В.И.ГУЛЯЕВ
ПО СЛЕДАМ КОНКИСТАДОРОВ
ИЗДАТЕЛ ЬСТВО-НАУН А •
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Научно-популярная серия
В. И. ГУЛЯЕВ
ПО СЛЕДАМ КОНКИСТАДОРОВ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
Москва 1976
Весной 1519 г. на пустынном мексиканском побережье высадился испанский авантюрист Эрнан Кортес. Несколько месяцев спустя столица ацтеков Теночтпт-лан была без боя отдана испанцам, а всесильный ацтекский правитель Мотекухсома превратился в покорную марионетку Кортеса. В предлагаемой вниманию читателей книге делается попытка на основе анализа всех доступных источников, как индейских, так и испанских, выяснить причины быстрой гибели наиболее развитых индейских цивилизаций Нового Света под ударами конкистадоров.
В. И. Гуляев, кандидат исторических наук, занимается проблемами древнпх цивилизаций Мексики и Центральной Америки. Он автор монографии «Древнейшие цивилизации Мезоамерики» (М., 1972), научно-популярных книг «Америка и Старый Свет в доколум-бову эпоху» (М., 1968), «Идолы прячутся в джунглях» (М., 1972) и ряда научных статей.
Ответственный редактор
доктор исторических наук М. С. АЛЬПЕРОВИЧ
10603-033
054(02)-76
2-76 НИ
© Издательство «Наука», 1976 г.
Г
ВСТУПЛЕНИЕ
История человечества знает немало грандиозных потрясений и катастроф, которые обрушивались на те или иные страны и континенты. И тем не менее в эпоху средневековья нелегко найти столь же драматическое событие, какое произошло в Америке, испытавшей на себе все ужасы чужеземного завоевания и в считанные десятилетия превратившейся в гигантскую колонию двух могущественных держав Иберийского полуострова: Испании и Португалии. Европейцы безжалостно истребляли в Новом Свете целые народы, разрушали цветущие города, обрекали на гибель бесценные сокровища индейской культуры. Уже к середине XVI в. самобытные и яркие цивилизации, созданные индейцами Мексики и Перу, были насильственно уничтожены конкистадорами, и впоследствии даже память о них была в значительной мере вытравлена из сердца народа многовековым колониальным рабством.
«Культура метафор и чисел (имеется в виду культура ацтеков.— В. Г.),— пишет известный мексиканский историк М. Леон-Портилья,— была разрушена оружием железа и огня. Она исчезла как сон: оперенье кецаля разорвалось, работы из яшмы разлетелись па куски... От них осталось одно лишь воспоминание... Ученые были уничтожены, рукописи сожжены, а скульптуры и дворцы превращены в груды бесформенных камней» *.
Сразу же после завершения конкисты появилось немало документов, воспоминаний и хроник, посвященных этой теме. Среди их авторов — прежде всего сами конкистадоры, а также первые монахи-миссионеры, королевские чиновники, уцелевшие представители индейской знати и, наконец, официальные летописцы.
Казалось бы, при таком обилии источников все основные события конкисты уже освещены, и исторический фон, на котором они происходили, успешно воссоздан. Однако
3
приходится констатировать, что и на долю современных исследователей остается еще немало нерешенных и спорных вопросов.
К их числу относится, на мой взгляд, история завоевания испанцами Мексики и Центральной Америки. Парадоксально, но факт, что ставшие чуть ли не хрестоматийными суждения по поводу разгрома государства ацтеков некоторые зарубежные ученые до сих пор черпают главным образом из трудов Кортеса и Берналя Диаса, хотя трудно найти людей более необъективных в этом вопросе, чем они. «Писания Кортеса, Нарваэса, Гарая,— подчеркивает американский исследователь Э. Вольф,— изобилуют ссылками на Цезаря, Помпея и Ганнибала... Они не удовлетворялись простым актом или деянием, а превращали его в некий символ, в воплощение сверхчеловеческой цели. В свою очередь, последующие летописцы, восхищенные их делами, не жалели пышных слов. На страницах исторических хроник конкистадоры предстают в обманчивом свете собственных оценок: полукептавры, полубоги, и потому менее всего похожие на реальных живых людей» 2. Правда, иногда конкистадоры ошибались в своих суждениях неумышленно, поскольку сложный мир индейской культуры был абсолютно чужд и незнаком «христову воинству», которое судило о непонятных для него туземных порядках, используя привычные европейские стандарты.
Во всяком случае, пристрастная и необъективная версия основных событий конкисты сразу же нашла поддержку у испанского короля и всесильной католической церкви. Другого трудно было и ожидать: Кортес и Писарро по сути своей являлись всего лишь рядовыми исполнителями агрессивных замыслов Мадрида и Ватикана в' западном полушарии. И свидетельства главарей разбойничьих отрядов конкистадоров стали официальными документами по истории конкисты. Все материалы, которые противоречили высказанной в них точке зрения, королевские чиновники тщательно прятали в глубоких подвалах Совета Индий в Севилье или же издавали с большими пропусками и искажениями. «Испанская официальная цензура,— пишет советский исследователь С. А. Созина,— начиная со второй половины XVI в. самым жестоким образом препарировала готовившиеся к изданию труды хронистов. Ряд тем, и среди них некоторые аспекты конки
4
сты: права испанского короля на владение Америкой, распри конкистадоров... жестокость испанцев и т. д.,— были объявлены государственной тайной. Слишком много могущественных конкурентов в Европе интересовались делами испанской колониальной империи в Америке» 3. Именно по этой причине труд великого испанского гуманиста Бартоломе де Лас Касаса «История Индий», гневно обличающий жестокости и насилия европейских завоевателей в Новом Свете, не был напечатан в Испании вплоть до XIX в.
Но, помимо хроник самих конкистадоров, существовали и другие не менее важные труды по истории конкисты. Речь идет о свидетельствах побежденных — воспоминаниях, легендах, песнях и пророчествах различных индейских народов Мексики и Центральной Америки, разбитых на полях сражений, задавленных тяжким гнетом, по не сломленных духовно. Знакомство с такими источниками уже само по себе открывает окно в совершенно новый, неведомый для нас мир — мир чувств и переживаний ацтеков, тотонаков, сапотеков, майя и др. Что думали индейцы при виде первых европейских завоевателей, прибывших к берегам Нового Света? Каковы были вначале их взаимоотношения с чужеземцами? Как расценивали они свое поражение в жестокой борьбе против христианского бога и испанского короля?
В настоящее время дать исчерпывающий ответ на все эти вопросы еще нельзя из-за малочисленности и своеобразия дошедших до нас источников. Но попытаться рассказать в этом плапе об ацтеках и майя можно уже и сейчас, хотя работа с индейскими документами достаточно трудна.
Дело в том, что они созданы спустя много лет после окончания конкисты людьми, подвергшимися уже известному влиянию христианской религии и культуры. В результате психологической травмы, своего рода «интеллектуального шока», надолго лишились дара речи уцелевшие туземные философы, поэты, сановники и жрецы. Одни не могли говорить, подавленные горем, другие боялись сказать всю правду об ужасах чужеземного нашествия, справедливо опасаясь репрессий со стороны колониальных властей. Кроме того, большая часть исторических свидетельств индейцев состоит из песен, легенд и преданий, где конкретные события зачастую представлены в поэти
5
ческой, смещенной во времени форме, факты чередуются с мистическим вымыслом, а суровая правда о преступлениях конкистадоров с явной лестью в адрес победителей.
И тем не менее документы индейских авторов составляют важнейший раздел источников по истории конкисты. Они позволяют более объективно судить о том, что в действительности происходило в стране ацтеков и майя, когда туда пришли европейские завоеватели.
Приступая к работе над этой книгой, я не ставил перед собой цель подробно описать испанское завоевание Мексики, Гватемалы и Гондураса. Мне казалось, что в общих чертах история гибели цивилизаций ацтеков и майя под ударами конкистадоров хорошо известна4. Я просто взял несколько наиболее ярких и драматических событий из истории конкисты (резня в храме Уицилопочтли, пленение и смерть Мотекухсомы и т. д.) и рассмотрел их на фоне всех имеющихся источников информации. В результате у меня возникло глубокое убеждение в том, что при освещении важнейших моментов завоевания Мексики Кортес и Берналь Диас во многом не точны, а их свидетельства, по меньшей мере, спорны. Именно в это время мне попала в руки книга мексиканской исследовательницы, профессора Эвлалии Гусман — письма Кортеса императору Карлу V с пространными и квалифицированными комментариями. В ней Гусман, посвятившая всю свою жизнь изучению конкисты, разбирает каждый шаг испанцев по ацтекской земле, каждую деталь тех далеких событий на основе огромного количества исторических свидетельств’ и фактов: испанских и индейских хроник, данных археологии и антропологии и т. д. Прочитав этот уникальный труд, идущий вразрез со многими общепринятыми тезисами буржуазной историографии конкисты, я с радостью убедился, что те противоречия и ошибки в воспоминаниях конкистадоров, до которых я ранее «докопался», отмечены и моим далеким мексиканским коллегой, причем на более широком и разнообразном фактическом материале. Эвлалия Гусман страницу за страницей рассматривает все пять писем Кортеса и не оставляет камня на камне от его версии основных событий конкисты.
По-видимому, пришла пора написать историю испанского завоевания Мексики и Центральной Америки заново, критически пересмотрев все предшествующие работы с
6
позиций марксистской методологии и последних достижений исторической пауки 5.
Данная книга не ставит перед собой такой широкой задачи. Ее основная цель — побудить читателя задуматься над трагедией индейской Америки, грудью встретившей нашествие вооруженных до зубов чужеземцев и побежденной в этой неравной борьбе не только силой оружия, ио и с помощью интриг и вероломства.
Ниже речь пойдет о событиях первой половины XVI в., происходивших на сравнительно небольшой территории (Центральная и Южная Мексика, Гватемала и часть Гондураса), т. е. практически — о завоевании государств ацтеков и майя. Что касается падения Тайясаля — последнего независимого города майя-ицев — в конце XVII в., то, хотя данный эпизод хронологически, безусловно, выпадает из общих рамок книги, я включил его в настоящую работу потому, что он является как бы логическим финалом затянувшейся на века испанской конкисты в Новом Свете.
Глава 1
ЛАДЬЯ В ОКЕАНЕ
...Пришли иноземцы
с рыжими бородами, дети солнпа. Бородатые люди прибыли с востока, когда пришли сюда, в эту землю... О, люди ица!.. будьте готовы!..
!Увы? Оплачьте себя, ибо они пришли.
«Чилам Балам»
Перевод Ю. В. Кнорозова
30 июля 1502 г. знаменитый адмирал «моря-океана» Христофор Колумб, в который уже раз отправившись искать счастья за просторами Атлантики, открыл еще один клочок суши. Это был остров Гуанаха, расположенный близ северного побережья Гондураса. Сам того не ведая, великий мореплаватель оказался буквально в двух шагах от тех сказочно богатых «восточных царств», увидеть которые так долго мечтал во время своих многолетних скитаний. Прямо на запад от вновь обнаруженного острова, в какой-нибудь сотне километров, находились цветущие торговые центры майя Нито и Нако (этих городов нет теперь на географической карте; первый из них находился в устье реки Дульсе, близ современного города Ливингстон в Гватемале, второй — на реке Нако — притоке реки Чамелекон, в Гондурасе), куда стекались товары с доброй половины Центральной Америки. А за ними, на север, лежала обширная и многолюдная страна, жители которой построили в джунглях каменные города, изобрели точнейший календарь и стройную систему письменности за полторы тысячи лет до появления там европейцев. Но Колумб повернул в противоположную сторону — на юг и, медленно плывя вдоль центрально-американского побережья, с каждой пройденной лигой (лига равна 5,6 км) удалялся от объекта своих мечтаний — богатой чужедальней страны с высокоразвитой культурой. И если бы не одна случайная встреча на перепутье морских дорог, мы так, вероятно, никогда бы и не узнали, что первым европейцем, увидевшим индейцев-майя, был сам первоогкры-
8
ватель Нового Света. Впрочем, предоставим слово летописцу, с протокольной точностью запечатлевшему это событие. Неподалеку от острова Гуанаха, пишет Бартоломе Колумб — брат знаменитого путешественника, «мы встретили индейскую ладью, большую, как галера, шириной в восемь шагов, сделанную из одного лишь ствола. Она была нагружена товарами пз западных областей... Посредине ладьи стоял навес из пальмовых листьев... который защищал тех, кто находился внутри, от дождя и морских волн. Под этим навесом разместились женщины, дети и весь груз. Люди, находившиеся в лодке, хотя их было Двадцать пять человек, пе стали защищаться от преследовавших их шлюпок. Поэтому наши захватили ладью без борьбы и привели всех на корабль, где адмирал вознес всевышнему благодарственную молитву за то, что без всякого ущерба и риска для своих он узнает о делах этой земли» *.
Испанцев поразило все: и размеры индейского судна, и численность его экипажа, и то, что туземцы держались независимо и смело. Но особенное удивление вызвали их одежда и внешний вид: стройные люди с невозмутимыми лицами, в изящных, с яркими цветными вышивками рубахах, плащах, набедренных повязках и юбках из хлопчатобумажной ткани, прикрывавших их бронзовые тела, были так непохожи на полуголых обитателей вест-индских островов, встречавшихся до сих пор европейцам.
Многие испанские хронисты XVI—XVII вв. (Овьедо, Эррера, Бартоломе Колумб) приводят в своих трудах обширный список товаров, обнаруженных в индейской дадЬе: тонкие хлопчатобумажные ткани, медные топоры и колокольчики, бобы какао, кинжалы из кремня, деревянные мечи с лезвием из обсидиана, маис (кукуруза) и многие другие товары. Видимо, ладья совершала обычный торговый рейс из приморских городов Табаско или Кампече (на побережье Мексиканского залива) в Гондурас, вокруг всего Юкатанского полуострова. Во всяком случае, капитан ипдейской ладьи, который был весьма богатым торговцем, во время беседы с Колумбом часто показывал рукой на запад и повторял, что происходит из земли «Майям», т. е. что он и члены его экипажа— майя.
Девять лет спустя, в 1511 г., майя вновь встретились с таинственными бородатыми чужеземцами, но уже при иных, более драматических обстоятельствах.
9
«Первыми испанцами, приставшими к Юкатапу,— пишет Диего де Ланда,— были, как говорят, Херонимо де Агиляр, родом из Эсихи (Испания.— В. Г.), и его спутники. Во время беспорядков в Дарьене (Панама.— В. Г.) в 1511 г. они сопровождали Вальдивию, отправившегося па каравелле в Санто-Доминго (испанская колония на острове Гаити.—В. Г.), чтобы дать отчет в том, что происходило (среди конкистадоров в Панаме,—В. Г.), адмиралу и губернатору, а также чтобы отвезти 20 тысяч дукатов пятины короля. Эта каравелла, приближаясь к Ямайке, села на мель... где и погибла. Спаслось не более 20 человек, которые с Вальдивией сели в лодку без парусов, с несколькими плохими веслами и без каких-либо припасов. Они плавали по морю 13 дней, и, после того как около половины умерло от голода, они достигли берега Юкатана в провинции, называемой Майя» 2.
Выбравшись па берег, они попали в руки одного из местных индейских вождей — человека грубого и жестокого. В первый же день по его приказу Вальдивию и четверых других испанцев принесли в жертву богам и съели на пышном варварском пиршестве.
«А меня,— вспоминает Агиляр,— и шестерых моих товарищей оставили в клетке до другого ближайшего праздника, для того чтобы нас откормить и украсить нашим мясом торжественную трапезу. Убедившись в том, что наш конец не за горами, мы решили попытаться каким-то образом спасти свои жизни и, сломав клетку, бежали через кустарник, никем не увиденные. Бог оказался милостивым к нам, и, хотя мы чуть не умерли от усталости, нам удалось встретить другого правителя — смертельного врага того, от которого мы убежали» 3. Ах Кин Куц — правитель города Шаман-Сама, хотя и даровал испанцам жизнь, превратил их в своих рабов и заставил выполнять самую тяжелую и черную работу. Чужеземцы быстро теряли силы и один за другим сходили в могилу. Наконец, в живых осталось только двое: Херонимо де Агиляр, впоследствии присоединившийся к отряду Кортеса в 1519 г., и Гонсало Герреро, который убежал на юг, в провинцию Четумаль, где вскоре стал главным военным советником при местном правителе Начан Кане, жепился на его дочери и принял языческую веру своих покровителей.
В начале 1517 г. С Кубы отправилась на запад экспедиция во главе с Франсиско Эрнандесом Кордовой, кото
10
рый, по словам испанского хрониста XVI в. Лас Касаса, был человеком очень смелым, рассудительным и весьма ловким, всегда готовым ловить и убивать индейцев. Цель его плавания как раз и состояла в том, чтобы привезти новых рабов для испанских плантаций и рудников в Вест-Индии.
На борту трех небольших кораблей находилось НО солдат и матросов. Однако внезапно разыгравшаяся буря отбросила эскадру далеко к югу от намеченного маршрута. И в воскресенье, 23 февраля 1517 г., Кордова увидел перед собой желтые известняковые утесы побережья Юкатана.
Кордова и его спутники первыми из европейцев по доброй воле высадились на каменистую юкатанскую землю. Повсюду видны были города и селения с каменными домами, дворцами и храмами, возделанные поля маиса и фруктовые сады.
«В Кампече,— пишет Диего де Ланда,— испанцы нашли здание в море, недалеко от земли, квадратное и все ступенчатое; на его вершине находился идол с двумя свирепыми животными из камня, которые пожирали его бока, и длинная толстая каменная змея, глотающая льва; эти животные были покрыты кровью жертв» 4.
По словам Лас Касаса, «испанцы провели там три дня и были не меньше поражены при виде каменных домов и вообще всего увиденного, чем индейцы при виде их бород, одежды и белой кожи» 5.
Выменивая у местных индейцев за всякую мелочь продовольствие и украшения из низкопробного золота, Кордова упорно стремился узнать, где можно найти побольше этого драгоценного металла. Но майя не понимали, чего хочет от них странный чужеземец: своего золота здесь никогда не было, а те немногие безделушки, которые сюда попадали, привозились издалека.
Распаленное же воображение конкистадоров рисовало им несметные богатства, явно скрытые где-то поблизости, и они плыли вдоль юкатанского побережья все дальше и дальше на юг. Через некоторое время на их пути встретился большой и многолюдный город Чампотон. Вооруженные до зубов испанцы во главе с самим Кордовой высадились на берег, где их настороженно встретила огромная толпа местных жителей с копьями и палицами в руках. Правда, в первый момент открытого столкновения не
11
произошло, поскольку испанцы попросили разрешения всего лишь пополнить запасы пресной воды. Но вскоре правитель города Моч Ковох понял, что отнюдь не вода интересует бородатых пришельцев. На утро следующего дня испанский лагерь был плотно окружен отрядами майяских воинов. «И вот разъярившиеся индейцы с луками, стрелами и щитами, которые были у них в форме полумесяцев и украшены золотом,— пишет Лас Касас,— бросаются изгонять чужеземцев, сопровождая атаку звуками трубы, звоном колокольчиков и дикими криками. Испанцы не в состоянии выносить этот крик и, полагая, что обнаженных индейцев одолеть будет нетрудно, выходят им навстречу во главе с Франсиско Эрнандесом, который... был человек решительный и не робкого десятка, и вступают с ними в бой. Четыре часа сражались те и другие с немалой отвагой: испанцы рубили мечами, кололи копьями, вспарывали индейцам животы, поражали их из арбалетов, и поле было усеяно мертвыми индейцами, но остальные не сдавались, а продолжали разить испанцев своими стрелами. Стоило одному из испанцев выйти вперед без щита, как его немедленно поразили стрелы в живот, и он тут же умер; а когда другой, стремясь доказать свою храбрость, вылез вперед, они убили и его, и вскоре почти все испанцы были ранены. Увидев, что дело плохо, они стали отступать к своим шлюпкам... а индейцы с криками и воплями их преследовали, нанося им новые и новые раны; поскольку же на берегу было очень вязко и шлюпки чуть не потонули в грязи, да к тому же раненые едва передвигались... то прошло немало времени, пока им удалось отчалить. Всего там полегло 20 испанцев, а предводитель и остальные уцелевшие вернулись на корабль полумертвыми: еще бы несколько минут, и ни один бы не унес оттуда ноги» в. Это был настоящий разгром. Из НО солдат Кордовы 20 погибло, 2 попали в плеп живыми и их принесли в жертву богам, а 50 человек получили тяжелые раны.
С большим трудом на двух уцелевших кораблях экспедиция вернулась на Кубу, где Франсиско Эрнандес де Кордова вскоре умер от полученных в Чампотоне ран.
Но дело было сделано. Слух о богатых землях и многолюдных каменных городах, лежащих всего в сотне километров к западу от Кубы, мгновенно разнесся по острову, и когда тщеславный губернатор острова Диего Велас
12
кес объявил о подготовке новой экспедиции в страну майя, желающих оказалось более чем достаточно.
В апреле 1518 г. из порта Сантьяго-де-Куба отправилась к берегам Юкатана эскадра из четырех хорошо оснащенных кораблей с двумя сотнями солдат и матросов на борту. Начальником экспедиции Диего Веласкес назначил своего дальнего родственника Хуана де Грихальву. Одним нз кораблей командовал Франсиско де Монтехо — будущий завоеватель юкатанских майя. Инструкции губернатора были строги и недвусмысленны: на новых землях не основывать колонии и не вести какие-либо военные действия, поскольку главная цель экспедиции — разведка, обследование вновь открытой страны и налаживание торговых контактов с ее обитателями, дабы везде, где Грихальва побывает, индейцы остались мирно настроенными.
После нескольких дней плавания эскадра Грихальвы благополучно добралась до острова Косумель, отделенного от материка лишь узким проливом. Увидев большое селение с каменными храмами и пирамидами, испанцы поспешили высадиться на берег. Их ждала толпа местных жителей во главе с вождем и верховным жрецом. Последовал традиционный обмен приветствиями (причем Грихальва пользовался услугами переводчика-майя, увезенного на Кубу год назад людьми Кордовы). «Затем индейцы,— пишет Лас Касас,— поднесли в дар командующему больших кур, которых мы зовем зобатыми, и несколько тыквенных сосудов с пчелиным медом, а командующий дал им всякие кастильские вещицы — бусы, бубенчики, гребни, зеркальца и прочие безделки и спросил через переводчика, нет ли у них золота для продажи и обмена па эти товары, ибо так уж повелось, что у испанцев изложение священного писания неизменно начинается с этого вопроса и он служит главным предметом их проповедей... Никогда не пеклись наши соотечественники ни о чем ином, кроме золота; и индейцы усвоили, что золото — единственная забота христиан, предел их вожделений, причина их прибытия в эти края и всех их трудов и странствий» ’.
В ответ на настойчивые просьбы Грихальвы майя принесли несколько украшений из низкопробного золота: больше в селении не оказалось. И разочарованные испанцы отправились дальше — туда, где в сиреневой дымке маячили крутые утесы мыса Каточе. «Мы плыли вдоль бе
13
рега день и ночь, и еще день до захода солнца,— вспоминает участник экспедиции Хуан Диас,— прежде чем увидели город настолько большой, что даже Севилья не была по сравнению с ним красивее и больше. Кто-то увидел там очень высокую башню. На берегу собралась огромная толпа индейцев, которые размахивали двумя флагами, давая нам знак приблизиться к ним. Но командующий не захотел этого» 8.
Скорее всего, Хуан Диас описывает древний майяский город Тулум (Сама) на восточном побережье Юкатана, к югу от острова Косумель. Этот город был основан, по-видимому, еще в I тысячелетии н. э. и прекратил свое существование вскоре после конкисты.
Не найдя и здесь ничего интересного, испанцы повернули назад. В Чампотоне, пишет Диего де Ланда, в то время как они запасались пресной водой, индейцы убили одного человека и 50 ранили, в том числе Грихальву.
Надо сказать, что Грихальва явился в Чампотон с вполне определенной целью. Он хотел проучить строптивых туземцев за избиение людей Кордовы. Однако непрошеные гости и на этот раз получили такой суровый отпор, что у них надолго отпала охота посещать столь воинственный город. С тех пор Чампотон получил на всех испанских картах новое имя — город Злой Битвы.
Двигаясь все дальше на запад, Грихальва открыл залив, который назвал Лагуной де Терминос, устье реки Табаско (современная река Грихальва) и Западное побережье Мексиканского залива. Он первым из европейцев узнал о существовании могущественной ацтекской державы, заставлявшей местные провинции регулярно платить ей большую дань.
В Табаско испанцам особенно повезло. Без каких-либо жертв и кровопролития они в течение двух-трех дней сумели путем хитроумного обмена выкачать почти все золото, имевшееся у туземцев. Только за один день Грихальва получил от простодушных индейцев драгоценностей на добрую тысячу дукатов. «В благодарность за этот подарок,— пишет Лас Касас, ядовито высмеивавший жульничество своих соотечественников,— главнокомандующий поднес касику (вождю.— В. Г.) следующие сокровища из своего тряпочно-побрядушенного запаса: красный байковый камзол и колпак из той же ткани, с нашитой на нее бляхой, и не золотой, а поддельной; сорочку без ворота...
14
притом простую, а пе шелковую; головной платок, кожаный пояс с кошельком; нож, пару ножниц... женские сандалии; пару шаровар, два зеркала, два гребня да несколько ниток разноцветных стеклянных бус. В Кастилии все это вместе обошлось бы в 3—4 дуката. Этот самый касик... и все его индейцы решили, что вещи, которые дал им Грихальва, представляют огромную ценность, и, может статься, вообразили даже, что провели и надули испанцев, получив эти вещи за полцены, а потому на другой день они вернулись с еще более дивными драгоценностями...» 9
По мере того как трюмы кораблей заполнялись сокровищами, алчность конкистадоров росла. Они забыли уже о строгих приказах Диего Веласкеса и подступились было к Грихальве с требованием устроить испанскую колонию в этих благодатных краях. Но здесь коса нашла на камень. Несмотря на все просьбы, требования и угрозы, командующий оставался тверд и непреклонен, ссылаясь на запреты губернатора Кубы. Когда волнения среди участников экспедиции достигли апогея, Грихальва погрузил все добытое золото на один из кораблей, который требовал срочного ремонта, и отправил его на Кубу, чтобы получить инструкции относительно дальнейших действий. Капитаном судна он назначил Педро де Альварадо. Остальные корабли тем временем продолжали обследование мексиканского побережья.
Когда Альварадо добрался до Сантьяго-де-Куба и рассказал Диего Веласкесу обо всем случившемся, тот искренне возмутился: найти такие золотоносные земли и не прибрать их к рукам! Он уже забыл и свои собственные напутствия и свои письменные указы, ограничивавшие буквально каждый шаг Грихальвы во вновь открытых краях. И на голову бедного мореплавателя посыпались проклятия и угрозы.
Когда же некоторое время спустя Грихальва благополучно вернулся на остров, губернатор отстранил его от всех дел, отнял имение и не сказал ни единого слова благодарности за добытые сокровища. В 1523 г. вконец обнищавший первооткрыватель Мексики был направлен в Никарагуа для усмирения восставших индейцев и погиб в первой же стычке, пронзенный индейской стрелой.
А тем временем в Сантьяго-де-Куба лихорадочно готовили новую флотилию, и на этот раз уже не для открытий, а для завоеваний. После всевозможных закулисных
15
махинаций и интриг Диего Веласкес доверил руководство столь ответственным предприятием некоему Эрнану Кортесу — своему секретарю.
За короткий срок удалось собрать и снарядить 11 кораблей и найти несколько сот авантюристов. Как пишет Лас Касас, все это были добровольцы, алчущие золота и надеявшиеся его раздобыть.
В начале 1519 г. отряд Кортеса отправился к берегам Мексики. Здесь нет нужды подробно останавливаться на всех деталях этого путешествия. Достаточно сказать, что будущий знаменитый конкистадор посетил в стране майя остров Косумель (где к нему и примкнул многострадальный Херонимо де Агиляр), Кампече и устье реки Табаско. Но бесплодные и каменистые берега Юкатана его не привлекли. Он стремился во что бы то ни стало попасть в великолепную столицу ацтеков.
Глава 2
ПУТЬ НА ТЕНОЧТИТЛАН
Неужели правда, что мы живем на земле?
На земле мы не навсегда: лишь на время.
Даже нефрит дробится,
Даже золото ломается,
Даже перья кецаля рвутся, На земле мы не навсегда: лишь на время. «Философия нагуа» Перевод Р. Буреете
На рассвете 18 апреля 1519 г. в пустынную бухту близ острова Сан-Хуан-де-Улоа на побережье Мексиканского залива стремительно вошли 11 испанских каравелл. Главный кормчий эскадры Антон Аламинос знал эти места как свои пять пальцев: совсем недавно он побывал здесь с экспедицией Хуана де Грихальвы. И вот — новый поход, возглавляемый Эрнаном Кортесом. Загремели тяжелые якорные цепи, и корабли, словно усталые бегуны, преодолевшие последние метры дистанции, один за другим застыли на зеркальной глади бухты.
Берег был рядом, загадочный и молчаливый. Впереди, у самой кромки воды, желтели песчаные дюны. А за ними, насколько мог видеть глаз, тянулись тщательно возделанные поля маиса и хлопчатника, сады, вздымались колючие щетки пальм и островерхие крыши бесчисленных индейских селений. С запада эту живописную панораму обрамляли голубоватые цепи гор, среди которых выделялся белоголовый исполин Орисаба — потухший вулкан с нетающей снежной шапкой на вершине. Именно там, за неприступной стеной горных хребтов, и находился Апаху-ак (долина Мехико) — сердце ацтекского государства.
Высадка началась лишь на следующий день. «Мы сошли на берег,— вспоминает участник этого похода Берналь Диас,— вместе со своими пушками и лошадьми в районе высоких песчаных дюн... и старший канонир Меса
17
тут же распорядился установить на их вершинах несколько орудий, поскольку это была, на его взгляд, наилучшая позиция. Затем мы возвели алтарь, отслужили мессу и построили вокруг хижины и навесы для Кортеса и его капитанов, а потом и для себя» *.
Грозный вал конкисты докатился, наконец, до восточных границ одного из самых могущественных государств доколумбовой Америки — так называемой ацтекской «империи», во главе которой стоял тогда девятый по счету тлатоани (правитель) Мотекухсома Шокойоцин (другие написания этого имени, в той или иной мере искаженные,— Мутесума, Монтесума, Монтесума).
Если верить древнему индейскому преданию, то первым известие о появлении бледнолицых чужеземцев принес в ацтекскую столицу Теночтитлан (современный город Мехико) какой-то простолюдин с побережья Мексиканского залива. Войдя в дворцовые покои Мотекухсомы, он сказал грозному правителю: «Господин наш и повелитель, прости мою смелость: я прибыл из Миктлана Куа-ухтлы; я бродил там по берегу моря и вдруг увидел нечто вроде горы или большого холма, двигающегося по воде, не приставая к суше. И так как подобного мы прежде не видали, а нам поручено охранять побережье, мы пребываем теперь в тревоге» 2.
Верные люди, посланные тлатоани на побережье, подтвердили все сказанное: странно одетые бородатые чужеземцы, приплывшие из-за моря на больших деревянных лодках, вступили в пределы ацтекских владений. Что они ищут здесь, на мексиканской земле, так далеко от своей родины и всего в двух шагах от непобедимых ацтекских легионов?
По приказу Мотекухсомы вожди из ближайшего к месту высадки селения Куэтлаштлан посетили лагерь Кортеса, чтобы выведать дальнейшие намерения пришельцев. Индейцы принесли с собой щедрые дары — фрукты, початки маиса, птиц и украшения из низкопробного золота. С помощью своих переводчиков — доньи Марины 3 и Херонимо де Агиляра — Кортес объяснил посланцам ацтеков, что испанцы — христиане, вассалы императора дона Карлоса, величайшего правителя на земле, который имеет в качестве вассалов мцожество могущественных царей, и что они прибыли в эту страну по его приказу, поскольку до него уже много лет доходили слухи о ней и о ве
18
ликом государе, который ею правит. Кроме того, ловкий конкистадор заверил простодушных туземцев в том, что у него есть важное послание испанского короля, которое он должен вручить лично Мотекухсоме, а для этого испанцам необходимо побывать в столице ацтекского правителя.
Во время беседы местные художники быстро и точно изобразили на бумаге корабли, лошадей, пушки и самих чужестранцев, их диковинные одежды и бороды. Заметив это, Кортес решил лишний раз продемонстрировать туземцам свое могущество, По его сигналу внезапно грянули залпы медных пушек, и тяжелые ядра со свистом врезались в лесную чащу, сокрушая на своем пути могучие древесные стволы и раскидистые ветви. Затея удалась на славу. Испуганные индейцы попадали со страху на землю, пораженные и громовыми раскатами орудийных выстрелов, и их разрушительной силой.
Прощаясь, индейский вождь Тендиле (так называет его Берналь Диас) обратил внимание на железный шлем одного из конкистадоров, очень похожий, по его словам, на головной убор главного божества ацтеков — бога войны Уицилопочтли. Не растерявшись, Кортес тут же вручил шлем вождю, но попросил вернуть его через какое-то время доверху наполненным золотым песком с тем, чтобы узнать, отличается ли золото здешней страны от золота из испанских рек. Кроме того, в дар правителю Теночтит-лана посылалось несколько наспех собранных дешевых вещей: деревянное резное кресло, шапка красного сукна с медальоном из поддельного золота, нитка стеклянных бус и пара простых рубашек из голландского полотна.
Несколько дней спустя все эти вещи вместе с рисунками лежали пред Мотекухсомой. Теперь он располагал, наконец, самой достоверной информацией о своем вероятном противнике. И поскольку правитель Теночтитлана не был ни абсолютным монархом, ни главой гигантской империи, как это утверждали и утверждают многие ученые за рубежом, то он немедленно созвал Большой совет Тройственной лиги, основу которой составлял союз трех городов-государств: Теночтитлана, Тескоко и Тлакопана ,(Такубы) 4. Только такой орган и был правомочен обсуждать наиболее сложные вопросы внешней и внутренней политики лиги. Мотекухсома попросил собравшихся вельмож высказаться относительно просьбы чужеземцев и
19
решить, пускать их в столицу ацтеков или же силой выдворить за пределы государства. Мнения присутствующих разделились. Брат тлатоани Куитлахуак (правитель Ис-тапалапана) считал, что испанцев ни в коем случае не следует пускать в Теночтитлан, а если понадобится, даже уничтожить в открытом сражении. Правитель Тескоко — Какамацин, напротив, предлагал встретить белолицых пришельцев со всеми подобающими почестями, поскольку, согласно обычаю, ацтеки всегда доброжелательно принимали посланцев других государей, в том числе и враждебных им. Кроме того, было бы небезынтересно узнать, продолжал он, что содержится в письме и от какого оно правителя. Если же чужеземцы имеют какие-то дурные намерения, то в городе, слава богу, вполне достаточно храбрых воинов, чтобы защититься от любого врага. После бурных споров большинство членов совета высказалось в поддержку мнения Какамацина, и роковое решение было принято. Подчиняясь ему, Мотекухсома разослал во все концы своих владений специальных посланцев с приказом: на пути следования Кортеса и его спутников в Теночтитлан не чинить им никаких препятствий, а, напротив, принимать их так, как подобает принимать друзей в.
Одновременно на побережье Мексиканского залива отправилось посольство из знатных ацтекских вельмож с богатыми подарками испанскому военачальнику и его далекому королю. Не прошло и нескольких дней, как перед походным шатром Кортеса появилась пышная процессия послов Мотекухсомы. Молча расстелив у входа в шатер несколько циновок, они не спеша стали раскладывать перед конкистадором драгоценные изделия. У испанцев при виде этих сокровищ разгорелись глаза. «Первым было круглое блюдо,— вспоминает Берналь Диас,— размером с колесо телеги с изображением солнца и различными резными фигурами, все из чистого золота. По словам взвешивавших его людей, оно стоило 10 000 золотых песо. Вторым было круглое массивное блюдо из серебра с изображением луны, даже большего размера, чем первое; очень ценная вещь. Третьим был шлем, доверху наполненный золотым песком, на сумму не менее чем 3000 песо. Затем появилось 20 золотых уточек великолепной работы, несколько украшений в виде фигурок собак местной породы и множество других в виде ягуаров, львов и обезьян, 10 ожерелий очень тонкой работы, несколько подвесок, 20
Мексики XVI в. (ио Г. Парксу, 1949)
дюжина стрел и маленький лук, два жезла в полметра длиной — всё из чистого золота. Были там головные уборы из красивых зеленых перьев, веера из того же материала, изображения оленей из золота, полые внутри, 30 кип тонких хлопчатобумажных тканей и множество других вещей, которые я не могу вспомнить...» 6
Послы поцеловали землю у ног Кортеса и, окурив его и всех окружающих ароматным дымом благовоний из глиняных жаровен, изложили ответ Мотекухсомы: «император» выражал чужеземцам чувство искренней дружбы и готов был помочь им во всех начинаниях.
Таким образом, уловка Кортеса с несуществующим посланием от великого государя сыграла свою роль. Испанцы окончательно убедились в том, что в глубинных районах Мексики находится могущественная и богатая золотом страна, правитель которой не собирается открыто выступать против них. Оставалось лишь найти способ подчинить зту страну. И обстоятельства вскоре предоставили его.
Когда конкистадоры вошли в СемпРалу (ныне не существующий древний город) — многолюдную столицу государства тотонаков, расположенную близ побережья современного Веракруса (на географической карте осталось сейчас только название мыса Семпоала), то неожиданно встретили там самый сердечный прием. Как выяснилось впоследствии, тотонаки, находясь в полной зависимости от Мотекухсомы и терпя всяческие притеснения от его чиновников и солдат, увидели в лице заморских пришельцев своих союзников в борьбе против ацтеков. Только теперь Кортес понял, какое могучее оружие для исполнения его дерзких планов послала ему судьба. Все племена на окраинах обширного государства ацтеков буквально стонали от тяжелых поборов и даней в пользу владык Теночтитлана и лишь искали удобного случая, чтобы выступить с оружием в руках против своих угнетателей. Но конкистадор понимал, что, прежде чем идти в столицу ацтеков через труднодоступные горные хребты, нужно создать опорную базу на побережье для связи с испанскими колониями на Кубе и Гаити.
«Как только мы заключили этот договор о союзе с правителями двадцати иди более селений тотонаков, которые взбунтовались теперь против Мотекухсомы, выразили покорность ёго величеству и предложили нам свои услу-22
ги,— пишет Берналь Диас,— мы решили с их помощью немедленно основать город Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус (Богатый город истинного креста) на равнине, в двух-трех километрах от селения Куэтлаштлан» 7.
В течение нескольких дней, будто по мановению волшебного жезла, на пустынных берегах бухты вырос настоящий испанский город — с церковью на главной площади, арсеналом, рынком и домами поселенцев, чинно выстроившимися, словно солдаты в строю, вдоль широких пересекающихся под прямым углом улиц. Одновременно была возведена и крепость, пушки которой надежно защищали все подходы к городу: и со стороны моря, и со стороны суши.
Не теряя времени даром, Кортес создал из своих верных сторонников и друзей городской совет, единогласно «избравший» его генерал-капитаном, городским головой и верховным судьей. В свою очередь, новоявленный хозяин испанских владений в Мексике назначил своих приближенных на все мало-мальски значительные должности в городском управлении.
Это была чистейшей воды авантюра. Уж Кортес-то лучше других знал, что основывать в Мексике новые города и завоевывать новые земли могли всего лишь два лица: испанский король и от имени короля губернатор Кубы Диего Веласкес8. Кортес же захватил в новой колонии верховную власть и присвоил себе королевские функции. Это вызвало недовольство в лагере конкистадоров. Сторонники и друзья Диего Веласкеса стали открыто выражать свое возмущение. Ответные меры губернатора-самозванца были быстрыми и беспощадными: двух крикунов вздернули на виселице, нескольких жестоко вШсекли плетьми, а остальных бросили в темные и сырые подвалы крепости. Чтобы воспрепятствовать возвращению -сторонников Веласкеса на Кубу, Кортес приказал привести в негодность все стоявшие в гавани корабли, предварительно сняв с них орудия, припасы и такелаж. Под горестные крики и плач многих участников похода, на глазах у которых рвалась последняя тонкая ниточка, связывавшая их с далекой родиной, корабли были вытащены на берег. Предлог для этого «геростратова акта» оказался на удивление прост: по словам Кортеса, жучки-короеды так источили деревянные корпуса старых каравелл, что они дали течь и со дня на день могли пойти ко дну. Стремясь
23
уйти от прямой ответственности за порчу судов, большая часть которых вообще принадлежала не ему, а была куплена на деньги Веласкеса, Кортес инспирировал выступление солдатской массы. По его наущению группа колонистов сочинила петицию в адрес генерал-капитана с требованием уничтожить -корабли и тем самым отрезать для колеблющихся путь к отступлению перед походом на Те-ночтитлан. Надо ли говорить, что Кортес тут же поспешил исполнить «волю народа».
