество было реконструировано вплоть до мельчайших деталей— биографий, семей, сетей родства3, что позволило исследовать важные аспекты ткани социальных связей и поставить вопрос, какими узами те обитатели прихода, которые не имели никакой собственности, были связаны с зажиточными крестьянами. Это особого рода микроистория, поскольку речь в ней идет об «обыкновенных людях», причем рассказываются о них не необычные истории на основе уникальных документов: поставленная задача заключается в другом — восстановить по «обычным» массовым источникам обыкновенные истории жизней простых людей и представить их, рассказывая и одновременно анализируя качественными и количественными методами. Источниковой базой служат данные реконструкции семей по церковным книгам, а также иные поименные списки — переписи населения, нехозяйственные книги, кадастры, регистры льняной торговли и эмиграции в Америку — и документы, относящиеся к отдельным трансакциям и конфликтам.
Асимметричное социальное развитие
Приход Бельм, расположенный примерно в десяти километрах к северо-востоку от города Оснабрюка, включает в себя одноименное село с приходской церковью и восемь деревень. Деревни, как обычно в этом регионе, состоят из одного или нескольких неплотных ядер, окруженных разбросанными группами усадеб и отдельно стоящими усадьбами. Численность населения за период с середины XVI века по 30-е годы XIX века выросла в три раза: в 1651 году были учтены 1300 душ, а по переписи 1833 году их стало уже 3851. Потом из-за массовой эмиграции в Америку население сильно сократилось. В экономическом плане регион характеризовался смешанным сельским хозяйством, основным продуктом производства была рожь. Общинные земли вплоть до начала XIX века представляли собой важное дополнение к площадям, находившимся в индивидуальном владении. Вторым столпом хозяйства, кормившего местных жителей, было домашнее льноткачество. Им занимались все классы деревенского сообщества, но работа эта была сезонной и осуществлялась параллельно с хлебопашеством.
3 Schlumbohm J. Lebenslaufe, Familien, Hdfe. Die Bauern und Heuerleute des Osnabriickischen Kirchspiels Belm in proto-industrieller Zeit, 1650-1860 (Verdffent-lichungen des Max-Planck-Instituts filr Geschichte, Bd. 110). Gottingen, 1994.
146 Микроистория: прошлое — крупным планом
По критерию землевладения можно очень четко различить три , слоя населения: крупных хозяев (их в этих краях называли «пол-;j ными наследниками» (Vollerben) и «полунаследниками» (Halberben)), мелких хозяев (называемых «Erbkotter» и «Markkotter») и безземельных крестьян. Характерной чертой данного сельского сообщества было то, что эти три слоя развивались на протяжении изучаемого ' периода крайне асимметрично (см. график 1). Количество крупных хозяев, которые около 1800 года имели в среднем по 28 га земли, оставалось постоянным: примерно 100 человек. Число мелких хозяев— тех, что около 1800 года имели примерно по 3 гектара, — выросло ненамного, примерно с 65 до 100 человек. Огромный при-, рост населения, таким образом, совершился почти исключительно за счет того слоя, который не имел земельной собственности. И если в середине XVI века к безземельным относилось примерно каждое - третье домохозяйство, то в XIX веке таких было уже более двух тре- тей. Эта эволюция представляется тем более примечательной, что 1 на протяжении всего изучаемого периода сельскохозяйственные площади, находившиеся в частном пользовании, постоянно расши-рялись за счет отрезания земли от альменды. При этом, однако, Практически не создавались новые землевладельческие хозяйства: почти во всех случаях только уже существовавшие увеличивали свою площадь. Такая эволюция социальной структуры связана была, koi' нечно, с тем, что в этой местности крестьянская усадьба принци-- пиально не делилась. Монарх и землевладельцы следили за этим, что-„ бы обеспечить бесперебойное поступление налогов и податей с хозяйств. Наследство доставалось, как правило, младшему сыну — хотя , на практике, разумеется, нередко встречались исключения. Остальные дети состоятельных хозяев получали компенсации и могли сохранить свой статус только посредством брака с лицами, наследовав-1 шими усадьбу (от родителей или умерших первых супругов). Многие из них переходили в слой безземельных (см. график 1).
Увеличение числа людей, не имевших земельной собственности, ; поначалу приводило к ожесточенным столкновениям. Принципиальные конфликты по поводу того, следует ли вообще принимать семьи, не владеющие никакой собственностью, в общину, имели место особенно в конце XVI и в начале XVII века, а затем в первые десятилетия после Тридцатилетней войны (1618-1648), причем разыгрывались они как на локальном уровне, в рамках отдельных общин, так и на региональном — в центральных органах власти духовного княжества Оснабрюк. Многократно издавался запрет крестьянам принимать в общины людей, не имевших земли; исключения разрешалось делать только для тех, кто были уроженцами общины. Правительство, сословно-представительные органы и местные феодалы были
График 1
Население и социальная стратификация в приходе Бельм, XVI-XIX вв.
Количество домохозяйств / усадеб
700
600
500
400
300
200
100
0
1500 1600 1700 1800 1900
Годы
Количество домохозяйств
Безземельные домохозяйства _ Количество усадеб
Мелкие хозяева
Крупные хозяева
/ Количество
-4 крупных
\ усадеб
148
Микроистория: прошлое — крупным планом
обеспокоены тем, что растущее число бедняков могло снизить экономический и налоговый потенциал крестьянских поселений. Но и сами крестьяне опасались того, что общинные угодья будут использоваться сверх меры: ведь безземельные хозяева только с них могли брать корм для своего мелкого скота и топливо для своих очагов. Однако, несмотря на такое коллективное сопротивление, вопреки всем запретам, многие крестьяне в индивидуальном порядке принимали к себе людей, не имевших собственности.
К концу XVII века усилия по «устранению» безземельных утратили былую энергию. Правительство и сословное собрание стали понимать, что эти люди не подрывают налоговый потенциал страны, а, даже наоборот, могут вносить вклад в казну. Все больше крестьян осознавало, что арендная плата и рабочая сила, которую они получали от арендаторов, были им выгодны, особенно за счет увеличения используемых площадей в каждой усадьбе. Это успокоило и феодалов: если усадьбы их крестьян начинали процветать, то они могли требовать с них более высокие подати. Постепенно был найден способ сосуществования с людьми, не имевшими собственности. Их не прогоняли, но и не давали им возможности приобрести во владение имеющиеся усадьбы или участки общинных угодий. Сформировалась система батрачества, при которой арендаторы платили за свои участки как деньгами, так и работой (Heuerlings-System); эта система предстает перед нами во всей своей полноте в источниках XVIII века. В измененном виде она продолжала существовать до 50-х годов XX столетия. При всех различиях в частных случаях основные черты этой системы выглядели следующим образом: безземельные брали у хозяина в аренду дом («Kotte») и некоторое количество земли — в середине XIX века обычно 1-2 га; за это они платили некоторую сумму наличными, а, кроме того, и муж и жена обязывались работать в усадьбе хозяина, причем объем этих работ, как правило, был не ограничен и вызвать на них батраков могли в любой момент. Таким способом хозяин мог обеспечить себя работниками в страдную пору. Со своей стороны усадьба тоже помогала батраку — в частности, предоставляя упряжку для пахоты, обработки земли и сбора урожая на его участке. Арендный договор заключался всегда на определенный — часто четырехлетний — срок, но его можно было продлевать.
Система батрачества, характерная для восточной Вестфалии и западной Нижней Саксонии, не вписывается в те категории, которыми оперирует социально-экономическая история. Были ли батраки (Heuerlinge) свободными наемными работниками и арендаторами? Или, может быть, они скорее находились в зависимом положении, которое граничило с крепостным состоянием? Конечно, их статус основывался на добровольно заключенном договоре, действовавшем
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 149 ограниченное время, но разве в течение этого времени их трудовые обязанности перед усадьбой не были тождественны барщине? Их положение один автор охарактеризовал как «квазифеодальное»4. Этот термин не лишен убедительности, однако он не проясняет на самом деле природу отношений между хозяином и батраками. Мнения по поводу этих отношений уже давно расходятся диаметрально. Некоторые современники и историки называли их «патриархальными» в хорошем смысле этого слова, т. е. считали, что отношения эти определялись «привязанностью и любовью друг к другу», «взаимной привычкой» и «моральными узами»: в ответ на заботу хозяина о безземельных семьях, живших в его усадьбе, те охотно работали «на благо» этой усадьбы, чувствуя свою «принадлежность» к ней, и таким образом «крестьянская усадьба вместе с батраками образовывала как бы одну семью»5. С другой стороны, оснабрюкский государственный деятель, историк и публицист Юстус Мозер еще во второй половине XVIII века нарисовал вовсе не такую идиллическую картинку: он констатировал полную противоположность интересов оседлых крестьян-землевладельцев и не имеющих собственности «чужаков», которые, подобно «беженцам», кочевали от усадьбы к усадьбе и от деревни к деревне, лишенные всякой привязанности, и в случае нужды прибегали к нищенству или воровству6.
Здесь за дело берется микроистория и начинает рассматривать все разнообразие отношений между хозяевами и их батраками: экономический комплекс «аренда—работа—кредит», а также социальные узы родства, кумовства и клиентелы. Номинативный анализ может на основе отдельных случаев выявить длительность отношений
4 Mooser J. Landliche Klassengesellschaft 1770-1848. Bauem und Unterschichten, Landwirtschaft und Gewerbe im ostlichen Westfalen (Kritische Studien zur Geschichts-wissenschaft 64). Gottingen, 1984. S. 247 ff. Эта работа показывает на примере прусских земель в районе Билефельда и Миндена (по соседству с Оснабрюком), что может дать анализ на агрегативном уровне.
5 Funke G. L. W. Uber die gegenwartige Lage der Heuerleute im Fiirstentume Osnabriick, mit besonderer Beziehung auf die Ursachen ihres Verfalls und mit Hinblick auf die Mittel zu ihrer Erhebung. Bielefeld, 1847 S. 8 f., cp. S. 70; Wrasmann A. Das Heuerlingswesen im Fiirstentum Osnabriick, Teil 1 // Miteilungen des Vereins ftir Geschichte und Landeskunde von Osnabriick 42. 1919. S. 53-171; Teil 2, in: ebd. 44. 1921 S. 1-154; особенно Teil 2. S. 25. Правда, оба автора противопоставляют этой оценке изначального характера отношений между арендаторами и хозяевами картину тех кризисов, которые они переживали, особенно в XIX столетии.
® Moser J. Von dem Einflusse der Bevdlkerung durch Nebenwohner auf die Gesetz-gebung (1773)// Ders., Samtliche Werke. Historisch-kritische Ausgabe in 14 Banden, hg. von der Akademie der Wissenschaften zu Gottingen. Bd. 5. 1945. S. 11-22. Cm.: Knudsen J. B. Justus Moser and the German Enlightenment. Cambridge, 1986. S. 127 ff.
150
Микроистория: прошлое — крупным планом
и мобильность, с тем чтобы таким образом приблизиться к пониманию как напряжений в системе, так и ее устойчивости: ведь несмотря на ярко выраженное экономическое и социальное неравенство, открытых конфликтов было мало.
Главную роль в этом играло то, что в повседневной действительности не противостояли друг другу два класса как два коллектива: в каждом данном случае одна, две или пять семей батраков7 имели дело с одним хозяином, у которого в усадьбе они жили и работали. В больших усадьбах по мере роста населения возросло и количество семей, и их численность (см. табл. 1). Структура поселения была рассеянная, усадьбы располагались не вплотную друг к другу, даже в «ядре» деревни между ними оставалось расстояние в 50-100 метров. Либо на обширном участке, где стоял его собственный дом, либо на более отдаленных своих владениях богатый хозяин строил один или несколько домов поменьше и сдавал их семьям батраков, причем все чаще бывало так, что в каждом таком доме селились по две или три семьи.
Таблица 1
Среднее число домохозяйств и людей (включая владельца) в усадьбе, 1651—1772—1858
Год Крупные усадьбы (среднее число) Малые усадьбы (среднее число)
ДОМОХОЗЯЙСТВ человек ДОМОХОЗЯЙСТВ человек
1651 1,7 9,2 1,1 5,5
1772 3,0 16,3 1,5 6,4
1858 3,8 22,6 1,5 7,9
Экономические узы: аренда, работа, кредит
Анализировать экономические отношения между хозяевами и батраками непросто, потому что договоры, как правило, заключались устно; без всякой письменной бухгалтерии производились и все расчеты между ними. Но некий Каспар Генрих Майер цу Бельм,
7 Максимум составлял двенадцать семей.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 151
владелец самой крупной усадьбы в приходе, в 1827 году заключил с семерыми батраками письменные договоры, которые его наследники по сей день хранят в доме. Кроме того, сохранились две счетоводные книги этой усадьбы, относящиеся к концу XVIII и XIX веку. Эти источники дают уникальные сведения о деталях взаимоотношений между арендаторами и хозяевами8.
Выясняется, что батраки платили меньшую арендную плату, чем свободные арендаторы — например, сельские ремесленники, — которые брали в аренду у Майера цу Бельм небольшие участки земли без обязательства работать на него. Однако батраки должны были в неограниченном объеме оказывать «помощь» своему хозяину; правда, они получали за это поденную плату, что в других местах бывало не всегда, но платили им меньше, чем вольнонаемным работникам в этом регионе (о которых данные встречаются редко). Со своей стороны Майер цу Бельм ежегодно взыскивал с большинства своих батраков некую сумму в уплату за ту помощь, которую он оказывал им на их арендованных участках. Разумеется, при этом за упряжкой шел скорее всего не он сам, а один из его холопов. Все договоры заключались сроком на четыре года, но их можно было продлить, изменив при необходимости условия. Если батрак или его женауми-рали во время действия договора, то, очевидно, вдова или вдовец могли остаться на арендованной земле и даже поселить у себя нового супруга / супругу. В обязанности батрака и его семьи вменялось не только «своевременное внесение платы» в установленном размере, но также и «приличное поведение». В случае «неверности»9своему хозяину и его усадьбе арендатору грозило немедленное расторжение договора.
Но едва ли не интереснее, чем эти основные положения, которые одинаковы во всех восьми договорах, оказываются небольшие отличия, которые обнаруживаются во второстепенных деталях. Арендная плата, например, была дифференцированной, причем это невозможно объяснить разным качеством земли. Способ расчета ренты и тех денег, которые батрак был должен хозяину за предоставленную упряжку лошадей, тоже не был единым. Однако если сравнить договоры между собой, то в каждом из них обнаруживается своеобразный баланс более выгодных и менее выгодных условий. Поскольку эти тонкие различия не удается объяснить ни обстоятельствами,
8 Подробнее см.: Schlumbohm J. Lebenslaufe. S. 543 ff.
9 Словом «неверность» (Untreue) в прошлом обозначались, в частности, и такие проявления нелояльности, как обман или обворовывание нанимателя. (Прим, перев.) '• '
152
Микроистория: прошлое — крупным планом
ни лицами, которых касаются договоры, то возникает впечатление, что смысл их заключен в них самих. Очевидно, владелец усадьбы следовал некой стратегии индивидуализации. Его послание каждому батраку, похоже, заключалось в следующем: условия не одинаковы для всех, даже если люди живут в одной усадьбе, все равно учитываются особенности каждого случая. Так что имело, вероятно, смысл добиваться благорасположения хозяина — прилежным трудом, когда крестьянина призывали на работы, пунктуальным внесением арендной платы, а главное — «верностью» хозяину и его усадьбе. К сожалению, мы не знаем, как батраки воспринимали это послание, понимали ли они образ действий хозяина и насколько. Знал ли один арендатор в подробностях условия другого — или каждый из них пребывал в уверенности, что сумел добиться необычайных льгот, и старался скрыть их от остальных?
По вопросу об имущественном положении батраков и, в частности, об их задолженностях мнения историков сильно расходятся. Одни считают, что люди, не имевшие земельной собственности, были вообще бедны, опутаны долгами и постоянно жили на границе прожиточного минимума, опускаясь ниже этой границы в случае болезни либо смерти одного из супругов. Другие утверждают, что некоторые из таких арендаторов владели немалыми состояниями и выступали кредиторами своих хозяев. В списке долгов усадьбы Майера цу Бельм за 1832 год действительно семеро из одиннадцати его арендаторов упоминаются в качестве кредиторов. Правда, речь идет — кроме одного случая — о небольших суммах, которые в общей сложности составляли всего 3% общей задолженности усадьбы, но для батрака и несжолько талеров, не вернувшихся от должника, значили много. Однако в реестре 1832 года кредитные отношения усадьбы Майера отражены односторонне: там говорится только о том, сколько была должна усадьба, но не о том, сколько были должны ей. Кроме того, составлен этот реестр был из-за легкомысленного хозяйствования и образа жизни временного владельца усадьбы — кстати, того самого Каспара Генриха Майера, который пятью годами ранее ввел письменность для фиксации своих отношений с арендаторами, так что финансовую ситуацию 1832 года нельзя считать типичной.
О нормальной ситуации мы больше узнаем из двух счетоводных книг, имеющихся в усадьбе. В записях с 1774 примерно по 1812 год мы обнаруживаем только одного батрака-арендатора, ни разу ничего не задолжавшего хозяину; у всех остальных — у кого часто, у кого редко — бывали недоимки. Но долги в подавляющем большинстве случаев не превышали размера годичной арендной платы за землю и жилье, очень часто составляли лишь какую-то ее часть.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 153
Самая высокая зарегистрированная задолженность — 22 талера равнялась арендной плате за полтора года. Только у двоих батраков недоимки стали правилом, а не исключением. В отдельных случаях записывались также долговые обязательства хозяина перед кем-нибудь из его арендаторов. Но в общем и целом очевидно, что задолженности батраков хозяину — явление частое, а выдача ими кредитов ему — исключение, встречающееся время от времени.
Во второй счетоводной книге записаны долги, причитающиеся усадьбе Майера, за 1840-1850-е годы. В этот период было как минимум четверо арендаторов, за которыми более или менее регулярно числились недоимки. Иногда и тут речь шла о суммах, в несколько раз меньших, чем годовая арендная плата, но бывали у каждого из них и долги, превышавшие ее в два—четыре раза, от 70 до 115 талеров. По сравнению с концом XVIII столетия уровень задолженностей явно намного вырос. Это соответствует общей картине: положение безземельных ухудшилось начиная с 30-40-х годов XIX века, в частности, из-за кризиса домашнего льноткацкого производства.
В записях счетоводных книг не фиксировалось, какую часть аренды батраки оплачивали работой. Эта сторона отношений хозяина с арендаторами по-прежнему оставалась не охваченной письменной бухгалтерией. Однако есть записи о том, что обмен между Майером и его батраками включал — по крайней мере иногда — животные и растительные продукты. Хозяин частенько продавал жителям сдаваемых домов дрова, иногда — поросенка. А арендаторы со своей стороны поставляли ему овес, изредка — горох или крупу.
Постоянство и мобильность
Большое значение для оценки качества отношений между усадьбой и жившими в ней батраками-арендаторами имеет вопрос о длительности этих отношений. Те, кто характеризовал их как в хорошем смысле «патриархальные», утверждали, что большинство батраков жили в одной и той же усадьбе всю жизнь, а многие даже на протяжении нескольких поколений. А тезис, согласно которому безземельные крестьяне были «чужаками» и «беженцами», опирался на противоположную оценку: утверждалось, что эти люди, как правило, не были постоянно привязаны к одной усадьбе или интегрированы в крестьянскую общину, а то и дело меняли свое место жительства. Большинство авторов сходились в том, что «моральные узы», связывавшие хозяев и их батраков, на протяжении XIX века слабели и дистанция между ними увеличивалась — отчасти вследствие аграрного индивидуализма, связанного с земельными рефор
154
Микроистория: прошлое — крупным планом
мами, отчасти — вследствие экономического кризиса, постигшего льноткацкое производство10.
Источники из прихода Бельм позволяют прослеживать жизненный путь арендаторов от одного места жительства к другому только начиная с XIX столетия. В это время каждые несколько лет проводились переписи населения, в которых регистрировались все домохозяйства по усадьбам; к тому же в церковных книгах священник нередко помечал, у какого хозяина живет тот или иной батрак. Если мы сравним данные переписи за декабрь 1815 года— в то время Бельм относился к департаменту Верхний Эмс Французской империи — с данными за январь 1812 года, то обнаружим, что 230 семей арендаторов по-прежнему жили в тех же самых усадьбах, в то время как 94 семьи за эти годы сменили хозяев или переехали в приход Бельм из других мест11. То есть за неполных четыре года 29% семей переселились от одного хозяина к другому. Поскольку четырехлетний срок точно соответствует тому, который в большинстве случаев назван в арендных контрактах, можно сделать вывод, что по истечении срока аренды почти третья часть семей, не имевших собственности, усадьбу меняла. Это плохо согласуется с тезисом о пожизненной или даже длящейся несколько поколений связи батраков со «своей» усадьбой. Если предположить, что все безземельные крестьяне были в равной мере мобильны, то при текучести в 29% за 4 года получилось бы, что примерно за 14 лет все домохозяйства, принадлежащие к этому слою, сменяли хозяев. С другой стороны, этот результат опровергает представление, будто всякий раз по истечении срока аренды семьи не имевших собственности батраков со своими коровами, перинами и столами бродили по улице и искали себе нового пристанища.
Сорок лет спустя, за период между переписями декабря 1852 и декабря 1858 года, усадьбу сменили 75 семей, в то время как 186 остались у прежних хозяев12. Здесь, таким образом, процент переехавших точно тот же, что и в начале века — 29%. Однако надо учесть, что анализируемый период в полтора раза дольше — шесть лет. Если опять же предположить, что все семьи безземельного слоя были одинаково мобильны, то получится, что теперь все они по одному разу переменяли хозяев примерно за 21 год. Складывается
10 Funke G. L. Heuerleute. S. 9; ср.: 34 f.; См.: Wrasmann A. Heuerlingswesen, Teil 2. S. 5 ff., 25 ff.; Mooser J. Klassengesellschaft. S. 201 ff., 266 ff.
11 Вне рассмотрения остаются те 26 безземельных домохозяйств из списка 1815 года, главы которых вступили в брак после переписи 1812 года.
12 Здесь тоже не учитываются те старые домохозяйства, главы которых женились после декабря 1852 года.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 155
впечатление, что — в противоположность утверждениям современников и историков — связь между хозяевами и их арендаторами стала не слабее, а, наоборот, долговечнее. Правда, необходимо помнить, что в данный расчет не включены все, кто отправились в Америку. Но все же те безземельные крестьяне, которые остались на родине, в середине XIX века вели, похоже, более оседлую жизнь и оставались в одной усадьбе дольше, нежели за сорок лет до того.
Если мы проследим историю отдельных семей на протяжении длительного времени, то становится заметно, в какой мере каждая из них стремилась закрепиться на месте — в частности, в той усадьбе, к которой она «принадлежала»13. Если таким наблюдением будет охвачено достаточное количество безземельных крестьян, то можно, кроме того, установить, оставалась ли значительная их часть на протяжении нескольких поколений в одной и той же усадьбе, в то время как остальные каждые четыре года искали себе жилье и работу у нового хозяина, или же наиболее распространенное поведение располагалось ближе к середине шкалы. Мы включили в выборку пятьдесят человек, впервые вступивших в брак между 1833 и 1838 годом. Почти треть из них можно назвать «летунами»: они оставались в одной усадьбе в среднем всего на один четырехлетний срок или даже меньше (табл. 2а). Меньшую долю составляют те, кто обнаруживают особо сильную привязанность к одному хозяину: почти пятую часть выборки составляют арендаторы, у которых средняя продолжительность пребывания в одной усадьбе превышает тринадцать лет. А половина располагается между этими двумя экстремумами: каждый второй батрак оставался «верен» одной и той же усадьбе больше одного, но не больше трех сроков. Среднее значение для всех семей составляет приблизительно восемь лет. Если же считать не по семьям, а учитывать каждый срок жизни некоей семьи на одной усадьбе отдельно, то получается, что более половины арендных отношений длилось всего четыре года или менее того (табл. 2Ь). Таким образом, мобильность батраков-арендаторов проявляется в полной мере только тогда, когда мы включаем в расчет и тех, кто уезжали за пределы прихода или прибывали извне, и тех, кто эмигрировали в Америку.
Безземельные супружеские пары часто проводили самое короткое время на первой усадьбе — той, где они поселялись сразу после заключения брака. В 20% случаев это был неполный год, в 38% — от одного года до четырех. Похоже, молодоженам первым делом надо было найти себе временное пристанище, потому что с 1827 года в
13 Об этом см.: Schlumbohm J. Lebenslaufe. S. 572 ff.
156
Микроистория: прошлое — крупным планом
Ганноверском королевстве (к которому отошли оснабрюкские земли после окончания наполеоновского господства) действовали ограничительные законы, разрешавшие вступление в брак только тому, кто мог доказать, что имеет достаточную собственность либо надежно обеспечен работой и жильем.
Таблица 2
f
Продолжительность пребывания в одной усадьбе (выборка из 50 семей арендаторов, начиная с 1833 г.)
а) Сколько времени в среднем жила семья батраков в одной и той же усадьбе?
От 0 до 4 лет Более 4, но менее 13 лет 13 лет и более Среднее значение
Число семей, % 16 32,0 25 50,0 9 18,0 8,2 года
Ь) Сколько составлял в среднем срок аренды?
От 0 до 4 лет Более 4, но менее 13 лет 13 лет и более Среднее значение
Число сроков, 51 29 19 7,2 года
% 51,5 29,3 19,2
Итак, лишь очень небольшое количество среди арендаторов составляли люди, жившие на одной и той же усадьбе всю свою жизнь. К таким относились только две семьи из тех семи в нашей выборке, о которых нам известно, что родители мужа или жены владели землей. В общем и целом эти семь семей не отличались особой «верностью» одной усадьбе. Средняя продолжительность пребывания у них составляла8,7 года — всего на пол го да дольше, чему прочих (таб. 2а). И наоборот, те три семьи в выборке, которые под конец уехали в Америку, до того вовсе не отличались особой склонностью к перемене мест.
ъные узы между имущими и неимущими
157
'* ’........ Кровные узы:
родственные связи между хозяевами и арендаторами, родственные связи среди арендаторов
Поскольку в районе Оснабрюка не сохранились в большом количестве акты судопроизводства низшей инстанции, сказать что-либо о социальных отношениях едва ли не труднее, чем об экономических. Даже для микроанализа мы располагаем лишь небольшим числом индикаторов.
Поэтому редкой удачей оказался список, хранящийся в усадьбе Майера цу Бельм: в нем перечислены имена гостей, присутствовавших 10-11 июня 1840 года на свадьбе хозяина усадьбы, атакже размер преподнесенных ими денежных подарков. В списке 71 фамилия — каждая из них в большинстве случаев, очевидно, означает не одного человека, а супружескую пару. Помимо близких родственников мы находим здесь и соседей: всех пятерых крупных хозяев из того села, к которому относилась усадьба Майера, далее нескольких — но отнюдь не всех — мелких хозяев, а также крестьян из других деревень. Однако в торжестве участвовали и все (кроме одного) жившие у Майера арендаторы, общим счетом одиннадцать человек. Свою принадлежность к усадьбе они подтвердили подношениями в один талер или несколько более. Это столько же, сколько дарили крупные хозяева, но для батрака эти деньги были эквивалентны девяти—двенадцати дням работы.
Тезис о позитивно-патриархальном характере отношений между хозяевами и арендаторами часто базируется на представлении, будто последние были родом из крестьянских семей и что «родственные связи» между владельцем усадьбы и ее безземельными жильцами были нередким явлением14 15. Однако применительно к приходу Бельм реконструкция семей показывает, что, хотя значительная доля крестьянских сыновей и еще большая доля дочерей беднели и опускались в безземельный слой, все же подавляющее большинство батраков уже во второй половине XVIII столетия происходило из семей, земли не имевших. Лишь немногие батраки — менее пятой части мужчин и четвертая часть женщин — были детьми крупных или мелких хозяев. В середине XIX века их доля снизилась примерно до одной десятой16.
Но это количественное меньшинство могло иметь большое значение для качества отношений между крестьянами и не имевшими
14 Wrasmann A. Heuerlingswesen, Teil 1. S. 104; См.: Mooser J. Klassengesellschaft.
S. 197.
15 Schlumbohm J. Lebenslaufe. S. 370 ff.
158 Микроистория: прошлое — крупным планом
своей собственности арендаторами. Если во многих усадьбах хотя бы один батрак или одна батрачка были близкой родней владельцу, то подобные родственные узы, как показали социально-антропологические исследования «крестьянских сообществ», могли придавать особую окраску и всем остальным отношениям между землевладельцами и безземельными, не позволяя им осознавать противоположность своих интересов или, тем более, классовый антагонизм16.
Вопрос, таким образом, заключается в том, оставались ли обедневшие крестьянские дети в качестве арендаторов в родной усадьбе, образуя там постоянное ядро, вокруг которого группировались другие жители сдаваемых домов? Данные переписи 1772 года самые ранние из тех, что позволяют ответить на этот вопрос для всех рассматриваемых семей: близкородственные связи между домохозяйствами устанавливаются путем реконструкции семей. Прежде всего, выясняется, что ни один из детей мелких хозяев не остался арендатором у себя дома: все оставшиеся без земли отпрыски уходили в чужие усадьбы. Это не удивительно, ведь только у каждого четвертого мелкого хозяина имелся второй дом, пригодный для жилья, поэтому возможность получить место арендатора в родной усадьбе существовала почти исключительно для детей крупных хозяев. Таковыми оказались восемь мужчин и восемь женщин в безземельных семьях. Все мужчины и шесть женщин батрачили в чужих усадьбах, и только две дочери крупных хозяев проживали в домах, арендуемых у собственных родителей.
Один из этих двух случаев, когда хозяин и арендатор состояли в родстве друг с другом, отображен на схеме 1: во владении богатого крестьянина («полного наследника») Вегхорста в деревне Икер состоял в 1772 году батрак Иоганн Фридрих Мёллер; его жена Мария Агнес, урожденная Вегхорст, была самой младшей из сестер хозяина Иоганна Генриха Вегхорста. Тот женился в 1749 году в возрасте 24 лет. Когда Мария Агнес в 1765 году тридцати пяти лет от роду выходила замуж за не имевшего собственности Иоганна Фридриха Мёллера, ее брат — владелец усадьбы — был одним из двух свидетелей на свадьбе. При крещении первого сына Мёллеров в 1776 году крестным отцом, дававшим имя младенцу, был хозяин соседней усадьбы, а крестными родителями Маргареты Элизабет — второго и последнего ребенка Марии Агнес, которого она родила в 1775 году в возрасте 45 лет, — были старшая дочь соседа и Иоганн Герд Вегхорст, старший из сыновей хозяина усадьбы, кузен новорожденной.
16 Mint:, S. W. The Rural Proletariat and the Problem of Rural Proletarian Consciousness // The Journal of Peasant Studies. Vol. 1. 1973/74. P. 291-325, особенно P. 305, 319: Idem. A note on the definition of peasantries // Ibid. P. 92-106, особенно P. 101.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 159
В данном случае связь между семьей наследника и той ветвью, которая шла от его сестры, переместившейся в слой безземельных, сохранялась и в следующем поколении: в 1796 году Маргарета Элизабет Мёллер, родившаясяв 1775году, вышла замуж за батрака Иоганна Рудольфа Киссе. Эта семья жила в 1812 году в усадьбе Вегхорстов, которая перешла в 1797 году к Марии Энгель — самой младшей из дочерей хозяина, родившейся в 1771 году. Там и умерла вдова Киссе, урожденная Мёллер, в 1835 году; к этому времени ее кузина Мария Энгель Вегхорст уже передала усадьбу дочери.
Схема 1
Родство между зажиточным крестьяном Вегхорстом и одним из его арендаторов в период около 1765-1835 гг.
Владелец усадьбы Вегхорст в Икере (полный наследник)
Арендаторы усадьбы Вегхорст в Икере
Иоганн 1730-1812
Мария Лгпсс Мёд.чер, урожд. Вегхорст 1730-1806
А Иогапи Фридрих Мёидср 1721-1792
Генрих Вегхорст 1725-1805
1765- Мария 1780- 1764- 1759- 1756- Иоганн
1805 Энгель 1819 1827 1762 Герд
Вегхорст Вегхорст
1771- 1820 Л 1752-
1850 —З.ДЛ 1825
1792“
Марта рсте Элизабет Киссе.
урожд.
Меллер 1775-1835
Иогапи 1766-
Рудольф Киссе
1800- 1804-
Однако, как правило, дети зажиточных крестьян, не сумевшие Путем брака закрепить за собой усадьбу, уходили в батраки к чу-Исим хозяевам. Представлений о сентиментально-семейственном
160 Микроистория: прошлое — крупным планом
характере отношений между крестьянами и их арендаторами эти данные никак не подтверждают; скорее они соответствуют тому паттерну, который иногда наблюдался в других районах, где в передаче крестьянских земельных владений практиковался принцип единонаследия, обрекавший часть потомков на перемещение вниз по социально-имущественной лестнице; те дети, которым доставалась в наследство усадьба, и те, которые становились бедняками, друг друга избегали17. Наследник или наследница предпочитали пустить в сдаваемые дома скорее арендаторов со стороны, нежели собственного брата или свояка. Если жизнь ставила потомков хозяина в очень неравное имущественное положение, то обыкновенно это сопровождалось и пространственным дистанцированием разных ветвей семьи друг от друга. Это впечатление подтверждается тем обстоятельством, что среди крестьянских детей, оставшихся без земельной собственности, не нашлось ни одного, кто последовал бы за своим братом или сестрой, которым повезло посредством брака стать членами семьи владельца другой усадьбы: те, кому такое удавалось, уж точно не брали с собой на новое место в качестве арендаторов ни своих братьев, ни сестер.
Пространственная дистанция, однако, не обязательно означала разрыв социальных связей. Это видно по выбору крестных родителей и свидетелей на свадьбу (только на этом формальном уровне мы можем проследить социальные связи в наших источниках). Пример Иоганна Генриха Кульмана — батрака и сына богатого крестьянина — показывает, что и в этом отношении между близкими родственниками могла возникнуть пропасть, если имущественное положение их было неравным и жили они на большом расстоянии друг от друга: у Кульмана было пятеро детей, но никого из них он не доверил крестить родственникам. А другие семьи, наоборот, явно стремились с помощью кумовства преодолеть то, что их разделяло. Весьма
17 Например, об одной австрийской местности в XX в. — Khera S. Ап Austrian Peasant Village under Rural Industrialisation // Behavior Science Notes. No. 7. 1972. P. 29-36; особенно см. p. 32 ff.; Idem. Social Stratification and Land Inheritance among Austrian Peasants //American Anthropologist. Vol. 75. 1973. P. 814-823; особенно p. 816 f.; Idem. Kin Ties and Social Interaction in an Austrian Peasant Village with Divided Land Inheritance // Behavior Science Notes. No. 7. 1972. P. 349-365. — Об одной деревне в Южном Тироле (Альто Адидже) пишут: Cole John И< and Wolf Eric R., The Hidden Frontier. Ecology and Ethnicity in an Alpine Valley. New York, etc. 1974. P. 243, 255. — Более общий характер носит статья: Sabean D. Aspects of Kinship Behaviour and Property in Rural Western Europe before 1800 // Family and Inheritance. Rural Society in Western Europe. 1200-1800 / Ed. by Jack Goody, a. o. Cambridge, 1976. P. 96-111; особенно см. p. 98 f. — Ho cp.: Spufford M. Contrasting Communities. English Villagers in the 16th and 17th Centuries. Cambridge, 1974. P. 111.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 161 примечательно то, как были связаны взаимным кумовством батрак Клаузинг и его свояченица, зажиточная крестьянка Эйлерт: представители богатой ветви семьи не только становились крестными родителями у детей своих бедных родственников, но и приглашали безземельного свояка на ту же роль к себе. Еще более интересен другой случай: крестьянин-середняк Плаке просил своего безземельного свояка Брюггемана и членов его семьи быть у него свидетелями и крестными родителями, но ответных приглашений с их стороны не поступало. Различие между этими случаями говорит о том, что братья и сестры могли вести себя по отношению друг к другу очень по-разному, когда их разделяло значительное имущественное неравенство. Избегали они, как правило, только одного: тесного повседневного взаимодействия — такого, какое имело место между хозяином и его батраком.
И как раз в этом-то пункте и произошли изменения в поведении братьев и сестер на протяжении XIX века. В переписи 1858 года мы, привлекая данные реконструкции семей, обнаруживаем пять сыновей и восемнадцать дочерей зажиточных крестьян, которые сами со своими семьями принадлежали уже к безземельному слою. Из них два сына и девять дочерей были батраками в той же усадьбе, где родились, — то есть, как правило, у своих братьев, свояков или родителей. Такой способ сосуществования, который за неполное столетие до того терпели лишь в исключительных случаях, теперь выбирала примерно каждая вторая пара братьев или сестер, оказавшихся в неравном имущественном положении.