Позднее льстивые «барды» конкисты без устали восхваляли «героический акт сожжения кораблей», пытаясь возвысить палача и самозванца до уровня героев классической древности.
Кортес сознавал всю шаткость своего положения и, стремясь загладить немалые прегрешения перед испанской короной, решил отправить на родину большую часть сокровищ, подаренных ему послами Мотекухсомы. Но, странное дело, в своем первом письме 9 Карлу V Кортес назвал этот добровольный дар тлатоани Теночтитлана данью, принесенной жителями прибрежных мексиканских провинций в знак покорности заморскому королю. В то же время он ни слова не сказал о том, что удержал в свою пользу пятую часть ацтекских сокровищ.
О, это был любопытнейший документ! Намеренно переплетая правду и ложь, конкистадор изобразил в самом выгодном для себя свете все события, происшедшие с момента его отплытия от берегов Кубы. «Высочайшие, могущественнейшие и сиятельнейшие властители,— писал Кортес,— самые католические и великие короли и господа!.. Поскольку сообщения, которые до сих пор получали Ваши высочества об этой земле, о ее особенностях и богатствах, а также о том, как она была открыта, и других вещах, не могли быть точными, поскольку до сих пор никто не знал ее так, как мы, то мы напишем и расскажем Вашим королевским высочествам все с самого начала — от открытия этой земли до сегодняшнего дня. Поэтому Ваши высочества узнают, что представляет собой данная земля, люди, которые ею владеют, их образ жизни, обряды и церемонии, закон, который у них есть... и что от этой земли можно получить, и кто здесь будет Вам служить» 10.
Затем шел пространный и хитроумно составленный рассказ о «великих деяниях» самого Кортеса, в котором 24
почти невозможно докопаться до сути вещей, поскольку одни факты до неузнаваемости искажены, а другие выдуманы от начала до конца. Кроме того, конкистадор умалчивал о том, что могло пойти ему во вред, и намеренно выпячивал свои мнимые заслуги.
Тонкий политический замысел Кортеса полностью удался. Видя возможность извлечь для себя несомненные выгоды из представленного конкистадором описания завоевания Мексики, король и католическая церковь очень быстро превратили его чуть ли не в официальный документ.
На голову же ничего не подозревавшего Диего Веласкеса Кортес постарался вылить столько грязи, что надолго вывел из игры своего именитого соперника.
Далее в письме говорилось, что в дворцовых кладовых Теночтитлана скрыты огромные сокровища, а его правителю Мотекухсоме подчинены все местные народы и племена. Этот закоренелый язычник, заверял монарха Кортес, чуть ли не каждый день приносящий в жертву своим кровожадным богам тысячу невинных людей обоего пола, якобы уже признал себя подданным Карла V и вскоре «живым или мертвым попадет в руки испанцев». Конкистадор действовал наверняка: он знал, что король, постоянно нуждавшийся в деньгах, ради тех доходов, которые сулили ему завоевания в Мексике, простит и измену Веласкесу, и нарушение собственных указов. Фраза о том, что вскоре Мотекухсома «живым или мертвым» окажется в руках христианского воинства, убедительно доказывает, что уже в первые месяцы пребывания в Мексике в голове Кортеса родился коварный план покорения ацтеков.
Для выполнения сложной и деликатной миссии при королевском дворе Кортес послал в Испанию двух самых близких своих соратников — Алонсо Эрнандеса Пуэр-токарреро и Франсиско де Монтехо. 26 июля 1519 г. груженный золотом корабль отправился из Веракруса в дальний путь через Атлантику. Путешествие прошло без каких-либо неожиданностей и приключений, и вскоре посланцы новоявленного правителя Мексики прибыли в Испанию. Им не потребовалось много усилий, чтобы завоевать расположение кастильского государя.
Тем временем для тщеславного идальго наступил решающий момент, к которому он так долго готовился. Ему
25
предстояло помериться силами с одним из самых могущественных правителей Нового Света. 16 августа 1519 г. Кортес покинул гостеприимную страну тотонаков и отправился на северо-запад, туда, где виднелись на горизонте голубоватые вершины тлашкальских гор. В этом далеком и опасном походе он мог рассчитывать пока только на четыре сотни пеших испанских солдат с шестью орудиями, 15 кавалеристов и несколько тысяч союзных индейских воинов из Семпоалы. Но Кортес уже твердо знал, что в самом ближайшем будущем силы испанцев неизмеримо возрастут: его союзниками и друзьями готовы были стать все покоренные ацтеками племена и народы.
Перед началом пути он обратился к своему воинству с яркой и ободряющей речью. «Я готовлю вам,.— заявил Кортес,— великолепную награду, но ее можно приобрести только беспрестанными упорными трудами. Великие действия совершались только великими усилиями, и слава никогда не была еще уделом лентяев. Если я работал неутомимо и положил на это предприятие все, что у меня было, то единственно из любви к славе — благороднейшей награде человека. Но, если кто-нибудь из вас предпочитает славе богатство, будьте мне только верны, и я сделаю вас обладателями сокровищ, какие и во сне не грезились нашим соотечественникам! Вас мало числом, но вы сильны духом; если он не поколеблется, будьте уверены, что всевышний, никогда не покидавший испанцев в боях с неверными, защитит вас, хотя бы вас окружали тучи врагов; наше дело — дело правое, и вы идете сражаться под знаменем креста!» 11.
Слова предводителя нашли подобающий отклик в сердцах конкистадоров. Каждому стал понятен и близок общий замысел похода. Кто ищет славы — добудет ее своим мечом в сражениях с дикарями. Кто жаждет золота — получит его из сокровищниц туземных владык. А все издержки войны заранее оправданы испанским королем и католической церковью: ради обращения мерзких язычников в истинную веру допустимы все меры, включая самые жестокие.
Но Кортес сказал своим солдатам лишь половину правды. Он не был бескорыстным искателем славы. Однако и слава не была д^я него только пустым звуком. Конкистадору в одинаковой мере были присущи и честолюбие, и алчность,
26
Погоня за золотом, ненасытное стремление разбогатеть во что бы то ни стало играли в завоевании Нового Света такую большую роль, что все попытки некоторых буржуазных ученых скрыть эту главную цель конкисты, облечь ее в романтические одежды религиозного рвения или рыцарского честолюбия заранее обречены на провал.
«Им (Кортесом.— В. Г.) руководила не алчность,— утверждает американский историк Генри Паркс,— а страсть к славе, к романтической славе средневекового странствующего рыцаря. Он лелеял честолюбивый замысел сравняться с величайшими завоевателями в истории. Образцом для него сделался Александр Македонский. Со своим маленьким войском в 500 солдат он намеревался завоевать — для бога, для Испании и для самого себя — все царства, которые сумеет открыть» lz.
Насколько эта блестящая характеристика соответствует действительности, мы увидим ниже. Здесь же уместно привести одно высказывание Фридриха Энгельса, поразительно метко определяющее и цели конкисты, и духовный облик ее участников. «Золото,— писал он,— было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан в Америку; золото — вот чего первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег»13. «Разбой и грабеж,— подчеркивает Маркс,— единственная цель испанских искателей приключений в Америке...» “.
Характерно, что коренные обитатели Нового Света сразу разобрались в том, чего ищут белолицые чужеземцы. Разобрались и но достоинству оценили алчность христианского воинства. «Они дали испанцам флаги из золота,— говорится в одном индейском предании,— флаги из перьев кецаля и золотые ожерелья. И когда они дали им это, выражали счастье лица испанцев, они возрадовались и были в восхищении. Словно обезьяны, хватали они золото, раскачиваясь от удовольствия, как будто оно их преобразило и озарило ярким светом их сердца. Поскольку ведь это истина — что они стремятся к нему с неизъяснимой жаждой. У них раздулось от него брюхо, они рвутся к нему, как голодные. Словно голодные свиньи, жаждут они золота» 15.
Итак, Кортес двинулся к Тлашкале — небольшому, но самостоятельному государству индейцев-нахуа16. Этот маршрут был избран им не случайно. Конкистадор дейст
27
вовал по совету правителя Семпоалы, заверившего предводителя испанцев в том, что храбрые и воинственные тлашкальцы, будучи смертельными врагами ацтеков, во многом облегчат малочисленному отряду завоевателей поход на Теночтитлан.
«Этот же вождь,— вспоминает Берналь Диас,— рассказал нам о большом числе воинов, которых Мотекухсо-ма имеет во всех провинциях, выплачивающих ему дань, а также об огромных армиях на границах государства и в соседних областях. Он описал затем величественную крепость Мехико, заметив, что, так как все дома там построены на воде, перебраться из одного дома в другой можно лишь по мостам или на лодках; и так как дома имеют плоские крыши, то после сооружения защитных стенок они могут сами мгновенно превратиться в крепости. Он сказал нам, что в город можно попасть только по трем дамбам, каждая из которых имеет три или четыре прохода для спуска воды из одной части озера в другую. Каждый проход снабжен деревянным мостом. И если хотя бы один из них будет убран, никто не сможет попасть в город. Он говорил также о большом количестве золота, серебра и других богатствах, находящихся в распоряжении Мотекухсомы» 17.
Таким образом, задолго до вступления в Теночтитлан Кортес так много узнал от своих индейских союзников об островной столице ацтеков, что это внушало ему уже серьезные надежды на успех всего предприятия.
Кортесу не пришлось проливать пот и кровь по пути в страну ацтеков. Марш его войска напоминал скорее увеселительную прогулку, нежели военную кампанию. Все индейские селения и области, через которые проходили конкистадоры, встречали их вполне дружелюбно, снабжали продовольствием и рабочей силой. Был у Кортеса и надежный проводник. Как сообщают ацтекские источники, «один человек из Семпоалы, называемый Тла-кочкалкатль, оказался первым, кого нашли испанцы, когда они пришли посмотреть здешние города и земли, он говорил к тому же и на языке нахуа (на нем говорили ацтеки и -большинство населения Центральной Мексики.—В. Г.). Это он шел, готовя для них дорогу, это он прорубал им дорогу, это он давал им истинную дорогу. Он вел их, он показыйал им, шагая впереди» 18.
Только на границе Тлашкалы, в местечке Текоак,
28
произошла короткая стычка солдат Кортеса с племенем отоми, селения которого принялись грабить и жечь испанцы. Пользуясь своим огромным превосходством в вооружении и искусстве ведения боя, чужеземцы без особого труда сломили отчаянное сопротивление индейских отрядов, почти целиком вырезав это племя.
Вопреки утверждениям Кортеса и Берналя Диаса, испанцам не пришлось сражаться с главными силами Тлаш-калы. По словам испанского автора XVII в. Антонио де Солиса, еще задолго до своего прихода в Тлашкалу Кортес направил туда специальное посольство, состоявшее из союзных ему тотонаков, с предложением объединиться в борьбе с общим врагом — Мотекухсомой. Де Солис приводит речь тотонакского посла перед правителями Тлаш-калы: «Доблестная республика, храбрые и могущественные тлашкальцы,— говорил он.— Правитель Семпоалы и вожди гор, ваши союзники и друзья, шлют вам привет, желая плодородия вашим полям и смерти врагам вашим. Они сообщают вам, что с востока прибыли в наши земли непобедимые мужи, похожие на богов, поскольку они плавают в больших дворцах и владеют громом и молнией — небесным оружием. Это — посланцы другого бога, лучшего, чем наши, которого оскорбляют жестокости и человеческие жертвоприношения. Их вождь — посланец очень могущественного царя — хочет умерить злоупотребления и притеснения Мотекухсомы. Этот вождь уже избавил наши провинции от гнета Мотекухсомы, под которым они жили, и теперь он вынужден следовать к вашей стране по дороге в Мехико и хочет знать, чем вас обидел этот тиран, чтобы стать на вашу сторону...» 10
В результате верховный совет страны, состоявший из четырех знатнейших сановников, отвергнув предостережения юного вождя Шикотенкатля, решил встретить конкистадоров как союзников и друзей. «Тотчас же отпра^ вились на встречу с ними правители Тлашкалы,— говорится в ацтекской хронике XVI в.— Они несли с собой' пищу: индюков, яйца, лепешки белые, лепешки тонкие. И сказали они:
— Вы утомились, господа наши.
А те отвечали:
— Где находится ваш дом? Откуда вы пришли?
И сказали они:
— Мы из Тлашкалы. Вы устали, придите и ступите
29
на нашу землю: вся Тлашкала будет вашим домом. Город Орла, Тлашкала, будет вашим домом» 20.
Сцена дружеской встречи испанцев в Тлашкале с наивной непосредственностью изображена каким-то безымянным индейским художником на страницах старинного манускрипта «Лиенсо де Тлашкала» 2‘.
Итак, тлашкальцы с самого начала были и оставались впоследствии верными друзьями и союзниками испанцев на всех этапах завоевания Мексики.
Получив в Тлашкале солидное подкрепление — 6 тыс. отборных воинов, Кортес двинулся на запад. Его путь лежал к Чолуле — древнему священному городу индейцев, знаменитому благодаря своему великолепному храму в честь бога ветра и воздуха Кецалькоатля, а также богатству своих жрецов и царей.
У городских ворот конкистадоров с почетом встретили высшие сановники Чолулы, разместившие все многочисленное воинство Кортеса в удобных помещениях на территории главного храма.
На третий день пребывания в городе Кортес, обвинив его жителей в заговоре и измене, осуществил одно из самых жестоких злодеяний в истории конкисты. По его приказу правители Чолулы были собраны во дворе храма Кецалькоатля и затем предательски умерщвлены. Их живьем бросили в огромный костер, разведенный у подножья ступенчатой пирамиды. Вслед за этим конкистадоры и их тлашкальские союзники окружили плотным кольцом город и принялись убивать и грабить его жителей. Кровавое побоище на улицах Чолулы длилось почти три дня. От рук христианского воинства и его союзников погибло тогда, по самым скромным подсчетам, не менее 5 тыс. горожан. Единственной целью этого злодеяния, если не считать грабежа, было, по всеобщему убеждению, стремление Кортеса сломить и запугать туземное население Мексики перед решающим броском на Теноч-титлан. Вполне естественно, что ловкий авантюрист постарался и здесь снять с себя вину, обвинив во всем самих чолульцев, отказавшихся якобы снабдить испанцев продовольствием и замысливших с помощью Мотекухсомы в ближайшие дни уничтожить незваных гостей. Но правду трудно скрыть на долгое время. «Не учини мы расправы,— откровенно признается Берналь Диас,— наша жизнь была бы в великой опасности со стороны отрядов
30
мексиканских (ацтекских.—В. Г.) и чолульских воинов... Расправа, раз она была произведена, была хорошим делом: индейцы Новой Испании 22 увидели и поняли, что их идолы злы и лживы, так как все их обещания не сбылись...» 23
Ограбив и спалив до тла этот некогда богатейший город страны, испанцы двинулись дальше. До столицы ацтеков оставалось чуть менее 80 км. Будучи хитрым и беззастенчивым политиком, Кортес никак не мог понять, почему столь могущественный правитель, как Мотекухсо-ма, в распоряжении которого находятся десятки тысяч воинов и почти неисчерпаемые материальные ресурсы, до сих пор хранит странное молчание и не предпринимает активных действий, чтобы не допустить чужеземцев в свой город. Конкистадор просто не верил в искренность дружеских чувств какого-то «варварского царька». Каждый миг ждал он коварного удара в спину. Заставлял своих солдат спать по ночам не раздеваясь, с оружием в руках. Но проходили дни, до столицы ацтеков было уже совсем близко, а вокруг по-прежнему все оставалось спокойным, и вожди лежащих на пути испанцев городов и селений приветствовали их с изысканной учтивостью, по первому знаку доставляя чужеземцам пищу и питье.
В последний момент обеспокоенный драматическими событиями в Чолуле, тлатоани ацтеков вновь собрал своих вельмож на совет с тем, чтобы выяснить, следует ли пускать в свою столицу столь жестоких и опасных людей, какими показали себя пришельцы. Но его советники оставались непреклонными. Их словно загипнотизировали слова тескоканского правителя Какамацина.
Путь на Теночтитлан был открыт.
Глава 3
МОТЕКУХСОМА И КОРТЕС
Образовывая нефритовые круги, раскинулся город, излучающий свет, словно перо кецаля, это — Мехико.
«Мексиканские песни’>
7 ноября 1519 г. Кортес торжественно вступил в Иста-палапан — южное предместье Теночтитлана. Встреча превзошла все ожидания испанцев. «В каких дворцах нас разместили!— восторженно восклицает Берналь Диас.— Как они обширны, как хорошо выстроены из прекрасного камня, кедра и других душистых деревьев, с чудесными комнатами, с просторными дворами под навесами из хлопчатобумажной ткани. Осмотрев все это хорошенько, мы вышли в огороды и сады, да такие чудесные, что не насмотришься, не нагуляешься... Можно было наблюдать, как большие челны проходят из озера в сады по каналам...» 1
На следующий день с первыми лучами солнца вся армия была уже на ногах. Повинуясь призывному сигналу военной трубы, солдаты торопливо разбирали оружие и привычно строились в походную колонну: по четыре человека в ряд. У всех было приподнятое настроение. Приближались решающие минуты. Удастся ли им полностью осуществить свой хитроумный план и одним ударом захватить столицу ацтеков?
Там, впереди, отчетливо вырисовывались очертания громадного города с его бесчисленными храмами, дворцами, ступенчатыми пирамидами и садами. Над Теноч-титланом всходила заря нового дня — 3 Кечальи, 8 Эхе-катл, 1 Тростник эры нахуа, или 8 ноября 1519 г. по европейскому летосчислению.
Черной и кровавой осталась та заря в памяти индейцев. Вместе с ней в истории Америки закончилась одна важная эпоха ц наступила другая. Горе и смерть принесли ацтекам бледнолицые чужеземцы в железных 32
шлемах, сумевшие увлечь под свои знамена армии доброй половины земель, принадлежавших некогда Тройственной лиге — Теночтитлану, Тескоко, Тлакопану.
«Мы шли,— вспоминает Берналь Диас,— по дамбе, которая здесь шириной в 8 шагов и прямиком ведет в Мехико... Дамба была полна людей... так что мы с трудом прокладывали себе дорогу сквозь толпу. Полны народа были также башни, храмы и пироги, прибывающие со всех сторон... Мы не верили глазам своим. С одной стороны, на суше — ряд больших городов, а на озере — ряд других, и само озеро покрыто челнами, и на дамбе много мостов, переброшенных через каналы, и перед нами великий город Мехико, а нас — только четыре сотни солдат! И вспомнили мы слова и предостережения жителей городов, через которые проходили: «Не входить в Мехико, где нас перебьют»... Были ли на свете мужи, которые проявили бы такую дерзкую отвагу?» 2
Этот способный и честолюбивый человек, которого часто пытаются противопоставить Кортесу, освещает события конкисты почти так же, как и его обожаемый начальник: он забывает упомянуть о двух «несущественных» деталях. Во-первых, за спиной «четырех сотен» испанских солдат находилось вполне надежное прикрытие из 10 тыс. союзных индейских воинов — тлашкальцев, тотонаков, чолульцев, уэшоцинков и др. Во-вторых, в то время как ничего не подозревавшие ацтеки готовили чужеземцам пышную и торжественную встречу, Кортес уже имел тщательно продуманный и доведенный до каждого испанского солдата коварный план захвата Теночтитла-на, а затем и всей страны.
Чужеземцев, видимо, уже ждали. По большой улице, в которую упиралась дамба, навстречу им двигалась пышная процессия.
«...Посреди толпы индейских вельмож,— пишет американский историк Вильям Прескотт,— предшествуемых тремя государственными сановниками, несшими золотые жезлы, показался царский паланкин, горящий полированным золотом. Его несли на плечах вельможи, а балдахин яркого перяного изделия, усеянный драгоценностями и украшенный серебряною бахромою, поддерживали над ним четыре ассистента того же сана. Они были босы и шли медленным, мерным шагом, опустив глаза в землю...» 3
2 В. И. Гуляев
33
Увидев чужеземцев, Мотекухсома вышел из паланкина и направился дальше пешком по узкой пестрой дорожке из красивых тканей, которую услужливо расстилали перед ним проворные сановники. «Император» опирался на плечи двух ближайших своих советников и родственников: Куитлахуака — правителя Истапалапана и Какамацина — правителя Тескоко.
В свою очередь, Кортес соскочил с лошади, галантно снял шляпу и, широко улыбаясь, двинулся навстречу грозному тлатоани ацтеков.
Мгновение спустя представители двух миров, наконец, взглянули друг другу в глаза. Лицом к лицу встретились два исторических персонажа, принадлежавшие к абсолютно разным эпохам. Встреча Кортеса и Мотекухсомы выглядит столь же невероятной, как, например, встреча Гильгамеша с Иваном Грозным или Тутанхамона с Карлом XII. И тем не менее, все происходившее было реальностью. Детали этой удивительной встречи мы знаем благодаря нескольким очевидцам.
Мотекухсома Шокойоцин — девятый тлатоани Теночтитлана, вступивший на престол еще в 1502 г., был облачен в широкий квадратный плащ тилматли из тончайшей хлопчатобумажной ткани с вышивкой по краям, обут в сандалии из кожаных ремешков и золотых круглых бляшек. И плащ и сандалии были усыпаны жемчужинами и драгоценными камнями, среди которых выделялся необыкновенной величины изумруд, который ацтеки ценили дороже золота. Голову правителя украшала корона из длинных перьев, ниспадавших ему на спину и олицетворявших его воинскую доблесть.
«Императору» ацтеков было около 40 лет. Черты овального лица этого высокого, пропорционально сложенного человека, с более светлой, чем у других соплеменников, кожей отличались правильностью и мягкостью.
Этот портрет принадлежит перу Берналя Диаса. Нам же следует добавить (об этом «забыли» сказать Кортес и его верный солдат), что Мотекухсома был смелым и энергичным правителем, искусным полководцем, человеком достаточно образованным: он имел значительные познания в области астрономии, истории, философии и ораторского искусства. За 17 лет своего беспокойного царствования (1502—1519),'Мотекухсома не раз демонстрировал свои недюжинные способности и на поле брани, и па
34
политическом поприще. Если же правитель ацтеков до сих пор во многих исторических трудах выглядит коварным и подозрительным тираном, жестоким властителем, предавшим при первой же угрозе извне свой народ, то это всего лишь результат ловкой интриги испанского конкистадора, не только уничтожившего правителя ацтеков физически, но и очернившего его в глазах последующих поколений.
«В тот роковой день, во вторник, 8 ноября 1519 года... два человека стояли друг против друга, глядя прямо в глаза. Но глаза мексиканца были крохотными озерами, которым предстояло вскоре высохнуть под палящим солнцем иной цивилизации, тогда как в глазах Кортеса искрилось безбрежное море» 4,— пишет известный историк Сальвадор Мадариага. Действительно, перед лицом европейских завоевателей непрочное, раздираемое внутренними противоречиями государство ацтеков исторически было обречено.
А пока два человека — представители разных эпох и континентов — внимательно изучали друг друга. Но вот Кортес сделал шаг вперед. С видом знатного гранда, раздающего неслыханные богатства, конкистадор протянул Мотекухсоме нитку дешевых бус из цветного стекла. И было нечто символическое в том, что в обмен на эти жалкие побрякушки он получил от ацтекского правителя два золотых ожерелья тончайшей работы.
«Когда Кортес,— вспоминает Берналь Диас,— приблизился к Мотекухсоме, каждый из них низко поклонился другому. Мотекухсома приветствовал нашего капитана, а Кортес с помощью доньи Марины в ответ пожелал ему доброго здоровья... Затем вынул ожерелье, сделанное из разноцветных граненых бус... и повесил его на шею великому Мотекухсоме, но когда он попытался обнять императора, то был удержан двумя ацтекскими вельможами, которые посчитали это оскорблением своего государя... После этого Мотекухсома приказал двум своим племянникам 5, которые помогали ему, правителям Тескоко и Истапалапана, проводить нас до наших жилищ... И они привели нас к большим домам, способным вместить нас всех и принадлежавшим прежде деду великого Мотекухсомы по имени Ашайякатль... Когда мы вошли во двор, великий Мотекухсома. уже ожидал нашего капитана. Взяв Кортеса за руку, он отвел его в богато украшенный зал,
2*
35
где должны были находиться апартаменты нашего предводителя. Здесь Мотекухсома приготовил для него необычайно богатое ожерелье в виде золотых крабов — великолепное произведение, которое он и повесил на шею Кортеса... После этой церемонии, за которую Кортес поблагодарил его с помощью наших переводчиков, Мотекухсома сказал: «Малинче, ты и твои братья находитесь в своем доме. Отдыхай с миром». Затем он вернулся в свой дворец, расположенный неподалеку» 6. Примерно то же самое говорит и Кортес во втором письме к Карлу V: «И мы двинулись по улице и шли до тех пор, пока не добрались до очень большого и красивого здания, которое он (Мотекухсома.—В. Г.) отвел нам... И там он взял меня за руку и привел в огромный зал... где заставил меня сесть на богато украшенное возвышение и, сказав, чтобы я его подождал, удалился.
Спустя некоторое время, когда все мои люди уже разместились, он вернулся с большим количеством различных украшений из золота, серебра и перьев, а также с пятью или шестью тысячами плащей из хлопчатобумажной ткани, богато украшенных и тонкой работы. И, вручив мне все это, он уселся на другое возвышение, которое для него сделали...» 7
Индейские рассказы и предания, записанные испанским монахом Бернардино де Саагуном несколько десятилетий спустя после упомянутых событий, как никакой другой источник живо воссоздают те чувства и переживания, которые испытывали жители Анахуака при вступлении Кортеса в Теночтитлан. Правда, следует помнить, что реальные факты тех драматических дней уже прошли здесь сквозь призму поэтического воображения воинственного ц гордого народа, разбитого, но не сломленного европейскими завоевателями. К тому же они были записаны, хотя и на языке нахуа, но чужеземцем. Поэтому в легендах, песнях и сказаниях индейцев-нахуа причудливо переплетались правда и вымысел, элементы фантазии и протокольная точность судебного обвинительного документа. «В это время,— говорится во «Флорентийском кодексе» XVI в. (это иллюстрации и пояснения индейских художников к книге Саагуна),— наряжается, украшает себя Мотекухсома, чтобы идти на встречу. И все остальные великие правители, садовники, вельможи и знатные лица. Вот уже идут они все встречать тех, жто прибывает.
36
Долина Мехико в XVI в. (по А. Белову и Р. Кинжалову.
1956)
В большие блюда положены красивые цветы; посредине кладут цветок с приятным запахом и благоухающий желтый цветок, очень ценный. Есть гирлянды с поперечными подвязками для груди. Несут также ожерелья из золота, ожерелья из больших бусин.
Там, в Уициллане (район Теночтитлана.—В. Г.) выходит им навстречу Мотекухсома и делает подарки капитану, который ведет войско, и тем, кто пришел воевать. Им вручает он подарки, вешает на шею цветы, дает цветочные гирлянды... возлагает на голову венки. Тотчас же кладет он перед ними золотые ожерелья, все подарки, подарки в знак дружбы и мира.
Когда он закончил раздавать ожерелья, то Кортес спросил его:
— Возможно ли, что это ты? Ты ли это? Правда ли, что ты — Мотекухсома?
И Мотекухсома сказал ему:
— Да, это я.
Он (Мотекухсома.—В. Г.) приближается к нему и кланяемся так низко, как только возможно, говоря при этом: «Господин наш: ты утомился, ты устал; ты уже прибыл на свою землю, ты достиг своего города — Мехико. Ты прибыл сюда, чтобы сесть на свое место под балдахином, на свой трон. О, для тебя его сберегали, для тебя его сохраняли те, которые уже уходят, те, которые тебя заменяли. Вот уже пять, десять дней нахожусь я в печали, устремив свой взгляд в Область Неведомого. И ты явился из облаков, из тумана... Придите же на свою вемлю, господа наши!»
По словам индейского автора, Кортес ответил правителю ацтеков довольно грубо и высокомерно («на странном языке, на диком языке»): «Верь мне, Мотекухсома, и ничего не бойся. Мы очень любим тебя. Сегодня наше сердце довольно. Мы видим твое лицо, мы слушаем тебя. Давно уже хотели мы увидеть тебя... Мы уже пришли, уже прибыли в твой дом, в Мехико, и, таким образом, ты можешь слушать наши слова вполне спокойно» 8.
Вместе с Мотекухсомой, как мы помним, Кортеса встречали и другие сановники и правители государств, входивших в Тройственную лигу,— цвет местной знати: правитель Тескоко — Какамацин, правитель Тлакопана — Тетлепанкецацин, правитель Тлателолько — Ицкаухцип, правитель Истапалапана — Куитлахуак, дворецкий Моте-38
кухсомы — Топантемокцин и несколько десятков вождей более низкого ранга. Эта деталь очень важна для понимания дальнейшего развития событий.
Итак, Мотекухсома и Кортес встретились у входа в Теночтитлан, обменялись подарками и, произнеся подобающие историческому моменту речи, направились к дворцу Ашайякатля, где должны были разместиться конкистадоры и их индейские союзники. Что же случилось потом? Если верить словам Кортеса, «император» ацтеков, поселив своих многочисленных «гостей» в обширных покоях старого дворца, спокойно удалился в свою резиденцию, расположенную неподалеку. То же самое утверждает и «бесхитростный» рубака Берналь Диас. Оба конкистадора почти в одних и тех же выражениях говорят о том, что рискованный план пленения правителя Теноч-титлана был осуществлен лишь неделю спустя после прибытия испанцев в город как ответная мера на нападение отряда ацтеков на испанский гарнизон в Веракрусе.
Однако некоторые индейские источники категорически отвергают эту версию. Из них недвусмысленно вытекает, что Мотекухсома и его приближенные были схвачены испанцами сразу же по прибытии во дворец Ашайякатля. Кортес с самого начала решил немедленно захватить власть в государстве ацтеков. А для этого ему необходимо было устранить верховного правителя Теночтитлана: взять его «живым или мертвым».
На пороге ацтекской столицы Кортес, не скрывая своих намерений, объявил конкистадорам: «Отсюда должно начаться завоевание великих империй и владений, именно здесь находится то место, которое дьявол сделал главным своим убежищем, и если этот город покорится нам и покорится легко, то без труда будет завоевано и все остальное».
В полном соответствии со своим коварным планом Кортес построил и свое войско.
«Четыре всадника образуют первый ряд,— говорит безымянный ацтекский автор,— находятся впереди остальных, словно вожди... За ними бегут собаки, их собаки, уткнув носы в землю, они ищут следы, задыхаются, тяжело дышат... Впереди знамя из какой-то ткани. Знаменосец несет его на плечах, размахивает им, заставляет развеваться кругами, качает из стороны в сторону... За
зэ
ним идут вооруженные мечами из железа, вынуты из ножен их мечи, они блестят и сверкают. На плечах несут они свои щиты, щиты из дерева, щиты из кожи.
Второй ряд образован лошадьми с всадниками. На них доспехи из хлопка, щиты, сделанные из кожи, копья с железными остриями; их мечи свисают с боков лошадей. А те несут колокольчики, идут с колокольчиками, колокольчики едва звенят...
Третий ряд состоит из арбалетчиков. У них на плечах арбалеты, их они пробуют, их заряжают... Их колчаны... полны, набиты стрелами, стрелами из железа...
Четвертый ряд образуют всадники... В пятом идут самопальщики, которые имеют огнестрельное оружие. Несут ружья на плечах, некоторые несут их горизонтально...
Затем... люди из Тлашкалы, Тлилкухкитепека, Уэшо-ципко идут в облачении воинов...» 9
После встречи на окраине Теночтитлана пышный кортеж ацтекских вельмож, возглавляемый Мотекухсомой и Кортесом, направился во дворец Ашайякатля. За ним последовала длинная колонна конкистадоров и их союзников. И когда последний пспанский солдат переступил порог дворца, его ворота были по приказу Кортеса тут же закрыты, а возле них установлены пушки.
Все высшие сановники ацтекского государства, и в их числе сам тлатоани, оказались в западне. Коварный план конкистадора увенчался полным успехом: самая могущественная «империя» доколумбовой Америки одним ударом была обезглавлена и потеряла всякие шансы на победу. Ни Мотекухсома, ни его приближенные не подозревали, что станут жертвами чудовищно вероломных чужеземцев уже в первые часы их пребывания в Теночтитлане.
В пользу именно такого развития событий высказываются многие ранние авторы, как испанские, так и индейские.
Испанский хропист XVI в. Диего Дуран подтверждает этот факт следующими словами. «И с такой торжественностью и рукоплесканиями вступил вышеупомянутый маркиз (Кортес.— В. Г.) в Мехико и был помещен там в царских покоях, в которых жил дед Мотекухсомы... эти покои были очень велики и состояли из многих комнат... Там разместился маркиз со всеми своими людьми; туда принесли ему все пеобходимое в большом количестве... по приказу Мотекухсомы, который находился под
40
стражей со всеми своими сеньорами в одном из покоев дворца, охраняемом тремя солдатами, в цепях и ножных кандалах» ‘° (курсив мой.—В. Г.).
«Ив тот же самый день (имеется в виду день вступления испанцев в Теночтитлан.—В. Г.),— пишет Бартоломе де Лас Касас,— судя по тому, как мне сказали те, кто там находился... испанцы пленили великого царя Мо-текухсому и поставили 80 человек охранять его, а затем заковали его в кандалы» “.
Индейский хронист Чимальпахип со своей стороны также подчеркивает вероломство Кортеса по отношению к тлатоани ацтеков: «Как только испанцы без боя вошли в Мехико, они пленили, связали, заковали в цепи Мотекух-сому, а также Какамацина — правителя Тескоко и Ицка-ухцина — верховного военачальника Тлателолько» 12.
На судебном процессе по делу ближайшего сподвижника Кортеса — Педро де Альварадо, происходившем в Мехико в 1529 г., один из пунктов обвинения (составленный на основе показаний очевидцев) гласил: «...И вышеупомянутый Педро де Альварадо обвиняется в том, что в то время, когда они (испанцы.— В. Г.) пришли в этот город (Теночтитлан.—В. Г.) и пленили Мотекухсому — сеньора этого города, они пленили одновременно и некоего Какамацина — племянника упомянутого Мотекухсомы, который был верховным правителем этой земли...» 13
«Когда испанцы прибыли вместе с Мотекухсомой во дворец,— пишет Саагун со слов своих ацтекских информаторов,— они задержали его у себя, больше не позволили ему отлучаться оттуда... затем стали палить из ружей и пушек так, что от шума этих выстрелов и дыма находившиеся там индейцы либо замерли на месте, ошеломленные, либо побрели как пьяные... и все были охвачены смертельным страхом» 14.
Теперь, имея в руках столь влиятельных заложников, Кортес мог смело диктовать свою волю и ацтекам и остальной Мексике.
В письме Карлу V конкистадор оправдывает этот предательский шаг. Он называет его вынужденной мерой. Если бы Мотекухсома находился на свободе, утверждает Кортес, он в любой момент мог бы изменить доброжелательное отношение к чужеземцам, перестать снабжать их продовольствием и, в конце концов, попросту напасть на них. Таким образом, пленение правителя ацтеков выгля
41
дит вполне естественным в крайне опасной и напряженной ситуации.
Кортес считал, и не без основания, что ацтеки, пока тлатоани и другие их высшие сановники находятся в плену, побоятся открыто выступить против испанцев. В случае же смерти Мотекухсомы предполагалось разжечь междоусобную борьбу за трон и посадить на него одного из своих ставленников. Следовательно, живой или мертвый, Мотекухсома был весьма удобным политическим инструментом в борьбе за господство над Мексикой.
Но для того чтобы оправдать себя в глазах короля и всей Испании, Кортес идет на еще более гнусный шаг: он искусно и терпеливо рисует в «Письмах» фантастический портрет своего антипода — Мотекухсомы. Он изображает его всемогущим «императором» никогда не существовавшей «империи», верховным правителем феодальной державы, бесчисленного сонма вассалов и сеньоров европейского толка, которых там никогда и в помине не было, деспотом коварным, подозрительным и жестоким, приказы которого заставляют окружающих трепетать от страха, суеверным и колеблющимся, доверяющим больше таинственным небесным знамениям и предсказаниям жрецов, нежели реальным фактам повседневной жизни. И этот красочный портрет, написанный бесспорно рукою опытного мастера политической интриги, произвел должное впечатление. Кортеса великодушно простили за все его злодеяния на мексиканской земле не только король, но и многие просвещенные умы Европы. Еще бы, ведь речь шла о победоносном наступлении носителей святой христианской веры на один из мрачнейших оплотов варварского язычества.
Не прошло и дня после пленения Мотекухсомы, как Кортес уже потребовал отдать ему все золото из сокровищницы Теночтитлана. «И привел их Мотекухсома,— повествует безымянный индейский автор,— в зал, называемый Теухкалько, где находились пышные головные уборы из перьев и множество других вещей из золота, перьев и драгоценных камней.
Тогда начали испанцы вытаскивать золото из перьев, круглых щитов и иных украшений, имевшихся там, и, сделав это, разрущили все головные уборы и чудесные изделия, а золото переплавили в слитки... Драгоценные камни похуже и перья забрали себе индейцы Тлашкалы...
42
И обшарили испанцы весь дворец, хватая все, что им приглянулось» 15.
Пока во дворце Мотекухсомы шел этот дикий грабеж, другие конкистадоры случайно обнаружили в своих собственных апартаментах (дворец Ашайякатля) тайник с сокровищами предыдущих правителей ацтеков, замурованный в стену. Золота в нем оказалось так много, что любой оборванец из армии Кортеса мог теперь чувствовать себя богачом. Три дня и три ночи, по словам Берналя Диаса, перетаскивали испанцы в центральный зал дворца Ашайякатля награбленные ценности. Непрерывно горели жаровни и костры, куда безжалостно отправлялась вся добыча. Тончайшие украшения, амулеты, фигурки людей и богов — подлинные шедевры ювелирного искусства, произведения лучших мастеров Анахуака — в мгновение ока превращались в безликие слитки металла.
Кортес же от имени Мотекухсомы требовал все новых приношений. В поисках золота он разослал небольшие отряды своих солдат и тлашкальцев по всей стране. И они рыскали повсюду, будто голодные псы, убивая и грабя ни в чем не повинных людей.
Из одного лишь Тескоко предводителю конкистадоров доставили целый сундук золота. Но Кортесу и этого показалось мало. Он потребовал от жителей города собрать еще один сундук с драгоценностями. Когда тескоканские сокровища переправляли в Теночтитлан, одному из конкистадоров показалось подозрительным, что брат местного правителя Какамацина — Несахуалькецин шепчется о чем-то с другим индейцем. Несчастного тут же обвинили в заговоре против испанцев и чуть пе вздернули на ближайшем дереве 1S.
Золота, добытого в виде дани в подвластных ацтекам провинциях и хранившегося в царских сокровищницах, оказалось так много, что только пятая часть этих богатств, отчисляемая в пользу испанского короля, составила свыше 32 400 золотых песо. Три большие груды золотых слитков возвышались посреди дворца Ашайякатля, возбуждая беспокойство и разжигая алчность конкистадоров. Жажда обогащения, словно червь, подтачивала теперь те устои, па которых в отряде Кортеса держалась прежде строгая дисциплина. Начались споры о немедленном разделе награбленных сокровищ. И Кортес, хотя и с явной неохотой, уступил.
43
«Вот как происходил этот раздел,— вспоминает Берналь Диас.— Из всей массы прежде всего взята была одна пятая для короля и другая для Кортеса. Затем Кортес потребовал вычета тех расходов, какие он понес на Кубе при снаряжении экспедиции, а также возмещения Веласкесу за суда, нами уничтоженные... Далее скостили пай для 70 человек гарнизона Веракруса... Только затем приступили к наделению прямых участников. Но и тут шло в таком порядке: сперва оба духовных’ лица, затем офицеры, затем всадники, затем мушкетеры и арбалетчики; всем им предоставлялось по двойному паю. Когда же после стольких надувательств очередь дошла до нас, остальных солдат, по расчету один пай на человека, то этот пай был столь мизерен, что многие его даже не брали, и тогда, конечно, и их доля шла в карман к Кортесу!» 17
Разумеется, Кортес в своих письмах Карлу V постарался изложить происшедшие события в самом выгодном для себя свете. Мотекухсома, по его словам, был пленен испанцами не сразу, а лишь через шесть дней после их прибытия в Теночтитлан. Племянник ацтекского царя — Какамацин, стоявший во главе города Тескоко, согласно лживой версии Кортеса, очутился в испанской темнице через месяц, да и то якобы вследствие предательства Мотекухсомы, заманившего племянника в Теночтитлан и выдавшего его затем чужеземцам.
Насквозь фальшиво описание и сцены «добровольной» передачи власти Мотекухсомой испанцам, попросту сочиненной Кортесом от начала до конца. «Несколько дней спустя после пленения Какамацина,— пишет конкистадор в своем письме Карлу V от 30 октября 1520 г.,— упомянутый Мотекухсома созвал всех правителей близлежащих городов и земель, и когда они собрались, он послал сказать мне, чтобы я пришел туда, и после моего прибытия он заявил им следующее: «Братья и друзья мои, вы знаете, что уже прошло много времени, как ваши отцы и деды стали подданными моих предков и моими, и всегда вы видели от меня хорошее обращение... а вы делали то, что обязаны делать... верные вассалы; и также, я полагаю, вы знаете от ваших предков о том, что мы не являемся; коренными жителями этой земли и что они пришли сюда из очень дальней страны, и их привел сеньор, который здесь нас покинул и вассалами
44
которого все мы были... И он сказал, что когда-нибудь вернется или пришлет кого-нибудь с такой силой, которая заставит вас подчиниться его власти. Вы хорошо знаете, что мы всегда ждали этого, и, судя по тому, что сказал нам этот капитан (Кортес.—В. Г.) о том правителе и господине, который прислал его сюда, и, судя по стороне света, откуда он, по его словам, прибыл, я уверен, что... это и есть тот сеньор, которого мы ожидали... И с этих пор и впредь вы должны повиноваться этому великому правителю, поскольку он и есть ваш настоящий господин, а вместо него вы повинуйтесь пока этому капитану; дань, которую вы платили мне, и услуги, которые вы делали мне до сих пор, платите и делайте ему, потому что я сам должен платить налоги и исполнять все, что он мне прикажет...»
И все это он говорил плача, испуская горькие вздохи... и точно так же все те сеньоры, которые ему служили, заплакали так, что какое-то время не могли дать ответа. И я уверяю Ваше величество, что среди испанцев, присутствовавших там, не было ни одпого человека, который не чувствовал бы к нему огромного сострадания» 18.
На этом выступлении, приписываемом Кортесом ацтекскому властителю, стоит остановиться несколько подробнее. Ведь речь идет о документе огромного политического значения. Одним росчерком пера ловкий конкистадор подводил прочную моральную и юридическую базу под свои захватнические устремления в Мексике. Весьма удобным оказался акт «добровольной» передачи власти Мотекухсомой в руки чужеземцев и для испанского короля. Тем самым он получал право на обладание всей мексиканской территорией.
Надо ли говорить, что «дарственная речь» Мотекухсомы была такой же грубой фальшивкой, как и знаменитая булла императора Константина в пользу римского папы. Тлатоани ацтеков не мог созвать своих сановников и вождей, поскольку большинство из них находилось вместе с ним в плепу. Он должен был быть слишком наивным человеком, чтобы после всего случившеюся с ним самим и с его подданными в Чолуло и столице, поверить на слово чужеземному авантюристу, будто тот — посланец далекого и могущественного монарха и имеет от него специальное письмо. Больше того, так и не увидев этого пресловутого послания из-за океана, тлатоани вдруг доб-
45
ровольно признает себя вассалом испанского короля и, ввиду отсутствия оного, передает власть «письмоносцу» Кортесу,
Что же касается религиозно-идеологических причин этого странного поступка, которые конкистадор приводит в своем втором послании Карлу V, то они тоже выглядят далеко не бесспорными. Фигура «владыки мира», («Senor Universal») или «повелителя вселенной», постоянно упоминаемая Кортесом, совершенно чужда политическим и социальным взглядам древного населения Ана-хуака. Этот «повелитель вселенной», вассалами которого якобы являлись все местные индейцы, явно порожден чисто заокеанскими религиозными воззрениями «мессианского» толка19. В Анахуаке, как и в других развитых областях доколумбовой Мезоамерики, где основной формой территориально-политического деления выступали город-государство или объединение из нескольких городов-государств, а в сфере религии господствовали многочисленные городские божества, еще вчера считавшиеся племенными, не было и не могло быть ни единого для всей Мексики правителя, ни единого универсального божества в духе Иисуса Христа.
Еще меньше оснований связывать этого таинственного «повелителя вселенной» с Кецалькоатлем индейских мифов. Показательно, что ни Кортес, ни Берналь Диас ни разу не упоминают имени Кецалькоатля, хотя оба не прочь «щегольнуть» при случае своими «познаниями»: конкистадоры попросту не знали этого мифа. Для Кортеса «повелитель вселенной» был не богом, а земным правителем, который привел когда-то ацтеков и другие народы нахуа в Центральную Мексику, а теперь вернулся с востока обратно. Отождествление кортесовского «повелителя вселенной» с богом Кецалькоатлем — дело рук следующих поколений испанских хронистов, главным образом Служителей католической церкви. Цель этой нехитрой комбинации до удивления проста — подкрепить права Испании на мексиканскую землю ссылками на индейские же мифы и предания и одновременно ускорить и облегчить христианизацию основной массы туземцев.
В действительности такой тонкий знаток мексиканской истории, каким был, по всеобщему признанию, Мотекухсома, никак не мог утверждать, что именно Кецалькоатль (будь то бог или человек) привел ацтеков с вое-46
тока, из дальних стран в Анахуак. Ни в одном доколумбовом предании, ни в одном древнем кодексе Кецалькоатль не связывается с миграцией предков ацтеков. Они пришли в долину Мехико не с востока, а с запада, ведомые не Кецалькоатлем, а богом войны Уицилопочтли. И уж совсем нелепыми выглядят позднейшие европейские домыслы по поводу внешнего облика Кецалькоатля. В некоторых хрониках колониального времени этого бога изображают белокожим и бородатым проповедником милосердной, всем понятной религии, весьма похожей на христианство. На этой основе, как грибы после дождя, рождались всевозможные гипотезы о ранних плаваниях европейских миссионеров и рыцарей через Атлантику к берегам Мексики и о том, что Кецалькоатль — это не кто иной, как один из христианских апостолов, принесший свет истинной веры на американский континент за несколько веков до Колумба.
Вокруг фигуры Кецалькоатля накопилось сейчас столько всевозможных домыслов, догадок и более чем смелых гипотез, что порой не только читателю, но и специалисту трудно разобраться в этом бумажном море, отличить строго проверенные факты от ловких выдумок.
В настоящее время можно считать твердо установленным, что в доколумбовой Мексике среди индейцев языковой группы нахуа существовало представление по меньшей мере, о двух Кецалькоатлях. Один из них — Се Акатль Топильцин-Кецалькоатль — видимо, лицо историческое: так звали одного из тольтекских правителей Тулы (древний город в штате Идальго, Мексика), жившего в X в. н. э. По преданию, после ожесточенной борьбы за трон с соперниками из другой группировки знати и жрецов Топильцин потерпел поражение и вынужден был бежать со своими сторонниками на юго-восток, на побережье Мексиканского залива. С именем Топильцина-Ке-цалькоатля связывают начало тольтекского вторжения в области майя (полуостров Юкатан и горная Гватемала) в X в. н. э.
Второй Кецалькоатль — синкретическое божество нахуа — бог воздуха и ветра, изобретатель письменности, покровитель знаний.
Именно с этим божеством и связывают средневековые хронисты и современные авторы легенду о возвращении бородатого белокожего бога, так облегчившую Кортесу
47
захват Теночтитлана. Наиболее типичным образчиком подобного мнения может служить высказывание американского историка Вильяма Прескотта: «Кецалькоатль — бог воздуха,— пишет он,— которого представляли с белым лицом и развевающейся бородой; образ, нарисованный этим преданием, совершенно не схож с физиономией индейцев; говорят, что этот бог, исполнив дело благости между ацтеками, поплыл по Атлантическому океану к таинственным берегам Тлапаллана. Отправляясь, он обещал возвратиться в грядущие времена вместе со своим потомством и вступить снова во владение своим государством. Этого дня ожидали ацтеки со страхом или надеждою, смотря по обстоятельствам, но с полным убеждением во всем Анахуаке, что оно случится» 20.
Если Кецалькоатль и «повелитель вселенной» из «Писем» Кортеса — одно и то же лицо, как утверждают многие авторы начиная с XVI в., то его нельзя считать богом. Речь идет о земном человеке, могущественном правителе былых времен, на что прямо указывает сам завоеватель Мексики. В таком случае нам остается, видимо, сопоставить Кецалькоатля с тольтекским правителем То-пильцином. Однако ни в одной из индейских хроник не говорится, что он был первым или последним царем Тулы: Со Акатль Топильцин — один из многих представителей династии тольтекских владык, существовавшей с IX по XII в. н. э. Не мог быть Топильцип-Кецалькоатль и основателем «империи» ацтеков, поскольку ацтеки-теночки пришли в долину Анахуак лишь в XIII в. Таким образом, нужно считать Мотекухсому полным невеждой и глупцом, чтобы приписать ему странное решение добровольно передать власть посланцам какого-то тольтекско-го правителя, умершего 600 лет назад!
Если же вопреки собственным утверждениям Кортеса допустить, что он подразумевал под «повелителем вселенной» не человека, а бога Кецалькоатля, то и здесь имеются самые серьезные возражения.
Ни в одном из индейских документов и преданий, ни в одном рисуночном кодексе доколумбовых времен нет упоминаний о том, что бог Кецалькоатль вернется в страну с востока и вновь получит в ней верховную власть. Нигде, кроме;позднейших писаний испанских хронистов и монахов, нет данных о том, что бог Кецалькоатль имел светлые волосы, белую кожу и необычайно
48
высокий рост. Кецалькоатль у ацтеков никогда не был главным божеством, хотя и занимал достаточно почетное место в их обширном пантеоне.
В заключение мне хотелось бы привести слова одного из выдающихся знатоков ацтекской культуры, американского ученого Джорджа Вайяна, как бы подводящие итог дискуссии о Кецалькоатле: «Монахи,— пишет он,— решили использовать этот миф (миф о Кецалькоатле.— В. Г.) как доказательство того, что апостол Фома посетил в свое время Мексику и обратил в христианство жителей, затем вновь вернувшись к язычеству. Стремясь оправдать завоевание, монахи придавали огромное значение мифу о белокуром боге, обещавшем при прощании со своим народом вернуться к нему с востока по морю. Однако Кецалькоатль летописей долины Мехико никогда не был белокурым. Его обычно изображали с черной бородой и раскрашенным лицом, если только оп не был представлен в обличье бога ветров в маске Ээкатла» (в виде утиного клюва — В. Г.) 2‘.
Вернемся, однако, к событиям, происходившим в захваченной испанцами Мексике. Когда в Теночтитлане узнали, что тлатоани и его ближайшее окружение предательски арестованы, ацтекские сановники, избежавшие западни Кортеса, немедленно обратились к различным городам и селениям Тройственной лиги с просьбой о помощи. В ответ на этот призыв из Ичкатеопана явился в столицу с большим отрядом воинов юный Куаутемок — племянник Мотекухсомы.
Здесь уместо напомнить, что основные силы ацтекской конфедерации находились за пределами долины Мехико — на границах «империи» и на главных дорогах и торговых путях. Поэтому в столице первоначально войск было пе так уж много. Приказ о срочной присылке воинских подразделений в Теночтитлан оказался своевременным и сыграл решающую роль в последующих событиях. Вместо захваченных испанцами правителей и вождей Тройственной лиги срочно были выбраны другие. Куаутемок получил пост верховного военачальника в Тлателолько, который ранее занимал плененный Ицкаухцин.
Все отряды, пришедшие на помощь Теночтитлану, скрытно разместились в самом городе и вокруг него.
Между тем глухое недовольство поборами и бесчинствами чужеземцев постепенно перерастало у ацтеков в
49
открытое возмущение. Не хватало лишь крохотной искры, чтобы в этой накаленной до предела обстановке вспыхнуло пламя священной войны с иноземными угнетателями. К тому же сами испанцы делали все возможное, чтобы ускорить ее начало. И здесь произошло событие, чуть было не нарушившее все планы Кортеса: у мексиканского побережья появилась эскадра, посланная Диего Веласкесом. Возглавлял экспедицию некий Панфило де Нарваэс, пользовавшийся особым доверием губернатора Кубы. Нарваэс получил большой отряд хорошо экипированных и вооруженных солдат и лишь один приказ: найти и наказать по заслугам подлого изменника Кортеса. Сложилась довольно парадоксальная ситуация. Охотник, подстерегавший богатую дичь в садах Теночтитлана, сам превратился в объект охоты.
Медлить особо не приходилось. И, оставив в столице достаточно сильный гарнизон во главе со своим верным сподвижником Педро де Альварадо, Кортес с остальным войском, включая часть тлашкальцев, двинулся в Веракрус.
Действуя больше обманом и подкупом, нежели силой, он сумел довольно быстро переманить на свою сторону всех солдат Нарваэса, а самого командующего без боя взять в плен22. Не последнюю роль в этом триумфальном успехе конкистадора сыграло ацтекское золото: с его помощью Кортес одержал над соперником бескровную победу. Ему досталась богатая добыча — артиллерия, лошади, порох и запасы амуниции. Перед возвращением в Теночтитлан отряд Кортеса насчитывал уже 1300 пехотинцев и 96 всадников. У него имелось 15 орудий. Впервые за все время рискованной эпопеи конкистадор действительно располагал внушительной армией.
И в этот момент наивысшего триумфа, словно гром среди ясного неба, грянуло роковое известие из Теночтитлана. «Мой посланец,— писал впоследствии Кортес Карлу V,— вернулся оттуда (из столицы ацтеков.— В. Г.) через двенадцать дней и принес мне письма от тамошнего алькальда (Альварадо.— В. Г.)... в которых оп мне сообщал, что индейцы атаковали крепость со всех сторон, подожгли ее и сделали в ряде мест подкопы и что испанцы там находятся в большой опасности и были бы уже все перебиты, если бы упомянутый Мотекухсома пе приказал прекратить битву...» 23
50
Восстание в ацтекской столице реально угрожало потерей всех прежних достижений Кортеса по упрочению его власти над Мексикой. Тот, кто владел Теночтитла-ном, владел всей страной. И конкистадор устремился на запад: как и полгода назад, судьбы кампании вновь решались на берегах озера Тескоко.
Глава 4
«К ОРУЖИЮ, АЦТЕКИ!»
Нашими дротиками, нашими щитами существует город.
Там, где окрашиваются дротики, где окрашиваются щиты, находятся белые благоухающие цветы, цветы сердца: раскрывают свои пестики цветы
Дарителя Жизни...
Это — Теночтитлан.
«Мексиканские песни» Перевод Р. Буреете
Пока Кортес пожинал в Веракрусе плоды своей бескровной победы над Нарваэсом, в столице ацтеков произошли следующие события.
...Близился день одйого из самых значительных ежегодных ацтекских праздников в честь бога войны Уицилопочтли (праздник «Тошкатль»), Незадолго до его начала во дворец Ашайякатля пришли представители самых знатных аристократических родов Теночтитлана, чтобы попросить у Альварадо разрешение на эту торжественную церемонию. После недолгих раздумий тот согласился, но поставил два условия: не приносить в ходе празднества человеческих жертв и не брать с собой оружия.
В назначенный день процессия ацтекских сановников и жрецов в пышных костюмах вступила на вымощенный камнем просторный двор храма Уицилопочтли. И вскоре глухая дробь барабанов и пронзительный свист глиняных флейт возвестили всему городу о том, что долгожданный праздник начался.
Затем происходит непонятное. На безоружных и беззащитных индейцев со всех сторон внезапно набрасываются конкистадоры.
«Когда пришел упомянутый праздник,— пишет францисканский монах Диего Дуран,— индейцы, не подозревая 52
ничего плохого, явились ублажить своего бога и показать величие Мехико '... Там собралось для хороводов и танцев восемь или десять тысяч2 знатных мужей, все люди известные и благородной крови...
Тогда Педро де Альварадо приказал поставить к четырем входам во двор [храма] сорок солдат, по десять к каждому входу, чтобы через двери никто не мог выйти, и приказал десяти другим подойти к тем [индейцам], которые играли на барабане, туда, где, как ему казалось, находились’наиболее знатные лица, и убить игравших на барабане, а потом и всех остальных.
И эти «апостолы святой веры» или, лучше сказать, «последователи дьявола», не медля ни минуты, исполнили приказ. Они вошли в толпу этих несчастных, почти обнаженных, только в плащах из хлопчатобумажной ткани, не имевших в руках ничего, кроме роз и перьев, с которыми они танцевали, и перерезали всех ножами» 3.
Еще более драматично выглядит это кровавое злодеяние в описании самих индейцев. «...И будучи на том торжестве,— рассказывали впоследствии ацтекские старцы монаху Саагуну,— пышно одетые люди, все знатного рода, вошли в большой двор святилища Уицилопочтли, где находилось его изображение, сделанное из растений и увешанное множеством дорогих украшений...
В это время испанцы решили, что им удобнее выйти оттуда, где они находились. И они перекрыли все входы, ведущие со двора, чтобы никто не убежал, тогда как другие [испанцы] ворвались с оружием в руках внутрь и начали убивать тех, кто там находился. Они отрубали руки и головы, пронзали шпагами и копьями всех, кто попадался им на пути. Они учинили невиданную резню. Те, кто кинулся к дверям, чтобы убежать, были убиты...
Некоторые взбирались на стены, другие забивались в башенки храма, чтобы лечь там на полу и притвориться мертвыми. И кровь лилась по двору, как вода во время сильного дождя. Весь двор был усеян головами, руками, кишками и трупами убитых людей. По всем углам рыскали испанцы, выискивая уцелевших, чтобы прикончить и их» 4.
Слух о новом преступлении чужеземцев мгновенно распространился по городу. Ярости ацтеков не было предела. Конкистадоры не только смертельно оскорбили их главное божество — Уицилопочтли, но и без видимой при
53
чины перебили цвет аристократических родов Теночтитла-на. На улицах и площадях ацтекской столицы грозно зазвучал призывный клич: «К оружию! Вожди, ацтеки, идите сюда! Пусть все придут вооруженными: со своими инсигниями, щитами, дротиками! Собирайтесь быстрее, бегите: мертвыми лежат наши вожди, мертвыми лежат наши воины!.. Они были умерщвлены, о ацтекские вожди!»
В ответ на эти пламенные слова к центру города стали со всех сторон подходить отряды ацтекских воинов в полном боевом облачении. Если Альварадо рассчитывал своим злодеянием парализовать волю ацтеков к сопротивлению, как это не без успеха проделал в Чолуле Кортес, то его планы потерпели полный провал. Меньше, чем через час, испанцы были выброшены из храма Уицилопочтли и укрылись в своей резиденции. С этого дня дворец Ашайякатля превратился в осажденную крепость. Все подходы к нему контролировались ацтеками. Запасы продовольствия и пороха у конкистадоров быстро истощались. Они несли большие потери в ожесточенных боях с индейцами, силы которых постоянно росли благодаря дальновидному решению вождей Теночтитлана сосредоточить хорошо вооруженные отряды воинов вокруг столицы. Испанцы встретили отпор не городской толпы, разъяренной, жаждущей мести, но неорганизованной, а профессиональных солдат, за плечами которых были десятки победоносных походов.
Возвращение Кортеса в Теночтитлан спасло отряд Альварадо от полного уничтожения, но не изменило общей безрадостной для испанцев картины. Ацтеки, подтянув все имевшиеся поблизости войска, численно намного превосходили врага и сражались с невиданной яростью. Они беспрепятственно пропустили победителей Нарваэса в осажденный дворец и затем сожгли все мосты через дамбы, отрезав тем самым путь к отступлению из города. Теперь в ловушке оказалась вся армия Кортеса.
Наступил час расплаты за те обиды и притеснения, которые чинили конкистадоры в «Стране Кактуса и Орла» 5.
И тогда Кортес решил вновь использовать для облегчения участи испанцев свой главный козырь — пленного Мотекухсому. Закованного в цепи «императора» привели на плоскую крышу дворца с тем, чтобы тлатоани успокоил своих подданных и заставил их снять осаду. Но
54
едва он в сопровождении испанцев вышел на верхнюю площадку и начал говорить, на него обрушился град камней и стрел. Одним из камней «император» был легко ранен в голову, после чего вся группа'неудачливых парламентеров поспешила укрыться за прочными стенами дворца, а раненого правителя ацтеков унесли в его покои. В дальнейшем события развивались почти как в детективном романе: убийство, выяснение его обстоятельств, поиски виновных и т. д. Впрочем, предоставим слово главным действующим лицам.
Кортес-. «И упомянутый Мотекухсома, который еще находился в плену вместе с сыном и другими многими сеньорами... сказал, что хочет выйти на плоскую крышу крепости и поговорить с вождями этих людей, предложив им прекратить войну. Я приказал его вывести, и, выйдя на площадку, которая выступала за пределы крепости, и обратившись к людям, которые там сражались, он получил от них удар камнем по голове, такой сильный, что через три дня умер» 6.
Таким образом, по версии конкистадора, Мотекухсома, встав на путь предательства, сам захотел утихомирить своих взбунтовавшихся подданных, но получил от них недвусмысленный ответ в виде увесистого камня,' оборвавшего его жалкую жизнь.
Берналь Диас-. «Ввиду создавшегося положения Кортес решил, что великий Мотекухсома должен поговорить с индейцами (курсив мой.— В. Г.) с крыши и заставить их прекратить свои атаки, поскольку мы сами хотим уйти из города. Когда «императору» передали этот приказ, он сказал в великой печали: «Чего же еще хочет от меня Малинче. Именно по его вине я нахожусь в столь печальном положении, и я не желаю слышать опять его голос». Он отказался прийти и даже заявил, что не хочет вообще больше видеть Кортеса или слышать его фальшивые речи, обещания и ложь» 7. Лишь после долгих уговоров и препирательств, в которых принимали участие какой-то монах и лейтенант Кристобаль де Олид, Мотекухсома дал согласие поговорить с ацтеками.
«...Он поднялся,— продолжает Берналь Диас,— на крышу в сопровождении многих из нас, солдат, охранявших его, и начал говорить очень проникновенно своим людям, что если они прекратят сражение, то мы уйдем из Мехико. Многие из мексиканских вождей и военачаль
55
ников узнали его и приказали своим воинам замолчать и не стрелять более... Четверо из них подошли поближе, так чтобы Мотекухсома мог хорошо их слышать, и обратились к нему со слезами на глазах: «О, владыка, наш великий повелитель, мы действительно очень опечалены несчастьем, обрушившимся на вас и вашу семью. Но мы должны сообщить вам, что уже выбрали в качестве своего нового повелителя вашего сородича». И они назвали имя Куитлахуака, правителя ИстапалапаНа...
Кроме того, они сказали, что война должна продолжаться и что они обещали своим идолам не успокаиваться до тех пор, пока мы все не будем перебиты. Они сказали, что каждый день возносят молитвы Уицилопочтли и Тескатлипоке (бог солнца.— В. Г.) и просят их даровать свободу тлатоани, спасти его и что, если дела закончатся так, как они надеются, они несомненно будут относиться к нему с большим уважением, как к своему повелителю... И они попросили у него прощения.
Едва закончился этот разговор, как на нас обрушился ливень стрел и камней. Наши люди, которые должны были прикрывать щитами Мотекухсому, забыли о своих обязанностях при виде того, как спокойно он разговаривает со своими вождями... Мотекухсома был ранен тремя камнями — в голову, руку и ногу. И хотя мы просили у него разрешения перевязать раны и дать ему поесть, говоря с ним очень ласково, он отказался. Затем, совершенно неожиданно, нам сказали, что он умер» (курсив мой.— В. Г.) 8.
Из пространного рассказа Берналя Диаса можно заключить, что Мотекухсома отправился на переговоры со своими подданными отнюдь не добровольно, а под сильным нажимом Кортеса. Переговоры оказались безрезультатными. По какой-то непонятной причине ацтеки вновь начали военные действия, и тлатоани, получив три ранения, вскоре умер. Однако Берналь Диас признает, что раны не были опасными для жизни, и, когда солдатам объявили о неожиданной смерти «императора», это вызвало среди них явное удивление.
Многие буржуазные историки при освещении важнейших событий завоевания Мексики используют главным образом хроники самих: конкистадоров — Кортеса и Берналя Диаса, целиком доверяя им и в большом и в малом. Вот почему появились на свет объемистые труды о бла
66
городных искателях приключений, добивавшихся с помощью собственной шпаги и благосклонной судьбы самых невероятных побед. Один из подобных мифов, касающийся обстоятельств гибели «императора» ацтеков, создал когда-то американец Вильям Прескотт.
«Говорят, будто бы один из военачальников высокого звания,— пишет он,—замахнулся дротиком на Мотекух-сому,— и вдруг туча камней и стрел рассыпалась на том самом месте, где стояла царская свита. Испанцы, назначенные для защиты Мотекухсомы, видя почтительное поведение народа во время его речи, не ожидали такого нападения. Теперь они поспешно подставили щиты свои, но было поздно: Мотекухсома был ранен тремя метательными снарядами, из которых один был камень, упавший с такой силой ему на голову близ виска, что поверг его без чувств на землю.
Мексиканцы, испугавшись своего святотатственного поступка, почувствовали внезапное раскаяние и, испустив ужасный вопль, рассеялись в паническом страхе...
Между тем несчастный Мотекухсома был перенесен спутниками в свои покои. Опамятовавшись от бесчувствия, причиненного ему ударом, оп постиг всю бедственность своего положения. Он испытал всю горечь унижения. Ему не для чего было более жить. Напрасно Кортес и офицеры старались облегчить его душевные страдания и внушить ему лучшие мысли. Он ни па что не отвечал ни слова. Рана его, хотя опасная, могла еще при искусном лечении не быть смертельною. Но Мотекухсома отказывался от всех лекарств, прописываемых ему. Он срывал повязку, как скоро ему ее прикладывали, сохраняя при этом совершенное молчание. Он сидел с потупленным взором, размышляя о своем утраченном счастье, о прежнем величии и настоящем унижении. Он пережил свою славу. Но искра прежнего духа, казалось, разгоралась в душе его, и стало ясно, что он не намерен уже переживать своего бесчестья...» 9
Какая трогательная и благородная сцена: тяжелораненый индейский правитель, окруженный всеобщим вниманием и надлежащим уходом, терзается своим бедственным положением и, наконец, не выдержав моральных мук, в отчаянии умирает.
Но не будем спешить с выводами.
Диего Дуран, испанский хронист конца XVI в., ука
57
зывает, что Кортес заставил подняться тлатоани на крышу дворца и попытаться как-то успокоить ацтеков. Но мирного разговора не получилось. В адрес царственного пленника посыпались угрозы и ругательства. И вдруг один из индейцев с силой бросил большой камень, попавший Мотекухсоме по темени. «И хотя Мотекухсома был ранен, его жизнь находилась вне опасности... Другие же говорят, что он был одновременно ранен в ногу стрелой...
Когда же оставшиеся в живых испанцы бежали из Мехико... пришли мексиканцы во дворец искать Мотекух-сому, чтобы казнить его, и, бродя в поисках по комнатам, нашли его мертвым с цепью на ногах и пятью ножевыми ранами в груди и вместе с ним многих своих пленных сановников и вождей, всех убитых кинжалом...» 10
Бернардино де Саагун, испанский автор середины XVI в., со слов своих ацтекских информаторов описывает сцену гибели правителя Теночтитлана так. Не было ни драматического диалога Мотекухсомы с восставшими горожанами, пи злополучного ранения метко пущенным камнем:
«Через четыре дня после того как испанцы были изгнаны из храма, они пришли [из дворца] и бросили тела Мотекухсомы и Ицкаухцина на берегу... И когда их увидели [индейцы], когда узнали, что один из них — Мотекухсома, а другой — Ицкаухцин, то подняли на руках Мотекухсому и отнесли его в Копулько. Там поместили его на груду дров, затем поднесли огонь, разожгли огонь...» 11
Монах Франсиско де Агиляр, один из солдат Кортеса и непосредственный участник конкисты, пишет в своей «Краткой истории завоевания Новой Испании» следующее: «Мотекухсома, раненный в голову... в этот вечерний час находился в своих покоях, где присутствовали и другие очень знатные сеньоры, плененные вместе с ним. И всех их упомянутый Кортес с согласия своих капитанов приказал убить, не щадя никого». Трупы убитых были выброшены за пределы дворца, где их обнаружили индейцы и с громкими рыданиями погребли согласно своим законам и обычаям 12. Таким образом, мы видим здесь полное совпадение свидетельства конкистадора с данными ацтекских информаторов Саагуна.
58
Дон Фернандо де Альба Иштлилшочитл, потомок индейцев из царского дома Тескоко, писал в начале XVII в., что неизвестно, как и отчего умер «император» ацтеков: «Говорят, будто один индеец попал в пего камнем, и поэтому оп и умер, хотя его подданные уверяют, что «императора» убили сами испанцы, вонзив ему шпагу в нижнюю часть тела» 13.
Независимо от расхождений в деталях названные выше авторы, и испанские и индейские, единодушны в том, что Мотекухсому перед бегством из города убили испанцы. И это похоже на правду. В критическую минуту, когда на карту ставилось все, Кортес без малейших колебаний и угрызений совести шел на любые зверства и подлости, лишь бы только устранить опасных и неугодных ему людей. Вместе с тлатоани в эту роковую ночь пали от рук конкистадоров и все знатные индейские пленники, находившиеся во дворце Ашайякатля.
Итак, надежды заключить перемирие с ацтеками и уйти восвояси из восставшего Теночтитлана не сбылись. Каждый день в ожесточенных схватках гибли люди, многие получали тяжелые раны, таяли запасы продовольствия и снаряжения, нечем стало кормить оставшихся лошадей. И Кортес решил, наконец, вырваться из города. Вечером, накануне отступления, в лагере испанцев никто не спал. Готовили легкие переносные мосты для переправы через проходы в дамбах, чистили оружие, вспоминали мадонну-заступницу, спешили досыта поесть перед нелегкой и опасной дорогой. Затем пронесся слух, что Кортес снова раздает сокровища Мотекухсомы, и конкистадоры устремились в центральные покои дворца. На этот раз слух оказался верным. Золота было так много, что его просто не представлялось возможным унести. Поэтому Кортес, погрузив вьюки со своей и королевской долей сокровищ на уцелевших лошадей, милостиво разрешил подчиненным брать из оставшегося кто сколько хочет. И вот в колеблющемся свете факелов у сверкающей груды золотых слитков началась настоящая схватка. Бывалые солдаты из старой гвардии Кортеса старались взять предметы полегче и поценнее — драгоценные камни или жемчуг. Они хорошо знали, что от спасительного берега их отделяет несколько километров глубокого озера. Зато новобранцы пз состава экспедиции Нарваэса, с упоением утоляя свою алчность, обвешивались золотыми цепя
59
ми и ожерельями, запихивали золотые слитки за пазуху, в сумки и сапоги.
В обстановке всеобщей неуверенности и страха происходили самые невероятные вещи. Какой-то солдат по кличке «Ботельо» («Бутылка») объявил вдруг, что он способен предсказывать будущее. Новоявленный прорицатель заверил собравшуюся толпу, что, если конкистадоры немедленно не покинут город, все они будут перебиты. По иронии судьбы сам «Ботельо» погиб одним из первых.
30 июня 1520 г. под покровом темноты испанцы осторожно вышли из дворца и двинулись по пустынным улицам города на запад, к дамбе, ведущей на Тлакопан,— самой короткой и наименее разрушенной дороге к спасительному берегу. Солдаты авангарда несли и перебрасывали через проломы в дамбе легкие деревянные мостики, которые снимали те, кто шел в арьергарде. Замыкающими на этот раз назначили Педро де Альварадо — человека с лицом ангела и душой убийцы — и некоего Веласкеса де Леона. Оба они получили в ту ночь сполна за все свои злодеяния: и если израненный и потерявший коня Альварадо чудом выбрался живым из столицы ацтеков, то его товарищ был убит прямо на дамбе метко пущенной индейской стрелой.
Авангард возглавляли Гонсало де Сандоваль и Диего де Ордас. Сам Кортес с лошадьми, груженными золотом, находился в центре колонны. Вместе с испанцами, надежно прикрывая их с тыла, двигалась и многотысячная армия союзников из Тлашкалы, Уэшоцинко и других областей Мексики. Индейские художники паническое бегство испанцев из Теночтитлана изобразили так: войско конкистадоров уже миновало город и находится в начале дамбы, в хвосте колонны видны густые ряды тлаш-кальских воинов. Именно им предстояло выдержать наиболее сильный удар неприятеля. Кортес предпочитал воевать с туземцами руками самих туземцев.
Шел сильный дождь. И под ногами тысяч людей земля быстро превращалась в месиво из грязи и воды.
Вокруг царила тишина. Лишь глухой шум тугих дождевых струй да едва слышные звуки шагов конкистадоров нарушали ее (всадники обернули тряпьем копыта своих лошадей). Пехотинцы, внимательно вглядываясь в темноту, с трудом) вытаскивали из грязи отяжелевшие ноги.
60
Головные дозоры уже миновали три пролома в дамбе и подошли к последнему, четвертому, называемому Каналом тольтеков. Пришлось снова наводить мост.
И в этот момент прозвучал сигнал тревоги: крадущихся во тьме испанцев случайно увидела одна ацтекская женщина. Она и разбудила весь Теночтитлан.
«Воины, вожди, ацтеки,— зазвенел в ночи ее громкий голос.— Вот идут ваши враги! Выходите преследовать их. С боевыми лодками, со щитами... все как один — в путь!»
Скучившиеся на дамбе конкистадоры и их союзники были атакованы с тыла отрядами пеших ацтеков, а с флангов — многочисленной флотилией их боевых лодок. Началась невообразимая паника. Каждый стремился первым проскочить по легкому мостику, мешая товарищам. Как и следовало ожидать, мост рухнул, не выдержав тяжести стольких людей, и последний путь к отступлению оказался отрезанным. В пролом дамбы падали убитые, раненые, лошади. Вскоре здесь образовалась такая груда тел, что она запрудила пролом, дав возможность уцелевшим солдатам двигаться дальше. Воспользовавшись этим, Кортес с отрядом кавалеристов вырвался из ловушки, увозя с собой часть сокровищ и нескольких юных заложников из знатных фамилий — сына Мотекухсомы, сына правителя Тлакопана и двух малолетних братьев Какамацина. Он так и не повернул назад, чтобы помочь своему истекающему кровью арьергарду, как это утверждают в своих трудах многие льстивые историографы конкисты.
«Кортес,— вспоминает Берналь Диас,— и те капитаны и солдаты, которые шли первыми... бросились по дамбе вперед и благополучно миновали ее. Так же благополучно выбрались с ним лошади, груженные золотом, и тлашкальцы-носилыцики...» 14 Конкистадоры находились в Тлакопане па твердой земле. Шум боя еще явственно слышался позади. Но когда среди уцелевших солдат поднялся ропот и раздались голоса, призывающие идти на помощь соотечественникам, Кортес отказался сделать это. «Чудо уже то,— заявил он,— что спаслась хоть горстка из нас».
Наконец, под нажимом своих солдат он с несколькими всадниками все-таки сделал чисто демонстративную попытку помочь гибнущей армии, но, встретив через несколько шагов израненного Альварадо с четырьмя ис-
61
пандами и восемью тлашкальскими воинами, быстро вернулся в Тлакопан. По его словам, подкрепленным ссылками на сообщение Альварадо, позади все погибли, и спасать больше было некого.
Оба конкистадора намеренно лгали своим товарищам. По свидетельству многих авторов, в том числе и участника этого похода Франсиско де Агиляра, отдельные группы испанцев, укрывшись в прочных домах Теночтит-лана, продолжали сопротивление еще три дня и три ночи, пока не полегли все до единого. Кортес потерял в ту ночь и армию и честь, бросив на произвол судьбы большинство испанских солдат и их индейских союзников, но зато сохранил золото. Правда, впоследствии он написал королю, что в роковую «Ночь печали» в водах озера Те-скоко погибли все сокровища Мотекухсомы, включая и королевскую «пятину».
Чего же стоят после этого слова официального летописца «подвигов» Кортеса на мексиканской земле Лопеса де Гомары, который утверждал, что, когда Кортес добрался с горсткой уцелевших людей к пирамидам Тлакопана и посмотрел на то, что у него осталось, он не выдержал и заплакал. «Да и кто не заплакал бы на его месте»? — патетически восклицает Гомара,— видя столько смертей и ущерба? Кортес потерял тогда друзей, богатство и власть, а вместе с потерей столицы — и все царство...» 15
Побоище на дамбе продолжалось всю ночь. «Тому, кто не видел этой ночи,— пишет Берналь Диас,— трудно представить себе, насколько страшными были бесчисленные воины, которые на нас нападали, и лодки, которые плавали вокруг, чтобы схватить наших солдат» 16.
Потери испанцев действительно были велики. Одни солдаты утонули в озере под тяжестью своего вооружения и награбленного золота, других убили ацтеки.
За какие-то несколько часов погибло 800 конкистадоров. Испанцы лишились всей артиллерии и большей части лошадей. Индейцев из вспомогательных союзных войск ацтеки вырезали почти целиком, так как с особой яростью они истребляли своих собратьев, вставших на сторону их заклятого врага. Испанцев, взятых в плен, туземцы принесли в жертву богу Уицилопочтли. Таков был финал «Ночи печали».
В старинных ацтекских преданиях об этом сражении говорится следующее:
62
Затем занялась заря и, когда заискрился свет, когда пришел ясный день, были собраны трупы всех тлашкальцев, и всех из Семпоалы, и всех испанцев, из тех, что упали в Канал тольтеков...
Были перевезены они на лодках;
среди камышей, там, где стоят белые камыши, их побросали в кучу; некого больше было бросать, все там лежат распростертыми.., И все оружие было там собрано.
Пушки, аркебузы, шпаги:
И сколько было сброшено в пучину, столько и лежало;
аркебузы, шпаги, копья, алебарды, стрелы из железа. Оттуда достали железные шлемы, кольчуги и кирасы из железа, кожаные щиты, щиты из металла, деревянные щиты...
И там было собрано золото в брусках, диски из золота, золотой песок и ожерелья из изумрудов с золотыми подвесками.
Все это было вытащено, выловлено из воды, отыскано...
Группа израненных и усталых конкистадоров поспешила оставить враждебный Тлакопан до подхода главных сил ацтеков. Индейские проводники повели отряд на северо-восток к горным пикам Тлашкалы. Сулило ли это им спасение? После столь сокрушительного разгрома Кортес и его спутники не могли больше рассчитывать на прочность своего союза с тлашкальцами. Однако другого выбора не было, и испанцы устремились в Тлаш-калу. «Мы думали,— вспоминает Берналь Диас,— о том, что нас ожидает. Все мы были ранены, у нас уцелело только двадцать три лошади. Не осталось ни одного мушкета, ни одной пушки, ни одной горстки пороха. Но самое худшее состояло в том, что мы не знали, как примут нас наши тлашкальские союзники» 18.
На своем пути в Тлашкалу испанцы встретили, как отмечают Берналь Диас и Кортес, серьезную преграду — огромную армию неприятеля в долине близ Отумбы (Бер-паль Диас вполне определенно говорит о том, что это были акольхуа, или акульхуа,— жители Тескоко п подвластных ему провинций). Оба конкистадора красочно описывают драматические перипетии этой битвы: десятки тысяч индейских воинов против горстки израненных и голодных испанских солдат.
63
«Это было жестокое сражение,— пишет Берналь Диас...— Мы двигались сквозь их ряды плотной группой, рубя и коля нашими обоюдоострыми шпагами. А эти собаки (индейцы.— В. Г.) яростно нападали на нас со всех сторон, нанося нам раны и убивая нас своими копьями и мечами... Никогда не видели во всех Индиях столь много воинов, собранных для одной схватки. Весь цвет Мехико, Тескоко и других городов, расположенных вокруг озера, был представлен здесь, а также люди из Отумбы и Тескоко, пришедшие сюда в надежде, что на этот раз мы будем окончательно уничтожены» 19.
В конце концов успешные рейды двух десятков испанских кавалеристов сквозь плотные ряды индейцев и гибель от руки Кортеса их военачальника принесли желанную победу испанцам. Индейцы отступили. Дорога на Тлашкалу оказалась открытой.
Чем, однако, объяснить тот поразительный факт, что крохотный отряд конкистадоров, лишенный к тому же Главного своего преимущества — огнестрельного оружия, сумел разгромить многотысячное войско индейцев? И это после того, как всего неделю назад сравнительно мощная армия Кортеса была буквально сметена с лица земли тем же самым противником!