Даже среди крестьян-бедняков мы находим в 1858 году один случай, когда дочь и зять были приняты в усадьбу и поселены в отдельном доме. Но, как и в предыдущий период, не обнаруживается ни одного случая, когда сын или дочь крестьянина, перейдя в разряд безземельных, идет батрачить на ту же усадьбу, куда в результате заключенного брака уже переехал кто-то из их братьев или сестер. Это говорит о том, что связь с родной усадьбой была важнее, чем само по себе кровное родство.
Итак, в середине XIX столетия в отличие от конца XVIII люди, не имевшие земли, использовали близкое родство с крупным хозяином или свое происхождение из зажиточной крестьянской семьи для того, чтобы получить место арендатора. Поскольку с жильем и с работой в регионе становилось все хуже, половина детей крупных хозяев, не получив земли путем брака, оставались жить арендаторами в наемных домах на территории своих родных усадеб. Возможно, те крестьяне, которых коснулся этот процесс, его даже приветствовали, так как надеялись, что благодаря узам родства будут смягчены
б Зак. 4389
162
Микроистория: прошлое — крупным планом
те напряжения в их отношениях с батраками, какие часто возникали из-за ухудшения экономической ситуации.
Мы выяснили, что наличие близкородственной связи между хозяином и его арендатором — явление для середины XIX века не менее, а, наоборот, более частое, нежели для конца XVIII. Этот вывод противоречит местному преданию, гласящему, что подобные узы между собственниками и безземельными со временем становились все слабее. Он опровергает также и более общее представление, согласно которому семейно-родственные структуры имеют фундаментальное значение для «традиционных аграрных обществ», а в процессе распада и трансформации последних в «модернизованные» постепенно это значение утрачивают18.
Но все же тесные родственные связи между крестьянами и их батраками были не только в XVIII, но и в XIX столетии слишком редким исключением для того, чтобы на их основе могли складываться такие отношения «любви и привязанности друг к другу», о которых говорится в местных преданиях. Только в каждой десятой усадьбе в 1858 году был арендатор, состоявший со своим хозяином в тесном родстве либо свойстве; в общей же массе те батраки, которые работали у своих родственников, составляли исчезающе малую долю.
Некоторые социологи и исторические антропологи утверждают, что сильные связи между родными формируются только на основе стабильного благосостояния: бедные же люди бедны и родственниками19.
Тезис этот, похоже, подтверждается применительно к приходу Бельм анализом переписи 1772 года в сочетании с данными реконструкции семей. Насколько часто в крестьянской среде женатые дети вели совместное хозяйство с родителями — обоими или одним из них после смерти другого, — настолько редко это бывало среди беззе
18 Об этом см. ниже, прим. 23.
19 Sabean D. Kinship Behaviour. Р. 98: «[... ] in the absence of property there is little tendency to develop extended kin tics». См. также: Idem. Property, Production, and Family in Neckarhausen, 1700-1870 (Cambridge studies in social and cultural anthropology 73). Cambridge, 1990. P. 35: ♦[...] основным обоснованием пятой заповеди была идея обмена. Родителей следовало уважать потому, что они были источником благосостояния, и, по крайней мере, в символическом выражении ценности, количество вкладываемого — труда, услуг, продукции — было прямо пропорционально количеству собственности, получаемой по наследству». — Bourdieu Р. Les strategies matrimoniales dans le systeme de reproduction // Annales E. S. C. Vol. 27. 1972. P. 1105-1127; особенно см. p. 1109: «[... ] les plus grands ont aussi les plus grandes families tandis que les ‘parents pauvres’ sont aussi les plus pauvres en parents [... ]».
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 163
мельных20. Это, правда, можно объяснить теснотой жилищ. Но лишь немногие арендаторы использовали возможность поддерживать тесный контакт меж поколениями, живя отдельно, но в одной усадьбе — в соседних домах или частях дома. Таких было лишь двое среди пятнадцати безземельных отцов семейств, чьи дети (хотя бы один) уже имели собственные семьи и жили в том же приходе.
Однако к середине XIX века перед нами предстает совсем иная картина: анализ домохозяйств безземельных (1858 год) показывает, что теперь в этом слое женатые и замужние дети жили одним домом со своими родителями не реже, чем крестьяне, владевшие собственностью21. Если проследить биографии молодых людей, впервые заключавших брак между 1852 и 1858 годом, то выясняется, что больше половины безземельных (а именно 39 из 68) после свадьбы поселяются сначала в той же усадьбе, где живут родители мужа или жены, и обычно образуют с ними единое домохозяйство22. Вероятно, то, что младшее и старшее поколения жили под одной крышей, гарантировало старикам определенную заботу, да и молодым было удобно: таким образом молодожены были обеспечены пристанищем в ситуации, когда жилье найти было тяжело, на жизнь зарабатывать стало труднее, чем прежде, а власти к тому же разрешали вступать в брак только если человек мог доказать, что обеспечен жильем.
О том, что родственные связи в среде безземельных всегда играли определенную роль, говорит тот факт, что сравнительно часто братья и сестры арендовали место в одной и той же усадьбе. Впечатление таково, что, когда освобождалось хорошее место, люди приводили на него своих. Из девятнадцати безземельных братско-сестринских групп, которые мы обнаруживаем в 1772 году, целых шесть работали и жили у одного хозяина. А из 85 таких групп, которые обнаруживаются среди арендаторов, имевших собственные семьи, на 1858 год, в одной усадьбе проживали 20.
Эти данные не согласуются с простыми тезисами больших теорий. Никакой прямой корреляции между объемом передаваемой по наследству семейной собственности и крепостью родственных уз не обнаруживается. А изменения с течением времени, которые мы констатировали, решительно противоречат картине линейного развития, где при переходе от так называемого «традиционного» крестьянско
20 Такая структура домохозяйства обнаруживается у 28% крупных хозяев и у 23% мелких, но только у 8% арендаторов: Schlumbohm J. Lebensl^ufe. S. 252 ff., особенно S. 264.
21У 19% крупных хозяев, 18% мелких и у 19% арендаторов: Schlumbohm J. Lebenslaufe. S. 252 ff., особенно S. 264.
22 Schlumbohm J. Lebenslaufe. S. 527 f.
164
Микроистория: прошлое — крупным планом
го общества к «современному» связи между родственниками ослабевают и распадаются, а «нуклеарная семья», таким образом, все больше «изолируется» от родни23. Наоборот, можно сказать, что для преодоления экономических и социальных проблем «модернизации» в XIX столетии сильнее, нежели прежде, задействовались родственные отношения — как между хозяевами и их «бедными родственниками», так и, даже в большей мере, внутри самого неимущего слоя24.
То обстоятельство, что узы тесного родства чаще стали объединять арендаторов одной усадьбы, способствовало, возможно, установлению между ними большей сплоченности, более активного общения и осознанию того, что, несмотря на все отличия, они находятся в одинаковом положении.
Ритуальное родство: кумовство
В обществе, где царило неравенство — а именно такое общество мы обнаруживаем в Бельме, — всем было известно, среди кого не принято выбирать кумов: среди представителей более низкого слоя25.
23 Классическая работа: Parsons Т. The Kinship System of the Contemporary United States // American Anthropologist. Vol. 45. 1943. P. 22-38.
24 Нечто подобное уже было констатировано применительно к промышленным рабочим раннеиндустриального периода; об этом см.: Segalen М. Sociologie de la famille. Paris, 1981. P. 69 ff.; Rosenbaum H. Proletarische Familien. Arbeiterfamilien und Arbeitervater im friihen 20. Jahrhundert zwischen traditioneller, sozialdemokratischer und kleinbiirgerlicher Orientierung (Suhrkamp Taschenbuch Wis-senschaft, Nr. 1029). Frankfurt/M., 1992. S. 140 ff.; Schwagler G. Soziologie der Fami-lie. Ursprung und Entwicklung (Heidelberger Sociologica 9). Tubingen, 1970. S. 150 ff. О сельской общине см.: Sabean D. W. Property, Production, and Family in Neckarhausen, 1700-1870 (Cambridge studies in social and cultural anthropology 73). Cambridge, 1990, особенно p. 36, 420, 424 f.; Cm.: 371 ff., 407 ff.; Idem. Social background to Vetterleswirtschaft: Kinship in Neckarhausen // Friihe Neuzeit — friihe Modeme? Forschun-gen zur Vielschichtigkeit von Ubergangsprozessen (Veroffentlichungen des Max-Planck-Instituts fiir Geschichte. Bd. 104)/Hg. von Rudolf Vierhaus u. a. Gottingen, 1992. S. 113— 132; Idem. Kinship in Neckarhausen, 1700-1870. Cambridge, 1998.
25 Применительно ко многим обществам было замечено, что либо «клиенты» просили своего «патрона» быть крестным отцом их ребенка, либо люди равного социального статуса приглашали друг друга крестить детей, но редко на такую роль избирали тех, кто стоял ниже на социальной лестнице: Mintz S. W, Wolf Е. R. An analysis of ritual co-parenthood (compadrazgo) // Southwestern journal of anthropology 6. 1950. S. 341-368; здесь S. 350 f., 358 ff.; Staudt R. Studien zum Patenbrauch in Hessen. Darmstadt 1958 S. 28, 30 f.; Fojtik K. Die Inhalts- und Funktionswandlungen der Gevatternschaft in Bohmen, Mahren und Schlesien vom 14. bis zum 20. Jahrhundert // Kontakte und Grenzen. Probleme der Volks- , Kultur-und Sozialforschung. Festschrift fiir Gerhard Heilfurth zum 60. Geburtstag, Gottingen
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 165
Две выборочные пробы, близкие по времени к переписям 1772 и 1858 годов, показывают, что крупные хозяева выискивали крестных родителей для своих детей прежде всего среди себе подобных, немногие — среди бедных хозяев, и лишь в нескольких случаях приглашены были на эту роль арендаторы (табл. За). Крестьянин брал батрака в кумы, очевидно, только в порядке исключения в том случае, когда социальное неравенство между ними было сглажено близким родством26.
А безземельные, наоборот, крестить своих детей обычно приглашали людей из числа зажиточных крестьян. В особенности они стремились заполучить в кумы самого хозяина, у которого они жили и работали, его жену, его бессемейных детей и не в последнюю очередь — наследника усадьбы: ив XVIII, ив XIX веках примерно пятая часть крестных родителей у детей батраков происходила из семей их хозяев (табл. ЗЬ). Только одна-единственная супружеская пара в нашей выборке ни разу не пригласила в кумы никого из семьи владельцев «своей» усадьбы27.
Арендаторы просили быть кумами и других крестьян, даже чаще, чем собственных хозяев. С удовольствием приглашали на эту роль, конечно же, родственников, если у кого-то они имелись среди состоятельных, но большинство крестных родителей из слоя богатых
1969. S. 337-343; Zwahr Н. Zur Konstituierung des Proletariats als Klasse. Strukturun-tersuchung fiber das Leipziger Proletariat wahrend der industriellen Revolution. Munchen, 1981. S. 165 ff., 175 ff.; Bossy J. Godparenthood: the fortunes of a social institution in early modem Christianity // Kaspar v. Greyerz (Hg.), Religion and society in early modern Europe 1500-1800. London 1984. P. 194-201; Franke P. Markische Glasarbeiter im 19. Jahrhundert. Eine Untersuchung der Patenschaftsbeziehungen und Familienverbande in den Glashiitten Neuglobsow und Pian zwischen 1804 und 1889 // Jahrbuch filr Wirtschafts-geschichte 1988, Heft 3. S. 69-92; Ericsson T. Kinship and sociability: Urban shopkeepers in nineteenth-century Sweden, in: Journal of family history 14. 1989. P. 229-239; Sabean D. Vetterleswirtschaft. S. 123 f.; но ср.: Vernier В. La circulation des biens, de la main-d’oeuvre, et des prenoms a Karpathos: du bon usage des parents et de la parente // Actes de la recherche en sciences sociales 31. 1980. P. 63-87; особенно P. 84 ff.
26 См. указания на схожие феномены в: Fojtik К. Gevatternschaft, особенно S. 342: в то время как в Чехии, Моравии и Силезии, как правило, выбирали в кумовья людей равного или более высокого положения, в тех аграрных областях, где наследство не поровну делилось между детьми, практиковалось взаимное кумовство между семьями братьев и сестер, оказавшихся в неравном социальном положении: «В крестьянских семьях, в которых уже в XVIII веке несправедливость наследственного права зачастую приводила к раздорам между братьями и сестрами, крещение детей друг друга помогало укрепить родственные связи и таким образом нейтрализовать неравенство между главным наследником, который владеет усадьбой, и его братьями, которые живут в наемных жилищах или даже состоят в услужении».
27 У этой четы тоже был всего один ребенок.
§ r S Таблица 3
Социальная принадлежность и взаимное положение родителей и крестных родителей детей, крещеных в 1767-1777 и 1850-1860 гг. (выборочно)
а) Социальная принадлежность1:
Родители Крестные родители 1767-1777 гг. Крестные родители 1850-1860 гг.
Крупные хозяева Мелкие хозяева Батраки/ Безземельные Прочие Соц. принадлежность неизвестна Крупные хозяева Мелкие хозяева Батраки/ Безземельные Прочие Соц. принадлежность неизвестна
Крупные хозяева % 21 61,8% 3 8,8% - 1 2,9% 9 26,5 % 14 53,8% 6 23,1% 3 11,5% - 3 11,5%
Мелкие хозяева % - - - 4 1 - - 5 2
Батраки/ Безземельные о/ /0 16 57,1% 2 7,1% 4 14,3% - 6 21,4% 20 50,0% 3 7,5% 12 30,0% 2 5,0% 3 7,5%
Прочие 1 - - 1 4 - - - - -
Итого % 38 52,8 % 5 6,9% 4 5,6 % 2 2,8 % 23 31,9% 35 47,3% 9 12,2% 15 20,3 % 7 9,5% 8 10,8 %
1 Не имеющие собственных семей крестные родители, для которых данные о социальной принадлежности отсутствуют, отнесены к тому же слою, к которому принадлежали их отцы. ; __ ? _
Ь) Арендные отношения:
Принадлежность родителей крестников Крестные родители 1767-1777 гг. Крестные родители 1850-1860 гг.
Всего В том числе: арендатор1 у родителей крестника В том числе: хозяин/работодатель1 родителей крестника Всего В том числе: арендатор1 у родителей крестника В том числе: хозяин/работо-датель1 родителей крестника
Крупные хозяева % 34 100 % - 26 100 % 2 7,7 %
Мелкие хозяева 4 - 8 -
Батраки/безземельные % 28 100 % 5 17,9 % 40 100 % 8 20,0 %
Прочие 6 - - - - -
1 Включая членов его семьи (жену, бессемейных детей).
168
Микроистория: прошлое — крупным планом
крестьян не были в родстве с теми безземельными, чьих детей они крестили. То есть бедные семьи использовали институт кумовства для того, чтобы расширить или дополнить сети связей, существующие на основе кровного родства или создаваемые путем брачных союзов, причем надстроить они их стремились прежде всего «вертикально» — вверх. То, у кого они в данный момент состояли арендаторами, зачастую не играло здесь определяющей роли.
Это поведение согласуется с картиной, описанной выше: большинство безземельных не связывали себя на всю жизнь с одной усадьбой, а время от времени переселялись. Встает вопрос: имеется ли какая-то причинно-следственная связь между этими двумя феноменами: например, не существовало ли такой стратегии — использовать завязанные посредством кумовства связи для получения работы и жилья? Если рассмотреть еще раз с этой точки зрения те 50 безземельных семей, которые попали в выборку за период после 1833 года28, то мы обнаружим всего несколько случаев, которые могли бы служить подтверждением того, что кумовство использовалось в стратегических целях. Только три или четыре супружеские пары, не имевшие своей собственности, получили места арендаторов на тех самых усадьбах, с чьими владельцами они перед тем вступили в «ритуальное родство». И наоборот, есть восемнадцать других пар, применительно к которым такое использование кумовства со всей определенностью исключается29. Еще меньше свидетельств того, что кумовские отношения, завязанные в предыдущем поколении, помогали кому-то найти кров и работу: нет ни одного случая, однозначно говорящего о том, что батрак или батрачка нашли место благодаря своему крестному отцу или крестной матери из числа владельцев усадеб. Таким образом, когда речь шла о найме в арендаторы, кумовство с хозяевами помогало лишь очень незначительно. Связи с родственниками в среде безземельных — с братьями, сестрами, а в трудные годы XIX века прежде всего с родителями — было в этом отношении гораздо важнее. Однако тот факт, что наши источники содержат мало свидетельств об извлечении прямой пользы из кумовских отношений, никоим образом не означает, что таковые не имели для людей большого значения. В пользу обратного говорит уже хотя бы та очевидная обдуманность, с какой выбирались крестные родители для ребенка. i i , Л , <
28 См. таблицу 2.
29 Остальные 28 нельзя однозначно считать контрпримерами, потому что они больше не меняли хозяина после того, как был крещен их первый ребенок, или потому что они уезжали из прихода Бельм еще до того, как обзаводились детьми.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 169
Безземельные составляли меньшинство среди тех, кого батраки-арендаторы приглашали крестить своих детей. В XIX столетии процент их, похоже, несколько вырос по сравнению с XVIII (см. табл. За). Людей, не имевших собственности, выбирали в кумовья, видимо, только в тех случаях, когда они приходились родителям родней. Во всей нашей выборке нет ни одного крестного родителя, который был бы арендатором в той же усадьбе, что и отец и мать крестника, или хотя бы чьи родственники жили там же. Значит, люди, не имевшие собственности, не использовали или почти не использовали институт ритуального родства с целью расширения сети своих социальных связей «по горизонтали», в пределах своего же слоя. Для этого им, очевидно, достаточно было тех отношений, которые основывались на кровном родстве и на брачных союзах.
Напряженность: «Хозяева жрут батраков»
Источниковая база не позволяет нам много узнать о конфликтах и напряженности, которые, возможно, имели место между хозяевами и арендаторами в исследуемой местности. Крестьяне редко, а батраки еще реже выражались в письменной форме, которая позволила бы их высказываниям сохраниться для потомков. Поэтому, в частности, выводы о стратегиях и установках пришлось делать по внешним проявлениям — таким, как типы биографий и формы общежития. Но один батрак из прихода Бельм все же высказался письменно, причем сделал он это столь резко, что нельзя не прислушаться к его словам.
Среди списков эмигрантов округа Оснабрюк неподшитым лежит ничем не примечательное письмецо с красной сургучной печатью и адресом: «Его Высокоблагородию достопочтенному господину окружному начальнику Штюффе в Оснабрюке»30. Текст его гласит:
Поскольку я выехал 23 июля и не думал, что смогу долее жить в этих местах, то считаю необходимым написать Вам и все положение вещей, что хозяева творят с батраки [sic]. Во-первых, за плохую землю надо давать им тяжкую арендную плату. Во-вторых, надо столько помогать им работать, что нет больше никаких сил, так что приходится свою работу делать ночью. Потому что днем надо помогать хозяевам, сколько они захотят. Захочет бедный батрак заработать поденщиком — э, нет, ты мне должен помогать, а не то убирайся сей же час из моего дома. И только в нем
30 Niedersachsisches Staatsarchiv Osnabriick. Rep. 350, Osn. Nr. 209, fol. 348 ff. Начало текста письма — как минимум одна строка — отсутствует, так как лист в верхней части поврежден.
170 Микроистория: прошлое — крупным планом
одном и дело, что батраки почти все бедны и вынуждены подаваться из Германии в другие края. Если Вы не сможете это изменить, то дела здесь будут плохи. Тут из года в год говорят, что станет по-другому. Но остается, как было, и становится еще хуже. Работать приходится столько, что нет сил, как Вы можете видеть. Хозяева жрут батраков. И при этом столько бедняков, что не знают, куда их девать, как и Вам самим доводится узнать. Я Вами [sic ] написал только примерно ту работу, которую я делал в 1832 годе [sic]; и за 1833 год с апреля по 4 июляятоже примерно записал». Ниже значится: «Его Высокоблагородию достопочтенному окружному начальнику Штюффену в Оснабрюке. Написано Иоганном Геннерихом Буром, жил в усадьбе Фосса в Гретеше. Браке, 30 июля 1833 г.31
Нельзя не заметить, как принципиально критикует Иоганн Генрих Бур арендное батрачество, причем язык его точен и меток, а «ошибок » — главным образом, идущих от его родного нижненемецкого диалекта, — совсем немного32.
Критика была направлена главным образом против обязанности помогать в работе хозяину. Бур приложил подробную роспись того, что и в каком объеме он со своей женой «работал на хозяина Фосса в
31 Привожу текст оригинала:
«Ап Неггп Hochwohlgeboren Hochzuehrenden Herm Amtmann Stiiffe in Osnabriick.
Da ich meine Reise d. 23ten Julius angetreten habe und nicht einsah, daB ich mehr leben konnte hier in dieser Gegend, so finde ich mich bewogen, an Sie zu schreiben und die ganze Beschaffenheit der Sache, wie die Bauem es mit die Heuerleute machen [!]. Zum ersten, man muB ihnfen] von den schlechten Lande die schweren Heuergelder geben. Zum andem, man muB ihn[en] so viel arbeiten helfen, daB man es nicht mehr aushalten kann, so daB man seine Arbeit bei Nachte verrichten muB. Denn bei Tage muB man den Bauem helfen, so viel als sie es haben wfollenj. Will der arme Heuermann ein Tagelohn verdienen; О nein, du sollst mir helfen, und sonst geh mir sogleich aus meinen Kotten. Und so ist es nur bloB auf den angesehen, daB die Heuerleute beinahe alle arm sind und sind geschwungen [!], sich aus Deutschland zu verfiigen in andere Landem. Wenn Sie nicht das andem kdnneii, so wird es hier schlecht aussehen. Es heiBt hier von einem Jahr zum andern, daB es anders werden soli. Aber es bleibt so, wie es gewesen ist, und wird immer noch schlechter. Man muB so viel Arbeit tun, daB man es doch nicht aushalten kann, wie Sie hier sehen kiinnen. Die Bauem fressen die Heuersleute auf. Und dabei so viel Arme, daB sie nicht wissen, wo sie damit bleiben sollen, welches Sie auch selbst erfahren. Ich habe Ihn [!] nur so ungefahr geschrieben die Arbeit, die ich in [!] Jahre 1832 getan habe; auch vom Jahr 1833 von April bis den 4. Julius habe ich ungefahr bemerket.
An den Hochwohlgeboren Hochzuehrenden Herm Amtmann Stiltfen in Osnabriick. Geschrieben von Johann Hennerich Buhr. hat gewohnt in VoB’ Kotten zu Gretesche. Brake d. 30. Julius 1833».
32 Подобные ошибки на письме частенько делали в те времена и богатые крестьяне.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 171
Гретеше»33в 1832-1833 годах. Общий итог составил за 1832 год 42 рабочих дня. Реестр за 1833 обрывается на 4 июля — вероятно, в момент окончания срока договора; на этот момент отработано было 9% рабочих дня34. Как показывают данные за 1832 год, объем помощи в разное время года был очень неодинаков: в зимние месяцы с декабря по февраль она была хозяину не нужна вовсе, а за лето с июля по сентябрь потребовалось 26 с половиной рабочих дней — почти две трети от общегодового объема работ. Это означало, что летом арендатор примерно четверть всего своего рабочего времени должен был помогать хозяину35. Весной и осенью потребность последнего в рабочей силе колебалась в диапазоне от одного до пяти дней в месяц.
Сорок два рабочих дня составляют всего около одной седьмой части совокупного рабочего времени человека за год. Но, рассмотрев их распределение по сезонам, можно понять, где возникали конфликты. Хозяин был за счет своих слуг и членов семьи достаточно обеспечен рабочей силой для выполнения основной части текущих годовых работ. Батрак и его жена становились нужны ему только на короткое страдное время, частично весной и осенью, но главным образом — летом, во время сбора урожая. Но как раз в это же самое время и арендатор хотел убрать урожай со своего надела. И одновременно это был тот период, когда имелось больше всего возможностей заработать пару грошей или талеров поденной работой на стороне. Расчет свидетельствует, что даже в три летних месяца хозяин претендовал «всего» на четверть рабочего времени арендатора. Это само по себе еще не показывает с достаточной наглядностью, где заключался конфликтный потенциал: надо учитывать еще и переменчивость погоды. Когда наконец выдавался погожий день для покоса или жатвы, крестьянин посылал за своим батраком. Если скоро вновь грозил пойти дождь, то у зависимого человека не оставалось почти никакой иной возможности, кроме как «свою работу делать ночью». К тому же хозяин пользовался правом при необходимости вызывать арендатора на работы срочно. И если тот уже пообещал кому-то другому, что придет к нему как поденщик, то хозяин грозил: «Э нет, ты мне должен помогать, а не то убирайся сей же час из моего дома!»
Претендуя на рабочую силу арендатора и добиваясь, чтобы он безусловно соблюдал его приоритет, хозяин лишал его автономии в
33 Таков заголовок. У этого листа верхний край тоже поврежден.
34 Я пересчитал данные на полные трудовые дни, отработанные одним человеком.
35 Такой результат получается, если от 26 ‘/г дней отнять те 7, когда вместе с Буром работала его жена, и считать, что в трех месяцах 83 рабочих дня (без воскресений).
172 Микроистория: прошлое — крупным планом
использовании времени. В июле 1833 года Иоганн Генрих Бур положил этому конец. Посреди сенокоса, незадолго до начала уборки зерновых и льна, Бур расторг свой арендный договор с богатым крестьянином Фоссом — как раз в начале того отрезка времени, когда хозяин более всего нуждался в нем и его жене. В этот единственный и вместе с тем последний раз арендатору важнее были его собственные планы: он хотел успеть на корабль в Америку. В течение последних полутора недель, проведенных им на родине, Иоганн Генрих уже больше не помогал Фоссу — и это в самый разгар страды.
То, что «надо помогать хозяевам, сколько они захотят», для Бура было проявлением произвола арендодателей и главной причиной бедственного экономического положения арендаторов. Внимательные современники знали, что подобные взгляды в среде безземельных были распространены36.
Иоганн Генрих Бур во многом может считаться среднестатистическим представителем своего социального слоя. Он переселился в Бельм из соседнего прихода и в мае 1827 года, в возрасте примерно 27 лет, женился на Марии Элизабет Хольтмайер, на год его моложе. Она была дочерью батрака, который уже давно арендовал землю и дом у богатого местного крестьянина. Свидетелями на свадьбе были брат жениха и сестра невесты. Сразу же после бракосочетания молодые стали арендаторами зажиточного хозяина Фосса в Гретеше: в марте 1828 года, когда они крестили своего первого ребенка — дочь назвали Мария Элизабет, — они уже жили там. Крестными родителями девочки стали сестра отца, бабушка по матери и один батрак из соседней усадьбы Глюзенкамп. В сентябре 1831 года супруги крестили второго ребенка, нареченного Францем Генрихом; вынуть его из купели доверили одному зажиточному крестьянину из соседней деревни. Но имя ему дал второй крестный — брат матери Франц Генрих Хольтмайер. Крестной матерью Буры пригласили хозяйку той усадьбы, где они жили, Клару Фосс. То есть нельзя сказать, что Иоганн Генрих и Мария Элизабет не пытались укрепить связь с представителями землевладельческого слоя и, в частности, с семьей своего хозяина. По сравнению с другими они, может быть, сильнее акцентировали сплоченность со своими родственниками. То, что они пригласили представителя семьи владельцев усадьбы крестить не первого, а только второго ребенка, и то сделали Клару Фосс не главной, а лишь третьей из крестных родителей, может произвести впечатление, что делали это они не от чистого сердца. Не прошло и двух лет, как Иоганн Генрих Бур окончательно оставил такие попытки.
36См.: Funke G. L. W. Heuerleute. S. 35, 38; Wrasmann A. Heuerlingswesen. Teil 2.
S. 35 ff., 58 ff., 78 ff., 95 f.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 173
Объявив, что с 5 июля 1833 года расторгает арендный договор с хозяином Фоссом, он 15-го снялся с учета у фогта — местного представителя мирских властей — и 23-го вместе с женой и двумя детьми отправился в путь. 30 июля он прибыл в порт Браке под Бременом и там написал свое письмо окружному начальнику Штюффе в Оснабрюк.
Этот документ, кульминацией которого является фраза «хозяева жрут батраков», радикально сводит отношения между крестьянами и арендатором к их экономическому ядру. Никакой взаимной выгоды автор не наблюдает, в его сознании присутствует резкий антагонизм интересов хозяев и батраков. Там, где экономические отношения персонализируются, проявляется не забота, а произвол. Письмо Бура, отрицающее социальную органичность крестьянско-арендаторских отношений, является показателем кризиса этой системы. Оно, правда, вдохновлено не верой в то, что раньше было лучше, а убеждением в том, что лучше должно стать в будущем: то, что все «остается, как было» — невыносимо, надо, чтобы стало «по-другому» . Но кто же должен был изменить положение вещей, и как это могло произойти? Похоже, Иоганн Генрих Бур склонен был считать, что это сумеют сделать правительство и администрация: он написал окружному начальнику, не пожалев на почтовые расходы своего скудного состояния. Но никакой уверенности в том, что власти смогут и захотят изменить к лучшему невыносимые условия, у него не было; слишком долго уже арендаторы напрасно надеялись на это: «Тут из года в год говорят, что станет по-другому». Двусмысленно звучит фраза «если Вы не сможете это изменить, то дела здесь будут плохи»: предсказывает ли она просто предельное разорение батраков — или, может быть, в ней звучит еще и угроза, что однажды они могут все вместе взять свою судьбу в свои руки?
Для себя и своей семьи Бур видел только один выход из того состояния, в котором он «не мог долее жить» арендатором: он оставил попытки наладить отношения со своим хозяином и не надеялся найти много лучшие условия у другого; распрощался он и с надеждой на реформы сверху; мысль о том, что угнетенные могли бы сообща сами помочь своей беде, если и возникала у него, то лишь где-то на горизонте. А на практике он выбрал тот путь, который был теперь открыт для многих, как одиноких, так и семейных: отъезд. Нам известно, что в Соединенных Штатах Иоганн Генрих Бур достиг успеха37. Различие между ним и сотнями и тысячами других людей,
37 Как и многие другие переселенцы из оснабрюкских земель, И. Г. Бур поселился в графстве Фрэнклин, штат Миссури. Там он уже в конце 1833 года числится среди основателей католической церковной общины. К концу
174
Микроистория: прошлое — крупным планом
принявших, как и он, решение эмигрировать, заключалось в том, что ему было важно сообщить, почему он так поступил, — даже при том, что никаких практических последствий это объяснение для него и членов его семьи уже не имело. В тот момент, когда окружной начальник ломал печать на конверте, Буры, вероятно, были уже в море. И все же получатель письма дал себе труд суммировать те трудовые дни, которые отработал и записал Иоганн Генрих; правда, подсчет выполнен с огрехами38.
Письмо Бура — не единственное свидетельство подобного рода. В других местах эмигранты тоже не молчали о своем недовольстве теми непорядками, из-за которых им приходилось покинуть родину. В оснабрюкских землях и в граничащих с ними областях Пруссии начиная с 1836 года ходила песня длиной в 48 строф, которую некий подмастерье токаря, родом из рыночного местечка по соседству с Бельмом, за свой счет издал в Балтиморе (штат Мэриленд, США)39. В ней, правда, «тяжкая служба» и «нужда» скорее связывались с князьями, знатью, чиновниками, налогами и кредиторами. Но распространялись и другие стихи, которые целенаправленно призывали арендаторов— «крестьянских рабов» — к эмиграции40. В 1848 году кое-где в Оснабрюке и соседних областях батраки заявили о себе волнениям, сходками или петициями41. Ганноверское правительство стремилось предупредить дальнейшее распространение
жизни у него было 130 акров земли, что составляет более 50 гектаров. См.: History of Franklin, Jefferson, Washington, Crawford, and Gasconade Counties, Missouri. Chicago 1888, репринтное изд. 1970. S. 342, 729-730. За эти данные я благодарю Уолтера Кампхофнера из Texas А & М University, College Station.
38 Из-за того что пару раз он половинные дни считал за полные, у него вышло в 1832 году 45 рабочих дней.
39 Воспроизведено в: Gladen A. Der Kreis Tecklenburg an der Schwelle des Zeitalters der Industrialisierung (Veroffentlichungen der Historischen Kommission Westfalens 22a). Munster, 1970. S. 215 ff.; см. там же с. 141; Kamphoefner W D. Westfalen in der Neuen Welt. Eine Sozialgeschichte der Auswanderung im 19. Jahrhundert (Beitrage zur Volkskultur in Nordwestdeutschland, 26). Munster, 1982. S. 76 f.; Kiel K. Grunde und Folgen der Auswanderung aus dem Osnabriicker Regierungsbezirk, insbeson-dere nach den Vereinigten Staaten // Mitteilungen des Vereins fiir Geschichte und Landes-kunde von Osnabrilck. Bd. 61. 1941. S. 85-176; здесь см. S. 127 f. — В отличие от Бура автор этой песни стремился непосредственно повлиять на арендаторов и призвать их, как сказано в предпоследней строфе, «не [... ] к бунту», а к переселению в «землю обетованную», т. е. в Америку.
40 Wrasmann A. Heuerlingswesen. Teil 2. S. 83.
41 Wrasmann A. Heuerlingswesen. Teil 2. S. 102 ft., Behr H.-J. Zur Rolle der Osnabriicker Landbevolkerung in der biirgerlichen Revolution von 1848 // Osnabriicker Mitteilungen. Bd. 81. 1974. S. 128-146; Mooser J. Klassengesellschaft. S. 355 ff.; Geschichte der Stadt Spenge / Hg. Wolfgang Mager. Spenge 1984. S. 174 ff.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 175 этого движения с помощью изданного в октябре того же года закона, который призван был устранить самые вопиющие непорядки и дать надежду на движение в сторону дальнейших улучшений42.
* * *
Для положения батрака-арендатора по отношению к хозяину характерно было специфическое сочетание частичной самостоятельности с зависимостью. Уже современники часто сравнивали его с положением прислуги, имея в виду неограниченность тех работ, которые батраки в любой момент должны были быть готовы исполнять: с этой точки зрения «они оставались слугами, даже когда имели свой очаг»43. Свой — пусть и нанятый в аренду — очаг был, однако, основой самостоятельности. Арендатор — даже при том, что не мог обойтись без упряжки, предоставляемой в виде помощи хозяином, — вел собственное хозяйство: он производил сельскохозяйственную продукцию на своем небольшом наделе и текстильную — в доме. Но главное — у него была собственная семья, собственное домохозяйство. Этим его положение отличалось от положения прислуги, которое для батраков и батрачек оставалось в прошлом. В отличие от других сельских обществ — в том числе и таких, где тоже практиковалось единонаследие, — в нашем случае работники не оставались до конца дней жить бобылями44 или слугами при хозяйском доме.
Местами латентные напряжения между арендаторами и крестьянами выходили на поверхность — особенно в XIX веке, когда льноткацкое домашнее производство пришло к полному кризису, а аграрные отношения в корне видоизменились в результате реформ. Хотя нам, сегодняшним, обычно не слышны голоса людей того времени, начавшуюся около 1830 года массовую эмиграцию в Америку можно рассматривать как своего рода «голосование ногами» против тех условий, в которых жили арендаторы.
В контрасте с немногочисленными открытыми критическими высказываниями батраков по поводу их взаимоотношений с крестьянами проявляется наиболее примечательный феномен: то, как долго представители этого деревенского общества мирились с условиями
42 Wrasmann A. Heuerlingswesen. Teil 2. S. 115 ff. См.: 57 ff.
43 Funke G. L. W. Heuerleute. S. 38; ср. там же с. 8, 36. — Mooser J. Klassenge-sellschaft. S. 255 ff. из сравнения co статусом прислуги выводит тезис об «ограниченной эмансипации» батраков-арендаторов; с ним согласен Коска J. Arbeitsverhaltnisse und Arbeiterexistenz.en. Grundlagen der Klassenbildung im 19. Jahrhun-dert (Geschichte der Arbeiter und der Arbeiterbewegung in Deutschland seit dem Ende des 18. Jahrhunderts, Bd. 2). Bonn, 1990. S. 180 ff.
44 Schlumbohm J. Lebenslaufe. S. 357 ff.
176 Микроистория: прошлое — крупным планом
радикального неравенства. Тем более, что некоторые из расхожих объяснительных конструкций — например, утверждение, будто между хозяевами и их батраками существовали тесные родственные узы или что арендные отношения носили квазинаследственный характер, — в результате микроанализа продемонстрировали свою несостоятельность, причем не только для кризисного XIX века, но так же и для «классического» времени — второй половины XVIII века. Кроме того, исследование биографий безземельных людей показывает, что они, как правило, не оставались привязаны к одной и той же усадьбе с колыбели до гроба: в прислуги они нанимались обычно не к тому хозяину, у которого батрачили и жили их родители; часто молодые люди уходили служить в соседний приход, и большая часть их не оставалась все время на одном месте45. Даже если они, как это часто бывало в середине XIX столетия, после вступления в брак поселялись у родителей одного из супругов, это вовсе не означало, что они останутся в данной усадьбе до конца своих дней. Социальный статус безземельного сохранялся за подавляющим большинством пожизненно, но почти всем им была свойственна некоторая мобильность — перемещения из усадьбы в усадьбу46.
Фундаментальное значение для отношений арендатора и крестьянина имело, как представляется, то, что первый вкладывал свой труд и свои деньги, а в ответ получал от хозяина как экономические блага — арендуемую землю, упряжку взаймы и т. д., — так и более общие социальные: хозяин брал на себя частицу ответственности за своего батрака и его семью. Важно было то, что эти отношения осуществлялись обеими сторонами как личностные, а не как безлично-рыночные. Даже в тех исключительных случаях, когда договоры составлялись в письменной форме, они не были единообразными, отдельные положения в них обнаруживают индивидуальные особенности. Кроме того, эти договоры требовали как безотлагательного отправления трудовых и денежных повинностей, так и приличного поведения, верности хозяину и усадьбе. Избирая хозяина, его жену или кого-то из их взрослых детей себе в кумовья, арендатор подтверждал и укреплял этот межличностный характер отношений, апеллируя, вероятно, еще и к долгу попечения: время от времени бывало так, что крестьянские семьи брали на воспитание осиротевших детей батраков47.
45 Schlumbohm J. Lebenslaufe. S. 357 ff.
46 Поэтому тезис о «квазифеодальной структуре арендной системы» (Mooser J. Klassengesellschaft. S. 247 ff.) раскрывает суть дела лишь частично.
47 Но правилом это никоим образом не являлось: Schlumbohm J. Lebenslaufe.
S. 316 f.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 177
Сообщества, в которых существуют интенсивные отношения обмена между состоятельными крестьянами и нижележащими слоями, или социальными группами, получили название «систем взаимности»48. Этот термин хорошо отражает тот факт, что обе стороны некоторым образом зависели друг от друга, но он не демонстрирует принципиальной асимметричности этих отношений49. Данный аспект получает лучшее выражение в концепте «патрон—клиент», который, кроме того, подчеркивает еще и межличностный характер отношений, где экономическая компонента существенна, но все же «встроена» в социально-персональные связи. Раньше в качестве патронов рассматривали, как правило, высокопоставленных господ и исследовали клиентелу прежде всего с точки зрения ее политического значения50. Но это понятие вполне применимо и к отношениям между крестьянами, владевшими недвижимостью, и бедными землей либо вовсе безземельными представителями низовых слоев сельского общества: первые давали вторым доступ к дефицитному ресурсу — земле, вторые же за это предоставляли в их распоряжение
48 Mitterauer М. Formen landlicher Familienwirtschaft. Histoiische Okotypen und familiale Arbeitsorganisation im osterreichischen Raum // Familienstruktur und Arbeits-organisation in landlichen Gesellschaften / Hg. von Josef Ehmer und Michael Mitterauer. Wien usw., 1986. S. 185-323, особенно см.: S. 240 ff.
49 В концепции, восходящей к Поланьи, «reciprocity», наоборот, предполагает симметричность: Polanyi К. The Economy as Instituted Process // Trade and Market in the Early Empires. Economies in history and theory / Ed. Karl Polanyi a. o. Glencoe, Ill. 1957. P. 243-270, особенно p. 250 ff.; см. также: Humphreys S. C. // Karl Polanyi, Okonomie und Gesellschaft (Suhrkamp Taschenbuch Wissenschaft, 295). Frankfurt/M., 1979. S. 46 ff.; Sahlins M. D. On the Sociology of Primitive Exchange // The Relevance of Models for Social Anthropology (A. S. A. monographs, 1). London, 1965. P. 139-236. — См. также: Sabean D. Property. S. 259 ff., 300 ff., 348: характеризуя взаимную зависимость родителей и женатых детей друг от друга в регионе, где наследство делилось поровну между наследниками, автор тоже использует понятие «взаимность* (reciprocity).
50 Прежде всего имеется в виду исследование об отношениях между английским дворянством (gentry) и «плебсом*, где подчеркивается амбивалентность этих отношений: Thompson Е. Р. Patrician Society, Plebeian Culture // Journal of Social History. Vol. 7. 1973/74. P. 382-405; об этом же: Idem. The Patricians and the Plebs//Mem. Customs in Common. London 1991. P. 16-96. Интересный разбор разнообразных форм клиентелы в раннее Новое время см.: Pfister U. Politischer Klientelismus in der friihneuzeitlichen Schweiz // Schweizerische Zeitschrift filr Geschichte. Bd. 42. 1992. S. 28-68. Пример исследования одной северо-итальянской деревни на рубеже XVII-XVIII вв. см.: Levi G. Pouvoir au village; интересный анализ отношений между крестьянами и низовыми слоями деревни (Верхняя Австрия, XX в.) см.: OrtmayrN. Landliches Gesinde in Oberosterreich 1918-1938 // Familienstruktur und Arbeitsorganisation in landlichen Gesellschaften / Hg. von Josef Ehmer und Michael Mitterauer. Wien usw., 1986. S. 325-416.
178 Микроистория: прошлое — крупным планом
свою рабочую силу; в широком смысле, пусть и асимметрично, те и другие были связаны взаимными обязательствами.
Арендные отношения несли в себе значительный элемент обмена между патроном и клиентом. Правда, обмен этот имел в большой степени правовой — хотя в основном бесписьменный — характер и был принципиально ограничен по времени. Перемещения батраков из усадьбы в усадьбу показывают, что люди, не имевшие собственности, на самом деле не полагались исключительно на «своего» хозяина или тем более на хозяина своих родителей. Об этом же говорит и тот факт, что они приглашали в крестные к своим детям не только представителей той семьи, которой принадлежала «их» усадьба, но и владельцев других усадеб. Арендатор не стремился сделать своим патроном одного-единственного собственника, а обеспечивал себе большую поддержку за счет расширения сети связей с имущим слоем.
Однако принципиально подчиненное положение в структурах, где доминировали крупные хозяева, а также специфическое ожидание взаимности в отношениях с владельцем усадьбы составляют вместе лишь одну сторону образа арендатора. Ведь кумовья бывали не только из числа богатых крестьян, но и из безземельных — обычно родственники. В том, что касалось продажи домотканого полотна, арендаторы были вообще независимы от хозяев. Кроме того, анализ их поведения показывает, что они, как правило, избегали устанавливать долговременные торговые отношения с одним и тем же покупателем, предпочитая продавать полотно всякий раз новому торговцу (и это при том, что льняная торговля в Оснабрюке была сосредоточена в руках весьма немногочисленного круга предпринимателей)51 , — так, словно они хотели тем решительнее подчеркнуть свою независимость как мелких товаропроизводителей в ремесленной сфере, на городском полотняном рынке, чем меньше их у нее было в деревенско-аграрной жизни. Особенно в эпоху кризиса стало заметно, что люди, не имевшие собственности, шли своим путем и сами искали решение своих проблем: одни — посредством эмиграции в Новый Свет, другие — путем интенсификации семейных и родственных связей, трансформирования домашних микроструктур общества. Таким способом обеспечивалось выживание не только в экономическом, но и в социальном смысле: безземельные не принимали пути назад, к пожизненному безбрачию и положению прислуги52. Путь,
51 То же самое относится, правда, и к крестьянам, продававшим льняное полотно: Schlumbohm J. Agrarische Besitzklassen und gewerbliche Produktions-verhaltnisse: GroBbauem, Kleinbesitzer und Landlose als Leinenproduzenten im Umland von Osnabruck und Bielefeld wahrend des friihen 19. Jahrhunderts // Mentalitaten und I.ebensverhaltnisse. Festschrift fur Rudolf Vierhaus. Gottingen, 1982. S. 315-334.
52 Schlumbohm J. Lebensliiufe. S. 137 f.
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими 179
которым они шли, не вел к значительному улучшению условий их существования, но все же такой образ действий заметно отличается от пассивного долготерпения. Даже не будучи связаны друг с другом узами наследуемой собственности, люди этого слоя в большинстве своем оказывались способны поддерживать надежную связь между поколениями и организовывать взаимопомощь, которая в тяжелые времена была не менее важна, чем опора в лице хозяина.
Поведение безземельных жителей прихода Бельм не исчерпывалось отношениями клиент—патрон. Нельзя сказать, что оно опре-; делилось сплоченностью лишенного собственности класса53, как и (нельзя сказать, что в нем преобладали чисто индивидуальные стратегии. Скорее, оно представляется вплетенным в сложное переплетение вертикальных и горизонтальных отношений. В зависимости от момента и обстоятельств то одни, то другие выступали на первый план, но, кажется, редко одними отношениями полностью пренебрегали ради других.
Та разновидность микроисторического исследования, которая была представлена здесь, разумеется, не может оправдать все те ожидания, которые возлагались на это направление в течение последних полутора десятилетий. Она едва ли претендует на то, чтобы «стать для социальной истории тем, чем микроскоп стал для биологии»54.
53 К дискуссии о классах и классообразовании см., в частности: Thompson Е. Р. The Making of the English Working Class. Harmondsworth, 1968; Idem. Eighteenth-century English Society: Class Struggle without Class? // Social History. Vol. 3. 1978. P. 133-165; Idem. Patricians; Jones G. S. Languages of Class. Studies in English Working Class History 1832— 1982. Cambridge, etc. 1983; Idem. Klassen, Politik und Sprache. Fiir eine thedrieorientierte Sozialgeschichte. Munster, 1988; радикальная критика в: Reddy W M. Money and Liberty in Modem Europe. A critique of Historical Understanding. Cambridge, etc. 1987, а также в модифицированном виде: Idem. The concept of Class // Social orders and social classes in Europe since 1500: Studies in social stratification / Ed. by M. L. Bush. London, etc. 1992. P. 13-25. Эмпирическое исследование — Kriedte P. Eine Stadt am seidenen Faden. Haushalt, Hausindustrie und soziale Bewegung in Krefeld in der Mitte des 19. Jahrhunderts (Veroffentlichungen des Max-Planck-Instituts fiir Geschichte 97). Gottingen, 1991; особенно S. 259 ff.
54 В немецком варианте доклада Жака Дюпакье на конференции 1979 года читаем: « Метод реконструкции семей в сочетании с использованием всех номинативных источников, мог бы стать для социальной истории тем, чем микроскоп стал для биологии». В опубликованном варианте — Dupaquier J. La situation de la demographic historique en France // Aspekte der historischen Forschung in Frankreich und Deutschland. Schwerpunkte und Methoden. Deutsch-Franzosisches Historikertreffen Gottingen 3.-6. 10. 1979/Hg. von Gerhard A. Ritter und Rudolf Vierhaus. (Veroffentlichungen des Max-Planck-lnstituts fiir Geschichte, Bd. 69). Gottingen, 1981. S. 164—171; особенно S. 170 — формулировка несколько смягчена: «[...] стать Ценнейшим из инструментов не только для демографической истории, но
180 Микроистория: прошлое — крупным планом
Но есть две цели, которых хотелось достичь: не рассматривать множество людей, которые в историографии до сих пор оставались безымянными, просто как жертв или как пассивные объекты крупномасштабных экономических и социальных эволюционных процессов, а попытаться подойти к мужчинам и женщинам былых эпох — вплоть до крестьян и безземельных батраков — как к действующим лицам со своими целями и возможностями. И во-вторых, лучше понять солидарность и напряженность, стабильность и гибкость, существовавшие в рассматриваемом обществе, изучая социальные отношения в тех разнообразных и глубоких разрезах, которые при макроанализе не попадают в поле внимания историка.
к-»
it., . r.®si :
> ' Н • ’ .!
для социальной истории в целом». См.: Dypaquier J. Pour la demographic
historique. Paris, 1984. P. 172 ff. ,h
Ханс Медик
Народ с книгами.
Домашние библиотеки и книжная культура в сельской местности в конце раннего Нового времени.
Лайхинген (1748-1820)*'
От редакции. Ранее на русском языке была опубликована статья Ханса Медика «Микроистория« («Mikrogeschichte»). Автор, однако, не только пропагандировал микроисторию в теоретическом плане, но и реализовал ее принципы на практике в эмпирическом локальном исследовании. Возникла эта работа, как и книга Ю. Шлюмбома о Бельме, в рамках проекта по истории протоиндустриализации. Медик избрал для анализа Лайхинген — небольшой населенный пункт в Вюртемберге, в горах Швабской Юры, примерно в 50 км к юго-востоку от Штуттгарта. На рубеже XVIII-XIX веков в нем было около 1600 жителей, из которых почти две трети зарабатывали себе на жизнь в основном протоиндустриальным изготовлением льняного полотна. Демографическое поведение этих людей отличалось большим своеобразием даже на фоне других протоиндустриальных регионов: у них была крайне высока рождаемость, но столь же высока и младенческая смертность. Непосредственной причиной этого было, несомненно, то обстоятельство, что женщины почти не кормили своих детей грудью, а это в свою очередь было связано как с лежавшей на них большой трудовой нагрузкой, так и с более глубинными культурно-ментальными установками. В своей книге «Ткацкое ремесло и борьба за выживание в Лайхингене, 1650-1900. Локальная история как история всеобщая» (Weben und Uberleben in Laichingen 1650—1900. Lokalgeschichte als Allgemeine Geschichte.
* Перевод выполнен по изд.: Medick Н. Ein Volk mit Biichem. Buchbesitz und Buchkultur auf dem Lande am Ende der FriihenNeuzeit. Laichingen 1748-1820 // Problems in the Historical Anthropology of Early Modem Europe (Wolfenbiitteler Forschungen, 78) / Ed. R. Po-Chia Hsia and R. W. Scribner. Wiesbaden, 1997. P. 323-367. (Прим, ped.)
1 В этой статье частично представлены выводы главы 6 моей книги: Medick Н. Weben und (Jberleben in Laichingen 1650-1900. Lokalgeschichte als Allgemeine Geschichte, Gottingen, 1996 (Veroffentlichungen des Max-Planck-Instituts fur Geschichte Bd. 126). Там же можно найти ссылки на архивные источники.
© Hans Medick. 1997.
182
Микроистория: прошлое — крупным планом
Gottingen, 1996) Медик исследовал, кроме того, экономическое поведение ткачей по отношению к торговцам и городским монополиям, социальную динамику всего деревенского сообщества и отдельных семей, а также культурные аспекты изучаемых процессов. Одна большая глава в книге посвящена одежде как публичному знаку престижа, другая — чтению.
На основе этой последней и возникла публикуемая здесь статья. Автор проанализировал сведения о находившихся в собственности жителей Лайхингена книгах, которые отражены в инвентарных описях, — такие описи имущества в Вюртмеберге составлялись при каждом заключении брака и при каждой смерти взрослого человека. Медик показывает, что особое значение имело душеспасительное чтение, религиозная литература. Перед нами возникает впечатляющая картина духовного мира маленьких людей, увиденная как бы «снизу» панорама их образованности и религиозности, характеризующаяся духом лютеранского пиетизма и — отчасти — народного Просвещения.
Очень часто исследования по истории грамотности в Европе Нового времени ведутся с позиции, которая имплицитно либо эксплицитно опирается на теорию модернизации. Согласно этой позиции, выработанной в 60-70-е годы2, распространение всеобщей пассивной и активной грамотности рассматривается как важнейшая составная часть и одновременно как индикатор процесса модернизации и секуляризации, который охватил и изменил европейские общества в Новое время3. Как вехи на пути всеохватного процесса «литерализации» расцениваются в первую очередь светские государственные реформы школы XIX Века, потому что только после их проведения, как полагают, грамотность распространилась на все слои населения. Этому взгляду соответствует предположение, что обучение грамоте и грамотность распространялись в Новое время «поступательно» и что уровень грамотности европейских обществ в XVIII столетии был значительно ниже, чем в XIX. Эта история прогресса, однако, оттесняет на задний план историю регресса, который обнаруживается как раз при сравнении уровней развития в XVIII и в XIX веках, но даже уже и в пределах самого XVIII века. С этой же точки зрения судят и о развитии умения читать в раннее Новое время. При этом не столько изучают специфическую ориентацию и содержание чтения в этот переходный период, сколько рассматривают умение читать в ту эпоху под знаком «ограниченной грамотности» (Дж. Гуди), поскольку это умение лишено было при-
2 См. изложение и критику этой теории в кн.: Street В. К: Literacy in Theory and Practice. Cambridge, 1984.
3 Hanp.: Cipolla C. Literacy and Development in the West. Harmondsworth, 1969.
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки... 183 знаков современной «грамотности»4: оно в значительной мере носило религиозный характер, существовало в контексте устной традиции и, таким образом, было частично независимо от сплошного и всеобщего развития умения писать.
Еще одна важная принципиальная посылка, связанная с этой точкой зрения, касается разницы образовательного уровня между городом и деревней. Имеющий давние корни предрассудок горожанина, будто «rusticus» — это грубый и необразованный человек, привел в данном случае к идее об отставании деревни от города в плане образования, причем без достаточной дифференциации по времени, месту, социальным слоям и содержанию образования5.
Такие исходные предположения, базирующиеся на теории модернизации, обнаруживаются и в авторитетных исследованиях по домашним библиотекам и чтению: в немецкоязычных странах примером такого исследования является труд Рудольфа Шенда «Народ без книги»6. Ранние прототипические представители «народа без книги» для Шенда — это сельские жители XVIII — начала XIX века, которых не смогли ничему научить народные просветители. «Печатный текст, эта реальность из вторых рук, есть нечто абсолютно чуждое деревенскому человеку»7. Но и ремесленники, жившие в малых городах той эпохи, изображаются преимущественно как люди, не умеющие читать, причем даже в тех случаях, когда в их домах обнаруживались книжные собрания значительного объема. «Книги, которыми владел ремесленник-протестант, живший в малом городе, представляют собой скорее домашнюю утварь, нежели предмет чтения»8.
В течение всего XIX столетия, с точки зрения Шенда, главными читателями оставались представители среднего и мелкого бюргерства, в то время как рабочие и крестьяне и в этом веке остаются в стороне от «прогресса чтения»:
В XIX веке движение к чтению еще никоим образом не захвати ло рабочий класс. Распространение чтения протекало только от высших к средним слоям бюргерства. ...Только после создания империи, даже позже — только на рубеже XX века — этот круг чипа-
4 См. в качестве примера: Furet Е et Ozouf J. Lire et ecrire. L alphabet! sation des Frangais de Calvin & Jules Ferry, 2 vol., Paris 1977, особенно t. 1. P. 363 ff. «Conclusion: trois siecles de metissage culture!»
5 Cm.: Furet F. et OzoufJ. Lire et ёспге. T. 1, P. 351.
6 Schenda R. Volk ohne Buch. Studien zur Sozialgeschichte der populSren Lesestoffe 1770-1910, Frankfurt / M., 1970.
7 Ibid. S. 442. A.'ejl Ж? l; *
8 Ibid. S. 463. 'Ж ‘KK ; '
184
Микроистория: прошлое — крупным планом
ющей публики расширяется и включает в себя зажиточных крестьян, квалифицированных рабочих, горняков, ремесленных подмастерьев, солдат, которые поглощают тот тут, то там книжечку, церковный бюллетень, ежедневную газету, листовку, душеспасительное произведение, а то и книгу из публичной читальни*.
Несомненно, миниатюры и исследования Шенда, посвященные условиям и препятствиям на пути распространения чтения с XVIII по XX век, в частностях вполне верны, а его критика в адрес «идиллии читающей нации» оправданна. Но бросается в глаза, что внутренне присущая этой критике исследовательская перспектива, идущая от XX века, как бы выводит за рамки рассмотрения вопрос о том, можно ли переносить представление о несовершенном, медленном и социально избирательном «прогрессе чтения» в XIX веке на век XVIII?
Представленные ниже частичные выводы из более крупного исследования9 10 ставят под сомнение модернизирующую позицию, привязанную главным образом к XIX и XX векам. На основе изучения инвентарных описей имущества, составлявшихся после вступления в брак или ухода людей из жизни, мы покажем применительно к одному ограниченному локальному случаю, что владение книгами и до XIX века уже могло быть явлением более распространенным, нежели обычно предполагается. Конец раннего Нового времени предстает водоразделом эпох в том, что касается развития современной «грамотности»; и с этого порога «модернизационные процессы» XIX и XX веков вовсе не всегда предстают в виде процессов поступательных и непрерывных. Наоборот: в некотором смысле XIX век можно было бы назвать временем «ограниченной грамотности» по сравнению с XVIII, причем своим распространением в обществе эта «грамотность» XVIII века обязана была скорее специфическим религиозным импульсам, нежели воздействию разворачивавшегося в то же время движения Просвещения.
В том, что касается основных источников, использованных здесь, исследование тоже привело к примечательному результату. Оно показало, что предположение, будто перечисленные в инвентарных списках книги представляли собой в основном скорее мертвый или, самое большее, репрезентативный символический капитал, нежели активно используемый домашний фонд чтения, не выдерживает пристальной проверки. Хотя и прав Франц Кварталь, подчеркивающий «методологические проблемы», возникающие при изучении
9 Schenda R. Volk ohne Buch. S. 456 ff. . . ‘ V. j.
10 Cm. : Medick H Weben und Uberleben. > ’’.'•if
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
185
инвентарных списков оставленного в наследство имущества и формулировании «на основе состава библиотеки выводов относительно читательского поведения»11, все же эти проблемы не являются непреодолимыми. В особенности комбинированное исследование брачных и наследственных инвентарных описей позволяет — как, наверное, впервые показывает данное исследование — проследить «жизнь с книгами».
Исследуемый в настоящей статье пример — населенный пункт Лайхинген между серединой XVIII и второй декадой XIX столетия — в определенном смысле, пожалуй, составляет исключение. Общество это не относится к чистому типу крестьянской деревни, который к тому же вообще едва ли существовал в Вюртемберге, как и в сельском обществе раннего Нового времени в целом. Не относится этот населенный пункт и к классу городов. Это — поселок, сельское поселение ткачей, имеющее значительные размеры: около 1800 года оно насчитывало 364 домохозяйства общей численностью 1600 жителей, из которых большинство (225 домохозяйств = 62%) жили изготовлением холщового полотна — сельским ремеслом, осуществлявшимся протоиндустриальными методами12. И все же пример этого богатого ремеслами сельского местечка13 именно потому, что представляет собой крайний случай возможного, является чрезвычайно интересным «нормальным исключением» (Э. Гренди)14 *, по которому можно будет оценивать другие изучаемые конкретные случаи. Он, во всяком случае, отчетливо показывает, что «простой народ» в сельских местностях пиетистского Вюртемберга в XVIII и начале XIX века не только имел гораздо больше книг, чем в соседних городах юго-западной Германии, но и проявлял уникально активный читательский интерес к этим книгам.
11 Quarthal F. Leseverhalten und Lesefahigkeit der Schwaben vom 16. bis zum 19. Jahrhundert. Zur Auswertungsmoglichkeit von Inventuren und Teilungen// Vergangenheit als Verantwortung. O. Borst zum 65. Geburtstag. Stuttgart, 1989 (Die Alte Stadt Bd. 16, 1969, H. 2 und 3). S. 340-350; besonders S. 341.
12 Анализ «подушной таблицы» и налогового списка за 1797 год см. в кн.: Medick Н. Weben und Uberleben.
13 Помимо изготовления холста, в 1797 году еще 68 домохозяйств активно занимались каким-либо другим ремеслом, так что 80 % всех домохозяйств Лайхингена в конце XVIII столетия были заняты в ремесленном производстве.
14 О концепции «нормального исключения» и «необычайного нормального», разработанной в итальянской исторической науке начиная с 70-х годов XX века, см.: Medick Н. Entlegene Geschichte? Sozialgeschichte und Mikro-Historie im Blickfeld der Kulturanthropologie // Joachim Matthes (Hrsg.), Jenseits der
Kulturen? (Sonderband der Zeitschrift «Soziale Welt») 1992.
,.;1=3‘^^^оистоРия: прошлое ~~ крупным ________
Размеры и пропорции: , • • .
й , л книжная культура Лайхингена в сравнении с другими
При первом же взгляде на общее количество книг, зафиксированное в 1478 инвентарных описях в Лайхингене в период между 1748 и 1820 годом (13 962), приходится констатировать, что в XVIII и начале XIX века интерес жителей местечка к обладанию книгами был мотивирован главным образом религиозными соображениями. Во всяком случае, светская литература, которой владели и которую соответственно могли читать, составляла исчезающе малую долю — 1,5% всех книг, то есть гораздо меньше, чем примерно в то же время в городе Тюбингене (22% в 1800-1810 гг.)15, в городе Шпейере (20% в 1780-1786 гг.)16 или в вольном имперском городе Франкфурте17.
Но эта своеобразная ситуация в сельской общине не позволяет сделать вывода о более слабом интересе жителей глубинки к книгам вообще. Наоборот: изучение лайхингенских посмертных инвентарных описей домохозяйств («Eventualteilungs-»lnventare), т. е. тех, которые составлялись после смерти первого из супругов и в которых отражен состав полностью укомплектованных домохозяйств, принесло первые интересные результаты: в период между 1748 и 1820 годом в Лайхингене едва ли нашелся бы хоть один дом вовсе без книг. На 557 просмотренных нами инвентарных описей, составленных при посмертном разделе имущества, только в 7 случаях (т. е. 1,3%) не упомянуты никакие книги, а это означает, что в 550 из 557 домохозяйств имелось хотя бы по одной книге. В описях имущества, оставшегося после вдов и вдовцов, полное отсутствие книг тоже встречается редко, хотя и чаще, нежели в описях полностью
16 Neumann И. Der BUcherbesitz Tiibinger Burger von 1750 bis 1850. Ein Beitrag zur Bildungsgeschichte des Klembtlrgertums, Phil. Diss. Tubingen, 1955, выпущено книгой в собственном издании автора Munchen, 1978; особенно см. S. 35. Вычисленное значение относится только к горожанам — жителям Тюбингена; лица, связанные с университетом, относились к отдельному судебному округу.
16 Francois Е. Buch, Konfession und stadtische Gesellschaft im 18. Jahrhundert. Das Beispiel Speyers, in: Mentalitaten und Lebensverhhltnisse. Beispiele aus der Sozialges-chichte der Neuzeit. Rudolf Vierhaus zum 60. Geburtstag, Gottingen, 1982. S. 34-55; особенно см. S. 37.
17 Wittmann W. Beruf und Buch im 18. Jahrhundert. Ein Beitrag zur Erfassung und Gliederung der Leserschaft im 18. Jahrhundert, insbesondere unter Beriicksichtigung des Einflusses auf die Buchproduktion, unter Zugrundelegung der NachlaBinvenlare des Frankfurter Stadtarchivs fiir die Jahre 1695-1705, 1746-1755 und 1795-1805, Wirtschafts-und sozialwiss. Diss. Frankfurt 1934. S. 51 ff.; особенно см. S. 64.
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
187
укомплектованных домохозяйств: ни одной книги не упомянуто в 31 из 293 случаев (т. е. в 10,6% )18. Вдовцов, в чьих домах описи не зарегистрировали ни одной книги, почти в два раза больше, чем вдов19: наблюдаемая в Лайхингене особая привязанность к книгам среди женщин сохранялась ими с юных лет до глубокой старости. В той мере, в какой имеются данные для сравнения с XVIII веком — а они происходят почти исключительно из городских населенных пунктов, — там, за исключением одного реформированного региона в Швейцарии, цифры нигде не достигают такого уровня, как в этом ткацком поселке.
Более определенную информацию дают сведения, полученные относительно количества книг, имевшихся в домах. Средняя численность домашних библиотек в Лайхингене во все рассмотренные годы XVIII и начала XIX века была значительно выше, чем в расположенном неподалеку университетском городке Тюбингене — по крайней мере, в тех тюбингенских домах, которые не имели отношения к университету. Вероятно также, что она была заметно выше, чем и в других городах богатого книгами юго-запада Германии в ту эпоху.
Размеры домашних библиотек в Лайхингене поражают и при сравнении с библиотеками в других населенных пунктах внутри и за пределами протестантской Германии в раннее Новое время. В этом протоиндустриальном сельском населенном пункте были достигнуты максимальные значения, которых не превысила даже реформированная область в Швейцарии в эпоху наивысшего развития религиозной книжной культуры20. «Народ Лайхингена» сильно опережал в этом отношении «народ Парижа» в XVIII столетии. Начать с того, что процент домов, имевших книги, в этом протестантском местечке был гораздо выше, чем в среде трудящегося населения
18 Данные анализа инвентарных описей разделяемого имущества (Real-Teilungsinventare). Более подробно о документальной базе см.: Medick Н. Weben und Oberleben.
19 Из 100 просмотренных описей имущества вдовцов не значилось ни одной книги в 15(15 %), из 193 описей имущества вдов в 16 (т. е. в 8,3 %).
20 Тщательное исследование Marie-Louise von Wartburg-Ambiihl: Alphabeti-sierung und Lektiire. Untersuchungen am Beispiel einer landlichen Region im 17. und 18. Jahrhundert. Frankfurt / M., 1982, дает особенно удачную возможность сравнения с территорией вокруг Цюриха в XVII и XVIII столетиях (особенно главы 6 и 7 — о домашних библиотеках. S. 100 ff.). Для сравнения: в Лайхингене в 69,9 % всех домохозяйств имелось по 9 книг и более, а в Пфундене в 46 %, в Буксе в 21 % и в Вильдберге в 9 % всех домохозяйств было 10 и более (см.: Ibid. S. 116).
(188 Микроистория: прошлое — крупным планом
французской столицы. И даже те сравнительно немногочисленные домохозяйства парижских ремесленных подмастерьев, наемных рабочих и служащих, в которых вообще имелись книги, насчитывали, если они не обладали сравнительно крупным состоянием, меньше книг, чем среднестатистическое домохозяйство в Лайхингене в ту же эпоху21.
Среднее количество книг в доме в Тюбингене и в Лайхингене в середине XVIII века было еще приблизительно одинаковым (10-11 книг) причем жители поселка были чуть богаче книгами, чем горожане22. Но во второй половине столетия образовались ножницы в пользу Лайхингена. Не университетский город и «духовная столица Швабии» , а экономически процветающий поселок ткачей был во второй половине XVIII века более «культурным» с точки зрения количества книг в домах.
Ситуация в этой части Вюртемберга в любом случае не вписывалась в схему, которая уже укрепилась к этому времени в головах образованных современников. Им — в большинстве своем уроженцам городов — очагом «культуры» представлялся город, деревня же — местом культурной отсталости. Это относится, в частности, к тюбингенскому студенту Фридриху Августу Кёлеру (1768-1844), который осенью 1790 года совершил пеший поход через хребет Швабская Юра в деревню Зуппинген, что по соседству с Лайхингеном. Он миновал Лайхинген, где ему понаслышке представлялись интересными разве что богатство местной церкви и ткацкое производство, которые он отметил в своих записках. Шел Кёлер в Зуппинген, чтобы посмотреть на местную «ученую» достопримечательность — крестьянского старосту и ткача Бернхарда Мангольда (1724-1806). В Мангольде его, однако, впечатлила не крестьянская манера мыслить и политиканствовать, не его рифмоплетство и даже не его библиотека, которую он осмотрел и которая показалась ему неинтересной, так как недостаточно соответствовала духу Просвещения. Примечательным счел Кёлер прежде всего тот экзотически курьезный факт, что староста досконально знал все труды недавно умершего прусского короля Фридриха II:
21 См.: Roche D. Le peuple de Paris. Essai sur la culture populaire au XVIII siecle, Paris, 1981. P. 218, таб. 33.
22 Среднее количество книг в домашних библиотеках жителей Тюбингена в 1750-1760 годах, по данным анализа 460 посмертных описей, составляло 10,3. См.: Neumann Н. Biicherbesitz Tubinger Burger. S. 75 Anm. 1; а в Лайхингене в 1748-1751 годах, по данным 31 описи имущества первых умерших супругов («Eventualteilungs»-lnventare), средний показатель составлял 10,8 книги на домохозяйство.
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...189
У него есть небольшая библиотека, которая, однако, не могла получить моего подлинного одобрения, потому что вместо статистики Вюртемберга и хороших популярных книг, которые я напрасно искал, я нашел среди прочего полное собрание сочинений покойного короля Пруссии Фридерикуса II, которые он так хорошо знает, что почти вспомнил, на какой странице описывалось одно примечательное происшествие23.
Но в нашем контексте интересными представляются не мышление, не версификации и не «политические излияния» этого швабского гения, которые так же раздражали гостя из Тюбингена, как и «Журнал о Германии и для Германии»: слава Мангольда дошла еще при его жизни до журналов «Просвещения»24. Конечно, это была слава экзотического деревенского курьеза, а не вольнолюбивого политического мыслителя, который уже в раннее время обнаруживал симпатии к Французской революции и пропагандировал их, за что в конце концов по настоянию правительства собственные же сограждане заставили его замолчать25. Не можем мы здесь изучить подробнее и библиотеку крестьянского старосты, которая включала в себя церковную молитвенную и назидательно-утешительную литературу, а также, в еще большем количестве, произведения мирской литературы, и в которой также особо бросаются в глаза географические и исторические произведения.
Книги, описанные при переписи имущества Бернхарда Мангольда, бывшего отставного старосты в Зуппингене, 26 февраля 1807 года
«Описание Земли» Бюшинга, 3 тома 2 F1.
Сборник проповедей Хербергера 1 F1.
«Книга небесная» 30 Кг. ’
«Истинное христианство» Арндта 30 Кг. Д"-
Карманная библия 6 Кг.
и ‘Г>.
23 Kohler F. A. Eine Alb-Reise im Jahre 1790 zu FuB von Tubingen nach Ulm/ Hg. von Eckart Frahm, Wolfgang Kaschuba und Carola Lipp. Tubingen, 1978; особенно см. S. 154 f.
24 См. о нем подробно в статье под названием: Mangold В. Bauer zu Suppingen im Wirtembergischen // Journal von und fiir Deutschland 4. St. 6 (1787), 542-547. Там же высказывание: «Политика — его конек, так что он превратился в своего рода политиканствующего болтуна, и это я нахожу весьма естественным для простого человека, который видит чуть дальше, нежели его соседи» (Ibid. S. 154).
25 См.: Wiirttembergisches Hauptstaatsarchiv Stuttgart, Bestand A 214, Oberrat, Kommissionen, Bit 116; Ibid, A 8, Kabinettsakten III.
190
Микроистория: г^рр^ое — крупн&М ляанам
Молитвенник Шмольке 5 Кг.
Молитвенник Урльсбергера 10 Кг.
«Книга причастия» Рингмахера 8 Кг.
«Книга причастия» [без названия] 10 Кг.
Молитвенник [без названия] 5 Кг.
«Размышления» Якоба Отта 4 Кг.
«Книга историй» 2 Кг.
«Церковные, государственные и мирские дела» 6 Кг.
«Книга историй» 2 Кг.
Поэзия Прегецера 3 Кг.
«Книга историй» 2 Кг.
Аугсбургское исповедание веры 2 Кг.
Учебник арифметики 2 Кг.
«Понтийский справочник» Хюбнера 4 Кг.
Ученый Вюртемберг 3 Кг.
Выдержка из Генеральных Рецессов Герстлахера 6 Кг.
Сочинения Фридриха II 4 Кг.
Атлас из 25 карт 1 F1.
Примечание: Зуппингенский Коммунальный Архив. 1 гульден (F1.) = 60 крейцеров (Кг.)
Нас больше интересует книжное богатство расположенного по соседству с Зуппингеном Лайхингена — населенного пункта, в который Фридрих Август Кёлер не стал заходить. Это было книжное богатство безымянных людей, многих людей, которое не было прославлено в журналах просветителей, а вызывало самое большее официальное удивление местных приходских священников26. Это богатство резко возросло главным образом в два последних десятилетия XVIII века, и в период расцвета сельской промышленности — и соответствующего процветания местечка — между 1781 и 1790 годом оно достигло максимального среднего показателя: 13-14 книг на домохозяйство. В Тюбингене же, наоборот, количество книг уменьшалось: между 1800 и 1810 год средняя численность домашней библиотеки там составляла еще 7-8 книг, а к середине XIX столетия сократилась до 4-527. В богатом промышленностью сельском населенном
26 См.: визитационные отчеты лайхингенских приходских священников за вторую половину XVIII века, например реляцию от 1762 года: «не много есть общин, в каких увидеть можно, что люди обеспечены сборниками песен, молитв и проповедей так, как здесь»(Агсфу der Kirchengemeinde Laichingen).
27 Neumann H. Biicherbesitz Tiibinger Burger. S. 75 Anm. 1: 1800-1810: 7,71 книги (408 посмертных описей); 1840-50: 4,68 книги (301 посмертная опись). См. также: Francois Е. Buch, Konfession und stadtische Gesellschaft; автор говорит при-
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки... 191
пункте количество книг после кульминации в 80-х годах XVIII века тоже уже не увеличивалось, но оставалось на постоянном высоком уровне. Даже в кризисные 10-е годы XIX века средняя численность домашней библиотеки составляла еще 12-13 книг.