Другого объяснения, кроме чуда, не придумаешь! И вот, ничтоже сумняшеся, испанский хронист Диего Муньос Камарго вслед за Берналем Диасом утверждает, что в деле при Отумбе действительно не обошлось без божественного вмешательства: многие конкистадоры видели якобы во время битвы святого Яго на белом коне, неустанно разящего своим копьем «мерзких язычников».
Подобные «доводы» вряд ли нуждаются в особых комментариях. Поэтому обратимся к источникам другого рода.
В хронике Фернандо де Альба Иштлилшочитла говорится о том, что никакой битвы вообще не было: имела место лишь встреча союзных армий. Больше того, поспешное и беспорядочное отступление наголову разбитых конкистадоров в Тлашкалу стало возможным лишь благодаря тому, что Иштлилшочитл сковал основные силы ацтеков, устремившихся вслед за деморализованным врагом, вступив в сражение с отрядом тлатоани Куитлахуака.
Брат правителя Тескоко Какамацина — Иштлилшочитл, непримиримый^ враг Мотекухсомы и ацтеков, и в дальнейшем оказывал огромные услуги испанцам.
64
«Узнав о том, что случилось, Иштлилшочитл после того, как у него произошла большая битва с Куитлахуа-ком, его дядей, который стал править после смерти Мотекухсомы, уведомил всех своих подданных, чтобы они помогали Кортесу, и, когда некоторые мексиканцы стремились настигнуть [Кортеса], люди Иштлилшочитла им помешали и их задержали. И так они (испанцы.— В. Г.) продвигались до тех пор, пока на одной из равнин между Отумбой и Семпоалой к ним не пришел брат Иштлилшочитла с сотней тысяч людей и множеством съестных припасов для Кортеса...» 20
В одном из индейских документов, написанных вскоре после конкисты в городе Тескоко, также говорится о том, что огромную помощь Кортесу во время отступления из столицы ацтеков оказал Иштлилшочитл.
И это похоже на правду. В противном случае ни один испанец не добрался бы живым до Веракруса. Выдумка о блестящей победе при Отумбе понадобилась Кортесу и его подручным только для того, чтобы как-то оправдать себя в глазах своего короля и хотя бы частично смыть то пятно позора, которое навсегда легло на них после сокрушительного разгрома в «Ночь печали».
3 В. И. Гуляев
G5
Глава 5
ОСАДА
...Когда уйдешь из этой жизни в другую, о правитель Йойонтцин,
настанет время, когда твои подданные будут разбиты и уничтожены,
и все твои дела останутся во мраке и забытье... Потому что этим кончаются власть, империя
и владения, которые сохраняются недолго, и они непрочны. Все в этой жизни мы получаем на время и в миг мы его теряем...
«Философия нагуа, Перевод Р. Буреете
Вопреки опасениям, тлашкальцы приняли своих незадачливых союзников тепло и сердечно. В первом же селении на границе тлашкальских владений раненым оказали помощь, а голодных накормили. В столице страны испанцев ждала торжественная встреча. Властители Тлашкалы клятвенно подтвердили свою верность Кортесу и обещали дать все необходимое для дальнейшей борьбы с ненавистным Теночтитланом. Помощь эта пришлась весьма кстати: в распоряжении конкистадора оставалось всего четыре сотни вконец изможденных солдат и двадцать лошадей.
Попытка захватить столицу ацтеков одним лихим наскоком, опираясь лишь на хитрость, оказалась несостоятельной. И Кортес сделал из этого надлежащие выводы. Впереди предстояла долгая и упорная борьба с грозным и воинственным противником. Именно к ней и следовало готовить войска, не теряя ни дня, ни часа, ни минуты. План новой кампании, созревший в голове Кортеса, был прост и жесток.
Опираясь на щедрую помощь тлашкальцев и других индейских племен, конкистадор взялся за покорение районов, лежащих между Тлашкалой и Теночтитланом. Сдающихся без боя испанцы тут же включали в состав вспомогательного корпуса^ сопровождавшего их. Сопротивлявшихся убивали без всякой пощады, дома сжигали,
66
имущество грабили, а женщин и детей продавали в рабство. Как самодовольно писал сам Кортес, это требовалось ему для того, чтобы посеять среди индейцев ужас и страх, пресечь любую попытку к сопротивлению. Часть богатой добычи, захваченной в непокорных областях, испанцы отдавали своим союзникам из Тлашкалы, Уэшоцинко, Семпоалы и т. д. с тем, чтобы они еще яростнее уничтожали врагов «святой католической церкви» и испанского короля. Кортес обнаружил недюжинный талант в натравливании одних индейских племен на другие. Политика кнута и пряника приносила свои зловещие плоды. Под разбойничьим флагом конкисты собралась целая армия индейских воинов, в массе которых совершенно затерялись четыре сотни испанцев.
«Ни один из военных успехов конкистадоров,— пишет известный американский историк Эрик Вольф,— не был бы возможен без индейских союзников, которых приобрел в Мезоамерике Кортес. G самого начала он «перетянул» на свою сторону правителей, серьезно пострадавших от притеснений ацтеков... Испанское огнестрельное оружие и кавалерия были бы бессильны против ацтекских армий без тлашкальцев, тескоканцев и других союзников испанцев. Именно индейцы составляли основную массу пехотинцев и гребцов лодок, прикрывавших продвижение бригантин через лагуны Теночтитлана. Они добывали, переносили и готовили пищу для всей армии. Они обеспечивали пути сообщения между побережьем и нагорьем. Они же окончательно усмиряли завоеванные области, выполняя там полицейские функции. Они дали материалы и мускульную энергию для строительства судов, что сыграло решающую роль в осаде мексиканской столицы.
Испанское военное снаряжение и превосходство в тактике способствовали каждодневному успеху, но помощь союзников-индейцев предопределила исход всей войны» *.
Таким образом, завоевание Мексики Кортесу удалось осуществить руками самих же индейцев. Политика «разделяй и властвуй» родилась задолго до появления колониальных держав эпохи империализма.
28 декабря 1520 г. пестрые и разноплеменные полчища хлынули в долину Анахуак. К тому времени Кортес получил существенную поддержку и от своих соотечественников. В порт Веракрус пришло несколько испанских кораблей. Одни послал Веласкес, другие прибыли с
3*
67
Гаити и Ямайки. Их команды, прельстившись блеском ацтекского золота, охотно присоединились к Кортесу. Теперь у него было 900 пехотинцев и 100 всадников, появились пушки и порох.
«И видя столь огромное число друзей и то, что почти вся страна встала на его сторону,— говорит Фернандо де Альба Иштлилшочитл,— он (Кортес.— В. Г.) решил двинуться на Мехико и вышел из Тлашкалы... ведя с собой 40 всадников, 540 пехотинцев и 25 тысяч тлашкальцев, уэшоцинков, чолульцев, чальков и жителей других областей. Пошли лишь те, кого он выбрал, так как он не хотел брать больше из-за того, что Текокольцин — сын правителя Несахуальпильцинтли, который был одним из заложников, данных ему правителем Какамацином,— сказал Кортесу, что в Тескоко ему дадут столько воинов, сколько будет нужно» 2.
Вместе с войсками по узким горным дорогам тянулись длинные вереницы носильщиков. На их плечах испанцы умудрились доставить к берегам озера Тескоко не только всю артиллерию и боеприпасы, но и 13 небольших бригантин, разобранных на части. После урока, полученного в «Ночь печали», Кортес понял, что островную столицу ацтеков можно взять лишь одновременным ударом со стороны озера и со стороны суши.
У ворот Тескоко Кортеса встретил во главе пышной свиты уже знакомый нам Иштлилшочитл — претендент на опустевший трон тескоканских владык (сменивший Ка-камацина правитель Коанакочцин при приближении испанцев бежал в Теночтитлан). Конкистадорам отвели роскошные жилища и в изобилии снабдили их всем необходимым. Однако Кортес приказал ограбить город и сжечь царский дворец, где хранилась богатейшая библиотека старинных рукописей — весь архив тескоканского государства. Приказ был выполнен со всем тщанием, и бесценные сокровища индейской культуры навсегда исчезли в вихрях гигантского пожара.
Тем не менее Иштлилшочитл продолжал верой и правдой служить испанцам, вопреки неоднократным предупреждениям его друзей и родных, укрывшихся за стенами ацтекской столицы. Он остался глух даже к личному посланию Куаутемока — нового правителя Теночтитлана, сменившего умершего' от оспы Куитлахуака. В ярких и образных выражениях юный правитель призывал его за-68
быть старые обиды и не поднимать оружия на своих соплеменников в угоду чужим интересам. Но навязчивая идея получить трон Тескоко прочно связала Иштлилшо-читла с лагерем испанцев.
Начались ожесточенные сражения на дальних подступах к Теночтитлану. Куаутемок долгое время с переменным успехом боролся за Чалько, однако в конце концов вынужден был отойти. Несколько дней шла яростная битва за Истапалапан — родной город брата Мотекухсомы — Куитлахуака. Шаг за шагом теснили испанцы ацтеков, заставляя их отступать к самому берегу озера. На рассвете конкистадоры с торжествующими криками кинулись к брошенным жилищам и храмам в надежде на богатую добычу, как вдруг на них обрушился высокий водяной вал. Словно песчинки, смел он и тяжелые медные пушки и увешанных оружием людей. Испанцы в панике отступили из города, а за ними устремились в погоню неутомимые ацтекские воины, специально открывшие створки ворот в плотине, чтобы преградить путь врагу.
Особенно доблестно сражались с захватчиками шочи-мильки — союзное ацтекам племя, жившее на южном побережье озера Тескоко.
«...Шочимильки,— пишет Фернандо де Альба Иштлил-шочитл,— уселись в свои лодки и сражались до ночи, во время которой они спрятали в надежном месте своих жен, стариков и все имущество. На следующий день они разрушили мост... и сражались в поле отважно, как подобает воинам, и привели наших (испанцев и их союзников.— В, Г.) в сильное замешательство, пленив даже на какое-то время Кортеса, который упал со своей лошади. И пришли затем испанцы, и акульхуа, и все остальные п спасли его...» 3
Приближались решающие события. Теночтитлан напрягал все силы, пытаясь остановить испанцев на дальних подступах к городу. Новый тлатоани Куаутемок — одиннадцатый и последний правитель ацтеков — сделал все возможное для организации успешного отпора врагу. В столицу Анахуака были введены все стоявшие поблизости войска Тройственной лиги (от которой, правда, отпал уже Тескоко), доставлено вооружение и продовольствие. В соседние области, включая Тлашкалу, отправились специальные посольства с призывом забыть старые обиды и сплотиться в борьбе с жестокими чужеземцами. Но
69
слишком свежа еще была память о поборах и насилиях ацтеков, и поэтому в трудную минуту никто не пришел на помощь Теночтитлану. Он остался в полном одиночестве перед лицом могущественного противника. Однако 300 тыс. ацтеков, в том числе женщины и дети, решили сражаться до конца.
10 мая 1521 г. сражение за Теночтитлан началось. Словно гигантские извивающиеся змеи, по трем дамбам, ведущим к городу через озеро Тескоко, двинулись бесконечные ряды атакующих. «На второй день пасхи, когда все войско было уже собрано в Тескоко,— пишет Фернандо де Альба Иштлилшочитл,— Кортес поднял по тревоге всех испанцев и то же сделал Иштлилшочитл. И всего оказалось в его войске 200 000 воинов и 50 000 рабочих для починки мостов и других необходимых дел... точно так же Иштлилшочитл приказал собрать все лодки для сопровождения бригантин и подвоза необходимых припасов... В этот же день объявили тревогу тлашкаль-цы, уэшоцинки и чолульцы: каждый сеньор со своими вассалами. И собралось всего свыше 300 тыс. воинов. Кортес, увидев такое множество людей, находившихся на его стороне... приказал Педро Альварадо идти на Тлако-пан с 30 всадниками, 170 пехотинцами и 50 тысячами людей из Отумбы и других областей, которым Иштлилшочитл приказал идти с ними, а командующим поставил своего брата Куаухтлистакцина; туда же пошло и все войско тлашкальцев» 4.
Кристобаль де Олид, возглавивший вторую (южную) колонну, согласно тому же источнику, получил 33 всадника, 180 пехотинцев, 2 пушки и 50 тыс. индейцев-тескоканцев под руководством другого брата Иштлилшо-читла.
Наконец, третья (северная) колонна Гонсало де Сандоваля состояла из 23 всадников, 170 пехотинцев, двух пушек и 50 тыс. индейцев из Чалько и других областей.
Кортес взял под свое начало все бригантины, оставив возле себя Иштлилшочитла с огромной флотилией лодок и с 50 тысячами воинов-тескоканцев.
Таким образом, испанские солдаты служили лишь организующей и направляющей силой в огромной армии своих индейских союзников. Но именно благодаря чужеземцам противники ацтеков получили весомое преимуще
70
ство в виде огнестрельного оружия, кавалерии, стальных мечей и новой тактики боя.
Начались долгие дни осады. Теночтитлан был блокирован со стороны озера испанскими бригантинами и лодочной флотилией Иштлилшочитла, а каждую из трех дамб заняли сильные отряды конкистадоров и их союзников.
Ацтеки сражались с отчаянной храбростью, упорно отстаивая каждый метр своей территории. Их молодой правитель Куаутемок всегда находился в первых рядах своей армии, воодушевляя воинов и словом, и делом. Одну из его пламенных речей, отразившую весь трагизм положения героических защитников города, сохранил для нас испанский хронист Диего Дуран: «Храбрые ацтеки: вы видите, что все наши вассалы восстали против нас, и уже имеем мы в качестве врагов не только тлашкаль-цев, чолульцев и уэшоцинков, но и тескоканцев, чальков, шочимильков и тепанеков, которые нас бросили и ушли к испанцам, выступив теперь против нас. Поэтому я прошу вас вспомнить о храбром сердце и храброй душе чи-чимеков, наших предков, которые, будучи в малом числе во время прибытия на эту землю, отважились атаковать ее... и подчинить своей могучей рукой весь этот новый мир и все народы...
Вот почему, о храбрые ацтеки, не теряйтесь и не страшитесь: укрепите эту грудь и это отважное сердце, чтобы выйти на новую битву: смотрите, если вы па нее не пойдете, то станут вечными рабами ваши жены и дети, а ваше имущество будет отнято и разграблено... Не смотрите, что я еще слишком молод, и помните: то, что я вам сказал,— правда, и вы обязаны защищать ваш город и вашу родину, которую я обещаю вам не покидать до смерти или до победы» 5.
Сам же Кортес довольно скупо и неопределенно говорит (в своем третьем письме Карлу V от 15 мая 1522 г.) о начальном этапе битвы за Теночтитлан. «За те шесть дней,— пишет конкистадор,— которые мы находились в этом городе Тлакопане, ни один нс прошел без схваток и встреч с врагами. И предводители людей из Тлашкалы и наши капитаны не раз вступали в поединок с вождями Тепочтптлана, и они сражались между собой с большим ожесточением... осыпая друг друга угрозами и оскорблениями, па что стоило, бесспорно, посмотреть; и в течение
71
всего этого времени погибло множество врагов без каких-либо потерь с нашей стороны...
Много раз входили мы по дамбам и мостам в город, хотя индейцы, поскольку они имели там оборонительные сооружения, сопротивлялись с большим упорством. Часто они делали вид, что отступают, заманивая нас внутрь, и говорили при этом: «Входите, входите сюда поразвлечься!» В другой же раз они кричали нам: «Вы думаете, что здесь есть еще один Мотекухсома, который сделает все, что вы захотите?» 6
Из этих слов следует, что испанцы с помощью тлаш-кальских войск 7 сравнительно быстро выиграли предмостное сражение на подходе к Теночтитлану, нанесли ацтекам большие потери, легко форсировали многокилометровые дамбы и, если не стали продвигаться в центр города, то лишь потому, что не хотели попасть в какую-нибудь неприятельскую западню.
Что и говорить, в случае необходимости Кортес умел с помощью густого словесного тумана неузнаваемо исказить самые очевидные вещи. В действительности же испанцам, несмотря на внушительную поддержку десятков тысяч союзников и целой эскадры вооруженных бригантин, пришлось вести длительную и кровопролитную борьбу за каждый метр дамбы, за каждый дом на окраинах ацтекской столицы. То, что конкистадоры захватывали и разрушали днем, ацтеки отбирали и восстанавливали ночью. И потери при этом были одинаково велики с обеих сторон.
Для того чтобы лучше представить себе общий ход сражения за Теночтитлан, необходимо сказать несколько слов о планировке этого города.
Знаменитая столица ацтеков была основана в 1325 г. на пустынном острове озера Тескоко. По мере роста богатства и влияния правителей Теночтитлана город застраивался красивыми каменными домами, дворцами и храмами.
С материком «ацтекскую жемчужину» связывали три дамбы. На юг, в Истапалапан, вела широкая и прямая дамба, по которой одновременно могли пройти, выстроившись в ряд, восемь всадников. На севере другая дамба соединяла столицу с селением Тепеяк, стоявшим на берегу озера. На западе шла дамба Тлакопан (именно на ней разыгрались основные события «Ночи печали») — наибо-72
лее прямая и наиболее короткая дорога к твердой земле. И только с востока Теночтитлан омывали воды открытого озера, по которым непрерывно курсировали в прежние времена бесчисленные флотилии торговых и военных лодок, обеспечивавших надежную связь со всеми города,-ми и селениями Анахуака.
Но и сам остров не был одним сплошным куском суши. Его прорезали во многих местах большие и малые каналы. Это была настоящая «индейская Венеция» — четко спланированный город на сваях. В центральной его части находилась широкая площадь с тридцатиметровой громадой главного храма Теночтитлана в честь бога Уицилопочтли и множеством более мелких зданий — часовен, святилищ и резиденций целой армии жрецов. Неподалеку вздымались ввысь ступенчатые силуэты пирамид других ацтекских храмов: солнечного божества Тескатлипоки, бога ветра и воздуха Кецалькоатля и т. д.
Южнее главного храма располагались массивные квадраты дворцов правителей города, среди которых выделялись своими размерами и богатством отделки дворцы Ашайякатля и его злополучного внука Мотекухсомы II, предательски убитого чужеземными завоевателями.
Даже из этого схематичного описания видно, чуо Те-вочтитлан представлял собой достаточно грозную крепость. В случае необходимости легкие деревянные мосты, связывавшие воедино проходы в дамбах и разные стороны улиц-каналов, быстро убирались, и город превращался в непроходимую сеть отдельных укреплений и фортов, где были бессильны что-либо сделать и прославленная испанская кавалерия, и широкогорлые медные пушки бригантин. «И подобным образом,— вспоминает Берналь Диас,— мы сражались каждый день, а наши всадники, как я уже говорил, приносили нам немного пользы па этих дамбах. Поскольку, если они атаковали или преследовали отряды врага, то мексиканцы тут же прыгали в воду. В то же время другие отряды были расставлены за баррикадами, которые враги соорудили на дамбах. И эти последние были вооружены длинными копьями... сделанными из оружия, которое они захватили во время нашего прошлого разгрома в Мехико. С помощью этих копий и ливня дротиков и стрел, летевших со стороны озера, они ранили и убивали лошадей, прежде чем всадники могли причинить врагу какой-либо ущерб» 8.
73
Ацтеки оказались весьма способными учениками. Потеряв в первых стычках с конкистадорами много люден под губительным огнем орудий и мушкетов, они быстро изменили свою тактику ведения боя.
«Ацтеки,— говорят индейские информаторы Саагу-на,— когда они видели, когда понимали, что выстрел из пушки или аркебузы направлен прямо, уже не шли по прямой линии, а двигались зигзагом, из стороны в сторону, избегая лобовой атаки. И когда они видели, что пушка выстрелила, то бросались на землю, припадали, прижимались к земле.
Затем воины быстро скрывались между домами, в. проходах между ними: улица оставалась чистой, открытой, словно это было безлюдное место» 9.
Против испанских бригантин с успехом применялись подводные надолбы из заостренных кольев, устанавливаемых в наиболее удобных для прохода кораблей местах. И все же осаждающие медленно, шаг за шагом оттесняли ацтеков к центру города. Ожесточенные схватки начались уже в районе храма Уицилопочтли. Согласно существовавшим у индейцев представлениям о ведении войны, потеря главного храма символизировала и полное поражение.
«Тогда принесли испанцы пушку,— говорится в одной ацтекской хронике,— и установили ее на жертвенный камень... Но тотчас же явились великие вожди и все воины, сражавшиеся на лодках, они подоспели и высадились на сушу...
И когда испанцы увидели, что уже наступают, что уже идут те, кто их преследует, тотчас же отступили они и схватились за свои мечп.
Произошла большая давка, всеобщее бегство. Со всех сторон летели в испанцев стрелы. Со всех сторон спешили воины, чтобы сразиться с ними... Испанцы отступили... Пушку, поставленную на жертвенный камень, бросили.
Тотчас же схватили ее мексиканские воины, в озлоблении потащили ее, бросили в воду...» 10
Конкистадоры не смогли овладеть тогда «домом» главного бога ацтеков, но кольцо осады неумолимо сжималось. Ежедневные кровопролитные стычки на окраинах и на дамбах, ведущих к столице, по-прежнему шли с переменным успехом.
74
Верный своей вероломной тактике, Кортес постарался щедрыми посулами и обещаниями отколоть от жителей Теночтитлана теночков, их последних союзников и братьев из Тлателолько (Тлателолько — ранее самостоятельный город, основанный на том же острове, что и Теночтитлан, но позднее слившийся с ним в единый гигантский центр и ставший его районом). Но на этот раз его расчеты потерпели провал. Союзные города до конца сражались вместе против ненавистных чужеземцев, вместе испили они до дна и горькую чашу поражения.
Борьба велась с невиданным ожесточением. Еще во время первой попытки испанцев проникнуть в ацтекскую столицу защитники города взяли в плен 15 чужеземных солдат. Все они были принесены в жертву воинственным богам Теночтитлана прямо на глазах у товарищей, находившихся на борту курсировавших по озеру бригантин. Ежедневно гибли в сражениях сотни людей. Наконец, почти через два месяца после начала осады наступил день решающего штурма города. Повинуясь приказу, длинные колонны-змеи поползли с севера, юга и запада к самому сердцу ацтекской столицы. Все проломы в дамбах тщательно засыпались, через более узкие каналы перебрасывались прочные мосты.
В этом медленном и спокойном движении железных колонн конкистадоров чудилось что-то неотвратимое и страшное. Казалось, ничто уже не сможет остановить их, и участь столицы окончательно решена.
Описание дальнейших событий этого дня лучше всего предоставить самим ацтекам, сумевшим в неимоверно тяжелых условиях за какие-то считанные часы начисто перечеркнуть все прошлые успехи Кортеса.
«Когда таким образом,— свидетельствуют ацтекские информаторы Саагуна,— был засыпан канал, тут же двинулись испанцы, двинулись осторожно: впереди идет знаменосец. Они играют на своих свирелях, бьют в свои барабаны. А сзади идут в ряд тлашкальцы и все остальные из других селений [союзники испанцев]. Тлашкальцы выглядят очень храбрыми, вертят головами, бьют себя ладонями в грудь. Они поют, но поют также и ацтеки. И с той и с другой стороны доносятся песни... и благодаря им люди становятся храбрее.
Когда враги достигают твердой земли, ацтекские воины прячутся, припадают к земле, скрываются, делаются неза
75
метными. Они сидят в засаде, ожидая того часа, когда должны подняться, того часа, когда послышится крик, призыв вскочить па поги.
И этот крик раздался:
— Ацтеки, час настал!..
Тотчас приходит... Хекацин. Он бросается к ним (ацтекам.— В. Г.) и говорит:
— Воины Тлателолько, час настал!.. Кто эти дикари? Как посмели они прийти сюда!
И в ту же минуту Хекацин сшиб с пог одного из испанцев, стукнул его о землю... а мексиканские воины утащили того подальше.
Те, кто прятался у берега, бросились преследовать испанцев по улицам. И испанцы, когда увидели их, были воистину как пьяные.
Тут же закипела битва. Были взяты в плен многие из Тлашкалы, Тескоко, Чалько, Шочимилько. Был собран обильный урожай из пленных, обильный урожай из мертвых.
Испанцев и всех их людей, их союзников преследовали и по воде.
Дорога сделалась скользкой, по ней невозможно было пройти. Едва кто-нибудь поскользнется, как тут же летит в грязь. Пленных тащили волоком.
Именно там схватили знаменосца, там его повалили. Те, кто его победил, были из Тлателолько...
Другие [испанцы] спаслись. Отступили для отдыха по берегу к устью канала. Там они укрепились»
Таким образом, 15 июля конкистадоры потерпели сокрушительное поражение в районе рынка Тлателолько. Куаутемок, заманив врага в город и используя тактику попеременной концентрации сил на важнейших участках сражения, разгромил сначала колонну Кортеса, а затем и другие отряды осаждающих. Десятки конкистадоров были убиты или утонули, сотни получили ранения, многие попали в плен.
Еще более ужасные потери понесли индейские союзники Кортеса. Дело дошло до того, что гордые «рыцари» Кастилии бросили на поле боя знаменитый бархатный штандарт с изображением своего покровителя святого Яго. Не помогли испанцам и бригантины. Атакованные со всех сторон боевыми лодками воинов Теночтитла-па, они ушли восвояси, подальше от города, по два судна 76
были загнапы на мель и стали добычей ацтеков. Для Кортеса этот день оказался воистину черным.
Любопытно узнать, как же оценивали эти драматические для них события сами конкистадоры, и прежде всего Кортес и Берналь Диас. «...На следующий день,— говорит Берналь Диас, находившийся в штурмовой колонне, возглавляемой Педро де Альварадо,— мы должны были со всеми кавалеристами, арбалетчиками, мушкетерами и пехотинцами двинуться вперед, в район площади главного рынка Тлателолько. Когда все было готово, в этих трех лагерях (колоннах.— В. Г.)... мы покинули наши жилища в воскресенье утром, после мессы. Кортес также покинул свой лагерь. Повел своих людей вперед и Сандоваль. Каждый отряд продвигался в полной боевой готовности, захватывая баррикады и мосты... Когда мексиканцы увидели, что Кортес действительно может добиться успеха, действуя подобным образом, они инсценировали бегство, как и было ими задумано... Кортес и его люди не засыпали один из каналов, который они захватили. А мост через него намеренно был сделан очень узким, и к тому же его размыла в нескольких местах вода, заполнив все тиной и грязью. Когда мексиканцы заметили, что Кортес перешел зтот канал, не засыпав его, их сердца наполнились радостью. Они собрали большие отряды воинов во главе с храбрыми вождями и разместили множество лодок у берега озера, в местах, куда не могли подойти из-за острых кольев паши бригантины. Все было готово в тот момент, когда целая армия визжащих, орущих и свистящих мексиканцев обрушилась на Кортеса и его людей так, чтобы они не могли устоять против этой атаки. Тогда наши солдаты, капитаны и знаменосцы решили отступить, сохраняя полный порядок. Но враг продолжал яростно атаковать и отбросил их назад к этому узкому мосту. В этот момент наши союзники, которых Кортес привел с собой великое множество, пришли в такое замешательство, что бросились бежать, не помышляя о сопротивлении. Увидев их бегущими в беспорядке, Кортес попытался воодушевить их, крича: «Стойте, стойте, сеньоры! Будьте мужественными! Что означает ваше бегство?» Но все было напрасно...
Мексиканцы, с помощью своих лодок, разгромили Кортеса, ранив его в ногу и захватив живьем 66 его солдат. Было убито и восемь лошадей. Шесть или семь мексикан
77
ских вождей уже схватили было нашего капитана, но господь был милостив и помог ему защитить себя, хотя Кортес и был ранен» 12.
Предводителя конкистадоров спасли буквально в последний момент, да и то ценой больших жертв, рядовые испанские солдаты. Истекавшего кровью Кортеса посадили на лошадь и спешно увезли подальше от поля боя. Вслед за ним в беспорядке отступили и остатки его штурмового отряда.
Таким образом, из рассказа Берналя Диаса со всей очевидностью вытекает, что начало общему разгрому испанцев в битве у Тлателолько положило поражение главных сил осаждающих, во главе которых стоял сам Кортес. Последний, по словам Диаса, был серьезно ранен и едва не угодил в плен к воинам Куаутемока.
Как и следовало ожидать, Кортес излагает ход событий несколько иначе, и хотя в общих чертах его версия близка рассказу Берналя Диаса, в ней опущены многие важные детали. «На другой день,— пишет конкистадор в своем третьем письме Карлу V,— мы, прослушав мессу, выступили из нашего лагеря с шестью бригантинами и более чем тремя тысячами лодок наших друзей. И я с 25 всадниками и с другими людьми, которые у меня были, и с 60 солдатами из лагеря в Тлакопане проследовал своей дорогой и вошел в город. Там я разделил своп силы следующим образом: перед нами находились три улицы, которые мы должны были захватить и которые вели к рынку, называемому индейцами Тиангуиско, а все это место, где он расположен,— Тлателолько. Одна из этих улиц была главной и шла прямо к упомянутому рынку; на ней я оставил казначея Вашего величества (Альдере-те.— В. Г.) с 70 людьми и с более чем 15 или 20 тысячами наших друзей... Две другие улицы, ведущие к рынку от Тлакопана, были более узкими, с большим числом дамб, мостов и каналов. По более широкой из них я отправил двух своих капитанов с 80 пехотинцами и 10 тысячами наших друзей-индейцев, а в начале этой улицы Тлакопана установил два тяжелых орудия с восемью всадниками для их прикрытия. Я же с другими восемью всадниками и 100 пехотинцами, среди которых имелось более 25 арбалетчиков и самопальщиков, и с несметным числом союзников-индейцев двинулся по другой узкой улице... И в пачале ее приказал всадникам остаться и ни в косм слу
78
чае не уходить оттуда без моей команды...» 13. Далее Кортес сообщает, что возглавляемый им отряд некоторое время успешно продвигался вперед, захватывая укрепления, переходы и мосты, слабо обороняемые неприятелем. Казалось, победа была близка. Уже слышались выстрелы и крики испанцев из отряда Альварадо, пробивавшихся к рыночной площади с противоположной стороны. Но здесь предводитель конкистадоров решил посмотреть, что делается у него в ближайшем тылу. Приказав штурмовой колонне продолжать движение, тщательно засыпая встречающиеся на пути каналы и восстанавливая разрушенные мосты, Кортес с 20 людьми из личной охраны повернул назад. «...И я обнаружил,— пишет конкистадор,— что они (имеется в виду колонна Кортеса.— В. Г.) миновали одну промоину на этой улице, которая была в 10—12 шагов шириной, и что вода, которая бежала по промоине, достигала свыше двух эстадалей (эстадаль — 3,334 м.— В. Г.) глубины. И когда они проходили, то побросали в провал лишь куски дерева и снопы из осоки, думая в радостном угаре победы, что все сделали прочно. И в тот момент, когда я прибыл к упомянутому мосту, я с беспокойством увидел, что испанцы и многие из наших друзей обращены в повальное бегство, а враги, словно цепные псы, нападают на них. Видя столь большой беспорядок, я начал кричать: «Держитесь! Держитесь!» И так как я находился у самой воды, то обнаружил, что вся она забита испанцами и индейцами до такой степени, что между ними не проскользнула бы и мышь. Враги же атакуют так, что убивают испанцев, бросаются в воду за ними, а по улице-каналу проходят вражеские лодки и оттуда хватают испанцев живьем» 14.
Согласно утверждениям Кортеса, сам он, сколько мог, пытался остановить натиск ацтеков и пресечь панику в собственных войсках. Но ни то, ни другое сделать ему не удалось и, потеряв 35—40 испанцев и 1000 союзников убитыми, несколько лошадей, пушку и т. д., он отступил в свой укрепленный лагерь в Тлакопан. Оттуда он дал приказ об отступлении и другим своим отрядам. И Альде-рете, Сандоваль и Альварадо исполнили его без особого урона благодаря хорошо подготовленным переправам через дамбы и каналы.
Из рассказа Кортеса непонятно, кто же виноват в общем разгроме испанской армии в день генерального штур
79
ма Тепочтитлана? Если Берналь Диас прямо говорит, что все началось с поражения наиболее сильной колонны конкистадоров во главе с Кортесом, причем сам незадачливый полководец едва пе попал к ацтекам в плен, то в его «Письмах» эпизод пленения вообще замалчивается, а по поводу штурма сказано нечто невразумительное. Виновных в разгроме вроде бы и не было. Во всяком случае, в послании королю пе названо ни одного конкретного виновника. Однако из слов Кортеса вытекает, что ответственность за неудачу в Тлателолько несут некие безымянные капитаны, которые возглавляли авангард его собственного отряда и которые якобы «забыли» засыпать промоину в проходе через канал.
Получается более чем странная картина. Крупный отряд испанских и союзных войск под прямым руководством Кортеса успешно продвигается вперед и, не встречая серьезного сопротивления, доходит почти до рыночной площади Тлателолько. По дороге все проломы в дамбах и разрушенные мосты, опять-таки под прямым присмотром Кортеса, тщательно ремонтируются. Однако буквально за несколько минут до контратаки Куаутемока конкистадор решает вдруг обследовать пройденный перед этим путь и оказывается глубоко в тылу своей сражающейся армии.
Вряд ли есть необходимость доказывать, что все эти объяснения шиты белыми нитками и призваны оправдать Кортеса в глазах далекого испанского монарха.
Вечером в Теночтитлане царило всеобщее ликование. Город праздновал свою победу над врагами. Под дробь барабанов курились ароматные благовония на ступенчатых пирамидах храмов. Приносились благодарственные жертвы великим ацтекским богам. Во все окрестные города и селения были разосланы гонцы с радостной вестью о большом успехе юного тлатоани, который одолел в честном бою жестокого и кровожадного Малинче.
Но пришел новый день, и восторги по поводу вчерашней победы сразу же померкли перед лицом тех забот и страданий, которые обрушились на жителей некогда великолепной столицы Анахуака.
Вопреки ожиданиям испанцы не ушли с берегов озера Тескоко. Осада продолжалась. В Теночтитлане же свирепствовали голод и болезни, не хватало пресной воды. «И весь народ,— пишет Бернардино де Саагун,— испытывал великую нужду, они голодали, многие умерли от голо
80
да, не было уже чистой, хорошей воды для питья, пили лишь воду из озера, горькую на вкус. Многие умерли от этого, а многие — от дизентерии. И они ели небольших ящериц, ласточек и зеленые листья початков маиса, а также горькую траву, ели... лилии, штукатурку и оленью кожу: они ее обжаривали, пекли на углях и в таком виде ели... И не было страданий больших, чем те, которые они выносили...» 15
В «Анналах Тлателолько» — хронике нахуа, созданной вскоре после конкисты, в 1528 г., страдания осажденных описываются в еще более драматических выражениях;
На улицах лежат сломанные дротики, валяются клочья волос.
Дома стоят покинутыми,
сделались красными их стены, окрасились они в красный цвет. На улицах и площадях кишат черви, и стены забрызганы мозгами.
Вода стала красной, словно ее покрасили,
и когда мы пьем ее, то как будто пьем горечь... Мы едим тростниковые стебли, мы жуем соленую землю, камни, ящериц, мышей, дорожную пыль и червей...
А тем временем оправившиеся от недавнего поражения испанцы все усиливали свой натиск. Был захвачен и сожжен главный храм Теночтитлана. Пали укрепления ацтеков в районе рынка в Тлателолько. И хотя неравная борьба продолжалась еще с прежней энергией и упорством, каждый ацтек понимал уже, что дни его родного города сочтены.
Глава 6
ГИБЕЛЬ ПАДАЮЩЕГО ОРЛА
Гордый собою возвышается город — Мехико-Теночтитлан.
Здесь никто не страшится смерти в бою.
Это — наша слава. Это — твой приказ, о Даритель Жизни!
«Мексиканские песни»
Кровавые пожары день и ночь полыхали в израненном городе. Гасить их было некому и нечем. Акведук с ключевой водой давно разрушили испанцы, и драгоценную влагу добывали трудно, по каплям, из старых заброшенных колодцев. И была она затхлой и соленой.
Почти три месяца голода, жажды и непрерывных яростных сражений с бледнолицыми чужеземцами. Казалось, еще один удар и Теночтитлан падет: ведь есть предел выносливости и терпению даже у самого стойкого человека. Но наступал новый день и, повинуясь призывному сигналу трубы Куаутемока, сделанной из гигантской морской раковины, ацтекские воины бросались на врага.
И все же неизбежное свершилось. День 13 августа 1521 г. был отмечен в ацтекском календаре знаком «Ми-киштли», что означает «смерть». Это и была смерть — смерть столицы, государства и всего народа. К полудню испанцам удалось пробиться к самому центру Теночтитлана. Кое-где, подобно языкам угасающего пламени, вспыхивали еще короткие, яростные схватки. Однако большинство уцелевших защитников бросилось к лодкам, чтобы вырваться из агонизирующего города, заваленного грудами трупов и захлебнувшегося в огне. В три часа дня над руинами ацтекской столицы в последний раз прозвучали громовые раскаты трубы Куаутемока. По сигналу своего владыки десятки индейских суденышек вышли па водную гладь озера Тескоко. Там, на противоположном берегу, едва заметном в голубоватой дымке тумана, их, возможно, ждало спасение. Но тут па лодки ацтеков, словно коршуны, набросились испанские бригантины. Ветер был попутный. Одетые в белую кипень парусов корабли
82
легко настигали утлые челны индейцев и безжалостно топили их, тараня своими корпусами и расстреливая из пушек и мушкетов.
В соленых водах озера Тескоко нашли могилу многие храбрые воины-ацтеки.
Уже под вечер капитан одной из испанских бригантин, некий Гарсиа Ольгин, заметил три большие индейские лодки, быстро шедшие к противоположному берегу. Догнать их для парусника не составляло никакого труда. Но когда дула орудий угрожающе нацелились на сидевших в лодках людей, из одной лодки раздался крик: «Не стреляйте! Здесь наш повелитель!» В то же мгновение молодой индейский воин, безучастно сидевший на корме ладьи, вскочил и, бросив свой меч и щит, воскликнул: «Я Куаутемок. Ведите меня к Малинцину. Я его пленник, но не причиняйте зла моей жене и слугам!»
Вместе с ацтекским «императором» в плен попали вельможи из Тескоко и Тлакопана, а также юная жена Куаутемока — красавица Текухичпоч, дочь Мотекухсомы II. Здесь изложена версия пленения Куаутемока, основанная на свидетельствах Берналя Диаса и Кортеса. Однако индейские источники совершенно по-иному освещают драматический финал осады Тепочтитлана. Согласно сообщениям информаторов Саагуна, Куаутемок добровольно отдался в руки испанцев, чтобы облегчить тем самым участь уцелевших жителей ацтекской столицы. Еще 12 августа тлатоани собрал большой совет, на котором присутствовали правители, военачальники и верховный жрец, чтобы обсудить создавшееся положение. И поскольку все имеющиеся средства защиты были уже использованы, а голод и болезни ежедневно собирали обильную жатву в полусожженном городе, совет решил, что Куаутемок добровольно сдастся Кортесу при условии, если тот милосердно отнесется к побежденным. В лагерь конкистадоров отправилось специальное посольство. Неожиданное предложение ацтеков о сдаче города вызвало ликование осаждавших. Дело в том, что испанцы уже порядком устали. Опи и их союзники понесли большие потери в ходе осады. Появилось много недовольных.. Обещанного золота все не было, а жизнью каждый из конкистадоров рисковал ежедневно.
Утром следующего дня, 13 августа 1521 г., Куаутемок, в пышном костюме тлатоани (из перьев голубого цвета),
83
отправился на маленькой лодчонке всего лишь с одним гребцом и одним вождем сдаваться на милость победителей. Уцелевшие жители города, стоя на берегу, со стенаниями провожали своего юного повелителя.
Вот как описано это событие в преданиях нахуа: «...Мексиканцы размышляли, что же делать, что они должны дать в виде дани и на каких условиях покориться врагу. Это были Куаутемок и остальные вожди мексиканцев... Затем посадили они Куаутемока в лодку. Двое, только лишь двое, сопровождают его, идут с ним. Капитан Тепуцтитолок и его слуга Йастачималь. И еще один гребец по имени Сениаутль. И когда посадили Куаутемока в лодку, весь народ заплакал. Люди говорили: «Вот идет самый юный правитель, Куаутемок, идет сдаваться испанцам! Идет сдаваться «богам»!» *.
Кортес находился в это время в пригороде Теночтитлана — Амашаке, в доме индейского вельможи Астако-ацина. Узнав о сдаче в плен Куаутемока, он приказал немедленно доставить его к себе. Плоскую крышу дома, на которой разместились Кортес и его свита, украсили кусками красного сукна и циновками. Чуть в стороне специально для изголодавшихся пленников поставили стол со множеством различных яств и напитков. Все приготовления делались молча, без обычных криков и суеты. Казалось, присутствующие прониклись сознанием особой важности предстоящего события.