Таблица 1
.4
Среднестатистическое количество книг в домохозяйствах ткачей и прочих групп населения в 1748—1820 годах
(Инвентарные описи имущества после смерти первого из супругов)
Период Все описи Ткачи Прочие
Книги N Книги N Книги N
1748-1751 10,6 31 12,6 17 8,3 14
1766-1780 10,4 131 10,0 68 10,8 63
1781-1790 13,5 97 14,4 54 12,4 43
1791-1800 12,3 130 13,3 89 10,3 41
1809-1820 12,8 147 12,8 101 12,7 46
Таблица 2
Распределение количества книг в расчете на домохозяйство (Инвентарные описи имущества после смерти первого из супругов)
Количество книг Количество описей %
Книг нет 7 1,3
От 1 до 4 книг 32 6,0 ’
От 5 до 8 книг 122 22,8
От 9 до 12 книг 163 ’ 30,4
От 13 до 16 книг 1 110 20,5
От 17 до 20 книг м 45 8,4
21 до 30 книг 52 9,7
31 и более книг 5 0,9
Менительно к Шпейеру тоже о «повсеместном уменьшении количества книг в описях конца XVIII столетия» (Ibid. S. 39). >•
Микроистория: прошлое — крупным планом
1»2
Такое обилие книг было характерно для всех имущественных слоев и профессиональных групп. Даже в домах поденщиков и бедняков имелось в среднем по 9-10 книг. Но разница между бедными и богатыми бывала и очень значительной. Наряду с зажиточными ткачами наибольшим числом книг владели семьи трактирщиков, пекарей и мясников. Крупные по лайхингенским меркам книжные собрания были в домах учителей и купцов, которые подпадают под категорию «прочие профессии». В том, что касается количества томов, они не отличались от других владельцев больших библиотек. В целом обнаруживается высокая корреляция между размерами состояния и количеством книг в домах, охваченных инвентарными описями, но нельзя сказать обо всех жителях и обо всех профессиональных и социальных группах в Лайхингене, что большое богатство само по себе предрасполагало к приобретению обширной библиотеки, а бедность обусловливала небольшое количество книг в доме.
Бедный поденщик, ткач и могильщик Кристоф Лайхингер, например, принадлежал к числу владельцев самых крупных домашних библиотек. Когда этот страстный библиофил умер 14 июня 1786 года, то наряду с кое-какой изношенной одеждой, ружьем и немногими другими предметами он оставил после себя нематериальное наследство, значительную долю которого образовывала солидная библиотека из 54 книг28.
А средние и крупные крестьяне, наоборот, хотя и принадлежали к высшему имущественному слою, как правило, отнюдь не являлись владельцами крупных книжных собраний.
Если сравнить домохозяйства ткачей с прочими, то обнаружива ется, что необычайное обилие книг в Лайхингене в период между 1748 и 1820 годом, проявляющееся в высоких средних значениях для всех имущественных групп, явилось следствием прежде всего развития и расцвета интенсивного ткацкого производства. Даже в 82 самых бедных из домов ткачей по инвентарным спискам имелось в среднем по 10-11 книг, что близко к среднему значению для богатых крестьянских домохозяйств. Домашние библиотеки самых бедных ткачей в целом были на две книги крупнее, чем у беднейших представителей иных профессий. Наиболее состоятельные ткачи, хотя по размерам своего состояния они редко могли сравниться с богатыми трактирщиками, пекарями и мясниками, сильно опережали их по размерам своих книжных собраний.
Своего пика развитие книжной культуры в среде лайхингенских ткачей достигло — после относительного упадка в 60-70-е годы —
28 О Кристофе Лайхингере см. ниже, прим. 48. , . ? ;
ХансМе^к.Нара^^мшиами.Долашнилвыблиотеки..
193
Таблица 3
Количество книг и уровень материального достатка
(Инвентаризация имущества после смерти первого из супругов)
Имущественная четверть Все описи Ткачи Прочие
Количество книг на опись N Количество книг на опись N Количество книг на опись N
1 (минимальный достаток) 9,5 134 10,2 82 8,3 52
2 (небольшой достаток) 11,4 136 11,7 105 10,5 31
3 (средний * достаток) 12,1 134 13,0 79 10,9 55
4 (большой достаток) 15,4 132 16,8 63 14,2 69
Таблица 4
Численность домашних библиотек в профессиональных группах (Инвентаризация имущества после смерти первого из супругов)
Профессиональная группа Среднее количество книг на опись Медиана29 N
Ткачи 12,6 12 329
Поденщики 9,2 9 33
Крестьяне, крупные фермеры 10,7 10 52
Гастрономы, трактирщики 15,4 14 v 36
Прочие ремесленники ; 10,4 10 78
Другие профессии 15,3 14 7
29 Медиана — значение элемента множества, При.котором имеется одинаковое количество членов множества, большихменьших, чем это значение. (Прим, перев.)
7 Зак. 4389
194
Микроистория: прошлое — крупным планом
в 80-90-е годы XVIII века. В этих цифрах, хотя и с некоторым смещением по времени, четко отражаются подъемы и спады конъюнктуры сельского полотняного производства во второй половине столетия; его взлет, начавшийся на рубеже 70-х годов, несколько позже отразился и на размерах библиотек, которые зафиксированы в посмертных инвентарных описях.
Книжная культура Лайхингена и особенности вюртембергского пиетизма
Было бы ошибкой рассматривать богатую книжную культуру Лайхингена в XVIII и начале XIX века лишь как следствие благоприятной конъюнктуры сельского полотняного производства, переживавшего свой протоиндустриальный «золотой век» в последней четверти XVIII столетия. Сравнительно благоприятные возможности извлечения дохода, которые существовали в то время для ткачей, а также их сидячая и рутинная работа, словно предрасполагающая к умственной «побочной деятельности» и к религиозным «раздумьям», несомненно, представляют собой важные факторы, хотя бы отчасти объясняющие крупные размеры их книжных собраний. Но бросается в глаза то, что богаты книгами были все имущественные слои и профессиональные группы в поселке, а также то, что все они ценили религиозную литературу.
Обзор жанров и частоты встречаемости книг в посмертных инвентарных описях позволяет выяснить причины необыкновенного книжного богатства, характерного для жителей Лайхингена.
Прежде всего заметна важность Библии и сборников религиозных песен. Почти в каждом доме в Лайхингене уже в 40-е годы XVIII века как нечто само собою разумеющееся имелась хотя бы одна Библия или песенник. Выдающееся место в спектре книг, которыми владели жители поселка в исследуемый период, занимала молитвенная, назидательная и утешительная литература, включавшая в себя, помимо всего прочего, сборники проповедей. Суммарное количество произведений этих жанров (считая проповеди) на протяжении всего периода составляет не менее 50% общего числа книг. Этот необычайно высокий процент молитвенной и душеспасительной литературы свидетельствует, как было показано применительно к Вюртембергу и другим регионам30, о том, что домашняя молитва занимала
30 По Вюртембергу см.: Fritz F. Luthertum und Pietismus. Beitrage zu ihrer Kennt-nis in Wiirttemberg И Rauscher J. (Hrsg.): Aus dem Lande von Brenz und Bengel. 500 Jahre wiirttembergische Kirchengeschichtsforschung, Stuttgart, 1946. S. 122-196; особенно см. 147 ff.; Frangois E. Buch, Konfession. S. 42.
ХаксЛ^ЙЫК.1УарО^С'.>С>«и*ЯЛИ<>.Дол1иц<ниг библиотеки...
195
iH\4iV.!in' • Таблица 5
>; • '
, Количество книг различных жанров на 100 описей к моменту
Л ( окончания брака, 1748—1820 годы
t»’* (Посмертная инвентаризация имущества
’ после смерти первого из супругов)
Период 1748-1751 1766-1780 1781-1790 1791-1800 1809-1820
(Количество описей = N) Жанр (N = 31) (N = 131) (N = 97) (N = 130) (N = 147)
Библии 168 162 219 192 182
Сборники песен 187 170 212 196 228
Молитвенная, назидательная и утешительная литература 584 533 618 599 523
Сборники проповедей 23 52 106 100 137
Книги причастия и исповедальные книги 13 29 77 76 114
Наставления детям, сборники изречений, катехизисы, конфирмационные книги 58 ’ i 1' 50 90 52 49
Светская литература 19 1 11 11 17
Общее количество книг на 100 описей 1065 1039 1348 1235 1280
Примечание: В общее число книг включены также книги без названия. * . ... ...
196-v. '> Ммк1м*иет<чгож>ф<ш<ли>е -w wjitoftiw
л -. >, >1; Таблица 6
t t; Количество книг и частота встречаемости па жанрам на момент окончания брака
(Посмертная инвентаризация имущества после смерти первого из супругов, N — 536)
Жанр Ни одного экз. 1 экз. 2 и 3 экз. 4 и более экз. Количество экземпляров в расчете на опись
Библии 57 (10,6) 177 (33,0) 250 (46,6) 52(9,7) 1,9
Сборники песен 63 (11,8) 138(25,7) 271 (50,6) 64 (11,9) 2,0
Молитвенная, назидательная и утешительная литература 22(4,1) 30(5,6) 105 (19,6) 379 (70,7) 5,7
Сборники проповедей 212 (39,6) 201 (37,5) 107 (20,0) 16(3,0) 1,0
Книги причастия и исповедальные книги 286 (53,4) 160 (29,9) 80(14,9) 10(1,9) 0,7
Наставления детям, сборники изречений, катехизисы, конфирмационные книги 343 (64,0) 108(20,1) 75 (14,0) Ю(1,9) 0,6
Светская литература 492(91,8) 36 (6,7) 7(1,3) 1(0,2) 0,1
центральное место в протестантской народной религиозности XVIII и XIX веков. Учитываемая здесь отдельно гомилетическая литература высвечивает еще один момент: в отличие от прочих молитвенных и душеспасительных книг доля сборников проповедей постоянно возрастает на протяжении всего периода с 1748 по 1820 год. В этом, вероятно, проявляется растущее в XVIII веке значение именно воскресной домашней молитвы или воскресного чтения проповедей в домах лайхингенских жителей. Но в противоположность тому, что можно было бы предположить на первый взгляд, этот рост значения гомилетической литературы не обязательно вел к «интериоризации » в домашней молитве содержания и норм практиковавшегося в этом месте официального богослужения с проповедью. Фридрих Фритц
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
197
указывал, наоборот, на то, что важная роль гомилетической литературы в домашней жизни вюртембержцев могла явиться выражением «критической позиции», которую верующие, находившиеся под растущим влиянием пиетизма, «часто занимали по отношению к проповедям, произносившимся в церквях»31. Нельзя ли сказать, что домашнее чтение проповедей по воскресеньям, таким образом, выступало как своего рода тихая, семейная, пиетистская альтернатива публичному богослужению, покуда распространение института библейского «часа» не сделало — как правило, тоже тихо — эту альтернативу полуофициальной? Во всяком случае, воскресное чтение проповедей давало возможность обретать и утверждать собственную, независимую точку зрения по отношению тому, что говорил пастор на проповеди во время воскресной службы в церкви. Это предположение, похоже, подтверждается, если учесть, какие авторы проповедей были в Лайхингене наиболее популярны: зачастую это были вюртембергские пиетисты — Иммануель Готтлоб Брастбергер, Иоганн Кристоф Бильхубер, Андреас Хартман, Иоганн Кристиан Шторр.
Лайхингенский пастор Кристиан Зигель (173 7-1812), досконально знавший ситуацию в приходе, в 1800 году связывал обилие книг в домах жителей поселка с этой особенностью их религиозности, проявлявшейся в домашнем богослужении:
Свои воскресные и праздничные дни они проводят тихо и в душевозвышающих занятиях, радуются слову Божьему и дома прилежно посвящают себя ему. Воскресные и праздничные христианские чтения (Christenlehren) посещают так же много мужчин и женщин, как и утренние проповеди. Сразу же после таковых почти каждый отец семейства, как только придет из церкви домой, еще до обеда читает проповедь. Почти во всех домах имеется хороший запас духовных книг, каким подобные в других местах редко увидишь. На покупку последних они денег не жалеют, и на трех здешних ярмарках всегда торгует букинист из Аугсбурга и находит хороший сбыт32.
Пастор Зигель показывает своими замечаниями, что религиозные книги так высоко ценились в Лайхингене прежде всего потому, что ими активно пользовались, их читали про себя и вслух в рамках домашних религиозных обрядов. Доминировали здесь, вероятно, не
31 Fritz Е Luthertum und Pietismus. S. 176.
32 Sigel P. G. C. Bemerkungen liber Laichingen, als Beitrag der landwirtschaftlichen und statistischen Beschreibung Uber die Alp-Orte, welche von dem sei. H. Pfarrer M. Steeb in Grabenstetten hat entworfen werden sollen, dat. 1800. Рукописная копия в городском архиве Лайхингена.
198
Микроистория: прошлое — крупным планом
уединенно читающие женщины и мужчины: со словом Божьим обращались «душевозвышающим» образом, произведения молитвенной, литургической, душеспасительной и гомилетической литературы читались вслух, пелись, использовались в молитве всеми членами семьи и домочадцами. Главную роль в воскресном чтении проповедей играл, как подчеркивает Зигель, хозяин дома, что проявляется, между прочим, и в том, что мужчины, согласно инвентарным описям имущества вдовцов, отдавали явное предпочтение гомилетической литературе. Но этого нельзя сказать о чтении религиозной литературы в целом: у женщин, в отличие от мужчин, наблюдается явное предпочтение молитвенной и литургической литературы для повседневного пользования, особенно если речь шла о пиетистски окрашенных произведениях33.
Но какую бы роль ни играли говорение, пение, слушание и видение как социальный контекст этого чтения — а многое говорит о том, что они были важны, — из высказываний лайхингенского пастора во всяком случае можно заключить, что «духовные книги» как «священные тексты» стояли в центре домашней религиозности.
Такое отношение к книгам царило не только в Лайхингене в то время. Оно, по всей видимости, стало характерно для самых широких слоев населения Вюртембергского герцогства с тех пор, как начиная с конца XVII века в нем началась «вторая»34, а может быть и «третья Реформация»35. Реформаторы-пиетисты, такие как Андреас
33 Это видно при сравнении инвентарных описей имущества вдов и вдовцов.
34 Это понятие используется здесь в том смысле, в каком оно было введено Ричардом Готропом и Джеральдом Строссом, охарактеризовавшими с его помощью наступление и последствия пиетистского реформаторского движения, начавшегося во второй половине XVII века во многих немецких землях, отнюдь не в одном лишь Вюртемберге. Цель этого реформаторского движения была в том, чтобы за реформацией «учения» последовала реформация «жизни», причем, как подчеркивают оба автора, в отличие от первой фазы Реформации, начиная с этого времени решающее значение придавалось распространению грамотности среди широких слоев народа, см.: Gawth-rop R. und Strauss G. Protestantism and Literacy in Early Modem Germany // Past and Present 104 (1984). P. 31-55; особенно P. 43 ff. В немецкой же историографии понятие «Второй Реформации» применяется как правило к формированию реформатско-кальвинистской конфессии начиная с 70-х годов XVI века и к исходившим от нее импульсам «конфессионализации» государства, церкви и общества в целом. См.: Schilling Н. Die «zweite Reformation» als Kategorie der Geschichtswissenschaft // Idem. (Hrsg.): Die reformierte Konfessionalisierung in Deutschland — Das Problem der «zweiten Reformation». Gutersloh, 1986. S. 387-437.
35 Такое предложение внес Ханс-Кристоф Рублак во время обсуждения предлагаемой здесь интерпретации на конференции «Проблемы историчес-
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
199
Хохштеттер (1637-1720), прозванный «вюртембергским Шпейером», и Иоганн Генрих Хедингер( 1664-1704), одержали временную победу* 36. Они обратили свое внимание не только на создание богатого канона религиозной литературы, среди которой преобладали школьные катехистические произведения и издания Библии: они одновременно также старались улучшить или даже вообще впервые создать условия для чтения такой литературы. Их попытку добиться полной переориентации религиозных установок протестантского населения герцогства и оказывать на них неослабное влияние следует, во всяком случае, рассматривать в тесной связи с их усилиями по улучшению распространения, знания и применения «слова» . Средством им в этом служила школьная реформа, которая была проведена в 1729 году37. Вдохновлена она была примером пиетистс-ких учебных заведений, созданных в Галле, но происходила самостоятельно. Вместо выучивания наизусть катехизиса главной целью обучения детей и юношества теперь стало знакомство с катехисти-ческой литературой, и прежде всего с Библией, посредством их чтения. Как можно более раннее усвоение «священных текстов» путем чтения — которое, правда, осуществлялось вслух и коллективно, — получило приоритет перед письмом и тем более перед занятиями по естественнонаучным дисциплинам.
Как подчеркивал Ойген Шмид, эта реформа нацелена была не столько на города, сколько на начальные, или «немецкие», школы в сельской местности. Здесь были те «темные закоулки» («the dark corners of the land», как назвал их Кристофер Хилл), в которые особенно необходимо было принести свет. В Вюртемберге тоже удалось таким способом перенести динамику пиетизма «с домашних собраний в школьные классы»38. И именно благодаря этому встреченные здесь поначалу с большим сомнением реформаторские притязания отцов пиетизма оказались осуществлены и привели к устойчивому успеху. Но этим не исчерпывались свершения вюртембергского пиетизма в качестве «образовательного движения» (как назвал его
кой антропологии религии в Европе раннего Нового времени» в Вольфен-бюттеле 15 июня 1991 года.
36 См. об этом: Lehmann Н. Pietismus und weltliche Ordnung in Wurttemberg vom 17. bis zum 20. Jahrhundert. Stuttgart, 1969. S. 56-61. Леман в своей работе упускает, однако, из виду контекст, в котором проходила школьная реформа 1729 года, и ее последствия. Если бы он учел эти факторы, его оценка масштабов воздействия на общество раннего пиетистского реформаторского движения в Вюртемберге в XVIII в. была бы, возможно, иной.
37 См.: Schmid Е. Geschichte des Volksschulwesens in Altwiirttemberg. Stdttgart, 1927. S. 126 ff.
38 Gawthrop R., Strauss G. Protestantism and Literacy. S. 48.
200
Микроистория: прошлое — крупным планом
Рудольф Фирхауз)39. Наряду со школами как «мастерскими Святого Духа»40усилия реформаторов были направлены также и на то, чтобы оказывать долговременное влияние на религиозные установки взрослых христиан: в один ряд с официальным богослужением в церкви встало в качестве одного из столпов церковной жизни «внутреннее богослужение» (термин И. А. Хохштеттера), укорененное в домашней религиозности.
Домашний молебен был для лютеранско-пиетистских реформаторов Вюртемберга хотя и не единственным, но все же одним из главных путей к освящению повседневной жизни и к религиозному возрождению. Если «приватные собрания» — т. е. пиетистские домашние сборища — власти в лучшем случае терпели, то домашние молебны официально одобрялись и поощрялись. Рескрипт 1743 года «касательно приватных собраний пиетистов»41 ставит — на что до сих пор не обращалось внимание — домашний молебен и домашнее чтение религиозной литературы, а не пиетистский библейский «час» (Stunde), в качестве второй главной формы богослужения в один ряд с «публичной общностью верующих в церкви».
Не только школа, но также — и прежде всего — опирающееся на книги соблюдение религиозных обрядов в доме должно было стать «мастерской Святого Духа». Однако это реформационное намерение «насаждения грамотности сверху» обрело «внизу» собственную динамику. Поэтому если не распространение Библии и песенника как «предписанных» сверху книг или вообще духовной литературы, то уж во всяком случае распространение не предписанных «сверху» назидательных, утешительных и гомилетических произведений может служить показателем того, насколько намерения лютеранско-пиетистских реформаторов были, с одной стороны, успешны, а с другой стороны, были к тому же самостоятельно восприняты и продолжены «народом».
, Жизнь книг — жизнь с книгами. Книги в контексте биографий и жизненных обстоятельств
Высокие среднестатистические показатели и изучение констант и изменений в предпочтении, отдаваемом книгам тех или иных жан-
39 Vierhaus R. Deutschland im Zeitalter des Absolutismus (1648-1763). Gottingen, 1978. S. 103.
40 Понятие это обнаруживается в «Генеральном рескрипте по поводу немецких школ»: General-Rescript wegen derteutschen Schulen und Emeurte Ordnung vor die teutsche Schulen des Herzogthums Wirtemberg ... vom 16. 6. 1729 // Vormbaum R. (Hrsg.); Evangelische Schulordnungen, 3. Giitersloh, 1864. S. 304-337.
41 В кн.: Reyscher A. L. Sammlung der wiirttembergischen Gesetze, Bd. 8. Stuttgart, 1834. S. 641 ff.'
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
201
ров, сами по себе еще не дают, однако, удовлетворительного ответа на главный вопрос: использовали ли, то есть читали ли жители Лайхингена те «книжные сокровища», которые хранились у них в домах? Несколько портретов и моментальных снимков, которые прослеживают состав домашних библиотек на протяжении жизни их владельцев и владелиц и помещают их в контекст жизненных обстоятельств и образа жизни этих людей, представляют собой попытку ответить на этот вопрос, насколько это возможно на основе исследования инвентарных описей. Указания на приобретение книг, но также и на их исчезновение в течение одной жизни прослеживаются здесь как своего рода «следы», по которым можно сделать выводы о преднамеренных или, может быть, случайных действиях и установках владельцев книг, — во всяком случае, таких действиях, которые могли быть выражениями религиозной ментальности и одновременно способствовали формированию таковой. Как будет видно из этих зарисовок, разрыв между «обычным» и «необычайным» книжным богатством был значительный. Но даже «необычайное» являлось частью повседневной жизни в поселке и следствием такого отношения к книге и к религиозному чтению, какое в Лайхингене было почти всеобщим. Это «необычайное» заслуживает описания не в последнюю очередь потому, что в качестве «погранично- ‘ го случая возможного» бросает свет на обычное — такой свет, кото- ; рый слишком легко пропадает при статистическом отображении средних значений. '?
Когда ткач Иоганн Бернхард Финк 7 мая 1782 года женился на дочери ткача Анне Барбаре Кох, состояние обоих супругов было невелико42. Муж скопил наличных денег на сумму 120 гульденов, жена на 50. Этой суммы хватило как раз на то, чтобы купить у родителей Анны Барбары четверть дома с амбаром и маленьким садом43. Одежда мужа (51 гульден) и жены (37 гульденов) представляла собой наиболее ценные составляющие движимого имущества, привнесенного супругами в совместное хозяйство. Скудная домашняя утварь и постельные принадлежности оценивались в гораздо меньшие суммы.
Количество книг у обоих супругов составляло по 6 названий, что на одну книгу больше среднего для этого десятилетия значения для
42 В соответствии с инвентарной описью имущества, привнесенного супругами в общий семейный фонд при создании домохозяйства (Zubringens-inventar) 6 июля 1782 года, они относились к «первой имущественной четверти» (1-я имущественная четверть), то есть к самой бедной четверти населения Лайхингена.
43 См. посмертную опись имущества 1787 года, в которой, правда, упоминается, что из объявленной цены за дом и имущество в 150 гульденов при заключении брака реально уплачено было только 110 F1.
202 Микроистория: прошлое — крупным планом
вступавших в брак жителей и жительниц Лайхингена. Бернхард Финк наряду с одним недорогим расхожим изданием карманной Библии принес подержанный сборник песен, назидание для детей, «книгу причастия» и два молитвенника из тех, что в то время были наиболее распространены в Лайхингене: «Райский сад» Иоганна Арндта и универсальный молитвенник Иоганна Фридриха Штар-ка — «Ежедневная книга на добрые и дурные дни».
Барбара Кох внесла в семейную библиотеку, помимо карманной Библии, еще одного Евангелия и одного сборника песен, те книги, которые ей в девичестве служили для катехистического образования: наряду с назиданием для детей и сборником библейских изречений среди них была «книга конфирмации», какие распространились в Вюртемберге после введения конфирмации в 1748 году.
К тому моменту, когда Барбара Финк-Кох умерла — 4 ноября 1786 года, всего четыре с половиной года спустя после свадьбы и несколько недель спустя после рождения своего четвертого ребенка, — в хозяйстве, помимо четверти дома и нескольких лугов, уже имелось значительное движимое имущество44. Внушительные запасы полотна общей стоимостью 238 гульденов (столько зарабатывал самостоятельно работающий ткач за несколько лет) и приспособления для ткацкого ремесла стоимостью 20 гульденов указывают на то, что Финкам удалось за несколько лет с помощью профессиональной работы на ткацком станке не только обеспечить себе пропитание, но и приобрести дополнительные ресурсы. Но насколько неверным делом было такое скромное накопление имущества за годы после свадьбы, видно по огромной задолженности супругов: 165 гульденов, из которых лишь меньше половины (65 F1.) представляли собой долговременную ссуду, полученную от сестры жены, а большая
Книги, приобретенные супругой Барбарой Кох Книги, приобретенные ткачом Иоганном Бернхардом Финком на 1782 год
Молитвенник Штарка 40 Кг. Карманная Библия 1 F1.
Карманная Библия 50 Кг. Евангелие 36 Кг.
«Райский сад» Арндта 24 Кг. Песенник 15 Кг.
Книга причастия 10 Кг. Назидание детям 4 Кг.
Песенник 10 Кг. Книга изречений 8 Кг.
Назидание детям 12 Кг. Книга конфирмации 10 Кг.
44 Согласно инвентарной описи от 11 января 1787 года, они теперь принадлежали ко «второй имущественной четверти».
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...203
часть была одолжена у торговца полотном, сына пастора — Теодора Перренона.
Состав домашней библиотеки
согласно посмертной инвентарной описи 1Г
после кончины Барбары Финк-Кох в 1787 году ?
Карманная Библия >.';1
Библия . ь
Карманная Библия
Сборник проповедей Брастбергера
Евангелие д ц-
Молитвенник Штарка g.,.
Книга причастия „. Л
«Духовный оберег» Штёльцлина , ,
Вюртембергский песенник
Вюртембергский песенник
Назидание детям
«Шкатулка сокровищ»
«Жемчужное ожерелье» Кондизия
В количественном отношении библиотека супружеской четы выросла с 1782 года всего на несколько экземпляров и составляла теперь не 12, а 15 книг. Но если внимательнее присмотреться к названиям и авторам, то можно обнаружить показательные изменения в ее составе: супруги избавились от некоторых старых книг и приобрели некоторые новые. Эти изменения позволяют сделать вывод о планомерных, осознанных действиях: проданы или отданы кому-то были одно из имевшихся в двух экземплярах «Назиданий детям» и предназначенная для наставления детей книга библейских «Изречений», а также подержанный экземпляр арндтова «Райского сада»45. А более «современный», пиетистски ориентированный молитвенник Штарка46 супруги, наоборот, оставили себе, равно как и две принесенные ими карманные Библии, Евангелие и два сборника песен. Добавились же в библиотеке, помимо более дорогого издания Библии форматом in quarto, прежде всего произведения домашней Молитвенной литературы. С точки зрения объема и цены выделялась одна из популярнейших в этом регионе книг пиетистски ориентированного вюртембергского автора: вышедший в 1758 году объемистый
45 Arndt J. Paradies-Gartlein voller christlicher Tugenden, wie solche zur Ubung des Wahren Christenthums durch geistreiche Gebete in die Seelen zu pflanzen, 1. Aufl. Leipzig und Magdeburg, 1612.
46 Stark J. F. Tagliches Handbuch in guten und bosen Tagen, 1. Aufl. Frankfurt / M., 1727.
204
Микроистория: прошлое — крупным планом
сборник проповедей декана нюртингенского собора Иммануэля Готт-лоба Брастбергера «Евангельские свидетельства истины для укрепления в подлинном христианстве»47. Кроме того, добавились еще три книги молитвенного и назидательно-утешительного характера, две из которых были предназначены особо для чтения супруги: «Духовное жемчужное ожерелье, или Драгоценнейшее украшение тела и души для женщины, любящей Господа Христа и добродетель» Иоганна Кондизия (Нюрнберг, 1667), а также написанный ульмским пастором Бонифацием Штёльцлином сборник молитв и советов для беременных и рожающих женщин и для родителей больных и умирающих детей — «Духовный оберег» (1652)48. «Библейская шкатулка драгоценностей» придавала завершенность этой домашней библиотеке простых людей, живших в горах Швабской Юры во второй половине XVIII столетия — библиотеке, примечательная особенность которой состоит В том, что в ней примерно равные доли составляли произведения лютеранских авторов XVII века (Штёльцлина, Кондизия) и более «современных» авторов-пиетистов XVIII века Избавление от лишних книг в течение жизни и приобретение новых авторов и произведений во всяком случае указывают на активное обращение с книгами, отношение к ним не как к «мертвому», хотя и религиозному наследию, которое приходилось в виде культурного балласта тащить за собой всю жизнь от свадьбы до самой смерти. Обращение с книгой в семье Финков явно было подчинено жизненному циклу, что обнаруживает избирательное отношение к книгам и кроме того — духовно-религиозную установку, предусматривавшую открытость по отношению к современному пиетизму, однако без отвержения идей лютеранской молитвенной литературы.
Это смесь из лютеранских «старых утешителей» и более «современных» авторов-пиетистов была, несомненно, характерной для домашних библиотек многих жителей Лайхингена начиная с 60-х годов XVIII века49. Но исследование конкретных случаев показывает, помимо такой типичной общей картины, еще и множество вариантов религиозно-литературного вкуса, которые видоизменяют или
47 Brastherger I. G. Evangelische Zeugnisse der Wahrheit zur Aufmunterung im wahren Christenthum theils aus denen gewohnlichen Sonn, Fest- und Feyertags-Evangelien, theils aus der PaBions-Geschichte unsers Erlosers. in einen vollstandigen Predigtjahrgang zusam-men getragen, und nebst dem Anhang einiger Casual-Predigten... Nurtingen, 1758.
48 Stbltzlin B. Geistlicher Adlerstein. Das ist: Christlicher Unterricht, Trost und andach-tige geistreiche und schriftmaBige Gebet fur schwangere und gebahrende Frauen, desglei-chen auch fur christliche Eltern, wenn ihre lieben Kinder krank werden und sterben, 1 Aufl. Ulm, 1652.
49 См. об этом: Medick H. Weben und Uberleben.
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
205
варьируют ее. Во всяком случае, они позволяют разглядеть отчетливые личные предпочтения у каждого владельца.
Такой «необычный» и вместе с тем «обыкновенный» случай представляет собой, к примеру, бедная, одиноко жившая, незамужняя швея Кристина Шамлер. Она была дочерью солдата-инвалида. Когда она умерла 24 августа 1790 года в возрасте 44 лет в чрезвычайной бедности, то наряду со скудной домашней утварью и одеждой, одной мерой зерна и инструментами — ножницами и запасами пряжи и нитки общей стоимостью в 15 крейцеров — после нее осталась богатая библиотека, насчитывавшая 18 книг общей стоимостью 6 гульденов 4 крейцера.
Опись книг, оставшихся от швеи Кристины Шамлер в 1790 году
Готтфрид Арнольд История церкви и ересей, часть 1и 2 в одном томе 50 Кг.
Части 3 и 4 в одном томе 50 Кг.
Готтфрид Арнольд Достоверное отображение внутреннего христианства в 2 т. 40 Кг.
Готтфрид Арнольд Духовное учение об опыте 48 Кг.
Автор не указан Смешанные теологические произведения 24 Кг.
М. Гретер, пробст в Хербрехтингене Библейские истории 6 Кг.
М. Зайц Катехистические проповеди 30 Кг.
Якоб Бёме Разбор важнейших заблуждений, in sexto 12 Кг.
Сборник проповедей
(Пьер Пуаре?) Божественное домохозяйство 6 Кг.
Гецердинус Клад сокровенный 6 Кг.
Путь истин 4 Кг.
Вюртембергский песенник 12 Кг.
Арнольд Размышления о Псалмах Давидовых 12 Кг.
Песенник Эбердорфа 6 Кг.
Баретер Утренние и вечерние молитвы, без переплета 2 Кг.
Песенник 6 Кг.
206
Микроистория: прошлое — крупным планом
Книги Кристины Шамлер однозначно говорят о том, что она была радикальной пиетисткой мистико-спиритуалистического направления и ученицей Готтфрида Арнольда и Якоба Бёме. Радикально-пиетистские авторы в ее библиотеке были скорее всего не просто балластом. Выбор книг обнаруживает черты личности их владелицы и выпадает из рамок обычного для Лайхингена: на его основе можно сделать вывод о соответствующем читательском интересе и о соответствующей религиозной установке швеи как о предпосылках и основе этого чтения. Тот факт, что Кристина Шамлер в своем родном поселке жила в социальной изоляции, объясняется скорее ее религиозными установками, нежели ее профессией, благодаря которой у нее было множество контактов в Лайхингене и окрестных деревнях. Эта изоляция становится заметна по сети социальных связей швеи, которые прослеживаются по ее долговым и кредитным отношениям на момент смерти. Все ее должники и кредиторы жили не в Лайхингене, а почти исключительно в соседнем Фельдштетте-j не. Оттуда же поступали средства на оплату ухода за больной Крис-i тиной перед ее смертью и даже на ее похороны. Из этого можно сде-I лать вывод, что религиозные установки и религиозные контакты . Кристины Шамлер были не такого свойства, чтобы расходы на уход за умирающей и ее погребение покрывались — как это было в большинстве случаев «стесненного материального положения», когда семейные связи оказывались не достаточны, — местными жителями в порядке соседской или локальной солидарности и благочестия. Чтение книг, таким образом, для этой бедной швеи было, вероятно, как в жизни, так и в смерти возможностью компенсировать отсутствие семьи, а тем самым и одиночество в поселке.
Биографии «образованных» жителей Лайхингена — например, учительской семьи Швенк-Гленкс или владельца самой крупной библиотеки в поселке в XVIII веке, поденщика, ткача и могильщика Кристофа Лайхингера50, — показывают значение книг для жизни, равно как и жизнь с книгами в лайхингенских домах в XVIII и начале XIX столетия. Это значение не было величиной постоянной, которая устанавливалась раз навсегда в результате школьного образования, церковного наставления или передачи книг по наследству от родителей к детям, в форме «приданого» при заключении брака. Книги жительниц и жителей Лайхингена были частью их биографий. Но они, будучи «овеществленным жизненным опытом» (Ян Петерс), могли обретать также и значение, выходящее за пределы индивидуальной жизни.
I л?
50 О Лайхингере см.: Medick Н. Weben und Uberleben. _..
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
207
Изменения в личных установках, связанные со сменой эпох и поколений, в их переплетении с ментальностями и образом жизни проявляются отчетливее, нежели в большинстве других лайхинген-ских инвентарных описей, в описях имущества династии провизоров и учителей Швенк-Гленкс в конце XVIII и начале XIX века. Представители семьи Швенк-Гленкс сразу после окончания Тридцатилетней войны занимали должность провизора (т. е. помощника учителя) в Лайхингене, часто совмещая ее с должностью причетника51 . Эта преемственность работы в школе с XVII до середины XIX века, однако, никоим образом не означала преемственности также и в стиле и образе жизни или в духовно-религиозных установках. Как и в других лайхингенских семьях, занимавшихся «ученым» ремеслом, — например, в семье врачей и хирургов Келлер, — ив купеческих семьях Перренон и Нестель, во второй половине XVIII века среди членов семьи Швенк-Гленкс характерным образом проявились импульсы движения Просвещения и шедшего в то время «процесса цивилизации».
На жизнь самого старшего из указанных в книге инвентарных описей представителя учительской династии, провизора (помощника учителя), ткача и причетника Иоганна Генриха Швенк-Гленкса (1710-1774) эти импульсы, однако, еще отнюдь не оказывали определяющего воздействия. Он в 1745 году женился вторым браком на дочери школьного учителя Марии Мангольд (1720-1800)52 53. Составленная после его смерти 29 сентября 1774 года посмертная опись имущества (Eventualteilungsinventar33) свидетельствует о том, что он и его жена были сравнительно зажиточными домо- и землевладельцами, чьи условия жизни не отличались принципиально от тех, в каких жили наиболее состоятельные из множества семей мелких крестьян, ткачей и ремесленников в Лайхингене. Наряду с полови
51 Первый представитель этой династии поселился в Лайхингене после Тридцатилетней войны, заняв должности причетника и провизора (помощника учителя): это был Георг Швенк-Гленкс (род. 1648 в Ульме, ум. 1724 в Лайхингене). Он был сыном Георга Швенк-Линка (1602-1674), который жительствовал в Мерклингене, но во время войны бежал в Ульм. Сын Георга Швенк-Гленкса, по имени тоже Георг (1674-1736), также был причетником и провизором, а после того эти должности унаследовал его сын Иоганн Генрих (1710-1774), который был ткачом, помощником учителя и причетником.
52 Она была родом из соседнего Зуппингена.
53 Посмертная опись имущества Иоганна Генриха и Марии Швенк-Гленк-сов от 29 сентября 1774 года (четвертая, т. е. самая богатая «имущественная четверть»). Полный текст этой инвентарной описи напечатан в: Oelhafen G. Beitiage zur Geschichte von Laichingen. 3, Laichingen, 1960. S. 127-134.
208
Микроистория: прошлое — крупным планом
Ной ленного владения ценой в 500 гульденов, которое супруги Швенк держали от монастыря Блаубойрен, они владели еще многочисленными другими полями и лугами, а также двумя коровами. Как показывают богатый ткацкий инструментарий (общей стоимостью 17 гульденов) и прежде всего запасы льняной пряжи и сырого Льна (на сумму в 52 гульдена), Иоганн Генрих Швенк-Гленкс лично занимался ткацким ремеслом до самой своей смерти. Но хотя он и работал в качестве достаточно крупного самостоятельного ремесленного производителя, профессия учителя значила для него тоже очень много: своим ремеслом он занимался, как неоднократно подчеркивал лайхингенский пастор в своих визитационных отчетах, «без ущерба для школы»54. По черному цвету его официального облачения — длинного плаща, кафтана, а также камзола, панталон и других предметов одежды учителя-ткача и причетника — можно, во всяком случае, определить, что он придавал большое значение тому, чтобы в нем видели должностное лицо. Но в то же самое время простота прочей одежды его и его жены, а главное — все остальное скупое убранство дома, с его утварью, мебелью и посудой, показывают, что в повседневной жизни этого учителя господствовал, видимо, стиль, который более напоминал образ жизни многочисленных аскетически живших ремесленников и мелких крестьян Лайхингена, нежели состоятельных представителей почтенного сословия, как, например, немногочисленных живших там купцов55 и богатых трактирщиков. В отличие от дома Иоганнеса Байа — коллеги-учителя, происходившего из богатых горожан, — в доме Иоганна Генриха Швенк-Гленкса в 70-е годы XVIII столетия вилы для сена и навоза, тяпки, колуны и топоры были еще важнее, чем ножи, вилки, серебряные ложки и фарфоровая посуда. Эти «инструменты цивилизации» там просто не встречаются. У Байа же в доме в те времена хоть и не имелось большего богатства, но стиль жизни был иной: одевались изысканно, причем не только официальный костюм мужа был богатым и необычных цветов; ели там на фарфоровой посуде. В быту, похоже, использовали столовые приборы, в том числе серебряные ложки и кофейник56.
54 Визитационный отчет пастора от 1774 года и др.
55 Ср., например, опись имущества, составленную при вступлении в брак купца Теодора Вильгельма Перренона и его жены Анны Маргареты Кремер 24 января 1776 года.
56 Ср. описи имущества, принесенного в семью Иоганнесом Байа и Марией Доротеей Вайблингер, от 22 августа 1748 года (4-я имущественная четверть) и посмертную опись, составленную после смерти жены 1 сентября 1776 года (4-я имущественная четверть). х - ды
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...209
В доме семейства Швенк-Гленкс таких предметов не водилось. Не было здесь и часов, которые имелись в те времена уже во многих других домах ткачей, ремесленников и даже крестьян в Лайхингене. Лишь одно зеркало указывало на то, что в семье учителя, вероятно, придавали значение приданию личности «достойного вида». Можно было бы предположить, что особый «книжный ящик», стоимостью в 15 крейцеров, который обнаруживается в списке мебели, где в остальном преобладают типичные старые «хранилища» —сундуки и лари, — указывает на важную роль, которую в этом доме играли книги как протестантские «украшения души». Но такое предположение не подтверждается при более внимательном взгляде на сами наличествующие книги. Библиотека Швенк-Гленксов ни по своему размеру — 21 том, ни по своему составу не выходит за рамки того, что было обычно для состоятельных домов лайхингенских ткачей или ремесленников в то время.
Книги, указанные в инвентарной описи имущества, составленной после смерти провизора, ткача и причетника Иоганна Генриха Швенк-Гленкса в 1774 году
Скривер Душевное сокровище, in folio 5 F1.
Иоганн Давид Фриш По-новому звучащая арфа Давида, in quarto 2F1.
Брастбергер Сборник проповедей 1 F1. 20 Кг.
Отон Утешение больного 50 Кг.
Иоганн Рейнхард Хедингер Новый Завет 50 Кг.
Шторре Карманная Библия 30 Кг.
Арндт Истинное христианство 36 Кг.
Арндт Райский сад 10 Кг.
Сборник проповедей о Книге Товит 40 Кг.
Штарк Карманный молитвенник, 2 экз. 42 Кг.
Арнольд Молитвенник 8 Кг.
Генрих Мюллер Часы духовного освежения 8 Кг.
Хайлер Сладкие мысли об Иисусе 10 Кг.
Хайлер Комната невесты 8 Кг.
Рингмахер Книга причастия 8 Кг.
Скривер Духовное христианство 9 Кг.
[Вудриан] Школа креста 6 Кг.
Песенник 4 Кг.
Вюртембергская хроника
8 Зак 4389
Микроистория: прошлое — крупным планом
> Значительное преобладание авторов-пиетистов конца XVII и XVIII века над лютеранскими «старыми утешителями» указывает, конечно, на соответствующие убеждения самого учителя и его жены. За рамки того, что было обычно в Лайхингене, выходят разве что два произведения Гюнтера Хайлера (1645-1707), который приходился свояком Филиппу Якобу Шпенеру и был «лютеранским субъективистом» (Герман Бек)57. Бросается в глаза отсутствие какой бы то ни было дидактической литературы в доме учителя, а также маргинальная роль мирской литературы: единственная книга светского содержания, имеющаяся в библиотеке, — это экземпляр «Вюртембергской хроники».
Иоганн Георг Швенк (1749 -1807), унаследовавший от отца должности школьного учителя и причетника, не мог или не хотел — по крайней мере в первый период своей профессиональной биографии58 — обойтись без того, чтобы в дополнение к учительской работе заниматься еще и ткачеством. Инвентарная опись его имущества, составленная после смерти его первой жены в 1790 году59, свидетельствует о том, что он уже в возрасте 39 лет владел значительным состоянием, сообразно которому относился к высшей имущественной категории населения Лайхингена. Обязан он был этим более унаследованным от родителей дому и земельным угодьям, нежели доходам от своей службы и ремесла, хотя и последние отнюдь не стоит недооценивать60. Но между моментом женитьбы Иоанна Георга Швенка в 1771 году, вступлением его в должность в 1774-м — сначала он был провизором, потом (с 1787 года, когда умер учитель Байа) главным учителем и учителем музыки (ludi magister), — и его смертью в 1790 году изменилось не только имущественное его положение: прежде всего бросаются в глаза по контрасту с домом его родителей изменения его стиля и образа жизни. Две официальные мантии черного сукна, три кафтана черного сукна, безрукавка черного сукна,
57 Beck Н. Die religiose Volkslitteratur der evangelischen Kirche in Deutschland in einem AbriB ihrer Geschichte. Gotha, 1891. S. 175.
58 В визитационных отчетах пастора вплоть до 1785 года регулярно упоминается, что Швенк занимался своим ремеслом «без ущерба для школы», и даже в посмертной инвентарной описи 1790 года еще упоминаются значительные запасы полотна и приспособления для ткацкого производства. В визитационном отчете пастора за 1791 год подчеркивается, что Швенк более не занимается ткацким ремеслом.
59 Посмертная опись имущества Иоганна Георга и Анны Швенков от 13 сентября 1790 года (4-я имущественная четверть).
60 Ткацкий инструментарий на сумму 15 F1. и запасы полотна на сумму 138 F1. свидетельствуют о том, что объемы производства были значитель-j ными.
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
211
галстук черного шелка и множество других черных предметов одежды указывают на то, какое значение учитель придавал торжественно-официальному внешнему виду. Накопление такого количества этой одежды свидетельствует, правда, о том, что сын — в противоположность отцу — в те шестнадцать лет, что прошли со времени его женитьбы, стал все больше заботиться о том, чтобы продемонстрировать некий избыток такой одежды. В отличие от внешнего облика хозяина, состав утвари и мебели в доме еще почти не изменился по сравнению с хозяйством родителей, если не считать нескольких показательных предметов. Двое часов и фортепьяно указывают, однако, на то, что и здесь появились важные признаки нового образа жизни, новых потребностей и обыкновений. Они говорят о том, что почасовое измерение времени и музыкальная эстетизация домашнего быта стали, видимо, важными для этой семьи в последние десятилетия XVIII века. Однако изменяющее воздействие этих типичных для эпохи новых потребностей и привычек на образ жизни Швенков в целом было, вероятно, ограниченным, поскольку типичные статусные блага буржуазно-культурного потребления, такие как фарфор, стеклянные стаканы, кофейные чашки, а также ножи и вилки, в хозяйстве отсутствовали.
я»' Книги, принесенные в семейную библиотеку школьным учителем и причетником
! Иоганном Георгом Швенком в 1771 году61
Вюртембергский сборник песен , . Карманная Библия . s 1 F1. 24 Кг.
«Духовный храм души» Y Веймарская Библия, in folio я, 5 4F1. 10 Кг.
Книги, принесенные супругой — Анной Михлер
Сборник проповедей Бильхубера 1 F1. 30 Кг.
Карманная Библия 36 Кг.
Карманный молитвенник Штарка 24 Кг.
Песенник 15 Кг.
А домашняя библиотека, наоборот, выделяется роскошеством. В ней, правда, если не считать одного сборника нот, по-прежнему преобладала религиозная литература. Но она была менее пиетистски
61 Опись имущества, принесенного в семью Иоганном Георгом Швенком и Анной Михлер, от 14 октября 1771 года (3-я имущественная четверть).
212
Микроистория: прошлое — крупным планом
ориентирована, нежели та, что имелась в доме родителей. Дорогие в большинстве своем издания показывают, что наряду с утилитарной ценностью книг важной считалась также эстетика их оформления. В этой семье — более явно, нежели во многих других, — значительная доля книг рассматривалась как репрезентативные предметы потребления. Правда, стоит отметить, что в доме, если не считать одежды мужа, фортепьяно и часов, никаких других предметов демонстративного потребления не имелось. Украшение дома в 1790 году состояло преимущественно в «духовном украшении души» — в его книгах.
Книги, зафиксированные в описи после смерти жены в 1790 году
«Душевное сокровище» Скривера, in folio, 2 тома 3F1. 30 Кг.
Веймарская Библия, in folio 3F1. 40 Кг.
Ульмская Библия, in folio 2F1. 30 Кг.
«Истинное христианство» Арндта 1 F1. 30 Кг.
«Домашняя книга для душевозвышающего чтения» Бильхубера 1 F1.
«Поцелуй любви» Мюллера 1 F1. 12 Кг.
«Церковный молитвослов» Лютера, 2 тома 1 F1. 30 Кг.
Молитвенник 15 Кг.
Псалтирь Фриша 45 Кг.
«Нераспознанные грехи» Гербера 30 Кг.
Карманная Библия , ; ({ , 1 F1.
Карманная Библия 50 Кг.
Молитвенник Штарка 30 Кг.
«Истории» Хюбнера 1’1' ' *** 30 Кг.
Молитвенник ‘ " 24 Кг.
«Надгробные речи» Цельтнера, 2 тома 1 F1. 36 Кг.
«Свадебные и надгробные речи» Моснера ь.Я®зв"м'^ ’ 24 Кг.
«Размышления о Страстях» Марбергера 24 Кг.
Сборник нот 30 Кг.
Только на протяжении семнадцатилетнего периода между 1790 и 1807 годом, когда умер Иоганн Георг, стиль и образ жизни семьи Швенк претерпели, по всей видимости, коренные изменения62. Они привели это деревенское домохозяйство «духовного ремесленника» на уровень шедшего в то время «процесса цивилизации» (Н. Элиас). Назначенный главным учителем, провизор вскоре после 1790 го
62 См. посмертную опись имущества Иоганна Георга Швенка и Агнес Марии Кеппелер от 27 сентября 1807 года (4-я имущественная четверть).
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
213
да оставил свое ремесло ткача. Но это решение лишь отчасти надо рассматривать с позиций нарастающей «профессионализации», потому что, отставив свое ручное ремесло, учитель никоим образом не отказался от аграрной базы своей домашней экономики. В хозяйстве Швенков еще ив 1807 году имелись значительные пахотные и пастбищные угодья, а также скот — корова, два телка и пять кур, что соответствовало размеру хозяйства мелкого крестьянина. Но опора на такое мелкокрестьянское хозяйство в это время позднего Просвещения, когда поведение людей все больше определялось Представлениями об образованной и культурной «буржуазности», не противоречила развитию стиля жизни, в котором находила свое выражение эта образованная и культурная буржуазность. Характерной чертой нового стиля жизни было то, что его воздействие затрагивало не только одежду, но, прежде всего, также внутреннее убранство дома. Он сказывался в формировании «культурной» домашней среды. Фортепьяно и двое часов с маятником, к которым добавились потом еще дорогие серебряные карманные часы супруга, были первыми, но уже не единственными провозвестниками новой эпохи и ее господствующих культурных представлений. Эти представления, выразившись в новоприобретенных предметах, постепенно стали в значительной мере определять обстановку дома: ночной горшок, ванна, дубовый умывальник, переносной стульчак, пюпитр для письма, платяная щетка, щетка для мытья тела, половая щетка, рожок для обуви, большое количество люстр и висячих масляных ламп, фарфоровые тарелки, суповые миски, салатница, около дюжины чашек с кофейными ложечками и семь ножей — повсюду в доме видно стремление к «буржуазному» усовершенствованию, вплоть до двух картин, украшавших гостиную: «Воскресение Христово» и «Смерть Авеля». Правда, характерные детали — такие как отсутствие равного числу ножей количества вилок, а также преобладание старых «ларей» среди так называемой «столярной» обстановки дома, — показывают, что воздействие новых предметов на поведение людей было еще весьма ограниченным и новые времена еще не во всем наложили свой отпечаток на «весь дом» Швенка.
Библиотека тоже радикально изменилась за семнадцать лет с 1790 года. Ее численность выросла с 22 до 46 экземпляров, то есть более чем в два раза. При этом бросается в глаза, что одновременно значительно сократились — с девяти до четырех томов — число и доля ценных книг63, служивших в том числе репрезентативными украшениями.
63 Т. е. таких, которые были оценены более чем в 1 F1. * .. >, . д
~tf!4 Микроистория: прошлое — крупным планом
’1 Книги, зафиксированные в описи имущества < после смерти учителя Иоганна Георга Швенка
в 1807 году64
Нюрнбергская Библия с гравюрами на меди,
in folio 2F1.
Ульмская Библия с гравюрой на дереве 1 F1. 30 Кг. .<
«Душевное сокровище» Скривера, 2 тома, in folio
и указатель in quarto 3F1. 36 Кг. ,
«По-новому звучащая арфа Давида» Фриша,
in quarto 40 Кг.
«Церковный молитвослов» Вальха, 2 тома, ‘У
in quarto 2 Fl. >
«Домашняя книга для душевозвышающего чтения»
д-ра Лютера, in quarto 40 Кг.
«Книга христианского исповедания веры» Вайса,
in quarto . 48 Кг. ’
Объяснение Книги Товит, in folio ; ’Н 24 Кг. v
«Книга евангельского чтения» Бурка < 48 Кг.
«Размышления о Страстях» Марбергера 1?’
15 Кг. ,1М ГН
«Нераспознанные грехи мира» Гербера г.г 10 Кг. '
«Молитвы» [Скривера] Готтхольда R 10 Кг.
«Состояние душ после смерти» Лёшера ,,, -- 12 Кг. ,
Херренхутский песенник 15 Кг.
«Библейские истории» Хюбнера ю кг. ;
Старый песенник ? 2 Кг.
«Увещевание и предостережение Нюрнбергских I
проповедников» ,<!Гр 8 Кг. ,
Карманная Библия , 48 Кг. ,
Карманная Библия „' 45 Кг.
Карманная Библия l£>|i , 20 Кг.
«Мудро наставляемые учители Закона Божие» . шоп. с г
Рамбаха " ' i j . '' V । 12 Кг.
«Набросок текстов проповедей» Рамбаха 10 Кг.
Книга причастия 6 Кг.
Молитвенник Ноймана 2 Кг.
Молитвенник, разорван 3 Кг.
Молитвенник Шмольке , л m’-'z ':/': 6 Кг.
«Сладкие мысли об Иисусе» [Хайлера] " К \ Л 1 ' • ; V - 8 Кг.
64 Посмертная опись имущества Иоганна Георга Швенка и Агнес Марии
Кеппелер от 27 сентября 1807 года (4-я имущественная четверть).
Ханс Медик. Народ с ЮШвямш Д9Мшию^-^Млиотек11...
215
Шайдбергское послание / •
«Достопамятные события европейской НСТОРИИ* Рота «Вопросы географии» Хюбнера ! i-t ,
«Арифметика» Фаульхабера н
«Книга-помощник в нужде» [Р. Ц. Беккера] «Арифметика» Фаульхабера ;, ?<
Учебник арифметики Хельда Молитвенник 1690 г. <
Катехизис Бишоффа , и
Новый Вюртембергский песенник ;
Псалтирь Хроника без названия ,i 7.
«Евангелический памятник» Ш
«Малое душевное сокровище» i; '
Новый Завет !-
Молитвенник, совсем старый ( ?
«Наставление детям», сборник изречений, «Книга конфирмации»
?;« 10 Кг.
<>>’. 4 Кг.
6 Кг.
6 Кг. .
12 Кг. «
5 Кг. ‘
8 Кг. х.
4 Кг. >
10 Кг.
4 Кг.
2 Кг.
6 Кг.
1 Кг.
4 Кг.
4 Кг.
2 Кг.
2 Кг.
Отчетливее всего изменения в библиотеке проявляются в составе авторов и названий. Показательно не только то, что прибавилось, но прежде всего и то, что было удалено за прошедшие годы. Из 22 книг, составлявших библиотеку Иоганна Георга Швенка и его жены Анны в 1790 году, только одиннадцать «дожили» до 1807 года. Особенно примечательно удаление большей части молитвенной и литургической литературы, в первую очередь тех авторов и названий, которые можно причислить к так называемым «старым утешителям». Исчезла «Домашняя книга для душевозвышающего чтения» Биль-хубера — произведение духовного сановника, который частенько лично инспектировал уроки отца Иоганна Георга Швенка65, — исчез и «Поцелуй любви» Генриха Мюллера. Даже «Истинное христианство» Иоганнеса Арндта и необычайно распространенный и популярный в Лайхингене пиетистский молитвенник Иоганна Георга Штарка стали настолько неинтересны для семьи учителя — в отличие от большинства других лайхингенских домов той эпохи, — что были удалены из библиотеки. Что характерно, остался в ней текст Кристиана Гербера «Нераспознанные грехи мира»66 — распространенное прежде всего среди верхушки лайхингенского общества произведение, в котором разбираются нехристианские пословицы и непотребные
65 Ср., например, приходской визитационный отчет от 1754 года, в котором в качестве визитатора упомянут декан Бильхубер из Ураха.
66 1-е изд. Dresden 1690.
216 Микроистория: прошлое — крупным, планом.
выражения: оно, таким образом, представляет собой одновременно еще и своего рода протестантский учебник хороших манер в области словоупотребления, который служил насаждению рестриктивных моделей поведения в сфере повседневного обихода. Однако наиболее наглядно изменившиеся предпочтения и литературный вкус обнаруживаются в появлении мирской литературы. Последняя отчасти — как учебники арифметики — была предназначена для школьных занятий, отчасти же служила расширению кругозора — как географические сочинения — или преследовала более обширные цели народного просвещения, как вышедшая первым изданием в 1788 году «Книга — помощник в нужде для крестьян» Рудольфа Захария Беккера67. В то время Иоганн Георг Швенк был, однако, единственным в Лайхингене — кроме врача и хирурга Нарциссуса Келлера-млад-шего68 — обладателем этого важного произведения народно-просветительской литературы, значение которого, правда, преувеличено. По крайней мере, в Лайхингене и в Швабской Юре его распространение не выходило в большинстве случаев за пределы круга интеллектуалов-трансляторов знания и отдельных ученых ремесленников. Но появление просвещенческой и просветительской литературы в доме учителя нельзя рассматривать как показатель всеохватного процесса секуляризации. Оно происходило отнюдь не в ущерб преимущественно религиозной природе его круга чтения: религиозная литература еще составляла подавляющее большинство среди сорока шести книг Швенка. Здесь бросаются в глаза некоторые из перечисленных авторов и названий, точнее — те взгляды, которые они репрезентируют: «Церковный молитвослов»69Вальха, «Состояние душ после смерти» Лёшера70и «Размышления о Страстях» Мар-
67 Becker R. Z. Noth- und Hulfsbiichlein fur Bauersleute Oder lehrreiche Freuden- und Trauergeschichte des Dorfes Mildheim. Fiir Junge und Alte beschrieben, Gotha und Leipzig 1788, Nachdr. Hrsg. mit einem Nachwort von Reinhart Siegert. Dortmund, 1980; о Беккере и его «Hulfsbiichlein» см. также: Siegert R. Aufkldrung und VolkslektUre, exemplarisch dargestellt an Rudolph Zacharias Becker und seinem «Noth- und Hiilfsbiich-lein», mit einer Bibliographie zum Gesamtthema. Frankfurt / M., 1978 (Archiv fiir Geschichte des Buchwesens 19, Lieferungen 3-6).
68 Посмертная инвентарная опись имущества Нарциссуса Келлера-млад-шего (1750-1819) и Анны Келлер-Швенк-Эдель, 19 января 1791 года (4-я имущественная четверть).
69 Вероятно, имеется в виду один из томов издания трудов Лютера, осуществленного в Галле Иоганном Георгом Вальхом (1693-1775), йенским профессором теологии. Эта же книга под названием «Luthers “Церковный молитвослов”», возможно, имелась уже в 1790 году в библиотеке Иоганна Георга Швенка.
™ Валентин Эрнст Лёшер (1673-1749).
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...217 пергера71 объединяет скорее просвещенно-лютеранская, нежели пие-тистская направленность — эти авторы полемизируют с пиетизмом. Наличие « Херренхутского песенника» на таком фоне тоже, вероятно, не говорит о приверженности владельца к этому распространенному тогда в Вюртемберге направлению пиетизма, а, скорее, служит в основном целям просвещения и информации. Кроме того, этот сборник песен мог независимо от всякой религиозной полемики использоваться для благочестивого домашнего музицирования, которое в доме Швенков играло большую роль. Специфический набор названий в данной домашней библиотеке, равно как и устроение Иоганном Георгом Швенком библиотеки в школе, где он сам был библиотекарем и где имелись важные произведения просвещенческой педагогической литературы того времени72, заставляют предположить, что учитель заботился не только о своем приватном чтении, но и о распространении просвещенческого мировоззрения, в том числе и в особенности — в полемике с доминировавшей в Лайхингене формой пиетистской религиозности.
В общем и целом «буржуазное усовершенствование» в доме Иоганна Георга Швенка носило еще очень неодновременный и частичный характер. Его хозяйство еще не отделилось от аграрной базы. Хотя хозяин дома начиная с 1790 года посвящал себя исключительно профессии учителя, отставив занятия ремеслом, он вместе с женой до самой смерти занимался мелкокрестьянским сельскохозяйственным трудом.
В домохозяйстве его сына и преемника на посту школьного учителя (с 1808 года) обнаруживаются значительные изменения. Похоже, Иоганн Генрих Швенк-Гленкс (1786-1856) сразу же после заключения брака и в связи с таковым реализовал в социальном отношении тот подъем на следующую ступеньку, который его родители в культурном отношении подготавливали трудом всей своей жизни. В 1809 году он женился на Урсуле Швенк — дочери владельца трактира «Конек», одного из самых богатых хозяев в Лайхингене, — и таким образом вошел в ряды местной верхушки. Оба супруга принесли в семейное хозяйство значительные земельные угодья, что указывало на сохранение аграрной базы в жизни учителя, однако в ? то же самое время сильное сокращение численности скота свидетель-i ствует, вероятно, об уменьшении собственной сельскохозяйственной
। 71 Бернхард В. Марпергер (1682-1746) — лютеранский теолог и глав-
1 ный придворный проповедник в Дрездене.
I 72 См. приходской визитационный отчет от 1796 года: «в школе самые | лучшие книги, которые отданы Святой Библиотекой, зайлеровы труды, карманное издание Мозера и другие».
218
Микроистория: прошлое — крупным, планом
деятельности73. Хотя опись имущества, составленная при заключении брака между Иоганном Георгом Швенк-Гленксом и Урсулой Швенк, еще не дает представления о том, что имелось в домохозяйстве на момент его полной укомплектованности, все же она позволяет сделать вывод о том, что люди стремились к богатой жизни, и о том, как они ее себе представляли: это богатство отличалась от того, которое существовало в доме родителей. Повышение социального статуса получило и свое культурное выражение — в стилистическом оформлении домохозяйства культурными благами эпохи.
Богатые серебряные украшения мужа и жены, многоцветная роскошь одежд обоих, одежда мужа — буржуазного покроя в современном стиле, где больше не доминировал официальный черный цвет XVIII столетия, — все это показывало, что супруги стремились прежде всего во внешнем потребительском поведении продемонстрировать, что они стоят теперь на статусной лестнице выше, нежели мелкобуржуазное семейство должностного лица, каким были старшие Швенки. И внутреннее убранство дома выдавало это же самое стремление: оно включало в себя комоды, двухдверный платяной шкаф, кресла, стулья, конторку для письма, стол из твердого дерева, а также фарфоровые тарелки, кофейные чашки и серебряные ложки; имелись также зонтик, стеклянный определитель погоды типа барометра, обитые металлом тростниковые прогулочные трости и дорожный чемодан. Все это свидетельствует о намерении хозяев вести в сельской местности жизнь, которая соответствовала бы стилю жизни средней буржуазии того времени. Среди всех этих предметов выделяется коллекция музыкальных инструментов, принесенная в семью мужем: чембало или панталеон*, фортепьяно, скрипка и флейта говорят о том, что хозяин дома намеревался не только исполнять свои обязанности учителя музыки (ludi magister) — заучивать церковную музыку и руководить ее исполнением. Целью была музыкальная эстетизация быта — устремление, которое было общим для сельского учителя Иоганнеса Швенк-Гленкса и для культурной
73 Опись имущества, принесенного в семью Иоганном Генрихом Швенк-Гленксом и Урсулой Швенк, 9 ноября 1809 года (4-я имущественная четверть). Муж приносит в семью имущества в общей сложности на 852 F1., в том числе на 258 F1. пахотной и пастбищной земли, а из скота всего одну курицу стоимостью в несколько крейцеров; жена приносит имущества в общей сложности на 1853 F1., в том числе пахотной и пастбищной земли на 750 F1., и вовсе никакой скотины.
* Pantalon или pantaleon — ударно-струнный музыкальный инструмент наподобие цимбал. (Прим., перев.)
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...
219
городской образованной буржуазии той эпохи, а в Вюртемберге особенно для педагогов74.
; “ Книги, принесенные в семью учителем ’ * Иоганном Швенк-Гленксом в 1809 году
Карманная Библия 48 Кг.
Веймарская Библия 3F1.
Новый Вюртембергский песенник 30 Кг. ’
«Проповеди» Рамбаха 20 Кг.
«Книга-помощник в нужде» [Р. Ц. Беккера] ’ 12 Кг.
Учебник арифметики Шмальрида 24 Кг.
«Арифметика» Фаульхабера 1 5 Кг. f
«Утренние молитвы» Штурма 48 Кг. !
Сочинения Геллерта, 8 томов ' ‘ 3F1.
«Книга для чтения» Зайлера 36 Кг.
«История религии откровения» Зайлера 40 Кг.
«Книга христианской религии» Розенмюллера 20 Кг.
Объяснение Книги Притчей Соломоновых Наставление в важнейших искусствах и науках, 18 Кг.
с гравюрами на меди 1 F1.
«Арифметика» Вагнера 20 Кг.
Всемирная история 1 • < 12 Кг.
Брауншвейгский катехизис ‘ 4 Кг.
«Искусство измерений» Якоби 2 Кг.
«Начала» Кнехта с нотной таблицей 2F1. 24 Кг. ’
«Лексикон» Шеллера 40 Кг. '
«Грамматика» Кнебеля 20 Кг.
«Грамматика» Брёдера 1 F1.
«Грамматика» Брёдера, малое издание 36 Кг.
«Учебник латинского языка» Вернера 48 Кг.
Корнелий Непот J"1. Л'» ;-1 'V/ 15 Кг.
Юстин j *: 48 кг. ;
«Грамматика» Рота 30 Кг.
Французская грамматика 24 Кг.
«Французская грамматика» Ланга 1 F1.
Словарь [французского языка] 1 F1- 12 Кг.
74 См. об этом: Buhler Н. Das beamtete Burgertum in Goppingen und sein soziales Verhalten 1815-1848. Goppingen, 1976 (Veroffentlichungen des Stadtarchivs Goppingen Bd. 12). S. 126 ff. (об образе жизни чиновников вне академической среды) и S. 129 f. (о музыкальной культуре преподавателей).
220________МикроисторУИ№ ПрОЯН'ЛМ’--»УЗИЙВА Планом
«Образец для молодежи» ' ’ -s1’ 1 F1. ' "«>
«Книга для чтения» Ланга >' й<, 36 Кг. f 9
[Различная музыкальная литература] 5 F1. 30 Кг.
ГН"
Книги, принесенные в семью женой, '
Урсулой Швенк-Эдель
Карманная Библия 40 Кг.
Наставление детям 4 Кг.
В том, что касается стиля жизни, к которому стремились Швенк-Гленксы, и его корней, уходящих в буржуазную ментальность эпохи, «современность» их дома особенно отчетливо проявляется в наборе книг, принесенных в семейную библиотеку каждым из супругов, причем специфическим образом: крайне скудный набор, принадлежавший жене, надо рассматривать на фоне богатого остального приданого, которое она принесла с собой. Он свидетельствует о той установке, которая в ту эпоху в Лайхингене была еще отнюдь не типична для женщин. «Книжные сокровища» — богатое «духовное украшение души», которое в большинстве случаев составляло красу и гордость тех богатств, какие приносили с собой в семью лайхингенские женщины во второй половине XVIII столетия (кстати, по количеству книг, приносимых в семейную библиотеку, женщины часто превосходили мужчин), у Урсулы Швенк-Гленкс-Швенк было сокращено до самого необходимого минимума, а основной упор делался на изобилие серебряных и золотых украшений. Особенно четко это просматривалось по тому, что два сборника песен в отделанных серебром переплетах были отнесены не к категории «книг», а к категории «ювелирных украшений» вместе с многочисленными золотыми кольцами, гранатовыми бусами и позолоченными кулонами. Совсем иными были предпочтения учителя. Они были в высокой степени ориентированы на «жизнь с книгами» и определялись таковою. В его насчитывавшей не менее сорока томов библиотеке, которую он принес с собой в семейное хозяйство, произведения светской литературы (минимум 30 названий) значительно преобладали над книгами религиозного содержания (10). Это была библиотека человека просвещенного, и большая доля дидактико-педагогических трудов в ней является одновременно свидетельством того, что для Иоганна Генриха Швенк-Гленкса было важно — вероятно, даже еще гораздо важнее, нежели для его отца, — не только пассивно, в качестве читателя потреблять просвещенно-цивилизованный дух времени, но кроме этого еще и практически, в учительской работе, его распространять и применять. Эту образовательную цель он, возможно, пресле-
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки...221 довал и в отношении самого себя, в пользу чего говорят две его французских «Грамматики» и «Словарь», а также сборник правил приличия и поведения для молодежи «Modelle des Jeunes Gens». «Полное издание трудов» Геллерта также обнаруживает его любовь к морально-дидактическому направлению Просвещения и незлобивой просвещенной чувствительности. Даже религиозная литература, которую приобрел Швенк-Гленкс в добавление к унаследованным от родителей экземплярам Библии и пиетистскому сборнику проповедей Рамбаха, дышала духом Просвещения (Зайлер, Брауншвейгский Катехизис, Новый вюртембергский песенник) или религиозного супранатурализма того времени (Розенмюллер, Штурм)75. И наконец, обширная музыкальная литература указывает на интерес к музыке, который, видимо, не исчерпывался поддержанием церковной музыкальной традиции.
Не следует, разумеется, переоценивать эти отчетливые признаки вхождения просвещенно-цивилизованной и буржуазной культуры чтения и образа жизни в дома учительской династии Швенк в конце XVIII и начале XIX века. На их основании нельзя сделать вывод, будто этот стиль чтения и стиль жизни сделался определяющим для поведения широких слоев населения Лайхингена в десятилетия между 1790 и 1820 годом. Он ограничивался несколькими домохозяйствами в поселке, — теми, которые принадлежали к верхнему слою или стремились социально с ним сравняться: это семья хирургов Келлер, купцы Перренон и Нестель, приходские священники Перренон и Зигель и административный чиновник Мерц.
Культура чтения и образ жизни большинства людей в Лайхингене в то время находились под все более сильным влиянием пиетист-ского менталитета76, который развивался в сторону, скорее противоположную, нежели соответствующую просвещенному духу эпохи. Резко проявившееся в 1791 году и десятилетиями не прекращавшееся в Лайхингене, как и в других местах в Вюртемберге, сопротивление введению «просвещенного» канона церковных песен77показывает, что положение просвещенной и просвещающей «грамотности» в этих краях было не из легких. Широкого одобрения в обществе не нашло ни педагогическое «народное просвещение», ни «просвещение в вюр-
75 О религиозном супранатурализме см.: Beck М. Die religiose Volkslitteratur. S. 265 ff.
76 См. об этом в: Medick H. Weben und Uberleben.
77 О Вюртемберге в целом в этой связи см.: Lehmann Н. Der politische Wider-stand gegen die EinfUhrung des neuen Kirchengesangbuchs von 1791 in Wurttemberg // Blatter fUr Wurttembergische Kirchengeschichte N. F. 59 (1959). S. 247-263.
222 Микроистория: прошлое — крупным планом
тембергской церкви»78. Просвещение — как видно, в частности, на примере Лайхингена, — не могло победить другую, благочестивую форму «грамотности», которая несла на себе отчетливый отпечаток ментальности специфически вюртембергского «лютеранского пиетизма». В рамках этой ментальности, однако, как мы пытались показать в этом нашем исследовании, владение книгами и интенсивное чтение, по всей вероятности, влияли на представления и поведение ничуть не меньше, чем в жизни людей просвещенных.
78 Об Ион см.: A'oto C. Die Aufkifcung in der wttrttembdtgiiehrtn Kirche. Stuttgart, 1908 .'r* V.«. ’'fi-''-1 Л-
Томас Зоколл
Добыча пропитания путем переговоров: прошения о вспомоществовании от эссексских бедняков из Лондона (1800-1834)*
От редакции. Томас Зоколл уже давно занимается социальной историей бедности в Англии в эпоху индустриализации. Первой его работой на этом поприще стало микроисторическое исследование «Домохозяйство и семья в среде бедноты: анализ на примере двух населенных пунктов в Эссексе в конце XVIII и начале XIX в.» (Household and family among the poor: the case of two Essex communities in the late eighteenth and early nineteenth centuries. Bochum, 1995). На примере одной деревни и одного малого города автор сравнивает структуры домохозяйств и формы семей бедноты, с одной стороны, и остального населения — с другой, ставя их в контекст демографической и социально-экономической динамики. Книга представляет собой также одно из наиболее основательных эмпирических исследований по практике социального обеспечения неимущих в Англии в последние годы действия так называемых «Старых Законов о бедных» (они прилменялись в местном самоуправлении вплоть до 1834 года). В ходе работы над книгой Зоколл наткнулся на прошения о вспомоществовании, которые сами неимущие писали чиновникам, ведавшим общественным призрением. Этот тип источников до тех пор был практически полностью обойден вниманием историков, а между тем он содержит уникальную информацию о повседневной жизни бедноты. Зоколл осуществил крупномасштабный проект по изуче-। нию и критическому изданию всего корпуса этих писем, хранящихся в административных архивах графства Эссекс (около 750 единиц хранения) под заглавием «Прошения о вспомоществовании. Эссекс, 1731-1837» (Essex Pauper Letters, 1731-1837. Oxford, 2001).
На базе источникового материала, собранного в ходе этого проекта, и написана публикуемая в настоящем сборнике статья — точнее, в ней использованы только те прошения, которые были направлены из Лондона в
* Перевод выполнен по изд.: Sokoll Th. Negotiating a living: Essex Pauper Letters from London, 1800-1834 // Fontaine L. and Schlumbohm J. (eds.) Household Strategies for Survival 1600-2000: Fission, Faction and Cooperation (International Review of Social History, vol. 45, supplement 8). Cambridge: Cambridge UP, 2000. P. 19-46.
© Internationaal Instituut voor Sociale Geschiedenis, 2000.
224 Микроистория: прошлое — крупным планом
административные органы различных населенных пунктов в Эссексе их уроженцами, живущими в столице. В отличие от других статей сборника в данном случае речь не может идти о «локальном* исследовании, поскольку в первой трети XIX века. Лондон был уже огромным городом и к тому же оттуда письма шли по многим различным адресам. Но микроисто-рическая перспектива тем не менее сохраняется, поскольку по документам прослеживаются взаимоотношения между бедняками и теми приходами, к которым они были приписаны. В результате возникает своего рода социальная микроистория — исследование жизненного опыта английской «трудящейся бедноты» эпохи индустриализации «снизу». Прошения о вспомоществовании представляют собой впечатляющие свидетельства ужасной бедности и отчаянной борьбы за выживание, в которых существовали эти люди, но, кроме того, они отражают их представления о праве на поддержку, их возможности маневра при переговорах с органами призрения и не в последнюю очередь — их тонкие стратегии саморепрезентации.