Куаутемок появился перед испанским полководцем, окруженный плотным кольцом стражи,— отрядом отборных пехотинцев с мушкетами и копьями наперевес. Твердо и спокойно поднялся он на крышу дома, где ожидал его Кортес. Видимо, ацтекский правитель хорошо знал конкистадора в лицо, так как первым нарушил молчание, сказав: «Я сделал все, что мог, для защиты моего парода. Но судьба была против меня. Поступай со мной, Малип-цин, как тебе будет угодно». А потом, взявшись за рукоять кинжала, который Кортес носил на поясе, с горечью прибавил: «Убей меня этим кинжалом и тем избавь от ненавистной жизни». Гордая осанка молодого правителя и значительность произнесенных им слов настолько поразили Кортеса, что он постарался своей нарочитой учтивостью несколько утешить Куаутемока.
«Не беспокойся,— сказал он,— ты не подвергнешься пи малейшему оскорблению. Ты защищал свою столицу
84
как храбрый войн: испанцы умеют уважать мужество даже в неприятеле».
Насколько лицемерными были эти слова, Куаутемок понял буквально через несколько часов.
Кортес торжествовал. Поверженная страна ацтеков лежала у его ног, а последний ее «император» сдался на милость победителя. Так вот он какой, грозный Куаутемок — одиннадцатый тлатоани Тепочтитлана, получивший царскую корону всего пять месяцев назад, в марте 1521 г., когда скоропостижно умер от оспы его дядя тлатоани Куитлахуак.
Надо сказать, что именно в марте ацтеки устраивали пышные торжества в честь своего главного божества — бога войны Уицилопочтли. И вот все последующие месяцы недолгого царствования Куаутемока действительно оказались озаренными огнем незатухающих сражений с испанцами и их индейскими союзниками из Тлашкалы, Семпоалы и других областей. Храбрый и воинственный юноша всегда находился в первых рядах своей армии и не раз наносил чувствительные удары врагу. Наконец, словно оправдывая свое гордое имя («Куаутемок» означает по-ацтекски «Падающий Орел»), он, как орел, пронзенный на лету стрелой, рухнул на острые скалы и разбился насмерть г.
К сожалению, до наших дней не дошло сколько-нибудь достоверного изображения Куаутемока, если не считать маленькой миниатюры, представляющей собой копию с портрета «императора», сделанного в XVI в. Зато мы располагаем словесным «портретом», который нарисовал Берналь Диас.
«Куаутемок,— пишет Берналь Диас,— имел необычайно приятную наружность; он был пропорционально сложен, глаза его казались то суровыми, то ласковыми, и не было в них никакого коварства. Ему было двадцать три или двадцать четыре года, и кожа его имела более светлый оттенок, чем у других индейцев» 3.
Таков был повелитель ацтеков, получивший власть в наиболее грозный для его родины час и сумевший причинить испанцам значительный ущерб в дни героической обороны Тепочтитлана.
...А из горящего города длинной чередой уже тянулись по дамбам его уцелевшие жители — женщины, дети и старики. Они выпесли все ужасы трехмесячпой осады и те-
85
перь, согласно торжественному обещанию Кортеса, должны были получить свободу. Люди шли медленно, еле передвигая ноги от усталости и истощения, и нет-нет да оборачивались назад, туда, где в дыму пожарищ умирал великий Теночтитлан:
Куда мы идем, друзья?!
Дым вокруг поднимается.
Темный туман расстилается.
Плачьте — не плакать нельзя...
Досталась дорого им
Жизнь девушки, юноши каждого, Ребенка, жреца кровожадного... Но ацтекский народ погиб.
Плачьте, плачьте друзья, Плачьте — не плакать нельзя! 4
Перевод М. И. Былинкиной
В ходе ожесточенных сражений с врагом, а также от голода и болезней погибло, по словам Фернандо де Альба Иштлилшочитла, более 240 тыс. из 300 тыс. ацтеков, находившихся в городе к началу осады, и «среди них вся ацтекская знать, поскольку если после этого и остались какие-либо сановники и сеньоры, то это были малые дети» 5.
Но и уцелевшие жители Теночтитлана не получили свободы. У всех выходов из города их поджидали испанцы с горящими жаровнями. Людей обыскивали, сортировали и клеймили раскаленным железом, обрекая па вечное рабство. Кортес в который уже раз нарушил слово рыцаря и дворянина, подло обманув и Куаутемока, и его многострадальный народ.
«Со своей стороны,— говорят ацтекские информаторы Саагуна,— испанцы на обочинах дорог проверяют людей. Они ищут золото. Для них нефрит ничего не значит, неинтересны перья кецаля и не нужна бирюза... Кроме того, они хватают женщин, отбирая светлых, с золотистой кожей, со смуглым телом. И некоторые женщины к моменту этого грабежа вымазали свое лицо грязью и напялили на себя тряпье, лохмотья вместо юбок, лохмотья вместо рубашек. Все, во что они оделись, было тряпьем.
Были отделены и некоторые мужчины. Самые храбрые и самые крепкие, с мужественным сердцем. И также под-86
ростки, которые стали их (испанцев,— В. Г.) слугами... Одних клеймили огнем возле подбородка; других — на щеке; третьих — у губ» ".
В ночь после падения ацтекской столицы над долиной Анахуака разразилась невиданной силы гроза. Яркие молнии, сопровождаемые оглушительными раскатами грома, вырывали на миг из густой темноты руины дворцов и храмов, бросая причудливые тени на груды неубранных трупов и сломанного оружия. А затем на многострадальную землю обрушился чудовищный тропический ливень, словно спешивший смыть с каменных плит улиц и площадей следы братоубийственной деятельности человека.
Через несколько дней, когда хмель победы несколько выветрился из голов разгулявшихся конкистадоров, в испанском лагере воцарилось уныние. Теночтитлан, стоивший завоевателям стольких жертв и лишений, дал, в конце концов, лишь жалкие крохи вместо тех сказочных ацтекских сокровищ, ради которых и отправились за океан эти авантюристы. По самым оптимистическим подсчетам общий объем добычи, захваченной в городе, составлял не более 130 тыс. золотых Кастельянос. Это была примерно пятая часть того, что испанцы нашли в 1519 г. в тайниках дворца Мотекухсомы и растеряли затем во время своего панического бегства в роковую «Ночь печали». По договору, именно эту сумму Кортес должен был отослать в Мадрид Карлу V. Так он и поступил, собрав для короля лучшие изделия ацтекских ювелиров. Но когда испанский корабль, нагруженный золотом, приблизился к европейским берегам, на него напали французы. И обладателем диковинных заморских сокровищ неожиданно стал вместо Карла V Франциск I. Золото и драгоценные камни, обагренные кровью несчастных индейцев, так и не попали тогда в руки самого могущественного монарха Европы, подданные которого во имя святой веры и короля творили на американской земле страшные злодеяния.
Среди солдат Кортеса росло недовольство. Разочарованные и озлобленные конкистадоры ломали голову, куда могли деться те фантастические груды золота, которые они не унесли из столичных дворцов в 1519 г. И вдруг кто-то вспомнил об угрозе молодого ацтекского правителя, высказанной им испанским послам в разгар осады Теночтитлана.
87
«Передайте Кортесу,— заявил тогда Куаутемок,— первое, что мы, сделаем,— это бросим все наши сокровища в воды озера, где вы их никогда не найдете, потому что мы не хотим, чтобы вы после нашей смерти наслаждались нашими богатствами».
Над головой Куаутемока стали сгущаться тучи. Раздавались возмущенные голоса и в адрес самого Кортеса. На белых стенах солдатских бараков начали ежедневно появляться едкие шутки и эпиграммы, высмеивающие жадность и скупость завоевателя Мексики. Кортеса прямо обвиняли в том, что он обманом захватил для себя большую часть добычи: «одну пятую как главнокомандующий и одну пятую как король». Только угроза виселицы заставила забывшихся солдатских остряков прекратить свои словесные упражнения. Но это отнюдь не погасило всеобщего недовольства. Напротив, с каждым днем напряжение росло. Наконец, наступил момент, когда королевский казначей Альдерете открыто обвинил Кортеса в том, что тот вступил в сговор с Куаутемоком и присвоил себе все спрятанные сокровища ацтеков. Одновременно кто-то подбил раздраженную солдатскую массу схватить Куаутемока и хотя бы с помощью пытки вырвать у него тайну пропавшего клада.
Всего спустя семь дней после падения Теночтитлана Куаутемок, правитель Тлакопана и несколько других ацтекских вельмож были подвергнуты жестокой пытке огнем. Однако молодой «император», не раз доказавший свою храбрость на поле битвы, не дрогнул и теперь. А когда правитель Тлакопана, не выдержав ужасных мучений, тихо застонал, Куаутемок, поверцувшись к нему, с ледяным презрением сказал: «Малодушный, а ты думаешь я наслаждаюсь или нахожусь в своей купальне?»
Палачам так ничего и не удалось добиться, и Кортес поспешил прекратить пытку, что, впрочем, отнюдь его не оправдывает. Слово дворянина и полководца, данное им повелителю ацтеков (не причинять пленным вреда и обиды), было нарушено и притом самым вопиющим образом. Выгода же от этого варварского акта оказалась весьма незначительной. Правда, позднее Куаутемок еще раз подтвердил, что большую часть золота незадолго до конца осады ацтеки утопили в водах озера Тескоко, но все попытки лучших испанских ныряльщиков найти этот клад ни к чему не привели. Зато поиски другой группы испап-
88
цев, несколько дней копавшихся в обгоревших развалинах дворца Куаутемока и в саду, частично увенчались успехом. Из земли был извлечен на поверхность огромный диск с изображением солнца, отлитый из червонного золота.
Основная же часть ацтекских сокровищ бесследно исчезла, и тайна их не раскрыта до сих пор.
В этой истории труднее всего понять позицию самого Кортеса. Какими мотивами руководствовался он, отдавая приказ о начале пытки? Яростный защитник «конкистадора № 1», его личный капеллан Франсиско Лопес де Го-мара, в своем пространном труде «История завоеваний Эрнандо Кортеса» 7 утверждает, что вина за мучения Куаутемока целиком лежит на королевских чиновниках, и прежде всего на казначее Альдерете, науськивавших озлобленных солдат на пленного ацтекского «императора». Кортес якобы изо всех сил противился их требованиям и, лишь испугавшись обвинений в заговоре против испанского короля, нехотя уступил. Но затем, пораженный мужественным поведением Куаутемока, он немедленно остановил пытку и вырвал несчастную жертву из рук палачей.
Оставим всю эту словесную мишуру на совести льстивого летописца. Кортес, искусный и трезвый политик, когда этого требовали обстоятельства, умел быть и безжалостным и ласковым со своими противниками. В данном случае подоплека его «гуманности» была весьма простой: он опасался, что гордый пленник, не выдержав пыток, умрет, а вместе с ним навсегда уйдет в могилу и тайна пропавших сокровищ. С другой стороны, ни сам Кортес, ни королевский казначей Альдерете не знали, как отнесется к их поступку испанский король, особенно в том случае, если царственный пленник скончается во время пыток. Между прочим, Кортес так и не осмелился упомянуть об истязаниях Куаутемока в своих знаменитых «Письмах» к Карлу V, где подробно описан каждый шаг завоевателя по мексиканской земле.
Куаутемок был избавлен от мученической смерти на костре, по с тех пор остался хромым, получив тяжелые ожоги обеих ног. Лицемерие испанского полководца в полной мере проявилось в дальнейшем. Сразу же после окончания варварской экзекуции Кортес прислал к искалеченному юноше своего личного врача — некоего Кри
89
стобаля де Охеда. Позднее тот написал в своих воспоминаниях: «...И я видел также, как этот упомянутый дон Фернандо Кортес пытал упомянутого Куаутемока, прижигая ему огнем руки и ноги для того, чтобы тот рассказал ему о сокровищах этого города... И впоследствии, будучи врачом, я много раз ходил лечить упомянутого Куаутемока по приказу упомянутого дона Фернандо» 8.
Прошло три года с тех пор, как было сломлено отчаянное сопротивление защитников Теночтитлана, и вся подвластная ацтекам территория покорилась испанскому королю. Но аппетиты конкистадоров не уменьшались. Кортес, полный честолюбивых замыслов, лихорадочно рассылал вооруженные отряды по всей Мексике, стремясь подчинить как можно больше новых земель. Во главе этих отрядов стояли ближайшие друзья и сподвижники Кортеса: Альварадо огнем и мечом завоевывал Гватемалу, Сандоваль осваивал южное побережье Мексиканского залива, а Кристобаль де Олид с целой эскадрой кораблей основывал колонии на побережье Гондураса. Именно из-за него пришлось Кортесу предпринять фантастический по замыслу сухопутный поход в Гондурас.
Первые успехи и обладание неограниченной властью вскружили де Олиду голову, и он, забыв свои прежние клятвы, решил править во вновь основанной колонии самостоятельно, не подчиняясь Кортесу. Огромное расстояние, отделявшее Гондурас от завоеванной столицы — города Мехико, казалось, обеспечивало де Олиду полную безопасность. Но мятежный идальго, видимо, плохо знал характер Кортеса, если надеялся избежать его мести в своей забытой богом глуши.
Прослышав об измене, генерал-капитан немедленно направил в Гондурас три корабля, на борту которых находился сильный отряд во главе с Франсиско де Лас Касасом. Приказ Кортеса был краток и суров: во что бы то ни стало схватить мятежника и доставить его для суда в Мехико. Но случилось непредвиденное. Когда корабли Лас Касаса подошли к нужному пункту, внезапный шквал выбросил их на прибрежные рифы. Все уцелевшие прп кораблекрушении, в том числе и командир карательной экспедиции, попали в плен к торжествующему де Олиду.
Правда, в конце концов, пленники смогли объединить вокруг себя верных Кортесу людей из местного гарнизона, и де Олид сам очутился за решеткой. По приговору
90
суда палач вздернул его на виселице, установленной на рыночной площади города Нако.
Но Кортес, находившийся за сотни миль от Гондураса, ничего об этом не знал. До него дошли лишь слухи о разгроме экспедиции Лас Касаса. Медлить было нельзя. Дурной пример де Олида мог вдохновить и других сепаратистов, что привело бы к развалу всей системы испанских колониальных владений в Новом Свете.
К тому же, по слухам, в Гондурасе находились золотые рудники, которые были бы весьма кстати для сильно отощавших кошельков конкистадоров. И Кортес решил лично возглавить карательный поход против де Олида, выбрав на этот раз сухопутный маршрут. Ему предстояло пройти сотни миль через горные хребты, болота и джунгли, сквозь самые глухие и безлюдные районы Центральной Америки, там, где не ступала еще нога европейца. Предприятие подобного рода и в наши дни многим показалось бы абсолютным безумием. Но завоевателю Мексики были совершенно чужды какие-либо сомнения и нерешительность.
15 октября 1524 г. на улицах Мехико, где за мощными громадами католических соборов еще отчетливо были видны остатки ацтекских пирамид, царило необычное оживление. Толпы горожан, прижимаясь к стенам домов, с любопытством взирали на бесконечные колонны войск, двигавшихся куда-то на юг, в сторону Чолульской дороги. Генерал-капитан и губернатор новой колонии покидал свою столицу. Его сопровождал отряд отборных испанских солдат и вспомогательные войска — 3 тыс. индейских воинов. Личной свите Кортеса мог бы позавидовать любой восточный владыка: юные пажи в ярких костюмах — выходцы из самых благородных семей Кастилии, дворецкий, врач, повар, прислуга, музыканты, танцоры и шуты пестрой толпой окружали молчаливого и мрачного генерал-капитана. Чуть позади, под надежным конвоем испанских кавалеристов, рослые индейцы несли узорчатый паланкин, украшенный яркими перьями птиц и золотыми бляхами. В нем, слегка покачиваясь в такт своим невеселым думам, сидел Куаутемок, облаченный в пышный наряд ацтекских государей. Кортес побоялся оставить пленника в столице и взял его с собой.
Первоначально Кортес направился в провинцию Коацакоалькос, расположенную на южном побережье
91
Мексиканского залива. Тут к нему присоединились многие его старые друзья — ветераны былых походов и битв, получившие когда-то из рук своего полководца большие наделы земли в этом плодородном крае. Именно здесь проходила граница испанских владений в Мексике. Дальше на восток, вплоть до атлантического побережья Гондураса, лежала дикая и неизвестная страна, о которой завоеватели не имели ни малейшего представления. Правда, индейские торговцы из Табаско снабдили Кортеса превосходно выполненной картой тех земель, куда ему предстояло идти. И была она великолепной, пишет Лопес де Гомара, потому что на ней имелись все реки и горы и все крупные города и селения.
Используя эту карту и компас, Кортес, в конце концов, благополучно пересек ту обширную и плоскую равнину у основания полуострова Юкатан, которая тянется от реки Коацакоалькос до Гондурасского залива.
Вначале путь лежал через низкую и болотистую местность, которую прорезали бесчисленные реки и ручьи, текущие на север, в Мексиканский залив. Только для того, чтобы переправиться через самые крупные из них, солдатам Кортеса пришлось построить на протяжении 100 км около 50 мостов, причем один из таких мостов имел более 900 шагов в длину.
Тропический лес со всех сторон обступал измученных людей. Деревья-великаны смыкали свои гигантские ветви высоко над головой, почти не пропуская вниз солнечных лучей. Под ногами чавкала зловонная болотная жижа. Гибкие лианы цеплялись за амуницию и вьюки, опрокидывая зазевавшегося путника наземь.
Тысячи опасностей подстерегали здесь буквально на каждом шагу. И все же змеи, москиты и ягуары — истинные владыки американских джунглей — казались совершенно безобидными существами по сравнению с самым зтрашным врагом человека — голодом. А он стал теперь постоянным спутником отряда. Жители редких лесных деревушек, встречавшихся иногда на пути, при появлении бледнолицых чужеземцев, восседавших на спинах диковинных четвероногих зверей, обычно сжигали дома и скрывались в лесу, в своих тайных убежищах. Искателям же приключений оставались лишь дымящиеся развалины да зеленые початки незрелого маиса па окрестных полях. G каждым днем росло число больных.
92
Когда же, наконец, сильно поредевшее войско выбралось из бесконечных угрюмых лесов, то на пути его встала новая неожиданная преграда — в предзакатных лучах солнца лениво катила свои мутные воды громадная река (вероятно, река Канделария). Положение было отчаянным. Вконец измученные люди оказались в ловушке, которую подготовила им сама природа.
Обезумевшие от страха конкистадоры метались по речному берегу и громко проклинали своего полководца, притащившего их в этот ад. Напрасно Кортес призывал солдат не терять времени даром и приступить к постройке моста. Работа эта казалась испанцам настолько гигантской по объему, что они просто не хотели тратить на нее понапрасну свои и без того скудные силы.
Можно представить себе, сколько проклятий, жалобных стенаний и горячих молитв раздавалось в этот день па берегу бурной реки, под зелеными кронами деревьев. Но бесстрастные лесные исполины угрюмо молчали в ответ на угрозы и жалобы людей, безнадежно запутавшихся в тенетах судьбы. Вокруг стояла какая-то настороженная зловещая тишина. И только крики насмешниц-обезьян да монотонный шум речной волны нарушали ее. Казалось, вся природа ополчилась на незваных пришельцев и вынесла им смертный приговор.
«Безумец, куда ты завел нас? Немедленно возвращайся назад!» — кричали прямо в лицо Кортесу озлобленные солдаты. «Никогда еще Кортес не испытывал таких неудач,— пишет Лопес де Гомара.— Он не спорил и не ругался с испанцами, а просил их лишь подождать пять дней. И если в течение этого времени моста не будет, то он дал обещание повернуть назад» 9. Однако бесславнее возвращение в Мехико означало бы полный крах всех планов Кортеса и нанесло бы сильнейший удар по его личному престижу. Имелся лишь один способ избежать этого. И терзаемый внутренними сомнениями в успехе своего предприятия, конкистадор направился к шатру Куаутемока. На этот раз Кортес не пожалел красноречия: витиеватые приветствия, щедрые посулы, смиренные просьбы — все пустил в ход конкистадор, чтобы завоевать расположение пленного ацтекского «императора». Испанскому полководцу нужны были крепкие рабочие руки, а их немало оставалось еще в подчинении у Куаутемока: из трехтысячного вспомогательного отряда индейских
83
воинов уцелела к тому времени добрая половина. Случилось так, что именно они, вчерашние враги и сегодняшние союзники конкистадора, пришли ему на помощь в тяжелую минуту ‘°. Гигантский мост был построен руками индейцев за четыре дня. Для этого потребовалось около тысячи древесных стволов «толщиной со взрослого человека» и бесчисленное множество деревьев поменьше и сучьев. Плотно пригнанные друг к другу бревна образовали широкую ленту, надежно соединившую оба берега реки. А когда последний солдат Кортеса перешел через мост и скрылся в лесной чаще, из зеленой стены джунглей бесшумно вынырнули смуглые люди и в изумлении застыли на берегу. Это местные индейцы поспешили выбраться из своих тайных убежищ, чтобы полюбоваться на деревянное «чудо» ацтеков. Слава об изумительном сооружении разнеслась вскоре по всей округе, и еще долгие годы «мост Кортеса» надежно служил путникам, неизменно поражая их своими громадными размерами и прочностью.
За рекой, доставившей испанскому полководцу столько хлопот, раскинулась плодородная и обширная провинция Акалан (точное ее местонахождение не известно). Именно здесь, в безлюдной деревушке Теотилак (Иаш-сам), 28 февраля 1525 г. и разыгрались те драматические события, которые навсегда покрыли позором не только самого Кортеса, но и напыщенных испанских грапдов, католическое духовенство и королевский двор, т. е. истинных организаторов и вдохновителей конкисты.
«Здесь в этой провинции (Акалан.— В. Г.),— говорит Кортес в пятом письме Карлу V,— произошло то, что хорошо было бы знать и Вашему величеству. Дело в том, что один честный гражданин из города Тепочтитлана по имени Мехикальсипго, а после крещения — Кристобаль, пришел ко мне ночью... и сказал, будто Куаутемок п правитель Тлакопана много раз беседовали друг с другом... о том, что хорошо бы найти какое-либо средство вернуть свою прежнюю власть и земли, отнятые испанцами». Далее из слов Кортеса явствует, что Куаутемок вместе с другими ацтекскими вождями и сановниками составил заговор против испанцев. Заговорщики якобы хотели воспользоваться моментом, когда отряд войдет в какой-нибудь глубокий овраг или болото, напасть на испанских солдат и перебить их всех до одного. После этого
94
ацтеки двинулись бы в Гондурас и вырезали там колонию де Олида. Затем Куаутемок хотел триумфально вернуться в Мехико и восстановить свою власть над исконными владениями ацтеков.
«Поскольку я был столь подробно информиррван этим Кристобалем,— продолжает Кортес,— о замышлявшейся измене против меня и испанцев, я воздал хвалу нашему господу богу и затем на рассвете схватил всех этих сеньоров и, поместив их отдельно друг от друга, начал допрашивать, как было дело...» Ацтекские вельможи, по словам конкистадора, признали сам факт заговора, но утверждали, что он был задуман Куаутемоком и что они отказались поддержать его. Куаутемок и правитель Тлакопана пе стали ни подтверждать, ни отрицать выдвинутых против них обвинений, а хранили упорное молчание.
«И эти двое были повешены, а других я отпустил, поскольку, я думаю, они были виноваты лишь в том, что слышали об измене, хотя одного этого уже было достаточно для предания их смерти» “.
Так описывает ход событий сам Кортес. Однако Берналь Диас уверяет, что оба, и Куаутемок и правитель Тлакопана, твердо заявили о полной своей невиновности. По их словам, они действительно ие раз говорили между собой о тех невзгодах и страданиях, которые испытывали в пути. Говорили они и о том, что лучше умереть сразу, чем видеть, как ежедневно гибнет вокруг от голода и болезней множество их соотечественников. Но эти заявления не могли уже ничего изменить. Кортес, убежденный в их виновности, приказал немедленно повесить Куаутемока и его двоюродного брата — правителя Тлакопана. И тут ацтекский «император» в который уже раз проявил поразительное мужество и абсолютное презрение к смерти.
Вот последние слова героя, переданные Берналем Диасом: «Я знал, что нельзя полагаться на твои лживые обещания, Малинцин. Знал я и то, что ты давно задумал убить меня, с тех пор, как я не пал от своей собственной руки, когда ты вступил в мой город Теночтитлан. Почему же ты убиваешь меня столь бесчестно? Бог спросит с тебя за это!»
Правитель Тлакопана, в свою очередь, успел крикнуть перед казнью, что он считает для себя великим счастьем умереть рядом со своим повелителем.
95
И пленники (а вместе с ними и несколько других мексиканских вельмож 12) были вздернуты на ветвях огромного дерева, стоявшего на краю узкой лесной дороги.
Здесь же, рядом с деревом, на виселице разгневанный Кортес приказал повесить еще одну жертву — испанского монаха Хуана де Текто, который энергично протестовал против варварской казни Куаутемока.
Общее же настроение солдатской массы, для которой Кортес всегда был кумиром, выразил Берналь Диас: «Казнь Куаутемока была совершенно несправедливой, и все мы ее осудили».
При выяснении обстоятельств смерти Куаутемока меньше всего внимания следует обращать на версию самого Кортеса, Прежде всего нужно рассмотреть свидетельства индейских авторов — прямых очевидцев происшедшего злодеяния или людей, хорошо знавших таких очевидцев.
В индейском кодексе «Анналы Тлателолько» (1528) эпизод смерти Куаутемока изложен следующим образом. Прибыв в Теотилак, правитель Апахуака послал гонцов в столицу майяской «провинции» Акалан, чтобы уведомить местных вождей, во-первых, о своем появлении, а во-вторых, о своем желании встретиться с ними. И уже 27 февраля в лагерь прибыли акаланские сановники во главе с халач-виником («халач-виник» — майяск. «настоящий человек», правитель города-государства у древних майя.— В. Г.) Ицамканака-Пашболоначей. Они сердечно приветствовали тлатоани ацтеков и вручили ему щедрые подарки — восемь циновок, наполненных золотом, драгоценными камнями и изделиями из перьев. Однако Куаутемок посоветовал передать эти сокровища через Кортеса испанскому королю, истинному хозяину Мексики. День прошел незаметно: в приятных беседах, танцах и пиршествах, а вечером гости удалились, выразив искреннее сожаление по поводу нынешнего бедственного положения некогда грозного повелителя Анахуака.
В индейском предании из Ичкатеопана (родной город Куаутемока, расположенный на территории современного штата Герреро) говорится, что Кортес, стремясь любой ценой вырвать у тлатоани ацтеков признание в заговоре, подослал к нему монаха Хуана Текто. Но тот по возвращении заявил, что Куаутемок ще сказал ни слова. И разгневанный генерал-капитан вздернул несчастного монаха
96
на виселице. Около часа ночи 28 февраля испанские солдаты ворвались в хижину, где спал правитель ацтеков и его придворные, и, забрав их всех (девять или десять человек), повесили без суда и следствия.
В старинном индейском манускрипте из Тепешпана в графе событий за 1525 г. изображено дерево, к вершине которого привязано за ноги обнаженное тело Куаутемока. У него отрублены голова и обе руки до плеч. Индейский хронист Чимальпахин пишет, что испанцы привязали тлатоани за ноги к дереву и разожгли под ним огонь (деталь, взятая уже из ичкатеопанского предания) 13. Как бы то ни было, Куаутемок, бесспорно, принял страшную и мучительную смерть.
В безлюдной и глухой деревушке, затерявшейся в чаще девственного леса, окруженный врагами, оп не имел ни сил, пи времени доказать свою невиновность. Его казнили так быстро, что ни один из присутствовавших не успел даже осознать, какое ужасное злодеяние свверша-ется па лесной поляне под покровом черной тропической ночи. Только монах Хуан Текто посмел высказать Кортесу свое возмущение по поводу подлого убийства правителя ацтеков и тут же поплатился за это головой. Не вернулся из гондурасского похода и его товарищ, монах того же Францисканского ордена, Хуан де Айора: покоритель Тепочтитлана не любил оставлять свидетелей своих злодеяний.
Видимо, абсолютно правы те испанские и индейские летописцы, которые считают, что обвинения против ацтекского правителя были сфабрикованы самим конкистадором. Здесь достаточно привести один факт: «доносчик» (Кортес называет его Мехикальсипго, или Кристобаль), когда его впоследствии подверг допросу с пыткой Иштлилшочитл, сознался в том, что ничего не говорил испанскому полководцу. Куаутемок был для испанцев слишком беспокойным и опасным пленников. Во всяком случае именно так его оценивает сам Кортес в пятом письме к Карлу V: «Куаутемок, сеньор из этого города Теночтит-лана, которого я, после того как захватил этот город, пленил, был человеком воинственным, и я взял его с собой» 14.
Последний «император» Мексики по складу характера да и в силу прежнего своего положения пользовался среди ацтеков огромным влиянием. Они, безусловно, по-
4 В. И. Гуляев
97
шли бы за ним в случае его открытого выступления против завоевателей. Испанцы же в первые годы после конкисты жили в постоянном страхе перед всеобщим восстанием покоренных, но не сломленных индейцев. Точно таким же страхом был охвачен и Кортес, повсюду таскавший за собой своего царственного пленника. Бедственное положение, в котором оказались испанцы во время гондурасского похода, усугубляло напряженность. Заранее предрасположенный верить в коварство и враждебность Куаутемока завоеватель Мексики сразу же ухватился за первое попавшееся обвинение в адрес ацтекского «императора». И вслед за тем немедленно последовал страшный приговор. Судя по всему, Кортес одним ударом хотел навсегда избавить себя от опаснейшего врага, служившего естественным притягательным центром для всех недовольных испанским владычеством в Мексике.
Весьма примечательно, что королевский двор одобрил постыдное деяние Кортеса и пожаловал ему в качестве награды специальное добавление к рыцарскому гербу: на полях вокруг старого герба появились изображения голов казненных индейских правителей и текст из священного писания.
Что и говорить, странное понятие о рыцарской чести существовало у спесивых дворян старой Испании!
Мужество правителя ацтеков, буквально за минуту до смерти бросившего гневное обвинение в подлости прямо в лицо конкистадору, потрясло всех присутствовавших.
Но, видимо, самое большое впечатление произвело оно на Кортеса — единственного в испанском лагере человека, который знал всю меру низости и несправедливости случившегося. Суровым приговором звучали в его ушах последние слова Куаутемока: «Бог спросит с тебя за это!» И будучи при всей своей личной храбрости человеком крайне суеверным и мнительным завоеватель Мексики надолго лишился душевного равновесия и покоя. После ухода с места казни он в течение' многих дней оставался угрюмым и раздражительным, плохо спал по ночам. А однажды, проверяя бдительность ночной стражи, поскользнулся на каменных ступенях древней пирамиды и рухнул вниз с высоты около четырех метров, получив при этом тяжелый ушиб головы.
Как бы то ни было, трагедия в джунглях Акалана явилась поворотным моментом в блестящей карьере Кор
98
теса. Можно с уверенностью сказать, что после гибели Куаутемока счастливая звезда конкистадора закатилась навсегда. Честолюбивые мечты о новых захватах в Центральной Америке, фантастический проект завоевания принадлежавших португальцам островов Пряностей (Молуккские острова), наконец, поисковая экспедиция в Калифорнийский залив — все это неизменно терпело крах, несмотря на незаурядный организаторский талант испанского полководца.
Проклятие ацтекского «императора», словно злой рок, преследовало Кортеса не только при жизни, но и после смерти, последовавшей в 1547 г. в Севилье, в Испании. Тело завоевателя Мексики было торжественно погребено в фамильном склепе герцога Медины Сидония, в монастыре святого Исидора в Севилье. Но в 1562 г., согласно последней воле усопшего, выраженной в завещании, его прах перевезли через океан и предали земле в монастыре святого Франциска в Тескоко. В 1629 г. останки Кортеса опять перенесли, на этот раз в церковь святого Франциска в Мехико. Однако и на том дело не кончилось. В 1794 г. кости конкистадора перезахоронили на территории столичного госпиталя Иисуса из Назарета, и знаменитый' скульптор Мануэль Тольса создал для надгробия полководца его бронзовый бюст. Наконец, в 1823 г. наступил самый драматический момент этой затянувшейся истории. Мексиканские патриоты, с оружием в руках завоевавшие независимость, изгнали из пределов страны ненавистных испанцев. И группа патриотически настроенной молодежи решила разрушить склеп завоевателя Мексики, а его прах развеять, по ветру. В последний момент черный ящик с кучкой полуистлевших костей тайно перепрятали на территории того же госпиталя в Мехико. А по городу был пущен слух, что останки Кортеса отправлены в Италию, на остров Сицилию, где проживал тогда один из его дальних родственников — герцог Монтелеоне.
В 1946 г. мексиканские антропологи Даниэль Ф. Рубин де ла Борболья и Эйсебио Давалос Уртадо, руководствуясь старыми архивными документами, разыскали, наконец, железный ящик с костями Кортеса. Он оказался замурованным в стену госпиталя Иисуса из Назарета в Мехико15. Скелет конкистадора тщательно изучила комиссия авторитетных ученых. Выводы этой комиссии вы-
4*
99
звали подлинную сенсацию и в Мексике, и далеко за ее пределами. Знаменитый победитель ацтеков, воспетый за доблесть и внешнюю пригожесть во многих трудах испанских хронистов, оказался в действительности человеком ниже среднего роста, со многими патологическими отклонениями (врожденными и приобретенными позднее) и, вероятно, сифилитиком 16.
Апологеты конкисты в меру своих способностей тщательно выписывали на протяжении истекших столетий образ благородного рыцаря. Чеканный профиль античного героя, густые кудри, окладистая борода. Атлетический торс конкистадора закован в медную узорчатую кирасу и полуприкрыт широкими складками плаща. Глаза, большие и пронзительные, устремлены куда-то в даль, словно их владельцу дано постичь то, что не под силу обычным людям. Таков, в частности, бронзовый бюст Кортеса работы Мануэля Тольса (1794), таковы и многие портреты европейских мастеров конца XVI—XVII вв. Их авторы, никогда пе видевшие завоевателя Мексики, создавали заведомо идеализированный образ своего кумира, основой для написания которого служили скульптуры римских цезарей и греческих атлетов.
До нас не дошли прижизненные портреты Кортеса, если не считать одной медали, отчеканенной в 1529 г. немецким мастером К. Вейдитцем, на которой конкистадор представлен в возрасте 44 лет: у него широкое, массивное лицо и крючковатый, как у ястреба, нос 17. Описания же внешности Кортеса в трудах его сподвижников — капеллана и летописца Лопеса де Гомары и солдата Берналя Диаса — весьма противоречивы. «Фернандо Кортес,— пишет Гомара,— был хорошего роста, крепкий и широкогрудый, с пепельного цвета кожей, редкой бородкой и длинными волосами. Он был необычайно силен, энергичен и весьма искусен во владении оружием...» 18
«Кортес имел высокую и пропорционально сложенную фигуру,— повествует Берналь Диас,— был силен, с землистым лицом, не очень веселым. И когда смотрел ласково, а когда и сурово. Бороду имел жидкую и скудную. Волосы, которые он носил в то время, были того же качества, что и борода. У него была широкая грудь и крепкая спина...» 19	(
А Хуан Суарес де Перальто, племянник Католины Хуарес Маркайда — первой жены Кортеса, в своих вос-100
поминаниях мимоходом замечает, что Кортес был «низкого роста, почти безволосый и с редкой бородой...» 20
Если сравнить все три словесных портрета с данными антропологов и с медалью К. Вейдитца, то можно прийти к следующему заключению по поводу внешнего облика Кортеса: это был человек небольшого роста, плотный и приземистый, с крепкой грудью и широким лицом, которое мало красили и редкая рыжеватая бородка и крючковатый нос.
Но внешний облик исторического персонажа, каков бы он ни был — плох или хорош, не должен заслонять главное — его внутренний, интеллектуальный мир.
Мне представляется, что некоторые буржуазные авторы вольно или невольно искажают действительное положение вещей. В их описаниях Кортес предстает храбрым и благородным рыцарем, тонким политиком, искусным полководцем, стоящим на голову выше любого конкистадора из своего ближайшего окружения. В личной храбрости Кортеса и его непревзойденном искусстве владеть мечом пе приходится сомневаться. Очевидно и то, что оп всегда проявлял необычное упорство, энергию и изворотливость в достижении поставленной цели. Если и можно говорить о завоевателе Мексики как о некоем гении, то это был гений политической интриги, жестокости и вероломства. Важнейшей двигательной силой во всех его начинаниях и помыслах служило ненасытное стремление к богатству и власти. Именно достижению этих двух целей и была подчинена вся деятельность Кортеса в Новом Свете. Что касается военных талантов конкистадора, то они явно преувеличены не в меру восторженными летописцами последующих времен. И в этом им помог сам Кортес, постоянно внушавший в письмах к испанскому королю мысль о своих необыкновенных полководческих успехах на полях сражений. В действительности же Кортес всегда стремился избежать открытого и честного боя с неприятелем, предпочитая добиться успеха хитростью и коварством (вероломный захват правителей Тройственной лиги во дворце Ашайякатля, пленение Нарваэса' и т. д.) или же запугать противника жестокими репрессиями (резня в Чолуле, резня в храме Уицилопочтли, грабежи и насилия в Тескоко и других местах). Любопытно, что он никогда не пользуется военными терминами или выражениями, что так свойственно военным людям.
101
Но ведь Кортес выиграл-таки решающие битвы с ацтеками и успешно завершил свою мексиканскую кампанию?
В этой связи необходимо подчеркнуть, что все свои сражения конкистадор вел главным образом с помощью индейских союзников из Тлашкалы, Семпоалы, Чолулы, Уэшоцинко, Тескоко и т. д. Наличие столь внушительной поддержки со стороны союзных войск плюс огромное превосходство европейских завоевателей в вооружении (огнестрельное оружие, железные латы, копья и мечи, арбалеты, лошади) и тактике обеспечивали Кортесу громадное преимущество над любым индейским противником.
Но вернемся к событиям, происшедшим в Акалане. На следующий день после казни Куаутемока отряд двинулся дальше. Кортес явно спешил покинуть это зловещее место, где, казалось, каждый камень, каждая былинка взывали к отмщению.
В суматохе сборов никто не заметил, что и без того небольшая армия Кортеса сократилась еще на 30 человек. А когда затихли вдали голоса и стук топоров, которыми прорубали себе путь сквозь лесную чащу конкистадоры, на пустынную поляну вышла группа индейских воинов. Их было ровно 30. С суровыми и торжественными лицами выстроились они вокруг «дерева смерти», отдавая последнюю дань уважения своему владыке и военачальнику. Затем они сняли труп героя, обложили его душистыми листьями и запеленали в куски тонкой хлопчатобумажной ткани. Бережно подняв на плечи свою ношу, воины тотчас же двинулись в путь. Идти было далеко — в Ичкатеопан, расположенный на западе Мексики. Шли скрытно, по ночам, выбирая самые глухие дороги и тропы. Днем же прятались в джунглях или отдыхали в индейских селениях. Наконец, после долгих дней пути печальная процессия вступила в Ичкатеопан. Здесь жила мать Куаутемока. Здесь же родился когда-то (в 1501 г.) и он сам. Воины решили похоронить его в гробнице предков, у стен отчего дома. Были устроены пышные похороны, со всеми торжественными церемониями и обрядами, полагавшимися по рангу ацтекским правителям.
На площади перед высокой пирамидой главного храма собралось почти все население города. Люди пришли проститься со своим безвременно погибшим владыкой. Согласно обычаю, труп Куаутемока сожгли, а пепел захо
102
ронили в родовой усыпальнице правителей Ичкатеопана.
Прошло четыре года. В декабре 1529 г. в город прибыл первый христианский проповедник — монах-францисканец Торибио де Бенавенте (Мотолиниа), впоследствии автор известных исторических трудов о Новой Испании. Случайно узнав о местонахождении гробницы Куаутемока, он убедил жителей Ичкатеопана перенести прах героя в другое место, чтобы укрыть его от бдительного ока колониальных властей. Во дворе своего бывшего храма индейцы соорудили новую гробницу, а над ней возвели в целях маскировки небольшую католическую часовенку. Еще лет через семь-восемь по совету того же монаха на месте обветшалой часовни была построена величественная каменная церковь, причем индейские мастера так спланировали здание, что гробница последнего ацтекского «императора» оказалась замурованной точно под главным алтарем нового собора.
Уходя из города, де Бенавенте посоветовал местным жителям хранить все это в строгой тайне. И совету великодушного монаха они с готовностью последовали. От отца к сыну, от поколения к поколению, на протяжении многих веков передавалась тайна царской гробницы. Лишь в начале 1949 г. последний ее хранитель, умирая, поведал обо всем на исповеди местному священнику, а тот поспешил сообщить о гробнице столичным властям. Из Мехико тотчас же прибыла в захолустный городок специальная комиссия, состоявшая из видных ученых самых разных специальностей: археологов, антропологов, медиков, архитекторов.