Исследования, проводившиеся в последнее время, значительно расширили наши представления о стратегиях выживания, которые применялись трудящейся беднотой в Европе периода раннего Нового времени. В экономических условиях, при которых бедность была повальной, большинство семей были вынуждены заниматься различной работой и пользоваться всеми формами извлечения дохода, какие были доступны. В среде мелких крестьян, доиндустриальных производителей, безземельных наемных работников или поденщиков самое выживание требовало усилий как можно большего числа членов семьи. Женский и детский труд были нормой еще и в XIX веке, и вклад женщин и детей в семейный бюджет был больше, нежели прежде предполагалось. Но многим тем не менее не удавалось сводить концы с концами. Причин, заставлявших людей обращаться к другим за помощью, было много: структурная, циклическая или сезонная безработица либо неполная занятость; недостаточный заработок и долги; болезни и несчастные случаи; смерть в семье. Значительная часть помощи была неформальной и осуществлялась через сети родственных, соседских и локально-общинных связей. Рудиментарные формы коллективно организованной поддержки обеспечивались обществами взаимопомощи. Существовали некоторые государственные и муниципальные органы, помогавшие бедным, а также благотворительные учреждения, предлагавшие различного рода помощь, но она была, как правило, скудной и сочеталась с социальным контролем по отношению к получателям. Неудивительно поэтому, что многие люди прибегали к нищенству, проституции или мелким правонарушениям1.
1 Gutton J.-P. La societe et les pauvres en Europe (XIVe-XVIIIe siecles). Paris, 1974; Hufton O. The Poor of Eighteenth-Century France 1750-1789 (Oxford, 1974); Lis C. and
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...225
Существует масса свидетельств того, что трудящаяся беднота вынуждена была заниматься самыми различными видами деятельности и прибегать к множественным ресурсам, чтобы добывать себе средства на пропитание, но стратегические решения, которые были с этим связаны, исследованы мало. Стратегическое действие предполагает выбор, в идеале — рациональный выбор между альтернативными возможностями и взвешивание всех «за» и «против» каждого способа действия по сравнению с остальными. Кроме того, стратегический выбор предполагает понимание возможных последствий каждого из доступных альтернативных вариантов. Но размышления такого рода редко встречаются в источниках, документирующих жизнь трудящегося народа до середины XIX столетия. Например, только с этого времени сохранились в значительном количестве автобиографии людей из рабочего класса. Точно так же и свидетельские показания бедняков зафиксированы в работах исследователей положения различных слоев общества — таких как Генри Мейхью или Фредерик Ле Пле, — лишь начиная с середины XIX века. Поэтому применительно к большей части эпохи раннего Нового времени ученые вынуждены были, самое большее, предполагать наличие некоторого рационального стратегического расчета, основываясь на действиях бедноты, направленных на получение средств к существованию, но до сих пор эта проблема изучена недостаточно, чтобы мы могли эмпирически подтвердить предполагаемые стратегические решения и выборы, стоявшие за этими действиями. Целью настоящей статьи является сделать шаг в этом направлении, используя английские прошения о вспомоществовании (pauper letters) в качестве источника, позволяющего близко разглядеть стратегические выборы, совершаемые беднотой* 2.
Soly Н. Poverty and Capitalism in Pre-Industrial Europe, rev. edn (Brighton, 1982); Hunecke V Uberlegungen zur Geschichte der Armut im vorindustriellen Europa. Geschichte und Gesellschaft IX (1983). S. 480-512; Woolf S. The Poor in Western Europe in the Eighteenth and Nineteenth Centuries (London, 1986); Leeuwen M. D. H. van. Logic of Charity: Poor Relief in Preindustrial Europe. Journal of Interdisciplinary History XXIV (1994). P. 589-613: Jiitte R. Poverty and Deviance in Early Modern Europe (Cambridge, 1994).
2 Среди предыдущих достижений в этой области можно назвать Tilly L. А. Individual Lives and Family Strategies in the French Proletariat. Journal of Family History IV (1979). P. 137-152; Lis C. and Soly H. «Total Institutions» and the Survival Strategies of the Labouring Poor in Antwerp, 1770-1860 // Mandler P. (ed.). The Uses of Charity. The Poor on Relief in the Nineteenth-Century Metropolis (Philadelphia, 1990). P. 38-67; Lees L. H. The Survival of the Unfit: Welfare Policies and Family Maintenance in Nineteenth-Century London // Ibid. P. 68-91; Woolf S. (ed.). Domestic Strategies: Work and Family in France and Italy 1600-1800 (Cambridge. 1991); Lis C. and Soly FL Disordered Lives. Eighteenth-Century Families and their Unruly Relatives (Cambridge, 1996); Hitchcock T. et al. (eds). Chronicling Poverty. The Voices and Strategies of the
226 Микроистория: прошлое — крупным планом
Нижеследующие рассуждения базируются на одном собрании прошений о вспомоществовании: это все письма, которые сохранились в документах управления по осуществлению законодательства о вспомоществовании бедным в графстве Эссекс (к северо-востоку от Лондона). Это собрание эссексских прошений включает в себя 758 документов, относящихся к 1731-1837 годам. Их полное критическое издание автор этих строк готовится выпустить в ближайшем будущем3 4. Письма эти были отправлены в Эссекс, но меньше трети их пришли из населенных пунктов внутри самого графства. Это объясняется тем, что прошения о вспомоществовании поступали от людей, которые, живя в одном приходе, пособие получали в другом, а 70 процентов их жили за пределами Эссекса — большей частью в Лондоне, в окружающих его графствах и в Восточной Англии. Особенный акцент здесь будет сделан на 2 70 письмах, посланных эссекс-скими бедняками, проживавшими в Лондоне (28% всех отправителей); такие письма сохранились преимущественно начиная с 1800 года. Тексты из других мест будут цитироваться только в качестве дополнения. Но прежде чем мы обратимся к этому источнику, необходимо кратко обрисовать тот институциональный контекст, из которого данные письма происходят. s
Институциональный контекст:
английское законодательство о бедных до 1834 года
На долю английского пролетариата XVIII и начала XIX столетия достались все те социальные и экономические лишения, которые сопровождали ранние стадии индустриализации во всей Европе. Современники считали само собой разумеющимся то, что ручной труд и бедность идут рука об руку друг с другом, и потому называли рабочий класс « трудящейся беднотой ». В самый разгар дискуссии о пауперизме, которая привела к принятию нового закона о бедных, в 1834 году в Отчете по Закону о бедных было заявлено, что бедность является «естественным» состоянием рабочего1. На самом деле недавние исследования уровня жизни в эпоху индустриальной революции в Англии более полно, чем прежде, учитывающие воздействие таких
English Poor, 1640-1840 (London, 1997); Lees L. H. The Solidarities of Strangers. The English Poor Laws and the People, 1700-1948 (Cambridge, 1998), chaps 5 and 6.
3 Sokoll T. (ed.). Essex Pauper Letters, 1731-1837 (Records of Social and Economic History, New Series; Oxford, 2001).
4 The Poor Law Report of 1834, ed. S. G. and E. O. A. Checkland (Harmondsworth, 1974). P. 334. Наилучший обзор современной литературы см.: Poynter J. R. Society and Pauperism. English Ideas on Poor Relief, 1975-1834 (London, 1969).
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...227 факторов, как безработица или снижение доли дохода, приносимого трудом женщин и детей, вновь пришли к довольно пессимистическим выводам. Историки сегодня едины во мнении, что уровень жизни в период между 1750 и 1820 годом не изменялся; споры по-прежнему идут о том, наступило ли заметное улучшение ситуации между 1820 и 1850 годом5.
Но в том, что касается права на получение социального вспомоществования и самих размеров помощи, английские трудящиеся, похоже, находились в лучшем положении, нежели их собратья в других странах — по крайней мере до того, как по новому закону о бедных 1834 года помощь была значительно урезана6. Согласно старому закону о бедных, всем приходам в Англии (или городским коммунам в северных графствах) было вменено в обязанность оказывать помощь своим неимущим жителям. На практике это приводило к перераспределению доходов в значительных масштабах. В 1802-1803 годах, например, суммарные расходы на помощь бедным в Англии и Уэльсе составили 4,1 млн фунтов стерлингов (приблизительно 2 процента от национального дохода); получателями пособий были чуть более миллиона человек, или 11% населения. В расчете на одного получателя это равнялось 3,92 фунта (а в расчете на душу населения 0,45 фунта) — значение этой цифры легко оценить, если учесть, что национальный доход на душу населения составлял в это время, по расчетам, 23 фунта. Эти общие перераспределительные возможности системы, однако, не должны вводить нас в заблуждение относительно небольших объемов ее реальной деятельности в административном и финансовом отношении. Это было практически «государство всеобщего благосостояния в миниатюре» (выражение
5 Berg М. and Hudson Р. Rehabilitating the Industrial Revolution. Economic History Review XLV (1992). P. 24-50; Horrel S. and Humphreys J. Old Questions, New Data, and Alternative Perspectives: Families’ Living Standards in the Industrial Revolution. Journal of Economic History LII (1992). P. 849-880; Eadem et eadem. Women’s Labour Force Paricipation and the Transition to the Male-Breadwinner Family, 1750-1865. Economic History Review XLVIII (1995). P. 89-117; Feinstein C. Pessimism Perpetuated: Real Wages and the Standard of Living in Britain during and after the Industrial Revolution. Journal of Economic History LVIII (1998). P. 625-658. Более дифференцированный обзор см. в кн.: Daunton М. J., Progress and Poverty. An Economic and Social History of Britain 1700-1850 (Oxford, 1995). P. 420-446; проницательный анализ оптимистического случая: Lindert Р. Н. Unequal Living Standards ll Floud R. and McCloskey D. (eds). The Economic History of Britain since 1700, 2nd edn, 3 vols (Cambridge, 1994), 1. P. 357-86.
6 Solar P. M. Poor Relief and English Economic Development before the Industrial Revolution, Economic History Review XLVIII (1995). P. 1-22; Lindert P. Unequal living standards. P. 382-383.
228
Микроистория: прошлое — крупным планом
Марка Блога), которое состояло более чем из 15 000 приходов, из них три четверти имели население менее 800 человек7. Если сравнивать это с другими странами Европы, то важно отметить еще, что данная система обходилась без большой бюрократии и профессионального персонала. Призрением бедных бесплатно занимались приходские должностные лица, как правило, избранные местным сообществом из числа верхушки фермеров или лавочников; просители зачастую были лично знакомы с ними. Во многих случаях на протяжении ряда лет должность отправляли, сменяя друг друга каждые полгода, представители одной и той же группы человек в двенадцать. И только начиная с 20-х годов XIX века в крупных приходах стали все чаще нанимать для попечителей бедных помощников, получавших заработную плату. Но наряду с ними по-прежнему были должностные лица, которые работали на общественных началах. И, что важнее, благодаря тому, что работавшие за жалованье попечители и приходские казначеи оставались на своих постах в течение многих лет, они, во всяком случае, должны были даже еще лучше лично знать бедняков8.
Принцип, согласно которому каждый приход отвечал за попечение своих собственных бедных, но только за них и ни за кого больше, имел огромные практические последствия для тех людей, которые переезжали из прихода в приход. Те, кто уезжали из «своего» прихода, в юридическом отношении еще оставались его жителями. Поэтому если эти люди впадали в бедность и подавали прошение о помощи в другом приходе, то им приходилось возвращаться на свое изначальное место жительства (строго говоря, их полагалось выдворять из того прихода, где они находились в момент подачи прошения), чтобы получать вспомоществование там. С конца XVII века существовала альтернативная возможность: обоснование на (новое) постоянное место жительства в другом приходе — главным образом посредством найма там недвижимости на сумму не менее 10 фунтов
7 Blaug М. The Poor Law Report Reexamined. Journal of Economic History XXIV (1964). P. 229-244; Idem. The Myth of the Old Poor Law and the Making of the New. Journal of Economic History XXIII (1963). P. 151-84; Williams K. From Pauperism to Poverty (London, 1981), Tables 4. 1 and 4. 2. P. 148-150; Cole IV. A. Factors in Demand 1700-1780 // Floud R. and McCloskey D. (eds). The Economic History of Britain since 1700, 1st edn., 2 vols (Cambridge, 1981), 1. P. 64; Lindert P. Unequal living standards. P. 382-383.
8 Sokoll Th. Household and Family among the Poor. The Case of two Essex Communities in the Late Eighteenth and Early Nineteenth Centuries (Bochum, 1993). P. 124-130, 221-235; Eastwood D. Governing Rural England. Tradition and Transformation in Local Government 1780-1840 (Oxford, 1994). P. 99-165.
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
229
в год, либо проработав там один год в услужении, либо семь лет — учеником. Но в этих случаях человек все равно не мог претендовать на получение пособия по бедности где-либо, кроме того прихода, в который переехал.
Для простых рабочих и их детей ученичество и служба у хозяев были основными способами «зарабатывать» себе новое место жительства, тем более, что попечители бедных в их собственных приходах зачастую поддерживали семьи, старавшиеся устроить своих детей в другой приход. Обычно поддержка эта заключалась, например, в том, что попечители вносили часть платы за договор об обучении или обеспечивали ребенка, отправлявшегося в услужение, комплектом приличной одежды. В то же время подобное делалось нередко и в тех случаях, когда детей бедноты устраивали к хозяевам, жившим в том же самом приходе. Но попечители имели особый стимул выхлопатать для детей места в других приходах, где те могли потом остаться, заработав себе право на новое место жительства, потому что путем такого «экспорта» можно было сократить число потенциальных получателей пособия у себя. Однако к началу XIX века эти возможности были уже большей частью исчерпаны, поскольку работодатели стали предпочитать «чисто» наемную рабочую силу ученикам и прислуге, жившим при их домах и мастерских9.
Традиционное представление, что английское законодательство О бедных, привязывая людей к тем приходам, где они жили, препятствовало миграции, оказалось несостоятельным10. Английское общество эпохи раннего Нового времени было и осталось обществом по сути своей мобильным, даже если дальность миграций на протяжении XVIII века и сокращалась11. Но тем не менее очевидно, что реализация законов о поселении оказывала влияние на миграционное поведение, хотя конкретный механизм этого воздействия сложен и разглядеть его непросто. В исследованиях последних лет точка
9 Taylor J. S. The Impact of Pauper Settlement 1691-1834. Past and Present LXXIV (1976). P. 42-74; Slack P., The English Poor Law, 1531-1782, 2ndedn (Cambridge, 1995). P. 27-31. О разложении институтов услужения и ученичества начиная с конца XVIII в. см.: Snell К. D. М. Annals of the Labouring Poor. Social Change and Agrarian England, 1660-1900 (Cambridge, 1985). P. 67-103, 228-269.
10 Традиционный взгляд восходит к таким авторитетам того времени, как Адам Смит; он был канонизирован Сиднеем и Беатрис Уэббами в их классическом исследовании по законодательству о бедных: Webb S., Webb В. English Poor Law History. Part 1: The Old Poor Law (London, 1927). P. 314-349.
11 Clark P. and Souden D. (eds). Migration and Society in Early-Modern England (London, 1987); Kussmaul A. The Ambiguous Mobility of Farm Servants. Economic History Review XXIX (1981). P. 222-235; Redford A. Labour Migration in England, 1800-1850 (London, 1926; repr. Manchester, 1964). a - • - a <
230
Микроистория: прошлое — крупным планом
зрения на этот вопрос была в значительной мере пересмотрена. Некоторые историки обращают особое внимание на избирательное применение законодательства приходскими должностными лицами и выдвигают предположение, что оно было эффективным средством регулирования и «мониторинга» миграционных процессов. Другие были не столь склонны принять такую точку зрения и подвергали сомнению представление о пристальном «надзоре» за передвижением трудящейся бедноты со стороны местных приходских органов12. Но большинство, вероятно, было согласно с тем, что одним из важнейших эффектов от законов о расселении было то, что они «не давали мигрирующим беднякам заявлять притязания на вспомоществование в силу опасения быть выселенными»13.
Однако именно этот сдерживающий эффект был, возможно, не столь уж силен, если учесть, что по-прежнему сохранялась альтернатива выселению мигранта, претендовавшего на помощь прихода, и альтернатива эта на самом деле имела огромное практическое значение. Речь идет об организации нерезидентной (или внеприходской) помощи, которая означала, что люди, жившие не в том приходе, к которому были приписаны, просто не выселялись, а получали поддержку на месте, на основе неформальных договоренностей между соответствующими двумя приходами. Основных форм было две. Либо должностные лица, ведавшие призрением неимущих в том приходе, где «гостил» человек, выдавали необходимые средства в кредит — возможно, по собственному усмотрению — и затем получали их компенсацию от прихода, к которому человек был приписан как «житель»; либо этот последний приход осуществлял выплаты напрямую — непосредственно получателю или через других лиц.
Здесь мы можем снова вернуться к нашей основной теме, поскольку именно таким людям — получателям нерезидентной помощи —
12 Landau N. The Laws of Settlement and Surveillance of Immigration in Eighteenth-Century Kent // Continuity and Change III (1988). P. 391-420; Idem. The Regulation of Immigration, Economic Structures and Definitions of the Poor in Eighteenth-Century England// Historical Journal XXXIII (1990) P. 541-572; Snell K. D. M. Pauper Settlement and the Right to Poor Relief in England and Wales // Continuity and Change VI (1991). P. 375-415; Landau N. The Eighteenth-Century Context of the Laws of Settlement// Continuity and Change VI (1991). P. 417-439; Snell K. D. M. Settlement. Poor Law and the Rural Historian: New Approaches and Opportunities // Rural History III (1992). P. 145— 172; Wells R. Migration, the Law, and Parochial Policy in Eighteenth and Early Nineteenth-Century Southern England//Southern History XV (1993). P. 86-139; Song В. K. Agrarian Policies on Pauper Settlement and Migration, Oxfordshire 1750-1834 // Continuity and Change XIII (1998). P. 363-389; Idem. Landed interest, Local Government, and the Labour Market in England, 1750-1850 ll Economic History Review LI (1998). P. 465-488.
13 Slack P. English Poor Law. P. 30.
Томас Зо колл. Добыча пропитания путем переговоров...
231
мы обязаны большинством изучаемых здесь писем. По какой именно причине те, кто попали в нашу выборку эссексских прошений о вспомоществовании, изначально покинули свои приходы, зачастую неизвестно. Но кажется разумным предположение, что основной причиной миграции был поиск более благоприятных возможностей заработка. Что касается людей, направившихся в Лондон, можно также предположить, что в целом перспективы для них в столичном городе были в самом деле лучше, даже для тех, кто попал в тяжелые обстоятельства и обращался в свой родной приход за помощью. В таких условиях соглашение о нерезидентном вспомоществовании для обоих приходов имело очевидные преимущества перед выселением. Выселение было связано со значительными расходами, которые (начиная с 1795 г.) нес выселяющий приход. Для трудящихся людей с детьми расходы эти легко могли составить 10 фунтов и более14. Будучи выселенными и вернувшись домой, люди должны были получать помощь в приходе, жителями которого они официально считались, где у них было меньше шансов заработать себе на жизнь: ведь не случайно они уехали оттуда в Лондон. В таких случаях этому приходу обходилось просто дешевле предоставлять нерезидентную помощь, то есть оставлять людей там, куда они уехали жить, и устроить так, чтобы их пособие было направлено туда.
Предположение о том, что при определенных условиях приходам могла быть выгодна такая организация нерезидентной помощи, подкрепляется также тем фактом, что эта практика была очень широко распространенной. Официальная статистика, касающаяся этого аспекта выполнения закона о бедных, как известно, весьма неполна (это, вероятно, одна из причин, по которым историки долгое время вообще не обращали внимания на нерезидентное вспомоществование), но, вероятно, не далекой от истины будет догадка, что в среднем 15% всех бедняков в Англии в 1802 году получали помощь не в своих родных приходах. К тому времени Эссекс лишился своей прежней полотняной индустрии, центрами которой были такие города, как Колчестер, Брейнтри и Коггсхолл, и превратился в аграрное графство с высоким уровнем сезонной безработицы и повышенным процентом бедноты. По оценкам, от 20 до 25 % неимущих жителей вышеназванных и подобных им городов переселялись в другие места15. К представителям этой группы бедноты или, точнее говоря, к тем из них, кто писал письма лицам, ведавшим призрением бедных, мы теперь и обратимся. , * 16
14 Snell К. D. М. Annals of the Labouring Poor. P. 18. J'b
16 Cm.: Sokoll Th. Essex Pauper Letters, «(ntioductionw/Chep- 2.
Д88 Микроистория: прошлое — крупным планом и лЛ
-4*^ Прошения о вспомоществовании: >
.; один пример и краткая критика источников
Прошения о вспомоществовании имеют огромное значение для социальной истории бедности, изучаемой «снизу», поскольку они представляют свидетельства в буквальном смысле слова из первых рук, говоряхцие об опыте и взглядах самих неимущих людей. Однако, несмотря на это, английские прошения о вспомоществовании на сегодняшний день практически неизвестны специалистам по социальной истории, и их исследование пока еще делает только первые шаги16. Кроме того, эти тексты представляют собой исключительно тонкие литературные памятники. Это создает огромные проблемы для их исторического анализа и интерпретации, особенно когда, как в нижеприведенном случае, свидетельство раздроблено на мелкие фрагменты по тематическому принципу. Поэтому, для того чтобы представить читателю этот уникальный тип источника, целесообразно для начала привести текст одного письма целиком.
Лондон 25 октября 1827
Господа Подлинная нужда заставляет меня обратиться за Помощью как вы Увидите я не обманываю вас мои припадки были таковы что сделали меня неспособным к Работе для содержания моей Семьи те 10 шиллингов которые вы Были Так добры дать мне я Употребил Лучшим каким только мог образом вы Хорошо знаете насколько Хватает Такой Суммы денег мне Было предписано этим Приходом Послать вам Господин Был Так добр Дать мне 2 шиллинга [—10 пенсов] у меня семеро в семье Вместе с Женой и Мной и Нет дома где Жить я доведен до нищеты Превосходящей все с чем мне Когда-либо приходилось сталкиваться и надеюсь Господин примет это во Внимание и Поможет мне Иначе я дошел до Такой нищеты что мне придетсяОтправитъсяДомой вместе С Семьей если 16
16 Taylor J. S. Poverty, Migration and Settlement in the Industrial Revolution: Sojourners’ Narratives (Palo Alto, California, 1989) — базируется на прошениях о вспомоществовании, присланных бедняками из Корнуолла, Девона и Вестморлен-да. Незаурядная подборка писем из Вестморленда использована также в кн.: Idem. Voices in the Crowd: The Kirkby Lonsdale Township Letters, 1809-1836 // Hitchcock et al.. Chronicling Poverty. P. 109-126. Первые плоды исследований по прошениям о вспомоществовании, присланным беднотой Эссекса, см.: Sokoll Th. Selbstverstandliche Armut. Englische Armenbnefe, 1750-1850//Winfried Schulze (ed.), Ego-Dokumente. Annaherungen an den Menschen in der Geschichte (Berlin, 1995). P. 227-270: Sharpe P. The bowels of compation: A Labouring Family and the Law, c. 1790-1834 // Hitchcock et al., Chronicling Poverty. P. 87—108; Sokoll T. Old Age in Poverty: The Record of Essex Pauper Letters. 1780-1834 // Ibid. P. 127-154.
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...233 бы у меня Был Дом и какое-то имущество я постарался Бы сделать все что могу для того чтобы Не беспокоить вас поскольку Здоровье мое гораздо лучше если я обратился к вам за своей Пенсией то это можно было Предотвратить Но я Пребывал в надежде что смогу обойтись Без того чтобы беспокоить вас ответ на сие Будет Принят с благодарностью Дэвидом Риверналлом.
Прямо мистеру Хау Гроув стрит 4 Торговая дорога
Это письмо было послано Дэвидом Ривеналлом в Лондон приходским попечителям бедных в Челмсфорде (231)17. Что касается его формальных характеристик, современного читателя могут несколько раздражать его слегка фонетическое написание, своеобразное использование заглавных букв и полное отсутствие пунктуации. В остальном же этот текст не сильно отличается от писем, с какими мы сталкиваемся в наши дни. Внешний вид его прост, но отчетлив, и в нем присутствуют все стандартные эпистолярные элементы (обратный адрес, дата, приветствие адресату, основной текст, прощание, адрес отправителя). Надо признать, что суть послания слегка затуманена несколько неуклюжим подбором слов и стилем, а также довольно плохо организованной структурой изложения. И тем не менее, если не считать нескольких апологетических фраз, основные положения письма выражены простым слогом и не оставляют сомнений относительно того положения, в котором пребывает отправитель, и той цели, с которой он пишет. Болезнь не давала ему работать; он получал вспомоществование от приходских попечителей Челмсфорда (что он с благодарностью подтверждает), но оно оказалось недостаточным; его имущество было — или должно было вот-вот быть — арестовано в обеспечение задолженности по квартплате. Он обращается за новым вспомоществованием, которое, очевидно, должно позволить ему выкупить (или сохранить) свое имущество, и отмечает, что если таковое не будет ему предоставлено, то ему и его семье придется отправляться «домой» — в приход Челмсфорд.
17 Ради простоты все ссылки на прошения о вспомоществовании, присланные беднотой Эссекса, даны в тексте: в круглых скобках указывается номер письма в издании (Sokoll Th. Essex Pauper Letters). Это же касается прочих используемых приходских документов, подробности о которых можно Найти в аппарате критического издания под каждым письмом. Все тексты хранятся в Essex Record Office (Е. R. О.) в Челмсфорде и в отделениях Е. R. О. в Колчестере и Саутенд-он-Си. В том же издании приводятся полные архивные шифры всех источников, цитируемых в настоящей статье.
234
Микроистория: прошлое. — крупным планом
Дэвид Ривеналл жил в Лондоне, в приходе Святого Георгия на Востоке. Но пособие по бедности он получал из Челмсфорда — административного центра графства Эссекс (примерно в 30 милях от Лондона), поскольку тот был его официальным местом жительства. Его так и не отправили в Челмсфорд, он остался в Лондоне. Приход Святого Георгия на Востоке даже никогда не грозился отослать его «домой», а челмсфордские попечители, со своей стороны, не желали его «возвращения» — они на самом деле были очень рады возможности помогать ему в Лондоне, покуда он там жил. Поэтому он мог пригрозить своему приходу, что «вернется домой» вместе со своей семьей, — так он мог еще сильнее подкрепить свою просьбу о вспомоществовании .
Сведения о Дэвиде Ривеналле и его семье имеются с Рождества 1819 года по май 1829-го — главным образом благодаря 34 сохранившимся письмам от него и его жены, но также благодаря нескольким попечительским записям из Челмсфорда. На протяжении всего этого периода он получал оттуда пособие в форме регулярных еженедельных выплат в размере от 4 до 6 шиллингов (т. е. от 20 до 30 пенсов), а также дополнительных выплат по особым случаям18. Деньги выдавались ему на руки людьми, уполномоченными на то Челмсфордом: некой миссис Нельсон в Уайтчепеле, а затем — мис-* тером Френчем, возницей, совершавшим рейсы между Челмсфордом и Лондоном. От этих людей, а также из переписки с попечителями прихода Святого Георгия на Востоке попечители в Челмсфорде постоянно получали информацию о положении Ривеналла. Более того, в декабре 1823 года — примерно в то время, от которого сохранилось первое письмо Ривеналла, — Джон Шеппи, представитель челмсфордского приходского управления, был направлен в Лондон, ' чтобы там проведать всех живущих в столице челмсфордских бедняков. Он сообщил, что Дэвиду Ривеналлу было в это время сорок два года от роду. Его жене Саре было сорок лет, и у них было семеро детей в возрасте от 5 месяцев до 12 лет. У Ривеналла только что арестовали домашнее имущество в обеспечение долга в сумме 10 шил-лингов (= 50 пенсов) «вследствие неполучения им пособия, какое он прежде получал». Далее Шеппи пишет:
Я дал ему 1 фунт и сказал, что все пособия, пока заморожены и что ему не следует ожидать, что в будущем он будет получать 5 шиллингов (=25 пенсов) в неделю. Семья, похоже, пребывает в весь
18 Для читателей, не знакомых с традиционной денежной системой (1 фунт стерлингов - 20 шиллингов = 240 пенни), в скобках послеуказания денежных сумм приводятся современные десятичные эквиваленты (1 фунт == 100 пенсов).
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
235
ма плачевном состоянии. Дети, судя по всему, заперты в доме целый день, так как жена содержит лавочку, а муж работает привратником днем и разносит устриц по вечерам. Мое впечатление таково, что оба они очень любят выпить (104).
Можно было бы, наверное, предположить, что последнее замечание Шеппи породило у челмсфордских попечителей сомнения относительно того, представляют ли собой Ривеналлы действительно достойные объекты благотворительности. Но на самом деле это, видимо, было не так. Время от времени выплаты пособия задерживались, но это были обычные затруднения в организации вспомоществования нерезидентным получателям.
Подробно разбирать все детали 34 писем Ривеналлов нет возможности, но имеет смысл назвать несколько их «кульминационных пунктов», следуя хронологическому порядку писем. В мае 1824 года Дэвид написал из Кларкенуеллского исправительного дома, куда он был заключен за долги на сумму 2 фунта (116). В августе того же года умер один из его детей (130). В ноябре 1825 года он предпринял неудачную попытку устроить старшего сына, Дэвида, учеником к одному «весьма почтенному» мастеру в Сити (175). В апреле и мае 1826 года умерли еще двое детей —Альфред и Эдуард (190-192). Расходы на похороны составили 2,45 фунта, и из Челмсфорда было прислано экстраординарное пособие в размере одного фунта (одно из писем [192] было написано на том же листе, что и счет от похоронного бюро). В августе 1827 Дэвид Ривеналл находился в долговой тюрьме в Колд Ват Филдс. В письме, посланном им оттуда, впервые упоминаются припадки, которыми он страдал. Его стоит процитировать более пространно:
Я страдал от величайшей нужды в течение некоторого времени не имея никакого занятия, но не хотел по возможности беспокоить свой приход так как пребывал в надежде, что когда начнется сезон устриц, я смогу поправиться и содержать свою бедную семью продажей устриц, в которой я всегда имел какой-никакой успех, но как только сезон начался меня забрали и посадили в тюрьму за небольшую сумму в двенадцать шиллингов и шесть пенсов (= 62,5 пенса), заплатить каковую у меня не было ровным счетом никаких средств, поэтому я сейчас пребываю в заключении и не знаю, что станет с моими бедными женой и детьми я также имею несчастье сообщить, что я был очень слаб здоровьем на протяжении долгого времени и меня жестоко мучают припадки, каковых у меня было несколько с тех пор как я попал в эту тюрьму и в тюремной часовне в воскресенье у меня был очень жестокий [припадок] и меня пришлось вынести посреди службы (225).
^236 Микроистория: прошлое — крупным планом
Следующее письмо, от 25 октября 1827 года, — это то, которое приведено полностью в начале данного раздела (231). Как мы видели, в нем есть некоторые неясности, касающиеся продажи за долги имущества Ривеналла хозяином его квартиры за задолженность по квартплате. На самом деле вещи перешли к хозяину в уплату долга два дня спустя (232). После этого припадки стали случаться с Дэвидом все чаще и чаще, а у Сары все хуже шли дела в ее уличной торговле (239). В июне 1828 года Дэвид был положен в лондонский госпиталь, где пролежал две недели (249-250). Тем временем по меньшей мере двое из его мальчиков были определены в услужение (239), и были надежды, что и для двух девочек тоже найдутся места (257). В мае 1829 года Сара родила двух сыновей-близнецов, и Дэвид сообщал, что ему нужна была для нее сиделка (275). Последнее письмо от Ривеналлов написано Сарой. Очевидно, девочки не могли получить мест прислуги, так как у них не было приличной одежды. Кроме этого, семья страдала от «непрекращающейся жестокой болезни, которой мой муж поражен на протяжении последних трех месяцев и которая привела нас на самое дно бедности» (277).
Тридцать четыре письма от Дэвида и Сары Ривеналлов поступили в период с декабря 1823 по май 1829 годов. Большинство из них написаны от его имени, но три письма пришли от Сары, а шесть подписаны от имени обоих супругов. Писали ли они хотя бы некоторые из них своей рукой — неизвестно. Шестнадцать разных почерков встречаются в 34 письмах. Сосед Ривеналлов Майкл Хау написал для них шесть писем, включая то, которое было выше приведено полностью (231), как следует из письма, написанного той же рукой, где он обращается к челмсфордским попечителям от собственного имени:
Господа зная нужду дзвида Риверналла, я одолжил ему деньги для выкупа его имущества и был бы рад если бы вы были так добры переслать их мне (232).
Случай Дэвида и Сары Ривеналлов, к которому относятся 34 прошения о вспомоществовании и иные свидетельства, включая переписку других лиц, исключительно хорошо документирован. Но в остальном он ничем особенным не выделяется. Темы, затрагиваемые здесь, фигурируют и в письмах других бедняков. По существу, письма Ривеналлов можно, таким образом, рассматривать как адекватное отражение характера эссексских прошений в целом. Но самое главное, что стоит здесь отметить, — это, пожалуй, то, что в них особенно четко отражена сильная позиция, которую занимали в переговорах Ривеналлы. Они знали, почему их не выселяют. И большинство других бедняков, писавших такие письма, похоже, знали это. На самом деле, знание о том, что отсылать их в родной приход
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
237
будет невыгодно, было самой сильной картой тех, кто обращался за пособиями, и по их письмам можно лучше всего увидеть, как эффективно они эту карту разыгрывали.
Это подводит нас к вопросу критики источников, хотя понятно, что на эту тему можно здесь сказать лишь немногое19. Из сказанного выше следует, что прошения о вспомоществовании представляют собой стратегические тексты. Но было бы тем не менее ошибочно рассматривать их только с точки зрения тех стратегических интересов, которые они выражают. Ведь авторы писем часто считали нужным сообщить о своем положении сведения, которые далеко выходили за пределы чисто стратегического расчета и которые содержат интереснейшую информацию о повседневной жизни трудящейся бедноты. Кроме того, с лингвистической точки зрения прошения о вспомоществовании «расположены » ближе к опыту и взглядам трудящихся бедняков, нежели большинство других источников. Некоторые из таких писем — особенно те, которые обнаруживают фонетическое написание, — можно рассматривать почти как «устные» свидетельства даже при том, что прошения о вспомоществовании писались часто не собственноручно. Важно то, что среди сотен различных почерков, зафиксированных в этих источниках, едва ли найдется хотя бы одна рука профессионального писца. Таким образом, когда бедняки просили других написать за себя письмо, они обращались, очевидно, прежде всего к членам семьи и родственникам, знакомым и соседям. Иными словами, независимо от того, кто на самом деле писал эти тексты, мы можем быть в достаточной степени уверены в том, что, за несколькими исключениями, все прошения о вспомоществовании вышли из социокультурной среды трудящейся бедноты.
Но не наивно ли было бы просто исходить из того, что прошения о вспомоществовании содержат «истинные» отражения тех обстоятельств, в которых находились отправившие их люди? Оправданно ли было бы рассматривать их как зеркало опыта и взглядов всех трудящихся бедняков? Хотя нет возможности проверять с помощью независимых свидетельств все детали, сообщаемые о себе отправителем в каждом письме, есть все основания полагать, что в целом эти источники отличаются высокой достоверностью. Этим мы не хотим сказать, что не существует внутреннего «шаблона» в типично рассказываемых историях. Например, в том, что люди считали нужным рассказать (а что — не рассказывать), они до определенной
19 Подробный разбор вопросов критики источников касательно прошений о вспомоществовании с особым акцентом на их важности для социальной истории письменности см. Введение в кн.: Sokoll Th. Essex Pauper Letters.
238
Микроистория: прошлое — крупным планом
степени руководствовались своими представлениями о том, что попечители желали от них слышать. Нам приходится ожидать от этих писем и некоторых преувеличений. Возможно даже, что те или иные авторы сообщали ложные сведения и пытались схитрить. Но последнее было, скорее всего, абсолютным исключением, если учесть, что нерезиденты, получавшие пособие, были объектами бдительного социального контроля с двух сторон — со стороны своего родного прихода и того, в котором они в данный момент жили. Как мы видели, Дэвида Ривеналла проведывал в его жилище в Лондоне представитель приходского управления из Челмсфорда. Деньги ему доставляли люди, находившиеся в тесном контакте с попечителями его родного прихода. В своем письме от 25 октября 1827 года Ривеналл упоминает, что он обращался и к попечителям бедных в приходе Святого Георгия на Востоке, в котором жил (и что они посоветовали ему написать и отправить это письмо). Имела место переписка по поводу его дела между попечителями двух приходов. Во всем этом не было ничего исключительного. Вообще, сохранилась весьма обширная переписка между приходами, касающаяся многих подателей прошений о вспомоществовании из Эссекса. Так что, по всей видимости, надзор за нерезидентными получателями пособия был более пристальный, чем за теми, которые жили в своих родных приходах. В остальном же нет никаких свидетельств о сколько-нибудь значительной разнице между этими двумя группами. Это значит, что нет причины, по которой взгляды, выраженные в прошениях о вспомоществовании, должны были бы отличаться от тех, которые характерны были для трудящейся бедноты в целом, или, по крайней мере, той ее части, которая получала пособие по бедности. &’
Труд и торговая конъюнктура
Дэвид и Сара Ривеналл зарабатывали себе на жизнь — или, скорее, пытались зарабатывать — торговлей вразнос, продажей рыбы и устриц и прочими случайными заработками, какие им попадались. Похоже, большинство бедняков из Эссекса, живших в Лондоне, жили случайными заработками. Это не удивительно. Столица была знаменита своим огромным рынком случайных заработков, особенно в Ист-Энде20. Большинство авторов прошений о вспомоществовании, как и сами Ривеналлы, пользуются довольно общими выраже
20 Jones G. S. Outcast London. A Study in the Relationship between Classes in Victorian Society (Oxford, 1971). Part 1; Hobsbawm E. J. The Nineteenth Century London Labour Market // Ruth Glass et al., London. Aspects of Change (London, 1964). P. 3-28, особенно P. 12-13. ...... .
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
239
ниями для описания своего труда — они пишут, что живут «продажей вещей» (56, 61, 285). Иногда сообщаются некоторые подробности. Так, Джон Спирмен писал, что «в первый раз купил кое-какие вещи и ходил [из Лондона] в Аркопг [ошибочно вместо Аскот] на скачки за тридцать миль, чтобы продать их, и оттуда я верну лея вчера вечером, положив в карман с этого путешествия всего шесть пенсов» (64). Джеймс Хауелл, который жил в Или, указывал на важность кредита для своего предприятия: «У меня шестеро детей и хлеб им я добываю тем, что торгую вразнос кое-какими вещами по округе я долго жил в городе и поскольку меня знают, я получаю товары в кредит». Он был особенно озабочен тем, чтобы получить новую лицензию, и напоминал попечителям в Брейнтри, что приход всегда уплачивал половину ежегодной платы за нее: «Господа. если вы посмотрите в книгу, вы обнаружите, что я получаю в год два фунта из тех четырех, которые я должен уплатить за лицензии» (456). Через два года он писал, что дела его пошли совсем плохо: «мне не на что рассчитывать в торговле кроме как заниматься уличной торговлей есть у меня немного товаров в кредит, как было шестнадцать лет до сих пор но господа теперь я уже просто ума не приложу [что делать]» (487).
Некоторые пытались специализироваться на каких-то продуктах. Элизабет Гудмен в лондонском приходе Шордич писала о своей дочери Мэриэн, подчеркивая ее «огромную тревогу за своих детей, не имеющих отца, и неустанную заботу о них, ее усталость велика в иной день она проходит по 15-20 миль, чтобы разнести свой чай, и по возвращении она совершенно измучена кто бы мог подумать что она сумеет вынести все то что вынесла» (663). Сэмюэль Хирсам в приходе Св. Мэрилебоны тоже торговал чаем, что приносило ему 6 шиллингов (= 30 пенсов) в неделю (110). Иссек Хар-ридж в Ньюингтоне продавал знахарские снадобья и брошюры (118). Джон Тай в Колчестере продавал книги и просил попечителей прихода Святого Ботольфа прислать ему «писчую бумагу и пару сотен птичьих перьев, которые я мог бы нарезать на перья на досуге — с некоторыми сладостями моего собственного приготовления, чтобы набрать поклажу и сделать регулярный обход Колчестера». Похоже, он не только продавал книги, но также читал их и умел обращаться с пером, потому что письмо свое он начал довольно эффектно: «Дрожащей рукой молю я <о позволении> побеспокоить этим письмом» (364).
Упоминаются также лужение и починка посуды. Айзек Райт в приходе Святого Алфигия в лондонском Сити говорил, что он «чинил ручки чайников и проч., что давало 3 или 4 шиллинга [=15 или 20 пенсов] в неделю» (256). Уильям Кинг в Битнел Грин, который,
240
Микроистория: прошлое — крупным планом
видимо, был по специальности сапожником, надеялся заработать на жизнь ремонтом обуви: «Мои башмаки едва не спадают у меня с ног. Я чинил их, покуда оставалось что чинить — я найду какую-то работенку или нам придется голодать но я не знаю сколько это будет продолжаться но с приходом лета я ощущаю надежду что если бы я немного получил авансом (set forward) я смог бы починить или стачать несколько пар дешевых женских ботинок и так продержаться сезон» (38). По его последующим письмам, однако, складывается такое впечатление, что в этом деле он не преуспел. Единственный, кроме него, башмачник в нашей выборке — Джон Тёр-телл — похоже, смог работать по своей специальности. Он жил в Ромфорде и получал кожу для работы из Мандона — прихода, жителем которого он официально числился (626).
Некоторые люди занимались конкретными ремеслами. Джеймс Албра в приходе Святого Андрея в Холборне был переплетчиком. Когда в начале 1829 года он заболел, его жена написала в Челмсфорд, что он «болел три месяца и не мог заработать и фартинга» (270). Джордж Тай в приходе Святой Анны в Сохо в свое время отправился в Брюссель, где «служил поваром и кондитером у разных английских семей, проезжавших туда и сюда через этот город, вплоть до моего возвращения в отечество. [...] С какового времени я жил странствуя, зарабатывая своим ремеслом, где только мог найти место, до настоящего времени» (334). Уильям Уиллшер в Нориче был прежде пекарем, но «из-за недуга, которым я поражен, я не могу заниматься пекарским делом, и не мог уже восемь лет, ибо я ткал, а такой работы в Нориче сейчас нет, массы <людей> уезжают в свои города каждый день из-за недостатка работы» (515). Норич к тому времени уже давно утратил свое значение центра сукновальной промышленности. Неудивительно поэтому, что в других случаях, когда упоминается ткачество, — а большинство их касается именно этого города — как правило, говорится о безработице (285). Шелкоткачество в Битнел Грин тоже, как сообщали, находилось в упадке (287).
Большинство, однако, не называют никакого конкретного ремесла или рода занятий. Вообще, наиболее обычная форма высказывания — это что люди «работают» или «делают» все, что могут, для себя и своей семьи, но тем не менее не способны приобретать «то, что всякому необходимо». Учитывая, что прошения о вспомоществовании представляют собой стратегические тексты, можно, пожалуй, было бы утверждать, что повествования о каждодневном труде ради добычи хлеба насущного представляли собой почти обязательный риторический экзерсис. Ведь в обществе, которое полагало естественным, что для большинства его членов труд и бедность должны
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...241
были идти рука об руку друг с другом, и в котором средний класс склонен был акцентировать свою трудовую этику все более беспощадно под идеологическим лозунгом «достижения всего своим трудом» , было бы неразумно и нецелесообразно людям, обращавшимся за пособием по бедности, не подчеркнуть свое желание работать и делать все, что в их силах, для того, чтобы зарабатывать себе на жизнь21. Но в таком случае тем более удивительно, как мало информации на эту тему содержат прошения о вспомоществовании. Ведь поражают не столько те немногочисленные пассажи, в которых идет речь о работе, сколько полное отсутствие подробностей, касающихся ее, и всеобщее молчание по поводу того, какого именно рода трудом люди занимались.
Причин этому было, похоже, две. Первая — это семантическая проблема: как говорить о работе без понятия о четко определенном занятии или ремесле. Сапожник мог распространяться о том, какие различные виды кожи он использует, какие башмаки он делает, как меняются вкусы его клиентов. Углекоп мог сказать о том, как горит его лицо, покрытое угольной пылью, или выказать гордость своим могучим телом. Но как рассказать о своей работе человеку, перебивающемуся случайными заработками? Лингвистические параметры нашего источника в этом отношении весьма показательны: существительные «работа», «ремесло», «дело» и «служба» используются более или менее взаимозаменяемо, и типичны случаи, когда пишут, что работа или ремесло «плохи» (347, 369), «в упадке» (26, 445), «идут вяло» (201), «не идут» (175), «кончились» (175) или «умерли» (445). Таким образом, термины, используемые в этом семантическом поле, довольно неспецифичны, чтобы не сказать размыты. В то же самое время они используются, как правило, при высказывании с позиции индивида. Люди обычно говорят о том, как они лично борются против превратностей деловой конъюнктуры. Лишь в очень редких случаях личный опыт помещается в более широкий контекст, как в нижеследующем письме Джорджа Кред-дока из Вестминстера: л
21 Интересно, как в Poor Law Report за 1834 год «нищета» (indigence) отличалась от «бедности» (poverty) (согласно Колкоуну). Нищими (indigent) и соответственно заслуживающими поддержки, были те, кто «неспособны трудиться» или «неспособны получать за свой труд средства к существованию», в то время как «бедные» (pauper) не имели права на вспомоществование, так как бедность являлась естественным «состоянием человека, который для того, чтобы получать столько, сколько необходимо для поддержания жизни, принужден прибегать к труду» (Poor Law Report. Р. 334); см.: Colquhoun Р. A Treatise on Indigence (London, 1806). P. 8.
9 Зак. 4389
Д42 Микроистория: прошлое — крупным планом.
«Мое здоровье очень плохо <так> что я не могу выполнять совсем никакой тяжелой работы единственное что я делал с тех пор как вернулся, из деревни это продал немного фруктов или бродил иногда или нанимался на любую легкую работу которую мог найти а сейчас в Лондоне так много тысяч мужчин с крепким сердцем без работы что почти невозможно найти какое-либо дело» (522).
Вторая причина, почему прошения о вспомоществовании практически молчат о работе, — более общего характера, а именно тот факт, что люди не склонны говорить о вещах само собой понятных, очевидных и обыкновенных, не в последнюю очередь потому, что полагают, возможно, что это не то, что интересует попечителя. Например, почти никогда ничего не говорится о «семейной экономике», потому что считается само собой разумеющимся, что все члены семьи работают сообразно своим способностям и вносят свой вклад в общий доход. По этой же причине встречается всего несколько упоминаний женского или детского труда. Только тогда, когда нормальное положение вещей нарушено, люди начинают рассказывать, а мы можем сделать вывод относительно правила именно по этим рассказам об исключениях22.
Пожалуй, наиболее распространенный опыт в том, что касается таких исключительных условий в области труда, — это утрата пожилыми мужчинами физической силы. Это выразил кратко и выразительно тот же Джордж Креддок в Вестминстере, заявлявший попечителям: «если бы богу было угодно чтобы я мог бы выполнять тяжелую работу как прежде и чтобы ее так же легко было найти как тогда то я бы не беспокоил их просьбами о помощи но те хорошие времена давно для меня давно миновали» (530). Другой пример, — вообще, пожалуй, наиболее трогательное свидетельство на эту тему — это слова Уильяма Джеймса в Челмсфорде:
«На протяжении многих недель работа то есть, то нет, мои заработки были невелики, в среднем не более шести шиллингов или шести <шиллингов> и шести пенсов в неделю, точнее сказать не могу (могу сказать, что на протяжении нескольких месяцев я жил
22 Молчание по поводу важнейших характеристик семейной жизни даже в автобиографиях (а применительно к более недавнему прошлому — в интервью, взятых в ходе исследований «устной истории») — хорошо известная проблема историков. См.: Vincent D. Love and Death and the Nineteenth-Century Working Class // Social History V (1980). P. 226-232; Idem. Bread, Knowledge and Freedom. A Study of Nineteenth-Century Working Class Autobiography (London, 1981). P. 40-46, а также конкретно о семейной экономике. Р. 62-86. О трудностях, с которыми связано выявление представлений о семье на основе литературных произведений, см.: Tadmor N. The Concept of the Household-Family in Eighteenth-Century England // Past and Present 151 (1996). P. 111-140.
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
243
так) — на что мы не можем, добывать необходимое, чтобы поддерживать здоровье и естество, и из-за недостатка <необходимого пропитания> у меня быстро сдают здоровье и сила, так что когда мне выпадает какая-то работенка, я оказываюсь, в силу возраста и измождения, неспособен выполнить ее. Ходить за пять или шесть миль от города по утрам, работать день, а вечером возвращаться домой — это задача, с которой я справляюсь лишь с огромным трудом, несколько раз я думал, что не дойду до дому, и был случай, когда я был болен два или три дня, это я отношу в значительной мере на счет отсутствия постоянного пропитания, которое поддерживало бы мою силу, а вдобавок также и возраста, каковой составляет теперь без года семьдесят, — в настоящее время я плохо себя чувствую, и это продолжается уже несколько дней» (454)23.
Домашнее хозяйство
Большинство авторов прошений о вспомоществовании из Эссекса были, по всей вероятности, простыми поденщиками. Те, кто писал из населенных пунктов, расположенных в Восточной Англии, в основном были, наверное, безземельными сельскохозяйственными рабочими, как свидетельствуют упоминания о труде на полях и в хлевах (4) или на сенокосах и сборах урожая (56). Большая часть тех, кто жили в Лондоне, похоже, жили, как мы видели, случайными заработками, брались за любой «приработок», какой могли найти, — некоторые женщины зарабатывали шитьем (162, 663), стиркой (289, 338) или катаньем белья (133). Это означает, что для подавляющего большинства людей, которыми мы здесь занимаемся, дом определенно не был местом производства. Весьма немногочисленные имеющиеся свидетельства о ткачестве (большинство их негативные) или других ремесел, подразумевающих работу на дому, суть лишь исключения, подтверждающие это правило. Таковы, например, несколько случаев, когда упоминается домашнее производство тканей, — как в восклицании Мэри Тейлор в Хедли (Суффолк): «вы обещали мне сэр прислать мне кусок материи, чтобы сделать моим детям рубахи [...] однако сэр вы не исполнили своего обещания» (322).
Показательно использование самого понятия «домохозяйство». Оно не только вообще крайне редко употребляется, но когда встречается, то относится только к репродуктивным или «бытовым» функциям. «Наше домохозяйство очень убогое, моя жена — всего лишь
23 Более подробно о случае Уильяма Джеймса см.: Sokoll Th. Old Age in Poverty. P. 144-145.
244 Микроистория: прошлое — крупным планом
бедная недужная женщина», — пишет Уильям Кинг из Битнел Грин (32). Это представление о домохозяйстве как о потребляющей единице, основанной на нуклеарной семье, состоящей из супружеской четы с детьми, где жена отвечает за «ведение» домашнего хозяйства. Но это, как правило, не говорится эксплицитно — во всяком случае, в таких терминах. Про жену могут сказать, что она «все делает» для семьи, но опять же это обычно не говорится открытым текстом, поскольку просто считается чем-то само собой разумеющимся. Люди говорят о привычном распределении ролей в домохозяйстве только тогда, когда оно нарушается. Так, например, когда жена больна или по иной причине лишена возможности действовать, муж может занять ее место, как это сделал Джордж Роу в Бокинге — «из-за состояния слепоты в котором пребывает моя жена я вынужден сам все делать для нас» (463). Чаще, конечно, роль матери переходит к старшей дочери, как в семье Сэмюэля Уайта в Холстеде, который пишет: «Моя старшая дочь которая теперь уже годится для службы должна (совершенно вопреки своим желаниям) оставаться дома в силу неспособности моей, жены делать все для семьи так как наш ребенок более полутора лет от роду все еще не может оставаться один» (252). Старшей дочери Сэмюэля было в это время четырнадцать лет, но, как мы узнаем из более раннего письма (207), она вела хозяйство уже почти два года.
В особо критических случаях домохозяйству требовалась посторонняя помощь, за которую надо было платить. Здесь вновь можно привести случай Дэвида и Сары Ривеналлов. В феврале 1829 года Сара писала, что он «снова страдает своим давним недугом у него в последнее время было несколько жестоких припадков после которых он пребывает в таком разбитом и подавленном состоянии что кто-то постоянно должен быть при нем из-за чего я совершенно не могу работать для поддержания своих детей» (265). Она в это время была беременна. Три месяца спустя сам Дэвид писал, что она родила двух мальчиков, но находилась «в опасном состоянии», так что он был «принужден держать сиделку» (275). Томас Холл в Бермондси в Лондоне попал в схожую ситуацию, «ведь мне надо работу делать а я ее делать не могу потому что был очень болен а у моей жены было плохо с грудью и не могла делать ничего ни для себя ни для семьи [...] моя жена ждет со дня на день что ее посадят в тюрьму а я не могу найти сиделку меньше чем за 4 шиллинга в неделю» (339)24. Уильям Ардли в Келведоне писал, что «моя жена и ребенок несколько недель были плохи у них была дурная лихорадка [...] я
24 Обо всей семье Холлов см. подробно в кн.: Sharpe Р. Bowels of compation.
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
245
был вынужден взять женщину которая все делала для моей семьи» (100). Оказание помощи женщинам в последние недели беременности или после родов, особенно если имелись осложнения, было широко распространенной формой вспомоществования бедным.
Как можно предвидеть, смерть одного из родителей создавала особенно тяжелые проблемы. Томас Албион в Кембридже сетовал на «несчастное положение, в которое я попал после потери жены, оставшись с четырьмя маленькими детьми и не имея никого, кто бы о них заботился, но найм женщины и необходимость содержать ее добавили еще больше к моим нынешним затруднениям» (89). Нет нужды говорить, что вдовы с детьми были не только гораздо многочисленнее вдовцов, но также находились и в гораздо худшем положении. Сьюзан Питт, вдова в приходе Святого Джайлза в Колчестере, «будучи не в состоянии долее оплачивать расходы», дошла до того, что, как она написала, собиралась «ликвидировать свое домохозяйство [...], после чего моя дочь Сара Бакстер, девочка пятнадцати лет, будет полностью лишена человека, который присматривал бы за ее поведением». Это заявление о намерении ликвидировать свое домохозяйство следует рассматривать в контексте ее попытки вручить дочь заботам попечителей. Она призывала их дать ее дочери «пристанище в приюте для неимущих прихода Святого Ботольфа, к каковому приходу она приписана», не забывая упомянуть при этом, что у дочери есть «постоянная работа на шелковой фабрике с зарплатой в 5 шиллингов [= 25 пенсов] в неделю» (382).
В других случаях, однако, люди, по всей вероятности, не кривили душой, когда говорили об ощущении, что чрезвычайно тяжелое положение угрожало самому существованию домохозяйства. Сара Ривеналл писала в январе 1825 года:
Мой муж очень плох и не может сам себя обеспечивать не более чем малый ребенок и не может пройти от стены до стены даже если бы ему за это дали тысячу фунтов он также не может ни лечь в постель ни встать с постели без того чтобы какой-нибудь человек помогал ему ложиться в постель и вставать с постели я не могу перебиваться самостоятельно потому что теперь мой муж не ходит и все у меня не идет поэтому я взываю к [вашему] господа] [бумага порвана] милосердию потому что если вы господа не изволите помочь нам то нам придется перестать вести свое хозяйство ибо из ничего [ничего не] [бумага порвана] делается (142).
Вопрос ведения хозяйства связан также с материальной стороной и физическим пространством дома. Здесь опять же надо прежде всего сказать, что прошения о вспомоществовании, как правило, не описывают ни жилища людей и их обстановку, ни ресурсы людей в
246
Микроистория: прошлое — крупным планом
смысле элементарных материальных благ. Однако на их основе можно составить некоторое первичное представление о материальных стандартах — по тому, как люди говорят об отсутствии тех благ, которые, очевидно, рассматривалось как абсолютно необходимые даже для самых бедных.
Среди предметов первой необходимости наиболее выделяется обувь (и, вероятно, подразумеваемые чулки). Босые ноги — особенно босые ноги детей зимой — служат знаком полного разорения, которое рассматривалось как непереносимое состояние, не имеющее никакого оправдания (322). Достаточная одежда на лето и на зиму также рассматривалась как то, без чего невозможно обойтись. Нижнее же белье упоминается крайне редко. Элизабет Гудмен, которая жила в лондонском приходе Майл Энд Олд Таун, высказывалась весьма недвусмысленно, подчеркивая, «как сильно, очень сильно я бедна нижним бельем, чулками (каковых у меня всего одна пара и те все штопанные-перештопанные) и вообще одеждой всякого рода» (673). Верхняя одежда и обувь упоминаются больше, и этот контраст объясняется, конечно, не только тем, что они более важны с физической точки зрения для защиты тела, но также — а может быть и в первую очередь — тем, что они демонстрируют всем, в каком положении находится человек. Отсюда глубокое чувство стыда, выражаемое в письмах, где говорится о заложенной верхней одежде. В только что процитированном письме Элизабет Гудмен жаловалась, что «я была вынуждена отнести в заклад мое единственное приличное платье, чтобы достать денег, и не имела возможности с тех пор выкупить его, и таким образом не могла выходить из дому или даже в церковь». Похож на этот и случай Уильяма Кинга в Битнел Грин. В декабре 1830 года он писал: «Теперь взыскивают каждый мелкий долг и мне стыдно проходить мимо тех домов где я должен деньги» (37). Через год: «Я должен много шиллингов повсюду, а наша немногочисленная одежда почти вся уже кончилась или моя жена может выглядеть более опрятной. Я остался без своего лучшего пальто неделю или две назад, оно ушло за 1 шиллинг 6 пенни» [= 7,5 пенса] (51). Закладывать одежду, чтобы получить небольшую сумму денег на оплату долгов, было обычным делом. Еще десять месяцев спустя «лучшее пальто» Кинга было снова (или все еще?) в ломбарде: «у нас есть некоторая старая одежда, которую нам время от времени дарят [...] чтобы выкупить мое старое большое пальто которое несет на себе печальные знаки нужды и бедности понадобится 2/6 [= 12,5 пенса]» (54).
В пределах домохозяйства имело, похоже, уже не такое большое значение, кто именно владел теми или иными благами или имел доступ к ним. Например, Джордж Крэддок писал из Вестминстера,
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
247
что у его детей не было башмаков и была всего одна простыня, одно покрывало и два одеяла на всю семью. Этого, писал он, уже не хватало, поскольку «наши дети выросли уже слишком большие чтобы спать всем вместе в одной кровати с нами мы хотим устроить им другое место для сна и не сможем обойтись без небольшого вспомоществования» (489). То есть он, очевидно, имел в виду одну кровать для себя и своей жены, а другую — для детей. Но он не считал необходимым для каждого члена семьи иметь собственное постельное белье, не говоря уже об отдельной кровати.
Это не означает, что бедные люди по необходимости были вовсе лишены более или менее дорогостоящих предметов. Наоборот, проведенное недавно Питером Кингом исследование материальной собственности бедноты, опиравшееся на инвентарные переписи неимущих в Эссексе в XVIII и начале XIX столетия, показало, что у них в домах имелись даже такие предметы, как очки, часы, картины, а также мебель из ореха и красного дерева23. До определенной степени эта картина подтверждается и материалами прошений о вспомоществовании. В некоторых из них упоминаются серебряные ложки, карманные часы и кольца (67, 288). Но в большинстве случаев о таких предметах роскоши идет речь лишь тогда, когда люди вынуждены были заложить их, чтобы получить наличные деньги. Это значит, что реальное физическое обладание такими благами часто прерывалось. «Лучшее пальто» или женино кольцо не носились постоянно. Они служили также и в качестве небольшого капитала. Вообще, закладывание вещей было наиболее широко распространенным способом получения кредита в среде трудящегося класса еще и в XX столетии25 26.
Если одежду и предметы роскоши могли отдавать в залог сами их бедные владельцы, то предметы домашнего обихода, как правило, забирали у них другие. Наиболее часто это происходило в форме конфискации домовладельцем «личного движимого имущества» жильцов, задолжавших квартплату. Это не удивительно, если учесть, что плата за жилье неоднократно сильно возрастала в течение рассматриваемого периода27. Во многих случаях, однако, людям удавалось не допустить грозившей конфискации своего домашнего имущества за счет помощи, полученной от попечителей из их родного
25 King Р. Pauper Inventories and the Material Lives of the Poor in the Eighteenth and Early Nineteenth Centuries // Hitchcock et al.. Chronicling Poverty. P. 155-191, esp. 178-183.
26 Cm.: Johnson P. Saving and Spending. The Working-Class Economy in Britain 1870-1939 (Oxford, 1985). P. 165-188.
27 Cm.: Feinstein Ch. Pessimism Perpetuated. P. 638-640.
248
Микроистория: прошлое — крупным планом
прихода. Предоставление паушальной суммы в 10 шиллингов [= 50 пенсов] или в 1 фунт было в таких ситуациях общепринятой практикой, и, разумеется, рассказы о грозящих конфискациях, которые содержатся в прошениях, нужно рассматривать именно на этом фоне. С другой стороны, надо признать здесь и правоту неимущих, поскольку их положение в самом деле стало бы, по всей вероятности, еще хуже, если бы они лишились своего имущества. Особенно если дело касалось инструментов и рабочего инвентаря, как в случае Джона Спирмена в Лондоне: «Я ожидаю кое-какую работу через неделю или две но большая часть моих инструментов в закладе и я надеюсь что вы будете так добры и предоставите мне небольшую сумму как можно скорее чтобы выкупить их» (71). Но бывали и такие случаи, когда на уступки шел сам кредитор. Особенно живо описывает это Джордж Уотсон в Шордиче, который написал: «когда господин и двое его людей пришли ко мне домой и увидели меня больного, а моих детей почти голых, посмотрев на вещи, он говорит: эти вещи не стоят того, чтобы мне брать их» (282). 1
Формы семейного общежития
В примерах, приводившихся до сих пор, большинство семей состояли из супружеской четы с детьми. В некоторых случаях семья потеряла одного из родителей и была дополнена людьми, не состоявшими в родстве с хозяином дома, — такими как наемная сиделка. Но в стандартной классификации форм семьи, предложенной Ласлеттом, такие формы тоже причисляются к разряду нуклеарной семьи28. Комплексные формы семьи, однако, тоже прослеживаются по прошениям о вспомоществовании. Вообще, как показывают эти документы, наиболее бедные люди зачастую имели веские причины жить группами, превосходившими рамки «обычной» семьи. Это заставляет предположить, что широко принятое воззрение, выдвинутое впервые опять же Ласлеттом, согласно которому нуклеарная семья преобладала именно в среде бедноты, требует, возможно, пересмотра.
Наиболее типичной формой семьи расширенного состава, встречающейся в прошениях, была, пожалуй, такая, при которой незамужняя женщина с незаконнорожденным ребенком жила вместе со своими родителями. Незаконнорожденный ребенок числился жи-
28 Laslett Р. Introduction // Idem and Richard Wall (eds), Household and Family in Past Time (Cambridge, 1972). P. 23-44; Hammel E. A. and Laslett P. Comparing Household Structure over Time and between Cultures // Comparative Studies in Society and History XVI (1974). P. 73-109.
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...249 телем прихода, на основании чего мать могла претендовать на выплату вспомоществования тем приходом, в котором он был рожден, независимо от ее собственного официального места жительства или места жительства ее супруга, если она впоследствии выходила замуж не за того мужчину, который был отцом ребенка. Жизнь у родителей, таким образом, давала двойную выгоду: они, — как правило, бабушки — могли присматривать за детьми, когда мать уходила на работу. В то же самое время приходское пособие на ребенка могло достаться всей семье. Иначе — если бы мать жила одна — пособие, возможно, пришлось бы тратить на то, чтобы отдавать ребенка на попечение другим людям, дабы мать могла работать.
Что интересно, преимущества, которые могли получить молодые матери-одиночки, живя вместе со своими родителями, видели также и попечители, ответственные за помощь незаконнорожденным детям. Наиболее хорошо документированные случаи — это те, в которых они проявляли заинтересованность в том, чтобы образовать такие расширенные семьи и таким образом куда-нибудь «спихнуть» детей. Так, в начале 1821 года, попечители прихода Святого Ботоль-фа в Колчестере отправили Ханну Уотсон и ее новорожденного ребенка в Шордич, в Лондон, где их приняли к себе ее родители. Ее отец, Джордж Уотсон, послал длинное письмо в Колчестер, где яростно протестовал против этого — не потому, что дочь направили к нему, а потому, что сделали это, не предупредив заранее. Он также писал «меня удивляет что женщина с маленьким ребенком всего 6 недель от роду к тому же посреди зимы вдруг отправилась в такое путешествие это просто провидение что она не поплатилась сурово за это». Относительно формы семейного общежития он отмечал, что «если сэр у нее есть где жить в моем доме то это все что я могу для нее сделать она и ее маленький ребенок спят вместе с двумя моими девочками на очень маленькой кровати можно сказать все они скорчены». Продемонстрировав, таким образом, угрожающее положение, в котором оказалась его семья, он продолжал торговаться:
Моя дочь сообщает мне сэр что вы предложили ей пособие в 4 шиллинга [= 20 пенсов] в неделю при всем почтении прошу позволения сказать что она и ребенок не могут существовать на такую <сумму>. Она пыталась <прожить на эту сумму> все время с тех пор как приехала домой и этого с трудом хватает на половину того содержания которое ей потребно как женщине кормящей ребенка если сэр вы изволите прибавить ей еще шиллинг она будет смиренно благодарна (320).
К сожалению, документация прихода Святого Ботольфа в Колчестере не дает информации о том, оказались ли успешны попытки
250 Микроистория: прошлое — крупным планом
Джорджа Уотсона добиться повышения пособия для своей внучки. Но ясно, что в течение последующих лет пособие она получала. В мае 1827 года Джордж Уотсон писал снова. Его дочь с ребенком все еще жили при нем, и он подтверждал, что они получали 4 шиллинга в неделю. Но это пособие было сокращено до 2 шиллингов (=10 пенсов) и «нескольких шиллингов время от времени», чего, как он писал, было недостаточно. Затем он подчеркивал, что «если бы не я, ей и ребенку пришлось бы голодать», и заключал, что им придется вернуться в приход Святого Ботольфа, в Колчестер, если пособие им не повысят до 2 шиллингов 6 пенни (= 12,5 пенса):
Я не хочу отправлять ее и ребенка к вам не написав вам предварительно и не получив от вас ответа но если вам угодно не сделать для нее немного больше то им придется приехать [...] не соизволили бы. вы выплачивать ей на 6 пенни [ = 2,5 пенса] в неделю больше и послать ей несколько шиллингов чтобы купить себе и ребенку кое-какие необходимые вещи (352).
Как это обычно и случалось, пособие было повышено на 6 пенни (= 2,5 пенса), что видно из следующего его письма от ноября 1827 года, в котором он опять просил о дополнительном вспомоществовании «чтобы купить кое-какие необходимые вещи такие как пара ботинок для нее и для ребенка пеленок и фланелевую юбочку это те вещи которых ей надо» (359). И снова следующее письмо, отправленное месяцем позже и подписанное от имени и Джорджа, и Ханны Уотсон, показывает, что просьба была воспринята благосклонно (360). Последующие письма Джорджа Уотсона за период до июля 1828 года не оставляют сомнения в том, что его дочь и ее ребенок получали регулярную помощь из Колчестера (368, 372, 373, 376, 378).
Артур Тебром получал пособие в размере 1 шиллинга 6 пенни (=7,5 пенса) в неделю для своего пасынка Артура Гуда — незаконнорожденного ребенка его жены Энн (урожденной Гуд). В данном случае особо примечателен тот уверенный тон, в котором он обращается к попечителям:
Покуда я содержу его у себя, я ожидаю, что мне за это будут платить, и если я не буду получать компенсации, то я отведу его к лорду-мэру и там увидим, что делать, а покуда вы заставляете меня содержать его у себя, вы пользуетесь добротой человека, который своих с трудом может содержать, уговор был таков, что приход будет выплачивать 1 шиллинг 6 пенни (= 7,5 пенса) если я возьму его, поэтому у меня есть на это право [...] если приход не будет мне платить я подам в суд, как мне советовали на этот счет [...] в то время как я избавляю приход от всех издержек, от
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
251
каких могу, и тяжким трудом добываю пропитание, чтобы не получать чуть булъшую сумму в помощь, утверждать, что мне самому нечего делать (171).
О пожилых людях мы тоже имеем сведения, что они жили со своими семейными детьми или с другими родственниками, которые заботились о них. Элизабет Рейлли писала из Вестминстера в Рейли:
Моя мать [...] живет со мной и за те семь лет что я была очень недужна и в связи с этим она истратила так много что я оказываюсь не в состоянии долее содержать ее без денежного вспомоществования от ее прихода [...] Ей сейчас восемьдесят лет и она почти не ходит из-за того что одна нога у нее очень плоха [...] сообщите мне сколько вы господа будете ей выплачивать или я окажусь перед печальной необходимостью отправить ее домой в ее приход (662).
Подобным же путем обсуждалось создание расширенных домохозяйств: люди говорили, что готовы были бы принять престарелого родственника, но им нужна финансовая поддержка. Так, Элизабет Филбрик писала в Челмсфорд:
Я 38 лет прожила в приходе Уивенхоу и вырастила семью и платила налоги и сборы до сего дня когда мне 68 лет и я больше не могу этого делать теперь я принуждена обратиться к приходу [...] у меня есть дочь которая возьмет меня к себе если вы господа будете так добры положить мне какое-нибудь еженедельное пособие (269).
Похожие предложения делались попечителям и относительно того, чтобы принять или оставить у себя взрослых братьев или сестер (390, 409).
Необходимы дальнейшие исследования, более полно охватывающие другие приходские документы, для того чтобы можно было сказать, насколько распространенным был случай, когда попечители давали финансовую поддержку таким формам общежития. Как бы то ни было, примеры, зафиксированные в прошениях о вспомоществовании, где мотивы, интересы и возможности вовлеченных сторон (самих бедных авторов, их родственников и должностных лиц прихода) продемонстрированы, пожалуй, более отчетливо, чем в большинстве других источников, заставляют предположить, что финансируемый за счет общественных средств домашний уход за неимущими стариками (и беспомощными людьми), осуществляемый их родственниками, был, вероятно, гораздо более широко распространен, нежели до сих пор предполагалось. Многие приходские попечители, похоже, принимали предложения такого рода, когда те поступали к ним, поскольку прекрасно знали, что поддерживать
252
Микроистория: прошлое — крупным планом
за счет общины содержание стариков у них дома обходится гораздо дешевле, чем содержание их в богадельнях29.
Это утверждение дополнительно подтверждается теми случаями, в которых приходские власти поддерживали уход за прикованными к постели неимущими стариками, платя неким лицам — будь то родственникам или нет — за то, что те ухаживали за ними, живя у них в доме. За Энн Таджетт, которая жила в лондонском приходе Святого Джайлса, присматривала ее племянница. Она в течение некоторого времени получала от своего родного прихода Стипл Бамп-стед еженедельное пособие в 3 шиллинга 6 пенни (= 17,5 пенса), которое передавал Энн (или ее племяннице?) посредник, некий мистер Эрл. Но потом пособие, по всей видимости, было урезано, потому что когда она писала в свой приход, она просила, чтобы мистеру Эрлу было дано предписание выдать ей в полном размере прежнюю сумму в 3 шиллинга 6 пенни (= 17,5 пенса). Эти деньги, писала она, были необходимы:
«Потому что я не могу жить здесь и голодать, ибо я бедная больная женщина и не могу зарабатывать себе на жизнь, и также потому, что моей, племяннице приходится одевать и раздевать меня вот уже много лет. Господа, Мэри Энн Пейдж, я племянница Энн Траджетт, я все делаю для своей несчастной больной старой тетки много лет, с вашей помощью я <обеспечивала> кровать и стол, мыла и делала все прочее, что было в моих силах, за 6 пенни [=2,5 пенса] в день» (85).
Это письмо интересно также с точки зрения проблемы авторства и тем самым проблемы способности бедняков к самовыражению. Как мы видели, она никоим образом не тождественна умению писать, но включает в себя также способность обеспечить написание письма кем-нибудь другим. Так, письмо от Мэри Энн Пейдж начинается речью от лица ее тетки Энн Таджетт, но затем субъект повествования меняется — именно в том месте, где в тексте появляется племянница. При чтении возникает искушение вообразить ситуацию, в которой писался текст: Мэри Энн Пейдж сначала записывает то, что ей говорит (или даже диктует?) Энн Таджетт (или цитирует, что та говорила, в то время как на самом деле пишет все сама), а потом эксплицитно продолжает вести речь от себя.
Все это не означает, что по старому закону о бедных общественная поддержка оказывалась тем, кто ухаживал в частном порядке
29 Вдумчивый разбор проблемы заботы о стариках в соответствии со старым законом о бедных см.: Thane Р. Old People and their Families in the English Past // Daunton M. (ed.). Charity, Self-Interest and Welfare in the English Past (London, 1996). P. 113-138.
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
253
за пожилыми людьми, автоматически. Вовсе нет, а в последнем описанном случае явно имел место спор между родственниками и приходскими властями, поскольку попечители в Стипл Бампстед пытались не выплачивать пожилой женщине пособие (87). Но даже такие случае плохо согласуются с представлениями о социальной изоляции как о типичном состоянии при бедности в преклонном возрасте — эта идея нашла большое распространение в новейших исследованиях по истории бедности. Пол Слэк, например, в своей мастерски выполненной штудии о бедности в Англии эпохи Тюдоров и Стюартов, писал, что «одинокая старость была уделом большинства трудящихся бедняков»30. Прошения же, наоборот, показывают нам случаи, когда пожилые женщины, получавшие пособие по бедности, жили на самом деле со своими детьми, или когда дети, бывшие главами семей, получали пособие на содержание своих престарелых родственников, живших с ними. Очевидно, что эти примеры подтверждают гипотезу, выдвинутую еще давно Хансом Медиком, что образование комплексных домохозяйств можно рассматривать как средство, с помощью которого трудящиеся классы перераспределяли бедность внутри семейно-родственной системы, — и, добавим мы, помогала им при этом местная система благотворительности31.