26 сентября 1949 г. под алтарем главной церкви Ичкатеопана начались раскопки. На глубине двух метров исследователи наткнулись на узкую щель, оказавшуюся входом в крохотную гробницу. Последняя была высечена прямо в твердом скалистом грунте. Внутри нее находились обломки сильно обожженных человеческих костей, пепел, медные бусы, кольца и подвески, два украшения из драгоценного голубого нефрита и большой медный наконечник копья. Здесь же, немного поодаль, лежала овальная тонкая пластина из сильно окислившейся меди. На ее лицевой поверхности отчетливо выступали крест и короткая надпись из букв в староиспанском стиле, выбитых или выгравированных каким-то острым и твердым предметом. Надпись гласила: «Государь и повелитель Коатемо».
103
Чтобы исключить возможность подлога, а история знает немало случаев самых невероятных мистификаций, группа авторитетных специалистов подвергла всю полученную информацию самому тщательному анализу.
Архитекторы установили, что церковь в Ичкатеопане действительно построена до конца 1530-х годов над уже имевшейся там гробницей. Химики доказали древний возраст (чуть более 400 лет) медных изделий, в том числе и пластины с надписью. Палеографический анализ самой надписи позволил уверенно отнести ее к XVI в.
Но самым интересным и важным оказался вывод антропологов и медиков. Дело в том, что несмотря на кремацию, от скелета сохранилось много обломков и подчас довольно крупных: фрагменты черепной крышки, лицевых костей, ребер, частей позвонков, фаланги пальцев рук и ног.
В заключительном протоколе комиссии, занимавшейся изучением останков человека, погребенного в гробнице под церковью Ичкатеопана, сказано: «Большая часть исследованных костей принадлежит мужчине атлетического сложения, 25—30 лет, 180 сантиметров роста... На третьей плюсне пальца правой ноги заметна деформация, которая, очевидно, не является следствием возрастных изменений, травмы или какого-то заболевания (например, туберкулеза). Остается предполагать, что она вызвана повреждениями, полученными при жизни в результате сильного ожога ступней ног...» 21
Мир знал разного рода великих людей. Одни прославили себя блестящими победами на полях сражений, другие приняли мученическую смерть, до последнего вздоха защищая свою родину. И тот факт, что в Мехико стоит прекрасный памятник Куаутемоку и нет и, видимо, никогда не будет памятника Кортесу, ярче всего показывает, на чьей стороне симпатии свободолюбивых народов.
Глава 7
ЗАВОЕВАНИЕ ЮКАТАНА: НАЧАЛО
...В этот день гибель придет на землю;
В этот день поднимется туча;
В этот день сильный человек захватит страну;
В этот день все погибнет;
В этот день ты закроешь мертвым глаза. «Чилам Балам» Перевод Ю. В. Кнорозова
19 ноября 1526 г. мелкопоместный дворянин из Саламанки (Испания) Франсиско де Монтехо, тот самый, который в 1519 г. по поручению Кортеса привез в Испанию золото Мотекухсомы, вручил королю пространный и тщательно продуманный документ — петицию с обоснованием выгод завоевания Юкатана *. Просидев без дела почти семь лет, Монтехо решил, что настала, наконец, пора действовать. Счастливчики за океаном захватывали все новые и новые земли на бескрайнем американском континенте. И следовало поторопиться, чтобы урвать свою долю сладкого пирога. Конкистадор был почти уверен в успехе: он имел большой опыт по организации разбойничьих набегов на земли индейцев 2.
«Франсиско де Монтехо,— гласили первые строчки врученного королю документа,— ставит в известность, что, желая служить Вашему величеству и распространять нашу святую католическую веру, он хочет отправиться в «Индии моря-океана», чтобы колонизовать и обратить в нашу святую католическую веру острова Юкатан (долгое время испанцы считали его островом,— В. Г.) и Косумель, которые до сих пор не были заселены кем-нибудь из ваших вассалов... Будучи колонизованными, эти земли станут источником большой ... выгоды... и он умоляет Ваше величество дать ему разрешение на указанную колонизацию и предоставить соответствующие льготы и вознаграждения для тех, кто отправится в новую колонию...» 3
105
Монтехо на диво быстро получил положительный ответ от юного императора Карла V Габсбурга и Совета Индий. Уже 8 декабря 1526 г. ему вручили официальную королевскую грамоту.
Король милостиво разрешил Монтехо захватить земли майя на Юкатане и устроить там испанскую колонию, но сделать это предстояло за счет самого конкистадора. В качестве же вознаграждения и утешения он получал титул «аделантадо» (губернатора) Юкатана, чин генерал-капитана, всю полноту гражданской и военной власти в колонии и жалованье в размере 250 тыс. мароведи в год. На Юкатане Монтехо предписывалось построить две крепости.
Расходы Франсиско де Монтехо частично компенсировались и пожалованием ему участка юкатанской земли площадью в 10 квадратных лиг, «не самой лучшей, но и не самой худшей». Кроме того, ему и его наследникам давалось право отчислять в свою пользу 4% от всех будущих испанских доходов на завоеванном Юкатане.
Учитывая трудности предстоящего предприятия и желая привлечь как можно больше новых колонистов, король предоставил будущим поселенцам ряд привилегий: им было обещано по большому участку земли для возделывания и отдельно по городскому участку там, где они захотят обосноваться. Кроме того, все колонисты на пять лет освобождались от уплаты налогов. И даже королевская доля в будущей «добыче» (золото) составляла здесь не одну пятую, как обычно, а всего лишь одну десятую, по крайней мере в первые три года.
Конкистадорам разрешалось порабощать индейцев лишь в том случае, если те откажутся признавать власть короля Испании и принять христианство (подобные действия рассматривались королем как «мятеж» против законного монарха и требовали подавления самым решительным образом). Этот пункт грамоты, врученной Монтехо, почти целиком повторял королевский указ от 17 ноября 1526 г. о целях конкисты и правилах обращения с индейцами. В нем говорилось, что испанская корона намеревается привести аборигенов Нового Света к покорности и обратить их в истинную веру, разумно и ласково обращаясь с йими, защищая их от злоупотреблений, не допуская их уничтожения. Король торжественно заявлял, что индейцев следует считать свободными
106
людьми и ни в коем случае не принуждать работать на испанцев. Но это касалось лишь «мирных», лояльных индейцев. Тех же, кто с оружием в руках отстаивал свою свободу, ждала самая суровая кара.
Монтехо начал с того, что взял себе в помощники старого боевого товарища, лейтенанта Алонсо Давила — участника экспедиций Грихальвы и Кортеса, сражавшегося у стен Теночтитлана, а затем попавшего в руки французских пиратов на корабле, груженном золотом ацтеков.
Во французском плену конкистадор провел несколько лет и лишь с большим трудом сумел вернуться на родину. Теперь у Монтехо, который сам никогда не блистал воинскими талантами, появился опытный и способный военачальник.
Чтобы добыть необходимые денежные средства, Монтехо распродал все свое имущество в Саламанке, заложил имение жены и получил небольшой заем у чиновников короля. В результате набралась довольно крупная по тем временам сумма — 28 тыс. Кастельянос.
На эти деньги Монтехо купил четыре корабля (названия трех из них сохранились в старых документах: «Сан-Херонимо», «Николаса», «Ла Гаварра»), пушки, лошадей, снаряжение, солидное количество продовольствия. Из числа желающих было отобрано 250 солдат, не считая экипажей судов и офицеров.
В июне 1527 г. хорошо оснащенная эскадра отправилась к берегам Юкатана. А три месяца спустя корабли Монтехо бросили якорь у острова Косумель, служившего своего рода «воротами» в Мексику для всех ее первооткрывателей. Местные индейцы за прошедшие годы успели привыкнуть к странным белолицым чужеземцам, поэтому Ах Наум Пат — правитель острова — встретил испанцев изъявлениями мира и дружбы. Но Монтехо спешил. Его корабли, не задерживаясь, пересекли узкий пролив и очутились у дикого и пустынного побережья на востоке Юкатана, где находилось всего одно значительное селение майя — Шельха. Здесь, как и на всем полуострове, климат был жарким и влажным. Прибрежные воДы изобиловали коварными рифами и островками. Буйная тропическая растительность покрывала густым и непроницаемым пологом каждый клочок свободной от скал земли, добираясь до самых гребней пенистых волн прибоя. Воздух насыщали удушливые испарения бесчислен-
107
пых болот. Но конкистадоры, жаждавшие поскорее добраться до юкатанских богатств, не долго думая, высадились в первом же попавшемся месте — на берегу небольшой и глубокой бухты, окруженной известняковыми скалами.
И вот уже аделантадо разыгрывает пышный спектакль: вновь открытые земли объявляются неотъемлемой частью владений испанского короля. Стоя по колено в болотной жиже у самой кромки воды, Монтехо театральным жестом ударяет своей шпагой в глыбу желтоватого известняка, а его знаменосец — некий Гонсало Ниэто,— размахивая при этом тяжелым бархатным штандартом, вопит изо всех сил: «Да здравствует Испания!»
Необходимые «юридические формальности» были таким образом соблюдены, и завоевание Юкатана началось.
На первых порах главное внимание аделантадо уделил строительству опорной базы. С помощью дружественно настроенных жителей селений Шельха и Сама испанцы довольно быстро возвели для себя временные жилища, резиденцию губернатора, склады, арсенал и некое Подобие укреплений. Новый город получил название Саламанка — в честь родного города Монтехо. Окрестные индейцы снабжали колонистов всем необходимым, делясь с ними своими скудными запасами. Они же служили основной рабочей силой на строительстве укреплений. Однако обращение с местными жителями затруднялось из-за незнания их языка. У Монтехо не было своего Херонимо де Агиляра и своей доньи Марины. Поэтому суровая необходимость заставила многих испанцев, включая самого аделантадо, взяться за изучение языка майя. И вскоре в лагере конкистадоров появились настоящие знатоки индейской речи, а двое — капеллан Хуан Родригес де Каравео и капитан Педро де Аньяско — стали самыми заправскими переводчиками. Однако это относи-» тельное благополучие продержалось недолго.
«Конкистадоры поселились в пальмовой роще, у болота, в худшем месте из всех в этой провинции» 4. Плохой климат, затхлая солоноватая вода и отсутствие доброкачественной пищи вызвали в их лагере многочисленные болезни. Одежда износилась. А индейцы оказались не в состоянии в течение,)длительного времени кормить весь испанский гарнизон. Местные каменистые поля давали для этого слишком скудные урожаи маиса. Испанцы же
108
Полуостров Юкатан.
Важнейшие государства майя в XVI в. (по Ю. В. Кнорозову 1955)
все увеличивали поборы и реквизиции. В ответ возмущенные индейцы постепенно вообще прекратили снабжение чужеземцев и разбежались по лесам. Положение колонистов стало отчаянным. Необходимо было принять какие-то срочные меры. И Монтехо разослал из своей крепостцы мелкие отряды кавалеристов по всей округе для добывания продовольствия и умиротворения взбунтовавшихся индейцев. Но единственное, чего он добился,— это открытого выступления майя. Сторожевые посты индейцев появились у самых ворот Саламанки. Внутри города воцарилось уныние. С каждым днем росло число больных. Неуклонно пополнялся и список жертв, жизнью заплативших за свое стремление кчужому богатству. «Мы находились на этом побережье уже два месяца,— вспоминает конкистадор Блас Гонсалес,— но не шли в глубину материка, и это послужило причиной многих болезней и привело к смерти 50 солдат...» 5
Среди колонистов росло недовольство действиями аде-лантадо. И Монтехо отважился, наконец, на решительный шаг. С сотней людей, сохранивших еще какую-то боеспособность, он отправился на север в надежде найти там богатые и цветущие области.
По пути было всякое. В одних селениях чужеземцев встречали мирно, выносили подарки, еду и питье, предлагали носильщиков и проводников. В других — осыпали градом стрел и камней из-за высоких баррикад и палисадов.
Постоянные стычки с неприятелем позволили испанцам хорошо изучить вооружение и тактику индейских воинов и выработать свои контрмеры. Но главное сражение испанцы все же вели не с майя, а с дикой майяской природой.
Горстка голодных и усталых людей упрямо брела через леса и болота, оставляя за собой трупы солдат и лошадей, не выдержавших тягот отчаянного «марша смерти». От полного уничтожения испанцев спасло лишь то, что майя, напуганные необычным видом коней, решили оставить отряд Монтехо в покое, предоставив голоду и болезням довершить его уничтожение.
С большим трудом конкистадоры добрались до портового городка Поле, где было решено бросить 20 тяжелобольных, превратившихся в настоящую обузу для отряда. После короткого отдыха Монтехо двинулся дальше в
110
тщетной надежде найти хоть какой-нибудь выход из той ловушки, в которую завела его судьба. Процессия полумертвых от голода людей, восседавших на костлявых спинах своих кляч, представляла собой фантастическую картину: как будто на голой желтой юкатанской равнине появилось вдруг неведомо откуда и зачем сразу несколько десятков Дон Кихотов и Россинаптов (разумеется, помыслами и деяниями прожженные бродяги и авантюристы из окружения Монтехо меньше всего походили на своего благородного земляка из Ламанчи).
Конкистадоров спас счастливый случай. В прибрежной деревушке Шамапха они неожиданно встретили своего старого друга — косумельского вождя Ах Наум Пата. С большой свитой прибыл он на материк, чтобы принять участие в свадьбе своей сестры и одного из местных вождей. Ах Наум Пат, видя бедственное положение испанцев, дал им продовольствие и лодки. Больше того, он выступил посредником в переговорах Монтехо с правителями близлежащей богатой провинции Экаб и преуспел в этом деле. Чужеземцев встретили в городе Экабе (одноименная с провинцией столица) не копьями и стрелами, а фруктами и цветами. Отряд разместился на отдых в главном городе провинции, названном еще в 1517 г. спутниками Кордовы Большим Каиром, и стоял здесь почти два месяца, приходя в себя после пережитых невзгод и лишений.
Когда раны были залечепы и мускулы вновь налились силой, конкистадоры опять стали бряцать оружием.
Монтехо устроил перед жителями Экаба целое представление, стремясь запугать их видом неизвестных здесь до той поры лошадей. «Аделантадо,— рассказывает Ф. Овьедо,— приказал привести коня, которого он вывез из Кастилии, оседланного и взнузданного, со сбруей, увешанной колокольчиками. На нем сидел один христианин, очень хороший наездник. И хотя конь был невелик ростом, он оказался очень резвым и мчался во весь опор изящно и красиво. Индейцы пришли в такой ужас, что из тех, кто видел это, одни убежали, а другие попадали от страха наземь. А услышав ржание коня... они испугались еще больше. Тем и закончилось празднество»-6.
Уверившись в своих силах и собрав достаточно подробные сведения об окружающих областях, испанцы покинули, наконец, гостеприимный Экаб. Они направились
111
в Кониль и Качи. Но теперь на каждом шагу их встречали засады воинов майя. «Эти индейцы,— пишет Овьедо,— очень меткие лучники. Хотя они и не знают стального оружия, кремневые наконечники их стрел очень опасны, поскольку они ломаются, когда попадают в тело, вызывая гораздо худшие последствия, чем обычная рана» 7.
Близ города Аке отряд Монтехо ожидала в полной боевой готовности целая армия индейцев. Следовало либо отступить, либо мечом прорубить себе дорогу сквозь плотные ряды неприятеля. Монтехо выбрал последнее, и судьба улыбнулась ему еще раз. Правда, победа досталась испанцам дорогой ценой. Майя дрались с невиданным ранее ожесточением. «Испанцы были атакованы,— пишет испанский летописец Карденас Валенсия,— бесчисленными толпами индейцев, вооруженными луками и стрелами, копьями с обожженными на огне концами, пиками с острыми наконечниками из кремня, булавами, свистульками и трубами, сделанными из панцирей больших черепах, как это было у них заведено во времена язычества. Все они были разрисованы, а их уши и носы продырявлены для ношения украшений из цветных камешков, так что каждый туземец представлял собой дьявольскую и устрашающую фигуру. Тем не менее это не испугало конкистадоров... Свыше 1200 индейцев было изрублено в куски, но и среди наших солдат некоторые были убиты или ранены. Погибло также много лошадей и боевых собак. Битва длилась полтора дня, прежде чем индейцы бежали с поля боя» 8.
Слух о поражении майя у Аке мгновенно разлетелся по всему Юкатану. Страна на какое-то время притихла, затаилась, с беспокойством ожидая дальнейшего развития событий. Конкистадоры же с жадностью взирали на плодородные и густо населенные земли. Здесь, в провинции Чуака, буквально на каждом шагу встречались места, подходящие для основания новых испанских колоний. Но слишком многое было упущено на первом этапе колонизации в Шельха, и теперь в отряде Монтехо почти не оставалось людей.
Аделантадо решил вернуться в Саламанку и благополучно осуществил свое намерение, вступив после почти шестимесячного отсутствия в покосившиеся ворота бревенчатой испанской крепостцы. По данным Овьедо, он привел с собой всего 60 человек из 125: каждый второй 112
участник похода остался лежать в неласковой земле Юкатана.
Однако в целом итоги отчаянного рейда в глубины полуострова следует признать вполне удачными для конкистадоров. Испанцы впервые встретились лицом к лицу с храбрыми воинами майя и научились их побеждать. Кроме того, были получены ценнейшие сведения о положении дел в северных провинциях Юкатана.
Тем временем в Саламанку пришла и долгожданная помощь от соотечественников. С острова Санто-Доминго прибыл бриг «Ла Гаварра» с новыми колонистами, продовольствием и снаряжением 9.
Прошлые беды быстро забылись, и Монтехо задумал новый поход, на этот раз — на юг полуострова. Все имеющиеся в Саламанке силы он разделил на три части. Большей (до сотни людей) под командованием лейтенанта Давилы конкистадор приказал плыть на «Ла Гаварре» вдоль юкатанского побережья на юг. По суше, с меньшей частью людей (20—30 человек), аделантадо отправился сам. Около двух десятков человек он оставил в колонии: им следовало собственными силами построить парусный бот и присоединиться затем к отряду Давилы. По логике вещей обе партии, и сухопутная и морская, должны были взаимодействовать, оказывая посильную поддержку друг другу. В действительности все произошло иначе. Мы не знаем подробностей этого путешествия. У Монтехо не оказалось своих летописцев вроде Берналя Диаса или Гомары. Известно лишь, что после многих дней тяжелого пути по суше маленький отряд испанцев добрался до залива Четумаль в провинции Четумаль. Там, в голубой дымке приморья, перед ними открылась величественная картина: белоснежные пирамиды и храмы столицы этой провинции города Четумаля. По словам Овьедо, город имел «две тысячи домов и находился в двух лигах от побережья», занимая исключительно выгодное для обороны положение. Его почти целиком окружала вода: с одной стороны залив, с другой — озеро. Пройти в столицу можно было только по узкому коридору суши «шириной на два выстрела из арбалета».
Вся земля вокруг Четумаля казалась цветущим садом: повсюду зеленели поля маиса, виднелись рощи фруктовых деревьев, многочисленные пасеки (мед издавна являлся важнейшей статьей дохода местных жителей).
ИЗ
Именно здесь и находился в тот момент на службе у местного правителя испанец Гонсало Герреро, уцелевший вместе с Агиляром во время кораблекрушения в 1511 г. и, как уже говорилось, не захотевший присоединиться к экспедиции Кортеса. Он был женат на дочери местного вождя, имел от нее детей, поклонялся языческим богам, да и внешне выглядел как индеец. Обладая незаурядными военными способностями, Герреро был на хорошем счету у четумальских владык и не раз добывал им славу па полях сражений.
Аделантадо решил переманить вероотступника па свою сторону. С одпим из пленников-майя Монтехо направил Герреро пространное письмо, «в сильных выражениях» призывая его отказаться от варварского образа жизни и вернуться на службу богу и королю, как и следует истинному христианину и испанцу. Взамен аделантадо обещал «наивысшие почести, которые только возможны».
Однако Герреро предпочел остаться вместе с майя. На обороте того же самого письма он нацарапал угольком несколько издевательских фраз: «Сеньор, я целую руки вашей милости. Поскольку я всего лишь раб, я не имею возможности присоединиться к вам, даже если бы и помнил о боге. Вы, мой господин, и все испанцы найдете во мне самого хорошего друга».
Это было равноценно объявлению войны. И обе стороны принялись лихорадочно готовиться к предстоящей схватке. Под мастерским руководством Герреро, хорошо знавшего испанскую тактику ведения боя, Четумаль за несколько дней превратился в грозную крепость. На улицах и площадях были вырыты искусно укрытые сверху ямы-ловушки для кавалерии испанцев, повсюду выросли частоколы и баррикады. По водам озера и залива курсировала в полной готовности огромная флотилия боевых лодок. Но военачальник индейцев понимал, что в открытом сражении у него и у его воинов очень мало шансов победить хорошо вооруженных и закаленных испанских солдат. И он решил действовать хитростью.
Зная благодаря своим лазутчикам, что Давила находится в 30 лигах севернее Четумаля (сам аделантадо не имел об этом ни малейшего представления), он через подосланных агентов уверил его в гибели крохотного отряда Монтехо. В этом не было ничего невероятного: опасности поджидали испанцев всюду — джунгли, болота, ди
114
кие звери, ядовитые гады, воинственные индейцы и т. д. И Давила без долгих сомнений, поскольку вся ответственность за руководство испанской колонией в Саламанке ложилась теперь па его плечи, поспешил вернуться на север.
Вскоре он перенес испанское поселение из Шельха в более благоприятное место близ селения Шаманха.
Отведя угрозу со стороны отряда Давилы, хитроумный Герреро вплотную занялся Монтехо. С тем же успехом он сумел внушить аделантадо мысль о гибели судна Давилы на рифах у юкатанского побережья. Монтехо приказал построить небольшую бригантину и, посадив на нее свой маленький отряд, отплыл из Четумаля к устью реки Улуа (Гондурас).
Оттуда он морем возвратился в Саламанку и, увидев в Шельха лишь руины заброшенного испанского поселения, окончательно уверился в том, что Давила погиб. Только на острове Косумель индейцы рассказали ему обо всем случившемся, и вскоре аделантадо «со слезами счастья на глазах» обнимал своего лейтенанта в новой колонии у Шаманха.
Первый этап завоевания Юкатана закончился. И хотя он не принес испанцам ощутимых материальных приобретений, значение его для всех последующих событий необычайно велико. В этой связи лучше всего обратиться к письму самого Монтехо, которое он направил испанскому королю: «После того как я покинул двор Вашего величества, чтобы отправиться в земли и государства, которые по распоряжению Вашего величества я должен был завоевать и колонизовать, я еще не посылал отчета, поскольку вплоть до сего дня был очень занят, занят так, как никогда, делами в этих краях,— потому что... земля здесь покрыта зарослями и труднопроходима... Некоторые солдаты и лошади были убиты в сражениях, но большинство погибло от болезней, не из-за характера климата данной страны, который в действительности очень здоровый и благоприятный, а скорее из-за того, что люди не были знакомы с этой страной и ... из-за перемены пищи...
Страна густо населена и имеет очень крупные и красивые города и селения. Все селения представляют собой настоящие фруктовые сады. Местность здесь плоская, хотя иногда и труднопроходимая для лошадей из-за камней и лесных зарослей...
115
Я прошел по большей части этой страны и слышал много сообщений о золоте и драгоценных камнях, которые там имеются. Я питаю великую надежду на то, что с помощью нашего повелителя я смогу замирить эту страну в самое короткое время... 20 апреля 1529 г.» 10
В этом важном документе все, кроме упоминания о несуществующих золотых россыпях и хвастливых заверений в скорой победе, правда. О россыпях золота Моптехо ничего не слышал, а до победы было далеко. Для осуществления новых предприятий на Юкатане испанцам требовались дополнительные силы и средства. От берегов Кастилии Монтехо отделял необозримый океан. Поэтому аделантадо решил отправиться в Мехико, туда, где его более удачливые собратья с упоением делили богатства ацтекских государей.
Глава 8
ЗАВОЕВАНИЕ ЮКАТАНА: ФИНАЛ
Они здесь! Враги идут!
Был ли кто-нибудь, кто поднялся? Второй раз мы испытали силу. Они здесь!
Трижды был праздник наших врагов, наших врагов!
Голод! Скоро он придет в Чичен-Ица,] там теперь горе!
Враги идут!
«Песнь о взятии города Чичен-Ицз»
Перевод Ю. В. Кнорозова
По прибытии в Мехико завоеватель Юкатана за свои былые заслуги получил из рук завоевателя Мексики довольно ценный подарок — пост губернатора Табаско. Эта должность вполне устраивала Монтехо: у него появилась возможность разбогатеть и осуществить дальнейшие планы по захвату юкатанских земель. Провинция Табаско непосредственно граничила с юго-западной частью полуострова и поэтому служила удобным плацдармом для походов на строптивые майяские города. И аделантадо с завидным упорством принялся набирать людей, приобретать пушки и необходимое снаряжение для претворения в жизнь своих честолюбивых замыслов.
Тем временем лейтенант Алонсо Давила отправился исследовать горные районы Чиапаса. Но юкатанские земли по-прежнему, словно магнит, притягивали к себе все помыслы этого воинственного идальго. И он, очертя голову, бросился в новую авантюру. Из Чиапаса отряд испанцев прошел по огромной дуге через горы, леса, реки и болота прямо в Чампотон — важный торговый центр майя на северо-западном побережье полуострова. Могущественный правитель города Моч Ковох, причинивший столько бед Кордове и Грихальве, уже умер, а наследники его встретили испанцев как нельзя лучше.
117
Воспользовавшись этим обстоятельством, Давила тут же отправил в Табаско срочное послание, в котором рассказал о своем местонахождении и общем положении дел на Юкатане. И Монтехо, решив, что подходящий момент для новой конкисты наступил, вскоре явился в Чампотон на нескольких кораблях и с четырьмя сотнями солдат. В Кампече была заложена еще одна испанская колония, снова получившая название Саламанка.
Оттуда Франсиско де Монтехо направился в глубинные районы полуострова в надежде завершить, наконец, и так слишком затянувшееся завоевание полуострова. В провинциях Кех Печ и Ах Кин Чель испанцев ждал самый дружеский прием. Их вели от селения к селению, снабжая продовольствием и водой. Особенно богатой и цветущей оказалась страна воинственных челей. Поэтому, когда аделантадо под гул приветствий огромной толпы индейцев вступил в их столицу — город Текох, он задумал основать здесь еще одно испанское поселение. Предложение Монтехо было встречено правителем челей весьма прохладно. Он вежливо, но твердо посоветовал чужеземцам поискать счастья в другом месте, например в соседней провинции Чуака (она же Чикинчель), где земли еще богаче и многолюднее. А чтобы беспокойные гости не заблудились в лесной чаще и не вздумали вернуться назад, им дали проводников. Вскоре Монтехо очутился в тех самых местах, где ему пришлось в 1528 г. выдержать столько ожесточенных сражений с индейцами. Он не решился разбить свой лагерь ни в Чуаке, ни в Аке. Пришлось повернуть назад, в провинцию Купуль. Лишь каменные колоссы древней Чичен-Ицы понравились конкистадору с первого взгляда. Высокие пирамиды заброшенных майяских храмов и стены старых дворцов были на первых порах хорошей защитой от вражеского нападения. Но воевать ни с кем не потребовалось. Местный вождь встретил испанцев миролюбиво и даже предоставил своих людей для помощи в строительстве первых домов поселения. Новую колонию назвали Сьюдад Реаль, или Королевский город. Каждый конкистадор получил солидный участок земли. «Видя, что индейцы служат безропотно,— говорит Диего де Ланда,— аделантадо сосчитал жителей страны, которых было много, и разделил селения между испанцами. По рассказам, наименьшее их поместье охватывало 2 или 3 тысячи индейцев» \
118
Между тем правитель области Након Купуль понял, наконец, какую страшную опасность представляют для него бородатые чужеземцы, и решил сделать все возможное, чтобы изгнать их из своих владении. Прежде всего, хорошо зная, что так упорно ищут испанцы на земле Нового Света, он постарался еще больше разжечь в них алчность рассказами о золотых россыпях и богатых рудниках в южных областях полуострова — особенно в Ба-каларе. Эти сведения от первого до последнего слова были выдумкой и понадобились хитроумному властителю только для того, чтобы разделить и ослабить и без того не слишком большие силы пришельцев. Тонкий расчет Након Купуля полностью оправдался. Монтехо приказал Алонсо Давиле с небольшой группой кавалеристов и горным мастером — специалистом по добыче драгоценных металлов — отправиться в Четумаль. За находку золота была обещана высокая награда. Кроме того, лейтенант получил тайную инструкцию захватить живым или мертвым ненавистного вероотступника и изменника Гонсало Герреро, который представлял теперь для конкистадоров угрозу большую, чем добрая тысяча индейских воинов.
И па следующий день Након Купуль со злорадным удовлетворением наблюдал с порога своего дворца, как маленькая армия испанцев уменьшилась еще на 50 пехотинцев и 16 всадников, уходивших вместе с Давилой искать золотые россыпи на юге Юкатана.
Ежедневные поборы, налоги и тяжелый подневольный труд на полях новоявленных господ очень скоро резко изменили общее настроение индейцев. Сначала они оказывали пассивное сопротивление чужеземцам, перестав ходить на работу и снабжать город продовольствием. Но уже через самое короткое время майя открыто выступили против ненавистного врага. Испанцы укрылись за толщей каменных степ построек Чичен-Ицы и не рисковали больше появляться даже в соседних деревушках. Скудные запасы снаряжения и продуктов таяли с ужасающей быстротой. За каждую маисовую лепешку пли горстку бобов приходилось теперь платить кровью: сильные отряды кавалерии в поисках пищи совершали время от времени отчаянные рейды по окрестностям осажденного города. И всякий раз их встречали острые копья и стрелы майяских воинов.
119
Много людей погибло в сражениях. Других скосили голод и болезни. Теперь уже никто не мечтал о сказочных богатствах: о золотых самородках или обширных плантациях, обрабатываемых руками туземных рабов. Впору было только унести ноги. И Монтехо решился па смелый до безрассудства шаг.
Однажды ночью все уцелевшие конкистадоры в полном молчании собрались на городской площади и, построившись в колонну, тихо двинулись из каменных лабиринтов Чичен-Ицы па север. Кругом царила тишина. И только унылый, леденящий душу звон колокола в городской часовне провожал крадущихся в темноте людей. Никто не встретил испанцев на пути. Ни один часовой не поднял тревоги. И это было тем более странно, что индейские воины отнюдь не спали этой ночью в своих хижинах и шалашах, а тщательно готовились к предстоящей битве. Их обманул звон одинокого колокола, который долго провожал испанцев, усыпляя бдительность ночной стражи, он как бы говорил всем: «Не беспокойтесь, враг еще здесь, в городе, и молит своего бородатого бога о спасении!»
С первыми лучами солнца стройные ряды майяских воинов двинулись к городским стенам. Развевались на ветру знамена и перья на пышных головных уборах. Пронзительно ревели боевые трубы и свистульки. Час решающей битвы настал. Но на этот раз город встретил индейцев непривычной тишиной. Ее нарушали только монотонные удары колокола.
Заподозрив неладное, один молодой воин осторожно пробрался к часовне, и тогда вопль ярости пронесся над пирамидами Чичен-Ицы. Добыча ушла прямо из ловушки. В часовне не оказалось ни одной живой души, если не считать голодной собаки, к ошейнику которой была привязана веревка от языка колокола. На недосягаемой для животного высоте конкистадоры положили кусок хлеба, и, пытаясь дотянуться до него, собака бегала по часовне, заставляя колокол непрерывно звонить.
«Поняв в чем дело,— рассказывает Диего де Ланда,— они (индейцы.— В. Г.) были возмущены обманом и решили преследовать испанцев по разным направлениям, так как не знали, по какой дороге они пошли. Люди, которые были на этой дороге, настигли испанцев с громким криком как беглецов; но шесть рыцарей их ожидали
120
на равнине и ранили копьями многих из них. Один из индейцев схватил лошадь за ногу и удерживал ее, как будто это был баран» 2.
Изрядно потрепанный отряд Монтехо нашел себе временное убежище в Кампече — последнем оплоте испанцев на всем полуострове. Но яростные атаки воинов майя и недостаток продовольствия и пороха вскоре вынудили аделантадо убраться и оттуда.
Погрузив на корабли все, что у него оставалось после второго похода, конкистадор отбыл в Веракрус.
Между тем отряд Давилы благополучно добрался до границ уже известной нам провинции Четумаль. И лейтенант, терпя жестокую нужду в провианте, отправил в город своих посланцев с просьбой дать ему меда, маиса и домашней птицы, а также проводников до месторождений золота. Ответ не заставил себя ждать. Жители города обещали испанцам самый «теплый» прием: чужеземцы получат «птицу на остриях копий, а зерна маиса на кончиках стрел».
И все же жажда золота была настолько велика, что Давила, не осмелясь прямо войти в Четумаль, решил поискать «Эльдорадо» в его окрестностях. Теперь на каждой стоянке знатоки горного дела вели самые тщательные исследования — рыли шурфы, изучали образцы местных пород, заглядывали в русла ручьев. Но золота нигде не было!
Побродив некоторое время вокруг города и не добившись в своих изысканиях заметного успеха, Давила задумал обосноваться на зимовку в самом Четумале. После ожесточенного сражения конкистадоры ворвались в пылающий город. Потери их были велики, но индейцы бежали, и конкистадорам досталась неплохая добыча: в доме одного из местных вельмож они нашли драгоценностей почти на 1000 песо — изделия из золота и бирюзы, инкрустированные жемчугом ритуальные маски. Желая поскорее порадовать своего начальника, Давила приказал сложить награбленное в кожаные мешки и в сопровождении трех всадников и трех пехотинцев отправил все богатство в лагерь Монтехо. А несколько дней спустя остановившийся в лесу на привал крохотный отряд был внезапно атакован майя и полностью уничтожен. Золото же вернулось к его прежнему владельцу. Правда, сам Давила узнал об этом только через год.
121
В Четумале дела складывались невесело. Десять человек умерли от болезней и ран вскоре после вступления в город; другие десять тяжело заболели. В распоряжении Давилы оставалось всего восемь лошадей и немного пороха. Индейцы же почти каждый день яростно атаковали чужеземцев, укрывшихся в их родном доме.
И это вынужденное «сидение» продолжалось без малого год! Наконец, Давила сделал попытку прорваться в Сьюдад Реаль (Чичен-Ицу), чтобы соединиться с главными силами Монтехо. В качестве прикрытия он оставил на месте два десятка больных соотечественников, не способных выдержать тяготы пути. Но в области Кочвах посреди голой равнины отряд вновь был окружен индейцами. Хотя конкистадоры и устояли под грозным натиском воинов майя, потери их были достаточно велики — шестеро убитых и несколько десятков раненых. Уцелевших мучили голод и жажда. С большим трудом добрались они до города Тихосуко в смутной надежде отыскать там пищу и воду. Однако город был спален дотла самими жителями незадолго до появления испанцев. Все колодцы оказались забитыми камнями и грязью. Целый день конкистадоры вычищали один из источников, пока, наконец, не смогли напиться. И вода была такова, пишет Овьедо, что они выпивали с каждой каплей воды каплю грязи.
Только здесь Давила узнал, что его начальник покинул Юкатан. И сильно поредевший отряд повернул обратно в Четумаль.
Долгим и мучительным было это возвращение. Приходилось с боями прорываться через враждебно настроенные селения, преодолевать топкие болота, пробивать себе дорогу сквозь девственные леса. Наконец, вдали возникли острые зубцы частокола, окружавшего испанский лагерь в Четумале. Весь немногочисленный гарнизон города бросился навстречу отряду, полагая, что Давила идет с долгожданной подмогой. Но радость оказалась недолгой. К двум десяткам больных испанцев, сидевших до сих пор за стенами Четумаля, прибавилась горстка израненных и голодных товарищей.
Майя позволили Давиле беспрепятственно войти в город и только после этого возобновили свои атаки. Поскольку никаких запасов в лагере уже не оставалось, было принято решение сделать плоты и, погрузив на них
122
все имущество и людей, прорваться по воде в Гондурас, где вот уже много лет существовали испанские поселения.
План удался. Конкистадоры вырвались за пределы Четумаля, так как индейцы никак не ожидали их появления в заливе. Вскоре почерневшие руины некогда великолепного города остались далеко позади. Днем плыли, а по вечерам приставали к берегу и пасли лошадей на скудных приморских лугах. Многие солдаты, не выдержав лишений, умерли. Почти половина отряда Давилы страдала от тяжелых болезней. Но остававшиеся в строю упорно двигались к намеченной цели, пока, наконец, не увидели в лиловых лучах заката мирные дымы испанской колонии в Нако. Давиле и на этот раз удалось выйти целым и невредимым из самых опаснейших передряг.
Шел 1535 год. Юкатан снова был свободен. На его каменистых берегах не осталось ни одного чужеземного солдата.
Тяжелую п печальную картину представлял теперь этот некогда цветущий край. «После ухода испанцев,— свидетельствует Ланда,— в стране наступила засуха. Так как кукурузу беспорядочно расходовали во время войны с испанцами, у них (индейцев.— В. Г.) начался большой голод, такой, что они стали есть кору деревьев... Люди падали мертвыми на дорогах...» 3 В 1535 г., словно неистовый лесной пожар, вспыхнула вдруг братоубийственная война между двумя могущественнейшими юкатанскими династиями — Кокомами и Шивами. «Шивы, сеньоры Мани,— говорит Ланда,— решили устроить торжественное жертвоприношение идолам, приведя некоторых рабов и рабынь, чтобы бросить в колодец Чичен-Ицы. Так как нужно было пройти селение сеньоров Кокомов, их смертельных врагов, они послали просить у них позволения пройти по их земле, полагая, что в такое время те не возобновят старую вражду. Кокомы их обманули хорошим ответом. Они их поместили всех в большом доме и подожгли, убивая тех, кто спасался. Из-за этого начались большие войны» 4.
Как мы увидим позднее, эта междоусобица имела для судеб Юкатана далеко идущие последствия.
Между тем престарелый аделантадо метался из Новой Испании в Гватемалу, из Гватемалы в Гондурас, а потом вновь в Новую Испанию в тщетной надежде
123
разбогатеть и собрать сильную армию для новых завоеваний. Он бессовестно торговался из-за каждого дуката со своей женой, начал ожесточенную земельную тяжбу со старым товарищем по оружию Педро де Альварадо, выжимал все возможное и невозможное из своих имений. Но его время прошло. Для завоевания Юкатана у 67-летнего Монтехо не было ни прежней энергии, ни средств.
. И тогда он решил передать задуманное им дело в руки сына и племянника, молодых и жаждущих славы людей, которые носили то же самое имя — Франсиско де Монтехо. Незадолго до начала кампании аделантадо, вспомнив весь свой нелегкий опыт борьбы с непокорными майя, вручил сыну подробнейшие «Инструкции», где рассматривался каждый будущий шаг конкистадоров по юкатанской земле. Документ начинался следующими словами: «Дела, которые дон Франсиско Монтехо, мой сын, должен осуществить, чтобы завоевать и усмирить Юкатан и Косумель, полученные мною от имени его Величества, состоят в следующем:
во-первых, он обязан следить за тем, чтобы люди, которые идут с ним, были добрыми христианами без пороков или грехов. Они не должны выступать против всевышнего, святой мадонны или святых» 5.
Далее шла речь о том, что нельзя обращать свободных индейцев в рабов, что нужно нести им слово господне, и лишь тех, кто не захочет ему внимать, сурово наказывать. К тем майя, которые подчинятся испанцам без сопротивления, следует относиться со всей возможной добротой.
Главной целью похода Монтехо считал основание испанской колонии в Тихоо, почти в центре полуострова, при этом земли индейцев он советовал распределить среди колонистов, а самих индейцев превратить в крепостных новых хозяев.
Не забыл Монтехо-старший и себя. В конце «Инструкций» оп просил сохранить для него наиболее плодородные и густонаселенные районы Юкатана — Мани, Кампече и Чампотон.
В начале 1541 г., набрав около четырех сотен добровольцев, прибывших в Табаско из Чиапаса и Новой Испании, Франсиско Монтехо-сын отправился к берегам Юкатана. Пунктом для'высадки был выбран хорошо знакомый испанцам Чампотон. Но, когда ничего не подозре
124
вавшие конкистадоры ступили на городскую пристань, их со всех сторон атаковали отряды индейцев. Казалось, жители Чампотона вспомнили вдруг о громкой боевой славе своих отцов и решили доказать, что они вполне достойны ее6. Схватка была короткой и кровопролитной. Оставив на поле боя с десяток убитых, чужеземцы бежали на свои корабли. Но фортуна переменчива. Не прошло и нескольких часов, как испанцы сумели взять реванш. Дело в том, что майя решили отпраздновать свой успех самым торжественным образом. Сняв с убитых конкистадоров амуницию и одежду, они кое-как напялили их па себя и принялись петь и плясать прямо на белом прибрежном песке.