Современники, принадлежавшие к среднему классу, бывали шокированы тем, что бедные получали из общественной казны деньги за то, что заботились о своих родителях и прочих престарелых родственниках. Они обличали «недостаток родительских и сыновних и дочерних чувств» в среде трудящегося класса32. Конечно, они просто не знали той простой правды, которая состояла в том, что большинству бедняков в старости не приходилось рассчитывать на то, что дети станут их содержать, ведь тем нужно было заботиться о собственном потомстве. Дилемму, перед которой они оказывались, прекрасно описала в 1810 году Речел Шоурег, писавшая из Битнел Грин: мои дети все женаты и имеют семьи, чтобы содержать которые в эти дорогие времена им приходится делать столько, сколько они могут, и поэтому мне помогать они не в состоянии (397).
30 Slack Р. Poverty and Policy in Tudor and Stuart England (London, 1988). P. 85.
31 Medick H. The Proto-Industrial Family Economy: The Structural Function of Household and Family during the Transition from Peasant Society to Industrial Capitalism, Social History I (1976). P. 308-309. — Общий разбор демографических последствий таких форм организации домохозяйств см. в кн.: Sokoll Th. Household and Family among the Poor. P. 289-293; Smith R. Charity, Self-Interest and Welfare: Reflections from Demographic and Family History // Daunton M. Charity, Self-Interest and Welfare. P. 23-50.
32 Poor Law Report of 1834. P. 115.
2S4 н-.'а^Микроиопория.' прошлое — крупным плану'. >.<УУ
; • Стратегические аргументы
Прошения о вспомоществовании писались людьми, которые, как бы они ни страдали от лишений и до какой бы нужды ни доходили, все же находили способ высказать свои самые насущные потребности. Описывая свои обстоятельства, они сообщали интересные подробности по поводу условий, в которых жили, своих взглядов и своих ожиданий. Поскольку эти описания часто выходят за пределы того, что, как представляется, было необходимо или уместно с точки зрения непосредственной цели, то в письмах мы находим уникальную информацию об их повседневной борьбе за выживание, а иногда удается даже узнать кое-что о частной жизни людей. Более того, наверное, такие непреднамеренные подробности более чем что-либо другое вознаграждают исследователя, анализирующего реалии, описанные в прошениях о вспомоществовании, как мы старались показать в предыдущих разделах, посвященных темам труда и заработка, ведения хозяйства и форм семейного общежития.
Однако примеры, приведенные в последнем разделе, с особенной отчетливостью показали, что в усилиях людей по добыче пропитания даже организация семьи могла стать предметом переговоров с попечителями. Поэтому для того чтобы наш анализ был более завершенным, представляется целесообразным оставить эти темы и вернуться к специфической позиции в переговорах, которую занимали бедняки, формулировавшие свои прошения. Если посмотреть на источники под этим углом зрения, то вопрос будет звучать не столько «что люди писали, излагая свое положение», сколько «как они использовали описание своего положения для того, чтобы заявить свои притязания». Мы хотим разобрать их стратегические соображения в процессе переговоров о вспомоществовании.
Люди, писавшие прошения, использовали широкий спектр «речевых» форм, каждая из которых соответствует некоему социальному хабитусу. Одни применяли апологетическую фразеологию и риторику почтительности, другие предпочитали простые заявления, изложенные бесхитростным слогом. Некоторые издавали отчаянный крик, некоторые — заявляли с достоинством протест. Есть, конечно, соблазн предположить, что одни формы были более эффективны с точки зрения получения пособия, нежели другие. Но такое предположение заведет нас на ложный путь по двум причинам. Во-первых, для многих пишущих характерно было использование не какой-то одной формы писания прошения, а, скорее, сочетание как оборонительных, так и наступательных приемов. Во-вторых, даже если те тексты, которые отличаются более или менее четкой аргументацией, сравнить между собой в отношении того, какой ответ был на
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...255 них получен от попечителей, то никакой устойчивой зависимости результата от содержания не наблюдается: скромную просьбу могли отвергнуть, а самые неумеренные требования — удовлетворить.
Более перспективным представляется здесь иной путь: рассмотреть еще раз ту стратегическую позицию, в которой пребывали люди, или, точнее, то, каким способом эта позиция сама по себе использовалась в качестве аргумента. Как мы видели, прошения о вспомоществовании подавались, как правило, людьми, которые на самом деле получали пособие по бедности от своего прихода, даже при том, что жили в другом. Это ставило их в сильную позицию при ведении переговоров: они знали, что их скорее всего не вышлют, потому что это создало бы больше хлопот для их родного прихода (как, впрочем, и для того, в котором они в данный момент жили, но нас здесь эта тема не занимает), нежели выплата нерезидентного пособия.
Тот факт, что их «возвращение домой» было бы невыгодно попечителям, являлся на самом деле основным стратегическим аргументом бедняков в переговорах с ними. Выдвигался этот аргумент в различных формах. Одна форма — это подчеркнуть, что в том приходе, где в данный момент живет податель прошения, есть лучшие возможности найти работу, особенно в тех случаях, когда можно было утверждать, что безработица — лишь временное состояние. Томас Купер в Вулвиче, например, заболел и просил попечителей «прислать мне нынешнее пособие, а иначе я буду вынужден обратиться к попечителям Вулвичского прихода и, как только поправлюсь, меня отправят домой, чего можно избежать, так как я надеюсь поправиться, потому что у меня есть работа, чтобы заняться ею, как только смогу, и я, возможно, в скором времени снова, вернуськней» (138). СараУитнел в Битнел Грин сообщала, что «шелкоткацкое производство идет так плохо, что мне удается сейчас получать лишь немного работы; я вынуждена отказаться от комнаты и обратиться к приходу, чтобы меня детей забрали домой; делать это мне по разным причинам будет очень жаль, ведь ожидается, что через два-три. месяца шелковое производство пойдет гораздо лучше» (287).
Пожилые люди считали, что вопрос занятости не имеет такого важного значения. Джордж Рау в Бокинге подчеркивал, что «уехать отсюда никакой выгоды вам не принесет, поскольку лет мне между 60 и 70, и я чувствую, что я не гожусь для хорошей работы» (558). В таком случае аргумент был иной: не имеет значения, где человек живет, так что его с тем же успехом можно оставить жить в том приходе, где его дом сейчас. Другие занимали более позитивную позицию и подчеркивали психологические преимущества того, чтобы остаться в привычном месте. Уильям Джеймс в Челмсфорде заявлял:
256 Микроистория: прошлое — крупным планом
«Я желал бы провести остаток своих дней там, где я сейчас; наверняка осталось не долго до тех пор, когда голову мою пора будет класть в пыль» (484).
Другой аргумент, с которым мы уже встречались выше в случае Дэвида Ривеналла и других, — это не просто подчеркивание сравнительных достоинств пребывания в нынешнем приходе по отношению к возврату в родной, а угроза «вернуться домой». Бенджамин Брукер в Ипсвиче сформулировал его кратко и выразительно: «И вы можете, если угодно, посылать по десять шиллингов в неделю, так как они нам очень нужны, если вы не считаете нужным посылать их, мы вернемся домой» (506). Аргумент мог быть усилен за счет указания на то, каких высоки будут расходы на вспомоществование бедняку в его родном приходе. Особенно красноречиво писала об этом Мэри Тейлор в Хедли (Суффолк), вдова, которая мечтала получить «кусок сукна, чтобы сшить моим детям рубашки». Выплата ей еженедельного пособия («денег, которые мне причитаются») в сумме 4 шиллингов (= 20 пенсов) несколько раз задерживалась, и если в будущем его не будут высылать регулярно, она «исполнена решимости вернуться домой в богадельню». И далее: «тогда, вместо того чтобы платить мне по восемь шиллингов в неделю, вы должны будете платить по четыре или пять шиллингов на каждого из нас». И, словно бы этого еще было недостаточно, она добавляла, что консультировалась с юристом, и заканчивала свое письмо упоминанием судебного процесса в суде присяжных в Бёри Сэнт Эдмундс, где один бедняк выиграл подобное дело (322).
Это письмо примечательно. Тон, в котором Мэри Тейлор обращалась к своему приходу (Святого Ботольфа в Колчестере), — столь же самоуверенный, сколь компетентными и обоснованными представляются ее аргументы. Конечно, информация о судебном процессе не точная. Но расчет той суммы, которую пришлось бы тратить ее родному приходу на ее содержание в богадельне, если бы она возвратилась домой, — вероятно, близок к истине. К сожалению, нет данных о том, сколько расходовалось на бедняков, живших в работных домах, в те времена, когда Мэри писала свое прошение (май 1821 г.). Но если считать, что мы можем положиться на цифру за ближайший документированный год (1802), то выясняется, что в графстве Эссекс подушный расход на содержание бедных в специализированных учреждениях составлял в самом деле 5 шиллингов (= 25 пенсов) в неделю33. Похоже, попечители в приходе Святого
33 Parliamentary Papers, 1803—4, XIII, Abstract of the Returns Relative to the Expense and Maintenance of the Poor. P 108 (расходы на содержание одного человека в работном доме составляют приблизительно 14 фунтов в год). Эта цифра,
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
257
Ботольфа были вынуждены согласиться с доводами Мэри Тейлор. Во сколько именно обошлось бы в общем и целом содержание всей ее семьи, неизвестно, поскольку не указано число детей, находившихся у нее на иждивении. Но мы знаем, что через два месяца после этого письма ее регулярное пособие было повышено до 8 шиллингов (= 40 пенсов) в неделю. Потом оно вновь было сокращено, сначала до 6 шиллингов (= 30 пенсов), а потом до 4 шиллингов (= 20 пенсов), но она получала вспомоществование регулярно по крайней мере до декабря 1826 года (322).
И наконец, аргументом могли служить те трудности, с которыми была связана сама процедура выселения. 5 февраля 1824 года Сэмюэль Хирсам в лондонском приходе Святой Мэрилебоны писал попечителям неимущих в Челмсфорд:
В соответствии с обещанием, я до сих пор ожидал строчки от вас, чтобы мне знать, изволят ли господа из комитета положить мне небольшое еженедельное пособие, я очень в это верю, так как я столько уплачивал в фонд <помощи> бедным, чтобы теперь меня отправляли в работный дом на жалкую сумму в 1 шиллинг 6 пенни [= 7,5 пенса] в неделю, чем я постараюсь обойтись, а если нет, господа, я надеюсь, что вы будете так добры сообщить мне, заплатите ли вы мистеру Френчу за то, чтобы он привез меня, или обратитесь в приходу Мэрилебоны, чтобы он отправлял меня домой, что будет очень дорого поскольку я не могу ходить пешком, я едва не убился, когда последний раз отправился домой, и я ни за что не добрался бы до дому, если бы не повстречал доброго друга. Я посылаю с дилижансом, чтобы уменьшить расходы, и я надеюсь, что получу ответ с обратным дилижансом и несколько шиллингов, так как я в большой нужде.
Это письмо требует некоторых пояснений. Очевидно, челмсфордские попечители сказали Сэмюэлю Хирсаму, что они не готовы были долее оказывать ему вспомоществование в Лондоне и что если он хотел получать пособие и дальше, то ему пришлось бы отправиться в работный дом в Челмсфорде. В своем ответе он отмечал три момента. Во-первых, он обнаруживал удивление тем, что такой шум поднялся из-за пособия, составлявшего «жалкую сумму» в 1 шиллинг и 6 пенни. Во-вторых, он указывал на то, что как челмсфордский прихожанин он в свое время, когда у него было больше средств, платил
относящаяся к 1802 году, вероятно, достаточно репрезентативна, если учесть, что в сумме расходы на пособия неимущим в Эссексе (живущим как в приходе, так и за его пределами) были в 1802 и 1821 годах приблизительно одинаковы и составили 0,8 фунта на человека (что в долгосрочной перспективе сравнительно немного). См.: Baugh D. A. The Cost of Poor Relief in South-East England, 1790-1834 // Economic History Review 28 (1975). P. 56 (Fig. 3).
258
Микроистория: прошлое — крупным планом
взносы в фонд помощи бедным, так что теперь считал себя вправе получать вспомоществование. В-третьих, он давал понять, что не готов «возвращаться домой» добровольно, а это означало, что его выселение или транспортировка оказались бы делом хлопотным и дорогостоящим.
Этот случай особенно интересен, если сравнить его с теми, с которыми мы до сих пор имели дело. В отличие от Сьюзан Питт или Мэри Тейлор Сэмюэль Хирсам даже не намекал, что может в самом деле воспользоваться возможностью жить в работном доме. Он просто не выносил его и был потрясен известием, что его могли подвергнуть процедуре, которая в новом законе о бедных получила название «проверка на пригодность для работного дома» («workhouse test»). Далее, мистер Френч, который упоминается в середине письма, — это тот кучер, который ездил по маршруту между Челмсфордом и Лондоном и передавал деньги, присланные Ривеналлам и еще нескольким челмсфордским беднякам, жившим в Лондоне. И наконец, когда в декабре 1823 года Джон Шеппи по поручению приходского управления Челмсфорда приезжал в Лондон, он навестил не только Ривеналлов, но и Сэмюэля Хирсама. Согласно докладу Шеппи, Хирсаму в это время был 71 год и он зарабатывал комиссионной торговлей чаем 6 шиллингов (= 30 пенсов) в неделю. Но только квартплата у него составляла 2 шиллинга 6 пенни (=15 пенсов) в неделю, и он задолжал прежнему хозяину 11 фунтов стерлингов. Пособие, которое он получал из Челмсфорда, он использовал на то, чтобы выплачивать этот долг. Шеппи приводит живое описание их разговора:
Я сказал ему, что, так как на. мой взгляд челмсфордский приход не обязан платить по его долгам, то больше ему пособие выдаваться не будет. Ответ его был таков: «Тогда мне придется вернуться.
В действительности Сэмюэль Хирсам так, похоже, никогда и не появился в Челмсфорде. В этом и не было нужды, поскольку пособие ему продлили. Но это явилось результатом не — или, скорее, не только — его угрозы «вернуться», высказанной в этом разговоре и потом еще раз в письме, присланном им двумя месяцами позже. Ибо он не знал, что Шеппи, со своей стороны, заключал доклад приходскому управлению следующим красноречивым замечанием: «судя по всему, 1 шиллинг [= 5 пенсов] в неделю, думаю, смог бы удержать его от возвращения домой» (110).
Этот прогноз исключительно откровенен. Но в остальном в нем нет ничего особенного. Ведь то обстоятельство, что Хирсам, вероятно, полагал, будто это он добился своего, переломив решение челмсфордского приходского управления, в то время как на самом деле
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров...
259
он ломился в открытую дверь, еще не означает, что победа осталась за ними. Наоборот, оно подчеркивает тот тезис, на котором были построены все наши рассуждения: прошения о вспомоществовании возникали в тех случаях, в которых тот приход, в котором неимущий жил в данный момент, и его родной приход, к которому он был приписан, в принципе были так же заинтересованы, как и он сам, в том, чтобы он не был выслан домой. Прошения о вспомоществовании следует не только рассматривать в этом контексте: они сами по себе суть часть такой ситуации. В некоторых конкретных случаях можно даже сказать, что это специфическое совпадение интересов приводило к балансу сил между попечителями, с одной стороны, и неимущим — с другой.
Даже если не делать столь далеко идущих утверждений, представляется достаточно обоснованным вывод, что бедняки располагали значительным простором для стратегического маневра. Старый Закон о бедных был не только мерой социального контроля. Он создавал также институциональную платформу, на которой трудящаяся беднота могла эффективно заявлять свои потребности, преследовать свои интересы и обосновывать свои претензии34. Именно так понимали законодательство о бедных не в последнюю очередь и сами бедные, о чем, пожалуй, наибольшее количество свидетельств содержат их прошения. Эти тексты напоминают нам о том, что бедность есть не состояние, а социальное положение. Бедные всегда принуждены прилагать максимум усилий для того, чтобы обеспечить себе пропитание. Но бывают в истории ситуации, когда у них имеется возможность хотя бы частично добывать пропитание путем переговоров.
34 К похожим выводам относительно реальной практики вспомоществования бедным в Лондоне даже после введения нового закона о бедных см.: Lees L. Н. Survival of the Unfit. P. 69-71, 87-88.
Аннотированная библиография работ по микроистории*
I. Споры о микроистории: программные и полемические статьи
1. Davis N. Z. The Shapes of Social History // Storia della storiografia. 1990. No. 17. P. 28-34.
Характеристика микроистории как нового типа социальной истории.
2. Ginzburg С. Spie: Radici di un paradigma indiziario (1979) // Ginzburg C. Miti, emblemi, spie: Morfologiae storia. Torino, 1986. P. 158-209. Pyc. nep.: Гинзбург К. Приметы: Уликовая парадигма и ее корни // Новое литературное обозрение. 1994. № 8. С. 32-61.
Ставший знаменитым трактат К. Гинзбурга о происхождении метода гуманитарных наук, называемого им «уликовой парадигмой», или (по Ч. Пирсу) «абдукцией».
3. Ginzburg С. Microstoria: due о tre cose che so di lei II Quaderni storici.
1 No. 86. 1994. P. 511-539. Нем. nep.: Mikro-Historie. Zwei oder drei Dinge, die ich von ihr weiss // Historische Anthropologie 1, 1993. S. 169-192. Pyc. пер.: Гинзбург К. Микроистория: две — три вещи, которые я о ней знаю // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 207-236.
Происхождение самого термина «микроистория». Итальянская microstoria и историки французской школы «Анналов»: общее и отличия в подходах и оценках. Собственный исследовательский опыт К. Гинзбурга. Культурный контекст рождения микроистории: влияние литературы (Л. Толстой), искусства, кинематографа.
4. Ginzburg С., Poni С. II поте е il come: scambio ineguale е mercato storiografico // Quaderni storici. No. 40. 1979. P. 181-190. Англ, nep.: The Name and the Game: Unequal Exchange and the Historiographic Marketplace //
* Составил M. M. Кром.
Библиография разбита на два раздела: программные работы и конкретные микроисторические опыты. В каждом разделе сначала приводятся в порядке латинского алфавита иностранные книги и статьи (с указанием имеющихся переводов на русский язык), затем — в порядке русского алфавита публикации отечественных авторов.
Аннотированная библиография работ, по микроистории
261
Microhistory and the Lost Peoples of Europe / Ed. by Edward Muir and Guido Ruggiero. Baltimore and London, 1991. P. 1-10.
Программная статья Карло Гинзбурга и Карло Пони, выразительно озаглавленная «Имя и игра: Неэквивалентный обмен и историографический рынок», возвестила о рождении нового историографического направления (сокращенный вариант той же статьи, опубликованный в 1981 году во французском журнале Le debat, назывался уже лаконично: «Микроистория»). Констатируя, что в 70-е годы историографический обмен между Францией и Италией носил явно неэквивалентный характер: итальянские историки больше заимствовали у своих французских коллег, чем давали им взамен, — Гинзбург и Пони предложили выход из этого положения. В противовес количественной и «сериальной» истории, пропагандируемой тогда школой «Анналов», они выдвинули идею микроистории — детального анализа, в антропологическом духе, реальной жизни и взаимоотношений множества простых людей, чьи имена сохранились в архивах, которыми так богата Италия.
Grendi Е. Micro-analisi е storia sociale И Quaderni Storici. No. 35. 1977. P. 506-520.
Одна из самых ранних работ по микроистории (хотя сам этот термин в ней еще не употреблялся). В своей статье Эдоардо Гренди высказался за применение микроанализа в социальной истории, понятого как анализ межличностных отношений. Он также подчеркнул важность наблюдений антропологов, имеющих большой опыт изучения малых сообществ, для такого рода исторического анализа.
Grendi Е. Ripensare la microstoria? // Quaderni Storici No. 86. 1994. P. 539-549. Франц, пер. в сб.: Jeux d’echelles. La micro-analyse a 1’experience. Paris, 1996. P. 233-243. Рус. пер.: Гренди Э. Еще раз о микроистории //Казус: индивидуальное и уникальное в истории. 1996. М., 1997. С.291-302.
Размышления о неоднородности итальянской микроистории, о наличии внутри нее «культурного» и «социального» направлений.
Levi G. On Microhistory // New Perspectives on Historical Writing / Ed. by Peter Burke. Oxford, 1991. P. 93-113. Рус. пер.: Леви Дж. К вопросу о микроистории // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 167-190.
Одна из лучших попыток теоретического обобщения опыта микроистории. Идеологические корни микроистории. Ее взаимосвязь с антропологией. Роль масштаба в исследовании. Критика релятивизма и функционализма. Нарративная проблема.
Medick Н. Mikro-Historie // Sozialgeschichte, Alltagsgeschichte, Mikro-Historie. Eine Diskussion. Hrsg. von W. Schulze. Gottingen, 1994. S. 40-53. Рус. пер.: Медик X. Микроистория // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. М., 1994. Т. 2. Вып. 4. С. 193-202.
262
Микроистория: прошлое — крупным планом
- Экскурс в историю термина «микроистория». Комментарии к наблюдениям итальянских микроисториков (прежде всего Дж. Леви) и собственный опыт микроистории X. Медика.
9. Mikrogeschichte— Makrogeschichte: komplementar Oder inkommensura-bel? / Hrsg. und eingeleitet von Jurgen Schlumbohm. Gottingen, 1998 (2 Aufl. — 2000).
Сборник, изданный под редакцией Юргена Шлюмбома и с его предис-1 ловием (оно в переработанном виде включено в текст вводной статьи к ’ настоящему тому), содержит материалы конференции, состоявшейся в г. Геттингене в октябре 1997 года и посвященной обсуждению соотношения между микро- и макроисторией. В этом обсуждении, помимо Ю. Шлюмбома, приняли участие известные «микроисторики» Джованни Леви и Маурицио Грибауди, а также американский социолог и историк Чарлз Тилли.
:10. Muir Е. Introduction: Observing Trifles//Microhistory and the Lost Peoples of Europe / Ed. by Edward Muir and Guido Ruggiero. Baltimore & London, 1991. P. VII-XXVIII.
Написанное Эдуардом Мюиром введение (выразительно озаглавленное «Внимание к мелочам») к изданному им совместно с Гвидо Руджеро сборнику переводов статей из журнала Quaderni storici содержит удачный обзор и богатую библиографию работ итальянских «микроисториков» .
11. Revel J. Micro-analyse et construction du social // Jeux d’echelles. La microanalyse a 1’experience / Textes rassembles et presentes par Jacques Revel. Paris, 1996. P. 15-36. Рус. пер.: Ревель Ж. Микроанализ и конструирование социального // Современные методы преподавания < новейшей истории. М., 1996. С. 236-261 (сокращенный вари-
ант под тем же названием см.: Одиссей. Человек в истории. 1996.
М., 1996. С. 110-127).
п Статья Жака Ревеля — одна из наиболее удачных попыток теорети-ческого осмысления практики микроистории. Комментируя наиболее н у. известные работы, написанные в этом ключе, он выделяет такие чер-ты микроисторического подхода, как изменение масштаба исследова-1 *' ния, пересмотр понятия социальной стратегии, пересмотр понятия контекста, особая нарративная техника и т. д.
12. Ulbricht О. Mikrogeschichte. Versuch einer Vbrstellung // Geschichte in Wissenschaft und Unterricht. Bd. 45. 1994. S. 347-367.
Обзор публикаций по микроистории. Обсуждение соотношения микро- и макроподходов в исторических исследованиях.
13. Историк в поиске. Микро-и макроподходы к изучению прошлого. Доклады и выступления на конференции 5-6 октября 1998 / Отв. ред. Ю. Л. Бессмертный. М.: ИВИ РАН, 1999.
Аннотированная библиография работ, по микроистории 263
Материалы дискуссии, состоявшейся в Институте всеобщей истории РАН в 1998 году, о соотношении микро- и макроподходов, индивидуализации и генерализации в современной исторической науке.
14. Колосов Н. Е. О невозможности микроистории // Историк в поиске. Микро- и макроподходы к изучению прошлого. М., 1999.
- С. 166-183. Переизд. в альманахе Казус: Индивидуальное и уни-
кальное в истории. Вып. 3. М., 2000. С. 33-51.
Остроумная попытка оспорить методологическую самостоятельность микроистории по отношению к макроистории.
15. Савельева И. М., Полетаев А. В. Микроистория и опыт социальных наук // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М., 1999. С. 101-119 (сокращенный вариант этой статьи под названием «Микроистория и микроанализ» опубликован в сб.: Исто-рик в поиске. Микро- и макроподходы к изучению прошлого. М., 1999. С. 92-109).
i Размышления об опыте применения микроанализа в истории и других социальных науках.
II. Микроисторические опыты: из практики современных исследований
16. Cerutti S. La ville et les metiers: naissance d’un langage corporatif. Turin 17е—18е siecle. Paris, 1990.
Книга Симоны Черутти призвана поколебать привычные представления о социальной стратификации. Исследовательница рассматривает профессиональные группы и корпорации не как некие надличностные структуры, а как процесс самоидентификации ремесленников, в которого они участвовали, преследуя свои индивидуальные цели и интересы. Основные идеи книги суммированы в статье автора, помещенной в данном томе.
17. Ginzburg С. Il formaggio е i vermi. Torino, 1976. Рус. пер.: Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. М., 2000.
Переведенная на многие языки мира книга о мельнике-философе Ме-ноккио. Написанная еще до того, как итальянская микроистория сформировалась как определенное направление, эта работа воспринимается теперь как один из самых ярких образцов такого рода исторических исследований.
18. Gribaudi М. Itineraries ouvriers: espaces et groupes sociaux a Turin au debut du XX siecle. Paris, 1987.
Книга Маурицио Грибауди о жизненных путях туринских рабочих в первой половине XX века. Интеграция вчерашних крестьян в город-
Микроистория: прошлое — крупным планом
ж тагиДг
jHHq скую среду, семейные ресурсы и стратегии, социальный контроль и /д/ сети взаимоотношений в рабочих кварталах, социалистические идеалы и ритуалы равенства, конфликт поколений в годы фашизма — вот лишь некоторые темы этой новаторской книги, основанной на обшир-
' ном архивном материале и записях воспоминаний самих участников событий.
19. Jeux d’echelles. La micro-analyse a 1’experience / Textes rassembles et presentes par Jacques Revel. Paris, 1996.
«Игры с масштабами. Микроанализ на практике» — так называется сборник статей ведущих французских и итальянских историков, чьи имена прочно ассоциируются с микроисторией как направлением: помимо самого Жака Ревеля, редактора книги, в этом издании приняли участие Бернар Лепти, Маурицио Грибауди, Симона Черутти (перевод ее статьи опубликован в настоящем томе), Джованни Леви, Эдо-ардо Гренди и другие известные ученые.
20. Le Roy Ladurie Е. Montaillou, le village occitan de 1294 a 1324. Paris, 1976. Рус. пер.: Ле Pya Ладюри Э. Монтайю, окситанская дерев-^'г ня (1294-1324). Екатеринбург, 2001.
Классический труд Э. Ле Руа Ладюри создавался вне какой-либо связи с итальянской микроисторией (в ту пору еще только зарождавшейся). Однако теперь он вполне может восприниматься как удачное применение на практике приемов микроанализа. То, что одновременно он по праву считается шедевром исторической антропологии, удачно под-j черкивает теснейшую родственную связь этих двух направлений современной историографии.
21. Levi G. L’eredita immateriale. Carriera di un esorcista nel Piemonte del Seicento. Torino, 1985. [English transl. — Levi G. Inheriting Power: The Story of an Exorcist. Chicago & London, 1988].
Книга Джованни Леви «Нематериальное наследство», главный герой которой — священник и экзорцист Джован Баттиста Кьеза из маленького пьемонтского городка Сантена, представляет собой один из наиболее удачных образцов микроисторического исследования. Изучив .Л : все сохранившиеся документы о жителях этого городка на протяже-,, । нии XVII столетия, автор анализирует жизнь этого сообщества «изнутри», представляя его как сложное переплетение индивидуальных и семейных стратегий; в результате многие важные явления и процессы экономической и политической жизни тогдашней Италии предстают совершенно в новом свете.
22. Medick Н. Weben und Uberleben in Laichingen 1650-1900: Lokalgeschichte als Allgemeine Geschichte. Gottingen, 1996 (2 Aufl. — 1997).
Книга Ханса Медика «Ткачество и выживание в Лайхингене» имеет " характерный подзаголовок: «Местная история как история всеобщая».
Подобно французским историкам из школы «Анналов», автор реали-•XI зует на этом примере идеалы «тотальной» истории, исследуя все без ! >, । исключения аспекты жизни этого населенного пункта в Вюртемберге
Аннотированная библиография работ, по микроистории
265
на протяжении двух с половиной столетий. Его интересует работа и досуг лайхингенцев, их семейная жизнь, бытовое поведение, символика одежды, круг чтения и религиозные убеждения. В настоящий сборник включена статья, основанная на материалах одной из глав этой книги.
23. Microhistory and the Lost Peoples of Europe / Ed. by Edward Muir and Guido Ruggiero. Baltimore & London, 1991.
Сборник статей итальянских микроисториков (в английском переводе), ранее напечатанных на страницах ведущего журнала этого направления Quaderni storici. Наряду с программным манифестом— статьей К. Гинзбурга и К. Пони «Имя и игра» — сборник содержит целый ряд конкретных микроисторических опытов, принадлежащих перу К. Гинзбурга, М. Феррари, Э. Гренди, Дж. Пометы, а также работ Болонского семинара, руководимого К. Гинзбургом.
24. Sabean D. Property, Production, and Family in Neckarhausen, 1700-1870. Cambridge, 1990.
25. Sabean D. Kinship in Neckarhausen. Cambridge, 1998.
Фундаментальный двухтомный труд Дэвида Сэбиана о деревне Неккархаузен в Вюртемберге. Характеристику этого исследования см. в редакционном предисловии к статье того же автора, опубликованной в настоящем сборнике.
26. Schlumbohm J. Lebenslaufe, Familien, Hofe. Die Bauem und Heuerleute des Osnabriickischen Kirchspiels Belm in proto-industrieller Zeit, 1650-1860. Gottingen, 1994 (2 Aufl. — 1997).
В книге Юргена Шлюмбома предпринято изучение семейных стратегий крестьян и батраков церковного прихода Бельм в Оснабрюке на протяжении двух столетий (XVII-XIX вв.). Характеристика книги дана в редакционном предисловии к статье автора, помещенной в настоящем сборнике.
27. Ulbrich С. Shulamit und Margarete. Macht, Geschlecht und Religion in einer landlichen Gesellschaft des 18. Jahrhunderts. Wien; Koln; Weimar, 1999.
Книга Клаудии Ульбрих повествует о женских судьбах в деревне XVIII века на германо-французской границе, где рядом жили католики и иудеи. Одна из наиболее интересных глав этой книги — о контактах между соседями, принадлежавшими к двум различным конфессиям, — включена в состав настоящего сборника.
28. Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «Большая история»: иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х гг. М., 2000.
Редкий пока пример удачного микроисторического исследования на материале отечественной истории. В маленькой колонии иностранных рабочих московского Электрозавода, как в зеркале, отразились «боль шие» проблемы советского общества 20-30-х годов.
Сведения об авторах
Томас Зоколл (Thomas Sokoll) — приват-доцент Университета заочного обучения в Хагене (Германия). Автор работ по истории бедности, горного дела, а также по демографической истории. В последние годы занимается преимущественно изучением свидетельств, оставленных бедняками о самих себе. По заданию Британской академии наук подготовил фундаментальное издание писем английских бедняков XVIII — начала XIX в.
Михаил Кром — декан факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге. Автор многочисленных публикаций по истории России и Великого княжества Литовского, русско-литовских отношений XV-XVI вв. (в том числе книг: «Меж Русью и Литвой: Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.» М., 1995; «Радзивилловские акты из собрания Российской национальной библиотеки. Первая половина XVI в.». М.; Варшава, 2002). В последние годы активно пропагандирует достижения микроистории и исторической антропологии (учебник «Историческая антропология. Пособие к лекционному курсу». СПб., 2000).
Ханс Медик (Hans Medick) — научный сотрудник Института истории имени Макса Планка в Геттингене, профессор Эрфуртского университета (Германия). Один из пионеров исторической антропологии, автор многочисленных публикаций о культуре и жизненном мире крестьян, ткачей и других социальных групп. В настоящее время занимается изучением свидетельств людей о самих себе (автобиографий, дневников и т. п.), с особым вниманием к различиям этих текстов в зависимости от личности и пола их авторов, а также от конъюнктуры исторических событий.
Дэвид Сабиан (David Warren Sabean) — профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. С давних пор является активным сторонником диалога между исторической наукой и культурной антропологией. Это нашло отражение в его многочисленных публикациях по истории народной культуры, а также семьи и родства. В настоящее время изучает обсуждение в европейском и американском обществе темы инцеста с XVI по XX в.
Клаудиа, Ульбрих (Claudia Ulbrich) — профессор Свободного университета в Берлине. Изучала историю сельского общества в эпоху
Сведения об авторах
267
позднего Средневековья, затем длительное время занималась исследованием немецко-французской пограничной области в XVIII в. В центре ее научных интересов — женская и гендерная история, а также история контактов между иудеями и христианами в начале Нового времени. В настоящий момент особое внимание уделяет изучению свидетельств людей о себе (эго-документов), а также содержащейся в них концепции личности.
Симона Черутти (Simona Cerutti) — профессор Высшей школы социальных исследований в Париже. Истоки ее творчества коренятся в традиции итальянской микроистории. Член редколлегии журнала Quaderni storici. После завершения работы о ремесленных цехах в Турине изучала социальную и юридическую классификацию в городах эпохи Старого режима (XVII-XVIII вв.). В настоящее время готовит к публикации книгу о судебной практике в Италии XVIII в. (Giustizia sommaria. Pratiche е ideali di giustizia in una societa diAncien Regime, Torino, XVIII secolo; книга выходит в миланском издательстве Feltri-nelli).
Юрген Шлюмбом (Jiirgen Schlumbohm) — научный сотрудник Института истории имени Макса Планка в Геттингене, профессор Ольденбургского университета (Германия). Автор многочисленных книг и статей по социальной, экономической и культурной истории XVII-XIX вв. В последние годы уделяет преимущественное внимание истории семьи, родства и детства. В настоящее время работает над темой «Деторождение и акушерство в XVIII-XIX вв.».
:е
Д. А. Александров, М. М. Кром. К читателю ................5
Юрген Шлюмбом, Михаил Кром, Томас Зоколл. Микроистория: большие вопросы в малом масштабе ......................7
Симона Черутти. Социальный процесс и жизненный опыт: индивиды, группы и идентичности в Турине XVII века.
Пер. с фр. 3. В. Юровской и Е. Е. Савицкого.......... 27
Дэвид Уоррен Сэбиан. Голоса крестьян и тексты бюрократов: нарративная структура в немецких протоколах начала Нового времени. Пер. с англ. К. А. Левинсона ........ 58
Клаудиа Ульбрих. Переплетения: христианско-иудейские отношения в одном сельском сообществе XVIII века. Пер. с нем. К. А. Левинсона ......................... 90
Юрген Шлюмбом. Социальные узы между имущими и неимущими: микроистория одного сельского сообщества (XVII-XIX века). Пер. с нем. К. А. Левинсона ........143
Ханс Медик. Народ с книгами. Домашние библиотеки и книжная культура в сельской местности в конце раннего Нового времени. Лайхинген (1748-1820). Пер. с нем. К. А. Левинсона .........................................181
Томас Зоколл. Добыча пропитания путем переговоров: прошения о вспомоществовании от эссексских бедняков из
Лондона (1800-1834). Пер. с англ. К. А. Левинсона ...223
Аннотированная библиография работ по микроистории ......260
Сведения об авторах ....................................266
ПРОШЛОЕ — КРУПНЫМ ПЛАНОМ: Современные исследования по мнкроистории
Серия переводов Европейского университета в Санкт-Петербурге и Института истории имени Макса Планка
Главный редактор издательства И. А. Савкин Выпускающий редактор: Н. М. Баталова Дизайн обложки: С. И. Ващенок Корректор: Н. П. Дралова Оригинал-макет: Е. С. Буракова
ИД № 04372 от 26.03.2001 г. Издательство «Алетейя», 193019, СПб., пр. Обуховской обороны, 13. Тел.: (812) 567-22-39, факс: (812) 567-22-53 E-mail: aletheia@rol.ru www.orthodoxia.org
Фирменные магазины «Историческая книга»
Москва, Старосадский пер., 9. Тел. (095) 921-48-95
Санкт-Петербург, ул. Чайковского, 55. Тел. (812) 327-26-37
Подписано в печать 09.07.2003. Формат 60x88'/i6. Усл.-печ. л. 16,6. Печать офсетная. Тираж 1000 экз. Зак. 4389.
. Отпечатано с готовых диапозитивов в Академической типографии «Наука» РАН, 199034, Санкт-Петербург, 9 линия, д. 12
Printed in Russia