Это зрелище так возмутило испанцев, что они вернулись на берег. Чампотон был взят, а его жители отступили в сторону Кампече.
Конкистадоры, почувствовав вкус победы, немедленно двинулись вслед за отступавшими индейцами. Их путь не был усыпан розами. Майя сражались упорно. Отряду Монтехо-сына приходилось пробиваться сквозь бесчисленные частоколы, баррикады и засады индейцев. И все же успех был налицо. Пал Кампече. Сгорели многие селения и города. Наконец, .испанцы подошли к Тихоо. Еще издали они увидели внушительные укрепления города: деревянные палисады и валы из камня и земли. Некий Алонсо Росадо первым кинулся на штурм этой твердыни. За ним бросились остальные. Видимо, защитники крепости почувствовали в яростной атаке чужеземцев что-то неотвратимое.
«Белые шли без труб, без барабанов, без топота. В тумане еле виднелись их шпаги, их доспехи, их копья и кони. Они шли на город, как идет гроза,— властные, железные, непобедимые, и молнии летучих огней, летучие светлячки сверкали в их руках» 7.
Бой за Тихоо отличался крайним ожесточением. И майя покинули крепость, не выдержав яростной атаки конкистадоров.
На завоеванных землях Монтехо-сын повсюду устанавливал жесткие колониальные порядки. Любая попытка к сопротивлению беспощадно подавлялась. Сам главнокомандующий обосновался в Кампече, а для покорения северных районов полуострова направил отряд в 157 человек во главе со своим двоюродным братом.
125
Монтехо-племяиник, пройдя с боями по северной части Юкатана, захватил и подчинил испанской короне множество индейских селений, по окончательного успеха добиться так и не смог. Некоторое время спустя ему пришлось, отбиваясь от непрерывных атак майя, отступить в тот самый Тихоо, где совсем недавно судьба оказалась столь благосклонной к испанскому оружию. Но теперь было не до приятных воспоминаний. Из глубин полуострова полетели в Кампече к Монтехо-сыну отчаянные просьбы о помощи. Призыв был услышан. Вскоре 40 испанских солдат пополнили ряды осажденного гарнизона Тихоо.
В конце лета 1541 г. выступил в поход против непокоренных майя и сам главнокомандующий. По пути из Кампече в Тихоо, близ деревушки Тучикаан, он вдруг увидел впереди, на плоской и каменистой равнине, бесконечные колонны индейских воинов в полном боевом облачении. В центре войска, на украшенных золотом и перьями носилках, восседал молодой вождь в пышном костюме майяских царей. Это был Тутуль Шив — правитель могущественного государства Мани, занимавшего почти весь юго-западный Юкатан. Испанцы стали готовиться к предстоящей битве, хотя исход ее казался теперь неясным даже для самых отчаянных рубак отряда Монтехо, Но сражения не произошло. Майя пришли к испанцам с самыми мирными намерениями. Больше того, их юный правитель предоставил в распоряжение конкистадоров все свое многочисленное войско.
Тутуль Шив — один из влиятельнейших и могущественнейших владык полуострова — подал руку дружбы Монтехо-сыну отнюдь не потому, что испытывал к нему чувство искренней симпатии. С помощью испанцев он надеялся отомстить своим смертельным врагам — Кокомам.
Это было на руку Монтехо-сыну, который теперь надеялся подчинить майяские провинции без излишних затрат. По совету испанцев Тутуль Шив разослал во все соседние области гонцов с требованием покориться власти чужеземного короля. Многие индейские правители так и наступили, частично из страха перед Тутуль Шивом, а частично из страха . перед испанцами. Только гордый Наян Коком из Сотуты продолжал отчаянное сопротивление. Когда посланцы Шивов прибыли в его город, оп
126
перебил их во время торжественного пира, а одного, выколов ему глаза стрелой, отправил обратно.
Надежды на быстрое подчинение Юкатана опять не сбылись. В уже завоеванных провинциях начали-еь серьезные волнения. Но испанцы не обращали внимания па эти тревожные сигналы. Все лучшие земли были распределены, а их исконные хозяева-индейцы изгнаны на самые бесплодные и каменистые участки. Налоговая система, введенная колониальными чиновниками, словно хороший пресс, выжимала из майя все, что они создавали тяжким трудом на полях. Поборы испанцев намного превышали прежние подати местным правителям и жрецам. Больше того, вторжение чужеземцев нарушило и привычный жизненный уклад майя. «Теперь,— пишет американский историк Франс Блом,— внезапно в их стране появились новые деньги, новые законы и новые представления о праве собственности. Даже старые боги были объявлены негодными. Стало считаться постыдным одеваться в традиционную одежду, носить нефрит, бусы, зеленые перья. Бобы какао потеряли свою ценность в качестве денежного эквивалента, идея плохого и хорошего была изломана и искажена. Прежний общинный дух был сметен чуждыми ветрами. Стали преобладать погоня за личной выгодой и стремление к накоплению» 8.
Обстановка накалялась с каждым днем. 10 июня 1542 г. над Юкатаном прозвучал клич—«К оружию!». Начи Коком, собрав несколько десятков тысяч воинов (некоторые источники называют 60 тыс.), явился в Мериду 9 и, захватив ее предместья, окружил испанский гарнизон. Монтехо-сын расставил своих людей близ одной из самых высоких пирамид: кавалерия и пехотинцы с мушкетами разместились у ее подножия, а арбалетчики — на ступенях древней постройки.
11 июня майя начали штурм импровизированной испанской крепости. Это была одна из самых значительных битв в истории завоевания Юкатана. Индейцы сражались за свою свободу так, как не сражались еще никогда.
Кавалерия испанцев то и дело врезалась в плотные ряды майя, отбрасывая их на какое-то время от пирамиды. Но, оправившись, индейцы продолжали свой яростный натиск. Здесь сошлись смертельные враги. Они резали, били, кололи друг друга, а когда под рукой уже ие было оружия, душили противника. Лишь поздно вече-
127
ром, понеся большие потери, майя отступили. На полб боя остались сотни мертвых и тяжелоранены» индейских воинов. Испанцы потеряли шесть лошадей и два десятка солдат. Но зато каждый уцелевший конкистадор, включая и самого Монтехо, получил по нескольку ран.
Победа испанцев имела далеко идущие последствия. Услышав о ней, большинство юкатанских правителей поспешило в лагерь завоевателей, чтобы выразить свою покорность Монтехо. Одновременно старый аделантадо прислал из Чиапаса значительные подкрепления во главе с Монтехо-племянником. Следовало упрочить успех. И карательные отряды конкистадоров разошлись по всей стране. Лилась кровь и горели индейские дома в Кочвахе и Чуа-ке, Экабе и на Косумеле.
Когда испанцы достигли прибрежного селения Поле, Монтехо-племянник послал к правителю острова Косумель одного из солдат с просьбой предоставить в его распоряжение побольше лодок. Вскоре солдат вернулся с целой флотилией. В этот момент внезапно налетела буря. Высокие пенистые валы загуляли на просторах пролива. Индейцы, сопровождавшие лодки, отказались лезть в этот кипящий котел, но предводитель конкистадоров решил плыть во что бы то ни стало. С отчаянием обреченных испанцы ринулись навстречу ветру и волнам. Как и следовало ожидать, утлые челны были мгновенно рассеяны океанскими валами. Часть из них сумела пробиться к острову. Другие, в том числе и лодка Монтехо-пле-мянника, вернулись на материк. Но одна большая ладья опрокинулась и утонула, в результате чего погибло девять испанцев и несколько индейцев. Молва об этом мгновенно распространилась по всему побережью. И чем дальше она шла, тем больше обрастала разными фантастическими деталями. В конце концов стали утверждать, что в проливе утонул весь отряд Монтехо-племянника вместе с предводителем. Это подхлестнуло не смирившихся с испанским владычеством майя к новым выступлениям. Вспыхнули восстания на юге и юго-востоке полуострова. Почти четыре месяца шла упорная и кровопролитная борьба, прежде чем повстанцы сложили оружие и разошлись по домам. Теперь уже с полным основанием испанцы могли говорить, что в целом Юкатан ими покорен. И тогда началось массовое избиение недовольных. Жестокостям победителей не было предела. «Индейцы,—
128
констатирует Диего де Лайда,— тяжело переносили ярмо рабства. Но испанцы держали разделенными их поселения, находившиеся в стране. Однако не было недостатка в индейцах, восстававших против них, на что они отвечали очень жестокими карами, которые вызвали уменьшение населения. Они сожгли живыми несколько знатных лиц в провинции Купуль, других повесили. Были получены сведения о волнении жителей Йобаина, селения че-лей. Испанцы схватили знатных лиц, заперли в одном доме в оковах и подожгли дом. Их сожгли живыми, с наибольшей в мире бесчеловечностью...
Индейцы провинций Кочвах и Четумаль возмутились, и испанцы их усмирили таким образом, что две провинции, бывшие наиболее населенными ... остались наиболее жалкими во всей стране. Там совершали неслыханные жестокости, отрубая носы, кисти, руки и ноги, груди у женщин, бросая их в глубокие лагуны с тыквами, привязанными к ногам, нанося удары шпагой детям, которые не шли так же быстро, как их матери...
Испанцы оправдываются, говоря, что их было мало и они не смогли бы подчинить столько людей, если бы не внушили страх ужасными карами» ‘°.
К этим красноречивым свидетельствам испанского епископа трудно что-либо добавить. Огнем и мечом насаждали новые порядки на майяской земле почуявшие свою силу завоеватели.
В 1546 г. чаша терпения майя переполнилась, и в районе Вальядолида (провинция Купуль) вспыхнуло еще одно крупное восстание. По тщательно разработанному плану индейцы внезапно напали на местных испанских колонистов, разгромили их дома и имения, убив при этом 17 испанцев и 400 их индейских слуг.
Повстанцы окружили Вальядолид, по его гарнизону удалось послать в Мериду сообщение о случившемся. Вскоре оттуда примчался отряд из сорока хорошо вооруженных кавалеристов во главе с Франсиско Тамайо Пачеко. Только это и спасло. город от полного разгрома. Затем пришли новые подкрепления, и восстание было потоплено в крови. .
Отныне над всем Юкатаном опустилась беспросветная трехвековая ночь колониального рабства. И кто лучше самих майя мог до конца попять и всем сердцем про
6 В. и, Гуляев
129
чувствовать ту бездну страданий и горя, в которую ввергли их европейские завоеватели;
О люди ица!
Ваши боги уже не имеют силы.
Этот истинный бог, который спустился, только о грехе будет говорить, только о грехе его учение.
Бесчеловечными будут их солдаты, свирепыми будут их псы...
Большое горе, сильная нищета
из-за новой дани, наложенной на вас.
Вы будете нести бремя дани...
Приготовьтесь переносить тяжесть нищеты, которая идет в ваши селения...
Принимайте, принимайте ваших гостей, бородатых людей, несущих знак бога... Они пожелают, чтобы вы служили богу вместе с ними....
Вот что придет тогда: власть порабощать, рабство на строительстве, рабство людей... **
Перевод Ю. В. Кнорозова
Словно печальный реквием по давно ушедшим временам независимой и процветающей цивилизации, которая по праву соперничала с Египтом и Шумером, звучат заключительные слова одной из уцелевших книг майя «Чилам Балам»:
Владыка — название двадцатилетия, когда они перестали называться людьми майя;
имя им всем — христиане, подданные святого Петра в Риме и его величества короля 1г.
Перевод Ю, В, Кнорозова
Глава 9
ПАДЕНИЕ ТАЙЯСАЛЯ
О что достойно нас? — Подвеска на груди.
О что украшает смелых людей? —
Мой плащ, повязка моя. Не божий ли это гнев? О чем же плакать тогда? Беда поразила нас всех!
«След, оставленный владыкой Хунак-Кеель»
Перевод Ю. А. Зубрицкого
После окончательного покорения Юкатана в 1546 г. у майя осталось только одно независимое государство — провинция ицев в районе озера Петен-Ица, на севере Гватемалы '. Столица майя-ицев Тайясаль находилась от ближайших испанских колоний на расстоянии 300 (город Гватемала) и 480 км (Мерида на Юкатане). Воинственные обитатели этих глухих мест, защищенные самой природой от вторжений испанцев, сумели сохранить свою свободу и независимость еще на протяжении почти 175 лет. Непокорные ицы стояли поперек горла колониальным чиновникам,—они мешали им установить прямую связь между городами тихоокеанского побережья Мексики и Гватемалы и Юкатаном. Но тяготы долгого пути через джунгли и болота и ярость . атак воинов Тайясаля долго отпугивали конкистадоров от вторжения в их земли.
Это отнюдь не значит, что все 175 лет ицев абсолютно никто не тревожил. Там, где нельзя было сломить врага лобовым ударом, испанцы пускали в ход более тонкое и действенное оружие: миссионеров и проповедников. И надо сказать, что эти «конкистадоры в рясах» с помощью креста и молитвенника достигали зачастую куда более ощутимых результатов, чем поднаторевшее в избиениях индейцев воинство испанского короля. Им удалось, к примеру, окрестить и мирным путем подчинить жителей другого значительного государства
6*
131
майя — Акалана. Для удобства христианизации местного населения монахи уговорили индейцев покинуть свою прежнюю столицу Ицамканак и переселиться на повое место, ближе к побережью, в Тишчель. Это случилось в 1557 г.2
Однако до территории ицев долго не могли добраться и самые ретивые миссионеры.
Лишь в 1618 г. из Мериды, столицы испанских владений на Юкатане, отправились на поиски Тайясаля два монаха-францисканца: Бартоломе де Фуэнсалида и Хуан де Орбита, хорошо знавшие язык майя. Добравшись с большим трудом до берегов озера Петен-Ица, они, вопреки ожиданиям, встретили здесь самый радушный прием. Правитель Тайясаля Капек 3 позволил даже францисканцам начать среди жителей столицы пропаганду христианства. Первую проповедь монахи прочли прямо у степ царского дворца. Послушать их пришло много народу. «Собравшиеся там индейцы,— пишет испанский хронист XVII в. Вильягутьерре,— с большим вниманием отнеслись к речи отца Фуэпсалиды». Миссионеры торжествовали. Их замысел — сделать христианами язычников-ицев,— казалось, был близок к осуществлению. Но здесь произошло событие, резко нарушившее эту идиллическую картину.
. После окончания проповеди преподобные отцы отправились посмотреть «многочисленные храмы и святилища зловредных и мнимых индейских богов...
И, войдя в один из храмов,— продолжает свой рассказ Вильягутьерре,— опи увидели, что посреди него стоит огромный идол ... сделанный из камня и притом весьма любопытный».
Монахи от изумления потеряли дар речи. Таинственное «божество» майя-ицев оказалось не чем иным, как статуей лошади почти в натуральную величину. «И оци, эти варвары, поклонялись ему (идолу.— В. Г.), как богу грома и молнии, называя его Циминчак» 4.
Далее Вильягутьерре сообщает, что «преисполненный религиозного рвения» отец Орбита схватил увесистый камень и в ярости разбил идола на куски. Индейцы пришли в ужас. На их глазах совершилось неслыханное кощунство: чужеземцы осмелились поднять руку на одного из главных богов Тайясаля! Только смерть осквернителей святыни могла искупить столь тяжкий грех. Разгневанные майя плотным кольцом окружили перепуганных
132
миссионеров. И тогда отец Фуэнсалида, не менее самих индейцев потрясенный опрометчивым поступком, своего спутника, решился на отчаянный шаг. Встав на пьедестал только что разбитой статуи, он обратился к бушующей толпе со страстной проповедью о вреде язычества. Это было, бесспорно, одно из самых ярких, вдохновенных и убедительных выступлений монаха, поскольку индейцы несколько успокоились и позволили францисканцам вернуться во дворец Канека. Там проповедники и узнали удивительную историю о «лошадином боге» ицев. Виной всему оказался вороной конь Кортеса, которого тот во время своего похода в Гондурас весной 1525 г.5 оставил па попечение майя. Индейцы поместили раненое животное в храм и принесли ему мясо, букеты цветов, словно он был знатным вельможей. Нет ничего удивительного в том, что подобные «угощения» пришлись бедной лошади не по душе, и она вскоре подохла от голода. Перепуганный Канек, страшась мести Кортеса, приказал изготовить из камня точную копию коня и установить ее в том же самом храме. Нового бога индейцы нарекли пышным именем «Циминчак», т. е. «Громовой тапир» («Цимин» — тапир, «чак» — гром, дождь, гроза). В иерархии местных богов Циминчак занял второе место после бога дождя Чака 6.
Оправившись от потрясения, испытанного в храме Ци-минчака, преподобные отцы напомнили Канеку о том, что еще прежний правитель Тайясаля обещал Кортесу принять католическую веру и сжечь всех идолов. Ответ Канека, не лишенный изрядной доли юмора, был тверд и нелицеприятен. Он заявил монахам, что сейчас, по предсказаниям жрецов, неудобно отказаться от старых богов и принять новых, а посему святым отцам следует прекратить здесь дальнейшие проповеди и вернуться на Юкатан.
Несколько месяцев спустя Фуэнсалида и Орбита вернулись в Тайясаль и даже прожили там около 18 дней. Но их попытки посеять семена важнейших католических заповедей в душах неискушенных индейцев закончились неудачей. Более того, боясь потерять свое влияние, местные жрецы сумели настроить жителей города на враждебный лад по отношению к монахам и даже спровоцировали открытое выступление против них. Однажды на рассвете толпа вооруженных индейцев окружила хижину
133
миссионеров. Десятки рук схватили преподобных отцов, и, не успев опомниться, те очутились на водной глади громадного озера в утлой лодчонке без еды и припасов. А вдогонку неслись крики возбужденных майя: «Не приходите больше! Нам не нужен ваш бородатый бог! Здесь вас ждет только смерть!»
И это были не пустые слова. Четыре года спустя, в 1622 г., губернатор Юкатана отправил для завоевания Тайясаля целую военную экспедицию во главе с Франсиско де Миронесом. 30 марта небольшой отряд из 20 испанцев и 140 дружественных индейских воинов двинулся в путь. Через некоторое время к ним присоединился монах Диего Дельгадо, которому очень хотелось, по-видимому, преуспеть там, где потерпели провал два его предшественника — Фуэнсалида и Орбита. По дороге конкистадоры чинили в индейских селениях всевозможные насилия. Особой жестокостью отличался сам предводитель отряда — капитан Миронес. В селении Сакалум он па-творил столько гнусных дел, что раздосадованный отец Дельгадо покинул своих соотечественников и пошел дальше в сопровождении нескольких десятков индейцев-христиан из селения Типу. Довольно быстро они добрались до берегов озера Петен-Ица. Здесь Дельгадо и индейцев встретили воины майя-ицев. Они были на удивление приветливы. Преподобного отца и его спутников усадили в лодки и доставили в Тайясаль, где всех до единого принесли в жертву богам. Францисканец умер последним. Даже лежа на окровавленном алтаре он бормотал свои молитвы до тех пор, пока обсидиановый нож майяского жреца не вспорол ему грудь.
Слухи о смерти Дельгадо достигли Мериды лишь через несколько месяцев. Капитан Миронес, оставшийся в Сакалуме, получил приказ быть настороже, но не обратил на это никакого внимания. 2 февраля 1624 г., когда конкистадоры отправились на торжественную мессу, их внезапно атаковали местные индейцы. Они убили всех людей Миронеса, а церковь подожгли.
Эти драматические события надолго отбили у испанцев охоту соваться во владения ицев. Больше того, даже ранее принявшие христианство мирные индейцы порвали с новой религией, вернулись к своим привычным языческим богам и уже враждебно встречали каждого европейца, будь то проповедник или солдат. Майя-ицев от
134
делял теперь от испанских колоний на севере и юге еще одип надежный барьер.
Между тем над их головами собирались грозовые тучи. Новый испанский губернатор Юкатана, молодой и энергичный Мартин де Урсуа, решил, наконец, покончить со строптивыми обитателями Тайясаля.
Получив в 1692 г. высокий губернаторский пост, он немедленно приступил к реализации своего тщательно продуманного плана.
Прежде всего Урсуа написал пространное письмо королю Испании, в котором излагал основные цели нового похода против непокорных индейцев и испрашивал официальное разрешение применить в случае необходимости силу.
«Сир,— писал Урсуа королю,— предприятием ... в котором я мог бы принять участие во время своего губернаторства, является обращение (христианизация.— В. Г.) и усмирение тех бесчисленных нечестивых индейцев, которые обитают между провинциями Юкатан и Гватемала, и соединение этих провинций дорогой, что не только облегчит торговлю, приносящую общественную пользу и выгоду Вашему величеству, но и поможет также должным образом разместить многих индейцев... Я предлагаю Вашему величеству сделать это исключительно за мой счет, не прибегая к помощи королевского казначейства... Мехико, 30 июня 1692 года» 7.
Когда Мартин де Урсуа получил соответствующее разрешение короля, он, не теряя времени, приступил к осуществлению подготовительных мер перед решающим наступлением на Тайясаль. Из Кампече по направлению к озеру Петен-Ица начали прокладывать через джунгли и болота новую большую дорогу — без этого нечего было и думать о завоевании ицев.
Одновременно губернатор вручил группе монахов во главе с Андресом де Авенданьо, которые направлялись в Тайясаль для пропаганды католической веры, специальное послание правителю Канеку, надеясь тем самым добиться подчинения непокорной провинции майя мирным путем. Ниже следуют отрывки из этого письма — непревзойденного образца эпистолярного стиля той эпохи. Чего стоит одна преамбула с длинным перечислением всех титулов и званий отправителя: «Дон Мартин де Урсуа-и-Арисменди, губернатор, генерал-капитан и верховный
135
судья в провинциях Майяпана (ныне Юкатана.— В. Г.), Косумеля и Табаско, наместник дона Карлоса II, великого короля Испании и всех этих Индий, островов и материка моря-океана и многих других королевств и завоевателя варварских народов — благородному Канеку, правителю ицев, шлет привет...» 8
Далее идут пространные рассуждения о том, что ицы, как и все другие народы Нового Света, должны подчиниться испанской короне, а в качестве идеологического обоснования этого более чем странного требования делается экскурс в историю конкисты.
«Это уже не первый раз, когда подобные известия сообщались вам ... Так, когда великий Мотекухсома, монарх, живший много лет назад и владевший этими провинциями, подчинился и стал слугой испанского короля, ваши собственные деды и прадеды также покорились, в то время когда дон Фернандо Кортес проходил через эти ваши острова и оставил вам лошадь в знак того, цто он вернется. Но он не вернулся, так как ему нужно было отправиться в Мехико. И сейчас я также говорю вам, что я хочу любить вас и не прошу у вас ничего, кроме оказания почтения истинному королю и повелителю. И в качестве доказательства, что это мое единственное намерение и что я не желаю воевать с вами, и для спасения мира, о котором вы меня просите, я посылаю вам от имени нашего короля и повелителя дона Карлоса этих отцов Святого Франциска, чтобы они могли наставить вас на путь истинный и приобщить к таинствам нашей святой веры, вырвав вас из мрака, в котором вы пребываете благодаря козням дьявола. Мерида, 8 декабря 1695 года» ’.
Между прочим, незадолго до начала путешествия францисканцев в Тайясаль от имени Канека в Мериду явилось посольство ицев во главе с племянником правителя, получившим при крещении имя Мартин Франсиско.
Когда слух об этом достиг губернаторского дворца, Урсуа выехал навстречу посланцам майя в сопровождении пышной свиты чиновников городского магистрата, офицеров и дворян, щеголявших друг перед другом своими золочеными каретами и породистыми верховыми лошадьми. Улицы города запрудила толпа любопытных: все хотели взглянуть на диковинно одетых индейцев, прибывших из какой-то лесной глухомани.
136
После взаимных приветствий племянник Канека выступил вперед и с помощью переводчика заявил губернатору следующее: «Мой повелитель, представляя моего дядю, великого Канека, царя и абсолютного владыку ицев, от его имени я склоняюсь у ваших ног и вручаю вам его царскую корону ... с тем, чтобы ваша милость приняла нас под свою защиту и покровительство и дала нам священников, которые окрестят нас и обучат законам истинной веры» 10.
Мы пе знаем, к сожалению, в какой мере эта речь соответствует действительности. Видимо, посольство было всего лишь ловким отвлекающим маневром правителя ицев, стремившегсся подольше удержать конкистадоров от прямых военных действий против его государства.
Во всяком случае, племянник Канека сопровождал Авенданьо (с двумя собратьями по ордену) до Тайясаля. На какое-то время монахам удалось завоевать доверие местных жителей. «Когда они прибыли на этот остров около пяти часов вечера и вышли на сушу,— рассказывает Вильягутьерре Сото-Майор,— то наткнулись на дом Канека, стоявший у самого берега. И вступив в пего, сразу же увидели стол для жертвоприношений, сделанный из камня, очепь большой, более двух с половиной метров длины и полтора метра ширины. Его окружало двенадцать скамеек. По числу жрецов, которые совершали жертвоприношения» “.
Можно понять, в какой ужас и в какое негодование пришли благочестивые монахи, когда опи увидели тот самый алтарь, на котором, быть может, погиб их собрат Дельгадо. Между тем за три дня пребывания в городе испанцы окрестили свыше трех сотен индейских детей. Авенданьо настойчиво убеждал Канека и его сановников принять христианство и подчиниться испанскому королю. Но хитрые вожди ицев вновь сослались на то, что, по предсказаниям жрецов, еще не настало время менять старую религию па католическую и поэтому нужно терпеливо ждать подходящего часа.
По словам Авенданьо, в одном из городских храмов он видел каменный ящик, где бережно хранилась кость лошадиной ноги, принадлежавшей когда-то коню Кортеса. Эта кость считалась у индейцев священной реликвией, и они поклонялись ей.
Вскоре монах и его спутники были выдворены из
137
пределов провинции ицев и, терпя лишения и нужду, отправились в обратный путь на Юкатан. Они долго шли через бесконечные лесные массивы северо-восточного Петена, увязли в топких болотах, пересекли какую-то большую реку. Единственной пищей им служили орехи, коренья и дикие плоды. Стоит ли удивляться, что через две-три недели монахи совершенно обессилели от голода и почти не могли передвигаться. Когда их страдания, казалось, достигли предела, Авенданьо случайно увидел развалины древнего города.
«Среди этих высоких холмов, которые мы встречали,— писал он впоследствии,— находилось много древних построек; некоторые из них мне показались предназначенными для жилья, и, хотя они были очень высоки, а мои силы на исходе, я вскарабкался на них, хотя и с большим трудом. Они имеют планировку монастыря — маленькие кельи и много комнат для жилья, все крытые, окруженные террасой, и побеленные изнутри ... И эти упомянутые здания имеют такую форму, что совсем не похожи на постройки провинции Юкатан, где они облицованы тесаным камнем, положенным без раствора, особенно это касается их сводов, но местные (в Петене.— В. Г.) — все сделаны из камня, покрытого слоем извести» 12.
Наблюдательный монах, сам того не понимая, правильно подметил одно из главных отличий двух основных направлений в майяской архитектуре: северного, юкатанского, и равнинной области, где находился в I тысячелетии н. э. центр Древнего царства майя.
По предположению известного исследователя культуры майя из США Сильвануса Морли, городом, на который случайно набрели несчастные монахи, мог быть только Тикаль. Таким образом, францисканец Авенданьо первым из европейцев увидел руины одной из самых больших и блестящих столиц древних майя, пришедшей в упадок и погребенной в джунглях.
Лишь через несколько дней индейцы-христиане случайно наткнулись на полумертвых миссионеров и буквально спасли от смерти, принеся их в гамаках в ближайшее испанское селение.
Одновременно с миссией Авенданьо по приказу Мартина де Урсуа к озеру Петен-Ица отправилось 60 испанских солдат во главе с Педро де Субийаром, несколь
138
ко сот индейцев и преподобный отец Буэнавентура — походный капеллан. Они должны были по замыслу губернатора сыграть роль почетного караула во время торжественной церемонии передачи власти Канеком испанской администрации.
18 января 1696 г. отряд Субийара и индейцы добрались до берегов озера Петен-Ица. Но едва первые ряды конкистадоров оказались на песчаной отмели, у воды, на них, словно стая коршунов, набросилась флотилия лодок, битком набитых воинами ицев. Судьба сражения решилась в считанные минуты. Пока конкистадоры приходили в себя и заряжали мушкеты, индейцы уже скрылись вдали, уводя с собой пленников и в том числе капеллана отряда Буэнавентуру. Все они нашли свою смерть на жертвенном камне главного храма Тайясаля. Опасаясь вторичного нападения, Субийар поспешно отступил. На следующий день он опять попытался выйти на подступы к майяской столице, по был встречен несколькими тысячами индейских воинов и, не добившись ощутимого успеха, вновь отступил.
Новости о неудаче миссии Авенданьо и разгроме отряда Субийара дошли до Мартина де Урсуа почти одновременно. Стало очевидным, что покорить ицев можно только с помощью хорошо подготовленных военных операций. Понимая, что главное преимущество индейцев заключается в местоположении их столицы, окруженной со всех сторон водами озера, и наличии множества лодок, встречающих врага в любой точке побережья, губернатор Юкатана решил построить свой флот.
Завоевание этой части Нового Света (Мексика и Центральная Америка) началось в почти аналогичной ситуации: Эрнан Кортес для захвата островной столицы ацтеков— Тепочтитлана вынужден был нейтрализовать грозную флотилию боевых лодок индейцев. Он достиг этого с помощью целой эскадры небольших парусных бригантин, доставленных издалека и собранных прямо на берегах огромного озера Тескоко. И вот теперь, 175 лет спустя после падения Тепочтитлана, испанцы вновь столкнулись с необходимостью строить флот для захвата столицы майя-ицев. Правда, масштабы и весь накал борьбы обеих кампаний были далеко не равными. Но для этого тоже имелись свои основания. Шел конец XVII в. И разгром последнего независимого государства индейцев
139
на территории испанской Америки был лишь логическим финалом затянувшейся па века агонии аборигенного населения континента, вызванной жестокими притеснениями и насилиями европейских завоевателей.
Мартип де Урсуа не стал искать новых оригинальных решений. Он попросту воспользовался опытом Кортеса. Губернатор приказал доставить по недавно проложенной дороге на берега озера Петен-Ица материалы, снаряжение и оснастку, необходимые для строительства крупных весельных судов. Как и па заре конкисты, весь этот солидный груз пронесли на своих спинах носилыцики-ип-дейцы. Обоз сопровождало около ста испанских солдат, а также плотники и корабельные мастера. Их задача была проста, но требовала затраты больших усилий: до прихода главных сил заготовить необходимую древесину и построить несколько галер.
24 января 1697 г. Урсуа с основным войском покинул Кампече и двинулся на юго-восток. Тяжелый бархатный штандарт, олицетворявший могущество испанского короля, лениво колыхался в такт размашистой рыси нарядных всадников, гарцевавших во главе длинной и неуклюжей колонны.
К 1 марта испанская армия в полном составе обосновалась на берегу озера Петеп-Ица, возведя для безопасности укрепленный лагерь. В считанные дни были спущены на воду большая галера и несколько лодок для десанта.
Между тем ицы ежедневно демонстрировали свои враждебные чувства по отношению к пришельцам. Они приплывали на лодках к испанскому лагерю, угрожающе размахивали оружием, били в барабаны и издавали пронзительные воинственные крики. Видимо, индейцы надеялись запугать противника, но вскоре поняли, что это им не удалось, и пошли на хитрость.
10 марта от причалов Тайясаля направилось к испанскому лагерю множество лодок. Над первой из них развевался белый флаг. Верховный жрец майя-ицев и несколько высших сановников от лица Канека предложили мир и дружбу. Мартин де Урсуа принял их самым радушным образом и передал Канеку приглашение встретиться па берегу озера через два дня. Послы получили щедрые подарки: топоры, ножи, стеклянные бусы, серьги, шелковые ленты — и, довольные, удалились.
140
Испанцы решили, что ицы готовы без кровопролития подчиниться им. Но напрасно ждал испанский главнокомандующий правителя Тайясаля, стоя на пустынном берегу. В назначенный час никто не явился.
А затем, словно давая недвусмысленный ответ врагу, из голубых просторов озера вынырнула стая боевых лодок майя. Одновременно колонна воинов-ицев двинулась к лагерю испанцев прямо через болото и лес. И только рано опустившиеся сумерки помешали двум враждебным армиям скрестить оружие.
В этот ответственный момент Урсуа собрал в своем шатре на военный совет всех офицеров отряда. Обсуждался план дальнейших действий. Все заявили о том, что время уговоров прошло и следует подчинить ицев силой, показав им на деле неоспоримые преимущества испанского меча и мушкета над их жалкими орудиями войны. 13 марта 1697 г. перед решающим штурмом твердыни ицев все конкистадоры отправились на торжественную мессу. Капеллан благословил христово воинство па борьбу с нечестивыми язычниками, заранее даровав всем отпущение грехов, и посадка на суда началась. Сам губернатор со 108 солдатами разместился на борту галеры; 127 пехотинцев остались для защиты лагеря.
И вот длинное тело галеры прорезало водную гладь озера. Вдали, из дымки тумана, выплыл большой остров с нагромождением каменных зданий. И тут испанскую галеру вплотную окружило множество лодок ицев. Ливень стрел и камней обрушился на незваных пришельцев. С борта испанского корабля не последовало ни одного выстрела. Перед началом сражения каждому солдату и офицеру был прочитан приказ губернатора, запрещавший под страхом смерти стрелять из пушек и ружей в индейцев без особого на то сигнала. Осыпаемые градом острых стрел конкистадоры чувствовали себя довольно неуютно, но суровая воинская дисциплина не позволяла им нарушить приказ.
С помощью переводчика Урсуа несколько раз обращался к ицам с мирными предложениями, но все было напрасно. Атаки продолжались, так как майя увидели в молчании испанских солдат признак неуверенности и трусости. И в этот момент произошло нечто неожиданное. Одна оперенная индейская стрела пробила руку сержанта Хуана Гонсалеса, а другая попала в рядового копкиста-
141
дора Бартоломе Дурана. В следующее мгновение оба испанца, не дождавшись приказа губернатора, разрядили свои мушкеты прямо в гущу майяских воинов. Вскоре всю палубу заволокло облаком дыма от непрерывных залпов мушкетов и аркебуз. Эффект этой канонады превзошел все ожидания. Ицы никогда раньше не имели дела с огнестрельным оружием. «Ужас лучников и в лодках и на острове был таков, что они в тот же миг побросали свои луки и весла и попрыгали в воду, и вся поверхность озера зачернела от голов мужчин, женщин и детей, плывущих словно рыбы» 13.
В считанные минуты все было кончено. Тайясаль опустел, и испанцы без особых помех вошли в город. Первым ступил на камни острова губернатор Мартин де Урсуа, с ног до головы закованный в латы, с мечом и щитом в руках. Над главным храмом города было установлено королевское знамя, и языческий Тайясаль прекратил свое существование. Новую испанскую колонию нарекли пышным именем Нуэстра Сеньора де лос Реме-диос и Сан Пабло де Ица.
На следующий день, собрав кое-как часть разбежавшихся индейцев, юкатанский губернатор устроил на центральной площади города красочный спектакль. Стоя под королевским штандартом, он обратился к обитателям майяской столицы с короткой и патетической речью.
«Сеньоры,— заявил он,— хотя его величество (да храни его бог) уже является королем, господином и абсолютным повелителем этих мест, я для большей пользы и от имени его величества дона Карлоса Второго (да храни его бог) вступаю в немедленное и безусловное владение этим островом и всеми остальными, с селениями и землями, которые находились под властью царя Канека...» 14 Так, 14 марта 1697 г. исчезло последнее независимое государство индейцев, почти на два столетия пережившее своих собратьев в Мексике и Перу.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В кафедральном соборе города Памплона в Испании висит писанный маслом старинный портрет: дон Мартин де Урсуа — уроженец этих мост — гордо взирает на дело рук своих — завоеванную провинцию Петеп-Ица, па распростертых у его пог индейцев. В углу картины — пышный герб губернатора Юкатана с птицами, львами и крестами по золотому фопу, а ниже — длинный перечень его титулов и званий: «Дон Мартин де Урсуа-и-Арис-мепди, рыцарь ордена Сантьяго, граф Лисаррага Венгоа, завоеватель ицев, пожизненный губернатор и генерал-капитан их провинций, а также Юкатана, Косумеля и Табаско, выборный губернатор Филиппинских островов и глава Королевской аудиенции».
За что же этот наваррский аристократ удостоился стольких милостей и наград?
Видимо за то, что Урсуа считался в придворных кругах самым образцовым испанским военачальником и администратором — в меру образованным и в меру гуманным, старавшимся управлять обширными королевскими колониями в Новом Свете без тех излишних жестоко стей, которые были столь характерны для первых этапов конкисты. «Гуманный» конкистадор Мартин де Урсуа «без пролития крови» захватил столицу майя-ицев и походя уничтожил наиболее яркие и осязаемые образцы их культуры: языческие храмы, дворцы, рукописи, статуи богов из дерева и камня, «забыв» оставить потомкам хотя бы краткое описание жизни и быта порабощенного им парода. Да, по сравнению с жестоким веком Кортеса внешние формы испанской экспансии в Новом Свете изменились, по грабительская сущность осталась прежней.
143
И это хорошо понимали истинные хозяева американского континента — индейцы:
Едва ступив на эту землю, Они уже владеют ею.
Это белые люди!..
Белые,
Они вырубают леса,
Они забирают себе каждый камень, Из их пальцев брызжет огонь.
Они прячут свой яд, Они прячут веревки, Чтобы повесить ваших отцов... Горе в нашем краю!
Рабство, согнувшее нас, Вышло из чрева христианства!
Станут рабами слова, Станут рабами деревья, Камни станут рабами, Станет рабом человек...
Будет разрушено сердце народа... 1
Перевод 10. А. Зубрицкого
Крайне необъективная оценка деятельности Урсуа повторяется некоторыми буржуазными учеными и в наши дни. «Это было одно из последних завоеваний,— пишет американский историк Филипп Минз,— сделанных в Новом Свете вассалами кастильской короны. Покорение ицев явилось одним из наиболее похвальных колониальных предприятий испанцев как в отношении его целей,
так и в отношении методов — терпимых и милосердных... Ицам были предоставлены все возможности войти в состав испанской империи на мирных и почетных условиях, и тот факт, что они в конце концов были приведены к покорности силой, под ужасающий рев орудий,— всецело результат их глупого и вероломного поведения» 2.
Защитникам колониального разбоя, будь то средневековый монах с пером в руках или респектабельный профессор современного колледжа, никак не понять одной простой истины: всякое покушение на свободу другого народа или государства, независимо от методов и форм, было и остается прямым преступлением против человечества и не заслуживает никакого снисхождения.
ПРИМЕЧАНИЯ
Вступление
1	Леон-Портилья М. Философия нагуа. М., 1961, с. 295.
2	Wolf Е. Sons of the shaking earth. Chicago, 1962, p. 154. Здесь и далее (кроме особо оговариваемых случаев) переводы сделаны автором.
3	Созина С. Муиски, еще одна цивилизация древней Америки. М., 1969, с. 22.
4	Советский читатель знает о завоевании Мексики как из переводных работ: Вайян Дж. История ацтеков. М., 1949; Паркс Г. История Мексики. М., 1949; Керам К. Боги, гробницы, ученые. М., 1963; Галленкамп Ч. Майя, загадка исчезнувшей цивилизации. М., 1966,— так и из некоторых трудов советских последователей, например: М азидович И. П. История открытия и исследования Центральной и Южной Америки. М., 1965; Кинжалов Р., Келов А. Падение Теночтитлана. Л., 1956. Однако первая из упомянутых работ советских авторов посвящена истории географических открытий, и поэтому в ее задачу не входит подробное рассмотрение агрессивных устремлений Испании на Американском континенте, вторая же — популярный рассказ о конкисте, рассчитанный на детей школьного возраста и, естественно, не претендующий на точность и полноту, присущие научному исследованию. Таким образом, до сих пор специальной работы общего характера по истории завоевания Мексики и Центральной Америки в нашей стране еще не создано.
5	Общая оценка характера конкисты и ее последствий для судеб народов Старого и Нового Света уже дана в ряде работ классиков марксизма-ленинизма и в исследованиях советских ученых.
То, что произошло в Новом Свете в XVI—XVII вв., имело огромное значение для всего последующего хода истории. «Открытие Америки и морского пути вокруг Африки создало для подымающейся буржуазии новое поле деятельности. Ост-индский и китайский рынки, колонизация Америки, обмен с колониями, увеличение количества средств обмена и товаров вообще дали неслыханный до тех пор толчок торговле, мореплаванию, промышленности и тем самым вызвали в распадавшемся феодальном обществе быстрое развитие революционного элемента» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 425).
«Открытие и колонизация европейцами Американского континента, где ранее безраздельно господствовали дофеодальные отношения, объективно способствовали развитию там исторически более прогрессивного общественного строя» (Альперович М. С. Испанская Америка в борьбе за независимость. М., 1971, с. 16). Разумеется, конкистадоры отнюдь не были бескорыстными рыца
145
рями общественного прогресса. «...Их единственной целью,— пишет в своей книге выдающийся американский ученый У. Фостер,— было захватить все, что можно, для себя и для своего класса» (Фостер У. Очерк политической истории Америки. М., 1953, с. 46).
«Испанское завоевание, конкиста,— подчеркивает советский последователь 10. А. Зубрпцкий,— принесло с собой колоссальное разрушение производительных сил страны, и прежде всего главной производительной силы — человека.
Это, а также ряд других обстоятельств существенно ограничивали прогрессивность нового для Америки общественного строя. Испанское завоевание сопровождалось часто бессмысленным уничтожением культурных ценностей, созданных индейскими народами, что сильно уменьшило возможность культурного общения между Старым и Новым Светом. Конкиста положила конец самостоятельному политическому и культурному развитию индейцев» (Зубрицкий Ю. А. Индейцы Мексики.— В сб.: Мексика: политика, экономика, культура. М., 1968, с. 172).
Глава 1. Ладья в океане
1	Herman Konrad W. La cultura Maya Yucateca frente e la civilization del siglo XVI.— «Revista de la Universidad de Yucatan», N 61, Ano XI, vol. XI (Merida), 1969, p. 25—26.
2	Ланда Диего де. Сообщение о делах в Юкатане. М.—Л., 1955, с. 101—104.
3	Tozzer А. И. Landa’s Relation de las cosas de Yucatan.— «Papers of the Peabody Museum», vol. XVIII (Cambridge, Mass.), 1941, p. 236.
* Ланда Диего де. Сообщение о делах в Юкатане, с. 105.
5 Лас Касас Бартоломе де. История Индий. Л., 1968, с. 324.
6 Там же, с. 325—326.
3 Там-же, с. 340.
8 Lathrop S. К. Tulum. An Archaeological Study of-the East Coast of Yucatan.— «Carnegie Institute of Washington‘Publication», N 335 (Washington), 1924, p. 64.
9 Лас Касас Бартоломе де. История Индий, с. 350.
Глава 2. Путь на Теночтитлан
1	Diaz Bernal. The Conquest of New Spain. London, 1963, p. 88.
2	Vision de los vencidos. La Habana, 1969, p. 20—22.
3	«В политическом языке современной Мексики,— пишет советский историк М. Былинкина,— широко распространен термин «малпн-чизм», то есть «предательство национальных интересов». Попавшая в рабство к испанским конкистадорам молодая индианка Малпнче, или Малинцпн, получившая после крещения имя Марина, стала возлюбленной Кортеса и содействовала успехам испанцев, выступая против индейских народов. Имя ее стало нарицательным для обозначения предательства» («Иностранная литература», 1972, № 1, с. 67). Часто в индейских хрониках колониального периода Кортеса называют по имени его возлюбленной тоже Малипче и Малинцпн.
146
1 В этом союзе, возникшем в XV в., в годы правления тлатоани Мотекухсомы I (1440—1469), главную роль играли владыки Те-ночтитлана (племя теночков, или ацтеков). За несколько десятилетий до конкисты этот могущественный триумвират сумел подчинить себе почти всю территорию древней Мексики: от Дуранго и Колимы на северо-западе до Чиапаса и Табаско на юго-востоке. В начале XVI в. свыше 38 отдельных провинций и городов-государств вынуждены были платить ацтекам тяжелую дань, хотя они и сохраняли при этом известную самостоятельность. Мотекухсома II (1502—1519) получал, например, ежегодно от покоренных племен и народов большое количество продовольствия, драгоценности, ремесленные изделия и предметы военного снаряжения: военные доспехи (625 штук), плащи из хлопчатобумажной ткани (123 400 штук), перья птиц (33 680 штук), золотые диски (60 штук), серебряные диски (60 штук), маис (88 «нош»), фасоль (21 «ношу») и т. д.
О том, что означали эти цифры, красноречиво говорит следующий факт. Одна «ноша» зерна равнялась приблизительно 600 тыс. кг. По самым минимальным подсчетам, один житель древней Мексики ежедневно потреблял 400 г маиса, или примерно 146 кг в год (это не считая мяса, рыбы, фасоли и т. д.). Таким образом, 88 «нош» маиса (примерно 52 800 тыс. кг зерна) вполне достаточно для обеспечения свыше 300 тыс. человек в течение целого года. В XVI в. все население Тепочтитлана составляло около 60—70 тыс. человек. Следовательно, маисом, поступавшим в закрома Мотекухсомы в качестве ежегодной дани, можно было кормить жителей ацтекской столицы не менее пяти-шести лет!
Жители подчиненных Тройственной лиге провинций и государств облагались всякого рода повинностями: они должны были строить крепости и дороги, давать носильщиков для переноски грузов и т. д.
В военном отношении Тройственная лига была гораздо сильнее любого из своих противников. За долгие годы непрерывных войн она создала разветвленную и четко действовавшую военную организацию. Ацтеки считали войну одним из главных своих занятий. «Разве не является война главным занятием мексиканцев,— заявил один из вождей Тепочтитлана,— и разве не важнее для нас добиться победы, хотя бы и преодолев тысячу трудностей, чем сидеть дома и работать подобно женщпне?» Труд, по мнению чванливой военной знати, был уделом простолюдинов — «масехуалей». Положение человека в ацтекском обществе целиком зависело от его успехов на поле боя. Смерть в битве с врагом считалась почетной и обеспечивала вечное блаженство в солнечном раю.
Вопрос о характере ацтекского общества до сих пор вызывает споры среди ученых. Государство ацтеков очень напоминает раннеклассовые государственные образования Древнего Востока. Во главе его стоял правитель — тлатоани, обладавший значительной (административной и военной) властью и выполнявший одновременно функции верховного жреца. В распоряжении тлатоани находился большой и централизованный бюрократический аппарат — придворные чиновники, писцы, сборщики налогов,
147
воины и слуги, с помощью которых из массы общинников выжимался прибавочный продукт в пользу правителя и знати.
Эта государственная структура представляла собой что-то вроде пирамиды: на вершине ее находился обожествляемый правитель и его приближенные, а внизу — вся масса эксплуатируемых земледельцев, разного рода зависимых людей и рабов.
Среди наиболее важных работ по вопросу о социально-экономических институтах ацтеков, вышедших за последнее время, следует назвать прежде всего книгу австрийского исследователя Фридриха Каца (Friedrich Katz) «Situation social у economica de los Aztecas durante los siglos XV у XVI» (Mexico, 1966). Краткое изложение основных идей этой большой работы можно найти в статье, опубликованной в Англии: Katz F. The Evolution of Aztec Society («Past and Present», London, N 13, April 1958).
6 Alva Ixtlilxuchitl Fernando de. Horribles crueldades de los conqui-stadores de Mexico. Mexico, 1829, p. 3.
8 Diaz del Castillo Bernal. Historia verdadera de la conquista de la Nueva Espana, t. I. La Habana, 1963, p. 116.
7	Diaz Bernal. The Conquest of New Spain, p. 114.
8	За любое из этих действий на мексиканской земле полагалась по закону самая суровая кара — смертная казнь. Но это тем не менее отнюдь не противоречило целям и методам колонизаторской политики королевского двора и католического духовенства. В конце концов, если не Кортес, так какой-нибудь другой предприимчивый европейский авантюрист сделал бы то же самое. А королю в принципе было все равно, кто именно первым сорвет «сладкий плод» в заморских землях,— лишь бы это случилось поскорее. Кроме того, и у самого испанского монарха были весьма шаткие «юридические основания» для захвата новых владений в западном полушарии. В 1493 г. папа Александр VI — глава христианской католической церкви — «подарил» Испании территории, открытые Колумбом, и «все острова и земли, которые будут обнаружены к западу и югу» от меридиана, расположенного в 100 лигах от Азорскйх островов и островов Зеленого Мыса, с тем чтобы озарить «их обитателей светом католической веры», а в качестве награды за это получить «золото, ароматические вещества и другие ценные вещи, разного вида и достоинства» (Historia documental de Mexico, t. I. Mexico, 1974, p. 103—106).
9	Между 1519 и 1526 гг. Кортес написал и отправил испанскому королю Карлу V шесть длинных писем, в которых подробно рассказал о своих открытиях и завоеваниях в Мексике. Первое и пятое письма утрачены, и содержание их остается неизвестным. Поэтому издатели «Писем» конкистадора вынуждены были заменить первое его послание другим весьма интересным документом примерно того же времени (1519) —письмом об основании города Веракруса. По той же причине шестое письмо заняло место отсутствующего пятого. Из сохранившихся четырех посланий Кортеса второе было закопчено 30 октября 1520 г., третье — 15 мая 1522 г., четвертое — 15 октября 1524 г. и шестое — 3 сентября 1526 г.
Первые три были опубликованы отдельно (вскоре после их получения) в Испании. Полное издание впервые было предпринято
148
в Мадриде лишь в 1852 г. в серии «Biblioteca de Autores Espafio-les» (t. 22).
Несмотря на литературные достоинства и обилие исторических фактов, «Письма» Кортеса — источник весьма сложный. При чтении их всегда следует помнить, что основная цель автора состояла в том, чтобы представить королю в наиболее выгодном для конкистадора свете драматические события завоевания и гибели индейских государств ацтеков и майя.
10	Cortes И. Cartas de Relacion. Mexico, 1963, p. 5.
11	Прескотт В. Завоевание Мехпкп. Спо, 1885, с. 32.
12	Паркс Г. История Мексики. М, 1949, с. 54.
13	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 408.
44	Архив Маркса и Энгельса, т. VII, с. 100.
’ ’ Vision de los vencidos, p. 70.
40 Пахуа, или нагуа (пауа),— племена уто-ацтекской языковой группы, жившие в Центральной Мексике по крайней мере с 1 тысячелетия н. э. (Теотихуакан). К их числу относились и ацтеки-тсночки, пришедшие в долину Мехико в XIII в. и. э.
” Diaz Bernal. The Conquest of New Spain, p. 136.
18 Vision de los vencidos, p. 54.
19 Solis Antonio de. Historia de la conquista de Mexico. Brusselas, 1741, p. 68.
30	Vision de los vencidos, p. 55.
21	La Conquista de Mexico. Lienzo de Tlaxcalla.—- «Artes de Mexico», N 51/52, ano XI (Mexico), 1964, lam. 2—7.
22	Вице-королевство Новая Испания было создано в 1535 г. из испанских владений в Северной и Центральной Америке. Столицей его стал город Мехико, построенный на месте ацтекского Теночтитлана.
23	Магидович И. П. История открытия и исследования Центральной и Южной Америки. М, 1965, с. 158.
Глава 3. Мотекухсома и Кортес
1	Магидович И. 77. История открытия и исследования Центральной и Южной Америки. М, 1965, с. 160.
2	Там же.
3	Прескотт В. Завоевание Мехики. Спб, 1885, с. 191.
4	Madariaga S. Hernan Cortes. Conqueror of Mexico. Chicago, 1955, p. 239.
5	Один из них, Какамацин, действительно был племянником Мотекухсомы, другой — Куитлахуак — его родным братом.
6	Diaz Bernal. The Conquest of New Spain. London, 1963, p. 219.
7	Cortes H. Cartas de relacion. Mexico, 1963, p. 42.
8	Vision de los vencidos. La Habana, 1969, p. 88—90. Интересно, что содержание этой речи Мотекухсомы почти полностью совпадает с содержанием того выступления, которое приписывает повелителю ацтеков Кортес в насквозь фальшивой сцене добровольной передачи власти испанцам. На мой взгляд, либо слова индейских информаторов сознательно изменил Саагуп, хорошо знавший «Письма» Кортеса, либо, что гораздо вероятнее, к концу XVI в. официальная версия конкисты была уже внедрена даже в сознание представителей индейской знати, получавшей обра
149
зование в католических школах и монастырях. Слова «это твой дом», «располагайся в этом доме» представляли собой у нахуа обычную форму приветствия и означали буквально: «чувствуйте себя как дома».
8	Sahagun Bernardino de. Historia general de las cosas de Nueva Espana, t. IV. Mexico, 1969, p. 105—107.
10	Duran Diego. Historia de las Indias de Nueva Espana e Islas de la Tierra Firme, t. II. Mexico, 1967, p. 542.
11	Las Casa Bartolome de. Brevisimo relation de la destruction de las Indias. Mexico, 1957, p. 85.
12	Guzman E. Relaciones de Hernan Cortes a Carlos V sobre invasion de Anahuac, t. I. Mexico, 1958, nota 123, p. 217.
13	Papeles relatives a D. Pedro de Alvarado — Biblioteca «Goathema-1а», t. XII (Guatemala), 1934, p. 138.
14	Sahagun Bernardino de. Historia general..., t. IV, p. 45.
15	Vision de los vencidos, p. 93.
46	Alva Ixtlilxuchitl Fernando de. Horribles crueldades de los conquis-tadores de Mexico. Mexico, 1829, p. IX.
47	Магидович И. П. История открытия..., с. 161—162. В этих грабежах и незаконном присвоении богатой добычи принимали активное участие ближайшие сподвижники Кортеса, и в частности Педро де • Альварадо. «В то время,— говорится в судебном деле Альварадо за 1529 г.,— когда прибыли испанцы в этот город Мехико, чтобы его завоевать и пленить Мотекухсому, упомянутый Педро де Альварадо присвоил и награбил большое количество золота, жемчуга, камней (драгоценных,—В. Л), одежды, какао и украшений... и все это не стал делить с товарищами, как следовало делать по обычаю и закону войны... а забрал себе все, не дав никому ничего и не уплатив пятую часть добычи Вашему величеству...» (Papeles Relatives a D. Pedro de Alvarado..., p. 138).
48	Cortes H. Cartas de Relation. Mexico, 1963, p. 49.
18	Guzman E. Relaciones de Hernan Cortes..., p. 222.
20	Прескотт В. Завоевание Мехики, с. 63.
21	Вайян Дж. История ацтеков. М., 1949, с. 134.
22	Эвлалия Гусман, ссылаясь на индейский документ «Лиенсо де Тлашкала», утверждает, что встреча Кортеса с Нарваэсом произошла в местечке Цицилапан, а не в Семпоале, как пишет конкистадор. При этом не было никакого сражения. На индейских рисунках изображено, что солдаты Нарваэса встречают Кортеса вполне дружелюбно. Только одни юный паж из свиты начальника карательной экспедиции показан мертвым: его пронзает копьем всадник, очень похожий на Кортеса. Нарваэс, застигнутый врасплох, без оружия и доспехов, стоит во дворе древнего храма тотонаков и протягивает победителю руки, видимо, в знак приветствия. Однако один из приближенных Кортеса, возможно Гонсало де Сандоваль, надевает на руки Нарваэсу тяжелые кандалы (Guzman Е. Relaciones de Hernan Cortes..., p. XXXVI).
23	Cortis H. Cartas de relation, p. 63.
Глава 4. «К оружию, ацтеки!»
4	Название Мехико в применении к Теночтптлапу получило широкое распространение только после прихода испанцев. «Мехики», или «мексиканцы» (исп. «мехиканос»),—одно из самоназваний
150
ацтеков-теночков, вторгшихся в Анахуак в числе других племен пндейцев-нахуа после падения крупнейшего центра местной цивилизации — Толлана (Тулы) тольтеков. Согласно другой версии, название Мехико происходит от имени важного ацтекского божества Мехитли, или Мешптли (см.: Prescott W. Н. The World of Aztecs. Geneva, 1970, p. 13).
2	Цифра явно преувелпченная. Другие источники называют от 400 до 1000 человек убитыми, а так как бежать из храма никому не удалось, то число жертв отражает более или менее и число участников праздника.
3	Duran Diego. Historia de las Indias de Nueva Espana e Islas de la Tierra Firme, t. 2. Mexico, 1967, p. 547—548.
4	Sahagun Bernardino de. Historia general de las cosas de Nueva Espana, t. IV. Mexico, 1969, p. 47. Сам Альварадо утверждал, что его действия были превентивной мерой, предотвратившей готовившееся нападение ацтеков. Ссылаясь на свидетельские показания нескольких воинов-тлашкальцев и двух ацтекских юношей, подвергнутых перед этим мучительной пытке огнем, этот грубый солдафон заявлял, что пышное торжество в честь бога воины — лишь маскировка подготовки всеобщего восстания жителей Теночтитлана против испанцев (см.: Konetzke R. Descubridores у conquistadores de America. Madrid, 1968, p. 186—187).
По словам Берналя Диаса, Альварадо при встрече с Кортесом рассказал ему также о некоем таинственном письме Нарваэса Мотекухсоме с предложением заключения союза для борьбы с самозванцами, которые взяли на себя смелость вторгнуться в чужую страну и захватить ее правителя без каких-либо на то санкций испанского короля и губернатора Кубы Диего Веласкеса (см.: Diaz Bernal. The Conquest of New Spain. London, 1963, p. 285—286). Однако у нас нет никаких других фактов или свидетельств очевидцев, которые подтверждали бы существование столь необычного письма. Неясно, на каком языке мог писать Нарваэс ацтекскому «императору», не знавшему ни слова по-испански и не имевшему при себе переводчиков. Вся эта история с несуществующим посланием выдумана Альварадо от начала и до конца.
На самом деле Альварадо, подобно своему начальнику Кортесу, преследовал столь кровавой акцией вполне определенные политические цели — жестокостью и новыми насилиями окончательно сломить волю ацтеков к сопротивлению и физически уничтожить всю оставшуюся на свободе знать Теночтитлана.
5	Центральную Мексику времен господства ацтеков называют в некоторых исторических трудах «Страной Кактуса и Орла». Дело в том, что, согласно старинной индейской легенде об основании Теночтитлана, место для закладки города выбрали по указанию божества там, где орел, сидевший на кактусе, поедал ядовитую змею. Интересно, что эти же три элемента — орел, кактус и змея — вошли в герб современной Мексики.
6	Cortes Н. Cartas de relation. Mexico, 1963, p. 65.
7	Diaz Bernal. The Conquest of New Spain. London, 1963, p. 293.
8	Ibid., p. 294.
’ Прескотт В. Завоевание Мехики, ч. II. Спб., 1885, с. 32—33.
10	Duran Diego. Historia de las Indias..., t. 2, p. 551, 556.
151
11	Sahagun Bernardino de. Historia general de las cosas de Nueva Espana, t. IV, p. 51.
12	Guzman E. Mexico: sus antiguos pobladores. La Habana 1963 p. 174.
13	Vision de los vencidos. La Habana, 1969, p. 119.
14	Diaz Bernal. The Conquest of New Spain, p. 299.
,5 Toscano S. Cuauhtemoc. Mexico, 1953, p. 136.
16 Diaz Bernal. The Conquest of New Spain, p. 299.
” Vision de los vencidos, p. 125—127.
i8 Diaz Bernal. The Conquest of New Spain, p. 302.
’9 Ibid, p. 303-304.
20 Relacion del origen de los indios que habitan esta Nueva Espana segun sus histories. Codice Ramirez. Mexico, 1878, p. 145.
Глава 5. Осада
1	Wolf E. Sons of the shaking earth. Chicago, 1962, p. 154—155.
2	Alva Ixllilxuchill Fernando de. Horribles crueldades de los conquis-tadores de Mexico. Mexico, 1829, p. 9.
3	Ibid, p. 18.
4	Ibid, p. 20—21.
5	Duran Diego. Historia de las Indias de Nueva Espana e Islas de la Tierra Firme, t. 2. Mexico, 1967, p. 563.
6	Cortes H. Cartas de relacion. Mexico, 1963, p. 100. Здесь, как и всюду, Кортес упорно стремится внушить Карлу V мысль о предательском и трусливом поведении Мотекухсомы.
’ Для Кортеса очень характерно отсутствие в «Письмах» упоминаний о значительном вкладе ппдейскнх союзников испанцев в битву за Теночтитлан. Если пе считать двух-трех скупых строк о тлашкальцах, то мы не найдем у столь красноречивого при других обстоятельствах конкистадора ни слова об огромных союзных армиях из Тескоко, Чолулы, Чалько, Уэшоцинко, Семпоалы и других областей страны, па плечи которых и легла вся тяжесть борьбы за ацтекскую столицу.
8	Diaz Bernal. The Conquest of New Spain. London, 1963, p. 364.
9	Vision de los vencidos. La Habana, 1969, p. 138.-
10	Ibid, p. 140—141.
11	Ibid, p. 150—151.
’2 Diaz Bernal. The Conquest of New Spain, p. 379—380.
13	Cortes II. Cartas de relacion, p. 122.
14	Ibid, p. 123.
15	Sahagun Bernardino de. Historia general de las cosas de Nueva Espana, t. IV. Mexico, 1969, p. 149.
16	Ibid, p. 178—179.
Глава 6. Гибель Падающего Орла
1	Vision de los vencidos. La Habana, 1969, p. 165.
2	В старинных ипдсйскпх рукописях возле изображения сидящего на троне Куаутемока стоит иероглиф в виде головы орла. Куаутемок был сыном ацтекского тлатоани Ахуицотла (1486—L503) и дочери правителя Ичка геопапа.
3	Diaz Bernal. The Conquest of New Spain. London, 1963, p. 405.
152
4	«Иностранная литература», 1972, № 1, с. 130.
5	Alva Ixtlilxuchitl Fernando de. Horribles crueldades de los conquis-tadores do Mexico. Mexico, 1829, p. 51.
° Vision de los vencidos, p. 167.
7	Gomara F. Lopez de. Historia de las conquistas de Hernando Cortes, t. 1—2. Mexico, 1825.
8	Riva Palacio Vicente (ed.). Mexico a traves de los siglos. Barcelona, 1887, t. 2, p. 84—85.
9	Gomara F. L6pez de. Historia de las conquistas..., t. 2, p. 130.
10	Согласно другим сведениям, Кортеса во время Гондурасского похода сопровождал с несколькими тысячами своих воинов из Тескоко Иштлилшочитл.
11	Cortes Н. Cartas de relacion. Mexico, 1963, p. 198.
12	Точное их число неизвестно; испанский хронист Хуан де Вилья-гутьерре Сото-Майор называет, например, цифру восемь, другие авторы — от пяти до десяти.
,3	Guzman Е. Relaciones de Hernan Cortes a Carlos V Sorbe invasion de Anahuak, t. I. Mexico, 1958, p. XXXVII—XXXIX.
14	Cortes H. Cartas de relacion, p. 198.
15	Maza de la. El busto de Hernan Cortes por Manuel Tolsa у un «retrato» del conquistador.— «Boletin del Institute Nacional de An-tropologia e Historia», N 31 (Mexico), 1968, p. 31—34.
46	Guzman E. Relaciones de Hernan Cortes..., p. LXXXII—XCIII.
17	Ibid., p. LXXIX—LXXXII.
18	Gomara F. Lopez de. Historia de las conquistas..., t. 2, p. 377.
49	Diaz del Castillo Bernal. Historia verdadera de la conquista de la Nueva Espana, t. II. La Habana, 1963, cap. CCIV.
20 Guzman E. Relaciones de Hernan Cortes.., p. LXXVIII.
21 Martinez H. Perez, Guzman E., Cuaron A. Quiroz, Labre A. Teja. La supervivencia de Cuauthemoc. Mexico, 1951, p. 202—203. Правда, выводы этой комиссии убедили далеко не всех ученых. Споры о подлинности гробницы Куаутемока в Ичкатеопапе продолжались. И вот, 24 января 1975 г. президент Мексики подписал декрет о создании новой комиссии, которой и надлежит после тщательного изучения всей имеющейся информации поставить, наконец, точку в этой затянувшейся полемике (см. «Правда», 25 января 1975 г.).
Глава 7, Завоевание Юкатана: начало
1	До 1526 г. Юкатан оставался в стороне от грозного вала испанского нашествия. Давно ужо рухнула под ударами конкистадоров великая «империя» ацтеков. Испанцы прочно утвердились в Гватемале, Чиапасе, Табаско и Гондурасе. Но земли юкатанских майя, буквально со всех сторон окруженные чужеземными колониями, по-прежпему сохраняли свою независимость.
К моменту появления испанцев Юкатан, в отличие от .мощных и централизованных «империй» ацтеков и инков, распадался на полтора десятка мелких независимых городов-государств, постоянно враждовавших друг с другом. Засуха, голод, непрерывные кровопролитные войпы опустошали некогда цветущие провинции майя, подрывая их силы к сопротивлению перед лицом внешнего врага. Казалось, один решительный удар извне, и города майя
153
сдадутся почти без боя. Но случилось как раз наоборот. Если для завоевания ацтекской Мексики Кортесу потребовалось всего два года, то жители Юкатана сопротивлялись испанцам почти двадцать лет.
Чтобы объяснить необычность этой ситуации, ученые приводят несколько причин. По мнению некоторых весьма авторитетных специалистов, конкистадоры не очень спешили покорить страну, потому что па земле майя не было сколько-нибудь значительных запасов золота. В качестве другой причины указывают на плохой, вредный для европейцев климат и труднопроходимую местность.
На мой взгляд, главная причина длительного и безуспешного наступления конкистадоров на города-государства майя объясняется силой встретившего их там сопротивления, хотя, конечно, местное природное окружение тоже благоприятствовало этому: обширные районы полуострова были заняты зарослями густого колючего кустарника, крутыми каменистыми холмами и мангровыми болотами.
Дело в том, что в Мексике и Перу, в условиях больших и централизованных государств, во главе которых стояли всесильные и обожествляемые правители, захват или убийство царя приводили к краху всей системы государственной власти, на Юкатане же существовало около полутора десятков мелких самостоятельных государств со своими столицами, правящими династиями и армиями, и захват или гибель одного из них ничего не меняли и не решали. Что касается небольших государственных образований майя, то они были на редкость единодушны в своей ненависти к внешнему врагу — испанцам. Именно поэтому конкистадорам никак не удавалось сколотить здесь хотя бы какое-то подобие союза с местными индейцами. Лишь много лет спустя благодаря обострившейся вражде двух сильнейших царских династий Юкатана — Кокомов и Шивов — испанцы «перетянули» на свою сторону правителя государства Мани и сразу же значительно преуспели в завоевании остальных областей майя.
2	Франсиско де Монтехо был участником экспедиций Грихальвы в 1518 г. (командовал одним из трех кораблей) и Кортеса в 1519 г.
3	Chamberlain R. S. The conquest and colonization of Yucatan. 1517—1550.— «Carnegie Institute Publication», N.582 (Washington), 1948, p. 20.
4	Oviedo у Valdes G. F. Historia general у natural de las Indias, Iе-las у Tierra.— Firme del Mar Oceano, t. 3. Madrid, 1853, p. 227
5	Chamberlain R. S. The conquest and colonization..., p. 40.
0	Ibid., p. 47.
7	Ibidem.
8	Ibid., p. 55.
9	Во время волнений среди колонистов Саламанки, обезумевших от голода и лишений, Монтехо, вспомнив, по-видимому, аналогичное «деяние» Кортеса, приказал сжечь три своих корабля из четырех имевшихся, чтобы отрезать все пути к отступлению. Оставшийся корабль, бриг «Ла Гаварра», был отправлен аделантадо в испанскую Вест-Индию за помощью.
10	Chamberlain R. S. The conquest and colonization..., p. 65.
154
Глава 8. Завоевание Юкатана: финал
1	Ланда Диего де. Сообщение о делах в Юкатане. М.— Л., 1955, с. 129.
2	Там же.
3	Там же, с. 130.
4	Там же, с. 130—131.
5	Blom F. The conquest of Yucatan. New York, 1936, p. 86—88.
6	В 1517 г. жители города нанесли жестокое поражение отряду Кордовы.
7	Астуриас Мигель Анхель. Легенды Гватемалы. М., 1972, с. 65.
8	Blom F. The conquest of Yucatan, p. 95.
9	В Тихоо испанцы обнаружили несколько холмов-пирамид, созданных в незапамятные времена руками древних обитателей этой страны и увенчанных каменными зданиями дворцов и храмов (именно вокруг них и теснятся, как правило, селения майя, поскольку там есть естественные источники воды — сеноты). Город не принадлежал ни одному пз местных владык. Он считался у индейцев важным религиозным центром. И когда они собирались там для своих обрядов и молений, то попутно вели между собой оживленную торговлю.
Учитывая все эти факты, конкистадоры решили устроить здесь столицу своих владений на Юкатане. Город получил название Мерида, поскольку заброшенные храмы майя в Тихоо напомнили завоевателям римские руины в испанском городке Мерида, в Эстремадуре.
6 января 1542 г. на главной площади Монтехо-сын торжественно объявил о рождении нового центра испанской колонизации в самом сердце полуострова. Первоначально его население составило всего лишь 70 конкистадоров, получивших щедрые пожалования в виде обширных участков земли с соответствующим количеством индейцев.
По испанским законам при основании каждого города требовалось выбрать городской магистрат. И Монтехо назначил на все должности в системе городского управления своих приближенных. Со стороны это выглядело достаточно странно. Жалкая горстка искателей приключений выделяет из своих скудных рядов свыше десятка чиновников, которым, по сути дела, некем управлять. Испанцы живут в убогих, крытых листьями хижинах, ио зато их дома разбиты на правильные прямоугольники кварталов вдоль идеально прямых улиц и площадей.
Правда, ирония вряд ли здесь уместна. Убогие хижины первых колонистов вскоре превратились в прочные каменные дома с резными балкончиками и зарешеченными окнами. Сама же Мерида и по сей день считается столицей Юкатана.
” Ланда Диего де. Сообщение о делах в Юкатане, с. 131—132.
11 Кнорозов Ю. В. Письменность индейцев майя. М.— Л., 1963, с. 87-88.
12 Там же, с. 68.
155
Глава 9. Падение Тайясаля
1	В глубине тропических лесов Северной Гватемалы (Петен) всего лишь за несколько веков до прихода конкистадоров процветала блестящая цивилизация майя. Но в IX—X вв. н. э. в результате опустошительного набега мексиканских племен и глубокого внутреннего кризиса города так называемого Древнего царства майя пришли в упадок и погибли, став добычей джунглей. Резко сократившееся после войн и голодовок население этих мест так и пе смогло впоследствии возродить былую славу гордых майяских столиц — Паленке, Тикаля, Копана. И тем не менее жизнь брала свое. К моменту появления европейцев на территории Южной Мексики и Северной Гватемалы существовало по меньшей мере два крупных государственных объединения майя: Ака-лан (столица Ицамканак) и Петен-Ица (столица Тайясаль). Тайясаль — главный центр воинственных майя-ицев представлял собой неприступную крепость: от материка город отделяло водное пространство в несколько километров шириной, и попасть в него можно было только па лодках.
По сообщениям испанских хронистов, предки ицев жили прежде на Юкатане и только после распада единого царства под эгидой Майяпана, всего за 100 лет до прихода конкистадоров, переселились в джунгли Северной Гватемалы. Но если основываться на данных археологии и индейских преданиях, то получается, что пришли ицы в Петен в еще более ранний период — в XII— XIII вв. н. э.
«Поселившись в этих местах,— пишет испанский автор XVII в. Хуан де Вильягутьерре Сото-Майор,— ицы укрепились на островах и в лагунах, среди других многочисленных племен, варварских и диких, хотя нп одно из них не было столь сильным и могущественным, как они». (Villagutierre Soto-Mayor Juan de. Historia de la conquista de la provincia de el Itza.— «Biblioteca Guatemala», t. IX (Guatemala), 1933, p. 37). Постепенно ицы подчинили или вытеснили всех своих соседей и стали полными хозяевами в районе озера Петен-Ица.
2	Scholes F. and Roys R. The Maya Chontai Indians of Acalan — Tix-chel.— «Carnegie Institute of Washington Publication», N 560 (Washington), 1948.
3	Все правители ицев носили имя Капек. Видимо, это либо титул, либо родовое имя правящей династии.
4	Villagutierre Soto-Mayor Juan de. Historia de la conquista..., p. 82.
5	Кортес отправился в Гондурас, чтобы наказать мятежного де Олида (см. гл. 6).
«Выйдя из провинции Масатлан,— вспоминает завоеватель Мексики,— я направился в Тайясаль и заночевал через четыре лиги в безлюдном месте, безлюдной была и вся земля на протяжении этой дороги. Вокруг лежали горы и дремучие леса, а еще имелся здесь трудный перевал, который из-за своих камней и скал, состоящих из тонкого алебастра, получил название Алебастрового. На пятый день мои разведчики, находившиеся впереди вместе с проводником, увидели перед собой огромное озеро, похожее скорее на морской пролив, и я даже поверил, что так оно и есть,
156
несмотря на его пресную воду,— так велико и глубоко было это озеро» (Cortes И. Cartas de relacion. Mexico, 1963, p. 201).
Когда испанцы вышли к его берегу, перед ними открылась величественная картина. Вдали, на одном из островов, в самом центре озера сверкали под солнцем белоснежные гребни бесчисленных храмов. Бедственное положение испанского отряда и неприступность островной крепости майя-ицев на этот раз заставили конкистадоров отказаться от применения грубой силы.
На остров в качестве послов отправились на утлой лодчонке местный рыбак, случайно схваченный испанцами на берегу озера, и проводник отряда — житель провинции Масатлан. Они должны были сообщить правителю майя Канеку о мирных намерениях белолицых пришельцев и договориться о его встрече с испанским полководцем.
Тем временем конкистадоры лихорадочно строили укрепленный лагерь па случай внезапного нападения индейцев. «И таким образом,— вспоминает Кортес,— я расположился иа этих берегах и собрал всех своих людей, разместил, наилучшим образом позаботившись о них, поскольку проводник из Масатлана сказал мне, что здесь имеется много людей, весьма искусных в военном деле, так что все соседние провинции очень их боятся» (Ibid., р. 202).
Ночью проводник вернулся в сопровождении двух знатных сановников Тайясаля. «Я принял их> очень радушно,— пишет Кортес в пятом письме Карлу V,— и дал им в подарок несколько вещиц, сказав, что прибыл в эти края по приказу Вашего величества повидаться и поговорить с их правителями и простыми людьми о некоторых делах Вашей королевской службы и делах, выгодных для них» (Ibidem). Провожая гостей, Кортес попросил устроить ему встречу с Канеком и, дабы ни у кого не было сомнений в чистоте его помыслов, отправил в Тайясаль в качестве заложника одного из своих солдат.
«На другой день на пяти или шести лодках прибыл Канек и с ним около 30 человек... Я принял его весьма учтиво и, поскольку... наступил час мессы, я приказал провести ее с пением и музыкой, очень торжественно» (Ibidem). Пышное богослужение чужеземцев, видимо, произвело на Канека и его свиту довольно сильное впечатление. Но индейцы вовсе не захотели отказаться от своих языческих богов и покорно перейти в лоно католической веры. Тогда, пользуясь услугами доньи Марины, в разговор вступили католические монахи. Правителю Тайясаля пришлось выслушать длиннейшую проповедь о вреде идолопоклонничества и величии христианства.
Затем вновь пришла очередь Кортеса. Ставки в этой игре были слишком велики, и ловкий конкистадор был необычайно красноречив и галантен. Слова о могуществе и славе испанского короля, о счастье служить ему верой и правдой, быть его подданным чередовалпсь с восхвалением побед Кортеса в Табаско п стране ацтеков.
В конце концов, эта массированная психологическая обработка, видимо, дала своп плоды: Канек, по словам испанцев, добровольно призн/л себя вассалом испанской короны и обещал уничтожить все|с своих идолов.
157
6	В глазах майя тапир по внешнему виду слегка напоминал лошадь, что и послужило основанием для появления столь необычного имени.
7	Elorza у Rada R. de. A narrative of the conquest of the province of the Itzas in New Spain. Paris, 1930, p. 66.
« Ibid., p. 23.
9	Ibid., p. 24.
19 Ibid., p. 28.
11	Villagutierre Soto-Mayor Juan de. Historia de la conquista..., p. 305.
12	Morley S. G. The Ancient Maya. Stanford, 1947, p. 128.
13	Elorza у Rada F. de. A narrative of the conquest..., p. 10—11.
14	Ibid., p. 66.
Заключение
1	Зубрицкий IO. А. Индейцы Мексики,—В сб.: «Мексика: политика, экономика, культура». М., 1968, стр. 172—173.
2	Elorza у Rada F. de. A narrative of the conquest of the province of the Itzas in New Spain. Paris, 1930, p. 10—11.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Вайян Дж. История ацтеков. М., 1949»
Галленкамп Ч. Майя, загадка исчезнувшей цивилизации. М., 1966.
Керам К. Боги, гробницы, ученые. М., 1963.
Кинжалов Р., Белов А. Падение Тепочтитлана. Л.-, 1956.
Ланда Диего де. Сообщение о делах в Юкатане. М.— Л., 1955.
Лас Касас Бартоломе де. История Индий. М., 1968.
Леон-Портилья М. Философия нагуа. М., 1961.
Магидович И. П. История открытия и исследования Центральной И Южной Америки. М., 1965.
Паркс Г. История Мексики. М., 1949.
Прескотт В. Завоевание Мехики. Спб., 1885.
Стингл М. Индейцы без томагавков. М., 1971.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Вступление . . . ..........................
Глава 1. Ладья в ок-запе...................... 8
Глава 2. Путь на Теночтитлан................. 17
Глава 3. Мотекухсома и Кортес.............,	32
Глава 4. «К оружию, ацтеки!»................  52
Глава 5. Осада..............................  66
Глава 6. Гибель Падающего Орла..............  82
Глава 7. Завоевание Юкатана: начало......... 105
Глава 8. Завоевание Юкатана: финал.......... 117
Глава 9. Падение Тайясаля............  ,	, . ,	131
Заключение .............................. .	.	143
Примечания.................................. 145
Рекомендуемая литература...................  159
Валерий Иванович Гуляев
ПО СЛЕДАМ КОНКИСТАДОРОВ
Утверждено к печати редколлегией серии
научно-популярных изданий Академии наук СССР
Редактор издательства И. В. Шевелева
Художник В. К. Бисенгалиев
Художественный редактор В Н. Тикунов
Технический редактор Н. Н. Плохова
Сдано в набор 23/1П 1976 г. Подписано к печати 3/V 1976 г. Формат 84Х108'/и
Бумага типографская М 2. Усл. печ. л. 8,8. Уч.-изд. л. 9,0. Тираж 50 000.
Т-12015. Тип. зак 419. Цена 30 коп.
Издательство «Наука». 103717 ГСП, Москва, К-62, Подсосенский пер., 21
2-я тип, издательства «Наука», 121099, Москва, Г-99, Шубинский пен.. 10
План Теночтитлана, составление которого приписывается Э. Кортесу. Впервые опубликован в Нюрнберге в XVI в. в одном из изданий «Писем» Кортеса в переводе на латинский язык. На рисунке четко видна планировка столицы ацтеков: в центре — квадратная большая площадь с главным храмом города в честь бога Уицилопочтли и дворцы правителей вокруг. С берегом озера Теночтитлан связывают длинные каменные дамбы: слева — южная, на Истапалапан; вверху — западная, на Тлакопан (Такубу) и справа — северная, на Тепеяк
1/25 В. И. Гуляев
Портреты Куаутемока (копия XIX в. с миниатюры неизвестного художника), прижизненный Мотекухсомы II (XVI в., неизвестный художник), Э. Кортеса (XVI в., неизвестный художник), П. Альварадо (XVI в., неизвестный художник)
Легенда об основании Теночтитлана (рисунок из альбома в книге испанского хрониста Диего Дурана «История Индий», XVI в.)
Встреча Кортеса с Мотекухсомой. В центре изображена индианка Марина (Малинче-Малинцин), переводящая разговор предводителя конкистадоров с ацтекским тлатоани («Флорентинский кодекс», XVI в.)
5*
Пленение Нарваэса («Лиенсо де Тлашкала», XVI в.)
Пленение Мотекухсомы («Флорентинский кодекс», XVI в.)
Зверства конкистадоров («Флорентинский кодекс», XVI в.)
Осада ацтеками дворца Ашайякатля («Лиенсо де Тлашкала», XVI в.)
Отступление испанцев из Теночтитлана в «Ночь печали»
<«Лиенсо де Тлашкала», XVI в.)
Осада Тепочтитлана испанцами и их союзниками («Лиенсо де Тлашкала», XVI в.)